АКАДЕМИЯ НАУК
СССР
ИНСТИТУТ ЭТНОГРАФИИ
ИМЕНИ Н.Н.МИКЛУХО-МАКЛАЯ

ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ
ОЧЕРКИ
под
ЧЛЕНА -
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА -1956
ОБЩЕЙ РЕДАКЦИЕЙ
КОРРЕСПОНДЕНТА АН СССР
С.П.ТОЛСТОВА

ПОЛ РЕДАКЦИЕЙ
С.А.ТОКАРЕВА
С.П.ТОЛСТОВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
-МОСКВА -19 56

►▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼▼? TVfff Ψ^ ΨΨ1 VfVf ¥<*▼▼▼ ^^Vff Τ?ΨΨψνψ?Ψ¥ττνν^τ^
|44444444444444444441А4А4А444444444А444А**ааа*а***аа**А^
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящий том, один из серии «Народы мира», выпускаемой
Институтом этнографии им. Η. Н. Миклухо-Маклая Академии наук
GCCP, посвящен пародам Австралии и Океании.
Народы этой, самой отдаленной от нас части света порабощены
империалистическими державами. В начале эпохи империализма завершился
раздел океанийско-австралийской области между Англией,
Германией, Францией и Соединенными Штатами Америки. В дальнейшем,
в ходе первой и второй мировых войн, «хозяева» отдельных частей этой
области сменялись несколько раз: Германию вытеснила Япония, которая
в свою очередь была оттеснена США. Некоторые из бывших колоний
Англии с населением европейского происхождения превратились в
самостоятельные доминионы (Австралия, Новая Зеландия), и их крупная
буржуазия сама стала выступать как империалистическая сила, угнетающая
коренное население. В последние годы и старые колониальные державы
(Англия и Франция), и молодые капиталистические страны (Австралия
и Новая Зеландия) быстро оттесняются на задний план самой сильной
империалистической державой — Соединенными Штатами Америки.
Но кому бы ни принадлежали эти страны, их население испытывает
жестокий гнет империалистов.
Борьба порабощенного колониального населения Австралии и Океании
за свои права встречает сочувствие всего передового человечества.
Задача настоящей книги — рассказать о народах, населяющих
Австралию и Океанию. Читатель найдет в ней сведения об этническом
составе обитателей этих стран, об их происхождении, языках, хозяйстве,
быте, общественном строе, культуре в прошлом и настоящем. В книге
рассказывается и о старом, исторически сложившемся экономическом
и культурном укладе народов этой части света, и о том, как старинный
уклад был разрушен или разрушается колониальным империализмом.
В отличие от других томов серии «Народы мира» в настоящем томе
значительно больше внимания уделено описанию быта, общественного
строя и культуры народов Австралии и Океании в прошлом.
Современное их положение охарактеризовано более кратко. Такое распределение
материала вызвано двумя причинами.
Во-первых, сохранившиеся старинные формы хозяйства, общественного
строя и культуры народов Австралии и Океании представляют большой
научный интерес, так как проливают свет на ранние стадии истории
5

человечества. У коренного населения Австралии и Океании еще в
прошлом веке и даже в начале нашего века наблюдались черты
первобытнообщинного строя. Чрезвычайно большой интерес представляют также
формы перехода от первобытно-общинного строя к классовому —
процесс, который в XVIII—XIX вв. происходил на островах Полинезии.
Во-вторых, материалы, характеризующие современное положение
народов Океании и Австралии, очень скудны. Сведения о новейших
событиях, особенно о разгорающейся в последние годы борьбе против
колониализма, далеко не всегда попадают в печать. Поэтому мы вынуждены
довольствоваться лишь отрывочными, зачастую очень ненадежными
сведениями, не дающими полного представления о положении народов
Австралии и Океании в наши дни.
Том составлен коллективом сотрудников сектора Америки, Австралии
и Океании Института этнографии АН СССР.
Отдельные главы написаны:
Введение, гл. 2—7, 12, 13, 15—18, 20, 22 —С. А. Токаревым; гл. 21,
24, 32— Н. А. Бутиновым; гл. 25—А. И. Блиновым; гл.,8—А. Б.
Пиотровским; гл. 1 и 9 — С. А. Токаревым и М. С. Бутиновой;Ггл. 10 — С. А.
Токаревым и Ю. М. Лихтенберг; гл. 14 — Н. А. Бутиновым (папуасские
языки) и Ю. М. Лихтенберг (языки меланезийцев); гл.( 11, 19 — С. А.
Токаревым и Н. А. Бутиновым; гл. 23 — С. А. Токаревым, Ю. М.
Лихтенберг и А. И. Блиновым; гл. 26—31—С. А. Токаревым и А. И. Блиновым;
гл. 33 и 34 — С. А. Токаревым, А. И. Блиновым и Н. А. Бутиновым;
Заключение — Б. И. Шаревской.
При составлении глав 2, 5, 12 и 27 использованы стенограммы курса
«Основы этнографии», читанного С. П. Толстовымна Историческом
факультете Московского государственного университета в 1939—1950 гг.
В работе над главами 2 и 12 приняли участие Г. Ф. Дебец и М. Г. Левин.
Использована также статья В. В. Бунака и С. А. Токарева «Проблемы
заселения Австралии и Океании» из сборника «Происхождение человека и
древнее расселение человечества» (Труды Института этнографии АН СССР,
т. XVI, М., 1951).
При написании глав 23, 26—31, 33, 34 использованы материалы
покойного А. М. Золотарева.
В разделе о музыке в главе 7 (о народном творчестве австралийцев)
использованы материалы Е. В. Гиппиуса.
Б. В. Андриановым составлена таблица расселения и численности
населения Океании и выверены в тексте данные о численности населения.
Главы 3,14 и 25 (о языках) отредактированы П. С. Кузнецовым.
В редактировании главы 4 принимала участие М. А. Итина.
Общегеографическая редакция текста проведена М. М. Местергази.
Указатель составили В. М. Вахта и А. П. Новицкая.
Иллюстрации к тому подобраны Ю. М. Лихтенберг, А. П. Новицкой
и М. В. Райт. Для иллюстраций использованы коллекции, хранящиеся
в Музее антропологии и этнографии АН СССР.

ВВЕДЕНИЕ

ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ СРЕДА И ДЕЛЕНИЕ
НА ОБЛАСТИ
Австралия вместе с островами, расположенными в южной области
Тихого океана, образует особую часть света, которая делится на
отличающиеся одна от другой половины: материк Австралии
вместе с Тасманией и архипелаги Океании. Однако и в чисто
географическом, и в политическом, и в этнографическом отношениях вся эта
часть мира составляет известное единство.
АВСТРАЛИЯ
Австралия — самая изолированная часть света и,
Географическая если не считать Антарктиды, наиболее удаленная
среда от друГИХ материков. С трех сторон она омывается
огромными и пустынными океанами, и только с севера скопление
островов Малайского архипелага связывает ее с азиатским континентом.
По размерам Австралия уступает всем другим материкам, даже Европе,
занимая всего около 7,7 млн. км2 (что приблизительно равно территории
США). Она уступает им всем и по высоте рельефа, будучи самым плоским
и низким из материков: средняя высота суши над уровнем океана
составляет в Австралии всего 210 м (в Европе — 330 м, в Африке — 660 м,
в Азии—1010 м). Здесь нет высоких гор, а большая часть поверхности
представляет собою монотонную равнину, постепенно понижающуюся от
краев к центру. Средняя впадина, область оз. Эйр, расположена на 11 м
ниже уровня океана. К западу и к востоку местность несколько
повышается, но только вдоль восточного берега тянется цепь гор. Это так
называемый Большой Водораздельный хребет, который, однако, велик
только по австралийским масштабам, ибо средняя высота его не превышает
600 м, а самая значительная вершина — гора Косцюшко — имеет всего
около 2240 м.
Береговая линия Австралии сравнительно простая, мало изрезанная.
Внутренних морей нет; нет и больших островов (кроме Тасмании) и
полуостровов: те и другие составляют не более 8% поверхности Австралии,
тогда как в Европе — 34%. Кроме того, значительная часть берегов
труднодоступна и лишена удобных бухт. Но на восточном, юго-восточном и
западном побережьях таких бухт немало. Прибрежные области Австралии
более густо населены, и там, по крайней мере теперь, чувствуется гораздо
более бойкая жизнь, чем на малолюдных центральных равнинах.
9

Растительные зоны Австралии
1 — область тропического леса; 2 — область типично австралийского леса; з — область
лесостепи и саванн; 4 — область саванн и травянистых степей; 5 — область колючего кустарника
(скрэб); 6 — область пустынь
Две пятых поверхности австралийского материка расположены в
тропической, остальная часть — в субтропической и умеренно теплой
зонах. На климат Австралии неблагоприятно влияет устройство
поверхности. Огромные внутренние пространства получают очень мало влаги.
Водораздельный хребет, как он ни низок, все же задерживает влажные
ветры и облака с Тихого океана. Поэтому орошается хорошо только узкая
полоса земли между этим хребтом и восточным берегом, а также
северное побережье: здесь выпадает дождей за год более 1 м, местами даже более
2 м,— это область тропических дождей; к западу же от
Водораздельного хребта количество осадков резко уменьшается, и чем ближе к
центру, тем их меньше: огромные внутренние области материка получают
в год лишь от 25 до 100 см осадков,а в самом центре, в области оз. Эйр,
их выпадает не более 10—12 см. Снег выпадает только на юго-восточной
окраине, и то очень редко, по преимуществу в горах.
Таким образом, почти весь материк Австралии, кроме северной
и восточной береговых полос, обладает весьма засушливым климатом. На
севере климат очень жаркий, чем южнее — тем ниже средняя температура.
Во внутренних областях колебания температуры очень велики. В мест-
10

Эвкалиптовый лес в Австралии. Картина мальчика,
австралийского аборигена Барри Лоо (13 лет)
ности Алис-Спрингс, как раз под тропиком, самый жаркий месяц имеет
среднюю температуру +31,8°, а самый холодный +13,2°. В самое
холодное время года температура опускается до —5°. Суточная амплитуда
колебаний температуры доходит до 30°.
Сухость, бездождие, резкие температурные колебания создают во
внутренней Австралии типично пустынный климат. Ко всему прочему
Австралия крайне бедна реками. Более или менее значительные реки
есть только в восточной ее части, они стекают с гор Водораздельного
хребта. Самая крупная речная система Муррей — Дарлинг (площадь
бассейна занимает свыше 1 млн. км2) орошает юго-восточный угол
Австралии. Реки, текущие к восточному, северному и западному
побережьям, довольно многоводны, но коротки. Реки же центральной
равнины, главным образом текущие к оз. Эйр, представляют собою лиь ь
сезонные потоки (так называемые «крики»), наполняющиеся водой только
в период дождей; в остальное время года они превращаются в сухие русла,
где местами сохраняются отдельные лужи воды. Такова и самая большая
из этих рек — Барку (Куперс-Крик). Такова же судьба и многих
озер (в Австралии насчитывается 763 озера), которые пересыхают
11

в сухие месяцы, и дно их покрывается белой, как снег, соляной коркой.
Зато Австралия богата подпочвенной водой, которая играет в стране
огромную роль. Аборигены умеют находить скважины и рыть колодцы,
из которых вода иногда бьет фонтаном. Это означает, что она находится
под большим давлением. Один такой фонтан Бленч-Кап бьет на 55 м
высоты. Европейские колонисты еще с 80-х гг. прошлого века начали
пользоваться этой особенностью для рытья артезианских колодцев,
которые теперь во многих местах заменяют другие недостающие
источники воды. Площадь, орошаемая артезианскими колодцами, огромна,
почти 2,5 млн. км2, т. е. около трети всей поверхности Австралии.
Самый большой из артезианских бассейнов тянется от залива
Карпентария до оз. Эйр и почти до Брисбена, занимая площадь в три раза
больше, чем Франция.
Растительный покров Австралии столь же разнообразен, как ее
климатические зоны. Север и северо-восток покрыты густым тропическим
лесом, с вечнозелеными деревьями, пальмами, фикусами и араукариями, с
массой оплетающих их лиан. Характерны огромные древовидные
папоротники. Юго-восток занят своеобразными эвкалиптовыми лесами: гигантские
вечнозеленые деревья, достигающие более чем стометровой высоты, дают
мало тени, потому что их листья всегда повернуты ребром к солнцу; под
деревьями расстилается роскошный травяной ковер, — все это
напоминает какой-то громадный естественный парк. В Австралии известно
более 150 видов эвкалиптов. Другие характерные австралийские деревья —
акация и казуарина (железное дерево) с рудиментарными листьями.
К западу лес переходит в саванны, травянистую равнину с разбросанными
там и сям группами деревьев. Чем дальше к западу и вглубь страны,
тем реже и мельче деревья, тем скуднее травяной покров. На смену
эвкалиптам и акациям появляются кустарник и редкие травы, из которых
особенно известен колючий злак спинифекс. В самом центре Австралии,
в ее «мертвом сердце», господствует унылый, безотрадный пейзаж:
бесконечные заросли колючего кустарника мулъга (карликовая колючая
акация), так называемый «скрэб», местами почти непроходимый без
топора, а за ними песчаные гряды — таков вид Великой западной пустыни,
которая тянется от оз. Эйр почти до западного побережья.
Однако австралийские пустыни, занимающие большую часть
материка, не так безжизненны, как, например, Сахара или Гоби, и более сходны
с южноафриканской Калахари. Следует отметить, что многие дикие
растения Австралии дают съедобные плоды, семена, орехи, корни.
Большинство растительных видов Австралии (до 85%) — от
величественного эвкалипта до колючего и сухого мульга — эндемично и вне
этого континента не встречается.
То же самое относится и к животному миру. Он поражает своей
экзотичностью и архаичностью. Правда, раньше ученые несколько
преувеличивали уникальность австралийской фауны: родственные виды
обнаружены теперь не только на Новой Гвинее, но и в Южной Америке. Однако
несомненно, что животный мир Австралии весьма своеобразен. Там
совсем нет высших млекопитающих, зато живет до ста видов различных
сумчатых животных: это низшие млекопитающие, у которых самка рождает
недоразвившихся детенышей и донашивает их в особой сумке из складок
кожи на животе. Из сумчатых наиболее известны большие кенгуру,
а также более мелкие кенгуру-древо лазы, вомбаты (грызуны), коалы
(сумчатые медведи), сумчатый муравьед и сумчатый крот. Замечательны также
яйцекладущие млекопитающие — утконос и ехидна. Довольно
многочисленны и разнообразны пресмыкающиеся — змеи, ящерицы, в реках севера —
крокодилы. Птичий мир богат различными видами пестрых попугаев и
12

Песчаная пустыня в Центральной Австралии
Картина австралийского художника А. Наматжиры
какаду, черных лебедей; в изобилии встречаются сорные куры, казуары,
крупный австралийский страус — эму, птица-лира, множество мелких
певчих птиц, в общей сложности до тысячи видов и разновидностей.
Их яркое оперение оживляет австралийский пейзаж. Многой разных
насекомых, в числе которых есть виды, дающие человеку пищу (дикая пчела,
медовый муравей) или съедобные (жуки, мясистые личинки). Реки и
побережья морей богаты рыбой и беспозвоночными.
Следует отметить две особенности животного мира Австралии: во-
первых, он достаточно разнообразен и богат съедобными видами:
австралийцы употребляли в пищу не только крупную мясную дичь, но и мелких
животных, не исключая змей и других пресмыкающихся, даже насекомых.
Во-вторых, хищников и вообще опасных для человека зверей, которых так
много в Африке, Азии и Америке, в Австралии почти нет. Ядовитые змеи
и крокодилы немногочисленны. Зато там нет и животных, пригодных
для одомашнения, кроме собаки динго, которая, несомненно, попала
в Австралию вместе с человеком.
•Эти особенности флоры и фауны Австралии весьма повлияли на ход
культурного развития коренного населения Австралии.
Полезными ископаемыми Австралия довольно богата. Но они совсем
не использовались коренным населением, за исключением камня, гипса
и красной охры,— единственных минеральных материалов, игравших
роль в культуре аборигенов.
к Население Австралии насчитывает 8962 тыс. человек
°РеНнаселениеИШЛ°е (1954). Оно распределено по материку весьма
неравномерно: почти все сосредоточено в восточной и юго-
восточной частях Австралии и на крайнем юго-западе — в областях,
хорошо орошаемых, с благоприятным климатом и богатой
растительностью. Весь остальной материк заселен чрезвычайно слабо.
13

Современное население Австралии (и Тасмании) — в подавляющем
большинстве потомки переселенцев из Европы, главным образом из
Англии. Остатки коренного населения, в большей своей части истребленного
или вымершего под натиском колонизаторов, сейчас составляют лишь
небольшую долю — менее одного процента. «Чистокровных» аборигенов
насчитывается лишь около 46,6 тыс., а вместе с метисами — около 74 тыс.
В Тасмании коренное население истреблено полностью.
До появления европейцев в Австралии жило, по предположительным,
но довольно правдоподобным подсчетам, около 300 тыс. человек.
ОКЕАНИЯ
Географическая Если присмотреться к карте Тихого океана, то мож-
группировка но заметить некоторую особенность расположения
и типы островов островов в южной части океана: чем ближе к юго-
западу, к Австралии, тем острова гуще покрывают океан и тем
больше они по размерам; чем дальше от Австралии на восток и северо-
восток, тем мельче острова и тем шире разбросаны они по просторам
океана. Присмотревшись пристальнее, мы заметим и другие
особенности в расположении островов: большинство их, и, в частности,
крупные, вытянуты в определенном направлении, и в том же направлении
тянутся цепи мелких островов, продолжая друг друга. Эти линии
образуют как бы широкие концентрические дуги, охватывающие с востока
австралийский материк и приблизительно параллельные горной цепи,
которая тянется вдоль восточного берега этого материка. Можно наметить
три таких концентрических дуги: первая, внутренняя, составлена самым
большим островом — Новой Гвинеей (Ирианом), а продолжением ее
служат Новая Каледония и Новая Зеландия; вторую дугу образуют
архипелаг Бисмарка, Соломоновы острова, о-ва Санта-Крус, Банкс и Новые
Гебриды; третью дугу, внешнюю и менее правильную,— о-ва Каролинские,
Маршалловы, Гилберта, Эллис, Фиджи, Тонга и Кермадек.
Такое расположение островов не случайно и объясняется
геологической историей Океании. Эти три концентрические дуги островов,
вероятно, представляют собой остатки горных цепей древнего материка,
который когда-то занимал гораздо более обширное пространство, чем
теперешняя Австралия. Восточная, внешняя дуга, быть может, была краем
этого материка. Большинство названных выше островов образовано
горными породами материкового происхождения.
Далее к востоку и северо-востоку картина меняется. Мы вступаем
здесь в настоящий океанический простор. Мелкие островки, исключительно
вулканического или кораллового происхождения, не обнаруживают какой-
либо связи ни с одним материком.
Вулканические острова — по преимуществу высокие, гористые.
Таковы Марианские острова и Гавайи в северной части Океании и о-ва Самоаг
Таити, Маркизские и Тубуаи в южной части. Они богаты живописными
ж разнообразными ландшафтами. На Гавайских островах имеются
действующие вулканы — Мауна-Лоа и Килауэа. Вершина потухшего вулкана
Мауна-Кеа (4212 м) — высшая точка во всей восточной Океании. Кратер
потухшего вулкана Мауна-Халеалакала (на островке Мауи) считается
самым большим в мире: его окружность равна 45 км.
Коралловые же острова — низменные, они едва поднимаются над
поверхностью воды. Таковы острова (частью из упомянутых выше)
Маршалловы, Гилберта, Эллис, Феникс, Токелау, Туамоту (Паумоту) и Кука.
Группы Тонга и Каролинская состоят из островов обеих категорий. Среди
коралловых островов встречаются кольцеобразные атоллы, с внутренней
14

Высокий вулканический остров. Таити
Низменный остров, близ о-вов Самоа

мелководной лагуной. Эти низменные острова, лишенные деревьев, мало
живописны, а иногда представляют унылый вид. Коралловые полипы7
строители этих островов, не могут жить на большой глубине; поэтому
высказывают предположение, что коралловые острова построены тоже
на вулканическом пьедестале, который постепенно погрузился в глубину.
Как бы то ни было, в восточной части Тихого океана нет следов какого-либо
древнего материка.
Острова Океании группируются в архипелаги. Внутри каждого
архипелага расстояния между островами не велики и измеряются обычно
десятками километров. Расстояния же между архипелагами гораздо
больше — порядка сотен и тысяч километров1.-Поэтому условия жизни
человека на островах одного и того же архипелага по большей части
однородны, связь между ними довольно тесная. Связь же между архипелагами
гораздо слабее,, и условия жизни на них различны.
Однако сообщение даже между отдельными архипелагами и
изолированными островами отчасти облегчается благодаря постоянным морским
течениям. Эти течения, связанные с вращением земли, имеют
широтное направление — вдоль экватора с востока на запад, к северу и к
югу от него — в обратном направлении. Течения приносят с острова
на остров куски и целые стволы деревьев, плоды и семена; бывали
случаи, когда и лодки с их экипажем заносились морскими течениями (или
бурей) на отдаленные острова.
к Почти все острова Океании расположены между
тропиками, следовательно, в жарком экваториальном
климате. Годовые колебания температуры очень невелики — обычна
не превышают 5°. Но особенно большой, угнетающей человека
жары там не бывает, так как океан умеряет температуру. Средняя
годовая температура колеблется от +23,5° (Новая Каледония, Гавайские
острова) до+28° (Маршалловы острова), средняя температура самого
холодного месяца не спускается ниже + 20°. Одна только Новая Зеландия,
расположенная вне тропической зоны (34 — 47° ю. ш.), отличается иными
климатическими условиями. Здесь климат умеренно теплый, даже
прохладный, и разница между температурой зимы и лета уже довольно
заметна: в г. Крайстчерч на Южном острове средняя температура января
(южное лето) +16,2°, средняя температура июля (зима) +5,5°, разница
составляет 10,7°. Высокие горы Новой Зеландии покрыты вечным снегом
и ледниками.
Орошение островов Океании вполне достаточное, даже обильное, хотя
не везде одинаковое. Особенно щедрые тропические дожди проливаются
над западными архипелагами — свыше 200 см в год; чем дальше на восток,
тем их меньше. Различаются сезоны — дождливый и более сухой. Крупных
рек нет, если не считать нескольких рек на Новой Гвинее (Флай, Сепик) и
Новой Зеландии. На этом последнем острове замечательны горячие ключи.
На большинстве островов климат вполне здоровый и благоприятный
для человека. Только на западных островах природные условия
хуже. Здесь, особенно на Новой Гвинее, свирепствуют малярия, желтая
лихорадка. На других островах из эндемических болезней встречаются
проказа и элефантиазис.
ρ Большинство островов Океании покрыто
вечнозеленой тропической растительностью, очень богатой
ж пышной на западных островах, особенно на Новой Гвинее, но чем дальше
на восток, тем она однообразнее и скуднее. Возможно, это объясняется тем,
1 Так, например, от Соломоновых до Маршалловых островов — около 1900 км,
от Маршалловых до Гавайских — 3200 км. Между наиболее удаленными друг от друга
островами — Палау на северо-западе и Пасхи на юго-востоке — 12 750 км.
16

Хлебное дерево
Мангрововые заросли. Соломоновы острова
2 Народы Австрачии и Океании

что растительность Океании лишь
в очень незначительной части
сохранилась от того времени, когда
здесь, как предполагается,
существовал большой сплошной
материк. Семена и плоды растений
переносятся морем, ветром и
птицами, и подавляющее большинство
растительных видов занесено на
острова извне. Но гораздо меньше
шансов, чтобы они попали таким
образом на мелкие острова
восточной Океании, удаленные один от
другого на огромные расстояния.
В этом смысле особенно
показательно распределение пальм: в
Индонезии их насчитывается до
200 видов, на Соломоновых
островах 18, а на Гавайских — всего
три вида. Наибольшее значение
и распространение имеют:
кокосовая пальма, встречающаяся по
всей Океании, кроме южной части
т Новой Зеландии, и особенно
характерная для коралловых островов;
ротанг (пальма-лиана), дающая гибкий и прочный материал для поделок,
растущая в западной части Океании; тот же ареал распространения имеет
саговая пальма, особенно изобильная на Новой Гвинее, равно как и ареко-
вая пальма. Панданус и хлебное дерево (Artocarpus) встречаются почти
повсеместно. Разнообразные виды вечнозеленых растений трудно
перечислить: араукарии, рододендроны, кротоны, акации, фикусы, бамбук и многие
другие. В береговых и болотистых местностях, в полосе, заливаемой
приливом, характерны прибрежные мангрововые заросли. Большую роль играют
культурные растения, принесенные самим человеком: банан (Musa), папайя
(дынное дерево, Carica papaya), корнеплоды — ямс (Dioscorea sativa), таро
(Colocasia antiquomm) и батат (Ipomoea batatas). Одна из характерных
черт флоры Океании — ее эндемичность и «инсуляризм»: у каждой
группы островов есть свои виды, больше нигде не встречающиеся, и
число таких видов доходит до 30% общего числа всех местных растений.
Некоторые из них очень архаичны, это как бы живые ископаемые
растительного мира, сохранившиеся в своеобразных естественных музеях.
Типичный ландшафт больших западных островов — девственный
тропический лес, покрывающий склоны гор и побережье, порожденный
жарким и влажным климатом. Гиганты-деревья поднимаются до 40—60 м
высоты. Сплошная листва, переплетающиеся ветви, вьющиеся ротанги и
другие лианы создают вечную тень внизу. Стволы и ветви покрыты
эпифитами. В этом лесу сыро и темно, а пройти через лес без топора почти
невозможно. Многие деревья выпускают десятки воздушных корней и,
упираясь ими в землю, повисают в воздухе, как гигантские пауки.
Совсем другой вид растительного покрова на низменных коралловых
островах восточной Океании. Однообразные заросли кокосовых пальм и
панданусов представляют собою скромные рощи. Среди коралловых
островов есть и совсем лишенные деревьев и поросшие лишь кустарниками.
На Новой Зеландии растительность несколько особая. Общий
характер ее — субтропический, но чем дальше к югу, тем меньше тропических
18

видов: исчезают пальмы, нет бамбуков. Зато появляется огромная сосна
каури, древовидные папоротники; из трав характерен новозеландский
лен (Phormium tenax), дающий хорошее волокно.
Животный мир распределяется в Океании аналогично
Животный растительному: чем западнее — тем богаче, чем
мир дальше на восток — тем беднее. Наиболее
разнообразна фауна Новой Гвинеи, сходная отчасти с австралийской. Здесь
встречаются, помимо дикой свиньи, яйцекладущая проехидна и сумчатые:
древесные кенгуру, кускус (Phalangista), сумчатый муравьед, сумчатая белка; из
плацентарных — летучая собака и огромная плотоядная летучая мышь.
Из птиц особенно характерны попугаи (какаду), райские птицы (их
известно более 50 видов),интересен новогвинейский страус —казуар.
Многочисленны змеи, в том числе ядовитые. Много разнообразных насекомых,
среди них встречаются очень крупные бабочки; особенное бедствие
составляют всепожирающие муравьи и термиты.
На архипелаге Бисмарка животный мир уже беднее, а далее к востоку —
еще более. На мелких коралловых островах млекопитающие, не считая
ввезенной человеком собаки и домашней свиньи, представлены только
крысами и летучими мышами. Птицы, конечно, преодолевают водные
пространства и водятся повсюду, но и их, чем дальше на восток,— тем
меньше. Даже насекомых мало на коралловых островах, а поэтому
мало и опыляемых насекомыми цветковых растений.
Животный мир Новой Зеландии настолько своеобразен, что
выделяется в особую зоогеографическую область. Наиболее характерны для
нее различные нелетающие птицы, например бескрылый киви, совиный
попугай и др., а в прошлом и гигантский моа, достигавший 4-мзтровой
высоты; на Новой Зеландии совсем нет змей, крокодилов, черепах; из
млекопитающих там только те же крысы и летучие мыши.
Морская фауна богаче и распределена более равномерно. Помимо
разнообразных видов рыб, надо отметить наличие морских млекопитающих —
дюгоней, дел1финов, кашалотов, в более южных водах — беззубых
китов; встречаются черепахи и многочисленные моллюски, играющие
крупную роль в хозяйстве населения. Характерен большой морской червь пало-
ло, употребляемый в пищу. В противоположность наземной фауне, морская
богаче как раз вблизи коралловых островов, на отмелях и в лагунах.
Человек населяет всю Океанию, вплоть до крайних
Население Океании ее Пределов до самых отдаленных и мелких остро-
и деление ее г о
на области вов' за исключением очень немногих.
Современное население Океании состоит из двух основных
элементов: коренного и пришлого. О пришлом населении —
выходцах из Европы, Азии и Америки, поселившихся в Океании за
последние полтора века, сказано в дальнейшем. Что же касается
коренного населения, то давность обитания его на островах измеряется
тысячелетиями. Многовековым трудом и культурной деятельностью
человек повлиял на природную среду Океании и во многом ее изменил.
Флора и фауна на многих островах частично создана человеком.
Вот почему островной мир Океании принято делить на области не
столько по физико-географическим признакам, сколько по типам
населения и его культуры. Обычно Океанию делят на три основные культурно-
географические области: Меланезию, Полинезию и Микронезию (см.
карту стр. 20).
Меланезия, охватывающая юго-западную часть Океании,
населена темнокожими негроидными народами папуасо-меланезийской
группы, откуда и ее название (греч. «мёлас» — черный, «несос» — остров).
В нее входят острова: Новая Гвинея с прилегающими мелкими островами,.
19
2*.

острова Адмиралтейства, Бисмарка, Соломоновы, Санта-Крус, Торрес,
Банкс ж Новые Гебриды, Новая Каледония. Архипелаг Фиджи,
населенный меланезийцами, составляет в географическом и культурном
отношении переход к Полинезии. Население Меланезии,
антропологически довольно однородное, резко распадается по языку на две
группы: собственно меланезийцев и папуасов. Папуасы населяют
крайнюю северо-западную часть Меланезии, прежде всего — самый большой
остров—Новую Гвинею,кроме береговой полосы его восточной половины,
а также вкраплены небольшими группами кое-где на других островах:
папуасские племена и языки известны на Новой Британии, на
Соломоновых островах. Остальное пространство занято собственно меланезийцами.
Разница между языками папуасов и меланезийцев очень велика.
Меланезийские языки близко родственны языкам полинезийцев и микронезийцев и
входят вместе с ними в большую малайско-полинезийскую семью языков;
папуасские же языки совершенно самостоятельны и не обнаруживают
родства ни с какими другими языками мира; мало того, папуасские языки
и между собой очень сильно различаются. Третьим элементом населения
Меланезии можно считать пигмейские (малорослые) племена, живущие
кое-где в глубине больших островов, как среди папуасов, так и среди
меланезийцев; отношение их к тем и другим еще не достаточно
выяснено.
Общая численность коренного населения Меланезии на 1952 г. — около
2,5 млн. До появления европейцев там жило, по примерным подсчетам,
около 2,2 млн. человек.
Полинезия занимает гораздо более обширное пространство
Тихого океана, к юго-востоку, востоку и северо-востоку от Меланезии. Самое
слово означает «многочисленные острова» (греч. «полю» — много), ив самом
деле этих островов очень много и они очень разнообразны. Южную
Полинезию составляет большой двойной остров Новая Зеландия; западную —
архипелаги Тонга, Самоа и несколько мелких островов; центральную и
восточную — о-ва Кука, Тубуаи, Таити, Туамоту, Маркизские и
несколько изолированных островов, в том числе наиболее удаленный на
восток маленький остров Пасхи (Рапануи); северную Полинезию
составляют Гавайские (прежде называвшиеся Сандвичевыми) острова.
Несмотря на огромную удаленность островов Полинезии один от другого
(между Гавайями и Новой Зеландией 7,5 тыс. км, от Тонга до о-ва Пасхи
5,8 тыс. км) и несмотря на разнообразие естественных условий, население
Полинезии сравнительно однородно по физическому типу, языку и
культуре. В особенности сближает полинезийцев язык, который на разных
островах почти один и тот же. Именно это единство населения
заставляет относить столь удаленные и различные по природным условиям
архипелаги к одной географической области.
Численность коренного населения Полинезии сейчас около 450 тыс.
До появления европейцев здесь жило около 1,1 млн. человек.
Микронезия (что значит «мелкие острова», от греч. «микрбс» —
маленький) занимает северо-западную часть Океании, всего ближе к
берегам Азии. Она состоит из островов Гилберта, Маршалловых (Ралик — Ратак),
Каролинских, с примыкающими к ним о-вами Палау (Пелау), и
Марианских («Разбойничьих»,по старому названию).Первые два архипелага
относятся к восточной, остальные — к западной Микронезии. Коренное
население Микронезии является смешанным по происхождению, в составе
его предков, вероятно, были и полинезийцы, и меланезийцы, и индонезийцы.
В западной Микронезии более заметны индонезийские элементы, в
восточной— полинезийские. Впрочем, несмотря на эти местные различия,
культура микронезийцев в основе однородна, как однородны и их языки.
20

ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ НАСЕЛЕНИЯ ОКЕАНИИ

Численность микронезийцев в настоящее время составляет около
100 тыс., тогда как до начала европейской колонизации их было по крайней
мере в два раза больше.
Австралия или Австралийский Союз — доминион
Политическое Британской империи (официальное название Common-
положение Австралии ι.ι £ л * ν \ л
и Океании wealth οι Australia). Австралия подразделяется на
шесть штатов: Виктория, Новый Южный Уэльс,
Квинсленд, Южная Австралия, Западная Австралия, Тасмания и две
«территории»— территорию федеральной столицы Канберры и Северную
территорию.
Коренное население Океании лишено политической самостоятельности.
Оно находится в колониальной зависимости от империалистических
государств. Современная Океания целиком поделена между крупными
державами. Отдельные части ее принадлежат Британской империи,
Соединенным Штатам Америки, Франции, Нидерландам. Но политический статус
отдельных архипелагов и островов не одинаков (см. карту в конце книги).
Британская империя завладела самой большой по площади и по
населению частью Океании. Непосредственно Великобритании принадлежат
о-ва Фиджи, Ротума, Гилберта и Эллис («коронные колонии»),
Соломоновы острова (протекторат) и «королевство Тонга» (протекторат). Новая
Зеландия — самостоятельный доминион в составе империи, и ей в свою
очередь принадлежат в качестве «зависимых стран» («dependencies») о-ва
Кука, Ниуэ и, на правах мандатной, ныне подопечной, территории
Западное Самоа (бывшее до 1914 г. под властью Германии). Австралия как
доминион Британской империи господствует над «территорией Папуа»
(юго-восточная часть Новой Гвинеи) и управляет, как подопечной,
северовосточной Новой Гвинеей вместе с примыкающими к ней архипелагом
Бисмарка и о-вами Адмиралтейства (прежде принадлежали Германии).
Наконец, в совместном подопечном управлении Австралии, Новой Зеландии и
Великобритании находится маленький островок Науру. Совместно
с Францией, на началах «кондоминиума», Великобритания управляет
о-вами Новые Гебриды, а также Банкс и Торрес.
Соединенным Штатам Америки принадлежит формально лишь
небольшая часть Океании: это Гавайские острова («территория»), о-в Гуам в группе
Марианских и восточная часть о-вов Самоа (до 1951 г.— «морская
юрисдикция», с этого времени — «территория»). Но во время второй
мировой войны США захватили обширные архипелаги: Марианский,
Каролинский и Маршаллов, до того находившиеся под мандатным управлением
Японии, а еще раньше — до первой мировой войны — принадлежавшие
Германии. Ныне США там закрепились, построили ряд морских баз и пока
удерживают эти острова в своих руках. Войска и военные суда США
фактически держат под своим контролем и ряд других опорных точек в Океании.
Франция владеет в Океании колонией Новой Каледонией и так
называемыми Французскими поселениями (Etablissements Francais),
включающими в себя о-ва Таити, Туамоту, Маркизские, Аустральные и
островок Гамбье (о-в Мангарева). Под французским протекторатом
находятся о-ва Уоллис и Хорн (Футуна), расположенные к северо-востоку от
Фиджи. Под общим с Англией кондоминиумом — Новые Гебриды.
Нидерланды оккупируют западную часть Новой Гвинеи («Западный
Ириан»), которая исторически и культурно тяготеет к Индонезии, но не
получила еще возможности войти в состав Индонезийской республики.
Остров Пасхи принадлежит республике Чили.
На прилагаемой таблице (стр. 22—23) можно видеть величину
территории островов и архипелагов Океании, численность их населения, их
национальный состав и политическое положение архипелагов.
21

Австралия и
Поверхность, численность и национальный состав населения, политическая принадлежность
Население, тыс. (πθ данным
Архипелаги и острова
Австралия
Новая Гвинея:
Нидерландская
(Западный Ириан)
Папуа · .
Северо-Восточная Новая
Гвинея
Бисмарка архипелаг . .
Адмиралтейства о-ва . . .
Бугенвиль и Бука . . . .
Центр, и Южн. Соломоновы
Новые Гебриды (в т. ч.
Банкс и Торрес) ....
Новая Каледония
Фиджи
Новая Зеландия
Тонга
Самоа: восточное
западное
Кука и Ниуэ
Общества (Таити и др.) . .
Туамоту
Маркизские
Тубуаи
Пасхи
Гавайские
Гилберта и Эллис ....
Науру
Гуам
Марианские
Каролинские
Маршалловы
ю о
О К
Коренное
население
7703,9
412,8
234,5
180,5
49,8
2,7
10,6
29,8
14,8
18,6
18,2
268,0
0,9
0,2
2,6
0,6
1,6
0,9
1,3
0,3
0,1
16,6
1,0
0,02
0,5
0,6
1,3
0,2
8829,0
700,0
397,0
950,0
141,0
15,7
49,1
100,0
52,5
62,3
320,8
2047,05
51,0
19,0"
91,0
20,0
48,2 \
7,21
3,3
4,0]
0,5
499,817'
37,0
3,4
33,011
6,9"
39,3
11,б8
ок.
86,0*
ок.
700
393,0
945,0
136,7
14,7
48,8
99,1
48,5
34,1
146,96
129,59
50,510
18,7
90,61:
19,7
53,816
0,15
90,118
36,1
1,7
ок.
1,0
ок.
99,7
99,0
99,5)
99,6 '
93,0
99,4
99,Г
92,0
55,0
45,9
6,2
94,0
98,4
99,6
98,5
86,0
30,0
18,2
97,6
50,0
<! я
►л
со
к»
И
со
ft
е
И"
«
ее
н
Η
й
3
Ef
И
О
с
w 1
3
ок.
8576,5
4,0
8,0|
0,6
0,4|
6,5
1895,0|
0,2
0,312
0,4Х
0,31δ
81,9
0,3
0,3
1,3
20,4
1,9
10,0
1,33
2,2
0,3
3,8
4,2
2,0
0,23
6,7
30,6
0,1
0,5
184,7
2,5
154,8
2,4
1 Исчисление. По данным переписи 30.VI 1947 г., аборигенов — 46638,
метисов—27179; всего —73817 чел.
2 Включая немцев 90 тыс., итальянцев 55 тыс
3 Данные 1937 г.
4 Главным образом голландцы.
5 Территория, спорная с Индонезией.
6 Включая 7,5 тыс. метисов (с европейцами).
7 Главным образом переселенцы с других островов Океании.
8 По данным на ЗО.Х 1954 г., 2102,6 тыс.
9 В т. ч. метисы.
10 В т. ч. 0,6 тыс. метисов.
11 Исключая армию США, обслуживающий персонал и администрацию.
22

Океания
и статус (по «United Nations Demographic Yearbook», 1954; «The Statesman's Yearbook», 1955.)
1953 r.)
5
Я
я
Я
И
Я
Я
ч
θ
—
—
~
—
—
—
—
—
61,0
3
Я
«
в
га
α>
Я
О
«
Я
S
2,0
—
_
—
—
3,4
0,6
—
—
—
—
3
я
Я
о
tc
я
Б
—
—
~
—
—
2,3
4,3
—
—
—
—
Я
о
150,О2
0,24
1,2
—
8,87
15,3
0,37
0,3
0,35
51,419
0,5
0,9
_
—
Государство, которому принадлежит
(или под чьим управлением
находится) данная территория
Британская империя
Индонезия, Нидерланды5
Австралийский союз
» »
Великобритания
Великобритания и Франция
Франция
Великобритания
Британская империя
Великобритания
США
Новая Зеландия
Франция
Чили
США
Великобритания
Австралия, Новая Зеландия,
Великобритания
США
США
Политический статус
Доминион
Спорная область между
Индонезией и Нидерландами
Территория
Подопечная территория
Протекторат
Кондоминиум
Заморская территория
Колония
Доминион
Протекторат, королевство
Территория
Подопечная территория
Зависимая территория
Заморские территории
Колония
Территория
Колония
Подопечная территория
«Неинкорпорированная»
территория
Подопечная территория
12 Данные 1940 г.
13 В том числе метисов с юридическим статусом европейцев — 4,7 тыс.
14 Данные 1950 г.
15 Данные 1948 г.
16 Данные переписи 17.Х 1951 г. Включая 13,8 тыс. метисов (с европейцами).
17 Перепись 1.IV 1950 г. По оценке 1953 г. 523 тыс.
18 Подавляющее большинство метисов.
19 Пуэрториканцы, корейцы и др.
20 Численность коренного населения известна только на 1940 г. (20,2 тыс.).
21 Численность коренного населения известна только на 1939 г. (40,4 тыс.).
23

ПРОБЛЕМЫ ЭТНОГРАФИИ АВСТРАЛИИ
И ОКЕАНИИ
Изучение истории и быта народов Австралии и Океании представляет
большой научный и общественный интерес, прежде всего потому, что это —
часть света, наиболее обособленная по своей культуре, по крайней
мере в прошлом. Общение народов юго-западной части Тихого океана
даже с ближайшими к ним культурными странами Южной и Восточной Азии
в течение многих веков было чрезвычайно слабым. Великие открытия
европейцев позже всего коснулись островов Океании и австралийского
материка: по-настоящему знакомиться сними европейцы начали, в
сущности, лишь со второй половины XVIII в., и тогда только возобновилась
связь, оборванная долгие века, если не тысячелетия тому назад.
Таким образом, в течение столетий народы Океании и Австралии
развивались почти без контакта с прочим человечеством. Мало того, Австрало-
Океанийская область и сама по себе не составляет единого целого.
Условия культурного развития на материке Австралии были совсем не похожи
на соответствующие условия на архипелагах Океании, и между ними и
материком общение было минимальным. Да и сами архипелаги, разбросанные
на огромные расстояния в просторах Тихого океана, представляли собой
маленькие мирки, жившие каждый своей жизнью. В этих условиях
относительной изоляции общественное и культурное развитие народов в
каждом районе шло своими путями, в зависимости от местных конкретных
условий. Последние в одних случаях тормозили, в других, напротив,
ускоряли социальный и культурный прогресс, но этот прогресс почти
повсеместно протекал в основном в силу внутренних причин, при минимальном
участии внешних факторов.
Австралия В наибольшей степени это относится к материку
ее своеобразное Австралии. Этот самый маленький из материков зем-
историко-культурное ного шара (или, может быть, самый большой из ос-
положение тровов), изолированный с древнейших геологических
эпох от остальной суши, сохранялся вплоть до прошлого столетия как
своеобразный живой музей древностей. Флора и особенно фауна Австралии
поражают натуралистов самобытностью и архаичностью. Отсутствие
высших млекопитающих и преобладание низших — сумчатых — придают
животному миру Австралии отпечаток какой-то первобытности. В известном
смысле аналогичны были и условия, определившие отсталость быта и
культуры человека в Австралии.
Население, жившее многие века и тысячелетия почти без общения с
народами других стран, в условиях, очевидно, не благоприятствовавших
культурному прогрессу, сохранило почти до наших дней в своем
социально-экономическом и культурно-бытовом укладе ряд глубоко
архаических черт. Производительные силы австралийцев находились на весьма
низком уровне развития: до прихода европейцев аборигены Австралии не
знали земледелия и скотоводства, живя охотой и собирательством, не
знали оседлости, не имели лука и стрел, глиняной посуды, не умели
выделывать ткани, не говоря уже о полном незнакомстве с металлами; орудия свои
они изготовляли из дерева, кости и камня; камень даже не все племена
умели шлифовать и нередко подвергали лишь грубой оббивке. Это был
тот уровень развития техники и хозяйства, который примерно
соответствует, по европейскому масштабу, мезолиту и раннему неолиту.
Понятно, что и общественные отношения австралийцев соответствовали
низкому уровню развития производительных сил. У австралийцев
сохранялся вплоть до XIX в. первябытно-общинный строй, при котором основой
производственных отношений является общественная собственность на
24

средства производства, где еще нет общественных классов и эксплуатации
человека человеком. Архаичность материального производства отражалась
и в духовной культуре.
Вполне понятен поэтому интерес к австралийцам, проявляемый
этнографами, археологами, лингвистами, исследователями истории семьи,
хозяйства, государства, религии, дскусства. Ведь перед нами здесь,
действительно, как бы воочию предстают древние, у нас давно исчезнувшие
формы хозяйственного быта, брака и семьи, религиозно-магических
представлений. Правда, австралийцы — не единственные сохранившиеся на
земле представители древнейшей стадии развития: этнография знает и в
других частях света племена охотников и собирателей, не умеющих
обрабатывать землю, живущих бродячим бытом. Таковы некоторые народности
и племена Индонезии и Юго-восточной Азии — кубу на Суматре, пунаны
на Борнео, аэта на Филиппинах, семанги на Малакке, ведда на Цейлоне,
племена Андаманских островов; таковы бушмены в Южной Африке и
пигмеи центрально-африканских лесов; таковы ботокуды, сирионо, шаванты,
гуайяки, огнеземельцы в Южной Америке, калифорнийские индейцы в
Северной Америке. Но, во-первых, все эти племена стоят или стояли все
же выше по своему культурному уровню, чем аборигены Австралии,почти
все они знают лук и стрелы, многие знакомы с зачатками земледелия,
частично перешли к оседлости; во-вторых, ни одно из этих отсталых племен
не было в такой степени, как австралийцы,изолировано от общения с более
культурными народностями: все они испытывали то или иное влияние со
стороны своих более сильных и развитых соседей, торговали с ними,
знакомились с употреблением железа и продуктов земледелия, даже усваивали
языки своих соседей. Понятно, что при таких условиях говорить о
настоящей первобытности нельзя и что собираемые этнографами данные о
хозяйстве, общественном строе, религии этих отсталых племен не могут
служить вполне убедительными иллюстрациями древнейших стадий
развития. Австралийская же этнография в этом смысле дает гораздо
больше.
Поэтому в исторической, археологической и этнографической науке
установилась своего рода традиция — ссылаться на австралийцев всякий
раз, когда дело идет о выяснении того или иного факта, относящегося
к первобытности, когда нужно истолковать какую-нибудь неясную
археологическую находку или—чаще—когда необходимо разобраться
в первобытных формах общественного строя или религии. Во
всяком случае, не подлежит сомнению, что австралийцы еще совсем недавно
были единственным достаточно хорошо известным науке отсталым народом,
по которому мы можем судить не только об уровне техники и хозяйства,
но и о социальной организации и духовной культуре, свойственных
ранней ступени исторического развития: ведь археологический материал
дает об этом весьма неполное, отрывочное и неясное представление. Еще
Морган говорил об австралийцах, как о типичных представителях
«средней ступени дикости». К этому взгляду присоединился и Энгельс. Научную
ценность австралийского этнографического материала хорошо видел
Н. Г. Чернышевский. «...Наши древнейшие предки,— писал он,— начали
с состояния, совершенно подобного нынешнему состоянию австралийских
и других дикарей, стоящих на низшей степени развития...»1. Можно
сказать без преувеличения, что огромную часть того, что современная
наука знает о древнейшей стадии развития человечества, она почерпнула
из австралийской этнографии.
1 Н. Г. Чернышевский. Рецензия на «Магазин землеведения и
путешествий», т. III, М., 1854. (Полное собрание сочинений, т. II. М., 1949, стр. 618).
25

Конечно, не случайно и то, что и реакционные ученые не раз
пытались использовать данные австралийской этнографии в своих целях.
Произвольно толкуя некоторые неясности в имеющемся материале, а то
и просто фальсифицируя этот материал, они строили на нем
сомнительные доказательства своих «теорий» — теорий вечности и незыблемости
буржуазных институтов, моногамной семьи, частной собственности,
государства, единобожия.
В ходе разработки конкретного материала постепенно
Проблемы выяснилось, что на данные австралийской этнографии
австраловедения К, ^ Ύ
нельзя смотреть как на готовый материал для ясных
и простых выводов общеисторического характера. Вопрос этот более
сложением он представлялся во времена Моргана. Если мы смотрим на
австралийцев, как на представителей весьма ранней ступени развития
человечества, то это не значит, что мы считаем их точной копией древних
предков народов передовых стран, некогда стоявших на той же ступени.
Никто сейчас не станет утверждать, что австралийцы прожили тысячелетия,
не изменив ни своего хозяйственного уклада, ни общественного строя,
ни культуры.
Историческое развитие предков австралийцев протекало в своеобразных
условиях, во многом не похожих на те, в каких жили'предки европейцев.
В силу этих своеобразных условий развитие предков австралийцев шло, во-
первых, гораздо медленнее, а во-вторых, оно привело к появлению
специфических, чисто местных особенностей. Поэтому, хотя наукой уже
установлено наличие многих поразительных аналогий между бытом
современных австралийцев и бытом населения хотя бы Европы в эпоху мезолита, —
было бы грубой ошибкой переносить механически в ту эпоху все, что мы
знаем о теперешних австралийцах.
Вопрос усложняется еще и тем, что, несмотря на относительную
изолированность австралийского материка от общения с внешним миром до
прихода европейцев, это общение и связи в какой-то мере существовали.
Некоторое влияние более культурных папуасо-меланезийцев на северном
побережье Австралии вполне доказано; установлено также влияние более
развитых индонезийцев.
В зарубежной этнографии неоднократно высказывалось
предположение, что само заселение Австралии предками современных
коренных жителей в какую-то довольно отдаленную эпоху сопровождалось
некоторым регрессом в их социальном и культурном укладе; это значило
бы, что предки австралийцев знали некогда более развитые формы
общественного быта, более сложные формы хозяйства и что, следовательно, те
достаточно примитивные формы, которые нам теперь известны, являются
не просто остатками первобытности, а в известной мере как бы продуктами
распада; это значило бы, что перед нами скорее рецидив первобытности,
чем настоящая первобытность. Правда, «теория регресса» довольно
спорна. Но считаться с ней надо, особенно при изучении некоторых
явлений общественного строя австралийцев, которые производят впечатление
сугубо сложных и на первый взгляд не вяжутся с примитивным
материальным бытом этого народа.
Недостаточно разработанными из проблем австраловедения являются
в данное время следующие: проблема заселения Австралии и
происхождения ее коренного населения; некоторые вопросы общественного строя
австралийцев; вопрос о конкретных исторических причинах их
культурной отсталости; проблема влияния европейской колонизации на быт и
культуру аборигенов и, в частности, вопрос о раннем (конец XVIII
η начало XIX в.) разложении их общественного строя под
воздействием колонизаторов.
26

К Австралии примыкает о-в Тасмания. Этногра-
асмания фическое изучение коренного населения Тасмании
имеет много общего с австралийской этнографией, но тасмановедение
представляет и свои особые проблемы. Уже одно то, что тасманийцы
ныне совершенно вымерли, точнее — истреблены колонизаторами,
ставит исследователей в особое положение; приходится опираться
исключительно на сообщения ранних наблюдателей, а эти сообщения
чрезвычайно скудны и притом малонадежны, ибо в то время путешественники
обращали внимание преимущественно на внешнюю сторону быта отсталых
народов; таким образом, очень многого в отношении аборигенов
Тасмании, особенно о их общественном строе, верованиях, мы не знаем и
никогда не узнаем. В связи с этим и определение уровня развития тасманийцев
(уровня, достигнутого ими ко времени прихода европейцев) — дело
достаточно трудное, более трудное, чем в отношении австралийцев.
Наконец, вопрос о происхождении тасманийцев принадлежит к числу
спорных и пока еще не разрешенных проблем этнографической науки:
различие антропологических типов тасманийцев и австралийцев
(первые — курчавоволосы, вторые волнистоволосы), при наличии
географической близости и, видимо, языкового родства, и в то же время
близость тасманийского расового типа к меланезийскому, отделенному
географически большим расстоянием, — все это затрудняет решение
вопроса о заселении Тасмании и исторических связях тасманийцев.
ν Λ Если в различных областях Австралии условия и
Этнография Океании х -r J
r ^ уровень культурного развития были сравнительно
однородны, так что можно говорить о социально-экономическом укладе и
о культуре австралийцев в целом, то в Океании, напротив, поражает
разнообразие форм и ступеней развития. Более разнообразны здесь и языки,
еще более разнообразны антропологические типы Океании. Уже одни
их взаимоотношения дают достаточно сложную картину.
С антропологической точки зрения коренное население Океании весьма
неоднородно, причем взаимоотношения между отдельными расовыми
типами не вполне еще ясны. Согласно обычной классификации, налицо, с
одной стороны, негроидный, курчавоволосый и темнокожий тип,
занимающий западную часть Океании — Меланезию. Но и он неоднороден:
выделяются по меньшей мере три разновидности, одну из которых
иногда называют собственно меланезийской, другую связывают с папуасами,
а третья представляет собою низкорослый «пигмейский» тип; составляют
ли эти три разновидности действительно самостоятельные
антропологические типы и каковы их исторические связи между собой, — вопрос,
вызывающий много споров в научной литературе. С другой стороны,
восточная и северная части Океании — Полинезия и Микронезия —
заняты совершенно иным расовым типом, более светлокожим иволнистоволосым.
Однако при ближайшем рассмотрении и он оказывается далеко не единым:
даже в пределах Полинезии обнаружены локальные варианты этого типа,
не считая негроидной примеси на некоторых полинезийских архипелагах;
в Микронезии же положение еще более сложно, и есть основания
предполагать, по крайней мере в западной Микронезии, наличие монголоидной
южноазиатской примеси, а местами также и негроидной. Исторические
связи всех этих расовых типов, отношение их к основным «большим расам»
человечества — все это составляет еще не решенную проблему.
Принципиально по-новому подошли к задаче расовой систематики
интересующих нас народов советские ученые. Новая система
антропологической классификации, разработанная в трудах Н. Н. Чебоксарова,
а также Г. Ф. Дебеца, М. Г. Левина и Я. Я. Рогинского, построена на
историческом принципе. Согласно этой классификации в одну и ту же
27

«первичную расу» («экваториальную» или «негро-австралоидную»)
попадают и меланезийцы с папуасами, и австралийцы, и тасманийцы, ибо
генетически, по своему происхождению, названные типы оказываются
между собой связанными. Что касается полинезийцев и микронезийцев,
то они причисляются к южной ветви монголоидов, однако, ввиду
явных черт близости к тому же «экваториальному» типу, они
рассматриваются как своеобразная, «контактная», исторически поздно сложившаяся
группа *.
Распределение языков Океании совсем не совпадает с распределением
антропологических типов. В языковом отношении вся эта область
делится на две неравные части, границы между которыми совершенно не
совпадают с расовыми границами. Языки населения всей Полинезии, всей
Микронезии и большей части Меланезии принадлежат к одной достаточно
компактной лингвистической группе — так называемой малайско-полинезийской
семье языков, распространение которой не ограничивается областью
одной Океании, а тянется далеко на запад, охватывая всю
Индонезию и простираясь до Мадагаскара. Народы, говорящие на
языках этой группы, принадлежат к совершенно различным расовым
типам. Гораздо более ограничено распространение другой группы
языков — папуасской: она занимает лишь часть западной Меланезии, в
основном Новую Гвинею. Племена, говорящие на папуасских языках, в расовом
отношении столь близки к собственно меланезийцам, что возможность
разграничить тех и других по антропологическим признакам является
весьма спорной. При данном состоянии науки различение «папуасов»
и «меланезийцев» может быть основано исключительно на признаке
языка. Но и в языковом отношении между теми и другими нет столь резкой
грани: на Новой Гвинее есть смешанные папуасо-меланезийские племена, на
других же островах Меланезии папуасоязычные племена местами
вкрапливаются среди преобладающего меланезийского населения. В своем
полном виде «папуасская проблема» упирается в решение вопроса об истории
заселения Меланезии. Вполне возможно, что носители папуасских
языков представляют собою определенный этнический слой в населении
западной Океании, очевидно,— древний.
Уровень социально-экономического и культурного развития коренного
населения в отдельных частях Океании был в высшей степени неоднороден,
но в то же время резких граней в этом отношении провести нигде нельзя,
а поэтому чрезвычайно трудно расчленить конкретный материал на
стадии или ступени развития.Среди населения Океании сложились настолько
своеобразные формы хозяйства и культуры, настолько специфические типы
общественных отношений, что определить примерный уровень развития
даже одного отдельно взятого общества, населения какого-нибудь одного
острова на первый взгляд довольно трудно. Какие возможны в этом отношении
ошибки — об этом говорит следующий, достаточно характерный факт:
Морган при разработке своей периодизации первобытной истории,
основываясь на существовавших тогда поверхностных и неполных описаниях,
отнес гавайцев и других полинезийцев к «средней ступени дикости» и
выразил мнение, что они даже более первобытны, чем австралийцы; между тем,
теперь нам хорошо известно, что коренное население Полинезии стояло в
момент прихода европейцев на сравнительно высокой ступени
общественного развития, соответствующей никак не «дикости», а приблизительно
1 См. Η. Н. Чебоксаров. Основные принципы антропологических
классификаций. Сб. «Происхождение человека и древнее расселение человечества»; Труды
Института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР,т. XVI. М., 1951, стр. 308,
315, 318—320 и др.; Г. Φ Д е б е ц. Расы. БСЭ, 2-е изд., т. 36; Я. Я. Рогин-
с к и й, М. Г. Левин. Основы антропологии. М., 1955.
28

11 · · ι
1
2
3
4
II
III I
1
1
1
IV+VJ
1+ + + +1
ШШа
5
6
7
8
Антропологические типы коренного населевия Австралии и Океании
I — австралийская группа (1); II - меланезийская группа: вовокалелонский тип (2), собственно меланезийский тип (·?), негритосский тип (4),
папуасский тип (5), тасмавийский тип (6); III — полинезийская группа: собственно полинезийские типы (7), микронезийский тип («)
Народы Австралии и Океании

3>
a-
<VQ
CO
о
si
О
a
§
со
53
χ
о
со
со
о
si
53j
CO
«
w§
Co
•Co
c-
a
CO
о
3
a
se
CO
a
CO
о
О
si
О
|
2j
X
CO
о
S
δ
о
о
CO
со
η
О
Η
а
Η
OS
в
В
Ρ*
и
К
CS
К
О
со
CD
В
S
S
В к
со К nq
В « а
о в
te
cd И
к о
О 1=1
=В В
S л
в в
5 £
в к
MS
ю Й а
δ g ь
ю в
о 2
^5
S
В
в
В
к
о
В
'В
в
в
о
о
со
я
Л G
8 si
СО
нч 's
ι В
и о
О В
Щ О
χ
о
о
ев
Η
ι ев
« в
В В м
5^о
5 ftB
<! в
ϋ
2 >>Λ ,,
Д § Д
5 ° м о
О φ «JH
м Η я «<
PQ Д В °
а ό W
с и ~ к
о g й
§ η 3 ffl
W -J tf N
О Φ о
I 1
ι Φ сб
Д 1=2 Рч
Φ Φ Η
ogfgg
<χ> Φ Φ
О О S
PQ Д Д
Η
К
Я
со
К
φ
К
Д
о
д
R
сб
Рн
Η
о
га
<
φ
о
д
д
φ
Рн
о
д
φ
о
Ρ
о
сб
S В
н д
д д
Φ Сб
φ ^
о
сб
Д
Д
Д
Я
со
Д
φ
Д
д
о
5Д
К
д
сб
S
о
сб
Η
л и о
О О д
ф Д н
S « о
ы S φ
ρ S?
д
fti д
Рч о
Д r Д Φ
§ g 11
p^ £«
fl|
0 :Д
д „ о
φ £ m
о tc g g
&1® Φ г"
«OR
Η η Д
Д
И
Й
со
Д
φ
д
д
о
о
сб
>ъ
Д
сб
С
Возможна
примесь в
разных
местах
Микронезии
О О ι эД
Д Р^Й д
о Д Ρ щ_
и ^ и Д
coco 3>β< φ
н m Д >. ^
S н a hq
В- Д со о
" φ φ φ
о д д а
э5 л сб га
2 5 S °
Д о н гс
га να о о
о Д р^
Д ■_ Д Сб
ф н и
g§ s а
н RS . д
сб га
д
ф~й
R Л
д 5 и
Ф Сб т
д^^ &
° д ^
н ^ о
О сб О
к д
φ φ
К S
^ ь^
R Я
сб Д
к д
2 о
га «
о
К
' ^5
д БэД
о W и
д д φ ^Г
со га д а
Д Д &§
2 к к
иди
ИНН8В
-оививк)
н pq
ь н и
:В д «
2 д о
ИнРн
га д сб
о га а
Д R
О О
О ^о
го д
ф £2
д w
и л^
t-ι Φ
11
(эиноииеэ
ЭИН0ИИ8Э]
м й
О R
CO
td Д
к °
2 s
s д
CO Oh
о Д
M О
О r
CD
Φ 1 1
д о га д
К РчО Рн
ϋ й н «^
:Д Д ' g И
Д g °^ Д
φ В- ^ о
« Й S J
S д дР
НИКОН
lodxoay
29

средней или даже высшей ступени «варварства», если пользоваться
периодизацией самого Моргана; гавайцы же выделялись даже из остальных
полинезийцев высоким уровнем развития: они стояли на грани формирования
примитивных форм государства. Ошибка Моргана, повторявшаяся и некоторыми
другими исследователями,объясняется своеобразной бедностью
материальной культуры полинезийцев, или, точнее, отсутствием у них некоторых
технических знаний, рассматриваемых обычно как показатели
культурного развития. В самом деле: полинезийцы не знали до соприкосновения
с европейцами не только плавки металлов, но и гончарства, ткачества,
не употребляли лука и стрел, носили в большинстве лишь
набедренную одежду. Немудрено, что первые европейские путешественники
принимали их порой за «дикарей». Понадобилось длительное и
серьезное изучение, чтобы понять, что кажущаяся бедность материальной
культуры является в действительности результатом ее развития в
своеобразных географических условиях, что отсутствие или недоразвитость
одних элементов материальной культуры, вызванное отсутствием
необходимого сырья (металлов, гончарной глины), покрывается у полинезийцев
высоким развитием других элементов,соответствующих конк етным условиям
их материальной среды: таковы интенсивное оросительное земледелие,
утонченная техника некоторых ремесел, исключительно высоко развитая
техника судостроения и мореходство. Таким образом, сложные формы
общественного устройства опирались у полинезийцев на отнюдь не
примитивное состояние производительных сил.
Но именно указанная неравномерность развития производительных сил,
а вместе с тем своеобразие форм социального уклада делают очень трудным
распределение отдельных областей, архипелагов и островов Океании по
восходящим ступеням общественного и культурного развития. Взять за
основу такого распределения какой-нибудь один признак или несколько
признаков из области материального производства едва ли возможно.
Оснону хозяйства коренного населения Океании почти повсеместно
составляет тропическое земледелие, уровень развития которого не всегда
возможно определить путем простого сравнения; оно дополняется рыболовством,
еще менее поддающимся квалификации в смысле степени развитости; такие
признаки, как гончарство, наличие лука и стрел, едва ли могут служить
показателями относительно высокого культурного уровня: изучение
конкретного материала показывает наличие этих культурных элементов как pas
скорее у более отсталых групп населения Океании — у папуасов и
меланезийцев Отдельные явления из области общественных отношений тоже
далеко не всегда могут служить показателями уровня развития той или иной
группы населения: так, например, у меланезийцев был очень развит обмен
и даже своеобразное «денежное обращение», полинезийцы же ничего
подобного не_ имели, и у них до самой европейской колонизации сохранялось
натуральное хозяйство; но из этого нельзя делать вывод о более
высоком уровне социально-экономического развития меланезийцев
сравнительно с полинезийцами, ибо совокупность всех данных указывает на
обратное отношение.
Наиболее существенным, хотя не всегда легко определимым,
показателем относительного уровня развития отдельных этнических групп
Океании является степень сохранения или разложения первобытно-общинных
отношений, родового строя, развития частной собственности и зарождения
общественных классов. Подходя с этой точки зрения к определению стадии
развития островитян Океании и учитывая, с необходимыми поправками,
те признаки эволюции материального производства, которые со времени
Моргана считаются характерными показателями ступеней культурного
развития, мы приходим к выводу, что коренное население Океании в
30

момент яоявления европейцев распределялось, если пользоваться
периодизацией Моргана, между «низшей», «средней» и «высшей» ступенями
варварства. На низшей ступени находились наиболее отсталые группы
северо-западной части Меланезии, в юго-восточной Меланезии и на
некоторых архипелагах Полинезии преобладала средняя ступень, и, наконец,
новокалединцы, фиджийцы и большая часть народов Полинезии и
Микронезии находились на стадии перехода от средней к высшей ступени,
либо на разных стадиях высшей ступени этого периода. Разумеется, это
очень грубая и сугубо условная группировка, нуждающаяся в ряде
оговорок. В действительности, конечно, взаимные отношения отдельных
областей и архипелагов Океании представляли собою гораздо более
сложную картину. Указанная выше общая характеристика уровня развития
островитян Океании имеет лишь ориентирующее значение; она говорит о
том, что, во-первых, в Океании, вопреки ошибочному мнению Моргана,
нельзя искать представителей стадии «дикости» и, во-вторых, что уровень
общественно-культурного развития в общем (т. е. отвлекаясь от
распределения отдельных элементов культуры) представляется постепенно
повышающимся по мере движения с запада на восток.
Таким образом, одна из самых интересных и важных сторон
этнографического изучения Океании заключается в том, что перед нами как бы
развертывается на плоскости процесс разложения первобытно-общинного
строя процесс постепенного превращения доклассового общества в
классовое. Отдельные стадии, формы, детали этого процесса конкретно
представлены то одной, то другой из этнических групп Океании. Конкретное
изучение этого материала может, кстати, предостеречь нас от упрощенно-
схематического понимания всего исторического процесса в целом. Мы
видим здесь, как бесконечно сложен и противоречив был его ход, как
разнообразны оттенки, как многочисленны локальные варианты в условиях,
даже относительно очень сходных.
Изучение этнографии Австралии и Океании пред-
в мировую*культуру ставляет интерес, помимо сказанного, еще с одной
стороны. Рассматривая историю мировой культуры
как единый процесс, мы всегда стараемся выяснить: что именно внесли в
сокровищницу цивилизации народы той или иной страны? Развитие
народов различных стран шло, в силу конкретных условий, разными
путями, и в зависимости от этого одни создали больше, другие — меньше
общечеловеческих культурных ценностей; но нет народа, который стоял бы
совершенно в стороне от этого культуротворческого процесса.
Несмотря на весьма неблагоприятные условия, культурное развитие
народов Океании и Австралии не прошло бесследно для
современного человечества. Даже австралийцы, при всей примитивности их
культуры, могут кое-чему нас поучить. Поразительная
приспособленность всего их хозяйственного уклада к условиям географической среды,
изощренная техника охотничьего промысла, умение ориентироваться среди
дикой природы, найти воду в сухой пустыне и т. п. — все эти навыки не
раз использовались пионерами европейской колонизации Австралии и
могут оказаться очень полезными везде, где человеку приходится
осваивать безлюдные и сухие пространства. В последние годы обнаружилось,
что эти же навыки охотничьего народа развили у австралийцев и еще
одно замечательное качество — необычайную художественную
одаренность, способность и любовь к живописи и рисованию, хотя это качество
до сих пор еще не могло, и сейчас, в условиях колониального гнета, еще
не может полностью проявиться и развиться.
Что же касается островитян Океании, то их вклад в мировую культуру
был немаловажен, хотя мы, по незнанию, обычно мало его учитываем.
31

Рассеянные на громадном пространстве острова Тихого океана в наши
дни начинают играть крупную роль в мировой экономике, в международных
путях сообщения и в политике; но мало кто знает, что очень многие из этих
островов до появления там человека были почти непригодны для обитания.
Особенно это касается мелких коралловых островов, вся растительность
которых почти целиком состоит из культурных видов, привезенных и
разводимых человеком. Превратить пустынные известняковые рифы в
цветущие сады, какими сейчас являются воспетые поэтами острова Океании, —
это ли не культурная заслуга перед человечеством? Заслуга эта делается
еще более высокой, если принять во внимание, что, по данным современной
науки, заселение островов по крайней мере восточной Океании отнюдь
не было результатом случайных плаваний рыбачьих лодок, которых
бури заносили на отдаленные острова, как представляли это себе прежние
ученые: нет, это была систематическая и планомерная колонизация,
совершавшаяся смелыми и опытными мореходами; отправке поселенческих
партий предшествовали разведывательные поездки и открытия
необитаемых островов, разделенных сотнями километров открытого и пустынного
моря; по следам их направлялись большие, нередко двойные лодки, на
которых плыли мужчины и женщины, везли собак, свиней и кур, плоды и
семена культурных растений. Сама по себе история этой колонизации
представляет чрезвычайно поучительный пример, может быть
единственный в своем роде в мировой истории. Открытие и освоение новой части
света, прежде необитаемой и дикой, нельзя не рассматривать как крупный
вклад народов Океании в дело общечеловеческой цивилизации.
Вопрос При всем том нельзя отрицать, что народы Австра-
о причинах лии и Океании в своем развитии значительно отста-
отставания ли от передовых народов Старого света.
Эту отсталость, конечно, не надо преувеличивать. Когда европейцы
впервые соприкоснулись с народами Океании (XVI—XVII вв.), на многих
из архипелагов налицо была скорее неравномерность развития отдельных
сторон производительных сил и культуры, чем их общая неразвитость:
в некоторых отношениях (техника земледелия, мореплавания,
астрономические и географические знания) островитяне не намного уступали даже
передовым народам тогдашней Европы. Тем не менее по совокупности
Показателей уровень развития производительных сил и культуры был
в Океании — и особенно в Австралии — ниже, чем в большинстве стран
Старого света, в частности в Европе. Об исторических причинах этой
отсталости отчасти уже говорилось. Они заключались в географической
изолированности, удаленности от важнейших центров мировой
цивилизации, в разобщенности отдельных островов, в бедности их природными
ресурсами, в частности металлами, в бедности фауны на островах Океании,
а местами — даже в неблагоприятных климатических условиях,
вызывавших заболевания (тропическая лихорадка) и пр. Само заселение
огромных просторов австралийского материка, освоение разбросанных по
безбрежному океану островов представляло собою своего рода культурный
подвиг, который отнял у людей много сил. Приспособление к новой
природной среде не могло не задержать поступательного развития культуры.
Казалось бы, контакт с европейским цивилизованным миром,
начавшийся с XVI в. благодаря плаваниям европейских моряков, должен был
бы ускорить культурное развитие народов Австралии и Океании, помочь
им преодолеть вековую отсталость. Случилось, однако, наоборот. За
четыре века, прошедших с того времени, разница между средним уровнем
культуры аборигенов Океании — Австралии и народов Европы не только
не уменьшилась, но возросла. Культурное развитие европейских стран
сделало за четыре столетия огромные успехи, но успехи эти были связаны
32

с капиталистическим развитием и оплачены кровью и слезами миллионов
людей и в самой Европе, и, особенно, в колониях, Народы Океании не
приобщились к высокой культуре, а утратили и часть своей собственной.
Они лишились своей земли, отнятой колонизаторами, лишились
экономической самостоятельности и стали рабами мирового капитала. И, хотя
отдельные удачники — выходцы из немногочисленной национальной
интеллигенции, ученые, артисты, политические деятели—не уступают теперь
по своему культурному развитию европейско-американской
буржуазной интеллигенции, но средний культурный уровень народных масс
населения колоний, конечно, остается весьма низким, по сравнению хотя
бы с трудящимися европейских стран. Основной причиной нынешней
отсталости коренного населения Австралии и Океании является
колониальная политика империализма.
Все сказанное выше представляет интерес с точки зрения тех
антирасистских выводов, которые с очевидностью следуют из изучения
австралийской и океанийской этнографии. Перед нами здесь, прежде всего,
поучительный пример того, как культурное и общественное развитие народа
определяется материальной обстановкой его жизни, конкретными историческими
условиями, в том числе культурным окружением, а отнюдь не какими-
либо расовыми особенностями. Мы видим, как народы совершенно
различных рас, попадая в сходные условия, создают однородную культуру
и вырабатывают аналогичные формы социального строя. Мы видим, что
языковые и культурные различия совершенно не совпадают с расовыми.
Расисты сами, правда, иной раз пытаются использовать
австрало-океанийский материал: они, например, ссылаются на высокий уровень культуры
«благородных», «арийских» полинезийцев, сравнивая его с более отсталой
культурой темнокожихмеланезийцев; однако для опровержения этого
расистского «аргумента» достаточно указать на тех же фиджийцев, которые, будучи
в расовом отношении настоящими меланезийцами, достигли высокого
уровня общественного развития и создали у себя культуру, не уступающую
культуре полинезийцев, а кое в чем, например в технике судостроения, ее
превосходящую; при этом надо отметить большую заслугу фиджийцев как
культурных посредников, передавших своим полинезийским соседям
целый ряд культурных ценностей, возделываемых растений и пр. Впрочем,
в этих вымыслах об «арийцах» содержатся еще две грубые ошибки:
во-первых, понятию «арийцы» придается расовый смысл, когда на самом деле
это понятие относится лишь к языкам — и именно к индо-иранской ветви
индоевропейских языков; во-вторых, полинезийцы и по языку не
имеют к «арийцам» никакого отношения, ибо их языки совершенно не
родственны индоевропейским.
Колониальная Колониальный захват Океании начался позже, чем
политика на других материках, и поэтому вся эпопея
в Австралии колониального грабежа и гнета развернулась здесь в
и Океании более короткие сроки, но с не менее трагическими
для коренного населения результатами, чем в Америке или Южной
Африке. До второй половины XVIII в. почти вся область Океании и
Австралии оставалась нетронутой колонизаторами, ибо европейские рыцари
наживы удовлетворялись тогда ближе расположенными странами; только
одни Марианские острова еще в XVII в. были разграблены испанскими
феодалами и монахами, а пытавшееся защищаться аборигенное население
было почти целиком истреблено; остальные архипелаги Океании и весь
материк Австралии оставались вне поля зрения европейцев. Крупные
путешествия Бугенвиля, Кука, Лаперуза проложили пути торговцам, китобоям,
миссионерам, колонистам. Но развитие дальнейших событий в отдельных
частях Австрало-Океанийской области было весьма различно; Приемы
Народы Австралии и Океании _0

и результаты колониальной политики в Австралии и Тасмании были совсем
не те, что на островах Полинезии, а на этих последних — не те, что
в Меланезии. Мы можем проследить здесь все формы и оттенки
колониализма, какие только известны в истории.
Изменения История колониальной политики в Австралии и
общественных Океании, как и в других странах, интере-
отношений сует советского этнографа главным образом в свя-
под действием Зи с тем влиянием, которое она оказывает на формы
КОЛ°реншма°ГО общественных отношений у народов колоний и на
их культуру. Когда этнограф наблюдает быт,
общественный уклад, хозяйство, культуру любого отсталого народа, он не
должен ни на минуту забывать, что этот народ уже в течение десятилетий,
а то и столетий, находился под прямым или косвенным воздействием
чужеземных завоевателей, администраторов, торговцев, миссионеров.
Степень воздействия бывает различна в разных случаях; один народ может
сохранить вплоть до XIX—XX вв. очень значительную долю самобытности
в хозяйстве, общественном укладе, культурном облике, другой народ,
попавший в иные условия, может ее совершенно утерять. Читая
этнографическое описание того или иного австралийского или папуасского
племени, населения какого-либо из островов Полинезии и т. п., мы всегда
должны задавать себе вопрос: к какому времени относится данное
описание, к какому времени относятся передаваемые в нем отдельные факты
и в какой степени автор отразил в своем сообщении посторонние влияния,
связанные с появлением европейских колонистов, торговцев, миссионеров.
Английская колонизация Австралии, несомненно, оказала
значительное влияние на общественные отношения коренного населения. Но это
влияние сказалось не в переходе к новым, высшим социальным формам,
а просто в разложении самобытных форм родового строя, в упадке
отдельных обычаев и традиций. Уже исследователи конца XIX в. (Хауитт,
Спенсер и Гиллен, Мэтьюз и др.) не раз отмечали, что изучавшиесй ими
племена перестали придерживаться многих старых обычаев: инициации
юношей, строгого соблюдения экзогамии и пр. Но упадок традиционных
общественных институтов под разлагающим влиянием соседства белых
колонизаторов отнюдь не сопровождался переходом к каким-либо новым,
высшим институтам. Это не было прогрессивное влияние более передовой
европейской культуры на отсталую культуру австралийских племен.
В Океании, особенно в Полинезии и Микронезии, где европейские
колонизаторы нашли гораздо более развитые общественные отношения,
обособившаяся социальная верхушка — племенная аристократия, вожди —
оказалась во многих случаях подходящим материалом, из которого
колонизаторы стали создавать свою агентуру. На многих архипелагах — на
Таити, Тонга, Самоа и др.— европейские торговцы, капитаны судов,
поселенцы, в дальнейшем — миссионеры и чиновники устанавливали
дружественные отношения с местными вождями и опирались на них в своей
политике. Естественно, что о-ни со своей стороны поддерживали и укрепляли
власть и авторитет этой верхушки. В некоторых случаях он*и держали руку
одних вождей против других, разжигая соперничество и вражду между ними.
Снабжая оружием и всячески поддерживая своих союзников и
ставленников, колонизаторы содействовали довольно быстрому превращению
традиционного племенного предводителя, связанного по рукам и ногам
старыми демократическими обычаями, в самовластного «короля». Так, под
воздействием колониальной политики совершался ускоренный процесс
перерастания первобытно-общинных, примитивно-демократических форм
власти в своеобразную раннеклассовую деспотию, подчиненную интересам
колонизаторов. Европейские захватчики чрезвычайно ускорили естествен-
34

иый процесс социальной дифференциации, создав условия для
искусственной феодализации океанийского общества.
Этот процесс еще более ускорился, когда с проникновением товарных
отношений и с политическим подчинением островов Океании власти
европейских держав началось разложение форм общинной земельной
собственности. На месте ее появилась, частью стихийно, частью в результате
планомерной политики колонизаторов, частная собственность на землю.
Британские, французские и другие власти систематически разрушали
основы старого племенного быта, уничтожая общинное земельное право и
вводя частное землевладение. Ярким примером служит положение на
Фиджи, Таити, Тонга и т. д., где колониальная администрация искусственно'
создавала крупную феодальную земельную собственность. Разумеется,
это сопровождалось резким возрастанием зависимости массы населения
от имущественной верхушки, усилением эксплуатации, ухудшением
материального положения общинников. То же пытались делать
колониальные власти на Новой Зеландии, но с гораздо меньшим успехом, вызвав
мощное сопротивление местных племен. Напротив, почти без
сопротивления проходил этот процесс на Гавайских островах, где местные короли,
сохраняя номинальную независимость, хотя и под сильным воздействием
европейско-американского капитала, самостоятельно провели
разрушение общинной земельной собственности и ввели частновладельческое
буржуазное земельное право.
Все это означает, что социально-экономические и политические
отношения на островах Океании, особенно восточной, подверглись со времени
прихода белых очень сильным изменениям. Перед нами — процесс
ускоренного распада первобытно-общинных форм, форсированного классообразо-
вания, скороспелого образования полудеспотических государств. Иными
словами: те этнографические описания островов Океании, общественно-
политических отношений островитян, которые относятся к середине
XIX в., а тем более к его концу и к началу XX в., должны
рассматриваться нами сугубо критически, с учетом необходимой поправки на новейшие
изменения, внесенные колониальным режимом, прямым и косвенным
влиянием европейских и американских пришельдев.
Изменения Если вопрос о судьбе самобытных общественных
в культурном форм коренного населения Океании в колониальную
укладе эпоху достаточно сложен, то не менее сложен и
другой вопрос: о судьбе самобытной культуры и о путях культурного
развития коренного населения под властью колонизаторов.
Некоторые буржуазные публицисты и ученые апологеты капитализма
пытаются доказать «благодетельное» действие высокой
европейско-американской культуры на уровень развития коренного населения колоний:
то, что аборигены начинают носить европейский костюм и пользоваться
некоторыми предметами европейско-американского обихода, принимают за
проникновение настоящей культуры; восхваляют «подвиги» миссионеров,
приучающих свою паству к пустому ханжеству, пению гимнов и
обязательному воскресному безделью.
Всего отчетливее видно чисто отрицательное влияние «культуры»
колонизаторов на коренных жителей Австралии. Австралийцы были в
значительной части просто истреблены захватчиками их земли. Оставшаяся
часть влачит жалкое существование, почти утратив самобытную культуру
и не получив от буржуазной культуры почти ничего, если не считать
европейского платья, которое их заставляют носить, сомнительных
преимуществ христианской религии и возможности изредка заработать гроши.
Гораздо сложнее оказались пути культурных перемен у народов
Океании. Эти более сильные народы сумели в большей степени устоять против
35
3*

губительных последствий колониального гнета, и хотя значительная часть
населения пала жертвой эпидемий, кровопролитных войн и других
бедствий, оставшиеся в живых сумели так или иначе приспособиться к новым
условиям. Конечно, везде дают себя чувствовать политический гнет,
расовая дискриминация, экономическая необеспеченность, однобокость
буржуазной культуры, местами и религиозный фанатизм.
Одним из существенных показателей культурного прогресса
островитян Океании под влиянием белых поселенцев служит усвоение ими новых
форм хозяйства. Местное земледелие получило ряд неизвестных ему
прежде культур: на островах разводят теперь пшеницу, кукурузу, картофель
(Новая Зеландия), сахарный тростник, хлопок, разные овощи; особенно
обогатились в агрикультурном отношении острова Микронезии.
Появились домашние животные, что для Океании с ее крайне скудными
мясными ресурсами имеет большое значение. Наиболее глубоким изменениям
подверглось в указанном смысле хозяйство маори на Новой Зеландии.
Апологеты капитализма, указывая на эти несомненные факты
культурного роста колониальных народов, пытаются сделать из них вывод
о «благодетельности» режима, установленного на островах Океании
европейскими и американскими колонизаторами. Себя они изображают как
«культуртрегеров», а свою своекорыстную деятельность в колониях —
как «культурную миссию». Раньше говорилось при этом о «культурной
миссии европейского человека», а теперь, когда на первое место
выдвинулся американский империализм, речь пошла о «западном человечестве»,
«западной цивилизации», которая-де распространяется в Океании и в
других колониях. Пущен в ход даже новый особый термин «вестернизация»
(от англ. west — запад). На самом деле все это совсем не так. Народы
Океании теперь, конечно, далеко не те, какими они были полтораста лет назад,
не те, какими их описал Кук, какими их описали русские мореплаватели
начала XIX в. Это в большинстве цивилизованные люди, и культурный
уровень их не намного уступает среднему культурному уровню населения
европейского происхождения той же Океании. Но они достигли этих
культурных успехов не благодаря колониальному режиму, а вопреки ему. Здесь
действовали и собственные силы развития, и контакт с европейскими
моряками и поселенцами, которые сами страдали от колониальной
эксплуатации, и те новые потребности и побуждения, которые вытекали из
национально-освободительной борьбы, борьбы против колониализма. Это особенно
наглядно обнаружилось у маори Новой Зеландии, которые в ходе
длительной войны за независимость (1843—1872) необычайно быстро усвоили
навыки культуры, необходимые им для борьбы против захватчиков.
ρ Некоторые буржуазные исследователи, особенно
христианских те' которые связаны с клерикальными кругами,
миссий приписывают очень большую, и притом
положительную, роль в новейшем культурном развитии
островитян Океании христианским миссионерам. Действительно, роль их была
весьма немаловажна. Но была ли она положительной, вот в чем весь
вопрос. Ведь даже в буржуазной литературе более свободомыслящие авторы
не раз указывали на отрицательные стороны деятельности миссионеров.
Сама замена старой религии новой, более сложной религией не может
рассматриваться как прогресс. Пусть христианство как религия
отражает более высокий уровень развития общества и культуры, чем
анимистические и политеистические культы народов Океании, и тем более
высокий, чем магия и тотемизм австралийцев. Но это лишь означает, что
новая религия освящает более тяжелые цепи классового гнета,
капиталистического рабства, которые легли на коренное население колоний.
Говорят о борьбе миссионеров против варварских обычаев — людоедства,
36

охоты за головами, человеческих жертвоприношений. Верно, что
миссионеры были первыми, кто возвысил свой голос против этих обычаев,
конечно, не из-за жестокости их (ибо христианское духовенство
благословляло и благословляет гораздо более жестокие действия колонизаторов и
империалистов), а вследствие их «языческого» характера. Но сами же
миссионеры, поселяясь на островах Океании, вели политику искусственного
разжигания межплеменной вражды среди островитян, натравливали одну
часть населения на другую и, совместно с торговцами оружием и
агентами европейских правительств, раздували междоусобные войны,
приводившие к росту рабства, каннибализма, человеческих жертвоприношений.
Так было, например, на о-вах Фиджи.
Нельзя отрицать того, что миссионеры были во многих местах
пионерами грамотности среди островитян; они первыми начали изучать местные
диалекты, составляли для них алфавиты; в миссионерских школах детей
островитян обучали английской и французской грамоте. Местами, как на
Новой Зеландии, миссионеры в своих школах учили полезным для
коренного населения навыкам земледелия, ремесел. Но, во-первых, для
чего это делалось? Для того, чтобы «приручить» туземцев, подготовить их
к колониальному ярму; следовательно, сама грамотность служила целям
порабощения. Во-вторых, такими «просветителями» были очень немногие
миссионеры. Из них, правда, выделялись и незаурядные исследователи быта
и фольклора коренного населения, такие, как Сальвадо, Файсон, Тэплин,
Карл Штрелов — по австралийцам, Кодрингтон, Леенхардт — по
меланезийцам, Эллис, Уильяме, Л аваль — по полинезийцам, но это были исключения.
И если отдельные, весьма немногие из миссионеров проявляли
научный интерес к быту и культуре местного населения и способствовали их
изучению, то едва ли не все остальные служители миссии занимались как раз
обратным, и с гораздо большим усердием: они неутомимо боролись со
всякими проявлениями «язычества», т. е. беспощадно губили памятники
религиозного — и вообще всякого — искусства, запрещали не только
исполнение «языческих» обрядов, но и все традиционные празднества,
развлечения, пляски, песни, поэзию, все вообще народное творчество, — все, что
так или иначе красило жизнь коренного населения. На многих островах
Полинезии ныне совершенно забыты все сокровища старого народного
искусства; от самобытного фольклора не осталось и следа. Особенно
прославились пуританско-ханжеским усердием протестантские миссионеры,
которые неустанно проповедовали греховность всех «мирских»
удовольствий, развлечений. Но и католические патеры не намного от них отстали.
На их совести лежит, например, такой беспримерный акт вандализма
и мракобесия, как уничтожение всех памятников письменности о-ва Пасхи
(ими же, кстати, открытых), в силу чего наука теперь располагает для
изучения этой интереснейшей, уникальной письменности лишь случайно
сохранившимися единичными обрывками надписей. И это изуверское
аутодафе ценнейших научных памятников, объявленных делом дьявольским,
имело место не в темные времена средневековой инквизиции, а в 1868 г.,
в век просвещения и буржуазного прогресса!
Уничтожая памятники самобытной культуры, запрещая всякие
проявления народного творчества, миссионеры вместо этого насаждали свои
ханжеские обычаи: обязательное хождение в церковь, пение гимнов, чтение
библии и пр. Не раз отмечали беспристрастные наблюдатели ту
смертельную скуку, которая царит в миссионерских поселках. Островитянам
предписывается обязательное ношение одежды, обычно закрытой, из
хлопчатобумажной ткани. При наличии, как правило, одной смены, в
условиях влажного тропического климата ношение одежды антигигиенично и
способствует простуде.
37

Что касается миссионерских школ, которыми так хвалятся их
создатели, провозглашая себя «просветителями» жалких «дикарей», то надо
сказать, что эти «дикари» давно уже переросли ту убогую «науку», которую
преподносят им миссионеры; островитяне почти повсеместно жалуются на
то, что в миссионерских школах их учат только молитвам и пению
гимнов. Настоящего образования эти школы не дают.
Религиозный фанатизм, воспитывавшийся в коренном населении
миссионерами, принимал особенно уродливые формы в тех случаях, когда
конкурировавшие между собой проповедники разных христианских
толков натравливали одну часть своей паствы на другую. Прежняя
межплеменная рознь осложнялась еще худшей—вероисповедной. Она имела
трагические последствия, если (как на Таити в 1830—40-х годах) связывалась
с острой политической борьбой между англичанами и французами за
захват колоний.
Политическая роль миссий была вообще очень велика. Миссионеры
повсеместно пролагали пути колониальной экспансии. Какими бы
возвышенными идеями ни одушевлялись служители бога, отправляясь
просвещать «язычников», объективно это была попросту разведка, за которой
следовали планомерное наступление европейского — или американского —
капитала и, через больший или меньший промежуток времени, аннексия
страны и ее превращение в бесправную и обираемую колонию одного из
капиталистических государств. Так было везде в Океании; к Австралии
это относится в меньшей степени, ибо ее малочисленное, разобщенное и
культурно отсталое население нетрудно было подчинить и без
предварительной его религиозной обработки.
Вторая и не менее существенная задача христианских миссий сводилась
и сводится к удержанию в покорности порабощенного населения колоний.
Проповедью христианского терпения и смирения миссионеры стараются
парализовать стихийный протест масс против гнета и бесправия. Ради этой
весьма важной цели империалистические правительства, поделившие между
собой острова Океании, деятельно поддерживают миссионерские
организации, субсидируют их, наделяют всякими правами.
Не следует забывать, что на первых порах деятельность миссионеров
нередко мало чем отличалась от деятельности простых торговцев;
проповедники иногда даже открывали небольшую факторию, продавая
коренным жителям привезенный ими мелкий товар, например ткани для
одежды, необходимость ношения которой они проповедовали с
церковной кафедры. Подобное своеобразное совместительство отмечали с
некоторым удивлением путешественники в XIX в., например на Гавайских
островах; при этом указывалось, что на миссионеров ложится немалая
доля вины за обеднение островитян.
В общем итоге представляется совершенно ясным, что, хотя и нельзя
отрицать известных культурных заслуг отдельных миссионеров перед
коренным населением Океании и Австралии, в целом все же в деятельности
их во много раз перевешивает другая сторона— отрицательная:
миссионеры были разведчиками капиталистической колониальной политики, они и
подготовили и закрепили захват Австрало-Океанийской области
европейскими державами и Соединенными Штатами Америки, они были и
остаются верными слугами колониального режима в этих странах.
Сопротивление История Австрало-Океании полна драматических
колонизаторам эпизодов борьбы ее народов за свою
независимость. Даже в ранний период колонизации, в XVI—XVII вв., когда
попытки коренного населения сопротивляться захватнической и
угнетательской политике колонизаторов кончались карательными мерами
против сопротивляющихся и еще большим гнетом — ив этих случаях
38

борьба за свободу не проходила бесследно: она оказывала свое действие
на общественный уклад, культуру, психологию народа: в то же время,
традиции борьбы за независимость, пусть безуспешной на данном этапе
истории, сохраняют свое значение как истоки той новой, более широкой
антиимпериалистической борьбы, которая сейчас, на наших глазах,
начинает охватывать все большие слои населения колониальных стран.
Когда в XJX в. развернулось непосредственное колониальное
наступление капиталистических держав на острова Океании — и одновременно
продвижение колонизаторов вглубь материка Австралии,— коренное
население оказывало упорное, хотя и неорганизованное сопротивление.
В большинстве случаев это сопротивление принимало формы отдельных
разрозненных стычек, иногда и затяжных, но мелких войн, которые
однако перемежались мирными торговыми отношениями, ибо островитяне
Океании были заинтересованы в торговле с европейцами. Местами
борьба против колонизаторов переплеталась с междоусобной войной между
отдельными вождями округов или племен: так было на Маркизских
островах, на Самоа. Более широкие восстания поднимали островитяне
Новой Каледонии против французской колониальной администрации и
миссионеров в 70-х гг. прошлого века и позже — уже в начале XX в.
Наиболее длительной и упорной была борьба маорийских племен Новой
Зеландии претив английских колонизаторов (1843 — 1872 гг.). В этой
борьбе временами сплачивалась большая часть племен, но все-таки не все.
11 на Новой Зеландии и на других островах межплеменная рознь или
политическая разобщенность неуклонно ослабляли силу их сопротивления.
Лишь в годы после первой мировой войны начало местами разгораться
более широкое антиколониальное движение. Особенно сказалось оно на
островах Самоа в 1920-е годы, охватив население почти всего архипелага.
Еще более широкое антиимпериалистическое движение развернулось
в годы второй мировой войны и после нее. Оно охватило главным образом
острова Меланезии, где население до этого было особенно раздроблено
и разобщено. Сейчас в ходе борьбы оно все более сплачивается и
начинает осознавать общность своих интересов. Об этой новейшей фазе
освободительного движения в Океании и Австралии, об
антиимпериалистической борьбе, о развернувшемся за последние годы движении за мир
читатель найдет немало материала в настоящей книге.
Русская наука сделала в свое время немалый
Роль русской науки вклад в исследование Австралии и Океании. Не
и ^страловедении только чисто географическое изучение стран Южных
морей обязано крупными открытиями русским
морякам, путешественникам, ученым, в особенности первой половины XIX в.,
но и для собственно этнографического описания труды их дали очень и очень
много. В описаниях путешествий Крузенштерна и Лисянского, Головнина,
Коцебу, Беллинсгаузена, Новосильского, Симонова, Литке и других мы
находим ценнейшие этнографические данные об отдельных архипелагах
и островах Полинезии и Микронезии, частью и Западной Океании
и Австралии. Некоторые из этих материалов невелики количественно;
но их крупная научная ценность определяется двумя обстоятельствами:
во-первых, русские моряки были одними из первых европейцев,
посетивших острова Океании, и имели поэтому возможность наблюдать
быт коренного населения, еще почти не подвергшийся
разрушительному действию капиталистической «цивилизации»; во-вторых, они в
качестве наблюдателей и исследователей имели то преимущество перед
своими зарубежными собратьями, что никакие интересы не связывали их
с рыцарями колониального грабежа, с европейскими торговцами,
миссионерами, колониальными служащими, и они не имели причин зату-
39

шевывать в своих сообщениях разбойничьих подвигов этих
«культуртрегеров» Океании; поэтому мы находим в сообщениях о путешествиях Ли-
сянского, Коцебу, Литке и других такие яркие, правдивые и
безыскусственные характеристики европейских и американских миссионеров-
торговцев, резидентов-авантюристов и прочих колониальных <<героев»,
каких не найти во всей английской, французской или немецкой литературе.
Особенно много уникально ценных этнографических описаний
оставили русские путешественники первой половины XIX в. по островам
Маркизским (Вашингтоновым), Гавайским, Таити в Полинезии, по Маршалловым
и Каролинским островам в Микронезии.
Для более позднего этапа исследования Океании достаточно назвать
одно русское имя, которое уравновешивает, быть может, десятки имен
зарубежных ученых, потрудившихся на почве океанистики,—имя Η. Н.
Миклухо-Маклая. Этого крупнейшего путешественника и ученого можно
считать пионером серьезного исследования в то время почти неизвестной
западной части Океании, в особенности ее крупнейшего острова — Новой
Гвинеи; в то же время он был поборником и нового метода полевой
этнографической работы: длительного и углубленного стационарного исследования,
на основе близкого и дружественного сожительства с коренным
населением, изучения его языка и гуманного, человечного к нему подхода.
В противоположность своим многочисленным зарубежным коллегам —
этнографам и антропологам, Миклухо-Маклай не только не стремился
своими научными работами подготовить и обосновать колониальный
захват изучаемой страны тем или иным капиталистическим государством, но
он сознательно и систематически преследовал как раз противоположную
цель: защитить коренное население Океании от колониального грабежа,
обосновать его права на независимость и самостоятельное политическое
и культурное развитие. Не вина Миклухо-Маклая, что эта цель оказалась
недостижимой. Зато другая, чисто научная задача была им в значительной
степени выполнена: он едва ли не впервые показал читающей европейской
публике жителей Новой Гвинеи и других областей Океании и юго-
восточной Азии не как кровожадных, свирепых дикарей-людоедов, а
как живых людей, с их хорошими и дурными чертами, с их особым
культурно-бытовым укладом, но с общечеловеческими потребностями и влечениями,
людей, способных к дружбе и взаимопомощи, к восприятию нового.
Нечего и говорить, что для специалиста этнографа и антрополога Океании
научные материалы исследований Миклухо-Маклая, хотя
неблагоприятные обстоятельства и ранняя смерть помешали Миклухо-Маклаю довести
до конца исследования и обработать свои материалы, представляют
исключительную ценность.
Советские ученые, вооруженные марксистским методом исследования,
внесли существенно новую струю в самую постановку проблем австра-
ловедения и океанистики. Каковы результаты наших исследований по
отдельным проблемам, в разработке тех или иных вопросов этнографии
Австралии и Океании,— об этом скажет читателю содержание
предлагаемой книги.

НАРОДЫ АВСТРАЛИИ
И ТАСМАНИИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ИСТОРИЯ колонизации
И ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ
АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ
Австралию открыл для европейцев голландец Биллем Янц в 1605 г.
Гипотеза, высказанная еще в древности, о том, что в южном
полушарии существует огромный материк, Terra Australis (буквально
«Южная земля»), была, таким образом, подтверждена. Возможно, что
испанские и португальские мореплаватели подходили к берегам Австралии
и раньше. Об этом не сохранилось никаких известий.
Голландские моряки назвали вновь открытый ма-
Открытие терик Новой Голландией. Голландские суда неодно-
тр лии кратно посещали ее западный и северный берега,
по, располагая и без того богатейшими колониальными владениями в
соседней Индонезии, голландцы не интересовались колонизацией земли:
берега Австралии показались им неприветливыми и бесплодными.
Голландских поселений на берегах Австралии так и не появилось.
Более полутора веков австралийский материк оставался совершенно
неисследованным европейцами. Не было даже определенных представлений
о его очертаниях и размерах.
В 1770 г. английский мореплаватель Джемс Кук впервые посетил
восточный берег Австралии и доказал затем, что Новая Гвинея и Новая
Зеландия — самостоятельные острова, а не крайние выступы Австралии1.
После этих открытий очертания Австралии с запада, севера и востока и
ее размеры стали европейцам приблизительно известны. Оставалось
определить очертания южного берега; на это английским морякам
понадобилось двадцать лет.
Залив, в котором Кук впервые высадился на берег Австралии, он
назвал Ботани-Бей (Ботаническим заливом), так как его поразили пышность
и разнообразие береговой растительности. Все открытое им побережье он
назвал Новым Южным Уэльсом.
Австралия не имела в то время для Англии большого экономического
значения. Однако после потери североамериканских колоний, в 1783 г.
завоевавших независимость и нанесших этим серьезный удар британской
колониальной экономике, Англия решила прибрать к рукам
австралийский материк и стала принимать меры для его колонизации.
1 Что Новая Гвинея — остров, это установил еще испанец Торрес , открывший
в 1605 г. пролив между Австралией и Новой Гвинеей (Торресов пролив). Но результаты
его путешествия в то время не были опубликованы, и вторичное открытие Куком этого
пролива явилось для всех новостью.
43

Начало колонизации. В 1788 г. вблизи Ботани-Бея высадили партию ссыль-
Первые поселения ных каторжников (850 человек). Так было основана
ссыльных первое английское поселение — Порт-Джэксон
каторжников (будущий Сидней). Началась постройка жилищ,
в том числе и каменного дома для губернатора новой колонии (каковым
был провозглашен начальник первой партии ссыльных).
Положение первых ссыльных поселенцев было чрезвычайно тяжелым.
Они попали в лесную зону, где любым земледельческим работам
должна была предшествовать вырубка леса, требовавшая большого труда.
Между тем среди первых партий невольных колонистов не было
людей, сведущих в сельском хозяйстве. Они не имели необходимого
инвентаря — не хватало даже топоров, пил. Не было домашних
животных. Колония ссыльных во всем зависела от подвоза из метрополии,
и стоило очередному судну из Англии задержаться, как в колонии
начиналась голодовка.
Таким образом, первым следствием приобщения Австралии к
«цивилизации» было превращение ее в место каторжных работ. Англия
ссылала в Австралию бродяг и дищих, разоренных крупной машинной
промышленностью ремесленников и согнанных с земли крестьян,
доведенных нищетой до бродяжничества и разных правонарушений.
В первые семь лет (с 1788 г.) в Австралию было отправлено 5765
ссыльных. В последующие пятнадцать лет (с 1795 г.) — 6525 и с 1816 по
1820 г.—И 250 человек.
Постепенно ссыльные начали расчищать и готовить землю к
возделыванию. По истечении срока наказания их оставляли на вечное
поселение в Австралии, а иногда просто не выпускали из тюрем — ведь они были
бесплатными работниками. Нередко ссыльные делали попытки бежать.
Они бродили по лесам (так называемые бушрангеры — «лесные
разбойники»), иногда попадали к австралийцам и оставались жить с ними. В те
годы австралийцы вообще относились к европейским колонистам
дружественно.
Добровольная иммиграция европейцев в Австралию была вначале
ничтожной, хотя английское правительство и предоставляло в распоряжение
иммигрантов бесплатные рабочие руки ссыльных. Количество
свободных поселенцев пополнялось лишь теми же ссыльными, отбывшими срок
наказания, и офицерами и солдатами, окончившими срок службы.
Увеличению притока свободных колонистов спо-
Развитие овцеводства. собствовал успешный опыт разведения в Австралии
Кочникноирнир
и усиление класса мериносных овец. Оказалось, что грубое и же-
земельных магнатов сткое руно английских овец становится нежным
и тонким под воздействием сравнительно мягкого
австралийского климата. Слухи о возможности быстрого обогащения
привели в Австралию тысячи людей. С 1821 по 1826 г. свободное население
европейского происхождения в Австралии увеличилось с 23 тыс. до 36 тыс.
Свободные поселенцы были в большинстве своем зажиточными
людьми. Поездка в Австралию стоила много денег. Люди без средств моглипо-
пасть в Австралию лишь в качестве ссыльных. Правительство
предоставляло свободным поселенцам землю, ссужало их семенами, припасами
и скотом. Кроме того, они получали право пользоваться даровым трудом
ссыльных, отдаваемых им в полную власть.
Внутренние потребности метрополии привели к тому, что ведущей
отраслью хозяйства Австралии стало овцеводство. Переселенцы,
владевшие капиталом, становились в подавляющем большинстве овцеводами.
Кроме получаемой от правительства, они иногда захватывали землю
самовольно. Такие поселенцы-землевладельцы назывались скваттерами.
44

Увеличение поголовья овец требовало открытия новых пастбищных
земель, и скваттеры, вслед за своими стадами, постепенно продвигались
все дальше от берега, вглубь материка. К 1830-м годам юго-восточная
часть Австралии была уже почти полностью освоена ими.
Развитие овцеводства привлекло в Австралию крупный английский
капитал. Появились богатые овцеводческие компании. Земельные
магнаты владели миллионами гектаров земли, приобретенной ими почти
бесплатно. «Скваттерские» фамилии держали в своих руках фактически
и всю власть в колонии. Масса населения, состоявшая в большинстве
еще из ссыльных, была совершенно бесправна.
С 40-х годов начинается период нецрерывных экспедиций во внутренние
районы Австралии. В 1847 г. Кеннеди из Сиднея отправился отыскивать
путь к п-ову Иорк и пропал без вести. Та же участь постигла Лейхардта,
отправившегося в 1848 г. из Сиднея вглубь страны. Печальный исход
этих двух экспедиций на многие годы приостановил исследование
внутренних районов Австралии. В 1855 г. Грегори пошел по течению р.
Виктории (Барку) на юго-запад, но возвратился, остановленный
пустынями центральной Австралии. В 1860 г. Стюарт с юга дошел до
середины материка, но не смог преодолеть пустыню и вынужден был
повернуть обратно. В 1861 г. он повторил попытку и опять безуспешно.
Наконец в 1862 г. он пересек Австралию с юга на север и нашел
удобный путь, вдоль которого через десять лет, в 1872 г., была проведена
телеграфная линия, ставшая опорной базой для всех экспедиций внутрь
Австралии.
Скотоводы-скваттеры продвигались непосредственно вслед за
путешественниками, по их свежим следам, и «скупали» у аборигенов землю
сотнями тысяч гектаров за несколько ножей или зеркал. Скваттер,
«купив» огромный участок земли, строил в центре его дом и жил в нем, как
удельный князь. Его скот пасли пастухи, разбросанные друг от друга
иногда на расстоянии дня верхового пути. Скваттер имел на своей
главной станции жилища для стригачей (shearers) — сезонных рабочих для
стрижки овец, мясную лавку, склад шерсти и т. п. На своей земле он не
признавал никаких законов, кроме им самим установленных.
Уже к 1830-м годам стало ясно, что ссыльные не могут обеспечить
возросшую потребность в рабочей силе. Правительство стало принимать
меры для усиления иммиграции в Австралию свободных поселенцев1.
Тогда-то и появилась на сцене пресловутая теория «систематической
колонизации» Уэкфильда.
„ Буржуазный экономист Э. Г. Уэкфильд выступил
«Систематическая ^rj .oon χ ^ j
колонизация» впервые в lozy г. со своим планом
«систематической колонизации», т. е. заселения и
экономического развития колоний. Суть плана состояла в том, чтобы
искусственным путем пересадить капиталистические отношения в новозаселяемые
колонии, а для этого создать там рынок рабочей силы.
«...Теория колонизации Уэкфильда,— писал Маркс,— которую
Англия в течение некоторого времени старалась осуществлять
законодательным путем, стремится к фабрикации наемных рабочих в колониях»2.
Проведение этой теории на практике состояло в Австралии в
следующем: вся земля, которую скваттеры еще не успели отнять у
аборигенов, была объявлена правительственной собственностью. Колониальные
1 Австралийские фермеры, рабочие и мелкие буржуа начали борьбу за отмену
ссылки. После долгих колебаний правительства ссылка была окончательно отменена
в восточноавстралийских колониях в 1850 г., в Западной Австралии — в 1868 г.
2 К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1953, стр. 769.
45

власти назначили высокую, независимую от спроса и предложения, цену
на эту землю. «Свободный» поселенец, прибыв в Австралию, вынужден
был годами работать у какого-либо скваттера-капиталиста, чтобы скопить
деньги и купить участок земли. П@сле этого он мог удалиться с рынка
труда. Правительство же на деньги, полученные от продажи земли,
ввозило другого «свободного» поселенца, поддерживая тем самым рынок
труда для капиталистов.
Цена земли была установлена в272фн. ст. за гектар. Расчет был
следующий: капиталисту на каждые 40 га,земли нужно трое рабочих;
провоз троих рабочих с семьями из Англии стоил 100 фн. ст.1
Маркс иронически хвалил Уэкфильда за то, что он в колониях
«раскрыл истину о капиталистических отношениях в метрополии», истину,
которая обычно ускользает от понимания буржуазных ученых и
которая состоит в том, что «капитал не вещь, а общественное отношение
между людьми, опосредствованное вещами»2. Недостаточно вывезти в
колонию деньги и средства производства, надо создать там и условия для
соответствующих общественных отношений, создать рабочих,
вынужденных продавать свою рабочую силу.
План «систематической колонизации» был принят австралийскими
властями и проводился в жизнь в 30—40-х годах XIX в. под личным
руководством Уэкфильда. План, однако, провалился. Правда, цена земли
была вздута, как требовал Уэкфильд, но это привело лишь к
колоссальным барышам для спекулянтов землей. Спекулянты наживались также
и на доставке рабочих из Европы, а потом и из стран Азии. Число
рабочих рук увеличилось, но они не находили себе применения как раз
в сельском хозяйстве (а именно в этом была основная цель
«систематической колонизации»), потому что владельцы земельных латифундий,
расширяя пастбища для своих овец, не переходили к зерновому
хозяйству. Избыток рабочей силы скапливался в городах. Мало того, с конца
40-х годов начался даже отлив излишней рабочей силы в Калифорнию,
где в это время (1848) было открыто золото.
г. Тогда колониальные власти прибегли к новой мере,
в Австралии ^ни тоже объявили (1851) об открытии золота
и рост колонизации в Виктории, хотя золото было там найдено гораздо
раньше, что тщательно скрывалось. В Австралию
из Англии и из других стран Европы (затем и из Азии) потянулись
десятки тысяч иммигрантов, главным образом неимущего люда. В числе
их были и деятели подавленного в Англии чартистского движения,
ирландские повстанцы. Численность населения Австралии стала быстро
расти. За одно десятилетие (1851—1861) оно выросло почти втрое,
перевалив за миллион. Значительный процент населения составляли
золотоискатели—«диггеры» («копатели»), как звали их в Австралии.
В год наивысшего напряжения «золотой горячки» (1858) в одной
Виктории было 147 тыс. диггеров, в том числе почти четверть — 34 тыс.
китайцев3.
Развитие золотых приисков привело к оживлению и в сельском
хозяйстве. Возрос спрос на хлеб, стало более выгодным производить его.
Стали расти земледельческие фермы за счет овечьих пастбищ. Но земля
попрежнему была в руках магнатов-скваттеров. Поэтому в 50—60-х годах
усилилась борьба фермеров, рабочих и золотоискателей против аграрной
1 См. А. Милейковский. Австралия. JL, 1937, стр. 52.
2 К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 769.
3В. Fitzpatrick. The Australian people. 1788—1945. 2-d ed. Melbourne,
1951, стр. 164.
46

знати, за демократические реформы. В 1856 г. правительство метрополии
предоставило австралийским колониям право иметь свои ответственные
правительства. Под давлением масс правительства Виктории и Нового
Южного Уэльса были вынуждены принять некоторые законы, в том числе
провести очень робкую аграрную реформу, хотя бы формально
ограничить рост крупного землевладения (законы 1862, 1865 годов и др.).
Однако прославленные «демократические» реформы 1860-х годов очень
мало изменили фактическое положение дела, почти не затронули
интересов земельной знати. Доступной для средних и мелких фермеров земли
в освоенных областях Австралии попрежнему не было.
Растущий земельный голод толкал к новым попыткам проникнуть
дальше вглубь неизведанных обширных пространств Центральной
Австралии. В 70-х годах были совершены новые крупные путешествия
внутрь материка, теперь уже по западной его половине: братья Фор-
рест (1870—1871), Уорбертон (1873), Джайльс (1875) пересекли в разных
направлениях большую западную пустыню, рассеяв легенду о ее
непроходимости и недоступности. Западная Австралия начала привлекать
к себе больше колонистов. В 1882 г., кстати, там тоже было открыто
золото.
К числу наиболее пустынных, наименее доступных относились также
внутренние районы так называемой Северной территории, имеющие
характерную историю. Первоначально Северная территория являлась составной
частью колонии Южная Австралия (она была присоединена к последней в
1862 г.). От политики заселения Северной территории путем медленного
проникновения скотоводческих поселений с юга вскоре пришлось отказаться.
Скотоводы не могли остаться в неприветливых районах Северной
территории, отдаленных от городов, источников сезонной рабочей силы. Они
либо откатывались обратно на юг, либо, не задерживаясь, проходили
к северным береговым районам, используя центральную часть Северной
территории лишь как длинный коридор. В северных береговых
районах есть реки, всегда имеющие воду. Здесь, на этой части территории,
так называемой Топ Энд (Top End, букв, «верхний конец»), и
сосредоточилось пришлое население.
π Первая австралийская колония в юго-восточной
Политическое
развитие колоний части материка ведет свое начало с 1788 г., с
основания Порт-Джэксона (Сиднея). В дальнейшем,
по мере того как расширялась колонизация какой-нибудь крупной
области, росло ее население, она оформлялась политически в самостоятельную
колонию. В качестве таких особых колоний выделились одна за другой
Тасмания (1825), Западная Австралия (1829), Южная Австралия (1836),
Виктория (1851), Квинсленд (1859). Правительство метрополии пыталось
помешать этому дроблению, создать общее управление колониями, через
которое ему удобнее было бы иметь с ними дело; но между отдельными
колониями было много противоречий, главным образом в области
таможенной политики, и они не шли на объединение.
Только подъем рабочего движения в конце XIX в.— «великая стачка»
моряков (1890), стачка стригачей (1896) — заставил буржуазию
Австралии всерьез подумать о централизации аппарата в целях более
успешного подавления рабочих. Имелось в виду также сосредоточить в одних
руках законодательство об иммиграции. Метрополия же была
заинтересована в усилении обороны Австралии от растущей угрозы со стороны
Германии и США, которые в это время проявляли большую активность
в этой части Тихого океана. Под действием всех этих причин в 1900 г.
австралийские колонии объединились в федерацию, получив права
доминиона Британской империи.
47

Жители Новой Голландии (Австралии) в начале XIX в.
По рис. худ. П. Михайлова (экспедиция Ф. Беллинсгаузена)
Этнографическое Первое знакомство европейцев с австралийцами
изучение восходит к концу XVII в. Но это были случайные
аборигенов соприкосновения. Европейские мореплаватели обычно
в ранний период лишь издали знакомились с берегами Австралии.
Исключение составляет только Джемс Кук, который видел
австралийцев ближе.
Колонисты, прибывавшие в Австралию, с самого начала сталкивались
с аборигенами. Исследуя страну, они собирали сведения и о ее коренном
населении. Но эти сведения собирались не специалистами-этнографами
(таких тогда вообще не было), а случайными наблюдателями: ссыльными,
служащими, полицейскими, торговцами. В описаниях путешествий,
в разных записках, очерках страны мы находим различные, по большей
части отрывочные, этнографические материалы. Эти материалы,
однако, тем ценнее для науки, чем к более раннему времени они
относятся, потому что они показывают наименее затронутый чужеземным
влиянием быт австралийцев. Особенно важны рассказы беглого ссыльного
Уильяма Бэкли, который в 1804 г. попал в плен к аборигенам и жил
сними тридцать два года. Чрезвычайно интересны сообщения первых
русских путешественников — моряков Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П.
Лазарева, дважды посетивших (1820) Порт-Джэксон и имевших возможность
наблюдать окрестные группы аборигенов. Один из их спутников —
П. М. Новосильский — составил наиболее серьезное и обстоятельное
описание быта аборигенов. Другой участник той же русской экспедиции,
казанский профессор Иван Симонов, тоже дал ценное описание виденных им
австралийцев.
48

Вождь австралийского племени с нагрудным знаком, полученным от колониальной
администрации. Рядом — его жена.
По рис. худ. П. Михайлова (экспедиция Ф. Беллинсгаузена)
Этнографические описания австралийцев, накоплявшиеся в этот
период, относятся главным образом к внешнему быту, материальной
культуре, образу жизни — словом, к тем явлениям, которые бросались в
глаза даже неспециалистам. Напротив, такие мало доступные для
постороннего наблюдателя стороны жизни австралийцев, как их общественный
строй, верования, предания, фольклор, ускользали из поля зрения, и
в большинстве этнографических описаний этого периода их бесполезно
искать.
Едва ли не первым обнаружил интерес к особенностям общественного
быта австралийцев Φ. Ф. Беллинсгаузен: он нашел, что австралийцы
живут «обществами» по 25—50—60 человек и что «правление» у них до
прихода белых было «патриархальное», под руководством старейшин.
Пока Австралия была только местом ссылки, ко-
Истребление ренное население почти не привлекало к себе вни-
и оттеснение г r\ ~
аборигенов мания колонистов. Оно жило своей жизнью,
колонисты — своей. Беглые ссыльные иногда попадали
к аборигенам и оставались у них. С началом разведения в Австралии
овец отношение колонистов к коренному населению резко изменилось.
Захватывая в поисках пастбищ охотничьи угодья аборигенов, пришельцы
оттесняли их все дальше и дальше вглубь материка.
Аборигены Австралии еще не достигли той сравнительно высокой
стадии хозяйственного развития, когда их можно было бы с выгодой
эксплуатировать. Поэтому они не были нужны австралийским колонистам и
превратились в «избыточное население» на собственной родине, как
только туда проник капитал и капиталистические отношения. Началось
зверское истребление австралийцев, фактически объявленных вне закона.
Колонисты, в виде развлечения, охотились на них, пристреливали из ружей.
*4 Народы Австралии и Океании ГГк
49

Овцы скоро стали постоянным поводом для конфликтов. Для
аборигенов, никогда не знавших скотоводства и не понимавших, что такое
частная собственность, это была законная охотничья добыча. Но за
каждого барана колонисты жестоко отплачивали: они снаряжали карательные
отряды, убивали в джунглях первых встречных австралийцев.
Коренному населению в этих условиях не оставалось ничего другого,
как покидать свои исконные территории, на которых тысячелетиями жили
и умирали их предки, и уходить в пустыню. Попытки остаться на своих
землях ничего хорошего не сулили: колонизаторы систематически
истребляли местных жителей. Они пускали в ход не известное
австралийцам огнестрельное оружие, а кроме того, не брезгали и такими
бесчестными способами в неравной борьбе, как разбрасывание отравленной
пищи, которую голодные «дикари» поедали, погибая затем в
мучениях. «Культурные» колонисты нередко устраивали настоящие облавы,
нападая на беззащитные стойбища и убивая всех, без различия пола
и возраста.
Колониальная администрация нашла еще один способ истребления
аборигенов: создание «туземной полиции». Последняя была
организована в 1837 г. в Виктории в виде опыта и пополнялась путем подкупа,
обмана и спаивания коренных жителей. Используя межплеменную рознь,
администрация направляла полицейские отряды в отдаленные местности,
поручая им действовать среди враждебных племен. Поощряемая белой
администрацией, «туземная полиция» творила всяческие жестокости.
В 1839 г. «полиция» была распущена, но в 1842 г. вновь создана и
просуществовала до 1853 г.
Сами колонисты, однако, не уступали по части зверств и жестокостей
«туземной полиции».
В 1879 г. Η. Н. Миклухо-Маклай, живший в это время в Сиднее,
писал: «В северной Австралии, где туземцы еще довольно многочисленны,
в возмездие за убитую лошадь или корову белые колонисты
собираются партиями на охоту за людьми и. убивают сколько удастся черных,
не думая о том, что, оттесняя с каждым днем туземцев из более
плодородных местностей, они ставят их в положение или голодать или убивать
скот белых взамен растений и животных, уничтоженных или ставших
редкими вследствие овцеводства и плантаций у белых»1.
Здесь уместно привести случай, известный в истории под названием
Фрэзерской резни. Осенью 1857 г. двое англичан с Фрэзер-Харм
(Квинсленд) приехали в соседнюю туземную деревню Кунгарри. Мужское
население было на охоте. Англичане выгнали из шалашей всех женщин,
выбрали двух девушек и изнасиловали их. В ту же ночь аборигены убили
на Фрэзер-Харм одного из насильников и еще нескольких англичан.
Тогда со всех концов стали стекаться к Фрэзер-Харм «белые мстители»,
перебили всех жителей Кунгарри и соседних деревень, всего около 2 тыс.
человек. Остается добавить, что Фрэзерской резней называется эта
история не потому, что англичане убили несколько тысяч аборигенов, а
потому, что погибло несколько англичан.
к „ Исследование первобытно-общинного строя австра-
период лийцев и их культуры началось лишь с 1880-х го-
австраловедения дов, с выходом в свет книги Л.-Г. Моргана
«Древнее общество» (1877) и труда Энгельса
«Происхождение семьи, частной собственности и государства» (18,84).
Один из последователей и друзей Моргана, Лоример Файсон, живший
в эти годы в качестве миссионера среди австралийцев, под влияниеммор-
1 Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. П. λί.—Л., 1950, стр. 442.
50

гановских идей заинтересовался социальной организацией австралийских
племен и обнаружил у них поразительно интересные формы отношений
родства и группового брака. Он собрал сам лично и через других
миссионеров данные о социальном строе племени камиларои и нескольких
других племен и обработал их в сотрудничестве с Альфредом Хауиттом,
который по своей службе в качестве «протектора» туземцев 1 в долголетних
странствованиях постоянно сталкивался с коренным населением
Австралии. Результатом совместной работы Файсона и Хауитта, под
руководством Моргана, вышла замечательная книга «Камиларои и курнаи»2,
составившая эпоху не только в австраловедческой, но и этнографической
науке вообще. Собранными ими материалами широко пользовались
Морган и Энгельс. Позже Файсон и Хауитт публиковали свои
отдельные статьи по австралийской этнографии, а Хауитт обобщил все свои
исследования в большой монографии «Туземные племена юго-восточной
Австралии»3.
То, что Хауитт и Файсон сделали для племен юго-восточной Австралии,
для Центральной Австралии сделали Болдуин Спенсер и Франк Гиллен.
Профессор биологии Мельбурнского университета Спенсер,
последователь Моргана, и Гиллен, долгое время работавший в качестве протектора
аборигенов Центральной Австралии, глубоко изучили социальный строй
и верования некоторых из этих племен, особенно аранда (арунта). Оба
исследователя пользовались доверием аборигенов и считались как бы
посвященными в тайные предания племени. Перед их глазами раскрылся
сложный мир представлений и обрядов. О возможности существования
чего-либо подобного ученые прежде и не подозревали. Книги Спенсера и
Гиллена «Туземные племена Центральной Австралии» 4 и «Северные племена
Центральной Австралии»5 заняли одно из первых мест в
этнографической литературе. Миссионер Карл Штрелов, долгое время живший
среди аранда, в поселке Германсбург, и хорошо знавший местные
диалекты, собрал обширные тексты по верованиям и фольклору,
опубликованные им на языках племен аранда и лоритья 6.
В этот же «классический» период австраловедения (1880—1914)
появились материалы и других наблюдателей и исследователей. На первом
месте из них надо поставить сообщения Вальтера Рота о племенах
северозападного Квинсленда. В отличие от большинства других исследователей,
Рот подробно описал и материальную культуру аборигенов. Несколько
раньше Рота о племенах Квинсленда писал, только менее систематично,
норвежский путешественник Карл Лумгольц (1880—1884). Позже, уже
перед первой мировой войной, среди туземцев северного Квинсленда
работал швед Эрик Мьоберг. О двух племенах восточного Квинсленда
имеются хорошие монографии Джона Мэтью. Об аборигенах Нового Южного
Уэльса ценные материалы опубликовал в 1884 г. Эдуард Пальмер; позже
появились интересные, хотя не во всем надежные, сообщения о племени
юалайи исследовательницы К. Лангло-Паркер. О племенах Южной и
Центральной Австралии следует отметить, помимо упоминавшихся выше
классических работ, интересные сообщения миссионеров Самуэля Гэсона,
Джорджа Тэплина, О. Зиберта.
1 О должности протектора, как и о «туземной политике» вообще, см. стр. 284.
2 L. Fison а. Α. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai. Melbourne, 1880.
3 Α. Η о w i t t. The native tribes of South-East Australia. London, 1904.
4 B. Spencer a. F. G i 1 1 e n. The native tribes of Central Australia.
London, 1899.
5B. Spencer a. F. Gillen. The northern tribes of Central Australia.
London, 1904.
6C. Strehlow. Die Aranda und Loritja-Stamme in Zentral-Australien.
Frankfurt am Main, Bd. I—V, 1907—1920.
51
4*

Заметно отставало этнографическое изучение западных областей
Австралии, где европейская колонизация шла медленнее и аборигены
оставались менее затронутыми ее влиянием.
Чуть не все районы Австралии охватил своими сообщениями Р. Мэтьюз.
Этот чрезвычайно плодовитый, но поверхностный исследователь,
находившийся с 1883 г. на правительственной службе в Южной Австралии,
собирал, частью сам, а больше через своих корреспондентов, материал
по общественному строю, верованиям и языку племен разных территорий
и опубликовал до 150 статей в различных журналах.
В «классический» период австраловедения наука обогатилась
неизмеримо большим количеством сведений об австралийцах, чем в предыдущий
период, и материал этот собирался теперь в большинстве систематически.
Но хотя методика собирания материала и усовершенствовалась, все
более трудным становилось его собирание: под натиском белой колонизации
коренное население отступало, утрачивало прежнюю культуру; частью оно
было истреблено. На юго-востоке, в Виктории, аборигенов к началу XX в.
почти не осталось. Уже Хауитт собирал свои материалы, пользуясь больше
воспоминаниями стариков, чем прямым наблюдением над .бытом. Даже
в центральных областях аборигены начали забывать прежние обычаи.
Спенсер и Гиллен описывали обряды, которые в их время почти не
исполнялись.
Разумеется, не одни только научные интересы заставляли
исследователей изучать коренное население Австралии. На первом месте стояли
интересы колонизации, требовавшие хотя бы поверхностного знания
языка аборигенов и их обычаев. Добросовестные исследователи типа
Файсона и Хауитта, Спенсера и Гиллена — это исключения, потому
именно и ставшие столь известными в науке, что они были редкими. В «трудах»
же большинства авторов, писавших об австралийцах, ясно сквозит
поставленная ими цель: изобразить австралийцев как грубых дикарей,
полузверей, людоедов и т. п. и тем оправдать подлинные зверства
колонизаторов. Очень яркий образец подобного рода литературы — работа
немецкого путешественника Эргарда Эйльмана, пересекшего весь материк
с юга на север1. Автор подробно описывает разные стороны быта
аборигенов, но, в противоположность гуманному духу описаний Спенсера и
Гиллена, в книге старательно собраны слухи о нападениях аборигенов на
европейских поселенцев, о склонности к воровству, о людоедстве и
прочих ужасах; автор отнюдь не дает себе труда проверить эти небылицы.
Зато хорошо известные ему факты подлинных гнусностей, творимых
колонизаторами над коренным населением, Эйльман всячески старается
затушевать и оправдать.
Подобного рода «труды» явились отражением в идеологии того, что
проводилось на практике. К началу первой мировой войны на большей части
австралийской территории уже не осталось такого аборигенного
населения, которое, хотя бы отчасти, сохранило старый уклад жизни, а в
большинстве районов восточной части Австралии и вообще его не
осталось. Колонизаторы, старавшиеся «очистить» землю от коренного
населения, достигли своей цели.
В период после первой мировой войны наступил пе-
Новейший период релом в политике по отношению к аборигенам. Ка-
в колониальной тастрофическое падение численности коренного насе-
политике r ^ г
и в этнографических ления заставило, наконец, и правительственные ор-
исследованиях ганы обратить на это внимание. Главную роль при
этом сыграли не «гуманные» соображения, а интересы
тех же землевладельцев-скваттеров, их потребность в дешевой рабочей
1 Ε. Ε у 1 m a η п. Die Eingeborenen der Kolonie Sud-Australiens. Berlin, 1908.
52

силе. Никогда не знавшие земледелия аборигены были плохими батраками
на пшеничных фермах, но для овцеводческих «станций» из них получались
прекрасные пастухи и объездчики. А нужда в них возросла с начала XX в.,
когда был запрещен ввоз рабочих с островов Меланезии и сильно
ограничен ввоз их из Юго-Восточной Азии. В годы первой, а затем второй мировой
войны нехватка рабочей силы стала ощущаться еще острее. Понятно,
что скваттеры-овцеводы вынуждены были все чаще обращаться к
использованию резерва дешевого труда из остатков коренного населения. Вот
почему стали более серьезно думать о том, как сохранить этот резерв.
Со своей стороны прогрессивная общественность Австралии требовала
установления минимума человеческих прав для аборигенов. Многие,,
особенно этнографы, стремились сохранить и остатки их племенного
быта, они интересовали этнографов прежде всего как предмет изучения;
некоторые исследователи надеялись и практически помочь остаткам
аборигенного населения, оградить его от бедствий капиталистического строя
и колониального гнета, а для этого изолировать его от европейских
поселенцев, создав неприкосновенные заповедники — резервации. Тут
сказался тот же ошибочный идеалистический взгляд, какой в свое время
защищали русские народники, стремившиеся оградить крестьянскую
общину от капиталистической «заразы»: на это сходство взглядов правильно
указывает современная коммунистическая печать Австралии г.
Новый этап в изучении аборигенов и выразился в стремлении лучше
исследовать еще сохранившиеся остатки их старого быта в тех местностях,
где они еще живут относительно компактными группами, меньше общаются
с англо-австралийцами и сохранили остатки племенного быта. Изучаются
поэтому преимущественно аборигены п-ва Иорк, Арнхемленда, северного
Кимберлея, некоторых областей западной пустыни. Подавляющее
большинство новых этнографических материалов относится именно к этим местам»
Намечается некоторая тенденция к систематизации собирательско-
этнографической работы. Существует «Австралийский национальный
исследовательский совет» (Australian National Research Council),
который с 1930 г. имеет свой орган «Океания» («Oceania») и выпускает
специальные труды («Oceania Monographs»). Уже за первые одиннадцать лет,
до 1938 г., было издано до 150 специальных работ. В Сиднейском
университете с 1926 г. имеется отделение антропологии. В 1939 г. основана
«Австралийская антропологическая ассоциация», президентом которой
был избран А. Элькин. По уставу, Ассоциация имеет свое
местопребывание по два года поочередно в каждом из австралийских штатов.
Из работ, написанных еще в старом стиле, выделяются исследования
д-ра Герберта Базедова, который еще с 1900-х годов состоял
«главным протектором» аборигенов Северной территории, много
путешествовал, общался с племенами разных районов Центральной и Западной
Австралии. Помимо ряда мелких сообщений, в 1925 г. вышла большая его·
работа «Австралийский абориген»2. На таком же долголетнем
знакомстве с аборигенами области оз. Эйр основана работа Хорна и Эстона
«Дикая жизнь в Центральной Австралии»3.
Работы Наиболее типичная фигура новейшего буржуаз-
современных ного австраловедения — Адольфус Питер Элькин,
этнографов профессор Сиднейского университета. Он совершил
Австралии рЯД науЧНых поездок в разные области Австралии,
в 1927—1928 гг. исследовал племена Кимберлея, в 1930 г.— або-
1 См. «A new stage in the development of the aboriginal people». «Communist
review», № 153, Sept. 1954, стр. 284.
2H. Basedow. The Australian aboriginal. Adelaida, 1925.
3G. Horne a. G. Aiston. Savage life in Central Australia. London, 1924.
53

ригенов южных и центральных областей и систематически собирал
информацию через белых поселенцев, миссионеров, правительственных
агентов из разных частей Австралии. Он — лучший знаток быта
аборигенов. Помимо большого числа журнальных статей, он написал солидную
сводную работу1, рассчитанную на широкого читателя-неспециалиста.
В этой книге, как и в статьях, Элькин выступает в роли «защитника»
аборигенов от тех несправедливостей, которым они подвергаются. Он
в самом деле доказывает, и очень убедительно, что австралийские
аборигены вовсе не являются «низшей расой», что они вполне способны к
прогрессу, к усвоению высокой культуры; что они в прошлом выработали
своеобразную культуру, которая была хорошо приспособлена к условиям
их,жизни; что у них было свое мировоззрение, своя этика; что в настоящее
время культурный прогресс их тормозится тем, что колонизаторы грубо
разрушают их привычный уклад жизни, ничего не давая взамен. Элькин
держится того взгляда, что аборигенам надо лишь предоставить
возможность постепенно приспособиться к новым для них условиям, созданным
европейской колонизацией.
Однако Элькин весьма далек от понимания подлинных причин
бедственного положения австралийцев. Ему известно, конечно, что
аборигены согнаны со своей земли, оттеснены в бесплодные пустыни и
тропические джунгли, что их и там продолжают угнетать, но он говорит об этом
вскользь и видит корень зла не в этом, а в том, что аборигены утрачивают
прежние религиозные верования, забывают предания, обряды. Он хотел
бы все это сохранить и увековечить как элементы культуры, необходимые
для существования данного «общества». Подобная точка зрения, как
известно, характерна для «функциональной» школы в этнографии,
господствующей ныне в странах Британской империи2.
Те же основные установки сказываются и в работах учеников и
сотрудников Элькина. Из них на первое место надо поставить супругов
Рональда и Кэтрин Берндт. Эти этнографы, работающие постоянно вместе,
сделали очень много для австралийской этнографии. Их почти
непрерывная полевая работа продолжается с 1941 г. Особенно интересны их
исследования в районе Ульдеа, где и теперь еще сходятся люди из разных
племен Южной и Центральной Австралии3. Другие их работы посвящены
племенам Арнхемленда4. Совместно супругами Берндт и Элькином написано
«Искусство в Арнхемленде»5— весьма интересное исследование о
своеобразных формах древнего и современного искусства аборигенов этой
области.
Положительной стороной работ супругов Берндт является прежде
всего точное и обстоятельное описание быта аборигенов, притом не
только уходящего, но и нового; ценны записи преданий и других текстов на
местных языках; интересен применяемый исследователями метод комби-
1 А. Р. Ε 1 k i п. The Australian aborigines: how to understand them. Sydney —
London, 1938 (русский перевод: «Коренное население Австралии». Μ., 1952).
2 О функциональной школе см. Д. А. Ольдерогге и И. И. Потехи н.
Функциональная школа в этнографии на службе британского империализма. В сб.
«Англо-американская этнография на службе империализма». Труды Ин-та
этнографии, т. ХП. М., 1951.
3 R. а. С. Berndt. A preliminary report of field work in the Ooldea region,
West. S. Australia. Sydney, 1945. R. Berndt. Tribal migrations and myths centring
on Ooldea, S. Australia. «Oceania», 1941, vol. XII, №1. R. a. C. Be r η d t. From black to
white in South Australia. Chicago, 1952.
4 R. Berndt. Kunapipi. Melbourne, 1951. R. a. C. Berndt. Sexualbeha-
viour in Western Arnhem Land. N. Y., 1951. G. Berndt. Women's changing
ceremonies in Northern Australia. Paris, 1950.
5 A. P. Ε Ik in a. R. a. G. Berndt. Art in Arnhem Land. Melbourne,
1950.
54

нированного опроса мужчин и женщин — информаторов, позволивший
получать иногда совсем новые результаты. Но на работах супругов
Берндт сказалось отрицательное влияние той же английской
функциональной школы, а также новой американской «психологической» школы
в этнографии.
Интересны исследования Филис Каберри о «туземной женщине»г —
едва ли не первая работа, где обстоятельно трактуется вопрос о
положении женщины в австралийском племени; автор показывает, что женщина
занимала в племенной жизни австралийцев не такое уж подчиненное
место, как это принято считать.
Из других исследователей последнего времени надо отметить: Урсулу
Мак-Коннел и Лористона Шарпа, изучавших племена п-ва Йорк2;
Фредерика Мак-Карти, исследователя системы обмена у аборигенов3; Томаса
Штрелова и А. Кэпелла, обстоятельно изучивших языки местного
населения 4.
В последнее время появились работы по археологии Австралии,
проливающие свет на вопрос о происхождении коренного населения: можно
отметить работы того же Мак-Карти5, а также С.Митчелла6.
Демократическое ^° ΜΘΡΘ общего роста демократического движе-
течение ния появляются и написанные с подлинно демо-
в современном кратических позиций, в гуманном духе работы
австраловедении 0 КОренном населении. К числу последователей этого
направления принадлежат, например, А. Джолли и Ф. Роз,
изучавшие племена северо-западного побережья 7, Томас Штрелов (сын
миссионера-этнографа К. Штрелова), автор работ о языке и фольклоре цен-
тральноавстралийских племен8, в особенности же Дональд Томсон. __
Томсон в течение многих лет (с 1928 г.) изучал аборигенов Северной
территории и северной части Квинсленда отчасти по поручению
правительства. В отличие от многих своих коллег, он проявил себя подлинным
другом и защитником угнетенного коренного населения. Он энергично
вступался за права аборигенов против белых колонизаторов. Вначале
ему казалось, что аборигенов можно оградить от угнетения и насилий
путем создания неприкосновенных резерваций,— и по его рекомендации
правительство создало в 1937 г. особую резервацию-заповедник в
восточной части Арнхемленда (Арнгемовой земли). Но когда Томсон вновь
пометил эти местности (1943—1945), он убедился, что в резервации
австралийцам живется еще хуже. В 1945 г. он выступил с суровой критикой
всей «туземной политики» правительства и колонизаторов. С тех пор он
последовательно борется за равноправие аборигенов, разоблачает
лицемерную ложь официальных этнографов и правительственных" агентов.
На эти разоблачения Томсона ссылался между прочим А. Я. Вышинский,
1 Ph. К а Ь е г г у. Aboriginal women, sacred and profane. London, 1939.
2 U. Mac Gonnel. The Wik-Munkan tribe of Gape York peninsula. «Oceania»,
1930, vol. I, № 1, 2. R.Lauriston Sharp. Tribes and totemism in N.-E. Australia.
«Oceania», 1939, vol. IX, № 3, 4.
3 F. McCarthy. «Trade» in aboriginal Australia... «Oceania», 1939, vol. IX,
№ 4; vol. X, № 2.
4 Τ h. Strehlow. Aranda phonetics. «Oceania», 1942, vol. XII, № 3. Его же.
Aranda grammar. Там же, 1943, vol. XIII, № 1, 2, 4; vol. XIV, № 1,2. A.Ca-
p e 1 1. The structure of Australian languages. «Oceania», 1940, vol. VIII. Ε г о ж е. Lan
guages of Arnhem Land, N. Austr. Там же, 1942, vol. XII, № 4.
5 F.McCarthy. The prehistoric cultures of Australia.«Oceania», 1949, vol. XIV,
№ 4.
6 S. R. Mitchell. Stone-age craftsmen. Melbourne, 1949.
7 См. А. Джолли и Φ. Роз. Место туземцев Австралии в эволюции
общества. Сб. «Советская этнография», VI—VII. М.—Л., 1947.
8 Т. Strehlow. Указ. работы. См. рецензию на его книгу «Предания аранда»
«Советская этнография», 1950, № 4.
55

глава советской делегации в Организации Объединенных Наций, когда
он в речи на заседании Специального Политического комитета
Генеральной Ассамблеи 11 октября 1949 г. говорил о бесправии
порабощенного коренного населения Австралии.
В своих чисто научных трудах об аборигенах Томсон тоже
эволюционирует. Вначале он интересовался главным образом лишь духовной
культурой аборигенов, обращал мало внимания на материальные условия
их жизни. Такова его первая большая работа «Культ героя, инициации
и тотемизм на полуострове Иорк»1. Впоследствии он все больше стал
интересоваться экономикой. Последняя книга Дональда Томсона2
представляет собой очень серьезную и оригинальную попытку
разобраться в специфических формах экономических отношений, выражающихся
в особом обрядовом «обмене» у племен Арнхемленда.
Коммунистическая печать Австралии указывает в последнее время на
один общий порок австралийской буржуазной этнографии: она вся
поглощена изучением только старой культуры австралийцев. Этнографов
интересуют только те аборигены, которые живут в резервациях и еще
сохраняют какие-то остатки племенного быта. Этнографы не хотят замечать
значительного отряда аборигенов-пролетариев, как чистокровных, так и
метисов, которые работают на овцеводческих станциях, живут на
окраинах городов,, в правительственных и миссионерских поселках. Эти «де-
трибализованные» аборигены,— а число их непрерывно растет,— уже
порвали с племенными традициями, многие из них забыли свои
племенные языки, они сближаются с англо-австралийским рабочим классом,
постепенно сознают общность с ним своих интересов. Они-то заслуживают,
по мнению коммунистической прессы, более серьезного внимания, чем
то, которое до сих пор уделялось им этнографами3.
Русская — дореволюционная и советская — наука
Русские исследования Сделала в австраловедение свой вклад. Правда,
австраловедения в полевой собирательской работе в Австралии
русские ученые, по понятным причинам, почти не
участвовали. Исключение составляют: из ранних путешественников — члены
русской антарктической экспедиции И. Симонов, П. М. Новосильский,
Ф. Ф. Беллинсгаузен; из более поздних —Η. Н. Миклухо-Маклай, который,
будучи в Австралии (1878—1886), лично собрал ценный материал по антро-
пологии и быту австралийцев: А. Л. Ященк;р, которыйв 1903 г. путешествовал
по Австралии и собрал для Музея антропологии и этнографии Академии
наук хорошую этнографическую коллекцию. Но в теоретической
обработке материала по этнографии австралийцев русские ученые сделали
немало. Следует назвать прежде всего интересные работы А. Н.
Максимова, посвященные вопросам социального хтроя австралийцев: «Брачные
классы австралийцев» («Этнографическое обозрение», 1909, № 2—3),
«Групповой брак» (там же, 1908, № 3), «Системы родства австралийцев»
(там же, 1912, № 1—2), «Материнское право в Австралии» (М., 1930).
Несомненную ценность представляет специальная статья Максимова,
посвященная собирательскому хозяйству австралийцев, «Накануне
земледелия» («Учен. зап. Ин-та истории», т. 3). Не останавливаясь на старых,
хотя и неплохих, популярных книжках об австралийцах Д. А. Коропчев-
ского, М. Черняевой, Э. К. Пименовой и др., упомянем о работах совет-
1 D. Thomson. The Hero Cult, Initiation and Totemism on Cape York. «Journ.
Anthr. Inst.», 1933, vol. LXIII.
2D. Thomson. Economic structure and the ceremonial exchange cycle in
Arnhem Land, Melbourne. 1949. См. рецензию в «Советской этнографии», 1952, № 4.
3 «A new stage in the developement of the aboriginal people». «Comm. Review».
№ 153, Sept. 1954.
56

ских исследователей по вопросам этнографии австралийцев: П. И. Бори-
сковского, Н. А. Бутинова, И. Н. Винникова, А. М. Золотарева, М. О. Ко-
свена, Ю. М. Лихтенберг, В. К. Никольского, С. А. Токарева, С. П. Тол-
стова (см. список литературы в конце книги). Большая часть работ этих
исследователей посвящена либо общим проблемам австралийской
этнографии, либо вопросам общественного строя австралийцев. Так, В. К.
Никольскому удалось, путем систематического сопоставления фактов
австралийской этнографии с общими археолого-этнографическими данными по
другим частям света, определить уровень исторического развития австралийцев
как протонеолитический. М. О.Косвен, Е. Ю. Кричевский, А. М.
Золотарев много сделали для выяснения развития раннеродовой организации
в Австралии. С. А. Токарев, В. К. Никольский и Ю. М. Лихтенберг
исследовали терминологию родства австралийцев. С. П. Толстов,
комбинируя данные этнографии, антропологии, археологии, построил общую
концепцию происхождения австралийцев, тасманийцев и народов
Океании. И. Н. Винников и Н. А. Бутинов исследовали проблемы экзогамии
у австралийцев.
В курсах лекций в Московском, Ленинградском и других
университетах СССР широко излагаются данные австралийской этнографии,
занимающие почетное место в построении общих курсов — истории
первобытного общества, общей этнографии и других.
Советские этнографы подходят к изучению аборигенов Австралии
с совершенно иных позиций, чем буржуазная наука. Они исходят из идеи
равноценности всех наций, всех народов, больших и малых; их глубоко
интересует и быт таких отсталых народов, как австралийцы. Советским
ученым незачем затушевывать и оправдывать политику порабощения
аборигенов Австралии, проводимую империалистами. Советские ученые
поэтому не занимаются составлением заведомо искаженных картин быта
австралийцев, не стремятся принизить их, изобразить свирепыми
дикарями или безмозглыми фантазерами, как это часто делают буржуазные
«ученые». Советские этнографы стараются, напротив, собрать все
наиболее достоверные сведения о прежнем и современном быте австралийцев
и на основе их нарисовать правдивую картину жизни этого народа, как
до порабощения его империалистами, так и в теперешнем его бедственном
состоянии. Советские ученые также используют материалы по
австралийской этнографии для освещения многих общих вопросов истории
человечества, опираясь при этом на марксистско-ленинское учение об
историческом процессе.
Необходимо отметить, что большие музеи СССР, особенно Музей
антропологии и этнографии Академии наук СССР, Музей антропологии
Московского государственного университета и другие, хранят ценнейший
вещественный материал, в разное время привезенный из Австралии и
относящийся к племенам, ныне частью уже исчезнувшим.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КОРЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ
АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ
Вопрос о происхождении коренного населения Австралии и
Тасмании принадлежит к числу интереснейших, но в то же время и
труднейших вопросов этнографии. Особый интерес этой проблемы
заключается прежде всего в том, что перед нами—народы глубоко
архаической культуры. Когда и как сложилась эта своеобразная, при всей
своей примитивности, культура, откуда взялись ее создатели и носители,
как и почему смогла удержаться эта культура до наших дней — вот
вопросы, важные не только для понимания самой
австралийско-тасманийской культуры, но и для выяснения закономерности общего хода
развития цивилизации: ведь в истории последней австралийцы занимают
важное место, хотя и в ранних ее звеньях.
Проблема этногенеза австралийцев и тасманийцев особенно интересна
в связи с обособленностью этих народов как в расовом отношении,
так и по языку и культуре. Но именно эта обособленность и делает
проблему очень трудной. Трудно установить родство и историческую связь
австралийцев и тасманийцев с какими-либо другими народами земли,
от которых они так резко отличаются и языком, и отчасти физическим
типом. А поэтому трудно определить и их происхождение.
„ - Этот вопрос ставился многократно, и уже более
Проблема этногенеза л ог> г r J ^
в работах XIX в. 130 лет по этому поводу выдвигаются разнообразные
предположения.
Едва ли не первой по времени была гипотеза, сделанная участником
русской антарктической экспедиции 1819—1821 гг. (корабли «Восток»
и «Мирный») И. М. Симоновым. Заинтересовавшись виденными им около
Сиднея австралийскими аборигенами, Симонов выдвинул предположение,
что австралийцы — потомки выходцев из Индии, принадлежавших к
одной из низших каст1. Гипотеза эта для своего времени
замечательная. Советская антропологическая наука признает наличие
исторических связей коренного населения Австралии с древними народами Южной
Азии.
ч В 1839 г. капитан Роберт Фицрой в своем описании плаваний кораблей
«Адвенчур» и «Бигль» (участником одного из этих плаваний был, как из-
1 И.М. Симонов. Шлюпы «Восток» '"и «Мирный», или Плавание Россиян в
Южном Ледовитом океане и около света (Рукопись хранится в Казанском гос.
университете им. В. И. "Ульянова-Ленина).
58

вестно, молодой Ч. Дарвин) высказал гипотезу о происхождении жителей
Тасмании и Австралии: они-де являются потомками негров, случайно
занесенных сюда каким-нибудь штормом из Африки или бежавших из
рабства. Так была впервые сформулирована «африканская» теория
происхождения австрало-тасманийцев.
Через шесть лет, в 1845 г., известный путешественник Э. Эйр
выдвинул предположение о путях заселения Австралии: впервые люди
появились, по его мнению, на северо-западном побережье и отсюда тремя
потоками расселились по всему материку,— взгляд и сейчас не устаревший.
Вскоре после этого, в 1847 г., английский антрополог Дж. Причард
в своих «Исследованиях о физической истории человечества» высказал
впервые взгляд, который сейчас почти общепризнан,— взгляд на
австралийцев как на остаток древнейшего населения Океании. По его мнению,
это была «негритосская раса», которая некогда распространилась через
Малайский архипелаг по островам Океании, а одна ветвь ее проникла
через Новую Гвинею или Тимор в Австралию, прежде чем более поздняя
волна «малайско-полинезийской расы» заселила острова.
К 1870-м годам относится знакомство с австралийцами нашего
выдающегося исследователя, путешественника Η. Н. Миклухо-Маклая. На
основании своих добросовестных наблюдений он пришел к выводу о расовой
•самостоятельности австралийцев. «Ознакомившись с австралийцами
б разных местах,— говорил Миклухо-Маклай,— от мыса Йорка на
севере до Гипсленда в колонии Виктории на юге, я убедился в большом
однообразии типа и в отличии этой расы от меланезийской, с одной, и
•от полинезийской, с другой стороны». Указав, далее, на нерешенность
в науке вопроса о расовом родстве австралийцев с другими народами,
Миклухо-Маклай, со свойственной ему научной осторожностью, не взял
на себя окончательного решения. Однако собранный им фактический
материал склонял его «согласиться с мнением профессора Гексли — что
австралийцы составляют расу sui generis»1.
Что касается тасманийцев, то еще около середины XIX в. было
обращено впервые внимание на их существенные отличия от австралийцев.
Роберт Латам в 1847 г. высказал предположение, что тасманийцы и по
языку, и по физическому типу стоят ближе к обитателям Новой
Каледонии, чем к австралийцам. Он считал, что более вероятно заселение
Тасмании не через Австралию, а в обход ее. Мысль о близости языков
тасманийцев и новокаледонцев оказалась ошибочной, но антропологически
они действительно близки к последним. С новокаледонцами сближал
тасманийцев и Т. Гексли (1870). Знаменитый французский антрополог
П. Топинар подчеркивал (1869) расовые различия между австралийцами
и тасманийцами. Французский антрополог Ж.-П.-А. Катрфаж (1889)
видел в тасманийцах расу, близкую к папуасам.
Наконец, известный исследователь тасманийцев Линг-Рот, опираясь
отчасти на мнения своих предшественников, усматривал ближайшее
родство тасманийцев не с кем иным, как с населением Андаманских островов.
Новый этап в изучении проблемы этногенеза австралийцев начался
тогда, когда был впервые поставлен вопрос о сложности состава этой
народности и ее культуры и намечены задачи исследования. О
неоднородности расового состава австралийцев писали еще Лессон(1880), Катрфаж
(1889) и др. Но по-настоящему поставил этот вопрос только Джон Мэтью,
наблюдавший аборигенов непосредственно и много лет посвятивший
австралийской этнографии. Первое изложение его взглядов по этому
1 Сообщение о путешествиях Н. Н. Миклухо-Маклая. Η. Н. Миклухо-
Маклай. Собр. соч., т. П. М.—Л., 1950, стр. 678—679.
59

вопросу относится еще к 1899 г., затем в течение более десяти лет Мэтью»
развивал и уточнял их1.
С точки зрения Мэтью, коренное население Австралии не однородна
по своему составу и происхождению. Оно образовалось из смешения двух
или трех расовых элементов: древнейшего «папуасского» (т. е.
негроидного) и более позднего, родственного дравидам Индии. Следы этого
смешения Мэтью усматривал прежде всего в двухфратриальном делении
австралийских племен: фратрии, по его мнению, суть не что иное, как
остатки тех двух расовых элементов, из которых составилось коренное
население Австралии, самые названия их означают во многих случаях
«курчавые волосы» и «прямые волосы», «темнокожие» и «светлокожие»,,
«темная кровь» и «светлая кровь»; названия фратрий по именам птиц
(клинохвостый орел и ворон и пр.) и мифы о борьбе этих птиц — это
воспоминание о тотемах двух столкнувшихся и объединившихся народов.
Следы этого объединения Мэтью видел также и в наличии «папуасских»
и «дравидийских» расовых элементов в Австралии, и в языках, и в
обычаях.
Вслед за Мэтью сходную точку зрения изложил известный австрало-
вед Альфред Хауитт2. Он тоже пытался установить последовательность
напластования этнических слоев в Австралии. Древнейшим слоем он
считал «негритосский», который сохранился наиболее чисто кое-где в «Ма-
лезии» (Индонезии) — позднейшее ответвление его представляют собой
андаманцы и тасманийцы, а еще более позднее — меланезийцы. Этот
древний негроидный слой был впоследствии вытеснен или поглощен в
Австралии народом-завоевателем, принадлежавшим к «кавказским ме-
ланохроям» (т. е. темнокожим европеоидам), потомками которых
являются теперь современные дравиды Индии; сродни им также цейлонские
ведда, айну Японии, мяо-цзы в Китае и тода в Индии. Изэтих двух
элементов — древнего «негритосского» и позднейшего «кавказского» — и
составилось коренное население Австралии.
Работы Мэтью и Хауитта были первыми попытками дифференцировать
австралийское коренное население, выделить в нем составные элементы.
Но и Мэтью и особенно Хауитт подходили к вопросу слишком
односторонне, даже с точки зрения тогдашней буржуазной науки. Они говорили
прежде всего о расовых элементах австралийского населения, уделяя мало
внимания его культуре. Вскоре, однако, центр тяжести проблемы
переместился именно на культуру, ее сложность и неоднородность. Но это·
не было шагом вперед. Эта новая постановка вопроса связана с работами
Фрица Гребнера, основоположника «школы культурных кругов», одной
из самых реакционных в буржуазной науке.
п Одновременно с выходом в свет основной работы
^<школьГЯ Хауитта (1904) Гребнер выступил в Берлине с до-
культурных кругов» кладом о «культурных кругах и культурных слоях
и их методологическая в Океании»3, изложив в ней свои взгляды на про-
порочность исхождение и состав австралийских и океанийских
культур. В последующих работах Гребнер неоднократно возвращался
к этой теме4.
XJ Mathew. Eaglehawk and crow. A study of the austral ian aborigines.
London—Melbourne, 1899. Ε г о же. Two representative tribes of Queensland. London —
Leipzig, 1910.
2 Α. Ε. Η о w i t t. The native tribes of South-East Australia. London, 1904.
3 F. Grabner. Kulturkreise und Kulturschichten in Ozeanien. «Zschr. f. Ethn.»,
1905, Jahrgang 37, H. I.
4 См. F. G r a b η e r. Wanderungund Entwicklung sozialer Systeme in Australien.
«Globus», 1906, Bd. XC. Его ж e. Die melanesische Bogenkultur und ihre Verwandten.
60

Метод Гребнера заключается в том, что из географического
распространения отдельных культурных элементов (в число которых включаются
и явления социального строя) он делает заключения об их взаимной
связи и принадлежности к целым культурным «комплексам», «кругам», или
«слоям», или, сокращенно, «культурам». Изучая же пространственные
соотношения этих последних, Гребнер приходит к выводам о
последовательности их появления на данной территории, об их
культурно-историческом «возрасте». Например, те «культуры», которые оказываются
расположенными на окраинах определенной культурной области, Гребнер
рассматривает как более древние, а занимающие ее середину считает
более поздними: они как бы оттеснили на окраины своих
предшественников.
Руководствуясь этим методом, Гребнер пришел к следующим выводам
о происхождении «культур» Австралии.
На территории Австралии налицо четыре «культуры», или
«культурных круга», которые проникли туда в разное время. Гребнер
называет их: первую — «тасманийской» (или «древненигритской»); вторую —
«культурой бумеранга» (или «новонигритской»); третью —«тотемической»
(или «западнопапуасской») и четвертую «двухклассовой» (или «восточнопа-
пуасской») культурами. На Тасманию проникла только первая,
древнейшая из культур (откуда и ее название). В Австралии распространение
этих четырех культур неравномерно. Элементы двух древнейших
обнаруживаются по преимуществу в южных и юго-восточных областях;
«тотемическая» культура занимает по преимуществу северо-западную
часть, а также юг и юго-восток материка; наконец, наиболее поздняя,
«двухклассовая», тянется через весь материк с востока на запад, занимая
большую часть его центральных областей. Однако почти повсеместно
элементы всех четырех культур в разной степени перемешались между
собой.
Те же «культуры» распространены, по крайней мере в отдельных
элементах, и на островах Океании. В своих позднейших работах Гребнер
«обнаружил» их почти по всему земному шару. Но в Океании он нашел
еще и другие, более высокие и поздние культуры, на материк Австралии
не проникшие: это «меланезийская культура лука», «протоподинезий-
ская», «новополинезийская», «индонезийская» и «микронезийская»
культуры.
Что же представляет собою, по Гребнеру, каждая из этих «культур»,
или «культурных кругов»? Это просто набор «элементов», «связанных»
лишь тем, что, по мнению Гребнера (очень часто ошибочному), их
распространение на карте совпадает. Вот, для примера, из чего состоит «восточ-
нопапуасская» («двухклассовая») культура, которую Гребнер считает
самой поздней из появившихся в Австралии. В нее входят такие
«элементы культуры»: двухклассовая (т. е. двухфратриальная) система с
женской филиацией; тайные союзы и танцы в масках; культ мертвецов и
черепов; локальная политическая концентрация (термин, Гребнером не
объясненный); оседлость; земледелие; четырехугольные дома; лодка
из досок; булавообразная палица; широкий щит; флейта Пана (свирель)
и простейшие струнные инструменты; орнаментальный стиль —
извилистые линии, меандр, концентрические круги; пластика — маски.
Даже если бы подтвердилось, что все эти «элементы культуры»
одинаково географически распространены (чего в действительности нет), то
и тогда очень трудно было бы представить себе эту «культуру» в целом, как
«Acthropos», 1909, Η. IV, № 3—4, 5—6. Ε го же. Ethnologie. Kultur der Gegenwart,
3-ter Teil, 5-te Abt., Anthropologie. Leipzig — Berlin, 1923, и др.
61

нечто реально существующее, а не как простую инвентарную опись
музейных экспонатов.
Одна из основных идей Гребнера и всей его школы заключается в
отрицании возможности самостоятельного и параллельного развития
сходных явлений в разных местах. Всякое сходство, по его мнению, непременно
указывает на общее происхождение. Гребнер не допускает, чтобы
отдельные элементы культуры зародились и развились на материке Австралии
самостоятельно. Все они, по его мнению, принесены сюда извне и притом
именно в указанной выше последовательности. Собственная культурная
история австралийцев заключалась, по Гребнеру, исключительно в том,
что отдельные «культуры» и их элементы передвигались, распространяясь
из определенных центров, смешивались и скрещивались между собой
и частично деградировали.
Гребнер, конечно, хорошо видел, что значительная часть, если не
большинство, перечисленных им элементов «культур» в Австралии вообще
отсутствует, другие если и есть налицо, то в форме, весьма не похожей
на то, что известно в соседних странах. Он объяснял все это тем, что
австралийцы усвоили не целиком «тотемическую» и «двухклассовую»
культуры, а лишь частично. Так, например, из «двухклассовой» культуры
австралийцы усвоили себе экзогамию, палицы и щиты, мифологию и
орнаментику, «но ни земледелия, ни масок, ни пластики, ни одного из
музыкальных инструментов».
Теория Гребнера пытается дать ответ на вопрос о происхождении
австралийской «культуры», которую она расслаивает на отдельные «круги»,
отождествляя их с внеавстралийскими культурами.
Вопрос о происхождении самих австралийцев, самого народа
Гребнер фактически оставлял в стороне, затрагивая лишь вскользь и, в
сущности, не давая на него никакого ответа. Эта сторона проблемы его
просто не интересовала.
Учение Гребнера нашло живой отклик в этнографической литературе,
особенно в немецких странах. Выводы Гребнера по отношению к культурам
Австралии и Океании многими авторами принимаются как вполне
доказанные истины. Например, А. Кнабенханс, Э. Фаттер, Г. Рохейм и ряд
других в своих работах опираются на схему Гребнера. Однако успех греб-
неровской концепции объясняется не тем, что она действительно позволяет
правильно понять факты, а другими причинами. Более добросовестных
ученых подкупала кажущаяся стройность концепции, якобы приводящей
в ясную и строгую систему хаотическое нагромождение материала; но
большую часть последователей Гребнера привлекло к нему то, что вся
его схема построена на философских основаниях, .близких
'мировоззрению многих реакционных буржуазных ученых, а именно на
неокантианской, чисто идеалистической философии Г. Риккерта. Риккерт, как
известно, противопоставлял «науки о культуре» (т. е. исторические) «наукам
о природе» и утверждал, что в области первых нет никаких общих
закономерностей, ничто не повторяется, все строго индивидуально. Риккертиан-
ство—одна из широко распространенных концепций, излюбленных
современными учеными-реакционерами в качестве идеологического оружия в их
борьбе против марксизма. Именно эта, т. е. методологи' )ская, сторона
гребнеровской схемы и составляет ее коренной порок. 1 х»ебнер исходит
из глубоко ошибочного утверждения риккертианцев, будто в истории не
существует закономерно повторяющихся явлений и будто все сходные и
параллельные формы культуры непременно восходят к одному источнику.
При этом Гребнер игнорирует действительные различия форм,
искусственно сближает явления, имеющие между собой мало общего, и произвольно
выводит их из одного географического центра.
62

С этим связана и другая коренная методологическая ошибка Гребне-
ра: полнейшее отсутствие историзма в его построениях. Хотя гребнериан-
цы и называют свое направление «культурно-историческим», но в
действительности историческое понимание явлений культуры им совершенно
чуждо. Гребнер признает только пространственное перемещение
культурных форм и их чисто механическое смешение, но не допускает возможности
ни их самостоятельного возникновения, ни их развития. Например,
наличие у австралийцев двухфратриального деления, локального тотемизма,
института вождей-колдунов и пр. Гребнер объясняет не историческими
условиями, которые породили эти явления общественного строя, а
исключительно тем, что они были некогда в готовом виде принесены откуда-то
извне и чисто механически заимствованы.
Наконец, одним из наиболее глубоких и неискоренимых пороков всех
гребнерианских построений является их идеалистический характер, тог
что в них человеческая культура совершенно оторвана от народов, ее
создателей. Гребнер сознательно отстранял даже вопрос о происхождении
народа: его интересовали только «культуры» как совершенно
самостоятельные сущности. Одна и та же «культура» поэтому обнаруживалась Гребне-
ром у самых различных народов и, наоборот, у одного и того же народа
оказывалось налицо сразу несколько «культур». Это идеалистическое и
чието космополитическое понимание культуры очень мило сердцу
многих буржуазных ученых. В этом смысле гребнерианство—прямой
предшественник современного американского империалистического
космополитизма.
Неудивительно, что построенная на совершенно ложных
методологических принципах концепция Гребнера не выдерживает самой
снисходительной критики с фактической стороны. Нетрудно убедиться, что
распределение явлений австралийской культуры нисколько не соответствует
схеме Гребнера. Те элементы, которые Гребнер считает признаками «то-
темической» и «двухклассовой» культуры, или совсем отсутствуют в
Австралии (что признает и сам Гребнер), или имеют в ней весьма сомнительные
эквиваленты. Географическое же распределение тех культурных
элементов, которые действительно имеются в Австралии, ни в малой мере
не оправдывает выделения гребнеровских «кругов». Культурные
провинции в Австралии существуют, но совсем не те, которые предполагает
Гребнер, и они никак не совпадают с «культурными кругами» соседних с
Австралией областей.
Построения Гребнера глубоко порочны и ничего не могут дать для
решения проблемы австралийского этногенеза.
Один из сторонников гребнерианского направления, патер Вильгельм
Шмидт, в анализе австралийской культуры пошел значительно дальше
самого Гребнера. Но, хотя в выводах он значительно разошелся со своим
учителем, эти два реакционных течения в современной этнографической
науке — клерикальное (Шмидт) и неокантианское (Гребнер) — подали
друг другу руки во имя общей цели.
В. Шмидт, помимо целого ряда статей, написал весьма объемистое,
многотомное сочинение о «Происхождении идеи бога», первый том
которого («Ursprung des Gottesidee», 1912) посвящен почти целиком именно
австралийцам. Пользуясь выводами Гребнера и по-своему их
интерпретируя, Шмидт пытается доказать,— но совсем неубедительно,— что
у самых «древних австралийских племен существовала вера в
единого небесного бога». (Об этом сказано ниже в главе «Религия
австралийцев».)
В работе, посвященной исследованию австралийских языков, Шмидт
поставил себе целью доказать, что группировка австралийских языков
63

подтверждает правильность гребнеровской схемы и что языковые группы
у австралийцев более или менее соответствуют «культурным кругам».
В действительности же Шмидт доказал как раз обратное — полную
нереальность своих и гребнеровских «кругов». Выделенные им группы
южноавстралийских языков оказываются на поверку не имеющими ничего
общего с «культурами», измышленными Гребнером: сам Шмидт был
вынужден в целом ряде случаев признать это, хотя и пытался, довольно
неудачно, найти объяснение такому несоответствию1.
Словом, как работы Гребнера, так и «исследования» его сторонников
не только не разрешают проблемы этногенеза австралийцев и тасманийцев,
но уводят читателя далеко в сторону от решения этой проблемы.
Почти анекдотический характер носят взгляды тех (правда,
немногих) авторов, которые пытались доказать автохтонное происхождение
австралийцев. Некоторые из них (О. Шётензак) полагали даже, что именно
в Австралии впервые зародился человек и оттуда расселился по всей
земле2. Подобные абсурдные теории разбиваются о простой факт: в Австралии
нет и никогда не было не только приматов, из которых мог бы
развиться человек, но и вообще высших млекопитающих.
Несмотря на многократные попытки решить вопрос этногенеза
австралийцев и тасманийцев, вопрос этот доныне остается не рполне
ясным. Для правильного решения его необходимо использование всех
имеющихся в нашем распоряжении данных, правда, пока еще
недостаточных и притом неравноценных.
д В восточной Австралии, в южном Квинсленде, в
палеоантропологии местности Тальгай, на склоне оврага, на глубине
2—3 м ниже уровня почвы, в 1884 г. были найдены
фрагменты черепа юноши 14—16 лет. Тальгайский череп был
реконструирован и описан в 1918 г. Обладая основными признаками Homo sapiens,
тальгайский человек отличался некоторыми примитивными чертами
строения черепа: низким сводом, большой толщиной костей свода, большой
величиной коренных зубов и поверхности нёба. Череп характеризуется
общей прогнатностью. Надо отметить, что из-за плохой сохранности
реконструкцию вряд ли можно считать вполне надежной.
Тальгайский человек, будучи значительно примитивнее австралийцев,
обладал отдельными признаками австралийской расы: широким и мало
выступающим носом, невысоким и нешироким лицом.
Выходит ли возраст тальгайской находки за пределы геологической
современности? Геологические материалы не дают определенного ответа
на этот вопрос, но и не противоречат положительному его решению.
Несколько позже, в 20-х годах, во время сооружения канала от
р. Муррей, в местности Кохуна, на глубине около 0,6 м был найден
другой череп, близкий по типу к тальгайскому. Большая степень
минерализации свидетельствует о древности находки. Кохунский череп также
имеет примитивные черты: общая большая массивность и прогнатизм,
мощные надбровные дуги, низкий свод при большой длине черепа, очень
крупные коренные зубы, Существенно отметить ставшее впоследствии
типичным для австралийской расы сочетание широкого носа с невысоким
прогнатным лицом и малой шириной черепа.
Третья крупная находка, опубликованная в 1943 г., была сделана
в окрестностях Мельбурна, в местности Кейлор. Кейлорский череп
отличается от тальгайского и кохунского очень большой емкостью мозговой
1 См., например, W. Schmidt. Die Gliederung der australischen Sprachen.
Wien, 1919, стр. 249, 256, 260, 286.
2 О. Schotensack. Die Bedeutung Australiens fur die Heranbildung des
Menschen aus einer niederen Form. «Zschr. f. Ethn.», 1901, Jahrg. 33.
64

коробки (1593 см3) и очень большой высотой свода; коренные зубы менее
крупны, нёбо гораздо менее вытянуто в длину. Кейлорские фрагменты
залегали на большой глубине в песчаном карьере на верхней речной
террасе.
По мнению австралийских геологов, эта терраса относится к тому
горизонту четвертичных отложений, который соответствует третьему
межледниковому периоду Европы.
По мнению других исследователей, череп попал в песчаники этой
террасы гораздо позже того времени, когда последняя образовалась.
Эта точка зрения, повидимому, более вероятна.
Современные австралийские черепа по размерам меньше, чем все три
ископаемые черепа, в особенности по размерам нёба и зубов. В целом
современные австралийцы стоят несколько ближе к кейлорскому типу,
чем к более примитивным тальгайскому и кохунскому.
Для выяснения древнейшей истории австралийской расы большое
значение имеет находка черепа в общем такого же типа, как и описанные
выше за пределами Австралии. Е. Дюбуа, известный по первому открытию
остатков питекантропа, нашел на о-ве Яве, в местности Вадьяк, два
черепа, которые он назвал «протоавстралийскими». Один из них сохранился
лучше. Вейденрейх убедительно показал большое сходство этого вадьяк-
ского черепа с кейлорским. Вадьякский череп имеет крупные размеры
основных диаметров, большую емкость, а также массивные альвеолярные
отростки и крупные зубы. Такое сочетание признаков констатировано
также на некоторых древних черепах из Индокитая, например на черепе
из Там-Понга.
К сожалению, геологический возраст Вадьяка не поддается точному
установлению, так как находка была изучена много лет после того,как
была сделана, и установить ее стратиграфию можно лишь приближенно.
Повидимому, и вадьякскую и кейлорскую находки следует отнести к
начальному отрезку современного геологического периода1.
Надежные антропологические данные о коренном на-
Данные селении имеются лишь по Центральной Австралии
антропологии , \
г (племени аранда) и о двух группах северных
австралийцев — области Арнхемленд.
Физический тип австралийцев в большей чистоте сохранился в
Центральной Австралии. Тип племени аранда можно считать характерным
для австралийцев в целом. Основные особенности типа: средний или
выше среднего рост, тонкое туловище, длинные конечности; волосы
головы волнистые, часто локонами, кожа темнокоричнеьая, борода средняя
или густая, нос низкий и широкий, с низким переносьем, губы толще
средних, лицо прогнатное, по указателю низкое. Голова долихокефальная,
с сильно выступающим надбровьем.
Известно, что в юго-восточной Австралии существуют группы,
отличающиеся от описанного типа низким ростом и курчавоволосостью.
Возможно, что эти группы представляют собою потомство
меланезийцев или тасманийцев, переселенных европейскими колонизаторами
в XIX столетии. Возможно также, что колонизационная волна из Южной
Меланезии (Новая Каледония), с которой, по мнению некоторых
исследователей, связано заселение Тасмании, захватила и юго-восток
Австралии.
Скелет австралийцев изучен полнее, чем их наружное сложение.
Известно несколько серий черепов и скелетов, подробно изученных многими
исследователями.
1 Я. Я. Рогинский, М. Г. Левин. Основы антропологии. Изд. МГУ, 1955,
•стр. 426, 427.
О Народы Австралии и Океании

Австралиец из племени аранда. Австралиец племени курнаи.
Центральная Австралия Юго-восточная Австралия
Для краниологического типа австралийцев характерно сочетание
массивного надбровья и узкой мозговой коробки с прогнатным лицом,
длинным широким нёбом, широким носом и слабо выступающим подбородком.
Многие иностранные исследователи, сопоставляя эти особенности с
краниологическим типом ископаемого человека, утверждают, что австралийцы
представляют собою остаточную группу неандертальского типа. Такое
заключение совершенно не обосновано. Надбровье австралийцев, даже в
случае большего развития, лишейо характерной для неандертальцев слитности
трех элементов — надпереносья, надбровных дуг и боковых отростков.
По высоте свода череп австралийцев имеет типично современное строение.
По преобладанию высоты черепа над шириной австралийцы отстоят от
неандертальцев дальше, чем все европейские, африканские, азиатские иг
за редкими исключениями, океанийские антропологические типы. Такое
же положение австралийцы занимают и по размерам лица. Сравнительно
малая емкость мозговой полости черепа австралийцев также не может
рассматриваться как неандерталоидная особенность, потому что
типичный неандертальский череп характеризуется как раз большими
размерами емкости черепа. Пропорции тела австралийцев тоже резко
отличают их от неандертальцев: для последних характерны широкие плечи и
короткие конечности, т. е. особенности, прямо противоположные тем,
которые свойственны австралийцам. Общая массивность скелета
австралийца —небольшая или даже малая — существенно отличает его от
неандертальца.
Австралийцы в общих чертах сходны с мелацезийцами и папуасами
по многим важным признакам (цвет кожи, прогнатизм, ширина носа,
толщина губ). Однако имеются существенные различия в форме волос
66

головы и в развитии третичного
волосяного покрова на лице и
на теле. За исключением ново-
каледонцев, борода у
меланезийцев развита значительно
слабее, чем у австралийцев.
Заметны различия в форме лица,
носа и в других особенностях.
С австралийским типом в
известной мере сходен цейлоно-
зондский, или веддоидный, тип,
в настоящее время
сохранившийся лишь у отдельных
небольших групп во внутренних
областях островов Индонезии.
Примесь этого типа отмечается,
однако, на всем архипелаге.
Отличия веддоидного типа от
π реобладающего
антропологического типа Индонезии
(малайского) составляют:
умеренно волнистые волосы,
умеренно темная кожа, более
толстые губы, большой носовой
указатель, субдолихокефалия,
широкое (по указателю) лицо,
умеренный прогнатизм. Весь
этот комплекс особенностей в
той или иной степени
характерен и для австралийцев, что
дает основание установить род- Австралийка из Квинсленда,
ство австралийского и веддоид- Северо-восточная Австралия
ного типов, несмотря на
отсутствие полного сходства: веддоидам не свойственны такие характерные
для австралийцев черты, как массивный череп с сильным надбровьем,
большие размеры нёба и альвеолярной дуги и некоторые другие
особенности. Антропологические типы, сходные с веддоидными,
констатируются также среди различных групп Индокитая в Индии, в частности у
цейлонских веддов, от которых происходит и название всей группы.
В целом из антропологических данных можно сделать следующие
выводы по вопросу о происхождении коренного населения Австралии:
1) совершенно исключена возможность автохтонного происхождения
предков австралийцев на территории австралийского материка, так как
Австралия не входила в зону прародины человека;
2) на территорию Австралии человек не мог проникнуть ранее
позднего палеолита, так как австралийский материк был отделен от
азиатского морем уже до того времени, когда юг Азии заселился плацент-
ными млекопитающими. Если бы в течение четвертичного периода «мост»
суши соединял оба континента, то плацентная фауна должна была бы
проникнуть в Австралию. Приписать же питекантропу или нгандонгскому
человеку возможность морских странствий нет никаких оснований. Кроме
того, археологический материал в Австралии не обнаруживает никаких
следов раннего палеолита;
3) предки австралийской расы могли проникнуть в Австралию,
очевидно, только с севера, т. е. с азиатского материка. В современвом на-

селении юго-восточной и
южной Азии имеются
антропологические типы,
близкородственные австралийцам.
Аналогичные свидетельства
о пребывании австралоидных
типов на азиатском материке
представляют ископаемые
находки на Яве и в Индо-Китае;
4) такие признаки
австралийского черепа, как высокий
свод, короткое лицо,
отсутствие надглазничного валика,
наличие подбородка,
характер горизонтальной
профилировки лица и другие,
заставляют полностью отвергнуть
попытки ряда зарубежных
авторов видеть в
австралийцах представителей якобы
неандертальского типа;
5) о краниологических
особенностях предков
австралийцев дают понятие тальгай-
Вильям Ланне, последний тасманиец ский, кохунский и кейлор-
ский черепа, обладатели
которых были, несомненно, родственны современным австралийцам 1.
Если близость австралийского типа к веддоидному типу юго-восточной
Азии проливает свет на происхождение австралийцев, то эти данные
недостаточны для разрешения вопроса о происхождении тасманийцев.
Тасманийцы как особая этнографическая группа в результате жестокого
истребления английскими колонизаторами прекратили существование в
XIX в. Антропологический тип тасманийцев известен по описаниям
путешественников, по фотографиям и скульптурным бюстам, сделанным с
натуры. По свидетельству современников, тасманийский тип существенно
отличался от австралийского. Тасманийцы имели рост ниже среднего,
очень темнокоричневую кожу, сильно курчавые волосы, разреженную на
подбородке бороду; нос крайне широкий в крыльях, лицо массивное, прог-
натное, голову мезокефальную. По сравнению с австралийским
краниологическим типом тасманийские черепа отличаются мезокефальным
контуром, более прямым лбом, сильнее выраженным прогнатизмом, еще более
широким носовым отверстием и другими особенностями.
При сопоставлении тасманийского типа с меланезийским приходится
ограничиваться более общей характеристикой. Уже давно было
отмечено, что оба типа объединяет столь существенный антропологический
признак, как форма волос. Кроме того, общи для обеих групп и
одинаково отличают их от австралийцев: умеренный рост волос на лице,
сравнительно малая длина тела, коренастая фигура, менее толстые
губы. От суммарного меланезийского типа тасманийцев отличает
меньшая высота черепного свода, больший носовой указатель и
некоторые другие особенности австралоидного комплекса. Учитывая все черты
сходства и различия, большая часть исследователей приходит к вы-
1 Я. Я. Рогинский, М. Г. Левин. Основы антропологии. Изд. МГУ, 1955,
стр. 428—429.
68

воду, что тасманийцы антропологически стоят ближе к меланезийцам,
чем к австралийцам.
По геологическим и зоологическим данным, Ав-
Пути заселения стралия лежит за пределами той области, в кото-
/тасмании рой могли появиться древнейшие люди.
Первоначальное заселение Австралии шло из стран,
лежащих к северу от нее, из Индо- или Меланезии. В начале послеледниковой
эпохи человек уже достиг южного берега Австралии; возможно, это
произошло еще в конце ледникового периода. Для уточнения даты большое
значение имеют археологические данные, о них сказано дальше.
По вопросу о путях передвижения австралийцев существуют две точки
зрения. По одной из них, предки австралийцев прибыли на материк
морским путем при приблизительно современных условиях распределения
суши и моря. Согласно другой теории, заселение Австралии происходило
в значительной мере сухим путем, направляясь через мосты суши,
существовавшие в древности между современными островными массами Индо-
Меланезии. Обе теории в их крайних формах приводят к
противоречиям. Трудно представить себе, что человек мезолитической культуры
мог совершить большие морские путешествия, какме необходимы, чтобы
достичь берегов Австралии от ближайших крупных островов. С другой
стороны, отсутствие в Австралии крупных наземных плацентарных
млекопитающих заставляет отвергнуть и вторую гипотезу о позднем
существовании обширных сухопутных связей между Австралией и Индонезией.
Надо думать, что истина лежит где-то посередине между этими крайними
теориями.
Именно такую точку зрения защищал еще 80 лет назад Гексли. В
свете новейших геологических и зоологических данных мнение Гексли
приобретает большую убедительность. Все заставляет признать, что в поздне-
четвертичное время острова Индонезии не образовывали сплошного моста
между Австралией и Новой Гвинеей, с одной стороны, и Индонезией, с
другой, но соединяли отдельные островные группы узкими грядами суши
(как, например, о-в Палаван, между Борнео и Филиппинами) или
гирляндами островов (например, в Молуккском архипелаге). Периоды наступа-
ния и отступания ледников, по общему мнению, сопровождались
колебаниями берегового уровня и, в связи с бурными горообразовательными
процессами, вели к временному соединению и разъединению отдельных
островных массивов. В результате древнейшие люди могли постепенно,
поэтапно, частью по суше, частью преодолевая узкие морские проливы,
широко распространиться за пределами современной Индонезии и достичь
берегов Новой Гвинеи и Австралии. Для наземных животных
индонезийского мира этот последний предел оказался непреодолимым: ни один
вид высших млекопитающих из богатой фауны западной Индонезии не
преодолел преграды морей, отделяющих Большие Зондские острова от
Малых Зондских и от Новой Гвинеи, лишь очень немногие достигли
Молуккских и Малых Зондских островов. По мере движения от западной
Индонезии на восток наблюдается постепенное обеднение фауны. Уоллесова
граница двух зоогеографических провинций в действительности
представляет собою обширную переходную зону1.
1 Линия Уоллеса — обобщение в области зоогеографии, выведенное английским
ученым Уоллесом. Обозначает восточный предел распространения типичных
азиатских животных. Она проходит между о-вами Бали и Ломбок, далее через Макассар-
ский пролив между о-вами Борнео и Целебес и затем огибает Филиппинские острова
с запада и северо-запада. Австралийская флористическая и зоогеографическая область
ограничивается с запада так называемой линией Вебера, огибающей с юга
Зондские острова и, далее, с запада и северо-запада Новую Гвинею.
69

Для выяснения истории заселения Австралии большое значение имеет
то обстоятельство, что моря, лежащие между северным берегом Австралии,
с одной стороны, и Новой Гвинеей, Альфурскими островами и о-вом Тимор,
с другой стороны, имеют очень малую глубину, не более 42 м: морское
дно спускается резкими уступами на западе в сторону Индийского
океана (до 6000 м), на севере — в сторону моря Банда (до 3500 м) и на востоке —
в сторону Кораллового моря. Этот факт, сам по себе не решающий,
становится существенным в связи с тем, что север Австралии и юг Новой
Гвинеи обнаруживают большое сходство фауны. Поэтому более чем
вероятно, что Торресов пролив в современных его очертаниях имеет
сравнительно небольшой геологический возраст. Кроме того, расстояние между
о-вом Тимор и прибрежной североавстралийской террасой в настоящее
время не превосходит 60 км.
Все это дает основание считать возможными два пути проникновения
древнейшего человека на австралийский материк: через Новую Гвинею и
через острова группы Тимор. Северный, новогвинейский путь, по
географическим, антропологическим и этнографическим данным, имел
преобладающее значение.
Мореходство в период заселения Австралии могло быть лишь самым
примитивным. Очевидно, мезолитические рыболовы могли пользоваться
только простыми плотами. Вряд ли они могли пускаться на плотах
в открытое море, но переплывать проливы, имея на горизонте
ближайший остров, им все же было доступно. Можно предположить, что на
протяжении тысячелетий отдельные группы рыболовов оказывались
занесенными на побережье Австралии и рассеялись по нему. Отдельные этапы
заселения Австралии установить невозможно, но вопрос о происхождении
австралийцев из Азии уже решен в утвердительном смысле.
Не менее сложен вопрос о том, откуда появились на своем острове
тасманийцы. По этому поводу существует два взгляда. По мнению одних
исследователей, тасманийская раса была распространена некогда по всей
Австралии, откуда она проникла через Бассов пролив в Тасманию, а в самой
Австралии была впоследствии ассимилирована или вытеснена волнистово-
лосыми пришельцами. По геологическим данным, позднее образование
Бассова пролива считается общепризнанным. Сохранение в нем мелких
островных групп в сравнительно недавнем геологическом прошлом более
чем вероятно.
По мнению других исследователей (среди советских авторов к этой
точке зрения примыкает С. П. Толстов), тасманийцы попали на свой остров
не через Австралию, а минуя ее, окольным путем, возможно — из Новой
Каледонии (см. карту «Заселение Австралии и Океании» в главе 12).
По мнению этих авторов, тасманийский антропологический тип,
принадлежащий к негроидной курчавоволосой группе, очень близкий
к негроидам Меланезии, особенно к жителям Новой Каледонии,
не мог сложиться на материке Австралии. Сложение как африканских,
,так и океанийских негроидов было связано с условиями влажного
тропического климата. По мнению многих советских антропологов,
океанийские негроиды, генетически очень близкие к австралийцам, представляют
собою обособившееся в условиях тропических лесов юго-восточной
Азии и Меланезии ответвление австралоидной расы. Образование этого
типа в условиях умеренного климата австралийского континента вряд
ли возможно. Также невозможным представляется бесследное
исчезновение этого типа с континента Австралии, уже с глубокой древности
заселенного представителями австралоидной расы.
Сторонники этой гипотезы обращают внимание на то, что у тасманийцев
был обнаружен ряд элементов материальной культуры, сближающих их с
70

Меланезией. Таковы скамеечка, подставлявшаяся во время сна под голову,
примитивный челн-плот, представляющий собой вариант лодки, бытовавшей
в начале XIX в. на Новой Каледонии; меланезийский способ добывания
огня путем выпиливания также был известен тасманийцам. Поэтому в
качестве одного из возможных вариантов решения проблемы происхождения
тасманийцев С. П. Толстов предлагает следующую гипотезу: в процессе
первоначального заселения южной Меланезии одна из негроидных групп
была занесена мощным Восточно-Австралийским течением (идущим от
Новой Каледонии к берегам Тасмании и поворачивающим к Южному
острову Новой Зеландии) на берега Тасмании и, попав в богатую жизненными
ресурсами среду большого материкового острова, утратила ряд
особенностей культуры рыболовов-мореходов. Резкое изменение природных
условий и вследствие этого способов ведения хозяйства могло привести
к значительному общему культурному упадку.
Из прочих негроидных групп Океании тасманийцы стояли ближе
всего к островитянам Новой Каледонии — самого южного из островов
Меланезии. Возможно, что тасманийцы, как и новокаледонцы,
представляют след той древнейшей меланезицской колонизационной волны,
которая дала также негроидный элемент населения Новой Зеландии
(на Южном острове).
Наука до сих пор не обнаружила никакого досто-
Данные языка, верного, хотя бы отдаленного родства между австра-
этнографии и лийскими языками и языками народов других стран
археологии , σ « \ сг
г (см. главу «Изыки австралийцев»). Явления
культуры проливают известный свет на проблему происхождения австралийцев
и тасманийцев, хотя далеко не в такой степени, как это казалось
некоторым зарубежным исследователям. Вопреки утверждениям греб-
нерианцев, элементы материальной и духовной культуры
австралийцев глубоко самобытны. Исключение составляют лишь немногие
явления культуры, распространение которых ограничивается крайним
севером и северо-востоком и которые для Австралии в целом нисколько не
характерны: лук, стрелы, лодка с балансиром, свайные постройки и пр.
Типично австралийские орудия, утварь, оружие и другие предметы
материальной культуры, как правило, настолько своеобразны, что их нетрудно
отличить от любых аналогичных предметов из других стран, даже из
соседних. Никто еще не доказал, что хотя бы один из этих предметов
заимствован австралийцами от других народов. Пытались доказать внеавстра-
лийское происхождение знаменитого бумеранга, но такой добросовестный
исследователь, как Д. Дэвидсон, на основе внимательного изучения
материала пришел к выводу о необоснованности этого предположения.
Бумеранг — явно австралийское, местное изобретение. Вероятно, то же
надо сказать и о копьеметалке, несмотря на ее сходство с европейской
палеолитической копьеметалкой. И копьеметалки, и щит, и бумеранг, и
даже такая простая вещь, как копье, обнаруживают столько
разнообразных местных форм в самой Австралии, что трудно сомневаться в образо-
Бании их на местной почве, в порядке самостоятельного развития. Ввиду
длительной изоляции, почти полной оторванности от более культурных
областей не удивительно, если культурный прогресс австралийцев шел
страшно медленно и в результате сложились крайне примитивные формы. Они
мало поэтому говорят о происхождении данной народности и о связях
ее с другими народами.
Памятниками древности Австралия не особенно богата, но и они дают
известные указания на происхождение и прошлое австралийских племен.
Наиболее интересны многочисленные раковинные кучи— несомненно,
кухонные остатки древних австралийцев, находимые в разных местах, осо-
71

бенно южного побережья. Самые мощные кухонные кучн достигают
высоты в 6—15 м. Они свидетельствуют о большой древности человека в
Австралии. Эти кьёккенмёддинги до сих пор систематически не
раскапывались и не изучались.
Ископаемые каменные орудия, находимые в разных местах Австралии,
стали более серьезно изучаться местными археологами лишь в самые
последние годы. Только в 1930 г. была открыта первая стоянка (Девон-
Даунс на нижнем Муррее), где удалось проследить стратиграфию, т. е.
последовательность, культурных напластований. До сих пор
австралийские археологи не в состоянии разграничить палеолитический и
неолитический периоды в культурной истории аборигенов, и некоторые
полагают, что такое разграничение и невозможно, ибо у австралийцев до сих
пор употребляются одновременно разные типы каменных орудий, от самых
первобытных эолитов до шлифованных неолитических топоров: различия
техники их обработки зависят лишь от самого материала. Археологи
пытаются установить стадии развития культуры по типам местных
орудий, но эти стадии, обозначенные часто местными терминами, не имеют
никакого отношения к стадиям, установленным европейскими археологами.
Во всяком случае, на основании этих новейших археологических
данных австралийские ученые (Ф. Мак-Карти) полагают, что первое
появление человека в Австралии должно относиться к эпохе плейстоцена — не
менее 9 тыс. лет до нашего времени1. Веское геологическое
свидетельство большой древности человека в Австралии доставили раскопки в
пещере Веллингтон (Новой Южный Уэльс), где в нетронутых глубоких слоях
вместе с остатками вымерших гигантских сумчатых плейстоценового
периода (нототериум, дипротодон) найдены остатки собаки динго, которая
могла появиться на южном материке только вместе с человеком.
Большой интерес представляют наскальные изображения, особенно
в Западной Австралии. Некоторые из них очень древни. Отмечалось, что
поверхность скалы, покрытая рисунками, в некоторых случаях запати-
нирована, в некоторых местах имеются даже геологические нарушения
целости рисунка, что говорит о значительной древности изображений.
Часть рисунков изображает, повидимому, вымерших животных. Таким
образом, эти памятники относятся к глубокой древности.
Появление человека на территории Австралии не
Ход заселения означало еще заселения всего этого материка.
австралийского гл - π
материка ^ти Два вопроса не следует смешивать. Процесс
заселения и освоения огромных пространств
австралийского континента, местами малодоступных (в особенности
полупустынные и пустынные области центра и запада), был трудным и долгим.
Понадобились многие столетия, пока человек мало-помалу
распространился по всей Австралии, освоил ее негостеприимные степи и пустыни.
Вследствие роста населения, истощения природных ресурсов, может быть
вынужденный межплеменными столкновениями, двигался человек
дальше и дальше, вдоль берегов и вглубь страны. Это расселение, конечно,
облегчалось бродячим образом жизни, порождавшим общую
подвижность населения.
Благодаря кропотливому труду целого ряда исследователей
удается примерно восстановить картину постепенного заселения австралийского
материка. Хотя это заселение происходило в давние времена, однако пути
его прослеживаются еще и сейчас. Это те самые пути, по которым до
наших дней совершалось и совершается движение предметов обмена, пере-
1F. McCarthy. The prehistoric cultures of Australia. «Oceania», 1949,
т. XIX, № 4.
72

ходящих от племени к племени, те естественные дороги, которые и теперь,
служат путями межплеменных сношений.
Откуда бы ни прибыли первые насельники Австралии, но они,
очевидно, появились вначале на северном или северо-западном побережье.
Отсюда открываются три основных направления расселения по материку:
одно — вдоль западного побережья, на юго-запад, другое — на восток
и вдоль восточного берега на юг, третье — прямо вглубь континента,
на юг, юго-запад и юго-восток. Каждое из этих трех направлений
в свою очередь разветвляется на отдельные пути, из которых наиболее
торными были, повидимому, дороги вдоль речных систем; последние, в
частности, вели из области северного Квинсленда на юг и юго-запад, в
область оз. Эйр и к бассейну рек Муррей и Дарлинг.
Целый ряд общих обычаев и сходных культурных черт связывает
племена юго-восточной Австралии с племенами Квинсленда: особая форма
посвятительных обрядов с выбиванием зуба, четырехклассная брачная
система с женским счетом родства, метательная палица. Языки Квинсленда
тоже родственны языкам юго-восточных племен, кроме только языков
крайнего юго-востока, более обособившихся. Все это заставляет предполагать,
что заселение восточной и юго-восточной частей Австралии шло в
направлении с севера на юг, быть может, двумя основными потоками: вдоль
береговой полосы и к западу от водораздельного хребта вниз по рекам
системы Дарлинга. Оттуда же, из Квинсленда, повидимому, шло
движение вдоль рек, текущих к оз. Эйр. На это направление ясно указывает
группировка языков: диалекты «северно-центральной» группы как раз и
распространены вдоль речных систем бассейна оз. Эйр, от него в
северовосточном направлении. Спенсер и Гиллен тоже высказывают
предположение, что область оз. Эйр была заселена племенами, двигавшимися на
юго-запад, вниз по рекам: этот вывод сделан на основании сравнения
обычаев. Хауитт, описывая посвятительные обряды юго-восточных племен,
делит их на два типа — «восточный» и «западный», причем границей между
тем и другим служит линия, проведенная от устья р. Муррей на север до·
угла залива Карпентария; в «западную» группу попадает население
области оз. Эйр; это опять приводит к мысли о заселении этой области
иной группой племен, чем племена юго-востока.
Эта этническая волна, спустившаяся по рекам с северо-востока и
востока в область оз. Эйр, севернее этого озера встретилась с другой волной,,
двигавшейся с севера. Вся большая группа племен, занимавших
территорию между заливом Карпентария и бассейном р. Финке, составляет одно
целое в отношении культуры, обычаев, общественных форм. Внутри этой
области происходят регулярные межплеменные сношения, ведется обмен,
передаются от одного племени к другому обычаи, пляски корробори,
песни, религиозные обряды и верования. Спенсер и Гиллен, изучившие
детально быт и культуру этой группы племен, отметили чрезвычайно
характерное явление: всякого рода обычаи, культурные блага передаются
в этой области, как правило, с севера на юг и никогда с юга на север.
Это обстоятельство отразилось и в преданиях~и повериях австралийцев:
например, в мифах и легендах аранда все культурные герои, вводящие
новые обычаи и обряды, приходят с севера. С севера, по верованиям аранда,
идет вообще все доброе и полезное, с юга — дурное и вредное.
Спенсер и Гиллен, несомненно, правы, объясняя эту традицию
распространения культуры с севера на юг тем, что в этом направлении происходило^
некогда движение племен, заселявших область австралийского центра.
Эта волна направлялась поперек континента от залива Карпентария на
юг. В области к северу от оз. Эйр она и встретилась с упоминавшейся
выше волной расселения вниз по рекам, текущим в это озеро.
73

Место встречи этих двух волн — территория племени аранда. Какое
же место в этом соприкосновении двух этнических потоков занимает само
племя аранда? Этот вопрос нельзя считать вполне ясным. В литературе
господствует мнение, что аранда — самое южное из северной группы
племен, тогда как их южные и западные соседи — арабана, лоритья —
принадлежат к южной группе. Племя аранда, таким образом,
уподобляется как бы острию того клина, который врезан с севера в самое сердце
австралийского материка. Так, повидимому, смотрели на этот вопрос
сами Спенсер и Гиллен, относившие аранда безоговорочно к северной
группе племен. В. Шмидт причисляет язык аранда к североавстралийским
языкам и на своей лингвистической карте1 изображает в виде такого клина.
С его легкой руки и другие исследователи так же смотрят на язык аранда
и на культурные связи этого племени.
Однако вопрос этот нуждается в пересмотре. Конечно, нет сомнения
в наличии тесных культурных связей аранда с северной группой племен.
У них почти одинаковая система брачных классов (секций) с мужским
счетом родства, много сходных обычаев. Но это означает только то, что
аранда находились под сильным культурным влиянием своих северных
соседей. Они перенимали от последних отдельные обычаи буквально на
глазах исследователей. Восьмиклассная система сравнительно недавно
заимствована северными аранда от их северных соседей, а до южгых
аранда она еще не успела дойти. Повидимому, в более раннее время таким же
образом была получена с севера и система четырех брачных классов с
мужским счетом родства. Еще Э. Дюркгейм высказал очень правдоподобное
предположение (исходя из совсем других данных), что у аранда
господствовала прежде материнская, а не отцовская филиация. Очень вероятно,
что система брачных правил была у них когда-то одинакова или сходна
с системой арабана либо диери — две фратрии с женским счетом
родства. В дальнейшем эта система могла измениться под влиянием
соприкосновения с северными патрилинейными племенами. Аранда усвоили себе
систему брачных классов с отцовской филиацией. Если это было так, то
тогда получает свое объяснение и известная «аномалия» в системе
передачи тотемов у аранда (о чем см. в главе «Религия австралийцев»): их
«ненаследственный» и «локальный» тотемизм можно объяснить тем, что
прежняя женская филиация тотемов была нарушена введением мужской
филиации фратрий и брачных классов. Так и создалась их аномальная,
гибридная система — ни матрилинейная, ни патрилинейная.
Что же касается языка аранда, то отнесение его Шмидтом к
североавстралийской группе есть чистое недоразумение, как показано ниже
(см. главу «Языки австралийцев»).
Таким образом, племя аранда, находящееся на стыке двух групп
племен, сошедшихся в области севернее оз. Эйр, должно рассматриваться
как крайний форпост южной группы, подвергшийся сильному влиянию
со стороны северной группы.
Последним, самым западным направлением колонизации
австралийского материка было направление вдоль северо-западного и западного
побережий. Реальность этого пути доказывается прежде всего тем, что
вдоль него до самого последнего времени совершался торговый обмен,
распространялись культурные блага, например крюковидные бумеранги,
раковинные украшения, пляска «молонго» и пр. Подтверждается это и
данными языка: вся полоса западного побережья, довольно широкая,
начиная примерно от р. Де-Грей на юг до крайнего юго-запада, а также и юж-
лое побережье заняты одной определенной группой «западных» языков.
См. г л «Языки австралийцев», карта В. Шмидта.
74

Насколько вглубь материка распространена эта группа языков, в
точности неизвестно, но, очевидно, далеко, ибо и язык лоритья,
непосредственных соседей аранда, близок к этой группе. Вообще хотя обширные
пустынные области запада («Большая Песчаная пустыня», пустыни
Гиббона и Виктория) заселены слабо, но они не служили и не служат
непреодолимым препятствием ни для межплеменных сношений, ни для
передвижений племен. Между культурой западных и центральных племен
резкой грани нет: у тех и других сходные формы брачных организаций,
сходные обычаи и верования, немало сходства и в материальной культуре.
Интенсивный взаимный культурный обмен между обеими группами
племен является несомненным фактом. Известны и передвижения отдельных
племен. Эти передвижения в области пустыни и к югу от нее были недавно,
в 40-х годах, подробно исследованы Р. Берндтом1. Он нашел, что еще в
недавнее время происходили и теперь продолжаются миграции отдельных
племен в разных направлениях, например, племя коката мигрировало из
района западнее оз. Эйр на юго-запад; племя антакиринджа всего
несколько лет тому назад передвинулось с севера на юг, к местности Ульдеа.
Однако Берндт предполагает, что до вторжения европейцев
преобладающее направление миграций было с северо-запада и запада на восток.
Исходным местом переселений был северо-западный берег. Все предания, мифы,
легенды аборигенов указывают на приход предков и культурных героев
•с запада, так же как центральноавстралийские племена выводят их
с севера. Явления культуры распространяются тоже в веерообразном
направлении с северо-запада.
„ Итак, заселение Австралии — многовековой исто-
Общие выводы ~ L
рическии процесс, начало которого скрывается
в туманной дали тысячелетий, а последние этапы протекали и протекают
почти на наших глазах. Первое появление человека на австралийской
почве имело место, может быть, в эпоху, отделенную от нас многими
тысячелетиями. Освоение же австралийцами отдаленных районов центра и запада
могло произойти и не так давно. Несомненно, что в ускорении этого
процесса сыграло роль появление европейцев, которые столкнули аборигенов
с насиженных мест и вынудили целый ряд племен переселиться вглубь
«страны, по преимуществу в направлении на запад. Одни племена должны
были при этом теснить другие, и отсюда возникали новые волны
миграций.
Заселение человеком Австралии нельзя, однако, рассматривать как
простую миграцию. Это был процесс, в ходе которого происходило
формирование новой культуры — культуры современных австралийцев. Эта
культура поразительно приспособлена к условиям географической среды.
Охотничье и собирательское хозяйство австралийцев со своеобразной
техникой, примитивной, но замечательно приноровленной к природной среде;
кочевой быт, несложные постройки, весь материальный инвентарь
австралийцев, их выработанные веками навыки — все это явно выросло на
почве теперешней родины, в ходе освоения человеком лесных и степных
пространств Австралии.
Обособленное положение австралийских языков, несходство их с
какими-либо другими языками свидетельствуют о том, что и глоттогенез
проходил в Австралии самостоятельно. Сравнительно близкое родство
большей части австралийских языков указывает на единство их
происхождения: вероятно, само формирование языковых групп, отдельных языков
и диалектов было связано с постепенным расселением людей по материку,
1 См. R. В е г η d t. Tribal migrations and myths centring on Ooldea, S.
Australia. «Oceania», 1941, vol. LXII, № 1.
75

с образованием племен путем последовательного распадения
первобытных групп. Только наличие на северном и юго-восточном берегах
языков иной структуры, быть может, говорит о появлении в этих местах
других, более поздних волн поселенцев, но это могла быть незначительная
примесь.
Однородность расового типа австралийцев и его обособленность
означают, что и самый этот тип формировался в основном на месте. Родственные
ему формы в Индонезии и юго-восточной Азии все же самостоятельны и
прошли свой особый путь развития.
Итак, этногенез австралийцев, т. е. формирование их расового типа,
языков и, самое главное, всего культурного облика, разъясняется как
результат расселения их предков по австралийскому континенту,
результат освоения этой новой обширной страны в процессе роста
материального производства и приспособления к среде.
Ко времени начала европейской колонизации в Австра-
Расселение Лии, по приблизительному подсчету, жило до 500 пле-
австралииских мея. многих из них уже не существует: одни вымерли
или истреблены колонизаторами, другие сильно
сократились в численности и слились с соседними (см. карту).
Неоднородность географических условий в разных частях
континента породила некоторую естественную группировку коренного населения.
Среди него условно можно выделить областные группы, уровень развития
которых, а также и судьба в эпоху европейской колонизации были
неодинаковы.
Наиболее густо был населен юго-восток Австралии — бассейн р. Мур-
рей. Здесь жили многочисленные племена, в настоящее время совершенно
исчезнувшие. Более известные из этих племен: бидуелли, курнаи, бунуронг,
вурунджерри, группа племен кулин, ряд племен западной Виктории. К ним
можно присоединить несколько племен низовьев Муррея и прилегающего
побережья: буандик, нарриньери, каурна, нарранга.
К северу от племен Виктории, в бассейне р. Дарлинг (Новый Южный
Уэльс и южный Квинсленд), известен ряд племен, в настоящее время
тоже почти исчезнувших; небольшие же остатки их утратили свой
прежний быт: более крупные из них — вирадьюри, камиларои, баркинджи,
а кроме них, известны юалайи, бигамбул, ваильвун, вонгибон, мурра-
вари, унгорри, унги, баджери и др. Языки их между собой близки.
Третья группа племен была расселена в восточном, центральном и
западном Квинсленде и в настоящее время тоже почти целиком
истреблена. Сюда относятся прибрежные крупные племена каби и вакка,
многочисленные мелкие племена округа Мэриборо (турибура, пиноба, ялибу-
ра, таварбура и др.) и группа племен центрального Квинсленда,
исследованная В. Ротом: калька дун, питта-питта, майтакуди, микулон, гоа,
вунамурра и др.
Четвертая группа племен до сих пор существует в скудных степях
вокруг оз. Эйр: это арабана (урабунна), диери, яурорка, янтрувунта,
нгамени и другие племена с родственными диалектами.
К северу от оз. Эйр, через степи Северной территории до залива
Карпентария, расселена большая группа племен, исследованных Спенсером и
Гилленом: большое племя аранда (арунта), их соседи — лоритья (алуридья),
кайтиш, ильпирра, илиаура, унматчера, а далее к северу — варрамунга,
воргайя, вальпари, чингилли, бингонгина, умбайя, гнанджи, бинбинга,
и на самом берегу — анула и мара.
Племена западных пустынных областей: антингари, питжанджара, ко-
ката, вирангу, джабару и другие—до сих пор остаются мало изученными;
европейское влияние коснулось их пока слабо.
76

Расселение важнейших племен Австралии к началу европейской колонизации

На юго-западном побережье в настоящее время почти~не~осталось~ко-
ренного населения. Прежде здесь жили многочисленные племена с
близкородственными диалектами, условно называемые «юнгар» (по слову
«юнгар» — человек).
По западному и северо-западному побережьям и текущим к ним рекам
обитают племена, еще недостаточно изученные; многие из них уже
утратили свою самобытность. Более известные из них: кариера, игалума, марду-
дунера, ингибанди и др.
На трех северных выступах австралийского материка: северный Ким-
берлей, Арнхемленд и п-ов Иорк — в наибольшей степени сохранилось
коренное население с его самобытной культурой. В северном Кимберлее
живут племена ньоль-ньоль, ворора, унгариньин. В тропических лесах
Арнхемленда обитают племена: нуллакун, мунгараи, юнгман (на р. Ро-
пер), мудбурра, вадуман, аллура (р. Виктория), джауан, муллук-муллук
(р. Дейли), варраи, воргаит, ларакиа, ватта, какаду (северо-западное
побережье) и др.
Наконец, на п-ве Йорк живет множество племен — свыше ста, которые
только в самые последние годы стали более известны. Из них можно
назвать группу вик на западном побережье (вик-меана, вик-натанья,вик-мун-
кан и др.), группу коко—южнее их и на восточном побережье (коко-пе-
ра, коко-папунг, коко-йимидир, коко-иалиу, коко-яо и др.). Каждая из
этих групп племен говорит на родственных диалектах.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЯЗЫКИ АВСТРАЛИЙЦЕВ
Изучение австралийских языков представляет двоякий интерес.
С одной стороны, сходства и различия между отдельными
языками помогают понять отношения между племенами, а сравнение
австралийских языков с языками других стран позволяет
определить родство и культурные связи коренного населения Австралии с
соседними и более отдаленными народами. С другой стороны, изучение
австралийских языков само по себе чрезвычайно интересно, ибо они
представляют собой, видимо, одну из сравнительно ранних стадий истории
человеческой речи: ведь сами австралийцы принадлежат к числу
наиболее отсталых народов, и существенно установить, в какой мере это
отражается на их языке.
Связи и взаимоотношения между отдельными
Группировка диалектами Австралии в настоящее время довольно
языков хорошо изучены, в основном благодаря работам
патера В. Шмидта1 и современного австралийского
лингвиста А. Кэпелла2. Шмидт установил деление австралийских языков
на две большие группы: «южную» и «северную». Связи между «южными»
языками ему удалось в значительной мере проследить, но в «северных»
языках он совершенно не разобрался (см. карту). Кэпелл внес
некоторые уточнения в группировку австралийских языков, в особенности
северных ^см. стр. 80). Карту языков Австралии составил польский языковед
Тадеуш Милевский3 (см. стр. 81).
Южноавстралийские языки, несмотря на огромную
Южноавстралииские занимаемую ими область, все довольно близки один
ЯЗЫКИ r\ nt ^
к другому. ота близость особенно заметна в таких
корнях слов, принадлежащих к основному словарному фонду, как личные
местоимения и названия частей тела. Вот несколько примеров из языков
ряда племен:
Я — ngana, ngatto, ngai, ngani, ngaba, ngape, ngap, nga...
Ты— nini, nuntu, nindo, ngindu, nginte, yidni...
Глаз — mial, meil, milki, miki, mir, mi, me...
1 W. Schmidt. Die Gliederung der australischen Sprachen. Wien, 1919.
2 A. G a ρ e 1 1. The classification of languages in North and North-West
Australia. «Oceania», 1940, vol. X, № 3.
3 T. Milewsky. Zarys j§zykoznawstwa ogolnego, cz. I—II, Krakow, 1948.
78

ЯЗЫКИ АВСТРАЛИИ
Карта В. Шмидта
А — с е в е ρ н о а в с τ р а л и и с к и е языки: J — с окончанием слов на согласные
звуки: 1 — западная группа: а — Орд-ривер, б—Кингс-саунд, 2 — Катарин-ривер, ·? — Дейли-ривер,
4 — вульвунга, 5 — ларакиа, 6 — языки п-ова Кобург, 7 — каранди, 8 — Вальш-ривер,
II — с окончаниями слов на сонорные звуки (л, р, к): 1 — вульна, 2 — Каледон-Бей, 3 — Ропер-
ривер, 4 — акункуль, 5 — бухта Принцессы Шарлотты, III — с окончаниями слов только на
гласные звуки: 1 — аранда (+ яроинга, ундерекебина), 2 — йелина, 3 — валукера, 4 — чингали,
5 г~ мингин, 6 — языки п-ова Йорк
Б — южноавстралийские языки: I — юго-западная группа: 2 — юнгар;
2 — промежуточные языки; 3 — луридья, II — южно-центральная группа: 2 — парнкалла-тьюра,
мейу, 2 — нулла, 3 — диери-ярравурка-Эвелин-крик-вонкамарра, 4 — языки Дарлинга, 5 — кана,
6 — кунгери-бирриа,* III — нарриньери: 1 —южные, 2 — северные, IV — изолированные языки
верхнего Муррея: 1— бангеранг, 2 — дудуроа и др., V — языки Виктории: 1 — курнаи, 2 —пиан-
гиль, 3 — буандик (западные и восточные), 4 — Калийон, 5, 6 — кулин (западные и восточные).
VI — юин-кури: 1 — юин: α — береговые, б — внутренние, 2 — кури: α — южные, б — средние
в — северные, VII — вирадьюри-камилароу: 1 — южная группа: α — вирадьюри, б— вонгаибон,
в — нгеумба, г — буррабинга, 9 — ваильвуи. 2 — северная группа: а — камиларои, б — юалайи,
VII— обособленнке языки восточного побережья: 1 —муравари, 2 — тангатти-юкумбуль, 3— пи-
кумбуль, 4 — кумбаингери, 5 — миньюнг, 6 — турубуль, 7 — вакка-каби, 8 —биели-куинмур-
бурра, 9 — Галифакс-бей, 10 — бульпонарра-коко-йимидир, 11 — Бундьиль, IX— северс-пентральная
группа: / — западная подгруппа: а — когаи, б — Барку, в — смешанные, г — пуруга, д — гоа,
е — округ Кук, 2 — восточная подгруппа: α — мамбурра, б — вакельбурра, в — Бурдекин-ривер,

Hoc — mula, mudla, midla, murun, muru...
Зуб — yira, yera, ira, tira, terar, dara...
Язык — dalan, dalin, dalli, talange, tullun, yali...
Рука — marra, murna, mar, manna, ma...
Нога — dina, didna, tinna, dzinna, danna, den...
Экскремент — guna, guan, kudna, kunnar, kunna...
Ворона — wagura, wongala, wagal, wan, wa.
Взаимная близость южноавстралийских языков проявляется не только
в словаре, но отчасти и в грамматическом строе. Она указывает либо на
происхождение их из общего корня, либо на длительные исторические
связи между ними. Связи эти были особенно близкими, конечно, между
языками соседних племен, а чем больше географическое расстояние между
языками, тем меньше сходств между ними.
Южноавстралийские языки Шмидт подразделяет на группы, а
последние — на подгруппы, по степени родства входящих в них языков и
наречий. Эти группы занимают компактные географические области, что
свидетельствует о том, что развитие австралийских языков совершалось на
месте теперешнего обитания их носителей. Шмидтом установлены
следующие языковые группы:
1) юго-западная, состоящая из подгрупп: а) юнгар (западное
побережье), б) средняя подгруппа, в) лоритья;
2) южно-центральная, охватывающая большую территорию от
побережья Южной Австралии до р. Дарлинг и состоящая из шести подгрупп;
3) нарриньери;
4—7) несколько изолированных языков бассейна р. Муррей;
8) языки Виктории (в том числе курнаи, кулин и некоторые другие);
9) юин-кури (юго-восточное побережье);
10) вирадьюри-камиларои (в бассейне р. Дарлинг);
11) изолированные языки восточной Австралии;
12) большая северно-центральная группа, делящаяся на подгруппы:
западную (когаи, барку, гоа и др.) и восточную (мамбурра, вакельбура,
племена р. Бурдекин).
Что касается североавстралийских языков, то с клас-
Североавстралийские сификацией их обстоит гораздо хуже. Они, во-
языки первых, изучены слабее, и на карте здесь до сих
о язьше^аранда П0Р остается много белых пятен; во-вторых, эти
языки, повидимому, не обнаруживают такой
близости между собой, как южноавстралийские, и находятся с ними в довольно
отдаленных отношениях. Поэтому в настоящее время трудно дать общую
группировку диалектов Северной Австралии; она удается пока толька
^пределах небольших территорий; например, Кэпелл установил недавно
/две совершенно различные группы языков на северо-западном побережье,
7 от Кимберлея до Арнхемленда, и между этими группами не
обнаруживается ни малейшего сходства.
Однако языки племен, близко соседящих с племенами
«южноавстралийской» группы, содержат немало общего с последними, так гто иногда
трудно решить, к южной или северной группе следует причислить тот или.
иной язык. Неясно, например, положение языка племени аранда. Этот
язык Шмидт относил к «североавстралийской» группе, но это явная
ошибка. Вся «североавстралийская» группа — понятие в сущности
фиктивное, так как ни Шмидт, ни другие лингвисты не обнаружили до сих
пор реального родства между языками этой «группы». Шмидт пытается
1 См. А. С а ρ е 1 1. The classification...
79

щт
№%
-К—Ε—А—Н-
^т-и-х-щ
/Ж γ
:ϋΞ
-О-К-Е-А-Н-
bgi^g^J
■
Распространение основных австралийских языковых групп (до начала европейской
колонизации). Карта Кэпелла с уточнениями С. А. Токарева
1 — северо-западные языки; 2 — северо-восточные языки; 3 — юго-западно-центральные языки;
4 — языки бассейна р. Дарлинг; 5 — юго-восточные языки и язык курнаи; 6—малоизвестные
языки; 7 — тасманийские языки
связать язык аранда с частью «североавстралииских» языков при помощи
одного признака — наличия исключительно гласных окончаний слов.
Этот прием совершенно неудачен, так как данный признак может оказаться
общим у абсолютно чуждых друг другу языков и, наоборот, может не
совпадать в языках, близко родственных между собой. Впрочем, по
признаку гласных окончаний слов язык аранда с неменьшим правом можно
отнести к группе южноавстралийских языков, арабана, диери и др.,
знающих тоже одни гласные окончания.
Более внимательное изучение заставляет отнести язык аранда в основе
именно к южяоавстралийской: группе. Правда, по словарю своему он
сильно отличается от языков арабана, лоритья и других своих соседей.
Но такие различия нередки и между южноавстралийскими, даже соседними,
языками. Однако при всем различии словаря мы находим в языке аранда
определенные фонетические корреспонденции с названными языками,
позволяющие сблизить целый ряд корней слов. Можно заметить, в
частности, предпочтение аранда к гласным начальным звукам. Начальный
согласный в языке аранда нередко отпадает. Это видно из примеров:
Южноавстралийские языки
mudla, midla (диери, арабана и др.)
tali, talan, talina (диери, яравурка и мн.др.)
talpa (диери, яравурка)
kuntu, tundu (маровра, курну, кана)
didna, tinna (на многих языках)
Нос
Язык
Ухо
Живот
Нога
Язык аранда
adla, alia
alinya
ilba
onda, atneta
inka, inga
80?

,Ί30
140
160
160
Карта языков Австралии и северо-западной Меланезии, составленная Тадеушем
Милевским
1— австронезийская семья языков; 2— папуасские языки; 3 — новоавстралийская семья
языков; 4 — палеавстралийская семья языков; 5 — семья нарриньери; б — тасманийская
семья языков
Кость
Экскремеит
Кенгуру
Огонь
Язык аранда
ипguana, ипкипа
adna, udna
agera
Юяшоавстралийские языки
kungun (кунгери-бирриа)
kudna, кипа (на многих языках)
yungar, mungaru, tegera
(кжно-ценгральны е и северно-центральные языки)
turu (диери и др.)
В других случаях аранда, напротив, приставляют в начале слова про-
тетический гласный, например:
Язык аранда Юяшоа ветра лийские языки
Человек atua tua (арабана)
Борода unngunye nganga, ngunga (на многих языках)
Грудь unngu-ma (кормить ngamma (диери и др.)
грудью)
6 Народы Австралии и Океании β -

Многие же «южноавстралийские» слова встречаются в языке аранда
без заметных фонетических изменений и узнаются непосредственно:
Язык аранда Юяшоавстралийские языки
Кожа pula, pudla pulta, balta (курну, арабана)
Кровь yirkna yirgun (мамбурра)
Земля yerita yerta, yerda... (южно-центральные яз.)
Дерево Vura turu (диери)
Камень operta, pata opata (арабана)
Да pi pi (арабана)
и мн. др.
С соседним языком лоритья язык аранда имеет, несмотря на
существенные различия, немало общего в словаре. В сравнительном словаре
обоих языков, приводимом Г. Базедовом, можно найти до 70 общих
корней1.
Что касается грамматического строя аранда, то он очень близок, во
многом тождественен, с грамматическим строем языка диери, частью
лоритья, хотя эти языки известны нам, к сожалению, гораздо х^же2.
Разнообразие языков хотя и затрудняет общение между племенами, но
не является непреодолимым препятствием. В каждом племени обычно есть
люди, знающие диалект соседнего племени. Они и играют роль
переводчиков при взаимных посещениях или переговорах. Нередко такая роль
достается женщинам, происходящим из чужого племени, что составляет
обычное явление у австралийцев. Местами есть обычай отдавать детей
(мальчиков) на воспитание в соседнее племя с тем, чтобы они стали,
подросши, посредниками-переводчиками. Наконец, для межплеменных
сношений служит особый язык ручных сигналов.
Хотя австралийские языки сильно различаются между собой не
только по словарному составу, но и по фонетике и по грамматическому строю,
однако у них есть некоторые общие, для большинства характерные черты.
Λ Фонетика австралийских языков сравнительно
Фонетика г г
проста. 1ам нет или почти нет звуков, трудно
произносимых для европейца.
Многие наблюдатели отмечали, что языки австралийцев в общем
благозвучны, не имеют не привычных для нашего слуха
свистящих или гортанных звуков, как языки некоторых других народов.
Однако в некоторых языках есть звуки довольно сложной артикуляции,
с трудом передаваемые на письме. Таковы сложные согласные,
встречающиеся иногда в начале слова и обозначаемые условно как It, Id, nkr
Ik, nt< tn, tnj, tm, pm, mb, Ibm и др.
Замечательно почти повсеместное и полное отсутствие свистящих и
шипящих звуков s, ζ, ь-, ζ, а также губных /, v. Редко встречаются h, /, го.
Вообще фрикативные звуки чужды австралийским языкам, которые из
согласных решительно предпочитают взрывные (р, b, t, d, к, g) и сонорные
(г, Z, т, ή). При этом глухие и звонкие взрывные различаются
неотчетливо. Африкаты с, J, с, з тоже весьма редки.
Многие австралийские языки не терпят закрытых слогов и окончаний
слов на согласные. Так, например, язык диери допускает в конце слов
только гласные, а язык аранда — почти исключительно гласный а.
Другие языки допускают в конце слов и согласные, но только сонорные;
но есть и такие, которые не знают подобных ограничений.
1Н. Basedow. Vergleichende Vokabularien der Aluridja- und Arundta-Dia-
lekte Zentral-Australiens. «Zschr. f. Ethn.», 1908, Η. П.
a W. Ρ 1 a б e г t. Dieri-Grammatik. «Zschr. f. Ethn.», Jahrg. 40, 1908, H. V.
82

Ударения в австралийских языках большей частью не имеют
постоянного места в слове, но чаще встречаются на втором или третьем слоге от*
конца. Ударение обычно экспираторное.
Таким образом, в отношении фонетики австралийские языки
оказываются все же довольно отличны друг от друга.
В качестве одного из образцов фонетической систе-
Фонетика мы приводим более подробное описание одного из
языка аранда языков, а именно языка центральноавстралийского
племени аранда1.
Система гласных аранда имеет следующий вид:
Подъем
Верхний . .
Средний . . .
Нижний . . .
Задний ряд
Иелабиали-
зованные
я, а

Лабиализованные
и, и
0
0, J
Средний ряд
Яелабиа-
лизован-
ные
9

Лабиализованные
Передний ряд

Нелабиализованные
£, i_
в, е
(?)

Лабиализованные
(У)
Гласный ί имеет несколько разновидностей: долгий, закрытый,
напряженный ί в ударных слогах звучит как в англ. sea, meat, нем. Wiese;
например: fia — рассказ, kwia — девочка; долгий ненапряженный,
напоминающий англ. dear, feared, встречается в безударных слогах, главным
образом в пении; краткий ненапряженный, сходный с англ. it, fit, в
ударных слогах: pitfima — прийти; ι о же в безударных слогах, более низкого
подъема, отчасти тяготеющий к е: iluma (eluma) — умереть.
Гласный е тоже встречается в нескольких видах: полузакрытый
напряженный долгий, соответствующий англ. they, нем. Beet; то же, но краткий,
в начале слова, сходный с англ. let, better, ten, иногда близко к i: etna —
они, era — он; более открытый, напряженный, близкий к англ. fair.
Из гласных среднего ряда самостоятельное значение имеет только
э — краткий ненапряженный гласный в безударных слогах, аналогичный
англ. безударному в over или affect. Но в быстрой речи встречаются и
беглые I, ё, ь, о, и, близкие по месту образования к среднему ряду.
Из задних гласных и бывает: долгое и напряженное, подобно англ.
food, нем. Mut, Huhn; например Шпата — охотиться; и краткое
ненапряженное, вроде англ. put, например luta — валляби, tuma — бить; в
безударных кратких слогах оно неотличимо от о: turuma\\turoma.
О — обычно долгое, полузакрытое, как напряженное, так и
ненапряженное, напоминающее англ. soul и нем. Sohn; переходит часто в и:
t^ata || tuata.
q — полуоткрытый лабиализованный звук, как краткий, наподобие
англ. hot, pot, так и долгий — вроде англ. law, roar] однако он несколько
более высокого подъема: например lota — гора (кратк.), godna — невежда
(долг.).
Звук а встречается и открытый долгий, как нем. Kahn, Saat, англ.
arms, и полуоткрытый, краткий (в ударных и безударных слогах), как
англ. cut\ butter, но ближе к русскому краткому а. Примеры: ntaija —
травяное семя, кета (катта) — резать.
Всего гласных звуков с их оттенками, зависящими от положения,
можно насчитать в языке аранда, по описанию Т. Штрелова, до двадцати трех.
1 Т. S t г е I) 1 о w. Aranda phonetics. «Oceania», 1942, vol. XII, № 3.

Дифтонгами язык аранда сравнительно небогат. Дифтонг αϊ
встречается не часто и главным образом в окончаниях (звательная форма имен
и императив: atuai! albai 1, но также и в середине слова: Шпата). Дифтонг
аи чаще выступает в конце слов, особенно в восклицаниях: pitfeaul;
иногда при крике конечный гласный растягивается в аи: tarau!',
в середине слова он обычно сопровождается гласными и, а, е: lauuma,
tjauarilja.
Дифтонг ei, напоминающий англ. say, came, встречается чаще в
окончаниях eia (krjeia, meia), в других случаях он редок. Дифтонг оа
является заменой аи (у северных аранда). Он встречается только в пении.
Ui — восходящий дифтонг с беглым й, иногда переходящий в yl или
в wi (ntfuiamba, ntj'ylamba, ntjwiamba), встречается лишь в отдельных
случаях.
Как исключение, в двух словах — гсоа (вход) и Неоа (вниз по течению)—
встречается трифтонг еоа, но и то лишь при быстром произношении.
Система согласных языка аранда значительно беднее, чем в европейских
языках. Проточных (фрикативных) звуков здесь почти нет, а среди
смычных (затворных) очень слабо различаются глухие и звонкие. Согласные
в аранда представлены в следующей таблице.
Губные
Зубные (переднеязы-
Среднеязычные . . .
Задненебные ....
Смычные
глухие
Ρ
t
к
звонкие
Ь
d
§
носовые
т
η
Ό
Проточные
w
I
h
Плавные
Г' 1
Смычные билабиальные ρ и Ъ часто не различаются, особенно в
безударных слогах, хотя иногда ρ произносится довольно резко с оттенком
придыхания: ph (как в немецком). В в начальном ударном слоге
произносится, как наполовину безголосый звук, за которым следует придыхание
(bh). Ρ встречается чаще в начале слов, особенно в сочетании рт, а также
после кратких гласных; b— главным образом в начале слова перед
гласными в сочетаниях mb, nb, lb, rb, Ibm, а также после долгих гласных.
РиЬ очень слабо противопоставлены как фонемы; почти нет сходных слов,
которые различались бы только по звукам ρ — b .(как в русском палка —
балка, папа — баба, пить — бить)] единственное исключение — pui-
la (обрядовая площадка) — bulla (слюна—в языке западных аранда;
в других диалектах — balla).
Μ не отличается от европейского; оно часто выступает в сочетаниях
рт, mb (арта — змея, amba — жидкость); в последнем случае, стоя в
начале слова, т может приобретать слабое слоговое качество (особенно у
западных аранда): Fbala — вы двое, mbuma — сжигать.
Зубные t—d так же мало различаются между собой, как и ρ—b;
t стоит чаще в начале слова, обычно с придыханием (th)\ но в таком
положении встречается и d (dh). Оба звука в некоторых положениях (в последнем
слоге между гласными) могут произноситься как «какуминальные»
(кончик языка позади альвеол, как в англ. t, d). Есть случаи, когда по ка-
84

честву t («простое» и «какуминальное») различаются сходные слова:
tjata — далеко, tjata — копье; но таких случаев очень мало. Очень
часты сочетания с £, реже с d: tn, tnf,s it, rt, tw, tf, rtf, Uj, nt, tn, nd.
N близко к общеевропейскому или иногда к английскому (кончик языка
к деснам). Часто встречается в сочетании tn, представляющем один
диффузный звук. В сочетаниях пЪ, nd, nt, ntj, пу, ng, пк в начале слов η имеет
слабое слоговое качество. Изредка встречается «какуминальное» п: fana —
невозможно, таппа — растительная пища.
Задненебные смычные к — g точно так же слабо отличаются один от
другого. По качеству они близки к английским; в начале слова к часто
придыхательно (kh), g тоже, хотя оно в этом положении слышится редко;
к (редко g) встречается в сочетаниях 1к, пк, kij, ijk, Ikij, rkrj, kw, rk, rg.
Звонкий велярный носовой звук ij напоминает немецкий ng в singen
и английский в longing, sing, ink. Но в отличие от европейских языков
здесь он часто стоит в начале слова: ijula — холодный, ijalama —
двигаться. Встречается в сочетаниях ijg, ijgw, ijk, причем в начале слова может
иметь слабый слоговой оттенок: ijkura — старшая сестра, ijgwana — кость.
Фрикативных звуков (спирантов) язык аранда, подобно другим
австралийским языкам, имеет очень мало. Билабиальный спирант w,
тождественный с английским [wall, well), встречается и в начале слова (wuma,
woritja), и в середине, но в последнем положении чередуется с
неслоговым и: kekwa \ \ кекаа — старший брат. Звонкий среднеязычный
(палатальный) / одинаков с европейским (англ. you, нем. Jugend). Но он нередко
присоединяется как второй элемент к согласным (If, nj, tf, tnf, ntj), смягчая
их подобно русскому ъ: Ifupara— нога, ntjinta— один, tfurka—смо-'
ковница; при этом tf иногда слышится как африкат, близкий к мягкому
русскому ч (или сербскому Й); англичане обычно транскрибируют его как
ch (churinga). Наконец, задненебный спирант h встречается лишь в
начале слов, и то очень редко, а именно в песнях, но не в разговорной
речи.
Плавные г ж I имеют ряд разновидностей. Различается три вида г:
1) самый обычный раскатистый зубной, сходный с русским и, особенно,
с итальянским (terra); 2) звонкий гортанный (фарингальный),
встречающийся только в начале слова, причем перед ним иногда вставляется беглое
а; он обозначается г или г. Он, повидимому, близок к чешскому г; 3)
звонкий палатальный церебральный (кончик языка загнут вверх и
прикасается к твердому нёбу) напоминает фрикативный звук, встречается
только в середине слова. Все три г строго различны во всех диалектах аранда.
Раскатистый звук г в начале слова перед согласным может получить
слоговое качество, но это бывает редко и только в западном диалекте (rta-
ta<Cartata — твердый).
Звуков I можно насчитать тоже три, но различия между ними менее
резки: 1) звонкий дентальный (палатальный), близкий к европейскому;
2) «плоский»,'при котором кончик и края языка прикасаются к верхним
деснам, спинка языка плоская, воздух проходит по сторонам; 3) твердый,
близкий к английскому в tall, hold и к обычному русскому л.
Таковы основные звуки языка аранда. Как видим, фонетика его
близка к фонетике основных европейских языков, отличаясь от нее бедностью
фрикативных согласных и наличием ряда звуков сложной артикуляции,
впрочем в целом не отличающихся особенной трудностью для
произношения.
Ударение в языке аранда экспираторное и падает обычно на первый
или второй слог. Если слово начинается с согласного, то ударение как
в двусложных, так и в трех- и четырехсложных словах падает на
начальный слог; в четырехсложных словах добавочное ударение приходится на
85

третий (второй от конца) слог. В словах с начальным гласным ударение
падает на второй слог, нов сложных словах ударение может лечь и на
начальный гласный. В словах с числом слогов более четырех сохраняются
те же правила ударения. Последний слог всегда бывает безударным.
По законам фонетики аранда ни один согласный не может стоять в
конце слова. Из гласных в этом положении допускается только а или в очень
редких случаях i, еще реже и (только в восклицаниях). Таким образом,
почти все слова аранда оканчиваются на а.
По грамматическому строю большинство австра-
Грамматика. лийских языков, и в частности южноавстралийские,
Грамматика аранда ' ст
r г принадлежат к агглютинативному типу. Нзыки
этого типа замечательны стройностью и четкостью своей структуры.
Они несколько напоминают в этом отношении тюркские или другие
урало-алтайские языки, а еще более — дравидийские языки Южной
Индии1. Типичным образцом может опять служить язык аранда2.
В этом языке формы словообразования, равно как и формы изменения
слов, создаются исключительно при помощи суффиксов. Например,
суффиксами образования глаголов чаще всего служат слоги era, На +
временное окончание -та (наст, вр.): antaka — далеко >> antan-ila-ma—
удалять, antan-era-ma — удаляться; etata — живой >> etat-ila-ma —
оживлять, etat-era-ma — оживать; ankwa — сон > апки-ега-та — засыпать.
Суффиксы образования имен существительных -па, -ninana означают
действующее лицо:
tu-ma — бить > tu-na-tu-na — тот, кто бьет; nta-ma — дарить ^>
nta-na-nta-na — даритель; ina-ma — брать> ina-ninana — берущий.
Суффикс отглагольного действия -intja, -inja: капка-ma—любить >
kank-intja — любовь.
Слова образуются и сочетанием основ, например: rintja (горло) -\-er-
guma (схватить)—rintjerguma (задушить); ankwa (сон) + indama (лежать)
^>ankwindama (спать); или удвоением основы: etopa (снаружи) >> е top -е top а
(край); екпа (один) > екпа-екпа (поодиночке).
Грамматического рода в языке аранда нет.
Склонение имен в языке аранда — исключительно
Склонение суффиксовое. Падежных форм всего шесть, каждая
имеет определенный суффикс.
1. Абсолютный падеж не имеет окончания: соответствует нашему
именительному при непереходном глаголе и иногда винительному:
atua indama — человек спит; era ara тЪигка гака — он кенгуру тело
увидел.
2. Эргативный падеж — окончание Ία; обозначает действующее лицо
при переходном глаголе (хотя бы прямое дополнение и не было прямо
выражено):
atu-la гака — человек увидел; atu-la tjatta manferkuka — человек
копье мимо бросил; itia-la tnoeraka — младший брат нацелился.
3. Родительный падеж — окончание -ка; обозначает принадлежность,
но употребляется и для передачи разных других оттенков отношений,
в том числе места, цели и пр.:
1 Ф. Мюллер -считал возможным сближать с урало-алтайскими языками по
морфологическому строю только некоторые из австралийских диалектов (F. Μ ϋ 11 е г. Grund-
riss der Sprachwissenschaft, Bd. II, Abt.l. Wien, 1879, стр. 3), но в то время (1870-е гг.)
эти диалекты были вообще известны очень слабо.
2 W. Planert Aranda-Grammatik («Zschr. f. Ethn.», 1907, Jahrg. 39, H. 39,
стр. 551—556). R. Mathews. The Aranda language («Proc. of Amer. Philos. soc»,
1907, vol. XLVI,№ 187). T.Strehlow. Aranda grammar («Oceania», 1943, vol. XIII,
№ 1, 2, 4; 1944, vol. XIV, № 1, 2, 3).
86

manna lupa-ka — семена акации (lupa — акация); kata-ka wora —
отцовский мальчик (или мальчик отца); ilia-ka nimba — форма эму {ilia —
эму); etna anku-ka renalitjilari-raka — они спать (для сна) легли; etna
garra-ka lariraka — они за дичью (дичь искать) пошли.
4. Аллативный падеж (падеж направления) — окончание -па)
соответствует русским дательному и винительному, обозначает направление
действия:
ara-la atu-na ramala — кенгуру человека увидав...; atua nala ara-na
erkuka — человек этот кенгуру схватил.
5. Аблативный падеж (отложительный) — окончание -nga;
обозначает отделение, удаление и другие оттенки отношений:
era tmara nana-nga albuka — он с места этого вернулся; kwatjintja-
nga knara-nga — из водоема из большого; inga wora-nga tarama — я
смеюсь над мальчиком.
6. Инструментальный, или «орудный», падеж, окончание -lela\
соответствует творительному падежу, обозначает орудие действия:
ilupa-lela — топором; tnauia-lela — палкой.
Помимо этих шести падежных форм имеется звательная форма с
окончанием на -i: atua-i ! — человек !
Чисел три: единственное, двойственное и множественное.
Двойственное имеет суффикс -tera (этот суффикс совпадает с числительным tera —
два), множественное -irbera. К ним приставляются затем обычные падежные
окончания:
atua-tera; atua-tera-ka\ atu-irbera; atu-irbera-ka.
Имена прилагательные ставятся всегда после существительных (atua
ekalta — сильный мужчина). При склонении суффиксы числа и
падежа принимает на себя прилагательное, а существительное остается
без изменения (atua ekaltirbera — сильные мужчины).
Вместо предлогов имеются послелоги, которые мало отличаются от
тех же падежных окончаний. Однако некоторые из них ставятся с формой
исходного падежа:
kwatja (вода): kwatja-una, kwatjuna (в воду); Ыта (дерево): Ыга-ипа,
Ыгипа (на дерево); matja (огонь): matja-una (в огонь); ilta (дом): ilta kwa-
nala (в доме); iltanga itinfa (близко от дома): iltanga gatala (вне дома).
,т ' Система личных местоимений аранда сложнее, чем в
Местоимения ~ тт
европейских языках. Имеется три числа —
единственное, двойственное и множественное, в каждом по три лица. Но первые
два лица в единственном числе («я», «ты») имеют по две разные формы
в зависимости от того, с переходным или непереходным глаголом они
стоят: в первом случае «я» — ta, «ты» — unta; во втором «я»— yinga,
«ты»— nga. Первое лицо двойственного и множественного числа имеет
по две формы — включающую и исключающую, в зависимости от того,
включается или нет в понятие «мы» то лицо, к которому обращена речь
(мы с тобой, мы без тебя). В первом случае форма двойственного числа
ngilina, во втором— Шпа\ в множественном числе nganuna, апипа. Второе
лицо двойственного числа mbala, множественного числа гапкага. Третье
лицо единственного числа era, двойственного числа eratara,
множественного числа etna.
По родам личные местоимения, в отличие от европейских языков, не
различаются, ибо вообще грамматического рода австралийские языки
не знают.
В диалекте восточных аранда система личных местоимений обладает
еще одной замечательной особенностью, тесно связанной с общественным
строем. Аранда, как известно, делятся на две экзогамные фратрии и на
четыре брачных класса (об этом см. ниже, гл. 5). И вот местоимения
87

первого и второго лица двойственного и множественного числа («мы» и
«вы») передаются здесь в каждом случае тремя различными способами,
считая по тому, принадлежат ли все обозначаемые лица к одному и тому
же брачному классу, или к двум разным брачным классам одной фратрии,
или, наконец, к двум разным фратриям. Таким образом, местоимению
«мы» соответствуют здесь шесть разных слов, местоимению «вы»— также
шесть1. Например:
мы двое, люди одного брачного класса — ilina
» » люди двух брачных классов одной фратрии—Пака
» » люди разных фратрий—ilanta
» все люди одного брачного класса — апипа
» » люди двух брачных классов одной фратрии — пиакега
» » люди разных фратрий — nuantara
В этих своеобразных особенностях системы мзстоимзний хорошо вид
на зависимость языка от общественных отношений.
Притяжательные местоимения ставятся, как и прилагательное,
позади существительного и так же склоняются, принимая на себя все
суффиксы, а существительное остается без изменения. Например:
1-е лицо 3-е лицо
Им. п. kata пика — мой отец kata екига — его отец
Прит. п. kata пикапака — моего отца kata екигапака—его отца
Аблат. п. kata nukananga — от моего отца kata ekurananga — от его отца и т. д
Система спряжения глагола аранда поразительна
богатством своих форм, но при этом и строгой
правильностью их. В языке аранда можно насчитать до 95 временных форм
вместе с наклонениями и залогами. В пределах каждого времени,
наклонения и залога глагол изменяется по числам (ед., дв., мн.), но по лицам
не изменяется. Времена, наклонения и залоги передают тончайшие
оттенки значений какого-либо действия; это говорит о необычайной
выразительности и конкретности языка. Полная таблица спряжения одного
глагола занимает в книге более 45 страниц2.
Вот несколько образцов из этой таблицы (часть форм 3-го лица ед. ч.
только настоящего времени) от основы tu (ударить):
Praes. ind.: era tuma — он ударяет
Praes. juss. conjunct.: era tutjika — он намеревается ударить
Praes. op tat. I: era tuea — пусть он ударит
» » II: era tueikana — пусть он ударит
Praes. consec.: era tut/inanga — чтобы он ударил
Praes. consec. neg.: era tumit/a (tukitfa) — чтобы он не ударил
Praes. condit. I: era tumara — он бы ударил
» » II: erabaka tumanza \ r
erabaka tumalanga) ~ если бы 0H УДаРИЛ -
Имеется несколько форм повелительного наклонения, несколько форм
будущего и целый ряд форм прошедшего времени, ряд причастий и
описательных оборотов; все это удваивается параллельными формами от·
1 Т. Strehlow. Aranda Grammar. «Oceania», 1943, vol. XIII, № 2, стр. 178—180*
2 Там же, 1943, vol. XIII, № 4, стр. 316—361.
88

рицательного спряжения. Интересно, что страдательного залога нет,
но есть возвратный и взаимный.
Помимо этих многочисленных форм спряжения, основной глагол
часто дает ряд производных, образуемых путем приставки суффиксов и
выражающих разные оттенки действия. Например, от той же основы Ш
(ударить, бить) образуются производные глаголы: tutjigunala — бить то
и дело; tutfilbitnima — прийти, чтобы бить; tutjalbuma — вернуться,
чтобы бить; tualbuntama — бить убегая; tuatalalbuma — бить по дороге
домой и мн. др.г
Из этого обилия глагольных форм видна характерная особенность
австралийских языков — необычайная конкретность передачи мысли.
Как указывают исследователи, австралиец не употребляет обобщенных
выражений, в своей речи он всегда выражает все наглядные подробности
передаваемого факта. Штрелов приводит очень яркий пример: понятие
«есть», «питаться» выражается на языке аранда разнообразными
глаголами (от корня ilkuma) в зависимости не только от того, кто именно ест,
но и от разных оттенков этого действия. Например, про кенгуру говорят,
когда он ест траву, спускаясь по скату холма: era ilkutjakdlaka; когда он
ест, удаляясь от охотника: era ilkuetnalalbuka; когда он долго пасется на
одном месте и ест спокойно: era ilkupilkulandka и т. д., почти до
бесконечности2. Однако мнение исследователей о том, что эта необычайная
конкретность мысли австралийцев, отражающаяся в языке, означает
неспособность их к абстрактному мышлению,— глубокая ошибка. Уже
само наличие в приведенных формах общего корня говорит о достаточно
высокой степени абстракции мысли.
~ ν ν " Очень интересно, что некоторые глагольные суф-
Суффиксы γ / X \
J^^ фиксы (окончания форм спряжения)
тождественны с именными суффиксами (падежными окончаниями). Иногда в них
заметен оттенок самостоятельного конкретного значения. Например,
суффикс -ка служит для образования родительного падежа имен, но при его
же помощи образуется простое прошедшее глаголов (la-ka — пошел,
егки-ка — схватил). Предполагают, что корень ка имел первоначальное
самостоятельное значение «обрезать», «отрезать»3. Суффикс -la образует
орудный падеж имен, и он же встречается в целом ряде глагольных форм.
Возможно, что исходное значение корня la — особая активность какого-
либо действия4.
Суффикс -nga дает исходный падеж имен, а в соединении с -la —
окончание деепричастия глагола. Основное значение в том и другом случае —
отделение и движение от чего-то (в смысле как пространства, так и
последовательности действия).
Особенно интересно совпадение звательной формы («звательного
падежа») имен и повелительного наклонения глаголов: -i, -ai: atuai!
(человек!), lai! (иди!). Ясно, что это, в сущности, простое восклицание,
призыв, который в дальнейшем оформляется грамматически в звательный
«падеж» имен и в императив глаголов5.
Таким образом, суффиксальные частицы в языке аранда сохраняют
остаток своего прежнего конкретного значения и не превратились еще
в чисто формальные элементы. Это явление знакомо и некоторым другим
языкам. Но отсюда нельзя делать вывод, что язык аранда вообще недораз-
1R. Mathews. The Aranda language. «Proc. of Amer. Phil, soc», 1907,
vol. XLVI, № 187, стр. 334.
2 Т. S trehlo w. Aranda grammar. «Oceania», 1943, vol. XIII, № 2, стр.196—197.
3A. Sommerfelt. La langue et la societe. Oslo, 1938, стр. 84—85.
4 Там же, стр. 77.
5 Там же, стр. 93—94.
89

Узился до различения частей речи, не отличает имени от глагола (как
считает, например, норвежский лингвист, последователь Э. Дюркгейма,
А. Зоммерфельт)1.
В противоположность многочисленным и разнообразным суффиксам
и послелогам, союзов в языке аранда крайне мало: соединительные:
δα, ma, tuta, Ika, ntema\ etana, противительные: bula, капа, ntema (но,
однако) и некоторые другие.
Скудость системы союзов связана с тем, что син-
Синтаксис J /
таксис языка аранда (как и других австралийских
языков), в отличие от его богатой морфологии, очень прост. Сложных
предложений он не любит, придаточных предложений почти не встречается,
они заменяются самостоятельными простыми предложениями, обычно
коротенькими. В этом отношении, впрочем, языки австралийцев мало
отличаются от устной речи любого европейского языка, где, в отличие от
письменного языка, придаточные и сложноподчиненные предложения тоже
употребляются очень редко.
Таким образом, в языке аранда связная речь обычно разлагается на
ряд коротких независимых предложений. Например:
era renalit/ilaka, etna erina ntakaka manna lupaka;
он остановился, они его позвали семена акации (есть);
era nana taka, ilkuka, era апкака: пипа ingunta lariritjika
он это смолол, ел, он сказал: мы завтра пойдем
Tjikara tmaraka.
Тьикара в стоянку.
Структура простого предложения ясна и отчетлива. Обычный
порядок слов: подлежащее — определение — обстоятельственные слова —
дополнение — сказуемое (конечно, любой из второстепенных членов
предложения может быть пропущен). Примеры:
atua ntjarala tnauia inala nariraka;
люди (человек) многие палки взяли;
atua inkaraka tjurungerana
люди все чу рингами2 стали
Но порядок слов не является строго неизменным, он может меняться.
Сказуемое иногда, хотя и редко, перемещается с конца в середину
предложения:
eratara itinfa war a pitfilaraka patta-ntaritja knarauna:
они оба близко только подошли к горе крутой большой.
Другие члены предложения тоже могут в известных случаях
меняться местами.
Согласование подлежащего со сказуемым очень слабо, так как глагол,
выражающий сказуемое, совершенно лишен личных форм:
jinga laka — я пошел, я пошла; unta laka — ты пошел, ты пошла;
atua laka — человек пошел.
Однако сказуемое влияет на форму подлежащего: при
непереходном глаголе последнее ставится в абсолютном падеже, при переходном —
в эргативном; в последнем случае в абсолютном падеже ставится
дополнение, если оно есть налицо, но оно может стоять и в винительном (алла-
тивном) падеже:
1 A. Sommerfelt. Ук. соч., стр. 73, 109, 189 и др.
2 О чурингах см. ниже, стр. 213.
90

atua itin/a indaka — человек близко лег; atula? гака — человек
посмотрел; alula nana ara lunaka — человек этого кенгуру преследовал;
atula tjattana alalelaka — человек копье землей натер.
Такое употребление особых эргативных форм при переходных
глаголах в известной мере аналогично так называемому эргативному строю
языка, характерному, например, для ряда кавказских языков. Хотя при
настоящем эргативном строе сказуемое обычно согласуется и с субъектом,
и с объектом (а здесь нет ни того, ни другого), но советские лингвисты не
считают подобное согласование для эргативного строя обязательным (оно
отсутствует и в некоторых языках Кавказа, например в лезгинском).
Характерно широкое употребление описательных форм глагола,
образованных с вспомогательным глаголом па-ma (быть):
etna matja etala nariraka:
они огонь зажгли;
etna wula nariraka]
они услышали;
etna aranga ilkula nariraka]
они кенгуру ели;
eratara wotta topperala naraka.
они оба опять вернулись.
Глагол па-ma употребляется нередко и самостоятельно в своем
основном значении, вполне соответствующем русскому «быть», «иметься,
«существовать»:
atua Juta tmela nariraka]
люди Юта место были (люди были в местности Юта);
jknulfa ntfara nakala Раратата tmela;
собаки многие были Папамама место (много собак было в
местности Папамама);
inkata tara etnaka naraka;
главари двое у них были;
ninta Lturberaka arbuna Lotiuka пака.
один Лтурберака, другой Лотиука был;
Этот факт наличия в языке аранда глагола «быть», фигурирующего
и в самостоятельном значении, и в качестве связки сказуемого,
заслуживает большого внимания ввиду отсутствия во многих примитивных
языках подобного глагола.
Изредка встречаются и сочетания предложений, соответствующие
русским сложноподчиненным. Но вместо русских союзов и
относительных местоимений, которыми связываются придаточные
предложения с главными, в языке аранда употребляются особые глагольные
формы, аналогичные русским деепричастиям. Например:
knuljala arana arangana tuta rakalanga
собаки красного кенгуру серого кенгуру также увидев,
etna erinaiara lunariraka.
они их обоих преследовали.
Или:
arala atuna ramala, era teralana.
кенгуру человека увидев, он в страхе побежал.
91

Или:
atua tueljilaka era man/erkulawuka, ara parpa
человек прицелился копьем, он промахнулся, кенгуру быстро*
indora lamanga.
очень бегая;
(человек прицелился копьем, но промахнулся, так как кенгуру
очень быстро бежал).
Это тот самый способ выражения придаточных предложений
деепричастными формами, который господствует в урало-алтайских языках.
Но этот способ существует и в русском языке.
Агглютинирующий суффиксальный строй языка, по-
Аналитическии ^ „ rj JXX l
язык курнаи добныи строю языка аранда, господствует, повиди-
мому, в значительной части диалектов Австралии1,,
хотя из них изучены очень немногие. Но у некоторых племен
обнаружены и иные типы речи. У племени курнаи (Гипслеид, Виктория)
преобладает, например, необычный для Австралии аналитический строй
(тот, который господствует хотя бы в полинезийских языках). Вместо
суффиксального склонения здесь налицо предложные формы, причем само
имя существительное не меняется. Примеры:
kani — мужчина (им. п.);
wa kani —мужчины (род. п.);
то kani — мужчине (дат. п.);
kinanga kani — мужчиной (тв. п.);
thingo wangona kani — от мужчины (исх. п.);
kihana thulona kani — с мужчиной (совм. п.);
boolong kani — двое мужчин (им. п. дв. ч.);
wa boolonga kani — двух мужчин (род. п. дв. ч.);
womba kani — мужчины (им. п. мн. ч.);
thungo wanga kani — мужчин (род. п. мн. ч.) и т. д
plapa boolong kani — ушли двое мужчин;
thara boolong kani — имена двух мужчин;
ukatho waal boolong kani — я дал копье двум мужчинам.
Глаголы при спряжении тоже мало изменяются:
wanggan at — я слышу;
wanggan nungang — он слышит;
wanggan thana — они слышат;
wanggan tha oorko — я услышу;
wanggan gar а — он услышит;
doorowal wangan — они услышат.
Впрочем, язык курнаи описан очень плохо2.
Совсем иную грамматическую структуру, горазда
Языки более сложную, имеют некоторые языки северной
Австралии Австралии. Их строй приближается к типу языков
с «классовыми» префиксами, например к языкам банту
в Африке. Здесь нет ясной грани между отдельными словами, а
сочетание корней слов с формальными элементами, различными частицами, более
разнообразно. Кроме суффиксов, широко употребляются префиксы. Они
служат часто для «классификации» слов, которые делятся на несколько
классов. Каждый класс имен соединяется с определенными префиксами,
и эти префиксы приставляются и к другим членам того же предложения.
1 Ср. F. Μ и 1 1 е г. Ук. соч., т. II, стр. 4—86.
2 R.B rough-Smyth. The aborigines of Victoria..., vol. 2. London —
Melbourne, 1878, стр. 24—33.
92

Например, в языке гвини (округ Кимберлей) префикс Ъ- означает
одушевленные действующие лица обоего пола:
bend]in bugala bunewur bramariijari waral buy ana.
этот n большой человек (который) ушел, я видел его.
Во множественном числе этот префикс превращается в br-:
brendjin bragala branewur birirariijari waral braijana.
эти большие люди] (которые) ушли, я видел их.
Префикс а- прилагается главным образом к животным.
alma agala anewur aiaijaijari тага aijana.
этот большой кенгуру (который) ушел, я видел его1.
Особенностью этого типа языков является так называемое
объектное спряжение, при котором личные формы переходного глагола
включают в себя обозначение не только субъекта, но и объекта действия, и, таким
образом, количество этих личных форм чрезвычайно увеличивается.
Например, в языке какаду в Арнхемленде от основы ortgara (видеть)
образуются формы:
b-oregara — я вижу тебя;
b-oregara-mana — я вижу вас двоих (мужчин);
b-oregara-ndja — я вижу вас двоих (женщин);
g-oregara — я вижу его;
nf-oregara — я вижу ее;
g-oregara-mana — я вижу их двоих (мужчин);
g-oregara-ndja — я вижу их двоих (женщин);
g-oregara-da — я вижу их (мужчин);
g-oregara-mba — я вижу их (женщин);
n-oregara — ты видишь его;
n-oregara-mana — ты видишь их двоих (мужчин) и т. д.2
Подобное «объектное» спряжение известно и в языках палеазпат-
ских народов Сибири и народов Америки.
π Культурный уровень народа яснее всего
отражается в словарном составе языка. Распространенное
в прошлом мнение о том, что существуют будто бы языки, в которых
имеется всего несколько сот слов, в настоящее время всеми отброшено. Мы зна-
£м, что таких языков нет и быть не может. Языки австралийцев, при всем
низком культурном уровне этого народа, достаточно богаты словарным
запасом. В языке аранда можно насчитать свыше 10 тыс. слов 3. Но состав
словаря здесь иной, чем у европейцев. Очень мало отвлеченных понятий,
обобщающих слов, напротив, чрезвычайно много конкретных слов,
передающих детали наглядно воспринимаемых предметов и действий.
Австралиец выражает в своей речи все конкретные детали действительности.
Например, в языке аранда есть не менее девяти обозначений отдельных
видов ящериц, но нет слова «ящерица» вообще; есть семь обозначений разных
видов попугаев, но нет слова «попугай» вообще. Но эту особенность не
надо преувеличивать: в языке аранда есть и общие понятия. Наряду с
названиями 28 видов змей есть и общий термин «змея» (арта). Есть слова:
рыба, птица (летающая), дерево и пр. Но эти слова употребляются
редко, так как австралиец предпочитает всегда более точно указать, о каком
именно виде дерева, рыбы и т. п. идет речь.
Терминами культурного обихода австралийские языки, конечно, бед-
1 А. С а ρ е 1 1. The classification...., стр. 256—257.
2 А. С а ρ е 1 1. Languages of Arnhem Land, Northern Australia. «Oceania», 1942,
^vol. XII, № 4, стр. 371.
3 A. Sommerfelt. Ук. соч., стр. 21.
93

ны, потому что бедна сама их культура. Но эти языки достаточно богаты
словами, отражающими все детали своеобразного общественного строя
и культурного уклада австралийцев. Например, отношения родства,
столь важгые для всей общественной жизни австралийцев, находят
себе в их языках поразительное богатство точных обозначений. В языке
курнаи насчитывается не менее двадцати терминов для разных степеней
родства, в языке вати-вати — не менее 22 таких терминов, у диери их не-
менее 26, а у колор-курндит — целых 50 терминов, вместе с составными1.
Возрастные группировки, которые тоже играют важную роль в быту
австралийцев, обозначаются многочисленными терминами, передающими,
например, моменты прохождения человека через серии возрастных
посвятительных обрядов. В языке аранда мужчина обозначается в течение
его жизни последовательно пятнадцатью разными терминами от
«ребенка» (worm) до «старца» (fenkua)2.
Все предметы материального обихода, все разновидности копий,
бумерангов и других видов оружия, утвари и пр.,— все это
обозначается разнообразными, всегда точными терминами.
Понятия, обозначающие количество, в австралийских языках очень-
бедны. Система счисления основана всего на двух-трех самостоятельных
числительных; более высокие числа передаются составными
числительными. Ни десятиричной, ни даже пятиричной системы счисления
австралийцы совершенно не знают. Например, в языке аранда имеются
числительные: один — ninta и два — tera] числительное три уже составное:
tera та ninta (2 + 1), четыре— tera та tera (2 + 2) и т. д.
Эта неразвитость системы числительных не означает, что
австралийцы не умеют считать дальше двух-трех. Они справляются и с гораздо
большими числами. Но здесь отразились примитивные условия прежней
жизни австралийцев (им обычно и нечего было считать!), а в то же время
привычка их мыслить не абстрактными понятиями, а конкретными
образами; например, охотник, увидев пять кенгуру, воспринимает эту
группу как целое, не прилагая к ней отвлеченного понятия числа «пять».
„ В дополнение к обычной звуковой речи у австра-
Язык жестов " j г * г
лиицев имеется особая, довольно сложная система
ручных сигналов — язык жестов, напоминающих разговор
глухонемых. Этот язык жестов применяется в различных случаях: когда люди
переговариваются между собой на большом расстоянии, так что
человеческого голоса не слышно; когда встречаются люди из разных племену
языки которых сильно различаются, в то время как система сигналов
более или менее одна и та же; наконец, когда обычай запрещает
человеку на определенный срок пользоваться звуковой речью: такой запрет-
налагается, как правило, на вдову, на юношей в период посвящения
и пр. Во всех этих случаях широко применяется язык жестов.
Он у австралийцев очень разработан. Карл Штрелов, например,
перечисляет более 450 различных знаков-жестов у племени аранда3. Ручные
сигналы выражают не только конкретные предметы, но и более или
менее отвлеченные представления. Есть сигналы, обозначающие предметы,
действия, качества, социальные термины, например названия брачных
секций, вопросы, целые фразы. Но обычно фразы передаются
комбинацией знаков. Например, чтобы сказать: «твой брат умер», дается три
знака, обозначающих «брат», «уже», «умереть».
Вот несколько примеров из языка жестов у аранда.
1 «Этнография», 1929, № 1, стр. 38.
2 С. Strehlow. Die Aranda-und Loritja-Stamme, in Zentral-Australien,
Bd. IV, ab. I, стр. 42—43.
3 С. S t r e h 1 о w. Ук. соч.,т. IV, ч. 2, стр. 55— 78.
94

.// i2 13 W
Знаки языка жестов
Конкретные предметы:
вода: четыре пальца прижаты к ладони, большой палец вытянут
и прижат ко второму, кисть руки вращается (см. рис. 1);J? т&- Ив*
ястреб (тотем): ладонь раскрыта, пальцы растопырены, большой
палец отстоит от остальных, кисть руки делает волнообразное движение,
опускаясь и поднимаясь, пальцы шевелятся (там же, 2).
Названия брачных классов:
Π а н у н г а: обе руки вытянуты, правая рука сжимает левую в
запястье (там же, 3).
Π у ρ у л а: правая рука, с полусогнутыми пальцами, прижата к
правой щеке (там же, 4).
У к н а ρ и а: левая рука поднята, кисть с растопыренными пальцами
согнута под бородой (там же, 5).
95

У н г а л л а: правая рука на левом плече (там же, 6).
Предложения:
Подходят люди (аборигены): указательный и большой пальцы
подняты и широко расставлены, остальные согнуты и прижаты к ладони.
Кисть руки сначала неподвижна, затем начинает вращаться в запястье
(там же, 7).
Я вижу его: указательный и средний пальцы вытянуты и
подняты; четвертый и пятый опущены и прижаты к ладони; большой палец
повернут к ладони, но не касается остальных пальцев (там же, 8).
Подходят люди с намереньем напасть на нас: большой
и указательный пальцы вытянуты и подняты вверх, остальные три
слегка согнуты. Рука делает легкое движение вбок, и кисть вращается в
запястье (там же, 9).
Подходят люди с мирными намереньями: большой
палец вытянут и отставлен, остальные четыре загнуты крючками. Рука
неподвижна (там же, 10).
Приказ сесть: большой, указательный и третий пальцы согнуты
и соединены вместе концами; остальные два согнуты и прижаты к
ладони (там же, 11).
Удалось ли тебе убить дичь? большой и указательный
пальцы вытянуты и подняты, остальные три прижаты к ладони (там же, 12).
Да, удалось промыслить кое-что: указательный палец
вытянут и поднят; третий палец согнут и касается большого. Получается
впечатление, что человек держит что-то в руке (там же, 13).
Нет, ничего не удалось д о бы τ ь : кисть руки с открытой
ладонью и вытянутыми растопыренными пальцами вращается в запястье.
Выражена мысль, что у человека ничего нет г (там же, 14).
Легко заметить, что в некоторых сигналах участвуют только пальцы,
и они видны, естественно, только на близком расстоянии. Другие жесты,
употребляемые при переговорах на большом расстоянии, производятся
движениями всей руки, головы, даже верхней части туловища.
Существование этой разработанной системы жестов-сигналов отнюдь не
означает, как это иногда думают, недоразвитости звуковой речи. Первая
лишь дополняет последнюю и заменяет ее в особых определенных
случаях. Что же касается самой звуковой речи, то австралийские
языки хотя и отражают в себе определенный сравнительно отсталый
уклад хозяйства и культуры, однако они, со своей вполне
сложившейся грамматикой, с достаточно богатой и гибкой лексикой, оказываются
не в меньшей степени, чем любой другой язык, пригодным орудием
человеческого мышления и взаимного общения. Эти языки, как и
все другие языки земного шара, могут стать проводником и орудием
культурного прогресса.
Среди языков мира австралийские языки стоят со-
Связи^ вершенно особняком, не входя ни в одну из извест-
австралииских ных ЯЗыковых семей и не обнаруживая ни с одной
языков тт r J
из них никакого родства. Попытки установить
такое родство, правда, делались неоднократно, но они пока не
привели ни к какому результату. Предположение, высказывавшееся еще
Э. Кёрром, о близости австралийских языков к африканским не
подтвердилось. Существовала гипотеза о родстве австралийских языков
с дравидийскими языками Индии, и эта гипотеза, ввиду наличия
расовой общности дравидов и австралийцев, могла показаться
основательной. Но уже Фридрих Мюллер, крупный немецкий лингвист, пока-
1 B.Spencer a. F. G i 1 1 е п. The Arunta, vol. 2. London, 1927, стр. 600—608.
96

зал неубедительность этой гипотезы, и в пользу ее и сейчас едва ли
можно привести какие-либо факты, если не считать только морфологического
сходства между австралийскими и дравидскими языками.
В науке известна также попытка установить связь языков
Австралии с языками индейцев Огненной Земли, — так называемыми языками
чон. Попытку эту сделал в 1907 г. один из виднейших лингвистов,
итальянский ученый А. Тромбетти,который,как известно, придерживался
взгляда о родстве всех языков земли между собой. Его поддержал в этом
вопросе французский исследователь П. Риве (1925), который построил
на предполагаемом факте родства австралийских языков с языками
чон, а малайско-полинезийских с калифорнийскими диалектами хока
теорию частичного заселения Америки через Океанию. По словам
Риве, он обнаружил ряд совпадений в корнях слов австралийских
языков с огнеземельскими; таких совпадений он нашел будто бы более 90,
но приводит в качестве доказательства всего 261. Надо, однако, сказать,
что приводимые примеры еще недостаточны для положительного
решения вопроса. Сам Риве признает, что чрезвычайно трудно объяснить, каким
образом могли попасть австралийцы или их предки в Южную Америку,
и вынужден прибегнуть к гипотезе о движении каких-то групп
кругом всего Тихого океана, через Азию и всю Америку, или к
неправдоподобной гипотезе о путешествии австралийцев через Тихий океан на
лодках, управляемых малайско-полинезийским экипажем.
Если действительно подтвердится наличие общности в языках
Австралии и Южной Америки, то ее скорее можно объяснить как остаток
древнейших связей между предками народов обеих частей света, когда те и
другие обитали где-то в Юго-Восточной Азии.
Наиболее правдоподобна связь австралийских языков с папуасскими,
так как Новая Гвинея, несомненно, играла роль в истории заселения
Австралии. Еще Дж. Мэтью указал на целый ряд совпадений в папуасских и
австралийских словарях. Но сами по себе эти совпадения не могут
считаться достаточным доказательством родства между языками. Более же
серьезной работы по параллельному изучению папуасских и австралийских
языков почти никто до сих пор не проделал. Польский лингвист Т. Ми-
левский изобразил на карте наличие «папуасских» языков в Северной и
Центральной Австралии (см. карту на стр. 81), но не привел в
подтверждение этого никаких фактов. Дальнейшее исследование данного
вопроса, несомненно, должно пролить свет и на проблему австралийского
этногенеза.
Точно так же не сказала еще своего последнего слова лингвистика и
в вопросе о родстве между австралийцами и тасманийцами. Не раз
указывалось на сходство в словарях австралийских и тасманийских
языков (Брау-Смит, Мэтью), и это сходство действительно бросается в
глаза. Например, в языках Виктории нетрудно обнаружить ряд общих
корней с тасманийскими диалектами.
Мужчина
Голова
Рот
Рука
Зуб
тасманийские
pugga, реппа
eloura
топа
апатапа
leeaner
Язы
к и.-
Виктории
baang, peant
wullar
типпи
manna
На
1 P. Rivet. Les origines de l'homme americain. Montreal, 1943, стр. 77—8C
7 Народы Австралии и Океании 0

Язык
Нога
Дым
Огонь
Камень
Языки:
тасманийские
tullah, tullana
dogna
boorana
wighena
langa, loine
Виктории
tale, tyelang
tinna
boriy hurt
wee, weeing
lang, la
Однако и здесь совпадения и сходства в словарях не решают вопроса.
Более глубокое сопоставление языков дать очень трудно, так как, с
одной стороны, тасманийские языки, ныне вымершие, описаны
чрезвычайно неудовлетворительно, поверхностно и отрывочно1. С другой
стороны, пестрота диалектов Тасмании так велика, что множество
разнообразных корней слов сходного значения весьма затрудняет сравнение их с
языками Австралии. Во всяком случае связь здесь не подлежит сомнению,
а отсюда становится более ощутимой и историческая общность
австралийцев и тасманийцев.
См. W, Schmidt. Die tasmanischen Sprachen. Utrecht — Anvers, 1952.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ХОЗЯЙСТВО И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
АВСТРАЛИЙЦЕВ
ДО НАЧАЛА ЕВРОПЕЙСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ
До прихода европейцев аборигены Австралии не знали ни
земледелия, ни скотоводства, В литературе широко распространен взгляд,
что австралийцы не делали запасов и жили тем, что добывали
каждый день. Однако это нельзя утверждать так категорически. Есть
немало свидетельств и о том, что в определенных случаях австралийцы
умели запасать пищу, хотя и не на долгий срок. Такой знаток быта
австралийцев, как Хауитт, говорит, что он только один
единственный раз видел у них запас пищи, заготовленной впрок; это были
хранившиеся в обмазанной глиной корзинке зерна портулака; Хауитт нашел
корзинку в лесу на территории одного из племен оз. Эйр1. Другие авторы тоже
сообщают аналогичные факты. Так, люди племени юалайи, по словам
наблюдавшей их Лангло-Паркер, делали запасы зерен ярммара
(ячменная трава)2. Хорн и Эстон упоминают о запасах съедобных семян мунъ-
еру, которые хранят неделями3, а Мэтью указывает, что у племен каби
и вакка (на побережье Квинсленда) было в обычае собирать в большом
количестве спелые орехи бунъя и зарывать их в виде запаса на будущее
в землю, где они, впрочем, загнивают и издают весьма неприятный
запах4. Коксен рассказывает, что он видел однажды в области племени ка-
миларои очень большой запас травяных семян, съедобной смолы и
других растительных продуктов, которые хранились в больших кожаных
мешках; общий вес этого запаса составлял, по мнению наблюдателя, до
100 фунтов5. Но Коксен, сообщая это, оговаривается, что подобные факты
представляют собою лишь исключение. По сообщению Клемента,
племена северо-западного побережья иногда сохраняют в запасе даже
мясо, высушивая его на солнце, так что оно твердеет, как кость6.
1 L. Fison а. Α. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai. Melbourne, 1880, стр. 208.
2 L. Parker. The Euahlayi tribe. London, 1905.
3 G. Η о r η e a. G. Aisto'n. Savage life in Central Australia. London, 1924,
стр. 33.
4 J. Mathew. Two representative tribes of Queensland. London—Leipzig,
1910, стр. 93—94.
5 Brough-Smyth. The aborigines of Victoria, vol. I. Melbourne, 1878,
стр. 143.
6 Ε. Clement. Ethnographical notes on the Western Australien aborigines.
«Internationales Archiv fur Ethnographie», 1903, Bd. XVI, H. 1—2, стр. 3.

