Британия и Россия - Трухановский В.

Author: Трухановский В.
Tags: история история стран
ISBN: 5-201-00480-6
Year: 1997
Similar
Россия и Британия 03. В мире английской истории
История страны в документах архивов ФСБ России
Викинги Британии
Против происков империалистических поджигателей войны
Text
                    

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
INSTITUTE OF UNIVERSAL HISTORY
ASSOCIATION FOR BRITISH STUDIES
SJWSMM
Moscow
1997
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
АССОЦИАЦИЯ.БРИТАНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ъръшмия
14 (РОССИЯ
Москва
1997
ББК 63.3
Редколлегия
акад. В.Г.Трухановский (отв.редактор), член-кор. А.О.Чубарьян,
к.и.н. Е.Ю.Полякова (зам.отв.редактора),
к.и.н. Н.П.Калмыков, д.и.н. Г.С.Остапенко, к.и.н. Н.А.Попова,
к.и.н. С.А.Соловьев, к.и.н. Л.Ф.Туполева
Рецензент
к.и.н. А.С.Намазова
Б Британия и Россия. Перевод английских статей выполнен к.и.н.
Н.Н.Яковлевым, к.и.н. Е.Ю.Поляковой — М., ИВИ РАН, 1997. — 293 с.
Данный сборник — результат деятельности созданной в марте 1992 г.
’’Ассоциации британских исследований”. Это — совместный труд россий-
ских и британских ученых, в котором нашли отражение сюжеты, так или
иначе затрагивающие интересы каждой из стран: политические, историчес-
кие, культурные. Создатели сборника стремились к тому, чтобы представ-
ленные в нем проблемы несли частицу исторического опыта как Британии,
так и России, отражали контакты, а может быть, противоречия между двумя
странами, т.е. то, что было бы интересно и российскому и английскому чи-
тателю.
ISBN 5-201-00480-6
Б^^безобъявл.
ISBN 5-201-00480-6
ББК 63.3
S Коллектив авторов, 1997
Институт всеобщей истории РАН, 1997
© А.И.Саплин, оформление, 1997
ОТ РЕДАКТОРА
Настоящий том научно-исследовательских статей под общим
заглавием “Британия и Россия” представляет на суд российского
и британского читателя “Ассоциация британских исследований”
в России. Появление на свет ассоциации англоведов — это зна-
мение нашего времени, реальное проявление процессов, про-
исходящих в исторической науке в последние годы.
На исследовательскую деятельность российских (а в значитель-
ной степени и британских) историков на протяжении почти
полувека сильное отрицательное воздействие оказывала “холод-
ная война”. В конце 80-х годов положение радикально из-
менилось: “холодная война” закончилась, в деятельности россий-
ских историков наступила принципиально новая эпоха, прежние
политические и идеологические факторы отрицательного толка
отныне не определяют их деятельность. Идеологическая узда,
серьезно связывавшая творческую деятельность ученых, снята.
Административная регламентация научной работы историков
также ликвидирована или претерпела серьезные изменения.
Возникла возможность стесняющие творчество адми-
нистративные формы ликвидировать, изменить или дополнить
различными общественными формами. Новые структуры соз-
даются путем свободного творчества отдельных групп историков,
связанных профессиональными интересами. Так появились раз-
личные центры, ассоциации, клубы и т.п. И среди них —
“Ассоциация британских исследований”, члены которой под-
готовили эту книгу.
История Ассоциации невелика. В начале 1992 года группа
молодых историков, изучающих Великобританию, при участии
ученых среднего поколения, выступила с идеей создания ассоци-
ации англоведов. Идея встретила активную поддержку со
стороны дирекции Института всеобщей истории. Была проведена
большая подготовительная работа, в которую включились де-
сятки людей. 11 марта 1992 года состоялась презентация новой
организации. Интересы Ассоциации концентрируются прежде
всего на содействии исследованию в России истории Британии и
создании соответствующих научных и научно-популярных книг.
Основной состав Ассоциации — это историки, занимающиеся
Англией, Британской империей. Англоведы объединились, чтобы
знать, кто из них чем занимается, обмениваться научной
информацией, обсуждать в “клубной” обстановке возникающие
новые мысли и идеи, а также, по желанию авторов, научные
концепции и книги.
Вторая, весьма важная часть их работы — это контакты,
общение с английскими коллегами. В нашей Ассоциации англий-
ские гости должны найти дружескую, теплую обстановку, иметь
возможность встретиться неофициально с интересующими их
5
людьми, получить необходимую помощь в том, чтобы их приезд
к нам был плодотворным и приятным.
Эти контакты уже действуют на регулярной основе; они оп-
ределили содержание данной книги. Из 25 статей 15 принад-
лежат российским авторам, а 10 — написаны английскими уче-
ными. Профессиональный уровень английских исследователей
высок. Российский авторский коллектив включает в свой состав
ведущих наших англоведов.
Тематика статей имеет весьма широкий диапазон, как проб-
лемный, так и хронологический. Английскому парламентаризму
посвящены три статьи: первая занимается его истоками, тре-
тья — сегодняшней деятельностью британской парламентской
системы. К британскому парламентскому историческому опыту
интерес в России сейчас очень велик. Солидный блок статей
посвящен обширной и весьма актуальной в научном и поли-
тическом плане теме внешней и колониальной политики Вели-
кобритании. Раздел интересен тем, прежде всего, что в нем пред-
ставлены пять крупных британских специалистов наряду с
известными российскими англоведами.
Следующий раздел под общим названием “Политика и куль-
тура” объединяет такие крупные и важные темы, как история
Второй мировой войны и роль в ней Советского Союза и
Британии, исследования о культурных связях между двумя
странами, социальные проблемы, вопросы филологии и такой
актуальный для британской истории вопрос, как ирландский.
Предполагается, что в дальнейшем за этой книгой со временем
последуют другие тома, и, вероятно, авторское формирование
будет развиваться по принципам, заложенным в этом томе. Нас
радует готовность британских коллег и наших специалистов,
включая молодежь, вступающую сегодня в науку, которая будет
определять ее следующий период, активно участвовать в
дальнейших публикациях Ассоциации.
Сегодня звучит пожелание к российским историкам о “перепи-
сывании истории”. Безусловно, многие наши исторические книги
не отвечают требованиям времени, включая и книги по истории
Британии.
В то же время следует учитывать, что многие исследования,
сделанные в годы “холодной войны” и в недавнее время, имеют и
сейчас весомую научную ценность и находят дорогу к читателю.
Изучение истории Великобритании в России имеет давнюю
традицию. Известные историки “русской школы” англоведения
конца XIX — начала XX вв. П.Г.Виноградов, М.М.Ковалевский,
А.Н.Савин и ряд других в своих фундаментальных исследо-
ваниях поставили изучение английской истории в России на
европейский уровень. Социально-экономическая история Англии
нашла блестящих исследователей среди наших медиевистов.
Большое значение русской исторической школы в изучении
социальных проблем британской истории сохраняется и поныне.
С учетом роли Великобритании в прошлом и в современном
мире интерес к исследованию ее истории и культуры в нашей
стране остается значительным. Однако необходимость перера-
ботки ряда наших исследований по британской истории не
6
вызывает сомнений. Причем чем ближе к нашим дням иссле-
дуемый период английской истории, тем более уязвимы труды, в
которых он исследуется.
Не следует, однако, рассматривать эту ситуацию как нечто
чрезвычайное, из ряда вон выходящее. Если обратимся к опыту
наших британских коллег, то увидим, что требования “пере-
писывания истории” страны звучали и в Британии часто, причем
в выражениях, весьма напоминающих те, что можно сегодня
услышать у нас относительно истории СССР — России.
Еще в 1735 году крупный английский государственный дея-
тель, представитель английского Просвещения Болингброк заяв-
лял: “Наши великие ученые возились и продолжают возиться с
баснями...”1 — в результате “...история превращается очень
часто или в лживый панегирик, или в пасквиль, ибо разные
народы и разные партии внутри одного народа клевещут друг на
друга без всякого уважения к истине...”2. Болингброк говорит о
тех, “кто заведомо извращает историю...” и заключает: “поистине
должен быть слеп тот, кто принимает историю какой бы то ни
было религии или народа, а в еще большей мере — историю
какой-либо секты или партии, не имея возможности сопоставить
ее с другой исторической версией. Здравомыслящий человек не
будет так слеп”3.
Через сто лет государственный деятель Англии Бенджамин
Дизраэли излагал те же мысли. Он писал: “Говоря обобщенно, в
нынешней версии истории все важнейшие события искажены,
большинство важных побудительных моментов скрыты, ряд
основных исторических личностей никогда не упоминается и все
деятели, которые фигурируют, совершенно не поняты и даны в
искаженной интерпретации, вследствие чего результатом явля-
ется полнейшая мистификация”4.
Наконец, уже в наше время английский историк Дэвид Каллео
пишет: “...постоянно появляются новые толкования... Каждый
последующий период с его опытом и нуждами неизбежно видит
то, что ему предшествовало, иными глазами. Новые проблемы
современности непрерывно порождают новое толкование прош-
лого, и почти в каждом новом периоде историки вынуждены
давать свои собственные трактовки того, что было ранее... Ис-
торики не могут с легкостью избежать ответственности перед
своим временем”5. Каллео приходит к выводу, что каждая исто-
рическая концепция живет свой собственной жизнью и что
“...каждая эпоха занимается поисками отвечающего ее нуждам
своего толкования истории”6.
Эти периодические требования по-новому писать историю
объясняются просто: историческая наука — это живой, посто-
янно развивающийся организм. Следовательно, новые поколения
историков тоже будут писать историю по-своему. И это зако-
номерно и для Англии, и для России, и для других стран.
У нас сейчас начинается новая эпоха в историческом англо-
ведении. Естественно, успех науки на этом важном ее этапе будет
зависеть во многом от кадров, от того, насколько талантливые
люди будут пополнять ряды исследователей. Английский историк
Дэвид Томсон, рассуждая о современном положении в британ-
7
ской истории, приводит следующие слова Оскара Уайльда: “Лю-
бой дурак может творить историю. Но чтобы ее написать, нужен
гений”'. Гении встречаются крайне редко и в России, и в Ан-
глии. Так уж распорядилась природа. Однако способные, талан-
тливые люди всегда были среди историков обеих стран. Следует
надеяться, что так будет и впредь. У нас возникает новая школа
российских англоведов из тех, кто сегодня только входит в
историческую науку.
Российско-английские, советско-английские отношения — те-
ма, на которой наиболее сильно отразился тенденциозный подход
в старых книгах некоторых советских англоведов. Это объяс-
няется рядом идеологических и политических причин, но также
и сложностью этих отношений, насчитывающих несколько веков,
их острым политическим характером. Россия и Британия были
великими державами, их роль в мировой истории огромна,
крайне велико их воздействие и на исторические судьбы друг
друга, на их внутреннее развитие.
Для отношений нашей страны с Британией характерен уди-
вительный феномен. За последние два столетия Россия и Бри-
тания прошли через три великие войны, когда им грозила страш-
ная опасность и речь шла о выживании государств и народов. В
этих трех эпохальных испытаниях обе державы объединились в
тесном союзе против общего врага, сплачивали вокруг себя в
мощных коалициях другие страны и в результате обеспечили три
величайшие в мировой истории победы. Но как только эти
победы одерживались, союзнические отношения разрушались и
сменялись острой конфронтацией.
Имеется в виду совместными усилиями одержанная в начале
XIX века победа в наполеоновских войнах. После победы в пер-
вой мировой войне, в которую внесли огромный вклад Россия и
Британия, отношения между ними опять же стали конфрон-
тационными. Наконец, во второй мировой войне 1939-1945 гг.
угроза для обеих стран со стороны Германии и ее союзников была
самой страшной за всю историю. Тесный союз СССР и Англии
вместе с США и другими странами снял эту угрозу и обеспечил
огромного исторического значения победу. Но не успели
умолкнуть орудия, как союзнические отношения между
Советским Союзом, Британией и США начали перерождаться в
конфронтацию, и открылся длительный период “холодной
войны”.
Написаны на эти темы тысячи книг и в России, и в Британии,
и в других странах. Авторы ищут ответ на вопрос: “Кто ви-
новат?”. Кто вообще несет ответственность за троекратную смену
союзнических отношений конфронтацией между двумя страна-
ми? Вероятно, в одном случае больше виновата одна сторона, в
другом — другая, а в третьем — у обеих сторон ответственность
примерно равная. Убедительный ответ на эти вопросы еще
призваны дать историки с глубоко научных, объективных и
беспристрастных позиций.
Крайне важно нам утвердить в англоведении и в исторической
науке вообще принцип действительного плюрализма мнений и
8
взглядов. Интересен английский опыт в этой области. Он
утвердился и существует очень давно.
Конец XX века насыщен историческими событиями, порож-
дающими у народов огромный эмоциональный накал. Исто-
рик — часть народа, и он подвержен воздействию мощных
страстей своего времени. Ему трудно удержаться на нейтраль-
ных, объективных позициях, нелегко придерживаться совета
Тацита, который говорил, что историку следует вести свое по-
вествование, не поддаваясь любви и не зная ненависти. Трудно,
но необходимо.
Сегодня, когда в России идет речь о “переписывании истории”,
нам представляется разумным совет известного русского
историка еще дореволюционных лет, видного деятеля кадетской
партии А.А.Кизеветтера. В 1928 году в эмиграции в Праге
профессор Кизеветтёр писал: “...Теперь нередко приходится
слышать толки о том, что при великих бедствиях, в которые
ввергнута в настоящее время наша отчизна, грешно жаловаться
на прежние непорядки. И даже порой обнаруживается наклон-
ность идеализировать прошедшее в указ настоящему. Я не могу
разделить такого рода настроений. В изложении исторических
фактов идеализация так же вредна, как и преднамеренное
сгущение черной краски. Нужна только правда, которая всегда
постоит сама за себя”8. Этот “совет издалека” сегодня пред-
ставляется мудрым.
Ассоциация англоведов надеется время от времени в даль-
нейшем выпускать аналогичные настоящему тома, в которых
российские и британские историки будут на равных дружески
сотрудничать по проблемам, представляющим взаимный интерес.
Нам представляется, что британские историки так же
заинтересованы в тесном научном сотрудничестве с нами. Со-
бытия второй половины XX века в мире не могли не сти-
мулировать в Англии интерес к глубокому познанию России,
которую, сейчас, как и прежде, британские ученые и политики
продолжают считать непредсказуемой. Уинстон Черчилль, кото-
рый занимался Советским Союзом — Россией ряд десятилетий,
так резюмировал свой итог: “Россия — это загадка, окутанная
тайной — и все это внутри чего-то непостижимого”9.
Этим не исчерпывается сфера взаимных научных интересов
историков двух стран — проблем много. И эти проблемы рос-
сийским и британским коллегам историкам предстоит решить на
историческом переломе — меняется не только Россия, из-
меняется весь разнообразный мир за ее пределами. Это неиз-
бежно повлечет за собой радикальные изменения и в мировой
исторической науке, важнейшей составной частью которой явля-
ется историческая наука России и Британии. Американский
историк Джон Лукас замечает: “Скорее чем конец истории, мы
наблюдаем сегодня конец современной эпохи”10 . А его англий-
ский коллега Томсон утверждает: “Новая фаза изучения истории
как раз сейчас и начинается”11 .
Этими проблемами озабочены и американские историки. Жур-
нал “Амэрикэн Хисторикал ревью” напечатал обращение пре-
зидента Американской Исторической Ассоциации в 1988 году
9
Акиры Ирие, которое заканчивается так: “Мне представляется,
что память — это драгоценнейший дар для всех стран и культур,
и профессия историка здесь и во всем мире заключается в том,
чтобы этот дар постоянно подтверждался, чтобы прошлое было
передано современности. Конечно, это будет не единое прошлое, а
столько вариантов прошлого, сколько запомнили отдельные
люди, но сумма этих запомнившихся прошлых составит
наследство цивилизации, преемниками которой мы все
являемся”12 .
Мудрые слова! Их следует понять так, что всемирная исто-
рическая наука — это единый результат суммарных усилий всех
историков, независимо от того, где они живут и творят, на каких
идеологических позициях находятся. Эту идею можно только
приветствовать, ибо она подразумевает конструктивное
сотрудничество всех историков и предусматривает истинный
равноправный плюрализм мнений.
Академик ВТ.Трухановский
1	Болингброк. Письма об изучении и пользе истории. - М., 1978. С.29.
2	Там же. С.47.
3	Там же. С.49.
4	Disraely В., Cibil L. 1846. Р.17.
5	Calleo D.P. Beyond American Hegemony. Brighton. 1987. P.130.
6	Ibid. P.131.
7	Thomson D. The Aims of History. London, 1960. P.16.
8	А.А.Кизеветтер. На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914
гг.). Прага, 1929. С.8.
$ Edmonds R. The Big Three. L., 1991. P.160.
10	Lukacs J. The End of the Twentieth Century and the End of the Modem
Age. N.Y., 1993. Supercover.
11	Thomson D. Op. cit. P.93
12	American Historical Reveiw. February 1989. P.10.
10
К ЧИТАТЕЛЮ
Отношения между Россией и Англией давно и прочно прив-
лекают внимание историков и экономистов, специалистов-поли-
тологов, деятелей культуры и искусств.
Эти отношения имеют глубокую и прочную традицию. Две
крупнейшие державы как бы окаймляют европейский континент
на востоке и западе. Специфическое географическое положение в
течение многих десятилетий порождало многочисленные дискус-
сии об их принадлежности к Европе.
В России эти споры определились тем, что она расположена и в
Европе, и в Азии, ее история, культура и ценности то приб-
лижали, то отдаляли ее от Европы.
Великобритания, расположенная на островах, органически
принадлежала Европе, имея общие демократические традиции и
ценности, в то же время всегда несколько отделяя себя от
континентальной Европы.
Сейчас в связи с новыми дискуссиями о будущем европейской
интеграции в Англии с особой силой ведутся споры между так
называемыми евро-оптимистами и евро-скептиками.
Ныне, в конце XX столетия, может быть, как никогда ранее,
ощущается такое единство Европы, которое базируется на куль-
турной идентичности, на общих экономических интересах, на
демократической традиции и ценностях, на общей ответствен-
ности за судьбы Европы, за ее безопасность и будущее.
И в этом сложном и противоречивом процессе Россия также
ищет свое место и свою роль. Мы обращаем все большее вни-
мание на исторические связи России с Европой, на необхо-
димость использования исторического европейского опыта для
развития и упрочения европейской демократии.
В общей системе и структуре европейских связей важное место
принадлежит взаимоотношениям различных европейских стран и
народов.
В этом контексте истории русско-английских отношений тра-
диционно отводится большое значение.
Общая история этих отношений имела свои взлеты и падения,
спады и подъемы.
Мы обращаем свое внимание на истоки экономических и куль-
турных связей, на роль Петра I, давшего важный импульс этим
отношениям.
Для нынешней российской политической системы, для наших
демократических преобразований остается непреходящей ценнос-
тью история английского парламентаризма. Британский парла-
мент — самый старый в Европе, послужил неким примером и
прообразом формирующейся парламентской системы во многих
странах Европы.
11
Российские историки в последние годы опубликовали специ-
альные труды по истории британского парламента, провели кон-
ференции и круглые столы. Очень важно, что этот исторический
опыт анализируется не просто в аналитическом плане, а во
взаимосвязи с нынешними российскими реалиями.
Отдельная большая тема — история экономических и куль-
турных отношений между Великобританией и Россией. Торговля
и совместные экономические проекты меняли свой ритм и
интенсивность, но в целом они всегда сохраняли определенную
устойчивость: даже в самые трудные периоды наших отношений
определенный уровень торговли и экономических связей оста-
вался неизменным.
Британская культура в России и российская в Англии — эта
тема также имеет уже свою историю и историографию.
Помимо традиционных сюжетов, вроде таких, как Шекспир
или Диккенс в России и Достоевский, Толстой и Чехов в Анг-
лии — все больший интерес вызывает проблема образа Англии и
англичан в России и соответственно — образа России и русских в
Великобритании.