Дональд Томсон упоминает два единственно известных ему примера
запасания пищи у австралийцев: некоторые обитатели Арнхемленда сушат на
солнце плоды мунджутж (Buchanania Muelleri), а на п-ве Иорк местные
жители сохраняют в сухом песке плоды Parinarium nonda1.
Вообще же запасливыми австралийцев назвать нельзя. «Как
правило,— говорит Норткот Томас,— туземец не знает, из чего будет состоять
его обед, пока не промыслит его»2.
Хозяйство австралийцев было чисто присваивающим. Они жили
охотой, собиранием мелких животных и диких растений, а кое-где, по берегам
редких водоемов и на морском побережье,— также рыболовством.
0 Охота — главное занятие австралийца. Это был не
и рыболовство только его жизненно важный промысел, но и
любимое времяпрепровождение, излюбленный спорт,
которому австралиец предавался, забывая все на свете. С раннего
детства мальчики,— в своих играх, под руководством взрослых и сами по
себе, подражая старшим,— приучались владеть оружием, применять
различные охотничьи уловки, распознавать следы животных и птиц,
узнавать их повадки. Они вырастали искусными, ловкими охотниками.
Животный мир Австралии небогат и однообразен, и аборигены не
имели большого выбора в мясной пище. Поэтому они промышляли и ели все
живое, что находили вокруг себя, — от крупных сумчатых и
австралийского страуса эму до гусениц и личинок. Наиболее характерна и
разнообразна была техника охоты на крупную дичь. Именно здесь во всем
блеске развертываются поразительные охотничьи способности
австралийцев.
Приемы охоты на кенгуру (Macropus giganteus), самый крупный из
видов австралийской фауны, были очень разнообразны. Главным оружием
всегда служило копье. Следы кенгуру на земле, как и следы других
животных, австралийцы умели отыскивать с изумительным искусством. Они
легко различали и виды дичи, и степень свежести следа. Выследив или
случайно увидев кенгуру, охотник с не менее поразительной ловкостью
подкрадывался к нему на расстояние броска копья. Кажется почти
невероятным уменье австралийца приблизиться к пасущемуся животному
по совершенно открытой равнине, не будучи им замеченным. Ему
помогал в этом темный цвет кожи, делающий его малозаметным на сером
фоне степи; кроме того, он иногда употреблял искусную
маскировку, облепляя тело землей или глиной. Медленно, шаг за шагом,
подбирался он к животному, пользуясь каждым моментом, когда оно не
смотрело в его сторону. Задача охотника облегчалась на местности, покрытой
кустами, камнями, термитниками, за которыми он прятался.
Приблизившись на несколько десятков метров, охотник метал с силой и без
промаха свое копье.
В Виктории иногда охотились вдвоем, причем один охотник отвлекал
на себя внимание кенгуру, а другой подкрадывался к нему с
противоположной стороны.
Другой способ охоты на кенгуру требовал от охотника огромной
выдержки и выносливости. Охотник преследует животное открыто, нисколь-
во не прячась. Кенгуру быстрыми прыжками оставляет своего
преследователя далеко позади, но, утомившись, останавливается, и человек вновь
к нему приближается. Животное опять пускается в бег, и так это
продолжается до наступления темноты; переспав у костра короткое время, охотник
1D. Thomson. Economic structure and the ceremonial exchange cycle in
Arnhem Land. Melbourne, 1949, стр. 23—24.
2 Ν. Τ h о m a s. The natives of Australia. London, 1906, стр. 89.
100

Охота на кенгуру. Квинсленд
с рассветом возобновляет упорное преследование кенгуру, и дело
кончается тем, что выдержка и настойчивость человека одерживают верх и
загнанное животное падает под ударами его копья.
Иногда, особенно в дождливую погоду, когда земля размякнет,
охотник травит кенгуру собаками (динго). Загнанное собаками животное,
обернувшись к ним и став на задние лапы, передними отбивается от их
нападения, а иногда, делая прыжок, наносит удар мощными задними
конечностями, и не одна собака может поплатиться жизнью, прежде чем
подоспеет охотник со своим копьем.
В прошлом часто устраивались коллективные облавы на кенгуру.
Простейший способ их заключался в том, что участники делились на две
партии; одна из них состояла из загонщиков, в число которых входили
иногда женщины и дети; выследив стадо кенгуру, загонщики криком и
шумом гнали его в ту сторону, где заранее устроили засаду наиболее
искусные и опытные охотники, которые, внезапно выскакивая из-за
прикрытия, поражали копьями бегущих на них животных. Более
сложный способ — сооружение загородок из веток или особых сетей. Ими
огораживалось с трех сторон известное пространство, куда с четвертой,
открытой стороны загонялось стадо кенгуру. Иногда загородка делалась
зигзагом, а в углах оставлялись промежутки, где рылись глубокие ямы,
маскируемые хворостом, травой и землей; преследуемое животное, ища
выхода из огороженного места, неминуемо попадало в яму. В других
случаях сам охотник с копьем подстерегал дичь в засаде у прохода в
изгороди. Наконец, применялась и облава при помощи поджигания сухой
травы в степи.
Иногда устраивались большие охотничьи экспедиции. Стада кенгуру
любят пастись там, где после выпавших дождей (а на северном побережье
после лесного пожара) растет свежая, сочная трава. Зная это, мужчины
отправлялись большими отрядами в заранее разведанную местность,
покидая стойбище иной раз на две-три недели.
101

Способы охоты на валляби (мелкий вид кенгуру, Macropus billiardieri)
были тоже довольно разнообразны. Интересен прием, употреблявшийся
племенами Большого Австралийского залива. Охотник привязывает к
концу длинной палки пучок перьев и направляется к пасущимся
валляби, размахивая над головой этим орудием. Испуганные животные
прячутся в кусты. Охотник поражает жертву копьем. В охоте на валляби
употреблялись также сети, ловушки и ямы.
Еще больше изобретательности и умения проявлял австралиец в
охоте па эму (Dromaeus novae hollandiae), огромную птицу, напоминающую
африканского страуса. Эму бегает с быстротой лошади, но глупость этой
птицы делает ее часто жертвой охотника. Обычным способом
охоты на эму было подманивание ее: спрятавшись в кустах, охотник
машет из своей засады каким-нибудь бросающимся в глаза предметом;
птица приближается посмотреть, что это такое, и падает под ударами
копья. Обитатели Арнхемленда устраивали засаду на дереве, семена
которого служат пищей для эму. Более изощренный способ состоял в том,
что охотник сам подражал птице; он брал в руки палку с насаженной на
нее головой эму и, искусно имитируя движения эму, приближался к
птице. В Квинсленде и в других местах эму ловили в сети или в ямы;
местами их подстерегали на водопое. Жители области оз. Эйр травили
эму собаками. В северной части Западной Австралии, отчасти и у племен
центральных областей, прибегали к отравлению воды в небольших
водоемах, куда эму приходит пить, при помощи наркотического растения
питчери (питьюри) или других; опьяневшая от наркотика птица
становилась легкой добычей охотника.
В промысле опоссума1 особенно проявлялось необычайное
искусство, с каким австралиец взбирался на дерево. В этом деле австралийцы
едва ли имеют себе равных среди других народов. Для австралийского
охотника не существует дерева, на которое он не вскарабкался бы в
самое короткое время. Толстые эвкалиптовые стволы, достигающие
огромной высоты и лишенные внизу всяких сучьев, не составляют для него
непреодолимого препятствия. Техника влезания на дерево у
австралийцев такова: они не обнимают ствол коленями, а ступают по
нему, как по земле. Малейшие углубления и неровности коры
используются для опоры ступни или хотя бы пальца; если же их совершенно нет,
австралиец сам вырубает себе ступеньки каменным топором, который
держит в правой руке. Левой он крепко охватывает ствол. Если ствол
слишком толст, австралиец пользуется гибкой и крепкой лианой. Он
захлестывает петлю вокруг дерева и, подбрасывая рывками выше и выше,
переступает ногами. Если в правой руке топор, то оба конца лианы он
держит в левой или укрепляет их вокруг туловища. Так поступали в
Квинсленде и в Новом Южном Уэльсе. В Южной Австралии человек
влезает на дерево боком, упираясь в ствол мизинцем левой ноги и помогая
себе крепкой заостренной палочкой, которую втыкает в кору. Добравшись
до дупла, где прячется опоссум, охотник вырубает его топором или
выкуривает дымом.
Взбираться на дерево приходилось и в других случаях: для
добывания птичьих яиц, меда диких пчел и пр.
Мелкие животные, живущие в земляных норах, составляли также
излюбленный предмет охоты, и промышляли их не только мужчины, но и
Женщины и подростки. Самое крупное из таких животных — вомбат,
1 Это название употребляется в Австралии для обозначения кускуса — мелкого
древесного сумчатого животного (Phalangista trichoglossus vulpecula). Настоящие
опоссумы (Didelphys) водятся в Америке.
102

Австралиец взбирается на эвкалиптовое дерево.
Область р. Кларенс
сумчатый грызун. Сюда же относятся бандикут, разные виды крыс, а
также черепахи, ящерицы и змеи. Из последних особенно ценилась
как охотничья добыча большая ковровая неядовитая змея вома (в
Центральной Австралии). Ее выискивали при помощи землекопалки.
В охоте на птиц применялся главным образом бумеранг, которым
австралиец с необычайным искусством убивает птиц даже на лету,
иногда по нескольку одним ударом. Но птиц ловили также другими
способами: сетями, силками и разными ловушками. При этом
употреблялось подманиваиие птиц голосом, приманками. В Квинсленде
кустарниковых индеек (Catheturus lathami) ловили следующим образом:
охотник подкрадывался к птице, закрываясь ветками и держа перед
собой длинный прут, на конце которого имелась петля и привязанная
бабочка или кузнечик; насекомое своими движениями отвлекало
внимание птицы, а охотник, улучив минуту, искусно ловил ее петлей.
Интересен способ ловли хищных птиц, очень простой, но требующий
ловкости и смелости. В Новом Южном Уэльсе ловили их так: охотник
с куском рыбы в руках ложился плашмя на голую скалу на самом
солнцепеке и лежал неподвижно; хищная птица, увидев добычу, спускалась
за ней, и охотник ловко хватал ее за ногу. Тот же прием, несколько
усложненный, применяли жители северного побережья. Охотник прятался под
навес, специально сооруженный из камней, и высовывал наружу руку,
103

Добывание дикого меда. Квинсленд
в которой держал маленькую птичку, слегка размахивая ею.
Заметивший добычу сокол бросался на нее, и охотник мгновенно схватывал его за
ногу. На западе подобные охотничьи укрытия делались не из камней, а из
травы. Еще проще поступали местами для ловли диких гусей. Их
подстерегали на деревьях, куда они прилетали с наступлением темноты, и
попросту ловили руками.
Такой же простой, но остроумный прием с большим успехом
употреблялся на водоплавающую дичь. Охотник тихо приближался под
водой к птицам и, хватая их за лапы, тянул вниз, свертывая тут же им
головы. Иногда птицу ловили не руками, а особой петлей. Местами
пловец подплывал к добыче, прикрываясь большим листом водяной
лилии, или обвязывая голову пучками травы, или надевая на нее
пустую тыкву. Бакланов на нижнем Муррее ловили ночью в тот момент,
когда они, вспугнутые с нависших над водой ветвей, на которых проводят
ночь, опять опускались на них медленным, парящим полетом.
104

Лучение рыбы копьем. Северная территория
Весьма разнообразны были и способы ловли рыбы и водяных
животных, но этот промысел на сухом и почти безводном материке Австралии
имел очень ограниченное распространение. Местами практиковался
простейший прием ловли рыбы руками. В Центральной и Северной
Австралии очень часто устраивался коллективный лов рыбы в небольших
водоемах: группа мужчин и подростков входила в воду цепью с одного конца
и с шумом и плеском гнала рыбу к другому концу,стараясь не пропустить
ее обратно; подогнав испуганную рыбу к берегу, ее заставляли
выбрасываться на тинистую отмель и там хватали руками, кидая стоящим на
берегу женщинам. Подобный нехитрый способ еще более облегчался,
когда водоемы в бездождный сезон пересыхали.
Другой способ — перегораживание реки заколами; проходы в них
иногда заделывались хворостом или сетью, в которых рыба и
запутывалась.
Очень широко распространен был лов рыбы корзинами. Наиболее
простой способ ловли состоял в употреблении полого обрубка дерева;
его опускали на некоторое время в воду, а потом вынимали вместе с
попавшей туда рыбой. Иногда устраивали очень замысловатые запоры;
например, на р. Бреварина был построен из камней целый лабиринт
с запутанными переходами и тупиками, в которые попадалась рыба.
Верхняя часть сооружения, смывавшаяся при паводках, ежегодно
возобновлялась, а нижняя, сложенная из массивных камней, оставалась с
незапамятных времен целой.
105

Очень разнообразны
рыболовные сети. Элементарный
прототип сети представляли
собой ветки с листьями или
пучки травы, которыми
женщины, выстраиваясь в ряд
поперек водоема, гнали
перед собой рыбу к берегу. Но
встречались и настоящие
большие плетеные сети. На
р. Дайамантина их связывали
по 20—30 вместе, так что
получалась длинная сеть.
Двое мужчин брали ее за оба
конца и медленно плыли,
направляясь к берегу. В
области оз. Эйр употреблялись
ставные сети, сплетенные из
тростника. Сеть все время
находилась в воде. Когда
владелец ее хотел есть, он
направлялся к ней вплавь
и выбирал попавшую в сеть
рыбу. Вообще описать все
разнообразные виды
рыболовных сетей и способов их
применения — дело почти
невозможное.
Широко употреблялись
также рыболовные крючки
^ и удочки. Крючки выреза-
Охота за черепахами. Северная территория дись ш кости или раковины
и бывали двух видов: простые
полукруглые и составные из двух связанных под острым углом частей.
Наживой служили креветки, крабы и пр.
Но, пожалуй, наиболее pacnpoctpaHeHHbiM способом ловли рыбы
было лучение ее копьем или острогой. Копья, употреблявшиеся для
этого, имели обычно два или три зазубренных конца. Употреблялся также
гарпун с отделяющимся наконечником. Лучили рыбу с берега или с
лодки.
В Виктории существовал ночной лов рыбы на лодках с факелами.
Практиковалось и отравление воды листьями наркотических
растений; одурманенная наркотиком рыба всплывала и легко вылавливалась.
Все виды рыб шли в пищу, равно как и различные водяные животные,
моллюски, креветки, крабы и пр.; излюбленным лакомством считались
угри.
На северном побережье процветала ловля дюгоня (Pugong australe).
Охотились на него коллективно; дюгоня преследовали на лодке и
убивали копьями. Сходна с этим была и ловля черепах, которых выслеживали
в море; смелый пловец нападал на животное, садился на него верхом
и направлял его к берегу, где черепаху убивали. Другой способ — под-
карауливание черепахи на берегу, где охотники стремились отрезать ей
путь к воде, а затем, перевалив на спину, убивали. Более опасна была
охота на крокодилов, которая тоже устраивалась коллективно.
Выследив и выгнав крокодила на мелкое место, забрасывали его копьями.
106

Охотники при этом смело входили в
воду, не думая об опасности.
На южном побережье море
иногда выбрасывает на берег мертвого ки-
га или дельфина, и австралийцы,
бывало, его ели. Специально на этих
животных не охотились.
Все разнообразие старинных
приемов охоты и дополнявшего ее
рыболовства трудно и перечислить.
Особые приемы существовали для
каждого вида дичи. Зато локальных
различий в охотничьей технике
австралийцев заметно мало. Каких-либо
местных или племенных особенностей
в этом отношении не наблюдалось,
если только не считать того, что в
Австралии были районы, более
богатые и более скудные запасами
дичи. В сухих и бесплодных степях
Центральной Австралии охота не
могла давать такого обилия
сравнительно легкой добычи, как в бога- Возвращение с удачной охоты,
то орошаемых долинах юго-вое- Арнхемленд
тока. В общей же сложности
охотничье хозяйство австралийцев было довольно однородно на всем материке.
В целом охотничье хозяйство аборигенов Австралии отличалось, в
сравнении с другими странами, следующими характерными чертами:
преобладание активных приемов охоты,(преследование зверя) над
пассивными (постановка охотничьих снарядов); господство чисто мясной
продовольственной охоты; отсутствие опасных для человека
зверей — объектов охоты; отсутствие животных — помощников охотника
(за редким исключением собаки динго); сочетание коллективных и
индивидуальных приемов охоты; отсутствие профессионалов-охотников,
участие в охотничьем промысле поголовно всего мужского населения.
Мясо и рыбу австралийцы никогда не ели в сыром
Приготовление виде. Приготовление пищи, однако, не отличалось
ЖИВОТНОЙ ПИЩИ - » Г —, > ^ >
особой сложностью и разнообразием приемов.
Варка пищи в воде австралийцам была незнакома. Они жарили
мясо и рыбу на огне, на горячих углях или камнях, в горячей золе или
песке. Иногда это делалось очень просто: убитую дичь бросали целиком, не
освежевав и не выпотрошив, на горячую золу. Крупных животных
разрезали на куски и поджаривали на огне. Чаще применялся более
сложный способ: внутренности дичи извлекали через отверстие в животе и
жарили отдельно, а на место их вкладывали горячие камни, чтобы мясо
прожарилось и изнутри; чтобы оно осталось сочным, шкуру обычно не
снимали. Еще более сложный и изысканный способ,однако почти
повсеместно применявшийся,— тушение мяса в земляной печи. В выкопанной яме
разводили костер и, когда яма хорошо нагревалась, туда на горячие камни
или золу клали тушу животного, внутренность которого тоже
заполнялась раскаленными камнями; все это покрывали свежими листьями и
засыпали землей, а иногда сверху через отверстие подливали еще воду.
Часа через два кушанье было готово. Один из оригинальных способов
приготовления рыбы описан Греем (Западная Австралия). Рыбу клали
целиком на продолговатый кусок мягкой коры и завертывали в нее,
107

обвязывая поверх шнурами из травы. Весь этот сверток зарывали в
горячий песок и золу. Получаемое кушанье, блюдом для которого
служил тот же кусок коры, было очень сочно и вкусно, при этом опрятно
на вид.
Птиц обычно ощипывали и жарили целиком или предварительно
выпотрошив; потроха жарились отдельно и считались лакомством.
Более изысканный способ состоял в том, что птицу обмазывали глиной и
клали на огонь; обожженная глиняная корка затем снималась вместе с
приставшими к ней перьями, и получалось вкусное кушанье.
с б Хотя австралийцы не знали земледелия, но
растительная пища повсеместно играла в их хозяйстве
существенную, а местами преобладающую роль. Даже в тех местностях,
например в восточных областях, где дичи много, успех охоты никогда
заранее не бывал обеспечен, а потому и там собираемая женщинами
растительная пища составляла более устойчивую базу хозяйства австралийцев.
Правда, в этих местах, как сообщает Мэтью о некоторых районах
Квинсленда, «запасы растительной пищи были значительно более
ограничены сравнительно с мясной пищей» и «растительная пища не
отличалась разнообразием»1. Но это только сравнительно. Для Квинсленда
исследователь Пальмер перечисляет 69 видов одних только растений,
употребляемых так или иначе в пищу, не считая 35 других видов,
используемых как лекарственные,' ядовитые, для технических целей
и пр. В. Рот для тех же приблизительно районов приводит перечень ни
больше ни меньше как 239 видов растений, употребляемых жителями
в пищу2.
В скудных же степях и полупустынях центра и запада, где
животный мир очень беден, растительная пища и вместе с тем женское
собирательское хозяйство выдвигались на первый план, а охота составляла
лишь дополнение.
Так, например, об австралийцах диери миссионер С. Гэсон сообщает, что
«их пища главным образом растительная, так как животных очень немного,
если не считать крыс и подобных им грызунов, а также змей и других
пресмыкающихся, которых здесь неограниченное количество. Кенгуру
нет, эму очень мало»3.
О тех же районах бассейна оз. Эйр Хорн и Эстон пишут, что
«животная пища гораздо более скудна, чем растительная»4. Растительной пищи
зато не так мало, как это может показаться на первый взгляд. «Хотя
страна выглядит довольно бесплодной, но для тех, кто знает, где
искать, пища изобильна»5. ,
Надо сказать, что в Австралии растут в диком состоянии, и притом
в большом количестве, многие виды растений, которые в других странах
специально возделываются.
Так, например, по берегам р. Куперс-Крик есть значительные
заросли травы Panicum, родственной нашему просу и местами покрывающей
площади до тысячи акров6. Во многих местах встречается в диком виде
ямс (Dioscorea), который на островах Океании является главной
1 J. Μ a t h е w. Eaglehawk and Crow. London—Melbourne, 1899, стр. 89. Его же.
Two representative tribes of Queensland, стр. 91.
2 W. E. Roth. Food, its search, capture and preparation. «North Queensland
Ethn. Bull.», № 3, 1901, стр. 9—16. A. H. Максимов. Накануне земледелия.
«Ученые записки Ин-та истории», т. 3, М., 1929, стр. 22.
3 Е. С u г г. The Australian race, vol.11. London, 1886, стр. 47.
4 G. Η о r η е a. G. A i s t о п. Ук. соч., стр. 52, 57.
5 Там же, стр. 52.
6 A. Gregory. Memoranda on the aborigines of Australia. «J. Α.», 1886,
vol. XVT, № 2, стр. 132.
108

культурой. Для жителей Квинсленда, например, он был главным
предметом питания, по крайней мере в дождливый сезон, т. е. с февраля
по май.
Наряду с ямсом в хозяйстве австралийцев имели важное значение и
другие клубневые растения и корнеплоды. У аранда и лоритья в
Центральной Австралии на первом месте стояла йелъка (Cyperus rotundus),
мелкие клубни которой выполняли роль хлеба. На реке Линд
(северо-восточный Квинсленд) главной пищей населения служил
корень одного из видов лилии. Корнеплоды вообще занимали
настолько видное место в пищевом режиме австралийцев, что Кёрр в своей
сводной работе о коренном населении Австралии называет австралийцев
«копателями диких кореньев».
Для племен, живших к востоку от оз. Эйр, главное место в питании
занимали три растения: нарду, мунъеру и вадру.
Первое из них, разноспоровый водяной папоротник (Marsilia L)\ мунье-
ру — растение с мясистым корнем, покрывает песчаные холмы и пышно
цветет яркожелтыми цветами, из которых образуются мелкие съедобные
семена, напоминающие по виду ружейный порох; наконец, вадру—
болотистое растение с толстым корнем до метра длиной, который при собирании
режут на куски.
В некоторых, особенно в восточных, районах Австралии есть деревья,
приносящие в изобилии орехи или другие съедобные плоды. В восточном
Квинсленде встречается местами дерево бунья (Araucaria Вidwilli),
дающее столько крупных мучнистых орехов, что в сезон их созревания все
окружающие племена питались ими вдоволь и даже делали запасы;
мало того, для сбора орехов бунья сходились жители отдаленных
местностей за 100 миль и более; к этому сезону приурочивались разные
общеплеменные празднества и обряды, в которых участвовали и гости. Орехи
бунья развиваются под чешуйками шишек, напоминающих кедровые, но
более крупных размеров, 15—20 см (иногда до 40 см) в длину и до 1 кг
весом, с зернами 2,5—4 см в длину.
О важности этого вида пищи для населения можно судить по
сообщению некоторых наблюдателей о том, что в сезон сбора орехов бунья люди
заметно полнели. Однако такие местности, изобилующие плодовыми
деревьями, для Австралии скорее исключение, хотя орехи и древесные
плоды составляли известное подспорье в хозяйстве жителей многих
местностей.
Вообще растения давали австралийцам самую разнообразную пищу.
«Плоды, ягоды, орехи, зерна злаков и других трав, корни, корневища,
клубни, стебли, молодые побеги, листья, почки, семена, цветы, мягкая
сердцевина деревьев, одним словом, кажется, нельзя назвать ни одной
части растения, которая у того или другого вида не шла бы в пищу»,—
говорит советский исследователь А. Н. Максимов1.
Наряду с растительной пищей, в число предметов собирательского
хозяйства австралийцев входили и различные мелкие животные,
ящерицы, крысы, мыши, лягушки, раки, улитки, ракушки, разные
насекомые, гусеницы и пр., а также яйца птиц и пресмыкающихся и
мед диких пчел. Нет ничего мало-мальски съедобного, чем бы пренебрегал
австралиец.
Например, в степях Центральной Австралии собирали особых «медовых
муравьев» (Meliferus in flatus); некоторые особи этой породы являются
живыми хранилищами меда, который скапливается у них в брюшке, так
что насекомое раздувается до размеров более сантиметра в поперечнике.
1 А. Н. Максимов. Наканурте земледелия, стр. 24.
109

Этих муравьев-медоносов женщины выкапывали., разрывая муравейник.
Желая полакомиться медом, австралиец брал муравья за голову и
высасывал содержимое брюшка.
Техника собирательского хозяйства австралийцев, в
противоположность их развитой охотничье-рыболовческой технике, была очень проста
и однообразна. Несколько более сложные приемы применялись только для
добывания меда, птичьих яиц или гусениц с высоких деревьев. В этих
случаях, как и при охоте на древесную дичь, австралиец применял свое
замечательное уменье взбираться на деревья. Инвентарь же,
употреблявшийся для собирания растений, был не сложен: он состоял из
длинной заостренной палки крепкого дерева, при помощи которой женщины
выкапывали съедобные корни, клубни, корневища, а также разрывали
норы мышей, змей, муравейники и пр. Работа эта проста, но порой
утомительна. Например, чтобы выкопать корень ямса в фут длиной,
женщине приходилось рыть яму до метра в поперечнике и до полуметра и
больше глубиной; она разрыхляла землю острым концом своей палки
и отбрасывала ее горстями, левой рукой. Для сбора же семян, ягод,
орехов не требовалось и этого несложного орудия. Единственным
инвентарем тогда являлось деревянное корытце, в которое обычно и
собиралась разная добыча.
Продукты собирательского хозяйства употребля-
Переработка лись в пищу и в сыром виде, но чаще их приготов-
и приготовление лτ
растительной пищи ляли на огне. Мелких животных, ящериц, улиток,
червей, насекомых, гусениц и т. п. обычно просто
поджаривали или пекли в золе. Некоторые европейцы находят жареных
гусениц очень вкусными; по словам-Мэтью, он неоднократно едал
приготовленных местными жителями больших гусениц буру га, которые
напоминают по вкусу рисовый пуддинг с яйцами.
Яйца птиц и пресмыкающихся пекли в горячей золе или песке —
сырыми их не ели.
Значительно сложнее, чем способы приготовления мясной пищи,
была переработка собираемых растительных продуктов для употребления
их в пищу.
Сырыми и непереработанными употреблялись разнообразные виды
растительных продуктов: орехи, ягоды и прочие плоды, некоторые семена,
клубни и корни. Например, в северном Квинсленде в сыром виде шли в
пищу корни и листы растения Hibiscus heterophyllus, корни молодых
«бутылочных деревьев» (Sterculia rupestris), сок из-под коры этого дерева,
корни и клубни растений Cissus ораса, Dioscorea punctata, стебли
водяной лилии (Nymphaea gigantea), молодые побеги и листья
«травяного дерева» (Xanthorrhoea), растущего на горах, молодые листья
«капустной пальмы» (Livistona australis), плоды туземных «гранатов» и
«фиников» (Capparis), дикой «сливы» (Owenia cerasifera), «вишни» (Exocar-
pus latifolius), «яблони» (Barringtonia), «малины» (Rubus rosaefolius),
далее, туземный «огурец» (Cucumis), «фига» (Ficus), «тутовая ягода» (&iptu-
rus propinquus), туземный банан (Musa brownii), семена лотоса (Nelumbium
speciosum) и др.1 Но все же эти сырые дары флоры играли весьма
второстепенную роль по сравнению- с теми, которые подвергались перед
потреблением той или иной обработке.
Обработка была различной по степени сложности. Одни растительные
продукты австралийцы просто пекли или поджаривали на огне костра,
либо в золе; другие проходили более сложные процедуры. Просто
пекли в золе корни молодой акации, некоторых видов ямса и пр.
1 Brough-Smyth. Ук. соч., I, стр. 228—231.
НО

Женщина племени аранда выкапывает коренья
землекопалкой. Внизу—корытце и зернотерка
Наиболее типичны были приемы обработки, с одной стороны, зерен
злаковых растений и других трав, с другой — клубней. Эти приемы очень
сходны, порой почти тождественны.
Обработка зерновых продуктов происходила у австралийцев почти
всюду одним и тем же порядком: вымолачивание, размалывание зерен,
замешивание теста, печение лепешек. Эти процессы по существу вполне
аналогичны применяющимся у земледельческих народов. Своеобразным
отличием является только то, что они иногда не были последовательно
разграничены. Например, помол и замешивание теста у австралийцев
нередко объединялись, ибо зерна иногда растирались размоченными; в
некоторых случаях размачивалось все растение перед тем, как вымолотить
из него зерно λ.
Вот как поступали в Центральной Австралии с зернами муньеру.
Собрав достаточное количество семян в свое корытце, женщина провеивала
их, пересыпая на ветру из одного сосуда в другой, так что сухая шелуха
разлеталась; если ветра не было, она дула на них. Очистив таким образом
семена, женщина размалывала их на зернотерке, состоящей из
большого плоского и маленького круглого камня. При этом она подливала
время от времени понемногу воды. Полученная полужидкая масса соскре-
1А. Н. Максимов. Накануне земледелия, стр. 27—28.
111

бывалась ребром ладони в корытце. Иногда ее ели сырой, но чаще
прибавляли сухой муки, замешивали тесто и пекли в виде лепешек в
горячей золе.
Таким же способом готовили лепешки из зерен нарду: их
раздробляли и перемалывали на зернотерке, замешивали в тесто и пекли в золе.
Более сложный способ приготовления состоял в том, что семена нарду
перед размолом прожаривались в горячей золе; из получаемого потом
теста делали длинные, до 50 см, булки, которые и пекли, как обычно.
Питательность нарду очень невелика.
Клубни и коренья подвергались иногда такой же, как зерна, а иногда
и более сложной и длительной обработке. Их тоже растирали между
камнями и из получаемого теста пекли лепешки. Но чаще поступали иначе.
Так как клубни ямса имеют обычно горький вкус, а некоторые из
сортов ядовиты, то приходилось, чтобы привести их в съедобное состояние,
долго вымачивать, иногда по нескольку раз прожаривать. Рот описывает
следующую технику обработки клубней ямса вида Dioscorea sativa у
племен р. Блумфильд: вырытый из земли клубень тщательно очищают
от грязи, затем его пекут на горячих камнях часа четыре; после* этого
клубень кладут в редкий мешок и, опуская в корыто с водой, протирают
сквозь мешок, тдк что в нем остаются только твердые волокна и кожица;
протертая масса оставляется в корыте, куда прибавляют еще воды и
размешивают; через полчаса, дав массе осесть на дно, воду сливают и заменяют
свежей; воду меняют семь-восемь раз, пока не пропадет горький вкус
крахмалистой массы; последнюю затем сливают вместе с водой в ямку,
выкопанную в чистом песке, так что вода в него просачивается; после этого
масса готова для еды.
А вот как использовались «орехи» саговника (Cycas media),
составлявшие в гористых районах важное подспорье в питании. В сыром виде эти
орехи ядовиты. С них снимали внешнюю мясистую оболочку и
разбивали скорлупу; ядро толкли и три-четыре часа сушили на солнце, затем
складывали в мешок и помещали на четыре-пять дней в проточную воду
(иногда и в стоячую); размягченную массу после этого растирали между
камнями и, наконец, пекли, как лепешки. Грей описал другой способ:
размочив орехи, очевидно толченые,их, по его словам, складывали на
просушку в ямки в песке. Когда масса высыхала, ее ели или сырой или
поджаренной, причем она получала приятный вкус, напоминавший вкус
каштана.
Подобным образом, с длительным "вымачиванием, приготовлялась
пища из многих других ядовитых в естественном состоянии растительных
веществ. В иных случаях вместо вымачивания применялось
прожаривание. Например, клубни растения Caladium macrorhizon, которые
встречаются в сырых тенистых местах, обрабатывались таким образом:
соскоблив с молодых клубней грязь, резали их пополам и пекли в золе в
течение получаса. Затем их раздробляли между двумя камнями, отбрасывая
более водянистые части, а более мучнистые опять клали в огонь и затем
вновь размалывали. Вся эта процедура повторялась восемь-десять раз,
пока не получялось твердое вещество серо-зеленого цвета, которое и ели.
Собирание и использование растительных продук-
«Накайуне тов у. австралийцев во многом напоминают прими-
земледелия»' J г т-> г
тивное земледельческое хозяйство. Ь самом деле,
за исключением обработки земли и посева или посадки растений, все
остальные этапы земледельческого процесса были знакомы и
австралийцам: жатва или копка, вымолачивание, провеивание, размалывание и
замешивание теста, печение лепешек. Чтобы сделаться настоящими
земледельцами, австралийцам не хватало только одного: научиться
112

вскапывать землю и сажать растения. Не сделав этого шага, австралий^
цы остались, по выражению А. Н. Максимову, «накануне земледелия».
Но местами у них были и известные зачатки настоящего земледелия.
Так, Грегори наблюдал, как женщины в некоторых районах Западной
Австралии, выкапывая клубни ямса, втыкали обратно головки его в
землю, «чтобы обеспечить будущий урожай»1. Есть и другие указания на
попытки австралийцев сажать нужные им растения.
Питьем для австралийцев служит обычно простая
Питье вода. Но в сухих степях Центральной Австралии
и наркотики J Ρ г ^ ^ ^
ее не всегда легко найти. Австралийцы
обнаруживают замечательное уменье найти воду там, где европеец умер бы от
жажды. Они знают места в безводной степи, где имеются «колодцы» — узкие
и глубокие щели, на дне которых есть вода. Они умеют также находить
водянистые корни некоторых растений (Накеа leucoptera, Eucalyptus
oleosa, Ε. microthaca), выкапывают их, режут на куски — и из них
стекает сок в корытце. Некоторые корни дают до двух литров воды. Из-под
корней пандануса вода добывается при помощи фильтра: пользуясь
копьем в качестве зонда, чтобы узнать, есть ли под корнями вода,
австралийцы затем опускают в щель пучок травы, которая впитывает в себя
воду, или высасывают ее через тростинку. Австралийцы умеют находить
воду в дуплистых деревьях, в которых долго сохраняется дождевая
вода. Наконец, когда во время пути по безводной пустыне воды достать
абсолютно негде, австралийцы вскрывали себе вены и пили кровь, собрав
ее в сосуд или непосредственно из раны.
Австралийцы умели улучшать вкусовые качества воды, приготовляя
из нее разные напитки. Они подслащивали ее медом, который вообне
часто, особенно если он загрязнен, употреблялся распущенным в воде.
Вместо меда употреблялось также сахаристое вещество, добываемое гз
ствола некоторых деревьев (Myoporum platycarpum), и своеобразней
«манна», выделяемая личинкой насекомого Psylla eucalypti и
называемая лерп, ларп. Раствор ее в воде жители Виктории охотно пили (в
Центральной Австралии эту «манну» ели без воды). Воду подслащивали также,
погружая в нее цветы различных медоносных растений, например Banksia
ornata.
В некоторых случаях — таких указаний, впрочем, у нас очень
немного — подобными способами приготовлялось даже нечто вроде
опьяняющего напитка. Для этой цели служил главным образом крупный плод
пандануса, напоминающий по виду ананас. Его толкли камнем и
опускали в воду на некоторое время, так что иногда там успевало начаться
брожение. Получался своеобразный фруктовый сидр; потребление его
в больших количествах на праздниках вызывало легкое опьянение.
Более распространенным наркотиком является питчери. Это листья
растения Duboisia hopwoodi, напоминающего по виду и свойствам табак.
Стебли и листья растений собирали после периода дождей
(приблизительно в марте), сушили на солнце или на костре, растирали камнями и
смешивали с золой, в частности с золой от сожженной древесины дерева
Acacia salicina, которая содержит в себе большой процент сернокислого
кальция. Смочив порошок слюной, его завертывали в лист того же
питчери в виде сигары и жевали. Под действием упомянутой щелочи
происходит выделение наркотического вещества, получившего название «пи-
турина», схожего с табачным никотином. Австралийцы очень ценили
питчери и устраивали за ним порой целые экспедиции в местности, где
есть это растение, а оно растет главным образом в некоторых районах
1А. Gregory. Ук. соч., стр. 131.
3 Народы Австралии и Океании
113

Центральной Австралии (горы Макдоннелл, Масгрейв, Эверард, верховье
р. Муллиган и др.)· Оно являлось важным предметом межплеменного
обмена. Австралийцы жевали питчери и в одиночку и в компании.
Совместное жевание питчери, взаимное угощение им было излюбленной формой
дружественного общения и праздничного времяпрепровождения.
«Сигары» питчери австралийцы носили обычно за ухом.
г ~ Домашних животных у австралийцев до появления
европейцев не было, но была полудикая собака динго.
Собака водится в Австралии в диком виде. Несомненно, что она
привезена на материк человеком и одичала. Это хищник, в некоторых
местностях опасный и для человека. Динго напоминает русскую овчарку, а
отчасти лисицу; рост его — до 60 см, длина тела — до 1 м. Динго не лает,
а только воет или рычит, как волк. Австралийцы охотились на динго,
пойманных диких щенят обычно приручали и дрессировали. Они очень
любили своих собак, ласкали их, хотя кормили мало; щенков иногда
женщины выкармливали грудью.
Собака нередко помогала австралийцу на охоте, находила следы
зверей, иногда употреблялась для травли кенгуру или другой дичи. Однако
некоторые наблюдатели указывают, что австралиец редко брал собаку
на охоту, надеясь больше на собственную ловкость. Целые стаи
полуручных и голодных собак составляли очень докучливую, а то и
опасную свиту австралийского племени.
В некоторых старых сообщениях об австралийцах
Огонь, говорится, что они не умели добывать огонь. Но
его добывание r J
и использование это, конечно, недоразумение: все известные
австралийские племена знали различные способы добывания
огня. Эти способы сводятся к одному принципу: трению двух кусков
дерева один о другой. Различают два главных приема: сверление и пиление;
каждый из них по своим деталям и применяемому материалу варьирует,
но большого разнообразия нет.
Географическое распределение обоих главных способов добывания
огня не дает ясной картины: оба они встречались в разных частях
Австралии; способ пиления преобладал у центральных племен к северу от
оз. Эйр (арабана, аранда и далее на север), у племен низовьев р. Муррей, на
р. Лахлан и в некоторых северо-восточных районах. Способ сверления
господствовал у южных и юго-восточных племен, в Новом Южном
Уэльсе, в северо-западных районах, на Арнхемленде. В Квинсленде употре-
. блялись оба способа.
Способ сверления почти одинаков повсюду и состоит в следующем.
Небольшую дощечку сухого мягкого дерева или половинку
расколотого вдоль сука кладут на землю и придерживают ступнями ног; она имеет
сверху небольшое круглое углубление, в которое вставляется конец
круглой палочки из твердого дерева; эту палочку австралиец быстро
вращает между ладонями рук с одновременным нажимом вниз; так как
руки при этом постепенно соскальзывают ниже и ниже, их приходится
время от времени вскидывать вверх, что проделывается очень ловко, без
остановки вращения. Достаточно несколько минут этой работы, чтобы из
углубления показался дымок, а затем тлеющий огонь; его тогда
осторожно раздувают, подкладывая сухую траву в качестве трута. Чтобы
усилить трение, в углубление иногда подсыпают немного мелкого песку.
Способы пиления более разнообразны. Простейший вид состоит в том,
что твердым куском дерева трут под прямым углом другой, более
мягкий, лежащий на земле, как бы перепиливая его; это делалось иногда
вдвоем, так что работа напоминала пиление двуручной пилой. В
качестве нижнего куска дерева часто использовался щит, края которого
114

поэтому нередко были
покрыты поперечными
желобками, а в качестве
верхнего — копьеметалка,
обращенная ребром вниз.
Более сложный прием
отличался тем, что нижний
кусок дерева, иногда целое
бревно, расщепляли вдоль
или пользовались
естественной продольной трещиной.
В нее всовывали трут из
сухой травы или другого
подобного вещества и пилили
поперек, пока трут не
задымится. В северо-восточной
Австралии иногда поступали
иначе: неподвижную часть
прибора составляла палка,
упираемая одним концом в
землю, другим — в грудь
человека; он пилил ее
поперек деревянным ножом; вдоль
палки имелась опять-таки
щель, куда всовывали
размельченные сухие листья. Добывание огня сверлением. Область р. Кларенс
Очень сходный с
описанным способ добывания огня (пиление с трутом в продольной щели)
распространен на островах Меланезии, так что некоторые исследователи
предполагают заимствование этого способа оттуда.
Наконец, очень редко, как исключение, встречался в Австралии и
третий способ добывания огня—«выпахивание», способ, характерный для
полинезийцев: человек трет взад и вперед по углублению вдоль ствола
или дощечки концом палочки, наклоненной под углом.
Только в самые последние годы этнографами сделано очень интересное
открытие: оказывается, австралийцы в прошлом знали совсем иной
способ добывания огня — высекание его ударами пирита о кремень.
По рассказам стариков, этот способ, употреблявшийся в старину у
племен диери, нарриньери и др., был впоследствии вытеснен современным
способом трения1.
Как ни просты на первый взгляд все эти приемы добывания огня, они
все же требовали большой сноровки и ловкости. Опытный австралиец
получает огонь иногда через одну-две минуты работы. Европейцу же при
всем старании это обычно не удается.
Но и для самих австралийцев добывать новый огонь составляло
иногда хлопотливую задачу, и поэтому они старались по возможности
поддерживать имеющийся огонь. Они умели делать это не только на
стойбище, но и при перекочевках. С этой целью из старого костра брали
тлеющую головешку (или кусок коры), которую женщина обычно и
несла с собой вместе с другим имуществом, размахивая ею в воздухе,
чтобы поддержать тление. В сухом австралийском климате
поддержание огня и на стойбище и в пути обычно не составляет большой
трудности.
1 «Oceania», 1941, vol. XI, № 4.
115
8*

Австралийцы очень искусны в устройстве и поддержании костра,
он горит у них ровно, не давая большого и слишком яркого пламени.
Они смеются над европейскими колонистами, которые устраивают такие
огромные костры, что к ним /опасно приблизиться, а пользы от них мало
и поддерживать их долго они не умеют. Напротив, у своего маленького
костра австралиец спокойно спит всю ночь и печет и жарит на нем пищу.
и Техника обработки сырых материалов у австралий-
орудий и утвари Чев была столь же проста и примитивна, как и все
их хозяйство и культура. Ассортимент
материалов, из которых они делали свои орудия, оружие и утварь, весьма
ограничен: камедь, раковина, кость, дерево, растительные волокна, шкуры
животных, волосы животных и человека. Металлов австралийцы до
прихода европейцев совершенно не знали1, хотя материк Австралии не так-
то уж беден металлическими рудами. Им не было известно даже
изготовление гончарной посуды и каких бы то ни было изделий из глины.
По употреблению камня для выделки орудий австралийцы могут
быть названы людьми каменного века.
Специально исследовавший каменную технику австралийцев
немецкий археолог Герман Клаач нашел, что «там имеется прямо изумительное
разнообразие и диапазон изменчивости в отношении орудий. Не только
представлены почти все типы, которыми пользуются систематики
Франции в качестве признаков деления палеолитических периодов, но и вверх
и вниз от этих ступеней находятся образцы так называемого
неолитического уровня, с одной стороны, и, как я его назову, до-эолитического
горизонта — с другой». Эти самые грубые орудия Клаач считает даже
более примитивными, чем европейские эолиты третичной эпохи: «Это частью
простые осколки, как они отскакивают при разбивании большого камня,
частью гальки, употребляемые или целиком, или по отбитии куска»;
до словам Клаача, подобные камни «едва ли кто-либо счел бы изделиями»2.
Эти орудия эолитического типа составляют главную массу тех камней,
которые вместе с раковинами образуют большие насыпи древних кьёк-
кенмёддингов вдоль побережий, но они употреблялись и в новейшее
время. Ими обычно не дорожили и часто бросали.
Наряду с этим австралийцы постоянно пользовались и
необработанными камнями, в том виде, в каком их находили. Окатанные водой
гальки служили для разбивания орехов и мозговых костей, размалывания
зерен, ими бросали в птиц, сбивали орехи с дерева и т. п.
Встречаются каменные орудия, напоминающие шелльский и ашельский
типы и употреблявшиеся как наконечники копий. Еще чаще — формы,
близкие к мустьерским остроконечникам и скрёблам; эти грубые формы
составляли значительную часть австралийских каменных орудий. Но были
и изделия солютрейского 'типа, лавролистной формы, с ретушью; в
новейшее время австралийцы стали делать их из стекла. Затем встречаются
аналогии мадленских ножей и, наконец,— шлифованные неолитические
топоры. Материалами для этих различных изделий служили главным
образом вулканические и контактно-метаморфные породы камня: кварцит,
кремень, диорит, гранит, базальт и др.
1 Единственное исключение — употребление аборигенами северного побережья
Арнхемленда кусков железа, попадавших к ним от индонезийских моряков; они
делали из них наконечники копий, обрабатывая холодной ковкой. Этим же путем к ним
попадали иногда и железные топоры. Об этих фактах недавно сообщил Дональд Том-
сон (D. Thomson. Economic structure and ceremonial exchange cycle in Arnhem Land.
1949).
2 H.Klaatsch. Die Steinartefakte der Australier und Tasmanier, verglichen
mit denen der Urzeit Europas. «Zschr. f. Ethn.», 1908, Jahrg. 40, H. Ill, стр. 409—410.
116

ттш
$^Ш???№:%ХФЩк
t±
Ж
ш
Наконечники копий из кварцита и их крепление

Разнообразие приемов каменной техники вызывает разногласия в
оценке уровня развития материальной культуры австралийцев. Одни
исследователи сближают их технику с мустьерской (У. Соллас, П. П. Ефи-
менко). Другие (Ф. Саразин, В. К. Никольский) считают, что
австралийцы стояли на уровне мезолита и даже неолита. Последнее, бесспорно,
гораздо ближе к истине. Надо иметь в виду, что очень грубые орудия,
внешне напоминающие шелльские и мустьерские, характерны и для
европейских стоянок неолита и даже бронзового и железного века.
Определяющими, однако, являются орудия наиболее развитой техники, каковыми
у австралийцев были наконечники с ретушью и шлифованные топоры.
Б. Спенсер делит австралийские каменные орудия по их типу и
назначению на пять категорий: резцы (adzes), ножи, клевцы (picks), топоры
и наконечники копий1. Резцы изготовлялись, по его описанию, так: от
каменного желвака отбивалась ударом небольшой кварцитовой гальки
пластина желаемого размера; потом, держа ее левой рукой раковистым
изломом от себя, мастер обрабатывал другую поверхность ударами
маленького камня, а затем осторожно обделывал рабочий край, придавая
ему выпуклый контур, мелко зазубренный. Такой клинок резца
прикреплялся при помощи смолы к деревянной, прямой или изогнутой, рукояти
часто с обоих концов. Иногда рукоятью для резца служил нижний
конец копьеметалки. Резцом пользовались для вырезывания продольных
желобков на деревянных корытцах и других подобных работ. Резец был
чисто мужским орудием.
Ножи, клевцы и наконечники копий имеют одинаковую форму и
различаются только по характеру рукояти и по способу употребления.
Преобладающая форма — трехгранная, причем грани сходятся в ρ дно острие.
Бывает и четвертая, более узкая грань, параллельная широкой, чаще
не во всю длину ножа; тогда в сечении получается форма трапеции.
Для изготовления этого орудия австралиец выбирал подходящий квар-
цитовый булыжник с более или менее плоской поверхностью с одного
конца; по этой поверхности наносились сильные удары другим камнем в
определенных точках, так что отщеплялся требуемый трех-четырехгранный
клинок. Готовый нож вделывался в рукоять, которая состояла или из
комка смолы, или из плоского куска дерева, скрепленного с клинком той
же смолой.
Такой же клинок мог быть вделан в длинную рукоять, напоминающую
топорище (о нем сказано ниже), и тогда получался клевец, который
употребляли для разрезания мяса, а также в качестве оружия в сражении.
Наконец, такие же, а местами более мелкие клинки употреблялись в
качестве наконечников копий.
Для изготовления более тонких наконечников копий употреблялась
техника отжима. Орудием служила заостренная костяная палочка.
Человек держал ее крепко в правой руке и сильно нажимал на край
обрабатываемой каменной пластины, которая лежала на каменной
наковальне, покрытой листом мягкой коры, отжимая маленькие
осколки один за другим; дойдя постепенно до конца, работник затем
проделывал то же с другой поверхностью пластины. Получаемый
наконечник копья был очень хрупок и легко ломался, служа обычно только для
одного броска.
Наиболее интересны из каменных орудий австралийцев
шлифованные топоры. Они изготовлялись обычно из кварцита, диорита, гранита
и тому подобных пород и имели форму более или менее правильного
овала; размеры различны, от 7,5 см и больше, чаще 12—20 см в длину. Чтобы
1 В. Spencer a. F. Gillen. The Arunta, II, стр. 538, 543 и др.
118

Наконечники копий и дротиков из стекла

/
?. з
Орудии труда
1 — каменный нон? и ножны, Центральная! Австралия; '' —
каменный но/К, Квинсленд; н — скребки пз створок раковины, Квинсленд
Наконечники копий и орудия их обработки
1,2 — наконечники на Кимберли; 3 — наконечник в
стадии обработки; 4 — орудие из бсриовон кости кенгуру,
употребляемое для обработки лезвий наконечников

изготовить такой топор, австралиец
выбирал подходящий по размерам и форме
камень и сначала грубой оббивкой
придавал ему желаемый контур,— это
делалось довольно быстро; затем начиналась
гораздо более кропотливая часть работы—
выравнивание поверхности орудия
мелкими ударами маленького камня; это
отнимало много часов, пока не исчезали
крупные неровности и вся поверхность
будущего топора не покрывалась мелкими
зазубринами. Тогда наступал третий и
последний этап работы — шлифовка топора.
Точильным камнем служила плоская
плита песчаника, которую держали между
коленями, двигая по ней клинком топора
взад и вперед; для более сильного трения
подсылали песку и подливали воды.
Топор иногда шлифовался целиком, иногда —
только часть, ближайшая к рабочему Шлифовка каменного топора.
краю, ИЛИ один раоочий край. 1огда ПО- Центральная Австралия
луча лея не шлифованный, а просто
наточенный топор. Способ укрепления
топора в рукояти (топорище) был всегда один и тот же. Рукоять
представляла собой длинную гибкую деревянную пластину, которую, распарив в
свежем виде на огне, перегибали пополам, охватывая тупой конец топора,
плотно обвязывали шнуром и облепляли место соединения рукояти
с топором смолой. Иногда сам топор имеет в этом месте перехват для
более прочного укрепления в рукояти. Но чаще этого нет, и топор легко
выскакивает из рукояти при ударе обо что-нибудь тупой стороной.
Употребление топора было довольно разнообразно, и без него
австралиец был как без рук. Топором можно срубить дерево, расколоть
дуплистый ствол, чтобы добыть опоссума, пчелиные соты и т. п.; им делали
зарубки на дереве для влезания, снимали кору, разделывали тушу
животного; боевым оружием топор служил редко, и то только для
рукопашного боя, а не как метательный томагавк. Замечательно, однако, что
каменные топоры были распространены в Австралии не повсеместно. Их
было больше и качеством они были лучше в восточной части материка,
тогда как на западе они были хуже и встречались реже.
Лучшие топоры, целиком шлифованные, были распространены в
Квинсленде и Новом Южном Уэльсе. В Виктории, в Центральной, Северной
и Западной Австралии топоры подвергались частичной шлифовке. В
Западной и Южной Австралии есть две большие области, где шлифованных
топоров совершенно не было: одна из них охватывает западное побережье,
другая — южную полосу, от устьев р. Муррей до хребта Фрэзера. Здесь
вместо шлифованного топора употреблялся очень примитивный топор
из грубо сколотого камня, часто двойной.
Из других каменных орудий австралийцев можно упомянуть еще о
зернотерках, состоявших обычно из двух камней (нижний — большой
плоский и верхний — маленький круглый), о мелких скребках, о
проколках для шкуры, употреблявшихся на юго-востоке; северные племена
чаще пользовались костяными шильями.
В целом каменную технику австралийцев надо оценивать по той
высшей ступени, какой она достигла: следовательно, это была ранненеоли-
тическая техника^
121

Изделия из кости
были очень
немногочисленны, и техника
выделки их проста. Это
были главным образом
шилья и проколки,
гладко отшлифованные
и остро отточенные.
Изредка встречаются
костяные орудия более
12 3 ^ специального
назначения, например
примитивный хирургический
ланцет для
кровопускания и извлечения
попавших в тело шипов и
других предметов,
магическая косточка для
«порчи» г.
Орудия труда Раковина слу-
Λ ·? -кдчшлл, тор,, Ц^грпыативстраляя; 2- камен- ЖИЛа материалом ТОЖе
ниц толор, Кл.\иер;ш; 4 — скребок 'двойной, Центральная РеДКО, ГЛаВНЫМ ООраЗОМ
Австралия! L r г
у приорежных племен.
Из раковин делали ^скребки, черпаки, ложки. Иногда раковина
[заменяла камень как материал для топора, ножа и пр. Так обстояло дело,
например, на о-ве Мелвилл, где пригодного камня нет.
Из раковин делали также украшения.
Деревянные изделия были довольно однообразны и очень
просты. Нетрудно перечислить обычные виды австралийских деревянных
орудий и утвари. Сюда относятся, помимо оружия и лодок (о которых
ниже): женская землекопалка из крепкого дерева, заостренная, около 2 м
длины, служившая универсальным орудием для женщины, в том числе
ее оружием; женское корытце (питчи, кулеман), служившее для
собирания и переноски растительной пищи, для разных мелких вещей, а также
колыбелью для детей; его выдалбливали из мягкого дерева или делали
из куска коры, концы которой собирались складками; деревянное огниво;
рукояти топоров, клевцов, резцов и пр.; деревянные шилья для влезания
жа дерево и т. п.; «посланнические жезлы» 2; некоторые игрушки;
культовые предметы.
В обработке волокнистых веществ австралийские женщины
были довольно искусны. Ткачества у них не было, но они умели
изготовлять различные нити и шнуры и плели из них, а также из полосок коры,
довольно разнообразные изделия: мешки, сумки, рыболовные и
охотничьи сети, ловушки.
Материалом для плетения служили различные вещества как
животного, так и растительного происхождения. Первые — это человеческие
волосы, шерсть опоссума и кенгуру и сухожилия, особенно из хвоста
кенгуру и из ног эму.
Растительные вещества были гораздо более разнообразны. В. Рот
приводит список более 40 видов растений, дававших австралийцам
материал для плетеных работ: тут и акации, смоковницы и другие
деревья, имеющие подкорковый волокнистый слой, и листья пан-
1 Об этом см. ниже., стр. 227.
2 См, ниже, стр. 206
122

2
/
3
ϊ
Предметы утвари
J — ведро из коры дерева, Центральная Австралия; 2 — сумка из ротанга; 3 — корзина,
плетеная из расщепленного ротанга; 4 — корзина из жгутиков соломы, Центральная Австралия
дануса, расщепленные на волокна, и стебли разных трав. Некоторые
из этих веществ подвергались предварительной обработке. Их
вымачивали или разрывали зубами, расчесывали руками и т. п. Затем из
полученных нитей скручивали более толстые нити или шнурки. Это делалось
сучением на голом колене, прядением на примитивном веретене в виде
палочки, иногда с крестовиной.
Из человеческих волос скручивали прочные шнурки на пальцах при
помощи палочки с зубцом, к которому привязывался конец
скручиваемого шнурка.
Способы плетения были разнообразны и порой сложны, даже
замысловаты. Рот в своей специальной работе о технике плетения племен
северного Квинсленда перечисляет и описывает десять разных видов этой
техники: плетение ожерелий, тесемок и тому подобных предметов —
примерно, как у нас заплетают косу, из трех-пяти полос; «цепное» плетение
украшений; «узловое» скрепление поврежденных деревянных сосудов
и пр.; бахрома, спускающаяся с пояса в виде передника; спиральная
обмотка тонким шнурком более толстой основы; спиральное обвязывание
корыта и т. п.; закрепляющее оплетение верха корзины или сумки; три
123

Девушка плетет сетку из тонкого шнура для собираемых диких
плодов и кореньев. Центральный Арнхемленд
различных способа плетения корзин и сетей, с «кружевным» оплетением
толстой основы, которая затем выдергивается1.
Корзины и сумки имели разные формы и размеры. Они
употреблялись для переноски и хранения мелких предметов и съестных припасов.
~ Охотничье и боевое оружие австралийцев было
Оружие т-1
srj почти одинаково. Виды его очень немногочисленны:
это прежде всего копье, далее — бумеранг, местами метательные и
ударные палицы, и наконец, еще реже, каменный нож, костяной кинжал,
деревянные мечи. Оборонительным оружием служил щит.
Копье было наиболее широко распространенным видом оружия.
Различных типов и разновидностей копья довольно много. У одних
центральных и северных племен их можно насчитать одиннадцать. У аранда
Спенсер описывает шесть разновидностей копий: копья с каменным
наконечником (аранда получали их путем обмена от северных племен); копья
с одним или несколькими деревянными зазубренными наконечниками
(тоже с севера); такие же копья, но с древком из очень легкого дерева;
то же, но без зубцов; тяжелые копья из одного куска дерева, без зубцов;
1 См. W. Roth. String, and other forms of strand: basketry, woven bag, and
network. «North Queensland ethnography». Bull. № 1. Brisbane, 1901, стр. 8—10.
124

Образцы плетения
/э 2 — сумки; 3 — веретено, о-ва Сандей, Западная Австралия; 4 — сумка, Южная Австралия;
δ — начатая сумка и материал для плетения, Северная территория; 6— сеть, употребляемая для
переноски вещей
короткие и легкие копья для лучения рыбы1. У племен Арнхемленда
употребляется, по сведениям Дональда Томсона2, около 30 типов копий.
Базедов дает описание семнадцати различных форм копий для разных
областей Австралии3. Они объединяются в два главных вида: цельные
и составные копья. Первые делают из одного куска твердого
дерева, вторые — из двух частей, обычно разной длины; передняя
часть — из более тяжелого и крепкого дерева, задняя — из
легкого дерева или тростника; одна часть прочно вставляется в
другую и место соединения обмазывается смолой. Конец копья
бывает или гладко заостренный, или — чаще — снабжен зубцами
различной формы; зубцы обычно вырезаны в самом копье, по одну или по
обе стороны; копья Западной Австралии имеют один деревянный, отдель-
1 В. S ρ е η с е г a. F. G i 1 1 е п. The Arunta, vol. II, стр. 521—524.
2 D. -Thomson. Ук. соч., стр. 63.
3 Η. В a s е d о w. The Australian aboriginal, стр. 190—197.
125

Австралийские копья
2, 2— из Западной Австралии; 3— из Северной территории; 4.5 — район неизвестен
но привязанный зубец. Иногда копья обжигались на огне. Северные
племена часто делали копья с каменными наконечниками.
В некоторых местах, например в окрестностях оз. Тайерс,
встречались боевые копья, конец которых усажен мелкими и острыми
камешками. Эти камешки прочно вставлялись в два желобка, прорезанных вдоль
копья от самого острия с противоположных сторон на несколько
сантиметров, и укреплялись смолой; такое копье наносило тяжелую рваную
рану.
Большие рыболовные копья — остроги (с северного побережья и из
других районов) имеют раздвоенный или тройной конец, часто с зубцами.
Длина копий бывает различна, от 1,8 до 3 м и более. Самые длинные
встречались в Новом Южном Уэльсе.
Копье служило австралийцу для войны и для охоты; оно
употреблялось, кроме того, для выполнения обрядов и для плясок.
Отдельные виды копий имели более или менее специализированное
назначение. Одни употреблялись в охоте на кенгуру, другие — на
войне, третьи — для рыбной ловли и т. д.
Отравленных копий австралийцы не знали. Как исключение,
отмечается такой факт: жители бассейна р. Дейли привязывали к концу
боевого копья рыбью кость, смазанную соком гниющего мяса, чтобы
сделать удар копья смертоносным.
Австралиец любил свое копье, заботливо берег его. В обычное время
он не клал копья на землю, чтобы оно не искривилось, а прислонял к чему-
нибудь. На походе, на охоте он нес с собой несколько копий, держа их
в левой руке.
Интересна военная хитрость, применявшаяся иногда австралийцами,
когда они хотели врасплох напасть на врага: группа воинов
приближалась к враждебному стойбищу как будто невооруженной, на самом
деле каждый воин нес с собой копье, которое он держал пальцами
ноги и двигал плашмя по земле. Приблизившись на достаточное
расстояние, воин вдруг поднимал ногой копье, перехватывал его рукой и
быстро пускал в дело.
126

¥
з
Копьеметалки — метательные дощечки
1 — из Виктории; 2,4 — из Центральной Австралии; 3 — из Южной
Австралии; 5 — из северного Квинсленда
Метание копья происходило или просто рукой, или при помощи
особой копьеметалки (воммера, амера). Первым способом метали обычно цель-
нодеревянные тяжелые копья, вторым — более легкие, составные.
Копьеметалка представляет собою дощечку, один конец которой
снабжен выступающим коротким зубцом. Последний приставляют при
бросании копья к его нижнему концу, тогда как другой конец копьеметалки,
служащий рукояткой, держат крепко в правой руке и этой же рукой,
обычно первым и вторым пальцами, человек придерживает копье. Руку
он отводит далеко назад и нацеленное копье с силой бросает вперед,
причем копьеметалка как бы удлиняет руку, увеличивает ее размах
и тем самым силу и дальность полета копья. Есть сообщения, что
австралийцы метали копья при помощи дощечки на расстояние до 100—150 м,
тогда как брошенное рукой копье летит не дальше 25—30 м.
Копьеметалка яляется, при всей своей простоте, весьма остроумным
орудием, отчасти заменяющим лук. Как известно, она была распространена
не только в Австралии. В конце эпохи палеолита она употреблялась
в Европе: костяные орудия этого типа найдены среди предметов мадлен-
ской культуры. В античную эпоху у греков, римлян, галлов были в упот-
127

Способ употребления копьеметалки
реблении мягкие (из шнура или ремня) копьеметалки. В настоящее
время копьеметалки известны на некоторых островах Океании, в Южной
Америке, у эскимосов и алеутов, у народов северо-востока Сибири.
В Австралии копьеметалка была известна не везде. Ее не знали многие
племена южного Квинсленда, северной части Нового Южного Уэльса,
некоторые племена Центральной Австралии,— словом, она не
употреблялась во многих местностях бассейна р. Куперс-Крик от самого оз. Эйр
и от бассейна Дарлинга вплоть до восточного побережья.
Копьеметалка отсутствовала, например, у камиларои и родственных им племен,
у диери и др.
Причины, почему такое полезное орудие не употреблялось племенами
этой части Австралии, в точности неизвестны; некоторые из этих
племен знали употребление копьеметалки у своих соседей, но сами ею
почему-то не пользовались (например, вонкангуру, бумбарра, кумбу-
кабура). Одной из причин этого было, может быть, то, что и само копье
в качестве оружия у некоторых из этих племен отступало на второй план
по сравнению с различными метательными палицами и бумерангами.
Некоторые племена употребляли только большие тяжелые копья, для которых
копьеметалка неприменима.
По своей форме копьеметалки не одинаковы в разных местностях
Австралии.
Простейшая форма встречалась у некоторых племен Виктории, а также
на севере; это просто самая обыкновенная нетолстая палка, около 60 см
длиной, на конце которой вырезан (или иногда привязан) короткий
зубец. В той же Виктории и вообще на юго-востоке Австралии обычная
форма копьеметалки представляла собой дощечку (50—70 см длиной),
плоскую с одной стороны и выпуклую с другой, суживающуюся к обоим
концам, причем более резко — к рукояти, которая имела круглое
сечение. Поверхности обычно орнаментированы. Зубец на конце или
вырезан в самой дощечке с ее плоской стороны, или прикреплен смолой.
128

Распространение и типы копьеметалок (по Гребнеру и Дэвидсону)
1 — тип с круглым сечением; 2 — переходный кругло-плоский тип; 3 — плоский тип; 4 —
вогнуто-выпуклый тип; 5—квинслендский тип (с шипом на ребре); 6—«женский» тип; 7— метательный
шнурок; 8 — области отсутствия копьеметалки; 9 — наличие копьеметалки внутри области
Другой тип был распространен у центральных племен, от области
оз. Эйр к северу и северо-западу, а также на юго-западе. Это
листовидная, сравнительно широкая дощечка (76x12 см и т. п.), тонкая и
выпуклая с одной стороны, вогнутая с другой. У копьеметалок западных
племен, впрочем, этой кривизны нет. На одном конце привязан и
прикреплен смолой деревянный шип, другой конец обмазан смолой.
Интересно, что у племени аранда и соседних существовала только эта
единственная форма копьеметалки, тогда как типов копий там было
немало.
У племен Северной территории, от варрамунга до племен Арнхемленда,
господствовала третья форма копьеметалки: значительно более длинная
(100—120 см) и узкая, слегка утончающаяся к концам, обычное вырезанной
рукояткой. На самом севере, например у племени ларакиа и соседних,
употреблялась наиболее замечательная форма копьеметалки — длинная,
узко-листовидная, чрезвычайно тонкая и гибкая; чтобы управляться
с ней, нужно особое уменье, так как она легко ломается.
В северном Квинсленде встречалась особая разновидность
копьеметалки. Она тоже длинная и узкая, но шип на ней прикреплен не на плос-
9 Народы Австралии и Океании
129

кой стороне, а на ребре; благодаря этому копьеметалка легче рассекает
воздух при взмахе и, следовательно, действует сильнее.
Помимо основного своего назначения, копьеметалка употреблялась и для
других, побочных целей. Очень часто — особенно в Центральной
Австралии — к рукояти ее прикреплялся при помощи смолы острый камень,
служивший резцом. Те племена, которые добывали огонь способом
пиления, для этой цели часто употребляли копьеметалку, острым краем
которой терли о край щита. Наконец, у центральных племен, где
копьеметалка имеет слегка вогнутую форму, она иногда служила своего рода
сосудом для таких веществ, как охра, красная глина, кровь и пр.,
особенно при некоторых обрядах.
Употребляя одно орудие для разных целей, австралийцы достигали
важной для них экономии в инвентаре, который ведь приходилось
переносить с места на место при перекочевках.
Материалом для изготовления копьеметалок служили обычно твердые
породы дерева; мульга, «вишневое дерево» (Exocarpus cupressiformis),
черное дерево и пр.
Не менее важным, чем копье, видом оружия австралийцев был
бумеранг — особая метательная палица, обладающая свойством описывать
при полете своеобразные кривые. Это замечательное свойство бумеранга
сделало его широко известным не только для этнографов: про
австралийский бумеранг слышал, вероятно, каждый. Все знают о загадочной
способности бумеранга, описав широкий круг, возвращаться к ногам
бросившего его человека. Но не все знают, что, во-первых, бумеранги бывают
разных видов и только некоторые из них обладают этим интересным
свойством; что, во-вторых, бумеранг представляет собою лишь одну из
разновидностей целой серии разнообразных ударных и метательных палиц,
употреблявшихся австралийцами в качестве оружия.
Бумеранг составляет, если можно так выразиться, конечную форму
развития, все звенья которого можно проследить шаг за шагом в быту
австралийцев.
Простейшим видом и первым звеном этого развития была
обыкновенная палка, употреблявшаяся как метательное оружие. Хорн и Эстон
сообщают, что австралийцы племени вонкангуру, отправляясь на охоту на
птиц или другую дичь, иногда нарезают себе достаточное количество
простых палок, а возвращаясь с этой охоты, оставшиеся у них палки
попросту бросают, в следующий же раз режут новые. У того же племени
употреблялась в качестве боевого оружия довольно грубо выделанная из
корневища дубина с массивным утолщением на конце; ее употребляли и в
рукопашном бою, и как метательную палицу и носили обычно за поясом.
Это уже настоящее оружие. Разные формы ударной и метательной палицы
встречались у всех племен Австралии. Они очень разнообразны. Среди
них есть прямые и изогнутые, длинные и короткие, ровные и с утолщением
на конце, заостренные и тупые, из простого и из особо твердого и
тяжелого дерева, грубо или сравнительно искусно и тщательно выделанные,
с орнаментом или без него. Большинство этих палиц имеет более или
менее круглое сечение. Длина их колеблется от 60 до 125 см,, вес от 300 г
до 1 кг и более. Описать или даже просто перечислить все разнообразные
формы их трудно. Вообще в западной половине материка преобладали
грубые метательные палицы, точнее — просто дубины, а в восточной
половине — более разнообразные и сложные типы, обычно с утолщением
или навершием на конце. Вот несколько наиболее характерных
форм.
У племен Центральной и Северной Австралии (варрамунга и пр.)
употреблялась, обычно как рукопашное оружие, прямая палица круглого
130

/
4
5
7
iO
Бумеранги
1 Τ ^з северо-западной Австралии, 2, з — с о-ва Сандей, 4 — «лебединая шея», 5—из Иентраль-
SS^o о^ТРпЛИИ]: б> 7 — возвращающиеся бумеранги, Центральная Австралия; 8— крестообразный
оумеранг; 9 — бумерангообразная палица; 10 — бумерангообразная палица, Западная Австралия

Изготовление бумеранга при помощи каменного тесла
сечения из очень тяжелого дерева, 115—125 см длины и 4—5 см
толщины, гладко отполированная, на конце слегка заостренная, с
шероховатой рукоятью.
Для племен Виктории очень характерна массивная булавообраз-
ная палица из тяжелого дерева (до 1200 г), напоминающая два
конуса, короткий и длинный, с равными основаниями, приставленными друг
к другу; иногда ребро между ними округлено; палица обычно
орнаментирована. Ее употребляли обычно в рукопашном бою и старались
бить противника по голове.
Очень любопытна палица, навершие которой напоминает своей
рельефной поверхностью сосновую шишку. Этот тип был распространен в
Квинсленде, до самого п-ова Йорк; он сходен с папуасскими палицами
с каменным навершием и, может быть, развился под папуасским
влиянием.
Характерна гладкая, слегка изогнутая палица, 60—90 см длины,
круглого сечения, утончающаяся к обоим концам. Ее употребляли и как
ударное, и как метательное оружие в сражениях; на расстоянии'ЗО м она
способна перебить кость.
Такая палица была особенно в ходу у диери, которые предпочитали
ее бумерангу. От бумеранга она отличается круглым сечением и
большой массивностью.
Еще один вид «бумерангообразной» палицы был довольно широко
распространен, особенно на юго-востоке. Это массивная палица, тоже
круглая в поперечнике, с заостренным концом, который загнут под тупым
углом в виде клюва. Употреблялась главным образом в рукопашном бою
и считалась самым опасным оружием.
Настоящий бумеранг представляет собой орудие, плоское в сечении,
серповидной формы или изогнутое в середине под тупым углом, с более
или менее заостренным краем. Поверхность обычно бывает слегка
искривлена винтообразно. Материалом служили твердые породы дерева —
эвкалипт, акация, казуарина и т. п., из корневища которых и вырезался
подходящей формы кусок
132

Есть два главных вида бумеранга:
возвращающийся и невозвращающийся.
Первый обладает упомянутым выше
поразительным свойством: будучи умело
брошен, бумеранг описывает в воздухе
широкий круг — обычно справа налево,
но бывает и наоборот,— и возвращается
почти к ногам бросившего. Искусный
метальщик может придать полету бумеранга
еще более замысловатое направление.
Различные фигуры, описываемые летящим
бумерангом, сложные петли и восьмерки
нередко приводили наблюдателей в
полнейшее недоумение по поводу загадочного
оружия. Летящий бумеранг порой
представляется живым существом, настолько
странные и неожиданные курбеты он
проделывает в воздухе. Иногда его бросают
так, что он ударяется за 20—30 м в землю
и, отскочив от нее рикошетом, с
неожиданной силой взвивается вверх и
поражает свою цель.
Странное свойство возвращающегося
бумеранга давно уже заинтересовало
европейцев. Многие пытались овладеть
техникой метания бумеранга и некоторые
достигали положительных результатов,
хотя никто из европейцев еще не мог
похвастаться таким мастерством в этом деле, как
австралийцы. Брошенный европейцем-спортсменом бумеранг описывает
дугу обычно не более 50 м диаметром, раза в два меньше, чем у
опытного австралийского охотника. В недавнее время некоторые этнографы и
исследователи в области истории техники, в том числе советский автор
А. Е. Раевский, подвергли свойства бумеранга экспериментальному
исследованию, бросая его и от руки, и особой машиной — катапультой.
Выяснилось, между прочим, что особенности полета бумеранга не
зависят ни от его формы, ни от величины, а единственно от едва заметных
глазом винтообразных искривлений поверхности1.
Но возвращающийся бумеранг, при всех своих столь замечательных
свойствах, играл второстепенную роль для австралийцев. Он
употреблялся главным образом лишь для охоты на птиц и просто для спорта и
развлечения. Гораздо нужнее и важнее для австралийцев был более крупный
и тяжелый боевой бумеранг. Его длина —70—100 см, вес 300—400 г
и более. Он не имеет свойства возвращаться, но полет его тоже
замечателен. Сильный и умелый бросок придает ему вращательное движение·
в полете. Он летит очень далеко — до 150 м, а по некоторым сообщениям2—
даже до 250 м. Бумеранг поражает свою цель с большой силой и наносит
тяжелые раны острым краем или концом; говорят, он может пробить
насквозь мягкие части тела3.
Метание бумеранга
1 М. Buchner. Das Bumerarigwerfen. «Zschr. f. Ethn.», 1916, Jahrg. 48, Ht.4-5,
стр. 223—224. F. Sarg. Die australischen Bumerangs im Stadt. Volker-Museum,
стр. 13—14. А. Раевский. Бумеранг, его полет, секреты конструкции. [Л.], [19281.
2 N.Thomas. Natives of Australia, стр. 79. Brough-Smyth. Ук. соч., Г,,
стр. 314..
3 Brough-Smyth. Ук. соч., I, стр. 314.
133

Для того чтобы добиться таких поразительных результатов с боевым
и спортивным бумерангом, нужно особое искусство. Австралиец учится
владеть бумерангом с раннего детства и, непрерывно упражняясь,
достигает изумительной ловкости. Австралиец обнаруживает в этом
деле все свои способности охотника и воина. Перед тем как пустить
бумеранг в действие, он его тщательно осматривает (даже если это его
собственный бумеранг), затем, зажав его в руке, как жнец серп, начинает
медленно двигать им, внимательно присматриваясь в то же время к
окружающей обстановке, изучая направление и силу ветра, определяя
дальность цели. Готовясь к броску, он несколько раз замахивается, как бы
намереваясь метнуть свое оружие. Улучив удобный порыв ветра, он
бросает бумеранг, вкладывая всю свою силу в бросок. Бумеранг летит
сначала, вращаясь в вертикальной плоскости, но затем поворачивается
параллельно земле, начинает загибать влево и, описав широкий круг,
прилетает обратно. Говорят, что опасно стоять рядом с метальщиком
бумеранга и особенно опасно пытаться избежать его удара, перебегая на
другое место, ибо он поражает жертву иногда с неожиданной стороны.
Помимо описанных, наиболее обычных видов бумеранга, встречаются
более редкие. У племен Северной территории и северо-западного
Квинсленда был в ходу особый крюковидный бумеранг. У него конец,
противоположный рукояти, имеет продолжение в виде клюва, отходящего под острым
углом и обращенного в выпуклую сторону. Длина этого клюва равна
одной четверти — одной трети длины бумеранга, а весь он по форме
напоминает мотыгу с изогнутой рукоятью. Крюковидный бумеранг имеет важное
преимущество в бою: так как удары бумеранга обычно отбиваются узкими
щитами, то крюк имеет назначение зацепляться за щит и, обернувшись
вокруг негр, поражать жертву другим концом.
Еще более своеобразны небольшие крестовидные бумеранги,
встречавшиеся только в одном месте — в Квинсленде, на северо-восточном
побережье. Они также возвращаются при полете.
В западной Виктории был известен особый бумеранг с расширенным,
иногда массивным концом — лилъ-лилъ.
Очень интересны бумеранги Западной Австралии: они чрезвычайно
тонки — меньше 1 см, с острым ножевидным краем; они летят очень
далеко и являются опасным оружием.
Некоторые виды бумерангов покрыты особым орнаментом в виде
продольных желобков, которые тянутся сплошь от одного конца к другому.
Такие «струйчатые» бумеранги делались жителями бассейна р. Джор-
джина (граница Квинсленда с Северной территорией) и оттуда
расходились путем обмена довольно далеко.
Зато у центральных племен совершенно не было возвращающихся
бумерангов, а только большие боевые.
Совершенно отсутствовали бумеранги на крайнем севере, у племен
Арнхемленда к северу от рек Ропер и Катерин, на п-ове Йорк и на севере
округа Кимберлей, а также у некоторых южных племен — у побережья
Большого Австралийского залива.
Хотя бумеранг является характерным австралийским оружием, но
аналогии ему известны у других современных и древних народов. Плоская
изогнутая метательная палица, по форме близкая к бумерангу,
употребляется в Западной Индии, в Центральной Африке, она была известна
древним египтянам и древним мексиканцам; сходные орудия найдены в
раннем неолите Европы. Но все эти метательные палицы, повидимому,
не обладают свойством возвращаться. Поэтому нет основания
предполагать, что австралийцы заимствовали бумеранг у других народов. Вернее
предположить, что предки их принесли с собой в Австралию какую-то
134

Щиты из Виктории
1 — отражательные; 2 — широкие
примитивную форму кривой метательной палицы и усовершенствовали
ее уже самостоятельно. Как уже говорилось, можно проследить шаг за
шагом развитие бумеранга из более простой метательной палицы.
Та же простая палица, из которой развился бумеранг, дала начало и
другому специализированному, но более редкому оружию австралийцев—
деревянному мечу, Цлоская ударная палица постепенно переходит
в меч, которым рубят. Мечи встречались в разных районах Австралии,
но особенно характерны они были у племен Квинсленда. Здесь
употреблялись очень большие двуручные мечи, прямые или несколько
закругленные; длина их достигает 150—180 см.
На крайнем северо-востоке Австралии, на п-ове Йорк, употреблялись
лук и стрелы. Это оружие, несомненно, заимствовано австралийцами от
соседних папуасов и по типу не отличается от папуасского лука: это
простой лук из пальмового дерева с растительной тетивой. Вне этой
ограниченной области лук в Австралии был совершенно неизвестен.
Из оборонительного оружия австралийцы знали только щит. Он
выступает .в двух главных формах: отражательный узкий щит и широкий
щит для закрывания тела. Первый употреблялся главным образом для
135

Щиты
1, 2 —
3
Щиты
из Западной Австралии: 3 — из Квинсленда

отражения ударов бумеранга, чаще
при поединках. Он представляет
собой массивный удлиненный
кусок дерева, суживающийся к
концам, в сечении обычно
трехгранный или овальный; наружная
поверхность выпуклая или
двугранная и всегда сплошь
орнаментирована резьбой; обращенная
к телу сторона, неорнаментирован-
ная, имеет посредине узкую
прорезь для руки. Длина щита
колеблется от 75 до 100 см, наибольшая
ширина и толщина — от 5 до 15 см,
причем толщина бывает иногда
больше ширины. Вес 1—1,5 кг.
Отражательный щит считается
обычно примитивной формой
щита, развившейся непосредственно
из палки, которой отбивали
удары. В Австралии он был
распространен исключительно на юго-
востоке. Широкий щит, напротив,
распространен был по всей
Австралии, за исключением только
крайнего севера (Арнхемленда) и
крайнего юга (области побережья
Большого Австралийского залива).
Это — деревянный щит удлиненно-
овальной формы. Но в деталях
щиты разных районов между собой
различаются.
В Виктории преобладали
щиты из легкого дерева, тонкие, со
слегка выпуклой поверхностью,
удлиненными концами, иногда
даже с перехватом на них. Рукоятка
представляет собою деревянную
скобку, сделанную из отдельного
нетолстого прута и вставленную концами в два сквозных прореза
посредине щита; она вставлялась еще свежей и гибкой, а когда высыхала,
оставалась прочно вделанной в щит. Наружная поверхность щита
орнаментирована резьбой и раскраской.
Размеры щита: 90—96 см на 16—20см, толщина обычно'не более
0,5 см, вес не более 3/4 кг.
Во всех других областях Австралии щит делался из одного цельного,
более или менее массивного куска дерева, иногда легкого и мягкого,
иногда тяжелого и твердого, с рукоятью, прорезанной в самом теле щита
посредине внутренней стороны. Форма щита— или мягко овальная, или
более вытянутая, иногда с удлиненными концами. Размеры различны:
длина колеблется от 60 до 85 см и более. Особняком стоят выделяющиеся
своими огромными размерами щиты северного Квинсленда: длина их
доходит до 110 см, ширина — до 42 см.
Интересно, что в том же районе употреблялись и самые большие
двуручные мечи.
Щиты
1 — с о-ва Сандей; 2,3-
из Квинсленда
137

Внешняя поверхность щитов обычно орнаментировалась, чаще всего
параллельными узкими желобками или различной резьбой и
раскраской. Круглых щитов, а также щитов из какого-либо иного материала,
кроме дерева, у австралийцев обнаружено не было.
Помимо прямого своего назначения, щиты употреблялись и для
других целей: как инструмент для добывания огня, как сосуд для собирания
крови. Других видов оборонительного оружия австралийцы не знали.
О формах жилищ и поселений и об образе жизни
Жилища, австралийцев среди этнографов сложилось не со-
и кочевой быт всем правильное мнение. Их привыкли
представлять себе вечными бродягами, не имеющими
никаких постоянных поселений, а их жилища — жалкими шалашами или
даже простыми заслонами от ветра. Это представление верно только
отчасти: так жили и живут австралийцы, вытесненные белыми
колонистами из более богатых районов южной, восточной и
западной Австралии и принужденные бродить по скудным полупустыням
центральных областей, где действительно никакие постоянные поселения и
жилища не могли появиться. Но сообщения тех наблюдателей, которые име- »
ли возможность видеть их быт в более счастливые времена, показывают,
что австралийцам были знакомы и более совершенные формы построек
и поселений.
Простейший вид жилья у австралийцев — это использование
естественных укрытий. Любопытно, что аборигены из суеверного страха
избегали ночевать под навесами скал и в естественных гротах и пещерах, ибо
считали эти места обиталищем злых духов, но &ни пользовались ими для
защиты от дневного жара. Для ночлега использовались дупла
гигантских деревьев, растущих, например, в области р. Муррей или на северном
побережье. Переход от естественного к искусственному укрытию состоял
в том, что австралийцы пригибали и связывали ветви растущего куста
с подветренной стороны в качестве защиты от ветра и под ними
разводили костер и ночевали. Чаще устраивался искусственный заслон от
ветра из ветвей, травы или коры на основе из палок; например, вбивали в
землю два кола, поперек укрепляли перекладину, на нее опирали
наклонно большой кусок коры — и заслон готов; около него семья разводила
огонь и спала всю ночь. Такие заслоны делались на временных ночлегах.
Подобные же навесы из коры, листьев, ветвей служили для защиты от
дневной жары.
Обычной же формой жилища служил шалаш или примитивная
хижина. Вот типичная конструкция такой хижины у племен оз. Эйр: в землю
вкапывали при помощи землекопалки два больших согнутых сука на
расстоянии до 3,5 м, верхние концы которых связывали; третий такой же сук
вкапывался под прямым углом к этим двум; на эти шесты опирались
другие, составлявшие полный круг и образовывавшие остов хижины
полусферической формы. Остов крылся травой, листьями, ветками, иногда
песком и глиной, образующими постепенно твердую корку. В более
лесистых местностях хижина крылась корой. Форма хижины бывала чаще
полусферическая, реже коническая или удлиненно-двускатная.
Хотя постройка такой примитивной хижины — дело нехитрое, однако
и она требовала особой сноровки. Среди племен оз. Эйр были особые
мастера постройки хижин, некоторые из них перенимали свое мастерство
от отца.
Во многих областях австралийцы использовали подходящие стволы
живых деревьев в качестве центрального столба, вокруг которого ставили
конусом жерди основы хижины; низко висящий горизонтальный сук
дерева часто использовался как опора для двускатной кровли. В Центральной
138

Шалаши жителей Центральной Австралии
Австралии поступали иногда так: выкорчевывали сухое дерево мульга
и вкапывали его в песок корнями вверх, прислоняя к этим торчащим
корням верхние концы расставленных по кругу жердей, которые потом, как
обычно, переплетали прутьями и покрывали травой, листьями и песком.
На юго-востоке и на севере для покрытия хижины служила чаще всего
древесная кора. Племена Виктории снимали для этого кору с деревьев
целыми огромными пластами, влезая для этого, как они умели делать,
высоко на дерево и подрезая кору топором сверху и с боков. Напротив,
в полупустынных районах Центральной Австралии, где даже травы
бывает недостаточно, жители иногда покрывали свои хижины каменными
плитами; для этого, конечно, требовалась большая прочность деревянного
каркаса; щели между камнями замазывались глиной, а низ присыпался
землей снаружи и изнутри.
Такие каменные хижины составляют переход к более солидным
постройкам, которые в прежние времена встречались в некоторых областях
востока, юго-востока и запада Австралии и нередко удивляли
наблюдателей своей поместительностью и прочностью. Так, например, в районе
Порт-Фэри (Виктория) австралийцы еще в первой половине XIX в. строили
довольно большие куполообразные хижины, в которых помещалось до
^человек. Они имели свыше 3 м в поперечнике, более 180 см в высоту, отверстие
вверху для выхода дыма, закрываемое в дождь куском дерна, дверь из коры.
Сходные жилища нашел Э. Эйр около Моунт-Напьера; они были построены
на крепком деревянном каркасе куполообразной формы и покрыты
перевернутыми пластами торфа; размер их достигал 9 X 13,5 м; некоторые имели
два входа. Тот же Эйр видел на Белом озере (36°4(У ю. ш.) хижины
конической формы с центральным столбом; они были крыты корой и травой и
обмазаны глиной; вверху было дымовое отверстие. Коллинз в окрестностях
Шоаль-Бея обнаружил хижину, построенную из коры и переплетенных
лоз дикого винограда; она имела 2,5 м в диаметре и 1,4 м в высоту; перед
входом был небольшой коридор, хижина могла вместить 15
человек. Сходные сооружения были описаны в округе Ванпон (Виктория).
139

С· Митчелл описал
виденные им на ρ. Гвидир
хижины полукруглой и
круглой формы, с конической
крышей, покрытые
тростником,ветвями итравой;
перед входом имелся
горизонтальный навес на двух
подпорках, вроде портика;
внутри было очень чисто.
В низовьях Муррея
строились хижины, вмещавшие
по восемь-десять семей
каждая. В Западной
Австралии Грей нашел у
Ганновер-Бей ульеобразную
хижину на прочной дере-
«Двухэтажная» хижина. Северная Австралия вянной основе, 2,75 м в
поперечнике, с низким и
узким дверным отверстием Все эти указания относятся к первым
десятилетиям XIX в.
В северо-западной Австралии отмечались местами и каменные
постройки.
Несколько необычный тип построек состоял в том, что сооружался
деревянный каркас из четырех столбиков, вбиваемых в землю по
углам прямоугольника и соединенных горизонтальными брусьями; поверх
настилались полосы коры, свисавшие концами по обе стороны и
образовывавшие свод.
Наиболее редкими для Австралии были—своеобразные свайные
постройки: они устраивались на четырех столбах с настилом из коры,
поверх которого сооружался второй ярус из такой же коры. Верхний ярус
использовался для жилья в дождливое время, там же спасались от
москитов. Такие «двухэтажные» хижины встречаются, например, и сейчас
на р. Линд, на п-ове Йорк, и на реках Гойдер и Глайд (Арнхемленд);
возможно, что это связано с папуасским или малайским влиянием.
Рот описывает несколько типов построек у племен округа Бу-
лия (Квинсленд). Простейший тип — это каркас из палок, напоминающий
по форме опрокинутую вверх дном лодку, оплетенный хворостом и
покрытый травой, иногда сверх того обмазанный глиной; вход — у одного или
у обоих концов. Другой тип построек — это полуземлянка, углубленная на
0,5 м, эллиптического плана, той же конструкции, но непременно
обмазанная глиной. Подобные полуземлянки строились для защиты от
холода зимой и обогревались костром. Третий тип — комбинация
полусферической хижины с простым навесом, который пристраивался к ее выходу.
Иногда основой хижины служило растущее дерево с сильно нагнутым
стволом. В более северном округе Клонкарри (племя майтакуди) хижину
полусферической формы крыли листьями коры, пригнетенной тяжелыми
жердями.
В лесистом северном Квинсленде, где климат дождливый,
встречаются до сих пор, пожалуй, самые большие и сложные постройки. По
описанию Мьоберга, они строятся на каркасе из жердей, втыкаемых в землю
по кругу или по овалу (верхние концы их согнуты и связаны), и
покрываются в несколько слоев пальмовыми листьями, которые совершенно
не пропускают дождя, местами также и корой дерева; дверное отверстие
в холодное время года закрывают куском коры; кругом хижины роют ка-
140

паву для отвода дождевой воды. Хижины эти очень велики, в каждой
помещается по нескольку семей — до 30 человек; отдельные семьи имеют свои
очаги, помимо центрального общего очага, где горит неугасимый огонь.
В хижине царит порядок, каждый знает свое место. Нередко несколько
таких хижин строятся рядом и даже соединяются крытыми ходами.
Хижина служит несколько лет, главным образом в холодное время года.
При перекочевках строятся более простые и легкие временные хижины—
шалаши.
В целом можно сказать, что у австралийцев существовали до
европейской колонизации разнообразные формы жилищ, в том числе и до-
больно сложные и поместительные. Но преобладали в качестве жилища
круглые хижины легкой и временной конструкции.
Помимо жилища, австралийцы местами сооружали и своего рода
хозяйственные постройки — площадки на столбах для хранения пищевых
запасов и воды от собак и других животных; так поступали, например,
в области оз. Эйр.
Господствующий тип поселения у австралийцев, в связи с их
бродячим охотничьим бытом,— это кочевое стойбище («лагерь») весьма
непостоянного состава и неодинаковых размеров. В обычное время, в особенности
в сухой сезон и в скудных степных районах, австралийцы кочевали
небольшими группами по нескольку семей, меняя стоянку по мере истощения
вокруг нее кормовых ресурсов. Они оставались на одном месте не больше
нескольких дней и переходили дальше в поисках пищи. Кочевое
стойбище состояло из небольшого числа шалашей или примитивных заслонов
и представляло довольно невзрачный вид. Однако в известные сезоны,
когда природа оживает и появляются съедобные плоды, корни, орехи,
картина менялась. К этому времени приурочивались общеплеменные
сборища, когда устраивались различные обряды, корробори,
празднества. Тогда из разрозненных бродячих групп собиралось вместе большое
стойбище. В одном месте разбивался целый лагерь из десятков временных
хижин. Они располагались при этом в определенном порядке.
Учитывалось деление племени на экзогамные половины (фратрии); обе они
занимали всегда две стороны лагеря и обычно между ними проходила какая-
нибудь естественная граница: ручей, кусты и пр. Был и другой обычай:
стойбище, когда оно было достаточно велико, делилось на три части;
середину занимали семейные хижины, а по обе стороны располагались
хижины или шалаши: на одном конце —холостых, юношей и мальчиков,
на другом — девушек и вдов (см. главу «Общественный строй
австралийцев»).
В плодородных юго-восточных районах прежде собирались вместе
в известные сезоны сотни людей, принадлежащих к разным племенам.
В таких случаях стойбища устраивались тоже в строгом порядке.
Например, У. Томас (середина XIX в.) рассказывает о виденном им в
окрестностях Мельбурна большом межплеменном сборище; там были люди
из восьми окрестных племен, в общей сложности до 800 человек. Каждое
племя занимало свою определенную часть стойбища, на известной
дистанции от других, так что племенную принадлежность каждого человека
можно было сразу определить по местонахождению его хижины.
Самые перекочевки тоже совершались в порядке и организованно.
Они всегда происходили в пределах строго определенной территории,
составлявшей владение племени или его подразделения. Самовольное
вторжение на чужую территорию запрещалось обычаем. Когда группа
намеревалась переменить стоянку, об этом обычно еще накануне вечером
главарь уведомлял всех членов группы и назначал точное место, где к
будущему вечеру будет разбит новый лагерь. С утра люди пускались в
141

путь, захватив с собой свою несложную утварь. Обычно мужчины шли
отдельно, своей дорогой, налегке, неся с собой только оружие. По пути они
охотились и к вечеру приносили на новую стоянку дневную добычу.
Женщины с детьми шли другой дорогой, нагруженные всем имуществом. Не
считая грудных детей, женщина несла на себе неразлучное корытце с
мелким скарбом, землекопалку, тлеющую головешку, нередко и запас воды.
Хотя и тяжело нагруженные, женщины вместе с подростками собирали
попадавшуюся им в пути пищу: клубни и корни, семена, мелких
животных, так что на новую стоянку и они приходили с добычей. Придя на
условное место, женщины быстро разбивали лагерь, строили нехитрые
шалаши, собирали топливо, разводили огонь и начинали готовить пищу.
Подошедшие охотники жарили свою дичь, и все приступали к трапезе,
отдыхали, разговаривали и занимались мелкими домашними делами, а то
и развлекались пением и плясками.
Бродячий быт господствовал в прежнее время далеко не во всей
Австралии. Как уже говорилось, в более плодородных районах
австралийцы строили себе постоянные жилища. Наблюдатели встречали настоящие
оседлые деревни. Такие деревни описывались еще в первые
десятилетия XIX в. в западной Виктории, в Новом Южном Уэльсе, на
побережье Западной Австралии и в других местах. Например, Стёрт
видел на р. Маккари (Новый Южный Уэльс) деревню из 70 хижин,
в каждой из которых помещалось по 12—15 человек; это были
не временные, а более или менее постоянные жилища. Подобную
же деревню, но меньше, в 20—30 хижин, описывает один из ранних
поселенцев Виктории, видевший ее в районе Порт-Фэри. Грей отмечает
такие же деревни в Западной Австралии.
Иногда подобные деревни служили местами лишь относительной
оседлости; время от времени жители покидали их, отправляясь бродяжничать
в поисках пищи и оставляя в деревнях более громоздкое свое имущество,
а через известное время возвращались обратно.
Таким образом, у австралийцев до прихода европейцев намечался
местами переход к оседлости. Это было в тех же более благоприятных районах —
в западной Виктории, на западном побережье, где обнаруживались
также зачатки земледелия. Вторжение европейцев оборвало развитие этого
процесса. По свидетельству Брау-Смита, «вскоре после занятия
Виктории европейцами туземцы перестали строить хижины и селиться
деревнями»; они вернулись к чисто бродячему быту, уходили от
опасного для них соседства белых ^колонистов в более отдаленные
места1. Недаром ранние наблюдатели не раз встречали деревни,·
покинутые своими обитателями.
Сухопутных средств транспорта у австралийцев
Средства не было никаких. Они передвигались исключитель-
передвижения г ^ тт
г но пешком и все свое имущество носили на себе.
Последнее составляло обязанность женщин.
Свою поклажу австралийка носила частью на руках или подмышкой,
частью на голове. Поразительна ловкость, с которой она держала в
равновесии на голове свое корытце с мелкими вещами, иногда с водой, в то
время как руки были заняты другой ношей; чтобы вода не расплескалась,
в нее иногда клали ветки с листьями.
Зато в качестве водных средств передвижения у австралийцев имелись
лодки и плоты. Разумеется, они были только у племен, живших на
берегах немногочисленных рек и озер и по побережью океана, и то не у всех.
Например, у племен побережья Большого Австралийского залива и
1 Brough-Smyth. Ук. соч., I, стр. 128.
142

Лодка из древесной коры. О-в Тайерс
вообще по всей прибрежной полосе от нынешнего г. Аделаида до устья
р. Гаскойн совершенно не было никаких лодок или плотов. В других
местах встречались определенные их типы.
Простейшим пловучим средством служило обыкновенное бревно, на
которое австралиец ложился плашмя или садился верхом и греб руками и
ногами. Связав несколько таких бревен вместе, он получал примитивный плот,
на котором можно передвигаться, гребя веслом или просто отталкиваясь
шестом или копьем. Плоты употреблялись в качестве единственного
средства передвижения по воде на всем северо-западном побережье —
от северо-западного мыса до порта Эссингтон, а также встречались на
берегу залива Карпентария, на оз. Александрина и кое-где в других
местах. В некоторых местах северо-западного побережья употреблялись
плоты в два слоя древесных стволов. Особый усовершенствованный вид
плота отмечен на р. Аделаида (Северная территория): он состоял из
нескольких слоев коры общей толщиной до 22 см, имел в длину около 5 м, в
ширину у широкого конца 1,25 м и поднимал до десяти человек.
Такой плот из коры составляет переход к корьевому челноку или
лодке—наиболее распространенному еще недавно в Австралии виду судна.
Корьевой челнок встречается в двух видах: более примитивный, из
одного куска коры, и более сложный, сшитый из нескольких кусков.
Первый вид был распространен главным образом на юго-востоке, но
встречался местами и на восточном и северном побережьях; сшитые из
отдельных кусков коры лодки преобладали на восточном побережье от
Брисбена к северу до Рокингамской бухты, а также на западном и
восточном берегах залива Карпентария и на крайнем севере — до порта
Эссингтон.
Для изготовления лодки из одного куска кора снималась с дерева
большим целым пластом в виде овала; держа его над огнем, ему придавали
желаемую форму и затем концы собирали складками, связывали или
сшивали, инргда обмазывая глиной. Между бортами вставлялись распорки.
Длина такой лодки обычно достигала 4—4,5 м, но иногда превышала
143

Средства передвижения по воде у австралийцев
1 — бревно для плавания; 2—простые плоты; з — трапециевидные плоты; 4—двойные
трапециевидные плоты; 5—лодки из коры (а —несвязанные, б — связанные); 6 — лодки, сшитые из одного
куска коры; 7 — лодки, сшитые из трех кусков коры; 8 — однодеревки простые; 9 — однодеревки
с одним балансиром; 10 — однодеревки с двумя балансирами; 11 — нет никаких водных средств
передвижения
6 м; в ней помещалось до восьми — десяти человек. Плавали на
таких лодках главным образом по рекам. Некоторые лодки изготовлялись
очень тщательно и служили годами. На другой тип лодок шли два-
три куска коры и более. Они имели плоское дно и наклонные борты;
отдельные части сшивались растительными шнурами, щели
замазывались смолой, воском, затыкались травой. Гребли веслом или
корьевым черпаком, даже просто руками, или отталкивались шестом. В
Новом Ю^ном Уэльсе рыболовы, выезжая на таких лодках,
раскладывали на них огонь, на котором тут же и поджаривали рыбу.
Третий тип пловучих средств в Австралии составляли долбленые
лодки-однодеревки. Область их распространения—Новый Южный Уэльс,
южный Квинсленд и северное побережье, где, однако, встречались и
другие типы лодок. Однодеревки изготовлялись путем выдалбливания и
выжигания середины ствола. Некоторые исследователи предполагают, что
этот тип лодок заимствован австралийцами у их соседей — островитян
Меланезии. Жители побережья Арнхемленда получали их, как уста-
144

нови л Дональд Томсон, от индонезийских моряков, а потом сами стали
делать по тому же образцу. Несомненно, заимствованы
лодки-однодеревки с аутригерами^ (балансирами). Последние встречаются только
на севере — на п-ве Иорк, т. е. там, где вообще заметно папуасское
влияние (например, лук и стрелы). Здесь употреблялись лодки как с
одним, так и с двумя балансирами, папуасского типа.
Таким же чужеземным — папуасским или малайским — влиянием
объясняется наличие лодок с мачтой и парусом на о-ве Гроот (залив
Карпентария). В других местах Австралии парусные лодки не встречаются.
В общем австралийцы были плохими мореплавателями. Лодки
употреблялись больше на реках и озерах, чем для плавания по морю, но и в
последнем случае они редко удалялись на большие расстояния от берега.
Пользовались лодками главным образом для рыбной ловли.
Когда лодка была не нужна, ее обычно вытаскивали на берег и
хранили под кроной дерева в прямом, неперевернутом положении.
0 Одежды австралийцы до прихода белых почти не
и украшения знали. В этом сказался, с одной стороны, низкий
уровень их культуры, а с другой — сравнительно
мягкие климатические условия.
Только в юго-восточной части материка и в некоторых восточных
районах австралийцы шили себе плащи из шкурок опоссума. Эти плащи имели
прямоугольную форму, их носили внакидку на спине, причем два
верхних угла скреплялись на груди заколкой, продетой сквозь отверстия.
Плащ надевали главным образом в холодное время года как мужчины,
так и женщины. Женщины прятали под плащ и грудных детей. Этими
же плащами иногда покрывались ночью от холода.
Во всей остальной части Австралии одежды для защиты от холода
совершенно не было. Для этой цели местами употреблялся только жир,
которым натирали тело. Наблюдатели отмечали с удивлением, что, хотя
во многих областях внутренней Австралии температура спускается по
ночам нередко ниже нуля, людям не приходит в голову чем-нибудь
накрыться от холода; они спят, правда, в таких случаях у костра, но все же
зачастую просыпаются с кожей, покрытой инеем.
У очень многих племен мужчины и женщины ходили совершенно
обнаженными; другие употребляли набедренные повязки или пояски с
передниками. Сообщения об этом, однако, довольно противоречивы, так что
трудно сказать с полной уверенностью, какие именно племена обходились
без всякой одежды, тем более что теперь, под влиянием европейцев,
ношение одежды распространилось почти повсюду.
В отличие от столь скудной одежды, украшения у австралийцев были
гораздо более обильны и разнообразны. Форма их довольно проста: это
по большей части повязки, носимые на голове, на шее (ожерелья), на
руках (браслеты), на ногах.
Головную повязку делали из растительных волокон, перьев,
раковин, зубов, цветов и т. п. Она удерживала длинные волосы, служила
украшением, а также имела магическое назначение. Ожерелье делалось
тоже из разнообразных материалов и имело много разных форм:
подвески, кисти, кольца. Браслеты носили как на руках, так и на ногах; их
изготовляли из растительных волокон, перьев. К украшениям надо
отнести и палочку, которую протыкали сквозь носовую перегородку.
Украшения надевались лишь на праздниках корробори, при тех или
иных религиозных обрядах. В этих же случаях широко применялась,
в частности мужчинами, раскраска тела и покрывание его разным пухом,
который приклеивался кровью или другими клейкими веществами. Для
раскраски тела употребляли красную охру, гипс, уголь. Голову тоже при
• О Народы Австралии и Океании л . ^
145

г
Шейные украшения ^
1 — ожерелье из мел их раковин, Новый Южный Уэльс; 2 — ожерелье
из бобов, Центральная Австралия; 3 — украшение из кусочков тростника;
4 — шейное украшение из шнурков, Кимберли
этом украшали различными головными уборами и сложными
прическами.
В обычное же время о своей прическе австралийцы мало заботились.
Мужчины носили длинные волосы, женщины часто стригли их коротко
каменными ножами.
К постоянным украшениям надо отнести, наконец, рубцы,
которыми покрывалась грудь, спина, плечи, руки, в особенности у мужчин.
Эти рубцы обычно были связаны с посвятительными обрядами и
служили знаком принадлежности к возрастной группе взрослых мужчин
и к определенному племени.
~_ В целом материальная культура австралийцев произ-
Общие выводы r J ~ ί х
водит на исследователя двойственное впечатление.
С одной стороны, уровень ее развития чрезвычайно низок. По бедности,
простоте, примитивности своей .материальной культуры австралийцы
занимают место рядом с наиболее отсталыми народами земли, а пожалуй,
146

/
„ Браслеты
Передник из шерстяных шнурков. г
Грврпняя теппитсшия 1 — плетеный, из закрученных растительных
дверная 1еррширии волокон, Западная Австралия; 2—из
ротанга, обмотанного шнурком из растительных
волокон, Центральная Австралия; 3 —
плетеный из ротанга, Северная территория
и ниже всех других, ибо они не знают даже лука и стрел, керамики,
земледелия и скотоводства и ведут бродячую охотничье-собирательскую жизнь.
Морган и Энгельс ставили австралийцев на «среднюю ступень дикости».
Они не вышли еще из стадии чисто «присваивающего» хозяйства. Но, с
другой стороны, при всей примитивности, материальная культура
австралийцев представляет пример прекрасного приспособления человека к
условиям среды. Ловкость и изобретательность на охоте, создание такого·
замечательного оружия, как бумеранг, изощренная техника обработки
растительных продуктов, умение найти средства к ^существованию в
самых неблагоприятных условиях в сухой и скудной пустыне — все это
147
10*

внушает нам уважение к австралийцам — бедному и отсталому, но
бодрому и энергичному народу.
Австралийцы хотя и сохранили в своей технике традиции эпохи
мезолита и даже верхнего палеолита, в целом стояли, однако, на уровне
неолитической культуры. Об этом говорит их техника обработки камня,
в частности тонкая выделка наконечников дротиков, ножей, шлифовка
топоров. В своем собирательском хозяйстве они достигли почти порога
земледельческой культуры.
* * *
Описанная в этой главе материальная культура коренного населения
Австралии в настоящее время сохранилась лишь в тех немногих областях
центральной и западной части материка, куда еще почти не проникли
колонизаторы. Да и там культура эта существует далеко не в
прежнем самобытном виде. Там же, где коренное население ближе
соприкоснулось с колонизаторами, где его эксплуатируют как рабочую силу
на овцеводческих станциях, держат запертым в миссионерских
поселках или в правительственных резерватах,— там, конечно, от старого
уклада хозяйства и быта осталось мало (о быте этих австралийцев сказано
особо). Наконец, во многих областях, тяготеющих к юго-восточному,
восточному и западному побережьям, теперь не осталось и самих
аборигенов — они истреблены колонизаторами.
\N&,

TJABA ПЯТАЯ
ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ АВСТРАЛИЙЦЕВ
До 70—80-х годов XIX в. буржуазная наука почти не обращала
внимания на общественные отношения у колониальных народов. Лишь
, потребности управления возраставшими колониальными
владениями породили интерес к социальному строю их населения. Не
случайно, что именно на 80-е годы падает и начало серьезного изучения
общественного строя австралийцев. До открытий Файсона и Хауиттаэтот
общественный строй был почти неизвестен. Никто и не подозревал, что
у этих «дикарей», какими их считали, в действительности существует
совершенно своеобразная, по-своему сложная система социальных форм. Работы
Файсона и Хауитта, а позже Спенсера, Гиллена и других исследователей
приоткрыли завесу над этим чуждым для европейцев миром и вызвали к
нему большой интерес в науке. Теперь у многих буржуазных ученых
существует противоположное представление об общественном строе
австралийцев: его считают чрезвычайно сложным, запутанным, и, настолько
не соответствующим примитивному уровню хозяйства и культуры
первобытного народа, что для объяснения этого загадочного явления
приходится прибегать к гипотезе культурного упадка: некоторые
предполагают, что формы общественной жизни австралийцев являются остатком
какого-то более высокого культурного уровня, на котором будто бы
стояли некогда предки современных австралийцев.
В действительности оба взгляда страдают односторонностью и
поэтому неправильны. Общественный строй австралийцев был не так прост,
как думали раньше, но и не так уж сложен, как многим кажется теперь.
Он представляется особо сложным и запутанным лишь потому, что
построен на совершенно иных основаниях, чем общественная жизнь
современных европейских народов. Европейскому наблюдателю с непривычки
стоит большого труда разобраться в брачных и общественных порядках
австралийцев, и они кажутся ему чрезвычайно мудреными и вычурными.
Для австралийца, с детства воспитанного в этих порядках и никаких
других себе и не представляющего, они ничуть не сложны, напротив —
просты, естественны и понятны.
Если оставить пока в стороне новейшие влияния европейских
колонизаторов, то можно сказать, что у австралийцев еще недавно, в XIX в.,
полностью сохранялся первобытно-общинный строй, при котором основой
производственных отношений является общественная собственность на
средства производства, нет частной собственности на средства производ-
149

ства, нет эксплуатации, нет классов, нет и имущественного
неравенства. Во многих отношениях австралийцы прошлого столетия могут
считаться типичными представителями стадии первобытно-общинного строя.
И именно с этой точки зрения особенно интересен их общественный быт1.
п В Австралии до появления европейцев жило
несколько сот (около 500) племен, как правило,
совершенно самостоятельных и независимых друг от друга; большая
часть их теперь уже не существует.
Племя имело свое племенное имя, свою определенную территорию,
свой диалект, свои обычаи. В большинстве случаев всеми этими
признаками племена довольно четко отграничивались одно от другого.
Но так было не везде. Во многих местностях Австралии, особенно там,
где население было более густо, соседние и родственные между собой
племена настолько сближались, что между ними нельзя провести
определенной грани: они нередко говорили на одном наречии, имели одинаковые
обычаи, даже общее название. В таких случаях трудно бывает решить,
имеем ли мы дело с группой близкородственных племен или с одним
большим племенем, подразделившимся на группы. Иногда разные
исследователи решают этот вопрос различно. Так, например, Хауитт в конце
XIX в. подробно описал большое племя курнаи в Гипсленде (ныне
вымершее). Оно занимало обширную область примерно в 36 тыс. км2 и
делилось на пять групп, называемых Хауиттом «кланами»; каждая из них
имела свою территорию и даже заметно отличалась от соседей своим
наречием. Тем не менее Хауитт считал курнаи одним племенем, тогда как
другие исследователи рассматривали отдельные части их как
самостоятельные племена. Напротив, в юго-восточном Квинсленде в округе
Мэриборо тот же Хауитт перечисляет более двадцати различных племен
и отмечает на карте места их расселения; тут мы видим «племена»: турн-
бура, пиноба, киниен, ялибура, тункумбура, таварбура, муньябура,
ярго и ряд других. Однако он сам выражает сомнение в том, что все это
действительно отдельные племена. А Дж. Мэтью, хорошо знакомый с
этим округом, знал здесь только два больших племени — каби и вакка.
В английской австраловедческой буржуазной литературе иногда
называли такие группы близкородственных и соседних племен «нациями»
(nations), хотя это, конечно, совершенно неправильное обозначение.
Таковы группы кулин в западной Виктории (свыше 60племен), итчумунди,
карамунди и баркинджи по р. Дарлинг (по нескольку племен в
каждой), аранда в Центральной Австралии (племена аранда, кайтиш, иль-
пирра, унматчера), варрамунга далее к северу (варрамунга, вальпари,
вулмала) и т. д.
В центральной пустынной области, где население редкое, племена
расселены очень широко и отдельные части их порой различаются и
языком и обычаями. Например, у племени лоритья отмечено несколько
местных подразделений со своими диалектами. Соседнее большое
племя аранда делится не меньше чем на четыре областные группы — аранда
танка, лада, роара и ульбма, со своими особенностями в языке;
северные аранда отличаются от южных и своими брачно-родственными
порядками (у южных—четыре брачных класса или секции, у северных — восемь).
Численность отдельных племен была различна — от 100 до 2—3 тыс.
человек; более обычна средняя численность .—несколько сот человек2.
1 В настоящей главе дается описание главным образом того общественного строя
австралийцев, который существовал до разрушения его колонизаторами.
2 Польский исследователь Крживицкий попытался свести воедино все имеющиеся
данные о прежней (до начала широкой колонизации) группировке австралийских
150

В жизни австралийца племя играло чрезвычайно важную роль.
Он должен был повиноваться обычаям племени и за несоблюдение их
подвергался смерти или изгнанию, что тоже равнялось почти верной
смерти, потому что чужое племя, как правило, такого изгнанника не
принимало, а жить в одиночестве, вне племени, значило ежечасно
подвергаться риску быть безнаказанно убитым. Напротив, соплеменники
поддерживали друг друга в различных случаях, а между ними существовало,
как писал, например, Кёрр, «сильное чувство братства». Племя не
только являлось верховным хозяином территории коллектива, защищавшим
свои общие интересы перед внешним миром, но оно вторгалось и в
частную жизнь своих членов, в вопросы заключения браков и пр.
Впрочем, если сравнивать австралийское племя как социальную
единицу с племенем у более развитых народов, например у индейцев
Северной или Южной Америки, у народов Африки и др., то нельзя не
заметить, что у австралийцев племя было менее развито. Как мы увидим
дальше, австралийцы не знали в большинстве случаев племенных вождей,
общеплеменных советов и пр. Можно считать, что племенной строй у
австралийцев находился лишь в стадии зарождения.
Уже в силу своей сравнительно большой величи-
Локальная ны австралийское племя далеко не всегда прояв-
группа ляло себя в качестве единого целого. Обычно
племя подразделялось на территориальные части, называемые в
этнографии локальными группами (в зарубежной литературе их нередко
называют, очень неудачно, ордами). Локальная группа представляла собою
более однородный, сплоченный и замкнутый хозяйственный коллектив,
реальное значение которого в жизни австралийца было еще больше, чем
значение племени. Впрочем, как уже выше говорилось, резкую грань
между племенем и подразделением племени — локальной группой
провести не всегда легко1.
_ Для примера можно привести племя аранда, подробно описанное
Спенсером и Гилленом. Еще в конце XIX в. оно делилось на большое
количество мелких локальных групп, каждая из которых занимала
определенную территорию и считалась ее хозяином; границы этих
территорий австралийцам хорошо известны. Каждая группа
именовалась прежде всего по названию местности. Так, группа,
кочевавшая в местности Итуркавура (Идракаура у «белых»), называлась ertwa
Iturkawura opmira — люди стойбища Итуркавура, а группа из мест-
племен по численности. У него получились такие цифры для каждого отдельного
племени:
менее 500 чел 70 племен
500—1000 » .... 37 »
1000—2500 » .... 12 »
свыше 2500 » . . . . : 4 племени
В группу самых крупных племен входят камиларои, вирадьюри, баркинджи и
нарриньери (Krzywicki. Primitive society and its vital statistics. Warsaw,
1934, стр. 63, 317).
1 Единственная местность в Австралии, где не обнаружено деления на
племена,— это северо-восточная часть Арнхемленда. Правда, Ллойд Уорнер, посетивший
эти места в конце 1920-х годов, описал здесь «племя» мурнгин. Но позднейшие, более
точные исследования Дональда Томсона и супругов Берндт показали, что
«Мурнгин» —. это лишь название одного из родов, а племенные названия среди населения
отсутствуют. В этом смысле социальный строй местного населения существенно
отличается, как указывает Томсон, от социального строя всех других австралийцев
(D. Th oms on. Economic structure..., стр. 5,9—10). Роды здесь объединены в группы,
но лишь внутри фратрий, значит это не племена. Возможно, что тут сказалось
давнее влияние торговли с малайцами, оказавшей вообще заметное воздействие на
общественный строй.
151

ности Ваингакама — ertwa Waingakama opmira — люди стойбища Ва-
ингакама. Самая крупная из этих групп насчитывала в то время,
когда ее посетили Спенсер и Гиллен, всего 40 мужчин, женщин и детей;
территория, занимаемая этой группой около Алис-Спрингс,
составляла около 25 тыс. га, т. е. около 250 км2. Другие группы были меньше,
и некоторые занимали территории всего с десяток квадратных
километров.
Но у австралийцев имелись далеко не одни только территориальные
деления племени. Независимо от них, австралийское племя обычно
подразделялось и на целый ряд других групп, которые регулировали брачно-
половые отношения, а также связаны были с различными обычаями
и верованиями. Важнейшие из этих групп, подразделений племен — это
фратрии, брачные классы (секции) и роды.
_ Фратриями называются экзогамные половины пле-
Фратрии r г тт
r г мени. Иначе их называют иногда «половинами»,
или секциями (но секциями правильнее называть подразделения фратрий).
Деление на фратрии было распространено в Австралии почти
повсеместно. Только очень немногие племена, по преимуществу на окраинах
материка, не знали этого деления. «Можно установить, как общее
правило,— сообщал Хауитт,— что все австралийские племена делятся на две
половины, которые заключают между собой браки, но внутри каждой из
которых брак запрещен»1.
Запрет брака внутри фратрии — основной ее прдзнак. Если племя
делится на фратрии А и В, то мужчина А может жениться только на
женщине из фратрии В, но не из А, а женщина А может выйти замуж только
за мужчину из фратрий В. Нарушение этого запрета каралось по старым
австралийским обычаям очень сурово: виновных убивали.
Запрет брака внутри данной группы называется экзогамией. Следует
отметить, что он распространялся не только на собственно брак, но и на
внебрачные половые связи. Последние не считались у австралийцев чем-
либо зазорным, а тем более преступным, но лишь при условии, если
внебрачные связи происходили без нарушения экзогамии, в противном
случае нарушителям грозила смерть.
Принадлежность к фратриям передавалась у одних племен от
матери, у других от отца. Первый способ (матрилинейный счет, или
материнская филиация фратрий) господствовал у большинства племен юга,
юго-востока и востока Австралии, от области оз. Эйр до восточного и
южного побережий. Второй способ передачи принадлежности к
фратриям (патрилинейный счет, или отцовская филиация) преобладал во
всей северо-западной части материка, от того же оз. Эйр до северного
и западного берегов, а также у отдельных племен крайнего юга и
юго-востока.
Главное значение фратрии — регулирование браков. Но наряду с
этим они играли роль и в других случаях жизни, хотя по большей части в
сравнительно не важных. Например, у аранда деление на фратрии влияло
на планировку стойбища: когда несколько локальных групп собираются
вместе, то, по словам Спенсера и Гиллена, «легко видеть лагерь
разделенным на две половины, причем каждая отделена от другой какой-
нибудь естественной границей, как маленький ручей, или очень часто, если
место стоянки находится вблизи холма, одна половина поставит свои
шалаши на склоне, а другая — на ровном месте»2. У того же племени во вре-
1 Α. Η о w i t t. The native tribes of South-East Australia. London, 1904, стр. 88.
2 В. Spencer a. F. Gillen. The native tribes of Central Australia. London,
1899, стр. 31—32.
152

Фратрии и брачные классы (секции) у австралийцев
1 — две фратрии; 2 — четыре брачных класса: 3 — восемь брачных классов; 4 — бесфрат-
риальная организация; 5 — нет данных
мя сражений люди каждой фратрии бились отдельно, так что их
разделяла какая-нибудь граница. У племени варрамунга с делением на фратрии
были связаны некоторые особенности исполнения религиозных обрядов.
У диери это деление сказывалось во время погребальных обрядов, у
многих племен центра и юго-востока — при церемониях посвящения
юношей; кое-где оно обнаруживалось в играх, например, при игре^в мяч
участники делились иногда на партии по фратриям.
Фратрии почти везде имели определенные названия. Очень
интересно, что эти названия часто были одни и те же у целого ряда племен
определенной области, хотя языки этих племен различались.
Например, у очень многих племен области оз. Эйр и к югу от него вплоть до
побережья господствовала одна и та же пара фратрий: Карару (Кирарава)
и Маттери. У многих племен бассейна р. Дарлинг названия
фратрий Муквара и Кильпара, в восточном Квинсленде — Дилби и Купа-
тин и т. д.
Названия фратрий в большинстве случаев непереводимы и сами
австралийцы не понимают их значения. Но часто эти названия означают
имена животных, большей частью птиц; например, названия фратрий в
западной Виктории Кумите и Кроки означают «черный и белый какаду»,
153

у некоторых' племен Виктории Бунджил и Ваанг означают «клинохво-
стый орел» и «ворон». У некоторых племен, например у аранда,
названий фратрий вообще нет. Там человек называет людей своей фратрии
просто lakakia (наши люди), а людей другой фратрии — maljanuka (мои
друзья). Несомненно, что происхождение фратрий относится к
отдаленному прошлому. Об этом говорит и непонятность большинства названий
фратрий самим австралийцам, и то, что фратрии к XIX—XX вв.
сохранили свое значение главным образом в обрядовой, а не в
практической жизни. Большинство советских этнографов считает, что деление
племени на две половины — это вообще самая древняя и первобытная
форма общественного устройства.
Но для чего же оно было установлено? Так как главное назначение
фратрий — регулирование браков, то было выдвинуто мнение (Л. Морган
и др.), что установление системы фратрий и экзогамии как раз и имело
целью предотвращение браков между близкими родственниками; ведь
при этой системе невозможны браки между братьями и сестрами (ибо
они всегда принадлежат к одной и той же фратрии), а также между
матерью и сыном (при матрилинейном счете) или отцом и дочерью (при патри-
линейном счете). Сторонники этого мнения полагают, что деление на
фратрии первоначально имело этот самый смысл, т. е. что это была
инстинктивная, стихийная борьба за устранение кровосмесительных браков.
Однако большинство советских ученых придерживается другой точки
зрения: смысл введения экзогамии состоял скорее не в предотвращении
родственных браков (ибо она их в конце концов все-таки и не
предотвращает), а в стремлении — хотя и неосознанном — устранить причины
конфликтов внутри общины, нарушающих нормальную хозяйственную
жизнь, и как-то упорядочить брачные отношения.
Другое дело вопрос о том, как именно возникло деление на две
фратрии: путем ли расщепления первобытного племени пополам или,
напротив, путем объединения через браки двух вначале независимых племен
или орд? По этому вопросу между исследователями нет единодушия.
Одни из них, как Хауитт, Спенсер и Гиллен, Фрэзер, стоят на точке
зрения «расщепления», другие, например Мэтью, Риверс, — на точке
зрения «объединения». Второе предположение имеет больше оснований.
У самих австралийцев сохранились местами предания и смутные
воспоминания о какой-то враждебности между фратриями, о том,
что члены фратрии различались между собой прежде по
физическим признакам: у одних, например, «светлая кровь», у других —
«темная кровь», одни с мягкими, другие с жесткими волосами и т. п.
Недавно А. Джолли и Ф. Роз обнаружили у племени ворора
(северо-западная Австралия) предание о том, как соединились вместе две половины
племени.
Примечательные следы прежней отчужденности фратрий
сохранились в одном обычае, соблюдавшемся у племени северо-западной
Виктории: по сообщению Досона, муж и жена не только, как обычно, должны
были принадлежать к противоположным фратриям, но язык жены
должен был отличаться от языка мужа; даже когда жена впоследствии
начинала понимать рачь мужа, она не имела права на этом языке
говорить, так что супружеская пара на всю жизнь оставалась
разноязычной.
Конечно, нельзя делать из всего сказанного вывод, что образование
фратрий происходило в недавнем прошлом. Оно происходило в
незапамятной древности. Но дуальное деление имело такое большое значение
и было так устойчиво в быту и сознании людей, что люди включали в
это деление и все новые группировки, распределяя их по фратриям, и
154

даже физические различия (форму волос и пр.) стали связывать с теми же
фратриями. Конечно, сейчас никаких антропологических различий между
членами двух фратрий одного племени нет и быть не может.
У большинства австралийских племен делением
Брачные классы на две фратрИИ дело не ограничивалось: каждая из
(секции; них β свою очередЬ подразделялась на два
«брачных класса» (секции)х. Смысл деления на брачные классы — дальнейшее
ограничение браков близких родственников. Дело в том, что деление на
фратрии не совсем их предотвращало: при женской филиации
оставался возможным брак отца с родной дочерью (ибо они принадлежат к
разным фратриям), а при мужской — брак матери с родным сыном.
Очевидно, чтобы помешать и этим бракам, многие племена ввели у себя
систему четырех брачных классов.
Эта система гораздо сложнее двухфратриальной. Она состояла в том,
что каждая фратрия делилась на два брачных класса и брак допускался
только между определенными парами классов. Например, если одна
фратрия делится на брачные классы АжВ,а другая на С и D, то брак
возможен только между А и С, между В и D, но не иначе. Самое же
замечательное в этой системе то, что дети при таких браках не принадлежат ни к
брачному классу матери, ни к классу отца, а к третьему классу, который
входит в одну фратрию с брачным классом матери (при матрилинеином счете)
или с брачным классом отца (при патрилинейном). Следовательно, если
при материнском счете мужчина А женится на женщине С, то дети их
будут D, а при браке мужчины С с женщиной А дети будут В. В свою очередь,
когда мужчина В женится на женщине D, то дети причисляются к С, а
когда мужчина D берет себе женщину В, то дети оказываются А.
Это можно изобразить в виде схемы2.
Βζ?=-Όψ D#"Wbo
Таким образом, принадлежность к брачным классам наследовалась
не прямо, а через поколение. Каждый человек принадлежал к брачному
классу своей бабки по матери и своего деда по отцу.
Нетрудно видеть, что при таком порядке совершенно исключалась
возможность браков как братьев с сестрами, так и родителей с детьми.
1 Подразделения фратрий называются в литературе по-разному. Когда их
впервые открыл Л. Файсон, он назвал и фратрии и их подразделения просто «классами».
Этот термин принял от него Морган, а за ним Энгельс, который тоже называл и
фратрии и их подразделения «классами». Спенсер и Гиллен, а затем Томас и другие стали
обозначать «классами» только подразделения фратрий. Русский этнограф А. Н.
Максимов первым ввел обозначения «брачные классы», которое впоследствии вошло в
русской литературе в широкое употребление. В зарубежной науке об австралийцах
употребляется в последнее время обычно термин «секции»— термин, имеющий то
преимущество, что не ведет к двусмысленности (брачный «класс» — общественный класс).
В настоящем изложении, однако, сохранен наиболее установившийся в русской
литературе термин «брачные классы».
2 В схеме белыми кружками обозначены люди одной фратрии, черными —
другой. Знак = означает брак, вертикальные линии — потомство. Знак и? — мужчина,
$ — женщина.
155

Посмотрим на конкретных примерах, как действовала эта система
регулирования браков. У племени камиларои (северо-восточная часть
Нового Южного Уэльса; этот пример приводили в свое время Морган
и Энгельс) были две фратрии — Купатин и Дилби, которые
подразделялись на брачные классы (секции)1:
Купатин: Ипаи,
Кумбо;
Дилби: Мури,
Куби.
Порядок заключения браков имел следующий вид:
мужчина Ипаи женится на женщине Куби, их дети — Мури;
Кумбо
Мури
Куби
Мури, »
Кумбо, »
Ипаи, »
— Куби;
— Ипаи;
— Кумбо.
Это можно представить наглядно в такой схеме:
Ипаи -
I
Кумбо
I
1
Ипаи <
Куби
I
Ψ
Мури
I
►Куби
(горизонтальные стрелки означают браки, вертикальные — потомство).
ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ПЛЕМЕНИ
КАМИЛАРОИ
* ( Ипата
Ипаи I Кумбо I Мурри\ Кубби
Бута
(Магпа ] \Капота\
СХЕМА БРАЧНОГРУППОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
о
(Капота) ь Г
( Мата) ч Кумбо ( Б^та ) * '
Схема группового брака у племени камиларои
Все женщины определенного брачного класса (например, Капота) считаются женами всех
мужчин определенного брачного класса (Ипаи). Дети их принадлежат к третьему классу
(Мурри и Мата), входя во фратрию матери (женский счет родства). Практически этот
порядок не исключает •устойчивых брачных связей отдельных пар
У тех племен, у которых фратрии не матрилинейные, а патрилиней-
ные, схема брачных классов имела такой же точно вид, с одной только
1 Каждое из четырех названий брачных классов имеет параллельную женскую
форму: Ипаи — Ипата, Кумбо — Бута, Мури — Мата, Куби — Кубита (Капота); но
эти женские формы можно для простоты опустить.
156

разницей: дети причислялись к брачному классу той же фратрии, в
какую входил брачный класс отца. Примером могут служить брачные
правила у южных аранда. У них каждая из фратрий (названий они не имели)
делилась на два брачных класса.
Фратрия А: Панунга, Фратрия В: Пурула,
Бултара; Кумара.
Мужчина Панунга вступал в брак с женщиной Пурула, и их дети
были Бултара. Мужчина Пурула женился на женщине Панунга, их дети —
Кумара. При браке мужчины Бултара с женщиной Кумара дети —
Панунга, а при браке мужчины Кумара с женщиной Бултара дети —
Пурула. Это изображается в схеме, которая вполне аналогична
вышеприведенной (горизонтальные стрелки — браки, вертикальные — потомство):
Панунга < >· Пурула
! I
Бултара « -->- Кумара
I I
Панунга« —► Пурула
Система четырех брачных классов была распространена в Австралии
очень широко, хотя и не так повсеместно, как система двух фратрий.
Племена юго-востока, от области оз. Эйр до Виктории, ее не знали.
Зато она господствовала у племен Квинсленда и Нового Южного Уэльса и,
переходя оттуда через Центральную Австралию (южные аранда и
лоритья), охватывала часть Южной и всю Западную Австралию. При
этом на востоке и на юге брачные классы сочетались с матрилинейными
фратриями, в центре и на западе — с патрилинейными.
Названия брачных классов, как правило, непереводимы и из языков тех
племен, где они существуют, не разъясняются. Это отчасти и понятно, потому
что обычно у целого ряда племен обширной области имелись налицо одни и
те же названия брачных классов, которые, очевидно, переходили от
одного племени к другому и, может быть, происходят из языка
какого-нибудь малоизвестного или даже давно вымершего племени. В тех
немногих случаях, когда значение названий брачных класов известно, они
означают животных.
Наиболее широко распространенные названия брачных классов у
племени Нового Южного Уэльса: Ипаи, Кумбо, Мури, Куби; у племен
Квинсленда: Вунго, Кубару, Гургела, Бунбаи; у племен центра и запада:
Панунга (Банака), Бултара (Пальери), Пурула (Булунг), Кумара (Ка-
римера). Все названия, впрочем, имеют у разных племен довольно
разнообразные варианты.
Часть австралийских племен, не удовольствовавшись этим и без
того уже довольно сложным делением на четыре брачных класса,
подразделили каждый из них на два, так что получилась восьмиклассовая
система.
Она господствовала у племен Центральной и Северной Австралии,
от аранда до залива Карпентария. По всей вероятности,
восьмиклассовая система зародилась где-то у северных племен и распространилась в
южном и юго-восточном направлениях, переходя от племени к племени,
и дошла до аранда; северные аранда приняли эту восьмиклассовую
систему, но южные остались при четырехклассовой.
157

На примере северных аранда можно рассмотреть схему деления на
восемь брачных классов (или подклассов, подсекций) и порядок заключения
браков:
Муж Жена Дети
Фратрия А
Фратрия В
Панунга
Укнариа
Бултара
Аппунгерта
Пурула
Унгалла
Кумара
Умбитчана
Пурула
Унгалла
Кумара
Умбитчана
Панунга
Укнариа
Бултара
Аппунгерта
Аппунгерта
Бултара
Укнариа
Панунга
Кумара
Умбитчана
Пурула
Унгалла
Присмотревшись к этой таблице, мы видим, что порядок браков и
счет происхождения несколько сложнее, чем при четырехклассовой
системе, но по существу они похожи. Здесь также налицо непрямая
филиация. Человек принадлежит, как при четырехклассовой системе, к
брачному классу (подклассу) своего деда по отцу, но уже не бабки, а
прапрабабки по матери. По мужской линии брачные классы повторяются через
одно поколение, но по женской — через три поколения на четвертое.
Например, внук мужчины Панунга (сын его сына) будет тоже
Панунга, но внучка (дочь дочери) женщины Панунга будет не Панунга, а
Укнариа, и только внучка последней будет опять Панунга.
Такова в самых кратких чертах эта своеобразная, на наш взгляд
странная и сложная, но стройная и симметричная структура четырех брачных
классов и восьми подклассов. Невольно встает вопрос о ее смысле и
происхождении. Вопрос этот тем более законен и тем более интересен, что
вся эта система представляет собою совершенно исключительное явление,
известное только" в одной Австралии и ни в одной другой стране никогда не
наблюдавшееся.
Когда в 1880 г. ЛЬример Файсон впервые открыл для науки брачные
классы камиларои и других австралийских племен, он с замечательной
проницательностью угадал их значение, указав, что это есть не что иное,
как форма группового брака. Брачные классы — это группы мужчин
и женщин племени, между которыми допускаются брачно-половые
отношения.
«Брак теоретически является коммунальным (т. е. групповым),—
писал Файсон.— Иными словами, он основан на браке всех
мужчин одного деления племени со всеми женщинами того же поколения
в другом делении»1. Так, у камиларои все мужчины Ипаи ^читаются
потенциальными мужьями всех женщин Кубита, все мужчины Кумбо — всех
женщин Мата и т. д. Эта догадка Файсона в дальнейшем подтвердилась
всеми новыми фактами, открытиями Хауитта, Спенсера и Гиллена и др.
Брачные классы — несомненно организация группового брака. Но
почему приняли они такую необычную и на первый взгляд странную форму?
Системы Чтобы уяснить себе этот вопрос, надо познакомить-
обозначения ся с системами родства у австралийцев.
родства Системы обозначения родства австралийцев
принадлежат к классификаторскому «турано-ганованскому», как назвал
его еще Морган, типу. Сами термины родства у разных племен,
стр,
1 L. Fison
50.
а. Α. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai. Melbourne, 1880,
158

конечно, совершенно различны, но общая структура родственных
обозначений почти везде одна и та же.
Первая и важнейшая их особенность — групповой характер
родственных терминов, чем они резко отличаются от наших
индивидуальных обозначений. Если европейцы называют терминами «мать», «отец»,
«жена», «муж» и прочими каждый раз одно определенное лицо, то у
австралийцев, напротив, каждый из подобных терминов обозначает целую
группу лиц, и притом очень большую. Для австралийца «жена», например,
это любая женщина, входящая.в тот брачный класс, из которого он может
брать себе жен, а он сам для них всех —«муж». Точно так же термином
«отец» австралиец обозначает всех мужчин того брачного класса, к
которому принадлежит его действительный отец, термином «мать»— всех
женщин брачного класса, в который входит его настоящая мать, и т. д.;
таким образом, «отцов», «матерей», «жен», «сыновей» и пр. у каждого
австралийца очень много.
Например, у аранда мужчина брачного класса Аппунгерта называет всех
мужчин брачного класса Панунга старшего, чем он сам, поколения— ката
(отцы), всех женщин брачного класса Пурула того же поколения —майя
(матери), всех мужчин своего собственного брачного класса и своего поколения
он называет калъя (старшие братья) или итиа (младшие братья), а мужчин
старшего поколения — аранга (деды) и т. д. Правда, у тех же аранда и у
некоторых других племен есть и особые обозначения для ближайших
родственников; например, мужчина и женщина аранда может назвать своего
родного отца, если это требуется, особым термином каталтъя, свою родную
мать матъинга и т. д.; но эти «индивидуальные» термины образовались от
тех же общих терминов и имеют явно позднейшее происхождение.
Основное же значение всех этих терминов — групповое. Это свидетельствует
с несомненностью о том, что австралийские номенклатуры родства
складывались в эпоху полного господства группового брака и коллективных
отношений родства.
Вторая характерная черта австралийских систем родства — строгое
разграничение отцовской я материнской линий родства. Родственников
по отцу и родственников по матери австралиец, в отличие от европейцев,
никогда не обозначает одинаковыми терминами. Брата отца он всегда
отличает от брата матери (у европейцев одинаково —«дядя»), сестру отца
от сестры матери («тетка»), детей брата от детей сестры («племянник»)
и т. д.
Так, например, у тех же аранда дядя по отцу называется, так же как
и отец,— ката, но дядя по матери — камуна; сестра матери, так же как
мать, майя, но сестра отца — вонна и т. п. Эта особенность указывает на
тесную связь австралийской терминологии родства с системой двух
экзогамных фратрий. В своем первоначальном значении термины
родства, очевидно, обозначали не индивидуальное родство в нашем
смысле, а прежде всего принадлежность к данной или противоположной
фратрии.
Лучше всего видно это из такой поразительной особенности очень
многих австралийских терминологий родства, как неодинаковость
обозначений детей отцом и матерью. Например, у диери отец называет своих
детей нгата-мура, а мать называет их неатани\ у иваидьи отец называет
их нгавин, а мать — нгаиянг.
Мало того, у некоторых племен (например, у аранда) мужчина
называет своих детей и детей брата одним термином, а детей своей сестры
другим; женщина же называет первым термином детей своего брата, а
вторым детей своей сестры и своих собственных. У аранда первый
термин — алирра, второй— амба.
159

Употребление этих терминов получает такой вид:
Своих Детей Детей
детей брата сестры
Мужчина называет алирра алирра амба
Женщина называет амба алирра амба
Это довольно необычное различение находит себе простое объяснение,
если допустить, что оба термина означали первоначально только
принадлежность к определенной фратрии: алирра значило (при патрилинейном
счете) «дети нашей фратрии», а амба—«дети чужой фратрии».
Третья отличительная черта австралийских систем родства состоит
в том, что они всегда (за очень редкими исключениями, о которых будет
сказано ниже) строго различают поколения, в особенности смежные.
Родственники, принадлежащие к даум смежным поколениям, никогда не
обозначаются одинаковым термином. Однако несмежные поколения
иногда объединяются в одном родственном термине.
Но не только поколения, а и возрастные различия в пределах одного
и того же поколения нередко отражаются в терминологии родства,
особенно в своем поколении. Между старшими и младшими братьями и
сестрами почти всегда проводится различие. Так, например, на языке лоритья
старший брат называется куша, старшая сестра канкуру, младший брат
маланту, а младшая сестра малангу. У многих племен это различение
старшинства считается даже более важным, чем различение брата и
сестры: нередко младший брат и младшая сестра называются одинаково, но
отделяются от старших брата и сестры. Например, у аранда старший
брат именуется, по Штрелову, калъя (по Спенсеру и Гиллену, окилиа),
старшая сестра квайя(унгаритъя), а младший брат и младшая сестра итиа.
Нередко различаются также старшие и младшие братья и сестры отца и
матери и т. п. Одним словом, в австралийских терминологиях родства
сказалось очень важное значение, придаваемое возрасту и счету поколений
в примитивном обществе.
Еще одна интересная особенность австралийских систем родства —
часто встречающаяся в них взаимность обозначений (то, что в
европейской терминологии почти отсутствует). Очень часто, например, муж и
жена называют друг.другах>дним и тем же словом: у аранда ноа} у арабана—
пупа, у нарриньери — капи, у лоритья — кури. Столь же часто деды и
внуки называют друг друга одинаково: у аранда аранга значит отец отца
(дед) и сын сына (внук), у арабана каднини имеет те же значения. Эта
странная для нас черта еще раз напоминает о том, что австралийские
системы родства складывались в совсем иных условиях общественной
жизни, чем знакомые нам.
Наконец, последняя характерная черта этих систем заключается в
одинаковости обозначении родственников и свойственников — черта,
европейцу опять-таки чуждая и непривычная. У австралийцев она
встречается постоянно. Так, один и тот же термин обозначает, например, сестру
отца и мать жены, один термин — брата матери и отца жены, один —
сына сестры и мужа дочери, один — дочь брата и жену сына, наконец,
один — дочь брата матери и жену. Эта очень характерная особенность
объясняется своеобразными формами брака, о которых будет сказано дальше.
Если теперь присмотреться к терминологии родства какого-нибудь
племени в целом, то можно заметить, что она очень хорошо
приспособлена к системе четырех и восьми секций в сочетании с делением на поколения.
Это ясно видно из следующей схемы системы родства аранда (см. табл.
на стр. 161):
160

я
аз
а
m
о
^я
•2§*
ε S3
ε s
^1
Η
о
Ν—""
и
о
н
о
S s w
S 3 "
■ й
§,φ ° φ
->, Η - Pi
g φ Η
Οι
а* Я
ЧЭ
Рн
ю
3 Φ ~ н
β а к
и
§
Η
о
3
о
φ
о
β
Η Д .Ь
Рн^
* ь Й
ь^ ГО g
Рн>>
о
« Рн
φ
Я Н^ч
Я φ
о
н еГго оЗ^
го « 5 м о/у
•■2 \о ··» о В е Рн
"^» **■ С· -» m Ь
^ Φ « - ^ - Ф -
•^ \о ·~ о ст· е »-*н
*««» *~ у "J (Ц Ь
0§й|£ go
с,^ р.— g а
о 2
го
Η
о
ι Ь
ф -
Я ^ ^
§ о рн ν и
> о я >я
Рн φ
«: φ £ о
-ί Η ГО щ
s в; ο g и
ЗРн* £
Ь в
^3
&: t=c φ
*- л
gvo
IS
-J
η
о
β и
е о
а
^; w
PQ
О
Я
11 Народы Австралии и Океании
η
о
я
о
о
л
ч
о
и
я
5
Рн
я
я
Рн
Я н
Я я
го _
»&
φ φ
iS
Я о-
РнИ
1С я
н
Я
161

Такое замечательное соответствие системы брачных классов и
терминологии родства заставляет прийти к выводу, что то и другое причинна
связано. Либо брачные классы возникли из системы родства, либо,
наоборот, система родства из брачных классов. Какое из этих двух
предположений является правильным, нетрудно видеть. Дело в том, что система
восьми и четырех брачных классов — явление сравнительно позднее.
Терминологии же родства, несомненно, складывались в отдаленном
прошлом.
Кроме того, очень важно отметить, что совершенно такие же
системы родства известны и у тех племен, где никаких брачных классов по
было, а были только две фратрии.
Отсюда нетрудно уяснить себе и происхождение четырех- и восьми-
классовой системы у австралийцев. Эта система, видимо, сложилась в
результате действия характерных брачных порядков австралийцев,
основанных на экзогамных фратриях и на определенном исчислении родства.
Рубрики этих брачных классов имелись фактически даже у тех племен, у
которых названий брачных классов не было. Достаточно было ввести эти
названия, чтобы сразу закрепить и как бы систематизировать группировку
разных категорий родственников вокруг говорящего лица. Таким
образом, брачные классы австралийцев есть не что иное, как систематизация
терминологии родства, а тем самым — отношений группового брака.
Отношения группового брака у австралийцев извест-
Брачные правила rj г j г *-.
r г ныв двух типах, которые хорошо изучены Брауном
и Элькином. Из советских исследователей много сделали для
понимания их А. М. Золотарев, В. К. Никольский, Е. Ю. Кричевский,Ю. М. Лих-
тенберг. Эти два типа условно называют «тип арабана» (I) и «тип диерп»
(II). Первый тип состоял в тому что нормальным браком считался брак
с дочерью брата матери, второй — в тож, что брак заключался между
двоюродными братьями и сестрами, принадлежащими к разным фратри
ям, что может быть весьма неуклюже, но точно выражено формулон:
брак с дочерью дочери брата матери матери.
Первый тип породил четырехклассовую, второй — восьмиклассовую
систему.
Брак с дочерью брата матери или — что в данном случае то же самое —
с дочерью сестры отца называется в научной литературе
«перекрестно-двоюродным» (или, с английского, «кросс-кузенным») браком. Вопрос о
происхождении этой формы брака не представляет больших трудностей,
если только не забывать, что у австралийцев родственные обозначения
относятся нв к отдельным лицам, а к целым группам. Поэтому «дочь брата
матери» с австралийской точки зрения — это не обязательно родная' дочь
родного брата родной матери, а просто женщина соответствующей
брачной группы, быть может, находящаяся в весьма отдаленное реальном
родстве сданным мужчиной. При системе двух фратрий и женской
филиации мои «матери» — это женщины моей фратрии старшего, чем я,
поколения; их «братья» —мужчины того же поколения и моей же фратрии
по рождению: они вступают в брак с женщинами противоположной
фратрии, и их «дочери», согласно материнской филиации, принадлежат к топ
же фратрии, но уже к моему поколению. Они и являются, по обычаю,
моими «законными» или, по крайней мере, потенциальными женами. В этом
весь первоначальный смысл «кросс-кузенного брака», хотя он
впоследствии и видоизменился, стал устраиваться на основе не группового,
а индивидуального родства.
Этот вид брака (тип I), естественно, порождает систему четырех
брачных классов, хотя бы названий этих брачных классов и не существовало..
В самом деле: при системе двух фратрий А и В все женщины фратрии В
162

являются потенциальными женами мужчин фратрии А. Но если брак*
заключается внутри своего поколения, то тем самым половина этих
женщин (именно, принадлежащих к смежным со мной поколениям,
старшему и младшему) исключается из числа возможных жен. Так и получается
в четырехклассовой системе с непрямой филиацией через поколение. Она
представляет собою чистую форму группового брака, которая и
отражается непосредственно в терминологии родства.
Примером может служить система арабана, которую можно
представить в такой схеме:
Поколение
I
II
III
IV
V
Фратрия Кирарава 1
Группа А
К aw кика
(братья матерей,
отцы жен)
Luka (матери)
Namumu
(младшие сестры
матерей)
Thidnurra
(дети сестер)
Группа в
Kadnini
(отцы отцов,
матери матерей)
Nithie
(старшие братья)
Какиа
(старшие сестры)
Я (мужчина)
Кирика
(младшие братья
и г остры)
1.
Kadnini
(дети сыновей)
Фратрия Маттурие
Группа С
Nia
(отцы)
NowiUie
(сестры отцов,
матери жен)
Biaka
(дети)
Группа D
NowiUie
(матери отцов)
Thunthie
(отцы матерей)
Wittewa
(сын о вья с та рш и χ
сестер отцов,
мужья сестер)
Nupa
(дочери старших
сестер отцов, жены);
Apillia
(дочери младших
сестер отцов)
Thunthie ,
(дети дочерей)
Отсюда происходит и характерное для австралийских терминологий
родства отождествление родственников со свойственниками. При данной
форме брака брат матери является в то же время отцом жены, сестра отца —
матерью мужа, сын сестры мужем дочери, а дочь брата — женой сыша.
И*
163

Это видно наглядно из схемы:
(е)
(d)
(а)
(Ь)
ί брат матери
V отец жены
( сестра отца
[ мать мужа
( сын сестры
1 муж дочери
( дочь брата
1 жена сына
(d) |
(Ь) )
(е) 1
(а))
(d) \
(Ь)1
(е) |
(a) J
для
для
для
ДЛЯ
(а)
(Ь)
(е)
(d)
•= о с/= ·
(с) ι +(d) (е) ι +(f)
(а) +(Ъ)
Однако данная форма брака (первый тип) была распространена у ав
стралийцев далеко не повсеместно. Она известна была прежде всего у ара-
бана (поэтому и называется иногда «типом арабана»), а также у ряда
племен юго-востока (нгариго, волгал, юин, вакка и др.), на северо-западе
у карнера, повидимому, и у ряда племен севера.
Чаще встречался в Австралии второй тип брака. Он представляет
собой дальнейший шаг в развитии брачных порядков. Состоит он в
существенном ограничении круга выбора жен и мужей:
перекрестно-двоюродные братья и сестры считаются теперь слишком близкими
родственниками, и брак между ними не допускается; брак заключается между их детьми,
т. е. между перекрестно-троюродными братьями и сестрами. Такие
брачные порядки известны, например, у диери. У них дочь брата матери не
считается, в отличие, например, от арабана, законной супругой; брак
допускается только в следующем поколении, т. е. с «дочерью дочери брата
матери матери».
Различие между этим «типом II» (или «типом диери») и «типом I»
браков наглядно видно из следующей схемы:
Тип I (арабана) Тип 11 (диери)
* ι
V-
if *
Этот второй тип брака был распространен в Австралии более широко,
чем первый: он господствовал у большинства племен центра, запада,
Квинсленда, Нового Южного Уэльса, Виктории. И подобно тому, как
первый тип брака создал четырехклассовую систему, второй тип привел
к появлению восьмиклассовой, хотя бы названий восьми брачных
классов (подклассов) и не было. Введение особых названий восьми брачных
классов (у северных племен) не внесло здесь, по существу, ничего нового
и скорее упростило, чем усложнило брачную организацию.
Таким образом, вся эта замечательная, кажущаяся на первый взгляд
такой сложной и запутанной, а в действительности стройная и ясная
организация представляет собой естественное порождение группового
перекрестно двоюродного брака и его дальнейшего развития. Отсюда
м эта своеобразная симметрия брачных отношений.
164

У некоторых племен, однако, эта симметрия нарушалась. Известны
племена с «аномальной» брачной системой. У них вместо двух фратрий
или четырех брачных классов были непарные и нечетные экзогамные
группы. Так обстояло дело у некоторых племен юго-западной Виктории,
у нарриньери, у отдельных племен Арнхемленда. Местами же фратрии
и брачные классы (секции) совершенно исчезли и брак регулировался
только индивидуальным родством и территориальными связями. Так
получилось у чепара (восточный берег), у курнаи, у западных лоритья,
у какаду на севере1. Некоторые реакционные исследователи старались
доказать,— для того чтобы опровергнуть концепцию Моргана и
Энгельса,— что эти племена, не имеющие ни фратрий, ни брачных классов,
являются представителями древнейшей стадии, тогда как в
действительности они как раз представляют собою образец распада древних форм.
Система фратрий и брачных классов (секций)
дополняется у австралийцев еще одним, повсеместно
распространенным и исторически наиболее важным видом социальных
делений: это собственно роды, часто называемые «тотемическими
группами». Название «тотемическая группа» употребляется в литературе очень
часто, но оно в данном случае явно неудачно, так как указывает на
признак, относящийся к религиозным верованиям (о них см. в главе «Религия
австралийцев»), а не к общественным формам в собственном смысле слова.
Английские исследователи называют эти группы часто также «кланами»
(clans), т. е. родами. И в самом деле, «тотемические группы»
представляли собой не что иное, как именно родовые группы: связь между
членами их построена на кровном родстве. У одних племен при этом принят
женский, у других — мужской счет родства (об их исторической
последовательности сказано дальше).
Каждое австралийское племя, за весьма немногими исключениями,
делилось на некоторое количество (10—30) экзогамных родовых групп,
называвшихся обычно по имени животных. Так как подавляющее
большинство австралийских племен имело деление на фратрии, то роды во
всех этих случаях были подразделениями фратрий. Так, например, в
племени арабана фратрия Кирарава делилась на роды: Ковровой змеи,
Ворона, Пеликана, Водяной курочки, Ящерицы и Облака, а фратрия
Маттурие на роды Дикой утки, Цикады, Черного лебедя, Эму, Динго
и Дикой индейки.
Счет родства и происхождения в этих родах был такой же, как и в тех
фратриях, подразделения которых они составляли: там, где фратрии ма-
трилинейные, там матрилинейны были и роды, а где фратрии патрили-
нейные — там роды были патрилинейны. Таким образом, например,
у тех же арабана дети женщины из фратрии Маттурие, рода Цикады
будут тоже Маттурие и Цикады.
Можно считать установленным, что исторически фратрии древнее
родов. Энгельс был вполне прав, когда назвал фратрии «первоначальными
родами». В дальнейшем развитии они подразделились на те роды,
которые существуют сейчас.
Так как роды составляли подразделения фратрий, а фратрии были
экзогамны, то совершенно естественно, что роды тем самым тоже не могли
1 А. Элькин устанавливает, на основе своих более широких наблюдений,
пять основных типов брачных правил и связанных с ними систем родства. Он условно
называет их: «система кариера» (соответствует нашему «типу I»); «система караджери»
(промежуточный тип); «система ныоль-ныоль, или аранда» (соответствует «типу II»);
«система алуриджа» (близкая к предыдущему типу); «система унгариньин»
(сближение смежных поколений и допущение соответствующих браков). См. А. Элькин.
Коренное население Австралии. М., 1952, гл. 3.
165

не быть экзогамными. Поэтому можно сказать, что они сами по себе не
оказывали влияния на брак: брак регулировался или принадлежностью
к фратрии и к брачному классу, или просто родством. Но есть сообщения
о том, что у некоторых племен и роды, как таковые, принимались во
внимание при заключении брака. Так, по сообщению Спенсера и Гиллена,
у племени арабана браки заключаются не просто между лицами
противоположных фратрий, но непременно между определенными тотемиче-
скими группами; так, мужчина Эму должен жениться на женщине Крысе,
мужчина Цикада на женщине Вороне, мужчина Лебедь на женщине
Пеликане, мужчина Дикая индейка на женщине Облако и т. д. Такие же
браки между определенными тотемами отмечены у племени итчумунди
и карамунди (р. Дарлинг) и на севере у племени варраи и на р. Ропер.
Однако новейшие исследования Элькина опровергают эти сообщения:
Элькину удалось установить, что это предпочтение браков только между
определенными родами («тотемическими группами») объясняется просто
обычаем заключать браки между известными группами родственников
(с дочерью брата матери) и что дело тут, следовательно, совсем не в
тотеме. Избегали только жениться, по словам Элькина, на женщине из рода
отца1.
Роды становились сами по себе экзогамными только там, где фратрии
исчезали или экзогамия фратрий нарушалась. Первое было отмечено
еще в XIX в. местами на западном побережье, у племен юго-западной
Виктории, у нарриньери, юин, мурринг и др., второе—нарушение
экзогамии фратрий — у камиларои, грингаи.
Соотношение между родами и брачными классами (секциями) несколько
сложнее. Каждая фратрия делилась на два (или на четыре) брачных
класса и на некоторое количество родов. Но счет происхождения в родах
(как и во фратриях) был прямой, а в брачных классах непрямой; поэтому
роды не могли быть так распределены между брачными классами, как они
были распределены между фратриями: каждый из них состоял из
представителей двух (а при восьмиклассовой' системе четырех) брачных классов.
Так, например, у племени камиларои дети женщины рода Ковровой змеи из
брачного класса Кумбо были Ковровые змеи, но принадлежали к брачному
классу Ипаи, и, таким образом, род Ковровой змеи состоял из людей
обоих этих брачных классов.
Каково было соотношение .между родом (<4тотемической группой»)
и локальной группой? При патрилинейном счете (следовательно, у
северных и северо-западных племен) род, как правило, совпадал с
локальной группой и, таким образом, отдельной общественной единицы, не
составлял. Но при матрилинейном счете (т. е. у племен южных,
юго-восточных и восточных) положение было более сложно: так как
брак у австралийцев был, как правило, «патрилокален» и жена
поселялась в локальной группе мужа, то, естественно, совпадения между
локальной группой и родом быть не могло. Каждая локальная группа
состояла из людей разных родов и, наоборот, каждый род был как
бы «рассеян» между разными локальными группами. В таком случае
очень важно узнать: каково же было общественное значение рода
самого по себе?
Как уже было сказано, к брачным правилам, которые у австралийцев
доставляли дело большой важности, роды непосредственного отношения
обычно не имели. Прямое отношение они имели к религиозным обрядам
{об этом сказано в другом месте). Однако есть данные, что между членами
1 А. Р. Ε 1 k i п. Kinship in South Australia. «Oceania», vol. XIII, № 4,
стр. 451—452.
166

Распространение мужской и женской филиации
1 — женская филиация (счет родства); 2 — мужская филиация (счет родства); 3 — двусторонний
счет родства
одного и того же рода, даже когда они принадлежали к разным
локальным группам и жили далеко друг от друга, имелась известная связь,
иногда довольно прочная, что между ними было сознание родства и
солидарности.
Например, о племени диери Хауитт сообщает со слов своего
корреспондента-миссионера: «Люди одного тотема держатся вместе, едят и
живут вместе и ссужают друг другу своих женщин. Даже чужестранцы,
пришедшие за 300—400 миль, получают радушный прием. Первый
вопрос (к ним): «Minna murdu?», т. е. «Какой твой тотем?». Окрестные и
отдаленные племена имеют некоторые тотемы, отличные от тотемов диери,
но они всегда могут определить, какие им соответствуют»1. Из этого очень
важного сообщения видно, что люди одной тотемической группы, т. е.
одного рода, сознавали свое родство и общность интересов, даже когда
они принадлежали к разным племенам.
Тот же Хауитт сообщает, что у племени вотьобалук принадлежность
к роду имела значение в делах кровной мести. Он приводит случай, когда
в связи с убийством одного человека из рода Черной змеи человеком,
1 «Journal of Anthropological Institute», 1891, vol. XX, стр. 41—42.
167

принадлежавшим в роду Белого какаду, виновник был убит родней
погибшего и при этом возникла угроза военного столкновения между
обоими родами. Аналогичное сообщение делает и Досон о племенах юго-
западной Виктории и в несколько более неопределенной форме —
Файсон.
О племенах Западной Австралии очень интересное наблюдение
сделал еще Грей. Он писал: «...Самый замечательный закон это тот, который
заставляет семьи, связанные по крови по женской линии (т. е. роды),
соединяться для целей защиты и для мести за преступления; а так как
отец имеет нескольких жен и часто все они из разных семей (родов), то
его дети постоянно разделяются между собой; между ними не существует
никакой общности...»1.
Род обычно имел своего главаря. Там, где род не совпадал с локальной
группой, там и главарь у него был особый от предводителя этой группы.
„ Чтобы сделать более ясными изложенные выше
Историческая γ
последовательность Факты, касающиеся материнского и отцовского
женского счета происхождения, а также вопрос о соотноше-
и мужского счета нии родовых и локальных групп, необходимо кратко-
происхождения остановиться на вопросе об их исторической связи.
Со времен Бахофена, Моргана и Энгельса в науке установился взгляд,
что женский счет родства вообще предшествует мужскому. Большинство'
прогрессивных ученых, в том числе и буржуазных, признает его за истину.
Лишь реакционные буржуазные ученые, для того чтобы опровергнуть
идею исторической закономерности и одновременно протащить
антинаучную теорию извечности буржуазной формы семьи, пытаются доказать
исконность мужского счета родства. По Вестермарку, именно отцовская
филиация является древнейшей. Гребнер выдвинул положение, что развитие
мужского и женского счета родства шло параллельно; первый связан
с «тотемической» культурой, второй — с «двухклассовой», т. е., иначе
говоря, фратрии сами по себе всегда были матрилинейны, а роды («тоте-
мические группы») — патрилинейны. Факты австралийской этнографии,
однако, решительно противоречат этому голословному утверждению.
В недавнее время Элькин выступил с теорией, по которой у
австралийцев существует параллельно два вида родов: матрилинейные
«общественные» роды, связанные с физиологическим родством, и патрилинейные
«культовые» роды, основанные на вере в воплощение душ2. Но и эта
искусственная идеалистическая теория лишена всякой убедительности.
В советской этнографической литературе не раз ставился вопрос об
австралийских родственных отношениях и их значении для решения
проблемы происхождения и развития рода. А. Н. Максимов пытался доказать,
что у австралийцев фратрии всегда матрилинейны, наследование же
тотема (т. е. родового имени) может идти как по женской, так и по мужской
линии3. Общеисторических выводов из этого взгляда Максимов не делал,
да и с чисто фактической стороны взгляд его вызывает сомнения.
Некоторые советские этнографы (А. М. Золотарев, С. П. Толстов) высказали
предположение, что у австралийцев еще недавно господствовала
повсеместно материнская филиация (во фратриях и родах), но под влиянием
вторжения колонизаторов у многих племен совершился переход к
отцовскому счету родства.
С общеисторической точки зрения материнский счет родства,
предшествует отцовскому. Подробно писал об этом Энгельс в «Происхождении;
1 J. G. F г a~z е г. Toteraism and exogamy, vol. I, London, 1910., стр. 553.
2 А. Элькин. Коренное население Австралии, Μ., 1952, гл. 6. *
3А. Максимов. Материнское право в Австралии. М., 1930.
168

семьи, частной собственности и государства». И у австралийцев, как
и У других народов, древнейшим был женский счет родства. Он
был основан на простейшей биологической связи матери с ребенком
и на том, что в условиях первобытного охотничьего хозяйства
женщины и дети составляли более оседлую и стабильную часть общины,
тогда как мужчины вели более бродячую охотничью жизнь; наконец,
женский счет родства закреплялся обычаем группового брака, делавшим
отцовство мало достоверным. Конечно, женский счет родства нельзя
безоговорочно отождествлять с матриархатом, а отцовский счет родства
тем более нельзя приравнивать к патриархату.
Вопрос о матриархате нуждается в некотором разъяснении. Понятие
«матриархат» уже давно употребляется в этнографической науке. Но
иногда его понимают слишком буквально, по аналогии с
патриархатом, как господство женщин в обществе и в семье. На самом деле
развитая форма матриархата, при которой женщины занимали ведущее
положение в обществе, известна у племен с более высоким уровнем
хозяйственного и общественного развития (см., например, главу «Микроне-
зийцы»).
На более ранних ступенях развития существовало скорее равноправие
полов, сравнительно независимое, но отнюдь не господствующее
положение женщин в семейной и общественной жизни. В этом смысле можно
говорить о ранней форме матриархата у австралийцев.
Чем был вызван переход у многих австралийских племен от женского
к мужскому счету родства, не совсем ясно. У некоторых племен этот
переход произошел, повидимому, недавно: у аранда, например,
сохранились отчетливые следы прежнего материнского счета родства. Очень
возможно, что в переходе к патрилинейному счету важную роль играли
передвижения племен, заселение внутренних областей материка, в
частности тех более скудных районов, где аборигены должны были шире
разбредаться в поисках пищи, где получили преобладание
индивидуальные приемы охоты. Это могло вести к укреплению парного брака
за счет группового и тем самым к повышению роли отца в
отношении детей.
Вопрос этот нуждается еще в дополнительном исследовании. Во
всяком случае бесспорно, что переход к отцовскому счету родства в этих
конкретных условиях отнюдь'не был установлением «патриархата», этой
несравненно более поздней исторической формы.
Историческое соотношение родовых и локальных групп остается тоже
не вполне ясным.
При господствующем у австралийцев патрилокальном браке те и
другие в случае материнского счета родства, как уже говорилось, но
совпадают. Большинство советских исследователей (например, М. О.
Косвен, А. М. Золотарев) предполагает, что патрилокальному браку
повсеместно предшествовал матрилокальный. Есть мнение, что переход
к патрилокальному браку в Австралии совершился совсем недавно, в
XIX в., под прямым воздействием европейской колонизации (С. П. Тол-
стов). Сторонники этого мнения указывают на некоторые факты, которые
можно истолковать как следы прежней матрилокальности брака в
Австралии. Один из наиболее убедительных фактов этого рода — широко
распространенный у австралийцев обычай, по которому охотник должен
был снабжать добычей родителей своей жены; этот обычай можно понять
как пережиток времени, когда человек сам поселялся в семье или в
племени жены. Таким же пережитком можно считать обычай, разрешавший
австралийцу охотиться на территории группы, откуда происходила его
мать или жена. У некоторых племен Квинсленда отмечено в определен-
169

ных случаях (при браке между лицами из отдаленных одна от другой
местностей) матрилокальное поселение супругов.
Если предположение о прежнем господстве у австралийцев матри-
локального брака верно, то отсюда следует, что у них должны были
некогда совпадать матрилинейные роды и матрилокальные группы. Позже,
после перехода к патрилокальному браку, это совпадение должно было
нарушиться, а еще позже — у племен, которые перешли к отцовскому счету
родства,— оно могло вновь восстановиться. Последний этап этого
предполагаемого процесса мы видим почти собственными глазами, но о первых
этапах можно только делать предположения.
Описанные выше общественные группировки австра-
Групповон лийцев, подразделения племени, имеют прямое
рак или косвенное отношение к групповому браку,
а частью (как брачные классы) непосредственно из него и возникают. Но
это не значит, что у австралийцев существовал вплоть до XX в. только
групповой брак. Напротив, групповой брак у них все более, и уже давно,
уступал место парному; мало того, последний у большинства племен уже
в XIX в. господствовал.
Брачные классы представляли собша организацию группового брака
в том смысле, что между членами определенных брачных классов были
возможны брачно-половые отношения. Но эта возможность далеко не
всегда превращалась в действительность. У племени камиларои, например,
все мужчины брачного класса (секции) Кумбо считались потенциальными
мужьями всех женщин брачного класса (секции) Мури. Но это лишь
теоретически. На практике же эти брачные права реализовались лишь в
особых редких случаях. Мужчина Кумбо получал из числа женщин Мури
лишь одну или двух в жены. С остальными он мог вступать в связь только
изредка, по случаю какого-нибудь общеплеменного сборища или праздника,
по случаю заключения мира после войны, кохда по обычаю
устраивался обмен женами, и т. п. Так обстояло дело и у большинства других
племен.
Таким образом, групповой брак, сохранялся у австралийцев, в
сущности, лишь в виде пережитков. Пережитками его были, во-первых,
сама система брачных классов, во-вторых, обычаи обмена женами и
внебрачных половых отношений во время общественных сборищ и
праздников. Но у отдельных племен описаны еще и особые обычаи, являющиеся
прямыми остатками группового брака. Таковы обычаи пиррауру у
племени диери и пираунгару у арабана.
У этого последнего племзни каждый взрослый мужчина обычно имел
одну или изредка двух-трех женщин, которые жили с ним вместе как его
индивидуальные жены. Но помимо этого он получал как бы
дополнительные брачные права на некоторое число женщин — непременно из
числа тех, которые находились с ним в определенных родственных
отношениях, как потенциальные жены. Эти «добавочные жены» назывались
его пираунгару,— этим же словом называли и жены своего мужа. Но
эти же женщины могли стать пираунгару и других мужчин. Так
создавались целые брачные группы мужчин и женщин. Они жили обычно вместе,
и дети считались как бы их общими. Но внутри группы пираунгару
выделялись все же отдельные брачные пары: каждый мужчина сохранял
преимущественные, хотя и не исключительные, права на свою
индивидуальную жену. Хотя Спенсер и Гиллен и заявляют весьма решительно,
что «индивидуальный брак не существует ни по имени, ни на практике
среди племени урабунна»1, но это не совсем точно, ибо сами же иссле-
1В. Spencer а. Е. G i 1 1 с п. The native tribes of Central Australia, стр. 63.
170

дователи говорят о наличии рядом с групповыми женами также и
индивидуальных.
Сходный обычай описан Хауиттом у диери. У них мужчина вступал
сначала в индивидуальный брак типпа-малку, а затем старики или
предводители, при помощи особой торжественной и публичной церемонии,
назначали ему добавочных жен—пиррауру.Число жен пиррауру у мужчины
могло быть разным и отчасти зависело от его возраста и социального веса:
у влиятельного старика или вождя их могло быть более десяти, да еще
соседние и дружественные племена давали ему в знак почета
дополнительных пиррауру. Пиррауру какого-нибудь человека могли быть сестрами
его жены типпа-малку; нередко эти отношения возникали в результате
взаимного обмена женами между братьями. В то же время женщины
ревновали и были недовольны, когда их мужья обзаводились новыми
пиррауру. Во всяком случае жена типпа-малку пользовалась всеми
преимуществами перед женами пиррауру, и когда все жили в одном
стойбище, она спала ближе к мужу. Брачные отношения между пиррауру
реализовались обычно лишь в случае отлучки одного из супругов
типпа-малку.
Некоторые этнографы (Н. Томас, А. Н. Максимов и др.) пытались
утверждать, что брак пиррауру является не остатком эпохи группового
брака, а, напротив, новообразованием. Они ссылаются при этом на то,
что отношения пиррауру устанавливались для каждого человека лишь
после заключения индивидуального брака типпа-малку. Но это
соображение, конечно, совсем не убедительно, так как порядок выполнения
отдельных брачных обрядов вовсе не должен соответствовать
исторической последовательности явлений.
Некоторые буржуазные исследователи, особенно миссионеры, склонны
были видеть в этих остатках древнего группового брзка не что иное, как
половую распущенность. Этот взгляд совершенно неверен. В
действительности тут налицо строго регламентированные обычаем отношения, ничуть
но нарушающие чистоты нратюв. Это вынуждены были признать при
добросовестном наблюдении даже христианские миссионеры, которые
вообще очень строго и нетерпимо относятся ко всяким нарушениям
единобрачия. Миссионер О. Зибсрт писал Хауитту, что «практика пир-
рауру достойна похвалы за свое крепкое и серьезное отношение к
нравственности и к тому церемониалу, которым она регулируется, ибо никакая
практика не походит так мало на «гетеризм», выдуманный лордом Эвбери
(еЛсббоком·) для австралийских туземцев»1. Сам Хауитт тоже
подтверждает, что групповой брак пиррауру не имел ничего общего с половой
распущенностью, к которой диери относились с отвращением.
Как уже сказано, господствовавшей формой брака
Парный брак у австралийцев в XIX и в начале XX в. был пар-
и семья J ~ ^r 0 /
ныи брак. Семья состояла из мужа, жены (нередко
двух жен) и детей, которые обычно жили в одной хижине. Несколько таких
семей образовывали локальную группу, кочевавшую большую часть года
совместно в пределах своей кормовой территории, составлявшей основу
коллективного хозяйства. Материальную базу отдельной семьи составлял
главным образом собирательский, труд женщин. Если охотничья
добыча мужчины чаще всего шла в раздел и он сам, а тем более его семья,
получал из нее мало, то, напротив, продукция женского собирательства
шла всегда на потребу семьи и мужа. Женщина своим трудом
обслуживала и все прочие нужды семьи: она строила хижину (хотя и с помощью
мужа), приносила воду и заботилась о поддержании огня и приготовле-
1 A, Howiti. У к соч., стр. 186.
171

нии пищи, при перекочевках несла на себе весь семейный скарб. На ней же
лежало и воспитание детей.
Женитьба была для австралийца делом большой важности. Но тут
сказывалось большое неравенство между возрастными группами.
Пожилые мужчины, располагавшие большим влиянием, даже старики,
получали обычно ловких молодых, здоровых и красивых женщин
в жены, иногда даже не по одной, а по две, по три. Молодому же
человеку, еще не успевшему приобрести себе уважение и вес в обществе,
трудно было добыть себе жену. Зачастую приходилось вступать в брак
с вдовой, с женщиной слабосильной или с физическим недостатком. Только
когда он возмужает, приобретет влияние и авторитет в общине,
он в свою очередь сумеет обзавестись молодой и красивой женой или
женами.
Таким образом, хотя у австралийцев являлся правилом брак внутри
одного поколения, но между мужем и женой нередко бывала большая
разница в возрасте.
Способы заключения брака у австралийцев различны, но среди них
преобладали те, при которых личные чувства и склонности
жениха и невесты не играли решающей роли. Здесь опять сказывалась
традиция первобытно-общинного строя с его брачно-групповыми
отношениями.
У некоторых племен хотя и господствовал парный брак, но заключение
его было делом, касавшимся всей группы. Взрослые женатые мужчины
или иногда совет стариков назнанали молодому человеку в жены девушку.
Иногда это наглядно выражалось в обрядах помолвки. Так, например,
у лоритья церемония помолвки происходила в присутствии всех мужчин
и женщин. Мать невесты, подводя ее к жениху, говорила ему: «Ты не
скоро возьмешь ее в жены... Только когда мужчины тебе прикажут,
возьмешь ее в жены». Родственники жениха говорили ему: «...Эту
девушку мы даем тебе, только одну эту... Когда эта девушка вырастет,
можешь ты ее взять, когда все мужчины ее тебе дадут». При этом стоявшие
вокруг мужчины- грозили молодой паре палками1.
Наиболее обычный способ заключения брака у подавляющего
большинства австралийских племен — это помолвка или просватание с
детства-. Родители или старшие родственники будущих жениха и невесты
уговаривались об их браке. Иногда это делалось даже до рождения
будущих супругов. Впрочем, этот уговор часто бывал заранее предрешен
принадлежностью их родителей к определенным брачным классам, ибо,
как мы знаем, у австралийцев выбор жены и мужа был ограничен
строгими правилами.
У юго-восточных племен уговор о браке обычно совершался на основе
обмена. Когда мужчина вступал в брак, его сестра или младшая
родственница становилась женой какого-либо родича невесты. В этой сделке
обе стороны были квиты и никакой добавочной компенсации не
требовалось.
У центральных, северных и квинслендских племен обычая обмена не
былого сложился обычай,по которому человек на всю жизнь обязывался перед
отцом своей жены разными услугами. Такие отношения к тестю у аранда
назывались туалъча-мура. Они устанавливались нередко задолго до брака,
в связи с помолвкой с раннего детства.t Своему тестю человек должен был
постоянно отдавать часть своей охотничьей добычи; у аранда он должен
был давать ему свои отрезанные волосы (которые у австралийцев шли на
1 С. Strehlow. Die Aranda- und Loritja-Stamme in Zentral-Australien,
Bd. IV, T. 1, стр. 99—100.
172

разные поделки). Еще более строгие обязанности по отношению к
родителям невесты и жены налагал обычай курнаи: человек должен был
здесь всю жизнь отдавать лучшую часть добычи своему тестю и родне
жены. Этот обычай назывался неборак. Очень вероятно, что он
представлял собой пережиток матрилокального поселения при браке, но
в более позднее время он приобрел другое значение: выполнение
материальных обязательств перед родней жены.
Лишь в сравнительно редких случаях брак устраивался по
соглашению заинтересованных сторон. Если строгие брачные правила не давали
молодым людям, чувствовавшим друг к другу симпатию, вступить в брак,
они иногда предпринимали бегство и поселялись временно в чужой
местности. Таким же образом бежала иногда замужняя женщина от
нелюбимого мужа со своим возлюбленным. Но это был опасный спо-
€об: беглецов рано или поздно отыскивали, и им грозило наказание или
поединок с оскорбленным супругом. Однако случалось, что после всех
перипетий и опасностей брак, заключенный путем бегства, оставался
в силе.
К этому браку побегом близок был брак похищением; отличие состояло
в^том, что здесь дело обходилось без согласия женщины. Последствия
грозили похитителю те же.
В целом способы заключения брака, даже такие необычные, как
бегство, похищение, подчинены были строгим и определенным обычаям.
И здесь, как и в других сторонах социальной жизни австралийцев,
действовали ясные и четкие нормы.
Свадебная обрядность у австралийцев была чрезвычайно проста. Она
обычно заключалась лишь в том, что родные невесты приводили ее в лагерь
жениха и оставляли там. Иногда это сопровождалось празднеством и
плясками.
Брак был, как правило, патрилокальный: жена поселялась в стойбище
мужа. Обратные случаи составляли лишь исключение. Однако, как уже
говорилось выше (стр. 169), есть основания предполагать, что в
прошлом австралийцы знали матрилокальный брак.
В этнографической литературе, особенно зарубежной, широко
распространен взгляд, что положение женщин у австралийцев, как в семье,
так и в обществе, было подчиненным, хотя и не приниженным.
Действительно, есть немало сообщений, что австралиец заставлял жену постоянно
работать, жестоко обращался с нею. Но наблюдатели в большинстве
случаев пользовались односторонней информацией — опрашивали только
мужчин. Новейшие, более объективные исследования, особенно
проведенные женщинами-этнографами, показывают, что дело обстояло не
совсем так. Если женщина при перекочевках носила на себе тяжести, а
мужчина шел налегке со своими копьями и бумерангами, это вовсе
не было показателем подчиненного положения женщин в семье, а просто
необходимым условием ведения охотничьего хозяйства. То, что женщина
выполняла разные работы на стойбище, также не означало ее
приниженного положения. Как говорит Энгельс, ведение женщинами домашнего
хозяйства при первобытно-общинном строе «было столь же общественно
необходимым промыслом, как и добывание мужчинами средств
пропитания»1. Правда, муж мог наказать жену за какой-либо проступок, особенно
за нарушение верности. Но извесаны и случаи, когда жена тоже не
спускала мужу его провинности. Вообще же, как правило, между мужем и
женой господствовали близкие и дружественные отношения; это обуслов-
1Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства.
Госполитиздат, 1950, стр. 74.
173

ливалось, помимо простой привязанности и супружеской любви, которые,
конечно, австралийцам свойственны не меньше, чем другим народам,
и положением женщины в обществе в целом.
Дети тоже укрепляли спайку внутри семьи. Родители относились
к ним обычно с любовью. Дети росли на свободе, ничем не стесняемые.
Родители часто баловали их; бранить, а тем более бить
ребенка—неслыханное дело.
Связь родителей, главным образом матери, с детьми особенно
укреплялась вследствие обычая длительного кормления. Австралийская
женщина кормила ребенка грудью до трех лет и дольше. Но и отец
участвовал в заботах о детях.
У австралийцев был широко распространен обычай левирата. Вдова
должна была выйти замуж за брата своего умершего мужа. У
некоторых племен, как у аранда, право на вдову принадлежало только
младшему брату, но у большинства — любому брату; были племена,
например в юго-западной Австралии, у которых вдову мог взять один из
близких родственников умершего. Напротив, некоторые племена совсем
не придерживались обычая левирата и даже относились к нему с
отвращением: так, у турбал (Виктория) считалось «чудовищным» для человека
жениться на вдове своего брата; камиларои, вотьобалук и некоторые дру-
} ие тоже осуждали этот обычай.
Левират у австралийцев представлял собою, в сущности, одно из
проявлений либо пережитков группового брака: в нем выражалась связь
между двумя родовыми группами, не прекращавшаяся и со смертью
одного из супругов. Это совсем не то, что обычай левирата у народов с
развитыми классовыми отношениями, например у народов Передней Азии:
там левират держался на экономической основе, ибо родня мужа не хотела
терять купленную за калым жену; позже он получил религиозное
осмысление, например у евреев.
Один из интересных семейных обычаев у австра-
Обычаи лийцев, впрочем знакомый и многим другим
народам,— это так называемое избегание некоторых
родственников или, точнее, свойственников. Чаще всего этот обычай
касался отношений между зятем и тещей. У целого ряда племен, особенно
юго-восточных, обычай запрещал человеку разговаривать с матерью
своей жены, приближаться к ней и т. п. Запрет нередко бывал взаимным.
Например, у нгариго теща не могла даже слышать имени своего зятя;
услышав его случайно, она затыкала уши. Хауитт рассказывает о
характерном эпизоде во время его сношений с курнаи. Он обратился к
своему знакомому австралийцу и попросил позвать его тещу, проходившую
поодаль мимо. Тот рассеянно смотрел в землю и, казалось, не слышал
просьбы. Хауитт повторил ее более резким тоном, но тот опять не
ответил. Хауитт спросил тогда, почему он не обращает внимания на его
слова. Австралиец вместо ответа окликнул брата своей жены, который
был поблизости: «Скажи Мери, что м-р Хауитт требует ее»,— и,
повернувшись к Хауитту, сказал с упреком: «Вы же хорошо знаете, что я не
мог этого сделать; вы знаете, что я ие могу разговаривать с этой
женщиной»1.
Обычай «избегания» давно уже интересует этнографов, и его пытались
по-разному объяснить. Наиболее вероятное объяснение состоит в том,
что этот обычай установился как одна из норм общественного
регулирования брака, предотвращающая возможность брачно-половых связей
между лицами, не находящимися в отношениях потенциальных жен и мужей.
1 См. A. Howitt. Ук. соч., cip 279.
174

Первобытно-общинный строй отнюдь не означаем
Возрастно-половое совершенно одинакового положения всех и каждого.
расслоение у авсТралийцев ТОже были различия в
положении членов общества, но они основывались не на экономическом
расслоении — накопление богатства здесь невозможно,— а на
естественном делении по возрасту и полу.
Возрастно-половое деление составляло чрезвычайно важную
сторону всего социального строя австралийцев. Оно существовало
повсеместно и приблизительно в одних и тех же формах, хотя соответствующие
сведения у нас имеются не по всем районам.
Каждое племя делилось на возрастно-половые группы: группу
взрослых мужчин, группу взрослых женщин и группу детей. Из первой
выделялся немногочисленный, но влиятельный слой стариков, в руках
которых в большей или меньшей степени находилось руководство
общественной жизнью.
Основа этого деления лежит в области производства.
Высокоразвитая техника охоты, равно как и сложное собирательское
хозяйство австралийцев, требовали специализации и особой тренировки.
Поэтому обе эти отрасли производства были довольно четко разграничены:
охота — мужское занятие, собирательство — женское. Дети и подростки
примыкали к женщинам.
Что касается стариков, то они, как опытные охотники, сведущие
лица, естественно, играли роль руководителей всей хозяйственной жизни
группы.
Есть указания на то, что у некоторых племен старики
специализировались на изготовлении каменных орудий и оружия,— дело,
требующее особого умения,— и поэтому сами не охотились, а получали
пищу от молодых мужчин и женщин. Так сообщает, например, Эстон
о жителях области оз. Эйр.
В австраловедческой литературе часто встречается мнение, что мужчины
составляли как бы господствующий слой в племени, что женщины были
совершенно отстранены от участия в племенных делах. Этот взгляд, по-
видимому, ошибочен. Дело лишь в том, что исследователи до сих пор
пользовались информацией только со стороны аборигенов-мужчин, которые
освещали вопрос односторонне.
Внимательное изучение фактов показывает, что австралийские
женщины, вопреки ходячему мнению, играли в большинстве случаев важную
роль в плзмеиной жизни: они участвовали в посвящении юношей,
принимали активное участие в межплеменных переговорах, их посылали часто
вестниками к соседним плэменам (см. ниже, стр. 205); в военных
столкновениях они служили иногда посредниками.
Старые женщины нередко пользовались, наряду со стариками,
большим авторитетом в общественных делах. Новейшие исследования (Ро-
хейма, Катрины Берндт, Филис Каберри, Урсулы Мак-Коннел)
показали, что параллельно мужским религиозно-магическим обрядам
существовали и существуют особые женские обряды, к участию в которых
мужчины не допускаются.
Словом, говорить об общественном «неполноправии» или «подчинен
ности» женщин в сущности нет оснований.
Общественная грань между мужчинами и женщинами, между
взрослыми и, подростками подчеркивалась целой системой обрядов,
сопровождавших переход молодого человека из ранга подростков в ранг мужчин,
а девочки — в ранг взрослых женщин. Эти обряды (возрастные
инициации, или обряды посвящения) составляли характерную черту
австралийской общественной жизни.
175

Возрастные инициации существовали, повидимому,
Возрастные у всех племен хотя сведения о них, а тем более
инициации ° ^
подробные описания, имеются у нас только по
нескольким племенам. Инициации состояли обычно из цикла обрядов и
манипуляций, растягивавшихся на продолжительное время, на многие
годы, и распадавшихся на несколько стадий. У каждого племени они
были свои особые, но их можно свести к нескольким основным
типам.
Так как главная цель посвятительных обрядов состояла в том, чтобы
ввести юношу в ранг полноправных взрослых мужчин, то и основное
содержание их—воспитательное. Обряды и различные манипуляции,
которым подвергался посвящаемый, должны были обнаружить, а частью
развить и укрепить в нем те качества, которыми полагается обладать
взрослому мужчине-охотнику.
Поэтому цикл обрядов посвящения включал в себя, как правило,
следующие основные моменты:
длительную изоляцию посвящаемого от женщин и детей, сближение
его с мужчинами и стариками;
тренировку в охоте и уменье владеть оружием;
закалку и испытание выносливости в виде особых пищевых запретов
и разнообразных физических испытаний, обычно более или менее
мучительных, как выбивание зуба, надрезы на коже, выщипывание волос,
обрезание, копчение в дыму костра и пр.;
воспитание дисциплины, строгого повиновения старшим, соблюдения
обычаев и племенной морали, снабжение старших добычей;
сообщение племенных верований и преданий, демонстрации
священных обрядов;
закрепление различий в положении возрастно-половых групп инициа-
циями, которые окутывались покровом тайны от непосвященных.
В обрядах инициации очень -отчетливо обнаружился их широко
общественный характер.
Посвящение подростка, ввод его в ранг полноправного мужчины
были делом не отдельной семьи или близкой родни, а всей общины
или даже всего племени. Посвящали мальчиков не поодиночке, а
группами сверстников. Обычно поэтому обряды инициации составляли
повод для широких сборищ, в которых участвовали люди различных
групп; особенно большие общеплеменные или даже межплеменные
сборища устраивались в связи с заключительными обрядами
посвятительного цикла.
К этому моменту приурочивался ряд общественных дел,
касающихся всего племени в целом, исполнение различных религиозных
церемоний и пр.
Тот же широко общественный характер посвятительных обрядов
проявлялся еще и в другом интересном обычае, который был особенно
распространен у племен юго-востока. Он состоял в том, что лица,
участвовавшие в обрядах, принадлежали не к фратрии посвящаемого юноши,
а всегда к противоположной фратрии. Таким образом, обе фратрии
как бы взаимно заботились друг о друге в смысле воспитания
молодежи.
Только после прохождения посвятительных церемоний и
соответствующих испытаний юноша считался полноправным мужчиной — членом
племени. Только тогда разрешалось ему жениться и обзавестись семьей.
У каждого племени был свой собственный цикл посвятительных
обрядов и они были не одинаковы даже у соседних племен. Но,
оставляя в стороне несходные черты и обращая внимание только на сходства,
176

можно установить два основных
типа посвятительных -
церемоний: один — господствовавший
у центральных племен, другой—
у восточных и юго-восточных.
Что касается западной
половины материка, то сведения о ней
по данному вопросу очень
скудны. Насколько можно судить,
там было общее в
посвятительном ритуале с центральными
племенами, но характерные
черты его там не были так резко
выражены.
У центральных племен
важнейшим моментом
посвятительных церемоний было обрезание
юноши. Обычай обрезания был
распространен у всех племен
Центральной и Западной
Австралии, кроме только
западного побережья, а на востоке —
приблизительно до линии,
соединяющей залив Карпентария
с устьем р. Муррей. Эта послед- рубцы на теле австралийца после посвя
няя линия и разграничивала тительных обрядов Сев. Кимберли
области двух основных типов
посвятительных обрядов — восточного и центрально-западного.
Некоторые племена Северной территории ввели у себя обычай
дополнительной, еще более жестокой операции «подрезывания» (субинцизии),
состоящей в продольном надрезывании полового члена. Наряду с этим
у них практиковался и ряд других испытаний и истязаний
посвящаемых. Характерной особенностью обрядов инициации у
центральных племен являлась их тесная связь с тотемическими
религиозными верованиями: те священные предания, которые рассказывали
посвящаемым юношам, вводя их в круг племенных верований,
представляли собою сказания о подвигах «тотемических предков», а те
церемонии, которые им показывали, были инсценировками этих самых
сказаний.
У восточных и юго-восточных племен внешние формы посвятительного
ритуала были несколько иные. Обрезания они не знали, а центральное
место во всем ритуале занимало выбивание зубов (обычно верхних
резцов) у посвящаемых; кстати, у центральных племен тоже практиковалось
выбивание зубов, но без всякой связи с посвятительными обрядами.
Другая характерная особенность — это то, что инициации восточных и юго-
восточных племен не были связаны с тотемическими верованиями (по
крайней мере, нет сведений о такой связи), зато были связаны с верой
в небесное могучее существо, учредителя и покровителя
посвятительных обрядов.
В качестве примера центральноавстралийского гипа инициации можно
привести краткое описание их у племени арабана.
Обряды начинались здесь с того, что мальчика неожиданно схватывали
и насильно приводили в мужское стойбище, где устраивались ночные
пляски женщин, а мальчик лежал на земле, покрытый. Утром мальчика
уводили в заросли, и в тот же день он со своим дедом по отцу отправлялся для
Народы Австралии и Океании . __

посещения соседних и отдаленных групп своего племени и для приглашения
их на праздник. Сопровождавшие их мужчины показывали мальчику во
время пути в первый раз в жизни священные тотемические церемонии.
Операция обрезания, занимавшая центральное место в посвятительных
обрядах, совершалась после заката солнца. Мальчика клали на живой помост
из тел трех его «отцов»; операцию совершал дед по отцу вместе с дядей
по матери. Затем только что оперированного мальчика его старший брат
вел в лес и давал ему в руки ритуальную дощечку-гуделку (трещотку;
по-англ. bull-roarer), говоря, что она относится к древним временам
и что ее ни под каким видом нельзя показывать женщинам и детям.
Мальчик оставался в лесу, пока не заживет его рана, причем он занимался
охотой, делясь со стариками добычей. Затем его приводили в лагерь
мужчин. Женщины не должны были его видеть.
Через некоторое время совершалась операция «подрезывания».
В эту ночь юноше показывали священные тотемические церемонии и
говорили, что он теперь не мальчик, а мужчина. Утром юношу
заставляли стать на коленях на костер, покрытый зелеными ветками, в самую
гущу дыма, причем женщины, считающиеся его «сестрами», били его
по спине.
После прохождения этих обрядов юноша мог иметь жену и входил
в круг взрослых посвященных Мужчин. Однако ему предстояло еще
пройти последнюю, заключительную операцию посвящения — ви-
лиару: на спине посвящаемого делались надрезы, числом от четырех до
восьми-девяти. От этих надрезов оставались на всю жизнь рубцы, по
которым и отличался мужчина, прошедший полностью церемонии
посвящения.
Более сложны были посвятительные обряды у племени аранда и у их
соседей, описанные подробно Спенсером и Гилленом, а также К. Штре-
ловом. Они растягивались здесь на очень продолжительное время и
распадались на несколько этапов. Первые обряды начинали проделывать
над десяти-дведадцатилетними мальчиками, а последние, самые
торжественные, устраивались, когда молодые люди достигали 25 — 30
лет.
У аранда инициации делились на четыре периода, с постепенно
нарастающей сложностью обрядов. Первый период—это сравнительно
простые и безобидные манипуляции, проделываемые над мальчиком.
Главная состояла в подбрасывании мальчика в воздух; его перед тем
обмазывали жиром, а потом раскрашивали; это делалось в присутствии
женщин, которые пели. Мальчику давались наставления — готовиться
к дальнейшим более серьезным испытаниям, не играть больше с
женщинами и девочками и пр. Мальчику в это время просверливали
перегородку носа.
Второй период — это церемония обрезания. Она устраивалась над
одним или двумя мальчиками. Участвовала вся локальная группа, но
без приглашения посторонних. Церемония продолжалась около десяти
дней. Это время проводилось в плясках, исполнении перед глазами
посвящаемых различных обрядов, значение которых разъяснялось им
в соответствующих преданиях. Руководителями церемонии были старики
или взрослые мужчины; известную роль играла также мать будущей
жены посвящаемого. Часть обрядов производилась в присутствии
женщин, но во время совершения самой операции обрезания они убегали.
Исполнитель операции — почетное лицо всей церемонии. По окончании
операции мальчику показывали священный предмет — деревянную
дощечку на*шнурке, которую непосвященные не могли видеть, и объясняли
ее значение, с обязательством хранить это в тайне от женщин и детей.
178

Некоторое время после операции
посвящаемый проводил вдали от лагеря, в
лесных зарослях. Здесь он получал целую
серию наставлений от руководителей; ему
внушали правила морали: не делать
дурных поступков, не ходить по «дороге
женщин», соблюдать пищевые запреты. Эти
запреты были очень обильны и тягостны:
посвящаемый не должен был есть
мясо опоссума, мясо крысы-кенгуру, хвост
и крестец кенгуру, внутренности эму,
змей, всякую водяную птицу, молодую
дичь и прочее и прочее; мягкого мяса он
мог есть понемногу, костей разбивать
(для извлечения мозга) не должен был.
Словом, посвящаемому была запрещена,
наиболее вкусная и питательная пища.
В это же время, живя в зарослях,
посвящаемый учился особому тайному языку,
которым и разговаривал с мужчинами.
Женщины приближаться к нему не могли,
и он отпугивал их звуками дощечки-гу-
делки.
Через известное время, еще до
возвращения в лагерь, над мальчиком проделы-
валась довольно мучительная операция:
несколько мужчин поочередно кусали ему
голову; считалось, что после этого будут
лучше расти волосы.
Через пять-шесть недель или больше
проводился третий этап инициации,
главную часть которого составляла операция
субинцизии. Опять устраивались пляски,
исполнялись обряды; характерен
ритуальный обмен женами, с соблюдением,
однако, должных отношений между
брачными классами. Женщины вообще принимали
значительное участие в обрядах; в
частности, они, как и при предыдущем этапе,
в известные моменты старались раздразнить
посвящаемого, делая перед ним приглашающие эротические
телодвижения. Но во время самой операции они отсутствовали. Одна из
характерных деталей церемонии — это бросание бумеранга в сторону
местонахождения материнского «тотемического центра»: это символизировало
выход посвящаемого из-под материнской опеки. Отныне он —
мужчина.
Последний, самый сложный и торжественный этап инициации— это
церемония энгвура. Центральное место в ней занимало испытание огнем.
В отличие от предыдущих этапов инициации, здесь участвовало все племя
я даже гости из соседних племен, но только мужчины; собиралось двести-
триста человек. Конечно, все это устраивалось уже не для одного-двух
посвящаемых, а для большой партии их. Празднества длились очень
долго, несколько месяцев, обычно между сентябрем и январем. Для
такого сборища необходимо было приготовить достаточные запасы
продовольствия. Женщины усиленно собирали растительную пищу, молодежь
179
Руководитель посвятительных
обрядов в ритуальном уборе.
Юго-восточная Австралия

охотилась, отдавая добычу в первую очередь старикам. В течение всего
времени непрерывной серией исполнялись религиозные тотемические
обряды, главным образом в назидание посвящаемым; им сообщали при
этом сокровенные предания, разъясняющие эти обряды. Помимо этого
устраивались различные другие церемонии, отчасти символизировавшие
разрыв посвящаемых с женщинами и переход их в группу полноправных
мужчин. Одна из церемоний состояла, например, в прохождении
посвящаемых мимо женского .лагеря; при этом женщины бросали в них
горящие головни, а посвящаемые оборонялись ветками. После этого
устраивалось притворное нападение на женский лагерь.
Наконец наступало время главного испытания. Оно состояло в том,
что разводился большой костер, его покрывали сырыми ветками и
посвящаемые юноши все вместе ложились поверх них на костер. Они должны
были пролежать так, совершенно обнаженные, в жару и дыму, без
движения, без крика и стона, четыре-пять минут. Ясно, что огненное
испытание требовало от юноши огромной выдержки, силы воли, но также и
безропотного повиновения; ко всему этому посвящаемые приготовлялись
предшествующей тренировкой. Это испытание повторялось дважды.
Один из описывающих это исследователей прибавляет, что когда он
попробовал для опыта опуститься на колени на тот же зеленый настил над
костром, он вынужден был сразу же вскочить.
Из последующих обрядов интересна устраиваемая в темноте
насмешливая перекличка посвящаемых с женщинами, причем не соблюдались
даже обычные ограничения и правила приличия. Затем на спинах их
рисовали эмблематические изображения. Далее повторялось в сокращенном
виде огненное испытание: в женском лагере разводили маленькие костры,
и юноши становились на них на колени на полминуты. Перед окончанием
празднества вновь устраивались пляски, обмен женами и, наконец,
обрядовое предложение пищи посвящаемыми своим руководителям.
Затем участники и гости постепенно расходились по своим стойбищам, и
на этом все заканчивалось. С посвящаемых снимались ограничения и
запреты.
^ Спенсер и Гиллен сообщают, что церемония посвящения, особенно
последняя, самая торжественная их стадия, имела очень большое
значение в жизни австралийцев. Она служила поводом для
общеплеменных сборищ, во время которых обсуждались общественные дела,
укреплялись дружественные межплеменные связи, даже вводились новые
обычаи.
У восточных и юго-восточных племен система инициации, в основе
та же, все-таки имела свои отличия.
В качестве примера можно привести краткое описание
посвятительных обрядов племени вирадьюри.
Эти обряды здесь назывались бурбунг. Их устраивали тогда, когда
налицо было достаточное число молодых людей, готовых к прохождению
испытаний; они составляли с самого начала дело всего племени в целом.
Главарь одной из самых крупных локальных групп племени,
посоветовавшись с другими стариками, назначал время для церемонии и посылал
особого вестника к прочим группам племени и соседним племенам для
приглашения их на празднество. Тем временем в главном лагере шла
подготовка. В особом священном месте устраивали круглую насыпь и дорожку
для^ обрядов. Когда все участники церемонии и гости были в сборе,
начинались действия. Группа мужчин с ветками в руках созывала женщин
и детей, которые пели особые песни и размещались за особой изгородью
из ветвей поблизости от насыпи, на которой усаживалась группа
посвящаемых мальчиков. Внезапно из леса выбегала группа молодых
180

мужчин, державших в руках таинственные гуделки и длинные полосы
коры; ударяя ими о землю и вращая с гулом свои дощечки на шнурках,
они наводили страх на женщин. Тогда руководители посвящаемых,
охранявшие их, схватывали их и быстро увлекали в лес, а молодые
мужчины следовали за ними, кроме одного, остававшегося следить за
женщинами, чтобы они не подсматривали.
В лесу начинался ряд церемоний и манипуляций над мальчиками.
Их натирали красной охрой, одевали плащом из шкур. С одного из
деревьев сдирали спиральную полосу коры, символизировавшую дорогу,
с земли на небо; на земле делали изображение духа — покровителя
инициации Дарамулуна с одной ногой, изображение эму и пр. Устраивали
магические пляски. Разводили священный огонь. В течение всех этих
обрядов посвящаемым мальчикам давались наставления: они не должны
обращать внимание на то, что с ними будут делать, не обнаруживать ни
страха, ни удивления, они не должны говорить неправду, не должны
играть с детьми, а должны вести себя, как мужчины. Особенно же
запрещалось им приближаться к женщинам и, самое главное,
раскрывать им тайны того, что они увидят и услышат при бурбунг, под страхом
смерти.
Затем совершалась операция выбивания зуба. Мальчик становился
ногами в особое углубление, руки его крепко держал один из
руководителей, ему запрокидывали голову, в то время как перед ним плясали
несколько знахарей. Один из них подходил к мальчику, открывал ему рот
и, отдавив верхнюю десну, своими нижними зубами выламывал ему
верхний резец. Если зуб туго поддавался, то считалось, что мальчик слишком
много был с женщинами и играл с девочками. Выбитый зуб впоследствии
тщательно сохраняли.
Далее следовал целый ряд пантомим и различных церемоний,
исполняемых перед глазами мальчиков. После этого они вместе со взрослыми
возвращались в стойбище, которое за это время было перенесено в другое
место. По дороге им еще раз строго запрещали рассказывать
непосвященным что-либо из виденного и слышанного. В новом стойбище матери
и сестры посвящаемых мальчиков встречали их, делая вид, что они
совершенно чужие и незнакомые им люди. Они били их ветками, и мальчики
вновь убегали в лес. Дня через три-четыре мальчики со своими
руководителями опять появлялись в стойбище, садились на особом помосте,
сооруженном из коры и жердей; дав им посидеть минут пять, их еще раз
уводили в лес.
Там они должны были оставаться целый год, и им не разрешалось ни
подходить к лагерю, ни приближаться к женщинам. На них налагались
строгие пищевые запреты — они не должны были есть мяса эму, самки
опоссума, бандикута и пр. Они не смели ложиться спать до поздней ночи,
пока Млечный Путь не будет виден прямо в зените. Только тогда,
когда старики убеждались, что посвящаемые достаточно приучились к
повиновению и строго соблюдают запреты, они разрешали им вернуться
в лагерь. Постепенно, через известное время, с них снимались
ограничения, и они могли говорить с женщинами и есть запрещенную прежде
пищу.
Существенные черты этих церемоний повторяются с известными
вариациями у других племен востока и юго-востока. У некоторых были
заметные отличия. Так, у племен юго-западной Виктории не выбивали зубаг
зато был обычай выщипывания волос из бороды. Не было выбивания зуба
и у северных камиларои и у племен округа Мэриборо. У последних зато
посвятительные обряды сопровождались особенно торжественными и
многолюдными сборищами. Собиралось до 3 тыс. человек с территории
181

радиусом до 80 км. Юноши подвергались здесь весьма серьезным
испытаниям. Их храбрость испытывали сначала, нападая на них внезапно из
засады, пугая их ночью, спящих, неожиданным шумом и криками и пр.,
причем посвящаемые должны были соблюдать полнейшее спокойствие
и делать вид, что они спят. А затем наступало наиболее серьезное
испытание: два соседних племени, по предварительному уговору, встречались
и заставляли посвящаемых юношей обеих сторон сражаться. Сражение
бывало нешуточным, в него ввязывались и пожилые мужчины, и дело
нередко доходило до кровопролития.
Близкородственные племена имели сходные, почти тождественные
обряды и посещали друг друга во время их исполнения. Даже в тех
случаях, когда обряды инициации различались, эти племена признавали их
имеющими силу: тот, кто прошел через посвятительные обряды в одном
племени, пользовался доверием как посвященный во всех других. Очень
интересно, что те немногие племена, у которых не было своих церемоний
посвящения, не приглашались соседями к участию в их инициациях.
Так, например, племя юин не допускало к участию в своих
посвятительных обрядах своих соседей бидуелли, потому что у самих бидуелли таких
обрядов не было.
Из пяти племен, на которые распадалась группа курнаи, четыре
имели сходные посвятительные церемонии и приглашали друг "друга к
участию в них; пятое же племя, не имевшее своих церемоний, не
допускалось остальными к участию в обрядах.
Серьезное значение посвятительных церемоний видно и* из того, что
они отразились в языке. Существует ряд терминов, означающих
прохождение последовательных стадий посвятительных обрядов. У аранда,
например, мальчик, еще не подвергавшийся обрядам посвящения,
назывался ворра; после первой операции обмазывания жиром он именовался
андарибана, после обряда подбрасывания в воздух — керинтъя, после
раскраски его тела — вортъя, после обрезания — рукута, после субин-
цизии — эрора и т. д.
Интересно также, что у некоторых племен мальчик после посвящения
получал новое личное имя, взамен старого: этим символизировалось
вступление его в новую жизнь.
Возрастным посвятительным обрядам подвергались у австралийцев
не# только юноши, но и девушки. Но для них эти обряды были гораздо
проще. Они, впрочем, до сих пор очень слабо изучены, подробных
описаний нет. Смысл женских инициации состоял в том, чтобы
приготовить девушку к будущей брачной жизни, к рождению и воспитанию
детей и пр. Эти обряды приурочивалась к наступлению половой
зрелости и брачного возрабта и связаны были с пережитками группового
брака.
Чаще всего «посвящение» девушки состояло в том, что она
подвергалась обрядовой дефлорации (лишение девственности). Так обстояло дело
у ряда племен Центральной и Северной Австралии, Квинсленда и др.
После того, когда группа мужчин племени овладеет девушкой, она
могла стать женой одного определенного мужчины. Этот обычай,
несомненно, был ритуальным пережитком группового брака, смененного
парным. Еще Лёббок довольно удачно назвал подобные обычаи
«искуплением за брак» (expiation for marriage).
Другие, второстепенные обряды, сопровождающие наступление
зрелости девушки, носили магический характер. Вот краткое
описание обряда, который проделывался над девушкой племе(ни аранда,
чтобы ускорить развитие грудных желез, обряда, аналогичного
посвятительной церемонии для мальчиков.Обряд начинался с того, что мужчины,
182

принадлежащие к другой, чем девушка, фратрии, собирались на ночь
в мужской части стойбища и пели заклинания, имеющие целью ускорить
рост грудей. С рассветом один из мужчин приводил девушку в
сопровождении ее матери. Тело девушки натирали жиром, над которым
предварительно тоже пелись заклинания, и на нем проводили полосы красной
охрой; большие круги проводили охрой вокруг обоих сосков с прямыми
линиями вниз от каждого. Затем девушку украшали шнурками из опое-
сумовой шерсти в виде ожерелий, головных повязок и пр. В таком виде
ее отправляли под присмотром матери в лес, где устраивалась для нее
стоянка и где она должна была пробыть до тех пор, пока сами не
сотрутся на ее теле линии и не спадут надетые на нее магические украшения.
Первобытно-общинный строй австралийцев очень
Формы отчетливо характеризуется отношениями в области
собственности. Частной собственности до прихода
европейцев здесь, конечно, не было и быть не могло. Господствовала
общинная собственность на средства производства, т. е. прежде всего на
землю. Наряду с этим те орудия производства (оружие, утварь и пр.),
которые по своему характеру составляют предметы индивидуального
пользования, естественно, принадлежали отдельным лицам. Что
касается продуктов охотничьего и собирательского хозяйства, то они частью
подвергались разделу, частью шли на удовлетворение потребностей
отдельных семей.
На австралийском материале, таким образом, подтверждается
характеристика первобытно-общинного строя, данная И. В. Сталиным:
«При первобытно-общинном строе основой производственных отношений
является общественная собственность на средства производства. Это
в основном соответствует характеру производительных сил в этот
период... Общий труд ведет к общей собственности на средства
производства, равно как на продукты производства. Здесь не имеют еще
понятия о частной собственности на средства производства, если не считать
личной собственности на некоторые орудия производства, являющиеся
вместе с тем орудиями защиты от хищных зверей. Здесь нет
эксплуатации, нет классов»1.
Земля, т. е. прежде всего охотничьи и рыболовные угодья,
составляла у австралийцев коллективную собственность. Хозяином ее
выступала, как правило, локальная группа. Все члены ее имели равное
граво кочевать, охотиться и собирать пищу на своей территории. Об
этом почти единогласно сообщают все исследователи, как старые, так и
новые2.
Другое дело — предметы индивидуального пользования: оружие,
орудия труда, утварь, украшения. Они, конечно, составляли личную
собственность. Это не то же самое, что частная собственность, которая
служит средством эксплуатации человека человеком. Здесь этого не было.
Но личная собственность на мелкие орудия труда, оружие и т. п.
предметы не могла не господствовать, и она нисколько не противоречила
первобытно-общинному устройству общества в целом. Копье, бумеранг,
топор только тогда отвечают своему назначению в опытной руке
австралийца, когда он к ним привык, приспособился, знает все их индивиду а ль-
1 И. В. Сталин. Вопросы ленинизма. 11-е изд. Госполитиздат, 1952, стр. 594.
2 Правда, некоторые наблюдатели (Грей, Кёрр) говорили об «индивидуальной»
собственности отдельных членов племени на части племенной территории, но из их
же сообщений видно, что дело идет о главарях родственных групп и что этими якобы
индивидуальными «наделами» фактически пользовались все соплеменники
(см. Е. С u г г. The Australian race, vol. I. London, 1886, стр. 64—65).
183

ные особенности. Коллективное владение или пользование подобными
предметами было бы просто невозможно.
По смерти владельца этих вещей их клали с ним в могилу или они
доставались по наследству его ближайшим родственникам. Это понятно, потому
что весь род в целом ничего не мог бы сделать с двумя-тремя копьями
и бумерангами, с топором и щитом, оставшимися после умершею его члена.
Особенно отчетливо проявляется первобытный кол-
Распределение лективизм австралийского общества в обычаях
распределения охотничьей добычи.
Даже в тех случаях, когда охотник промышлял один, он почти никогда
не пользовался своей добычей единолично. Во многих случаях обычай
предписывал ему раздать ее всю или почти всю другим.
Хауитт собрал обширный материал относительно правил
распределения добычи у разных племен востока, юго-востока и юга Австралии.
У некоторых из них эти правила были очень просты. Например, у
иеркла-мининг в Южной Австралии всякая пища всегда делилась
поровну между всеми присутствующими. Тот, кто убил дичь, пользовался
только одной привилегией: он собственноручно делил добычу, и никто
не прикасался к своей части, пока не получал ее непосредственно из его
рук. У племени чепара на восточном берегу охотничья добыча
потреблялась коллективно всем наличным населением — мужчинами, женщинами
и детьми, между которыми распределяли ее поровну старики. У племен
группы карамунди обычай требовал, чтобы удачливый охотник делился
добычей с теми, кто был менее счастлив; более определенных правил
раздела добычи не было. У племен юго-западной Виктории охотник, принеся
добычу на стойбище, терял на нее всякие особые права и при разделе
получал худшие части; если у него был брат, он получал не большую долю,
чем сам охотник, лучшие же куски доставались другим членам локальной
группы. Напротив, у юин, хотя и не было определенных правил раздела
добычи, обычай более охранял интересы охотника: он н*е обязан был
делиться ни с кем, а лишь по доброй воле делился с друзьями и родными,
если только имел некоторый избыток. У грингаи охотничья добыча
делилась между всеми поровну.
У многих же племен отмечены более строгие и сложные правила
раздела добычи. При этом в большинстве случаев особо предусматривались
интересы старших родственников, родителей жены охотника и вообще
старшего поколения. Здесь, в частности, сказывались те особые
обязательства, какие по австралийским обычаям лежали на человеке по
отношению к родителям его жены, в чем можно видеть, как уже
говорилось, остаток прежнего матрилокального брака.
Таков особенно известный обычай неборак у курнаи. Этот обычай
требовал, чтобы охотник лучшую часть своей добычи отдавал тестю и
теще. Обычай строго и мелочно предписывал, какая именно часть
добычи должна идти в каждом случае в неборак, какую могли
использовать иначе. Если, например, охотник убил несколько опоссумов,
он оставлял для себя и семьи только одного, остальных отдавал
тестю. То же и с лебедями, но если их было убито много, то охотник
отдавал часть своим родителям. Из убитого эму охотник сам съедал
внутренности, лапы отдавал в неборак, остальное доставалось его родителям.
Вомбата отдавали тестю целиком, как самую изысканную пищу,
охотник мог съесть только внутренности; тесть же от себя делил полученное
мясо между обитателями стойбища. Если охотнику помогали свежевать
и разделывать тушу большого кенгуру случайно присутствовавшие лица,
то они получали га это ногу и хвост животного, остальное же охотник
тащил на стойбище. Там он отдавал голову и спинную часть родителям
184

своей жены в неборак, а остальное доставалось его собственным
родителям. Сам охотник оставлял себе немного мяса только в том случае, если
у него не было больше никакой мясной добычи. Со своей стороны охотник
мог получить от матери или тестя с тещей ту или иную пищу.
У племен нгариго и волгал отмечены сходные порядки, но у них
добыча распределялась главным образом между родней самого охотника,
а не его жены. Вот пример способа раздела убитого кенгуру у нгариго.
Охотник брал себе кусок мяса от крестца. Отец его получал хребет, ребра,
лопатки и голову, мать — правую ногу, младший брат — левую
переднюю ногу, младшая сестра — правую, старшая сестра —кусок от хребта.
Отец отдавал часть своей доли своему отцу, мать — своим родителям и т. д.
Сходные правила раздела добычи наблюдались и у племен вурундже-
ри, вотьобалук, нарранга, нарриньери и др.
Вопреки ходячему обывательскому мнению, сло-
Организация жившемуся в буржуазных кругах, первобытное
общество отнюдь не представляет собою
беспорядочной анархической орды, где каждый поступает как ему вздумается,
где нет никакой общепризнанной, установленной власти. Австралийцы
могут служить убедительным примером ложности такого взгляда.
Многие из прежних наблюдателей отрицали наличие у австралийцев
какой бы то ни было организации власти и порядка, видели у них только
анархию, самостоятельность отдельных семей, «право сильного». Но это
лишь потому, что эти авторы не понимали никакой другой формы власти,
кроме существующей в капиталистических государствах. Такой формы
власти, знакомой только классовому обществу, австралийцы, конечно,
не знали. У них господствовали свои формы организации власти.
Вся жизнь австралийца была подчинена строгим нормам обычая.
Отдельная личность не только не была свободна в своем поведении, но,
напротив, каждый шаг ее, от колыбели до могилы, и в повседневной
будничной жизни, и в особо торжественных ее случаях совершался по раз
навсегда предписанным правилам, которые диктовал обычай. Воспитание
ребенка, посвящение мальчика в ранг взрослых мужчин, вступление
в брак, семейная жизнь, урегулирование различных конфликтов — все
это происходило в рамках, установленных обычаем.
Блюстителями обычаев выступали старики и главари групп. Они
и являлись носителями общественной власти. Никаких других органов
власти, кроме этих хранителей древнего обычая, австралийское общество
не знало.
У. Бэкли беглый ссыльный, проживший с австралийскими
аборигенами более тридцати лет, сообщает о них, что «их система управления
самая простая, какую только можно себе вообразить. Место законов
заступают у них унаследованные от древности обычаи, которым строго
повинуются и нарушение которых карается вполне определенными
наказаниями... Старые мужчины считаются номинально главарями, и в силу
своего опыта и происхождения они оказывают большое влияние на
общественные дела... В одних племенах достоинство главаря наследственно,
а в других главарь выбирается»1.
Более обстоятельно сообщает о положении и функциях главаря у
племен Нового Южного Уэльса Дж. Фрэсер. По его словам, общеплеменных
вождей здесь нет, но в отдельных локальных группах, подразделениях
племени, «руководство в общественных делах принадлежит нескольким
пожилым мужчинам, а из них всегда выделяется лицо, которое вследствие
1А. Knabenhans. Die politische Organisation bei den australiscben Eingc-
borenen. Berlin — Leipzig, 1919, стр. 116.
185

своих особых способностей и почетного положения играет роль своего
рода главаря или вождя. На собрании совета его мнение пользуется
особым авторитетом, хотя, с другой стороны, он никоим образом не может
просто диктовать свою волю». Далее Фрэсер перечисляет функции вождей:
«Они улаживают частные споры, налагают наказания и наблюдают за
их выполнением; они руководят большими церемониями, как, например,
«бора» (инициации), решают вопросы войны и мира». Все это вождь делает
совместно с советом стариков, который обычно устраивает свои совещания
поодаль от лагеря, в лесу, часто ночью. По смерти вождя старики
выбирают на его место нового, причем преимущество отдается сыну или брату
умершего, если только он обладает подходящими качествами.
Самостоятельной власти у вождя нет, он является лишь наиболее уважаемым и
влиятельным членом совета стариков1.
Очень подробно останавливается на положении и роли
австралийских вождей и старейшин Хауитт, который располагал обширным
материалом о тридцати с лишним племенах. По его словам, при первом
поверхностном взгляде можно совсем не заметить никакой общественной
власти в австралийском племени: каждый, казалось бы, делает что ему
вздумается. Но в действительности это не так: существуют обязательные
для всех правила, запреты, обычаи, которым все повинуются под страхом
наказания. Что касается вождей или главарей, то они существовали, по
сведениям Хауитта, у всех племен, хотя положение и власть их были
далеко не везде одинаковы. Например, очень сложны и разнообразны были
функции главаря у племени юин, на границе между Викторией и Новым
Южным Уэльсом. Здесь в каждой локальной группе имелся свой гоммера
(главарь), причем это же слово означало и знахаря, колдуна. Главарь,
говорит Хауитт, «чтобы быть пригодным для своей должности, должен
быть знахарем, пожилым человеком, уметь говорить на нескольких
языках (диалектах), быть искусным воином и, главное, уметь
проделывать те магические фокусы, которые гоммера пускают в ход при
обрядах инициации». Главарь всегда руководил сборищами и совещаниями
во время церемоний или в судебных делах. «Гоммера были блюстителями
старых обычаев и нравов. Если случайно сходились несколько локальных
групп вместе, то главари их собирались в некотором расстоянии от лагеря
и обсуждали различные дела, требовавшие разрешения». На совет
стариков иногда допускались и молодые люди, но ни в коем случае не
женщины и не дети. Хауитт так описывает заседание совета стариков у юин:
«Молодые мужчины сидят вокруг и жадно слушают, но не осмеливаются
сказать слова. Старики произносят речи один за другим; главарь обычно
берет слово последним, и с его взглядом все соглашаются»2.
Очень интересные сведения сообщаются об организации власти и
о вождях у племени диери около оз. Эйр. Это племя, как и многие другие,
делилось не только на локальные группы, но независимо от этого
на роды, не совпадающие с первыми вследствие женского счета родства.
Как родовые, так и локальные группы имели своих предводителей,
называемых пиннару, причем функции родового и локального главаря
могло совмещать одно лицо, если оно обладало незаурядными личными
достоинствами. Последнее, конечно, бывало не так часто. Обычно же
родовой главарь — это просто старейший член рода. Хауитт, например,
упоминает об одном пиннару около оз. Хоп, который был главарем
родовой группы благодаря своему возрасту, но, не обладая необходимыми для
настоящего предводителя качествами воина, оратора, знахаря, не поль-
1 Цит. по A. Knabenhans. Ук. соч., стр. 126—129.
2 A. Howitt. Ук. соч., стр. 313—315.
186

зова лея никаким общественным влиянием и даже не был вождем своей
собственной локальной группы. Напротив, те пиннару, которые
отличались выдающимися личными качествами, пользовались авторитетом
не только в своей локальной группе, но и далеко за ее пределами.
Главари (пиннару) отдельных локальных групп составляли вместе
нечто вроде общеплеменного совета. Один из них, наиболее влиятельный
и всеми уважаемый за те или иные свои достоинства, признавался главным
предводителем племени — пинна-пиннару. В 18б0-х годах пользовался
широкой известностью пинна-пиннару по имени Джалина Пирамурана,
который был действительно выдающейся личностью. О нем упоминают
Хауитт, Гэсон, Земон и другие исследователи, знавшие его лично. По
•словам С. Гэсона, служившего долго в качестве полицейского чиновника в
области племени диери, «Джалина Пирамурана был человеком
увлекательного красноречия, мужественным и храбрым воином и к тому же
могущественным знахарем. Белые ценили его за хорошие манеры. Его боялись не
только его собственные люди (соплеменники), но и в соседних племенах.
Ни братья его, ни старики не осмеливались ему противоречить... Он
улаживал споры, и на его решения нельзя было апеллировать». Он
выдавал замуж девушек и расторгал неудачные браки. «Соседние племена
присылали ему через своих вестников разные подарки — сумки питчери,
•красную охру, шкуры и другие вещи, которые он обычно раздавал своим
друзьям, чтобы не давать повода для зависти». Он «всегда обнаруживал
рассудительность, уступчивость и выдающееся гостеприимство. Никто
не говорил о нем дурно; напротив, имя его называли с уважением и
почетом». Он обычно старался предотвратить конфликты и войны и нередко
становился между враждующими даже с риском для себя. «Как
верховный главарь диери он председательствовал на совещаниях пиннару и
устраивал посольства. Джалина был также великим кунки, или знахарем,
однако применял свое искусство только на важных лицах, на тотемиче-
ских главарях и прочих и на своих ближайших друзьях. Он наследовал
должность своего отца, но еще при жизни последнего совершенно затмил
его»1.
На примере Джалина Пирамурана хорошо видна самая характерная
особенность в организации власти у австралийцев: носители этой власти,
действовавшие целиком в рамках обычаев и традиций, располагали
авторитетом лишь в силу и в меру своих личных качеств. Можно было стать
пиннару благодаря преклонному возрасту или по наследству от отца,
но ни то, ни другое не давало само по себе реального авторитета и власти
над окружающим населением. Чтобы получить такой авторитет и власть,
надо было быть хорошим воином, опытным руководителем, обладать
красноречием, знахарскими способностями и т. п. Следовательно, реальная
власть у австралийцев была полностью основана на личном моральном
авторитете предводителей, освященном обычаями. Вместе с тем у диери
мы видим две характерные особенности, встречавшиеся далеко не у всех
племен: во-первых, размежевание между родовыми и локальными
предводителями, во-вторых, зачатки общеплеменной организации власти.
У других племен и в других районах были свои отличия. У племен
Квинсленда отмечается отсутствие отдельных вождей или предводителей.
Их роль выполнял совет стариков, действовавший обычно коллективно,
как одно целое. В. Рот подробно описывает состав, организацию и
функции такого совета стариков («camp council»— лагерный совет). В
лагерном совете принимали участие все более или менее пожилые мужчины.
Но степень влияния, которым пользовался человек в совете, зависела
1 A. Howitt. Ук. соч., стр. 297—299.
187

от его личных способностей, от его качеств как охотника и воина или
общественного веса. Функции лагерного совета были разнообразны: он
ведал и сношениями группы с внешним миром, и разрешением
внутренних споров и столкновений, хозяйственными делами,
перекочевками, устройством общественных праздников, плясок и пр.
Если у этих квинслендских племен единоличная власть почти целиком
поглощалась в коллективном совете стариков и самостоятельно не
проявлялась, то, напротив, у наиболее продвинувшихся в своем развитии
племен юго-востока, в особенности западной Виктории, власть вождей
местами получила гораздо более оформленный и развитой характер.
Досон, подробно описавший племена западной Виктории, сообщал, что
у них вожди пользуются огромным авторитетом. Власть их
наследственная, и умершего вождя сменяет, по выбору совета вождей, его сын или
брат. Австралийцы смотрят на своего вождя как на отца и повинуются
ему безоговорочно. Его в первую очередь снабжают охотничьей добычей,
отдают любую приглянувшуюся ему вещь. Шесть молодых людей
составляют постоянную свиту вождя, его жена имеет свою свиту из девушек.
Вождь, помимо руководства внутренними делами группы, ведет ее
внешние сношения, посещает чужие группы и племена.
Сообщения Досона изображают настолько необычную для Австралии
картину высокого положения вождей, что они подвергались не раз
сомнениям. Однако племена западной Виктории, как мы знаем, вообще стояли
выше других племен: здесь были начатки оседлости, зародыши
земледельческого хозяйства. Не удивительно, что и формы общественного
устройства приняли в западной Виктории более развитой вид.
Власть главарей и совета стариков дополнялась собранием взрослых
мужчин. Последнее можно считать третьей формой организации власти,
хотя она и не имела самостоятельного значения. У многих племен на
совещания стариков допускались и мужчины среднего возраста, даже
молодые люди, если только они прошли посвятительные обряды. Но они
по большей части лишь присутствовали при обсуждении дел, не решаясь
принять в нем участие. Так, например, у племени вотьобалук молодые
люди могли присутствовать на совещаниях джун — совета стариков,
но им разрешалось лишь молча слушать, а отнюдь не высказывать своих
мнений. У юин «посвященные мужчины собирались, когда требуют
обстоятельства, в каком-нибудь месте в стороне от лагеря, где и
обсуждались дела, касающиеся племени. Женщины и дети, т. е. непосвященные
члены племени, не смели приблизиться к этому месту». Хауитт
описывает картину такого совещания, которое он не раз видел: «пожилые
мужчины сидят в первом ряду, молодые подальше, а гоммера (главари) обычно
несколько в стороне от других, хотя неподалеку, и принимают главное
участие в обсуждении. Я был поражен,— говорит Хауитт,— сдержанным
поведением молодых людей на этих собраниях». «На подобных сходках, —
сообщает тот же исследователь в другом месте,— чем моложе человек,
тем.меныпе он говорит; в самом деле, я ни разу не видел молодого человека,
только что посвященного в ранг мужчины, который решился бы что-
нибудь сказать или принять участие в обсуждении. Все, что они могут
делать на собрании, это слушать, что скажут старшие»1.
Итак, австралийцам была знакома вполне определенная организация
общественной власти и они вовсе не жили в состоянии анархии. Но их
общественная власть была основана не на аппарате принуждения, как
в классовом обществе, а на силе обычая и на личном авторитете
блюстителей этого обычая. Такими блюстителями выступали прежде всего ста-
1 Α. Η о w i t t. Ук. соч.,'стр. 320, 325.
188

рики; отсюда их влиятельное положение в австралийских общинах,
давшее повод некоторым исследователям (Риверс) назвать общественный
строй австралийцев «геронтократией» («стариковластием»)1.
Собрание взрослых посвященных мужчин составляло не
самостоятельный орган власти, а совещательную корпорацию, в которой
и через которую действовали те же главари и старики.
Внутренние отношения в австралийской орде ре-
Общественные гулировались обычаями, установившимися как
нормы. Нарушение обычая влекло за собой в той или
иной форме возмездие. Эти нарушения бывали двух родов: одни
затрагивали интересы отдельных лиц и считались поэтому частным
делом этих лиц; другие задевали локальную группу или все племя в
целом и рассматривались как преступления, направленные против
общественного порядка.
К числу поступков первого рода относились различные ссоры и споры,
драки и побои, нарушение супружеской верности. К числу
преступлений общественного характера принадлежали убийство,
предполагаемая «порча» посредством магии, нарушение экзогамного запрета,
нарушение тайны священных церемоний, верований и предметов.
Частные конфликты разрешались обычно самими заинтересованными
сторонами. Самым заурядным способом был поединок. Он совершался по
большей части публично и по определенным правилам. Если причина
столкновения была не слишком серьезна, то и поединок велся не насмерть:
если оружием служили ножи — ими наносили легкие раны или уколы
в мягкие части ног; если палицы или — у женщин — землекопалки,
то ограничивались несколькими ударами по голове.
Нередко устраивалось нечто среднее между поединком и наказанием
виновника по суду: по решению стариков или главаря виновный в каком-
либо правонарушении подвергался копьеметанию со стороны
обиженного или его родни. Наказание производилось публично. В
приговоренного метали одно за другим несколько копий, а ему предоставлялось
право уклоняться от них и закрываться щитом; от его ловкости зависело
остаться невредимым или отделаться легкой раной.
Вообще в случае нарушения установившихся обычаев господствовал
принцип равного возмездия: «око за око, зуб за зуб». В более серьезных
случаях наказанием служила смерть. Виновного мог убить обиженный им
или его родня в порядке саморасправы либо на поединке или он
подвергался казни по приговору главаря или совета стариков. Исполнителем
приговора обычно были несколько вооруженных молодых людей, и сама
казнь совершалась публично большей частью посредством копьеметания.
Хауитт подробно описывает процедуру судебной расправы,
применявшуюся в старину у курнаи. Человек, обвиненный в колдовстве или
в ином преступлении, получал наименование уэт-джурк (убийца); он
подвергался казни, в которой главными действующими лицами выступали
обиженный и его родня, называемые нунги-нунгит. Казнь совершалась
в присутствии всего племени и состояла в том, что нунги-нунгит метали
в обвиненного копья, а если тому удавалось каким-либо чудом защититься
от дождя брошенных в него одновременно копий, то наступала очередь
бумерангов и метательных палиц. Хотя жена обреченного, а иногда и его
родственники помогали ему отбивать удары, но шансов на спасение у него
было мало. Бывали случаи, что эта казнь превращалась во всеобщую
потасовку.
1 Термин весьма неудачный, ибо влиятельное положение стариков в
австралийских племенах вовсе не представляло собою какую-нибудь особую форму общественного
строя, а было лишь одной из сторон первобытно-общинного уклада.
189

Помимо смертной казни или нанесения ран и увечий, тягчайшим
наказанием в австралийских обычаях выступает изгнание из племени.
Оно иногда применялось в случае нарушения брачных правил, а еще
чаще нарушители сами спасались бегством, покидая свое племя.
Таким образом, вся внутренняя жизнь австралийского племени и
локальных групп подчинялась вполне определенным и очень строгим
правилам, которые были установлены обычаем и соблюдались неукоснительно..
Не может быть и речи о какой-либо анархии, неограниченной «свободе
личности». Напротив, в австралийском обществе свобода поведения
отдельной личности ограничена общеобязательными нормами и подчинена
строгим правилам в еще большей степени, чем в классовом обществе.
Межплеменные Перейдем к вопросу о внешних, межгрупповых
отношения. и межплеменных отношениях у австралийцев.
Вооруженные Существовали ли и здесь установленные обычаем
столкновения правила, узаконенные нормы или же в
межплеменных отношениях господствовали лишь право грубой силы, взаимная
вражда и хроническое состояние войны, не сдерживаемой никакими
нормами обычая или этики?
Австралийцы совершенно не знали никаких широких форм
общественной связи, которая охватывала бы несколько племен. Даже племя, как
целое, было лишено единой организации власти и обычно распадалось
на независимые друг от друга локальные группы; лишь редко
встречаются зачатки общеплеменной организации. Тем более не существовало
межплеменных объединений, которые имели бы общие органы власти.
Таким образом, межплеменные отношения и даже отношения между
отдельными локальными группами одного и того же племени должны
были, казалось бы, основываться только на праве сильного, на взаимной
вражде и представлять собою цепь непрерывных столкновений. Так, по
крайней мере, стараются изобразить дело некоторые фашиствующие
«ученые», по мнению которых война — исконное и извечное состояние
человечества.
В действительности, однако, это далеко не так. Правда, очень многие
наблюдатели отмечали, что для австралийца чужеземец и
чужеплеменник обычно враг, которого всегда подозревают в разных враждебных и
коварных замыслах и которого можно безнаказанно убить. На основании
подобных сообщений сложилось мнение, высказывавшееся в литературе,
что межплеменные отношения у австралийцев вообще сводились к
беспрестанным войнам, взаимным нападениям и убийствам из-за угла. Подобные
факты действительно в Австралии были известны, но они составляли
лишь одну сторону дела. Была и другая сторона, на которую прежде как-
то мало обращали внимания: один из исследователей австралийцев,
Джеральд Уилер, в своей прекрасной работе «Племя и межплеменные
отношения в Австралии» (1910) сумел очень хорошо показать, используя
и старые и новые сведения об австралийцах, во-первых, что, «нормальным
состоянием австралийских племен является мир, а не война», что
отношения между племенами гораздо чаще основаны на мирных и
дружественных связях, чем на вражде; во-вторых, что «война» у австралийцев
«представляется лишь менее обычной формой отмщения или правосудия за
кровь»; и, в-третьих, что сама «война» подчинена известным нормам и
правилам и совершается в узаконенных обычаем рамках1.
У австралийцев различались два разных вида вооруженных
столкновений: одни из них велись с соблюдением определенных правил и пред-
1G. Wheeler. The tribe and intertribal relations in Australia. London, 1910,
стр. 160—161 и др.
190

Расправа с обвиняемым в колдовстве у племени курнаи.
ставляли собою узаконенную обычаем форму сведения счетов, кровной
мести; другие не были ограничены определенными нормами. Первый
вид — «урегулированная война» — имел место гораздо чаще, но по
преимуществу между близкородственными племенами или между
группами одного и того же племени. Вооруженные столкновения второго вида
велись реже, главным образом между отдаленными, чуждыми друг
другу племенами.
Наиболее обычной причиной вооруженных столкновений как
первого, так и второго рода служила месть. Считалось обязательным мстить
за различные обиды и правонарушения, например за похищение
женщины, за убийство, а всего чаще — за предполагаемую «порчу»
посредством магии. Взаимные обвинения и подозрения в магии были
наиболее частым поводом для кровомщения. Суеверные австралийцы склонны
были каждый несчастный случай, болезнь или смерть члена своей
локальной группы приписывать колдовству и обвиняли кого-нибудь из
соседей. За каждым таким случаем следовала попытка кровомщения.
К этому и сводилось подавляющее большинство «войн» у
австралийцев. Войн другого типа—грабительских, а тем более завоевательных,
которые так часты в эпоху разложения первобытно-общинного строя
и особенно в классовом обществе, австралийцы не знали. Чтобы
лучше представить себе типичную картину маленькой «войны», какие чаще
всего происходили у австралийцев, приводим один из характерных
примеров.
У центральноавстралийских аранда Спенсер и Гиллен отмечают такой
обычай. Если одна из локальных групп считает себя обиженной кем-
либо из других групп, все равно своего или чужого племени, например,
подозревает соседей в колдовстве или обвиняет их в похищении
женщины, главарь и старики назначают особый отряд мстителей — группу
вооруженных мужчин, так называемых атнинга. Этот отряд после испол-
191

нения установленных обрядов выступает в поход и направляется в
местность, где кочует враждебная группа. Придя туда, мстители или
нападают из засады и убивают одного или двух мужчин, или вступают в
настоящий бой, или — чаще всего — дело ограничивается словесной
перепалкой, за которой следует примирение на условиях известной
компенсации. Спенсер и Гиллен описали один из таких походов мстителей,
который они видели в конце XIX в.
Отряд атнинга был послан против племени илиаура в связи с
подозрением в убийстве при помощи колдовства. Дойдя до лагеря
предполагаемых виновников, мстители расположились поблизости. Илиаура выслали
к ним женщин в знак желания избежать кровопролития с предложением
вступить с ними в половые отношения, что обычно делается у австралийцев
в случае примирения. Это предложение было отклонено. Начались
переговоры со стариками враждебной группы, тянувшиеся два дня. Наконец,
было решено, что люди илиаура выдадут людям аранда для казни троих из
своей среды (из них двое были повинны в нарушениях брачных правил, а
третий похвалялся, что нашлет порчу на людей аранда). С наступлением
дня так и сделали. Один из обреченных на смерть мужчин узнал о грозившей
ему участи и скрылся, но другие два были заманены в засаду и заколоты
копьями в присутствии своих соплеменников. Мстители взяли затем двух
женщин (в том числе вдову одного из убитых) и отправились в обратный
путь. По возвращении домой они подверглись особым очистительным
обрядам. На этом месть кончилась.
Аналогичные обычаи существовали и у многих других племен Австралии.
Лумхольц приводит следующее описание вооруженного столкновения,
так называемого барбоби.
Между дв*умя соседними племенами в течение длительного времени
нарастал конфликт из-за охотничьих угодий, нарушения брачных норм
и т. п. Отношения стали натянутыми. Старики обоих племен решили, что
конфликт должен быть разрешен военным столкновением. Мужчины,
раскрашенные яркими боевыми красками, двинулись друг другу
навстречу. Старики, женщины и дети расположились на лесной опушке. Воины,
вооруженные бумерангами и копьями, начали сближаться, издавая
устрашающие крики. Каждый стал искать своего личного неприятеля,
обидчика. Они столкнулись, и поле сражения представляло собою несколько
поединков: бились 7—8 пар. Строго соблюдалось правило «лежачего не
бьют». Старухи, вооруженные своими палками-копалками, находились
среди сражавшихся, и когда кто-либо из воинов падал, старухи
прикрывали его палками, чтобы противник не мог добить раненого врага.
Старики наблюдали за битвой. В определенный момент, когда было убито два-
три человека, старики решили, что можно считать конфликт
исчерпанным, и военные действия прекратились1.
Но в случае военной экспедиции против более отдаленного племени дело
принимало более жестокий оборот. По словам Кёрра, «в таких случаях...
выступает отряд людей, жаждущих крови; идут ночью, украдкой, за
50—150 миль, в страну, населенную племенами, самые имена которых
могут быть неизвестны им: Найдя группу, принадлежащую к такому
племени, они прячутся и подползают ночью к их лагерю, где спят его
обитатели, убивают во сне мужчин и детей, а женщин — после других
жестокостей»2. Если враждебная группа была слишком велика и
нападение на нее, даже внезапное, небезопасно, то убивали из засады одного
или двух человек и быстро уходили.
1 С. Lumholtz. Unter Menscbenfressern. Hamburg, 1892, cip. 159—161
2 Ε. Gurr. Ук. соч., т. I, стр. 85—86.
192

Выступление отряда мстителей атнинга (племя аранда)
Вообще способ ведения «войны» у австралийцев был мало похож на
военную технику более развитых народов. «Война» состояла у них по
преимуществу из нападений врасплох, ночью, с избиением кого попало. Но
бывали и открытые стычки. В них, однако, бывало обычно больше шума,
крика, взаимной ругани, чем настоящего кровопролития. Регулярного
военного строя австралийцы не знали, бились врассыпную и по большей
части издали, пуская в ход копья и бумеранги. Так как воины умели
искусно уклоняться от этого оружия, то убитых и раненых бывало мало.
Сражение продолжалось по большей части лишь до появления первых
раненых на той и другой стороне, после чего оно прекращалось. В случае
«урегулированной войны» стороны заключали после этого мир,
перевязывали раненых, иногда даже устраивали совместное пиршество.
Таким образом, хотя вооруженные столкновения у австралийцев были
довольно частым явлением и бывали нередко затяжными, однако они
не были слишком кровопролитными. Новейший исследователь
североавстралийского племени мурнгин, Ллойд Уорнер, подсчитал, что это племя
13 Народы Австралии и Океании

за двадцать лет (до 1929 г.) воевало 72 раза, в том числе 50 сражений
имело причиной кровную месть, десять — похищение женщин. Убитых
за все это время было около ста, т. е. по одному-два человека в
среднем на каждое сражение.
Племя в целом почти никогда не воевало: в вооруженные
столкновения вступали за собственный страх отдельные входящие в него группы.
Исключение составляет только северный Квинсленд, о котором
сообщается, что там целые племена вели между собой «войны».
Нормальным состоянием между племенами и локаль-
Мирные отношения ными группами австралийцев являлась не война,
между племенами & МИ1р. Формы мирного и дружественного общения
между племенами были- гораздо более разнообразны, чем враждебные
отношения.
Взаимные связи между отдельными локальными группами и
племенами были тем теснее и дружелюбнее, чем ближе они друг к другу.
Между локальными группами одного и того же племени отношения были
всегда более дружественные, чем между чужеплеменниками, хотя это не
исключало вспыхивавшей время от времени вражды. Сношения между
близкородственными племенами были более регулярны, чем между
племенами, отдаленными и чуждыми по языку.
Разнообразные формы межгрупповых и межплеменных отношений
у австралийцев можно свести к следующим важнейшим видам: совместное
использование естественных ресурсов — охота, сбор плодов; взаимное
участие в общественных празднествах и обрядах; взаимные браки; обмен.
Охотничье-собирательское хозяйство австралийцев
характеризовалось резким чередованием сезонов скудости и изобилия. В засушливое
время года, когда добыть пищу было очень трудно, австралийская
локальная группа разбивалась на мелкие группы по две-три семьи, которые и
бродили в поисках корма по своей территории; но зато когда наступал
сезон изобилия, когда созревали плоды, появлялось много дичи, тогда
рассеянные группы собирались вместе, посылали приглашения к
соседним племенам, и в тех местностях, где был большой урожай
плодов или орехов, обилие дичи — там устраивались большие
межплеменные сборища. Конечно, это бывало далеко не везде, а лишь в более
богатых и плодородных районах — как раз в тех, откуда коренные жители
были впоследствии вытеснены колонизаторами.
Особенно интересны такие межплеменные сборища в юго-восточном
Квинсленде на территории племен каби и вакка. Здесь растет дерево
бунъя, дающее обильный урожай сытных мучнистых орехов. Когда эти
орехи поспевали, местные жители созывали к себе гостей из соседних и
более отдаленных племен. Собиралось множество народа, люди
приходили за сотни километров, собирали, ели и запасали в большом
количестве орехи бунья. К этому времени приурочивалось устройство разных
празднеств, плясок, религиозных обрядов. Все это служило выражением
дружественных отношений между племенами, хотя скопление в одном
месте большого количества людей из разных племен зачастую порождало
стодкновения и нередко кончалось форменными стычками. В области
Австралийских Альп, в горах, в середине лета наблюдается скопление
огромного множества мотыльков богонг, которые заполняют трещины и
щели в скалах. Австралийцы душили их дымом и, поджарив в горячей
золе, ели как лакомство. И вот к этому времени года местное племя нга-
риго созывало людей из дружественных племен полакомиться и там
собиралось по 500—700 человек из разных местностей. Сезон этот
продолжался месяца три. В Западной Австралии Дж. Грей наблюдал большие
сборища племен в сезон добывания смолы акации и мимозы. Не раз от-
194

мечалось, что жители побережья, например в Виктории и Западной
Австралии, когда море случайно выбрасывало на берег мертвого кита,
созывали своих соседей из внутренних областей, чтобы попользоваться
обильной пищей.
В других случаях, и притом гораздо чаще, поводом и целью
межплеменных сборищ было совместное проведение празднеств и различных
церемоний. Впрочем, они тоже приурочивались по возможности к сезону
большого изобилия пищи. Чаще всего собирались на церемонии
посвящения юношей — обычно самый торжественный цикл обрядов,
совершаемых с участием или в присутствии многочисленных гостей из разных
племен.
Брачные отношения тоже создавали добавочные связи между
племенами. Они принимали разные формы. Похищение женщины из соседнего
племени не считалось у австралийцев нормальной и «законной» формой
брака и происходило редко. Надо упомянуть и о таком, тоже
довольно редком явлении, как бегство к соседнему племени молодой пары,
соединившейся в нарушение правил; такие факты тоже содействовали
сближению племен. Но не эти более или менее аномальные факты
имели здесь значение в первую очередь, а более обычные и заурядные случаи
«законных» браков между лицами из разных племен. О таких случаях,
хотя тоже не слишком частых, сообщают наблюдатели для племен диери,
вотьобалук, вакельбура, племен Западной Виктории, р. Хентер и др.
Подобные браки обычно рассматриваются аборигенами не как частное,
а как общеплеменное дело. Поэтому здесь требовалось согласие главарей
или стариков.
Вступление в брак с лицом из другого племени было вполне узаконено
обычаями австралийцев. С этим связан был один очень важный факт:
взаимное признание и отождествление фратрий и брачных классов, которыми,
как известно, регулировались браки у каждого племени. Австралийцы
прекрасно разбирались в системе брачных делений не только своего
собственного племени, но и соседних племен. Они в точности определяли,
какое деление любого соседнего племени соответствует тому или иному
делению в их родном племени. При этом особенно интересно, что они без
колебаний устанавливали такие соответствия даже тогда, когда два
племени имели различные системы делений: одно имело, например, двухфрат-
риальное деление, другое — четыре брачных класса, одно следовало
женскому, а другое мужскому счету родства. Такой трудный случай
налицо, например, у племен арабана и аранда: у первых имелись две
фратрии с женским счетом, у вторых — четыре брачных класса с мужским
счетом. И вот людям племени арабана, для того чтобы приспособить
четыре брачных патрилинейных класса аранда к своим матрилинейным
порядкам, приходилось производить их перегруппировку: у аранда
брачные классы Панунга и Бултара входили в одну фратрию, Пурула и
Кумара в другую; сын мужчины Панунга у них причислялся к
брачному классу Бултара, сын мужчины Пурула — к Кумара, и наоборот. По
матрилинейным же правилам арабана нужно было, чтобы и отец и сын
принадлежали к разным фратриям. Поэтому они соединяли в одну пару
не Панунга и Бултара, а Панунга и Кумара, не Пурула и Кумара, а
Пурула и Бултара; первую пару они приравнивали к своей фратрии Кира-
рава, вторую — к фратрии Маттурие. Аранда признавали законность
такой перегруппировки. И когда мужчина арабана из фратрии
Маттурие приходил временно или на постоянное житье к аранда, его
зачисляли в брачный класс Бултара или Пурула (в какой именно — решали в
каждом отдельном случае старики) и в жены он мог взять себе женщину
Кумара (или Панунга). Напротив, человек Пурула (или Бултара),

переходивший на житье или временно к арабана, попадал во фратрию
Маттурие, брал себе в жены женщину Кирарава и дети их причислялись
по матрилинейному счету к Кирарава, что соответствовало тому
брачному классу Кумара, в какой попали бы его дети, если бы он имел их на
своей родине.
В тех случаях, когда система брачных делений была одна и та же,
отождествление совершалось еще легче. Так, например, Спенсер и Гил-
лен сообщают, что австралиец племени аранда из секции Бултара,
сопровождавший их во время посещения других племен, считался у племени
кайтиш принадлежащим к брачному классу Каббиджи, у варрамунга —
к брачному классу Тжапельтжери, у бинбинга — к Палиаринджи, у
тжингилли — к Таларингинджа, у анула — Роумбриа, у мара —к Мумбали.
Такое взаимное отождествление брачных делений, единство брачной
системы у всех племен содействовали их сближению между собой,
укреплению межплеменннх связей.
οβ Наконец, не менее, если не более важную роль
в укреплении связей играл межплеменной обмен.
Обмен у австралийцев был достаточно развит,— настолько, что это
может показаться даже странным на той низкой ступени развития, на
какой они еще недавно находились и когда можно было бы ожидать
полного господства натурального хозяйства.
Хотя натурально-хозяйственный уклад у австралийцев, конечно,
господствовал, но он ничуть не мешал тому, что целый ряд предметов,
необходимых их быту, а также и таких, которые удовлетворяли их
эстетическим потребностям, они получали путем обмена от соседних или
даже отдаленных племен.
В работе Мак-Карти1 подробно исследованы пути и направления,
по которым передвигались отдельные предметы обмена у австралийцев,
переходя от одного племени к другому. Эти предметы — по преимуществу
различные изделия, оружие, утварь, украшения, а иногда и сырые
материалы. Съестные припасы почти нигде, за исключением некоторых
прибрежных местностей, не выступали в качестве предмета
межплеменного обмена, что вполне естественно. Что же касается таких предметов,
как каменные топоры, бумеранги, щиты, копья, копьеметалки, кожи
и шкуры животных, плетеные изделия, раковины и украшения из них,
красная охра, наркотик питчери и многое другое,— все эти
разнообразные предметы австралийцы издавна привыкли отдавать и получать в
порядке обмена с ближними или дальними племенами. При этом в каждой
области существовало свое, установленное с давних времен разделение
труда между племенами, из которых почти каждое было поставщиком
какого-нибудь вида изделий или сырья.
Так, например, в Центральной Австралии отмечается такое
межплеменное разделение труда. Племя варрамунга было почти для всех
центральных племен монопольным поставщиком щитов, выделываемых из
мягкого дерева, и женских корытец питчи из того же материала. Это же
племя и другие северные племена изготовляли особый вид копьеметалки
с вырезом на рукоятке. Другой тип копьеметалки — с кистью —
изготовлялся племенем виимбаио и третий тип — листовидный — племенами
юго-западной части области. Лучшие копья выделывались у северных
аранда в местности Алис-Спрингс.Кварцитовые пластинчатые ножи изготовляли
бингонгина, варрамунга и другие северные племена и променивали их со-
1 См. F. D. McCarthy. «Trade» in aboriginal Australia and «trade»
relationship with Torres Straits, New Guinea and Malaya. «Oceania», 1939, vol. IX, № 4;
vol. X, № i? 2.
196

120 130 14Q 150
110 120 130 140 150
Пути и центры обмена (до начала европейской колонизации)
1 — главные пути обмена; 2 — важнейшие центры межплеменного обмена; 3 — Парачильна —
месторождение красной охры; 4 — район произрастания питчери (Duboisia hopwoodi); 5 — ловля
и обработка морских раковин; 6 — область изготовления крюковидных и других особых
бумерангов
седним и более отдаленным племенам; боевые палицы выделывали кайтиш
и варрамунга, плетеные сумки — южные аранда и арабана и т. д.
В Квинсленде существовали подобные же отношения. Копья с квар-
цитовыми наконечниками изготовлялись в северной части области племени
майтакуди, откуда они распространялись по окружающим племенам.
Племя вунамурра делало небольшие сети и снабжало ими соседей. В
местности Роксбург изготовлялись щиты; другая их разновидность выделы-
валась в Норенсайде и т. д.
Такая же межплеменная специализация и обмен отмечались
наблюдателями в юго-восточной Австралии, на севере (Арнхемленд) и в других
областях.
Регулярный межплеменной обмен привел к установлению
излюбленных торговых путей и определенных традиционных центров обмена.
Торговыми путями служили прежде всего реки и речки, вдоль
которых происходило наиболее оживленное движение. Так, в юго-восточной
Австралии торговые экспедиции аборигенов направлялись вверх и вниз
по течению Муррея, вверх по Дарлингу и его притокам Пару, Варрего,
Маккари и др. Племя камиларои в своих торговых связях с восточным
побережьем пользовалось течением р. Хентер. В Квинсленде важными
197

торговыми дорогами служили большие реки Джорджина и Дайамантина.
Вниз по этой последней реке и по р. Куперс-Крик (Барку) происходили
торговые сношения племен Квинсленда с племенами области оз. Эйр.
Большинство рек Австралии, как известно, превращается летом в сухие
русла с отдельными водоемами, но местным жителям достаточно и их,
чтобы обеспечить себя водой в пути. Течением реки, конечно, далеко не
ограничивалось направление излюбленных торговых дорог, тем более
что в огромных степях Центральной и Западной Австралии рек вообще нет.
Из- многочисленных Центров, служивших местами межплеменного
обмена, следует упомянуть наиболее известные. В области оз. Эйр таким
излюбленным торжищем служила местность Копперамана, к востоку
от озера, на р. Барку, в области племени диери. Здесь с
незапамятных времен сходились люди из окрестных племен для обмена. Сюда со
всех сторон поступали различные предметы обмена. С севера попадали
сюда щиты из мягкого дерева, — ибо мягкого дерева в области оз. Эйр
нет,— а также питчери, птичьи перья и др. Каменные клинки топоров
приносили люди из Квинсленда или с южного побережья, потому что
местные породы камня не поддаются шлифовке. Тростник или легкое
дерево для копий приносили с востока, каменные плиты для зернотерок —
с юга и запада. Местные племена — диери и вонконгуру давали в обмен
за эти изделия и материалы то, что есть в их местности, и свои изделия:
твердоБ дерево для бумерангов, деревянные сосуды пирра, плетеные
сумки, мужские передники, красную охру и пр. Приносимые соседями
изделия обменивались не только на местную продукцию, но и одно на
другое. Копперамана пользовалась широкой известностью как центр
обмена по всей области. Самое название ее, означающее буквально «корень-
рука», понимается как сравнение с пальцами, сходящимися вместе а кисти
руки: так сходились здесь вместе люди разных племен. Другим известным
центром межплеменного обмена в Южной Австралии служила Ульдеа
в области племени антакиринджа. Сюда сходились для торговли и для
других целей люди окрестных и даже более отдаленных племен: вирангу,
мурунитжа, питжанджара, коката и др. Не менее широкой известность^
пользовалась в качестве межплеменного центра Уднадатта к западу от
оз. Эйр, у арабана.
В юго-восточной Австралии были свои излюбленные центры обмена.
Например, наблюдатели отмечали большие межплеменные сборища на
территории племени вотьобалук; там обменивались такие вещи, как
тростниковые копья, плащи из шкур опоссума, мужские передники из кожи
крысы-кенгуру, ручные браслеты, деревянные сосуды и многое другое,—
в сущности, все, что употребляется из утвари, орудий и украшений
у местных племен. Такие же торжища происходили в области племени
джупагалк, у племени кулин.
В западном Квинсленде известными центрами обмена служили
местности в районе оз. Нэш, Аустраль-Даунс, Камувель; здесь квинсленд-
ские племена обменивались с племенами Северной территории, воргайя
и другими, получая от них перламутровые раковины, орлиные перья,
каменные ножи, большие деревянные корыта, пояса из человеческих
волос и пр., в обмен за что они отдавали копья, простые и крюковид-
ные бумеранги, перья эму, маленькие деревянные корытца, питчери,
а в новейшее время — и разные товары, получаемые от «белых».
Регулярный обмен происходил во многих местах между береговыми
племенами и населением внутренних областей. Тут нередко предметом
обмена служили и пищевые продукты — рыба, угри и т. п.,
обмениваемые жителями побережья на необходимые им изделия из глубины
материка.
198

Обмениваемые изделия и сырые материалы иногда не задерживались
в одних руках, а переходили дальше, совершая дальние путешествия от
племени к племени. Места традиционного торга служили нередко как бы
транзитными центрами, через которые предметы обмена переходили из
рук в руки, передвигаясь иногда на сотни километров. Такова в
особенности была судьба некоторых сырых материалов и изделий, которые
производились только в одной определенной местности, но пользовались
большим спросом повсеместно. Некоторые предметы обмена из одного
центра расходились во все стороны чуть не по всему континенту. Такой
«дальний» обмен, который принимал формы «этапной торговли»,
представляет большой интерес.
Одним из самых излюбленных предметов «дальнего» обмена,
передвигавшихся на огромное расстояние, был наркотик питчери. Заросли этого
растения покрывают долину верхнего Муллигана в Квинсленде. Сюда
совершали специальные экспедиции за сбором наркотика все окрестные
племена. Отсюда питчери расходился по торговым путям во все стороны,
доходя на юге до области оз. Эйр и дальше, на юго-восток — до рек Дай-
амантина и Куперс-Крик, на запад — до племен Северной территории.
Большим спросом пользовалась красная охра. Лучшие залежи ее
находятся в местности Парачильна, на западном склоне хребта Флиндерс
(к востоку от оз. Торренс, Южная Австралия). Сюда совершались
экспедиции даже из отдаленных областей, за сотни километров. Охра затем
переходила из рук в руки, попадая к племенам Северной территории,
Квинсленда, Виктории и др.
Некоторые из изделий тоже совершали дальние путешествия.
Например, орнаментированные бумеранги изготовлялись племенами
северозападного Квинсленда и отсюда расходились во все стороны, вплоть до
оз. Эйр и дальше. Особые «струйчатые» (с продольными желобками)
бумеранги, выделываемые тоже в северо-западном Квинсленде, проникали
еще дальше, до залива Карпентария, Арнхемленда и далее на запад.
И, наконец, еще шире распространялись «крюковидные» бумеранги; их
выделывали по преимуществу племена воргайя и яроинга, на верхней Джорд-
жине, и отсюда они расходились вплоть до западного и южного побережья
Австралии.
Наконец, самым поразительным примером далекой экспансии
предметов обмена служат некоторые морские раковины, которые добываются
лишь в немногих местах, и изделия из них. На северо-восточном
побережье, особенно в заливе Принцессы Шарлотты, водятся моллюски Melo
и Nautilus, из перламутровых раковин которых выделываются украшения
в виде полированных овальных пластинок, а также резцы и другие орудия.
Эти предметы, переходя из рук в руки, путем обмена доходили до Нового
Южного Уэльса, Центральной Австралии и даже до южного побережья.
Перламутровые раковины, добываемые на северо-западном побережье,
в округе Кимберлей, тоже служили для выделки полированных
украшений и встречались чуть не у всех племен Северной, Центральной, Южной
и Западной Австралии.
«Дальний» и «этапный» обмен у австралийцев был связан с наличием
у них больших, как бы магистральных, путей, по которым исстари
совершалось движение. Движение это разбивалось, конечно, на отдельные
участки, и караваны совершали путешествия лишь в пределах
ограниченных отрезков пути, но предметы обмена, переходя этапами из рук в руки,
передвигались из конца в конец континента. Мак-Карти устанавливает
следующие, наиболее важные из этих «магистральных» путей.
Восточный береговой путь. Он тянулся узкой прибрежной полосой,
наиболее плодородной, от северной оконечности п-ова Йорк до границы
199

Виктории, конечно, разбиваясь на отдельные отрезки. В некоторых местах
(округ Брисбен, реки Хентер, Хоксбери-Непин и др.) эта прибрежная
дорога связывалась поперечными путями с внутренними областями.
Юго-восточный путь — от центрального и южного Квинсленда вниз
по рекам Пару и Варрего к Дарлингу и вниз по нему до Муррея, где этот
путь пересекался поперечным путем по Муррею, от его устья до
верховьев, связывавшим область оз. Александрина с восточной Викторией.
Путь, перерезавший весь континент с севера на юг, от п-ова Иорк до
области озер Южной Австралии. Он шел главным образом по речной сети,
наиболее развитой в этой части материка, и имел ряд боковых ответвлений.
Центральный меридиональный путь, пересекавший Австралию от
Арнхемленда до озерной области. Он разветвлялся на севере на три
направления и в нескольких местах соединялся поперечными дорогами
с предыдущим путем; в отличие от него, этот центральный путь шел
преимущественно не по рекам, а сухопутьем.
Путь Кимберли — полуостров Эйр. Он почти по прямой линии
пересекал материк от северо-западного побережья через западные пустыни
и Ульдеа к западному берегу п-ова Эйр (выступ материка к западу от
залива Спенсера).
Путь Кимберли— юго-запад Австралии. Начинаясь там же, где
предыдущий, он шел в юго-западном направлении, огибая Большую
Песчаную пустыню, пересекал верховья рек, текущих на запад, и, минуя
Большую пустыню Виктории, выходил на юго-западное побережье у Юклы.
Северо-западный береговой путь, шедший от Кимберли вдоль
побережья на юго-запад и юг.
Эти «магистральные» пути служили не только торговыми дорогами,
по ним передвигались не только предметы обмена. По ним от племени
к племени передавались обычаи, пляски, мифы и верования. Некоторые
из этих путей, а может быть и все, играли в свое время немалую роль
в заселении Австралии; по ним двигались предки современных
племенных групп, расселенных по материку. Историко-культурное значение
этих путей, следовательно, огромно. Это основные оси размещения и связи
племен и культуры Австралии.
Вообще обмен у австралийцев не представлял собой обособленного
от других сторон их общественной жизни явления. Напротив, он был
тесно связан с различными другими формами межплеменных отношений.
В очень многих случаях, если не в большинстве, меновые сношения
бывали приурочены к крупным межплеменным сборищам, устраиваемым по
поводу инициации юношей, в связи с теми или иными празднествами,
корробори. Например, жители Квинсленда, по сообщению Петри, перед
концом всякого межплеменного сборища непременно обменивались своими
вещами; то же самое передает Хауитт о племени вотьобалук. Трудно
сказать, что являлось основной целью сборища, а что — побочной. Иногда
обмен интересовал австралийцев не сам по себе, а как средство
завязывания дружественных связей с соседними племенами. Был обычай
ознаменовывать торгами заключение мира после враждебных действий. Но
чаще всего обмен для австралийцев имел самостоятельное значение. Ему
придавали большую важность.
Возникает вопрос: на чем же, собственно, была основана система
обмена в Австралии? Является ли обмен действительно необходимым на
этом столь низком уровне хозяйственного развития, при тех несложных
потребностях, которые из него вытекают, при сравнительном
однообразии физико-географических условий? Несомненно, что в основе
отношений обмена у австралийцев лежала все же неодинаковость природной
среды, различие физико-географических условий. При всей примитив-
200

ности своих материальных потребностей австралийцы далеко не всегда
могли удовлетворять их за счет окружающей среды, не прибегая к
получению недостающего от соседей или более отдаленных племен.
Так, в области оз. Эйр нет камня, пригодного для шлифовки, поэтому
шлифованные топоры местным жителям приходилось добывать где-то
на стороне; там нет и мягких и легких сортов дерева, необходимого для
выделки щитов,— следовательно, и щиты должны были приобретаться
жителями со стороны. Племена северо-западного Квинсленда
снабжались щитами в местности Норенсайд — только здесь растет подходящее
для выделки их дерево. Особенно поразителен тот факт, что приходилось
иногда переносить на большое расстояние значительные тяжести.
Например, тяжелые каменные плиты для зернотерок добывались в западном
Квинсленде только в районе Валайа и по хребту Токо. Отсюда
вытесанные и отшлифованные плиты отправлялись в Карандорра и Роксбург,
где их выменивали племя калькадун и другие племена хребта Лейхардт-
Сельвин, которые передавали их жителям других местностей, вниз по
рекам Джорджина, Муллиган и далее, вплоть до средней Дайамантина.
Сообщающий об этом факте Рот выражает изумление по поводу того, что
австралийские женщины переносили на такое огромное расстояние эти
тяжелые камни. Еще более бросается в глаза влияние разнообразия
естественной среды на развитие обмена в тех случаях, когда дело шло о таких
предметах, как наркотик питчери, растущий только в одном ограниченном
районе, или о таких, как морские раковины, добываемые лишь в
некоторых местностях северного и восточного побережий. Вообще, когда речь
идет об обмене между береговыми жителями и племенами внутренних
областей (обмене рыбы, раковин и других продуктов моря на
произведения сухопутного хозяйства), тогда естественная база этого обмена
совершенно ясна.
Но не всегда удается объяснить установившуюся традицию обмена
этими простыми природными условиями. Иногда причины заключались
в чем-то другом.
Спенсер и Гиллен с некоторым удивлением отмечают, что среди племен
Центральной Австралии обмен во многих случаях совершенно не зависел
от различия условий естественной среды. Например, жители местности
Алис-Спрингс и западнее ее получали щиты путем обмена от северных
племен, хотя у них имелось достаточно того материала «бобового дерева»,
из которого они выделывались, и они сами изготовляли из этого дерева
хорошие корытца питчи. Столь же не обосновано естественными условиями
было то, что жители Алис-Спрингс обменивали свои копья на бумеранги
восточных племен. Традиция обмена основывалась здесь не на наличии
или отсутствии материала для тех или иных изделий, а на том, что
определенные племена пользовались раз навсегда репутацией специалистов
по изготовлению их. Племя варрамунга испокон веков
специализировалось на выделке щитов из «бобового дерева», северные аранда — на
выделке копий, ильпирра (к западу от Алис-Спрингс) — легких
корытец, юго-западные' племена — копьеметалок и пр. Эта межплеменная
специализация так глубоко укоренилась в народной традиции и в
сознании людей, что отразилась и в преданиях: в мифах и легендах
рассказывается о том, как предки современных местных групп уже
занимались выделкой тех предметов, которые мастерят теперь их потомки.
Это связано с характерными, широко распространенными
представлениями: вещи, изготовленные известными специалистами или теми
племенами, которые славились их производством, наделялись какими-то
особыми магическими свойствами или просто считались лучшими по
качеству, хотя бы они в действительности ничем не превосходили такую же
201

самодельную вещь. Мало того, наблюдатели не раз отмечали
поразительный факт: австралиец зачастую ценит вещь, сделанную другими, выше,
чем такую же вещь, сделанную им самим. «Любопытно,— пишет Хорн,—
до какой степени ни во что считает человек орудия, которые сделаны им
самим. Например, Ватамунка (личное имя) делает «пирра», или бумеранги,
и, нагрузившись ими, он спускается в Копперамана, давнишнее место
торговли. Оттуда он возвращается нагруженным другими пирра, за
которые он отдал свои. Они лучше, потому что сделаны другим человеком..
Эта черта сказывается во всех их торговых сделках»1.
В этих делах, таким образом, была очень велика роль традиции,
в силу которой особая ценность приписывалась предметам, издавна
связанным с определенной местностью. Например, за красной охрой очень
многие племена ходили в местность Парачильна, иногда совершая туда
экспедиции издалека, с большими трудностями и даже опасностями,
хотя залежи красной охры имеются и во многих других местах, гораздо
ближе. Но охре из Парачильны приписывались особые, в известном смысле
магические свойства.
Почему же именно установилась традиция в каждом случае добывать
те или иные вещи и изделия именно в данном месте, а не в ином? В
некоторых случаях эта традиция имеет глубокие исторические причины.
Отдельные племена поддерживали традиционные меновые связи с
жителями тех местностей или районов, с которыми они были исторически
связаны своим происхождением. Так, например, племя нарриньери, жившее
близ устья Муррея, повидимому, заселило некогда эту местность,
спустившись вниз по Дарлингу и Муррею; об этом говорят и их предания.
И вот, очень интересно, что нарриньери находились в оживленных
торговых связях с жителями своей предполагаемой прародины. Точно так
же возможно, что торговая дорога, ведшая от оз. Эйр к северу, в сторону
залива Карпентария, представляла собою наследие и воспоминание о той
отдаленной эпохе, когда центр материка заселялся выходцами с севера.
По этому пути, по которому когда-то шли предки современных племен
и который так часто фигурирует в их мифах и легендах, продолжали до
наших дней передвигаться традиционные предметы обмена. Однако такое
объяснение происхождения обмена пригодно, конечно, далеко не во всех
случаях.
По своим формам обмен у австралийцев сохранял весьма примитивный
и архаический вид. Никаких денег, разумеется, не было, и обмен носил
натуральный характер: предмет обменивался на предмет. Только в
районах, тяготевших к северному побережью, где в большом ходу были
морские перламутровые раковины, последние иногда рассматривались как
«деньги чернокожих», но и то здесь можно видеть влияние
европейских колонизаторов.
Акт обмена облекался обычно в форму известного ритуала, нередко
превращался в настоящую церемонию. Описания таких церемоний
довольно любопытны. Вот, например, типичная картинка межплеменного
обмена, описанная одним из новейших наблюдателей у северо-западного
племени ворора:
«Сделаны приготовления для достойного приема людей. Мужчигы
пересматривают свои запасы копий, меховых и волосяных поясов,
налобных повязок, копьеметалок, томагавков и жемчужных раковин. Хозяева
и гости рассаживаются на землю для установленного обычаем обмена
дарами. Гости извлекают и кладут перед собой, в сторону хозяев, то, что
1 G. Η о г η е a. G. A i s t о п. Savage life in Central Australia. London, 1924,
стр. 34.
202

они предполагают дать: копья, копьеметалки, пояса, головные повязки,
украшения для волос, все в одну большую кучу, которую местные люди
наблюдают с большим интересом. Когда нагромождение кучи даров
посетителей окончено, местные люди в свою очередь громоздят перед
посетителями то, что они предполагают дать взамен. Один мужчина за
другим выходит вперед, чтобы положить на землю копье или другое
оружие, украшение или иной подарок... Один за другим мужчины берут
из кучи что им вздумается... Если группа недовольна ответным даром,
она устраивает воинственную демонстрацию»1.
Еще более своеобразна картина обмена, который устраивался у диери
по случаю примирения сторон для избежания кровной мести. К
назначенному месту сошлись обе враждовавшие стороны, заранее запасшиеся
предметами для обмена; там были и мужчины и женщины. Обе партии
встретились, идя гуськом, мужчины под предводительством главаря
впереди, женщины позади. Мужчины были вооружены копьями,
бумерангами и щитами, женщины несли вещи, предназначенные для обмена.
Предводители, сойдясь вместе после военного танца, обменялись ритуальными
вопросами и ответами и сели на землю, а позади них — люди из их групп.
Сзади всех находились женщины, заботливо прятавшие принесенные
вещи. По знаку предводителя одной из партий ему был передан один из
предметов — бумеранг; его передавали стоявшие за ним люди, каждый
просовывая между ног стоящего впереди, так что предмет оставался
невидим, пока не попадал к главарю, который бросал его с важным
видом на землю между обеими партиями. В ответ противная партия таким
же образом бросала на землю свои дары. За этими предметами следовали
один за другим дальнейшие, пока предводители обеих партий не
изъявили удовлетворения. Каждая партия взяла вымененные вещи. В случае
недовольства могла возникнуть перебранка, а затем и форменное сражение.
В подобных описаниях характерны две черты: коллективность обмена
и его обрядовая форма, что указывает на глубоко архаический характер
австралийской системы обмена.
Иногда межплеменной обмен у австралийцев принимал еще более
усложненные и вычурные формы, совершаясь через особых посредников
и партнеров. Интересен, например, обычай, описанный Тэплином, у
нарриньери под именем нгиа-нгиампе. Здесь обмен с чужими племенами
происходил обычно через особых посредников-партнеров, которые
вступали в своеобразные отношения между собой с детства. Отец отдавал
пуповину родившегося у него мальчика отцу какого-нибудь другого
младенца в чужом племени, и с этого времени оба мальчика становились
друг для друга нгиа-нгиампе. Это означало, во-первых, что они не могли
общаться между собой, разговаривать, касаться друг друга, а во-вторых,
что когда они подрастут, именно через них оба племени будут вести
торговые сношения. «Например, абориген из группы Мунду, который имеет
нгиа-нгиампе в одном из племен недалеко вверх по Муррею, получает
(от своих соплеменников) различные вещи, как корзины, цыновки или
одеяла, изготовленные людьми Мунду, для отправки к своему нгиа-
нгиампе, который в обмен на это присылает вещи, сделанные его
племенем»2. Так как эти партнеры не могли между собой даже разговаривать,
то сношения между ними происходили через третье лицо. Такой странный
на первый взгляд обычай имеет вполне определенный смысл, как заметил
и сам Тэплин: запрет партнерам нгиа-нгиампе общаться между собой
должен помешать им использовать оказываемое им соплеменниками
1 F. D. McCarthy. У к. соч. «Oceania», 1939, vol. Χ, № 2, стр. 177—178.
2 Там же, т. IX, № 4, стр. 425.
203

доверие в своих корыстных интересах. Значит, и здесь хотя обмен и
происходил, по видимости, через отдельных лиц, но он сохранял строго
коллективный, общинный характер1.
Но у северных племен, в Арнхемленде, был обычай, уже сильно
отступавший от принципа коллективности и представлявший шаг к
развитию индивидуального обмена. Это обычай мербок у племен р. Дейли.
Обычай мербок представляет собою сложную систему перманентной
циркуляции материальных ценностей. Каждый человек, входивший в эту
систему, имел по меньшей мере двух партнеров, или контрагентов,
которым он передавал и от которых получал известные предметы:
раковинные украшения, каменные ножи и топоры, бумеранги, копья, смолу,
желтую охру, каолин и пр. Каждый предмет переходил из рук в руки,
непрерывно меняя владельца, но только по одному направлению, никогда
не возвращаясь назад. Акты обмена бывали всегда приурочены к тем или
иным сборищам, инициациям и т. п. Специальных торговых экспедиций
в системе мербок не бывало. Отношения мербок связывали людей узами
дружбы и взаимных обязательств. Каждый человек занимал свое место в
этой системе по праву родства или наследования. Мербок в значительной
мере дело семьи, а не всей общины. Сходные обычаи были недавно
описаны Дональдом Томсоном у населения северо-восточной части Арнхем-
ленда: они выражаются схематически в том, что каждый человек как бы
является центром обменных связей, тянущихся к нему с пяти направлений:
с северо-запада, северо-востока, востока, юго-востока и юго-запада; с
каждого из этих пяти направлений человек получает определенные виды
ценностей: с юго-запада — бумеранги, с юго-востока — каменные
наконечники для копий и т. д. Каждый из этих предметов переходит из рук
в руки, но всегда по одному направлению, никогда не возвращаясь
обратно. Эта своеобразная система называется, по Томсону, кумур-мэрнда2.
В обычаях мербок и кумур-мэрнда, очень напоминающих
меланезийскую кула 3, первобытно-общинные отношения уже уступают место
индивидуальным. Но и здесь сохранялась, и даже усиливалась та
обрядовая форма, которая даже с внешней стороны отличает австралийский
обмен от чисто экономической и деловой формы отношений.
Поэтому, конечно, никак нельзя говорить о «товарном хозяйстве»
у австралийцев. Предметы, обменивавшиеся у них, еще не «товар».
Понятие «стоимости» австралийцам было чуждо. Какой-либо
определенной пропорции, в которой обменивались бы предметы, у них не было,
не было и «мерила стоимости», или «масштаба цен», что уже имеется у
меланезийцев, стоящих на более высокой ступени развития.
Если в чисто экономической жизни австралийцев обмен не играл
крупной роли, ибо он не превращал их натуральное хозяйство в товарное, то,
напротив, социальное и культурное значение обмена у австралийцев было
огромно. Он сближал и связывал не только соседние и родственные, но и
более отдаленные племена, содействовал мирному разрешению конфликтов
и столкновений, ликвидации кровной мести и «войн». В меновых связях
проявлялось и усиливалось взаимное тяготение племен. Обмен
сопровождал всевозможные формы межплеменного общения, праздники,
религиозные церемонии, посвящения юношей. Этим самым укреплялись
культурные связи между племенами. По путям обмена передвигались,
заимствовались и распространялись различные обычаи, поверья, пляски,
1 См. А. И. Блинов. Партнерство. «Труды Института этнографии АН СССР»>
т. II, 1947.
2 D. F. Thomson. Economic structure and the ceremonial exchange cycle
in Arnhem Land. Melbourne, 1949.
3 См. главу «Общественный строй меланезийцев», стр. 441.
204

корробори. Обмен, таким образом, служил важным фактором
нивелировки австралийской культуры, создания культурной общности в рамках
обширных территорий, если не всего материка.
Всякого рода межплеменные сношения у австра-
Ритуал лийцев всегда облекались в формы, строго узако-
межплеменных ^ тр * £
отношений ненные обычаем, паковы бы ни были поводы и цели
межплеменных связей, обычаи австралийцев
выработали на каждый случай определенный ритуал для их осуществления.
Приглашалось ли дружественное племя на совместный сбор плодов,
на праздник, на обряд посвящения юношей или дело шло о взаимных
претензиях и обвинениях, устраивался ли простой обмен или
заключение брака— при всех этих и при любых других обстоятельствах
австралийцы строго соблюдали точно установленный церемониал.
Наиболее обычным способом межплеменных сношений была у
австралийцев посылка вестников. Они посылались в чужое племя для тех
или иных переговоров, для приглашения гостей на праздник или с иными
целями, для передачи каких-либо сообщений. Вестника посылал главарь
или старики группы. Им мог быть любой член племени. Но обычно в
каждом племени были люди, постоянно выполнявшие посланнические
функции. Они имели личные связи в чужом племени. Связи эти
устанавливались иногда путем браков. Нередко старейшины племени намеренно
устраивали такие «дипломатические» браки, женили одного из своих на
женщине из чужого племени. Иногда связи в чужом племени завязывались
путем отдачи туда на воспитание мальчика. Он возвращался оттуда в свое
племя взрослым юношей, свободно владея языком своих воспитателей,
зная их обычаи, имея среди них личных знакомых и друзей. Такие люди
и бывали в нужных случаях незаменимыми посредниками в сношениях
между племенами, особенно в делах щекотливых, когда была угроза
вооруженного столкновения или возникали взаимные претензии и
обвинения, требовавшие урегулирования.
Многие племена, в частности юго-восточные, предпочитали посылать
вестниками женщин, особенно тех, которые сами были родом из того
племени, куда посылались, и которые поэтому лучше, чем кто другой, могли
выполнить поручение. Женщины обладали и другим преимуществом перед
мужчинами в качестве вестников, особенно при наличии опасности
столкновения: они меньше подвергались риску быть предательски убитыми,
ибо женщин, даже в случае взаимных нападений, обычно щадили.
По межплеменным обычаям австралийцев, по их неписаным законам,
особа вестника считалась священной. Он беспрепятственно проникал
на территорию враждебного племени, даже во время «войны». Но для этого
нужно было, чтобы его лично хорошо знали люди того племени и чтобы
он имел на себе внешние знаки своих посланнических полномочий.
Существовала целая система знаков, которыми не только отмечалась
внешним образом и заметно для всех личность вестника, но и символически
изображались цель его отправки и содержание данных ему поручений.
Во многих случаях емуне нужно было и рта раскрывать, чтобы дать понять,
зачем он послан. Например, у диери вестник, идущий приглашать гостей
на праздник и корробори, надевал особое головное украшение из перьев,
а тело окрашивал красной охрой. Если посылалось приглашение на
церемонии посвящения юношей, тело вестника раскрашивалось
диагональными полосами желтой охры, а борода связывалась клином.
Если дело шло об операции обрезания юношей, вестник брал с
собою пригоршню кусочков древесного угля и, дойдя до места
назначения, не говоря ни слова, клал по кусочку угля каждому человеку в рот;
все понимали, что это значит. В случае торжественного обряда заключения
205

мира вестник нес с собой
небольшой мешочек с
красной охрой. Если вестник
отправлялся созывать людей в
отряд мстителей пинъя, на
голову ему надевали особую
сетку и белую ленту с пером,
за пояс — пучок перьев эму,
тело раскрашивалось желтой
охрой и белой глиной; он нес
с собою волосы из бороды
умершего и некоторые
принадлежности траура и
показывал эти вещи тем, кого
приглашал принять участие
в мести за смерть
соплеменника. Если цель
посольства — просто возвестить о
смерти, то посланник
обмазывался с головы до ног белой
Головное украшение вестника племени диери глиной. Приближение
вестника смерти сразу вызывало
общий плач, крики и прочие проявления печали; когда же становилось
известно, кто именно умер, продолжали плакать и кричать только
родственники и друзья умершего.
У племени нгариго была другая система знаков посланничества. Если
посылалось приглашение на корробори, вестник нес с собой мужской
передник, головную повязку и носовую палочку. Если это вызов на
поединок, в его руках был щит. Если созывался военный отряд, вестник нес
дротик. Когда дело шло о церемонии инициации, вестник брал с собой
гуделку, копье, бумеранг и щит. В случае сообщения о смерти
лицо вестника разрисовывалось белыми полосами от каждого глаза
вниз.
Но наиболее широко распространенным знаком достоинства вестника
был «посланнический жезл», палочка с особыми зарубками. Зарубки
эти символически означали содержание сообщения, подлежащего
передаче, а сама палочка — своего рода верительную грамоту,
удостоверяющую полномочия посла и его дружественные намерения. Знаки на
палочке носили чисто условный характер и, разумеется, были непонятны
без устного объяснения. Лицо, имевшее при себе такой «посланнический
жезл», пользовалось неприкосновенностью даже среди враждебного
племени. Посланнические жезлы употреблялись большинством племен юго-
востока, особенно в бассейне Дарлинга. Лишь очень немногие племена —
грингаи, диери — их не употребляли.
Прибытие вестника в лагерь чужого племени и передача им своего
поручения обставлялись особым ритуалом. Иногда он был сравнительно
прост, иногда сложен. У диери, если вестник был сам по себе ничем не
выдающийся человек, то он подходил к лагерю и садился около на землю,
не говоря ни слова. Через некоторое время к нему подходили старики,
садились рядом и спрашивали, откуда он пришел и по какому делу.
Он сообщал, что ему было поручено. Двое из стариков вставали, и один
из них повторял полученное известие, а другой выкрикивал его с
возбужденным видом. Потом гостя радушно принимали, помещали в
хижине кого-либо из членов его тотема. Почетного посла, известного,
влиятельного человека, принимали иначе. При его приближении все как
206

бы с угрозой поднимали
оружие. Посетитель тоже
делал вид,что бросается на
них и наносит удары,
которые они отражали
щитами. После этой
притворной схватки почетного
гостя обнимали и вели в
лагерь, где женщины
подносили ему пищу.
Сходно описывают π тт Л
гл тл «Посланнические жезлы». Центральная Австралия
Спенсер и 1 иллен ритуал -> ±- г
прибытия вестника у аран-
да. Еще издали вестник дает сигнал о своем приближении дымом
костра. Уже это должно свидетельствовать о его мирных намерениях,
потому что тот, кто приближается с враждебным умыслом, не станет
предупреждать о своем прибытии. «Подойдя на видимое глазом расстояние
к лагерю, он сначала не приближается к нему вплотную, а молча садится
(на землю). Никто, повидимому, не обращает на него ни малейшего
внимания, а ему этикет запрещает двигаться с места без приглашения.
Приблизительно через час или два один из стариков подходит к нему и спокойно
садится на землю рядом с чужеземцем. Если последний имеет какое-либо
поручение или полномочие, он его сообщает, и тогда старик обнимает
его и приглашает с собой в стойбище, где он идет в унгундиа (мужское
стойбище) и присоединяется к мужчинам. Случается так, что ему дают
временную жену на срок его визита; эта жена, конечно, должна
принадлежать к той группе, с которой он может вступить в законные брачные
отношения»1.
Своеобразный, еще более сложный ритуал сопровождал коллективные
визиты. Спенсер и Гиллен дают очень яркое описание одного такого
визита, которому они были свидетелями в 1901 г. Около тридцати мужчин
из южной части племени аранда прибыли в гости к одной из групп
северной части того же племени в местность Алис-Спрингс. В полумиле от
лагеря гости, как обычно, уселись на землю в ожидании приглашения.
Все они были вооружены копьями и бумерангами и своеобразно наряжены:
каждый имел пучки орлиных перьев сзади за поясом, а в волосах — по
две заструженные деревянные палочки инкулътпа, знак мести и убийства.
Приглашенные войти в лагерь посетители построились в плотном карре
и направились к лагерю характерным церемониальным шагом, высоко
поднимая колени и держа вверх свои копья. Их встретили сначала
несколько старых женщин, с громкими криками и возбужденной
жестикуляцией, потом мужчины, размахивавшие копьями и щитами. Затем к ним
присоединились мужчины местной группы, и все начали обходить вокруг
лагеря, под предводительством главаря посетителей. Все обитатели
лагеря собрались в сильном волнении. После окончания вступительной
пляски гости и хозяева разделились и расселись порознь. Главарь
посетителей собрал инкульта у всех мужчин своего отряда и передал их
местному главарю. Тот, в ознаменование взаимных мирных намерений,
сжег на костре эти знаки мести.
В дальнейшем, однако, не обошлось без инцидентов, чуть не
превратившихся в общую потасовку. Люди обеих партий начали вспоминать
прежние обиды, обвинять друг друга в неблаговидных поступках.
Произошло несколько поединков, и с трудом удалось избежать большого
1 В. Spencer a. F. G i 1 1 е п. The Arunta, vol. II. London, 1927, стр. 505.
207

кровопролития. Почти три часа стоял невообразимый шум, слышались
дикие крики, и каждую минуту можно было ожидать свалки. Постепенно,
однако, страсти улеглись. Интересно отметить, что после этого люди
разделились на две партии, но не гостей и хозяев, а по фратриям: люди
Панунга и Бултара, как местные, так и гости, расположились отдельно
от людей Пурула и Кумара, тоже гостей и хозяев. Следовательно,
старинное фратриальное деление здесь пересилило межгрупповую рознь.
Спенсер и Гиллен замечают по поводу приведенного описания, что
при таких коллективных посещениях всегда есть опасность, что
вспыхнут старые распри1.
Итак, в области межплеменных отношений, не меньше чем во внутри-
племенной жизни, у австралийцев господствовали определенные, точно
соблюдаемые нормы.
1 В. S ρ е η с е г a. F. G i 1 1 θ п. The Arunta, vol. 2, стр. 505—509.

s Ш
ГЛАВА ШЕСТАЯ
РЕЛИГИЯ АВСТРАЛИЙЦЕВ
Старая религия австралийцев, так же как и их социальный строй, стала
известна науке лишь с недавнего времени. До самого конца XIX в.
никто не проявлял к этому вопросу никакого интереса. После
замечательных открытий классиков австраловедения, особенно Спенсера
и Гиллена, обнаружилось, что у австралийцев не только есть своя
религия, но что она представляет собою поразительно своеобразный мир
фантастических представлений, с особыми обрядами и церемониями,
€0 своей особой мифологией и магическими заклинаниями. Работы
других исследователей расширили и дополнили наши сведения о старых
религиозных верованиях австралийцев, и они теперь известны более или
менее подробно.
В очень сложном клубке религиозных верований и обрядов
австралийцев разобраться нелегко. Хотя в основных чертах эта религия была
одинакова у разных племен, тем не менее обнаружены существенные
различия между верованиями племен разных частей Австралии. На
основании этих различий можно выделить несколько областных типов
верований: племен юго-востока, Квинсленда, центральных; к последним
во многом примыкают племена северо-запада, севера (Арнхемленда),
северо-востока (п-ова Йорк). О западных племенах сведений очень мало.
Преобладающая форма самобытной религии у
австралийцев — это тотемизм, т. е. вера в
сверхъестественную связь или родство, якобы существующее между группами
людей и определенными видами материальных предметов, чаще всего
животными и растениями. Тотемические верования существуют не только
у австралийцев, они известны у народов едва ли не всех частей света.
Но нигде они не достигали такого поразительного развития, как в
Австралии. Ее называют иногда классической страной тотемизма. Именно на
австралийском материале изучают этнографы типичные черты тотемизма.
В чем же они здесь состоят?
Каждое австралийское племя, как говорилось в предыдущей главе,
делится (или делилось) на несколько (от десяти до тридцати) родов, или
так называемых тотемических групп. Каждый из родов называется
по имени какого-нибудь животного, или иногда растения, или
неживого предмета. Например, у племени диери имеются роды Ковровой
змеи, Ворона, Лягушки, Крысы, Летучей мыши, Жука, Землеройки,
Гусеницы, Динго, Дождя и др. Принадлежность к роду обычно передается по
14 Народы Австралии и Океании п

наследству, у одних племен — по женской линии (главным образом юго-
восточных), у других — по мужской (преимущественно у северных и
западных); в последнем случае тотемическая группа обычно совпадает с
«локальной». То животное или предмет, по имени которого называется
группа, есть ее «тотем»1; у австралийцев он называется на разных языках
нгаитъе, мурду, кнанджа, кобонг и пр.
Таким образом, главная суть тотемизма состоит в том, что каждая
родовая группа верит в какое-то особое родство свое с тотемом, имя
которого она носит.
Это нельзя назвать поклонением тотему, почитанием или
обожествлением его. Для австралийца его тотем — не божество, а родное и близкое
существо. Чувство близости или родства с тотемом австралийцы
стараются выразить в своих разговорах с европейцами по-разному. Одни говорят:
«это мой отец», другие — «мой старший брат» или «друг», «моя плоть»,
«часть человека» и т. п. Некоторые, например в племени аранда,
доходят даже до какого-то странного отождествления себя с тотемом.
Спенсер и Гиллен сообщают о своем разговоре с одним австралийцем
аранда группы Кенгуру, который прямо объявил, что кенгуру и он —
одно и то же и что снятая с него фотография изображает кенгуру.
Чувство родства или близости к тотему проявля-
Тотемическая лось различно, чаще всего — в запрете убивать
табуация ~ г ~? г\
свои тотем и употреблять его в пищу, ото так
называемая тотемическая табуация. Запреты, правда, не везде были
одинаково строги. Австралиец обычно избегал убивать животное, чье имя он
носит, и делал это только в случае крайней нужды, как бы жалея своего
«друга» или «родственника». Например, один исследователь писал о
племени буандик: «Человек не убивает и не употребляет в пищу ни одного из
животных того же подразделения, как он сам, если только голод не заставит
его; они тогда выражают печаль о том, что им приходится есть своих
«вингонг» (друзей) или «тумананг» (свое мясо). Употребляя это последнее
слово, они прикасаются к груди, чтобы показать близкое родство,
разумея почти что часть самих себя»2. О племенах Западной Австралии еще
Джордж Грей сообщал, что там люди неохотно убивают своего кобонга,
стараясь во всяком случае сначала как бы дать ему возможность
убежать. В Центральной Австралии, по некоторым сообщениям, HeQXorao
убивали свое тотемное животное, а если и убивали, то, как бы «щадя»
его, старались не причинять ему лишних страданий, не проливать лишней
крови. У племен юго-востока и востока запрет убивать тотем был в общем
гораздо строже. Там человек обычно не только сам не убивал свое
тотемное животное, но сердился, если другой делал это в его присутствии.
Например, Э. Пальмер сообщает об аборигенах Квинсленда, что они «имеют
большое уважение к своим тотемным животным, и если кто в их
присутствии убьет одного из них, они протестуют, говоря: «Зачем ты убил этого
парня? Это мой отец». Или: «Этого брата моего ты убил, зачем ты это
сделал?» 3.
Базедов рассказывает о таком случае: он убил однажды маленькую
черно-желтую змею; бывший тут же человек племени алуридья, чьим
тотемом она была, был крайне огорчен этим и воскликнул, обращаясь
1 Само слово «тотем» — не австралийское. Оно взято из языка алгонкинского
племени оджибве (Северная Америка) и означает там «его род». Впервые проникло
в европейскую литературу в конце XVIII в., в широкий научный оборот введено Мак-
Леннаном (1869) и Фрэзером (1887).
2 L. F i s о η a. A. W. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai. Melbourne, 1880,
стр. 169.
8 Ε. Palmer. Notes on some Australian tribes. JAI, 1884, vol. XIII, № 3,
стр. 300.
210

к своему товарищу: «Увы, это мой брат умер» (Когпуе/ nanni kallye пика
kalla Шит)1.
У некоторых племен, например на р. Дарлинг, убивать тотем не
полагалось, но если он был убит другим лицом, то мясо его можно было
есть. Напротив, у большинства центральных племен главный запрет
относился именно к употреблению тотема в пищу. Например, австралиец-
варрамунга, по сообщению Спенсера и Гиллена, не поколеблется при
известных обстоятельствах убить свое тотемное животное, но не будет его
сам есть. У всех племен —отваррамунга до живущих около залива
Карпентария—употребление тотема в пищу строго запрещено. У аранда и
родственных племен полного запрета нет, но вкушать мясо своего тотема
можно только в ограниченном количестве. В Квинсленде, повидимому,
был полный и повсеместный пищевой запрет по отношению к тотемам.
Напротив, о некоторых племенах других областей наблюдатели
решительно утверждают, что никаких запретов по отношению к тотемам не
существует. Так обстоит дело у племен севера — какаду, воргаит и др., на
северо-западе — у кариера, нгалума, мардудунера.
Таким образом, обычаи в отношении тотемической табуации в
Австралии довольно разнообразны.
Интересно, что запрет убивать и употреблять в пищу тотем носил
у австралийцев, если можно так выразиться, чисто моральный
характер. Нарушение его влекло за собой только недовольство и осуждение со
стороны соплеменников, но никаких более реальных санкций. В
некоторых местах люди проявляли суеверный страх перед нарушением тоте-
мического табу; например, в Квинсленде верили в то, что
нарушителя может постигнуть серьезная болезнь, да и голод его не будет утолен
запретной пищей. Впрочем, Вальтер Рот сообщает относительно
племен центрального Квинсленда, что нарушителя запрета,
застигнутого на месте преступления, могут убить. Это единственное
сообщение о реальной санкции за нарушение тотемического табу. В
противоположность этому, нарушение экзогамного запрета каралось, по
австралийским обычаям, смертью.
Замечательным выражением веры в родство людей
Тотемические мифы с их тотемами служат тотемические мифы — свя-
и вера J г\
в воплощение щенные предания племен. Они повествуют о
происхождении родов (тотемических групп) от
некоторых «предков», которые рисуются как фантастические существа — не то
люди, не то животные. Об этих тотемических мифах более подробно
рассказано ниже — при общем обзоре мифологии австралийцев.
У центральноавстралийских племен мифы о тотемических предках
связаны с чрезвычайно интересным верованием, до вторжения
колонизаторов широко распространенным по обширной области — от оз. Эйр
на север до залива Карпентария и до северо-западного побережья: верой
в то, что каждый человек есть живое воплощение своего тотема или
тотемического предка. Идея .тотемического воплощения, или инкарнации,,
ярче всего была выражена опять-таки у аранда.
По их мифологии, тотемические предки, скитаясь по стране,
оставляли в разных местах (в камнях, деревьях, водоемах) «детские зародыши»—
ратапа. Эти ратапа с тех пор там и пребывают. Если женщина, особенно
замужняя и притом молодая, приблизится или пройдет мимо такого места,
то «детский зародыш» может войти в ее тело и она забеременеет. Ребенок,
который после этого у нее родится, будет принадлежать к тому тотему,
который связан в преданиях с данной местностью. Таким образом, аранда
1Н. Basedow. The Australian aboriginal. Adelaida, 1925, стр. 272.
211
14*

отличались от других австралийских племен в отношении способа
приобретения человеком тотема: у всех других племен он наследовался от матери
или от отца, а у аранда человек получал тотем по месту предполагаемого
зачатия.
Это поверье весьма примечательно. Хотя подобная «не
наследственная» передача тотема у аранда, конечно, не есть первобытное явление,
а скорее вызвана распадом материнско-родовых связей у этого племени,
однако, как полагают некоторые советские этнографы (например,
СП. Толстов), в этом поверье о связи тотема с определенной местностью
сказалась очень архаическая черта, характерная для тотемизма в
целом: тотемические верования отражают связь человеческой группы с
родной землей, со своей кормовой территорией.
Многие наблюдатели отмечали одну характерную особенность
мировоззрения австралийцев, которая, по мнению некоторых ученых,
указывает на низкий уровень их культурного развития: они будто бы не
вполне отчетливо представляли себе физиологическую природу размножения
и, в частности, роль мужчины в беременности женщины и рождении
ребенка. Некоторые исследователи (Спенсер и Гиллен, Рот, Мьоберг,
Малиновский и др.) утверждали даже, что австралийцы вообще не видят никакой
связи между половыми отношениями и деторождением. Но это, конечно,
преувеличение, и наиболее осведомленные из местных исследователей
освещают вопрос несколько по-иному. Карл Штрелов, например,
отмечает, что австралийцы признают необходимость половой связи женщины
с мужчиной, чтобы у нее мог появиться ребенок, однако они все же видят
непосредственную причину беременности не в этом, а во вхождении в тело
женщины невидимого «детскрго^дарцдыша». По всей вероятности, дело
тут вовсе не в «первобытном невежестве» австралийцев, а в том, что их
стихийно-материалистические представления (несомненно
существовавшие) были частично оттеснены и подавлены религиозно-магическими
верованиями, совершенно так же, как у народов Европы в средние века, а
отчасти и в более новое время. Как бы то ни было, но по представлениям
центральноавстралийских аборигенов момент зарождения нового
человеческого существа и момент приобретения им тотема сливаются в одно:
каждый человек — живое воплощение своего тотема.
По некоторым сообщениям, аранда верили в то, что по смерти человека
душа его возвращается в то место, где она в виде «детского зародыша»
находилась до рождения, а потом опять воплощается. Таким образом,
получается вечный круговорот перерождений. Так сообщают об этом
Спенсер и Гиллен, но Штрелов отрицает наличие у аранда веры в вечное
перевоплощение.
У других центральных и северных племен существовали сходные*
представления о тотемических воплощениях, но кое в чем они уклоняются
от изложенных выше верований аранда. Так как у всех
северно-центральных племен господствовала передача тотемического имени от отца к сыну,
то они считали, что в женщину может войти «детская душа» только того
тотема, к которому принадлежит ее муж. Австралийцы племен умбайя
и гнанджи верили, что «детская душа» может не только поджидать
подходящих женщин, сидя в определенных местах, но и сопровождать их в
чужие местности и при случае войти в них где угодно. У племени варра-
мунга считалось, что «душа» предка при каждом новом своем воплощении
меняет свой пол. У племени арабана, если верить Спенсеру и Гиллену,
идея перевоплощения была еще более своеобразна: душа предка при
каждом новом воплощении меняет не только пол, но и фратрию и тотем;
таким образом, вера в перевоплощение у арабана уже почти не связана
с тотемизмом.
212

Еще одна замечательная черта тотемизма, тесно
Священные связанная с верой в тотемических предков и в про-
тотемические исхождение от них человека и характерная для
тех же центральноавстралийских племен,— это
употребление священных тотемических эмблем. Особенно интересны
чу ринги аранда и соседних племен.
По описанию Спенсера и Гиллена, слово «чуринга» означает вообще
все тайное и священное. Но по преимуществу так называются
продолговатые плоские камни и куски дерева разного размера (от 8 до 15 см и
более), обычно с особыми рисунками на них, состоящими из
концентрических кругов и полукругов, спиралей, параллельных линий и точек. Этот
орнамент имеет священное мифологическое значение, он символически
обозначает тотемических предков и отдельные эпизоды сказаний о них.
Согласно этим сказаниям, «предки» во время своих странствований
оставляли в разных местах чуринги, связанные с «детскими зародышами».
Последние, входя в тело женщины, делают ее беременной, а чуринга
остается на месте предполагаемого зачатия. Когда ребенок рождается, отец
его или другой мужчина «находит» на этом месте чурингу (в
действительности берет из общего хранилища или делает заново), и она считается
отныне таинственно связанной с данным человеком на всю его жизнь.
Это его чуринга нанджа, священный и тайный двойник, связывающий
человека с его «предком». У человека могут быть и другие чуринги,
доставшиеся по наследству или иным способом, в том числе даже принадлежащие
к иным, чем он сам, тотемам. Австралийцы верили в магическую силу
чуринги. Она будто бы обладает целебным свойством: больной человек
иногда наскабливал со своей каменной чуринги немного порошка и
принимал его с водой как лекарство. Если австралиец имеет при себе
чурингу во время сражения, это придает ему мужество и силу. Но если
о том, что чуринга находится при нем, станет известно противнику, то
обладатель чуринги, узнав об этом, может пасть духом и будет побит.
Чуринги, принадлежавшие всем членам тотемической группы,
хранились вместе в особых священных местах — хранилищах (эртнатулунга).
Доступ и даже приближение к хранилищам были строго запрещены для
всех посторонних, особенно для женщин и непосвященных, под страхом
смерти. Женщина не могла видеть даже свою собственную чурингу.
Верховными хранителями чуринг являлись старики, особенно главари
тотемических групп. Время от времени при торжественных тотемических церемониях
чуринги извлекались из хранилища, при этом их почтительно
разглядывали, гладили руками, красили охрой. Чуринги иногда ссужались на
время соседней группе в знак дружбы и в ожидании ответной услуги.
Как передача, так и возвращение чуринг совершались в особо
торжественной обстановке и составляли важную церемонию.
Так описывают представления о чурингах Спенсер и Гиллен.
Сообщения Карла Штрелова вносят в этот вопрос некоторые уточнения и глубже
вводят нас в своеобразные верования аранда. Самое слово он пишет
Tjurunga и объясняет его так: тъю —тайный, сокрытый, рунга —
собственный. Следовательно, это нечто таинственным образом принадлежащее
человеку или как бы его двойник. Но это не «душа» его: с представлением
о душе тьюрунга никакие связана. По словам Штрелова, австралийцы
считают, что тьюрунга — это второе тело человека. «Таким образом,
каждый человек имеет два тела: одно из плоти и крови, другое из камня
или дерева». В то же время тьюрунга — таинственное тело тотемического
предка. Значит, это как бы общее тело человека и его «предка», нечто
таинственно с ним связывающее. Когда посвященному впервые
показывали его тыорунгу, один из стариков говорил ему: «Это твое тело, это
213

твой двойник» {nana unta
mburka пата, nana unta
iningukua)1. Слово мбурка
означает именно
материальное тело, слово инингукуа—
двойник и в то же время то-
темический предок.
Штрелов отмечает тесную
связь тьюрунги с тотемом
человека. Она дает человеку
власть над тотемом, при по
мощи ее он может
размножать породу своих тотеми-
ческих животных и делать
их жирными: для этого надо
натереть тьюрунгу жиром и
красной охрой; по рассказам
стариков, в таких случаях
выскакивали даже живые
тотемические животные.
Сходные представления о
чурингах имелись у соседних
с аранда племен: ильпирра,
илиаура, унматчера, кайтиш,
лоритья; у племен, живущих
далее к северу и к
северо-западу, они,повидимому, также
существовали, но не в такой
характерной форме. Впрочем,
здесь наши сведения очень
скудны.
Чуринги племени аранда. Центральная Австралия В юго-восточной и
восточной частях Австралии
аборигены употребляли священные дощечки, по форме сходные с чурингами,
но имевшие совсем иное значение, не связанное с тотемизмом.
У центральных и северных племен были еще другие священные
предметы, имеющие отношение к тотемам: это ванинга и нуртунджа —
различные сооружения из палок и копий, украшенных пухом и перьями,
различной формы — в виде щита, креста, ромба и пр. Эти сооружения
устраивались или на земле или в виде особого головного убора на голове
человека. Они употреблялись при совершении тотемических обрядов
и делались на каждый раз особо.
Очень важная особенность австралийского тоте-
Тотемические мизма, тесно связанная с тем же клубком верова-
центры « ^
г нии, — это наличие своеобразных местных
тотемических центров. Каждая тотемическая группа (род), обитавшая на
определенной территории, имела свой священный центр, отмеченный какой-
нибудь особенностью местности (скала, пещера, водоем, ущелье ит. п.).
С этим местом связаны священные тотемические предания. Там считались
пребывающими ратапа — «детские зародыши», оставленные мифическими
предками. Там в тайном хранилище были спрятаны чуринги.
Приближение к этому заповедному месту для всех посторонних и непосвящен-
1 С. S t г е h 1 о w. Die Aranda- und Loritja-Stamme in Zentral-Australien, Bd. II,
стр. 81.
214

Тотемное дерево. Картина А. Наматжиры
ных было строго запрещено. Охотник прекращал преследование, если
зверь скроется поблизости. Наконец, здесь совершались церемонии
тотемической группы.
Тотемические центры у аранда назывались окнаникилла, у
арабана — палътинта. У этих центральных племен они занимали особо
важное место в верованиях и обрядах. Спенсер и Гиллен описывают,
например, окнаникилла тотемической группы Уднирингита (личинки
жука) — живописное ущелье около местности Алис-Спрингс, усеянное
многочисленными скалами и большими обломками камней, с растущими
там и сям старыми камедными деревьями. Эти камни и деревья —
местопребывание «детских зародышей» тотема Уднирингита, и если какая-
нибудь женщина, к какому бы тотему она ни принадлежала,
приблизится, хотя бы случайно, к этому месту, а после окажется
беременной, ребенок ее будет причислен к тотему Уднирингита. Не менее
важна роль тотемических центров у племен северо-западного побережья
и п-ова Йорк.
215

Многие исследователи отмечали очень характерное обстоятельство:
вблизи центра, посвященного определенному тотему, данное животное или
растение встречается в большем изобилии, чем в других местах. Об этом
сообщает Карл Штрелов, говоря о племени аранда и лоритья. Браун
отмечает это по отношению к племенам^ северо-западного побережья,
Урсула Мак-Коннел — о племенах п-ова Иорк. Этот факт вполне
естественен: так как члены тотемического рода, как правило, не убивали и не
употребляли в пищу своего тотема, то вполне понятно, что на территории
обитания рода животное или растение, служащее тотемом, имело
возможность свободно размножаться. Однако не исключена возможность и
другого объяснения: можно допустить, что само название определенной
родовой группы по имени того или иного животного или растения было
вызвано тем, что в местности, занимаемой группой, данное животное
или растение водилось в изобилии и что, следовательно, тотемическое имя
рода представляло собою лишь своеобразную разновидность
географического наименования. Недаром Дж. Грей слышал от самих аборигенов
(в юго-западной Австралии), что, по их поверью, каждая семья
происходит от растения или животного, изобиловавшего на месте ее
обитания. Этот факт представляет большой интерес для понимания проблемы
происхождения тотемизма.
Одна из характернейших особенностей австралий-
Тотемические ского тотемизма, впервые подробно описанная Спен-
г сером и 1илленом,— это замечательные
тотемические церемонии, религиозно-магические обряды, связанные с тотемизмом.
Они также были наиболее развиты у племен Центральной Австралии, на
не в меньшей степени и на севере, северо-западе и северо-востоке.
Тотемические обряды известны двух видов: магические обряды
размножения тотемического животного или растения и обряды, в которых
разыгрывались в лицах мифы о тотемических предках. Однако
резкая грань между этими двумя видами обрядов нередко отсутствует.
В обрядах размножения проявляется знаменательным образом вера
австралийцев в возможность для человека магически воздействовать на
свой тотем. Тотемическая группа считалась имеющей таинственную власть
над своим тотемом и употребляла эту власть на то, чтобы заставить данное
животное или растение размножаться. Эти обряды получили в литературе
название интичиума; слово это взято из языка аранда и пущено в оборот
Спенсером и Гилленом. Штрелов утверждает, что аранда называют эти
церемонии мбатъялъкатиума, а Спенсер в позднейшей работе называет
их мбанбиума. Однако первое название, хотя и не .вполне точное, вошло
в широкое употребление.
Целью обрядов интичиума было магическое воздействие людей на
свой тотем, чтобы заставить его размножаться. Обряды эти были весьма
разнообразны по своей форме и не только у разных племен, но и у одного
и того же племени в разных тотемических группах (родах), суть же их
была везде одна и та же. По словам Спенсера и Гиллена, есть некоторые
общие черты у всех церемоний интичиума различных тотемов племени
аранда: участвовали в обряде только взрослые мужчины — члены данного
тотема (рода), руководил тотемический главарь, пелись или произносились
песни-заклинания, относящиеся к данному животному (растению) и
побуждающие его размножаться. С этой же целью соблюдались известные
запреты: до конца церемонии участники ее не могли ни пить, ни есть. После
ее окончания главарь вкушал немного мяса тотема и торжественно
передавал его другим.
Приводим краткое описание обряда интичиума тотема Кенгуру у
аранда, как он исполнялся еще в конце XIX в.
216

Участник обряда тотема Эму. Головной убор изображает
шею и голову эму. Племя аранда
Церемония совершается в особом священном месте (окнаникилла), с
которым связаны мифы о предке-кенгуру, около небольшого водоема у
подножия горного хребта. Поблизости разбивается лагерь. Рано утром
посылают молодого человека осмотреть, нет ли кругом женщин, детей или
людей чужого тотема.Участники церемонии направляются к подножию хребта,
и предводитель откапывает спрятанную в земле глыбу песчаника. Этот
камень — хвост мифического кенгуру, загнанного здесь, по преданию, дикими
собаками. Главарь трет поверхность камня руками и поднимает его выше,
чтобы он был всем виден.После созерцания камня его закапывают на
прежнем месте. Все идут вдоль хребта к водоему, пьют воду и садятся рядом
против священных камней, люди одной фратрии — направо, люди другой—
налево. Главарь и один из участников отделяются от остальных и
взбираются на откос холма, где выступают две каменные глыбы,
изображающие самца и самку кенгуру. Они начинают тереть эти глыбы камнями,
затем спускаются вниз. Тогда все начинают раскрашивать скалу, проводя
на ней вертикальные полосы попеременно красные (охрой) и белые
(гипсом); первые изображают красную шерсть кенгуру, вторые — его кости.
Затем несколько молодых людей поднимаются на скалу, вскрывают себе·
217

Эпизод из тотемической церемонии
вены и дают крови течь на поверхность священного камня. Оставшиеся
внизу поют при этом заклинания, которые должны заставить кенгуру
размножаться. В этом заключается главный момент церемонии. После этого
все натираются красной охройи возвращаются в лагерь. Молодежь охотится
на кенгуру, передавая добычу старикам. Добычу относят в ту часть
стойбища, которая предназначена для одних мужчин, и там старики тотема
Кенгуру, в том числе и главарь, едят немного мяса кенгуру,— это
единственный случай, когда они могут его есть,— обмазывают тела
участвовавших в обряде жиром кенгуру и раздают мясо всем присутствующим.
Члены тотема расписывают себя тотемическими рисунками кенгуру, и
ночь проводится в пении песен о подвигах предков-кенгуру. На следующий
день повторяются охота, обряд распределения, а ночью — пение и
некоторые церемонии. На этом все кончается.
Основной смысл обряда, по словам Спенсера и Гиллена, заключается
в том, чтобы «посредством пролития крови людей-кенгуру на скалу
выгнать оттуда по всем направлениям духов животных кенгуру и так
увеличить их число». Они особенно подчеркивают чисто магический
характер всей церемонии: здесь нет ни молитвы, ни просьбы, которая была бы
обращена к какому-либо сверхъестественному существу; здесь человек
сам, своими действиями и заклинаниями, достигает нужного результата.
В этих обрядах ярко раскрывается характерная для тотемизма вера в
магическую власть человека над своим тотемом.
В глазах всех окружающих данный тотемический род и его главарь
выступали как «хозяева» тотема, т. е. данного животного или растения.
Они как бы были ответственны за достаточное изобилие этого вида в
природе. Члены данной группы сами не ели его. Мотивировка этого запрета
очень характерна: считалось, что если люди будут есть мясо своего
тотема, они утратят власть над ним и не смогут заставить его размножаться.
Но один раз в год, во время совершения описанной церемонии, им не
только разрешалось, но и предписывалось немного вкусить тела своего
тотема. Это своего рода тотемическое причащение, первобытная форма
широко распространенных обрядов «богоядения». Если люди совершенно
218

Окончание церемонии тотема Волунква
не будут вкушать мяса своего тотема, то они могут утратить власть над
ним точно так же, как ясли будут есть слишком много и в неуказанное
время.
Ритуальная раздача мяса главарем тотема всем присутствующим после
окончания церемонии — это весьма наглядное проявление идеи о том, что
тотемическая группа — хозяин своего тотема. Эта же идея хорошо
выражена в таком обряде у племени варрамунга: когда после совершения
церемонии тотема Ковровой змеи, приуроченной ко времени размножения
змеи, это животное начинало плодиться, люди противоположной фратрии
ловили одну змею и приносили к тотемическому главарю со словами:
«Хочешь съесть это?», на что он отвечал: «Нет, я сделал это для вас; если
бы я стал есть ее, она бы ушла; вы все идите и ешьте ее»1. Точно так же
у племен вадуман и мудбурра(Арнхемленд) после исполнения тотемической
церемонии люди других тотемов ловят данное животное и приносят его
главарю тотема, говоря: «Дай, я съем». Тот берет немного и ест сам, а
остальное передает другим со словами: «Я кончил», после чего все могут есть2.
У племен кайтиш и унматчера та же идея обладания выражалась еще
ярче: не только во время совершения церемоний, но и в любое время
считалось, что на территории данного тотемического рода нельзя без
разрешения его главаря употреблять в пищу его тотем. «Например, человек
Эму,—говорят Спенсер и Гиллен,— придя в область тотемической
группы Травяного семени, собирает это семя и приносит его к главарю группы
со словами: «Я собирал травяное семя в вашей стране». Человек
Травяного семени говорит: «Ладно, ешь его». Если бы человек Эму стал есть
его, не спросив прежде разрешения, он сильно заболел бы, а может быть,
и умер бы»3. В этом обычае особенно заметно сказалась древняя связь
тотемических верований с определенной местностью, с землей.
Естественно, возникает вопрос: на чем была основана вера
австралийцев в свою власть над тотемом, вера их в то, что их магические обряды
1 В. Spencer a. F. G i 1 1 е п. The Northern tribes of Central Australia.
London, 1904, стр. 309. . . , .. T ,
2 B. Spencer. Native tribes of the Northern Territory of Australia. London,
1914, стр. 198—199. . f „ t _ . , ..
3 B. Spencer a. F. G i 1 1 e n. The Northern tribes of Central Australia,
стр. 159.
219

могут в самом деле привести к желаемому результату? А оди действительно-
твердо верили в это. Почему же повседневный опыт не разубеждал их на
каждом шагу, не показывал им, что животные и растения размножаются
совершенно независимо от совершаемых церемоний?
Но в том-то и дело, что особенности австралийской природы способны
не разубедить, а скорее еще более убедить аборигенов в действительности
их магических обрядов. Для Австралии, особенно для центральноавстра-
лийских степей, характерны резкие смены сезонов. Нет ни одной страны
в мире с такими контрастами между сухим и дождливым сезонами, как
в Центральной Австралии. Во время летней засухи страна представляет
собой выжженную солнцем пустыню. Ни травинки, ни зеленого листа —
лишь колючий кустарник покрывает растрескавшуюся от жары землю.
Степь кажется безжизненной, одни муравьи не прячутся от палящего зноя.
Только поразительное умение находить пищу и воду в этих суровых
условиях спасает жизнь аборигену. Это сезон жестокой нужды и голода. Но
вся природа меняется действительно как по мановению волшебного жезла,
когда начинаются дожди. Пустынная степь оживает. С поразительной
быстротой земля покрывается сочной травой. Распускаются пестрые
цветы. Появляются наземные мелкие и крупные животные, из нор
выползают ящерицы, змеи, в речных руслах, вновь наполняющихся водой,
плавают рыбы и водяные животные, воздух наполняют птицы и насекомые.
Этот благодатный сезон, повторяющийся регулярно в определенное время
года, длится недолго. К этому времени и приурочивались тотемические-
церемонии размножения, которые совершались незадолго до начала
дождей. Как бы ни представлять себе возникновение этих церемоний,— это
особый вопрос, в науке еще не разрешенный,— нет ничего удивительного
в том, что суеверный австралиец склонен был приписывать столь
замечательные перемены в природе именно своим колдовским действиям. Сама
природа каждый раз как бы подтверждала его магическую силу.
Исследователи не раз обращали внимание еще на одно интересное
обстоятельство: члены рода совершали обряды для магического размножения
своего тотема, но непосредственной пользы от этого они не получали, так
как в силу обычной табуации есть его не могли. Считалось, что каждая
группа исполняет эти обряды для других. Здесь действовал, таким образом,
хотя и в своеобразно извращенной форме, принцип коллективизма,
характерный для первобытно-общинного строя: все за одного и один за всех.
Некоторые исследователи (например, Фрэзер) называют эту систему
взаимного выполнения тотемических обрядов «магической кооперацией»
и даже видят здесь ключ к пониманию проблемы тотемизма.
Другую группу тотемических обрядов составляли те, которые не имели
целью магически воздействовать на животных или растения, а являлись
как бы инсценировками мифов о тотемических предках. Магические
церемонии типа интичиума были особенно развиты у аранда и у других
центральных племен, обряды второго типа преобладали у племен, живших
далее к северу, однако они были и у аранда. Почти у всех племен
исполнение обрядов, в которых инсценируются тотемические мифы,
приурочивалось к церемониям посвящения юношей. Для назидания, для
внушения твердой веры в истинность заветных тотемических преданий
перед глазами посвящаемых разыгрывались настоящие драматические
представления, пантомимы, смысл которых тут же объяснялся стариками.
У аранда эти мифологические церемонии назывались квабара.
Каждая квабара составляла как бы священную собственность
определенного лица — главаря или члена данной тотемической группы. Только он
мог ее исполнять, один или с помощниками. Таких квабара имелось
огромное множество. Во время посвятительных церемоний они исполнялись
220

без определенного порядка. «Репертуар» исполняемых обрядов в каждом
случае зависел от участвовавших в церемонии лиц. Приводим для примера
описание одной из квабара тотема Кенгуру, виденной Спенсером и Гил-
леном во время второго периода цикла посвятительных церемоний.
В полночь четвертых суток посвящаемый с завязанными глазами был
взят его наставниками и отведен на место совершения обряда. «Когда
мальчику... приказали сесть и смотреть, он увидел лежащего перед ним на
боку разукрашенного человека, который, как ему сказали...
представлял собою дикую собаку. На другой стороне обрядовой площадки,
широко расставив ноги, стоял разукрашенный человек, державший в каждой
руке ветки эвкалипта, на голове же маленькую ванингу, которая
является священной эмблемой какого-нибудь тотемического животного, в
данном случае кенгуру. Этот человек двигал из стороны в сторону головой,
как бы высматривая что-то, и время от времени испускал звук, похожий
на тот, который производит кенгуру: это животное он и представлял.
Вдруг «собака» посмотрела вверх, увидела «кенгуру», начала лаять и,
побежав на четвереньках, пролезла между ногами изображающего
кенгуру человека и легла позади него, а он смотрел на нее через плечо.
Затем «собака» опять побежала между ногами человека-кенгуру, но на
этот раз была поймана и крепко встряхнута, причем «кенгуру» сделал
вид, будто ударяет ее головой о землю, а она завыла как бы от боли. Эти
движения повторялись несколько раз, и наконец «кенгуру» как будто бы
убил «собаку». После некоторой паузы «собака» пробежала на
четвереньках туда, где сидел вуртъя (посвящаемый), и легла на него, а затем
старый «кенгуру» прискакал и лег сверху на обоих, так что вуртья
должен был выносить тяжесть двух мужчин минуты две. Когда
исполнители встали, вуртья все еще лежал. Старики сказали ему,
что эта квабара изображала событие, происшедшее в эпоху алчеринга,
когда человек — дикая собака напал на человека-кенгуру и был убит
последним. Предмет, находившийся у кенгуру на голове, была ванинга,
которая является священным предметом, и о нем нельзя говорить в
присутствии женщин и детей; он принадлежал к тотему кенгуру и в сущности
был представителем кенгуру. Когда все это было объяснено посвящаемому,
его отвели назад к его заслону из ветвей, а мужчины продолжали пение
€ перерывами всю ночь»1.
Подобные церемонии исполняются одна за другой в течение долгих
посвятительных праздников.
Еще более сложен ритуал подобных «мифологических» обрядов у вар-
рамунга и соседних с ними племен. У них эти обряды составляли
коллективную собственность всей тотемической группы, а не отдельных лиц.
Кроме того, они исполнялись всегда в строго определенной
последовательности, которая соответствовала порядку событий, излагаемых мифом.
Обряды тянулись поэтому длинной непрерывной цепью один за другим.
Такую цепь тотемических обрядов Спенсер и Гиллен наблюдали в течение
-своего пребывания у варрамунга с 27 июля до 18 сентября: за это время они
успели увидеть 88 отдельных церемоний; когда они покинули племя,
церемонии еще продолжались.
Таким образом, в отличие от магических церемоний типа интичиума,
церемонии квабара преследовали своего рода
познавательно-воспитательные цели. Но не всегда можно провести грань между тем и
другим видом церемоний, и в «мифологических» обрядах иногда
присутствовал магический элемент.
1 В. Spencer a. F. G i 1 1 е п. The native tribes of Central Australia,
стр. 224—226.
221

Тотемизм фратрий. ^се сказанное до сих пор об австралийском тоте-
Половой мизме относится к его наиболее« обычному, так
и индивидуальный сказать нормальному типу, при котором в качестве
тотемизм «субъекта» тотемических верований выступает род,
или «тотемическая группа». Но существуют другие, реже встречающиеся
виды тотемизма: тотемизм фратрий, половой и индивидуальный тотемизм.
Австралийские фратрии представляют собою архаические образтта-
ния, остатки древнейшего дуального деления племени (по выражению
Энгельса — «первоначальные роды»). Они носили когда-то несомненно
тотемический характер, но в настоящее время об этом говорят только одни
названия фратрий, да и то не всегда. Во многих случаях эти названия суть,
имена животных, по большей части птиц. Чаще всего в качестве
названий фратрий встречаются такие пары имен: Ворон — Клинохвостый
орел, Белый какаду — Черный какаду. Попадаются также названия:
Черная утка, Тюлень (у одного из прибрежных племен), Эму, Кенгуру,
Пчела и пр.
Кроме имен, лишь в очень редких случаях сохранились слабые следы
прежнего тотемического характера фратрий. Например, у племен
области р. Дарлинг есть миф о происхождении фратрий Муквара и Киль-
пара после борьбы двух птиц, клинохвостого орла и ворона. Можна
думать, что клинохвостый орел Бунджил, фигурирующий в мифологии
племен Виктории, был прежде тотемом одной из фратрий, которая и
сейчас у ряда племен называется этим именем. Но, кроме этих слабых
следов, от древнего «фратриального» тотемизма в Австралии ничего не
сохранилось.
У некоторых племен Австралии встречается своеобразная и весьма
любопытная форма тотемизма — половой тотемизм. Он отмечен главным
образом в Виктории и Новом Южном Уэльсе, местами в Квинсленде и
Центральной Австралии. Суть его состоит в том, что у всех мужчин
племени имеется свой тотем, а у всех женщин — свой, тот и другой
независимо от обычных «групповых» тотемов. Половыми тотемами обычно
выступают птицы или мелкие животные. Например,у курнаи и других племен
Виктории тотемом мужчин считался эму-королек, тотемом женщин —
синий королек; в юго-западной Виктории мужской тотем — летучая
мышь, женский—козодой. У аранда, лоритья и диери половыми тотемами
служили птицы и растения.
К своим половым тотемам мужчины и женщины относились, как к
«родственникам». Их называли «старший брат» и «старшая сестра», «друг»
и т. п., верили в таинственную связь с ними. У племени вотьобалук было
выражение: «жизнь летучей мыши есть жизнь мужчины». Ни женщины,
ни мужчины никогда не убивали своего тотема и не употребляли его в
пищу. Напротив, очень часто случалось, что мужчины убивали птицу,
которая считалась женским тотемом, нарочно, чтобы подразнить женщин,
а те платили им тем же. Из-за этого дело часто доходило до стычек, иногда
шуточных, а иногда и серьезных. Наконец, известны мифы, в которых
рассказывается о происхождении мужчин и женщин от половых тотемов.
Например, один из мифов у вотьобалук говорит о летучей мыши Нгунунг-
Нгуннит, что это был прежде бесполый человек, который, пожелав
женщину, превратил себя в мужчину, а других летучих мышей — в женщин.
Есть мнение (В. Шмидт и др.), что половой тотемизм — древнейший
вид тотемизма, что он связан с первобытным «противопоставлением полов».
Но это весьма мало вероятно. Во всяком случае, гораздо вероятнее, что
тотемизм фратрий древнее, чем половой.
Самая поздняя форма тотемизма, уже не типичная для тотемизма как
такового, с его коллективистическим мировосприятием,— это индиви-
222

дуальный тотемизм. Он встречается в Австралии еще реже, чем половой,
главным образом у окраинных, береговых племен: на южном берегу (нар-
риньери), юго-восточном (курнаи, бидуелли, юин, гевегал),
восточном, северо-восточном и северном. Состоит он в том, что отдельные
лица, чаще мужчины, но у некоторых племен и женщины, иногда
только знахари-колдуны, имели в дополнение к обычному групповому
тотему еще свой личный. Он приобретался человеком или с детства, или
в период посвящения. Со своим личным тотемом человек чувствовал
такое же близкое «родство», как и с групповыми, а иногда это чувство
доходило до какого-то странного отождествления. Например, один
знахарь племени курнаи говорил Хауитту, что «его баталук
(кружевная ящерица, его личный тотем) и он сам — были как бы одним лицом,
и он сам тоже был баталук»1.
Индивидуальный тотемизм представляет собою зародыш более
сложной формы религии — культа личных духов-покровителей, которая
господствовала у более развитых народов, например у американских индейцев.
_ Чтобы закончить описание австралийского тотемиз-
Виды тотемов * V
ма, необходимо несколько подробнее сказать о том,
какие собственно виды материальных предметов фигурировали в качестве
тотемов у тех или иных племен. На первом месте стоят предметы, так или
иначе полезные для аборигенов, в первую очередь просто съедобные.
Из них опять-таки численно преобладали повсеместно животные. Какие
именно животные — это зависело в большой мере от природных условий
отдельных областей. Чаще всего тотемами служили птицы, из которых
наиболее излюбленными являлись ворон, клинохвостый орел, за ним
следовали виды какаду, уток и пр., а также эму. Тотемы-птицы почти во
всех районах составляли 30—40% всех вообще тотемов; только в одной
области, на северном побережье,они не подавляли так своей численностью,
может быть потому, что здесь природа более разнообразна.
Из наземных животных чаще всего тотемами служили разные виды
кенгуру, валляби, далее опоссум и динго, из пресмыкающихся —
ковровая змея и некоторые другие виды змей, игуана и некоторые другие
ящерицы (мясо всех этих животных занимало важное место в питании).
В скудных полупустынных степях Центральной Австралии тотемами
служили нередко насекомые, особенно разные гусеницы и личинки, мелкие
ящерицы, лягушки, а также растения, и в том числе прежде всего разные
съедобные семена, а также наркотическое вещество питчери. Рыбы и
водяные животные выступали в качестве тотемов, естественно, главным
образом на морском побережье. Например, в прибрежных
группах племени кариера (северо-западная Австралия) из 88 тотемов
55, т. е. 62,5%, составляли рыбы и водяные животные, тогда как в
группах того же племени, живущих в глубине страны, таких «водяных»
тотемов, по преимуществу пресноводных рыб, известно всего шесть из 74 (8%)2.
Во всем этом очень хорошо видна зависимость тотемических
представлений от условий материальной среды.
Кроме животных и растений, тотемами иногда бывали, но гораздо
реже, предметы неорганического мира, минералы, орудия и другие
человеческие изделия, а также астрономические явления. У ряда племен
области оз. Эйр тотемом служила красная--exrpsrTу некоторых северных и
центральных племен — пчелиный-мед и- соты. Из астрономических и
метеорологических явлений в единичных случаях — отдельные звезды,
1 Α. Η о w i t t. The native tribes of South-East Australia. London, 1904, стр. 387.
2 A. R. Brown. Three tribes of Western Australia. JAI, 1913, vol. XLIIT^
стр. 161—165.
223

гром, молния, приливная волна, чистая вода, море, радуга, роса, жаркая
погода, холодная погода и пр. Человеческие изделия — бумеранг, снаряд
для добывания огня, топор — лишь как редчайшие исключения
оказываются в числе тотемов. А наряду с ними можно найти уж совсем
странные названия тотемов: Смеющийся мальчик, Взрослый мужчина,
Дитя и даже Болезнь со рвотой, Половое влечение, Экспедиция за
красной охрой, Воллунква (мифическая змея).
Если оставить в стороне подобные любопытные, но совершенно не
типичные тотемы, то можно сделать общий вывод, что тотемы
австралийцев представляли собою, как правило, предметы, во-первых, реального
мира (исключение — Воллунква), во-вторых, так или иначе полезные
для человека, в-третьих, не опасные и почти никогда не вредные для него.
Эти наблюдения небезинтересны для изучения вопроса о происхождении
тотемизма.
Каково было количество тотемов у каждого отдельного австралийца?
Как правило, каждый род имел один тотем, который считался тотемом
всех и каждого его члена. У некоторых племен, как выше говорилось,
отдельные люди имели дополнительно свои личные тотемы, тоже по одному,
а иногда еще и половые — мужчины и женщины по одному.
Но у многих племен в разных частях Австралии встречается
любопытное усложнение, или дальнейшее развитие, тотемических верований:
каждый род считал себя связанным, помимо своего основного тотема,
еще с целым рядом дополнительных тотемов, или «субтотемов», которые
рассматривались как «принадлежащие» ему. Количество «субтотемов»
могло быть неограниченным и иногда доходило до того, что буквально весь
мир был как бы распределен между человеческими группами, Люди
представляли себе известную таинственную связь между самими тотемами.
Например, у племени буандик каждому тотему был подчинен целый
ряд животных, растений и явлений природы: тотему Пеликана — собака,
черное дерево, огонь, мороз и пр.; тотему Неядовитой змеи — рыбы,
угри, тюлени, бумажное дерево и пр.; тотему Чайного дерева — утка,
валляби, сова, рак и пр.
Трудно решить, на каком основании австралийцы так группировали
предметы внешнего мира. О только что упомянутом племени буандик
описавший его Стюарт в своем письме к Хауитту сообщал: «Все это
выглядит очень произвольно. Я напрасно пытался найти какую-либо
причину для этой классификации. Я спрашивал: к какому делению
принадлежит бык (животное, прежде незнакомое туземцам)? После паузы
получался ответ: он ест траву, он Буртверио (чайное дерево). Я тогда
говорил: рак не ест травы, почему он Буртверио? Тогда выступал
постоянный для всех затруднительных вопросов мотив: так говорили
наши отцы»1.
У многих племен «субтотемы», т. е. всевозможные предметы природы,
распределены были между фратриями, которые прежде, несомненно,
были первичными родами. В таких случаях получалось какое-то
генеральное деление всей природы пополам. Так, например, исследовательница
Дэзи Бэте пишет о племенах юго-западной Австралии, что у них две
фратрии, или «первичных класса», Вордунгмат и Маничмат, «делят
между собой все предметы природы, и всякое живое существо и всякое
дерево, корень или плод есть ной-юнг, или нгун-нинг (слова,
обозначающие соответственно людей своей или чужой фратрии)». Точно так же
Мэтьюз сообщает о племенах Дарлинга, что у них все существующее
поделено между двумя фратриями. Еще Файсон получил от одного из
1 L. F i s о η а. Α. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai, стр. 169.
224

своих корреспондентов следующее известие о жителях цорта Маккай
(Квинсленд): «Все в природе, по их мнению, поделено между классами
(фратриями). Ветер принадлежит одному, дождь другому. Солнце есть
Вутару, луна Юнгару. Звезды поделены между ними, и если указать
на какую-нибудь звезду, они скажут вам, к какому делению она
принадлежит»1.
Распределение предметов природы между человеческими группами
было связано с разными сторонами жизни. Например, в Квинсленде те или
иные виды дичи нередко рассматривались как «законная» охотничья
добыча тех родов, которым они принадлежали в качестве субтотемов.
У племени юалайи считалось, что тотемические группы «владеют» теми
или иными явлениями природы. Например, говорили, что члены рода
валляби не могут утонуть, так как все реки — их субтотемы.
Главный тотем, однако, обычно не смешивался с субтотемами и резко
выделялся из их числа. Только в одном месте, на северо-западном
побережье, у кариера и соседних племен, дело обстояло иначе: там у каждой
группы (рода) имелось по нескольку, от четырех до восемнадцати,
тотемов, из которых ни один не выделялся как главный; все тотемы
принадлежали одинаково всему роду в целом и каждому его члену в отдельности.
Например, одному из родов принадлежали тотемы: белый какаду,
мартовская муха, раковина пира, рыба мангабуга, рыба ятумба и радуга —
всего шесть; другому роду принадлежали восемь видов рыбы, змея,
личинка «кабивана» и два вида семени, всего двенадцать.
Таковы тотемические верования австралийцев, ко-
Вопрос торые ни у одного народа не сохранились так,
о происхождении τη
тотемизма как У них* естественно, что именно на
австралийском материале чаще всего пытались и
пытаются исследователи построить объяснение тотемизма, когда ставят его
проблему в общэй форме.
Здесь необходимо коснуться коротко этой проблемы, как она
ставилась до сих пор в буржуазной науке и как ставится в советской.
Едва ли есть еще другой вопрос в этнографический науке, о котором
столько писалось бы и столько выдвигалось бы разных теорий, как именно
вопрос о происхождении тотемизма — этой столь загадочной на вид
формы первобытных верований. После того как внимание буржуазных
ученых было привлечено к этой группе явлений первыми сводными
работами Мак-Леннана («О почитании животных и растений»,1869) и Дж.
Фрэзера («Тотемизм», 1887), появились разные теории для объяснения
тотемизма. Их можно насчитать более пятидесяти; некоторые принадлежали
серьезным исследователям и представляют известный интерес, но
большинство не выдерживает ни малейшей критики. Здесь нет надобности даже
перечислять все различные взгляды, какие вызывались по поводу
тотемизма буржуазными учеными. Однако отдельные мысли,
высказывавшиеся по этому вопросу, например такими исследователями, как Роберт-
сон Смит, Рейтершильд, Ван Геннеп, даже Дюркгейм (несмотря на
порочность «социологических» взглядов этого автора в целом), заслуживают
серьезного внимания.
Следует отметить большую заслугу английского этнографа Дж.
Фрэзера, собравшего в своем четырехтомном труде «Тотемизм и экзогамия»
(1910) огромное количество фактического материала по тотемизму и у
австралийцев и у других народов мира. Сам Фрэзер предложил в разное
время три разные теории для объяснения явлений тотемизма, но ни
одна из них не представляется убедительной.
1 L. Fison а. Α. Η о w i 11. Kamilaroi and Kurnai, стр. 168.
"15 Народы Австралии и Океании Λί_κ
225

Советская наука подходит к решению проблемы происхождения
тотемизма с общих позиций марксистско-ленинского мировоззрения.
Религия является «фантастическим отражением в головах людей тех внешних
сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни»,—
говорит Энгельс1. Неразвитость производительных сил австралийцев
порождала узко ограниченные формы их общественного быта и столь же
ограниченные формы сознания. Охотничьи локальные группы,
примитивно-родовые общины — вот круг их повседневной жизни.
Общественные отношения строились на кровно-родственных связях — других форм
общественной жизни австралийцы не знали. Не удивительно, что в их
сознании эти кровно-родственные связи переносились и на окружающую
природу и сами отношения людей к природе представлялись по образу
и подобию кровного родства. Виды животных, растений тоже
рассматривались, как своеобразные «роды» или «племена». Их отношения к людям
мыслились как кровно-родственные отношения. Охотничья локальная
ipynna (род), территория, по которой она кочует, животные, на которых
люди охотятся,— все это осознается как единое целое. Первобытное
человеческое сознание еще не противопоставляет себя внешнему миру.
Вот почему ящерица или ворон оказывается для австралийца «старшим
братом», «отцом».
Другой вопрос: почему каждый данный род верит в свое родство
именно с одним определенным видом животного (растения)? На этот вопрос
ответить труднее. Можно только думать, что тут сказалась, прежде всего,
нерасторжимая связь каждого отдельного охотничьего коллектива со
своей территорией. В австралийских тотемических верованиях главное
место занимает, пожалуй, не представление о самом тотемическом
животном, а те священные места, особые у каждой локальной группы,
которые связываются с тотемическими мифами и обрядами. Возможно, что
тотемом группы становилось животное, водившееся в большем
изобилии в данной местности (такое предположение делали многие ученые,
и подобные факты действительно известны). Возможно, что в выборе того
или иного тотема была доля случайности. Так или иначе, но за каждой
человеческой группой было закреплено название того или иного
животного (растения), образ его связался с определенной местностью,
средоточием кочевой области группы, на него были перенесены
представления о родственной связи, существовавшей внутри человеческой группы.
На тотемических верованиях сказалась и межродовая и межплеменная
вражда, и взаимная отчужденность: отсюда мифы о борьбе между
тотемическими животными.
Другие формы Не все в религии австралийцев сводилось к тотемиз-
верований. му. Существовали и другие верования и обряды,
Вредоносная магия с тотемизмом не связанные.
Особенно видное место в числе их занимала вера во
вредоносную магию. Австралийцы страшно боялись ее и приписывали почти
всякую болезнь и смерть колдовству врага. Любая смерть, кроме смерти
в бою, рассматривалась ими как результат тайной магии, обычно со
стороны какого-нибудь враждебного племени. Даже тогда, когда
причина смерти была очевидна, например несчастный случай, австралийцы
не удовлетворялись этой видимой причиной, а искали за ней скрытое
колдовство. «Племена у р. Герберт не верят, чтобы кто-нибудь мог умереть
по иной причине кроме как от магии кого-либо из соседнего племени»,—
сообщал Хауитт2. Так отражалась в суеверном уме австралийца
1Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Госполитиздат, 1952, стр. 299.
2 Α. Η о w i t t. Ук. соч., стр. 474.
226

межплеменная вражда, заставлявшая его нередко жить в страхе
перед возможным предательским нападением врага.
«В одном отношении жизнь курнаи была полна ужаса,— пишет
Хауитт.— Он жил в страхе видимого и невидимого. Он никогда не знал,
в какой момент подстерегающий его «браджерак» (туземец соседнего
племени) пронзит его копьем сзади, и никогда не знал, в какой момент
какой-нибудь тайный враг среди курнаи (курнаи делились на пять
племенных подгрупп) сумеет окутать его чарами, против которых он не сможет
бороться»1.
«Все чужое кажется жутким туземцу, который особенно боится злой
магии издали», —сообщают Спенсер и Гиллен2. «Туземцы... всегда боятся
больше всего колдовства от чужого племени и из отдаленной местности и
часто указывают на какого-нибудь человека, живущего в50—ЮОмилях от
них, как на виновника смерти того или иного члена их группы от
злокозненной магии»,— так говорит Спенсер о северных племенах3.
В действительности обряды вредоносной магии совершались очень
редко. Это было весьма опасное дело, так как малейшее подозрение в
колдовстве влекло за собой месть, и притом месть весьма реальную. Поэтому
хотя злую магию австралийцы подозревали на каждом шагу, но на деле
редко кто осмеливался прибегать к ней.
Так как колдовства аборигены опасались обычно со стороны чужого
племени, то они верили, что любой человек в состоянии произвести его.
Для этого не надо было быть специалистом-колдуном. Особых лиц,
занимавшихся вредоносной магией как профессией, у австралийцев не было,
хотя, конечно, некоторых людей, знахарей, колдунов в этом отношении
боялись больше, чем других. Всякий человек мог околдовать врага.
Некоторые наблюдатели сообщают, что австралиец нередко сомневался в своей
собственной способности причинить кому-либо магический вред, но никто
из них не сомневался в том, что другие обладают такой способностью.
Обряды вредоносной магии имели характерные формы. Чаще всего
магическая порча насылалась на человека издали при помощи колдовской
заостренной косточки или палочки, У северо-центральных племен
употреблялась человеческая кость. Это орудие направлялось в ту сторону,
где находилась намеченная жертва колдовства, причем произносились
соответствующие заклинания. Таков простейший способ. При не^
предполагалось, что вредоносная магическая сила как бы летит по заданному
направлению и поражает жертву, входя в ее тело невидимым камнем
или другим веществом, от которого человек заболеет или умрет.
Были и более сложные способы. У аранда, например, применялся
такой: человек, желавший причинить вред своему врагу, брал особую
острую косточку (инджилла) или палочку (ирна), произносил над ней
заклинание и шел с ней в уединенное место. Там он втыкал свое
магическое орудие торчком в землю, нагибался над ним и начинал бормотать
проклятия по адресу своего врага: «Пусть твое сердце разорвется, пусть
твой позвоночник расколется и ребра разойдутся, пусть твоя голова и
горло расколются». Затем человек, оставив свое орудие воткнутым в
землю, сам возвращался в лагерь. Через несколько дней он приносил его
и прятал где-нибудь неподалеку от лагеря. Вечером, когда зажигались
костры, он потихоньку подкрадывался со своим орудием в руке, будучи
сам невидим в темноте, так близко к врагу, чтобы видеть его лицо;
затем, повернувшись к нему спиной, несколько раз махал в его сторо-
1 L. Fison а. Α. Η о w i t t. Kamilaroi and Kurnai, стр. 259.
2 См B. Spencer a. F. Gillen. The Northern tribes of Central Australia,
стр. 31—32.
3B. Spencer. Native tribes of the Northern Territory of Australia, стр. 37—38.
227
15*

ну своим орудием, повторяя те же проклятия, после чего опять его
прятал. Считалось, что через некоторое время жертва колдовства должна
заболеть и умереть. В иных случаях обряд выполнялся с участием
помощника — этим повышалась сила обряда.
Иногда исполнитель обряда вредоносной магии сам старался довести
о нем до сведения того, против кого обряд был направлен. Например,
магическая палочка или косточка после совершения обряда подбрасывалась
в хижину врага, привязывалась к его копью или щиту. Найдя у себя
подобный предмет, человек сразу понимал, что это означает. Узнав, что
против него его неведомый, а, может быть, и ведомый враг совершил
вредоносный обряд, человек считал себя уже обреченным на смерть. Он
нимало не сомневался в силе колдовства, впадал в угнетенное состояние,
переставал есть и пить и через некоторое время мог действительно
умереть. Такие случаи известны. Они объясняются тем сильным действием,
какое оказывает, как известно, центральная нервная система на все
проявления жизни организма,— на чем основана и употребляющаяся у нас
система психотерапии. Но подобные случаи, конечно, еще более
укрепляли веру австралийцев в силу магии.
Описанные способы вредоносной магии относятся к типу
«инициальной», или «начинательной», магии: в них действие начинается реально
(нацеливание, махание в сторону врага), а продолжается лишь в
воображении, и тут-то и должна действовать магическая сила — орудие
невидимо летит и поражает жертву. Инициальная магия была наиболее
распространенным и типичным для австралийцев способом нанесения
«магической порчи».
Гораздо реже применялись у австралийцев другие способы
вредоносной магии, широко известные у более развитых народов. К колдовству
при помощи изображения врага («гомеопатическая», «симильная» или
«имитативная» магия) прибегали редко. У аранда описывается такой
обряд: в случае побега жены ее муж с помощью нескольких товарищей
чертил ее схематическое изображение на земле, которое и
прокалывалось копьем при соответствующих заклинаниях. Еще реже применялась
«парциальная» («контагиозная») магия — через предмет, бывший в
соприкосновении с тем лицом, на кого она направлена, или через его
волосы, остатки пищи и т. п. Этого очень широко распространенного у
народов других частей света вида злокозненной магии племена Центральной
Австралии совершенно не знали. В других областях он употреблялся
тоже не часто. В юго-восточной Австралии, однако, этот вид магии был
известен. У племени джупагалк тот, кто хотел причинить вред своему
врагу, брал принадлежащую ему вещь или хотя бы такую, до которой
он дотрагивался, и привязывал ее шнуром к землекопалке, которую и
втыкал в землю перед огнем; вещь раскачивалась, а человек пел
заклинания, пока она не упадет на землю, что означало, что колдовство
совершилось. Другие юго-восточные племена, например из группы кулин,
тоже пользовались этим способом, но вместо землекопалки употребляли
копьеметалку, а племя вотьобалук — особый, специально
изготовляемый деревянный предмет гуливил, веретенообразной формы. Иногда
предмет, принадлежащий врагу, коптили долгое время в дыму. Жертва
колдовства, как верили австралийцы, тогда видела во сне себя в огне.
Начинались поиски виновника. Если «виновник» был определен, то можно
было парализовать действие колдовства, возвратив себе прокопченную
вещь и положив ее в воду.
У юго-восточных племен применялся еще один вид парциальной
магии — через след человека на земле. В него клали острый кусок кварца,
кость, уголь и т. п. Считалось, что это может вызвать ревматизм.
228

Совершенно не была распространена контактная магия, т. е. «порча»
через непосредственное соприкосновение, через пищу или питье. Это,
очевидно, объясняется тем, что, как было сказано выше, виновниками
колдовства обычно считались люди враждебного и отдаленного племени.
У племен юго-востока распространена была вера во вредоносную
магию при помощи человеческого жира. Считалось, что колдуны умеют
извлекать у спящего человека почечный жир; следа от этой операции
будто бы не оставалось, и человек ее не замечал, но через несколько дней
умирал. Полученный же таким путем жир колдун употреблял для
магических целей. Для тех же целей колдуны применяли куски кварца и
разные другие магические предметы.
Как сами австралийцы представляли себе действие вредоносной магии?
Они не очень об этом размышляли и обычно просто боялись колдовства,
не задумываясь о том, как и почему оно собственно действует. Однако
у некоторых племен, например центральноавстралийских, существовало
как бы обобщенное представление о магической силе. У аранда она
называется арункулъта (по Штрелову), или арунгквилъта (по
Спенсеру и Гиллену). Этим словом обозначается как таинственная сила,
причиняющая магический вред человеку, так и те материальные предметы,
через которые она действует. Сила эта имеет более или менее безличный
характер, хотя иногда смутно олицетворяется.
Вера в злую магию причиняла огромный вред аборигенам.
Подозрения в колдовстве служили чаще всего причиной межплеменных
столкновений. Взаимная отчужденность между племенами, которая сама в
значительной мере порождала веру во вредоносное колдовство, в свою
очередь поддерживалась и усиливалась в связи с этой верой. Да и
внутри племени и рода взаимные обвинения и подозрения в колдовстве были
одной из главных причин раздоров и вражды.
π - Гораздо меньшее значение имела в жизни австра-
Любовная магия « г тт г
лиицев любовная, или половая, магия. Цель ее —
привлечь к себе лицо противоположного пола.
Например, у аранда тот, кто желал привлечь к себе понравившуюся
ему женщину, надевал на голову особою повязку чилара из шерсти
опоссума, выбеленную глиной или натертую корой эвкалипта. Над ней
произносились особые заклинания. С этим украшением человек старался
попасться на глаза возлюбленной. Считалось, что она неминуемо должна
почувствовать к нему влечение и ночью прийти в его шалаш. Подобным
же образом употреблялась лонка-лонка — особое украшение из раковин,"
носимое спереди на поясе. Еще одно средство — примитивный
музыкальный инструмент, простая деревянная труба: ее коптили в дыму костра,
произнося при этом заклинания, а затем во время ночной пляски трубили
в нее, чтобы пробудить эротическое влечение в женщине.
Если вредоносная и любовная магия считалась
Знах^риТкоодуны У австралийцев доступной всем и каждому, то,
напротив, лечебная магия составляла обычно
профессию особых специалистов — знахарей (англичане называют их
«medicine men» или «native doctors»).
По своему происхождению знахарство, или лечебная магия,
несомненно, связано с первобытной народной медициной. Но у австралийцев
между тем и другим уже имелась известная разница. У них широко
применялись разнообразные средства примитивной народной медицины,
которые очень часто имеют действительно полезное влияние: таково
употребление различных лекарственных трав, припарки и перевязки, массаж
и натирание жиром, кровопускание и тому подобные средства (о них
см. ниже, в гл. 7). Они знакомы каждому, и их применяет по мере умения
229

каждый. Но совершенно особняком стоят другие «лечебные» средства
магического и шарлатанского характера, которые применялись
исключительно знахарями-профессионалами. Эти средства представляли собою
сочетание грубого фокусничества со своеобразным гипнотическим воздействием
на пациента.
Наиболее обычным способом действий знахаря было «высасывание»
из тела больного воображаемой причины болезни. Эта причина чаще
всего представлялась в виде какого-то кристалла, камня или другого
твердого вещества, которое враждебной магией таинственно «вложено»
в тело больного. В основе этого суеверного представления тоже лежал,
очевидно, реальный факт: ранение копьем или другим предметом,
отломившаяся часть которого остается в ране и причиняет боль. Способы
извлечения из раны постороннего предмета применяются в народной медицине
австралийцев, — они-то и послужили, вероятно, основой для развития
магической шарлатанской практики знахарей.
У аранда знахарское лечение больного обычно состояло в том, что
знахарь, склонившись над лежащим на земле пациентом, с силой тер и
сосал больное место, то и дело выплевывая кусочки дерева, кости и камни,
которые будто бы вызвали болезнь. В действительности эти предметы
знахарь заранее искусно прятал у себя во рту. В более трудных случаях
знахарь разыгрывал целое драматическое представление, чтобы
гипнотически подействовать на больного. Он смотрел на него пронзительным
взглядом, а затем, отойдя на некоторое расстояние, делал вид, что мечет
в него магические камни, которые должны, войдя в тело пациента,
парализовать действие болезни; затем, вновь подойдя к больному, он
перерезал невидимую веревку и в заключение высасывал из тела больного,
как причину болезни, заготовленные им «камни».
Любопытно, что знахари обычно не употребляли общедоступных
приемов народной медицины и ограничивались шарлатанскими средствами,
подобными вышеописанным. Но так как они умели при этом действовать
внушением и так как, будучи людьми все же опытными, они обычно
отказывались лечить заведомо безнадежных, а брались только в тех
случаях, когда благоприятный исход был и без того вероятен, то не мудрено,
что знахарское лечение зачастую имело «успех», а этим, конечно, еще
более укреплялась вера окружающих в сверхъестественные способности
знахаря.
У некоторых племен знахарям приписывалось также умение вызывать
дождь, но у других это была особая профессия отдельных специалистов.
Обряды «вызывания дождя» были известны не у всех племен. Из
племен центрального и северо-западного Квинсленда они практиковались
только у племени юнда. Во всей обширной области между оз. Эйр и
северным побережьем эти обряды, повидимому, неизвестны; зато они широко
практиковались в бассейне оз. Эйр и к юго-востоку от него.
У курнаи были особые «делатели дождя» в каждой родовой группе.
Чтобы вызвать дождь, они пользовались приемами самой элементарной
имитативной магии: колдун брал в рот воды и брызгал ею в определенном
направлении, напевая колдовскую песню. У диери употреблялась более
сложная церемония, в которой участвовало все население и которая
устраивалась в случае длительной засухи: строили особую хижину над ямой,
и два специалиста-колдуна (кунки) пускали себе кровь из руки, что
символизировало дождь, разбрасывая при этом по воздуху пух — это
означало дождевые облака. Затем хижину ломали и клали два особых
камня на деревья. Если после этого дождь все-таки не шел, то считалось, что
в этом виновато колдовство враждебного племени или гнев духов мура-
мура.
230

Колдуны и знахари играли
вообще важную роль в жизни
австралийцев. Они были у всех
племен, но функции их,
положение в общине, способы вступления
в данную профессию были
различны .
Профессия колдуна и знахаря
требовала всегда длительной и
сложной подготовки, обычно под
руководством старого
«специалиста». Нередко отец обучал своего
сына, и тогда получалось нечто
вроде наследственной передачи
колдовства; так бывало у племен
юго-востока: вирадьюри, тонга-
ранка и др. Но вообще это было
совершенно не обязательно.
Конечно, не всякому была доступна
данная профессия. По Эйльману,
колдуном мог сделаться лишь тот
молодой человек, которому
покровительствовали старики племени.
Подготовка к профессии
колдуна связана была с тяжелыми
испытаниями и лишениями,
которые должны были закалить его
характер, придать ему суровость,
скрытность и сознание
превосходства над окружающими. Прежде
всего на кандидата налагались
тяжелые пищевые запреты, часть
которых оставалась для него в
силе и впоследствии. Обычно он
не должен был есть жира, а
также мяса эму, кенгуру, змеи и
других животных. Эту наиболее
еа Колдун племени аранда
вкусную пищу он должен был MJ v м
отдавать старому колдуну, своему
наставнику. Далее, подготовка состояла в особых физических
испытаниях, иногда даже истязаниях, которые не всякий выдержит. Например, у
аранда старые колдуны, подготовлявшие молодого к этой профессии,
подвергали его мучительным операциям: они царапали его острыми камнями,
как бы вдавливая их в его тело,— считалось, что в теле всякого колдуна
должны иметься магические камни; втыкали ему под ногти заостренные
палочки, надрезали или протыкали ему язык насквозь, причем
считалось, что остающиеся после этого отверстие в языке — след от удара
копьем, сделанного «духами». В течение всего периода испытаний
кандидат соблюдал обет полного молчания.
У многих племен считалось, что колдун посвящается в свою профессию
духами. Иногда даже различались отдельные категории колдунов и
знахарей: одни подготовлены и посвящены в свое звание колдунами же,
другие — духами. Последние считались выше рангом, и им
приписывалась большая сила. Так обстояло дело, например, у аранда, у которых
имелось даже три категории колдунов и знахарей: посвященные духами
231

ирунтариниа, посвященные злыми духами эрунча и посвященные старыми
знахарями; последних боялись и уважали меньше, чем остальных.
У аранда вообще знахарь-врачеватель и колдун, вступающий в общение
с духами,— были разными лицами. Подобно этому и у курнаи рядом
с обычными знахарями — мулламулунг были особые лица, бирраарк,
общавшиеся с духами.
У аранда кандидат в знахари, желавший принять свое посвящение
от духов, шел к пещере, которая считалась обиталищем духов
ирунтариниа. Там, не осмеливаясь войти в самую пещеру, он ложился спать
у ее входа. Во время сна, на рассвете, являлся дух и наносил ему два
удара копьем: одним он пронзал язык, другим — голову от одного уха
до другого; кроме того, он вынимал из тела спящего все внутренности,
заменяя их новыми, вкладывал в его тело магические камни, а затем
оживлял его. Вернувшись после этого в лагерь, кандидат проходил
подготовку у старых знахарей, обучаясь различным шарлатанским
фокусам и необходимым для знахаря приемам гипнотического воздействия
на людей. Лишь через год он начинал самостоятельную «практику».
У курнаи бирраарк, посвященный духами (мрартами), обладал
способностью сноситься с ними: он летал к ним таинственным образом на
небо, они и сами прилетали к нему и отвечали на задаваемые вопросы.
Хауитт сравнивает эти действия бирраарков со спиритическими
сеансами, но здесь уместнее сравнение прежде всего с шаманскими действиями.
И в самом деле: описанные верования австралийцев в сношение людей
с духами, умерщвление и оживление кандидата, полеты к духам и пр.—
все это типичные черты шаманизма. Настоящего шаманства в Австралии
не сложилось, но элементы его, притом стоящие особняком от обычного
знахарства с его чисто магической практикой, все же были налицо.
Практика шаманизма вводит нас в круг анимисти-
Анимистические г , L J ~ ч
верования ческих веровании (т. е. представлении о духах)
австралийцев. Анимистические верования не играли,
пожалуй, такой выдающейся роли в религии австралийцев, как магия
и тотемизм, но все-таки были распространены повсеместно.
Представления о духах у австралийцев были довольно разнообразны,
притом весьма туманны и расплывчаты, и у каждого племени они были
другие. Поэтому очень трудно описать их сколько-нибудь полно.
У некоторых племен различались две категории духов: духи умерших
людей и духи, не связанные с умершими. Преобладали обычно первые;
но иногда такого различения не было, а еще чаще австралийцы
просто не задумывались над вопросом о происхождении тех или иных
духов.
Духи чаще считались злыми существами, их боялись. Только души
умерших родственников рассматривались, по крайней мере у
юго-восточных племен, иногда как благодетельные существа; но нередко и они
считались злыми и опасными. Души же умерших врагов и
чужеплеменников всегда представлялись злыми демонами. Так, например, у курнаи
умершие родственники превращались в дружественных духов, тогда
как души врагов были всегда злыми духами. У племени гурндичмара духи
умерших деда или отца являлись во сне своему внуку или сыну и
сообщали ему необходимые защитные чары против болезней или колдовства.
Люди племени юин боялись обычно всякого духа. Юин верили в
злых духов, обитающих в горах и в деревьях и пожирающих детей; эти
духи назывались тулугал, что буквально значит «могильный»
(прилагательное от тулу — могила), следовательно, это были духи умерших.
Эйльман сообщает о всех племенах Центральной и Северной Австралии,
что у них злых духов гораздо больше, чем добрых. Злые духи вмешивают-
232

ся в жизнь человека и вредят ему. Степень силы их различна. Более
сильные живут далеко или находятся на небе, более слабые держатся
ближе к людям. Злые духи появляются чаще ночью. Вид у них
различный, но обычно отвратительный; они похожи то на людей, то на
животных; добрые духи имеют вид красивого человека.
Вообще исследование австралийских верований не подтверждает
довольно распространенного взгляда, что в древнейшую эпоху образы
духов будто бы были всегда зооморфными (в виде животных) и только
впоследствии стали делаться антропоморфными (человекообразными).
Австралийские верования, весьма примитивные, знают как зооморфных,
так и антропоморфных духов.
У аранда самое обычное обозначение для духов — ирунтариниа.
Представления об этих духах были очень интересны. Они имеют
человекообразный вид и живут главным образом в пещерах, где прячутся в
прохладное время года. В жаркий же сезон, особенно по ночам, они бродят
по земле и заходят в стойбища людей. Обычно они невидимы, но знахари
могут их видеть; этой способностью обладают также те, кто родился с
открытыми глазами; собаки тоже могут видеть ирунтариниа. Эти духи
не считаются злыми, но они якобы иногда любят подшутить над людьми,
крадут у них мелкие вещи; есть рассказы о похищении ими женщин.
Ирунтариниа живут, как люди, охотятся и едят мясо дичи, а иногда
похищают раненное человеком, но не добитое им животное (так
австралийцы объясняли случаи, когда не могли найти раненую дичь); но, в
отличие от людей, духи едят мясо сырым, так как не знают огня. У каждой
группы людей — свои собственные ирунтариниа, живущие в их местности
и связанные с их тотемическими центрами. Духи имеют своичуринги и
устраивают, как люди, обряды интичиума, а также указывают людям,
когда нужно их устраивать. Таким образом, представления об ирунта-
- риниа тоже связываются с тотемическими верованиями аранда. Как уже
* говорилось выше, ирунтариниа посвящали знахарей-колдунов,
которые с ними и сносились.
Многие духи представляют собою души умерших людей. Но в общем
идеи австралийцев о душе человека и ее посмертном существовании были
чрезвычайно туманны и неопределенны.
Представление о душе живого человека существовало у австралийцев,
повидимому, повсеместно, но особенно важной роли в их верованиях оно
не играло. Интересно отметить, что австралийцы далеко не всегда
отождествляли душу живого человека с душой умершего, не всегда считали,
что именно первая остается жить после смерти человека. Они нередко
называют оба вида души по-разному. Так, у аранда душа умершего
называется лтана, а душа живого — гуру на (куру на). На языке курнаи дух
умершего — мрарт, а душа живого человека — ямбо.
Душу человека австралийцы представляли себе как его невидимый
двойник, который сидит внутри человека и может покидать его тело во
время сна, обморока, болезни. Например,вурунджерри верили в муруп,
который находится в каждом человеке. Во время сна он вылетает,
признаком чего служит то,что спящий храпит. Но муруп может быть выгнан
< из тела человека колдовством. Душа спящего может посещать отдаленные
места, разговаривать с отсутствующими людьми. Так объясняли себе
австралийцы сны.
Хауитт сообщает, что когда он однажды спросил одного курнаи,
неужели он действительно думает, что его ямбо может выходить из тела
во сне, тот ответил: «Так должно быть, потому что когда я сплю, я
отправляюсь в отдаленные места, вижу далеких людей, даже вижу умерших
и говорю с ними».
233

Это представление об отделимой от человека душе, связанное с верой
в сны, широко распространено у народов всех частей света. Но, будучи
самым обычным объяснением снов, это поверье в религии
австралийцев играло очень скромную роль.
Вера в душу покойника тоже не занимала видного места в религии
австралийцев. Эта вера была смутной и неопределенной. По одним
представлениям, души умерших бродят вблизи могилы, по другим — они
идут на небо, по третьим — куда-то на север; наконец, у многих племен
представление о душе умершего связывалось с тотемическими идеями
о перевоплощении. Так, по верованиям племен вирадьюри, грингаи, би-
гамбул (юго-восточная Австралия), души умерших скитаются вблизи
тех мест, где они жили, бродят вокруг могилы и могут вредить проходящим
мимо людям. По мнению кулин, душа умершего или скитается по земле,
или отправляется на небо. У курнаи преобладало последнее
представление. У аранда идеи о загробном существовании были туманны и
противоречивы. Душа умершего называется лтана. Она пребывает около места
погребения до тех пор, пока не окончатся все похоронные обряды. После
этого она, по одним представлениям, отправляется на север, на остров
мертвых, где много дичи, которой духи и питаются; ночью они там
танцуют, днем спят. По другим представлениям, душа отправляется в то
место, где она находилась прежде, еще до рождения, в качестве тотеми-
ческого «детского зародыша», и там, войдя в какой-нибудь камень, дерево
или пруд, ожидает нового воплощения. Эти два различных верования
аранда пытались примирить, допуская, что душа летит сначала на север,
потом возвращается и входит в тело новорожденного, помогая ему расти,
а через один-два года вновь отправляется на север, где ее через некоторое
время уничтожает молния. Так сообщает об этих верованиях Штрелов,
указывая, что совершенно такие же верования существуют и у соседей
аранда — лоритья.
Довольно широко распространено было у австралийцев возникшее после
колонизации поверье, согласно которому души умерших коренных жителей
страны могут вновь возрождаться в виде белых людей. Причиной такого
верования, может быть, было то, что у австралийцев белый цвет вообще
связывался со смертью. При первой встрече с европейцами австралийцы,
пораженные их непривычным видом, белой кожей, одеждой, нередко
склонны были видеть в этих пришельцах какие-то сверхъестественные
существа и принимали их за оживших покойников. Беглый ссыльный
Бэкли, попавший в плен к коренным жителям, был принят ими за
воскресшего покойника. Этнографа Хауитта называли «бродячим духом».
Камиларои называли белых людей вунда (дух); курнаи считали их духами
(мрарт); племя юин называло европейцев муму-ганг (мертвецы).
Одним словом, представления австралийцев о посмертном
существовании души были далеки от ясности и определенности. Однако
несомненно, что у них уже была в зачаточном виде вера в особое царство душ.
Но главным предметом суеверных представлений, связываемых
австралийцами со смертью, служила не душа умершего, отделенная от тела,
а само тело умершего. Оно вызывало к себе двойственное отношение со
стороны живых: суеверный страх, смешанный с бессознательной
привязанностью. Эти двойственные чувства проявлялись в своеобразных
погребальных обычаях и обрядах.
Старинные обряды погребения умерших у австра-
Погребальные лийцев отличаются прежде всего большим разно-
ряды образием. В Австралии можно обнаружить едва
ли не все различные способы обращения с телом покойника, какие только
известны вообще на свете: зарывание в землю, сожжение, воздушное по-
234

Воздушное погребение у племени варрамунга.
Центральная Австралия
гребение, мумификацию, труггоядение, частичное я двойное погребение и
просто оставление на произвол судьбы.
Простейшим и, несомненно, древнейшим способом является
оставление умершего или умирающего и уход от него. По сообщению Хауитта,
у племени иеркла-мининг (южное побережье) никаких погребальных
обрядов не было. За больными и ранеными заботливо ухаживали, но когда
становилось очевидным приближение смерти, умирающего оставляли у
костра, и вся локальная группа покидала стойбище; она возвращалась в
эту местность только спустя долгое время. Однако такой первобытный
способ обращения с умершими встречался в Австралии как исключение.
Немногим чаще встречался другой, вероятно, тоже весьма древний,
способ — трупоядение, или эндоканнибализм. Этот обычай существовал у
некоторых племен южного, восточного и северо-восточного побережий.
Стремление сохранить тело покойника породило обычай мумификации.
У австралийцев она производилась простейшим способом копчения тела
в дыму костра, над которым сооружали особый помост. Так, например,
235

у племени юалайи мать долго носила прокопченные в дыму тела своих
умерших детей; в основе этого обычая лежала, вероятно, простая
материнская привязанность, но она получила, под влиянием религиозно-
мистических представлений, извращенное проявление. У кайабара тело
умершего влиятельного члена общины коптили и носили с собой в
течение полугода, после чего зарывали в землю. Мумификация копчением была
известна также у племен нарриньери, пичера, унги, мараноа и др.
Очень широко распростанен был в Австралии обычай воздушного
погребения: тело умершего клали на дерево или на специально
устраиваемые подмостки. Этот способ господствовал повсеместно у племен
Северной территории, восточного Квинсленда, нижнего Муррея и в некоторых
других местах. Близкий к этому способ пещерного погребения, напротив,
почти неизвестен австралийцам; он применялся, повидимому, только
некоторыми племенами северо-западной Австралии.
Наиболее обычным и распространенным способом погребения было
и является в настоящее время зарывание покойника в землю. Этот
обычай господствует и у центральных племен, и на юго-востоке, и на
крайнем севере, и на западе. Но способы зарывания различны: одни
племена кладут своих покойников в простую яму, у других могила имеет
боковую нишу, куда и кладут труп,очевидно, чтобы более обезопасить его
от диких собак, а может быть, и из суеверных побуждений;
зарывание в могилу с боковой нишей (русские археологи называют
этот способ «катакомбным погребением») практиковалось у ряда племен
центра и юго-востока. Далее, у одних племен покойника хоронили в
вытянутом положении, у других — в сидячем или скорченном;
последнее встречается реже. Например, у аранда трупу придавали скорченное
положение, с коленями, прижатыми к подбородку, и в таком виде сажали
его в узкую круглую яму, обращая лицом в сторону его тотемического
центра; яму зарывали, оставляя небольшое углубление для входа и
выхода «души» (лтана) умершего. Такой же способ скорченного погребения
известен у некоторых других племен Центральной, Юго-восточной,
Северной и Западной Австралии.
Местами скорченное погребение соединялось с чрезвычайно
интересным обычаем связывания трупа. Так, камиларои перед опусканием тела
в могилу связывали его, как тюк; племя нгариго тоже связывало труп;
у вирадьюри его плотно завертывали в шкуру; у вотьобалук скорченный
труп связывали; диери ограничивались тем, что связывали вместе
большие пальцы ног трупа. Подобные обычаи порождены суеверным
страхом перед покойником, верой в то, что он может встать из могилы и
принести вред живым. Впрочем, связывали тело умершего не только при
зарывании его в землю, а иногда и при воздушном погребении. У племени
мукджаравент скорченный и связанный труп помещали в дупл,о дерева
или на особый помост, сооруженный на дереве. Тот же суеверный страх
местами выражался в обычае уродоваяъ труп: жители р. Герберт ломали
покойнику ноги, чтобы он не мог ходить; однако подобные факты
встречаются лишь как исключение.
Отчасти, может быть, тем же страхом перед покойником объясняется
обычай наваливать на могилу камни, хворост или целые бревна, как
поступают очень часто в Центральной Австралии, в Квинсленде. Но есть
и более простое объяснение: опасение, что могилу разроют дикие собаки.
Обычай класть в могилу вместе с покойником какие-нибудь его вещи,
а также пищу для пользования в загробном мире, у австралийцев
встречался часто. Так поступали куката, гурндичмара и ряд других племен
Виктории, вирадьюри, чепара, племена Квинсленда и др. На могиле часто
зажигали огонь, чтобы согреть покойника.
236

Один из самых редких в Австралии способов погребения — кремация.
Происхождение этого обычая наукой не выяснено. В Австралии трупосож-
жение известно исключительно в восточной .части материка, и то очень
редко. При этом ни у одного племени оно не было единственным способом
погребения, а всегда практиковалось наряду с другими. У племен
Виктории был обычай сжигать тело умершего в тех случаях, когда нет
времени для более сложных обрядов закапывания его в землю. У
племени катунгал молодых покойников зарывали в землю, а старых сжигали.
У племени округа Мэриборо одних покойников сжигали, других
закапывали, третьих поедали.
Наконец, у австралийцев наблюдались сложные способы так
называемого вторичного и частичного погребения. В основном они состояли
в том, что погребение расчленялось на два этапа: через некоторое время
после совершения погребального обряда останки умершего подвергались
другому обряду. Первый этап в таких случаях обычно представлял
собою воздушное погребение: когда труп сгнивал, кости его собирали и
зарывали. Бывали и другие комбинации обрядов. Очень сложны,
например, погребальные обычаи племени варрамунга: у них тело сначала клали
на подмостки, через известное время посещали это место; в конце года
снимали оставшиеся кости и с ритуальными церемониями зарывали их в
муравейник, а лучевую кость руки хоронили с особо сложными обрядами
отдельно. У гнанджи покойника клали на дерево, а когда тело сгнивало
и кости белели, их зарывали у воды. Погребальные обряды курнаи были
особенно сложны: они сначала завертывали тело умершего в шкуры
опоссума и в кору и держали, пока оно не сгнивало, причем натирались
трупным соком; кисть руки заранее отрезали и, высушив ее, носили на
шее как амулет; остатки разложившегося трупа сжигали или клали
в дупло дерева.
Из приведенных фактов видно поразительное разнообразие способов
погребения у австралийцев. Из существующих на земле видов
погребения австралийцам осталось незнакомым, быть может, только одно
водяное погребение (потопление тела). Но и элементы водяного погребения
иногда можно обнаружить: так, у племен анула и мара, живущих
на берегу залива Карпентария, заключительный этап погребальных
обрядов, очень сложных, состоял в том, что кости умершего клали в
полую деревянную колоду и помещали на ветви дерева, свесившиеся
над водой; через известное время они сваливались в воду или
смывались ею.
Повсеместно распространены были у австралийцев различные
траурные обычаи. Умершего оплакивали иногда очень долго и старательно, в
этом участвовала нередко вся локальная группа. Все громко кричали,
наносили себе порезы и всячески старались показать свое горе. Так
поступали, например, у племен Порт-Стивенса, мукджаравент и др. На
близких и родню умершего, особенно на его вдову, налагался целый ряд
ограничений и запретов, порой нелегких. Имя умершего обычно избегали
употреблять и даже не произносили слов, сходных с этим именем. Местами
ограничивали себя в пище. Вдова носила в течение долгого времени
особый траурный наряд (например, у аранда — довольно уродливый и
стеснительный головной убор), намазывала тело белой глиной и т. п. Но
самое характерное — это обет молчания, который должна была соблюдать
вдова иногда год или дольше. Она пользовалась в таких случаях языком
жестов.
Во всех этих траурных обычаях, как и в погребальных, проявляется
то же двойственное отношение к умершему: привязанность к нему и
суеверный страх перед ним.
237

Одним из повсеместно распространенных погребальных обычаев было
гадание о причинах смерти. Так как. по австралийским верованиям,
всякая смерть происходит от колдовства, то окружающие старались каждый
раз найти «виновника», чтобы отомстить ему. Способы гадания бывали
весьма различны. Чаще всего осматривали через некоторое время место
погребения — воздушного в особенности — и замечали следы около него,
по характеру которых узнавали, в каком направлении надо искать
«убийцу», к какому тотему он принадлежит и т. п,1
Разнообразие способов погребения и похоронных обычаев
объясняется не только племенными различиями: и внутри одного и того же
племени они были иногда различны — в зависимости от положения
умершего в общине. Как ни проста была структура австралийсквго общества,
помимо возрастно-полового расчленения, в локальной группе и в
племени выделялись отдельные лица — главари, уважаемые старики,
знахари-колдуны и пр. И погребальный ритуал очень часто бывал различным
для разных категорий покойников. Он бывал сложнее для лиц,
занимавших то или иное влиятельное положение в общине, чем для простых
людей, для детей. Так, племена северного побережья стариков обычно
хоронили в земле, а молодых — на деревьях. У племени кумбукабура
обряд погребения стариков был особенно сложен: тело клали сначала
на помост, потом закапывали в землю; впоследствии кости выкапывали
и носили их с собой и, наконец, клали в дупло дерева. Из всех этих
фактов ясно видно, что и страх перед умершим и суеверное почтение
к нему отражают тот страх и то почтение, какими умерший пользовался
при жизни. Еще Кёрр совершенно правильно писал: «Чем более умерший
родственник был близок и чем более он был влиятелен при жизни, тем
больше страха вызывал к себе»2.
Большинство описанных выше религиозно-маги-
Женские обряды ческих обрядов исполнялось мужчинами; не-
и культы г „ J
которые из них держались втайне от женщин;
некоторые верования были специально предназначены для запугивания
женщин. В науке до последнего времени существовало мнение, что и вообще
австралийские женщины были отстранены от религиозно-магических
обрядов и представлений, что вся их жизнь была чисто «мирская». Лишь
в последние годы, в результате более вдумчивых исследований,
обнаружилось, что это совсем не так. Во-первых, оказывается, что женщины
играли нередко важную роль и в обрядах, на первый взгляд чисто мужских.
Их участие, хотя бы и пассивное, считалось обязательным. «Там, где
женщины не принимают того участия, которое они, как правило, должны
принимать (что имеет место на сегодня во многих районах), там
следствием этого является упадок обрядовой жизни всей группы»3. Во-вторых,
новейшие исследования показали, что у женщин имеются обычно
собственные религиозно-магические обряды, на которые не допускаются
мужчины4.
1 Господствующие приемы гадания о причинах смерти не одинаковы в различных
областях Австралии: у племен юго-запада практиковали осмотр земли вокруг могилы;
в Великой западной пустыне — осмотр костей, вынимаемых из могилы; там, где
применялось воздушное погребение,— осмотр вытекающей из трупа жидкости; в
Восточной Австралии (Квинсленд, бассейн Муррея — Дарлинга) — осмотр внутренних
органов; в Новом Южном Уэльсе и в восточной части Южной Австралии —
расспрашивание мертвеца .
2 Е. С иг г. The Australian race, London, 1886, vol. 1, стр. 87, 89.
3 R. а. С. В e r nd t. From black to white in South Australia. Chicago—Illinois,
1952, стр. 45.
4 Ph. К a b e r r y. Aboriginal woman, sacred and profane. London, 1939, стр. 253—
268. G. Roheim. Women and their life in Central Australia. JAI, 1933, vol. 63.
238

Обнаружено также существование прежде неизвестных культов,
однако широко распространенных по всему континенту,— культов,
связанных с женскими мифологическими образами. Таков культ «старой
женщины» (местами —«молодой женщины»), от которой произошли
будто бы люди в мифологические времена. Эта «старая женщина» связана
с мифической змеей. Обряды в честь ее устраивались на особой
ритуальной площадке, символизировавшей материнскую утробу1.
Словом, если общественное положение австралийской женщины было,
повидимому, вовсе не таким подчиненным, как это считалось, то и роль
ее в обрядовой жизни была отнюдь не второстепенной.
т„ С некоторыми верованиями и церемониями австра-
лийцев и частью с их погребальными обрядами
связывался в прошлом обычай ритуального каннибализма (людоедства).
Австралийцев часто называли людоедами, каннибалами, но это —
грубое и несправедливое преувеличение, хотя в основе его и лежат
некоторые факты.
Не подлежит сомнению, что в Австралии, как и на других
континентах, каннибализм в прошлом существовал. Отдельные факты его
удостоверены добросовестными наблюдателями — Ротом, Хауиттом и другими.
Но столь же несомненно, что вопрос этот силыгсграздут.
Во-первых, каннибализм существовал далеко не у всех племен.
Особенно редко наблюдался ону обитателей южных областей. Многие
племена не только не были повинны в обычае людоедства, но испытывали
к нему отвращение. Это относится-к нарриньери, аранда, гевегал, бах-
кунджи (баркинджи), уаджук. Список племен, свободных от
каннибализма, вероятно, можно было бы сильно увеличить, если бы наши сведения
были более точны. Дело в том, что в большинстве случаев сообщения о
людоедстве у того или иного племени основаны не на прямом
наблюдении, а на слухах, исходивших от соседних племен: австралийцы обычно
охотно обвиняли в каннибализме своих соседей-врагов, отрицая наличие
такового у себя. Это обстоятельство вынуждены признать более
добросовестные буржуазные исследователи. Так, Элькин, лучший из
современных знатоков быта аборигенов Австралии, пишет об их привычке,
вследствие межплеменной розни, приписывать «дурные обычаи»
враждебным, особенно более отдаленным племенам. «Так, члены одного
племени,— говорит он,— непременно скажут вам, что в соседних племенах вы
можете встретить каннибалов и свирепых либо коварных людей. Когда
же исследователь посетит соседних аборигенов и начнет изучать их обычаи,
он обнаружит, что это такие же миролюбивые и обходительные люди,
как и те, которых он только что покинул. Однако они также будут
приписывать свирепые качества своим соседям»2.
Во-вторых, нигде, ни у одного племени, даже где каннибализм
существовал, он не составлял регулярного явления. Человеческое мясо ели
лишь в редких случаях, во время голода. Там, где пищи, в особенности
мясной, хватало, каннибализм обычно не был известен. Другим, и притом
преобладающим мотивом каннибализма были религиозно-магические
верования: иногда австралийцы поедали части тела убитых воинов,— как
своих, так и врагов,— чтобы усвоить себе их качества: предпочитался
при этом почечный жир и костный мозг. И, наконец, у некоторых племен
погребальные обычаи требовали, чтобы родственники умершего ели
части его тела.
Все это, впрочем, относится к прошлому. В настоящее время
каннибализм нигде в Австралии не существует.
1 R. а. С. В е г η d t. From black to white..., стр. 43.
2 А. Элькин. Коренное население Австралии. Μ., 1952, стр. 47.
239

Образы великих и могучих богов или духов и ска-
Зачатки веры зания о них были австралийцам чужды — вся эта об-
в высшее существо „ г „ ^
* ласть веровании у австралийцев, с их примитивным
культурным уровнем, находилась в зачаточном состоянии.
Олицетворения великих явлений природы, неба, солнца и пр. играли в
мифологии и религии австралийцев лишь очень небольшую роль. Религия
австралийцев интересна именно тем, что в ней можно наблюдать как бы в
зачатках и порознь отдельные элементы представлений о
сверхъестественных существах, представлений, которые в дальнейшем развитии
сливаются и порождают сложные мифологические образы богов.
Эти простейшие мифологические образы, из которых затем путем
слияния их вырастает сложная фигура бога, выступают в верованиях
наиболее отсталых племен Центральной Австралии. Эти образы
следующие: олицетворение неба; тотем фратрии; культурный герой и демиург;
дух-страшилище и патрон инициации.
Образ небесного существа, олицетворение неба, занимает сам по себе
очень скромное место в австралийской мифологии. В простейшей и в то
же время наиболее ясной форме мы находим его у аранда. По сообщению
Штрелова, у них было представление о небесном существе А,тгтьира (А1-
tjira), которое рисовалось им как большой сильный человек с красной
кожей, длинными волосами, с ногами страуса эму. Он носит такие же
украшения, как люди. У него много жен и детей. Алтьира постоянно
живет на небе и к земле и к людям не имеет никакого отношения: не он
их создал и он не заботится о них. Люди со своей стороны нисколько не
чтут и не боятся этого небесного человека. Они боятся только, чтобы
само небо, которое держится на деревянных «ногах», как-нибудь не упало.
Хотя Штрелов в качестве миссионера и стремился найти у австралийцев
представление о настоящем «боге», однако он вынужден признать, что в
этом туманном, далеком от людей образе Алтьира нет никаких
«божественных» черт и что в религии он не играет никакой роли. Спенсер и Гил-
лен, кстати, вносят поправки к сообщениям Штрелова об Алтьира: по
их сведениям, это слово (они пишут его алчера — aichera) означает у
аранда представление о стародавних, мифических временах.
У соседей аранда, племени лоритья, имелось представление о
небесном существе Тукура, очень сходное, по Штрелову, с описанным. У
других племен мифологическое олицетворение неба в таком чистом виде не
выступало, а соединялось с чертами иного происхождения.
Мифологический образ тотема фратрии еще реже выступал
самостоятельно, а чаще комбинировался с фигурой культурного героя,
давшего людям различные обычаи, знания и технические навыки. ·
Иногда тотемы фратрий наделялись чертами демиургов или творцов. Например,
у племен р. Муррей было смутное представление о некоем Нуралие,
который является чем-то вроде творца. Но один из мифов изображает Нура-
лие как целую группу птиц — воронов и клинохвостых орлов, которые
боролись друг с другом. В этой борьбе перевес был на стороне
клинохвостых орлов. В результате же борьбы образовались теперешние две
фратрии, которые и носят названия: Муквара (клинохвостый орел) и Кильпара
(ворон). Таким образом, этим двум тотемам фратрий были приписаны
функции мифических творцов.
У племени диери аналогичную роль творцов выполняют тотемичес-
кие предки мура-мура (мн. число от мура). Эти мура-мура, по одним
мифам, выступают как предки отдельных тотемических групп (как в
мифах аранда), но в других мифах говорится о том, как живые существа
были созданы мифическими мура-мура (или одним из них):
рассказывают, например, что он создал много черных ящериц, потом «доделал»
240

свое творение, отняв хвосты и придав половые органы, и так
получились люди.
У некоторых племен юго-востока в качестве создателя людей и
виновника половых различий между ними выступают половые тотемы: у воть-
обалук — летучая мышь, у юин и мурринг — эму королек (мужские
тотемы) ;у племен округа Порт-Стивенса и у других — летучая мышь и
известные породы птиц (тотемы мужчин и женщин).
В подавляющем большинстве случаев мифологический образ
создателя людей и культурного героя не совпадает с образами тотемических
предков, а существует самостоятельно. Впрочем, господство тотемиче-
ского мировоззрения у австралийцев было настолько велико, что
создатель людей и культурный герой обычно все-таки выступает с тотемически-
ми чертами: это чаще всего двойственное зоо-антропоморфное (животно-
человекообразное) существо: у племени кайтиш это два мальчика-сокола;
у унматчера — старик-ворон, а по другим мифам — человек-ящерица,
у мара — белый и черный соколы, у бинбинга — человек тотема змеи,
у племен северного Квинсленда — бандикут, летучая мышь, королек и др.
Очень редко в качестве создателя людей и культурного героя выступают
олицетворенные явления природы и светила, например месяц или гром.
Во всяком случае, какой бы вид ни принимали эти мифологические
персонажи, ясно, что они — не боги. Нет ни следа какого-либо почитания их,
религиозного отношения к ним.
Еще один чрезвычайно характерный мифологический образ известен
у племен Центральной Австралии: это дух-страшилище, который якобы
превращает мальчиков в мужчин во время обрядов инициации. Эти
обряды и все, что с ними связано, было окружено строгой тайной от женщин
и непосвященных. Для того чтобы последние не пытались проникнуть в
эти тайны, их отпугивали рассказами о страшном духе-убийце, который,
спускаясь с неба, хватает посвящаемых юношей, уносит их в лес,
умерщвляет, а потом опять оживляет. У аранда этот дух называется Туаньири-
ка. Он иногда представлялся с ногой на плече. Непосвященным внушали,
что это именно он превращает мальчиков в мужчин. Во время совершения
обрядов из леса доносился глухой и жуткий звук — это голос Туаньирика.
Напротив, посвященные знали, что никакого Туаньирика не существует;
то, что считается его голосом, есть в действительности жужжание дощечки-
гуделки, быстро вращаемой на шнуре. Эту тайну раскрывали посвящаемому
в один из моментов церемонии. Ему объясняли, что звук, который он до
сих пор считал голосом страшного духа, на самом деле издает безобидная
дощечка-гуделка. Однако при этом ему строго внушали хранить тайну и
поддерживать у непосвященных веру в Туаньирика.
У других центральных племен имелись совершенно такие же
представления о духе — страшилище и убийце; в него верили только
непосвященные. У лоритья это Майуту, у арабана — Витурна, у варрамунга — Мур-
ту-мурту. У племени кайтиш тоже есть аналогичный мифологический
образ — Тумана; он живет в скале и, подобно Туаньирика, ходит на одной
ноге; звук гуделки, доносящийся из леса во время совершения
посвятительных обрядов, женщины считают голосом Тумана. Посвященные не
верили в существование этого духа. Но зато они верили в особое существо
Атнату, о котором непосвященные ничего не знали. Атнату живет на
небе, звезды — его жены; своих детей он, рассердившись, прогнал на
землю и бросил им копья, бумеранги и другие вещи, которые теперь имеют
люди; так появились мифические предки людей. Он учредил церемонии
посвящения юношей и любит слушать звук гуделки, а когда долго его не
слышит — сердится. Таким образом, фигура Атнату, тесно связанная с
ритуалом инициации, служит дополнением образа Тумана. Тумана
• 6 Народы Австралии и Океании

придуман для запугивания непосвященных, а Атнату, напротив, от
непосвященных хранится в тайне. Дух-страшилище и дух-патрон
инициации составляют взаимно связанную пару мифологических образов, как
бы две стороны двуединого образа «духа гуделки», покровителя
посвятительных обрядов. Но все эти духи, конечно, еще не боги. Это лишь
отдельные элементы, из которых на более высокой стадии развития может
сложиться образ племенного бога.
Только у относительно более развитых юго-восточных племен, у
которых вожди пользовались, как мы знаем, довольно сильной властью,
мы местами встречаем уже более или менее оформившийся образ великога
духа, в известной мере — как бы небесного вождя. В этот сравнительно
сложный образ вошли те самые составные элементы, которые у
центральных племен выступают поодиночке. 1аковы мифологические
персонажи Байаме, Дарамулун, Бунджил, Нуррундере, Нуралие.
Характер и происхождение их чрезвычайно интересны, и не только для
выяснения верований австралийцев, но и потому, что они проливают свет на
вопрос о происхождении идеи бога вообще. В этих божествах
юго-восточных племен отчетливо видны уже известные нам черты: образ тотема
фратрии, демиурга и культурного героя, патрона инициации, олицетворения
неба. Эти черты по-разному комбинируются между собой.
Наиболее ясен образ Бунджила, о котором уже упоминалось. Мифы
о нем обстоятельно собраны Хауиттом и его корреспондентами, знавшими
племена Виктории еще до распада их культуры. Это тоже еще не бог,
потому что нет его культа, но это великий небесный дух. Имя Бунд-
жил значит «клинохвостый орел», а у некоторых племен южной
Виктории (восточные племена кулин) это был тотем одной из фратрий;
другая фратрия имеет тотемом ворона (Ваанг). Но другим племенам той же
группы и их западным соседям Бунджил рисовался в человеческом
образе. О нем говорили, что он жил некогда на земле, был добр и никому не
делал вреда. Он научил людей разным занятиям и искусствам, ввел
брачные порядки — взаимные браки между фратриями Бунджил и Ваанг,
дал каждому племени особый язык. Сейчас он живет на небе, имеет двух
жен — черных лебедей, брата — летучую мышь; сыновья его — звезды.
В других мифах Бунджил изображается как создатель земли, деревьев и
людей; он согрел своей рукой солнце, а солнце согрело землю, и на ней
расцвела жизнь. Таким образом, Бунджил — это тотем фратрии,
превратившийся в творца, демиурга и культурного героя, но еще не ставший
богом.
Гораздо сложнее образ Дарамулуна, описанный тем же Хауиттом и
другими наблюдателями еще в середине и второй половине XIX в. Он
считался высшим существом у племен юго-восточного побережья — юин?
теддора, нгариго, волгал и др. В некоторых мифах он тоже изображается
как клинохвостый орел или сокол. Но по господствующему .представлению
Дарамулун имеет человеческий образ. Он жил некогда на земле вместе со
своей матерью — эму и насадил деревья, так как раньше земля была
пустынна и бесплодна. Он же дал людям законы и научил их устраивать
обряды посвящения юношей; во время этих обрядов на земле делают
изображение Дарамулуна в виде человеческой фигуры или вырезают это
изображение на коре дерева. Звук гуделки вовремя обрядов изображает его
голос. Женщины и непосвященные не должны ничего знать о Дарамулуне,
даже имени его; они называют его Палат (отец). Дарамулун следит с неба
за поступками людей и сердится, когда они нарушают его законы,
например едят запретную пищу. По смерти людей души идут на небо к Дараму-
луну. По некоторым мифам Дарамулун изображается даже как «создатель
всех вещей». Как видно, Дарамулун у этих племен уже великий дух и
242

творец, но образ его состоит из тех же, уже знакомых нам элементов: дух -
покровитель инициации, культурный герой, тотем.
У племен, живущих дальше вглубь страны, к северо-западу — у вира-
дьюри, камиларои, юалайи, — представление о Дарамулуне было иное:
у них верховным существом был Байаме, а Дарамулун занимал
подчиненное положение; в мифах он изображается как сын или младший брат
Байаме, как посредник между ними людьми, либо как злой дух.
Рассказывается и о борьбе его с Байаме, и о том, как он в этой борьбе потерял
ногу. Вирадьюри изображали его одноногим. Самое имя его означает «нога
на одной стороне». Он здесь не творец, но зато сохраняет тесную связь с
обрядами инициации: изображение его рисовали во время этих обрядов, как
и у береговых племен, на земле, звук гуделки считался его голосом.
Вообще образ Дарамулуна здесь почти в точности соответствует образу
«духа гуделки» Туаньирика или Тумана — Атнату у центральных племен.
Наконец, фигура Байаме наиболее сложна. У племен группы
вирадьюри — камиларои он был верховным духом. Он творец и создатель
всех вещей, и самое имя его, вероятно, происходит от корня байа
(делать). По некоторым мифам, Байаме — великий колдун, живший
некогда на земле с двумя женами, сделавший человека и научивший его
всяким искусствам и обрядам. Байаме представляется в человеческом
образе, хотя иногда с ногами эму. Тотемических черт в нем, впрочем, в
отличие от вышеописанных образов, почти не заметно; слабые следы их
видны в мифе юалайи о том, что из Байаме вышли все тотемы и он распределил
их между людьми; у каждой части его тела есть свой тотем. Зато связь
Байаме с обрядами посвящения не менее тесная, чем у Дарамулуна: его
изображения тоже делались при этих обрядах; мало того, образ Байаме
является средоточием всех посвятительных церемоний, в честь его поется
«песнь Байаме», от его имени посвящаемые юноши получают наставления.
Вероятно, по своему происхождению Байаме представляет собою ЦрежДе
всего патрона инициации; пара образов Байаме—Дарамулун очень
напоминает соответствующую, но более простую пару Атнату — Тумана у
племени кайтиш. Но он превратился уже в творца мира, ему приписывают функ1
ции блюстителя морали (он добр, но наказывает людей за нарушение его
законов) — и посвятительные обряды стали здесь чем-то вроде культа
Байаме.
Сходные мифологические образы, более или менее сложные, но
составленные из тех же элементов, встречаются и у других юго-восточных и
восточных племен. Они носят разные имена: Коин, Биррал, Нуррундере,
Нуралие и т. п., а у курнаи — Мунган-нгауа («наш отец»; очевидно,
настоящее имя его хранилось в тайне и осталось неизвестным).
Итак, юго-восточные племена, наиболее развитые из всех
австралийских племен, дошли до культа великого духа, небесного племенного вожДя;
происхождение образа которого можно проследить шаг за шагом. Надо
думать, что этот образ великого духа отразил в себе в какой-то мере
возрастающую власть родоплеменных вождей.
Очень интересно, что в этом сложном образе почти нет черт, связанных
с олицетворением явлений природы. Местами видны только очень слабые
следы олицетворения неба, другие же явления природы (солнце, луна
и пр.), повидимому, никакого отношения к образу племенного бога не
имеют.
\Правда, патер Шмидт, глава клерикальной католической школы в
этнографии и большой знаток австралийцев,пытался доказать,что в образах
Байаме, Дарамулуна и других есть наслоения солярной и лунариой мифологий.
В этом он следовал Гребнеру, с точки зрения которого солнечные
мифологические мотивы свойственны исключительно «западнопапуасскому»
243
16*

« тотемическому») культурному кругу, а лунные — «восточнопапуасскому»
(«двухклассовому»). Именно эта часть гребнеровских взглядов показалась
В. Шмидту особенно привлекательной, ибо он увидел здесь возможность
объяснить все грубо мифологические черты в образах дорогих его сердцу
«богов» как результат позднейших наслоений. Древнейшую же основу
этих образов, по его мнению, составляло представление о великом едином
боге творце, с моральными чертами в библейском духе. Эту теорию
«первобытного монотеизма», главным защитником которой является именно
В. Шмидт, он и пытался обосновать на австралийском материале. В
действительности этот материал решительно опровергает данную «теорию».
Она исходит из предположения, что юго-восточные племена наиболее
примитивны, тогда как на самом деле они как раз самые развитые. Образ
небесного существа — не остаток древнего монотеизма, а, наоборот,
продукт сложного сплетения более простых элементов, которые
указывались выше. Что же касается следов «солярной» и «лунарной» мифологии,
играющих такую важную роль в прамонотеистической концепции Шмидта,
то их тут попросту совершенно нет.
Вообще можно сказать, что культа природы у австралийцев не было.
Однако это не означает, что у австралийцев не было олицетворений
солнца, луны, грома и других явлений природы. Они были, но играли очень
незначительную роль в мифологии и еще меньшую — почти никакой — в
религии. Солнце обычно олицетворялось в виде женщины, месяц — в виде
мужчины, они довольно часто фигурировали в мифах.
,, ν Мифология австралийцев, при всей ее примитив-
Мифология Ύ TVTX
^ ности, по-своему очень интересна. Мифы
австралийцев лишены, конечно, поэтической прелести древнегреческих мифов,
мрачного величия древнегерманских, причудливой живописности мифов
американских индейцев. Они просты, элементарны и порой по-детски наивны.
Но эта простота иногда позволяет воочию видеть происхождение мифов,
и в этом их большой познавательный интерес.
Космогонические мифы, т. е. рассказы о происхождении мира, у
австралийцев встречаются лишь в зародышах. На этой ступени развития человек
еще не ставит перед собой общих и отвлеченных вопросов о
происхождении мира в целом. Иногда сотворение его приписывается Байаме, Бунд-
жилу, но, возможно, это — новейшее влияние христианских миссионеров.
Зато сказаний о происхождении людей и тотемов в Австралии известно очень
много. Интересно, что одно от другого обычно не отделяется: появившиеся
первые люди сразу же оказываются принадлежащими к определенным
тотемам. Чаще всего в антропогонических мифах выступает мотив
«доделывания» недоразвитых существ.
В одном из мифов аранда происхождение людей и тотемов
объясняется следующим образом. Земля некогда была покрыта соленой водой
(морем). Когда эта вода ушла к северу, на земле остались бесформенные и
беспомощные создания (по Спенсеру и Гиллену, они назывались инапертва,
по Штрелову— релла-манеринъя). «Их глаза и уши были закрыты, на месте
рта находилось маленькое круглое отверстие, пальцы рук и ног срослись
вместе, скорченные руки приросли к груди, а ноги были прижаты у тела»
(в этом представлении, очевидно, отразилось реальное наблюдение над
недоразвившимся человеческим зародышем). Однако эти существа уже делились
на две фратрии и восемь брачных классов.Они оставались в таком
беспомощном положении до тех пор, пока с севера не пришли один за другим два
Мангаркунъеркунъя, тотема Ящерицы-мухолова. Последние придали им
при помощи каменного ножа настоящую человеческую форму, отделили
друг от друга, прорезали им глаза, проткнули уши, отделили пальцы один
от другого и т. д., а под конец проделали над ними операцию обрезания.
244

«Доделанные» таким образом люди принадлежали к разным тотемам.
По другому мифу, впрочем, предки людей возникли из-под земли.
В мифах других племен очень часто повторяется тот же мотив: предки
людей изображаются как беспомощные существа, недоразвившиеся
зародыши. Их «доделывает» некий герой, который при этом дает им половые
признаки, распределяет по тотемам, вводит брачные правила, обычай
обрезания и пр.
В мифах о происхождении отдельных явлений природы последние
обычно антропоморфизируются. О происхождении солнца аранда
рассказывали, что это была женщина брачного класса Панунга, которая некогда
вместе с двумя сестрами вышла из-под земли в 30 милях к северу от Алис-
Спрингс, где и сейчас это место отмечено большим камнем. Оставив сестер
на земле, женщина-солнце поднялась на небо и с тех пор делает это каждый
день, спускаясь на ночь, чтобы посетить свою родину. Согласно мифу
кайтиш, женщина-солнце родилась на востоке, оттуда пошла в местность
Аллумба, где и сейчас памятью этого является дерево, неприкосновенное
для людей, и там нельзя убивать дичь; ежедневные восход и заход
солнца объясняются так же, как в изложенном выше мифе. Диери
рассказывают, что солнце произошло от половой связи одного из мура-мура с молодой
женщиной диери, которая после этого от стыда ушла в землю. В мифе
виимбайо говорится, что солнце прежде не двигалось по небу и что Нурел-
ли («высшее существо»), утомленный вечным днем, заставил его при помощи
заклинания двигаться на запад. Но особенно колоритен миф вотьобалук,
согласно которому солнце было некогда женщиной; она отправилась
выкапывать клубни ямса и, оставив своего маленького сына на западе, обогнула
край земли и вернулась с противополождой стороны; после своей смерти
она продолжала так делать ежедневно.
Месяц олицетворяется в мифах всегда как мужчина; у аранда он
причислялся к тотему Опоссума. В мифе рассказывается, что некогда
человек этого тотема носил с собой месяц на своем щите, когда ходил на охоту на
опоссумов. Однажды, когда он влез на дерево за опоссумом, а щит с
месяцем положил на землю, эти вещи были украдены человеком другого тотема.
Человек-опоссум погнался за похитителем, но не смог его догнать и
громко закричал, что все равно вор не удержит месяца, который поднимется
на небо и будет светить всем людям. Так и случилось.
В одном из мифов племени кайтиш говорится, что человек-месяц жил
на земле и брал себе жен поочередно из разных брачных классов, бросая
их каждый раз после рождения ребенка; после этого он научил людей,
кто из какого класса должен брать себе жен; теперь он находится на небе и
виден на луне с поднятым топором в руках.
В других мифах, в общем сходных, говорится о происхождении лунных
фаз, о происхождении звезд, Млечного Пути и пр. Все эти явления природы
выводятся из привычной для австралийцев земной бытовой обстановки.
Много мифов о происхождении животных или их характерных
признаков. Одни из них носят тотемический характер, т. е. имеют то или иное
отношение к человеческим группам, другие — нет. Особенно много
мифов о животных записано в Квинсленде В. Ротом. Большинство их очень
примитивно. В одном из мифов говорится о происхождении черных
перьев ворона: он нарочно испачкал их, чтобы испугать своих двух сыновей
и этим заставить их перестать драться между собой. В другом мифе
объясняется, почему сумчатый медведь не имеет хвоста: ему отрезал хвост кен-
ГУРУ> когда медведь пил воду из реки. Третий миф рассказываете том, как
два человека, поссорившись, подрались на охоте; они превратились в
соколов-рыболовов, полученные в драке порезы стали перьями, разбитые
носы — клювами.
245

Всего характернее, пожалуй, тотемические мифы австралийцев, тесно
связанные с их тотемическими верованиями и обрядами. В этих мифах
повествуется о подвигах «предков» отдельных родов, «предков», которые
изображаются то как люди, то как животные. Разобрать их природу порою
трудно: они носят в мифах имена животных-тотемов, но по ходу рассказа
обычно трудно бывает понять, имеются ли ввиду соответствующиеживоа-
ные или люди под их именами.
Другая характерная особенность тотемических мифов — тесная связь
их, во-первых, с теми или иными чертами местности, во-вторых, с
некоторыми священными предметами племени и, в-третьих,— с тотемными
обрядами.
Наиболее богата тотемическая мифология у центральноавстралийских
племен. Больше всего известно тотемических мифов у племени аранда: у
Спенсера и Гиллена приводится более тридцати таких мифов, у Штрелова —
свыше семидесяти. Но все они довольно однообразны по своему
содержанию. В них рассказывается о том, как эти «предки» человеческих
групп, полулюди-полуживотные, странствуют по земле, передвигаясь
иногда и под землей, или по воздуху. При этом охотятся, едят и спят,
исполняют разные церемонии, убивают друг друга, но убитые вновь оживают
и, наконец, «уходят в землю», а на этом месте появляется камень, скала,
дерево или другой предмет, который и связывается в преданиях с «предками».
Фабула мифов обычно не сложна. Вот для примера несколько типичных
тотемических мифов племени аранда.
Женщина Титьеритьера. Одна женщина Титьеритьера
(маленькая птица) жила некогда в Пальм-Крик и питалась клубнями
йелька«, Однажды она отправилась на запад и увидела там инкайя
(бандикута),который быстро заполз в нору. Женщина стала рыть
палкой,разыскивая его, но бандикут ускользнул от нее. Женщина погналась за ним и
убила его палкой. Она его освежевала, изжарила и съела. Она раздробила
также его спинной хребет. Женщина Титьеритьера жила там еще долгое
время и под конец превратилась в скалу1.
Человек Квальба.В Вакитьи, далеко на западе, жил некогда
человек Квальба, или сумчатая крыса, который решил отправиться на во-
стол. По дороге он нашел много плодов тнакитъя, которые он сорвал,
очистил и испек в горячей золе. После этого он достиг Нгатари, где лег спать.
На следующий день он отправился дальше к Ангнера; там он, поевши, лег
в пещере лицом вниз. В Ункутуквати он нашел плоды тнакитья в большом
количестве. Отсюда он пошел дальше в Лабара, где он нашел много
черных людей, а также одного человека Инкайя, или Бандикута. Они
узнали в подошедшем к ним Квальба своего дядю по матери (камуна) и стали
говорить друг другу: смотрите, вот идет наш камуна с запада. Они, дали
ему мяса кенгуру и корней латъиа. Когда он насытился, они украсили
человека Инкайя и выполнили религиозный обряд. После этого они
отправились дальше в Воллару и там остановились вблизи водоема друг
подле друга, после чего все превратились в камни2.
Большинство других мифов похожи на эти. Некоторые гораздо
длиннее, но столь же примитивны.
Содержание мифов считалось священным. Их нельзя было слышать
женщинам и непосвященным подросткам. Этот священный характер
мифа определялся не им самим, а связью его с тотемическими обрядами,
предметами и местностями. Австралийцам их мифы кажутся очень содер-
1 С. S t г е h 1 о w. Die Aranda-und Loritja-Stamme in Zentral-Australien,
Bd. I, стр. 100.
2 Там же, стр. 66.
246

жательными и прежде всего потому, что они приурочены к окружающей
их местности, к знакомым им урочищам, водоемам, скалам, ущельям.
Мифы как бы осмысляют для австралийцев природную обстановку их
жизни. Мало того, в мифах отражается привязанность и любовь
австралийцев к своей родине. Некоторые из более гуманно относящихся к
аборигенам исследователей отмечали, с каким трогательным чувством они
связывают с родными краями все свои предания, традиции. «Любовь к
родине, тоска по родине — господствующие мотивы, постоянно
проявляющиеся и в мифах о тотемических предках», — говорит Томас Штрелов,
с детства знающий племяарандаи глубоко сочувствующий ему1. Штрелов
отмечает, кстати, как страдают теперь австралийцы от грубого вторжения
колонизаторов, которые осквернили их заветные, освященные древними
преданиями места, а самих обитателей изгнали. Поэтому гибнут и
старинные мифы2.
У аранда, как и у других центральноавстралийских племен, мифов о
тотемических предках так много и они занимают такое важное место в
верованиях и обрядах, что сложилось даже представление об особой
эпохе, когда будто бы происходили события, описываемые в мифах. Эта
мифическая «эпоха», это отдаленное, покрытое туманом седой древности
прошлое называется у аранда особым словом «алчера»(или алчеринга).У арабана
ему соответствует слово вингара. К стародавнему, полному чудес прошлому
аранда относили введение всех знакомых им обычаев и обрядов. Ссылка ва
то, что так было во времена алчера, обычно служила обоснованием тех или
иных обрядов, правил, запретов. Различные религиозные церемонии
устраивались в воспоминание о том, что происходило в «алчеринга». Мифы об
этой эпохе были известны только посвященным членам племени и
хранились в тайне от непосвященных.
В других частях Австралии, кроме центральной области, тотемиче-
ская мифология была развита, повидимому, слабее. Мифов подобного рода
известно здесь гораздо меньше, и они играли далеко не такую роль, как у
центральных племен.
Очень широко распространены мифы о происхождении огня — этого
элемента культуры, без которого жизнь человека была бы совершенно
невозможна. Чаще всего в подобных мифах выступает мотив похищения
огня у того, кто его скрывал и не давал людям,— мотив, известный всем
народам земного шара. Как и обычно, похитителем часто является птица.
Так, в одном мифе из Гипсленда рассказывается, что люди некогда сильно
страдали от отсутствия огня; две женщины владели огнем, но ревниво
хранили его, никому не давая; тогда один человек похитил у них огонь;
теперь этот человек — маленькая птичка с красным пятном на хвосте. По
другому мифу жителей Виктории, огнем владел некогда бандикут,
который держал его в полой палке и никому не давал; по общему желанию
сокол и голубь вызвались отнять у бандикута огонь; когда голубь
прыгнул за палкой, бандикут бросил ее в реку, но сокол успел подхватить
се на лету и бросил на берег, так что загорелась трава.
В некоторых мифах дело обходится и без птиц, и без похищения, а
объяснение дается еще более элементарное. Варрамунга рассказывали, что
два брата тотема Дикой кошки некогда кочевали. «Как нам добыть
огонь? — спросил младший брат.— Будем вращать одну палку вертикально
на другой».— «Нет,— ответил старший брат,— мы будем тереть две палки
одна о другую». Так они и добыли огонь и обожгли при этом руки;
раньше'огня не было. Надо вспомнить, что варрамунга и соседние племена
1 Т. S t г е h 1 о w. Aranda traditions. Melbourne, 1947, стр. 31.
2 Там же.
247

добывали огонь способом пиления, но несколько подальше, к северу и к
востоку преобладал способ сверления; в мифе отразилось представление
людей варрамунга о превосходстве местного способа.
Не редки мифы о происхождении смерти. Они обычно связываются с
месяцем. Психологическая связь здесь понятна: месяц на глазах у всех
постоянно умирает и вновь возрождается, а люди умирают и, к
сожалению, не возрождаются. Один из мифов аранда рассказывает следующее.
Когда еще не было месяца на небе, один человек тотема Опоссума умер
и был похоронен, но вскоре вышел из могилы в виде мальчика. Люди,
увидев это, испугались и побежали. Мальчик погнался за ними, крича:
«Не пугайтесь, не убегайте, а то вы совсем умрете; я же умру, но
поднимусь вновь на небо». Так и случилось; мальчик вырос и впоследствии
умер, но возродился на небе в виде месяца и с тех пор постоянно умирает и
возрождается. Люди же, которые убежали от него, умерли окончательно.
Вотьобалуки рассказывали, что в давние времена, когда все животные
были людьми, некоторые из них умирали, но месяц говорил: «Вставай
опять!», и они оживали. Но однажды один старик сказал: «Пусть они
останутся мертвыми». С тех пор никто уже больше не оживал, кроме
месяца, который и сейчас умирает и оживает.
У австралийцев были также мифы о потопе, которые известны почти
у всех народов земли. Но понятно, что мифы о потопе встречаются только
в тех юго-восточных районах, где есть реки, способные разливаться и
затоплять местность; во всей остальной Австралии никаких наводнений не
бывает, поэтому и миф о потопе не мог сложиться. В юго-восточной
Австралии мифы о потопе, как и многие другие, связывались с животными:
по одному рассказу, лягушка держала внутри себя всю воду, но ее
рассмешил угорь и она выпустила из себя воду, которая залила всю землю; по
другому рассказу, одна птица, напившись воды из реки, лопнула, и
разлившаяся вода покрыла всю землю.
Очень интересен мифологический мотив, широко распространенный
едва ли не по всей Австралии: мифологическое представление о радуге-
змее, хорошо изученное Рэдклиф-Брауном. Радугу австралийцы почти
повсеместно олицетворяли в образе огромной змеи. Ей обычно
приписывали порчу людей и боялись ее. У некоторых прибрежных племен змея
заменялась рыбой, у других — водяным чудовищем. Чудовище-змея жила
будто бы в водоемах, которых аборигены боялись. С этим образом
мифологической змеи часто связывается и представление о дожде. Рэдклиф-
Браун объясняет это довольно удовлетворительно: так как в Австралии в
сухой сезон большинство водоемов пересыхает, то оставшиеся считаются
местопребыванием духа воды. Очень часто, кстати, к мифологической
цепи представлений змея — радуга — дождь присоединяется еще одно:
магический кристалл, обычный атрибут знахарей и колдунов. Так,
например, у квинслендских племен, живших около Брисбена, была вера в
то, что кристаллы, находящиеся у колдунов, происходят от радуги или из
воды. Психологическая основа этой связи понятна: это радужный спектр,
который бывает виден в кристалле.
Таковы наиболее типичные сюжеты и мотивы мифологии, в которой
ясно отражаются несложный быт и примитивное мировоззрение
австралийцев. Больше же всего, по крайней мере в Центральной Австралии,
известно мифов, относящихся к тотемическим предкам и их подвигам; о значении
тотемических мифов уже говорилось в другом месте.
Не все мифы австралийцев имели отношение к религиозным верораниям.
Некоторые просто удовлетворяли, хотя и в наивной форме,
любознательность австралийцев, давая ответы на вопросы «почему» и «откуда». Иные
представляют собою полет поэтической фантазии и мало отличаются от
248

сказок (о которых говорится в следующей главе). Но иногда мифы имели
ближайшую связь со священными обрядами, тотемическими церемониями,
инициациями и тем самым входили в область религии. Отдельные
мифологические образы вырастали в фигуры великих духов.
Такова старая религия австралийцев. Подводя общие
Общие черты итоги обзора, можно отметить ее наиболее характер-
религии австралийцев г» г г-
ные черты. В этой религии прежде всего очень
отчетливо отразились условия материальной жизни, хозяйства и
общественного строя австралийцев: тотемизм — своеобразно искаженное
отражение быта примитивных охотничьих орд; вредоносная магия —
порождение межплеменной разобщенности и розни; в различных мифологических
образах отражается примитивный быт австралийцев, возрастно-половое
расслоение, выделение главарей и знахарей.
Характерно, что в австралийской религии еще нет отчетливого
представления об особом сверхъестественном мире, резко отделенном от мира
реального. То и другое сосуществует рядом; зарождаются смутные идеи об
особом мире душ где-то на севере или на небе, но и небо не представляется
для фантазии австралийца чем-то далеким и недостижимым.
Отличительной чертой австралийской религии является то, что она
вся пронизана образами животных: и тотемические верования, и мифы,
и олицетворения явлений природы, — все полно животных образов.
Однако эти животные образы не отличаются резко от человеческих: в
преданиях и верованиях фигурируют двойственные фигуры людей-зверей.
С другой стороны, и чисто антропоморфные персонажи далеко не редки
в австралийской религии и мифологии, и еще вопрос, что встречается здесь
чаще. Антропоморфизм не менее характерен для австралийской религии,
чем зооморфизм.
Далее, надо подчеркнуть преобладание магических верований над
анимистическими: магическое воздействие на тотем, вредоносная, любовная и
лечебная магия, магия погоды и промысловая, — все это сказывается
гораздо ярче, чем представления о духах и обращения к ним. В отличие от
народов, достигших более высокой ступени развития, австралиец гораздо
больше рассчитывал на свои собственные магические способности, чем
на помощь духов, не говоря уже о богах.
Поэтому у австралийцев не было собственно молитв, а были заклинания,
не было жертвоприношений и умилостивительных обрядов, а были
магические церемонии, не было жрецов, а были колдуны и знахари. Не было,
наконец, и святилищ — местопребывания божества, а были лишь тайные
хранилища магических предметов — чу ринг.
Отсутствие культа природы, почитания стихий у австралийцев
объясняется в значительной мере особенностями самой природной среды
Австралии, где редки стихийные бедствия и грозные явления природы, где
нет хищных зверей. Приспособившись веками жизни к этой природной
среде, австралийцы не чувствовали себя в такой степени подавленными
природой, ее стихийными силами.
Отсутствие культа предков, — ибо тотемические «предки»,
фантастические зоо-антропоморфные существа, ведь не являются настоящими
предками,— объясняется тем, что австралийцы знали лишь раннюю форму
родового строя. Настоящий культ предков складывался на более поздней
стадии исторического развития, в условиях патриархально-родового строя.
Наконец, отсутствие представлений о боге или богах, отсутствие
культа их объясняется той же неразвитостью общественного строя
австралийцев, где нет вождей или царей с принудительной властью, которая могла бы
отразиться в фантастическом образе бога. По той же причине у
австралийцев не могло сложиться определенного представления о посмертном суще-
249

ствовании души, о загробном мире, о загробном воздаянии; подобная идея
развивается лишь в классовом обществе, где у эксплуатируемых масс
возникает потребность в религиозном утешении.
Таким образом, в австралийской религии отразились, с одной стороны,
характерные особенности первобытно-общинного строя в целом, а с
другой — специфические условия данной страны.
Наряду со специфическими чертами, общими для австралийской
религии, выделяются и своеобразные особенности отдельных областей, правда,
не все в одинаковой степени изученные.
У племен центральной и северной областей были необычайно развиты
тотемические верования. Они приняли здесь гипертрофированные формы
и, если можно так выразиться, поглотили в себе и такие верования и
обряды, которые по происхождению с ними не связаны: веру в душу и ее
загробную судьбу, всю мифологию, посвятительные обряды и пр.
Верованиям населения юго-восточной области, где уровень культуры
был наиболее высоким, присущи представления о верховном небесном
существе и тесная связь этого представления с возрастными
посвятительными обрядами. Здесь характерно также большее, чем в других местах,
развитие анимистических верований и более разнообразная мифология.
О верованиях племен других областей Австралии мы знаем очень мало.
Насколько можно судить, северо-восточная область (Квинсленд) в этом
отношении во многом напоминает юго-восточную, а западная примыкает к
центральной области.
В настоящее время старые верования австралийских аборигенов
сохраняются в слабой степени. Уже не говоря о том, что многих из прежних
племен, их носителей, вообще более не существует, они истреблены,— даже
и у остатков аборигенного населения старинные верования едва
удерживаются. Старики хранят про себя наиболее священные древние предания,
не хотят сообщать их молодежи, подпавшей под влияние колонизаторов
и миссионеров. Один за другим сходят в могилу эти хранители древних
верований. Молодежь почти не знает этих верований. Но чем вытесняются,
чем заменяются в сознании аборигенов древние религиозные
представления? В большинстве — христианским катехизисом и молитвами, которые
вот уже сколько десятилетий пропагандируются миссионерами разных
толков. И хотя догматы христианства отражают в целом более
высокий уровень развития человеческого общества, чем тотемические
верования коренного населения, однако австралийцы от этой замены едва ли
выигрывают: внушаемые миссионерами христианские понятия лишь
освящают и увековечивают гнет колониального режима и расовой
дискриминации, приучают аборигенов покорно склонять голову перед угнетателями.
С традиционным же бытом австралийских племен они никак не связаны и
ничего не дают ни уму, ни сердцу аборигена.

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО
И НАЧАТКИ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ
ЗНАНИЙ АВСТРАЛИЙЦЕВ
Человеку везде и всегда присущи эстетические и художественные
потребности, но уровень развития их и способы удовлетворения
зависят от конкретных исторических условий. При всей отсталости
культурного уровня австралийцев, формы их народного творчества
представляют большой интерес и ценность.
Фольклор австралийцев довольно хорошо изучен.
ольклор Известно множество устных преданий, мифов, легенд,
рассказов и других произведений устного народного творчества коренных
жителей Австралии. Но оно в огромном большинстве случаев тесно
связано с религиозно-магическими обрядами и так или иначе входит в круг
религиозных верований. Это прежде всего многочисленные мифы о то-
темических предках, а затем и разные другие мифологические рассказы:
о происхождении мира, небесных светил и разных явлений
природы, о происхождении людей и их обычаев, о потопе, о сверхъестественной
змее — радуге и различных других фантастических существах. Ввиду
тесной связи этих мифологических повествований с религиозными
верованиями и обрядами о них уже говорилось выше, в главе «Религия
австралийцев».
У каждого австралийского племени есть, однако, и такие произведения
фольклора, которые не связаны с религиозными верованиями и обрядами:
это сказки. По содержанию они мало или совсем не отличаются от тотеми-
' ческих мифов, но австралийцы различают то и другое; в мифы, во-первых,
твердо верят, считая их изложением подлинных событий; во-вторых,
держат их обычно в тайне от непосвященных, женщин и детей; в-третьих,
мифы привязаны к обрядам и священным местам. Сказки такой связи
не имеют; они известны всем и рассказываются больше всего как раз
женщинами, притом рассказываются просто для развлечения и в
содержание их никто не верит.
Сказки австралийцев очень примитивны и по своему содержанию и по
построению. Сюжеты их заимствованы из окружающей жизни.
Действующие лица сказок, люди или животные, а иногда, как и в мифах,
полуживотные-полулюди, странствуют по области, охотятся, едят, спят, иногда
дерутся и убивают друг друга, словом, ведут себя в точности так же, как
сами рассказчики сказок.
251

Вот для образца одна из сказок аранда. Записавший ее Карл Штрелов
подчеркивает, что эта сказка рассказывается просто для развлечения,
в отличие от тайных и священных мифов.
«Сказка об ариньямбонинья. Некогда на северо-востоке
жило много мужчин ариньямбонинья, имевших маленький рост, со
двоими женами, которых звали рутапурута. Они зажгли большой огонь
в виде кольца, чтобы окружить и убить копьями дичь. Когда этот огонь
все более приближался к середине, куда отступила окруженная дичь, то
серые кенгуру стали лизать себе от сильного жара передние лапы, и люди
ариньямбонинья закололи их копьями, отнесли их мясо в лагерь и
изжарили; там тем временем их жены приготовили хлеб из травяных семян
(нтанга), который и дали своим мужьям. Однажды мужчины
поднялись на очень крутую гору и убили там много мышей и крыс; женщины же
собрали в свои корытца собачий помет, который они растолкли, и испекли
хлеб, а также собачью мочу, которую они, смешав с водой, выпили при
помощи улкумба (раздавленная кора дерева гумми); этих кушаний они дали
и своим вернувшимся мужьям, которые объявили их очень сладкими.
После этого женщины рутапурута отправились в путь и стали собирать
ядовитые, похожие на фиги плоды (тнауута), которые они нашли очень
вкусными, в то время как (мужчины) ариньямбонинья убили маленьких
серых крыс (нтъерка) копьями, изготовленными из дерева эраматл, и дали
этого мяса женщинам, которые за то предложили им плодов тнауута.
Когда раз пошел дождь и вода текла по небольшой трещине поперек их пути,
то ариньямбонинья стали беспомощно перед ней, сунули палку в
глубокую воду и ждали, пока сильный поток, преграждавший им дорогу,
протечет. Затем мужчины закололи копьями много крыс (нтъерка) и мышей
(лолъч), в то время как женщины собирали маленькие черные ядовитые
ягоды (алкнеалкнеа), которые они выдали за лалитъя (мелкие черные ягоды)
и ели. Ночью они увидели на севере (в Рубунтья) большой лесной пожар,
который, гонимый ветром, быстро приближался и охватил многих
ариньямбонинья, погибших в пламени, в то время как другие ариньямбонинья,
так же как и женщины рутапурута, подняли большую плиту скалы и
вошли в находившуюся под ней пещеру»1.
м Наиболее характерным видом музыкального
творчества австралийцев является пение,
сопровождаемое отбиванием ритма. Мелодические выразительные средства песен
мало развиты; немногочисленные ударные музыкальные инструменты
более чем несложны. Мелодические музыкальные инструменты
австралийцам неизвестны (если не считать встречающейся в Северной
Австралии носовой флейты, заимствованной, вероятно, из Новой Гвинеи).
Напевы австралийских песен представляют короткие двух-трехзвуч-
ные мелодии, секундового, терцового, реже квартового объема,
повторяемые иногда на одном высотном уровне (как в напевах веддов и андаман-
цев), но чаще в особой характерной форме — нисходящего ступенчатого
секвенцеобразного сползания, при котором общий объем звукоряда иногда
расширяется до октавы и более. Звукоряды такого широкого объема
преобладают в публикациях напевов, записанных преимущественно в
Центральной Австралии; в записях напевов Южной Австралии, наоборот,
преобладают звукоряды более узкого объема. Для напевов австралийских
песен типичны чеканные ритмы устойчивых, точно повторяемых
традиционных формул, выработанных в практике отбивания ритма при
исполнении песен, сопровождающих пляски. Комбарье приводит пример напева
1 С. S-tr eh low. Die Aranda- und Loritja-Stamme in Zentral-Australien,
vol. I, стр. 104.
252

песни, сопровождающей пляску кенгуру (Южная Австралия), ритмика
которого, по его сообщению, изображает ритм прыжков кенгуру. В
совместном (хороном) пении австралийцев образуются часто повторяемые октав-
ные, иногда квинтовые и квартовые удвоения напева, как бы утолщающие
мелодию, в чем современные исследователи усматривают зачатки
многоголосья.
Наиболее развитыми выразительными средствами австралийской
вокальной музыки являются, повидимому, не столько интервалы мелодии,
сколько оттенки звука, многообразно варьируемые. В песнях
австралийцев различаются два вида варьирования оттенков звука:
1) сопоставление в одном регистре, на среднем уровне речевой
интонации, многообразных оттенков звуков, мало контрастных по степени
силы и напряженности;
2) противопоставление в двух разных регистрах звуков различной силы
и напряженности: в высоком регистре — напряженных и резких, в
среднем и низком — мягких, негромких, полуговорковых. В высоком
вокальном регистре напев зачинается резко напряженным звучанием. Начальный,
нередко самый высокий звук интонируется, точно фанфарный призыв,
сильно аттакированный внезапным толчком-акцентом. Во многих
напевах подобному начальному звуку предшествует своеобразный
мелодический разбег, образуемый восходящей двух-трехзвучной мелодией из
секунды, терции или незаполненной кварты.
"'«,„.. J"""'*,, J --^М'""''.
gwV ^-^ц- ^jt*,.
Песня крысы Песня корробори Песня мертвеца Песня дикой собаки
Аранда Ярдеа (п-ов Йорк) Макумба (Ю.Австралия) (Германсбург)
Образцы австралийских мелодий. По Дэвису
Не меньшее значение имеют тембровые оттенки музыкальных звучаний
и в инструментальной музыке австралийцев. Одним из средств
инструментального обогащения тембровых оттенков вокального звука является
распространенная среди центральноавстралийских племен практика пения
через примитивный рупор, усиливающий звук голоса и, что самое
главное, изменяющий его окраску и напряженность, т. е. смысл музыкальной
интонации. В качестве рупора используется труба, изготовляемая из
полого обрубка дерева около 60 см длины и 5 см диаметром. Варьирование
тембровых оттенков в практике отбивания ритма при пении,
сопровождающем пляски, отчетливо выступает в чередованиях ударов в ладони, по
животу, по бедрам и т. д. Тембр ударных звучаний разнообразится также
использованием ударов бумеранга о бумеранг, ударов двух палок о
землю и т. д. и, наконец, употреблением юго-восточными племенами
примитивного мембранного барабана (из шкуры опоссума, свернутой в трубку или
натянутой между коленями). В северном Квинсленде известен местами и
более совершенный тип мембранного барабана с натянутой кожей
ящерицы (вероятно, заимствованного из Новой Гвинеи). Широко распространена
гуделка — деревянная дощечка с отверстием на одном конце, которую
быстро вращают за продетый в него шнур, держа его в руке.
Выразительный язык вокальной музыки австралийцев, судя по
записям Дэвиса, повидимому, не ограничивается только варьированием
тембровых оттенков звука. Сопоставление напевов песен, записанных Дэвисом,
с содержанием этих песен наводит на мысль о существовании
определенной связи между содержанием песен и ладовыми последовательностями
напева. Так, один общий (видоизменяемый в деталях) тип ладовой последо-
253

Австралиец, играющий на трубе
вательности образуют почти все напевы песен (возможно, охотничьи) о
животных и птицах: об опоссуме, дикой собаке, белой крысе, попугае и т. д.
К тому же типу примыкают записанные в Южной Австралии два напева
корробори. Оба эти напева имеют один общий лад, точно так же как
записанные в разных местах напевы двух песен о дикой собаке. Этим общим по
ладовому строю напевам противостоят несколько песен иного ладового
строя, каждая из которых имеет свой особый, не повторяющийся в
других песнях лад. Таковы песня лодочника, заклинание дождя,
заклинание еды. Своеобразный ладовый строй имеют и любовные песни.
Музыка у австралийцев чаще всего служила
сопровождением к пляскам. Танцевальное искусство у
них достигло относительно большого развития. Пляски аборигенов
получили у колонистов Австралии и в литературе ходячее название
корробори. Этим словом обозначаются самые различные пляски, от
простых, чисто развлекательных, до религиозных обрядовых.
Однако дать хотя бы грубую классификацию типов корробори
затруднительно, так как собранный материал недостаточен; исследователи
обычно ограничивались беглым упоминанием об устройстве корробори по тому
или иному поводу, не пытаясь установить типы танцевальных
представлений и все их разновидности. Очень редко встречаются подробные
описания корробори. В целом эта сторона культуры австралийцев остается
весьма мало изученной.
Наиболее характерны для австралийских плясок, во-первых, их
коллективность, во-вторых, изобразительность, в-третьих, придаваемое им
важное общественное значение.
Каков бы ни был характер пляски, она у австралийцев обычно
исполнялась коллективно. Если это ритуальный танец , то он исполнялся одними
254

Ряженые участники обрядовой пляски.
Центральная Австралия
взрослыми мужчинами, без участия непосвященных. Если это простое кор-
робори — в нем участвовали дети и женщины, но обычно лишь в качестве
зрителей или своеобразного оркестра, отбивающего такт или
сопровождающего пляску пением. В самой пляске участвовало до нескольких десятков
человек. Иногда исполнители делились на группы, между которыми
распределялись роли. Например, наблюдатель Ангас описывает виденный им
танец кури у одного из племен р. Муррей (Виктория). Участники его
делились на пять групп. Основную из них составляли 25 молодых людей и
мальчиков, обнаженных, но раскрашенных полосами по телу; верхние
части ног их были обвязаны листьями, а в руках они держали листья или
палки. Вторую группу образовали женщины, которые сидели,
разделившись на две партии, на земле и отбивали такт плясунам пучками листьев.
Третья группа состояла из двух мужчин в своеобразных головных уборах
из палок. Особняком держался предводитель пляски, мужчина с длинным
копьем. Наконец, два старика сопровождали пляску пением монотонной
мелодии и отбивали ритм палками и бумерангами. Замечательна та
слаженность и стройность, с какими исполняются даже самые сложные пляски
с большим числом участников.
255

В этих плясках всегда налицо изобразительный элемент. Танцоры
подражали часто тем или иным животным. Они украшались так, чтобы
походить на этих животных: приделывали сзади к поясу хвосты,
раскрашивались в подражание животным, имитировали их движения; иногда
изготовляли особые изображения кенгуру или какого-нибудь другого животного.
Например, Коллинз видел у австралийцев района Порт-Джэксона
своеобразный «собачий танец», исполнявшийся как часть посвятительной
церемонии. Исполнители, двадцать мужчин, подражали собакам, бегая на
четвереньках один за другим вокруг посвящаемых мальчиков, которые
при этом бросали в них горсти песка; за поясом сзади у каждого танцора
был заткнут деревянный меч наподобие собачьего хвоста. Другую часть
той же церемонии составлял «танец кенгуру», исполнители которого,
приделав себе сзади длинные хвосты из травы, подражали весьма искусно
движениям и повадкам кенгуру, то прыгая вокруг на согнутых коленях,
то ложась на землю и почесываясь. Два человека изображали охотников
и подкрадывались к кенгуру, чтобы поразить их копьями.
Вообще пляска очень часто являлась подражанием охоте.
В плясках изображались и другие сцены из повседневной жизни.
Интересна «пляска лодки», описанная тем же Ангасом. В ней
участвовали мужчины и женщины, раскрашенные красной и желтой охрой;
каждый исполнитель держал в руках палку и двигал ею, как веслом,
плавно покачиваясь телом из стороны в сторону и искусно подражая гребле.
Иногда пляска превращалась в настоящую пантомиму, вырастая в
подлинно драматическое действие. Лэнг описывает любопытную пантомиму —
похищение у колонистов скота (в округе Мараноа). Исполнители,
изображавшие рогатый скот, спокойно лежали на траве и «жевали жвачку».
К ним подкрались похитители, поразили двух животных копьями и стали
делать вид, что снимают с них шкуру. Вдруг послышался топот
приближающихся всадников, и отряд «белых колонистов» — роли их исполняла
другая группа участников пляски — напал на похитителей. Началась
ожесточенная схватка, в которой победа оказалась на стороне аборигенов, к
полному восторгу зрителей.
Многие пляски изображали не сцены реальной жизни, а сюжеты из
мифологии и образы верований австралийцев. Наиболее известны тотеми-
ческие пляски центральноавстралийских племен, исполнители которых
изображали в лицах эпизоды из мифов о тотемических предках (см. главу
«Религия австралийцев»). Нередко главное действующее лицо пляски
изображало какого-нибудь духа, по имени которого и обозначалось данное кор-
робори.Особенношироко распространена была пляска «Молонго», названная
так в честь духа, играющего в ней главную роль. По описанию В. Рота
(Квинсленд), эта пляска исполнялась подряд пять ночей; исполнители
каждый раз появлялись в новом наряде и проделывали всевозможные
фигуры под аккомпанемент пения и ритмических ударов бумеранга.
На пятую ночь появлялся сам Молонго, украшенный перьями сзади и
красной охрой по лицу и бедрам.
Очень многие корробори, главным образом те, которые связаны с тоте-
мическими мифами или с посвящениями юношей, носили характер
религиозно-магических церемоний. В них нередко имелся элемент
колдовских действий, особенно в охотничьих плясках, которые зачастую, —
связывались ли они с посвятительными обрядами или нет, — имели целью
обеспечить в будущем успех в охоте на данное животное; такой смысл
имела, например, упомянутая выше «пляска кенгуру», описанная Коллинзом.
Но само содержание пляски, ее художественно-изобразительная форма
нисколько не меняются от того, присутствует в ней религиозно-магический
элемент или нет. Интересно привести по этому поводу сообщение Германа
256

Корробори (ритуальная пляска у аранда)
Клаача, обследовавшего племя ньоль-ньоль в северо-западной Австралии.
По его словам, он наблюдал там многочисленные пляски ряженых
танцоров, изображавших животных, и эти пляски были чрезвычайно похожи
на тотемические церемонии, описанные у центральных племен Спенсером
и Гилленом, но сами исполнители не придавали этим пляскам
никакого ни тотемического, ни вообще обрядового значения. Когда сам Клаач
показывал аборигенам фотографии тотемических обрядов,
опубликованные Спенсером и Гилленом, и объяснял, что «тут дело идет о чем-то
совершенно особенном, священном», то «они недоверчиво смеялись» и выражали
предположение, что «их черные братья», вероятно, попросту морочили
«белых» людей в расчете получить «много муки и много табака». Клаач
заявляет, что он мог бы, если бы захотел, напечатать фотографии виденных
им плясок, подписав под ними: «исполнение священной церемонии тотема
дюгоня» и т. п.,— до того они похожи на вид на заправские тотемические
обряды \
* См. Н. Klaatsch. Schlussbericht iiber meine Reise nach Australien in den
Jahren 1904—1907. «Zschr. f. Ethn.», 1907, стр. 637—639.
17 Народы Австралии и Океании «^7

Очень мало известно, к сожалению, «женских корробори»
австралийцев. Новейшие исследования показывают, что у многих, а может быть,
и у всех австралийских племен женщины устраивали свои собственные
празднества, с плясками и пением; на них часто не допускались
мужчины1.
Кроме плясок, имевших религиозно-магическое значение, у
австралийцев было немало и таких, которые играли важную общественную роль.
Например, при дружественном визите в соседнюю локальную группу
гости, приближаясь к лагерю, устраивали шумный танец для
демонстрации своих мирных намерений. Отряд мстителей перед отправлением в
путь устраивал воинственную пляску. Посредством массовой пляски
закреплялось заключение мира после враждебных действий. В других
случаях устройство корробори служило часто поводом для межплеменных
сборищ, во время которых велись переговоры, решались общие дела,
завязывались торговые сношения.
Таким образом, помимо своей чисто развлекательной роли,
удовлетворения художественных потребностей, австралийские пляски —
корробори — выполняли и более важное назначение как форма межплеменных
связей.
Но — что особенно интересно — это была не только форма
межплеменных связей, ной предмет межплеменного обмена. Пляски корробори у
австралийцев составляли такой же законный и обычный объект обмена, как
бумеранги, щиты или красная охра. Каждое корробори считалось
собственностью определенной группы людей, племени, локальной группы, даже
отдельного лица, и могло передаваться другим группам или лицам как
всякая другая собственность, обычно за известную компенсацию. Так
отдельные корробори переходили от племени к племени. Очень
любопытно, что передавались и сопровождающие пляску песни с
соответствующим текстом, хотя он мог быть непонятен для новых хозяев пляскит
говоривших на другом языке.
По словам Спенсера и Гиллена, «в Центральной Австралии существует
постоянная циркуляция этих корробори от группы к группе и от племени
к племени, в результате чего даже значение слов, которые поются,
совершенно неведомо исполнителям, в обладание которых пляска может попасть
в известное время, будучи передана первоначальными владельцами.
Например, все корробори, исполняемые в местности Алис-Спрингс,
получены с севера и постепенно просачиваются к югу»2.
То же подтверждает и Рот о племенах Квинсленда: «Корробори могут
быть предметом обучения и передачи от племени к племени. Подобно
объектам обмена и торговли, корробори могут путешествовать в разных
направлениях и по тем же торговым путям и рынкам. Выучив известное
корробори, племя может передать его другому и т. д., причем гостям платят
одеялами и другими подарками в награду за обучение... Таким образом,
может случиться и почти неизменно бывает, что племя выучивает и поет
наизусть целое корробори на совершенно чуждом ему языке, причем ни
одного слова ни слушатели, ни исполнители не могут понять...»3.
Переходя от одного племени к другому, отдельные пляски, вместе с
сопровождающей их музыкой и текстом цесен, могли передвигаться на
большие расстояния, совершенно так же, как это происходило с излюблен-
1 См. Ph. Kaberry. Aboriginal woman, sacred and profane. London, 1939r
гл. ^X.
' 2 R. S ρ e η с e г a. F. G i 1 1 e n. The native tribes of Central Australia. London,
1899, стр. 624.
3 W. E. Roth. Ethnological studies among the North-West-Central Queensland
aborigines. Brisbane — London, 1897, гл. VIII, № 191.
258

Корробори. Рисунок австралийского мальчика Рейнольда Харта, 14 лет
ными предметами обмена. Особенно замечательно широкое
распространение пляски «Молонго» («Молонгло»), о которой уже упоминалось
выше.
Пляска «Молонго» первоначально принадлежала племени воргайя в
верховьях р. Джорджина (Северная территория), если только оно само
не получило ее от какого-нибудь другого племени. От воргайя это
корробори в сравнительно недавнее время (около 1890 г.) перешло в местность
Камувель и к оз. Нэш, а оттуда люди племени яроинга принсли его в
Карандатта: здесь оно впервые появилось в 1893 г. Отсюда это корробори
распространилось в трех направлениях: на запад — к горам Тока, Карло
и вниз по р. Муллиган; на восток — в сторону Клонкарри; на юг — в
сторону Роксбурга и оттуда до Герберт-даунс и Булия. Передвигаясь дальше
π дальше, пляска «Молонго» дошла до области оз. Эйр и еще дальше, до
южного побережья и до юго-западного угла материка, где ее обнаружила
исследовательница Дэзи Бэте. Таким образом, чуть не вся Австралия
танцевала это знаменитое корробори, совсем как в европейских странах
какой-нибудь модный танец1.
Широкая миграция плясок тоже являлась одним пз важных
положительных и культурных факторов в жизни австралийцев, содействуя
межплеменному общению.
тг Главное место среди игр и развлечений австралий-
Игры и развлечения L х х „Λ«Λ, * тт
r г цев занимали спортивные игры и соревнования. Для
целей спорта служило иногда настоящее оружие или особые его виды.
Так, например, небольшой возвращающийся бумеранг употреблялся не
только в охоте на птиц, но и просто для развлечения и упражнения,—
его и называют обычно «спортивным». Другие виды метательного оружия
1 F. D. McCarthy. «Trade» in [atorigiral Anslialia... «Oceania», vol. X, Ж 1,
стр. 83—85.
259

служили исключительно как спортивный инвентарь. Наиболее известен
из них вит-вит в юго-восточной Австралии: это метательный снаряд
веретенообразной формы с длинным гибким концом; за него и держат рукой,
бросая. Брошенный вит-вит летит на очень большое расстояние, за
200—300 м, несколько раз ударяясь о землю и отскакивая рикошетом.
Играющие стараются забросить его как можно дальше.
Распространена была игра в мяч. Мячи делались из пузыря животного,
из кожи, из скатанного волоса и пр. Мяч бросали и ловили руками или били
ногой — кто дальше.
Дети проводили много времени, упражняясь с игрушечным метательным
оружием — маленькими бумерангами, копьями и т. п.
В число видов соревнования входила и борьба. Приемы борьбы были_
различны. В Виктории борцы хватали друг друга за плечи, в
Квинсленде — за бедра. На р. Батавия применялся шест, но противные стороны не
тянули его к себе, а толкали от себя. Наконец, устраивали и массовые
турниры с употреблением настоящего оружия; иногда не обходилось и без
жертв, хотя это бывало главным образом лишь тогда, когда к игре
примешивалось сведение старых счетов.
Были и игры, почти или совсем лишенные состязательного элемента.
Такова всемирно распространенная игра в «веревочку», несомненно,
местная, а не занесенная европейцами: это придумывание различных фигур
из шнура на пальцах обеих рук, причем австралийцы пользовались и
коленями о В северном Квинсленде в веревочку играли мужчины, но в
большинстве областей — дети и женщины. Молодежь любила также
полезные для охотников развлечения — рисование на песке следов ^зверей,
что способствовало хорошему их изучению. Была игра, состоявшая в
подражании разным животным, изображении их комбинациями рук
и пальцев.
Дети играли также в прятки, в жмурки (игрок с завязанными глазами
изображает муху и, поймав кого-нибудь из партнеров, щиплет его,
подражая мушиному укусу), а также, конечно, в куклы. Куклой мог для
невзыскательного ребенка служить кусок коры, обернутый травой, или просто·
деревянная рогулька; остальное дополнялось воображением.
Ίτ - Стремление к красивому заставляло австралийца
Изобразительное r r J « ^г
искусство покрывать орнаментом свои щит, палицу, бумеранг,
рисовать узоры и изображения на скалах и камнях,
носить украшения на теле. К художественному стремлению
присоединялись представления, наделявшие некоторые из украшений и орнаментов
сверхъестественными свойствами и превращавшие их в священные
изображения.
Таким образом, произведения изобразительного искусства
австралийцев делятся на два вида: священные, религиозно-магические
изображения и орнамент и рисунки, удовлетворяющие эстетической потребности,
но лишенные какого-либо религиозного содержания. И опять-таки,
подобно произведениям фольклора и пляскам, внешней разницы между
обоими видами нет: совершенно одинаковые по форме и внешнему виду
рисунки могли в одном случае означать какой-либо сакральный
мифологический сюжет, а в другом — не иметь никакого отношения к
мифологии.
Поэтому, оставляя пока в стороне вопрос о наличии или отсутствии
религиозно-магического значения в австралийской живописи и орнаментике
и сосредоточив внимание только на ее художественной и технической
стороне, можно попытаться систематизировать произведения
изобразительного искусства австралийцев. Их можно классифицировать по месту
приложения, по технике исполнения, по стилю.
260

Фигуры игры «в веревочку». Северный Квинсленд

По месту приложения
намечаются следующие
группы произведений
искусства: орнаментация и
украшения тела,
орнаментация оружия и утвари,
изображения на тотемиче-
ских эмблемах (чуринга,
ванинга и т. п.),
изображения на скалах и в
пещерах.
Украшения тела
можно разделить на
постоянные и временные.
Постоянными
украшениями служили прежде всего
рубцы на коже,
наносимые во время церемоний
посвящения, а иногда и с
детства. Рубцеванию
подвергались главным обра-
Мужские украшения из полированной и покрытой зом мужчины, Но иногда и
резным орнаментом перламутровой раковины; углуб- женщины Рубцы наноси-
ления ПокрЫМаснойАвОхройияО-ва Сандей, ^ цаще всего на грда
животе, у некоторых
племен на спине, руках.
Расположение и рисунок рубцов указывали на племенную принадлежность,
иногда и на принадлежность к определенной фратрии и брачному
классу, больше же всего на прохождение посвятительных обрядов.
Рисунок рубцов очень прост: обычно это параллельные горизонтальные
линии поперек груди или короткие линии в разных местах тела.
Настоящей татуировки кожи австралийцы, как и большинство темнокожих
народов, не знали. Временные украшения тела были гораздо более
обильны и разнообразны. Австралийцы украшались перед разными корробори,
празднествами и религиозными обрядами. Украшения нередко
покрывали сплошь все тело и дополнялись головным убором, иногда больших
размеров и причудливой формы.
О ρ у ж и е и различные предметы обихода
орнаментировались не всегда. Щиты, как правило, имеют на внешней поверхности
рельефный орнамент и, кроме того, окрашиваются охрой. Палицы тоже у многих
племен, особенно на юго-востоке, орнаментировались. Из бумерангов
выделяется особая орнаментированная разновидность — это изделия
племен западного Квинсленда. Копья только в редких случаях украшались
резьбой около наконечника. Орудия труда, топоры, рукояти ножей,
корытца и прочие предметы изредка орнаментировались, а чаще
оставались без всяких украшений.
Культовый инвентарь (центральноавстралийские чуриь
ги, широко распространенные «гуделки» и др.) обычно покрывался
орнаментом или изображениями символического условного значения.
Наскальные и π е щерные изображения
встречаются разных видов. Часть из них представляет памятники древнего
искусства, о происхождении которых сами австралийцы теперь ничего
не знают. Другая часть — дело рук современных австралийцев. По
своему значению наскальные пещерные изображения делятся на рисунки,
262

Культовые предметы, украшенные ракушками и перьями

Разрисованный щит
Бумеранги, покрытые белым орнаментом
связанные с религиозно-магическими верованиями, и на простые
писаницы, не имеющие в глазах австралийцев ничего священного или
тайного. Но по своему внешнему виду одни от других не отличаются.
Наиболее известны наскальные изображения в северо-западной, а также
в Центральной Австралии. У юго-восточных племен место наскальных
рисунков занимали изображения, вырезываемые на коре деревьев или
рисуемые на земле. У них, как и у племен Центральной Австралии,
изготовлялись и рельефные фигуры на земле, имевшие сакральное значение.
Что касается техники нанесения орнамента, то здесь можно
установить несколько определенных типов. Спенсер и Гиллен дают
следующую классификацию способов нанесения орнамента у центральноавстра-
лийских племен, которую можно распространить и на всю Австралию:
резьба, выжигание, раскраска охрой, глиной и углем, орнаментация
птичьим или растительным пухом. Иногда два или несколько способов
комбинировались.
Резной орнамент встречается чаще всего на деревянных вещах. Орудием
резьбы служил острый кремень или иногда резец из зуба опоссума;
последним, в частности, делали резные рисунки на чурингах. К тому же
типу можно отнести и рубцевание тела.
Выжигались рисунки очень редко; по данным Спенсера и Гиллена —
только на магических деревянных палочках.
Наиболее часто применялась раскраска поверхности красящими
веществами. Ассортимент их был очень ограничен, столь же ограничена была
и гамма красок. Белая глина или гипс давали белый цвет, охра — желтый
и красный, древесный уголь — черный. Этими четырьмя цветами почти
исчерпывался набор употребляемых австралийцами красок. Ни синей, ни
зеленой краски они не применяли, вероятно, за отсутствием естественных
263

Орнаментированные чуринги. Племя аранда
Орнаментированные чуринги
красителей, и даже не имели на своем языке особых обозначений для этих
цветов, называя их так же, как желтый (у аранда — tierga, или turga).
Очень характерно для австралийцев применение пуха для декоративных
целей. Пух брался или птичий, или растительный, обычно белый, но
нередко его красили, смешивая с красной охрой. Чаще всего употребляли
австралийцы пух для украшения самих себя перед корробори. Они
облепляли пухом кожу тела, головные уборы и пр., пользуясь в качестве клею-
щего вещества кровью или смолой. Белым и цветным пухом
выкладывались на теле целые узоры.
По своему художественному стилю австралийское декоративное
искусство, при всей своей простоте, очень своеобразно. По стилевым
особенностям можно разделить его на определенные типы.
В целом изобразительное искусство австралийцев характеризуется
условно-схематическим стилем, с преобладанием геометрических и
геометризованных мотивов, в отличие от реалистического и предметного стиля
264


tils!
W
φ
ΕΓ
а
W
о
к
к

Кенгуру. Рисунок на коре. Северная Австралия
изобразительного искусства, например, европейского палеолита или
современных нам бушменов. Однако оно не везде одинаково.
По мнению Спенсера и Гиллена, хороших знатоков декоративного
искусства австралийцев, можно провести условную линию с севера на юг
поперек всей Австралии, так что линия пройдет от южной части залива
Карпентария до залива Спенсера и разрежет материк на две
приблизительно равные части: в западной половине господствовал геометрический стиль,
в восточной — более предметный (подражательный). Западная половина
материка, характеризуемая геометрическим стилем, в свою очередь может
быть подразделена на собственно западную и центральную части: в
западной излюбленными мотивами орнамента служили прямоугольные фигуры и
зигзаги, в центральной — концентрические круги, спирали и кривые линии.
£, Наиболее характерен именно этот центральноавстралийский стиль
•орнамента. В нем замечательна главным образом тенденция к сплошному
заполнению поверхности рисунком. Художник обычно учитывал форму
орнаментируемой вещи. На продолговатых предметах — щитах, чурин-
гах — наносились нередко во всю длину волнистые линии,
подчеркивающие продольную ось предмета; или, напротив, он рассекался на части
поперечными полосами чередующихся цветов, например красными и
белыми. Но во многих случаях мастер стремился только заполнить все
поле узорами, безотносительно к форме предмета. Он покрывал его
рядами волнистых линий, концентрическими кругами и пр., заполняя
свободное пространство сплошь белыми или другого цвета точками. При
украшении человеческого тела его линии и контуры тоже принимались
во внимание: волнистые или мягко изгибающиеся линии и полосы
следовали очертаниям тела или пересекали их. Наблюдая фигуры
разукрашенных танцоров и участников корробори, нельзя отказать австралийским
художникам в своеобразном, хотя и грубоватом вкусе.
Когда орнамент покрывает священные предметы, чу ринги или вообще
связан с религиозно-магическими представлениями, то элементы этого
орнамента, сохраняя свою чисто геометрическую форму, приобретают
условный символический смысл: они означают образы тотемических предков
и отдельные эпизоды мифов. При этом во многих случаях имеется не-
266

Охота на кенгуру. Рисунок австралийского мальчика из Кэрролупской
школы
которое сходство орнаментального мотива с изображаемым предметом.
Так, например, мифическая змея почти всегда изображалась волнистой
линией или полосой. Следы и пути движения мифических существ,
скитавшихся по стране, передавались пунктирными линиями, рядами точек
или короткими черточками; иногда даже вырисовывались реалистически
отдельные следы. Постоянно встречающиеся в орнаменте подковообразные
фигуры обычно означают сидящего человека (возможно, по сходству с его
раздвинутыми ногами).Но чаще никакого, даже отдаленного сходства с
изображаемым предметом нет, и один и тот же мотив означает в одном случае
одно, в другом — совсем другое. Например, излюбленный мотив
концентрических кругов или спиралей изображает на одной чуринге лягушку, на
другой — дерево, на третьей — водоем, на четвертой — человека, на
пятой —место остановки странствовавших мифических предков. На
рисунках же, не связанных с культом, те же самые мотивы могут вообще ничего
не означать. По одному внешнему виду рисунка никогда нельзя определить,
имеет ли он какое-либо символические значение и какое именно. Это
знали только те, кто имел непосредственное отношение к данному рисунку.
Трудно сказать, каким образом установилась связь отдельных
орнаментальных мотивов с теми или иными мифологическими представлениями,
например концентрических кругов с изображением лягушек и т. п.
Возможно, что здесь имела место постепенная геометризация рисунка,
бывшего когда-то более реалистическим. Возможно и то, что реалистического
вида рисунок никогда не имел, а между теми или иными мифологическими
образами и их графическими символами проводилась произвольная связь.
В Западной Австралии господствующим стилем орнамента остается
геометрический, но криволинейные фигуры там заменены прямолинейными.
267

Вместо концентрических кругов и спиралей мы встречаем здесь вписанные
один в другой прямоугольники (стороны которых взаимно
параллельны); угловатые меандры, вместо волнистых линий — зигзаги. Есть
предположение, что этот прямолинейный стиль является дальнейшим
развитием криволинейного, что, следовательно, племена Западной Австралии
в изобразительном искусстве сделали шаг вперед сравнительно с централь-
ноавстралийскими племенами.
В восточной половине Австралии геометрический стиль в декоративном
искусстве сочетается, как отмечено выше, с предметными изображениями.
Геометрические мотивы более разнообразны, а композиции сложнее и
строже. Наиболее характерны узоры на щитах и палицах. Обычными
элементами их являются параллельные ряды зигзагообразных линий,
точечный и линейный орнамент в шахматной композиции.
Предметные реалистические изображения редко встречались в
австралийском быту. Почти единственная область, где они отмечены,— это·
северо-восточная часть Арнхемленда. Супругами Берндт недавно
описаны не только предметные рисунки, но и деревянные пластические
фигуры, изображающие мужчин и женщин. Тут сказалось совершенно
несомненное влияние приезжих индонезийских моряков; это влияние
началось несколько сот лет назад, и изготовление резных и рисованных
человеческих фигур крепко вошло в быт аборигенов1.
В других местностях реалистические изображения были очень редки.
Однако, когда австралийцу случалось почему-либо их делать, они
оказывались иногда выполненными настолько хорошо, что следует предполагать
наличие глубоких традиций реалистического искусства у австралийцев.
Беря в руки европейский карандаш или уголь, они рисуют на бумаге·
чрезвычайно выразительные фигуры зверей, бытовые сцены и пейзажи,
полные динамики и экспрессии. Лучшим примером этого стиля могут
служить картины художника-аборигена Альберта Намаджиры и
мальчиков-художников из Кэрролупской школы (о них см. в главе
«Современное положение австралийцев»). Эти живые, непосредственные рисунки
резко контрастируют с религиозно-магическими изображениями, сухо>
схематичными, скучными и бесцветными. Когда народное творчество не
сковано условно религиозной традицией, оно способно давать
высокохудожественные образцы. В целом австралийское изобразительное
искусство по типу своему близко к искусству неолита и отчасти мезолита
Европы. Реалистические изображения напоминают и некоторые формы
позднепалеолитической живописи.
В буржуазной литературе отсталые народы нередко
Начатки изображаются как невежественные «дикари», со-
положительных r -Λ
знаний знание которых настолько пропитано грубыми
суевериями, что они даже не способны логически
мыслить и познавать реальный мир. Это обывательское мнение глубока
ошибочно, в чем нетрудно убедиться на примере тех же австралийцев —
одного из самых отсталых народов на земле.
Конечно, религиозно-магические представления австралийцев дики и
нелепы, но таковы же любые религиозные представления любого народа,
хотя у народов Европы, например, они и облечены в утонченную,
«культурную» форму. «Я верю потому, что это нелепо», — известная поговорка
христианских богословов. Но во всем, что не касается религии,
австралийцы способны рассуждать так же здраво и логично, как и мы. Это не раз
отмечалось добросовестными наблюдателями. Учителя австралийских школ,
которым приходится иметь дело с детьми аборигенов, замечают, что эти де-
1 А. P. Elkin and R. а. С. Berndt. Art in Arnhem Land. Melbourne, 1950.
268

С

ти делают успехи в школьных предметах, ничуть не отставая от своих
«белых-» товарищей; впрочем, получить хотя бы среднее образование
аборигенам очень редко удается, а еще реже могут они найти применение своим
знаниям, ибо путь к интеллектуальному труду для них закрыт.
Накопление положительного опыта и способность к обобщению,
к зачаточной систематизации наблюденных фактов подтверждаются уменьем
австралийцев прекрасно приспособляться к окружающей природной
обстановке.
Непосредственно окружающую их природу австралийские охотники
знают прекрасно. Местность, по которой кочует данная группа (род,
племя),— будь то степь, гористая страна, саванна или тропические джунгли,—
это родной дом для всех членов группы. Они знают каждое дерево,
каждую скалу, каждый водоем в пределах своей кочевой территории. Знания
их в области прикладной ботаники изумительны: им известны сотни видов
деревьев, кустарников, трав, растущих в окрестности, известны все их
полезные свойства и как их употреблять. Одни растения дают пищу (корни,
клубни, семена и пр.), другие материал для поделок; технические
особенности древесины каждой породы дерева австралийцы знают не хуже
любого лесотехника. Поразительно уменье австралийских женщин
обрабатывать различные растения и приготовлять из них пищу: они
обезвреживают мало съедобные и даже ядовитые в диком состоянии растения путем
сложной переработки. Эта своеобразная практическая химия способна
вызвать удивление. Не менее велико знание австралийскими охотниками
животного мира: они знают всех зверей и птиц в пределах своей области,
знают их особенности и повадки, следы и пути передвижений. Охотник
умеет найти, перехитрить и поймать даже самое осторожное и пугливое
животное.
Не раз отмечалось также поразительное уменье австралийцев
ориентироваться в безлюдной пустыне, найти в ней дорогу, воду, пищу.
Бродячий охотничий быт отнюдь не представлял собой, как это всегда
думают, безусловного тормоза для развития положительных знаний.
Наоборот, в некоторых отношениях он благоприятствовал расширению этих
знаний. Подвижность австралийских охотничьих групп, постоянно
общавшихся друг с другом, частые кочевки, походы, экспедиции,
межплеменные сборища, обменные сношения — все это способствовало
расширению умственного кругозора австрглийского аборигена.
Следует отдельно остановиться на вопросе о народной медицине
австралийцев. В главе о религии говорилось о колдовской практике их знахарей.
Но австралийцы знают и применяют также различные средства
рациональной медицины. Буржуазные исследователи до сих пор уделяли им мало
внимания, интересуясь больше как раз знахарско-магической практикой
австралийцев. Но в работе венского этнографа и доктора медицины Эриха
Дробеца «Медицина у туземцев Австралии»1 собрано много очень
интересного материала на эту тему.
К своим больным, как и к дряхлым старикам, австралийцы относятся
очень заботливо, ухаживают за ними, в случае необходимости носят
их при перекочевках на себе. Эти факты, как и вся медицинская практика
австралийцев, опровергают распространенное в буржуазной
реакционной литературе представление о них, как о «грубых дикарях».
Оказывается, некоторые из применяемых австралийцами медицинских
и хирургических средств вполне рациональны. Особенно ясно видно это
в отношении приемов примитивной хирургии: раны, переломы и вывихи
1 Е. D robec. Heilkunde bei den Eingeborenen Aust τ aliens В сб. ,<Kultiir unci
Sprache». rig. v. W. Koppers. Wien, 1952.
270

они умеют хорошо лечить и делают это своими средствами, не обращаясь
даже к знахарям и колдунам.
К кровоточащей ране прикладывают глину, жир змеи или других
животных, птичий помет, смолу некоторых деревьев, молочный сок фикусовых
растений, растертые в кашицу стебли, иногда с примесью охры, и пр.
Для заживления ран употребляются также человеческая моча,
материнское молоко. Некоторые из названных веществ применяются также при
опухолях и нарывах. Дробец указывает, что иные из этих народных средств:
признаются и европейской медициной. Перевязывают раны мягкой
древесной корой. Как кровоостанавливающее средство употребляются
древесный уголь, зола, паутина, жир игуаны. При переломе костей
накладывают повязки из коры, деревянные шины. Однако, как указывают
источники, срок наложения недостаточно продолжителен, что, впрочем, в условиях
кочевой жизни вполне понятно.
Змеиные укусы лечат высасыванием, перетягиванием укушенной части
тела, выжиганием ранки, циркулярным надрезом. При некоторых
недомоганиях, например при головной боли, при ревматизме, пускают больному
кровь при помощи надрезов.
Больной зуб удаляют, обвязывая его шнурком.
Иногда боль утоляют, прикладывая листья растений, содержащих
наркотические вещества («змеиная трава» и пр.).
Есть сведения, хотя мало достоверные, о настоящих хирургических
операциях, например при ранении в области живота.
Кожные болезни лечат прикладыванием глины, красной охры,
настойкой некоторых видов коры, промыванием мочой.
При воспалениях, при лихорадочном жаре употребляются холодные
примочки. При простуде, ревматических болях и других случаях больного
заставляют потеть; некоторые юго-восточные племена устраивают
настоящую паровую баню. Выкопав яму, нагревают ее горячими камнями, на
них кладут сырые листья и ветви, а над ямой сооружают крышу из жердей;
туда и ложится хорошо закутанный больной. В некоторых случаях
больного на четыре-пять часов зарывали во влажную землю, с
подливанием воды (камиларои), или в песок (гевегал, юалайи).
При желудочных заболеваниях применялись слабительные (мед,
эвкалиптовая смола, касторовое масло) и закрепительные (разные настойки,
луковица орхидеи, глина и пр.) средства.
Фармакопея австралийцев вообще довольшГбогата. Они знают
целебные свойства очень многих растений. Вальтер Рот перечисляет 40 видов
растений, употребляемых с лечебными целями.
Применение многих из упомянутых средств народной медицины
комбинируется с магическими приемами, обычно с заговорами. Но это не
мешает народной медицине австралийцев оставаться рациональной в своей
основе, ибо она построена на положительном народном опыте.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ТАСМАНИЙЦЫ
Тасмания—небольшой (площадь его равна 67 897 км2) остров
у юго-восточного берега Австралии, отделенный от материка Бас-
совым проливом (224 км ширины). Покоясь на общем цоколе с
Австралией и будучи связана с нею многочисленными островками,
Тасмания по своему геологическому строению является частью материка.
За часть материка и принял ее Абель Тасман, открывший остров 24
ноября 1642 г. Что Тасмания — остров, было установлено лишь в 1798 г.
Флиндерсом и Бассом, которые были первыми мореплавателями,
объехавшими вокруг Тасмании.
Берега Тасмании изрезаны многочисленными бухта-
Географические ми две Горные цепи пересекают остров с севера на юг.
условия Внутренняя часть острова*представляет плато,
покрытое травой. Склоны гор поросли густым лесом (эвкалипты, древовидные
папоротники). Климат умеренный, влажный; зимой часто выпадает
снег. Растительность носит в общем тот же характер, что и в юго-
восточной Австралии, но встречаются и местные формы, свойственные
более холодному климату. Фауна также сходна с фауной юго-восточной
Австралии, но значительно беднее видами.
Европейцы нашли на острове довольно многочислен-
Коренное население Η0Θ население. Точные цифровые данные отсутствуют.
и его судьба т-г ^
JM Первые наблюдатели определяли численность
коренного населения весьма различно: от 1 тысячи (Бэкхауз) до 20 тыс.
(Мельвиль)1. Есть основания считать, что охотой и собирательством на
Тасмании могло существовать около 6 тыс. человек.
Колонизация Тасмании англичанами привела к быстрому исчезновению
коренного населения острова с лица земли. Первые встречи тасманийцев
.с белыми, казалось, ничем не предвещали такого исхода. Европейские
мореплаватели, посещавшие остров, неизменно встречали самое
дружелюбное отношение к себе. По свидетельству Кука, тасманийцы из всех
виденных им «дикарей» были самыми добродушными и доверчивыми:
«Они не имели свирепого или дикого вида... а казались добрыми и
веселыми, без недоверчивости к чужестранцам»2.
1 Н. Ling Roth. The aborigines of Tasmania. London, 1890, стр. 168.
2 Там же, стр. 29.
272

Когда в 1803 г. на острове
было основано первое
английское поселение, тасманийцы
также первое время не
проявляли ни малейшей
враждебности к белым
пришельцам. Лишь насилия и
жестокости европейцев заставили
тасманийцев изменить свое
отношение.
В источниках можно найти
многочисленные примеры этих
насилий и жестокостей. Так,
у Паркера читаем: «Некто, по
имени Карротс, убил
туземца, у коюрого он хотел увести
жену, отрезал ему голову,
повесил ее, как игрушку, на шею
жене убитого и заставил
женщину следовать за собой»1. Тот
же автор рассказывает о
«подвигах» одного тюленепромышлен-
ника, который «захватил десять-
пятнадцать ту темных женщин и
расселил их по островкам Бас-
сова пролива, чтобы они
добывали для него тюленей. Если к
его приезду женщины не успева- Труганина, последняя тасманийка
ли заготовить положенного
количества шкур, он в наказание привязывал виновных к деревьям на
24—36 часов, причем время от времени сек их розгами; непослушных
же иногда убивал»2.
Один колонист-скотовод имел у себя женщину-рабыню, которую
держал связанной бычьими путами. «Нет сомнения,— говорит очевидец
этого происшествия,— что такое и даже худшее обращение белых
скотоводов с туземцами послужило первой и главной причиной той
враждебности, с которой последние теперь относятся ко всем белым»3.
В начале 1820-х годов тасманийцы стали делать попытки
организованного вооруженного сопротивления европейским насильникам.
Возгорелась «черная война» («black war»), скоро превратившаяся в настоящую
охоту колонистов за тасманийцами, совершенно беззащитными против
огнестрельного оружия колонизаторов.
Г. Халл прямо говорит, что «охота за черными была любимым спортом
колонистов.Выбирали день и приглашалисоседей с их семьями на пикник...
после обеда джентльмены брали ружья и собак и, в сопровождении двух-
трех слуг из ссыльных, отправлялись в лес искать черных... Иногда им
удавалось подстрелить женщину или одного-двух мужчин»4.
Линг-Рот приводит яркий пример беспощадной жестокости, с которой
англичане вели «черную войну»: «Некоторое число черных с
1 Н. W. Parker. Van Diemen's Land. London, 1834, стр. 29; Η. L i η g
R о t h. Ук. соч , стр. 171.
2 Η. Ling Roth. Ук. соч., стр. 171.
3 Там же.
4 Н. Hull. Experience of forty years of Tasmania. London, 1859, стр. 74;
Η. Ling Roth. Ук. соч., стр. 171.
18 Народы Австралии и Океании л-«

женщинами и детьми собрались в
овраге близ поселения... мужчины
сидели вокруг большого костра, а
женщины были заняты
приготовлением на ужин опоссумов и
бандикутов. Туземцы были
застигнуты врасплох отрядом солдат,
которые без предупреждения
открыли по ним огонь, а затем
бросились добивать раненых»1.
Почти все эти свидетельства
собраны в уже указанном очень
добросовестном труде Линг-Рота
«Аборигены Тасмании»,
представляющем собой хорошую сводку
того, что известно о тасманийцах.
В книге даются сведения о тех
лицах (имена их приводятся также),
от которых Линг-Рот заимствовал
свой материал.
В 1834 г. «черная война» была
окончена.
«28 декабря, — рассказывает
Элизе Реклю, — последние
туземцы, преследуемые как дикие звери,
были захвачены на оконечности
одного возвышенного мыса, и это
событие праздновалось с триумфом.
Каменные орудия тасманийцев Счастливый охотник Робинсон
получил в награду от правительства
имение в 400 га и значительную сумму денег; кроме того, публичная
подписка дала ему около 200 тыс. франков. Пленных сначала переводили
с островка на островок, а потом заключили всех тасманийцев, в числе
двухсот, в одну болотистую долину о-ва Флиндерс.Им давали съестные
припасы и уроки катехизиса. В течение десяти лет более трех
четвертей ссыльных перемерли»2. В. 1860 г. оставалось уже только
одиннадцать тасманийцев.В 1876 г. умерла последняя тасманийка, Труганина,.
прозванная англичанами «Лалла Рук».
Остров, по выражению английских официальных документов, был
совершенно «очищен от туземцев», если не считать ничтожного количества
европеизированных метисов английско-тасманийского происхождения.
Культура тасманийцев, вследствие их быстрого ис-
и материальна требления, осталась мало изученной: исследователи
культура вынуждены базироваться на отрывочных
свидетельствах старых путешественников и на
археологическом материале в виде находимых на острове каменных орудий. Последние-
изучались чисто формально, и не удивительно, что мы находим в
литературе сопоставления их с орудиями всех эпох палеолита. Так, Бальфур,
исследовавший 5 тыс. образцов каменных орудий, из сорока стоянок в-
северных и восточных округах Тасмании, сближает их технику с мустьер-
ской и ориньякской и находит, что сходство с ориньякской культурой
выражено более четко. Наиболее распространен в Тасмании, как указывает*
1 Н. Ling Roth. Ук. соч., стр. 171—172.
2 Э. Реклю. Земля и люди, кн. VIII, стр. 698-699.
274

Бальфур, «скребок с бородкой», являющийся одним из характерных
орудий позднего палеолита. Соллас проводит аналогию между тасманийской и
ашельской (!) культурами. С. Джонстон указывает на сходство с до-оринъ-
якскими формами и в особенности с известными формами мустьерской
индустрии. Эти чисто формальные сопоставления совершенно неправильны,
и столь же неверны те выводы, которые из них делались, выводы о каком-
то необычайно низком уровне развития, на каком будто бы стояли
истребленные колонизаторами тасманийцы. Гораздо более вероятно сближение
тасманийских орудий с грубыми формами ранненеолитических
«макролитов».
Громадное большинство находимых на Тасмании каменных орудий
(те ρ ρ о-ватта), очевидно, получено простым отбиванием осколков от
одного камня (нуклеуса) и не имеет никаких следов дальнейшей обработки.
По описанию колониста Райнера, наблюдения которого относятся к 1813—
1818 гг., аборигены разбивали камень на куски, ударяя им о скалу или о
другой камень, и из полученных осколков выбирали те, которые имели
острые режущие края. Работник, бросая один камень на другой, лежащий
на земле, отскакивал, широко расставляя ноги, чтобы не быть раненным
осколками. Излюбленным материалом для тасманийских терро-ватта слуг
жит роговик, богатые месторождения которого находятся близ Дисмал-
Крика. В виде исключения встречаются образцы, свидетельствующие о
более тщательной отбивке, посредством которой им умышленно придана
определенная форма.
Хотя, таким образом, есть указания на существование у
тасманийцев специализированных форм, все же большинство каменных
орудий имело универсальное применение. При помощи терро-ватта
тасманийцы свежевали кенгуру и других сумчатых, резали мясо, делали
зарубки на деревьях для облегчения взлезания на них, сглаживали
и заостряли копья и палицы; те же терро-ватта служили для бритья волос
на голове у женщин, скарификации, скобления красной охры, которою, в
смеси с жиром, смазывали волосы.
На универсальность терро-ватта указывает отсутствие в тасманийских
диалектах слов для обозначения разных видов орудий: все виды каменных
орудий обозначались одним и тем же словом (tronutta, trowutta,
terro-watta, производным от trona, или teroona — камень).
Бальфур упоминает об одном образце орудия со шлифованным рабочим
краем. Он приписывает происхождение этого орудия «австралийскому влиг
янию»; австралийцами же, небольшое число которых транспортировали на
Тасманию англичане в середине XIX в.,завезены,по его мнению,найденные
на Тасмании в единичных образцах каменные топоры с рукояткой:
последних тасманийцы, как полагают, не знали.
Обработка кости была совершенно неизвестна тасманийцам. Так
называемые «ложечки» — в действительности просто фибулы кенгуру; они не
имеют никаких следов обработки.
Раковины употреблялись в необработанном виде в качестве сосудов
для питья. Иногда тасманийцы пользовались ракорипой вместо камня для
обтачивания копий. Мелкие раковины, именно Elenchus, служили
материалом для ожерелий.
Боевое и охотничье оружие тасманийцев составляли копья и палицы.
Копья представляли собою заостренные палки в 2—3, даже до 4 м
длины и толщиной в палец. Их можно было метать не более чем на 40 м. У
северных племен употреблялись копья с зазубренным концом. Есть
указания, что тасманийцы иногда отравляли копья, пользуясь для этой цели
трупным ядом. Копьеметалок тасманийцы, в отличие от австралийцев, не
знали.
275
18*

Палицы тасманийцев
описываются как заостренные с обоих
концов короткие палки около
2,5 см толщиной, снабженные
на одном конце частыми
грубыми насечками для
предохранения от скольжения в руке. При
метании палицу держали в
горизонтальном положении;
будучи брошена, она приходила во
вращательное 'движение,
которое один автор сравнивает с
полетом бумеранга. Но настоя-
Корзинка ^ J г
г щего бумеранга тасманийцы не
знали.
Тасманийская техника плетения характеризуется как спирально-ва-
ликовая. Имеющиеся в Британском музее образцы корзин весьма сходны
с австралийскими. Наряду с плетеными корзинами и сумками
встречаются гораздо более примитивные: из коры, листьев, водорослей.
Жилища тасманийцев представляли собою зачастую простейшие
заслоны от ветра, но строились также и хижины в форме полушария или
конуса, с остовом из жердей, крытым корой и ветвями.
Своеобразны были лодки тасманийцев. Они представляли собой
нечто среднее между плотом и лодкой и делались из больших, свернутых в
трубку, вложенных один в другой и обмотанных травяными веревками
кусков коры разных видов эвкалипта. Эти трубки связывались по три
вместе, средняя длиннее (4, 5 м), крайние короче. Такое судно,
напоминающее «бальсу» (плот из тростника) индейских племен Южной Америки,
поднимало до шести человек; оно приводилось в движение при помощи палок
в 2,5—3 м длины; при низкой воде этими палками пользовались как
баграми, при высокой — как веслами, гребли стоя или сидя на связках травы.
Одеждой тасманийцам служили шкуры кенгуру: женщины носили их
в виде передников, больные и старики — как плащи для защиты от
холода. Но нередко даже в холодное время года тасманийцы ходили
совершенно нагими.
Из трех известных на материке Австралии способов добывания огня:
Сверления, выпахивания (так называемый «огневой плуг») и пиления,—
тасманийцы знали два первых. Сверление было преобладающим способом.
Огонь старались сохранять, и при своих передвижениях женщины всегда
брали с собой тлеющие факелы из коры. Техника обработки съестных
припасов была у тасманийцев очень низка: у них не было зернотерок,
отсутствовала земляная печь, существовавшая у австралийцев; им не
было известно искусство варки; они знали только жарение на костре и
печение в золе.
Тасманийцам был известен опьяняющий напиток. Они делали
глубокие зарубки на стволах Eucalyptus resinifera, носившего у колонистов
* название «сидрового дерева», и собирали вытекавший в изобилии сладкий
сок в ямку, вырытую у подножья дерева. Сок быстро сгущался,
превращаясь в род патоки. Ямки прикрывались плоским камнем для защиты от
зверей и птиц. Через некоторое время сок начинал бродить, его смешивали
с водой и получали опьяняющий напиток вроде сидра.
χ „ Ведущую роль в хозяйстве тасманийцев играли
охота и собирательство. Охотились на крупную
Дичь (кенгуру) и морских млекопитающих (тюлени и попавшие на мель
киты). Тасманийцы не знали никаких ловушек, главным орудием охоты
276

служили метательные
копья и палицы.
Обычным способом охоты
являлись облавы с
выжиганием травы и
кустарника. В охоте
принимали участие и
женщины, главным образом
в облавах в качестве
загонщиц.
Пр едметами
собирательского хозяйства
были грибы, крупные
луковицы, ягоды, птичьи
яйца, съедобные водо- Заслон от ветра
росли, моллюски,
личинки. Рядом с собирательством надо поставить ловлю ракообразных и?
охоту на мелких зверьков (опоссум, бандикут).
Рыболовством тасманийцы совершенно не занимались, даже на морском
побережье. Они не ели рыбы, испытывая к ней отвращение,— этот факт
очень трудно объяснить. Поэтому у них не было никаких рыболовных
снастей, ни крючков, ни сетей. Зато они охотно ловили и ели разных
моллюсков и прочих морских животных. Ловля их была специальностью женщин,
которые очень искусно плавали и ныряли за ними. Женским же делом·
был и промысел тюленей, которых они убивали ударами палиц по голове*
как это делают и у нас на Севере.
Относительно распределения продуктов охоты и собирательства
источники содержат лишь указание на то, что добыча коллективной охоты
распределялась между всеми участниками, а излишками индивидуальной добычи»
каждый, вероятно, также делился с другими членами своей группы, так как
консервирование и запасание продуктов не были известны тасманийцам.
Социальный строй тасманийцев остался дочти _со-
Общественный вершенно на изученным. Известно, что они делились
строи примерно на двадцать племен, каждое из которых
имело свой диалект. Племена в свою очередь имели подразделения,
называемые в источниках «ордами», или «кланами». Повидимому, в каждом
подразделении насчитывалось не более пятидесяти человек. Фюрно (спутник
Кука) говорит, что ему не приходилось видеть становища, состоявшего
более чем из четырех хижин, причем каждая из них вмещала трех-четырех
человек. О'Коннор определяет численность группы совместно бродившие
тасманийцев в десять-тридцать человек. Ла-Биллардьер рассказывает о
встрече с «ордой», состоявшей из 42 человек. В другом месте тот же автор
упоминает об «орде» из 48 человек (десяти мужчин, 14 женщин и 24
детей).
Каждая группа передвигалась на определенной территории, границы
которой строго соблюдались. Местами наблюдался переход к оседанию,
главным образом на северо-западном побережье острова, где «орды»
оставались круглый год на одном и том же месте, занимаясь собиранием
моллюсков. Однако, по общему правилу, и там имели место сезонные
передвижения: зиму проводили в защищенных от морских ветров долинах, а
лето — на морском берегу.
Об истинном характере подразделений племени у тасманийцев
источники не содержат точных данных. Вероятно, эти подразделения были
примитивными родами. По свидетельству Миллигана, тасманийцы избегали*
вступать в брак внутри своего подразделения и «жен чаще похищали или?
277

Модель тасманийской лодки
открыто захватывали в соседних кланах»1. Другими словами,у них
существовала экзогамия. Счет родства был, повидимому, матрилинейным.
По крайней мере Бонвик сообщает, что «в Австралии и Тасмании мужчины
считались родственниками родственников своих матерей»2. Сравнение
с австралийскими порядками делает это сообщение правдоподобным,
потому что в 1870 г., когда писались эти слова, в Австралии были известны
главным образом те племена, которые действительно считали родство
по женской линии.
Брак у тасманийцев, повидимому, был парным, но наряду с ним
сохранились и остатки группового брака. У Уэста читаем: «полигамия была
терпима; в последнее время женщины жили в бигамии». Миллиган
указывает на крайнюю легкость развода у тасманийцев. Вдова считалась
.собственностью всей группы: на нее имели право все мужчины.
Сопоставляя данные источников, мы можем прийти к выводу о преобладании
традиций группового брака у тасманийцев.
Все источники сходятся на том, что у тасманийцев не было настоящих
еождей. Но некоторые наблюдатели видели у них племенных главарей,
впрочем, с весьма ограниченной властью (Дэвис, Бретон, Диксон, Джеф-
(фриз, Робинсон, Уокер), другие же полагали, что это просто главы
отдельных семей (Бэкхауз, Уэст). Всякие ссоры разрешались саморасправой или
поединком враждующих сторон.
ρ О религиозных верованиях тасманийцев известно
еще меньше, чем о социальном строе. Сообщения
наблюдателей об этом противоречивы и мало надежны. Одни — как Уидо-
усон, Бретон, Йоргенсен — вообще отрицали у них какую бы то ни было
религию. Другие—большинство— признавали наличие религиозных
верований, но описывали их очень противоречиво. Почти все, однако,
сходятся на одном: аборигены боялись ночного духа, или духов, бродящих в
темноте. Некоторые указывают и имя этого ночного духа: Raego
Wrapper (Робинсон) или Намма (Дэвис). Другие сводят это просто к суеверной
боязни темноты (Лайн, Уокер, Уэст). Есть сообщение о культе луны
(Ллойд, Бонвик);во всяком случае, в лунные ночи тасманийцы устраивали
свои «корробори». Есть сообщения и о вере в дневного духа, но они очень
неопределенны. Патер В. Шмидт пытался найти в этих сообщениях следы
-«первобытного монотеизма», но никаких оснований для этого нет.
1 Н. Ling Roth. Ук. соч., стр. 112—113.
2 Там же, стр. 115.
278

У тасманийцев практиковалась инициация, но об обрядах ее мы
знаем только то, что одним из них было нанесение рубцов на теле. Бонвик
упоминает о вращательных дощечках, но только как об орудии магии, а не
как о принадлежности обрядов инициации; женщинам запрещалось на них
смотреть. Относительно колдовства известно, что каждый знал и применял
магические приемы, но в каждой группе были также лица, считавшиеся
особенно искусными в магии; англичане называли их докторами.
Магические приемы были несложны и очень напоминали практиковавшиеся
австралийцами. По свидетельству Бонвика, обычным способом лечения было
растирание больного места, сопровождавшееся произнесением заклинаний,
и мнимое извлечение из тела больного кости или камня. Бэкхауз говорит,
что колдуны держали при себе куски стекла, посредством которых они
наносили глубокие раны в пораженной болезнью части тела пациента.
Очевидно, стекло заменяло магические кристаллы, которые у австралийцев
являлись необходимой принадлежностью колдуна. Одним из лучших
средств для лечения болезней считалось прикладывание кости мертвеца
к больному месту, а также принятые внутрь соскобленные с кости
покойника частицы и вода, в которой была вымочена кость. Миллиган
говорит, что тасманийцы часто носили на шее кость руки или ноги или
нижнюю челюсть, а иногда даже череп умершего родственника, в
качестве амулета, предохраняющего от всяких бед.
Иногда больных клали для излечения около покойника. Бэкхауз
рассказывает, что после смерти одной женщины ее сородичи построили
платформу из жердей и на закате солнца положили на нее труп; затем они
разместили больных вокруг платформы. По словам аборигенов, покойница должна
была ночью встать и изгнать из больных злых духов, причинявших болезнь.
О приемах вредоносной магии источники умалчивают. Только Брау-
Смит упоминает, что тасманийцы верили, будто человеку можно
причинить вред, завладев его волосами. Тасманийцы верили в духов мертвых,
которые днем скрываются в пещерах и расщелинах скал, дуплах деревьев,
уединенных долинах, а по ночам бродят по земле. Считалось, что духи —
существа в общем благожелательные, хотя и способные вредить живым,
когда разгневаны.
Загробная жизнь считалась продолжением земной. Существовало
представление о стране мертвых, богатой дичью и ягодами. Тасманийцы знали
три способа погребения: закапывание в землю, кремацию, иногда с
предварительным выставлением трупа на платформе, и погребение в пещерах или
дуплах деревьев. Интересны «священные камни» тасманийцев,
упоминаемые Брау-Смитом и Бэкхаузом. Они представляют замечательную
аналогию с австралийскими чурингами и в то же время вызывают в памяти
известные раскрашенные гальки из пещеры Мас-д'Азиль во Франции
(эпоха мезолита). Повидимому, они служили амулетами и талисманами.
По Бэкхаузу, черные и красные полосы, накрашенные на этих камнях,
изображали «отсутствующих друзей». Вероятнее, однако, предположение
Бонвика, что здесь дело идет не об отсутствующих живых людях, а об
умерших, о которых говорили, как об «отправившихся в далекий путь».
Есть некоторые указания на тотемические верования. Не раз
наблюдатели отмечали различные пищевые запреты: одни тасманийцы отказывались
есть мясо самца валляби, другие—мясо самки. Интересен рассказ о
женщине, которая относилась с суеверной привязанностью к одному из
деревьев в лесу. Когда это дерево было повреждено группой мужчин, она в
гневе бросилась на своих обидчиков с горящей головней1. Был запрет
употреблять в пищу рыбу, но мотивы этого запрета остались неизвестными.
1Н. Ling Roth. Ук. соч., стр. 60.
279

Линг-Рот в своем труде «Аборигены Тасмании»
Искусство г
J подвергает сомнению существование у
тасманийцев изобразительного искусства до прихода европейцев, так как
«сведения об этом недостаточны». Однако уже у ранних путешественников
мы находим упоминания о произведениях изобразительного искусства,
происхождение которых не может быть приписано европейскому влиянию.
Так, Перон (1802) обнаружил в раскопанной им могиле куски коры, на
которых были нанесены знаки, подобные тем, какими туземцы татуируют
предплечья. Генри Геллиер (источник, не упоминаемый Линг-Ротом)
нашел в 1827 г. на стене хижины в Сарри-Хиллс изображение месяца,
нарисованное углем. Росс (1836) упоминает об изображениях человеческих
фигур, четырехугольниках, кругах, нацарапанных на коре. Калдер
сообщает о найденных им на стенках хижин «нескольких необыкновенных
рисунках углем». Одни из них были условными, и значения их он не мог
понять, другие изображали собаку, эму, людей, бросающих копья в какое-
то животное, повидимому кенгуру. «Шедевром» Калдер называет
«батальную картину», где изображены сражающиеся, бегущие и умирающие люди1.
Приход европейцев дал новые темы тасманийским художникам. Так,
в 1828 г., вскоре после того как жители Сарри-Хиллс впервые увидали
запряженные быками повозки каравана колонистов, проходившего через
округ, поразившая их сцена была воспроизведена на стене одной из
хижин. Есть упоминания.о рисунках на коре, а также об изображениях на
деревьях и на скалах. В одной из своих книг2 Бонвик воспроизводит
изображения солнца, месяца, людей в лодке, нарисованные тасманийцами на
стволах деревьев. Из наскальных изображений он упоминает только об одном,
именно, о нарисованной красной охрой человеческой руке. До недавнего
времени других наскальных изображений в Тасмании найдено не было.
Большой интерес представляют поэтому найденные А. Л. Местоном
рельефные изображения на скалистом мысу Мерси-Клиф, на северо-западном
берегу острова, неподалеку от«кухонной кучи» на месте становища.
Некоторые изображения условны (концентрические круги, большие овалы с
вписанными в них меньшими овалами), другие — реалистичны, каковы
изображения змеи, свернувшейся в кольцо, птичьей головы, раковины Haliotis
(главная пища жителей этого округа). Для большинства барельефов
характерна их большая глубина, добиться которой вследствие твердости
породы (диабаз) было нелегким делом. По мнению Местона,
изображения высечены заостренным куском кварцита, по которому ударяли другим
камнем, как молотком.
Известны тасманийцам и первобытные формы музыкального
творчества. Отмечалась мелодия параллельными терциями. Содержание слов
песен касалось охоты, военных столкновений и пр. Как ударный
инструмент употреблялись свернутые в трубку шкуры; по ним колотили,
отбивая такт. Такт отбивали при исполнении плясок3. Пляски, повидимому,
были сходны с австралийскими корробори4.
1 Н. Ling Roth. Ук. соч., стр. 137—138.
2 См. J. В о η w i с k. Daily life and origin of the Tasmanians/ London, 1870.
3 См. H. L i η g Roth. Ук. соч., стр. 134—136.
4 Там же, стр. 138—141.
Φ
#4 nil»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
КОРЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ АВСТРАЛИИ
Численность коренного населения, составлявшая в конце XVIII в.
около 300 тыс., по данным переписи 1944 г., сократилась до 71895
человек; из них чистокровных аборигенов 47 014, метисов 24 8811.
По ст. 127 конституции Австралийского Союза «при подсчете численности
тт населения в Союзе или в штатах или в какой-либо
Численность, п ^
расселение и занятия ДРУ™и части Союза, аборигены данных мест не учи-
коренного населения тываются». Их подсчитывают отдельно.
Согласно этой статье, аборигены не являются подданными
Британской империи и на основании австралийского избирательного закона
исключены из списков избирателей по выборам в союзный парламент2.
Правда, новый закон, принятый в марте — апреле 1949 г., допускает
аборигенов к участию в выборах в парламенты как штатов, так и всего
Союза,— в этом проявилась победа демократических сил страны. Но
фактически лишь немногие аборигены могут воспользоваться правом,
предоставленным новым законом3.
Данные о численности и расселении аборигенов Австралии, по
переписи 1944 г.4, приведены в следующей таблице:
Аборигены
Итого
1
ft о
594
10 022
10 616
к
к
о
К
S
PQ
29
925
954
«
к
<υ
К
о
53
К
и
7 979
5 546
13 525
к
я
S3
2868
2208
5076
к
Kg
ге 1=2
«£·
ге Η
е °
ге«
22 210
4 882
27 092
к
а
к
ге
§
о
ге
2
375
377
к
5 ft
ге о
К н
М о,
О н
13 331
822
14153
^
к 3
a <υ s
НИЗ
1
101
102
о
и,
<υ
о
PQ
47 014
24 881
71895
1 По переписи 1947 г., число чистокровных аборигенов уменьшилось до 46 638г
а число метисов возросло до 27 179. Общее количество тех и других — 73 817 (Official
Year-book of the Commonwealth of Australia, 1954).
2 «Official Year-book of the Commonwealth of Australia», № 9, 1901—1915, стр. 100^
3 R. а. С. В e r η d t. From black to white in South Australia. Chicago, 1952
стр. 140—145.
4 «Official Year-book of the Commonwealth of Australia», № 38, 1951.
281

Предполагаемые численность и расселение аборигенов Австралии
в 1788 г.(каждая точка соответствует 50 человекам)
Численность и расселение аборигенов и метисов Австралии
в 1927 г. (каждая точка соответствует 50 человекам)
Чистокровные аборигены: Новый Южный Уэльс — 965; Виктория —
55; Квинсленд — 13 500; Южная Австралия — 2150; Западная
Австралия — 23 тыс.; Северная территория — 20 250. Метисы: Новый Южный
Зе'эльс — 5830; Виктория — 505; Квинсленд — 4210; Южная Австралия—
1550; Западная Австралия — 2590; Северная территория — 780

300
МАСШТАБ
зоо
Современное расселение австралийцев-аборигенов (1940—1941 гг.)
1 — аборигены истреблены; 2 — сохранились немногочисленные группы аборигенов; 3 — або-
"-ригены эксплуатируются в качестве батраков на капиталистических фермах; 4 — области,
непригодные для земледелия и скотоводства, куда аборигены оттеснены колонизаторами
Распределено коренное население по территории Австралии очень
неравномерно.
В районах, которые были первыми захвачены европейцами,
австралийцев почти не осталось: в Новом Южном Уэльсе, по данным 1944 г., 594
чистокровных австралийца, в Виктории всего 29. Большая часть
коренного населения проживает в штатах Западная Австралия, Квинсленд и в
Северной территории. В Западной Австралии они вытеснены в пустыню,
называемую «мертвым сердцем Австралии», часть обитает в округе
Северный Кимберли. В Северной территории и в Квинсленде они также
оттеснены в почти необитаемую часть пустыни или сохранились в северных
тропических районах, где нездоровый климат как бы служит естественной
защитой от вторжения туда европейцев.
Некоторые местности и целые области, где аборигены еще живут более
или менее обособленной жизнью, объявлены резервациями, или
«резервами» (reserves).
Часть коренного населения, изгнанного колонизаторами с племенных
территорий, ведет кочевую жизнь в глубине пустыни, занимаясь
собирательством и охотой.
283

Распределение групп населении в Австралии на 1940—1941 гг.
(по «Indigenous peoples living and working conditions of aboriginal
populations in independent countries». Geneva, 1953).
По роду занятий и месту жительства коренное население Австралии
распределено (по данным 1944 г.1) так:
Аборигены . . · . .
Итого ...
Охотники и
собиратели
21664
1438
23102
Наемные
рабочие
11687
8150
1-9 837
Живущие в
миссиях и
резервациях
11519
7 312
18 831
Прочие
2144
7 981
10125
Всего
47 014.
24 881
71895
Другие аборигены живут в особых поселках под надзором
специально назначенных чиновников или полицейских, в христианских миссиях,
нанимаются батраками на фермы или в большие скотоводческие
хозяйства; небольшие группы влачат жалкое существование в лагерях вблизи
городэв.
В Австралии нет единого правительственного органа, который
занимался бы нуждами коренного населения страны. Все дела об аборигенах
находятся в ведении штатов и Национального миссионерского совета
Австралии. Еще в первой половине XIX в. отдельные колонии начали
назначать «протекторов» для защиты аборигенов от европейских
поселенцев и для улаживания конфликтов между ними. Впервые такие шротекто-
1 «Official Year-book of the Commonwealth of Australia», № 38, 1951.
284

ры» появились в Южной Австралии в 1839 г., потом и в других колониях.
В настоящее время в каждом штате имеется должность главного протектора
аборигенов. Но, как пишет Элькин, ни правительство, ни миссионеры,
ни местные власти не создали еще органов, которые помогли бы
аборигенам.
Суммы, расходуемые правительствами на оказание помощи коренным
жителям, ничтожны. Штат Виктория тратил в 1939 г. на одного аборигена
187 шилл., и эта сумма являлась наивысшей во всей Австралии. Впрочем,
Виктории не трудно быть «щедрой», так как чистокровных аборигенов
в 1944 г. там осталось всего 29. На замечание главного секретаря штата
на конференции в Канберре в 1938 г. по вопросу о положении аборигенов,
что штат Виктория удовлетворительно разрешил проблему с аборигенами
и в этом отношении идет впереди других штатов, Фокскрофт — автор
книги об «Австралийской туземной политике» — не без едкости добавляет:
«Виктория действительно в одном отношении идет впереди других
штатов материка: она ушла дальше всех в уничтожении коренных
жителей» х.
На последнем месте в отношении заботы об аборигенах стоит Западная
Австралия. В этом штате, где больше всего сохранилось коренного
населения, по конституционному акту в 1889 г. была утверждена сумма
ежегодных расходов по делам туземцев в размере 5 тыс. ф. ст. Было оговорено,
что в дальнейшем, когда доход колонии превысит 500 тыс. ф. ст., один
процент дохода должен быть использован для улучшения быта
аборигенов. Вскоре после этого в Западной Австралии было открыто золото,
и доход колонии настолько возрос, что указанный процент с дохода в
пользу аборигенов дошел до 30 тыс. ф. ст. Такую сумму сочли чересчур
высокой, и самый пункт акта был аннулирован уже в 1897 г. Когда в
1937 г. в Кавберре на конференции было указано, что сумма,
которую расходует на аборигена Рападвая Австралия, слишком мала,
то протектор по делам аборигенов этого штата ответил, что хотя
действительно 30 шилл. на человека и является «смехотворной» суммой, но что
«больше штат не в состоянии тратить на этих людей». В то же время
Западная Австралия расходует 102/2 ф. ст. в год на образование
каждого ребенка, «который имел счастье родиться белым», — пишет Прайс2.
Северная территория в 1933 г. расходовала на 19 424 аборигена
8434 ф. ст. Сумма эта была меньше тех расходов, которые правительство
затратило на почту и телефон для 3300 живущих там англо-австралийцев.
На одного аборигена пришлось 8 шилл. 7 пенсов.
Знаменательно, что наиболее громкие голоса в защиту коренных
жителей раздаются именно в юго-восточных штатах, где аборигенов почти
не осталось. Южане могут себе позволить быть «добрыми»: им это ничего
не стоит.
«Добрые южане, — иронически замечает Мадиган, проведший десять
лет (1927—1937) в странствованиях по Центральной и Северной
Австралии, — кричат об ужасном отношении к туземцам на севере, о жесто-
костях и убийствах, о беспризорных детях—метисах... Как смеют они
кричать, если их отцы и они сами истребили гораздо более
многочисленное туземное население юга»3.
Аборигенам, ведущим прежнюю, бродячую жизнь, правительство не
оказывает никакой помощи.
1 Е. Foxcroft. Australian native policy. Melbourne, 1941, стр. 108.
2 A. G. Price. White settlers and native peoples. Melbourne — Cambridge, 1950,
стр. 138.
3 С. Т. Μ a d i g a n. Central Australia. Melbourne, 1944, стр. 298.
\
285

ж По величине территории и по количеству население
в резервациях в нях резервации в отдельных штатах отличаются
друг от друга, но условия жизни и режим в них
почти всюду одинаковы.
В Квинсленде в одной из резерваций, которая занимает 30 тыс. акров
(121,5 км2), живет около 900 человек. Резервация представляет собою
совершенно изолированную территорию в сухой и бесплодной местности.
Свободный доступ в резервацию имеют только миссионеры и другие
служители культа. Аборигенам воспрещается покидать резервацию без
письменного разрешения. Разрешение же выдают лишь для поступления
на работу.
Администрация построила дома для обитателей резервации, но
аборигены не привыкли к этим домам и в них не живут, они предпочитают
проводить время на открытом воздухе, а спать и есть вокруг костра на
заднем дворе.
Вся полнота власти над аборигенами, живущими в резервациях,
принадлежит начальнику резервации — «белому». Кроме начальника,
административно-хозяйственными делами резервации ведает еще несколько·
человек европейского происхождения. Все работы в резервациях
выполняются аборигенами. Нередко они нанимаются на работы и на сторону —
дровосеками, пастухами, домашней прислугой1.
За определенное количество отработанных дней рабочему выдают
убогий рацион. Обычно это чай, испеченный в золе пресный хлеб или
каша. Обитатели резервации никогда не видят масла, яиц, мяса, молока
и фруктов, недоедание — обычное явление в резервациях2. Особенно
страдают от голода аборигены в сухой период года, когда они лишены
возможности дополнить и разнообразить свою скудную пищу продуктами
собирательства в пустыне.
В резервациях широко распространены туберкулез, корь, накожные,
глазные и другие болезни. Дети почти поголовно болеют рахитом. Одной
из причин заболевания туберкулезом и частых простуд является то, что
аборигены вынуждены годами носить одну и ту же смену выданной им
одежды европейского образца, не имея возможности сменить платье, иг
из-за этого в дождливый период часто спят в мокрой одежде. К этому
еще следует добавить антигигиенические условия жилищ, недостаточную
медицинскую помощь, частое отсутствие воды для мытья и
стирки. Все это приводит к высокому проценту смертности в
резервациях.
Резервации, хотя и считаются недоступными для посторонних,
достаточно доступны для тех, которые проникают туда для разврата
и пьянства.
По свидетельству Каролины Кэлли, которая обследовала резервации
в Квртнсленде, беременных женщин преследует страх родить ребенка
с голубыми глазами: администрация, под предлогом, что это ребенок
«белого» отца, отнимает детей со светлыми глазами и воспитывает их
отдельно, как сирот.
Кэлли отмечает, что светловолосые и голубоглазые метисы в
резервациях стараются вступать в брак, с чистокровными и очень
темнокожими австралийками. Один из низ: сказал Кэлли, что он женился на
темнокожей женщине для того, чтобы дети не были светлыми и не
имели несчастья быть, как он, метисами3.
1 См. С. Kelly. Some aspects of culture contact in Eastern Australia. «Oceania»,
1944, vol. XV, № 2, стр. 142—145.
2 См. A. G. Ρ r i с е. Ук. соч., стр. 208.
8 См. С. Kelly. Ук. соч., стр. 146—147.
286

По признанию Нормана Тиндаля, этнографа из Южно-Австралийского·
музея, резервации в Квинсленде ничем не отличаются от
концентрационных лагерей. Он приводит многочисленные факты бегства из них за
пределы Квинсленда, в Новый Южный Уэльс1.
Условия жизни в резервациях Нового Южного Уэльса отличаются тем,
что абориген свободен покинуть ее без особого на то разрешения. Из
резерваций Нового Южного Уэльса многие аборигены уходят на побережье
в южной части штата, где поступают на работу к фермерам. Большинство
из них не желает возвращаться обратно в резервацию. Даже будучи
безработными, пишет Кэлли, они отказываются брать рацион, так как
боятся, что на этом основании правительство может заставить их
вернуться в резервацию2.
О резервации Хааст-Блафф (Северная территория) газета «Railway
Advocate» пишет: «Хааст-Блафф представляет собою ад на земле для
аборигенов, которые живут там всю свою жизнь и не знают о
существовании лучшей жизни. Для посторонних — это высшая степень
безнадежности»3.
По поводу резервации Ярраба (Квинсленд) обследовавший ее Тиндаль
сообщает: «Этот уединенный район не велик и перенаселен. Почва по
большей части песчаная и бесплодная, а местами болотистая. Люди зависят
в основном от снабжения со стороны миссии и правительства. Численность
чистокровных туземцев сокращается необычайно быстро, хотя это
сокращение маскируется постоянным притоком туземцев, привозимых в
резервацию извне». Он сообщает далее, что голодный режим ведет к повышенной
детской смертности, тем более что врачебной помощи почти нет: на
пятьсот человек населения резервации нет ни одного постоянного врача4.
О бесправии и нищенском положении остатков коренного населения
Северной территории свидетельствуют ужасающие факты, сообщенные
в одной из профсоюзных газет Австралии и в письме секретаря квинс-
лендского совета профессиональных союзов в редакцию советского
журнала «Новое время». Аборигены заключены там в нескольких
резервациях, напоминающих концентрационные лагери, и фактически лишены
всяких человеческих прав. «Они получают пищу на «продовольственной
станции», где им выдается овсяная каша. Она подается собравшемуся
племени в корыте, и ее черпают оттуда грязными руками или ржавыми
консервными банками. Воды там не хватает, умыться или выстирать
одежду очень трудно. Без письменного разрешения «департамента по
туземным делам» никто не может покинуть резервацию даже на время, под
страхом ареста». Голодные люди «обычно бродят по пустыне в надежде
поймать какое-либо животное, чтобы хоть немного улучшить свою
омерзительную однообразную пищу»5. Недавно аборигены племени ларакиа объявили
стачку, чтобы добиться оплаты труда, улучшения питания и некоторых
других человеческих прав, например, возможности приезжать в город Дарвин.
За это власти выслали вождя племени в отдаленную резервацию, в
пустынную местность, которая, по словам газеты, «непригодна для скота и
предоставлена только людям»6. Во избежание огласки власти запрещают
посторонним лицам европейского происхождения доступ в зону резервации.
1 См. A. G. Ρ г i с е. Ук. соч., стр. 140.
2 См. С. Kelly. Ук. соч., стр. 143.
3 Н. Ш. Как в Австралии соблюдаются права человека. «Новое время», 1951,
№ 18, стр. 31.
4 Ν. Τ i η d a 1 e. Survey of the half-caste problem in South Australia. «Proceed.
Royal Geogr. Society, S. Australian branch», Session 1940—1941, стр. 95—96.
5 Η. Ш. Ук. соч., стр. 30—31.
6 Там же.
287

Наибольшая по площади резервация расположена в смежных частях
-Западной, Южной Австралии и Северной территории и тянется от хребта
Масгрейв до хребта Варбуртон. Это совершенно пустынная область;
в свое время здесь нашел себе могилу смелый путешественник Гибсон,
спутник Джайльса, пытавшийся пересечь пустыню (1874), и местность
с тех пор получила название «пустыни Гибсона». Аборигены ведут здесь
сравнительно независимую жизнь, но с трудом прокармливаются в
бесплодных песках. Многие из них пытаются откочевать к востоку, в более
плодородные области Эрнабелла и Уднадатта, но здесь земля уже занята
*фермерами-овцеводами. Хотя уход аборигенов из резервации официально
не запрещен, но местный полицейский констэбл, он же «протектор»
аборигенов, прогоняет их назад в пустыню; это считается одним из его
основных служебных занятий. «Говорят, что это делается для пользы самих
туземцев,— пишут супруги Берндт,— чтобы эти люди беспрепятственно
вели свою племенную жизнь, а также и для защиты поселенцев от хлопот
и возможных нападений»1.
Вот как описывают те же исследователи современный вид стойбища
аборигенов в северо-западной части Южной Австралии, на окраине
данной резервации:
«Круглые или полукруглые, иногда овальные хижины грубо
сколочены из листов старого железа или жести. Некоторые с крышами, другие
открыты сверху и защищены от ветра и дождя только мешковиной или
старым тряпьем. В углах и по стенам заткнуты тряпки, чтобы не дуло...
Когда вблизи есть люди, то день и ночь горит огонь, часто внутри хижины.
Приспособлений для хранения припасов нет, хотя некоторые семьи
пользуются деревянными коробами и ящиками. Другие держат посуду
с пищей, вареным мясом, по нескольку часов на низких жестяных крышах,
-к соблазну лагерных собак и многочисленных полудиких кошек...
Уборных при стойбище нет, а до ближайшей воды часто с милю
расстояния. Женщины приносят воду в ведрах и жестянках, но у некоторых
семей и у некоторых приезжих есть верблюды, на которых возят воду и
топливо...»2.
Аборигены, обитающие в резервациях, в той или иной мере сохраняют
старые обычаи. Это наблюдается даже в юго-восточных штатах, где
влияние белых колонизаторов стало сказываться гораздо раньше, чем в
центральных и западных областях. Интересный пример — положение на
правительственной «станции», основанной для аборигенов вблизи городка
Вальгетт в Новом Южном Уэльсе. Обитатели этой «станции» и
прилегающих местностей были в 1944 г. обследованы этнографом Марией Рэй3.
Там сосредоточено около 300 аборигенов — часть на самой «станции»,
часть в «резерве» на р. Намой, часть ' работает на окрестных
животноводческих фермах. Вся эта область когда-то принадлежала племени
ваильвун; теперь тут обитают, кроме остатков этого племени, также
люди, принадлежавшие к другим племенам, в большинстве той же языковой
группы, но расселенные в прошлом на гораздо более обширном
пространстве: вонгаибон, юалайи, камерой (= камиларои?), вамба-вамба, баджери
и унги. Аборигены до сих пор сохраняют свое традиционное родо-племен-
ное устройство: деление на четыре брачных класса, на материнские
экзогамные роды с тотемическими названиями. Родовые связи еще сильны,
хотя экзогамия теперь иногда нарушается. Сохраняются старые
верования'.
1 R. а. С. Berndt. From black to white..., стр.168.
2 Там же, стр." 152—153.
3 Μ. R е*а у. A half-caste aboriginal community in North-Western New South
Wales. «Oceania», 1945, vol. XV, №4.
288

ж Не лучше жизнь аборигенов в миссиях, находя-
изнь в миссиях щИХСЯ в ведении Национального миссионерского
совета. Миссионерские станции (хозяйства) основаны проповедниками
различных религий и толков, но во всех миссиях аборигенов снабжают
больше духовной пищей, чем телесной. В начале XX в., по отчетам
миссионеров, большой популярностью пользовалась миссия Нью-Норсия,
открытая бенедиктинцами в Западной Австралии. Основатели миссии
ставили целью делать из своих питомцев фермеров и ремесленников.
Аборигенам давали крохотные участки сухой земли. Были построены
домики. Мальчиков обучали грамоте, а затем приучали к земледелию, к
работам на скотоводческих фермах или учили ремеслам.
До тех пор пока у аборигенов была еще какая-то возможность
существовать охотой, миссия успехом не пользовалась. Когда скотоводы
захватили у коренного населения последние земли и уничтожили дичь,
начался приток аборигенов в миссию. Но показные благодеяния не принесли
положительных результатов, не спасли аборигенов от гибели. Конец
был обычный: в 1896 г. в группе равнины р. Виктория насчитывалось еще
около 250 человек; в 1913 г. умер последний чистокровный абориген этой
группы.
Большинство миссий, основанных в конце XIX в., теперь покинуты;
аборигены из них или разбежались или вымерли. В оставшихся миссиях
австралийцы ведут полуголодную жизнь. В 1939 г. взбунтовались 300
аборигенов, живших в миссии Комеругунья (Новый Южный Уэльс). В своем
протесте они заявляли, что их колония заражена болезнями, пища дурная
и скудная. Они жаловались и на то, что школьное обучение, которое
дается их детям, стоит на низком уровне1.
В начале 1949 г. почти все обитатели миссионерской станции Ульдеа
в один прекрасный день ушли, забрав с собой детей, из миссионерского
приюта и разошлись кто куда, ища более сносных условий жизни. Власти,
которые и раньше видели, что местность Ульдеа не может прокормить
столько обитателей, решили перенести поселок на другое место2.
Материальный быт аборигенов, живущих в миссиях, мало изменился.
Правда, они носят одежду; каменные топоры и другие каменные орудия
вышли из употребления и заменены железными. Вместо деревянной
посуды для воды или сосудов из кожи кенгуру аборигены пользуются
железными баками из-под керосина, которые они покупают в миссии.
Но введение железных орудий не привело к техническому прогрессу,
так как никто не учит аборигенов ими пользоваться. Поэтому предметы,
изготовленные при помощи этих орудий, иногда бывают хуже тех,
которые выделывались по-старому, каменными орудиями3.
Миссионеры, кстати, сделали источником наживы торговлю
предметами старого быта австралийцев. Под видом материальной помощи
аборигенам они, например, выпускают особые прейскуранты подобных
предметов и устраивают их организованную продажу. Один прейскурант
озаглавлен в форме призыва: «Помогите аборигенам! Покупайте
австралийские туземные редкости!»4. Но на самом деле эта торговля превращается
в жульничество. Доходы с торговли этими предметами по высокой цене
миссионеры кладут в свой карман, а аборигенам платят гроши; иногда
они подговаривают своих крещеных питомцев воровать у некрещеных
1 См. A. G. Ρ г i с е. Ук. соч., стр. 126.
2 R. а. С. Berndt. From black to white... ,^ετρ. 114—117.1
3 R. a. Gi В e г η d t. A preliminary report of field work in the Obldea region.
«Oceania», 1944, vol. XV, № 2, стр. 154.
4 Там же.
19 Народы Австралии и Океании
289

Австралиец-абориген, работающий батраком на ферме.
Центральная Австралия
старинные реликвии, священные чуринги, магические камни и т. п. для
сдачи на продажу1 и тогда совсем ничего не платят.
Миссионеры подвергают аборигенов изощренным издевательствам.
Этнограф Крукстон (сотрудник Дональда Томсона) сообщил в 1939 г. о
доподлинно известном ему факте: некий миссионер в Квинсленде привязывал
молодых женщин из числа своей паствы к столбу и сек их, а потом
выгонял в лес2. Католический миссионер, епископ Гзелль открыто
признавал и даже похвалялся, что он «покупал» на о-ве Батэрст
девушек-аборигенок по 2 ф. ст. «за голову» и выдавал их замуж за крещеных парней
из миссии3.
Конечно, подобные факты представляют собой исключение. Но все
миссионеры видят свою задачу ε систематическом разрушении племенных
традиций. Они стараются воздействовать на молодежь, восстанавливают
ее против стариков, высмеивают старинные обычаи и культуру. Они
пытаются заменить старую племенную мораль новой христианской
моралью. Но аборигены знают ей цену. Они видят, как часто нарушаются
заповеди христианской морали людьми европейского происхождения,
видят, что органы власти далеко не всегда ее поддерживают. В последнее
время даже формально крещеные аборигены неохотно посещают
церковную службу.
«Большая часть миссионерской литературы тошнотворно скучна, —
пишет прогрессивный австралийский общественный деятель,
председатель профсоюза металлистов Т. Райт, — по своему ханжескому
лицемерию»4.
«Это верно, — говорит тот же автор, — что (миссия) снабжает
аборигенов пищей, но часто менее питательной, чем их природная пища;
что им оказывается медицинская помощь, — после того как им принесли
1 См. Т. Wright. New deal for the aborigines, 2-d ed., Sydney, 1944, стр. 15·
2' Там же, стр. 14.
3 Там же, стр. 27.
4 Там же.
290

Мальчик-австралиец — погонщик верблюдов.
Центральная Австралия
частые желудочные и легочные заболевания; что раздают одежду, по
большей части плохую, которая способствует распространению болезней,
но такого рода работа не остановит вымирания аборигенов, а, лучше
сказать, ускорит его»1.
Положение аборигена-рабочего мало чем отличается
Положение от положения раба. На коренных жителей законо-
рабочих-аборигенов г r ^
г дательство о социальном обеспечении не
распространяется. Абориген может найти работу только в качестве пастуха,
рабочего на ферме или на лесных работах. На более
квалифицированную работу его не принимают. Заработная плата за одну и ту же
работу коренного австралийца намного ниже получаемой австралийцем
европейского происхождения. Так, например, за работу погонщика скота
англо-австралиец получает 20 ф. ст. в неделю, а аборигену платят
всего 3 ф. ст.2. Но и эти заработанные деньги рабочему не разрешается
получать на руки. Предпрршиматель обязан передавать их департаменту
по туземным делам, откуда затем небольшими суммами, с согласия
специального органа, выдаются рабочему па «целесообразные» расходы.
«Многие тысячи фунтов заработной платы так и не попадают
законному владельцу»,— пишет газета «Railway Advocate»3.
Протекторы и члены комиссий по защите аборигенов не раз отмечали
в своих отчетах тяжелые условия труда аборигенов, работающих по найму.
Авторы отчетов указывали, что аборигены работают честно, но —
осторожно добавляли они — труд их не всегда оплачивается. В докладе
председателя комиссии, обследовавшей положение аборигенов в
северо-западной Австралии, в округе Кимберли (1935), прямо
указывалось, что они заработной платы не получают. Чтобы как-то оправдать
это издевательское отношение к коренным жителям, председатель комиссии
1 Т. Wright. Ук. соч., стр. 18.
2 «Tribune», 1952, 18 June.
3 Η. Ш. Ук. соч., стр. 30.
19*
291

Австралиец-метис с семьей у своего жилища. Г. Стюарт
высказал «мысль», что аборигенам деньги не нужны, так как они якобы
не понимают их ценности. Отсюда нетрудно видеть, что все эти комиссии
«по защите туземцев» не столько защищали коренных жителей, сколько
оправдывали их угнетателей. Самое большее, что эти комиссии могли
делать, — это подкармливать голодных аборигенов и предотвращать
слишком уже бесстыдные жестокости.
Рабочий-абориген находится в полной зависимости от своего
работодателя. Статья 47-я акта об управлении туземцами в Западной Австралии
гласит: «Лицо, соблазняющее или заставляющее аборигена бросить какое-
либо законное занятие без ведома протектора, будет виновно в
преступлении». Таким образом, не только сам рабочий, но всякий, кто предложит
ему лучшую работу, будет оштрафован «за переманивание с законной
работы»1.
В Квинсленде аборигенов посылают на работу далеко от резервации.
Они работают в качестве пастухов на скотоводческих станциях или на
лесных работах севера страны. Семья аборигена остается в резервации.
На ту небольшую долю мизерной заработной платы, которую получает
на руки рабочий, он не в состоянии нанять дом для семьи. Поэтому
рабочий лишен возможности жить семейной жизнью.
В октябре 1949 г. в австралийской газете «Сандей геральд» было
опубликовано сообщение англиканского священника из города Кунембла (Новый
Южный Уэльс), некоего Рэнделла, касающееся положения аборигенов.
«В лачугах вблизи Кунембла, — заявил Рэнделл, — живет около ста
туземцев. Им приходится питаться отбросами, которые они отыскивают
в мусорных ямах. В их грязных лачугах, с земляными полами, где нет
1 Н. Ш. Ук. соч., стр. 30.
292

Современные австралийцы перед своим жилищем. Северная территория
даже постелей, тучами летают мухи. Многие дети одеты в лохмотья,
кишащие паразитами. Среди взрослых и детей свирепствуют болезни.
Особенно распространены венерические болезни и трахома. Нет никаких
даже самых элементарных санитарных удобств. Обитателям лачуг негде
даже стирать и мыться... Во многих городах западной части Нового
Южного Уэльса такие условиь господствуют почти повсеместно. При
существующих условиях эти люди почти не могут улучшить своего положения..·
Работу в городах туземцы получить не могут, — добавил Рэнделл, —
из-за расовой дискриминации»1. В крупных городах аборигенов нет, в
некоторых штатах (как Новый Южный Уэльс) им запрещено даже прибли^
жаться к большим городам на расстояние менее 6 миль. Сотни тысяч
современных жителей Австралии никогда не видели ни одного аборигена*
В город абориген-австралиец попадает лишь тогда, когда у него там
есть работа. Изредка он посещает кино, где для аборигенов отведены
особые места. Чтобы купить необходимые товары, он идет в специальные
магазины для аборигенов и бедняков. Входить в бар, в танцевальный
зал или купальный бассейн аборигену воспрещено.
На юге и востоке Кимберлея большинство ав-
Жизнь стралийцев работает лишь часть года на скотовод-
охотничьих ческих станциях. На летние дождливые месяцы;
племен qt 0КТЯбрЯ до марта> аборигены снова возвращаются
в пустыню. Там они собираются также и для исполнения своих
традиционных обрядов. Стойбище их, пишет Ф. Каберри2, носит характер
временного поселения. Хижин нет. Зимой воздвигают заслон от ветра, а
летом, для защиты от солнца, из веток, прислоненных к дереву. Здесь и там
1 «Правда», 1949, 18 октября.
2 Ph. Kaberry. Totemism in East and South Kimberley. «Oceania» 1938
vol. VIII, № 3, стр. 270.
293

видны расчищенные места, где семья ест, спит и беседует. Вблизи валяются
несколько женских землекопалок, большие раковины для хранения воды,
корытца для кореньев и рыбы. Это обычное имущество семьи.
Австралийцы, живущие в мало доступных районах Северной
территории и Западной Австралии, сумели в известной мере сохранить свою
самобытность. Аборигены всячески избегают встреч с англо-австралий-
цами и отступают все дальше вглубь пустыни. Там они ведут прежнюю
полуохотничью, полусобирательскую жизнь и еще строго
придерживаются своих старых обычаев.
Основным материалом для изготовления орудий труда у них еще ди
сих пор остаются камень, дерево и кость. «Дары европейской цивилиза
ции» в виде бутылочного стекла и кусков железа доходят до них путем
межплеменного обмена с племенами, соприкасающимися с населением
европейского происхождения. Из осколков стекла австралийцы делают
наконечники копий, тщательно имитируя при этом формы каменных
наконечников, из кусков железа — скребки и топоры.
Уменьшение Численность австралийцев сокращается. Об этом
численности говорят данные переписей 1921, 1935, 1939, 1944
аборигенов и 1947 гг.
1921 г 1935 г. 1939 г. 1944 г. 1947 г
Численность
аборигенов .... 60 663 54 378 51 557 47 014 46 638
За 25 лет численность их уменьшилась почти на одну четверть; в
последние десять лет процесс этот замедлился. Довольно быстро возрастает
число метисов.
Осуждая политику, проводимую правительством по отношению к
аборигенам, прогрессивный австралийский этнограф Б. Харлей пишет:
«При существующей системе контроля над аборигенами в Северной
территории, аборигены осуждены на уничтожение. После Тасмании самым
большим кладбищем для аборигенов на протяжении истории Австралии
является Порт-Дарвин. Двадцать лет назад племя синелли состояло почти
из тысячи человек. Теперь среди великолепных наскальных рисунков,
которые люди этого племени оставили нам для любования, остались в
живых только два старика. Миссия, — иронически добавляет он, — может
уничтожить племя в течение двадцати лет, скотоводческой станции на
это дело требуется обычно немного больше времени!»1.
В апреле 1950 г. на собрании конституционного клуба в Мельбурне
выступил австралийский этнограф Дональд Томсон. Он заявил, что
аборигены «гибнут, как мухи, в результате варварского обращения с ними
правительства штата Квинсленд». «... Я видел, как полицейские без
всякого суда, хотя каждый человек имеет право требовать его, заковали
туземцев в цепи и вели их под вооруженной охраной. Я также видел, что
за ними с плачем бежали их жены, матери и дети. Провожавшие знали,
что оби никогда не вернутся с о-ва Палм, вблизи Таунсвилла, куда их
ссылали...» Па аборигенов устраивают облавы, а затем ссылают их на
о-в Палм — «остров смерти». Томсон добавил, что за критику этой
политики его, прослужившего восемь лет на административном посту среди
аборигенов, правительство штата Квинсленд лишило права посещать
резервации2.
1 «Statement by Murray Norris, President of the North Australian Worker's
Union», 1951.
2 «Новое время», 1950, № 16, стр. 25.
294

Австралийцы-аборигены, закованные в цепи.
Северный Кимберли
Австралийское правительство проводит политику
дискр^минГция откровенной расовой дискриминации.
и бесправное Коренное население лишено элементарных демо-
положение кратических прав и прав на человеческое сущест-
аборигенов вование. Аборигену не разрешены поездки по своей
собственной стране, он не имеет права даже переезжать из одной
резервации в другую без специального письменного разрешения, иначе будет
арестован. Но его могут без суда выслать в любую резервацию и держать
там столько времени, сколько назначит директор департамента по делам
аборигенов.
Все добросовестные наблюдатели отмечают бедственное положение
аборигенов в современной Австралии. «Филантропы охраняют их как
вымирающую расу, — пишет исследователь Пфеффер. — Наука изучает их,
как зверей в зоологическом саду. За действия, которые они не ечичают
преступными, их привлекают к суду, которого они не понимают.
Миссионеры разрушают их веру, торговцы их обманывают. Золотоискатели
и пастухи отнимают у них женщин, их опекают, как неразумных детей,
или эксплуатируют»1.
Очень неудовлетворительно школьное образование аборигенов.
Доступных для них школ очень мало. Некоторые находятся в руках
миссионеров, которые стараются привить детям христианские догматы и
вражду к старым обычаям. Обучение идет часто только на местных
наречиях, ибо некоторые миссионеры умышленно не учат детей аборигенов
английскому языку, чтобы ослабить их контакт с остальным
населением2. Напротив, в правительственных школах обучение ведется обычно
1К. Pfeffer. Die biirgerliche Gesellschaft in Australien. Berlin. 193C\
стр. 158 159.
2 R. а. С. В e r η d t. From black to white..., стр. 192.
295

Мальчики-австралийцы — юные художники из школы в резервации Кэрролуп
по английским программам и учебникам, никак не приспособленным
к местным условиям и к кругу понятий детейг.
В некоторых районах на юге, где образовались группы аборигенов
батраков и чернорабочих, их дети стали посещать общие классы. Но
расисты протестуют против разрешения детям аборигенов посещать
общие школы, создают обстановку, мешающую им успешно заниматься.
«Маленькие темнокожие, робея от сознания своей дерзости,
старались незаметно проскользнуть на задние парты... Их матери не ленились
приносить воду издалека; они старательно отмывали своих детей и
стирали их одежду, чтобы отправлять их в школу чистыми и аккуратно
одетыми. Некоторые одерживали победу в этой трудной борьбе за право
учиться. Но большинство из них, потерявшие надежду и обескураженные,
бросали начатое. Условия жизни в бедных хижинах препятствовали детям
успешно учиться, и так замыкался порочпый круг: нельзя получить
образование без улучшения условий существования, нельзя достигнуть
улучшения условий существования без образования!»2.
И тем не менее дети аборигенов обнаруживают в школе, там, где они
учатся вместе с «белыми» детьми, не худшие успехи. Так обстоит дело,
во всяком случае, в младших классах. Но в старших классах аборигены,
если и доходят до них, нередко утрачивают интерес к учению. Это
происходит, однако, не от их неспособности: они видят, что получаемое ими
образование не избавит их от дискриминации, не даст им возможности
приобрести какую-либо интеллигентную профессию3. Иногда и сейчас еще
насильственно отбирают детей у родителей-аборигенов для помещения
их в миссионерскую ;нколу или какой-нибудь приют. «Однажды ко мне
явилось несколько человек из ведомства защиты аборигенов, —
рассказывает интеллигентная аборигенка, Тереза Клементе. — Они сказали, что
возьмут у меня моих детей. Я сказала им: «За моими детьми хороший
уход!». Никогда в моей жизни со мной не случалось ничего более
ужасного: они взяли двух моих дочерей. Одновременно они окружили нас и
забрали еще несколько девочек из Куммера. Некоторым детям удалось
спастись, переправившись вплавь через реку в штат Виктория»4.
Помимо гражданского неравноправия, аборигены, как и метисы,
страдают от бытовой расовой дискриминации. Среди большинства
населения Австралии распространены расовые предрассудки. К аборигенам
1 R. а. С. Berndt. From black to white..., стр. 227.
2Mary Durack Miller. Child artists of the Australian bush. Sydney,
1952, стр. 29.
3 R. a. G. Berndt. From black to white..., стр. 228.
4 «Some facts about the aborigines». Melbourne, 1951.
296

нередко проявляется
пренебрежительное
отношение. Так, независимо от
возраста их всех называют
только уменьшительными
именахми «Томми», «Джек-
ки» и проч. В ходу
разговорно-сокращенное
словечко «або» (абориген).
Абориген же должен называть
«белого» «босс» (хозяин)1.
Особенно резко
сказывается бытовая расовая
дискриминация в северных
областях Австралии, где
коренное население еще
сравнительно
многочисленно и среди
англо-австралийского населения
имеется довольно
значительная прослойка
полуобразованных фермеров,
промышленников и разных
авантюристов. Тяжелые
условия жизни аборигенов
и метисов на Севере
изображены с большой силой
в романе прогрессивного
австралийского писателя АкаДемик живописи Альберт Наматжира, австра-
т/, ' Л г т„ лиец-абориген
Ксавье Хероерта «Капри-
корния»2.
Расовая дискриминация слабее в южных штатах, где аборигенов
меньше и где само англо-австралийское население культурнее. Местами
классовая солидарность трудящихся преодолевает предрассудки,— но даже и
в этих случаях дискриминация сказывается. По исследованиям Марии
Рэй в районе г. Вальгетт (Новый Южный Уэльс),— о которых уже
говорилось,— там рабочие-аборигены и метисы и англо-австралийские
рабочие свободно общаются между собой и живут дружно, особенно когда
вместе работают на фермах; но «белый бедняк» и тут порой несколько
покровительственно относится к своему собрату-аборигену. Зато «белые
бедняки», которые слишком сближаются с аборигенами и метисами, сами
подвергаются бойкоту расистов3.
Ясно, что в подобных условиях культурный уровень аборигенов не
может быть высоким. Грамотных среди них очень мало. Сохраняются
в значительной степени старые религиозные представления, в том числе
и у крещеных аборигенов; даже живущие в окрестностях больших
городов верят в таинственную связь с тотемным животным, в злую магию,
«порчу».
Интересно, что аборигены нередко угрожают чиновникам, если те их
особенно притесняют, колдовской «порчей»4.
1 R. а. С. Berndt. From black to white..., стр. 194—195.
2 X. Herbert. Capricornia, Sydney, 1949.
3 M. B. R eya. Ук. соч , стр. 296—297.
4 R. а. С. В е г η d t. From black to white..., стр. 230—232.
297

Как ни тяжелы условдя, в которых живут аборигены, тем не менее
из их среды выходят одаренные и образованные люди. Еще в 1914 г..
антрополог Феликс Лушан познакомился в Мельбурне с одним
чистокровным аборигеном, который стоял на высоте современной культуры и был
астрономом-любителем. И сейчас есть среди аборигенов талантливые
люди. Об одном таком самородке пишут в последнее время довольно много:
это Альберт Наматжира из племени аранда, художник. Жизнь и судьба
его замечательны.
Родился он в 1902 г. в миссионерском поселке Германсбург в
Центральной Австралии. В молодости ходил погонщиком с торговыми караванами,
работал пастухом, чернорабочим, потом женился, батрачил на
скотоводческой ферме. В 1934 г. Наматжира случайно увидел в своем поселке
выставку картин, и ему самому захотелось рисовать. Художник Рекс Бат-
терби обучил его технике живописи; за уроки он платил работой.
Альберт Наматжира скоро обнаружил такие необычайные способности, что
на него обратили внимание. Выставки его картин стали устраиваться в
разных городах Австралии; за десятилетие (1938—1948) было до десяти
выставок. Наматжира получил звание академика живописи. Картины
его помещены в Национальной галерее в Мельбурне1. Но ни талант,
ни известность художника не спасли его от расовой дискриминации.
Наматжира ни разу не мог побывать даже на выставках своих
собственных картин, ибо ему, как аборигену, запрещено посещать большие города.
Только в 1951 г. он с большим трудом получил разрешение побывать
на северном побережье, чтобы увидеть море и писать морские пейзажи.
Доход с картин он получает немалый, но не имеет права распоряжаться
деньгами по своему усмотрению, без разрешения миссии, которая по
закону контролирует его бюджет. «Я заплатил, — говорит Наматжира,—
в прошлом году правительству свыше 400 ф. ст. налога, и это самое
правительство запрещает мне построить себе дом на моей родине, на моей
земле, у Алисских рудников, на мои собственные деньги»2.
Теперь Альберт Наматжира не одинок. Вокруг него
образовалась уже целая группа художников-аборигенов, обитателей Гер-
мансбурга: это сыновья Альберта — Энос, Оскар и Эвальд
Наматжира, Эдвин, Отто и Рейбен Парероултья, Вальтер Эбатаринья, Энох
Рабераба и Ричард Мокетаринья. Эти молодые аборигены-художники
заслуживают внимания. По имеющимся сведениям, они занимаются
живописью как профессией, добывая себе этим пропитание, что
свидетельствует об интересе какой-то части австралийской интеллигенции к
развитию культурной деятельности аборигенов3. Сам Альберт, будучи
теперь обеспеченным человеком, до сих пор любит время от времени
возвращаться к традиционной жизни своего племени, кочует по обычаю
предков, охотится с копьем и бумерангом, спит на земле у костра. Не
гонясь за количеством картин, Наматжира любовно изучает родную
природу, стремясь передать возможно лучше окружающий его пейзаж 4.
Некоторые из буржуазных критиков-расистов пытаются представить
дело так, что эти молодые таланты (германсбургская школа живописи,
как их теперь называют) оторвались от народной почвы и выросли под
миссионерским и европейским влиянием5. Но это неверно. Конечно,
1 См. С. P. Mountford. The art of Albert Namatjira. Melbourne, 1948;
R. Batterbee. Modern Australian aboriginal art. Sydney, 1951.
2 «Some facts about the aborigines». Melbourne, 1951.
3 Cm. «Oceania», 1951, vol. XXII, № 1, стр. 77—78.
4 Η. А. Бутинов. Альберт Наматжира — художник из племени аранда.
«Сов. этнография», 1954, №4.
5 Там же, стр. 78.
298

влияние европейской техники живописи здесь налицо, но корни
творчества Альберта Наматжира и его сотоварищей — самобытны.
В этом отношении большой интерес представляют факты,
изложенные в книге прогрессивной австралийской писательницы Мэри Дьюрак
Миллер: своеобразная художественная школа возникла стихийно в
одной из резерваций Западной Австралии — в местности Кэрролуп. Эта
резервация считалась штрафной: туда ссылали из других резерваций
разные «беспокойные» элементы, «неисправимых» нарушителей порядка.
Там была и школа, где условия обучения для детей были очень тяжелы.
Но в этой школе появился учитель Ноэль Уайт со своей женой — и эти
способные педагоги-гуманисты увлекли школьников новыми интересными
занятиями: они учили их петь, рисовать. Образовалась группа
талантливых юных художников. Их рисунки и акварели, изображающие
местную природу, животных, сцены охоты, скоро обратили на себя внимание
общественных кругов и школьного начальства. Работы юных художников
были выставлены в столице штата — Перте (1948), потом и в Лондоне
(1950). О них заговорила большая пресса. Акварели кэрролупских
школьников действительно поражают самобытностью, глубоким художественным
проникновением в жизнь природы. Но молодые таланты не могли
получить развития в условиях современной Австралии: выпускники школы
попали кто на фермы и лесопилки, кто курьерами в канцелярию — и
скоро бросили живописьх.
Если аборигену удается как-то получить образование, _он _нсе .^равн-О
не может, из-за расовой дискриминации, получить квалифицированную
работу и в большинстве случаев вынужден вернуться в резервацию либо
в миссию, или наняться чернорабочим к какому-либо «хозяину».
Понятными после этого становятся слова делегата — австралийского
аборигена на Всемирном фестивале молодежи в Берлине (1951) Рея Пек-
хама, когда он, посетив СССР, сказал, что только в Советском Союзе он
нашел действительное равенство. «Я был всегда окружен людьми,
желающими пожать мне руку и даже обнять меня»2.
Особое положение занимают в Австралии метисы
Положение метисов (half-castes). Закон не всегда отделяет их от
и формирование «чистокровных» (full-blood) аборигенов, но положение
этническо°й°общности этих ДВУХ групп неодинаково. Прежде всего
численность «чистокровных» аборигенов падает,
численность метисов быстро и непрерывно растет. Она растет и за счет-
естественного прироста внутри этой группы, и за счет браков метисов с
чистокровными аборигенами, и тех и других — с остальными группами
населения.
Браки метисов (а также и «чистокровных» аборигенов) с англо-австра-
лийцами редки. Внебрачные связи с аборигенками, прежде очень частые,
теперь сравнительно более редки. Они формально запрещены
законодательством. Законные же, т. е. формально зарегистрированные, браки не
запрещены (в отличие от США, где брак «белого» с лицом негритянского
происхождения не может быть зарегистрирован).
Метисы страдают от дискриминации, но не в одинаковой мере, что
зависит и от классового положения, и от степени антропологической
близости к европейскому или к аборигенному типу. Некоторые из них —
очень немногие — принадлежат к мелкой, даже к средней буржуазии;
1 Б. И. Шаревская. Судьба молодежи из коренного населения в
современной Австралии. «Сов. этнография», 1955, № 3.
2 «Aboriginal delegate found real equality». «Tribune», 1952, 16 January; Ф. Харди.
Дорога мира и дружбы. «Огонек», 1953, № 7
299

женщины иногда становятся женами зажиточных поселенцев, торговцев
и др. Если эти люди имеют небольшую примесь туземной крови, они
могут входить и в «общество», но в быту всегда остается заметная
грань, ибо расистски настроенные круги не допускают в свою среду
людей «аборигенного» происхождения. Некоторые светлокожие метисы
поэтому стараются выдавать себя за аф1анцев, индийцев,
индонезийцев.
Положение огромного большинства метисов вдвойне тяжело, потому
что они, оторвавшись от аборш енной среды, не могут примкнуть к
большинству населения. Их чуждаются и те и другие. Большинство метисов
работает по найму, на постоянной или временной, сезонной работе. По
своему классовому положению эти метисы — пролетарии или близки
к ним; есть среди них и деклассированные группы.
Особенно важно отметить, что австралийцы-метисы являются
носителями новой, формирующейся этнической общности. Они утратили в
большинстве случаев связи с племенем, к которому принадлежали их матери,
деды и бабки. Часто — особенно на Юге — они и не знают названия этого·
племени, да и сами племена здесь почти исчезли. Они не знают и местных
диалектов, а говорят на местном разговорном английском языке; те, кто
получил школьное образование, знают и литературный английский язык.
Это англоязычное, метисно-австралийское население, утратившее всякую»
связь с племенной организацией («детрибализированное», как
выражаются в Австралии), но еще не допускаемое в среду англо-австралийского,
общества, составляет, таким образом, угнетенное национальное
меньшинство, одну из составных частей образующейся новой австралийской
нации.
В городах метисы-рабочие занимают обычно кварталы в бедных
предместьях. Иногда это настоящие трущобы (slums). Так, в Аделаиде
они живут главным образом в бедняцком предместье «Уэст-Энд»,
смешиваясь там с остальной беднотой. Немногим отличается и быт их в-
специальных поселках, устроенных миссиями или правительством
штата. Вот, например, описание жилищных условий в поселке Пойнт-Мак-
лей (несколько восточнее Аделаиды); по сообщению авторов описанияг
супругов Берндт, условия жизни туг несколько лучше, чем в других
местах:
«Некоторые хижины ^выглядят снаружи полуразвалившимися и
неуютными и, по стандартным требованиям, совершенно не
удовлетворительны; однако обитатели считают их комфортабельным жильем.
Обстановка в них часто какая попало: либо подержанные, бросовые
предметы, кое-как починенные; либо самодельные, старательной, но неумелой
работы, полезные, но неказистые. Столы, кухонные шкафы, посудные
полки и хранилища для съестных припасов; железные кровати и койки,,
либо парусина или мешковина на деревянной раме; деревянные стулья
или просто ящики; мешки, набитые сеном или соломой, в качестве
подушек, перин и матрацов: занавески из мешковины, старого миткаля или
перегородки из жести, разделяющие «комнаты»,— вот что обычно
содержится в подобных хижинах. Пищу готовят на открытом очаге внутри или
в наружной «печи»; мытье и стирка — в жестяной ванне или лохани.
Окна то есть, то нет, смотря по вкусу строителя, но они редко
застеклены;,обычно это просто отверстия в стене, с жестяными или деревянными
ставнями, которые можно поднять и опустить; двери в этих постройках
большей частью есть». Авторы. указывают, что встречаются жилища
гораздо хуже описанных: просто временные шалаши1.
1 R. а. С. В erndt. From black to white..., стр. 211.
300

После первой, а особенно после второй мировой
«туземной портике» воины наметились некоторые сдвиги в «туземной
Австралии политике» правящих слоев Австралии. Сдвиги эти
и борьба аборигенов объясняются не столько гуманитарными соображе-
за свои права ниями, сколько тем, что усилилась потребность
в рабочей силе для овцеводческих ферм и других капиталистических
предприятий: ввоз рабочих с островов Меланезии прекратился еще
с 1900-х годов, ввоз рабочих из стран Азии был сильно ограничен.
Мировые войны сильно сократили наличную рабочую силу. Вот почему
предприниматели и фермеры принуждены с большим вниманием относиться
h сохранившимся резервам рабочей силы аборигенного населения.
С другой стороны, прогрессивная общественность Австралии все
громче требовала предоставления человеческих прав аборигенам,
прекращения политики их угнетения. Добросовестные ученые —
антропологи и этнографы — в своих трудах показывали, хотя и в весьма
смягченном виде, тяжелую картину положения аборигенов. Как пишет Адольфус
Элькин, в 1930-х годах стало ясно, что «политика покровительства»
(protection policy) по отношению к аборигенам провалилась, что она не
защищает их от насилия. Возникла потребность в изменении политики
по отношению к аборигенам и метисам.
В 1937 г. состоялся всеавстралийский съезд представителей органов
защиты аборигенов. В законодательство об аборигенах и о метисах
отдельных штатов были внесены изменения. В 1948 г. был созван второй такой
же съезд. В 1949 г. принят общеавстралийский закон о допущении
аборигенов к выборам в парламент. Но все эти меры сами по себе мало
помогают аборигенам.
Надо отметить, что сами аборигены в последние годы более активно
борются за свои права.
В мае 1946 г. в Западной Австралии забастовало несколько сот
батраков-аборигенов. Они требовали не только установления определенного
минимума заработной платы, но и права иметь своих представителей в
органах власти. В ответ на забастовку правительство приняло репрессивные
меры. Полиция избивала членов стачечного комитета и арестовывала
руководителей. В январе 1951 г. объявили стачку аборигены, живущие
в резервациях Северной территории. В числе требований бастующих были
требования правового и общественного равенства, свободы передвижения
по Северной территории и права входить в город Дарвин в любой день.
Они протестовали против насильственного распределения по
различным резервациям. Требования не были удовлетворены, однако
забастовка все же имела огромное моральное значение, так как показала
солидарность всей прогрессивной общественности Австралии с
коренными жителями в их борьбе за человеческие права. Передовые
общественные деятели организовали в поддержку аборигенов кампанию протеста.
Бастуют также рабочие в миссиях, требуя улучшения питания и
условий труда.
В годы второй мировой войны, в связи с нехваткой рабочей силы,
фермеры-предприниматели стали больше дорожить трудом аборигенов.
Местами им пришлось пойти на уступки и несколько повысить оплату их
труда. На сезонных работах — стрижка овец, вырубка кустарника и
пр.— оплата рабочих-аборигенов даже сравнялась (по крайней мере
в Новом Южном Уэльсе) с заработной платой англо-австралийцев, но
постоянные батраки продолжают получать гораздо более низкие ставки1.
1 См. М. R е а у. Ук. соч., стр. 299.
301

Австралийцев беспокоит будущее их детей. Родителей не удовлетворяет
то жалкое обучение, которое получают дети в плохо оборудованных
школах в резервациях и миссиях. Они требуют права посылать своих детей
в светские школы, где их дети получили бы образование наравне с детьми
«белых».
На весь мир прозвучало выступление в защиту австралийских
аборигенов главы советской делегации в ООН А. Я. Вышинского в
Специальном политическом комитете Генеральной Ассамблеи 11 октября 1949 г.
«Напомним, например, — сказал советский представитель,— о статьях в
сиднейской газете «Сан» и мельбурнской газете «Геральд» известного
австралийского ученого-антрополога доктора Томсона. Из статей видно,
как он пишет, что «во многих частях Северной территории туземцы
вынуждены работать в условиях, равноценных рабству». «Тем, —
говорится в этих статьях, — кто не видел скотоводческих хозяйств в штатах
Северная территория, Западная Австралия и Квинсленд, трудно
представить себе весь ужас этой трагедии».
«Комментируя статьи Томсона, — продолжал А. Я. Вышинский, —
газета «Сан» писала: «Статьи Томсона о нынешнем обращении с
австралийскими аборигенами вызовут у большинства австралийцев,
прочитавших эти статьи, чувства ужаса и стыда... Обвинения, выдвинутые Том-
соном против системы, которая оправдывает безжалостную эксплуатацию
и преследование австралийских туземцев, являются потрясающими».
И действительно, разве против этого бесправия коренных жителей
Австралии не протестуют лучшие люди Австралии?»1.
На конференции Совета демократических прав, состоявшейся в мае
1950 г. в Сиднее, была принята австралийская хартия свободы. Свобода
от расовых преследований — одно из основных положений хартии.
Комитет по защите прав коренного населения потребовал
предоставления полных прав гражданства аборигенам. Комитет обратился также
к генеральному секретарю Организации Объединенных Наций и
Всемирной федерации профессиональных союзов с просьбой поставить вопрос об
обеспечении коренному населению Австралии свободы и прав на основе
принципов демократии.
Коммунистическая партия Австралии, вместе со всеми
прогрессивными силами страны, выступает с требованием последовательной и
действительной защиты прав аборигенов и метисов. До недавних лет
существовало мнение, что возможно оградить аборигенов, живущих в
резервациях и сохраняющих свой племенной быт, от разлагающего влияния
капитализма, от эксплуатации и притеснений,— если сделать эти
резервации действительно неприкосновенными, прекратить расхищение земли,,
еще оставшейся в пользовании аборигенов. Это требование и выдвигалось
всеми прогрессивными общественными деятелями Австралии. Что
касается метисов, совершенно порвавших с племенной жизнью, то для них
демократическая общественность требовала полного уравнения в правах
с основным англоязычным населением, устранения всякой
дискриминации в отношении их. Метисы-рабочие должны слиться со всем рабочим
классом Австралии, их надо вовлекать в общие для всех рабочих
классовые организации2.
В последние годы обнаружилось, что политика отделения «чисто-
кровдых» аборигенов от метисов ни к чему не приводит.
Капиталистические отношения неотвратимо проникают даже вглубь резерваций,
разлагая остатки старого племенного быта. Поэтому попытки искусственного
1 «Известия», 1949, 14 октября.
2 Т. Wright. Ук. соч , стр. 27—31 и др.
302

консервирования старого уклада совершенно безнадежны.
Противопоставление же «чистокровных» аборигенов метисам попросту вредно,
ибо оно на руку только эксплуататорскому классу. На самом деле
интересы обеих групп аборигенов совпадают. «Во многих областях
Австралии,— говорится в журнале, издаваемом Коммунистической партией
Австралии,— особенно на Юге, чистокровные и метисы живут в одних
поселках, выполняют одну и ту же работу, вступают между собою в
браки, и т. п.»; поэтому «политика, основанная на искусственном
отделении чистокровных от метисов, при подобных условиях совершенно не
верна»1.
Коммунистическая партия требует отмены миссионерской опеки над
аборигенами и метисами и уничтожения этих «маленьких теократических
общин внутри государства», которые являются исторической аномалией.
Государство должно принять заботу об аборигенах на свою полную
ответственность.
«Надо перейти от политики, основанной на сохранении трибализма
(племенного быта), к политике быстрейшего социального развития
аборигенов и содействия новым процессам национальной консолидации»2.
Важная роль принадлежит здесь профессиональным союзам, которые
должны вовлекать аборигенов и метисов в общую классовую борьбу
пролетариата за демократию и права народа.
«Эта новая ориентация политики вовлечет в борьбу против
капитализма тысячи сильных, воинствующих союзников и представит в
надлежащем свете «либеральных» защитников аборигенов»3.
Дальнейшая судьба австралийских аборигенов неразрывно связана
с судьбами всего населения Австралии. Освобождение аборигенов может
прийти только в результате победы демократических сил Австралии над
силами реакции
1 «A new stage in the development of the aboriginal people». «Communist Review»,
1954, № 153, стр. 284.
2 Там же, стр. 285.
3 Там же.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
АНГЛО-АВСТРАЛИЙЦЫ
И ДРУГОЕ ПРИШЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ АВСТРАЛИИ
Численность
и формирование
этнического состава
населения
Общая численность населения современной Австралии, исключая
аборигенов, которые переписями не учитываются, составляет 7581 тыс.
(1947)1. Подавляющее большинство—это англоязычное белое
население, потомки переселенцев из Европы.
Приток переселенцев продолжается и теперь,
однако удельный вес иммигрантов в общей массе
населения Австралии год от года понижается: для
девяти десятых всех жителей Австралия — их родина.
По данным переписи 1947 г. лишь 696 тыс.
человек, т. е. только 9,1%, родились вне ее пределов. В том числе 393 тыс.
происходят из Англии и Уэльса, 102 тыс.—из Шотландии, 44 тыс. —
из Ирландии. Значит, Британские острова и сейчас продолжают
поставлять преобладающую массу иммигрантов в Австралию. Что касается
других стран, то значительное число переселенцев в Австралию давали до
второй мировой войны Италия, Германия, Китай, Индия.
Иммиграция из внеевропейских стран всегда ограничивалась. Еще
в середине XIX в., при первом появлении китайцев в годы золотой
горячки, в Австралии началось движение против иммиграции китайских
рабочих и золотоискателей. Это движение усилилось к концу столетия
и стало оформляться под лозунгом «белой Австралии». Притоку «цветных
рас» начали ставить всяческие препятствия. В основе этого лежали
экономические причины: «белая» австралийская буржуазия и мелкая
буржуазия была недовольна конкуренцией дешевых товаров, продававшихся
китайскими и японскими розничными торговцами, разносчиками овощей,
мелкими лавочниками. Правящие круги были раздражены также утечкой
золота, которое увозили китайские старатели из новооткрытых приисков.
Примерно с 1880-х годов англо-австралийская буржуазия начала
систематически разжигать расовую ненависть к иммигрантам из стран Азии,
возбуждать всяческую травлю против них.
Русский путешественник Η. Н. Миклухо-Маклай, живший в те годы
в Австралии и хорошо ознакомившийся с ее порядками, был поражен
этими вспышками расовой ненависти. Он писал в 1887 г.:
«Отношения белых с китайцами, которые в Австралии никогда не были
нормальны, обострились в последние годы». «...Насилия разного рода над
1 В январе 1951 г. в Австралии считалось 8,4 млн. человек.
304

китайцами стали обыденным явлением. Доходит до того, что среди белого
дня жизнь китайца в главных городах Австралии не может считаться
совершенно вне опасности. Я помню случай в одном из предместий Сиднея,
когда совершенно безобидный китаец, продавец овощей, был смертельно
ранен...
Полная безнаказанность европейцев или самые легкие наказания,
как штрафы, несколькодневный арест в случаях самого серьезного
насилия против китайцев, имели результатом, что при враждебном
отношении рас жизнь последних на улицах, особенно по вечерам и ночью,
совершенно не безопасна. Если бы европейцам, живущим или
путешествующим в Китае, пришлось бы подвергаться такому налогу при въезде в
Китай (который китайцы платят, приезжая в Австралию), а главное, тем
неприятностям и опасностям, которым китайцы подвергаются ежедневно
в Австралии, все европейские газеты каждый день были бы переполнены
сообщениями возмутительных фактов, жалобами и требованиями
прекращения такого положения дел... Хотя в Австралии не дошли еще
относительно китайцев до таких возмутительных несправедливостей, как в
Западных Соединенных Штатах, но это, кажется, ^скорее вопрос
времени»1.
Предсказание Миклухо-Маклая сбылось: в 1888 г. был принят общий
закон против иммиграции китайцев. Впоследствии этот закон,
распространенный в 1896 г. на всех азиатских рабочих, не раз подтверждался и
расширялся. Запретительные законы действуют и сейчас.
Перед второй мировой войной китайцев в Австралии насчитывалось
всего около 17 тыс. Они приезжали по большей части без жен и к концу
жизни, скопив сколько-то денег, старались вернуться на родину. Больше
всего китайцев живет в Новом Южном Уэльсе и в Квинсленде. Главные
занятия китайцев — садоводство и огородничество, в котором они большие
мастера, а также мелочная торговля, прачечное дело. Китайцы часто
страдают от административных ограничений и расовой дискриминации,
в некоторых штатах (Квинсленд, Западная Австралия, а также и на
территории Канберры — столицы федерации) даже натурализированные
китайцы не имеют избирательных прав. Однако часть китайских
иммигрантов вливается в постоянное население; некоторые женятся на местных
женщинах, у них рождаются дети. Насчитывается около 4 тыс. европейско-
китайских метисов. Дети в смешанных семьях уже забывают китайский
язык.
Появление в Австралии японцев связано с развитием добычи жемчуга
в конце XIX в. Японские ловцы жемчуга — водолазы славятся своей
смелостью и искусством, и предприниматели ввозили их, платя им гроши,
за которые ни один европеец не нанялся бы на этот опасный промысел. Это
особенно сказалось тогда, когда запасы жемчужных раковин на отмелях
были хищнически разграблены и пришлось перейти к промыслу в
глубоких водах. В годы первой мировой войны специальная комиссия,
обследовавшая добычу жемчуга, докладывала с необычайным цинизмом, что
промыслы лопнут, если предприниматели будут платить рабочим
вознаграждение, приемлемое для англо-австралийцев: только на дешевом труде
азиатов они могут существовать. Комиссия указывала при этом, что допущение
ввоза из Японии и Индонезии этих бесправных и забитых ловцов жемчуга
нисколько не помешает политике «белой Австралии». Однако правящие
круги Австралии всячески стесняют иммиграцию японцев, и численность
их непрерывно падает. Перед второй мировой войной японцев в Австралии
насчитывалось около 2,7 тыс. Ловля жемчуга сосредоточена главным обра-
1 Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. II. М.—Л., 1950, стр. 619—
622.
Народы Австралии и Океании
305

зом на северном побережье; небольшой городок Брум (Западная
Австралия) населен преимущественно японцами и малайцами; если бы
прекратился жемчужный промысел, городок опустел бы. В северном Квинсленде
есть также некоторое количество японцев — фермеров и
сельскохозяйственных рабочих.
Малайцы (индонезийцы) в Австралии, подобно японцам, работают
главным образом на жемчужных промыслах. Их насчитывается около 2 тыс.,
и положение их такое же бесправное, как и японцев.
Выходцев из Индии тоже немного — около 2 тысяч. Это
преимущественно моряки, но среди них есть и фермеры, рабочие сахарных
плантаций. Характерный тип составляют индийцы — странствующие торговцы
(разносчики), которые со своим товаром, навьюченным на лошадь,
пробираются в самые глухие углы страны, куда не заглянет торговец
европейского происхождения.
К индийцам примыкают афганцы, численность которых не
установлена. Они сосредоточены главным образом в Южной и Центральной
Австралии, где работают погонщиками верблюдов (верблюды, ввезенные из
Азии, служат теперь важным средством сообщения в пустынных
областях материка).
Англо-австралийское буржуазное общество свысока смотрит на
«цветных», не допускает их в свою среду, создает для них целый ряд
стеснений и ограничений.
В последние годы среди демократической общественнссти Австралии
возникло широкое движение против расовой дискриминации и против
политики «белой Австралии». Это движение организационно
возглавляется «Комитетом сближения Востока с Западом». Комитет выступает
с четкими требованиями по проблеме иммиграции, которые сводятся
к четырем: сначала обеспечить работой всех наличных рабочих, в том
числе и иммигрантов и демобилизованных из армии; иммигрантам из
любой страны должна предоставляться работа на равных условиях
с австралийскими рабочими и при равенстве заработной платы; не
препятствовать их вступлению в профессиональные союзы и свободному
участию в рабочем движении; дальнейшая иммиграция должна быть
подвергнута контролю и регулированию1.
Сторонники этого движения выступают устно и печатно с
разоблачениями реакционной и империалистической сущности лозунга «белой
Австралии». Они указывают на то, что мотивировка этого лозунга
интересами рабочих (против сбивания заработной платы в результате ввоза
дешевой рабочей силы) — чистый обман и демагогия. На самом деле суть
лозунга «белой Австралии» состоит сейчас в том, что господствующие
классы Британской империи,— а теперь, в большей степени, и США —
хотят создать из Австралии бастион реакции против проникновения
демократических идей, идущих сейчас из стран Азии, и одновременно
хотят поссорить Австралию с народами Китая, Индии, Индонезии: ведь
для этих стран запрещение въезда их граждан в Австралию
оскорбительно.
Но и европейское происхождение иммигрантов само по себе еще не дает
им равноправия. Выходцы из Южной Европы тоже не считаются
достаточно «белыми». Самую крупную группу среди них составляют
итальянцы: численность их — около 55 тыс.
Рост итальянской иммиграции стал особенно заметен с 1900-х годов,
а* еще более после первой мировой войны, когда США резко сократили
1 См. R. Dixon. Immigration and the «White Australia» policy. [Sydney,
Current book distributors, 194-].
306

допуск иммигрантов из Европы. Значительная часть итальянцев
сосредоточена на небольшой прибрежной полосе Квинсленда (между городами Керне
иМаккай): это район преобладания сахарных плантаций; в числе
итальянцев есть и фермеры, и плантационные рабочие. В других штатах итальянцы
селятся преимущественно в городах. Итальянцы приезжают с семьями
и в большинстве стремятся натурализоваться, но это связано для
них с большими затруднениями. Австралийские власти, ведя
политику дискриминации иммигрантов, пытаются даже провести грань между
северными и южными итальянцами; последние еще более ограничены
в правах.
Из других национальностей заметные группы составляют немцы
(90 тыс.), греки, евреи, югославы. Евреи не подвергаются в Австралии
особой дискриминации и потому заметно ассимилируются с основной
массой населения. Это видно хотя бы по высокому проценту смешанных
браков: в 1921 г., например, 30% женатых евреев имело жен не евреек.
Статистика определяет евреев только по религии, так как по
происхождению они выходцы из разных стран. В еще большей степени, чем все
население Австралии в целом, еврейское население сосредоточено (как
и в США) в крупнейших городах: 40% всех евреев Австралии
проживает в Сиднее, 32% в Мельбурне. В сельских местностях живет лишь 5%
всех евреев.
23% всего населения Австралии составляют лица ирландского
происхождения. Некоторые из них сохраняют свою национальную
обособленность и держатся несколько замкнуто: это выходцы из Южной Ирландии,
католики по вероисповеданию. Господствующие слои общества относятся
к ним свысока.
Шотландцев почти вдвое меньше — около 13%. Они держатся не так
обособленно. Однако у них существует свое «Каледонское общество»
— капелла волынщиков, и вообще они любят и хранят свои
шотландские обычаи, справляют свои праздники, сохраняют некоторые
особенности в костюме.
Собственно англичане составляют всего около 53 % населения
европейского происхождения. Но среди них различаются уроженцы Австралии и
недавние переселенцы из Англии. Последние, впрочем, ассимилируются
быстро. Только в первом поколении сохраняют они память о европейском
происхождении, удерживают кое-какие особенности речи, манер, костюма.
Над этими особенностями местные жители слегка посмеиваются. Но уже
во втором поколении особенности эти исчезают, и внуки выходцев из
Англии совершенно сливаются с основным ядром австралийской нации.
Англоязычные уроженцы Австралии называют себя,
Австралийская в отличие от иммигрантов, туземцами (natives).
нация дтот терМИН обычно не прилагается к коренному
темнокожему населению, которое в Австралии теперь принято называть
аборигенами (aborigines).
Экономической основой образования современной австралийской
нации послужило развитие собственной промышленности — сначала
золотодобывающей, потом и других отраслей, создание транспортной
сети, образование внутреннего рынка. Важнейшие этапы формирования
австралийской нации можно проследить на конкретных исторических
фактах.
Начальные этапы этого процесса относятся к 40-м годам XIX в., когда
большинство пришлого населения Австралии составили уже не
ссыльные, как прежде, а свободные поселенцы. Мелкие фермеры,
промышленники, городская беднота еще с 30-х годов боролись за отмену ссылки

(подневольный труд ссыльных был нужен только крупным
землевладельцам — скваттерам), против произвола и-деспотизма назначаемых Англией
губернаторов. Когда в 50-х годах еще более усилился приток колонистов
(особенно в Виктории), разгорелась борьба за самоуправление колоний,
и правительству Англии пришлось в 1855—1856 гг. его предоставить.
Скваттеры-аристократы попытались взять в свои руки власть в ново-
созданных парламентах, но фермеры и средняя буржуазия, выдвинувшие
демократические лозунги, одержали верх. Они составили основное ядро
и. руководящую силу зарождавшейся нации. Колонисты уже начали
сознавать себя не англичанами. Но они еще не сознавали себя единым
народом — интересы отдельных колоний еще расходились, и условия
жизни в них были неодинаковы.
В 1880-х годах усилилось взаимное сближение колоний. В основе
этого процесса лежало экономическое развитие. За два десятилетия
(1870—1890) железнодорожная сеть Австралии выросла почти в 11 раз —
с 1 тыс. до 10 800 миль. Внешним толчком к сближению послужили
политические события: отказ правительства Англии признать аннексию юго-
восточной Новой Гвинеи Квинслендом (1883) был принят всеми колониями
как посягательство на их внутренние дела. Одновременно был выдвинут
лозунг «белой Австралии», и он также разжигал националистические
чувства. «Мы хотим быть единым народом, без примеси других рас».
К этому времени, кстати, уже был очень высок процент колонистов,
родившихся и выросших в Австралии, никогда не видавших ни Англии,
ни других европейских стран: например, в Виктории в 1881 г.— 62%,
в 1891 г. — 70%, в 1901 г. — 80%. Эти люди чувствовали себя не
англичанами, а австралийцами.
Классовая борьба неотвратимо толкала к общеавстралийскому
объединению. В 1880-х годах появился ряд «межколониальных», т. е.
общеавстралийских, рабочих союзов; они руководили многими стачками, в
особенности «великой стачкой» 1890 г. Напуганные деятельностью этих
союзов, предприниматели тоже создавали свои общеавстралийские
корпорации.
Образование Австралийского Союза в 1901 г. — с правами
доминиона — лишь официально закрепило достигнутое экономическое
объединение. Тем не менее это объединение было неполным, и национальное
самосознание еще не сформировалось. Хотя объединение австралийской
нации было облегчено (в сравнении, например, с американской нацией)
тем, что громадное большинство населения говорило на одном языке и
обладало общей или сходной культурой,— однако сепаратные
экономические интересы у отдельных штатов (бывших колоний) были еще заметны.
Так, землевладельцы Квинсленда пытались создать крупное
плантационное хозяйство (разведение сахарного тростника) руками
завербованных рабочих «канаков» с островов Океании и потому противились
политике «белой Австралии»; Западная Австралия, с ее слабо
развитой промышленностью, старалась отгородиться от других штатов
таможенными барьерами и т. д. Однако экономическое развитие первых
десятилетий XX в., особенно в годы первой мировой войны и позже,
создание единого внутреннего рынка сцементировало национальное
объединение.
г Бытовые особенности австралийской нации проявляются отчасти в
языке. Он отличается от языка ангЛичан-европейцев рядом мелких, но
"заметных черт, главным образом в отношении словарного состава. В него
вошло довольно много слов чисто местных, по преимуществу из языков
аборигенов. Некоторые из них, относящиеся к предметам местной
природы, животного и растительного мира, культуры аборигенов, попали
308

в другие европейские языки: бумеранг, воммера, корробори, кенгуру,
вомбат, эму, валляби, динго и пр. Многие слова сделались ходовыми и
понятными для всех англо-австралийцев, хотя в Европе они неизвестны:
джин, или лубра (женщина), майя-майя (шалаш) и др* Некоторые из
таких слов проникли и в поэзию.
Пестрота происхождения составных элементов австралийской нации
отчасти отражается в вероисповеданиях. Статистика религий показывает
огромное преобладание христиан (6673 тыс. в 1947 г.), однако они делятся
на множество исповеданий и церквей. Больше всего принадлежащих к
англиканской церкви (2957 тыс.), это чистые англичане; за ними идут
католики (1570 тыс.), в основном ирландцы; далее, пресвитериане (743 тыс.),
главным образом шотландцы, затем методисты (841 тыс.), баптисты
(ИЗ тыс.) и другие более мелкие толки и секты. Нехристианские
религии насчитывают всего 36,5 тыс. последователей, из них больше всего
иудаистов (около 28 тыс.). Интересно, кстати, наличие довольно
большого числа лиц, не ответивших на вопрос о религиозной принадлежности
(825 тыс.) или даже объявивших себя неверующими (26 тыс.).
v „ Экономически Австралия — страна высокоразвито-
го капитализма. Она уже давно перестала быть
простой колонией Англии, простым поставщиком сырья и поглотителем
избыточной рабочей силы. Теперь — особенно со времени первой
мировой войны — Австралия имеет свой устойчивый внутренний рынок.
Основная масса валовой продукции, более двух третей, поступает на
внутренний рынок, и эта доля непрерывно растет. Австралия имеет свою
промышленность — металлургическую, горную, машиностроительную,
текстильно-швейную, пищевую и др. В общей продукции страны
промышленная продукция составляет более 50%. Австралия имеет свою
национальную крупную буржуазию.
Однако ведущие отрасли народного хозяйства — сельское хозяйство
и горная промышленность — ориентированы, как и прежде, на внешний
рынок: например, 90% собираемой шерсти идет на внешний рынок, а
вывоз шерсти составляет около 40% всего вывоза. И этот рынок для
Австралии — попрежнему Англия и другие страны Британской империи.
Англия потребляет прежде всего главные предметы австралийского
вывоза — шерсть, масло, мясо, пшеницу. Например, в 1930-х годах Англия
одна поглощала 47—52% всего австралийского экспорта, а все страны
Британской империи забирали 56—62% австралийского экспорта1.
Австралия для^метрополии — попрежнему огромная
сельскохозяйственная ферма.
Австралия составляет для Англии также важный рынок для
капиталовложений, которые и сейчас продолжают расти.
Таким образом, экономически Австралия крепко связана со своей
метрополией.
Но эта связь в наши дни слабеет. Уже в годы второй мировой войны
началось оттеснение английского капитала американским, и в последние
годы США все более усиливают свой натиск. Для них Австралия —
выгодный рынок сбыта, доходная сфера приложения капитала, стремящегося к
максимальной прибыли, и — особенно — источник важного сырья, в первую
очередь минерального (свинец, цинк, вольфрам, золото; в недавние годы
там обнаружена и урановая руда).
Британский империализм, конечно, не хочет добровольно уступать
свои позиции в доминионе империализму США, и между обоими
соперниками завязывается все более ожесточенная борьба.
1 См. «Official Year-book of the Commonwealth of Australia», 1936, стр. 256.
309

Классовая структура населения Австралии ти-
Классовый · пична дЛЯ чисто капиталистических стран. Офици-
оостэв
альная статистика не дает точного отражения
численности и соотношения отдельных классов, но некоторое
приближенное представление о классовом составе населения можно получить.
В 1933 г. в Австралии насчитывалось свыше 1,4 млн. лиц, живущих на
заработную плату, т. е. продающих свой труд. Это — рабочие, батраки,
служащие и трудовая интеллигенция; 481 тыс. безработных и 171 тыс.
полубезработных. Значит, всего людей наемного труда в Австралии около
2 млн.; в то же время там насчитывалось 369 тыс. самостоятельных
хозяев— в основном фермеров, не применяющих наемного труда, и 207 тыс.
«нанимателей», т. е. капиталистов-фабрикантов, торговцев и крупных
фермеров. В эти числа не включены несамостоятельные члены семей1.
По отраслям народного хозяйства наиболее крупные группы
самодеятельного населения распределяются так: 26,7% его занято в
обрабатывающей промышленности, 20,5% в сельском и лесном хозяйствах, 15,6%
в торговле и банковском деле, 8,0% в транспорте и учреждениях связи,
2,7% в добывающей промышленности.
Таким образом, в Австралии численно преобладают промышленные
рабочие. За ними идут фермеры, главным образом средние и мелкие.
Огромное большинство всего населения Австралии
Население живет в городах.Особенно характерна для Австралии
гоР° в концентрация населения в столицах штатов. Довольно
многолюдны также некоторые портовые города восточного побережья, а
в глубине страны — центры горнодобывающей промышленности. В шести
столицах штатов и в двух главных городах территории сосредоточено
50,72% населения страны, во всех остальных городах — всего 20%.
Распределение населения и наличие крупных городов неравномерны
по штатам (см. таблицу на стр. 311).
Внутри страны крупные города возникли в районах
горнодобывающей промышленности. Остальные города, имеющие население от 2 до
20 TbiCi, являются торгово-посредническими центрами в овцеводческо-
зерновых районах или в районах более развитого земледелия и центрами
по первичной обработке сельскохозяйственной продукции. Такое
скопление населения в городах объясняется как историей колонизации
Австралии, так и экономическим строением современной Австралии.
Все столицы штатов представляют собою крупнейшие в стране порты.
Исторически они были первыми населенными пунктами колоний. В эти
города прибывают эмигранты из Европы, большинство из которых
оседает здесь. В столицах сосредоточена почти вся крупная промышленность
страны; благодаря постоянному притоку иммигрантов, столичная
промышленность всегда была лучше обеспечена рабочей силой. В столицы
уходят в поисках работы разорившиеся фермеры и сельская молодежь.
Кроме того, в городах живут рабочие, занятые в сельском хозяйстве лишь
часть года. Специализированное на одной какой-либо отрасли сельское
хозяйство предъявляет большой спрос на рабочую силу в период
сезонных работ, какими являются: стрижка овец и работы, связанные с
сортировкой и упаковкой шерсти на овцеводческих станциях; уборка урожая
в'земледельческих районах; работы на сахарных и хлопковых плантациях.
Кроме того, работы по обработке сельскохозяйственных продуктов, как,
например, производство консервов, виноделие и другие, большею частью
носят также сезонный характер. Для выполнения всех этих работ
необходимо иметь большую резервную армию опытных сельскохозяйственных
1 См. «Official Year-book of the Commonwealth of Australia», 1936, стр. 430.
310

Штат
Новый Южный Уэльс
Виктория ....
Квинсленд
Южная Австралия .
Западная Австралия
Северная территория
«Территория»
федеральной столицы .
Итого . .
Численность
населения
(в тыс. чел.;на
31.111 1954 г.
3 482 019
1 2 429 634
1 274 773
770 926
637 429
318 967
17 241
31 292
8 962 281**
Столицы штатов и
крупнейшие города
Сидней
Брокен-Хилл ....
Мельбурн
Балларат
Брисэен
Рокгемптон ....
Таунсвилл ...
Перт (с Фримантлем)
Кулгарди
Хобарт
Дарвин
Канберра
Число
жителей
(в тыс.чел.) на
3U.VIl954r.
1 861 685
178 086
31 355
1 426 500*
43 400*
33 800*
501 871
40 674
40 560
484 093
348 543
9 964
96 223
—
—
—
* На 31 декабря 1953 г.
** «Statesman's Year-book 1955», London, 1955, стр. 449, 473, 484, 491,
8, 504.
Жилищные
условия
рабочих. Безработные в остальное время года, эти рабочие в большинстве
проживают в столицах, так как в крупном городе скорее можно найти
хотя бы случайный заработок.
Как в сельской местности, так и в городах
основным типом жилища для постоянного населения
является индивидуальный дом для семьи. По
официальным данным, в 1947 г. в таких домах обитало 80,99% населения#
В крупных городах дома строят из кирпича, крыши покрывают красной
черепицей. В маленьких городах и в пригородах столиц дома деревянные,
а крыши обычно крыты железом. Коттеджи буржуазии состоят из 10—12
или больше комнат, имеют ванную и веранду. Веранда при мягком
австралийском климате часто служит местом для спанья. Именно веранда
заметнее всего отличает австралийскую архитектуру от английской. Иногда
устраивают место для ночлега прямо на открытом воздухе, под защитой
311

Жилые дома англо-австралийцев. Город Дарвин
проволочной сетки от мух. В пригородах или небольших городах, где
земельная рента не так высока, как в столицах, перед домом находится
садик, а за домом — небольшой огород.
По официальным данным, почти половина индивидуальных домов
считается собственностью семей, которые в них проживают. Но эта
«собственность» в большинстве случаев фиктивна. В Австралии очень развита
система кредита для покупки всевозможных предметов. Приобретая
в долг дом, мебель, одежду и пр., рабочий оказывается в долговой
кабале у торговых фирм и банков. Всякая задержка очередного взноса
уплаты может лишить рабочего и его семью крова и предметов первой
необходимости. Арендная плата или взносы в счет уплаты долга за дом
поглощают почти половину рабочего бюджета. Еще более высока
квартирная плата за благоустроенную квартиру в столицах.
Ярко характеризует контрасты между благоустроенным районом
столиц, где живет буржуазия, и рабочими районами этих городов
выступление австралийского делегата в Вене на конференции в защиту детей:
«Я посетил, — рассказывает он, — недавно трущобы Сиднея. Они за-
нимают более четырех тысяч гектаров. Статистика детской смертности
красноречиво характеризует эти трущобы. Во всей Австралии из тысячи
новорожденных умирает двадцать четыре. В богатых кварталах
Сиднея из тысячи умирает только 14, но там, где живем мы, рабочие, из
тысячи новорожденных погибают 67. В том районе, где я живу,
зарегистрировано 90% туберкулезных больных»1.
1М. Вольфард. Защитим наших детей. «Всемирное профсоюзное движение»,
1952, № ю,. стр 12.
312

Городская беднота остро нуждается в жилье. По примерным подсчетам,
в настоящее время из 8,5 миллионов населения страны около полутора
миллиона человек не имеют настоящего крова, а вынуждены жить в
палатках, гаражах, лачугах или сараях. В одном таком районе Сиднея
около 3 тыс. гаражей-жилищ1.
Сельское население составляет менее одной трети
Сельское население А г\
населения Австралии. Основным типом сельского
поселения в Австралии являются разбросанные на большом расстоянии
одна от другой овцеводческие станции и мелкие фермы.
Фермеры различаются по экономическому положению. Среди них
имеются крупные предприниматели и мелкие землеробы. В ходе
колонизации Австралии большая часть земли была захвачена богатыми
лендлордами и скваттерами. По мере развития капиталистического земледелия
крупные латифундии дробились и уступали место фермам чисто
предпринимательского типа. Однако и сейчас еще крупное землевладение
(частью под формой долгосрочной «аренды») преобладает. Огромные
фермерские хозяйства, свыше 400 га каждое, занимают в общей сложности более
73% всей сельскохозяйственной площади Австралии. Есть колоссальные
латифундии, более чем по 20 тыс. га, — площадь их составляет около 7%
всей австралийской земли. Особенно велики размеры некоторых
овцеводческих станций. Самый крупный из лендлордов Австралии, Сидней Кид-
ман, «овечий король», — владелец земельной площади в 6 млн. га.
Численно преобладают средние и мелкие фермеры, но в их руках находится
лишь около четверти всей земельной площади Австралии.
Приезжего в Австралию поражают бесконечные проволочные изгороди,
которые тянутся по обеим сторонам дороги и сопровождают его всюду,
куда бы он ни ехал по стране. По австралийским законам, все земельные
участки должны быть огорожены. Изгороди обычно делают из проволоки,
которую натягивают в три, пять или семь рядов на деревянные столбики.
В сухой период года в кустарниках очень часто случаются пожары.
Чтобы пресечь распространение огня, вдоль всей изгороди распахивают
расчищенную от травы и кустов полосу земли в два метра шириной.
Стоимость такой изгороди составляет большую статью расхода в бюджете
начинающего фермера. Еще дороже стоит устройство изгороди с сеткой,
служащей мерой для борьбы с кроликами2. Внутри участка изгородью
отделяют также усадьбу, сад, огород, загоны для скота, пастбища и поля.
Дома, в которых живут фермеры, деревянные, стандартного типа.
Доски и бруски для дома изготовляются на лесопильном заводе, затем
их перевозят на место и на приготовленном фундаменте собирают дом.
Крыши делают из гофрированного железа. Дома небольшие, одноэтажные;
только у богатых фермеров встречаются двухэтажные дома. В доме три-пять
комнат. По фасаду дома расположена веранда. Кухня стоит чаще всего
отдельно. Помещения содержатся в чистоте и порядке. В небогатых
фермерских хозяйствах всю домашнюю работу выполняют женщины семьи
фермера. В работах вне дома женщины почти не принимают участия.
В сухих районах Австралии, где очень мало воды, около каждого дома
стоит на бетонном фундаменте большая цистерна для собирания дождевой
1 См. Ф. Пэре. Борьба австралийских строителей за единство. «Всемирное
профсоюзное движение», 1952, № 8, стр. 34; R. Lockwood. Mischief-makers'
slump. «Communist Review», № 122, 1952, стр. 39—40.
2 Ввезенные из Европы первыми поселенпами кролики на австралийских
просторах размножились в таком количестве, что превратились в подлинный бич для
сельского хозяйства. От кроликов приходится защищать не только посевы, но и пастбища,
так как они уничтожают траву, необходимую для скота. Особенную угрозу они
представляют в юго-восточных штатах.
313

воды; от крыши к цистерне
проходят трубы для стока
воды. Кроме дождевой
воды, для хозяйства
пользуются колодезной водой,
там, где она не солена и
годна для * употребления.
Для выкачивания воды из
колодца пользуются
ветряными двигателями.
На больших фермах,
кроме дома фермера, есть
еще домики для рабочих.
В усадьбе имеются
амбары, сараи и другие
хозяйственные постройки, но
совершенно отсутствуют
помещения для скота. Для
защиты лошадей от дождя
и солнца устраивают
открытые с одной стороны
навесы. Доение коров
также происходит под
навесами. Все остальное время
животные пасутся на
пастбищах.
Овцеводческая станция
представляет собою целое
поселение, центром
которого является большой дом
Пастухи-объездчики скваттера. Вокруг
главного дома расположены
дома, в которых живут
объездчики и рабочие, конторы, склады, подсобные мастерские и другие
хозяйственные постройки.
В крупных овцеводческих станциях постоянно живет только
управляющий. Сам владелец с семьей предпочитает пользоваться всеми удобствами
и удовольствиями столичной жизни. Некоторые огромные
овцеводческие станции принадлежат акционерным обществам и
«лордам-абсентеистам»— английским аристократам, постоянно живущим в Англии.
С огораживанием участков в скотоводческих хозяйствах исчезла
необходимость в многочисленных пастухах. Их заменили объездчики, главная
обязанность которых заключается в поддержании в порядке изгородей.
Они должны также наблюдать за водопоями и прудами, заботиться о
безопасности стада. В дождливый период они должны заблаговременно
•отгонять стада от мест, которым угрожает наводнение, а в сухое время
года они заранее расчищают от травы участки пастбищ, где овцы могли
бы спастись от огня в случае пожара.
Огромный вред стаду наносят дикие собаки динго, иногда они
загрызают овец сотнями. Охота на динго, когда они появляются, и истребление
их также входят в круг обязанностей объездчиков. Большую помощь
объездчикам оказывают хорошо обученные собаки.
Если крупные овцеводческие станции принадлежат большим
капиталистическим компаниям или богатым скваттерам, то владельцами
мелких станций являются фермеры («какаду», как их в насмешку называют),
314

Стрижка овец
нанимающие рабочих и пастухов, но и сами работающие на своих фермах.
Пастухами служат постоянные рабочие, часто из аборигенов.
Наиболее напряженная работа на овцеводческих станциях начинается
в период стрижки овец, который продолжается около шести недель.
г Особую группу сельскохозяйственных рабочих пред-
р ставляют стригачи овец—не только сезонные, но
и бродячие рабочие. Они кочуют по стране в поисках работы и переходят
от одного хозяина к другому в сезон стрижки. Это совершенно своеобразный,
чисто австралийский общественный тип. Найти работу бывает не всегда
легко, особенно в годы депрессий и кризисов, в последнее время столь
частых. Мелкие фермеры нанимают на сезон стрижки по три-пять рабочих,
у крупных компанийих собирается дополутораста-двухсот. В разных
штатах Австралии, в зависимости от климатических условий, стрижка овец
происходит не в одно время. Она начинается в северном Квинсленде, в
субтропическом поясе, в январе, а потом постепенно передвигается в более
южные штаты. И стригачи переходят постепенно от одного нанимателя
к другому, работая у каждого по нескольку недель.
Стрижку овец производят ручными или механическими ножницами.
При стрижке механическими ножницами работа идет быстрее и сама
стрижка выходит ровнее и чище, но об удобстве рабочего изобретатели этих
ножниц нисколько не заботились: при пользовании ими неприятно дрожат
руки, к чему трудно привыкнуть. Поэтому, несмотря на то, что руками
можно остричь 80—100 овец в день, а машинкой 140—150, многие
опытные стригачи предпочитают ручной способ стрижки. Стрижка овец —
очень изнурительный труд. От нее болят спина и руки. Обыкновенно
стрижку начинают с середины недели, чтобы приблизить день отдыха
и дать стригачам постепенно привыкнуть к тяжелому труду.
Работающие в одном «сарае», у одного хозяина, стригачи составляют
обычно одну артель. У них общий котел, артельный повар. Тяжелая и
необеспеченная жизнь развила у них навыки солидарности. Ищущий работы
315

Лагерь'австралийских золотоискателей в середине _Х1Х в.
по картине Дж. Роппера
«свегман», скитающийся по стране с котомкой за плечами, всегда может
рассчитывать получить в любом «сарае» бесплатный ужин и ночлег, а
иногда товарищи дадут ему и немного на дорогу. Это иногда позволяет
перебиваться безработным, а также и люмпен-пролетариям («буммеры»),которые
зачастую в бесплодных поисках работы просто отвыкают от нее.
Безработному или попавшему в тяжелое положение товарищу рабочие оказывают
поддержку при помощи складчины. Тогда пускают по местному обычаю
«шапку по кругу» и каждый что-нибудь в нее бросит. Такой поддержкой
часто приходится пользоваться новичкам, недавним поселенцам1.
Быт стригачей и скваттеров запечатлен в фольклоре. Писатель Алан
Маршалл опубликовал собранные им рассказы и легенды,
распространенные среди пастухов и стригачей. Интересны рассказы о легендарной
овцеводческой ферме Спиво, батраки и стригачи которой якобы
отличались необычайной силой, ловкостью, находчивостью. Например, когда
один из стригачей упал в кипящий котел, товарищи быстро вытащили
его и завернули в шкуры освежеванных баранов. Стригач был не
только спасен, но даже выиграл от этого происшествия; овечья шкура
приросла к нему, и шерсть продолжала расти, как на баране; поэтому он
стал получать хорошие деньги за шерсть, которую с него состригали2.
Стригачи всей Австралии входят в федеративный союз земледельческих
рабочих и представляют собою наиболее активную часть членов союза.
В борьбе за улучшение своего экономического положения они неодно-
1 См. Г. Л а у с о н. Шапка по кругу. Австралийские рассказы. М., 1945; его
ж е. Австралийские рассказы. М., 1956.
2 Алан Маршалл. Вот как жили люди в Спиво. Журн «Иностранная
литература», 1956, № 2.
316

Демонстрация бастующих рабочих
кратно организовывали стачки, которые были поддержаны другими
профессиональными союзами.
Остальную часть сельскохозяйственного пролетариата составляют
батраки на полеводческих фермах. Положение их необеспечено и
тяжело, особенно в связи с резкими колебаниями конъюнктуры
капиталистического рынка, которые побуждают фермеров-нанимателей иногда круто
сокращать посевы хлебных культур, превращать пашни в овечьи
пастбища.
Численность сельскохозяйственного пролетариата в целом велика.
По официальной статистике, 40% всего самодеятельного населения,
занятого в сельском хозяйстве, — люди наемного труда, батраки.
Особую, очень характерную группу населения Ав-
°и°рабочиееЛИ стралии составляют золотоискатели и рабочие зо-
золотопромышленности лотодобывающей промышленности. Золото некогда
было главным богатством Австралии. Это время
миновало, но и сейчас еще рабочие золотых приисков и рудников — самый
крупный отряд горнопромышленного пролетариата. Основная масса их
сосредоточена в Западной Австралии, где золото было открыто в 1890-х
годах и куда сразу же нахлынуло множество старателей. Быт
старателей в тот «героический» период западноавстралийской золотодобычи очень
ярко изображен в романе прогрессивной австралийской писательницы
Катарины Причард1. Этим отважным людям приходилось бороться со
страшными трудностями, с суровой природой пустыни, где кружка
воды порой была недоступной. Но скоро по стопам смелых открывателей
пришли капиталистические дельцы. Кустарная золотодобыча сменилась
1 К.Причард. Девяностые годы. М., 1954.
317

крупнокапиталистической
золотой промышленностью.
Тяжелую участь старателей
в капиталистический период
прекрасно обрисовала та же
писательница в романах
«Золотые мили» и «Крылатые семена»1.
Общая борьба — сначала против
суровой природы, а потом
против
угнетателей-шахтовладельцев — породила у них навыки
товарищеской спайки,
солидарности, настойчивости в защите
общих интересов.
Культура совре-
Культура^ менной австра-
современнои « г
Австралии лиискои нации
в целом стоит
довольно высоко. Она
складывалась на основе культурных
традиций, принесенных
переселенцами с Британских островов,
но в местных условиях
подверглась некоторым изменениям.
Литература Австралии
зародилась еще в первые десятилетия
колонизации, но лишь по мере
пробуждения национального
самосознания, с середины Х1Хв..
Катарина-Сусанна Причард появились в ней черты
самостоятельности (поэт Адам
Гордон, романист Маркус Кларк
и др.)· В конце XIX — начале XX в. наиболее выдающимся писателем
Австралии был упоминавшийся выше Генри Лаусон, социалист и
демократ, ярко описавший быт батраков, стригачей, мелких фермеров. Лаусон
находился под влиянием Максима Горького. Из новейших писателей
Австралии выделяются такие деятели прогрессивного направления, как
уже известная нам Катарина-Сусанна Причард, автор замечательной
трилогии из быта золотоискателей и рабочих Западной Австралии. Как
в трилогии, так и в мелких рассказах К. Причард прекрасно показала,
что притеснения и преследования аборигенов были делом
правительственных чиновников и худшей части колонизаторов. Простые люди —
золотоискатели, скваттеры—редко проявляли сознательную жестокость; наоборот,
они часто завязывали дружественные отношения с аборигенами. В
особенности хорошо обрисованы теплота и сочувствие, которые женщины-
колонистки проявляли к исконным хозяевам страны, сознавая вину за
принесенные им колонизацией страдания2. Среди других писателей надо
отметить Алана Маршалла, который собирает народые легенды и
предания, а также мифы австралийских аборигенов. Очень показателен успех
романа Ксавье Герберта «Каприкорния» (1937) о метисах и аборигенах
1 К. Причард. Золотые мили. М., 1954; е е ж е. Крылатые семена. М., 1954.
2 См., .например, К. Причард. Нанинья и Джени. Журн. «Иностранная
литература», 1956, № 2.
318

Северной территории,
выдержавшего не менее
десяти изданий и увенчанного
юбилейной премией 150-
летия колонизации
Австралии.
Периодическая печать
Австралии существует
свыше полутораста лет:
первая газета «Sydney
Gazette» начала выходить
в 1803 г. Теперь издаются
многочисленные газеты
всех политических
направлений, литературные,
научные и политические
журналы. Самыми
прогрессивными органами
печати являются газета
коммунистической партии
«Tribune», журнал
«Communist Review», а также
ряд профсоюзных
журналов («Railway Advocate»
и др.).
Школьное образование
в Австралии — всеобщее
и обязательное (для детей
в возрасте 6—14 лет,
в Новом Южном
Уэльсе— до 15 лет).
Фактически, однако, из-за
дальности расстояния и отсутст- „
r r J Австралийский абориген.
вия одежды не все дети Бронзовый бюст работы скульптора Л. Дэдсуэла
имеют возможность
посещать школу. Кроме государственных, имеются частные и церковные
школы; последние открываются в миссионерских поселках для аборигенов.
Для состояния народного просвещения в Австралии характерно, что
уже с самого начала иммиграции было введено всеобщее начальное светское
образование. Начальной школой охвачено все население, но среднее и
высшее образование развивалось очень медленно. Последнее и поныне
остается привилегией лишь небольшой верхушки общества1.
В каждом штате имеется университет; есть и специальные высшие
учебные заведения — технические, сельскохозяйственные и пр. Некоторые
из университетов ведут большую научную работу. Так, Сиднейский
университет является центром этнографических исследований по всей
Австралии и Океании. Он издает свой научный орган «Oceania». Разумеется,
направление преподавания в университетах и в других высших учебных
заведениях не всегда прогрессивное. Есть и ряд научных институтов
и обществ. В одном из научных обществ — Линнеевском — в свое время
активно работал Η. Н. Миклухо-Маклай.
Изобразительное искусство Австралии имеет свои самобытные черты.
Его выдающимся пионером был пейзажист Луи Бювело, швейцарец
1 A. G. Shaw. The story of Australia. L., 1955.
319

родом. В творчестве многих художников, особенно новейшего времени,
отражена природа страны, черты местного быта, в том числе и быта
аборигенов: таковы картины Маргариты Престон, Франсиса Бёрка, Герта
Селльхейма и др. '
Музыкальное искусство Австралии основано на традициях
европейской музыки. Главные центры его — государственная консерватория
в Сиднее, консерватория при университетах Мельбурна и Аделаиды,
кафедры музыки при тех же университетах. Профессор музыки в
Аделаиде, Гарольд Дэвис, является крупным знатоком музыки аборигенов.
В быту англо-австралийцев большое место занимают развлечения на
свежем воздухе и особенно спорт. Купание и солнечные ванны —
излюбленный отдых для всех слоев населения. Из спортивных игр ранее всего
(в 20 годах XIX в.) вошли в обиход крикет и футбол. Крикет до сих
пор остается как бы национальной игрой австралийцев. Популярны
также гольф, теннис. Широко распространены занятия плаваньем,
гимнастикой, атлетикой. Австралийские спортсмены принимают участие во всех
спортивных олимпиадах с 1896 г., когда они были впервые восстановлены в
новое время. Австралийцы одерживают победы во многих международных
состязаниях^ в ряду первых чемпионов.
Передовые деятели австралийской культуры во всех ее областях —
в литературе, печати, живописи, театре и пр.— единодушно выступают
в первых рядах большого общественного движения — движения за
мир, против угрозы новой войны. Они хорошо понимают, что только
в обстановке мира и сближения между народами может развиваться и
культура народа Австралии.