Этот аспект, привлекающий все возрастающее внимание в
мировой историографии, предполагает междисциплинарный ком-
плексный характер. Исследования подобного рода касаются не
только культуры исторических и политических вопросов, но и
культурно-психологических факторов. Чрезвычайно интересен
вопрос о том, как русские "смотрятся" в Англии и каковы
представления русских об англичанах.
Здесь исследователи уже имеют дело с изучением стереотипов,
которые устойчиво укоренились в сознании обоих народов. Мы
до сих пор еще мало представляем себе, что влияет на эти
стереотипы, как позитивные, так и негативные. На них влияет и
историческая память. Российские ученые должны объяснить,
почему, например, образ немца в России иногда более дру-
желюбен, чем образы некоторых других европейских народов,
хотя на протяжении по крайней мере XX столетия мы имеем
трагический опыт двух мировых войн, где русские и немцы
воевали друг с другом.
Применительно к англо-русским взаимным представлениям
было бы важно и интересно проследить эволюцию этих пред-
ставлений на разных исторических этапах и выявить факторы,
способствующие формированию позитивных взаимных представ-
лений.
Даже беглый взгляд на историю англо-русских отношений
показывает, что в общеисторическом плане наши две страны
накопили большой опыт доброжелательных и даже союзнических
отношений. Мы были союзниками в Наполеоновскую эпоху, во
время I мировой и, конечно, во II мировой войнах.
В то же время за исключением Крымской войны и весьма
короткого периода 1918-1919 гг. наши страны не воевали и не
враждовали друг с другом.
Даже в геополитическом плане интересы России и Велико-
британии мало сталкивались друг с другом.
12
Конечно, в течение длительного времени некоторое напря-
жение между двумя странами иногда существовало в районе
Среднего Востока, но оно не переходило в сильную кон-
фронтацию.
Уместно вспомнить в этой связи и драматический период
1940—1941 гг., когда несмотря на существование германо-
советского пакта, советская страна в итоге не пошла на из-
вестные предложения Гитлера включить СССР в раздел сфер
влияния на Среднем Востоке и тем самым столкнуть его с
Великобританией.
Член-корреспондент РАН
А.О.Чубарьян
13
ОТ БРИТАНСКОЙ СТОРОНЫ
Мне повезло: я был в Москве в марте 1992 года и при*
сутствовал на учредительном собрании Ассоциации британских
исследований. Я с удовольствием узнал о публикации, которую
подготовила Ассоциация, и пользуюсь случаем, чтобы пожелать
успеха этому начинанию. Мы должны горячо приветствовать все,
что способствует лучшему взаимопониманию и более тесным
связям между нашими странами.
Я считаю, что в этой области мы достигли существенного
прогресса со времени моего первого визита в Москву в 1974 году
с группой британских историков, возглавляемой профессором
Джеффри Диккенсом, директором Института исторических ис-
следований Лондонского университета, а также секретарем по
иностранным делам Британской Академии. Я должен сознаться,
что приехал в Москву с чувством подозрительности и преду-
бежденности. В 1968 году я в составе группы историков должен
был ехать в Чехословакию, но после известных событий наш
визит, естественно, был отменен. Когда в 1974 году я приехал в
Москву, чехословацкие историки, с которыми мы собирались
обсуждать научные проблемы, водили трамваи или работали в
котельных.
Но не только я был полон подозрительности и предубеждений.
Те же чувства испытывали и многие советские люди, пола-
гавшие, под воздействием сталинской пропаганды, что любой
человек из Западной Европы является либо шпионом, либо
потенциальным врагом советского народа. Официально иност-
ранцы должны были держаться на расстоянии. Тот, кто уста-
навливал с ними дружеские отношения, рисковал получить не-
приятности от советских властей. Бюрократизм, множество воен-
ных и очереди в московском аэропорту, а также тщательное
наблюдение за нами в гостинице “Украина”, в которой мы тогда
остановились, не уменьшили моего страха.
Но моя предубежденность вскоре исчезла благодаря дружес-
кому приему, оказанному нам русскими историками. Глубокий
водораздел пролегал между советскими властями и большин-
ством советского народа. Многие страдали из-за политического
режима, но не могли свободно об этом говорить, хотя, как я
впоследствии понял, анекдоты, которыми они спокойно обмени-
вались, свидетельствовали о том, что они достаточно четко
представляют истинное положение вещей. Во время этого визита
я завел в Москве друзей и с некоторыми из них начал пере-
писываться, насколько это позволяли длительные почтовые
задержки и понимание того, что власти в России не одобряют
14
граждан, которые слишком часто переписываются с иност-
ранцами. Мы с профессором Диккенсом сделали все, что в наших
силах, чтобы пригласить в качестве гостей Британской Академии
российских историков-англоведов для работы в наших архивах и
библиотеках. Официальные приглашения были посланы в Мос-
кву, но те, кого мы приглашали, не смогли ими воспользоваться:
им было отказано в выезде из страны. Мы были очень огорчены,
когда лишь очень незначительная часть этих историков-англо-
ведов оказалась в составе группы, прибывшей с ответным ви-
зитом в Лондон в 1978 году.
Мои контакты с Москвой стали теснее с 1979 года, когда я
сменил профессора Диккенса на посту председателя Британского
Национального комитета историков, а секретарем комитета стал
профессор Майкл Томпсон, возглавивший после профессора Дик-
кенса Институт исторических исследований Лондонского уни-
верситета. В 1980 году на Международном конгрессе истори-
ческих наук в Бухаресте я был избран в оргкомитет конгресса.
Туда же вошел и крупный специалист по Китаю и Дальнему
Востоку академик Тихвинский, с которым мы быстро подру-
жились.
Следующая англо-русская встреча, проходившая в Москве в
1982 году, знаменовала наступление новой эры. Перед этим, в
октябре 1980 года, я вместе с женой приехал в Москву, чтобы
подготовить нашу встречу. Здесь мы завели много новых друзей,
но я был особенно рад вновь встретить тех, с кем познакомился
шесть лет назад. Мы провели несколько дней в Армении, где
познакомились с армянскими историками. Это — единственное
место, где я был кроме Москвы (не считая Загорска). Хотя
политическая атмосфера между нашими странами продолжала
оставаться прохладной, отношения, установившиеся между исто-
риками, были значительно теплее. Когда мы вновь приехали в
Москву в 1982 году с представительной группой британских
историков, атмосфера была очень дружеской. Она предвосхитила
эру Горбачева. Британские историки встретились со студентами
Московского университета, где я был в 1980 году, поскольку еще
до этого познакомился с преподавателем университета Сергеем
Соловьевым, находившимся в Лондоне в годичной командировке.
Профессор Кукушкин, декан исторического факультета, был
чрезвычайно гостеприимен. Что же касается студентов, то как во
время моего визита в 1980 году, так и в 1982 году они задавали
очень острые вопросы. Профессор Кукушкин предложил орга-
низовать приглашения британских историков для работы на
историческом факультете на той же основе, как работают ученые
из США; но, к сожалению, мне так и не удалось найти в Бри-
тании средства, чтобы реализовать эту возможность. Однако об
этом предложении не стоит забывать. Быть может, Ассоциации
британских исследований удастся оживить эту идею. Историки
из Великобритании могли бы приезжать в Россию на несколько
месяцев в году, принимать участие в работе Института всеобщей
истории, а также университета, путешествовать по России с
лекциями, проводить семинары или просто отвечать на вопросы о
15
жизни в Великобритании. По возвращении они могли бы де-
литься опытом об их работе и жизни в России.
После 1982 года значительное число российских историков
побывало в Британии и Северной Ирландии, а появление факсов
позволило нам быстро и эффективно поддерживать связь. Ис-
пользуя архивные материалы Лондона и Москвы, мы смогли
организовать совместные исследовательские проекты, такие, на-
пример, как работа о создании московского метро. Мы делали все
возможное, чтобы молодые российские историки получали в
Британии финансовую поддержку для проведения исследова-
тельской работы. Благодаря их владению двумя языками, они
могут работать над исследовательскими проектами на предло-
женные исторические темы, отражая как британскую, так и
российскую точки зрения.
Тем временем в руководстве исторической наукой произошли
изменения. Профессор Чубарьян сменил академика Тихвинского
в качестве члена оргкомитета Международного конгресса исто-
рических наук. Я могу засвидетельствовать, что оба они явля-
ются выдающимися представителями российской академической
исторической науки. Значительные перемены произошли и в
Британии. Хотя британская Академия по-прежнему поощряет и
финансирует приезд ученых из других стран, а также наши
поездки за рубеж, она больше не считает Британский Нацио-
нальный комитет своей составной частью. С конца марта
1983 года он подчинен Королевскому Историческому Обществу и
располагается не в Институте исторических исследований, а в
штаб-квартире Королевского Исторического Общества близ лон-
донского университетского колледжа. Профессор Томпсон и я
ушли с постов секретаря и соответственно председателя Бри-
танского Национального комитета. Вместо нас эти должности
займут более молодые сотрудники Королевского Исторического
Общества, хотя и Майкл Томпсон, и я будем принимать участие в
деятельности комитета. Преемственность будет сохранена. Я
надеюсь, что и в дальнейшем буду встречаться с моими русскими
друзьями-историками как в Лондоне, так и в Москве, а также
надеюсь на встречи на Конгрессах.
И наконец, последнее, но не менее важное: я должен вновь
подчеркнуть то, о чем говорил на первом заседании Ассоциации
британских исследований в марте 1992 года. В течение многих
лет Британский Совет оказывал нам существенную помощь: все
британские послы в Москве проявляли максимальное гостепри-
имство к гостям из Великобритании, а также к их русским
хозяевам. В настоящее время финансирование поездок британ-
ских историков в Россию санкционируется представителем Бри-
танского Совета в Москве, а не его Главным управлением в Лон-
доне. Для успешной деятельности Ассоциации ей следует поддер-
живать тесный контакт с московским отделением Британского
Совета.
Желаю Ассоциации процветания.
Профессор
Теодор Баркер
16
Из ИСТОРИИ АНГЛИЙСКОГО ПАРЛАМЕНТА
У ИСТОКОВ АНГЛИЙСКОГО
ПАРЛАМЕНТАРИЗМА
О.В Дмитриева
Еще в XVIII веке устами Монтескье Европа признала, что
“англичане превосходят другие нации в набожности, торговле и
свободе”. Для русского общества последняя категория всегда
представляла высшую духовную ценность, которая тем не менее
оставалась невоплощенной ни в юридически оформленных нор-
мах, ни в практике государства. Когда в начале двадцатого сто-
летия здесь развернулась борьба за легализацию политических
партий и созыв представительного органа — Думы, многие
либеральные современники видели ее прообраз в английском
парламенте, служившем символом цивилизованной конститу-
ционной монархии. Однако парламентский опыт дореволюцион-
ной России оказался слишком недолгим, чтобы привить граж-
данам навыки участия в выборах и в работе представительных
органов. После революции при номинальном сохранении послед-
них в виде съездов Советов или Верховных Советов, реальная
власть быстро переместилась в руки доминирующей полити-
ческой партии. И лишь возрождение принципов парламента-
ризма в новейшую эпоху, переживаемую нашим обществом,
вновь привлекло внимание к этому институту и вызвало пере-
осмысление подлинной значимости его в современном мире. Это
в свою очередь стимулировало интерес к историческим корням и
типологическим моделям парламентских учреждений.
Парламент, осуществляющий представительство от имени
нации и облеченный законодательной функцией, является кра-
еугольным камнем политического устройства большинства де-
мократических государств, и британцы не без оснований гор-
дятся тем, что именно древнейший в Европе английский пар-
ламент стал “праматерью” подобных учреждений не только на
этом континенте, но и за пределами его: в США, Канаде, Ав-
стралии и Новой Зеландии, Индии, непосредственно заимство-
вавших опыт прежней метрополии — Британской империи.
Английскими политическими деятелями и историками, начи-
ная с вигов, немало написано об “экспорте” парламентаризма и
демократических принципов из их островной “колыбели” — с
большой долей патетики и романтического энтузиазма. Однако
современные потомки вигов относятся к этому тезису куда более
сдержанно. Конкретно-исторические исследования природы ан-
глийского парламента, его состава» принципов деятельности, ин-
17
ституционного развития показали, что трактовка его как по-
борника гражданских свобод и демократических принципов уже
в период XIII-XVI веков — не более, чем поэтическое пре-
увеличение. В действительности этот орган был занят совсем
иными вопросами1.
И тем не менее невозможно отрицать, что на протяжении
нескольких веков своего существования он объективно играл
организующую роль в политической жизни Британии и подго-
товил значительную часть общества к восприятию и признанию
высоких демократических ценностей. И это делает поистине
захватывающей подлинную историю превращения аморфного
средневекового сословного учреждения, заискивающего перед
монархами и задавленного рутиной феодальных тяжб, в совре-
менный политический институт.
Зарождение в Англии в XIII веке собрания “общин всего ко-
ролевства”, то есть всех его имущих сословий, отнюдь не было
уникальным явлением для средневековой Европы. Достойно
удивления другое — то, что английский парламент просущест-
вовал без видимой цезуры до наших дней и приобрел функции,
не свойственные аналогичным институтам на континенте, кото-
рые на длительный период утратили свои былые позиции, ус-
тупив неограниченной власти монархов в эпоху абсолютизма.
Объяснение феномену такой стабильности, очевидно, следует
искать в специфических социально-политических условиях, сло-
жившихся в Англии в период формирования парламента и
периодически воспроизводившихся на протяжении средних ве-
ков и раннего нового времени. Именно они определяли соот-
ношение сил между королевской властью и обществом, порож-
дали их частое противостояние друг другу, но также и компро-
миссы. Вся история средневекового английского парламента есть
история оппортунизма обеих сторон и торжествующего прагма-
тизма, когда корона была склонна признать за парламентом “de
jure” больше прав, чем уступала ему на деле, а парламент,
провозглашая свои претензии на разделение власти с монархом,
вовсе не настаивал на их реальном воплощении.
Первые парламентские ассамблеи начала XIII века относятся
к эпохе резкого противостояния общества политике королей из
династии Плантагенетов, направленной на централизацию стра-
ны, подчинение крупных феодальных магнатов и церкви коро-
левской власти. Беспрецедентный фискальный нажим и зло-
употребления королевских чиновников заставили выступить
против короля не только баронов, но и мелкое и среднее ры-
царство, а также города. Результатом гражданских войн широ-
кой многосословной оппозиции с Иоанном Безземельным и его
сыном Генрихом III стали ограничения прав короля Великой
Хартией Вольности и генезис нового неизвестного дотоле собра-
ния или “совета” представителей от дворянства, духовенства и
городов Англии, созванного лидером баронов Симоном де Мон-
фором, которое и стало прообразом будущего парламента. Воз-
никшее в условиях ожесточенного конфликта с короной это
собрание было в большей степени ориентировано на ограничение
18
ее власти, чем аналогичные учреждения на континенте. В пер-
вую очередь это выразилось в требовании решать вопросы нало-
гообложения с согласия самих налогоплательщиков — духовен-
ства, рыцарей и горожан, а также в утверждении права при-
носить жалобы на злоупотребления и непорядки в государстве и
требовать их исправления.
Однако регулярные сессии сословного собрания начались не
ранее конца XIII века. Первый так называемый “Образцовый
парламент” был созван сыном Генриха III Эдуардом I, талант-
ливым политиком, сумевшим преодолеть кризис и положить ко-
нец гражданской распре. Он разглядел в диалоге с “сословиями
королевства” большие потенциальные возможности упрочить, а
не ослабить королевскую власть, и перехватив инициативу у
оппозиции, стал сам собирать парламент для решения финан-
совых вопросов, согласуясь с принципом “то, что касается всех,
должно быть одобрено всеми”. Тем самым Эдуард получал
финансовую поддержку влиятельных общественных групп, вы-
ходивших за рамки его прямых вассалов. С этой целью в
Вестминстерский дворец были впервые приглашены предста-
вители низшего и среднего духовенства (по назначению их
епископов), дворянства — 7 графов и 41 барон, церковные
прелаты — епископы и аббаты. Светских и духовных магнатов
король призвал в парламент личными письмами, как своих не-
посредственных вассалов. Четвертый компонент собрания пред-
ставляли депутаты от местных сообществ — графств и городов,
которые делегировали соответственно по два рыцаря и два
горожанина.
Ни процедура выборов, ни квалификационные нормы для
электората не были устоявшимися в эту эпоху. Само участие
представителей городов и графств в парламентах XII-XIV вв. да-
леко не всегда было обязательным и порой короли, призвав ду-
ховенство и баронов, игнорировали рыцарей и горожан, полагая,
что для полноценного “совета” достаточно первых двух групп.
Известны случаи, когда шерифам предписывалось провести вы-
боры рыцарей от графств, а горожане оставались “забытыми”.
Уже на ранней стадии выявилась специфика структуры ан-
глийского парламента: из него довольно скоро исчезло низшее и
среднее духовенство как отдельная профессиональная и соци-
альная категория. Его представители давали свое согласие на
налогообложение на специальных собраниях — конвокациях в
Кентербери или Йорке. Высшие же прелаты — архиепископы,
епископы и аббаты продолжали являться в парламент, но не в
качестве депутатов от своего сословия, а индивидуально, как
“духовные бароны” и вассалы короны. Они и заседали в одной
палате со светскими лордами — в так называемом Белом зале
Вестминстерского дворца. Светские пэры — герцоги, графы, ба-
роны также скорее представляли самих себя, чем дворянство в
целом. Их приглашали персонально, и хотя монарх по собст-
венному усмотрению решал, кого призвать на сессию, на прак-
тике их членство в парламенте становилось пожизненным и
аннулировалось только в случае государственной измены и
19
опалы. Таким образом, средневековая “верхняя палата” не
имела ничего общего с принципом представительности.
В большей степени ему отвечал состав так называемой “дру-
гой” или нижней палаты, из которой со временем выкрис-
таллизуется палата общин, где заседали избранные на собраниях
городов и графств рыцари и горожане. Местом их сбора в XII-
XIV вв. служило помещение капитула Вестминстерского аббат-
ства. Обе палаты вели свои заседания раздельно и собирались
вместе только в день торжественного открытия сессии, когда в
присутствии правящего монарха нижняя палата присоединялась
к верхней, чтобы почтительно выслушать его обращение, стоя за
барьером. Тем не менее, несмотря на разделенность палат в
пространстве, три сословия — дворянство, духовенство и бюр-
герство, оказались в них скорее объединены, чем отделены друг
от друга, в отличие от того, как это было в континентальных
странах, что, безусловно, затрудняло манипулирование ими со
стороны короны и сталкивание их между собой.
На протяжении всего XIV столетия английские короли испы-
тывали острую потребность в деньгах, что обеспечивало регу-
лярный созыв парламентов, вотировавших налоги. В 1330 году
был принят статут, согласно которому парламент следовало со-
бирать ежегодно. На практике же монархи созывали сессии тог-
да, когда считали нужным, порой — два раза в год, в 1328 го-
ду — даже четыре раза, но когда их потребность в деньгах
ослабевала, наступали многолетние перерывы в деятельности
этого учреждения.
До конца XIV столетия функции парламента оставались рас-
плывчатыми, и он во многом дублировал Большой королевский
совет — собрание прямых вассалов короны, как светских, так и
духовных, что неудивительно, ибо именно их и инкорпори-
ровала верхняя палата. Собираясь на сессию, они в первую
очередь полагали, что обязаны дать королю надлежащие советы
в деле управления государством, ту же формулировку исполь-
зовал и монарх в своих письмах, призывающих их в столицу.
(Отметим, что функцией “совета” наделялись только лорды, а
вовсе не представители городов и графств, которые начали
также претендовать на это, выступая с критикой политики
правительства и действий его отдельных должностных лиц.)
Ядром верхней палаты оставался собственно узкий профес-
сиональный Королевский Совет, в который входили верховные
судьи, генеральный прокурор, генеральный адвокат, казначей и
другие. Вне зависимости от того, что на сессиях парламента они
заседали не как судейские чины, им в верхнюю палату пода-
валось огромное количество петиций от частных лиц, профес-
сиональных групп и местных корпораций, требовавших выне-
сения чисто судебных решений, чем по преимуществу и зани-
мался парламент, выполняя роль верховного апелляционного
суда. Подобного рода прошения и жалобы направлялись и в
нижнюю палату, где они рассматривались и передавались лор-
дам, так как только там могло быть принято квалифици-
рованное юридическое решение. Тем не менее сам процесс об-
20
суждения этих петиций, поиски путей устранения указанных в
них недостатков стимулировали рост самосознания членов ниж-
ней палаты как охранителей порядка и местных интересов тех
графств и корпораций, от которых они были делегированы, и
шире — как рупора всех подданных английской короны, хотя
эти стремления еще не получили систематического теорети-
ческого обоснования. В XIV веке парламент неоднократно выс-
тупал с весьма резкими оценками деятельности королевской
администрации, что привело к возникновению практики “им-
пичмента” — отставки высших должностных лиц на основании
обвинения в злоупотреблениях или государственной измене.
Импичменту подверглись министры Эдуарда Ш, а позднее Ри-
чарда II и это, несомненно, способствовало оформлению в самой
общей форме принципа ответственности государственных дея-
телей перед обществом.
Тем не менее не следует преувеличивать реальное значение
этих единичных фактов, а тем более роль нижней палаты в
критике правительства. Причина тому — чрезвычайно высокая
“управляемость” нижней палаты, мнением которой зачастую
манипулировали магнаты, лидеры соперничающих придворных
партий, и крах неправедных министров мог быть результатом
фракционной борьбы в высших органах государственного управ-
ления, а парламент использовали лишь как средство общест-
венного давления. Возможность для сильных мира сего “на-
правлять” палату вытекала из системы феодального патроната,
который связывал дворянство средней руки и высший ноби-
литет. Это позволяло последним, впрочем, как и самой короне,
влиять на выборы в графствах и укомплектовывать нижнюю
палату своими послушными ставленниками, что в целом соз-
давало между верхней и нижней палатой сложные отношения
зависимости. Доминирующая роль лордов в парламентах XII-
XIV вв. и вследствие их социальной позиции, и вследствие более
высокого уровня образования и профессиональной квалифика-
ции, несомненна.
Таким образом, в том виде, в котором он сформировался к
началу XV века, парламент вовсе не являлся носителем неких
прогрессивных демократических тенденций или идеалов. Он был
всего лишь одним из многочисленных учреждений феодального
государства, делавшим его работу эффективнее, так как поз-
волял короне снискать поддержку более широких слоев об-
щества.
Пятнадцатое столетие стало свидетелем упрочения позиций
парламента. Этот трагический для Англии век, полный внутрен-
них смут и борьбы магнатских партий, приведший к Войне Роз,
начался с общего ослабления королевской власти и свержения с
престола Ричарда II. В обход старшей линии королевского дома
на трон взошел Генрих IV Ланкастер. Хотя его воцарение было
незаконным, Ланкастеры пришли к власти на волне широкого
национального возмущения неудачной внешней политикой Ри-
чарда II и злоупотреблениями его одиозных министров. Парла-
мент служил им удобным средством и местом для апелляции к
21
нации как во время борьбы за престол, так и после победы.
Процедура отречения Ричарда, как и коронация Генриха IV бы-
ли впервые в английской истории санкционированы парламен-
том — весьма примечательный факт с точки зрения конститу-
ционной истории в целом, значение которого в реальных поли-
тических обстоятельствах не следует преувеличивать: победив-
шая партия попросту инспирировала “народное волеизъявление”
посредством этого органа. Однако был создан прецедент, расши-
ривший рамки компетенции парламентского законодательства.
Правление Ланкастеров оказалось благоприятным для разви-
тия парламента и расширения сферы его конституционных пре-
тензий, ибо династия, не имевшая прав на престол, была вы-
нуждена заискивать перед политическим союзником (прежде
всего в лице духовных и светских лордов королевства). Энер-
гичная внешняя политика и возобновление войны с Францией
требовали немалых денег, что обеспечивало регулярный созыв
парламента. Однако неудачи во внутренней политике непомер-
ные и неэффективные расходы вскоре привели к тому, что
общая эйфория уступила место резкой критике правительства.
Генриху IV пришлось расплатиться за поддержку парламента
унижением: ему назначили специальных аудиторов для наблю-
дения за тем, как расходуются парламентские субсидии короне,
а также за расходами королевского двора. Его преемнику, Ген-
риху V удалось гармонизировать отношения с парламентом, но
вялая политика Генриха VI вновь вызвала подъем оппозиции и
свержение династии Ланкастеров домом Йорков, имевшим более
обоснованные права на престол. Парадокс сложившейся ьслед-
ствии ситуации заключался в том, что “сильные” короли-Йорки
в большей степени импонировали парламенту, и их политика не
подвергалась острой критике, но в то же время они меньше
нуждались в этом органе и реже собирали его, чем “слабые”
Ланкастеры (всего 7 раз за 24 года). Кроме того, возвращение на
престол законной династии укрепило теоретические основания
монархии в Англии, казалось, навсегда лишив парламент какой
бы то ни было роли в определении престолонаследия. Как мы
увидим ниже, это оказалось лишь обольщением.
В целом же столетие политических смут и хаоса способ-
ствовало институционному росту парламента2. К нему как к
“высокому суду” взывали и частные лица и корпорации, что
привело к формализации процедуры рассмотрения петиций.
Сложился порядок обязательного прохождения их через ниж-
нюю палату с последующим утверждением лордами и королем.
В это время даже правительственные предложения стали
облекаться в форму петиций, обращенных к “общинам”. Таким
образом, нижняя палата превратилась в полноправную участ-
ницу процесса законотворчества.
Это выразилось также в зарождении парламентского билля из
неопределенного по форме прошения, в которое ранее “общины”
облекали свои предложения к лордам и королю. Последнее до
его превращения в законодательный акт могли многократно
переформулировать и редактировать, что создавало простор для
22
вольных интерпретации текста уже после утверждения его
парламентом. К концу XV века практика изменилась: билль-
законопроект обсуждался именно в той редакции, в которой
должен был стать законом, и только за его окончательный
текст голосовали обе палаты.
Укрепились в XV веке и позиции нижней палаты парламента
как единственного инициатора налогообложения светских лиц.
Это позволяло депутатам все активнее вторгаться в обсуждение
таких вопросов, как финансовая политика государства, потреб-
ности короны, рациональность бюджета и т.д. Постепенный
переход от разбора частных жалоб к общественным заботам о
благе королевства отразился и на методах работы парламента.
Все чаще он отходил от практики принятия чисто судебных
решений по юридическим казусам, передавая дела такого рода в
суды и предпочитая прибегать к законодательным мерам для
исправления наиболее распространенных недостатков в управ-
лении и злоупотреблений.
Признаком дальнейшего институционного оформления парла-
мента стало совершенствование его документации — свитков, в
которые заносились отчеты о ходе заседаний, а с 1484 года — и
тексты всех актов, получивших силу закона. Приход в Англию
книгопечатания сделал возможной быструю публикацию парла-
ментских статутов, необходимых в повседневной практике госу-
дарственным чиновникам, юристам, городским магистратам.
Высокий спрос на издания законов косвенно свидетельствовал о
престиже парламента и его статутов. Велась документация дву-
мя секретарями: клерком парламента, ответственным за свитки,
и особым клерком верхней палаты, который регистрировал
присутствие пэров, а порой вел журнал происходившего в
палате. “Общины” же не имели собственного секретаря и особого
журнала вплоть до 1547 года.
К концу XV века стабилизировался состав нижней палаты:
отныне в нее постоянно избирались 74 рыцаря и 222 горожа-
нина (хотя на деле многие города были представлены дворя-
нами, которые не жили в них). Представительство в парламенте
постепенно превратилось из обременительной обязанности в
привилегию, что отражало осознание обществом политического
веса этого института. Началось соперничество за выборные мес-
та, и уже в первой половине XV века были ужесточены иму-
щественный и социальный цензы как для электората, так и
для самих депутатов. Статутом 1429 года из состава избирателей
исключались мелкие фригольдеры и безземельные фримены, не
имеющие дохода в 40 шиллингов. Актом 1445 года было спе-
циально оговорено, что представлять в парламенте графства
могут только люди “лучшего сорта” — рыцари и состоятельные
джентльмены, пользующиеся авторитетом в округе.
Заметный подъем авторитета парламента вызвал к жизни
политическую теорию смешанной монархии, в частности, учение
Дж.Фортескье об особой форме суверенитета в Англии, которым
король и парламент облечены совместно: монарх не должен
самочинно обременять подданных налогами, изменять и вводить
23
новые законы без согласия парламента. Только “король в
парламенте”, среди представителей всех “общин королевства”
обладает всей полнотой власти3. На практике, тем не менее,
парламент оставался институтом, всецело подчиненным королю,
который определял время его созыва, продолжительность сес-
сии, налагал “вето” на любой акт, одобренный депутатами. Ни
одна из палат не имела зафиксированных привилегий или
свобод, связанных с процессом законотворчества, а верхняя, не
имевшая представительного характера, безусловно доминиро-
вала над нижней, выступавшей от лица “общин государства”.
Вопреки Фортескье, к концу XV века это еще был не “король в
парламенте”, а скорее “король и его послушный парламент”.
На рубеже XV-XVI вв. английский парламент вступил в фазу
своей зрелости и в то же время в наиболее опасный период
своего существования. Именно в XVI столетии повсеместное в
Европе укрепление королевской власти и абсолютистских ре-
жимов превратило сословно-представительные органы не более
чем в фикцию, и английский парламент имел все шансы раз-
делить эту судьбу. Короли Йоркского дома собирали его крайне
редко на очень непродолжительные сессии, последнее серьезное
вмешательство этого органа в деятельность администрации и
импичмент относились к 1450 г. Однако новый политический
фактор позволил парламенту сохранить свою роль в государ-
ственной системе. Им стало очередное ослабление монархии в
результате войн между Йорками и Ланкастерами и приход на
трон в 1485 году новой династии Тюдоров в лице Генриха VII,
потомка обеих враждовавших сторон. Положение его, однако, не
было прочным с точки зрения наследственных прав, и король
сделал все, чтобы заручиться наиболее широкой поддержкой
своих подданных и в том числе — парламента.
Основатель династии заложил принципы взаимоотношений с
этим учреждением, которым впоследствии старались следовать и
остальные Тюдоры: опираться на парламент и использовать его
авторитет в собственных целях; поощрять депутатов лестной для
них риторикой, подчеркивая важность их “совета” и поддержки
для монарха; не препятствовать законодательным инициативам
парламента, если они не ущемляли королевские прерогативы;
активно прибегать к финансовой поддержке сословий, распла-
чиваясь за нее “добрыми законами”, о которых просили под-
данные. В правление Генриха VII парламент как никогда ак-
тивно занимался законодательной деятельностью: издавал ста-
туты, регулирующие все стороны экономической жизни Англии,
относительно внешней торговли и пошлин, мореплавания и
судостроения, мер и весов, производства тканей, цен на рынках
и так далее. Таким образом, компетенция парламентского ста-
тута неуклонно расширялась, распространяясь теперь на вопро-
сы финансов, права и судопроизводства, экономического регу-
лирования и престолонаследия.
Генрих VIII еще более раздвинул сферу влияния парламент-
ских постановлений, втянув парламент в дело реформы церкви в
Англии и тем самым предоставив его юрисдикции вопросы
24
вероисповедания и церковного устройства, далеко выходившие
за рамки его прежней компетенции. Разумеется, парламент был
для него лишь средством достижения своих целей, однако и
провозглашение государя верховным главой церкви, и утверж-
дение “имперского” характера его власти было совершено силой
статута.
Несколько раз Генрих VIII прибегал к авторитету парламента
для решения вопроса о порядке наследования престола его
детьми, трижды изменив его. Сначала он отстранил парламент-
ским актом от наследования старшую дочь Марию, затем пар-
ламент по его требованию признал незаконнорожденной Ели-
завету Тюдор и передал престол сыну Генриха Эдуарду VI. Ни-
когда прежде этому органу не позволяли так часто вмешиваться
в судьбы коронованных особ и принцев крови. После смерти
Эдуарда парламент последовательно восстановил права на прес-
тол сначала принцессы Марии, а затем и Елизаветы, сделав их
легитимными правительницами. То есть трое из Тюдоров — Ген-
рих VII, Мария и Елизавета I были в той или иной мере обязаны
парламенту своей короной. Неудивительно, что лейтмотивом их
парламентской риторики стала идея единства монарха и его
верноподданного народа, представленного парламентом.
Тюдоровская эпоха ознаменовалась колоссальным ростом са-
мосознания англичан. В теоретической мысли этого времени по-
нятия народ, нация, общественное благо, благо государства ста-
новятся самыми употребительными терминами. В практике го-
сударственного управления также широко осваивались идеи гар-
монии интересов монарха и нации, их консенсуса. Зародив-
шаяся в XV веке теория смешанной монархии нашла новых
адептов в лице Дж.Нокса, Дж.Понета, Кр.Гудмена, Т.Смита и
других. Концепция “короля в парламенте” получала все боль-
шую привлекательность в глазах англичан, выгодно отличая, по
их мнению, Англию, “где правит закон”, от прочих конти-
нентальных государств и прежде всего Франции, где власть
монархов носила “неограниченный и тиранический характер”.
Подобные общественные умонастроения до некоторой степени
служили барьером против распространения здесь доктрины аб-
солютного характера королевской власти, активно насаждавшей-
ся в Англии в правление Генриха VIII. Она не смогла сущест-
венно повлиять на убеждения основной массы теоретиков госу-
дарства и права, представленной здесь главным образом юрис-
тами общего права, составной частью которого считалось статут-
ное право королевства — то есть акты парламента. Поэтому да-
же такой убежденный автократ, каким был Генрих VIII, не ре-
шился противопоставить королевскую прерогативу парламенту.
Будучи уверен в божественном происхождении своей власти и в
абсолютном ее характере, он тем не менее счел недальновидным
открыто настаивать на этом. Весьма показателен с этой точки
зрения его указ 1539 года о верховенстве королевской про-
кламации над парламентским статутом4, который сам же Ген-
рих по здравому размышлению вскоре отменил.
25
Таким образом, к середине XVI века авторитет парламент-
ского статута, одобренного двумя палатами и королем, сделался
непререкаемым, а его компетенция — практически неограни-
ченной. В 1589 году Томас Смит попытался суммировать ос-
новные функции парламента: он “отменяет старые законы и
создает новые, отдает распоряжения относительно того, что уже
имело место и будет иметь в будущем, изменяет права и
владения частных лиц, узаконивает бастардов, устанавливает
формы религии,., порядок наследования короны,., в случае
сомнения разъясняет права,., назначает субсидии, тальи, налоги
и сборы, дарует милостивые прощения и помилования, вос-
станавливает в правах крови и титулах, в качестве верховного
суда, осуждает или милует тех, кого государь отдает под суд”5.
Как мы видим, речь идет о чрезвычайно широком наборе фун-
кций, среди которых превалируют судебная и законодательная.
Тюдоровская эпоха ознаменовалась существенными сдвигами в
институционном развитии парламента. В начале XVI века его
клерк перестал передавать парламентские свитки на хранение в
государственную канцелярию, с этих пор они оставались в рас-
поряжении самого парламента, положив начало его собствен-
ному архиву. Палата общин обзавелась вслед за лордами соб-
ственным журналом.
Формализовались многие процедуры: прежде всего торжест-
венная и величественная церемония открытия сессии, на кото-
рой присутствовал монарх, олицетворявшая момент единения
государя и его подданных. Традицией стала предваряющая сес-
сию речь лорда-канцлера с кратким анализом внешнего и внут-
реннего положения страны и основных проблем, стоящих перед
государством, за которой следовали пожелания монарха к раз-
мерам субсидии, которую он хотел получить от депутатов
сословий. После этого происходили “выборы” спикера нижней
палаты, его ритуальные отказы со ссылками на косноязычие и
нехватку способностей, а затем его заранее подготовленная речь,
после которой обе палаты принимались за работу раздельно.
В XVI веке количество дел, приходившихся на обе палаты,
неуклонно росло, они рассматривали множество биллей, пети-
ций, жалоб, как общегосударственного значения, так и частного
характера. Большая часть этого потока поступала в нижнюю
палату, которая уже не успевала в течение сессии справиться с
ним, несмотря на то, что продолжительность “рабочего дня”
депутатов росла. Обилие работы в свою очередь привело к
формализации процедуры рассмотрения биллей. Нормой стало
троекратное слушание законопроекта: его первое оглашение в
палате для общего ознакомления с содержанием билля, затем
второе слушание, во время которого разворачивались дебаты по
существу документа. Если прения затягивались, для обсуждения
мог быть создан специальный комитет из опытных депутатов-
юристов или специалистов в данной области, которые подготав-
ливали окончательный текст билля, и он в третий раз огла-
шался в палате для окончательного решения, после чего
поступал к лордам. Такая же процедура существовала и в
26
верхней палате, откуда одобренные там билли пересылались
“общинам” через клерка парламента. Если одна из палат не
соглашалась или вносила существенную правку в законопроект,
одобренный другой, мог быть создан согласительный комитет
обеих палат. В процессе редакционных доработок билль обычно
переписывался со всеми дополнениями и исправлениями на
пергамент, и в конце сессии все билли, прошедшие апробацию
парламента, передавались на подпись королю. Если он одобрял
законопроект, то по средневековой традиции накладывал резо-
люцию по-французски: “Le Roy Le veult” (“Королю это угодно”),
если нет — “Le Roy se avisera” (“Король об этом подумает”),
хотя под этой вежливой формулой подразумевалось беспово-
ротное “вето”6.
Сама процедура голосования была отлаженной и хорошо ор-
ганизованной лишь в верхней палате, где оно было поименным,
и выглядела хаотичной и беспорядочной у общин, которые
одобряли или не одобряли билль громким шумом; по нему
спикеру предстояло судить, каких голосов больше — “за” или
“против”. Со временем здесь зародилась практика разделения
при голосовании, существующая и поныне, когда в одну сторону
собирались сторонники принятия билля, а в другую — про-
тивники, но и тогда их число оценивалось “на глазок”.
В противовес степенности и порядку, царившим в палате
лордов, где каждый имел собственное место, а духовные и
светские лорды сидели друг напротив друга, атмосфера в
нижней палате была несравнимо более вольной: там всякий
садился, где хотел, за исключением членов Тайного Совета и
государственного секретаря, которые располагались рядом со
спикером. Представители города Лондона также обычно зани-
мали наиболее почетные места. Свобода нравов депутатов про-
являлась в шуме и топоте во время дебатов, порой — в оши-
кивании и освистывании ораторов. Однако внутренняя дисцип-
лина начинала водворяться и среди неискушенных в государ-
ственных делах представителей графств и городов. К концу века
из палаты удалили их слуг, ранее свободно следовавших за
своими хозяевами и становившихся заинтересованными слуша-
телями дебатов в парламенте. Ритуализировалась подача билля
спикеру (депутат подавал его с поклонами, а тот в свою очередь
снимал шапочку, принимая в руки законопроект). Постепенно
сложилось правило, запрещавшее выступать в прениях чаще
одного раза в день по одному и тому же биллю, что было
направлено на экономию времени. Чувство собственной зна-
чимости привело к тому, что палата стала порицать своих
членов за непочтительные высказывания в адрес депутатов или
спикера и за поведение, недостойное столь высокого собрания.
Одним словом, институт бюрократизировался, а его внутренняя
жизнь формализовалась, что, без сомнения, было своеобразным
признаком его зрелости.