НАРОДЫ ОКЕАНИИ
Ж
21 Народы Австралии и Океании

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ
И ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ
ОКЕАНИИ
История этнографического изучения Океании буржуазной наукой —
это лишь одна из сторон истории колониальной политики
государств Европы и Америки в южной части Тихого океана.
Этапы научного исследования Океании отражают периоды истории
колониальных захватов.
Кто были исследователи Океании? Это были или ев-
Общие ропейские моряки, шедшие на открытие новых зе-
предпосылки г г г
г мель с целью присоединить их к владениям своих
государств; или колониальные торговцы, пираты, правительственные
чиновники и агенты; или миссионеры, пролагавшие пути для захвата новых
земель; или, наконец, профессиональные ученые. Последние могли
ставить перед собой чисто научные цели, но объективно деятельность
большинства из них служила той же задаче: закрепить господство
колонизаторов на островах Тихого океана, — и сами они во многих случаях
прекрасно отдавали себе в этом отчет.
Это обстоятельство не лишает, конечно, научного интереса тот
фактический материал, который мы находим в многочисленных
этнографических описаниях народов Океании. Напротив, этот материал представляет
большую научную ценность. Но при пользовании им советский
исследователь и советский читатель не должны упускать из виду необходимость
строго критического к нему отношения, так как эти этнографические
описания далеко не всегда объективны.
Впервые европейцы появились на Тихом океане
Первые в начале χγΐ в# фернан Магеллан, португальский
моряк на испанской службе, в 1519 г. отправился
на поиски западного морского пути в Индию. Добравшись от Испании
до побережья Южной Америки и пройдя пролив, названный
впоследствии его именем, он первым из европейцев вышел на просторы Тихого
океана.
В январе 1521 г. он открыл необитаемый атолл в северной части группы
Туамоту (Паумоту), в феврале — другой атолл в южной части
Маркизских островов. Держа курс на северо-запад, Магеллан прошел между
основной группой островов Полинезии и Гавайскими островами и 6 марта
21*
323

того же года прибыл к о-ву Гуам (одному из Марианских островов).
Затем он повел свои корабли к Филиппинам.
Спутник Магеллана, Антонио Пигафетта, оставил в своих записях
краткое, но небезынтересное описание жителей о-ва Гуам. Пигафетту можно
считать первым этнографом Океании. Однако его описание отрывочно
и крайне поверхностно.
В 1526 г. европейцы проникли в Тихий океан с запада. Португалец
Георг де Менезес плыл с Малакки к Молуккским островам, но ветер
пригнал его корабль к берегу неизвестной земли. Менезес назвал эту
землю именем «Папуа» (от малайского «Tanak Рериа» — «земля курчаво-
волосых»). Это была Новая Гвинея.
Завоевав Мексику, испанцы установили морское сообщение испанской
Америки с Филиппинами — главной базой Испании в Юго-Восточной Азии.
В 1542 г. испанец Вильялобос, на пути из Мексики к Филиппинам, открыл
о-ва Палау (Пелау). Еще раньше (1528 и 1529), в результате неудачных
попыток испанца Альваро де Сааведра вернуться с Филиппин обратно
в Мексику, были открыты некоторые из островов в группе Каролинских
и Маршалловых.
Во второй половине XVI в. плавания от берегов испанской Америки
к островам Юго-Возточной Азии превратились в регулярные рейсы.
Учитывая направление ветров и морских течений, испанские суда плыли
к Филиппинам в полосе тропиков, а обратный путь совершали в
умеренной зоне северного полушария, поднимаясь за тридцатую и даже
тридцать пятую параллель.
Ряд открытий был сделан при плаваниях испанцев к Филиппинам из
Деру. ·
В 1568 г. Альваро Менданья де Нейра открыл Соломоновы острова.
£)н дал им это название, полагая, что нашел источник, откуда царь
Соломон получал золото. Позднее, в 1595 г., он вновь отправился на поиски
этих островов, но на этот раз безрезультатно. Зато он открыл
группу островов, названных им Маркизскими, ряд островов из группы
Токелау (Юнион) и один остров из группы Санта-Крус. В этой
экспедиции принимал участие капитан Кирос; после смерти Менданьи на
ястрове Санта-Крус во главе экспедиции стал Кирос.
Через десять лет Кирос вновь отправился в путешествие вместе с
Луисом Торресом. Они открыли о-ва Туамоту, Таити, Манихики и один из
группы Новых Гебрид (Эспириту:Санто, или. остров Св. Духа). Отсюда
Кирос вернулся обратно в Перу, а Торрес продолжал плавание к Филип-
динам. Он открыл о-ва Луизиады, а также пролив межцу Новой Гвинеей
-м Австралией, названный его именем.
На этом оканчивается период испанских открытий в Океании.
Испания к этому времени утратила свое морское могущество. В водах Тихого
океана появляются теперь корабли голландцев. Лемер и Скоутен (1616)
открывают несколько мелких островов к северу от архипелага Тонга,
видят Новую Британию, но принимают ее за часть Новой Гвинеи. Абель
Тасман в 1642—1643 гг. открывает Тасманию, Новую Зеландию, Тонга,
•Фиджи; видит Новую Ирландию, но также принимает ее за часть
)Новой Гвинеи.
Корабли европейцев продолжают бороздить воды Тихого океана.
]В 1699 г. английский моряк и пират Дэмпир отправляется
1на военном судне в Океанию выяснить протяженность Австралии к
востоку. Но наиболее важные открытия он делает в районе архипелага
Бисмарка, в частности, впервые устанавливает, что Новая Британия —
самостоятельный остров, а не часть Новой Гвинеи. Пролив, отделяющий
Довую Британию от Новой Гвинеи, назван его именем.
324

Ж.-Ф. Лаперуз
(1741—1788)
XVI—XVII века не дали сколько-нибудь подробных
Ранние описаний островов. Рассказы моряков были весьма
этнографические неточны в географических показаниях, сведений
(до Komia^VIII в.) ° местных жителях в них не было. Можно отметить,
как некоторое исключение из всей этой серой
картины, книгу патера Гобьена (1700), которая содержит сведения о
коренных жителях Марианских островов — чаморро, ныне совершенно
истребленных. Поэтому книга Гобьена, наряду с более поздним
сочинением француза Фрейсине (начало XIX в.), остается ценным
источником по этнографии Марианских островов.
В 1642—1766 гг., если не считать упомянутого путешествия Дэмпира
и путешествия голландца Роггевена, открывшего в 1722 г. о-в Пасхи и
о-ва Самоа, в Океании не было сделано никаких сколько-нибудь
крупных географических открытий. Испания и Голландия не могли уже
рассчитывать на захват новых земель. Англия и Франция пытались
укрепиться в Америке, Индии, боролись между собой за эти области и не
посылали экспедиций в Океанию.
Лишь после Семилетней войны между Англией и
Французские Францией (1756—1763), окончившейся поражением
и английские франции, эти крупные колониальные державы иа-
60—δΟ^χΤοΤοΒ^ΧνίΙΙ в. чали смотреть на Океанию как на возможный объект
колониальных захватов. Франция, утратившая
большую часть своих колоний, стремилась возместить потери. Отсюда ее
попытки проникнуть в Океанию (плавания Л.-А. Бугенвиля, 60-е годы и
Ж.-Ф. Лаперуза, 80-е годы). Англия, прекрасно знавшая об этих
попытках, старалась им воспрепятствовать (плавания Кука 1769—1779 гг.
и позднейшие путешествия). Но так как между обеими странами был только
что заключен мир, то возобновившееся соперничество не могло принять
325

открытых форм. Стремление
закрепиться на Тихом океане
должно было маскироваться
более благовидными
мотивами: научными
исследованиями. И вот экспедиции
Бугенвиля и Кука выступают как
плавания с целью «чисто
научных» открытий и
исследований.
В 1768 г. Бугенвиль нашел,
наконец, давно разыскиваемые
Соломоновы острова. На пути
к ним он посетил Таити,
Самоа, Новые Гебриды.
Бугенвиль составил первое,
довольно подробное и красочное,
описание Таити. Он изобразил
Таити как некий счастливый
остров, где люди живут в
благодатных природных
условиях, почти не заботясь о
пище. Это описание было взято
т« π т„ за основу и развито далее
Капитан Джемс Κνκ Y J r~
(1728—1779) В антиФе°Дальнои концепции
о «счастливом дикаре»,
популярной во французской
просветительной философии XVIII в. и достигшей наибольшего расцвета в
мировоззрении Руссо и его последователейг.
Таким образом, ко времени первого путешествия Кука многие группы
островов Океании были уже открыты. Тем не менее, три большие
плавания Джемса Кука составили важную страницу в истории
исследования Океании.
Во время первого путешествия (1768—1771) Кук обошел вокруг
Новую Зеландию и открыл пролив между Южным и Северным островами,
названный его именем. Тем самым он установил, что Новая Зеландия — это
два самостоятельных острова. От Новой Зеландии Кук поплыл к
Австралии и провел затем свой корабль от Ботани-Бея (залив около нынешнего
Сиднея) на север, проплыл по Торресову проливу, по заливу Карпентария
и направился к Яве. Второе (1772—1775) и третье (1776—1779)
путешествия Кука были в географическом отношении также плодотворны. Из
открытий, сделанных во время второго путешествия, наиболее важное —
открытие Новой Каледонии, во время третьего — Гавайских островов.
На Гавайях в 1779 г. он и погиб.
Кук вел довольно подробные записи в дневниках, которые и
послужили материалом для описания его путешествий. В общей сложности
Кук провел многие месяцы на Новой Зеландии, Таити и Гавайских
островах, что позволило ему и ряду его спутников овладеть полинезийскими
языками и входить в близкие отношения с коренными жителями.
Во всех путешествиях Кука сопровождали ученые-натуралисты:
в первом —Дж. Банкс, во втором — Иоганн и Георг Форстеры, в третьем—
Андерсон (умерший во время путешествия), а также художники.
Особенно большое значение имеют дневники и записки Георга Фор-
шз^ M^d^ii^M^m^06^^^0 К <<ПУтешествию» Бугенвиля. Собр. соч., т. 2,
326

Ж.-С.-С. Дюмон-Дюрвиль
(1790—1842)
стера. Его описаниям присущи, однако, некоторая выспренность слога и
тенденция к идеализации жизни океанийского мира. В этом отношении
Форстер продолжает линию Бугенвиля. Записки Андерсона,
составившие, наряду с записями самого Кука, главное содержание описания
третьего путешествия, более трезвы, рационалистичны и, вероятно,
более точны.
Альбомы экспедиции Кука дают довольно обстоятельную и яркую, хотя
и стилизованную, картину жизни, быта, материальной культуры
коренных жителей Океании того времени.
Наконец, во время путешествий Кука довольно добросовестно
собирались этнографические коллекции, которые и сейчас составляют
украшение целого ряда музеев.
Плавание Лаперуза началось в 1785 г. Он отправился на двух
кораблях «Астролябия» и «Бусоль», посетил о-в Пасхи (Рапануи) и оставил
прекрасные зарисовки каменных статуй на этом острове. Затем он
плавал вдоль северо-западного берега Северной Америки и
Калифорнии, пересек Тихий океан к Марианским островам, поднялся на север,
пытаясь пройти к устью Амура, достиг Камчатки и отправил оттуда
во Францию своего спутника Лессепса, передав ему свои дневники. Затем
он направился на юг, посетил Самоа, зашел в Ботани-Бей (Австралия).
Это было в 1788 г. Туда только что прибыла первая партия английских
ссыльных, и Лаперуз присутствовал при основании колонии
Порт-Джэксон. Отсюда он снова поплыл на восток и исчез бесследно. Между тем
Лессепс пересек всю Сибирь, Европу и добрался до Парижа. Благодаря
этому до нас дошло двухтомное описание путешествия Лаперуза.
В 1791 г. французское революционное правительство отправило на
поиски Лаперуза капитана Д'Антркасто. Д'Антркасто плавал главным
образом в районе Меланезии и, как потом было установлено, прошел,
327

ничего не подозревая, в
нескольких километрах от
того острова, где жили
тогда уцелевшие члены
команды Лаперуза. На
обратном пути Д'Антркасто
умер, и описания этога
путешествия сделаны его
спутниками, самое
подробное— Ж. Лабиллардьером.
Затем был совершен
еще ряд экспедиций для
поисков Лаперуза. Но
лишь в 1828 г. Дюмон-
Дюрвиль, собирая по
островам сведения о Лаперу-
зе, добрался, наконец, до
небольшого островка Ти-
копия, расположенного
около Новых Гебрид.
Здесь он узнал от
островитян, что корабли
Лаперуза разбились на
прибрежных рифах близ о-ва Ва-
никоро. Большинство
спутников Лаперуза было
убито, а сам Лаперуз с ос-
И. Ф. Крузенштерн татками экипажа отплыл
(1770—1846) на самодельном судне (в
каком направлении — не
удалось установить) и, вероятно, погиб. Однако на Ваникоро осталось
несколько матросов, которые умерли всего за два-три года до
появления Дюмон-Дюрвиля.
Кругосветные плавания русских путешественников
Русские начала XIX в. были связаны с установлением мор-
исследования ^
ского сооЬщения России с ее новыми
американскими владениями. Русские внесли большой вклад в изучение Океании,
В Полинезии и Микронезии ими был открыт целый ряд новых островов.
Первым по времени было путешествие И. Ф. Крузенштерна
и Ю. Ф. Лисянского, совершенное в 1803—1806 гг.
Экспедиция состояла из кораблей «Надежда» и «Нева», одним из
которых командовал Крузенштерн, считавшийся также начальником всей
экспедиции, другим — Лисянский. Отсюда и возникли два описания
кругосветного путешествия, сделанные — одно Крузенштерном, а другое
Лисянским, но в общем очень близкие по материалам. В плавании
участвовал также натуралист Г. Лангсдорф.
Оба корабля, плывя путем Магеллана, остановились на Маркизских
островах, в частности на самом крупном из них — Нукахива. И у
Крузенштерна, и у Лисянского мы находим очень ценные описания социального
строя, религии и быта жителей Нукахивы. Лисянский на «Неве» перед
этим посетил о-в Пасхи и дал его краткое, но добросовестное описание.
Далее экспедиция направилась к. северу, посетила Гавайские островаг
о которых тоже собрала богатые материалы. Затем оба корабля, разойдясь
в разные стороны, приступили к исследованию восточных берегов Азии
и западных берегов Америки.
328

В 1807 — 1809 гг.
русские моряки вновь
пересекли Океанию на военном шлюпе
«Диана» под
командованием лейтенанта В. М. Го-
ловнина, впоследствии столь
известного своими смелыми
походами, приключениями
в плену у японцев, а также
литературными трудами. На
пути через Тихий океан
«Диана» посетила о-в
Тайна (Новые Гебриды), в то
время очень мало
известный. На Танне перед Го-
ловниным побывал только
Кук. Головнин дал краткое,
но интересное описание быта
коренных жителей. Через
десять лет Головнин
совершил кругосветное
плавание на шлюпе «Камчатка»
(1817—1819). На этот раз он
на пути из Америки посетил ю. Ф. Лисянский
о-ва Сандвичевы (Гавайи), а (1773—1837)
также Марианские, и
составил их краткие описания.
К 1815—1818 гг. относится кругосветное путешествие под командованием
О. Е. Коцебу (на корабле «Рюрик»), ранее плававшего с Крузенштерном в
качестве младшего офицера. Коцебу составил описание Маршалловых
островов, часть которых открыл впервые,— это описание и сейчас является
одним из лучших, если не лучшим этнографическим описанием данного
района. Коцебу обладал замечательным умением завязывать дружественные
отношения с коренными жителями. Он оказывал им большие услуги:
завозил на острова новые культурные растения, оставлял там домашних
животных, снабжал население таким ценным товаром, как железо.
Никогда у него не было недоразумений с островитянами. Коцебу проявлял
большой и серьезный интерес к изучению быта коренных жителей. «Мне
кажется,— писал он,— что при открытии какой-либо матерой земли или
какого-либо острова весьма важно и нужно домогаться приобретения
также познаний о жителях тех земель, о их нравах и обычаях»1. В то же
время спутник Коцебу — естествоиспытатель Шамиссо собрал ценный
этнографический материал и дал первую классификацию народов
Океании, указав на родство малайских и полинезийских языков и отделив
меланезийцев по расовым признакам от полинезийцев. «Рюрик» посетил
также Гавайские острова. В 1823—1826 гг. Коцебу, совершая второе
большое плавание на шлюпе «Предприятие», посетил те же места и
дополнительно их описал.
В 1819—1821 гг. происходило плавание Φ. Ф. Беллинсгаузена
и М. П. Лазарева на шлюпах «Восток» и «Мирный»; были описаны
о-ва Общества (Таити), Новая Зеландия. Беллинсгаузену и Лазареву
принадлежит честь открытия шестой части света — Антарктиды.
1 О. К о це б у. Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив... в 1815—1818 гг.
ч. 2, СПб., 1821, стр. 131.
329

Наконец, в 1826—1829 гг.
в кругосветное путешествие
на шлюпе «Сенявин»
отправился Ф. П. Литке.
Литке, как и его
предшественники, держал курс к
северовосточным берегам Азии и
северо-западным берегам
Америки, но очень много
времени он уделил
исследованию Каролинских островов
и их описанию. Целый
ряд островов этой группы
был впервые им открыт.
Собранный Литке материал до
сих пор представляет
исключительную ценность и
содержит, подобно материалам Ко-
цебу, одно из лучших
описаний архипелагов Океании.
Для всех русских
мореплавателей характерно
гуманное, доброжелательное
отношение к коренным
жителям Океании. «От души
желаю, — писал Ф. П. Литке о
О. Е. Коцебу микронезийцах, — чтобы они
(1788—1846) нас так же полюбили, как мы
их... чтобы все нами для них
сделанное существенно улучшило их состояние; но более всего, чтобы
они никогда не имели причины сожалеть, что белые люди нашли дорогу
к их уединенной землице»1.
Россия не имела колониальных интересов в Океании, кругосветные
плавания не были связаны с захватническими устремлениями. С другой
стороны, очень важно то, что многие из руководителей и участников
русских кругосветных плаваний в первые десятилетия принадлежали к
кругам русской прогрессивной интеллигенции, некоторые из них были близки
к движению декабристов. В значительной мере этими обстоятельствами
объясняется гуманный дух, которым пронизаны описания народов
Океании у русских авторов того времени.
Не представляется возможным перечислить здесь другие, менее
значительные экспедиции первой половины XIX в.; каждая из них вносила
в изучение Океании больший или меньший вклад. Но период крупных
географических открытий в Океании был уже завершен.
Очень ценные антропологические сведения о насе-
Ранние лении Океании исходят от первых европейских по-
европеиские селенцев в Океании, от миссионеров, от агентов тор-
поселенцы γ
говых фирм и т. п.
Океания в конце XVIII — начале XIX в. была наполнена
Робинзонами, как добровольными, так и невольными. Так, например, в 1783 г.
потерпел крушение у о-вов Палау английский бриг «Антилопа». Капитан
Вильсон со своей командой пробыл на этих островах около трех месяцев.
Это были первые европейцы, попавшие сюда. Они общались с коренным
1 Ф. Литке. Путешествие вокруг света... на военном шлюпе «Сенявине»
в 1826—1829 гг., ч. 1. СПб., 1834, стр. 287; 2-е изд., 1948, стр. 130.
330

Φ. Φ. Беллинсгаузен
(1779—1852)'
Шлюп «Восток», которым командовал Φ. Ф. Беллинсгаузен.
Рис. худ. М. Семенова

сб
ё
В
«
а»
Ю
θ
θ
о
νο
К
сб
сб
О
«
о
ей
о
к
о
»
н
«5
О
И
W
О
И
К
Рч
Η
Ρ*
В

населением через
оказавшегося на острове малайца,
знавшего некоторое
количество голландских и
английских слов. Кроме того,
малайский язык был несколько
знаком команде. По возвращении
брига в Англию по
материалам Вильсона и офицеров его
корабля было написано
«Путешествие «Антилопы»»,
пользовавшееся bXVIII—XIX вв.
известностью и переведенное
еа русский и другие языки.
Особенно интересна
история англичанина Маринера.
В 1806 г. на о-ве Тонга
большой английский
китобойный корабль «Порт-о-
Пренс», имевший около ста
человек команды, был
захвачен островитянами, которые
перебили часть команды, а
оставленных в живых
роздали вождям. Пленные
обучали островитян обращению
«с пушками, взятыми с
корабля. Среди членов экипажа
был юноша Уильям Маринер,
который за несколько лет Г1797—1882}
освоился с местными обыча- * '
ями и языком. В 1810 г. он
был отпущен на одном из китобойных кораблей в Англию. С его рассказа
один из его знакомых, Джон Мартин, написал книгу о жителях Тонга.
Это классическое произведение этнографической литературы основано
на доподлинном знании быта и языка обитателей острова. Впрочем, не
Бее исследователи считают сообщения Маринера достаточно надежными.
Большое значение для изучения Океании имели сообщения беглых
матросов китобойных и военных судов. Режим во флоте был настолько
тяжел в то время, что не только матросы, но и младшие офицеры часто
дезертировали, предпочитая жизнь среди «дикарей» тяжелой службе на
корабле; многие из них навсегда отказывались от возвращения на родину.
Например, английский офицер Юнг прожил на о-ве Ротума несколько
десятков лет и служил потом переводчиком у Дюмон-Дюрвиля. Несколько
раньше два матроса — француз и англичанин — акклиматизировались
и завели семьи на о-ве Нукахива. От них получили ценные сведения
русские путешественники Крузенштерн, Лангсдорф и Лисянский.
Таким образом, на многих островах образовывались небольшие
смешанные полинезийско-английские группы населения. Это были люди,
хорошо знавшие европейские и полинезийские языки и оказывавшие
большую помощь этнографам и путешественникам XIX в. Это
обстоятельство облегчало изучение полинезийцев. Отсюда — богатые и подробные
сведения, в том числе и сведения о религии, которые мы находим у русских
и западноевропейских путешественников конца XVIII — начала XIX в.
Ценность этих сведений не подлежит сомнению.
333

к С первой половины XIX в. начинается системати-
захваты. ческое проникновение европейцев и американцев в
Миссионеры Океанию, а за этим следуют и прямые колониальные
и колониальные захваты. До начала XIX в. только небольшая часть
служащие Океании была захвачена колонизаторами:
Марианские острова еще с XVII в. принадлежали Испании. Теперь пришла
очередь других островов и архипелагов. Голландия в 1828 г. прибрала к
рукам западную часть Новой Гвинеи; Англия в 1831 г. присоединила к
своим владениям о-в Питкэрн, а в 1840 г.— Новую Зеландию; Франция
в 1842—1853 гг. захватила ряд островов Полинезии и Меланезии.
Миссионерская деятельность в Полинезии началась рано. Миссионеры
выступали здесь, как и в других внеевропейских странах, пролагателями
путей для колониальных захватчиков. Уже в 1796 г. была совершена
первая попытка начать миссионерскую проповедь среди полинезийцев. Был
снаряжен в плавание английский корабль «Дефф», на котором отправилась
группа миссионеров, имевшая своей задачей посетить ряд островов,
преимущественно центральной Полинезии, и поселиться там. Миссионеры
действительно расселились на Таити и окружающих островах и на первых
порах при собирании сведений прибегали к помощи
матросов-переводчиков, которых они встречали там. Собранный ими этнографический
материал представляет большую ценность.
Позже, в начале XIX в., христианство, при поддержке европейских
колонизаторов и некоторых местных вождей, стало быстро
распространяться на Таити и других островах. Множество миссионеров появилось
в Океании. Некоторые из них оказались не лишенными научной
любознательности. Среди них, прежде всего, нужно отметить Уильяма Эллиса.
Эллис пробыл на Таити более шести лет. За это время он прекрасно
изучил таитянский язык, даже ввел таитянский алфавит, устроил
типографию и издавал книги и газеты на таитянском языке. Он был также
на Гавайских островах. Его «Полинезийские исследования»1 — работа,
сохранившая большое научное значение до сих пор. В ней подробно
описаны хозяйство, материальная культура, обычаи, верования таитян,
гавайцев и других полинезийцев. В книге ставится вопрос и о
происхождении населения Полинезии. Как христианский миссионер, Эллис
не был способен правильно понять многое из того, что он сам же
описывал. Его характеристики часто наивны. При описании социального
строя таитян он употребляет такие термины, как «самодержавная
монархия», «наследственные короли», «фермеры», «джентри» и т. п., и тем
самым чрезмерно модернизирует общественный уклад полинезийцев.
Ценность ранних миссионерских работ очень велика в отношении
фактического материала, содержащегося в них. Однако
миссионеров-исследователей было немного: большинство христианских проповедников
представляло собою фанатиков, ненавидевших и истреблявших все
«языческое», а многие из них в поисках наживы не отставали также от
торговцев.
Местные резиденты, судьи, чиновники также дали ряд сведений о
коренном населении Океании. Эти люди обычно хорошо знали язык, но
отличались недостатком общего образования. Далеко не все их работы
стояли на уровне даже современной им науки.
Лучшими из работ, появившихся во второй половине XIX в., для
Гавайев нужно отметить две книги. Первая — грамматика и словарь
гавайского языка, выпущенные судьей Эндрю (1874). Эндрю был в течение
1 W. Ellis. Polynesian researches, vols. I—IV. 2 nd. London, 1831—1832.
334

ряда лет резидентом, судьей на Гавайях, хорошо изучил язык и, между
прочим, был корреспондентом Л. Моргана. От него Морган черпал свои
сведения о гавайской системе родства и семье пуналуа. Немногим позже
вышла работа Форнандера «Полинезийская раса»1. Форнандер также
долгое время жил на Гавайских островах и был женат на знатной гавайянке.
Он знал полинезийский язык и, благодаря своей жене, мог собрать
древние мифы и предания гавайцев, которые обработал и
проанализировал. Другие материалы Форнандера, главным образом
фольклорные, были изданы в 1916—1920 гг., уже после его смерти, под названием
«Форнандеровское собрание гавайских древностей и фольклора».
Для Новой Зеландии первой серьезной этнографической монографией
является труд Ричарда Тэйлора, миссионера, прожившего на Новой
Зеландии больше тридцати лет. Книга его называется «Те ика а Мауи»
(«Рыба Мауи»; у новозеландцев есть миф, согласно которому их
легендарный предок Мауи выудил рыбу со дна моря: этой рыбой оказалась Новая
Зеландия; Те ика а Мауи — местное название Северного острова Новой
Зеландии), или «Новая Зеландия и ее обитатели». В ней обстоятельно
описаны материальная культура, религия, социальный строй маори, а
также изложен фольклор, ибо Тэйлор хорошо знал язык. Между прочим,
Тэйлор выдвинул теорию существования на Новой Зеландии домаорий-
ского негроидного населения.
Западная Океания, Меланезия, оставалась до второй половины XIX в.
почти совершенно не изученной. Из островов Меланезии только на Фиджи
попадали европейцы. Для изучения фиджийцев большой интерес
представляют работы английского миссионера Файсона. Файсон,
выдающийся исследователь австралийцев (о позднейших его
исследованиях в Австралии см. стр. 50—51), друг и единомышленник Моргана,
провел также много лет (1863—1871,1875—1884) на о-вах Фиджи. Он
тщательно изучал этнографию фиджийцев, собрал для Моргана материал
о системе родства. Своими статьями Файсон пытался служить делу защиты
прав аборигенов. Нельзя преуменьшать также значения его
теоретических работ, в которых он высказывает оригинальные суждения и
показывает умение сопоставлять и объяснять факты, выходящие за пределы
собственно океанийской этнографии. Его гипотезы были для того времени
передовыми и смелыми. > .
Из работ Файсона по Фиджи необходимо отметить статью
«Землевладение на Фиджи», напечатанную в журнале Антропологического
института Великобритании в 1881 г. В этой статье Файсон дал серьезный
анализ родовой и общинной собственности и проследил разные оттенки очень
сложных форм землепользования у фиджийцев, показав беззаконность
политики земельного ограбления, проводившейся английскими
колонизаторами в содружестве с местными вождями.
В изучение Микронезии наибольший вклад внес Иоганн-Станислав
Кубари, уроженец Варшавы. Отец его был венгр, мать — немка,
приемный отец — поляк. Будучи студентом медицинского факультета, он принял
участие в польском восстании 1863 года и был вынужден уехать за
границу. Он поступил на службу в Естественно-научный музей Годефруа
в Гамбурге и с 1869 г. начал свои поездки по Океании. В Океании
Кубари провел почти всю свою последующую жизнь. Он побывал на Самоа,
на Маршалловых островах, несколько лет работал на Палау, а с 1873 г.
окончательно поселился на о-ве Понапе (Каролинские острова), где и
женился на островитянке. С Понапе Кубари продолжал свои поездки,
обследовал о-ва Яп, Нукуоро, Мортлок, Трук и др.
1 A. F о г η a η d е г. An account of the Polynesian race. London, 1877—1880.
335

Кубари написал несколько работ, посвященных этнографии
Микронезии и представляющих значительный интерес. Наиболее
содержательны его исследования о социальном устройстве палаусцев. Он показал
очень интересную систему матриархального рода на островах,
своеобразные союзы — мужские и женские, целый ряд других любопытных черт
социального устройства островитян.
Первым европейцем, отправившимся в Океанию
н# **; Мик^Ухо" специально для антропологических и этнографи-
(1846—1888* ческих исследований, был русский ученый
1 ' Η. Н. Миклухо-Маклай (1870).
К тому .времени о населении Микронезии и Полинезии уже имелись
кое-какие сведения, хотя и не всегда достоверные и далеко не для всех
групп островов. Но о населении Меланезии почти ничего не было
известно. Отсутствие точных сведений, основанных на серьезном научном
наблюдении, порождало всякие легенды и слухи. Вот почему Миклухо-Маклай
избрал Меланезию главным объектом своих исследований. В первую
очередь он обратил внимание на Новую Гвинею.
Миклухо-Маклай провел в общей сложности 2г/2 года на
северо-восточном берегу, в районе залива Астролябия (1871—1872, 1876—1877,
1883), а также посетил западный (1874) и южный (1880 и 1881) берега
Новой Гвинеи. Можно сказать, что если Менезес открыл остров, то
Миклухо-Маклай открыл людей на этом острове. Он дал первые научные
сведения об антропологическом типе, культуре и быте папуасов.
Помимо этого, Миклухо-Маклай обследовал во время своих поездок,
хотя и более бегло, многие другие острова Меланезии, особенно
архипелаг Адмиралтейства. Он побывал проездом и на островах Полинезии,
дал хорошее описание островов западной Микронезии — Яп и Палау.
Научное наследство Миклухо-Маклая имеет огромное значение. Не
говоря уже о том, что этот ученый серьезно изучил те районы Меланез г
главным образом Новую Гвинею,куда до него не ступала нога европейца,—
его материалы представляют исключительную ценность по своей
достоверности, по тому методу, при помощи которого они собирались. Миклухо-
Маклай был необычайно добросовестным ученым. Он писал вообще мало
и никогда не позволял себе писать и тем более печатать что-либо о вещах,
которых он сам не наблюдал. Все то, что содержится в научных статьях
или в дневниках Маклая,— это точно установленные факты. На обобщения
Маклай был скуп и всегда проверял помногу раз свои наблюдения.
Чрезвычайно ценны антропологические исследования * Миклухо-Маклая.
Убежденный антирасист, всю жизнь боровшийся против «теорий»
неравноценности человеческих рас, Миклухо-Маклай собрал огромный и
разнообразный материал среди папуасов и других народов изученных им стран,
показывающий ложность мнений о якобы «обезьяноподобных» чертах
в физическом типе жителей этой страны. Но не менее ценны и чисто
этнографические наблюдения Миклухо-Маклая. Они важны тем, что Миклухо-
Маклай имел возможность в течение долгого времени наблюдать местных
жителей в их повседневном быту. Он описывает будничную жизнь
папуасов, рисует живые картинки их семейного и общественного быта, дает
яркие портреты отдельных лиц, своих друзей. Он впервые описал
жителей Меланезии как полноценных представителей, человечества. Миклухо-
Маклай видел в папуасах живых людей, а не только объект наблюдений,
как многие зарубежные ученые. Чрезвычайно точны и обстоятельны
описания предметов материальной культуры, сопровожденные
многочисленными рисунками самого Миклухо-Маклая. Он привез в Россию много
вещественных коллекций, ныне хранящихся в Музее антропологии и
этнографии Академии наук в Ленинграде.
336

Η. Η. Миклухо-Маклай
по портрету работы К. Е. Маковского

. о Годы путешествий Миклухо-Маклая — это одновре-
Колониальный меНно годы, когда Англия, Франция, Германия и
США завершали дележ Океании.
Но «ничьих» земель было еще много, и возможности колониального
захвата были достаточно велики.
В 1874 г. Англия объявила о-ва Фиджи своей колонией. В 1884 г.
Германия аннексировала северо-восточную часть Новой Гвинеи, а
Англия — юго-восточную. В 1885 г. Германия прибрала к рукам Новую
Британию и Новую Ирландию. В 1886—1893 гг. Англия захватила
южные Соломоновы острова, Германия — северные острова той же
группы, а также Маршалловы острова. Протесты Миклухо-Маклая
против захватов остались гласом вопиющего в пустыне. В 1888 г. Германия
захватила о-в Науру, Англия о-ва Кука, Манихики, Крисмас, Фаннинг,
Чили заняла о-в Пасхи. В 1898 г. США окончательно установили свое
господство на Гавайских островах. Англия в 1898 г. присоединила о-ва
Санта-Крус. В 1899 г. Германия заняла Марианские острова (кроме о-ва
Гуам), Каролинские и Маршалловы, США — о-в Гуам. В этом же году
США и Германия поделили между собой о-ва Самоа. Англия в 1900 г.
установила «протекторат» над архипелагом Тонга, а в 1906 г. Англия и
Франция установили «совместное управление» («кондоминиум») на Новых
Гебридах. На этом раздел Океании был завершен.
Захват Океании сопровождался падением численности ее коренного·
населения. Численность полинезийцев в целом от 1100 тыс. до колонизации
упала к 1890 г. до 180 тыс., численность микронезийцев от 200 тыс.—
до 83 тыс.
В XX в. дважды состоялся передел Океании между
империалистическими державами. После первой мировой войны германские
владения в Меланезии отошли к Австралии, Западное Самоа — к Новой
Зеландии, германские колонии в Микронезии — к Японии. После второй
мировой войны японские владения в Микронезии были оккупированы
Соединенными Штатами Америки.
Изучение Колониальный раздел и передел островов Океании
Меланезии требовал более обстоятельного их изучения. Так как
и Микронезии Полинезия была к концу XIX в. уже довольно хо-
в конце XIX рошо изучена, внимание исследователей направи-
и начале А.А. в· _ -ж я- ^
лось теперь преимущественно на Меланезию —
частью и на Микронезию.
К последним десятилетиям XIX в. относятся долголетние наблюдения
над бытом островитян Меланезии миссионера Роберта Кодрингтона и
служащего германской торговой компании Р. Паркинсона. Оба'они
принадлежали к числу первых исследователей Меланезии, в то время очень
слабо еще известной. Кодрингтон провел в качестве миссионера около
25 лет на разных островах Меланезии, близко общаясь с островитянами
изучил их языки. Труд Кодрингтона «Меланезийцы» (Оксфорд, 1891),
обобщивший собранные им материалы, считается классическим. В частности,
Кодрингтон первый познакомил ученый мир с обнаруженной им у
меланезийцев своеобразной формой верований — с верой в
сверхъестественную силу мана. Сообщение это вызвало большой интерес и даже повлияло
на возникновение новой «преанимистической» теории происхождения
религии. Помимо чисто этнографических материалов, Кодрингтон дал одно
из первых серьезных описаний меланезийских языков («The Melanesian
languages», 1885). Паркинсон провел значительную часть своей жизни
на архипелаге Бисмарка и других островах Меланезии и впоследствии
опубликовал свои богатые наблюдения в книге «Тридцать лет в Океании».
Несмотря на далекий от подлинного гуманизма дух обоих исследователей,
338

материалы их, достаточно добросовестно собранные, представляют
большую научную ценность.
Немало этнографических сведений содержится и в работе Джорджа
Брауна «Меланезийцы и полинезийцы» (1910). Браун жил в качестве
миссионера в Океании 48 лет, сначала на Самоа (1860—1874), а затем на
разных островах Меланезии и хорошо изучил несколько местных
диалектов.
Помимо стационарных наблюдений, с конца XIX в. получили особое
значение экспедиционные исследования, направлявшиеся в наименее
изученные области Океании.
Впереди шли немцы, преследовавшие свои определенные
политические цели. В 1874—1876 гг. в водах Тихого океана плавал
немецкий корвет «Газель», которому было дано задание обследовать острова
архипелага, позднее названного именем Бисмарка. Этнографические
наблюдения были возложены на лейтенанта Штрауха, сумевшего собрать
и привезти в Берлинский музей богатые вещественные коллекции. В 1884—-
1885 гг. совершило аналогичную экспедицию судно «Самоа», на котором
плавал известный этнограф Финш. Он, впрочем, занимался научными
наблюдениями лишь попутно, ибо главная цель экспедиции заключалась
в захвате островов. Сам Финш этого нисколько не скрывал. С 1890-х годов
начались исследовательские поездки врача и натуралиста Августина
Крэмера (немца, родом из Чили), который занимался больше Полинезией
(он служил военным врачом на архипелаге Самоа) и Микронезией, но не
оставлял без внимания и Меланезию, особенно Новую Ирландию, где он.
описал подробно любопытный культ, связанный с масками малангане.
В дальнейшем Крэмер принимал участие в обширной Немецкой
океанийской экспедиции 1908—1910 гг. (организованной Гамбургским научным
институтом), которая работала главным образом на островах Микронезии,
но частью и в Северной Меланезии. Материалы этой экспедиции, выходив-,
шие под общей редакцией Тилениуса, до сих пор полностью не оцубли-
кованы.
Англичане, соперничавшие с немцами в расширении своих
колониальных владений в Океании, послали в 1898 г. большую экспедицию на
острова Торресова пролива. Экспедиция была организована
Кембриджским университетом, этнографические исследования вели главным образом
Хэддон и Риверс. Они, в частности, установили, что на островах
Торресова пролива, расположенных между Австралией и Новой Гвинеей,
сочетаются элементы австралийской (преобладающей на западных
островах) и папуасской (преобладающей на восточных) культур.
В предвоенные годы интерес этнографов к Меланезии неуклонно
возрастал. Туда направлялись видные европейские ученые, ставившие перед
собой уже не прежние цели собрать какой придется материал, а вполне
конкретные и более или менее узко специальные научные задачи. Так, в
1906—1909 гг. на островах архипелага Бисмарка и северных
Соломоновых работал этнограф-социолог Рихард Турнвальд, специально
занимавшийся вопросами первобытного обычного права, формами семейно-обще-
ственного быта: из-под его пера вышел затем ряд специальных
монографий и статей по этим вопросам. В 1908 г. острова Меланезии объехал тот
же Риверс, в этот период своей деятельности увлекавшийся изучением
форм брака и систем родства. Однако в процессе обработки собранного
материала этот исследователь далеко вышел за рамки поставленной себе
задачи и попытался нарисовать широкую картину «исторического»
развития меланезийского общества в духе входившего тогда в моду диффузио-
низма. Результатом была двухтомная «The history of Melanesian society»
(1914), оказавшая очень сильное влияние на мировую этнографическую
339
22*

литературу, но совершенно исказившая действительную историю народов
Океании (см. гл. 12 «Происхождение народов Океании»).
Из других научных путешествий заслуживает быть отмеченной
поездка швейцарца Феликса Шпейзера (1910—1912). Он посетил ряд островов,
главным образом, южной Меланезии. В отличие от своих
предшественников, Шнейзер старался собрать возможно более полный и разнообразный
материал. К этому времени на многих островах самобытная культура уже
заметно пЪдчинилась европейскому влиянию. Тем не менее Шпейзеру
удалось, Дополнив собственные наблюдения исчерпывающим подбором
данных из сообщений старых путешественников, составить капитальное
описание коренного населения южной Меланезии — Новых Гебрид и
островов Банке («Ethnographische Materialmen aus den Neuen Hebriden und den
Banks-Inseln», 1923).
Интересны исследования английского этнографа, поляка по
происхождение), Бронислава Малиновского, накануне первой мировой войны
посетившего Океанию, прожившего несколько месяцев на о-вах Тробриан.
Малиновскому удалось открыть своеобразную систему ритуального
обмена кула, связанную с целой цепью обычаев и поверий. Он
опубликовал о жителях о-вов Тробриан несколько объемистых книг и статей1,
которые возбудили в ученом мире немалый интерес. Но Малиновский в
значительной мере обесценил материал своих исследований тем, что
пытался подтвердить им свой пресловутый метод «функционального»
анализа. Согласно этому методу этнограф должен исследовать не
историческое происхождение наблюдаемых им явлений (что, по мнению
Малиновского и других «функционалистов», вообще недоступно познанию), а
лишь их значение, их «функции» в общественной жизни. В советской
научной литературе уже не раз отмечалось, что теоретические основы
«функционального» метода очень далеки от подлинной науки. Известно также,
что этот метод в значительной мере стал служебным средством для
британской колониальной администрации: ее служащие, проходящие
специальную «антропологическую» подготовку, изучают «функции» местных
обычаев, общественных институтов для того, чтобы, опираясь на них,
превратить их в средство колониального управления2. Все это, однако, не
лишает материалы, собранные в книгах Малиновского, большого интереса.
Это же следует сказать и о работах другого сторонника
«функционального» метода, американского этнографа Раймонда Фирса. Им исследован,
например, небольшой полинезийский островок Тикопия (географически
находящийся в Меланезии)3. Тикопия до сих пор мало затронута
колонизацией, и быт островитян до Фирса не был никем изучен. Интерес
представляют также книги Фирса об экономике маори Новой Зеландии и об
экономике народов Полинезии4.
В южной части Меланезии, на Новой Каледонии и на южных островах
Новых Гебрид разложение туземной культуры под влиянием европейской
колонизации идет быстрыми шагами. Те авторы, по преимуществу фран-
1 Br. Malinowski. The primitive economics of the Trobriand Islands
(Economic journal, 1921, March); Argonauts of the Western Pacific (London, 1922); The sexual
life of savages in N. W. Melanesia (London, 1929); Coral gardens and their magic
(London, 1935, vols. 1-2).
2 См. Д. А. Ольдерогге и И. И. Потехи н. Функциональная школа
в этнографии на службе британского империализма. В сб. «Англо-американская
этнография на службе империализма» (Труды Ин-та этнографии АН СССР, Нов. серия,
г. XII. М., 1951).
3 R. Firth. We, the Tikopia. London, 1936.
4 R. Firth. Primitive economics of the New Zealand Maori. New York,
1929; его же. Primitive Polynesian economics. London, 1929.
340

цузы, которые имели возможность наблюдать быт туземцев впервые
десятилетия после французской оккупации острова (Де-Роша, Лемир, Гломон
и др.), сообщают много интересного об их общественном строе и культуре.
В 1911 г. ФрицСаразин на Новой Каледонии за много месяцев работы
смог собрать главным образом антропологический материал и
обследовать кое-какие древности, так как старый быт туземцев уже отошел в
прошлое. Много фактического материала содержится в работах Мориса
Леенгардта, миссионера, прожившего на Новой Каледонии более 25 дет,
но и он описал лишь уходящий быт.
На северной окраине Меланезии еще и сейчас остается много
совершенно неисследованных мест, где сохранился старый уклад. Новая
Ирландия, за исключением южной своей части, до сих пор изучена очень
плохо. О-ва Адмиралтейства начал обследовать еще Миклухо-Маклай,
но последующие исследователи ограничивались знакомством с
прибрежными местностями и мелкими островками. Из новых исследований надо
отметить экспедицию американских этнографов Маргариты Мид
и Рео Форчуна в 1928—1929 гг.: ими хорошо изучены система
родства, религиозные верования, воспитание и умственное развитие детей.
Внутренние районы большого острова до сих пор почти не исследованы.
В 1914 г. два немецких исследователя впервые пересекли с юга на север
этот остров и кратко его описали, но затем почти двадцать лет остров этот
никем не посещался. Лишь в 1931—1932 гг. немец Бюлер произвел
несколько более подробное обследование населения внутренней части
острова.
Что касается огромной Новой Гвинеи, то, хотя берега ее после
Миклухо-Маклая обследовались довольно обстоятельно, но проникновение во
внутренние области до сих пор идет черепашьими шагами. Многолюдное
и свободолюбивое население Новой Гвинеи не желает подчиняться
колонизаторам.
Если Маклай был пионером антропологического и этнографического
изучения Новой Гвинеи, то начало лингвистического ее изучения,
классификации аборигенов по языковым группам было положено лингвистом
Фридрихом Мюллером: в 1876 г. он впервые обосновал деление языков
Новой Гвинеи на две группы — папуасские и меланезийские языки. Но
больше всех сделал для изучения обеих этих групп языков, в особенности
папуасских, английский исследователь Сидней Рей, который неутомимо
работал над ними с 1892 г. до самого конца своей жизни (ум. 1 января
1939). С.Рей окончательно установил (1922), что папуасские
языкцобразуют самостоятельную семью, не связанную родством с меланезийскими
языками. Собственно же этнографические исследования Новой Гвинеи
проводились, как и в других местах, либо миссионерами (Чалмерс, Холмс
и др.), либо правительственными служащими (Вильфред Бивер и др.),
либо специалистами-этнографами.
Наиболее ценны исследования отдельных племен, производившиеся
специалистами-учеными. Около 1910 г. были впервые открыты во
внутренней части западной половины острова пигмейские (малорослые) и весьма
отсталые по культуре племена: одно из них обитает на южных склонах
горы Голиаф, другое — на горе Тапиро. Последних открыл Раулинг и
подробно описал Волластон1. Позже на Новой Гвинее были открыты и
другие малорослые племена. В 1910 г. Роберт Виллиамсон, юрист по
специальности, подробно обследовал горное папуасское племя мафулу и
обстоятельно его описал2. Племена группы кивай в области дельты р. Φ лай
1 A. F. R. W о 1 1 a s t о п. Pygmies and Papuans. London, 1912.
2R. Williamson. The Mafulu mountain people of British New Guinea.
London, 1912.
341

исследовал Гуннар Ландтман, проведший там два года (1910—1912)1.
Интересно описание племени банаро Рихарда Турнвальда2; уже не
новичок в Меланезии, он провел у этого племени почти три года (1913—1915)
и обнаружил совершенно своеобразную форму раннего родового строя,
с оригинальным делением каждого рода на две половины, с
характерными посвятительными обрядами и сложными родственными
отношениями.
В западной части Новой Гвинеи этнограф Пауль Вирц подробнейшим
образом описал большое племя маринд-аним, одно из самых примитивных
на всем острове3. Он нашел здесь ряд поразительных аналогий с
общественным строем и культурой центральноавстралийских племен.
Открытия эти позволяют наметить исторические связи между Новой Гвинеей и
Австралией.
Большие неожиданности до сих пор хранит, очевидно,
малоисследованная внутренняя часть острова. Сюда делаются только беглые
разведочные рейсы. В 1921 г. Франк Гёрли проник на гидроплане в область
верховьев р. Флай, куда почти не ступала нога европейца, но ограничился
кратким и поверхностным сообщением. В 1926 г. открыты некоторые
йлемена верховьев р. Раму. В 1932 г. в долине р. Вага (район горы
Хаген) открыты неизвестные племена численностью около 200 тыс.
Только в 1935 г. исследовано малорослое племя тапиро (район Мимика,
Западный Ириан). В 1936—1937 гг. двое англичан—случайные для
этнографии люди — пробрались в мало доступную область
водораздела рек Флай и Сепик и дали очень интересное, вполне грамотное
для неспециалистов, хотя и краткое, описание быта населения, указали
названия и расселение племен. Все это свидетельствует о том, что во
внутренних областях Новой Гвинеи науку до сих пор ожидают заманчивые,
може1 быть, совсем неожиданные открытия. Там есть, несомненно,
племена, еще не видавшие людей европейской культуры. Мы до сих пор даже
не знаем, вся ли внутренняя часть острова заселена. Еще
Миклухо-Маклай предполагал, что горы вдали от побережья, где он жил, не населены.
Напротив, немецкий офицер Герман Детцнер, который, в годы первой
мировой войны, скрываясь от англичан, скитался по горам Новой Гвинеи,
нашел, что считавшиеся «необитаемыми» области на самом деле довольно
густо заселены. Новейшие исследования показывают, что необитаемые
районы действительно имеются (например, все нижнее течение р. Флай
сразу же за береговой полосой), но они чередуются с местностями,
достаточно и даже плотно заселенными.
м Особого упоминания заслуживают местные иссле-
исследователи дователи. Как ни задавлено коренное население
Океании колониальным гнетом, но в более развитых
ее областях — на островах Полинезии — уже появилась своя
немногочисленная интеллигенция. Из среды ее вышли и отдельные исследователи.
Мировоззрение большинства из них находится под влиянием буржуазной
идеологии. Они любят свой народ, но не видят для него выхода
из тяжелого положения, в которое он поставлен колонизаторами, да и
не понимают настоящих причин этого положения. Взоры их устремлены
в далекое прошлое, которое они видят в романтически-идеализированных
образах. Отсюда интерес к древностям, преданиям, мифам, старым
верованиям.
1 G. Landtman. The Kiwai Papuans of British New Guinea. London, 1927.
2R. Thurnwald. Die Gemeinde der Banaro. Stuttgart, 1921.
3 P. W i r z. Die Marind-anim von Hollandisch Sud-Neu-Guinea, Bd., I—II.
Hamburg, 1922—1925'.
342

В этом же направлении
действуют и некоторые местные
исследователи европейского или
смешанного происхождения.
Еще в 1890-х годах
новозеландский исследователь Перси
Смит положил начало
систематическому собиранию и
изучению полинезийских генеалогий.
Известно, что полинезийцы
помнят свою генеалогию на десятки
поколений назад. Некоторые
полинезийские генеалогии,
например на Маркизских
островах, сохраняются на 115
поколений. Смит в 1898 г.
выпустил книгу под названием
«Гавайки — первоначальная
родина маори», в которой
выдвинул новую теорию и новые
методы исчисления времени
появления полинезийцев в Океании.
Смит основал «Полинезийское
общество» (1892), которое
руководит сейчас всей
этнографической работой в Полинезии и
издает «Журнал Полинезии- Те РаН1И ХиРоа (ПитеР Бак)
ского общества» — важнейшее
периодическое издание по этнографии Океании. К 1955 г. вышло
63 тома этого журнала. Почти одновременно (1889) был основан в
Гонолулу Музей Бишопа; его создал некто Чарлз Бишоп, который почти
полвека прожил на Гавайях и основал этот музей в память своей жены, га-
вайянки, принцессы Пауахи (по мужу Бишоп), последней
представительницы королевского рода Камеамеа. Музей назван ее именем («Bernice
Pauahi Bishop Museum»). Музей Бишопа организует систематические
комплексные экспедиции по отдельным архипелагам Океании, изучая
их этнографию, антропологию и археологию.
О маори Новой Зеландии с начала XX в. появилось несколько
солидных монографий местных исследователей. Такова книга Треджира «Мао-
рийская раса»1. Ему же принадлежит целый ряд новозеландских
словарей и словари различных полинезийских диалектов. Из них особенной
известностью пользуется «Маорийско-полинезийский сравнительный
словарь» (1891). Еще более многочисленны и не менее ценны работы
новозеландца Эльсдона Беста: из них самая крупная — сводный
фундаментальный труд «Маори» (1924) в двух томах, где автор подытоживает все
сведения по этнографии этого народа.
Наконец, самым выдающимся из современных исследователей
Полинезии является, бесспорно, Питер Бак, сын маорийки и ирландца. Его
маорийское имя — Те Ранги Хироа. Питер Бак получил университетское
образование, служил медицинским инспектором, представлял маори в
новозеландском парламенте, участвовал в первой мировой войне, много
ездил по островам Полинезии и до своей недавней смерти (1950) был
директором музея Бишопа в Гонолулу. Исследования Бака идут по двум
1Е. Tregear. The Maori race. Wanganui, 1904.
343

путям: он собирал фольклор и предания (изучение облегчалось ему тем,
что он с детства знал маорийские предания, которые рассказывала ему
его бабка) и в то же время уделял особое внимание материальной культуре
и археологии океанийских островов.
Те Ранги Хироа принадлежит несколько ценных монографий по
отдельным архипелагам Полинезии (о-ва Кука, Самоа) и по некоторым
частным вопросам. Результаты своих исследований он обобщил в книге,
написанной в художественно-яркой и увлекательной форме. Несмотря
на свою популярность, это подлинно научная сводка. Книга
называется «Мореплаватели солнечного восхода»1. В ней он развивает мысль,
что полинезийцы — лучшие мореплаватели мира, что они превзошли в
этом отношении все остальные народы, и подробно, интересно и во
многом убедительно прослеживает пути и направления их переселений.
После окончания второй мировой войны стало ска-
Современное зываться еще одно новое направление в этнографи-
изучение народов r ^ r х
Океании ческом изучении островитян Океании: изучение
их современного состояния и тех изменений, какие
принесла с собой европейская колонизация и капиталистическая
экономика. Это направление принято теперь в американской литературе
называть «изучением аккультурации». Из работ об «аккультурации»
наибольший интерес представляют: по Меланезии — книги Кирилла
Белыпау; по Полинезии — работы супругов Биглхол, Хаусорна, Сё-
зерленда, Кисинга, Бенгта Даниельсона. Содержательны также
обобщающие труды У. Стэннера, Л. А. Мандера и др.
Современный этап изучения народов Океании характеризуется
повышенным интересом к этой области со стороны американцев, что
особенно проявилось во время второй мировой войны и в
послевоенные годы. В США вышло и продолжает выходить большое количество
книг, как специальных, так и популярных, посвященных Океании, ее
экономике, быту и культуре населения. Их авторы ставят вопрос об
отношении коренного населения Океании к европейско-американской
«цивилизации», их «вестернизации» (т е. вовлечении в «западную» куль-
ТУРУ)> ° перспективах будущего развития. Научные учреждения и
капиталистические группы Америки охотно дают деньги на организацию
научных экспедиций и исследований архипелагов Океании. Так
как Полинезия в основном уже изучена, то на очередь поставлено
исследование Микронезии, только что попавшей под американский
контроль.
1 Τ е R а η g i Η i г о а (P. Buck). Vikings of the Sunrise. New York, 1938.
Русский перевод: Те Ранги Хироа (П. Б а к). Мореплаватели солнечного
восхода. М., 1950.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАРОДОВ ОКЕАНИИ
Уже первые европейские мореплаватели, открывшие острова
Тихого океана, заинтересовались вопросом о происхождении их
обитателей. Это вполне естественно. Найдя на этих мелких островах,
затерянных в необъятных просторах океана, довольно густое население,
с совершенно своеобразным культурным обликом, европейцы не могли не
задать себе вопрос — откуда оно появилось.
И вот, уже в ранних известиях о жителях Океании мы находим,
наряду с их описаниями, также и разные догадки авторов по вопросу о
происхождении островитян. Догадки эти, сначала мало обоснованные, порой
даже наивные, в дальнейшем вырастают в целые теории происхождения
народов Океании. Этих теорий было выдвинуто, в старой и новой
литературе, довольно много. Они нередко были противоречивы и опровергали
одна другую.
Но постепенно, с общим ростом науки, с накоплением фактических
знаний, взгляды исследователей приобретали более солидный и
убедительный характер.
В настоящее время наука располагает по вопросу о происхождении
океанийцев, вместо первых беспочвенных и более или менее
фантастических гипотез, прочно обоснованными данными, позволяющими
перенести вопрос на твердую почву строгого научного исследования. Однако
и сейчас вопрос далеко еще не во всех деталях разрешен и многое до
сих пор остается неясным.
В современной буржуазной науке об этногенезе наиболее
распространены диффузионистские концепции. В свете их решается
буржуазными учеными и проблема происхождения народов Океании. Мало того:
именно на этом материале впервые — в начале XX в.— и была развита
одна из наиболее известных теорий этого типа, в то же время наиболее
реакционная, вульгарно упрощенная «теория» культурных кругов главы
так называемой культурно-исторической школы Фрица Гребнера. О ней
сказано в главе о происхождении коренного населения Австралии и
Тасмании. Формалистические и по существу антиисторические (несмотря
на название) воззрения деятелей этой школы в значительной
степени способствовали запутыванию вопроса о происхождении народов
Океании, подменяя абстрактными схемами объективное изучение
действительности.
345

Вскоре после Гребнера такую же задачу — определить этнический
состав- населения Океании и культурные напластования — поставил перед
собой английский профессор Риверс1.
Будучи, как и Гребнер, диффузионистом, Риверс,однако, не
рассматривал составные части культуры народов Океании как чисто
механические скопления абстрактных элементов. Он не отрывал культуры от их
носителей — народов. Культурные формы он не считал раз навсегда
сложившимися и неизменными, а пытался выяснить их возникновение и
видоизменения в процессе взаимодействия. Этим самым Риверс сделал
шаг к историзму в понимании культурных явлений в Океании, но шаг,
в сущности, очень незначительный. Как бы то ни было, у Риверса
получилась совершенно иная картина последовательности заселения
Океании, чем у Гребнера.
Риверс выделяет четыре основных этнических слоя среди коренного
населения Океании и начинает анализ с двух самых поздних, которые
различаются прежде всего по одному характерному признаку:
употреблению наркотических веществ — кавы или бетеля. Кава употребляется
в южной и восточной Меланезии и в Полинезии, бетель — в
северо-западной Меланезии. Риверс и считает, что оба эти наркотика характерны для
двух позднейших волн иммигрантов Океании, которых он так и
называет: «народ кавы» (kava people) и «народ бетеля» (betel people).
Последние появились позднее всех, проникли только в северо-западную часть
Океании, и их наркотик — бетель не получил священного значения.
Кава же, связанная с более ранней волной иммигрантов, вошла глубоко
в быт населения, получила обрядовую функцию; в Меланезии она стала
необходимой принадлежностью мужских домов. Что касается более
древнего этнического слоя Океании, который предшествовал вторжению
«народа кавы» и «народа бетеля», то Риверс считает для него в первую очередь
характерным дуально-экзогамную организацию и потому называет его
«дуальный народ» (dual people). Определив это, Риверс пытается
установить, какие из элементов культуры, обычаев и социальных форм
были свойственны этому «дуальному народу», какие принесены
«народом кавы» и «народом бетеля» и какие, наконец, проявились в процессе
соприкосновения и взаимодействия коренного населения с пришельцами.
Институт вождей принесен, по мнению Риверса, иммигрантами. Они
составили малочисленную, но сильную господствующую группу и для
закрепления своего господства создали тайные мужские союзы. Культ
черепов вождей принесен «народом бетеля», а культ их трупов —
«народом кавы». Тотемизм развился из веры «народа кавы» в воплощение душ.
Культ духов природы был свойственен «дуальному народу», но почитание
духов умерших принесено «народом кавы». Последний принес с собой также
и культ солнца и луны. Мегалитические сооружения, встречаемые по
всей Океании, строили аборигены, но по приказу своих господ —
«народа кавы».
Риверс пытается найти еще более древние этнические пласты в Океании.
«Дуальный народ», по его мнению, тоже не был однороден по составу. Он
образовался из слияния пришельцев, более древних, чем «народы кавы и
бетеля», и первоначальных насельников. Эти два древнейших слоя Риверс
различае-г по формам погребения: древнейшие обитатели Океании хоронили
своих покойников в вытянутом положении, а пришельцы — в сидячем.
Последних Риверс именует поэтому «народ сидячего погребения» (sitting
interment people). Вот из слияния этих двух древнейших этнических ком-
1 W. Н. R. Rivers. The history of Melanesian society, vols. I— II.
Cambridge, 1914.
346

понентов и образовалась будто бы дуально-экзогамная организация,
отсюда же появились и женский счет родства, «геронтократия» (власть
стариков) и пр.
Все эти этнические волны, как древние, так и поздние, Риверс ведет
от одного места — из Индонезии.
Надо сказать, что, за исключением последнего, впрочем
общепризнанного и совсем не нового утверждения, вся концепция Риверса весьма
произвольна. Например, его мнение, что обитатели северо-западной
Мелане.ши («народ бетеля») представляют более поздний слой
сравнительно с полинезийцами («народ кавы»); его попытка отнести
юго-восточную Меланезию к одной культурной группе с Полинезией, отделив ее от
северо-западной Меланезии,— противоречат всем известным фактам.
Ученики и единомышленники Риверса, особенно Графтон Эллиот-
Смит и Уильям Перри, попытались пойти значительно дальше своего
учителя. В основу исследования был ими положен археологический
материал, в частности, мегалитические памяаники и погребения.
Но, уже не % ограничиваясь Океанией, эти авторы сделали попытку
проследить распространение мегалитических памятников на всем пространстве
восточного полушария и притом поставили вопрос: с какими другими
элементами культуры связаны мегалиты в своем распространении? Они
отнесли к числу этих элементов культ солнца, обожествление вождей,
мумификацию трупов, оросительное земледелие и пр. Весь этот культурный
комплекс Эллиот-Смит, сам живший долгое время в Египте и
интересовавшийся египтологией, объявил происходящим не более и не менее как
из древнего Египта. Перри вполне поддержал этот взгляд. По мнению
названных исследователей, именно из Египта вышла некогда волна
культурной миграции, которая обошла почти весь мир. Носители этой
культуры, «дети солнца», всюду распространили культ солнечного божества и
связанные с ним верования, обычаи и элементы культуры: почитание
великой матери-богини, человеческие жертвоприношения, обычай
мумификации, тотемические кланы, дуальную организацию, материнское право,
ирригационное земледелие, гончарство,— всюду оставляли за собой
мегалитические памятники и каменную пластику. Этой-то волне, достигшей
далекой Океании, обязана будто бы последняя своей довольно высокой
культурой1.
Теория Эллиота-Смита и Перри, получившая название «панегиптизма»,
страдает уродливым преувеличением роли древних цивилизаций в
культурном развитии человечества. Конечно, она страдает и абсолютным
непониманием того, что такое вообще исторический процесс
формирования народов и их культур. Впрочем, никто из серьезных исследователей,
как советских, так и зарубежных, не разделяет этих фантастических
построений.
Новая попытка разобраться в этническом составе Океании была
сделана базельским профессором Феликсом Шпейзером, который с 1910 г.
(экспедиция на Новые Гебриды) и вплоть до своей смерти (1949)
непрестанно изучал культуру народов Океании, в частности материальную
культуру. Шпейзер подходил к проблеме происхождения народов
Океании, по существу, с тех же диффузионистских позиций, как Гребнер и
Риверс, хотя пытался избежать наиболее грубых их промахов. В отличие
от Гребнера, он старался связать этнографические данные с
антропологическими и языковыми. Он говорил не об абстрактных «культурах», а о
1 См., например, W. J. Perry. The children of the sun, a study in the early
history of civilization. London, 1923.
347

конкретных народах, — но свои
выводы он строил, исходя из.
распределения элементов
культуры.
По гипотезе Шпейзера,
Австрало-Океанийская область
заселялась несколькими
последовательными волнами.
Древнейшая была представлена
тасманийцами, оставившими свой
след, как полагает Шпейзер, и
на островах западной Океании.
Вторую волну составили
австралийцы. Из смешения тех и
других сложился (на Новой
Гвинее) третий элемент —
папуасский. Четвертым слоем были
народы «четырехгранного
колуна» (Vierkandtaxt), занимающие
горные области Восточной
Новой Гвинеи. Все эти «доавстро-
незийские» народы заселили
только западную часть
Меланезии. Затем появились «прото-
австронезийские» народы,
распадавшиеся с самого начала на
Папуас с южного берега Новой Гвинеи. индонезийскую и полинезий-
Рис. Н. Н. Миклухо-Маклая СКУЮ ветви. Индонезийцы,
просочившиеся в западную
Океанию, оказали сильное влияние
на местное темнокожее доавстронезийское населецие, передав ему свою
культуру и свои языки, — так образовались меланезийские языки; но
так как индонезийцев было немного, то антропологически они были
поглощены темнокожим населением, почти не оставив в нем следов.
Вооруженные теперь более высокой культурой (мореплавание, лодки с
балансиром, мотыжное земледелие), эти смешанные народы, предки
меланезийцев, заселили всю Меланезию. Они проникли и в Полинезию, где
составили древний слой населения. Микронезийцы и полинезийцы
пришли позже — из той же Индонезии. Но происхождение их культуры
совершенно отлично от происхождения индонезийско-меланезийской.
Переселение полинезийцев лишь частично затронуло северо-восточную
область Меланезии. Однако, попав на острова восточной Океании,
предки полинезийцев нашли здесь темнокожее меланезийское население,
смешались с ним, переняв кое-что из его культуры. Вот чем объясняется
частичное сходство культур меланезийцев и полинезийцев.
Такова в самых общих чертах схема заселения Океании, набросанная
Феликсом Шпейзером1. В ней много интересных наблюдений и
сопоставлений, наглядно показаны некоторые особенности культуры отдельных
частей Океании. Но в целом концепция Шпейзера не может
удовлетворить советского исследователя. Она построена на тех же диффузионист-
ских идеях, на произвольном допущении, что все сходные явления
культуры должны непременно происходить из единого центра (например,
огненное сверло, плетеные из шнура сумки и сожжение покойников, где
1 F. Speiser. Versuch einer Siedlungsgeschichte der Siidsee. Zurich, 1946.
348

бы они ни встретились,
указывают будто бы всегда и везде
ла «тасманийский» слой,—хотя,
казалось бы, люди могли
добывать огонь сверлением и
сжигать своих умерших, и не учась
этому у тасманийцев).
Внимание боль-
Происхождение шинства Иссле-
меланезиицев
м дователеи
этногенеза народов Океании
сосредоточивалось преимущественно
на проблеме происхождения
полинезийцев. Вопрос о
происхождении меланезийцев остается до
сих пор как-то в тени; о нем
высказываются 'вркользь,
мимоходом или вообще обходят
молчанием. Одной ин причин
служит, возможно, отсутствие у
самих меланезийцев каких-либо
преданий об их происхождении,
о переселениях предков и т. п.;
другой причиной могло быть
то, что меланезийцы, обитатели
островов с нездоровым
климатом, .мало доступных для
европейцев, вообще не так интере- Папуаска из местности Гаиле.
совали исследователей и до по- Юго-восточная Новая Гвинея
следнего времени оставались
мало изученными. В литературе почти нет специальных работ,
посвященных проблеме этногенеза меланезийцев (такими нельзя считать уже
упоминавшиеся работы Гребнера и Риверса), а отдельные высказывания
ученых на этот счет довольно скудны. Заслуживают внимания только
работы Шпейзера, но и они, хотя и содержат много интересных данных,
лишены убедительности в основных выводах.
Больше всего по данному вопросу сделано антропологами.
В населении Меланезии антропологи обычно различают, помимо
промежуточных, четыре основных типа: папуасский, негритосский,
собственно меланезийский и новокаледонский, или восточномеланезийский.
Все они относятся к океанийской ветви негро-австралоидной, или
экваториальной, большой расы. Их сближают с другими представителями
экваториальной расы темный цвет кожи, курчавые волосы,
сравнительно большая ширина носа, альвеолярный прогнатизм.
Папуасский тип наиболее отчетливо выражен в группе мерауке в
центральной части южного побережья Новой Гвинеи. Судя по
фотографическим материалам и измерениям отдельных групп, на островах Новой
Британии и Новой Ирландии также преобладают признаки папуасского
комплекса. К негритосскому типу относятся племена тапиро, пешегем
и др., занимающие часть южного склона гор в западных районах Новой
Гвинеи. Небольшие группы, принадлежащие к тому же типу, обнаружены
на о-ве Санто (Новые Гебриды). Характерными представителями третьего
типа — собственно меланезийского — являются люди племени якомул
на северном берегу Новой Гвинеи, в области залива Гумбольдта. То же
сочетание антропологических особенностей устанавливается у племен
349

центральных островов
Меланезии. Наконец, к
своеобразному варианту, который
можно считать четвертым типом
меланезийской группы,
относятся островитяне Новой
Каледонии.
Основным признаком,
разграничивающим
перечисленные типы, служит степень
курчавоволосости:
представители папуасского и негри-
тосского типов имеют сильно-
курчавые волосы,
представители
новокаледонского—умеренно курчавые или
узковолнистые; собственно
меланезийский тип занимает
промежуточное положение. Из
специфических особенностей
можно отметить низкий рост
представителей негритосско-
го типа, своеобразную форму
выпуклого в хрящевом
отделе носа у населения,
принадлежащего к папуасскому
типу, долихокефалию,
широкое лицо и повышение
носового указателя у
представителей собственно
меланезийского типа, высокий рост
Папуас и пигмеи племени тапиро и значительное развитие
бороды у островитян Новой
Каледонии, что сближает их с австралийцами.
Вопрос о генеалогических взаимоотношениях этих типов не может
считаться решенным. Широкое распространение в буржуазной
литературе получила так называемая «пигмейская теория», разработанная
анатомом и антропологом И. Кольманом и этнографом В. Шмидтом,
согласно которой древнейшим на этой территории, как и вообще πα
всей эйкумене, было низкорослое курчавоволосое население. Эта теория
была подвергнута убедительной критике М. Г. Левиным1. Так, особая
древность низкорослых вариантов, на которой настаивал Кольман, не-
находит себе подтверждения в данных палеоантропологии: они
неизвестны среди находок донеолитического времени. Специфическая
инфантильность типа современных пигмеев и негриллей, которую авторы
«пигмейской теории» считают свидетельством большой древности и
примитивности их типа, встречается у всех высокорослых расовых групп
и, повидимому, объясняется условиями существования в островной
изоляции. То, что среди представителей населения Южной Азии почти
не встречается следов пигмейского типа, также свидетельствует против
его глубокой древности. Таким образом, концепция, согласно которой более
высокорослые и волнистоволосые варианты являются потомками
низкорослых и курчавоволосых, в настоящее время должна быть отвергнута.
1 М. Г. Л ев и н. Проблема пигмеев в антропологии и этнографии. «Советская
этнография», 1946, № 2.
350

Меланезийка с о-вов Герцога Йоркского
Меланезиец с о-ва Бука. Соломоновы острова

Меланезийка с Новой Каледонии
Меланезиец с Новой Каледонии

Меланезийцы с о-вов Лоялти
Другая концепция основывается на наблюдениях над возрастными
изменениями формы волос у меланезийцев. Курчавые волосы появляются
у них в возрасте около пяти лет, у новорожденных и грудных детей
волосы волнистые. Первым обратил внимание на этот важный факт Η. Н.
Миклухо-Маклай, исследовавший папуасов северо-востока Новой Гвинеи.
Позднее то же явление наблюдал Ф. Саразин на Новой Каледонии. Это
обстоятельство дало возможность выдвинуть гипотезу о происхождении
курчавоволосых типов от австралоидного волнистоволосого. Развитые
надбровные дуги и покатый лоб, свойственные австралоидному типу,
также должны рассматриваться как более древняя особенность,
предшествующая «детской» форме лба папуасского и особенно негритосского
типов.
Так или иначе, как бы ни решался вопрос о сравнительной древности
курчавоволосых и волнистоволосых типов, антропологические данные
свидетельствуют о древних связях населения Меланезии с населением Юго-
Восточной Азии, которая, повидимому, была зоной формирования этих
типов.
Что касается происхождения языков Меланезии, то все,
кто занимался этим вопросом, признают, что они сложились под прямым
влиянием малайско-полинезийских (австронезийских) языков. Наиболее
вероятно предположение; что некогда по всей Меланезии
господствовали папуасские языки. В настоящее время они сохранились только на
Новой Гвинее и кое-где во внутренних частях более крупных
островов, очевидно, оставшихся в стороне от упомянутого влияния. Там,
где коренное папуасоязычное население общалось с более поздними
пришельцами, которые говорили на языках малайско-полинезийской
группы, — эти последние, принадлежавшие более культурно развитым
23 Народы Австралии и Океании осо

народам, одержали верх при
их скрещении, и так
возникли меланезийские языки.
Кто были эти более поздние
пришельцы? По серьезно
обоснованному мнению С.
Рея, это были^
индонезийцы, которые вообще
оказали глубокое культурное
влияние на население
Меланезии.
Следует ; обратить
внимание также и на то, что
очень многие черты
культуры^ меланезийцев, при
всем различии уровня
развития, сходны с
полинезийской культурой: техника
земледелия вместе с
ассортиментом культурных
растений, техника
рыболовства, домашние животные,
кава, украшения и
одежда, тапа (материя из луба),
отчасти формы построек,
типы лодок и многое
другое обнаруживают коренное
Меланезийка с ребенком с ^сьва Аоба. сходство, что не мешает,
Новые Гебриды *.
г конечно, разнообразию
локальных форм. Это
обстоятельство указывает на давнюю и глубокую культурно-историческую
общность обоих соседних народов.
Различные взгляды, высказывавшиеся по вопросу
Происхождение 0 происхождении островитян Полинезии, можно
полинезийцев г х
свести к трем основным: к теории автохтонности,
точнее, аборигенности океанийцев; к теории американского их
происхождения; к теории азиатского (западного) происхождения.
Теория автохтонности полинезийцев, т. е. взгляд на них,
как на исконных обитателей этой части света, в настоящее время всеми
оставлена, но в свое время многие ее придерживались.
Еще первые побывавшие в Океании европейские путешественники,
начиная с испанца Кироса, высказывали предположение, что острова
Тихого океана — это остатки большого материка, затонувшего в
результате геологической катастрофы. Из путешественников XVIII в. такого
же взгляда держались Кук, оба Форстера, Дальримпль, Ванкувер.
Более подробно теорию затонувшего материка изложил известный
французский мореплаватель Дюмон-Дюрвиль. Он считал, что острова Океании
представляют собою остатки огромного континента, когда-то
соединявшего Азию с Америкой. Оставляя, конечно, в стороне коралловые
острова, он рассматривал вулканические острова как вершины тех гор,
которые некогда тянулись по этому древнему потонувшему континенту.
Последний, по мнению Дюмон-Дюрвиля, был населен многочисленным
и сравнительно культурным народом. Деградировавшими остатками его
будто бы и являются современные полинезийцы и меланезийцы. Как
на одно из доказательств своей теории Дюмон-Дюрвиль ссылался на
354

распространенный среди населения Океании миф о потопе, полагая, что
этот миф — отголосок действительно имевшей место катастрофы.
Были и в более позднее время защитники теории потонувшего
материка «Пацифиды», якобы находившегося некогда на месте нынешней
Океании: к числу их принадлежали такие ученые, как русский биолог
М. А. Мензбир1. Некоторые предположения в этом направлении были
высказаны в советской географической науке и позже 2. Но вопрос о «Паци-
фиде» — вопрос чисто геологический—не имеет прямого отношения к
проблеме происхождения народов Океании; если «Пацифида» и существовала,
то в такие отдаленные геологические времена, когда на земле еще не
было человека. Правда, отдельные этнографы, как Макмиллан Браун,
пытались в недавнее время оживить гипотезу Дюмон-Дюрвиля о
полинезийцах как остатке погибшей тихоокеанской цивилизации, но
убедительных аргументов в пользу этой гипотезы не привели.
Были попытки обосновать автохтонность полинезийцев и без
обращения к теории геологических катастроф. Оригинальную точку зрения
выдвинул еще в 80-х годах XIX в. француз Лессон. Он был участником
экспедиции Дюмон-Дюршиля, а потом долгое время жил и работал на
островах Океании в качестве врача. В своем объемистом четырехтомном
сочинении «Полинезийцы, их происхождение, их миграции, их язык»3 Лессон
пытается на основании, в первую очередь, местных преданий, определить
направления, по которым шло заселение островов Океании. Он приходит
к выводу, что общее направление колонизации шло с юго-запада на северо-
восток и исходной точкой его была Новая Зеландия, точнее — ее Южный
остров. Именно к этому острову относится, по мнению Лессона, название
легендарной страны «Гавайки», прародины полинезийцев. Это слово он
объясняет так: «ha (от, на ) + wa (страна) + hiki (кормилица,
носительница), следовательно — «страна-кормилица, родина». Откуда же туда,
на Южный остров Новой Зеландии, попал человек? С точки зрения
Лессона, человек развился там самостоятельно. Новая Зеландия, по мнению
автора, вполне обладает условиями, способствовавшими процессу
очеловечения. Оттуда предки «маорийцев» расселялись не только по островам
Полинезии, но и попали в другие части света — в Юго-Восточную Азию,
Африку, Америку. В частности, малайцев и другие народы Индонезии
Лессон считает потомками тех же полинезийцев.Лессон пытается даже
определить время этих переселений, относя начало эмиграции из Новой
Зеландии ко времени, примерно, за четыре тысячи лет до наших дней.
Теория Лессона отличается больше остроумием и оригинальностью,
чем убедительностью. В основе ее лежит точка зрения полигенизма, т. е.
теория происхождения разных человеческих рас от различных предков,
в настоящее время никем, кроме закоренелых расистов, не разделяемая.
Отчасти родственную концепцию изложил в 1930—1933 гг. Тэйбер.
Оставляя в стороне вопрос о колыбели человечества, этот исследователь
пытался доказать, что было три волны великих цивилизаций,
охвативших в своем распространении весь мир. Древнейшая из них —
неолитическая цивилизация, вторая — великие империи Китая, Индии,
Месопотамии и Египта, третья и последняя — современная европейская
цивилизация. По мнению Тэйбера, неолитическую цивилизацию могли создать
только морские народы, родиной ее была Океания. Автор указывает на
многочисленные факты родства языков и культуры между народами
1 См. М. Мензбир. Тайна Великого океана. М., 1922.
2 Η. Н. Зубов. О путях заселения Гавайских островов и острова Пасхи.
«Известия Всесоюзного географического о-ва», 1949, т. 81, вып. I.
3 A. Lesson. Les Polynesiens, leurs origines, leurs migrations, leur language,
vols. 1—4. Paris, 1880—1884.
355
23*

Остров Раиатеа, отождествляемый с легендарной «Гавайки»
Океании, с одной стороны, Америки, Африки, Азии— с другой. Даже
свайные постройки Европы созданы, по мнению Тэйбера, теми же
смелыми мореплавателями, переселенцами из Океании1.
Теория Тэйбера интересна как попытка включить народы Океании
в рамки всемирной истории и придать им не пассивную, а активную роль
в этой истории. Но автор заходит слишком далеко, придерживаясь точки
зрения самого необузданного миграционизма, за которым следовать
невозможно.
Итак, все делавшиеся до сих пор попытки — доказать местное
происхождение народов Океании и их культуры оказываются, при всей их
оригинальности, по меньшей мере мало обоснованными.
Что касается теории американского происхождения океанийцев (в
частности, полинезийцев), то она имела и имеет мало сторонников.
Наиболее известен из них Эллис, миссионер-этнограф, который, впрочем, не
отличался последовательностью взглядов. Он допускал связь народов
Полинезии с древнейшими индусами, даже евреями. Но в общем он
склонялся к теории заселения Океании с востока. Движению с востока
благоприятствовали, по мнению Эллиса, господствующие пассатные течения
и ветры, тогда как плыть против них с запада, как ему кажется, было
очень трудно. Эллис ссылался также на сходство в языках, обычаях,
материальной культуре народов Океании и Америки. Но хотя все
исследователи признают, что историческая связь между Океанией и
Америкой существовала и что между народами этих стран было культурное
β 1 Ch. Tauber. Les migrations des oceaniens (XV-me Congr. intern, d'anthropo-
logie et d'archeologie prehistorique. V-me sess. de l'Inst. Intern. d'Anthrop. de Paris,
1931). Paris, 1933;
356

общение, однако почти единодушное мнение ученых сводится к тому, что
направление этого общения было, вопреки мнению Эллиса, не с востока
на запад, а с запада на восток. Смелые полинезийские мореплаватели
могли достигнуть и, очевидно, достигали берегов Америки и
возвращались назад. Но обитатели Америки едва ли были когда-либо способны
на такие отдаленные плавания.
В последние годы, правда, норвежец Тор Хейердаль вновь выдвинул
теорию заселения Полинезии из Америки: первая волна заселения шла,
по его мнению, из Перу в V в. н. э., вторая — с северо-западного
побережья Америки в XII в. В подтверждение своей теории Хейердаль
совершил даже плавание с пятью спутниками на плоту от берегов Перу до
островов Полинезии (1947)1. Но взгляды Хейердаля не встречают
сочувствия среди специалистов. Возможно, однако, что начатые в 1955 г.
экспедицией Хейердаля археологические исследования на острове Пасхи дадут
новые материалы, освещающие проблему полинезийско-американских
связей.
Подавляющее большинство старых и новых ученых, занимавшихся
проблемой происхождения островитян Океании, стоит на точке зрения
западного, азиатского, их происхождения. Этот взгляд
высказывался еще путешественниками XVIII в.: Бугенвилем, Лаперузом и др.
Участник русской экспедиции, естествоиспытатель Шамиссо первый
подвел под него научную базу, указав на языковое родство
полинезийцев с малайцами. Отсюда выросло понятие «малайско-полинезийская
семья языков», обоснованное известным лингвистом Вильгельмом
Гумбольдтом2 и сохранившее все свое значение и поныне. Ни один
исследователь, занимающийся вопросом происхождения народов Океании,
не имеет права пройти мимо того важного факта, что все
полинезийские языки не только между собой чрезвычайно близки, но явно
родственны языкам меланезийцев, микронезийцев и народов Индонезии
и даже далекого Мадагаскара. Таким образом, языковые факты в первую
очередь указывают на исторические связи океанийцев, тянущие их к
западу, к Юго-Восточной Азии.
В годы между двумя мировыми войнами много было сделано для
археологического изучения Юго-Восточной Азии. Особенно
велики заслуги венского ученого Роберта Гейне-Гельдерна. Ему удалось
установить, что в неолитическую эпоху в Юго-Восточной Азии
существовали три большие культуры, различавшиеся между собой особенно
отчетливо по форме каменных топоров. Для одной из этих культур
характерен «валиковый» топор с овальным поперечным сечением и узким
обухом. Для второй культуры характерен «плечиковый» топор, в котором
верхняя часть имеет сужение в виде уступа с одной или с обеих
сторон для всаживания в рукоятку. Типичной формой топора третьей
культуры является «четырехгранный» топор, имеющий в разрезе
прямоугольник или трапецию. Каждая из этих культур имела свою область
распространения, и все три обнаруживают определенные связи с
современными нам культурами Океании.
Культура валикового топора считается наиболее древней. Она
известна в эпоху неолита в Японии, местами в Китае, далее в восточной
части Индонезии. В западной Индонезии — на Яве и Суматре —
валиковый топор совершенно отсутствует. Зато он господствует по всей
Меланезии и притом бытует там до наших дней. Гейне-Гельдерн полагает,
1 Th. Heyerdahl. American Indians in the Pacific. Stokholm, 1952; Т.
Хейердаль. Путешествие на Кон-Тики, Μ , 1955.
2 W. von Humboldt. Uber die Kawi-Sprache auf der Insel Jawa, Bd. 1—3.
Berlin, 1836—1839.
357

c~?
о
ΐ 7
с:
Каменные неолитические топоры Океании
1 — валиковый топор из Меланезии; 2 —-доисторический четырехгранный топор из
Новой Зеландии; з — плечиковый топор с о-вов Тубуаи; 4 — австралийский топор
с наточенным краем

Распространение неолитических топоров в Юго-Восточной Азии, Индонезии и Океании
(В Юго-Восточной Азии и Индонезии — из раскопок в Океании — бытовавшие в XIX в.)
1 — валиковый гопор; 2 — четырехгранный то нор; з — плечиковый топор; 4 — топор с наточенным краем

что культура валикового топора распространилась из Китая или
Японии через Тайвань (Формозу) и Филиппины до Меланезии.
Культура плечикового топора считается более поздней, чем
предыдущая, но имеет иную область распространения: следы ее встречаются на
обширной территории — от Центральной Азии через Индокитай,
восточную Индонезию и южный берег Китая, до Японии и Кореи. Гейне-Гель-
дерн считает потомками ее носителей современные народы
австро-азиатской семьи языков (мон-кхмер и мунда).
Наконец, культура четырехгранного топора, поздненеолитическая по
своему происхождению, известна во многих провинциях Китая, от
Шэньси до Юньнани, далее — на Малайском полуострове, но главная
область ее распространения — это Индонезия, особенно западная. На
Суматре и Яве четырехгранный топор — почти единственная известная форма.
Наконец, она распространена по всей Полинезии. Носителями этой
культуры Гейне-Гельдерн считает народы австронезийской, т. е. малайско-по-
линезийской семьи. Ее первоначальной родиной был, по его
предположению, юго-западный Китай. Отсюда эта культура, вероятно, около
середины II тысячелетия до н. э., продвинулась в Индокитай и Индонезию.
В восточной части Индонезии, в области Целебес — Филиппины —
Тайвань, образовался новый очаг культуры четырехгранного топора, наверно,
смешавшийся с культурой плечикового топора. Именно оттуда эта
культура, уже в смешанном виде, проникла в Полинезию и распространилась
за ее окраины. Вероятно, путь этого движения лежал через
Микронезию .
Гейне-Гельдерн склонен приписывать огромную историческую роль
распространению культуры четырехгранного топора и связанной с ним
миграции австронезийских народов. По его мнению, это была этническая и
культурная волна, обладавшая неслыханной силой экспансии.
Распространившись в эпоху позднего неолита в Восточной Азии, эта волна
заложила основы китайской культуры, создала культуры Индокитая и
Индонезии и охватила огромный островной мир от Мадагаскара до Новой
Зеландии и восточной Полинезии, а может быть, и вплоть до Америки.
Создатели этой культуры, в числе которых находились и предки
полинезийцев, были, по мнению Гейне-Гельдерна,оседлыми земледельцами,
возделывали рис и просо, из домашних животных имели свинью и
рогатый скот, знали гончарство и были искусными мореплавателями,
применявшими лодку с балансиром.
Результаты своих археологических исследований Гейне-Гельдерн
пытался сопоставить с данными этнографии. Он пришел к выводу, что в
Океании можно проследить определенные культурные круги, но только совсем
не те, которые намечал там Гребнер. У него получаются, в сущности, два
основных культурных круга в Океании: более ранний, меланезийский,
связанный с культурой валикового топора, и более поздний,
полинезийский, восходящий к культуре четырехгранного топора, частично
смешанной с культурой плечикового топора.1
Археологические исследования в значительной мере прояснили вопрос
об исторических связях народов Океании с Юго-Восточной Азией.
Исследования Гейне-Гельдерна представляют бесспорный интерес, но, конечно,
не решают в целом вопроса о происхождении народов Океании.
По новейшим антропологическим данным, в
сопоставлении с материалом прежних исследователей, общий тип полинезийцев
представляется в следующем виде.
1 К. Η е i η e-G е 1 d е г п. Urheimat u. friiheste Wanderungen der Austrohesien.
«Anthropos», 1932, Bd. XXVII, H. 3—4, стр. 574—575.
359

Самоанец
Полинезийка смешанного тонгано-
самоанского происхождения
Полинезийцы имеют высокий рост (170—173 см), темносмуглую кожу,
широковолнистые волосы. Волосы на теле растут слабо, борода — средне.
Лицо крупных размеров, слегка прогнатное, со средне выступающим,
довольно широким носом. Головной указатель варьирует от
долихокефалии до отчетливо выраженной брахикефалии. Древние черепа из
Полинезии характеризовались долихокефалией, поэтому вполне
вероятно, что эта особенность была свойственна исходному полинезийскому
типу.
Наиболее полно суммарный тип полинезийцев представлен на
восточных островах — Маркизских и Туамоту, где преобладают типичные
высокорослость, мезокефалия на границе с брахикефалией, широколи-
цость и широконосость.
У западных полинезийцев (о-ва Самоа и Тонга) отмечается сдвиг
в сторону узколицости. Процент волнистой формы волос у самоанцев
больше.
Жители о-вов Таити, а также Гавайских, имеют повышенный
головной указатель. В остальных признаках полинезийцы этой зоны почти
не отличаются от общего среднеполршезийского типа.
На периферических островах полинезийского мира — Мангарева и
Новая Зеландия, а также на крайнем восточном острове Пасхи,—
наблюдается большая долихокефалия и вместе с тем уменьшение лицевого
указателя при той же средней длине тела. У маори отмечается также
большая частота волнистоволосого типа.
Высказывалось предположение о наличии в Полинезии особого курчаво-
волосого субстрата, от смешения которого с волнистоволосыми
элементами возник полинезийский тип.
360

Сторонником близости
полинезийской расы к ав-
стралоидной был А.
Уоллес.
Основываясь на
некотором сходстве
полинезийцев с южными
европейцами, их относили к
европеоидной расе (Эйкштедт,
Монтандон).
Этнографическая аргументация этой
гипотезы (например, у Мюль-
мана) окрашена
реакционными идеями
превосходства древней
«арийской», или
«индоевропейской», культуры и
народной поэзии, следы которых
усиленно разыскиваются
в полинезийских мифах.
В антропологическом
отношении мнение о европе-
оидности полинезийцев
основывается на
использовании отвлеченных
морфологических схем: в типе
неметисированных
полинезийцев нет никаких Тонганка
специфических признаков
европеоидности.
Отмечалась морфологическая близость типа полинезийцев к типу
американских индейцев. Об этом свидетельствует сходство в
пигментации кожи и волос и в степени выступания скул и носа. Однако это не
может рассматриваться как свидетельство прямых связей между
Полинезией и американским материком, осуществлявшихся через Тихий
океан. Более вероятно, что отмечаемое сходство есть следствие
происхождения от общего ствола, формировавшегося на территории Юго-Восточной
Азии.
Таким образом, полинезийцы обнаруживают в своем типе
чрезвычайно своеобразное сочетание признаков. По одним признакам они
сближаются с монголоидами, по другим — с океанийскими негроидами,. Пови-
димому, тип полинезийцев образовался в результате сложных и
длительных смешений указанных элементов и, следовательно, ведет свое
происхождение из Юго-Восточной Азии и Индонезии.
Существенным источником для решения вопроса о происхождении
полинезийцев служат ихэтногенетические предания.
Первым, кто указал на важность этих преданий, был участник большой
американской экспедиции в Океанию 1838—1842 гг. лингвист Хорешио
(Гораций) Хэл. Он подверг исследованию генеалогические рассказы
полинезийцев и пришел к выводу, что предки их должны были приплыть
из Азии. Он попытался определить и тот путь, которым они двигались.
Этот путь шел, по его мнению, из Индонезии, вдоль северного берега
Новой Гвинеи через острова Меланезии, на Фиджи и Самоа. Одним из
промежуточных этапов их миграции был о-в Буру (один из Молуккских
островов), название которого в этой самой форме встречается в полинезийских
361

преданиях как один из
пунктов странствования
предков. Легендарная же
страна «Гавайки» — это,
по мнению Хэла, о-ва
Самоа, один из которых
называется, как известно,
Саваии.
Первая серьезная
разработка полинезийских
преданий принадлежит
Форнандеру. Основываясь
на данных преданий, Фор-
нандер считал прародиной
. полинезийцев
северо-западную Индию, а языки
их возводил к древним
арийским языкам дове-
дийского периода. Страну
«Уру», упоминаемую в
полинезийских легендах, он
связывал с древним Уром
в Месопотамии. Это
подкрепляется и другими
совпадениями:
богом-покровителем Ура был Син,
лунное божество и патрон
женщин. В Полинезии бо-
Гаваец ^
гиня луны называется
Слана (Хина), и она тоже
считается защитницей женщин. Египетский же бог солнца Ра повторяется в
полинезийском названии солнца «Ра». Далее, во всех полинезийских
преданиях встречается название страны Ирихиа, что может быть
сопоставлено с санскритским названием Индии «Врихиа»: сопоставление
вполне закономерное, ибо в полинезийских языках не может быть
двух рядом стоящих согласных, и «Врихиа», естественно, могла
превратиться в «Ирихиа».
Из древней своей прародины, страны «Атиа», предки полинезийцев,
согласно преданиям, были изгнаны. Форнандер считает, что они
направились через Малайский полуостров в Индонезию. Название
позднейшей легендарной родины полинезийцев — «Гавайки» он связывает с
Явой. Оттуда они были вынуждены двинуться дальше и вдоль южного
(а не северного, как полагал Хэл) берега Новой Гвинеи проникли в
Меланезию, а затем и в Полинезию.
Такова концепция Форнандера, опирающаяся почти исключительно на
полинезийские предания. Она представляется во многом спорной, даже
фантастической; но идея, высказанная Форнандером, вдохновила других
исследователей, и работа его не пропала даром. Многое из
предположений этого ученого в новейшее время было подкреплено более
углубленными исследованиями.
Так, Перси Смиту удалось установить чрезвычайно важный факт,
который заставляет с большим доверием отнестись к этим преданиям:
сравнивая между собой собственные имена в родословных, передаваемых на
разных островах, он убедился в том, что имена эти в более древних
отрезках генеалогий между собой совпадают. Так, например, один из предков,
362

фигурирующий в преданиях
гавайцев, называется Хуа; он
жил 25 поколений тому назад.
В легендах маори Новой
Зеландии упоминается предок
того же имени, вместе с его
братом Хуиро, которые жили
за 26 поколений. В
таитянских преданиях упоминается
Хиро (другая форма того же
имени — Хуиро), живший
^3 поколения назад; у раро-
тонгцев предок по имени
Хиро упоминается за 26
поколений. Более поздние имена
уже расходятся, что и
понятно, ибо полинезийцы
расселились по разным островам.
Этот замечательный факт
совпадения имен в
родословных позволил Перси Смиту, Маори
опираясь на родословные
как на достаточно надежный источник, попытаться определить
примерные хронологические даты полинезийских переселений. Самая длинная
генеалогия — раротонгская —насчитывает 92 поколения. Перси Смит
считает, что это соответствует периоду времени в 2300 лет, и поэтому
относит начало заселения Полинезии к середине V в. до н. э.
Подобно Форнандеру, Перси Смит выводит предков полинезийцев
из Индии, которую он видит в названиях страны Ирихия, или Атиа-те-
ваинга-нуи, упоминаемых в полинезийских легендах.
Хронологические расчеты Перси Смита, особенно те, которые
забираются в такую отдаленную древность, как V в. до н. э., вызывали
сомнения и возражения у других исследователей. Но заслуга Перси Смита в том,
что он окончательно доказал ценность генеалогических легенд
полинезийцев как исторического источника. К этому источнику надо
относиться критически, но игнорировать его после работ Перси Смита
нельзя.
Наиболее обстоятельно аргументирована «азиатская» теория заселения
Полинезии в работах Те Ранги Хироа. В основных чертах его
концепция сводится к следующему.
Берега Тихого океана, и западный и восточный, осваивались
человеком посредством сухопутных переселений. Острова Меланезии,
расположенные близко от материка и один от другого, могли быть заселены, даже
если мореходные средства были примитивны. Но огромное водное
пространство между о-вами Фиджи и Америкой, усеянное мелкими,
удаленными одна от другой группами островов, оставалось пустынным, пока не
появился народ смелых мореплавателей, оснащенных высокой
мореходной техникой.
Подвиги этих пионеров Тихого океана, впервые заселивших его
безбрежные просторы, во много раз превосходят прославленные путешествия
древних финикийских мореходов и викингов северной Атлантики —
норманнов. Кто же были предки современных полинезийцев? Хироа считает их
народом европеоидной расы, частично смешавшимся с монголоидами;
меланезийскую примесь или субстрат, предполагавшиеся некоторыми
исследователями, Те Ранги Хироа отрицает.
363

120 140
Схема заселения Полинезии по гипотезе Те Ранги Хироа
Откуда прибыли эти отважные мореплаватели? Те Ранги Хироа
считает не особенно надежными выводы прежних исследователей об
индийском, даже месопотамском или египетском их происхождении. Он
скептически относится к смелым гипотезам Перси Смита и к его хронологическим
расчетам. Возможна ли такая точная память, удержавшая в народном
предании в течение двух тысяч лет названия стран древней родины — Уру»
Ирихия, Атиаипр.РПо мнению Хироа, если предки полинезийцев и
обитали; когда-то в Индии, то память об этом не могла сохраниться. Зато и
данные языка и другие факты неопровержимо свидетельствуют, что предки
полинезийцев жили некогда в Индонезии. Там, в этом островном мире, они
и стали морским народом.
Те Ранги Хироа полагает, что из Индонезии предки полинезийцев
были вытеснены монголоидными народами, очевидно — малайцами. Не
выдержав их натиска и не видя другого выхода, они «устремили свои
взоры к восточному горизонту и пустились в одно из самых
дерзновенных плаваний»1-
Направлению и конкретным деталям полинезийских переселений Те
Ранги Хироа уделяет главное свое внимание. По мере постепенного
движения на восток росли и совершенствовались мореходная техника,
судостроение и искусство кораблевождения. Появились крупные лодки с
балансиром и двойные лодки; некоторые из них поднимают до ста человек.
Мореплаватели брали с собой животных, научились запасать в
консервированном виде пищу для дальних путешествий.
Каким путем направлялись переселения? Обычно исследователи
принимают «южный путь», через Меланезию, но Те Ранги Хироа с этим не
согласен. Если бы предки полинезийцев плыли через острова Меланезии,
1 Те Ранги Хироа. Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950, стр. 44.
364

в их жилах была бы заметна примесь меланезийской крови. В
меланезийских языках есть заимствования из полинезийских, но эти заимствования
Хжроа считает поздними, недавними, так же как и основание
полинезийских колоний в Меланезии. По мнению Хироа, предки полинезийцев
двигались не «южным», а «северным» путем, через архипелаги Микронезии.
Этим объясняется, с его точки зрения, многое: и то, что полинезийцы не
пользуются луком, в отличие от меланезийцев, но зато имеют, подобно ми-
кронезийцам, пращу; и то, что они не знают гончарства — они утратили
его, живя на коралловых островах Микронезии, где совершенно нет глины,
и то, что они забыли искусство тканья,— опять-таки, в Микронезии не
растет хибискус, волокно которого применяется для тканья. Если бы
полинезийцы двигались через Меланезию, они не утратили бы этих
культурных навыков.
Первым из архипелагов Полинезии, куда попали переселенцы, был, по
убеждению Хироа, архипелаг Таити и, в частности, главный остров
его подветренной стороны—Раиатеа. Именно данный остров Хироа
отождествляет с легендарной страной «Гавайки»; в этом он опирается на
предания самих таитянских знатоков старины.Попав на этот вулканический
гористый остров, богатый реками, плодородной землей и древесной
растительностью, мореплаватели, прибывшие сюда со скудных коралловых
островов Микронезии, очутились сразу, как в раю земном. Здесь-то и
расцвела пышным цветом впервые полинезийская культура. Здесь
развилась ее своеобразная техника, здесь — в местности Опоа —
образовалась школа жрецов, в которой были выработаны основные контуры
полинезийской мифологии, учение о великих богах. Современные
религиозно-мифологические представления полинезийцев, столь
сходные даже на отдаленных один от другого островах,— суть наследие
этой древней общеполинезийской эпохи, продукт творчества жрецов
из Опоа.
Заселение «Гавайки» — Раиатеа и всего архипелага Таити Хироа
относит, на основании генеалогических данных, к V в. н. э. В дальнейшем
Таити сделался центром, откуда направилась колонизация во все концы
Полинезии. Этому благоприятствовало и его положение в центре
Полинезии. Хироа прослеживает расселение полинезийцев из этого центра во
всех направлениях. В наглядной карте он воспользовался образом
осьминога, голову которого составляет Таити, а восемь щупальцев
протянулись в разные стороны, вплоть до окраин Полинезии1.
Движущей силой здесь был рост населения. Избытку населения
приходилось искать себе счастья в далеких странах. Опыт мореплавания был
уже накоплен, и колонизация совершалась планомерно. В числе первых
были заселены Маркизские острова, сами в дальнейшем ставшие центром
колонизации. Двигаясь с Таити в юго-западном направлении, полинезийцы
заселили архипелаг Кука, в северо-западном — атоллы Манихики, Ра-
каханга и Тонгарева, в северном—Экваториальные острова, на юг и
юго-восток — Тубуаи и Рапа, на восток — Туамоту и Мангарева.
Крайними точками переселения были о-ва Пасхи на востоке, Гавайи на
севере и Новая Зеландия на юге — три вершины великого
«треугольника».
Во всех этих местах, попадая в различные географические условия,
полинезийские переселенцы усваивали и видоизменяли свою культуру,
приспособляя ее к природной среде. Особенно сильным изменениям
подвергся культурный облик полинезийцев в условиях Новой Зеландии,
с ее более холодным климатом.
1 См. Те Ранги Хироа. Ук. соч., стр 89.
365

Несколько особняком стоит вопрос о заселении западной Полинезии —
о-вов Самоа и Тонга. Прежние исследователи считали эти архипелаги
первичным «ядром» полинезийской колонизации.· Хироа отвергает это»
мнение. Он убежден, что и западная Полинезия заселялась из того же
общеполинезийского центра. Правда, на Самоа и Тонга странным образом
нет преданий о переселениях, нет легенд о «Гавайки», и островитяне
считают себя автохтонами. Хироа передает довольно забавный рассказ-
о своем разговоре с самоанцами, которых он никак не мог убедить в том,
что они тоже происходят от общих с другими полинезийцами предков,
причем Хироа не помогла здесь даже ссылка на библейское предание-
об Адаме и Еве. Но это забвение общеполинезийских преданий, так же
как и ряд особенностей в культуре самоанцев и тонганцев, Хироа
объясняет тремя причинами: очень ранней изоляцией от остальной Полинезии,
самостоятельным местным развитием и влиянием соседних фиджийцев.
Особое внимание уделяет Хироа вопросу о культурных растениях и
домашних животных. Почти все они принесены на острова человеком.
Вероятно, один панданус рос здесь в диком виде. Вообще же до появления
человека острова Океании, особенно коралловые, были бедны
растительностью. Хлебное дерево и банан, а также ямс и таро, размножаются не
семенами, а только отводками или клубнями. Кокосовые плоды могут
попадать, плывя по течению, только на ближние острова. Следовательно,
все эти культурные растения^не могли попасть на острова Полинезии без
человека. Но каким путем они были принесены? Здесь Хироа, вразрез со
своей собственной теорией «северного пути», справедливо указывает, что
большинство культурных растений не могло быть принесено через
Микронезию: за исключением кокосовой пальмы и таро, другие растения на
атоллах Микронезии не прививаются. Следовательно, большинство их могло
попасть в Полинезию только через Меланезию, вероятно, как полагает
Хироа, через Фиджи. Островам Фиджи Хироа вообще придает большую
посредническую роль в распространении культур с запада на восток
Океании.
Что касается сладкого картофеля (батат), то Хироа вполне согласен
с теми исследователями, которые приписывают ему американское
происхождение. По его мнению, батат был вывезен из Америки полинезийскими
мореплавателями. С какого именно острова ходили в Америку эти
мореплаватели? Очевидно, не с о-ва Пасхи, хотя он и ближайший к Америке,
ибо мореходное искусство там не было развито, а вероятно, с Мангаревы
или с Маркизских островов.
Домашние животные полинезийцев — свинья, собака и курица —
происходят из индомалайской области. Они тоже не могли попасть в
Полинезию через коралловые острова; там этих животных нет, ибо там
недостаточно для них пищи. Очевидно, домашние животные тоже попали
в Полинезию через архипелаг Фиджи.
Такова в основных чертах концепция Те Ранги Хироа. Надо сказать,
что она очень серьезно аргументирована и развита им и обоснована на
превосходном знании конкретного материала. Используя данные прежних
исследователей и опираясь на свое глубокое знакомство с бытом,
преданиями, языками полинезийцев, Хироа нарисовал историю заселения
Полинезии, которая в настоящее время принимается большинством
исследователей. Спорными считаются в этой концепции главным образом
лишь два вопроса: вопрос о пути переселений полинезийцев — «южный»
или «северный» путь (т. е. через Меланезию или через Микронезию) и
вопрос о заселении Самоа, Тонга и других островов западной Полинезии:
непосредственно с запада или обратным движением, из восточной
Полинезии.
366

Хотя проблема происхождения полинезийцев еще не полностью решена,
но собранный исследователями фактический материал говорит в пользу
того, что предки полинезийцев переселились с запада: языки входят в ма-
лайско-полинезийскую семью; ряд элементов культуры связывает
полинезийцев с обитателями Индонезии и Индокитая. Очевидно, эту последнюю
область надо рассматривать как тот плацдарм, откуда началось движение
предков полинезийцев на юго-восток. Когда началось это движение?
Что было его причиной? Ответ может быть получен тогда, когда древняя
история Индонезии и Индокитая будет достаточно освещена. Но уже
сейчас различные данные позволяют предполагать, что толчок к великим,
морским переселениям был дан экспансией монголоидов (предков
малайцев), которых, возможно, вытеснило из Южного Китая давление
китайцев, распространившихся в Ханьскую эпоху (III в. до н. э.— III в. н. э.)
на юг от р. Янцзы. Как предполагает С. П. Толстов, к ханьскому времени,
повидимому, и надо приурочить начало великих морских походов,
приведших к заселению Полинезии. Эти походы могли направляться и
«северным», и «южным» путем, они могли растянуться на продолжительное
время, однако это не нарушило единства ни антропологического состава,
ни языка, ни этнокультурного облика интересующего нас народа (см.
«Схематическую карту заселения Австралии и Океании» СП. Толстова).
Как бы ни решался вопрос о переселениях предков полинезийцев,—
откуда, каким именно путем и когда происходили эти переселения,— но
советские исследователи, в отличие от буржуазных ученых, не сводят к
этому одному вопросу всю сложную проблему этногенеза населения
Полинезии. Проблема в действительности более широка. Необходимо
разобраться в вопросе о формировании этнокультурного облика
полинезийцев, о происхождении полинезийской культуры во всем ее
своеобразии.
Единство основных элементов полинезийской культуры (а также и
единство языка) свидетельствует о том, что эти элементы восходят к
древней эпохе, предшествовавшей переселению. И в самом деле: известно, что
все культурные растения Океании (кроме батата) и домашние животные
происходят из Юго-Восточной Азии. Туда же ведут нас многие элементы
материальной культуры полинезийцев — формы построек, лодок,
каменных орудий, тана, способ добывания огня и пр. Очевидно, что
основа полинезийской культуры, — ее можно назвать протополинезийской
культурой, — сложилась где-то в районе Индокитая и Индонезии.
Осталась ли эта основа в дальнейшем неизменной? Нет. В
процессе расселения по островам Тихого океана, попадая в сходные, однако
все же разнообразные условия среды, активно приспособляясь к ним,
предки полинезийцев развили в разных направлениях принесенное с
собой культурное достояние. Одни элементы были усовершенствованы,
другие видоизменились, приспособившись к новому материалу, кое-что было
утрачено, другое возникло вновь. Забыта была, в частности, в связи с
отсутствием материала, техника обработки металлов, утрачено гончарное
искусство, ткачество, стали выходить из употребления лук и стрелы. Зато
в ходе великих морских путешествий в невиданной степени развилась
техника судостроения и мореплавания. Большой изощренности достигло
рыболовческое хозяйство, создано интенсивное тропическое земледелие,
местами с искусственным орошением; многие ремесла достигли
художественного совершенства.
Сохраняя древнюю общую основу культуры, отдельные группы
полинезийцев, расселившиеся по отдаленным один от другого архипелагам,
по-разному видоизменили свой культурный облик. В особенности далеко
уклонились от «общеполинезийского» культурного типа обитатели окраин-
367

ных островов. Самый яркий пример — маори Новой Зеландии, с ее совсем
иными климатическими условиями и с совершенно своеобразным
культурным обликом, в меньшей степени — островитяне Пасхи.
Итак, процесс этногенеза полинезийцев, как мы его теперь себе
представляем, можно разделить на два больших исторических этапа: 1)
формирование древней протополинезийской культуры и ее носителя — прото-
полинезийской народности; 2) формирование на ее основе современных
локальных культурных типов, характерных для отдельных полинезийских
архипелагов. Первый этап остается пока за пределами нашего
непосредственного знания и о нем можно лишь строить предположения. Второй этап
для нас гораздо яснее: он совпадает с эпохой переселений, эпохой,
охватывающей, повидимому, первое и половину второго тысячелетия н. э.
В процессе расселения по отдельным архипелагам Полинезии
складывались и те локальные этнокультурные типы полинезийского
населения, которые нам теперь известны.
В литературе не раз ставился, но систематически не был изучен один
важный вопрос: вопрос об условиях, способствовавших или
препятствовавших общественному и культурному развитию народов Океании
после того, как они заселили эту область. Сопровождалось ли заселение
культурным прогрессом, или, напротив, оно привело к деградации
культуры?
Имеющиеся данные позволяют предполагать, что предки полинезийцев
в древности, на своей прежней родине, были культурным народом: они
возделывали рис, знали обработку металлов, гончарство, ткачество. Все это
они забыли после своего расселения по островам восточной Океании,
забыли вследствие ухудшившихся условий, ибо почва и недра островов не
давали им ни металлических руд, ни даже глины, а жаркий тропический
климат позволил им отбросить и одежду. Вот почему полинезийцы
произвели на первых европейских путешественников впечатление
совершеннейших дикарей (ошибка, дожившая до Моргана). Вместе с тем, уровень их
общественного развития отнюдь не был низким, ибо они создали довольно
сложные формы кастового строя и даже примитивные
государства.Заселение Полинезии, конечно,сопровождалось утратой многих культурных
ценностей. Но если ошиблись первые европейские путешественники, приняв
на этом основании полинезийцев за дикарей, то не ошибаются ли
отчасти и новейшие исследователи, говоря по этому поводу о регрессе,
культурном упадке? Применимы ли здесь термины «регресс», «деградация»
и т. п.?
Вопрос этот не так прост. Недаром ломали себе голову крупные
этнографы, как Риверс, Те Ранги Хироа и другие, стараясь объяснить себе
причины исчезновения отдельных элементов культуры — лука и стрел,
гончарства,ткачества и пр. Некоторые из исследователей были отчасти на
верном пути, когда говорили об исчезновении потребности в
определенных предметах в связи с изменившейся обстановкой. Глиняную посуду,
например, полинезийцам с успехом заменяют сосуды из кокосового ореха,
калебасы, раковины и пр. Ткани замещаются тапой, плетеными изделиями
и т. п. Там, где более холодный климат этого требует, в Новой Зеландии,
например, ткачество было изобретено вновь. Все это означает, что дело не
в общем регрессе или упадке культуры, а в приспособлении к новой
естественной среде. Это приспособление выражается в исчезновении одних
элементов и форм культуры, ставших ненужными, в появлении на их месте
других, в видоизменении третьих. Полинезийцы утратили практику
обработки металла, гончарство, возделывание риса и пр. Но они
компенсировали это выработкой необычайно совершенной техники изделий из
камня, раковин, де-рева, волокнистых веществ и других подручных мате-
368

Заселение Австралии и Океании в доисторическую эпоху и в I — начале II тысячелетии н. э.
Схема С. П. Толстова
1 — расселение австралоидов (поздний палеолит, мезолит); 2 — расселение океанийских негроидов (ранний неолит); 3 — расселение древнеиндонезийско-меланезийских племен (поздний неолит — ранняя
бронза); 4 — расселение полинезийских племен (поздняя бронза — железная эпоха); «5 —предполагаемые ранние плавания полинезийцев на Гавайские острова; 6 — расселение микронезийских племен
(поздняя бронза — железная эпоха)

риалов. У них достигла небывалого расцвета мореходная техника. Все
это означает не обеднение культуры, а ее видоизменение в новых
условиях, не регресс, а активное приспособление к этим условиям. Уровень
развития производительных сил, основной показатель культурного
развития, не понизился, хотя производительные силы приняли несколько
иной вид. Поэтому естественно, что и общественное развитие
полинезийцев шло не назад, а вперед, хотя весьма замедленным темпом.
Лежащие к северу от экватора группы небольших
Происхождение островов на востоке приближаются к Полинезии,
микронезиицев а ^ западе — о-ва Палау — к Филиппинам, от
которых эти острова отделяют не более 800 км морского пути. Таким
образом, по своему географическому положению Микронезия приобретает
значение соединительного звена между северной Индонезией,
Полинезией и Меланезией.
Вопрос о происхождении микронезиицев слабо разработан. Даже об
их этнической принадлежности высказывались разные взгляды. Одни
авторы, как Дюмон-Дюрвиль, Мейнике, Финш, причисляли их попросту
к полинезийцам, что, конечно, неверно. Другие, как Бастиан, Герланд,
Лессон, Штейнбах, считали их самостоятельной этнической группой,
что более отвечает действительности. Большинство исследователей
отмечало смешанное происхождение микронезиицев.
Одним из первых подошел к верному решению проблемы русский
мореплаватель и ученый Ф. П. Литке, писавший более ста лет тому назад.
Он высказывался очень осторожно и считал, что «подробное исследование
их политического состояния, религиозных понятий, преданий, познаний
и искусств вернее могло бы привести нас к открытию происхождения
их» (островитян Океании). Учитывая сходство языков,
антропологического типа, культуры, Литке полагал, что жители Каролинских
островов (т. е. Микронезии) имеют общее происхождение с полинезийцами и
связаны исторически с культурными приморскими народами
Юго-Восточной Азии1.
Решение проблемы происхождения микронезиицев в сильной степепи
зависит от окончательного выяснения вопроса о путях переселения
полинезийцев. Так или иначе, но историческая связь между этими двумя
этническими группами бесспорна. Столь же бесспорно, что культурная общность
с Полинезией особенно сильна в восточной Микронезии, тогда как
западная примыкает в культурном (как и в антропологическом) отношении к
Индонезии.
Наиболее крупная часть Микронезии — Каролинские острова — и
в антропологическом отношении изучена лучше других, хотя все же
недостаточно полно. Каролинцы имеют невысокий рост, в среднем 160—
162 см. Головной указатель колеблется в разных группах в пределах
долихокефалии, лицевой лежит в границах средних величин, носовой дает
большой размах (76—85). Форма головных волос в 50% случаев
оказывается курчавой и в 50% — узковолнистой. Цвет кожи почти в половине
случаев светлокоричневый. Череп микронезиицев не отличается высотой
и сильным развитием надбровных дуг, лицо прямоугольных очертаний,
прогнатизм отсутствует. Глаза не широко открытые, расположены не
глубоко. Нос прямой, с хорошо оформленной спинкой.
На Маршалловых островах отмечено повышение роста (до 165 см)
и головного указателя (до 79). Волосы менее волнисты, чем на
Каролинских островах.
1 См. Ф. Литке Путешествие вокруг света на военном шлюпе Сенявине в
1826—29 гг... Отдел, историческое, ч. 2. Спб., 1835, стр. 239—240.
^+ Народы Австралии и Океании оап

Микронезийцы
На о-ве Палау основные признаки сдвигаются в противоположном
направлении: увеличивается процент курчавых волос, снижается
рост; головной и лицевой указатели, впрочем, не дают характерных
изменений.
Своеобразную группу представляют обитатели о-ва Капингамаран-
ги (Гринвич), расположенного между Каролинскими островами и
Новой Ирландией (в Меланезии). В этой группе отмечены высокий рост,
преобладание курчавых волос, среднекоричневых оттенков кожи, ши-
роколицость (указатель 81) и широконосость (86).
Не останавливаясь на отрывочных данных, имеющихся о других
островах Микронезии, остается ограничиться общим выводом: к востоку
усиливаются такие признаки, как прямоволосость, высокорослость, узконо-
сость,— по фотографическому материалу эти особенности на о-вах
Гилберта выражены резче, чем на Маршалловых. Все эти признаки
характерны для полинезийского типа. К югу усиливаются курчавоволосость,
низкорослость,темная окраска кожи, т. е. особенности меланезийского·
типа. Каролинскую группу' можно считать наиболее специфичной для
Микронезии.
В микронезийцах можно видеть вариант, сложившийся при участии
обеих океанийских групп или их древних прототипов, с преобладанием
меланезийского (курчавоволосого) элемента на юге, полинезийского —на
востоке. Возможно, что граница преобладания двух типов проходит
через центральную область Микронезии, деля ее на две зоны. Впрочем,
центральный вариант достаточно своеобразен и устойчив, и наряду
с меланезийской может быть выделена, как особая группа,— микроне-
зийская.
Все данные позволяют сделать вывод, что микронезийский тип
сложился где-либо западнее или южнее, в зоне контакта двух
антропологических элементов Океании. Кроме того, предки микронезийтев
двигались на север из Меланезии, где в разные эпохи происходило интенсивное
370

смешение коренных меланезийцев с вновь прибывавшими отрядами
индонезийцев или протополинезийцсв и возникали варианты, сходные с
Каролинским. Такого типа группа известна в настоящее время на о-ве Онтонг-
Джава.
Очень интересно предание жителей о-вов Гилберта о происхождении
их предков. По этому преданию, острова были некогда населены
темнокожими низкорослыми людьми, которые питались сырой пищей и
поклонялись пауку и черепахе (т. е. стояли на низком уровне развития).
Впоследствии эти автохтоны были покорены племенем мореплавателей,
которые пришли с запада, с о-вов Буру, Хальмахера, Целебес. Пришельцы
стали брать в жены женщин покоренного населения, и из смешения этих
двух народов произошли теперешние обитатели островов1. В этом
предании, видимо, отразилась действительная история заселения островов
Микронезии.
1 «National Geographical Magazine», 1943, vol. 83, № 1, стр. 35—86.
24*

НАРОДЫ МЕЛАНЕЗИИ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ОСТРОВА МЕЛАНЕЗИИ
Меланезией называется группа островов юго-западной части
Тихого океана, наиболее близко прилегающая к Австралии и
охватывающая ее дугой с северо-востока. Эти острова — материкового
происхождения; и большая часть их представляет собою как бы вершины
горных цепей, опустившихся в океан.
Цепь островов Меланезии начинается на северо-
Географическая западе огромным островом Новая Гвинея, или
среда Ириан (785 тыс. км2, а вместе с прилегающими
мелкими островками — около 830 тыс. км2). Это второй по величине
(после Гренландии) остров на всем земном шаре. Восточнее его расположены
о-ва Адмиралтейства (около 2,7 тыс. км2) и архипелаг Бисмарка, или
Новая Британия (около 50 тыс. км2); далее к юго-востоку — Соломоновы
острова (40,4 тыс. км2); еще дальше в том же направлении — маленькая
группа Санта-Крус (1 тыс. км2); южнее ее — Новые Гебриды вместе
с о-вами Банкс и Торрес (около 15 тыс. км2); и, наконец, на южном краю
Меланезии — Новая Каледония с примыкающими к ней островами Ло-
ялти и Куни, или Сосновыми (19,8 тыс. км2). Самый восточный из
архипелагов Меланезии —^Фиджи (18,2 тыс. км2); эти острова рассматриваются
иногда как переход к Полинезиш
Общая поверхность островов Меланезии — до 980 тыс. км2: это
составляет более трех четвертей площади всех островов Океании вместе
взятых,— на долю Полинезии и Микронезии остается менее одной
четверти.
Острова Меланезии расположены гораздо~теснее, чем мелкие острова
восточной части Океании. Расстояния между ними измеряются лишь
десятками километров, а то и меньше; расстояния в сотни километров очень
редки. Во многих случаях ближние острова видны с берега простым
глазом.
Природа меланезийских островов богата. Расположенная целиком
в тропическом поясе (точнее — между экватором и тропиком Козерога),
Меланезия обладает жарким и влажным климатом. Большинство
островов гористы, они густо покрыты девственным тропическим лесом.
Огромные пальмы, древовидные папоротники, бамбук, банан и прочие
тропические растения переплетены ползучими лианами, из которых иные (ротанг)
достигают 200—300 м длины. Все вместе составляет порою совершенно не-
372

проходимую чащу. Лишь подветренные склоны гор, менее влажные,
часто свободны от леса и представляют собой открытие саванны с редко
разбросанными деревьями. Топкие побережья покрыты мангровами с их
бесчисленными воздушными корнями. Животный мир относительно беден,
хотя все же богаче, чем на мелких островах восточной Океании. Высших
млекопитающих очень мало, встречаются разные сумчатые. Пернатое
царство очень богато. Велики и рыбные богатства морей.
Минеральные ресурсы островов значительны, особенно на Новой
Гвинее (золото, каменный уголь, медь, серебро, железо и др.), Новой
Каледонии (никель, хром) и Фиджи (золото). Но на той ступени
экономического развития, на какой стояло коренное население Меланезии
до прихода европейцев, эти ресурсы не могли быть использованы. В
период империализма наличие ископаемых богатств в Меланезии ведет
к обострению борьбы между крупными колониальными державами за
обладание этой областью.
Все острова Меланезии издавна обитаемы. Корен-
Коренное ное население принадлежит к негроидной курчаво-
волосой и темнокожей расе. Ее отдельные
разновидности («папуасский», «пигмейский», «новокаледонский» и другие типы)
могли развиться, как говорилось в предыдущей главе, уже после
расселения по островам. Население отдельных островов и архипелагов веками
жило обособленной жизнью, мало общаясь между собой и еще меньше
с окружающим миром. Однако общение было. Об этом свидетельствуют
и очень сходные формы культуры на большинстве островов Океании, и
распространение языков: меланезийские языки, как будет показано
дальше, сложились на основе древних местных диалектов, подвергшихся
влиянию языков, которые были принесены более поздними переселенцами
из Индонезии.
Природные условия Меланезии благоприятствовали развитию
производительных сил, достигших к приходу европейских колонизаторов
значительного уровня. Здесь сложилось своеобразное тропическое
земледелие, с преобладанием культуры корнеплодов и плодовых деревьев,
с применением искусственного орошения. Развито было судостроение и
мореплавание, хотя только на о-вах Фиджи оно достигло такого же
поразительно высокого уровня, как в соседней Полинезии. Разнообразие
естественных условий (побережье, внутренние области) вело к
дифференциации форм хозяйства и развитию обмена. В связи со всем этим
первобытнообщинный строй в Меланезии стоял на грани распада, и местами — в
юго-восточной области — уже до прихода европейцев намечались
зародышевые формы классового расслоения и государства.
Этническое развитие островитян Меланезии тормозилось условиями
родо-племенного быта. Крупных этнических общностей не могло
сложиться. В северо-западной части Меланезии, особенно на Новой Гвинее,
люди жили отдельными общинами, родовыми и территориальными, почти
независимыми друг от друга. Такой быт мелких замкнутых общин хорошо
показал Η. Н. Миклухо-Маклай на примере жителей северо-восточного
берега Новой Гвинеи. Но даже в тех частях Меланезии, где общественное
развитие зашло всего дальше,— на Новой Каледонии и на Фиджи —
этнические общности более широкие, чем племя, почти не складывались.
Лишь в новейшее время — в первой половине XIX в.— межплеменные
войны в некоторых областях островов Фиджи привели к образованию
более крупных племенных союзов («королевство Мбау») и там намечались
контуры будущих народностей.
Образование крупных этнических общностей — народностей — в
Меланезии происходит в сущности только теперь, на наших глазах. Этот
373

процесс в значительной мере вызван — или ускорен —борьбой
населения Меланезии против колониального гнета.
^ В Меланезии, как и в других частях Океании и во-
Колонизация -, rj
обще во всех отсталых внеевропейских странах,
порабощенных капиталистическими колониальными державами,
господствует система колониального угнетения.
Колонизация в Меланезии имеет свою специфику. Большая часть
островов Меланезии, с их жарким и сырым климатом, мало пригодна для
поселения европейцев; здесь европейское население и сейчас крайне
малочисленно. Более широкая колонизация имела место только на Новой
Каледонии и на Фиджи. Благоприятные климатические условия
способствовали оседанию на этих островах значительных групп европейского
населения. Со второй половины XIX в. сюда стали завозить рабочих из
стран Азии. С течением времени на о-вах Фиджи большую часть населения
составили выходцы из Индии; на Новой Каледонии рабочие, ввезенные
из стран Азии, образовали тоже значительную прослойку. На обоих
архипелагах коренное население теперь составляет около половины населения.
На всех остальных архипелагах и островах Меланезии пришлое
население, будь то европейское или азиатское, продолжает оставаться
численно очень небольшим: оно нигде не составляет даже одной десятой
населения, а на большинстве островов насчитывается вообще единицами.
Выходцы из европейских стран там—это только плантаторы,
правительственные чиновники, купцы, миссионеры. Громадное большинство
населения продолжают составлять коренные жители — меланезийцы и
папуасы. Из общей численности коренного населения Меланезии —
2552 тыс., меланезийцев — 973 тыс., папуасов — 1579 тыс. (на 1953 г.)

мжнйжжицмшжиийтж1тимжцмтнмиммж^
ΝΝΝΗΝΝΝΜΗΗΝΜΝΗΗΝΝΝΝΝΜΚΙ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЯЗЫКИ НАРОДОВ МЕЛАНЕЗИИ
Коренное население Меланезии, довольно однородное в
антропологическом отношении, распадается по языку резко на две основные
группы — папуасов и собственно меланезийцев. Папуасские
языки распространены главным образом на Новой Гвинее, занимая
целиком ее внутреннюю часть, а в западной половине острова также и
побережье. Сверх того, папуасские языки, которые, видимо, прежде были
распространены шире по островам Меланезии, сохранились местами на о-ве
Новая Британия (племена сулка, гактеи, байнинг и др.)> на некоторых
Соломоновых островах (о-ва Бугенвиль, Велья-Лавелья, Сава и др.)·
Во всей остальной Меланезии господствуют меланезийские языки. Они
представлены и на Новой Гвинее: племена, говорящие на них, занимают
весь восточный выступ острова и северное и южное побережья его
восточной половины.
Между папуасскими и меланезийскими языками существует большое
различие. Прежде всего — в отношении связи с другими языковыми
группами: меланезийские языки входят, вместе с языками индонезийскими,
микронезийскими и полинезийскими, в большую малайско-полинезийскую
(австронезийскуЕо) семью языков, к которой принадлежат талже языки
коренного населения о-ва Мадагаскара. Это, таким образом, часть одной
из наиболее крупных и широко распространенных языковых семей мира.
Напротив, папуасские языки не обнаруживают родства ни с какой другой
семьей языков какой бы то ни было страны. Мало того, и между собой они
заметно более разнятся, чем меланезийские языки один от другого.
Кроме того, и в отношении грамматической структуры обе группы
языков сильно различаются. Меланезийские языки — в основном
аналитические по своему строю, папуасские же языки — синтетические.
Меланезийские языки придерживаются системы префиксации, папуасские
языки — суффиксации. Папуасские языки имеют падежное склонение имен,
меланезийские его не имеют.
ПАПУАССКИЕ ЯЗЫКИ
За образец для описания можно взять язык папуасов бонгу (южный
берег залива Астролябия), среди которых жил Η. Н. Миклухо-Маклай.
В нашем распоряжении имеются: словарь бонгу, составленный
Миклухо-Маклаем, грамматика и словарь бонгу, составленные А. Ханке.
375

Папуасские языки еще очень мало изучены. Немногие имеющиеся
словари и грамматики не дают полного представления о них: исследователи,
при анализе структурных свойств папуасских языков, обычно применяли
к ним нормы своей родной речи и далеко не всегда выявляли их
существенные особенности. Грамматика языка бонгу, составленная Ханке, не
составляет исключения. Исходя из материалов этой грамматики, мы можем
дать только очень неполный очерк строя языка бонгу.
Л О фонетике бонгу имеются следующие данные.
Фонетика η ? «
В бонгу различаются гласные краткие а, е, ι, о9
и и долгие а,ё Ι, δ и. Помимо того, имеется звук, который Ханке
обозначает е (повидимому, очень открытое е или переднее а). Из дифтонгов
известны ai, аи, oi, ui.
Для согласных Ханке дает следующую таблицу:
Задненёбные .
Зубные ....
Средненёбные.
Нёбно-зубные.
Губные ....
Взрывные
глухие
к
t
Ρ
звонкие
g
d
d'
Ь
Носовые
Ц
η
η'
т
Фрикативные
g г h
s
i
e' w
Плавные
г I
Полугласные
w
Звук h, по указанию Ханке, напоминает украинское г. Звук т\
напоминает ng в немецком слове singen. Звук s глухой. Звуки d' и п' —па-
j £тализованкые зубные.
Для характеристики грамматического строя папуас-
Грамматический ских языков мы в основном пользуемся данными
строи. r J
И^1Я языка оонгу, иногда привлекая и данные других
языков.
Из частей речи в языке бонгу выделяются имя и глагол.
Имена имеют конкретный, можно даже сказать, предметный характер:
представляют собою обозначения людей, животных, растений, явлений
природы и т. п. Абстрактных имен почти нет.
Очень много сложных имен. Например:
namge — глазное яблоко, где пат — глаз и ge — плод;
talmub — вход в дом, где tal — дом и mub — рот;
agalgul — тетива, где agal — лук и gul — узкая полоска бамбука.
Это же наблюдается и в других папуасских языках. Например, в языке
войя-венда (племя, живущее в верховьях р. Мамберамо): anibarnegen —
указательный палец, где anibar—рука и negen—глаз.
Таким образом, из двух имен существительных папуас очень часто·
может образовать самостоятельное, с особым значением слово. Этим
объясняются противоречивые высказывания исследователей о количестве слов в
том или ином папуасском языке. Все зависело от того, считали
исследователи сложные слова самостоятельными или нет. Если нет — они обычно
указывали цифру около тысячи слов. Если же да —цифра увеличивалась
во много раз или просто оставлялась неопределенной.
Грамматического рода в языке бонгу нет. Для обозначения пола у
животных и птиц обычно употребляются слова tamo (мужчина) и nangU
(женщина). Например: tu tamo — петух; tu nangli — курица.
376

Для обозначения пола могут быть также добавлены слова: тет — отец;
am —мать; do—сын, мальчик; dagana — девочка; malbi — мужской
(от mal—мужской пояс); naibi—женский (от nai—женская юбка) и т. д.
В тех случаях, когда речь идет о четвероногих животных, мужской пол
вообще не указывается, а женский указывается особым словом galuer
выступающим в языке только в этой роли. Например: bul — кабан;
but galue — свинья; sa — кобель; sa galue — сука и т. д.
В других папуасских языках также нет грамматического рода, но, в
отличие от языка бонгу, есть грамматические классы, т. е. все
существительные подразделяются на определенное число классов, с которыми
посредством различных для каждого класса суффиксов согласуются слова,,
зависящие от существительных в предложении— прилагательные,
местоимения и т. д. В языке монумбо (племя, живущее на берегу Потсдамской
гавани) четыре класса. В языке арапеш (племя, живущее к северо-востоку
от устья р. Сепик) таких классов тринадцать, в языках некоторых
других племен этого же района — более тридцати. Принцип распределения
имен по классам в папуасских языках пока еще недостаточно исследован.
Множественное число имен в языке бонгу (также и в других
папуасских языках) или вовсе не указывается (tamo — человек, люди), или
указывается следующими способами:
удвоением первого слога; например: gaib —рыба; gagaib — рыбы;
boli — плод хлебного дерева; boboli— плоды хлебного дерева; bagri —
лист; babagri — листья;
добавлением слов «много», «все», «они»: tamo nadi — люди (nadi —
они); gemor lambe — дети (lambe — много).
В других папуасских языках множественное число ипогда
указывается при помощи суффикса; например, в языке кате (залив Юон)—при помощи
суффикса -/а; но этот суффикс добавляется только к именам, обозначающим
живые существа. Остальные имена существительные особой формы
множественного числа не имеют.
Падежей в языке бонгу, повидимому, четыре:
1. Падеж, обозначающий субъект действия и объект, если действие
направлено на него непосредственно: «абсолютный» падеж. Имя, стоящее в
этом падеже, имеет нулевой показатель.
Например: Maragum tamo ginban — люди из деревни Марагум пришли;
Iago ninir tanesen — Яго (личное имя) вершу плетет; tamo tal atebesen —
мужчины дом строят.
2. Падеж, указывающий объект, если действие не направлено на него
непосредственно (о нем думают, его боятся, для него делают, за ним идут,
его заочно хвалят и т. п.): «объективный» падеж. Окончание-ga.
Например: andu ni-ga maren — он о тебе говорил (ni — ты); ga ni-
ga namamusen — мы тебя искали; am andu wal-ga gulen — мать пошла за
водой (wal — море, вода); ingi ande bul-ga gumen — пищу для свиньи я
варю (bul — свинья); gemor amal-ga tambri mujesen — мальчик змеи боится
(amal—змея); gobun-ga namatesen — он выглядывает из-за лодки (go-
bun — лодка).
3. Падеж, указывающий инструмент, при помощи которого
производится действие (чем делается), и материал, над которым производится
действие (из чего делается): «инструменталис». Имя, стоящее в этом падеже,
имеет окончание -an или -п.
Например: tapor-еп1 — топором; monrar-еп — из глины.
1 «Тарог» — русское слово, введенное в язык бонгу Миклухо-Маклаем; оно
обозначает железный топор в отличие от слова gitanpat, обозначающего каменный топор.
В языке бонгу есть и другие русские слова: gugrus — кукуруза, arbus — арбуз
и т. д.
377

Иногда (в каких случаях — не вполне ясно) субъект действия также
стоит в этом падеже (кто делает), что соответствует «эргативной»
конструкции.
Например: Kadam-en atain — Кадам (личное имя) сделал (дом).
4. Падеж, указывающий место или направление действия:
«локатив — аллатив». Имя, стоящее в этом падеже, имеет окончания:
-г, -ео, -gu.
Например: gogumu-i — в деревне, в деревню (gogumu — деревня);
wan-gu — в поле (wan — поле); tal-eo — в доме, в дом.
' Более точно падеж имени существительного можно определить только
из контекста.
Язык бонгу не знает формального различия между существительным и
прилагательным. Одно и то же слово может обозначать и предмет, и
признак.
Например: as — птица; as sim — птичье гнездо; wal — море; wal
gaib — морская рыба; borle — зло, вред; borle tamo (или tamo borle) —
плохой человек.
Иногда для обозначения признака (свойства) употребляется слово,
обозначающее предмет, в сочетании с суффиксом -hi или -di. Например:
mal-bi — нечто, принадлежностью чего является мужской пояс (mat), т. е.
мужской; dau-bi — бородатый (от dau— борода); mam- Ы — голодный (от
тат — голод); oie-di — трусливый (от oie — бег, убегать).
В некоторых случаях, однако, эти производные имена сами обозначают
предмет.
Например: аио-Ы — дождевое облако (от аио — дождь); gonim-di —
колдун (от gonim — магия).
Степени сравнения прилагательных выражаются синтаксической
конструкцией. Чтобы выразить мысль «этот столб длиннее, чем тот», папуас
бонгу скажет: dogam ande ole sien, ande agui sien, т. е. «этот столб длинный,
а этот короткий».
Функцию наречия в языке бонгу могут выполнять:
имена без падежных окончаний: galu— ночь, но и — ночью; sogal —
даль, далекий, далеко; bilen — благо, хороший, хорошо;
прилагательные с суффиксом- di: oia-di — трусливый, но и трусливо;
angumu-di — правый, вправо;
имена с «локативным» суффиксом -gu: are-gu — впереди (букв, «перед
печенью)); goro-gu — сзади (букв, «за спиной»).
„ В отличие от европейцев и полинезийцев, имеющих
Числительное г
десятиричную систему счисления, папуасы считают
по два, по три, по четыре, по пять. Например, папуасы племени кате имеют
самостоятельные числительные только «один» и «два»: три = два плюс один;
четыре = два плюс два; пять = рука; шесть '= рука плюс один; десять =
две руки; двадцать = человек (т. е. пальцы обеих рук и ног); сорок =
два человека и т. д.
То же и в языке папуасов войя-венда: ambuet — один; bere — два;
amluet bere — три; bere bere — четыре и т. д.
Примерно то же и в языке папуасов генде (племя, живущее в районе
гор Бисмарка): тапго — один; oroi — два; orogumago — три; oroi oroi —
четыре; oroi oroi maga — пять; oroi oroi oroi — шесть и т. д.
Язык бонгу имеет пятиричный счет: gudi — один; ali — два; galub —
три; gogole — четыре; ibon gudi — пять (рука одна); ibon egele gudi —
шесть (рука плюс один); ibon egele ali — семь и т. д.
То же и язык кате: то — один; jejehe — два; jahe а то — три;
j'ahe a jahe — четыре; те то — пять (одна рука); те то а то — шесть
и т. д.
378

Некоторые племена используют при счете не только пальцы рук и ног,
ио и другие части тела: уши, глаза, нос, плечи и т. д.
Особой формы для порядковых числительных нет.
„ Особое внимание в папуасских языках привлекает к
Личное -» т>
местоимение себе личное местоимение третьего лица. Ь некоторых
папуасских языках (например, куман, бонгу) мы
находим его еще в процессе возникновения из указательного местоимения.
В других папуасских языках оно уже имеется (например, в языках монум-
бо, кате).
Первое лицо во множественном числе имеет две формы:
инклюзивную и эксклюзивную. Инклюзивная форма включает того, к кому
обращаются («мы» в значении «я» и «ты», «мы» и «вы»), эксклюзивная форма
исключает его («мы» в значении «мы без тебя», «мы без вас»)1.
В большинстве папуасских языков личные местоимения, кроме
единственного и множественного числа, имеют еще двойственное число.
Например, в языке бонгу:
1-е лицо
2-е лицо
3-е лицо
Ед. ч.
adi
ni
andu
Дв. ч.
jal (инкл.)
gal (экскл.)
nil
nul
Мн. ч.
jig (инкл.)
ga (экскл.)
nidi
nadi
Третье лицо личного местоимения andu восходит к указательному
местоимению ande — этот (как это наблюдается и в индоевропейских языках,
например, в латинском, греческом, древнеславянском, а также в тюркских
и др.)
Окончание I в двойственном числе восходит к all — два.
Относительные местоимения отсутствуют.
г Глагол в папуасских языках крайне сложен, имеет
очень много форм, так как выражает не только
действие или состояние, но и те отношения, которые в русском языке чаще
выражаются при помощи служебных слов и частиц (наречий, союзов,
предлогов).
Папуасский глагол включает в себя, таким образом, показатели и тех
отношений, которые в русском языке вынесены за рамки глагола:
показатели места, времени, образа действия и даже, если глагол переходный,
показатель местоименного объекта.
Интересно, что глаголы бонгу во втором и третьем лице множественного
числа имеют одни и те же окончания. Таким образом, различие
проводится только между говорящими («мы») и всеми прочими, а между теми, к
которым обращаются («вы»), и теми, о которых говорят («они»), различия в
самой глагольной форме не проводятся. Скажем, «вы ходите» (nidi gin-
besen) и «они ходят» (nadi ginbesen) различаются только местоимением.
То же в первом и втором лице единственного числа. Например, «я хожу»
(adi ginmesen) и «ты ходишь» (ni ginmesen).
Папуасский глагол имеет семь времен. Например, глагол ginar
(приходить, идти) в первом лице единственного числа: adi ginmesen — я хожу;
adi ginmem — я иду, прихожу; adi ginman — я пришел (теперь); adi
ginemen— я пришел (раньше); adi ginmeren — я пришел (давно); adi
ginarmen — я приду (теперь); adi ginarman — я приду (потом).
1 Папуасы племени арапеш на языке пиджин-инглиш передают эти формы
следующим образом: дв. инкл. foe те, дв. экскл. те two fella; мн. инкл. you те one time
all, мн. экскл. me fella.
379

Форма adi ginmesen (которую можно назвать формой настоящего
несовершенного времени) наиболее употребительна в языке бонгу:
Ед. число Дв. число Мн. число
adi ginmesen jal (gal) ginmuslan iig (ga) ginmusen
ni ginmesen nil ginbeslan nidi ginbesen
andu ginesen nal ginbeslan nadi ginbesen
, Окончания единственного числа (-mesen, -esen) и множественного"(-гаы-
sen, -besen) часто встречаются в сокращенной форме: -mes, -es, -mus, -bes.
Именно в этой форме они наиболее часто встречаются, так как могут быть
употреблены в функции, напоминающей функцию деепричастий.
Например:
onebes gamba obortebes gagam wab damugu oneben
увидав гамба открыв месяц горшок внутри увидели
в значении: «увидели горшок, сняли с него покрывавшую его гамба
(в данном случае: скорлупу кокосового ореха) и в горшке увидели месяц».
Конечный глагол опаг (увидеть) стоит в прошедшем времени, и поэтому
формы onebes, obortebes переводятся также прошедшим временем. Если бы
конечный глагол стоял в будущем времени (onebeb или oneban), то и формы
onebes, obortebes соответствовали бы также будущему времени.
Суффикс -bo придает глаголу значение вероятности.
Например: adi ginarman-bo—я, может быть, приду.
Суффикс -dun придает глаголу значение неосуществившейся
возможности в прошлом.
Например: adi ginmeren-dun — если б я тогда пришел (но я не пришел);
adi sineren-dun, galeman-dun — если бы я там был, я бы убил (свинью),
но меня там не было.
Префикс ^-(единственный в языке бонгу) придает глаголу значение
непрерывности, интенсивности: gagalar — бить, e-gagalar — сильно бить,
бить не переставая.
Инфикс -га- придает глаголу значение возможности в будущем: adi
gine-ra-m — я могу прийти; andu gagale-ra-n — он может быть.
Инфикс -t-,-^-(восходящий к ate—делать) превращает непереходные
глаголы в переходные: balar— литься, высыпаться, bal-t-ar — лить, высыпать;
ogar — выходить, ogi-te-war — заставлять выйти.
Отрицание gagai (нет) иногда инкорпорируется в глагол. Например:
adi gine-gagai-amesen — я не хожу; ni gine-gagai-amesen — ты не ходишь;
andu gine-gagai-esen — он (она, оно) не ходит и т. д. Инфикс -иг-
выражает коллективность действия или охват им многих объектов.
Например: gine-ur-ar—приходить всем вместе; adi ingi we-ur-man — еду
всю съел.
Инфикс-ma - , -ата- придает глаголу значение неожиданного действия,
выражает упрек и т. д. Например: gine-ma-ar — прийти слишком рано
или поздно, прийти неожиданно; tanar — собирать; tan-ama-ar —
собирать недостаточно тщательно.
Инфикс -г-, -ег- выражает длительность действия. Например: atar —
делать; ate-r-ar — все время делать.
Уже по тем формам, которые нами указаны (а они указаны далеко не
все), можно судить о крайней сложности папуасского глагола.
а Предложение в языке бонгу состоит из отдельных
слов, как правило, без грамматического
согласования. Поэтому порядок слов имеет большое значение.
Определение, за немногими исключениями, всегда стоит впереди
определяемого.
380

Например: ai tal — дом, где совершаются ай (обряды инициации);
mongi sungela — кокосового ореха (mongi) скорлупа (sungela).
Очень характерен поссессивный оборот. Папуас бонгу скажет: bul ап-
dam ingi — свинья ее корм; иногда слово andam опускается и bul ingi
имеет то же значение (корм свиньи).
На первом месте в предложении бонгу стоит, как правило, субъект,
на последнем — предикат. Между ними — объект и определения времени,
места, образа действия и т. д. Придаточные предложения выражаются при-
частно-деепричастными оборотами.
Еще в 1870-х годах Миклухо-Маклай писал: «Поч-
Языкопые отношения ти в каждой деревне — свое наречие. В деревнях,
отстоящих в четверти часа ходьбы друг от друга,
имеется уже несколько различных слов для обозначения одних и тех
же предметов; жители деревень, находящихся на расстоянии часа ходьбы
одна от другой, говорят иногда на столь различных наречиях, что почти
не понимают друг друга»1.
В настоящее время положение сильно изменилось. Некоторые
языки охватывают теперь большие районы (так называемые
«большие языки»): язык моту в районе г. Морсби, язык тоарипи в районе
залива Папуа, язык суау в юго-восточной оконечности Новой Гвинеи,
язык добу на о-вах Луизиады.
Сами колонизаторы и миссионеры на практике используют взаимную
близость соседних языков. Так, например, миссии в целом ряде случаев
избирали один какой-либо язык в качестве общего и на нем вели
религиозную пропаганду. Лютеранская миссия п-ова Юон избрала папуасский
язык кате общим для всех папуасоязычных племен этого района, а
меланезийский язык ябим — общим для всех племен этого района,
говорящих на меланезийских языках. Это в известной мере
способствовало консолидации языков. Если раньше на языке кате
говорило около 1 тыс. человек, то теперь — более 10 тыс. (жители свыше
ста деревень, расположенных в этом районе от побережья до гор
Финистер). На языке ябим сейчас говорят жители всех прибрежных
районов полуострова, а также о-вов Тами, Сио, Сиасси, Умбои. На языках
добу и моту миссии выпускали одно время небольшие журналы. Но в
настоящее время папуасские языки не имеют письменности. Единственный
журнал «Papuan villager», выпускаемый для папуасов в Морсби,
печатается на английском языке, и его мало кто может читать.
Язык моту длительное время был официальным языком на территории
Папуа. И сейчас еще в этом районе, где в сотнях деревень имеются
радиоприемники, программа передач ведется на языке моту (станция начала
работать в 1944 г.). Однако с 1948 г., после того как территория Папуа
и северо-восточная Новая Гвинея были административно объединены,
официальным языком здесь стал пиджин-инглиш.
На Новой Гвинее и в Меланезии вообще широко распространен жаргон
пиджин-инглиш, иногда называемый также melanesian pidgin или,
по-французски, beche de mer. Этот жаргон возник в результате общения
английских скупщиков с папуасами при покупке beche de mer (трепанг),
и представляет собою сугубо колониальное явление. Скупщики,
разумеется, не изучали папуасских языков. «Это значило бы, — пишет Рид,—
потерять время, которое можно употребить с большей выгодой»2. В то же
время колонизаторы не хотят учить папуасов английскому языку, не
хотят, как пишет тот же Рид, чтобы «туземцы получили доступ к европей-
1Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1. М.—Л., 1951,
стр. 92.
2 S. Reed. The making of modern New Guinea. Philadelphia, 1943, стр. 268.
381

ской культуре через посредство общей (европейской) речи»1. В
результате и возник этот уродливый жаргон, на котором нельзя выразить
никаких сколько-нибудь сложных понятий. В последние годы в г. Лаэ на этом
жаргоне выпускается газета «Лаэ Гарамут».
Школьная политика колонизаторов не способствует консолидации
местных языков и развитию письменности на этих языках. В правитель·
ственных школах обучение идет только на английском языке, который
дети плохо понимают, а в миссионерских — только на местных языках
(на которых нет литературы). Да л само обучение длится, как правило,
всего три года, по два часа в день, и ограничивается священным писанием
и молитвами. В результате подобной школьной политики языковая
дробность сохраняется. «Мы не имеем общего языка»,— с горечью отметил
делегат Новой Гвинеи Айсоли Салин на первой Тихоокеанской конференции2.
МЕЛАНЕЗИЙСКИЕ языки
Собственно меланезийские языки изучены до сих пор немногим лучше-
папуасских. Существующие работы об этих языках преследовали не
столько цель изучения самих меланезийских языков, сколько
доказательство сходства или несходства меланезийских языков с языками
индонезийскими, полинезийскими и др. Поэтому трудно судить об общем
числе меланезийских языков, а также о том, какие из этих языков являются
самостоятельными и какие — диалектами другого языка. Основными
пособиями для ознакомления с меланезийскими языками могут служить
работы Кодрингтона и Рея 3, которые охватывают большинство
меланезийских языков. Хорошую новейшую сводку представляет собой работа
А. Кэпелла4.
По самой грубой разбивке, можно сгруппировать меланезийские языки
по географическому принципу. Известны следующие группы языков:
Новой Каледонии, о-вов Лоялти, южных, центральных и
северо-восточных Новых Гебрид, островов Эспириту-Санто, Банкс, Торрес, Санта-
Крус, юго-восточных, центральных, северо-западных и северо-восточных
Соломоновых островов и др. К меланезийской семье языков принадлежат
также и многие языки Новой Гвинеи. Это, прежде всего, языки племен,
населяющих небольшие острова, расположенные вдоль восточного
берега Новой Гвинеи (о-ва Манам, Вогео, Били-Били, Сиар, Ямбомба,
Сег, Грагед и др.), затем племен, живущих на северо-восточном и юго-
восточном берегах Новой Гвинеи и на ее юго-восточном полуострове
(ябим, лаевомба, букауа, мекео и др.). В этих языках встречается очень
много морфологических признаков, которые сближают их с папуасскими.
Повидимому, можно предполагать или прямое влияние папуасских
языков, или остатки древнего языкового «субстрата». По имеющимся
описаниям очень трудно составить себе ясное представление о числе отдельных
языков и их распространенности. В описаниях не проводится ясной грани
между диалектами и языками. Кроме того, лингвистическая граница не
всегда совпадает с географической. Часто на одном острове в двух
близлежащих селениях говорят на языках настолько различных, что с трудом или
вовсе не понимают друг друга, в то время как языки населения островов,
1 S. Reed. Ук. соч., стр. 271.
2 См. «South Pacific Islands Monthly», 1950, январь, стр. 71.
3 R. Η. Codrington. The Melanesian languages. Oxford, 1885. S. H. R a y.
A comparative study of the Melanesian Island languages. Cambridge, 1926.
4 А. С a ρ e 1 1. A linguistic survey of the South-Westera Pacific. Noumea. 1954.
382

иногда далеко отстоящих, отличаются только незначительными
диалектальными особенностями.
Для большинства языков, рассматриваемых, например, Реем,
совершенно нет записанных подлинных текстов; он анализирует эти языки на основе
составленных миссионерами молитвенников и переводов на местные языки
отдельных глав Евангелия; поэтому нет никакой уверенности в том, что
приведенные им примеры в действительности соответствуют строю
данного языка, а не изобретены миссионерами.
Ни один из меланезийских языков, в то время, когда с ними
познакомились европейцы, не имел письменных знаков. Первые собиратели
меланезийских слов, путешественники и миссионеры, записывали их на
алфавитах европейских языков, и поэтому записи эти далеко не удовлетворительны.
Письменность на меланезийских языках появилась лишь в первой половине
XIX в. вместе с началом более активной деятельности миссионерских
обществ, которым понадобилось издание духовной литературы в виде
молитвенников, переводов отдельных глав из Евангелия и т. п. Для многих
меланезийских языков такая литература еще до сих пор является
единственным видом печатных изданий.
Алфавиты, которые изобретали миссионеры различных миссий, не
были унифицированы. Не говоря о том, что различная звуковая система
отдельных языков требовала введения особых знаков, вопрос
сравнительного изучения меланезийских языков затруднялся еще тем, что часто один
и тот же знак передавал различные звуки, а одинаковые звуки передавались
различными знаками в различных алфавитах. Так, например, буква с
в языках Фиджи передает межзубной фрикативный звук (как в
английском the), в алфавите языка Анейтыом эта же буква представляла звук
g, а межзубной звук изображался буквой d. Было сделано несколько
попыток унифицировать меланезийские алфавиты для научных целей. Наиболее
удачным следует считать алфавит, представленный Реем1, в основу
которого взят алфавит Меланезийской миссии.
Л Фонетика меланезийских языков недостаточно изу-
Фонетика тт о « -г» «
чена. Лингвист Сидней Реи попытался дать
сводную таблицу звуковой системы этих языков, но его классификация
звуков недостаточно ясна. В меланезийских языках довольно богата система
гласных и согласных. Гласные есть открытые и закрытые; имеются
дифтонги (αβ, ai, аи, oi). В числе согласных есть произносимые с носовым
призвуком; есть межзубные звуки, напоминающие английский th (как глухой,
так и звонкий). Имеются согласные сложной артикуляции, в состав
которых входит w: kw, gw, ριυ, bw, kbw, kpw, gbw.
Одной из особенностей большинства меланезийских языков является то,
что в начале, а также и в конце слова может быть только один согласный.
В середине слова между двумя гласными в двухсложной основе слова могут
быть как один, так и два согласных в различных сочетаниях.
Основа слова в меланезийских языках чаще всего
Образование бывает двусложной. Некоторые основы могут
служить без изменения как именем, так и глаголом и
прилагательным. Кроме того, новые слова могут быть образуемы путем
полной или частичной редубликации основы слова, соединением двух
или более основ, добавлением формативов к основе слова.
Примеры из языка Фиджи: mata-\- ndrama (букв, глаз +
очаг)—домашний очаг; кеге — просить, кегекеге — нищенствовать; mbutako — красть,
ndaumbutaKo — вор; в языке жителей о-ва Пятидесятницы (Рага):
rovogi — работать, rovogana — работа.
1 См. S. Н. Ray. Ук. соч.
383

Некоторые префиксы—общие многим меланезийским языкам. Таковыми
считаются να и vara, vari, vei. Первый показывает причинность действия,
второй — взаимность действия. В языке куануа (Новая Британия)
gugu — радость, wa-gugu — сделать радостным; tur — стоять, wa-tur —
выпрямлять. Эти же префиксы могут быть частями слов, не являющихся
глаголом. Например, на том же языке куануа kita — ударить, var-
kita— драка. В некоторых меланезийских языках этот префикс превращает
имя существительное в собирательное, показывающее множественность
предметов. Так, например, на языке Фиджи: vale — дом, veivale —
группа домов, в смысле не только множественного числа, но
совокупности; на том же языке Фиджи veikau означает не «деревья», а «группа
деревьев», «роща» или «лес».
Различные зарубежные исследователи утверждают,
Частицы чт0 Почти во всех меланезийских языках существуют
и аффиксы тт J J
^^ артикли. Но анализ текстов показывает, что это
вовсе не артикли, а показатели двойственного и множественного числа,
указательные и притяжательные аффиксы и так называемые изафетные
частицы, показывающие отношения между именами. Эти частицы в некоторых
меланезийских языках стали неотделимой частью слова, так что остальная
часть слова, лишенная частицы, становится бессмысленной.
Общим указательным префиксом у большинства меланезийских языков
служит па, гласный звук которого в некоторых языках переходит в
в, г, и, о. Иногда такое изменение находится в связи с гласным первого
последующего слога. Так, например, в языке Урипив (о-в Малекула,
Новые Гебриды) в некоторых словах можно проследить гармонию гласных
префикса и последующего слога: neveren — его рука; ηο-lok — мое сердце.
Но есть слова (nambog — день; nu-mal — вождь и др.)> в которых эта
гармония отсутствует.
В некоторых языках этот префикс перед гласным теряет а и остается
только в виде начального звука п.
Один и тот же указательный префикс в некоторых меланезийских
языках может употребляться как при единственном, так и множественном
числе. Но иногда он может служить и показателем числа. В я лыке населения
о-ва Санто па употребляется только как указательный префикс
единственного числа, префиксом множественного числа является га: natajua —
мужчина; ratajua — мужчины. В языке Иаи (о-ва Лоялти) единственное
число не имеет оформления, а для множественного числа существуют
префиксы fa или ta, которые иногда употребляются вместе.
В некоторых меланезийских языках указательные префиксы
употребляются только с личными собственными именами, причем различными
для мужчин и женщин. В языке малу (Малаита) tha ставится
перед мужскими именами, a ni —перед женскими: tha John, ni Elisabeta.
В некоторых языках изафетная частица па соединяет в предложении
имя существительное с прилагательным. Например, в языке баки
(центральные Новые Гебриды) па iesi па mbo — дерево хорошее; toro па
тЪоЬа — плохой человек. В языке Эспириту-Санто ту же роль играет
слово taha: гиги taha havui — платье новое.
Распространенными притяжательными префиксами являются i, ka,
а. В языке ногугу (Эспириту-Санто) i употребляется как с собственными
именами, так и с терминами родства и местоимениями: i John — Джон; i
Moli — вождь; i tamana — его отец; i nikin — он. В языке кули-
виу (о-в .Малекула) префикс а употребляется с терминами родства
и с очень немногими другими словами. В языке аулуа(о-в
Малекула) тот же префикс существует в личных именах: atisina — его
брат; asino — его жена; asamagh — мужчина.
384

В некоторых меланезийских языках имеется нечто вроде
неопределенного артикля; он чаще всего выражен словами «один»
и «некий». Так, например, в языке Эроманга si neteme —человек (букв.:
некий человек); si пе — дерево.
и Во всех меланезийских языках имена делятся на два
класса, различающиеся формами выражения
принадлежности владельцу предметов, обозначаемых соответствующими
именами.
Это деление почти в каждом языке имеет свои особенности.
К первому классу относятся имена, обозначающие предметы близкого,
неотчуждаемого обладания, т. е. такие, которые не могут быть отданы
другому. В большинстве меланезийских языков сюда относятся: имена частей
тела, как, например, рука, нога, глаз, голова, сердце и т. д.; имена частей
целого, как, например, ветка, лист, корень, дерево и т. д., верх, низ,
середина, сторона, конец и т. д. (подразумевая — какого-то предмета); имена
предметов, тесно связанных с обладателем, как, например, жилой дом,
термины родства.
Ко второму классу относятся имена, обозначающие предметы
относительного или отчуждаемого обладания, т. е. предметы, которые могут
быть отданы другому.
Соответственно двум классам, на которые делятся имена, существуют
две формы выражения принадлежности. Имена первого класса
употребляются с кратким местоименным суффиксом.
Примеры: из языка квамера (о-в Танна): nanimek —мой глаз; nanimem—
твой глаз; nanimen — его глаз;
из языка меаун (центральные Новые Гебриды): niciagk — мое имя;
niciam — твое имя; niciana— его имя;
из языка малу' (юго-восточные Соломоновы о-ва): rena ai — лист
дерева; fafona biu — верх дома (здесь -па является кратким местоименным
суффиксом 2-го лица единственного числа);
из языка баки (о-в Эпи): kunualo — их жилые дома {-1о является
кратким местоименным суффиксом 3-го лица множественного числа);
из языка ногугу (о-в Эспириту-Санто): pwanorite—перед ним
{rite — краткий местоименный суффикс).
Чтобы показать принадлежность имен второго класса, существуют
слова, которые, приняв местоименные суффиксы, превращаются в
притяжательные имена.
Количество и группировка притяжательных имен различны в
различных языках, но принцип употребления их один и тот же.
В языке баки притяжательных имен четыре: kia, капа, sa и та. Kia
употребляется с именами предметов, являющихся в относительном
обладании, например kia atevi — мой слуга, kiamo meoulian — твоя жизнь;
капа употребляется с именами, показывающими близкое обладание,
например капато jidromian — твое подношение; sa — с именами,
означающими пищу, например saku senaniam — моя пища; та — с именами
предметов домашнего имущества.
В языке тангоа (о-в Эспириту-Санто) существуют также четыре
притяжательных слова, но группировка имен, с которыми они употребляются,
совершенно иная. Например, по показывает принадлежность к именам
предметов общего имущества, са — к именам предметов пищи, па —
питья, bula к именам имущества, состоящего из животных (птица, скот-
свинья).
Для о-ва Мота (о-ва Банкс) и для севера Новых Гебрид А. Кэпелл дает
следующие общие притяжательные имена: по — имущество; у а — пища;
та — питье; mwo — действрге; pula — ценное имущество.
*б Народы Австралии и Океании 385

Таким образом, no-kovetal (мой банан; букв.: мое имущество банан)
г оворят в том случае, если желают показать только принадлежность,
но ya-kovetal (мой банан; букв.: моя пища банан), если говорят о банана
к ак о пище.
В языках северной Меланезии существуют только два притяжательных
имени — одно для пищи, а другое — для всего прочего имущества. Так,
например, в языке куануа (Новая Британия): kauga — мое (главным»
образом о вещах), aqu — мое (о пище).
Языки куливиу, аулуа, урипив (о-в Малекула) и некоторые другие
в центральных Новых Гебридах имеют всего одно притяжательное слово
для имен второго класса.
В некоторых меланезийских языках существуют еще особые частицы
для определения групп имен; их можно рассматривать как
показатели грамматических классов. Эти группы состоят из личных имен,,
из имен парных предметов, предметов определенной формы, имен мест,
имен частей целого и частей человеческого тела, а также родственных
терминов.
В языке иаи (о-ва Лоялти) существует специальный показатель И
для парных предметов или пар: И Ыпу — два голубя; li etakan — его·
два глаза. В языке о-ва Ванйкоро (о-ва Санта-Крус) имена круглых
предметов начинаются с fe: fenera — арековый орех, fedue — кокосовый
орех. В языке о-ва Фиу (Соломоновы о-ва) частица si употребляется с
именами, показывающими «куски» или «части»: si fou — камень, кусок
камня.
Но, повидимому, группы имен, характеризующихся различными
показателями, нельзя считать подлинными грамматическими классами,
так как нет данных о согласовании с ними слов, зависящих от
существительных в предложении.
Простая форма основы глагола, а также прилагательного может без
изменения служить именем. В этих случаях имя можно отличить
только при помощи частицы указательного слова или местоимения. Примеры
из языка иаи (о-ва Лоялти): mot— жить; oge mot— я живу; anyikmot—
моя жизнь. Имена могут образоваться от глагола при помощи частиц
и суффиксов en, an, па, епа, ien, iena.
Примеры из языка урипив (о-в Малекула): ni olobi — он делает;
nololien — делающий; из языка куливиу (там же): hani — есть, nahani-
па — еда; из языка синесип (там же): mis—умереть, nimisien — смерть.
В меланезийских языках имя деятеля образуется от глагольного
имени или прилагательного при помощи слова «человек», а также может
быть выражено фразой, описывающей действие. Примеры из языка иаи:
at — человек; atune — учитель; at tuo татре — человек, смотрящий за
овцами, пастух (овечий); из языка меаун (центральные Новые Гебриды):
nemucut — человек; nemucut mlabiena — человек сеющий, сеятель; nemucut
rah iaha miala—два рыбака (букв.: мужчины,они два ловят рыбу). В языке
нгуна (центральные Новые Гебриды) вместо слова «человек»
употребляют слово «один»: tea tatago — один кто просит, нищий; tea tavagi —
строитель.
Существуют различные способы для выражения числа имен.
Множественное число может быть показано частицей, местоимением и
прилагательным или узнается по контексту, где может быть выражено
конструкцией глагола или предшествующими имени словами «много»,
«несколько», «изобилие» и др.
Примеры из языка паама (центральные Новые Гебриды): ceile —
они, atou ceile — женщины; ahatu ceile — камни; из языка о-ва Амбрим:
vantin tave raga-cha — все люди скажут (букв.: человек все они скажут);
386

из языка аулуа (центральные Новые Гебриды)\asamaghhera—мужчины
(букв.: мужчина они), или asamagh bison — мужчины (букв.: мужчина
много). *
Двойственное число в тех меланезийских языках, в которых оно
имеется, чаще всего указывается числом «два» или производным от него.
В языке иаи такими частицами являются И и /о; veto — камень, li veto —
два камня; 1о тото — две женщины, Hat — двое мужчин.
Меланезийские языки не имеют грамматического рода.
В небольшом количестве слов, являющихся названиями людей, пол
обозначается добавлением слов «мужской» или «женский». К таким
словам относятся главным образом некоторые термины родства, как,
например, термин для сына и дочери, для деда и бабки и некоторые
другие.
Примеры из языка паама: meahaus — мужской; ahine, atoule
—женский; eloheho meahaus—слуга, eloheho ahine — служанка; titami
meahaus — ваши сыновья, titami atoule — ваши дочери.
К таким словам С. Рей относит также термины для брата и сестры, но
это недоразумение. В меланезийских языках существует совершенно
отличная от европейской система обозначения братьев и сестер. Например,
в диалекте северной части о-ва Пятидесятницы (Новые Гебриды) для
обозначения брата и сестры существуют три термина: hogosi, tuaga и tihi.
Термином hogosi брат называет сестру, но брата мужчина называет tuaga
(старший брат) или tihi (младший брат), в зависимости от их возраста.
Женщина называет брата hogosi, а сестер, в зависимости от возраста,
tuaga или tihi. Таким образом, слова, которыми одинаково
обозначаются как мужчина, так и женщина, на самом деле являются
взаимным обозначением брата и сестры (примерно, как у европейцев
«супруги») .
В меланезийских языках имена не склоняются. Падежному
склонению соответствуют в меланезийских языках различная
позиция имен в предложении, изменения управляющего слова или
употребление отдельных частиц.
Так, например, из двух рядом стоящих имен второе определяет первое.
В языке островитян Лифу (о-ва Лоялти): umaete—каменный дом (букв.:
дом камень). В языке квамера (южная часть о-ва Танна)
управляющее слово, если оно принадлежит к именам первого класса, в
конструкции, соответствующей родительному падежу, принимает изафет-
ный суффикс i: reri yerama — сердце человека.
В грамматическом строе меланезийских языков
Местоимение г
местоимение занимает важное место, так как и
склонение и спряжение выражаются при помощи местоимений, в то время как
основа имени и глагола остается без изменения.
Кроме полной формы личного местоимения, существуют еще
краткие формы:
краткая форма местоимений, употребляемых как суффиксы с именами
первого класса;
краткая форма личных местоимений, которые служат подлежащими при
глаголе;
краткая форма личных местоимений, которые служат дополнением в
предложении.
Краткие формы местоимений большей частью являются производными
от полной формы.
Личное местоимение первого лица множественного, а также
двойственного и тройственного числа имеет инклюзивную и эксклюзивную
формы.
387
25*·

Пример из языка тасирики (о-в Эспириту-Санто):
Полная форма личных местоимений, употребляемых как подлежащее:
1-е лицо
2-е лицо
3-е лицо
Ед. число
inau
iniko
inia
Мн. число
inika . (инкл.)
kamam (экскл.)
komim
inira
Краткая форма личных местоимений, употребляемых как подлежащее:
Ед. число Мн. число ^
1-е лицо па ка (инкл.)
кота (экскл.)
2-е лицо ко ко mi
3-е лицо i га
Краткая форма личных местоимений, употребляемых как дополнение:
Ед. число Мн. число
1-е лицо аи ка
2-е лицо ко —
3-е лицо а га
Примеры: nakiau — убей меня; nakia — убей его; κα'ίκα — попроси
нас; гопога—слушай их.
Местоименные притяжательные суффиксы, употребляемые с именами
первого класса.
Ед. число Мн. число
1-е лицо ки ? (инкл.)
? (экскл.)
2-е лицо т ?
3-е лицо па га
Примеры: 1оеки—мой голос; patum — твоя голова; tamam — твой
отец; 'esana—его имя; 'еэака — наше (с тобой) имя; vavinemam — наша
сестра; limamim —ваши руки; matara — их глаза.
Двойственное и тройственное числа в тех языках, в которых они
имеются, образуются от прибавления к множественному числу личного
местоимения слова «два» или «три».
Примеры из языка о-ва Абрим (Новые* Гебриды):
Полная форма личного местоимения множественного числа:
1-е лицо ег (инкл.)
сепет (экскл..)
2-е лицо cami
3-е лицо ge
Двойственное число образуется от прибавления слова го (два):
1-е лицо er-го (инкл.)
сепет-го (экскл.)
2-е лицо cami-ro
3-е лицо ge-ro
Тройственное число образуется от прибавления слова sul (три):
1-е лицо er-sul (инкл.)
cenem-sul (экскл.)
2-е лицо cami-sul
3-е лицо ge-sul
388

В языке о-ва Лифу существуют еще особые формы для 2-го лица
единственного, двойственного и множественного числа, которые показывают
взаимное социальное положение разговаривающих лиц; так, например,
существует особый термин обращения к лицу нижестоящему и особый
термин обращения к вождю. Рей дает следующие термины для 2-го лица:
Ед. число Дв. число Мп. число
2-е лицо полного личного местоимения ео nyipo nyipynie
Для обращения к нижестоящему лицу hmune — nyipun
Для обращения к вождю · cilie nuipoti nuipunieti
К замужней женщине на языке о-ва Лифу обращаются всегда nyipo (вы
двое), подразумевая этим, что она имеет ребенка.
Прилагательное ^ меланезийских языках существует очень немного
самостоятельных прилагательных основ.слова.
Такими словами являются: «хороший», «дурной», «большой», «маленький»,
«высокий», «новый» и некоторые другие.
Прилагательное следует за определяемым словом. В некоторых
меланезийских языках прилагательное соединяется с именем посредством
частицы. Пример из языка иаи: tusi кар— книга святая; йа ае so — дерево
хорошее; boudet ае gan — буря большая. В последних двух примерах ае
является частицей.
В меланезийских языках не существует грамматических форм
степеней сравнения. Большая степень чего-нибудь может быть выражена
словами: «выше», «над», «миновать» и др.; двумя рядом стоящими
положительными утверждениями;интонацией голоса. Превосходная степень
передается словами «очень», «очень много», «очень большой».
В языке квамера известны следующие пять способов сравнения:
путем повторения: ipaka—близко, ipaka ipaka — не очень близко;
isupan — далеко, isupan isupan — не очень далеко;
при помощи глагола с указательными частицами sa или se и предлогом
уа: yema amasan — хороший человек; yema se ramasan уа nirau — лучший
человек из двух (букв.: человек, который есть хороший из двух);
при положительном утверждении о каждом из сравниваемых: Isena
ipaka, Beritania isupan — Сидней ближе Британии (букв.: Сидней
близко, Британия далеко);
при помощи наречий: esekai — сильный, апап — очень, esekaianan —
очень сильный;
интонацией голоса или долготой произношения: isupan и isu...pan —
передают различное представление о расстоянии.
тт Особенный интерес в меланезийских языках пред-
Числительные г г
ставляют числительные, так как они показывают,
как первоначально возникал счет. В большинстве меланезийских языков
счет построен на пятиричной основе и слово «пять» чаще всего совпадает
со словом «рука». Числа свыше пяти получаются прибавлением к пяти
первых четырех чисел, а «десять» — 2 (раза) 5, или «две руки».
Дальше десяти — счет или десятеричный, или двадцатиричный.
Примером двадцатиричного счета является счет языка иаи (о-ва Лоялти):
khasa — один; 1о — два; кип — три; νακ— четыре; thabung — пять;
свыше пяти к счету прибавляют союз ке («и») и слово пиа (больше), после
которых прибавляют первые четыре числа. Так, например, девять—thabung
ке пиа vak\ десять — libenyita (букв.: мои две руки); libenyita ке пиа
khasa— одиннадцать; libenyita ке пиа thabung ке пиа vak —
девятнадцать. Khasaat (букв.: один человек) или atae bekhot (букв.: полный
человек) — двадцать; lo Hat (букв.: два человека) —сорок; кип hnyat (три
человека) — шестьдесят и т. д.
389

В языке квамера при счете свыше пяти прибавляют слова «и идя к моей
другой руке». Так, например, шесть выражается словами «и идя к моей
другой руке один»; одиннадцать — «и идя к моей одной ноге один» и т. д.
г В меланезийских языках глагол спрягается при
помощи кратких местоимений и частиц, при этом
основа глагола остается без изменения. Краткое местоимение показывает
лицо и число, а время и наклонение передаются посредством частиц,
которые или соединяются с кратким местоимением, или следуют отдельно за
ним, а также посредством вспомогательных слов. Среди меланезийских
языков существует большое разнообразие в формах образования времен
и наклонений. Для примера возьмем образование будущего времени. В
языке синесип будущее время показывается частицей viy которая
ставится после краткого местоимения: uviwer — ты скажешь, iviwelig —
он придет, mivihu — мы дадим и т. д.
В языке иаи будущее время образуется при помощи
дополнительного глагола he — идти, с частицей те и предлогом ка; например, oge
те ha ка he — я пойду (букв.: я иду идти). Так же образуется будущее время
б языке о-ва Лифу. В некоторых языках простая основа глагола является
показателем настоящего или прошедшего времени. Например, в языке нгу-
на: a atae — я знаю, ки atae — ты знаешь, е atae — он знает; основа
глагола atae — показывает настоящее время.
В языке тасирики, по данным Рея, существуют следующие формы
спряжения.
Частицей настоящего времени является то или т, которая
присоединяется к краткому местоимению. Таким образом, краткие местоимения для
настоящего времени имеют следующие формы:
Ед. число Мн. число
1-е лицо пат кат (инкл.)
котат (экскл.)
2-е лицо кот komim
3-е лицо то ram
Предложение кат vano (мы идем) состоит из следующих частей:
ка — краткое местоимение 1-го лица (инкл.) множественного числа, т—
частица настоящего времени, vano — основа глагола «идти»; ram lesiko
(они видят тебя): га—краткое местоимение 3-го лица множественного числа,
т — частица настоящего времени, lesi — основа глагола «видеть», ко —
краткое местоимение 2-го лица единственного числа.
Прошедшее время показывается частицей te\ ко te lesia (ты видел его)
состоит из ко — краткого местоимения 2-го лица единственного числа,
te — частицы, показывающей прошедшее в.ремя; окончание а в слове
lesia является кратким местоимением 3-го лица единственного числа.
Показателем будущего времени служит частица pai, которая следует
за кратким местоимением: ко pai vano — ты пойдешь.
При негативной форме предложения отрицательная частица kei
следует за частицей времени: га te Kei lesia — они не видели его.'
Повелительное наклонение не отличается от форм 2-го лица
единственного и множественного числа настоящего времени.
•Общим для меланезийских языков является отсутствие инфинитива
и пассивной формы глагола. Инфинитив заменяется комбинацией других
форм. Так, например, в языке квамера: yak-am-even tak -apuri — я пойду
спать (букв.: я иду, я буду спать).
н Наречия в меланезийских языках делятся на
наречия направления, места, времени, образа действия,
вопросительные и утвердительные.
390

Наречизм, показывающим направление, в большей части
меланезийских языков служат глаголы движения, которые следуют за другим
глаголом отдельно или в виде суффикса.
Так, например, на языке тасирики (о-в Эспириту-Санто) thano — вперед
«(букв.; идти); nai— сюда (букв: приходить); la alia thano — они несли его
вперед.
В языке ногугу (тотже остров); siw— вниз (siwo—идти вниз,
спуститься); pow siw— падать вниз; lo siw — принести вниз.
В некоторых языках вопросительное наречие «когда?» изменяется в
-зависимости от времени.
В языке тангоа (тот же остров) наречие «когда?» имеет три времени:
.gisa? (неопределенное), nagisa? (прошедшее), pagisa? (будущее): ко nainike
nagisa? — когда ты пришел сюда?
В языке ногугу «когда?» имеет прошедшее и будущее время: nenesa?
(прошедшее), pwanes? (будущее). Nenesa го sae kinoti worinikin?— когда
это нашло на него? Ro sae kinoti pwanes? — Когда это должно случиться?
В структуре меланезийских языков предлоги, как и
р местоимения, имеют большое значение, так как
заменяют собой склонение имени. В некоторых языках предлоги
принимают при этом краткие местоименные суффиксы.
В языке о-ва Лифу хорошо видно происхождение некоторых предлогов от
имени. Так, например: hutro (спина)—«по», «за»; hnirie (сердце)—«в»; g'emeke
(лицо)—«пред», «впереди»: nyidoti a tro е hutro—пришел за (ним); hnine
la ита —в дом; g'emeke пе la nofei — перед народом.
~ Общими для меланезийских языков являются сою-
Союзы
зы: и, но, или, если, что, так что, для, потому,
чтобы и некоторые другие. Роль связки в предложениях не одинакова во
всех языках. В некоторых языках глаголы следуют один за другим без
связки, так же как могут быть не соединены между собой связкой части
предложения. Например, в языке квамера: irau krau even, гаи enipen — они
двое шли, они сказали.
~ Синтаксис меланезийских языков изучен весьма
Синтаксис х-, ^ J
недостаточно. Благодаря преобладанию
аналитического строя в этих языках, законы построения предложений
приобретают большую важность, однако они пока совершенно не
исследованы. Повидимому, в большинстве меланезийских языков приходится
иметь дело чаще с простым предложением, чем со
сложноподчиненным, как это, впрочем, наблюдается в разговорной речи любого народа.
Поэтому сложное предложение обычно разбивается на ряд простых,
ждущих одно за другим. Например, в диалекте тасирики, вместо
«я иду, чтобы разбудить его», говорят: «я иду, я буду будить его».
Вместо «если я пойду, я пошлю его к вам», говорят: «я иду, я пошлю его
к вам».
Однако сложноподчиненные предложения все же встречаются.
Придаточные предложения подчиняются при помощи относительных
местоимений и союзов, как и в европейских языках. Относительные местоимения,
правда, встречаются крайне редко. Например, в диалекте о-ва Лифу слово
1о означает относительное местоимение «что»; фраза «я расскажу тебе,
что я увижу», передается так: tro ni a thue macanyVo lo hnenge hna
troa ohn.
Подчинение при помощи союзов более часто. Например, в языке
киливиу vi batuhte harhite i buer imat pisi (так как он не имел корня, он
засох). В языке ногугу (о-в Эспириту-Санто): pwa sap sonona па veilapi-
iemiu (если бы это было не так, я бы сказал тебе); miu wofwol ко ki vavan
па vete simae (торгуй этим, пока я не приду опять).
391

„ Меланезийские языки как по грамматической струк-
Общие замечания r l J
туре, так отчасти и по словарному составу очень
близки языкам соседней Полинезии, с которыми вместе они входят в одну
большую малайско-полинезийскую семью. Однако они в то же время
заметно отличаются от полинезийских языков. Прежде всего, последние
чрезвычайно близки друг другу, составляя почти что диалекты одного языка,
хотя и раскинувшегося на тысячи километров. Меланезийские же языки,
напротив, очень разнообразны, и каждый язык или диалект имеет весьма
ограниченный ареал. Это обстоятельство отражает неодинаковость уровня
общественного и культурного развития: меланезийцы в этом отношении
уступают своим восточным собратьям. Кроме того, не совсем одинакова и
сама структура языков: обе группы языков относятся к аналитическому
типу, но аналитический принцип в полинезийских языках проведен более
полно и последовательно. В меланезийских языках сохранилось больше
грамматических форм, префиксов, суффиксов и т. д. Во всем строе их
замечается больше архаических черт; к числу их принадлежит хотя бы
деление имен на классы, наличие полной и краткой форм местоимений и пр.
От своих соседей на западе, папуасских языков, языки Меланезии,
напротив, отличаются более развитой, менее архаичной структурой, меньшей
раздробленностью, большей степенью взаимной общности.
В последние десятилетия некоторые из меланезийских языков
обнаруживают тенденцию превратиться в межплеменные, как это происходит
и с некоторыми папуасскими языками. Отчасти это стоит в связи с
христианизацией населения, так как миссионеры обычно переводят
«священное писание» на один из наиболее широко распространенных в этом
районе языков. В архипелаге Бисмарка широко распространяется язык
куануа (племя гунантуна), на Соломоновых островах — языки буготу
( на юге о-ва С. - Исабель), нгола (о-в Флорида и соседние островки)
и др. На островах Банкс в начале XX в. широко распространен был
язык о-ва Мота, использовавшийся усердно миссионерами для своей
пропаганды; но сейчас он почти вытеснен английским языком.
Отдельные диалекты распространяются за счет других и на Новых Гебридах.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
хозяйство
И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ
Основу существования меланезийцев составляет повсеместно
земледелие, достигшее значительного развития, следом за ним идет
рыболовство. Разведение домашних животных и охота играют
весьма подчиненную роль.
Островитяне Меланезии — ревностные земледель-
емледелие цы ^ет здесь ни 0дНОГо уголка, где бы не процветала
земледельческая культура. Меланезиец не может себе представить народа,
не умеющего обрабатывать землю. Когда завербованных в Меланезии
рабочих привозили в Австралию, в Квинсленд, они были немало удивлены,
увидев здесь людей, которые, хотя и будучи чернокожими, не знали
земледелия. Плантации же европейцев не вызвали к себе с их стороны уважения:
их собственные посевы были лучше. Со своей стороны, европейские
наблюдатели не раз отмечали особую тщательность, с какой меланезийцы
возделывают землю. Например, французские путешественники и поселенцы на
Новой Каледонии признавали, что огороды аборигенов во многих случаях
лучше, чем крестьянские огороды в самой Франции.
Земледелие меланезийцев — чисто тропического типа. Это прежде всего
разведение клубневых растений — ямса (Dioscorea sativa) и таро (Colo-
casia antiquorum), к которым местами присоединяются сладкий картофель,
или батат (Ipomoea batatas), а также сахарный тростник.
Не менее важную роль играет культура плодовых деревьев —
кокосовой пальмы, хлебного дерева и саговой пальмы, а также банана.
Эти культуры распространены не равномерно и не везде. Таро
разводится на болотистых или хорошо орошаемых участках; ямс, напротив, —
на сухих. Кокосовая пальма, любящая влажный морской ветер, лучше-
всего растет на побережьях и на небольших коралловых островах. Саговая
пальма известна только в западной Меланезии; восточнее долготы о-ва
Бугенвиль она не встречается. Хлебное дерево неизвестно на Новой
Каледонии. В связи с этим на каждом острове или группе островов преобладает
какая-нибудь определенная культура. На о-вах Тробриан — ямс, на
Адмиралтейских и на архипелаге Бисмарка — таро и саговая пальма,
на некоторых из Соломоновых островов, например, на острове Шортленд,—
саговая пальма, на других— таро и ямс, на о-вах Банкс и Новых
Гебридах — ямс (особенно на коралловых островах) и таро (больше на
вулканических островах), на Новой Каледонии — оба этих корнеплода.
393

Все поименованные растения, за исключением,
может быть, саговой пальмы, принадлежат к
числу чисто культурных и в диком состоянии не
встречаются. Они возделаны человеком. Банан
размножается не семенами, а только одними
отводками и поэтому переносится на новое место лиш.>
человеком. Многовековая культура породила
большое количество разновидностей и сортов полезных
растений, очевидно, сознательно выводимых. Код-
рингтону удалось записать на одном только
островке Мота до 60 названий разных сортов хлебного
дерева и 80 названий сортов ямса. Уже одно это
свидетельствует о большой и глубокой традиции
земледельческой культуры меланезийцев. «В
знании растений они пристыдят европейцев, —
говорит Паркинсон. — Они называют с величайшей
точностью несколько сот видов растений и
различают многочисленные разновидности. Так,
например, жители северо-восточной части п-ова
Газель знают более 70 разных сортов банана, хотя
отличительные признаки их настолько тоншц-что
даже опытный ботаник не заметит их, если не
обратить на них его внимания»1.
Так как большая часть поверхности
меланезийских островов покрыта густым тропическим
лесом, то земледельческие работы обычно
начинаются с расчистки земли из-под леса. Это то, что
π - называется подсечным земледелием. Рубка деревь-
Новая Гвинея ев — работа довольно трудная, особенно если
применяются только каменные топоры. Расчистка леса
выполняется обычно коллективно. Самые толстые
деревья не срубают, их засушивают на корню огнем, сжигая кругом
сучья, срубленные тонкие деревья и кустарник. Зола от,сожженной
древесины служит удобрением почвы, местами и без того очень
плодородной. Очищенный участок обычно огораживается для защиты насаждений
от диких свиней, а также йот воров. Затем землю вскапывают
заостренными палками, причем ее очищают от камней и корней.
Вот как описывал в 1870-х годах Η. Н. Миклухо-Маклай способ
обработки земли папуасами залива Астролябии. Люди деревни Бонгу,
«выбрав участок земли для плантации, срубают сначала подлесок, а затем
и более крупные сучья больших деревьев/ Этим достигается больший
доступ солнца, отчего все срубленное быстро увядает и засыхает. Тогда
разводят огонь и сжигают срубленный кустарник и засохшие сучья.
Остаются только большие деревья, их постепенно поджигают у корня
несколько дней подряд, а иногда и срубают большими каменными топорами».
Затем начинается собственно обработка земли. «При этом папуасы,—
пишет Миклухо-Маклай,— пользуются очень простыми орудиями: 1) Удья —
крепкая, длиной в 2 м, палка, заостренная с одного конца: ею пользуются
мужчины, так как при работе с этим первобытным орудием требуется много
-силы. 2) Удья-саб, небольшая узкая лопатка. Ею работают женщины.
Работа производится таким образом: двое, трое или более мужчин
становятся в ряд, глубоко втыкают заостренные удья в землю и потом
одновременно одним взмахом поднимают большую глыбу земли. Если почва
1 R. Parkinson. 30 Jahre in der Sudsee. Stuttgart, 1907, стр. 791.
394

Вскапывание земли кольями. Новая Гвинея
тверда, то в одно и то же место втыкают удья два раза, а потом уже
поднимают землю. За мужчинами следуют женщины, которые ползут на
коленях и, держа крепко в обеих руках свои удья-саб, размельчают поднятую
мужчинами землю. За ними идут дети различного возраста и растирают
землю руками. В таком порядке мужчины, женщины и дети
обрабатывают всю плантацию; потом накидывают кучки земли, группируемые в
ряды»1.
Дальнейшие работы: посадка, уход за плантациями и сбор урожая —
выполняются только женщинами.
Огороды папуасов расположены обычно в лесу, в нескольких
километрах от деревни.
Сажают ямс правильными рядами. Для посадки клубень разрезается
на куски с одним — тремя глазками каждый. Для каждого делается ямка в
земле, заполняемая растертой руками мягкой землей. Ямки эти
располагаются на некотором расстоянии одна от другой. За всходами ямса
тщательно ухаживают, стеблям дают виться вокруг втыкаемых рядом высоких
палок; сорняки заботливо выпалывают. Насаждения ямса всегда производят
приятное впечатление своей опрятностью, образцовым порядком, в каком
они содержатся. Так как времена года в тропиках почти не различаются,
то посадка и рост ямса происходят в разные месяцы. Для полного развития
и созревания клубней требуется около полугода. Клубни продолговатой
формы достигают большой длины, иногда 2 м, т. е. больше человеческого
роста, и весят до 30 кг. Такими огромными клубнями гордятся, хотя на вкус
они хуже, чем клубни средних размеров. Жители Новой Каледонии, чтобы
вырастить такой большой клубень, применяли оригинальный способ:
они сажали клубеньки ямса не прямо в землю, а клали их на деревянную
решетку поверх углубления в почве и потом засыпали землей; клубенек
рос вниз, пока не достигал твердой опоры. Стебли ямса пускали виться по
особым подпоркам. Вскапывание больших клубней требует большого
труда: на один клубень иной раз тратится целый день. Урожай ямса собирают
в особые житницы, где он хранится месяцами.
1Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, ст. 73—75.
395

В отличие от ямса, таро — в особенности так называемое болотное —
требует влажной почвы. В культуре его поэтому широко применяется
искусственное орошение, особенно в южной Меланезии, на вулканических
островах. Оросительное земледелие описано наблюдателями на средних
Соломоновых островах, на северных Новых Гебридах, на Новой
Каледонии, на о-вах Санта-Крус и Банкс. Жители здесь издавна умеют проводить
каналы, по которым вода из горных речек течет на насаждения. Длина
таких каналов на Новых Гебридах достигает полукилометра и более.
Островитяне заставляют каждый маленький ручеек, стекающий с гор,
проделать большую работу, прежде чем он достигнет моря. Поля,
орошаемые подобными каналами, расположены террасами по склонам гор.
Особенного совершенства достигло террасовое земледелие на Новой
Каледонии. Террасы орошались каналами, проводившимися за несколько
километров. Например, в округе Балад один оросительный канал имел длину
до 10 км. Стены каналов облицовывались камнем. Орошенные поля раньше
тщательно возделывались коллективным трудом целых общин; сейчас
многие из них запущены. Клубни таро, как и ямса, сажают в особые ямки
и покрывают землей. Вес спелого клубня достигает 5—6 кг. В сыром виде
таро ядовито, но будучи сварено или прожарено, становится съедобным.
Возделываемые меланезийцами корнеплоды состоят главным образом
из крахмала с большим процентным содержанием воды и отличаются
поэтому малой питательностью. Это типично вообще для тропического
клубневого земледелия. Корнеплоды в этом смысле далеко уступают злаковым
растениям. Чтобы насытиться, человеку приходится съедать ямса или таро·
до 4 и более килограммов в день. Много времени и сил затрачивается на
переноску тяжелого и объемистого урожая к дому.
Особых удобрений, помимо золы сжигаемых деревьев и травы,
меланезийцы не применяли. Поэтому земля быстро теряла плодородие. Пока
земли было много, одну и ту же культуру на одном участке два года
подряд обычно не возделывали. Мало того: расчищенный участок через два-
три года, а то и на следующий год, забрасывали и расчищали новый.
Засаженные участки почти всегда находятся среди леса, в стороне от деревни,,
обычно по нескольку семейных участков внутри общей ограды.
Неприхотливый банан (Musa) сажают обычно на участке, уже несколько
истощенном предыдущей культурой. По виду банан напоминает дерево, в
действительности это гигантская многолетняя трава с ложным стволом.
Отломанный корневой побег сажают в землю ив течение нескольких
месяцев ухаживают за ним, выпалывая вокруг сорняки, а затем его пышная
листва сама их заглушает. Банан без всякого дальнейшего ухода
приносит в течение пяти-шести лет обильные плоды. Гроздья их достигают у
некоторых сортов веса 60 кг.
Из плодовых деревьев на первом месте по значению стоит кокосовая
пальма (Cocos nucifera), хотя она не растет во внутренних областях
больших островов. Кокосовая пальма нетребовательна к почве, посадка
ее совсем не трудна, но плодоносить она начинает только на восьмой год.
Плоды (орехи) кокосовой пальмы употребляются в пищу. Скорлупа ореха
идет на разные поделки, листья — на покрытие домов и на различные
плетенья, древесина служит прекрасным и прочным материалом для
изготовления орудий, оружия, построек. Крупные мучнистые плоды
хлебного дерева (Artocarpus incisa), созревающие дважды в год,
составляют существенное подспорье в питании островитян, а его мягкая и
легкая* древесина идет на изготовление лодок.
Земледельческий инвентарь меланезийцев был чрезвычайно прост и
примитивен, что представляется даже несколько странным при той
тщательности ухода за растениями, которая отличает жителей Океании. Он весь
396

Рыболовные верши. Новая Британия
♦состоит из простой землекопалки. Это палка из твердого дерева, 1—2 м
в длину и 6—8 см в толщину, заостренная на конце. Ею взрыхляют землю
перед посадкой. Чтобы вывернуть ком земли палкой, выкапывают ею
несколько глубоких ямок по кругу и ею же, как рычагом, выворачивают
глыбу, которую затем размельчают. Та же палка служит для выкапывания
созревших клубней. Для посадки иногда служит другая палка, покороче
{около 1 м), которою делают воронкообразные углубления в почве. На
о-вах Тробриан не знают особых землекопалок, а пользуются простой
заостренной палкой, которую вырезают каждый раз, идя на работу, и
всякий раз бросают. Такими немудрящими орудиями исчерпывается обычно
весь сельскохозяйственный инвентарь меланезийцев. У них нет даже
мотыги, и, таким образом, их земледелие не совсем правильно называют
иногда мотыжным.
Примитивность орудий нисколько не мешает меланезийскому
земледелию стоять на высоком уровне в смысле тщательности обработки земли
и ухода за растениями. Благодаря плодородию почвы и тщательной
обработке земли, жители собирают высокие урожаи.
Земледельческое хозяйство поглощает обычно много труда, особенно у
женщин, притом в течение круглого года. По климатическим условиям
тропиков, где нет определенных сезонов, местные жители постоянно что-
нибудь сажают на огородах и что-нибудь убирают; остальное время
отнимают подготовка земли, огораживание, уход за посевами.
Рыболовство стоит на втором месте после земледе-
Рыболовство лия по значению в экономике меланезийцев. Ры-
и охота г
боловство почти исключительно морское, так как рек
на островах Меланезии очень мало. Для жителей небольших островов из-
за отсутствия земли, годной для обработки, рыболовство часто является
единственным источником существования. Поразительно разнообразие
приемов в рыболовной технике: меланезийцы применяют едва ли не все
существующие методы ловли рыбы, из которых на одних островах
преобладают одни, на других — другие.
397

Лодки с рыболовными снастями. Новая Британия
В северной Меланезии в особенно большом ходу крупные снасти —
сети и верши. На п-ове Газель, например, главную роль играют большие·
плетенные из расщепленного бамбука верши. Они имеют форму сигары
со срезанными концами и по длине несколько меньше человеческого·
роста. Верши либо пускают плавать по поверхности воды, либо
погружают их вглубь на якоре с поплавком, по которому и находят потом
снаряд. На о-вах Адмиралтейства предпочитают сети разной величины.
На Соломоновых островах сети достигают огромной длины —до 300 мпри
ширине до 2 м. Такие большие сети составляют обычно общинную
собственность, но наряду с ними отдельные лица имеют свои небольшие сети,
не свыше 10 м длины. Сетевые снасти бывают очень разнообразны; в
числе их есть напоминающие большие сачщт, иногда с диагональными
распорками из гибких прутьев, удерживающими вход в сачок в открытом
состоянии. Далее, употребляются особые плетеные корзины; в них на
п-ове Газель ловят рыбу таталаи, которая временами подходит
большими стаями к отмелям: ловцы входят по пояс в воду и, пугая рыбу,,
загоняют ее в подставляемые корзины.
Широко распространено лучение рыбы острогой и стрельба ее из лука;
употребляемые для этого стрелы, как и остроги, расщеплены на три,
четыре и более острых конца, обычно зазубренных.
Рыболовные крючки известны тоже во многих местах, хотя не
повсеместно. На Новых Гебридах их не употребляют, хотя о знакомстве с ними
свидетельствуют предания. Обычно рыболовные крючки выделываютсяв
из щита черепахи или из перламутровой раковины. На Соломоновых
островах употребляются составные крючки, вырезанные из раковины в
из черепахового щита, с блестящими бусинами вместо приманки.
398

Реже встречаются своеобразные рыболовные запоры в виде плетеной
изгороди, а иногда и каменной плотины, преграждающей рыбе путь в
открытое море во время отлива: рыба при этом попадает в особые огороженные
места, откуда ее и извлекают.
Известно и травление рыбы ядом: для этого употребляется приманка
в виде маленьких рыбок; во внутренность их вкладывают ядовитую траву
и бросают в неглубокую воду: проглотившая приманку крупная рыба
вскоре всплывает, одурманенная ядом. Местами отравляют воду на
отмелях.
Распространен ночной лов рыбы с факелами. Интересны способы
лова крупных хищных рыб, таких, как акула. На о-ве Сан-Кристобаль,
например, акулу ловят с лодки в особую петлю, подманивая ее
трещоткой: способ этот требует большой ловкости и смелости.
Рыболовство в Меланезии всюду составляет мужское занятие, и
женщины в нем не участвуют.
К рыболовству примыкает охота на морских черепах. Она
производится коллективно. Черепах подстерегают на отмели, откуда они не могут
спастись, ныряя в глубину; окружают их большой сетью и, постепенно
сжимая кольцо,вылавливают по одной и бросают в лодку .Во время
спаривания черепах ловля их совсем проста: к ним подплывают и хватают без
особых трудностей. Ловят черепах и на берегу во время кладки яиц.
Черепахи ценятся как из-за мяса, так и ради щита, идущего на разные
поделки.
Сухопутная охота имеет гораздо меньшее значение для хозяйства
меланезийцев по той простой причине,что им почти не на кого охотиться.
Животными острова Меланезии, особенно мелкие, крайне бедны. Там, где есть
дикие свиньи или полудикие собаки, — на более крупных островах, —
на них охотятся. Более распространена охота на птиц, которых бьют н&
только ради мяса, но и из-за перьев.
Обычный способ охоты — при помощи копья или лука. Применение
каких-либо ловушек, снастей очень ограничено.
^ Скотоводства в настоящем смысле слова меланезий-
Домашние
животные цы не знали> но некоторые домашние животные у
них были: свиньи, собаки, куры.
Не совсем решен в науке вопрос о том, давно ли появилась на островах
свинья и не завезена ли она первыми европейскими мореплавателями.
Во всяком случае, свиней уже в XIX в. разводили почти повсеместно;
исключение составляла Новая Каледония.
Свиней держат главным образом для мяса. Свинину едят по
преимуществу на праздниках, когда проводится иногда массовый убой свиней.
Раньше особенно ценились свиные клыки, большие, загнутые кольцом клыки
самцов, которых меланезийцы иногда специально для этого разводили и
умели отращивать эти клыки искусственно, для чего выламывали зубы на
верхней челюсти. Обладание свиньями было привилегией богатых, и
поголовьем стада нередко измерялась степень богатства человека. Собак и
кур на некоторых островах тоже употребляют в пищу. Собачьи зубы
местами служат для выделки украшений, а на восточных Соломоновых
островах и о-вах Адмиралтейства они имеют хождение в качестве денег.
Огонь Техника добывания огня у меланезийцев была в
и приготовление прошлом почти везде одна и та же: это так называ-
пищи емый способ выпахивания (или «огненный плуг»).
Употребляющийся при этом инструмент состоит из двух частей: дощечки
из мягкого дерева около метра длиной и палочки с заостренным концом,
длиной около 20 см. Дощечку кладут на землю, прижимая коленом или
ступней, и поверхность ее начинают быстро и сильно тереть острым кон-
399

цом палочки; от трения образуется продольная борозда и постепенно
накапливается древесная пыль, которая затем начинает тлеть от
развивающейся теплоты; если подложить сухих волокон, то можно раздуть огонь.
Весь процесс добывания огня, при условии, что дерево достаточно сухо,
и при наличии должного умения, требует иногда не более 40 секунд, в иных
случаях до трех минут. Такой способ «выпахивания» известен на о-вах
Адмиралтейства, архипелаге Бисмарка, Соломоновых островах, Новых
Гебридах и Новой Каледонии, т. е. почти по всей Меланезии. Местами,
однако, применяется и более известный у других народов способ
высверливания огня (Санта-Крус). Способ пиления, повидимому, нигде, кроме
Новой Гвинеи, не употребляется.
Самые обычные способы приготовления пищи — печение или
поджаривание на углях или на открытом огне, а также в земляной печи.
Последняя особенно характерна. Она устраивается таким образом: дно
специально приготовленной ямы устилают ровным слоем плоских камней,
на которых раскладывают костер; в огонь кладут еще ряд камней.
Когда камни раскалятся, то верхний их слой снимают при помощи
расщепленных палок, а на нижний кладут специально приготовленные
куски мяса, рыбы, клубни ямса или таро и т. п., все тщательно завернутое
в свежие банановые листья; в каждом свертке обычно соединяются мясо
или рыба с растительной приправой. Слой раскаленных камней, на
который кладут свертки, предварительно обливают водой и покрывают
свежими листьями; между свертками с пищей и поверх них кладут еще горячие
камни, затем все это прикрывают слоем свежих листьев и тщательно
засыпают землей и золой, чтобы сохранить тепло. Часа через два — четыре
кушанье готово. Требуется большое искусство, чтобы оно не подгорело, ровно
и в меру прожарилось. При надлежащем умении кушанье получается
вкусное, сочное и опрятно приготовленное. Этот способ позволяет запекать
одновременно любое количество пищи, и перед большими праздниками
ее готовят в огромных ямах, куда кладут по нескольку свиней и всякую
другую пищу.
Варка пищи в воде применяется редко. Раньше практиковался способ
-«камневарения», при котором воду в сосуде с положенными в нее
съестными припасами кипятят при помощи горячих камней — способ,
известный у индейцев Америки и в других странах. Таким образом кипятили
и кокосовое молоко, сгущая его. Даже там, где известна глиняная посуда,
в ней варили пищу чаще тем же способом опускания горячих камней,
чем кипячением над огнем. Кое-где, например на о-ве Танна, известна
варка пищи в горячих источниках.
Крепких напитков меланезийцы до прихода коло-
аркотики низаторов не знали. Но у них были своеобразные
наркотики, игравшие в общественной жизни немалую роль. Наркотики
эти — кава в юго-восточной Меланезии и бетель в северо-западной.
Кава представляет собою корень перечного растения Piper methysti-
сит. Корень раздробляют при помощи растирания или разжевывания
зубами, смешивают с водой и дают полученной смеси некоторое время
перебродить, после чего напиток готов. Он обладает опьяняющими
свойствами. Умеренное употребление напитка не оставляет никаких дурных
последствий для организма, но если выпить слишком много, то человек
впадает в состояние отупения. Пьют каву только взрослые мужчины.
Употребление кавы в Меланезии распространено только на Новых
Гебридах, о-вах Банкс и Торрес и на маленьком острове Ваникоро. Есть
предположение, что этот обычай введен здесь в сравнительно недавнее
время под влиянием полинезийцев, ибо в Полинезии кава
составляет широко распространенный напиток, который пьют на праздниках.
400

Обучение мальчика приемам добывания огня. О-в Гуадалканал
Земляная печь на Новой Гвинее
Народы Австралии и Океании

Действительно, на некоторых островах, в частности на о-вах Банкс,
употреблять каву стали недавно. Кроме того, на этих островах техника
приготовления кавы та же, что в Полинезии: корень разжевывают зубами и
вместе со слюной выплевывают в особую чашу. Но на Новых Гебридах способ
приготовления иной: там корень растирают или толкут в ступе. Пьют каву
там тоже не коллективно, как в Полинезии, а в одиночку (кроме южных Но-
выхГебрид, где господствует полинезийский обычай). Наконец, и название
кавы на Новых Гебридах не полинезийское, а свое: ее называют здесь
малово, малоху, милик и т. д. Поэтому вероятно, что употребление кавы
в юго-восточной Меланезии вовсе не заимствовано от полинезийцев, а
составляет самобытное явление.
В северо-западной Меланезии, начиная от Соломоновых островов,
вместо кавы употребляют бетель. Ареалы этих двух наркотиков резко
разграничены, и вместе они нигде, кроме, может быть, о-ва Ваникоро, не
встречаются. Если кава связывает культуру меланезийцев с полинезийской,,
то бетель указывает на связи Меланезии с северо-западом, с Индонезией,
а через нее — с Юго-Восточной Азией; в этих странах употребление бетеля
известно повсюду. Бетель там — это своеобразная смесь для жевания,
составленная обычно из трех частей: листьев или плодов перечного
растения Piper betle, ореха арековой пальмы и толченой коралловой извести.
В Меланезии же жуют отдельно каждую из этих трех составных частей
бетеля: сначала разжевывают арековый орех, затем — часть листа бетеля,,
а потом кладут в рот небольшими частями известь.
Техника обработки сырых материалов у меланезий-
Техника изготовления цев gbma в прошлом сильно ограничена скудным
орудии и утвари выбором самих этих материалов. Природа
Меланезии в этом отношении не очень балует человека. Но островитяне с
большим искусством умели использовать все то, что дает им природа.
Техника их ремесел кое в чем достигала большого совершенства.
Металлов меланезийцы до начала европейской колонизации совершенна
не знали. Вместо них служили им камень, раковины, черепаховый щит,,
кость и зубы животных.
Из каменных орудий на первое место по значению надо
поставить топоры, искусно полированные и вправленные в деревянную
рукоять. Они употреблялись главным образом для рубки и обработки
дерева; как оружие почти никогда не употреблялись. Меланезийский
топор обычно изготовлялся из мягких пород камня.
Форма каменного топора удлиненно-овальная, расширяющаяся к
рабочему краю, который всегда закруглен. Толщина у рабочего края
меньше. Размеры топора различны — от 6 до 25 см.
Шлифовали топоры обычно на больших камнях, на которых оставались
с течением времени глубокие борозды.
Укреплялся клинок топора в рукояти разными способами. Чаще всего·
встречается коленчатая рукоять. Клинок крепко привязывался к концу
короткого колена, плоскостью своей перпендикулярно к длине рукояти,
наподобие тесла. Но встречается и продольное прикрепление клинка.
Иногда его всаживали в углубление или в расщеп на конце короткого ко-
. лена и опять-таки туго обматывали шнуром. Прямая, неколенчатая рукоять
встречается лишь в очень немногих местах (о-в Танна). Еще реже
употреблялся австралийский способ прикрепления к рукояти: согнутая вдвоеf
она охватывает клинок поперек как бы петлей (Соломоновы острова).
' На некоторых островах каменные топоры заменялись сделанными из
крупных раковин (тридакна и др.)· Размеры их примерно те же, но форма
иная: они имеют естественную кривизну рабочего края, который в
сечении дает форму полумесяца. На некоторых островах, например Банкс,,
402

Каменный топор. Тесло из ракови-
О-ва Адмиралтей- ны. О-ва Адмирал-
ства тейства
Малекула, Мало, каменных топоров совершенно не было, а только
раковинные. На южных Новых Гебридах, наоборот, отсутствовали топоры из
раковин. Местами употреблялись те и другие. Но вообще в Меланезии,
особенно в северной, господствовал каменный топор, так же как в
Микронезии — топор из раковин.
Особое место по технике обработки камня занимают о-ва
Адмиралтейства. Каменные орудия, в том числе топоры, выделывались здесь из
обсидиана, вулканического стекла, который не поддается шлифовке;
клинки здесь подвергались лишь оббивке.
Другие каменные орудия, кроме топоров, имели гораздо меньшее
значение. Встречаются каменные молотки, песты, колотушки. Каменных
ножей, кроме обсидиановых (о-ва Адмиралтейства), совершенно не
встречается. Местами, особенно на Новой Британии, употреблялись
каменные навершия боевых палиц.
Употребление раковин было более разнообразно. Из них
выделывали разные скребки, резцы, сверла, рыболовные крючки, ложки,
украшения. Раковины искусно шлифовались и даже просверливались.
Кость и зубы животных служили для выделки украшений,
однако иногда и для изготовления некоторых орудий и утвари. То же надо
сказать о черепашьем щите.
Гончарство, достигшее значительного развития на Новой
Гвинее и Фиджи, в остальной Меланезии распространено слабо. Оно совер-
26*
403

/
3
г
Посуда. Новая Гвинея
1 — деревянная миска, Берег Маклая; 2 — глиняный горшок для варки пищи,
южный берег Новой Гвинеи; 3 — миска из скорлупы кокосового ореха, Берег
Маклая; 4 — деревянная чаша
шенно неизвестно на архипелаге Бисмарка, о-вах Санта-Крус, Банкс н
большей части Новых Гебрид, хотя, повидимому, раньше в некоторых
из этих мест гончарство существовало. В XIX в. глиняная посуда
изготовлялась на о-вах Адмиралтейства, некоторых Соломоновых, на о-ве
Эспириту-Санто в группе Новых Гебрид (только в двух деревнях), на
Новой Каледонии. Но гончарные изделия меланезийцев и там, где они
есть, плохи. Изготовляют их, конечно, без гончарного круга. Техника
лепки различна: в одних местах способом формовки (с колотушкой),
в других — налопом; оба способа иногда существуют почти рядом,
например в двух деревнях на о-ве Эспириту-Санто. Обжигают на открытом
огне, но обжиг слабый, так что посуда непрочна. На о-вах Фиджи
гончарство было наиболее развито и оно довольно подробно описано
исследователями. Гончары, исключительно женщины, составляли здесь особую
касту. Они приготовляли глину и приносили ее в корзинах в деревню.
Затем тщательно растирали ее, смешивали с известным процентом песка
и обрабатывали. Техника лепки была выжимная, т. е. горшок выжимали
из цельного куска глины и формовали при помощи лопатки и молоточка.
Посуда иногда делалась затейливых форм.
404

Глиняная посуда
1 — сосуд для воды, о-ва Адмиралтейства (рис. Η. Н. Миклухо-Маклая);
2 — сосуд для кокосового масла, о-ва Фиджи; 3 — горшок, о-вЛСанто (Новые Гебриды)

/
ζ
3
Деревянные чаши с резными ручкамиГО-ва Адмиралтейства
1 — двойная чаша; 2 — чаша с фигурными ручками; 3 — чаша в .форме птицы
Во всей Меланезии гончарство — исключительно женское занятие.
Причина слабого развития гончарного искусства в значительной части
Меланезии, быть может, заключается в том, что островитяне прекрасно
обходятся сосудами, гораздо легче изготовляемыми из скорлупы
кокосового ореха, тыквы (калебасы), бамбука и др. Помимо этого, надо заметить,
что почва островов Меланезии, особенно коралловых, далеко не везде
содержит необходимую для гончарных изделий глину.
Изделия из дерева и бамбука распространены в Меланезии
повсеместно и играют важную роль в быту. Меланезийцы — искусные
резчики. Они изготовляют из дерева всевозможную домашнюю утварь:
блюда, чаши, ковши, черпаки, головные скамейки, употребляемые
вместо подушек, и многое другое. Из дерева делают оружие, строят лодки
с веслами, дерево идет на постройку домов. Для последней цели
употребляется также бамбук, который идет и на разные поделки; широко
применяются различные сосуды из толстых и тонких трубок бамбука.
Очень любопытно производство особой материи из битой коры дерева —
так называемой тапы, хотя в технике изготовления ее меланезийцы
далеко уступают жителям Полинезии. Для выделки тапы употребляется
главным образом кора так называемой бумажной шелковицы, фигового
или хлебного дерева. Снятую с дерева кору женщины бьют колотушками,
делая мягкой и гибкой, покрывают нехитрыми узорами. Из тапы делают
406

Деревянные чаши. О-ва Адмиралтейства
главным образом набедренные повязки и другие "предметы одежды.
Изготовление тапы известно в южной Меланезии — на южных Новых
Гебридах.
Вместо ткани употребляются также и широкие листья разных
деревьев — драцены, пандануса и др. Листья сшивают полосами и употребляют
на изготовление разных вещей — от капюшонов против дождя до дверных
занавесей.
Очень разнообразны и искусны плетеные работы
меланезийцев. Материалом им служат волокна кокосовых листьев, прутья, а для
более тонких работ — волокно пандануса и банана. Плетенье — тоже
работа женщин. Они изготовляют всевозможные корзинки, сумки,
сетки, тесьму, цыновки, веера, рыболовные снасти и многое другое. Техника
плетения чрезвычайно разнообразна и зачастую очень сложна, даже
изысканна. Рядом с простым, грубым плетением корзин можно отметить
высокохудожественное узорное плетение цыновок и различных украшений.
В противоположность повсеместно развитому искусству плетения,
ткачество в Меланезии почти неизвестно. Из народов Океании одни
микронезийцы знают ткацкое искусство. В Меланезии примитивный
ткацкий стан, сходный с микронезийским, отмечен только на ближайших
к ней островах Сент-Маттиас и Скуолли. Особняком стоят о-ва Санта-
Крус, где тоже было известно ткачество, но, вероятно, заимствованное.
Есть слабые указания на прежнее знакомство жителей некоторых о-вов
Банкс с ткачеством.
Изделия из перьев употребляются у меланезийцев
исключительно как украшения. Следует отметить, что, несмотря на обилие в Ме-
407

/
о
Искусство плетения меланезийцев. О-ва Адмиралтейства
1 — пояс тонкого плетения; 2 — пояс из кокосовых волокон, украшенный перьями и бусами;
3,4 — браслеты тонкого плетения
ланезии видов птиц с красивым разноцветным оперением, меланезийские
изделия из перьев сильно уступают соответствующим работам
полинезийцев, хотя пернатыми Полинезия гораздо беднее.
~ В быту меланезийцев, с их частыми военными столк-
Оружие ./-*·>
rj новениями, крупную роль играло оружие. Uho у них
довольно однообразно, но в своем роде совершенно.
Ни один из видов оружия, за исключением, может быть, палицы, не
был распространен в Меланезии повсеместно. Однако наибольшее
значение почти повсюду имело копье, за ним — употреблявшиеся не везде лук
и стрелы; еще более ограничены в распространении были праща, боевой
топор и духовое ружье (стрелометательная трубка). Из оборонительного
оружия известен был щит.
На первом месте по распространенности, но не по значению стояла
палица. Формы ее чрезвычайно разнообразны, порой вычурны. В некоторых
местах палицы имели художественную орнаментировку и служили
скорее парадным оружием, а иногда, теряя свое боевое назначение,
употреблялись только в плясках. Палицы обычно выделывались из тяжелого
и прочного пальмового дерева; они хорошо отполированы, на конце
имеют утолщение или навершие, иногда каменное. Помимо круглых
408

в сечении палиц, нередко встречаются плоские, более или менее
приближающиеся к типу меча.
Особенно изысканную форму имеют палицы на востоке о-ва Новая
Британия, у племен сулка, о-менген и др. Их длина 1—1,5 м, на ближнем
конце они имеют изящное грушевидное утолщение, а на дальнем боевом —
разнообразной формы навершия, от булавообразных до напоминающих
гроздья плодов. Южнее, на восточном берегу острова, встречаются
короткие палицы еще более утонченной формы, в виде цельнодеревянных
топоров, широких и коленчатых ножей. На северных Соломоновых
островах характерны орнаментированные мечевидные и весловидные палицы.
Палицы с о-вов Банкс и с Новых Гебрид тоже разнообразны, но в общем
более просты и грубы на вид. Среди них выделяется характерная форма
с звездчатым навершием. Палица обычно служила оружием
рукопашного боя. Воин с ней не расставался и, может быть, именно поэтому
с такой заботливостью отделывал и украшал ее. Отличаясь таким
разнообразием и представляя значительную ценность, палицы были
излюбленным предметом обмена.
В качестве главного оружия дальнего боя применялось копье. Оно,
однако, известно было не везде. Копье не употребляли жители о-вов
Торрес и Банкс и северо-восточных Новых Гебрид (Аоба, северная часть
о-ва Пятидесятницы, или Рага). На других Ново-Гебридских островах
(Малекула, Амбрим, южная часть о-ва Пятидесятницы, Эпи, Фате)
известны были только ударные копья-пики, но не метательные копья.
Настоящие метательные копья встречались только на южных островах
этого архипелага, на Мало и на большом острове Санто. Зато на Новой
Каледонии, на большей части Соломоновых островов, на архипелаге
Бисмарка, на Новой Гвинее — копье как оружие играло первенствующую
роль.
Копья встречаются простые и составные. Первые обычно тяжелее и
длиннее. В составных копьях переднюю половину с ударным концом делают
из более тяжелого дерева, а вторую половину — из бамбука или
тростника. Конец копья имеет или простое острие, или более или менее
сложно обработанный и орнаментированный наконечник с зубцами.
Наконечник и копье обычно вырезаны из цельного куска дерева, но
иногда костяной или деревянный наконечник вставлен в отдельное
древко. Каменные обсидиановые наконечники встречаются только на
о-вах Адмиралтейства.
Копье метали обычно рукой, но местами встречалась копьеметалка.
Она известна в северо-восточной Новой Гвинее (где ее делали из
бамбука), а также на Новой Каледонии и на некоторых из Новых Гебрид
(Танна, Эроманга, Анеитьюм, Малекула). Но южномеланезийская копье-
металка не похожа на метательные дощечки австралийцев, эскимосов и
других народов: она представляет собой плетенный из волокон короткий
шнурок. Принцип ее действия несколько отличается от действия обычной
деревянной копьеметалки: шнурком обматывают спирально нижний конец
копья, и он при броске сообщает копью вращательное движение. Очевидно,
именно в этом, а не в увеличении размаха руки, заключается главное
назначение мягкой копьеметалки.
Что касается лука, то хотя его нередко и считают типичным
оружием меланезийцев, он в действительности далеко не играл такой
важной роли. Только на Новой Гвинее и на одном из архипелагов
(Новые Гебриды) лук в самом деле служил главнейшим оружием, как
боевым, так и охотничьим. На других островах лук, если и был
известен, то мало применялся, в особенности как боевое оружие. На
Новой Каледонии лук употребляется только для ловли рыбы, а также
409

/ г з ϊ
Оружие
I —копье с обсидиановым наконечником, о-ва Адмиралтейства;
2 — кинжал из обсидиана, о-ва Адмиралтейства; 3 — кинжал из
пилы ската, о-ва Адмиралтейства; 4 —кинжал с двумя остриями
из игл ската
служит детской игрушкой. На Соломоновых островах лук является
второстепенным оружием по сравнению с копьем. На архипелаге
Бисмарка лук или совсем не известен, или применяется только для
стрельбы птиц. На о-вах Адмиралтейства лук — лишь охотничье оружие.
Форма лука в Меланезии более или менее одинакова повсюду. Это
простой лук из пальмового дерева, овальный или уплощенный в сечении.
В некоторых местах — на о-вах Малекула, Эпи, Амбрим,
Банкс—встречается лук, асимметрично изогнутый в виде латинского S. Длина лука
100—180 см. Тетива всегда растительная, из ротанга или из скрученного
лыка хлебного дерева; прикрепляется она мертвой петлей на одном конце
лука и обвязкой на другом. Стрелы всегда составные: древко из легкого
тростника, наконечник деревянный или костяной; в последнем случае
он вставляется не прямо в древко, а в соединительный кусок дерева.
410

/
г
ζ ч 5
Палицы
ι - меланезийские* 2-е о-вов Фиджи; 3-е Новой Британии (палица с каменным
i^^^X^^c^o^lii^^ справа-с Новой Британии; 5 - с о-вов
у '· Фиджи; б — с Соломоновых о-вов

Деревянные (или бамбуковые) наконечники обычно орнаментированы и
покрыты разнообразной резьбой. Длина стрелы весьма различна — от 75 см
до 2 м, в среднем 1,5 м. Очень редко, может быть только у малорослых
племен о-ва Санто, применяются оперенные стрелы.
Не совсем ясен вопрос об отравлении стрел ядом. Меланезийцы
часто смазывали наконечники стрел какой-то темной массой и
считали их отравленными. И в самом деле, известны случаи смерти
от заражения крови после ранения стрелой. Но, повидимому, настоящега
яда, по крайней мере быстродействующего, тут не было. Смолистая
масса, которой смазывали стрелы, сама по себе не ядовита, и только
суеверные меланезийцы наделяли ее сверхъестественной смертоносной силой
(мана); заражение же раны происходило от проникновения в нее
палочек столбняка (тетанус). Однако возможно, что на некоторых островах
(например, Фате) действительно было известно добывание растительных
ядов.
При стрельбе лук всегда держат вертикально, стрелу — слева от
древка лука; ее держат между первым и вторым пальцами, и ими же, или,
точнее, концом стрелы, оттягивают тетиву. Выпущенная стрела летит с такой
силой, что может вонзиться в ствол кокосовой пальмы на 5—6 см. Но
меткость стрельбы не велика: с 20—30 м меланезиец редко попадет в мишень
размером в человеческую голову.
Другие виды оружия имели второстепенное значение. Праща,
известная всему свету, применялась и меланезийцами на Новой Каледонии,
Новых Гебридах, архипелаге Бисмарка; однако крупной роли ни у кого,
кроме, может быть, байнипгов, не играла. Боевой топор встречался
крайне редко, кинжал еще реже. Своеобразное оружие — стрелометательная
трубка (духовое ружье) не характерно для Меланезии, и только
обитатели некоторых северных островов (Новая Британия) заимствовали его,
вероятно, от индонезийцев.
Единственным оборонительным оружием меланезийцев служил щит.
Но и он был распространен мало. Вся южная Меланезия, от Новой
Каледонии до о-вов Банкс и Торрес, совершенно не знала щита. На
Соломоновых островах щит не пользовался особым почетом и применялся мало.
Жители о-вов Бугенвиль и Бука смеялись над теми, кто сражается со·
щитом, обвиняя их в трусости. На Новой Ирландии щиты не
употреблялись. Едва ли не единственной областью, где щит применялся более
широко, является Новая Британия. Щиты здесь имелись различных форм,
но все более или менее удлиненные: прямоугольные, овальные и пр.
Материалом служило дерево. На Соломоновых островах встречаются
плетеные щиты. Слабая распространенность щита в> Меланезии, особенно-
в южной, вероятно, связана была с господством там лука и стрел.
Известно, что эти два вида оружия — лук и щит — редко встречаются вместе,
и понятно почему: трудно стреляхь из лука держа в одной руке щит.
Меланезийцы — оседлый народ. Следы кочевого*
и постройки или полУкочевого быта сохранились только в одном
месте — у племени байнингов, самого отсталого по
культуре, папуасского по языку, живущего во внутренней части п-ова
Газель (Новая Британия). Байнинги хотя тоже земледельцы, но не имеют
постоянной оседлости. Устраивая свои расчистки и сажая таро то там,
то сям в лесу, они и сами переселяются каждый раз поближе к новому
участку. Байнинги прозваны поэтому «бродячими земледельцами».
Но они — исключение для Меланезии. В других местах жители если и
строят себе иногда временные жилища близ огородов в тех случаях, когда
эти огороды расположены далеко в лесу, то все же всегда имеют и
постоянные поселения и жилища.
412

Планы поселений на Новых Гебридах
S — план деревни на о-ве Амбрим; 2 — план деревни на северо-востоке о-ва Эспириту-Санто;
з — план деревни на севере о-ва Маэво; 4 — план деревни на юге о-ва Малекула
Формы поселений в Меланезии известны двух видов: деревня и
обособленный мелкий поселок — однодворка. Резкой грани между
этими видами, впрочем, нет. Притом оба они встречаются в Меланезии
вперемежку, определенного порядка в их распределении заметить не
удается.
Деревни в свою очередь бывают двух разновидностей — укрепленные
и неукрепленные. Укрепляют их в целях защиты от вражеских
нападений. Укрепленные деревни встречаются, например, в западной части
Новой Британии. Там каждый поселок обнесен палисадом с одним узким
входом; в округе Наканаи палисад бывает даже двойным. У племени ма-
танкор (о-ва Адмиралтейства) деревни устраиваются в целях
безопасности в мало доступных местах, в лесу, на скалах, и при этом обносятся
413

Свайные постройки на о-вах Адмиралтейства
прочной изгородью, иногда двойной; в таких случаях в промежутке
между двумя оградами растут плодовые деревья, там держат свиней. На о-вах
Санта-Крус отмечено оригинальное расположение деревень: они стоят
близко одна к другой, но разделены каменными стенами, которые тянутся
до самого берега моря, отчасти напоминая этим «длинные стены» древних
Афин.
Гораздо более обычны, однако, открытые, неукрепленные деревни.
Планировка их различна: встречаются и деревни круглого плана с
центральной площадкой, и деревни-улицы, и беспорядочно скученные
поселения. Примером круглого плана могут служить деревни о-вов Троб-
риан. Они расположены правильным кругом, в центре которого —
площадка для празднеств и сходок, вокруг нее свайные амбары для хранения
ямса, а внешний концентрический круг составляют жилые дома. Деревни
прибрежного племени моанус на о-вах Адмиралтейства построены,
напротив, одной линией домов по берегу, и совершенно открыты к морю.
Сходное расположение деревень мы находим на Новой Ирландии, где
все они построены на берегу; они состоят не более как из тридцати хижин,
стоящих тесно, некоторые — в одну линию вдоль узкой береговой полосы.
Деревни уличного плана известны на Соломоновых островах (Моно, Алу,
Ниссан и Бука). На Новых Гебридах чаще встречаются деревни
беспорядочного плана. Жилые дома разбросаны по одному или по два-три среди
зарослей, а посередине стоит мужской дом или дом вождя.
Деревни, в которых отдельные усадьбы свободно разбросаны среди
насаждений и зарослей, представляют собою по форме переход к другому
типу расселения — к отдельному хутору-поселку. Такой тип господствует
в лесистых местностях. Примером может послужить расселение
жителей п-ова Газель в его северо-восточной части — племени гунантуна.
Здесь каждый населенный округ страны состоит из отдельных мелких
поселков, не более десяти хижин в каждом; такой поселок называется
кунану в нем живет^одна семейно-родственная группа. Такие же
разбросанные в лесу на довольно большом расстоянии мелкие семейно-род-
414

Хижина на о-ве Амбрим. Новые Гебриды
ственные поселки отмечены на Соломоновых островах (Буин, Сан-
Кристобаль), на Новых Гебридах (Санто, Аоба, Малекула, Мерлав
и др.). Форма поселков-однодворок, отчасти сходных с древнерусскими
«починками», очевидно, связана с лесистым ландшафтом местности, где
трудно выбрать площадку достаточной величины для сплошной застройки.
В то же время они вызваны к жизни определенной формой
общественных отношений, ибо представляют собою не что иное, как родовые по-
селенияв
Постройки меланезийцев довольно однообразны повсюду как по
форме, так и по конструкции. В подавляющем большинстве — это легкие
наземные сооружения на столбах, удлиненно-прямоугольного плана,
с двускатной, обычно высокой крышей. Однако местами встречаются
круглые жилища. Особое место занимают свайные постройки и еще более
своеобразные древесные, распространение которых ограничено небольшим
районом.
Прямоугольные дома по своей конструкции и применяемому материалу
более или менее одинаковы по всей Меланезии, хотя по внешнему виду
и целому ряду особенностей заметно различаются на разных островах.
Почти для всех подобных построек характерно решительное
преобладание крыши над стенами. Конструктивно главную и внешне наиболее
заметную часть дома составляет именно крыша, покоящаяся на столбах.
Основная опора ее состоит обычно из двух столбов, поддерживающих
коньковую балку; иногда последняя опирается на один центральный столб
с развилкой, установленный посередине постройки. Нижние края обоих
скатов крыши, сооружаемых из продольных и поперечных жердей,
спускаются низко, иногда до самой земли, так что для продольных стен не
остается и места, иногда опираются на невысокие столбы, над которыми
настил крыши все-таки свешивается. Крыша почти всегда имеет мягко
округленную, слегка выпуклую форму. Она покрыта листьями банана
или какой-нибудь пальмы и очень прочна и водоупорна. В сравнении
с этой массивной и внушительной крышей стены, если они и есть, мало
заметны. Они сделаны часто из плетня, цыновок или просто^ травы,
415

Деревня на о-ве Гуадалканал. Соломоновы острова
уложенной вдоль между двумя рядами невысоких кольев, воткнутых в
землю попарно. Узкие стены дома, передняя и задняя, состоят из досок,
бамбуковых стволов, цыновок; особенно нарядны иногда цыновки, которыми
забран передний фронтон дома; но в других местах фронтон делается
простой дощатый, бамбуковый или из тех же листьев или травы, которыми
покрыта крыша. Вход чаще проделан посередине узкой фронтонной
стены, но иногда (например, на Новой Ирландии) в продольной стене, перед
которой устраивают особую веранду под навесом крыши. Дверь, если она
есть, делается из цыновок или пальмовых листьев. Иногда передней
стены совсем нет. Окон никаких не бывает. Посередине хижины расположен
на земле очаг. Обстановка жилья обычно очень скудная. Впрочем, люди
проводят большую часть времени на открытом воздухе и в хижине
только спят.
При одинаковости основного типа, постройки разных районов имеют
много местных особенностей и различий. По ним можно проследить шаг
за шагом постепенное развитие строительной техники в Меланезии.
Наиболее примитивные хижины можно найти, например, в северной
Меланезии на островах Сент-Маттиас и Скуолли: здесь они представляют собою
просто двускатную крышу из листьев пандануса на невысоких столбах;
хижина низкая, едва в рост человека, внутри совершенно пусто, голо и
довольно грязно; посередине на земле очаг. Довольно убогий вид имеют
хижины байнингов на п-ове Газель: грубый деревянный остов
покрывается листвой или травой, стены сделаны из палок или
деревянных обрубков. Внутри, в низком и почти пустом помещении,
располагается прямо на земле семья или несколько родственных семей.
Сравнительно просты и хижины на некоторых Ново-Гебридских
островах и о-вах Банкс. Например, на о-ве Санто (у племени сакао) жилые дома
имеют 5—7 м в длину, 3,5—4,5 м в ширину, до 2 м в высоту. Их боковые
стены сделаны из бамбуковых стволов, уложенных между парами кольев;
416

Хижина в деревне Калил, местность Лаур. Южная часть о-ва Новая Ирландия
двускатная крыша, несколько выступая над фронтонной стеной,
образует навес. Задняя часть дома иногда отгораживается под свиной хлев.
На Соломоновых островах встречаются дома более совершенной
конструкции. В северной части о-ва Бугенвиль и на прилегающих мелких
островах жилой дом имеет обычно 9—16 м в длину и 3—4 м в ширину
боковые стены метровой вышины, а над ними возвышается слегка
выпуклая двускатная крыша из пальмовых листьев. Крыша немного выступает
над фронтоном передней стены. Эта стена — плетеная снизу доверху, и
в ней проделан вход в виде небольшого овального отверстия, в которое
надо пролезать, как в клетку. Внутри дом разделен поперечными
перегородками на несколько комнат. По словам Кодрингтона, «жилой дом
Соломоновых островов бесспорно превосходит дома на восточных (Новые
Гебриды) островах; его стены выше, он обычно разделен на комнаты и
снабжен спальными местами выше уровня земли; более высокий и лучше
отделанный конек крыши придает дому более живописный вид»1.
Местами дома сооружаются на каменном фундаменте или окружаются
каменными валами для защиты от диких свиней и от дождевой воды.
Такие каменные валы вокруг хижин встречаются в южной части Новой
Ирландии. Здесь дома вообще построены солидно, почти герметически, не
пропускают внутрь воду, а наружу — дым от очага, служащий средством
против москитов2; в них опрятно и чисто, вокруг хижин и между ними
земля тщательно посыпана мелким песком. Дома на каменном фундаменте,
сохраняющие в остальном ту же конструкцию, известны на о-вах Банкс,
на северных Новых Гебридах.
Как исключение, встречаются постройки, углубленные в землю. Такие
полуземлянки встречаются, например, в южной части Новой Ирландии;
1 R. Н. Codrington. The Melanesians. Oxford, 1891, стр. 299—300.
2 См. Ε. Stephan u. F. Grabner. Neu Mecklenburg. Berlin, 1907, стр. 85;
R. Parkinson. Ук. соч., стр. 294—295 и др.
27 Народы Австралии и Океании

^
й
f
I I
I1
■''
Ί
1 I
I
, '
"TTT1
1
in
I'..'-
II
11
|,i
1
ι |l
jll
III
1
I1
Jill
= - - * - - ■ =L-i_" __
SZT — - — ΖΞ=^~-^Ζ ——
m
i
Hi
HI
Поперечный разрез хижины на о-ве Новая Ирландия
Мужской дом на о-ве Лоу. О-ва Адмиралтейства

План мужского дома на о-ве Новая Ирландия
в них пол на метр ниже уровня почвы. Трудно сказать ,гкаково""проис-
хождение и смысл этих не слишком удобных жилищ1.
Гораздо более обычное явление в Меланезии — свайные постройки,
хотя они ограничены в своем распространении только западной ее частью.
Восточнее и южнее о-ва Флорида (Соломоновы острова) их совершенно
нет. Зато на северных и западных Соломоновых островах (Флорида,
южная часть о-ва Бугенвиль, Малаита, Гуадалканал) свайные дома
встречаются часто. Они господствуют на о-вах Адмиралтейства у берегового
племени моанус, тогда как племена, живующие в глубине острова, строят
наземные дома. Свайные дома распространены также на о-вах Добу. На
о-вах Тробриан не жилые дома, но амбары для ямса строятся на столбах.
Все эти острова тяготеют географически и культурно к Новой Гвинее,
главной области распространения свайных построек. Северо-западная
Меланезия, таким образом, составляет крайний предел распространения
свайных построек на восток, но на запад и север область их тянется, как
известно, до Юго-Восточной Азии. Во всей этой обширной области
свайные постройки имеют, очевидно, единое происхождение. Вероятно,
оно связано с морской культурой, носители которой привыкли жить на
воде и *над водой, строя свои свайные деревни, как и сейчас делают на
побережье Новой Гвинеи, на отмелях и сообщаясь с берегом на лодках.
В этой традиции, повидимому, сыграли роль и постоянные войны,
заставлявшие искать способы сделать жилье менее доступным для нападения.
Вот как строятся на Новой Гвинее подобные свайные сооружения.
На сваях, вбитых в землю, устраивают платформу и на ней
сооружают хижину. Благодаря этому достигается защита от нездоровых
испарений, от внезапных наводнений и т. д., а также от нападений
со стороны врагов. Кроме того, различные отбросы не скопляются на полу:
их выбрасывают в воду, если свайная постройка стоит над водой, или
на землю между сваями, где они уничтожаются свиньями и собаками.
Когда хижина приходит в ветхость, папуасы вбивают поблизости
новые сваи и сооружают на них новую хижину. Бревна от старой хижины
идут на различные нужды, и вскоре от хижины ничего не остается,
кроме свай. Поэтому подъехать на лодке к деревне, состоящей из
свайных построек, подчас очень трудно, так как деревня окружена кольями,
торчащими из воды. Это — сваи, на которых когда-то стояли хижины.
Еще более своеобразны, но, вероятно, восходят к той же традиции,
древесные жилища. Они встречаются также в северо-западной Меланезии,
но гораздо реже. Древесные «дома» известны на Новой Гвинее, Новой
Ирландии, на о-ве Санта-Исабель (Соломоновы острова). Подобные дома
сооружаются на особом дощатом помосте, настланном на толстых гори-
1 R. Parkinson. Ук. соч., стр. 295.

о
a
<j
α
q
a
d
-J
Поперечный разрез мужского дома
на о-зе Новая Ирландия
зонтальных или наклонных
ветвях деревьев; конструкция их
в основном та же, что и в
наземных домах.
Особое место занимают в
Меланезии круглые и овальные
постройки. Они встречаются
здесь, впрочем, гораздо реже,
чем в соседней Полинезии, и
реже, чем на Новой Гвинее.
Примитивные круглые хижины
из. коры известны у байнингов,
у которых встречается также
эллиптическая форма жилищ,
наряду с прямоугольной.
Овальный план постройки отмечен и
у других племен п-ова Газель,
а также на Новой Ирландии. На о-вах Санта-Крус семейные дома
прежде всегда были круглые, но уже к началу XX в. эта форма вышла из
употребления. Круглые хижины, наряду с прямоугольными,
встречаются и на Новой Каледонии и на соседних с ней о-вах Лоялти—Маре,
Лифу.
Строительство круглых жилищ связано с какой-то совсем иной
культурной традицией, чем обычный для Меланезии тип прямоугольного
жилища. Здесь, может быть, сохраняются отдаленные пережитки древнего
доземледельческого охотничьего бродячего быта; если это так, то
понятно, что круглые постройки более распространены на Новой Гвинее, где
остатки этой прежней стадии вообще заметнее. Можно также
предположить, по крайней мере в юго-восточной Меланезии, влияние
полинезийской культуры, где круглые постройки распространены широко.
Овальные же постройки, вероятно, представляют собою смешение техники
прямоугольной и круглой архитектуры.
Постройки у меланезийцев различаются по типам не только
географически, но и по своему назначению и по социальной принадлежности
владельцев. Наряду с жилыми семейными домами, в каждой деревне обычно
имеется мужской клубный дом, изредка также и женский. Он, как
правило, больше по размерам и иногда бывает иной конструкции. Так, на
о-вах Адмиралтейства мужской дом достигает размеров 40 к 12 м при
высоте в 8 м. В нем хранятся разные трофеи, обрядовые
принадлежности, украшения и пр. Мужские дома — гамалъ на о-вах Банкс и Новых
Гебридах своеобразны по своим размерам;" они достигают в длину 50 м
при ширине всего в 3,5—4,5 м.
На о-вах Санта-Крус мужские дома, в отличие от круглых семейных
хижин, бывают и прямоугольные.
Роль клубных домов иногда выполняют большие сооружения для
хранения общинных лодок. Эти своеобразные сараи представляют собою
двускатные навесы, по форме не отличающиеся от крыши дома,
но открытые спереди и сзади.
Жилые дома различаются в зависимости от социального положения
владельца. У зажиточных и влиятельных лиц дом обычно больше и лучше
построен, хотя это не всегда так. Особо выделяются иногда дома вождей,
в некоторых местностях служившие одновременно домами для собраний.
Наиболее интересны большие круглые дома вождей на Новой Каледонии.
Они имеют.высокую коническую крышу и составляют внушительное на вид
средоточие деревни.
420

Лодка с балансиром. Новые Гебриды
Из средств передвижения меланезийцев наиболее
передвижения интересны и разнообразны водные, тогда как
сухопутные совершенно не развиты.
Техника судостроения и мореплавания у меланезийцев если и
уступает полинезийской, то все же стоит на довольно высоком уровне.
Береговые жители повсеместно строят лодки и умело в них плавают.
Лодки меланезийцев повсюду более или менее одинаковы по
конструкции, хотя и различаются деталями и размерами. Чаще всего это
однодеревка, выдолбленная из ствола хлебного дерева и снабженная
своеобразным поплавком — балансиром (аутригером).
Наиболее типичны лодки островитян Новых Гебрид. Они всегда
выдолблены из одного ствола и всегда снабжены балансиром, или, как называли
его старые русские моряки,— «выносом». В прежнее время там
употреблялись большие лодки человек на сорок; теперь их нет, остались
лишь небольшие челноки, поднимающие не более шести-восьми
человек. Корпус лодки обычно изогнут, и нос торчит вверх. Балансир из
массивного бревна-поплавка укреплен параллельно корпусу с одной
стороны и держится на двух-трех поперечных жердях, укрепленных
посередине лодки. Балансир сообщает лодке большую устойчивость в воде,
даже при сильном ветре и волнении. На лодке гребут веслами, а прежде
употребляли и парус, сшитый из листьев, обычно треугольной формы.
Примерные размеры лодки на восемь человек (с о-ва Вао): длина
9 м, максимальная ширина всего полметра, длина поплавка 5.м,
расстояние его от корпуса лодки 5 м. Другая лодка, маленькая, на одного
человека, имеет 2,5 м в длину, балансир 2 м на расстоянии 1,5 м от корпуса.
Тип лодок с Соломоновых островов сильно отличается от описанного.
По внешнему виду они здесь гораздо красивее. Здесь имеются большие
лодки, сшитые из досок и художественно разукрашенные. Однако многие
из них не имеют ни балансира, ни паруса, ходят только на веслах и по
своим мореходным качествам скорее уступают новогебридским
невзрачным лодкам. Некоторые из этих лодок были военными и пиратскими
судами и вмещали до сорока гребцов.
Лодки меланезийцев употребляются больше для каботажного
плавания. Пускаться в открытое море островитяне не любят; даже на
ближние острова своего же архипелага они плавают редко, а на другие
архипелаги никогда. Исключение составляют жители о-вов Фиджи, у которых
техника мореплавания стояла необычайно высоко. У фиджийцев
существовала специальная каста кораблестроителей, имевшая своего вождя
и свои храмы. Они строили двойные лодки, превосходившие своими
размерами все другие океанийские лодки и обладавшие прекрасными
мореходными качествами. Остальные меланезийцы далеко уступали в
мореходном деле своим восточным соседям — полинезийцам, строившим
421

Большая торговая лодка «лакатой». Южный берег Новой Гвинеи
прекрасные лодки и не боявшимся пускаться в них в отдаленные морские
лутешествия. Следует заметить, кстати, что меланезийцы столь же
уступают им и в искусстве плавания. Только береговые жители умеют
плавать, но и им далеко до изумительного мастерства полинезийских пловцов.
Сухопутные средства сообщения носили совершенно первобытный
характер. Никакого другого передвижения по суше, кроме пешей ходьбы,
-меланезиец не знал. Дорогами служили исключительно пешеходные тро-
линки. Когда они ведут через девственный тропический лес, извиваясь
между стоячими и поваленными стволами деревьев, хождение по ним
требует известной ловкости и уменья. Искусственно сооруженных дорог
нигде не было. Почти не было и мостов, хотя острова изобилуют горными
потоками, глубокими оврагами и ущельями.
Меланезийцы, жители тропиков, не нуждались
™ ™™?!S!LCT в одежде для защиты от холода. Прохладные ночи
И уКрсИПвНИЯ
и дождливые дни островитяне проводили в
хижинах у горящего очага. Обычай же позволял им не стыдиться наготы.
Вот почему одежда в настоящем смысле этого слова у меланезийцев была
очень скудна, местами почти отсутствовала.
Однако и в этом отношении существовало значительное разнообразие.
* Есть острова, где была в обычае полная нагота мужчин или женщин, либо
тех и других, но в большинстве местностей издавна имелись налицо
известные, хотя бы зачаточные формы одежды. Последние состояли обычно из
набе'дренной повязки, передника, юбочки или просто пояса с
каким-нибудь пучком или кистью спереди. Мужчины нередко ограничивались
так называемым фаллокриптом, приспособлением для прикрытия
полового органа; однако последний зачастую не закрывался, а скорее лишь
422

Парусная лодка. Новая Британия
подчеркивался ношением фаллокрипта. Этими зачатками поясной
одежды исчерпывался весь костюм меланезийцев. Плечевая одежда
отсутствовала совершенно. Зато в некоторых местностях северной Меланезии
островитяне, особенно женщины, употребляют особый капюшон от дождя,
сшитый из плотных листьев; надетый на голову, он более или менее
защищает все тело. Им пользуются так же, как мы пользуемся дождевым
зонтом или плащом.
Местные различия в отношении развития одежды нельзя свести к
неодинаковости культурного уровня. Отсутствие одежды наблюдалось
в районах как сравнительно отсталых по культуре, так и в более
передовых. Различия, очевидно, объясняются какими-то местными причинами.
В северной Меланезии, на о-вах Адмиралтейства мужчины племени
матанкор носили набедренную повязку, которая протягивалась и между
ног. Мужчины моанус и узиаи ходили часто без всякой одежды, но во
время плясок и идя на битву надевали фаллокрипт из раковины. На
праздниках надевали красивые передники. Женщины носили передник из
травы. На о-ве Сент-Маттиас и соседних мужчины ходили обнаженные,
надевая иногда фаллокрипт, женщины же носили искусно сделанные цы-
новки, которые свешивались с пояса спереди и сзади до колен.
На о-вах Тробриан мужчины носят набедренные повязки,
женщины — короткие юбочки из травы. На Новой Ирландии мужчины и
молодые девушки еще недавно ходили обнаженными, женщины носили на
поясе спереди небольшой пучок, служивший, однако, более для
украшения, чем для прикрытия. От дождя надевали капюшон из листьев.
На п-ве Газель, в северной части области байнингов, мужчины не
употребляли никакой одежды, а женщины носили на поясе бахрому
спереди и сзади в виде хвоста; в южной части и мужчины надевали
набедренную повязку. На западных Соломоновых островах одежды
почти не носят, хотя на горах во внутренних частях островов
температура бывает прохладная. От дождя и от солнца надевают капюшоны.
423

/
Одежда. Новая Гвинея
;- мужской пояс из дерева, южный берег; 2 -женская юбка из окрашенных
растительных волокон, Берег Маклая

На о-вах Шуазель, Велья
Лавелья и южных
Соломоновых жители издавна
носили набедренные
повязки и свысока смотрели
на тех «голых» островитян,
которые не употребляли
этого костюма.
На о-вах Санта-Крус
одеждой служат цыновки,
носимые на бедрах.
Острова Банкс и Новые
Гебриды исследователь Шпей-
зер делит на районы в
отношении одежды; для
мужской одежды
выделяются три района: область
ношения намбас (фаллок-
рипта), включающая
южные и центральные острова
архипелага, от Танны и
Эроманги до Малекулы и
о-ва Пятидесятницы;
область набедренных цыно-
вок — о-ва Санто, Эпи,
Фате, Аобаидр.; область,
где отсутствует всякая
одежда,— это о-ва Банкс
и Торрес. В отношении
женской одежды намеча- π с л/г
-, Папуас с Берега Маклая в праздничном уборе
ются четыре области, от- r J *
части совпадающие с
перечисленными: область, где женщины носят передники из бахромы:
о-ва Танна, Эроманга, Амбрим и некоторые другие; область
набедренных цыновок: о-ва Фате, Эпи, Аоба, Малекула и др.; область
передников в виде узкого листа: о-ва Санто и Мало; область полной наготы
или простых поясов в качестве украшения: о-ва Банкс, Маэво и др.
Украшения тела, употребляемые меланезийцами, более разнообразны
и обильны, чем их одежда, хотя между тем и другим резкой грани
провести нельзя. Набедренные повязки и фаллокрипты играют иногда в
большей степени роль украшения, чем одежды. Помимо этого, меланезийцы
носят, особенно на праздниках, различные украшения на голове и на теле.
В большом ходу, почти повсеместно, большие, искусно выделанные
гребни, вырезанные из бамбука или составленные из отдельных
заостренных палочек; носят их мужчины. В ушах носят большие серьги, в носовую
перегородку вставляют палочки. На шею надевают различные ожерелья,
на руки — браслеты, на ногах носят различные кольца и подвески.
Материал для*изготовления украшений довольно разнообразен: раковины,
черепаший щит, зубы разных животных, особенно собаки, а также рыб,
свиные клыки, птичьи перья, плетеные ленты, тесьма и шнур, обычно
с нашитыми бусинами или пластинами, плоды, кусочки бамбука и пр.
Цветами меланезийцы, в отличие от жителей Полинезии, почти не
украшают себя. Между этими двумя народами существует и та характерная
разница, что в Меланезии украшаются гораздо больше мужчины, чем
женщины, а в Полинезии наоборот.
425

/
3
Украшения. Новая Гвинея
/ — носовая палочка, выточенная из раковины с привеском из бус; 2 — ожерелье из собачьих зубов,
южный берег; з — гребень из бамбука, Бер^г Маклая; 4 — боевое нагрудное украшение, южный
серег; 5— браслет из ротанга, украшен раковинами; 6 — браслет, выточенный из раковины, южный
берег

Распространены и неснимаемые украшения тела, которые мы скорее
отнесли бы к его уродованию. Татуировка кожи употребляется
меланезийцами, как и вообще темнокожими народами, в отличие от светлокожих
полинезийцев и микронезийцев, мало. Более широко распространено
рубцевание тела: оно известно на Новой Британии, Новой Ирландии, на
некоторых Соломоновых островах, в южной Меланезии встречается реже.
Характер рубцов и место их на теле варьируют по отдельным местностям
и в зависимости от пола. Выбивание зубов встречается лишь как
исключение. Деформация черепа — еще реже (запад Новой Британии, южная
Малекула). Вообще меланезиец гораздо меньше уродует свое тело, чем
многие другие народы земли.
Уход за волосами обычно прост. Сложные прически встречаются редко,
особенно у женщин, которые чаще стригут волосы коротко. Но мужчины
по большей части оставляют волосы без особого ухода, украшая их только
гребнями или перьями, иногда посыпая известью.
Украшения у меланезийцев служат не только эстетическим
потребностям. Они играют и более важную социальную роль, служа знаками
различия для людей высших общественных рангов, а также отмечая
известные возрастные категории. В то же время с некоторыми украшениями
связываются суеверные представления, и они играют роль в
религиозно-магических обрядах.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ
Племя
Вопрос об общественном строе меланезийцев, существовавшем ко
времени прихода европейских колонизаторов, чрезвычайно сложен
и еще недостаточно изучен. Сложность заключается, во-первых,
в том, что уровень общественного развития обитателей отдельных
островов Меланезии был и остается весьма неодинаковым; что ни остров, та
свои особенности в общественном быту. Во-вторых, меланезийское
общество в целом находилось на различных стадиях развитого родового строяг
местами с первыми признаками его разложения. Особо надо выделить
острова, где этот процесс зашел уже очень далеко и налицо были первые
признаки Бозникновения общественных классов,—Фиджи и отчасти Новую
Каледонию. В Меланезии сложились весьма разнообразные, порой
довольно запутанные общественные формы, в которых переплетаются элементы
первобытно-общинного и раннеклассового общественных укладов.
Трудности описания социального строя
меланезийцев начинаются с вопроса о наличии или
отсутствии в Меланезии племени как отдельной общественной единицы. Знали
ли меланезийцы племенной строй? Некоторые весьма компетентные
наблюдатели и исследователи отвечали на этот вопрос отрицательно.
Например, по словам миссионера Кодрингтона, проведшего в Меланезии
25 лет, «социальный строй на этих Меланезийских островах не является
племенным»1; Кодрингтон имел в виду при этом, очевидно, лишь
отсутствие постоянной племенной организации — общеплеменных
советов, наследственных или выборных племенных вождей и пр. Другой
миссионер, Джордж Браун, проживший в Океании более 48 лет,
отмечает отсутствле в Меланезии племенных названий, вместо которых там
есть только названия деревень2. Но подобные утверждения все же нельзя
принимать без критики и распространять на всю Меланезию. Они
относятся в первую очередь к мелким островам, где население действительна
не делится на племена, а составляет одно целое по языку и культуре. На
более крупных островах обычно выделяется несколько округов, население
которых различается по своим обычаям и наречиям. В подобных случаях
это, может быть, самостоятельные племена, хотя имена их считаются
нередко не племенными, а чисто областными, географическими названиями.
1 R. Η. Godrington. The Melanesians. Oxford, 1891, стр. 46.
2 G. Brown. Melanesians and Polynesians. London, 1910, стр. 352.
428

Вопрос этот, однако, не везде ясен. Так, в архипелаге Тробриан большой
о-в Бойова делится на округа, каждый из которых управляется особым
вождем; таковы округа Киривина, Тилатаула, Кубома, Кулумата, Луба,
Каибвагина1. Вполне возможно, что по происхождению это не что иное,
как племена.
На соседних о-вах Адмиралтейства население делится очень резко
на три группы: моанус — жители прибрежной полосы, смелые моряки;
узиаи — обитатели внутренних областей, земледельцы; матанкор,
занимающие промежуточное положение, живущие и земледелием, и морским
промыслом. Между этими тремя группами имеются различия не только
в обычаях и языке, но даже и в физическом типе: особенно матанкор
отличаются от других более светлой окраской кожи. Наиболее
многочисленная группа—узстает—сама неоднородна, а распадается на отдельные
враждующие между собой мелкие группки с самостоятельными наречиями2.
Таких групп по новейшим данным насчитывается более двадцати, со
своими названиями (кабули, малаи, пундру, лала, сабон и др.) и
диалектами3.
Относительно Новой Ирландии уже давно было известно, что там
в разных округах существуют свои диалекты, свои обычаи и они отделены
один от другого ненаселенной полосой. Таковы прибрежные округа горной
части острова—Пугуш, Маят, Сиар, Кандас, внутренний округ Ламбелл,
а далее на север — Лаур и другие, мало известные. Всего насчитывается
на острове 12 таких округов, каждый со своим наречием, более или менее
понятным для соседей, со своими особенностями в культуре и обычаях.
Население этих округов, может быть, представляет собою
самостоятельные племена 4.
На Новой Британии существуют настоящие племена, хотя не все они
известны по именам. В восточной части острова обитают племена сулка,
гактеи, тумуип, о-менген, бутам, таулил, байнинг, наканаи, гунантуна.
Некоторые из этих племен говорят на папуасских языках, другие на
меланезийских.
Более крупные из Соломоновых островов делятся на округа, со своими
диалектами и обычаями. Так, на о-ве Бугенвиль выделяется на юге
большой округ Буин с единым диалектом и однородной культурой. Но Буин
едва ли представляет собою племя. Округ Буин делится на обособленные
местности с географическими и, частью, тотемическими названиями;
жители их часто враждуют между собой. По новым данным, в южной части
Бугенвиля известны папуасские племена: телеи (ругара), сиббе, насиои,
и племена с меланезийскими языками: торау, уруава, банони и др.
На о-ве Сан-Кристобаль известны округа Арози, Бауро и Кахуа;
население каждого из них (по крайней мере первых двух, более
обследованных) имеет свой особый язык, свои обычаи и особенности в социальном
строе. Это, очевидно, племена.
Что касается Новых Гебрид и о-вов Банкс, то в известных по
описаниям частях этих архипелагов настоящих племенных делений, повидимому,
1 В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific. London, 1922, стр. 50,
66—70.
2 R. Parkinson. 30 Jahre in der Siidsee. Stuttgart, 1907, стр. 354, 369—370,
379—380.
3 А. С a ρ e 1 1. A linguistic survey of the S.-W. Pacific. Noumea, 1954, стр. 28—29.
4 Там же, стр. 261, 302. A. Kramer. Malanggane von Tombara. Munchen,
1925, стр. 16—18, Ε. Stephen u. F. Grabner. Neu Mecklenburg. Berlin, 1907,
crrp. 11—13. По новейшим данным (А. С о ре 11. A linguistic survey..., стр. 36, 41),
на Новой Ирландии известно до десяти языков или диалектов (из которых один —
панарас — папуасский), не считая диалектов, распространенных на соседних
островах.
429

нет. Исключение составляет племя сакао на северо-востоке большого
острова Саято. Миссионер Татвен перечисляет целый ряд «племен» на
о-ве Пятидесятницы (Рага), но в действительности это просто деревни.
Впрочем, на крупных островах — Санто, Малекула, Рага, Эпи,
Фате — известно по несколько диалектов, и это указывает, видимо, на
наличие каких-то племенных групп.
В южной части архипелага, где уровень общественного развития
вообще был выше, существовали племена как определенные и этнические и
социальные единицы: так, на о-вах Эроманга, Танна, Анеитьюм жители
группы деревень, находившихся обычно под управлением общего вождя
и племенного совета, представляли собою племя; однако границы
диалектов не всегда совпадали с этими племенными делениями.
На Новой Каледонии и на Фиджи, где уровень общественного
развития был наиболее высоким, племенной строй достиг полного расцвета.
На Новой Каледонии племя представляло собою вполне
самостоятельную общественную группу, притом сплоченную и организованную.
Каждое племя имело свое название, свою территорию, свой диалект, свои
обычаи и повиновалось вождю. Всего на Новой Каледонии насчитывалось
40—50 независимых друг от друга племен. Численность племен
колебалась от 500 до 2000 человек в каждом.
Племена часто враждовали между собой. Были, однако, и мирные
сношения, межплеменной обмен, происходивший в определенных
пограничных местах в установленные сроки. Постоянные связи между племенами
были слабы, что отчасти'^объяснялось и географическимР1 условиями:
племена населяли обособленные горные долины.
Такие же самостоятельные, взаимно независимые группы
представляли собою племена и на Фиджи. Каждое из них занимало определенную
территорию и имело во главе вождя, обладавшего сильной властью.
Племена вели между собой войны. Европейские путешественники нередко
называли эти фиджийские племена «государствами», хотя термин этот
представляет собой, конечно, модернизацию.
Таким образом, племенное деление в Меланезии встречается на более
крупных островах, а наибольший расцвет племенной строй получил
в тех местах, где уровень общественного развития был всего выше. Этот
факт лишь подтверждает установленное в советской литературе
положение, что племя как форма общественной связи достигает полного
развития в эпоху высшего расцвета первобытно-общинного строя, на
грани начала его разложения.
Более сложен вопрос о тех менее крупных обще-
Родовая и сельская ственных единицах, на которые распадается пле-
о щина мя в ]у|еланезии> Оно делится обычно на
территориальные группы — деревни или сельские общины, но в то же время и на
родовые союзы — фратрии и собственно роды; те и другие
подразделения различным образом между собой перекрещиваются. Поэтому их
удобнее рассмотреть вместе.
На о-вах Тробриан основной общественной группой является
деревенская община, представляющая собой некоторое единство и с
экономической точки зрения и в других отношениях. «Деревенская община,—
замечает Малиновский, специально исследовавший эти острова,—
эксплуатирует сообща свои сады, выполняет обряды, ведет войну,
предпринимает торговые экспедиции и плавает в одной лодке или лодочной
флотилии как одна группа»1. У каждой деревни есть свой вождь,
признающий над собой главенство общеплеменного вождя. Но рядом с этими тер-
1В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific, стр. 57, 70.
430

риториальными единицами на о-вах Тробриан существуют и родовые.
Население делится на четыре рода, или «клана»—кумила,
принадлежность к которым определяется по женской линии и которые носят тоте-
мические имена. Однако эти кумила слишком велики и, сверх того,
территориально распылены, чтобы быть сплоченными общественными
группами. Такую группу представляет собою скорее локальное подразделение
кумила — то, что Малиновский называл «субкланом».
«Субклан» — это мелкая локальная единица, составляющая часть
«клана», но в то же время и часть территориальной общины, деревни, ибо
каждая деревня состоит обычно из нескольких «субкланов». Один из них,
как правило, преобладает, и деревня считается в таком случае как бы
«принадлежащей» данному «субклану». Главарь его одновременно и
деревенский вождь. Именно «субклан» — основная компактная, сплоченная
социальная единица, спаянная узами солидарности1.
Итак, на о-вах Тробриан мелкая материнско-родовая группа,
«субклан», являющаяся в то же время территориальной, составляет часть
сельской общины, но одновременно и часть более крупного родового союза.
Сходные условия существуют и на многих других островах Меланезии,
но не везде они достаточно ясно описаны.
На о-вах Адмиралтейства, например, племя моанус, по сообщению
Паркинсона, делилось на четырнадцать экзогамных материнских родов
с тотемическими названиями. Члены одного рода были связаны узами
солидарности, помогали друг другу, оказывали взаимно гостеприимство;
при военных столкновенпях сородичи не нападали друг на друга, хотя бы
принадлежали к враждующим группам. Однако эти сведения относятся
к середине XIX в., а в новейшее время, судя по исследованиям
Маргариты Мид и Рео Форчуна, у этого племени порядки изменились. От
материнского рода остались только следы, и на первое место уже
выдвинулся патрилинейный локализованный род. В результате
образовалась своеобразная двойственная форма родовых отношений с
исчислением родства и по отцовской, и по материнской линии.
Наличие материнского рода известно в северо-западной части Новой
Ирландии, а отчасти и в восточной половине этого острова.
На п-ове Газель (о-в Новая Британия) племя гунантуна делится на две
экзогамные фратрии, а те подразделяются на материнские роды (а вуна тареи).
Роды эти являются, по крайней мере на северном побережье, владельцами
земли, распоряжается которой старшина рода. Примерно то же известно
о племени сулка, делящемся на две экзогамные фратрии и на материнские
роды (кха — ветви), по девять в каждой фратрии. Та же структура
существует и на Соломоновых островах — Бугенвиль, Моно, Алу, Шорт-
ленд и др. Во всех этих местах роды не совпадают с территориальными
общинами, т. е. члены одного рода могут жить в разных деревнях и даже
принадлежать к разным племенам и говорить на различных диалектах.
«Нет ничего удивительного в том, — сообщает Карл Риббе,— что даже'
во время войны определенные люди из враждующих деревень переходят
на ту или другую сторону и их не убивают, ибо их защищает их тотем»
(т. е. принадлежность к данному роду)2.
На о-ве Флорида, по сообщению Кодрингтона, имеется шесть
экзогамных родов (кема) с материнским счетом родства и с тотемическими
чертами. В каждой деревне есть представители нескольких кема, иногда даже
всех шести. Главарь преобладающей численно кема является обычно и
1В. Malinowski. Sexual life of savages in N. W. Melanesia. London,
1929, стр. 417.
2 С. Ribbe. Zwei Jahre unter den Kannibalen der Salomon-Inseln. Dresden,
1903, стр. 141.
431

'общедеревенским вождем. Роды считаются собственниками
земледельческих угодий. Реальная связь существует между членами локального
подразделения кема; но и сородичи, живущие в разных местах, сохраняют
в известной мере сознание своего родства и во время войны не причиняют
друг другу вреда. Почти так же обстоит дело на о-ве Сан-Кристобаль, где
в округе Арози в каждой деревне имеются члены двух-трех или более
родов, а всего в этом округе насчитывается 10—12 матрилинейных родов;
-локальные подразделения родов — собственники земли, и члены их
связаны обычаями взаимопомощи. На о-ве Гуадалканал известно шесть кема,
на о-ве Санта-Исабель три экзогамные группы — фратрии (винахуху),
.местами делящиеся на более мелкие роды, число которых достигает 27.
На о-ве Саво имеется пять экзогамных матрилинейных родов (раву).
Но материнский род не полностью господствует на Соломоновых
островах. Местами здесь намечается переход к отцовскому счету родства.
Этот переход всего заметнее в области норм наследования имущества,— об
-этом будет сказано дальше.Но интересно, что и сами родовые группы иногда
утрачивают свой односторонний матрилинейный характер и обнаруживают
двусторонний счет родства, еще более усложненный наличием не только
родовых, но и территориальных связей.
Например, на о-ве Шуазель, по исследованию Турнвальда, основной
общественной группой является территориальная община — синанги,
ведущая свое происхождение от общего предка. Счет происхождения
в синанги двусторонний, т. е. дети принадлежат одновременно к синанги
и отца и матери. Основной для человека является все же синанги отца,
но ребенок вдовы (родившийся после смерти ее мужа) причисляется к ее
«синанги. Брак считается запрещенным для человека и в отцовской и
в материнской синанги.
Еще более сложные общественные группировки обнаружены Ривер-
€Ом на о-ве Симбо (Эдистон). Каждый из четырех округов этого
небольшого островка делится на несколько мелких общин, состоящих из кровных
родственников — тавити. Каждая тавити «состоит из лиц, родственных
между собой по отцу и матери, причем граница группы определяется
генеалогически. Человек считает своими тавити всех тех, с кем он может
проследить генеалогическое родство, не считая свойства»1. Человек может
иметь тавити (родственников) и в чужом округе. Таким образом, тавити —
это билатеральная родственная группа. Члены ее чувствуют себя
настолько взаимно близкими, что могут брать друг у друга свободно и без
разрешения плоды и овощи.
На более южных архипелагах Меланезии матрилинейный род в общем
сохраняет преобладание, но чем дальше к югу, тем более он уступает
место патрилинейному роду.
На о-ве Ваникоро насчитывается десять экзогамных материнских
родов; на о-вах Риф — восемь родов (мате), повидимому тоже
материнских. На о-вах Санта-Крус имеются также экзогамные роды, которые, по
одним сведениям, являются матрилинейными (Джёст), а по другим —
натрилинейными (Дуррад, Риверс).
На о-вах Банкс существует деление на две экзогамные фратрии,
которые в свою очередь подразделяются на более мелкие родовые группы;
те и другие называются веве и следуют материнскому счету родства.
На большинстве Ново-Гебридских островов господствующей
социальной единицей является материнский род, или, точнее, те
локальные подразделения, на которые он обычно распадается.
Исследователь Новых Гебрид Феликс Шпейзер сообщает по этому поводу: «Насто-
1 W. Н. Rivers. Psychology and ethnology. London, 1926, стр. 178.
432

ящее ядро социальной организации образует, без сомнения, род...
Земля принадлежит роду. Род обрабатывает сообща большое поле или
общинная земля разделяется на парцеллы, которые предоставляются для
обработки отдельным семьям». Однако род в целом представляет собою
слишком громоздкую группу. «Так как более крупные политические
союзы отсутствуют, то тот круг, в котором существует фактическое
сознание единства членов рода, ограничен, так что отдельные роды теперь
раздроблены на множество локальных подразделений, на областные и
деревенские группы, которые чувствуют себя еще связанными только
родовыми именами. Родовое чувство охватывает поэтому узкую область
деревни и ее окрестностей. Но зато там оно достаточно сильно...»1.
Род объединен имущественной связью, выступая как коллективный
владелец земли, а также обычаями кровной мести, экзогамией, общими
обрядами и праздниками.
Территориальная связь сама по себе не имеет большого значения на
Новых Гебридах. «Деревни не образуют ни общины,— говорит Шпей-
зер,— ни экономической единицы, не имеют земельной собственности и
являются только совокупностью самостоятельных семей, соединенной
культом и социальной связью»2.
Но материнский род кое-где распадается, уступая место отцовскому
счету родства и наследования. Здесь опять возникают смешанные и
переходные формы. На о-ве Амбрим население делится на родовые группы
(вантинбюль), которые выступают как собственники земли. Счет
происхождения в вантинбюль отцовский, хотя в известных пределах
признается и родство по женской линии: судя по некоторым данным, дети
женщины причисляются к ее вантинбюль, но только в первом поколении, а
дальше женская филиация обрывается. В южной части о-ва
Пятидесятницы (Рага) в каждой деревне имеется по нескольку родов, но не
материнских, а отцовских; однако в некоторых местностях сохраняется наряду
с этим и древнее деление на две экзогамные матрилинейные фратрии.
На южных Новых Гебридах процесс разложения материнского рода
зашел гораздо дальше. Родовая организация там не обнаружена
исследователями. Она не отмечена ни на о-ве Танна, ни на о-ве Эроманга, ни на
Футуне. Счет родства и наследования строго отцовский. Вместо родовой
общины здесь господствует сельская.
На Новой Каледонии и на Фиджи, где уровень общественного
развития был наиболее высок, процесс разложения рода пошел по другому
направлению. Род здесь сохранился, но из матрилинейного стал пат-
рилинейным. У новокаледонцев родовая группа представляла собою
сплоченную организацию. Несколько таких родовых групп, живущих
вместе, составляли деревню. Сохранялись и следы прежнего
материнского рода. Приблизительно то же было на о-вах Фиджи.
Итак, в Меланезии обнаруживаются довольно разнообразные формы
общественных группировок, подразделений племени. Большинство их
основано на кровно-родственной связи, а именно: 1) фратрия, 2)
материнский род, 3) переходная форма от материнского рода к отцовскому, 4)
отцовский род. Но существует и основанная на территориальной связи
более поздняя форма — сельская община. Распространение этих форм
отчасти соответствует различному уровню общественного развития на
отдельных архипелагах и островах Меланезии.
,1 F. S ρ е i s е г. Ethnographische Materialien aus den Neuen Hebriden und den
Banks-Inseln. Berlin, 1923, стр. 335.
2 Там же, стр. 106.
28 Народы Австралии и Океании _00

Фратрии, наиболее архаическая форма, сохраняются в Меланезии
пережиточно и почти повсеместно. Система двух экзогамных фратрий
известна на Новой Ирландии, на о-вах Герцога Йоркского, на о-ве Ма-
тупи, на п-ове Газель,— у гунантуна и у сулка. Из Соломоновых островов
фратрии налицо на Бука, в северной части Бугенвиля, на Сан-Кристо-
бале. Далее, они известны на о-вах Банкс (кроме о-ва Мерлав), из Новых
Гебрид — на о-ве Пятидесятницы, на о-вах Аоба, Амбрим и, вероятно,
на других. На Новой Каледонии система фратрий сохранилась при
патрилинейной филиации.
Как редкое исключение, встречается система не двух, а трех фратрий:
так обстоит дело на о-вах Санта-Исабель и Торрес. На о-вах Тробриан
фратрий четыре. *
Материнские роды распространены почти по всей Меланезии, кроме
ее крайнего юга. Они часто являются подразделением фратрий. В свою·
очередь роды обычно дробятся на локальные группы, которые или
совпадают с территориальной (сельской) общиной, или группируются по·
нескольку, составляя такую общину.
Переходными формами от материнского к отцовскому роду являются
билатеральные группы. Они встречаются довольно редко: это синанги
на о-ве Шуазель, тавити на Симбо, вантинбюль на Амбриме.
Настоящие отцовские роды для Меланезии не характерны. Имеются
они только на Новой Каледонии и на Фиджи.
Наконец, территориальная (сельская) община как социальная
единица существует в Меланезии повсеместно, но функции ее обычно
переплетаются с функциями родовой общины и чаще оттесняются ими на
второй план. Только там, где, как на южных Новых Гебридах, родовая
организация уже исчезла, сельская община, как самостоятельная группа,,
вступила в свои права.
- Мельчайшей социальной единицей у меланезий-
Семья и брак г\
г цев является парная семья. Однако последняя,
хотя и существует, но не составляет прочного единства, так как не
представляет собою производственной и экономической ячейки общества.
Типичный пример — семья на о-вах Тробриан. Семейные связи
отходят здесь на задний план перед связями материнского родства. Дети
связаны не столько с отцом, сколько с дядей по матери, который является
их воспитателем и ответственным за них лицом. Наследование имущества
идет по женской линии — от дяди к племяннику. Работая на своем поле,
человек отдает получаемый урожай не в свою семью, а своей замужней
сестре, а сам кормится продуктами, которые его жена либо добывает
своим трудом либо получает от своего брата.
На о-ве Добу на языке аборигенов не существует даже слова,
которое соответствовало бы европейскому понятию «семья»; наиболее близко*
подходящий к нему термин сусу охватывает только родню по матери и
не включает отца. Поэтому миссионерам при переводе библии на
местный язык пришлось ввести новое слово pamili (от англ. family).
В других частях Меланезии семья составляет более прочную»
ячейку. Однако прочность семейных связей почти везде, за
исключением южных островов, ослабляется вследствие обычая
наследования по материнской линии и целого ряда общеродовых традиций в:
производстве и распределении. На о-вах Адмиралтейства, например,
хотя и преобладает патрилинейное родство, семья составляет не очень
прочную единицу, так как не оформилась частная собственность как
основа семьи.
Что касается Новых Гебрид, то и там экономические условия не
благоприятствовали развитию самостоятельной семьи и гораздо более важ-
434

ную роль играли родовые связи. Семья была лишена экономической
базы. По словам Шпейзера, «естественная семья не имеет собственности, и
это соответствует небольшому социальному значению, которое имела
семья»1.
Многоженство допускалось обычаями меланезийцев. Однако по две
или по нескольку жен имели только богатые или вожди. Чем
влиятельнее был человек, чем выше его положение в обществе, тем обычно больше
было у него жен. У крупных вождей число их доходило до десяти и более,
по сведениям Кодрингтона, некоторые вожди имели яо 30—60 жен2.
Однако у рядовых общинников чаще всего бывало по одной жене.
В способах заключения брака в Меланезии отчасти отражаются
недоразвитость семьи и преобладание первобытно-общинных традиций.
В брачных обычаях меланезийцев, при всем их разнообразии, можно
отметить три наиболее общие особенности: во-первых, заключение брака
связано в большинстве случаев с уплатой особого выкупа за жену; во-
вторых, заключение брака касается всего рода; в-третьих, свадебная
обрядность сравнительно проста.
Выкуп, вносимый за жену, вероятно, связан с тем, что при патрило-
кальном браке родовой коллектив теряет в лице девушки, выходящей
замуж, своего члена и определенную рабочую силу; поэтому родня ее
претендует на материальную компенсацию. Выкуп вносят свиньями (на
Новых Гебридах) или раковинными деньгами (на большей части
островов). На п-ове Газель в начале XX в. выкуп за жену колебался, в
зависимости от знатности ее семьи, от 20—40 до 100—150 снизок раковинных
денег. На о-вах Адмиралтейства среднюю цену составляли 100 снизок.
В заключении этой, казалось бы, чисто хозяйственной сделки обычно
участвуют не только заинтересованные стороны, но и целые группы
сородичей или, нередко, главари общины. Сородичи жениха помогают ему
искать невесту и оказывают материальную помощь во взносе выкупа.
Так обстоит дело на о-вах Адмиралтейства, на Новой Британии, на
Новых Гебридах и др. Во многих местностях такая помощь считается
обязанностью главаря группы; таков обычай, например, на юге Новой
Ирландии, на п-ове Газель.
Однако во многих местностях главная роль в устройстве браков
принадлежит самим заинтересованным сторонам. Чаще инициатива исходит от
родителей жениха или от его дяди; местами делает предложение сам жених.
Но есть племена, у которых инициатива в браке принадлежит невесте.
Таков обычай у племени сулка на Новой Британии и у жителей северной
части Новой Ирландии. В других местах, например на о-вах Банкс и
некоторых из Новых Гебрид (Амбрим, Аоба, Маэво, Вао), хотя
предложение делается женихом или его родней, но согласие или несогласие
девушки принимается во внимание, и она может отказать жениху.
Впрочем, довольно широко распространен обычай просватывать мальчика и
девочку с раннего возраста, с детства. У новокаледонцев был обычай
устраивать браки по соглашению родителей жениха и невесты, не
спрашивая согласия их самих.
Брак умыканием в Меланезии вообще не встречается. Только
наиболее отсталое племя байнингов, по некоторым сообщениям, сохранило этот
обычай, з по другим сведениям — у них самих их соседи похищают
девушек в жены. На Новых Гебридах местами отмечены свадебные обряды,
в которых можно видеть следы прежде существовавшего брака через
похищение.
1F. Speiser. Ук. соч., стр. 334.
2R. God rington. Ук. соч., стр. 245.
435

В некоторых местностях Меланезии сохранился обычай родственных
браков. Например, допускается, хотя и редко, брак с дочерью брата
матери: такой обычай есть на о-вах Гуадалканал, Сан-Кристобаль,
Торрес; на других островах этот же обычай, можно думать, существовал в
прошлом.
Свадебные обряды меланезийцев сравнительно просты, что, вероятно,
связано с незначительной социальной ролью семьи. Они сводятся в
основном к трем моментам: сватовство, передача выкупа и привод невесты
к жениху. Вот, для примера, свадебные обычаи на о-ве Вао.
Сватовство сводится к тому, что отец или мать жениха идет к отцу
девочки и спрашивает, не согласен ли он отдать дочь. В случае согласия
то же лицо приходит еще раз через два-три дня, приводит свинью и
приносит 10—12 цыновок, служащих деньгами. Это плата только за
помолвку. С этого момента родители будущих супругов уже считаются
свойственниками и в определенных случаях обмениваются подарками.
Переговоры о размерах выкупа начинаются гораздо позднее, когда невеста
подрастет. Выкуп состоит в известном количестве свиней, причем отец
невесты предъявляет обычно высокие требования, выражая недовольство
прздложенным, и жених должен подчиниться и добавить еще свиней под
угрозой получить отказ и лишиться всего данного прежде. Достигнув,
наконец, соглашения, родители будущей пары уговариваются о дне,
когда невеста будет приведена к жениху. В назначенный день мужчины —
родичи невесты идут к жениху и несут с собой корзины с ямсом, по
одной корзине за каждую свинью, подлежащую передаче. Вернувшись, они
украшают и умащивают маслом невесту, которая вкушает обрядового
прощального печенья, изготовленного ее матерью. Затем ее ведут к
жениху, и она сама несет корзину с ямсом. По прибытии в дом жениха
происходит, без особых церемоний, но в определенном порядке,
передача свиней. Если в числе свиней есть особо ценная с загнутыми кольцом
клыками, передача ее отмечается звуком трубы. Невесту оставляют с
женихом. По некоторым сообщениям, невеста поступает временно под
покровительство женской родни жениха. Женщины устраивают
свадебный пир, а жених с сородичами-мужчинами — свой отдельный. По
окончании пира гости расходятся, а невесту ведут в женский дом, где она
остается на целый месяц. В течение этого времени она возвращается на
пять дней к родителям, куда ее отводит жених со своими друзьями,
принося в подарок отцу еще свинью. Только в конце месячного срока
невеста переходит наконец к жениху, который за это время должен
построить для нее новую хижину. На этом заканчивается свадебный ритуал1.
~ Терминология родства у меланезийцев отражает
Системы родства r r J ^ * ί
господство в прошлом группового брака.
Меланезийские системы родства подробно изучены Риверсом2. Они
принадлежат к ганованскому типу, основанному на родовой экзогамии. Вот их
характерные черты.
В поколении дедов обычно существует только один термин для дедов
и бабок; он же нередко является и взаимным термином, обозначающим
внуков; например, на о-ве Рова (о-ва Банкс) деды, бабки и внуки
называются одинаково попо, на о-ве Хив (о-ва Торрес)— пупу, на Малаите
ко. Но есть острова, где деда, бабку и внуков зовут по-разному. В
поколении отцов отец и братья отца называются одинаково, но брат матери всегда
имеет особое наименование. Например, на о-ве Мота отец и дядя по отцу
обозначаются термином шамай, а дядя по матери марауи. В этом раз-
1 J. Layard. Stonemen of Malekula. London, 1942, стр. f191—192.
2 W. Η. Rivers. The history of Melanesian society, vol. I—II. Cambridge,
436

личии терминов отражается деление на экзогамные фратрии.
Исключением служат западные Соломоновы острова, где брат матери
называется как отец. Муж сестры отца часто обозначается так же, как брат
матери, что объясняется той же экзогамией. Мать и ее сестры всегда
называются одним термином, и он же относится во многих местах к сестрам
отца: это означает уже упадок экзогамии. В своем поколении мужчина
называет своих старших и младших братьев большей частью по-разному;
точно так же женщина называет во многих местах своих старших и
младших сестер различно; при этом нередко термин «старший брат» (если
говорит мужчина) и «старшая сестра» (если говорит женщина) совпадают;
также совпадают и термины «младший брат» и «младшая сестра».
Интересно то, что все эти термины употребляются только между лицами
одного и того же пола; брат же сестру и сестра брата зовет совершенно
другим термином, и термин этот взаимен. Например, на о-ве Санта-Исабель
мужчина зовет своего старшего брата, а женщина свою старшую сестру
тога] он зовет своего младшего брата, а она свою младшую сестру тахи;
брат же зовет сестру, а сестра брата вавине. Все эти особенности так не
похожи на европейскую терминологию, что кажутся очень странными, но
они сложились вполне естественно в условиях первобытно-общинного
строя, где возрастные и половые различия играли большую роль, чем
индивидуальное родство. Параллельные кузены (т. е. дети брата отца
или сестры матери) обозначаются везде, как родные братья и сестры, но
перекрестные кузены всегда (за очень редким исключением) иначе; при
этом дети сестры отца в одних местностях отличаются, а в других не
отличаются от детей брата матери.
Племянники тоже зовутся разно: мужчина называет детей своего
брата, а женщина детей своей сестры — как своих родных детей; напротив,
он зовет детей своей сестры, а она детей брата — иначе, и эти два термина
между собой тоже не совпадают. Например, в одном из диалектов о-ва
Малаита мужчина зовет своих детей и детей своего брата мвела, а детей
своей сестры ко; женщина же зовет своих детей и детей своей сестры
мвела, а детей своего брата аия. Однако этот принцип во многих местах
нарушается.
Для обозначения мужа и жены во всех диалектах имеются отдельные
термины, что говорит о том, что парный брак у меланезийцев достаточно
укрепился. Братья жены и мужа, их сестры, мужья сестер и жены братьев
обозначаются другими терминами, то совпадающими, то различными.
Например, на о-ве Санта-Исабель все эти свойственники обозначаются
одним общим термином ива (на Гуадалканале также, а на о-вах Улава
и Малаита ихе), тогда как муж и жена называют друг друга may у. Для
родителей мужа и жены имеются обычно отдельные термины, одинаковые
для тестя и свекра (как по-английски father-in-law), для тещи и свекрови
(mother-in-law); во многих диалектах эти термины обозначают также
зятя и невестку.
При общем сходстве типа, отдельные системы родства на разных
островах Меланезии обнаруживают свои особенности. Так, на о-вах Банкс и
на о-ве Пятидесятницы одно и то же слово обозначает отца и сына
сестры отца, одно слово — мать и дочь сестры отца, одно слово —
родных детей и детей брата матери. Получается как будто два кузена·,
хотя бы они были одного возраста, называют один другого отцом, а тот
его — сыном. Еще более странные особенности отмечены в системе
родства на том же о-ве Пятидесятницы: мать матери там называют также,
как родную сестру (таугана), а она зовет своего внука младшим братом
(тихина), отец же матери и мать отца зовутся так же, как свекровь, зять,
деверь и золовка (сибина); тещу мужчина зовет так же, как своих детей
437

(нитуна). Исследовавший специально это явление Риверс пытался
объяснить его особыми формами группового брака, но объяснение это
носит совершенно искусственный характер и не заслуживает внимания.
Но тот же Риверс был, несомненно, вполне прав, когда связывал
особенности меланезийских номенклатур родства с характерными
обычаями в отношениях между родственниками. Эти обычаи чрезвычайно
любопытны и являются частью отражением прежнего группового брака,
частью следами и пережитками матриархата.
Особенно важное место в числе родственников принадлежит дяде по
матери. Там, где матриархат сохранился полнее (например, на о-вах Тро-
бриан), брат матери вообще играет для ребенка ту роль, как у других
народов отец. Мальчик живет и воспитывается до совершеннолетия
именно у дяди, а не у отца; дядя его естественный воспитатель, руководитель
и защитник. На п-ове Газель, где, впрочем, черты матриархата слабее,
тоже есть обычай отдавать мальчика на воспитание дяде; последний
впоследствии помогает племяннику внести выкуп за невесту; с другой
стороны, дядя невесты получает этот выкуп. На о-вах Торрес, Банкс и
Новых Гебридах особенно тесна связь между материнским дядей и
племянником; прежде наследование также шло от дяди к племяннику; зато и
дядя имеет ряд прав по отношению к племяннику. В очень своеобразной
форме сохранились подобные обычаи на о-вах Фиджи. Здесь племянник
(вазу) имеет необычайные права на имущество дяди с материнской
стороны. Есть сообщения о множестве случаев, распространяющихся в
равной мере на простых людей и на вождей, когда племянник приходит и
забирает у дяди все, что хочет. Тот приобретает какое-нибудь
имущество — племянник его забирает, и дядя ничего не может возразить.
Подобные обычаи особо тесной связи человека с его материнским
дядей называют в науке «авункулатом». Их вполне правильно считают
признаком либо пережитком материнского права.
Гораздо меньшее значение имеет для меланезийца его тетка по отцу,
однако местами и ей принадлежат некоторые права. На о-вах Банкс и
Новых Гебридах сестра отца следит за репутацией своего племянника,
дает свое согласие на женитьбу и пр. На о-вах Санта-Крус она имеет
право выбирать невесту для племянника.
Очень интересны ограничения, налагаемые обычаем
Семейные обычаи на людей в отношениях к родне жены или мужа.
и положение женщины π r r « J
Почти повсеместно господствует обычаи
взаимного избегания между тещей и зятем. В меньшей степени это касается
и тестя, которого местами нельзя называть по имени и высказывать
ему какое-либо неуважение. Женщина таким же образом ограничена в
своих отношениях со свекром. Это все, впрочем, обычаи, широко
известные у народов всех частей света. Специфически меланезийскими
являются обычаи, регулирующие отношения между свойственниками
одного поколения и пола. Например, на о-вах Банкс брат жены и муж
сестры (вулус и валуи) не могут разговаривать между собой и тем более
не могут шутить, голова валуи — священный для человека предмет, и
даже упоминание о ней служит своеобразным запретом; чтобы
остановить дерущихся детей, достаточно произнести: «Если вы не остановитесь,
то это будет голова вашего валуи»,— и т. п.
Взаимное избегание наблюдается местами и между двоюродными
братьями и сестрами, а очень часто даже между родными братом и сестрой.
Последние не могут между собой разговаривать (о-ва Гуадалканал, Сан-Крис-
тобаль, Саво, Аоба, Новая Каледония), а где такого запрета нет, там
брат и сестра, во всяком случае, не могут шутить друг с другом или
касаться в разговорах эротических тем.
438

Положение меланезийской женщины в семье и в обществе не везде
одинаково. Наиболее высокое положение женщина занимает в
северозападной Меланезии — на о-вах Тробриан и соседних.
Здесь нет и следов разобщения полов, девушка свободно посещает
дома, предназначенные для юношей, и там нередко завязываются
добрачные связи. В семье женщина занимает почетное место. Привилегии
лиц из знатных родов одинаково распространяются и на женщин. В маги-
ческо-религиозных обрядах женщине принадлежит не меньшая роль, чем
мужчине. Количеством женщин в деревне гордятся. В связи с этим
свободным положением в семье и в обществе, женщины держатся здесь не
так замкнуто, не так робки и пугливы, как на некоторых других
островах. По впечатлениям путешественников, они очень любезны,
приветливы и непринужденны в обращении. Тем не менее и на о-вах Тробриан
на женщин ложатся некоторые ограничения. Они не принимают
участия в племенных и деревенских сходках, в обсуждении
общественных дел, в обрядовом обмене кула (см. ниже). Женщина не бывает
вождем или родовым старшиной.
На о-ве Добу, по сообщениям миссионера Бромилова, положение
женщины очень высоко. На первый взгляд этого можно и не заметить.
Женщины обременены тяжелой работой. Главная часть земледельческого
труда лежит на них; они помогают строить дома и поддерживать чистоту
в деревне, подметая улицы. Они носят на себе большие, иногда
непосильные тяжести, тогда как мужчины обычно шествуют налегке. На женщин
ложится ряд стеснительных табу: так, например, во время постройки
лодки женщины не могут ее даже видеть, иначе считается, что лодка не
будет легка на ходу. При всем том, однако, женщины нисколько не
угнетены. Выполнять тяжелую работу, носить большие тяжести — их
гордость. Женщины имеют веский голос и в семейных, и в общественных
делах. Земля считается принадлежащей женщинам, и без их согласия
ею нельзя распорядиться. Даже в военных делах голос женщины
принимается во внимание, и известны случаи, когда женщины предотвращали
столкновения.
На других островах Меланезии положение женщины более
подчиненное, и чем дальше на юг, тем сильнее это заметно. Главой семьи является
обычно муж. На п-ове Газель он, по выражению Паркинсона,
«абсолютный господин» своей жены или жен 3. Женщины едят обычно отдельно
от мужчин и после них. При всем том, однако, женщины играют кое в
чем весьма видную роль в обществе. Например, на том же п-ове Газель,
да и в других местах, в их руках находится вся рыночная торговля.
Женщина имеет обычно свой земельный участок, на который, как и
на ее движимое имущество, муж не имеет никаких прав.
На Новых Гебридах и на Новой Каледонии положение женщины
наиболее бесправное. Известны случаи жестокого обращения мужа с женой.
За неверность и особенно попытку к бегству женщина подвергается
форменному истязанию. Здесь женщины зачастую держатся замкнуто и
имеют запуганный вид. Теперь, при режиме колониального гнета, когда
молодые и сильные люди вынуждены работать на плантациях, доля
тяжелых работ, которая ложится на плечи женщин, еще увеличилась.
Матрилокальный брак (поселение супругов в доме или в роде
жены) встречается в Меланезии лишь как исключение: он известен на
о-ве Добу, на юге Новой Ирландии, тхзредка встречается на о-вах
Шуазель, Сан-Кристобаль, Тробриан. В огромном большинстве случаев
господствует патрилокальное поселение супругов.
1 R. Parkinson. Ук. соч., стр. 61.
439

Формы Сложность общественного строя меланезийцев от-
собственности ражается и в формах собственности. Они тоже
сложны и порой запутаны.
Особенно заметно это в формах земельной собственности. В них
порой очень трудно разобраться постороннему наблюдателю. Малиновский
пытался выяснить этот вопрос на о-вах Тробриан и был поражен
противоречивостью полученных сведений. То говорили ему, что хозяин всей
земли — вождь, то, что земля составляет коллективную собственность
деревни или рода; то указывали на хозяев отдельных участков, а иногда
у одного участка оказывалось сразу несколько владельцев1. Из-за этой
путаницы, а также потому, что буржуазным исследователям остается
непонятной специфика форм собственности докапиталистических
обществ и они не могут правильно систематизировать необходимый
материал,— нам нелегко составить ясное представление о формах собственности
у меланезийцев.
Повидимому, все земельные угодья, окружающие деревню или
родовую группу, составляют коллективную собственность всей общины; в
известных случаях ею распоряжается главарь общины. Каждый имеет
право занять и обрабатывать- невозделанный участок. Но обработанный
участок, равно как и продукты с него, принадлежат тому лицу или
семье, чьим трудом он обработан. Владелец сохраняет право на землю до
тех пор, пока возделывает ее: заброшенный участок возвращается в
общинный фонд и может быть занят любым членом общины.
- Весьма примечательно, что у меланезийцев зачастую собственность
на землю не совпадает с собственностью на растущие на ней плодовые
деревья. Можно посадить кокосовую пальму на чужом участке земли,
владеть и пользоваться ею, не нарушая прав того, кто обработал данный
участок. Дома и другие постройки, если они находятся в семейном
пользовании, составляют собственность семьи. Большие «мужские дома»,
дома для собраний и пр., естественно, представляют общинную
собственность.
Что касается предметов движимого имущества, то они обычно
составляют личную собственность. Исключение составляют только большие
лодки, которые нередко* принадлежат всей общине.
Внутри семьи предметы личного пользования принадлежат
отдельным ее членам. Имущество мужа и жены обычно раздельно. Даже дети
имеют свою личную собственность, в том числе такую, как кокосовые
пальмы. Отец сажает для новорожденного отдельное дерево, и оно
считается принадлежащим лично мальчику.
Нормы наследования тоже довольно запутаны. В основном
господствует родовое наследственное право. Не только общеродовая земельная
собственность сохраняется в роде из поколения в поколение, но и
личная собственность, в том числе обработанные участки земли
наследуются, как правило, по материнской линии; обычно племянники наследуют
от материнского дяди. Однако на целом ряде островов, особенно в южной
Меланезии, материнская линия наследования постепенно вытесняется
отцовской. Во многих случаях часть имущества наследуют племянники
(дети сестры), а часть — родные дети умершего. Местами, например на
о-вах Банкс, земля наследуется следующим образом: старые, давно
обрабатываемые участки переходят к детям сестры, но землю,
расчищенную заново из-под леса личным трудом, владелец ее завещает своим
сыновьям.
1 См. В. Malinowski. The primitive economics of the Trobriand Islands;
Его же. Sexual life of savages in N. W. Melanesia, стр. 417.
440

Так отцовское право постепенно приходит на смену более древнему
материнскому праву.
Обмен у меланезийцев издавна был весьма развит.
Он выступает в различных формах. Простейшая из
них — непосредственный обмен продуктов хозяйств разных областей.
Например, жители побережья обменивают рыбу на земледельческие
продукты внутренних областей. Но обычно специализация областей,
связанных между собой обменом, заходит дальше. Так, жители
внутренних областей о-ва Бойова изготовляют и обменивают деревянные
блюда, сосуды для извести, гребни, браслеты и корзины; из округа Кири-
вина они получают в обмен продукты земледелия, с западного
побережья — рыбу и предметы, поступающие с других островов.
Некоторые деревни, в особенности прибрежные, захватывают в свои руки
транзитную торговлю. Например, жители дер. Синакета на том же
острове перепродают продукты земледельческого хозяйства из внутренних
областей на мелкие острова; межостровной обмен служит продолжением
внутриостровного.
Отдельные островки и деревни монополизируют изготовление и сбыт
определенных изделий. Так, острова Амфлетт поставляют на весь
архипелаг Массим глиняные горшки, в обмен за которые получают с
других островов свиней, саго, кокосовые орехи и пр. Остров Кайлеула и
деревня Каватариа на о-ве Бойова специализировались на выделке
браслетов из больших белых раковин.
Установились определенные места рыночной торговли, куда сходятся
со своими товарами люди из разных местностей. Один из таких центров
находится на северо-востоке п-ова Газель. Сюда в определенные дни
привозят с о-ва Бука особые длинные стрелы, с гор Байнинг — палицы с
каменным навершием, от сулка — другой вид палиц и т. д. Торговля
находится в руках женщин.
Таким образом, перед нами — картина развитого межобщинного
обмена. Основанием для него служат естественно-географические и
исторически сложившиеся различия в производстве между отдельными
общинами. Это прежде всего обмен предметами необходимости. Особенно
яркий пример — меновые отношения на о-вах Адмиралтейства. Здесь
племя моанус (манус), населяющее островки и лагуны вдоль южного
побережья одноименного острова, состоит исключительно из рыбаков
и мореплавателей. В отношении растительной пищи они полностью
зависят от земледельцев большого острова (племена узиаи), которым в
обмен за таро, саго и кокосовые орехи сбывают рыбу; им приходится
поэтому ловить рыбу в большем количестве, чем нужно им самим, и часть
добычи идет специально на обмен.
Но, постепенно развиваясь, обмен у меланезийцев принял местами
гипертрофированные формы, на естественную основу здесь наслоился
некий ритуал. Так сложилась, например, любопытная система
обрядового обмена — кула на о-вах Тробриан, подробно описанная
Малиновским1.
Эта своеобразная система состоит в том, что непрерывно происходит
движение определенных ценностей, служащих предметами обмена.
Движение направляется как бы по кругу, образуемому островами архипелага.
Оно идет одновременно в двух противоположных направлениях,
навстречу одно другому: слева направо, по часовой стрелке, передвигаются
ожерелья из красных раковин, в обратном направлении, справа
налево,— белые раковинные браслеты. Предметы эти обмениваются один на
1 В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific.
441

другой, но их обращение не останавливается после однократного акта
обмена: они постоянно переходят из рук в руки, продолжая свое
движение в том же направлении. Участниками системы кула являются
определенные лица, сообразно своему рангу и положению в общине.
Определенное место в кула или наследуется (от материнского дяди либо от отца),
или покупается. Участники кула находятся между собой в положении
пожизненных контрагентов. Каждый человек — лишь временный
владелец ценностей кула. Отдельные акты обмена, на которые распадается
кула, обставляются довольно торжественными церемониями; они
связаны со специальными торговыми экспедициями в определенные пункты,
и к ним приурочены традиционные магические обряды и некоторые
мифологические верования. Женщины не участвуют в кула, не
участвует в ней и рядовая масса населения. Недаром миссионер Бромилов
назвал систему кула «орденом», в который допускаются только вожди
и старшины.
В системе кула самое интересное то, что вся эта чрезвычайно сложная
совокупность межобщинных и внутренних отношений^ обрядов и
верований построена на мало значительной основе: на обращении
предметов, имеющих небольшую практическую полезность. Браслеты и
ожерелья превратились в символ, они имеют ценность не столько сами по себе,
сколько по тем историческим и мифологическим ассоциациям и
социальным привилегиям, которые с ними связаны.
Браслеты и ожерелья, играющие роль как предмет обмена, приобрели,
таким образом, некоторые функции денег. Но это еще не деньги, ибо их
обращение ограничено узкой сферой полу ритуального обмена. Зато во
всей остальной Меланезии, от архипелага Бисмарка до Новых Гебрид,
можно проследить все ранние стадии развития денег.
Первоначально деньги — всеобщая эквивалентная форма товара
(Маркс), которая в ходе развития обмена начинает срастаться с
определенными видами товаров. Хотя, как указывает Маркс, всеобщая
эквивалентная форма может срастись с любым видом товара, но обычно так
происходит с наиболее «ходкими» товарами, с главными предметами
вывоза или ввоза1. Этот процесс очень хорошо прослеживается в
Меланезии. Например, на Новых Гебридах в большом ходу плетеные
циновки. На юге о-ва Малекула их изготовляют для собственной надобности,
для обычного употребления. На маленьком соседнем островке Вао их
делают и для собственного употребления, и экспортируют — главным
образом на о-в Амбрим. На о-вах Аоба и Пятидесятницы (Рага) эти цыновки
уже служат обычным орудием обращения и мерилом стоимости, т. е.
деньгами, не переставая, однако, быть и простым предметом потребления.
Наконец, на о-ве Маэво потребительная стоимость цыновок совершенно
теряется, и они служат исключительно знаком стоимости, т. е. примитивными
деньгами; для того, чтобы их не употреблять по прямому
назначению, их нарочно портят, но этим лишь повышается их меновая
стоимость.
Предметы обмена, служащие «деньгами», в Меланезии довольно
разнообразны, но некоторые из них выдвигаются на первый план. <
На Новых Гебридах «деньгами» служат свиньи, а также цыновки,
раковины, реже птичьи перья. На о-вах Банкс в виде «денег» выступают
иногда тоже птичьи перья, но преимущественно снизки раковин,
изготовленные цд о-ве Рова. На о-вах Санта-Крус — красные перья попугая
и голубиные. На Соломоновых островах — раковины, собачьи зубы и пр.
(восточные острова), большие браслеты (западные острова). На о-вах
1 См. К. Маркс. Капитал, т. I, 1952, стр. 95—96. -
442

«Деньги» на Соломоновых островах; подарок родителям невесты
Адмиралтейства — собачьи зубы и снизки раковин. На архипелаге
Бисмарка преобладающий вид «денег» — мелкие шлифование раковины,
нанизанные на шнурки, так называемые диварра, или тамбу; наиболее
распространенные выделываются на о-вах Герцога Йоркского и в округе На-
канаи. Снизка определенной длины стала в этих местах общепризнанной
единицей стоимости.
На п-ове Газель, о-вах Герцога Йоркского и в других соседних
местностях, благодаря развитости обмена, на деньги диварра можно
купить что угодно — от рыбы и клубней ямса до жены. На все существуют
определенные цены. Так, например, еще в 1880-х годах на п-ове Газель,
по сообщению миссионера Данкса, в ходу был такой прейскурант:
большой лосось стоил х/2 сажени тамбу (раковинных денег), 60 клубней таро
или ямса — 1 сажень, собака — 2—3 сажени, топор — 3—4 сажени,
большая лодка — от 20 до 50 саженей и т. д. В конце XIX в. снизка
раковин длиной в 1х/2 м приравнивалась на европейские деньги к 2
германским маркам. «Деньги» служат не только для покупки товаров. Ими
платят штрафы. Они фигурируют в погребальных и других обрядах. Их
дают в рост. Наконец, «деньги» служат предметом накопления: их
собирают и хранят. К ним относятся с каким-то почти суеверным
уважением. Похищение диварра рассматривается как самое тяжелое
преступление и, между прочим, как единственный законный повод для развода.
Развитие обмена всегда бывает связано с общест-
;~ ачало обособления венным разделением труда. Однако в Меланезии
ремесла наметилось только межобщинное разделение труда.
За исключением Фиджи и, в меньшей степени, Новой Каледонии, разделение
443

труда внутри общины было очень слабо развито. Выделение ремесла
в самостоятельное занятие до начала европейской колонизации едва
лишь началось. Во всей северной Меланезии, несмотря на то,
что техника изготовления различных изделий стоит на довольно
высоком уровне, профессиональных ремесленников, в сущности, нет. Это
обстоятельство не раз отмечалось наблюдателями (Пфейль, Турнвальд).
В южной Меланезии можно заметить нечто вроде зарождения особой группы
ремесленников. «Настоящих ремесленников, т. е. людей, живущих
исключительно своим ремеслом, на Новых Гебридах не было,— говорит
Шпейзер, лучший исследователь этих островов.— Однако существовало
определенное разделение труда, т. е. определедное ремесло выполнялось
известными семьями, в которых это умение было наследственным»1.
Очевидно, техника производства здесь достигла такого уровня, что
известные технические приемы, уже недоступные всем и каждому, стали
достоянием особых мастеров и предметом специальной выучки; они уже
передаются по наследству.
Это только первые шаги того процесса обособления ремесла, который
лишь на более высокой ступени развития у полинезийцев стал характерной
чертой общественного строя.
ρ 5 У меланезийцев мы находим первые шаги
возникновения рабства — этой древнейшей формы
классовых отношений. Но рабство, хотя и существовавшее у них
повсеместно, нигде не вышло из самых примитивных, зародышевых форм
патриархального рабства.
Многие племена обращали в рабство захваченных на войне пленных
(например, на о-вах Адмиралтейства, Новой Британии, Фате). Такого
раба-военнопленного редко использовали на хозяйственных работах, но
его могли убить в качестве жертвы на каком-нибудь празднике или
при исполнении обряда. Если не считать этой угрозы, положение «раба»
нельзя было назвать особенно тяжелым. Лишь в редких случаях имела
место экономическая эксплуатация рабов, но и она не носила
систематического характера.
Больше всего развилось рабство на о-ве Шортленд. Здесь было
много рабов — мужчин, женщин и детей, по большей части захваченных в
грабительских походах. Их иногда использовали на земледельческих
работах. «Если у человека есть рабы,— говорит побывавший на этих
о-вах Карл Риббе,— то для самых тяжелых работ употребляются
главным образом они»2. Однако обращались с рабами в большинстве случае»
сравнительно мягко. Бывало, что раб, породнившись через брак с
вождем, достигал даже влиятельного положения в обществе.
Помимо захвата при военном столкновении рабов приобретали путем
покупки. Покупали чаще детей и особенно девочек. Но этот способ мало
отличался от усыновления. Купленный ребенок становился почти членом
семьи.
В некоторых местах Меланезии сложились своеобразные отношения
зависимости между сильными, воинственными племенами побережья и
их более слабыми и отсталыми соседями во внутренних областях
островов. Эти отношения содержали в себе черты и рабовладения, и своего-
рода даннической зависимости. Так обстояло дело, по сообщению
миссионера Рашера, на п-ове Газель (Новая Британия). Горные области
внутри полуострова населены отсталым полукочевым земледельческим
племенем байнингов; на побережье же обитает более развитое и предприимчивое
1 F. S ρ е i s е г. Ук. соч., стр. 254, 255.
2 С. R i b b е. Ук. соч., стр. 100, 110, 139, 224.
444

население, племя гунантуна, повидимому, недавние выходцы с о-ва Новая
"Ирландия. Они оттеснили вглубь острова и частично закабалили местных
жителей. Часть последних, живущая ближе к побережью («мирные», или
«дружественные», байнинги) попала в зависимость от береговых
жителей. У каждого жителя побережья или близлежащих островов есть в
горах одна или несколько семей байнингов, которых он считает «своими».
Они обязаны приносить ему периодически таро, бетель, к праздникам
поставлять собак и свиней, должны помогать ему в земледельческих
работах, при постройке дома; они посылают своих сыновей на
известный срок, иногда на несколько лет, для работы в доме хозяина, в виде
временных рабов. Со своей стороны хозяин иногда дарит «своим» бай-
нингам рыбу, черепах, кокосовые орехи; он разрешает им брать морскую
БОДУ (употребляемую вместо соли) и пережигать коралловую известь.
«Мирные» байнинги выступали и в качестве союзников береговых
жителей в их грабительских набегах на поселения «диких» байнингов,
живущих дальше в глубине острова. Во время этих набегов
захватывались пленники, которых частью поедали, частью обращали в рабство.
Положение раба-байнинга было довольно тяжелым и совершенно
бесправным. Хозяин мог его даже убить. Любой член хозяйской семьи, не
исключая детей, мог им помыкать. Ни имущества, ни семьи рабу иметь
не разрешалось, и он жил в хижине хозяина. Его заставляли работать
на поле, ловить рыбу и черепах и исполнять многие другие работы.
Подобного же рода отношения рабства и данничества сложились на
о-вах Адмиралтейства, где сильные и воинственные обитатели побережья
и мелких островов (племя моанус) подчинили себе более слабое и
разрозненное, хотя и многочисленное, население внутренней части большого
острова (племена узиаи). То же сообщается о жителях о-ва Бугенвиль.
Рабство существовало, повидимому, на Новой Каледонии, где рабы
составляли низший класс в обществе. Но о них известно очень мало.
Хорошо известно положение рабов на о-вах Фиджи, где рабство
достигало чрезвычайно сильного развития. Рабы составляли многочисленную
часть общества. Они назывались каиси, формировались из
военнопленных, из внебрачных или покинутых безродных детей и находились в
полной собственности вождей. Некоторые вожди имели до двухсот рабов.
Рабы у фиджийцев находились в совершенно бесправном и очень
тяжелом положении, хотя собственно хозяйственное использование
рабской силы оставалось очень ограниченным. Рабы были предметом
жертвоприношений. Когда умирал вождь, рабов убивали десятками, душили
его жен. Обычай требовал, чтобы тело вождя не касалось земли. Поэтому на
дно могилы клали связанных рабов, часто живых, и сверху — трупы вождя
и его жен. Рабов убивали по всяким случаям, например, при спуске новой
лодки. Когда строили дом вождя, то под столбы клали живого раба, чтобы
он лучше «держал» дом.
Эти жестокие обычаи были проявлением борьбы между
первобытно-общинным строем и складывающимися рабовладельческими
отношениями. С одной стороны, религиозные представления, выросшие
на почве первобытно-общинного строя, и связанные с ними
жертвоприношения мешали развитию нового, рабовладельческого уклада.
Они сохранялись потому, что еще не настолько развились
производительные силы, чтобы дать постоянный прибавочный продукт и чтобы
рабский труд мог быть широко использован. Еще не сложился в
достаточной степени класс эксплуататоров. Рабство не находит сразу
своего приложения. Поэтому обычай умерщвления рабов 'мог удерживаться
очень долго. С другой стороны, по мере расширения сферы
использования рабского труда, все большую роль играл мотив устрашения
445

рабов, стремление держать их в постоянном страхе, ибо число их
становилось все более значительным.
Параллельно с зарождением рабовладельческих
Имущественное r г „ г
расслоение отношении у меланезийцев развивался и другой
процесс — экономическое расслоение среди
свободных. В Меланезии этот процесс принял своеобразные формы. Богатая
природа дает меланезийцу, нередко при небольшой затрате труда,
избыток необходимого; избыточный продукт может скопляться в руках
отдельных лиц. На о-вах Тробриан валовой урожай ямса обычно
намного превосходил потребности. Запасы ямса хранились в особых амбар-
чиках, всем напоказ, и составляли предмет гордости владельца, хотя и
сгнивали- Но в большинстве случаев предметом накопления и
показателями богатства служили другие ценности, выполняющие в то же
время функции денег. На о-вах Пятидесятницы и Аоба это были цыновки,
которые считались тем более ценными, чем более они были стары и
ветхи. «Богатый человек,— писал Кодрингтон,— держит в своем доме 50 и
более цыновок, висящих и приходящих в ветхость,—доказательство
древнего богатства». На о-вах Банкс предметом накопления были снизки
мелких раковин, измеряемые связками определенной величины (катагиу).
«Богатые люди накопляют большие количества этих денег; впрочем,
достаточно сотни катагиу, чтобы сделать человека богатым»1. Раковинные
«деньги» (диварра, тамбу) накопляли у себя и жители о-вов Новая
Британия и Новая Ирландия. Во многих местах, особенно на Новых
Гебридах, главный объект накопления и мерило богатства—свиньи, особенно
самцы с искусственно выращенными загнутыми клыками.
Для чего служило это накапливаемое богатство? Меньше всего оно
использовалось по прямому назначению, как потребительные стоимости.
Мясо свиней, правда, едят, но едят главным образом по
праздникам, когда владелец убивает и раздает большое количество
свиней; здесь главное дело — демонстрация богатства и приобретение
общественного веса. Другие предметы накопления и вовсе не
использовались практически: цыновки зачастую нарочно портили, чтобы не
употреблять; раковины и другие украшения обычно висели в доме владельца
просто как показатель его богатства. Главная цель всех этих ценностей в том
и состояла, чтобы служить доказательством богатства их владельца и
одновременно орудием его господства в общине. Чем человек был богаче,
тем влиятельнее и авторитетнее был он среди окружающих. Уважение
к нему приобретало суеверный, религиозный оттенок. Источником
богатства, по мнению меланезийцев, является некая
сверхъестественная сила мана (см. главу «Религия меланезийцев»). Чем богаче человеку
тем, значит, сильнее его мана, и богатство и есть ее видимое
проявление.
Каким же образом осуществлял богатый человек свое влияние и
господство в общине? Средства и способы были весьма различны.
Простейшим была система своеобразного кредита. Раздача ценностей взаймы,
притом на ростовщических условиях, составляет глубоко укоренившийся
обычай, широко распространенный в Меланезии. Например, на о-вах
Банкс был обычай давать взаймы деньги из 100% роста, независимо от
срока, и такой заем навязывался человеку иногда принудительно. Почти
то же самое отмечалось на северных Новых Гебридах, где давали в рост
также и свиней. Принятие взаймы свиньи ставило должника в зависимое
положение от кредитора, так как уплатить долг нужно было свиньей
определенного качества, что не всегда бывало легко; кредитор пользовался
1 R. С о d г i η g t о п. Ук. соч., стр. 324—326.
446

этим для приобретения власти над должником. Такие же обычаи
известны на о-ве Бугенвиль, где богатые люди — они же нередко вожди —
пользовались имуществом должника, заставляли его исполнять работы
и т. д., пока он не уплатит долга.
Другая форма проявления господства богатых связана с так
называемыми мужскими союзами, а третья — со своеобразными функциями
и привилегиями вождей. Об этом будет речь ниже.
Одна из привилегий богатых — многоженство. По нескольку жен
имели, как правило, зажиточные члены общины. А это в свою очередь
влекло за собой еще одну выгоду: так как женщина в Меланезии —
главная рабочая сила в земледелии, то обладание несколькими женами дает
возможность богатому человеку засаживать более крупные участки
земли, а следовательно, получать большие урожаи. Хотя частной
земельной собственности накануне начала европейской колонизации в Меланезии
еще не сложилось, но богатые могли захватывать и эксплуатировать
большое количество земли. У новокаледонцев, по сообщению Бернара, «из
территории племени одна часть составляла личную собственность вождей и
знатных, остальное — коллективная собственность всех»1. Правда, по
старому обычаю, необработанная земля считалась общеплеменной
собственностью, но, однажды обработанная, она становилась владением того,
кто ее обработал, и он не терял на нее права, даже если
переставал ее возделывать. Вожди и знатные владели таким образом землей
на наследственном праве.
Вожди и предводители общины существовали в Ме-
Организация ланезии повсеместно, но масштаб и характер ихвла-
власти ^ -п
сти были весьма неодинаковы. Вождями у
меланезийцев были чаще всего родовые старейшины и главари
деревенских общин. Впрочем, той другое зачастую совпадало в одном лице,
потому что старейшина самого многочисленного в деревне рода являлся,
как правило, и ее главарем. Так обстояло дело на о-вах Тробриан,
Маршалл-Беннет, Флорида, Шортленд и других Но нередко встречались,
например на Новой Ирландии, Новой Британии и в других
местах, предводители родовых групп, не имевшие прямого отношения ^к
территориальным общинам. Были, наоборот, и деревенские главари, не
связанные с какой-либо родовой группой. Более крупные вожди
господствовали над большими территориями.
Какие функции принадлежали вождям, каково было их
положение в общине? Здесь налицо большое разнообразие, зависевшее^от
местных условий.
Во многих местах вождь, как родовой, так и деревенский, играл роль
руководителя общественных работ: назначал начало обработки земли и
посадки растений, организовывал коллективный лов рыбы,
строительные работы и т. ц. Подобные функции вожди выполняли на о-вах
Тробриан, на п-ове Газель, на о-вах Флорида, Сан-Кристобаль, на некоторых
островах из Новых Гебрид. Эту чисто хозяйственную роль вождя
можно считать остатком очень древних первобытно-общинных традиций.
Но гораздо чаще на передний план выступала другая сторона
деятельности вождей. Вождь выступал обычно как центр сложной системы
обмена и циркуляции различных ценностей, которые в огромном
большинстве проходили так или иначе через его руки.
Наглядный пример — вожди на о-вах Тробриан. Это были прежде
всего самые богатые люди в общине. Они имели по нескольку, иногда
даже помногу жен. Через них они получали, согласно местному матриар-
1 A. Bernard. L'archipel de la Nouvelle Galedonie. Paris, 1895, стр. 291.
447

хальному обычаю, значительную долю урожая с подчиненной им
территории. Так, в годы перед первой мировой войной вождь деревни Омарака-
на — главной общины на о-ве Бойова — имел в сфере своего влияния до 60
деревень. Из каждой он получал по обычаю по одной жене и имел,
таким образом, около 60 жен. Через жен к нему ежегодно поступала
немалая доля земледельческой продукции из этих деревень, по
подсчетам Малиновского, до 300—350 тонн ямса. Главный вождь округа Кири-
вина сосредоточивал в своих руках от 30 до 50% всего валового урожая
острова. Но это не все. Большая часть, до трех четвертей, других
ценностей — свиньи, бетель, кокосовые орехи и пр.— тоже считалась
собственностью вождя, и он распоряжался этими ценностями,
находившимися в деревнях, через своих уполномоченных. В системе обмена
кула вожди занимали центральное место; им принадлежало до 80% всех
ценностей кула.
Очень сходное положение было у гунантуна на п-ове Газель. Там местный
вождь (а-нгала) тоже был самым богатым человеком в общине и играл роль
хранителя и распорядителя общественных ценностей. Все раковинные
«деньги», принадлежавшие членам общины, хранились, как правило, у
него. Он употреблял эти «деньги» на общественные цели, но при этом
извлекал выгоду и для себя лично. Он вносил, между прочим, из этих
«денег» выкуп за жен для молодых людей и делал их тем самым своими
должниками, а потом заставлял отрабатывать долг. Он нанимал на эти же
«деньги» людей для расчистки своих насаждений, а выручку от продажи
урожая клал в тот же склад общественных «денег». Хотя никакого
аппарата принудительной власти вождь здесь не имел, тем не менее его
богатство и его право распоряжаться общественными сокровищами
создавали ему огромный авторитет и влияние в общине. Этому особенно
содействовало суеверно-почтительное отношение меланезийцев к богатству
и к «деньгам», как к проявлению сверхъестественной силы мана.
Нечто подобное обнаружено Турнвальдом на юге о-ва Бугенвиль. Здесь
вожди были богатые люди, владевшие раковинными деньгами и почти
монопольно занимавшиеся ростовщичеством. У крупных вождей
имелись большие склады «денег», из которых они раздавали ссуды под
огромный процент, доходивший до 100. Должник обязан был вернуть эту
сумму деньгами или натурой, но вождь-ростовщик не был
заинтересован в скорейшем погашении долга, ибо он по обычаю мог пользоваться
личным трудом и имуществом должника — его плодовыми деревьями,
свиньями. В новейшее время вожди стали поставлять своих
многочисленных должников на плантации колонизаторов, присваивая их
заработную плату. Хотя и здесь вождь не имел в своем распоряжении
никакого аппарата принуждения, но ему он и не был нужен, так как рядовое
население находилось в экономической зависимости от него.
Сходные факты известны также на о-вах Шуазель, Велья-Лавелья,
Малаита, Новая Ирландия и пр.
Интересно, однако, что вожди, будучи богатыми людьми, не имели
никаких особых земельных прав. Хотя местами, как на о-вах Тробриан,
вождь признавался номинальным хозяином всей земли, тем не менее
реально его права на землю не превышали таких же прав любого члена
общины. Подобно всякому другому, вождь мог занять и обрабатывать
*любой свободный участок. Правда, имея нескольких жен и нередко
располагая возможностью эксплуатировать своих должников, вождь мог
занять более крупный участок, но это не давало ему никаких особых
прав на землю. Вождь не был крупным землевладельцем. Мало того:
известны, например на Малаите, совсем безземельные вожди. Только
на Новой Цаледонии вожди были владельцами особых участков земли.
448

Примечательно, что судебные функции обычно вождю не
принадлежали или, во всяком случае, были весьма второстепенными. На о-вах
Адмиралтейства, например, к вождю никогда не обращались за разбором
каких-либо конфликтов, хотя вождь мог, случайно узнав о ссоре,
оштрафовать в свою пользу виновного. Правда, на о-вах Тробриав
вождь иногда применял репрессии против правонарушителей, но
репрессии носили характер религиозных санкций. Он мог поручить
своему подчиненному колдуну убить виновного при помощи магии. На
п-ове Газель известен любопытный обычай камара: потерпевшая сторона,
например оскорбленный муж, не имея возможности самостоятельно
расправиться с обидчиком, обращался к вождю, и тот вознаграждал его из
своих средств, а потом с лихвой возмещал свои расходы из имущества
виновного.
На Соломоновых островах (Флорида, Малаита, Сан-Кристобаль)
известны случаи, когда вождь пользовался правом приговаривать
виновного к штрафу или даже к смерти. То же известно и о некоторых из
Новогебридских островов: на о-ве Аоба вожди располагали сильной
властью и отмечены случаи настоящего деспотизма: один вождь, например,
казнил человека вопреки общим просьбам о помиловании. Это, однако,
было скорее исключением, ибо обычно вождь в Меланезии ничего не
делал против общественного мнения.
Военными предводителями меланезийские вожди были далеко не
везде. Можно сказать даже, что в большинстве случаев они к военному
делу не имели отношения. Например, на Новых Гебридах, по
словам Шпейзера, настоящих военных вождей не было, а в военных
столкновениях предводительствовали просто более опытные воины.
Вожди о-вов Тробриан совершенно не интересовались войной. На п-ове
Газель существовали особые военные предводители — лулуаи, но они
занимали второстепенное место в сравнении с описанными выше вождями
(а-нгала).
Однако на некоторых островах, в связи с частыми войнами, военные
вожди выдвинулись на первое место. Для вождя о-вов Адмиралтейства
война была главным занятием. На Сан-Кристобале дело обстояло
примерно так же, хотя вождь там не только предводительствовал на войне,
но и руководил всей жизнью общины. *На маленьком островке Санта-
Ана и на о-ве Малаита наблюдатели отмечали существование мелких, но
воинственных «царьков», совершавших грабительские набеги на
близлежащие острова.
Бывали случаи, когда из среды таких «царьков» выдвигались
удачливые завоеватели, подчинявшие своей власти большие области.
Наиболее известная фигура подобного рода — некто Гореи. Деятельность
его относится к I860—70-м годам. Гореи в молодости работал на
австралийских плантациях, а потом, попав на маленький островок Моргусаи, он
добился там большого влияния, стал вождем и постепенно объединил под
своей властью соседние острова, в том числе и южную часть большого
острова Бугенвиль. Гореи обладал недюжинными административными
способностями, старался ладить с торговцами-европейцами (острова тогда
еще не были захвачены колонизаторами). Своими военными
предприятиями он сколотил себе порядочное богатство. Его многочисленные жены
(более тридцати) изготовляли цыновки на сбыт. Мастерская, где
совершалась эта работа, производила на видевших ее европейцев
впечатление настоящей фабрики. После смерти Гореи созданное им объединение
распалось.
Развитие военной власти вождей местами привело к тому, что при
вождях образовывалось нечто вроде дружин из личных слуг и воинов.
29 Народы Австралии и Океании _ , Λ

Со своей дружиной вождь был связан гораздо более тесно, чем с массой
общинников. Характерный пример — порядки у племени моанус на о-вах
Адмиралтейства. Здесь у каждого вождя была дружина, или свита,
состоявшая из его родственников, наемников, купленных и
военнопленных рабов, которые, впрочем, не считались надежными, так как всегда
могли убежать. Дружинники вождя имели свои дома, сады, имущество.
Однако они должны были прежде всего работать на своего господина,
возделывать его землю, строить дома и лодки. Главная же обязанность
их — идти вместе с вождем на войну. За эти услуги вождь помогал
своим слугам, в частности при женитьбе, делился с ними военной добычей,
устраивал для них праздники и пляски. Жены слуг помогали женам-
вождя в их работах. За провинность вождь наказывал своих
дружинников, но свои споры между собой они разрешали сами. Когда слуга
умирал, вождь брал себе львиную долю наследства. Подобные же
отношения сложились в южной части Бугенвиля (округ Буин), но здесь слуги-
дружинники (лабанеи) больше напоминали простых рабов вождя;
однако положение их было не тяжелее, и они тоже помогали вождю на
войне.
В факте появления личной дружины у вождя сказывается начало
обособления вождя от общины. То же самое отражается и в другом
явлении: в установлении своеобразных иерархических отношений между
вождями.
На о-вах Тробриан мелкие вожди отдельных деревень и «кланов»
признавали власть высших вождей, господствовавших над целыми
островами. На о-вах Герцога Йоркского большая часть мелких вождей
повиновалась более крупным. Особенно характерны были такие
иерархические отношения между вождями в округе Буин, где они
подробно описаны Турнвальдом. Здесь было три разряда вождей: мелкие
главари родовых групп — мумира гуанащ военные предводители,
имевшие вокруг себя личных слуг,— мумира бороберу; крупные
вожди-ростовщики— мумира тутоберу. Между % этими вождями устанавливались
при помощи известных церемоний своеобразные личные союзные
отношения — так называемые уну, которые Турнвальд толкует как «союз
верности» (Treubundniss). Отношения уну включали в себя ряд
взаимных обязательств, в том числе обязанность кровомщения и взаимной
поддержки. Союз уну устанавливал целую систему дружественных
отношений, связывавших друг с другом всех вождей округа. При этом между
ними сохранялись указанные иерархические градации.
Власть вождя была почти повсеместно наследственной. Местами, там
где более сохранился материнско-родовой строй (о-ва Тробриан), она
наследовалась по женской линии, от дяди к племяннику, но в
большинстве мест — по мужской, т. е. от отца к сыну.
Наследственность власти вождя, наличие у него в отдельных случаях
личной дружины, союзно-иерархические отношения между вождями —
все это признаки того, что вожди отрываются постепенно от общины,
замыкаясь в особую группу зарождающейся аристократии.
Описанные отношения достигли своего завершения на Фиджи, в
меньшей мере на Новой Каледонии. На Новой Каледонии
наследственные племенные вожди располагали почти неограниченной деспотической
властью. Вожди и знать, владевшие землями, заставляли зависимых
людей работать на них.
Эти порядки производили на европейских наблюдателей
впечатление настоящего феодального строя. Французские авторы
середины XIX в. прямо сравнивают новокаледонские племена с
«маленькими феодальными государствами»; племенную знать они приравнивают
450

к герцогам, графам, баронам европейского средневековья, общинников
называют типичным феодальным термином «roturiers» (простолюдины)г
в даннических отношениях между племенами видят вассальную
иерархию. В такой трактовке сказывается, конечно, свойственное буржуазной
науке стремление к модернизации: на самом деле у новокаледонцев
лишь складывались начальные формы классовых отношений.
На Фиджи положение было несколько сложнее. Здесь во главе
племени стояли также вожди с наследственной властью. Уже и внешне они
резко отличались от рядовой массы населения — одеждой, прической,
даже своим физическим обликом: вождь обычно был человеком
дородным, упитанным. Отмечалась особая прическа вождя, о которой
заботились парикмахеры. Вожди располагали огромной властью. По
сообщениям, относящимся к началу XIX в., они имели право жизни и смерти
над своими подданными. Власть вождя распространялась и на
завоеванные племена.
Вообще фиджийский вождь считался в некотором отношении священной
особой, воплощением божества. Он обладал правом накладывать табу (см„
главу «Религия меланезийцев»). Все, чего коснулся вождь, становилось
табу. Существовало множество ограничений, некоторые из них были
стеснительны и для самих вождей. Например, вождь не имел права
приготовлять пищу своими руками. Поэтому вождь мог остаться голодным среди
обилия пищи, если не было раба или женщины, чтобы приготовить ее.
Знатные женщины, жены вождей, которые должны были подавать им
пищу, покрывали руки очень сложной татуировкой.
„ Власть вождей — наиболее обычная форма тради-
Мужские союзы ~ ^ ^ r г
ционнои организации общественной власти у
меланезийцев. Другую, более редкую и своеобразную, форму составляли у
них мужские союзы. Мужские союзы возникли из мужских домов,
которые при материнском роде, с первыми зачатками перехода к
патриархату, стали опорными центрами в борьбе мужчин за преобладающее
влияние в общине.
Эти союзы существовали не по всей Меланезии. Их не было на
крайнем северо-западе (на о-вах Адмиралтейства, хотя «мужские дома» известны
и там, и на о-вах Тробриан), не было их и на крайнем юго-востоке (на южных
Новых Гебридах, на Новой Каледонии и на о-вах Фиджи). В остальной
части Меланезии они были распространены широко, но едва ли
повсеместно. Подробно описаны исследователями мужские союзы на п-ове Газель
и о-вах Герцога Йоркского (союзы Ингиет и Дук-дук), а также на о-вах
Банкс (Сукве и Тамате) и северных Новых Гебридах (Сукве или Маки).
Союз, или, вернее, союзы, Ингиет на п-ове Газель представляли собою
полутайные объединения мужчин. Во главе каждого союза стоял
богатый и влиятельный человек. Вступление в союз допускалось за особый
взнос в пользу главы, или «владельца» союза; взнос, по сообщению
миссионера Брауна, составлял 10 саженей раковинных «денег», по другим
данным — 100 снизок. Каждый из союзов Ингиет практиковал на своих
тайных сходках определенные виды колдовства, секрет которых известен
был только членам данного союза. Страх перед колдовством
терроризировал суеверных меланезийцев, не посвященных в тайны союза. Но у
членов его были и другие, более реальные средства террора и
власти: они практиковали тайные суды и казни с применением яда;
некоторые наблюдатели сравнивали это с немецкими средневековыми
судами феме.
Более показной и открытый характер представлял союз Дук-дук,
распространенный в тех же местах, но, повидимому, появившийся там
недавно, быть может, лишь в XIX в. Вступление в этот союз обставлялось,
29*
451

помимо обязательного членского взноса, сложными церемониями,
длительной изоляцией кандидата. Принимались в члены и взрослые
мужчины, и мальчики. Во главе союза стоял его руководитель—тубуан.
Должность его была наследственной, очень почетной и давала
обладателю огромную власть над членами союза, а через них — над всем
населением.
Деятельность союза Дук-дук проявлялась в определенном ритуале.
Он состоял в ношении причудливых нарядов и масок и в плясках.
Наряд представляет собою глухой плащ из листьев, закрывающий всю
верхнюю половину тела, на голову надевается высокая коническая маска.
В таком наряде член Дук-дука изображает духа, или привидение.
Обряды Дук-дука совершались определенными периодами — один-
два месяца в году. Каждый раз изготовлялись новые маски.
Члены союза собирались в особых священных местах в лесу — так
называемом тараиу, куда доступ непосвященным был запрещен под
угрозой штрафа, а в прошлом — даже смерти. Там устраивали пляски
и обряды и производили прием новых членов. Время от времени группы
членов союза появлялись в своих нарядах в ' деревне, запугивали
население, особенно женщин, и вымогали разные вещи и деньги.
Всякое проявление неуважения к Дук-дуку влекло за собой штраф.
В конце периода церемоний Дук-дука производились заключительные
обряды, маски уничтожались, и Дук-дук «умирал», чтобы вновь
«родиться» на следующий год. Неумирающим считался только тубуан,
глава союза, дух женского пола, от которого Дук-дук и рождался.
Роль и значение союзов Ингиет и Дук-дук, несмотря на их
причудливые и феерические обряды и костюмы, довольно просты. Все
исследователи, наблюдавшие эти союзы на месте, единогласно отмечали, что
все это — не что иное, как орудие господства мужчин над женщинами
и богатых над большинством населения, средство самообогащения. Так,
по словам миссионера Брауна, главная цель таких союзов,— «повидимому,
вымогать деньги у всякого, кто не-член общества, и терроризовать женщин
и непосвященных». По мнению Бургера, союзы Ингиет и Дук-дук «имеют
в виду в первую очередь обогащение своих членов» и, «чтобы осуществить
свои цели, не пренебрегают никакими средствами и нередко доходят
до жестокостей». Паркинсон указывал, что цель этих союзов — «дать
членам более высокое влиятельное положение перед женщинами и
нечленами» и что членство связано с большими материальными выгодами.
Союзы Дук-дук и Ингиет — своеобразный аппарат накопления «денег» и
других ценностей. «Отнимите у них деньги,— писал миссионер Данкс,—
и их тайные союзы сразу сойдут на нет»1.
Если рядовому члену союза членство давало некоторые выгоды, то
глава союза, тубуан, пользовался им как аппаратом власти. Сан тубу-
ана был наследственным, однако мог быть куплен и за «деньги». Расходы,
связанные с приобретением сана, его носитель возмещал с избытком. Он
налагал по произволу штраф на любого общинника за ту или иную
провинность, в частности за недостаточно почтительное отношение к союзу
или к его главе. Сами члены союза могли подвергнуться штрафу. Эти
штрафы, будучи для тубуана способом самообогащения, в то же время
свидетельствовали о судебно-полицейских правах, принадлежавших
главе союза Дук-дук. И в самом деле, тубуан был
общепризнанным носителем власти. Он делил власть с вождем, а местами,
1 В. R. D a η k s. On the Shell-money of New Britain. «Journ. Anthrop.
Inst.», 1888, vol. XVII, №4, стр. 317; R. Parkinson. Ук. соч., стр. 570—571;
<». Brown. Ук. соч., стр. 60.
452

Члены тайного союза Дук-дук в масках. Архипелаг Бисмарка
например у гунантуна, тубуан совершенно вытеснил вождей и сам
нес все судебно-административные функции. Терроризированное
население не смело роптать против жестокого самоуправства тубуана.
«В большинстве случаев,— говорит Паркинсон,— правительством для
туземцев является жадный и жестокосердый тубуан, против которого ничего
не сделаешь, разве только открытым мятежом, но пока дойдет до него
нужно, чтобы дело обстояло уж очень круто»1.
Своим авторитетом тубуан пользовался в интересах имущей части
населения. По обычаю он имел право ставить особые значки на плодовых
деревьях, плантациях таро, ямса или бананов. «Этот значок является
знаком табу (запрета) тубуана и пользуется строгим уважением из
страха наказания с его стороны»2. От владельца собственности, которая
таким образом была поставлена под охрану тубуана, он получал денежное
вознаграждение.
Нечто подобное, но в несколько усложненном виде, представляли
собою мужские союзы на о-вах Банкс, описанные Кодрингтоном π более
подробно Риверсом. На этих островах существовало (местами
сохранилось и до сих пор) два вида союзов — Сукве и Тамате. Между ними
имелась не совсем ясная для нас связь. Союзы Сукве были более открыты,
публичны и связаны с деревенским мужским домом (гамалъ), союзы
Тамате — более таинственны и деятельность их протекала в потайных
местах, в лесу.
Членами Сукве состояли только мужчины. Имелись, правда, и особые
женские союзы, но они не имели такого значения как мужские. Мужчины
входили в Сукве почти все, ибо только принадлежность к союзу делала
1R. Parkinson. Ук. соч., стр. 571—592.
2 Там же, стр. 592.
453

Группа мальчиков, проходящих обряд посвящения в мужском доме. Новая Гвинея
человека полноправным членом общества. Вступление допускалось в
любом возрасте, даже с детства, но за определенный взнос. Союз, однако,
делился на целый ряд рангов (по Кодрингтону — на 18, по Риверсу —
на 13), и если низшие ранги были сравнительно легко доступны для всех,
то чем выше ранг, тем выше вступительный взнос, и самых высших
рангов достигали лишь немногие, особенно богатые люди, которые за то и
пользовались особым почетом и властью в общине. Каждый ранг Сукве
имел свое отделение в мужском доме (гамаль), вход в который членам
низших рангов не разрешался. Для посвящения или перехода в
следующий ранг союза кандидат должен был собрать достаточное количество
свиней и раковинных денег. Ему помогали родственники, особенно дядя
по матери, л старые члены союза, частью при помощи ссуд за большие
проценты. В назначенный день устраивалось празднество, с ритуальной
раздачей «денег» и убоем свиней (что и служило вступительным
взносом), с плясками и разными обрядами. Празднества Сукве — самое
яркое проявление общественной жизни на о-вах Банкс.
Союзы Тамате носили менее показной характер. В дни празднеств
члены союза надевали особые маски, изображающие духов умерших (само
слово «тамате» означает «мертвец» или «привидение»). Система Тамате
состояла из ряда отдельных обществ; их значительно больше, чем в
Сукве (Риверс на одном островке Мота насчитал их 77), и они не делятся
так четко на ранги; однако и среди них есть низшие и высшие. В
последние допускались только члены высших рангов Сукве, и,
наоборот, высгагтх рангов Сукве нельзя было достигнуть, если не состоять
в определенном союзе Тамате. Можно было быть членом одновременно
нескольких Тамате. Одна из важнейших привилегий Тамате
заключалась в том, что члены их имели право защищать свое имущество
особыми значками (листья разных видов растения кротон); такой значок
454

делал
неприкосновенным (табу)
отмеченное | им имущество
(плодовые деревья и
пр.) для всех не-чле-
нов данного союза.
На северных
Новых Гебридах
аналогичная система
несколько проще. Там
неизвестны были
тайные союзы Тамате, а
имелись только
разделенные на ранги
деревенские союзы,
которые называются
на северных
островах сукве, хукве, хунг-
ве, сумбе, на
центральных — маки,
манки, мангне, мен-
ги и т. п. Эта
система была описана
Кодрингтоном, Шпей-
зером, а в новейшее
время особенно
подробно Лейярдом.
Суть ее заключалась
в том же: в
достижении, при помощи
прогрессивно
возрастающих взносов,
посвящения в
высшие ранги союза, что
дает человеку власть Маски участников мужских союзов. Новая Гвинея
и влияние в обществе.
Ритуал союза состоит в периодических празднествах с убоем свиней и
раздачей «денег», причем цель этих празднеств — посвящение кандидатов.
В память каждого празднества сооружается (чего нет на о-вах Банкс)
каменный дольмен или монолит.
Таким образом, мужские союзы на о-вах Банкс и Новых Гебридах
играли ту же роль, как Ингиет и Дук-дук на архипелаге Бисмарка: с
одной стороны, накопление и охрана имущества, с другой —
достижение влиятельного и господствующего положения в обществе. По словам
Риверса, глубоко изучившего на месте эти союзы, они «тесно связаны с
уважением к собственности и к поддержанию социального порядка».
«Итак, с некоторой точки зрения,— писал тот же исследователь,—
общества Сукве и Тамате составляют сложную организацию, посредством
которой приобретается богатство, и так как продвинуться в этих
корпорациях могут только богатые или лица, имеющие богатых друзей, эта
организация является средством для закрепления и даже подчеркивания
социального ранга,поскольку этот ранг зависит от обладания богатством»г.
1 W. Н. R. Rivers. The history of Melanesian society, vol. I, стр. 140—141.
455

Как и на Новой Британии, мужские союзы на о-вах Банкс местами
почти заменили собою вождей в качестве органов власти. Можно было
быть наследственным вождем; но если вождь не занимал высокого ранга
в Сукве иТамате, он не имели малой доли того веса и власти, каким
располагали члены высших рангов в этих союзах. Только заняв в них
высокое место, вождь получал подлинную власть.
Первоначальное значение мужских союзов состояло в том, что это была
организация мужчин при материнско-родовом строе на той стадии, когда
слагаются предпосылки патриархата. Мужские союзы были одной из тех
сил, которые подрывали этот строй. В дальнейшем они получили
вторичное значение как органы общественной власти богатой верхушки над всей
общиной.
В южной Меланезии, на Новой Каледонии и на Фиджи, где
разложение материнского рода, по существу, закончилось, мужских союзов
уже нет. Но очень вероятно, что они там прежде были: пережитками их
служат на Новой Каледонии носимые на праздниках страшные маски
дангат, сходные с масками Тамате и других тайных союзов Меланезии.
та Немаловажное место в общественной жизни Мела-
Вооружепные Λ/ί
столкновения незии занимали вооруженные столкновения. Между
племенами и даже между отдельными деревнями
прежде были очень часты враждебные отношения. Почти все наблюдатели
отмечали, что для меланезийца всякий чужеплеменник или даже житель чужой
деревни — враг. Особенно враждовали жители прибрежной полосы с
племенами внутренних гор. Так, на о-вах Адмиралтейства племена узиаи
находились в вечной вражде с моанус и матанкор, но, впрочем, и между собой
эти племена не были в дружественных отношениях. На Новой Ирландии
и Новой Британии вражда между горцами и жителями побережья
составляла обычное явление. То же самое сообщается о жителях Соломоновых
островов и о Новых Гебридах.
Из этой вражды рождалось постоянное взаимное недоверие и страх
перед всем чужим. Островитяне редко решались отходить далеко от
своей деревни. Шпейзер сообщает характерный факт: на о-ве Амбрим в
деревнях, расположенных в 20 минутах ходьбы от побережья, есть
много людей, никогда не видевших моря вблизи. Эта отчужденность и
изолированность составляли прежде самую темную сторону быта
меланезийцев.
Причинами и поводами к вражде служили и постоянные ссоры из-за
женщин, и разные старые счеты, вызывавшие кровомщение, и суеверие
островитян, которое проявлялось во взаимных обвинениях в колдовстве
и пр.
Однако межплеменная вражда существовала чаще лишь
потенциально и редко проявлялась открыто. Если же начиналась настоящая
вооруженная борьба, она не принимала формы больших открытых сражений.
Сражения, если и происходили, то не бывали кровопролитными и
чаще продолжались лишь до первого убитого. Гораздо более обычная
форма вооруженных действий — это засада, внезапное нападение,
коварное убийство сзади. Чаще всего нападающая сторона старалась
подойти незаметно, ночью, к вражеской деревне и напасть на нее
врасплох. Тут уж начиналась резня, и не щадили ни пола, ни возраста.
Впрочем, женщин и детей обычно уводили в плен. Всевозможные
военное хитрости, жестокости и уловки разрешались меланезийскими
обычаями.
С появлением на Тихом океане торговцев-европейцев—тредоров,
которые сбывали меланезийским вождям, наряду с другими товарами,
огнестрельное оружие, межплеменные войны стали во многих местах бо-
456

лее кровопролитными. Тредоры и колонизаторы умышленно их
разжигали. В дальнейшем, однако, островитяне начали понимать, кто из:
настоящий враг, и стали обращать оружие против колонизаторов и
грабителей-торговцев. В настоящее время межплеменные войны в
Меланезии совершенно прекратились: население сплачивается для
борьбы против поработителей.
к б С межплеменной враждой и частыми вооруженными
столкновениями был в прошлом связан у
меланезийцев варварский обычай каннибализма. Однако он существовал
не везде. Каннибализма совершенно не было на о-вах Тробриав
и соседних с ним островах, на южном Бугенвиле, на о-вах Кар-
терет, Санта-Крус, Торрес и Банкс. Жители этих островов не
только не были людоедами, но с отвращением относились к этому
обычаю. В остальных местах каннибализм был прежде заурядным явлением.
Но он принимал различные формы. У одних племен было в обычае поедать
только тела убитых на войне врагов (п-ов Газель, Новая Ирландия и др.)>
у других не было такого ограничения. На некоторых островах
употребление в пищу человеческого мяса было связано с
религиозно-магическими представлениями (Новые Гебриды). Эндоканнибализма, т. е.
поедания своих соплеменников, в Меланезии не было. Местами,
например на Новых Гебридах, каннибалами были только мужчины. На тех
островах, где классовое расслоение зашло далеко, каннибализм иногда
составлял привилегию знати и вождей. Так, например, на о-ве Танна, а
особенно на Новой Каледонии одни только вожди ели человеческое мяса
и для добывания его иногда нарочно организовывали нападения на
соседей.
Надо, однако, сказать, что каннибализм в Меланезии и особенно на
Фиджи принял широкие размеры лишь в XIX в., под косвенным
влиянием европейцев. Последние снабжали меланезийских правителей
огнестрельным оружием и разжигали их междоусобные войны. Победители
в этих войнах захватывали массы пленных, которые и шли на съедение.
Вот что писал, например, британский колониальный служащий, сэр
Уильям Де Во, бывший губернатором Фиджи в 1880—1887 гг.: «Я сильно
склонен думать, что до появления белых на островах людоедство было
сравнительной редкостью. Но введение ружей в такой степени повысило-
число жертв, что переход к постоянной практике каннибализма скоро*
создал стремление любой ценой удовлетворить эту потребность...»1.
В наше время от каннибализма не осталось и следа.
т. „^ В заключение коснемся общественных порядков,
«Королевство» Мбау ντν
на Фиджи сложившихся к XIX в., т. е. накануне начала
европейских колониальных захватов, в одной из областей
архипелага Фиджи, где процесс социального развития зашел дальше всего.
В результате длительных межплеменных войн весьма усилилось так
называемое «королевство» Мбау — на восточном берегу о-ва Вити-Леву.
«Короли» его — первоначально вожди маленького островка Мбау у
восточного побережья — подчинили себе в начале XIX в. почти весь остров.
В связи с этим в «королевстве» Мбау сложился наиболее развитой
общественный строй. Он очень обстоятельно описан миссионером Файсоном —
известным другом и единомышленником Моргана.
В его время (1860-е годы) в области Мбау, как и в других областях
Фиджи, еще крепко держался общинный строй. Население делилось на
родовые союзы матангали (букв, «связанная община»), распадавшиеся
1 J. W. Burton. Brown and white in the] South Pacific. Sydney, 1944,
стр. 13.
457

на более мелкие родовые группы явуза. Последние в свою очередь
состояли из большесемейных общин вувале. Малой семьи, в европейском
смысле, не существовало. Вувале представляли собою основные
хозяйственные ячейки. Каждая из них занимала отдельный небольшой поселок или
усадьбу, и из таких усадеб составлялась деревня (коро).
Землепользование и землевладение было общинное. Земля
принадлежала сельским общинам (коро). Она делилась на несколько
категорий: внутренние земли общины (яву), примыкавшие непосредственно к
деревне, обрабатывались отдельными вувале и составляли семейные
владения, хотя и не могли отчуждаться; эти земли нередко огораживались;
внешние земли общины (нгелё) тоже содержали семейные участки,
однако перемежавшиеся общедеревенскими необработанными полосами;
лесные угодья (вейкау) не распределялись между семьями, и все члены
сельской общины имели на них равные права.
В связи с усилением власти вождей некоторые из них стали
предъявлять претензии на общинные земли как на свою собственность. Когда
на Фиджи появились англичане, они стали поддерживать эти претензии
в своих интересах, рассчитывая при посредстве вождей прибрать землю
к рукам. Некоторые английские исследователи стали поэтому
доказывать, что на Фиджи существует феодальное право землевладения, и что
вся земля является собственностью «королей» и их «вассалов». Так
освещал дело, например, британский консул Дж. Тэрстон. «Король» Таком-
бау действительно воспользовался новой доктриной и в 1858 г.
предложил Британии купить свое «королевство». Но это вызвало законный
протест со стороны фиджийских общинников. Водном из протестов — в
письме к губернатору А. Гордону (о нем сообщает Файсон)— автор его
заявлял: «Я, сэр, фиджиец и хорошо знаком с порядком земельного
держания на Фиджи. Земля принадлежит нам, общинникам. Распределение
ее существует не со вчерашнего дня, а возникло с давних, давних времен.
Сэр, земля моего деда и моих предков — это моя земля. Она
принадлежит мне и моим сородичам. Это наша земля, она принадлежит только
нам и не может быть у нас отнята. То, что теперь делают наши вожди,
несправедливо. Они знают фиджийские обычаи и тем не менее продают
землю без ведома владельцев. Это, сэр, очень большая несправедливость»1.
Однако наряду с сохранением общинного строя, социальные
отношения в «государстве» Мбау, в результате завоеваний, весьма усложнились.
Все население, как господствующее племя, так и жители покоренных
областей, разделилось на несколько групп, напоминающих настоящие касты:
таукеи — члены старых свободных родов, основное ядро племени
мбау;
таукеи-вуланги («чужие таукеи»), или каитами («чужеродные»),—
свободные члены других племен или областей, адоптированные одним
из господствующих матангали и пользовавшиеся почти всеми правами;
мбати — добровольно покорившиеся жители присоединенных
областей, поставлявшие воинов для «короля» Мбау, но не платившие дани
и сохранявшие самоуправление;
вакатуа-ни-вере — члены покоренных общин, которым была
оставлена земля, но которые должны были большую ча,сть урожая с нее
отдавать своим новым господам; они не могли покинуть свои участки или
перестать их обрабатывать;
каиси, или каиморо, — низший слой, состоявший из военнопленных-
рабов, из лиц, исключенных за что-либо из родового союза,
незаконнорожденных и пр.
1 L. F i s о п. Land tenure in Fiji. «Journ. Anthr. Inst.», 1880, vol. X, № 3.
458

Помимо этих основных групп, существовали еще мелкие
промежуточные группы. В число названных каст не включались и вожди, стоявшие
над всеми.
Кастовые группы описывались как разные степени «рождения», т. е.
различались как бы генеалогически. Самый низший слой (каиси)
обозначался как люди вовсе «не рожденные»; те, кто был выше их,
считались «не полностью рожденные»; далее шли люди «нехорошо
рожденные», затем «хорошо, но не высоко рожденные», затем
«высокорожденные», и, наконец, вожди, люди «божественно рожденные», потомки
древнейших предков. Эта терминология напоминает осмысление
кастовых делений в идеологии древневосточных государств (например, в
древней Индии).