Выражением того же процесса стал ряд особых привилегий,
связанных с законотворчеством, которые парламент получил от
короны в XVI веке. Это были так называемые парламентские
27
свободы, на деле имевшие мало общего с подлинными демо-
кратическими свободами в их современном понимании, однако
сыгравшие позитивную роль в становлении принципов парла-
ментаризма. Первая и наиболее важная из них — “свобода
слова”, применительно к ситуации того времени означавшая
право без опасений излагать свое мнение по вопросам, которые
обсуждались на сессии. Впервые такую привилегию испросил у
Генриха VIII в 1523 году Томас Мор, занимавший в ту пору
место спикера палаты общин. С этого времени обращение с
подобной просьбой к государю стало традиционным, как и ис-
прашивание остальных привилегий, к числу которых относи-
лись: свобода от ареста за речи, произнесенные в парламенте,
прощение любых ошибок или неосмотрительных высказываний
в ходе дебатов, свобода доступа спикера к государю. Эти при-
вилегии даровались в начале сессии так же автоматически, как
и испрашивались, и только когда кто-то из депутатов начинал
слишком серьезно и с доверием относиться к ним, выяснялась
их истинная ограниченность и разногласия в том, как пони-
мали, например, свободу слова некоторые парламентарии и
монархи. История тюдоровских парламентов знает несколько
случаев, когда сама нижняя палата подвергала дисциплинарным
наказаниям своих членов за излишне смелые речи, которые
могли вызвать недовольство государя. Опытные лорды-канцлеры
и спикеры всегда напоминали депутатам в начале сессии о том,
какие вопросы им можно обсуждать, а каких не следует
касаться. Елизавета I почти в каждом своем парламенте прямо и
недвусмысленно запрещала обсуждать целый ряд вопросов: пре-
столонаследие, ее брак и устройство англиканской церкви. Если
же, несмотря на это, депутаты вторгались в запретные области,
то дарованная им “свобода высказываться” не защищала их и
они вполне могли оказаться в Тауэре. Тем не менее, как бы ог-
раничена не оставалась сфера действия парламентских “свобод”,
принципиально важно, что они были теоретически провоз-
глашены в Англии уже в XVI веке, в эпоху, когда повсеместно в
Европе нормой были неограниченный деспотизм властей и пре-
зрение к правам личности.
Таким образом, результатом четырехсотлетнего развития пар-
ламента стало утверждение новых форм политической культу-
ры: внутренней дисциплины, уважительного отношения к депу-
татскому статусу и деятельности этого органа, традиций,
поддерживающих его престиж.
Во второй половине столетия в парламентской среде все ак-
тивнее формировалась и новая политическая идеология. Ее
творцами выступали опытные политические деятели, много-
кратно избиравшиеся депутатами, плотью и кровью сросшиеся с
этим учреждением. Все они исповедовали теорию смешанной
монархии, но акценты в их трактатах заметно переместились,
подчеркивая важность именно парламента в двуединой формуле
суверенитета — “король и парламент”. Так в 1572 году Э.Холл
утверждал: “В руках трех сословий парламента не только жизнь
и имущество подданных, но и королевская корона, в их ру-
28
ках — законы”, и если политика монарха наносит ущерб нации,
“парламент не должен уподобляться слуге, который согла-
шается с господином в любой глупости”7. Ему вторил Джон
Гукер (1575): “Король не может устанавливать порядок или
издать закон иначе, как в парламенте... Без согласия общин
ничего не может совершиться”8. В 1587 году депутат П.Уентворс
выступил публично со знаменитой речью о высоком предназ-
начении парламента и ответственности депутатов, которые не
должны бояться высказываться по любым вопросам, несмотря
на монаршьи запреты, ибо в их руках — благо нации: “Могут ли
королевская власть и государство существовать и поддержи-
ваться без этого совета парламента?.. Существует ли какой-
нибудь другой совет, кроме парламента, который может при-
нимать, дополнять или изменять законы королевства?.. Разве
этот совет не то самое место, где каждый из его членов может
свободно выражать свое мнение?.. Разве это не противо-
законно... посылать за любым из членов парламента и за-
держивать его, обвинять и наказывать за какие-либо речи,
произнесенные в парламенте?”9. Королева Елизавета ответила на
его вопросы, заключив Уентворса в Тауэр, и вся палата общин
испуганно промолчала.
Этот факт лучше всего свидетельствует о том, насколько тео-
ретики опережали в своих взглядах основную массу депутатов,
мало озабоченных проблемой разделения суверенитета. Аполо-
геты парламентских прерогатив и свобод в XVI веке были, по
удачному выражению одного историка, “знаменосцами без ар-
мии”10, но пройдет всего несколько десятилетий и многие
парламентарии в буквальном смысле встанут под эти знамена,
восстав против собственного миропомазанного монарха.
Быть может, не менее важным результатом развития пар-
ламента, чем опережающие время политические теории, стал
вполне реальный опыт, который приобретали избранные в этот
орган депутаты. В XVI веке почти повсеместно в городах и
графствах разворачивалось соперничество за представительство в
нижней палате. И хотя во многих случаях это определялось
борьбой могущественных патронов за проведение туда своих
ставленников, местные сообщества также придавали большое
значение тому, кто будет представлять их интересы. Как пра-
вило, в графствах давно определились доминирующие семейст-
ва, десятилетиями занимавшие ключевые посты в местном уп-
равлении, должности шерифов и мировых судей. Они и оспа-
ривали места в парламенте для себя или своих клиентов-дворян,
юристов, секретарей. Постепенно складывалась устойчивая прос-
лойка местной политически активной элиты, члены которой
неоднократно проходили через процедуру выборов на собраниях
дворянства графства (а каждая новая сессия парламента озна-
чала новые выборы, ибо механизма ее продления на достаточно
долгий срок еще не существовало). Эти люди становились
опытными политиками и ораторами; периодически они пробо-
вали себя в роли парламентариев-законодателей, порой испол-
няли функции исполнительной власти, а иногда сочетали эти
29
должности, так как принцип разделения властей сложился
позже. Благодаря этому они приобретали прекрасное знание
местных проблем и нужд. То же самое было справедливо и в
отношении представителей городов.
Многие депутаты палаты общин рассматривали парламент
лишь как трамплин для дальнейшей карьеры, так как он пред-
ставлял удобное место для контактов с высшими чиновниками
королевства и влиятельными аристократами. Но в любом случае
успешная карьера парламентария была связана с тем, насколько
удачно он выступал от имени своего графства или города, от-
стаивая их экономические или иные интересы. Большую часть
сессии депутаты занимались лоббированием разнообразных бил-
лей своих соседей-избирателей. Уже это позволяло им, если не
ощущать на деле, то по крайней мере формально постоянно
ссылаться в своих выступлениях на представительную природу
их должностей в парламенте и долг перед электоратом.
В то же время, парламент оказался местом, где депутаты
городов и графств встречались и обменивались информацией с
мест. Общие для всех регионов проблемы, экономические
трудности, налоговые тяготы, жалобы и претензии к прави-
тельству неизбежно порождали у них осознание себя как пред-
ставителей и более широкого сообщества — всех подданных
королевства. Эта мысль лейтмотивом звучала в парламентских
дебатах конце XVI века о размерах налогообложения и эконо-
мической политике государства. Все более наступательную и
критическую позицию парламента по отношению к короне в
последние годы тюдоровского правления и при первых Стюартах
депутаты оправдывали именно своим долгом перед сограж-
данами и государством, “чьи раны они призваны осматривать и
врачевать”. Таким образом была преодолена некая качественная
грань, отделявшая средневековое сословное собрание от сов-
ременного парламента: его представители заявили о себе, как о
глашатаях интересов не своего сословия, но всей нации в целом.
В наступающее XVII столетие английский парламент входил
уже обладая всем необходимым для борьбы за реальное, а не
только теоретическое разделение суверенитета с короной. У него
было устоявшееся место в государственной системе, идеология,
обосновывавшая его права и прерогативы. Четырехсотлетняя
парламентская практика сформировала особую политическую
культуру и навыки участия в “государственной кухне”. И,
наконец, приобщив к своей деятельности тысячи представителей
городов и графств, парламент сыграл организующую роль,
подготовив большой слой искушенных в политике и в уп-
равлении людей, столь важный для зрелости гражданского
общества в любую эпоху.
1	Подробнее см.: Russel С. The Parliaments and English Politics. 1621-
1629. Oxf., 1979; Elton G.R. Studies in Tudor and Stuart Politics and Gov-
ernment. Cambr., 1983; Idem. The Parliament of England
30
1559-1581. Cambr., 1986; Idem. Tudor Govermnent: the Points of Contact. I.
Parliament. / TRHS 5-th ser. 24, 1974
2	Об институционном росте английского парламента см.: Graves M.A.R.
The Tudor Parliaments. Crown, Lords and Commons, 1485-1603. L. - N. Y.,
1987.
3	Fortescue J. De Laudibus Legum Angliae. Cambr., 1825. Idem. The Gov-
ernance of England. Oxf., 1855.
4	Statutes of the Realm. L., 1810-28. 31 Henry VIII. C.8.
5	Smith Th. De Republica Anglorum. Cambr., 1906.
6	Dean D. Bills and Acts. 1584-1603. Ph D Thesis. Cambr., 1984.
7	Цит. по: Кузнецов К.А. Опыты по истории политических идей в
Англии XVI-XVII вв. Владивосток, 1913. С.52.
8	In: Holinshed R. Chronicles. L., 1807-1808. V. vi. P.453.
9	D’Ewes S. The Journals of All the Parliaments during the Reign of Eliza-
beth. Shannon, 1973. P.410-415.
10	Hexter J.H. Historiographical Perspectives. The Early Sruarts and Par-
liament. /Parliamentary History. v.I. 1982.
31
ШАГИ НА ПУТИ К ДЕМОКРАТИИ
(Английский парламент XVII-XX вв.
Парламент и правительство)
М.ПАйзенштат,
Проблемы истории парламента, зарождения и функциониро-
вания кабинета министров, возникновения и развития партий-
ной системы Великобритании, действующих на протяжении ве-
ков, были и остаются предметом пристального исследования ис-
ториков. Простое перечисление работ по этим темам составило
бы солидный том. Едва ли читатель, взявший в руки предло-
женную его вниманию книгу, будет искать в ней простое изло-
жение хода событий, которое он сможет найти и в другом месте,
и в более полном объеме, чем в небольшой статье. Поэтому ав-
тор и предпринял попытку обратить внимание на те особеннос-
ти, те положительные стороны развития политической и госу-
дарственной системы Великобритании, которые как конкретный
исторический опыт могут привлечь российского читателя, пере-
живающего вместе со своей страной бурные события и пере-
мены.
Оглядываясь назад на историю английского общества, прежде
всего обращаешь внимание на его стабильность. Испытав в
XVII веке потрясения революции, террора, гражданской войны,
которые в той или иной мере коснулись жизни большинства
европейских стран позднее, Великобритания в XVII-XIX вв. эво-
люционным, реформаторским путем пришла к высокому уровню
развитой демократической системы. Стабильность политической
системы Великобритании обуславливалась многими факторами,
в том числе и тем уважением к закону, которое царило в об-
ществе1. Свою роль сыграла и сохранявшаяся, как писал один
из исследователей-правоведов, “скорее специализация, нежели
разделение властей”2.
Законодательная и исполнительная власть представлены в
Великобритании короной, двухпалатным парламентом и кабине-
том министров. Особенности демократического развития каждо-
го из этих институтов от средневековья до наших дней, безу-
словно, заслуживают специального, отдельного рассмотрения.
Корона и двухпалатный парламент, избирающий Королевский
совет, существуют на протяжении веков, но с ходом времени эти
32
институты политической власти наполнились новым содержани-
ем, перераспределилась власть между ними.
После Славной революции 1688 года Билль о правах (1689 г.)
существенно ограничил власть монарха. Оставшиеся полномочия
содержали следующие права: заключение договоров с иностран-
ными державами, осуществление права помилования, жалова-
ние почетных званий, управление зависимыми колониями, со-
зыв и роспуск парламента и т.д.; но ни король, ни королева уже
с того времени не могли самостоятельно, без парламента из-
менить закон. Королевские прерогативы остаются неизменны с
тех пор, хотя и были неудавшиеся попытки усилить власть
короны за счет сокращения влияния парламента.
Без монарха страна прожила с 1649 по 1660 гг. после свер-
жения и казни Карла I. Восстановленный и сохранившийся ин-
ститут монархии воспринимался как неотъемлемая часть бри-
танской политической жизни. Вера в короля в значительной
мере охраняла в критические моменты истории стабильность в
обществе. И по сей день англичане не желают расставаться с
монархическим правлением, хотя реальным носителем власти с
1689 года окончательно стал парламент, состоящий из двух
палат, обладающий правом разрабатывать и принимать законы,
продления или сокращение срока своих полномочий, смены
религии страны, объявления без суда человека изменником
вплоть до лишения его жизни и т.д.
Верхняя палата — палата лордов неизменно на протяжении
веков оставалась важным кастовым законодательным органом в
руках аристократии. Благодаря архаичной системе представи-
тельства в парламенте, лендлорды обладали существенным вли-
янием и в нижней палате. Вследствие проводившихся в XIX в.
реформ (об этом см. ниже) число депутатов, представлявших
интересы аристократии в палате общин значительно сократи-
лось. По мнению исследователей, конфликт между аристокра-
тической палатой лордов и демократической нижней палатой
был неизбежен3. Он вылился в спор по поводу финансовой
власти пэров в связи с обсуждением бюджета в 1910 году. По-
беда демократии была предрешена самим ходом развития стра-
ны. Принятый в 1911 году Акт лишил верхнюю палату права
вето в отношении финансовых законов и ограничил исполь-
зование этого права в принятии других законопроектов. С этого
времени в случае одобрения палатой общин на трех сессиях
подряд какого-либо предложения, оно становилось законом не-
зависимо от решения палаты лордов. Этот акт стал одним из
важных моментов в истории английского парламента. Аристо-
кратическая палата лордов с этого времени уже не могла более
оказывать реальное влияние на законодательство, она могла
лишь на время задержать продвижение либеральных законов.
Палата общин прошла большой путь от средневекового органа,
представлявшего небольшую группу собственников, состоявшего
33
главным образом из ставленников лендлордов и короны, в ко-
тором процветали подкуп и коррупция, к органу законода-
тельной власти, представляющего интересы всего взрослого на-
селения Великобритании в наши дни. В результате реформ в
XIX веке расширялось, с одной стороны, активное избиратель-
ное право населения, и с другой — возрастала роль нижней па-
латы в политической и законодательной жизни страны. В этой
трансформации важное место заняло и постепенное изменение в
сторону демократизации пассивного избирательного права, т.е.
права быть избранным. Еще в царствование Генриха VI в
XV веке было принято решение, что от графств могут изби-
раться только землевладельцы, имущество которых оценивалось
не менее чем в 500 фунтов стерлингов. Это обеспечивало пре-
обладание аристократического, либо же крупного землевладель-
ческого элемента в нижней палате. На рубеже XVII-XVIII вв. в
царствование Анны устанавливается ценз для избираемых в
палату общин депутатов от городского населения — обладание
имуществом в 300 фунтов стерлингов. И лишь в 1858 году эти
цензы отменены. Права и привилегии членов парламента —
неприкосновенность личности и свобода слова в стенах пар-
ламента уже с XIX в. практически не нарушалось, более того,
важным этапом стала постепенная отмена завуалированного ре-
лигиозного ценза. Вплоть до акта об эмансипации католиков в
1829 году депутатами могли быть лишь лица, исповедующие
англиканство. С 1829 года вновь избранные депутаты приносили
присягу, в которой говорилось о принадлежности к христи-
анской религии. Это, правда, еще закрывало доступ в депу-
татский корпус людям, исповедующим другую религию. И в
1866 году новое изменение текста присяги, в которой на этот
раз говорилось просто о вере в Бога, открыло доступ в пар-
ламент людям нехристианского вероисповедания.
Сохранившиеся ограничения пассивного избирательного права
были направлены на то, чтобы в депутатский корпус избирались
те, кто имеет для такой деятельности свободное время, кто не
запятнал своей чести, не является банкротом и т.д.
По мере формирования гражданского общества складывался и
слой профессиональных политиков. В этом процессе, безусловно,
свою роль сыграла гласность деятельности депутатов. Она зак-
лючалась не только в возможности публики присутствовать на
заседаниях парламента, но и в освещении хода прений на стра-
ницах газет. В XVII-XVIII вв. публикации такого рода были
возможны с разрешения спикера палаты общин. Конфликт в
1770 году между королем и парламентом, с одной стороны, и
лондонской прессой, с другой, по поводу опубликования прений
без разрешения спикера привели к победе прессы4. С этого
времени избиратели имели возможность ознакомиться в лон-
донских и местных газетах, а затем и в специально издавав-
шихся стенографических отчетах парламентских дебатов с тем,
34
что и как говорил их депутат, как голосовал, а это, в свою
очередь, стало со временем отражаться и на поведении депу-
татов.
В становлении профессионализма парламентариев важным
моментом стало установление жалованья депутатам в 1911 году.
О необходимости этого шага говорили радикалы еще в конце
XVIII — начале XIX вв., а позднее, в середине XIX века,
требование оплаты труда депутатов было одним из пунктов
программы чартистов.
Таким образом шла постепенная демократизация пассивного
избирательного права и формирование депутатского корпуса как
органа профессиональных политиков.
Активное избирательное право претерпело также большие
изменения. Распределение мест в парламенте, установленное в
средние века и практически не изменявшееся, предусматривало
высокий имущественный ценз, представительство от графств и
так называемых “гнилых местечек”5, университетских центров и
портовых городов. Такое распределение избирательных округов,
обеспечивавшее связь локальных территориальных корпораций
с центральными органами власти, с годами стало утрачивать
свое значение, т.к. реально не отражало ни экономические, ни
демографические изменения в стране. Почти столетие спустя по-
сле Славной революции в Англии началось движение за про-
ведение реформы системы выборов в парламент, необходимость
которой признавали и тори, и виги, однако во главе движения
за реформу стояли радикалы. В 1776 году Джон Картрайт опуб-
ликовал памфлет “Сделайте свой выбор!”, в котором сформу-
лировал требования сторонников решительного, радикального
проведения реформы. Вместо семилетнего срока действия парла-
мента и соответственно проведения выборов каждые семь лет он
предлагал ввести ежегодные выборы, всеобщее избирательное
право для мужчин, ликвидацию “гнилых местечек” и др.
Движение за реформу нарастало — создавались политические
общества ее сторонников, проводились митинги, в парламент
направлялись петиции с требованиями проведения реформ — и
достигло своего апогея в конце 20-х — начале 30-х годов XIX в.
В марте 1831 года премьер-министр лорд Грей и лорд Джон
Рассел внесли билль о реформе, в котором предполагалось лик-
видировать все “гнилые местечки”. Утвержденный палатой об-
щин, билль был отклонен палатой лордов. Накал борьбы за ре-
форму в это время был настолько велик, что, по мнению неко-
торых исследователей, Великобритания была близка к револю-
ционному взрыву6. Давление на правительство и парламент вы-
нудило их принять билль о реформе, который стал законом
7 июня 1832 года.
Реформа 1832 года ликвидировала 56 “гнилых местечек”;
32 города с населением до 4 тысяч человек вместо 2 стали по-
сылать одного депутата; освободившиеся 144 места в парламенте
35
распределили между графствами и городами. В результате —
42 города получили право посылать депутатов. Реформа 1832 го-
да сохранила существовавший прежде избирательный ценз —
40 шиллингов чистого дохода с недвижимой собственности, но
при этом избирательным правом были наделены копигольдеры,
платившие не менее 5 фунтов стерлингов аренды в год; долго-
срочные фермеры (срок аренды более 40 лет), уплачивавшие ту
же сумму аренды; арендаторы (срок аренды от 20 до 60 лет),
вносившие 5 фунтов стерлингов годовой аренды; а в городах —
все, кто снимал дом, уплачивая за его аренду не менее 10 фун-
тов стерлингов в год. Таким образом, был значительно расширен
круг избирателей за счет обладавшего собственностью населения
города и деревни7.
Значение этой реформы — не в простом расширении круга
избирателей. Значение ее в том, что она положила начало отхо-
да от средневекового по своей сути представительства корпора-
тивных единиц, посылавших равное число депутатов независимо
от количества проживавшего населения. Отныне представитель-
ство в парламенте строилось на основе владения недвижимой
собственностью. Это был важный этап в развитии общества на
пути к демократии, изменивший соотношение его политических
сил в законодательном органе страны. Ликвидация “гнилых мес-
течек” в значительной мере лишала пэров возможности ока-
зывать влияние на состав нижней палаты, король также уже не
мог как прежде непосредственно вмешиваться в политику пар-
ламента через своих ставленников. Корона могла теперь оказы-
вать свое влияние косвенным путем. Ослабление политической
роли монархии, пэров и джентри в жизни страны шло за счет
усиления позиции коммерческого и промышленного капитала.
Возросла роль партий и партийного большинства в парламенте
при формировании кабинета министров (об этом см. ниже).
Борьба за реформу показала силу общественного движения, ко-
торое проходило мирным путем, и палаты общин при решении
этого важного в жизни страны вопроса. Конфликт в обществе
между дворянством и буржуазией на этот раз, как и в
1688 году, закончился компромиссом между ними. После ре-
волюционных потрясений середины XVII века общество в целом,
лидеры политических группировок искали пути мирного выхода
из кризисных ситуаций и с успехом находили их. Так было и в
этом случае.
Существенное (на этом этапе исторического развития) расши-
рение круга избирателей не могло в полной мере удовлетворить
трудящиеся слои населения страны, которые с расширением
своих избирательных прав связывали надежды на улучшение
экономического и социального положения. Вновь поднимается
движение за реформу избирательного права, которое возглавили
чартисты. Хотя чартистское движение и не добилось осущест-
вления своих требований, вопрос о всеобщем избирательном пра-
36
ве был поставлен в обществе. В 50-60-е годы его поддерживали
радикалы, среди которых были такие видные деятели, как
философ Д.С.Милль, парламентарий Д.Брайт. В 1848 году лорд
Джон Рассел утверждал, что дальнейшие реформы могут при-
вести к революции, но бездействие в этой области вызовет ее
непременно. Тем не менее для ее проведения он считал наиболее
подходящим время политической стабильности в обществе8. В
парламенте вопрос о реформе ставился в 1854, 1859, 1860 гг. В
1864 году была создана национальная ассоциация, объединив-
шая средний класс для борьбы за реформу избирательной
системы. В 1866 году либеральный кабинет Дж.Рассела пред-
ложил снизить избирательный ценз до 7 фунтов стерлингов.
У.Гладстон, входивший в кабинет, был убежден, что избира-
тельное право — привилегия, а не “естественное право” народа,
как утверждали сторонники реформы, и поддерживал сохране-
ние избирательного ценза. Экономический кризис, демонстра-
ции в крупных промышленных городах севера страны в 1866 го-
ду — все эти события подталкивали правительство к осознанию,
что необходимы немедленные действия.
Тем не менее пришедшие к власти тори вначале пытались
выиграть время, предлагая создать королевскую комиссию для
сбора информации и разработки новых реформ. Однако либе-
ральная оппозиция была непримирима. И Б.Дизраэли предло-
жил сразу принять билль, снижавший избирательный ценз до
6 фунтов стерлингов. Начатая реформой 1832 года демокра-
тизация избирательного права была продолжена биллем о ре-
форме 1867 года. Избирательное право распространилось на
квартиронанимателей, плативших не менее 10 фунтов стерлин-
гов в год за отдельное помещение (т.е. снимавших этаж в доме)
и проживавших там не менее 12 месяцев; на некоторых других
лиц в городах. Билль позволил получить права рабочим —
избирательное право получили главы тех семей рабочих, ко-
торые заключили контакт на наем квартиры с платой в 10 фун-
тов стерлингов. Таким образом расширение избирательного пра-
ва коснулось наряду с имущими классами и верхушки рабочего
класса, его наиболее состоятельного слоя. С этого времени сде-
лалось возможным самостоятельное рабочее представительство в
парламенте. В графствах получили избирательные права все,
платившие не менее 12 фунтов стерлингов за арендуемое поме-
щение. Остались лишены избирательных прав сельскохозяйст-
венные рабочие и те промышленные рабочие, которые не про-
живали в городах, избиравших депутата в парламент. В ре-
зультате реформы электорат был увеличен на 140%, число из-
бирателей насчитывало более 2 миллионов человек9. Как до, так
и после реформы в парламент поступали жалобы на подтасовки
голосов и давление на избирателей во время выборов. Специ-
ально назначенная комиссия парламента, исследовавшая жало-
бы, выявила случаи как коррупции при выборах, так и прямого
37
давления на избирателей. Ею был подготовлен новый закон о
выборах10. Введение тайного голосования стало еще одним
важным шагом на пути демократизации общества.
Реформа 1884 года ввела единую систему представительства,
давшую равные избирательные права жителям города и деревни,
в результате чего число избирателей возросло до 5 миллионов
человек. В выборах могли участвовать лица мужского пола,
достигшие совершеннолетия и являвшиеся английскими граж-
данами. Следующая реформа в 1885 году перераспределила из-
бирательные округа. 79 городов потеряли право посылать де-
путатов, а у 36 — их число сократилось до 2; освободившиеся
места были поделены между графствами и некоторыми горо-
дами. Была сокращена численность избирательных округов в
графствах. Число избирателей в них составило 54 тысячи жи-
телей, вместо прежних 78 тысяч, что существенно сблизило по
численности сельские округа с городскими и внесло едино-
образие в систему представительства.
И, наконец, в конце первой мировой войны в 1918 году
произошла новая реформа избирательного права, по которой
право голоса получили все мужчины, достигшие 21 года, и
женщины, достигшие 30 лет. Следует заметить, что три пос-
ледние реформы — 1884, 1885 и 1918 гг., в отличие от реформ
1832 и 1867 гг., проводились без давления со стороны общест-
венности.
Таким образом, менее чем за сто лет Великобритания от арха-
ической системы представительства пришла к всеобщему изби-
рательному праву. От реформы к реформе, постепенно, страна
освобождалась от высокого имущественного ценза, уравнивались
избирательные округа, демократизировалась процедура выборов
и т.д. Каждая реформа опиралась на достижения предыдущей и
была подготовлена всем ходом развития самого общества. Высо-
кий, для Европы, уровень правового сознания, организован-
ность, обязательное начальное образование, позволяли трудя-
щимся Великобритании не только бороться за свои права, но и
создавали базу для их использования. В XX веке неизменно три
четверти взрослого населения принимают участие в выборах,
которые имеют большое значение для определения политичес-
кого курса страны и для развития партий, возникших пер-
воначально как коалиции могущественных фамилий, располагав-
ших сотнями мест в парламенте.
Вопрос о зарождении и развитии партийной системы был
предметом острой дискуссии британских исследователей, начало
которой положили работы Л.Нэмира11. Он пересмотрел традици-
онный взгляд на появление и роль партий в XVIII веке. Не так
давно, к концу 80-х годов большинство историков признали
зарождение партийных группировок тори и вигов в правление
Вильгельма III и борьбу между ними. Отмечалось и ее влияние
на политику в правление Анны12. Безусловно, это не были
38
партии в современном смысле этого слова, как организации с
определенным уставом и программой, с регулярными съездами,
избранными лидерами и т.д. В XVII и XVIII вв. до этого было
еще далеко. Но именно в XVIII веке начинает оформляться
система так называемого партийного “маятника”, когда партия,
получившая большинство мест в парламенте, формировала ка-
бинет министров, а меньшинство — “оппозицию ее Величества”.
Каждая реформа затрагивала не только электорат, но и ока-
зывала большое влияние на партии, которые не могли не счи-
таться с расширением круга избирателей и приспосабливались к
новой ситуации. Партийные лидеры стремились вырабатывать
свои программы с учетом интересов все более широких слоев
населения для привлечения в свои ряды большего числа сто-
ронников, что было необходимо для получения большинства в
парламенте.
Среди государственных институтов кабинет министров Вели-
кобритании выделяется своим особым положением — функци-
онирование этого органа управления не оговорено в законо-
дательных актах. В настоящее время кабинет — это узкая груп-
па министров, члены которой обязаны хранить верность поли-
тической партии или партийной коалиции, располагающей в
данный момент поддержкой большинства в палате общин;
каждый член кабинета в отдельности и все они сообща несут
ответственность за принимаемые политические решения. Ми-
нистр кабинета имеет право на получение вознаграждения в
силу того, что он служит короне, а не как член кабинета.
Юридически главой исполнительной власти является коро-
лева, опирающаяся на Тайный совет, в состав которого входило
до 300 человек. Этот орган, поддерживаемый парламентом, по-
явился еще в средние века, однако на протяжении длительной
истории существования не все его члены играли одинаковую
роль. Как правило, приближенные советники, любимцы и фаво-
риты монарха становились министрами. Потребовалось время и
длительная политическая борьба за то, чтобы министрами были
не они, а лидеры той группировки, которая опиралась на боль-
шинство в парламенте. Члены кабинета до сих пор формально
считаются членами этого Совета, и приносят присягу именно
как члены Совета. В силу сложившейся практики после второй
мировой войны кабинет обычно насчитывает до 20 человек.
Получила признание также практика создания неформального
“внутреннего кабинета”, состоящего из нескольких министров,
помогающих премьер-министру в решении всех наиболее важ-
ных и неотложных дел. Обычно в него входят канцлер казна-
чейства, лорд-хранитель печати, любой министр без портфеля.
Принадлежность к внутреннему кабинету в большей степени
зависит от личных качеств, а не от занимаемого поста. Без-
условно, интересно и то, что юридически решения кабинета не
носят законодательного характера. Поэтому в одних случаях эти
39
решения подтверждаются одной из палат (в тех случаях, когда
они носят законодательный характер).
В ходе развития этого органа выработались его важнейшие в
управлении страной функции — окончательная формулировка
политического курса, выносимого на обсуждение в парламент,
контроль за деятельностью аппарата исполнительной власти,
координация и разграничение сфер деятельности министерств и
ведомств. В основу работы кабинета положен принцип коллек-
тивной и индивидуальной ответственности министров. Члены
кабинета обязательно участвуют в работе одной из палат.
Функции и принципы деятельности кабинета министров вы-
рабатывались на протяжении XVII—XX вв. Нередко короли на-
рушали установившийся порядок и в управлении страной опи-
рались не на избранный парламентом Тайный совет, а не-
большой круг приближенных. Так Карл II имел свой особый
совет, в который входило 5 доверенных лиц. Существование
такого совета было нарушением закона и развивалось вопреки
ему. Акт о престолонаследии в начале XVIII века признал скла-
дывающийся порядок незаконным и установил, что король
должен следовать традиции. Характер компактного целого ка-
бинет стал носить уже со времен царствования Карла II. А суд
над его министром иностранных дел лордом Дэнби в 1679 году
стал прецедентом в установлении судебной ответственности за
разного рода незаконные действия (а не только за измену, как
прежде судили фаворитов королей). Отныне английский ми-
нистр, не желающий принять на себя ответственность за неза-
конные действия, которые навязывал ему монарх, был вправе
отказаться от их выполнения и подать в отставку.
Как тори, так и виги не могли обойтись без существования
такого постоянного кабинета, призванного представлять инте-
ресы и политику господствовавшей партии. Георг I и Георг II,
занятые в основном делами династии, перепоручили Великобри-
танию заботам своих министров, что не могло не сказаться на
упрочении такой формы правления. Попытки обходиться без
помощи кабинета прекращаются в первой половине XIX века.
Система управления через кабинет стала оформляться в
XVIII веке во время правления Уолпола. Именно тогда кон-
троль за управлением фактически перешел к возглавлявшемуся
им кабинету, состоявшему из лидеров правящей партии. Ка-
бинет Уолпола, номинально контролировавшийся парламентом,
в действительности сам начал контролировать его, так как пар-
тия, к которой принадлежали члены кабинета, имела в нем
большинство. Особенностью развития в этот период было то, что
исполнительная власть получила полномочия от законодатель-
ной, продолжая зависеть и от короля, и от обеих палат.
К концу XVIII века установилось правило, по которому все
министры выходили в отставку при неблагоприятном отношении
к ним палат. Исключением были те случаи, когда кабинет
40
считал, что парламент не отражает настроения всей страны. В
этом случае правительство, рекомендовав новые выборы в
парламент, все равно должно было уйти в отставку. Именно к
этому времени первый министр стал входить в состав кабинета,
он и давал направление его деятельности.
В XIX веке система управления страной через кабинет дейст-
вовала уже как отлаженный механизм.
Небольшие рамки статьи не позволяют подробно останавли-
ваться на этих сюжетах, осветить и многие другие, важные и
интересные страницы истории Великобритании, которая прошла
большой путь от средневековых институтов к современной демо-
кратии. Политический опыт Британии не может не привлекать
особенностями развития и взаимодействия законодательной и
исполнительной власти. Велико значение партий и кабинета ми-
нистров в жизни страны. Отлаженный механизм “партийного
маятника” позволяет находиться у власти той партии, которая
располагает большинством мест в парламенте, пользуется до-
верием большей части населения, привлеченного на ее сторону
ее программой. Не все было гладко на этом пути, однако автор
стремился осветить именно положительные стороны британского
парламента, политических институтов страны, полагая, что не-
гативные моменты уже были отражены в работах наших ис-
ториков.
1	Later Victorian Britain, 1867-1900. London, 1988, p.2.
2	Гарнер Д. Великобритания. Центральное и местное управление. Пер. с
англ. М., 1989, с.41.
3	Epstein K.W. The british constitutional crisis 1909-1911. N.-Y., 1987.
4	Maccoby S. English Radicalism. 1762-1785. L., 1955. p.159-164.
5	“Гнилыми” и “карманными местечками” называли те избирательные
округа, которые насчитывали небольшое количество жителей (в некоторых
оно доходило до 40). Выборы в них, по существу, превращались в фарс,
так как депутат или подкупал избирателей, или его назначал владелец
этого местечка.
6	Thomis М., Holt Р. Threats of revolution in Britain 1789-1848. L.,
1977, p.98-99.
7	Если на выборах 1831 г. в Англии участвовало 344250 человек, то в
1834 - 620000 из 24 млн. населения. - Cannon J. Parliamentary reform
1640-1832. Cambr., 1973, p.292.
8	Later Victorian Britain..., p.95.
9	Amstein W.L. Britain yesterday and today. Toronto, 1983, p.115.
10	Kinzer B.L. The ballot question in nineteenth century english politics.
N.-Y.,L., 1982, p.119-148, 245-246.
11	Namier L. The structure of politics of the acession of George III. L.,
1957; England in the Age of the American Revolution. L., 1950.
12	Britain in the first age of party 1680-1750. L., 1987, p. 1-18.
41
РАЗДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ
ПО БРИТАНСКИ
С. П.Перегудов
Несмотря на то, что дискуссия вокруг принципа разделения
властей в нашем российском (а до конца 1991 года — советском)
государстве продолжается уже ряд лет, конца ей, судя по всему,
еще не видно. И причина тому — не только в том, что она
затрагивает позиции и интересы влиятельных лиц и групп, но и
в том, что ведется она зачастую на “любительском” уровне, без
должного учета мировой практики и, в частности, практики
стран, зарекомендовавших себя как “образцы” представительной
демократии.
Общеизвестно, что одной из этих стран является Великобри-
тания, где существует не только старейший в мире парламент, но
и один из самых стабильных и эффективных партийно-по-
литических режимов нашего времени. Осмелюсь утверждать, что
стабильность эта отнюдь не дар небес, но во многом — результат
того варианта разделения властей, который там утвердился и
который, кстати сказать, отнюдь не является каким-то
исключением из общего правила.
На мой взгляд, главной особенностью этого варианта является
то, что принцип разделения, размежевания властей здесь орга-
нически сочетается с не менее важным, но почему-то обычно
игнорируемым даже нашими наиболее квалифицированными
правоведами принципом их взаимодействия. Причем этот прин-
цип закреплен в британской системе власти не как некая аб-
страктная формула, но и институционально. Я имею в виду
наличие специального центра или связующего звена, которые
соединяют воедино законодательную и исполнительную власть и
одновременно являются центром принятия важнейших полити-
ческих решений.
Речь идет, конечно же, о кабине те министров и его главе —
премьер-министре, занимающих передние скамьи в парламенте и
одновременно стоящих во главе всей системы исполнительной
власти в стране.
Должен подчеркнуть, что занятие передних скамей в Палате
общин, являющейся основной законодательной палатой парла-
мента, отнюдь не носит ритуального характера, но отражает
лидирующую роль кабинета и правительства в целом в этом
высшем учреждении государственной власти страны. Как подчер-
кивается в официальном издании “Британский парламент”,
“правительству принадлежит решающая роль в руководстве де-
лами обеих палат парламента. Как основной инициатор поли-
42
тики, оно указывает на направление, которому, по его мнению,
должна следовать деятельность парламента, разъясняя и за-
щищая свои позиции в ходе открытых дебатов в нем’*1.
Премьер-министр, члены кабинета министров и правительство
в целом назначаются лишь из членов парламента. Согласно
закону 1975 года, членами Палаты общин может быть не более
95 министров2. Общая численность правительства составляет
примерно 100 человек и часть министров назначается из членов
Палаты лордов.
Особая роль в парламенте принадлежит премьер-министру и
кабинету министров, в состав которого входит около 20 наиболее
влиятельных министров.
Перед началом каждой парламентской сессии одобренная ими
законодательная программа формулируется в виде тронной речи,
которую королева зачитывает в Палате лордов. Наиболее важные
законопроекты правительства (кроме бюджета) традиционно пуб-
ликуются в виде “белых книг’*. Делается это в основном для
ознакомления с ними широкой общественности и выявления ее
отношения к документу. С некоторых пор публикуются также
“зеленые книги’* — своего рода “проекты** законопроектов. Их
цель — получить ясность, заслуживает ли та или иная проблема
законодательного решения и если да, то в каком направлении.
В течение парламентской сессии кабинет министров на своих
еженедельных заседаниях (носящих строго закрытый характер)
обсуждает законопроекты и резолюции, выносимые на обсуж-
дение парламента, а также другие вопросы, касающиеся ведения
дел в парламенте и парламентской фракции. Не удивительно, что
в состав кабинета министров входят председатель правящей
партии и “главный кнут’* фракции. Оба они одновременно
назначаются на престижные, но не требующие большого времени
государственные должности. Членами правительства являются
также лидеры обеих палат — Палаты общин и Палаты лордов,
некоторые другие должностные лица парламента. Если при этом
учесть, что все они, как и другие члены правительства и ка-
бинета, назначаются на свои должности (и смещаются) еди-
нолично премьером, являющимся одновременно и лидером пра-
вящей партии, то станет понятной та поистине уникальная роль,
которую играет британский премьер-министр во всей системе
государственного управления страной. Не удивительно, что не-
которые британские политики и политологи склонны считать,
что в Великобритании существует не “кабинетное правление”,
как официально именуется существующая в стране система по-
литического управления, а “правление премьер-министра’*, очень
близкое по своим характеристикам к президентскому.
Однако “кабинетное правление” — это отнюдь не пустая мета-
фора. И формально, и в значительной мере фактически он яв-
ляется органом, ответственным за политический курс и за дея-
тельность правительства. Все его члены несут коллективную
ответственность за принимаемые им и правительством в целом
решения. При этом кабинет — не только важнейший государ-
43
ственный, но и “партийный” институт, поскольку он выполняет
функции руководящего органа Парламентской фракции правя-
щей партии. Аналогичным образом “теневой кабинет” выпол-
няет те же функции в отношении оппозиционной фракции. (Его
официальное название — “Парламентский комитет”.) В отличие
от лейбористского консервативный теневой кабинет также еди-
нолично назначается лидером партии (теневой кабинет лейбо-
ристов избирается всеми членами парламентской партии). Од-
нако в случае, если лейбористская партия одерживает победу на
выборах, лидер партии, после того как ему официально пору-
чается королевой сформировать правительство, делает это едино-
лично путем назначения, точно так же, как это происходит и у
консерваторов. Таким же способом осуществляются и все пос-
ледующие перестановки в кабинете и правительстве.
Для поддержания необходимой дисциплины в парламентской
фракции, без которой правительству было бы крайне трудно
добиваться реализации своей законодательной программы, в ней
учреждена система так называемых парламентских организа-
торов (именуемых “кнутами” — whips). Вместе с “главным
кнутом” (chief whip) в каждой фракции насчитывается по
12 “кнутов”, ответственных за посещаемость и за дисциплину
голосования парламентариев3. Соответственно разработана и сис-
тема наказаний, наиболее суровым из которых является ис-
ключение из состава фракции (а это, в свою очередь, может по-
вести к отказу поддержать кандидатуру данного парламентария
на следующих выборах).