Μ«ΗΜί<€ΜΙ
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
РЕЛИГИЯ МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ
Религиозные верования меланезийцев не менее сложны и
разнообразны, чем их общественные отношения, отражающиеся в этих
верованиях. В религии меланезийцев мы находим и пережитки
древнейших тотемических представлений, и формы родового культа, и культ
вождей, отражающий зарождение классового строя. На них в наше время
наслаиваются принесенные миссионерами христианские верования.
В Меланезии не могло еще сложиться обособленной
шаманы^жрецы касты жрецов. Но здесь есть уже профессионалы—
специалисты по выполнению тех или иных
религиозно-магических обрядов: знахари-врачеватели, вызыватели духов,
гадатели, черные колдуны, насылающие «порчу», жертвоприносители,
хранители святилищ, духовидцы-шаманы и другие. Особое место на некоторых
островах занимают женщины-колдуньи. «Специализация» местами
доходила до крайности. Например, на о-ве Эддистон (Симбо)
знахари-врачеватели не только составляли особую профессиональную группу, но и
занимались более узкими «профессиями»: один лечил только ревматические
боли, другой — эпилепсию, третий — лихорадку; поэтому иногда одного и
того же больного лечили одновременно несколько знахарей, до двенадцати
и более1. Знахарям и колдунам за услуги платят.
На о-вах Тробриан, где магия в разных ее видах занимает большое
место в жизни населения, существует несколько категорий колдунов,
знахарей и гадателей. Обычно эта профессия наследуется по женской
линии—от материнского дяди. Видную роль играют там специалисты
по земледельческой магии, имеющиеся в каждой деревне; без такого
специалиста не предпринимаются никакие земледельческие работы. Особый
колдун руководит работой по постройке лодки, произнося заклинания
в начале каждого этапа работы. Так же обстоит и с другими
хозяйственными занятиями. Есть даже специальный колдун по добыче раковин
калома — томозина калома. Но помимо этих знахарей, выполняющих,
по мнению меланезийцев, полезные функции, существуют «черные
колдуны», якобы причиняющие вред и поэтому внушающие страх. В каждой
деревне есть по одному или по два «черных колдуна» — бвагау: они
считаются виновниками болезней. Эта профессия тоже наследственная,
1 W. Н.
43, 46.
Rivers. Medecine, magic and religion."1 London, 1927, стр. 42,.
460

передается от дяди или от отца. Совершенно своеобразное явление
представлял колдун-палач, состоявший у вождя на службе: вождь поручал
ему время от времени исполнение смертного приговора над осужденным,
и он совершал казнь, облекая ее в форму магических приемов.
Очень боятся островитяне также «летающих колдуний». Это нечто
вроде европейских ведьм. По местным верованиям, летающие колдуньи
(йойова) едят трупы людей, главным образом погибших на море. Они
издали узнают о кораблекрушении и во время бури носятся над морем по
воздуху, промышляя лакомую добычу. Способность быть йойова
считается наследственной, и люди верят, что мать приучает с детства свою
дочь есть трупы и летать по воздуху. Ни одна женщина не признается
открыто, что она йойова, хотя многие из них считают подобную репутацию
незазорной и не стараются ее опровергать. Подозрение в принадлежности
к летающим колдуньям не вредит положению женщины в обществе,
и она может даже выйти замуж. Вообще на о-вах Тробриан женщины
монополизировали в своих руках некоторые виды магии.
В других районах Меланезии наряду с колдунами-магами занимают
видное место лица, специализировавшиеся на общении с духами. Часто,
однако, эти две «специальности» не разграничиваются. Так, на о-вах
Адмиралтейства колдун, служащий вождю и унаследовавший от отца знание
волшебных средств, совершает магические обряды, но он же считается
способным вызывать духов и лечить с их помощью. На Новой Британии,
в частности на п-ове Газель, колдун обычно совмещает в своем лице разные
•функции — и врачевателя, и вызывателя дождя, и гадателя. Он также
мог сноситься с духами. Однако различаются злые и добрые колдуны.
На Соломоновых островах, где крайне развиты демонологические
верования, «общение с духами» составляет главную функцию
соответствующих ведунов, хотя они пользуются и магическими приемами.
В некоторых местах существуют настоящие шаманы, применяющие
типично шаманские способы сношений с миром духов. Так, например, на
о-ве Сан-Кристобаль лечение больного состоит в том, что
шаман-врачеватель старается разыскать и вернуть душу больного; находясь в своей
хижине, он приводит себя в состояние транса, и душа его якобы
отправляется на поиски похищенной души больного: он ищет ее у морских,
у небесных духов и пр., и если не может ее найти, то больной должен
умереть.
На Соломоновых островах существовало и нечто вроде примитивного
жречества. На о-ве Рубиана, например, где есть небольшие святилища—
«дома-табу», при каждом из них состоял хранитель и служитель
святилища, который один только имел право в него входить.
На о-вах Банкс тоже известны своеобразные шаманы— гисмана.
Главная функция гисмана — лечение больных; для этого он «изгонял»
злого духа из тела больного; другой способ лечения состоял в том, что
душа (атаи) шамана во время его сна отыскивала душу больного,
похищенную каким-нибудь духом, отнимала ее и возвращала на место.
На Новых Гебридах отмечены только колдуны-маги; некоторые из
них занимались своей профессией наследственно.
На Новой Каледонии, где более развиты общественные отношения,
можно отметить несколько большую оформленность жреческой
прослойки. Здесь были наследственные жрецы-колдуны— такате. ДеРоша
называет их «кастой колдунов». Впрочем, функции такате сводились опять-
таки главным образом к магическим обрядам, заклинаниям и гаданиям.
На Фиджи большую роль играли мбете — жрецы, состоявшие при
вожде. Каждый вождь имел своего жреца, они были тесно связаны друг с
другом. Жрец, обладавший огромным авторитетом среди населения, исполь-
461

зова л этот авторитет для того, чтобы подчинить население своей воле иг
воле вождя. Жрецы сообщали народу «волю богов». Они впадали в транс,
в исступление, которое напоминало камлание шаманов. В это время в
жреца якобы входила душа умершего, предка или близкого человека,
и вещала свое желание.
Вожди, старейшины и главари меланезийских
Сакрализация общин сами служили в той или иной мере предме-
власти вождей J π г ±
том суеверного страха. По мере того как в ходе
общественного развития эта родо-племенная верхушка обособлялась,
отрывалась от общины, власть главарей и вождей окутывалась в сознании
населения таинственным и священным ореолом. Хотя настоящий культ
вождей, какой существовал в соседней Полинезии, у меланезийцев не
сложился, но развитие шло к этому, особенно на Новой Каледонии и
на Фиджи.
Так, у новокаледонцев сама личность вождя считалась священной.
«Вождь есть божество, — писал по этому поводу Бернар.— После смерти
он становится богом; его особа неприкосновенна»1. «Вождь есть солнце
племени», — сообщал Ламбер. Когда вождь умирал, преемник его
посылал об этом весть всем подвластным ему общинам: «Идите и скажите, что
солнце закатилось»2. Вожди широко пользовались обычаем табу, налагали
запрещение на любой предмет. Система табу заменяла законы и указы,
и нарушителей этих запретов предавали смерти.
п Основная идея всех религиозно-магических пред-
о сверхъестественном ставлений и обрядов меланезийцев — это понятие
сверхъестественного начала — священного,
таинственного и запретного. В меланезийских языках идея эта передается
разными словами, в зависимости от диалекта и от различия оттенков
самого понятия.
Наиболее известное слово, выражающее понятие сверхъестественного
и запретного, это many, тамбу или табу. Это слово соответствует
полинезийскому «табу», вошедшему во все европейские языки, но значение его
не совсем точно совпадает с полинезийским. У меланезийцев, особенно
на о-вах Банкс и Новых Гебридах, слово «тамбу» (тапу) означает запрет,
наложенный на что-либо определенным лицом. То, что священно и
неприкосновенно само по себе, в силу сверхъестественных свойств, называется
на Новых Гебридах сапуга, на о-вах Банкс — ронго. На Соломоновых
островах такого различия между собственными сверхъестественными
свойствами предмета и наложенным извне запретом не проводится.
У жителей о-ва Малаита есть слово сака, которым обозначается все
таинственное, священное, сверхъестественное. Здесь, по словам Кодринг-
тона, «все люди и вещи, в которых пребывает эта сверхъестественная сила,,
называются сака, т. е. «горячие» (букв, значение слова «сака»). Духиг
если они могучи, суть сака; человек, знающий вещи, которые имеют
духовную силу, сам является сака; человек, знающий заклинание, которое
есть сака, шепчет его над водой и делает воду «горячей», — ha'asaka»3.
Таким образом, понятие «сака» относится и к материальному
предмету, и к человеку, и к заклинаниям, и к воображаемому существу —
духу.
На о-вах Тробриан область сверхъестественного обозначается двумя
словами: мегва и бомала. Первое имеет ближайшее отношение к магии.
«В туземной терминологии царство магического обозначается словом
1 A. Bernard. L'areMpel de la Nouvelle Caledonie. Paris, 1895, стр. 291.
2 Η. Riviere. Souvenirs de la Nouvelle Caledonie. Paris, 1880, стр. 16; L e -
mire. Voyage a pied en Nouvelle Galedonie. Paris, 1884, стр. 100—101.
3 R. С о d r i η g t о n. The Melanesians. Oxford, 1891, стр. 191—192.
462

«мегва», которое означает «магическое действие», «заклинание», «силу»-
или «свойство» магии и может употребляться как прилагательное для
описания в общем всего того, что представляет магический характер. Второе
слово означает запрет; оно может относиться к запретам всевозможных
видов, в том числе и к магическим запрещениям, и к священным местам»1.
м Но наиболее широкое понятие, охватывающее едва ли
не все религиозные представления и обряды
меланезийцев и распространенное на большинстве островов Меланезии, —это
мана. В этнографической литературе давно уже признано, что идея «мана»—
характернейшая черта меланезийской религии.
Впервые о мана сообщил миссионер Кодрингтон в письме к Максу
Мюллеру (1878). Он писал: «Религия меланезийцев состоит, в смысле
верований, в убеждении, что вокруг существует сверхъестественная сила,
принадлежащая к области невидимого; а в смысле практики — в
употреблении средств для обращения этой силы в свою пользу... Есть вера в
силу, совершенно отличную от физической силы, которая действует самыми
различными путями для добра и зла, и обладать которой или направлять
ее есть величайшее преимущество. Это есть «мана»... Вся меланезийская
религия состоит в сущности в приобретении этой мана для себя или в
использовании ее для своей выгоды, — вся религия, т. е. в смысле
религиозной практики, молитвы и жертвоприношения»2.
Позже, в своей книге о меланезийцах, выпущенной в 1891 г.,
Кодрингтон дал очень подробное описание мана и роли ее в религии меланезийцев.
Он сообщал:
«Та невидимая сила, которая, по верованиям туземцев, вызывает все
эффекты, превосходящие их понятие о правильном течении природы, и
присутствует в духовных существах, будь то в духовной части живых
людей или в духах умерших, и сообщается ими их именам и различным
вещам, связанным с ними, как камни, змеи и всякого рода предметы, — есть
то, что обычно известно как мана. Без некоторого понимания ее
невозможно понять религиозные верования и практику меланезийцев; и она же
является активной силой во всем том, что они делают и считают делающимся
в области магии, белой или черной. Посредством ее люди могут управлять
и направлять силы природы, вызывать дождь и солнечный свет, ветер и
затишье, причинить болезнь и лечить ее, знать то, что отдалено во
времени и пространстве, приносить счастье и удачу или губить и проклинать»3.
«Сознание меланезийцев, — говорит тот же исследователь, — всецело-
заполнено верой в сверхъестественную силу или влияние, называемое почти
повсеместно мана. Это то, что действует при достижении всякого
результата, который превышает обычные силы человека, вне обычных
процессов природы; она присутствует в атмосфере жизни, связывается с лицами
и вещами и проявляется в результатах, которые могут быть приписаны
только ее действию. Когда человек приобрел ее, он может пользоваться
ею и направлять ее... Но эта сила, хотя сама по себе безличная, всегда
связана с каким-нибудь лицом, которое управляет ею; все духи природы
имеют ее, обычно и духи умерших, а также некоторые люди. Если
находят, что камень имеет сверхъестественную силу, то это потому, что
с ним связан какой-нибудь дух»4.
Поэтому меланезийцы всегда видят наличие у человека особой мана,
если этот человек чем-либо выделяется из окружающей среды. «...Всякий
1 См. В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific. London, 1922,
стр. 401, 409—410, 424, 437.
2R. Codrington. Ук. соч., стр. 118—119.
3 Там же, стр. 191.
4 Там же, стр. 118—119.
463

заметный успех есть доказательство того, что человек имеет мана; его
влияние зависит от впечатления в народном уме, что он ее имеет; в силу нее он
делается вождем. Отсюда власть человека, хотя бы политическая или
социальная по своему характеру, есть его мана; это слово, естественно,
употребляется в согласии с туземным понятием о характере всякой власти
и влияния как сверхъестественном. Если человек был удачлив в сражении,
это не его природная сила руки, быстрота глаза или подготовленность дали
ему успех; он, конечно, получил мана от духа или какого-нибудь
погибшего воина, и она дала ему мощь через посредство амулета или камня.
Если свиньи человека размножаются, а его сады плодородны, это не
потому, что он трудолюбив и заботится о своем имуществе, а благодаря
обладанию камнями, полными мана для свиней и ямса. Конечно, ямс и
естественно растет, раз он посажен, это хорошо известно, но он будет не очень
крупным, если не будет привлечена мана; лодка не будет быстроходной,
если в нее не войдет мана, сеть не захватит много рыбы, а стрела не
нанесет смертельной раны»1.
Итак, мана — сверхъестественная сила, но действие ее проявляется,
по мнению меланезийцев, в повседневных, самых обыденных делах. Очень
интересно отметить, что всякое действие мана в глазах меланезийцев
всегда связывается с тем или иным человеком, чем-либо выделяющимся
среди других. Нельзя стать вождем или занять высокий ранг в мужском
союзе, если не иметь для того необходимую мана; без нее нельзя сделаться
и богатым человеком, ибо богатство — это тоже действие некоей мана.
,- Самой обычной сферой приложения мнимой силы
Магия g, Ύ r r
мана была магическая практика, хотя последняя не
всегда связывалась с идеей мана.
Область магии у меланезийцев была весьма обширна и разнообразна.
Виды ее были различны — от простейших колдовских действий до сложных
магических церемоний. Мы находим здесь доагию вредоносную,
любовную, лечебную, предохранительную, военную, промысловую, магию
погоды. Практиковались и различные мантические (гадательпые) обряды.
Каждый из этих видов обрядов был, в представлении меланезийцев,
связан прямо или косвенно с практической деятельностью человека и с его
общественными отношениями.
Вредоносная магия в Меланезии чаще всего принимала вид
обрядов парциальной магии. Исполнитель ее заручался каким-нибудь
предметом, бывшим в соприкосновении с телом того, кого он собирается
околдовать: это могут быть остатки пищи, кусок одежды, след от ноги,
или же волосы, ногти, экскременты, слюна и т.п. Полученный предмет
в соединении с каким-нибудь «магическим» веществом, каковым служат бе-
гель, известь, раздробленная кость мертвеца и пр., топят в воде, жгут на
огне или оставляют гнить: ожидается, что такая же судьба постигнет и
жертву. Подобные манипуляции могут быть очень просты. Так, «на о-ве
Аврора кусочек пищи (оставшийся после того, кого хотят околдовать)
завертывают в листья определенного растения; когда он начинает гнить и
издавать зловоние, человек умирает»2. Другие обряды, напротив, очень
сложны: так, на о-ве Мотлав над добытым предметом проделывали ряд
процедур, время выполнения которых растягивалось месяцев на семь, в
результате чего жертва должна была заболеть и умереть3.
t Менее распространена была «начинательная» (инициальная)
магия, так хорошо известная в Австралии и, вероятно, более примитивная.
1 R. Codrington. Ук. соч., стр. 120.
2 Там же, стр. 204.
8 См. W. Н. R i ν е г s. The history of Melanesian society, vol. I. Cambridge, 1914,
стр. 161-163.
464

Здесь действующее лицо изготовляло магическое орудие и направляло его
с заклинаниями в сторону намеченной жертвы или помещало его на пути
жертвы как ловушку. Предполагалось,что магическое вещество само
довершит начатое действие и поразит врага. Например, один из
распространенных приемов состоял в том, что в пустую бамбуковую палку
вкладывали листья определенных растений,человеческие кости и другие предметы,
служащие «магическими» снадобьями, причем произносили заклинания.
В подходящий момент исполнитель обряда, увидев свою жертву, направлял
на нее свое магическое орудие и открывал отверстие, предварительно
зажатое большим пальцем; жертва должна была погибнуть. По другому способу
кусок коралла, человеческою кость или часть стрелы, причинившей кому-
либо смерть, обертывали, произнося заклинание, в магические листья и
тайно закапывали на тропинке, где должен был пройти тот, на кого
насылали «порчу»: в соответствующий момент орудие должно выскочить
из-под земли и поразить жертву, результатом чего будет болезнь1.
Вредоносного колдовства меланезийцы чаще всего ожидали со стороны
враждебного племени. Так, про байнингов п-ова Газель Паркинсон
сообщает: «Если умирает внезапно друг или родственник, то байнинг
приписывает это своим врагам, береговым жителям, но о том, как и почему это
произошло, он не раздумывает»2. Подобные же сообщения имеются об о-вах
Малаита, Массими др. Перед нами своеобразное фантастическое отражение
межплеменной розни в сознании людей. Часто, однако, виновником злой
магии считался особый колдун.
Любовная, или сексуальная, магия занимала гораздо более
скромное место в жизни меланезийцев. К ней чаще обращались молодые
мужчины, для того чтобы понравиться девушке, заставить ее влюбиться в
себя или же наказать ее за холодность, за измену.
Приемы любовной магии были довольно разнообразны, хотя обычно
весьма примитивны. Так, у племени сулка простейший способ состоял
в том, чтобы заколдовать кокосовый орех и дать его незаметно съесть
женщине; более сложный способ заключается в том, что человек изготовляет
сигару из заколдованных листьев табака и поручает родственнику
женщины окурить ее этой сигарой; остаток последней делится пополам,
и одна половина кладется в гнездо муравьев,а другая — в огонь. В
результате женщина должна воспылать страстью к исполнителю колдовского
обряда3. Это — комбинация контактной и имитативной магии.
У тех же сулка распространено и магическое наказание неверной жены
или неприступной красавицы; применяемые средства должны вызвать
выкидыш или частую, истощающую женщину беременность4.
Лечебная магия была распространена очень широко.
Меланезийцы в нее твердо верили. «Против внутренних болезней... колдовство
является единственным средством», — сообщает Паркинсон5. Знахарь-
врачеватель применял разные методы лечения. На о-вах Банкс он выгонял
или высасывал из тела больного причину его болезни в виде кости,
кусочка дерева; ставил припарки и пластыри из магических веществ; давал пить
пациенту наговорную воду и пр.6 Подобные же приемы существовали
и в других местностях.
В предохранительной магии применялось много довольно
разпообпязных средств. В большинстве это были различные амулеты,
1 См. R. God ring to η Ук. соч., стр. 204—206; В. Malinowski.
Argonauts of the Western Pacific, стр. 75.
2 R. Ρ a r k i η s о n. 30 Jahre in der Sudsee. Stuttgart, 1907, стр. 159.
3 См. R. Parkinson. Ук. соч., стр. 190—192.
4 Там же, стр. 191—192.
5 Там же, стр. 115.
6 R. Codrington. Ук. соч., стр. 198.
30 Народы Австралии и Океании /аг.

имевшие часто вид простых украшений. Большая часть носимых
островитянами украшений, повидимому, имела значение амулетов-оберегов. По
словам Паркинсона, например, у жителей п-ова Газель, едва ли есть хоть
одно украшение, не связанное с каким-нибудь колдовством1.
Усобицы и вооруженные стычки составляли прежде обычное явление
в жизни меланезийцев. В связи с этим военная магия играла у них
видную роль. Приемы ее обычно несложны и зачастую сводились к особой
раскраске лица и тела. На п-ове Газель различные виды боевой раскраски
имели определенное магическое назначение: черная полоса от середины
живота наверх и наискось через грудь и правое плечо до половины руки
придает руке твердость и меткость в метании копья; зачернение нижней
половины лица облегчает преследование врага; парик из человеческих
волос надевается для того, чтобы незаметно подкрадываться к противнику
и т. д. В некоторых местах военная магия составляла специальность
военных вождей. Так обстояло дело на о-вах Адмиралтейства. Один из приемов
военной магии там «состоит в том,что вождь мешает палкой в стоящей перед
ним миске, полной воды, бормоча при этом заклинания»; другой способ
заключается в том, что вождь «произносит заклинания над талисманом,
изготовленным из человеческих костей и перьев птицы фрегата»2.
Весьма многочисленны и сложны были приемы промысловой
магии, связанной с хозяйственной деятельностью. Меланезийцы широко
применяли ее в земледелии, в рыбной ловле, при постройке лодок и пр.
В земледельческом хозяйстве наиболее обычным магическим средством
являлось закапывание на участках, засаженных ямсом, «магических»
камней, по форме похожих на клубни ямса: они имеют силу мана и
обеспечат хороший урожай. Это прием имитативной магии. На Новой
Каледонии он приспособлен был к особенностям ирригационной системы:
камни, по виду похожие на клубни таро, жители завертывали в листья
определенных растений, якобы содействующих росту таро, и зарывали их
в землю на верхней терассе, при входе в нее оросительного канала; там же
зарывали кусочки очень твердого дерева (чтобы клубни не загнивали),
ароматные ветки дерева ниаули (против отравы воды); на нижней террасе,
при стоке воды, закапывали сочный сахарный тростник — чтобы поле не
высыхало. После уборки таро камни уносили вместе с клубнями домой
и хранили до новой посадки.
Наконец, магию применяли и в области метеорологии. Магия
погоды обычно находилась в руках особых специалистов. Считалось,
что они могут вызывать дождь, ветер, солнечный свет и пр. Наиболее
обычным способом были приемы имитативной магии, при которых колдун
старался вызвать то или<иное явление погоды путем подражания ему.
Один из простых приемов этого рода описан Кодрингтоном. Чтобы
заставить солнце светить, надо взять особый магический круглый камень,
обмотать его красным шнурком и утыкать перьями совы,наподобие
лучей,произнося в то же время заклинания, а потом поместить этот камень в
священном месте на высокое дерево. На о-ве Флорида колдун для этой же цели
поступал иначе: он привязывал известные листья и лозы к концу бамбука
и, держа все это над огнем, раздувал его с произнесением магических
заклинаний, которые переходили на огонь,а с огня на листья; потом он
укреплял свой снаряд на верхушке дерева; ветер должен сдуть с него чары
и разнести вдаль, и тогда засияет солнце.
Чтобы вызвать дождь, колдун с о-ва Аврора (Маэво) клал пучок
магических листьев в щель камня, а сверху — раздавленные и искрошенные
1R. Parkinson. Ук. соч., стр. 146.
2 Там же, стр. 402—403.
466

ветки растения кава, и добавлял еще магический камень, способный выг
звать дождь; при этом пелись заклинания. Потом все это накрывалось чем-
нибудь сверху. Прикрытая масса начинала бродить, магический пар
вместе с мана поднимался вверх и образовывал облака, из которых должен был
идти дождьг. У племени сулка колдун для получения дождя клал на солнце
вычерненные камни и некоторые растения; затем все это клали в воду между
двумя слоями хвороста, с произнесением заговора; поверх этого на воде
строился шалашик, — и дождь не заставлял себя долго ждать2.
Обязательным элементом всех видов магии было, повидимому,
заклинание, которое бормотали или произносили нараспев при совершении
обряда. По мнению некоторых исследователей, именно заклинание
составляет важнейшую часть любого обряда. Малиновский даже утверждает,
что все магические действия играют чисто вспомогательную роль —
перенести заклинание на предмет и закрепить его на нем; главное же — именно
заклинание, словесная формула. «Заклинание — самая важная часть
магии». «В общем можно сказать, что главная творческая сила магии
заключается в формуле, а обряд служит для передачи или перенесения ее на
объект»3. Обрядов без заклинаний не бывает, зато бывают заклинания
без обрядов.
Магия применялась меланезийцами в самых различных случаях жизни,
однако не во всех. Область применения магии была хотя и широка, на
довольно определенна: она применялась во всех тех случаях, где человек
не может с уверенностью рассчитывать на свои собственные силы, на свою
технику и свои знания, где успех зависит в большей или меньшей мере от
случая или от факторов, не контролируемых человеком; таковы: состояние
здоровья и болезни, половые отношения, война и отчасти сфера
хозяйственной деятельности. В последней — степень власти человека над
природой не одинакова в разных отраслях, поэтому и магия не одинаково
в них применялась.
Очень интересны в этом смысле факты, отмеченные исследователями
на о-вах Тробриан. Здесь магия употреблялась по поводу не всех, а лишь
некоторых видов хозяйственных занятий. Например, в области земледелия
магия применялась в культуре ямса и таро, но не применялась в связи
с культурами банана, кокосовой пальмы, манго и хлебного дерева, дающих
устойчивый и постоянный урожай; в рыболовстве магия употреблялась
в связи с опасной для жизни ловлей акул, в безопасном же промысле
мелкой рыбы при помощи отравы ее не применяли; при постройке лодок
совершали магические обряды, при постройке дома их не совершали;
наконец, в технике художественной обработки твердых пород дерева, где
имеет большое значение искусство особых мастеров-специалистов, магия
применялась, в обычной же и всеми выполняемой резьбе по мягкому
дереву к ней не прибегали. Одним словом, магия находила себе применение
в тех отраслях хозяйства, где играют значительную роль случай и удача,
где велик простор для надежды, неизвестности и страха; там же, где
человеческая техника проста и надежна, где пускаются в ход испытанные и
рациональные методы,—там для магии нет места4.
К магии близка система мантики — различных
гаданий и предсказаний, чаще всего состоящих
в толковании различных примет. Крик птиц, появление некоторых
животных, необычные явления на небе и пр. — считаются предзнамено-
1 См. R. Codrington. Ук. соч., стр. 201.
2 См. R. Parkinson. Ук. соч., стр. 196.
„ 3 В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific, стр. 403—408.
4 См. В. Malinowski. Myth in primitive psychology. London, 1926,
етр. 108—110.
467
30*

ваниями тех или иных событий. Эти приметы очень похожи на известные
у народов Европы.
Например, для жителей п-ова Газель крик некоторых птиц
предвещает чью-нибудь смерть; такое же значение придают падающим звездам.
По поверью племени сулка, появление круга около солнца означает, что
кто-то убит. Круг около луны означает,что где-то справляют большой
праздник. Чихание дает повод думать, что кто-то назвал имя данного лица.
На о-ве Маланга много примет и гаданий связано было с маленькой
птичкой, называемой уизи в подражание ее крику; слово это означает на местном
языке «нет», и когда птица издает этот крик в ответ на поставленный
человеком вопрос,это считалось отрицательным ответом, а другие звуки
рассматривались как положительный ответ. Появление в доме змеи мати-е-сато,
очень редко встречающейся, предвещало смерть, и притом, если змея
ползла быстро, — насильственную смерть. Появление в доме лягушки
рассматривалось как предвестие какого-то события, и для истолкования
обращались к специалисту. При начале постройки дома или лодки либо
перед другим важным предприятием кто-нибудь из участников издавал
громкий возглас, и если он оставался без ответа, это считалось
благоприятным знаком, а если замечали что-нибудь необычное, то это предвещало,
что начатое дело не будет доведено до конца1.
Встречались и более сложные приемы гадания. Некоторые из них были
связаны с войной. На о-вах Адмиралтейства ими ведал военный вождь.
Вот как гадали о том, начинать ли задуманную войну. «Лист бетеля ска-
•тывают в свиток, откусывают кусочек и жуют его с орехом арека; пускают
слюну в оставшийся свиток и развертывают его: по пути, проделанному
слюною, решают за или против войны. Если слюна стекает посередине
листа, то войну начинают сейчас же; если она течет направо, то это тоже
благоприятный знак, но нужно немного подождать; если же она течет
налево, то это означает неблагоприятный исход. Другим средством является
втягивание в нос щепотки известковой пыли. Если ощущается потребность
чихнуть, то войну начинают, если нет, то поход отменяется»2.
m Тотемические верования играли сравнительно незна-
Тотемизм r г о л-г
чительную роль в религий меланезийцев. У них
сохранялась главным образом внешняя форма тотемизма: деление племени
на экзогамные фратрии и роды, носящие тотемические названия,
преимущественно животных; следовательно, «социальпая» сторона тотемизма
в Меланезии сохранилась. Что же касается самих тотемических
верований и связанных с ними обрядов, то они, хотя и существовали у
меланезийцев, но далеко не занимали такого видного места в религии, как,
например, у австралийцев, и, можно думать, сохранились лишь как слабый
остаток прошлого.
Из тотемических обычаев лучше всего сохранился у меланезийцев
запрет убивать и поедать свое тотемическоё животпое. Такой запрет
известен на о-вах Адмиралтейства (у племени моанус), на о-вах Новая
Ирландия, Герцога Йоркского и Новая Британия, на некоторых из
Соломоновых островог,, на о-вах Санта-Крус и Ваникоро, Новая Каледония.
Кое-где существовала вера в то, что отдельные группы людей, роды,
происходят от своих тотемов. Такое представление отмечалось па о-вах Ва-
нцкоро, Санта-Крус, на некоторых Соломоновых островах.
В некоторых частях Меланезии, особенно на юге, где родовой строй
сменился классовым, тотемические верования либо вообще забыты, либо
1 См. R. Parkinson. Ук. соч., стр. 119, 198—199; R. Codrington.
Ук. соч., стр. 221.
2R. Parkinson. Ук. соч., стр. 379.
468

сильно видоизменились. Так обстоит дело особенно на южных Новых
Гебридах, хотя и в остальной части архипелага тотемизм слабо выражен.
Но в южной части Меланезии есть верования, напоминающие
«индивидуальный тотемизм». На о-ве Мота жители верили, что у некоторых людей
есть свой таманиу — какой-нибудь материальный предмет — животное,
растение, камень и пр., таинственным образом связанный с данным
лицом; было также представление об отаи, почти такого же характера.
Судьба человека связана с судьбой его атаи или таманиу; если это
животное, то смерть его влечет за собой и смерть человека.
Несколько иное верование отмечено на о-ве Аврора (Маэво): здесь
считалось, что если какой-либо предмет, животное или растение поразит
воображение матери перед рождением у нее ребенка, то ребенок будет
как бы отображением этого предмета; он будет с ним таинственно связан всю
жизнь. Он становится пуну этого предмета. Если это съедобный предмет,
человеку нельзя его есть под страхом болезни.
Очень интересную форму приняли тотемические верования на Новой
Каледонии, где они характерным образом сохранили большое значение
в религиозной жизни населения. Каждый человек чтил свой родовой тотем·;
из них главные — ящерица, местная мышь, акула и некоторые другие
виды рыб, некоторые птицы, растения, наконец — гром, смерч. Самое
любопытное, что, хотя в Новой Каледонии материнский род давно сменился
отцовским, но тотемические верования сохранили большую связь со
старым женским счетом родства: тотем рода своей матери человек чтил
больше, чем свой собственный тотем, и сама идея тотемического родства была
связана в сознании людей именно с материнским родством. Тотем
считался — и считается — чем-то очень священным, и каждый человек хранил
в глубокой тайне имя своего тотема1.
Еще более уклонились от обычного типа тотемические верования
у фиджийцев, достигших более высокого уровня общественного развития..
У них тотемы были связаны в основном не с родами, а с племенами (ма-
тангали). Каждое племя почитало тот или иной вид животного или расте-'
ния, которое члены его не употребляли в пищу. Впрочем, и роды, подраз-ι
деления племен, во многих случаях имели свои родовые тотемы, но в
качестве дополнительных2.
Пережитком тотемизма и зоолатрии .можно считать и то, что во главе
фиджийского пантеона богов стояла огромная мифическая змея Нденги.
Думали, что она живет где-то в горе. Ее иногда изображали с головой
и туловищем человека, но со змеиным хвостом. Два сына Нденги считались
посредниками между нею и низшими духами.
. Большинство изложенных выше верований и обря-
Анимизм » г г
дов меланезийцев не связано с представлениями о
личных сверхъестественных существах—духах, т. е. с анимистическими
верованиями. Однако эти последние, несомненно, занимали видное место
в религии меланезийцев и получили значительное развитие.
Эти верования можно разделить на три главные категории, сообразна
трем основным анимистическим идеям: это идея души, идея духа умершего
н идея духа природы. Хотя эти три элементарных представления не всегда
можно разграничить и часто одно переходит в другое, однако в
большинстве случаев сами меланезийцы проводят между ними различие. Душа
живого человека обычно не смешивается с духом умершего (по-англ.
1 М. Leenhardt. Notes d'ethnologie neo-caledonienne. Paris, 1930, стр. 179—
212; Η. Nevermann. Kulis und Kanaken. Braunschweig, 1942, стр. 136—137,.
152.
2 См. W. Η. Rivers. The history of Melanesian society, vol. I, стр. 264;
J. F г a ζ e r. Totemisra and exogamy, vol. II. London, 1910, стр. 136—139.
469

ghost), а этот последний по большей части отличается от духа (spirit),
никогда не бывшего человеком.
Такое разграничение имеет место, в частности, на о-вах Соломоновых,
Банкс и на Новых Гебридах. Оно подтверждается местной терминологией:
С о-л о м о и о в ы о-в а:
Малаита
Флорида
Санта-Исабель
Гуадалканаль
Сан-Кристобаль
Санта-Крус
О-ва Банкс
Новые Гебриды:
северные
Атчин
Анеитьюм
Душа
'akalo
tarunga
?
?
'aunga
?
talegi, atai
tamani, tamtegi
mumun
?
Дух умершего
lio'a
tindalo
tindadho
tinda'o
'ataro, adaro
duka
tamate, natmat
atmat
tomats
natmases
Дух природы
urehi, hi'ona
vigona
?
?
figola, hi'ona
duka
vui
vui, wui
?
?
Однако это разграничение проводилось непоследовательно. Например,
по словам Кодрингтона, о духах природы, вуи, обитатели Новых Гебрид
нередко говорят так, как если бы они были прежде людьми. С другой
стороны, понятия души живого человека и духа умершего зачастую
сливались и даже обозначались одним словом. Что касается северной
Меланезии, архипелага Бисмарка, о-вов Адмиралтейства и др., то неясно,
существовала ли там вообще вера в духов, отличных от духов умерших.
Представления о душе живого человека у меланезийцев были весьма
смутны и бесформенны и не играли важной роли в религиозных
верованиях.
Господствовало представление о том, что душа помещается внутри
человека, она может временно покидать тело во время сна или болезни
и окончательно уходит из него в момент смерти.
На о-ве Мота душа называется атаи; это слово обозначает, по Кодринг-
тону, «нечто, особым и интимным образом связанное с человеком и
священное для него», как бы второе «я» человека; но оно может обозначать
и какой-нибудь материальный предмет, сверхъестественным образом
связанный с человеком; душа, однако, отнюдь не отождествляется с тенью.
Во время сна или обморока атаи выходит из тела, и если она по
каким-либо причинам не вернется, человек умрет. Душа может быть похищена духом
(вуи)* По смерти атаи делается тамате—духом; однако есть и другое
верование, согласно которому духи умерших, тамате, пребывающие
в подземном мире, по крайней мере духи более знатных людей, имеют
свои атаи (души)1.
На о-ве Мотлав душа называется талеги. «Талеги не имеет формы,
но подобна отражению или тени». Во время обморока талеги отсутствует,
хотя жизнь остается. Во сне она не всегда покидает тело, а лишь в тех
случаях, когда сновидение оставляет особенно сильное и живое
впечатление в человеке. Здоровье человека зависит от состояния его души,
которой может причинить вред какой-нибудь дух; однако не всякое нездоровье
объясняется этой причиной, например нарывы не имеют отношения
к душб2.
х См. R. С о d ring to п. Ук. соч., стр. 249—251, 266, 276; W. Η. Rivers.
The history of Melanesian society, vol I, стр. 165—166.
2 См. R. С о d r i η g t о п. Ук. соч., стр. 249—250.
470

Сходные верования существовали и в других частях Меланезии. В них
везде налицо две характерные черты: во-первых, душа представлялась как
некая субстанция, оживляющая тело, но отдельная от него; во-вторых,
это —субстанция чисто пассивная, являющаяся лишь объектом нападений
какого-нибудь духа или колдуна; это — уязвимое место в человеческом
существе, подверженное всяким опасностям. Активной роли в
верованиях меланезийцев душа не играла.
Совершенно иное надо сказать об образах духов умерших. Вера в них
была распространена в Меланезии повсеместно и почти везде играла
важную роль в религии. Образ духа умершего обладает, в отличие от
пассивной души, активным, зачастую агрессивным характером. Направлена ли
деятельность духа на пользу или во вред человеку, это всегда активное
и могущественное существо, хотя, конечно, последнее относится не в
равной мере ко всем духам. ;
Меньше всего были развиты представления о духах умерших у бай-
нингов п-ова Газель — самого отсталого из племен Меланезии. Они мало
интересовались "посмертной судьбой своих покойников. Духи умерших,
по представлениям байнингов, не имеют определенного местопребывания,
они живут везде, они бесплотны и невидимы. Байнинги «не боятся этих
духов и не связывают с ними никакого суеверия»1.
У сулка представления о духах были более оформлены. Люди боялись
их и считали необходимым вскоре после смерти человека изгонять
духа умершего из деревни стуком, криками и огнем. Дух отправляется
тогда в некоторое подземное место, именуемое Млол (однако в одном мифе
сулка рассказывается об обитании душ умерших под водой). Но только те
духи допускаются в Млол, чьи обладатели были при жизни щедры; духи
скупых посылаются на юг, где они превращаются в скалы и должны
подвергаться ударам морского прибоя. По ночам духи умерших бродят около
жилья и пожирают людей, поэтому сулка их очень боятся. Некоторые
из них светятся подобно светлякам. Падающие звезды тоже считались
духами2.
Более или менее сходные верования существовали почти повсеместно
в Меланезии. Наиболее характерны в них две черты: боязнь перед духами
умерших, могущими причинить вред, и различная судьба духов умерших,
в зависимости от социального положения и поступков их прежних
обладателей: духи тех, кто при жизни был богат, щедр, влиятелен, попадают
в более благоприятные условия и их больше боятся и чтут.
Относительно Соломоновых островов Кодрингтон пишет: «...Прежде
чем войти в подробности, следует установить различие между двумя
классами духов, различие, которое всеми признается на этих островах.
Различие это — между могучими духами и духами незначительными, между
теми, чьей помощи ищут и чей гнев стараются отвратить, и теми, от кого
ничего не ожидают и кому не оказывается никакого почтения». К первой
категории принадлежат, по словам Кодрингтона, духи тех людей, которые
при жизни чем-нибудь выделялись из окружающей среды и которым
присваивались мана и связь с духами. «После смерти выдающегося человека
его дух сохраняет мощь, принадлежавшую ему в жизни, с еще большей
активностью и с увеличенной силой; поэтому его дух могуч и пользуется
поклонением и, покуда его помнят, люди испрашивают его помощь и
воздают ему культ». Что же касается духов простых людей, то они не
пользуются никаким почитанием и «представляют собою ничтожества по смерти,
как и при жизни; они духи, потому что все люди имеют души, и души
1 R. Parkinson. Ук. соч., стр. 159.
2 Там же, стр. 185, 187, 706—707.
471

Умерших людей суть духи; их боятся, потому что все духи страшны, но
им не оказывают ритуального почитания, и скоро они начинают мыслиться
просто как толпа безыменного населения нижнего мира»1.
Представления о местопребывании духов умерших были довольно
неопределенны. По одним верованиям, духи бродят около места погребения
или вокруг человеческих поселений; по другим —они живут на одном из
островов; была и идея подземного или подводного мира духов. Часто
эти различные представления комбинировались.
В каждой местности существовали свои особые представления о духах
умерших.
На о-ве Малаита, в округе Саа, верили, что души умерших простых
людей остаются чем были, просто душами, и больше ничем; но души
вождей, храбрых воинов, богатых, бывших при жизни сака,становятся лиоа —
духами, которые сами суть сака и поэтому пользуются поклонением. Духи
отправляются на известные острова и ведут там жизнь, подобную земной,
но все вещи там призрачные. Вождь там остается вождем. Но эта духовная
жизнь не вечна. «Простые акало скоро превращаются в муравейники
белых муравьев, которые сами делаются пищей для полных еще силы духов».
Духи лиоа живут долее, и тем дольше, чем более они сака. Но рано или
поздно их люди забывают, перестают приносить им жертвы, и они сами
слабеют и превращаются в муравейники, поедаемые более сильными духами.
Духи могут посещать свою родину, и друзья могут их видеть, если не
побоятся взглянуть»2.
На Сан-Кристобале духи простых людей, не имевших при жизни мана,
живут пассивной жизнью на маленьких островках Рондомана. Они боятся
живых людей и исчезают при их приближении.Могучие же духи, при
жизни бывшие выдающимися людьми, продолжают жить в своих родных местах,
полные силы, активности. Их боялись и чтили, призывали их и
умилостивляли жертвами, особенно тех, кто умер недавно. Но даже и больших
людей со временем забывали. По другому верованию t духи людей
влиятельных, тела которых закопаны в землю, бродят вокруг прежних мест, их можно
видеть и слышать, можно обратиться к ним за помощью; между собой они
часто дерутся. Души же простых людей, тела которых обычно бросают
в море, становятся морскими духами и иногда нападают на людей в море,
«стреляя» в них; их часто изображают в живописи и пластике с
характерными морскими атрибутами. Этим духам тоже приносили жертвы, чтобы
отвратить их гнев3.
На о-ве Флорида выдающиеся духи (тиндало) пользовались почитанием,
прочие же скоро забывались. Особенно чтились духи воинов, называемые
керамо, которые помогали на войне. У каждого человека обычно имелся
свой личный дух керамо. Считалось, что, не заручившись поддержкой
керамо, опасно убить врага, потому что дух убитого может отомстить,
если его не обезвредит более сильная мана духа-покровителя. Тот, кто
не имел своего достаточно сильного керамо, полученного по наследству,
мог купить такового. Все вообще духи направляются после смерти в особую
страну Бетиндало, куда плывут на лодке (единственный, по мнению Код-
рингтона, пример веры в «корабль мертвых» в Меланезии); у кого
оказывается непроткнутым нос, того туда не допускают, и ему предстоит
влачить жалкое существование. Однако духи могут быть видимы и около
могилы или вблизи жилья4.
1 R. Codrington. Ук. соч., стр. 253—254.
2 Там же, стр. 260—261.
3 Там же, стр. 257—259.
4 Там же, стр. 125—127. 254—256,
472

Изображение духа моря. Соломоновы острова
Вообще духи умерших составляли на Соломоновых островах главный
предмет культа. Духи природы, не связанные с умершими людьми, хотя
иногда и фигурировали в местных верованиях, но играли гораздо менее
важную роль. Этот характерный факт отметил еще Кодрингтон, а за ним
и некоторые другие исследователи1.
На о-вах Банкс и Новых Гебридах представления о духах природы —
вуи, не связанных с умершими, занимали более важное место в верованиях.
Есть даже мнение (Кодрингтона), что духи умерших в южной Меланезии
не пользовались таким почитанием: но это, повидимому, не так2.
Вот как представляли себе загробную жизнь на о-вах Банкс. Душа
человека по смерти становится тамате (это слово означает «дух»,
«привидение», но также и «труп»). Некоторое время — пять-десять дней — дух
витает около дома и могилы, а потом отправляется в подземный мир Папой,
куда ведут многочисленные вулканические проходы на разных островах.
Оставшиеся в живых иногда гонят его туда криками, шумом и бросанием
камней. Панои — место относительно благополучное, но туда попадают
только духи тех, кто вел правильную жизнь на земле. Те, кто нарушал
обычаи и вел безнравственную жизнь (убийцы, воры, лгуны и др.),
1 См. R. С о d г i η g t о п. Ук. соч., стр. 121—122; С. С. F о х. The threshold
of the Pacific. New York, 1925, стр. 93.
2 См. R.Codrington. Ук. соч., стр. 121—122, 139; F. S ρ е i s е г. Eth-
nographische Materialien aus den Neuen Hebriden und den Banks-Inseln. Berlin
1923, стр. 353—355.
473

Изображение предка и «домик предков» на о-ве Гауа. Банксовы острова
не могут войти в Панои, их не пускают туда духи обиженных ими, и они
принуждены блуждать по земле, бесприютные, жалкие и злые; это они
приносят вред людям, похищают их души; духг' же порядочных людей мирно
и спокойно живут в Панои, как жили на зъ^ше. Равенства между духами
там, однако, нет: знатные остаются знатными, хотя у них есть только тени
земных знаков отличия. Духи могут, впрочем, по желанию посещать землю
и могут быть, хотя и смутно,видимы; глаза их блестят слабым красноватым
светом. Их призывают иногда на помощь.
Та роль, которую духи умерших играли в верованиях обитателей о-вов
Банкс и Новы* Гебрид, в сильнейшей степени зависела от общественного
положения их при жизни. Дух выдающегося, знатного человека, имевшего
много мана, живет дольше и пользуется почетом. «Душа (дух умершего)
может действовать и иметь значение, если она содержит много мана»,—
говорит Шпейзер. «Если душа не имеет мана, то она не имеет значения,
не может действовать,и поэтому она для туземцев не существует».«Поэтому
души незначительных людей, которые, таким образом, имеют не много
мана, не пользуются вниманием и поминки для таких едва ли совершаются.
Но души могучих людей, содержащие много мана, пользуются большим
почитанием»1.
Социальная роль веры в духов умерших особенно ясно видна на
мужских союзах — этих органах борьбы против матриархата и орудии власти
богатой верхушки общества. Члены мужских союзов — Дук-дук, Тамате
и др.— в своих обрядах представляли духов покойников, которых и изо-
бражали нарочито страшные костюмы и маски. Наряжаясь в них, они
1 F. Speiser. У к. соч., стр. 343.
474

Ритуальная маска

Ритуальная маска

запугивали женщин и не-членов союза. Сами названия союзов означают
«дух», «мертвец» и т. п. Фантастические образы духов служили здесь
весьма реальной цели.
Происхождение образов духов природы (вуи) менее ясно. В
представлении меланезийцев вуи обычно были связаны с определенными местами,
особенно с теми, которые почему-либо считались священными, а также
с разными скалами и камнями. Меланезийцы представляли себе этих вуи
довольно неопределенно. Один островитянин на вопрос Кодрингтона
объяснил это ему следующим образом: «Что такое вуи? Он живет, мыслит,
имеет больше разума, чем человек; знает тайные вещи, не видя их; одарен
сверхъестественным могуществом мана; не имеет видимой формы; не имеет
души, ибо сам нечто вроде души»1. Вуи может причинять вред людям,
похищая их души. Сами меланезийцы не всегда проводили ясное различие
между вуи, духом природы, и тамате, духом умершего. Не исключена
возможность, что образ вуи прежде тоже был связан с представлениями
об умерших, но эта связь с течением времени забылась. С другой стороны,
в образе вуи есть элемент олицетворения того чувства страха, который
приурочивается к некоторым священным местам, каково бы ни было
происхождение этих последних.
- „С представлением о духах умерших тесно связаны
\(ульт погребальные обряды. Они у меланезийцев были
очень разнообразны, в зависимости как от местности,
так и от социального положения умершего.
Тех простейших и грубых способов обращения с умершим, какие часто
встречаются у более отсталых народов, меланезийцы не знали: простое
выбрасывание или оставление тела умершего, ношение его с собой, эндо-
каннибализм — в Меланезии не встречаются. Зато всевозможные другие,
и более сложные, способы погребения здесь были налицо. В них
сказывается суеверное и притом двойственное отношение к умершему: с одной
стороны, страх и стремление избавиться от покойника, с
другой—привязанность и стремление сохранить его около себя. Эти противоположные
отношения нередко переплетались в одном и том же обряде. Сам обряд
зачастую сильно варьировал даже в одной и той же местности. Так, на
Новой Каледонии известно не менее шести разных способов погребения,
а на небольшом островке Сан-Кристобаль исследователь Фокс2 насчитал
их 21, а с вариантами не меньше 25.
Здесь можно описать лишь основные виды погребальных обрядов
меланезийцев.
Простейшим из них являлось водяное погребение. Оно было
распространено довольно широко, но не повсеместно и не везде в одинаковых
формах. На Новой Ирландии во многих местностях был обычай бросать
тело умершего в море, причем этот способ считался более почетным, чем
зарывание в землю, и местами являлся привилегией вождей. Напротив,
в округе Сиара в море бросали тела простых, ничем не выдающихся людей.
То же самое на о-вах Герцога Йоркского и в некоторых районах Новой
Британии. Из Соломоновых островов обычай бросания в море трупов
простых людей был известен на Саво, Сап-Кристобале (район Ванго), на
острове Шортленд; в других местах этот способ был более редким.
В архипелаге Новых Гебрид бросание умершего в море (с привязанным к
ногам камнем) отмечено на южных островах, Анеитьюм, Танна и
Футуна. Разновидностью^ водяного погребения являлся такой способ, при
1R. Codrington. Ук. соч., стр. 123, 151; См. также W. Н. Rivers.
The history of Melanesian society, vol. I, стр. 164—166 и др.
2 Π С. Ρου Ум ослхх оч-п 94 7
С. G. F о χ. Ук. соч., стр. 217.
475

котором тело умершего не бросали в воду, а клали в лодку и пускали ее
в море; иногда лодку топили. Так поступали на о-вах Каниет, на берегах
канала Сент-Джордж и в других местах архипелага Бисмарка. Можно
думать, что обычай водяного погребения был прежде распространен
шире; вероятно, пережитком его является употребление вместо
гроба лодки, в которой зарывали, или иначе сохраняли тело умершего.
Закапывание трупа в лодке известно было и на Новой Ирландии, и на
Новой Британии, и на Новых Гебридах, и на о-вах Банкс, и на Новой
Каледонии.
Воздушное погребение применялось в Меланезии реже. В некоторых
местах его комбинировали со своеобразной мумификацией тела (при помощи
копчения) или с разными сложными способами погребения. Например,
у племени наканаи (западный берег п-ова Газель) тело умершего
завертывали в цыновку и клали на особые подмостки; стекающую трупную
жидкость собирали; иногда труп мумифицировали копчением в дыму, после чего
его зарывали в хижине или внутри ограды.Такой способ применяли раньше
и байнинги, впоследствии он был оставлен. В округе Кандас (Новая
Ирландия) в способе погребения своеобразно сочеталось воздушное
погребение с пережитками водяного. Там клали тело покойника, особо украсив-
его, в лодку, которую укрепляли на ветвях дерева. Через месяц, когда труп
совершенно разлагался, кости разбрасывали в лесу или собирали и
зарывали в землю. Вообще воздушное погребение, в чистом ли виде или в
комбинации с другими способами, известно было на о-вах
Адмиралтейства и в некоторых местностях архипелага Бисмарка, очень редко на
Соломоновых островах (Малаита, Сан-Кристобаль), в прежнее время—
на о-вах Торрес и в единичных случаях на Новых Гебридах (Ма-
лекула). Нигде этот способ не был господствующим, а тем более
единственным.
Мумификация трупа вообще была более распространена в южной
Меланезии, особенно на Новых Гебридах, где считалась почетным способом
погребения и применялась больше к вождям и выдающимся людям:
так обстояло, например, на о-вах Санто, Амбрим; этот способ знали и на
о-вах Банкс и на Новой Каледонии. Мумификация производилась
копчением в дыму.
В южной же Меланезии (на о-вах Амбрим, Эроманга, Танна, Маре,.
Новая Каледония) известна была и такая характерная форма, как
пещерное погребение.
Значительно более, почти повсеместно было распространено зарывание-
тела умершего в землю. Этот способ имел много вариантов.
Примитивнейший из них, граничащий с простым выбрасыванием трупа, был известен
у байнингов: они клали тело в яму, которую оставляли открытой, так что
труп могли сожрать собаки или свиньи. В округе Сиара (Новая Ирландия)
тело покойника, после того как оно полежит на подмостках, клали в
могилу, но яму не засыпали землей, а покрывали деревянной покрышкой.
Чаще покойника закапывали в землю по-настоящему в том или ином
положении: вытянутом на спине, лицом вниз, в сидячем или скорченном
положении, даже в стоячем. В некоторых местах могилу делали с боковой
нишей, куда и помещали тело (Танна, Эроманга).
Местами был известен обычай связывать труп перед опусканием в
могилу,связывать ему пальцы ног (п-ов Газель,Сан-Кристобаль), завертывать
в цыновки (п-ов Газель и др.). В этом обычае можно видеть проявление
суеверного страха перед умершим и стремление его обезвредить.
Но едва ли не чаще в погребальных обычаях проявлялась обратная
тенденция — стремление сохранить умершего около себя. Ярче всего это
обнаруживается в* обычае хоронить покойника внутри хижины или около
476

нее. Этот своеобразный способ погребения был очень широко распространен
мо всей Меланезии, от о-вов Адмиралтейства до Новых Гебрид, за
исключением только южной части этого архипелага. Этот способ имел тоже
много разновидностей: иногда в хижине зарывали умершего вре-
-менно, чаще — навсегда; хоронили в сидячем, в вытянутом
положении; у сулка сидячее тело лишь до половины опускалось в землю, а
верхняя часть покрывалась холмом из камней и листьев. Иногда мужчин
хоронили не в жилом, а в мужском доме (Новая Британия); на о-вах
Санта-Крус так поступали с трупами вождей. Местами, однако, был
обычай покидать жилую хижину, в которой похоронен покойник (о-в Санто
и др.).
В этом можно видеть проявление двойственного отношения к
умершему: страха и привязанности.
В Меланезии, в частности в северной, была известна и кремация. Этот
обычай практиковался в северной части Новой Ирландии и на о-ве Лавон-
гай (Новый Ганновер), на ряде Соломоновых островов (Буин, Шортленд,
Шуазель, Сан-Кристобаль). В южной Меланезии трупосожжения
не знали.
В каждой местности было распространено обычно несколько способов
погребения,— чаще всего в зависимости от социального положения
умершего. Характерны сложные способы обращения с умершим, в частности
вторичного и частичного погребения. Например, у моанус (о-ва
Адмиралтейства) труп оставляли в хижине до его разложения. Затем кости
обмывали и часть их закапывали, а другую часть помещали в деревянный
сосуд с ароматными травами в хижине, где умерший жил. Ребра раздавали
родственникам, которые их носили как украшения, а сестра покойного
делала себе ожерелье из его зубов. Каждый этап погребения
сопровождался церемониями, пиршествами и пр.
Трудно объяснить разнообразие форм погребения у меланезийцев.
Некоторые из них, как, например, водяное погребение, могли быть связаны
с воспоминаниями о прежних переселениях: покойника как бы отправляли
на его древнюю родину за морем. С этим связана вера в загробный мир,
находящийся где-то на далеком острове: эта вера существовала как раз
там, где практиковалось водяное погребение, в частности обычай пускать
тела умерших в море на лодке. Пещерное погребение в южной Меланезии,
быть может, вызвано обилием пещер на гористых островах и трудностью
рыть могилу. Здесь верили, что загробный мир находится под землей
и ход туда — через кратеры вулканов или через пещеры.
Воздушное погребение приурочивают к быту бродячих лесных племен,
предков меланезийцев. Вероятно, с этим обычаем связана и вера в то, что
духи умерших бродят в лесу, поблизости от живых.
Происхождение обычая трупосожжения еще не выяснено. Так как
область его распространения ограничена северной Меланезией, то
возможно допустить здесь постороннее влияние, например, из Индонезии, а
через нее — из Индии.
Таким образом, в погребальных обычаях меланезийцев, как и других
народов, отражались и материальные условия жизни, и общественное
расслоение, и историческая традиция, и разнообразные влияния; они
тесно связаны с верованиями в загробное существование1.
1 О способах погребения в Меланезии см.: R. Godrington. Ук. соч.,
стр. 255, 258; R. Parkinson. Ук. соч., стр. 275, 307—308, 441, 79—80, 404—
406; W. Н. Rivers. The history of Melanesian society, vol. II, стр. 258—284;
F. S ρ e i s e г. Ук. соч., стр. 304—312; С. В. Humphreys. The southern New
Hebrides. Cambridge, 1926, стр. 89, 182—184 и мн. др.; см. также R. Μ о s s. Life after
death in Oceania. Oxford, 1925, стр. 21—22, 30—3^, 158, 160—161.
477

Хранилище священных масок. Новая Ирландия
Анимистические верования меланезийцев, при на·
Культ предков г ' г
J г личии у них родового строя, приняли в известной
мере форму культа предков, который, однако, развился в разных частях
Меланезии далеко не в одинаковой мере.
В северо-западной Меланезии культ предков существовал не везде.
О нем ничего не известно на о-вах Тробриан. На Новой Ирландии
почитание предков проявлялось в обычае делать в честь умерших особые
изображения, так называемые у ли, или малангане; обычно это вырезанные
из дерева мужские фигуры; они считались священными, и женщины не
имели права на них смотреть. Эти фигуры были объектами культа !.
К черепам относились с большим почитанием, особенно к черепам известных
колдунов — вызывателей дождя. Их хранили в священных рощах и
употребляли в магических обрядах для вызывания дождя или, напротив,
против дождя. Это, однако, еще не культ черепов в полном смысле слова.
В южной части того же острова, в округе Лаур, в честь каждого
умершего, будь он мужчина, женщина или ребенок, вырезали особую фигуру
из мела, высотой до 70 см, которая называется кулаб. Их хранили в
специальной хижине и показывали женщинам только в особых случаях. Через
некоторое время кулаб уничтожали. Этот обычай нельзя, конечно, считать
настоящим культом предков. На п-ове Газель (Новая Британия), как
решительно утверждает Паркинсон, никакого почитания предков нет.
Но на о-вах Адмиралтейства, где общий уровень развития населения
выше и где материнский род уже уступил, место отцовскому, сложилась
примечательная форма культа предков. Почитается здесь, собственно,
лишь последний умерший глава хозяйства. Череп его хранится в домашнем
святилище. Но стоит живому главе семьи, несмотря на покровительство
этого домашнего гения, умереть, как последнего, в наказание за такое
нерадение, лишают культа, череп его выбрасывают без церемоний в море
и заменяют черепом вновь умершего, который отныне превращается в
покровителя дома, впрочем, тоже не надолго. Этот своеобразный культ,
1 См. R. Parkinson. Ук. соч., стр. 81.
478

Черепа предков и маски в мужском доме. Южный берег
Новой Гвинеи
по сообщению новейших исследователей (Р. 'Форчун, Маргарет Мид),
вытеснил в настоящее время более старые формы верований, в том числе
почитание женских предков и тотемическую табуацию.
На Соломоновых островах почитание предков развито больше и связано
опять с культом черепов. Черепа — не только предков, мужчин и женщин,
но даже и врагов — хранятся в особых священных хижинах, куда имеют
доступ только жрецы. Так обстоит дело на о-вах Санта-Исабель, Ру-
биана и др. Но и на Соломоновых островах духи умерших пользуются
почитанием скорее не как предки, а как существа, наделенные
таинственной силой мана, и чем эта мана сильнее, т. е. чем влиятельнее был
человек при жизни, тем больше боятся и чтят его духа после смерти.
На Новых Гебридах культ предков, наряду с культом духов природы,
достиг наибольшего развития. Здесь именно духи предков стоят в центре
системы верований и обрядов, связанных с мужским домом и тайными
союзами. Каждый род почитает своих предков. Их изображения, большие
479

деревянные фигуры,
иногда с вделанными в них
вместо голов черепами,
ставятся внутри мужских
домов или около них.
Это, по словам Шпейзера,
«ясно выраженный культ
предков». Тот же
исследователь указывает, что
культ предков — дело
рода1. В большинстве
случаев духи предков
считаются злыми, их боятся и
стараются умилостивить.
По новейшим
исследованиям Лейярда, духи предков
на о-вах Вао и Атчин (около
о-ва Малекула)
рассматриваются как незримые
стражи порядка и морали.
Они следят за
соблюдением старых обычаев и
гневаются при их
нарушении. По словам Лейярда,
очень часто приходится
слышать от жителей во
^время совершения
обрядов: «Предки, если они
нас видят, будут нами
довольны, потому что мы
Хранилище черепов. Соломоновы острова. хорошо все выполнили»,
рис. Η. Н. Миклухо-Маклая «Довольны ли предки тем,
что мы только что
сделали? Да, потому что мы
сделали так, как делали они». С большим удовлетворением люди
говорят: «Наши предки довольны нами, потому что мы делаем то же,
что они делали; мы продолжаем (их дело)»2.
На некоторых из островов этой группы (например, на о-вах Амбрим,
Малекула) почитание предков связывается с культом черепов.
Быть может, еще резче проявлялось преобладание культа предков на
южных Новых Гебридах, о чем говорят сообщения старых наблюдателей.
По Макдональду, «боги эфатийцев (о-в Эфате, или Фате) назывались общим
именем натемате, духов мертвых, т. е. умерших людей»; им приносили
жертвы, они посылали погоду, урожай, но могли и наказывать людей.
На Эроманге жители, по Робертсону, «чтили духов своих умерших
предков. Все эти духи были злыми и блуждали по земле, делая вред людям».
Про жителей о-ва Танна Тернер писал: «Их общее название для богов—
аремха, что значит мертвый человек». «Духи умерших предков суть их
боги». На о-ве Анеитьюм, по Инглису, божества «повидимому, были все
обожествленными людьми: натмас, имя, даваемое всякому божеству,
означает буквально мертвец...», «У них был культ предков». На о-ве
Футуна «главный культ», по Грею, «был посвящен духам умерших»3.
1 F. S ρ е i s е г. Ук. соч., стр. 416.
2 J. L а у а г d. Stone men of Malekula. London, 1942, стр. 197.
F. S ρ e i s e г. Ук. соч., стр. 355.
480

Изображение предков с о-ва Эпи. Новые Гебриды. Украшение из кости
Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая умершего вождя,
которое носит сын или внук
покойного. О-ва
Адмиралтейства
На Новой Каледонии, помимо общего культа духов и почитания
умерших вождей, каждая семья и род чтили своих собственных предков. Там
было очень развито почитание черепов; их хранили в особых местах,
украшали, молились им, употребляли их как принадлежность
праздников.
Итак, культ предков, почти отсутствовавший в северной Меланезии
(кроме о-вов Адмиралтейства), чем дальше на юг, тем больше был развит.
Вероятно, это не случайно. Как уже говорилось в предыдущей главе, по
мере движения с севера на юг Меланезии постепенно повышается общий
уровень социального и культурного развития, что выражается, в
частности, в превращении материнского рода в отцовский.Таким образом, можно
думать, что развитие культа предков в Меланезии связано с поздней
формой родового строя.
г Настоящих храмов в Меланезии не было. Были лишь
ятилища примитивные формы святилищ. Последние связаны,
повидимому, по своему происхождению с мужскими домами. Мужской дом
31 Народы Австралии и Океании _OJ
481

обычно служил местом хранения священных изображений, масок, черепов,
туда не допускались женщины, мужчины совершали там свои тайные
обряды. Типичным примером могут служить гамали о-вов Банкс и Северных
Новых Гебрид.
Гамаль здесь являлся, по существу, мужским домом, в нем спали
мужчины во время посвятительных обрядов, воины перед походом,
здесь происходили совещания мужчин. Но гамаль играл в то же время
роль деревенского святилища, где изготовлялись и хранились священные
маски и другие принадлежности обрядов (местами также черепа), где
совершались и важнейшие из обрядов, связанных с тайными союзами.
Местами встречались особые «домики предков» (например, на Вао). Чаще
можно было встретить естественные святилища — заповедные места около
какого-нибудь замечательного камня, пещеры, кратера вулкана.
т., ν У меланезийцев мифов очень много. Обычно это
Мифология Х υ γ
^ так называемые этиологические мифы, т. е. мифы,
объясняющие какое-нибудь явление природы или из жизни людей. Вот
несколько образцов подобных мифов.
«По мнению людей наканаи (западное побережье п-ва Газель, Новая
Британия), обитатели Улавуна (горная местность на юго-запад от
полуострова) безобразны и уродливы. Они рассказывают об этом следующее:
жители Улавуна и Имбане поймали однажды венги (фантастическое
морское чудовище) и сварили его мясо. Одна женщина первая поела его,
и у нее сейчас же искривился рот, распухли губы и рот остался
открытым. Нос стал большим, широким и плоским. Все дети, рожденные этой
женщиной, были похожи на мать, и так как все женщины ели этого венги,
то все потомки стали уродами. С тех пор они стыдятся и не выходят на
побережье»1.
Другой миф — с о-вов Адмиралтейства — гласит: «Две женщины
были заняты посадкой растений. Вечером они отдыхали от работы и
поджаривали клубни таро на углях. Но когда они захотели их очистить,
они увидели, что забыли скребок из раковины, который при этом
употребляется. Как раз в эту минуту всходил месяц, они схватили его и
употребили для очистки поджаренного таро. Месяц же продолжал после
сделанной работы свой обычный путь. На следующий вечер обе женщины
поступили точно так же, как накануне, но на этот раз месяц сыграл с
ними дурную шутку (т. е. изнасиловал их), и женщины очень
рассердились на это. Когда он ушел, они закричали: «ты негодный, твое лицо
почернело. Ты нам служил скребком, и чернота обугленного таро
пристала к твоему лицу. Тебе никогда не удастся смыть позорное пятно». С тех
пор месяц имеет несмываемые черные пятна»2.
Вот еще характерный пример—миф с о-вов Адмиралтейства: «Прежде
в округе Хаум мужчины имели груди, а женщины бороды. Однажды
они устроили бег взапуски, и женщины прибежали первыми, а мужчины
отстали. Тогда дух, повелевающий над Хаумом, сказал: «Это не
годится, отныне мужчины должны иметь бороды, а женщины груди». Если бы
он не произвел этого изменения, то ясно, что доныне мужчины рожали
бы детей, а женщины воспитывали бы их. Но теперь все обернулось к
лучшему»3.
Того же стиля миф записан на о-ве Эроманга: прежде люди ходили на
четвереньках, говорится в этом мифе, а свиньи, напротив, на двух ногах.
Животные обсуждали это положение и нашли его неправильным. Тоща
\
1 R. Parkinson. Ук. соч., стр. 687.
2 Там же, стр. 711—712.
3 Там же, стр. 715.
482

ящерица произвела необходимые изменения, так что люди стали ходить
на двух ногах, а свиньи на четырех1.
Подобных мифов у меланезийцев очень много. Нередко один и тот же
мотив повторяется в разных местностях. Например, широко
распространены мифы, объясняющие существование огромного океана. В различных
вариантах рассказывается,что море было вначале совсем маленькое и было
спрятано у героя (или героини) мифа; но дети (или внуки), ослушавшись
запрета касаться его, выпустили воду, и море разлилось во всей земле.
Еще шире распространен миф, говорящий о причине смертности людей.
Согласно ему, прежде люди, старея, умели сбрасывать старую кожу, как
это делает змея, и омолаживались, но позже, по тем или иным
обстоятельствам, утратили эту способность и с тех пор стали умирать.
Довольно скромное место в собранных до сих пор материалах по
мифологии меланезийцев занимают мифы космогонические, антропогониче-
ские и этногонические. Из полусотни мифов северной Меланезии,
записанных Паркинсоном, о создании мира говорится лишь в одном; создателем
мира изображается То-Кабинана, а злым деятелем, многое испортившим,—
То-Корвуву2. В мифах, записанных Кодрингтоном, о создании мира не
говорится совершенно. Только на Новых Гебридах чаще встречаются
космогонические мифы: создание мира приписывается великим духам: Паре-
кулкул (о-в Абрим), Токотаитаи (о-в Мало) и др. На Южных Новых
Гебридах очень распространен миф, хорошо известный в Полинезии: миф о
том, как творец (или «культурный герой») выудил землю из океана
удочкой, как рыбу; этот миф отмечен на о-вах Анеитьюм, Футуна3. Мифы о
происхождении людей встречаются чаще — по всей Меланезии, но в
большинстве случаев это тотемические мифы, согласно которым люди
произошли от животных. В этих мифах нередко говорится и о том, как люди
были разделены на экзогамные группы.
Встречается, хотя и редко, миф о потопе (на о-вах
Адмиралтейства, Анива), чаще — о происхождении огня (на о-вах Адмиралтейства,
Тробриан, Д'Антркасто, у сулка и других племен на Новой Британии,
на островах Буин, Сан-Кристобаль, Малекула).
Большая группа мифов имеет особое значение: они связаны с
религиозными обрядами.
Подобных мифов особенно много известно на о-вах Тробриан. С
формальной стороны они тоже имеют этиологическое значение: они объясняют
происхождение тех или иных обрядов, заклинаний, магических действий,
Но, по существу, значение их глубже, чем простое объяснение: они служат
как бы оправданием магической практики или обосновывают право
действующего лица на совершение определенного обряда. Обоснование
обычно состоит в том, что в мифе рассказывается, как предок данного лица
исполнял этот обряд. «Мифологические события демонстрируют правильность
притязаний магии». «Часто главная функция мифа—служить обоснованием
для системы магии»4.
Так, например, применяется магическое заклинание, чтобы лодка плыла
быстрее; с этим заклинанием связан миф о летающей лодке, где говорится,
как герой заставлял своими чарами лодку лететь по воздуху. Намеки на
этот миф содержатся в самом тексте заклинания.
Этиологические мифы составляют, повидимому, большинство в
меланезийской мифологии. Из 48 мифов, записанных
Паркинсоном, таких мифов не меньше 29. Из мифов, собранных Кодрингто-
1 F. Speiser. Ук. соч., стр. 366.
2R. Parkinson. Ук. соч., стр. 683—684.
3 F. S ρ е i s е г. Ук. соч., стр. 365—366.
4 В. Malinowski. Argonauts of the Western Pacific, стр. 303, 329.
483
31*

ном, не менее трети составляют этиологические мифы. Однако нередки
и мифы, не носящие подобного характера. Таковы мифы, представляющие
собою изложение какого-нибудь верования. Например, у племени сулка
есть рассказ о человеке, который нырнул в реку за своим копьем и встретил
под водой умерших родичей и друзей; вернувшись на землю, он поведал
о случившемся людям. В этом рассказе можно видеть лишь
драматизированную передачу веры в то, что души умерших находятся под водой;
приключение героя рассказа — лишь литературная оболочка, которая
должна придать большую убедительность данному поверью1.
Некоторые из этой категории мифов имеют довольно прозрачную цель —
запугать слушателей страшным образом духа, чудовища, людоеда. Таковы
мифы, записанные Паркинсоном: о том, как злой То-Корвуву съел
человека, а потом отгрыз ухо у мальчика; о том,как злой дух забрался в банан
и умертвил человека, неосторожно его съевшего; о том, как злой дух
заманил в пещеру женщину с ребенком и съел их; о том, как четырехглазый
людоед По-Пекан съел двух заблудившихся мальчиков, и т. д.2 Вероятно,
что запугивание подобными мифами имело целью предостеречь от
нарушения какого-нибудь табу, например, чтобы не ходили в ту или иную
местность.
Есть мифы, повествующие о подвигах тех или иных героев. В качестве
героев особенно часто фигурируют братья-близнецы, выступающие
соперниками и антагонистами. Один брат — умный, ловкий и
благожелательный к людям, другой — глупый, неловкий и чаще злой. Излюбленными
героями подобного типа были на Новых Гебридах Тагаро, на о-вах Банкс —
Кат (Кват); на Новой Британии самое распространенное имя умного брата—
То-Кабинана, глупого и злого — То-Корвуву.
Такие персонажи являются в значительной мере «культурными
героями»: им приписывается введение тех или иных полезных для людей
предметов и обычаев. Иногда герой—создатель человека. Например, Квату
на о-вах Банкс посвящено много мифов. В них он обрисован как создатель
людей, свиней, деревьев, скал и пр. Прежние европейские наблюдатели,
поверхностно описывавшие верования меланезийцев, считали Квата
богом. Но это, конечно, не бог. Основательно исследовавший меланезийскую
религию Кодрингтон говорит по этому поводу: «... Со всем тем невозможно
относиться к Квату очень серьезно и приписывать ему божеский ранг.
Он, конечно, не повелитель духов. Он — герой сказителей, идеальный
образ добродушных людей... Кват сам добродушен, проказничает только
в шутку и щедро пользуется своей чудесной силой»3. Никаких следов
почтительного или боязливого отношения к Квату со стороны островитян
нет, ему не воздавалось никаких почестей, и нет оснований приписывать
этому образу священный характер и счлтать его богом. Тем более никаких
божественных черт нет у То-Кабинана, героя мифов на Новой Британии,
хотя То-Кабинана выступает как «культурный герой» и даже иногда как
создатель мира и человека.
Нередки мифы о борьбе героя с чудовищем, обычно с людоедом, и,
по большей части, о победе над ним.
Мифы о близнецах и «культурных героях» имеют, вероятно, весьма
древнюю тотемическую основу и по происхождению связаны с представлением
о тотемах фратрий. Таково, очевидно, происхождение мифологических
персонажей— Тагаро, Квата.
Меньше всего в Меланезии натурмифологических образов, мифологи-
ческих олицетворений явлений природы. В религии и в народном творче-
1 R. Parkinson. Ук. соч., стр. 706—707.
2 Там же, стр. 684, 712—713.
3R. Go drington. Ук. соч., стр. 155.
484

стве меланезийцев олицетворения солнца и луны встречаются редко и
крупной роли не играют. Глубоко ошибочно мнение некоторых ученых —
особенно гребнеровской школы — о солярном и лунарном происхождении
героев меланезийской мифологии. В большинстве мифов об этом совсем
не упоминается, а если и говорится, то эти черты явно позднейшего
происхождения. Это хорошо прослеживается на образе Тагаро. На Новых
Гебридах Тагаро связывался с луной,но отчасти и с солнцем.Но первоначально
Тагаро был, очевидно, тотемом одной из фратрий. На о-ве Пятидесятницы
(Рага) именем Тагаро называется одна из фратрий, а другая называется
Малау. В северной же Меланезии, на архипелаге Бисмарка, образ Тагаро
сохранил целиком тотемические черты: на Новой Ирландии фратрии
назывались почти так же, как на о-ве Пятидесятницы — Тарагау и Малаба,
или Тарго и Малам, причем значение этих имен — ястреб и морской орел
(впрочем, и здесь фратрии считаются как-то связанными с солнцем и
луной). Но в северной Меланезии сохранились более архаические формы
верований и быта; потому можно думать, что Тагаро был вначале просто
птицей-тотемом.
Лишь местами, довольно редко, встречаются в Меланезии следы культа
солнца и луны, и то слабые. Известны, например, изображения солнца,
то каменные, то вырезанные на дереве; кое-где перед этими изображениями
устраивали обряды. Встречаются и изображения луны; на о-ве Буин,
например, их вырезывали на столбах дома вождя и на танцевальных
площадках. Более определенные элементы культа солнца отмечаются в
сравнительно развитых горных районах южной Меланезии (особенно на
южных Новых Гебридах); однако даже такое отсталое племя, как байнинги,
считало солнце и луну создателями всего существующего.
Вообще мифология меланезийцев, как и вся их культура,
представляла собою смешение весьма примитивных форм с сравнительно
развитыми.
Общие и наиболее характерные черты религии меланезийцев видны из
изложенного выше. Это прежде всего весьма развитой анимизм — вера
в многочисленных духов умерших и духов природы. Далее, столь же раа-
витая, частью связанная с анимизмом, вера в безличную
сверхъестественную силу — мана. Универсально распространены магические
представления, достигающие (на о-вах Тробриан) пышного развития. Широко'
распространен культ черепов, в отдельных районах связанный с культом
предков. Слабы пережитки тотемизма. Полностью отсутствует вера в
высшие существа — богов. Зачаточны формы святилищ. Начинается процесс
выделения жречества. Начало социальной дифференциации отражается
в религии наделением сверхъестественными свойствами вождей и
выдающихся лиц, мужские тайные союзы окружены религиозными
представлениями.
В целом религия меланезийцев отражает условия быта родового
общества и его развитой формы, когда налицо и первые признаки его
разложения. Но она не только пассивно отражала, но и активно способствовала
закреплению складывавшихся форм общественной жизни; в частности,
она служила интересам господствующих групп, закрепляя и
усиливая их власть над массой населения.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И НАЧАТКИ
ЗНАНИЙ МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ
Изобразительное
искусство
Меланезийцы принадлежат к числу народов с довольно развитым
эстетическим чувством. Наиболее заметным образом проявляется
творческая деятельность меланезийцев в изобразительном
искусстве, которое носит по преимуществу прикладной, декоративный характер.
Меланезийцы любят украшать, покрывая резьбой
и орнаментом, самые различные предметы быта.
Особенно богато и разнообразно орнаментируются
местами (Соломоновы острова) лодки и весла, повсеместно украшаются
орнаментом палицы, наконечники стрел, художественной резьбой покрыты
обычно предметы утвари: сосуды, ложки, черпаки, головные скамеечки,
рукоятки топоров, барабаны и пр. На изделия из бамбука и на калебасы
орнамент наносится резьбой и выжиганием. Нередко встречаются резные
столбы домов. Различные украшения носят на теле и покрывают его
нередко декоративными рубцами и татуировкой.
Но есть пластика, непосредственно связанная не с предметами быта,
а с культом. Это прежде всего статуи и изображения, большей частью
вырезанные из дерева человеческие фигуры или головы. Сюда же
относятся маски и наголовники, обычно в виде стилизованных человеческих
голов. На Новых Гебридах распространены высокие стоячие барабаны
(гонги), вырезанные из дерева, с верхом в виде человеческой фигуры.
Резьба по камню и каменная скульптура встречаются редко — они
известны на юге Новой Ирландии, на п-ове Газель, в восточной части
Соломонова архипелага, на о-ве Малекула. Еще реже встречаются наскальные
изображения.
Орнамент наносят и красками, но применение их более ограничено.
Рисованным орнаментом украшают маски, цыновки, женские передники,
иногда и деревянные предметы. Местами (например, на о-вах Банкс и на
о-ве Рага) применяются резные деревянные шаблоны для печатания
рисунка, местами (на о-ве Аоба) — трафареты.
Резьбу на деревянных чашах, орнамент на сосудах для извести и на
других предметах, которыми ежедневно пользуются в семье, делают сами
каждый мужчина и женщина в деревне. Но предметы, употребляемые на
празднествах и церемониалах, как, например, маски, танцевальные
дощечки, служащие аксессуарами при плясках, изображения предков и
тотемов, изготовляют профессиональные художники. В обычное время
положение художника ничем не отличается от положения рядового человека.
486

О
φ
13
о
Ю
W

Η
а
w
φ
3
η
о
VD
§
«
О
ft
a
и
φ
се
ω
Ο

/
2
3
4
Орнамент на деревянной утвари и сосудах из тыквы
1,2 — ковши из скорлупы кокосового ореха с резной деревянной ручкой, о-ва
Адмиралтейства; 3 — сосуд из тыквы (калебаса), покрытый резным и окрашенным
в черный цвет орнаментом, о-ва Адмиралтейства; 4—лопаточки с резными ручками,
о-в Хермит
Он также работает^ ^на огородах и принимает участие во всех общинных
работах. Художника окружают особым вниманием только в то время,
когда он работает над выполнением порученного ему заказа.
Приемы художественного производства и обряды, исполняемые при
работе, считаются секретными и передаются по наследству из поколения
в поколение в одной семье. Работа художника заключается в слепом
воспроизводстве старых форм, вводить от себя новые мотивы воспрещается.
Стиль орнамента и пластики довольно разнообразен. В основе
большинства мотивов лежат предметные изображения, из которых на первом месте
почти всегда стоит человеческая фигура, на втором — фигуры птиц и рыб.
Однако эти изображения почти не бывают реалистическими, а всегда
более или менее стилизованы, и стилизация иногда доходит до крайней
степени.
Чрезвычайно интересны человеческие фигуры, вырезанные из дерева.
Трактовка их различна. На Новых Гебридах характерна стилизация
487

Орнаментированные украшения. О-ва Адмиралтейства
1—5 — налобные украшения из диска раковины с наложенным орнаментом из
щита черепахи; 6 — раковина, покрытая выцарапанным и окрашенным в черный
цвет орнаментом (мужское украшение)

Мужская фигура из глобугериновой Деревянная скульптура,
извести. Новая Ирландия О-ва Адмиралтейства
путем подчеркивания вертикальных линий, что диктуется самим
материалом. Превалирует лицо миндалевидной формы, обычно с сильно
выступающим прямым и выпуклым носом,большими круглыми глазами, иногда
в высоком головном уборе. Нередко подчеркиваются половые признаки.
Характерна своеобразная монументальность стиля. Иначе трактуют
человеческую фигуру или голову (в масках) на Новой Ирландии. Здесь
более тонкая, почти ажурная резьба, человеческие головы резко
стилизованы; в чертах лица особенно подчеркиваются горизонтальные
линии: глаза, ноздри, рот, подбородок. Сквозная резьба в масках
часто дополняется вычурным ажурным обрамлением, в котором контуры
головы теряются. Таков же прием и в трактовке целой фигуры, которая
иногда почти скрывается под сложным кружевным деревянным узором.
Иной характер имеют более грубо выполненные стоячие человеческие
фигуры, приземистые и с сильно укороченными, часто полусогнутыми
ногами.
Постепенную стилизацию мотива человеческой фигуры и лица лучше
всего можно проследить на Новых Гебридах. Ноги обычно
укорачиваются, часто и совсем исчезают, за ними туловище, и остается одно лицо. Уши
почти никогда не изображаются (только на о-вах Банкс). Рот нередко
489

Деревянная скульптура. Новые Гебриды
тоже 'отсутствует, особенно в рисованном орнаменте, нос же превращается
в вертикальную линию, делящую пополам лицо. Устойчивее всего
сохраняются глаза, однако они часто стилизованы в сегменты круга. Само
лицо геометризуется в треугольник или ромб — последний чаще
изображает лицо покойника или духа умершего; отсюда, между прочим, ромб —
обычная эмблема союзов Тамате и форма их масок.
Треугольник и ромб — наиболее частые мотивы орнамента на Новых
Гебридах. Из этих фигур составляются сложные композиции, с
излюбленным мотивом параллельных зигзагообразных линий или зубчатой
каймы. В этих, на первый взгляд, чисто геометрических формах трудно
узнать их исходный мотив — человеческое лицо. Конечно, нельзя
отрицать, что могли быть и другие исходные элементы орнамента.
Музыкальные инструменты представлены только
узык ударной и духовой группами. Из первых почти
повсеместно распространены деревянные барабаны, или гонги, в виде полого
ствола с продольной щелью. При ударе гонг издает гулкий, далеко
разносящийся звук. Таким гонгом пользуются и для передачи сигналов,
и для отбивания такта. Обычно они лежат на площадях для плясок.
Гонги отсутствуют только на о-вах Санта-Крус и Флорида.
Собственно барабаны распространены только в северной Меланезии,
Они обычно имеют форму песочных часов, с перехватом посередине. Один
или оба конца полого корпуса барабана затянуты кожей ящерицы, по
которой и ударяют рукой. Сходная форма барабана известна в Западной
и Центральной Африке.
490

Сигнальный гонг. Новая Гвинея
Гонги на общественной площади. О-в Амбрим. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая

Музыканты, играющие на флейтах.
Новая Гвинея
Военные пляски на Соломоновых островах

Украшения участников пляски. О-в Малаита
Из ударных инструментов встречаются еще разные погремушки.
Духовые инструменты представлены разными видами рога из
раковин, губными и носовыми флейтами с несколькими отверстиями. Но из
духовых музыкальных инструментов наиболее примечательна флейта Пана
(свирель), известная на севере и на юге Меланезии. Она состоит из
нескольких тростниковых трубок разной длины, связанных вместе в форме
трапеции. Длина трубок, издающих каждая особый тон, подобрана
так, что вместе они дают определенный звукоряд. На Новой Ирландии
число трубок на флейтах Пана колеблется от пяти до восьми, и они
охватывают диапазон от большой сексты до большой децимы, обычно
начиная от «до» первой октавы вверх. На Новых Гебридах число трубок
доходит до тринадцати, но чаще встречаются семь или десять. Трубки
флейты открыты здесь обычно не с обоих концов, как в северной
Меланезии, а только с одного.
Очень интересные наблюдения сделаны некоторыми специалистами-
музыковедами — особенно Хорнбостелем — над строем флейты Пана в
Меланезии: эти наблюдения позволяют уловить специфику меланезийской
музыки. Строй этот бывает различен, но в большинстве случаев он
основан на пятиступенной (или «китайской») гамме (пентатонике),
которая лежит в основе китайской и японской, а отчасти и
малайской музыки (малайская музыка знает и европейскую семиступенную
493

гамму). Этот факт очень значителен в связи)
с проблемой исторических связей Океании
с Юго-Восточной Азией. Не менее
любопытно то, что некоторые экземпляры
меланезийской флейты Пана,
подвергавшиеся изучению, показали в точности ту же-
абсолютную высоту тона, как японские
инструменты: это опять свидетельствует-
о каких-то культурных связях между
обеими областями в прошлом.
Струнные инструменты в Меланезии
отсутствуют.
Вокальная музыка меланезийцев
изучена пока мало. Вот некоторые основные
черты песен на Новой Ирландии. Мелодии,
построены в большинстве случаев на пя-
тиступенной гамме, без полутонов.
Характерны постоянные скачки на терцию,
кварту, квинту и октаву, создающие
впечатление разложенного трезвучия. При этом
интонация певца очень чистая, и мелодия
воспринимается европейским ухом
приятно. Меланезийскому пению присущи частые
нисходящие глиссандо, исполняемые ровна
и чисто, без выделения отдельных нот. Но
самое значительное— это своеобразное
чередование грудного голоса и фальцета
(притом мягкого и приятного); это
производит впечатление, будто поют по очереди
мужчина и женщина. Ритмика песен
сложна и с трудом поддается делению на такты.
π С музыкой тесно свя-
Л „ „ Пляски J g>
Флейта Пана. ' заны и пляски, ибо
О-ва Адмиралтейства без аккомпанемента музыкальных
инструментов и без пения меланезийцы
никогда не танцуют. Пляски — их
излюбленное развлечение и обычно устраиваются на праздниках. Хотя праздники
часто связаны с теми или иными религиозно-магическими обрядами и
верованиями, но самые пляски не заключают в себе ничего
религиозного.
Любопытно, что в плясках меланезийцев почти нет эротического
элемента, тем более, что совместно мужчины и женщины почти никогда не
танцуют. Паркинсон, однако, описывает эротический танец островитян
Новой Ирландии, исполнители которого, мужчины, изображали в шутливо-
гротескной форме ухаживание поклонников за дамой.
Пляски бывают дневные и ночные; особенно подходящее время—
лунная ночь.
Мужчины танцуют обычно на специальной танцевальной площадке.
Женщины на нее не допускаются, но стоят и смотрят с некоторого
расстояния, а иногда тоже начинают танцевать, но поодаль. Женские
танцы, по словам некоторых наблюдателей, менее интересны, более
монотонны. Мужские же пляски очень разнообразны. Они обычно содержат
в себе изобразительный элемент: так, есть пляски военные, с копьями
или другим оружием в руках, пляски, подражающие гребле
(исполняемые сидя) и пр. На Новой Ирландии сохранились древние «тотемиче-
494

Танцевальные палицы и щит. Юго-восточная
Новая Гвинея
ские» пляски: исполнители — непременно члены данного тотема —
имитируют движения своего тотемического животного или птицы.
Обычно пляска состоит в ритмическом движении шагом или
вприпрыжку вперед и назад, причем танцоры с силой и в такт ударяют ногами в
землю, устраивают «бег на месте», двигают руками и туловищем.
Танцуют все коллективно, и исполнители выступают в одной или двух
колоннах. Главное искусство состоит в строго ритмичных и
одновременных движениях. Это требует специальной выучки, и подготовка к
танцу иногда длится месяцами. В больших плясках участвует свыше ста
человек, и под одновременными ударами сотен ног дрожит и гудит
земля. Танцоры обычно специально наряжаются, раскрашивают свое тело.
Часто надевают маски. Помимо этого, есть особые принадлежности плясок:
танцевальные палки, доски, весла, топоры, погремушки и пр.
н „ Меланезийцы хорошо осведомлены в окружающей
их природе, особенно там, где это связано с
земледельческим хозяйством. Их знание видов и сортов растений поразительно.
495

Они умеют различать десятки сортов плодовых деревьев и культурных
растений.
По сообщению Крэмера, женщины Новой Ирландии знают 220
разных сортов таро, 10 сортов ямса, 14 сортов хлебного дерева и 52
сорта банана1. Подобные же сообщения есть и с других островов.
Интересны зачатки народной медицины у меланезийцев. Приемы
лечения больных состоят, как это обычно бывает, в комбинации
рациональных и магических средств, которые нелегко разграничить. Из
рациональных средств применяются массажи,кровопускания,прием внутрь и внешнее
употребление настоек из разных трав. Следует отметить хорошее знание
анатомии человеческого тела, расположения внутренних органов. Но самое
удивительное — это хирургическое искусство меланезийцев, в особенности
на островах архипелага Бисмарка.
Жители архипелага умеют с необычайным мастерством производить
трепанацию черепа. Паркинсон, наблюдавший неоднократно эту сложную
операцию, подробно описывает ее. Трепанация производится специалистом
в случае ранения лобной кости; повреждение височной кости считается
смертельным, и операции тогда не делают. Если же предварительный
осмотр приводит к благоприятному заключению,то специалист при помощи
примитивного скальпеля (из обсидиана, отточенной раковины или зуба
акулы) удаляет сначала кожный покров, а затем раздробленную кость;
если осколок ее попал в мозг, его тщательно извлекают; края отверстия
в черепе заравниваются, рану закрывают куском маля (материя из коры)
или листом банана, промывают водой и заботливо обвязывают плетеной
ротанговой сеткой. Паркинсон с удивлением отмечает, что в большинстве
случаев эта трудная и опасная операция проходит успешно, и пациент
выздоравливает; он лично знал многих островитян, которые долго жили
после подобной операции. Но, быть может, еще удивительнее то, что
местные хирурги, с таким искусством проделывающие трепанацию черепа,
имеют довольно смутное представление о значении этой операции и
предпринимают ее нередко в совсем неподходящих случаях. Паркинсон не раз
был свидетелем того, что трепанация производилась над детьми, у которых
череп отнюдь не был поврежден, а делалось это как профилактическое
средство против головной боли и эпилепсии!
С большим искусством лечат местные хирурги переломы костей. Помимо
наложения обычных шин (из бамбуковых пластинок) ,они применяют иногда
рискованный способ скрепления разбитой кости острым кусочком бамбука
который всаживают в открытую рану до самой кости, и поврежденный
сустав туго забинтовывают; недели через две бамбук извлекают и ране
дают заживать, как обычно. И эта своеобразная операция кончается,
как ни странно, в большинстве случаев успешно.
Круг географических знаний меланезийцев обычно ограничивается
своим островом. Лишь жители побережья знают, и то смутно, об
островах своего архипелага. Во времена Кука жители о-ва Фате совершенно
не знали о существовании южных островов тех же Новых Гебрид,
отстоящих всего на несколько десятков километров. Что же касается жителей
внутренних областей островов, то их кругозор еще более узок: они знают
обычно только окрестности своей деревни, а на бывалых людей, которые
имеют представление обо всем острове, смотрят с уважением. В последние
полвека умственный горизонт островитян, конечно, расширился. В целом
географические познания жителей Меланезии гораздо менее развиты,
чем у островитян Полинезии.
1 A. Kramer. Die Malanggane von Tombara. Miinchen, 1925, стр. 52.
496

и
S
о
ω
Η
is]
Χ!
ft
<
И
fcr·
φ
«
Μ
Λ
Ч
»
О
а"
и
03

Очень слабы и астрономические знания меланезийцев — в этом они
далеко уступают своим восточным соседям. На Новых Гебридах
островитяне умеют различать планеты и неподвижные звезды, объединяют
последние в созвездия. Дальше этого их знания не идут.
Исторические предания не получили в Меланезии развития.
Меланезийцы вообще не сохранили никаких воспоминаний о переселениях,
войнах, столкновениях и пр. Исключений очень мало. Так, по словам
Кодрингтона, жители одной местности на о-ве Малаита (округ Саа)
помнят, что их предки переселились сюда одиннадцать поколений назад из
соседнего округа. Кое-что подобное помнят и жители островка Вао,
предок которых десять поколений назад приплыл с о-ва Аоба, а позже
пришли другие поселенцы с о-ва Малекула. По сведениям
исследователей о-вов Адмиралтейства, люди там совершенно не интересуются
своим прошлым и помнят только те события, которые происходили на
глазах живущего поколения. В этом отношении особенно велико отличие
меланезийцев от жителей Полинезии.
32 Народы Австралии и Океании

Ill
in
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
НАРОДЫ МЕЛАНЕЗИИ
В УСЛОВИЯХ КОЛОНИАЛЬНОГО ГНЕТА
Большая часть Меланезии представляет собою область тропических
лесов с жарким и сырым климатом, трудно поддающуюся
освоению. За исключением Новой Каледонии и Фиджи, колонизация
которых описана отдельно, острова Меланезии стали объектом захвата
европейских держав гораздо позже, чем Полинезия и Австралия. Плохо
перенося нездоровый климат и с трудом продвигаясь вглубь непроходимых
джунглей, европейцы неохотно селились в этой части Океании.
Разведение плантаций шло медленно.
Довольно многочисленное местное население, у ко-
Особенности коло- торого еще сохранялся первобытно-общинный строй,
низации Меланезии r « r r г >
в первый период сильно сопротивлялось попыткам
эксплуатировать его на местных плантациях. Тогда колонизаторы
прибегли к другому способу извлекать выгоды из труда островитян.
Начиная с последней четверти прошлого века в Меланезии развилась
подлинная работорговля. Под видом «вербовки» рабочих была
организована охота за людьми. Меланезийцев насильно или обманным путем
сажали на корабли и переправляли в Австралию, на Фиджи или на острова
Полинезии, где их заставляли работать на колониальных плантациях
годами. От тяжелых условий многие погибали. Из 57 тыс. меланезийцев,
вывезенных в течение сорока лет в Австралию, вернулось на родину
всего несколько тысяч, остальные погибли1.
Η. Н. Миклухо-Маклай, многие годы проведший на островах Тихого
океана и посвятивший всю свою жизнь борьбе за права их угнетенного
населения, писал по этому поводу:
«В Меланезии вывоз туземцев на плантации Австралии, Новой
Каледонии, Самоа, Фиджи и другие обезлюдил значительно острова Ново-
Гебридские и Соломоновы и распространил в них заразительные болезни.
Кроме вымирания на этих островах, вырождение расы идет параллельно
с вывозом молодых и крепких мужчин: оставляют только мальчиков и
стариков,— обстоятельство, сильно отражающееся на следующем
поколении» 2.
1 См. R. Dixon. Immigration and the «White Australia» policy, [б. г.],
стр. 10—И.
2 Η.
стр. 471
Η. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1. М.—Л., 1951,
498

Кокосовая плантация. Новая Британия
В 1904 г.,когда сокращение местного населения стало уже угрожающим,
принудительная вербовка и вывоз рабочих из Меланезии на другие
острова Океании были запрещены колониальными властями. Но условия
труда на местных плантациях, куда попадают подгоняемые
необходимостью островитяне путем «добровольной» вербовки, ничем не лучше.
До настоящего времени колонизация Меланезии имеет свои
особенности по сравнению с колонизацией Полинезии и Австралии. Основную
массу населения в Меланезии попрежнему составляют местные жители —
папуасы и меланезийцы. Хотя плантации колонизаторов имеются на всех
островах, численность населения европейского происхождения в
Меланезии, за исключением Новой Каледонии и Фиджи, в 1938 г. не превышала
4 тыс. Оно состоит почти полностью из чиновников, миссионеров, скуп-
щиков-тредоров и служащих предприятий, занимающихся добычей
полезных ископаемых. Иммиграция рабочих и вообще трудящегося населения
европейского происхождения в Меланезию (опять-таки за исключением
Новой Каледонии и Фиджи) не имеет места.
Развитие плантационного хозяйства с вывозом местного сырья и
разработка недр, в особенности добыча нефти, пошли более быстрым темпом
после второй мировой войны. Наиболее значительную роль теперь играют,
кроме английских и французских, также американские и австралийские
капиталистические компании.
Включение Океании в систему мирового капита-
Развитие^ лизма и империализма привело к нарушению основ
товарного хозяйства традиционной экономики меланезийцев. Мелане-
в з^шГедолии зийское хозяйство из почти замкнутого натурального
постепенно превращается в товарное.
Посредниками между местным производством и капиталистическим рынком
служат скупщики-тредоры, захватившие в свои руки всю местную торговлю.
Они жестоко грабят коренное население, скупая продукты тяжелого
труда острови!Ян.
32*
499

Деятельность тредоров в северной Меланезии усилилась в 1870-х
годах. Это «расширение области европейской торговли на
островах Тихого океана» наблюдал там как раз в те годы Миклухо-Маклай,
который писал по этому поводу: «Надо было приискать новый рынок для
товаров низкого достоинства, от которых на островах Вуап и Пелау
туземцы стали отказываться, тем более, что некоторые фирмы слишком
поспешно снабдили своих тредоров значительными запасами дрянных
товаров. Это повело к поселению европейских тредоров на острова Тауи,
Агомес, Каниес, Ниниго». Миклухо-Маклай ставил это
нашествие торговых хищников в тесную связь с параллельным «нашествием»
христианских миссионеров. Эти два «фактора европейской
цивилизации», впрочем, «иногда сливаются», как не без иронии замечал Мак-
лай, ибо нередко «миссионеры занимаются также меновою торговлею».
Русский ученый-гуманист задавал по этому поводу грустный вопрос:
«Под чьей ферулой туземцы быстрее исчезнут и чье влияние
превозможет?»1.
Торговцы-тредоры вели вначале лишь натуральный обмен, сбывая
островитянам разные безделушки и дешевый хлам и «покупая» за это
ценные продукты их хозяйства; во многих случаях они просто забирали то,
что им было нужно, силой, без всякого вознаграждения. К концу XIX в.,
когда число торговцев, приезжавших из разных империалистических
государств, стало увеличиваться все больше, между ними начала
разгораться конкуренция. С развитием торговли в местный обиход стали
проникать европейские и американские деньги. Они получили существенное
значение для аборигенов, когда острова были аннексированы
колониальными державами, которые ввели систему налогов с населения. Деньги
требуются для уплаты налогов, различных штрафов, для сборов в пользу
миссии, например на постройку церкви и пр. А чтобы достать деньги,
есть лишь два способа: возделывание товарных культур и работа на
европейских плантациях или промышленных предприятиях.
С приходом колонизаторов местное земледельческое хозяйство начало
перестраиваться на новый лад, но это отнюдь не улучшило положения
меланезийцев. Колониальный капитал проявил интерес главным образом
к одной из местных культур—к кокосовой пальме. Немецкие
плантаторы около 1870 г. ввели способ сушки мякоти кокосового ореха. Эта
сушеная мякоть, так называемая копра, богатая жиром, быстро стала ходким
товаром на мировом рынке (из нее добывают технические масла и сырье для
парфюмерии). Острова Тихого океана стоят, благодаря климатическим
условиям, вне конкуренции по заготовке копры. Уже с 70-х годов
XIX в. на островах стали появляться скупщики кокосовых орехов, которые
за бесценок покупали у местных жителей сырье и с прибылью
перепродавали копру торговым компаниям. Скупщики наживаются на труде
меланезийцев и поныне. Европейские колонисты начали и сами селиться на
х побережьях островов и заводить кокосовые плантации, в особенности на
о-вах Танна, Фате, Эпи (южная часть Новых Гебрид) и на побережьях
о-вов Санто и Малекула. На этих плантациях принуждают работать
местных жителей или ввозят рабочую силу из других стран.
Помимо кокосовой пальмы, превратившейся в товарную культуру,
меланезийцы местами разводят и другие, новые для них, рыночные
культуры: кофе, какао, хлопок.
Под управлением «просвещенных» колонизаторов островитяне уже не
могут получить столько продуктов со своих огородов, сколько получали
раньше. На о-вах Тробриан, хотя плодородие почвы осталось прежним,
1 Η. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, стр. 476.
500

Меланезийцы заготавляют мякоть кокосовых орехов
для копры
вследствие сильного сокращения работоспособного населения и
невозможности теперь возделывать землю так тщательно, как раньше,
валовые урожаи стали гораздо более скудными. По подсчетам Лео Аустеиа,
который провел на островах в качестве администратора шесть лет (1931 —
1936), только в самые лучшие годы валовой сбор ямса достигает 3 тыс
тонн, в другие годы он значительно ниже, иногда не превышая
1,3 тыс. тони. Так как местному населению требуется для прокормления
в среднем 3,2 тыс. тонн в год, собираемого теперь урожая ямса —
основной пищи островитян — обычно не хватает даже на полгода; нехватка
эта не может быть покрыта некоторыми введенными вновь культурами.
А ведь еще недавно — в годы первой мировой войны — Малиновский
описывал необычайное изобилие получаемого на Тробрианах урожая
ямса.
В настоящее время, таким образом, многие меланезийцы не могут уже
прокормиться со своих огородов и вынуждены пополнять питание
покупными съестными припасами. В новых условиях становятся необходимыми
железные орудия и посуда, керосин, а также и одежда. Потребность
в деньгах возрастает. Старые местные «деньги» — снизки раковин и др.—
хотя и сохранились еще, но все более заменяются английскими,
австралийскими и американскими деньгами. Меланезийские «деньги», однако, еще
в полном ходу при покупке и продаже предметов, связанных со
старинными обычаями и ритуалом. Также и выкуп за невесту островитяне еще и
до сих пор вносят этими «деньгами».
Разводя товарные культуры (кокосовую пальму, кофе, рис, хлопок и
пр.), меланезиец попадает в полную зависимость от капиталистического
рынка и от монополиста-скупщика. Таковым является обычно
представитель монопольной торговой компании, например австралийской,
каких много возникло в годы второй мировой войны. Компания
устанавливает очень низкие скупочные цены.
В настоящее время вся торговля в Меланезии находится в руках
нескольких крупных тихоокеанских торговых компаний. Товары среди
населения распространяются через сеть мелких лавок, хозяева которых не
меланезийцы. Обычный ассортимент товаров в таких лавках состоит из
металлических инструментов, спичек, керосина, ламп, посуды, тканей,
501

дешевых украшений, зеркал, кожаных ремней, мыла, парфюмерии,
курительных трубок, табака и консервов. Лавку содержит также каждый
владелец плантации, для которого торговля является средством
выжимать дополнительную прибыль из своих рабочих.
Так совершилось превращение традиционного натурального
хозяйства островитян Меланезии, хотя и с относительно развитым
межплеменным обменом, в систему товарного хозяйства, с полным подчинением
капиталистическому рынку.
Островитяне лишены возможности улучшить свое
Рыболовство положение за счет других природных ресурсов,
и морские промыслы ^ л rj г г ^ г jr »
r r хотя бы таких богатых, какие им дает водная
стихия. Рыболовный промысел попрежнему сохраняет свое важное значение
для населения Меланезии, но исключительно потребительское.
Рыболовство могло бы превратиться в условиях товарного хозяйства в
значительный источник доходов для населения и повысить его материальное
благосостояние. Но колониальные торговцы находят невыгодным
вкладывать капитал в развитие рыбной промышленности. Поэтому
товарного значения рыболовство до сих пор не приобрело. Сохраняется
примитивная техника лова. Богатейшие природные ресурсы остаются мало
использованными.
Европейско-американские тредоры организовали местами лишь
хищническую добычу жемчуга, перламутровых раковин, да наладили кое-где
добычу и копчение трепанга, который находил себе широкий сбыт
в Китае.
Эксплуатацию местных жителей, занятых на промыслах трепанга, в
свое время ярко описал Миклухо-Маклай.
«Самую нелегкую часть работы при собирании трепанга,— писал он,—
составляет ныряние за ним, лучшие сорта его живут на глубине 5—8
саженей». Особенно тяжела эта работа «при надзоре белого... думающего
единственно, что чем больше в короткое время они успеют наловить для
него трепанга, тем больше он получит в Сингапуре или Гонконге
долларов. С раннего утра почти до вечерней темноты, с небольшим перерывом
около полудня, тредор или шкипер, удобно сидя под тентом в большой
шлюпке, наблюдает за ходом работы. Когда ныряющие за трепангом
начинают уставать и остаются долее вне воды, у белого есть действительное
средство, чтобы заставить их продолжать работу. Так как рука или палка
не может достать туземца, то белый берет лежащий около него штуцер
и пуля пролетает близ головы лентяя, напоминая ему, что, попав в руки
белого, он перестал быть свободным островитянином, а стал рабом белого.
Пролетающие пули, хотя редко задевают работающих (бывали, однако
же, примеры неловкости (?) стрелка), содержат их постоянно в большом
страхе, и часто больной уже несколько дней (всякое нездоровье на языке
белого называется ленью), полуголодный за отсутствием достаточной пищи
туземец напрягает остатки сил, которых, разумеется, не хватает надолго.
Но все же лучше туземцу заболеть во время стоянки; он может, по
крайней мере, умереть более или менее спокойно; в море может случиться, что
его еще живого выбросят за борт»1.
~ В связи с проникновением европейских товаров
Состояние ремесел ли
v в Меланезию местные ремесла потеряли свое
значение, а некоторые виды совсем исчезли. С развитием торговли железный
топор и другие европейские инструменты вытеснили орудия труда из
камня, кости и раковины. Для обработки дерева стали употреблять при-
Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, стр. 478—479
502

возные железные инструменты. Однако по традиции для некоторых работ
применяются старинные орудия. Например, при отделке лодки до сих
пор употребляют каменное или раковинное тесло.
Женщины для окрашивания тапы применяют фабричные краски,
украшают цыновки крашеной шерстью и т. д. Покупная посуда заменяет
калебасы и сосуды из бамбука. Неизменными сохранились лишь утварь
и посуда, которыми пользуются во время разных обрядов на празднествах,
как, например, деревянная чаша для кавы и чашечка из скорлупы
кокосового ореха для питья кавы.
Ремесла сохранились главным образом у береговых жителей. Для
поддержания своего хозяйства меланезийцы вынуждены заниматься
плетением на продажу цыновок, корзин, шляп и изготовлением разных
безделушек из раковин и из дерева. Все эти изделия скупщики-тредоры
перепродают посещающим острова европейским и американским
туристам. Но надо сказать, что изделия, изготовленные для продажи, по
качеству работы сильно уступают тем предметам, которые так тщательно и
любовно выделывали когда-то меланезийцы для собственного потребления.
Таким образом, ни одна из отраслей собственного
Работа хозяйства аборигенов не может обеспечить им средств
на плантациях r г
к существованию в условиях колониальной системы.
Они обречены на захирение и гибель. Чтобы хоть как-то существовать,
для островитян Меланезии все в большей степени остается только одна
возможность — это работа на плантациях или на горных разработках.
Меланезиец поневоле подписывает навязанный ему вербовщиком
контракт и оставляет родную деревню. Условия труда на плантациях
тяжелы. Заработная плата местных рабочих крайне низка. На
Соломоновых островах рабочий получает около 30 долларов в год и пищевой
рацион, состоящий из одного фунта вареного риса в день и такого же
количества дешевых рыбных или мясных консервов в неделю. При этом
рабочий получает по закону на руки лишь треть заработной платы,
остальные две трети хозяин имеет право выплатить ему лишь по окончании
срока контракта1.
Фактически вся выданная рабочему заработная плата возвращается
сразу же хозяину для погашения долга за взятые рабочим в кредит
товары в лавке того же хозяина.
Изнурительный труд, плохо организованная медицинская помощь и
недостаток лекарств, а также скученность и антисанитарные условия в
бараках приводят к большой смертности. На Новых Гебридах смертность
среди плантационных рабочих, по подсчетам Ф. Шпейзера (1913), доходила
до 44%2.
Хотя закон и предусматривает предельный срок контракта в три
года, на деле этот срок постоянно удлиняется, так как к нему
добавляют дни, которые рабочий должен отрабатывать в виде наказания «за
нарушение трудовой дисциплины». Зачастую контракт кончается только
со смертью рабочего.
Колонизация привела к тому, что в Меланезии были введены новые
земледельческие культуры, появились более совершенные орудия труда,
керосин для освещения и варки пищи, фабричные ткани, некоторые новые
виды продовольствия: рис, мука, консервы, сахар, чай и пр. Но
дороговизна привозных товаров, при мизерной заработной плате на плантациях
и горных разработках и низких ценах на сырье, не позволяет
меланезийцам, которые, кроме того, обременены податями и налогами, пользо-
1 См. С. Μ у t i η g e r. Headhunting on the Solomon Islands. New York, 1924.
2 С. В e 1 s h a w. Changiog Melanesia. [Sydney], 1954, стр. 41.
503

Взимание налогов с жителей острова Малаита. Соломоновы острова
ваться «благами цивилизации». Империалистическая колонизация
принесла меланезийцам только угнетение, изнурительный труд и
постоянное недоедание.
Рабочий лишен элементарных человеческих прав. Он не может посетить
соседнюю деревню и даже на плантации ему запрещено устраивать пляски
или другие развлечения.
Для колонизатора меланезиец — «дикарь», или «канака», к нему
обращаются только со словами, унижающими человеческое достоинство.
Колониальный режим привел к полной ломке тра-
Формы диционной организации власти в меланезийских
колониального г г\
управления общинах. Она нередко, правда, сохраняет старые
формы, но содержание их теперь совершенно иное.
Верные системе «непрямого управления», колониальные власти
наделяют ро до-племенную верхушку административными правами.
Вожди являются старшинами деревень, ведают сбором налогов,
распределяют трудовые повинности и выполняют местами судебно-полицейские
функции.
Со своей стороны вожди приспосабливаются к новым условиям.
Они, смотря по обстоятельствам, или отказываются от старых обычаев,
или изменяют их в свою пользу. Для сохранения своего высокого
положения вожди ревниво поддерживают старые традиции: соблюдают этикет,
истово выполняют такие церемонии, как ритуальное питье кавы. Взимание
податей обставляется, как прием подарков. Институт вождей вполне
соответствует интересам колонизаторов, так как способствует консервации
отживших свой век форм управления, и поэтому при публичных
собраниях и церемониалах колониальные власти и миссионеры оказывают
вождям традиционные почести. В тех случаях, когда родовой вождь
отказывается быть послушным орудием в руках колонизаторов или
оказывается неспособным проводить политику колониальных властей, админи-
504

стративные функции и права передаются, минуя наследственного вождят
более удобному для колонизаторов лицу.
На о-вах Эроманга (Новые Гебриды), Бугенвиль и Малаита
(Соломоновы острова) и на некоторых других институт племенных вождей и их
привилегии почти исчезли. Назначаемые же колониальной
администрацией старшины не пользуются авторитетом среди населения, и власть их
опирается только на полицейскую силу.
В годы второй мировой войны были предприняты шаги к некоторой
демократизации управления. В 1942 г. были введены так называемые
«туземные суды» (native courts), а в 1944 г.— «туземные советы» (native
councils), с совещательными функциями при колониальной
администрации. Была введена выборность вождей. Но эти реформы не дали
радикального улучшения.
т, - Условия быта коренного населения Меланезии в на-
Изменения в быту г
J стоящее время сильно изменились по сравнению
с прошлым, хотя эти перемены в большинстве мест далеко не так глубоки,
как в Австралии и в Полинезии. Они наиболее сильны на Фиджи, на
Новой Каледонии, на южных Новых Гебридах, а на других архипелагах
более заметны близ резиденций колониальных властей, крупных
плантаций и миссий. В остальных местностях, особенно в северной и центральной
Меланезии, быт островитян, несмотря на проникновение
товарно-денежных отношений, сохраняет во многом прежние черты.
Поселения и жилища аборигенов мало изменились. Только
плантационные рабочие, оторванные от своих домов, вынуждены жить в душных
и тесных бараках. Обстановка жилищ в деревнях остается в основном
традиционной — мебель фабричного производства и прочие предметы
обстановки покупать жителям не на что.
Зато меланезийцам теперь хорошо знакомо употребление завозимых
торговцами спиртных напитков. Широко распространилось курение
табака, заимствованное, вероятно, еще в давние годы либо от малайцев,
либо от европейцев.
Одежда населения изменилась главным образом вблизи европейских
поселений и особенно в миссионерских поселках. Именно христианские
миссионеры и ввели впервые европейскую одежду на островах Океании.
Красивая, приспособленная и к климату, и к быгу жителей Океании
местная одежда и украшения объявлены греховными и запрещены.
Обязательным стало для мужчин носить брюки, а для женщин—прикрывать также
верхнюю часть тела. Особенное усердие в этом проявляют католические
миссионеры. По длинному, делающему фигуру неуклюжей, платью с
длинными рукавами (так называемому «mother Hubbard») и сейчас
безошибочно можно узнать женщину, принадлежащую к римско-католической церкви.
Имея обычно одну лишь смену одежды, местные жители принуждены
носить ее, не снимая, круглый год. Несменяемое, постоянно влажное в
дождливый период европейское платье стало источником распространения
заразы и причиной столь опасных для жителей тропиков простудных
заболеваний. Однако вдали от европейских поселений и миссий, в глубине
больших островов, аборигены и сейчас предпочитают простой, хорошо
приспособленный к климатическим условиям наряд неудобной одежде,
навязанной им миссионерами.
В настоящее время между островами постоянно курсируют
европейские и американские суда, команды которых обычно набираются из
меланезийцев: их прекрасные мореходные навыки колонизаторы не могли
не оценить. Особенно славятся в этом отношении жители о-вов Лоялти.
Но этот новый транспорт не служит интересам местного населения, а лишь
увеличивает прибыли торговцев и плантаторов. В связи с появлепием
505

курсирующих судов строительство лодок местного типа пришло в упадок:
сейчас делаются только наиболее простые и маленькие лодки.
Колонизаторы ни заинтересованы в развитии сухопутного транспорта,
Дороги существуют только между портами и прибрежными плантациями.
В глубине островов попрежнему сохраняется лишь сеть издавна
проложенных местными жителями пешеходных троп. Только на немногих
островах (Гуадалканал, Рёссель) были построены в годы второй мировой войны
стратегические дороги. На всех Соломоновых островах дороги имеют
протяжение всего около 30 км. Почти единственным способом передвижения
остается повсеместно пешая ходьба.
Показательно распространение современных средств транспорта: на
британских Соломоновых островах, при населении в 95 тыс., в 1947 г.
имелось всего 10 автомобилей и 20 велосипедов, очевидно,
принадлежавших плантаторам1.
ρ Очень многое переменилось в области духовной
жизни островитян. Старые верования сохранились
далеко не везде. На Новой Каледонии, на южных Новых Гебридах, на
Фиджи население почти все христианизировано и у него сохраняются
лишь обрывки старых религиозных представлений. В каждой деревне
есть церковь, при ней причт. Да и в других местах, даже там, где
миссионеры не добились всеобщего распространения христианства,
самобытные верования более или менее видоизменяются, частью даже исчезают
под влиянием новых условий быта. В общем уже несколько десятков лет
происходит процесс вытеснения местных религиозных верований
христианством, т. е. религией, отражающей чисто классовую форму общества
и служащей орудием классового и колониального гнета.
В Меланезии, как и везде в колониях, миссионерские организации
разных толков христианской церкви представляют интересы
империалистических держав, различных кругов буржуазии; особо выступает
Ватикан, стремящийся возможно шире распространить свое влияние.
Миссии конкурируют между собой и отстаивают свои догмы и обряды. Молодой
английский этнограф А. Дикон, побывавший на Новых Гебридах в
1920-х годах, писал: «... Здесь на расстоянии около одной мили друг от
друга находятся три миссии: римско-католическая, пресвитерианская и
«адвентистов седьмого дня». Все они сражаются между собой, и каждая
из них старается отвоевать себе обращенных из других миссий...
Пресвитериане и католики празднуют воскресенье. Адвентисты вместо
воскресенья празднуют субботу и рассматривают пресвитерианцев и католиков
как язычников; они не едят мяса, не курят и не пьют чая, они ждут
пришествия Христа. Пресвитериане и адвентисты считают католиков
язычниками и идолопоклонниками. Представьте себе, что за путаница!»2
Миссионеры разных церквей и толков натравливают свою паству на
приверженцев другой церкви и разжигают междоусобную вражду.
Все миссии одинаково эксплуатируют свою паству. Прихожане обязаны
обрабатывать обширные плантации миссии. Кроме того, их обременяют
разными денежными сборами в пользу церкви и миссии.
Социальную опору миссионерской деятельности нередко представляет
родовая и племенная верхушка. Вождь или старшина деревни часто
является дьяконом или другим служителем церкви.
1 United Nations. Non-self-governing territories. Summaries and analyses oi
information transmitted to... during 1947.Lake Success. New \ ork, 1948, стр. 342; то же,
т. 2, 1950, стр. 423.
2 А. В. Deacon. Malecula, a vanishing people in the New Hebrides. London,
1934, стр. XXIV.
506

Однако миссионерам не везде удалось обратить меланезийцев в
христианство. На о-вах Малекула, Эспириту-Санто, на Малаите, Гуадалка-
нале еще много «язычников». Там выполняются старинные обряды. На
Соломоновых островах в глубинных районах тайные мужские союзы с их
культом духов еще продолжают свою деятельность, тогда как на о-вах
Банкс и на Новых Гебридах миссионеры почти подавили их1.
Общий культурный уровень меланезийского населения, конечно,
сильно повысился за десятилетия борьбы против колонизаторов и под
влиянием европейской культуры. Школы разных видов, главным образом
миссионерские, довольно многочисленны. Детей обучают там местами
на меланезийских языках, местами по-английски или по-французски.
Количество грамотных на родном языке составляет теперь, по примерным
подсчетам, до 60% населения всей Меланезии. Эта грамотность, правда,
мало дает островитянам, так как читать на родном языке им почти
нечего. Но отдельные, очень немногочисленные меланезийцы добиваются и
более высокого образования, получают специальную подготовку: из их
среды есть уже агрономы, врачи, радиотехники, канцелярские служащие;
есть и моряки со специальной подготовкой2.
С. Belshaw. Changing Melanesia, стр. 54.
Там же, стр. 100.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ДВИЖЕНИЕ ПРОТИВ КОЛОНИАЛИЗМА
В МЕЛАНЕЗИИ
Свободолюбивые меланезийцы никогда не мирились и не желают
мириться с колониальным рабством. Они стремятся сбросить с
себя иго колониализма.
Однако единого, охватывающего всю Меланезию
антиимпериалистического движения пока еще нет. Этому препятствуют прежде всего и
географические и исторические условия. Население разбросано по
небольшим островам. И даже на крупных островах население еще недавно
было раздроблено, разобщено, жило небольшими племенными, даже
родовыми группами; сближению их мешал и сравнительно низкий уровень
общественного развития, мешала и языковая дробность.
Такое состояние застали на большинстве островов Меланезии
колонизаторы, и оно было им выгодно. На каждом острове порабощенное ими
население вынуждено бороться своими средствами за независимость и
человеческие права. Конечно, изолированность отдельных островов и
отсутствие связи ослабляет борьбу.
Нельзя не учесть также и удаленность Меланезии от основных очагов
антиимпериалистического движения в колониях и зависимых странах.
Лишь в последние годы все нарастающее массовое движение народов
Индонезии заметно оказывает положительное влияние на ближайшие
области Меланезии (Новая Гвинея, архипелаг Бисмарка), население которой
усваивает революционный опыт своих более развитых соседей. В
последние же годы замечается и в самой Меланезии тенденция к объединению
сил, борющихся против империалистического гнета. Освободительное
движение перекидывается с одного острова на другой, охватывая порой
целые архипелаги.
Несмотря на репрессии со стороны колониальных властей, все чаще и
чаще поднимаются восстания среди меланезийцев: руководителями
восстаний обычно являются бывшие контрактованные рабочие, которые
приобрели опыт борьбы с колонизаторами. Крупнейшими движениями в
период, предшествовавший второй мировой войне, были забастовки в г. Ра-
баул (1930-е годы), в которых участвовало около 2500
рабочих-аборигенов и которые поразили колониальные власти своей неожиданностью и
организованностью Ч
1 См. Т. В о d г о g i. Colonisation and religions movements in Melanesia. «Acta
Etbnographica Acad. Scient. 'Hungaricae», 1951, t. II, № 1—4.
508

Особенно широко развернулось движение против колониализма на
островах Меланезии в годы второй мировой войны и после нее.
Здесь сказались не только непосредственные события войны и
послевоенных лет, прямо затронувшие интересы аборигенов и ухудшившие их
экономическое положение. Здесь проявилось и влияние идей, идущих из
лагеря миролюбивых и демократических стран, с Советским Союзом во
главе. Волнения возникали в разных частях Меланезии независимо одно
от другого: расширяясь, они в некоторых случаях сливались между собой.
Каждое из этих движений имеет свою специфику, свои местные
особенности, но во всех них есть и нечто общее. Это—ненависть к колониальному
угнетению и вражда к миссионерам, массовость движений, но наряду
с этим — отсутствие ясно выраженных конкретных целей; вместо
реальной программы улучшения экономического положения и предоставления
политических прав, выдвигаются либо отдельные частные требования,
либо лозунги борьбы за восстановление старого уклада.
На южных Новых Гебридах центром антиколони-
«Движсние ального движения был о-в Танна, аборигенное на-
Джон-Фрум» ' г
^ rj селение которого составляет, по последним данным,
около 6,6 тыс. Движение, начавшееся накануне второй мировой войны,
первоначально было направлено непосредственно против миссионеров,
в частности против пресвитерианской миссии. Это не случайно. Миссия
уже дапно вызвала к себе законную ненавистьнаселения своей
деспотической, тупо-фанатичной политикой. Миссия ввела палочную дисциплину
среди аборигенов, управляя ими через назначенных ею же вождей, по
большей части бывших проповедниками миссии. Вожди эти отнюдь не были
носителями старой родо-племенной власти и не пользовались никаким
авторитетом среди населения. В то же время миссионеры сознательно
препятствовали этим вождям в их стремлении получить сколько-нибудь серьезное
европейское образование, которое могло бы сделать их в какой-то мере
проводниками более высокой культуры среди аборигенов. Массу же
населения они тем более лишали возможности приобрести какие бы то
ни было реальные знания, хотя именно устройство школ всегда было
главным мотивом, которым миссионеры пытались оправдать перед
цивилизованным миром свою деятельность среди колониальных народов.
Островитяне Танны прямо обвиняли миссионеров в том,что те не желали ничему
учить их. Меланезийцы жаловались, что на их просьбы научить их чему-
либо, кроме молитв и пения гимнов, миссионеры и колониальные власти
отвечали грубым отказом. Правительственный агент, уже после начала
широкого антимиссионерского движения, пытался убедить островитян, что
им полезно и нужно именно пресвитерианское вероучение.
В 1940 г. движение приобрело широкий размах, а в 1941 г. вылилось
в открытое возмущение. Все церкви, не только пресвитерианские, но и
других миссий, опустели. Прихожане пересиали их посещать. Это было
очень знаменательно, потому что миссионеры всегда настраивали свою
паству против «иноверцев», и между сторонниками разных
вероисповеданий были постоянные трения. Дети перестали посещать школы, где их
ничему, кроме молитв, не учили. Опустели и миссионерские поселки,
где царил тюремный режим, заведенный «святыми отцами». Все население
ушло вглубь острова к своим «языческим» собратьям. Там возобновились
традиционные сборища и празднества с ритуальным питьем кавы,
плясками и обрядами, которые строго запрещались миссионерами.
Идейное руководство движением приписывалось некоему
полумифическому персонажу по имени Джон Фрум. Остается неясным,
существовал ли человек с таким именем. Джон Фрум считался божеством,
но от имени его выступали — или назывались его именем — отдельные
509

проповедники: в 1941 г.— Манехеви, в 1943 г.— Нелоиаг. Все движение
получило название «движения Джон-Фрум».
Оно развивалось последовательными волнами. После того как
аборигены покинули церкви, школы и миссионерские поселки, началась
агитация за изгнание всех колонизаторов.Островитяне,у которых имелись
европейские деньги, старались отделаться от них: покупали без разбора разные
товары в лавках, даже просто бросали деньги в море. Напуганная
администрация прибегла к репрессиям, арестовала некоторое число
«зачинщиков». Но движение не прекратилось. Оно еще более усилилось с начала
1942 г., когда на Тихом океане уже шла война. Руководители движения
возлагали какие-то надежды на США, наивно веря обещаниям
американской пропаганды. Нелоиаг, новый вожак движения, именовал себя
«Джон Фрум, король Америки и Танны». Американские войска
действительно как раз высадились на Новых Гебридах, но они лишь
помогли администрации подавить новую вспышку движения. В октябре 1943 г.
началось настоящее вооруженное восстание в северной части острова
Танны. Американские части помогли опять его разгромить.
Нелоиаг был арестован, но власти побоялись его судить, а объявили
«сумасшедшим» и заперли в убежище для душевнобольных на Новой
Каледонии. Движение временно ушло в подполье. Оно вновь вспыхнуло в 1947 г.
За эти годы оно распространилось и на ряд соседних островов,
соединившись там с местными менее крупными движениями. Оно продолжалось
долго, вероятно продолжается и ныне х.
Для идеологии сдвижения Джон-Фрум» характерно то, что в нем,
наряду со стремлением вернуть старые обычаи, есть и более
положительные, прогрессивные идеи. Сторонники движения верят, что, когда будут
изгнаны колониальные власти, торговцы и миссионеры, аборигены получат
все блага европейской культуры, в которых колонизаторы им отказывают.
Эта идея чрезвычайно интересна и свидетельствует о большой
сознательности жителей Меланезии: они понимают превосходство европейской
культуры, но в то же время хорошо видят, что колонизаторы и их пособники,
миссионеры, препятствуют им приобрести эту культуру. Отсюда мысль,
что, только прогнав «белых» угнетателей, аборигены смогут
приобщиться к передовой современной культуре.
На противоположном краю Меланезии, на о-вах
Движение Адмиралтейства, движение против колониализма
у началось сразу же после окончания второй
мировой войны. Оно было направлено против всей вообще колониальной
администрации, торговцев и миссионеров. Движение возглавил житель
о-ва Манус, по имени Палиау. Он призывал бойкотировать
колониальную администрацию, миссии, торговые компании. В 1946—1947 гг.
движение приняло массовый размах. Были сожжены все документы местного
управления. Церкви опустели, как на Южных Новых Гебридах. Родители
перестали посылать детей в школы. Островитяне отказались принимать
европейские деньги, перешли к натуральному обмену. В марте 1947 г. Палиау
был арестован и сослан в Морсби, но вскоре выпущен. В 1949 г. около
одной шестой части населения о-ва Манус признавало руководство Палиау.
Встревоженные колониальные власти вновь арестовали его. Палиау был
обвинен в «распространении ложных слухов»; заодно его обвинили в том,
что при японской оккупации он занимал должность главного вождя.
В апреле 1950 г. Палиау был приговорен к шести месяцам каторжных
работ, затем снова заключен в тюрьму (1951). Среди населения весть об этом
1 См. G u i а г t. John Frum movement in Tanna. «Oceania», 1952, vol. XXΠ, №3;
S A. Lommel. Der «Cargo-Kult» in Melanesien. «Ztschr. f. EthnoL», B. LXXVIII,
H. 1, 1953.
510

вызвала новую волну возмущения, с которой колонизаторы не могут
справиться поныне. По сведениям комиссии обследования ООН, около
3 тыс. аборигенов составляют актив движения. Из 6 тыс. бывших
приверженцев католической церкви около 1,5 тыс. порвало с ней связь. Глухое
недовольство постепенно нарастает и грозит новой вспышкой1.
Массовые волнения происходят и в южной части*
Движение Соломоновых островов. Недовольство населения
«масинга» г π
проявлялось еще в годы перед войной. Военные
действия непосредственно затронули эту часть Меланезии. К японской
оккупации население сначала отнеслось пассивно, вероятно, не видя
разницы в том, кто будет над ним командовать. Но японские военные власти,
нимало не заботясь о том, чтобы привлечь аборигенов на свою сторону,
озлобили их поборами и насилиями. Поэтому островитяне
дружественно встретили высадку союзнических войск и помогали им против,
японцев. На островитян произвело большое впечатление то, что вслед,
за высадкой войск было выгружено большое количество военных
материалов и разных товаров. Но скоро наступило горькое разочарование.
Аборигены увидели, что в их положении ничто не изменилось. Рабочих все
так же обманывали и обсчитывали на плантациях, рыночные цены
оставались все такими же невыгодными для местного населения,
привезенные товары не на что было покупать, миссионеры продолжали обучать
свою паству только молитвам и гимнам. Волнения поднялись сначала среди
плантационных рабочих и местных жителей о-ва Гуадалканал, в
непосредственном соседстве с расположением американских войск, и скоро
охватили ряд соседних островов.
Во главе движения стал способный руководитель (имени его не
сообщается), энергичный и храбрый, отличившийся в прошлом в боях против
японцев и получивший за это военную награду. Движение получило
условное название «брааства». Другое название этого движения —
масинга. Значение слова «масинга» точно не известно; существует
предположение, что это искаженное английское слово «marxian»— марксистский.
Трудно сказать, действительно ли дошло до меланезийцев, хотя и в
испорченной форме, имя великого основателя научного социализма, или
напуганное воображение колонизаторов склонно видеть во всем
коммунистическую «заразу». Вернее, что слово «масинга» происходит от масина, что
на языке ариари (о-в Малаита) означает «братство», а первоначально —
«молодые побеги таро»2. Во всяком случае движение «масинга»
отличается массовостью, организованностью, но в то же время, повидимому,
не имеет ясно поставленных целей. Многие «туземные советы» целиком на
стороне движения, в дру!их сторонники движения составляют сильную
оппозицию. Одно время (1947) происходили массовые демонстрации,
особенно у резиденции колониальных властей на о-ве Малаита.
Распространились фантастические слухи, что скоро будет привезено на
пароходах много европейских и американских товаров для бесплатной раздачи
населению. Легковерные островитяне начали даже строить для ожидаемых
товаров большие склады. Но вместо товаров в конце 1947 г. прибыли
британские военные корабли, и среди населения были произведены
многочисленные аресты: было схвачено более ста вожаков. Движение,
казалось, затихло, но оно продолжалось в подполье; в последние годы оно
приняло другие формы. Народ требует повышения заработной платы на
плантациях, бойкотирует колониальные суды, создает свои собственные.
1 См. «United Nations visiting mission to Trust territories in the Pacific. Report on
New Guinea»; С. Мюррей-Смит. Среди народов Меланезии. «Новое время».
1952, № 48, стр. 27.
2 «Pacific Islands Monthly», 1951, апрель, стр. 90.
511

Движение приняло форму гражданского неповиновения, с которым
колонизаторы бессильны справиться уж потому, что оно охватило
постепенно почти все стотысячное население Соломоновых островов1.
Таким образом, народы Меланезии, долгое время терпевшие
безропотно колониальный гнет, восстают против него и переходят к прямым
действиям.
Местами движение принимает и развитые политические формы.
На о-вах Лоялти еще в 1945 г. среди меланезийцев была создана
Коммунистическая партия.
Прогрессивное общественное мнение всех стран — на стороне
меланезийцев в их борьбе за свои права. В первую очередь поддерживает их
демократическая общественность Австралии во главе с Коммунистической
партией. «Австралийский рабочий класс должен протянуть им руку
дружбы,— пишет в своей статье «Пробуждение Меланезии»
австралийский коммунист Рекс Чиплин.— Мы должны требовать осуществления
принципов опеки, на основании которых Австралия удерживает большую
часть Меланезии. Мы должны требовать немедленного улучшения
условий труда и жизни. Меланезия не должна стать базой для агрессии США
в Тихом океане. Меланезия должна принадлежать меланезийцам,—
таков должен быть наш ведущий лозунг»2.
Освободительное движение в Меланезии способ-
Изменения^ ствует этнической консолидации. Для населения
в этнической л л- г
структуре населения Меланезии в прошлом была характерна крайняя
этническая дробность. Население даже некоторых
мелких островов, не говоря уже о крупных, делилось на небольшие
племенные группы, со своими диалектами, иной раз с совсем
различными языками, и они зачастую враждовали между собой. Этническая
дробность и связанная с ней межплеменная вражда представляли собою
большое зло в жизни населения. Очень ослаблялась тем самым и
возможность сопротивления иноземным захватчикам. Тем более важно,
что теперь, в ходе освободительной борьбы, застарелая
межплеменная рознь преодолевается, население постепенно сплачивается в более
крупные группы. У нас имеются об этом, к сожалению, лишь очень
скудные сведения. Но уже самый факт многолетней солидарной борьбы,
например, участников движения «масинга» на Соломоновых островах,
охватившего целый ряд островов, свидетельствует о том, что прежней
этнической раздробленности приходит конец.
Внимательные наблюдатели уже замечают контуры образования новых
этнических общностей. «Таким образом появляются элементы
народностей»,— пишет австралийский коммунист Р. Чиплин3. Сами
колонизаторы вынуждены считаться с этими новыми фактами. В официальных
документах и в литературе английские и американские авторы постепенно
перестают пользоваться неопределенными обозначениями «туземцы» и
т. п., а начинают употреблять более точные термины: «новобританцы»,
«соломонцы» и пр., как бы нехотя признавая тем самым, что имеют дело
с определенными народами, а не с бесформенной массой «туземцев».
1 См. С. В е 1 s h a w. Island administration in the S.-W. Pacific. London — New
York, 1950, стр. 126—129; С.Мюррей-Смит. Ук. соч.
2 R. С h i ρ 1 i п. The awakening of Melanesia. «Communist Review» (Sydney),
1952, июнь, № 126, стр. 179.
3 Там же, стр. 179.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ПАПУАСЫ НОВОЙ ГВИНЕИ
Новая Гвинея ' (Ириан)— самый большой остров на Тихом океане.
Его площадь равна 785 тыс. км2, длина —- 2400 км, ширина —
700 км. Вдоль всего острова проходит громадный горный хребет.
На юго-восточном краю острова горы понижаются и затем исчезают под
водой. Вершины потонувших гор образуют о-ва Д'Антркасто и архипелаг
Луизиада. Внутренние районы Новой Гвинеи гористы. Там и сям нагорье
прорезано небольшими долинами рек. Во многих
Природные местах горы доходят до самого берега. Так обстоит
условия г ^ ^ г
дело, например, на полуострове Юон, близ залива
Мак-Клюр. Здесь берег крутой, обрывистый, изрезан множеством
глубоких, тесных ущелий, по которым текут горные ручьи. Долины заросли
травой аланг-аланг (или купай), высотой в человеческий рост, и
небольшими группами деревьев. Иногда в тех же районах, перед горами,
подступающими к морю, лежит наносная песчаная низменность. Здесь
обычно располагаются деревни прибрежных папуасов. Берег залива
Астролябия и к северу от него — холмистый. На холмах — леса и рощи
кокосовых пальм. «Между первыми холмами и морем,—пишет Η. Н.
Миклухо-Маклай, — тянется невысокая береговая полоса. Лес же в
некоторых местах спускается до самого моря, так что нижние ветви больших
деревьев находятся в воде» *·. Юго-западный берег низменный,
болотистый. Эго — единственная большая низменность на всем острове.
Климат острова тропический, жаркий в течение всего года: средняя
температура зимой (июнь — август) 25°, летом (декабрь — февраль) 26°.
В горах температура несколько ниже, в среднем около 18°. Но ночи
всюду холодные, иногда температура падает до нуля. Осадки
чрезвычайно обильны (до 5000 мм), в некоторых районах насчитывается до
трехсот дождливых дней в году. На юге осадков меньше, и на южном
берегу даже есть участки, где ясно выражен засушливый период (с июля
по декабрь).
Растительность острова крайне разнообразна. Только на южном
берегу, где бывают засушливые сезоны, флора беднее: это —
растительность саванн (эквалипты, акации, трава аланг-аланг), в
болотистых местах на берегах встречаются заросли мангровов, казуарины
(листья последней напоминают перья казуара). Об остальных районах
ι Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. I, М.—Л., 1950, стр. 81—82.
33 Народы Австралии и Океании 513

можно только сказать, что растительность в них (если высота не больше
900 м над ур. моря) тропическая. Из дикорастущих характерны панданус,
саговая пальма, пальма нипа. Культивируются кокосовая, саговая
и арековая пальмы, в некоторых местах — хлебное дерево.
Животный мир беден высшими млекопитающими (есть только дикая
свинья) и богат сумчатыми: древесный кенгуру, валляби, бандикут,
опоссум, летучая белка; из пресмыкающихся — новогвинейская черепаха
(Carretohelys), ящерицы, змеи, из них некоторые виды ядовиты. У
берегов Новой Гвинеи из морских млекопитающих водится дюгонь.
Птичий мир богат (около двухсот видов): казуар (крупная бегающая
птица с неразвитыми крыльями), райские птицы, голуби, цапли, кукушки,
попугаи какаду и многие другие. Океан богат рыбами.
Много членистоногих. Некоторые из них крайне надоедливы для людей,
а некоторые разносят болезни (москиты, комары, муравьи, песчаные мухи,
лесные вши, многоножки, скорпионы). Нет такого района, где имелись бы
все эти виды, но нет также района, где бы их вовсе не было. Условия быта,
создаваемые их обилием, видны из следующего примера: «Дом, в котором
мы обедали, — пишет исследователь Уолластон, — наполнялся мухами
в тот же момент, как в него приносили пищу; поэтому мы радовались тому,
чтав нашем доме жили пауки; один наш старый приятель — паук, живший
под столом, выползал во время обеда и получал свою долю мух; со
временем он стал настолько ручным, что брал живую муху из наших пальцев»1.
Остров Новая Гвинея был открыт португальцем
История Георгом де Менезесом в 1526 г. Свое название остров
и колонизация получил в 1545 г. Так назвал его Ортис де Рете из-
за сходства папуасов с жителями африканской
Гвинеи. В XVI в. Новую Гвинею считали северной частью австралийского
материка, но в 1606 г. Торрес установил, что это — остров.
Затем на протяжении более чем 250 лет европейцы почти не вспоминали
о существовании этого острова. Правда, голландцы в 1828 г. основали на
западном берегу колонию, но через восемь лет все колонисты вымерли.
С 1828 г. западная часть острова считалась голландским владением, но
здесь не было ни одного голландца и лишь случайно сюда заходили
голландские военные корабли.
В 1884 г. северо-восточная часть Новой Гвинеи была захвачена Герма-
нией, юго-восточная — Англией. Эта юго-восточная часть — нынешняя
Территория Папуа — находилась вначале под управлением квинсленд-
ских властей, а с 1906 г. — под управлением Австралии. Береговые
племена (дорэй, монумбо, бонгу, кате, маринд-аним) и племена юго-восточного
полуострова (роро,коита,мекео) соприкоснулись с белыми колонизаторами.
Племена внутренних районов острова остались и частью до сих пор остаются
вне «сферы влияния» колонизаторов. Впрочем, даже некоторые береговые
племена, о которых принято говорить, как о «пришедших в
соприкосновение с европейской культурой», в большинстве имеют об этой «европейской
культуре» очень слабое представление.
После первой мировой войны германская часть Новой Гвинеи отошла
в качестве «мандатной» территории к Австралии. После второй мировой
войны она превратилась в «подопечную» территорию под тем же
управлением. Центр администрации находился в г. Рабаул (о-в Новая
Британия).
В 1948 г. Территория Папуа и подопечная территория были
объединены австралийским правительством в так называемый административный
союз с центром в г. Морсби. Объединенная территория имеет свой зако-
1 A. F. W о ] 1 a s t о п. Pygmies and Papuans. London, 1912, стр. 58—59.
514

нодательный совет, но власть его невелика, ибо на любое его решение
администратор,» назначаемый Австралией, может наложить вето. Сам состав
совета — скорее насмешка над самоуправлением: из его 29 членов 17
назначены непосредственно администратором, из остальных 12
«неофициальных» членов трое представляют миссии, трое — плантаторов и
горнопромышленников, трое избираются остальным населением
европейского происхождения и, наконец, трое представляют папуасов и
меланезийцев, но они не избираются, а тоже назначаются администратором.
Администратор имеет диктаторские права. Что касается участия
аборигенного населения в управлении своей страной, то оно фактически
сведено к нулю. В совете — 25 лиц европейского происхождения
и три аборигена. Десять тысяч человек европейского происхождения
выбирают трех членов совета, а два миллиона папуасов и меланезийцев
никого не выбирают, имеют только трех назначенных сверху
«представителей».
Западная часть Новой Гвинеи, десятки лет называвшаяся
Голландской, теперь, после образования И ндонезийской республики, тяготеет
к последней, хотя политическое положение ее еще не совсем
определилось. Она называется теперь Западный Ириан.
Англо-австралийская колониальная администрация делит официально
всю подведомственную ей часть Новой Гвинеи на пять зон, по степени
своей реальной власти: 1) местности под полным управлением
колониальной администрации (главным образом прибрежные); 2) местности под
«частичным контролем»; 3) местности «под влиянием» администрации; 4)
«неконтролируемые»; 5) «неизвестные ареалы». В четвертую и пятую зоны —
внутренние области острова — колониальные чиновники и вообще лица
европейского происхождения не осмеливаются проникать, а в «неизвестные
ареалы» опасаются посылать даже вооруженные отряды.
В 1938 г. открыто около 60 тыс. папуасов в долине р. Балим (на
северных склонах Снежных гор). Ряд племен был открыт в 1942—1943 гг.,
во время военных действий на Новой Гвинее. Есть сведения о племенах,
открытых в 1945 г. Нет сомнения, что в центральных горных районах
Новой Гвинеи, особенно в Западном Ириане, и сейчас живут племена, до
сих пор еще не видевшие европейца.
™ Название «папуас» происходит от малайского слова
население папува (курчавый). Гак называют малайцы
жителей Новой Гвинеи за их мелковолнистые густые
волосы, образующие одну сплошную массу.
Термин «папуас» получил в науке и другие значения. Антропологи
говорят о папуасском антропологическом типе, языковеды — о папуасских
языках.
Папуасский антропологический тип и папуасские языки охватывают,
однако, не все население Новой Гвинеи, а лишь его часть, а также
и часть населения других островов Меланезии (внутренних районов
больших островов).
Всего коренных жителей Новой Гвинеи насчитывается сейчас более
2 млн. Точной переписи населения Новой Гвинеи нет, к тому же ряд
районов этого огромного острова еще не исследован. Данные о
численности населения имеют поэтому сугубо приблизительный характер, хотя
цифры, на первый взгляд, создают представление о точности до одного
человека.
Так, по данным 1947 г., в центральном горном районе северо-восточной
Новой Гвинеи насчитывалось 295 769 чел. В действительности
переписью охвачено 95 769 чел., численность остального населения
приблизительно оценена в 200 тыс. В итоге и получилась эта «точная»
33*
515

цифра — 295 769. В районе р. Сепик, по тем же данным, численность
населения составляет 232 550. Из них переписью охвачено 147 550, а
остаток населения оценен приблизительно в 85 тыс. Для района Маданг
имеется «точная» цифра — 82 386, то же и для района Моробе—125 575.
Таким образом, общая численность населения в северо-восточной
части Новой Гвинеи, т. е. в «подопечной территории», составляет около
950 тыс.х
Население Территории Папуа исчисляется приблизительно в
400 тыс. и население территории Западного Ириана (б. Голландской
Новой Гвинеи) — в 700 тыс.
Папуасы населяют Новую Гвинею с очень давних
Хозяйство папуасов Времен> вероятно, многие тысячи лет. Первые насель-
в конце в. ники стояли, вероятно, на очень низкой ступени
развития. Здесь, на Новой Гвинее, они проделали большой исторический
путь культурного роста. Во второй половине XIX в., когда на Новой
Гвинее жил Миклухо-Маклай, папуасы умели обрабатывать землю,
возводить прочные деревянные постройки, изготовлять глиняную посуду,
имели лук и стрелы. В прибрежных районах был широко развит обмен
продуктами земледелия, рыболовства и гончарства.
Новая Гвипея была в XIX в. и остается в настоящее время страной
примитивного земледелия. В настоящее время папуасам известны следу-
щие земледельческие культуры. Во внутренних районах разводят
преимущественно батат (сладкий картофель) и сахарный тростник, на
побережье — таро, ямс, бобы, бананы; в долинах больших рек (Раму,
Сепик, Флай и др.) выращивают саговые пальмы. Урожаи здесь
снимают круглый год.
В лесистых районах способ обработки земли основан на подсечной
системе Он остается почти таким же, что и при Миклухо-Маклае.
Та же ручная техника практикуется и на плантациях колонизаторов,
где заставляют папуасов работать. Труд их нисколько не берегут. В годы
второй мировой войны, когда на Новой Гвинее находились американские и
австралийские войска, сюда завезено было несколько тракторов. Папуасы
научились обрабатывать ими землю. Урожай шел на удовлетворение
потребностей армии. После окончания военных операций тракторы с Новой
Гвинеи исчезли. Папуасы требуют, чтобы их вновь ввезли. Они
организовали «общества прогресса в земледелии», собирают средства на покупку
тракторов и плугов. Плантаторы, однако, препятствуют этому движению.
Рабочая сила на Новой Гвинее так дешева, что им даже на крупных
плантациях невыгодно вводить механизацию работ.
Там, где земли недостаточно, на маленьких островах, расположенных
вблизи Новой Гвинеи, папуасы занимаются различными ремеслами,
например изготовлением глиняных горшков, лодок и т. д. В обмен на эти
изделия они получают от жителей прибрежных деревень таро, ямс,
бананы.
На берегах Кораллового и Арафурского морей, в районе залива
Астролябия, у устьев рек Сепик и Раму и в некоторых других прибрежных
местностях большую роль играет рыболовство. На побережье и соседних
островах есть деревни, где жители занимаются только ловлей рыбы и
почти вовсе не возделывают землю. Они получают плоды и овощи от
других племен в обмен на рыбу и черепашье мясо.
Как в XIX в., так и теперь, за исключением прибрежных
районов, основными орудиями труда у папуасов служат каменный топор,
костяные скребки и острые осколки раковин. При их помощи папуа-
1 См. R. W. Robs о п. The Pacific islands year book. 1950, стр. 288, 292.
516

Огораживание земледельческого участка
сы строят хижины и лодки, изготовляют свои лопатки, копья, луки
π стрелы, посуду и утварь.
На Новой Гвинее, если не считать Морсби, нет ни
Поселения одного настоящего города. Население европейского
и постройки -л г ι
г происхождения живет в отдельных .усадьбах
вблизи своих плантаций. Все папуасы живут в деревнях
В центральных горных районах деревни состоят чаще всего из
отдельных, беспорядочно разбросанных и далеко друг от друга отстоящих хижин
или небольших групп хижин. В них живут обычно члены одного рода или
его подразделения.
Группы хижин окружены заборами из заостренных кольев около
метра высотой. Всего в деревне насчитывается обычно 40—50
жителей. Однако в некоторых районах найдены поселения с числом
жителей в несколько сот человек.
Иногда весь поселок состоит из одного, стоящего над землей на сваях,
большого дома, вмещающего 50 и более человек. Внутри дома, вдоль
боковых стен, расположены очаги, здесь живут семейные пары. Дети обычно
занимают места в середине дома.
На северо-восточном побережье, юго-восточном полуострове и в
некоторых других местностях встречаются большие деревни, насчитывающие
каждая до 300 жителей. Вокруг площадки, имеющей круглую или
подковообразную форму (смотря по условиям местности), расположено
несколько обособленных групп построек, соединенных узкими тропин-
517

Орудия труда
& — топор из раковины, залив Астролябия; 2 — каменный топор, южный берег
Новой Гвинеи; 3 — клинок каменного топора; 4 — топор из раковины.
Берег Маклая

/
f
2 3
Кинжал из кости Оружие
казуара, Новая I — деревянный меч, южный берег Новой Гвинеи; 2, з — палицы,
Гвинея южный берег Новой Гвинеи; 4 — палица с каменным навершием
ками. Каждая группа построек имеет особое название. На площадке
стоит мужской дом. В последние годы колониальная администрация
стала вводить «деревни нового типа»: папуасов заставляют
располагать дома по трем сторонам большого четырехугольника, одна сторона
которого остается свободной. Этот тип деревень удобен для
колониальных патрулей, более для них безопасен. Но папуасам не нравится этот
совершенно чуждый им тип деревень, и, выстроив такую деревню, они
не живут в ней, а поселяются где-нибудь поблизости.
Хижины папуасов крайне разнообразны по своей форме. В
центральных горных районах, а также у племен мекео на южном берегу и в районе
бухты Гумбольдта встречаются хижины конической формы. Племена,
живущие в верховьях р. Мамберамо, строят нечто вроде двухэтажных
хижин: внутри хижины на высоте 1,5—2 м от земли кладут рядами
519

Деревня Горенду на Береге Маклая
Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
стволы бамбука, которые образуют верхний этаж, служащий для спанья,
сюда можно забраться по стволу с зарубками или по косо поставленной
доске. На берегу залива Астролябия и в других местах строят
четырехугольные хижины с двускатной крышей, очень высоко поднятой для
лучшего стока дождевой воды.
Изменения Каждая папуасская община и теперь живет более или
в организации власти менее замкнутой жизнью. Члены ее расчищают в
и в хозяйстве лесу, поблизости от деревни, земельные участки, об-
в колониальный период рабатывают землю, собирают урожай, выплачивают
налоги колониальной администрации, поставляют определенное число
молодых мужчин для работы по «контракту» и т. д. Жизнью общины
управляет «большой человек», или старшина, подчиненный колониальному
чиновнику.
До прихода колонизаторов положение старшины у большинства
племен не давало никаких привилегий. Старшина работал наравне со
всеми. Единственно, чем он отличался от остальных членов общины,
это числом жен: он имел не одну, а обычно двух или трех.
Старшиной обычно становился человек, выделявшийся своими личными
качествами среди других членов общины, например физической силой и
ловкостью, знанием обычаев и легенд. В отношениях между старшиной и
другими членами общины не было ничего похожего на отношения господства
и подчинения.
«Всем взрослым, — пишет Миклухо-Маклай, — одинаково
принадлежит право голоса, но между ними находятся более влиятельные,
отличающиеся своим умом или ловкостью, и люди слушаются не их
приказания, а совета или их мнения»1.
1 Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. II. М.—Л., 1950, стр. 276.
520

Дом в дер. Кало
Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
Вторжение европейских колонизаторов в конце XIX в. прервало
самостоятельное развитие папуасов и нарушило их традиционный
общественный уклад. Колониальная администрация, используя старшину в своих
целях, присвоила ему значительные права и привилегии и создала для
него возможности материального обогащения за счет остальных членов,
общины. В настоящее время старшина получает от колониальной
администрации жалованье, хотя и очень небольшое. Но, сверх того, он
получает 10% от суммы собранных им налогов и поэтому старается
собрать налогов как можно больше.
Различные термины в местных диалектах, обозначавшие старшину,
все более уступают место меланезийскому термину лулуай. Во многих
деревнях введена новая должность — тултул. Это — помощник лулуая,
немного знающий английский язык. Его обязанности фактически сводятся
к тому, что он служит переводчиком между лулуаем и колониальным
чиновником, когда последний посещает деревню. Тултул назначается
обычно колониальным чиновником из числа лиц, долго работавших по
контракту на плантациях или горных разработках европейских «хозяев».
Авторитет лулуая среди папуасов держится в значительной мере на старых
родовых обычаях, прямая же связь лулуая с колониальной
администрацией, наоборот, подрывает его авторитет среди рядовых членов общины.
Колониальная администрация старается возродить и оживить старые,
отмирающие родовые институты и укрепить тем самым власть лулуая.
Положение в районах, которые подпали под контроль колонизаторов,
сильно изменилось. Папуасы потеряли часть своей земли. Колонизаторам
нужны рабочие на плантации. Многие молодые папуасы вынуждены
оставлять свои родные деревни на несколько лет и работать на плантациях.
В деревнях остаются в основном старики, женщины и дети. Им приходится
521

Свайная деревня на южном берегу Новой Гвинеи
Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
Мужской дом и хижина
Рис. Н. H.f-Миклухо-Маклая

брать на себя всю работу, выполнявшуюся ранее молодыми мужчинами:
расчистку новых участков, подъем целины, постройку хижин, лодок
и т. п. Дети начинают работать с еще более раннего возраста, чем прежде.
Отсутствие наиболее работоспособной части населения сказывается очень
болезненно. Во многих деревнях огороды запущены, новые участки не
расчищены: нет сильных рабочих рук, а орудия труда остались те же.
Уничтожая старые («языческие») культы, европей-
Миссионеры r / j » г
г ские миссионеры вместо них насаждают не
научное мировоззрение, а другие религиозные представления и суеверия,
которые способны лишь еще более затемнить сознание аборигенов. Они
предают анафеме многое ценное в культуре папуасов, препятствуют
развитию народного творчества.
«Правительственный этнограф» Ф. Уильяме пишет, что миссионеры
уничтожили «все яркие краски культуры племени кевери» (папуасы с
южного берега). Теперь кевери не носят украшений, потому что боятся
«заболеть». Праздников не справляют, барабанов не делают; плясок нет;
если кевери будут плясать, они «умрут». Старых песен не поют, старых
преданий не рассказывают (в противном случае «заболеют»). «Все старые
обычаи — плохие обычаи»—вот чему научили миссионеры кевери. Уильяме
спросил местных жителей: «Если вы не рассказываете старых историй,
то о чем же вы говорите?» Они ответили: «Если мы отбросим прочь все
старые обычаи и примем новый образ жизни, то получим вечную жизнь —
вот о чем мы говорим». Нужно отметить, что даже на
«правительственного этнографа» Уильямса этот «новый образ жизни» произвел тяжелое
впечатление. «Трудно представить себе что-либо более безотрадное!»—
пишет он1.
Папуасы, однако, не хотят отказываться от своего традиционного
образа жизни. В том районе, о котором пишет Уильяме, они, несмотря
на угрозы миссионеров, возродили празднества и пляски.
Миссионеры в наказание за это закрыли школу в дер. Дураму, но и эта
мера оказалась тщетной2.
Сохранение до сих пор в ряде районов Новой Гвинеи
Образование религиозно-магических обрядов и представлений
и здравоохранение объясняется в большой мере почти поголовной
неграмотностью папуасов. Первая школа была открыта на Новой Гвинее
в 1911 г. Сейчас там насчитывается несколько сот «школ», почти все они
находятся в руках миссий. Но что это за «школы»! Обычно школьный
учитель, он же миссионер, учит папуасских детей чтению молитв и пению
религиозных гимнов, и на этом «образование» папуасов заканчивается. Сплошь
и рядом «учитель» не знает папуасского языка, а дети, конечно, не знают
английского. В результате получается так, что «учитель» рассказывает
детям, как об этом пишет Кэпелл, «о незнакомом предмете на непонятном
языке»3. Есть, однако, и учителя-папуасы, но они сами весьма мало
подготовлены;
В некоторых школах — так называемых «цивилизующих» (civilizing
schools) детей обучают ремеслам, начаткам агротехники, чтению и письму.
Обычные общеобразовательные предметы считаются для них недоступными,
и их не преподают. Арифметика, например, преподается только в тех
местностях, где уже вошло в быт товарное и денежное обращение. Языки
1 F. Е. Williams. Mission influence amongst the Keveri of S.-E. Papua.
«Oceania», 1944, vol. XV, № 2, стр. 101.
2 Там же, стр. 140.
3 А. С а ρ е 1 1. The future of education in Papua. «Oceania», 1945, vol. XV,
■№ 4, стр. 282.
523

преподавания в одних случаях — местные наречия, в других — пиджин-
инглиш. В Западном Ириане преподавание ведется на малайском языке.
Литературные европейские языки (в частности, английский)
колонизаторы не хотят преподавать папуасским детям.
Колониальная администрация, правда, ощущает потребность в
грамотных папуасах, но тут она наталкивается на сопротивление
плантаторов и горнопромышленников, которым это невыгодно. В 1929 г.
администрация мандатной (ныне подопечной) территории Новой Гвинеи
решила послать в Австралию семь папуасских подростков на учебу. Но
плантаторы и горнопромышленники подняли по этому поводу такой шум,
что администрация отказалась от своего намерения. В передовице местной
газеты от 1 февраля 1929 г. сообщалось: «Мы с удовольствием узнали, что
семь туземцев, которых предполагалось послать в Австралию, не будут
туда посланы». Эта история повторилась и в 1947 г., когда предполагалось
отправить в медицинскую школу на Фиджи шесть папуасов. Плантаторы
и горнопромышленники не желают, чтобы их рабы знали больше, чем
нужно «хозяевам».
Австралийский антрополог И. Хогбин в своей недавно
опубликованной книге, написанной после длительного пребывания в одной из
деревень Новой Гвинеи, пишет: «По мере того как растет опыт туземцев,
возникает необходимость технического образования. Если бы
австралийцы, заявил один туземец из племени бузама, присылали нам побольше
учителей, у нас были бы собственные инженеры, врачи и летчики»1.
Медицинское обслуживание на Новой Гвинее фактически совершенно
отсутствует. На каждые 100 тыс. жителей приходится всего три врача2.
Колониальная администрация расходует по этой статье менее 1 шилл.
в год на человека, считая, конечно, только население
«контролируемых» районов. Все папуасские женщины рожают в своих хижинах, без
всякой медицинской помощи.
В некоторых деревнях, далеко не во всех, есть особая должность:
«медицинский тултул».
В настоящее время на Новой Гвинее насчитывается
Современная около 10 тыс. человек европейского происхожде-
колонизацыя ^ - ^ «
ния. Они живут обычно в прибрежных районах, в
горах их очень мало. Это — господствующий слой: колониальные
чиновники, плантаторы, горнопромышленники, вербовщики рабочей силы,
миссионеры,· скупщики и т. п. Это те люди, которые непосредственно
проводят политику колониального гнета, расхищают природные богатства
Новой Гвинеи и беспощадно эксплуатируют коренное население. Они
обманным путем «покупают» земли у папуасов и заставляют их работать
за ничтожную плату. В 1921—1922 гг. администрация мандатной
территории цинично писала в Лигу наций, что «самое надежное средство цивили-
зирования туземцев — это их работа на европейцев». Когда местности в
Кокода в 20-х годах начали строить небольшой аэродром, то рядом
устроили тюрьму, арестовали несколько десятков папуасов и заставили
их расчищать посадочную площадку.
На Новой Гвинее имеется слаборазвитая горнодобывающая
промышленность (нефть в Западном Ириане, золото в северо-восточной Новой
Гвинее и Папуа). Но главное занятие европейцев—ведение плантационного
хозяйства. С Новой Гвинеи вывозят копру, трепанг, жемчуг.
Дома европейцев построены из завезенных сюда досок. Многие
плантаторы в первые годы своего поселения на Новой Гвинее живут в домах, по-
1 С. М. ю ρ ρ е й - С м и т. Среди народов Меланезии. «Новое время», 1952,
№ 48, стр. 26.
2 Там же.
524

строенных из местного материала, с крышей ил листьев саговой
пальмы или из травы кунаи. Пол обычно застлан цыновками. Тяжелой
мебели, как правило, нет.
В настоящее время на Новой Гвинее эксплуата-
Плантационыое цИЯ природных богатств находится на руках ино-
ра ство странных компаний. В 1952 г. таких компаний
насчитывалось 47; крупнейшей из них был американский трест Buloio
Gold Dredging1. Компании эксплуатируют труд местного населения —
большое число молодых папуасов работает на плантациях, горных и
нефтяных разработках, обычно далеко от родной деревни.
Труд на плантациях и горных разработках — это труд, потерянный
для общины. Папуасы не хотят уходить из своих деревень. Поэтому
введена система принудительных мер, применяемых колонизаторами к
папуасам,— «система контрактации». Она вступает в силу с того момента,
как деревня берется «под контроль»*
На Новой Гвинее деревня, взятая «под контроль»,— это деревня,
обложенная денежным налогом. За неуплату налога полагаются
принудительные работы на плантациях и горных разработках. А чтобы уплатить
налог, папуас, никогда не имевший и не имеющий денег (если не считать
раковинных денег), должен, очевидно, идти на работу к тому, кто :>ти деньги
имеет, т. е. опять-таки к плантатору или к горнопромышленнику.
В деревню приходит вербовщик, спаивает папуасов (он получает
4—5 фн. ст. за каждого «законтрактованного парня») и заставляет их
оттиснуть свой палец под непонятным им текстом «контракта».
Работа на плантациях и горных разработках тяжела и изнурительна.
Заработная плата крайне низка. Путем выдачи вместо денег талонов, или
бонов (которыми папуас платит втридорога за выдаваемую ему пищу),
путем систематических штрафов заработная плата еще более уменьшается2.
Не удивительно, что вербовщикам все труднее становится набирать
рабочую силу для плантаций и горных разработок. В 1948/49 г. на
плантациях и в шахтах «подопечной территории» насчитывалось всего 30 тыс.
аборигенов-рабочих. «Недобор» против потребности составлял около
8 тыс. В 1954 г. на нефтяных разработках двух компаний —
австралийской и американской — в колонии Папуа, на юго-востоке Новой
Гвинеи, было занято около 2,5 тыс. папуасов. Они служат большей частью
носильщиками и выполняют разные черные работы. Но папуасы начинают
овладевать и более квалифицированным трэдом. В джунглях, где
колонизаторы не хотят работать сами, папуасам поручают те или иные работы
по разведке нефти, наблюдение за машинами. И папуасы хорошо
справляются с обслуживанием сложных аппаратов, например сейсмических
(геофон) и т. п.3.
На таких работах, как расчистка дорог, ремонт мостов и пр.,
колонизаторы открыто, не прикрываясь даже «фиговым листком» контракта,
практикуют принудительный труд. Они сгоняют папуасов из соседних деревень
и, угрожая тюрьмой или телесным наказанием, заставляют их работать.
Папуасы все более осознают, что единственная при-
Национллыго- чина их отсталости в настоящее время заключает-
освооодительное м г г
движение ся в колониальном гнете. Их борьба за
национальную независимость становится все организованнее.
Когда в 1942 г. японские войска высадились на северо-восточном
берегу острова, все европейские резиденты эвакуировались с Новой Гвинеи
1 С. Μ ю ρ ρ е й-Смит. Среди народов Меланезии, «Новое время», 1952,№ 48, стр. 26.
2 См. Н. А. Бутинов и М. С. Долгоносова. Принудительный
труд в Австралии и Океании. «Советская этнография», 1949, № 4, стр. 128—129.
3 «Petroleum times», 1955, v. 59, № 1506.
525

Папуасский партизанский отряд, участвовавший во второй мировой войне
в Австралию. Папуасы на некоторое время оказались хозяевами острова.
И они решили бороться за свою землю «при помощи деревянных копий
против механизированной мощи современной армии!» — восклицает один
автор. Они выступили против японцев. В районе о-ва Биак (Западный Ириан)
вспыхнуло восстание, получившее название движения Манерен — по имени
легендарного вождя Манерен-Магунди, который управлял счастливой
страной, когда в ней еще не было ни японских, ни голландских
колонизаторов. Во главе восстания встал папуас Стефанус. Он выдвинул лозунг
«Папуасская земля для папуасов!» и призвал народ к борьбе за свою
свободу против иноземных насильников. Движение быстро перекинулось
с о-ва Биак на о-в Номфур. Против повстанцев был послан военный
корабль. Папуасы, вооруженные копьями, луками и стрелами, напали на
этот корабль, но были рассеяны пушечным огнем1.
В те же годы подобные цели ставило перед собой движение,
возглавленное папуасом Симпсоном. Симпсон был убит японцами. А когда в ходе
войны на юго-западном берегу Новой Гвинеи высадились
англо-американские войска, папуасы выступили и против них. По словам двух авторов
(Хогбин и Веджвуд), папуасы заявили англо-американцам следующее:
«Если вы отберете у нас землю, наши жены и дети и мы сами умрем с
голоду. Лучше нам умереть сражаясь, чем вымирать от голодания. Только
когда мы будем мертвыми, солдаты возьмут нашу землю»2.
После окончания второй мировой войны по всей Новой Гвинее не
прекращаются восстания против колониального гнета. В своей новой
1 R. GhipHn. Irian. «Communist review», October 1952.
2 Η. J. Hogbina. С. Wedgwood. Development and welfare in the Western
Pacific. [Sydney], 1943, стр. 5.
526

книге «Преображение» Хогбин пишет: «Люди сообщают о случаях
жестокого обращения, требуют более высокой заработной платы и бастуют,
когда им отказывают. У властей возникают трудности, когда делегации
местного населения требуют увеличения числа учителей, введения новых
посевных культур и организации местного самоуправления»1. Папуасы
требуют самоуправления, они борются под лозунгом «Новая Гвинея для
папуасов».
Особенно решительный характер носят восстания в Западном Ириане.
В 1945 г. вновь на короткое время возродилось «движение Манерен».
В другом районе началось восстание Мера-Пути (в переводе означает
«Красный-Белый») под руководством папуаса Маркуса Индеу. В это время
вожди восстаний Манерен, Мера-Пути и вновь поднявшегося движения
Симпсона установили связь между собой. Была поставлена конкретная
политическая цель борьбы — объединение с Индонезией. В феврале
1947 г. голландское правительство послало войска и организовало
кровавые расправы. Но движение продолжается. Имели место восстания
в районах городов Бабо, Кобас, Факаофа, Соронг2.
В г. Маданге (залив Астролябия) в 1946 г. восстало 2 тыс. папуасов.
В Финшхафене в том же году все лулуаи и тултулы вернули киапу
(колониальному чиновнику) свои форменные фуражки, т. е. отказались служить
колониальной администрации. В деревне Ануапата (южный берег) в том
же 1946 г. собрались папуасы всех соседних деревень и послали
австралийскому министру колоний радиограмму: «Народ не желает возврата
старой системы управления, народ желает установить новое управление»3.
Советские представители в ООН неоднократно выступали по вопросам,
касающимся Новой Гвинеи. Проект соглашения по опеке над Новой
Гвинеей, представленный Австралией, не предусматривал конкретных
гарантий свободы слова, печати, собраний. Он обходил молчанием вопрос о
более широком привлечении местного населения к участию в
совещательных и законодательных органах. Советская делегация настаивала на том,
чтобы эти пункты были включены.
Советским делегатам в комитете по опеке удалось добиться включения
ряда пунктов, расширяющих права папуасов. Но Генеральная Ассамблея
не посчиталась с решением Комитета по опеке и механическим
большинством утвердила проект в его первоначальном виде,
На Новой Гвинее ширится ДЕижение против колониализма. События,
цроисходящие на этом острове, заслуживают самого пристального
внимания.
1 С. Мюррей-Смит. Ук. соч., стр. 26.
2 См. R. С h i ρ 1 i п. У к. соч.
3 См. «Paciiic islands Monthly», 1946, № 12, стр. 9.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
НАСЕЛЕНИЕ НОВОЙ КАЛЕДОНИИ
Расположенная на границе тропической зоны группа островов
Новая Каледония замыкает с юга цепь архипелагов Меланезии.
Самый большой остров этой группы (16,7 тыс. км2)—собственно
Новая Каледония,—уступает по величине из островов Меланезии только
Новой Британии, если не считать, конечно, огромной Новой Гвинеи. По
размерам поверхности Новая Каледония превышает общую площадь
Новых Гебрид, а вместе с прилежащими более мелкими островами Лоялти и
Куни (Сосновые) она превосходит и о-ва Фиджи.
Своеобразие географических условий Новой Каледо-
Географические нии сказалось на истории и на современном поло-
условия г г
J жеыии ее населения.
Остров вытянут в форме сигары с северо-запада на юго-восток. Длина
его в восемь раз превосходит ширину (400 против40—50 км). Геологически—
это остаток огромного горного хребта, погрузившегося в воды океана.
Горные цени составляют две трети поверхности острова, и лишь около
трети, главным образом вдоль западного побережья^анимают низменности
и предгорья. Здесь господствует густой тропический лес, горные же плато
заняты открытыми саваннами, где из деревьев особенно часто встречается
местный вид эвкалипта ниаула (Malaleuca viridiflora). Животный мир
очень беден: млекопитающих, не ввезенных человеком, почти нет;
единственное исключение — несколько видов летучих мышей. Недра Новой
Каледонии чрезвычайно богаты полезными ископаемыми, в том числе
редкими металлическими рудами.
Климат Новой Каледонии очень здоров и благоприятен для человека.
Тропических лихорадок здесь не знают. Причины: свежий горный воздух,
пористая известковая почва, не дающая застаиваться дождевой воде, и
обилие дерева ниаули, с его особыми целебными свойствами.
Коренное население Новой Каледонии, ветвь ме-
Корснное ланезийцев, обитает там с отдаленных времен (см.
население π г* . « \ тт
главу «Происхождение народов Океании»),
Несомненно, что на этот архипелаг заплывали и полинезийские мореходы: следы
полинезийской примеси видны даже в антропологическом типе жителей
(особенно на о-вах Лоялти и на восточном побережье большого острова),
а также в языках. Но обособленных полинезийских колоний не
сохранилось; впрочем, некоторые из диалектов о-вов Лифу и Увеа (Лоялти)
близки к полинезийским языкам.
528

34; Народы Австралии и Океании

Лодка жителей Новой Каледонии
До появления европейцев на островах Новой Каледонии обитало, по
примерным подсчетам, около 80 тыс. человек. Население уже достигло
сравнительно высокого уровня общественного и культурного развития,
быть может, самого высокого уровня среди всех меланезийцев, за
исключением островитян Фиджи.
Вторжение колонизаторов прервало поступатель-
Захват ный ход развития общества и культуры островитян.
и колонизация Первым из европейцев увидел остров Джемс Кук,
Отанцией приставший в 1774 г. к его северо-восточному
берегу. Скалистое побережье напомнило Куку родную
Шотландию, и он назвал новооткрытый остров по ее имени (Каледония —
старинное название Шотландии). Островитяне вс!ретили Кука
дружелюбно. После этого остров посещали французские и английские моряки,
в том числе китобойцы и торговцы сандаловым деревом. Началось
соперничество между Англией и Францией. С 1840—1843 гг. на Новой
Каледонии водворились миссионеры, сначала английские
(протестантские), потом французские, из католического ордена маристов. Последние
поторопились поднять на острове французский флаг. Английское
правительство, узнав о том, решительно запротестовало, и французский
король не осмелился настаивать на «правах» Франции: флаг был
спущен (1846).
К миссионерам островитяне сначала относились дружественно. Но
те скоро начали вести себя назойливо и бесцеремонно: требовали все
больше земли, вели нечестную торговлю, вмешивались в жизнь
островитян, сеяли рознь между племенами. Этим они восстановили против
себя вождей, вначале им покровительствовавших (например, Буарате
из племени хиенген). Аборигены восстали, сожгли миссию и прогнали
ее обитателей (1847). Вскоре миссионеры явились вновь и еще раз были
прогнаны (1850). Раздраженные островитяне перебили и отряд
французских моряков, высадившихся на остров. Это послужило поводом для
окончательной аннексии островов Францией (1853). Англия, готовившаяся
одновременно к такому же акту, запоздала и была вынуждена признать
свое поражение; английский капитан Денхам, не выполнивший данного
ему поручения — поднять британский флаг над островом и уступивший
французам, получил строгий выговор от адмиралтейства и покончил с со-
530

бой. Конечно, если бы в те годы было известно об огромных богатствах,
таящихся в недрах Новой Каледонии, столкновение двух главных
колониальных держав не кончилось бы так мирно.
В 1864 г. были захвачены Францией и о-ва Лоялти. И в тот же год
французское правительство начало, по специальному закону, ссылать
туда уголовных преступников. Новая Каледония была превращена в
остров каторги. О том, что остров населен многочисленным свободолюбивым
и трудолюбивым народом, колонизаторы и не задумывались. Тридцать три
года длилось действие закона о ссылке,— он был отменен в 1896 г. За
треть столетия острову было причинено непоправимое зло.
За это время туда было сослано около 40 тыс. заключенных, примерно
половина максимальной численности аборигенного населения.
Ссыльными в подавляющем большинстве были уголовные преступники. Условия
тюремно-каторжного режима для них были ужасны. Чего стоили уже одни
темные карцеры — абсолютно без света, куда сажали заключенных за
малейшую провинность или просто по произволу тюремного начальства.
Многие сходили с ума от каторжного режима. Кто выдерживал срок
каторги, тот по закону должен был уже после освобождения прожить на
острове еще такое же время. Эти освобожденные составили постепенно
значительную часть населения Новой Каледонии.
Колониальные власти пытались вообще использовать ссыльных для
быстрейшего освоения острова, но эти попытки потерпели полную неудачу.
Часть каторжников превращали в поселенцев, наделяли их участками
земли (отбираемой у островитян), скотом, сельскохозяйственным инвентарем,
даже позволяли им обзаводиться семьями, устраивая браки с
каторжанками. Но невольные поселенцы и не умели и не хотели заниматься
сельским хозяйством. Они резали скот и требовали от администрации новых
субсидий. Система каторжных ферм провалилась и в 1890 г. была
отменена. Но она успела принести острову большой вред и в экономическом,
и в моральном отношении.
Особое место среди несвободных поселенцев занимали политические
ссыльные, главным образом коммунары 1871 года. Их было около 4 тыс.;
среди них—Луиза Мишель, Рошфор и другие выдающиеся деятели
Парижской Коммуны. Условия ссылки были и для них чрезвычайно
тяжелы. Находясь в строгом заключении, они не могли оказать
благотворного влияния на общественную и культурную жизнь населения. Впрочем,
в 1880 г. ссыльные коммунары были возвращены во Францию.
В целом штрафная колонизация Новой Каледонии, даже по отзывам
официальных французских историков, задержала на полвека
экономическое развитие острова.
По сравнению с принудительным переселением,
«Вольная» «вольная» колонизация развивалась слабо. До кон-
колонизация VTV ТТ Ύί* г* г*
и ввоз рабочих ца XIX в. на Новую Каледонию прибыло не
более 7 тыс. вольных поселенцев. Они почти
растворились в массе ссыльных и их потомства.
Однако колонизаторам нужна была рабочая сила. Они заводили
плантации — кофейные, кокосовые, хлопковые, сахарного тростника и др.
Уже с 70-х годов на острове стали находить также большие минеральные
богатства— большая редкость на островах Океании, недра которых бедны.
С 1875 г. начали добывать никель, потом марганец, хром, железо и пр.
Эксплуатация этих богатств, равно как и плантаций, сулила огромные
прибыли,— но где было взять рабочую силу? Свободолюбивые аборигены
упорно сопротивлялись принудительному труду. Ввоз рабочих с других
островов Меланезии не удавалось наладить в достаточных размерах, хотя
похищение людей и работорговля на этих островах как раз в эти годы
34*
531

чрезвычайно усилились. Труд каторжан был непроизводителен и
невыгоден, свободных поселенцев — европейцев было мало. В этих условиях
плантаторы и горнозаводчики прибегли к массовому ввозу рабочих
из стран Азии: в 1891 г. были ввезены первые кули из Аннама и
Тонкина, в 1893 г.—японцы. Затем последовал ввоз яванцев и
китайцев. Эти «законтрактованные» рабочие, фактически бесправные рабы,
и составили главную массу рабочей силы для колониального
капитала на Новой Каледонии.
Действия колонизаторов не только задевали инте-
Восстания ресы аборигенов, но ставили их в невыносимые
аборигенов г г ·>
v условия, оскорбляли их достоинство, их обычаи.
Колониальная администрация бесцеремонно отбирала у них землю,
заставляла их строить дороги, расчищать поля для пашен. Привезенный
колонистами скот портил посевы. Миссионеры грубо вмешивались во
внутреннюю жизнь племен, разжигали рознь между ними, не уступали
колонистам в расхищении земли. Уголовные ссыльные, особенно
поселенные на фермах, совершали насилия над местными жителями.
Охотники за экзотическими редкостями подвергали разграблению кладбища
островитян, уносили священные для аборигенов черепа предков,
старинные реликвии^
Озлобленные островитяне не раз пытались сбросить гнет
колонизаторов, прогнать их со своего острова. Они поднимали восстания. Самое
крупное из них происходило в 1878—1879 гг. Оно началось среди племени
нгуа (в округе Ла-Фоа, западный берег), под предводительством вождя
Атаи. К нему примкнули одно за другим почти все племена средней и
северной части острова. Французы были почти блокированы на юге и
боялись показаться за пределами города Нумеа, главного центра колонизации,
где и отсиживались несколько месяцев. Восстание, однако, не привело
к успеху вследствие розни между племенами. Французам удалось вбить
клин между ними и, в частности, переманить на свою сторону вождя
Нондо из племени канала. Со своими соплеменниками он нанес восставшим
первые поражения, подстерег и убил самого вождя восстания — Атаи.
Тогда и другие племена, до тех пор остававшиеся нейтральными,
примкнули к французам. Движение было задавлено. Кто остался в живых из
восставших племен — были сосланы на о-ва Куни. Гнет еще более
усилился. Прежняя ненависть к поработителям усугубилась чувством мести
за поражение.
Но численность аборигенов постепенно сокращалась, и силы их
слабели,- От прежнего населения примерно в 80 тыс. к 1885 г. осталось всего
около 38 тыс. Уменьшение численности продолжалось и дальше, число
же европейских поселенцев росло. Сопротивление становилось все более
трудным. Однако накануне первой мировой войны, в 1913 г.,
накопившееся недовольство вновь прорвалось: восстало племя хиенген.
Восстание было быстро подавлено. Но когда с началом первой мировой войны
вооруженные силы французов были отправлены с острова на европейский
фронт, а с ними ушли и вспомогательные части, составленные из
коренного населения, островитяне воспользовались этим и взялись за оружие.
Наиболее упорным было восстание племени коне (из группы аеке,
западный берег). Колониальным властям пришлось вызвать войска из
Европы, чтобы подавить восстание. Им удалось и на этот раз переманить на
свою сторону некоторые местные племена — уаилу, бурай (из группы
племен ажие) и др.
Движение 1917 г. было последним крупным восстанием новокале-
донцев. Подавление его не внесло успокоения, а добавило лишь новое
ожесточение против поработителей.
532

Сейчас национальный
Современный состав состав населения Но-
населения « Т/>
вой Каледонии
чрезвычайно пестр. Общая численность его —
около 62,3 тыс. (1953). Коренное население
насчитывает 34,1 тыс. человек (54,7%),
поселенцы европейского происхождения —
20,4 тыс. (32,9%), выходцы из стран
Азии — законтрактованные кули—7,7 тыс.
(12,4%).
Колонисты в основном французы, но в
громадном большинстве родившиеся на
Новой Каледонии, потомки давних
переселенцев из Франции. Как уже сказано
выше, преобладающая часть их — потомки
ссыльных либо доживающие свой век
бывшие ссыльные. Правда, такого
происхождения жители Новой Каледонии стыдятся
и обычно в ответ на вопросы приезжих
выдают себя за потомков либо тюремных
надзирателей, либо свободных поселенцев.
Преобладающая часть колонистов
сосредоточена В ЮЖНОЙ части острова и пре- Один из вождей восстания
жде всего в самой столице колонии— новокаледонцев 1917 г.
Нумее, где живет более половины всего
населения европейского происхождения.
В северных округах колонистов мало.
Среди колонистов сравнительно велика прослойка нетрудового
населения. Сельским хозяйством и разными промыслами занимаются всего 20%
самодеятельного населения; в горной и обрабатывающей промышленности
занято 27%. Остальные, т. е. больше половины самодеятельного
населения — это торговцы, чиновники, духовенство, люди свободных професий1.
Средний материальный уровень жизни «белого» населения довольно
высок — в особенности в последние годы, когда на минеральные богатства
Новой Каледонии, никель и др., стоят хорошие рыночные цены. Это
видно хотя бы по обеспеченности автомобилями: у новокаледонцев их
больше, чем в любой другой стране, кроме Соединенных Штатов Америки.
В самом деле: на 1000 человек европейского происхождения на Новой
Каледонии приходится 218 автомашин (не считая военных), что близко
к средней норме в США (250 автомобилей на тысячу человек) и сильно
превышает норму Австралии (125 машин) и Франции (62 машины).
Новая Каледония считается сейчас «богатой страной»2.
Но это относится лишь к «белым». Выходцы из стран Азии находятся
в совсем ином положении. Это в большинстве кули, законтрактованные
рабочие. По национальной принадлежности это преимущественно
индонезийцы (яванцы), а также вьетнамцы, в меньшем числе японцы, китайцы,
индийцы. Больщинство их работает в горной промышленности, часть — на
плантациях.
Условия их труда до недавнего времени были очень тяжелы, а
положение бесправно. При вербовке кули им обещали золотые горы, и
жестокая безработица на родине заставляла многих подписывать
1 J. P. F a i ν г е, J. Ρ о i г i е г et P. R о u t h i е г. La Nouvelle Galedonie.
Paris [1955], стр. 261—263.
2 Там же, стр. 261, 264.
533

Добыча рыбы при помощи остроги
контракт. На деле они попадали в кабалу к плантаторам и промышленникам,
которые заставляли кули работать сколько потребуется нанимателям.
Заработную плату редко кто получал полностью, в большинстве случаев
хозяева под разными предлогами урывали часть ее в свою пользу. По
некоторым сведениям, перед второй мировой войной около половины
плантаторов вообще ничего не платили своим кули. Почти все рабочие
закабалены долгами, авансами, получением товара в кредит и потому
вынуждены работать сверх контрактного срока.
Численность азиатских рабочих на Новой Каледонии неуклонно росла
вплоть до окончания второй мировой войны, а потом начала быстро падать.
С образованием независимой распублики Индонезии вывоз оттуда
законтрактованных рабочих почти прекратился; напротив, среди индонезийцев
Новой Каледонии усилилась тяга домой. В 1946 г. насчитывалось
свыше 8,4 тыс. индонезийцев на Новой Каледонии, в 1952 г. их осталось 5,4
тысяч. Численность выходцев из других азиатских стран тоже
сокращается. Власти Новой Каледонии, обеспокоенные недостатком рабочей силы,
предпринимают меры к новому ввозу рабочих, но теперь это приходится
делать уже на других условиях. Правительство Индонезии, например,
соглашается разрешить отправку рабочих на Новую Каледонию на
следующих условиях: заработная плата, равная с местными рабочими,
одинаковые условия труда, репатриация по окончании срока контракта1.
1 J. P. F a i ν г е etc. Ук. соч., стр. 226, 230 и др.
534

Дом вождя, 1885 г.
Коренные жители и сейчас составляют свыше no-
Коренное ловины населения архипелага, и абсолютная чис-
население г\
ленность их, хотя и медленно, возрастает. Они
заселяют главным образом северные районы большого острова и
о-ва Лоялти. Последние превращены в своего рода заповедник, и
европейские поселенцы туда, кроме миссионеров, не допускаются.
В южной же половине большого острова коренные жители, у
которых отнята большая часть земли, поселены принудительно в особых
резервациях. В каждой из них живут люди разных племен и родов, нередко
говорящие на разных диалектах и находящиеся в старинной вражде
между собой. Система резерваций тем самым порождает добавочную
причину внутренних конфликтов среди местного населения1.
1 См. М. L с е η h а г d t. Notes d'elhnologie neo-caledonienne. Paris, 1930, стр. 264.
535

Экономика коренного
населения резко
изменилась за годы колонизации.
Старая система
ирригационного земледелия в
полном упадке. Повсюду
видны следы заброшенных
каналов. Островитяне,
однако, попрежнему
искусные и рачительные
земледельцы. Они разводят еще
старые продовольственные
культуры (таро, ямс), но
больше вынуждены
разводить товарные культуры,
требуемые
колонизаторами. Это частью известные
им и прежде кокосовые
пальмы, которые служат
тепер ь преимуще ственно
для выделки копры
(возделыванием кокосовой
пальмы занимается
исключительно коренное
население), а также сахарный
тростник; частью же это
новые растения, ввезенные
европейцами: кофейное
дерево, рис, хлопок.
Следует отметить, что
трудолюбивые
островитяне прекрасно освоили
новые для них культуры. Они
зорко присматриваются
„ ν ко всяким новинкам в агро-
Секира с нефритовым лезвием г
г ^г технике и перенимают их.
Поэтому, по отзывам
наблюдателей и даже по признанию самих поселенцев-европейцев, кофейные
и прочие насаждения в деревнях местных жителей подчас бывают лучше,
урожайнее, чем плантации колонизаторов.
От прежней материальной культуры новокаледонцев осталось очень
мало. Миссионеры заставляют их носить одежду: женщины ходят в
длинных синих платьях, мужчины — в штанах и куртках. Старый тип
построек сохранился только в более отдаленных деревнях. Но вожди
стараются попрежнему воздвигать себе традиционные круглые хижины
с высокой конической крышей и резным деревянным шпилем —
установленный обычаем символ власти вождя. Такую хижину они
стараются обставить старинными предметами утвари, которые в быту почти
исчезли: их давно скупили или расхитили туристы и продавцы
редкостей.
Многие предметы прежнего быта можно теперь найти на Новой
Каледонии только в этнографическом музее Нумеи, кстати, музее очень
богатом. Каменных топоров, мастерски отшлифованных, не только давно
нет в обиходе, но современные новокаледонцы теперь не знают даже их
былого назначения.
536

Новокаледонский вождь Миндиа-Нежа в 1872, 1897 и 1912 гг.
Наиболее сложным переменам подвергся социальный строй
островитян. Он представляет собою сочетание традиционных форм с теми новыми
явлениями, которые порождены колонизацией.
Старая племенная организация разрушена, но межплеменная рознь
еще сохраняется, а система искусственного скопления людей разных племен
в резервациях местами еще усиливает эту рознь. Колонизаторы сохранили
институт наследственных вождей, но вожди поставлены под контроль
жандармов. Фактическая роль вождей, авторитет их среди населения весьма
неодинаковы и зависят от разных условий. Те вожди, которые
соблюдают древние обычаи, пользуются сами по себе авторитетом среди
населения. Внешними знаками вождя служат, как и прежде, высокая
круглая хижина с символической резьбой на шпиле, парадный топор (их
осталось теперь, впрочем, мало, и торговцы редкостями платят за них
бешеные деньги), традиционные раковинные деньги ми и пр. В сознании
самих новокаледонцев власть вождя основана на магической силе (оро),
которой он наследственно обладает, но которой может и лишиться. В
частности, великий вождь округа может снять эту силу и тем самым
лишить всякой власти подчиненного ему деревенского вождя.
Многие вожди превратились в простых агентов колониальных властей.
Они усвоили себе внешний лоск, европейские манеры, говорят свободно
по-французски и помогают администрации угнетать народ. В виде
особой награды они получают иногда право французского гражданства и даже
ордена.
Большинство новокале донцев работает по-старому на своей земле,
хотя она и была урезана у них. Но часть местных жителей вынуждена
наниматься на плантации;
537

Ηовокаледонец-тракторист на военно-вспомогательных работах
во время второй мировой войны
Между аборигенами и колонизаторами — застарелая вражда.
Колониальная администрация в прошлом делала все, чтобы ее усилить.
В годы штрафной колонизации она умышленно восстанавливала коренное
население против ссыльных. В случае побегов ссыльных «черная полиция»
из аборигенов ловила их. В недавние годы второй мировой войны, когда
демократические массы населения Новой Каледонии резко выступили
против губернатора и его приближенных, проводивших политику вишистских
предателей, когда эти массы требовали отставки губернатора,—
реакционеры и церковники пытались натравить местное население на патриотов
и демократов. Однако они побоялись вооружить аборигенов, опасаясь
их присоединения к демократическому движению.
В последние годы положение коренного населения Новой Каледонии
меняется к лучшему.
Правительство Франции под давлением демократической
общественности начало постепенно, но очень медленно, расширять гражданские права
аборигенов. Права французского гражданства даются вождям, бывшим
добровольцам — военнослужащим первой и второй мировых войн, бывшим
офицерам и унтер-офицерам, церковнослужителям, лицам, имеющим
диплом об образовании. Всех таких лиц, пользующихся гражданскими
правами, в 1946 г. насчитывалось среди аборигенов Новой Каледонии 1042, т. е.
всего 4%; среди французского населения острова такими же правами
пользовались 50%. В 1950 г. предоставление гражданских прав аборигенам
было несколько расширено, и в 1951 г. ими пользовались уже 8700 ново-
каледонцев (меланезийцев).
С 1953 г. начал функционировать Генеральный совет (Gonseil General),
род местного парламента острова. В состав его вошли, наряду с прочими,
девять представителей меланезийского населения. Местная газета «Le
538

Caledonien» превозносила это событие как настоящую «социальную
революцию», как «историческую дату в новокаледонской истории».
Культурный уровень новокаледонцев сейчас сильно отличается от
прежнего, хотя далеко не все старое исчезло. По религии все числятся
христианами: часть из них католики, часть протестанты. Христианство
не принесло островитянам ничего хорошего. Местами оно лишь усилило
прежнюю рознь, прибавив к межплеменным распрям вероисповедные.
Так, в 1880-х годах на островах Лоялти шла настоящая война между
католиками и протестантами. Впрочем, христианизация островитян прошла
в сущности лишь формально; на самом деле они попрежнему сохраняют
старые представления: верят в магическую силу вождей, в святость тотема—
покровителя рода, о котором ни под каким видом нельзя говорить
постороннему, в колдовство, в порчу, магическое врачевание, вызывание
дождя, в душу — двойника человека и пр. Помимо вождей, у них есть,
как и встарь, колдуны, которые порой скрывают свою деятельность от
европейцев, но соплеменники твердо верят в их силу.
Однако приверженность к старым верованиям не мешает тому, что
у многих новокаледонцев, особенно у молодежи, в борьбе за свои права
сильно повысился уровень культурного развития. Дети новокаледонцев
обучаются в школах. В 1948 г. насчитывалось всего 44 «туземные
школы», где училось 1794 школьника. Впрочем, дети аборигенов теперь
допускаются и в так называемые европейские школы1. В «туземных
школах» (такими считаются школы на территории самих племен) дети
проходят обучение хотя и под руководством учителей-аборигенов, но на
французском языке, который островитяне теперь более или менее знают.
Французский язык приобщает их, вопреки желаниям колонизаторов
(которые стараются поддерживать особый французско-океанический
жаргон), к культурной жизни, делает доступными для них передовые
демократические идеи нашего времени.
1 J. В о и г g е a u. La France du Pacifique. Paris, 1950, стр. 84.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
НАСЕЛЕНИЕ ОСТРОВОВ ФИДЖИ
Острова Фиджи, или Вити, занимают промежуточное положение·
между Меланезией и Полинезией. В состав Фиджи входят два
больших острова (Вити-Леву и Вануа-Леву) и до 250 мелких.
Коренное население их составляет сейчас около 146,9 тыс. (1953).
По своему антропологическому типу фиджийцы примыкают к
меланезийской расе: они темнокожи, с курчавыми волосами, длинноголовы.
Но встречаются и черты, сближающие их с полинезийцами.
Исследователи отмечают характерное атлетическое сложение фиджийцев.
Фиджийский язык, распадающийся на диалекты, принадлежит к
меланезийской группе. Не менее 75% слов — чисто меланезийского
происхождения. Но есть слова и грамматические формы, тяготеющие к языкам
Полинезии.
По своему культурному уровню фиджийцы стоят ближе к
островитянам Полинезии. Общий уровень их культурного и общественного
развития был значительно выше, чем у других меланезийцев (кроме разве
новокале донцев).
Это обстоятельство важно отметить, потому что оно опровергает
лженаучные измышления расистов, которые пытались объяснить
высокий уровень культуры народов Полинезии тем, что они принадлежат
к «благородной» «белой» расе. Фиджийцы бесспорные негроиды, но
уровень их экономического, общественного и культурного развития был —
в силу исторических причин— отнюдь не ниже, чем у их светлокожих
восточных соседей. Мало того, находясь издавна в тесных сношениях
с обитателями западной Полинезии, особенно с тонганцами,
островитяне Фиджи оказывали на них заметное культурное влияние. Через
Фиджи распространялись на восток, в Полинезию, различные элементы
культуры, съедобные растения, домашние животные.
В отношении технического развития фиджийцы стояли сравнительно
высоко, выше не только меланезийцев, но и многих полинезийцев. У них
была чрезвычайно развита техника строительства лодок. Фиджийцы
были известны как лодкостроители на всем Тихом океане. Торговля
лодками составляла исконное занятие жителей Фиджи.
о К концу XVIII в. население о-вов Фиджи распа-
Фиджиицы и их соседи далось на мелкие «королевства», или союзы племен,
перед приходом ^ л/г
европейцев во главе которых стояли вожди. Между
«королевствами» шли нескончаемые войны, более сильные
завоевывали соседние мелкие племена.
540

178 β. Д.
J 178 [ |
Распределение населения на о-ве Вити-Леву
1 — районы сахарных плантаций
В XVIII в. на Фиджи стали появляться все чаще и чаще тонганцы.
Они приезжали сюда главным образом для покупки лодок. Тонганцы,
заказав лодку, оставались ждать, пока лодку сделают, а выделка лодок
при помощи каменных топоров занимала многие месяцы. Кроме того,
они ездили на о-ва Фиджи и Лау за сандаловым деревом, которое шло
на различные поделки и очень ценилось; за перьями, которые они
обменивали на Самоа на цыновки. Таким образом, тонганцы являлись
посредниками между Самоа и Фиджи.
Тонганцы привозили на Фиджи китовый ус, тапу и палицы. Кроме
того, они отрабатывали фиджийским вождям за строительство лодок,
отдавали им в услужение своих женщин, помогали им на войне. Так как
военное дело на Фиджи было развито лучше, чем на о-ве Тонга, то
тонганцы посылали своих юношей на Фиджи для обучения. Тонганская молодежь
поступала в дружины фиджийских вождей и несколько лет проходила
здесь военную практику. В то же время военные дружины тонганцев
захватывали власть на отдельных мелких островах. Перед английской
колонизацией, т. е. уже в XIX в., тонганский вождь по имени Маафу
завоевал второй по величине из о-вов Фиджи — Вануа-Леву.
Исследователи считают, что тесный контакт с Тонга оказал заметное
влияние и на фиджийскую культуру. Появилась идея священного
короля, типичная для жителей Тонга, усилилось резкое различие
между общественными группами. Женщины высших сословий стали
пользоваться большим общественным влиянием, стали допускаться к питью
кавы, перестали работать в огородах. Земледелие превратилось в чисто
мужское занятие. Тонганский овальный дом начал вытеснять
фиджийский квадратный.
Таким образом, ко времени, когда началось этнографическое изучение
этих островов, на Фиджи и соседних островах Лау установилась некая
смешанная меланезийско-полинезийская культура.
Новейшая политическая история Фиджи в основных
Подготовка чертах сводится к постепенному подчинению
архиколониального делага британскому владычеству. Первое
европейское поселение на Фиджи появилось в 30-х годах
XIX в. До этого на островах бывали только отдельные
европейцы, главным образом пираты, торговцы и деклассированные эле-
541

Дом вождя на о-ве Вити-Леву, середина XIX в.
менты. В 1830 г. на Фиджи поселились первые миссионеры — сначала
таитянские, а с 1835 г. и английские. Население островов в это время
страдало от непрерывных междоусобных войн, которые вели между собой
отдельные вожди. Европейские поселенцы еще более разжигали эти войны,
снабжая островитян огнестрельным оружием. К середине XIX в.
главными соперничавшими силами были «королевство» Мбау, главный вождь
которого Такомбау подчинил себе почти весь большой остров Вити-Леву,
и союз племен лау на о-ве Вануа-Леву под властью тонганского вождя
Маафу. Между обоими соперниками назревала война. Ища себе поддержки
на стороне, Такомбау пытался опереться на великие державы и скоро стал
игрушкой в их руках. Одновременно он искал выхода и из финансовых
затруднений: его прижимали ростовщики-кредиторы.
В 1850-х годах для народа Фиджи началась полоса бедствий,
гораздо худших, нежели межплеменные войны: эти бедствия были
вызваны бесцеремонным вмешательством капиталистических государств
в местные дела.
В 1859 г. правительство США, придравшись к несущественному
поводу (ущерб, якобы понесенный американскими гражданами),
потребовало с королевства Мбау, под угрозой бомбардировки с моря,
контрибуции в 45 тыс. долларов. Фиджийцы таких денег не имели,
да и вообще денежного хозяйства не знали. Чтобы выйти из
затруднения, король Такомбау предлагал формально принять протекторат
над Фиджи — сначала Великобритании, потом самим Соединенным
Штатам и даже Германии (1872). Пока велись эти переговоры, американцы
повысили требование до 90 тыс. Королю пришлось спешно и на кабальных
условиях сделать заем у мельбурнских купцов, которые тут же составили
специальную «Полинезийскую компанию». Эта компания получила ряд
542

Военные укрепления фиджийцев, XIX в.
привилегий на Фиджи, забрала себе 200 тыс. акров (около 80 тыс. га)
лучшей земли, а для уплаты долга и процентов с него население Мбау
было обложено поголовным денежным налогом.
Чтобы добыть деньги, которых у них не было, островитяне вынуждены
были поступать на работу на плантации Полинезийской компании.
Заработная плата была очень низка, и фиджийцам приходилось забрасывать
свои сады и огороды и месяцами работать на плантаторов. Так, в короткое
время, в несколько лет, добрая половина населения Фиджи превратилась
в колониальных рабов.
Местные правители, видя безвыходность положения, еще более
настойчиво стали искать «помощи» у европейских держав. Британское
правительство не сразу решилось на захват архипелага, у него были связаны
руки затянувшейся маорийской войной на Новой Зеландии. После
прекращения ее оно объявило о присоединении Фиджи к владениям
Великобритании (1874). Фиджийцы просили о гарантиях их прав на землю, но
в этом им было отказано, и Такомбау согласился на безоговорочную
передачу всего архипелага в руки королевы Виктории. Острова Фиджи
превратились в британскую колонию. При этом денежный налог,
бессмысленность которого была для всех очевидна, был заменен натуральным и
перенесен с отдельных лиц на целые общины.
Для британского империализма, с точки зрения
Фиджи колониальной эксплуатации, о-ва Фиджи, с их мно-
колшяКаЯ гочисленным населением, плодородной почвой и
умеренно жарким климатом, представляли интерес
как новый район плантационного хозяйства.
Еще до аннексии островов Великобританией у фиджийцев было уже
отнято более 400 тыс. акров лучшей земли. Первым актом нового прави-
543

тельства было узаконить этот грабеж. За колонизаторами было признано
право на «честно приобретенные» ими земли. О том, как «приобретали»
землю, видно из показания фиджийского вождя Рату Бакула, данное
им перед земельной комиссией 22 марта 1878 г. «Я помню, в совет Лаукала
пришел военный человек, он сказал, что сожжет наш городок. Нас
вероломно схватили и повезли на корабль. Там нас повели на корму и
окружили вооруженными людьми, и нас пугали. Они были вооружены
ружьями й мечами. Нам приказали прикасаться к кончику пера, что мы и
делали...». Таким образом, с помощью командира американского военного
судна американский торговый агент Уильяме приобрел большие
земельные владения в Лаукала1. Затем из общего земельного фонда
были выделены земли, непосредственно занимаемые фиджийскими
племенами, а все остальные земли были объявлены принадлежащими
короне.
Из плантационных культур на Фиджи наиболее прибыльной оказалась
культура сахарного тростника.
Быстрый рост сахарной промышленности на Фиджи начался в 1870-х
годах. Мировой экономический кризис в 1884 г. и вызванные им низкие
цены на сахар привели к краху многих плантаторов. Австралийская
«Колониальная сахаро-рафинадная компания» (КСР) не только пережила
кризис, но и увеличила свои плантации за счет земель разорившихся
плантаторов. Она продолжала получать высокие доходы вплоть до
первой мировой войны и позднее. Прекращение системы контрактации
рабочих в 1920 г. повело за собой острый недостаток в рабочей силе, и многие
плантаторы были вынуждены ликвидировать свои хозяйства. Их
плантации также перешли в собственность КСР. В настоящее время КСР —
самое мощное капиталистическое предприятие на Фиджи. Компании
принадлежат все сахарные заводы в стране, и это дает ей контроль над всей
сахарной промышленностью!
В экспорте Фиджи сахар занимает первое место и дает по стоимости
больше половины всего вывоза. В 1938 г. стоимость всего экспорта
составляла 24 588 фиджийских фн.. ст., в том числе стоимость сахара —
13 382 фн. ст. Глава Компании является фактическим хозяином страньи
Он руководит колониальной политикой правительства на Фиджи и
подчиняет эту политику интересам Компании.
Плантационное хозяйство вызвало нужду в рабочей силе. У фиджийцев,
живущих натуральным хозяйством, с тех пор, как денежный налог был
заменен натуральным, не было стимула работать на колониальных хозяев5
Надо было привлечь рабочих извне. Насилиями и обманом доставлялись
на Фиджи рабочие с других островов Меланезии. Но и насильственная
«вербовка» не могла обеспечить плантации рабочей силой. В результате
бесчеловечной эксплуатации ежегодно погибало до трех четвертей рабочихг
С 1879 г. на Фиджи начали привозить контракто-
Индийские рабочие ванных рабочих из Индии. Индийское население
жи на островах стало быстро расти. К 1916 г. на
Фиджи насчитывали уже 60537 индийцев-иммигрантов вместе с их
семьями.
С этого времени прекратился ввоз рабочих из Индии, но численность
индийского населения Фиджи продолжала быстро увеличиваться за счет
естественного прироста. Этот прирост значительно выше, чем среди
коренного фиджийского населения, и поэтому численное соотношение между
фиджийцами и индийцами непрерывно меняется в пользу последних. Вот
1 R. A. D е г г i с k. A history of Fiji, Suva, 1950, стр. 134.
544

характерное сравнение национального состава населения Фиджи за 1918
и 1946 гг.:
Фиджийцы . .
Индийцы . . .
Европейцы . .
Метисы . .
Полинезийцы
Китайцы . . .
Прочие . . .
Всего
1918 г.
87 761
61475
4 732
2 771
2 709
913
522
1946 г.
118 083
120 414
4 594
6129
7 030*
2 874
514
160 883 259 638
* В том числе с о-ва Ротума 3313.
Таблица показывает, что за 28 лет при довольно большом абсолютном
росте численности фиджийцев их удельный вес в составе всего населения
все-таки падает. За этот же период индийское население почти удвоилось
и составляло в 1946 г. 47% всего населения островов. Сейчас этот
процент еще выше: 48,1% (1954). Уже в 1936 г. 70% индийского
населения были уроженцами Фиджи.
По условиям, действовавшим в первые годы иммиграции, индиец-
рабочий был обязан прожить на Фиджи десять лет, из которых пять он
должен был работать по контракту у хозяина, а остальные пять мог
работать по вольному найму. Многие индийцы, прожив десять лет на Фиджи,
отказывались возвращаться домой, где их ждала нищета и кастовый гнет.
Они старались получить в аренду кусок земли и стать фермерами.
Землю в аренду возможно было получить у фиджийских общин, у
короны, у плантаторов и у КСР.
Первый источник был скоро исчерпан. Лучшие участки фиджийских
земель, близ населенных пунктов, оказались в руках индийцев в порядке
долгосрочной аренды. Коронные земли не гарантируют арендатору
сколько-нибудь устойчивого экономического положения, так как договор
на аренду заключается на короткий срок. Это приводит к хищнической
эксплуатации земли и, в результате, к низким урожаям. В еще более
бедственном положении находятся фермеры, арендующие землю у плантатора.
«Колониальная сахаро-рафинадная компания» в высшей степени
заинтересована в системе аренды земли. Сдача земли в аренду не только
обеспечивает плантации Компании рабочей силой, но также страхует ее
от убытков во время экономических кризисов. При падении цен на сахар
Компания соответственно снижает приемочные цены на сахарный
тростник, и вся тяжесть кризиса, таким образом, ложится на плечи арендаторов.
Поэтому в 1921 г., после большой забастовки рабочих на плантациях,
Компания перешла целиком на систему аренды. Она сдает землю в аренду
индийцам участками не более 10 акров. Такой размер участка считается
предельным для обработки силами одной семьи. Небольшие размеры участков
гарантируют Компании полную экономическую зависимость арендатора.
При обработке земли арендатор обязан точно следовать инструкциям
КСР. В них указано не только как и когда производить работы, но и
способы удобрения земли. Вся земля должна быть использована под сахарный
тростник. Урожай сдается арендаторами КСР по установленной Компанией
цене.
Монокультурный характер хозяйства заставляет арендатора покупать
все съестные припасы на рынке, и это еще более отягощает и без того
тощий бюджет арендатора.
35 Народы Австралии и Океании
545

Для Компании система аренды имеет еще и то преимущество, что дает
возможность эксплуатировать труд всей семьи арендатора. Чтобы извлечь
из земли сносный урожай, арендатор с женой и детьми с утра до вечера
гнет спину над своим полем. Подгоняемый голодом индиец вынужден пойти
на кабальные условия аренды.
В 1936 г. площадь всей обрабатываемой индийцами земли составляла
около 110 тыс. акров. Из этого количества земли арендовано у фиджийцев
64 тыс. акров, у КСР — 33 тыс. акров, у плантаторов — 5 тыс. акров, у
короны — 2,5 тыс. акров. Собственностью индийцев является лишь 3 тыс.
акров земли.
Индийское население сосредоточено главным образом в
северо-западных и юго-восточных прибрежных районах острова Вити-Леву. Часть
индийцев живет на северном побережье о-ва Вануа-Леву. Во внутренних
областях обоих островов индийцев почти совершенно нет (см. карту на
стр. 541).
Этнически и культурно индийцы не составляют однородной массы.
Подавляющее большинство их — выходцы из Северной Индии, и наиболее
распространенный язык среди них — хиндустани; но есть и говорящие на
бенгальском, гуджератском, тамильском и других языках. По религии
большинство (свыше двух третей) индуисты, остальные почти все
мусульмане; очень немного сикхов и христиан. По кастам они тоже различаются.
Но замечательно, что среди фиджийских индийцев кастовая и
религиозная рознь сказывается слабее, чем в самой Индии. Кастовые
ограничения почти не соблюдаются, люди разных каст едят и пьют вместе,
вступают между собой в брак. Индусы и мусульмане живут дружно. Однако
многие обычаи, религиозные обряды, например свадебные и похоронные,
продолжают соблюдаться1.
Общий культурный уровень большинства индийского населения, в
связи с его крайней бедностью, невысок. Очень значительный процент
индийских детей не может посещать школы (в 1948 г. детей, не охваченных
школой, насчитывалось свыше 13 тыс.). Количество индийских школ
вообще меньше, чем фиджийских,— всего 80 из общего числа 4252.
Британская администрация своей политикой умыш-
Изъятие фиджийских ленно сеет р03нь между индийцами и коренными
общинных земель х „ г тт „ J ^ ^ г
фиджийцами. Индийцы остро нуждаются в земле,
составляющей почти единственный источник их существования.
Администрация соглашается наделять их землей в форме аренды, отнимая
эту землю у фиджийцев. В 1874 г. у населения Фиджи было изъято около
400 тыс. акров земли. К1936 г. это количество выросло более чем вдвое—
до 863 тыс. акров. Это как раз наиболее плодородная часть фиджийской
земли. Но в распоряжении фиджийских общин оставалось все еще много
земли (весь земельный фонд Фиджи исчисляется в 4,5 млн. акров),
значительная часть которой используется экстенсивно. Целью британских
властей стало изъять добавочную земельную площадь для плантационной
обработки и для сдачи в аренду под товарные культуры.
С этой целью колонизаторы успешно воспользовались помощью
фиджийских вождей.
С самого начала оккупации англичане ввели на Фиджи систему
«непрямого управления», т. е. оставили у власти местную знать, превратив
ее в свою агентуру. Административные должности в сельских общинах
(коро), округах (тикина) и провинциях (ясана) продолжали, и продолжают
доныне, занимать вожди — потомки старой фиджийской аристократии,
назначаемые британским губернатором.
1 W. Stanner. The South Seas in transition, стр. 178—180.
2 Там же, стр. 230—231.
546

Фиджийская деревня на о-ве Вити-Леву
Земля хотя и считается собственностью деревенской общины, но
распоряжается ею вождь. Все земледельческие работы производятся по
указанию вождя — старшины деревни. Каждая семья расчищает указанный
вождем участок в лесу и выращивает на нем растения, обычные для
Фиджи, — таро, ямс и кассаву.
После снятия двух-трех урожаев таро и одного — ямса или кассавы
почва истощается, участок забрасывается, и семья приступает к
расчистке нового участка. К старому, сильно заросшему к тому времени
участку возвращаются лет через семь-восемь. Такая система
землепользования требует много свободной земли.
Фиджийскому крестьянину необходима не только земля для посадок;
он нуждается еще в древесине для построек и в угодьях для собирания
дикорастущих съедобных растений, которые в пище фиджийцев до сих
пор играют значительную роль.
Колониальные власти, как уже сказано, стремятся захватить в свои
руки фиджийские общинные земли. Послушные своим хозяевам вожди
в 1936 г. решили «просить» правительство принять контроль над всеми теми
землями, в которых общины «не нуждаются». Правительство
«просьбу» удовлетворило. Была назначена комиссия, которая установила
для каждой общины отдельно количество «необходимой» ей земли.
Все остальные земли были объявлены правительством свободными для
аренды.
Этим актом правительство получило в свое распоряжение все
неиспользованные фиджийские земли и право распоряжаться ими по собственному
усмотрению, а фиджийские общины лишились большинства своих земель.
Теперь оставалось только заставить живущих на-
Фиджийцы — туральным хозяйством фиджийцев на оставшихся
арендаторы и Jr ^хг~
фермеры У них землях работать для прибылей
колонизаторов — превратить фиджийское натуральное
хозяйство в товарное. «Освободив» фиджийцев от большинства их земель,
правительство стремится сделать фиджийцев арендаторами этой земли.
С этой целью оно стало пропагандировать среди фиджийцев переход на
индивидуальное фермерское хозяйство.
35*
547

Семья фиджийцев с о-ва Вануа-Леву
Созданы правительственные сельскохозяйственные школы и фермы,
в которых фиджийскую молодежь приучают к фермерскому хозяйству.
Такие же фермы существуют при некоторых миссиях. В этом деле самое
деятельное участие принимает КСР. В школах, открытых Компанией,
детей фермеров обучают методам разведения сахарного тростника.
Однако выход фиджийцев из общин подрывает власть вождей,
экономической базой которой было общинное землевладение. Поэтому вожди
неохотно дают согласие на выход из общины.
При существующей системе фиджиец во всем подчинен вождю.
Кроме работ по своему хозяйству, члены деревенской общины
обременены еще обязательной трудовой повинностью, как, например,
строительство ддма, лодки, расчистка земли и уход за огородом.
На ежегодном совете вождей округов или провинций составляется план
обязательных работ. Там же распределяются налоги и намечаются денежные
сборы в пользу церкви, миссии и др. О работах, назначенных на
следующий день, деревенский глашатай извещает накануне. Вечером, после
захода солнца, идя по деревне, он выкрикивает, кому что делать назавтра.
Отказ от работы влечет за собой наказание в виде денежного штрафа или
тюремного заключения.
Правительство освобождает фиджийца, желающего стать фермером,
от обязательной трудовой повинности в деревне, взимая с него денежную
компенсацию, которую он обязан выплатить за это вождю.
Заявление о желании стать фермером подается, вместе с
удостоверением об освобождении от трудовой повинности, в окружной совет
вождей. Затем решение совета для окончательного утверждения направ-
548

Полотнище тапы и деревянный штамп
ляется британскому окружному комиссару. В случае положительного
ответа фиджиец может получить в аренду от правительства 10 акров
земли сроком на десять лет.
Новые фиджийские фермерские поселения образовались также вокруг
крупных сахарных районов. КСР, заинтересованная в том, чтобы
заставить «освобожденного» правительством фиджийца работать для
обогащения Компании, сдает фиджийцам в аренду уже готовые фермы на таких
же, как и индийцам, кабальных условиях.
В некоторых общинах вожди выделяют небольшие участки земли в 4—
5 акров для индивидуального пользования. На этих участках фермер
может выращивать какие ему угодно культуры. Такие фермеры живут в
деревне и выполняют все трудовые повинности, как члены общины. Но многие
вожди отказываются сдавать в аренду землю даже членам собственной
общины из опасения, что фермеры, будучи экономически независимыми от
общины, выйдут из-под повиновения вождю.
Делаются попытки выращивать товарные культуры и на общинных
землях. КСР всячески поощряет фиджийцев-фермеров к выращиванию
на своих землях сахарного тростника. Чтобы закабалить фермера, КСР
выдает всегда нуждающемуся в деньгах фермеру небольшие суммы в виде
аванса на будущий урожай.
Но попытки превратить фиджийское хозяйство в товарное мало
успешны. Фиджийцы скоро бросили разведение товарных культур. В1936г
сахарный тростник выращивали 1006 фермеров, в 1938 г.— всего 552, т. е.
число их уменьшилось почти наполовину. Не лучше обстоит дело с
фиджийцами—арендаторами земли у Компании. В 1938 г. у КСР арендовали
фермы всего 134 фиджийца. Культер1 пишет, что из двенадцати
фиджийцев, взявших в 1930 г. в аренду фермы у КСР, он в 1940 г., т. е. через
десять лет, застал на месте только одного. Все остальные фиджийцы в
разное время бросили свои фермы.
Неуспех политики насаждения фермерского хозяйства объясняется
тем, что на фиджийцев, живущих в деревенской общине,
обескураживающе действует жалкое материальное положение фермеров. Очень не-
1 См. J. Coulter. Fiji, little India of the Pacific. Chicago, 1942, стр. 58.
549

многие фермеры-фиджийцы имеют рабочий скот (буйвола или лошадь)
или корову. Кур держат обычно лишь фиджийцы, живущие вблизи
городов, где они продают кур и яйца европейцам и индийцам.
Некоторые фермеры, кроме сахарного тростника, выращивают только
одну продовольственную культуру — кассаву, так как она требует меньше
ухода. Кассава — их главная пища, ее они едят два раза в день.
Лишь изредка, на вырученные от продажи сахарного тростника деньги,
фиджиец может позволить себе купить хлеб и сахар.
Однообразная и малопитательная пища является причиной частых
заболеваний и высокой смертности среди фиджийцев. Особенно высока
детская смертность. В 1937 г., поданным Культера, смертность среди
детей в возрасте до 5 лет составляла 33%1.
Фиджийцы, покинувшие свои общины с тем, чтобы освободиться от
крепостной зависимости и произвола вождей, попали в руки капиталистов-
эксплуататоров. С самого начала фермер запутывался в долгах. Ему
нужны деньги для постройки дома на своем участке и покупки кое-какого
сельскохозяйственного инвентаря. Ему нужны деньги для уплаты
государственного налога, для арендной платы за землю, для взятки вождю
за освобождение от трудовой повинности, для уплаты церковных сборов
и т. д. Он нуждается в деньгах, чтобы купить удобрение для земли, одежду
и прочие предметы первой необходимости. Все эти деньги фермеру добыть
неоткуда, кроме как выжать их из клочка арендованной им земли.
Главная товарная культура фиджийского хозяйства — это кокосовые
пальмы. Почти 60% копры поставляют фиджийские крестьяне,
находящиеся в полной зависимости от капиталистического рынка. Отсюда то
катастрофическое положение, в котором очутились фиджийцы во время
второй мировой войны, когда вследствие отсутствия транспорта
прекратился вывоз копры, хотя цены на нее были высоки. Большинство
фиджийских хозяйств лишилось единственного источника денег. Фиджийцы в те
годы не имели возможности освещать свои хижины керосиновыми лампами
и вернулись к старому способу освещения — к светильникам, так как не
было денег на покупку керосина2. Отсутствие денег на приобретение
фабричных тканей заставило фиджийских женщин вернуться к почти
забытому способу выработки тапы. Бедственное положение усугубляется и
тем, что фермер-фиджиец, порвав связь со своей деревней, в случае
бедствия остается один, без помощи. Живя в деревне, он все же может
рассчитывать на помощь членов общины. Полная экономическая необеспеченность,
а также и сила традиции, привязывающей человека к его общине,
заставляют многих фиджийцев покидать фермы и возвращаться в свои
деревни. Колониальные власти сами вынуждены были признать неудачу
попытки насадить фермерское хозяйство среди фиджийцев. В 1944 г., по
предложению губернатора и по настояниям вождей, было решено
отказаться от всяких попыток ослабить сельскую общину. Решено было
также, что община имеет право получать вознаграждение в размере 3 фн.
ст. в год за каждого члена, занятого работой вне общины и не
выполняющего общинной повинности3.
Постепенно меняется жизнь и в фиджийской де-
Изменения ревне. Железная лопата вытеснила палку-копалку,
в фиджийской общине r J J
^ а при расчистке нового участка под огород от
зарослей деревянный меч заменяется стальным ножом для срезывания
сахарного тростника.
1 J. Coulter. Ук. соч., стр. 77.
2 См. там же, стр. 59.
3 L. Μ a ad е г. Some dependent peoples of the South Pacific. Leiden, 1954,
стр. 412—417.
550

Фиджийцы-разведчики, участвовавшие во второй
мировой войне
Женщины-фиджийки носят европейского покроя платья из покупной
ткани. Но мужчины предпочитают брюкам местную одежду, которая более
приспособлена к жаркому климату.
Почти в каждой деревне есть церковь, которая служит также школой
В школе фиджийских детей обучают чтению, письму и счету. Чаще
всего учительствует тот же миссионер.
Полунатуральное хозяйство не обеспечивает фиджийцев деньгами,
необходимыми для уплаты налогов и покупки европейских товаров.
Нужда заставляет фиджийскую молодежь искать работу вне деревни.
В 1936 г. работали по найму 7222 фиджийца. В том числе 2 тыс. человек
работали на золотых приисках, где они составляли 80% всех
неквалифицированных рабочих.
Многие фиджийцы служат моряками на торговых кораблях, работают
грузчиками в портах, батраками на плантациях и в миссиях. Некоторые
работают продавцами в лавках, конторщиками. Женщины служат
прислугой в европейских домах. Всего, вместе с фермерами, 17 137 чел.,
или около 17% всего фиджийского населения, в 1936 г. так или иначе
порвали со своей деревней временно или навсегда.
Работы на приисках, служба в армии во время второй мировой войны
и другие общие работы сближают фиджийцев различных племен —
исчезает племенная замкнутость и растет национальное самосознание
фиджийцев. Диалект островка Мбау становится общефиджийским языком.
Растет и культурный уровень фиджийцев,— сейчас это один из
наиболее культурных народов Океании. Начальное образование — всеобщее, и
551

Фиджиец — участник второй мировой войны
дети от 6 до 14 лет почти поголовно охвачены школой. Правда, часть школ
находится в руках миссионеров, но большинство составляют светские
правительственные или окружные школы. Грамотных фиджийцев — около
90% среди мужчин и 85% среди женщин; большая часть их грамотна
только по-фиджийски, но около25% фиджийцев-мужчин и 8% женщин читают
и пишут также и по-английски (1946)1.
Есть уже, хотя и немногочисленная, фиджийская интеллигенция,
состоящая частью из людей с высшим образованием. В г. Сува, столице
Фиджи, имеется высшая медицинская школа, где учатся и уроженцы
других островов Океании.
Все больше и больше недовольства выражают фиджийцы против
системы управления через наследственных вождей и против господства
колонизаторов. Они начинают понимать, что вожди не защищают их
интересы, что вожди — покорные слуги колониального правительства; чтобы
сохранить привилегированное положение, они предают свой народ.
Фиджийцы начинают требовать права голоса в собственных делах и большей
доли в богатствах страны.
' В 1948 г. в «законодательный совет» при губернаторе Фиджи было
внесено предложение о пересмотре конституции. Пересмотра добиваются не
только народные массы коренных фиджийцев, но и индийцы,
составляющие наиболее бесправную часть населения. Однако заседающие в совете
фиджийские вожди встретили предложение резким протестом: не в их
интересах менять выгодную им «конституцию». Это послужило для них по-
1 W. Stanner Ук. соч., стр. 231—232.
552

водом лишний раз осыпать нападками представителей индийцев.
Фиджийские депутаты в совете заявили, что изменение «конституции» приведет
«к господству индийцев», что индийцы-де вели себя во время последней
войны недостаточно патриотично, и теперь с их стороны «наглость»
требовать какого-либо равенства с фиджийцами1.
Национальная рознь между фиджийцами и индийцами очень велика.
Взаимная отчужденность нарастает по мере того, как численность
индийского населения увеличивается и начинает сказываться земельный голод.
Политически бесправные, индийцы тем не менее проявляют значительную
предприимчивость и играют большую роль в хозяйственной жизни страны.
Индийская буржуазия заняла командные места в экономике островов.
Например, почти весь автомобильный транспорт находится в руках
индийцев. Более отсталые экономически фиджийцы относятся к ним с
неприязнью. Смешанных браков между представителями этих народов не
бывает; лишь изредка встречаются случаи внебрачного временного
сожительства фиджийской женщины с индийцем (но сожительства фиджийцев
с индийскими женщинами не отмечено). Расовая и языковая рознь
усиливается религиозной; фиджийцы все считаются христианами, и они с
раздражением смотрят на многочисленные индуистские храмы и
мусульманские мечети, которых теперь на Фиджи больше, чем церквей. Конфликт
между фиджийцами и индийцами на руку только британской
колониальной администрации 2.
Передовые люди разных национальностей на Фиджи делают
попытки преодолеть национальную рознь. Еще в 1940 г. возникла идея
создать своеобразный межнациональный клуб для содействия общению между
фиджийцами, индийцами и др. Клуб был открыт в 1946 г. За этот год
в него вступило 302 члена, из них 119 индийцев, 105 европейцев,
62 фиджийца и 16 китайцев3. Конечно, такого рода попытки мало что могут
изменить, пока не изменятся общие условия на Фиджи.
1 См. «Grown Colonist», 1948, ноябрь.
2 А. С. С a t о. Fijians and Fiji-Indians: a culture contact problem in the South
Pacific. «Oceania», 1955, vol. XXVI, № 1.
8 L. Μ a η d e г, Ук соч , стр 446

НАРОДЫ ПОЛИНЕЗИИ И МИКРОНЕЗИИ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ОСТРОВА ПОЛИНЕЗИИ
Полинезия включает в себя острова: Гавайские, Эллисовы, Самоа,
Тонга, Таити, Кука, Тубуаи (Австральные), Маркизские
(Вашингтоновы), Туамоту (Паумоту), о-в Пасхи (Рапануи) и ряд
других островов и архипелагов. К Полинезии же относят большой
двойной остров Новая Зеландия.
По весьма образному таитянскому мифу, земля
Географическая когда-то представляла собой одно большое целое.
Боги, рассердившись, раскололи землю на кусочки,
и таким образом получились мелкие острова, разбросанные на Тихом
океане.
Острова Полинезии раскиданы на обширном пространстве в восточной
части Тихого океана, от 180 до 130° западной долготы, а с юга на север
примерно от одного тропика до другого. Они рассеяны на этом
пространстве, как своеобразная «островная пыль». Общая площадь суши всех
островов (исключая Новую Зеландию) составляет около 27 тыс. км2.
Острова Полинезии делятся по своему происхождению на
вулканические и коралловые.
Вулканические острова отличаются необычайной живописностью и
красотой. Высота гор достигает на Самоа 1650 м, на Таити 2240 м, на
Гавайских островах 4200 м над уровнем моря. Горы кажутся выше, потому
что вздымаются как бы непосредственно из самого моря. Между горными
хребтами по красивым долинам к морю сбегают многоводные вследствие
обильных дождей ручьи. Острова покрыты лесами. Иногда вулканический
остров окружен кольцом коралловых островов (например, о-в Мангарев^).
Коралловые острова, часто кольцеобразные атоллы с лагуной внутри,
являются специфической особенностью Тихого океана. Наличие их вдали
от материков и более крупных островов ограничивается областью
Полинезии и Микронезии. Растительность на коралловых островах
сравнительно скудная. Побережья обрамлены кокосовыми пальмами, а далее от
берега — кустарники и трава.
Животный мир Полинезии беден наземными видами. Птичье царство
также не богато, но зато морская фауна изобильна.
Климат в Полинезии морской, тропический. Средняя годовая
температура — около 26°, колебания между самым теплым и самым холодным
месяцами незначительны (например, на Самоа около 2°).
554

Самый крупный из архипелагов Полинезии, после о-вов Новой
Зеландии и Гавайских, о которых будет рассказано отдельно,—Самоа (2787 км2),
или острова Мореплавателей, как назвал их в 1769 г. Бугенвиль, отметив
этим мореходное искусство их обитателей. Эта группа состоит из трех
больших островов: Савайи (1707 км2), Уполу (868 км2), Тутуила (133 км2)
и пяти маленьких: Тау (53 км2), Офу (23 км2), Олосега (15 км2), Мано-
но (8 км2), Аполима (5 км2).
Острова Самоа — вулканические, гористые. Горы покрыты густыми
лесами. Между горными отрогами — широкие долины. Там, где горы
подходят к морю,— берег высокий, крутой; но есть места, где между горами
и морем имеется низкая береговая полоса. Здесь раскиданы деревни
самоанцев, тонущие в листве бананов и кокосовых пальм. Островок Маноно
связан с Уполу рифом. Островок Аполима, расположенный между
Савайи и Уполу, представляет собою кратер потухшего вулкана,
вздымающегося вертикально из морской пучины на высоту 150 м.
Три небольших острова—Тау, Офу и Олосега—расположены к востоку
от главных островов. Их часто объединяют под общим именем Мануа.
На втором месте по величине стоят о-ва Таити (1650 км2), или Общества,
как назвал их Кук в честь Лондонского Королевского общества,
организовавшего его экспедицию. На некоторых русских картах они называются
неправильно о-вами Товарищества.
Эта группа состоит из 14 островов: Таити (от местного Отахейти,
1042 км2), Раиатеа (194 км2), Муреа (132 км2), Тахаа (82 км2), Табуа-
ману (73 км2), Гуагин (34 км2), Борабора (24 км2). Остальные семь
островов занимают все вместе площадь в 69 км2.
Таити, самый большой остров, по которому называется и вся группа,
занимает около двух третей всей площади. Он состоит из Большого Таити
и Малого Таити, или п-ова Танарапу, соединенных перешейком шириной
в 2 км. Обе части гористы, горы покрыты густыми лесами. Круто
обрывающиеся горные хребты уступают место долинам. В каждой долине
течет ручей, разделяющийся у побережья на несколько рукавов.
Небольшие прибрежные равнины, разрезанные рукавами горных ручьев,
обладают идиллической прелестью. Здесь на побережьях расположены
деревни таитян. Природные условия Таити сыграли немалую роль в той
идеализации жизни океанийцев, которая имела место в философской и
художественной литературе (особенно французской) в конце XVIII в.
На третьем месте по размерам стоят Маркизские острова (1274 км2),
названные так в 1595 г. Менданья де Нейра в честь маркизы де Мендоса,
супруги вице-короля Перу.
Эта группа состоит из 12 островов, из них крупнейшие: Нукухива
(482 км2), Хива-Оа (400км2), Хуа-Пу, илиРоа (83 км*), Фату-Хива (77 км2).
Тагаута, или Ваитаху (70 км-), Уа-Хука, или Вашингтон (65 км2).
Все острова гористые. Горы подходят к самому берегу, не оставляя
места для прибрежных равнин. Самая большая река Полинезии — Таи-
пиваи на о-ве Нукахива не имеет долины до самого побережья и
водопадом низвергается в море. Все это придает островам, как пишут
путешественники, величественный и в то же время мрачный вид. Между горными
отрогами разбросаны плодородные долины. Здесь в прошлом и жили местные
племена, отделенные горными хребтами одно от другого.
Коренное население Маркизских островов разделило печальную участь
гавайцев и жителей о-ва Пасхи: большая часть его вымерла. Еще в 1838 г.
численность его составляла более 20 тыс., а в 1945 г.— всего 2,5 тыс.
На четвертом месте по величине стоят о-ва Тонга (997 км2), или
Дружбы, как назвал их Кук за мирный, доброжелательный характер
их обитателей.
555

Число островов в эюй группе достигает 150, из них около 15
вулканических, около 40 высоких коралловых островов. Остальные представляют
собою низкие коралловые острова. Главная группа—Тонгатабу (430 км2)—
находится на юге архипелага. Она включает в себя о-в Тонгатабу
(«священный Тонга»), Эуа и множество мелких островков. Тонгатабу —
низкий остров, имеет высоту в среднем около 6 м над уровнем моря.
Меньшая по величине, северная группа этого архипелага—Вавау (188
км2); она состоит из о-ва Вавау и множества мелких островков. Остров
Вавау — высокий, до 200 м над ур. м. Третья, средняя группа островов—
Хаапаи (68 км2).
Все острова покрыты обильной растительностью, хорошо орошены π
густо заселены.
Остановимся еще на группе Туамоту («дальние острова»),
занимающей по площади пятое место в центральной Полинезии (940 км2). Таитяне
называли их также Паумоту, что значит «побежденные острова», так
как таитянские короли в начале XIX в. завоевали их (это название, как
унизительное, самими жителями Туамоту не употребляется). Крузенштерн
назвал их Низменными островами. Эта группа состоит из большого числа
преимущественно низких коралловых островов (поверхность высоких
занимает всего 31 км2), высота их над уровнем моря не превышает 6 м. Всего
в архипелаге насчитывается 78 отдельных островов. Это самое крупное
на земном шаре собрание атоллов.
Таковы основные архипелаги центральной и западной Полинезии.
Из остальных укажем еще о-ва Кука, они же Херви (или Гервеевы)
(368 км2),Тубуаи (286 км2), Манихики (137 км2).
Коренные жители Полинезии — полинезийцы —
Полинезийцы. по ЯЗЫКу входят в большую семью малайско-по-
Общие сведения ~ J и»
линезииских народов. К моменту появления
европейцев численность полинезийцев составляла примерно 1100 тыс.
Происхождению полинезийцев и истории их расселения в древности
по отдельным архипелагам посвящена отдельная глава (см. гл. 12).
Странствования полинезийцев по океану продолжались и после того,
как острова были заселены, вплоть до появления европейских
мореплавателей. В 1777 г. Кук нашел на о-ве Атиу трех таитян, занесенных
двенадцать лет перед тем с Таити на этот остров (на расстояние в 1200 км).
Миклухо-Маклай во время своих путешествий встречал людей, попавших
на другие острова и вернувшихся назад.
Полинезийцы предпринимали и регулярные, преднамеренные
путешествия, например между Тонга и Фиджи, между Таити и Туамоту и т. д.
Между более отдаленными архипелагами плавания были редки.
Путешествия таитян на Гавайи за четыреста лет совершались, как гласят
предания, не более двенадцати раз. Гавайцы на Таити ни разу не ездили.
Когда полинезийские мореходы отправлялись с Таити на Гавайские
острова, они делали остановки на небольших промежуточных островах.
Вообще полинезийцы предпочитали путешествовать с острова на
ближайший остров.
Сохраняя древнюю общую основу культуры, отдельные группы
полинезийцев, расселившиеся по отдаленным один от другого архипелагам,
по-разному видоизменили свой культурный облик. В особенности далеко
уклонились от «общеполинезийского» культурного типа обитатели
окраинных островов. Самый яркий пример — маори Новой Зеландии, с их
исключительно своеобразным культурным обликом, в меньшей степени —
жители о-вов Пасхи и Гавайских.
Позднейшая история полинезийцев также различно протекала на
отдельных группах островов. Коренное население о-ва Пасхи было в резуль-
556

тате колонизации почти полностью истреблено. Численность населения
Маркизских островов сократилась в десять раз. На Новую Зеландию и
Гавайские острова направились многочисленные иммигранты из Европы,
США и стран Азии. Коренные жители составляют здесь в настоящее время
меньшинство населения.
На о-вах Самоа, Тонга, Таити, Кука и ряде других коренные жители
составляют и сейчас подавляющее большинство населения. К тому же их
численность с первых десятилетий XX в. непрерывно растет. Местные
жители сохраняют еще многие черты своей прежней, самобытной культуры.
И то новое, что появилось в их культуре, также в значительной мере
самобытно, хотя и развилось в ходе европейской колонизации и в
условиях колониального режима.
Краткая характеристика старой, уничтоженной колонизаторами
культуры жителей о-вов Пасхи и Гавайских дана в последующих главах.
Особо рассказано и о быте, культуре и трагической истории маорийского
народа — коренного населения Новой Зеландии. В первую очередь
остановимся на истории и культуре жителей тех островов, где полинезийцы
составляют преобладающее большинство населения и сохраняют многие
черты своей специфической культуры, а перед тем дадим сведения
о полинезийских языках.

ШЖЖШЙ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
ЯЗЫКИ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ
Полинезийские языки входят в обширную семью малайско-поли-
незийских языков, раскинувшихся на огромном пространстве
Тихого и Индийского океанов от о-ва Пасхи до Мадагаскара.
Несмотря на чрезвычайную разбросанность островов Полинезии и
огромные разделяющие их расстояния, их обитатели говорят на столь близких
языках, что некоторые исследователи считают их диалектами одного и того
же языка. Разница между таитянским, гавайским и маорийским языками,
например, гораздо меньше, чем между немецким и голландским.
Правда, преувеличивать взаимную близость полинезийских языков
не следует. Не раз выражавшееся мнение о том, что полинезиец будто бы
без труда понимает жителя другого архипелага, например маори —
самоанца, преувеличено. Те Ранги Хироа, маорийский этнограф,
прекрасный знаток полинезийских диалектов, решительно заявляет, что такое
полное взаимное понимание жителей разных архипелагов, знающих
только свои родные наречия, невозможно1. Однако уже через короткое
время человек легко осваивается с диалектом даже отдаленного
архипелага.
Следующие полинезийские языки считаются обычно основными:
маорийский, о-ва Пасхи (Рапануи), мангаревский, диалекты
архипелага Туамоту (Паумоту), гавайский, нукахивский (Маркизские
острова), таитянский, раротонгский, факаофский, самоанский, тонган-
ский2. Всего в Полинезии насчитывается около ста языков, диалектов
и поддиалектов. На них говорят около 450 тыс. человек (1953).
Некоторые исследователи считают самоанский и так называемый про-
тосамоанский языки наиболее древними из сохранившихся форм
полинезийских языков. Но вопрос этот представляется пока спорным. Он
отчасти связан с проблемой о путях заселения Полинезии (грубо говоря,
шли ли переселения от Самоа к Таити или наоборот), которая еще далеко
не разрешена. С той же проблемой связан вопрос о заселении отдельных
островов Меланезии и Микронезии, жители которых говорят на полине-
1 См. Те Ранги Хироа. Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950,
стр. 169.
2 В дальнейшем перечисленные языки для краткости обозначены: маорийский —
(М), о-ва Пасхи — (Па), мангаревский — (Ма), паумоту, или туамоту — (П),
гавайский — (Г), нукахивский — (Н), таитянский — (Т), раротонгский — (Р),
факаофский — (ф), самоанский — (С), тонганский -- (То).
558

зийских языках (из них более известны о-ва Тикопия и Онтонг-Джава).
По одной теории, эти острова были заселены колонистами из западной
Полинезии (Самоа, Тонга). Согласно другой теории, поддерживаемой
лингвистом Уильямом Черчиллем, население этих островов есть остаток
первоначального потока переселенцев, двигавшихся некогда в
Полинезию. Как бы ни решать этот вопрос, но языки полинезийских колоний,
по современным данным, не представляются более архаичными, чем языки
основной Полинезии, и носят следы своего западнополинезийского
происхождения.
Несколько особняком стоят диалекты о-вов Туамоту, которые, по-
видимому, заимствовали часть своего словаря из какого-то другого языка.
Ряд важнейших слов, хотя и подчинившихся законам полинезийской
фонетики, по своим корням резко отличается от общеполинезийских. Вопрос
об этих диалектах до сих пор по-настоящему не исследован.
До появления европейцев ни один полинезийский
народ не имел своей письменности, за исключением,
повидимому, только жителей о-ва Пасхи (см. главу «Население острова
Пасхи»).
Первые попытки создания письменности на основе латинского
алфавита были предприняты европейскими миссионерами в самом начале XIX в.
В 1820-х годах появились первые, хотя весьма несовершенные,
грамматики и словари полинезийских языков, вроде «Грамматики таитянского
диалекта полинезийского языка» Дэвиса (1823) или «Новозеландской
грамматики и словаря» Ли и Кендаля (1820) и др. Хотя еще учасаник
русской экспедиции на корабле «Рюрик» (1815—1817) Шамиссо высказал
впервые мысль о родстве полинезийских языков с языками Индонезии
и тем впервые поставил изучение их на научную почву, но серьезное
изучение полинезийских языков началось только после выхода в 1830-х годах
известной работы Вильгельма Гумбольдта о языке кави на о-ве Ява1.
С 40-х годов стали выходить довольно солидные словари и грамматики,
вроде грамматики Диффенбаха (1843), первого издания словаря маорий-
ского языка Вильямса и т. д. В более позднее время сравнительным
изучением словарей полинезийских языков занимался Уильям Черчилл
(1911—1912). Лучшее сравнительное исследование фонетики
полинезийских и родственных им языков принадлежит немецкому лингвисту Отто
Демпвольфу (1934 и позже).
Одновременно с изучением и описанием полинезийских языков шел
самостоятельный, вначале совершенно стихийный процесс
распространения грамотности среди полинезийцев. Уже к 40-м годам почти все мао-
рийские вожди и старшины, а также и значительная часть простых мао-
рийцев умели писать и читать на родном языке. К тому же примерно
времени относится появление первых периодических изданий на маорий-
ском языке, а в конце 60-х годов у воевавших в то время с англичанами
маорийских племен появляются собственные газеты. Когда развернулось
более серьезное изучение полинезийских языков, в ряде районов
Полинезии уже было довольно распространено обучение на родном
языке.
Таким образом, современные литературные полинезийские языки
создавались на базе алфавитов и грамматик, составленных задолго до
начала подлинного изучения полинезийских языков.
На развитие полинезийских литературных языков оказывали,
помимо прочего, влияние следующие факторы: постепенное приспособ-
1 W. Humboldt. Ueber die Kawi-Spraehe auf der Insel Java,... Berlin,
1836—1839, v. 1-3.
559

ление латинизированного алфавита к особенностям фонетики
соответствующих языков; исчезновение локальных особенностей внутри
отдельных языков и иногда даже исчезновение некоторых различий между
языками в результате введения обучения на родном языке при стандартном
произнршении и стандартной грамматике; трудность для европейцев,
составлявших полинезийские алфавиты и словари, уловить и
воспроизвести ряд звуков полинезийской речи, главным образом согласных,
и упрощение или игнорирование ими этих звуков.
Полинезийская фонетика поэтому приняла сильно упрощенный вид,
и современная зарубежная научная литература часто оперирует при
изложении фонетики полинезийских языков фактически не звуками, а
буквами, хотя последние далеко не всегда передают подлинные звуки
полинезийской речи.
Современный полинезийский алфавит состоит из следующих букв:
а, е, ζ, о, и, /, /г, /с, Z, иг, η, ή (ng), ρ, г, s, t, ν, w, wh.
Λ Фонетическая система полинезийцев состоит из
Фонетика
следующих звуков.
Гласные звуки: а, е, г, о, и.
Гласные звуки в полинезийских языках могут быть долгими и
краткими. Долгота гласного звука обозначается обычно черточкой над
соответствующей буквой: а, е, г, о, U. Долгота гласного звука в ряде случаев
выполняет семантическую функцию, позволяя различать созвучные слова.
Например: еа (М)— появиться над водой; ей (М)— восклицание
удивления; ho г и (М)—кричать в виде аккомпанемента во время военного тапца;
horu (Μ)— красная охра и т. д.
Определение полинезийских гласных на основе точной фонетической
терминологии пока проведено быть не может вследствие указанной выше
причины — фонетической неизученное™ языков. ^
Музыкальный регистр полинезийских языков таков, что у слушателя
часто получается впечатление о существовании у полинезийцев
бесконечного количества гласных звуков. Некоторые из них, например особо
напряженный гласный звук г, европейцу, не жившему с детства среди
полинезийцев, произнести, невидимому, невозможно. Для этих звуков в
литературе пока не существует даже общепринятого названия.
Полугласный звук: w.
Согласные звуки:
гортанные: А\ g1, ή (ng);
зубные: t, d1, η;
губные: ρ, bl, m:
плавные: r2, Ζ;
зубно-губные: /, ν;
сибилантный: s;
придыхательный: /г;
взрывной глоттальный:';
аффрикаты: ts, dz1.
Все пять гласных звуков имеются во всех полинезийских языках, но
ни один из этих языков не имеет у себя всех согласных звуков.
Наибольшее число согласных звуков в одном языке — десять (например, в маорий-
ском). Большей же частью их бывает восемь (например, в нукахивском),
в гавайском их только семь.
1 Звонкие согласные g, d, b и аффрикаты ts и dz встречаются только на о-ве Тон-
гатабу. Они, повидимому, объясняются влиянием языка фиджийцев.
2 Полинезийский звук г явно зубной; иногда в конце его слышится слабый
призвук d.
560

Соответствия в согласных звуках между различными
полинезийскими языками подчиняются некоторым закономерностям, которые могут
быть выражены в виде особой таблицы:
(М)
wh
h
к
т
η
n{ng)
Ρ
г
t
w
(Па)
h
h
к
m
η
η
Ρ
г
' t
Ι V
(Ma)
h
h
к
m
η
η
Ρ
г
t
ν
(Π)
/, Λ
h
—
m
η
η
Ρ
Γ
t
ν
(Γ)
h
h
ι
m
η
η
Ρ
ί
к
w
(Η)
/, h
h
к
т
η
η, к
Ρ
—
ί, к
ν
(Τ)
/, h
h
/
m
η
/
Ρ
г
t
ν
(Ρ)
—
к
т
η
η
Ρ
Γ
t
ν
(φ)
/
S
к
т
η
η
Ρ
ι
t
ν
(C)
/
s
/
πι
η
η
Ρ
ι
t
ν
(Το)
/
h
к
т
η
η
Ρ
ι
t
ν
Примечание. Знак ' обозначает особый полинезийский согласный гортанный
взрыв.
Эти закономерности можно сформулировать следующим образом.
1. Древний полинезийский согласный звук /, сохранившийся в фа-
каофском, самоанском, тонганском языках, частично, т. е. в некоторых
словах, заменяется в языках паумоту, нукахивском и таитянском
согласным звуком /г и полностью заменяется в языках о-ва Пасхи, мангаревском
и гавайском тем же согласным звуком 1г. В маорийском ему соответствует
звук, передаваемый сочетанием букв wh. В раротонгском он исчез.
Примеры: a) jarau (То) — навес для хранения лодок; horau (Π) —
навес; halau (Г) — длинный дом для хранения лодок; wharau (Μ) —
навес или хижина из ветвей;
б) fare (Π, Τ); fale (G, To); hale (Г); hue (Η); whare (Μ) — дом.
2. Согласный звук h имеется во всех основных полинезийских языках,
кроме факаофского и самоанского, где ему соответствует согласный
звук .ν, и раротонгского, где он вообще утрачен.
Пример: /гоа (М, Ма, П, Г, Н, Т, То), оа (Р), $оа (С) — друг, товарищ,
спутник.
3. Исконный звук к имеется во всех основных полинезийских языках,
кроме гавайского, таитянского и самоанского, где он заменяется
согласным взрывным глоттальным звуком либо исчезает совсем.
Примеры: kai (Μ, Ма, Η, To), 'ai (Γ, Τ, С)—есть, кушать; piko (Μ, Ma,
Η, To), ρίο (Γ, Τ), pi'o (С)—гнуть, быть изогнутым, кривой, косой,
согнутый.
4. Звуки т, η и ρ представлены во всех полинезийских языках.
5. Звук a (ng) представлен во всех основных полинезийских языках,
кроме гавайского, где ему соответствует /г, нукахивского, где ему
соответствует η или к^ и таитянского, где ему соответствует гортанный
взрыв '.
Примеры: ngaro (Μ) — отсутствующий, потерянный; паго (П) —
исчезнуть, исчезнувший, потерянный; nalo (Г) — потеряться, исчезнуть,
спрятанный; nalo (С) — исчезнуть; ngau (Μ) — кусать, грызть; nahufiahu
(Ма)— кусать; пап — есть; nahunahu — жевать; паи — жевать; kakahu
(Η) — кусать; апаи (Т) — жевать пищу; паи — грызть; паи — жевать
сахарный тростник; паи — жевать.
36 Народы Австралии и Океании
561

6. Звук I имеется на гавайском, факаофском, самоанском и тонган-
ском языках, где он соответствует согласному звуку г, имеющемуся в
остальных основных полинезийских языках, кроме нукахивского, где
звук г встречается крайне редко, а звука / нет вовсе. Интересно, что ни
в одном полинезийском языке не встречаются одновременно звуки г
и /. Одно исключает другое.
Примеры: а) гаи (М, Ма, ΙΊ, Т, Р), lau (Г, С, То)— лист;
б)г/ш (М, Па, Ма, Т, Р), lima {Г, Ф, С), ima (Η) — пять.
7. Звук t во всех основных полинезийских языках остается
неизменным, кроме гавайского, где его полностью заменяет звук к, и
нукахивского, где в некоторых словах его заменяет к или (гораздо реже) п.
Примеры: a) tahi (Μ, Па, Ма, Н, Т); iai (Ρ), tad (Φ), iahu (To), kahi (Γ) —
один;
6) tangata (Μ), tanata (Ma, ΓΙ, Ρ, G, To), kenata (Η), taata (Τ), kanaka (Γ)—
человек.
8. Звук ν имеется во всех основных полинезийских языках, кроме
маорийского и гавайского, где ему соответствует полугласный w.
Примеры: a) waha (Μ, Г), vah (Π, Τ), ναα (Ρ) — рот; 6) waru (Μ),
walu (Γ), varu (Ma, Τ, Ρ), van (Η), valu (Φ, С, То) — восемь.
Примеры чередования согласных звуков, не совпадающего с данными
таблицы:
h\\r: tiho (Ма), tiro (Μ) —осматривать; maohi (Π, Τ), maori (Μ) —
урожденный, родной; piahiahi (Η), piari (Μ) — ясный; uhiuhi (To), uriuri
(M)— темносиний;
r\\n: urunga (M), ununa (P) — подушка; marino (M), manino (Г) —
холодный; raumali (M), naumati (C)— сухой; reka (M), пека (To) — сухой;
h\\w: haha (H), waha (M) — рот;
m\\p: mahore (T), pahore (M) — очищать от кожуры и т. д.
Интересно также, что хотя общеполинезийский согласный звук к в
гавайском языке, согласно таблице, отсутствует, а гавайский звук к
выполняет функцию общеполинезийского согласного £, в свое время
общеполинезийский звук к в гавайском языке, повидимому, существовал.
Исчезновение его относится, как считают, к XIX в.
В следующих примерах гавайский звук А: сохраняет еще функции
полинезийского звука к: какакака (Г), kalakata (Μ) — трескотня; kala (Г, Μ) —
общественный глашатай; kawa (Г), kakawa (Μ) — свободно течь; паки (Г,
М) — рыться в земле, как свинья; рекарека (Г), река (М) — клевета; киши
(Г), китикити (М) — вид рыбы; kuhukuhu (Г), кики (М) — голубь.
Расхождения в гласных в словах одного и того же корня между
различными полинезийскими языками наблюдается довольно часто, но
определенных закономерностей в этих различиях, т. е. наличия
закономерных соответствий между отдельными языками, пока выявить не
удалось. Из наиболее часто встречающихся расхождений следует отметить1:
а\\е: какагаги (П), кекегеги (М) — таракан; kinai (Г), kinei (Μ) —
подмышка;
a\\i: anahea (С), inahea (Μ) — когда (о прошедшем);
а\\о: тагага (П), maroro (М) — летучая рыба; lepa (С), repo (М) — пруд;
tanamini (То), tongamini (Μ) — пузырь;
а\\и: aluna (С), urunga (Μ) — мягкая подушка;
e\\i: pererau (Ма), parirau (Μ) — крыло; hone (Г), honi (Μ) — уколоть;
кето (То), kimo (Μ) — мигнуть;
1 Для удобства сравнения слова отдельных полинезийских языков
сопоставляются здесь (как и в дальнейшем) с маорийскими, так как маорийский язык является одним
из важнейших и наиболее изученных полинезийских языков.
562

ί||π: tatia (Τ), tatua (Μ) — пояс;
ο||ζι: тао (Γ), таи (Μ) — выносить; pootu (Η), purotu (Μ) — изящный.
Чередование гласных, а также чередование согласных наблюдается
и в пределах одного и того же языка, в одном и том же слове.
Чередование гласных встречается чаще всего в маорийском, а затем в гавайском
языке.
а\\е: tutai, tutei — шпион (Μ); puhanu, puhenu — дыхание (Г); tai-
mat a, teimata — тяжелый (Τ);
a\\i: tara, tira — солнечные лучи (Μ); tonana, tonini — разгадать
загадку (С);
а\\о: kanohi, konohi — глаз (Μ); wea, weo — красная краска (Г); hapoi,
hopoi — нести (Τ); malu, molu — мягкий (To);
a\\u: kanapa, kanapu — яркий (Μ); pacta, paau — кожура банана (Г);
e\\i: neti, niti — дротик (Μ); hapakue, hapakui — заикаться (Г); nehe-
nehe, ruhinihi — чистый, опрятный (Τ);
e\\o: tore, toro — гореть (Μ); реке, poko — невысокий (Г); pahere, pa-
кого — гребешок (Τ); sema, soma — особая красная одежда (С);
е||и: кате, кати — есть, кушать (М).
Из наиболее часто наблюдаемых чередований согласных в составе
одних и тех же слов в пределах одного полинезийского языка следует
отметить;
f\\h: aofa, aoha — растение (Т);
f\\m: hufaa, humaa — бедро (Τ);
h\\k: hore, kore — нет (Μ); wehe, weke — открывать (Г);
h\\m: hilo% milo — вить (Г);
h\\n: puhiki, puniki — тупой (Μ); nehe, nene — молва (Г);
h\\ng: kongehe, kongenge — слабый (Μ);
h\\p: korohuhu, koropupu — кипеть (Μ); huhu, hupu — сердитый (Г);
hanau, panau — прилив (Τ);
h\\r: hiwai, riwai — картофель (Μ);
h\\a: tuha, tusa — равный (To);
k\\m: kapura, mapura — огонь (Μ); kakia, makia — взять ногтями (Г);
k\\n: takoki, tanoni — вывихнуть (Μ);
k\\ng: koekoe, ngoengoe — вскрикнуть (Μ);
k\\p: karengo, parengo — скользкий (Μ);
k\\r: porokere, pororere — сломанный (Μ);
k\\t: kaupoki, taupoki — покрыть (Μ);
l\\n: kanulu, kanunu — тяжелый (Г); lape, nape — запутаться (С);
l\\ri: sala, sana — постоянно (С);
Z||.s·: lenaleiia, senasena — желтоватый (С);
l\\w: poleko, poweko — красноречивый (Г);
m\\ng: mote, ngote — сосать (Μ);
τη\\ρ: maheno, pqheno — несвязанный (Μ); mehe, pehe — подобный (Г);
nauma, naupa — получать (Τ); manurlu, рапипи — быть исцарапанным (С);
w|li: mawera, tawera — открыть (Μ);
m\\w: makaikai, wakaikai — осмотреть (Г);
n\ ng: neinei, ngeingei — простираться вперед (Μ);
n\\p: пии, puu — набухать (Г); nanai, panai — стоять в ряд (Τ);
п\\г: паки, гаки — чесать (М); пати, гати — москит (Т);
n\\t\ поке, toke — червь (М); ninife, titifi — украшать (С);
nS\\P- ngahaohoa, pahaohoa — головная боль (Μ);
p\\t: poremi, toremi — исчезнуть (Μ);
p\\w: tapeke, taweke — всем прийти или уйти (Μ);
ί||': fato, να о—есть (С);
v\\': baveu, ьа'еи— возбуждать (С) и т. п.
36*
563

Как видно, чередования согласных представлены гораздо шире, чем
гласных, составляющих основу полинезийской речи.
Однако на деле число отдельных чередований согласных не так уж
велико, как кажется, так как некоторая часть примеров, возможно,
показывает не чередование согласных, а образование слова различными
префиксами от одного и того же корня:
к || р: kowhatu, powhatu — камень (Μ).
Здесь просто к корню whatu (камень) прибавлены разные префиксы
ко и ро.
В полинезийских языках наблюдаются также перестановки согласных
внутри одного слова без изменения его значения:
engariy erangi — это лучше (М); тапи, паши — запах (С); nivaniva,
rinavina — лучок самоанского сверла (С); ngaro, rango — мука (Μ);
ngarehi, ngahere — лес (Μ).
Чередование корневых согласных вообще характерно для
полинезийских языков. В связи с этим, как показано выше, многие основы
выступают у них в двух вариантах.
В качестве примеров выпадения гласных звуков в отдельных
полинезийских языках можно привести:
a: taunu'u, tunu'u — прибыть, явиться (С);
i: hutoitoi, hutotoi — чахлый (Μ);
и: hauware, haware — слюна (Μ); pohihiu, pohihi — загадочный (Г).
Выпадение согласных звуков в словах одного языка наблюдается чаще,
чем выпадение гласных, что вполне понятно, так как последние, как
сказано, являются основными. Чаще всего ослабляется и выпадает
согласный Л.
Примеры выпадения согласных звуков.
/г: hopi, opi — испуганный (Μ); makaluhi, makalui — долго работать
(Г); hanahana, апаапа — яркий (Т);
к: kahore, ahore — нет (Μ); kukuhi, ukuhi — лить воду в сосуд (Г);
т: maewdy aewa — бродить, шататься (М); maikola, aikola —
бесполезный (Г); teimaha, teiaha — тяжелый (Τ);
η: lani, lai — небо (Г); niniore, Ноге — вид ворвани (Т);
ng: hungoingoiy huoioi — дрожащий (Μ);
ρ: peheu, eheu — крыло птицы (Г); pafata, afata — клетка (Τ);
t: tiketike, ikeike — высокий (Μ); mati'u'u, mai'u'u — ноготь на руке (С);
w: tapuwae, tapuae — шаг (Μ); lauwili, lauili — неустойчивый (Г).
В качестве примера вытеснения согласного звука гласным внутри од
ного и того же языка можно привести следующие слова:
т || и: риатаги, риаиаи — возбужденное состояние ума (Т);
w || и: wila, uila — молния (Г).
Современные полинезийские языки, как это можно видеть и на
приведенных выше примерах, проявляют явную тенденцию к утрате согласных
звуков. Например, состоящее из одних гласных звуков слово иа означает
на нукахивском языке одновременно: дождь, два, согревать, рак и т. д.;
доказано, что в свое время каждому из этих значений соответствовало
особое слово,отличавшееся от иа каким-либо согласным звуком, который
впоследствии выпал:
дождь — ика или usa, два — гиа, согревать — ига, рак — ика.
Преобладание в полинезийских языках гласных звуков над
согласными, отсутствие сложных по артикуляции согласных, в частности
аффрикат, создают впечатление особой благозвучности, музыкальности
языков Полинезии.
Слог в полинезийских языках может начинаться как с гласного, так
и с согласного звука, но он может быть только открытым. Согласный звук
564

как в конце слога, так и в конце слова не допускается. Два или более
согласных звука не могут находиться рядом.
Дифтонгов в полинезийских языках нет, так как каждый гласный звук
является носителем слога. Например, в слове oiaio (Г — правда) — пять
слогов, каждый звук — отдельный слог.
В полинезийских языках ударение ставится на первом слоге каждого
нормального двусложного элемента слова. На долготу ударного слова
оно не оказывает влияния. Главное ударение ставится при этом обычно
на предпоследнем слоге. Однако в трехсложном слове ударение ставится
на первом слоге. При образовании сложных слов ударение переходит на
предпоследний слог новообразованного слова. В отдельных случаях, для
различения омонимов, ударение на письме отмечается обычным знаком.
,, ν С морфологической точки зрения, полинезий-
Морфология гх г >
г^ ские языки принадлежат к аналитическому типу.
Аналитический строй выражен в них даже более последовательно, чем,
например, в английском языке.
Классификация слов по частям речи в полинезийских языках не может
быть так же четко проведена, как, например, в русском языке.
Полинезийские словя, вступая в различные отношения с другими словами, не
изменяются. Части речи не разграничены, и одно и то же корневое слово
может соответствовать и нашему существительному, и прилагательному,
и глаголу, и наречию. Например, маорийское слово pai означает: а)
хороший, добрый {he aiua pai a Raki — добрый дух Раки); б) доброта,
желание и т. д.; в) быть довольным, быть желающим, согласиться.
Поэтому проводимое большинством исследователей разделение
полинезийских слов на основные морфологические категории (имена
существительные, прилагательные, числительные, местоимения, наречия,
глаголы, частицы и т. п.) следует считать условным. Один из крупнейших
знатоков полинезийских языков Треджир считал даже, что такое
разделение не только не точно, но и вредно, так как даст совершенно
неправильную картину действительного строения языка. Немногочисленные
префиксы и суффиксы служат средством не словоизменения, а
словообразования.
Несмотря на сказанное выше, по практическим соображениям,
принимая во внимание значение слов, а также особенности словообразования,
представляется удобным пользоваться понятием частей речи
применительно и к полинезийским языкам и вести рассмотрение
морфологического строя этих языков по отдельным частям речи. Так, маорийское,
таитянское, мангаревское, паумоту слово tar ι, маркизское tai имеет, по-
видимому, только значение действия (т. е. соответствующее глаголу)
нести, переносить; маорийское, раратонгское, маркизское, паумоту та-
ikuku, самоанское, таитянское и гавайское mai'u'u имеет, повидимому,
только значение предмета (т. е. соответствующее нашему
существительному): ноготь и т. д.
Каузативный префикс whaka- образует каузативные глаголы,
например, маорийское matau — знание, знать; whakamatau — учить; суффиксы
-nga, -anga, -hanga образуют слова со значением отглагольных имен
существительных, например маорийское αϊ — зачать, породить, aitanga—
порождение, потомство; префикс та- служит для образования слов со
значением свойства (т. е. соответствующих прилагательным), например,
маорийское его — истощать, таего — слабый, истощенный.
с Полинезийские слова, фигурирующие в значении
ное существительных, обозначаются обычно
специальными служебными частицами, предшествующими определенному слову
и напоминающими немецкие и особенно английские артикли.
565

Условно называя их артиклями, можно сказать, что неопределенные
артикли могут употребляться, повидимому, как и в английском,
французском, немецком языках, тогда, когда говорится о неопределенном
предмете, упоминаемом впервые. Однако неопределенный артикль
употребляется довольно редко, и любому существительному чаще предшествует
определенный артикль. Определенный артикль, в узком смысле этого
слова, употребляется перед именами существительными определенными или
уже упоминавшимися ранее.
Для обозначения множественного числа существительных
употребляются особые предшествующие им служебные частицы; некоторые из них,
например nga (Μ), считаются множественным числом определенного
артикля. В различных полинезийских языках артикли и частицы
множественного числа отличны друг от друга.
Я8ЫК
Маорийский . .
Паумоту ....
Мангаревский . ,
Гавайский . . .
Нукахивский . .
Таитянский . .
Раратонгский
Самоанский . .
Тонганский . . . .
Арт

неопределенный
he
?
е
he
he
е
е
se
he, ha
ИКЛЬ

определенный
te
te, ta
te
ke, ka
te
te
i te
le
he
Частицы,
обозначающие мн. число
nga
?
?
па
па
па, таи
?
Артикль
опускается
nahi
Таитянская частица множественного числа па употребляется, когда
речь идет об ограниченном числе предметов: па ia — две или несколько
рыб; па ofai — два или несколько камней. Неопределенное же,
неограниченное множественное число образуется на таитянском языке частицей
таи: таи atua — боги; таи fenua — страны.
На самоанском языке множественное число имен существительных
выражается опусканием артикля le или же частицами, означающими
множественность: о le vao tauata — лес людей, ole'au'i'a — стая рыб, а также
иногда и удлинением гласного звука: tuafafine — сестра, tuafafine —
сестры.
Большинство полинезийских существительных (это относится и к
остальным частям речи) состоит из одного или двух одно- или
двусложных корней.
Сложные слова, состоящие из нескольких корней, образуются путем
слияния соответствующих простых слов; например, из слов tama — дитя
и ariki — благородный образуется новое слово tamariki — сын,
«благородный отпрыск» (М), из слов tama — дитя и wahine — женщина
образуется слово tamahine — дочь (М) и т. п.
Корневое слово может изменяться удвоением, прибавлением префиксов
или суффиксов, а иногда и удлинением гласного звука. Удвоение может
быть полным и неполным. В последнем случае повторяется только один
слог корня. Обычно удвоение меняет оттенок значения данного слова
или даже придает ему новый смысл.
566

Отглагольные имена, обозначающие факт, обстоятельство, время или
место действия, образуются суффиксами, в основе которых лежит частица
nga: nga anga, hanga, inga, kanga, manga, onga, ranga, tanga. Например,
от глагольной основы αϊ (зачать, породить) образуется отглагольное имя
aitanga — потомок (Ма), от глагольной основы patu — patunga (удар,
ударение) (М).
Префикс kai- или ai-, присоединяемый к какому-либо слову,
например к переходному или каузативному глаголу или к существительному,
часто образует имя, обозначающее действующее лицо:
hanga — делать, kaihanga — тот, кто делает (М); hoe — грести, ка~
ihoe — гребец (М); huaa — генеалогия, kaihaaa — лицо, сведущее в
генеалогиях (Т); гео — голос, kaireo — глашатай (Ма).
Деление имен по признаку рода в полинезийских языках отсутствует.
Пол обозначается особыми словами: для людей мужского пола lane (Μ,
Τ, Ρ), капе (Γ), tane (С) и для женского wahine (Μ, Г), ahine (Ма), vahine
(Π, Η, Τ), vaine (Ρ), farine (С), fefine (To). Для животных — toa, touarawhi
— самец, uwha (Μ), uha (Η, Τ) — самка.
Как уже было ранее отмечено, полинезийские слова, вступая в связь
с другими словами предложения, не меняются; отношения слова к другим
словам выражаются в этих языках посредством особых служебных частиц,
стоящих впереди зависимого слова; они соответствуют нашим падежам
склонения.
В различных полинезийских языках эти частицы несколько
отличаются одна от другой. Ниже в качестве примера дается таблица основных
отношений (= падежей) маорийского языка (слово tangala — человек).
Ед. число Мн. число
Им. п. te tangata nga tangata
Род. п. па, или а, или по, или о tangata па, или а, или по, или о nga tangata
Дат. п. ki tangata ki nga tangata
Вин. или
инстр. п. i tangata i nga tangata
Аблат. или
зват. п. е tangata е nga tangata
Очень часто падежное отношение родительного падежа
устанавливается также служебными частицами ta или to, которые в этом случае
ставятся в начале предложения:
to maori ritenga — обычай маорийцев (Μ);
ta е Pani kai nga — деревня Пуни (Μ).
Этим частицам ta и to соответствуют в других языках ta (Ма), to (Π),
ка, ко (Г), ta, to (Η), ta (Τ), ίο (С) и т. д.
Частица ki, соответствующая по значению дательному падежу, перед
именами собственными и перед местоимениями принимает форму kia,
а частица винительного и инструментального падежей i — форму ia.
π Прилагательные часто образуются в полине-
Прилагательное « χ
г зииских языках от глаголов префиксом та-,
например: епе — угождать, льстить, таепе — мягкий на ощупь, гладкий
(М); его — истощать, таего — слабый (М).
Полное или частичное удвоение имени прилагательного приводит
к ослаблению его значения: например, mate — больной, matemate —
немного больной (М), wera — горячий, werawera — теплый (М). Однако есть
случаи, когда полное или частичное удвоение приводит к усилению
значения слова; например: Ш — маленький, НИИ — очень маленький (Г),
nui — большой, nunui — очень большой (М).
567

Прилагательное, если оно употребляется без существительного,
обычно имеет префикс ка-: pai — хороший, kapai — хороший (М).
Префикс ка или же неопределенный артикль ставится перед
прилагательным, когда оно служит сказуемым: kapai te taro или he pai te iaro —
хлеб хороший (Μ).
Когда прилагательное следует за существительным, то
множественное число существительного может быть образовано удвоением имени
прилагательного: hale nui — большой дом, hale nunui — большие
дома (Г).
Различные степени качества выражаются в полинезийских языках
посредством синтаксического сочетания. Одинаковая степень качества
выражается при помощи наречия penei (Μ, Г, Η, С), означающего
«подобный этому», «как этот», или частицы те (М, Ма, Π, Г, Н), означающей
союзы «с», «и»: he rangatira nui ко Ней Ней те Rauparaha — Хеу Хеу
такой же большой вождь, как и Раупараха (М).
Сравнительная степень выражается при помощи служебных слов
аке и atu, помещаемых после прилагательного, или чаще посредством слова
nui (Μ, Ма, Г, Η, Τ, С) — большой, с одной стороны, и слова Ш, или
itiiti (Μ, Ма, Η, Τ, Ρ, С), или iki (Г, То) —маленький, с другой сюроны.
Последний способ наиболее употребителен. Разнообразные способы
образования сравнительной степени лучше всего показать на
конкретном примере, взятом из маорийского языка («эта лодка больше
другой»): ,
he nui аке tenei waka i {me) tenei — больше эта лодка этой;
he пей atu teneu waka i tenei — больше эта лодка этой;
he nei tenei wana, he iti tenei — большая эта лодка, маленькая эта;
he waka nui аке tenei i tena — лодка больше эта той;
he waka nui atu tenei i tena — лодка больше эта той;
he wana nui tenei, he iti tena — лодка большая эта, маленькая та.
Превосходная степень выражается словами rawa (Μ), lawa (Г), lava (С),
означающими «очень», или словами rahi (Μ), rai (Ρ), lad (С), lahi (То),
означающими «большой», «великий», которые ставятся после прилагательного:
te kaipuke nui rawa или te kaipuke nui rahi—самый большой корабль (Μ).
У полинезийцев господствует десятеричная си-
Числительное стема счисления с сохранением в некоторых
(гавайском, нукахивском) языках пережитков более древних систем
исчисления, в виде счета четверками и т. п.
Язык
(М)
(Па)
(Ма)
(П)
(Г)
(Н)
(Т)
(Р)
(Ф)
Ниуэ
(С)
(То)
1
tahi
tahi
tahi
rari
kahi
tahi
tahi
tai
tasi
tasi
tasi
taha
2
rua
rua
rua
ite
lua
ua
rua
rua
lua
rua
lua
ua
3
toru
toru
toru
ngeti
kolu
tou
toru
toru
tolu
toru
tolu
tolu
4
wha
ha
ha
ope
ha
ha
ha
a
fa
fa
fa
f*
5
rima.
rima
rima
mika
lima
ima
rima
rima
lima
rima
lima
nima
6
ono
ono
ono
hene
ono
ono
ono
ono
ono
ono
ono
ono
7
whitu
hitu
hitu
hito
hiku
hitu
itu
itu
fitu
fitu
fitu
fitu
8
waru
varu
varu
avaru
walu
vau
varu
varu
valu
varu
valu
valu
9
iwa
iva
iva
nipa
iwa
iva
iva
iva
iva
iva
iva
hiva
10
j ngahuru
\tekau
hanahuru
ronouru
horihori
anaulu
onohuu
ahuru
nauru
fulu
nafulu
nafulu
nofulu
568

Основные формы количественных числительных — от одного до
десяти — во всех полинезийских языках, за исключением паумоту, почти
одинаковы (конечно, в пределах закона чередования согласных).
Однако в приведенных в таблице на стр. 568 основных своих формах
количественные числительные употребляются обычно только тогда, когда
они присоединяются союзом та (и) к другим числительным: е toru та
toru — три и три; ewha tenau та rima — двадцать пять. В остальных же
случаях эти числительные часто употребляются со специальными
приставками е и ко или о.
Количественные числительные от 11 до 19 образуются обычно по
способу 10+1, 10 + 2 и т. д. Например, в маорийском языке:
11 — tekau та tahi\ 16 — tekau та опо;
12 — tekau та гиа; 17 — tekau та whitu;
13 — tekau та toru; 18 — tekau та waru;
14 — tekau ma wha; 19 — tekau ma iwa.
15 — tekau ma rima;
Десятки выражаются: 2x10, 3x10 и т. д. (с частицами или без них).
Например, на раратонгском языке:
20 — гиа паигщ 60 — опо паигщ
30 — toru паигщ 70 — Ни паигщ
40 — а паигщ 80 — varu паигщ
50 — rima паигщ 90 — iva паиги.
Числительные 21, 22, 23 и т. д. до 99 в полинезийских языках
образуются обычно так же, как в нашем языке:
е wha tenau та опо — 46 (М) (4 X 10 + 6);
е пгпа паиги та tai — 51 (Ρ) (5 Χ 10+1);
е toLu nojulu ma fitu — 37 (To) (3 X 10 + 7).
Приведенные выше способы образования количественных
числительных более 10 являются наиболее употребительными, но в отдельных
полинезийских языках наблюдается ряд исключений, которые приводят к
тому, что полинезийские количественные свыше 10 в разных языках не
всегда совпадают. К примеру, в нукахивском языке префикс та-,
приставленный к какому-либо числу, увеличивает его на 10, и таким образом числи·
тельные от 11 до 19 могут быть образованы иначе, чем обычно: 11 — та-
tahi\ 12 — таиа; 13 — matou; 14 — mafa.
В маорийском языке приставляемый к числительным специальный
префикс hoko- увеличивает соответствующее число в 10 раз, и, таким
образом, в маорийском языке десятки могут быть образованы отличным от
обычного способом: 10 — hokotahi; 20 — hokorua; 30 — hokotoru; 40 —
hokowha.
Порядковые числительные образуются от количественных при помощи
помещаемой перед количественными числительными специальной частицы
ко или о и определенного артикля: о te rima — пятый (Τ); о ке опо —
шестой (Г); ко te iwa — девятый (Μ) и т. п. На самоанском языке: о 1е
tan — первый; о le lua — второй; о le tolu — третий; о le fa —
четвертый и т. д.
Иногда специальная частица ко или о опускается и для образования
порядковых числительных употребляется один определенный артикль.
Например (М): te tekau та tahi — 11-й; te tekau та гиа — 12-й; te tekau
та toru — 13-й и т. п.
569

Порядковые числительные образуют падежные отношения по общим
правилам.
При счете людей в полинезийских языках употребляется специальный
префикс: toko- (Μ, Ma, Η, Ρ, To), too- (Τ) или to' α- (С), указывающий, что
речь идет о людях: е nga tangata tokoitu — семеро людей (Ρ).
Распределительные числительные образуются в полинезийских
языках из количественных числительных путем прибавления к
последним префикса taki- (Μ, Π), tai- (Τ) или tali- (С): takitoru — по три (Μ);
ta'ilima — по пять (С).
Для полинезийских языков, так же как и для
многих других языков мира и, в частности, для всей ма-
лайско-полинезийской семьи языков, характерно наличие двух форм
для личных местоимений первого лица двойственного и множественного
числа, одна из которых включает лицо или лица, к которым обращаются
или которых подразумевают в обращении, а другая — эти лица
исключает.
Ниже приведены личные местоимения в маорийском языке.
Местоимения
Лицо
1-е
2-е · . .
3-е
Единств,
число
ahau, аи
кое
ia
Двойств, число
инклюзивные
taua
ко
га
эксклюзивные
таиа
гиа
иа
Множеств, число
инклюзивные
tatou
эксклюзивные
matou
koutou
ratou
Если личное местоимение употребляется как подлежащее, ему обычно
предшествует частица ко. В этом случае личное местоимение помещается
в начале предложения: ко ahau te ikawhiro — я воин (Μ).
Для косвенных падежей личных местоимений обычно употребляются
те же предложные частицы, как и для имен существительных. Однако
отношения, соответствующие по значению косвенным падежам (особенно
родительному), часто заменяются особыми личными местоимениями,
которые можно условно назвать личными местоимениями косвенных
падежей или самостоятельной формой притяжательных местоимений:
таки, токи (М), токи (Ма), тааки (То), то'и (С)—меня, для меня;
паки, поки (М), паки (Ма), паки, поки (П), паи, по'и (Г), по'и (Н),
поки (Р), по/ги (Т)— мой, принадлежащий мне, мне, мною, обо мне;
таи, той (М), тааи (То) — тебя, для тебя;
паи, пои (М), nahau (Ма), паи, пои (Г), паки (П), паи, пои (Т) — твой,
принадлежащий тебе, тебе, тобою, о тебе;
тапа, топа (М), тапа, топа (С), таапа (То) — его, ее, для него, для
нее;
папа, попа (М), папа (П), попа (Г), папа, попа (Т), попа (Р) — его,
ее (принадлежащий ему, ей), ему, ей, им, ею, о нем, о ней.
Личные местоимения этого рода не требуют употребления падежных
частиц, например:
too te tamaiti ni о ave mo ke tauhi ia тааки — возьми ребенка прочь и
вырасти его для меня (То); homai i wahi wai inu па'и — дай сюда попить
немного воды мне (Г)8
Местоимения косвенных падежей могут в некоторых случаях также
служить предикативными личными местоимениями:
570

паки tenet ika, noku enei whare — моя эта рыба, мои эти дома (М);
to raro а'е i te rai atoa nei, nau'u ia — все, что есть под целыми
небесами, мое оно (Т).
Другая форма притяжательных местоимений — несамостоятельная.
Например, в маорийском языке: taku, toku — мой (ед. ч.); апаки, аки,
оки — мои (мн. число); tau, to, tou, tahau — твой (ед. число); аи, о, Ъи —
твои (мн. число); tana, tona — его, ее (ед. число); ana, опа — его, ее
(мн. число).
Притяжательные местоимения (как единственного, так и
двойственного и множественного числа, о последних двух см. ниже) могут стоять как
впереди, так и позади определяемого слова. Притяжательные местоимения
при установлении падежных отношений не изменяются:
te kai a toku matua — теща моего отца (Ma); alu la ое i lou fale — иди ты
в твой дом (С).
Притяжательные местоимения двойственного и множественного числа
специальных слов для своего обозначения не имеют. Они могут быть
выражены падежным отношением родительного падежа соответствующих
личных местоимений, например.
hoomanao ае la lakou ί па wahine a lakou — они вспомнили своих жен
(Г)·
Основные указательные местоимения в полинезийских языках
следующие*
tenei (Μ, Ma, Η, Τ), nei (Γ, Τ, C), teianei (Ρ), lenei, senei, sinei (G), heni,
koeni (To) — этот, эта, это (если указываемый предмет очень близко);
tena (Μ, Ma, Π, Τ), kena (Γ), lena (С), hena (To) — тот, та, то (если
указываемый предмет в поле зрения);
tera (Μ, Ma, Π, Τ), kela (Γ), te'a (Η), tela (С) — тот, та, то (если
указываемый предмет очень далеко);
enei (Μ) — эти (если указываемый предмет очень близко); епа (М, Ма)—
те (если указываемый предмет в поле зрения); era (Μ, Τ) — те (если
указываемый предмет далеко).
Основные вопросительные местоимения:
wai (Μ, Г), ai (Ма, Ρ, G), vai (Π, Η, Τ), hai (To) — кто, какой, который
(только для одушевленных предметов);
aha (Μ, Ма, Π, Г, Η, Τ), аа (Ρ), а (С), ha (То) — что, какой, который
(только для неодушевленных предметов);
tehea (Μ, Π, Τ), hea (Γ), lefea (С) — какой, который.
Вопросительные местоимения, употребляемые только для
одушевленных предметов, обычно предшествуют предмету, к которому они относятся;
Вопросительные же местоимения, употребляемые для неодушевленных
предметов, часто помещаются в конце предложений.
Относительных местоимений в полинезийских языках нет. Они или
остаются невыраженными, или выражаются личными местоимениями.
Выше, при рассмотрении вопроса о частях речи
Наречия ^см СТр 565), уже было указано, что резкой грани
между наречиями, именами, глаголами, частицами и другими частями
речи в полинезийских языках не существует.
Все полинезийские слова, соответствующие по значению наречиям,
могут быть разбиты на три категории: наречия места, времени и образа
действия.
Наречия места:
kohea, tea (Μ), fea (С) — где;
konei, nei (Μ), manei, nei (Γ), nei (Π, Η), nei, onei (Τ) — здесь;
копа, га, rera (Μ), la, опа (Г), а, аа (Н), опа, га (Т), la (С) — там
и т. д.
571

Наречия времени.
ina, inahea (Μ), inahea (Γ, Η), ina, anafea (С), anafe (То)— когда
(только о прошлом);
inanahi (Μ, Ma, Π), inehinei, ineihinei (Γ), ananahi (Τ), ananafi (С), ane-
afi (To) — вчера;
ahea (M, Ma, H, T, C), aea (Ma, P), α/ea (T, C), afe (To)—когда (только
о будущем);
ароро (Μ, Ма, Г, Τ, Р), aponiponi (То) — завтра и др.
Наречия образа действия:
ре/геа (М), рвеа (Ма), ре/геа (Г, Н,) pefea (С) — как?
7?едгег (М, Ма, П, С) — так (как нечто близкое или связанное с
говорящим);
репа (М, Ма), fa'apena (С) — так (как нечто близкое или имеющее
отношение к лицу, с которым говорят);
рега (М, Ма, Р), pela (Г, С) — так (как нечто, не связанное ни с
говорящим, ни с лицом, к которому обращаются).
Особый интерес представляют собою наречия места и времени,
отличающиеся той характерной особенностью, что они, подобно именам^
образуют падежные отношения, т. е. как бы склоняются. Английские
лингвисты называют эту группу названий «именами существительными места
или времени процесса действия».
Наречия места:
hat пи — правая рука или сторона (М); takaatau — правая сторона кого-
либо (Т); ко — вон то место (М); о — место (неопределенно); mai о а о —
с места на место (Г); konei — это место (указывает на близость или связь
с говорящим); onei — это место (Т).
Наречия времени:
aianei — настоящее время (М); акиага — маленький промежуток
времени, момент (М); amuri — время, которое придет в будущем (М); аоаке —
следующий день (М); awake — два дня спустя (М); houanga —
неопределенный или определенный промежуток времени; год; «это время в
прошлом году» (М); kareha — два дня спустя (М).
Наречия места и времени:
reira — то место, время или обстоятельство, которое ранее было
упомянуто (Μ); ΙαίΙα — в то время или в том месте (Г); raira — в том месте (Р).
Примеры образования форм падежных отношений наречиями места
и времени:
tu mai кое ki katau — стань ты справа (М); е haere ana ahau ki ко —
я пошел вон в то месю (М);
i laila ка иа, i laila ка la — в том месте дождь, в том месте солнце (Г);
kia akaipoipo aia i tetai vaine no reira — взять жену из того места (Ρ);
по houanga аи i tae mei a — год назад я прибыл (Μ).
Как уже указывалось, многие полинезийские слова
Глагол имеют, кроме глагольного, ряд других значений:
имени существительного, прилагательного и т. п.; например:
пека — двигаться; каток для передвижения лодки (М);
пее — ползти; путешествовать по воде; путешествие или экскурсия;
группа путешествующих лиц (Т) и т. п.
Поэтому многие имена употребляются в качестве глаголов без
изменения своей формы.
Удвоение в глаголах имеет иное значение, чем в прилагательных (М):
kati — укусить, kakati — охватить, katikati — кусать.
Полное удвоение дает глаголу значение частого повторения
соответствующего действия или иногда указывает на множество вовлеченных
в действие предметов:
572

tuta — делить, tutatata — раскалывать на много частей (С);
рагаи — говорить, рагарагаи — болтать, беседовать (Т);
лее — ползать, пеепее — ползти повторно, много раз (Т).
Неполное удвоение меняет значение глагола несколько иным образом:
ina — пить, И пи — мочить (М);
kohi — собирать, kokohi — кончать (Ма);
mili — тереть, mimili — тереть друг о друга (С) и т. п.
Таким образом образуется много новых слов со специальными
оттенками первоначального значения.
При помощи суффиксов i, hi, Ы, употребляемых, впрочем, очень редко,
могуть быть образованы переходные глаголы из непереходных или из имен:
ага — подыматься, пробуждаться, arahi — вести, провожать (М);
tapa — раскол, порез, расколотый, tapahi — реза!ь, колоть (М).
Некоторые специальные оттенки значения придаются в полинезийских
языках глаголам следующим образом.
Форма, выражающая желание, образуется префиксом hia- (М\ /ία-,
fie- (То), На- (С):
inu — пить (М, С, То); hiainu (Μ), fiainu (С), fieinu (То) — хотеть пить.
Форма, выражающая взаимность или одновременность действия,
образуется префиксом /<°-, в ряде случаев, кроме этого префикса, к глаголу
присоединяется ещр суффикс -aki, -faki, -laki, -raki и т. п. Например:
Но — смотреть, fetiofaki — смотреть друг на друга (То).
Полинезийские переходные глаголы имеют три залога:
действительный, страдательный и каузативный.
Страдательные глаголы образуются из действительных при помощи
суффиксов: -α, -ia, -Αία, -kia, -mia, -ngia, -ria, -tia, -whia, -na, -ina, -hina,
-hina, -rina, -whina, -nga, -hanga (Μ); -α, -ία, -hia, -На (Γ); -a, -ta, -hia,
-tia (H); -hia (T); - α, -ία, -kia, -mia (Ρ); -α, -ία, -/ία, -nia, -tia, -ina (C);
-i, -ία, -hia, -kia, -tia, -na (To).
Примеры образования пассивных глаголов:
aroha — любить, arohahina — быть любимым (Μ);
karanga — звать, называть, karangatia — быть названным (М);
яа/гг*—одевать, sahuia — быть одетым (Г);
oto — оплакивать, otohia — быть оплаканным (Т);
tanu — хоронить, tanuhia — быть похороненным (Т).
Каузативные глаголы образуются из остальных глаголов путем
прибавления специального префикса, означающего примерно «причинять»,
«заставлять делать»:
whaka-, wha- (Μ), ака- (Ма), haka-, faka- (Π), haa-, hoo-, ho- (Γ), haa-,
-haka-, faka- (H), haa-, fa' a- (T) aka- (P), fa'a- (G), faka- (To).
Примеры образования каузативных глаголов:
takoto — лежать внизу, whakatakoto —класть вниз (М);
иеие — трясти, hooueue — причинять тряску (Г);
kite — видеть, akakite — показывать (Р).
Примеры использования каузативных глаголов в предложениях:
hoi — вернуть, fa!ahoi — заставить вернуться, послать обратно (Т);
ί tei fa'ahoihia maira, e ua tamarii tamaroa nana га — после он послал
ее обратно с ее двумя сыновьями (Т);
опо — слышать, fakaono — заставить слышать (То);
реи teu fakaono atu еки naahi lea kiate kinautolu — я заставлю их
услышать мои слова (То).
По лицам и числам глагол при спряжении не изменяется. Личные
формы различаются лишь местоимениями.
Наклонений в полинезийских языках мало, и они варьируют в
различных языках как по своему числу, так и по способу своего выражения.
573

Следует отметить, что вопрос о наклонениях глагола в полинезийских
языках еще недостаточно изучен, как и вообще вопрос о спряжении
глаголов. Поэтому ниже придется в основном ограничиться примерами,
взятыми из маорийского языка, как одного из наиболее изученных
полинезийских языков.
Основные наклонения в полинезийских языках следующие:
изъявительное, сослагательное и повелительное. Кроме них, часто выделяются
условное, повествовательное и (на о-вах Тонга) возможное наклонение.
Частицей, часто образующей во многих языках сослагательное
наклонение, является ia (kia, λ/).
Повелительное наклонение образуется часто, как показано ниже,
отбрасыванием специальных глагольных частиц, т. е. образуется самим
глаголом и иногда и личным местоимением, а в просительной форме —
частицей те (М).
Условное наклонение обычно образуется частицами ki, te на маорийском
и а, ка, pea, рое, ahiri, ina и т. д. на других языках.
Возможное наклонение образуется на тонганском языке частицей fail.
Времена в полинезийских языках следующие: начинательное
(прошедшее-будущее), имперфект (прошедшее-настоящее-будущее), прошедшее
и будущее.
Важнейшие формы глагольных видов, выражающие различные
оттенки качества действия, в полинезийских языках следующие:
а) вид начинательного действия образуется частицами ка (М), sa (С);
б) вид несовершенного (продолженного) действия образуется части-
пей е, помещаемой перед глаголом, и частицей ana, помещаемой после
глагола (М, Ма, Г, Р); '
в) вид завершенного действия образуется частицами киа (Μ, Р) или иа
(Г, Т, С);
г) вид логически вытекающего действия образуется частицами kia
(Μ), ia (С);
д) вид запретительного или предупредительного действия образуется
частицей kei (Μ).
Ниже дается образец спряжения полинезийского (маорийского)
глагола karanga (звать) в утвердительной форме активного залога. При
спряжении всюду, в виде образца, приводится только личное местоимение
второго лица единственного числа.
I. Изъявительное наклонение: 1) время прошедшее-
будущее; вид начинательвоэго действия: ка karanga кое — ты начал звать,
ты начнешь звать;
2) время прошедгаее-настоящее-будущее; имперфект; вид
несовершенного (продолженного) действия: е karanga ana кое — ты звал, ты зовешь,
ты будешь звать;
3) время прошедшее-настоящее-будущее; перфект; вид
завершенного действия: киа karanga кое— ты уже позвал, ты сейчас позвал, ты
позовешь;
4) прошедшее неопределенное образуется частицей i (Μ, Г, Τ, Ρ):
i karanga кое — ты звал;
5) будущее неопределенное образуется частицей е (Μ, Г, Τ, Р, С):
е karanga кое или tera кое е karanga — ты позовешь.
II. Повествовательное наклонение употребляется
обычно в одушевленных рассказах о быстрой смене событий. Образуется
оно частицей ana, которая ставится позади глагола: karanga ana аи —
я позвал.
III. Повелительное наклонение: 1)
приказательно-повелительная форма: karanga/ — зови!
574

2) просительно-повелительная форма: те karanga кое — позови-ка ты,
те karanga ia — пусть-ка он позовет.
IV. Сослагательное наклонение: 1) прошедшее
несовершенное (продолженное) образуется частицей те, прибавленной
к соответствующему аористу изъявительного наклонения (М): те е
karanga ana кое — ты бы звал;
2) прошедшее завершенное образуется частицей те, прибавленной
к соответствующей форме прошедшего неопределенного времени
изъявительного наклонения (М): те i karanga кое — ты бы позвал.
3) будущее, вид логически вытекающего действия: kia kaianga кое —
чтобы ты позвал;
4) будущее, вид запретительного или предупредительного действия:
kei karanga кое — чтобы ты не позвал, как бы ты не позвал.
V. Условное наклонение: ki te karanga кое — если бы ты
позвал.
Служебная частица ana или а! а, поставленная после глагола, в
большинстве полинезийских языков образует причастие.
Из приведенных выше примеров видно, что спряжение полинезийских
глаголов строится по следующей схеме: частица времени или
наклонения + местоимение + глагол; или: частица времени или наклонения +
+ глагол + местоимение.
Примеры: sa аи filifilla lo latou ala — я избираю их путь (С); па to
rima i akaaite ahau — своими руками сделал ты меня (Р).
Отрицательная форма глагола образуется специальными частицами
отрицания:
ahore, kahore, kore, te (для настоящего и будущего времени), kihai
(только для прошедшего), каиа, каигака (для повелительного наклонения)
М; kakore, kore, te (Ma); коге (Π); aoe, aohe, aole, aua, hoole, ole, ke (Γ); akoe
a'oe, aua, auma, какое, кое (Η); eere, eete, eore (для настоящего времени),
eima, eina, eita (для будущего), aore, aima, aina, aita, aipa (для
прошедшего), aua (для повелительного наклонения) (Τ); kare, kore (для
повелительного наклонения), auraka (Ρ); le, se (для повелительного наклонения),
'aua (С); ikai (То).
Спряжение отрицательных глаголов (на примере того же глагола
karanga — звать) (М):
I. Изъявительное наклонение: 1) время прошедшее-
будущее; вид начального действия: ка коге кое в karanga — ты перестал
звать, ты перестаешь звать;
2) время прошедшее-настоящее-будущее; имперфект; вид
незавершенного (продолженного) действия: kahore кое е karanga ana — он
не звал, не зовет, не будет звать;
3) время прошедшее-настоящее-будущее; перфект; вид законченного
действия: kahore ia ка karanga кое—ты (уже) не позвал, ты (сейчас) не
позвал, ты не позовешь;
4) прошедшее неопределенное: kihai кое i karanga — ты не звал;
5) будущее неопределенное: е коге кое е karanga или tera кое е коге
е karanga — он не позовет.
II. Повествовательное наклонение: отрицательная
форма не употребляется.
III. Повелительное наклонение: 1) приказательно-
повелительная форма: кии е karanga/ не зови! не смей звать!
2) просительно-повелительная форма: отрицательная форма не
употребляется.
IV. Сослагательное наклонение: 1) прошедшее
несовершенное (продолженное): те kahore кое е karanga ana — 1ы бы не звал;
575

2) прошед1Йее завершенное: те i kahore кое i karanga — ты бы не позвал;
3) будущее; вид логически вытекающего действия: kia каиа кое е
karanga — чтобы ты не звал;
4) будущее, вид запретительного или предупредительного действия:
kei коге кое е karanga — чтобы ты не позвал, как бы ты не позвал.
V. Условное наклонение: ki te коге кое е karanga — если
бы ты не звал.
Как видно из приведенных примеров, отрицательная форма глагола
строится в большинстве случаев следующим образом: отрицание +
+ личное местоимение + частица времени или наклонения + глагол.
с В полинезийских языках служебных частиц, которые
можно считать союзными словами, довольно много;
в различных языках они не всегда совпадают.
Примеры союзов в маорийском языке: ahakoa — хотя, aiaia — но,
ага— и тогда, е — если, га — однако и т. д.
Наиболее распространенные общеполинезийские частицы — та и те.
В маорийском, таитянском и тонганском языках союз та со
значением «и» употребляется только для связывания чисел и стран
света: tonga та иги — юго-запад (М); е tolunofulu та taha — тридцать
один (То).
В других полинезийских языках та употребляется более широко в
значении «и» вместо «с» и т. п.: ко аи та tpianei vaine — я и эта женщина (Р);
Atea те Опо etahiona — Атеа с Оно в одном месте (Н); i vavena о te Ао те
Ро — между днем и ночью (Н).
К числу предлогов нужно прежде всего отнести все
Предлоги частицы, служащие для выражения отношений
между словами (см. выше, стр. 567). Они и являются основными, наиболее
общими предлогами в полинезийских языках.
Из числа других, довольно немногочисленных общераспространенных
предлогов можно привести, в качестве примера, предлог rota (Μ, Ma,
Τ, Ρ), или loko (Γ), или oto (Η), часто встречающийся в сложной форме
i roto ι (Μ, Ma, Τ, Ρ) и означающий «в», «внутри»:
haere atu кое i roto i tenei wharei — иди ты в этот дом (М);
е /гаарара га vou ία па i roto i tou fare nei — я поселю его в моем
доме (Т);
ко теша апаке га i roto i taua are га — только мы двое были в нашем
доме (Р);
то oto о te — внутри сада (Н).
Основные глагольные служебные частицы уже
Глагольные разобраны выше, но ими список глагольных слу-
и прочие частицы г -. r ' D
жебных частиц далеко не исчерпывается. Все
глагольные оттенки присоединяются к слову именно такими частицами.
В качестве примера наиболее распространенных глагольных частиц,
кроме упомянутых, можно привести следующие.
Глагольная: служебная частица αί, трудно переводимая на другие
языки, обозначает часто привычное действие (М), вводит причину
совершения какого-либо действия (М, Т, Г) или цель его (М) и т. д.;
в таитянском языке αϊ иногда соответствует глаголу быть:
afea е oti ai? — когда это будет кончено? (Т).
Глагольная служебная частица mai во многих случаях сообщает
глаголу значение приближения или направления к говорящему:
па vae ое i aratai mai о nei?—кто послал (в сторону говорящего) тебя
сюда? (Т);
е aka-aroa mai koutou? — ты любишь (направление на говорящего)
меня? (Ма).
576

Служебная частица atu (аки, Г), означающая обычно предлог «от»,
«прочь», может иметь в ряде случаев также глагольное значение,
сообщая глаголу направление удаления от говорящего:
haere atu кое i roto i tenei whare — иди (в сторону) ты в этот дом (М);
акатои atu кое eki теа kai ki a tanata ara — дай (прочь) ты немного
еды человеку (о-ва Кука).
В число «прочих» частиц должны прежде всего войти все артикли,
а также и частицы, образующие множественное число.
Из «прочих», т. е. служебных, частиц, не подходящих пока ни под
какую общую категорию, можно назвать в числе наиболее
употребительных следующие.
Служебная частица ко в маорийском языке ставится перед сказуемым,
когда последнее является именем собственным, личным местоимением,
существительным места или времени или вопросительным местоимением
wai или hea, а также перед обычными существительными с любым из
артиклей, кроме he, когда все они стоят преимущественно в именительном
падеже:
ко te ро nui, ко te ро гоа — ночь большая, ночь длинная (М).
В гавайском языке частица о ставится перед именами
существительными, придавая им характер определения.
В других языках о (Т), ко (Р), о (С), ко (То) может стоять перед
именами, местоимениями:
о vai te haere i Tahiti — который пошел в Таити (Τ);
ко аи га tei kino е toku ои tanata — я и мои люди плохие (Р);
о lona fa'ato'a sau lenei — это первый визит (С);
ко аи eni — я здесь (То).
Примерно таково же, как и ко, значение частицы а, которая ставится
перед именами собственными, местоимениями и т. п. (Μ, Р, То):
е anai татое a Apela — Авель был сторожем овец (Р).
Частицы в полинезийской грамматике имеют чрезвычайно большое
значение, и их настоящая роль может быть оценена лишь после
рассмотрения всех остальных частей речи.
Как показано ранее, все отношения между именами, а также
спряжение глаголов, выражаются посредством служебных частиц. Если к тому
же учесть, что некоторые местоимения и наречия тоже могут
рассматриваться как видоизменения служебных частиц, то последние можно,
пожалуй, рассматривать как одну из важнейших частей речи.
Однако функции частиц в полинезийских языках еще недостаточно
изучены. Значения почти каждой из них очень многообразны, в
зависимости от интонации, контекста предложения и т. п.
Например, в маорийском языке служебная частица i имеет 23 основных
значения:
употребляется для соединения переходного глагола с предметом его
действия; от, из; от вида...; на расстоянии, на ширине, за...; в
сравнении с...; тогда; употребляется в сочетании с предлогами; употребляется
вслед за отрицанием, не меняя, повидимому, его смысла; по причине, из-
за желания; образует падежное отношение; с; у, в (о месте); на; вдоль;
путем (способом); означает связь с предыдущим словом; в состоянии,
в деянии (прошедшее время); у, в, путем, при (о времени); во время...,
пока..., в то время как...; означает владение, принадлежность (в
прошедшем); вместе с..., ведомый таким-то; во мнении...; причиняя
беспокойство.
Уже из этого характерного примера видно, насколько сложен и
запутан вопрос о полинезийских служебных частицах. Что такое г? Союз?
Предлог? Наречие? Глагольная частица? Повидимому, это ни то, ни другое,
■37 Народы Австралии и Океании

ни третье, а своеобразная часть речи, свойственная полинезийской
грамматике, вопрос о которой наукой все еще окончательно не разрешен.
Частиц, выражающих междометия, в полинезийских
еждомети языках чрезвычайно много, например, в маорийском
языке их свыше сорока. Однако междометий, общих всем или хотя бы
нескольким полинезийским языкам, не так уж много. Некоторые из них
приводятся ниже:
а! — междометие удивления (М, Г, С); апапа! апапа! (М), па! папа! (Т),
па! (Р) — восклицания одобрения, восхищения; atae! — междометия
восхищения или печали (М, Т); аие! — увы! (М, Ма, Π, Г, Τ, Р, С); аие!
(М), Ve! (Η) —междометие удивления; еа! —междометие удивления (М,
Т); ha! (Μ), haha! (Ma)—междометие удивления; ta! (Μ, С), ка! (Г) —
междометие обращения.
Порядок расположения слов в предложениях в,
полинезийских языках довольно свободен.
Говоря о наиболее характерном для полинезийских языков порядке
расположения членов предложения, следует отметить, что он часто
зависит от характера сказуемого. Если сказуемым является, как это и бывает
в большинстве случаев, та или иная глагольная форма, то оно почти всегда
ставится перед подлежащим. Во многих случаях сказуемое вообще
помещается в начале предложения:
ароро, е haawi аи ia lakou iloko о koulima — завтра доставлю я их в
твою руку (?);
иа акоакоа ha kanaka rnaka hale pule — собраны люди в доме
собраний (Г).
Если сказуемое выражено именной формой, оно обычно ставится
после подлежащего.
Дополнение в большинстве случаев отделяется (часто подлежащим)
от глагольной формы, к которой оно относится:
aole i lllo kanaka i ka hewa me Paki — не повернулись люди к злому
вместе с Паки (Г);
е make lakou i ка pahikaua — погибнут они мечом (Г).
Определение почти всегда ставится непосредственно рядом с
определяемым словом, или перед ним, или после него. При этом если
определением служит местоимение, то оно обычно ставится перед определяемым
словом:
haere atu кое i roto i tenei whare — иди ты в этот дом (Μ);
ко wai га tou ingoa? — какое твое имя? (М).
Если же определением служит имя прилагательное, то оно следует за
определяемым словом:
se ipu vai melaulu — чашка воды холодной (С).
Обстоятельства места и времени, а также обстоятельство образа
действия, какого-либо точно фиксированного места в предложении, пови-
димому, не имеют. Однако обстоятельство образа действия в ряде случаев-
помещается рядом со сказуемым.
Сказуемое в предложении может быть выражено не только той или иной
глагольной формой, предикативной формой местоимения, но даже
наречием.
Примеры последнего:
аеа mai кое? — когда сюда (придешь) ты? (Ма);
пе aha каи huakai nui? — зачем (для какой цели) твой отряд большой?
(Г).
В полинезийских языках прямого дополнения в обычном понимании
этого термина нет, так как все отношения между словами выражаются
посредством предлогов.
578

В роли косвенного дополнения выступают в полинезийских языках
падежные отношения, соответствующие падежам: родительному,
дательному, инструментальному, аблативному.
В роли определений выступают имена прилагательные, имена
существительные в косвенных падежах, наречия, безличные местоимения,
личные местоимения в значении притяжательных, притяжательные
местоимения, количественные и порядковые числительные»
Примеры: auhea la ка теа nui? — где вещь большая? (Г); паки tenei
ika, поки enei whare — моя эта рыба, мои эти дома (М).
Обстоятельствами места, времени и обстоятельствами образа действия
в полинезийских языках служат в основном наречия.
Согласования в обычном смысле этого слова между членами
предложения в полинезийских языках нет, так как слова не имеют
грамматической формы.
Кратко касаясь вопросов управления, можно заметить следующее.
Глаголы могут управлять именами во всех имеющихся падежных
отношениях. Вообще же для полинезийских языков характерно не согласование
или управление, а примыкание слов в предложении.
В полинезийских языках, кроме полных, встречаются и неполные
предложения, например: иа sahuia kei aahu тато — был одет в мантию темную
(Г); здесь пропущено подлежащее «он».
Встречаются довольно часто сложные предложения, состоящие из
главного и придаточных предложений.
Сложные предложения образуются как по способу сочинения, так и по
способу подчинения.
Примеры сложносочиненных предложений:
е ava le atalii i lona tama, ma e auauna i lona, alii — почитает сын своего
отца и слуга своего господина (С);
е tei ami е metua аи nei teiea tana akanateitei поки га? — если отец я,
где его почет мне? (Р).
Одной из наиболее характерных черт лексики
полинезийцев является наличие в ней большого
количества слов, весьма конкретных по своему значению. Каждое такое слово,
иллюстрирующее конкретность полинезийцев в определении природных
условий, в которых сложился их жизненный уклад, приходится
переводить описательно, несколькими отдельными словами. В качестве примера
можно привести хотя бы названия корзины на маорийском языке.
Слова для обозначения корзин для разных целей: kete — плетеная
корзина из волокон новозеландского льна, honae — маленькая корзинка
и т. д., всего четырнадцать разных названий; корзина для рыбной ловли
hinakiy tohake и т. д., четырнадцать названий; корзина для хранения
вареной пищи: hanganoa, hapainga и т. д., шестнадцать специальных
названий. Всего же для обозначения различных видов употребляемых в
быту корзинок в маорийском языке существует 44 названия.
Полинезийские языки богаты названиями предметов природы, рыб,
птиц, растений, цветов, различных явлений природы и т. п. Отдельные
местности, ручьи, холмы, берега и т. д.— все имеют свои особые названия.
В большом ходу метафора. Ею служит конкретное существительное,
которое выполняет, таким образом, двойную функцию.
Под влиянием европейской культуры началось обогащение
полинезийских языков новой терминологией, которое шло двумя путями.
Одни новые термины создавались из материала самих полинезийских
языков. При этом часто использовался обычный полинезийский способ
словообразования, когда новое слово составлялось из нескольких старых
слов. К примеру, в таитянском языке термин для обозначения понятия
579
37*

«обезьяна» составлен описательным образом из двух старых слов: uri—
собака, taata — человек, uritaata — обезьяна. Другие термины были
непосредственно заимствованы полинезийскими языками у европейцев.
При этом чужеземные слова были преобразованы согласно законам
полинезийской фонетики. В качестве примера можно привести заимствование
из английского языка следующих слов: лошадь: horse — hoiho (Μ), hoi
(Па); доллар: dollar — tara (Па); минута: minute — minuta (Па);
миссионер: missionary — mpinare (Па) и т. д.
Иностранные слова, кончающиеся, вопреки законам полинезийской
фонетики, согласным звуком, получили в качестве окончания гласный
звук: лодка: boat — poti (Μ и Ma); декабрь: december — tihema (Μ);
книга: book — рика (Па) и т. д.
Во многих полинезийских языках замечался некоторый недостаток
в абстрактной терминологии; однако самоанский и маорийский языки
в своих религиозно-философских песнопениях развили обширнейший
словарь абстрактных понятий. Опыт создания литературных языков —
например маорийского, гавайского, тонганского — показал, что
полинезийские языки способны выражать все разнообразие человеческой мысли.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ХОЗЯЙСТВО И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ В ПРОШЛОМ
Хозяйство, общественный строй и культура жителей различных
групп островов центральной и западной Полинезии обнаруживают
много сходства. Однако они имеют и немало местных различий.
В этом отношении следует выделить западные острова (Самоа,
Тонга), с одной стороны, и восточные (Таити, Туамоту, Маркизские) —
с другой.
К началу XIX в. общая численность жителей центральной и западной
Полинезии достигала 600—700 тыс. Основная масса населения была
сосредоточена на Самоа, Тонга, Таити и Маркизских островах. На Самоа
и Таити жило, возможно, по 150—200 тыс. человек, на Маркизских —
около 100 тыс. и на Тонга — около 30 тыс.
Начало XIX в.— время появления в Полинезии первых европейцев:
миссионеров, торговцев, случайных поселенцев—моряков. К этому
времени полинезийцы достигли большого развития во всех областях культуры.
Техника и хозяйство полинезийцев были относи-
Производство тельно высоко развиты, несмотря на отсутствие у них
орудии металла. Есть основания предполагать, что предкам
полинезийцев до их переселения в Океанию металл был известен. На
некоторых островах найдены орудия и оружие, сделанные из раковин,
камня или дерева (например, некоторые самоанские палицы), но по форме
удивительно напоминающие металлические. Форма их вызвана не
требованиями технической целесообразности, так как не соответствует
материалу. Поэтому ее можно рассматривать как сохранение традиции
существовавших когда-то у полинезийцев металлических орудий и
оружия.
Полинезийцы утратили умение обрабатывать металл, потому что на
большинстве островов Тихого океана отсутствует железная или иная руда,
из которой можно было бы его добывать. Этим объясняется их мнимая
отсталость в этом отношении.
Техника обработки камня, кости, раковин и дерева стояла у
полинезийцев так высоко, как, может быть, ни у одного неолитического народа
мира. Все, что можно было сделать из имевшегося в их распоряжении
материала, делалось ими с огромным искусством.
Основным и самым ценным материалом для изготовления тяжелых
и острых орудий служил островитянам камень. Важнейшим орудием труда
581

Каменный топор. Маркизские о-ва
был у них каменный топор. Обычно такой топор состоял из деревянной
рукоятки с загнутым назад отростком, в виде пятки, и каменного
клинка. Он вставлялся в рукоять в поперечной плоскости и служил скорее
теслом.
Клинок топора имел в длину до 20 см и более, в поперечном сечении обыч-
; с был прямоугольным. При большом числе-местных вариантов, все
полинезийские топоры можно разделить на два основных типа. Они
различались по наличию или отсутствию черенка для прикрепления рабочей
части топора к рукоятке.
Простые каменные четырехгранные топоры без черенка характерны для
западных островов Полинезии. Это — единственный тип каменного
топора, известный на о-вах Тонга, Самоа и Футуна. Простые каменные
топоры встречались и на других островах. Каменные топоры с черенком
(«плечиковые»), напротив, были характерны для восточных островов
Полинезии. Топоры из раковин были также широко
распространены. Характер материала не позволял придавать им большого
разнообразия.
Каменными топорами рубили деревья и обтесывали сваи и брусья.
Такими же топорами, но часто с лезвием из острой раковины, изготовляли
из дерева предметы обихода, высекали из камня или вырезали из дерева
статуи и т. п. Долота и буравы изготовлялись из особо твердых и острых
раковин. Для тонких резных работ служили раковины и зубы крыс или
других животных, вставленные в твердую рукоять. Просверливали
отверстия острыми концами витых раковин, шипами морского ежа или ската
при помощи мелких кораллов или пемзы.
~ Ведущей отраслью хозяйства во всей Полинезии
Земледелие <^j—« г
до прихода европейцев было — и до сих пор
остается — земледелие и, в меньшей степени, рыболовство.
Земледелие в Полинезии было высоко развито. На многих островах
•издавна применялось искусственное орошение. Местами наблюдается
террасовая система земледелия; ее совершенство отмечено многими
наблюдателями. Однако инвентарь земледельческого хозяйства был очень несло-
582

Четырехгранные каменные топоры.
1 — с о-вов Самоа; 2 и 4 — с о-ва Тубуаи; з — с Новой Зеландии; 5 — с о-ва Нихоа
жен. Самым распространенным земледельческим орудием был простой
деревянный кол, называвшийся ко, или о. При помощи этого кола
поднимали и взрыхляли землю, затем комья размельчали руками.
Основные виды полинезийского земледелия — это плодоводство и
огородничество. Полинезийцы возделывали наиболее распространенные
океанийские культуры: хлебное дерево, кокосовую пальму, банан, таро, ямс,
батат (сладкий картофель), тыкв}^, кабачки и др. Первые три
культуры более свойственны западной Полинезии.
583

Обработка земли при помощи землекопалки (ко) на Новой Зеландии
На ранних стадиях своего развития земледелие было обычно женским
занятием. В Полинезии же земледелие было либо общим занятием и
мужчин и женщин, либо преимущественно мужским. На Тонга земледелие
почти полностью находилось в руках мужчин. Расчисткой участка и
вскапыванием земли занимались повсюду мужчины. Женщины обычно
только размельчали, идя вслед за мужчинами, землю.
Женщины, в тех районах, где они принимали участие в земледелии,
обычно выпалывали сорняки — в тропических условиях это довольно
тяжелый труд — и собирали жатву.
Из домашних животных полинезийцам были изве-
Домашние стны в прошлом только свинья, собака и курица.
животные те
Собаки, распространенные повсеместно, во многом
напоминают меланезийских, они малорослы и не лают. Разводили их
только для мяса; для охоты и для других целей они не применялись;
охота вообще имела ничтожное значение из-за отсутствия животных.
Куры известны почти всюду. Куриных яиц полинезийцы в пищу не
употребляли.
Пожалуй, самое важное место среди домашних животных занимает
свинья. Вопрос о ее появлении на островах не вполне ясен. По всей
вероятности, полинезийцы привезли свинью с собой при заселении
островов, хотя некоторые исследователи полагают, что она попала в Океанию
позднее, что ее завезли испанские моряки.
Таитяне имели крупные стада свиней, о которых чрезвычайно
заботились, убивая их очень неохотно; по большей части свининой питались
584

лица высших каст, которым и принадлежали обычно свиньи. Простой
народ и женщины не имели права есть этого мяса.
^ - Гораздо большее экономическое значение, чем раз-
Рыболовство г « г
ведение животных, имело для полинезийцев, как
для островного народа, рыболовство.
Способы и орудия рыбной ловли были весьма разнообразны. В
центральной Полинезии важнейшим орудием рыбной ловли являлась
огромная сеть, длиной около 150—160 м, которую тянули обычно целой
деревней. Сеть считалась принадлежащей одному или нескольким местным
вождям. Подобный способ ловли рыбы не был повседневным занятием. Лов
рыбы большой сетью, требуя напряжения сил всей общины, составлял
крупное и важное событие и сопровождался особыми церемониями,
главной частью которых было принесение в жертву свиней. Каждый улов
обеспечивал жителей деревни рыбой на долгое время. Кроме больших сетей,
существовали, конечно, и сети поменьше, размером вплоть до
обыкновенного сачка.
Характерным и распространенным в Полинезии способом ловли рыбы
было устройство специальных запруд из камня. Кроме того, рыбу били
копьями всевозможных типов, с морских скал или с лодок. Ее отравляли
растительным ядом (обычно ядом ползучей глицинии) и затем подхватывали
сачками или силками. Самоанцы даже били рыбу из лука, который был
предназначен там исключительно для этой цели и не применялся ни на
войне, ни на охоте.
Самым распространенным орудием рыбной ловли служили в
Полинезии крючки различных типов. Для восточных островов Полинезии
характерен простой изогнутый крючок, сделанный из одного куска камня,
раковины, черепахового щита или кости. Именно монолитность, а не
различные вариации внешней формы, наиболее специфична для этого типа
крючка. На западе Полинезии, судя по исследованию Те Ранги Хироа,
простой крючок не применялся.
Крючок с острием, загнутым внутрь под прямым углом, и очень
острым углом сгиба всего крючка также был характерен для востока
Полинезии. Он предназначался главным образом для ловли рыбы руветтус. На
западе же Полинезии он встречался только на о-вах Тонга.
Составные крючки употреблялись для ловли крупной рыбы бонит
(из рода тунцов, семейства макрелевых). Ловля этой рыбы считалась
у полинезийцев любимым и почетным занятием, и занимались ею
преимущественно вожди и знать. Крючки для ловли бонита изготовлялись
полинезийцами из двух кусков, связываемых вместе. Стержень крючка, к
которому через отверстие в его утолщенной верхней части привязывают лесу,
изготовлялся из перламутровой раковины. Острие, которое
привязывалось к нижней, тонкой части стержня, делалось из того же материала
или из черепахового щита, из кости. Эти крючки употреблялись без
приманки, так как стержень по своей форме и блеску сам напоминает
мелкую рыбешку, которой питается рыба бонит.
Акул ловили на приманку в виде большого шара или заостренного
с обеих сторон тупоугольного куска кости, изображающего летучую
рыбу. На акулу нападали обычно с небольших лодок, захватывали петлями
и убивали дубинами.
Очень интересна и трудна ловля больших морских черепах.
Специальными сетями с грузилами, которые полинезийцы забрасывали со своих
лодок, создавалось полукруглое заграждение, и черепахи,
возвращающиеся с суши, не могли прорваться в море. Громкими криками черепах
загоняли в эту сеть, затем лучшие пловцы ныряли в воду, стараясь
выгнать черепах на поверхность, где их ловили и втаскивали в лодки. Каждая
585

большая ловля черепах была в прошлом связана с церемониями и
празднествами.
Пользование лодками и рыболовными сетями разрешалось в
большинстве районов Полинезии только мужчинам, да и то не всем. На ряде
островов (например, на Таити), рыболовство представляло собою
потомственную профессию. Было четко проведено разделение труда между
земледельцами и рыбаками, двумя различными профессиями, каждая из
которых имела своих богов-покровителей. Женщинам разрешалось ловить
рыбу только способами, не требующими применения сложных снастей
и лодок. Женщины, например, входили в неглубокую воду и, став
полукругом, гнали рыбу и прочую морскую живность по направлению к
берегу. Выгнав рыбу на мелкое место, они ее ловили руками и сачками.
Женщины и девочки занимались также морским собирательством. Они
собирали крабов, моллюсков и других морских животных.
0 На большинстве островов Полинезии охота, как уже
указывалось, имела ничтожное экономическое
значение. Наиболее распространена была охота на птиц, но и та была скорее
спортом. На Самоа, например, была широко распространена ловля
диких голубей. Для их заманивания дрессировались специальные голуби-
манщики. Они привлекали птиц к приманке, и клюющих рассыпанное
зерно птиц накрывали сетью. Ловля птиц ради мяса была развита и на
Таити. На о-вах Тонга охотились на крыс. Специальным орудием этой
охоты служил лук, не употреблявшийся ни для каких иных целей.
π Основой питания полинезийцев были прежде всего
ища растительные продукты, а также продукты
рыбной ловли. Мясная пища полинезийцев ограничивалась в основном мясом
свиньи, собаки и птиц, особенно кур и голубей. Большим лакомством
считалось мясо черепахи. Но мясная пища была — как и в настоящее время —
доступна немногим. Полинезийцы в массе были вегетарианцами поневоле,
4ак как недостаток мясной пищи делал ее привилегией вождей и
«благородных».
Основными видами растительной пищи были плоды хлебного дерева,
таро, ямс и бататы, затем кокосовые орехи и бананы. Все эти продукты
не слишком питательны, поэтому, чтобы насытиться, приходится
съедать в день не менее 5—6 кг такой пищи.
Богатые крахмалом плоды и овощи, в особенности таро и плоды
хлебного дерева, ели сырыми или же растирали их перед печением и смешивали
с другими продуктами, а также отваривали. На востоке Полинезии
их сначала варили или пекли, а затем разламывали и толкли
тяжелыми пестами. Полученной массе давали перебродить и лишь после этого
употребляли в пищу. Плоды хлебного дерева ели также целыми,
испеченными непосредственно перед едой.
Любимое полинезийское кушанье пои изготовлялось из таро
следующим образом: сначала таро растирали, уничтожая присущий ему резкий
и неприятный вкус тщательным промыванием в воде и последующей
подсушкой. Полученную таким образом муку замешивали и давали ей
перебродить. Получалось кашеобразное кисловатое кушанье.
В западной Полинезии и в особенности на о-вах Самоа излюбленным
блюдом были пуддинги, изготовлявшиеся из мучнистых растений, вроде
таро и плодов различных сортов хлебного дерева. Кокосовые орехи ели
сырыми. Молоко кокосового ореха и кокосовое масло заменяли у
полинезийцев в известной степени коровье молоко и масло.
Некоторые виды пищи полинезийцы консервировали, делая
пригодными для длительного хранения. Упомянутый выше пои может
сохраняться, не портясь, довольно долго. Печеный корень ямса также
586

может оставаться пригодным для еды целый год. Продукты хранили
в глубоких ямах, прикрываемых сверху камнями и листьями. Для
кратковременного хранения островитяне строили специальные амбарчики на сваях.
Огонь добывали до появления европейцев путем трения. Однако ввиду
крайней трудности этого способа огонь в жилище, а тем более в деревне,
непрерывно поддерживали, и присмотр за ним считался весьма важным
делом. Сейчас полинезийцы пользуются покупными спичками, но когда
не имеют денег на покупку, то прибегают к старинному способу.
В прошлом, вследствие отсутствия в Полинезии глиняной посуды,
варка пищи была распространена сравнительно мало. Кипятили воду и
отваривали растительные продукты, например бананы, в деревянных
сосудах, куда бросали раскаленные камни.
Для приготовления кушаний, особенно мясных и рыбных, служила
в Полинезии земляная печь, часто в особом домике-кухне. Способ
приготовления пищи в земляной печи следующий: приготовляемую еду клали
между заранее раскаленными круглыми камнями. Затем камни
спрыскивали водой и закрывали листьями, зелеными ветками и землей. Через
два-три часа жаркое или клубни уже готовы. Рыбу часто варили в молоке
кокосового ореха. Кокосовое молоко для этого (как и для других целей)
кипятили в свежей скорлупе прямо надогнем. Рыбные блюда запекали
описанным способом в земляной печи или жарили на раскаленных камнях.
Напитков у полинезийцев было очень мало. Наиболее
распространенное питье — молоко кокосового ореха. Широкую известность как
характерный элемент полинезийской культуры приобрел особый напиток
•кава. Это — перебродивший сок разжеванных корней особого сорта
стручкового перца (Piper methysticum), смешанный с водой. В западной
Полинезии кава считалась священным напитком, ее употребление
сопровождалось рядом церемоний. Существовали особые деревянные сосуды для
кавы: кубки, сделанные из кокосового ореха, или, как на Тонга,
четырехугольные кубки, изготовленные из листьев одного местного растения.
Полинезийцы считали неприличным касаться губами края сосуда, а
поэтому лили напиток тонкой струйкой прямо в раскрытый рот.
Из старой утвари следует прежде всего отметить каменные и
коралловые песты, служившие для толчения приготовленной на огне
растительной пищи. Такие песты бытуют и сейчас. Они имеют в длину 12—20 см.
Трущая поверхность у них плоская, с закруглениями по краям, в общем
круглой формы; ручки самой разнообразной формы. Разламывание и
растирание ими печеного таро, ямса и т. п. производится на
специальной каменной подставке на четырех ножках, имеющей сверху неглубокую,
почти плоскую выемку.
Посуда для жидкостей делалась обычно из тыквы или кокосового ореха,
дерева, бамбука. Широко применялись для хранения пищи различные
по форме и размерам плетеные сосуды. Наиболее употребительны были
деревянные резные чаши и миски. Обычно они имеют круглую или
эллиптическую форму, с ушками или ручками у верхнего края для держания
или подвешивания и внизу три-четыре короткие ножки.
Однако деревянные сосуды могли предназначаться не только для
хранения пищи или для еды; к примеру, в вырезанном из дерева сосуде ту-
лума с туго прилегающей крышкой хранили во время плавания в лодке
принадлежности рыбной ловли и другие предметы.
Сосуды для кавы в Полинезии никогда не употреблялись для
приготовления пищи. Это круглая или овальная чаша без ручек, с четырьмя
ножками и особым выступом для подвешивания. Такую чашу
выделывали из одного куска твердого дерева. Некоторые из больших круглых
сосудов для кавы, принадлежавшие вождям высшего ранга, имели свои
587

Старинная двойная лодка таитян
имена и свою историю, и пить каву, приготовленную в таких сосудах,,
считалось особой честью.
Полинезийцы — отважные и умелые мореходы.
Судостроение Только чрезвычайно высокая для своего времени
и мореплавание г " г
г техника мореплавания позволила им заселить
бесчисленные острова Тихого океана, отстоящие на много сотен и тысяч
километров один от другого. Едва ли был во всей мировой истории народ,
который, находясь на той же ступени развития, мог бы сравниться с поли-
незийцами в искусстве мореходного дела.
Лодки полинезийцев различались как по назначению, так и по типу.
Имелись специальные разновидности лодок, предназначенные для войны,
для рыбной ловли и для путешествий. Военные лодки, например на Таити,
были двойными, с настланной палубой, под которой можно было
скрываться воинам, если опи не хотели быть на виду.
Основных типов лодок у полинезийцев было четыре. Если оставить
в стороне плот, встречавшийся спорадически кое-где в Полинезии, но не
игравший, как средство транспорта, никакой существенной роли нигде
(разве только на о-ве Мангарева, где настоящих лодок не было), то
распространены были одиночные долбленые лодки, двойные лодки, лодки
с балансиром и лодки с двумя балансирами (расположенными по обеим
сторонам лодки). Последний тип лодки встречался в Полинезии очень
редко. Двойные лодки были самыми большими: они достигали 40 и более
метров в длину и вмещали по 100—150 человек. Большие лодки с
балансиром имели в длину 25—30 м.
Строительство лодок обставлялось у полинезийцев торжественными
церемониями, а мастера занимали высокое положение и были уважаемы
в обществе. Перед тем как приступить к изготовлению лодки, орудия
работы обычно освящались в храме покровителя касты лодкостроителей
588

Двойная лодка тонганцев
бога Тане. Перед работой этому богу приносили специальные жертвы.
Каждый мастер имел свой собственный набор инструментов — каменные
тесла π резцы, привязанные шнуром к коротким деревянным рукояткам.
Постройка крупной лодки представляла собою целое предприятие.
Так, на Таити вождь, предпринимая постройку новой большой лодки,
приказывал своим подчиненным отвести добавочную площадь под посевы,
чтобы прокормить мастеров, которых он намеревался пригласить. Для них
изготовляли одежду из тапы, плели цыновки. Мастера долго выбирали
подходящее дерево; требовался огромный ствол, из которого можно было
бы выдолбить корпус лодки. На тех островах, где нет крупных деревьев,
большие лодки изготовлялись из двух или больше стволов, скрепляемых
вместе. На самые же большие лодки всегда и всюду шло несколько стволов.
Выбранное для лодки дерево срубалось с произнесением заклинаний,
после чего начиналась первая стадия изготовления лодки—Еыжигание
внутренней части ствола. К этой работе допускались все желающие, но
последующие стадии обработки лодки совершались уже одними специалистами.
Над обработкой выжженного ствола работали обычно двое мастеров.
Работа велась с двух концов ствола, навстречу друг другу. Мастера
работали не покладая рук. Когда тесла разогревались от трения и
становились хрупкими, их вбивали в сочные банановые стволы, чтобы они там
остывали. Время от времени тесла точили на глыбах песчаника.
Мастера раскалывали бревна и придавали им различную форму. Одни
части бревен шли на изготовление килей, другие — для досок корпуса
589

и настила. Доски
нашивались на верхнюю часть
долбленого челнока,
благодаря чему увеличивалась
его надводная часть.
Иногда нашивалось несколько
ярусов досок. Их плотна
пригоняли друг к другу.
Отдельные деревянные
части скреплялись
исключительно связыванием.
Существовало два основных
типа связывания —
сквозной и боковой. « При
сквозном способе в каждой
из связываемых частей
просверливалось
отверстие, через которое
проходил сделанный из
растительного волокна шнур,
показывающийся как с
внутренней, так и с
наружной стороны. Этот
способ был распространен в
Полинезии повсеместно.
При боковом
связывании отверстие
просверливалось в специальных
выступах, идущих по
соединяемому краю и
направленных внутрь лодки, так
Старинная лодка (видна техника крепления). шнур выходил из дере-
О-ва 1уамоту J г ■"· ^ г
ва только внутри лодки.
Этот способ связывания
частей лодки можно считать характерным для западных островов
Полинезии. На о-вах Ракаханга и Манихики он встречался в несколько
измененном виде: выступов в связываемых частях не делали, но шнур
выходил лишь внутри лодки, так как отверстия для него просверливались
под углом.
Балансир (поплавок) прикреплялся к лодке посредством
соединительных шестов разными способами. Прямое крепление шеста,
соединяющего лодку с балансиром, производилось двояко: его прогнутую часть
или привязывали к балансиру или вставляли в отверстие, просверленное
в балансире. В последнем случае соединительный шест делали из ветки,
на конце которой имелся отходящий под углом отросток. Этот отросток
и вводили в отверстие в балансире и закрепляли там специальным
клинышком. При непрямом креплении шест соединялся с балансиром двумя
вертикальными колышками. При смешанном соединении более толстый
передний шест прикреплялся к балансиру непрямым способом, как болеа
прочным, а второй шест, более тонкий и упругий,— прямым способом.
Число шестов, соединявших лодку с балансиром, варьировало на
различных островах Полинезии от 2 до 9 и более.
Лодка шла на веслах — коротких гребках, которые, в отличие от
обычных весел, не вставлялись в уключины. Преимущество обычных весел
в том, что они действуют, как рычаги, но гребцам приходится сидеть спи-
590

ной к движению лодки. «Полинезийские же гребцы,— пишет Те Ранги
Хироа,— смотрели вперед на надвигающиеся волны и убегающий
горизонт. Широко открытыми глазами они пристально глядели на
развертывавшиеся перед ними океанские просторы»1. Нижняя широкая часть весла
обычно заострена книзу, а верхняя часть, служащая рукояткой, покрыта,
как иногда и все весло, богатой резьбой. Особо нарядные весла украшены
также инкрустациями из перламутра. На больших военных лодках число
гребцов часто превышало сто.
При ветре ставили паруса. Парус был всегда только один. Его
сшивали из плетеных цыновок, а форма была двоякая: в центральной
Полинезии — «шпринтовый» парус, закрепленный на вертикальной мачте,
в западной — «латинский», который растягивался между двумя реями,
подвижно соединенными под острым углом и подвешенными к мачте, так
что вершина острого угла находилась у носа лодки.
Лодка с балансиром ходит под парусом быстрее двойной и при
хорошем ветре развивает скорость до 12 морских узлов, около 16—18 км в
час, т. е. по скорости не уступает современной парусной шхуне, а
иногда и превосходит ее.
Спуск большой лодки на воду составлял важное событие.
Приготовлялись праздничные угощения, островитяне, наряженные в лучшие одежды,
украшенные цветами, собирались на морском берегу. Под киль лодки
помещали круглые бревна и по этому настилу, постепенно перетаскивая
бревна вперед, мужчины двигали лодку, держа ее за борта. «При этом,—
пишет Те Ранги Хироа,— главный мастер взывал к многочисленным
богам, чтобы те помогали людям тянуть ладью по бревнам. Наконец,
сопровождаемая оглушительными криками толпы, лодка соскальзывала на
воду. Там она изящно покачивалась и вздымающиеся волны
приветствовали ее». После этого лодку еще раскачивали, чтобы она «хлебнула воды»,
а затем вычерпывали воду ковшами. Тем самым она считалась
посвященной богу Тане2.
Каждая лодка получала свое имя при спуске на воду. Предания
тщательно сохраняют названия лодок, впервые прибывших на тот или иной
остров.
Когда полинезийцы отправлялись в далекое путешествие, они брали
с собой значительный запас воды в бамбуковых стволах, в тыквах и в
сосудах из кокосовых орехов. Во время своих путешествий полинезийцы
всегда устраивали посередине лодки очаг и брали обычно с собой
домашних животных — свиней, кур и собак, а также большой запас
плодов и овощей.
Главную пищу в дороге составляли вареные плоды* запас которых
тщательно приготовлялся заранее.
Перед отправлением в далекое путешествие команда лодки проходила
специальную тренировку. Ее набирали из наиболее сильных людей,
которые в течение нескольких недель, а иногда и месяцев, жили на
определенной диете, тренировались в гребле и привыкали ко всем трудностям
и лишениям морского пути.
Главным лицом на лодке во время перехода был кормчий. Имена
кормчих, приведших лодки с одного острова на другой, упоминаются во всех
преданиях. Кормчий должен был уметь ориентироваться по звездам и
знать основы мореходства. Большей частью кормчие были выходцами
из знати, арики, среди которых искусство ориентировки по звездам
передавалось по наследству.
Те Ранги Хироа. Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950, стр. 51.
Там же, стр. 50—51.
591

Дощатая рыбачья лодка с балансиром. О-ва Туамоту
Полинезийцы хорошо знали морские течения, и на установленных
путях у них существовали особые отправные пункты. Например, когда плыли
с Новой Зеландии на Таити, то всегда отправлялись с одного и того же
места берега и от этого исходного пункта твердо держали определенный
курс, знание которого передавалось из поколения в поколение.
Наблюдение за курсом составляло искусство и обязанность рулевого,
который вел свою лодку по звездам. Звездное небо островитяне знали
прекрасно.
В одном из полинезийских преданий описывается путешествие лодки,
которая попадает в чрезвычайно сильный шторм. Рулевой, стоящий на
лодке, поет песню, в которой просит богов не о том, чтобы шторм
прекратился, а о том, чтобы ветер разогнал тучи и он смог бы увидеть звезды,
по которым надо вести лодку.
Второе после рулевого лицо в лодке — черпальщик воды, следивший
за уровнем ее в лодке. Очень часто лодку сопровождали жрецы. Иногда
полинезийцы брали с собой изображения богов-покровителей, особенно
бога Тане. Когда отправлялась целая флотилия лодок, то одна из лодок,
на которой везли изображение божества, считалась священной и на ее
борту соблюдались особые табу — запреты.
Если лодки шли большой флотилией, то, приближаясь к острову,
чтобы не пропустить его, они выстраивались широкой шеренгой так, что
с одной лодки была едва видна другая, и в конце концов какая-нибудь
из лодок неизбежно находила остров.
Полинезийцы предпринимали путешествия на расстояние до полутора
тысяч и более километров.
Важным средством ориентировки в море было знание морских течений
и направлений постоянно дующих ветров. Полинезийский кормчий строго
следил за тем, чтобы нос лодки всегда находился под определенным углом
к направлению волны, которое оставалось неизменным под влиянием
постоянно дующих пассатов. При этом учитывалось и влияние подводных
течений, которые могли отнести лодку в ту или другую сторону.
592

Маорийская лодка конца XVIII в.
„ „ Типичной формой полинезийского жилища был
Постройки * «
г прямоугольный или овальный дом с двускатной
крышей из жердей и травы.
Простейшим и, вероятно, древнейшим способом поддержания конька
крыши, распространенным по всей Полинезии, являлась установка его
на двух столбах, врытых в землю в противоположных концах дома.
Другой способ — простое привязывание конька крыши к стропилам.
Третий способ — укрепление конька крыши при помощи особой стойки.
Почти во всех полинезийских строениях, за исключением навесов
для хранения лодок, фронтон закрывался тростником и соломой.
Соломенное покрытие спереди и сзади дома начиналось из-под крыши и,
образуя нечто вроде навеса, опускалось наклонно вниз и наружу для
защиты дома от проникновения дождя с не защищенных двускатной крышей
концов.
Более сложна конструкция жилища с полукруглыми в плане
полусферическими навесами, заканчивающими строение с двух сторон.
Конструкции жилища в Полинезии вообще разнообразны. Самоанцы до
настоящего времени живут в ульеподобных домах с крышей из сухих
стеблей сахарного тростника; во время бури крышу необходимо укреплять
пальмовыми стволами. Стен в этих домах нет — только легкие плетеные
шторы, которые опускают в дождливую погоду. Пол земляной, покрыт
коралловым щебнем.
Более крупные дома строятся в Полинезии на каменном фундаменте
в виде несколько возвышающейся над землей платформы (например,
на о-вах Самоа и Маркизских) или на высоких, до 2 м высотой, земляных
платформах, предохраняющих хижины от затопления во время дождя.
Ширина полинезийского дома равна примерно 8—12 м, длина от 12 до
22 м. Во многих случаях можно встретить и более длинные, более 30 м,
дома: полинезийские дома вообще имеют тенденцию расти не в высоту или
ширину, а в длину. Общинные дома, имеющиеся в Полинезии в каждой
деревне, достигают особенно больших размеров (длиной от 30и более
метров).
38 Народы Австралии и Океании r-rwo

Жилой дом на о-вах Таити
Строительство домов составляло в прошлом дело
ремесленников-специалистов, организованных в особые «гильдии». Каждая «гильдия» имела
своего старшину, своих мастеров и подмастерьев, свои знаки и, наконец,
свои секреты производства.
При строительстве дома мастера до известной степени проявляли свою
индивидуальность, личную выдумку, не нарушавшую, однако,
основного канона. За нарушение установленных правил постройки мастер
изгонялся из «гильдии», которая, таким образом, ревниво следила за
традиционной техникой строительства. Постройка дома сопровождалась
особыми церемониями.
Во время работы все строители находились на иждивении хозяина
дома, который снабжал их пищей и материалом и платил им различными
предметами — раковинами и цыновками.
Внутреннее убранство полинезийских жилищ было весьма несложно.
Большие хижины разгораживались цыновками на несколько отделений
по числу живших в них малых семей; в небольших домах спальное место
отделялось цыновками. Мебели почти не было, если не считать нескольких
ящиков и шкафов для посуды. Вся жизнь проходила на полу. Этого
обычая держатся и теперь. Сидят на полу, скрестив ноги. Самым любимым
и почетным считается место около средней подпорки. В яме поблизости
от нее устраивается очаг, около него спят на пыновках хозяин и хозяйка
дома. Здесь же развешиваются и раскладываются орудия труда,
домашняя утварь.
На западе Полинезии, где скат крыши не спускался до земли и, как
и во всей Полинезии, никаких стен не было, вся жизнь жильцов дома
протекала на глазах у окружающих; это отражало продолжающееся
господство общинных традиций.
В Полинезии были развиты разнообразные ремесла.
Кроме строительства домов и лодок, к числу наиболее
распространенных следует огнести выделку тапы и плетение цыновок.
Тапа изготовлялась из коры фикуса или бумажно-шелковичного
дерева {Broussinetia papyrifera). Эти деревья плохо растут на коралловых
островах, и поэтому здесь отсутствует производство талы. За этим
исключением, тапа широко распространена почти по всей Полинезии.
594

Деревня на о-вах Самоа, 1900 г.
Внутренний вид самоанско] о дома
33'

Жилой дом на Маркизских островах
Старинный полинезийский дом на о-вах Кука

Дом на о-вах Туамот}
Способы приготовления тапы довольно однообразны на всех островах.
Ножом делают надрез на дереве и затем с него целиком снимают большой
кусок коры. Лыко (камбий) отделяют от наружного слоя коры, очищают
скребками, вымачивают в воде, а затем раскладывают на специальной
деревянной доске и начинают бить по лыку короткой деревянной колотушкой.
Колотушка, которую держат в одной руке, имеет круглую ручку.
Бьющий конец также может быть круглым, но большей частью он
четырехугольный, имеет гладкую поверхность или четыре рифленые грани.
Выколачивание продолжается несколько часов, после чего продолговатый кусок
луба делается почти квадратным. Тогда края куска обрезают острыми
раковинами. Полученные куски затем соединяют в большие полотнища.
В Полинезии были известны два основных приема такого соединения
кусков тапы: валяние и склеивание. Третий прием — сшивание —
известен был только на о-ве Пасхи. Способ валяния, т. е. продолжение
процесса отбивания, был наиболее широко распространен на восточных
островах. Склеивание полосок луба для образования полотнищ тапы
толщиной в два или более слоев встречалось только на западе Полинезии.
Рисунок на тапу наносят тремя способами: набойкой, натиранием и
выдавливанием. При набойке, т. е. печатании, рисунок вырезают на
штампе; на рельефный орнамент накладывают слой краски, который
отпечатывается на тапе. Простейшие штампы, например на о-вах Таити, делали
в прошлом из листьев; для этой цели часто употребляли лист папоротника.
На о-вах Кука штамп состоит из деревянной рамы, внутри которой
пересекаются под прямым углом, образуя решетку, параллельные линии из
прожилок листьев кокосовой пальмы. Нанесение рисунка на тапу
печатанием распространено на о-вах Таити и Кука.
Натертый рисунок получали наложением тапы на пластинку, на
которой вырезан рельефный рисунок. В прошлом штампы для натирания
изготовлялись из листьев пандануса, на которых рисунок вышивался
шнурками и прожилками из кокосовых листьев. Наложенная на рельеф
тапа протиралась подушечкой, смоченной в краске. Участки тапы,
лежащие на выпуклых частях рельефа, впитывают, естественно, больше
краски и становятся темнее остальных. Тапу затем приподнимают,
597

Изтотовление тапы. О-ва Самоа
передвигают, и рисунок наносится на другую еще не окрашенную часть
и т. д. Под конец рисунок подправляют и усиливают от руки. Нанесение
рисунка на тану путем натирания встречается только в западной части
Полинезии.
При выдавливании рисунок наносят на плоскость колотушки или
валька, которыми и выдавливают контур рисунка на материале. Выдавленные
рисунки при обычном освещении не видны. Их видно, если смотреть на
свет, как водяные знаки на бумаге. Чаще всего для этой цели покрывали
колотушки четкими параллельными линиями в виде продольных
углублений, а подставка также покрывалась параллельными линиями или
другим простым геометрическим рисунком. Нанесение рисунка на тапу
выдавливанием встречалось только на востоке Полинезии, на о-вах Таити,
Маркизских, Кука, Тубуаи, Рапа и Мангарева.
Характер полинезийских рисунков на тапе по большей части
прямолинейный. Нередко узор воспроизводит линии на листе какого-либо
растения. Старинные рисунки окрашивались обычно только в три цвета —
черный, белый и красновато-коричневый.
Тапа заменяла полинезийцам ткани: из нее изготовлялись предметы
одежды, коврики, покрывала, украшения и пр.
„ Предметы, изготовляемые при помощи плетения
Плетение г ' V
растительных волокон, также были широко
распространены по всей Полинезии и очень разнообразны.
Набедренная одежда варьировала от примитивных поясов из травы
и листьев до прекрасных плетеных передников, носимых как знак высокого
положения; подстилка для сртдения — от простого листа кокосовой пальмы
до особых цыновок, предназначенных только для вождей; постельные
цыновки — от грубых предметов первой необходимости до шедевров
ручной работы, высоко ценившихся и служивших мерилом стоимости.
Некоторые цыновки, в особенности сплетенные из пандануса,
высоко ценились на Самоа и служили там чем-то вроде денег. Цыновки были
наиболее ходким товаром. Ими платили, их давали в приданое, их
приносили в подарок вождям. Раздача дорогих цыновок на свадьбах и
598

Орнаменты тапы:
2 — 3 — с о-вов Самоа, 4 — с о-ва Тонга

О 5 10СМ
\ ι 1
Колотушки ДЛЯ г]сШЫ
Нанесение рисунка на тапу. О-ва Самоа

похоронах была особенно характерна на западе Полинезии, где их
качество отражало общественное положение владельцев.
Основные формы техники плетения в Полинезии следующие: простое
плетение, заплетение трех или более полосок растительного волокна
в одну, свивание и плетение спиралью.
0 Полинезийцы в прошлом носили юбки или
передники из цыновок, тапы или травы или повязку на
бедрах. Женщины надевали днем юбочку из растительного волокна, которая
только вечером заменялась передником из тапы. Такое бережное
отношение к тане, характерное для всей вообще Полинезии и в настоящее
время, объясняется тем, что тапу нельзя стирать и поэтому ее надо
оберегать от загрязнения. Мужчинам одеждой служил передник из тапы или
цыновки, завязываемый сзади, или набедренная повязка из того же
материала. Женский передник, подвязываемый ниже груди, и мужской
передник, обвязывавшийся вокруг пояса, обычно доходили до колен,
но в некоторых случаях бывали и длиннее, до самых ступней.
На о-вах Таити обилие носимых человеком одежд служило как бы
мерилом и демонстрацией его богатства. Поэтому количество материала,
шедшего на изготовление одежды знатного таитянина, было весьма
солидным. Одежда таитянского воина состояла из трех накидываемых один
на другой плащей типа пончо, из них нижний, самый длинный, был
белого, средний — красного и верхний, самый короткий,— коричневого
цвета. Знатные женщины часто обертывали вокруг бедер четыре слоя тапы
или цыновок, попеременно белого и красного цвета и подвязывались
поясом, сплетенным из растительных волокон. На плечах таитянки носили
специальную накидку, имеющую посередине отверстие для продевания
головы.
Мужчины и женщины часто обертывали вокруг головы в виде тюрбана
очень длинные полосы тонко выделанного материала, достигавшие
у «благородных» десятков метров в длину. Однако настоящие головные
уборы, в собственном смысле этого слова, для Полинезии вообще не
характерны. На большинстве островов жители ходили и ходят с непокрытой
головой.
Обувь в Полинезии была неизвестна. И сейчас местные жители ходят
преимущественно босиком.
Полинезийцы любили украшения из птичьих перьев.
Украшения jjx привязывали к головным повязкам, к женским
и татуировка г тт
J г передникам и т. п. На шее часто носили скрученные·
из волокон гибкие ожерелья, в которые вплетали цветные яркие перья.
На Маркизских островах носили в виде украшения диадемы из перьев;
вообще самые ценные головные украшения изготовляли из перьев.
В качестве украшения широко употребляются также и сейчас
различные живые цветы. Их носят в виде венков на голове и ожерелий вокруг·
шеи, в волосах, за ушами и в ушах, даже в носу.
Для украшений в виде ожерелий, а также различного рода браслетов·
широко применялись разнообразные раковины. Кроме того в качестве
украшений употреблялись когти и зубы животных, плоды, отрезки
тонкого ствола бамбука. Тонганцы любили украшаться гребнями из стеблей
растений, верхняя часть которых крепко перетягивалась скрученными
из растительных же волокон нитями.
Одна из наиболее типичных черт полинезийской культуры —
татуировка. Татуировка у полинезийцев имела значение не только украшения,,
она была связана с социальными отношениями и религиозными
представлениями. Татуировке подвергались юноши и девушки в
период возмужания, после чего они получали право вступать в брак.
600

/
2 J
Образцы плетения
ι— большой парадный веер, Маркизские острова; 2,3— веера из камыша, о-ва Самоа

Передник из узких перламутровых пластинок. О-ва Таити
Однако более полная татуировка, в отдельных случаях покрывавшая
буквально все тело, составляла особую привилегию, указывая на обществен-
ный ранг и заслуги.
Татуировщики составляли специальную касту. Операция татуировки
продолжалась несколько месяцев, в течение которых непрерывно
устраивались празднества и угощения. Татуировщик получал подарки
свиньями и цыновками. Орудиями татуировки служили каменные,
деревянные или костяные острые гребешочки и небольшие веслообразные
деревянные молоточки. Лучшим материалом для гребешочков считалась
человеческая кость. Мастер, предварительно рисовал на теле соответствующую
линию, затем наставлял на нее гребешочек и по нему ударял молоточком так,
чтобы проколоть верхний слой кожи. В полученные ранки впускалось
красящее вещество, большей частью синего цвета.
Операция татуировки была иногда очень болезненна, особенно тату-
Р1ровка губ, век и носа. Татуировка часто сопровождалась воспалением
кожи; поэтому сразу покрыть татуировкой большую поверхность кожи
было опасно. Полную татуировку делали не сразу, а в течение многих
лет. Каждая линия татуировки была часто связана с тем или другим
героем из генеалогии татуируемого и имела сакральное значение. На
большинстве островов татуировка у мужчин была богаче, чем у женщин.
Наиболее высокого развития достигла техника татуировки на Маркизских
островах. В качестве примера, показывающего, как характер татуировки
отражает социальное положение ее владельца, можно привести
существовавший на о-вах Маркизских, Туамоту и Таити обычай делать у простых
людей татуировку только на бедрах, а у «благородных» покрывать ею
все тело.
Полинезийцы оставляли волосы только на голове, растительность же
на лице и на теле тщательно выщипывали. Для этого служили специальные
щипчики из раковрш.
602

Татуированный житель. О-в Нукухива
У полинезийцев был обычай натирать все тело кокосовым маслом или
разжеванным ядром кокосового ореха.
0 Оружием у полинезийцев служили палицы из тяже-
ру лого дерева, копья, каменные топоры, боевые
секиры, деревянные мечи и пращи.
Наиболее простые виды оружия — гладкие и зазубренные копья,
боевые дубинки и пращи для метания камней — были распространены
но всей Полинезии. Распространение других типов оружия было
ограничено определенными областями.
Важнейшим и, пожалуй, страшнейшим оружием полинезийца была
боевая палица двух разновидностей: метательная и ударная. Материалом
для изготовления палиц служили главным образом тяжелые сорта дерева.
Полинезийская метательная палица характеризуется обычно
утолщением на конце и короткой рукояткой. Такие палицы обычно вырезались
из основания молодого дерева, причем сплетение корней образовывало
603

1 3 5
Деревянные палицы
1 — 5 с о-ва Самоа; 6 — с о-ва Тонга
навершие, а из ствола вырезалась рукоятка длиной в 30—50 см. Палицы
этого типа употреблялись иногда и в рукопашной схватке.
Более совершенным был другой тип метательной палицы: короткой
с резным или гладким навершием. В одном из наиболее распространенных
типов тупые шипы торчат во все стороны навершия, как спицы колеса.
Нижняя часть рукоятки покрывалась мелкой зигзагообразной резьбой,
чтобы не скользила рука. Палица этого типа характерна для запада
Полинезии, а также для соседних о-вов Фиджи (дальше, в
Меланезии, она неизвестна). Она давно уже вышла из употребления, и способ
ее метания и употребления в рукопашной схватке не может быть теперь
восстановлен.
Ударную палицу во время сражения воин держал обеими руками:
она была слишком длинна и тяжела для метания. Ударная палица имеет
плоское заостренное лезвие на одном конце. К этому типу принадлежат
самые распространенные по всей Полинезии двуручные веслообразные
палицы. Они имели не столько дробящее, сколько рубящее действие,,
удар по противнику наносился ребром.
Был еще один тип палицы с остриями на обоих концах, особенно
характерный для востока Полинезии и для Новой Зеландии. Эта палица
имела как колющее, так и ударное действие, и держали ее обеими
руками примерно около середины палицы; руки с палицей выставлялись
вперед, чтобы парировать удары противника. Как испытали на
собственном опыте англичане, эта палица, в руках мастера своего дела, в
столкновениях с европейцами оказалась лучшим оружием, чем европейская сабля.
Кроме чисто боевых палиц, в Полинезии встречались такие, которые
имели скорее ритуальное значение, например палицы вождя, танцевальные
палицы и т. п. Они обычно покрыты художественной резьбой, в которой
преобладает мотив схематического изображения человека и мотив глаз а 9
и часто инкрустированы перламутром,
604

Каменные палицы с Новой Зеландии
1 — мере окева (мориори о-ва Чатам); 2 — серповидная палица—мереГ 3,5 — вака-ика;
4 — мере-поунаму; 6 — котиате (палица в форме скрипки); 7 — мере онева

Наряду с палицей, широко распространенным полинезийским оружием,
было копье. Копья также изготовлялись из тяжелого дерева. Конец копья
или обугливали для прочности на огне, или к нему прикрепляли
наконечник из камня, кости, раковины и т. п. Длина полинезийских копий
доходила до 3,5 и даже более метров. Деревянные мечи,часто густо
усаженные зубами акулы, распространены были на о-вах Таити. Особенно
страшным считался меч из ветвей казуарины с одной или несколькими
развилками, усаженными зубами акулы.
В Полинезии, на о-вах Самоа, например, встречались и настоящие
деревянные мечи, форма которых заставляет предполагать, как уже
говорилось, что это оружие является пережитком металлического меча.
Оружием дальнего действия, наряду с описанными выше копьем
и метательной палицей, были дротики и пращи.
Пращи плели из кокосовых волокон. В руках умелого воина праща
представляла собою весьма опасное оружие; так, ею можно было метнуть
на большое расстояние камень величиной примерно с куриное яйцо.
Техника метания пращой была высоко развита на Таити.
Защитное оружие полинезийцев не было во-время собрано и описано,
и теперь о нем сохранилось лишь самое смутное представление. Известно,
что полинезийцы в сражении в первую очередь старались прикрыть
голову; шлемы известны у таитян, жителей о-вов Тубуаи и др. У таитян был,
кроме этого, особый, украшенный перьями и раковинами нагрудник.
На о-ве Тонгатабу спутники Кука, Форстеры, нашли даже большие латы,
вероятно из китового уса. На Маркизских островах защитное оружие,
также до некоторой степени напоминавшее латы, изготовлялось из
связанных между собой и для прочности склеенных смолой кусочков дерева,
напоминающего пробку. Нукахивцы на груди и спине носили в качестве
лат большие раковины. Что касается щита, то он в Полинезии совершенно
не употреблялся.
Представление о том, что полинезийцам не было известно
употребление лука и стрел, ошибочно. Лук и стрелы у полинезийцев были, но
употреблялись не как боевое оружие. Лук на о-вах Самоа
употреблялся для лучения рыбы, на о-вах Тонга — при охоте на крыс.
На Тонга он сохранил еще внушительные размеры, в длину достигая
человеческого роста. Его изготовляли из дерева твердых пород,
тщательно полировали и снабжали прочной, скрученной из растительных волокон
тетивой. На о-вах Кука он служил для охоты на птиц, на Таити и других
был известен в качестве детской игрушки.
В целом хозяйство и материальная культура полинезийцев отличались
сравнительно высоким, но односторонним развитием, что зависело от
условий географической среды. Несмотря на наличие каменных орудий,
культуру полинезийцев в целом едва ли можно приравнять к культуре
европейского неолита: она не уступала во многих отношениях культурам
эпохи бронзы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ С ΕΛ Ь Μ А Я
ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ
В ПРОШЛОМ
Общественный строй полинезийцев до колонизации представлял
собою конкретный пример той стадии общественного развития, когда
фактически уже сложились классовые 1руппировки:
привилегированный класс — наследственная землевладельческая знать, затем — простой
народ, состоящий из общинников-земледельцев и ремесленников, и,
наконец, рабы; но машина для подавления одного класса другим —
государство— еще не создана. Наследственная знать эксплуатировала простой
народ, используя древние, первобытно-общинные родовые институты,
видоизменяя их и приспосабливая к своим корыстным целям. На этой
стадии общественного развития мы наблюдаем «восхваление и
почитание богатства как высшего блага и злоупотребление древними
родовыми учреждениями для оправдания насильственного грабежа
богатств» 1.
Своеобразие процесса классообразования в Полинезии заключается
прежде всего в отсутствии внешних влияний. На протяжении многих сот
лет общественное развитие на каждом архипелаге, даже на каждом
отдельном острове, шло самостоятельно, в силу чисто внутренних условий.
Уже одно это порождало свои особенности.
Высокое, хотя и одностороннее, развитие производительных сил —
земледелия, рыболовства, мореплавания, ремесел дало возможность
появления прибавочного продукта. Тем самым складывались условия для
накопления богатства, разложения родового строя и начала
классообразования.
Специфика Полинезии в том, чю при значительном развитии ремесла,
отделившегося от земледелия, обмен, однако, не получил
распространения,— этим общество полинезийцев отличалось от менее развитого
общества меланезийцев.
Замечательной особенностью исторического про-
Формы распада цесса в Полинезии был своеобразный путь распада
родового строя .. r J г
родовых отношении.
В отдаленном прошлом предки полинезийцев жили, очевидно,
материнскими родами. Следы и пережитки материнского права встречаются
на многих островах. Местами, например на о-ве Онтонг-Джава, до сих
1 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства.
Госполитиздат, 1951, стр. 111.
607

шор господствует матрилокальный брак. Во многих местностях —
особенно на о-вах Тонга — отмечается чрезвычайно высокое
общественное положение женщин, предпочтение женской линии родства перед
мужской.
Но распад матриархального рода не привел в Полинезии к
образованию отцовского рода. Полинезийцы его не знали: исключение составляет
только о-в Тикопиа, расположенный на окраине Полинезии,
географически — в пределах Меланезии. Характерно, кстати, отсутствие у
полинезийцев такого типично патриархально-родового обычая, как калым,
шли плата за невесту. Этого института в Полинезии не было нигде.
Заключение брака совершалось без сложных церемоний: дело сводилось к
формальному объявлению о намерении вступить в брак, обмену подарками
с обеих сторон и одному или нескольким свадебным пирам. Просто
обставлялся у полинезийцев и развод: делили имущество, делили детей.
Часто, например на о-вах Самоа, старшие дети оставались при отце,
а младшие при матери.
В западной Полинезии (на о-вах Самоа, Тонга, Футуна и Уэа)
отмечается обычай авункулата: особые права племянника на имущество
своего материнского дяди. Этот обычай, одинаковый с фиджийским,
восходит к эпохе материнского рода.
На развалинах материнского рода сложилась у no-
Семейная община, линезийцев вместо патриархального рода семей-
или большая семья ^ - г г v /
ная община, или большая семья. У большинства
народов других стран семейная община выступает как часть или
подразделение патриархального рода или развивается в процессе его распада.
У полинезийцев — это самостоятельная общественная единица, притом
основная ячейка общественного строя. Она была и остается не только
центром экономической жизни, но и первичной клеточкой всех социальных
связей.
Такая община,— она называется на Самоа аинга, или фале (последним
словом обозначается собственно дом, где живет эта семейная община),—
состояла обычно из проживающих вместе людей трех-четырех поколений,
происходящих по мужской линии от одного общего предка, и в нее входило
30—50 человек.
Семейная община считалась собственником земли. Принадлежавший
ей земельный участок либо обрабатывался коллективным трудом всех ее
членов, либо отдельные брачные пары получали небольшие участки в
пользование. Община составляла одно домашнее хозяйство, и продукты
общего труда потреблялись совместно.
Отдельные земельные участки брачных пар могли переходить по
наследству, притом всегда по мужской линии, так что земля оставалась
собственностью общины.
Номинальным распорядителем земли считался главарь общины,
который руководил и всеми ее делами. Однако фактически он не мог
распоряжаться землей без согласия всех взрослых членов общины.
Характерной особенностью, отличающей домашнюю или семейную
общину полинезийцев от рода, или клана, является двусторонность, или
двухлинейность, в счете родства. В то время как классическая родовая
организация признает родство только по одной линии — либо
материнской, либо отцовской,— полинезийская патриархальная домашняя
община признает родство по двум линиям — и отцовской, и материнской,—
причем в большинстве случаев обе линии родства почти равны по
социальной значимости.
Все родственники разделяются по двум основным принципам — по
старшинству и цо полу. По старшинству они делятся на поколения. Все
608

родственники, старше говорящего более чем на одно поколение не по
годам, а по генеалогическому подсчету поколений, обозначаются общим
термином тупуна (или купуна). Подобным же образом все родственники,
более чем на одно поколение моложе говорящего, обозначаются одним
общим термином мокопуна. Все родственники, старше говорящего только
на одно поколение, обозначаются (за отдельными исключениями)
термином матуа, а все родственники, моложе говорящего на одно поколение,—
термином тама.
Родство. по прямрй линии, или генеалогическое родство,
обозначается прибавлением к общему групповому, означающему поколение,
термину родства слов тону (верный, настоящий), тафито (основной) или
сгуху (молочный).
Старшинство в пределах одного поколения обозначается словами муа
(передний, главный), улахи (глава) или нуи (большой).
Категория пола, в зависимости от обстоятельств, обозначается двумя
возможными способами: прибавлением к общему для данного
поколения термину слов тане (мужской) или вахине (женский)— в
соответствующих, конечно, языковых вариантах; обозначением пола в
непосредственно предшествующем или последующем поколении специально
служащим для данного лица термином, например таМои (отец) или фа'е
(мать).
На Самоа родственные обозначения утратили почти всякое значение
и вышли из употребления. Там не применяются даже такие термины,
как «мать» и «отец», и дети называют своих родителей просто личными
именами.
Большие семьи не были равноправными. В каждом округе
выделялась одна привилегированная, возвышавшаяся над всеми остальными.
Господствующее положение одной привилегированной большой семьи
переходило из поколения в поколение. Существовали длиннейшие,
тщательно разработанные генеалогии, призванные оправдать право членов
этой семьи на замещение высших племенных должностей. Существовала,
таким образом, наследственная знать, «родовая аристократия»,
противопоставлявшая себя простому народу.
Несколько больших семей, живших поблизости
Сельская друг от друга, образовывали деревню, или сельскую
(территориальная; (территориальную) общину. Наиболее типичную
форму получила она у самоанцев. Большинство деревень
состояло из 10—12, реже 15 домашних общин, с общим населением
в 300—500 человек. Деревня составляла земельную общину, но вся
принадлежавшая ей земля обычно дробилась между отдельными
большими семьями.
Деревня, или территориальная община, имела свой орган управления,
который на Самоа и Тонга называется фоно. Фоно представлял собою
совет, в который входили все представители больших семей, их вожди или
главы; многочисленные взрослые члены общины также присутствовали
на совете. Фоно собирался обычно под открытым небом.
Совет у самоанцев был верховным органом, ведавшим всеми
общинными делами. В обсуждении дел принимали участие все члены общины,
но решения выносились только несколькими вождями высшего ранга.
Сами вожди никогда не говорили, они только слушали. Выступали
обычно «вожди-ораторы». После этого несколько старших вождей, лиц с
высшим титулом, принимали свои решения.
Вопросы, которые решались членами фоно, были весьма разнообразны.
Они касались таких общинных предприятий, как общинная рыбная довля,
вопросы о разделе спорных территорий между большими семьями,.
39 Народы Австралии и Океании λλΛ
bU9

вопросы о постройке дома для вождя и прочие дела, которые затрагивали
всю общину в целом. Далее, фоно был в некоторой мере карающим
органом, вынося решения о наказаниях за воровство, за различные нарушения
законов. Неподчинение решению фоно наказывалось конфискацией и
уничтожением имущества правонарушителя и даже изгнанием из общины.
Фоно выносил также временные запреты на пищу; скажем, когда
оставалось мало свиней в общине и была опасность полного их истребления, на
время запрещался убой свиней и пользование мясной пищей. Когда в
определенных водоемах оскудевала рыба, налагались запреты на рыбную
ловлю.
Таким образом, фоно, или общинный совет, представлял собою
верховный орган власти общины.
Соседние деревни часто объединялись для обсуждения общих дел,
и тогда устраивалось собрание; некоторые английские исследователи
называют подобные собрания «парламентом». Созывались представители
всех соседних общин, устраивалось совещание фоно, с той только
разницей, что здесь участвовали вожди и представители от каждой общины.
Пути классового расслоения, которые можно на-
Классовое блюдать в Полинезии, очень своеобразны; од-
расслоение υ ^ г
и рабство нако в этих формах проявляется общая
закономерность процесса распада первобытно-общинного строя,
характерная для всех народов. Энгельс установил, как известно, две
стороны процесса классообразования: во-первых, распадение общины на
свободных и рабов и, во-вторых, различие между богатыми и бедными.
В Полинезии расслоение общины на знатных, «благородных», и простых,
рядовых, общинников проявлялось в образовании кастовых групп. Так
образовался сложный общественный строй, не одинаковый на разных
островах и архипелагах Полинезии.
Наиболее обособленную группу населения Полинезии составляли
рабы. По происхождению это были военнопленные. В Полинезии рабы
считались стоящими вне общества, вне каст. Военнопленных на Тонга,
Самоа и других островах обычно обращали в рабство.
Форма рабства в известной мере уже вышла за рамки патриархального.
Патриархальное, или домашнее, рабство характеризуется тем, что труд
рабов не составляет основы производства, рабы используются только в
пределах домашвего хозяйства; положение рабов сравнительно свободное;
распространена адаптация их в род. На следующем этапе развития
рабства труд рабов занимает уже более значительное место в общественном
производстве, их используют за пределами домашнего хозяйства; рабов
значительно больше, они бесправны.
На Таити рабы назывались теутеу. По словам Эллиса, рабы — это
«те, кто потеряли свою свободу в сражении или вследствие поражения
вождя, чьими слугами они были»1. Лица, захваченные в сражениях или,
будучи обезоружены на поле битвы, бежавшие к вождю под защиту,
рассматривались как рабы победителя или вождя, под покровительство
которого они отдались. Жители завоеванной области также принадлежали
вождю-победителю. Земля распределялась между победителями,а люди частью
оставались на земле, частью их переводили на старые земли вождя. Эти
люди, ставшие рабами, возделывали землю вождя, разводили для него свиней
и собак, снабжали его пищей и одеждой. Они составляли собственность
хозяина и могли быть подарены. Однако работорговли и рынка рабов
на Таити, как и во всей Полинезии, не было. Иногда рабов отдавали
временно для услуг, как бы заимообразно, а потом они возвращались
назад.
1 W. Ellis. Polynesian researches, vol. Ill, 2-d ed. London, 1832, стр. 95.
610

Сообщения Дюмон-Дюрвиля рисуют несколько иную картину. По его
словам, теутеу были собственно не рабы, а неимущие, попадавшие в
зависимость к богатым; они отличались от настоящих рабов тити
(военнопленных), которых берегли главным образом для жертвоприношений.
С теутеу как будто обходились мягко и иногда даже давали свободу1.
Эллис, напротив, рисует положение рабов в очень мрачных красках.
Он говорит, что это были несчастные жертвы, подвергавшиеся жестокому
обращению. Он также сообщает, что рабов приносили в жертву богам
войны.
По вопросу о характере рабства на Самоа имеются также
противоречивые сведения. Некоторые авторы отрицают существование там рабства
или просто не упоминают о нем. Однако наряду с этим есть упоминания
о рабстве на Самоа. Там существовала группа населения, так называемые
тангата-тауа — военнопленные. По указаниям некоторых авторов, в
плен брали только женщин, мужчин убивали, но в других источниках
упоминаются и пленные мужчины. Не исключена возможность, что
тангата-тауа — это мальчики, захваченные на войне и выросшие в неволе.
О численности рабов достоверных сведений нет. Большую часть их
составляли женщины. У самоанцев, как и у многих других народов,
можно наблюдать, что при домашнем, патриархальном рабстве
начинается сначала порабощение женщин и лишь впоследствии
применяется труд рабов-мужчин.
Судьба тангата-тауа зависела от вождя: убить тангата-тауа было
проще, чем заколоть свинью.
Свободное население составляло отнюдь не однородную массу.
Отдельные роды и большие семьи обособлялись из числа остальных в качестве
знатных, привилегированных. Они выделялись по праву
генеалогического старшинства, но в то же время это были обычно богатые семейные
общины, в их руках сосредоточивалась большая часть земли.
Имущественное расслоение сочеталось, таким образом, с различиями в
старшинстве и знатности происхождения, однако одно с другим не вполне
совпадало. Экономической основой расслоения являлся захват знатными
семьями земли как главного богатства.
Одним из условий имущественного расслоения в По-
Разделение труда линезии было далеко зашедшее общественное
разделение труда.
Большинство ремесел считалось в Полинезии занятием уважаемым
и почетным. Полинезийские ремесленники объединялись в особые
«гильдии», во главе со своим вождем. Каждая «гильдия» имела свои
секреты производства, важнейшие из которых хранились в строгой
тайне. Всякое производство имело свои образцовые типы, свои каноны, за
соблюдением их следила вся «гильдия».
Наиболее распространенные из этих ремесел: строительные работыТ
с частым дроблением на отдельные специальные профессии;
строительство лодок, изготовление орудий, главным образом каменных,
изготовление оружия, плетение сетей и корзин, резьба по дереву, нанесение
татуировки, кое-где, например на Таити, рыбная ловля. Внутри отдельных
профессий также имелась специализация. Так, среди лодкостроителей
были специалисты по изготовлению и установке киля, специалисты по»
настилке палубы и бортов, специалисты по оснащению лодок.
Плотники, лодкостроители, рыбаки и люди еще некоторых профессий
(различных на разных островах) пользовались большим почетом. Мастера
других, менее уважаемых профессий занимали место наравне с земледель-
1Dumont d'Urville. Voyage pittoresque autour du monde, t. 1. Paris,
1834, стр. 566.

цами. Каждая «гильдия» представляла собой в известном смысле особую
касту. «... Раз де ленце труда между крестьянами и ремесленниками
упрочилось настолько, что умалило общественное значение прежнего деле-
лия на роды и племена»1.
Ремесленники обменивались не столько продуктами своего труда,
сколько самим трудом. Профессиональные строители лодок, к примеру,
жили подолгу у строителей-заказчиков. Татуировщики на время
татуировки переходили на иждивение к тому, кого они татуировали.
Одним словом, не продукты труда шли на рынок (к тому же не
существовавший), а сами ремесленники непосредственно, в пределах
натурального хозяйства, обменивались своим трудом.
Товарного хозяйства у полинезийцев еще не было. Господствовало
именно ремесло, т. е. работа на заказ. В сущности, все основные отрасли
производительного труда полинезийского общества были облечены в
кастовую форму. Это выражалось в замкнутости и наследственности
профессий, в передаче их от отца к сыну, в тенденции к эндогамии и к взаимному
обособлению каст в пище, в одежде, в бытовых отношениях.
Классической страной кастового строя считается Индия. Но в той или
иной форме кастовый строй возникал и у других народов в ходе
разложения первобытно-общинного уклада. Можно думать, что наследственные
касты возникли на основе разделения труда там, где сохранялся
натуральный уклад хозяйства, где обмен был слабо развит. Маркс указывал,
что «примитивная форма, в которой осуществляется разделение труда
у индусов и египтян, порождает кастовый строй в государстве и в религии
этих народов,...»2. Тем самым Маркс ставил в определенную связь
примитивные формы разделения труда и кастовое устройство общества.
Подобного рода условия как раз существовали у полинезийцев.
В Индии особенность кастового строя состояла в том, что общественное
разделение труда дополнялось крайней этнической пестротой: отдельные
племена и этнические группы сливались с профессиями и становились
кастами. Этого не было в Полинезии, с ее совершенно однородным
этническим составом. Касты принимали здесь более «чистую» форму
наследственных профессиональных групп; это сочеталось с расслоением общества
на привилегированную верхушку и рядовых общинников.
Социальный строй Полинезии многие зарубежные исследователи
называют сословным, но это — чрезмерная модернизация. Правильно
называть его именно кастовым. Он был неодинаков на разных архипелагах.
На каждом, из них существовали местные особенности кастовой
структуры, но общей была строгая иерархия каст.
п Господствующую касту на островах Полинезии со-
Вожди и знать ^ J ^J j г
ставляли наследственные вожди и знать. По своему
происхождению это были потомки родовой аристократии, отпрыски
старших ветвей древних родов. Когда у предков полинезийцев роды распались
и заменились большими семьями, аристократические семейные
общины выделились из ряда простых. По своему экономическому
положению это была землевладельческая аристократия, которая держала в
подчинении малоземельную и безземельную массу народа.
Существовала иерархия вождей: вождь деревни; вождь небольшого
острова или района на большом острове; вождь большого острова или
округа, объединяющего несколько районов. Велась борьба за объединение
ряда округов и островов под единой властью, и кое-где уже существовала
фигура верховного вождя, или «короля».
1 Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства
♦стр. 113.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 2-е изд., т. 3, стр. 38.
612

На о-вах Кука наследственная знать выступала в виде трех обществен-^
ных групп: арики — верховный вождь («король») и его семья; матайапо —
местные и деревенские вожди; рангатира — крупные землевладельцы.
На Самоа наследственная знать — мапгаи —образовала тоже три господ-*
ствующих группы: алии — вожди; усоалии — «братья вождей» (примерно
то же, что товаеяв. Таити); тулафале — главы больших семей и члены
влиятельных общин.
Примерно так же обстояло дело и на других о-вах Полинезии.
Различия между кастами вождей, «братьев вождей» (или низших вождей)
и привилегированными общинниками были незначительны. Разница
заключалась, по существу, лишь в том, что они занимали высшие и низшие
должности в системе племенного управления, а остальные крупные
землевладельцы — нет. На Самоа разница состояла еще в том, что вожди и
«братья вождей» (алии и усоалии) имели рабов, а привилегированные
общинники (тулафале) их не имели.
Семьи вождей, «братьев вождей» и привилегированных общинников
составляли единое целое, и действительно были связаны друг с другом
родством, сетью разветвленных и перекрещивающихся генеалогий. Только из
их среды шло замещение племенных должностей.
~- Рядовое свободное население составляло слой об^
Общинники ^ ^
щинников-земледельцев. Он включал в себя две
группы: членов земледельческих общин (уанга на о-вах Кука) и
безземельных (пунаэло, что буквально означает «вонючие свиньи», как
называла самоанская наследственная знать безземельных; манахуне на
Таити и т. д.).
Мелкие общины платили вождям и главарям крупных и знатных
общин подать, т. е. отдавали часть урожая, изготовляли для них цыновкй
и т. д. Безземельные исполняли ряд других обязанностей и находились
в полной зависимости от тех общин, на землях которых селились.
На отдельных архипелагах общественные отно-
Общественный строй шения имели, как уже сказано, свои специфические
особенности. Чрезвычайно интересен кастовый строй
на о-вах Тонга, который наблюдал в начале XIX в. английский моряк
Уильям Маринер.
На о-вах Тонга довольно отчетливо прослеживаются исторические кор^·
ни этого строя и сохранились его очень архаические, древние формы.
Хорошо видно, в частности, как вырастали кастовые различия в ходе
разложения кровно-родственных связей, из генеалогического расслоения
семейно-родственных групп на старшие и младшие ветви. Вместе с тем
здесь уже до прихода европейцев совершился переход от общинной к
частной земельной собственности: вся земля была в руках господствующих
групп.
На Тонга имелись три высших общественных ранга. Выше всех стояли
эги, или «благородные». За «благородными» следовали матабуле, которые,
по словам Маринера, были как бы приспешниками «благородных», их
советниками, были постоянными участниками всех их предприятий;
обязанными жить вместе с вождями. Ранг матабуле был
наследственным, он переходил от отца к сыну и очень почитался жителями Тонга.
Следующую группу составляли муа — либо старшие сыновья, либо
младшие братья матабуле. Их дети назывались туа, что значит
простолюдины, простые общинники. Это очень любопытная система, в
которой небезинтересно разобраться. Дело в том, что каждый из этих трех
титулов, или рангов, человек получал только после смерти своего отца.
Старший сын матабуле считался муа, все сыновья муа считались ту а. Если
умирал матабуле, его старший сын, который был муа, становился мата-
613

буле, а старший сын этого последнего, который был ту а, становился
муа, т. е. они поднимались на один ранг выше.
Таким образом, по прямой линии старшие сыновья теоретически могли
добраться от самого низшего ранга до самого высшего, а по боковой
линии туа мог стать только муа, и выше он уже подняться не мог.
В основе системы лежал принцип старшинства. Даже внутри
семьи этот принцип строго соблюдался: старшие братья и сестры
считались всегда выше младших, и потомство их составляло старшую,
привилегированную ветвь. Примечательно, что, несмотря на господство
патриархальных порядков, женщинам отдавалось преимущество перед
мужчинами: сестра, независимо от возраста, считалась старше брата,
и потомство сестры составляло старшую ветвь сравнительно с потомством
брата.
Была некоторая связь между профессиями и делением на ранги.
Например, некоторыми наследственными профессиями могли заниматься
люди только определенных рангов. Такими профессиями были:
строительство лодок, резьба из китового уса, работа по камню, выполнение
погребальных обрядов —этим могли заниматься как матабуле, так и муа, они
считались почетными. Такие профессии, как выделка сетей, рыбная лоз ля,
строительство больших домов, также были наследственными, но матабуле
ими не занимались: эти профессии принадлежали муа и туа. Некоторые
профессии — исполнение татуировки, резьба палиц — могли быть и
наследственными, и ненаследственными, ими тоже занимались и муа, и туа.
Наконец, приготовление пищи и земледелие были уделом одних только туа.
Маринер рассказывает, что обычно каждый «благородный» имел
вокруг себя большую или меньшую дружину. Он был окружен целой
толпой своих приспешников, происходивших из матабуле, из муа,
иногда из туа: несколько десятков, иногда сотни человек жили в домах,
расположенных вокруг дома вождя. Они повиновались его
распоряжениям. Некоторые из них служили надсмотрщиками, осматривали его
плантации, разбросанные по разным частям острова.
Туа, также подчиненные каждый отдельному вождю, жили на
своих наделах отдельно от вождя, но уплачивали ему дань. Вообще и
матабуле, и муа, и туа должны были снабжать вождя пищей, цыновками,
исполнять для него всякие работы. Обязательная дань в пользу вождя
состояла из мяса, рыбы, живых птиц, цыновок, тапы и других
предметов. Точно установленного размера дани не существовало, и каждый
уплачивал ее сообразно своему достатку. Дать слишком мало было
небезопасно, ибо рассерженный вождь мог отнять у скупого данника все его
имущество.
Туа не мог переменить своего вождя и перейти к другому. За это он
мог быть убит своим хозяином. Следовательно, вокруг вождей
группировался класс полузависимых земледельцев.
Наконец, ниже всех стояли рабы, о которых информаторы упоминают
очень скупо и неясно. Маринер ни слова не говорит о рабах. На этом
основании некоторые авторы полагают, что на Тонга рабов не было. Но
другие, позднейшие исследователи (Гиффорд) говорят, что в рабство
обращали либо военнопленных, либо лиц, обвиненных в преступлениях, и они
всегда становились пожизненными рабами. Но никаких подробностей об
их положении нет. Известно только, что в случае сравнительно редких
человеческих жертвоприношений убивали именно рабов.
Во главе тонганского общества стояли «король»— гоу (точнее его можно
назвать верховным вождем) и туи-тонга («властитель Тонга»).
Туи-тонга, которого многие путешественники ошибочно принимали
за верховного властителя о-вов Тонга, считался священной личностью.
614

Тонганцы верили, что туи-тонга происходит от богов. Ранг его был строго
наследственен, передавался из поколения в поколение в одной фамилии.
Туи-тонга считался слишком священным, чтобы вступать с кем-нибудь
в брак, поэтому он выбирал по собственному усмотрению только
наложниц из числа дочерей наиболее благородных вождей, и сын его от самой
знатной из наложниц наследовал его должность.
Туи-тонга был номинальным хозяином всей земли. Он
пользовался совершенно исключительным влиянием. Он обладал
правом накладывать табу. При его рождении, при его инициации,
после его смерти исполнялись особые и очень сложные церемонии, в
которых участвовало все население. Могила туи-тонга называлась небом.
Когда туи-тонга умирал, то удушали главную его наложницу.
На Тонга человек младшего ранга, вступая в разговор с
человеком старшего ранга, должен был совершить обряд целования
ног, который известен под названием мои-мои. В отношении туи-тонга
этот обряд исполняли решительно все, в том числе король, или верховный
вождь. На этом основании Дюмон-Дюрвиль считал, что туи-тонга стоит
выше короля, хотя фактически положение было сложнее.
Еще большим почетом пользовалась старшая сестра туи-тонга (в связи
с принципом старшинства женской линии), а особенно ее дочь,
племянница туи-тонга, которая носила титул тамаха. Это была особа самого
высокого ранга на всем архипелаге.
Совершенно иную фигуру представлял собою гоу, или король. Это
был реальный правитель Тонга (по крайней мере, так было в XIX в.),
который получал свои права на трон, во-первых, по праву наследования,
во-вторых, опираясь на свою военную силу. Гоу был прежде всего военным
вождем.
Тот же Маринер рассказывает, что однажды, когда готовилось
междоусобие и правивший тогда король собирался идти войной на непокорных
подданных, туи-тонга назначил ему место встречи и сказал, что было бы
хорошо не поднимать войны на острове. На это король ему ответил
весьма почтительно: «Господин мой туи-тонга может вернуться в свою
резиденцию и жить там мирно и спокойно, война же — мое дело, в
которое туи-тонга не должен вмешиваться»,— и преспокойно отправился в
поход1.
Островитяне говорили Маринеру, что власть короля имеет более
позднее происхождение; что в доброе старое время, когда на Тонга было
меньше войн и военная техника была примитивнее, значение военного вождя
было невелико. По их словам, туи-тонга управлял раньше и
гражданскими делами, и лишь впоследствии военным вождям удалось
узурпировать власть и отодвинуть туи-тонга на роль почитаемого, но мало
значительного персонажа.
По позднейшим исследованиям Гиффорда, утрата светской власти
династией туи-тонга началась около XV в., а к началу XIX в. туи-тонга
был окончательно оттеснен королями от управления.
Итак, общественный строй на о-вах Тонга представлял собою ко
времени начала европейской колонизации переходную стадию, где уже
наметились, но еще не сложились общественные классы. Эти классы не
замкнулись в наследственные касты, ибо между ними возможны были переходы:
деление на ранги происходило даже внутри семьи, отделяя ее старшую
ветвь от младшей. Но историческая тенденция была направлена
именно к образованию каст.
1 .Т. Martin. An account of the natives of the Tonga islands, t. II,
2-d ed., L., 1818, стр. 134.
615

Дальнейшее развитие этого процесса можно про
Общественный строй следить на о-вах Таити. Обитатели их к приходу
таитян « е?
европейцев продвинулись по пути образования
классового общества далее, чем другие народы Полинезии.
У таитян сохранились очень слабые следы общинной собственности
на землю. Вся земля составляла наследственную собственность
отдельных семей. Правда, купли-продажи земли не было, но в остальном
господствовало право частной земельной собственности, включая право
завещания земли. Пережитки существовавшего некогда общинного строя
сохранялись в виде обычая коллективной постройки общественных
домов, служивших для приема гостей и для проведения деревенских
праздников, а также в виде обычая соседской взаимопомощи.
Таитянское общество распадалось на резко разграниченные касты.
Основных каст считалось три: арии — вожди и знать; раатира —
крупные и мелкие землевладельцы; манахуне — простой народ. Каждая из
этих трех каст в свою очередь подразделялась на ранги и на экономически
неоднородные группы. Так, рядом с собственно вождями (арии), но
несколько ниже их была группа товае—«младших братьев вождей»: это
были вооруженные дружинники, окружавшие вождя.
Наиболее пестрой по составу была каста раатира: к ней
принадлежали и крупные земельные собственники, владевшие сотнями гектаров
земли (для Полинезии это очень много); их владения иногда лежали
одним массивом, а иногда были разбросаны по разным местностям.
Земли раатира обрабатывались трудом зависимых от богатых
раатира людей, их клиентов. Средние и мелкие раатира, которых Уильям
Эллис называет английскими терминами «джентри» и «фермеры»,
владели по 8—40 га земли. Эллис подчеркивает, что всем
раатира земля принадлежала не по пожалованию от «короля», а от
предков: значит, это была та часть свободных общинников,
членов древних родовых и сельских общин, которая сохранила свои земли
и свою независимость. Однако экономически они представляли собою уже
далеко не однородную массу. По словам Эллиса, раатира «были всегда
самым многочисленным и влиятельным классом, составляя во все времена
основную массу народа, силу нации». Это был самый производительный
класс общества: они обрабатывали сами свои огороды, строили свои дома,
изготовляли свои одежды и цыновки, не считая того, что они снабжали
этими предметами вождей.
Каста манахуне была тоже неоднородной. В нее входили все
безземельные и не имеющие права заниматься почетными ремеслами, а также титв
и теутеу, т. е. рабы и клиенты (зависимые слуги).
Между противоположными классами, на которые раскололось
таитянское общество, существовали глубокие противоречия. Из-за права на землю
часто возникали конфликты. По выражению Эллиса, раатира считали
вождей своими врагами и были недовольны их управлением.
Нараставшие непримиримые классовые противоречия не могли не
привести к зарождению хотя бы примитивной государственности.
На Таити она начала складываться еще до появления европейцев.
Во главе каждого округа, на которые делились острова архипелагаг
стоял вождь из касты ариев, подчинявшийся верховному вождю всего
архипелага. Путешественники XVIII в. называли верховного вождя
«королем», но титул этот здесь может употребляться, конечно, лишь условно.
Власть «короля» чрезвычайно усилилась во время европейской
колонизации. Вообще появление европейцев всюду стимулировало и усиливало
власть племенных вождей и порождало тенденцию к возникновению
деспотической власти. Но она существовала и до прихода европейцев, хотя
616

была ^чрезвычайно слабой.
В сущности, верховный
вождь Таити напоминал
басилевса эпохи Гомера.
Еще Форстер,
путешествовавший с Куком,
сравнивал таитянское общество
с древнегреческим, как оно
описано в «Илиаде» и
«Одиссее».
Особой чертой в
положении «короля»,
служившей источником
ошибочного представления
европейцев о его власти, было
то, что верховный вождь
Таити отождествлялся с
божеством. Это
выражалось и в его поведении, и
в его положении, и в
языке и выражениях, с
которыми к нему обращались. ™
£» j г ^ Таитянские «король» и «королева» на плечах
Королевская лодка назы- носильщиков
валась не лодкой, а
«радугой», королевский дом
назывался «небесным облаком». Обращаясь к «королю», все употребляли
метафорические и иносказательные выражения. Верховный вождь и его
жена были окружены рядом ограничений сакрального характера — так
называемых табу. Жена была даже более священной особой, чем сам
вождь, и на нее ложились более сильные табуации.
Все, до чего касались вождь и его жена, становилось их
собственностью. Этим правом вождь пользовался, когда хотел присвоить себе какое-
либо имущество подданных. Обычно вождь и его жена не входили в дом
своего подданного, потому что это сделало бы дом их
собственностью и владелец не мог бы в нем жить. Так же обстояло дело и с землей.
По этой причине «король» и «королева» могли ступать только по той земле,
которая им лично принадлежала. В остальных случаях они
путешествовали на плечах специальных носильщиков. Последние выбирались из
очень сильных людей и ничем иным не занимались, кроме того, что служили
носильщиками «короля» с супругой.
При приближении священного вождя или его жены все подданные
в знак почтения обнажали тело, снимая с себя решительно все одежды.
При нарушении этого обычая придворные раздирали одежды
нарушителей.
Достаточно было нечаянно коснуться «короля», или так стать перед
ним, чтобы на него упала тень, или наступить на тень «короля»,— чтобы
поплатиться жизнью. Считалось, что подобное соприкосновение нарушает
табу. Именно поэтому верховный вождь, попадая на европейский корабль,
неохотно спускался в каюту, ибо над головой у него ходили матросы,
а это считалось нарушением табу.
Положение «короля» было чрезвычайно своеобразно. В тот самый день,
когда жена верховного вождя рожала сына, «король» объявлялся
низложенным и престол переходил к его сыну. Титул верховного вождя наследовался
всегда в пределах одной семьи и переходил от отца к сыну. Новорожденный
617

считался правителем Таити со дня своего рождения. «Король» с этого
времени оставался только опекуном его, правившим от лица сына. Он
должен был совершать по отношению к своему сыну обряд мои-мои
(целования ног).
Верховный вождь Таити имел крупные земельные наделы, по которым
мог свободно передвигаться и которыми распоряжался. Он получал с них
значительное количество продуктов. К сожалению, источники не
указывают, кто обрабатывал земли вождя и каков был порядок обработки. Но
можно думать, что рабский труд, а может быть, труд известного числа
зависимых людей, клиентов, играл решающую роль.
Кроме доходов со своих имений, верховный вождь получал дань с
вождей цыновками, съестными припасами, ценными сортами дерева,
различными ремесленными изделиями. Сроки и размеры этой дани
регулировались соглашением, устанавливаемым между верховным вождем и
нижестоящими вождями. В некоторых случаях верховный вождь прибегал
к насильственным поборам.
Все авторы, более или менее критически относившиеся к наблюдаемому,
согласны с тем, что власть верховного вождя, или так называемого
короля, была строго ограничена целым рядом общественных установлений.
Во-первых, существовал институт вождей-советников. Все низшие вожди,
вожди отдельных деревень и районов, играли роль советников при
верховном вожде. Во-вторых, очень большое влияние имели
землевладельцы — раатира. Без них важные решения не принимались. Совет
вождя представлял собою орган, на котором дела обсуждались
совместно.
Форстер отметил, что вожди уважали верховного вождя не больше,
чем греческие басилевсы уважали Агамемнона, и как раз известная сцена
из «Илиады», где Агамемнон пререкается с другими басилевсами,
всплыла у него в памяти, когда он наблюдал совет вождей на Таити. Это
показывает, что власть верховного вождя зависела от остальных вождей, и
говорить о настоящей монархии здесь не приходится.
Власть вождей деревень и районов была наследственной. Все они
находились в родстве с верховным вождем и имели вокруг себя клиентов —
зависимых людей, которые толпами следовали за ними при выходах.
Это наблюдалось и на других островах.
Верховный вождь не мог сместить подчиненного вождя. Он мог только
потребовать от него повиновения. Для этого посылался гонец с листом
дерева. Если лист принимался — это означало выражение покорности.
Если же лист не принимался — это означало бунт и войну.
Постоянной армии таитяне не имели. Вооруженную силу составляло
народное ополчение, которое призывалось местными вождями по приказу
верховного вождя. Местные вожди являлись со своими ополченцами и
сами ими командовали.
Люди, принадлежавшие к слою раатира, часто тоже обладали немалой
властью и имели значительные группы своих клиентов и приверженцев.
Очень часто происходили смуты. Отдельные вожди отказывались
повиноваться, и это вело к длительным войнам.
Преступления против верховного вождя и других вождей жестоко
карались. Народ же сам решал свои внутренние споры, причем принцип
родства играл в решении немалую роль. Обычными наказаниями были или
изгнание, или смерть.
Характерной чертой общественного строя таитян было также развитие
жречества. О нем сказано дальше.
Очень характерен для Таити институт ареои. Он представлял собой
союз, генетически восходивший к тайным обществам, но уже не имевший
618

ничего тайного в своей деятельности и служивший одним из проявлений
власти господствующей верхушки над обществом.
Он был известен на о-вах Таити, Маркизских и Раротонга, в очень
ослабленной форме — на Гавайских и на Марианских о-вах. На
западе Полинезии, т. е. на Тонга и Самоа, его не существовало.
Наибольшего значения он достиг на Таити.
К сожалению, сведения об ареоях недостаточно полны и не позволяют
проникнуть за кулисы этого института. Кук и Форстер описали внешнюю
сторону деятельности ареоев. Миссионеры ненавидели ареоев, ярых
выразителей языческой религии, наиболее ожесточенно боровшихся против
христианства, и поэтому их описания пристрастны и выдержаны в
обличительных тонах; но суть этого института ими не разъяснена.
Пожалуй, наилучшее, наиболее точное описание ареоев дал француз
Моренго, который в 1837 г. был на Таити.
Общество это, с религиозной точки зрения, было связано с культом
бога Ορο. Согласно легенде это общество основали братья-близнецы Оро-
Оро и Урототефа. В него принимались люди всех рангов и социальных
групп. Прием в ареои был довольно сложным и сопровождался обрядом
инициации. Все общество распадалось на семь ступеней, знаками различия
для которых служили разные виды татуировки. Самая высшая ступень
называлась буквально «пестрая нога», так как у ее членов ноги были
татуированы. У членов других ступеней татуировка была меньше. В низшей,
седьмой ступени состояли кандидаты, еще не прошедшие татуировки. Им
предоставлялась самая утомительная часть плясок и пантомим,
исполнявшихся ареоями*
Кастовый принцип в известной мере соблюдался и при приеме в
общество. Арии — люди высшей касты — вступали прямо на высшую
ступень общества, минуя низшие. Напротив, люди низших каст, чтобы
добраться до высших ступеней ареоев, должны были пройти все градации.
По сообщению, единственному правда, французского исследователя
Лессона, вступление в общество было связано со значительным
материальным взносом.
Во главе общества стоял предводитель, который обладал привилегией
носить пояс из красных перьев. Он выбирался из членов высшей ступени
общества. Членами общества могли быть и мужчины, и женщины (в
пропорции 5 : 1, т. е. пять мужчин — одна женщина). Каждый желающий быть
принятым давал присягу умерщвлять всех детей, которые у него будут
с этого времени рождаться. Обычай умерщвления детей составлял
неизбежную и обязательную принадлежность общества ареоев. Затем кандидат
проходил через некоторые обряды инициации и долгое время
прислуживал членам старших рангов. При вступлении в общество человек получал
новое имя. Если в общество вступал женатый мужчина, то и его жена
автоматически становилась членом общества.
Вступление в высшую ступень сопровождалось особым праздником
с музыкой, танцами и пантомимами в марае {марай — это святилище,
представлявшее собой большую огороженную, выложенную камнями
площадку с ритуальными скульптурами и строениями).
Ареои переезжали с острова на остров и устраивали сложные и
замысловатые пантомимы и театральные представления,— так называемые упа-
упа. Участниками пантомим были большей частью новички, проходившие
тренировку, или члены низших рангов. Высшие ранги не выступали в
этих представлениях.
Представления упа-упа, которые давались ареоями, Дюмон-Дюрвиль
описывает в следующих словах: «Сидя в кругу, они запевали легенду
или гимн в честь бога или какого-нибудь славного ареоя. Потом один
619

из общества становился в
середине и начинал
речитатив, а другие хором ему
вторили, сначала тихо и.
глухо, потом все шумнее и.
невнятнее. Затем
следовала всякого рода борьба, но
не кулачный бой, который
они считали недостойным,
их звания. Любимым
развлечением были пляски,
которым они часто
посвящали целые ночинапролет.
Просторные и хорошо
украшенные здания предна-
Татуированноя рука вождя племени с Map- значались для этого уве-
кизских островов селения. Нередко
празднества происходили в
лодках, особенно, когда
властитель острова принимал участие в экспедиции»1.
Нередко, давая своим игрищам сатирическое направление, ареои
обращали их в насмешку над жрецами, начальниками, простолюдинами; в
игрищах иногда находили отражения общественные события.
Когда ареои умирали, тела их хоронили в марае. Деятельность ареоев
носила периодический характер; весь летний сезон, сезон солнца, ареои
ездили по островам и давали свои представления.Наоборот, в зимний
сезон, когда считается, что солнце «засыпает», деятельность их
прекращалась, и они расходились по своим домам.
Путешествия, которые совершали ареои, представляли импозантное
зрелище. Они особенно привлекали к себе внимание исследователей.
Ареои переезжали с места на место целой флотилией, иногда числом
в 30, 50, 100,150 лодок. Приезжая на новое место, они занимали
общественное здание, устраивали там спектакли и жили за счет местного
населения. Это сопровождалось разорительными поборами, налагавшимися
на местное население, и приводило к недовольству раатира. Эллис
приводит речь одного раатира, который на общем собрании деревни жаловался
на бесчинства, творимые ареоями во время переездов.
Действительно, на Таити очень часто можно было видеть
необработанные плантации, разрушенные дома, заброшенные районы. Когда
появлялась банда ареоев в несколько сот человек, она уничтожала все,
как саранча, а раатира не имели сил и возможности им противостоять
и теряли интерес к обработке земли и к ремеслам. Наоборот, арии
(«благородные»), часто сам верховный вождь, сопровождали их во время
путешествия. Для них празднества и представления ареоев были любимым
зрелищем.
Между ареоями и высшим слоем общества существовала особенно
тесная связь. Ареои высших рангов обладали правом конфискации
собственности. Они могли забрать любую вещь, которая им понравится.
В целом таитянский социальный строй в конце XVIII в. был чисто
кастовым. По образному выражению самих таитян, их общество можно было-
сравнить с лодкой. Они говорили: Таити — это лодка; «король»— это
парус; вожди — это мачта; раатира — это снасти, поддерживающие
мачту, товау, или иатоаи («братья вождей», вожди-ораторы, сообщающие
решения вождей народу),— это поперечная балка, соединяющая лод-
1 Dumont d'Urville. Ук. соч., т. 1, стр. 568.
620

>ку с балансиром; манахуне (простой народ) — это балансир,
придающий лодке устойчивость.
Иной была структура общества на Маркизских
МостроваИе островах. Здесь не было еще верховного вождя,
остро Каждое племя сохраняло свою самостоятельность.
Власть вождя племени, насколько можно судить по имеющимся
сведениям, была невелика. Внешних знаков отличий, 'кроме богатой
татуировки, он не имел. На о-ве Нукухива таких вождей, по словам Лангсдорфа,
спутника Крузенштерна, было 10—15.
Более реальная власть находилась в руках жреца may а. Он мог
налагать табу, а системой табу регулировалась вся жизнь нукухивцев.
Впрочем, жрец действовал обычно заодно с вождем, и очень часто они
были связаны близкими родственными отношениями. Жрецы жили в
пределах марая.
Третьей видной фигурой был военный вождь — тоа. Он избирался из
числа храбрейших воинов. Он руководил военными операциями: вождь
племени сам в походах не участвовал.
„ Независимо от того, существовала ли фигура
верховного вождя, или «короля», как на Таити и Тонга,
пли она отсутствовала, как на ряде других островных групп (Самоа,
Маркизских и т. д.), очень часто происходили военные столкновения между
племенами с целью захвата земли и рабов. Кровная месть, спор из-за
женщин служили обычно лишь предлогом для объявления войны, но не
подлинной причиной;
Вопрос о войне решался вождями и жрецами. В битвах значительную
роль играли жрецы, предсказывавшие успех или неуспех сражения.
Войны сопровождались большими жестокостями, иногда истреблением
жителей целых районов. Во время войны вырубали плодовые деревья
врага.
Частые войны вели к выделению особой группы почитаемых воинов.
В эту группу, пользовавшуюся большим авторитетом, могли войти люди
вне зависимости от своей кастовой принадлежности.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
РЕЛИГИЯ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ В ПРОШЛОМ
Переход от первобытно-общинного строя к классовому,
совершившийся в Полинезии еще до вторжения европейцев, отразился в
формировании новой идеологии» Формы идеологии и
представления, которые типичны для первобытного родового общества, в Полинезии
частично отмерли, частично приобрели новую окраску. Ломка
социальных отношений сопровождалась ломкой устаревших навыков,
воззрений и религиозных представлений, сложением новых идей. Шел процесс
зарождения новой идеологической системы как совокупности
определенных социальных и культовых норм, системы, связанной с жречеством, с
о известной канонизированной моралью и, наконец,
еТ^ТричеескийеВ,с определенными классовыми функциями. Процесс
характер формирования и образования этой системы особенно-
интересно проследить на полинезийском материале.
Первобытные религиозные представления находились в Полинезии
в стадии разложения, отмирания. Тотемизм, например, принадлежал
здесь далекому прошлому. Лишь местами, на о-вах Самоа и
особенно на о-ве Тикопиа, сохранились пережитки тотемических
представлений.
Магия утратила самостоятельное значение в Полинезии. Нельзя
сказать, что магические представления здесь вовсе исчезли,— эти
представления живут даже и сейчас, они существуют, но они рассматриваются
как некое производное от других более могущественных, более важных
сил.
Таковыми прежде всего являлись мана и табу — полинезийские
понятия, в значительной мере окрашивающие всю полинезийскую религию.
Эти два понятия неразрывны: мана — положительная сторона одного
явления, а табу — отрицательная сторона того же явления. То, что
наделено какой-то силой мана, рассматривается как табу, т. е. как запретное.
Мана Религиозное представление о таинственной сила
мана впервые открыто миссионером Кодрингтоном
у меланезийцев (см. главу 17 «Религия меланезийцев»). Это открытие
породило целую дискуссию. Но последующими исследованиями было
установлено, что в наиболее чистом и развитом виде, в наименее смешанном с
анимистическими представлениями виде, мана встречается в Полинезии;
Полинезия является не только классической страной табу, но и такой-
же классической страной маны.
622

Мана — это некая особая сила, приносящая удачу и счастье. Но
обладали ею далеко не все. Мана особенно выделяла вождей и благородных.
Они обладали самой сильной маной и прилагали все усилия к тому,
чтобы ее не утратить.
Вождь маори, будучи взят в плен, терял ману. Вообще вождь должен
был остерегаться каждого действия, которое могло нанести ущерб его
мане, его авторитету, его престижу и силе. Например, нарушение
этикета, принятого при разговоре с вождем, приводило к ущербу именно
маны вождя. Жрец не смел садиться в той части дома, где жили женщины,
иначе он терял часть своей маны. Племя, побежденное врагами, теряло
часть своей маны.
Таким образом, мана была связана с властью и авторитетом, и, теряя
свой авторитет, нанося ему ущерб, человек в то же время терял свою
ману. Колдун, жрец, вождь обязательно должны были обладать маной,
потому что именно в мане заключена их власть и сила.
Рабы же вообще считались лишенными маны. Зависимые и мелкие
земледельцы и ремесленники, если и обладали маной, по представлению
полинезийцев, то считалось, что их мана гораздо менее сильна, чем
мана наследственной знати. Следовательно, наиболее яркая и определенная
функция маны — ее социальная функция. Идея маны освящала и
оправдывала социальную дифференциацию.
Точно так же табу, представляющее собой не что
а у иное, как негативную формулировку маны,
является понятием строго социальным. Само слово табу чисто
полинезийское, оно было впервые привезено из Полинезии Куком, а впоследствии
вошло в качестве научного термина во все европейские языки.
По старинным представлениям полинезийцев, все существующее
делится на две самые общие категории: на моа — священное и ноа —
простое. То, что является моа, должно обладать маной, оно составляет
собственность богов и всегда является при этом в той или иной степени табу,
т. е. запретным. В тоже время табу составляет и все вредоносное, опасное,
от чего следует людей оградить путем запрета.
Силой табу обладали только вожди и «благородные». Они
пользовались ею в своих классовых интересах; сама личность вождя была
предметом табу. Бесспорно, что происхождение^табу восходит к глубокой
древности и связывается с явлениями, характерными для типичного
доклассового общества, с регулировкой процессов общинного производства
и т. п. Но с разложением первобытно-общинного уклада идея табу
получает совсем новый смысл. Для Полинезии совершенно ясна классовая
роль табу, его связь с общественным строем. Табу передавалось простым
прикосновением, причем человек высшего сословия мог наложить табу на
любую вещь, а люди низшего сословия не только теряли^на нее всякое
право, но даже не смели к ней прикоснуться.
Ни в чем так рельефно не выступает прямая связь
Священные полинезийской религии с общественными отноше-
вожди ниями, как в обожествлении самих носителей
общественной власти — вождей, королей. Почти на всех островах
Полинезии власть вождей облекалась священным ореолом, и сами вожди, как
живые, так и умершие, были не только предметом табуации (о чем уже
говорилось), но и настоящим предметом культа. Некоторое исключение
составляли о-ва Тонга, где священный вождь — туи-тонга — уже
задолго до появления европейцев был оттеснен от реальной власти,
сохранив за собой только религиозные функции, а реальная светская власть
была захвачена королями (гоу), личность которых уже не была окружена
нимбом святости.
623

Священные прерогативы вождей были на одних островах больше, на
других меньше, но вожди везде ими широко пользовались для
укрепления своей власти. Особенно священными считались голова вождя и его
набедренная повязка; но и вообще все, принадлежащее вождю, было
неприкосновенно для простых смертных и грозило им смертельной
опасностью.
Отсюда и обычный запрет произносить имя вождя, а равно и слова,
созвучные этому имени. Такой запрет существовал на Самоа, Таити, Ман-
гаия и других островах.
Гробницы умерших вождей и королей становились святилищем.
Большинство святилищ {марай, аху) на полинезийских островах по
происхождению своему как раз и является местами погребения вождей.
ж в ДРУгая категория священных лиц — это профес-
речество сиональные жрецы.
Жречество, его организация и функции были неодинаковы на
разных островах. В большинстве случаев различались две его
разновидности: собственно жрецы, как члены определенной корпорации, и
прорицатели-шаманы, «вольнопрактикующие» и пользующиеся приемами
инспирации (вдохновение, одержимость). Первые назывались обычно тохунга,
тахуга, тухунга, кахуна; вторые таула, таура, may а, каула.
Тохунга представляли собою по большей части служителей храмов
и святилищ, они посвящали себя служению определенным богам. На
некоторых островах, однако, тохунга составляли не храмовое жречество,
а специалистов довольно различных профессий, полурелигиозного,
полусветского характера. Тохунга были не только жрецами, колдунами,
шаманами, но и учителями тайных знаний, врачами, руководителями
обработки земли, астрономами, церемониймейстерами; они составляли
нечто вроде особой касты и делились на несколько различных категорий.
Некоторые жрецы оспаривали власть и у королей, но чаще выступали
как исполнители королевской воли.
Наиболее развито было жречество на о-вах Таити. Здесь жрецы
составляли обособленную наследственную касту, очень тесно связанную с
вождями родством и положением. Часто вожди помогали жрепам, а жрецы —
вождям.
Жрецы пользовались большим весом. Они возносили молитвы,
приносили жертвы. Молитвы не говорились, а пелись, и их пели на языке,
который был мало понятен народу. Это был старинный, архаический язык,
который сильно отличался от таитянской р!азговорной речи.
На Таити существовали святилища—марай. Марай были различные:
некоторые почитались на всех островах, но были также марай локального
значения и были марай семейные. Каждая семья имела свой небольшой
марай или храм. Специальные марай имели строители лодок и рыбаки.
В крупных мараях жили жрецы. Там находились жертвенник и
изображения богов. Очень часто эти изображения передавались из одного
марая в другой; считалось, что боги как бы совершали путешествия
для осмотра своих храмов. Марай служили также местом погребения для
•благородных, жрецов3
Прорицатели-шаманы, таура или таула, не всегда резко отличались
от тохунга. Однако для них характерно применение экстатических
приемов для мнимого общения с божеством. В момент одержимости в
пророка якобы вселяется божество. По описаниям наблюдателей, подобные
припадки создают картину шаманского камлания. Вот как, например,
описывает Эллис сеансы на Таити:
«Лишь только бог, по общему мнению, вошел в жреца, последний
начинал страшно дрожать и доводил себя до высшей степени бешенства;
624

Марай— святилище. О-в Нукухива
мускулы его членов как будто конвульсивно сжимались, тело раздувалось,
выражение становилось ужасным, черты лица были искажены, глаза
дики и напряжены. В этом состоянии он часто катался по земле, с пеной
у рта, и как будто мучился под воздействием божества, которое в него
вселилось, и в резких криках, громких и часто нечленораздельных
звуках раскрывал волю богов. Присутствовавшие жрецы, опытные в этих
мистериях, принимали и передавали народу полученные таким образом
сообщения»1.
В подобное состояние экстаза некоторые таура, более нервные,
впадали непроизвольно, другие применяли искусственные способы. В
числе последних известную роль играло, особенно в Западной Полинезии,
питье кавы. Прорицателям приписывали способность ясновидения и
другие чудесные свойства.
Полинезийские представления о судьбе душ после
Загробный смерти стояли в сильнейшей зависимости от общест-
мир венных отношений. Загробный мир в пзвестпой
мере копия земпого. Посмертная судьба души определялась рангом
человека при жизни. Только люди высших каст могли рассчитывать
на загробное благополучие. Для них существовал мир душ на небесах
или в счастливой «Гавайки»; простому же пароду было уготовано менее
злачное место. Так, на Маркизских островах существовала вера в то, что
души простых людей идут в подводное царство, а души вождей — на
вебо. По другим представлениям, оба загробных царства находятся под
землей, но для вождей там собраны все блага жизни. На о-ве Раротонга
считали, что души простых идут в мрачное По, а д>ши знатных — в
Аваики. впрочем, лишь при условии выполнения определенных
погребальных обрядов. На Таити простые души точно так же идут в По, для
знати же предназначено царство душ на небе. По другому верованию,
ι W. Ellis. Polynesian researches, vol. I, 2-d ed. London, 1831, стр. 373—374.
40 Народы Австралии и Океании д~с

Фигуры легендарных предков на стенах амбаров для съестных припасов.
Новая Зеландия
души простого народа поедаются богами и погибают, а остаются жить
только души жрецов и членов общества ареоев. Но резче всего была
выражена идея социального неравноправия перед лицом загробного мира у
островитян Тонга: здесь считали, что посмертное существование вообще
составляет привилегию аристократии, тогда как души простых людей
погибают сразу; же после смерти.
Подобные представления очень характерны для зарождающегося
классового общества: они служат в руках племенной аристократии, вождей,
королей идейным орудием еще большего укрепления своей власти.
В раннеклассовом обществе такие представления о загробном мире
встречаются довольно часто: они известны в религии древних египтян,
вавилонян, древних германцев и др. Лишь гораздо позже возникает другая
идея о загробном мире — идея воздаяни согласно которой
человек, страдающий здесь, на земле, будет вознагражден после смерти: эта
идея, всего ярче, как известно, выраженная в христианской религии,
родилась в связи с резким обострением классовых противоречий,
когда интересы господствующего класса потребовали дать какое-то утеше-
626

ние угнетенным массам и тем отвлечь их от прямой борьбы за свои
права. Полинезийское общество еще не дошло до такой стадии развития
классовых антагонизмов.
Погребальные С пРеДставлениями ° загробном мире были свя-
обряды заны и погребальные обряды полинезийцев. В них
еще ярче отразились чисто социальные факторы и
прежде всего — классовое деление общества. Наряду с этим в
погребальных ритуалах сказывался островной, океанический тип всей культуры
полинезийцев и сохранялись смутные воспоминания об их морских
переселениях.
На Самоа, например, практиковалось отправление тела умершего на
лодке в море. Этот способ, вероятно, был распространен прежде более
широко: его пережитком было обрядовое употребление лодки при
погребении, особенно вождей, на Маркизских о-вах, на Таити. Можно
думать, что отправление трупа в лодке в открытое море есть обычай,
возникший в эпоху великих морских переселений и связанный с
воспоминанием о стране предков: покойника как бы отправляли на его старую
родину. Ведь неспроста смешивались в полинезийских представлениях
два понятия: прародины и загробного мира. То и другое обозначалось
словом «Гавайки», понимавшимся местами в первом, местами во втором
смысле.
В Полинезии вообще преобладали три формы погребения: зарывание
в землю, бальзамирование с положением в склеп и водяное погребение.
Почти везде довольно резко различались два ритуала: один —
применявшийся к вождям и знати, другой — к простым смертным. Это связано с
наличием представлений о двух разных мирах душ: один для
аристократии, другой — для простого народа.
На Таити, например, рядовых общинников хоронили в земле в
сидячем положении, без особых церемоний. Тела «благородных»
мумифицировались: тело вскрывали, из него вынимали внутренности, затем оно
пропитывалось кокосовым маслом до тех пор, пока не становилось
твердым, как дерево. Тогда его хоронили в марае, предварительно, на
некоторое время, выставив для осмотра. Вождей же бальзамировали
и хоронили в фамильных усыпальницах; черепа их впоследствии
сохраняли. Так же хоронили вождей и на Маркизских о-вах; тела же
простых людей клали в пещеры или на деревья. На о-ве Мангарева
существовал обычай рассечения трупов, а также пещерного погребения, но
вождей хоронили в священных мараях. На Самоа рядовых покойников
зарывали в землю или оставляли на подмостках в лесу, а кости потом зарывали;
тела же вождей бальзамировали и помещали в каменных склепах. Также
поступали с умершими вождями и на Тонга, а остальных людей зарывали
без всяких церемоний.
„ ^ Для высокого уровня развития полинезийской рели-
Пантеон богов ^ J х gf
гии характерно наличие пантеона великих богов.
Этим она резко отличается от идеологии меланезийцев, знавшей только
духов, ноне богов. Появление сонма богов — это опять-таки закономерное
порождение той стадии развития общества, на которой оно само
распадается на господствующий и угнетенный классы. Небесные боги —
отражение земных вождей и королей.
Полинезийский пантеон богов был неодинаков на разных архипелагах.
Но имена некоторых, наиболее крупных, повторяются чуть ли не по всей
Полинезии, хотя под одинаковыми именами скрываются нередко
различные образы.
Наиболее распространены в Полинезии четыре имени великих богов:
Тане, Ту, Ронго и Тангароа. Фонетическая форма этих имен, правда,
40*
627

меняется по диалектам, и еще более
меняется самый характер образов, тем не менее
некоторые общие черты этих богов можно
определить.
Тане — это по преимуществу солнечный
бог, в то же время олицетворение мужского
начала, бог-оплодотворитель, бог-творец.
Ту — бог войны. Ронго (Лоно, Ро'о) — бог
дождя, земледелия, жатвы. На о-вах Ман-
гарева Ронго — верховный бог, получивший
превосходство над своим братом Тангароа.
Наиболее интересен и разнолик образ
Тангароа (Тангалоа, Тагалоа, Таалоа, Кана-
лоа), распространенный почти повсеместно.
На о-вах Мангарева он — один из
соперничающих братьев — первичных богов.
У самоанцев Тагалоа — создатель земли и
людей. На о-вах Тонга функции Тангароа
были ограничены: он только
бог-покровитель ремесленников и художников. На
Бог войны. Изображение укра- Маркизских островах Тангароа — бог моря
шено красными перьями. и рыб.
Гавайские острова Другие боги имели более ограниченный
круг распространения. Из них можно
назвать Тики (Тии), который представлялся как создатель человека или
первый человек-прародитель; Ορο — бог войны на Таити; Таири
(Кайли) — божество с теми же функциями.
Полинезийская мифология интересна тем, что на
Эволюция ^ ней можно проследить эволюцию мифологических
полинезийской образов; древние образы «культурных героев», пер-
идюлогии воначально связанных с тотемами фратрий, здесь
превращаются в демиургов-мироустроителей, а в дальнейшем в великих
богов природы, богов-небожителей.
Один из наиболее архаических изводов космогонического мифа
записан на о-вах Мангарева: этот миф сохраняет еще черты древней тотеми-
ческой мифологии (образы предков — полуживотных-полулюдей) и
отчетливый мотив божественных близнецов, восходящий, как у
меланезийцев, к дуально-экзогамной организации.
Мангаревский миф рассказывает, что первым живым существом был
Фатеа — отец богов и людей, изображаемый в виде
полурыбы-получеловека: делился он вертикально: правая сторона — рыбы, а левая —
человека, один глаз рыбий, другой человечий, с правого бока — плавник,
а с левого рука.
По другому, быть может более позднему, варианту, Фатеа был
человеком, обладавшим поразительными глазами. Они у него были
расположены один над другим, верхним глазом было солнце, нижним — ме-
<5яц. Фатеа был порожден Великой Матерью вселенной. Кроме него, она
произвела на свет множество детей.
Фатеа нашел себе жену, и от этого брака родились божественные
близнецы — Тангароа и Ронго, первые существа, наделенные чисто
человеческими формами. Тангароа должен был родиться первым, но его
брат Ронго опередил его.
Тангароа выступает в качестве положительного начала и
«культурного героя». Он обучил людей земледелию, и Фатеа хотел сделать его
хозяином вселенной, но жена его не согласилась. Она настаивала на том,
628

что Ронго должен получить свою часть вселенной. По полинезийскому
обычаю родители не имели права касаться пищи старшего сына.
Поэтому Фатеа согласился разделить мир, как говорит миф, между Ронго и
Тангароа, так как в противном случае, если бы они отдали весь мир Тан-
гароа, им нечего было бы есть.
Разделили они вселенную так: все красное на земле и в океане получил
Тангароа, все остальное, т. е. большую часть, получил Ронго. Например,
из многочисленных сортов таро один только красный сорт принадлежал
Тангароа, а остальные сорта — Ронго. То же с ямсом и с кокосовым
орехом. Все сорта хлебного дерева принадлежали Ронго. Большая часть
богатства океана принадлежала Ронго. Люди тоже были поделены между
Тангароа и Ронго. Все светловолосые считались детьми Тангароа, все
темноволосые — детьми Ронго. Поэтому, когда Кук впервые появился
на о-вах Мангарева, то местные жители, пораженные светлой кожей и
волосами его матросов, приняли его со спутниками за потомков
Тангароа.
Миф рассказывает дальше, что Тангароа не понравилось такое
деление, потому что большая часть мира досталась брату. Поэтому ов
собрал большой запас красной пищи, погрузил ее на лодку и отплыл в
неизвестном направлении, оставив острова во власти брата Ронго.
В соответствии с этим мифом на о-вах Мангарева и Таити Ронго был главным
богом. В честь его здесь воздвигались храмы, приносились кровавые
жертвы.
Таким образом, хотя мангаревский миф рассказывает о богах, но их
образы — братьев-близнецов — еще обнаруживают с полной ясностью
черты древних героев — тотемов фратрий: память о них сохранилась,
между прочим, в представлении о различном цвете кожи потомков
обоих братьев.
Теперь интересно проследить, как образы этих древних тотемов и
«культурных героев» меняют свою форму на других островах, где мифология
получила дальнейшее развитие.
Так, в самоанских мифах главный бог — Тангалоа, бог солнца и
радуги, а Ронго — его сын.
Один из источников так характеризует эти представления: Тангалоа —
создатель людей, сын беспредельного безоблачного неба. Он существует
в пространстве, но неизвестно, когда и откуда пришел. Он обитает в
протяженности. Он всегда существовал и не имеет начала. Это — небесный
бог, создатель людей и земли. Его атрибутом является гром. Но он же и
культурный герой, научивший людей строить лодки и дома.
Самоанский рассказ о сотворении мира трудно даже передать, так
абстрактно и отвлеченно он выражен. Это сложная метафизическая
система, которая гласит, что сначала было ничто, потом из этого ничто
стали появляться различные силы, или качества, возникли аромат, пыль,
появилось познаваемое и т. п., и т. д. — длинный ряд отвлеченных
понятий. Небо вступило в брак с Землей, и от этого брака произошло
пространство. Огонь и вода тоже вступили между собой в брак, и отсюда
возникли твердая почва, скалы, деревья.
Космогония развивается последовательно. Характерна борьба
противоположных начал: огонь борется с водой, небо—с землей, это
порождает последующее развитие и появление дальнейших элементов
космогонии.
В мифе рассказывается, что земля сражалась с огнем и была
побеждена, огонь сражался со скалами, скалы были завоеваны, большие камни
сражались с маленькими, малые были побеждены, трава сражалась с
деревьями и была побеждена, и так идет бесконечно, пока не доходит до
629

происхождения всех культурных благ и людей. Тогда же и выступает,
наконец, главное действующее лицо самоанской мифологии—Тагалоа
(Тангалоа), верховный бог.
Он сделал Саваиии Уполу из камней, брошенных им с неба в море. Он
послал свою дочь Туливвиде птицы искать землю. Здесь мы находим
очень частое мифологическое представление, что первоначально была
вода, а не земля. Тули летала очень долго, но нашла только водяную
пыль и вернулась без результата. Тагалоа послал ее снова. Она снова
полетела, нашла болото, но не нашла места, где можно было сесть.
Затем, уже в третий раз, она нашла какие-то сгущения вроде земли и в
конце концов обнаружила землю, растения, животных. Тагалоа
отправился на найденную ею землю. Он сделал человека из раковины.
Самоанцы говорят, что он сделал его из мягкой раковины, поэтому человек
недолговечен, а если бы Тагалоа сделал человека из твердой раковины, он
был бы долговечен.
По другому мифу, Тагалоа покрыл острова вьющимися растениями,
из сгнивших стеблей которых образовались личинки и черви, а из них
люди. Что же касается вождей, то они имеют более благородное
происхождение: они потомки самого Тагалоа, сочетавшегося с женскими
духами.
На других архипелагах Полинезии встречаются различные
мифологические мотивы, из них некоторые составляют лишь варианты одних и
тех же древних общеполинезийских мотивов.
Было бы неверно думать, что развитие мифологии на отдельных
островах Полинезии, появление новых мотивов и сюжетов было чисто
стихийным процессом народного мифотворчества. Для полинезийцев этап
стихийного мифотворчества был уже пройден. У них выделилась
обособленная жреческая каста, которая и захватила в свои руки все,
связанное с религией. Жрецы в значительной мере и сочиняли мифы. Самый
стиль многих полинезийских мифов, составленных нередко из
чередования чисто отвлеченных понятий, носит на себе ясный отпечаток такого
сочинительства и с несомненностью свидетельствует, что это не народное
стихийное творчество, а продукт чисто богословских размышлений
жрецов. Правда, жреческие мифы наслаивались обычно на древнюю
народную основу, но она терялась под позднейшими наслоениями.
Жреческое мифотворчество началось, впрочем, очень давно,—
видимо, уже в эпоху великих переселений, т. е. в I тысячелетии н. э. По
мнению Те Ранги Хироа, лучшего знатока полинезийской культуры, основы
общеполинезийской мифологии были разработаны жрецами святилища
богов на о-ве Раиатеа в архипелаге Таити (легендарная «Гавайки»).
Дальнейшие видоизменения и развитие мифологии происходили уже на
отдельных архипелагах, усилиями местных жрецов.
Интересны особенности религиозно-мифологических представлений и
связанных с ними обрядов на отдельных островах Полинезии.
Древние религиозные представления жителей о-вов
Религия Тонга интересны тем, что в них с поразительной
тонганцев г ' - » г
точностью отразился их самобытный социальный
строй. Мир богов и духов представляет собою почти точную копию тон-
ганского общества. Боги, которые называются хотуа, делятся на
иерархические разряды. Самые высшие — это «первоначальные боги>>; по
сообщению Маринера, их насчитывалось до трехсот, но известны были
имена лишь немногих, и то известны они были главным образом вождям и
«благородным»; знатные семьи считали своими покровителями того или
иного бога этой категории, простой же народ их не знал. Некоторым
посвящались особые дома. Из числа этих богов особенно выделялись
630

Тали-и-Тубо — бог войны и покровитель верховных вождей, королей;
Хигулео — покровитель рода туи-тонга; Ало-Ало — бог ветра, дождя,
жатвы, растительности, покровитель земледелия, которому приносили в
жертву ямс на празднике урожая; Тангалоа — бог художников и
ремесленников, выудивший, согласно мифу, острова Тонга из моря; ему служили
несколько жрецов-плотников. Интересно, что общеполинезийских
великих богов Тане, Ту и Ронго здесь не было. Вторую категорию богов
составляли души умерших вождей и знатных, сохранившие по смерти
свой земной ранг; им не устраивали святилищ, но выделяли
особые посвященные места. Третью категорию образовали души умерших
матабуле, тоже сохранявшие свой прежний ранг. Следующая категория—
прислужники богов. За ними шли мелкие, и притом злые, духи — хо-
туа-поу, которые причиняли людям разные мелкие неприятности
(крупные несчастья считались наказанием со стороны богов). Последнее место
в иерархии богов занимал Моуи — гигант, лежащий под землей и
поддерживающий ее; если он шевельнется, происходит землетрясение.
Судьба души человека после смерти, как уже указывалось, зависела от его
социального положения. Загробная жизнь составляла удел только
знати, души же рядовых людей, туа, погибали сразу же после смерти.
Души знатных отправлялись в царство душ — Болоту, занимали там
соответствующее их рангу место; они назывались хотуа (т. е. боги). Более
сильные из них могли возвращаться на землю, вселяться в жрецов,
вдохновлять их, а также наказывать людей.
Когда перед началом какого-нибудь важного дела хотели получить
помощь или совет божества, то обращались к жрецу. К нему несли
заранее заготовленные дары — зарезанную свинью, корзину ямса и пр.
Все садились на землю в круг, вожди скромно сидели среди других из
почтения к богам. Делили и ели пищу, пили каву. Жрец молчал, опустив
глаза, иногда отвечая на вопросы измененным, низким голосом: он
говорил от имени бога. Постепенно голос его повышался, но этим обычно дело и
ограничивалось. Иногда же присутствие бога проявлялось более резко:
тогда вид жреца, писал Маринер, «делается диким и как бы
воспламененным, вся его фигура возбуждается от внутреннего чувства; его охватывает
общая дрожь; пот проступает на лбу, губы чернеют и вздрагивают;
наконец, слезы начинают струиться из глаз, грудь вздымается от сильного
чувства, и речь становится прерывистой. Эти пароксизмы постепенно
ослабевают». После припадка жрец брал в руку палицу, вглядывался в
нее внимательно, смотрел по сторонам, потом вдруг с силой ударял ею
по земле или по стене дома. «Немедленно же бог покидает его, он встает
и удаляется в задние ряды круга, в толпу»1. Тогда вождь занимал
почетное место, и возобновлялось питье кавы.
Культ богов был делом «благородных». Что касается народа, то
среди него были распространены главным образом магические обряды.
~ Религиозные представления таитян отличались
Религия таитян ^ « * ЛТ
большей сложностью. У них очень прочно
сохранялись черты древнего семейного и болыпесемейного культа. Каждая семья
имела своего покровителя. Он почитался в семейном марае и назывался
Ти. Над семейными покровителями стояли высшие боги, называвшиеся
образно «рожденные ночью». Эта метафора объяснялась мифологией так:
первоначально был хаос, ночь, тьма, из которых и родились боги,
создавшие свет.
Общим таитянским названием для всех богов служил термин этуа,
или атуа.
1 J. Μ а г t i п. An account of the natives of the Tonga islands, vol. I, 2-d ed.
London, 1818, стр. 101.
631

Тремя высшими божествами были небесные боги: Тане, Ορο и Таароа
(соответствует Тангароа в других местах Полинезии), который имел вид
птицы. Ко гхем этим трем божествам обращались с моленьями при
всякой нужде, при общем трауре, при болезни верховного вождя. Обычно
же обращались к своему защитнику, к семейному
духу-покровителю Ти, который считался ходатаем о делах семьи перед верховным
божеством.
Таитянские жрецы пытались создать нечто вроде монотеистической
системы, превратив Таароа в верховного и чуть не единственного бога.
О нем был сложен такой гимн: «Он существовал, Таароа было его имя.
В бесконечном пространстве, и на земле, и на небе не было людей.
Наверху Таароа существовал один. Он стал вселенной. Таароа — это
происхождение, Таароа — это скалы, Таароа — это песок, так его зовут.
Таароа — это свет, Таароа — внутри, Таароа — всюду, Таароа — тверд,
Таароа — мудр, он создал Гавайки...».
Богам приносили жертвы, в том числе и человеческие. Человеческие
жертвоприношения были введены, по таитянским преданиям,
сравнительно недавно, за несколько поколений до прибытия европейцев. Впервые
они были применены на о-ве Раиатеа, где находился крупный храм —
марай бога Ορο, почитавшийся на всех островах Таити. По легенде, бог
Ορο явился жрецу во сне и потребовал человеческих жертв, которые с
тех пор были введены и совершались довольно часто.
По словам Дюмон-Дюрвиля, жертвы приносились во время войныг
при всяких народных смутах и по случаю болезни сильных
начальников, а также при сооружении мараев. Так, когда воздвигали марай на
о-ве Маэво, каждый столб храма был поставлен на трупе несчастного,
заколотого в честь кровожадного божества.
Человеческие жертвы были самыми важными и угодными
божеству. В жертву приносили рабов, людей, совершивших проступок
против вождей или жрецов или почему-либо подозрительных в глазах
жрецов. Когда какой-нибудь округ или какое-нибудь семейство
доставляло таким образом жертвы, оно считалось табу, или обреченным.
К нему потом часто обращались за повторением таких жертв. Из-за
этого часто случалось, что целые семьи бежали в горы и,
одичав, жили там, стараясь не попадаться на глаза вождям, скрываясь
от людей.
Назначение жертвы находилось в руках господствующей группы
вождей и жрецов и в известной мере служило средством террора.
Обычно людей для жертвы выбирали на совете вождей и жрецов, и выбор
держался в строгом секрете. Обреченного убивали ночью, во время сна,
или нападая врасплох где-нибудь в лесу. Затем 1ело его связывали
обычным полинезийским способом, т. е. привешивали к длинной палке руками
и ногами и относили в марай, где и приносили в жертву.
Наряду с этим к изображению бога в марае приносили подношения из
рыб, свиней, плодов, тканей и других предметов.
В целом старая религия полинезийцев, как и их социальный строй,
представляла собою характерные переходные формы, отражая в себе
процесс превращения доклассового общества в классовое. От
религиозных представлений, свойственных первобытно-общинному строю, в ней
осталось немного: следы тотемизма, древние магические и шаманские
обряды, примитивные мифологические представления, на которые,
однако, густо наслоились совершенно иные богословско-космогонические
мотивы. Древняя идея табу (запретов) приобрела чисто социальное содержание
и стала одним из орудий власти в руках господствующих групп. Ту же
роль получило и религиозное представление о таинственной силе мана:
632

в нем отразилась идея власти, авторитета и божественности вождей,
королей и жрецов. Сами вожди, носители общественной власти, стали
предметом религиозного почитания, а тела умерших вождей — объектом
культа. Вместо прежнего сонма духов, как у меланезийцев,— или, вернее,
наряду с ним, сложился пантеон великих богов, богов неба, моря и прочих
стихий природы; в нем отразилось то же расчленение общества на
господствующих и подчиненных.
Создателем пантеона богов и мифов о них была в основном
складывавшаяся каста жрецов, тесно связанная со светскими вождями и
аристократией, освящавшая их власть. Эти жрецы и захватывали в свои руки
весь религиозный культ.
Полинезийская религия — типичнейший образец религии
слагающегося классового общества.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ЗАЧАТКИ НАУКИ, ИСКУССТВО
И РАЗВЛЕЧЕНИЯ У ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ
Высокий уровень общественно-культурного развития
полинезийцев не мог не вызвать появления первых зачатков науки, не
говоря уже об искусстве.
Исключительное развитие у полинезийцев мореходства подняло науку
кораблевождения на довольно высокую ступень. Основным ориентиром
для полинезийских мореходов служили звезды.
Полинезийцы различают восемь стран света и восемь
Географические направлений ветров. В своих путешествиях по океа-
познания г ~ г J
ну полинезийцы пользовались примитивными
картами, составленными из прямых и изогнутых маленьких палочек и
камешков, изображающих пути, направления течений и ветров и острова.
Обычно секрет изготовления и чтения таких карт составлял монополию
вождей и «благородных».
Наличие карт говорит о достаточно высоком уровне географических
дознаний у полинезийцев. Им были прекрасно известны названия и
относительное положение различных островов Полинезии.
Знание небесных светил было необходимо не толь-
Астрономические ко дЛЯ мореплавания, но в известной степени и
знания г
для земледелия.
Полинезийцам были известны многие созвездия и отдельные звезды,
которые имели у них свои наименования. У маори, например, Млечный
Путь был известен под именем Ика-Роа («Длинная рыба»), Плеяды
назывались Матариш, или Аоши, Пояс Ориона — Таутору, или Те-
Какау. Около Антареса (а созвездия Скорпиона) они особо выделяли
созвездие Лодка Тамаререти (Те вака а Тамаререти), а около Ориона —
созвездие Сеть (Те хао о руа). Звезда Канопус обычно называлась Мака-
хеа. Венера как утренняя звезда была известна под названием Кону или
Тавера, а как вечерняя звезда — под названием Мере-Мере. Вега
(а созвездия Лиры) называлась Ваиуи и т. д.
Полинезийцы считали наиболее яркие звезды, вроде Канопуса и
Беги, «благородными людьми», объявлявшими наступление времен года
и т. п. Прочие же звезды считались «простыми».
Полинезийцам были известны и кометы, которым они давали
особые наименования. В прежние времена для отвращения возможных
дурных последствий при появлении кометы произносились особые
заклинания.
634

На Новой Зеландии около каждой крупной деревни находилось
особое помещение, которое европейские исследователи иногда называли
«школой астрономии». Это помещение было открыто для входа ночью —
от сумерок до рассвета, по никто не смел войти в него днем — от рассвета
до захода солнца. Там собирались вожди и жрецы поговорить о том, что
предсказывают звезды об урожае, охоте, рыбной ловле.
С луной, которой посвящено много легенд и сказок, также
связывалось много примет и суеверий. Полная луна считалась благоприятной
приметой для посадки семян на плантациях; когда молодой месяц был
виден «лежащим на спине», это считалось приметой плохой, а когда он
«стоял прямо» или только «наклонялся», это предвещало хорошую погоду.
Время у полинезийцев считалось не днями, а но-
Деление чами (так что, например, маорийское слово апопо,
и счет времени v ^ е>
г переводимое обычно как «завтра», означает
буквально «ночи ночь»). Каждая ночь месяца имеет у полинезийцев свое
отдельное название. В восточной Полинезии ночи месяца названы главным
образом по именам богов, звезд и т. д., т. е. имеют свои специальные
имена. На некоторых островах (Эллис, Токелау и др.) ночи месяца
называются просто порядковыми номерами или название их описывает положение
луны на небе.
Для западной Полинезии пока еще не удалось собрать достаточного
материала, но, повидимому, все известные названия (от семи на Тонга
до четырнадцати на Самоа) ночей месяца являются описательными,
характеризующими положение луны на небе.
Сутки делились на части, которые у маори, например, назывались:
рассвет — «тени утра являются»; восход солнца — «солнце
взбирается»; раннее утро — «дневной свет»; время до полудня — «солнце на
своем пути вверх»; полдень — «солнце прямо, как столб»; время после
полудня — «солнце склоняется»; вечер — «время огней»; заход солнца —
«солнце садится»; полночь — «ночь и день разделены пополам».
Полинезийцы не только умели определять время дня или ночи по
положению солнца, луны, звезд или по приливам и отливам, но знали и
более крупные единицы: времена года, которые они точно устанавливали
по переменному склонению солнца на юг или на север, и месяцы,
которые они определяли по лунным фазам. Названия отдельных месяцев,
однако, не совпадали в Полинезии не только по архипелагам, но даже в
разных частях одного и того же острова. Например, на маленьком
островке Футуна известны две различные системы названий времен года.
Одна была главным образом астрономическая, а другая —
сельскохозяйственная и ботаническая, и ни одна из пар названий одинаковых
месяцев не была одинаковой.
Весьма интересно, что на о-ве Пасхи названия месяцев, за
исключением только одного, вообще не имели себе параллелей в остальной
Полинезии. Название месяца тангароа-уру имеет параллели на о-вах Самоа в виде
тангалоа-фуа и на о-ве Футуна в виде тангалоа, но это может быть
случайностью. Если же не говорить об о-ве Пасхи, то
наименьшее число названий месяцев (семь), имеющих себе параллели на других
островах Полинезии, известно на о-вах Таити.
Весь год обычно делился на два основных сезона — лето и зиму.
Высокое развитие ирригационного земледелия и
Познания строительной техники, в особенности лодкострое-
в области физики г ~ „, „ £ ^
и техники ния> позволило полинезийцам сделать ряд
обобщающих выводов в области техники.
Им известен был механический эффект наклонной плоскости и клина.
Наклонная плоскость находила у них постоянное применение при под-
635

Приспособление для рубки дерева у маори (вид сверху: ство.7
дерева в разрезе)
нимании тяжелых предметов и грузов на значительную высоту: в
случае необходимости специально устраивали отлогий скат. При
различного рода технических работах полинезийцы применяли катки и рычаг
с перемещающейся точкой опоры.
Совершенно своеобразное приспособление изобрели маори для
рубки деревьев: удары каменным топором наносились при помощи силы
лука — снарядом, несколько напоминающим катапульту.
Существовали определенные единицы для измерения длины: ватианга—
расстояние от кончиков пальцев до локтя, маро — расстояние между
вытянутыми руками, хикои — большой шаг и т. д. Единицы эти
применялись как для измерения расстояния на суше между различными
пунктами, так и при различных технических работах.
Полинезийцы имели известные познания и в
области медицины. В случае немногочисленных в
прежние времена внутренних или накожных болезней призывались на
помощь жрецы или знахари. Их приемы лечения напоминали шаман-
Народная медицина
636

ские обряды. Однако полинезийцам были известны и многие целебные
травы и растения.
Гораздо более развита была у них хирургия. Полинезийцы умели
вправлять вывихи и довольно успешно лечили переломы костей путем
наложения лубков из коры. Отмечены и случаи успешной трепанации
черепа.
Несомненна связь развития хирургического искусства полинезийцев
с высоким развитием у них техники военного дела и постоянными
войнами.
Самыми распространенными операциями были ампутации
поврежденных во время сражений пальцев, ступней и даже целиком рук
и ног.
Следует отметить, что эти операции производились каменными и
костяными инструментами при полном отсутствии анестезирующих средств,
что требовало со стороны оперируемого большой выдержки и терпения.
Ранам предоставляли заживать естественным путем, но иногда на
рану накладывали повязки из целебных трав, а в некоторых случаях
подвергали раны своего рода «копчению» в дыму костра.
Взятая из уха собаки кровь, сваренная и сгущенная, применяемая в
качестве мази или внутреннего лекарства, считалась лучшим
заживляющим средством от раны, нанесенной копьем. В случае отравления и
чтобы вызвать рвоту, пострадавшего заставляли держать голову в воде
(реки или моря), пока он не наглотается достаточного количества воды.
После этого его вытаскивали на берег реки или моря и катали по берегу
до тех пор, пока рвота не очищала его желудок. В случае особо опасных
отравлений, вызывавших судороги всего тела, пациента зарывали до
подбородка в землю. Для лечения ревматизма и накожных болезней
местами применялось и применяется в настоящее время купание
в естественных целебных источниках, которыми особенно обильна
Новая Зеландия.
Полинезийцы были очень сильны в акушерстве. В случае тяжелых
родов умели для спасения жизни матери извлекать плод частями.
Внутренние болезни полинезийцы приписывали сверхъестественным
причинам и, как сказано выше, обращались за исцелением к жрецам и
шаманам. Наиболее распространенным объяснением происхождения
болезней было наказание за вольное или невольное нарушение какого-
либо табу. Полинезийцы также верили в возможность насылания
болезней посредством магии.
На некоторых островах Полинезии для воспита-
Воспитание ния МОлодежи существовали «школы»,
соединявшие обучение чисто практическим навыкам с
посвящением в религиозные тайны и т. п. Типичнейшим образцом
подобной школы является маорийская варе-кура.
Эти школы делились на две основные категории. Школы первой —
высшей категории предназначались только для сыновей вождей и
«благородных», которые посвящались там главным образом в религиозные
таинства. Обучение детей лиц всех прочих рангов и каст производилось
в школах второй категории, в отдельном помещении; обучали в них
преимущественно земледелию.
В варе-кура, предназначенной только для арики (т. е.
«благородных», «перворожденных»), основными предметами преподавания были
мифология, священные предания, история, астрономия и отчасти
сельское хозяйство. Важнейшим же было посвящение избранных из
избранных, прошедших через все испытания и искушения, в сокровенные
тайны жизни и смерти.
637

Костяная ручка парадного Церемониальный каменный топор г
веера. Маркизские острова подставка которого покрыта
тонкой резьбой, с о-ва Мангаиа. О-ва Кука
Здание, в котором происходили занятия, считалось священным.
Материал для его постройки собирали все члены племени, но строить его
могли только жрецы; постройка сопровождалась строгими и сложными
религиозными церемониями. Женщинам не разрешалось приближаться
к этому священному строению, и пищу для обучавшихся,
приготовленную на порядочном расстоянии от варе-кура, доставляли туда
специальные посланцы. И обучающие жрецы, и обучаемые ими юноши
считались табу.
Обучение в варе-кура юноша начинал примерно в 12 лет, училось в
ней 20—30 юношей. Обучение продолжалось четыре-пять месяцев в
году — от осени до весны, и полный курс его обычно длился 4—5 лет.
Занимались в варе-кура от захода солнца до полуночи, день же
ученики отдавали физическим упражнениям и развлекались. Каждый жрец
обучал молодежь только тому предмету, в котором он считался
наиболее сильным.
Окончание полного курса обучения сопровождалось своего рода
экзаменами, во время которых испытуемые должны были показать
приобретенную ими во время обучения магическую силу, показать на деле мощь
своей мана, совершая ряд недоступных «простым» людям «чудес»,
например, заставить шевелиться камень, лежащий на ладони, и т. п.
638

г
1
з
Резьба по дереву
1 — верхняя часть палиды, маркизские о-ва; 2, з — палицы-весла,
покрытые тонкой резьбой, о-ва Херви; 4 — часть ручки весла, о-ва Херви

В школе для простых людей молодежь обучалась всем основным
техническим и промысловым навыкам — искусству приготовления всех
родов пищи, сельскохозяйственным работам, изготовлению сетей,
ловушек, различным уловкам охотников и рыболовов и т. д.
Здание такой школы могло вместить около ста человек. Здание это
также считалось священным, но не в такой степени, как варе-кура
для знатных. Сюда допускались и женщины, обучавшиеся всему, что
касалось их домашней работы. Занятия в школе происходили только
зимой. В летнее время школьное здание служило для приема гостей, а
иногда и местом развлечений. Занятия происходили по ночам; во время
занятий единственной пищей служили корни особого вида папоротника,
называвшиеся «пищей войны». Во время занятий в школе водружался
короткий столб как символ бога — покровителя знаний.
Школа практических знаний имелась обычно в каждой деревне; варе-
кура обслуживала все племя.
Полинезийское искусство достигло высокого раз-
Изобразительное вития. Блестящими образцами его являются скульп-
искусство r J
J тура из камня, дерева и реже из кости.
Резьба по камню (человеческие статуи) была особенно развита на
Маркизских островах и о-ве Пасхи. В западной Полинезии резьба по камню,
повидимому, совершенно отсутствовала. Шире была распространена и
особенно высоко развита резьба по дереву.
Наиболее совершенные образцы полинезийской скульптуры — это
резные изображения человеческих фигур. Мотив человеческой фигуры
излюблен не только в скульптуре, но и в большинстве резных
украшений, например на боевых палицах. Прекрасные резные человеческие
изображения известны на Маркизских островах в виде отдельных, часто
очень крупных статуй, на столбах домов, на носах лодок, на палицах,
ходулях, ручках пестов, ручках вееров, на чашах, рыболовных
грузилах, разного рода украшениях для волос и т. п. На Новой Зеландии
резные человеческие изображения встречаются на столбах домов,
лодках, палицах, деревянных ящиках, подвескйх-украшениях и т. д., а
иногда и в виде отдельных статуй из дерева. На о-ве Пасхи кроме
огромных статуй из камня, доставивших острову известность, изображения
человека имелись на палицах и мелких украшениях. На Мангаре-
ве фигуры человека встречаются в виде отдельных статуй или
привязанные в домах к стропилам. На Таити изображения человеческих
фигур известны в виде статуй, вырезаны на носах лодок, ручках вееров,
опахалах от мух, жезлах и посохах. На о-вах Тубуаи и Кука резные
изображения человека делались в виде статуй, а в отдельных местностях—
на домах и веслах. На Гавайских островах, кроме статуй,
характерны фигуры, поддерживающие деревянные чаши. На о-вах Тонга резные
человеческие изображения встречаются в виде деревянных статуй и на
некоторых особых типах палиц, и то редко. Вообще изображение
человеческих фигур для западной Полинезии не характерно.
Как в резьбе, так и вообще в орнаменте в Полинезии преобладает
геометрический стиль. На Новой Зеландии в орнаменте господствует
криволинейный стиль, излюбленный мотив спирали в особенности.
Очень популярны в Полинезии музыка, пение и
Музыка танцы. При относительно бедном наборе
музыкальных инструментов и простоте мелодий музыкальная культура
полинезийцев стояла все же довольно высоко.
Основные музыкальные инструменты: труба из раковин, бамбуковая
трубка, которою били по земле, носовая флейта, деревянный гонг,
барабан, флейта Пана, музыкальный лук, погремушки, свистки.
640

Украшенное резьбой хранилище для съестных припасов — патака. Новая Зеландия
Образцы маорийской резьбы по дереву
41 Народы Австралии и Океании

Сигнальный гонг, покрылый тонким резным орнаментом. О-ва Таити
Первые три музыкальных инструмента — труба, бамбуковая ι рубка
и носовая флейта — были распространены по всей Полинезии. Трубы
выделывались обычно из раковины Triton ausiralis; острую вершину
раковины срезали, и вместо нее вставляли резной наконечник из
дерева, который и брал в руки играющий на трубе. На Новой
Зеландии существовали также и большие, до 2 м длиной, деревянные трубы,
которыми созывались обитатели деревни или объявлялось
приближение вождя.
Бамбуковая трубка делалась из нескольких колен бамбука, часто с
расщеплением на конце. Звук вызывался из нее мерными ударами о землю.
Носовую флейту часто изготовляли из кости, причем особенно
предпочиталась кость ноги врага; размеры флейты колебались от 15 до 45 см
в длину. Один конец флейты вставлялся в ноздрю, другую ноздрю
затыкали большим пальцем руки.
Деревянный гонг по форме напоминает лодку. Очень крупные гонги
достигали длины до 9 м. Небольшие гонги подвешивались между двумя
специально врытыми в землю столбами, большие — между двумя
деревьями. Деревянный гонг известен в Полинезии на о-вах Тонга,
Самоа, Уэа, Футуна, Эллис, Токелау, Пукапука, Ниуэ, Ракаханга, Мани-
хики, Таити, Кука, Новая Зеландия.
Барабан новогвинейского типа встречается во всей восточной
Полинезии. Настоящий полинезийский барабан имеет цилиндрический
деревянный корпус; одна сторона его затянута кожей акулы. Играют на
нем, держа его в горизонтальном положении. Барабан этот известен на
о-вах Таити, Гавайских, Маркизских, Туамоту, Кука, Тубуаи, Манга-
рева, Токелау и Пукапука.
Флейта Пана, состоящая обычно из пяти коротеньких бамбуковых
трубочек, встречается только на о-вах Тонга и Самоа.
Полинезийский музыкальный лук состоял из изогнутого куска
дерева, на внутренней (вогнутой) стороне которого натянуты две-
три струны. Иногда в качестве резонатора к нему приделывалась
пустая тыква. Играли на таком луке зубами. Музыкальный лук был
характерным музыкальным инструментом восточной Полинезии. Он
встречался на о-вах Гавайских, Маркизских, Таити, Туамоту и Рапа:
на Новой Зеландии о нем сохранились сведения в преданиях. Может
быть, он существовал и на о-вах Тубуаи.
За исключением примитивного музыкального лука, других
струнных инструментов Полинезия не знала («гавайская гитара» появилась
под европейским влиянием).
642

В набор музыкальных инструментов на Гавайских островах,
например, входили ударные инструменты: ипу (барабан из калебасы), улиули
(погремушка из кокосового ореха), пуили (погремушка из бамбука),
пуниу (маленький барабан из кокосового ореха), паху (деревянный кот-
ловидный барабан); духовые: носовые флейты, свистки, рог из раковины;
струнные: двух-трехструнный музыкальный лук укеке.
В полинезийской музыке замечательно развиты ритм и мера. Пови-
димому, гамма значительно отличается от европейской. Наиболее
серьезные попытки положить полинезийские мелодии на ноты привели
к созданию специальных знаков для четверти тона и т. п.
Песни поются как под аккомпанемент музыкальных инструментов,
так и без него (a cape! 1а). Особенной популярностью пользуются у
полинезийцев хоровые песни с участием солиста. Много полинезийских
песен записано на граммофонные пластинки, и для европейского уха они
звучат весьма приятно.
Полинезийцы, в отличие от европейцев, исполняют
Танцы, свои танцы, не сходя с места. В танцах обычно
игры и спорт -.
r г принимает участие довольно большое число
людей одного, а иногда и обоего пола.
Особую известность в литературе получили гавайские страстные
танцы хула и маорийские хака. При исполнении хака танцующие, стоя
рядами, под звуки песни изгибают свои тела и руки единообразно,
с поразительной слаженностью.
У полинезийцев имелись специальные похоронные, праздничные и>
военные танцы. При исполнении военных танцев сотни воинов, стоя в
рядах, делали попеременно выпад то в одну, то в другую сторону,
одновременно и слитно потрясая оружием и издавая воинственные клики.
Прежде военные танцы должны были готовить воинов к сражению,
вызывая и усиливая их воинственное возбуждение.
Любимым развлечением полинезийцев были различные игры и
занятие спортом.
Среди детей, взрослых и стариков во всех районах Полинезии
популярным развлечением было пускание змея. Самые простые змеи делались
из листьев, но летали они довольно плохо. Лучшие змеи
изготовлялись из внутренних слоев коры шелковичного дерева и
имели сложную форму, в виде птицы или стилизованной человеческой
фигуры. К ним привязывались на шнурках раковины, которые звенели,
соударяясь во время полета змея. Для устойчивости к змею почти
всегда приделывался хвост.
К числу популярных развлечений следует отнести и хождение на
ходулях, встречающееся на Новой Зеландии, о-вах Маркизских, Пасхи
и др. Трудно сказать, каково происхождение полинезийских ходулей,
так как в местных условиях они никакого практического применения не
имеют.
По всей Полинезии, за исключением нескольких островов, например
Мангарева, была распространена игра (или, лучше сказать, вид спорта)
тека: играющие бросали копья, дротики или просто шесты, и выиграв
шим считался бросивший на большее расстояние.
Различные виды борьбы были особенно популярны среди молодых
людей, которые, достигнув в спортивной борьбе большого совершенства,
часто приобретали своими победами широкую известность.
Иногда борьба переносилась в воду и становилась водным спортом, *
что для Полинезии, как для островного мира, очень характерно. Но
вследствие своего грубого характера (надо было удерживать противника
под водой как можно дольше) эта борьба не была особенно популярна. -'
643
41*

Общественная пляска на о-вах Тонга
Особо распространенным видом водного спорта до сих пор остается
«катанье на волнах». Катающиеся, взяв с собой специальную небольшую
доску, выплывают за линию прибоя. Выждав самую высокую волну,
они направляют доску на самый ее гребень и, встав на доске во весь рост,
летят на гребне прибоя прямо на берег.
Этот вид спорта сохранил в Полинезии широкую популярность до
наших дней и имеет много последователей среди европейских и
американских спортсменов.
Любимым развлечением полинезийцев были также кулачные бои.
Полинезийцы дрались на кулачки голыми руками, иногда попарно, а
иногда и целыми группами — «стенка на стенку».
Интересно, что на Гавайских островах и Новой Зеландии отмечен
своеобразный, не океанический и не южный вид спорта. Это — катание
на санках, или, вернее, на тобоггане. На Гавайских островах
устраивался для этого по склону горы специальный каменный спуск в виде желоба
длиной до 150 м, который покрывался снизу доверху скользкой травой.
На вершине горы ставились деревянные санки с поручнями; катающийся,
разбежавшись, толкал изо всех сил салазки, прыгал на них и, улегшись
плашмя животом, скользил вниз. На Гавайских островах этим видом
спорта занимались алии («благородные»), на Новой Зеландии — дети.
В Полинезии были распространены и другие игры и развлечения, в
том числе игра в мяч, игра, напоминающая европейские шашки, но
игравшаяся на доске в 14x14 (196) клеток, загадки, игра «в веревочку»
«т. д., подробно описать которые не представляется возможным.
^ Полинезийская народная литература, в настоящее
ольклор время в значительной степени уже позабытая,
состояла из стихов, песен, поговорок, пословиц, легенд и мифов, гимнов,
заклинаний и т. п.
644

Полинезийская поэзия имеет ряд характерных особенностей. В ней
отсутствует рифма и почти незаметно никакого ритма. Старинная
полинезийская поэзия представляет крайние трудности для перевода, так как
она изобилует словами и сравнениями, давно утратившими свой смысл
и значение в современных полинезийских языках.
Резко разграничить стихи и песню довольно трудно: гимны, стихи в
заклинания большей частью читают нараспев.
Значительное место среди полинезийских песен занимают трудовые
песни. Имелись специальные песни, которые исполнялись при
перетаскивании из леса на берег тяжелых стволов деревьев, предназначенных
для постройки лодок, гребные песни, помогавшие гребцам соблюдать
ритм гребли, и т. п.
Песен вообще было очень много. Так, например, один старик маори
пропел этнографу Эльсдону Весту 380 различных песен. Среди них были
трудовые, плясовые, любовные, колыбельные, военные и другие.
Еще более богата, разнообразна и утонченна была песенная поэзия у
гавайцев. Прежде всего каждая из их песен (меле) имела несколько
разных смыслов: прямой, буквальный—всем доступный
общераспространенный; мифолого-исторический; глубоко тайный (кауна). Известно не
менее девяти разных видов песен: военные — меле-кауа] прославляющие
родословные и подвиги вождей и легендарных героев — меле-коихонуа]
похвальные (в честь вождей) — меле-куо; лирические — меле-олиолщ
задорные и дразнящие — меле-паеаеа; панегирики в честь какого-
либо лица — меле-иноа; любовные — меле-ипо; песни скорби — меле-
каникау; молитвы — меле-пуле.
У полинезийцев имеется огромное количество пословиц и поговорок,
значение которых без дополнительных объяснений не всегда понятно.
Например, пословица, имеющая смысл «между молотом и наковальней»:
«те, которые избегли морского бога, будут убиты людьми на берегу», —-
имеет в виду существовавший будто бы в древности обычай убивать
потерпевшего кораблекрушение чужеземца.
Полинезийские сказки обычно повествуют о приключениях птиц и
животных и, в отличие от легенд, преданий и мифов, они признаются за
вымысел как слушателями, так и рассказчиками.
Мифология полинезийцев по широте и необъятности этой темы не
может быть рассмотрена. Мифология в той ее части, которая так или иначе
связана с религией, изложена кратко в главе «Религия полинезийцев
в прошлом».
Особый интерес представляют исторические предания, так как они
служат одним из источников изучения истории полинезийцев. Эти
предания составляют обычно часть генеалогии и повествуют о подвигах того
или иного предка.
Полинезийский фольклор, красочный, разнообразный и обильный,
уже давно привлекал внимание исследователей, и лучшие его образцы,
особенно гавайские и маорийские, переведены и изданы
преимущественно на английском языке.

Г ЛАВА 1РИДЦАΪ А Я
НАСЕЛЕНИЕ ГАВАЙСКИХ ОСТРОВОВ
Гавайские (или, как они раньше назывались, Сандвичевы) острова
расположены на самом краю тропической зоны Полинезии и
составляют северную окраину Океании. Архипелаг состоит из
цепи островов вулканического происхождения. Более крупные и важные
из этих островов — Гавайи, Мауи, Молокаи, Оаху (где расположен
главный город островов — Гонолулу) и Кауаи. Общая площадь всех
островов — около 17 тыс. км2. Из них на долю о-ва Гавайи приходится
10 398 км2, т. е. почти две трети общей площади, Мауи — 1885 км2,
Оаху — 1554км2, Кауаи — 1409 км2, Молокаи — 676 км2.
На островах много вулканов. Большинство из них потухло, но
некоторые действуют до сих пор, например Мауна-Доа и Килауэа на о-ве
Гавайи.
Мауна-Лоа — самый крупный из всех действующих на земном
шаре вулканов.
Острова гористы, берега их большей частью обрывисты. Поэтому
местное население жило раньше преимущественно во внутренних районах,
в плодородных долинах.
Гавайские острова были открыты Куком в 1778 г. Правда, Кук был
не первым европейцем, увидевшим эти острова. Более чем за двести лет
до него, в 1555 г., испанец Хуан Гаэтано нанес на карту виденную
им как раз в этой части океана группу островов. Но его открытие,
как и многие другие, сохранялось втайне и осталось неизвестным
в науке.
В 1778 г. численность коренного населения Гавайских о-вов
составляла, по примерным подсчетам, до 300 тыс. Но затем она стала сильно
падать в результате колонизаторской деятельности европейцев и
особенно американцев. К началу XX в. от прежнего коренного населения
осталась ничтожная часть.
Современное население Гавайских островов состоит главным образом
из пришлых элементов.
Аборигены оказались в настоящее время в ничтожном меньшинстве
(3,4% населения). Они сохраняют еще свой язык, но почти полностью
утратили свою самобытную культуру.
Представление об этой культуре, как и о культуре жителей о-ва
Пасхи (Рапануи), можно получить только из письменных источников и
рассказов старых людей.
646

По переписи 1947 г. национальный состав населения Гавайских
островов представляет такую картину1:
Американцы и европейцы 173 тыс.
Японцы · 172 тыс.
Гавайцы-метисы 67 тыс.
Филиппинцы ··..·. 54 тыс.
Китайцы 30 тыс.
Гавайцы (чистокровное коренное население) . . 11 тыс.
Пуэрториканцы 9 тыс.
Корейцы 7 тыс.
Прочие 1 тыс.
Всего 525 тыс.
Хозяйство гавайцев базировалось на развитом оро-
Хозяиство сительном земледелии. Существовала система тер-
и материальная J г
культура Рас и шлюзов, при помощи которых вода
проводилась на далекие расстояния. По специальному
закону об орошении вода пускалась на каждое поле два раза в неделю, а
во время засухи — раз в неделю.
Основным орудием земледелия, при помощи которого землю
поднимали и взрыхляли, была простая палка (о); для изготовления орудий
употребляли каменный топор черенкового типа.
Важнейшим культурным растением на Гавайских островах было таро.
Возделывали также ямс, бататы.
Система землевладения была следующей: вся земля на каждом
острове (мокупуни) находилась в распоряжении верховного вождя (алии ну и),
или, как его называют иначе, короля. Особую категорию представляли
королевские земли, составлявшие личную собственность короля и
всей его многочисленной семьи и находившиеся под его
непосредственным управлением. В остальном остров делился на округа (моку).
Каждый моку представлял собою полосу земли, тянувшуюся от побережья
моря и до вершины горы, занимая как бы сектор острова, обычно
имеющего приблизительную форму круга. Земли моку находились в
распоряжении вождей, алии аи моку (что в переводе означает «вождь, который
ест моку»). В свою очередь моку делились на ахупуа — еще более
мелкие полоски земли: обычно каждый ахупуа занимал одну долину и опять-
таки от побережья до вершины горы. Во главе ахупуа стояли мелкие
вожди алии аи ахупуа (буквально «вождь, который ест ахупуа»). Площадь
одного ахупуа иногда составляла несколько десятков тысяч гектаров.
Наконец, ахупуа делились на мелкие участки (или), находившиеся в
распоряжении больших семей (охана). Земля, обрабатываемая данной
большой семьей в течение поколений, называлась также айна, что
значит кормилица (аи — пища, приготовленная из таро). Название
большой семьи (охана) происходит от слова оха («отросток» или «давать
отростки»): семья приравнивалась образно к отросткам таро.
Земельные участки гавайской большой семьи состояли из нескольких
частей, расположенных в разных местах. Нередки были случаи, когда одну
часть земли большая семья имела в горах, а другую — у берега. Тогда
небольшие домохозяйства, входившие в состав охана и разбросанные в
разных частях ее территории, обязаны были дарить друг другу: одни —
таро, бананы, тапу, другие — рыбу и т. п.
1 United Nations. Non-self-governing territories, 1949, vol. 2, Lake Success, New
York, 1950, стр. 630.
647

Гавайские острова
Основной единицей гавайского общества была большая семья — оха-
на. Она, как пишет один исследователь, составляла общину, в рамках
которой протекала экономическая жизнь. Члены одной оханы
объединялись во всех случаях, когда требовался совместный труд (при
постройке дома, при ловле рыбы и т.п.). Они сообща справляли свадьбы,
принимали знатных посетителей, посылали верховному вождю или
вождям округов рыбу, сахарный тростник, цыновки, тыквы, сосуды. Когда
вожди собирали дань, то они обращались не к отдельным людям и не к
отдельным домам, а к оханам. Во главе оханы стоял представитель
старшей ветви всей этой большой семьи. Он назначал членов семьи на
работу, наблюдал за ее исполнением, распределял улов рыбы между
домами, принимавшими участие в рыбной ловле, наблюдал за сбором
подати, председательствовал на семейных советах.
В прибрежных районах большое место в хозяйстве занимало
рыболовство. Широкое развитие получили на Гавайских островах различные
ремесла. Существовали профессии лодочников, плотников, специалистов
по плетению, ловцов птиц и т. п., что говорит о довольно далеко
зашедшем общественном разделении труда.
Гавайцы жили не деревнями, а хуторами и главным образом во
внутренних районах островов и на склонах прибрежных гор. Жилищем им
служил прямоугольный дом с двускатной крышей из жердей и травы.
Конек крыши поддерживался стропилами. Дома вождей и знати сильно
отличались от домов простых людей. Они были окружены верандами
и состояли из шести отделений: в одном помещались изображения
предков, второе служило местом для спанья, третье — столовой для мужчин,
четвертое — столовой для женщин (женщинам запрещалось есть вместе
с мужчинами), пятое и шестое были рабочими помещениями.
В домах знати можно было найти даже деревянные кресла и зеркала
из полированной лавы. Домашняя утварь состояла главным образом из
648

Поселение гавайцев, 1770 г.
деревянных тарелок и больших калебас, в которых хранили одежду,
съестные припасы и пр.
Одежда изготовлялась преимущественно из тапы. У мужчин она
состояла из набедренной повязки (мало), у женщин — из полотнища,
покрывающего тело от груди до колен (nay). Головные уборы и обувь
носили редко.
Одежду и головные уборы — плащи, накидки — выделывали также
из птичьих шкурок, главным образом грудок красных и желтых
попугаев. В связи с этим было очень развито птицеловство;
специалисты-птицеловы добывали попугаев и других ярко оперенных птиц на шкурки.
Красно-желтая одежда составляла принадлежность «благородных»
(по-гавайски — алии). Король носил длинный плащ мало, вожди —
короткие плащи. Представители знати носили шлемы из птичьих
шкурок и различные украшения из ярких перьев, ожерелья, браслеты
(в том числе ножные) из раковин, костей и зубов животных. Простой
народ украшал себя цветами.
„ „ Гавайское общество распадалось на четыре общест-
Оощественныи строи. А г
Классовое расслоение венных слоя, или касты.
Самый высший слои составляли алии. К ним
принадлежали король и его семья, а также знатные вожди, ведшие свое
происхождение от длинного ряда предков и имевшие крупные земельные
наделы. Второй, самый многочисленный слой состоял из
землевладельцев, располагавших менее крупными земельными наделами; это были
свободные люди (лакааинаа). Третий слой представляли зависимые
лица и ремесленники, которые работали на землях и в поместьях первых
двух каст. Ремесленники были организованы как бы в цехи, имевшие
определенную структуру, секреты производства и подчинявшиеся
установленной дисциплине, и т. д. Наконец, четвертый слой составляли рабы
(каува); судя по довольно противоречивым сообщениям источников, этот
слой пополнялся военнопленными. Принадлежность к каждому
общественному слою была строго наследственной, т. е. сын «благородного»
всегда оставался «благородным», а сын раба — рабом. Браки между
людьми разных каст не допускались. Отсюда видно, что классовое
расслоение среди гавайцев было уже достаточно глубоким.
649

В конце XVIII в. на
Гавайских островах установилась
наследственная власть короля:
вождь о-ва Гавайи после ряда
войн объединил под своей властью
все острова. Титул короля можно
применить к правителям
Гавайских островов, не опасаясь впасть
в излишнюю модернизацию.
Гавайский король считался
номинально господином всей земли.
Ему принадлежали все продукты
земледелия и вся пища,
доставляемая морем. После смерти
какого-либо вождя он имел право
взять его землю себе или отдать
другому лицу. Королевский
титул передавался от отца к дочери
или к сыну равным образом, что
указывает на наличие уже четко
сложившейся, наследовавшейся
в пределах одной семьи
привилегии верховной власти.
Все родственники короля
занимали высокие посты и были
вождями — управителями отдельных
островов или районов главного
острова. Король никогда не
поступал вразрез с желаниями
вождей и во всех серьезных случаях
советовался с ними.
Король имел много жен,
совершенно освобожденных даже от
домашней работы. По словам
Коцебу, «главнейшее занятие
королевских супруг состоит в том,
что они кушают, курят табак, вы-
Гавнец в паринном наряде чесывают себе волосы и отгоняют
мух опахалами»1.
Нигде обычай табу не применялся столь широко, как именно здесь,
на Гавайских островах. Король, его жены, вожди часто злоупотребляли
этим обычаем для своих личных целей, присваивали понравившиеся им
вещи из имущества подданных. Часты были нарушения табу, но за
ними следовали казни, ибо нарушение табу каралось смертью.
Личность короля считалась священной. Смерть короля
сопровождалась многочисленными человеческими жертвоприношениями и
церемониями, длившимися довольно продолжительное время. Обряд похорон
короля был чрезвычайно сложен. В первые два дня по смерти короля
умерщвляли двух человек. Потом тело покойника, одетого в
великолепные одежды, ставили в специально выстроенный домик, а пока строили
домик, убивали еще двух человек. По нетлении королевского тела
убивали еще двух человек и переносили кости короля в специально сооружен-
1 О. Коцебу. Путешествие в Южный Океан и в Берингов пролив...
в 1815—1818 гг. на корабле «Рюрик», т. II. СПб., 1821, стр. 30.
650

Шлем и плащ гавайского короля Камеамеа I

ное для этого капище
{марай), там приносили
в жертву еще четырех
человек.
Хотя власть короля
была наследственной и
особа его окружалась
сакральным ореолом,
король, кроме того, должен
был обладать личными
достоинствами —
мужеством, храбростью; он
должен был хорошо владеть
оружием. В особенности
славился своими
доблестями знаменитый Камеа-
меа I (Камехамеха). Он
проявлял их особенно во
время выполнения
довольно странного обряда,
который совершался раз в
году. Король шел по берегу
безоружный, и воины
имели право метать в него Камсамеа I. Из альбома путешествия
копья. По рассказам Кука °- Е' Кот*ебУ
и других наблюдателей,
воины относились к этому самым серьезным образом, и метали копья
с намерением попасть в короля. Но Камеамеа обладал изумительной
ловкостью. Он чрезвычайно искусно увертывался от копий и даже ловил
их руками. Он сам хвастал, что на Гавайских островах нет воина,
который мог бы пронзить его копьем, ибо он всегда поймает оружие
руками.
Наследник короля считался не менее священной особой. Его можно
было видеть только по ночам, и если кому случалось узреть его
нечаянно днем, то этого несчастного казнили. Коцебу говорит, что «этот закон
настолько священный, что ничто не могло бы удержать от исполнения
оного». Кстати сказать, и для самого наследника короля обычай был
весьма стеснителен. По словам того же Коцебу, он вынужден был почти
постоянно лежать в закрытом помещении1.
Ниже короля стояли правители отдельных районов — вожди,
большей частью находившиеся в известной степени родства с королевской
семьей. Земли, которыми они управляли, принадлежали им либо по
праву завоевания, либо — чаще — по наследственному праву. Камеамеа I,
завоевав в конце XVIII в. большую часть островов, распределил
землю между своими фаворитами и воинами. Они получили эти земли в
наследственное пользование, взамен чего обязаны были помогать королю
в военных действиях. Кроме того, король получал от них дань натурой:
цыновки, разнообразные земледельческие продукты, лодки, орудия и
утварь.
Этим вождям, стоявшим во главе районов, были подчинены вожди,
правившие мелкими районами. Еще ниже стояли мелкие вожди, главы
больших семей, занимавшие свой пост либо по назначению, либо
опять-таки по праву наследования.
1 О. Коцебу. Ук. соч., стр. 30.
651

Все эти вожди должны были платить дань не только королю,
но и каждому вышестоящему вождю. В уплату шло все: лодки,
тапа, сети, свиньи, собаки, плоды, овощи — все, что создавалось и
потреблялось на Гавайских островах. Львиную долю получал, конечно,
король.
Вожди — управители районов — были ответственны за правильный и
регулярный сбор дани. Вожди мелких районов отвечали перед ними;
таким образом составлялась сложная иерархическая система
ответственности.
Кроме уплаты дани, простое население должно было отрабатывать
определенные работы. Обычно полагалось, что из семи дней недели
два дня должны были работать на полях, на постройке дома, лодки и т. д.
своих крупных землевладельцев и вождей. По другим сведениям, на
вождей работали каждый пятый день.
Большим влиянием пользовались служители культа, жрецы и
колдуны. Они составляли как бы особый общественный слой.
Таким образом, к концу XVIII в. на Гавайских островах сложилась
целая система взимания дани и повинностей, в результате которой
большие богатства скоплялись в руках вождей и особенно верховного вождя —
короля.
Земля, как уже сказано, официально считалась принадлежащей
королю, но фактически находилась в руках класса вождей и крупных
землевладельцев. Мелкие же землевладельцы и многочисленные
безземельные пользовались землей до тех пор, пока могли уплачивать то, что
полагалось с нее. Если же хозяин земли находил, что земледелец
возделывал землю небрежно, он мог в любой момент изгнать нерадивого и
передать землю другому.
Своеобразная форма зависимости складывалась в связи с
завоеваниями: завоеванные земли доставались победителям вместе с людьми.
Суд, законодательство и управление полностью были подчинены
интересам вождей. Суд производился и приговоры о наказаниях выносились
на основе обычного права. Распространенной формой наказания за
воровство, за разбой было изгнание из области. Смертной казнью карались
только нарушения табу и супружеская неверность по отношению к людям
высшего ранга, т. е. в том случае, если нарушитель вступал в связь с
человеком низшего ранга; в этом отчетливо выражен классовый принцип.
Вокруг короля и главных вождей группировалось множество
зависимых, клиентов, из которых формировалось подобие военных или
полицейских отрядов, постоянно вооруженных, занимавшихся военной
тренировкой и готовых выполнить любое распоряжение вождя и короля.
Таким образом здесь появились зачатки аппарата насилия.
Это можно видеть и из другого. На Гавайских островах
существовал, правда очень незначительный, штат отдельных должностных лицг
исполнявших распоряжения короля. В случае войны проводилась своего
рода всеобщая мобилизация. Все мужчины острова должны были
явиться вооруженными к своим вождям, и вожди отводили их к королю.
Уклонившихся разыскивали специальные гонцы, которые, найдя беглеца
и продев ему в ухо веревку, приводили его к королю.
Так, ко времени прихода европейцев здесь сложилось государство с
довольно сильной властью короля, явившееся результатом развития
классовых, противоречий внутри гавайского общества.
^ Особый интерес представляет вопрос о получившем
Брак и семья - та! ~
благодаря Моргану всемирную известность
гавайском институте пуналуа. Гавайское слово punalua означает «близкий
товарищ». Морган обозначал этим термином форму брачных отношений,
652

которая якобы пришла на смену кровнородственной семье: это был брак
группы братьев с группой женщин, не состоящих с ними в родстве.
Уже Энгельс на основании имевшихся в то время материалов о
групповом браке считал, что, придавая институту пуналуа чуть ли не
стадиальное значение, Морган зашел слишком далеко. В настоящее время
установлено, что брачные отношения типа пуналуа представляют собою
не типичную форму группового брака, а его позднейшее видоизменение,
сохранявшееся как пережиток в знатных родах. Обычной формой брака
на Гавайских островах был парный брак такого же типа, как и в других
районах Полинезии; начинался переход к моногамному браку.
Система родства была так называемого малайского типа, с ее
характерными признаками, т. е. с относительным развитием терминов для
обозначения свойственников и т. п. Морган, анализируя впервые
«малайскую» систему родства, взял за образец родственную терминологию
именно гавайцев. Эту систему поэтому правильнее называть «гавайской».
На Гавайских островах, так же как и повсюду в Полинезии, брачные
отношения между братьями и сестрами, как правило, запрещались.
Запрещение распространялось и на классификационных братьев и
сестер, но как далеко и в какой степени строго — теперь установить уже
невозможно. Этому не противоречат известные случаи брака между
родными братьями и сестрами, имевшие место на Гавайских островах:
такие исключительные случаи наблюдались только среди лиц ранга
вождей и диктовались генеалогическими и религиозными соображениями.
История гавайцев с конца XVIII в. содержит ряд
История порабощения чрезвычайно драматических эпизодов. За это вре-
гавайцев <-> τ л
колонизаторами мя возникла династия королей Камеамеа,
правивших до 1872 г. Затем эта династия прервалась.
В 1893 г. американцы уничтожили монархию и установили «республику»,
для того чтобы через пять лет (1898) превратить Гавайские острова в
свою колонию.
Во время посещения островов Куком здесь было множество мелких
вождей, из которых выделялись более сильные — короли,
господствовавшие над целыми островами. Около 1780 г. одному из вождей, Камеамеа,
удалось одолеть своих соперников и подчинить себе сначала Гавайи, а
потом и другие острова архипелага. Как уже говорилось, Камеамеа I
был человеком незаурядных способностей, сильным, ловким и храбрым
воином. Кроме того, это был умный и дальновидный политик. Когда на
островах начали появляться европейские и американские моряки,
гавайский правитель постарался воспринять все «блага» цивилизации,
которые только мог от них получить,— от огнестрельного оружия до
дипломатического искусства. Последнее скоро ему пригодилось, и не
только внутри страны — для удержания в покорности мелких местных
вождей,—ной для лавирования между крупными державами, которые
начали интересоваться Гавайскими островами.
Еще в 1794 г. англичанин лейтенант Пэджет поднял на островах
британский флаг,— впрочем, без всяких последствий, ибо правительству
Великобритании было в то время не до новых колониальных захватов.
В 1804 г. у гавайских берегов появились русские корабли «Надежда» и
«Нева», и русские моряки завязали сношения с гавайцами, с
дальнейшими плаваниями русских кораблей все более близкие и дружественные.
После экспедиции Крузенштерна и Лисянского в Петербурге возник
план создания русской колонии на Гавайских островах. Имелось в ви-
.ду развитие торговли с гавайцами, что облегчило бы снабжение русских
владений в Америке. В 1815—1817 гг. даже начались переговоры о
переходе гавайцев в русское подданство. Переговоры велись как с Камеамеа,
653

так и с его главным соперником, вождем о-ва Кауаи (Атуаи), Томари
(или Каулуалии). Однако император Александр I отнесся отрицательно
к этому плану и ограничился пожалованием медали вождю Томари.
Американские торговые и европейские военные суда стали посещать
Гавайские острова вскоре же после их открытия Куком, и чем дальше,
тем чаще. Некоторые из них оставались подолгу у гавайских берегов.
Вначале здесь останавливались корабли торговцев мехами, шедшие к
северо-западным берегам Америки. Но скоро на островах было обнару
жено сандаловое дерево. Примерно с 1790 г. его начали вывозить, по
преимуществу в Китай, сначала попутно, а потом (с 1810 г.) специально.
Торговля сандаловым деревом приняла крупные размеры. Камеамеа I
монополизировал ее, запретив другим вождям продавать сандал. Он
извлекал из этой торговли немалый доход и за сандал приобретал у
американцев корабли. Преемники его делали то же, но, помимо расплаты
натурой, уплачивали за покупаемые суда расписками, по которым
обязывались сдавать все большие количества сандала, и так постепенно
запутывались в долги.
Тяжелые стволы срубали в глубинных районах и доставляли на
корабли на руках носильщиков — другого сухопутного транспорта
гавайцы не знали. В переноске вынуждены были участвовать тысячи мужчин,
женщин и детей: это была новая повинность населения в пользу вождей
и королей, отрывавшая рабочую силу от земледельческого труда. От
непосильной работы многие заболевали и умирали. Впрочем, оргия
сандаловой торговли длилась недолго: огромные лесные ресурсы были
беспощадно истреблены уже в 1820-х годах.
Далее наступила очередь китобойного промысла. Около 1820 г.
главной базой китобоев в Тихом океане стала гавань Гонолулу. Десятки, а
после 1840 г. сотни судов всех наций дважды в год, весной и осенью,
входили в гавань. Расцвет китобойного промысла длился примерно до
1860 г., когда, с открытием способа получения керосина из нефти, спрос
на китовый жир сразу упал.
Сношения островитян с европейцами и американцами, становившиеся
все более частыми, расшатывали устои старой гавайской культуры.
В этот период централизация власти в руках короля усиливалась.
Камеамеа I, основатель общегавайской династии, умер в 1819 г., достигнув
преклонного возраста (83 лет). Его сын получил в наследство достаточно
сплоченное государство. Этот наследник, правивший под именем
Камеамеа II, еще более укрепил королевскую власть. Как раз в это время
началось сильное движение гавайцев против старой религии и в
особенности против системы табу. С целью освободить народ от тяжелого гнета
религиозных обычаев, бесчисленных табу, разорительных
жертвоприношений, король решился на важный шаг — отменил старую религию.
Он сделал это, начав с нарушения самого строгого табу: он открыто
вошел к своим женам и стал вместе с ними есть. Идя дальше по тому
же пути, Камеамеа II немедленно разослал всюду указы об упразднении
старой религии. Отменялись все обряды и жертвоприношения,
объявлялась недействительной система табу, предписывалось разрушить все
храмы и святилища, уничтожить изображения богов. Часть
населения, под руководством жрецов, восстала против «безбожного» короля.
Началась гражданская война. Однако она скоро кончилась:
королевские войска, вооруженные по европейскому образцу, легко разгромили
силы мятежников. Старая религия пала.
Этим воспользовались христианские миссионеры. Они появились на
островах в 1820 г. и нашли для себя хорошо подготовленную почву.
Проповедь христианства, поддержанная королем, имела успех. К тому же мис-
654

сионеры попытались связать новую религию со старой. Три главных
гавайских божества: Ку, Кане и Лоно, по мнению миссионеров,
соответствовали христианской троице, а представитель злого начала, Каналоа —
злому духу.
Камеамеа II правил недолго (1819—1824). Его сменил его брат Камеа-
меа III, в малолетстве которого правила в качестве регентши его мать:
с 1833 г. он стал править самостоятельно. В 1840 г. король ввел писаную
конституцию по европейскому образцу, учредив законодательную
палату в составе вождей и нескольких представителей от населения. Были
проведены земельные законы, знаменовавшие поворот от общинных,
раннеклассовых и начавших слагаться в конце XVIII—начале XIX в.
полуфеодальных к капиталистическим формам земельной собственности.
Около 1840-х годов Гавайские острова становятся все более объектом
захватнических устремлений капиталистических государств. В 1843 г.
Великобритания объявила даже об аннексии архипелага, опасаясь, что
ее предупредит в этом Франция, и на островах был поднят британский
флаг. Но в том же году правительства Англии и Франции договорились
о сохранении независимости Гавайских островов, Англия отказалась от
аннексии. Около этого времени выступает и новый, наиболее мощный
претендент — Соединенные Штаты Америки: присоединение
Калифорнии и быстрое заселение ее в связи с открытием золота (около 1850 г.)
сделали США тихоокеанской державой, и Гавайские острова попали в
сферу ее внимания, тем более что американские торговцы и раньше
былине чужими людьми на островах. К США тяготела и часть правящего
слоя на Гавайях. Уже в 1854 г. был составлен договор об аннексии островов
Соединенными Штатами, но из-за ряда разногласий с гавайским королем
он не был утвержден. Как раз в конце этого года умер король
Камеамеа III, а его преемник Камеамеа IV симпатизировал США гораздо меньше.
Правление Камеамеа IV (1854—1863) и сменившего его Камеамеа V
(1863—1872) было ознаменовано некоторой тенденцией освободиться от
иностранной зависимости. Для этого сложились временно
благоприятные обстоятельства: война между Северными и Южными штатами в
начале 1860-х годов отвлекла США от Океании. В 1864 г. Камеамеа V ввел
новую конституцию, сильно урезавшую «парламентарный» элемент
политического строя и усилившую деспотическую власть короля:
устанавливался довольно высокий имущественный ценз для избирателей. Король
увлекался идеалом патриархальной монархии. Народ был совершенно
отстранен от участия в политической жизни.
Но как раз в 1860-х годах позиции иностранного, главным образом
американского, капитала на Гавайских островах очень укрепились. На
первое место в экономике Гавайев выдвигается в эти годы сахар.
Гражданская война в США и вызванный ею рост цен весьма этому
благоприятствовали: сахарные плантации принадлежали преимущественно
американским капиталистам. За пятилетие (1860—1865) вывоз сахара с
островов вырос в 10 раз (с 1,5 млн. до 15 млн. фунтов). После окончания
войны цены упали. Сахарные плантаторы на Гавайях стали стремиться к
таможенному союзу с США на началах взаимного беспошлинного ввоза
товаров («договор о взаимности»). Но в самих США этот план
натолкнулся на сопротивление. Лишь позже, в 1875 г., «договор о взаимности» был
утвержден обеими сторонами. США боялись, как бы в противном случае
гавайский сахар не направился вместо Сан-Франциско в Австралию и
Новую Зеландию (что и началось было), а это могло бы усилить
британское влияние на Гавайях. Подписывая договор, США выговорили себе
право аренды гавани Пирл-Харбор на о-ве Оаху,— зародыш будущей
военно-морской базы США на Гавайях.
655

Положение народных масс в XIX в., несмотря на экономическое
развитие, не улучшалось, а ухудшалось. Колониальная торговля
приводила к закабалению земледельца. Принудительный труд и растущие
натуральные повинности истощали народ. Земля сосредоточивалась в
руках богачей, иностранцев. Обогащались некоторые вожди и в
особенности иностранные торговцы и плантаторы, а также действовавшие
заодно с ними миссионеры,— народ между тем беднел. Старая культура
гибла, от новой гавайцы видели мало пользы. Сверх того, страшные
бедствия несли с собою эпидемии и венерические болезни, завезенные
колонизаторами и сильно понижавшие рождаемость. От совокупности всех
этих причин численность коренного населения катастрофически падала.
Капиталистическое развитие Гавайских островов приняло
характерную для колониальных стран форму возделывания
сельскохозяйственных монокультур, в данном случае — сахарного тростника и ананасов.
Постепенно почти все удобные земли были заняты под сахарные и
ананасовые плантации, принадлежавшие крупным капиталистическим
компаниям. Это послужило источником новых бедствий для коренного
населения.
Перед владельцами плантаций открылись неограниченные
возможности получения доходов. Возросла и продолжала расти потребность
в рабочей силе, особенно в связи с сокращением численности
населения. Правительство страны, под нажимом колонизаторов, издало
законы о принудительном труде: в 1846 г.—закон о привлечении к труду
«бродяг», в 1850 г.— запрещение эмиграции в Калифорнию. Но местной
рабочей силы все более не хватало. Тогда плантаторы стали ввозить ее
со стороны.
Сначала ввозили китайских кули, покупая их, как рабов, у
правительства Китая: до 1886 г. на острова было привезено 33 тыс. китайцев-
рабочих. Затем стали ввозить португальцев с о-вов Азорских и Мадейра.
Потом появились опять китайцы и с 1890-х годов японцы, которых в
конце концов оказалось больше, чем всех остальных иммигрантов,
вместе взятых. С начала XX в. усиленно ввозили рабочих с Филиппинского
архипелага. Эксплуатация этих законтрактованных полурабов была очень
жестокой, условия их быта и труда крайне тяжелыми.
К концу XIX в. фактическим хозяином Гавайских островов стал
европейско-американский капитал. Всеми делами заправляли крупные
компании, владельцы которых составляли целые династии.
Родоначальниками этих династий были, кстати, в большинстве миссионеры,
пришедшие на Гавайские острова с проповедью «слова божья», а потом
заменившие библию конторской книгой. Таковы были фамилии Кэсль, Кук,
Джуд, Доль и др. Этим «сахарным» и «ананасным королям»
принадлежала на деле большая власть, чем номинальным королям, преемникам
Камеамеа I.
В 1872 г. пресеклась династия Камеамеа. Королем был избран один
из вождей, Луналило, но он скоро умер, и гавайская знать избрала
королем некоего Калакауа, тоже из мелких вождей. Правление Калакауа
(1874—1891) отмечено попытками хотя отчасти освободиться от всесилия
капиталистических магнатов и вернуться к временам патриархальной
власти первых королей. Конституция 1864 г. давала ему в этом смысле
легальные возможности. Был выдвинут лозунг «Гавайи для гавайцев».
Это движение вызвало резкое сопротивление «американской партии»,
которая сделалась к этому времени главной силой на Гавайях. Эта
партия использовала и частью искусственно раздувала недовольство,
порожденное среди населения самодержавными замашками короля, его
большими денежными тратами и беспорядочным ведением финансов. В нача-
656

ле 1887 г. была создана тайная Гавайская лига, выражающая интересы
«американской партии». Наиболее решительные элементы ее стояли за
немедленное низвержение монархии и присоединение островов к
Соединенным Штатам. Этого требовали интересы сахарных магнатов, ибо
Америка была главным рынком для гавайского сахара. В июле того же 1887 г.
короля заставили изменить режим, ввести конституцию,
предоставлявшую иностранцам особые права и привилегии.
Когда в США в 1890 г. был введен новый «тариф Мак-Кинли»,
допустивший беспошлинный ввоз сахара с Кубы, Филиппин и из других мест,
возникла серьезная угроза прибылям сахарных плантаторов на
Гавайях, которая заставила их еще настойчивее стремиться к аннексии
островов Америкой. Для этого скоро сложились благоприятные возможности.
В начале 1891 г. умер король Калакауа, и на престол вступила его сестра,
принцесса Лилиуокалани, поэтесса и композитор (автор национального
гавайского гимна «Алоха оэ»), известная среди гавайцев своей
общественной и благотворительной деятельностью. Разделявшая политические
взгляды своего брата, она еще более настойчиво пыталась их проводить.
Но это не могло понравиться «американской партии», которая со своей
стороны тоже начала действовать более энергично. В январе 1893 г.
образовался «Комитет безопасности», хотя никакая опасность никому не
угрожала, кроме как сверхприбылям плантаторов-монополистов. Во
главе комитета стал Сэнфорд Доль, главный судья, дядя «ананасового
короля». Воспользовавшись слухами о подготовке королевой новой
антиамериканской конституции, Комитет безопасности вызвал
американский военный крейсер «для защиты жизни и собственности американцев и
для поддержания общественного порядка». Помимо всего прочего,
«американская партия» боялась влияния Великобритании, с которой были
связаны некоторые лица из правящей гавайской верхушки. Когда к
пристани Гонолулу причалил крейсер «Бостон» (16 января 1893 г.) и в
городе появились американские солдаты и моряки, Комитет безопасности
со своими сторонниками занял королевский дворец, низверг монархию
и провозгласил образование «временного правительства». Во главе
последнего стал тот же Доль.
Немедленно была послана в Вашингтон делегация с просьбой о
присоединении Гавайских островов к Соединенным Штатам. Президент Гар-
рисон (республиканец) поддержал просьбу, но срок его президентства
тогда кончался, а новый президент, Кливленд (демократ), был, по
соображениям партийной демагогии, против аннексии. Он воспротивился
присоединению и даже послал на Гавайи предписание восстановить
свергнутую королеву. Сошлись на компромиссе: королева не была
восстановлена (хотя в 1895 г. гавайские патриоты пытались это сделать при помощи
вооруженной силы), но и аннексия не состоялась, и на Гавайях пока что
была создана «республика». Президентом ее был избран опять-таки Доль,
а фактически вся власть оказалась в руках американских капиталистов.
Впрочем, и аннексия не заставила себя долго ждать: когда в США вновь
пришла к власти республиканская партия, новый президент Мак-Кинли
быстро провел через конгресс резолюцию о присоединении Гавайских
островов к США. Весьма кстати подоспела испано-американская война,
в ходе которой обнаружилось, как полезно для США иметь
военно-морскую базу на Тихом океане. Аннексия была оформлена в августе 1898 г.,
а в 1900 г. Гавайские острова получили права «Территории».
Полновластие американского империализма на Гавайях было достигнуто.
В результате всех изложенных событий от старого уклада
патриархальной гавайской жизни не осталось почти ничего. Само коренное
население составляет теперь не более тридцатой части своей прежней
42 Народы Австралии и Океании

численности и далеко уступает в численности пришлому населению. Земля
почти вся перешла в руки американских капиталистов; крупные
компании владеют в общей сложности пятью шестыми частями всей удобной
земли. Система двух сельскохозяйственных культур (сахар и ананасы)
привела' к тому, что почти все сельскохозяйственные продукты должны
ввозиться на острова извне: это порождает большую дороговизну жизни.
Между тем заработная плата остается на низком уровне. Попытки
рабочих добиться при помощи стачек ее повышения кончались обычно
неудачей, в значительной мере вследствие разобщенности рабочих
разных национальностей. Этой межнациональной рознью искусно
пользуются «хозяева».

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
НАСЕЛЕНИЕ ОСТРОВА ПАСХИ
Остров Пасхи (Рапануи) является крайней восточной границей
распространения полинезийцев. Он открыт голландским
адмиралом Роггевеном в 1722 г. в первый день пасхи (6 апреля),
почему и получил это название.
Остров имеет треугольную форму и занимает очень небольшую
площадь (118 км2). Недаром Кук говорил, что европейцам не стоит спорить
из-за сомнительной чести открытия столь ничтожного клочка земли.
Внутренние районы гористы, имеются кратеры, лавовые поля. Высшая
точка острова находится в его северной части; это — Те-Ревака (528 м
над ур. моря). Проточной воды на острове нет, есть только стоячие
водоемы, частью выкопанные в прошлом самими жителями для собирания
дождевой воды. Растительность очень скудная — трава, папоротниковые
растения и почти полное отсутствие леса. Животный мир до открытия
острова европейцами также был чрезвычайно беден.
Предки местных жителей попали сюда, по господствующему взгляду,
с Маркизских островов около VIII—IX вв. н. э.
Когда корабли Роггевена подошли к острову, то
стория открытия перВОй реакцией аборигенов было удивление. Из
всех островитян только один человек решился подняться на корабль, Он
был наделен подарками и блаюполучно вернулся на остров. Но на
следующий день, при попытке высадиться на берег, между матросами
Роггевена и островитянами завязалась драка, окончившаяся стрельбой по
жителям. Впрочем, мирные отношения были скоро восстановлены.
Роггевен простоял у о-ва Пасхи всего несколько дней. Он первый
кратко описал обитателей острова. Ему принадлежит первое сообщение
о знаменитых каменных статуях, которые затем в течение многих лет
считались «загадкой Тихого океана». Это были огромные каменные
идолы, казавшиеся предметом особого почитания со стороны островитян.
Вторично открыл о-в Пасхи испанец Фелипе Гонсалес в 1770 г. Он
назвал открытую им землю островом Давида (или Сан-Карлос) и
торжественно объявил о присоединении ее к испанским владениям. Гонсалес
тоже сообщил кое-какие сведения о местных жителях.
Следующим мореплавателем, посетившим о-в Пасхи, был Кук (1774).
Он установил, что жители острова говорят на диалекте, близком к
языкам других островов Океании. Кук отметил недостаток дерева как мате-
659
42*

Остров Пасхи
риала для построек и изготовления орудий. Действительно, древесина
на о-ве Пасхи ценилась очень высоко.
Кук писал, что он видел возделанные поля, плантации,
содержавшиеся в полном порядке. На них росли батат, тыква, бананы, сахарный
тростник. Кука также поразили огромнее каменные статуи, и он высказал
предположение, что они связаны с древними погребениями.
Г. Форстер, спутник Кука, определил население острова в 900 человек,
сам Кук — от 600 до 700. В действительности, как теперь известно,
население было в то время значительно больше и достигало трех-четырех
тысяч человек.
Жили островитяне в шалашах из травы. Кроме того, Кук видел
каменные постройки, в которые ему не удалось проникнуть.
В 1786 г. о-в Пасхи посетил Лаперуз. Он определил число жителей
в 2 тыс. Лаперуз дал описание большого дома, очень длинного и узкого,
служившего жильем для целой общины.
Из мореплавателей XIX в., побывавших на о-ве Пасхи, первым был
русский капитан Ю. Ф. Лисянский, командир корабля «Нева». В
апреле 1804 г. он провел около берегов острова шесть дней и сделал
интересные наблюдения. Лисянский описал высокие статуи, жилища,
напоминавшие «лодки, обращенные дном вверх», и вмещавшие, по его
мнению, человек по сорок. На основании числа виденных им жилищ и по
некоторым другим данным, Лисянский определил численность населения
острова по меньшей мере в полторы тысячи. Моряки «Невы» завязали с
островитянами дружественные отношения, наделили их подарками, а
те снабдили русских съестными припасами.
Но период дружественных встреч жителей о-ва Пасхи с европейскими
мореплавателями скоро окончился, и началась полоса враждебных столк-
660

новений. У берегов острова
стали появляться торговые и
китобойные суда, капитаны
которых знали только один
принцип — наживу. Китобои
неоднократно пытались увозить
островитян в качестве рабочих на
кораблях или, что чаще
практиковалось, поселять их на
пустынных островах — бить
тюленей и других морских
животных. Обычно этих
поселенцев оставляли без снаряжения,
без воды, и значительная часть
их погибала.
Очень характерен эпизод,
описанный одним из китобоев.
Он насильственно увез десять-
двенадцать мужчин и женщин
и держал их в течение
нескольких дней в трюме. Когда он
счел, что судно уже отошло от
острова на достаточно далекое
расстояние, он их выпустил на
палубу. В один миг островитяне
кинулись за борт. Попытались
спустить лодку, чтобы их
схватить, но это не удалось, так
как при приближении лодкр!
они глубоко ныряли. Тогда
капитан оставил их в покое, и они
уверенно поплыли К острову. Татуированный житель о-ва Пасхи
Дальнейшая судьба их
неизвестна.
Естественно, что подобные поступки вызывали у местных жителей
недоверчивое и враждебное отношение к европейцам. Уже в 1816 г. Коце-
бу не мог высадиться на берег, так как жители встретили его
неприязненно.
В 1826 г. английский капитан Бичи предпринял настоящее сражение,
со стрельбой из пушек и ружей, так как островитяне не подпускали
матросов к берегу.
Во второй половине XIX в. население о-ва Пасхи подверглось почти
полному истреблению. В 1862 г. перуанские пираты вывезли несколько
сот островитян для работы на рудниках в Южную Америку. Большинство
из них погибло. Около ста человек отправилось обратно на родину;
в пути умерло от оспы 85. Оставшиеся в живых занесли на о-в Пасхи
оспу, которая почти поголовно выкосила население острова.
В 1888 г. остров был присоединен к чилийским владениям.
Ныне на о-ве Пасхи осталось всего лишь около 150 аборигенов.
Культура островитян полностью уничтожена, и о собственно коренном
населении в настоящее время не приходится говорить.
Остров Пасхи пользуется мировой известностью. Однако ее принесла
не печальная история несчастных островитян, а его огромные каменные
статуи и пока единственные в Океании образцы самобытной
письменности, до сих пор еще до конца не расшифрованные. Статуи о-ва Пасхи
661

Посещение моряками Лаперуза о-ва Пасхи. Из альбома Ж.-Ф. Лаперуза
описаны уже первыми мореплавателями, о письменности же долгое
время ничего не было известно. Впервые о ней сообщили в 1864 г.
миссионеры своему духовному начальству, находившемуся на о-вах
Таити. Но сделавшие это открытие католические священники
оказались и его могильщиками: они потребовали от новообращенной своей
паствы истребить «дьявольские» письмена. Запуганные и
деморализованные островитяне не осмелились возражать, и сотни — если не тысячи —
драгоценных дощечек, покрытых иероглифами, погибли в огне. Не много
уцелело от усердия набожных мракобесов: не более двадцати дощечек
находится теперь в музеях Европы и Америки. Две такие дощечки
(в том числе одна из самых примечательных, с большой надписью) были
доставлены Η. Н. Миклухо-Маклаем в Петербург и ныне хранятся в
Музее антропологии и этнографии Академии наук СССР.
Серьезный научный интерес к о-ву Пасхи пробудился, к сожалению,
поздно, когда самобытная культура острова почти погибла В 1871 г.
остров посетил проездом Миклухо-Маклай, но самих островитян он
встретил не здесь, а на Мангареве, куда часть их вынуждена была
перебраться по принуждению колонизаторов. Научная экспедиция на
о-в Пасхи состоялась только в 1914—1915 гг. Ее
руководительница, англичанка Раутледж, провела со своими сотрудниками на острове
полтора года. Но она могла найти уже немногое: местные жители сами
почти совсем забыли старый свой быт. В частности, о тех, ставших
знаменитыми, «говорящих дощечках», которые теперь так интересуют
ученых, Раутледж собрала очень скудную информацию. Последнего старика,
еще помнившего, как читались старинные письмена, она застала на
смертном одре; несколько бессвязных фраз умирающего, с трудом
записанных ею, мало разъясняют дело. Материалы экспедиции Раутледж в
большинстве остались неопубликованными.
Вторая, франко-бельгийская, научная экспедиция 1934—1935 гг.
застала на о-ве Пасхи еще меньше сохранившихся следов старого быта.
662

Дощечки с письменами
Немногочисленное местное население ничего не знало о своем прошлом,
о прежних обычаях, верованиях. Экспедиция, в составе которой был
Альфред Метро, талантливый и добросовестный исследователь, смогла
только подвести итоги тому, что к этому времени было уже известно о
старой культуре острова.
Литература об о-ве Пасхи в настоящее время довольно обширна
Любители научных сенсаций склонны преувеличивать «загадочность
культуры этого маленького острова. Говорят о циклопических каменных
платформах аху, которыми опоясан остров по всему побережью; о тех
огромных статуях, которые теперь почти все повалены, а прежде
сотнями стояли на этих платформах; о загадочных дощечках с письменами,
доныне не расшифрованными; упоминают в связи с этим о маленьких
размерах острова, почти лишенного растительности; о его полунищем
населении, которое и раньше не могло превышать, судя по размерам
острова, 3—4 тыс.,— и приходят к разным, более или менее рискованным,
даже фантастическим, догадкам о происхождении культуры о-ва Пасхи.
Еще Дюмон-Дюрвиль рассматривал острова Тихого океана как
вершины гор когда-то потонувшего здесь огромного материка, а современных
полинезийцев считал потомками носителей погибшей древней
цивилизации. На этой же точке зрения стоял и английский этнограф Макмиллан
Браун.
Описывая статуи о-ва Пасхи, Браун отмечает огромное количество
этих памятников и полагает, что сооружение и передвижение их
требовали огромной затраты труда, что немыслимо при малочисленности и
бедности населения острова. Браун выдвигает гипотезу о затонувшем
архипелаге, на котором якобы существовала могущественная империя. Во
главе стоял «монарх», имя которого — Хоту-Матуа — сохранила
легенда. Остров Пасхи якобы представлял собою своеобразный
«мавзолей» для королей и знати. Съестные припасы привозили сюда с других
островов. Письменность о-ва Пасхи Браун рассматривает как остаток
культуры этой «империи». Материк был разрушен, по мнению этого
исследователя, геологической катастрофой. Последняя могла произойти
663

Жезл вождя Наскальные изображения мифического существа
(верхняя часть) человека-птицы
между 1687 г., когда английский мореплаватель Дэвис будто бы видел
в данном районе высокий берег, и 1722 г., когда Роггевен не нашел здесь
ничего, кроме маленького острова.
Новейшие исследователи — Альфред Метро и Те Ранги Хироа,
отказавшись от фантастических построений, внесли в обсуждение
проблемы о-ва Пасхи струю холодной, строго научной критики. В своей новой
книге об «Этнологии острова Пасхи»1 Метро старается рассеять ходячее
представление о какой-то особой загадочности культуры о-ва Пасхи.
Природная среда, указывает Метро, не так уже бедна; еще недавно
остров не был лишен растительности. Нет никаких оснований
предполагать геологическую катастрофу, опускание суши. Площадки аху со
статуями расположены вдоль побережья и, повидимому, так и строились;
значит, береговая линия не передвигалась. Не столь уже скудные
ресурсы острова могли прокормить 3—4 тыс. жителей. Старая культура о-ва
Пасхи, которую Метро попытался реконструировать самым тщательным
образом, во всем напоминает полинезийскую культуру: в ней нет ни
одной неполинезийской черты и очень большое сходство с культурой
островов восточной Полинезии и Новой Зеландии. Предполагавшиеся не-
1 A. Metraux. Ethnology of Easter Island. Honolulu, 1940.
664

которыми исследователями
(например, Бальфуром) параллели с
меланезийской культурой и связанную
с этим теорию древнего
меланезийского слоя в культуре о-ва Пасхи
Метро решительно отклоняет как
необоснованные.
Эти взгляды Альфреда Метро
разделяет и Те Ранги Хироа.
~ Вот как рисуются ос-
Старая r J
самобытная новные черты старой
культура —уже исчезнувшей —
культуры о-ва Пасхи.
Основу питания составлял, как
и на Новой Зеландии, батат, также
называемый кумара. «Мы с самого
рождения начинаем есть кумара, —
говорили местные жители,— потом
мы продолжаем есть кумара и под
конец мы умираем». Таро возделы-
вается мало и плохо удается на
пористой почве; ямса сажали тоже мало,
а теперь совсем перестали. Кокосовая
пальма, хлебное дерево и другие
плодовые деревья, составляющие
богатство Океании, на о-ве Пасхи
отсутствуют. Из представителей
животного мира хозяйственное
значение имела лишь курица. Любимую
мясную пищу прежде представляла
местная крыса, ныне истребленная
завезенными европейцами крысой и
кошкой. Рыболовство было развито,
но требовало особого искусства, так
как берега острова круты, а море
бывает бурным. Ловили рыбу
костяными и каменными крючками,
сетями и просто руками. Существовал промысел яиц диких птиц. Для
приготовления пищи служила, как и у других полинезийцев, земляная печь.
Жили островитяне в прошлом в полуземлянках, иногда даже просто-
в пещерах. Но чаще строили дома удлиненной формы, в виде
опрокинутой лодки, иногда очень больших размеров — до НО м длиной. Крыли
их соломой или листьями; площадку перед домом иногда мостили
камнями. Изготовление лодок было мало развито из-за недостатка леса.
Делали лодки из коротких досок, и даже весла были составные — из
двух кусков. Однако лодки имели балансир, как и лодки других
полинезийцев, либо два балансира.
Островитяне знали искусство плетения и изготовления тапы.
Одежда мужчин состояла из маленького передника из тапы, привязанного
шнуром. Женщины, а иногда и мужчины носили плащи. Мужчины
носили на голове род диадем, убранных перьями, а женщины соломенные
шляпы с острым верхом.
Мочки ушей островитяне протыкали, иногда разрезали на несколько
частей и в них вставляли различные украшения: пучки белого пуха,
перья, кольца из раковин и из дерева. Мужчины были татуированы с ног
/
Деревянные резные человеческие
фигуры
1 — женская; 2 — мужская
665

до головы, женщины тоже были татуированы, но меньше. И те и»другие
раскрашивали себя красной и белой краской.
Оружием, как и у других полинезийцев, служили копья, метательные
и ударные, с обсидиановыми наконечниками; палицы — длинные (иа) и
короткие, тяжелые, для рукопашного боя (паоа); последние по форме
сходны с новозеландскими мере, но те делались из камня; наконец,
самым употребительным оружием были простые камни: островитяне
метали их без пращи, от руки, но с большой ловкостью и силой.
На о-ве Пасхи обитало десять племен {мата), которые делились па
более мелкие группы. Самой мелкой была большая семья (иви).
Легендарные предки племен считались сыновьями Хоту-Матуа, который, если
верить преданиям, открыл остров и был первым «королем».
Племена объединялись в два союза племен («длинноухие» и «корот-
коухие»).
Племенные союзы занимали различные части острова (см. карту
стр. 660). Поселки располагались исключительно по побережью,
внутренняя часть острова не была заселена.
Во главе отдельных племен стояли вожди, должность которых была
наследственной и считалась священной. Вожди вели свои длинные
генеалогии от легендарного Хоту-Матуа.
Все население о-ва Пасхи делилось на четыре общественные группы —
касты: араки — знать, иви-атуа — жрецы, мататоа — воины, кио —
зависимые земледельцы и слуги. В последнюю категорию входили
люди из побежденных племен, платившие вождям дань натурой, а также
рабы. Формы собственности, к сожалению, остаются неясными, однако
известно, что общинная собственность, например на лодки,
существовала. Существовали такие обычаи, как обряды посвящения молодежи,
свобода добрачных половых сношений.
Религия островитян Пасхи характеризовалась культом
многочисленных божеств и духов акуаку. Любопытно, что общеполинезийские
боги — Ронго, Тангароа, Тане — не пользовались здесь почитанием,
хотя имена их были известны. На первое место выступал бог Макемаке —
покровитель рода или племени Миру. Наиболее значительным был культ,
центром которого была местность Оронго на южной оконечности острова.
Существенную часть культа составляло ритуальное добывание яйца
птицы фрегата. Изображения этой священной птицы и человека-птицы с
яйцом в руке покрывают прибрежные скалы в Оронго.
Духи акуаку считались виновниками всех болезней и несчастий. Они
были мужского и женского пола; островитяне верили, что некоторые из
них принимали вид животных.
Очевидно, с почитанием умерших и духов связаны и деревянные
фигурки — человечки с вытянутыми членами, согнутой спиной и
выдающимися ребрами, а также изображения каких-то животных,
ящериц, рыб. Некоторые считают эти торомиро марионетками для
кукольного театра, и намеки на такое толкование действительно есть
в местных преданиях.
Служителями духов были иви-атуа (жрецы), поль-
Каменные зовавшиеся большим влиянием среди населения.
туи Они лечили больных и сносились с духами при
помощи шаманских приемов. '
Не совсем ясно, какое отношение к культу имели каменные статуи: по-
видимому, они были связаны с культом умерших и представляли собою
памятники. Высекание или вырезывание каменных или деревянных
изображений известно на многих островах Полинезии: на Маркизских
островах, Таити, Тонга процветало камнерезное искусство, на других ре-
666

зали человеческие фигуры
.из дерева. По своему
стилю статуи о-ва Пасхи
сходны больше всего как
раз с деревянной
скульптурой, особенно на о-ве
Мангарева, от которой
отличаются лишь своими
размерами. Метро
выдвигает весьма
правдоподобную гипотезу о
происхождении каменных статуй
о-ва Пасхи: первые
поселенцы этого острова,
происходившие из восточной
Полинезии, вероятно с
Маркизских островов,
принесли с собой искусство
резьбы по дереву. Но так
как на острове дерева
<было очень мало, то они
стали изготовлять
изображения из мягкого туфа,
в изобилии
встречающегося на горе Рано-Рараку
«Поощряемые обилием
туфа и легкостью переноса
статуй по открытой
местности, они стали делать Одна из статуй с о-ва Пасхи
все более и более крупные
-статуи, пока каменная резьба не достигла развития большего, чем в
других частях Полинезии»1.
Те каменные платформы, на которых стояли статуи, тоже не
составляют ничего уникального для Полинезии. Каменные площадки
распространены в ней повсеместно, хотя назначение их не одинаково. Самое слово
«аху», которым они обозначаются, встречается и на других островах.
По новым, более точным расчетам вес большинства статуй не
превышает 4—5 т, высота 4—5 м. Переноска их по ровной открытой местности,
поросшей высокой и скользкой травой, не должна была составлять
слишком большую трудность. По словам Те Ранги Хироа, бревна, из
которых сложены маорийские дома на Новой Зеландии, бывали и потяжелее.
Правда, есть статуи значительно большего веса (до 20—30 т), но этих
статуй как раз не переносили на большие расстояния, а оставляли у
подножья Рано-Рараку. Таким образом, предположение, что изготовить и
перенести на другое место статуи подобного размера и веса могло
только более многочисленное население,— отпадает.
Если происхождение статуй и аху находит себе
Вопрос естественное объяснение, то гораздо сложнее ре-
о письменности r г г
шение вопроса о происхождении таоличек с
письменами. По поводу их до сих пор высказываются самые различные
взгляды. Попытка расшифровать письмена при помощи самих островитян
не привела к успеху. Нынешние местные жители сами не понимают, что
означали эти кохау-ронго-ронго.
1 A. Metraux. Ук. соч., стр. 308; ср. стр. 417—418.
667

Самая интересная из догадок, хотя и весьма рискованная, была
высказана венгерским ученым Хевеши в 1932 г. Он обнаружил сходство
знаков яа дощечках о-ва Пасхи с незадолго до того открытым, но до
сих пор не расшифрованным письмом древнеиндийской культуры
(культуры Мохенджо-даро). Сходных знаков, в том числе довольно сложных,
где было бы трудно допустить случайное совпадение, Хевеши обнаружил
до ста. Позже он увеличил список параллельных знаков до 174.
Такое сопоставление может показаться фантастическим, принимая во
внимание огромное расстояние между о-вом Пасхи и Индией—20 тыс. км—
и колоссальный интервал во времени: древнеиндийская цивилизация
относится к III тысячелетию до н. э., а таблички с о-ва Пасхи не
старше XVIII в. Но если вспомнить, что в культуре полинезийцев есть не
мало следов древних культурных связей с Южной Азией, то смелая
гипотеза Хевеши покажется не такой уж абсурдной.
Предположение Хевеши вызвало, однако, резкий отпор со стороны
Метро. Он решительно отклонил гипотезу Хевеши как
необоснованную. Метро, равно как и Те Ранги Хироа, вообще считает кохау-ронго-
ронго с о-ва Пасхи не настоящим письмом, а лишь своеобразным
мнемоническим средством. Различные попытки расшифровать таблички
установили только один факт, говорит Метро: таблички никогда не
читались, а использовались при пении заклинаний. Местные жители, в
ответ на вопросы, всегда только разъясняли значение отдельных
знаков, но не читали их. Метро делит таблички по содержанию (а
содержание их известно, хотя сама система письма остается неясной) на
четыре группы: одни таблички относятся к религиозным праздникам,
другие — к культу мертвых, третьи — к войнам, четвертые содержат
молитвенные тексты. По мнению Метро, происхождение табличек
объясняется так: «Таблички были первоначально дощечками, которые
употреблялись людьми ронго-ронго (знатоками заклинаний) для отбивания такта
при пении. Они украшались резьбой, которая стала связываться с
заклинаниями. Символы составили нечто вроде пиктографии в том смысле,,
что каждый знак стал связываться с определенной фразой или группой
слов в заклинании. Символы не соответствуют точно определенному
заклинанию, но каждая табличка могла употребляться со многими
заклинаниями, и с каждым изображением связывались различные фразы. Так
как связь между заклинаниями и табличкой была довольно слабой, то
знаки стали условными и традиционными»1.
По мнению Метро, венгерский лингвист применил неправильный
метод, выбирая для сравнения выхваченные наудачу знаки двух
различных систем письма, подбирая для сравнения не типичные, а случайные и
редкие варианты. Мало того, Хевеши, по словам Метро, позволил себе
даже несколько менять очертания знаков, чтобы сделать их более
похожими. Упрек в фальсификации, однако, оказался несправедливым.
В спор двух ученых вмешались другие специалисты, и большинство
приняло сторону Хевеши. Опубликовавший таблицы индийских письмен
Хэнтер подтвердил правильность воспроизведения этих письмен у
Хевеши. Видный венский археолог Гейне-Гельдерн признал
основательность даваемых сопоставлений. К такому же заключению пришел и
аргентинский ученый Имбеллони.
Крупный шаг в исследовании загадочной письменности
сделал молодой, безвременно погибший советский ученый Б. Г. Кудрявцев.
Внимательно изучая таблички, хранящиеся в Музее антропологии и
этнографии Академии наук СССР, и сравнивая их с известными ему по
1А. Metraux. Ук. соч., стр. 404.
668

«снимкам другими дощечками, Кудрявцев обнаружил то, что до сих пор
ускользало от специалистов: наличие параллельных текстов. До сих пор
ученые сравнивали только отдельные, наудачу выбранные знаки. Теперь
•оказалось возможным перейти к изучению целых надписей, искать их
•смысл и структуру. Вполне вероятно, что именно таким путем будет
найден ключ к пониманию таинственного письма.
Хотя и не успев завершить своей работы над кохау-ронго-ронго,
Кудрявцев пришел к весьма существенным выводам относительно
определения самого характера письма о-ва Пасхи. Он считал, что оно
представляло собою одну из ранних стадий развития письменности
—«комбинированно-идеографическое письмо», находившееся на пути к созданию
иероглифической системы письма1.
Работу Кудрявцева продолжил другой молодой советский ученый —
Ю. В. Кнорозов, который пришел к выводу, что письмо о-ва Пасхи по
существу уже иероглифическое.
Самобытная культура жителей небольшого, затерянного в океане
о-ва Пасхи всеми своими корнями связана с полинезийской культурой.
Она неопровержимо свидетельствует о высоком культурном развитии
всего коренного населения Полинезии. В ней нет ничего загадочного.
Если в ней остается еще много неясного, то лишь потому, что
колонизаторы истребили людей, высекавших каменные статуи и знавших
письменность. Вполне естественно, что ученым приходится теперь прилагать
большие усилия, чтобы разгадать значение каменных статуй, ставших
археологическими памятниками, и расшифровать письменность,
ставшую мертвой.
В настоящее время на о-ве Пасхи осталось, как мы уже упоминали,
всего около полутораста коренных полинезийцев. Для них высокая
самобытная культура их предков—дело далекого прошлого. Весь остров сдан в
1897 г. в эксплуатацию чилийской фирме и превращен в гигантское
пастбище для овец и крупного рогатого скота. Потомки аборигенов
используются в качестве пастухов. Некоторые из них добывают себе
пропитание, изготовляя разные сувениры для туристов. Такова печальная судьба
высокоразвитого талантливого народа, создавшего своеобразную
культуру.
1См. Б. Г. Кудрявцев. Письменность острова Пасхи («Сборник Музея
антропологии и этнографии», т. XI, 1949). См. также Д. А. О льдерогге.
Параллельные тексты некоторых иероглифических таблиц с острова Пасхи («Советская
этнография», 1947, № 4).
δ

готаш
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
НАРОДЫ ПОЛИНЕЗИИ
В КОЛОНИАЛЬНЫЙ ПЕРИОД
ахват колониальными державами островов центральной и
западной Полинезии происходил в различных формах.
Колонизаторы действовали и путем разжигания межплеменной вражды
(столкновения стали более кровопролитными, потому что европейцы
снабжали воюющие стороны огнестрельным оружием), и через миссионеров,
и особенно методом экономического закабаления. Постепенно захватывая
власть над островами в свои руки, колонизаторы ставили на должностные
места угодных им вождей и через них («косвенное», или «непрямое»,
управление) эксплуатировали местное население: взимали налоги,
вербовали рабочую силу, вводили систему монокультур и т. п.
~ ^ На о-вах Тонга появление европейцев совпала
Острова Тонга тт
г с началом крупных перемен. По ряду причин и
отчасти под влиянием усилившихся сношений с фиджийцами, среди тон-
ганцев начинала сильно возрастать власть военных вождей. Тонганцы
ездили на Фиджи, проходили там военное обучение, принимали участие в
междоусобных войнах. Возвращаясь, они привозили на родину
фиджийское оружие и военные обычаи. Так появились на Тонга тугой боевой
лук (раньше был только слабый спортивный лук), боевое копье, обычай
военной раскраски тела для устрашения врагов. Опираясь на
вооруженные дружины, вожди начинали вести себя деспотически. Длительная
междоусобная борьба завершилась около 1810 г. объединением всего
архипелага под властью одного вождя. Эти события подробно описаны
Маринером, который был их очевидцем г. Дальнейшая же (после
1810 г.) история о-вов Тонга плохо известна. Европейские суда редко сюда
заходили. С 1822 г. на Тонга появляются христианские миссионеры. Через
несколько лет были крещены вождь Тауфа-Ахау и многие его подданные.
Таким образом был внесен раскол в среду тонганцев, оживлена
межплеменная вражда. Когда в 1827 г. к берегам Тонга пристал Дюмон-Дюрвиль
на своей «Астролябии», он застал здесь нескольких соперничавших
независимых вождей, из которых один был христианином. Несколько позже,
в 1845 г., упомянутому Тауфа-Ахау вновь удалось объединить под своей
властью все острова архипелага. Под влиянием английских
миссионеров вождь принял королевский титул и стал править под именем Георга
1 J. Martin. An account of the natives of the Tonga Islands, v. 1—2. London
1818.
3
670

Тубоу I. От него идет династия тонганских королей, правящая
поныне.
Власть королей, однако, скоро стала лишь номинальной, ибо о-ва Тонга
попали под британское влияние. За миссионерами явились европейские
поселенцы, торговцы, агенты.
Король Тубоу I предпринял реформы, несколько европеизировавшие
политический строй: в 1862 г. было отменено рабство и создан
конституционный режим; учреждены «парламент», тайный совет и кабинет.
«Парламент» состоял из министров, семи представителей знати и стольких
же общинников. Фактическими правителями, однако, были европейцы.
Крупную роль играли британские советники и консулы, а также
миссионеры.
В 1865 г. умер последний туи-тонга, и преемника ему назначено не
было. Эта древняя сакральная должность ушла в прошлое, а старую
религию христианизированное население все более забывало.
В 1880-х годах полновластным хозяином на Тонга был англичанин
Ширли Бекер, премьер-министр, бывший миссионер. Для укрепления
своей власти он произвел церковную реформу, основав «Свободную
церковь Тонга» и подняв гонение на сторонников преобладавшей там прежде
веслеянской (методистской) церкви. Одновременно он убедил — или
заставил — короля произвести реформу в землевладении: раздать землю
(которая считалась государственной собственностью) представителям
старых аристократических фамилий. Так была создана система крупного
феодального землевладения, существующая на Тонга поныне.
В 1893 г. умер престарелый, правивший почти полвека Георг Тубоу I
и его сменил его правнук, Георг Тауфа-Ахау (Тубоу II). По боковой линии
он был потомком последнего туи-тонга и, таким образом, соединил в своих
руках обе традиционные формы власти. Но скоро прекратилась и
номинальная независимость тонганского «королевства». В 1900 г. был объявлен
британский протекторат на Тонга. Короли, однако, продолжали
царствовать, но лишь в качестве ставленников английского империализма.
После смерти Тубоу II (1918) на престол вступила его падчерица,
принцесса Салоте (Шарлотта). Супруг ее, Уилиаме Туги, происходивший из
старой тонганской знати, занял в 1923 г. пост премьер-министра и
удерживал его до своей смерти (1941).
Особенность истории о-вов Тонга состояла в том, что Англия
захватила эти острова «мирным» путем, использовав в качестве своей
агентуры миссионеров. Миссионеры сумели подчинить своему влиянию
население, опираясь на поддержку местной землевладельческой знати.
Британское правительство, прибрав острова к рукам, сочло полезным
сохранить знать, оставив ей ее привилегии. На этой классовой основе
удерживается до сих пор и местная монархия — единственная оставшаяся
в Океании.
Вся земля на Тонга — правительственная, королевская и
наследственной знати — сдается в аренду крестьянам.
Каждый тонганец, достигнув 16 лет, получает надел (апи) размером
в 8,25 акра. По закону он должен по крайней мере половину земельной
площади отвести под кокосовые пальмы, а на оставшейся выращивать таро,
ямс, бататы и т. п. для пропитания себя и своей семьи. Он должен
платить за землю 8 шиллингов в год,— эта арендная плата вносится в
казну, а казна передает ее владельцу земли. Сверх того он должен
уплатить значительно большую сумму в виде подушного налога и еще более
крупную — в пользу церкви. Если же он не заплатит налог, его
заключают в тюрьму, а если не внесет арендной платы в течение 3 лет,
владелец может согнать его с земли. Кроме того, если он сидит на коро-
671

левской земле или на земле вождя, он обязан еще^ в дополнение к
налогу делать подношения королеве или вождю (цыновками, свиньями
и т. д.).
За использованием земли крестьянами в деревне следит либо вождь,
либо староста. Он сообщает чиновнику имена глав домохо^яйств,
которые, по его мнению, используют землю не так, как нужно. В то же время,
если правительству необходимо для экспорта больше бананов или копры,
то чиновник передает это вождю или старосте, а тот собирает фоно и
сообщает об этом крестьянам.
Быт тонганцев в настоящее время представляет собой смешение старой
культуры с европейской. Со времени междоусобных войн начала XIX в.
они перешли от хуторской формы расселения к многодворным деревням.
Всего на островах насчитывается свыше 100 деревень, в среднем по 300
человек в каждой. Дома — в большинстве старого тонганского стиля, но
у более зажиточных построены по-европейски. Однако и в домах
европейского стиля обычно нет мебели, и обитатели сидят и спят по-старому —
на полу на цыновках. В будничное время носят одежду европейского
покроя из привозных тканей, но на праздники надевается нередко
традиционный наряд из таны. Изготовление тапы и плетение цыновок —
единственные из старых ремесел, полностью сохранившиеся. По старому обычаю
женщины выделывают тану и цыновки, собираясь для этого в общинных
домах, которые есть в каждой деревне. Пищу чаще готовят теперь в
покупной посуде, но в торжественных случаях — по-старому в земляных печах
или в золе очага. Пищевой режим более разнообразен, чем прежде:
появилась кукурузная мука, рис, разные консервы,— но доступная
большинству населения пища и по количеству, и по калорийности очень
недостаточна. Так, по исследованию супругов Биглхол, в деревне Пангаи только
один человек из всего населения — школьный учитель — может покупать
мясо и консервы1.
Культурный уровень тонганцев остается попрежнему невысоким.
Правда, начальная школа есть в каждой деревне, там обучают
преимущественно тонганские учителя на тонганском языке. Неграмотных почти
нет. Средняя школа имеется только в г. Нукуалофа, столице королевства,
и доступ в нее имеют немногие. Чтобы получить высшее образование,
надо ехать за пределы королевства — в Оклэнд, в Сидней, а это могут
делать лишь единицы. Радиопередачи ведутся на тонганском языке, но
газет на тонганском языке до сих пор нет. Единственная книга на
тонганском языке — библия.
Медицинская помощь недостаточна, и к врачам жители обращаются
только в особо серьезных случаях, более легкие болезни лечат
попрежнему местные знахари.
Христианская религия глубоко проникла в быт населения. В каждой
деревне есть несколько церквей разных сект. От старых верований почти
ничего не осталось. Но старые обычаи, например обрядовое питье кавы,
соблюдаются. Сохраняются и черты старинного уклада семьи, например
безусловное повиновение младших старшим.
Тонганцы вообще гордятся своей самобытной культурой, несмотря
на то, что очень многое из нее утратили. Они отчетливо сознают себя
особым и единым народом. К европейцам относятся недоверчиво и
независимо. Но независимость их — иллюзорная. Британские власти ведут
гибкую политику, не вмешиваясь открыто в дела населения, сохраняя
видимость национальной самостоятельности тонганцев. Лицам нетонган-
•ского происхождения даже запрещено селиться и приобретать землю в
1 Е. а. P. Beaglehole. Pangai village in Tonga. Wellington. 1941, стр. 54.
672

деревнях. Однако, по отзыву наблюдателей, чувствуется «невидимая
белая рука, управляющая королевством Тонга»1.
В событиях, происходивших на Маркизских остро-
Маркизские вах> ГЛавным действующим лицом оказалась Фран-
острова ция. Оборот событий был иной.
В конце 1830-х годов на Маркизских островах колонизаторы
спровоцировали жестокую междоусобную войну между вождями, из которых
одного поддерживали и подстрекали католические миссионеры —
французы, а другого — английский миссионер, епископ Томпсон. Во время
военных действий некоторые местности были совершенно опустошены,
кокосовые насаждения вырублены.
Колонизаторы воспользовались благоприятной для них ситуацией.
В 1842 г. на островах был поднят французский флаг, и контр-адмирал
Дю-Пети-Туар объявил о присоединении архипелага к французским
владениям.
Попытка островитян оказать сопротивление оказалась неудачной, и
им пришлось подчиниться.
В 1860-х годах на островах была колониальными властями введена
регулярная военная администрация. «Приказ» и «Распоряжение» 1863 г.
вводили судебные и административные учреждения, обязательную школу,
местную газету. Местные вожди были наделены административной властью.
Запрещены были многоженство, хождение или купание без одежды,
татуировка, пение «языческих» песен, погребальные обряды,
«языческие» поминки и другие подобные старые обычаи.
Это было своеобразное проявление бюрократического
полицейского режима Наполеона III, перенесенного в далекую колонию.
Мелочная полицейская опека нарушила привычный быт островитян и ничего,
кроме вреда, не принесла.
В 1881 г. на Маркизских островах была введена вместо военной
гражданская администрация. Но положение местных жителей не улучшилось.
К прежним бедствиям присоединился ввоз опиума — и последствия не
замедлили сказаться. Примерно в это время начали действовать на
островах германские торговцы, решившие набить себе карман на продаже
поддельных местных редкостей. Островитяне, например, употребляли особые
каменные песты для приготовления тестообразной массы из плодов
хлебного дерева. Туристы скоро расхватали эти песты, и они стали редкостью.
Тогда и выступили на сцену германские торговцы. Они стали вывозить
с Маркизских островов в Германию каменную породу, делали из нее
песты и затем ввозили их обратно на Маркизские острова, продавали
местным жителям и туристам. «Мы храним несколько подобных
пестиков в Музее Бишопа, чтобы продемонстрировать достижения западной
культуры в Полинезии»,— язвительно замечает Те Ранги Хироа2.
В 1902 г. декретом президента Франции была введена на Маркизских
островах новая система землевладения, ускорившая переход земли в руки
колонизаторов и укрепившая частную земельную собственность
наследственной знати. Масса обезземеленных полинезийцев оказалась
закабаленной на колониальных плантациях, где господствовали полурабские
условия труда.
За истекшее столетие быт аборигенов сильно изменился и не всегда
к лучшему. Правда, после прекращения межплеменных войн первых
десятилетий колонизации прежние жестокие обычаи отошли в
прошлое. Но под пятой колониальных властей погибла и вся прежде
самобытная культура обитателей Маркизских островов. Вместо традиционных
1 Е. and P. Beaglehole. Ук. соч., стр. 14.
2 Те Ранги Хироа. Мореплаватели солнечного восхода, стр. 138.
43 Народы Австралии и Океании _0

легких хижин, приспособленных к местному климату, островитяне
живут теперь в деревянных бараках с толевой крышей, душных днем и
не укрывающих от холода ночью. Распространяется туберкулез. Старая
культура почти исчезла. Общее ухудшение условий жизни населения, а
также запрещение старинных плясок и песен, как отмечают даже
буржуазные исследователи, привели к упадку искусств и развлечений среди
населения, прежде столь жизнерадостного1.
Новая культура проникает к островитянам очень слабо. На
Маркизских островах были миссионерские школы, но введение новых строгих
правил в 1904 г. (особые дипломы для преподавателей и пр.) привело к их
закрытию. Двадцать лет архипелаг оставался без единой школы. В 1924 г.
была открыта миссионерская школа-интернат для девочек, и она долго
оставалась единственной.
0 т Еще с XVIII в. в Европе под влиянием рассказов
стров ити первых мореплавателей, побывавших на островах
Таити, укрепилось представление о быте островитян как о некоей
райской идиллии: благодатный климат, богатая природа, экзотическая
культура, простые патриархальные нравы жителей, их приветливое
отношение к европейским морякам,—все это порождало иллюзию о каких-то
блаженных островах. В идеализации жизни таитян нашел выражение
протест против несправедливостей, резкого классового расслоения
феодального общества, стоявшего накануне буржуазной революции. Но эта
иллюзия ничуть не помешала европейским колонизаторам проводить там
столь же грубую угнетательскую политику.
В 1797 г. на Таити была создана штаб-квартира первого большого
миссионерского предприятия. Английские миссионеры, прибывшие на
судне «Дэфф», обосновались на Таити, и скоро эти острова стали основ·
ной базой деятельности протестантских миссионеров во всей Полинезии.
Появились адепты новой религии из самих таитян, которые стали
распространять христианство по другим островам, и деятельность таитянских
проповедников привлекала больше прозелитов, особенно из знати, чем
попытки европейского духовенства.
К этому времени на архипелаге укрепилась власть династии
верховных вождей Помаре. Основатель этой династии Помаре I, достигший
власти в конце XVIII в., умер в 1803 г. Его сын Ту, правивший под
именем Помаре II, объединил под своей властью не только все о-ва Таити, но
подчинил себе и западную часть архипелага Туамоту. При нем и под его
покровительством успешно действовали англиканские миссионеры —
почти все население было около 1820 г. крещено. Помаре II умер в 1821 г.,
и после кратковременного правления малолетнего Помаре III на «престол»
Таити вступила сестра последнего, принцесса Аимата, принявшая титул
и имя Помаре IV. В ее долгое правление и произошли в жизни таитян
роковые перемены.
В 1836—1837 гг. на Таити появились католические миссионеры,
но были изгнаны своими соперниками-протестантами, которые натравили
на них народ. Этот инцидент послужил поводом для важных политических
событий.
Правительство Франции, воспользовавшись изгнанием католических
миссионеров как предлогом, потребовало с таитян денежную
компенсацию, угрожая бомбардировкой (1838), а затем добилось от королевы
Помаре формальной гарантии для беспрепятственной проповеди
католической религии. Королева тщетно пыталась опереться на Британию и на
ее консула — Причарда. Британское правительство не сочло нужным
1 L. Roll in. Les lies Marquises. Paris, 1929, стр. 292—294.
674

Король По маре II
Таити
мешать французам. Французский адмирал Дю-Пети-Туар, придя с
небольшой военной флотилией, заставил таитян признать французский
протекторат (1843). Тщетно протестовала королева Помаре. Население пыталось
оказать сопротивление, и в течение нескольких лет на острове шли стычки
между таитянами и французами. Таитянам пришлось подчиниться и
признать протекторат (1847).
Французы все больше захватывали власть и укрепляли свое
положение. В 1877 г, умерла королева Помаре IV, а ее сын и наследник, Помаре V>
процарствовав всего несколько лет, был вынужден в 1880 г. отказаться
от короны в пользу Франции. Таити стало простой колонией» Старые
обычаи стали приходить в упадок. Вместе с ними уходило в прошлое и
очарование Таити, которое вдохновляло европейских художников и поэтов,
воспевавших экзотическую красоту острова. Французский художник
Поль Гоген прожил на Таити с перерывами более восьми лет между
1891 и 1901 гг. В своих многочисленных картинах и в
автобиографическом романе «Ноа-Ноа» Гоген запечатлел природу и жителей Таити, их
яркую самобытную культуру. Живя среди сельского населения, он
сблизился с таитянами, защищал их от произвола колониальных властей
и за это подвергался даже преследованию. С 1903 г. Таити стал центром
«Французских поселений» (Etablissements franqais) в восточной
Полинезии, составивших одну колонию.
Остров Таити — самый большой не только из о-вов Общества,
но и из всех вообще островов, входящих во «Французские поселения»:
из общей их площади в 4 тыс. км2 он один занимает более 1 тыс. км2»
Сейчас остров является не только административным, но и экономическим и
культурным центром для всех «Французских поселений». Папеэте —
единственный город во всей этой части Тихого океана, крупный порт меж-

дународного значения, пзнтр притяжения для населения и Туамоту и
Маркизских островов. Туда ездят и по делам и, кто может, для развлечения.
Жизнь в Папеэте и окрестностях в сильной степени европеизирована.
Постройки здесь — европейского стиля, все жители носят европейскую
одежду. Здесь сосредоточено и большинство пришлого населения.
Усваивая европейскую культуру, таитяне вовсе не отказываются от
своего языка. Французский язык господствует только в городе: в деревне
таитянин говорит на родном языке. Мало того: таитянский язык чем
дальше, тем больше распространяется и за пределами архипелага. На нем
ведутся ежедневные радиопередачи; выходят два ежемесячных журнала,
которые читают и жители соседних архипелагов. Таитянский язык
превратился в lingua franca почти всей восточной Полинезии.
0 В состав «Французских поселений» входит и архи-
Туамоту пелаг Туамоту (Паумоту), который, однако, гораздо
менее затронут влиянием капиталистических
отношений и европейской культуры. Оставшиеся несколько в стороне от
борьбы колониальных держав, эти мелкие и бедные природными
ресурсами атоллы также и меньше привлекали к себе внимание
исследователей. Литература о них бедна.
В начале XIX в. большая часть о-вов Туамоту, ранее политически
раздробленных, подпала под власть таитянских королей. Одновременно
здесь появились миссионеры и в короткое время (1816—1820)
распространили среди островитян христианство. С 1830-х годов на острова
стали прибывать скупщики жемчужных раковин и постепенно стал расти
жемчужно-перламутровый промысел,— пока (около 1880 г.) не
истощились запасы перламутровых раковин на отмелях. С 1840 г. развился и
вывоз трепанга, а также кокосового масла. Около 1870 г. все это вытеснено
усиленным вывозом копры. За эти десятилетия островитяне попали в
экономическую зависимость от европейских, особенно французских,
торговых компаний. В 1880 г., когда о-ва Таити стали колонией Франции,
Туамоту разделили их участь.
Французские колониальные власти начали усиленно вводить новые
порядки. Они разделили архипелаг на административные районы, в
каждом ввели выборные советы, судей, полицию. Началась ломка общинного
землевладения и искусственное внедрение частной земельной
собственности. Островитяне принялись гусердно сажать кокосовую, пальму,
сокращая все другие насаждения. Это сопровождалось и ломкой быта.
Туамотуанцы, жившие разбросанными поселками, стали селиться
большими деревнями: этого требовали интересы торговцев, да и миссионеров.
Теперь островитяне находятся в полнейшей зависимости от
капиталистического рынка. Однако пролетаризации — как и на о-вах Тонга —
не происходит. Безземельных почти нет: почти все островитяне — мелкие
земельные собственники — крестьяне, хотя участки большинства
микроскопические и участок больше 2 га уже считается очень большим. Как
бы то ни было, на о-вах Туамоту, по данным переписи 1951 г., из 6566
^кителей 6535 числятся самостоятельными хозяевами, тогда как наемных
рабочих и служащих всего 21 человек, а «нанимателей» — десять1.
Но, как уже сказано, эти «самостоятельные» хозяева в
действительности всецело зависят от рынка. Главный товар островитян — копра. Кое-
кто подрабатывает также промыслом перламутровых раковин, но надо
быть особенно искусным пловцом и водолазом: раковины остались
теперь лишь на большой глубине. От урожая кокосов и от рыночных цен на
коцру зависит все благосостояние островитян; поэтому оно очень непрочно.
1 В. Danielsson. Work and life in Raroia. Upsala, 1955, стр. 110.
676

Лишь при хорошей рыночной конъюнктуре островитяне сводят концы
с концами; тогда многие могут и покупать необходимые вещи и даже
предметы роскоши. Из продовольствия они покупают муку, рис, консервы;
покупают также одежду, мыло, керосин, сигареты. Более зажиточные
приобретают велосипеды, стенные часы, европейскую мебель — скорее
«на показ», чем для пользования ими, ибо спят не на кроватях, а
по-старинному на земле, на цыновках, так же и едят1.
Из старой материальной культуры сохранились лишь местами
постройки из пальмовых листьев, а также лодки с балансиром,— все прочие
предметы быта преимущественно европейские.
В культурной жизни населения о-вов Туамоту главный и наиболее
заметный факт — культурное влияние Таити. Жители Туамоту часто
ездят туда, роднятся с таитянами. Школьное преподавание ведется на
таитянском языке. Молодое поколение туамотуанцев уже почти перешло
на таитянский язык, на родном диалекте говорят лишь старики.
Французский язык знают очень немногие островитяне. Единственная книга на
местном языке — это библия. Островитяне в подавляющем большинстве
католики, но много также мормонов, протестантов. Старые
верования сохранились слабо.
Империалистическое порабощение Самоа протекало
строва амоа СЛОжнее. Здесь приняли участие три державы—США,
Англия и Германия, причем они вступили друг с другом в яростную
дипломатическую драку.
До 1830 г., когда на Самоа поселился английский миссионер Джон
Уильяме, архипелаг почти не посещался европейцами и был мало им
известен. Местное население переживало в это время полосу междоусобных
войн. Наиболее сильные вожди — Туи-Атуа на восточных островах,
Пуле-о-Салафаи на о-ве Саваии и другие — боролись за власть. Вождю
Малиетоа Ваиинупо удалось в 1830 г. провозгласить себя королем всего
архипелага, но после его смерти в 1841 г. смута возобновилась.
Самоанцы быстро восприняли христианство, ибо оно казалось им
связанным с более высокой культурой. Один из вождей так говорил своему
народу о миссионерах: их корабли месяцами бороздят океан, их топоры
прочны и остры, «отсюда я заключаю, что бог, давший своим белым
приверженцам эти ценные вещи, должен быть умнее наших богев, так как они
не дали нам этого. Мы желаем иметь все это. И мое предложение
состоит в том, что бог, который дал это, должен быть нашим богом»2.
Такое отношение полинезийцев к европейцам объяснялось тем, что
в первый период колонизации полинезийцы надеялись удержать
за собой свои земли и получить от европейцев, путем обмена,
железные орудия и другие предметы более высокой культуры. Полинезийцы в
это время смотрели на принятие христианства как на одно из средств
установления торговых связей с европейцами. Но вскоре оказалось, что,
получив нового бога, самоанцы, как и другие полинезийцы, не получили тех
культурных благ, которые они с ним связывали.
С 1830 г. на островах стало появляться все больше европейских
поселенцев. В 1838 г. капитан Бетьюн добился согласия местных вождей
на беспрепятственный приход английских судов в самоанские гавани.
В 1847 г. был назначен на Самоа первый британский консул, за ним
последовал коммерческий агент США (1853) и германский консул (1861).
США, Германия и Англия создали на островах свои морские базы.
Между этими тремя державами началась длительная борьба за власть на
1 В. D a η i е 1 s о п. Ук. соч., стр. 201—207,
2 F. К е е s i η g. The South Seas in the modern world. New York, 1946, стр. 230.
677

Самоа. Консулы непрерывно интриговали друг против друга, втягивая
в свои интриги и местных вождей. Они подливали масло в огонь
междоусобной войны.
Все три державы держали в самоанских водах наготове свои эскадры.
16 марта 1889 г. американская и германская эскадры выстроились
друг против друга в главном самоанском порту Апиа. Но в этот день
поднялся сильнейший ураган, какие часто бывают в этом районе, и
уничтожил стоявшие в Апии флоты трех держав — США, Англии и Германии.
Уцелел лишь один английский военный корабль.
После этого наступила небольшая передышка. Все три государства
договорились об установлении «порядка и мира» на Самоа, согласившись,
по Берлинскому трактату, признать королем Малиетоа Лаупепа. В
ленинских «Тетрадях по империализму» отмечен факт: «1889. Грабеж
островов Самоа (совместно Англией, Германией и Соединенными Штатами)»1.
Но соглашение империалистов не могло поддерживаться долго. После
смерти Малиетоа соперничавшие империалистические державы вновь
начали борьбу за выдвижение своих марионеток. Немцы выдвинули
своего ставленника — вождя Матаафа, американцы и англичане
поддерживали своих кандидатов.
В 1899 г. Британия отказалась от своих прав на Самоа в обмен на
некоторые уступки со стороны Германии на других островах. США и
Германия поделили архипелаг Самоа: немцам досталась его западная
часть, американцам — восточная. В ленинской тетради по этому поводу
записано; «Трения между Германией, Англией и Соединенными Штатами
из-за Самоа. Угроза войны. Конфликт. Договор о «дележе» этих
островов: 14 ноября 1899»2. После первой мировой войны Западное Самоа
перешло по мандату Лиги наций под управление Новой Зеландии. Во
главе администрации был поставлен губернатор. Ему подчинен
законодательный совет, состоящий из четырех-шести официальных членов,
назначаемых губернатором, и трех неофициальных членов, избираемых
европейскими резидентами. Имеется еще совет самоанских вождей (фоно),
включающий главных вождей каждого района. Члены совета назначаются
губернатором. Совет собирается дважды в год, обсуждает относящиеся
к коренному населению вопросы, но не имеет права выносить решения:
он может лишь делать рекомендации губернатору. После второй мировой
войны «мандатное» управление было превращено в «подопечное», что,
впрочем, представляет собою лишь изменение вывески.
Быт островитян Самоа сейчас не одинаков в разных частях
архипелага. Вблизи городов, портов и колониальных плантаций от старого быта
сохранилось очень мало, уклад жизни — европейско-американский. Так
обстоит дело на о-ве Уполу, особенно в его северной части, вблизи
г. Апиа (ЗападноеСамоа), и на о-ве Тутуила, особенно вблизи г. Паго-
Паго (Американское Самоа), Напротив, самый большой остров Саваии
и сейчас остается как бы заповедником старого быта. В американском
Самоа такую же роль играет маленький островок Мануа.
Самоанцы живут большими деревнями — число жителей в деревне
достигает тысячи человек (в среднем составляет около 210 чел.). Всего
деревень на архипелаге считается 236, из них 108 — на наиболее
населенном острове Уполу, 62 на Саваии, 57 на Тутуила, 9 на Мануа. Деревня
попрежнему составляет экономическое единство, особенно там, где больше
сохранился старый хозяйственный уклад. Каждая деревня образует
общину (ну'у), состоит из родственных семей. Во главе деревни—общинный
совет (фоно), составленный, как и раньше, из местной знати (матаи).
1 «Ленинский сборник», XXIX, стр. 287.
2 Там же.
678

Местная знать вообще в последнее время усилилась и даже
увеличилась численно. В Западном Самоа в 1926 г. свыше 30% всего взрослого
населения принадлежало к матаи. Матаи распоряжаются общинными
землями, сосредоточивают у себя и движимое имущество, особенно то,
которое выражается в местных традиционных ценностях — цыновках. Они же
выступают и как посредники в торговле- копрой. Матаи цепко держатся
за свои привилегии, руководят всей общественной жизнью.
Большая часть земли остается в руках местного населения, т. е.
фактически в руках тех же матаи. Около 1930 г. в Западном Самоа
собственность «короны», плантаторов и церкви составляла не более одной шестой
части всей земли; в Американском Самоа изъятая у островитян земля едва
превышала 4%. Нона своих землях самоанцы вынуждены разводить почти
исключительно товарные культуры, более всего кокосовую пальму. Как
и на других архипелагах, здесь господствует капиталистический рынок,
с его колебаниями цен. Из выручки самоанец платит налоги, церковные
сборы, покупает необходимые товары.
Культурный уровень самоанцев довольно высок, неграмотных среди
них почти нет. Однако существующая школьная система никого не
удовлетворяет. Она весьма неодинакова в разных частях архипелага. В
Западном Самоа начальная школа (имеющаяся в каждой деревне) находится
в руках миссионеров; обучение ведется на самоанском языке. Школы
второй ступени (окружные) тоже миссионерские, но под правительственным
контролем. Таких школ 45; в них преподается и английский язык. Однако
администрация держится мнения, что полное овладение английским
языком нежелательно. Школы третьей ступени предназначены только для
мальчиков; в них принят практический, сельскохозяйственный уклон.
Наконец, высшее образование самоанские юноши могут получать только
в Окленде (Новая Зеландия); для девушек оно почти недоступно.
В Американском Самоа все школы — правительственные.
Преподавание в них ведется на английском языке; в старших классах ученикам
даже запрещено пользоваться родным языком. Установка в этих
американских школах чисто ассимиляторская. Но дети, окруженные чисто
самоанской средой, так и не усваивают ни английского языка, ни чуждого
им быта.
Самоанцы могут читать на родном языке газеты, конечно,
правительственные (в Американском Самоа — «О ле Фа'а тону»; в Западном Самоа —
ежемесячный официальный бюллетень «О ле Савали»). Но больше им,
кроме библии, на родном языке читать нечего.
По религии самоанцы все числятся христианами. Около двух третей
их принадлежит к англиканской церкви, руководимой «Лондонским
миссионерским обществом»; остальные — веслеянцы (методисты), католики или—
в небольшом числе — мормоны, адвенггисты седьмого дня. Но фактически
на Самоа сохранилось больше старых верований, чем на других
архипелагах: верят в аиту, в духов предков, помнят некоторых старых богов.
По впечатлению наблюдателей (Феликс Кисинг), христианство здесь как
бы растворилось в старой религии: только вместо старых жрецов
выступают миссионеры, а прежние матаи стали дьяконами христианской
церкви. Старые знахари продолжают медицинскую практику, причем нередко
сотрудничают с врачами, которые посылают к знахарям некоторых своих
пациентов.
Один из самых больных вопросов на Самоа — вопрос о метисах.
Численность их постоянно возрастает. В Западном Самоа метисов в шесть раз
больше, чем лиц европейского происхождения. Они страдают от расовой
дискриминации со стороны «европейского» общества, но и чистокровные
самоанцы чуждаются их. Быт некоторых метисов совершенно европеи-
679