Как в составе лейбористской, так и консервативной фракции
существует система комитетов, организованных “под” минис-
терства и ведомства правительства (примерно по 20, но иногда и
более). Членство в них является добровольным. Наибольшую
активность комитеты проявляют в период пребывания партии в
оппозиции, когда они включаются в выработку альтернативы
правительственному курсу.
Чтобы закончить о фракциях (в Великобритании они офи-
циально именуются парламентскими партиями) необходимо ос-
тановиться на принципах, регулирующих их отношения с той
частью партий, которые находятся за стенами парламента и
часто именуются “массовыми” партиями. Причем под этим
названием подразумеваются не только местные, городские и
региональные партийные организации, но и вся система руко-
водства ими, включая и центральный партийный аппарат.
Принципы, о которых здесь идет речь, воплощаются в понятии
“конституционной автономии” парламентской фракции, под ко-
торой понимается ее самостоятельность по отношению к любому
институту, находящемуся вне парламента. А это означает, что
не только партийный аппарат, но и съезд (конференция) партии
не вправе давать ей какие-либо директивы или указания. В то
же время во всех партиях, включая и партию либеральных
демократов, члены парламентской фракции присутствуют и го-
лосуют на партийных конференциях “ex-officio”, т.е. по дол-
жности. И формально, и фактически член британского пар-
44
ламента несет двойную ответственность — перед своим изби-
рателем и соответствующим избирательным округом, давшим
ему мандат парламентария, и перед партией, выдвинувшей его в
качестве своего кандидата и способствовавшей его избранию.
Причем ответственность перед избирателями считается первосте-
пенной. Таким образом, связь и даже зависимость парламен-
тария от массовой партии сохраняется, но носит она достаточно
условный характер. Больше того, если говорить в целом об
отношениях между парламентской и массовой партиями, то
именно первой принадлежит (у консерваторов в большей, у
лейбористов — в меньшей степени) руководящая роль в обще-
партийных делах. Такого рода зависимость символизирует и тот
факт, что лидер парламентской фракции одновременно является
и лидером всей партии и наоборот. У консерваторов он избира-
ется только членами парламента, у лейбористов, начиная с
1981 года, в выборах участвуют также представители индиви-
дуальных и коллективных членов.
Как видим, если подходить догматически и исходить из того,
что правительство, кабинет и премьер-министр должны обладать
лишь прерогативами исполнительной власти, а парламент —
законодательной, то разделением властей здесь, как говорится,
и не пахнет. Однако не будем торопиться с выводами и пос-
мотрим вначале на другую часть картины, а именно на от-
ношения премьер-министра, кабинета и правительства в целом с
постоянным государственным аппаратом, именуемым “граждан-
ской службой”. Это та самая “государственная бюрократия”, на
которой лежит основное бремя административного руководства
внутренней и внешней политикой страны, осуществление задач
по вооруженной защите ее интересов. Согласно официальным
установкам, “гражданская служба осуществляет весь комплекс
управленческой деятельности, затрагивающий общественные ин-
тересы, начиная с формулирования политики и кончая повсе-
дневными обязанностями административного характера... Толь-
ко министры ответственны перед парламентом за политику
министерств и за деятельность своих штатов, хотя государ-
ственные служащие могут выступать в качестве свидетелей
специальных парламентских комитетов как представители сво-
его министра”4.
Как правило, смена министра, будь то в результате выборов
или по каким-либо другим причинам, не ведет к смене го-
сударственных служащих, включая и администраторов самого
высокого ранга. Правда, в последние два-три десятка лет в гос-
аппарате заметно возросла роль политических советников пре-
мьера и отдельных министров, которых они, как правило,
назначают после смены правительства и которые порой играют
важную роль в формулировании политического курса. Однако и
формально, и фактически советники (общее их число обычно не
превышает двух десятков) не являются частью постоянного гос-
аппарата и выполняют скорее роль временных экспертов при
кабинете и отдельных его членах. Основная масса советников
45
обычно назначается премьером и находится под его непос-
редственным началом.
Непосредственное руководство их деятельностью осуществл-
яется специальным бюро (office) по делам гражданской службы,
которое является частью канцелярии премьер-министра и воз-
главляется им лично как “министром по делам гражданской
службы”. Официально ее главой является секретарь кабинета
министров — высшее должностное лицо во всей системе граж-
данской службы. Структура, ранжировка должностей, вопросы
оплаты, пенсий и т.п. находятся в ведении министерства фи-
нансов. Через находящиеся в его подчинении бюро премьер-ми-
нистр, как министр по делам государственной службы, отвечает
за организацию, нефинансовые аспекты управления персоналом
и общую эффективность государственной службы. Причем наз-
начения на должности среднего и высшего ранга осуществляет
Комиссия по гражданской службе в тесном взаимодействии с
соответствующими министерствами. Зачисление на службу во
все должностные категории осуществляется на конкурсной
основе, с применением всякого рода тестов, интервью и т.п. Для
подготовки высококвалифицированных администраторов суще-
ствует специальный Колледж гражданской службы, кроме того,
при большинстве министерств есть специалисты, которые це-
ликом заняты организацией различных форм повышения квали-
фикации и переобучения персонала, в том числе и путем орга-
низации специальных курсов. В ведении министерств находятся
также все вопросы продвижения по служебной лестнице, однако
назначение на высшие административные должности осущест-
вляется лишь с ведома и одобрения премьер-министра, которого,
в свою очередь, консультирует по этим вопросам секретарь ка-
бинета, являющийся, как уже отмечалось, официальным главой
всей гражданской службы.
Описанная выше система подчинения создает известную сте-
пень свободы государственных служащих по отношению к ми-
нистру и делает весь институт гражданской службы достаточно
целостным и в известной мере автономным образованием. Эта
автономность еще более подчеркивается спецификой политичес-
кой активности службы и теми ограничениями, которые на нее
здесь налагаются. Ограничения эти не для всех одинаковы, и по
этому принципу существует разделение на 3 группы. Для первой
“Политически свободной” (“politically free”) группы, в которую
входят занятые в госаппарате работники физического труда, не
являющиеся служащими в полном смысле этого слова, дейст-
вуют правила, по которым они вправе заниматься любой поли-
тической активностью, включая согласие их на баллотировку в
качестве кандидата в британский или европейский парламенты.
Лишь в случае своего избрания они должны выйти из гос-
аппарата. Второй “политически ограниченной” (“politically re-
stricted”) группе, состоящей из служащих высокой и высшей
категории, запрещается участие в политической деятельности на
национальном уровне, но разрешается участвовать в местной
политике. Третья, “промежуточная”, группа может ходатай-
46
ствовать (в индивидуальном порядке, естественно) об участии в
национальной и местной политической активности за исклю-
чением выдвижения своих кандидатур на выборах в нацио-
нальный и европейский парламенты. То же самое правило дей-
ствует и в отношении всех без исключения военнослужащих и
полицейских.
Из всего сказанного не трудно заключить, что исполнительной
ветвью власти в “чистом виде” является собственно госаппарат,
или “гражданская служба”. Именно здесь, т.е. между парла-
ментом, с одной стороны, и госаппаратом с другой, и осу-
ществляется наиболее полно разделение исполнительной и за-
конодательной ветвей власти. Что же до правительства, то оно
как мы могли убедиться, выполняет одновременно функции и
законодательной, и исполнительной власти, причем и там, и
здесь играет ведущую роль.
Но поскольку правительство и кабинет не только олицет-
воряют высшую исполнительную власть, но и на деле являются
таковой, их отношения с парламентом включают, помимо отме-
ченных выше отношений “ведущего” и “ведомого” обратные от-
ношения, в которых парламент выступает в качестве “верхней”,
контролирующей, а правительство, кабинет и министерства —
“нижней”, подконтрольной инстанции. Это совмещение прави-
тельством ролей “хозяина” и слуги” является, с моей точки
зрения, одной из наиболее сильных черт британской системы
разделения властей, позволяющей, с одной стороны, избежать
диктата правительства и исполнительной власти вообще по от-
ношению к парламенту, а с другой — дает правительству доста-
точную степень свободы для осуществления его основной фун-
кции — функции политического управления страной. Недаром
само слово ’’правительство” (government) имеет в английском
языке и второй, более широкий смысл и переводится как
“правление”, “система управления” и т.п.
Как же, конкретно, осуществляет парламент свои контроль-
ные функции над правительством и госаппаратом? Остановлюсь
лишь на самых главных рычагах и механизмах этого контроля.
Согласно неписаной британской конституции контроль над ис-
полнительной властью относится к одной из четырех главных
функций парламента и находится в одном ряду с его преро-
гативами высшего законодательного учреждения, верховного
распорядителя государственных средств и форума для обсужде-
ния важнейших текущих общественно-политических проблем5.
Самым крайним, но вполне реальным средством, которым
располагает в данной сфере парламент — это его полномочия
отправить правительство в отставку путем принятия резолюции
о недоверии или же отклонения законодательного или иного
предложения, которое правительство считает принципиально
важным для проведения своей политической линии. Еще одна
возможность отправить правительство в отставку — это отказать
ему в отпуске средств, необходимых для покрытия государ-
ственных расходов.
47
Несмотря на исключительно редкие случаи ухода или сме-
щения правительств по этим причинам, угроза потерпеть по-
ражение в парламенте постоянно побуждает их быть крайне
чувствительными к настроениям парламентариев, в том числе и
в случаях, когда они располагают надежным парламентским
большинством. Ибо при всех мерах дисциплинарного порядка
они далеко не всегда дают полный эффект. И можно привести
ряд случаев, когда правительство одерживало верх лишь в
результате поддержки “диссидентов” из других партий. Пример
такого рода — это голосование по Маастрихтским соглашениям
в конце 1992 года. В результате сильной оппозиции этим сог-
лашениям со стороны значительной части парламентариев —
консерваторов, выступающих против “федеральной Европы”, а
также стремления лейбористов любой ценой свалить прави-
тельство Дж.Мейджора, оно смогло одержать верх при обсуж-
дении этого вопроса лишь благодаря поддержке горстки пар-
ламентариев из числа либеральных демократов. Кстати, и само
вступление Британии в Европейское сообщество в 1971 году
оказалось возможным лишь благодаря голосам, поданным в под-
держку правительства консерватора Э.Хита со стороны несколь-
ких десятков лейбористских парламентариев. Нередки и случаи,
когда угроза потерпеть поражение в парламенте вынуждает
премьер-министра просить королеву о досрочном роспуске пар-
ламента. Чаще всего, однако, правительства стремятся не до-
пустить такого исхода и проводят политику, которая обеспе-
чивала бы им надежную парламентскую поддержку.
Важным инструментом контроля над политикой правитель-
ства являются проводимые еженедельно ответы главы прави-
тельства и ведущих министров на вопросы парламентариев. Для
ответов министрам отводится специальное время, обычно с 14.30
до 15.30 по понедельникам, вторникам, средам и четвергам.
Обычно вопросы задаются в письменной форме. Ответы также в
большинстве случаев даются в письменном виде. Если задающий
вопрос желает получить ответ в устной форме, он подчеркивает
его. Каждый парламентарий имеет право в течение дня задать
два устных вопроса и любое количество письменных. Но в те-
чение 10 дней заседаний им может быть задано лишь 8 воп-
росов, требующих устного ответа.
Премьер-министр отвечает на вопросы по вторникам и чет-
вергам в течение всего периода заседания парламента6, другие
министры отвечают по очереди в указанное выше время. Все
ответы, включая и те, которые даются в письменной форме,
публикуются в стенограмме заседаний парламента (“Hansard”),
но не обязательно сразу. Существуют жесткие правила в отно-
шении содержания вопросов, нарушение которых ведет к отказу
от принятия их к рассмотрению. Ответы обычно готовятся
чиновниками министерств, но ответственность за их содержание
несет тот, кто их подписывает или же излагает устно. Если
спрашивающий не удовлетворен ответом или же считает его
недостаточно конкретным, он может с разрешения спикера (ко-
торый, кстати, не должен принадлежать ни к одной из фракций)
48
задать несколько уточняющих вопросов. Ответ может вызвать
новые вопросы со стороны других парламентариев. В результате
нередко возникают довольно острые перепалки, и спикеру при-
ходится применять все свое искусство, чтобы утихомирить стра-
сти. По истечении времени для ответов спикер имеет право поз-
волить задать вопросы в связи с неожиданными обстоятельст-
вами (авиакатастрофы, угрожающая экологическая ситуация и
т.п.). Однако отвечающих на них министр заранее уведомляется
о такой возможности.
В общей сложности в течение одной сессии задается около
50 тысяч вопросов. Но только примерно на 3 тысячи из них
ответы даются устно7.
В подавляющем большинстве случаев целью указанной про-
цедуры является получение той или иной информации, вы-
яснение намерений правительства и министерств, доведение до
сведения правительства и парламента проблем, требующих, по
мнению спрашивающего, принятия неотложных мер для их
разрешения. Однако иногда вопросы используются как часть
кампании, направленной на изменение политики правительства
или же преследуют цель вынудить его на важные публичные
заявления.
Одним из способов заставить правительство определить свою
позицию по тому или иному вопросу и повлиять на эту позицию
является право парламентариев в конце заседания поставить тот
или иной вопрос общественной важности для “дополнительного”
обсуждения (буквально — обсуждения в перерыве). Для этого
обычно отводится полчаса, однако в чрезвычайных ситуациях
дебаты могут продолжаться дольше — до трех часов. Перед пе-
рерывом на каникулы или праздники таким дебатам посвя-
щается целый день. Одним из средств контроля за тем, чтобы
правительство г з превышало свои полномочия и действовало в
рамках закона, является постоянная парламентская экспертиза
делегированного законодательства, исходящего от правитель-
ства.
Согласно правилам парламентской процедуры, 20 из 175 сес-
сионных дней отдается в распоряжение оппозиции. В течение
этого времени оппозиционные фракции вправе поставить на об-
суждения парламента вопросы по собственному усмотрению.
Это дает возможность подвергнуть правительство целенаправ-
ленной критике, выдвинуть и обосновать резолюции о недоверии
ему и т.д. 17 из 20 дней предоставляются основной оппози-
ционной партии, три дня — второй по величине партии оп-
позиции, которой на сегодняшний день является партия либе-
ральных демократов.
Как верховный распорядитель государственных средств парла-
мент не только рассматривает и утверждает бюджет, но и пол-
номочен принимать окончательные решения по целому ряду
других вопросов, касающихся финансовой и налоговой политики
правительства. Для этой цели вот уже более сотни лет в парла-
менте существует комитет государственной отчетности (Public
Accounts Committee), призванный следить, чтобы все государ-
49
ственные средства расходовались так, как это решено парла-
ментом.
С особой тщательностью разработан в Великобритании ин-
струментарий парламентского контроля за деятельностью от-
дельных министерств и ведомств. В этих целях функционирует
около полутора десятков специальных комитетов (select commit-
tees), которые осуществляют надзор над “расходованием средств,
административным процессом и политикой”8 всех основных
министерств. При этом каждому из последних соответствует
комитет его профиля. Существует также “комитет связи”, рас-
сматривающий вопросы, общие для деятельности специальных
комитетов. Все эти комитеты комплектуются из парламентариев
различной партийной принадлежности, примерно в том же
соотношении, которое существует в парламенте в целом.
Специальные комитеты полномочны заслушивать показания
“свидетелей” и требовать отчеты, причем в качестве участников
слушаний они могут приглашать и представителей общест-
венности, экспертов. На заседаниях комитетов может присут-
ствовать любой член парламента, но если комитет захочет об-
суждать те или иные вопросы в закрытом порядке, все, кто не
являются членами комитета, должны покинуть заседания. Ко-
митеты периодически представляют парламенту и широкой об-
щественности отчеты о своей работе и своих слушаниях, причем
некоторые из них вызывают довольно широкий общественный
резонанс.
Хотелось бы подчеркнуть, что парламентский контроль над
министерствами ни в коей мере не направлен на вмешательство
в их компетенцию и политику, он лишь нацелен на то, чтобы
они действовали в рамках существующего законодательства и
своих полномочий, не допускали “излишеств” в трате отпус-
каемых им средств, а их политика соответствовала объявлен-
ному правительством и утвержденному парламентом курсу. Ни-
какого участия в формировании политики тех или иных ми-
нистерств и ведомств, а тем более политического курса в целом
комитеты не принимают и не располагают полномочиями на та-
кое участие. Я специально делаю на этом ударение отчасти по-
тому, что и многие наши политики, и многие обществоведы
склонны чересчур расширительно трактовать понятие “кон-
троль”, смешивая его порой с руководством, “опекой” и т.п.
вещами.
Вряд ли нуждается в пояснениях и тот факт, что за пределами
правительства в британском парламенте начисто отсутствуют
какие-либо структуры с функциями исполнительной власти.
Осуществляя свои контрольные функции над исполнительной
властью, британский парламент, конечно же, сплошь и рядом
вторгается в “сердцевину” политики, ставя под вопрос сами
основы политической и социально-экономической стратегии пра-
вительства. И нередко ему удается добиваться довольно сущест-
венных корректив этой стратегии. Однако делается это не путем
принятия решений или курса, альтернативных правительст-
венным (в этом случае правительство должно немедленно уйти в
50
отставку), а путем давления на него и внесения тех или иных
поправок в предлагаемые им решения. Руль же государствен-
ного управления, пока правительство находится у власти, на-
ходится в его, и только его руках. После ухода в отставку его
подхватывает новое, формируемое после всеобщих выборов
правительство.
Какова же, в свете сказанного, генеральная схема разделения
исполнительной и законодательной властей по-британски (воп-
рос о месте судебной власти требует, естественно, самостоя-
тельного анализа)? Разграничительная черта здесь проходит не
только и даже не столько между парламентом и правительством,
сколько между парламентом и аппаратом исполнительной влас-
ти. Здесь, как мы видели, разделение исключительно четкое,
сферы деятельности абсолютно автономны. Однако это вовсе не
означает, что между ними нет никакого взаимодействия. С
одной стороны, парламент через свои комиссии постоянно кон-
тролирует деятельность госаппарата и тем самым в немалой
степени способствует тому, чтобы законы и решения, которые он
принимает, работали, и работали хорошо. Однако и госаппарат
отнюдь не является всего лишь пассивным исполнителем воли и
решений парламента. Он вполне официально признан в качестве
инстанции, активно участвующей в законотворческом процессе.
Как уже отмечалось, большинство биллей (законопроектов) пос-
ле одобрения их кабинетом вносятся в парламент министрами.
Однако прежде, чем билль достигнет такой степени готовности,
он проходит исключительно важную стадию предварительной
отработки в основном в тех самых министерствах, которые
затем, после принятия законопроекта и должны будут обес-
печивать его неуклонное выполнение. Причем делают они это,
как правило, при тесных консультациях с теми организациями
и группами, чьи интересы законопроект так или иначе за-
трагивает9. К разработке законопроектов, естественно, прив-
лекаются также авторитетные эксперты. Такого рода процедура
не только обеспечивает высокое качество законопроектов с
профессиональной точки зрения, но и существенно облегчает их
реализацию, или, если можно так выразиться, “принятие” теми,
от кого зависит их выполнение.
Как видим, разделение властей отнюдь не исключает, а скорее
предполагает разделение труда между обеими ветвями власти в
таком важнейшем государственном деле, как законотворческий
процесс. Правительство и госаппарат проводят подготовитель-
ную работу, парламент же осуществляет собственную экспер-
тизу, вносит свои поправки и принимает окончательное ре-
шение.