зирован. Другие тянутся за ними. Однако многие метисы, не желая
терпеть унижений от европейцев, решительно возвращаются к
самоанскому образу жизни.
Самоанцы чувствуют себя единым народом и все более протестуют
против искусственного разделения архипелага политической границей.
Л π Упомянем еще о маленьком острове Питкэрн. Этот
Остров Питкэрн гл.
r г островок имеет интересную историю.
В 1790 г. на английском военном корабле «Баунти» близ о-вов Тонга
вспыхнул мятеж против капитана корабля, отличавшегося крайней
жестокостью. Капитан и часть команды были спущены в шлюпку и оставлены
в открытом море. Корабль пошел на Таити, а оттуда, захватив десять
таитянок и восьмерых таитян,—на необитаемый рстров Питкэрн. Здесь
корабль был сожжен. Но между прибывшими начались распри, и вскоре,
после кровавого столкновения, из всех мужчин в живых остался только
один европеец, по имени Адаме, да и тот был тяжело ранен. Таитянки
вылечили его, и он стал их общим супругом.
В 1814 г., т. е. через 24 года после бунта, к о-ву Питкэрн подошел
английский фрегат. Экипаж, к своему удивлению, обнаружил, что остров
обитаем. На острове жили 48 человек, и все это были потомки Адамса,
который был еще жив. Он мог уже не опасаться суда, потому что за
участие в мятеже ему за давностью лет уже не грозило наказание. Еще
через семь лет население острова составляло уже сто человек. Англия
приняла население о-ва Питкэрн под свое «покровительство».
В 1943 г. население острова составляло 220 человек. Оно
сконцентрировано в деревне Адамстоун. Формально оно пользуется
самоуправлением, но местные органы власти подчинены верховному комиссару
западной части Тихого океана и обязаны выполнять все его распоряжения.
В 1934—1935 гг. население острова подробно обследовал
американский антрополог и этнограф Гарри Шапиро1. Он обнаружил здесь
чрезвычайно интересный культурный уклад — своеобразное переплетение
европейских и полинезийских (таитянских) черт. Разговаривают питкэрнцы
между собой на каком-то местном диалекте, непонятном ни англичанам,
ни полинезийцам; но говорят и на английском языке, хотя с акцентом.
Живут они в домах европейского типа, но крытых обычно по-океанийски
соломенной крышей. В домах европейская мебель, но таитянский способ
освещения масляными лампами. Земледельческие орудия — европейские,
скот тоже, но готовят пищу преимущественно в земляных печах на
полинезийский лад. Употребляют полинезийскую тану, калебасы в
качестве посуды. Дети посещают английскую школу, однако население
соблюдает некоторые полинезийские обычаи, например мужчины и женщины
едят отдельно. Спорт, танцы — главным образом полинезийские. Вообще
Шапиро пришел к выводу, что таитянский «вклад» в культуру
островитян Питкэрна больше, чем европейский. Есть, однако, и чисто
самобытные черты культурного уклада.
Несмотря на почти полное отсутствие притока крови извне и
постоянные родственные браки, никаких признаков вырождения островитяне
не обнаруживают. Рождаемость высока, прирост населения быстрый.
Островитяне здоровы, физически развиты.
чг В настоящее время все острова Полинезии являются
Управление г г>ттт \ \ /тч
колониальными владениями США, Англии, Франции и
британского доминиона — Новой Зеландии.
Всеми английскими колониями в Полинезии управляет верховный
комиссар английских владений в западной части Тихого океана (нахо-
1 Н. L. Shapiro. Heritage of the „Bounty"; the story of Pitcairn through six
generations. London, 1936.
680

дится на Фиджи, в г. Сува), через подчиненных ему комиссаров или
резидентов.
Американской колонией Самоа до 1951 г. управляли военно-морские
власти США. С 1951 г. Американское Самоа находится под
административным контролем департамента внутренних дел.
Французские владения в Океании (о-ва Таити, Туамоту,
Маркизские) находятся под управлением губернаторов, при которых имеются
советы. В последние входят только европейцы.
На ряде островов резиденты разрешают все вопросы
законодательства, совершенно отстранив полинезийцев от управления. Кое-где
функционируют советы вождей. Так, на Западном Самоа существует совет
вождей. Он избирается на три года голосованием всех взрослых мужчин.
Советы вождей регулярно заседают также на о-вах Кука и Эллис. Не
всегда эти вожди избираются местным населением. Часто их прямо
назначает правительство, и почти всегда они являются просто низовыми
звеньями колониального аппарата.
Исполнительные советы имеются на многих островах, и везде они
состоят преимущественно из колониальных чиновников. Во главе стоит
администратор (председатель совета).
Вся высшая законодательная и исполнительная власть
сосредоточена в руках губернаторов, администраторов, резидентов — коммисса-
ров и т. п. В каждой «юрисдикции» (обычно это группа островов) есть
центральный или высший суд, решающий наиболее важные вопросы. На
некоторых островах губернатор одновременно исполняет обязанности и
верховного судьи. Но обычно есть особый главный судья. В этом суде решают
дела только европейцы. Правда, когда решаются «туземные дела», то рядом
с главным судьей сажают иногда местных судей (это имеет место, например,
на Самоа, где такие судьи избираются из числа «вождей-ораторов»).
Советы вождей фактически признаны колониальными властями лишь
недавно, главным образом в годы второй мировой войны. Чтобы сделать
видимость уступки требованиям островитян, признаны были советы
вождей, учреждена должность местных судей. Колониальные власти сочли
даже выгодным укрепить положение вождей, наградили их титулами.
Вождям была оказана поддержка со стороны миссионеров. Пропасть
между вождями и народом стала гораздо глубже, чем раньше, а
налоги — в пользу вождей — гораздо больше.
Укрепляя власть вождей, колониальные власти, естественно,
превращают их в своих ставленников.
В мелких районах и общинах их ставят во главе «туземных» советов
и комитетов, либо назначают на должности писарей, полисменов,
медицинских инспекторов.
Местами вся власть — в руках миссионеров: так обстоит дело, например,
на о-ве Мангаия (о-ва Кука). Миссионер назначает судей, полицейских и
низовую администрацию из церковного причта и наиболее ревностных
прихожан. Жалование миссионеров составляется главным образом из
штрафов с населения, и поэтому миссионеры широко пользуются своим
правом штрафовать1.
Десятилетия колониального режима сильно изменили внешний облик
островов. На островах появились правительственные резиденции, порты,
районы плантаций, «торговые станции», магазины и т. д. Сильно изменился
и культурный облик полинезийцев.
По условиям жизни и быта среди коренного населения теперь
различаются две группы: первая — жители городов, портов и их окрестностей,
1 См. F. К е е s i η g. Ук. соч., стр. 154.
681

а также батраки на плантациях и рабочие на горных разработках;
вторая группа — сельские жители.
В районах портов и плантаций традиционная поли-
Жизнь незийская культура подверглась полной ломке,
в портовых Здесь можно встретить «туземных клерков, полис-
городах менов в форме, домашнюю прислугу, группы
горланящих грузчиков, плантационных парней, с их большими ножами,
рабочих на правительственных дорогах, продавцов изделий местного
ремесла, школьников, случайного аристократа старого пошиба, разных
людей, особенно молодых мужчин»1. Редко кто появится здесь в
традиционной одежде из тапьт. Большинство живет случайными заработками,
мелкими подачками от туристов; множество безработных и голодных.
Некоторые, хотя и отбились от своих общин, вынуждены через
некоторое время в них возвращаться, не найдя, чем прокормиться в городе.
Кому удается удержаться в этой обстановке колониального города,
те образуют совсем новую социально-культурную среду. Вождей здесь
мало почитают. Например, в портах Апиа (Западное Самоа) и Паго-Паго
(Американское Самоа) прежняя форма обращения к вождям сусунга май
(ваше высочество) или афио май (ваше могущество) заменена простым
американским «алло». В городах на вождей смотрят как на «деревенщину».
Здесь свои обычаи, свои порядки. Но эти обычаи и порядки никем
внимательно не изучались. Нет ни одной научной работы, в которой
приводились бы сколько-нибудь подробные данные о жизни в портах, на
плантациях и горных разработках в Полинезии и вообще в Океании.
w Вторая группа полинезийцев — жители деревень —
/лизнь в деревнях тт
составляет основную массу населения. Но здесь
также произошли большие изменения, хотя они мало коснулись
хозяйственного быта. Известно, что капитализм в отсталых районах использует,
и даже консервирует ту технику, какую он там застает. Это имело место
и в Полинезии. Местные жители обрабатывают землю при помощи тех
же деревянных кольев. Только топоры и другие каменные орудия
уступили место железным. Сохранение традиционной техники объясняется
отнюдь не какой-то особой консервативностью взглядов и привычек
островитян. Они прекрасно понимают преимущества многих предметов
европейской культуры, но им попросту не на что их покупать.
Основную ячейку полинезийского общества на большинстве островов
попрежнему составляет большая семья. Старинные большие семьи
обнаруживают большую живучесть. Это объясняется тем, что колонизаторы
стараются их укрепить, законсервировать, так как через большие семьи и
их главарей им легче управлять населением, собирать налоги. Со своей
стороны и христианская церковь имеет тенденцию не разрушать, а
укреплять большие семьи.
Сельская община тоже местами сохраняется. Формально она
попрежнему составляет самоуправляющуюся организацию, во главе со своими
старшинами и фоно (деревенским советом). Однако сейчас фоно не играет уже
прежней общественной роли. Он регулярно собирается и заседает, но
решения принимаются колониальными властями. Задача фоно сводится,
по существу, к тому, чтобы осведомлять население об этих решениях.
Колонизаторы стремятся превратить острова По-
Колониальная линезии в острова монокультур. Острова Крисмас,
ЭКОНОМИКа ^ лглл /т> \
Фаннинг, Уа-Хука (Вашингтон) превращены в
сплошные кокосовые плантации, отданные в долгосрочную аренду
различным колониальным монополиям. И на других островах значительная
1 F. Keesing. Ук. соч., стр. 75.
682

часть земли отведена под плантации. Оставшаяся земля частично была
захвачена колониальной администрацией, частично оставлена за
местными жителями.
Основной предмет экспорта составляет копра. В 1938 г. из
центральной Полинезии вывезено более 50 тыс. тонн копры, а сейчас вывозится
в два-три раза больше. Кроме того, вывозятся также ананасы (Таити),
ваниль (Таити, Туамоту, Маркизские острова), бананы (Тонга, Западное
Самоа).
Предметом ввоза являются промышленные товары (ткани, швейные
машины, керосиновые лампы и т. п.), а также мука, мясные консервы
и т. д. Вся торговля находится в руках нескольких компаний, имеющих
свои «торговые станции» на различных островах. Есть также мелкие
розничные торговцы, главным образом выходцы из Азии. Полинезийцев-
торговцев почти нет.
Колониальная система вынуждает местных жителей продавать одни
продукты и покупать другие, вести товарное хозяйство. Но оно находится
в сильнейшей зависимости от мирового рынка, и экономические кризисы
сказываются на нем самым непосредственным и самым тяжелым образом.
Особенно ярко видно это на примере копры. Годы первой мировой войны —
это годы «процветания», когда цена тонны копры поднялась на
лондонском рынке чуть ли не до 50 фн. ст. Но затем она стала падать и в 1934 г.
равнялась всего 8 фн. ст. В Океании она, естественно, была в несколько
раз ниже. 1932—1935 годы — худшие годы депрессии. В 1936—1937 гг.
цена тонны копры немного поднялась. Но «процветания» не наступило.
В 1939 г. цена вновь упала до 9 фн. ст.
Начало второй мировой войны оживило надежды на «процветание».
Действительно, копра поднялась в цене. Но война на этот раз охватила
и Океанию. Многие острова были отрезаны от мирового рынка, и
население их испытало, как пишет Кисинг, худший период в своей истории.
Несмотря на высокие цены на рынке, оно не могло ничего вывозить.
И после войны цены на копру продолжают колебаться.
Антиимпериалистическое и демократическое движение
Борьба проявляется на разных архипелагах Полинезии в
против колониализма r χ тт /-
г различных формах. Наиболее развито и
организовано оно на о-вах Самоа. Уже с первых годов XX в., когда
Германия и США провели ряд реформ, ослаблявших власть вождей,
происходили волнения как на Западном, так и на Восточном Самоа.
С тех пор движение за независимость все нарастает. В 1920 г., при выдаче
Новой Зеландии мандата на управление Западным Самоа, среди
самоанцев поднялись голоса протеста против того, что их все еще считают
неспособными к самоуправлению. Возникла антиимпериалистическая
организация May («Лига»), лозунгом которой стало «Самоа для самоанцев». В это
же время, желая уничтожить военную администрацию, восстали жители
Американского Самоа.
После окончания первой мировой войны европейские резиденты на
Западном Самоа ожидали расширения торговли. Но мандатное
управление привело к упадку торговли, к разорению самоанских тредоров —
местных старожилов, торговцев европейского происхождения. Был
запрещен ввоз рабочих. Немцы были выселены, а их собственность,
состоявшая на 90% из кокосовых плантаций, вошла в фонд военных репараций
и была продана новозеландским монополиям. Это сильно ударило по
прибылям самоанских тредоров, а также снизило и без того низкий
жизненный уровень коренного населения.
В феврале 1926 г. генерал-губернатор решил «помочь» коренному
населению Западного Самоа, направив их копру прямо на новозеландский
683

рынок, минуя самоанских тредоров. Это вызвало бурю протеста со
стороны последних. Самоанским тредорам, уже утратившим свое
монопольное положение в скупке и продаже копры, теперь угрожала опасность
совсем лишиться своих прибылей.
Тем более недовольными были широкие слои коренного населения,
интересы которого страдали от укрепления власти новозеландских
торговых монополий. В ответ на произвольные действия генерал-губернатора*
самоанцы, метисы и некоторые европейские резиденты создали орган
управления, независимый от Новой Зеландии. 15 октября 1926 г.
состоялось собрание, созванное тремя «неофициальными» членами
законодательного совета. На собрании присутствовали не только европейские
избиратели (собрание происходило накануне выборов неофициальных членов^
законодательного совета), но и аборигены. Решено было создать «Комитет
граждан» (Citizen's Committee). Тогда же была реорганизована May, и
руководители ее решили действовать в контакте с «Комитетом граждан».
Началась борьба за власть между колониальной администрацией и.
тредорами. Во главе последних встал наиболее богатый из тредоров —
Нельсон, полушвед-полусамоанец. Он пытался использовать массовое
движение коренного населения и опереться на него. Племенная аристократия
отказалась поддержать национальное движение. Силы в этой борьбе
разделились следующим образом: на стороне колониальной администрации
выступил совет вождей (фаипуле). За спиной администрации и фаипуле
стояли колониальный аппарат и войска Новой Зеландии. Им противостояли
«Комитет граждан» и организация May, опиравшаяся на большинство-
европейского и коренного населения Западного Самоа. Лидеры May —
в большинстве из второстепенных вождей — вели разъяснительную
работу среди самоанцев, показывая им, что вожди, члены фаипуле,— эта
слуги колониальной администрации. Движение развивалось в мирных
формах.
«Комитет граждан» послал 5 мая 1927 г. петицию в новозеландский
парламент. На Западное Самоа прибыл новозеландский министр
иностранных дел. Он ответил отказом на все требования «Комитета граждан»
и пригрозил лидерам движения высылкой. Губернатор получил право
высылать европейских резидентов и переселять самоанцев в другие
районы. Но движение сопротивления продолжало расти. Особенно активно·
действовало коренное население, руководимое May. Самоанцы отказались
платить налоги, бросили работу на плантациях, перестали посылать детей
в школу, не подчинялись решениям колониального суда. Руководители May
создали повсюду свою администрацию, параллельную колониальной.
Губернатор выслал трех европейских резидентов (в том числе
Нельсона). Самоанцы демонстративно устроили Нельсону торжественные
проводы. По настоянию губернатора в феврале 1928 г. к берегам Западного*
Самоа подошли новозеландские военные корабли. Четыреста наиболее
активных членов May были арестованы. Некоторые вожди были лишены
наследственного титула и высланы в другие части острова. Лидер May,.
верховный вождь Тамасесе, был посажен в новозеландскую тюрьму.
Эти репрессии вызвали бурю негодования среди самоанцев. Они
потребовали удаления губернатора, освобождения арестованных. В
новозеландском парламенте в ходе обсуждения этого вопроса в защиту
самоанцев выступил министр о-вов Кука, Мауи Помаре. Колониальные
власти, опасаясь худшего, удовлетворили эти требования. Губернатор
был отозван, четыреста арестованных членов May были освобождены.
27 декабря 1929 г. состоялась мирная демонстрация самоанцев на улицах
Апии. Правительственные войска открыли по демонстрации огонь. Был
убит лидер May — Тамасесе.
684

Дальнейшие сведения о событиях на Западном Самоа крайне скудны.
Движение сопротивления продолжалось, но приняло более скрытые
формы. Активные члены May ушли в горы, часть их потом вернулась, но
возглавила политику пассивного сопротивления. Возникла организация
«Женская May» под руководством женщин европейского происхождения
и метисок.
В 1930—1935 гг. новозеландское правительство не раз пыталось
применить военную силу против самоанцев. Но затем, увидев, что дело
принимает опасный оборот, оно переменило политику. В 1936 г.
репрессивные меры были отменены, высланные деятели May возвратились на Самоа.
На Самоа развертывается также движение за объединение всех
островов. Сейчас часть островов попрежнему принадлежит Новой Зеландии,
часть — США. Житель Западного'Самоа, чтобы посетить своих
родственников в Американском Самоа, должен получить особый пропуск,
пройти ряд инстанций.
После окончания второй мировой войны представители населения
Западного Самоа выразили желание получить немедленно самоуправление,
а не режим опеки. 6 марта 1947 г. секретариат Организации Объединенных
Наций объявил, что получено ходатайство, подписанное 46 вождями
племен и членами законодательного совета Самоа, о предоставлении
автономии Западному Самоа и об объединении с восточной частью
архипелага. Это ходатайство выражало, с одной стороны, справедливое
стремление самоанцев к самоуправлению и объединению всех островов,
имело целью, как оно гласило, положить предел «искусственному
разделению о-вов Самоа, которое в прошлом было установлено тремя державами
без согласия населения Самоа». Но, с дрзггой стороны, оно отражало
стремление правительства Новой Зеландии распространить свое влияние на
Восточное Самоа.
Борьба за независимость широко развертывается и на островных
группах центральной Полинезии. Полинезийцы, образующие
подавляющее большинство населения этих островных групп, отстаивают свои
права на участие в управлении. К сожалению, сведения об этом весьма
недостаточные

Г Л Α ΒΑ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
НАРОДЫ НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ
Новая Зеландия состоит из двух больших островов, Северного
и Южного, вытянувшихся по линии северо-восток — юго-запад
на 1,5 тыс. км, и ряда мелких островов, из которых следует
упомянуть о-в Стюарт с населением в 60 человек и о-ва Чатам с населением
в 700 человек (остальные мелкие островки почти необитаемы). Общая
поверхность Новой Зеландии — 267,4 тыс. км2.
Климат Новой Зеландии — морской, очень влаж-
Природные ный, умеренно теплый, а на о-ве Южный — про-
условия хладный. В самом теплом месяце в году и в самом
жарком месте (г. Окленд) средняя температура составляет всего +19,6°,
а в самом холодном месяце и в самом удаленном от экватора месте
(г. Данидин) —5,3°. Дожди идут большую часть года; маори называют
их образно «плачем неба»; во многих районах западного побережья
осадков выпадает за год свыше 2,5 м, в восточных районах — значительно
меньше.
Растительность богата, особенно в западной части островов. На
севере характерны новозеландская сосна каури (Dammara australis) и
пальмы, на юге — буковые леса; очень много древовидных папоротников,
достигающих 25 м в высоту. На плоскогорье Южного острова — более
бедная травянистая и кустарниковая растительность.
Млекопитающих прежде совсем не было; из птиц интересны местные
попугаи и некоторые виды бегающих, не летающих птиц, в том числе
бескрылая киви. Находят кости вымершей гигантской бескрылой птицы
моа. Видимо, эти птицы деградировали, потеряли крылья в условиях
островной изоляции.
Одной из крупнейших исторических заслуг поли-
Открытие незийцев является открытие и заселение ими Но-
Новои Зеландии во^ Зеландии. Здесь на практике показал себя
полинезийцами ^ ^ г
высокий уровень хозяйственного и культурного
развития полинезийцев, позволивший им освоить новую страну, которая
по природным условиям резко отличалась от центральной Полинезии.
Маори назвали открытую ими страну Ао-теа-роа («Длинное белое
облако»). Северный остров получил название Те Щка a May и («Рыба Мауи»),
Южный — Те Вахи Пунаму («Страна Зеленого камня»).
Согласно большинству преданий, честь открытия Новой Зеландии
принадлежит полинезийцу по имени Купе. Произошло это, если судить
686

Племена маори Новой Зеландии в конце XVIII в. (по Р. Фирсу)
по генеалогиям, примерно в начале X в. н. э. Купе жил в легендарной
стране Гавайки. Однажды он решил настигнуть и убить осьминога, который
не давал людям ловить рыбу. Предвидя длительное путешествие, Купе
взял с собой жену, пятерых детей и команду из 60 человек. Осьминог плыл
перед лодкой, на безопасном для себя расстоянии. Так он привел лодку
к Новой Зеландии.
Осьминог поплыл вдоль восточного берега Северного острова, затем
свернул в пролив, отделяющий его от Южного острова. Здесь Купе убил
осьминога. Купе был первым, кто прошел через этот пролив (названный
687

европейцами именем Кука). Он дал двум небольшим островам имена
своих дочерей — Матиу и Макаро (ныне островки Соме и Уард). Затем
он прошел вдоль западного берега Северного острова, островки Мана и
Капити остались с левой стороны.
Купе отплыл обратно на Гавайки от местности Хокианга (на Окленд-
ском полуострове). Это название местности, сохраняющееся до сих пор,
представляет собою часть древнего названия Хокианга нуи а Купе
(«Великое место возвращения Купе»).
Купе благополучно вернулся на Гавайки и рассказал там о
большой земле, которую открыл. Когда его спросили, есть ли там люди, он
ответил, что все, что он видел, это были птицы и насекомые (типичный
пример ' полинезийской формы отрицательного ответа). Купе рассказал,
далее, как надо плыть к новой земле.
В некоторых преданиях, однако, говорится о том, что Купе встретил
на открытой им земле людей. Предания рассказывают, что эти первые
поселенцы назывались тангата-венуа и прибыли на трех лодках. Жили
они в районе Таранаки, около нынешнего Нью-Плимута. Это были
люди высокого роста с темным цветом кожи и плоскими носами.
В связи с этим в науке существует спор о том, не была ли заселена
Новая Зеландия меланезийцами раньше, чем туда приплыли предки мао-
рийцев. Вопрос этот окончательно еще не решен.
По преданию, после Купе на Новой Зеландии побывал полинезиец
по имени Той. В поисках своих двух пропавших внуков он отправился
с Гавайки на о-в Раротонга, но не нашел их там. Тогда он сказал:
«Я отправлюсь в страну, открытую Купе». Той прибыл на Оклендский
полуостров, здесь он нашел людей, и даже очень много. Некоторые из его
команды женились на местных женщинах (тангата-венуа). Той и его люди
навсегда остались на Новой Зеландии. Ряд преданий, относящихся к
ближайшим потомкам Той, говорит о плавании одной лодки с Новой
Зеландии на Гавайки за кумарой (бататом). Эти предания наводят
на мысль, что люди тангата-венуа и люди Той не имели батата.
Лодка достигла Гавайки, но обратно не вернулась. Команда лодки
прибыла на Новую Зеландию позднее, вместе со многими другими
лодками. Это событие, память о котором сохранили легенды, очевидно,
произошло в середине XIV в.
Это было великое переселение (хеке) с Гавайки
Путешествия на ц0ВуЮ Зеландию, одно из самых значительных
с Гавайки r J « ' π
на Новую Зеландию событии в древней истории маори. Проходили
столетия, а маори твердо помнили об этом событии.
Каждое племя вело свое происхождение от команды одной из лодок,
в которых предки их прибыли на Новую Зеландию. Из поколения в
поколение передавались название лодки, имена некоторых предков,
находившихся в ней, особенно имена вождя, жреца и рулевого, название кормового
весла и т. д. Имена более поздних предков также заботливо хранились
в памяти. Маорийские генеалогии насчитывали двадцать и более
поколений, прежде чем они доходили до последних переселенцев на Новую
Зеландию. Исходя из расчета в среднем по 25 лет на одно поколение,
ученые высчитали, что полинезийские переселенцы прибыли на Новую
Зеландию около 1350 г.
В одной из своих песен маори перечислили названия наиболее
известных лодок, на которых они прибыли с Гавайки на Новую Зеландию:
Смотри, как «Таинуи», «Те Арава», «Матаатуа», «Курахаупо»
и «Токомару» —
Все плывут по огромному океану.
Ствол дерева был выдолблен на Гавайки,
688

И так была построена «Такитуму».
Одну ночь провели на Рангипо,
И на заре «Аотеа» отправилась в море.
Вот челны Уенуку,
Чьи имена отдаются в небесах.
Разве можно забыть их славу,
Если они вечно плывут в волнах нашей памяти1.
Это планомерное и организованное переселение было вызвано, как
говорится в легендах, межплеменными распрями на Гавайки.
Мореплаватели взяли с собой жен и детей; они захватили с собой и семена
культурных растений.
Большинство лодок прибыло в залив Пленти, и затем они плыли
вдоль берега на северо-запад. Прибывшие выбирали наиболее
подходящие места для поселения.
Лодка «Таинуи» приблизилась к заливу Пленти,
Расселение поплыла вдоль берега на запад и вышла в
на СХзТландии залив ^аУРаки· Л°ДКУ перетащили волоком
через перешеек, и она вдоль восточного берега
пошла к югу, прошла устье р. Ваикато. Часть переселенцев
высадилась в заливе Ваингароа, другая часть — в Капуа, третья — в Мо-
кау. Здесь лодку вытащили на берег. От команды лодки «Таинуи» ведут
свое происхождение племена ваикато, нгати-хауа, часть нгати-мару,
нгати-маниапото. Они заселили западный берег Северного острова 2.
Лодка «Токомару», прибыв к восточному берегу залива Пленти,
поплыла вдоль берега к северу, обогнула мыс Северный и вдоль западного
берега пошла к югу. От команды этой лодки ведут свое происхождение
племена атиава, часть нгати-мару, нгати-тама и нгати-мутунга. Они
заселили район к югу от р. Мокау до Нью-Плимута и еще южнее. На
севере они соприкасались с потомками команды «Таинуи», на юге —
с потомками «Курахаупо».
Лодка «Курахаупо», согласно одним преданиям, потерпела крушение
у о-ва Кермадек, и команда ее затем была переправлена на лодке «Аотеа».
Согласно другим, «Курахаупо» благополучно сама добралась до Новой
Зеландии. От команды этой лодки ведут свое происхождение племена
таранаки, нгати-ватуа, часть нгати-апа, те-рарава и др. Большинство их
занимало район Таранаки.
Лодка «Аотеа» причалила в районе залива Ваингароа. Место это
получило от лодки название Аотеа. Пассажиры оставили лодку и пошли
к югу. От команды лодки «Аотеа» ведут свое происхождение часть племени
нгати-апа, часть таранаки, племена нгати-хау, нгати-руануи и др.
Лодка «Те Арава», придя в залив Пленти, пошла на запад вдоль берега
к Макету, где и высадились ее пассажиры. Потомки их заняли район от
Макету до оз. Таупо (нгати-рангитики, нгати-тама, курапото, ронгомаи
и др.).
Лодка «Матаатуа» пришла в залив Пленти и вдоль берега добралась
до Вакатане. Здесь пассажиры высадились. От них ведут свое
происхождение племена уревера, нгати-ава, нгати-кахунгуну, часть таранаки. Они
заняли район от Вакатане до мыса Руневей, а также внутренний
лесной район Уревера.
Лодка «Такитуму» от залива Пленти дошла до мыса Северного и
пошла на юг вдоль западного берега. Командир лодки Таматеа
добрался до р. Вангануи, затем к оз. Таупо. Его сыновья поселились в районе
1 Те Ранги Хироа. Мореплаватели солнечного восхода, стр. 227.
2 См. карту расселения племен на Новой Зеландии (стр. 687).
44 Народы Австралии и Океании
ооУ

Поверти-Бей и Хаук-Бей. ,0т них ведут свое происхождение племена
нгати-кахунгуну и нгаи-таху (на южной оконечности Северного
острова). Нгаи-таху перебрались позднее на Южный остров.
Лодка «Хороута», в отличие от других, была построена на Новой
Зеландии. Она сначала совершила плавание на Гавайки за бататом и
потом, вместе с перечисленными выше, вернулась обратно, в залив Плеп-
ти. Здесь пассажиры высадились. От них ведут происхождение племена
нгати-пору, нгати-хауа и др. (к югу от мыса Руневей, примерно до Гис-
борна).
Так происходило, по преданиям, заселение Новой Зеландии в
XIV в. н. э.
Память о прежней жизни и о прибытии на Новую Зеландию маори
сохранили не только в легендах, генеалогиях и песнях, но и в обычаях.
К гостям, пришедшим пешком или даже приехавшим в автомобилях»
маори и теперь обращаются с приветствием:
Подтягивай сюда ладью!
Тащи сюда ладью!
К пристани — ладью!
К тому месту, где она отдохнет!
Добро пожаловать,
Трижды добро пожаловать!1
Историю маори в XIV—XVIII вв. восстановить трудно. Но нет
сомнения, что это был период общественного и культурного их развития,
активного приспособления к новой естественной среде.
К концу XVIII в. численность маори достигала, как полагают, 200 тыс.
Подавляющее большинство маори было сосредоточено на Северном
острове. Они делились на племена, общим числом около 50. В каждом
племени было по нескольку тысяч человек. К моменту прибытия на
Новую Зеландию английских колонизаторов маори уже находились на
стадии разложения первобытно-общинного строя. Далеко зашло
социальное расслоение, выделились вожди, рядовые свободные,
зависимые и рабы.
Наряду с этим сохранились еще многие институты и обычаи
первобытно-общинного строя. В целом у маорийцев сохранялись более
архаические формы общественного быта, чем у других полинезийцев.
Природа Новой Зеландии значительно отличается от природы
тропической Полинезии. Маори применились к новым условиям; их
материальная и духовная культура приобрела некоторые особенности, в
отличие от центрально-полинезийских.
Одним из главных орудий труда служил камен-
Орудия труда HbIg ТОпор. Клинок обычно делали из базальта
И ХОЗЯЙСТВО γ г υ
или нефрита; он имел четырехгранную форму,
привязывали его к деревянной рукоятке шнурком из кокосовых волокон
или новозеландского льна.
Маори имели каменные сверла для сверления камня, кости и раковин,
а также такие инструменты, как каменные долото, резец и пр. При
помощи этих несложных инструментов они обрабатывали дерево, строили
хижины, лодки, наносили на дерево тончайшую резьбу.
Маори усовершенствовали орудие обработки земли, ко, прикрепив
к деревянному колу, характерному для центральной Полинезии, особую
подножку для упора ноги; подножку украшали резьбой.
1 Τ е Ранги Хироа. Ук. соч., стр. 236.
690

Обработка дерева при помощи тесла
Старинный способ добывания огня выпахиванием
44*

В маорийском хозяйстве
главную роль играло
земледелие. Но в некоторых
местах, например на западном
берегу Северного острова, а
также в районе озера Таупо,
Уревера и на большей части
Южного острова, главным
источником пищи были
продукты леса; собирательство
служило здесь большим
подспорьем. Племена, живущие
в прибрежных районах, а
также по долинам рек Ваи-
като, Вангануи, на берегах
озер Роторуа, Таупо и
других, занимались
рыболовством.
Земледелие занимало
преобладающее место на Окленд-
ском полуострове, в районе
залива Пленти, на
восточном берегу Северного
острова и во многих других райо-
π нах. Здешние маори гово-
Подготовка листьев новозеландского льна ·£ г
для плетения Рили: «Земля—это мать,
которая никогда не умирает».
Кокосовые орехи, плоды хлебного дерева и бананы, столь
распространенные в тропической Полинезии, не могут вызревать на Новой
Зеландии из-за слишком холодного климата. О них сохранились лишь
упоминания в преданиях. Батат, таро, ямс и тыква прижились, но дают
здесь, в отличие от остальной Полинезии, только один урожай в
год.
Основной культурой, возделывавшейся на Новой Зеландии, был
батат (кумара), занимавший очень важное место как в экономике, так и
б ритуалах. Кумара считалась священным растением. Общественный амбар
для хранения кумары, покрытый прекрасной резьбой, был самым
красивым зданием поселка. Посадка и сбор кумары сопровождались
сложными обрядами и церемониями, приготовлять ее разрешалось только в
.земляных печах.
На втором месте стоял корень одного из местных видов папоротника.
Он также считался священным растением, но в меньшей степени, чем
кумара. Менее значительное место в хозяйстве маори занимали таро и ямс,
которые произрастали только на севере Северного острова и требовали
тщательного ухода. Некоторое распространение имела тыква.
Свиньи и куры на Новой Зеландии не водились. Домашним живот-
шым была местная собака, но в настоящее время она вымерла и известна
.лишь по преданиям и по отдельным сохранившимся шкурам. Она
напоминала внешним видом лисицу, не умела лаять. Мясо и шкура
собаки очень ценились.
Известным подспорьем в хозяйстве служила охота, в особенности на
птиц. К северо-востоку от оз. Таупо население питалось по
преимуществу рыбой, раками, моллюсками; племена, обитавшие по р.
Вангануи,— угрями и другой рыбой. Способы рыбной ловли были
чрезвычайно разнообразны.
692

Маорийка за плетением
Труд почти во всех отраслях хозяйства был коллек-
Организация тивным. Выходили на работу всей деревней. Для
и разделение труда L J r ^
* ™ выполнения определенных задач, например для
постройки лодки, создавались рабочие группы (оху). Когда
деревня не могла выполнить своими силами какую-либо работу,
например построить большой, украшенный резьбой дом, приглашались
родственники из других деревень. В каждом из рабочих коллективов
выделялся руководитель. Нередко его освобождали от непосредственного
участия в работе.
Существовало строгое разделение труда между полами. Большая
доля общественного труда приходилась на мужчин. Так, на них полностью
лежало вскапывание земли. В большинстве районов Новой Зеландии
мужчины занимались посадкой растений и сбором урожая,—
земледелие было здесь не женским, а мужским делом.
Мужчины охотились на птиц, ставили силки на них, ловили крыс,
снимали плоды с деревьев, занимались рыбной ловлей, как в море, так и
в пресных водоемах, выделывали сети, корзины. На долю мужчин
приходилась также постройка домов, строительство лодок, резьба по дереву,
обработка камня, татуировка, выделка собачьих шкур и изготовление
накидок из перьев.
Круг женских забот был уже. Главным занятием было
приготовление пищи. Обязанность женщин в земледелии заключалась в размягчении
руками комьев земли после того, как мужчины с палками поднимали
пашню. В некоторых районах женщины сажали растения и собирали
урожай. Затем женской обязанностью было собирание диких корней,
примитивное ткачество, собирание топлива, носка воды и работы по дому.
693

Укрепленная деревня — па
(из альбома первого путешествия Кука)
В знатных и богатых семьях большую часть женских работ выполняли
рабы. В целом роль женского труда в земледелии была невелика.
Женщина была вытеснена в узкую сферу домашнего хозяйства.
Общественное разделение труда сделало довольно значительные успехи.
Существовала специализация в выделке каменных орудий, строительстве
лодок, постройке домов, резьбе по дереву. Были особые профессии
плотников и татуировщиков. Ремесленники назывались тохунга, что
буквально значит «мастер», или «умелый человек». Они пользовались
большим почетом.
Строители лодок и домов проводили значительную часть своей жизни
в странствиях из одной деревни в другую. Профессия их была
потомственной, и профессиональные секреты обычно переходили из
поколения в поколение.
Ремесленники получали плату пищей, одеждой и украшениями.
Маори жили в деревнях. Деревни, защищенные
Поселения от наПадения рвом или оградой, назывались па,
илища незащищенные — каинга. Но даже и те, кто жил
вкаинга, строили поблизости па, чтобы в случае нападения укрыться здесь.
Каинга были более характерны для XIV—XV вв., в позднее время они
все более уступали свое место па. Каинга строились на ровной местности,
па — на склонах гор, на скалах и т. п. Деревня — и укрепленная, и не
укрепленная — состояла из нескольких жилых домов и одного-двух
больших зданий, богато украшенных резьбой. Возле домов стояли богато
украшенные резьбой амбары для кумары, сушеной рыбы и т. д., склад
инструментов и оружия, помещение для сетей, весел. На окраине
деревни на открытом месте на шестах натягивались веревки — здесь
694

Площадь в укрепленной деревне
сушили рыбу. Кое-где имелись помещения для приготовления пищи, но
чаще готовили под открытым небом.
Дома группировались около центральной площади (марае), с одной
ее стороны. На противоположной стороне стояли дом вождя и дом
собраний.
Вследствие более холодного климата и обилия леса на Новой
Зеландии маорийский дом отличался от всех остальных типов полинезийского
жилища прежде всего своим материалом: его строили из крепких
деревянных бревен. Он имел прямоугольный план. Единственными световыми
отверстиями служили обычно маленькая дверь и узкое окно в передней
стене, всегда обращенной к востоку. Перед домом строился навес.
Двускатную крышу дома, как и вообще во всей Полинезии, покрывали
травой. Дом, особенно передний фасад, обычно украшался резьбой.
На главном столбе дома всегда вырезалась человеческая фигура —
изображение легендарного предка. На Южном острове зимние
жилища для утепления часто до половины зарывали в землю, утепляли
их соломой. В холодную погоду в таких полуземлянках раскладывали
костер; после того как костер перегорал и оставались одни тлеющие угли,
все входные отверстия закрывались, и внутренняя температура дома при
морозе поддерживалась на высоте до +30°.
0 Одежда тоже отличала маори от прочих полине-
дежда зийцев. Тапы на Новой Зеландии не знали; вместо
нее употребляли ткань, сплетенную из дикого новозеландского льна.
Стебли дикого новозеландского льна маори трепали раковинами;
получалось белое волокно, шедшее на изготовление разных видов одежды.
Одежда состояла из передника или повязки вокруг пояса, как у большинства
полинезийцев; носили также плащи или накидки, изготовлявшиеся из
оболочки стеблей дикого льна, собачьих или птичьих шкурок. Плащи
маори выделывали очень искусно, их насчитывалось свыше десяти
разных типов. Одним из наиболее интересных был кахукиви — плащ из льня-
695

Маорийский клуб варе-вакаиро. Район Роторуа. Конец XIX в.
ной основы, в которую вплетались перья киви. Это придавало плащу
весьма своеобразный вид, отдаленно напоминающий кавказскую бурку.
Плащи высоко ценились.
Женщины носили на голове узкую повязку в виде обруча. Ее также
плели из окрашенного в различные цвета льняного волокна,
орнаментировали красивыми узорами. Длинные густые волосы спускались на спину.
Основной общественной единицей на Новой Зелан-
Родо-племенной строй дии ^ιπο племя, носившее название иви. Каждое
и семья r ^
племя занимало определенную, строго обособленную
область. Сношения между племенами были мало развиты: для маори
характерна известная замкнутость племен. Постоянные межплеменные
связи стали складываться только в эпоху столкновения с европейцами, когда
маори дошли до образования племенных союзов.
Каждый племенной вождь был одновременно вождем какой-нибудь
домашней патриархальной общины. Он олицетворял собою единство
племени. Маорийская поговорка «пень, к которому привязана лодка»,
образно выражает отношение между вождем и племенем. В некоторых местностях
вождь достигал очень высокого положения, главным образом благодаря
личным качествам и личной доблести. В других местах его значение было
невелико. Очень часто отдельные деревни отказывались повиноваться
вождю племени. В своих действиях племенной вождь был ограничен
советом, который состоял из вождей, представлявших хапу (отдельные
общины).
Более крупной, чем иви, общественной единицей был союз племен
вака (что означает «лодка»). Он включал в себя племена, ведшие свое
происхождение от команды какой-либо одной лодки из числа прибывших
696

в XIV в. на Новую Зеландию. Связи между членами союза были довольно
слабыми. Члены вака нередко воевали между собой. Однако самый факт
родства между этими племенами всем был известен.
Когда представители какого-либо племени посещали другое племя,
выступали по очереди старики, знатоки генеалогий. Сначала говорил
представитель первого племени. Старик начинал с того времени, когда прибыла
лодка, называл одного предка за другим и доходил, наконец, до того
момента, когда два брата отделяются, идут в поход в разные стороны и т. д.
Первый из этих братьев — предок одного племени, второй — другого.
Старик говорил: «Итак, младший пошел прочь, я оставляю его вам»,— и
далее рассказывал о происхождении своего племени от старшего брата.
Затем выступал представитель другого племени. Он начинал с того
места, где ему «дали его предка», и прослеживал от него происхождение
своего племени. Так устанавливалось родство двух племен.
Менее крупной, чем иви, единицей была так называемая хапу. Очень
часто в литературе термин «хапу» разъясняют, как клан или род.
Подобное толкование этого термина неточно. Во-первых, хапу, в отличие от
рода, не была экзогамной: уже с троюродными братьями и сестрами (по
обеим линиям) вступать в брак разрешалось; повидимому, это было связано
с стремлением сохранить собственность внутри хапу. Другая особенность
хапу, в отличие от рода, состояла в двустороннем родстве. Если, как это
иногда было, брак заключался между представителями двух разных хапу,
то ребенок от этого брака принадлежал и к хапу отца, и к хапу матери,
т. е. родство считалось по двум линиям. Считалось, что мужская линия
родства более могущественна и сильна, чем женская.
Таким образом, хапу нельзя считать родом. Это была скорее
патриархальная община.
Обычно члены хапу жили вместе, занимая одну деревню. Лишь в
редких случаях происходило соединение нескольких хапу в одной деревне.
Территориальная, или соседская, община в Новой Зеландии только
начинала формироваться. Основной тип поселения представлял собою
поселение из одной хапу, патриархальной общины.
Каждая хапу не только занимала свое особое поселение, но имела
свой общинный дом, украшенный резьбой. Он представлял собой место
общих собраний.
Хапу устраивала хакари, т. е. общественные праздники, для
которых сооружались колоссальные вышки из древесных стволов высотой до
30 м. Эти вышки были своего рода триумфальным сооружением, под
которое складывались приготовленные для праздника съестные припасы.
На празднество приглашались многие другие хапу, подчас даже люди
из соседних племен. Пищи требовалось много. На одном таком
празднике в 1844 г. было съедено 11 тыс. корзин кумары, 100 свиней
и пр.г
Подразделением хапу была ванау — переходная форма от большой
к малой семье. В нее входило несколько отдельных семей, связанных
между собой родством. Ванау занимала обычно один или два соседних
дома.
Члены ванау сообща владели землей; потребление также было общим
(общие трапезы) — жизнь полностью была основана на общинных
началах. Если в доме жило несколько пар, то каждая семья имела свой уголок
в этом доме.
Система родства маори — гавайского типа. Дяди и тетки назывались
отцами и матерями, племянники признавались детьми.
1 J. В υ 1 1 е г. Forty years in New Zealand, 1878, стр. 20.
697

Родственные связи и их значение в маорийской деревне проявлялись
в расположении домов в поселке: дома располагались всегда по
родственному принципу, дома близких родственников всегда стояли в
непосредственном соседстве.
Л На отношениях собственности лежал явственный от-
собственности печаток коллективности, общинного начала.
Племя считалось владельцем всех земель своей
племенной территории. Во время войны различные хапу должны были
защищать территорию племени в любой местности.
Вся окружающая деревню земля, включая и земли отдельных ванау,
была в распоряжении хапу. Хапу считалась владельцем военной лодки,
дома собраний, большой верши для ловли угрей. Крупные хозяйственные
предприятия (вскапывание земли, постройка хижины и т. п.) члены хапу
выполняли сообща.
Ванау владела своим наделом земли до тех пор, пока его
обрабатывала. Как только обработка прекращалась, права начинали, как
говорили маори, «холодеть» и в конце концов становились совершенно
«холодными», т. е. ванау их теряла. Всякая другая семья,
принадлежавшая к той же хапу, могла занять покинутый и запущенный участок.
На землю имели право и мужчины, и женщины. Землю можно было
передавать как по мужской, так и по женской линии. Но решающим
фактором здесь было место поселения брачной пары: при патрилок'альном
браке,—а у подавляющего большинства племен он был именно таковым,—
женщина, переходя в хапу мужа, теряла права на землю в своем хапу.
Ее дети получали право на землю в хапу отца. В этом случае братья,
выдавая сестру замуж, говорили ей: «Выходи замуж без пояса» (т. е. не
претендуй на землю своей хапу).
Напротив, при матрилокальном браке женщина получала
определенный надел из земли своей хапу. Надел этот, в силу традиционного
разделения труда, возделывался мужем. Однако муж, обрабатывая землю
в течение многих лет, не приобретал на нее прав собственности, ибо
он был чужим в хапу своей жены. Дети же его получали права на
эту землю от матери.
Население делилось на две группы: свободных и
Социальное рабов. Свободные в свою очередь распадались на
расслоение ТрИ касты> или ветви: арики — перворожденные,
рангатира — младшие по рождению, варе — зависимые.
Основным законом наследования являлась передача имущества и
прав старшему наследнику в семье.
Имущественные различия между арики и рангатира всегда были
выражены четко. Именно разница в богатстве составляла материальную
основу различия. То предпочтение старшей генеалогической ветви,
которое оказывалось ей в области социальной и религиозной, было
следствием большей экономической силы этой ветви.
Допустим, что у отца четыре сына. Когда он умирает, все его
имущество переходит к старшему сыну. Когда умирает старший сын,
имущество наследует не его сын, но следующий по старшинству брат.
Когда умирает этот брат, имущество переходит к третьему брату
и т. д. И только когда линия братьев обрывается, имущество переходит к
старшему сыну старшего брата.
Среди рангатира выделился экономически слабый слой. Таких людей
называли «варе», что значит «зависимые». Имея сравнительно небольшое
имущество, они часто зависели от экономически сильных рангатира, и
положение их несколько напоминало положение клиентов в древнем Риме.
Они группировались вокруг своего патрона, по большей части их род-
698

ственника по старшей
линии. Так возниьала
индивидуальная клиентела,
индивидуальная
зависимость.
В категорию варе
попадали и лица, нарушавшие
нормы обычного права.
Например, если человек не
сумел охранить гостя, это
объяснялось тем, что он не
обладал достаточно
сильной маной, и поэтому он
обращался в
полузависимое, клиентское состояние.
Вожди АРИКИ (ШеР;
во рожденные»)
возглавляли хану, и из
их числа выделялись
вожди племен. Положение
вождей было наследственное,
но только в известной
мере. Только тот
перворожденный сын вождя,
который обладал ораторским
искусством, знанием
генеалогий, мифов и т. Д., стано- Старый вождь маори племени туваретоа
вился настоящим вождем.
Никаких внешних форм
почитания вождя не существовало. Распоряжения вождя не имели
для остальных арики принудительной силы. С ними соглашались
постольку, поскольку они были разумны, и выполняли их в той мере, в
какой они соответствовали обстоятельствам. Маори подчинялись хапу, а
хапу могла не признать распоряжения вождя племени. Следовательно,
здесь о значительной власти вождя говорить нельзя.
Вождь возглавлял военные действия, играл первую роль в различных
церемониях и плясках, принимал гостей. Как правило, вождь должен
быть хорошим оратором. Он был обязан оказывать гостеприимство,
делать постоянные подарки народу, снабжать свою хапу провизией
при общих работах. Необходимые для этого съестные припасы он
получал в виде подарков — от народа и в виде дани — от побежденных.
Земельные наделы были особенно велики у вождя.
ρ Рабство на Новой Зеландии было развито довольно
сильно. Возможно, что рабы составляли до одной
десятой части населения. Но эта цифра не опирается на сколько-нибудь
твердые данные. Известно только одно, что у отдельных вождей было
помногу рабов. Рангатира, за редкими исключениями, рабов не имели.
Рабами становились исключительно военнопленные. Кабальное
рабство не было известно. Рабовладение было индивидуальное, и никаких
элементов коллективного рабовладения на Новой Зеландии не
существовало. Обращение с рабами, по словам некоторых исследователей, было
мягкое. Однако рабы исполняли тяжелые работы —ношение воды,
приготовление топлива, переноску корнеплодов с плантаций, варку пищи,
греблю на лодках.
Раб не мог вернуться к своему племени, не мог бежать: племя никогда
699

Метание копья
не принимало назад своих членов, бежавших из плена. Военнопленные^
захваченные на войне, навсегда оставались рабами. Считалось, что такой
человек потерял навсегда свою мана. Поэтому присмотр* за рабами^ не
представлял никаких трудностей.
Дети от брака раба и свободной рождались свободными; их принимали
в племя, они приобретали права на землю. Более того, человек, имевший
своим предком раба, мог стать, в силу личной доблести и накопления
богатства, вождем и даже великим вождем. Следовательно, рабство не было
наследственным и не налагало позорной печати на второе поколение. Это
было патриархальное рабство.
В связи с развитием рабства стоит и развитие войну
Воины Hg0 войны зачастую и начинались ради приобрете-
и данничество ^ J г г г
ния рабов.
На Новой Зеландии не было такого фактора (характерного для
остальной Полинезии), как недостаток земли. Войны между племенами велись
преимущественно из-за женщин, рабов, ремесленников.Побежденное племя
продолжало владеть своей землей или уходило на другое место. Поэтому
племена оставались независимыми и локализованными (а не были
перемешаны, как в остальной Полинезии, за исключением Маркизских
островов).
Следует отметить к тому же, что войны между племенами были здесь
далеко не столь обычным явлением.
Оружием воинов было копье, кинжал из дерева или кости,
томагавки, секирообразные палицы и короткие тяжелые палицы из камня и
кости.
На почве завоеваний складывался особый тип зависимости в
отношениях между племенами. Очень часто племена, побежденные на войне,
признавали господство своих победителей. Они становились в оаношения
зависимости, платили дань. Далее, побежденные не имели права начинать
войну без разрешения победителей и должны были сопровождать
победителей на войну. Побежденные приносили дань победителям съестными
700

^припасами и людьми (последних — для жертвоприношения). На этом
сих обязанности исчерпывались.
Одним из наиболее характерных признаков маорий-
елигия ской религии, отражением существовавшей
социальной дифференциации, было обожествление вождей.
Вожди высокого ранга считались священными особами, что
проявлялось повседневно в соблюдении ими различных запретов и т. п. К примеру,
вождь не только сам не готовил пищи, как все воины, но не смел даже
прикасаться к ней руками, и его кормила жена или рабы, кладя ему пищу
в рот. Вождь у маори выполнял различные религиозные обряды. Он
совмещал и функции жреца. Он являлся высшим судьей племени во всех
делах, касавшихся земли или имущества; он регулировал
сельскохозяйственные работы, выход на охоту, порядок рыбной ловли; руководил
погребальными обрядами.
Кроме священных вождей-жрецов, у маори были и другие жрецы,
низшей иерархии. Культовые обряды низших жрецов, считавшихся
живыми посредниками между духами и людьми, очень напоминали
шаманское камлание.
С сакрализацией власти вождей связан и известный общеполинезий-
•ский институт табу (по-маорийски many).
Прежде всего, сам вождь был тапу, как и все принадлежавшие ему или
соприкасавшиеся с ним предметы. Например, к его пище простые люди
не смели прикасаться под страхом неминуемой смерти. Он и сам имел
право наложить тапу на любой предмет, который тем самым становился
его собственностью. Например, если вождь входил в чужой дом
или прислонялся к столбу дома, отведывал какой-нибудь пищи — дом
становился тапу для всех, кроме него самого, становился, следовательно,
его собственностью.
Тапу у маори, как и у других племен Полинезии, было орудием
охраны собственности и орудием политической власти вождей. Предмет
считался тапу только для лиц, занимавших низшее общественное положение
•по сравнению с наложившим тапу. Вождь более высокого ранга, если он
обладал реальной властью, всегда мог завладеть данной табуированной
вещью, наложив на нее свое собственное тапу, и тогда она становилась
тапу и для вождя, первым сделавшего ее запретной.
Представления о сверхъестественных образах сложились в
политеистический пантеон. Существовала сложная иерархия богов, каждый из
которых имел свои специальные функции. Высшие божества большей частью
представляли собою олицетворение сил природы. Одним - из главных
маорийских богов был Тане, связывавшийся с растительностью
и птицами. Это было божество плодородия, считавшееся в то же
время бэгом солнца и создателем женщин. Другим почитаемым богом
был Тангароа, бог моря и рыбы, покровитель рыболовства. Маори
с большим искусством изготовляли изображения этих богов из дерева
и камня.
Маорийские космогонические мифы представляют собою
последовательный рассказ о происхождении земли, богов, людей и т. п. Они носят
крайне отвлеченный характер, язык мифов изобилует абстрактными и
сложными терминами, перевод которых, вследствие неясности значения
ряда слов, очень затруднителен.
Вот небольшой отрывок одного из таких мифов в условном
переводе: «Из Развития появился Рост; из Роста появилась Энергия; изЭнергии
появилась Мысль; из Мысли появилось Сознание; из Сознания
появилось Желание» и т. д., вплоть до появления Ранги и Папа, т. е. Неба
и Земли.
701

Маорийская космогония, так же как и учение о высших божествах,
носила на себе отпечаток творчества жрецов и была достоянием главным
образом жрецов и «благородных/). Народные массы имели об этих мифах,
как и о высоких божествах, лишь самые общие представления. Они
поклонялись более близким духам-покровителям.
Каждое племя имело своих собственных богов, или, лучше сказать,
духов-покровителей: духа—покровителя войны, под маной которого
находились в сражении воины племени; духов—покровителей ремесел;
к племенным духам обращались за помощью занимающиеся вредоносной
магией. Каждая хапу и ванау также имела своих
духов-покровителей, которыми часто являлись духи предков. К ним обращались за
помощью во время войны, работы, при колдовстве.
Среди маорийских жрецов и «благородных» существовал тайный
монотеистический культ бога Ио, скрываемый от непосвященных. Ио
представлялся в виде некоей безличной силы, лежащей в основе всего и всем
управляющей. Ио считался создателем вселенной и всего, что в ней находится,—
земли, богов, людей, животных и т. д. Ио не имел изображений, и ему не
приносили жертв. Есть предположение, что представление о «едином»
божестве Ио сложилось уже в новейшую эпоху, под влиянием проповедей
христианских миссионеров.
У простых же людей в значительной мере сохранились старинные
архаические формы культа. Были широко распространены различные
магические обряды, часто принимавшие форму заговоров. Особенно развита была
в различных своих формах вредоносная магия. Чисто колдовской смысл
имели, например, проклятья, в которых называлась та или иная часть
тела противника; произнося их, проклинавший наносил оружием
или каким-нибудь другим предметом удары по земле.
Маори были и остаются очень музыкальным наро-
Народное дом> Весьма развитое ν них чувство ритма прояв-
творчество r J J r r
r ляется в песнях-танцах хака и пои.
Хака — «стоячий» танец, мужской, состоит в различных движениях
руками, а также и ногами при прыжках. Танцующие делают при этом
свирепое лицо, таращат глаза, высовывают язык. Танец сопровождается
словами — речитативом в ритм танца; они относятся к тому событию, в честь
которого исполняется танец.
Мальчики с детства учатся прыгать в такт, высовывать как можно
больше язык, таращить глаза. Когда наступает время, они легко
заучивают новые движения и композиции, созданные для какого-либо
особого случая.
Пои — женский танец с шаром. Шары делают из сухих листьев
тростника, подвязывают шнурок. Затем, держа в правой руке шнурок,
вращают шар, бьют по нему левой рукой, делают различные движения
шаром — через плечо, бедра, колени, голову. Все это в такт песне, которую
поют вожди. «Танец пои,— пишет Те Ранги Хироа,— исполняемый
группой хорошо обученных женщин, является самым грациозным из всех
полинезийских танцев»1.
Музыкальными инструментами были трубы, флейты, барабаны.
Среди маори имелись искусные музыканты, умевшие на короткой
флейте (коауау) «выдувать» слова песен. Андерсен пишет: «Я слушал
такую песню в то время, как она записывалась. Я видел движение губ
старика, который играл на флейте, но я не знал, что записывались не только
мелодия, но и слова. Лишь через год после этого, когда я завел валик для
нескольких маори... я узнал, что были записаны и слова. Внимательно
1 P. Buck. The coming of the Maori. 1950, стр. 244.
702

слушавший маори
сказал тихо: «Я слышу
слова». «Какие слова?» —
спросил я. «Слова,
которые он поет через коау-
ау»,— ответил он. Я
опять завел валик, и,
когда начались слова, я
мог отчетливо слышать,
как они исходили из
инструмента. Когда я
спросил маори, было ли
такое пение на флейте
общеупотребительным,
он ответил: «Конечно, и
если вы не можете
понять все слова сразу, вы
поймете их после двух
или трех
прослушиваний; но петь нелегко,
и вот почему хороший
певец на флейте так
ценился»1.
Маори прекрасно
ориентировались в
окружающей их природной
среде. Один из лучших
знатоков их культуры,
Э. Бест, приводи! 100
маорийских названий
разных видов птиц, Маорийский художник за резьбой
280 названий растений,
60 названий насекомых и т. д. И это — «только фрагменты» прежних
знаний2. Маори умели объединять в группы те растения, которые
ботанически родственны, хотя внешне и различны. Это же относится и к
животным. Были, конечно, и ошибки в классификации (так, летучую мышь маори
причисляли к птицам). Но в общем их классификация обладала большой
точностью с научной точки зрения. Таковы некоторые черты
хозяйственной, общественной и культурной жизни маори конца XVIII в., до
появления на Новой Зеландии английских колонистов.
Новая Зеландия стала известна европейцам в 1642 г.
История (плавание голландца Тасмана); в 1769 г. ее вторично
колонизации v тт re тт «
«открыл» Джемс Кук. Первыми европейскими
поселенцами на Новой Зеландии были преимущественно ссыльные, бежавшие
из Нового Южного Уэльса, беглые матросы, не выдержавшие тяжелой
службы на кораблях. Часть поселенцев усваивала образ жизни
коренного населения Новой Зеландии — маори. Их называли пакеха-
маори, т. е. «местные европейцы». С 1814 г. сюда проникают
английские миссионеры, проторявшие пути колонизаторской политике
Великобритании. Новая Зеландия привлекла к себе жадное внимание
европейских колонизаторов своими лесными богатствами, китобойными и тю-
1 «Polynesian literature. Maori poetry. Ed. by I. C. Andersen». 1946, стр. VIII—IX.
2 Ε. Best. Maori nomenclature. «Journal of the Royal Anthropological Institute»,
1902, стр. 197.
703

.леньими промыслами. Китобойные суда Англии, США и Канады за
короткий срок истребили в новозеландских водах китов и тюленей, и во второй
половине XIX в. этот промысел утратил значение. Другим вопиющим
примером расхищения естественных богатств Новой Зеландии может
служить уничтожение лесов. К 1840 г. более трети лесных площадей Новой
Зеландии было превращено в пустоши, а с 1840 по 1900 г. площадь лесов
уменьшилась еще на 30 тыс. кв. миль.
Бурное развитие в Англии текстильной промышленности, быстро
растущий спрос на шерсть дали толчок капиталистической колонизации Новой
Зеландии, целью которой была зем;гя — пастбища для овец. Английское
правительство и на новозеландской почве применило выдвинутый Уэк-
фильдом и проводимый в эти же годы в Австралии проект
«систематической колонизации», суть которого заключалась в обеспечении рынка труда
рабочими руками1. Как и в ряде других мест, Англия пыталась
осуществить колонизацию Новой Зеландии с помощью торговых компаний. Тако-.
ва была «Новозеландская компания», созданная в 1830 г. Уэкфильдом.
Новозеландская компания распродала в Лондоне значительное количество
не принадлежащих ей новозеландских земель еще до того, как ее
представитель побывал на Новой Зеландии и «купил» их у маори — коренных
жителей страны. Но, как писал Маркс, критикуя теорию
Уэкфильда,«обладание деньгами, жизненными средствами, машинами и другими средствами
производства еще не делает человека капиталистом, если отсутствует
такое дополнение к этому, как наемный рабочий, другой человек, который
вынужден добровольно продавать себя самого»2. Именно этого
«дополнения» к английским капиталам в Новой Зеландии и не было.
«Новозеландской компании» не удалось обеспечить в должной мере приток рабочих
рук, и в 1850 г. она прекратила существование.
Явный провал компании Уэкфильда заставил английское правительство
взять колонизацию Новой Зеландии в свои руки. Чтобы обеспечить поток
переселенцев, надо было создать колонизационный земельный фонд.
Английское правительство достигло этого обычным для него путем:
заключило с обманутыми маорийскими вождями «договор» о
продаже земель английской короне t (1840). Присвоенные таким образом
земли передавались поселенцам при условии разведения ими овец.
Очень скоро основная часть приобретенной земли была захвачена
крупными овцеводами типа австралийских скваттеров. В 1858 г.
поголовье овец на Новой Зеландии уже составило 1,5 млн., а в 1880-х
годах — 13 млн.
Колонисты прибывали преимущественно на Южный остров, где мао-
рийское население было незначительно и не могло оказать серьезного
сопротивления. Но постепенно они проникали и на Северный остров.
Маори, сосредоточенные главным образом на Северном острове,
встали на защиту своих земель с оружием в руках. С 1843 по 1872 г.
английское правительство вело кровавые войны с маори, оттесняя маорий-
цев в наименее плодородные районы Новой Зеландии. Чтобы усилить
приток переселенцев, в 1861 г. была широко рекламирована находка
золотых месторождений в районе Отаго (Южный остров). За период с 1861
по 1871 г. европейское население Новой Зеландии увеличилось в 2,5 раза
(с 99 до 248 тыс.).
С 70-х годов XIX в., после «маорийских войн», в результате которых
почти половина маори была истреблена, основной поток иммигрантов
направился на Северный остров. Туда же переселялись англо-новозеландцы
1 Подробнее о «систематической колонизации» см. главу 10.
2 К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1952, стр. 769.
704

с Южного острова. Здесь насаждалось мясо-молочное скотоводство на
основе мелких ферм. Центр экономического развития Новой Зеландии
переместился с Южного острова на Северный. Уже в начале XX в. население
Северного острова превысило по численности население Южного.
Английская капиталистическая колонизация при-
Изменения., несла маори неисчислимые бедствия. Один из чле-
в маориискои t *
культуре нов английской палаты общин, имея в виду все
коренное население Австралии и Океании, заявил
в 1837 г.: «Трудно будет, вероятно, найти оправдание не только в
Австралии, но и на Новой Зеландии и на многочисленных островах Океании
тем убийствам, бедствиям, осквернениям, которые мы туда принесли»1.
В начальный период знакомства маори с европейцами, когда
последние еще не чувствовали себя хозяевами чужой земли, маори проявили
себя как мирный и любознательный народ, оценивший и готовый
воспринять все блага новой для них культуры: железные орудия, письменность,
книгопечатание и т. д. В конце XVIII — начале XIX в. жители
прибрежных районов выменивали у прибывавших к ним европейцев (они
называли их пакеха) железо, огнестрельное оружие, одежду, свиней,
картофель. В районе Островного залива возникло затем постоянное европейское
поселение. Но обмен был в то время еще слабо развит, в отдаленные
районы европейские товары вообще не проникали. Исключение составляли
только свиньи и — в особенности — картофель. Он распространился так
быстро, что уже в начале XIX в. вполне мог сойти за местное растение.
В это же время кое-где маори стали обносить поля изгородями для защиты
от свиней,— так много их развелось.
Начиная с 1820-х годов обмен стал более оживленным. Специальные
корабли прибывали на Новую Зеландию для торговли с маори. Среди
прибрежных племен поселились европейцы — посредники в торговле.
Такой посредник обычно ходил по побережью от деревни к деревне и
скупал у маори овощи и плоды. Перед его приходом маори раскладывали в ряд
сотни корзин с кумарой. Он шел вдоль этого ряда и бросал в каждую
корзину кусок табака или фартинг (четверть пенса) — такова была цена
корзины кумары.
Маори требовали от европейцев земледельческих орудий. Когда
миссионер Марсден предложил маорийскому вождю Руатаре вязаные чулки, тот
заявил, что ему нужны мотыги, а не чулки. Высокий спрос был на
железные топоры, рыболовные крючки, различные железные инструменты,
одеяла (они обходились дороже плащей, но были гораздо теплее), одежду,
ружья, порох, — в обмен на строевой лес, рыбу, местный лен, ку-
мару, изделия маорийских ремесленников, даже на татуированные
головы, а несколько позднее — на свиней и картофель.
Уже в это время европейцы стали скупать землю. Так, Марсден «купил»
200 акров прекрасной земли за 12 топоров. Денежной торговли еще не
было. Маори принимали европейские монеты, но употребляли их в качестве
украшений. По этой причине, к выгоде европейских торговцев, шиллинг
они предпочитали соверену. Так обстояло дело в 1840 г. Маори
продолжали владеть своими землями, их экономический и общественный строй
оставался прежним. Но уже появилось нечто новое — производство на
рынок.
В 1840-е годы европейский торговец уступает место европейскому
колонисту. Колонист начинает захватывать землю. На тех землях, которые
еще не захвачены, идет быстрое развитие хозяйства маори. Они возделы-
1 См. A. G. Price. White settlers and native peoples. Melbourne — Cambridge,
. 1950, стр. 157.
45 Народы Австралии и Океании «Λ·-

вают пшеницу, работая железными лопатами, строят амбары для зерна.
В начале 40-х годов в одном районе были построены две водяные
мельницы. За постройку одной из них маори отдали европейцам триста свиней
за другую — двести. При этом они сами валили лес, заготовляли бревна
и строили плотину. В январе 1847 г. в этом районе состоялось племенное
собрание маори и решено было построить еще одну мельницу. Через два года
мельницы появились и в других районах. Каждое племя старалось
построить мельницу больше и лучше, чем у других.
Менялся и культурный облик маори. Дети их учились в школах.
Маори покупали и носили европейскую одежду. В 40-х годах они стали
покупать мыло и стирать одежду.
В 1857 г. в районе залива Плентии озер Таупо и Роторуа маори (около
8 тыс. человек) имели 3 тыс. акров под пшеницей, 3 тыс. под картофелем,
2 тыс. под кукурузой и 1 тыс. акров под кумарой. У них было около тысячи
овец, 200 голов крупного рогатого скота, 5 тыс. свиней, 4 водяные
мельницы, 96 плугов, 43 корабля, грузоподъемностью по 20 тонн каждый, и
900 лодок.
Маори снабжали пакеха, т. е. английских колонистов,
продовольствием. В том же 1857 г. одно только племя нгати-пору доставило
английским торговцам 46 тыс. бушелей пшеницы. В районе городов Нельсон,
Окленд и в других местах снабжение городов и поселков колонистов
пшеницей, картофелем, кукурузой, кумарой, свининой и дровами
полностью находилось в руках маори. В те годы оклендская газета писала,
что маори стали главной опорой Новой Зеландии.
К 1860 г. европейские орудия труда и инструменты в ряде районов
вытеснили местные. Нефритовые топоры, сняв их с топорищ,
маори стали носить на груди, как украшение.
В системе общественного разделения труда возникает ряд новых
профессий— торговцев, столяров, кузнецов, пильщиков и т. д.
Коллективный труд начинает уступать место индивидуальному. Однака
земля, мельницы, корабли остаются еще собственностью племени, и вождь
руководит всей хозяйственной жизнью.
О том, насколько высоко оценили маори качества железа (чем и
воспользовались к своей выгоде скупщики с европейских кораблей), говорит
письмо, посланное вождем племени нгати-паоа, Те Караму Кахукоти, в
1854 г. губернатору Джорджу Грею, и повествующее о событиях начала
XIX в.: «Вы послушайте!— читаем в этом письме.— Капитаны кораблей,
прибывавших на Новую Зеландию в старые времена, посещали моих отцов.
Последние дарили европейцам прекрасные плащи, некоторые с бахромой,
а также топоры. В то время мы впервые увидели европейские топоры.
Наши собственные топоры мы делали из зеленого камня. С их помощью мы
валили деревья, делали лодки. Когда мои предки и отцы получили те
топоры,— писал далее Те Караму Кахукоти, — слух об этом дошел до
Островного залива, до Ваикато, до Тауранга, до Роторуа, до Таупо.
И все вожди тех мест пришли получить топоры»1.
Маори жадно тянулись ко всем достижениям европейской культуры.
Английские торговцы стали продавать маори огне-
Обострение стрельное оружие Жители мыса Северного в 1814 г.
межплеменной r rj .гл г о
розни платили за одно ружье 150 корзин кумары и 8
свиней. Английские мушкеты все в большем
количестве попадали в маорийскую среду.
В этом отношении особенно интересна деятельность знаменитого
вождя племени нгапухов—Хонги Хика. После одного столкновения с пакеха,
3 R. A* A. Sherrin. Early history of New Zealand. Aucklang, 1890, стр. 119.
706

убедившись воочию в превосходстве огнестрельного оружия, он отправился
в Англию (1820). Там он был принят королем Георгом, получил от него и
от других высокопоставленных лиц немало подарков. В Англии Хонги
Хика вел себя с большим достоинством — «как прирожденный
джентльмен», по отзывам англичан, и больше всего интересовался
постановкой военного дела. По возвращении ь Сидней Хонги продал все
полученные подарки, кроме оружия, и на вырученные деньги накупил
мушкетов с боеприпасами. Вооружив своих воинов, предприимчивый
вождь вскоре сделался грозой соседних и более отдаленных племен,
С 1821 г. он начал военные походы, всюду одерживал верх над своими хуже
вооруженными противниками, которых он беспощадно истреблял. В
походе Хонги был тяжело ранен, от этой раны умер (1828). После его смерти
вождем племени нгапухов стал Помаре, продолжавший завоевательные
походы своего предшественника.
Метод ведения войны изменился. Рукопашная схватка отошла на
второй план. Один из вождей говорил: «Ружье — плохое оружие, худшее и^
всех оружий; человек может быть храбрым, но перед ним долго не устоит»
Великие вожди убиты с расстояния, и никто не знает — кем. Сила воина
бесполезна против него».
Военные успехи нгапухов побудили вождей других племен заняться
приобретением европейского оружия. Межплеменные войны делались все
более частыми и кровопролитными. Европейские торговцы расширяли
выгодную торговлю ружьями.
Около 1830 г. нгапухи и "их вождь^ Помаре были наголову разбиты
коалицией племен ваикато и нгати-мару, после чего такой же участи
подверглись племена таранаки.
Чем был Хонги Хика для Северного острова, тем Раупараха стал для
Южного. Он прошел, сея смерть и разрушение, по западному и восточт
ному берегам Южного острова, убил и захватил в рабство около 4 тыс.
человек. Походы следовали за походами, и обычно каждый из них
кончался массовым истреблением побежденного племени. Кровавые усобицы,
и более широкое распространение людоедства — таков был ощутимый
результат соприкосновения маори с европейской «культурой».'
Английские колонизаторы ввели совершенно новый обычай — охоту
за татуированными головами. Добыча голов оказалась выгодным делом —
европейские музеи платили за них большие деньги.
Английские торговцы ввезли на Новую Зеландию алкогольные
напитки, о которых маори не имели никакого представления (они не знали
даже кавы). Однако здесь эти напитки не получили широкого
распространения. Маори сознательно ограничивали их употребление.
В 1840 г. на Новую Зеландию прибыл вновь назна-
Договор ченный британский губернатор Гобсон. Он провоз-
в Ваитанги л
гласил власть Англии над островом, подсудность
всех англичан, проживающих на нем, британским законам и запретил
самочинную скупку земель.
Многие колонисты были недовольны попыткой правительства
ограничить скупку земли. Были недовольны и маори, так как правительство
фактически присвоило себе все их земли без всякой компенсации. Гобсон
собрал вождей разных племен Северного острова и предложил им заключить
договор о признании власти английской королевы. Подкупом и обманом
Гобсон добился своего. Этот договор, подписанный на берегу р. Ваитанги
5 февраля 1840 г., предоставлял право покупки земель только
британской короне. Агенты правительства стали скупать земли у маори на еще
более недобросовестных условиях, чем это делали сами колонисты.
Последние же покупали землю от правительства по дорогой цене.

1840 год, год подписания договора в Ваитанги, согласно которому Новая
Зеландия стала английским владением, отметил рубеж в истории маори.
Отныне маори превращены в «избыточное» население на своей собственной
родине, в объект физического истребления, грабежа, эксплуатации со
стороны английских акционерных компаний и англо-новозеландских
землевладельцев и промышленников.
Начался грабеж маорийских земель. Расставаясь со своими землями,
маори произносили речи, пели песни,выражая в них свою глубокую скорбь.
Но вскоре их охватило возмущение.
,, „ Маорийская пословица гласит: «Лучшая смерть
Маорииские воины г τί
для человека — смерть за землю». И маори
поднялись на защиту своих земель.
1843—1872 годы — это годы так называемых «маорийских войн».
История «маорийских войн» распадается на несколько этапов, каждый
со своими характерными особенностями. Основными этапами можно
считать следующие: 1) 1843—1846 гг.— период разрозненных военных
действий отдельных племен; 2) 1846—1853 гг.— период относительного
затишья; 3) 1854—1859 гг.— объединительное движение среди маори и
подготовка более организованного сопротивления; 4) 1860—1865 гг.—
война под руководством «маорийского короля»; 5) 1865—1867
гг.—«движение паи-марире»; 6) 1868—1872 гг.— последний этап борьбы.
Первый этап маорийских войн — это стихийные вспышки сопротивле
ния, которые охватывали порой большие районы, но не перерастали в
общенародное движение. Первое крупное столкновение имело место в
долине Ваирау (Южный остров). Поводом послужил спор о правах на эту
долину. Маори разгромили посланный против них вооруженный отряд
колонистов (июнь 1843 г.). Более крупные размеры приняло столкновение
в районе Корорарека, где племя нгапухов под руководством вождя
ХонеХеке почти год (1845) вело борьбу против англичан, нанося им
неоднократные поражения. Англичанам пришлось мобилизовать крупные
силы— в последнем походе участвовало свыше 1600 солдат и офицеров,
они располагали артиллерией; кроме того, их поддерживали некоторые
маорииские вожди. В ходе этой войны впервые обнаружились
поразительные боевые качества маорийских ополчений и искусная
фортификационная техника: их укрепленные па успешно противостояли
артиллерийскому обстрелу и штурмам английской пехоты. С трудом закончив
тяжелую войну, англичане не решились на конфискацию земли у
побежденных нгапухов, чтобы не ожесточить их еще больше.
В 1846 г. столкновение произошло на южном конце Северного острова,
в долине р. Хутт, где английские войска предательски напали во время
переговоров на маорийскую деревню, в ответ на что маори стали громить
усадьбы колонистов. С помощью своих «маорийских союзников»
англичанам и здесь удалось под конец подавить сопротивление восставших.
В 1852 г. британское правительство издало «Кон-
«Конституционный акт» ституционный акт» для Новой Зеландии. Этот акт
и ««Земельная лига» J
ставил в привилегированное положение английских
поселенцев Новой Зеландии сравнительно с маори, из которых только те
получили политические права, кто считался частным собственником
занимаемых земель, т. е. те, кто порвал со своей племенной организацией.
Основной кассе маори новая конституция ничего не дала, кроме тяжелых
налогов. Естественно, что это не могло не вызвать острого недовольства
среди маори. И вот именно в эти годы зарождается идея объединения для
совместной борьбы за свои интересы против колонизаторов. В 1854 г.
состоялась большая конференция племен на южном берегу Таранаки. На
коцференции была основана постоянная федерация, получившая название
708

NUITIRENI
Национальный флаг, принятый
в «Стране короля»
«Земельной лиги», целью которой
было бороться против грабежа земель.
Члены лиги обязывались не
продавать землю европейцам без согласия
федерации, не представлять своих
споров на суд англичан, а
передавать их на разрешение общего
межплеменного совета, рунанга.
Некоторые племена, связанные
своими интересами с колонистами,
резко выступили против принципов
лиги. Начались конфликты,
усобицы между сторонниками и
противниками Земельной лиги.
Следующий шаг
Маорийский король r объединению
был сделан в 1857 г. Это было
избрание маорийскогокороля. Вопрос о нем
был поставлен еще на конференции
1854 г., и несколько лет подряд
велись об этом споры. Но яд
межплеменной розни был так силен, что
договориться об объединении племен
под общей властью было
чрезвычайно трудно. Все кандидаты, которым
предлагалась честь стать маорий-
ским королем, отказывались один
за другим. Наконец, в июне 1857 г.
на конференции вождей племен Северного острова, в местности Пукава,
удалось прийти к соглашению. Маорийским королем был избран 1е
Веро Веро, престарелый вождь племени ваикато. Королю был присвоен
титул Потатау I. Однако подлинным главой движения стал Вирему Тами-
хана (английское имя его Уильям Томсон), умный и энергичный деятель,
вождь племени нгати-хауа.
Процедура избрания короля была обставлена сложным церемониалом
в духе старинных маорийских обрядов: был сооружен высокий шест с
прикрепленным на нем новым маорийским национальным флагом (белый
с красной каймой и красным крестом); шест символизировал
священную гору Тонгариро; от него были протянуты шнуры к вбитым в
землю колышкам, означавшим отдельные маорийские племена: все они были
отныне объединены в королевство; присутствовавшие вожди передали
избранному королю всю мана-тапу (священную силу) своих земель. 10
сентября того же года Те Веро Веро известил специальным письмом
английского губернатора о том, что он избран королем маори.
Хотя почти все племена и Северного и Южного островов участвовали в
избрании маорийского короля, однако созданное объединение было очень
слабым и неустойчивым. Власть короля на деле простиралась лишь на
несколько племен, главным образом на племена ваикато и маниапото, да и
здесь она была ограничена совеюм вождей (рунанга). Без рунанга король
не мог принять ни одного решения, но и при санкции рунанга решение не
имело обязательной силы для других племен. Территория племен,
примкнувших к объединительному движению, получила название «Страны ко-:
роля» но это едва ли было каким-либо подобием государства. Продолжала
существовать почти без изменений старая племенная раздробленность, и
каждое племя сохраняло свою самостоятельность.
709

Деятели «Страны короля» придерживались по отношению к
англичанам мирной политики. Особенно это касается Вирему Тамихана,
фактического руководителя «Страны короля». В своих письмах и заявлениях
британским властям он постоянно подчеркивал законность стремлений
маори: как и всякий другой народ, они имеют право иметь своего короля;
в доказательство Тамихана ссылался на пример европейских народов,
показывая хорошую осведомленность в делах европейской политики; еще
более они имеют право на свою землю — к больному вопросу о земле
Тамихана возвращался многократно.
Умение маори ориентироваться в международных отношениях, а
вместе с тем их любовь к путешествиям проявились в любопытном эпизоде:
поездке двух маорийских вождей в 1859 г. в Европу. На австрийском
фрегате «Наварра», совершавшем кругосветное плавание, они направились
к берегам Европы, попали в Вену, где были представлены ко двору
императора Франца-Иосифа и гостили у эрцгерцога Максимилиана. На
вопрос, что они желали бы получить в подарок, маори попросили
печатный станок и шрифт. Они получили и то и другое и по
возвращении на родину организовали небольшую типографию, где
печатали свою газету, а также разные прокламации.
Война возобновилась в 1860 г. Губернатор Браун
Возобновление объявил, что впредь все земельные сделки будут
совершаться только с отдельными лицами, а не с
племенами или общинами. Это был прямой вызов маорийскому народу,
грубое игнорирование маорийского обычнсго права, знавшего лишь
общинную земельную собственность. Уверенные в своей силе, колонизаторы
ждали лишь повода, чтобы продемонстрировать новый «твериый» курс.
Повод представился в виде конфликта из-за земельного участка в устье
р. Ваитара (район Таранаки), незаконно приобретенного англичанами.
На племенном собрании, после того как губернатор предложил
передать земли по р. Ваитара короне, поднялся вождь Вирему Патукакарики
и сказал: «Губернатор, Ваитара не будет отдана тебе!» Затем встал вождь
Паоре Карева и сказал: «Слушай, губернатор! Я не отдам тебе Ваитара!».
Начавшаяся война (первая война в Таранаки,
Первая война I860—1861), которую вело главным образом племя
аранаки нгати-ава под руководством вождя Вирему Кинги,
была лишь первой из серии войн, постепенно охвативших всю страну.
Первая война в Таранаки ярко обнаружила как сильные, так и
слабые стороны маорийского освободительного движения. Сильной стороной
был, во-первых, необычайный героизм маорийских воинов, которые с
беззаветным мужеством сражались против превосходящих по численности и
вооружению сил противника; во-вторых, высокая фортификационная
техника. Не раз во время войны англичанам приходилось нести тяжелые
потери при осаде и штурме маорийских па; одна из таких попыток, штурм
па Пукетакауере (27 июня 1860 г.) кончилась для англичан печально:
несмотря на предварительный артиллерийский обстрел укрепления, его
защитники сумели энергичной вылазкой не только отбить противника, но
и совершенно разгромить его. Борьба за хорошо укрепленную па Те-Ареп
тянулась 21/2 месяца (январь — март 1861 г.); лишь после введения в
действие тяжелой артиллерии защитники па прекратили сопротивление.
Слабые стороны маорийекого освободительного движения
заключались в его неорганизованности и раздробленности, не устраненных
образованием «Сараны короля». Примиренчески настроенные руководители
«Страны короля» скорее мешали борьбе: король Потатау I вместе со своей
рунанга запретил всем племенам, кроме племени нгати-маниапото,
оказывать помощь Вирему Кинги и его воинам. Еще более предательскую
710

роль сыграли и на этот раз «маорийские союзники» англичан, которые
на особой конференции около г. Окленда (июль — август 1860 г.) еще раз
подтвердили свою поддержку политики английского правительства.
Следует отметить, что маори вели войну весьма своеобразно, согласно
древним обычаям, совершенно неуместным в данном случае. Так, окружив
однажды большой отряд англичан, они послали им много съестных
припасов, чтобы те не умерли с голоду; они предупреждали англичан о дне
атаки и т. д. Когда одного вождя спросили: почему он не захватил
английский транспорт с вооружением и продовольствием (а он мог это сделать),
он ответил следующим образом: «Почему? Ты глуп. Если бы мы забрали
их порох и пищу, как бы они стали воевать?».
Первая война в Таранаки закончилась поражением маори, но она
привела также к страшному разорению хозяйств поселенцев. Однако это
было лишь прелюдией целой серии более кровопролитных войн. По смерти
старого короля Потатау I место последнего занял его сын Потатау II.
С правительством колонии были начаты переговоры о признании «Страны
короля». 25 июня 1862 г. рунанга короля издала манифест о полной
независимости подданных короля от английских законов и от британской
королевы. Верховной властью над маорийским народом был объявлен бог.
Продажа и сдача в аренду земли запрещались.
В мае 1863 г. в Таранаки началась вторая война.
Вторая воина Она была спровоцирована демонстративным заня-
аранаки тием английскими войсками спорного участка земли,
того самого, из-за которого велась и первая война. Вновь начались
рукопашные стычки, осады укрепленных па. Англичане, разуверившись в
пригодности регулярных частей для военных действий в зарослях и горах,
стали пускать в ход специальные части лесных стрелков, составленные из
местных колонистов. Эти последние дрались более ожесточенно, чем
солдаты из метрополии, интересам которых колониальная война была чужда.
В дальнейшем военные действия в Таранаки слились с общим маорийским
восстанием 1864—1865 гг.
Наиболее крупные и кровопролитные военные действия происходили
на берегах р. Ваикато. Война в Ваикато началась в июле 1863 г. Обе
стороны стали готовиться задолго. Маори закупали оружие, порох, свинец,
пытались наладить и собственное производство пороха. Англичане
поставили под ружье все наличные^боеспособные силы, мобилизовали все
мужское население Окленда и Таранаки. Из метрополии прибыло до 10 тыс.
солдат. В общей сложности англичане располагали в эту войну более чем
17 тыс. штыков — неслыханная цифра для того времени. Поводом для
войны и на этот раз послужили провокационные действия колониальных
властей, потребовавших выселения из спорных районов в области
Ваикато всех маори, которые откажутся присягнуть на верность королеве
и сдать оружие. Маори в ответ на это заявили, что будут рассматривать
переход английскими войсками пограничной черты как начало военных
действий. Война началась с мелких стычек, имевших переменный успех, но
английское командование ставило себе довольно решительную задачу:
вторгнуться глубоко в «Страну короля» и разгромить основные силы
маори. К этому большому наступлению вверх по р. Ваикато англичане
подготовились весьма серьезно; маори со своей стороны возводили сильные
оборонительные укрепления.
Поход вверх по р. Ваикато был для англичан чрезвычайно труден. С
большими потерями им удалось взять один из рубежей сопротивления маорий-
цев — хребет Рангирири (20 октября 1863 г.). В декабре англичане
заняли столицу «Страны короля» — деревню Нгаруавахиа. Отсюда
губернатор Грей послал предложение мира Вирему Тамихана, но даже и этот
711

Переговоры представителей «Страны короля» с английскими колонистами
уступчивый маорийский политик не счел нужным ответить на письмо
губернатора: так твердо было боевое настроение среди маорийского народа.
Продвигаясь вглубь страны, британские войска подошли к главному
узлу маорийской обороны — крепости Патеранги. Это был шедевр
фортификационной техники маори. Как и некоторые другие, па была снабжена
и крепостной артиллерией. Генерал Камерон, английский командующий,
не решился штурмовать ее и предпочел обойти. Ожесточенные стычки имели
место в других местах. Но кульминационным моментом кампании была
героическая оборона маори знаменитой па Оракау (март—апрель 1864 г.).
Укрепление Оракау было сооружено на отлогом склоне горы, на
открытом месте. Оно состояло из земляного редута продолговатой формы
(24 X 12 м), с внешней траншеей и парапетом шириной до 2 м. При
сооружении вала слои земли перестилались слоями папоротника, что повышало
сопротивляемость вала артиллерийскому огню. Вокруг па шел тройной
палисад, а с северо-западной стороны был пристроен особый бастион.
Внутри па была разгорожена на отдельные руа (норы) для ослабления
разрушительного действия артиллерии. Па защищали около 300 человек,
в том числе около 20 женщин. Однако защитники были недостаточно
снабжены боеприпасами и продовольствием, и у них совсем не было воды.
При этих тяжелых условиях гарнизон Оракау мужественно держался
против подавляющих сил противника, под страшным артиллерийским
огнем. Страдая от жажды, неся большие потери, не имея времени даже
перевязать раны, маорийские воины непрерывно отбивали атаки штурмующей
английской пехоты. Все предложения о сдаче они гордо отклоняли. На
предложение английского командования выпустить по крайней мере
женщин, последние сами ответили: «Если мужчины умрут, женщины и дети
должны тоже умереть». Оборона па закончилась героической вылазкой,
во время которой большая часть гарнизона погибла, лишь маленькой
горсти защитников удалось прорваться. Английские солдаты зверски
приканчивали штыками раненых женщин. Оборона Оракау изумила самих
врагов. Ее сравнивали с защитой Фермопил спартанцами. «Триста маори,
712

оборонявших Оракау, приобрели бессмертную славу»,— говорится в
официальной Кэмбриджской истории Британской империи. Героическая
защита Оракау принесла свои плоды. Англичане не решились продолжать
походы вглубь «Страны короля». Война перешла в фазу мелких стычек.
Одновременно происходили военные действия на восточном берегу,
в Тауранга. Там на помощь англичанам выступило против «Страны
короля» племя те-арава, связанное торговыми интересами с экономикой
колонии. И здесь сторонники «Страны короля» храбро защищались, и
англичанам дорого досталась победа.
п В то время как война англичан со «Страной короля»
и марире шла постепешю на убыль, у маори образовалась
новая и более активная форма сопротивления, сплотившая массы
недовольных грабительской политикой новозеландского правительства. Это
было движение, связанное с новой национальной религией паи-марире.
Почвой для возникновения этого движения, носившего национально-
освободительный характер, хотя и принявшего религиозную оболочку,
было усиление колониального нажима новозеландского правительства
на маори.
Правительство применяло в широких размерах конфискацию земель
«мятежников». Рассчитывая устрашить непокорных, оно в
действительности лишь сеяло семена новой борьбы. Отдельные столкновения
перерастали теперь в общенациональную войну маорийского народа против
англичан. В этом — основной смысл движения паи-марире.
По форме это было создание новой религии, в которой причудливо
перемешались древние маорийские верования и обряды с христианскими.
Проповедник новой религии, Те Уа Хаумене из племени таранаки, долго
занимался изучением Библии, Апокалипсиса. По рассказам, он творил
разные чудеса. Новую религию возвестил ему якобы архангел Гавриил.
Главным ее догматом стало учение о том, что верующим помогают
полчища ангелов во главе с самим Гавриилом. Они могут сделать верующего
неуязвимым для пуль, для чего достаточно знать определенные
заклинания и особым образом поднимать правую руку на уровень лица, кистью
в сторону врага. Такое же магическое значение имел при этом и возглас
«хау», ставший у последователей новой религии боевым кличем. Отсюда
другое название этой религии — хау-хау. Примыкавшие к новому
движению племена сооружали священные столбы ниу, вокруг которых
устраивали обрядовые шествия с пением заклинаний; обряды доводили
участников до экстаза.
Одним из главных догматов учения паи-марире стал призыв к
священной войне против англичан. Первая стычка с ними произошла у
последователей паи-марире 6 апреля 1864 г. Разгромив из засады английский
отряд, маори отрезали нескольким убитым головы. Голову капитана
Ллойда «пророк» Те Уа приказал послать поочередно ко всем племенам:
архангел Гавриил открыл будто бы ему, что, когда эта голова обойдет
все племена, маорийский народ получит такую силу и мудрость, что,
изгонит европейских пришельцев за море и вновь станет хозяином своей
страны.
Повсеместно начались столкновения последователей религии хау-хау
с английскими войсками. Веря в свою неуязвимость, фанатики
бесстрашно шли под ружейный огонь и гибли во множестве. Хау-хау
распространялась, захватывая новые племена. Большие потери в сражениях не
смущали «пророков», объяснявших неудачи недостаточной верой адептов
в магические заговоры. Ожесточение с обеих сторон все более возрастало.
Однако не все племена примкнули к движению, некоторые продолжали
держать сторону англичан. Новозеландское правительство использовало
713

в борьбе против маори местные воинские части и отряды волонтеров,
сражавшиеся за свои интересы. Новый командующий, генерал Чьют,
предпринял в конце 1865 г. широкое наступление против племен
западного побережья; в нем участвовали и «маорийские союзники>>. В то же
время с умеренной партией — руководителями «Страны короля» — были
начаты переговоры. Они привели в мае 1865 г. к заключению «почетного»
мира на основе некоторых уступок. «Страна короля» была признана
правительством Новой Зеландии, в ответ на это ее руководители совершенно
прекратили борьбу против англичан. С этого времени «Страна короля»
уже не участвовала в войне.
Война последователей паи-марире против англичан продолжалась еще
несколько лет — примерно до 1868 г. Она разбилась на отдельные военные
действия в разных местностях—в Матата, Опотики, на восточном побережье
и пр. Англичанам деятельно помогали некоторые маори— противники
паи-марире. Понемногу движение шло на убыль. Правительственные войска
теснили воинов маори, отнимали у них деревню за деревней. В то же
время новозеландское правительство вынуждено было пойти на уступки
из опасения слишком ожесточить маори, а также стремясь привязать
к себе своих «союзников». Одной из таких уступок было
предоставление маори избирательного права (10 октября 1867 г.).
1868—1872 годы были последним этапом «маорийских
Последний этап войн». Он характеризуется господством планомерно
ВОИНЫ « « т-1
проводимой партизанской тактики. I лавными
руководителями маори были два крупных деятеля: Титоковару, вождь
племени нгати-руахине, иТе Кооти, из племени ронговакаата. Оба они
действовали независимо один от другого, но применяли одинаковую тактику—
неожиданные нападения на английские пикеты и мелкие отряды,
заманивание частей противника в лесные чащи, уклонение от крупных боев.
Идейным знаменем борьбы служили и на этот раз религиозные учения. Но
Титоковару выдвинул лозунг отказа от христианства и возврата к старой
маорийской религии. Напротив, Те Кооти знаток и поклонник Библии,
создал новую религиозную систему. Эта религия многое заимствовала из
ветхозаветных преданий: сам Те Кооти сравнивал себя с Моисеем,
освободившим израильский народ из египетского плена. Чтобы произвести
впечатление на своих последователей, Те Кооти прибегал к нехитрым фокусам
с демонстрацией светящегося в темноте креста или смазанных фосфором
пальцев.
Одновременная борьба против отрядов Титоковару и Те Кооти была для
новозеландского правительства нелегка. Годы 1868—1869 были в этом
смысле для владычества англичан весьма опасными. Успехи Те Кооти и
Титоковару порой ставили англичан в критическое положение. Те Кооти,
стремясь расширить фронт борьбы, посетил в середине 1869 г. «Страну
короля» и попытался вовлечь ее в войну на своей стороне. Результат был,
однако, отрицательным: в «Стране короля» Те Кооти добился лишь чисто
словесной поддержки. Причина заключалась не только в том, что
руководители «Страны короля» уже давно прекратили борьбу против
колонизаторов, но и в том, что Те Кооти по происхождению не принадлежал к
племенной знати: это был простой воин, выдвинувшийся лишь благодаря
личным способностям. Поддерживать такого «выскочку», а тем более
признавать его руководство, аристократия «Страны короля» не желала.
После полосы успехов в 1868—1869 гг. движение пошло на убыль.
Англичанам удалось окончательно разбить Титоковару и с начала 1870 г.
всеми силами обрушиться на Те Кооти. С помощью «маорийских
союзников» англичанам удалось нанести Те Кооти ряд поражений, и его начали
постепенно оттеснять вглубь страны. Последние столкновения имели место
714

в феврале 1872 г., а в мае того же года Те Кооти вынужден был бежать
в «Страну короля», где и нашел себе убежище.
В том же 1872 г. прекратилось сопротивление и
Итоги ^ их руководителей маорийского движения; в том
«маорииских ВОИН» ww г тг» «
г числе сложил оружие Ьирему Кинги, герои
первой войны в Таранаки.
Многолетние изнурительные войны окончились поражением маори.
Однако усилия их и героизм не пропали даром: английские власти
вынуждены были пойти на уступки побежденным, и маори получили
избирательные права. В 1872 г. за ними были закреплены два места в новозеландской
верхней палате. «Страна короля» была официально признана
независимой, на территорию ее был запрещен въезд английским чиновникам и
землемерам. В 1883 г. была объявлена амнистия всем «мятежникам». Правда,
конфликты не прекратились, они не раз повторялись и в последующие
годы, и опять из-за земли. В 1879—1881 гг. в ряде районов западного
побережья широко развилось движение пассивного сопротивления
английским властям; это движение возглавлял «пророк» Те Вити. Центром его
было селение Парихака. Правительство жестоко подавило движение.
Расхищение маорийской земли продолжалось, продолжается и доныне.
Причины уступок новозеландского правительства побежденным маори
заключались не в «великодушии» англичан, как это пытаются
утверждать — для наивной публики — некоторые буржуазные историки. Нет,
героическая борьба маорийского народа против более многочисленного
и хорошо вооруженного врага, а также боязнь правительства еще более
ожесточить маори заставили англичан пойти на уступки. Сыграло роль и
опасение англичан оттолкнуть от себя своих «маорииских союзников»,
без помощи которых англичане никогда бы не могли справиться с
«мятежниками». При этом, идя на уступки, англичане продолжали свою
постоянную политику разжигания межплеменной розни, натравливания одних
племен на другие. Именно межплеменная рознь, порождение отсталого
социального строя маори, и помешала маори создать прочное
общенародное объединение, которое помогло бы им добиться успеха в борьбе.
Наступивший мирный период очень метко определен словами одного
старика-маори: «Мир белого человека еще ужаснее, чем его война».
В 1873 г. был издан правительственный акт, уничтожавший общинную
собственность на землю. Началась «скупка» маорииских земель, т. е.
тот же земельный грабеж, но облеченный в «законную» форму. «Туземный
земельный суд» продолжал «освобождать» маори от их земли — так
позднее охарактеризовал один из судей результат своей работы в этом суде
за 70 лет (с 1865 г.)1.
Маори быстро превращались в народ без земли. К 1891 г. у маори Се*
верного острова оставалось лишь две пятые части прежних земель, а у
жителей Южного острова — менее одной десятой. К этому времени
численность маори упала до 40 тыс. Менее чем за столетие она уменьшилась в
пять раз. Казалось, что маори ждет та же судьба, что и коренное население
Австралии и Тасмании. Вот некоторые циничные высказывания
английских колонизаторов на этот счет.
1856 г.: «Маори вымирают, и ничто не может их спасти. Наша
обязанность, как добрых сострадательных колонистов, подложить им на
смертное ложе подушку».
1881 г.: «Об исчезновении расы вряд ли следует сожалеть. Они
вымирают быстро и легко и заменяются высшей расой» (т. е. англо-новозеланд-
цами).
1 A. G. Price. White settlers and native peoples, стр. 165.
715

1907 г.: «Раса вымирает и потенциально уже мертва»1.
Однако перепись населения 1906 г. показала, что численность маори
увеличилась па 4 тыс. В 1926 г. их стало уже 63 670. С 1926 по 1936 г.
численность маори возросла на 29,3%, в то время как численность англо-но-
возеландцев увеличилась лишь на 10,93%. В настоящее время
насчитывается около 120 тыс. маори.
Апологеты колониального режима, ухватившись за этот факт, стали
на весь колониальный мир трубить о «гуманизме» колонизаторов, об их
«заботе» о коренном населении. Одна за другой стали появляться
иллюстрированные книжки с изображениями «счастливых» маори.
На деле условия жизни маори продолжали и продолжают ухудшаться.
Сокращается площадь принадлежащих им земель, не только относительно
(так как растет численность маори), но и абсолютно. В 1939 г., когда маори
насчитывалось 90 тыс., их земли составляли треть тех земель, которыми
они владели в 1896 г., когда их было 40 тыс.
На каждую семью (ванау) приходится все меньшая и меньшая
земельная площадь. Новозеландские экономисты называют этот процесс «ато-
мизацией земельных владений». Имеется большое количество
безземельных.
В последние десятилетия растет смертность среди маори: в 1925 г.
умерло 14,96 человека на тысячу, 1938 г.—18,29 на тысячу; среди англо-
новозеландцев смертность составляет в среднем 9,08 на тысячу.
Рост численности маори происходил и происходит за счет повышения
рождаемости (до 50 человек на тысячу в год, у англо-новозелапдцев —
около 17).
Норма рождаемости повышается, несмотря на ухудшение условий
жизни. Чем это объяснить? Конечно, не «заботой» колонизаторов. Дело
в том, что с окончанием войн маори взялись за обработку оставшейся у них
земли, восстановили хозяйственные связи с пакеха, стали производить
на рынок. Состояние депрессии после военных поражений прошло, и
маорийский народ вновь поверил в свои силы. Это привело не только
к росту численности населения, но и к возрождению национальных
традиций.
«Комитет по туземным делам» писал в 1939 г.: «Последние два
десятилетия показали возрождение туземной расы, и это возрождение маорий-
ской жизни проявляется в росте численности населения, ε созыве
межплеменных собраний, в возрождении ремесел, в постройке зданий для
общественных целей, а также в общем чувстве расовой гордости»2.
Разумеется, вера маорийского народа в свои силы
Национальное пришла не сама собой. Она возникла в результате
движение « ^
того, что маорийский народ стал объединяться для
борьбы за свои национальные права. Это движение было возглавлена
и проходит под руководством маорийской интеллигенции.
Маори имели письменность уже в середине XIX в. Более тсго, в то
время процент грамотных среди маори был выше, чем среди «белых»3.
Среди маори имелись уже тогда высокообразованные люди. Таков,
например, Таратоа, написавший и издавший учебник математики для своих
учеников в школе Отаки.
Новозеландское правительство насаждало среди маори школы с
обучением на английском языке. В 1881 г. было 60 школ первой ступени
1 A. G. Price. Ук. соч., стр. 165.
2 «Нельзя считать простым совпадением, что с началом этого движения маорий-
ское население начало быстро возрастать» (Н. W. Williams. The reaction of the
Maori to the impact of civilization. «Journ.of Polynesian Soc», 1935, v. 44, № 4, стр. 240).
3 A. G. Price. Ук. соч., стр. 163.
716

(1406 учеников) и 12 школ второй ступени. Постепенно вбб начальные и*
средние школы перешли на английский язык. Но маори отстояли суще-
ствование нескольких колледжей, созданных около ста лет назад, тех же
средних школ, но с обучением на маорийском языке (Те Ауте, св. Стефана,
Уэсли — для мальчиков; были и женские колледжи).
Из этих школ вышло немало образованных людей, видных
государственных деятелей и ученых. Таковы член парламента Джемс Кэррол,
член парламента Апирана Нгата, крупный ученый — этнограф Те Ранги
Хироа (Питер Бак) и многие другие.
Весьма характерна в этом отношении фигура Апираны Турупа Нгата.
Он окончил колледж Те Ауте в 1889 г., затем университет в Кентербери,
где в 1893 г. получил степень баккалавра искусств. В 1905 г. он был
избран в новозеландский парламент от восточного маорийского
избирательного округа, в 1909 г. назначен министром без портфеля, в 1928 г.—
министром туземных дел и оставался в этой должности до 1934 г. Кроме
того, он был председателем и членом множества комиссий, комитетов,
компаний, президентом «Полинезийского общества» (с 1938 г.). Это был
крупный общественный и политический деятель и ученый. Он выпустил
в свет большой труд «Нга мотеатеа» в трех томах, собрание маорийских
народных поэм, стихов и песен. Умер в 1950 г.
Национальное движение зародилось в стенах коллед-
Младомаорийская жа ч;е АуТе. Бывшие студенты колледжа Те Ауте
лартия основали в 1891 г. организацию, которая в 1897 г.
легла в основу «Ассоциации студентов Те Ауте», или младомаорийской
партии. В 1897 г. на конференции обсуждался вопрос о положении маори.
Во главе партии встали такие люди, как Хоне Хеке, Мауи Помаре, Те
Ранги Хироа, Апирана Нгата.
«Любой маори,— пишет Те Ранги Хироа,— верен своему племени,
но Те Ауте учил нас верности расе... Нас учили тому, что мы имеем
обязанности по отношению к нашему народу, какого бы образа жизни мы ни
придерживались»1.
Каждый год Ассоциация устраивала в различных местах Северного
острова конференции; читались доклады на темы, связанные с жизнью
маори. Новозеландское правительство запретило эти конференции, однако
они продолжались под видом теннисных состязаний. Происходили
состязания и по другим видам спорта, например по оригинальному виду
спорта — рубке дров, по прыжкам в длину и т. д. Между прочим, в 1900 и
1904 гг. звание чемпиона по прыжкам в длину завоевал Те Ранги Хироа.
Во главе национального движения стояла наследственная знать,
вожди, все более превращавшиеся в маорийскую сельскую и городскую
■буржуазию. Они стремились использовать движение в своих интересах.
Целый ряд реформ имел целью сохранить привилегированное положение
вождей в новых условиях.
Апирана Нгата выдвинул «новый экономический план» в сельском
хозяйстве: объединение мелких земельных («атомизированных») наделов
в крупные, фактически присоединение мелких земельных уделов к
землям вождей. Борьба за осуществление этого плана тянулась долго. Лишь
в 1929 г. новозеландский парламент одобрил его, и даже решил оказать
■финансовую поддержку и продать вождям немного земли. За десять лет
{1929—1939) было продано 840 тыс. акров земли. Возникло 1700
«объединенных» хозяйств, работавших преимущественно на рынок и имевших
16 тыс. «зависимых», т. е. на деле — батраков. В 1943/44 г. число
подобных хозяйств достигло 2 тысяч.
1 Е. а. P. Beaglehole. Some modern Maoris. 1946, стр. XIII.
717

Маорийка — ученица ремесленной школы за работой
В 1936—1938 гг. в районе к северу от Окленда состоялись маорийские
конференции, посвященные созданию «объединенных» хозяйств;
конференции рекомендовали отвести 20 акров земли под марае, построить дом
собраний и церковь. В связи с этим в некоторых маорийских деревнях
сейчас строятся традиционные дома собраний с резными
изображениями предков и пр5
В 1920-х годах началось возрождение маорийских ремесел. Его
возглавила принцесса Те Пуеа. В 1926 г. в Роторуа была открыта школа
резчиков по дереву. В 1939 г. в ней училось и работало около 500 юношей и
девушек. Возродилось искусство плетения плащей из новозеландского льна.
В школах стали обучать детей национальным танцам хака и пои,
национальным играм.
Движение за возрождение ремесел носило противоречивый характер.
Оно было прогрессивным, поскольку вело к подъему творческих сил
народа, готовило его к новым битвам за свои национальные права. Но во
главе стояли выходцы из наследственной знати, стремившейся
использовать это движение для укрепления положения вождей, возрождения
древних сословных различий. Возрождалась тем самым и племенная
рознь. В годы первой мировой войны маорийские батальоны строились
по племенному признаку. Возрождались племенные обычаи. В деревнях
появились тетрадки с тщательно записанными генеалогиями. На
собраниях и сейчас кое-где не имеют права выступать женщины. Не имеет
права выступать сын, если жив его отец (даже когда последний не
присутствует на собрании), и т. д.
В годы второй мировой войны маори создали на племенной основе
организацию сбора продовольствия, во главе которой стояли маорийский
министр и около 400 племенных комитетов.
Маори принимали активное участие в борьбе против гитлеровских
захватчиков. Они храбро воевали на фронтах Франции, Бельгии, Греции,
на о-ве Крит, в Египте, Тунисе, Италии. В 1946 г. из армии было
демобилизовано 3990 маори (из них 2942 служили за пределами Новой Зеландии).
Многие маори в ходе войны были награждены орденами и медалями.
В честь одного из них, ТеМоана Нгариму, геройски погибшего в Северной
718

Африке в 1943 г. и посмертно награжденного крестом Виктории, было
организовано, по инициативе Апирана Нгата, большое маорийское
собрание (гуи). На нем присутствовало 7 тыс. человек, исполнялись пляски
(хака), песни (канораора), военные пляски {перуперу).
Все песни и пляски на этом собрании были направлены против
Гитлера, против фашизма1.
Развитие капиталистических отношений делало свое
Современное дело, беспощадно ломая племенные перегородки,
положение уничтожая остатки родового быта. Политика младо-
маорийской партии лишь замедлила этот процесс,.
но не смогла, конечно, его уничтожить.
Вождь племени утрачивает свое прежнее влияние. Хапу уже не имеет
экономического значения, члены ее собираются только на празднества и
на похороны. Коллективный труд, коллективное распределение
продуктов уходит в прошлое. При все увеличивающемся классовом расслоении
крестьянское хозяйство деградирует. Земель мало, посевную площадь
увеличить нельзя, потому полеводство падает.
Безземельные маори идут в город, ищут работу. Маори порывают связи
с племенем, с деревней. Место старых обычаев занимают новые, вызванные
капиталистическими условиями жизни. Когда одного юношу маори
упрекнули в неповиновении старшим, он вынул из кармана полкроны и заявил:
«вот мой. хозяин».
Среди современных маори следует различать две группы:
безземельных и имеющих землю. У безземельных маори теперь нет собственного
хозяйства. Они перебиваются случайными заработками на строительных,
дренажных, дорожных работах, на лесопилках, на скотоводческих
фермах, маслозаводах. Они образуют кадры рабочего класса.
Если сравнить занятия пакеха с занятиями маори, то окажется, что
среди пакеха 82% самодеятельного населения — это фермеры, торговцы,
квалифицированные рабочие, а среди маори 85% самодеятельного
населения — это чернорабочие и рабочие низкой квалификации.
Мужчина маори зарабатывает в среднем, по официальным данным,
2 фн. 10 шилл. в неделю, чего совершенно недостаточно для пропитания
семьи. Поэтому его жена оставляет дома детей, даже больных, и тоже
ищет заработка, например на чьем-либо огороде копает картофель;
зарабатывает она 7—8 шилл. в день. Это считается очень выгодной работой, так
как владелец огорода разрешает ей оставить себе мелкие картофелины:
их невыгодно везти на рынок. Дети тоже работают — полют морковь,
цветную капусту, собирают горох. Им приходится очень часто пропускать
занятия в школе.
Среди маори, формально имеющих землю, много фактически
безземельных; участок нередко так мал, что его нет смысла обрабатывать. Поэтому
они сдают его в аренду, а сами идут батрачить к бывшим вождям, ныне
крупным землевладельцам; при этом им приходится подчас обрабатывать
свой же бывший участок. Так, в одном из районов (в южной части
Северного острова) из 409 маори, имеющих землю, 30,5% владеют участком
менее одного акра, 30% — в 1—5 акров и 21,5% — в 5—20 акров. Они
объединяют группами свои участки, сдают в аренду и делят ренту между
собой. В среднем каждый из них получает 5γ2 фн. ст. в год. Но средняя
цифра в данном случае только искажает истинное положение вещей.
Достаточно сказать, что двое из этих 409 получают четверть из общей суммы
(575 фн. ст., по 287,5 фн. ст. каждый), 93 маори получают по 10 фн. ст. в
год; на остальных 314 маори остается из общей суммы всего около
1 I. L. G. Sutherland. The Ngarimu hui. Wellington, 1949, стр. Л.
719

Современный маорийский фермер
Рыболовецкий поселок в устье р. Ваикато. Маорийки с сетями

Современный дом маори, украшенный резьбой
700 фн. ст. в год, немногим более 2 фн. ст. на каждого, чего не хватит даже
на недельное пропитание.
Разумеется, дело нисколько не изменилось после того, как были
созданы по плану Апирана Нгата «объединенные хозяйства». Бедняки
остались бедняками, попрежнему они батрачат за ничтожную плату. Разнипа
лишь в том, что земли теперь не сдаются в аренду пакеха и весь урожай
с них принадлежит крупным землевладельцам-маори и реализуется ими.
В ряде районов маори перешли к скотоводству, главным образом мо
лочному. Это хозяйство требует от мужчин, женщин и детей много труда.
Вот распорядок дня в одной из деревень. Нужно встать в 4 часа утра и
подоить коров. Мальчики, иногда моложе восьми лет, даже не успев
позавтракать, везут сливки на маслозавод, куда их нужно доставить к 7 часам
утра. Коров выгоняют пастись. Днем выполняют все нужные работы,
связанные со скотоводством, а также обрабатывают огород, ловят рыбу и пр.
В 4 часа дня доение; снятые с молока сливки оставляют до следующего
утра. Вечерние часы также заняты трудом.
Такой вид скотоводческого хозяйства позволяет владельцам
маслозаводов нещадно эксплуатировать маори, вынуждая их продавать галлон
молока за 6 пенсов. Ничтожный денежный доход маори почти целиком
уходит на пищу (50%), одежду (20%) и на налоги. Остатки идут на табак,
на проезд по железной дороге. Большинство маори в долгу у торговцев,
причем долг некоторых достигает шестимесячного дохода.
Молоко в этих хозяйствах составляет не более одной двадцатой части
всей потребляемой пищи, кумара — одну четвертую, рыба — одну
пятую; мясо приходится есть очень редко. Так как пищи не хватае!, то
женщины иногда собирают моллюсков на морском берегу.
Большая часть маори занимает сейчас те районы Новой Зеландии, где
земли малоплодородны, транспорт развит слабо, медицинское
обслуживание поставлено плохо1.
1 См. A. G. Price. Ук. соч., стр. 175, 177 (карты).
46 Народы Австралии и Океании Λ л

Современные маори перед своим жилищем, крытым древесной корой. Уревера
Маори говорят на своем родном языке. Но почти все умеют говорить,
немного читать и писать по-английски.
Сохраняются еще некоторые пережитки племенного строя,
возрожденные политикой младомаорийской партии. До сих пор каждый маори знает,
к какой «лодке» он принадлежит. На стенах дома собраний и сейчас еще
можно увидеть изображение древней вака. Но в общем племенной строй—
уже дело прошлого. Идет процесс роста общенационального, общемаорий-
ского сознания.
Сейчас группа маори Северного острова, попав на Южный, встретит
всюду радушный прием, хотя сто лет назад их предки прошли здесь,сея
смерть и разрушение. По этому поводу старая маорийка сказала: «Мой
гости — это потомки тех людей, которые съели моего деда. Я бы должна им
мстить, но меня с этими людьми связывают теперь узы единства»1.
Многие знают теперь, что все они — полинезийцы; деревенские дети
пишут письма детям на Гавайские острова, Таити и Раротонга. В высшие
учебные заведения Новой Зеландии приезжают учиться молодые люди
с Самоа и других островов Полинезии.
Даже жители деревень, расположенных вдали от крупных центров,
читают газеты, слушают радио, интересуются'международными событиями.
В годы второй мировой войны в домах маори висели карты, на которых
отмечались изменения, происходившие на фронтах. По словам одного из
авторов, «маори смотрят на свое будущее, как на нечто, теснейшим
образом связанное с будущим новозеландцев европейского происхождения».
Численность населения Новой Зеландии в настоя-
Новозеландцы щее время равна 2,1 млн. (1954)2. Пришлое население,
европейского в подавляющем своем большинстве—потомки пересе-
происхождения ленцев из Англии. По своему происхождению англо -
новозеландская нация весьма однородна. Коренное
население страны, маори, сейчас составляет лишь около 129,5 тыс., т. е.
6% всего населения.
1 Н. В. Hawthorn. The Maori: a study in acculturation. «American
Anthropologist», 1944, vol. XLVI, № 2, стр. 23.
* New Zealand official Year-book, 1955, стр. VII , 28.
722

Наибольший приток переселенцев из Англии падает на 60—70-е годы
XIX в., когда английское правительство, убедившись в полном провале
плана «систематической колонизации», распустило сознательно
преувеличенные слухи о залежах золота на Новой Зеландии. На золотую
приманку попались многие тысячи потерявших в Англии землю, отчаявшихся
найти там работу людей. Если в 1840 г. на Новой Зеландии было всего
около 2 тыс. переселенцев, а в 1861 г. — 99 тыс., то в 1871г. их было
уже около 250 тыс., и число их в последующие годы продолжало быстро
расти.
В 60-х годах XIX в. на Новой Зеландии имелись следующие поселения
английских иммигрантов: Корорарека в районе Бей-оф-Айленде; Окленд
на берегу залива Хаураки; Веллингтон на берегу Кукова пролива; Нью-
Плимут в р-не Таранаки; Вангануи в нижнем течении р. Вангануи;
Нельсон на северном берегу Южного острова; Отаго на юго-востоке Южного
острова; Крайстчерч на востоке Южного острова.
Отдельные поселения не были связаны между собой. Кроме того, они
были весьма разнохарактерны. Например, в Отаго, где поселились
шотландские пресвитерианцы, существовали демократические порядки.
В Крайстчерче, основанном деятелями англиканской епископальной
церкви, господствовали порядки консервативной Англии.
В 1852 г. колония была разделена на шесть провинций: Окленд, Ныо-
Плимут (позднее Таранаки), Веллингтон, Нельсон, Кентербери (с главным
городом Крайстчерч) и Отаго. Вскоре к ним прибавились Гаукс-Бей,
Мальборо, Вестланд.
Основная масса населения (60%) сосредоточена теперь на Северном
острове, хотя Южный остров по площади больше. В четырех важнейших
городах Новой Зеландии — Веллингтоне (столица доминиона), Окленде,
Крайстчерче и Данидине живет 40% всего населения страны. Вообще на
городское население приходится 60%, на сельское, следовательно,—
лишь 40%.
Среди сельского населения большинство составляют фермеры. Для
Новой Зеландии характерна резкая дифференциация фермерства по
количеству земли. 66% земель сосредоточено в руках 8% крупных
капиталистических ферм, с площадью свыше 400 га каждая, в том числе 39%
площади находится в руках 1 % крупнейших ферм, с площадью свыше 2 тыс. га
каждая. В то же время 43,8% фермеров, владеющих мелкими и
небольшими участками, имеют в пользовании всего 3% земель1. Только 10%
сельскохозяйственной площади осталось в пользовании маорийцев, но и
из этого фонда треть находится в аренде у англо-новозеландцев.
В 1907 г. Новая Зеландия получпла статус и конституцию доминиона
Англии. Как и другие доминионы Англии, Новая Зеландия объединена
юридически с метрополией подданством английскому королю и
имперскими конференциями, в которых участвуют премьер-министры
доминионов.
По государственному устройству Новая Зеландия воспроизводит
государственный строй Англии. При генерал-губернаторе, назначаемом королем
Великобритании с согласия новозеландского правительства, существует
исполнительный совет, состоящий из премьер-министра, министров и
некоторых других государственных чиновников. Генерал-губернатор на·2
значает членов законодательного совета. Фактически Этот совет играет*
очень небольшую роль в государственных делах.
Решающая роль в государственных делах принадлежит палате
представителей. Палата состоит из 80 депутатов, из нпх четыре — от маорий-
1 New Zealand official Year-book, 1955, стр. 402—403.

Рабочие за сбором новозеландского льна
ского населения. У власти находится то лейбористская, то
«национальная» партия (местные консерваторы).
Местными органами власти являются советы, стоящие во главе графств
(округов)1. Руководит советом председатель, который избирается,
как правило, из числа крупных фермеров. 127 городов и 34 городских
района Новой Зеландии в административном отношении самостоятельны.
Они имеют свои городские советы. Во главе городского совета стоит мэр
города, имеющий в крупных городах одного или двух заместителей.
В хозяйственном отношении Новая Зеландия — это животноводческая
ферма Англии и рынок сбыта для ее промышленных изделий.
Основные отрасли сельского хозяйства Новой Зеландии и
базирующиеся на них главные отрасли промышленности — производство масла,
сыра, мороженого мяса, консервов, кож—ориентированы почти
исключительно на экспорт. Однобокое развитие экономики — типичная
особенность Новой Зеландии. Ее главное богатство — скот. На сочных
вечнозеленых пастбищах бродят круглый год миллионы животных: на равнинах
и предгорьях — рогатый скот, на альпийских лугах — овцы. По
относительной численности скота на душу населения Новая Зеландия занимает
одно из первых мест в мире: в ней насчитывается (1954) 5,7 млн.
голов крупного рогатого скота, 35,5 млн. овец, более полумиллиона
свиней. Это составляет в переводе на крупный рогатый скот более
500 голов скота на 100 человек населения2.
Около половины земли принадлежит фермерам на правах частной
собственности; остальная считается «арендованной» от короны3.
Крупные и средние фермеры редко живут на своих фермах,
большинство их проживает в городах. На фермах живут и работают их батраки.
Фермер нанимает обычно батрака с семьей. Вся семья живет в домике
1 129 графств (округов) объединены в провинции: четыре на Северном острове
(Окленд, Таранаки, Хаукс Бей, Веллингтон) и пять на Южном (Нельсон, Мальборо,
Вестланд, Кентербери,. Отаго).
2 New Zealand official Year-book, 1955, стр. 489; ср. К. Крейн. В Новой Зеландии,
«Новое время», 1952, № 31, стр. 27—28.
3 New Zealand official Year-book. 1937, стр. 303.
724

на ферме и, не покладая рук, трудится: сам батрак, его жена, дети
ухаживают за скстом, гонят его на пастбище, доят. С прекращением контракта
семья батрака должна идти куда-то искать себе новый кров и пищу. А это
в последние годы нелегко.
Сельскохозяйственные рабочие (стригачи овец, батраки, работники
молочных ферм и др.) — самая бесправная и обездоленная часть
населения. Они почти не охвачены профсоюзами. Немногим лучше
положение мелкого фермера, которого душат малоземелье и засилие монополий.
«Новозеландские фермы очень похожи друг на друга,— пишет
побывавший в Новой Зеландии советский автор К. Крейн.— Участок, как
правило, огорожен колючей проволокой. Внутри — один или два
маленьких домика. Постройки для скота отсутствуют. Скот находится на
пастбищах, на которых трава зеленеет круглый год».
На овцеводческих фермах, когда там происходит стрижка овец,
отмечается характерная для хозяйства этой страны картина. Овец тысячами
сгоняют с близлежащего горного склона под большой навес. Ограды
внутри навеса, где работают стригачи, весь день заполнены овцами. Шерсть
собирают, моют, затем она идет на сортировочный стол, под пресс и на
склад. Здесь же происходит и продажа. Покупатели оценивают качество
шерсти, спорят друг с другом. В руках у каждого прейскурант со
справочными ценами на шерсть. Больше всего среди покупателей англичан.
Зерновое хозяйство развито гораздо меньше. Оно даже не покрывает
внутренней потребности, и значительную часть хлеба (50%) страна
вынуждена ввозить. Правительство пыталось усилить производство зерна,
повысило на него внутренние цены, думая заинтересовать этим фермеров.
Но фермеры попрежнему стремятся получать максимальные барыши от
экспорта шерсти, масла, мяса, и земли, вполне пригодные для пашни,
используются, как и прежде, под пастбища1.
Таким образом, фермерское хозяйство Новой Зеландии — чисто
капиталистического типа, оно полностью подчинено международному рынку
и закону максимальной капиталистической прибыли. Выручка фермеров
состоит на 83—93% (в разные годы) от продуктов скотоводства и только
на 7—17% от полеводства2. Овцеводческие и молочно-скотоводческие
фермы занимают больше четырех пятых всей культурной площади Новой
Зеландии3.
Перед второй мировой войной британский капитал захватил свыше
80% экспорта, свыше 50% импорта, около 75% морского судооборота
Новой Зеландии. Англия выкачивает ежегодно около 20 млн. фн. ст. в виде
процентов и погашения по займам, дивидендов по частным вложениям и
судовых фрахтов. Но со времени второй мировой войны в экономику
Новой Зеландии начал все более проникать американский капитал. В годы-
войны американские товары на время вытеснили импорт из Англии. После
окончания войны английские торговцы попытались вернуть себе прежние
позиции, и между британским и американским капиталом завязалась
ожесточенная борьба за новозеландский рынок.
Промышленность на Невой Зеландии развита слабо, несмотря на
наличие немалых ископаемых богатств и колоссальные запасы гидроэнергии
(многочисленные горные реки). Даже горная промышленность не получила
развития. Больше всего, по ценности, добывается угля и золота. Но
своего угля все же не хватает даже для нужд небольшой местной
промышленности, и его ввозят из Австралии. Обрабатывающая промышленность—
это главным образом сыроваренные и маслодельные заводы, консервные,
1 К. Крейн. Ук. соч., стр. 28.
2 New Zealand official Year-book, 1955, стр. 436.
3 Там же, 1937, стр. 303, 304.
725

кожевенные, деревообделочные, текстильные и прочие предприятия легкой
промышленности. Фабрики по преимуществу мелкие: предприятий с
числом рабочих свыше 50—не больше 5%х.
Общее число рабочих — около 470 тыс. Из них в обрабатывающей
промышленности занято 167 тыс., в добывающей (горной) — 7,8 тыс., на
транспорте — 60,7 тыс., на молочных и зерновых фермах — 128,7 тыс., на
строительных работах — 62,3 тыс.2.
Зависимость от английского, а за последнее время и от американского
капитала сказывается во всех областях жизни Новой Зеландии. В 1951 г.
налоги увеличились. По сравнению с довоенными, розничные цены
возросли более чем на 100%3. В 1952 г. был отменен" контроль над ценами.
В 1950/51 бюджетном году прямые военные расходы превысили довоенный
уровень в восемь раз.
Трудящиеся Новой Зеландии ведут непрерывную борьбу против
дальнейшего ухудшения своего материального положения. В феврале 1951 г.
в стране вспыхнула всеобщая забастовка докеров. Докеры потребовали
повышения заработной платы и отмены обязательных сверхурочных работ.
Их поддержали шахтеры, рабочие холодильных заводов, моряки
торговых судов. Новозеландских рабочих поддержали и трудящиеся в
Австралии. Забастовка была самой продолжительной в истории Новой
Зеландии — она длилась почти пять месяцев.
В последние годы, в связи с экспансией североамериканского
капитала, с усиливающимся вмешательством США в дела других стран, Новая
Зеландия все больше подчиняется США. Усиливается проникновение
американского капитала в экономику страны. Одно из крупных
предприятий в стране — автосборочный завод близ Веллингтона —
принадлежит Форду. На американские средства строятся бумажные фабрики и
деревообделочные заводы.
На этой почве между Англией и США возникают острые противоречия.
Новая Зеландия — страна буржуазной демократии, но, как во всякой
буржуазной стране, демократические свободы, записанные в конституции,
для широких народных масс в настоящее время не осуществляются в
полной мере. В особенно бесправном положении находится коренное население
страны — маори. Еще в 1893 г. в Новой Зеландии было введено
избирательное право для женщин. Но на практике они мало участвуют в
научной и в политической деятельности. Очень мало женщин-юристов,
врачей. Закон об обязательном всеобщем обучении, введенный еще в 1877 г.,
практически не проводится в жизнь в отношении детей бедняков, как
англо-новозеландцев, так и маори: они вынуждены работать. В
школьной программе истории Новой Зеландии отведено очень мало места;
основное место занимает история Британской империи.
Население Новой Зеландии все более ясно осознает,
Борьба что смеыа буржуазных партий у власти ничего не
прогрессивных сил л j г j
за мир, демократию меня^т в его положении. Широкие массы англо-
и социализм новозеландцев включаются в борьбу за мир, за
демократические преобразования. В эту борьбу
понемногу втягивается и маорийское население.
В связи с этим стоит отход маори от лидеров младомаорийской партии.
Показательно, что на выборах 194В г. А. Нгата, почти бессменный в
течение многих лет депутат от маорийской курии, потерпел поражение. Зато
растет среди маори влияние Коммунистической партии Новой Зеландии.
1 New Zealand official Year-book, 1955, стр. 571.
2 Там же, 1954, стр. 966—967.
8 К. Крейн. Ук. соч., стр. 28.
726

Солдаты маорийского батальона, участвовавшего во вюрой мировой войне
В 1946 г. создалось своеобразное положение. Лейбористы получили
в парламенте всего на четыре места больше, чем консерваторы. Вопрос
о том, кто придет к власти, лейбористы или консерваторы, решен был тем
обстоятельством, что четыре маорийских депутата поддержали
лейбористов. В консервативных газетах начался поход против маори.
Большим влиянием среди маори пользуются члены левого крыла
лейбористской партии, примыкающие к коммунистам.
Коммунистическая партия Новой Зеландии терпеливо разъясняет
маори, что англо-новозеландский рабочий класс не только не несет ответ-
€твенности за капиталистические «порядки», но и ведет против них борьбу.
Работа среди маори ведется главным образом в городе, на предприятиях.
Но в последнее время коммунисты ставят вопрос и о работе с сельским мао-
рийским населением.
«Нужно понять,— писал редактор журнала «New Zealand Labour
Review», коммунист Сид Скотт,— что средний маори — не пролетарий и не
живет в городе. Цифры говорят об этом совершенно ясно. Большинство
маори—это безземельное крестьянство или сельская беднота»1.
Коммунистическая партия стоит во главе движения широких масс
Новой Зеландии за мир. На национальной конференции Коммунистической
партии в конце июля 1951 г. было принято решение о дальнейшем
усилении борьбы за мир, о расширении единого фронта сторонников мира. Кон-
1 S. Scott. United front—way to people*s power. «New Zealand Labour Review»,
4952, № 9, стр. 27.
727

ференция приняла программу борьбы за мир и за лучшие жизненные
условия.
Коммунистическая партия разъясняет трудящимся массам Новой
Зеландии, что действительное осуществление их прогрессивных
требований возможно лишь в условиях социализма. Наличие в стране рабочего
движения, имеющего глубокие.традиции, наличие непримиримых
противоречий в лагере империализма, особенно между Англией и США, в
частности по вопросу о Новой Зеландии, наличие моральной поддержки со
стороны всего прогрессивного человечества — таковы условия,
выдвигающие на повестку дня практический вопрос о социализме.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МИКРОЫЕЗИЙЦЫ
Географическая
среда
Микронезия (что в переводе с греческого означает «маленькие
острова») включает в себя острова: 1) Марианские; 2) Палау и Яп;
3) Каролинские: 4) Маршалловы, состоящие из двух параллельных
цепей: западной — Ралик и восточной — Ратак; 5) Гилберта.
В Микронезии можно насчитать свыше полутора
тысяч островов, если каждую полоску земли или
скалу, выдающуюся над водой, считать за отдельный
остров. Насчитывают в группе Маршалловых более 800, в группе
Каролинских— более 700 островов. Но фактически во всей Микронезии
имеется лишь около 100 островов, действительно заслуживающих этого
названия; из них заселены около 80.
По размерам поверхности на первом месте стоят Марианские острова
(15 островов, 1140 км2), затем идут Каролинские (около 40 собственно
островов, 1000 км2), Палау (около 10 собственно островов, 450 км2),
Гилберта (16 островов, 428 км2), Маршалловы (около 30 собственно островов,
405 км2). Общая площадь земли всех островов Микронезии — менее
3,5 тыс. км2.
Насколько ничтожны эти площади земли, можно судить по
следующему образному замечанию русского мореплавателя Ф. П. Литке о
Каролинских островах: «Если б, исключая высокие Юалан, Пыйнипет и
Руг, сплотить вместе, кружком, все остальные острова и надеть их на
шпиц Петропавловской крепости, то они едва покрыли бы весь Петербург
с загородными его домами»1.
Но эти небольшие куски земли раскиданы на огромном пространстве,,
на протяжении 5200 км с севера на юг и 2700 км с запада на восток.
Несмотря на ничтожную общую площадь этих островов, их считают
отдельной частью Океании.
Острова Микронезии делятся по своему происхождению и строению
на коралловые и вулканические. К числу коралловых принадлежат все^
острова Гилберта и Маршалловы, к числу вулканических — все
Марианские. В группах Каролинской и Палау коралловые острова имеют малень-
1 Φ П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявине» в
1826—29 гг..., ч. 2. СПб., 1835, стр. 231.
729

кую площадь, вулканические —
большую. Острова Юалан (Уа-
лан, или Кусайе), Пыйнииет
(Понапе) и Руг (Трук), о
которых писал Литке в
приведенной выше цитате,— это
вулканические острова. Все остальные
острова Каролинской группы,
если не включать в нее Палау
и Яп,— коралловые.
Дарвин писал о коралловых
островах: «Безмерность океана и
ярость прибоя образуют резкий
контраст с низкой сушей и
гладким обширным пространством
зеленой воды внутри лагуны, —
контраст, который^ трудно .^вообразить
себе тому, кто не видел этого
собственными глазами»1.
Вулканические острова круто
поднимаются над океаном и часто
достигают большой высоты. На
о-ве Понапе есть вершины до 900 м,
на Кусайе—до 600 м.
Остров Трук представляет
собою целую группу островов.
Внутри окруженной рифом лагуны,
диаметром около 60 км, имеется
16 вулканических островов, общей
площадью около 70 км2 (от 0,5 до
12 км2). Все острова населены.
Растительностью коралловые
острова бедны, вулканические же
богаты. Так, о-ва Понапе, Кусайе
и Трук покрыты густыми горными
лесами. Климат в Микронезии тро-
Девушка с о-вов Палау пический, морской, С ПОЧТИ
постоянной годичной температурой
около +26°.
Коренные жители Микронезии, микронезийцы, по
Общие сведения языку входят в большую группу малайско-полине-
0 микронезиицах « J J rj J
зииских народов.
Длительная самостоятельная история микронезийских групп населения
привела к появлению специфических отличий в их культуре. Помимо черт,
общих всей Микронезии, многие особенности варьировали на разных
островах.
В этом плане отчетливо разграничиваются, с одной стороны, западная
Микронезия (о-ва Марианские, Палау, Яп), с другой—восточная (о-ва Мар-
шалловы и Гилберта). В восточной Микронезии нет вулканических
островов тт, следовательно, нет камня, поэтому орудия изготовлялись из раковин,
в то время как в западной Микронезии каменные орудия были широко
распространены. Далее, в культуре восточной Микронезии преобладали
полинезийские элементы, в западной — индонезийские. Каролинские острова
1 Ч. Дарвин. Путешествие натуралиста на корабле «Бигль». М.— Л., 1941,
стр. 390.
730

составляли в этом отношении промежуточную группу. Эти различия
сложились очень давно и на почве чисто местных условий.
Отмечаются следы и более позднего, собсавенно индонезийского
влияния: возделывание риса на Марианских островах; гончарство, которое
•было известно только на о-вах Палау и Яп; стрелометательная трубка,
встречавшаяся только на Палау. Здесь вновь сказывается различие между
западной Микронезией и восточной — в последней нет и не было следов
позднего индонезийского влияния.
Наконец, и позднейшая история по-разному складывалась в различных
местах Микронезии. Первым объектом европейской колонизации
оказалась западная Микронезия, и население ее пострадало наиболее сильно.
Жители Марианских островов, чаморро, вели длительную и
упорную борьбу против испанских колонизаторов (XVII в.) и все они - их
насчитывалось: около 50 тыс.— были истреблены. Численность населения
о-вов Палау сократилась от 50 тыс. до 6 тыс. Восточная Микронезия стала
объектом колониальных захватов позже. Население здесь меньше
пострадало, но прирост его почти прекратился. Например, население Маршал-
ловых островов сейчас, как и в конце XIX в., составляет около 10 тыс.
Различна и судьба традиционной, самобытной культуры островитян
западной и восточной Микронезии.
Культура чаморро полностью разрушена. Иначе и не могло быть,
раз не осталось прежнего населения. Современные чаморро произошли
в результате смешения переселенцев с других островов Микронезии с
потомками испанцев, филиппинцев, японцев и др. Представление о
чистокровных чаморро и их внешней культуре можно получить только по
трудам ранних писателей и путешественников (Пигафетта—1521 г., Гобь-
ен — 1700 г., отчасти Коцебу — 1817 г., Фрейсине — 1819 г.).
В современном населении о-вов Палау также заметна примесь
японской, китайской и европейской крови. В культуре произошли коренные
изменения. Тем не менее жители Палау справедливо считают, что их
культура представляет собою результат их собственных усилий, а не внешних
влияний. Они убеждены, отмечает один автор, что «культура Палау может
перенести любую катастрофу... Более того, когда они оглядываются на
свою историю, то им представляется ясным, что их образ жизни
сохранился. Люди живут сейчас совершенно иначе, чем люди прошлых
поколений, но они не сомневаются в том, что основа их жизни сохраняется»1.
Культура жителей восточной Микронезии в еще большей мере
продолжает сохранять свою самобытность. В ней, как выражаются зарубежные
авторы, «сохранилась туземная основа».
Сейчас насчитывается около 110 тыс. микронезийцев. По группам
островов население распределяется следующим образом: на Марианских
островах — 28 тыс., на Палау — 6 тыс., па о-ве Яп — 3 тыс., на
Каролинских — 30 тыс., на Маршалловых — 10 тыс., на о-вах Гилберта — 32 тыс.
По отдельным более крупным островам это население (в группах о-вов
Маршалловых, Каролинских, Марианских и Палау) распределяется
следующим образом: Гуам — 23 тыс., Трук — 10,5 тыс., Понапе — 5,5 тыс.,
Сайпан — 3,5 тыс., Ялуит—2тыс., Кусайе — 1,2 тыс., Майюро — 1,1 тыс.
Остальная часть населения этих четырех групп островов живет на
62 островах, зачастую сильно удаленных один от другого. Около
половины островов имеет население менее 250 человек каждый.
На больших островах население разбито на отдельные деревенские
общины. На о-вах Палау, например, 80 отдельных деревень, на о-ве Яп —
около 100 деревень (в прошлом было 235 деревень, но за последние 50 лет
1 J. U s е е m. The changing structure of a micronesian society. «American Anthro"
pologist», 1945, № 4, стр. 586.
731

численность населения сильно уменьшилась). На небольших островах
все население составляет обычно одну общину.
Коренное население Марианских островов получило
Марианские название чаморро от местного слова чамори (вождь).
острова и лаас\ лк
г Б JtnU-x годах, когда на Марианские острова
прибыли испанские солдаты и миссионеры-иезуиты, насчитывалось до
100 тыс. чаморро. Но затем последовали 30 лет кровавого «покорения» ча
морро испанцами. За это время было истреблено более 40 тыс. человек.
Два разрушительных урагана (1671 и 1693) и эпидемии довели численность
чистокровных чаморро до нескольких тысяч. На смену истребленным
коренным жителям испанцы ввозили колонистов из других своих
владений—с Филиппин, из Америки. Среди них растворились и потомки
прежних племен.
К концу XVIII в. чистокровных чаморро уже не было. О. Е. Коцебу,
посетивший Марианские острова в 1817 г., писал: «Если бы я мог
возвратиться к тому времени, когда Магеллан открыл сии острова, то «Рюрик»
давно окружен бы был уже множеством лодок веселых островитян, но теперь
сего уже не было... с того времени истреблено все поколение природных
жителей Ладронских (т. е. Марианских) островов. Тщетно озирались мы,
не встретим ли лодки, тщетно смотрели, не увидим ли на берегу
человека; нам даже показалось, что мы находимся у необитаемого острова. Вид
сей прекрасной земли,— продолжал Коцебу,— родил во мне горестные-
чувствования; в прежние времена плодоносные долины сии служили
обиталищем для народа, провождавшего дни свои в тишине и счастьи; теперь
стояли здесь одни прелестные пальмовые леса и осеняли могилы
прежних жителей»1.
На о-ве Гуам Коцебу записал: «Из числа коренных здешних жителей
существует на всем острову одна только чета; со смертью сих двух человек
угаснет поколение древних ладронов»2.
Все ранние писатели и путешественники описывают чаморро, как
людей высокого роста и атлетического сложения, с некоторой склонностью
к полноте. «Они сохраняли прекрасное здоровье до преклонного возраста,—
говорил испанский иезуит Санвиторес,— и жили обычно до девяноста и ста
лет» 3. Путешественники много говорят о большой физической силе мужчин
чаморро. Отмечают также добродушие в повседневном быту, гостеприимство
и другие положительные черты их характера.
Это был народ, имевший развитую культуру. Чаморро возделывали
рис, изготовляли глиняную посуду; широко был развит обмен между
жителями различных островов Марианской группы; обмен существе вал
также между населением Марианских и Каролинских островов. Люди с о-ва
Ян приезжали на Гуам за камнем. Единицей обмена на Марианских
островах служили изделия из раковин.
Основным занятием населения Марианских островов было
земледелие. Орудиями для обработки почвы служила палка с заостренным
концом (тант/м) и каменная мотыга (акоа). Рис жали ножами из острых
раковин. Рис был для чаморро основным источником
пропитания. Ранние путешественники говорят, что чаморро питались также
ямсом, бананами, кокосовыми орехами, плодами хлебного дерева,
сахарным тростником; в пищу шла рыба, мясо черепах, летучих мышей, разных
птиц.
1 Коцебу. Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив... в 1815—18 гг.
на корабле «Рюрик», ч. 2. СПб., 1821, стр. 271—272.
2 Там же, стр. 285.
3L. Thompson. The native culture of the Marianas islands. Honolulu,
1945, стр. 8.
732

Вооруженные воины с о-вов Гилберт
По данным Пигафетты, разделение труда между мужчинами и
женщинами было следующим: «Женщины не занимаются полевыми работами, а
проводят время дома за плетением цыновок, корзин и изготовлением
других хозяйственных предметов из пальмовых листьев»1. Они следили за
детьми, а также собирали съедобные корни и листья в лесу, ловили
ручными сетями рыбу на рифах, изготовляли глиняную посуду, кокосовое
масло, готовили пищу. Мужчины работали на полях, ловили рыбу сетями,
строили дома и лодки; на них лежала вся ремесленная работа по дереву
я камню.
Лука и стрел у чаморро не было. Не было также мечей и щитов.
Главным оружием служило копье с наконечником из человеческой кости.
Употреблялась праща. Войны, насколько известно, были редки и не
кровопролитны.
В море чаморро выходили на двойных лодках с парусами треугольной
формы.
Одежда почти отсутствовала: в большинстве случаев ограничивались
поясами из волокон. Во время дождя и на праздниках употреблялась
-одежда, сшитая из листьев пандануса, и такие же шлемы, но ни покрой, ни
вид их не известны, так как образцов не сохранилось. Употреблялись
распространенные по всей западной Микронезии украшения из
черепаховых подвесок и раковин. Татуировка отсутствовала, в отличие от Полине-
1 А. Пигафетта. Путешествие Магеллана. М., 1950, стр. 66.
733

Микронезийские лодки
зии. Зубы, и это характерно для всей западной Микронезии, красилв
в черный цвет.
Чаморро жили деревнями (сонгсонг) и хуторами вблизи своих полей.
По словам миссионера Санвитореса (1668), в прибрежных деревнях на
Гуаме насчитывалось 50—150 домов и хижин, в деревнях внутренних
районов по 6—20. Всего на Гуаме было около 180 деревень. В конце XVII в.
главной деревней на всей группе Марианских островов была деревня Ага-
на («Агадна» у Коцебу) на северо-западном берегу Гуама. Здесь жили
люди высшего социального ранга. Они обитали в 53 больших домах,
стоявших на столбах или на сваях каменной кладки. В деревне было также
около 150 маленьких хижин из листьев, где жило остальное население.
Примерно такое же положение существовало на всем архипелаге:
простой народ жил в хижинах из листьев, а знатные строили дома на столбах
или на сваях каменной кладки. Такие столбы до сих пор сохранились на
некоторых островах, но, к сожалению, археологически они еще не
изучались.
Один из авторов, видевший подобные столбы на о-ве Тиниан, описывает
их следующим образом: они походят на усеченные пирамиды, основание
которых по своему размеру неодинаково. Высота их около 4 м, а самая
большая ширина основания 1 м. Колонна заканчивается вверху
массивным полушарием, в 2 м в поперечнике. Колонны сделаны из смеси песка
и извести, настолько затвердевшей, что на первый взгляд их можно
почесть каменной массой. Каждая колонна монолитна, полушарие
скреплено тем же цементом. Стоят колонны в два ряда, по шесть колонн в каждом>
и так симметрично, что составляют как бы улицу. Прочность их
удивительна. Ни одна из них не упала, не треснула, не рассыпалась. Только
на двух из них треснули полушария. Все путешественники, посещавшие
Марианские острова, отмечали эти археологические памятники.
Подобные сооружения очень своеобразны и не имеют параллелей за
пределами Микронезии. Видимо,* это остатки своего рода свайных
построек, но сваи — каменные, результат приспособления микронезийцев
к жизни на коралловых островах, где легче сделать каменную колонну,
чем найти подходящую древесину.
734

Микронезийское жилище. Маршалловы о-ва
Общественный Все население чаморро делилось на три обществен-
строй населения ных слоя: мату а — высший слой, ачаот — сред-
Марианских о-вов ний слой, мангатчанг—низший слой.
К сожалению, данные об этих социальных группах и отношениях
между ними крайне скудны. В руках мату а был контроль над производством
и обменом на всех островах группы. Из их среды выходили воины,
мореплаватели, рыболовы, строители лодок, торговцы. Что касается ачаот, то
о них известно только, что они помогали матуа во всех делах. Один из
авторов называет ачаот младшими сыновьями матуа.
Мангатчанг—это «простой варод», отстраненный от участия в
общественной жизни высшего класса посредством различных ограничений и табу.
Запрещен был брак между мангатчанг и матуа. Мангатчанг не имел
права быть воином, мореплавателем, строителем лодок, торговцем.
Рыболовство было ограничено для него ловлей с острогой Главным занятием
мангатчанг было земледелие. Мангатчанг не мог есть и пить в домах матуа, ему
запрещено было даже приближаться к их домам. Если ему нужно было
что-либо спросить матуа, он должен был говорить с дальнего рассюяния.
При встрече с матуа он должен был низко кланяться.
Каждый остров делился па районы, включавшие одну или несколько
деревень. Во главе района стоял вождь (магалахе) со своей семьей (жена,
младшие братья, потомки). Это были матуа и ачаот. Все остальное
население района принадлежало к слою мангатчанг. Надо полагать,что
магалахе распоряжался всеми землями района и рыболовными участками.
К сожалению, экономический строй чаморро остался совершенно
неизвестен. Нет никаких сведений о том базисе, который создал эти
социальные порядки. Повидимому, земля уже стала частной собственностью
знатных: источники говорят о их «фамильных имениях». Можно
предполагать, что общество чаморро стояло на грани перехода от
первобытнообщинного строя к классовому.
735

Дом микронезийского вождя. О-ва Гилберта
Но наряду с нарождающимся классовым продолжал еще существовать
и родовой строй. Чаморро объединялись в роды, принадлежность к которым
определялась по линии матери. Возможно, что род сохранял еще признаки
экзогамии. При всех сколько-нибудь значительных работах члены рода
собирались вместе и помогали друг другу.
Известно также, что на Марианских островах существовало общество
холостой молодежи, носившее название улитао, или уритао. Члены его
жили в отдельных домах холостяков и, как выражается один из старых
авторов, «предавались эпикуреизму». Очевидно, здесь речь идет о
возрастном классе юношей; они жили в мужском доме, служившем клубом.
Целый ряд черт указывает на высокое положение женщин.
Один из старых авторов писал, что «женщины не имели прав
королевских, но в советах и судах пользовались таким сильным влиянием, что
правление в суде находилось в их руках, а не в руках мужчин. В доме же
владычество их было неограниченным».
Характерны упоминаемые Гобьеном женские собрания, на которые
мужчины не допускались. Женщины приходили туда в лучших одеждах
и исполняли различные песни и пляски, подробности которых Гобьену
установить не удалось.
Отмечается полная свобода девушек до брака. Девушкам разрешалось
посещать дома холостой молодежи. При сватаний в качестве свата
выступала мать. Практиковался брак отработкой.
Трудно установить из противоречивых сведений, был ли брак патрило-
кален или матрилокален. Во всяком случае наличие брака отработкой
указывает на пережитки матрилокальности.
Улов от рыбной ловли отдавался жене, которая распределяла его среди
родственников.
Любопытны брачные взаимоотношения. По рассказу Гобьена и
позднейших авторов, в случае неверности жены муж изгонял ее из дома, но
736

не имел права наказывать ее. Единственное, что он мог сделать, это
вызвать своего соперника на поединок. Напротив, если муж нарушил
супружескую верность, то жена наказывала его жестоко. Один из ранних
наблюдателей описывает подобный обычай следующим образом: жена, узнав,
что муж имеет неприятные для нее связи, передает немедленно эту новость
всем женщинам селения, которые, надев мужские шлемы, собираются в
назначенное место с дротиками в руках. В таком воинственном наряде
в боевом порядке они приближаются к дому виновного, опустошают его
поля, обрывают плоды с деревьев, набрасываются на самое жилище.
Если муж не спрятался или не убрался из дому заблаговременно, они
нападают на него и преследуют до тех пор, пока не выгонят на улицу.
Бывало и так: женщина оставляла свое жилище и уведомляла
родственников, что не может жить с мужем; тогда родственники являлись в дом
виновного, ломали, разбивали и уносили все, что попадалось под руку,
и счастлив был хозяин, если мстители ограничивались только этим и не
разрушали его жилища.
Далее указывается, что кто бы ни подал повод к разрыву, дети всегда
оставались при матери.
По смерти мужа все имущество переходило к его жене. После смерти
женщины имущество забирали ее родственники. Если умирала мать, то
кормление и воспитание детей, особенно грудных, брали на себя ее
родственники, очевидно, из ее рода.
Вообще между людьми одного рода и даже одного поколения
существовала постоянная и непременная обязанность помощи друг другу.
Помощь оказывали в случае родов, брака, погребения, постройки дома
или лодки, обработки полей. Если женщина нуждалась в лодке и
подобных предметах, принадлежащих любому ее родственнику, то она
приносила ему кружок из черепахового щита и говорила: «Я даю тебе такую-то
вещь, возьми ее вместо такой-то вещи, мне нужной». Отказывать было
нельзя.
Рассказывая об этом обычае, Гобьен старался подчеркнуть высокое
значение и привилегии, которыми пользовались женщины. За
черепаховый кружок, в сущности символический дар, женщина могла получить
от своих родственников любую необходимую ей вещь.
Все эти данные, несмотря на их отрывочность, показывают, что здесь
существовали характерные черты матриархального родового устройства.
Религиозные верования чаморро состояли по преимуществу в культе
мертвых (аните) и предков. Черепа их употреблялись колдунами для
магических целей.
Год у чаморро делился на 13 лунных месяцев. В море они
ориентировались по звездам. Существовали знахари, вернее знахарки, с очень
развитой специализацией по лечению вывихов и переломов и других
болезней. Было известно употребление некоторых целебных трав.
Наконец, чаморро имели развитой фольклор и музыку, но образцы
до нас не дошли. Из музыкальных инструментов известны только два типа
флейт, из них одна носовая, т. е. полинезийского типа.
Вся эта своеобразная и по-своему богатая культура ныне совершенно
исчезла. Быт современного населения Марианских островов полностью
подчинен капиталистическим порядкам, в нем мало самобытного. Старая
культура уступила место новой, очень пестрой, сложившейся из самых
различных элементов, привнесенных многими этническими группами:
испанцами, мексиканцами, японцами, филиппинцами, которые принесли
с собой ремесла и искусства, новую одежду и развлечения (петушиные
бои), новые религии (христианство католического исповедения, буддизм).
Все это соединено с немногими остатками самобытной культуры чаморро.
47 Народы Австралии и Океании _

Остатки древних построек на о-ве Тиниане. Марианские острова
До второй мировой войны чаморро жили в деревнях и небольших
городах близ побережья. Во время войны все города были разрушены, в том
числе и столица Гуама — г. Агана.
Острова Палау (Пелау) и Яп составляют запад-
О-ва Палау НуЮ 0КраиНу Микронезии. Они расположены
близко к Каролинским островам и поэтому обычно
включаются в этот архипелаг. Группа Палау состоит из семи обитаемых и
двадцати необитаемых островов, не считая мелких. Наиболее
значительные — Бабельтоп, Корор, Ангаур. На о-вах Палау, по последним данным
(1953), проживает свыше 7 тыс. микронезийцев, на Япе — около 4 тыс.
До колонизации на Палау жило около 50 тыс. человек. Несмотря на
значительное уменьшение численности в связи с колонизацией, население
сохранило свою этническую целостность, свое национальное
самосознание, частично и свою культуру. Правда, культура претерпела
значительные изменения.
Старый быт микронезийцев о-вов Палау и Яп известен благодаря
исследованиям немецкого врача К. Земпера (1862—1863), венгерского
путешественника И. С. Кубари (1870-е годы) и русского ученого Η. Н. Миклухо-
Маклая (1876). В начале XX в. на островах работала немецкая
экспедиция А. Крэмера.
Основу хозяйства на о-вах Палау и Яп составляло рыболовство,
преобладавшее над земледелием. Впрочем, на Палау (единственном во всей
Микронезии острове) развито даже земледелие с искусственным орошением.
Из земледельческих культур были известны таро, бананы и некоторые
плодовые деревья. Риса островитяне не знали.
Жителям о-вов Палау и Яп было известно гончарство (тоже
единственное место в Микронезии, где оно существовало); сосуды из глины были
примитивны и настолько хрупки, что их боялись перевозить с места на
место. Дома, как и на Марианоких островах, возводили на каменных
столбах.
738

Юноша направляется на базар с диском каменных «денег».
О-в Яп
Из индонезийских элементов укажем стрелометательную трубку,,
употреблявшуюся на ряду с луком и стрелами. Из других видов оружия
можно отметить копье с копьеметалкой и деревянные мечи, усаженные
раковинами. Лодки с балансиром всегда покрывались орнаментом типичного ми-
кронезийского стиля, с преобладанием красного, желтого и коричневого
цветов, и инкрустировались раковинами. Паруса выделывались из цыновок.
Одежда мужчин ограничивалась набедренной повязкой, женщин — юбкой.
Татуировка применялась главным образом женщинами.. Мужчины очень
тщательно ухаживали за волосами, делали букли. Мочки ушей островитяне^
просверливали и вставляли в отверстия куски черепахового панцыря и
цветы. Точно так же просверливали носовую перегородку и в отверстие
вставляли цветы. Зубы чернили.
Характерной чертой о-вов Палау и особенно о-ва Яп, как и некоторых
других островов Микронезии, было широкое употребление примитивных
денег. Они имели здесь разный вид: каменные диски, раковины,, стекляшки,
куски черепахового щита. Интересно, что существовали особо мужские
и женские «деньги». Нигде в мире нет и не было таких замечательных
«денег», как на о-ве Яп. Одним из первых описал их Миклухо-Маклай. Эти
«деньги», по его словам, «лежат на берегу моря, покрываются ежедневно
приливом, валяются на улицах и дорогах, несмотря на то, что каждый
экземпляр может иметь ценность многих сотен долларов, они могут даже
служить материалом для мостовых и других построек и не быть ни
украдены, ни испорчены»1. Что же это за странные деньги? Это большие
каменные круги с просверленными отверстиями, вроде жерновов, весящие
нередко по нескольку десятков пудов. Чтобы их передвинуть с места на
место, их перекатывают, просунув в отверстие бревно.
Материал для изготовления каменных «денег» на самом Япе
отсутствует. Их изготовляли на о-вах Палау и Гуам; «деньги», сделанные на
Гуаме, больше ценились, так как камень там лучше, а расстояние от Яна до Гуа-
1 Η. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1.М.— Л., 1951, стр. 260.
47*
739

ма (свыше 700 км) почти вдвое больше, чем до Палау. Перевозка была очень
трудна: их доставляли в особых лодках, нередко по бурному морю;
экспедиции часто кончались трагически. Чем больше был размер привезенного
диска, тем дороже он ценился. В последнее время диск диаметром около
1 фута расценивался на американские деньги в 75 долларов; за диск
высотой в рост человека можно было купить целую плантацию. Такие
крупные «деньги» принадлежали не отдельным лицам, а общинам. Хранили
«деньги» обычно около хижины, чтобы всем было видно: это — предмет
гордости владельца. Воровства опасаться не приходилось: такую «монету»
украсть даже при сильном желании очень трудно, а спрятать негде,
так как хозяин ее всегда найдет.
В последнее время новых подобных«денег» не изготовляют и не привозят,
но старые сохраняют свою ценность. Даже торговцы-иностранцы принимают
каменные «деньги,» как ходкую местную валюту. В качестве мелкой
разменной монеты островитяне употребляют другие виды примитивных «денег»:
свертки цыновок и жемчужные раковины.
Прежний социальный строй населения о-вов Палау и Ян дает картину
чрезвычайно интересных отношений, в основе своей — чисто
матриархальных.
Основой социального строя жителей Палау был матрилинейный род
(блай), который охватывал исключительно потомков женщин. Блай был
экзогамен. Дети принадлежали к роду матери.
Во главе каждого блая, или рода, стоял обокуль, или рупак,—
старшина, представлявший род перед посторонними. Его дом был центром
всей родовой жизни и до некоторой степени служил и родовым, общинным
домом.
Должность рупака могли занимать и женщины. Женщины в роду
вообще играли особую, выдающуюся роль. Считалось, что в случае смерти
женщины вымирает весь род. Поэтому рождение девочки встречалось с
гораздо большей радостью, чем рождение мальчика.
Женщины считались одновременно и матерями рода, и матерями
земли. С этим связан был чрезвычайно развитой культ женских предков.
Микронезия, кстати,— едва ли не единственное место на земле, где
зарегистрирован реальный культ женских предков.
Важнейшую роль внутри блая играла обычно старуха, «большая
женщина». Она была советчицей для всего рода, распорядительницей всех
родовых «денег». Обокуль (мужчина — старшина) ничего не предпринимал
без ее согласия. Члены рода называли ее «рупак» — вождь. Она
представляла род на особом женском совете. Жила она обычно в отдельном
доме вместе с своим мужем и в родовом доме появлялась только в особо
важных случаях.
Положение ее наследовалось обычно или младшей сестрой или
дочерью ее сестры. В некоторых случаях, однако, этот пост был выборным.
Выбирали за энергию, распорядительность, ум. Поэтому «большая
женщина» не всегда была самой старой женщиной рода.
Род имел свою недвижимую собственность, которая состояла из земли,
принадлежавшей ему с незапамятных времен, и родового дома. Земля
ревниво оберегалась от вторжения чужестранцев. Это было обязанностью
прежде всего обокуля.
Члены рода были связаны некоторыми обязательствами взаимной
помощи. Например, дома строились по распоряжению обокуля всеми
членами рода -сообща.
Наряду с обокулем, за землей и правовыми делами следили дети его
сестер. И если обокуль недостаточно рьяно исполнял свою обязанность,
они ставили ему это на вид.
740

Мужские дома (пай) на о-ве Корор. О-ва Палау. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
Существовали типичные для матриархата особо близкие отношения
между племянником и дядей с материнской стороны (авункулат). Племян1-
ник подчинялся руководству и указаниям дяди. Он имел права на
имущество своего дяди, и, наоборот, дядя имел известные права на имущество
своего племянника.
У островитян Япа матрилинейный порядок еще до европейской
колонизации начал вытесняться патрилинейным. Положение женщин здесь
было более подчиненным.
Блай не был замкнутой единицей. Несколько блаев (родов)
объединялись в территориальную общину (пелу). По сообщению Крэмера, поселок,
состоявший нормально из десяти блаев, делился на две «стороны» (битанг);
каждая из них занимала отдельную улицу в поселке. Быть может, здесь
перед нами остаток древнего дуально-экзогамного деления.
Между родами существовал известный счет старшинства: тот род,
который являлся основным в данной пелу, считался главным,
«благородным» родом.
Но самой заметной, характерной чертой общественного быта
островитян Палау и Япа была система мужских и женских союзов: калъдебекелщ
или клёббергёлъ, на Палау, бай-бай или фе-бай, на Япе.
Каждый мужской кальдебекель (клёббергёль) имел свой большой дом
для собраний—бай (или пай), в котором мужчины также и спали. Там' при-1
нимали и гостей. Женские клёббергёли не имели общественных домов, и
женщины вместе с детьми спали в своих семейных домах. ι >
По словам Кубари, целью союзов кальдебекель было принудить людей
вести обработку земли и участвовать в общинных работах, т. е., если
верить ему, они представляли собою организацию общинного надзора. Зем-
пер описал эти союзы более подробно. По его сведениям, каждый мальчик
уже в пяти-шестилетнем возрасте вступал в один из клёббергёлей. Однако
он оставался в нем не навсегда, а со временем переходил в другой-есдаз:
такие переходы совершались три-четыре раза в течение жизни. Каждый
741

союз объединял по 35—40 мужчин приблизительно одного возраста.
Одной из главных функций союзов клёббергёль являлась, и по Земперу,
■организация общинных коллективных работ. Эти работы макесанг
обязательны для всех членов. Они назначались вождем-рупаком для
постройки или починки общественного дома, для сооружения лодки, для
подготовки приема гостей, иногда и для собственных нужд вождя, за что
•он, однако, должен был платить. Сходные сведения, хотя несколько
•отличающиеся в деталях, сообщал и Миклухо-Маклай, который пришел
jk выводу, что клубы кальдебекель играли в жизни местных жителей
большую роль.
По Миклухо-Маклаю, бай-бай, как называются клубы на о-ве Яп,
служат местом собрания и ночлега для членов клуба, местом ночных
плясок, а также приютом для гостей и людей, находящихся в пути из одной
деревни в другую, и обращаются в род казармы или форта во время
войны. В каждой деревне несколько бай-бай, сообразно числу клубов (т. е.
мужских союзов). Бай-бай строится сообща и принадлежит всем членам
клуба.
Далее Маклай отмечает обычай держать в каждом мужском доме
несколько девушек, «которых покупают у отцов или еще чаще крадут в
соседних селениях». Девушки выполняют временные супружеские
обязанности по отношению ко всем членам мужского дома, и положение их
здесь «нисколько не считается унизительным. Отцы нередко отдают
(вернее продают) клубам своих дочерей, и девушка, пробыв 2—3 года в бай-
бай, выходит замуж за одного из членов клуба»1.
Члены клубов спали в больших домах. Они в большей степени
управляли общинами, чем рупаки. За всякое нарушение правил, за всякое
отклонение от обычаев члены кальдебекеля имели право штрафовать
провинившихся в свою пользу. #
Члены кальдебекеля имели свой суд, отдельно от суда общинного.
Если общинный суд выносил слишком мягкий приговор, то кальдебекели
в свою очередь штрафовали суд за недостаточно суровое соблюдение
законов.
Большой дом, в котором спали члены кальдебекеля, со всем
находящимся там имуществом, составлял собственность клуба. Кроме того,
клубам принадлежали лодки, деревья, растущие вокруг дома; наконец, в
новейшее время, когда на острова ввезены домашние животные, клубы
обзавелись козами, собаками и прочей живностью. Известно также, что
между различными кальдебекелями существовало соперничество.
У женщин были свои особые клубы — калъдебекелъ-дилъ. Они
пользовались большим общественным влиянием, и против них не решались
выступать даже самые крупные мужские клубы. Когда на острова стали
приезжать европейские торговцы, им тоже пришлось считаться главным
образом с общественным мнением женских клубов.
Наконец, на Палау отмечен обычай арманголъ. Он состоял в том, что
девушки, прежде чем выйти замуж, отправлялись в соседнюю деревню,
часто в отдаленную, и проводили в бай несколько месяцев, где жили в
качестве подруг членов кальдебекелей. Перед возвращением домой они
получали вознаграждение от кальдебекелей в виде особых «денег»,
которые отдавали своим родственникам; это вознаграждение составляло их
приданое.
Подробности обычая арманголь описаны Земпером. Земпер довольно
долго прожил на Палау и хорошо знал местный язык. Он рассказывает,
что однажды вбежала к нему замужняя женщина и сказала, что мужчины
1 Η. Н« Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, стр. 258.
742

Рисунки на фронтоне мужского дома. О-ва Палау
£ соседнего острова похитили ночью около двадцати девушек. Когда Зем-
пер стал наводить справки, то выяснилось, что подобные похищения
вполне узаконены обычаем, что в данном случае не было насилия, а было
заранее сговорено, когда приедут похитители, куда выйдут девушки и куда
их увезут, девушки же об этом хранили тайну. Когда он стал спрашивать,
почему же похищение произошло ночью, если в нем нет ничего
противного обычаям, то ему ответили, что так полагается по обряду* что это
делается во избежание стычек с мужчинами — родичами девушек; похище-
743

ние же все равно должно произойти, и все девушки, прежде чем выйти
замуж, проходят через этот обряд.
Преобладающей формой брака был брак посещением. Муж и жена
никогда не жили в одном доме. Более того, они могли встречаться только в не
больших домиках, связанных с культом.
Резкое различие, которое существует между палаускими и
европейскими взглядами на брак и семью, очень наглядно отразилось в разговоре,
о котором сообщает Земпер, Он беседовал с местными женщинами на эту
тему, и одна из них спросила: «У вас, доктор, разве муж и жена живут
в одном доме, и нет бая, где спят мужчины?».
— Да,— ответил он,— у нас совсем иначе. Муж и жена всегда живут
вместе в одном доме.
— Это странно, доктор! У нас считается неприличным (мугуль — так
называется все непристойное, противное обычаям), чтобы муж спал в
доме, где живет семья»1.
Семейной жизни у островитян Палау, в сущности, не было. К этому
надо добавить необычайную легкость развода, который совершался по
самым незначительным поводам.
Обычай брака посещением, или дислокального брака,
представляющий собою одну из древних форм брачного поселения, довольно
распространен и в соседней Индонезии.
Между родственниками по отцу родство не признавалось. В брак
вступать в роде отца разрешалось.
Земпер, живя на о-вах Палау, обратил внимание на различия между
тремя слоями населения: вождями (ру?гак), свободными (кикери-рупак),
несвободными, своего рода рабами (армеау). Хотя различия эти он нашел не
слишком резкими, однако они проявлялись в довольно заметных формах: у
каждой социальной группы были свои отдельные мужские клубы и дома, и
человек низшего слоя не мог входить в дом людей высшего слоя.
Существовал также обычай употреблять в разговоре с лицом высшего ранга
особые слова и выражения. Миклухо-Маклай в своих сообщениях об о-вах
Палау вскользь упоминает о «сословиях» и -о «знаках почета»,
оказываемых людям высших слоев, но отмечает незначительность различий.
По его словам, управление находится в руках множества нззависимых
друг от друга начальников, называемых рупак, с наследственной властью.
Миклухо-Маклай говорит о главных вождях на о-ве Яп, так
называемых пилу пах, которых всего в его время на# острове насчитывалось семь
(теперь их насчитывается 12, и они до сих пор сохраняют свой
традиционный авторитет). Кроме них, есть еще в каждой провинции несколько
второстепенных вождей, род аристократии. Ступенью ниже стоят
свободные люди, которые образуют главную массу населения. Еще ниже —
несвободное население, которое Миклухо-Маклай прямо называет
рабами. По его словам, они живут в особых деревнях, «так как им не
дозволяется жить в селении вождя», и «находятся в большой зависимости от
высших классов и особенно от пилуна, должны на них работать и
подвергнуты многочисленным ограничениям». Раб не имеет права не только на
свою собственность, если вождь захочет завладеть ею, но даже его дети и
сама жизнь находятся в руках пилуна. По наблюдениям Маклая, даже
своим физическим типом рабы отличаются от свободных: они ниже ростом
и более темнокожи2. Почти в точности такие же сведения сообщают и
другие наблюдатели (Кубари, Тетенс) и новейшие японские исследователи
(Янаихара).
1 См. К. Semper. Die Palau Inseln im Stillen Ocean. Leipzig, 1873, стр. 318.
2 См. Η. Η. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, стр. 254 — 255.
744

Ясное представление о социальном расслоении на о-вах Палау и Яп
составить трудно. Несколько, больше света на этот вопрос проливают кое-
какие новейшие исследования, коснувшиеся форм земельной
собственности.
Оказывается, на Палау до сих пор преобладает родовая общинная
собственность на землю. Правда, в последние десятилетия, под германской
и японской властью и в связи с развитием капиталистических отношений,
начало укрепляться частное землевладение имущей верхушки. Однако^
и сейчас еще право купли-продажи земли строго ограничено обычаем:
земля может продаваться только ближайшим сородичам и не должна
выходить из рода. Наследование земли теперь идет по мужской линии.
Земельный кадастр, проведенный японцами незадолго перед второй мировой
войной, зарегистрировал три категории земель: семейные участки,
общинную землю и владения вождей1.
Религиозные верования островитян Палау довольно рельефно описаны
Миклухо-Маклаем. По мнению этого исследователя, «современную нам
религию архипелага Пелау можно положительно назвать шаманизмом».
Характерной чертой ее было наличие особой группы профессионалов-
жрецов, посредников в сношениях людей с духами. Эти жрецы
назывались калит. Ими были и мужчины и женщины и должность эта была, по-
видимому, наследственна: были даже дети-калиты, В каждой деревне
имелся калит, главных же калитов на всем архипелаге при
Миклухо-Маклае было пять. Миклухо-Маклай, однако, не сообщает, применяли ли ка-
литы для сношения с духами характерные шаманские приемы.
Слово «калит», впрочем, имеет очень широкое значение. Этим словом,
обозначались и духи, и божества, а также предметы и животные, в
которых, по туземным реровапиям, они могут вселяться. Поэтому были рыбы
калиты, камни-калиты и пр. С душами умерших, однако, калиты не были
связаны. Душа умершего человека, по старым верованиям островитян,
становится оелеп. Делен представлялся островитянам точным двойником
человека. Они не воздавали божеских почестей делепам, но боялись их.
Очень интересно наличие зачатков письменности на о-вах Палау. Здесь
на фронтонах мужских домов встречались рисунки, имевшие
определенное значение, связанные с преданиями о легендарных или действительных
событиях прошлого. Об этих рисунках рассказывает Земпер, которому
островитяне объяснили значение некоторых из них; однако, по его
сведениям, значение иных рисунков забыто, ибо был обычай при постройке
нового мужского дома воспроизводить на его фронтоне рисунки со старого
дома, и таким образом стенная живопись переходила из поколения в
поколение. Более обстоятельно изучил эту живопись Миклухо-Маклай,
верно угадавший в нем не что иное, как «образное письмо». Оно
встречается, по его наблюдениям, не только на наружных, но и на внутренних
стенах мужских домов. Цель изображений, по Миклухо-Маклаю, состояла
в том, чтобы сохранить воспоминание о некоторых событиях и передать
известие о них другим. Перед нами, несомненно, ранняя фаза развития
письменности — пиктографическое письмо.
Центральная и восточная Микронезия, если исклю-
О-ва Каролинские, чить о-ва Понапе, Трук и Кусайе, состоит из корал-
и Гш^рта ловых атоллов. Растительный и животный мир здесь
крайне беден. Население, насчитывающее в целом
около 72 тыс., живет небольшими группами на островах, отдаленных друг
от друга на сотни и тысячи километров.
1 Т. Yanaihara. Pacific Islands under Japanese mandate. Shanghai, 193Г^
стр. 127.
745

Островитяне отличные
мореплаватели. О. Е. Коцебу писал о
регулярных в прошлом плаваниях жителей
Каролинских островов на о-в Гуам.
В прежние времена, пишет Коцебу,
они «имели торговые связи с
обитателями этого острова и прекратили
их^ когда услышали о поселении здесь
белых людей и когда сами были
свидетелями их жестокостей»1.
Ф. П. Литке также пишет о
плаваниях жителей Каролинских островов
на дальние расстояния. Якорей они
не употребляли: «Чтобы укрепить
лодку, привязывают веревками к
камням, а где нет наружных, то ныряют
и привязывают к подводным, если
только глубина позволяет»2.
»ф. Мореплаватели ориентируются по
звездам. Один старик с о-вов
Гилберта рассказывал в 1942 г., как он
изучал астрономию лет 60 назад, ког-
ΚατΊΦΟ „Λ™„ττν лгт„ « да ему было лет четырнадцать. Это
парта морских течении, сделанная из J г п»
прутьев. Маршалловы острова происходило в мужском доме. Карниз
изображал восточный горизонт,
крыша — небо, коньковая балка —
меридиан, верхушка центрального столба — звезду Ригель. Строительные
балки как бы делили небо на участки, и каждое созвездие имело свое
воображаемое место на крыше. Он изучил 178 звезд и созвездий, указывал
их место на стропилах, высоту их над карнизом (горизонтом) при восходе
и закате солнца в любое время года. Лишь после этого он перешел к
изучению звезд на небе и маршрутов к различным островам3.
Земледелие на островах развито сравнительно слабо. Местами,
правда, встречаются распространенные в Океании культуры: таро, ямс, батат;
местами даже есть попытки создать искусственное орошение, но в целом
почвенный покров таков, что для земледелия мало удобной земли. Поэтому
наиболее распространена во всем районе культура плодовых деревьев.
Бананы, хлебное дерево, панданус и кокосовый орех составляют на целом
ряде островов важнейшую растительную пищу.
Плоды хлебного дерева начинают созревать в мае. С мая по сентябрь
жители собирают их, а также кокосовые орехи, из мякоти которых делают
копру (на экспорт). С октября по март островитян снабжает пищей
панданус. Период с марта по май — самый трудный. В это время жители
потребляют запасенные и законсервированные в свое время плоды хлебного
дерева и пандануса.
Коцебу пишет об одном из островов группы Ратак (т. е. восточной гряды
Маршалловых островов): «Возделывание земли достигло здесь высшей
степени, как сие обнаруживается тем, что здесь вообще терпимы только
одни полезные деревья, как-то: кокосовые, пандановые и хлебное дерево;
каждый владелец имеет свой небольшой лесок, обтянутый вокруг от
дерева к дереву снурком, вероятно для того, чтобы не прикасаться к чужой
1 О. Коцебу. Ук. соч., т. 2, стр. 280.
2 Ф. П. Литке. Ук. соч., ч. 2, стр. 242—243.
3 А. С г i m b 1 е. War finds its way to Gilbert islands. «National Geographic
Magazine», 1943, № 1, стр. 87.
746

Лучение рыбы копьем
Рыболовный крючок.
Каролинские острова
собственности. Учреждение сие, которое в образованных государствах
показалось бы только смешным, здесь достаточно для ограждения
собственности каждого. Весь остров имеет вид английского сада, кое-где
извиваются тропинки, осеняемые обширными ветвями большого
хлебного дерева; величественная пальма находится подле стоящего на
высоких своих корнях панданового дерева, и всюду обретает странник
защиту против палящего солнца»1.
Женщины почти не принимают участия в земледельческих
работах; уход за плодовыми деревьями повсеместно составляет занятие мужчин.
На подавляющем большинстве островов основным занятием населения
является рыбная ловля. Рыбу ловят круглый год. Техника рыболовства
здесь развита высоко, орудия лова детально разработаны. Важнейшее из
них — сети из ниток,изготовленных из древесных волокон.Эти сети
достигают 30—40 м в длину. В качестве поплавков к сетям приделываются
колена бамбука. Употреблялись крючки из перламутра; ими пользуются без
приманки, так как рыба хорошо клюет на блестящий перламутр. Кроме
того, применяются плетеные из прутьев верши, иногда очень больших
размеров, до 4 м длиной. Их опускают на дно моря, а потом поднимают
на веревках крюками. Рыбачат также с лодки, с факелами, и бьют рыбу
копьями. Большей частью рыбная ловля производится внутри рифового
кольца, в лагуне, а не в открытом море, и женщины принимают в ней
участие наравне с мужчинами.
1 О. К о ц е б у. Ук. соч., т. 2, стр. 163.
747

Микронезийка за ткацким станком. Каролинские острова
Микронелийка за плетенном цыновки. Маршалловы острова

Ловля рыбы сетями. О-в Кусайе
Рыбу раньше ели во всех видах — жареной, печеной и даже сырой.
Домашние животные здесь почти отсутствовали. Известны только куры,
которых содержали обычно на привязи и пользовались их перьями для
украшений. Однако Литке нашел на о-ве Понапе собаку, полудикую и
очень злую1; он видел собак и на о-ве Лугунор.
Ткацким станком пользовались только на Каролинских островах (на
Маршалловых и Гилберта его не знали). По конструкции он принадлежал
к типу горизонтальных ткацких станков. Но был и другой, более
примитивный способ ткачества, когда один конец основы за что-нибудь
закреплялся, а другой привязывался к поясу женщины, которая ткала, сидя на
земле.
В качестве примитивных «денег» на Каролинских островах
употреблялись раковины разных сортов.
Характерной общей чертой материальной культуры для всего этого
района можно считать прежде всего выделку орудий из раковин. Так как
камень здесь почти отсутствует, то на все орудия шли крупные массивные
раковины, которые очень ценились. Из раковин, обточенных при помощи
куска коралла, делали топоры, которые достигали очень крупных
размеров, иногда до 50 см в длину. Каменные топоры составляли общинную
собственность. Теперь они представляют большую редкость. Вместо
ножей употреблялись также острые раковины.
Сейчас на островах имеются и железные орудия, но жители не всегда
в состоянии их купить.
На о-вах Каролинских, Маршалловых и Гилберта встречается
своеобразная конструкция дома — на четырехугольной основе, но без стен. Он
представляет собою двускатную крышу на столбах; на высоте 2,5—3 м
настлан потолок, и в потолке прорублено отверстие: к нему
приставляется лестница, и на этот чердачок, или полати, образующиеся между потол-
1 Ф. П. Л и τ к е. Ук. соч., ч. 2, стр. 22, 49.
749

/
ζ
3
Топоры из раковин
1,2 — с Каролинских островов; 3 — с о-ва Я π
ком и крышей, можно взобраться по лестнице. Пространство под крышей
с боков не огорожено. На полатях держат домашний скарб и часто спят
там, но еще чаще спят прямо на земле под крышей. При теплом климате
стены, очевидно, просто не нужны.
Расположение домов варьирует на разных островах. На Маршалло-
вых они разбросаны по одиночке, на о-вах Гилберта образуют целые
деревни.
Встречаются общественные дома: это либо дома для холостой
молодежи, либо общинные дома, служащие для собраний, для приема гостей и
для некоторых религиозных церемоний.
На некоторых, в особенности на низких, островах, заливаемых
волнами, дома вождей и знати строились на каменном фундаменте. Более
того, некоторые коралловые острова были ограждены со стороны моря
огромными стенами из камня, напоминающими голландские плотины и
препятствующими волнам во время бури заливать остров. Искусство камне-
строительства на всех этих островах было развито довольно высоко. На
некоторых из них встречались и каменные гробницы. Например, на о-ве
Понапе вождей хоронили в больших гробницах, сложенных из глыб камня.
Одежда здесь была очень скудной. vTana была неизвестна. Обычно
жители ограничивались поясом и повязкой из самодельной ткани вокруг
бедер* В ушах носили серьги.
Широко применялась татуировка; чем дальше на восток, тем более
возрастало ее значение.
750

Татуировка в Микронезии играла известную религиозную роль. Она
связана была и с общественными подразделениями. Способы нанесения
рисунка на кожу не отличались от полинезийских; здесь пользовались
острыми гребешочками, по которым били особым молоточком. Татуировку
делали специалисты, занятие которых наследственно передавалось из
поколения в поколение. Во время обряда татуировки нельзя было
произносить некоторых слов, например «мужчина» или «женщина», их заменяли
другими иносказательными выражениями. Нарушение запрета считалось
тяжким преступлением.
Старинные виды оружия в восточной Микронезии: деревянные копья
и мечи, усаженные острыми зубами ската; праща; на о-вах Гилберта —
панцырь и шлем, плетеные из прочных кокосовых волокон.
В центральной и восточной Микронезии до сих пор
Общественный строи сохраняется деление населения на две касты: благо-
в центральной и вое- г , ч
точной Микронезии Р°Дные» люди (родовая аристократия) и «простые»
люди.
На Маршалловых островах родовую аристократию образуют члены
двух матрилинейных родов, Идьирик и Еродья. Вождь района (его иногда
называют «королем») всегда из рода Идьирик. Его сестры должны выходить
замуж за мужчин Еродья. Счет происхождения — матрилинейный, дети
сестер вождя — члены рода Идьирик, и один из них наследует звание
короля.
В прошлом этот раннекастовый строй составлял основу всего
общественного устройства.
«Благородные» люди делятся на три слоя:
а) ирои — сам «король» и члены рода Идьирик, высшие вожди;
б) бвирак — дети «короля» и других мужчин Идьирик и женщин
Еродья, младшие вожди.
в) леатокток (леадокдок), или джиб,— богатые люди, но не принадле-*
жащие ни к роду Идьирик, ни к роду Еродья, т. е. не отличающиеся
знатностью происхождения.
В случае ссоры младшие вожди — бвирак — имели право отделиться^
одного высшего вождя и перейти под покровительство другого.
Здесь перед нами своеобразная иерархическая лестница. Тот, кто был
бвирак по отношению к вышестоящему ирои, тот сам считался ирои для
своих «подданных». Во всяком случае, старшие и младшие вожди вместе
образовали собою известную замкнутую касту, основным признаком
которой служила крупная земельная собственность, передававшаяся по
наследству.
Младшие вожди — бвирак — имели своих подчиненных, имели землю,
распорядителями которой они являлись. Их земельные владения могли
далеко превосходить по своему размеру земельные владения высших
вождей. Но тем не менее они обязаны были снабжать их ^продуктами
земледелия и рыболовства, выставлять людей для различных повинностей,
сражаться за своих вождей. Леатоктоки получали от вождей за
различные оказанные им услуги землю. Официально они считались
советниками вождей, церемониймейстерами при различных обрядах и религиозных
празднествах и пользовались значительным весом в обществе.
Низшую касту населения составляли кайур — бесправные бедняки
(другое значение слова «кайур» — подданные.) У них не было своей
земли. Они обрабатывали землю вождей как старшего, так и младшего
ранга и находились в положении зависимых.
«Благородные» на Маршалловых (как и на Каролинских и других)
островах не занимались физической работой, большую часть своего времени
проводили в праздности и безделии. Они отличались внешне от простых
751

людей татуировкой и особыми ожерельями из китового уса. Дома их ле
жали в стороне от поселений и построены были лучше, чем дома простого
народа.
Почти ежедневно они принимали в своей хижине подчиненных,
подданных, получали от них подарки, беседовали с ними. Когда вождь
садился на землю, простые люди располагались на некотором отдалении.
Соблюдались определенные правила поведения в отношении вождей.
Например, на Маршалловых островах женщины с распущенными волосами не
смели появляться перед вождями.
Вожди были единственными распорядителями земли. Земля
составляла их главное богатство. После смерти вождя земля переходила к его
брату, если брата не было, то к сестре. Эта форма связана с
матриархальным наследованием.
Любопытна сама форма землевладения. Обычно каждый маленький
островок был разбит на множество отдельных участков, парцелл, которые
принадлежали разным владельцам — вождям. Иногда вождь имел от 20
до 40 наделов, разбросанных по разным атоллам, и посещал их,
переезжая с одного атолла на другой на лодке. Наделы вождей обрабатывали
кайуры. Кайур не мог покинуть своего надела. С другой стороны, вождь
не имел права продать кайура, хотя мог перевести его на другой
надел. Хотя права на землю кайур не имел, но очень часто кайур сидел
в течение ряда поколений на одном и том же наделе. Он его обрабатывал
и возделывал почти бесконтрольно, потому что владелец (вождь) жил
где-нибудь на другом острове и только время от времени приезжал на
свой надел. Тем не менее кайур не получал никаких прав на землю. Все
его отношения с вождем были основаны на личных отношениях и
зависели от воли вождя. В любой момент вождь мог его согнать с земли.
Существовали определенные правила, регулировавшие размер
натурального налога, получаемого вождем от своих кайуров. Вся жатва,
собранная от января до июля (в Микронезии собирают в год два урожая),
принадлежала вождю. Урожай за остальные шесть месяцев принадлежал
земледельцу. Кроме того, кайур должен был плести для вождя цыновки,
представлявшие большую ценность у микронезийцев. Глава каждой семьи в
назначенное время должен был привезти вождю определенное количество
местных «денег».
Часто у вождей имелись особые доверенные лица, которые следили за
поступлением платежей от подданных. Таким образом, вождь вел
беззаботное существование, получая все необходимые продукты, опираясь
на право земельной собственности.
Степень зависимости подданных от вождей была очень велика. Она
простиралась на имущество и в известной мере на личность кайура.
Вождь мог потребовать в дар любую вещь от своего кайура, и тот не мог
ему отказать. Он мог претендовать на любую женщину или девушку из
числа подданных. Вождь обладал правом первой ночи, мог запретить
женщине выходить замуж. Часто многие вожди злоупотребляли этими
правами, и подданные боялись протестовать, из боязни быть
согнанными с земли или переселенными на неплодородный участок. Наконец,
по сообщениям Эрдланда, вождь обладал правом присуждать к смертной
казни. По его словам, вождь был могучим властелином, а его подданные —
«крепостными», не имеющими никаких прав.
Едва ли можно кайуров приравнивать к крепостным. Это, может быть,
недоразвитая или несколько смягченная форма рабства, основывающаяся
прежде всего на недостатке земли. Земельная теснота поставила
значительные группы населения в полную зависимость от вождей,
приближающуюся к рабской.
752

Некоторые авторы говорят о каунго — рабах на о-вах Гилберта.
Каунго составляли отдельный слой людей, не имевших собственности
на землю. Жили они у крупных земельных собственников, работали на
них и весь продукт своего труда, за исключением минимального
количества, необходимого для собственного прокормления, отдавали
землевладельцу. Они женились в пределах своего общественного слоя и во всем
подчинялись господам. Если господин шел на войну, они должны были идти на
войну; если он им приказывал исполнить какую-либо работу, они должны
были ее выполнять.
То же самое сообщается и об о-ве Науру, где рабство было
наследственно, где рабы возделывали землю, отдавая весь продукт своему
господину. Он кормил и поил их, мог по желанию наказывать. Единственным
для раба способом к освобождению был брак со свободной.
Таким образом, имеющиеся, хотя и недостаточно полные, данные
говорят о том, что в восточной Микронезии существовало рабовладение.
Формы власти в юго-восточной Микронезии были не более развиты,
чем в западной Микронезии.
На Каролинских островах существовали вожди, объединявшие
большие владения, назывались они томолъ (или тамон). Им была подчинена
целая иерархия других вождей.
В случае смерти томоля должность переходила к брату или к кому-
нибудь из его родственников, выбранному собранием вождей.
Следовательно, власть томоля была выборной, но лишь в пределах одной
аристократической семьи.
Однако известны отдельные вожди, подчинившие себе группы
островов. Так, в годы плавания Коцебу (1817—1824) вся группа островов
Ратак (восточная часть Маршалловых островов) находилась в
подчинении у сильного вождя по имени Ламари. Он истребил вождей
отдельных островов и объявил себя верховным тамоном. Он правил
самовластно, отбирая у своих подданных всякое имущество, которое только
приходилось ему по вкусу.
Однако в восточной Микронезии серьезную роль в общественной жизни
играли родовые институты, в значительной мере сохраняющиеся и в
настоящее время.
На о-вах Гилберта сейчас имеется 27 родов. Члены их разбросаны по
различным островам. Родовые связи очень сильны и признаются даже
людьми, которые никогда не видели друг друга.
Население Маршалловых островов делится на роды с тотемическими
обозначениями. Роды эти матрилинейны, т. е. ребенок принадлежит к
роду матери и наследует ее общественное положение.
Вопрос об экзогамности этих родов неясен. Согласно одним авторам,
например Эрдланду, а также по новейшим японским исследованиям (Исо-
да, Янаихара) они экзогамны, другие авторы это отрицают.
Хотя родство на Маршалловых островах играет очень важную роль
в общественной и экономической жизни, но существуют отношения,которые
считаются еще более важными. Это — союз двух людей одного пола из
разных родов, своего рода побратимство. Иногда этот союз, дъяра,
устанавливают родители между детьми, иногда — сами девушки или юноши.
Обряд заключения союза очень прост: будущие дьяра встречаются в
определенном месте, их сопровождают родственники. Один из стариков,
показывая рыбу и осьминога, спрашивает будущих дьяра, на что будут
походить их отношения. Те отвечают: на осьминога, который если что-
либо схватит своими щупальцами, то уж не выпустит. Дьяра
обмениваются именами, каждый делает себе небольшой надрез на запястье и втирает
туда кровь друга.
48 Народы Австралии и Океании

Связь между членами союза дьяра очень тесная. Считается, что [это
«теснее, чем братья». Дети женщин-дьяра принадлежат как к роду матери,
так и к роду ее дьяра. Они имеют все права в обоих родах и по отношению
к обоим соблюдают закон экзогамии. Это членство в двух родах длится
пять поколений. В последние годы брак в роде дьяра стал разрешаться
через три поколения.
После смерти мужчины дьяра заботится о его вдове и детях3.
На Каролинских островах тоже сохранились матрилинейные роды-.
Литке обозначал их как «колена».
На о-ве Трук все население (около 10,5 тыс.) разбито на 40 матрилиней-
ных родов (ейнанг), строго экзогамных. Роды регулируют браки и
обязывают к гостеприимству. Но экономических функций они не выполняют, хотя
бы потому, что члены каждого рода разбросаны по различным островам.
Наименьшей общественной единицей до сих пор является большая мат-
рилинейная семья. В среднем в ней 30—40 членов. Самый старший и
опытный мужчина — глава семьи, он руководит хозяйственной жизнью
мужчин, членов семьи. Самая старшая и опытная женщина руководит работой
женщин.
Каждая большая семья имеет свою земельную площадь, общее
жилище, общий очаг и мужской дом. Отдельные члены семьи имеют на общей
земельной площади свои участки, которые и обрабатывают.
До второй мировой войны каждая большая семья жила особым
хутором. Сейчас этот вид поселения запрещен американцами. Микронезийцы
сосредоточены в больших деревнях, но и здесь дома каждой большой семьи
стоят обособленно. В деревне теперь имеется только один мужской дом.
Он принадлежит в настоящее время всей деревне и используется* в
первую очередь для общих собраний. Неженатые мужчины спят в нем.
До второй мировой войны женатые мужчины также ночевали в мужском
доме, но сейчас чаще спят в своих семейных домах.
Порядок владения движимой собственностью в рамках большой семьи
таков. Все, что сделано членом семьи, принадлежит лично ему. Но если
он хочет подарить это кому-либо, он должен получить разрешение.
Продавать можно без разрешения, но тогда часть денег принадлежит
большей семье.
Порядок наследования — по преимуществу матрилинейный.
Немцы попытались ввести патрилинейное наследование, то же в течение
тридцати лет пытались сделать японцы. Но местные жители обходили
чуждый им закон и перед смертью дарили полагающуюся часть имущества
своим матрилинейным наследникам. В настоящее время американцы
объявили законным как матрилинейное, так и патрилинейное наследование.
Брак по преимуществу матрилокальный или дислокальный. В доме
большой семьи живут женщины, их мужья, неженатые сыновья,
дочери. Но мужчина обычно не уходит далеко от своей большой семьи и
много времени проводит с родичами. Он работает и на земле своей жены и
на своей земле. Он охотно обедает у своих сестер и спит в мужском клубе
своей большой семьи.
Брак запрещен не только внутри матрилинейного рода, но и в
большой семье отца.
Между членами матрилинейной большой семьи и детьми мужчин
этой большой семьи, принадлежащими к другим большим семьям,
существует тесная близость. Члены данной семьи называют их всех общим
термином офокюр. Это связано с тем, что сын наследует часть земли от
1 С. Н. Wedgwo od. Notes on the Marshall islands, «Oceania», vol. XIII,
№ 1, 1942, стр. 4—6.
754

отца и поэтому имеет ряд обязательств по отношению к членам мат-
рил ине иной семьи отца г.
Система родства в большей части восточной Микронезии —
малайского, или гавайского, типа. На Маршалловых островах все братья, сестры,
кузены,и кузины старше говорящего называются йеию, моложе
говорящего — йатю. Следовательно, в своем поколении имеются только два термина
и они связаны с возрастными различиями. Во всех остальных поколениях
эти возрастные различия уже отсутствуют. Отец, дядя, их кузены и
кузины называются «йема\ мать, тетки и их кузины называются йино. Дед,
его братья и кузены — йиммао, бабка', ее сестры и кузины — йибю.
Все люди поколения детей называются нейю. Внуки называются, как
деды, йибю.
Таким образом, здесь совершенно четко разграничены поколения,
что типично для малайской системы родства. От классической
малайской системы родства эта система отличается только тем, что в своем
поколении различаются старшая и младшая ветви.
В домашней жизни микронезийцев существует полное равноправие.
Мужчина и женщина пользуются одинаковыми правами и одинаковыми
привилегиями. Отцовская власть отсутствует. Более того, вопросы по
поводу отцовской власти оказываются совершенно непонятными островитянам.
До них даже не доходит смысл этих вопросов, ибо они совершенно
незнакомы с этим явлением. Спутник Литке, Мертенс, очень ярко
охарактеризовал матриархальные обычаи каролинцев, необычайное влияние
женщин. «Нельзя не отдать справедливости сим островитянам в том,—
писал он,— что они весьма много пекутся о своих женах, и нельзя
представить себе, как велико попечение мужей об них: всякое малейшее их
желание есть уже закон, который они исполняют с величайшим усердием».
В качестве примера Мертенс рассказывает, как русские моряки хотели
купить у островитян узорчатые набедренные повязки, которые им очень
понравились: мужья охотно соглашались их продать, но жены
решительно возражали, и мужьям пришлось подчиниться2.
«Муж, который во всякое время имеет особенное попечение о жене
своей,— говорит далее Мертенс,— удваивает свое старание и
внимательность к ней в продолжение ее беременности». «Если муж станет бранить
или оскорблять жену свою, то друзья ее тотчас же уводят ее из дому»3.
Даже за супружескую измену муж не может наказать жену, разве
только не пустит ее несколько дней в дом. Все это указывает на высокое
социальное положение женщин.
Брак также содержит ряд архаических черт. Он легко и часто
расторгается. До брака молодежь пользуется полной свободой. По рассказам
наблюдателей, в самом браке супружеская верность не
соблюдается. Большинство замужних женщин имеет брачные связи и с
другими мужчинами. В случае развода дети принадлежат женщине.
Многоженство существует только среди знатных семейств. При этом первая —
главная — жена управляет домом. Обычно «благородный» или вождь
берет себе в качестве главной жены женщину «благородной» касты,
а остальных жен выбирает из «простых». Жены знатных людей
содержатся очень строго, и простые люди едва знают их в лицо, так как
женам вождей запрещается даже выходить из дома. Связь простого
человека с женой «благородного» наказывается смертью.
1 G. P. Murdock and W. Goud enough. Social organization of Truk,
«Southwestern Journal of Anthropology», 1947, v. 3, № 4, стр. 339—340.
2 См. Φ. П. Л и τ к е. Ук. соч., ч. 3, стр. 118—119.
3 Там же, стр. 124, 126.
755
48*

Таким образом, в этом обществе существуют два вида брачных норм!
с одной стороны, среди знати распространена полигамия и связанная
с ней известная приниженность положения «простых» женщин,
которых берут в качестве жен вождя, а с другой — брачные отношения
рядовых общинников обнаруживают несомненные архаические черты,
и положение женщин свободно и независимо.
Судьба островитян Микронезии в колониальный
Микронезия ^ период сложилась не менее печально, чем в Поли-
в колониальный незии. Впрочем, она была неодинакова для раз-
период ных архипелагов.
Первыми попали под удар, как уже говорилось, жители
Марианских островов: попытки оказать отпор испанским
завоевателям еще в XVII в. привели к почти полному истреблению островитян.
Колонизаторы ввезли на Марианские острова новое население, главным
образом с Филиппин. Другие архипелаги Микронезии — Каролинские,
Маршалловы —находились до XIX в. лишь под номинальным
испанским владычеством, но фактически оставались почти независимыми и
даже мало известными европейцам: только русские экспедиции
капитанов Коцебу и Литке (1815—1829) дали о них более или менее
определенные сведения, а целый ряд островов был тогда впервые открыт.
Маршалловы острова лишь в 1885 г. были захвачены Германией, а о-ва
Гилберта в 1886 г.— Англией.
Еще до этой формальной аннексии на островах Микронезии
началась торговля, приведшая к ограблению доверчивых островитян
европейскими рыцарями наживы. Очень яркими красками описал эту
печальную эпопею Η. Н. Миклухо-Маклай, посетивший западную
Микронезию в 1870-х годах и многое видевший собственными глазами
или слышавший от непосредственных очевидцев. «Тредоры,
поселившиеся для меновой торговли несколько лет тому назад на островах
Вуап и Палау, — писал он, — получали сперва произведения
островов, как копру (сушеное на огне, а затем на солнце зерно кокосового
ореха), трепанг, черепаху, перламутр и т. п., по для них весьма
выгодным ценам, т. е. могли получать, давая туземцам самый дрянной
европейский товар, значительные количества ценных продуктов островов.
Туземцы, не зная толку в европейских произведениях, охотно брали
все, и тредоры имели открытое поле эксплуатировать и обманывать их.
Барыши при этой торговле привлекли, однако же, немало белых; скоро
конкуренция возвысила цены, а главное, представив значительный
выбор товаров, открыла туземцам глаза, которые скоро выучились
различать их по достоинству и стали отказываться от дряни, а спрашивать
хороший товар в уплату за трепанг и копру. Хотя меновой торг оставался
и остается выгодным для европейцев, но время громадных барышей
прошло, и белым пришлось придумывать иные средства для быстрого
обогащения». Такими «средствами» оказалась прежде всего принудительная
или обманная вербовка рабочих для промысла трепанга. Эти рабочие,
«находясь в бесконтрольной, полной зависимости от нрава шкипера или
тредора», принуждены были «работать сверх сил, что при недостаточной
пище,^ необращении внимания на состояние здоровья рабочих,—писал
Миклухо-Маклай^— часто ведет к значительной смертности»1.
Во время испано-американской войны 1898 г. Соединенные Штаты
заняли испанские владения в Микронезии. При заключении мира они
удержали за собой Гуам, самый крупный из Марианских островов,
удобный в качестве военно-морской базы, чтобы сделать его «американским Гиб-
1Н. Н. Миклухо-Маклай. Собр. соч., т. III, ч. 1, стр. 475—476, 478.
756

ралтаром». От остальных островов (Марианских, Палау и Каролинских)
Испания поторопилась избавиться, и не без выгоды, продав их Германии за
4,5 млн. долларов. Немцы развили в Микронезии энергичную торговую
деятельность и начали бесцеремонную ломку социального строя и форм
собственности коренного населения.
Германская администрация объявила местную религию вне закона.
Запрещены были женские клубы. Вожди были оставлены, но подчинены
администрации. «Было сделано все возможное,— пишет американский
этнограф, офицер Джон Юсим, — чтобы заменить натуральную
экономику индивидуалистической коммерческой экономикой. Туземные
деньги...были обменены на германские. Запрещен был широкий кредит,
так что люди должны были регулярно работать, чтобы иметь
возможность что-либо купить». Коллективное владение землей было
ликвидировано. Значение клубов как организации общинного надзора над
производством было сведено на нет. Мужчинам запрещено было
бывать в клубе в рабочее время1.
На о-ве Ангаур (группа Палау) открыты были залежи фосфатов и
начала работать немецкая фосфатная компания. Потребовались рабочие
руки, понадобилась земля. И действительно, после запрещения
общинного хозяйства, системы взаимопомощи и т. п. фосфатная компания
получила рабочую силу. После отмены коллективного владения землей в
ее руки перешла большая часть земли. Германия ввела принудительные
культуры: каждый микронезиец-мужчина* в возрасте от 20 до 60 лет обязан
был посадить не менее восьми кокосовых пальм в год. Колониальный гнет
приводил к падению численности населения. Уменьшилось и число
деревень и родов. На о-ве Ангаур было шесть деревень, осталось три; число
родов уменьшилось с десяти до четырех.
Но немцы хозяйничали на островах сравнительно недолго. Микро-
незийцы неоднократно восставали против колонизаторов. Жители о-ва
Понапе не раз пытались с оружием в руках вернуть себе свободу:
наиболее крупные восстания имели место в 1887 и 1890 гг. против
испанцев, в 1910 г. против немцев. В первые же дни мировой войны 1914—1918 гг.
Япония, найдя момент весьма удобным, послала свои корабли для
занятия островов, принадлежавших Германии. Не дожидаясь конца
войны, японское правительство в январе 1917 г. уведомило своих
союзников, что оно отнюдь не намерено отдавать кому-нибудь захваченные
области. Союзникам пришлось согласиться, причем Англия и Франция
выговорили себе за то некоторую компенсацию.
По Версальскому мирному договору, острова Микронезии были
отданы Японии в мандатное управление от имени и под контролем Лиги
наций. Однако контроль превратился в пустую фикцию. Японские
власти хозяйничали на захваченных архипелагах как хотели и
никаких контролеров туда не пускали. И не только контролеров — никто
посторонний на острова Наньо (так назывались официально в Японии
присоединенные острова Тихого океана) не мог проникнуть. Случайных
путешественников старались не спускать на берег или выпроваживали
с ближайшим пароходом. Попытки американских корреспондентов
побывать на территории японского мандата (а американцы интересовались
ею, по понятным причинам, больше чем кто-либо) неизменно кончались
для них трагически: смельчаки погибали от несчастной случайности при
загадочных обстоятельствах. Едва ли не единственным исключением
был американский журналист Виллард Прайс, которому удалось,
всякими хитростями, побывать в Микронезии незадолго до начала второй
1 J. U s е е т. Ук. соч., стр. 573.
757

мировой войны и выбраться оттуда живым. В своей книге «Японские
острова тайны»1 Прайс рассказывает много интересного о японской
системе колониального управления и о положении местных жителей под
японской властью.
Крупные японские капиталистические компании создали ряд
плантаций и промышленных предприятий. Первое место заняла сахарная
промышленность: в годы перед второй мировой войной вывоз сахара с
островов Микронезии составлял в среднем 24 млн. долларов в год. С
одного о-ва Сайпан сахара вывозилось в год на 6 млн. долларов,' тогда как
рядом расположенный остров Гуам, находившийся в американских
руках, вдвое больший по площади и более плодородный, давая сахара
только на 100 тыс. долларов. Вывоз копры достиг 2 млн. долларов.
Но все это экономическое «процветание» достигалось ценой
беспощадного угнетения коренного населения. У него была отнята прежде
всего земля.
Одной из форм захвата земли была так называемая система «аренды».
Местного жителя заставляли сдавать свой участок в аренду японцу,
причем «арендатор» и не думал платить «владельцу». Жаловаться в суд
было совершенно бесполезно. Так земля постепенно переходила в
японские руки.
Японское правительство начало заселять острова, сначала
постепенно, а потом все в больших масштабах, выходцами из Японии и с
о-вов Рюкю (Окинава): это были частью законтрактованные рабочие
на сахарных плантациях и заводах, частью колонисты. В 1914 г. на всех
островах Микронезии японцев было не более нескольких сот человек, в
1919 г. их было уже 3 тыс., в 1930г.— около 20 тыс., в 1936г.—256,5 тыс.,
1939 г.— 73 тыс., в годы войны — около 100 тыс. Коренное население,
наоборот, сокращалось в численности: с 50 тыс. оно уменьшилось до 40 тыс.
«Весь мой народ умирает»,—жаловался Прайсу один старый вождь.—
В давние времена только старые люди умирали, теперь молодые умирают».
Японские чиновники и колониальные служащие беззастенчиво
грабили население. Для японца служба на островах была чем-то вроде ссылки,
и за испытываемые «лишения» он старался вознаградить себя, сколотив
поскорее капитал за счет местного населения. Даже зажиточные микронезийцы
были лишены возможности соревноваться с японцами в экономической обла-
сти:если микронезиец открывал небольшую мастерскую,то он не мог достать
нигде ни сырья, ни оборудования, или не находил сбыта;тогда в
критический момент являлся японец и примерно за десятую часть стоимости
предлагал купить все предприятие. И это было еще лучшим выходом, ибо в
случае отказа мастерская местного предпринимателя «по несчастной
случайности» сгорала, владельцу же грозила опасность быть привлеченным
к суду за «нелойяльность», а такие обвинения всегда кончались плохо.
Японская администрация ввела для местных жителей школьное
обучение. Но школа была только начальная, трехклассная. Детей обучали
на японском языке, и единственная цель этого обучения была — привить
детям покорность, преклонение перед японцами. Учителя всячески
восхваляли Японию, чернили европейцев, издевались над местными
обычаями, религией. На Марианских островах, где население еще со времени
испанской власти исповедует христианство, эта религия подвергалась
насмешкам со стороны японцев. Впрочем, иногда японцы использовали
по-своему и христианскую религию, довольно своеобразно ими
толкуемую. Так, Прайс рассказывает о своей встрече с любопытным персонажем—
1 W. Ρ г i с е. Japan's islands of mystery. New York, 1944.
758

Женщина выменивает керосин на снизку раковин.
На заднем плане диск «каменных денег». О-в Яп
японцем, преподобным Кавашима, который, не отрекаясь от своей шин-
тоистской религии, служил все же христианским миссионером на о-ве
Трук. Этот своеобразный служитель двух религий объяснил
удивленному Прайсу, что шинтоистская религия хороша для японцев, но но
для микронезийцев, ибо она, будучи «воинственной» религией,
«сбила бы их с пути». О христианстве же этот миссионер имел такое поня-
тие: Христос был великий пророк, он был «восточный» человек, но
«западные» люди его распяли, «Восток» же его чтит. У японцев есть,
кстати, предание — конечно не народное, а сочиненное правителями, что
Христос некогда пришел в Японию и почтил императора, как отца
всего человечества; будто бы в Японии Христос и похоронен. Не
удивительно, что такое «христианство» японская администрация охотно
проповедовала среди микронезийцев.
Административная система, установленная японцами на
подвластных островах, была вначале построена на принципе «косвенного
управления», которого придерживаются в большинстве и другие колониальные
державы. Микронезийцы испокон веков почитают своих «королей» и
вождей, хотя реальная власть их не велика. Японцы оставили в
неприкосновенности авторитет этих местных сановников, но придали ему
полицейский характер, поручив им ряд мелких административных функций.
Они назначали «королей» и вождей районными и деревенскими
старшинами, сончо, вменяя им в обязанность вести учет рождений и
смертности своих «подданных», доводить до их сведения распоряжения
администрации, наряжать на дорожные и прочие местные повинности. Сончо
получал определенное жалование, впрочем грошевое: от 1 до 35 иен в месяц,
#в зависимостиот личных качеств и способностей. Если должных, с точки
зрения японцев, способностей у «короля» не было, то он оставался «королем»,
759

нов качестве сончо назначался кто-нибудь другой, обычно из его же
родственников. Все действия сончо находились под контролем местного
японского полицейского: право суда ему не принадлежало, только за
неподчинение он мог дать ослушнику две недели работы не в очередь. Так,
искусно сохраняя авторитет местной верхушки среди населения, японцы
делали из нее послушное орудие своего господства.
Но в дальнейшем японская администрация отказалась от института
вождей, она сама решала все дела. Вожди почти потеряли свой авторитет,
они только информировали население о законах, вводимых японской
администрацией.
Японские колонизаторы унижали национальные традиции островитян.
Они утверждали, что принадлежат к высшей расе, что местные жители
должны стремиться походить на них, но не питать иллюзий о полном
достижении этой цели. Во всяком случае они старательно вводили в быт
населения японские обычаи, многие из которых привились: ношение
одежды (кроме западных Каролинских островов, где жители не желали
ее носить), церемонные поклоны и пр.
Последние годы японского гнета были отмечены на о-вах Палау
возрождением старых порядков. Японцам было уже не до вмешательства
в жизнь местных жителей. Старики-микронезийцы стали внушать
молодежи свои взгляды на историю населения Палау. Вожди взялись за свои
прежние обязанности. Возродилось значение родовой организации.
Вновь появились прежние формы примитивных «денег», они
приравнивались к японским и американским. На Палау возникло национально-
освободительное движение — модекнгей («объединение»). После бегства
японцев с островов движение стало всеобщим. Все население стало в ряды
модекнгей. На знамени восставших был символ движения: копье и крест1.
К моменту появления американских войск вожди руководили
эвакуацией местного населения во внутренние местности больших островов.
^ В 1944 г., в ходе второй мировой войны, Микроне-
Господство ' Г 1 ~ > Г
США зию заняли американские войска, которые
расправились с восставшими.
Американские войска произвели огромные разрушения на островах.
Разрушены деревни, разрушены плантации и разработки фосфата. «Даже
топография острова,— пишет Юсим об о-ве Ангаур,— была сильно
изменена сверхактивными инженерами»2. Когда кончились военные
операции, на те места, где когда-то были деревни, вернулись их жители.
Они пришли в лохмотьях, многие были больны. Все оставшееся у них
имущество заключалось в свертках, которые они несли в руках. Там
были каменные деньги, японские деньги, черепаховые изделия,
различные инструменты.
Теперь начали хозяйничать американские колонизаторы.
При японцах островитянин Ангаура зарабатывал 1 доллар 10
центов в день, теперь он зарабатывает лишь 25 центов в день. «Очевидно,—
пишет Юсим,— он не в состоянии содержать свою семью...
Экономические перспективы ангаурцев крайне безрадостны»3. Это может быть
отнесено к жителям всей Микронезии.
Американцы ввели в Микронезии режим военной администрации
(«конфиденциальное управление»). Хозяйство, разрушенное во время
войны, не восстанавливается. Для американского империализма
Микронезия имеет теперь исключительно военное значение. Недаром
испытания атомной и водородной бомб американцы произвели именно в Мик-
1 J. U s е е т. Ук. соч., стр. 578—579.
2 Там же.
3 Там же, стр. 583—584.
760

Американский офицер объявляет жителям о-ва Бикини о выселении
их с родного острова
ронезии, в районе атолла Бикини (Маршалловы острова). Они строят
и укрепляют в Микронезии свои военно-морские и военно-воздушные базы.
Местные жители переживают самые тяжелые дни своей истории.
Их используют на строительстве военных баз, платя за утомительный
труд жалкие гроши. Но для многих это вообще единственный доступный
сейчас заработок. Экономика островов пришла в полное расстройство.
В 1950 г. Специальная комиссия Организации Объединенных Наций
обследовала состояние «подопечной территории»— архипелагов
Микронезии. Опубликованный Комиссией отчет по обследованию составлен
в умышленно сдержанных выражениях, однако он рисует угнетающую
картину общего хозяйственного упадка и обнищания местного населения
под неусыпной опекой правительства США. «Опека» эта воплощена в
Главном управлении (ныне находящемся на Гавайских островах), куда
входят 78 морских офицеров, 293 военных и 64 гражданских служащих,
не считая многочисленных администраторов на местах.
Экономическое положение коренного населения — бедственное. Еще
при японцах оно лишилось большей части земли. Американцы
конфисковали в свою пользу все земли, захваченные или «купленные» в
свое время японцами, прибавив к ним также земли «не обрабатываемые»
и те, на которые не было «документов о владении». Во время войны земли
отбирались просто «для военных целей», без всякого вознаграждения.
Произвольно отобранные у островитян земли американские власти
используют на военные надобности. Аборигены пытаются обжаловать
в суд незаконные действия властей, но, разумеется, без всякого
успеха. Они обратились к Комиссии с такой же жалобой, но тоже безуспешно.
Часть земли, оставшейся во владении местных жителей, пострадала
в ходе военных действий, а сейчас отнимается для строительства военных
баз. Жители о-ва Сайпан жалуются, что это была как раз лучшая, наиболее
плодородная земля.
761

Во время войны истреблено много кокосовых пальм. Другие
погибли от занесенных на острова вредителей. Островитяне лишились
возможности добывать копру —почти единственный источник существования.
На крупных Марианских островах главной статьей вывоза еще
недавно служил сахар. Но в годы войны вывоз сахара прекратился,
сахарные плантации и заводы заброшены. Американцы считают невыгодным
восстанавливать сахарную промышленность — ведь в их старых
колониях и полуколониях (Куба) давно чувствуется перепроизводство сахара.
В таком же бедственном состоянии оказалось и производство фруктов.
Если на Марианских островах положение крайне бедственно, то
на о-вах Палау оно, по заключению Комиссии, еще хуже. В особо
тяжелом положении жители о-ва Ангаур, где прежняя добыча фосфата
пришла в упадок и свирепствует безработица.
Островитяне, которых американцы, в связи с испытанием
водородной бомбы, переселили с Бикини на о-в Кили, попали в бедственное
положение, не имея ни земли, ни работы; немногих доходов от
изготовления копры не хватает и на уплату налогов. На многих
островах за последние годы почти единственный грошевый заработок
давала работа на армию. Островитяне обращаются в Комиссию ООН
с просьбой помочь им найти какой-то новый источник существования.
Состояние культуры на островах тоже незавидное. Существуют
начальные школы, где дети получают элементарные знания. Их обучают
только разговорному английскому языку, очевидно,опасаясь, что знание
литературного языка может повести к знакомству с прогрессивной
литературой и с передовыми современными идеями. Есть и средние школы,
где готовят низших служащих администрации, послушных агентов
колониальных властей; готовят также фельдшеров, зубных врачей,
учителей. Но экономическое положение на островах таково, что общины уже
не могут оплачивать и имеющихся немногочисленных школьных учителей.
Социальная структура населения островов осталась та же, как была
при японцах. Кое-где сохраняются прежние наследственные вожди, но
они потеряли почти всю традиционную власть. В 1949 г. из 116 низших
должностных лиц на островах Микронезии 34 занимали должности по
наследственному праву, 60 были выборными и 14 назначены высшей
администрацией1. Фактически все они одинаково являются
марионетками в руках колониальной администрации.
1 См. «United Nations visiting mission to Trust Territories in the Pacific. Report
on the Trust Territory of the Pacific islands». New York, 1951.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем томе главное внимание уделено исследованию фактов,
относящихся к прошлому народов Австралии и Океании и
характеризующих их культуру и быт до колонизации. Вопреки довольно
распространенному в общей и даже в специальной научной литературе взгляду,
население описываемой части света и в прошлом, как и в настоящее время,
не было аморфной массой примитивных племен. Народы Австралии и
Океании различаются по своему происхождению,по своей этнической
принадлежности и уровню развития, каждый из них имеет свою историю, свою
культуру.
Проблема происхождения народов Австралии и Океании занимает
значительное место в настоящем томе. Как уже знает читатель, вопросы
происхождения отдельных народов и их групп разрабатывались многими
зарубежными и некоторыми русскими исследователями. Не все стороны
этногенеза народов этой части мира освещены достаточно хорошо
имеющимися данными: не достает сравнительного исследования языков всех
групп населения Океании; неполны лингвистические данные по Австралии
и, еще более, Тасмании. Совершенно недостаточны — и это особенно
задерживает дальнейшее изучение — археологические исследования, без
которых не могут быть решены узловые проблемы древнейшей истории
Австралии и Океании. Поэтому по многим вопросам этого круга
высказаны лишь общие точки зрения, иногда только гипотезы.
Разработанная советской этнографической наукой, в частности авторами и
редакторами настоящего тома, концепция представлена в обобщенном виде
на схематической карте (см. карту на стр. 368). Как уже знает читатель,
здесь показана область расселения древнейших негроидов этой части
мира и намечены пути их распространения в Австралии, Тасмании и
Меланезии. Далее показаны направления, которыми шло заселение
Полинезии. Хотя последняя проблема до сих пор вызывает споры в своих
частностях (читатель уже знаком с различными теориями по этому предмету),
большинство исследователей сходится в том, что исходной областью,
откуда началось заселение Полинезии, была Юго-Восточная Азия.
Дальнейшее более полное освещение этой проблемы и решение спорных
частных вопросов будет возможно лишь после археологического и
углубленного лингвистического изучения Полинезии.
На историческое развитие народов Австралии и Океании
значительное влияние оказала удаленность этой части земного шара от крупных
материков, изолированность этого островного мира (потому что
Австралию также можно считать большим островом). Изолированность
усиливалась тем, что народы Австралии и Океании, кроме того, что были
оторваны от остального мира, были и разобщены между собой. Вплоть до
колониального периода не только жители австралийского материка были
765

изолированы от островитян Океании, но и население отдельных частей
Океании почти не общалось между собой. Связи ограничивались обычно узкими
пределами своего архипелага. Изолированность и географическая
разобщенность были одной из главных причин отсталости народов Австралии
и Океании, и этим поддерживались различия в уровне развития, которые
сложились вследствие конкретно-исторических условий, связанных
с особенностями происхождения отдельных групп народов, и под влиянием
природной обстановки.
Географическая раздробленность и особенности природной обстановки
сыграли большую роль и в различии исторических судеб народов этой
части мира.
Хотя в результате раздела Австралии и Океании между
империалистическими державами все коренное население в более или
менее одинаковой мере стало жертвой колониального порабощения, все же
по-разному сложились исторические судьбы народов отдельных стран,
по-разному проходит формирование современного состава населения,
различно положение его отдельных групп.
Коренные жители Австралии в большинстве своем были истреблены,
оставшиеся немногочисленные племена — вытеснены в неблагоприятные
для жизни районы или принуждены заниматься лишь черной работой.
Тяжелый режим в резервациях и в миссиях или низкооплачиваемый труд
на фермах, полное бесправие — таковы условия жизни австралийских
аборигенов. И тем не менее, коренные жители Австралии не вымирают,
они обнаруживают жизнеспособность. В последние десятилетия
сокращение численности австралийцев замедлилось. Численность населения
смешанного происхождения возрастает в убыстряющемся темпе.Все больше
аборигенов работает на фермах и овцеводческих станциях, на лесопильных
заводах; хотя и очень медленно, но все же начинают формироваться кадры
сельскохозяйственного пролетариата и даже рабочих
(неквалифицированных) на транспорте и в индустриальных предприятиях. Поэтому
изменились и условия существования большой части коренного населения.
<<В настоящее время большая масса аборигенов, чистокровных и метисов,
живет не племенами в джунглях, но на окраинах и в трущобах больших
городов, в скотоводческих хозяйствах и в правительственных
поселениях, в миссиях. Большинство их не унаследовало ничего от племенных
традиций — ни племенной территории, ни племенной культуры, а часто
не сохранило даже племенного языка. В этих новых условиях
происходит новый процесс национальной консолидации (a new process
of national consolidation)... Население, живущее таким образом,
это уже не племена, оно само уже не считает себя
таковым: это уже «чербуржцы» (люди Чербурга), «палмайлендцы» (люди
Палм-Айленда или острова Палм) и т. п.»1. Таким образом, этническая
общность австралийцев приобретает новые формы.
Коренные жители Австралии составляют ныне лишь около 1% всего
населения материка. Подавляющая масса населения состоит из англо-авст-
ралийцев, сложившихся в австралийскую нацию. Здесь, как и в Северной
Америке, произошла смена этнического состава населения, образовался
новый народ. Новая нация сложилась на основе иммиграции
преимущественно из Англии, английский элемент превалировал в формировании
австралийского народа; это одна из отличительных черт англо-австралий-
цев по сравнению с американцами и канадцами. Однако, несмотря
на преобладание английского основного пласта, австралийский народ
имеет уже установившееся самосознание особой нации, обладающей своим
национальным характером, своей богатой культурой.
1 «Communist Review». 1954, № 153, стр. 283.
766

Австралийская делегация на Всемирных студенческих летних играх.
Берлин, 1951 г.

В Океании в результате колонизации сложилось иное положение,
не только отличающееся от положения в Австралии, но и различное в
отдельных областях этого островного мира.
В Полинезии английские колонизаторы особенно настойчиво
добивались захвата Новой Зеландии. Мужественно сопротивлявшееся коренное
население в значительной мере истреблено в длительных кровопролитных
войнах. Но маори, составляющие лишь 5,8% населения Новой Зеландии,
занимают здесь совсем иное положение, чем аборигены в Австралии.
Большинство их — крестьяне (мелкие фермеры и арендаторы); есть также
и сельскохозяйственные рабочие на капиталистических плантациях.
Высокое развитие культуры и общественного строя маори в прошлом
способствует укреплению национального самосознания этой народности,
дальнейшему развитию культуры маори.
В Новой Зеландии также произошла смена этнического состава
населения: подавляющую его часть представляют англо-новозеландцы.
Основную массу этого народа также составили переселенцы из Англии, но
все же маори сыграли довольно значительную роль в формировании
англо-новозеландской нации, особенно ее культуры. Можно думать, что этот
вклад маори и в дальнейшем еще больше обогатит новозеландскую
культуру в целом.
На Гавайских островах, еще в пору существования здесь
самостоятельного государства, началось интенсивное проникновение
европейских и американских колонизаторов и смешение их с местным
населением. Еще до захвата Гавайских островов Соединенными Штатами
Северной Америки имела место иммиграция рабочих из Азии — японцев,
филиппинцев, китайцев, корейцев. Пришлое азиатское население
составляет сейчас на Гаваях половину общей массы, американцы — почти треть,
а чистокровные гавайцы — всего около 2%. Поэтому Гавайские острова
по пестроте этнического состава населения стоят ныне, пожалуй, на
одном из первых мест в мире. Подавляющее большинство населения,
главным образом азиатского происхождения, работает на
капиталистических предприятиях (плантациях, рыбных промыслах, сахарных
заводах). Сходное положение сложилось в Меланезии на о-вах Фиджи и
на Новой Каледонии, где коренные жители составляют половину населения
или около того. На Фиджи при этом индийцев больше, чем фиджийцев;
здесь значительную часть населения составляют мелкие арендаторы.
За исключением названных островов, остальная Меланезия, почти
вся Микронезия и большая часть Полинезии и сейчас заселены искони
обитавшими здесь народами. Два с лишним миллиона меланезийцев и
папуасов Новой Гвинеи вместе с 300-тысячным населением
архипелага Бисмарка, Соломоновых островов и Новых Гебрид составляют ос
новное и довольно значительное население этой части Океапии. Здесь
сложились свои особые формы колониального управления и эксплуатации
коренного населенпя. Колонизаторы освоили полностью сравнительно
небольшую часть территории, главным образом прибрежную полосу.
Коренное население живет в основном в деревнях, земля еще принадлежит
деревенским общинам, продолжает сохраняться родоплеменной строй.
Но натуральному хозяйству уже положен конец. Обложение податями
и налогами вызывает потребность в деньгах. Скупщики,
капиталистические компании устанавливают ассортимент сельскохозяйственных культур,
местами введены монокультуры. Крестьяне уже не могут кормиться только
продуктами своих огородов, им теперь необходимо покупать съестные
припасы. Не могут они обходиться и без металлических орудий, тканей,
керосина, фабричной посуды. Товары завозят те же
капиталистические компании, и крестьяне попадают в кабалу к ним, большинство — на
768

всю жизнь. Развивается товарное хозяйство. Формы эксплуатации но
сят капиталистический характер, но они отягощены пережиточными
чертами докапиталистического периода. Большей частью это
неэквивалентный обмен и принудительный труд на плантациях колонизаторов.
Вторжение европейского капитала застало меланезийцев на стадии
первобытно-общинного строя, община начала расслаиваться. В
существующих сейчас в Меланезии условиях колонизации процесс классовой
дифференциации идет довольно медленно. За исключением небольшой группы
вождей, которым за сбор податей колониальная администрация
предоставляет некоторые привилегии, вся масса коренного населения остается в
приблизительно одном и том же угнетенном положении.
В Меланезии, за исключением Фиджи и Новой Каледонии,
капиталистическое плантационное хозяйство распространено сравнительно слабо.
После второй мировой войны начала развиваться горнодобывающая
промышленность, особенно на Новой Гвинее. Рабочие принудительно
набираются или почти принудительно вербуются из общинников.Но рабочие
продолжают поддерживать связь с общиной, они остаются только
отходниками.
Различие в уровне развития и разные конкретно-исторические условия
определяют и различие в процессах общественного развития и в формах
борьбы коренного паселения против колониализма.
Что касается Австралии, то здесь можно отметить лишь очень
медленный процесс зачаточного развития национального самосознания и
движения за предоставление гражданских прав; это движение
переплетается с борьбой за улучшение экономического положения.
Несмотря на жестокую расовую дискриминацию, мало-помалу
образуется интеллигенция из коренного населения. До последнего
десятилетия аборигену, кроме тяжелой физической работы, была доступна
лишь «карьера» священнослужителя. Теперь отдельным австралийцам,
обладающим выдающимися способностями, удается пробить себе дорогу к
занятию искусством или так называемыми свободными профессиями.
Кроме получившего всемирную известность художника Альберта Наматжиры и
небольшой группы его учеников (в том числе его сыновей), можно
назвать певца-тепора Харольда Блэйра, спортсменов-атлетов Рона Ри-
чардса и Дуга Никольса и некоторых других1. Хотя подавляющему
большинству аборигенок, воспитанных в правительственных и миссионерских
школах, попрежыему приходится работать только в качестве прислуги,
немногим из них все же удается стать учительницами или
медицинскими сестрами и своей деятельностью помогать родному народу. Правда,
расовая дискриминация попрежнему препятствует интеллигенции из
коренного населения находить применение своим силам, но все чаще
отдельные представители или группы ее, особенно из молодежи,
проявляют активное участие в культурной жизни страны. «Департамент по
туземным делам», миссионеры и вообще реакционные круги в Австралии
недоброжелательно относятся к нарождающейся интеллигенции из
коренных жителей и к их деятельности; в самом существовании этой
интеллигенции видят причину того, что рабочие-аборигены начинают
требовать повышения заработной платы, организовывать забастовки.
Но нельзя затушить поднимающуюся борьбу австралийских
аборигенов за человеческие права, за возможность трудиться. В этой борьбе
на стороне коренного населения стоят и прогрессивные силы
англоавстралийского общества, которые требуют, чтобы
аборигенам—чистокровным и метисам — были предоставлены полные права гражданства и благо-
1 Mary D. Miller a. Florence R u t t е г. Child artists of the Australian bush.
London—Sydney, 1952, стр. 7,
49 Народы Австралии и Океании η η η

приятные условия существования. Только тогда коренные жители
Австралии смогут внести свой ценный вклад в жизнь и культуру родной страны.
В новых "условиях расселения и труда возникает тенденция к
ассимиляции коренного населения, к утере им своей самобытной культуры.
Однако передовые деятели Австралии поддерживают коренных
австралийцев в их стремлении развивать свою национальную культуру.
Чаяния передовой части австралийского общества выразил известный
австралийский прогрессивный писатель и общественный деятель—Фрэнк
Харди. «Я хочу отметить, что аборигены не капитулировали,— пишет
он,— их борьба, сливаясь с борьбой новых австралийцев, превращается
в один великий поход за свободу»1.
В Океании борьба против колонизаторов имеет длинную историю;
здесь можно наметить несколько этапов развития. В ранний период
колонизации (XVI—XVII вв.) островитяне, сначала в общем
благожелательно расположенные к европейским пришельцам, оказывали
сопротивление только в ответ на насилие или когда убеждались в захватнических
намерениях прибывавших к ним моряков, торговцев, миссионеров.
Сопротивление было стихийным, его проявления были разрозненными. Но
даже в этот ранний период один из народов Океании — чаморро
Марианских островов — оказал организованный отпор испанским
колонизаторам. Чаморро вели длительную и упорную борьбу, но на стороне
завоевателей были превосходство техники и наличие воинских сил.
Борьба кончилась почти полным уничтожением сопротивлявшихся.
Второй период колонизации Океании,— период, начавшийся с
крупных путешествий конца XVIII в. и закончившийся захватом большей
части островов Океании европейскими державами (середина XIX в.),—
характеризуется интенсивным проникновением европейских
колонизаторов под оболочкой внешне мирных отношений. Торговцы, миссионеры
и все вообще европейские поселенцы старались на первых порах не
раздражать местных жителей, избегать конфликтов. Выменивая
привезенные товары на ценное сырье, торговцы стремились наладить «дружеские»
отношения, за которыми, разумеется, скрывались грабительские и
захватнические замыслы. Вот почему на этом этапе сопротивление
островитян колонизаторам принимало форму отдельных случайных стычек по
частным поводам, когда грабеж, вымогательство и прямой захват
проявлялись открыто. Такие стычки не разрастались в широкие массовые
движения, они перемежались с мирными торговыми отношениями;
однако они настораживали европейских торговцев и миссионеров, заставляя
их действовать с оглядкой, умерять свои хищнические аппетиты. Таким
образом, ранние стихийные вспышки сопротивления были не совсем
безрезультатны, ибо они в некоторой мере обуздывали грабительские
устремления колонизаторов.
Движение народов Океании за независимость продолжалось и на
третьем этапе — после завершения раздела и передела ее между
империалистическими державами. Официальная печать замалчивала или
тенденциозно освещала те проявления недовольства и протеста, те вспышки
сопротивления, которые время от времени поднимались то в одном, то в
другом районе Океании в этот период. Известны только самые
крупные движения: маорийские войны в Новой Зеландии в 1843—1872
годах, неоднократные восстания против французских колонизаторов на
Новой Каледонии в 1878—1879, в 1913 и в 1917 гг. В Микронезии
поднимались восстания против немцев в 1910 г. и в годы после первой мировой
войны против японцев. Японская администрация до самого конца не
1 Ф. Харди. Австралийский народ в борьбе за независимость и мир. «Новое
время», 1951, № 44, стр. 15.
770

Австралийские женщины на демонстрации в защиту мира 1950 г.
была там полным хозяином положения, и японские колонизаторы
чувствовали себя в безопасности только в городах, а вне их были
постоянно, как в осаде.
Следующий $тап развития национально-освободительного движения
начинается после первой мировой войны и Великой Октябрьской
социалистической революции в России. Сказались и события первой мировой войны и
ухудшение материальных условий трудящихся — коренных жителей
Океании. Об их сопротивлении в эти годы мало известно, так как печать
империалистических держав замалчивала его проявления. Известно, что около
1920-х годов на о-вах Самоа образовалась национальная организация May,
которая повела борьбу под лозунгом «Самоа для самоанцев». Несмотря на
репрессии, освободительное движение на Самоа приняло открытый
характер и не раз (в 1930-х годах) выливалось в форму вооруженных
столкновений.
Новейший этап национально-освободительной борьбы народов
Океании начинается в годы второй мировой войны. Островитяне Океании
многому научилис! за годы войны. До них доходили вести о блестящих
победах Советской Армии над фашистами и о том, что многие страны
Европы и Азии сбросили цепи империалистического гнета. Народы колонии
втягивались в войну под лозунгом борьбы с фашизмом и империализмом,
эти лозунги способствовали развитию демократических движений. Так
как основная масса коренного населения Океани; сосредоточена в
Меланезии, именно здесь более всего развивается движение против
колониализма в период после второй мировой войны.
В последние десятилетия приостановилось падение численности
коренного населения и начался прирост, местами довольно заметный. В связи
с этим усилилась пропаганда человеконенавистнических мальтузианских
идей. Часто встречаются рассуждения о том, что, мол, маленькие острова
Тихого океана не могут прокормить свое многочисленное население и что
причина малоземелья и нужды трудовых масс заключается в слишком
быстром приросте числа населения. Приведенные в настоящем труде

Австралийские строители подписывают обращение Всемирного Совета Мира.
1952 г.
данные показывают на примере Океании всю антинаучность подобного рода
«теорий». Острова Полинезии, некогда пустынные, были освоены
предками полинезийцев, которые культивировали здесь многие полезные
растения, приносившие обильные урожаи; на крупных островах
Меланезии и до настоящего времени остается много необрабатываемой
земли. Дело тут не в излишнем росте населения, а в хищнических методах
ведения хозяйства, в нежелании колонизаторов развивать
производительные силы захваченных ими островов. Прогрессирующее объединение
коренного населения способствует все большему подъему национально-
освободительного движения против колониализма.
Народы Океании, в особенности Меланезии, ведут борьбу в очень
тяжелых условиях. Географическая раздробленность, создавшая в
прошлом этническую разобщенность, и в настоящее время препятствует
сплочению населения Океании в крупные народы. Это тормозит
формирование национального самосознания, осложняет развивающуюся
борьбу народов Океании против колониализма. Отсутствие сплоченных
кадров пролетариата, «чересполосица» политических границ,
территориальная изолированность, суровый режим колониальной администрации —
все это факторы, задерживающие развитие национально-освободительного
движения; и тем не менее борьба принимает все более организованные
формы, хотя весьма своеобразные и различные на отдельных
архипелагах.
772

Сложен путь исторического развития народов Австралии и Океании.
В силу ряда исторических и географических причин они оказались
среди наиболее отсталых народов мира и стали жертвами колониальной
экспансии империалистических держав Западной Европы, а в последние
десятилетия и Америки.
В период империалистического господства, который был временем
тяжелого колониального порабощения исконных насельников Австралии
и Океании, они не изжили своей отсталости. Старая культура была в
основном разрушена; взамен коренное население этой части мира
получило не современную цивилизацию как таковую, а лишь ее суррогаты.
Под предлогом заботы о сохранении «самобытности туземцев»
господствующие классы продолжают разными мерами препятствовать тому,
чтобы австралийцы и океанийцы овладевали благами современной
культуры.
Воодушевленные успехом сил прогресса в окружающем их мире,
народы Австралии и Океании ведут все более упорную борьбу за выход на
широкую дорогу самостоятельного развития.

ПРИЛОЖЕНИЯ
β®

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
„Изв. ГАИМК* — „Известия
Государственной академии истории материальной
культуры"
„Изв. ГГОи — „Известия Государственного
географического общества"
„Кр. сообщ. ИЭ* — „Краткие сообщения
Института этнографии им. Η. Н.
Миклухо-Маклая АН СССР"
„Сб.МАЭ"—„Сборник Музея антропологии
и этнографии АН СССР"
„Сообщ. ГАИМК" — „Сообщения
Государственной академии истории
материальной культуры"
„Труды ИЭ АН СССР" — „Труды
Института этнографии им. Η. Н. Миклухо-
Маклая АН СССР", новая серия
„ Amer. Anthr."—„American Anthropologist"
„Bern. Bish. Mus. Bull." — „Beinice Pauahi
Bishop Museum Bulletin. . ."
„J. A I." — „The Journal of the Royal
Anthropological Institute of Great Britain
and Ireland"
„J. Pol. soc."— „The Journal of the
Polynesian society"
„Mitt. Anthr. Ges. in Wien" — „ Mitteilun-
gen Anthropologischen Gesellschaft in
Wien"
„Peter. Mitt." — „Dr. A. Petermanns Mittei-
lungen aus Justus Perthes Geographischer
Anstalt" }
„Proc. of Amer. Phil. Soc." — „Proceedings
of the American Philosophical Society"
„Zschr. f. Ethn."-— „Zeitschrift fur
Ethnologic"
К «ВВЕДЕНИЮ»
Маркс К. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1952.
Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество». Архив
К. Маркса и Ф. Энгельса, т. IX, 1941.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.
Госполитиздат, 1952.
Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма. Соч., т. 22.
Ленин В. И. Лекции о государстве. Соч., т. 24.
Ленин В. И. Тетради по империализму. М., 1939.
Сивере В.иКюкенталь В. Австралия, Океания и Полярные страны. СПб.,
[б. г.].
Токарев С. А. Проблемы изучения современного положения народов Австралии
и Океании. «Кр. сообщ. ИЭ», VII, 1949.
Толстов СП. Советская школа в этнографии. «Советская этнография», 1947, № 4.
G е i s 1 е г W. Australien und Ozeanien. Leipzig, 1930.
Privat-Deschanel P. Oceanie («Geographie universelle, publiee sous la
direction de P. Vidal de la Blache et L. Gallois», t. X). Paris, 1930.
К РАЗДЕЛУ «ΗАРОДЫ[АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ»
Коропчевский Д. А. Австралия и австралийцы. Этнографические очерки.
М., 1889.
Милейковский А. Австралия. Очерк экономической географии. Л., 1937.
Пименова Э. К. Австралия и ее обитатели. СПб., 1903.
С е ρ ч и А. Среди австралийских дикарей. М., 1923. ^
Черняева М. Рассказы об Австралии и австралийцах. М., 1896, [1901, 1910].
777

В л ькин А. Коренное население Австралии. Перев. под ред. С. А. Токарева. М.,
«Aborigines». The Australian Encyclopedia, vol. I. Sydney, 1925.
Basedow H. The Australian aboriginal. Adelaide, 1925.
Basedow H. Notes on the natives of Bathurst island, North Australia. J. A. I ,
1913, vol. XLIII.
<B rough-Smyth R. The Aborigines of Victoria,.., vol. 1—2.
London—Melbourne, 1878.
С a m e r ο η A. L. P. Notes on some tribes of N. S. Wales. J. A. I., 1885, vol. XIV, № 4.
Clement E. Ethnographical notes on the Western Australian aborigines.
«Internationales Archiv fur Ethnographie», 1903, Bd. XVI, H. 1—2.
Gurr E. The Australian race, vol. 1—4. London, 1886.
Ε lkin A. P. The Australian aborigines: how to understand them. Sydney—
London, 1945.
Home G. a. Aiston G. Savage life in Central Australia. London, 1924.
flowitt A. W. The Native Tribes of South-East Australia. London, 1904.
L о m m e 1 A. Die Unambal. Ein Stamm in N.- W. Australian. Hamburg, 1952.
Lumholtz C. Unter Menschenfressern. Hamburg, 1892.
McConnel U. The Wik-Munkan tribe of Cape-York peninsula. «Oceania», 1930,
vol. I, № i_2.
Μ a t h e w J. Eaglehawk and crow. A study of the Australian aborigines including an
inquire into their origin and a survey of Australian languages. London —
Melbourne, 1899.
Μ a t h e w J. Two representative tribes of Queensland. London— Leipzig, 1910.
Μ a u η ζ e η N. Die Eingeborenen Australiens. Berlin, 1949.
Μ j δ b e r g E. Beitrage zur Kenntnis des Eingeborenen von Nord-Queensland. «Archiv
fur Anthropologie», 1925, Bd. XX, H. 1—4.
Palmer E. Notes on some Australian tribes. J. A. I., 1884, vol. XIII, № 3.
Parker, K. Langlow. The Euahlayi tribe. London, 1905.
Porteus St. D. The psychology of a primitive people. A study of the Australian
aboriginal. New York, 1931.
-Roth W. E. Ethnological studies among the North-West-Central Queensland
aborigines. Brisbane — London, 1897.
Salvado R. Memoires historiques sur rAustralie... Paris, 1854.
Sharp R. L. Tribes and totemism in N.-E. Australia. «Oceania», 1939, vol. IX,
№№ 3, 4.
Spencer B. Native tribes of the Northern Territory of Australia. London, 1914.
Spencer B. a. GillenF. The native tribes of Central Australia. London, 1899.
Spencer B. a. G i 1 1 e д F. The northern tribes of Central Australia. London, 1904.
Spencer B. a. Gillen F. The Arunta. A study of a stone age people, vol. 1—2.
London, 1927.
Strehlow С Die Aranda- und Loritja-Stamme in Zentral-Australien. «Ver5ffent-
lichungen aus dem Stadtischen Volker-Museum», Bd. I—V. Frankfurt am Main,
1907—1920.
Thomas N. W. Natives of Australia. London, 1906.
Woods J. D. The native tribes of South Australia. Adelaide, 1879.
К ГЛАВЕ 1 «ИСТОРИЯ КОЛОНИЗАЦИИ И ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ
АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ»
Баррингтон Г. Путешествие... в Ботани-Бай с описанием страны, нравов,
обычаев и религии природных жителей. М., 1809.
Беллинсгаузен Φ. Ф. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и
плавание вокруг света в 1819, 1820 и 1821 годах. М., 1949.
Миклухо-Маклай Н. Н. Пребывание в Сиднее. Собр. соч., т. 2. М.—Л.,
1950.
Токарев С. А. Современное австраловедение. «Этнография», 1928, № 1.
Токарев С.А. Вклад русских ученых в мировую этнографическую науку.
«Советская этнография», 1948, № 2; также «Очерки истории русской этнографии,
фольклористики и антропологии», вып. I. «Труды ИЭ АН СССР», т. XXX. М., 1956.
Токарев С.А. Новые материалы по австралийской этнографии. «Советская
этнография», № VI—VII, 1947.
«Australian anthropological association». «Man», 1942, vol. XLII, № 49.
Ε Ik i η A. Anthropology in Australia. «Oceania», 1939, vol. X, № 1.
Ε у 1 m a η η Ε. Die Eingeborenen der Kolonie Sud-Australiens. Berlin, 1908.
Fitzpatrick B. The Australian people. 1788—1945. 2-d ed. Melbourne, 1951.
«J a g a r a ». F. Engels, L. Morgan and the Australian aborigines. Sydney, [б. г.].
778

К ГЛАВЕ 2 «ПРОИСХОЖДЕНИЕ КОРЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ АВСТРАЛИИ
И ТАСМАНИИ»
Б у н а к В. В. и Токарев С. А. Проблемы заселения Австралии и Океании.
Сб. «Происхождение человека и древнее расселение человечества». «Труды ИЭ
АН СССР», т. 16. М., 1951.
Золотарев А. М. Проблема австралийской культуры. «Сообщения ГАИМК»,
1931, № 2.
Рощинский Я. Я., Левин М. Г. Основы антропологии. Изд. МГУ, 1955.
Токарев С. А. К постановке проблемы этногенеза. «Советская этнография»,
1949, № 3.
Чебоксаров Η. Н. Основные принципы антропологических классификаций. Сб.
«Происхождение человека я древнее расселение человечества». «Труды ИЭ АН
СССР», т. XVI, М., 1951.
Berndt R.M. Tribal migrations and myths centring on Ooldea, S. Australia.
«Oceania», 1941, vol. XII, № 1.
Davidson D. The question of relationship between the cultures of Australia and
Tierra del Fuego. «Amer. Anthr.», 1937, vol. XXXIX, № 2.
Furer-Haimendorf Chr. Zur Urgeschichte Australiens. «Anthropos», 1936,
Bd.^XXXI, H. 1—2, 3—4.
Grabner F. Kulturkreise und Kulturschichten in Ozeanien. «Zschr. f. Ethn.»,
1905, Jahrg. XXXVII, H. 1.
Grabner F. Wanderung und Entwicklung sozialer Systeme in Australien «Globus»,
1906, Bd. XC.
McCarthy F. The antiquity of man in Australia. «Australian museum magazine»,
1948, vol. IX, № 7.
McCarthy F. The Oceanic and Indonesian affiliations of Australian aboriginal
culture. J. Pol. soc, voi. 62, № 3, 1953.
Μ e s t ο η A. L. The problem of the Tasmanian aborigine. Hobart, 1937.
Milicerowa Halina. Crania Australica. (Polska Akademia Nauk. Zaklad Antro-
pologii, Mater, i prace antrop., № 6). Wroclaw, 1955.
Morant G. M. A study of the Australian and Tasmanian skulls. «Biometrica», 1927,
vol. XIX.
Schmidt P. W. Die Stellung der Aranda unter den australischen Stammen. «Zschr.
f. Ethn.», 1908, Jahrg. XL, H. 6.
Schotensack 0. Die Bedeutung Australiens fur die Heranbildung des Menschen
aus einer niederen Form. «Zschr. f. Ethn.», 1901, Jahrg. XXXIII, S. 127—154.
Topinard P. I/anthropologic. 3-me ed. Paris, 1879.
Worms E. A. Prehistoric petroglyphs of the Upper Yule River, N.-W. Australia.
«Anthropos», Bd. 49, 1954, H. 5—6.
Wunderly J. The origin of the Tasmanian race. «Man», 1938, vol. XXXVIII, № 217.
К ГЛАВЕ 3 «ЯЗЫКИ АВСТРАЛИЙЦЕВ»
«Aboriginal languages». The Australian Encyclopedia, vol, I, 1925.
Basedow H. Vergleichende Vokabularien der Aluridja- und Arundta-Dialekte Zen-
tral-Australiens. «Zschr. f. Ethn.», 1908, H. 2.
С a ρ e 1 1 A. The structure of Australian languages. «Oceania», 1937, vol. VIII, № 1.
С a ρ e 1 1 A. The classification of languages in North and North-West Australia.
«Oceania», 1940, vol. X, № 3—4.
С a ρ e 1 1 A. Languages of Arnhem Land, Northern Australia. «Oceania», 1942, vol. XII,
№ 4.
Ε 1 k i η A. The nature of Australian languages. «Oceania», 1938, vol. VIII, № 2.
Μ a t bue w s R. The Aranda language, Central Australia. «Proc. of Amer. Phil. Soc»,
1907, vol. XLVI, № 187.
Mi lew sky T. Zarys j§zykoznawstwa ogolnego, cz. I—II1?2. Krakow, 1948.
Miiller F. Grundriss der Sprachwissenschaft, Bd. II, Abt. 1. Wien, 1882.
Ρ 1 a η e r t W. Aranda-Grammatik. «Zschr. f. Ethn.», 1907, Jahrg. XXXIX, H. 39.
Ρ 1 a η e r t W. Dieri-Grammatik. «Zschr. f. Ethn.», 1908, Jahrg. XL, H. V.
Schmidt W. Die Gliederung der australischen Sprachen. Wien, 1919.
Schmidt W. Die tasmanischen Sprachen. Utrecht — Anvers, 1952.
S m у t h e W. E. Elementary grammar of the Gumbaiyar language (N.-W. Coast).
«Oceania», 1948, 1949, vol. XIX, № 2—3.
Sommerfelt A. La langue et la societe. Oslo, 1938.
Spencer a. G i 1 1 e n. The Arunta. A study of a stone age people, vol. 2. London,
1927.
Strehlow Th. Aranda phonetics. «Oceania», 1942, vol. XII, № 3,
779

Strehlow Th. Aranda grammar. «Oceania», 1943, vol. XIII, №№1, 2, 4; 1943,
vol. XIV, №№ 1, 2, 3.
«Studies in Australian linguistics». Ed. A. Elkin. Published by Australian national
research council.
К ГЛАВЕ 4 «ХОЗЯЙСТВО И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА АВСТРАЛИЙЦЕВ
ДО НАЧАЛА ЕВРОПЕЙСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ»
Борисковский П. И. Начатки текстильной техники у австралийцев. «Сообщу
ГАИМК», 1931, № 8.
Кунов Г. Всеобщая история хозяйства, т. I. М., 1929.
Максимов А. Н. Накануне земледелия. «Ученые записки Ин-та истории»,
т. 3. М., 1929.
Раевский А. Бумеранг, его полет, секреты конструкции. Л., [б. г.].
Buchner Μ. Das Bumerangwerfen. «Zschr. f. Ethn.», 1916, Jahrg. XLVIII,
H. IV — V.
Davidson D. Australian netting and basketry technique. «J. Pol. soc», [1933, voL
XLII, № 168 (4).
Davidson D. Australian spear-traits and their derivation. «J. Pol. soc», 1934„
vol. XLIII, № 170, 171 (2, 3).
Davidson D. The chronology of Australian watercraft. «J. Pol. soc», 1935, voL
XLIV, №№ 1—4.
Davidson D.Is the boomerang oriental? «Journal of the american oriental society»,,
1935, vol. LV, № 2.
Davidson D. Australian throwing-stocks, throwing-clubs and boomerangs. «Amer*
Anthr.», [n. s.], 1936, vol. XXXVIII, № 1.
Davidson D. The spear thrower in Australia. «Proc. of Amer. Phil. Soc», 1936,
vol. LXXVI, № 4.
Davidson D. Stone axes of Western Australia. «Amer. Anthr.», 1938, vol. XL, № 1.
Etheridge R. Notes on Australian shields. J. A. I., 1896, vol. XXVI, № 2.
Grabner F. Australische Speerschleudern. «Peter. Mitt.», 1912, H. 1.
Gregory A. Memoranda on the aborigines of Australia. J. A. I., 1886, vol. XVI,
№ 2. С
KlaatschH. Die Steinartefakte der Australier und Tasmanier,verglichen mit denen
der Urzeit Europas. «Zschr. f. Ethn.», 1908, Jahrg. XL, H. III.
К r a u s e F. Schleudervorrichtungen fur Wurfwaffen. «Internationales Archiv fur
Ethnographie», 1902, Bd. XV.
Mitchell S. R. Stone-age craftsmen. Melbourne, 1949.
Mountford G. a.Berndt R. Making fire by percussion in Australia. «Oceania»,
1941, vol. XI, № 4.
Roth W. E. Food, its search,capture and preparation.«North Queensland Ethnography»,
Bull. № з? 1901.
Roth W. E. String, and other forms ot strand: basketry, woven bag, and net-work.
«North Queensland Ethnography», Bull. № 1. Brisbane, 1901.
S a r g F. Die australischen Bumerangs im Stadtischen Volker-Museum. «Veroffentli-
chungen aus dem Stadtischen Volker-Museum», Bd. Ill, Frankfurt am Main, 1911,
Thomas N, Australian canoes and rafts. J. A. I., 1905, vol. XXXV,
К ГЛАВЕ 5 «ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ АВСТРАЛИЙЦЕВ»
Ленин В. И. Лекция о государстве. Соч., т. 24.
Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество». Архив К. Маркса
и Ф. Энгельса, т. IX, 1941.
Энгельс Ф. Происхождение семьи,частной собственности и государства. Госполит-
издат, 1952.
Бутинов Н.А. Проблема экзогамии (по австралийским материалам;. «Труды ЙЭ»,
т. 14, 1951.
Винников И.Н.Из архива Л. Г. Моргана. «Труды Института антропологии
и этнографии», т. 2. М.— Л., 1935.
Джолли А. и Ρ о з Ф. Значение табу в первобытном обществе. Сб. «Советская
этнография», VI—VII, 1947.
Джолли А. иРоз Ф. Место туземцев Австралии в эволюции общества. Сб.
«Советская этнография», VI—VII, 1947.
3 и б ер Н. И. Очерки первобытной экономической культуры, йзд. 3, М., 1937.
Золотарев А. М. Происхождение экзогамии. «Известия ГАИМК», т. X, вып. 2—
4. Л., 1931.
Косвен М. О. Происхождение обмена и меры ценности. М.— Л., 1927.
780

Косвен Μ. О.^Половые отношения и брак в первобытном обществе. М.— Л., 1928.
Кричевский Е. Ю. Энгельс и вопросы развития социальной организации
австралийских племен. «Проблемы истории докапиталистических обществ», 1935,
№ 7—8.
Кричевский Е.Ю. Система родства как источник реконструкции развития
социальной организации австралийских племен. В кн.: «Вопросы истории
доклассового общества. Сборник статей к 50-летию книги Энгельса «Происхождение
семьи, частной собственности и государства». М.— Л., 1936.
Максимов А. Н. Групповой брак. «Этнографическое обозрение», 1908, № 3.
Максимов А. Н. Брачные классы австралийцев. «Этнографическое обозрение»
1909, № 2-3.
Максимов А. Н. Системы родства австралийцев. «Этнографическое обозрение»,
1912, № 1-2.
Максимов А. Н. Материнское право в Австралии. М., 1930.
Морган Л. Г. Древнее общество. Л., 1935.
Никольский В. К. Антинаучность буржуазного мифа об исконности семьи
и частной собственности. «Ученые записки Московского областного
педагогического института», т. XIV, 1950 («Труды кафедры истории древнего мира», вып. I).
•Преображенский П. Ф. К вопросу о природе брачно-групповых отношений
в Австралии. Труды Этнографо-археологического музея I МГУ, М., 1927.
Токарев С. А. О системах родства австралийцев. «Этнография», 1929, № 1.
Ashley-Montague Μ. F. Coming into being among the Australian aborigines.
London, 1937, New York, 1938.
Beck W. Das Individuum bei den Australiern. Leipzig, 1925.
Berndt Cath. Women's changing ceremonies in Northern Australia. Paris, 1950.
Berndth R. a. G. Sexual behaviour in Wertern Arnhem Land, N. Y., 1951.
Brown A. R. Three tribes of Western Australia. J. A. I., 1913, vol. XLIII.
-Gunow H. Die Verwandschaftsorganisationen der Australneger. Stuttgart, 1894.
DavidsonD. The basis of social organization in Australia. «Amer. Anthr.», 1926,
vol. XXVIII, № 3.
DavidsonD. The family hunting territory of Australia. «Amer. Anthr.», 1928,
vol. 30, № 4.
Davidson D. Some chronological aspects of certain Australian social institutions.
Philadelphia, 1928.
Davidson D.A preliminary register of Australian tribes and hordes. Philadelphia,
1938.
Durkheim E. Sur Γ organization matrimoniale des societes australiennes. «Annee
sociologique», 8-me annee, 1903—1904.
Ε 1 k i η A. Kinship in South Australia. «Oceania», vol. VIII, № 4; vol. IX, № 1;
vol. X, № 2—3.
F i s ο η L. a. Η о w i t t A. W. From mother-right to father-right. J. A. I., 1883,
vol. XII.
Fison L. a. Howitt A. Kamilaroi and Kurnai. Melbourne, 1880.
F4r a η k Maria. Botenstabe in Australien. «Zschr. f. Ethn.», 1940, Jahrg. LXXVII, H. 4—6.
Η e 1 1 b u s с h S. Die Frau bei den Aranda. «Zschr. f. Ethn.», 1941, Jahrg LXXIII,
H. 1.
Kaberry Ph. Aboriginal woman, sacred and profane. London, 1939.
KnabenhansA. Arbeitsteilung und Kommunismus im australischen Nahrungserwerb
(Festschrift Ed. Hahn zum 60. Geb.-tag). Stuttgart, 1917.
K.n abenhans A. Die politische Organisation bei den australischen Eingeborenen.
Berlin — Leipzig, 1919.
McCarthy F. D. «Trade» in aboriginal Australia and «trade» relationship with
Torres Straits, New Guinea and Malaya. «Oceania», 1939, vol. IX, № 4; vol. X,
№ 1—2.
Malinowski B. The family among the Australian aborigines. London, 1913.^
Mathews R.H. Divisions of the South Australian aborigines. «Proc. of Amer. Phil.
Soc», 1900, vol. 39, №161.
Mathews R. H. Australian tribes, their formation and government. «Zschr. f.
Ethn.», 1906, Jahrg. XXXVIII, H. 6.
Mathews R. H. Beitrage zur Ethnographie der Australier. «Mitt. Anthr. Ges. in
Wien», 1907, Bd. 37, H. 1.
Mathews R. H. Zur australischen Deszendenzlehre. «Mitt. Anthr. Ges. in Wien»,
1908, vol. 38, S. 182—187.
R о h e i m G. Women and their life in Central Australia. J. A. I., 1933, vol. 63.
Roth W. Notes on government, morals and crime. «North Queensland Ethnography»,
Bull. № 8. Brisbane, 1906.
S о m 1 о F. Der Guterverkehr in der Urgesellschaft. Brtixel — Leipzig, 1909.
Τ h о m a s N. W. Kinship organization and group marriage in Australia. Cambridge, 1906.
781

Thomson D. Economic structure and the ceremonial exchange cycle in Arnhem Land.
Melbourne, 1949.
Wheeler G. G. The tribe and intertribal relations in Australia. London, 1910.
К ГЛАВЕ 6 «РЕЛИГИЯ АВСТРАЛИЙЦЕВ»
Религии наименее культурных племен. Сборник этнографических материалов. Сост.
проф. В. К. Никольский и М. В. Бердоносов. М.—Л., 1931.
Τ а χ τ а ρ е в К. М. Очерки по истории первобытной культуры. Первобытное
общество. Л-, 1922.
Хайтун Д.Е. Сущность тотемизма, «Ученые записки Таджикского гос.
университета», т. 2, серия гуманитарных наук. Сталинабад, 1954.
В erndt Gath. Women's changing ceremonies in Northern Australia. Paris, 1950.
В e r η d t R. Kunapipi. Melbourne, 1951.
Durkheim E. Les formes elementaires de la vie religieuse. Paris, 1912.
Ε lkin A. P. The secret life of the Australian aborigines. «Oceania», 1932, vol. II, № 2.
F r a ζ e r J. G. Totemism and exogamy, vol. I. London, 1910.
G e η η e ρ A. van. Mythes et legendes d'Australie. Paris, 1905.
Μ a u s s M. L'origine des pouvoirs magiques dans les societes australiennes. Paris, 1904.
Radcliff-Brown A. R. The rainbow-serpent myth in Australia. J. A. I., 1926.
vol. LVI.
Roheim G. Australian totemism. London, 1925.
R о h e i m G. The pointing bone. J. A. I., 1925, vol. LV.
Roth W. E. Superstition, magic and medicine. «North Queensland Ethnography», Bull.
№ 5. Brisbane, 1903.
SchmidtW. DerUrsprung der Gottesidee. Bd. I. Munster, 1912; 2-te Auflage, 1926.
S с h m i d t W. Sexualismus, Mythologie und Religion in Nord-Australien. «Anthropos»,
Bd. 48, 1953, H. 5-6.
Strehlow T. G. H. Aranda traditions. Melbourne, 1947.
Thomas N. W. The disposal of the dead in Australia. «Folk-Lore», 1908, № 19.
Vatter E. D. Der australische Totemismus. «Mitteilungen aus dem Museum fur
Volkerkunde in Hamburg», X, 1925.
К ГЛАВЕ 7 «НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И НАЧАТКИ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ
ЗНАНИЙ АВСТРАЛИЙЦЕВ»
Лангло-Паркер К. Австралийские легенды. СПб., 1903.
«Aboriginal children painting». «Studio», 1950, sept.
В erndt R. а. С. Sacred figures of ancestral beings of Arnhem Land. «Oceania»^
1948, vol. XVIII, № 4.
Davidson D. A preliminary consideration of aboriginal Australia decorative art.
«Mem. of Amer. Phil. Soc», (Philadelphia), 1937, vol. IX, f. 1.
D a ν i e s H. Aboriginal songs of Central and Southern Australia. «Oceania», 1932, voL
II, № 4.
D г о b e с Ε. Heilkunde bei den Eingeborenen Australiens. В сб. «Kultur und Sprache»,.
Hg. v. W. Koppers. Wien, 1952.
Ε 1 k i η A. P. Rock-painting of Australia. «Oceania», 1930, vol. I, № 3.
Ε lkin A. P. а. В erndt R. a. C. Art in Arnhem Land. Melbourne—London, 1950.
Miller M. D. a. Fl. R u t t e r. Child artists of the Australian bush. London, 1952.
Mountford С P. The art of Albert Namatjira. Melbourne, 1948.
К ГЛАВЕ 8 «ТАСМАНИЙЦЫ»
Пиотровский А. Б. Тасманийцы (Краткий очерк культуры). «Советская
этнография», 1933, № 3—4.
В on wick J. Daily life and origin of the Tasmanians. London, 1870.
Davidson D. S. The relationship of Tasmanian and Australian cultures.
«Publications of the Philadelphia anthropological society», 1937.
Ling Roth H. The aborigines of Tasmania. London, 1890; 2-d ed. Halifax, 1899.
Luschan F. Zur Stellung der Tasmanier im anthropologischen System. «Zschr. f.
Ethn.», 1911, Jahrg. XLIX.
Τ u r η b u 1 1 CI. Black war. The extermination of the Tasmanian aborigines.
Melbourne— London, 1948.
Wunderly J. The west coast tribe of Tasmanian aborigines. «Man», 1938, voL
XXXVIII, № 142.
782

К ГЛАВАМ 9 «СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КОРЕННОГО НАСЕЛЕНИЯ
АВСТРАЛИИ» и 10 «АНГЛО-АВСТРАЛИЙЦЫ И ДРУГОЕ ПРИШЛОЕ
НАСЕЛЕНИЕ АВСТРАЛИИ»
Абрамов А. Литературная Австралия («Иностранная литература», 1938, № 11).
«Бездомные австралийцы». «Всемирное профсоюзное движение», 1951, № Ιό.
Л ay с он Г. Шапка по кругу. Австралийские рассказы. М., 1945.
Л а у с о н Г. Австралийские рассказы. М., 1956.
Мэндер А. Э. От шести вечера до полуночи. М., 1947.
Н. Ш. Как в Австралии соблюдаются права человека. «Новое время», 1951, № 18.
Пиотровский А. Кинофильм из жизни коренного населения Южной
Австралии. «Советская этнография», 1937, № 2-3.
Причард К. Девяностые годы. М., 1954.
Причард К. Золотые мили. М., 1954.
Причард К. Крылатые семена. М., 1954.
X а ρ д и Φ р. Дорога мира и дружбы. «Огонек», 1953, № 7.
Шаревская Б. И. Судьба молодежи из коренного населения Австралии.
«Сов. этнография», 1955, № 3.
«Australia. Official handbook», 1943.
Baker S. The Australian language. Sydney — London, 1945.
Bernd t R. a. Cath. A preliminary report of field work in the Ooldea region. «Oceania»»
1944, vol. XV, № 2.
В e г η d t R. a. Cath. From black to white in South Australia. Chicago, 1952.
«Conditions de vie et de travail des populations aborigenes dans les pays independents
(Conferance Internationale du travail, Rapport VIII, 1, (39-me session). Geneve, 1955.
Dixon R. Immigration and «White Australia» policy. [Sydney, s. a.].
Ε Ik i η A. P. Native education. «Oceania», 1937, vol. VII, № 4.
Foxcroft E. Australian native policy. Melbourne. 1941.
Haskell A. The Australians. The anglo-saxondom of the southern hemisphere.
London, 1943.
Herbert X. Capricornia. Sydney, 1949.
Idriess J. One wet season. Sydney — London, 1951.
К a b e г г у Ph. Totemism in East and South Kimberley. «Oceania», 1938,"vol. VIII, № 3.
Lang J. F. Communism in Australia. Sydney, 1944.
Lyng J. Non-Britishers in Australia. Melbourne, 1927.
Madigan С. T. Central Australia. Melbourne, 1944.
Μ a η d e r L. A. Some dependent peoples of the South Pacific. New York, 1954.
Marshall, Erica. Eli z. Asia, the White Australia policy and you! Melbourne,
1949.
Miller M. D. a. R u t t e г Fl. Child artists of the Australian bush. London, 1952.
A new stage in the development of the aboriginal people. «Communist review», 1954, № 153.
«Official Year-book of the Commonwealth of Australia». Canberra, 1951.
Pfeffer H. Die burgerliche Gesellschaft in Australia. Berlin, 1936.
Price A. G. White settlers and native peoples. Melbourne a. Cambridge, 1950.
Reay M. A. Halfcaste aboriginal in community North-Western New-South Wales.
«Oceania», 1945, vol. XV, № 4.
Sexton J. Australian aborigines. Adelaide, [s. a.].
Thomson D. Discussion on the Australian aborigines. «Man», 1938, vol. XXXVIII,
№ 109.
Τ i η d a 1 e N. Survey of the half caste problem in South Australia. «Proceedings of
the Royal Geographical Society, South Australian branch», Session 1940—1941.
Wood Jones Fr. The claims of the Australian aborigine. Report of Australian
Association for the advancement of science, v. 18, 1926.
Wright T. New deal for the aborigines. 2-d ed. Sydney, 1944.
К РАЗДЕЛУ «НАРОДЫ ОКЕАНИИ»
Александров Б. А. Океания. М., 1947.
Белов А. По Австралии и островам Великого океана. Пг., 1923.
Вышеславцев А. Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания б,
1857-1860. СПб., 1862.
Гартвиг Г. Человек и природа на островах Великого океана. М., 1876.
Грановский Т.Н. Океания и ее жители. «Русский вестник», 1856, кн. 2; Собр.
соч., т. I, СПб., 1906.
Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч., т. 1—5. М.— Л., 1950—1954.
Попов Н. Южная Океания. «Мировое хозяйство и мировая политика», 1943, № 2-т-З.
783

Тьерселен. Путешествие по Океании. СПб.— М., 1867.
Циммерман Э. Путешествие вокруг света. М., [б. г.].
Brown G. Melanesians and Polynesians. London, 1910.
Daniel H. Islands of the Pacific. New York, 1943.
К e e s i η g F. Native peoples of the Pacific world. New York, 1945.
Mead M. From the South Seas. New York, 1939; 3-d print., 1945.
Meinicke G. Die Inseln des Stillen Oceans. Leipzig, 1875.
Rivers W. H. R. The history of Melanesian society, vol. I—II. Cambridge, 1914.
Rivers W. H. R. Kinship and social organization. Cambridge, 1914.
Robson R. W. The Pacific islands year book, 1944, 1950.
К ГЛАВЕ И «ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ И ЭТНОГРАФИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ
ОКЕАНИИ. КОЛОНИАЛЬНЫЕ ЗАХВАТЫJB ОКЕАНИИ»
М'а ρ к с К. Капитал, т. I, гл. 24—25. Госполитиздат, 1949, стр. 718—768.
A. Р. Поиски клипера «Изумруд» за Η. Н. Миклухо-Маклаем. «Вестник Европы»,
1874, т. IX, кн. 5—6.
Берг Л. С. Очерки по истории русских географических открытий. Изд. 2. М.— Л.,
1949.
Б е й к е ρ Дж. История географических открытий и исследований М., 1950.
Беллинсгаузен Φ. Ф. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане
и плавание вокруг света в продолжение 1819—1821 гг., ч. 1—2. СПб., 1831;
изд. 2, М., 1949.
B. П. Путевые впечатления во время плавания от Вальпарайзо до Нагасаки на корвете
«Витязь». «Морской сборник», 1872, т. 119, № 3.
Головнин В. М. Путешествие шлюпа «Диана» из Кронштадта в Камчатку в
1807—1809 гг. Сочинения и переводы, т. 1. СПб., 1864.
Головнин В. М. Сочинения. М.— Л., 1949.
Грум-ГржимайлоА. Г. Η. Н. Миклухо-Маклай на фоне современной ему
эпохи. «Изв. ГГО», 1939, т. 71, № 1—2.
Извлечение из рапорта командира корвета «Витязь», капитана 2 ранга Назимова.
«Морской сборник», 1872, № 4.
К о ц е б у О. Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив... в 1815—1818 гг.
на корабле «Рюрик», ч. 1—3. СПб., 1821—1823.
К о ц е б у О. Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе
«Предприятие» в 1823—1826 гг. СПб., 1828.
К оц ебу О. Е. Путешествие вокруг света. Изд. 2, М., 1948.
Крузенштерн И. Путешествие вокруг света в 1803—1806 гг. на кораблях
«Надежда» и «Нева», т. 1—3. СПб., 1809—1812.
Кук Дж. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света. М., 1948.
Лисянский Ю. Ф. Путешествие вокруг света в 1803—1806 гг... на корабле
«Нева», ч. 1—2. СПб., 1812.
Лисянский Ю. Путешествие вокруг света на корабле «Нева» в 1803—1806 гг.
Изд. 2-е, М., 1947.
Литке Ф. Путешествие вокруг света ...на военном шлюпе«Сенявине» в 1826—1829 гг.
Отдел, историческое, ч. 1—3. СПб., 1834—1836.
Литке Ф. П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявине» 1826—1829 гг.
Изд. 2-е, М., 1948.
Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч., т. 1—5. М.— Л., 1950—1954.
Минаков А. Жизнь и деятельность Η. Н. Миклухо-Маклая. «Изв. ГГО», 1939,
т. 71, вып. 1—2.
Некоторые неизданные документы Η. Н. Миклухо-Маклая. «Изв. ГГО», 1946, № 5—6.
Пигафетта А. Впервые вокруг света (Путешествие Магеллана). Л., 1928.
Пигафетта А. Путешествие Магеллана, М., 1950.
Письма Η. Н. Миклухо-Маклая в защиту туземцев. «Изв. ГГО», 1939, т. 71,
№ 1—2.
Х*а ген В. Воспоминания о Η. Н. Миклухо-Маклае у жителей бухты Астролябия на
Новой Гвинее. «Землеведение», 1903, кн. II—III.
Cook J. The voyage of captain James Cook, vol. 1—2. London, 1846.
Dumont d'Urville. Voyage pittoresque autour du monde, t. 1—2. Paris,
1834—1835.
LangsdorfG. H. Bemerkungen auf einer Reise urn die Welt in den Jahren 1803—
1807, Bd. 1—2. Frankfurt am Main, 1812.
La Perouse. Voyage... autour du monde. Paris, 1797.
Те Rangi Hiroa (P. Buck). Explorers of the Pacific. European and American
discoveries in Polynesia. Honolulu, 1953.
784

К ГЛАВЕ 12 «ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАРОДОВ ОКЕАНИИ»
БунакВ. В. и Токарев С. А. Проблемы заселения Австралии и Океании. Сб.
«Происхождение человека и древнее расселение человечества». Труды Института
этнографии АН СССР, т. XVI, М., 1951.
Левин М. Г. Проблема пигмеев в антропологии и этнографии. «Советская
этнография», 1946, № 2.
Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Основы антропологии. Изд. МГУ, 1955
Те Ранги X и ρ о а (П. Бак). Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950.
Хейердаль Тор. Путешествие на «Кон-Тики». М., 1956.
В о ρ ρ F. (jber die Verwandtschaft der malayish-polynesischen Sprachen. («Abhandlun-
gen der Koniglichen Akademie der Wissenschaften zu Berlin», 1840). Berlin, 1842.
Buck P. Vikings of the sunrise. New York, 1938.
Davidson D.S. The antiquity of man in the Pacific and the question of
transpacific migrations, «Early Man, ed. by Mac Curdy». London, 1937.
Fornander A. An account of the Polynesian race. London, 1877—1880.
Friderici S. Zu den vorkolumbischen Verbindungen der Sudsee-Volker mit Ame-
rika. «Anthropos», 1929, Bd. XXIV, H.3—4.
Heine-Geldern R. Urheimat und fruheste Wanderungen der Austronesier
«Anthropos», 1932, % Bd. XXVII, H. 3—4.
Heine-Geldern R. L'art prebouddhique de la Chine et de TAsie du Sud-Est
et son influence en Oceanie. «Revue des arts asiatiques». Paris, 1937.
Heine-Geldern R. Research on SE Asia: problems and suggestions. «Amer.
Anthr.», 1946, vol. XLVIII, № 2.
Heine-Geldern R. Some problems of migration in the Pacific. «Kultur und
Sprache», hg. v. W. Koppers. Wien, 1952.
Η eyerdahl Th. The Коп-Tiki expedition. «The Geographical journal», march
1950.
Heyerdahl Th. American Indians in the Pacific. Stockholm, 1952.
Lesson A. Les Polynesiens, leurs origines, leurs migrations, leur language, vols 1—4.
Paris, 1880—1884.
Luschan F. Uber Pygmaen in Melanesien. «Zschr. f. Ethn.», 1910, Bd. XLII,
S. 939—945.
Riesenfeld A. The megalithic culture of Melanesia. Leiden, 1950.
Rivet P. Les origines de l'homme americain. Montreal, 1943.
Speiser F. Versuch einer Siedlungsgeschichte der Sudsee. Zurich, 1946.
К РАЗДЕЛУ «НАРОДЫ МЕЛАНЕЗИИ»
К ГЛАВЕ 13 «ОСТРОВА МЕЛАНЕЗИИ»
Головнин В. Путешествие шлюпа «Диана» из Кронштадта в Камчатку 1807—
1809 гг. Сочинения и переводы, т. 1. СПб., 1864.
Джонсон М. С киноаппаратом в стране людоедов. М.— Л., 1929.
Миклухо-Маклай Н.Н. Острова Адмиралтейства. Собр. соч., т. 2. М.—Л.,
1950.
Миклухо-Маклай Н. Н. Острова Агомес или Гермит. Там же.
Миклухо-Маклай Н.Н. Островок Андра и остров Сорри. Там же.
Миклухо-Маклай Η. Н. Путешествие на острова Меланезии и четвертое
посещение Новой Гвинеи. Там же.
Biihler A. Versuch einer Bevolkerungs- und Kulturanalyse auf den Admiralitats-
inseln. «Zschr. f. Ethn.», 1925, Bd. LXVII, H. 1—3.
Burger F. Die Ktisten- und Bergvolker der Gazelle-Halbinsel. Stuttgart, 1913.
Codrington R. H. The Melanesians. Oxford, 1891.
Fox С. С. The threshold of the Pacific. London, 1924.
Η a g e η A. Les indigenes des iles Salomons. «L'Anthropologie», 1893, т. IV, № 1—2.
Humphreys С. B. The southern New Hebrides. Cambridge, 1926.
Lewis A. The Melanesians. Peoples of the South Pacific. Chicago, 1945.
MalinowskiB. The primitive economics of the Trobriand islands. «The Economic
journal», march 1921.
Malinowski B. Argonauts of the Western Pacific. London, 1922.
Malinowski B. Forschungen in einer mutterrechtlichen Gemeinschaft.«Zeitschrift
fur Volkerphsychologie und Soziologie», Leipzig, 1925, Bd. 1.
Malinowski B. Myth in primitive psychology. London, 1926.
Malinowski B. The sexual life of savages in N. W. Melanesia. London, 1929.
Parkinson R. 30 Jahre in der Sudsee. Stuttgart, 1907.
Ρ f e i 1 J. Studien und Beobachtungen aus der Sudsee. Braunschweig, 1899.
Powell W. Unter den Kannibalen von N. Britanien. Leipzig, 1884.
50 Народы Австралии и Океании
785

Ribbe G. Zwei Jahre unter den Kannibalen der Salomo-Inseln. Dresden, 1903.
Speiser F. Ethnographische Materialen aus den Neuen Hebriden und den Banks-
Inseln. Berlin, 1923.
Speiser F. Sudsee, Urwald, Kannibalen. Stuttgart, 1924.
Stephan E. u. Grabner F. Neu Mecklenburg. Berlin, 1907.
Thurnwald R. Forschungen auf den Salomo-Inseln und dem Bismarck-Archipel,
Bd. 1—3. Berlin, 1912.
К ГЛАВЕ 14 «ЯЗЫКИ НАРОДОВ МЕЛАНЕЗИИ»
С а ρ е 1 1 A. Distribution of languages in the Central Highlands, New Guinea. «Oceania»,
vol. XIX, №№ 2, 3.
G a ρ e 1 1 A. Alinguistic survey of the S.-W. Pacific Noumea, 1954.
G a ρ e 1 1 A. Language study for New-Guinea students. «Oceania». 1940, vol. XI, № 1.
G a ρ e 1 1 A. The structure of the Oceanic languages. «Oceania», vol. III.
Churchill W. Beach-la Mer. The jargon or trade speech of the Western Pacific.
Washington, 1911.
Godrington R. The Melanesian languages. Oxford, 1885.
Cowan H. Variability in New Guinea languages. «Oceania», 1955, vol. XXV, № 3.
Dempwolff 0. Die Sprachverhaltniss in der Sudsee. «Orientalische Litteratur-
Zeitung», 1926, № Ю.
Dempwolff 0. Vergleichende Lautlehre des Austronesischen Wortschatzes.
Bd. 1—3. Berlin, 1934.
Gabelentz H. Die melanesischen Sprachen nach dem grammatischen Bau («Ab-
chandlungen der Philologisch-Historischen Klasse der Sachsischen Akademie der
Wissenschaften», Bd. III).
Lopez G. Studies on Dempwolff's vergleichende Lautlehre des Austronesischen
Wortschatzes. Manila, 1939.
Loukotka G. Papuanske feci ν dile N. N. Miklucho-Maklaje. «Ceskoslovenska
Etnografie», 1953, vol. I, № 1.
Meillet A. et Cohen M. Les langues du Monde. Paris, 1952.
Ray S. H. A comparative study of the Melanesian islands languages. Cambridge, 1926.
Ray S. H. The Papuan languages. (Festschrift Meinhof, 1927).
К ГЛАВЕ 15 «ХОЗЯЙСТВО И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ»
Finsch О. Ethnologische Erfahrungen und Belegstucke aus der Sudsee. Wien, 1888—
1893.
Finsch 0. Siidsee-Arbeiten. Hamburg, 1914.
Schurig M. Die Sudseetopferei. Leipzig, 1930.
Schlaginhaufen 0. Uber Siedelungsverhaltnisse in Sud-Neumecklenburg.
«Zschr. f. Ethn.», 1910, Bd. XLII.
К ГЛАВЕ 16 «ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ»
Лихтенберг Ю.М. Система родства о. Рага и вопрос о геронтократии в
Меланезии. «Сборник МАЭ», т. XII. М.—Л., 1949.
Максимов А. Н. Людоедство на о-вах Ниссан. «Этнографическое обозрение»,
1908, № 3.
Токарев С. А. Общественный строй меланезийцев. «Этнография», 1929, № 2.
Токарев С.А. Родовой строй в Меланезии. «Советская этнография», 1933,№№ 2—6.
D a η k s В. R. On the Shell-Money of New Britain. J. A. I., 1888, vol. XVII, № 4.
Glaumont. Usages, moeurs et coutumes des Neo-Caledoniens. «Revue d'Ethno-
graphie», 1888, № 1—2.
L а у a r d J. Stone men of Malekula. London, 1942.
Petri H. Die Geldformen der Sudsee. «Anthropos», 1936, Bd. XXXI, H. 1—2, 3—4.
Thurnwald R. Stufen der Staatsbildungbei den Urzeitvolkern. «Zeitschrift fur
vergleichende Rechtswissenschaft», 1911, Bd. XXV, H. 2, 3.
К ГЛАВЕ 17 «РЕЛИГИЯ МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ»
Lehmann F. R. Mana, der Begriff des «Ausserordentlich-Wirkungsvollen» bei
Sudseevolkern. Leipzig, 1922.
Lehmann R. Die Religionen Australiens und der Sudsee. «Archiv fur Religionswis-
senschaft», Bd. XXIX, H. 1—2.
R δ h r J. Das Wesen des Mana. «Anthropos», 1919.
Wedgwood G. Death and social status in Melanesia. J. A. I., 1927, vol. LVII, II.
786

К ГЛАВЕ 18 «НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЗАЧАТКИ ЗНАНИЙ
МЕЛАНЕЗИЙЦЕВ»
Миклухо-Маклай Η. Н. Следы искусства у папуасов берега Маклая на
Н. Гвинее. Собр. соч., т. 1. М.—Л., 1950.
Firth R. Art and life in New Guinea. London, 1936.
Kramer A. Die Malanggane von Tombara. Munchen, 1925.
O'Reilly P. Art melanesien. Paris, 1951.
S ρ e i s e r F. Uber Kunststile in Melanesien. «Zschr. f. Ethn.», 1936, Bd. LXVIII,
H. 4—6.
Willitsch G. Betrachtungen uber die bildende Kunst Melanesiens und daraus sich
ergebende Folgerungen fur die Ethnologie. «Zschr. f. Ethn.», 1935, Bd. LXVII,
H. 5—6.
К ГЛАВАМ 19 «НАРОДЫ МЕЛАНЕЗИИ В УСЛОВИЯХ КОЛОНИАЛЬНОГО ГНЕТА),
И 20 «ДВИЖЕНИЕ ПРОТИВ КОЛОНИАЛИЗМА В МЕЛАНЕЗИИ»
«Кампания войны на Тихом океане». М., 1949.
Aubert de la Rue. Les Nouvelles Hebrides. Montreal. 1945.
Belshaw C. S. Island administration in the S.-W. Pacific. London — New York,
1950.
Belshaw C. S. Recent history of Mekeo society. «Oceania», 1951, vol. XXII, № 1.
Belshaw C. S. Changing Melanesia. [Sydney], 1954.
Bodrogi T. Colonization and religious movements in Melanesia. «Acta Ethnographica
Academae Scientiarum Hungaricae», t. II, №№ 1—4, 1951.
Ε с k e r t G. Prophetentum in Melanesien. «Zschr. f. Ethn.»,1937, Bd. LXIX, S. 135—140.
Ε 1 k i η A. P. Social anthropology in Melanesia. London, 1953.
Η о g b i η Η. I. Experiments in civilization: The elfects of European culture on a
native community of the Solomon islands. London, 1939.
Hogbin H.I. Native council and native courts in the Solomon islands. «Oceania»,
1944, vol. XIV, № 4.
Hogbin H. I. a. WedgwoodC. Development and welfare in the Western Pacific.
Sydney, 1943.
Lehmann F. R. Prophetentum in der Sudsce. «Zschr. f. Ethn.», 1935, Bd. LXVI.
L о m m e 1 A. Der «Cargo-Kult» in Melanesien. «Zschr. f. Ethn.», 1953, Bd. LXXVIII,
H. 1.
Μ a η d e r L. A. Some dependent peoples of the South Pacific. Leiden, 1954.
К ГЛАВЕ 21 «ПАПУАСЫ НОВОЙ ГВИНЕИ»
Г е ρ л и Ф. На гидроплане к людям каменного века (Путешествие в Новую Гвинею).
М., 1929.
Дикарь перед судом науки и цивилизации. «Восточное обозрение», 1882, № 2.
Максимов А. Н. Возрастные классы на Новой Гвинее. «Этнографическое
обозрение», 19о9, № 2—3.
Миклухо-Маклай Н. Н. Путешествия..., т. 1. М.— Л., 1940.
Миклухо-Маклай Н. Н. Собр. соч., т. 1—3. М.—Л., 1950—1951.
Пиотровский А. Б. Культура папуасов залива Астролябии по
исследованиям Н. Н. Миклухо-Маклая. «Изв. ГГО», 1939, т. 71, № 1—2.
Ваег К. Е. Uber Papuas und Alfuren. St-Pet., 1859.
Beaver W. Unexplored New Guinea. 2-d ed., London, 1920.
Bodrogi T. Some notes on the ethnography of New Guinea. «Acta Ethnographica
Academiae Scientiarum Hungaricae», 1953, t. Ill, f. 1—4 [с резюме на русском
языке].
Bromilow W. Ε. Twenty years among primitive Papuans. 1929.
Chalmers J. Pioneer life and work in New Guinea 1877 to 1894. London,
1895.
Cheesman L. E. Japanese operations in N. Guinea. «The Geographical Journal»,
1943, vol. CI, № 3.
Detzner H. Vier Jahre unter Kannibalen. Berlin, 1920.
Elmberg J. E. Field notes on the Mejbrat people... West N. Guinea. «Ethnos»
(Stockholm), 1955, № 1.
Haugland V. Letter from New Guinea. New York—Toronto, 1943.
Holmes J. In primitive New Guinea. London, 1924.
Hogbin J. Native land tenure in New Guinea. «Oceania», 1939, vol. X, № 2.
Hurley F. Pearls and savages. New York, 1925.
К r i e g e r M. Neu-Guinea. Berlin, 1899.
Landtman G. The Kiwai Papuans of British New Guinea. London, 1927.
787
50*

Neuliauss R. Deutsch Neu-Guinea. Berlin, 1911.
Official handbook of the territory of New Guinea. 1943.
Reed S. The making of modern New Guinea. Philadelphia, 1943.
Seligman G. G. The Melanesians of British New Guinea. 1910.
Stirling M. W. The native peoples of New Guinea. Washington, 1943.
S у к e s S. V. Into Upland Papua. «The Geograph. Magazine», v. 28, № 4, 1955.
Taylor M. Bei den Kannibalen von Papua. Leipzig, 1925.
ThomsonD. War-time explorations in Dutch New Guinea. «The Geographical
Journal», vol. 119, march 1953.
Thurnwald R. Die Gemeinde der Banaro. Stuttgart, 1921.
Williamson R. The Mafulu mountain people of British New Guinea. London, 1912.
W i r ζ P. Anthropologische und ethnographische Ergebnisse der Gentral-Neuguinea
Expedition. 1921—1922. Leiden, 1924.
W i r ζ P. Die Marind-anim von Hollandisch Sud-Neu-Guinea. Bd. I—II, Hamburg,
1922—1925.
W о 1 1 a s t ο η A. F. R. Pygmies and Papuans. London, 1912.
Ζ oiler H. Deutsch Neu-Guinea. Stuttgart, 1891.
К ГЛАВЕ 22 «НАСЕЛЕНИЕ НОВОЙ КАЛЕДОНИИ»
Bernard A. L'archipel de la Nouvelle Caledonie. Paris, 1895.
Bourgeau J. La France du Pacifique. Paris, 1950.
Burchett W. Pacific treasure island: New Caledonia, Melbourne, 1941.
«100 ans de crimes et de pillage colonisateurs en Nouvelle Caledonie». «Humanite».
24 sept. 1953.
Enzo de Chetelat. War awakened New Caledonia. «The National Geographic
Magazine», 1942, vol. LXXXII, № 1.
FaivreJ. P., PoirierJ. etRouthierP. La Nouvelle Caledonie. Paris, [1955].
Leenhardt M. Notes d'ethnologie neo-caledonienne. Paris, 1930.
Leenhardt M. Gens de la Grande Terre. Paris, 1953.
Mariotti J. Nouvelle Caledonie. Livre centenaire. Paris, 1953.
ΓΝ β ν e r m a η η Η. Kulis und Kanaken. Forscherfahrten auf Neukaledonien und in
den N. Hebriden. Braunschweig, 1942.
{Person I. La Nouvelle Caledonie et 1 'Europe. 1774—1854. Paris, 1953.
iRo-chas V. d e. La Nouvelle Galedonie et ses habitants. Paris, 1882.
S a r a s i η F. Ethnologie der Neu-Caledonier und Loyalty-Insulaner. Munchen. 1929.
Sarasin F. La Nouvelle Caledonie et les iles Loyalty. Paris, 1917.
S a r a s i η F. Neu-Caledonien und die Loyalty-Inseln. 2-te Auf!., Basel, 1924.
,«Un siecle d'acculturation ел Nouvelle Caledonie. 1853—1953», Jornual de la Societe
des Oceanistes, t. IX, № 9, dec. 1953. Musee de l'homme. Paris, 1953.
К ГЛАВЕ 23 «НАСЕЛЕНИЕ ОСТРОВОВ ФИДЖИ»
Янжул И. И. Влияние европейских финансовых учреждений на экономическое
положение первобытных народов. Страницы из истории островов Фиджи. В кн.:
«Сборник Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. 25 лет.
1859—1884». СПб., 1884.
Bourton J. W. a. Dean W. A hundred years in Fiji. 1936.
Campbell Eila M. J. Land and population problems in Fiji. «Geographical
Journal», vol. 118, № 4, 1952.
G a t о A. С Fijians and Fiji-Indians: a culture contact problem in the South Pacific.
«Oceania», 1955, vol. XXII, № 1.
Coulter J. Fiji, little India of the Pacific. Chicago, 1942.
Derrick R A. A history of Fiji. Suva, 1950.
F i s ο η L. Land tenure in Fiji. J. A. I., 1880, vol. X, № 3.
G e d d e s W. R. Deuba. A study of a Fijian village. J. Pol. Soc, Memoir
supplementing to vol. 54. 1945, № 3—4.
Henderson G. С Fiji and the Fijians. Sydney, 1931.
Η о с a r t A. The Northern states of Fiji. London, 1952.
Thomson B. The Fijians. London, 1908.
К РАЗДЕЛУ «НАРОДЫ ПОЛИНЕЗИИ И МИКРОНЕЗИИ»
К ГЛАВЕ 24 «ОСТРОВА ПОЛИНЕЗИИ»
Те Ранги Хироа (П. Бак). Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950.
Bryan Edwin Η. American Polynesia and the Hawaiian chain, Honolulu, 1942.
Cur ton E. Tahiti. Alger, 1944.
788

Ellis W. Polynesian researches, vols I—IV, 2-d ed. London, 1831—1832.
Kramer A. Die Samoa-Inseln. Stuttgart, 1902.
Kramer A. Hawaii, Ostmikronesien und Samoa. Stuttgart, 1906.
Martin J. An account of the natives of the Tonga Islands, vols I—II, 2-d ed.
London, 1818.
Radiguet. Les derniers sauvages. Paris, 1882.
Rollin L. Les iles Marquises. Paris, 1929.
Stair J. B. Old Samoa. Oxford, 1897.
S t a η η e r W. Ε. H. The South Seas in transition. [Sydney] 1953.
Те Rangi Hiroa (P. Buck). An introduction to Polynesian anthropology.
Honolulu, 1945.
Turner G. Samoa, a hundred years ago and long before. London, 1884.
United Nations. Non-self-governing territories. Summaries and analyses of information
transmitted to the secretary-general during 1954. Lake Success. New York, 1948.
Weckler J. E. Polynesians explorers of the Pacific. Washington, 1943.
К ГЛАВЕ 25 «ЯЗЫКИ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ»
Б у л и ч С. Полинезийские языки. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефронаг
т. 47, стр. 295—296. [Есть большая библиография].
В u s с h m а η η J. Ch. Ed. Apercu de la langue des lies Marquises et de la langue
taitienne. Berlin, 1843.
Churchill W. The Polynesian wanderings. Washington, 1911.
Jensen H. Studien zur Morphologie der polynesischen Sprachen, insbesondere der
Samoanischen. Kiel, 1923.
Lovy R. etBouge L. S. Grammaire de la langue tahitienne. Paris, 1953.
N g a t a A. Complete manual of Maori grammar and conversation with vocabulary.
Christchurch, Auckland, Wellington, [s. a].
Ray S. The Polynesian languages in Melanesia. «Anthro'pos», 1919—1920, Bd. XV,
H. 1—3.
Spencer Ch. A Samoan Grammer. Melbourne, 1951.
Williams R. A dictionary of Maori language. Wellington, 1921,
К ГЛАВЕ 26 «ХОЗЯЙСТВО И МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА
ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ В ПРОШЛОМ»
Beaglehole Ε. Cultural peaks in Polynesia. «Man», 1937, vol. XXXVII,
№ 176.
Burrows E. S. Western Polynesia. Goteberg, 1938.
Laval H. Mangareva: L'histoire ancienne d'un people polynesien. Braine-Le-
Comte (Belgique), 1938.
Μ e i η i с к e. Der Archipel der Paumotu.«Zeitschrift der Gesellschaft fur Erdkunde zu
Berlin», Bd. 5, Berlin, 1870.
Те Rangi Hiroa (P. Buck). Arts and crafts of the Cook islands. Honolulu,
1944.
Те Rangi Hiroa (P. Buck). Samoan material culture. Bern. Bish. Mus. Bull.,
75. Honolulu, 1930.
К ГЛАВЕ 27 «ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ В ПРОШЛОМ»
G i f f о г d. Tongan society. Honolulu, 1929.
Muhlmann W. E. Die geheime Gesellschaft der Arioi, eine Studie uber polynesische
Geheimbunde. Leiden, 1932.
Williamson R. W. The social and political systems of Central Polynesia, vols
1—3. Cambridge, 1925.
К ГЛАВЕ 28 «РЕЛИГИЯ ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ В ПРОШЛОМ»
Handy Ε. S. Polynesian religion. Honolulu, 1927
Η о с a r t Α. Μ. Mana. «Man», 1914, vol. XIV.
Lehmann F. R. Mana, der Begriff des «Ausserordentlich-Wirkungsvollen» bei
Sudseevolkern. Leipzig, 1922.
Lehmann F. R. Die polynesischen Tabusitten. Leipzig, 1930.
Moss R. The life after death in Oceania and the Malay archipelago. Oxford,
1925.
789

К ГЛАВЕ 29 «ЗАЧАТКИ НАУКИ, ИСКУССТВО И РАЗВЛЕЧЕНИЯ
У ПОЛИНЕЗИЙЦЕВ»
Ancient Hawaiian civilization. Honolulu, [s. a.].
Krieger H.W. Design areas in Oceania, based on specimens in the U. S. National
Museum. Washington, 1932.
Linton R. a. Winger t P. Arts of the South Seas. New York, 1946.
К ГЛАВЕ 30 «НАСЕЛЕНИЕ ГАВАЙСКИХ ОСТРОВОВ»
Adams R. The peoples of Hawaii. A statistical study. Honolulu, 1925.
Kncient Hawaiian civilization. Honolulu, [s. a.].
Auykenda'l R.A history of Hawaii. New York, 1927.
Lind A Hawaii's Japanese. Princeton, 1946.
Μ a 1 о D. Hawaiian antiquities. Honolulu, 1903.
Neuuauss R. Die Hawaii-Inseln. Berlin, 1886.
Weinman S. Hawaii. A study of imperialist plunder. New York, 1934.
К ГЛАВЕ 31 «НАСЕЛЕНИЕ ОСТРОВА ПАСХИ»
Бутинов Η А и пнорозов Ю. В. Предварительное сообщение об
изучении письменности о-ва Пасхи. «Советская этнография», 1956, № 4.
Кнорозов Ю. Спор о древних письменах. «Новое время», 1956, № 41.
Кудрявцев Б. Письменность острова Пасхи. «Сб. МАЭ», XI, 1949.
Марков Б. Искусство о-ва Пасхи. СПб., 1914.
Ольдерогге Д. А. Параллельные тексты некоторых иероглифических таблиц
с острова Пасхи. «Советская этнография», 1947, № 4.
Токареве. Новая книга о культуре о-ва Пасхи.«Советская этнография», 1946, № 4.
Шульце-Мезье. Остров Пасхи. М., 1931.
Brown J. Μ. The riddle of the Pacific. London, 1924.
Churchill W. Easter island. The Rapanui speech and the peopling of Southeast
Polynesia. Washington, 1912.
Ε η g 1 e r t S. La tierra de Hotu Matua. Historia, etnologia у lengua de la Isla de Pas-
cua. San Francisco, 1948.
G u s i η d e M. Bibliografia de la isla de Pascua. Santiago (Chile), 1932.
Η e i η e -G e 1 d e r η R. Die Osterinselschrift. «Anthropos», 1938, Bd. XXXIII, H. 5—6.
Hevesy W. Osterinselschrift und Indusschrift. «Orientalistische Literatur-Zeitung»,
Bd. 37/11, nov. 1934.
Lehmann W. Essai d'une monographie bibliographique sur Г£1е des Paques.
«Anthropos», 1907, Bd. II.
Metraux A. Ethnology of Easter Island. Honolulu, 1940.
Metraux A. The Proto-indian script and the Eastern island tablets. «Anthropos»,
1938, Bd. XXXIII, H. 1—3.
Routledge K. The mystery of Easter island. The story of an expedition. London,
1920.
К ГЛАВЕ 32 «НАРОДЫ ПОЛИНЕЗИИ В КОЛОНИАЛЬНЫЙ ПЕРИОД»
Фен О. Очередной скандал колониальной политики (Волнения на о-вах Самоа).
«Новое время», 1928, № 22.
Beaglehole Ε. а. P. Pangai village in Tonga. Wellington (Ν. Ζ.), 1941.
Bourgeau J. La France du Pacifique. Paris, 1950.
Burton J. Brown and white in the South Pacific. Sydney, 1944.
Danielsson B. Work and life on Raroia. An acculturation study from the Tua-
motu group, French Oceania. Uppsala, 1955.
Elkin A. Anthropology and the peoples of the SW Pacific. «Man», 1943, vol. XIV,
№ 1.
К e e s i η g F. Modern Samoa. Stanford university press, 1934.
К e e s i η g F. Pacific islands in war and peace. New York, 1944.
К e e s i η g F. The South Seas in the modern world. New York, 1946.
К e e s i η g F. Social anthropology in Polynesia. London, 1953.
Mac Guire P. Westward the course! The new world of Oceania. New York, 1942.
Mander, Linden A. Some dependent peoples of the South Pacific. Leiden,
1954.
S i m k i η С. G. F. Modern Tonga. «The New Zealand geographer», Oct. 19.45.
Stanner W. Ε. H. The South Seas in Transition, 1953.
«What future for the islands of the Pacific?». Washington, 1944.
790

К ГЛАВЕ 33 «НАРОДЫ НОВОЙ ЗЕЛАНДИИ»
Кристман и ©берлэндер. Новая Зеландия и остальные острова Южного
океана, кн. I, СПб., 1872.
Φ ин В. Г. Десять писем из страны маори. М., 1939.
Baker S. New Zeeland slang. 1940.
Beaglehole Ε. a. P. Some modern Maoris. 1946.
Best E. The Maori, vols 1—2. Wellington (Ν. Z.), 1924.
Cowan J. The Maoris of New Zealand. Melbourne, 1910.
Dieffenbach E. Travels in New Zealand, vols 1—2, London, 1943.
Firth R. Primitive economics of the New Zealand Maori. New York, 1929.
Η а г г ο ρ A. England and the Maori wars. London, 1937.
Hawthorn Η. B. The Maori: a study in acculturation. «Americ. Anthrop.», 1944,
vol. XLVI, № 2.
Hochstetter F. Neu Seeland. Stuttgart, 1867.
Η о с k e η Th. A bibliography of the literature relating to New Zealand. Wellington
1909.
К e e s i η g F. The changing Maori. New Plymouth (Ν. Z.), 1928.
Phillipps W. J. Maori houses and food stores. Wellington (Ν. Z.), 1952.
Price A. G. White settlers and native peoples. Melbourne—Cambridge, 1950.
ReischeckA. Sterbende Welt. 12 Jahre Forschungen auf Neu Seeland. Leipzig,
1924.
Scott D. The Parihaka story. Auckland, 1954.
Sherrin R. A. A Early history of New Zealand. Auckland, 1890.
Skinner H.D. Maori and Polynesian in the light of recent archaeological research
«Man», 1936, vol. XXXVI, № 102.
S о 1 j a k Ph. New Zealand Pacific pioneer. New York, 1946.
Sutherland I. The Maori people today. 1940.
Sutherland I. The Ngarimu hui. Wellington, 1949.
Taylor. Те Tka a Maui. 1870.
Tregear E. The Maori race. Wanganui, 1904.
К ГЛАВЕ 34 «МИКРОНЕЗИЙЦЫ»
Коцебу О. Ε. Путешествие вокруг света. Изд. 2, М., 1948.
Литке Ф. П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявине» в
1826—1829 гг. М., 1948.
Лихтенберг Ю. М. Этнографическое описание коллекции Ф. П. Литке.
«Сб. МАЭ», XVI, 1955.
Миклухо-Маклай Η. Н. Несколько слов о ловле трепанга на островах
западной части Тихого океана близ экватора. Собр. соч., т. III, ч. 1. М.—Л., 1951.
Миклухо-Маклай Η. Н. Остров Вуап. Антрополого-этнографические
заметки из дневника. Там же.
Миклухо-Маклай Н.Н. Путешествие в западную Микронезию и Северную
Меланезию. Архипелаг Пелау. Там же.
Сох L., D о г η Ε. The island of Guam. Washington, 1926.
Ε i 1 e r s A. Westkarolinen. Hamburg, 1935.
Ε г d 1 a η d P. Die Marshall-Insulaner. Munster-in-Wien. 1914.
HoodlessD.W. Changes in the pattern of islands. «Pacific Islands monthly», 1954, № 2.
Kramer A. Palau, Bd. 1—2. Hamburg, 1917—1919.
Krieger H. W. Island peoples of the Western Pacific. Micronesia and Melanesi
Washington, 1943 (Smithsonian Institution. War background studies. Number 16).
К u b a г у J. Ethnographische Beitrage zur Kenntnis der Karolinen-Inselgruppe und
Nachbarschaft. H. 1. Die socialen Einrichtungen der Pelauer. Berlin, 1885.
Legobien Ch. Histoire des iles Mariannes. Paris, 1700.
Price W. Japan's islands of mystery. New York, 1944.
Prowazek S. Die deutschen Marianen. Leipzig, 1913.
Safford W. The Chamorro language of Guam. «Amer. Anthrop.», 1903, vol. V.
Semper K. Die Palau Inseln im Stillen Ocean. Leipzig, 1873.
S ρ о с h r A. Maguro, a village in the Marshall islands Chicago, 1949.
Thompson L. Guam and its people. 1942.
Thompson L. The native culture of the Marianas islands. Honolulu, 1945.
U s e e m J. The changing structure of a micronesian society. «Amer. Anthrop.»,
1954, № 4.
Yanaihara T. Pacific Islands under Japanese mandate. Shanghai, 1939.
791

СЯЛАЛЛЛЛАЛЛЛЛЛЛЯЛЛЛЛЛЛЛКАХЛЛЛЛЛЛлП
список ИЛЛЮСТРАЦИИ
Эвкалиптовый лес в Австралии. Картина мальчика, автралийского аборигена
Барри Лоо (13 лет). (М. D. Miller a. Fl. R u t t е г. Child artists
of the Australian bush. London, 1952, табл. 19) . . .· 11
Песчаная пустыня в Центральной Австралии.Картина австралийского
художника А. Наматжиры (С. P. Mountford. The art of Albert Namatjira.
Melbourne, 1948, стр. 53) 13
Высокий вулканический остров Таити («Geographie universelle publiee sous la
direction de P. Vidal de la Blache et L. Gallois, vol. X. Oceanie par P. Privat-
Deschanel». Paris, 1930, стр. 8) 15
Низменный остров близ островов Самоа (R. Flaherty. Samoa. Berlin. 1932,
стр. 169) 15
Хлебное дерево (В. Сивере и В. Кюкенталь. Австралия, Океания
и Полярные страны. СПб., [б. г.], стр. 345) 17
Мангрововые заросли. Соломоновы острова («Geographie universelle publiee sous
la direction de P. Vidal de La Blache et L. Gallois, vol. X. Oceanie par P. Pri-
vat-Deschanel», стр. 50) 17
Tapo (В. Сивере и В. Кюкенталь. Ук. соч., стр. 443) ..... 18
Жители Новой Голландии (Австралии) в начале XIX в. По рис. П. Михайлова
(Ф. Беллинсгаузен. Атлас к путешествию кап. Беллинсгаузена
в Южном Ледовитом океане и вокруг света в продолжение 1819, 1820
и 1821 годов. СПб., 1831, № 22) 48
Вождь австралийского племени. Рядом его жена. По рис. П. Михайлова(Ф.
Беллинсгаузен. Атлас..., № 23) 49
Австралиец из племени аранда. Центральная Австралия (В. Spencer а.
F. J. G i 1 1 е п. The Arunta. A study of a stone age people. London, 1927,
vol. I, стр. 31) 66
Австралиец племени курнаи. Юго-восточная Австралия (A. W. Η о w i t t.
The native tribes of South-East Australia. London, 1904, стр. 40) ... . 66
Австралийка из Квинсленда. Северо-восточная Австралия (F. Reitzen-
stein. Das Weib bei den Naturvolkern. Berlin, 1923, стр. 243) . . · 67
Вильям Ланне, последний тасманиец (J. Bonwick. Daily life and origin
of the Tasmanians. London, 1870, стр. 167) 68
Знаки языка жестов (B.Spencer a. F. J.Gillen. The Arunta, vol. II.
London, 1927, стр. 601) a 95
Охота на кенгуру, Квинсленд (С. Lumholtz. Au pays des cannibales. Paris,
1890, стр. 115) ^ 101
Австралиец взбирается на эвкалиптовое дерево. Район р. Кларенс (N. W.
Thomas. Natives of Australia. London, 1906, стр. 105) 103
Добывание дикого меда, Квинсленд (С. Lumholtz. Ук. соч., стр.
179) 104
Лучение рыбы копьем. Северная территория (Ch. Barrett a. A. S. Ken у on.
Blackfellows of Australia, 6 ed. Melbourne, [s. а.], стр. 21) 105
Охота за черепахами Северная территория («Australia. Official handbook».
Melbourne, 1942, стр. 62) 106
Возвращение с удачной охоты. Арнхемленд (D. Thomson. Economic structure
and the ceremonial exchange cycle in Arnhem Land. Melbourne, 1949,
стр. 58, табл. 7) 107
792

Женщина племени аранда выкапывает коренья землекопалкой; внизу—корытце и
зернотерка (Г. Кунов. Всеобщая история хозяйства, т. I. М.— Л., 1929,
стр. 37) Ш
Добывание огня сверлением. Район р. Кларенс (N.W.Thomas. Natives of
Australia, стр. 61) 115
Наконечники копий из кварцита и их крепление, нат. вел.
Государственный музей антропологии МГУ (ГМА 55/1; инв. кн. IV* 161) . . 117
Наконечники копий и дротиков из стекла, нат. вел. (ГМА, IX ВРОП 141, 140,
377, ГМА 54/46) 119
Орудия труда. 1 — каменный нож и ножны, длина 26 см, Центральная
Австралия (МАЭ № 1336—48а); 2 — каменный нож, длина 14 см; Квинсленд (МАЭ
№ 2159—134); 3 — скребки из створок раковины, длина с рукояткой
22,5 см, Квинсленд (МАЭ № 2159—135); длина 24 см, Квинсленд (МАЭ
№2159—136) 120
Яаконечники копий и орудия их обработки. 1, 2 — наконечники из Кимберли,
длина 5,5 и 3,6 см (МАЭ № 2159—10, № 2159—4); 3 — наконечник в
стадии обработки, длина 3,5 см, ширина концов 2,9 и 1,2 см (МАЭ № 2159—
20); 4— орудие из берцовой кости кенгуру, употребляемое для
обработки лезвий наконечников, длина 14 см, ширина 2 см (МАЭ № 2159—138) . . 120
Шлифовка каменного топора. Центральная Австралия (B.Spence- t $
га. F. J. Gillen. The Arunta, vol. II, стр. 548) 121
Орудия труда. 1 — каменный топор, длина 31 см, длина клинка 14 см,
Центральная Австралия (МАЭ №921—20); 2 — каменный топор, длина 31,5 см,
длина клинка 9 см, Кимберли (МАЭ № 2159—132а); 3 — каменный топор,
длина топорища 41 см, клинка 14 см, Центральная Австралия (МАЭ
№ 1336—52); 4 — скребок двойной, длина 60 см, ширина 5 см,
Центральная Австралия (МАЭ № 1336—55) . . _ 122
Предметы утвари. 1 — ведро из древесной коры, высота 36 см, диаметр
18,5 и 28 см, Центральная Австралия (МАЭ № 921—4); 2 — плетеная сумка
из ротанга, высота 35 см, ширина 14 см (МАЭ № 3117—20); 3 — корзина,
плетенная из расщепленного ротанга, высота 29 см, ширина 32 см, диаметр
отверстия 18χ 27 см (МАЭ № 921—3); 4 — корзина из жгутиков соломы,
диаметр понизу 25,3 см, высота 12 см, диаметр отверстия 17 см,
Центральная Австралия (МАЭ № 921—1) 123
Девушка плетет сетку из тонкого шнура для собираемых диких плодов и
кореньев, Центральный Арнхемленд (D. Thomson. Ук. соч., стр. 75) . . 124
Образцы плетения. 1—сумка, длина 30 см, ширина 20 см, длина ручки 37 см (МАЭ
№ 1336—88); 2 — сумка, длина 21,5 см, ширина 30 см, длина ручки 54 см (МАЭ
№ 3117—24); 3 — веретено, длина оси 47 см, длина поперечной дощечки 25 см;
о-ва Сандей, Западная Австралия (МАЭ № 2159—149); 4 — сумка, длина 32 см
ширина 19 см, Южная Австралия (МАЭ № 1336—109); б — начатая сумка и
материал для плетения, глубина 4 см, ширина 16 см, Северная территория (МАЭ
№ 1336—93); 6 — есть, употребляемая для переноски вещей, длина 10 см (МАЭ
№ 921-5) 125
Австралийские копья. 1 — из Западной Австралии, длина 225 см (МАЭ № 2159—
39); 2 — то же, длина 289 см (МАЭ № 2159—37); 3 — из Северной
территории, длина 220 см (МАЭ № 2159—42); 4 — из коллекции Ященко, купленной
в Квинсленде, длина 148 см (МАЭ № 921—93); б — из Австралии, длина
223 см (МАЭ № 2328—7) 126
Копьеметалки — метательные дощечки. 1 — из Виктории, длина 66,5 см,
ширина 5 см, диаметр ручки 1,5 см (МАЭ № 736—188); 2 — из
Центральной Австралии, племя лоритья, длина 63,5 см, наибольшая ширина 11 см
(МАЭ № 2159—100); 3 — из Южной Австралии, Дениэл-Бей, длина
73,5 см, ширина 5,4 см (МАЭ № 921—42); 4 — из Центральной Австралии,
длина 63,5 см, ширина 13 см, ширина ручки 6,5 см (МАЭ № 43С1—6); 5 — из
северного Квинсленда, длина 76 см, ширина 9,5—3 см (МАЭ № 3117—И) 127
Способ употребления копьеметалки (N. W. Thomas У к. соч., стр. 82) . 128
Бумеранги. 1 — из северо-западной Австралии, длина 61 см, ширина 8,4 см
(МАЭ № 1338—14); 2,3 — 0, о-ва Сандей, длина 61 см, ширина 9,5 см
(МАЭ № 2159—63), длина 52,5 см, ширина 7 см (МАЭ № 2159—64); 4
—«лебединая шея», из сев. части Центральной Австралии, длина 78 см (МАЭ
№ 921—43); 5 — из Центральной Австралии, длина 106,5 см, ширина 7,4 см
(МАЭ № 921—59); 6 — возвращающийся бумеранг, длина 67 см, ширина
7 см (МАЭ № 2159—69); 7 — то же, длина 56 см, ширина 4,5 см (МАЭ
№«1478—4); 8 — крестообразный бумеранг 45x46,5 см (МАЭ № 921—44);
9 — бумерангообразная палица, длина большого колена 56 см, длина
короткого колена 25 см (МАЭ № 736—190); 10 — бумерангообразная
палица, длина большого колена 65 см, длина короткого 7 см, Западная
Австралия (МАЭ № 1338—13) 131
793

Изготовление бумеранга при помощи каменного тесла (Ch. В a ret t а.
A. S. К е η у о п. Ук. соч., стр. 43) '132
Метание бумеранга (N. W. Thomas. Ук. соч., стр. 77) 133
Щиты из Виктории. 1 — отражательные (N. W.Thomas. Ук. соч., стр. 150,
табл. 24а); 2 — широкие (R. В rough-Smyth. The aborigines of
Viktoria, vol. 1. London, 1878, стр. 333) 135
Щиты (Ν. W. Thomas. Указ. соч., стр. 150, табл. 24в) 136
Щиты. 2. 2 — из Западной Австралии, длина 98 см, ширина 12,3 см (МАЭ
№ 2159—105); длина 78 см, ширина 15,5 см (МАЭ № 2159—106); 3 — из
Квинсленда, длина 63 см, ширина 19 см (МАЭ № 3117—4) 136
Щиты. 1 — с о-ва Сандей, длина 75 см, ширина 15 см (МАЭ № 2159—102);
2, 3 — из Квинсленда, длина 89 см, ширина 36 см (МАЭ № 1336—61);
длина 66,5 см, ширина 21 см (МАЭ № 3117—2) 137
Шалаши жителей Центральной Австралии (G. Horne a. G. Aiston.
Savage life in Central Australia. London, 1924, стр. 20) 139
«Двухэтажная» хижина. Северная Австралия (Ν. W. Thomas. Ук. соч., стр. 74). 140
Лодка из древесной коры. Озеро Тайерс (R. Brough-Smyth. Ук. соч.,
т. I, стр. 413) ы. 143
Шейные украшения. 1—ожерелье из мелких раковин, длина 116 см, Новый
Южный Уэльс (МАЭ № 1096—3); 2 — ожерелье из бобов, длина 465 см,
Центральная Австралия (МАЭ № 921—15); 3 — украшение из кусочков
тростника, 21 см (МАЭ № 921—13); 4 — шейное украшение из шнурков,
длина 48 см, Кимберли (МАЭ № 2159—158) 146
Передник из шерстяных шнурков, ширина поверху 20 см, длина 22 см.
Северная территория (МАЭ № 2009—9) 147
Браслеты. 1 — плетенный из закрученных растительных волокон, диаметр
10,5 см, ширина 2,2 см, район рек Вост. и Южн. Алигатор. Сев. территория
(МАЭ №1338—8); 2 — из ротанга, обмотанного шнурком из растительных
волокон, длина 9 см, ширина 4 мм, р. Марк Артур, Центральная
Австралия (МАЭ № 1336—82); 3—плетенный из ротанга, длина 8 см, ширина 1,5 см,
район рек Вост. и Южн. Алигатор, Северная территория (МАЭ № 1338—5) 147
Рубцы на теле австралийца после посвятительных обрядов, Сев Кимберли
(А. Р. Ε 1 k i п. The Australian aborigines. London, 1945, стр. 161) 177
Руководитель посвятительных обрядов в ритуальном уборе. Юго-Восточная
Австралия (A. W Howitt. Ук, соч., стр. 539) 179
Расправа с обвиняемым в колдовстве (A. W. Howitt. Ук. соч., стр. 349) 191
Выступление отряда мстителей атнинга (аранда)(В. Spencer a. F. J. G i 1-
len. The Arunta, vol. И, стр. 435) 193
Головное украшение вестника племени диери (A. W. Howitt. Ук. соч.,
стр.680) 206
«Посланнические жезлы». Центральная Австралия. Длина: 26 см (МАЭ № 921 —
66); 15 см (МАЭ № 1336—84); 7,5 см (МАЭ № 1336—85) 207
Чуринги племени аранда. Центральная Австралия. (В. Spencer а.
F. J. Gillen. The Arunta, vol. I, стр. 103) 214
Тотемное дерево. С картины А. Наматжиры (С. P. Mountf ord. Ук. соч.,
стр. 35) 215
Участник обряда тотема Эму. Головной убор изображает шею и голову эму.
Племя аранда (B.Spencer a. F. J. Gillen. The Arunta,vol. I, стр. 275) 217
Эпизод из тотемической церемонии (G. Buschan. Die Sitten der Volker,
Bd. I. Stuttgart— Berlin — Leipzig, [s. а.], стр. 160) 218
Окончание церемонии тотема Волунква (B.Spencer a. F. J. Gillen. The
Arunta, vol. II, стр. 569) 219
Колдун племени аранда (B.Spencer a. F. J. G i 1 1 е п. The Arunta, vol.
II, стр. 396) 231
Воздушное погребение у племени варрамунга. Центральная Австралия
(B.Spencer a. F. J. Gillen. The northern tribes of Central Australia. London,
1904, стр. 528) 235
Образцы австралийских мелодий. По Дэвису (Н. Davis. Aboriginal songs
of Central and Southern Australia. «Oceania», 1932, vol. II, № 4) . . . . 253
Австралиец, играющий на трубе (Η. В a s е d о w.. The Australian aboriginal.
Adelaide, 1925, табл. LIU) 254
Ряженые участники обрядовой пляски. Центральная Австралия (В.
Spencer a. F. J. Gillen. The Arunta, vol. II, стр. 561) 255
Корробори (ритуальная пляска) у аранда (B.Spencer a. F. J. Gillen. The
Arunta, vol. II, стр 560) 257
Корробори. Рисунок австралийского мальчика Рейнольда Харта, 14 лет
(М. D. Μ i 1 1 е г a. Fl. Rutter. Ук. соч., табл. 33) 259
Фигуры игры «в веревочку». Северный Квинсленд (G. Buschan. Ук. соч.,
Bd. if стр. 157) 261
794

Мужские украшения из полированной и покрытой резным орнаментом
перламутровой раковины, углубления покрыты красной охрой. О-ва Сандей,
Западная Австралия. Длина 16,5 см, ширина 11,75 см (МАЭ № 2159»—178);
длина 9 см, ширина 5 см (МАЭ № 2159—179) ' 262
Культовые предметы, украшенные ракушками и перьями (В. Spencer
a. F. J. Gillen. The Arunta, vol. И, стр. 564) 262 263
Разрисованный щит. Длина 96 см, ширина 14,5 см (МАЭ № 665—14) .... 263
Бумеранги, покрытые белым орнаментом. Кимберли, длина по изгибу
54 см, прямо 49,5 см (МАЭ № 2159—60); длина по изгибу 59 см, ширина
в изгибе 5,75 см (МАЭ № 2159—61) 263
Орнаментированные чу ринги. Племя аранда (В. Spencer a. F. J. Gil-
1 en. The Arunta, vol. I, стр. 125) 264
Орнаментированные чуринги. Центральная Австралия, длина 41 см, ширина
9 см (МАЭ№ 1336—39); длина 31 см, ширина 4,5 см (МАЭ № 1336—37);
длина 28,5 см, ширина 6 см (МАЭ №921—77) 264
Наскальные рисунки. Центральная Австралия (B.Spencer a. F.
J.Gillen. The Arunta, vol. II, стр. 572) 265
Кенгуру. Рисунок на коре. Северная Австралия (R.Linton а. P. Win-
g e'r t. Arts of the South Seas. New York, 1946, стр. 195) 266
Охота на кенгуру. Рисунок австралийского мальчика из Кэрролупской школы
(М. D. Mi'ller a. F 1. Rutter. Ук. соч., табл. 14) 267
Долина пальм. С картины А. Наматжиры (С. P. Mount ford. Ук.соч., стр. 71) 269
Труганина, последняя тасманийка (J. Bonwick. Ук. соч., стр. 209) . . . 273
Каменные орудия тасманийцев (Н. Ling-R oth. The Aborigines of Tasmania
2 ed., Halifax, 1899, стр. 137) 274
Корзинка (Η. Ling-Roth. Ук. соч.) , 276
Заслон от ветра (Н. Ling-R oth. Ук. соч., стр. 106) 277
Модель тасманийской лодки (Н. L i η g -R о t h. Ук. соч., стр. 153) .... 278
Австралиец-абориген, работающий батраком на ферме. Центральная
Австралия (A. G. Price. White settlers and native peoples. Melbourne—Gam-
bridge, 1950, стр. 134) 290
Мальчик-австралиец—погонщик верблюдов. Центральная Австралия (A. G. Ρ г
ίο е. Ук. соч., стр. 119) 291
Австралиец-метис с семьей у своего жилища. Г. Стюарт (W. G е i s 1 е г. Durch
Australien? Wildnis. Hallen (Saale), 1928, стр. 181) 292
Современные австралийцы перед своим жилищем. Северная территория.
(Ch. Barrett a. A. S. Kenyon. Ук. соч., стр. 22—23) 293
Австралийцы-аборигены, закованные в цепи. Северный Кимберли (Ε. Μ j δ b erg.
Bland vilda Djur och Folk i Australien. Stockholm, 1915, стр. 205) .... 295
Мальчики-австралийцы— юные художники из школы в резервации Кэрролуп
(М. D. Miller a. Fl. R u t t е г. Ук. соч., стр. 33) .* . 296
Академик живописи Альберт Наматжира, австралиец-абориген (С. Р. Μ о и г t-
ford. Ук. соч., стр. XXII) 297
Жилые дома англо-австралийцев. Город Дарвин (Ch. Barrett. Australia
in pictures. Melbourne, 1943, стр. 84) 312
Пастухи-объездчики («Australia. Official handbook». Melbourne, 1943) . . 314
Стрижка овец. Фото В. И. Михеева 315
Лагерь австралийских золотоискателей в середине XIX в. С картины Дж. Роп-
пера («Art of Australia. 1788 — 1941». New York, 1941, No. 21) 316
Демонстрация бастующих рабочих («Всемирное профсоюзное движение», 1950,
№ 14, стр. 23) 317
Сусанна Катарина Причард (получено от Общества Австралийско- Советской дружбы) 318
Австралийский абориген. Бронзовый бюст работы скульптора Л. Дэдсу-
элла («Art of Australia. 1788—1941», No. 134) 319
Ж. Φ. Лаперуз («Histoire universelle des voyages par mer et par terre dans les
cinq parties du monde. Revue et traduite par M.Albert Montemont». Paris,1852) 325
Капитан Джемс Кук (R.S. К uykendal LA history of Hawaii, New York, 1938,
стр. 53) . .* * * 326
Ж. С. С. Дюмон-Дюрвиль («Histoire universelle des voyages par mer et parterre
dans les cinq parties du monde. Revue et traduite parM. Albert Montemont»
Paris, 1852) 327
И. Ф. Крузенштерн («Тихий океан». Л., 1926, стр. 32) 328
Ю. Ф. Лксянский (Ю. Ф. Лисянский. Путешествие вокруг света на
корабле «Нева» в 1803—1806 гг. М., 1947) 329
О. Е. Коцебу. (О. Е. К о ц е б у. «Путешествие вокруг света». Изд. 2. М., 1949) 330
Φ. Ф. Беллинсгаузен (Φ. Ф. Беллинсгаузен. «Двукратные изыскания
в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света...». Изд. 2. М., 1949) 331
795

Шлюп «Восток», которым командовал Φ. Ф. Беллинсгаузен. Рис. худ.
М. Семенова (Φ. Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания
в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в 1819, 1820 и 1821 гг.
М., 1949, "стр. 80) 33ί
Прием русских моряков таитянским королем Помаре (Φ. Ф.
Беллинсгаузен. Атлас..., № 47) 332.
Ф. П. Литке («Тихий океан», стр. 64) 333
Н. Н. Миклухо-Маклай. По портрету работы К. Е. Маковского 337
Те Ранги Хироа (Питер Бак). («The Maori». Dunedin, [s. а], стр. 29) .... 343
Папуас с южного берега Новой Гвинеи. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая .... 348
Папуаска из местности Гаиле. Ю.-В. Новая Гвинея (R. Firth. Art, and life
in New Guinea. London, 1936, стр. 11) ' 349
Папуас и пигмеи племени тапиро (A. F. R.Wollaston. Pygmies and
Papuans the stone age to-day in Dutch New Guinea. London, 1912, стр. 216) . . 350
Меланезийка с о-вов Герцога Йоркского (А. В. Meyer a. R. Parkinson. Album
von Papua Typen. Neu-Guinea und Bismarck Archipel. Dresden, 1894, № 19) 351
Меланезиец с о-ва Бука. Соломоновы о-ва (А. В. Meyer u. R. Parkinson. Ук.
соч., №27) \ 351
Меланезийка с Новой Каледонии (F. Saras in. Atlas zur Anthropologie der Neu
Caledonier und LoyalLy-Insulaner. Berlin, 1922, табл. XXVIII, № 2 . . . 352
Меланезиец с Новой Каледонии (F. Sara sin. Указ. соч , табл. XII, № 2) . 352
Меланезийцы с о-вов Лоялти (F. S а г a s i η Ук.соч ,табл.ХХХ1,№ 2; табл.XL, № 2) 353
А1еланезийка с ребенком с о-ва Аоба (Новые Гебриды) (Н. Nevermann.
Kulis und Kanaken. Braunschweig, 1942, стр. 272) 354
Остров Раиатеа, отождествляемый с легендарной «Гавайки» (В. Сивере и
В. Кюкенталь. Ук. соч., стр. 393) 356-
Каменные неолитические топоры в Океании. 1 — валиковый топор из
Меланезии; 2 — доисторический четырехгранный топор из Новой
Зеландии; 3 — плечиковый топор с о-вов Тубуаи; 4 — австралийский
топор с наточенным краем (2—3 ж. «Anthiopos», Mai-August, 1932, Bd. 27,
Η. 3, 4; 4— R. Β rough-Smyth. Ук. соч , vol. I) 358
Самоанец (К. Lampert. Die Volker der Erde,Bd. I. Stuttgart—Leipzig, [s.a.],
стр. 6) 360
Полинезийка смешанного тонгано-самоанского происхождения (К.
Lampert Ук. соч., т. I, стр. 12) 360
Тонганка (К. Lampert. У к соч., т. I, стр. 93) . . . 361
Гаваец (К. Lampert. Ук. соч., т. I, стр. 25) 362
Маори («The Maori». Dunedin, стр. 23) 36а
Микронезийцы (О. Schlaginhaufen. Zur Anthropologie der Mikrone-
sischen Inselgruppe Kapingamarangi (Greenwich-Inseln) («Archiv der
J. Klauss-Stiftung», Bd. IV, H. 3, 1929, табл. II α, б) 370
Лопаточка удья-саб. Длина лопасти 23 см, длина рукояти 76 см, ширина
7,7 см (МАЭ № 168—63) 394 ·
Вскапывание земли кольями. Новая Гвинея (D. Jenness а. А. В а 1 1 а п-
tyne. The Northern d'Entrecasteaux. Oxford, 1920, стр. 124) 395
Рыболовные верши. Новая Британия (R. Parkinson. Dreissig Jahre in der
Sudsee. Stuttgart, 1907, стр. 80) 397
Лодка с рыболовными снастями. Новая Британия (А. В. Meyer und
R. Parkinson. Ук. соч.. №11) ' 398
Обучение мальчика приемам добывания огня. О-в Гуадалканал (Н. J. Η о g-
' bin. Peoples of the Southwest Pacific. New "York, 1945) 401
Земляная печь на Новой Гвинее (Η. J. Η о g b i п. Ук. соч.) 401
Каменный топор. О-ва Адмиралтейства. Длина топорища 64 см, длина
клинка 5 см, ширина клинка 4 см (МАЗ № 16Q—122) 403
Тесло из раковины. О-ва Адмиралтейства. Длина топорища 41 см, длина
клинка 13 см, ширина клинка 6 см (МАЭ № 168—124) 403
Посуда 1 — деревянная миска, высота 18 см, диаметр 51,5 X 33 см, Берег Маклая
(МАЭ № 168—29в); 2 — глиняный горшок для варки пищи, высота 15 см,
диаметр 16 см, диаметр горловины 6,3 см, Южный берег Новой Гвинеи
(МАЭ № 168—93); 3 — миска из скорлупы кокосового ореха, окружность
51,5 см, диаметр 14,5 см, глубина 10 см, Берег Маклая (МАЭ 168—
30); 4 — деревянная чаша, диаметр 34 см, высота 11 см (МАЭ № 402—73) 404
Глиняная посуда. 1 — сосуд для воды О-ва Адмиралтейства. Рис. Η. Н.
Миклухо-Маклая (Собр. соч, т. П. М.— Л.. 1950, стр. 467); 2 — сосуд для
кокосового масла, высота 8 см, диаметр дна 13 см, о-ва Фиджи (МАЭ № 168—
158); 3— горшок, о-в Санто, Новые Гебриды (F. S peiser. Ethnogra-
phische Materialen aus den Neuen Hebriden und Banks-Inseln. Berlin 1923,
табл. 65, № 12) * 405
796

Деревянные чаши с резными ручками. О-ва Адмиралтейства. 1 — двойная чаша,
большой диаметр 20,5 зм, малый диаметр 19 см, глубина 8,5 см, общая
длина 57 см, высота ножек 2 см, высота с ручками 15 см (МАЭ № 402—74);
2 — чаша с фигурными ручками, высота 10,5 см, большой диаметр 26 см,
малый диаметр 21см (МАЭ № 1354—17); 3— чаша в форме птицы, большой
диаметр 20,5 см, малый диаметр 19,3 см, глубина 10,5 см (МАЭ № 168—114) 406
Деревянные чаши. О-ва Адмиралтейства. Диаметр 84 см, высота блюда (с
ножками) 46 см, глубина 34 см (МАЭ № 168—109); большой диаметр 26 см, малый
диаметр 21 см, высота 10,5 см (МАЭ № 168—110а) , 407
Искусство плетения меланезийцев. О-ва Адмиралтейства. 1 — пояс тонкого
плетения, длина 74,5 см, ширина 6 см (МАЭ № 402—90); 2 — пояс из
кокосовых волокон, украшенный перьями и бусами, ширина 14,5 см (МАЭ
№ 402—89), 3 и 4 —■ браслеты тонкого плетения, объем 19,5 см, ширина
3,4 см; объем 23 см, ширина 3 см (МАЭ № 402—146,147) 408
Оружие. 1— копье с обсидиановым наконечником, длина древка 191 см, длина
наконечника 25 см, о-ва Адмиралтейства (МАЭ № 168—120); 2 — кинжал
из обсидиана, длина клинка 17 см, ширина 4 см, общая длина 32 см, о-ва
Адмиралтейства (МАЭ № 168—121); 3 — кинжал из пилы ската, длина
рукояти 25 см, длина шипа 22,5 см, о-ва Адмиралтейства (МАЭ № 402—
273); 4 — кинжал с двумя остриями из игл ската, длина рукояти 15,5 см,
длина шипов 16,5 и 17 см (МАЭ № 168—138) 410
Палицы. 1—меланезийские (R. Parkinso п.Ук. соч., стр. 229); 2—с о-вов
Фиджи, длина 120,5 см (МАЭ№ 736—16);длина 114 см(МАЭ № 736—17);5—с
каменным навершием, длина 130,5 см, диаметр древка 3 см, диаметр камня
(ударный конец) 8,5 см, толщина камня 4,5 см, Новая Британия (МАЭ № 599—66);
4—с о-ва Новая Ирландия (слева), длина 107 см, ширина 12,3 см (МАЭ № 1641 —
12); с Новой Британии (справа), длина 146 см (МАЭ № 2525—17);5 — с
о-вов Фиджи, длина 98 см (МАЭ № 736—21); длина 56 см (МАЭ № 736—27);
6 — с Соломоновых островов, длина 107 см, длина лопасти 26,5 см,
ширина лопасти 12 см (МАЭ № 1631—1) 411
Планы поселения на о-вах Новые Гебриды. 1 — план деревни на о-ве Амбрим
(F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 10, № 10); 2 — план деревни на
северо-востоке о-ва Эспириту-Санто (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 10, № 1); 3 —
план деревни на севере о-ва Маэво (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 11);
4 — план деревни на юге о-ва Малекула (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 10,
№ 4) 413
Свайные постройки на о-вах Адмиралтейства (R. Parkinson. Ук. соч.,
стр. 336) 414
Хижина на о-ве Амбрим. Новые Гебриды (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 9, № 4) 415
Деревня на о-ве Гуадалканал. Соломоновы острова (Н. W. К г i е g е г. Island
peoples of the Western Pacific, Micronesia and Melanesia. Waschington,
1943, стр. 52) · 416
Хижина в деревне Калил. Местность Лаур. Южная часть о-ва Новая Ирландия
(Е. S t е ρ h a η u. Fr. G г а е b η е г. Neu-Mecklenburg (Bismarck Archi-
pel). Berlin, 1907, стр. 86 417
Поперечный разрез хижины на о-ве Новая Ирландия (Е. Stephan и.
Fr. G г а е Ь η е г. Ук. соч., стр. 87) 418
Мужской дом на о-ве Лоу. О-ва Адмиралтейства. (R. Parkinson. Ук.
соч., стр. 352) 418
План мужского дома на о-ве Новая Ирландия (Е. Stephan u. Fr. Graebner.
Ук. соч., стр. 88) 419
Поперечный разрез мужского дома на о-ве Новая Ирландия (Е. Stephan
u. Fr. G г а е b*n е г. Ук. соч., стр. 89) 420
Лодка с балансиром.О-ва Новые Гебриды (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл. 63, № 1) 421
Большая торговая лодка «лакатой». Южный берег Новой Гвинеи (G. G. S е 1 i g-
m а η п. The Melanesians of British New Guinea. Cambridge, 1910, табл. XII) 422
Парусная лодка. Новая Британия (R. Parkinson. Ук, соч., стр. 464) . . . 423
Одежда. Новая Гвинея. 1 — мужской пояс из древесины, длина 193 см, ширина
12,5 см, южный берег Новой Гвинеи (МАЭ № 168—82); 2—женская юбка из
окрашенных растительных волокон, длина переднего полотнища 70 см,
ширина 32 см, длина заднего полотнища 61 см, ширина 28 см, Берег
Маклая (МАЭ № 402—84) 424
Папуас с Берега Маклая в праздничном наряде (В. Η a g е п. Unter der
Papua's. Wisbaden, 1899, обложка) 425
Украшения. 1 — носовая палочка, выточенная из раковины с привеском из
бусг длина 18 см, Папуа (МАЭ № 402—157); 2 — ожерелье из собачьих зубов,
длина 20 см, наибольшая ширина 3 см, южный берег Новой Гвинеи (МАЭ
№ 168—100); 3 — гребень из бамбука, длина 22 см, ширина 4 см, Берег
797

Маклая (МАЭ № 168—30); 4— боевое нагрудное украшение, длина 24,5 см,
южный берег Новой Гвинеи (МАЭ № 168—85); 5 — браслет
из ротанга, украшен раковинами, ширина 5,5 и 7 см, диаметр 7,5 см,
длина окружности 20,5 см, Берег Маклая (МАЭ № 168—16); 6 — браслет
выточенный из раковины, ширина 3,8 см, диаметр 7 см, южный берег Новой
Гвинеи (МАЭ № 168—97) 426
«Деньги» на Соломоновых островах; подарок родителям невесты (Η. Η ogb in.
Ук. соч.) 443
Члены тайного союза Дук-Дук в масках. Архипелаг Бисмарка (Н. Never-
m a η п. Masken und Geheimbiinde in Melanesien. Berlin, 1933, стр. 132—133) 453
Группа мальчиков, проходящих обряд посвящения в мужском доме.Новая Гвинея
(F.F.Williams. The natives of the Purari Delta. Moresby, 1924, стр. 154) 454
Маски участников мужских союзов НоваяГвинея(ВгШзп Museum. Handbook to
the ethnographical collections. Jondon, 1910, табл. 7) 455
Изображение духа моря. Соломоновы острова (И. Godrington. The
Melanesians. Oxford, 1891, стр. 259) 473
Изображение предка и «домик предков».О-ва Гауа (F. S ρ е i s е г. Ук. соч., табл.
89, № 3) 474
Ритуальная маска. Длина 41 см, ширина 22 см, высота 32 см (МАЭ № 597—4) 474—475
Ритуальные маски. Высота 165 см, диаметр 21 см, ширина (расстояние между
руками) 47 см (МАЭ№ 1352—27); высота 69 см, диаметр 19 см, Новые Гебриды
(МАЭ № 1352—28) 474—475
Хранилище священных масок. О-в Новая Ирландия (R.Parkinson. Ук.
соч., стр. 852) 478
Черепа предков и маски в мужском доме. Южный берег Новой Гвинеи (G. В и-
s с h а п. Ук. соч., стр. 101) 479
Хранилище черепов. Соломоновы острова. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая.
Ve нат. вел. (Собр. соч., т. V. М.— Л., 1954, стр. 296) 480
Изображение предков со-ваЭпи. Новые Гебриды. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая.
(Собр. соч., т. V, М.—Л., 1954) 481
Украшение из кости умершего вождя. О-ва Адмиралтейства. Общая длина
30 см, диаметр кости 3,3 см (МАЭ № 168—145) 481
Калебасы для извести, добавляемой к бетелю при жевании. Длина 17 см
(МАЭ № 168—91); длина 18 см, диаметр 6,8 см, Папуа (МАЭ № 402—39);
длина 16 см, диаметр 6,5 см, Новая Гвинея (МАЭ № 1186—262); длина 15 см,
диаметр 5 и 5,5 см, Папуа (МАЭ № 402—38) 486—487
Орнаментированные бамбуковые трубки-флейты. Длина 51,5 см, диаметр 5,2 см
(МАЭ № 1186—103); длина 51,5, диаметр 6,4 см (МАЭ № 1186—100);
длина 62 см, диаметр 6 см (МАЭ № 402—22) 486—487
Орнамент на деревянной утвари и сосудах из тыквы. 1,2 — ковши из
скорлупы кокосового ореха с резной деревянной ручкой; диаметр 10 см,
длина ручки 19 см, о-ва Адмиралтейства (МАЭ № 402—42); диаметр 11,5 см,
глубина 8,5 см, длина ручки 25 см, о-ва Адмиралтейства (МЭА № 402—41);
3 —сосуд из тыквы (калебаса), покрытый резным и окрашенным в черный
цвет орнаментом, высота 19 см, диаметр 25 см, о-ва Адмиралтейства (МАЭ
№ 402—91); 4 — лопаточки с резными ручками, длина 34,5 см (МАЭ
№402 —45); длина 40 см, о-ва Хэрмит (МАЭ № 402—44). .. 487
Орнаменты на украшениях. О-ва Адмиралтейства. 2—.5—налобные у крашения
из диска раковины с наложенным орнаментом из щита черепахи, диаметр
15,2 см (МАЭ № 402—129); диаметр 9,4 см (МАЭ № 168—133); диаметр
10,5 см (МАЭ № 402—133); диаметр 10,5 см (МАЭ № 402—131); диаметр
8,5 см (МАЭ № 402—132); 6 — раковина, покрытая выцарапанным и
окрашенным в черный цвет орнаментом (мужское украшение), длина 8,5 см
(МАЭ № 168—136) 48&
Мужская фигура из глобугериновой извести. Новая Ирландия. Высота 85 см
(МАЭ № 168—179) 489
Деревянная скульптура. О-ва Адмиралтейства. Высота 14,5 см (МАЭ
№ 402—5в); высота 17 см (МАЭ № 402—5а) 489'
Деревянная скульптура.Новые Гебриды (F. S ρ е i s е г. Ук, соч.,табл. 94, №1—5) 490'
Сигнальный гонг. Новая Гвинея (Η. Η ogb in. Ук. соч.) 491
Гонги на общественной площади, о-в Амбрим. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
(Собр. соч., т. V. М.—Л.,1954) 491
Музыканты, играющие на флейтах. Новая Гвинея (Η. Η о g b i п. Ук. соч.) . 492.
Военные пляски на Соломоновых островах (Η. Η о g b i п. Ук. соч.) 492
Украшения участников пляски. О-в Малаита (Η. Η о g b i п. Ук. соч.) . . 493
Флейта Пана. Длина трубок 11,3—19 см (МАЭ № 168—108) 494
Танцевальные палицы и щит. Юго-восточная Новая Гвинея (British Museum.
Handbook to the ethnographical collections. Jondon, 1910, стр. 126) . . 495»
798

Танцевальная дощечка. Архипелаг Бисмарка. Длина 74,5 см, ширина 6 см.
(МАЭ № 527—5) 496—497
Кокосовая плантация. О-в Новая Британия (R. Parkinson. Ук. соч.,
стр. 816) 499
Меланезийцы заготавливают мякоть кокосовых орехов для копры (Fr.
Carpenter. The Pacific: its lands and peoples. New York, 1944, стр. 33) . . 501
Взимание налогов с жителей о-ва Малаита. Соломоновы острова (Η. Η о g-
b i п. Ук. соч.) 504
Огораживание земледельческого учасакс*. повая Гвинея (Η. Η о g b i п. Ук. соч.) 517
Орудия труда. 1 — топор из раковины, длина большого колена топорища
43 см, малого колена 25 см, длина клинка 9 см, ширина 5,5 см
(МАЭ № 402—303); 2 — каменный топор, длина большого колена 68,5 см,
длина маленького колена 39 см, длина клинка 13 см, ширина клинка 9,5 см
(МАЭ № 168—79); 3— клинок каменного топора, длина 19,5 см, ширина
11 см (МАЭ № 402—241); 4 — топор из раковины, длина большого
колена 45 см, малого колена — 27 см, длипа клинка 10 см, ширина 6 см
(МАЭ №402-Ь02) 518
Кинжал из кости казуара. Новая Гвинея Длина 32 см (МАЭ № 402—272) . 519
Оружие. 1 — деревянный меч, длина 76 см, южный берег Новой Гвинеи (МАЭ
№ 168—80); 2,3 — палицы, южный берег Новой Гвинеи, длина 81 см (МАЭ
№ 3117—34); длина 75 см (МАЭ № 3117—27); 4 — палица с каменным
навершием, длина 101 см (МАЭ № 1630—131) 519
Деревня Горенду на Берегу Маклая. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая (Собр.
соч., т. I. М.-Л., 1950, стр. 135) . . . . · 520
Дом в дер. Кало. Новая Гвинея. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая (Собр. соч , т. V.
М.—Л., 1954, стр. 90-91) · . 521
Свайная деревня на южном берегу Новой Гвинеи. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая
(Собр. соч., т. V, М.—Л., 1954, стр. 90) 522
Мужской дом и хижина. Рис. Η. Н. Миклухо-Маклая (Собр. соч., т. V,
М.-Л., 1954, стр. 46—47) 522
Папуасский партизанский отряд, участвовавший во второй мировой войне
(«National geographical magazine», 1942, vol. 81, № 6, стр. 701) .... 526
Лодка жителей Новой Каледонии (Ф. Кристман и Р. Оберлэндер.
Острова Тихого океана, кн. II, СПб., 1875, стр. 153) 530
Один из вождей восстания новокаледонцев в 1917 г. (М. Leenhardt. Notes
d'ethnologie neo-caledonienne. Paris, 1930, табл. 35, № 4) 533
Добыча рыбы при помощи остроги (М.Leenhardt. У к. соч., табл. 14, № 1) 534
Дом вождя, 1885 (М. Leenhardt. Ук. соч., табл. 3, № 1) 535
Секира с нефритовым лезвием (М. Leenhardt. У к. соч., табл. 27) . . . 536
Новокаледонский вождь Миндиа-Нежа в 1872, 1897 и 1912 гг. (М.
Leenhardt. Ук. соч., табл. 35, № 1—3) 537
Новокаледонец-тракторист на военно-вспомогательных работах во время второй
мировой войны («National geographical magazine», 1944, vol. 85, № 1, стр. 91) 538
Дом вождя на о-ве Вити-Леву, середина XIX в. (A. Derrick. History
of Fiji, vol. I. Suva (Fiji), 1950, стр. 48) 542
Военные укрепления фиджийцев. XIXb. ([W.L ockerby]. The journal of
William Lockerby. London, 1923, стр. 27) 543
Фиджийская деревня на о-ве Вити-Леву («Economic geography», 1951, №2,
стр. 154) . . 547
Семья фиджийцев с о-ва Вануа-Леву (В. Q u a i п. Fijian village. Chicago,
1948, стр. 124) 548
Полотнище тапы и деревянный штамп (British Museum. Handbook to the
ethnographical collections, стр. 126) 549
Фиджийцы-разведчики, участвовавшие во второй мировой войне («National
geographical magazine», 1945, vol. 87, No. 1, стр. 96) 551
Фиджиец — участник второй мировой войны («National geographical magazine»,
1945,и vol. 87, No. 1, стр. 92) 552
Каменный топор. Маркизские острова. Длина клинка 26 см, длина топорища
53 см (МАЭ № 736—178) 582
Четырехгранные каменные топоры. 1 — с о-вов Самоа, длина 10,5 см; 2ж4—с
о-ва Тубуаи, длина 10,2 и 11 см; 3— с Новой Зеландии, длина 5,7 см; 5—с
о-ва Нихоа, длина 7,6 см (журн. «Anthropos», Bel. XXVII, 1932, Η. 3—4;
R. Η е i η e-G e 1 d e г η. Urheimat und fruheste Wanderungen der Austronesier,
стр. 579) * 583
Обработка земли при помощи землекопалки (ко) на Новой Зеландии («The
Maori in picture». Ed. by Alan Mulgan, стр. 64) 584
Старинная двойная лодка таитян (P. Buck (Те Rangi Hiroa). The
Vikings of the Sunrise. Philadelphia — New York, 1938, стр. 34) ... . 588
799

Двойная лодка тонганцев (J.E.Weckler. Polynesian sexplorers of the Pacific.
Washington, 1943, табл. 6) 589
Старинная лодка (видна техника крепления). О-ва Туамоту (J. Е. Week-
1 е г. Ук. соч., табл. 7) 590
Дощатая рыбачья лодка с балансиром. О-ва Туамоту (Р. Вис к. Ук. соч.,
стр. 196) 592
Маорийская лодка конца XVIII в. По материалам Дж. Кука (J. Е. Week-
I е г. Ук. соч., табл. 12) 593
Жилой дом на о-вах Таити (А. В а е s s 1 е г. Neue Sudsee-Bilder. Berlin, 1900,
стр. 16) 594
Деревня на о-вах Самоа. 1900 (J. Е. W е с к 1 е г. Ук. соч., табл. 9) . . . 595
Внутренний вид самоанского дома (A. Kramer. Hawaii. Ostmikronesian und
Samoa. Stuttgart, 1906 табл. 12) ... , 595
Жилой дом на Маркизских островах (А. В а е s s 1 е г. Ук. соч., стр. 204) . 596
Старинный полинезийский дом. О-ва Кука (Те Rangi Hiroa. Arts and
Crafts of the Cook Islands. Honolulu, 1944, табл. За) 596
Дом на о-вах Туамоту (J. Е. W е с к 1 е г. Ук. соч., табл. 18) 597
Изготовление тапы. О-ва Самоа (J. Е. W е с к 1 е г. Ук. соч., табл. 14) . . . 598
Орнамент тапы. 1—с о-вов Самоа, длина 75 см, ширина 74 см (МАЭ
№ 168—191); 2—длина 75 см, ширина 50 см (МАЭ № 737—12); 3—с о-вов
Самоа, длина 154 см, ширина 45 см (МАЭ № 1432 — 34); 4— с о-ва Тонга,
длина 154 см, ширина 48 см (МАЭ № 1061—6) 598—599
Колотушки для тапы. Длина 41 см, ширина 5 см,Гавайские о-ва (МАЭ №1314—34);
44,5X5,2 см, о-ва Таити (МАЭ № 3117—271); 37X4 см, Гавайские острова
(МАЭ № 750—2); 36X4,8 см, о-ва Самоа (МАЭ № 1062—87) 599
Нанесение рисунка на тапу. О-ва Самоа (J. Е. W е с к 1 е г. Ук. соч., табл. 14) 599
Образцы плетения. 1 — большой парадный веер, длина ручки 11 см, размер
опахала 33 χ46 см, Маркизские о-ва (МАЭ № 736—181); 2,3 — веера из
камыша с о-ва Самоа, длина ручки 23 см, размер опахала 29,5 χ33 см (МАЭ
№ 1062—75); длина ручки 9 о см, размер опахала 27 χ23 см (МАЭ № 1062—74) 601
Передник из узких перламутровых пластинок. О-ва Таити. Длина 59 см, ширина
35 см (МАЭ № 5J5—20) 602
Татуированный житель о-ва Нукухива (И. Ф. Крузенштерн. Атлас к
путешествию вокруг света. СПб., 1813, табл. X) 603
Деревянные палицы. 1—5 — с о-ва Самоа. Длина 55,5 см, ширина древка 2,7 см,
ширина ударного конца 13 см (МАЭ № 1062—126); длина 53 см (МАЭ
№ 1062—105); длина 73 см (МАЭ № 1062—124); длина 49 см (МАЭ № 1062—
115); длина 58 см, ширина ударного конца 16 см, диаметр ручки 3,7 см,
диаметр вверху 5,2 см (МАЭ № 1026—123); 6 — то же, длина 100,5 см,
ширина 12,2 см, диаметр древка 3 см, о-ва Тонга (МАЭ № 1061—38) 604
Каменные палицы с Новой Зеландии («Mitteilungen der anthropologischen Gesell-
schaft in Wien», 1928, Bd. LVIII, H. V, стр. 305, 310, 311) 605
Таитянский «король» и «королева» на плечах носильщиков (Ф. Кристман и
Р. Оберлэндер. У к. соч., стр. 452) 617
Татуированная рука вождя племени с Маркизских островов (Ф. Кристман
и Р. Оберлэндер. Ук. соч., стр. 482) 620
Марай — святилище. О-в Нукухива (И. Ф. Крузенштерн. Атлас ...,
табл. 16) 625
Фигуры легендарных предков на стенах амбаров для съестных припасов.
Новая Зеландия (W. J. Phillipps. Maori houses and food stores.
Wellington, 1952, рис. 65, 126, 132) 626
Бог войны. Изображение украшено красными перьями. Гавайские
острова (British Museum. Handbook to the ethnographical collections,
стр. 163) ' 628
Приспособление для рубки дерева у маори. Вид сверху. Ствол дерева в разрезе
(Е. Best. The Maori, vol. II. Wellington, 1924, стр. 199) : . 636
Костяная ручка парадного веера. Маркизские острова. Длина И см (МАЭ
№ 736—181) 638
Церемониальный каменный топор, подставка которого покрыта тонкой
резьбой. О-в Мангаиа. (О-ва Кука) Высота топора 50 см, ширина топорища
11см, длина клинка 24,5 см (МАЭ № 402—11) 638
Резьба по дереву. 1 — верхняя часть палицы, длина 164 см, Маркизские
острова (МАЭ № 736—177); 2,3 — палицы-весла, покрытые тонкой резьбой, о-ва
Херви, длина 94 см, длина лопасти 26 см, ширина лопасти 14 см (МАЭ
№ 736—198);длина 123 см, длина лопасти 47 см, ширина лопасти 29 см (МАЭ
№ 736—193); 4 — часть ручки весла (МАЭ № 736—198) 639
Украшенное резьбой хранилище для съестных припасов — патака. Новая
Зеландия (W. J. Phillipps. Ук. соч., рис. 91) 641
800

Образцы маорийской резьбы по дереву (W. J.Phillipps. Ук. соч., рис. 115) 641
Сигнальный гонг, покрытый тонким резным орнаментом. О-ва Таити. Длина
90 см, диаметр 35 см (МАЭ № 736—232) 642
Общественная пляска на о-вах Тонга (P. Buck. Ук. соч., стр. 66) .... 644
Поселение гавайцев, 1770 (J. Е. W е с к 1 е г. Ук. соч., табл. 9) 649
Фигура гавайца в старинном наряде. Манекен, высота манекена 186 см, длина
мантии 118 см, ширина ее внизу 279 см, шлем по гребню 69 см, высота
шлема 12 см, длина ошейника 78 см (МАЭ № 2497—2) 650
Шлем и плащ гавайского короля Камеамеа. Высота шлема 27,5 см, ширина
35 см (МАЭ № 517—1). Длина плаща сзади 120 см, спереди 100 см, ширина
у ворота 77 см, ширина подола 293 см (МАЭ № 517—2) 650—651
Камеамеа 1(О.Е. Коцебу. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив
для отыскания северо-восточного морского прохода, предпринятое в 1815,
1816, 1817 и 1819 годах, ч. И. СПб., 1821) 651
Татуированный житель о-ва Пасхи (J. Е. Weckler. Ук. соч., табл. 4) . . . 661
Посещение моряками Лаперуза о-ва Пасхи (La Perouse. Atlas du voyage.
№ 11) 662
Дощечки с письменами. Длина 62 см, ширина 14 см (МАЭ № 402—132);
длина 42 см, ширина 9 см (402—132) 663
Жезл вождя (верхняя часть). Длина 212 см, наибольшая ширина 10 см (МАЭ
№ 168—192) 664
Наскальные изображения мифического существа получеловека-полуптицы
(P. Buck. Ук. соч., стр. 227) 664
Деревянные резные человеческие фигуры. Высота 42,5 см (МАЭ № 402—2);
высота 59 см (МАЭ № 402—1) 665
Одна из статуй с о-ва Пасхи (Р. Вис к. Ук. соч., стр. 222) 667
Король Помаре II (Φ Ф. Беллинсгаузен. Атлас...,№ 46) 675
Обработка дерева при помощи тесла («The Maori», стр. 22) 691
Старинный способ добывания огня выпахиванием(«Тпе Maori in picture», стр. 65) 691
Подготовка листьев новозеландского льна для плетения («The Maori», стр. 18) 692
Маорийка за плетением («The Maori in picture», стр. 30) 693
Укрепление — па («The Maori in picture», стр. 57) 694
Площадь в укрепленной деревне (W. J.Phillipps, Ук. соч., рис. 43) . . . 695
Маорийский клуб варе-вакаиро. Район Роторуа. Конец XIX в. («The
Maori in picture», стр. 24) 696
Старый вождь племени туваретоа («The Maori», стр. 32) 699
Метание копья (Е. В е s t. Ук. соч., т. II, стр. 86) 700
Маорийский художник за резьбой («The Maori in picture», стр. 16) 703
Национальный флаг, принятый в «Стране короля» (Ф. Кристман и
Р. Оберлэндер. Новая Зеландия и остальные острова Южного
океана, кн. I, СПб., 1872, стр. 86) 709
Переговоры представителей «Страны короля» с английскими колонистами
(Ф. Кристман и Р. Оберлэндер. Ук. соч., стр. 120) .... 712
Маорийка — ученица ремесленной школы за работой (A. G. Price. Ук.
соч., стр. 174) 718
Современный маорийский фермер («The Maori», стр. 25) 720
Рыболовецкий поселок в устье р. Ваикато. Маорийки с сетями (F. К е е s i η g.
The changing Maori. New Plymouth, 1928, стр. 159) 720
Современный дом маори, украшенный резьбой (W. J. Phillipps, Ук. соч.,
рис. 43) 721
Современные маори перед своим жилищем, крытым древесной корой. Селение
Уревера (W. J. Phillipps, Ук. соч., рис. 17) ^ 722
Рабочие за сбором новозеландского льна (G.H.Scholefield. New Zealand
in evolution, industrial, economic and political. London — Leipzig, 1909) 724
Солдаты маорийского батальона, участвовавшего во второй мировой войне
(«The Maori in picture», стр. 52) 727
Девушка с о-вов Палау (W. Price. Japan's islands of mystery. New York,
1944) 730
Вооруженные воины с о-вов Гилберта (A. Kramer. Ук. соч., стр. 273) . . 733
Микронезийские лодки (P. Lesson. Voyage autour du monde entrepris par
ordre du gouvernement sur la corvette La Coquille, vol. 2. Paris, 1839,
стр. 446) 734
Микронезийское жилище. Маршалловы острова (Η. К г i е g е г. Ук. соч.,
табл. 8) 735
Доммикронезийского вождя. О-ва Гильберта (Н. К г i е g е г. Ук. соч., табл. 8) 736
Остатки древних построек на о-ве Тиниане. Марианские острова (В. С и в е ρ с
и В. Кюкенталь. Ук. соч., стр. 481) 738
51 Народы Австралии и Океании
801

Юноша направляется на базар с диском каменных «денег». О-в Яп (W. Ρ г i с е.
Pacific adventure. New York, 1936, стр. 128) 739
Мужские дома (пай) на о-ве Корор (О-ва Палау). Рис. Η. Н.Миклухо-Маклая.
Собр. соч., т. V, стр. 209 741
Рисунки на фронтоне мужского дома. О-ва Палау (G. Buschan. Ук. соч.,
т. I, стр. 32) / V :. 743.
Карта морских течений, сделанная из прутьев. Маршалловы острова (British
Museum. Handbook to the ethnographical collections, стр. 170) 746·
Лучение рыбы копьем (W. Price. Japan's Islands of mystery, стр. 57) . . . 747
Рыболовный крючок. Каролинские острова. Длина 2,5 см (МАЭ № 402—325) 747
Микронезийка за ткацким станком. Каролинские острова (Н. W. К г i е g е г.
Ук. соч., табл. 3) 748
Микронезийка за плетением цыновки. Маршалловы острова (A. S ρ о е h г.
Majuro'a village in the Marshall Islands. «Fieldiana», vol. 39, 1949, стр. 135) 748
Ловля рыбы сетями. О-в Кусаие («National geographical magazine», 1942, vol.81,
№ β, едэ. 775) 749
Топоры из раковин. 1,2 — с Каролинских островов, длина топорища 68 см,
длина клинка 13,5 см, ширина клинка 5,5 см (МАЭ № 711—295); длина
рукоятки 60 см, длина клинка 3 см (МАЭ N° 711—310); 3 — с о-ва Яп, длина
колена топора 60 см, клинка 20 см (МАЭ № 168—187) 750
Женщина выменивает керосин на снизку раковин. На заднем плане — диск
каменных «денег». О-в Яп (W. Price. Pacific adventure, стр. 65) . . 759
Американский офицер объявляет жителям о-ва Бикини о выселении их с
родного острова («National geographical magazine», 1946, vol. 90, № 1, стр. 101) 761
Австралийская делегация на Всемирных студенческих летних играх. Берлин,
август 1951 г. (Фотохроника ТАСС № 165312) 767
Австралийские женщины на демонстрации в защиту мира. 1950 («Всемирное
профсоюзное движение», 1951, № 16, стр. 13) 771
Австралийские строители подписывают обращение Всемирного Совета Мира,
1952 («Всемирное профсоюзное движение», 1952, № 8, стр. 34) 772

'^V^OTXOTiVKKOTbWK
жлглглжжипгт
СПИСОК КАРТ И КАРТ-СХЕМ
Растительные зоны Австралии («Geographie universelle publiee sous la
direction de P. Vidal de la Blache et L. Gallois, t. X. Oceanie, par P. Privat-De-
schanel». Paris, 193U) 10
Этнический состав населения Океании (составлена С. А. Токаревым) .... 20—21
Антропологические типы коренного населения Австралии и Океании
(составлена Г. Ф. Дебецом) 28—29
Схема соотношения антропологических типов и языковых групп коренного
населения Австралии и Океании (составлена Г. Ф. ^Дебецом) 29
Расселение важнейших племен Австралии к началу европейской колонизации
(составлена С. А. Токаревым по следующим источникам: Α. Η о w i t t. The
native tribes of South-East Australia. London, 1904; E.Gurr. The Australian
race, London, vol. 4, 1886; B. S ρ e η с e r a. F. G i 1 1 e n. The native tribes
of Central Australia. London, 1899; B.Spencer a. F. G i 1 1 e n. The
northern tribes of Central Australia. London, 1904; B. Spencer. Native
tribes of the Northern Territory of Australia. London, 1914; W. E. Roth.
Ethnological studies among the North-West-Central Queensland aborigines.
Brisbane—London 1897;U. McConnel. The Wik-Munkan tribe of Cape York
peninsula («Oceania», 1930, vol. I,№№ 1, 2); W. S с h m i d t. Die Gliederung
der australischen Sprachen. Wien, 1919; Α. Ε 1 k i n. The Australian
aborigines: how to understand them. Sydney — London, 1948 и др.) .... 76—77
Языки Австралии. Карта В. Шмидта (W. Schmidt. Die Sprachfamilien
und Sprachenkreise der Erde. Atlas, IV Karte der Eingeborenensprachen
von Australien. Heidelberg, 1926) 78—79
Распространение основных австралийских языковых групп (до начала
европейской колонизации). (А. С а ρ е 1 1. The structure of Australian languages
«Oceania»,1937, vol. VIII, № 1). Карта Кэпелла с уточнениями С. А. Токарева 80
Карта языков Австралии и северо-западной Меланезии, составленная Тадеушом
Милевским (Т. Μ i lewski. Zarys j^zykoznawstwa ogolnego. Atlas.
Lublin — Krakow, 1948, карта 18) ; 81
Распространение и типы копьеметалок (D. E.Davidson. The spear-thrower
in Australia. «Proc. of Amer. Phil. Soc», 1936, vol. 76, №4). F.Graebner.
Australische Speerschleudern. «Peter. Mitt.», 1912, H. I) ....... . 129
Средства передвижения по воде у австралийцев (N. Thomas. Australian
canoes and rafts. J. A. I., 1905, vol. XXXV, S. 56—79; D. Davidson.
The chronology of Australian watercraft. «J. Pol. soc», 1935, vol. XLIV,
№ i_4) .^ 144
Фратрии и брачные классы (секции) у австралийцев (N. W. Thomas.
Kinship organization and group marriage in Australia. Cambridge, 1906; Α. Ε 1-
k i n. The Australian aborigines: how to understand them. Sydney —London,
1948) 153
Схема группового брака у племени камиларои (составлена С. А. Токаревым) 156
Распространение мужской и женской филиации в Австралии (N. W. Thomas.
Kinship organization and group marriage in Australia. Cambridge, 1906) . 167
Пути и центры обмена (до начала европейской колонизации). (М с С а г t у.
«Trade» in aboriginal Australia and «trade» relationship with Torres Straits,
New Guinea and Malaya. «Oceania», 1939, vol. IX, № 4; vol. X, №1,2) . . 197
51*
803

Предполагаемые численность и расселение аборигенов Австралии в 1788 г.
(Official Year book of the Commonwealth of Australia, № 23, 1930, стр. 672) 282
Численность и расселение аборигенов и метисов Австралии в 1927 г. (Official Year
book of the Commonwealth of Australia, № 23, 1930, стр. 671) ..... 282
Современное расселение австралийцев-аборигенов (1940—1941) (W. G е i s 1 е г.
Australien und Ozeanien. Leipzig, 1930, стр. Ill) 283
Распределение групп населения в Австралии («Indigenous peoples, living and
working conditions of aboriginal populations in independent countries»,Geneva,
1953, стр. 84) 284
Распространение неолитических топоров в Юго-Восточной Азии,
Индонезии и Океании (составлена на основании следующих источников:
R. Heine-Geldern. Urheimat und fruheste Wanderungen der Austro-
nesier. «Anthropos», 1932, Bd. XXVII, H. 3-4, стр. 574; D. Davidson.
Stone axes of Western Australia. «Amer. Anthrop.», 1938, vol. XL,
№ 1 и др.) 358-359
Схема заселения Полинезии по гипотезе Те Ранги Хироа (Те Ранги Χ
προ а (П. Бак). Мореплаватели солнечного восхода. М., 1950, стр. 26) . 364
Заселение Австралии и Океании в доисторическую эпоху и в I — начале II
тысячелетия н. э. (схема С. П. Толстова) 368—369
Племенные языки и диалекты Новой Каледонии (М. Leenhardt.
Notes d'ethnologie neo-caledonienne. Paris, 1930, карта 1) 529
Распределение населения на о-ве Вити-Леву (G.Taylor. Fiji: a study of tropical
settlement. «Economic geography» (U. S. Α.), 1951, vol. XXVlI, No. 2,
фиг. 3, стр. 150) 541
Гавайские острова («Geographie universelle, publiee sous la direction de P. Vidal
de la Blache et L. Gallois, t. X. Oceanie, par P. Privat-Deschanel». Paris, 1930,
стр. 266) 648
Остров Пасхи (A. Metraux. Ethnology of Easter Island. Honolulu, 1940;
Bernice P. Bishop Museum, Bulletin 160) 660
Племена маори Новой Зеландии в конце XVIII в. (R. Firth. Primitive
economics of the New Zealand Maori. London, 1929, карта 1) 687
Австралия и Новая Зеландия (Атлас мира. Изд. ГУК, М., 1954) (см. в конце книги).
Политическая карта Океании (Те Ранги Хироа (Питер Бак). Ук. соч.) (см. в
конце книги)

СПИСОК ЗАСТАВОК и концовок
Глава
ЗаставШ
Концовка
Предисловие
Введение
1. История
колонизации и
этнографическое изучение
Австралии и
Тасмании
2. Происхождение
коренного населения
Австралии и
Тасмании.
3. Языки
австралийцев
4. Хозяйство и
материальная
культура австралийцев
до на чала европейской
колонизации
5.
строй
Общественный
австралийцев
Орнаментальный мотив на
палочках, вдеваемых в мочки
ушей. О-в Гауа (F. S ρ е i-
s е г. Ethnographische
Materia len aus den Neuen Hebri-
den und Banks-Inseln.
Berlin, 1923, табл. 36, № 18)
Деревянный печатный
штамп. Маркизские острова
(W. О. О 1 d m а п. The
Oldman collection of
Polynesian artifacts. New
Plymouth, 1943, табл. 117)
Символическое
изображение гусеницы на чуринге
Племя аранда (Н. Basedow.
The Australian aboriginal.
Adelaide, 1925, стр. 350)
Рисунки углем на стенах
пещеры. Пиджин-Холл, р.
Виктория (Н. Basedow.
Ук. соч., стр. 321, 326)
Символическое изображение
гусеницы на чуринге. Племя
аранда (Н. Basedow. Ук.
соч., стр. 350)
Рисунки углем на
стенах пещеры. Пиджин-Холл,
р. Виктория (Н. Base-]
d о w. Ук. соч., стр. 321
326)
Символическое изображение!
гусеницы на чуринге. Племя
аранда. (Н. Basedow. Ук.
соч., стр. 350)
Орнаментальный мотив на
весле. О-в Мангаиа (Т е
R a η g i Η iroa (P. Buck).
Arts and crafts of the Cook
Islands. Bernice P. Bishop
Museum, Bulletin 179.
Honolulu, 1944, стр. 406a)
Орнамент резьбы на носу
лодки с п-ова Газели на Новой
Британии (R. Linton,
P. S. W i η g е г t. Arts о!
the South Seas. New York,
1946, стр. 156)
Антропоморфный узор на
перламутровой раковине (Н.
Basedow, Ук. соч., стр. 355)
Рисунок на древесной коре:
орел терзает валляби. Порт
Дарвин (Н. Basedow.
У к. соч., стр. 323)
Антропоморфный узор на
перламутровой раковине (Н.
Basedow. Ук. соч., стр. 355)
Рисунок на древесной коре:
орел терзает валляби. Порт
Дарвин (Н. Basedow. Ук.
соч., срт. 323)
Антропоморфный узор на
перламутровой раковине (Н.
Basedow. Ук. соч., стр. 355)
805

(Продолжение)
Глава
Заставка
Концовка
6. Религия
австралийцев
7. Народное
творчество и начатки
положительных зна-j
ний австралийцев
8. Тасманийцы
9. Современное по
ложение коренного
населения Австралии
10. Англо-австра-
лийцы и другое
пришлое население
Австралии
11. История
открытия и
этнографического изучения
Океании.
12. Происхождение]
народов Океании
13. Острова Мела-
14. Языки народов
Меланезии
15. Хозяйство и
материальная
культура меланезийцев
16. Общественный
строй меланезийцев
Рисунок углем на стене
пещеры: ритуальный танец.
Пиджин-Холл, р. Виктория.
(Н. Basedow. Ук. соч.,
стр. 332)
Живопись на коре:
страусы и ящерица.
Северовосточный Арнхемленд (R. М.
Berndt а. С. Н.В erndt.
The first Australians. New
York, 1954, стр. 110)
Плетение тасманийцев
(Hg. Lin -Roth. The
aborigines of Tasmania.
London, 1890, табл. 2)
Символическое
изображение гусеницы на чуринге.
Племя аранда (Н.
Basedow. Ук. соч., стр. 350)
Вид г. Сидней. С картины
Д. Эйра. 1809 («Art of
Australia, 1788—1941». New York,
1941, No. 16)
Корабли в море. Рисунок
художника А. А. Люминар-
ского
Орнамент на корпусе
лодки. О-в Мангаиа (Те R a η g i
Η i г о а. Ук. соч., стр. 202)
Орнаментальный мотив на
женском поясе из пандануса.
О-в Гауа (F. S ρ е i s е г.
Ук. соч., табл. 47, № 6)
Орнаментальный мотив на
палочках, вдеваемых в мочки
ушей. О-в Гауа (F. S ρ е i-
s е г. Ук. соч., табл. 36, № J8)
Орнаментальный мотив на
женском поясе из пандануса.
О-в Гауа (F. S ρ е i s е г.
Ук. соч., табл, 47, № 6)
Орнаментальный
цыновке. О-в
(F. Speiser.
табл. 77, № 2)
мотив на
Маэво
Ук. соч..
Рисунок на стене пещеры
(верхняя часть рисунка)
(Ν. М. Thomas. Native
of Australia. London, 1906,
табл. 7)
Орнамент на щите.
Квинсленд. (N. W. Thomas.
Ук. соч., табл. 25)
Орнамент на древесной коре
(Н. L i η g -R о t h. Ук. соч.,
табл. 7)
Антропоморфный узор на
перламутровой раковине (Н.
Basedow. У к. соч., стр. 355)
Австралийский пейзаж.
Рисунок художникаА. А. Люми-
нарского
Корабли у берегов острова.
Рисунок художника А. А. Л го-
мина ρ с кого
Орнамент на весле. О-в
Мангаиа (Те R a η g i Η i-
r о а. Ук. соч., стр. 406)
Орнаментальный мотив на
женском поясе из пандануса.
О-в Гауа (F. Speiser.
Ук. соч., табл. 47, № 6)
Орнаментальный мотив на
палочках, вдеваемых в мочки
ушей. О-в Гауа (F. S ρ е i-
s е г. Ук- соч., табл. 36, № 21)
Орнаментальный мотив на
женском поясе из пандануса.
О-в Гауа (F. Speiser.
Ук. соч., табл. 47, № 6)
Орнаментальный мотив на
цыновке. О-в Маэво (F. S ρ е i-
s е г. Ук. соч., табл. 77, № 7)
806

(Продолжение)
Глава
Заставка
Концовка
17. Религия
меланезийцев
18. Народное
творчество и начатки
знаний у
меланезийцев
19. Народы
Меланезии в условиях
колониального гнета
20. Движение
против колониализма в
Меланезии
21. Папуасы Новой
Гвинеи
22. Население
ой Каледонии
Но
23. Население
островов Фиджи
24. Острова
Полинезии
25. Языки
полинезийцев
26. Хозяйство и
материальная
культура полинезийцев в
прошлом
27. Общественный
строй полинезийцев
в прошлом
28. Религия
полинезийцев в прошлом!
Орнаментальный мотив
татуировки. О-ва Банкс
(F. Speiser. Ук. соч.,
табл. 42, № 22)
Орнамент резьбы на
деревянном сосуде. О-ва
Адмиралтейства (P. S. W i η -
g е г t. Art of the South
Pacific. New York, 1946, табл
[9])
Орнаментальный мотив
на цыновке. О-в Маэво
(F. Speiser. Ук. соч.,
табл. 77, № 2)
Орнамент на цыновке.
О-в Маэво (F. Speiser.
Ук. соч., табл. 77, № 2)
Орнаментальный мотив на
калебасе (Η. Н.
Миклухо-Маклай. Ук.соч., t.V,
стр. 391, фиг. 201)
Орнамент резьбы на
столбе дома (R. Linton,
P. S. Wingert. Ук. соч.,
стр. 79)
Орнамент на тапе. О-ва
Фиджи («Arts of the South
Seas». New York, 1946, стр. 18)
Орнамент на корпусе лодки.
О-в Мангаиа (Те R a η g i
Η i г о а. Ук. соч., стр. 2и2)
Орнамент на барабане.
О-ва Кука (Те R angi
Η i г о а. Ук. соч., стр. 272)
Деталь резьбы на
священном барабане (W. О. Old-
man. Ук. соч., табл. 18)
Орнамент на барабане.
О-ва Кука (Те R angi
Hiroa. Ук. соч., стр. 272)
Орнамент на
Тубуаи (P. S.
Ук. соч., табл.
весле. О-ва
Wingert.
14)
Орнаментальный мотив
татуировки. О-ва Банкс
(F. Speiser. Ук. соч.,
табл. 42, № 15)
Изображение птицы со змеей.
Резьба по дереву (Η. Η. Μ и к-
лухо-Маклай. Собр.
соч., т. V. М.—Л., 1954,
стр. 291)
мотив
Орнаментальный μοτι
эшовке. О-в Маэво
на
цыновке. О-в Маэво (F.
Speiser. Ук. соч., табл. 77,
№ 7)
Орнамент на цыновке. О-в
Маэво (F. Speiser. Ук.
соч., табл. 77, № 7)
Орнамент на налобном
украшении (Η. Н. Миклухо-
Маклай. Ук. соч., т. V,
стр.394, фиг. 214)
Резной конек на крыше
хижины. Гондэ (Fr. Sara-
sin. La Nouvelle Galedonie
et les lies Loyalty. Paris,
стр. 198)
Орнаментальный мотив на
тапе. О-ва Фиджи (British
Museum. Handbook to the
ethnographical collections.
London, 1910, стр. 126)
Орнамент на весле. О-в
Мангаиа (Те R a η g i
Hiroa. Ук. соч., стр. 406)
Орнаментальный мотив на
весле. О-в Мангаиа (Т е
R angi Hiroa. Ук. соч.,
стр. 406а)
Верхняя часть палицы.
Маркизские о-ва (British
Museum. Handbook to the
ethnographical collections,
стр. 166)
Орнаментальный мотив на
весле. О-в Мангаиа (Т е
Rangi Hiroa. Ук. соч.,
стр. 4оба)
Нагрудное изображение
легендарного предка Тики
(«The Maori». Dunedin, [б. г.],
стр. 32)
807

(Окончание)
Глава
Заставка
Концовка
29. Зачатки науки,
искусство и
развлечения у полинезийцев
30. Население
Гавайских островов
31.
рова
Население ост-
Пасхи
32. Народы
Полинезии в
колониальный период
33. Народы Новой
Зеландии
34. Микронезийцы
Заключение
Орнамент на теле нуку-
хивца (И. Ф.
Крузенштерн. Атлас к путешествию
вокруг света капитана
Крузенштерна. СПб., 1813,
табл. X)
Резьба на деревянной
подставке, Гавайские острова
(W. О. Oldman. Ук. соч.,
табл. 132)
Знаки письменности о-ва
Рапануи (S t е ρ h е n-C h а и-
vet, L'ile de Paques et ses mys-
teres. Paris, 1934, фиг. 161.
табл. LV1I).
Орнамент на барабане.
О-ва Кука (Те R a η g i
Η i г о а. Ук. соч., стр. 272)
Орнамент на амбаре для
съестных припасов. Новая
Зеландия (W. J. Ρ h i 1 -
1 i ρ ρ s. Ук. соч., стр. 205,
фиг. 132)
Резьба на фронтоне
мужского дома (G. Buschan.
Die Sitten der Volker. Hd. I.
Stuttgart — Berlin — Leipzig,
[s. а.], стр. 32)
Деревянный печатный
штамп. Маркизские острова
(W. О. О 1 d гл а η п. Ук.
соч., табл. 117)
Деталь деревянной резьбы
на доме. Новая Зеландия.
(W. J. Phillipps.
Maori houses and food stores.
Wellington, 1952, стр. 161)
Шлем из перьев (Μ. Leen-
h a r d t. Arts de L'Oceanie.
Paris, 1947, № 124—125, IV)
Изображение человека
птицы на камне (A. Metraux.
L'ile de Paques. 1941, табл.
XVI)
Орнаментальный мотив на
весле. О-в Л1ангаиа (Т е
Rangi Hiroa. Ук. соч.,
стр. 4и6а)
Орнамент резьбы на носу
военной лодки. Новая
Зеландия («The Maori», стр. 7)
Резной киль лодки.
Каролинские о-ва (R. Linton,
P. S. W ingert. Ук. соч.,
стр. 69)
Орнамент резьбы на носу
лодки с п-ова Газели на Новой
Британии (R. Linton,
P. S. W i η g е г t. Ук. соч.,
стр. 156)

!K^^A^A^
УКАЗАТЕЛЬ
СОКРАЩЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ В УКАЗАТЕЛЕ
бот. — ботаническое название
г. — город
дер. — деревня
зоол.— зоологическое название
им.— имя собственное
местн.— местность
о-в, о-ва — остров, острова
оз.— озеро
п-ов — полуостров
пров.— провинция
р.— река
сел.— селение
миф.— мифологические названия, имена этн.— этническое название
культурных героев, богов яз. — язык
Аврора, см. Маэво
Австралийские Альпы 194
Австралийский Союз 21, 22, 308
Австралийцы passim
Австраловедение 24—26, 37, 39—40, 48—
57, 149, 150, 209,765
Австральные (Аустральные) о-ва см. Ту-
буаи
Авункулат
у меланезийцев 434, 438
у микронезийцев 741
у полинезийцев 608
Аганья, г. 734, 738
Агомес, о-в 500
Аграрные отношения (современные)
в Австралии 44-45, 47, 308, 313, 314
на Гавайских о-вах 658
на Маркизских о-вах 673
в Меланезии 545—550
на Новой Зеландии 717, 719, 721,
723—724, 768
на Самоа 679
на Тонга 671, 672
на Туамоту 676
на Фиджи 335, 768
См. также Капитализм; Плантационное
хозяйство; Собственность на землю
Адаме, им. 680
Адамстоун, г. 680
Аделаида, г. 143, 300, 311, 320
Аделаида, р. 143
Адмиралтейства о-ва 20—22, 336,
341, 372, в главах 15—18: passim
510
Ажие, этн. 532
Азия 9, 13, 19, 20, 46, 67, 70, 76, 97,
301, 304, 306, 328, 330, 350, 354—359,
• 361, 367, 369, 374, 494, 553, 557, 668,
683, 765, 768,771
Азорские о-ва 656
Аимата см. Помаре IV
Айну, этн. 60
Айсоли Салин, им. 382
Акация, бот. 12, 18, 110, 122, 132, 194,
513
Аккультурация 344
Акула, зоол. 399, 467, 469, 585, 606,
642
Александрина, оз. 143, 200
Алеуты, этн. 128
Алис-Спрингс, местн. 11, 152, 196, 201,
207, 215, 245, 258
Алкогольные напитки ИЗ, 276, 505, 707
См. также Кава, Наркотики
Аллура, этн. 77
Ало-Ало, миф. 631
Алу, о-в 414, 431
Алуридья (алуриджа) см. Лоритья
Алтьира, миф. 240
Альфурские о-ва 70
Амбрим, о-в 386, 388, 409, 410, 415,
425, 433—435, 442, 456, 476, 480
483, 491
Америка 13, 19, 33, 93, 97, 323—325,
328—330, 344, 354—357, 359, 363,
366, 400, 510, 653, 654, 657, 662, 732
Северная 25, 151, 210, 327, 766, 773
Южная 12, 25, 97, 128, 151, 276, 323
Американцы 334, 344, 542, 646, 647, 654,
678, 754, 757, 760—762, 766, 768
809

Амулеты и талисманы
у австралийцев 237
у меланезийцев 464—466
у тасманийцев 279
Амур, р. 327
Амфлетт, о-ва 441
Ананас, бот. 656, 683
Ангас, им. 255, 256
Ангаур, о-в 738, 757, 760, 762
Англичане 85, 273, 274, 307—309, 339,458,
559, 678, 680, 707, 708, 710—715, 725
Англия 5, 21, 43—46, 304, 307—309,
314, 325, 330, 334, 338, 514, 530, 655,
671, 677, 678, 680, 704, 707, 722—726,
728, 756, 757, 766, 768
См. также Британия, Великобритания
Англо-австралийцы, этн. 304, 309—318,
766, 770
Англо-новозеландцы, этн. 704, 715, 716,
722, 723, 726, 768
Андаманские о-ва 25, 59
Андаманцы, этн. 60, 252
Андерсон, им. 326, 327
Анеитьюм, о-в 383, 409, 430, 470, 475,
480, 483
Анива, о-в 483
Анимистические верования
у австралийцев 213, 231—234, 240,
249, 250
у меланезийцев 452, 454, 461—464,
469—475, 478—480, 484, 485, 539
у микронезийцев 745
у полинезийцев 622, 625, 627, 630,
631, 633, 667, 702
у тасманийцев 278—279
См. также Религия
Аннам 532
Антакиринджа, этн. 75, 198
Антарктида 9, 329
Антингари, этн. 76
Антропологические типы
австралийский 27, 29, 59, 65—69, 76,350
австралоидный 68, 353, 361
американских индейцев 361
веддоидный 67, 68
восточно-меланезийский см.
новокаледонский
дравидийский — 60
малайский 67
меланезийский 27, 29, 59, 66—69, 329,
349, 350, 353, 370, 540
микронезийский 369—371
неандертальский 66, 68
негритосский 29, 59, 60, 349, 350, 353
негроидный 19, 27, 70, 71, 335
новокаледонский 29, 67, 70, 71, 349,
350, 373, 528
Океании 27
папуасский 27, 29, 59—60, 66, 336,
349, 350, 353, 373, 515
пигмейский 27, 350, 373
полинезийский 27, 29, 59, 329, 359—
361, 370
протоавстралийский 65
тасманийский 27, 29, 59, 68—71
См. также Π алеоантропологические
находки, Расы
Антропоморфизм 233, 241, 245, 249
Ануапата, дер. 527
Анула, этн. 76, 196, 237
Аоба, о-в 354, 409, 415, 425, 434, 435,
438, 442, 445, 449, 486, 497
Апиа, порт 678, 682
Апирана Нгата, им. 717, 719, 721, 726
Аполима, о-в 555
Арабана (урабунна), этн. 73, 76, 114,
160, 162, 164, 166, 170, 177, 195—198,
212, 215, 241, 247
Арабана, яз. 80—82
Аранда (арунта), этн. 51, 73—76
антропологический тип 65, 66
духовная культура 210—217, 220,
227—234, 236, 237,239—241, 257, 264
общественный строй 74, 150—154, 157—
160, 172, 174, 178, 182, 191, 193,
195, 197, 201, 207
хозяйство и материальная культура —
109, 111, 114, 124, 129
язык 74, 79—94
Арапеш, этн. 377, 379
Араукария, бот. 12, 18
Арафурское море 516
Арека, арековая пальма, бот. 18, 402,
468, 514
Ариари, яз. 511
Аристократия, знать
у меланезийцев 447, 450, 451, 457,
470, 472, 474, 546
у микронезийцев 34, 744, 750, 751,
753, 755
у полинезийцев 34, 585, 586, 591, 602,
606, 609, 611—614, 623—625, 627,
630—634, 637, 648, 649, 656, 663,
671, 673, 674, 678, 679, 684, 702,
714, 717, 718
Арнхемленд (Арнгемова земля), п-ов 53г-
55, 65, 77, 79, 93, в главах 4—5: passim,
209, 219, 268
Арози, округ 429, 432
Арунта, см. Аранда
Археологические памятники 25
в Австралии 72, 358
в Индонезии 358, 359
на Марианских о-вах 734
в Меланезии 358, 359
в Полинезии 358, 359
в Юго-Восточной Азии 357
Астролябия, залив 336, 375, 394, 513,
519, 527
Астрономические знания
у меланезийцев 497
у микронезийцев 737, 746
у полинезийцев 591, 592, 634—635
Атаи, им. 532
Атиава, этн. 689
Атиу, о-в 556
Атнату, миф. 241—243
Атуаи см. Кауаи
Атчин, о-в 470, 480
Аулуа, яз. 384, 386, 387
Аустен, им. 501
Аустраль-Даунс оз. 198
Аустральные о-ва см. Тубуаи
Аутригер см. Балансир
Афганцы, этн. 300, 306
Африка 9, 13, 25, 33, 59, 134, 151, 355,
356, 490, 719
Аэта, этн. 25
810

Бабельтоп, о-в 738
Бабо, г. 527
Бабочки, зоол. 19
Баджери, этн. 76, 288
Базедов Г., им. 53, 82, 125, 210
Байаме, миф. 242—244
Байнинги, этн. 375, 412, 416, 420, 423,
429, 435, 445, 465, 471, 485
Байнинг, горы 441
Бак, Питер см. Те Ранги Хироа
Баки, яз. 384, 385
Баклан, зоол. 104
Бакула Рату, им. 544
Балад, округ 395
Балансир (аутригер) 359
у австралийцев 71, 144, 145
у меланезийцев 348, 421
V микронезийцев 739
у полинезийцев 364,588,590,591,665,677
Бали, о-в 69
Балим, р. 515
Балларат, г. 311
Бальфур, им. 274, 275, 665
Бамбук, бот. 18, 19, 372
Бамбук (изделия из него)
у меланезийцев 398, 406, 409, 412,
416, 425, 426, 486, 496, 503
у папуасов 520
у полинезийцев 587, 591, 600, 640,
642, 643
Банан (пизанг), бот. 18, 110, 366, 372,
393, 394, 396, 407, 453, 467, 496, 516,
555, 583, 586, 587, 647, 660, 672, 683,
692, 732, 738, 746
Банаро, этн. 342
Банда, море 70
Бандикут, зоол. 103, 181, 277, 514
Банкс Дж., им. 326
Банкс, о-ва 14, 20—22, 340, 372, 382,
385, 392, в главах 15—17: passim,
486, 489, 507
Банони, этн. 429
Барабаны, гонги
у австралийцев 253
у меланезийцев 486, 490, 491
у полинезийцев 640, 642, 702
Баркинджи (бахкунджи), этн. 76, 150,
151, 239
Барку, этн. 198
Барку, яз. 79
Барку, р. 11; см. также Виктория;
Куперс-Крик
Басе, им. 272
Бассов пролив 70, 272, 273
Бастиан Α., им. 369
Батавия, р. 260
Батат (сладкий картофель), бот. 18, 366,
367, 393, 516, 583, 586, 647, 660, 665,
671, 688, 692, 746
Баттерби Р., им. 298
Батэрст, о-в 290
Бауро, округ 429
Бахкунджи см. Баркинджи
Бахофен И. Я., им. 168
Бей-оф-Айлендс, район 723
Бекер Ш., им. 671
Белая глина см. Каолин
Белка летучая, зоол. 514
Белка сумчатая, зоол^ 19
Беллинсгаузен Ф. Ф.,им. 39, 48, 49, 56,
329, 331, 332
Белое озеро 139
Бельгия 718
Бельшоу К., им. 344
Бендиго, г. 311
Берк Ф., им. 320
Берлин, г. 299, 767
Бернар Α., им. 447, 462
БерндтК., им. 54, 55, 151, 174, 2681, 288,
300
Берндт Р., им. 54, 55, 75, 151, 268, 288,
300
Бест Э., им. 343, 645, 703
Бетель, бот. 346, 400, 402, 445, 448, 468
Бетьюн, им. 677
Биак, о-в 525, 526
Бивер В., им. 341
Бигамбул, этн. 76, 234
Биглхол, им. 344, 672
Бидуелли, этн. 76, 182, 223
Бикини, о-в 761, 762
Билатеральная филиация
у австралийцев 167
у меланезийцев 431, 432, 434
у полинезийцев 608, 697
Били-Били, о-в 382
Бинбинга, этн. 76, 241
Бингонгина, этн. 76, 196
Бирриа, яз. 81
Биррал, миф. 243
Бисмарка архипелаг 14, 19, 20—22, 324,
338, 339, 372, 392, в главах 15—17:
passim, 496 :508, 768
Бисмарка, горы 378
Бичи, им. 661
Бишоп Ч., им. 343
Близнецов культ см. Культ
Блинов А. И., им. 6, 204
Блумфильд, р. 112
Блэйр, X., им. 769
Бобы, бот. 516
«Бобовое дерево», бот. 201
Божества, боги
у австралийцев 240—244, 249
у меланезийцев 462, 469, 480, 484,
485, 509
у полинезийцев 365, 589, 591, 592,
611, 619, 623—633, 635, 640, 654,
666, 677, 679, 701, 702
См. также Анимистические верования,
Культ вождей; Культурные герои;
Религия
Бойова, о-в 429, 440, 448
Болезни 16, 35, 291, 293, 498, 505, 550,
656, 661, 674
Большая пустыня Виктория 75, 200
Большая Песчаная пустыня 75, 200
Большая семья
у меланезийцев 458
у микронезийцев 754
у полинезийцев 608, 609, 611—613,
647, 648, 651, 666, 682, 697
Большие Зондские о-ва 69
Большой Австралийский залив 102, 134,
137, 142
Большой Водораздельный Хребет 9—11
Бонвик, им. 278—280
Бонгу этн. 375—381, 514
811

Бонгу, дер. 394
Бонит, зоол. 585
Борабора, о-в 555
Борисковский П. И. 57
Борнео, о-в 25, 69
Ботани-Бей, залив 43, 44, 326, 327
Ботокуды, этн. 25
Брак
у австралийцев 25, 51, 149—160, 162—
166, 168—174, 182, 184, 185, 194—
196, 205, 207, 242
у меланезийцев 435—439, 443
у микронезийцев 735—737, 742, 744,
753—756
у полинезийцев 26, 608, 649, 652, 653,
697, 698
у тасманийцев 277, 278
Брак групповой 653
у австралийцев 51, 156, 158, 159, 162—
164, 169—171, 174, 182
у меланезийцев 436, 438
у тасманийцев 278
Брак дислокальный 744, 754
Брак кросс-кузенный 162—164
Брак матрилокальный
у австралийцев 169—170, 174, 184
у меланезийцев 439
у микронезийцев 736, 754
у полинезийцев 608, 698
Брак моногамный 26, 653
Брак парный
у австралийцев 169—172, 182
у меланезийцев 437
у полинезийцев 653
у тасманийцев 278
Брак патрилокальный
у австралийцев 166, 169, 170, 173
у меланезийцев 435, 439
у микронезийцев 736
у полинезийцев 698
Браслеты см. Украшения
Брау-Смит Р., им. 97, 142, 279
Браун, им. 710
Браун Д., им. 339, 428, 451, 452
Браун М., им. 37, 355, 663
Браун-Рэдклиф см. Рэдклиф-Браун
Брачные классы (секции) 56, 73, 74,
87—88, 150, 152, 153, 155—162, 164—
166, 170, 172, 179, 195—196, 262, 288
Бреварина, р. 105
Бретон, им. 278
Брисбен, г. 12, 143, 200, 248, 311
Британия, Британская империя 21, 22,
47, 306, 309, 458, 674, 678; см. также
Англия
Бродячий быт 25
у австралийцев 72, 138, 141, 142, 147,
171, 183, 270—271, 285
у меланезийцев 412, 420, 444
Брокен-Хилл, г. 311
Бромилов, им. 439, 442
Бронзовый век 118, 606
Брум, г. 306
Буандик, эти. 76, 210, 224
Буарате, им. 530
Бугенвиль Л., им. 33, 325—327, 357
Бугенвиль, о-в 22, 375, 393, 412, 417,
419, 429, 431, 434, 445, 447—450, 457,
505, 555
Буготу, яз. 392
Буддизм 737
Бузама, этн. 524
Буин, о-в 415, 477, 483
Буин, округ 429, 450
Буйвол, зоол. 550
Бук, бот. 686
Бука, о-в 22, 351, 412, 414, 434, 441
Букауа, этн. 382
Булия, округ 140, 259
Бумажное дерево, бот. 224
Бумбарра, этн. 128
Бумеранги 71, 74, 103, 124, 128, 130—
135, 137, 147, 173, 179, 183—184,
189, 192, 193, 196—199, 201—204,
206, 207, 224, 253, 255, 256, 258, 259,
262, 263, 275
Бунджил, миф. 154, 222, 242, 244
Бунуронг, этн. 76
Бурай, этн. 532
Бургер, им. 452
Бурдекин, р. 79
Буржуазия национальная 5
в Австралии 47, 299, 304, 308—312
на Фиджи 553
на Новой Зеландии 717, 719, 721
Буру, о-в 361, 371
Бутам, этн. 429
Бутинов Η. Α., им. 6, 57, 525
«Бутылочное дерево», бот. 110
Бушмены, этн. 25, 266
Бэкли У., им. 48, 185, 234
Бэкхауз, им. 272, 278, 279
Бэте Д., им. 224, 259
Бювело Л., им. 319
Бюлер, ,им. 341
Вавау, о-ва 556
Вага, р. 342
Вадьяк, местн. 65; см. также Палеоан-
тропологические находки
Вадуман, этн. 77, 219
Ваикато, этн. 689, 707, 709
Ваикато, р. 689, 692, 706, 711, 720
Ваильвун, этн. 76, 288
Ваингакама, местн. 152
Ваингароа, залив 689
Ваирау, долина 708
Ваитанги, р. 707, 708
Ваитара, р. 710
Ваитаху см. Тагаута о-в
Вакельбура, этн. 195
Вакельбура, яз. 79
Вакка, этн. 76, 99, 150, 164
Валайа, район 201
Валляби, зоол. 102, 223, 224, 279, 514
Вальгетт, г. 288, 297
Вальпари, этн. 76, 150
Вамба-вамба, этн. 288
Вангануи, г. 723
Вангануи, р. 689, 692, 723
Ван Геннеп Α., им. 225
Ванго, район 475
Ваникоро, о-в 328, 386, 400, 402,
432, 468
Ваниль, бот. 683
Ванкувер, им. 354
Ваннон, округ 139
Вануа-Леву, о-в 540—542, 546, 548
812

Вао, о-в 421, 435, 436, 442, 480, 482,497
Варбуртон, хребет 288
Варраи, этн. 76, 166
Варрамунга, этн. 76, 129, 130, 150, 153,
196, 201, 211, 212, 219, 221, 235, 237,
241, 247, 248
Варрего, р. 197, 200
Вати-вати, яз. 94
Ватта, этн. 77
Вашингтон, г. 657
Вашингтон см. Уа-Хука
Вашингтоновы о-ва см. Маркизские о-ва
Ведды, этн. 25, 60, 67, 252
Веджвуд К., им. 526
Вейденрейх, им. 65
Великая западная пустыня 12, 238
Великобритания 21, 22, 542, 543, 653,
657, 703, 723; см. также Англия
Веллингтон, пров. 723, 724
Веллингтон, г. 723, 726
Веллингтон, пещера 72
Велья-Лавелья, о-в 375, 425, 448
Вена, г. 710
Верблюд, зоол. 288, 291, 306
Вербовка рабочих см. Эксплуатация
коренного населения
Веретено 123, 125
Верования см. Религия
Верши 398, 698, 747
Весла
у австралийцев 143, 144
у меланезийцев 406, 421, 486
у полинезийцев 590, 591,639, 640, 688,
694
у тасманийцев 276
Вестермарк Эд., им, 168
Вестланд, пров. 723, 724
Вестники 175, 180, 187, 205—207
Ветровой заслон
у австралийцев 138, 141, 293
у тасманийцев 276, 277
Виимбаио, этн. 196
Вик, этн. 77
Вик-меана, этн. 77
Вик-мункан, этн. 77
Вик-натанья, этн. 77
Виктория, р. 45, 77, 289;см. также Барку;
Куперс-Крик
Виктория, пустыня см. Большая пустыня
Виктория
Виктория, штат 21, 47, 50, 52, 79, 150,154,
166, 174,282,283, 285, 308,311, и passim
Виллиамсон Р., им. 341
Вильсон, им. 330, 333
Вильялобос, им. 324
Вильяме, им. 559
Винников И. Н., им. 57
Вирадыори, этн. 76, 151, 231, 234, 236,
242, 243
Вирадьюри, яз. 79
Вирангу, этн. 198
Вирц П., им. 342
Вити см. Фиджи
Вити-Леву, о-в 457, 540—542, 546, 547
Витурна, миф. 241
«Вишня», «вишневое дерево», бот. 110,
130
Власть, ее организация 34
у австралийцев 185—189
у меланезийцев 447—456, 462, 464,
474, 485, 504
у микронезийцев 740—742, 744, 753, 762
у папуасов 520, 521
у полинезийцев 609, 610, 612—619,
623, 624, 626, 632, 633, 650—652,
654, 655, 671, 699, 701
Внутриобщинный обмен см. Обмен
Вогео, о-в 382
Вода (добывание, перенос) 113, 270,
288, 294, 313, 314
Военные обычаи см. Войны,
Вооруженные столкновения
Вождей культ см. Культ вождей
Вожди (главари)
у австралийцев 49, 63, 168, 171, 180,
185—188, 195, 203, 205, 207, 213,
238, 242, 243, 249, 287
у меланезийцев 335, 389, 420, 421,
428—432, 435, 438—440, 442, 444,
445, 447—453, 456—459, 461, 462,
464, 466, 468, 472, 475—477, 485,
504—506, 509, 510, 530, 536—544,
546—550, 552, 769
у микронезийцев 34, 732, 735, 736,
740, 742, 744, 745, 750—753, 755—
757, 759, 760, 762
у полинезийцев 34, 334, 559, 585,
586, 587, 598, 609—618, 620, 621,
623—627, 630—635, 637, 642, 647—
656, 666, 670, 672—674, 677, 678,
681—684, 688, 690, 695, 696, 699—
701, 704, 706—710, 717—719
у тасманийцев 278
Воздушное погребение см.
Погребальные обряды
Возрастные классы см. Половозрастное
расслоение
Возрастные посвятительные обряды см.
Посвятительные обряды
Войны (у полинезийцев) 39, 610, 611,
615, 618, 621, 632, 637, 652, 654, 670,
672, 673, 677, 678, 700
См. также Вооруженные столкновения;
Маорийские войны; Оборонительные
сооружения; Оружие
Войя-венда, этн. 375, 378
Волгал, этн. 164, 184
Волластон, им. 341, 514
Волокнистые вещества (изделия из них)
у австралийцев 116, 122, 123, 145
у меланезийцев 407—410
у микронезийцев 733, 747, 751
у полинезийцев 368, 598, 600, 606, 696
у тасманийцев 276
См. Плетение, Прядение, Ткачество
Вольфард М., им. 312
Вольфрам 309
Вомбат, зоол. 12, 102, 184
Вонгаибон (вонгибон), этн. 76, 288
Вонкангуру, этн. 128
Вооруженные столкновения
у австралийцев 72, 126, 152—153,
170, 175, 186, 187, 190—194, 203—
205, 207, 208, 229
у меланезийцев 373, 419, 430—432,
439, 444, 445, 449, 450, 456, 457,
466-468, 540—542
у микронезийцев 733> 753
813

Воргаит, этн. 77, 211
Воргайя, этн. 76, 198, 199, 259
Ворон, зоол. 223
Ворора, этн. 76, 154, 202
Воск 144
Воспитание детей см. Дети
Восстания коренного населения см.
Национально-освободительное движение
Восточное Самоа см. Самоа
Вотьобалук, этн. 167, 174, 185, 187, 195,
198, 200, 222, 228, 236, 241, 248
Вошь лесная, зоол. 514
Вредоносная магия см. Магия
Времясчисление
у микронезийцев 737
у полинезийцев 635
Вуап, о-в 500, 756
Вулмала, этн. 150
Вунамурра, этн. 76, 197
Вурунджерри, этн. 76, 185, 233
Выбивание зубов см. Уродование тела
Вымирание коренного населения см.
Сокращение численности коренного
населения; Эксплуатация коренного
населения
Вышинский А. Я., им. 55, 302
Вьетнамцы, этн. 533
Гавайки, миф. 355, 362, 365, 366, 625,
626, 630, 632, 687, 688
Гавайи, о-в 646, 650, 653
Гавайская (малайская) система родства
см. Родство
Гавайские (Сандвичевы) о-ва — во
введении и главе 11: passim; 355, 360,
365, 554—557, 619, 628, 640, 642, 644,
646—658, 7^2, 761, 768
Гавайцы, этн. 30, 362,363,556, 647—650,
653, 654, 656, 657, 768
Гадания см. Мантика
Газель, п-ов — в главах 15, 16, 17:
passim; 486
Гактеи, этн. 375, 429
Гамбург, г. 335
Гамбье см. Мангарева
Ганновер-Бей, залив 140
Гарпун 106
Гаррисон, им. 657
Гаскойн, р. 143
Гауа, о-в 474
Гаукс-Бей, пров. 723
Гаэтано X., им. 646
Гвидир, р. 140
Гвини, яз.' 93
Гевегал, этн. 223, 239, 271
Гейне-Гельдерн Р., им. 357, 359, 668
Гексли Т., им. 69
Геллиер Г. им. 280
Генде, этн. 378
Генеалогии см. Предания
Географические знания
у австралийцев 270
у меланезийцев 496
у микронезийцев 746
у полинезийцев 592, 634
Георг Тауфа-Ахау см. Тубоу II
Георг Тубоу I (Тауфа-Ахау), им. 670,
671
Герберт, р. 226, 236
Герберт К., им. 318
Герберт-Дауне, местн. 259
Герланд, им. 369
Герли Ф., им. 342
Германия 5, 21, 47, 304, 338, 514, 542,
673, 677, 678, 756, 757
Германсбург, г. 51, 298
Геронтократия см. Старики
Герцога Йоркского о-ва 351, 434, 443,
450, 451, 468, 475
Гзелль, им. 290
Гибсон, им. 288
Гибсона пустыня 75, 288
Гилберта о-ва 14, 20—22,370, 371, 729—
732, 736, 745, 746, 749—753, 756
Гиллен Ф., им. 34, 51, 52, 73,74, 149,
151, 154, 155, 158, 160, 161, 1Ь6, 170,
178, 180, 181, 191, 192, 201, 207—213,
215—217, 219, 221, 227, 229, 240, 246,
257, 258, 263, 266
Гипс 13, 145, 217, 263
Гипсленд, область 59, 92, 150, 247
Гисборн, г. 690
Гиффорд, им. 614, 615
Главари см. Вожди
Глайд, р. 140
Глиняная посуда см. Гончарство, Утварь
Глициния ползучая, бот. 585
Гломон, им. 341
Гнанджи, этн. 76, 212, 237
Гоа, этн. 76
Гоа, яз. 79
Гобсон, им. 707
Гобьен, им. 140, 325, 731, 736, 737
Гоген П. 675
Гойдер, р. 140
Голиаф, гора 341
Голландия 325, 334
Голландцы, этн. 514
Головнин В. М. 39, 329
Головные скамейки 71, 406, 486
Головные уборы
у австралийцев 145—146, 183, 202,
203, 205, 206, 214, 217, 237, 255,
262, 264
у меланезийцев 488
у полинезийцев 600, 649, 665, 696
Голубь, зоол. 514, 586
Гонги см. Барабаны
Гонконг, г. 502
Гонолулу, г. 343, 646, 654, 657
Гонсалес Ф., им. 659
Гончарство 30, 116, 347, 359, 365, 367, 368
у меланезийцев 403—406, 516
у микронезийцев 731—733, 738
Гордон Α., им. 318, 458
Гореи, им. 449
Города
в Австралии 307, 310—313
в Меланезии 508, 527, 533
в Микронезии 738
в Полинезии 675, 676, 678, 681, 682,
684, 706, 719, 724, 726
Горький М., им. 318
Государства туземные (зарождение)
у гавайцев 30, 650—652, 768
у меланезийцев 373, 457—459
у полинезийцев 368
у таитян 616—617
814

Грагед, о-в 382
Грамотность см. Народное образование
«Гранат», бот. 110
Гребнер Ф., им. 60—64, 129, 168, 243,
345—347, 349, 359
Гребни головные см. Украшения
Грегори Α., им. 45, ИЗ
Грей, им. 480
Грей Дж., им. 107, 112, 140, 142, 168,
183, 194, 210, 216, 706, 711
Греки, этн. 127, 307
Гренландия, о-в 372
Греция 718
Гринвич см. Капингамаранги
Грингаи, этн. 166, 184, 206, 234
Гроот, о-в 145
Групповой брак см. Брак групповой
Гуагин, о-в 555
Гуадалканал, о-в 401, 416, 419, 432,
436—438, 470, 506, 507, 511
Гуайяки, этн. 25
Гуам, о-в 21, 22, 323, 324, 338, 731, 732,
734, 738, 739, 746, 756, 758
Гуделка 178, 179, 181, 206, 241—243,
253, 262
Гумбольдт, залив 349, 519
Гумбольдт В., им. 357, 559
Гумми, бот. 252
Гунантуна, этн. 392, 414, 429, 434, 445,
448, 453
Гурндичмара, этн. 232, 236
Гусь дикий, зоол. 104
Гэсон С, им. 51, 108, 187
Давида о-в см. Пасхи о-в
Дайамантина, р. 106, 198, 199, 201
Дальримпль, им. 354
Данидин, г. 686, 723
Даниельсон Б., им. 344
Данкс Б. Р., им. 443, 452
Д'Антркасто, им. 327, 328
Д'Антркасто, о-ва 483, 513
Дарамулун, миф. 181, 242, 243
Дарвин, порт 287, 294, 301, 311, 312
Дарвин Ч., им. 59, 730
Дарлинг, р. И, 73, 76, 79, 128, 150,
153, 166, 197, 200, 202, 206, 211, 222,
224, 238
Движение за мир 39
в Австралии 319, 772
в Новой Зеландии 726—728
Дебец Г. Ф., им. 27—29
Де Во, У., им. 457
Девон-Дауне, местн. 72
Де-Грей, р. 74
Дейли, р. 77, 126, 204
Декоративное искусство см.
Изобразительное искусство
Дельфин, зоол. 19, 107
Демографическая статистика
Австралия 13—14, 22—23, 44, 46, 76,
150, 151, 281—286, 294, 304—307,
766, 768
Меланезия 20, 22—23, 374, 498, 499,
509, 515, 516, 524, 530—534, 538,
540, 544—545
Микронезия 21—23, 338, 731—732,
738, 745, 758
Полинезия 20, 22, 23, 338, 555, 556,
558, 646, 647, 676, 686, 690, 704,
716, 722, 723
Тасмания 272, 277
Демократическое движение
в Австралии 301—303, 306, 320, 769
в Меланезии 538
в Полинезии 683, 726—728
Демпвольф О., им. 559
Денхам, им. 530
Денежное хозяйство см. Капитализм,
Колониальная торговля
«Деньги» примитивные
у австралийцев 202
у меланезийцев 30, 399, 435, 436, 442—
443, 446, 448, 451, 452, 454, 455,
501, 537
у микронезийцев 732, 739, 740, 742,
749, 752, 757, 760
у папуасов 525
у полинезийцев 598
См. также Обмен
Деревни см. Поселения
Дерево (изделия из него)
у австралийцев 24, 110, 114—116,
122, 124, 125, 129, 130, 132, 135,
137, 138, 198, 201, 270, 289, 294
у меланезийцев 394, 396, 397, 399,
400, 404, 406—410, 412, 424, 466,
487, 490, 491, 502, 550
у микронезийцев 739, 751
у папуасов 519
у полинезийцев 368, 581—583, 587,
597, 602—604, 606, 640—643, 649,
665, 666, 682, 690
у тасманийцев 275
Дети (воспитание их)
у австралийцев 100, 135, 172, 174—
176, 185
у меланезийцев 341, 438, 541
у микронезийцев 737
у полинезийцев 581, 637—638, 640
Детцнер Г., им. 342
Дефлорация обрядовая 182
Деформация головы см. Уродование тела
Джабару, этн. 76
Джайльс, им. 47, 288
Джалина Пирамурана, им. 187
Джауан, этн. 77
Джеффриз, им. 278
Джс ст, им. 432
Джолли Α., им. 55, 154
Джонстон С, им. 275
Джон Фрум, миф. 509, 510
Джорджина, р. 134, 198—200, 259
Джуд, им. 656
Джупагалк, этн. 198, 228
Дидро Д., им. 326
Диери, этн. 76
духовная культура 153, 222,230, 236,245
общественный строй 74, 153, 159, 162,
164, 167, 170, 171, 186, 187, 195,
198, 203, 205, 206, 209
хозяйство и материальная культура
108, 115, 128, 132, 198, 203, 206
язык 74, 81, 82, 94
Дикон Α., им. 506
Диксон, им. 278
Динго, зоол. 13, 72, 101—102, 107, 114,
223, 314
815

Дисмал-Крик, местн. 275
Диффенбах, им. 559
Диффузионизм 339, 345—348; см. также
Гребнер Ф., Культурных кругов
школа
Добу, о-в 419, 434, 439
Добу, яз. 381
Добывание огня см. Огонь
Долгоносова М. С. 525
Доль С, им. 656, 657
Дом собраний см. Общественные дома
Дома см. Постройки
Дома на деревьях 415, 419, 420
Домашние животные см. Динго,
Крупный рогатый скот, Коза, Курица,
Овца, Свинья, Скотоводство, Собака
Домашняя промышленность см. Ремесла
Домостроительство см. Камень
(строительство из него), Постройки
Дороги см. Пути
Дорэй, этн. 514
Досон, им. 154, 168, 188
Дравиды, этн. 60, 96
Драцена, бот. 407
Древесные дома см. Дома на деревьях
Древесный кенгуру см. Кенгуру-древолаз
Дробец Э., им. 270, 271
Дротики
у австралийцев 119
у микронезийцев 737
у полинезийцев 606, 643
См. также Копья
Дружины при вождях
у меланезийцев 449, 450, 541
у полинезийцев 614, 616, 652
Дуальное, дуально-экзогамное деление
см. Фратрии
Дубины см. Палицы
Д у раму, дер. 523
Дуррад, им. 432
Духи умерших, природы и др. см.
Анимистические верования
Духовое ружье
у меланезийцев 408, 412
у микронезийцев 731, 739
Душа, вера в нее см. Анимистические
верования
Дынное дерево см. Папайя
Дэвидсон Д. 71, 129
Дэвис, им., 559
Дэвис Г., им. 253, 320
Дэвис, Р., им. 278
Дэвис, Э., им. 664
Дэмпир, им. 324, 325
Дюбуа Е., им. 65
Дюгонь, зоол. 19, 106, 514
Дюмон-Дюрвиль Ж., им. 327, 328, 333,
354, 355,369, 611, 615, 619, 632, 663,
670
Дю-Пети-Туар, им. 673, 675
Дюркгейм Э., им. 74, 90, 225:
Евреи, этн. 174, 307, 356
Европа 9, 14, 19, 26, 32, 33, 46, 65, 127,
134, 212, 268, 304, 306, 307, 309, 310,
313, 323, 327, 356, 468, 5.32, 557, 662-
674, 710, 771
Европейцы, этн. passim
Египет 347, 355, 718
Египтяне, этн. 626
Ефименко П. П., им. 116
Ехидна, зоол. 12
Железное дерево см. Казуарина
Железные орудия 25
у австралийцев 116, 289, 294
у меланезийцев 501, 503, 550
у микронезийцев 329, 749
у полинезийцев 677, 682, 705—706
Железный век 118
Железо 373
Жемчуг 305, 306, 502, 524, 676
Женская филиация см. Материнская
филиация
Женские дома 420, 436
Женские союзы
у меланезийцев 453
у микронезийцев 336, 741, 742, 757
Женщина, ее положение в семье и в
обществе
у австралийцев 55, 142, 173—175, 178,
179, 182, 183, 188, 205, 217, 221,
238, 239, 241, 247, 258, 277
у меланезийцев 435, 436, 438, 439,
441, 447, 451, 452, 460, 461, 541
у микронезийцев 169, 736, 737, 740,
755, 756
у папуасов 521
у полинезийцев 614, 615, 619, 623,
640, 648, 718
См. также Материнский род
Жертвоприношения
у австралийцев 249
у меланезийцев 472
у полинезийцев 585, 589, 629, 632, 654
См. также * Человеческие
жертвоприношения
Жестов язык см. Язык жестов
Живопись см. Изобразительное
искусство, Наскальные рисунки
Животноводство см. Домашние животные
Жилище
См. Ветровой заслон; Дома на деревьях;
Камень (строительство из него);
Постройки
Жрецы
у меланезийцев 460—462, [479, 485
у микронезийцев 745
у полинезийцев 365, 592, 618, 620—
626, 630—633, 635—638, 652, 654,
666, 679, 688, 701, 702
Загробный мир
у австралийцев 233, 234
у меланезийцев 470—474, 477, 484
у полинезийцев 625—627
у тасманийцев 279
Западная Австралия, штат 21, 47, 282,
283, 285, 288, 289, 292, 294, 299, 301,
302, 305, 308, 311, 317
Западни для зверей см. Ловушки
охотничьи
Западный Ириан 21, 22, 342, 515, 516,
523—525, 527
См. также Новая Гвинея
Западное Самоа см. Самоа
Запоры для ловли рыбы 105, 399, 585
Запреты и ограничения см. Табу
816

Заселение
Австралии 26, 59, 61, 65, 67—70, 72—
75, 169, 200
Меланезии 28, 71, 558
Микронезии 369, 371, 558
Океании 32, 345—349, 355, 356, 357
Полинезии 344, 356—368, 558, 559,
584, 588, 686—690, 765
Тасмании 61, 65, 68, 70, 71
Заслон ветровой см. Ветровой заслон
Здравоохранение 503, 523, 524, 721
Землевладение см. Собственность на
землю
Земельная собственность см.
Собственность на землю
Земледелие 24, 25, 37, 61, 359
в Австралии 44, 112, ИЗ, 142, 188, 310
в Океании 30, 32, 36
в Меланезии 347, 348, 354, 373, 393—
396, 412, 439, 466, 467, 495—496,
516, 519, 521, 536, 541, 547, 548
в Микронезии 732, 746, 751
в Полинезии 30, 367, 582—584, 607,
614, 616, 631, 634, 635, 637, 647,
652, 660, 665, 692, 721
Земледельческие орудия
у меланезийцев 394—397
у микронезийцев 732, 735, 738
у полинезийцев 582—584, 647, 680,
682, 690,'693, 694, 705, 706
Землекопалки
у австралийцев 103, 110, 111, 122,
138, 142, 189, 192, 294
у меланезийцев 397, 550
у полинезийцев 584
См. также Собирательство
Земляная печь 276
у австралийцев 107
у меланезийцев 400, 401
у полинезийцев 587, 665, 672, 692
Земон, им. 187
Земпер К., им. 738, 742—745
Зернотерки 111, 112, 121, 198, 201
Зиберт О., им. 51, 171
Змеи, зоол. 12, 13, 19, 103, 108, 110,
179, 210, 220, 223, 231, 271, 468, 514
Змеиная трава, бот. 271
Знания народные
у австралийцев 268, 270—271
у меланезийцев 495—497
у полинезийцев 634—636
Знахари и колдуны
у австралийцев 186—187, 191, 223,
227, 229—233, 238, 248, 249, 270—271
у меланезийцев 449, 460—462, 465—
467, 471, 478, 539
у микронезийцев 737
у полинезийцев 623, 624, 636, 652,
672, 679, 702
у тасманийцев 279
См. также Магия
Золотарев A.M., им. 6,57,162, 168,169
Золото
в Австралии 46, 47, 285, 304, 307, 309,
317
в Калифорнии 655
на Новой Гвинее 373, 524
на Новой Зеландии 704, 723, 725
на Фиджи 363
52 Народы Австрали ι и Океании
Зоммерфельд Α., им. 90
Зоолатрия (культ животных) 469
Зооморфизм 233, 241, 249; см. также
Тотемизм
Зубов Η. Н., им. 355
Зубы животных и изделия из них
у австралийцев 263
у меланезийцев 399, 402, 403, 425,
426, 442, 443, 496
у микронезийцев 751
у полинезийцев 582, 600, 649
Иаи, яз. 384, 386—390
Иваидьи, этн. 159
Игры, развлечения
у австралийцев 153, 259—261
у англо-австралийцев 320
у полинезийцев 606, 643, 644, 718
Игуана см. Ящерицы 223, 271
Идракаура см. Итуркавура
Иеркла-мининг, этн. 184, 235
Иероглифическое письмо см.
Письменность туземная
Избегание (обычай) 174, 438
Изобразительное искусство
у австралийцев 31, 260, 262—269
у англо-австралийцев 316, 319, 320
у меланезийцев 467, 472, 485—490
у микронезийцев 743, 745
у полинезийцев 640
у тасманийцев 280
См. также Наскальные рисунки,
Орнамент, Скульптура
Илиаура, этн. 76, 192, 214
Ильпирра, этн. 76, 150, 201, 214
Имбеллони, им. 668
Империалистический раздел Австралии
и Океании 5, 21, 309, 334, 338, 339,
373, 500, 514, 530, 531, 543, 655, 677,
678, 756, 757, 766, 770
Имущественное расслоение
у меланезийцев 399, 420, 435, 443,
446-448, 451, 452, 454, 455, 464,
474
у полинезийцев 600, 607, 610, 611,
652., 698
См. ^акже Классы общественные,
Социальное расслоение
Ингибанди, этн. 76
Инглис, им. 480
Индейка кустарниковая, зоол. 103
Индейцы, этн. 223, 361
Иыдеу Маркус, им. 527
Индийский океан 70, 558
Индийцы, этн. 22, 300, 306, 533, 544—
546, 549, 550, 552, 553, 768
Индия 58, 60, 67, 96, 134, 304, 306,
323, 325, 355, 362—364, 374, 459,
477, 544, 546, 612, 668
Индокитай, п-ов 65, 67, 68, 359, 367
Индокитайцы, этн. 22; см. также
Вьетнамцы
Индонезийцы, этн. 20, 22, 26, 300, 306,
348, 371, 412, 534, 559
Индонезия 18, 21, 25, 28, 43, 60, 67, 69,
76, 305, 306, 347, 355, 357—359, 361,
362, 364, 367, 369, 373, 402, 477, 508,
527, 533, 534, 744
817

Индуизм 546, 553
Индусы, этн. 356, 546
Инициации см. Посвятительные обряды
Инкарнация см. Тотемизм
Интеллигенция национальная 33, 297—
299, 310, 318—320, 342—343, 507, 523,
552, 716, 717, 762, 769
Ио, миф. 702
Ириан см. Новая Гвинея
Ирландия, 304, 307
Ирландцы, этн. 307, 309
Ископаемые богатства см. Вольфрам;
Золото; Каменный уголь; Марганец;
Медь; Никель; Свинец; Серебро;
Нефть; Уран; Фосфаты; Хром; Цинк
Искусство
См. Изобразительное искусство;
Музыка; Орнаменты; Пение; Сказки;
Скульптура; Устное народное
творчество
Ислам 546, 553
Псода, им. 753
Испания 323—325, 334, 757
Испанцы, этн. 731, 757
Истребление коренного населения см.
Сокращение численности коренного
населения; Эксплуатация коренного па-
селения
Италия 304, 718
Итальянцы, этн. 306, 307
Птуркавура (Идракаура), мести. 151
Итчумунди, этн. 150, 166
Йоргенсен, им. 278
ϊίορκ, п-ов 45, 53, 54, 56, 59, 77, 100,
132, 134, 135, 140, 145, 199, 200, 209,
215, 216
ϊίορκ, мыс 29
Кабачки, бот. 583
Каберри Ф., им. 55, 175. 293
Каби, этн. 76, 99, 150
Кабули, этн. 429
Каватариа, дер. 441
Кавашима, им. 759
Кави, яз. 559
Казуар, зоол. 13, 19, 514
Казуарина (железное дерево), бот. 12,
132, 513, 606
Каибвагина, округ 429
Кайли см. Таири
Кайабара, этн. 236
Кайлеула, о-в 441
Кайтиш, этн. 76, 150, 214, 219, 241, 245
Какаду, зоол. 13, 19, 223, 514
Какаду, эти. 77, 165, 211
Какаду, яз. 93
Какао, бот. 500
Калакауа, им. 656, 657
Калахари, пустыня 12
Калдер, им. 280
Калебасы 368, 406, 486, 487, 503, 649,
680
Календарь см. Времясчисление
Калил, дер. 417
Калифорния, мести. 46, 327, 655, 656
Кало, дер. 521
Калька дун, этн. 76, 201
Камбоджа 357
Камеамеа I, им. 651, 653, 654, 656
Камеамеа II, им. 654
Камеамеа III, им. 655
Камеамеа IV, им. 655
Камеамеа V, им. 655
Камедное дерево, бот. 215
Каменные изделия и орудия
у австралийцев 13, 24, 111, 116— 122,
124—126, 130, 132, 148, 196—198,
201, 204, 263, 289, 294
у меланезийцев 394, 402, 403, 408—
411, 441, 496, 502, 536
у микроиезийцев 730—732, 739, 749
у папуасов 516, 518, 519
у полинезийцев 367, 368, 581—583, 585,
587, 602, 603, 605, 606, 611, 666,
682, 690, 693, 706
у тасманийцев 274, 275
Камеиш.ш уголь 373, 725
Камень (строительство из него)
у австралийцев 103—105, 139
у меланезийцев 396, 399, 414, 417
у микроиезийцев 734, 738, 750
у полинезийцев 593, 619, 660, 663
Камерой, этн. 288
Камерон, им. 712
Камиларои, эти. 5J, 76, 99, 128, 151,
156, 158, 166, 170, 174, 197, 234, 236,
243, 271
Камиларои, яз. 79
Камневарение
у меланезийцев 400
у полинезийцев 587
Камувель, мести. 198, 259
Камчатка, п-ов 327
Кана, яз. 80
Канада 704
Канадцы 766
Канала, этн. 532
Каналоа см. Таигароа
Каналы см. Ооошение искусственное
Канберра, г. 21, 285, 305, 311
Кандас, округ 429, 476
Кане, миф. 655
Каниес (Каниет), о-ва 476, 500
Каннибализм 36—37
у австралийцев 235, 237, 239
у меланезийцев 445, 457
у полинезийцев 707
Капитализм колониальный
в Австралии 45, 46, 49
в Океании 344
в Меланезии 499, 525, 531, 532, 544,
768, 769
в Микронезии 756, 757, 758
в Полинезии 655—658, 669, 676, 677,
678, 682, 725, 726, 768
Капити, о-в 688
Кашшгамараигп (Гринвич), о-в 370
Капуа, мести. 689
«Капустная пальма», бот. 110
Карамунди, этн. 150, 166, 184
Карандатта, мести. 259
Карандорра, местн. 201
Карательные экспедиции см.
Колониальная политика
Карева см. Паоре Карева
Кариера, этн. 76, 164, 211 223
818

Карло, г. 259
Каролинские о-ва 14, 20—22,. 40, 324,
330, 335, 338, 369, 370, 729—732,
738, 745—751, 753, 754, 756,, 757, 760
Каролинцы, этн. 369, 755
Карпентария залив 12, 73, 76, 143, 145,
157, 177, 199, 202, 211, 237, 266, 326
Картерет, о-в 457
Картофель, бот. 36, 705, 719
Картофель сладкий см. Батат
Кассава, бот. 547, 550
Касты
у индийцев Фиджи 546
у меланезийцев 404, 421, 458, 459
у микронезийцев 751, 755
у полинезийцев 368, 588, 602, 611—613,
615,616,619—621,624,637, 649, 666
См. также Социальное расслоение
Кат (Кват), миф. 484
Кате, этн. 377, 378, 514
Кате, яз. 379, 381
Катерин, р. 134
Катрфаж Ж., им. 59
Катунгал, этн. 237
Кауаи (Атуаи), о-в 646, 654
Каулуалии см. Томари
Каури см. Сосна новозеландская
Каурна, этн. 76
Кахуа, округ 429
Кашалот, зоол. 19
Квамера, яз. 385, 387, 389—391
Кват см. Кат
Квинсленд, штат 21, 47, 55, 73, 108—
110, 150, 199, 282, 283, 286, 287, 290,
292, 294, 302, 305—308, 311, 315
и passim
Кевери, этн. 64, 523
Кейлор, местн. 64; см. также Палеоаи-
тропологические находки
Кенгуровая крыса см. Крыса-кенгуру
Кенгуру, зоол. 12, 100, 101, 108, 122,
179, 184, 185, 223, 231, 252, 275,
276
Кенгуру-древолаз (древесный), зоол. 12,
19, 514
Кендаль, им. 559
Кеннеди, им. · 45
Кентербери, г. 717
Кентербери, пров. 723, 724
Керамика см. Гончарство
Кермадек, о-в 14, 689
Керне, г. 306
Кгрр Э., им. 96, 109, 151, 183, 192, 238
Кивай, этн. 341
Киви бескрылый, зоол. 19, 686, 696
Кидман С, им. 313
Килауэа, вулкан 14, 646
Кили, о-в ' 762
Кимберли, п-ов 53, 76, 79, 93, 120, 122,
134, 146, 177, 199, 200, 283, 291, 293,
295
Кинги, Вирему, им. 710, 715
Киниен, этн. 150
Киривина, округ 429, 440, 448
Кирос, им. 324, 354
Кисинг Ф., им. 344, 679, 683
Кит, зоол. 19, 107, 195, 276, 704
Китай 60, 304—^06, 355, 357, 359, 367,
502, 654, 656
Китайцы, этн. 22, 304, 305, 367, 532,
533, 54G, 553, 647, 65β, 763
Китобойный промысел 654, 661, 704, 705
Китовый ус 541, .614, 752
Клаач Г.,, им. 116,, 257
Кларенс, р. 103, 115 ,
Кларк М., им. 318
Классифицирующие системы родства см.
Системы родства
Классовая борьба см.
Национально-освободительное движение; Рабочее
движение
Классы общественные, классовое
расслоение 6, 25, 30
в Океании 34—35
у меланезийцев 373, 428, 444, 445,
451, 457, 460, 468
у микронезийцев 735, 736
у полинезийцев 607, 610, 615, 616, 622,
626, 627, 632, 633, 649, 652
Клемент Е., им. 99
Клементе Т., им. 296
Кливленд, им. 656
Клонкарри, округ 140, 259
Кнабенханс Α., им. 62
Кнорозов Ю. В., им. 669
Коала (сумчатый медведь), зоол. 12
Кобас, г. 527
Когаи, яз. 79
Кодрингтон Р., им. 37, 338, 382, 394,
417, 428, 431, 435, 446, 453—455,
462, 463, 466, 470—473, 475, 483, 497,
622
Козодой, зоол. 222
Коза, зоол. 742
Коин, миф. 243
Коита, этн. 514
Коката, этн. 75, 76, 198
Коко, этн. 77
Кокода, местн. 524
Коко-иалиу, этн. 77
Коко-йимидир, этн. 77
Коко-папунг, этн. 77
Коко-пера, этн. 77
Коко-яо, этн. 77
Кокосовая пальма, кокос, бот. 18, 366,
393, 396, 440, 441, 445, 448, 465, 467,
499—501, 513, 514, 531, 536, 550, 554,
555, 583, 586, 587, 597, 598, 629,
665, 671, 673, 676, 679, 682, 683, 692,
732, 746, 757, 762; см. также Копра
Коксен, им. 99
Колдуны, колдовство см. Знахари и
колдуны; Магия
Коллективизм, коллективное
производство
у австралийцев 100, 101, 105—107,
184, 203, 204, 220, 222
у меланезийцев 394—396, 399, 432,
433, 447, 487
у микронезийцев 736, 737, 740—742
у полинезийцев 585, 608, 609, 616
647,648, 693, 698, 699, 706, 71 9
у тасманийцев 277
См. также Распределение;
Собственность; Собственность на землю
Коллинз, им. 139, 256
Колониальная политика 5, 31, 33—40,
48—50, 52, 53, 55, 187, 250, 272—274,
63 Народы Австралии и Океании
819

281, 283—288, 291, 292, 294—299,
301—303, 318, 323, 334, 340, 374, 381,
439, 499, 501, 504, 505, 509, 510, 515,
519—521, 523—527, 531, 532, 537,
538, 542, 543, 546, 553, 656, 657, 671,
673, 676, 678, 681—684, 707—709,
713—715, 757—762, 769, 772, 773
См. также Империалистический
раздел Австралии и Океании;
Колонизация; Непрямое управление;
Расовая дискриминация;
Эксплуатация коренного населения
Колониальная торговля 323, 381, 449,
456, 457, 499—502, 503, 550, 654—
656, 673, 676,677,679,683, 684, 705—
707, 756, 757, 770
Колониальное управление см. Формы
колониального управления
Колонизация
Австралии 26, 34, 43—47, 49, 50, 52,
54, 313, 318, 319, 499
Океании 33, 323—328, 330, 333,
334, 344, 770
Гавайских о-вов 646, 653—658
Меланезии 340, 374, 444, 447, 498,
499, 503, 504
Микронезии 732, 756
Новой Гвинеи 524
Новой Каледонии 498, 530—533, 537
Полинезии 499, 557, 581, 670, 673—
675, 677, 703—705
Тасмании 272
Фиджи 498, 541, 542
Колор-курндит, яз. 94
Комары, зоол. 514
Кольман И., им. 350
Комбарье, им. 252
Комеругунья, местн. 289
Коммунистическая партия
в Австралии 302, 303, 319, 512
на о-вах Лоялти 512
на Новой Зеландии 726—728
Консервирование пищи 277
у австралийцев 99, 100
у микронезийцев 746
у полинезийцев 364, 586, 587
Консолидация этническая, национальная
см. Этническая консолидация
Контрактационный труд см.
Эксплуатация коренного населения
Копперамана, местн. 198, 202
Копра 500, 501, 524, 536, 550, 672, 676,
679, 683, 684, 746, 756, 758, 762
Копьеметалки 275
у австралийцев 71, 115, 118, 127—
130, 196, 201—203
у меланезийцев 409
у микронезийцев 739
Копья
у австралийцев 71, 100—102, 106,
116—120, 124—130, 143, 173, 183,
184, 189, 192, 193, 196—198, 201—
204, 206,207, 252, 255, 260, 262, 294
' у меланезийцев 399, 408, 409, 410,
466, 484,' 494
у микронезийцев 733, 739, 747, 751
у папуасов 517
у полинезийцев 585, 603, 606, 637,
643, 651, 666, 670, 701
у тасманийцев 275, 277
См. также Дротики
Коралловое море 516
Корейцы, этн. 647, 768
Корея 359
Корзины
у австралийцев 99, 105, 123, 124, 20&
у меланезийцев 398, 404, 407, 436,.
441, 503
у микронезийцев 733
у полинезийцев 611, 631, 693, 697г
705
у тасманийцев 276
Коровы см. Крупный рогатый скот
Королек синий, зоол. 222
«Короли»
в Океании 34
у меланезийцев 457, 458, 541
у микронезийцев 751, 759
у полинезийцев 332, 556, 612—618,.
620, 621, 623, 631, 633, 647, 649—
657, 663,666,670,671,674—678, 709,
711
См. также Вожди
Коропчевский Д. Α., им. 56
Корор, о-в 738, 741
Корорарека, р. 708, 723
Косвен М. О., им. 57, 169
Косвенное управление см. Непрямое
управление
Космогонические мифы см. Мифы
Кость (ее обработка)
у австралийцев 24, 106, 116, 118, 120,.
122, 124, 126, 294
у меланезийцев 402, 403, 409, 410, 481,
502
у микронезийцев 733
у папуасов 516, 519
у полинезийцев 581, 585, 602, 606.
642, 649, 690
у тасманийцев 275
Косцюшко, гора 9
Кофе, бот. 500, 501, 531, 536
Кохуна, г. 64; см. также Палеоантро-
пологические находки
Коцебу О. Е., им. 39, 40, 329, 330, 650—
652, 731, 732, 734, 746, 747, 753, 756>
Кочевание см. Бродячий быт
Кошка, зоол. 288, 665
Крабы, зоол. 106, 586
Крайстчерч, г. 723
Краски, красящие вещества
у австралийцев 206, 263, 264
у меланезийцев 486, 503
у полинезийцев 597, 602, 666
Креветки, зоол. 106
Крейн К., им. 724, 725
Кремация см. Погребальные обряды
Крживицкий, им. 150
Крисмас, о-в 338, 682
Крит, о-в 718
Кричевский Е. Ю., им. 57, 162
Кровная месть
у австралийцев 167, 168, 190, 191^
194, 203, 204, 206
у меланезийцев 433, 450, 456
у полинезийцев 621
Кровно-родственная семья 653
Крокодил, зоол. 12, 13, 19, 106
820

Кролик, зоол. 313
Крот сумчатый, зоол. 12
Кротон, бот. 18, 454
Крузенштерн И. Ф., им. 39, 328, 329,
333, 556, 621, 653
Крукстон, им. 290
Крупный рогатый скот, зоол. 314, 359,
550, 706, 721, 724, 725
Крыса, зоол. 19, 103, 108, 109, 252,
254, 582, 58Q, 606, 665, 693
Крыса-кенгуру (кенгуровая крыса),
зоол. 179, 198
Крэмер Α., им. 339, 496, 738, 741
Крючки рыболовные
у австралийцев 106
у меланезийцев 398, 403
у микронезийцев 747
у полинезийцев 585, 665, 705
Ку, миф. 655
Куануа, яз. 384, 385, 392
Куба, о-в 657, 762
Кубари И. С, им. 335, 336, 738, 741, 744
Кубома, округ 429
Кубу, этн. 25
Кудрявцев Б. Г., им. 668, 669
Кук Дж., им. 33, 36, 43, 48, 272, 277,
325—327, 329, 354, 496, 530, 555, 556,
617, 619, 623, 629, 646, 651, 653, 654,
656, 659, 660, 694, 703
Кука о-ва 14, 20—22, 338, 344, 365,
554, 556, 557, 577, 596—598, 613,
638, 640, 642, 681, 684
Кука пролив 688, 723
Куката, этн. 236
Кукуруза, бот. 36, 706
Кукушка, зоол. 514
Кулгарди, г. 311
Куливиу, этн. 384, 3 5
Кулин, этн. 76, 150, 198, 228, 234, 242
Кулин, яз. 77
Культер, им. 549, 550
Культ
близнецов 484
великого духа 243
вождей 347, 451, 460, 462, 615, 617,
623, 624, 633, 701
героя 56
духов 507
духов природы 346, 473, 479
духов умерших 346, 471—474, 479—
481, '666
женские 238, 239
женских предков 740
личных духов-покровителей 223
луны 278, 346, 485
матери-богини 347
мертвых 737
предков 249, 478—481, 485, 702, 737
природы 244, 249
родовой 460, 481
семейный 481, 631, 632
солнца 346, 347, 485
умерших вождей 346, 481, 633
черепов 346, 478—481, 485
Культурные герои
у австралийцев 73, 75, 240—243, 245
у меланезийцев 483, 484
у полинезийцев 628, 629
Культурные растения 18, 32, 36, 329,
354, 366, 367, 393, 394, 496, 516, 540,
689,772
Культурных кругов школа в этнографии
60—64, 345, 485; см. также Гребнер Ф.;
Шмидт В.
Куман, этн. 379
Кумбукабура, этн. 128, 238
Кунгарри, дер. 50
Кунгери, яз. 81
Кунембл, г. 292
Куни (Сосновые), о-ва 372, 528, 532
Купе, миф. 686—688
Куперс-Крик, р. 108, 128, 198, 199;
см. также Барку; Виктория
Курапото, этн. 689
Курение см. Табак
Кури, яз. 79
Курица, зоол. 13, 32, 366, 550, 584,
586, 591, 665, 749
Курнаи, этн. 51, 66, 76, 150, 165, 173,
174, 182, 184, 189, 191, 222, 223, 227,
230, 232—234, 247
Курнаи, яз. 79, 92, 94
Курну, яз. 80, 82
Кусаие (Уалаы, Юалан), о-в 729—731,
745, 749
Кускус см. Опоссум
Кьсккенмёддинги 71—72, 116
Кэлли К., им. 286, 287
Кэппелл Α., им. 55, 78—80, 382, 385,
523
Кэррол Дж., им. 717
Кэрролуп, местн. 296, 299
Кэсль, им. 656
Ла-Биллардьер Ж., им. 277, 328
Лаваль, им. 37
Лавонгай, о-в 477
Лагери см. Стойбища
Лада см. Аранда лада
Ладронские о-ва см. Марианские о-ва
Лаевамба, этн. 382
Лазарев М. П., им. 48, 329
Лайн, им. 278
Лала, этн. 429
Лалла Рук см. Труганина
Ламари, им. 753
Ламбелл, округ 429
Ламбер, им. 462
Лангло-Паркер К., им. 51, 99
Лангсдорф Г., им. 328, 333, 621
Ландтман Г., им. 342
Лаперуз Ж. Ф., им. 33, 325, 327, 328,
357, 660, 662
Ларакиа, этн. 77, 129, 287
Латам Р., им. 59
Лау, о-ва 541
Лау, этн. 542
Лаукала, местн. 544
Лаур, округ 417, 429, 478
Лаусон Г., им. 316, 318
Лахлан, р. 114
Ла-Фоа, округ 532
Лаэ, г. 382
Лёббок (лорд Эвбери), им. 171, 182
Лебедь, зоол. 13, 184
Левин М. Г., им. 6, 27, 28, 65, 68, 350
Левират 174
Легенды см. Предания
821
53*

Леенгардт Μ., им. 341
Лейхардт, им. 45
Лейхардт-Сельвин, хребет 201
Лейярд, им. 455, 480
Лемер, им. 324
Лемир К., им. 341
Лен новозеландский, бот. 19, 690, 692,
695, 718, 724
Ленинград, г. 336
Лессепс, им. 327
Лессон Α., им. 59, 355, 369
Лечебная магия см. Знахари и колдуны,
Магия, Медицина народная
Ли, им. 559
Лилиуокалани, им. 657
Лилия, бот. 109
Лилия водяная, бот. 104, 110
Линг-Рот Р., им. 59, 273, 280
Линд, р. 109, 140
Лисянский Ю. Ф., им. 39, 40, 328, 329,
333, 653,-660
Литература англо-австралийская 317-
319
Литке Ф. П., им. 39, 40, 330, 333, 369,
729, 730, 746, 749, 754—756
Лифу, о-в 387, 389—391, 420, 528
Лихтенберг Ю. М., им. 6, 57, 162
Личная собственность см. Собственность
Личных духов-покровителей куль см.
Культ
Ллойд, им. 278, 713
Ловушки охотничьи
у австралийцев 101—103, 122
у меланезийцев 399
у полинезийцев 640
Лодки и плоты 61, 359
у австралийцев 70, 71, 106, 122, 142—
145
у мелшезийцев 348, 354, 396, 398,
399, 406, 421—423, 430, 439, 440,
443, 445, 464, 466, 467, 468, 476,
483, 486, 506, 540, 541, 548
у микронезийцев 733, 734, 737, 739,
740, 742, 746, 747
у папуасов 145, 517, 523
у полинезийцев 364, 367, 585—593, 611,
617, 620, 627, 640, 651, 652, 665,
677, 687—690, 693, 694, 698, 699
у тасманийцев 71, 276
См. также Мореплавание,
Судостроение
Локальная группа (орда) 151, 152, 154,
166—169, 171, 180, 183—187, 189—
Ί91, 194, 210, 226, 237, 238, 258
Ломбок, о-в 69
Лондон, г. 299
Лоно см. Ронго
Лоритья (алуридья, алуриджа), этн.
51, 73, 74, 76, 109, 157, 160, 165, 172,
214, 215, 222, 234, 240, 241
Лоритья, яз. 79, 80, 210
Лосось, зоол. 443
Лотос, бот. 110
Лоу, о-в 418
Лошади, зоол. 306, 314, 550
Лоялти, о-ва 353, 372, 382, 384, 389,
420, 505, 512, 528, 531, 535, 539
Луба, округ 429
Лугунор, о-в 749
Луизиада, архипелаг 324, 381, 513
Лук и стрелы 25, 30
у австралийцев 24, 71, 135, 145
у меланезийцев 365, 398, 399, 408—
410, 412, 441, 464, 486
у микронезийцев 733, 739
у папуасов 135, 145, 516, 517
у полинезийцев 30, 365, 367, 368,
585, 586, 606, 670
Лумгольц К., им. 51, 192
Луналило, им. 656
Луны культ см. Культ
Лушан Ф., им. 298
Лучение рыбы
у австралийцев 105, 106, 125
у меланезийцев 399
у микронезийцев 747
у полинезийцев 606
Лэнг Э., им. 256
Любовная магия см. Магия
Людоедство см. Каннибализм
Лягушка, зоол. 109, 223, 468
Маафу, им. 541, 542
Магеллан Ф., им. 323, 324, 328, 732
Магия
у австралийцев 36, 182, 183, 186, 189,
191, 201, 202, 209, 216, 218—221,
226—232, 249, 256, 271
у меланезийцев 427, 442, 449, 451,
456, 460—468, 478, 483, 485, 496,
539
у микронезийцев 737
у полинезийцев 622, 631, 632, 634,
637, 638, 702
у тасманийцев 279
См. также Знахари и колдуны
Мадагаскар, о-в 28, 357, 359, 375, 558
Маданг, порт 527
Маданг, район 516
Мадейра, о-в 656
Мадиган, им. 285
Маис см. Кукуруза
Майтакуди, этн. 76, 140, 197
Майуту, миф. 241
Майюро, о-в 731
Макаро см. Уард
Макаотарский пролив 69
Макдональд, им. 480
Макдонелл, гора 114
Макемаке, миф. 666
Маккай, г. 225, 307
Маккари, р. 142, 197
Мак-Карти Ф., им. 55, 72, 196, 199
Мак-Кинли, им. 657
Мак-Клур, залив 513
Мак-Коннел У., им. 55, 175, 216
Маклая берег 424—426, 481, 520
Мак-Леннан Дж. Ф., им. 210, 223
Максимов А. Н., им. 56, 109, 111, ИЗ,
154, 168, 171
Малаита, о-в 384 419, 436, 437, 448,
449, 462, 465, 468, 470, 472, 476, 493,
497, 504, 505, 507, 511
Малайская система рочства см. Родство
Малайцы, этн. 151, 306, 333, 355, 357,
362, 364, 367, 505
Малакка, Малайский п-ов 25, 324, 359
Малаи,. этн. 429
822

Малекула (Маликоло), о-в 384, 385,
403, 409, 410, 415, 425, 427, 430, 442,
476,, 480, 483, 486, 497, 500, 507
Малиетоа Ваиинупо, им. 677
Малиетоа Лаупепа, им. 678
«Малина», бот. 110
Малиновский Б., им. 212, 340, 430, 431,
440, 441, 448, 467, 501
Маликоло см. Малекула
Мало, о-в 403, 409, 425, 483
Малу, яз. 384, 385
Малые Зондские о-ва 69
Мальборо, пров. 723, 724
Мамберамо, р. 376, 519
Мамбурра, яз. 79, 82
Мана, о-в*688
Манам, о-в 382
Мангаиа, о-в 624, 638, 681
Мангарева (Гамбье), о-ва 21, 360, 365,
366, 554, 588, 598, 627—629, 640,
642, 643, 662, 667
Манго, бот. 467
Мангровы, бот. 17, 18, 372, 513
Мандер Л. Α., им. 344
Манехеви, им. 510
Манихики, о-в 324, 338, 365, 556, 590,
642
Маноно, о-в 555
Мансрен-Магунди, миф. 526, 527
Мантика (гадания)
у австралийцев 238
у меланезийцев 461, 464, 467, 468
Мануа, о-ва 555, 678
Манус, о-в 510
Манус см. Моанус
Маори, этн. 36, 335, 340, 343, 360, 363,
368, 556, 558, 634—636, 686—728,
768
Маорийские войны 36, 39, 543, 704, 708—
715, 770
Мара, этн. 76, 196, 237, 241
Марагум, дер. 377
Мараноа, округ 256
Мараноа, этн. 236
Марганец 531
Мардудунера, этн. 76, 211
Маре, о-в 420, 476
Марианские о-ва 14, 20—22, 29, 324,
327, 329, 334, 338, 619; в главе 34:
passim; 770
Маринд-аним, этн. 342, 514
Маринер У., им. 333, 613—615, 630,
631, 670
Маркизские (Вашингтоновы,
«Разбойничьи») о-ва 14, 20—23, 33, 39, 40,
323, 324, 328, 343, 360, 366, 370, 554,
555, 557, 558, в главе 26: passim,
619—621, 625, 627, 628, 638—640,
642, 643, 659, 666, 667, в главе 32:
passim; 700
Маркс К., им. 45, 46, 442, 612, 704
Маровра, яз. 80
Марсден, им. 705
Мартин Д., им. 333
Маршалл Α., им. 316, 318
Маршалл-Беннет, о-ва 447
Маршалловы о-ва 14, 16, 20—22, 40,
324, 329, 335, 338, 369; в главе 34:
passim
Масгрейв, хребет 114, 28S
Мас-д'Азиль, пещера 279
Маски 61, 62, 452, 454—456, 474, 478,
482, 486, 48у, 490, 495
Массим, о-ва 441, 465
Матаафа, им. 678
Матанкор, этн. 413, 423, 429, 456
Матата, местн. 714
Матери-богини культ см. Культы
Материнская (женская) филиация 61
у австралийцев 73, 74> 152, 154—159,
162, 165—170, 186, 195, 278
у меланезийцев 347, 431—434, 469
у микронезийцев 751
у полинезийцев 608, 614, 615
у тасманийцев 278
Материнский род
у австралийцев 56, 212
у меланезийцев 431—434, 451, 456г
469, 478, 481
у микронезийцев 736, 740, 751, 753,
754
у полинезийцев 607, 608
См. также Женщина, ее положение
в семье и обществе
Матиу с νι. Соме
Матриархат 347
у австралийцев 169
у меланезийцев 438, 441, 474
у микронезийцев 169, 737, 740, 741
См. также Материнский род
Матрилинейный счет см. Материнский
род
Матрилокальный брак см. Брак матри-
локальный
Матупи, о-в 434
Мауи, о-в 14, 646
Мауи Помаре, им. 684
Мауна-Кеа, вулкан 14
Мауна-Лоа, вулкан 14, 646
Мауна-Халеалакала, вулкан 14
Мафулу, этн. 341
Маэво (Аврора), о-в 425, 435, 442, 464,
466, 469, 632
Маят, округ 429
Мбау, о-в 551
Мбау «Королевство» 542, 543
Меаун, этн. 385, 386
Мегалиты 346, 347, 455; см. также
Скульптура
Медицина народная
у австралийцев 229, 230, 270, 271
у меланезийцев 496
у микронезийцев 737
у полинезийцев 636, 637, 672
См. также Знахари, Магия
Медь 373
Межобщинный обмен см. Обмен
Межплеменной обмен см. Обмен
Межплеменные отношения 37, 39
у австралийцев 73—75, 82, 94, 141,
175, 176, 179—182, 187, 188, 190—
208, 226, 227, 239, 249, 258. 259,
270 )
у меланезийцев 429, 430, 444—445,
456, 457, 465, 512, 535, 537, 539
у микронезийцев 739, 740
у полинезийцев 696, 697, 700, 701,
706—707
823

См. также Войны, Вооруженные
столкновения, Обмен
Мезолит 24, 69, 70, 118, 148, 268, 279
Мейнике, им. 369
Мекео, этн. 382
Мексика 324
Меланезийцы, этн. 20, 26, 27, 30, 33,
60, 66, 67, 69, 338, 348—351, 353, 354,
357, 365, 371, 374—553, 627, 633, 688,
768
Мелвилл, о-в 122
Мельбурн, г. 64, 141, 294, 298, 307,
311, 320
Мельвиль, им. 272
Менданья де Нейра Α., им. 324, 555
Мендоса де, им. 555
Менезес Г. де, им. 324, 336, 514
Мензбир Μ. Α., им. 355
Мера-Пути, им. 527
Мерауке, этн. 349
Мерлав, о-в 415, 434
Мерси-Клиф, мыс 280
Мертвых культ см. Культ мертвых
Мертенс, им. 755
Месопотамия 355, 362
Местон А. Л., им. 280
Металлы (их обработка) 30, 32, 116,
367, 368, 581; см. также Железо
Метательные дощечки см. Копьеметалки
Метисы
в Австралии 14, 22, 56, 281, 282, 284—
286, 292, 294, 296, 297, 299—303,
305, 318, 766, 769
в Океании 22, 23, 647, 679, 680, 685
в Тасмании 274
Метро Α., им. 663—665, 667, 668
Миграции племен 75, 169, 344, 497;
см. также Заселение
Мид М., им. 341, 343, 479
Миклухо-Маклай Η. Н., им. 40, 50, 56,
59, 304, 305, 319, 336—338, 341, 342,
353, 373, 375, 377, 381, 394, 395, 405,
480, 491, 498, 500, 502, 513, 516, 520—
522, 556, 662, 738, 739, 741, 742, 744,
745, 756
Микронезийцы, этн. 20, 21, 28, 29, 330,
338, 348, 357, 369, 370, 427, 729—762
Микулон, этн. 76
Милевский Т., им. 78, 81, 97
Миллер М. Д., им. 299
Миллиган, им. 277, 278, 279
Мимика, район 342
Мимоза, бот. 194
Миндиа-Нежа, им. 537
Миру, этн. 666
Миссионерство 33—38, 40, 148
в Австралии 171, 244, 250, 284, 285,
289—291, 294, 302, 303, 319, 766
в Океании 323, 334, 338, 339, 341,
374, 381—383, 392, 499, 500, 504—
511, 523, 530, 542, 548, 619, 654—
655, 670, 671, 673, 674, 676, 679,
681, 703, 770
Митчелл С, им. 55, 140
Мифы, мифология
у австралийцев 60, 62, 73, 75, 200—
202, 209, 211, 212, 216, 217, 220—
222, 226, 239—251, 256, 260, 266,
267, 318
у океанийцев1 355
у меланезийцев 442, 471, 482—485
у полинезийцев 335, 342, 361, 365,
554, 628—630, 632, 637, 644, 645,
699, 701, 702
См. также Культурные герои; Этно-
генетические предания
Мишель Л., им. 531
Многоженство
у австралийцев 168
у меланезийцев 435, 447—449
у микронезийцев 755, 756
у папуасов 520
у полинезийцев 650, 654, 673
у тасманийцев 278
См. также Брак; Женщина, ее
положение в обществе; Семья
Многоножка, зоол. 514
Моа гигантский, зоол. 19, 686
Моанус (манус), этн. 423, 429, 441, 445,
450, 456, 468, 477
Мокау, местн. 689
Мокау, р. 689
Мокетаринья, Ричард, им. 298
Моллюски, зоол. 19, 106, 109, 199, 277,
586, 692, 721
Молокаи, о-в 646
Молуккские о-ва 69, 324, 361
Мон-кхмер, этн. 359
Моно, о-в 414, 431
Монокультурная система см.
Плантационное хозяйство
Монтандон Ж., им. 361
Монумбо, яз. 377, 514
Морган Л. Г., им. 25, 26, 30, 31, 50, 51,
147, 154—156, 158, 165, 168, 335,
368, 457, 652, 653
Моргусаи, о-в 449
Моренго,, им. 619
Мореплавание, мореходное искусство 359
у австралийцев 70, 143—145
у меланезийцев 348, 373, 421, 422
у микронезийцев 746
у океанийцев 32, 363
у полинезийцев 30, 344, 364, 365, 367,
369, 555, 556, 588—592, 607, 634
См. также Лодки
Мореплавателей о-ва см. Самоа
Морковь, бот. 719
Моробе, район 516
Морсби, г. 381, 510, 514, 517
Морской еж, зоол. 582
Мортлок, о-в 335
Москиты, зоол. 514
Мосты 422
Мота, о-в 385,392, 394,436, 454, 469,470
Мотлав, о-в 464, 470
Моту, яз. 381
Мотыжное земледелие см. Земледелие
Моуи, миф. 631
Моунт-Напьер, местн. 139
Мохенджо-Даро, археологический
памятник 668
Мудбурра, этн. 77, 219
Мужская филиация см. Отцовская
филиация
Мужские дома
у меланезийцев 346, 414, 418—420,
440, 451, 453, 454, 477, 479-482
824

у микронезийцев 736, 741—746, 754
у папуасов 519, 522
Мужские союзы 61, 346
у меланезийцев 447, 451—456, 464,
474, 475, 479, 482, 485, 507
у микронезийцев 336,741, 742,744,757
См. также Маски
Музыка, Музыкальный инструменты 61
у австралийцев 62, 229, 252—254, 258
у англо-австралийцев 320
у меланезийцев 490—494
у микронезийцев 737
у полинезийцев 619, 640, 642—643,
702, 703
у тасманийцев 280
Мукджаравент, этн. 236, 237
Муллиган, р. 114, 198, 201, 259
Муллук-муллук, этн. 77
Мумификация трупов 235, 236, 347, 476,
627
Мунган-нгауа, миф. 243
Мунгараи, этн. 76
Мунда, этн. 359
Муньябура, этн. 150
Муравьед сумчатый, зоол. 12, 19
Муравьи, зоол. 19, 220, 465, 514
медовые 13, 109, 110
Муреа, о-в 555
Мурнгин, этн. 150, 193
Мурравари, этн. 76
Муррей, р. 11, 64, 72, 73, 76, 79, 104,
114, 121, 138, 140, 177, 197, 200, 202,
203, 236, 238, 240, 255
Мурринг, этн. 166, 241
Мурунитжа, этн. 198
Мурту-мурту, миф. 241
IV уха, зоол. 293, 312, 514, 650
Мышь, зоод. 109, 110, 252, 469
Мышь летучая, зоол. 19, 222, 528, 732
Мьоберг Э., им. 51, 140, 212
Мэриборо, округ 76, 150, 181, 237
Мэтью Дж.,им. 51, 59, 60, 97,99, 108,
110, 150, 154
Мэтьюз Дж., им. 34, 52, 224
Мюллер Ф., им. 86, , 341, 463
Мюльман, им. 361
Мюррей-Смитс С, им. 511, 512, 524, 526
Мяо-цзы, этн. 60
Набедренные повязки
у австралийцев 145
у меланезийцев 407, 422, 423, 425
у микронезийцев 739, 755
у полинезийцев 600, 624, 649
Нагота
у австралийцев 145
у меланезийцев 422, 423, 425
у тасманийцев 276
Наказания
у австралийцев 151, 185, 186, 189, 190,
191
у меланезийцев 443, 449, 452, 465
у микронезийцев 737, 742, 755
у полинезийцев 610, 614, 618, 632, 652
Наканаи, этн. 413, 429, 443, 476, 482
Η а логообложение
в Меланезии 500, 503, 504, 506, 519,
521, 525, 543, 544, 548, 550, 768
в Микронезии 762
в Полинезии 670—672, 679, 681, 682
708, 726
Наматанаи, этн. 29
Наматжира Α., им. 215, 268, 269, 297—
299, 769
Наматжира О., им. 298
Наматжира Эвальд, им. 298
Наматжира Энос, им. 298
Намой, р. 288
Напитки
у австралийцев 113
у меланезийцев 400, 402
у полинезийцев 587
у тасманийцев 276
См. также Алкогольные напитки, Вода
Наркотики
у австралийцев 102, 106, 113, 114,
196, 198, 201, 271
у меланезийцев 346, 400, 402
у полинезийцев 346
Народная медицина см. Медицина
народная
Народное образование 37
в Австралии 268, 270, 289, 295—297,
299, 302, 319. 769
в Меланезии 382, 507, 509, 510, 523,
524, 539, 546, 551, 552
в Микронезии 758, 762
в Полинезии 559, 672, 674, 677, 679,
716, 717, 722, 726
Народности см. Национальное
самосознание ; Η ационально-освободительное
движение; Этническая консолидация
Нарранга, этн. 76, 185
Нарриньери, этн. 76, 115, 160, 165,
166, 185, 202, 203, 223, 236, 239
Нарриньери, яз. 79
Насиои, этн. 429
Наскальные рисунки 72, 262, 263, 265,
280, 294, 486, 664, 666
Наследование
у австралийцев 184, 204
у меланезийцев 432—434, 438, 440,
442, 447, 450
у микронезийцев 737, 741, 745, 752,
754, 755
у полинезийцев 616, 698
Наследственная власть см. Вожди; «Ко
роли»
Науру, о-в 21, 22, 338, 753
Национальное самосознание
в Австралии 308, 318, 766, 769
в Меланезии 373, 551, 772
в Микронезии 738, 772
в Полинезии 672, 680, 716—718, 722,
768, 772
Η ационально-освободительное движение
5, 6, 36, 38—39
в Австралии 301
в Меланезии 374, 457, 507—512, 525—
527, 530, 532, 552, 553, 769—772
в Микронезии 731, 757, 760, 770, 771
в Полинезии 655—657, 673, 675, 683—
685, 716—718,771
См. также Коммунистическая партия;
Маорийские войны; Национальное
самосознание
Нгалума, этн. 76, 211
Нгамени, этн. 76
825 .

Нгапухи, этн. 706—708
Нгариго, этн. 164, 174, 184, 206. 236
Нгаруавахиа, сел. 711
Ягата, Апирана см. Апирана Нгата
Нгати-ава, этн. 689, 710
Нгати-апа, этн. 689
Нгати-ватуа, этн. 689
Нгати-кахунгуну, этн. 689, 690
Нгати-маниапото, этн. 689,· 710
Нгати-мару, этн. 689, 707
Нгати-мутунга, этн. 689
Нгатипао, этн. 706
Нгати-пору, этн. 690, 706
Нгати-рангитики, этн. 689
Нгати-руануи, этн. 689
Нгати-руахине, этн. 714
Нгати-тама, этн. 689
Нгати-таху, этн. 690
Нгати-хау, этн. 689
Нгати-хауа, этн. 690, 709
Нгола, яз. 392
Нгуа, этн. 532
Ηгуна, яз. 386
Негроиды см. Антропологические типы,
негроидный
Нелоиаг, им. 510
Нельсон, им. 684
Нельсон, г. 706, 723
Нельсон, пров. 723, 724
Немцы, этн. 307, 339, 678, 683, 754, 757,
770
Неолит, неолитическая техника 24, 116,
118, 121, 134, 148, 268, 275, 357—359,
581, 606; см. также Каменные орудия
Непрямое (косвенное) управление 504—
506, 520^ 521, 537, 538, 546, 552, 670—
673, 681, 757, 759, 762, 769
Нефть 499, 524, 525
Нидерланды 21, 22
Никель 373, 531, 533
Никольс Д., им. 769
Никольский В. К., им. 57, 118, 162
Ниниго, о-в 500
Нипа (пальма), бот. 514
Ниссан, о-в 414
Ниуэ, о-ва 21, 22, 642
Нихоа, о-в 583 *
Новая Британия (Новая Померания),
о-в 20, 28, 324, 338, 349, 372, 375,
384, в главах 15—17: passim; 499,
514, 528
Новая Гвинея (Ириан), о-в — во
введении: passim; 43, 59, 69, 70, 97, 252,
253, 308; в главах 11—15: passim;
454, 455, 479, 491, 492, 495, 508, 513—
528, 768, 769
Новая Голландия (Австралия) 43
Новая Зеландия, о-в — во введении:
passim; 43, 71; в главах И—12: passim;
543, 554—557, 583, 584, 592, 604, 626,
635, 640—644, 655, 664, 665, 667,
678—680, 683—728, 768, 770
См. Северный остров; Южный остров
Новая Ирландия, о-в 29, 338, 339, 341,
349, 353, 370, в главах 15—18: passim
Новая Каледония, о-в 14, 16, 20—23,
39, 59, 65, 70, 71, 326, 340, 341, 350,
352, 353, 372—374, 382; в главах 15—19:
passim; 510, 528—539, 768—770
Новокаледонцы, этн. 31, 67, 71, 435,
447, 45S 533, 536-539
Новая Померания см. Новая Британия
Новосильский П. М., им. 39, 48, 56
Новые Гебриды, о-ва 14, 20—23; в главах
11—19: passim;- 510, 528, 768^
Новый Ганновер см. Лавонгай
Новый Южный Уэльс, штат 21, 47,
281—283, 287—289, 292, 293, 301,
305, 311, 319 и passim
Ногугу, яз. 384, 391
Ножи см. Орудия
Номфур, о-в 526
Нондо, им. 532
Норенсайд, местн. 197, 201
Нукахива, см. Нукухива
Нукуалофа, г. 672
Нукуоро, о-в 335
Нукухива (Нукахива), о-в 328, 333, 555,
603, 621, 625
Ηуллакун, этн. 76
Нумеа, г. 532, 533, 536
Нуралие, Нурелли, миф. 240, 242, 243,
245
Нуррундере, миф. 242, 243
Ньоль-ньоль (ньюль-ныоль), этн. 77,.
257
Ньюкасл, г. 311
Нью-Плимут, г. 688, 689, 723
Ныо-Плимут, пров. см. Таранаки
Ньюль-ныоль см. Ньоль-ньоль
Нью-Норсия, миссия 289
Нэш, оз. 198, 259
Оаху, о-в 646, 655
Обезземеление коренного населения 33·
в Австралии 45, 49, 50, 283
в Меланезии 335,, 521, 524, 531, 532,
535, 537, 543-547
в Микронезии 758, 761
в Полинезии 673, 683, 704, 705, 707,.
708, 715, 716
Обмен
у австралийцев 55, 56, 72—74, 114,
134, 151, 194, 196—205, 258, 259,
270 294
у меланезийцев 30, 340, 373, 409, 430,>
439, 441—443, 447, 448, 540, 541
у микронезийцев 732
у папуасов 516
у полинезийцев 607, 612, 705
См. также Деньги примитивные;
Колониальная торговля
Обожествление вождей, «королей» см.
Культ вождей
Оборонительные сооружения
у меланезийцев 413, 414, 419
у микронезийцев 742
у полинезийцев 694, 708, 710—713
Обрезание 176—178, 205, 244, 245; см.
также Посвятительные обряды
Обряды магические см. Магия
Обряды погребальные см. Погребальные·
обряды
Обряды посвятительные см.
Посвятительные обряды
Обряды религиозные
у австралийцев 73, 145, 152, 153, 166„
175, 194, 204, 209, 251, 262
826

у' меланезийцев 427, 439, 457, 460,
463, 483, 491
у папуасов 523
у полинезийцев 701
См. также Жрецы; Магия; елигия
Обряды тотемические см. Тотемизм
Обсидиан (вулканическое стекло) см.
Каменные изделия и орудия
Обувь 600, 649
Общества о-ва см. Таити
Общественное разделение труда см.
Разделение труда
Общественные дома 616, 620, 672, 695,
697, 698, 718, 722, 740, 742, 750
См. также Мужские дома
Общественный строй 24, 149
у австралийцев 26, 49, 51, 52, 56, 57,
63, 87, 149—208, 226, 249
у океанийцев 34—35
у меланезийцев 341, 342, 373, 428—
459, 537, 768
у микронезийцев 336, 735—737,
740—747, 751—757, 762
у полинезийцев 30, 328, 334, 335,
368, 581, 607—621, 715,768
у тасманийцев 27, 277, 278
Община см. Патриархальная община;
Род; Сельская община
Общинная собственность см.
Собственность
Общинное земельное право см.
Собственность на землю
Обычаи см. Избегание; Кровная месть;
Свадебные обычаи; Семейные обычаи
Овца, зоол. 44, 49, 50, 310, 314, 315,
705, 706, 724, 725
Овцеводство
в Австралии 44—46, 50, 53, 56, 148,
288, 310, 313—315,766
в Новой Зеландии 704
на о-ве Пасхи 669
Огнеземельцы, этн. 25
Огненная Земля, о-в 97
Огонь (добывание и употребление)
у австралийцев 100—102, 106—108,
110, 114—116, 126, 130, 138, 140,
141, 143, 144, 171, 176, 178—181,
194, 207, 224, 235—237, 247, 248,
252, 288
у меланезийцев 394, 399—401, 404,
416, 417, 422, 465, 466, 471
у микронезийцев 747
у папуасов 517
у полинезийцев 367, 586, 587, 589,
591, 594, 691, 695
у тасманийцев 71, 276, 349
Огонь (в мифах и поверьях) 247—248,
483
Огурец, бот. 110
Одежда 37, 38
у австралийцев 145—147, 286, 289,
291, 293, 296, 319
у меланезийцев 354, 407, 422—425,
451, 501, 505, 536, 550, 551
у микронезийцев 733, 737, 750, 760
у полинезийцев 30, 368, 591, 600, 610,
612, 616, 649, 650, 665, 672, 676,
677, 695, 696, 705, 706
у тасманийцев 276
См. акже Головные уборы;
Набедренные повязки; Нагота; Передники;
Плащи; Пояса; Украшени ; Юбки
Ожерелья см. Украшения
Океанистика 37, 39, 40, 323—344, 7 5
Окинава см. Рюкю
Окленд, п-ов 683, 692
Окленд, г. 672, 679, 686, 706, 711, 718,
723
Окленд, пров. 723, 724
О'Коннор, им. 277
Олосега, о-в 555
Ольдерогге Д. Α., им. 669
Омаракана, сел. 448
О-менген, этн. 409, 429
Онтонг-Джава, о-в 371, 558, 607
Опоа, местн. 365
Опоссум (кускус), зоол. 102, 122, 145,.
181, 184, 198, 223, 229, 237, 253, 254,
277, 514
Опоссум американский, зоол. 102
Опотики, местн. 714
Оракау, укрепление 712, 713
Орда см. Локальная группа
Орел клинохвостый, зоол. 223
Орнамент, резьба 61
у австралийцев 62, 128, 132, 134, 137,
138, 199, 213, 260, 262—264,
266—268
у меланезийцев 408, 409, 412, 486—
490
у микронезийцев 739
у полинезийцев 591, 597—599, 604,
638—642, 668, 690, 692—697, 703,
718, 721
См. также Живопись; Наскальные
рисунки
Ορο, миф. 619, 632
Оронго, местн. 666
Оро-оро, миф. 619
Орошение искусственное
в Океании 347
в Меланезии 373, 396, 466, 536
в Микронезии 738, 746
в Полинезии 30, 367, 582, 647
Орудия труда
у австралийцев 24, 71, 116—138,
183, 198, 199, 262, 263, 289, 294
у меланезийцев 396, 403, 482, 501—-
503, 768
у микронезийцев 730, 732, 749
у папуасов 516—518, 522
у полинезийцев 581, 582, 588, 589,
594, 597—599, 602, 611, 651, 690
у тасманийцев 274—276
См. также Веретено; Гарпун;
Железные орудия; Земледельческие
орудия; Каменные орудия; Острога;
Топоры; Удочки
Оружие
у австралийцев 71, 100, 116—121,
124^-138, 142, 175, 176, 183, 189,
193, 196, 203, 207, 259, 260, 262
у меланезийцев 396, 399, 400, 406,
408—412, 456, 457, 494, 536
у микронезийцев 733, 739, 751
у папуасов 519
у полинезийцев 581, 582, 603—606,611,
653, 666, 670, 694, 700, 705—707, 711
827

у тасманийцев 275, 276
См. также Бумеранги; Духовое ружье;
Копьеметалки; Копья; Лук и стрелы;
Палицы; Пращи; Щиты
Орхидея, бот. 271
Оседлость 25, 61, 359
у австралийцев 24, 142, 188
у меланезийцев 412
Острога
у австралийцев 106, 126
у меланезийцев 398, 534
у микронезийцев 735
Отагейти см. Таити
Отаго, г. 723
Отаго, пров. 704, 723, 724
Отжимная техника 118
Отсталость, ее причины 24, 26, 32, 33,
78, 96, 146—148, 268, 765, 766, 773
Отцовская (мужская) филиация
у австралийцев 74, 152, 154—160,
165—170, 195
у меланезийцев 431—434
у микронезийцев 745, 754
у полинезийцев 608, 614
Отцовский род
у меланезийцев 431—434, 469, 478, 481
у полинезийцев 608
Οφν, о-в 555
Охота
у австралийцев 24, 31, 100—104,
106—108, 114, 126, 130, 133, 142,
147, 169, 175, 176, 178, 183, 194,
218, 256, 267, 289
у меланезийцев 393, 397, 399, 409,
410
у полинезийцев 585, 586, 606, 635,
640, 649, 692, 693, 701
у тасманийцев 272, 276
Охота за головами 37, 707
Охотничье и собирательское хозяйство
у австралийцев 75, 107—110, 147,
148, 173, 175, 183, 194, 283, 284
у тасманийцев 276, 277
Охра 130, 212, 262, 263, 271
желтая 204—206, 256, 263
красная 13, 145, 181 183, 187, 196—
199, 202, 205, 206, 214, 217, 218,
223, 256, 258, 262—264, 271, 275, 280
Очаг см. Огонь
Иаама, яз." 386, 387
Паго-Паго, г. 678
Палаван, о-в 69
Палау (Пелау), о-ва 16, 20, 29, 324,
330, 335, 336, 369, 370, 500, 729—731,
738—745, 756, 757, 760, 762
Палаусцы, этн. 336
Палеоантропологические находки 352
Австралия
кейлорский череп 64, 65, 68
кохунский череп 64, 65, 68
тальгайский череп 64, 65, 68
Индокитай
тампонгский череп 65
Полинезия 360
Ява
вадьякский череп 65
нгандонгский человек 67
питекантроп 65, 67
Палеолит 26, 67, 116, 127, 148, 266,
268, 274, 275
Палиау, им. 510
Палицы 61
у австралийцев 62, 73, 124, 128, 130—
132, 134, 135, 189, 197, 260, 262,
268
у меланезийцев 403, 408, 409, 411,
441, 486, 495, 541
у папуасов 132, 519
у полинезийцев 603—606, 614, 631,
639, 640, 666, 700
у тасманийцев 275—277
Палки-копалки см. Землекопалки
Палм, о-в 766
Палоло, морской червь, зоол. 19
Пальма, бот. 12, 18, 19, 372, 686
Пальмер Э., им. 51, 108, 210
Панданус, бот. 18, ИЗ, 122, 123, 366,
407, 514, 597, 598, 735, 746, 747
Паоре Карева, им. 710
Папайя (дынное дерево), бот. 18
Папеэте, г. 675, 676
Папоротник, бот. 12, 19, 272, 372, 597,
640, 659, 686, 692, 712
Папуа, залив 381
Папуа, территория 21, 22, 381, 514,
516 525
Папуасы, этн. 20, 26, 28, 30, 66, 135,
336, 348, 349, 350, 374—376, 378,
379, 381, 394, 513—521, 523—527,768
Парачильна, местн. 199, 202
Парекулкул, миф. 483
Парероултья, Отто, им. 298
Парероултья, Рейбен, им. 298
Парероултья, Эдвин, им. 298
Париж, г. 327
Парихака, сел. 715
Паркер, им. 273
Паркер см. Лангло-Паркер К.
Паркинсон Р., им. 338, 394, 431, 439,
452, 453, 465, 466, 478, 483, 484, 491,
494, 496
Партнеры см. Посредники-партнеры
Паруса
у австралийцев 145
у меланезийцев 421
у микронезийцев 733, 739
у полинезийцев 591
Пасхи (Давида, Рапануи, Сан-Карлос),
о-в 16, 20—22,37, 325, 326, 328,338,
355, 357, 360, 365, 366, 368, 554—559,
561, 597, 635, 640, 643, 646, 659—
669
Пат*?ранги, крепость 712
Патриархальная община (у
полинезийцев) 696, 697
Патриархальная семья см. Большая
семья
Патриархат см. Отцовский род
Патрилинейный счет см. Отцовский род
Пауахи, им. 343.
Пауки, зоол. 371, 514
Паумоту см. Туамоту
Пекхам Рей, им. 299
Пелау см. Палау
Пение, песни
у австралийцев 73, 178, 180, 183, 216,
218, 221, 230, 252—256, 258
828

у меланезийцев 494
у микронезийцев 736
у папуасов 523
у полинезийцев 619, 620, 640, 643,
645, 673, 674, 702, 703
у тасманийцев 280
Пентекост см. Пятидесятницы о-в
Первобытно-общинный строй 25, 30, 31,
175, 183, 185
в Австралии 6, 24, 25, 50, 149, 150,
172, 173, 175, 183, 189, 220, 249,
250
в Океании 6, 30
в Меланезии 373, 428, 430, 437, 445,
478, 481, 485, 498, 769
в Микронезии 735, 736
в Полинезии 606, 610, 612, 622, 623,
632, 690
См. также Матриархат; Общественный
строй; Род
Передники
у австралийцев 145, 147, 198, 206
у меланезийцев 422, 423, 425, 486
у полинезийцев 598, 600, 602, 665, 695
у тасманийцев 276
Переселения см. Миграции племен
Перламутр, Перламутровые раковины
198, 199, 202, 262, 398, 502, 585, 591,
602, 604, 676, 747, 756
Перон, им. 280
Перри У., им. 347
Перт, г. 299, 311
Перу 324, 357
Перья (изделия из них)
у австралийцев 102, 145, 198, 205—
207, 262, 263
у меланезийцев 407, 408, 425, 427,
442, 541
у микронезийцев 749
у полинезийцев 600, 606, 619, 649,
665, 695, 696
Песчаная муха, зоол. 514
Петроглифы см. Наскальные рисунки
Печать
в Австралии 53, 56, 287, 303, 319
в Меланезии 381—383, 538, 539
в Полинезии 334, 559, 560, 676, 679,
706, 710, 727
Пешегем, ' этн. 349
Пигафетта Α., им. 324, 731, 732
Пигмеи, этн. 20, 25, 341, 350; см. также
Антропологические типы, пигмейский;
Голиаф; Пешегем; Тапиро
Пиджин-инглиш, яз. 381, 382, 524
Пизанг см. Банан
Пиктографическое письмо см.
Письменность туземная
Пименова Э. К., им. 56
Пиноба, этн. 76, 150
Пиотровский Α. Α., им. 6
Пирл-Харбор, порт 655
Письменность туземная
о-в Пасхи 37, 559, 661—663, 667—669
о-ва Палау 745
Письменность современная см. Народное
образование; Печать
Питжанджара, этн. 76, 198
Питкэрн, о-в 334, 680
Питта-питта, этн. 76
Пичера, этн. 236
Пища животная
у австралийцев 99—100, 102, 107,
108, 142, 144, 179—181, 184, 185,
194, 195, 223, 231, 239, 252, 288
у меланезийцев 446, 482, 503
у микронезийцев 732, 749
у папуасов 516
у полинезийцев 584, 585—587, 610,
614, 672, 721
у тасманийцев 277
Пища растительная
у австралийцев 99—100, 102, 108—
112, 122, 142, 179, 194, 252, 270,
286, 287
у меланезийцев 396, 446, 482, 501,
503, 550
у микронезийцев 732, 760
у папуасов 516
ν полинезийцев 586, 587, 591, 672,
677, 721
у тасманийцев 277
См. также Земляная печь;
Консервирование пищи; Огонь
Плантационное хозяйство 50, 306—308,
310, 393, 439, 448, 498—500, 502—506,
516, 521, 525, 531, 536, 537, 541,
543, 544, 655, 670, 673, 682, 683, 757,
758, 768, 769
Плащи
у австралийцев 145, 181, 198
у меланезийцев 407, 423, 452
у полинезийцев 600, 649, 665, 695,
696, 705, 718
у тасманийцев 276
Племена
австралийские 150, 151, 154, 155, 157,
158, 187, 189, 190,209,258,262, 766
меланезийские 373, 428—430, 469, 537
полинезийские 621, 689, 690, 696,
698—700
тасманийские 277
Племенная аристократия см.
Аристократия; Знать
Племенная территория
у австралийцев 141, 150, 270,766
у меланезийцев 430, 447
у полинезийцев 696, 698
Пленти, залив 689, 690, 692, 706
Плетение 348
у австралийцев 106, 122—125, 196—
198, 276
у меланезийцев 396, 398, 399, 407—
409, 412, 415, 417, 425, 442, 495,
503
у микронезийцев 733, 748
ν полинезийцев 368, 587, 594, 598,
600, 601, 611, 665, 672, 692, 693, 718
у тасманийцев 276
См. также Сети рыболовные; Силки;
Утварь; Цыновки
Плодоводство см. Банан; Кокосовая
пальма; Саговая пальма; Хлебное
дерево и др.
Плоты см. Лодки и плоты
Пляски и праздники — 61
у австралийцев 73, 74, 126, 170, 173,
177—181, 188, 194, 195, 200, 203—
205, 207, 252—259, 262
829

у меланезийцев 408, 414, 450, 452,
454, 455, 486, 490, 492—495, 504,
509
у микронезийцев 736, 742
у папуасов 523
у полинезийцев 586, 591, 602, 619,
620, 643, 644, 674, 697, 699, 702
у тасманийцев 280
Побратимство 753, 754
Поверти, бухта 690
Погребения, погребальные обряды
у австралийцев 153, 184, 206, 234—
239
у океанийцев 346—349
у меланезийцев 443, 445, 474—477
у микронезийцев 737, 750
у полинезийцев 598, 600, 614, 615,
624, 625, 627, 650, 673, 701
у тасманийцев 279, 349
Погребальный культ см. Культы
Подсечно-огневое земледелие см.
Земледелие
Поединки судебные
у австралийцев 189
у тасманийцев 278
Пойнт-Маклей, сел. 300
Полигамия см. Многоженство
Полинезийцы, этн. 20, 28, 30, 33, 333,
334, 343, 344, 348, 349, 354—357,
359—369, 371, 378, 402, 421, 427,
540, 545, 555—728
Политеизм 36
Половое разделение труда см.
Разделение труда
Половозрастное расслоение
у австралийцев 94, 146, 160, 161,
172, 175—183, 184, 238, 249
у меланезийцев 437
у микронезийцев 736, 740, 741
у полинезийцев 608, 609, 613, 614
Половые отношения внебрачные
у австралийцев 152, 170, 192
у микронезийцев 736, 742, 743, 752,
755
у полинезийцев 666
Поляки, этн. 340
Помаре Мауи, им. 717
Помаре I, им. 674
Помаре II (Ту), им. 674, 675
Помаре III, им. 674
Помаре IV (Аимата), им. 674, 675
Помаре V, им. 675
Понапе, о-в 335, 729—731, 745,749,757
Попугай, зоол. 12, 19, 254, 514, 649, 686
Порт-Джэксон 44, 47, 48, 256, 327;
см. также Сидней
Порт-Стивене, округ 237, 241
Португальцы, этн. 514, 656
Портулак, бот. 99
Порт-Фэри, сел. 139, 142
Посвятительные обряды
у австралийцев 34, 56, 73, 94, 146,
153, 175—183, 186, 188, 195, 200,
204—206, 220, 221, 240—243, 249,
250, 256, 262
у меланезийцев 482
у папуасов 342
у полинезийцев 619, 666
у тасманийцев 279
Поселения
у австралийцев 138—142, 152, 207 ^
300
у англо-австралийцев 311—314
у англо-новозеландцев 705, 723
у меланезийцев 412—416, 430—434,.
505, 547
у микронезийцев 734, 738, 741, 750;,
754
у папуасов 517, 519—522
у полинезийцев 595, 648, 649, 672,
676, 678, 694, 695, 697, 698
«Посланнические жезлы» 122, 206, 207;
см. также Вестники
Посредники-партнеры 82, 203, 204
Постройки, Жилище 61
у австралийцев 50, 75, 138—142,
171,181,271,286,288, 289, 292, 293,
300
у англо-австралийцев 44, 45, 311—
314
у англо-новозеландцев 724, 725
у европейцев на Новой Гвинее 517,
524, 525
у меланезийцев 354, 396, 406, 412—
420, 439, 440, 445, 446, 467, 468,
474, 476—479, 486, 505, 536, 537,
541, 542, 547, 548
у микронезийцев 733—738, 742, 749,
750, 752, 754
у папуасов 516, 517, 519—523
у полинезийцев 367, 587, 593—597,
614, 616, 617, 619, 620, 638, 640,
641, 648, 650, 652, 660, 665, 672—
674, 676, 677, 680, 690, 692, 693—
697, 706, 721, 725
у тасманийцев 276
См. также Камень (строительство из.
него); Мегалиты; Свайные постройки
Посуда см. Утварь
Потатау I, им. 709—711
Потатау II, им. 711
Потсдамская гавань 377
Пояса
у австралийцев 145, 198, 202, 203, 207
у меланезийцев 408, 422—424
у микронезийцев 733, 750
у полинезийцев 598, 600, 619, 695
Прайс Α., им. 285
Прайс В., им. 757—759
Пращи
у меланезийцев 408, 412
у микронезийцев 365, 733, 751
у полинезийцев 365, 603, 606
«Преанимистическая» теория 338
Предания
у австралийцев 49, 51, 54, 73, 75,
154, 176—178, 180, 201, 202, 211.
214, 247, 249—251
у меланезийцев 497
у микронезийцев 371
у папуасов 520, 523
у полинезийцев 335, 342—344, 355,
361, 362, 365, 366, 556, 619, 623,
632, 635, 642, 644, 645, 667, 686—
690,- 692
Предводители см. Вожди
«Предки» тотемические см. Тотемизм
Предков культ см. .Культы
830

Престон Μ., им. 320
Приготовление пищи см. Земляная печь;
Камневарение; Пища
Принудительный труд см. Эксплуатация
коренного населения
Принцессы Шарлотты залив 199
Природы культ см. Культ
Присваивающее хозяйство 100, 147
Причард Дж., им. 59, 674
Причард Катарина, им. 317, 318
Прически
у австралийцев 146
у меланезийцев 427, 451
у микронезийцев 739
у полинезийцев 600, 602
Происхождение народов см. Палеоантро-
пологические находки; Этническая
история; Этногенетические предания
Происхождение языков См. Языки
Пролетариат
в Австралии 306, 318
аборигены 53, 56, 148, 284, 290—
293, 297, 301,769
англо-австралийцы 46, 56, 297, 302,
310, 312
метисы 300, 302
в Меланезии 769
выходцы из Юго-восточной Азии
532—534
индийцы 544—545
фиджийцы 544, 545, 551
в Полинезии 681—682
англо-новозеландцы, 726, 727
гавайцы 657—658
маори 719
тонганцы 672
См. также Рабочие
сельскохозяйственные
Промысловое хозяйство см. Охота;
Рыболовство
Промышленность1
в Австралии 307, 308—310, 317, 318, 766
в Меланезии 503, 525, 533, 544, 766
в Микронезии 757, 758
в Новой Зеландии 719, 725, 726
См. также Ископаемые богатства
Просо, бот. 359
Прядение 123
Психологическая школа в этнографии 55
Птица-лира, зоол. 13
Пугуш, округ 429
Пукава, местн. 709
Пукапука, о-в 642
Пукетакауере, крепость 71С
Пуле-о-Салафаи, им. 677
Пунаны, этн. 25
Пундру, этн. 429
Пути торговые см. Обмен
Пуэрториканцы, этн. 647
Пфейль И., им. 444
Пфеффер, им. 295
Пчелы дикие, зоол. 13, 102, 10S
Пшеница, бот. 36, 706
Пыйнипет см. Понапе
Пэджет, им. 653
Пэре Ф., им. 313
Пятидесятницы (Пентекост, Рага),
о-в 383, 387, 409, 425, 430, 433,
434, 437, 442, 446, 485, 486
Рабаул, г. 508, 514
Рабераба Э., им. 298
Работорговля см. Эксплуатация
коренного населения
Рабочее движение
в Австралии 47, 297, 301, 303, 306,
308, 316—318, 769
в Меланезии 508, 545
в Полинезии 658, 726—728
Рабочие сельскохозяйственные
в Австралии 283, 306, 307, 310, 311,
314—318, 766
в Меланезии 498, 499, 503, 504, 508,
511, 516, 521, 525, 543, 550, 551
в Полинезии 673, 682, 717, 721, 724,
725, 768
Рабы, рабство
у меланезийцев 444—446, 450, 451, 458
у микронезийцев 744, 752, 753
у полинезийцев 606, 609, 610, 613,
614, 616, 618, 621, 623, 632, 649,
666, 671, 690, 694, 698—701, 707
Рага см. Пятидесятницы о-в
Радак (Ратак), о-ва 20, 729, 746, 753
Раевский А. Е., им. 133
«Разбойничьи» см. Марианские о-ва
Развлечения см. Игры; Пляски и
праздники
Разделение труда
у австралийцев 104, 107, 196, 197,
200, 201
у меланезийцев 394, 395, 406, 439,
441, 443, 444, 447, 541
у микронезийцев 733, 747, 749, 754
у папуасов 394, 395, 521, 522
у полинезийцев 584, 586, 611, 612,
648, 693, 694, 698, 706
у тасманийцев 277
Раиатеа, о-в 356, 365, 555, 630, 632
Райнер, им. 275
Райская птица, зоол. 19, 514
Райт Т., им. 290
Ракаханга, о-в 365, 590, 642
Раки, зоол. 109, 224, 692
Раковины (изделия из них)
у австралийцев 74, 106, 116, 120,
122, 196—199, 201, 202, 204, 229,
262, 294
у меланезийцев 398, 402, 403, 423,
425, 426, 441—443, 446, 448, 482,
488, 493, 496, 501—503
у микронезийцев 730—733, 739, 747,
749, 750
у папуасов 516, 518
у полинезийцев 368, 581, 582, 585,
594, 600, 602, 606, 640, 642, 643,
649, 665, 690
у тасманийцев 275
Ралик, о-ва 20, 729
Раму, р. 342, 516
Рангирири, хребет 711
Рано-Рараку, гора 667
Рапа, о-в 365, 598, 642
Рапануи см. Пасхи о-в
Раротонга, о-в 619, 625, 688, 722
Раскраска тела
у австралийцев 145, 178, 183, 192,
205, 206, ^237, 255, 256
у меланезийцев 466, 495
831

у микронезийцев 734, 739
у полинезийцев 666
Расовая дискриминация, расизм 33, 36,
250, 281, 291, 293, 295—299, 301, 302,
304—307, 504, 523, 524, 538, 552, 553,
679, 680, 760,769
См. также Колониальная политика;
Резервации
Распределение
у австралийцев 169, 171—173, 175,
183—185
у меланезийцев 434, 447, 448
у микронезийцев 736, 751—753
у полинезийцев 697, 719
у тасманийцев 277
Расы 27, 336
австралийская 64, 65, 70
европеоидная 60, 361, 363
монголоидная 28, 361, 363, 364
негро-австралоидная 28, 349
негроидная 7, 361, 373, 540
См. также Антропологические типы
Ратак см. Радак
Раулинг, им. 341
Раупараха, им. 707
Раутледж, им. 662
Рашер, им. 444
Резервации, резерваты
в Австралии 53, 55, 56, 148, 283, 284,
286—288, 292, 294,295,299,301,302,
766
в Меланезии 535, 537
Резьба по дереву, камню см.
Изобразительное искусство; Орнамент;
Скульптура
Рей С, им. 341, 354, 382, 383, 387, 389,
390
Рейтершильд, им. 225
Реклю Э., им. 274
Религия, верования 25
австралийцев 25, 36, 49, 51, 52, 63,
75, 176, 177,200,209—250, 266,268,
288, 297
англо-австралийцев 309]
индийцев Фиджи 546
меланезийцев 338, 341, 445, 460—485,
506, 507
микронезийцев 737, 745, 757, 758
папуасов 523
полинезийцев 328, 333—335, 342, 365,
600, 619, 622—633, 654, 666, 677,
679, 701, 702, 713, 714
тасманийцев 27, 278, 279
См. также Буддизм; Загробный мир;
Индуизм; Ислам; Миссионерство;
Христианство; Шинтоизм
Ремесла 37
у меланезийцев 443, 444
у микронезийцев 733, 737
у папуасов 502, 503
у полинезийцев 30, 594, 607, 611,
612, 648, 694, 705, 718
См. также отдельные ремесла
Рессель, о-в 506
Рете О. де, им. 514
Риббе К., им. 431, 444
Риве П., им. 97
Риверс, им. 154, 189, 339, 346, 347, 349,
368, 432, 436, 438, 453—455
Рид, им. 381
Риккерт Г., им. 62
Римляне, этн. 127
Рис, бот. 359, 368, 501, 536, 731, 732
Риф, о-ва 432
Ричарде Р., им. 769
Роа см. Хуа-Пу
Робертсон, им. 480
Робертсон-Смит, им. 225
Рова, о-в 436, 442
Роггевен, им. 325, 659, 664
Рогинский Я. Я., им. 27, 28, 65, 68
Род, родовая община
у австралийцев 34, 57, 151, 152, 165—
170, 174,186,209—211,214, 216, 222,
224—226, 270, 288
у меланезийцев 373, 430—435, 458,
468, 469, 539
у микронезийцев 336, 736
у папуасов 342
у полинезийцев 608, 612
у тасманийцев 277
Родовой строй см. Род;
Первобытнообщинный строй
Рододендрон, бот. 18
Родство (системы, терминология)
у австралийцев 51, 56, 57, 94, 158—
164, 168
у меланезийцев 335, 339, 341, 436—438
у микронезийцев 755
у полинезийцев 608—609, 653, 697
Роз Ф., им. 55, 154
Рокгемптон, г. 311
Рокингемская бухта 143
Роксбург, местн. 197, 201, 259
Ронго(Ро'о, Лоно), миф. 627—629,631,
666
Ронгомаи, этн. 689
Рондомана, о-в 472
Ронговакаата, этн. 714
Ро'о см. Ронго
Ропер, р. 77, 134, 166
Роппер Дж., им. 316
Роро, этн. 514
Росс, им. 280
Россия 328, 336. 771
Ростовщичество 446—447
Рот В., им. 51, 76, 108, 112, 122, 123,
140, 187, 201, 211-212, 239, 245,
256 258 271
Ротанг, бот. 18, 372, 410, 426
Роторуа, оз. 692, 706
Роторуа, местн. 696, 706, 718
Ротума, о-в 21, 333
Рохейм, Г., им. 62, 175
Роша В. де, им. 341, 461
Рошфор Г., им. 531
Рубиана, о-в 461, 479
Рубцевание
у австралийцев 146, 177, 178, 262, 263
у меланезийцев 427, 486
у тасманийцев 279
См. также Татуировка
Руветтус, зоол. 585
Руг см. Трук
Ругара см. Телеи
Руневей, мыс 689, ,690
Руссо Ж. Ж., им. 326
832

Рыболовство
у австралийцев 70, 100, 105—107,
126, 144—145
у меланезийцев 354, 393, 397—399,
409, 466, 467, 502, 534
у микронезийцев 733, 735, 738, 747, 749
у папуасов 516
у полинезийцев 367, 582, 585, 586, 607,
611, 614, 635,640,648,665,692,693,
701, 720, 721
См. также Крючки рыболовные; Сети
рыболовные
Рынки см. Обмен
Рэдклиф-Браун, им. 162, 248
Рэй М., им. 288, 297
Рэнделл, им. 292, 293
Рюкю (Окинава), о-ва 758
Саа, округ 472, 497
Сааведра, Альваро де, им. 324
Сабон, этн. 429
Саваии, о-в 362, 555, 630, 677, 678
Саво, о-в 375, 432, 438, 475
Саговая пальма, саго, бот. 18, 393, 394,
441, 514, 516, 525
Саговник, бот. 112
Сайпан, о-в 731, 758, 761
Сакао, этн. 416
Салин см. Айсоли Салин
Салоте (Шарлотта), им. 6711
Сальвадо Р., им. 37
Самоа (Мореплавателей) о-ва 14, 20, 34,
38, 39, 325—327, 335, 338, 339, 344,
360—362,366,498,541, 554, 555, 557—
559, 581—583, 586, 593, 595, 598, 599,
601, 604, 606, 609—611, 613, 619, 621,
622, 624, 627, 635, 642, 677—679, 681,
683, 685, 722, 771
Восточное 21, 22, 678, 679, 681—685
Западное 21, 22, 678, 679, 681—685
Самоанцы, этн. 360, 366, 558, 585, 593,
609, 678—680, 683—685
Саморасправа
у австралийцев 189
у тасманийцев 278
Санвиторес, им. 732, 734
Сандаловое дерево, бот. 530, 541, 654
Сандвичевы см. Гавайские о-ва
Сан-Карлос см. Пасхи о-в
Сан-Кристобаль, о-в 399, 415, 429, 432,
434, 436, 438, 439, 447, 449, 461, 470,
472, 475—477, 483
Сандей, о-в 125, 131, 137, 262
Санта-Ана, о-в 449
Санта-Исабель, о-в 392, 419, 432, 434,
437, 470, 479
Санта-Крус, о-ва 14, 20, 324, 338, 372,
382, 395, 400, 404, 407, 414, 420, 425,
432, 438, 442, 457, 468, 470, 477, 490
Санто см. Эспириту-Санто
Сан-Франциско, г. 655
Саразин Ф., им. 118, 341, 353
Сарри-Хиллс, г. 280
Сахара, пустыня 12
Сахарный тростник, бот. 36, 308, 393,
466, 516, 531, 536, 544, 545, 548—550,
593, 648, 656, 660, 732
Свадебные обряды
у австралийцев 171—173
у меланезийцев 435, 436, 438, 501
у микронезийцев 736
у полинезийцев 598, 600, 608
Свайные постройки
в Европе 356
у австралийцев 71, 140
у меланезийцев 414, 415, 419
у микронезийцев 734
у папуасов 419, 517, 522
Свинец 309
Свинья
дикая 19, 399, 514, 586
домашняя 19, 32, 359, 366, 399, 414,
417, 419, 435, 436, 441, 442, 445, 446,
448, 454, 455, 464, 476, 482, 483,
584, 585, 591, 602, 610, 611, 631, 632,
652, 672, 697, 705, 724
Святилища, храмы
у австралийцев (тотемические центры)
214—216
у меланезийцев 421, 452, 461, 475,
478, 481, 482, 485
у полинезийцев 588, 619, 624, 630, 654
Св. Духа о-в см. Эспириту-Санто
Северная территория 21, 47, 55, 281—
283, 285, 287, 288, 294, 301, 302, 311,
и passim
Северный мыс 689, 706
Северный о-в (Новая Зеландия) 326,
335, 686—690, 692, 704, 705, 707—709,
715, 717, 719, 722—724
Сег, о-в 382
Сезерленд, им. 344
Секции см. Брачные классы
Селльхейм Б., им. 320
Семанги, этн. 25
Сельская община
у меланезийцев 373, 430—434, 446—
449, 451, 454, 456, 458, 504, 543,
545—550, 768, 769
у микронезийцев 731, 732, 741, 762
у папуасов 520, 521, 525
у полинезийцев 609, 610, 678, 681, 682
Семейная община см. Большая семья
Семейный культ см. Культ
Семья, Семейные обычаи 26
у австралийцев 25, 168, 171, 176, 184
185, 194, 204
у меланезийцев 416, 434—436, 438,
439, 445
у микронезийцев 736, 737, 744, 754, 755
у полинезийцев 608, 609, 652, 653,
696—698
См. также Большая семья
Сент-Джордж, канал 476
Сент-Маттиас, о-в 407, 416, 423
Сепик, р. 16, 342, 377, 516
Серебро 373
Сети охотничьи 101—103, 122, 124, 125,
197
рыболовные
у австралийцев 105, 106, 122
у меланезийцев 398, 399, 464
у микронезийцев 733, 747, 749
у полинезийцев 585, 586, 611, 614 >
640, 652, 665, 693, 694, 720
Сиар, о-в 382
Сиар, округ 429, 475, 476
Сиасси, о-ва 381
833

Сиббе, этн. 429 ,
Сибирь 93, 128, 327
Сигнализация
у австралийцев 94—96, 207
у меланезийцев 490, 492
Сидней, г. 44, 45, 50, 302, 305, 307, 311—
313, 320, 326, 672, 707
Сидровое дерево, бот. 276
Силки 103
Симбо (Эдистон), о-в 432, 434, 430
Симонов И., им. 39, 48, 56, 58
Симпсон, им. 526, 527
Синакета, дер. 441
Сингапур, г. 502
Синелли, этн. 294
Сио, о-в 381
Сирионо, этн. 25
Системы родства см. Родство
Сказки
у австралийцев 249, 251, 252
у полинезийцев 635, 645
Скамейки головные см. Головные
скамейки
Скат, зоол. 410, 582, 751
Скорпион, зоол. 514
Скотоводство 24, 47, 284, 289, 292—294,
313, 669, 705, 721, 724, 725
Скотт С, им. 727
Скоутен, им. 324
Скульптура 61, 62
у австралийцев 268
у меланезийцев 478—481,486,487,489,490
у полинезийцев 327, 582, 619, 626,
640, 659—661, 663—667, 669, 695, 701.
См. также Маски
Скуолли, о-в 407, 416
Сладкий картофель см. Батат
«Слива», бот. 110
Смертная казнь
у австралийцев 151, 152, 189, 190, 192,
211
у меланезийцев 449, 451, 452, 461, 462
у микронезийцев 752, 755
у полинезийцев 618, 650—652
Смит Перси им. 343, 3J2—364
Смоковница (фиговое ерево), бот. 122,
406
Смола (ее применение)
у австралийцев 99, 118, 121, 125, 126,
128—130, 144, 194, 204, 264, 271
у полинезийцев 606
Снежные горы 515
Собака, зоол. 1У, 32, 204, 236, 254, 288,
314, 366, 399, 419, 443, 445, 476, 584,
586, 591, 610, 637, 652, 692, 742, 749
Собака летучая, зоол. 19
Собирательство
в Австралии 24, 56, 100, 108—110,
142, 171, 175, 194
в Микронезии 733
в Полинезии 586, 692, 693, 721
в Тасмании 272, 276
на Фиджи 547
Собственность (формы ее) 26, 30
у австралийцев 24, 25,149, 150, 183, 184
у меланезийцев 398, 439—441, 445, 448
у микронезийцев 740—742, 74d, 747,
749, 754, 757
у полинезийцев 6, 617, 620, 666, 698,
701, 706
Собственность на землю
общинная
у австралийцев 183
в Океании 35
у меланезийцев 335, 432, 433, 439,
440, 447, 448, 458, 547, 768
у микронезийцев 740, 745, 757
у полинезийцев 608, 613, 616, 655,
676, 679, 697, 710, 715
частная
в Океании 35
у меланезийцев 447, 448, 450, 453—
455, 458
у микронезийцев 735, 745, 751—754
у полинезийцев 611, 613, 616-—618,
647, 649—652, 655, 671, 673, 676
См. также Аграрные отношения
Сова, зоол. 224
Сокол, зоол. 104
Сокращение численности коренного
населения
в Австралии 14, 49—50, 52, 76, 148,
150, 250, 282, 285—287,289, 291, 293—
295, 766, 768
в Океании 35, 36, 771
в Меланезии 498, 499, 501, 503, 532
в Микронезии 33, 338, 731, 732, 738,
756—758, 770
в Полинезии 338, 555—557, 646, 654,
656, 661, 669, 704, 708, 715, 716
в Тасмании 14, 27, 272—274
Соллас У., им. 118, 275
Солнца культ см. Культ солнца
Солнце в мифах и верованиях
у австралийцев 245
у меланезийцев 484—485
у полицезийцев 628
Соломоновы о-ва 14, 16—18, 20—22,
324, 326, 338, 339, 351, 372; в главах
14—19: passim; 511, 512, 768
Соме (Матиу), о-в 688
Соронг, г. 527
Соседская община см. Сельская община
Сосна новозеландская (каури), бот. 19,
686
Сосуды см. Бамбук; Гончарство; Кале-
басы; "Утварь
Социальное расслоение в Океании 35
у меланезийцев 420, 442, 455, 471,
477, 485, 506, 541, 769
у микронезийцев 734, 735, 744, 745, 751
у полинезийцев 600, 602, 612, 623,
690, 698, 699, 701
Социальный строй см. Общественный
строй
Спенсер, залив 266
Спенсер Б., им. 34, 51, 52, 73, 74, 76,
118, 124, 149, 151, 152, 154, 155, 158,
160, 161, 166, 170, 178, 180, 191, 192,
195, 201, 207—213, 215, 216, 218, 219,
221, 227, 229, 240, 243, 246, 257, 258,
263, 266
Спинифекс, бот. 12
Спорт
у австралийцев 259, 260
у англо-австралийцев 320
у полинезийцев 586, 643, 644, 717
834

Средства передвижения
у австралийцев 142—145
у колонизаторов 306—308, 505, 506, 721
у меланезийцев 421, 422
у полинезийцев 588—592
См. также Лодки и плоты;
Мореплавание; Пути
СССР 299, 509
Сталин И. В. 183
Старейшины см. Вожди; Старики
Старики, их роль в обществе 347
у австралийцев 172, 174, 180, 184—189,
192, 195, 205—207, 213, 218, 220,
238, 250
у маори 697
Статуи см. Скульптура
Стёрт, им. 142
Св. Стефана, колледж 717
Стефанус, им. 526
Стойбища см. Поселения у австралийцев
Стрелометательная трубка см. Духовое
ружье
Стрелы см. Лук и стрелы
Стэннер У., им. 344
Стюарт, им. 45, 224
Стюарт, о-в 686
Стюарт, г. 292
Суау, яз. 381
Субинцизия 177—179, 182
Сува, г. 552, 681
Суд, судебные обычаи
у австралийцев 186, 189
у меланезийцев 449, 451, 511
у микронезийцев 736, 742, 760
у полинезийцев 610, 652, 681, 701
у тасманийцев 278
Судостроение
у австралийцев 143, 144
у меланезийцев 33, 373, 421, 439, 445,
460, 466—468, 503, 506, 540, 541
у микроиезийцев 742
у папуасов 516, 517
у полинезийцев 30, 364, 367, 588—591,
611, 614, 635, 652
у тасманийцев 276
у фуджийцев 540, 541
См. также Лодки и плоты;
Мореплавание
Суеверия см. Религия
Сулка, этн. 375, 409, 429, 434, 435, 465,
467, 468, 471, 477, 483, 484
Суматра, о-в 25, 357, 359
Сумчатые см. Бандикут; Белка
сумчатая1; Вомбат; Крот сумчатый; Крыса-
кенгуру; Муравьед сумчатый; Опоссум
США 5, 9, 21, 22, 38, 47, 299, 306, 307,
309, 338, 344, 510, 512, 533, 542, 557,
655, 657, 677, 678, 680, 681, 683, 704,
726, 728, 756, 761, 768
Таароа, миф. 632
Табак, бот. 465, 501, 505
Табу
у австралийцев 94, 152, 178—181,
186, 189, 210,211,216,218,220,231,
237, 247
у меланезийцев 438, 439, 451, 453—
455, 462, 468, 479, 484
у микроиезийцев 751
у полинезийцев 592, 615, 617, 621—-
624, 632, 637,638,650, 652, 654, 701
у тасманийцев 279
См. также Вождей культ; Мана (в
Глоссарии)
Табуаману, о-в 555
Таварбура, этн. 76, 150
Тагаро, миф. 484, 485
Тагаута, о-в 555
Таипиваи, р. 555
Тапри (Кайли), миф. 628
Таити (Общества, Отахейти,
Товарищества), о-ва 14, 15, 20—23, 34, 35, 38,
40, 324, 326, 329, 334, 360, 365, 554—
558; в главах 26—28: passim; 635,
640, 642, 662, 666; в главе 32: passim; 722
Таитяне, этн. 556, 584, 588, 600, 616,
618, 631, 674-677, 680
Тайвань (Формоза), о-в 359
Тайерс, оз. 126, 143
Тайные общества см. Мужские союзы
Такомбау, им. 542, 543
Тали-и-Тубо, миф. 631
Талисманы см. Амулеты
Тальгай, местн. 64; см. также Палео-
аитроиологические находки
Тамасеса, им. 684
Тами, о-в 381
Тамихаиа, Вирему (Томсоы У.), им.
710, 711
Тампонг, местн. 65; см. также Палео-
антропологические находки
Танарапу, местн. 555
Тангароа (Тангалоа, Тагалоа, Таалоа,
Каналоа), миф. 627—631, 666, 701
Тангоа, яз. 385, 391
Тане, миф. 389, 591, 592, 627, 628, 631,
632, 666, 701
Таниа, о-в 329, 385, 387, 400, 402, 409,
425, 430, 433, 457, 475, 476, 480, 500,
509, 510
Танцы см. Пляски
Тапиро, гора 341
Тапиро, этн. 29, 342, 349, 350; см. также
Пигмеи
Таранаки, район 688, 689, 708, 710, 711,
715, 723, 724
Таранаки, этн. 689, 707, 713
Таратоа, им. 716
Таро, бот. 18, 366, 393, 396, 412, 441,
443, 445, 453, 466, 467, 482, 496, 516,
536, 547, 583, 586, 587, 629, 647, 665,
671, 692, 738, 746
Тасирики, яз. 388, 391
Тасман Α., им. 273, 324, 703
Тасманийцы, этн. 27, 28, 58, 60, 69, 71,
97, 98, 272—280, 348
Тасмания, о-в 9, 12, 21, 27, 29, 34, 43,
47, 58—60, 65, 69, 71, 272, 274, 275,
278, 280, 294, 311, 324, 345, 715, 765
Татвен, им. 430
Татуировка
у австралийцев 262
у меланезийцев 427, 451, 486
у микроиезийцев 733, 739, 750—752
у полинезийцев 600, 602, 603, 611,
612, 614, 619—621, 661, 665, 666,
673, 693, 694
См. также Рубцевание
835

Тау, о-в 555
Тауи, о-в 500
Таулил, этн. 429
Таунсвилл, г. 294, 311
Таупо, оз. 689, 692, 706
Тауранга, местн. 706, 713
Тауфа-Ахау см. Георг Тубоу ί
Тахаа, о-в 555
Те-арава, этн. 692, 713
Те-Ареи, крепость 710
Те Ауте, колледж 717
Те Веро Веро (Потатау I), им. 709
Те Вити, им. 715
Те Караму Кахукоти, им. 706
Те Кооти, им. 714, 715
Телеи (ругара), этн. 429
Те Моана Нгариму, им. 718
Те Пуеа, им. 718
Те Ранги Хироа (П. Бак), им. 343, 344,
363—366, 368, 558, 585, 591, 630,
664, 665, 667, 668, 673, 689, 690, 702,
717
Те-рарава, этн. 689
Те-Ревака, гора 659
Терминология родства см. Родство
Термиты, зоол. 19
Тернер, им. 480
Территориальная община см. Сельская
община
Тесло см. Тонор
Тетенс, им. 744
Те Уа Хаумене, им. 713
Ти, миф. 631
Тики (Тии), миф. 628
Тикопиа, о-в 328, 340, 558, 608, 622
Тилатаула, округ 429
Тилениус, им. 339
Тимор, о-в 59, 70
Тиндаль Н., им. 287
Тиниан, о-в 734, 738
Титоковару, им. 714
Тихий океан passim
Ткачество, Ткацкий стан 24, 365
у меланезийцев 407
у микронезийцев 407, 748, 749
у полинезийцев 367, 368, 693
Тоарипи, яз. 381
Товарищества о-ва см. Таити
Тода, этн. 60
Той, миф. 688
Тока, гора 201, 259
То-Кабинана, миф. 483, 484
Токарев С. Α., им. 6, 56
Токелау, о-ва 14, 324
То-Корвуву, миф. 483, 484
Токотаитаи, миф. 483
Толстов С. П., им. 6, 56, 70, 71, 168,
169, 212, 367
Томари, им. 654
Томас Н., им. 100, 154, 171
Томас У., им. 141
Томпсон, им. 673
Томсон Д., им. 55, 56, 100, 116, 125, 145,
151, 204, 290, 294, 302
Томсон У. см. Тамихана, Вирему
Тонга, о-ва 14, 20—23, 34, 35, 324, 333,
338, 360, 366, 541, 554—557, 574,
в главах 26—29: passim 666, в главе
32: passim
Тонганцы, этн. 361, 365, 541, 589, 600,
615, 670—672
Тонгаранка, этн. 231
Тонгарева, о-в 365
Тонгариро, гора 709
Тонгатабу, о-в 556, 560
Тонкий, область 532
Топинар П., им. 59
Топоры 224, 262
железные 116, 294, 502, 682, 705
каменные 275, 348, 357—359
у австралийцев 72, 102, 116, 118,
121, 122, 132, 183, 184, 196, 198,
201, 204, 289, 358
у океанийцев 357—359
у меланезийцев 358, 359, 394, 402,
403, 443, 503, 536, 537, 541
у микронезийцев 749
у папуасов 516—518
у полинезийцев 358, 359, 582, 583,
589, 603, 636,fh638, 647, 690, 691, 706
раковинные
у австралийцев 122
у меланезийцев 402, 403, 503
у микронезийцев 749, 750
у папуасов 518
у полинезийцев 582
Торау, этн. 429
Торговля внешняя см. Колониальная
торговля
Торренс, оз. 199
Торрес, о-ва 20—22, 43, 372, 382, 400,
409, 412, 425, 434, 436, 438, 457, 476
Торрес Луис, им. 324, 514
Торресов пролив 43, 70, 326, 339
Тотемизм, тотемы
у австралийцев 36, 56, 63, 74, 167,
177, 178, 180, 206, 209—226, 234,
240—251, 256, 257, 266, 468, 479
у океанийцев 346, 347
у меланезийцев 429, 431, 460, 468,
469, 483—485, 494—495, 539 ·
у микронезийцев 753
у полинезийцев 622, 628, 629, 632
у тасманийцев 279
См. также Зоолатрия; Мифы
Тотемическая группа у австралийцев см.
Род
Тотемические мифы см. Мифы; Тотемизм
«Травяное дерево», бот. 110
Транспорт см. Средства передвижения
Треджир Е., им. 343, 565
Тредоры см. Колониальная торговля
Трепанг, зоол. 502, 524, 676, 756
Тридакна, зоол. 402
Тробриан, о-ва 340, 393, 397, 423, 429—
431, 434, 438—441, 446—451, 457, 460—
462, 467, 478, 483, 485, 500, 501
Тромбетти Α., им. 97
Тропы см. Пути
Труганина (Лалла Рук), им. 273, 274
Трук, о-ва 335, 729—731, 754, 759
Трупосожжение см. Погребальные обряды
Ту, миф. 627, 628, 631
Ту см. Помаре II
Туамоту (Паумоту), о-ва 14, 20—22, 323,
324, 360, 365, 554, 556, 558, 559, 581,
590, 592, 597, 602, 642, 674, 676, 677,
681, 683
836

Туаньирика, миф. 241, 243
Тубоу II (Георг Тауфа-Ахау) 671
Тубуаи (Австральные, Аустральные) о-ва
14, 20—22, 358, 365, 554,556,583,598,
640, 642
Туваретоа, этн. 699
Туги, Уилиаме, им. 671
Туземная политика см. Колониальная
политика
Туи-Атуа, им. 677
Тукура, миф. 240
Тумана, миф. 241, 243
Тумуип, этн. 429
Тунис 718
Тункумбура, этн. 150
Турано-ганованская система родства см.
Родство
Турбал, этн. 174
Турибура, этн. 76, 150
Турнвальд Р., им. 339, 342, 432, 444,
448, 450
«Тутовая ягода», бот. 110
Тутуила, о-в 555, 678
Тыква, бот. 583, 660, 692
Тэйбер К., им. 355
Тэйлор Р., им. 335, 356
Тэплин Д., им. 37, 51, 203
Тэрстон Дж., им. 458
Тюлень, зоол. 224, 276, 277, 661, 704
Уалжук, этн. 239
Уаилу, этн. 532
Уайт Н., им. 299
Уалан см. Кусаие
Уард (Макаро), о-в 688
Уа-Хука (Вашингтон), о-в 555, 682
Увеа о-в 528
Угорь, зоол. 106, 198, 224, 692, 698
Уднадатта, местн. 198, 288
Удобрение земли 394, 396, 550
Удочки 106
Узиаи, этн. 429, 441, 445, 456
Уидоусон, им. 278
Уилер Д., им. 190
Уильяме, им. 544
Уильяме Д., им. 677
Уильяме Ф., им. 523
Украшения
у австралийцев 74, 122, 123, 145—147,
179, 183, 196,198,199,203—206,229,
260, 262, 275
у меланезийцев 354, 399, 403, 407,
408, 425—427, 441, 442, 446, 466,
477, 481, 486—488, 502
у микронезийцев 733, 750, 752
у папуасов 523
у полинезийцев 598, 600, 640, 649,
665, 705, 706
у тасманийцев 275
Улава, о-в 437
Улавуна, местн. 482
Улитки, зоол. 109, 110
Ульдеа, г. 54, 75, 198, 200, 289
Умбайя, этн. 76, 212
Умбои, о-в 381
Унгариньин, этн. 77
Унги, этн. 76, 236, 288
Унгорри, этн. 76
Унматчера, этн. 76, 150, 214, 219,
54 Народы Австралии и Океании
Уокер, им. 278
Уолластон см.. Волластон
Уоллес Α., им. 361
Уоллис см. Уэа
Уорбертон, им. 47
Уорнер Л., им. 151
Уполу, о-в 555, 650, 678
Урабунна см. Арабана
Уран 309
Уревера, район 689, 692, 722
Уревера, этн. 689
Урипив, яз. 384, 385
Уродование тела
у австралийцев 73, 176—178, 181, 198
201, 237
у меланезийцев 427
у микронезийцев 739
См. также Обрезание; Рубцевание
Урототефа, миф. 619
Уруава, этн. 429
Устное народное творчество
у австралийцев 37, 49, 51, 55, 251
254
у англо-австралийцев 316
у меланезийцев 37
у микронезийцев 737
у полинезийцев 37, 335, 344, 644, 645
См. также Мифы; Предания; Сказки
Утварь
у австралийцев 24, 110—113, 116
122—124, 130, 183, 196, 252, 262!
287—289, 294
у меланезийцев 400, 402—406, 441
486, 487, 501, 503, 536, 768
у микронезийцев 732, 738
у папуасов 516, 517
у полинезийцев 368, 587, 588, 591
594, 640, 648, 649, 672, 673
у тасманийцев 275
См. также Головные скамейки;
Зернотерки; Корзины; Цыновки
Утка, зоол. 223, 224
Утконос, зоол. 12
Уэа (Уоллис), о-в 21, 608, 642
Уэкфильд Э. Г., им. 45, 46, 704
Уэсли-колледж 717
Уэст, им. 278
Файсон Л., им. 37, 50—52, 149, 154, 158
168, 224, 335, 457, 458
Факаофа, г. 527
Фаллокрипт 422, 423, 425
Фаннинг, о-в 338
Фате см. Эфате
Фатеа, миф. 628, 629
Фаттер Э., им. 62
Фату-Хива, о-в 555
Феникс, о-в 14
Феодальные отношения 35, 450, 451, 458,
671
Фермеры
в Австралии 46, 47, 283, 287, 288,
291, 297, 301, 306—308, 310, 313—
315, 317, 318, 766
в Меланезии 531, 545, 547—551
в Полинезии 705, 719, 720, 723—725,
768
«Фига», бот. 110
241 Фиговое дерево см. Смоковница
837

Фиджи, о-ва 14, 20—23, 35, 37, 324,
335, 338, 361, 363, 366, 372—374, 383,
384, 403—405, 411, 421, в главе 16:
passim, 461, 462, 498, 499, 505, 506,
524, 528, 530, 540—553, 556, 604, 670,
681, 768, 769
Фиджийцы, эти. 31, 33, 335, 366, 421,
445, 458, 469, 540, 542—553, 560, 670,
768
Фикус, бот. 12, 18, 271, 594
Филиппинцы, эти. 23, 69, 646, 731, 768
Филиппины, о-ва 25, 324, 359, 369, 656,
657, 732, 756
«Финик», бот. 110
Финке, р. 73
Финш О., им. 339, 369
Финшхафен, п-ов 527
Фирс Р., им. 340, 687
Фиу, о-в 386
Фицрой Р., им. 58
Флай, р. 16, 341, 342, 516
Флейта Пана см. Панова флейта
Флиндерс, им. 272
Флиндерс, о-в 274
Флиндерс, хребет 199
Флорида, о-в 392, 419, 431, 447, 449,
466, 470, 472, 490
Фокс, им. 475
Фокскрофт, им. 285
Фольклор см. Устное народное творчество
Формоза см. Тайвань
Формы колониального управления
в Австралии 21—23
в Океании 21—23
в Меланезии 768; на Новой Гвинее 514—
515; на Новой Каледонии 538—539
в Микронезии 757, 758, 761
в Полинезии 680—681
на Гавайских о-вах 657
на Маркизских о-вах 673, 681
на Питкэрне 680
на о-вах Самоа 678, 681, 684, 685
на о-вах Таити 675, 681
на о-вах Тонга 671—673
на Новой Зеландии 723, 724
Форнандер, им. 335, 362, 363
Форрест, им. 47
Форстер Г.,им.326,327,354,617—619, 660
Форстер И., им. 326, 354
Форчун Р., им. 341, 431, 479
Фосфаты 757, 760, 762
Франция 5, 12, 21, 22, 116, 279, 325,
327, 334, 338, 393, 530, 531, 533, 538,
673—676, 680, 718, 757
Французы 22, 530, 532, 533, 673, 675
Фратрия
у австралийцев 60—62, 74, 87, 88,
141, 151—163, 165, 166, 168, 176,
183, 195, 208, 212, 217, 219, 222,
224, 225, 240, 242, 262
у океанийцев 346, 347
у меланезийцев 430—434, 437, 468,
484, 485
у микронезийцев 741
у полинезийцев 628, 629
Фрегат, зоол. 666
Фрейсине, им. 325, 731
Фримантл, г. 311
Фрум см. Джон Фрум
Фрэзер, хребет 121
Фрэзер Дж., им. 154, 220, 225
Фрэзер-Харм, сел. 50
Фрэсер Дж., им. 185
Функциональная школа в этнографии 54,
55, 340
Футуна (Хорн), о-в в Полинезии 21, 582,
608, 635, 642
Футуна (Эрронан), о-в в Меланезии 433,
475, 480, 483
Фюрно, им. 277
Хааст-Блафф, резервация 287
Хаген, гора 342
Халл Г., им. 273, 274
Хальмахера, о-в 371
Ханке Α., им. 375, 376
Хапай, о-ва 556
Харди Ф., им. 770
Харлей Б., им. 294
Харт Р., им. 259
ХауиттА.,им. 34, 51, 52, 60, 73, 99, 149,
150, 152, 154, 158, 167, 171, 174, 184,
186—200, 223, 224, 226, 227, 233—
235, 239, 242
Хаукс-Бей, пров. 690, 724
Хаум, округ 482
Хаураки, залив 689, 723
Хаусорн, им. 344
Хевеши, им. 668
Хейердаль Т., им. 357
Хентер, р. 195, 197, 200
Херберт К., им. 297
Херви, о-ва 639
Хермит, о-ва 487
Хив, о-в 436
Хива-Оа, о-в 555
Хигулео, миф. 631
Хиенген, этн. 530, 532
Хижина, см. Жилище
Хиро, им. 363
Хлебное дерево, бот. 17, 18, 366, 393,
394, 396, 406,410,421,467, 496,514,583,
586, 629, 665, 673, 692, 732, 746, 747
Хлопок, бот. 36, 500, 501, 531, 536
Хобарт, г. 311
Хогбин И., им. 524, 526
Хозяйство 5, 24, 35
у австралийцев 24—26, 99—149, 175.
249
у англо-австралийцев 309, 310
у океанийцев 30, 36, 344
у меланезийцев 373, 393—427, 466,
467, 499, 536
у микронезийцев 732—734, 738—740
у папуасов 516, 517, 520—522
у полинезийцев 30, 36,334,340,581—
606, 647—649, 690—692
у тасманийцев 276, 277
См. также Земледелие; Охота; Ремесла;
Рыболовство; Собирательство
Хока, яз. 97
Хокианга, местн. 688
Хоксбери-Непин, р. 200
Холмс, им. 341
Хонги Хика, им. 706, 707
Хоне Хеке, им. 708, 717
Хоп, оз. 186
Хорн см. Футуна
838

Хорн Г., им. 53, 99, 108,130, 202
Хорнбостель, им. 493
Хоту-Матуа, им. 663, 666
Храмы см. Святилища
Христианизация см. Миссионерство
Христианство 36—38
у австралийцев 35, 250, 290, 295
у англо-австралийцев 309
у океанийцев 334, 392, 460, 506, 507,
539, 553, 619, 654, 655, 671, 672,
674, 676, 677, 679, 739, 758, 759
Хром 373, 531
Хуа, миф. 363
Хуа-Пу, о-в 555
Хуиро, миф. 363
Хутт, р. 708
Хэддон, им. 339
Хэл X., им. 361, 362
Хэнтер, им. 668
Цапля, зоол. 514
Цейлон, о-в 25
Целебес, о-в 69, 359, 371
Цветная капуста, бот. 719
Цинк 309
Цыновки
у австралийцев 203
у меланезийцев 407, 415, 416, 423,
425, 436, 442, 446, 449, 476, 486, 503
у микронезийцев 733, 739, 740, 748, 752
у полинезийцев 541, 589, 594, 598,
600, 602, 613, 614, 616, 648, 651,
672, 677, 679
Чайное дерево, бот. 224
Чалмерс, им. 341
Чаморро, этн. 325, 731—737, 770
Частная собственность, см. Собственность
Частное землевладение см. Собственность
на землю, частная
Чатам, о-ва 686
Чебоксаров Η. Н., им. 26, 27
Человеческие жертвоприношения 37
у меланезийцев 445
у полинезийцев 611, 614, 632, 650, 701
Чепара, этн. 165, 184, 236
Чербург, местн. 766
Черепаха, зоол. 19, 103, 106, 371, 399,
445, 514, 585, 586, 732
Черепаховый щит (изделия из него)
у меланезийцев 398, 399, 402, 403,
425, 488
у микронезийцев 733, 737, 739, 760
у полинезийцев 585
Черепов культ см. Культы
Черное дерево, бот. 130, 224
Чернышевский Н. Г., им. 25
Черняева М., им. 56
Черчилль У., им. 559
Чили 21, 22, 338, 339
Чингилли, этн. 76
Чиплин Р., им. 512
Численность населения см.
Демографическая статистика
Чон, яз. 97
Чьют, им. 714
ШавантЫ) этн. 25
Шалаш см. Жилище
Шаманы, шаманство
у австралийцев 232
у меланезийцев 460—462
у микронезийцев 745
у полинезийцев 624, ,625, 632, ,636,
637, 666, 701
Шамиссо Α., им. 329, 357, 559
Шапиро Г., им. 680
Шаревская Б. И., им. 299
Шарп Л., им. 55
Швейцарцы, этн. 340
Шелковица бумажная, бот. 406, 594
Шетензак О., им. 64
Шинтоизм 758, 759
Школа культурных кругов ом.
Культурных кругов школа
Школы см. Народное образование
Шлемы
у микронезийцев 733, 737
у полинезийцев 606, 649, 706
Шлифовка камня 24, 116, 121, 148, 198,
201, 402
Шмидт В., им. 63, 64, 74, 78, 79, 222,
243, 244, 278, 350
Шоаль-Бей, залив 139
Шортенд, о-в 393, 431, 444, 447, 475, 477
Шотландия 304, 530
Шотландцы, этн. 307, 309
Шпейзер Ф., им. 340, 347—349, 425,
432, 433, 435, 444, 449, 455, 456, 473,
480, 503
Штейнбах, им. 369
Штраух, им. 339
Штрелов К., им. 37, 51, 55, 94, 160, 161,
178, 212-.214, 216, 229, 234, 240, 244,
245, 252
Штрелов Т., им. 55, 83, 89, 247
Шуазель, о-в 425, 432, 434, 439, 448, 47?
Шэньси, пров. 359
Щиты 61
у австралийцев 62, 71, 114, 124, У$0,
134—138, 184, 189, 196—198, 201,
203, 206, 207, 258, 260, 262, 2.63,
266, 268
у меланезийцев 408, 412, 495·
у микронезийцев 733
у полинезийцев 606
Эбатаринья Вальтер, им. 298
Эвбери см. Леббок
Эверард, гора 114
Эвкалипт, бот. И, 12, 102, 103, 132,
221, 229, 272, 276, 513, 528
Эдистон см. Симбо
Эйкштедт, им. 361
Эйльман Э., им. 52, 231, 232
Эйр Э., им. 59, 139
Эйр, озеро 9—12, 53, 73—76, 99, 106,
108, 109, 114, 128, 129, 138, 141, 152,
157, 175, 186, 198—202, 211, 223, 230,
259
Экваториальные о-ва 365
Экзогамия
у австралийцев 34, 57, 62, 152, 154,.
165, 166, 189, 211, 288
у меланезийцев 431—434, 436, 437,.
468, 483
у микронезийцев 736, 740, 753, 754
839
64*

у тасманийцев 278
См. также Брачные классы; Род;
Фратрия
Эксплуатация коренного населения
в Австралии 148, 283, 295, 302, 766
в Меланезии 393, 448, 498, 499, 502—
504; 506> 508, 511, 516, 520, 521,
524, 525, 531—534, 543—546, 768, 769
в Микронезии 756—758, 760, 761
в Полинезии 656, 661, 669, 670, 673,
708, 721
Эллиот-Смит, им. 347
Эллис, о-ва 14, 21, 22, 554, 635, 642,
681
Эллис У., им. 37, 334, 356, 357, 610,
611, 616, 620, 624
Элькин А. П., им. 53, 54, 162, 165, 166,
168, 239, 285, 301
Эму, зоол. 13, 100, 102, 108, 122, 179,
181, 184, 198, 206, 223, 231
Эму-королек, зоол. 222
Энгельс Ф. 25, 50, 51, 147, 155, 156, 165,
168, 173, 222, 226, 607, 610, 612, 653
Эндоканнибализм см. Каннибализм
Эндрю, им. 334
Эпи, о-в 409, 410, 425, 430, 481, 500
Эрланд, им. 752, 753
Эрнабелла, местн. 288
Эроманга, о-в 385, 409, 425, 430, 433,
476, 480, 482, 505
Эрронан см. Футуна
Эскимосы, этн. 128
Эспириту-Санто (Санто, Св. Духа), о-в
324, 349, 382, 384, 388, 391, 404, 405,
409, 412, 415, 416, 425, 430, 476, 477,
500, 507
Эссингтон, порт 143
Эстон Г., им. 53, 99, 108, 130, 175
Этапный обмен см. Обмен
Этническая история
австралийцев 26, 57—77, 345, 765
англо-австралийцев 43—47, 49—50,
304—309
народов Океании 27,28,57, 345—371,765
меланезийцев 349, 352—354, 493, 494
микронезийцев 369—371
полинезийцев 334, 343, 349, 354—
369, 686—690
тасманийцев 27, 57, 345, 765
См. также Этническая консолидация;
Этногенетические предания
Этническая консолидация
в Австралии 299, 300, 307—309, 766
в Меланезии 373, 374, 512, 772
в Полинезии 722,772
См. также Национальное
самосознание, Национально-освободительное
движение
Этногенетические предания
микронезийцев 371
полинезийцев 343, 361—363, 365, 366
См. также Мифы; Предания
Эфате (Фате), о-в 409, 412, 425, 430, 444,
480, 496, 500
Юалайи, этн. 76, 99, 236, 243, 271, 288
10алан см. Кусаие
Юбки
у меланезийцев 422—424
у микронезийцев 739
у полинезийцев 600
Югославы, этн. 307
Южная Австралия, штат 21, 47, 281, 282,
285, 288, 306, 311, и passim
Южный о-в (Новая Зеландия) 71, 326,
355, 686, 687, 690, 692, 695, 704,
705, 707—709, 715, 722—724
Юин, этн. 164, 166, 182, 186, 188, 223,
232, 234, 241
Юин, яз. 79
Юкла, местн. 200
Юнг, им. 333
Юнгар, этн. 76
Юнгар, яз. 79
Юнгман, этн. 77
Юнда, этн. 230
Юньнань, пров. 359
Юон, залив 377, 381
Юон, п-ов 513
Юсим Дж., им. 757, 760
Ябим, этн. 381, 382
«Яблоня», бот. 110
Ява, о-в 65, 68, 326, 357, 359, 362, 559
Яванцы, этн. 532, 533
Яды
у австралийцев 108, 126
у меланезийцев 399, 412, 451, 467
у полинезийцев 585
у тасманийцев 275
Язык жестов 82, 94—96, 237
Языки
австралийские 29, 51, 52, 54—56, 58,
59, 63, 64, 71, 73—76, 78—98, 150;
см. также Аранда, язык
австро-азиатские 359
австронезийские см. Малайско-полине-
зийские
американские 93, 356
английский 300, 381, 392, 507, 523,524
552, 565, 566, 580, 645, 679, 680,
716, 717, 722
английский язык англо-австралийцев
308, 309
африканские 96
банту 92
бенгальский 546
гавайский 334,335, 558, 560—580, 646
голландский 558
гуджератский 546
дравидийские 86, 96, 97
индоевропейские 33
индонезийские 29, 357, 375, 382, 559
китайский 305
малайские 329, 333, 524
малайско-полинезийские 20, 28, 29,
81, 97, 353, 357, 359, 367, 375, 392,
556, 558, 570, 730
маорийский 343, 558—580, 717, 722
меланезийские 20, 28, 29, 338, 341,
348, 353. 354, 357, 365, 373, 375,
381—392,' 429, 507, 540
микронезийские 20, 357, 369, 375
немецкий 558, 566
океанийские 27—29, 356
палеазиатские 93
папуасские 20, 28, 81, 97, 341, 353,
375—382, 392, 412, 429, 515, 523, 524
840

полинезийские 20, 29, 33, 92, 326,
329, 333, 335, 343, 357, 362, 365—367,
375, 382, 392, 528, 540, 556—580, 645
русский 92, 565
таитянский 334, 558, 561—579, 676, 677
тамильский 546
тасманийские 58, 59, 80, 81, 97, 98
тонганский 333, 558, 561—563, 566—
573, 575—577, 580, 672
тюркские 86
урало-алтайские 86, 92
фиджийский 551, 552, 560
французский 507, 539, 566, 676, 677
хиндустани 546
хока 97
чон 97
японский 758
См. также Пиджин-инглиш
Якомул, этн. 349
Ялибура, этн. 76, 150
Ялуит, о-в 731
Ямбомба, о-в 382
Ямс, бот. 18, 108, 110, 112, ИЗ, 366,
393—396, 414, 419, 436, 443, 446,
448, 453,464,466, 467, 496, 501, 516,
536, 547, 583, 586, 587, 629, 631, 647,
665, 671, 692, 732, 746
Янаихара Т., им. 744, 753
Янтрувунта, этн. 76
Янц В., им. 43
Янцзы, р. 367
Яп, о-в 335, 336, 729—732, 738—742,
744, 745, 750, 759
Япония 5, 21, 60, 305, 338, 357, 359,
757 759
Японцы, этн. 22, 305, 306, 329,511, 533,
647, 656, 731, 745, 754, 757—762,768,770
Яравурка, яз. 80, 81
Ярго, этн. 150
Яроинга, этн. 199, 259
Ярраба, резервация 287
Яурорка, этн. 76
Ячменная трава, бот. 99
Ященко, им. 56
Ящерицы, зоол. 12, 103, 110, 220, 223,
253, 469, 483, 490, 514
Acacia salicina, бот. 113
Araucaria bibwilli, бот. 109
Artocarpus, бот. 18
Artocarpus incisa, бот. 396
Bancsia ornata, бот. 113
Barringtonia, бот. 110
Broussonetia papyrifera, бот. 594
Buchanania muelleri, бот. 100
Caladium macrorhizon, бот. 112
Capparis, бот. 110
Carica papaya, бот. 18
Garret ohelys, зоол. 514
Catheturus lathami, зоол. 103
Cissus opaca, бот. 110
Cocos nucifera, бот. 396
Colocasia antiquorum, бот. 18, 393
Cucumis, бот. 110
Cycas media, бот. 112
Cyperus rotundus, бот. 109
Dammara australis, бот. 686
Didelphys, зоол. 102
Dioscorea, бот. 108
Dioscorea punctata, бот. 110
Dioscorea sativa, бот. 18, 112, 393
Dromaeus novae hollandiae, зоол. 102
Duboisia hopwoodi, бот. 113, 197
Dugong australe, зоол. 106
Elenchus, зоол. 275
Eucalyptus microtheca, бот. 113
Eucalyptus oleosa, бот. 113
Eucalyptus resinifera, бот. 276
Exocarpus cupressiformis бот. 130
Exocarpus latifolius, бот. 110
Ficus, бот. 110
Hakea leucoptera, бот. 113
Haliotis, зоол. 280
Hibiscus heterophyllus, бот. 110
Ipomoea batatas, бот. 18, 393
Livistona australis, бот. 110
Macropus billiardieri, зоол. 102
Macropus giganteus, зоол. 100
Malaleuca viridiflora, бот. 528
Marsilia L., бот. 109
Meliferus inflatus, зоол. 109
Melo, зоол. 199
Musa, бот. 18, 396
Musa brownii, бот. 110
Myoporum platycarpum, бот. 113
Nautilus, зоол. 199
Nelumbium speciosum, бот. 110
Nymphea gigantea, бот. 110
Oaenia cerasifera, бот. 110
Panicum, бот. 108
Parinarium nonda, бот. 100
Phalangista, зоол. 19
Phalangista trichoglossus vulpecula, зоол.
102
Phormium tenax, бот. 19
Piper betle, бот. 402
Piper methysticum, бот. 400, 587
Pipturus propinquus, бот. 110
Psylla eucalypti, зоол. 113
Rubus rosaefolius, бот. 110
Sterculia rupestris, бот. 110
Triton australis, зоол. 642
Xanthorrhoea, бот. 110

1ЛЛЛЛЛЛллаллллЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛл^у\ла^
ГЛОССАРИЙ
(указатель местных слое, встречающихся в тексте)
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ, ПРИНЯТЫЕ В ГЛОССАРИИ
австр.— австралийские языки
англ.-австр.— английский язык англо-
австралийцев
ар.— язык племени аранда (Австралия)
араб._ язык племени арабана
(Австралия)
арх.— архипелаг
Б.— о-ва Банкс
бин.—язык пкемени бинбинга (Австралия)
Буг.— о-в Бугенвиль
вар.— язык племени варрамунга
(Австралия)
Викт.— штат Виктория
вот.— язык племени вотьобалук
(Австралия) (
Г.— Гавайские о-ва
д.— язык племени диери (Австралия)
к<__ язык племени камиларои (Австралия)
Кв— штат Квинсленд
кур.— язык племени курнаи (Австралия)
л.-г-; язык племени лоритья (Австралия)
м.— маорийский язык
М.— Маршалловы о-ва
Мал.— о-в Малаита
мел. — меланезийские языта:
микр.—микронезииские языки
нар.— язык племени нарриньери
(Австралия)
Н. Бр.— о-в Новая Британия
Н. Г.— о-ва Новые Гебриды
Н. Гв.— о-в Новая Гвинея
Н. И.— о-в Новая Ирландия
Н. К.— о-в Новая Каледония
Н. Ю. У.—штат Новый Южный Уэльс
П.— о-в Пасхи
Пал.— о-ва Палау
пол.—полинезийские языки
Пят .— о-в Пятидесятницы
С.— о-ва Самоа
С.-Ис— о-в Санта-Исабель
С.-Кр.— о-в Сан-Кристобаль
Сол.— Соломоновы о-ва
Т.— о-в Таити
т. р.— термин родства
Тон.— о-в Тонга
Тр.— о-ва Тробриан
ф.— о-ва Фиджи
чам.— язык племени
незия)
Эйр — область озера
чаморро (Микро-
Эйр
Аваики — загробный мир для знати
(о. Раротонга) 625
А вуна тареи — материнский род (гунан-
туна) 431
Аи — пища, приготовленная из таро (Г.)
647
Айна — земельный участок большой
семьи (Г.) 647
Аинга — семейная община (С.) 608
Аиту — духи предков (С.) 679
Аия — дети брата женщины (Мал., т. р.)
437
Ай — обряд инициации (бонгу)
Акало — дух умершего (Мал.) 470, 472
Акоа — каменная мотыга (чам.) 732
Акуаку — духи (П.) 666
Аланг-аланг см. Кунаи
Алии — вожди (С.) 613, благородные
(Г.) 644, 649
Алии аи ахупуа — вождь части округа
(Г.) 647
Алии аи моку— вождь округа (Г.) 647
Алии нуи — верховный вождь (Г.) 647
Алирра — дети мужчины и дети брата
мужчины, дети брата женщины (ар.,
т. р.) 159, 160
Алкнеалкнеа — маленькие черные
ядовитые ягоды (ар.) 252
Алчеринга, алчера — стародавняя
мифическая эпоха (ар.) 221, 240,247
842

Амба — дети сестры мужчины, дети
женщины и ее сестры (ар., т. p.) ±59, 160
Амера, воммера— копьеметалка (австр.)
127
А-нгала — вождь общины (гунантуна)
448, 449
Андарибана — стадия посвятительных
обрядов (ар.) 182
Аните — души мертвых (чам.) 737
Аокии — Плеяды (м.) 634
Ао-теа-роа — Новая Зеландия (м.) 686
Ани — индивидуальный земельный надел
(Тон.) 671
Апопо — ночи ночь = завтра (м.) 635
Аппунгерта — брачвый класс (ар.) 158,
159, 161
Аранга — дед; взаимное обозначение
дедов и внуков (ар., т. р.) 159, 160
Аремха — мертвец, дух умершего (Танна)
480
Ареои — тайное общество (Т.) 618—620
Арии— вожди и знать (Т.) 616, 619, 620
Арики — верховный вождь и его семья
(о-ва Кука) 613
Арики — знать (пол.) 591, 666;
перворожденные (м.) 637, 698, 699
Арманголь — обычай (Пал.) 742
Армеау — несвободные (Пал.) 744
Арункульта, арунгквильта — магическая
сила (ар.) 229
Атаи — душа шамана (Б.) 461;
предмет, таинственно связанный с данным
лицом (Мота) 469, 470
Атнинга — отряд мстителей (ар.) 191—193
Атуа — см. Этуа
Афио май — «ваше могущество» —форма
обращения к вождям (С.) 682
Аху — святилище (пол.) 624;
циклопические каменные платформы (П.) 663,
664, 667
Ахупуа — часть округа (Г.) 647
Ачаот — средний социальный слой
общества (чам.) 735
Бай, пай — мужской дом (Пал.) 741, 744
Бай-бай (фе-бай) — мужской или женский
союз (Яп.) 741, 742
Байя — делать (австр.) 243
Банака — брачный класс (австр.) 157
Барбоби — вооруженное столкновение
(австр.) 192
Баталук — кружевная ящерица (кур.)
223
Бвагау — колдун (Тр.) 460
Бвирак — социальный слой «младших
вождей» (М.) 751
Бетиндало — страна духов (Флорида) 472
Бирраарк — особо могущественные
знахари (кур.) 232
Битанг — одна из двух «сторон» селения
(Пал.) 741
Блай — материнский род (Пал.) 740
Ботонг—мотыльки, употребляемые в
пищу (австр.) 194
Бомала — запрет (Тр.) 462
Бора — посвятительные обряды (Н. Ю .У.)
186
Браджерак — член соседнего племени
(кур.) 227
Бултара— брачный класс (ар.) 157/158
161, 195, 196, 208
Булунг — брачный класс (австр.) 157
Бумеранг — метательное оружие (австр.)—
см. Указатель
Бунбаи — брачный класс (Кв.) 157
Бунджил—фратария (Викт.) 153, 222,
242
Бунья — растение Araucaria bidwilli
(австр.) 99, 109, 194
Бурбунг— посвятительные обряды (вира-
дьюри) 180, 181
Буруга — гусеница (австр.) 110
Бута — брачный класс (к.) 156
Ваанг — фратрия (Викт.) 154, 242
Вавине — сестра мужчины; брат женщины
(С.-Ис, т. р.) 437
Вадру — болотное растение (австр.) 109
Вазу—племянник (Ф., т. р.) 438
Вака — союз племен (м.) 696, 697, 722
Вакатуа-ни-вере — кастовая группа (Ф.)
458
Валуи—муж сестры (Б., т. р.) 438
Ванау — группа совместно живущих
семей, связанных узами родства (м.)
697, 698, 702, 716
Ванинга — обрядовые сооружения из
палок и копий (ар.) 214, 221
Вантинбюль — родовая группа (Амбрим)
433
Вануи— звезда Бега (м.) 634
Варе — зависимые (м.) 698, 699
Варе-кура — школа (м.) 637, 638, 640
Ватианга — мера длины, соответствует
локтю (пол.) 636
Вахине— женский (пол.) 609
Веве — фратрия и род (Б.) 432
Вейкау — лесные угодья (Ф.) 458
Венги — фантастическое морское
чудовище (Газель) 482
Вилиару — нанесение надрезов при
посвящении юноши (араб.) 178
Винахуху — фратрия (С.-Ис.) 432
Вингара — стародавняя мифическая эпоха
(араб.) 247
Вингонг — «друг», животное,
принадлежащее к тотему говорящего (буандик)
210
Вит-вит — метательный снаряд (австр.)
260
Виттеру — фратрия (Кв.) 154
Вома — большая ковровая змея (австр.)
103
Воммера — см. Амера
Бонна — сестра отца (ар., т. р.) 159
Вордунгмат — фратрия (австр.) 224
Ворра — мальчик, еще не
подвергавшийся обрядам посвящения (ар.) 182
Вортья — стадия посвятительных
обрядов (ар.) 182
Вувале— болыпесемейная община (Ф.)
458
Вуи — дух природы (Н. Г.) 470, 473, 475
Вулус — брат жены (Б., т. р.) 438
Вунго — брачный класс (Кв.) 157
Бунда—дух, белый человек (к.) 234
Вуртья — посвящаемый (ар.) 221
Вутару — фратрия (Кв.) 225
843

Гавайки — мифическая страна предков
(пол.)
Гамаль — мужской дом (Б.) 420, 453,
454, 482
Гисмана — шаман (Б.) 461
Гоммера — главарь локальной группы
(юин) 186, 188
Гоу — верховный вождь (Тон.) 614, 615,
623
Гуи — большое маорийское собрание (м.)
719
Гуливил — специально изготовляемый для
магического обряда деревянный
предмет (вот.) 228
Гургела — брачный класс (Кв.) 157
Гуруна, куруна — душа живого
человека (ар.) 233
Дангат—маска (Н. К.) 456
Делен — душа умершего (Пал.) 745
Джиб см. Леатокток
Джин — женщина (англо-австр.) 309
Джун— совет стариков (вот.) 188
Диварра— раковинные деньги (арх.
Бисмарка) 443, 446
Дилби — фратрия (Кв., Н. Ю. У.) 153,
156
Дук-дук—мужской союз (Н. Б.) 451—
453, 455, 474
Дьяра — побратимство (М.) 753, 754
Ейнанг — материнский род (Трук) 754
Еродья — род (М.) 751
Иа — палица (П.) 666
Иатоаи см. Товае
Ива — общий термин свойства (Сол.) 437
Иви— большая семья (П.) 666; племя
(м.) 696, 697
Иви-атуа — жрецы (П.) 666
Идьирик — род (М.) 751
Ика-Роа — Млечный Путь (м.) 634
Или — замельный участок большой семьи
(Г.) 647
Инапертва — недоразвитые существа, из
которых были созданы люди (ар.)
244
Ингиет — мужской союз (Н. Б.) 451, 452,
455
Инджилла — острая кость,
употребляемая в магическом обряде (ар.) 227
Инингукуа — двойник и в то же время
тотемический «предок» (ар.) 214
Инкайя — бандикут (ар.) 246
Инкульта — деревянные обструганные
палочки, знак мести и убийства (ар.)
207
Интичиума, мбанбиума, мбатьялькатиу-
ма — тотемические обряды
размножения (ар.) 216—219, 233 ч
Ипаи — брачный класс (к.) 156—158,
166
Ипата — брачный класс (к.) 156
Ипу — барабан (Г.) 643
Ирна — палочка, употребляемая в
магическом обряде (ар.) 227
Ирой — высший социальный слой (М.)
751
Ирунтариниа — духи (ар.) 232, 233
Итиа — младший брат; младшая сестра
(ар.) 159, 160
Ихе— общий термин свойства (Сол.) 437
Йатю — младшие братья, сестры, кузены
_ и кузины (М., т.р.) 755
Йеию — старшие братья, сестры, кузены
_ и кузины (М., т.р.) 755
Йелька — растение — Cyperus rotundus
(австр.) 109
Йема — отец, дядя, их кузены и кузины
^ (Μ., т.р.) 755
Иибю — термин родства для поколения
внуков 755; бабка, ее сестры и кузины
_ (М., т.р.) 755
Йиммао — дед, его братья и кузены (М.,
^ т.р.) 755
Йино—мать, тетки и их кузины (М.,
^ т.р.) 755
Йойова — «летающая» колдунья (Тр.) 461
Каббиджи— брачный класс (кайтиш) 196
Кава — 1) опьяняющий напиток (пол.)
346, 400, 402, 503, 504, 509, 541, 587,
588, 625, 631, 672, 707
2) растение 467
Каднини — взаимное обозначение дедов
и внуков (араб., т.р.) 160
Каиморо см. Каиси
Каинга — деревня (м.) 694
Каиси, каиморо — военнопленные-рабы
(Ф.) 445, 458, 459
Каитами см. Таукеи-вуланги
Кайур — низшая каста безземельных (М.)
751, 752
Калит — жрец (Пал.) 745
Калома — вид моллюска (Тр.) 460
Кальдебекель, клеббергель — мужской
союз (Пал.) 741, 742
Кальдебекель-диль — женский союз
(Пал.) 742
Калья, окилиа — старший брат (ар., т. р.)
159, 160
Камара — правовой обычай (Газель) 449
Камори — вождь (чам.)
Камуна — дядя по матери (ар., т. р.) 159,
246
Канкуру — старшая сестра (л., т. р.) 160
Канораора — песни (м.) 719
Капи — взаимное название мужа и жены
(нар.) 160
Капота — брачный класс (к.) 156
Карару — фратрия (Эйр) 153
Каримера — брачный класс (австр.) 15/
Ката — отец; дядя по отцу (ар., т. р.)
159
Катагиу— раковинные деньги (Б.) 446
Каталтья— родной отец (ар., т.р.) 159
Каува — рабы (Г.) 649
Каула см. Таула
Кауна — сокровенный смысл песни (Г.)
645
Каунго — рабы (о-ва Гилберта) 753
Кахукиви — плащ (м.) 695
Кахуна см. Тохунга
Квабара *—мифологические церемонии
(ар.) 220, 221
Квайя, унгаритья — старшая сестра (ар.,
т.р.) 160
844

Кема— матаринский род (Флорида) 431,
432
Керамо — дух воина (Флорида) 472
Керинтья — стадия посвятительных
обрядов (ар.) 182
Киапу — колониальный чиновник
(Н. Гв.) 527
Кикери-рупак — свободные (Пал.) 744
Кильпара — фратрия (бассейн р. Дар-
линг) 153, 222, 240
Кио — зависимые земледельцы (П.) 666
Кирарава — фратрия (Эйр) 153, 163, 165,
195, 196
Клёббёргель см. Кальдебекель
Кнанджа, кобонг, мурду, нгаитье —
тотем (австр.) 210
Ко — дед, бабка, внук (Мал., взаимный
т. р.) 436; дети сестры мужчины
(Мал., т. р.) 437
Ко — земледельческое орудие (пол.) 583,
584, 690
Коауау— флейта (м.) 704, 703
Кобонг см. Кнанджа
Кону, Тавера — утренняя звезда —
Венера (м.) 634
Коро — деревня, сельская община (Ф.)
458, 546
Корробори — пляски австралийских
аборигенов (австр.) 73, 141, 145, 200,
205, 206, 254, 256—259, 262, 266, 278,
280'
Кохау-ронго-ронго — таблички с
письменами (П.) 667—669
Кроки — брачный класс (Викт.) 153
Кубару — брачный класс (Кв.) 157
Куби, Кубби — брачный класс (к.) 156,
157
Кубита — брачный класс (к.) 158
Кула — система ритуального обмена (Тр.)
204, 340, 439, 441, 442, 448
Кулаб — деревянное изображение
умершего (Н. И.) 478
Кулеман—женское корытце [ (австр.)
122
Кумара — брачный класс (ар.) 157, 158,
161, 195, 196, 208
Кумара — батат (пол.) 665, 688, 692,
694, 697, 705, 706, 721
Кумбо— брачный класс (к.) 156—158,
166, 170
Кумила — род (Тр.) 431
Кумур-мэрнда — форма обмена в
Северной Австралии (австр.) 204
Кумите — фратрия (Викт.) 153
Кунаи, аланг-аланг—вид травы (мел.)
513, 525
Кунан — поселок семейно-родственной
группы (Газель) 414
Кунки — знахарь (д.) 187, 230
Купатин— фратрия (Кв., Н. Ю. У.) 153,
156
Купуна см. Тупуна
Кури — взаимное название мужа и жены
(л.) 160
Кури — вид танца (австр.) 255
Куруна см. Гуруна
Кута— старший брат (л., т. р.) 160
Кха — материнский род (сулка) 431
Лабанеи — слуга-дружинник (Буг.) 450*
Лакатой — большая торговая лодка
(Н. Гв.) 422
Лалитья — мелкие черные ягоды (ар. Υ
252
Латьиа — съедобные корни какого-то·
растения (ар.) 246
Леатокток, леадокдок, джиб — богатые,
но незнатные (М.) 751
Лерп, ларп — выделения насекомого
Psylla eucalypti, употребляемые в
качестве сахара (австр.) ИЗ
Лиль-лиль— вид бумеранга (австр.) 134
Лиоа — дух умершего вождя, богача,.
воина (М.) 472
Лолья — мышь (ар.) 252
Лонка-лонка — украшение из раковин
(ар.) 229
Л тана — душа умершего (ар.) 233, 234,
236
Л у бра — женщина (англо-австр.) 309-
Лулуай — военный предводитель
(Газель) 449; старшина деревни (Н. Гв.)
521, 527
Магалахе — вождь (чам.) 735
Майя—мать, сестра матери (ар., т. р.)
159
Майя-майя — шалаш (англо-австр.) 309
Макахее — звезда Канопус (м.) 634
Макааинаа — свободные (Г.) 649
Макесанг — общинные коллективные
работы (П.) 741
Маки— мужской союз (Н. Г.) 451, 455
Малаба — фратрия (Н. И.) 485
Малам — фратрия (Н. И.) 485
Малангане — деревянное изображение
предка (Н. И.) 338, 478
Малангу — младшая сестра (л., т. р.) 160
Маланту— младший брат (л., т. р.) 160
Малау — фратрия (Пят.) 485
Маллера — фратрия (Кв.) 154
Мало — набедренная повязка (Г.) 649»
Малово, малоху, милик — опьяняющий
напиток (мел.) — см. Кава
Маль — материя из коры (арх.
Бисмарка) 496
Мамо — плащ короля (Г.) 649
Мана — сверхъестественная сила (мел.
и пол.) 338, 412, 446, 448, 463—464,
466, 467, 471, 472, 474, 475, 479
Мана-тапу — священная сила (м.) 709
Манахуне — безземельные, простой на-
^род (Т.) 613, 616, 621
МангаЬуга — вид рыбы (кариера) 225
Мангаркуньеркунья — культурные герои
(аР·) 244 .
Мангатчанг — низший социальный слой
общества (чам.) 735
Мангне—мужской союз (Н. Г.) 455
Маничмат — фратрия (австр.) 224
Манки—мужской союз (Н. Г.) 455
Манерен — освободительное движение
папуасов Н. Гвинеи (Н. Гв.) 526, 527
Марае — центральная площадь селения?
(м.) 695, 718
Марай — святилище (Т.) 619—621, в24г
625, 627, 631, 632, 651
845

Марауи — дядя по матери (Мота, т. р.)
436
Маро — мера длины — расстояние между
вытянутыми руками (пол.) 636
Масина — братство (Мал.) 511
Масинга — национально-освободительное
движение на Соломоновых о-вах (Мал.)
511—512
Мата — племя (П.) 666
Мата — брачный класс (к.) 156, 158
Матабуле — «советники вождей» (Тон.)
613, 614, 631
Матаи — наследственная знать (С.) 613,
678, 679
Матайапо — деревенский вождь (о-ва
Кука) 613
Матангали — родовой союз, племя (Ф.)
457, 469
Матарики — Плеяды (м.) 634
Мататоа — воин (П.) 666
Мате — род (Риф.) 432
Мати-е-сато — змея (Мал.) 468
Маттери — фратрия (Эйр) 153, 154
Маттурие — фратрия (араб.) 163, 165,
195—196
Матуа — группа родственников
старшего поколения (пол.) 609
Матуа — высший социальный слой
общества (чам.) 735
Матьинга — родная мать (ар.) 159
May — антиимпериалистическая
организация на Самоа (С.) 683—685
Мбанбиума см. Интичиума
Мбати — кастовая группа (Ф.) 458
Мбатьялькатиума см. Интичиума
Мбете — жрецы (Ф.) 461
Мбурка — материальное тело (ар.) 214
Μ вела — дети женщины; ее сестры; дети
мужчины и его брата (Мал., т. р.) 437
Мегва — то, что относится к магии (Тр.)
462
Меле — песня (Г.) 645
Меле-иноа — панегирик в честь какого-
либо лица (Г.) 645
Меле-ипо — любовные песни (Г.) 645
Меле-каникау—песни скорби (Г.) 645
Меле-кауа — военные песни (Г.) 645
Меле-коихонуа — хвалебные песни (Г.)
645
Меле-куо — похвальные песни в честь
вождей (Г.) 645
Меле-олиоли — лирические песни (Г.)
645
Меле-паеаеа — вульгарные и дразнящие
песни (Г.) 645
Меле-пуле — молитвенные песни (Г.) 645
Менги—мужской союз (Н. Г.) 455
Мербок — форма обмена (австр.) 204
Мере — палица (Новая Зеландия) 666
Мере-Мере — вечерняя звезда — Венера
(м.) 634
Ми— раковинные деньги (Н: К.) 537
Милик см. Малово
Μ лол — подземный, загробный мир
(сулка) 471
Моа — священное (пол.) 623
Модекнгей —
национально-освободительное движение на о-вах Палау
(Пол.) 760
Мои-мои — обряд целования ног (Тон.)
615, 618
Мокопуна — группа родственников
младшего поколения (пол.) 609
Моку— округ (Г.) 647
Мокупуни — вся земля острова (Г.) 647
Молонго, молонгло — пляска
австралийских аборигенов (австр.) 74, 256, 259
Мрарт — дух умершего (кур.) 232—234
Муа — передний, главный (пол.) 609
Муа — третий общественный ранг (Тон.)
613, 614
Мугуль — все противное обычаям (Пал.)
744
Муквара — фратрия (бассейн р. Дар-
линг) 153, 222, 240
Мулламулунг— знахарь (кур.) 232
Мульга — карликовая колючая акация
(австр.) 12, 130, 139
Мумбали — брачный класс (мара) 196
Мумира бороберу (о-в Бугенвиль) —
военный предводитель 450
Мумира гуанаи — главарь родовой
группы (Буг.) 450
Мумира тутоберу — крупный вождь
(Буг.) 450
Муму-ганг — мертвец, белый человек
(юин) 234
Мунджутж— растение Buchanania jnuelle-
ri (австр.) 100
Муньеру— растение (австр.) 99, 109, 111
Мура-мура — духи, тотемические
«предки» (д.) 230, 240, 245
Мурду см. Кнанджа
Мури, мурри — брачный класс (к.) 156,
157, 170
Муруп — человеческ ая душа (вурунд-
жерри) 233
Намбас — фаллокрипт (Н. Г.) 425
Нарду — растение Marsilia (австр.) 109,
112
Натемате — дух умершего (Эфате) 480
Натмас — мертвец, дух умершего
(Анеитьюм) 480
Нгавин— дети мужчины (иваидьи, т. р.)
159
Нгаитье см. Кнанджа
Нгаиянг — дети женщины (иваидьи, т. р.)
159
Нгата-мура — дети мужчины (д., т. р.)
159
Нгатани — дети женщины (д., т. р.) 159
Η геле — внешние земли общины (Ф.) 458
Нгиа-нгиампе — посредники-партнеры
(нар.) 203
Нгун-нинг — люди чужой фратрии
(австр.) 224
Нденги—мифическая змея (Ф.) 469
Неборак — правила распределения
охотничьей добычи (к.) 173, 184, 185
Нейю — термин родства для поколения
детей (М.) 755
Ниаули — вид эвкалипта (Н. К.) 466, 528
Нитуна — теща; дети мужчины (Пят.,
т. р.) 438
Ниу — священный столб (м.) 713
Ноа — взаимное название мужа и жены
(ар.) 160
846

Hoa — неосвященное, простое (пол.) 623
Ной-юнг — люди своей фратрии (австр.)
224
Нтанга — семена травы (ар.) 252
Нтьерка — маленькая серая крыса (ар.)
252
Нуи — большой (пол.) 609
Нунги-нунгит — совершающие казнь
(кур.) 189
Нуну — предмет, таинственно
связанный с данным лицом (Маэво) 469
Нупа — взаимное название мужа и
жены (араб.) 160
Нуртунджа — обрядовые сооружения из
палок и копий (австр.) 214
Ну'у — деревенская община (С.) 678
О — земледельческое орудие (Г.) 583, 647
Обокуль — старшина рода (Пал.) 740
Окилиа см. Калья
Окнаникилла — священное тотемическое
место (ар.) 215, 217
Ορο— магическая сила (Н. К.) 537
Офокюр — члены большой семьи (микр.)
754
Оха — отросток (Г.) 647
Охана — большая семья (Г.) 647, 648
Оху — рабочая группа (м.) 693 *
Па — укрепленное поселение (м.) 694,
710—713
Паи-марире (Хау-хау) — религиозное
движение маори (м.) 708, 713, 714
Пай см. Бай
Пакеха—новозеландцы европейского
происхождения (м.) 705, 706, 719, 721, 722
Пакута — фратрия (Кв.) 154
Палиаринджи — брачный класс (бин-
бинга) 196
Пальери — брачный класс (австр.) 157
Пальтинта — священное тотемическое
место (араб.) 215
Панои — подземный загробный мир (Б.)
473, 474
Панунга — брачный класс (ар.) 157—
159, 161, 195, 208, 245
Паоа — палица (П.) 666
Папува — курчавый (малайский яз.) 515
Патака — хранилище съестных
припасов (м.) 641
Пау — женская одежда (Г.) 649
Паху— барабан (Г.) 643
Пелу — территориальная община (Пал.)
741
Перуперу — военные пляски (м.) 719
Пилун — главный вождь (Яп.) 744
Пинна-пиннару — главный
предводитель племени (д.) 187
Пиннару —' предводитель локальной
группы (д.) 186, 187
Пинья — отряды воинов-мстителей (д.)
206
Пира — раковина (кариера) 225
Пираунгару — форма группового
брака (араб.) 170
Пирра — деревянные сосуды (австр.) 198,
202
Пиррауру — форма группового брака
(д.) 170, 171
Питчери — листья наркотического
растения Duboisia hopwoodi 102, 113
114, 187, 196—199, 201, 223
Питчи — женское корытце (австр.) 122
196, 201
По — загробный мир (Раротонга) 625
Пои — кушанье (пол.) 586
Пои — песня-танец (м.) 702, 718
Попо — дед, бабка, внук (Рова,
взаимный т. р.) 436
Пуили — погремушка (Г.) 643
Пуналуа — форма брачных отношений
(Г.) 335, 652, 653
Пунаэло — безземельные (С.) 613
Пуниу— барабан (Г.) 643
Пупу— дед, бабка, внук (о. Хив,
взаимный т. р.) 436
Пурула — брачный класс (ар.) 157—159,
161, 195, 208
Раатира — землевладельцы (Т.) 616, 620
Раву — материнский род (Сава) 432
Рангатира — крупные землевладельцы
(о-ва Кука) 613
Рангатира — младшие по рождению (м.)
698, 699
Ратапа — «детские зародыши»,
пребывающие в камнях, деревьях, водоемах
и т. п. до того, как войти в тело
женщины (ар.) 211, 214
Релла-манеринья — см. Инапертва
Ронго см. Сапуга
Ронго-ронго — знатоки заклинаний (П.)
668
Роумбриа — брачный класс (анула) 196
Руа — часть укрепления (м.) 712
Рукута — стадия посвятительных
обрядов (ар.) 182
Рунанга — межплеменной совет (м.)
709, 711
Рунга — собственный (ар.) 213
Рупак — старшина рода (П.) 740, 742, 744
Сака — то, в чем пребывает
сверхъестественная сила (Мал.) 462, 472
Сапуга, ронго (Новые Гебриды) — то, что
священно и неприкосновенно 462
Сибина — отец матери и мать отца, также
свекровь, зять, деверь, золовка (Пят.,
т. р.) 437
Синанги — территориальная община
(Шуазель) 432
Сонгсонг—деревня (чам.) 734
Сончо — деревенский староста (микр.)
759, 760
Сукве, сумбе — мужской союз (Н. Г.)
451, 453—456
Сусу — родня по матери (Добу, т. р.) 434
Сусунга май — «ваше высочество» —
форма обращения к вождям (С.) 682
Табу (пол.) — запрет см. Указатель
Тавера см. Кону
Тавити — билатеральная родственная
группа (Симбо) 432
Тагаро — фратрия (Пят.) 485
Такате — жрецы-колдуны (Н. К.) 461
Талариангинджа — брачный класс (тжи-
нгилли) 196
847

Талеги — душа (Мотлав) 470
Тама — группа родственников младшего
поколения (пол.) 609
Тамаи — отец и дядя по отцу (Мота, т. р.)
436
Таманиу — предмет, таинственно
связанный с данным лицом (Мота) 469
Тамате — мужской союз (Б.) 451, 453—
456, 474, 490
Тамате — дух умершего (Мота) 470, 473,
475
Тамаха — титул племянницы туи-тонга
(см.) (Тонга) 615
Тамбу — раковинные деньги (арх.
Бисмарка) 443, 446
Тамбу см. Табу
Тамои — отец (пол., т. р.) 609
Тамон см. Томоль
Тангалоа — название месяца (Эрронан)
635
Тангалоа-фуа — название месяца (С.) 635
Тангароа-уру—название месяца (П.)
635
Тангата-венуа — дополинезийское
население Новой Зеландии (м.) 688
Тангата-тауа — военнопленные (С.) 611
Тане — мужской (пол.) 609
Танум — земледельческое орудие (чам.)
732
Тана — материя из луба
мел. 354, 406, 407, 503, 550
микр. 750
пол. 367, 368, 541, 589, 594, 597—600,
614, 647, 649, 652, 665, 672, 680, 682,
695
Тапу см. Табу
Тарагау—фратрия (Н. И.) 485
Тарану — место собрания членов союза
Дук-дук (см.) (Н. Б.) 452
Тарго — фратрия (Н. И.) 485
Таталаи — вид рыбы (Газель) 398
Тауа — жрец (Нукухива) 621
Таугана — мать матери, сестра (Пят.,
т. р.) 437
Таукеи — одна из каст (ф.) 458
Таукеи-вуланги, каитами — одна из каст
(Ф.) 458
Таула, таура, тауа, каула — шаман-
прорицатель (пол.) 624, 625
Таутору—созвездие Пояс Ориона (м.) 634
Тауу — взаимное название мужа и жены
(С.-Ис.) 437
Тафито — основной (пол.)* 609
Тахи — младший брат мужчины и
младшая сестра женщины (G.-Ис, т. р.) 437
Тахуга см. Тохунга
Те вака а Тамаререти — созвездие Лодка
Тамаререти (м.) 634
Те Вахи Пунаму — Южный о-в Новой
Зеландии (м.) 686
Тека — спортивная игра (пол.) 643
Те Ика а Мауи — Северный о-в Новой
Зеландии (м.) 686
Те-Какау—созвездие Пояс Ориона (м.) 634
Терро-ватта — каменное орудие
(Тасмания) 275
Теутеу— рабы (Т.) 610, 611, 616
Те хао о руа — созвездие Сеть (м.) 634
Тжацельтжери — брачный класс (вар.)
196
Тикина — округ (Ф.) 546
Тиндало — дух (Флорида) 472
Типпа-малку — индивидуальный брак
(Д.) 171
Тити — рабы (пол..) 611, 616
Тихина — внук женщины; ее младший
брат (Пят., т. р.) 437
Тнакитья — плоды растения (ар.) 246
Тнауута — ядовитые плоды (ар.) 252
Тоа — военный вождь (Нукахива) 621
Товае, иатоаи — дружинники, «братья
вождей» (Т.) 613, 616, 620
Тога — старший брат мужчины; старшая
сестра женщины (С.-Ис, т. р.) 437
Томозина калома — колдун (Тр.) 460
Томоль, тамон — вождь (Каролинские)
753
Тону — верный, настоящий (пол.) 609
Торомиро— деревянные фигурки (П.)
666
Тохунга — ремесленники (м.) 694
Тохунга, тухунга, тахуга, кахуна —
жрец (пол.) 624
Туа — рядовые общинники (Тон.) 613,
614, 631
Туальча-мура — отношения между
зятем и тестем (ар.) 172
Тубуан—глава союза Дук-дук (см.)
(Н. Б.) 452, 453
Туи-тонга — «властитель Тонга» (Тон.)
614, 615, 623, 631, 671
Тулафале — главы больших семей;
члены влиятельных общин (С.) 613
Тултул — помощник лулуая (см.) (Н. Гв.)
521, 524, 527
Тулу — могила (юин) 232
Тулугал — злые духи (юин) 232
Тулума — деревянный сосуд (пол.) 587
Тумананг— «свое мясо»=животное,
принадлежащее к тотему говорящего
(буандик) 210
Тупуна, купуна — группа родственников
старшего поколения (пол.) 609
Тухунга см. Тохунга
Тью — тайный, секретный (ар.) 213
Тьюрунга см. Чуринга
Уанга — члены общин (о-ва Кука) 613
Уднирингита — тотемическая группа
(ар.) 215
Удья — земледельческое орудие (бонгу)
394, 395
Удья-саб—земледельческое орудие (бонгу)
394, 395
Уизи — птица (Мал.) 468
Укеке — музыкальный лук (Г.) 643
Укнариа — брачный класс (ар.) 158,
161
Улахи—глава (пол.) 609
Ули — деревянное изображение предка
(Н. И.) 478
Улитао, уритао — общество холостой
молодежи (чам.) 736
Улиули — погремушка (Г.) 643
Улкумба — раздавленная кора дерева
гумми (ар.) 252
Умбитчана— брачный класс (ар.) 158, 161
848

Унгалла — брачный класс (ар.) 158, 161
Унгаритья см. Квайя
Унгундиа — часть стойбища,
предназначенная специально для мужчин (ар.)
207
Уну — союзно-иерархические отношения
между вождями (Буг.) 450
Упаупа — пантомима (Т.) 619
Уритао см. Улитао
Усоалии— «братья вождей» (С.) 613
Уэт-джурк—убийца (кур.) 189
Фа'е— мать (пол., т. р.) 609
Фаипуле — совет вождей (С.) 684
Фале — дом семейной общины (С.) 608
Фе-бай см. Бай-бай
Фоно — общинный совет (С. и Тон.) 609,
610, 672, 678, 682
Хака — песня-танец (м.) 643, 702, 718,
719
Хакари — общественный праздник (м.)
697
Хапу— община (м.) 696—699, 702, 719
Хау-хау см. Паи-марире
Хеке — великое переселение
полинезийцев в Новую Зеландию (м.) 688
Хикои — мера длины, равна большому
шагу (пол.) 636
Хокианга нуи а Купе — местность на
Северном о-ве Новой Зеландии (м.) 688
Хотуа — боги (Тон.) 630, 631
Хотуа-поу— злые духи (Тон.) 631
Хукве— мужской союз (Н. Г.) 455
Хула — танец (Г.) 643
Хуху— молочный (пол.) 609
Хунгве—мужской союз (Н. Г.) 455
Чамори — вождь (Марианские о-ва) 732
Чилара — головная повязка из шерсти
опоссума (ар.) 229
Чуринга, чуринга нанджа, тьюрунга —
священный тотемический предмет (ар.)
90, 213, 214, 233, 249, 262—264, 266,
267, 279, 290
Эги — вожди (Тон.) 613
Энгвура — испытание огнем при
посвящении юноши (ар.) 179
Зрамата — дерево (ар.) 252
Эрора — стадия посвятительных обрядов
(ар.) 182
Эртнатулунга — тайное хранилище чу-
ринг (см.) (ар.) 213
Эрунча — злые духи (ар.) 232
Этуа, атуа — божество (Т.) 631
Юнгар — человек (австр.) 77
Юнгару— фратрия (Кв.) 154, 225
Юнго — фратрия (Кв.) 154
Яву— внутренние земли общины (Ф.)
458
Явуза — родовая группа (Ф.) 458
Ямбо — душа живого человека (кур.)
233
Ярмарра — ячменная трава (юалайи) 99
Ясана — провинция (Ф.) 546
Ятумба — вид рыбы (кариера) 225
Akalo — душа (Мал.) 470
Alirra — дети, дети братьев мужчины
(ар., т. р.) 161
Aperla — матери отцов (ар., т. р.) 161
Apillia — дочери младших сестер отцов
(араб., т. р.) 163
Arunga — отцы отцов, сыновья сыновей
(ар., т. р.) 161
Atai — душа (Б.) 470
Ataro, adaro — душа умершего (С.-Кр.)
470
Atmat— душа умершего (Н. Г.) 470
Aunga — душа (С.-Кр.) 470
Biaka — дети (араб.) 163
Duka — душа умершего, дух природы
(Санта-Крус) 470
Figona — дух природы (С.-Кр.) 470
Gammona—жены сыновей (ар., т. р.)
161
Hi'ona — дух природы (Мал., С.-Кр.) 470
Ikuntera —отцы жен (ар., т. р.) 161
Ipmunna — матери матерей, отцы
матерей жен, мужья дочерей сестер отцов,
матери жен сыновей (ар., т. р.)
161
Itia — младшие братья и сестры (ар.,
т. р.) 161
Jenkua — старец (ар.) 94
Kakua—старшие сестры (араб., т. р.)
J.DO
Kawkuka — братья матерей, отцы жен
(араб., т. р.) 163
Kupuka — младшие братья и сестры
(араб., т. р.) 163
Lakakia — «наши люди» — люди
локальной группы говорящего (ар.) 154
Lio'a— душа умершего (Мал.) 470
Luka — матери (араб. т. р.) 163
Maljanuka — мои друзья (ар.) 154
Mia—матери и их сестры (ар., т. р.)
161
Mumun — душа (Атчин) 470
Мига— матери жен, их братья (ар., т. р.)
161
Namumu — младшие сестры матерей
(араб., т. р.) 163
Natmases — душа умершего (Анеитыом)
470
Natmat см. Tamate
Nia— отцы (араб., т. р.) 163
Ninta — один (ар.) 94
Nithie— старшие братья (араб., т. р.)
163
Nowillie — сестры отцов, матери жен,
матери отцов (араб., т. р.) 163
Nupa — дочери старших сестер отцов
жены (араб., т. р.) 163
849

Okilia— старшие братья (ар., т. р.) 161
Oknia — отцы (ар., т. р.) 161
Talegi — душа (Б.) 470
Tauani, tamtegi — душа (Η. Г.) 470
Tamate, natmat—душа умершего (Б.)
Tarunga — душа (Флорида) 470
Тега — два (ар.) 94
Tbidnurra — дети сестер (араб., т. р.)
163
Thunthie — отцы матерей, дети дочерей
(араб., т. р.) 163
Tierga, turga — желтый (ар.) 264
Tindadho — душа умершего (С.-Ис.) 470
Tindalo — душа умершего (Флорида) 470
Tinda'o — душа умершего (Гуадалканал)
470
Tjimmia — отцы матерей и дети дочерей
(ар., т. р.) 161
Tomats — душа умершего (Атчин) 470
Trona, teroona — камень (Тасмания) 275
Tronutta, trowutta, tero-watta —
каменное орудие (Тасмания) 275
Umba— дети сестер (ар., т. р.) 161
Umbirna — братья жен, мужья сестер
(ар., т. р.) 161
Unawa — жены, их сестеры(ар., т. р.) 161
Ungaritja—старшие сестры (ар., т. р.).
161
Unkulla — сыновья и дочери сестер
отцов (ар., т. р.) 161
Urehi — дух природы (Мал.) 470
Vigona — дух умершего (Флорида) 470'
Vui см. Wui
Wittewa — сыновья старших сестер
отцов, мужья сестер (араб., т. р.) 163
Worra — ребенок (ар.) 94
Wui, vui— дух природы (Н. Г., Б.) 47Q

ΐν^ΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛΛ^^
оглавление
Предисловие · . . . 5·
ВВЕДЕНИЕ
Географическая среда и деление на области 9
Проблемы этнографии Австралии и Океании 24
НАГОДЫ АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ
Глава первая. История колонизации и этнографическое изучение Австралии и
Тасмании 43
Глава вторая. Происхождение коренного населения Австралии и Тасмании . . 58
Глава третья. Языки австралийцев 78
Глава четвертая. Хозяйство и материальная культура австралийцев до начала
европейской колонизации 99
Глава пятая. Общественный строй австралийцев 149
Глава шестая. Религия австралийцев 209
Глава седьмая. Народное творчество и начатки положительных знаний
австралийцев 251
Глава восьмая. Тасманийцы 272
Глава девятая. Современное положение коренного населения Австралии .... 281
Глава десятая. Англо-австралийцы и другое пришлое население Австралии . . 304
НАРОДЫ ОКЕАНИИ
Глава одиннадцатая. История открытия и этнографического изучения Океании 323·
Глава двенадцатая. Происхождение народов Океании 345
Народы Меланезии
Глава тринадцатая. Острова Меланезии 372
Глава четырнадцатая. Языки народов Меланезии 375
Глава пятнадцатая. Хозяйство и материальная культура меланезийцев . . . 393
Глава шестнадцатая. Общественный строй меланезийцев 428
Глава семнадцатая. Религия меланезийцев 460
Глава восемнадцатая. Народное творчество и начатки знаний меланезийцев 486
Глава девятнадцатая. Народы Меланезии в условиях колониального гнета . . 498
Глава двадцатая. Движение против колониализма в Меланезии 508
Глава двадцать первая. Папуасы Новой Гвинеи 513
Глава двадцать вторая. Население Новой Каледонии . . . . 528
Глава двадцать третья. Население островов Фиджи . . . 540
851

Народы Полинезии и Микронезии
Глава двадцать четвертая. Острова Полинезии 554
Глава двадцать пятая. Языки полинезийцев 558
Глава двадцать шестая. Хозяйство и материальная культура полинезийцев
в прошлом 581
Глава двадцать седьмая. Общественный строй полинезийцев в прошлом 607
Глава двадцать восьмая. Религия полинезийцев в прошлом 622
Глава двадцать девятая. Зачатки науки, искусство и развлечения у полинезийцев 634
Глава тридцатая.Население Гавайских островов 646
Глава тридцать первая. Население острова Пасхи 659
Глава тридцать вторая. Народы Полинезии в колониальный период . . . . · 670
Глава тридцать третья. Народы Новой Зеландии 686
Глава тридцать четвертая. Микронезийцы 729
3 А К Л: Ю Ч Ε н;и Ε 763
ПР И Л О Ж Ε Η И Я 775
Список литературы 777
Список иллюстраций 792
Список карт и карт-схем 803
Список заставок и концовок · 805
Указатель 809
Глоссарий , · · ". · 842
Народы Австралии и Океании
Утверждено к печати Институтом этнографии Академии наук СССР
Редактор издательства Б. И. Шаревская. Технический редактор Н. И. Москвичева
Художник А. А. Люминарский
РИСО АН СССР № 130—83В. Сдано в набор 26/Х 1955 г. Подп. в печать 27/VIII 1956 г. Формат бум.
70χ1084ιβ. Печ. л. 53»/4 =72,95 + 16 вкл. Уч.-изд. л. 72,5. Тираж 6000. Т-09413. Изд. № 2750.
Тип. зак. 2048
Цена 46 р.
Издательство Академии наук СССР. Москва, Б-64, Подсосенский пер., д. 21
2-я тип. Издательства АН СССР. Москва, Г-99, Шубинский пер., д. 10

ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ
Стр.
6
22
88
90
143
147
162
246
407
470
513
620
749
758
786
787
790
790
791
802
823
Строка
8 сн
Табл., графа
«Общая численность»
13 сн.
17 сн.
9 сн.
подрисуночная
подпись
подрисуночная
подпись
27 сн.
22—21 сн.
6 сн.
И св.
4 сн.
3 сн.
15—14 сн.
4
26 св.
11 св.
22 св.
9 св.
10 св.
6 сн.
14 св.
16 сн.
Напечатано
выведены
11,68
45
unta
О-в
Западная
Австралия
двоюродными
востол
к ней
figola
эквалипты
товау
Так как камень
здесь
256,5 тыс.
Alinguistic
Academae
Kncient
Auykenda'l
Spochr A. Maguro
Majuro'a
(Вашингтоновы,
«Разбойничьи»)
Должно быть
выверены
11,6
15
nga
03.
Северная территория
троюродными
восток
к Микронезии
figona
эвкалипты
товае
Так как пригодный
для поделок камень
здесь
56,5 тыс.
A linguistic
Academiae
Ancient
Kuykendal
Spehr A. Majuro
Majuro, a
(Вашингтоновы) о-ва
Народы Австралии и Океании.

ДОПОЛНЕНИЕ К СПИСКУ ЛИТЕРАТУРЫ
ПО РАЗДЕЛАМ «НАРОДЫ АВСТРАЛИИ И ТАСМАНИИ»
И «НАРОДЫ ОКЕАНИИ»
Ефименко П. П. Первобытное общество. Изд. 3-е, Киев, 1953.
Золотарев А. М. К истории ранних форм группового брака. «Ученые записки
Исторического факультета Московского областного пединститута», т. II, М., 1940.
Никольский В. К. Очерк первобытной культуры. Изд. 1-е и 2-е, М., 1923;
изд. 3-е, М., 1925; изд. 4-е, Харьков, 1928.
Никольский В. К. Протонеолит. Труды Первой всесоюзной конференции
историков-марксистов, т. П. Изд. Коммунистической академии, М., 1930.
Никольский В. К. История первобытной общины. Докторская диссертация.
Рукопись. М., 1943 (хранится в библиотеке им. В. И. Ленина).
Никольский В. К. История первобытного общества. Учебно-методическое пособие.
Учпедгиз, М., 1949.

10
120 к востоку от Гринвича
130
140
S
*j ο-βα Сула о ©СЪ · \ Л\
A\e-*8UH
в
150
о-ва Адмиралтейства;^"О.^Манус £j>J> # τη
4\«,SZb^\ "λ °-ва Сент-Маттиас Г\ **
160
^Банимо
ΙαβΟΗεά'ΰ
ifa.
/'///Ί"\\,ι'"''/
^
Ε
И " Η ШчГ НОРЕ БАНД*
з.Ветар.^.
Ι—Ч .
•^.£·*'
*_?■
о. фредерик-Хенбрик Д^. ,
φ У Ρ С К О £
О- Ьук
0 Λ"
^ Архипелаг Бисм
Т»
Богаоъи
кЫ
?£
JiMaceak
О—
-^^в~_з Jay*. ->^_
^ ^ς->^<: норт-Морсби
—— 7о/?р ее όβ -проJ"—hi
":J^
\Ъ-
'Торресов-проА.
«^
jn-oe
rTeun-Йорн
. Нар
»тье
ΨΑ
-об Арнхемленб
_,Бйр<^
/ &0· Гроте-Эйламдт
залив
Карпентария
• Новая Ирландия
-W , ^йт0Лл "Угурип
\Κυκοη'ο Ч<Д
^ \°С0Ь агпол-.лТаУ9 <-ι
о. 6ука\$Р >7 ^ ι
\ί> Бугенвиль 0 ^ ^Г Шо^*ава
о-ва Тробриан ' 0_ва ^ 'J i^yv ^J0/
-^I>^£__^ ^
'оЦГъо^
-Ч,
°o
i. У?^е,кА
)i К
Ε Б
Ε Ρ Η __Α Я
Доббин
'°Ртеск<
зШОу,
У.Мамнт-Айза,
_. Даджарра
Μ Ο ρ E
' \
cP<<
.а
Ν-,
130
„СОИ1
' /~^~' ^ Даджарра\Ь β ^ <Π υ
- У " ~ *=Щ Виримган iL
\Арама% \ \ ^. "η
';|||Ч ^■'■■пгиня виктория: .::.';. ч ,>-4>^ν: Д LI-ACCU $г > {^Ч^у^З
7т>» ■'· .ПУСТЫНЯ ttn.'S} г·.:. .;.;.;--\' "L ' . „у. Эйр/, у. r/f с.> - 'ЛГоян,™^/ ' ', \Г ' ' ^^«'
•^'•««n»t' "·· ; ΙΜΗ14 ^V^Mpv ·.:.·£···;·> 1 • ДирранбандиЯ^Я.
idemo» Лейвер«10» ι, , Χ·? · ί·:·;··.···Ι & V "Λ^—^
\ : %T7rl ■ ^/ ( УОАгл¥птУ^у-
Ju»
ю
ί?! A"'·'"""
■:-/.-Л
3
5P.W·:·
.Калгур^и
apx/pe^^
-^*—^rf Австралийский
Волыиои wL ^
залив
оз,Торренс<-( (, ^ Нн
, №ρκ
БрЪкен-Хилл УКо**Рп
i
^
0 ο-βα Три-Нингс
s-yM Северный
»0кленд
ι^ - ^>п\Гамильтон
1 о. Северныйν^-ν' л
Нью-ПлимуТ/б( \^i ^Гисб0П
Уонга1нуиъХ АНеЙПИР
Кинг cm он^
1 & ^Ньюкасл ' /п с/ ±_ ^^гануй^сууеипир ι
* I (n^mU'JJJ1/ '
Нельсон^СРВЕЛЛИНГТОН
ά-
Λ·
по
120
130
140
Η Стэнли Ч
о ТасманияЧ
Дрбарт
150
Гре имут
Крайстчерч
ьинверкаргилл
■ "о. Стюарт
170
АВСТРАЛИЯ И НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ
Народи Австралии π Океании

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРТА ОКЕАНИИ