Тщательная предварительная подготовка законов является
наряду с наличием правительственного большинства одной из
причин, обусловливающих их высокую проходимость через
парламент. Хотя многие из законопроектов, вносимых минист-
рами, принимаются с более или менее существенными поправ-
ками и дополнениями, случаи, когда они отклоняются, исклю-
чительно редки. В противоположность этому лишь немногие из
51
биллей, вносимых парламентариями в “частном” порядке
(“private member’s bills”), обретают форму закона. Большая же
их часть снимается с обсуждения сразу после второго чтения,
которое предшествует передаче законопроекта в соответству-
ющий комитет. Что касается самих парламентских комитетов,
участвующих в законотворческом процессе, то именно они осу-
ществляют наиболее тщательную экспертизу прошедших второе
чтение биллей. Хотя они и носят название “постоянных”, в
действительности большинство их формируется строго под тот
или иной законопроект по принципу пропорционального пред-
ставительства партий в парламенте. Никаких полномочий на
собственную законодательную инициативу они не имеют.
Таким образом, точно так же, как законодательная власть
обеспечивает исполнение законов и постановлений парламента
путем контроля над госаппаратом, так и этот последний участ-
вует в законотворческом процессе, обеспечивая подготовитель-
ную его стадию.
Конечно же, британская система вовсе не является идеальной,
и, пожалуй, никто другой не критикует ее столь сурово, как
сами англичане. Особенно серьезной критике подвергаются чрез-
мерные, с точки зрения многих политических деятелей и по-
литологов, полномочия премьер-министра и возглавляемой им
исполнительной ветви власти, недостаточные гарантии выпол-
нения кабинетом министров своих функций коллегиального
органа по обсуждению и принятию ответственнейших государст-
венных решений, чрезмерная закрытость британской “граж-
данской службы”, мажоритарная система выборов, обусловлива-
ющая монополию двух партий на политическую власть, из-
лишний централизм и тенденции к выхолащиванию местного
самоуправления и многое другое. Однако даже самые радикаль-
ные критики, выступающие за расширение прав и прерогатив
парламента, не ставят под сомнение сами принципы системы
разделения и взаимодействия властей, сложившихся на про-
тяжении столетий.
Если попытаться в самом общем виде суммировать эти прин-
ципы, то они сводятся к следующему: суверенитет парламента
как высшего органа политического руководства страной; ве-
дущая роль кабинета и правительства в законотворческом про-
цессе; строжайший контроль парламента и его комитетов над
исполнительной властью; и, наконец, особая роль госаппарата
как относительно автономного образования, не только пассивно
выполняющего указания “свыше”, но и стоящего у самих
истоков политического процесса.
При всей оригинальности британская система отнюдь не яв-
ляется чем-то исключительным, о чем свидетельствует тот факт,
что заложенные в ней принципы с теми или иными вариациями
положены в основу систем государственной власти подавля-
ющего большинства стран, где утвердилась эффективная пред-
ставительная демократия.
52
Думается, именно этим и должен определяться наш интерес, и
интерес отнюдь не умозрительный, к опыту разделения властей
по-британски.
1	The British Parliament. A Central Office of Information, London, 1988.
P.17.
2	Ibid. P.ll.
3	В период сессии “кнуты” раздают парламентариям еженедельные цир -
куляры, в которых названия обсуждаемых вопросов подчеркиваются одной,
двумя или тремя чертами. Одной чертой обычно обозначаются рутинные
пункты повестки дня, не требующие обязательного присутствия и голо-
сования. Двумя чертами обозначаются вопросы более важные. Парла-
ментарий может отсутствовать, но только в случае, если отсутствует и его
“визави” со стороны оппозиции. Тремя линиями обозначаются пункты по-
вестки дня, присутствие на обсуждении и голосование за которые является
строго обязательным. Неподчинение этому императиву рассматривается как
аффронт против партийной политики и влечет за собой те или иные меры
дисциплинарного порядка.
4	Britain 1990. Ал Official Handbook. London, Central Office of Informa-
tion, 1990. P.60.
5	Ibid. P.37.
6	В своем последнем выступлении в качестве премьера М.Тэтчер сказала,
что за время своего пребывания на посту главы правительства она ответила
на 7,5 тысяч вопросов, в том числе - 698 раз публично, т.е. в устной форме.
(“Financial Times”, 28.11.1990. Р.10).
7	The British Parliament, op.cit. P.39.
8	Ibid. P.33.
9	Ibid. P.27.
53
Внешняя и колониальная политика Великобритании
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА БРИТАНИИ
И “УПАДОК” БРИТАНИИ
В ДВАДЦАТОМ ВЕКЕ
Дэвид Рейнольдс
Бриллиантовый юбилей королевы Виктории часто используется
как символ Британии, достигшей апогея мирового могущества.
Один ньюфаундлендский поэт, больше под влиянием чувства, чем
таланта, написал тост в честь Ее Величества:
Да здравствует королева Виктория!
Во всех ее регалиях
Стоящая одной ногой в Канаде,
А другой — в Австралии1.
Но могущество Британии было трудно поддерживать бесконеч-
но. Мотивом двадцатого столетия стал “упадок” — более того, это
слово стало навязчивой идеей британских комментаторов после
1960-х годов.
В ретроспективе история заката Британии как мировой держа-
вы представляется окутанной атмосферой неизбежности. Две ми-
ровые войны расточили ее богатство, переломали кости империи
и приблизили другие страны, особенно Америку и Россию, к ми-
ровому преобладанию. Действительно, обычный исторический
здравый смысл говорит о постоянном упадке — от британского
“преобладания” на рубеже веков2 с “манией величия”* до поло-
жения “военного сателлита США”4 , на что только и могла пре-
тендовать Британия после 1945 года. Потеряв империю, Брита-
ния получила роль, которую до этого с презрением отвергала —
роль члена Европейского сообщества. Эта история закончилась
вполне обычно, не выстрелом, а хныканьем, со вступлением Бри-
тании в ЕЭС в 1973 году5.
В предлагаемой статье автор выдвигает идею о том, что обыч-
ный здравый смысл может исказить историческую реальность.
Следует более тщательно рассмотреть изменение места Британии
в мире, а также изменение природы и характера международного
могущества. Несмотря на трудности, связанные с интерпретацией
недавнего прошлого, анализ следует довести вплоть до сегодняш-
него дня.
54
Могущество — отношение, а не обладание
Обычно принято говорить о могуществе страны как о владении,
измеряемом протяженностью ее империи или величиной арсена-
ла: столько-то танков, линейных кораблей или ракет. Однако
было бы благоразумнее рассматривать могущество как взаимо-
отношения, т.е. возможность склонить кого-либо сделать то, чего
они иначе не сделали бы. Таким образом, мое могущество зави-
сит не только от моей силы, но и от слабости моих противников.
И могущество в одном отношении не дает гарантию могущества в
другом. В этом убедились ядерные гиганты Россия и Америка,
столкнувшись с партизанской войной во Вьетнаме в 1960-х годах
и в Афганистане в 1980-х годах.
Принимая во внимание эти соображения, мы можем лучше
оценить историю “подъема” и “упадка” Британии на протяжении
последних двух столетий. В викторианскую эру Британия была,
безусловно, “великой” державой, но степень ее величия зависела
от слабости других стран. Экономическое преобладание Британии
в значительной степени основывалось на том, что она первой
вступила на путь индустриализации. Ее международные позиции
во многом были обязаны в общем мирному и стабильному для
Европы столетию после 1815 года. И имперская экспансия, осо-
бенно в Африке, была триумфом техники над численным превос-
ходством. В 1898 году Китченер завоевал контроль над Суданом
после битвы при Омдурмане, потеряв всего 368 человек. Потери
его противника, Халифа, насчитывали 11 тысяч убитых, 3,5 ты-
сяч снарядов и полмиллиона пуль. Как писал “Современный пу-
тешественник’7 Хилари Бэллока в том же году: “как бы то ни
было, мы обладали пулеметом Максима, которого у них не бы-
ло”6.
В двадцатом веке соперники Британии оказались более дерз-
кими, а ее колонии — менее уступчивыми. Германия, Америка,
Япония прошли через свои собственные промышленные перево-
роты, догнав, а затем и обойдя Британию. Длительный европей-
ский мир завершился двумя попытками Германии установить
свою гегемонию, что истощило богатство Британии, позволило
другим странам, прежде всего США и СССР, расширить свое мо-
гущество и влияние. И в двадцатом веке империя нанесла ответ-
ный удар, используя современную технологию для того, чтобы
устранить различия, но для такой небольшой страны, как Бри-
тания, оказалось тяжело удерживать колонии силой. Так. в
1947 году 100 тысяч человек, десятая часть британских воору-
женных сил, пытались сохранить порядок в Палестине, стране
величиной с Уэльс. Но такое бремя нельзя было выдержать
долго.
Таким образом, нас не должен удивлять “упадок” Британии. В
80-х годах прошлого века страна, обладавшая всего 2% мировой
численности населения, давала 20% мирового производства про-
мышленных товаров и контролировала примерно такую же часть
земного шара. Подобное преобладание было обречено на недолгое
существование. По существу напрашивается мысль о том, что
больше нуждается в объяснении превосходство Британии в
55
XIX веке, чем ее “упадок” в XX, за исключением того, что этот
“упадок” не так прост, как часто думают.
Скольжение под гору —
или катание на американских горках?
Если мы будем помнить, что могущество — это сумма взаимо-
отношений, мы сможем увидеть, что новейшая история Брита-
нии — не просто скольжение под гору. В 1916-17 годах страва
стояла перед лицом безнадежного кризиса. Ее союзники -
Франция и Россия — были на грани истощения, и война еже-
дневно обходилась в 5 миллионов фунтов стерлингов, из которых
два миллиона поступали из США. В апреле 1917 года Соединен-
ные Штаты окончательно вступили в войну. Перспектива поступ
ления практически неограниченных средств, поставок и людских
ресурсов из Америки позволила в 1918 году сломить волю Гер
мании к борьбе. И президент Вудро Вильсон сумел заставить Be
ликобританию и Францию принять его условия перемирия с
Германией в ноябре 1918 года под угрозой того, что в противном
случае они будут продолжать войну без США.
Уже тогда можно было предположить, что наступила заря
“века Америки”, а солнце Британии пошло на закат. Однако, как
мы видели, могущество относительно. После 1919 года США из
бегали политического вмешательства в европейские дела; после
1929 года их огромное богатство было направлено внутрь страны,
чтобы справиться с великой депрессией. Тем временем Россия,
другая потенциальная сверхдержава, вдали от магистрального
пути развития была также поглощена своими внутренними про-
блемами — консолидацией коммунистического режима и созда
нием современного индустриально развитого государства. Брита
ния, хотя и ослабленная войной, находилась в лучшем положе
нии, чем все ее европейские соперники. Более того, ее империя
достигла наибольших размеров после 1918 года, когда Британия
подобрала Палестину и Ирак из развалин бывшей Оттоманской
Империи и стала первостепенной иноземной державой на Ближ
нем Востоке.
Таким образом, мы должны признать, что война с одной сторо
ны ослабила Британию, а с другой — помогла ей. То же с еще
большей очевидностью проявилось в 1939-1945 годах. На этот
раз Америка и Россия не только предопределили исход войны, но
и получили постоянную роль в послевоенном урегулировании. Их
“холодная война” требовала поддержания огромных военных сис
тем, перед которыми Британия казалась карликом. Но при
взгляде на других соперников Британии мы получим иную кар
тину: Европа и Япония были истощены войной. После Америки
и России Британия в 1945 году была, бесспорно, третьей держа
вой.
Действительно, в течение десятилетия после окончания войны
Британия прилагала усилия для сохранения положения великой
державы на невиданном доселе уровне. Она поддерживала воин
скую повинность до 1960 года — впервые это делалось в мирное
время. В 1953 году она тратила 10% своего ВВП на оборону и
56
держала под ружьем 865 тысяч человек. В предшествовавшем
году она стала третьей в мире ядерной державой, на семь с лиш-
ним лет раньше Франции. Она развивала ресурсы своей империи
по меркантилистской модели, невиданной в течение 150 лет, ис-
пользуя систему платежей стерлинговой зоны, чтобы доходы от
малайского каучука или западно-африканского какао использо-
вались для пополнения ее скудных долларовых резервов. Ее эко-
номика лидировала в Европе; в 1951 году страна произвела про-
дукции столько же, сколько Франция и Западная Германия вме-
сте взятые!7
Сегодня мы знаем, что эта мощь оказалась эфемерной. В тече-
ние несколькцх лет цены на сырье находились в состоянии стаг-
нации, в то время как европейская индустрия под воздействием
германского экономического “чуда” испытала бум. Напрягавшая
все силы экономика не могла обеспечить всеобщую воинскую
обязанность, а также столь значительную роль в мире, и после
1957 года начался быстрый упадок. Но могущество Британии в
послевоенное десятилетие было реальным, хотя и преходящим, и
что еще более важно, это десятилетие предопределило политиче-
ский курс, которого страна с тех пор придерживалась.
Так, убеждение в том, что экономическое будущее Британии
лежит в использовании ресурсов ее империи, а ее международное
будущее — в “особых отношениях” с США, имело глубокие по-
следствия. Оно побуждало британских лидеров, как лейбористов,
так и консерваторов, к недооценке потенциала европейской инте-
грации, основанной на сближении между старыми соперника-
ми — Францией и Германией. Отказавшись участвовать в евро-
пейском объединении угля и стали (1952 г.) и в Европейском
экономическом сообществе (1958 г.) Британия поставила себя вне
Шестерки — движущей силы в Европе с начала 60-х годов. Вы-
нужденное вхождение Британии в Сообщество, произошедшее с
запозданием и на невыгодных условиях, привело к тому, что
британское правительство до сих пор борется за то, чтобы пере-
делать его на свой вкус.
Другими словами, проблема не просто в упадке Британии. Все
европейские страны после второй мировой войны испытали упа-
док по сравнению с США. Проблема заключена в той политике,
которая при этом проводилась. Франция испытала те же сложно-
сти — экономические неурядицы, падение международного пре-
стижа, крушение колониальной империи, но ее ответ был совер-
шенно иным — Европейское сообщество. В ноябре 1956 года ли-
деры Франции остались в изоляции, когда руководители Брита-
нии, под нажимом американцев, внезапно вышли из совместной
суэцкой операции. Но канцлер Германии, Конрад Адэнауер уте-
шил французов пророческими словами: “Европа будет вашим ре-
ваншем”8.
Метаморфозы могущества
Говоря о Европе, мы должны иметь в виду следующее. Дело не
просто в том, что Британия утратила могущество, но и в том, что
57
природа этого могущества изменилась за последние 30 лет. В со
временном мире национальное государство потеряло значитель
ную часть своих возможностей, как “независимый исполнитель"
Частично это связано с возросшей экономической взаимозависи
мостью. Транснациональные корпорации могут одержать верх
над национальными индустриями; быстро меняющиеся межд
ународные рынки капитала могут лишить смысла правительст
венную политику обменных коэффициентов и денежных запасов
Более того, европейские правительства уступили многие ключе
вые функции международным организациям. С 1949 года бри
танская оборонительная политика была неразрывно связана с
возглавляемым США Североатлантическим блоком. Британские
ударные ядерные силы (“Поларис” и затем “Трайдент”) хотя
формально находятся под национальным контролем, в значи
тельной степени обеспечиваются США и обычно развернуты в со
ответствии с задачами НАТО.
Наиболее существенным является тот факт, что членство в Ев
ропейском сообществе определяет все сферы правительственной
политики Великобритании. Оно не просто влияет на Министерст
во иностранных дел или сельского хозяйства. Деятельность прав
тически всех министерств Уайтхолла теперь осуществляется в
ярко выраженных общеевропейских масштабах; официальные
лица, курсируют между Лондоном и Брюсселем и находятся в
постоянном контакте со своими партнерами в столицах других
стран-членов ЕС. Проблемы иммиграции, терроризма, загрязне
ния окружающей среды, пищевых стандартов и регулирования
транспорта находятся в числе многих, с которыми национала
ные правительства не могут справиться в одиночку. В примене-
нии к повседневным делам это означает, что такие волнующие
проблемы, как качество “британской колбасы”, установка “так
сометров” в кабинах тяжелых грузовиков и вопрос налога на до
полнительную стоимость на книги и детскую одежду теперь свя-
заны с внешней политикой в той же мере, как и с внутренней.
Менее явной, но еще более важной проблемой является потеря
контроля над валютной политикой. Премьер-министр Маргарет
Тэтчер за несколько дней до ухода со своего поста утверждала,
что стерлинг является “наиболее мощным выражением суверени
тета, которое страна может иметь”9. Но в октябре 1990 года Ве-
ликобритания с запозданием стала членом Европейской валютной
системы, уступив автономию в установлении обменных курсов, и
постоянный прогресс на пути к Европейскому Центральному
Банку и общеевропейской валюте не был реально поставлен под
контроль, несмотря на всю политическую риторику Маастрихт-
ской встречи в верхах в декабре 1991 года.
Хотя британские политики обеих партий были особенно чувст-
вительны в отношении эрозии национальной независимости -
это феномен, затрагивающий все европейские правительства.
Каждое из них утратило власть над значительными областями
жизни страны, особенно обороной и экономикой — традиционно
специфическими хранителями государства. И в ходе этого про-
цесса изменилась сама сущность политики: произошло стирание
различий между внутренними и внешними делами. Потеря Бри-
58
танией своего могущества — это лишь часть проблемы. Все за-
падноевропейские страны утратили могущество, но не просто из-
за относительного упадка, а в силу того, что национальное могу-
щество стало растворяться в международной взаимозависимости.
Сокращение Британии
Политическая концепция, почти лозунг, характеризующая
упадок страны — потеря “суверенитета”. Теперь государство не
имеет той абсолютной власти, которой когда-то обладало или
считалось, что обладало. Британцы не являются исключением в
своей озабоченности этой тенденцией. По-своему многие францу-
зы столь же обеспокоены. Но сильная озабоченность британских
политиков отражает тот факт, что в данном случае затронуто не-
что большее, чем просто утрата национального могущества: на
карту поставлена идентичность самой “нации”.
Мгновенное размышление покажет, что не существует одной
национальной общности под названием “Британия”. “Соединен-
ное Королевство Великобритании и Северной Ирландии” включа-
ет такие исторические нации, как Англия, Уэльс и Шотландия, а
также шесть северо-восточных ирландских графств, которые до
1922 года находились под формальным контролем Лондона. Вме-
сте эти более или менее связанные между собой государства
удерживает власть Вестминстерского парламента, в котором все
они обладают представительством. Однако, единство Королевства
все в большей мере не может считаться само собой разумеющим-
ся. Движение за самоуправление получило размах в конце
XIX века. Оно переросло в кризис только в Ирландии, но в 70-х
годах нашего столетия вновь возродилось в Уэльсе и Шотландии,
принеся требования передачи власти (деволюции) и даже незави-
симости Шотландии. Ирландский вопрос вновь возник в 60-х го-
дах, превратившись в постоянную проблему для британских пра-
вительств, требующую существенного привлечения военных сил
и средств. Примечательно, что Англо-Ирландское соглашение
1985 года дало “иностранному” правительству право голоса в во-
просах политики, безопасности и права в части Соединенного Ко-
ролевства. Дело здесь не в политической мудрости подобной ме-
ры, а в том, что она непосредственно связана с национальным су-
веренитетом.
Другими словами, было бы ошибочно сводить “упадок” могу-
щества Британии к 1973 году — Британия теряет империю, на-
ходит новую роль и живет даже более счастливо. Приспособле-
ние к новым реалиям еще не завершено и имеет глубокий смысл.
Поскольку Британия и ее европейские партнеры приспосаблива-
ются к структурам комплексной взаимозависимости, сама приро-
да национального могущества находится в постоянном измене-
нии. Так же меняется и сущность Соединенного Королевства. Су-
веренитет находится в сердцевине обоих процессов, потому что
он определяет не только отношения Соединенного Королевства с
его соседями, но и то, что мы подразумеваем под самим Соеди-
ненным Королевством.
59
В 1883 году кэмбриджский профессор Дж.Р.Сили опубликовал
свое классическое “Расширение Британии”, и его аргументация
оказывала влияние на несколько поколении английских строите
лей империи. Сили объяснил, как английский империализм соз-
дал на Британских островах “Великую Британию”, и затем вы
шел за пределы Европы, чтобы создать “Более Великую Брита
нию”, особенно в белых доминионах Австралии, Канады и Юж
ной Африки. Сокращение Британии может повлечь за собой бо
лее глубокие последствия, чем кажется, включая не просто поте
рю “Более Великой Британии” и новые взаимоотношения с
“Европой”, но также пересмотр того, что мы имеем в виду под
самой “Великобританией”. Будущее Европы и Соединенного Ко
ролевства, конечно же, не может быть легко предсказано, но ве
роятно, что эти коренные исторические вопросы будут представ
ляться важными на политической повестке дня 90-х. Остерегал
тесь тех, кто отговаривает вас изучать недавнее прошлое.
1	Max Beloff, Britain’s Imperial Sunset, vol. 1: Britain’s Liberal Empire
(London, 1969). P. 20-1.
2	Aaron L. Friedberg, The Weary Titan: Britain and the Experience of
Relative Decline, 1895-1905 (Princeton, 1988). P. 303.
3	The subtitre of Bernard Porter, Britain, Europe and the World, 1850-1986
(London, 1987).
4	Correlli Barnett, The Collapse oof British Power (Gloucester). P. 592.
5	As, for example, in Robert Holland, The Pursuit of Greattness: Britain
and the World Role, 1900-1970 (London, 1991).
6	Hilaire Belloc, Complete Verse (London,, 1970). P. 184.
7	For the sources of these statistics see David Reynolds, Britannia
Overruled: British Policy and World Power in the Twentieth Century (London,
1991). P. 198.
8	Wm. Roger Louis and Roger Owen, eds, Suez 1956: The Crisis and its
Consequences (Oxford, 1989). P. 336.
9	The Guardian, 29 October 1990. P. 1.
60
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ И ЕВРОПЕЙСКИЙ
ИНТЕГРАЦИОННЫЙ
ПРОЦЕСС В 70-Е ГОДЫ XX ВЕКА
С.Б.Воронцова
В 70-е годы произошли весьма существенные перемены во вне-
шнеполитической ориентации Лондона. Как известно, в течение
всего послевоенного периода правящие круги Великобритании
довольно успешно лавировали в международном сообществе, ба-
зируясь на теории трех кругов У.Черчилля, то есть используя
три точки опоры. Одна из них — “особые отношения” с Со-
единенными Штатами, другая — лидерство в рамках Британ-
ского содружества наций, третья — европейская опора высшей
политики. Если в 50 — 60-е годы третья ориентация внешней
политики Англии вызывала немало вопросов, то в 70-е годы
произошли определенные сдвиги, позволяющие говорить о дол-
говременном упрочении европейской составляющей как в кон-
цептуальном плане, так и в практических действиях Лондона.
Приблизившись к континенту, туманный Альбион был вы-
нужден несколько “смирить” свои неуемные амбиции. Британ-
ское величие оставалось все более уделом прошлого, в то время
как современность все чаще ставила на повестку дня вопросы,
решить которые в одиночку было или невозможно или же весь-
ма затруднительно. Весьма запоздало по сравнению со своими
соседями Лондон стал полноправным участником Европейских
сообществ. С 1 января 1973 года начинается отсчет нового вре-
мени для Великобритании в качестве члена западноевропейской
интеграции.
Задаваясь вопросом, почему Англия столь долго оставалась за
воротами ЕЭС, существующего, как известно, с 1 января
1958 года, можно привести немало аргументов, о которых дос-
таточно подробно не раз говорили как отечественные, так и за-
рубежные политики и ученые1. Суть их чаще всего сводится к
изложению истории двух попыток вступления Англии в ЕЭС.
Первая из них безуспешно закончилась в начале 60-х годов, ко-
гда Франция наложила вето. Второй раз в 1967 году история
повторилась. Заявление Лондона с просьбой о принятии в “Об-
щий рынок” также было заблокировано Парижем.
Вместе с тем неудачные попытки сразу проникнуть в закры-
тый “клуб избранных” помимо очевидных минусов имели и оп-
ределенные позитивные стороны. Первую из них можно сфор-
мулировать как активное использование метода проб и ошибок,
чаще всего на примере других. В самом деле, целых двенадцать
лет Лондон, не по своей воле оставаясь за бортом ЕЭС, проверял
61
западноевропейский процесс на прочность, внимательно наблю
дая и по достоинству оценивая преимущества и недостатки уча
стия в интеграции. Думается, что это в значительной мере укре
пило позиции сторонников необходимости вступить в сообщест
во.
Годы раздумий, очевидно, помогли Лондону придти к опре-
деленному выводу о соответствии членства в ЕС национальным
интересам страны. Находившееся у власти консервативное пра-
вительство открыто заявило о том, что прошли времена, когда
отдельные державы Старого Света могли играть серьезную са-
мостоятельную роль. Будущее Европы — на пути объединения
усилий членов Сообщества2.
По существу консерваторы стали на позиции “доктрины Ник
сона”, провозгласившей пятиполюсную структуру мира. Наряду
с двумя сверхдержавами — СССР и США — к таким полюсам
относились Япония и Китай, а также Западная Европа. Что ка-
сается Великобритании, то ее судьба вполне однозначно увязы-
валась с участием в западноевропейском центре силы.
Другая причина, способствовавшая сомнениям по поводу при-
нятия решения о членстве в ЕС, носила социо-культурный ха-
рактер. Она была связана с вековыми традициями британской
государственности, великодержавным колониальным прошлым,
ориентацией на специфические обособленные ценностные хара-
ктеристики, комплексом собственной исключительности и пре-
восходства. Все это оказывало значительное психологическое
влияние на настроения самых широких слоев общества, в том
числе на внешнеполитическую элиту. С этим же была связана,
может быть не всегда осознанная, неприязнь по поводу ог-
раничения национальных прав, их частичного делегирования
“бюрократам из Брюсселя”, неприятие далеко идущих схем над-
национальной интеграции и т.п.
По мнению автора, за весь послевоенный период Лондон сде-
лал два принципиально важных шага, способствовавших цен-
ностной переориентации его политики, с одной стороны, а с дру-
гой, нанесших чувствительный ущерб британскому самолюбию и
осознанию своей исключительности. Первый из них — установ-
ление “особых отношений” с Вашингтоном и позиции хотя и
привилегированного, но все же младшего партнера в союзе с Со-
единенными Штатами. Второй — вступление в ЕС.
Как тот, так и другой шаги были далеко не случайными и же-
стко определялись сложившимися условиями внутреннего раз-
вития и внешними переменами. Говоря о закономерности вступ-
ления в ЕС, можно было бы привести немало причин. Однако
одна из них, имеющая экономическое измерение, наиболее рель-
ефна. Находясь за пределами Сообщества, Великобритания те-
ряла позиции в мировом хозяйстве, в то время как континен-
тальные державы, в том числе и за счет своего экономического
союза, уверенно шли вперед. Достаточно указать, что доля Анг-
лии в промышленном производстве западных стран с 1948 по
1975 гг. уменьшилась почти вдвое — с 10,2 до 5,4%. Для срав-
нения отметим, что индустриальный потенциал ФРГ, в конце
62
40-х годов составлявший 1/3 английского, к середине 70-хгодов
превысил его почти в полтора раза3. Приблизилась к уровню Ве-
ликобритании и Франция. Удельный вес ФРГ и Франции в эко-
номике Запада в 1975 году равнялся, соответственно, 7,9 и 5,1%
против 3,6 и 4,6% в 1948 году.
Присоединение Англии к Римским соглашениям в 1972 году
означало окончательный в долговременном плане выбор приори-
тета. Если ранее можно было говорить о мучительных поисках
своего места под солнцем где-то между “особыми отношениями”
с США и попытками сблизиться с западноевропейской груп-
пировкой, то теперь ситуация изменилась. Великобритания,
став полноправным членом западноевропейского центра силы,
развернулась в сторону континентальных государств, заложив
основы для долговременного союза на много лет вперед.
Вместе с тем, безусловно, рано было бы говорить о том, что
“Англосаксонский союз” ушел в прошлое. Англия по-прежнему
теснее, чем другие страны НАТО, была связана с США. Прежде
всего это касалось военно-политических уз и их сердцевины —
ядерного партнерства. Иными словами, явный европеизм в эко-
номической ориентации и политике Лондона в 70-е годы со-
четался с акцентом на атлантизм и “особые отношения” с США
в военной области.
Ядерное партнерство имело и продолжает иметь важное зна-
чение для английских официальных сфер, поскольку военно-
промышленный потенциал страны недостаточен для самосто-
ятельного изготовления современных ядерных устройств и
средств их доставки. Из Соединенных Штатов ввозились ракеты
“Полярис”, а английские атомные подводные лодки строились с
помощью США. Английские ядерные силы (за исключением не-
которых авиачастей) интегрированы с американскими в объеди-
ненную ударную силу.
Англия зависима не только от поставок американских бое-
головок и средств доставки, но и от оперативных планов ко-
мандования США. Последнее, в частности, участвует в выборе
целей для английского стратегического оружия. Подчиненное
положение в этой области в известной мере выгодно правящим
кругам Великобритании, поскольку оно открывает доступ к
американской ядерной технологии и одновременно помогает
поддерживать статус ядерной державы. США, со своей стороны,
видят в партнерстве с Англией возможность осуществить эф-
фективный контроль над ядерным потенциалом младшего союз-
ника.
Лондон является, по сравнению с другими членами ЕС, и на-
иболее правоверным атлантистом. Как подчеркивал в 1977 году
тогдашний министр иностранных дел в лейбористском прави-
тельстве Д.Оуэн, с конца второй мировой войны “все правитель-
ства, как лейбористские, так и консервативные, всегда осозна-
вали, что участие в НАТО является неотъемлемой частью нашей
национальной безопасности, нашей внешней политики”4.
Вместе с тем, несмотря на серьезность подобных заявлений,
70-е годы показали, что и здесь развивались процессы сбли-
63
жения с континентальной Европой, хотя и в меньшей мере, чем
в экономике и политике. Вполне определенно Лондон европе
изировал свои обычные войска и вооружения за счет активного
участия в Еврогруппе и Европейской группе программирования.
Лишь ядерные связи между Великобританией и США остались
нетронутыми, составляя сердцевину “особых отношений” Лон-
дона с Вашингтоном.
Таким образом, оценивая эволюцию английских подходов в
70-е годы, можно со всей определенностью сказать, что это деся-
тилетие стало ключевым для определения и фиксации дол-
говременной ориентации Лондона. Его политические и эконо-
мические интересы стали все более обретать европейскую ок-
раску. Лондону пришлось поступиться частью национальных
прерогатив в пользу Брюсселя, однако он получил за это более
чем солидную компенсацию: возможность весомо влиять на оп-
ределение позиции всего западноевропейского центра по важ-
нейшим проблемам внутреннего и внешнего развития.
Резкое усиление западноевропейского угла в треугольнике
традиционных опор Лондона, о которых говорилось вначале,
серьезно модифицировали две другие точки опоры политики Ве-
ликобритании. Содружество Наций, хотя и осталось важным ин-
струментом реализации британских интересов в обширных ре-
гионах развивающегося мира, уже было не столь эффективно,
как прежде. После вступления в ЕЭС фактически развалилась
стерлинговая зона, ликвидировалась система литерских префе-
ренций. Великобритания стала смотреть на “третий мир” все
больше через призму Ломейских конвенций, то есть как и дру
гие государства Сообщества.
Основные международно-политические кризисы 70-х годов по-
зволяют выявить устойчивую тенденцию на сближение Англии с
континентальными членами западноевропейской группировки.
Лондон участвовал в формировании общей позиции девяти чле-
нов ЕЭС в 1973 году в ходе арабо-израильской войны, по отно-
шению к Кэмп-Дэвидскому соглашению Египта и Израиля, в
связи с ходом событий в Иране после революции.
Разумеется, автор не склонен говорить о полной идентичности
позиций Лондона и Бонна, Парижа или Рима. Напротив, выс-
тупая в целом в унисон со своими партнерами, Великобритания
сохраняла свою специфику, в том числе и за счет особых от-
ношений с Вашингтоном, там и тогда, где и когда считала это
для себя выгодным.
Поддержав присоединение Великобритании к “Общему рын-
ку”, США надеялись получить дополнительный рычаг для
влияния на ЕЭС и нейтрализации нежелательных для них ас-
пектов политики континентальных членов интеграции. Англия
должна была, по расчетам вашингтонских стратегов, направить
деятельность “девятки”, по крайней мере в первое время, в вы-
годное для США русло. Любопытно, что правящие круги Анг-
лии мыслили в данный период если не аналогичными, то близ-
кими с Вашингтоном категориями. Вот как писал об этом быв-
ший директор Лондонского института международных отноше-
64
ний К.Янгер: “Где англо-американские отношения еще могут
быть полезными, так это в обеспечении того, чтобы рост интег-
рированных институтов в Западной Европе не стал причиной от-
чуждения между этим районом и Соединенными Штатами”5.
Расширение ЕЭС, бесспорно, соответствовало устремлениям
значительной части крупного бизнеса США, особенно амери-
канских транснациональных корпораций, ибо предоставляло
большую свободу маневра их западноевропейским филиалам.
Перед теми из них, кто прочно обосновался на Британских ост-
ровах, открылась возможность проникновения на западно-
европейские рынки, так сказать, с черного хода, минуя за-
градительные таможенные барьеры.
Любопытно, что в период вступления Англии в ЕЭС на-
блюдалась исключительная финансовая активность США. Если в
1972 году прямые инвестиции США в Великобритании соста-
вили 9,5 млрд, долларов, в 1973 они достигли 11 млрд., в
1974 — 12,5 млрд, долларов, т.е. выросли на 3 млрд. Для срав-
нения укажем, что в ФРГ — втором по значению импортере
американского капитала в Западной Европе — прямые инвес-
тиции США с 1973 по 1974 гг. возросли всего на 0,3 млрд, дол-
ларов — с 7,7 до 8 млрд, долларов.
Однако членство Англии в “Общем рынке” имело для Ва-
шингтона и негативные аспекты. В целом Лондон, хотя и с ого-
ворками, разделял в 70-е годы бытовавшие в ЕЭС концепции
“европейского строительства”. Так, консервативное правитель-
ство Э.Хита вместе с другими членами ЕЭС противопоставляло
американскому проекту новой Атлантической хартии западно-
европейский подход, состоявший в заявке на независимую от
США роль этого региона в мире. Весьма примечательно, что
именно в “год Европы”, провозглашенный администрацией
Р.Никсона, для регенерации “запущенных” атлантических свя-
зей, “особые отношения” с Англией дали солидную трещину.
Лондон совместно со своими партнерами, по существу, выступил
против США6. Сразу же после вступления в ЕЭС стало очевидно,
что европейская ориентация Великобритании начинает брать
верх над “особыми отношениями”. Довольно рельефно обнару-
жился тот факт, что долговременные интересы британских пра-
вящих кругов в большей степени совпадают с устремлениями
западноевропейских стран, чем с целями США.
Европейская окраска политического курса Лондона в 70-е го-
ды особенно явственно обозначилась при правлении консер-
ваторов. Пришедшие им на смену лейбористы несколько умень-
шили “европейский крен”, сделав больший упор на атлантизме.
В то же время постепенно выкристаллизовывалась лейбори-
стская концепция совмещения европеизма с атлантизмом и
“особыми отношениями”. Такая постановка вопроса, по мнению
лейбористов, усиливала позиции Англии и ее дееспособность. В
перспективе руководители лейбористов видели Лондон провод-
ником политики “наведения мостов” между США и Западной
Европой. “Я считаю, что роль Англии в этом меняющемся мире
заключается в том, чтобы наводить мосты, — отмечал Дж.Кал-
65
лагэн в свою бытность министром в кабинете Г.Вильсона. —
Англия могла бы выступить в качестве посредника... между Со-
единенными Штатами и Европейским Сообществом”7.
Действительно, принципиальных различий между двумя под-
ходами — лейбористским и консервативным — по существу не
было. Речь шла скорее об известном смещении акцентов, так-
тической корректировке дипломатической линии. Внешнеполи-
тические платформы двух чередующихся у власти партий оп-
ределялись во многом конкретной обстановкой. Если консер-
ваторы делали больший крен в сторону европейской ориентации,
то это диктовалось требованиями момента: сближением Англии
с ЕЭС и наличием острых противоречий с Соединенными Шта-
тами. Лейбористы, со своей стороны, уделяли больше внимания
атлантизму как раз в период временного компромисса между
США и Западной Европой, начавшегося с середины десятилетия.
Консерваторы во главе с М.Тэтчер, сменившие лейбористов по-
сле победы на выборах 1979 года, также не внесли ничего осо-
бенно нового в ориентацию страны.
Весьма важным моментом, определявшим перспективы внеш-
ней политики Лондона, стала “европеизация” экономических
интересов Англии, что весьма четко проявилось в сфере торгов-
ли. Так, если в 1960 году на западноевропейские страны прихо-
дилось 30% английского экспорта, то в 1972 году — уже 43%.
Доля Западной Европы в английском импорте в 1960 году со-
ставляла 29%, в 1972 году она достигла 44%. За этот же период
доля стран ЕЭС в английском вывозе выросла с 15 до 22,9%,
ввозе — с 14,3 до 24,4%. Для сравнения отметим, что к концу
70-х годов объем торговли Англии с членами “Общего рынка” в
три с лишним раза превысил размеры ее товарооборота в США.
Основные тенденции в экономике и политике в 70-е годы го-
ворили сами за себя. В долговременной перспективе главным
ориентиром для Великобритании стало участие в западно-
европейской интеграции. Как отметил в своем выступлении в
палате лордов в 1979 году министр обороны лорд Каррингтон, ее
членство в ЕЭС является краеугольным камнем внешней поли-
тики страны8. Фундаментальная ориентация на участие в Евро-
пейском сообществе, разумеется, не снимала и не снимает раз-
ногласий, спорных моментов и конфликтов между Англией и
ЕЭС. Наиболее острыми они были и остаются в сфере эко-
номики. Уже в первое десятилетие членства Великобритании в
ЕЭС четко определились весьма рельефные расхождения в бюд-
жетной политике, сельскохозяйственном секторе, рыболовстве,
валютной и энергетической сферах.
Наиболее серьезным камнем преткновения стал вопрос об анг-
лийском вкладе в казну Сообщества, который значительно пре-
вышал средства, получаемые ею. Диспропорция между пос-
туплениями в бюджет ЕЭС и расходами, не раз вызывавшая
трения, привела в 1979 году к острому бюджетному кризису. Он
был вызван ультимативным требованием Англии сократить ее
взнос почти на одну треть. Его удалось урегулировать уступками
66
tfo стороны Брюсселя. Вклад Великобритании на 1980 год был
уменьшен на 1175 млн. европейских расчетных единиц.
Вместе с тем, если говорить о 70-х годах, то участие в ЕЭС, в
противовес ожиданиям, не принесло с собой резкого экономи-
ческого оживления. Континентальные компании оказались мощ-
нее английских и не давали им развернуться. Экономика страны
топталась на месте в противовес ожиданиям ее динамического
развития. Ухудшение хозяйственного положения сказалось на
общественных настроениях. В конце 70-х годов около 71% ан-
гличан высказывались за выход из ЕЭС9.
Однако, несмотря на неутешительные итоги опросов общест-
венного мнения, выбор был сделан и выбор окончательный. Ве-
ликобритания твердо встала на путь западноевропейской ин-
теграции, обозначив свой долговременный интерес в качестве
участника европейского центра. Более того, Лондон стал одним
из лидеров европейских сообществ со всеми вытекающими от-
сюда последствиями.
Английский выбор, как видно, был не прост. Однако, судя по
всему, он помог поддержать статус страны, в модифицированном
виде сохранить ее влияние на внешний мир. Экономические
трудности 70-х годов носили серьезный, но все же преходящий
характер. Будущее Англии оказалось неразрывно связано с ев-
ропейскими сообществами.
1	См., например: Маклэйн Д. Внешняяя политика Англии после Суэца.
М., 1972; Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография.
М 1977: Frankel G. British Foreigh Policy 1945-1973. London, 1975.
2	The United Kingdom and the European Communities. Cmnd 4715, July
1971. P.14-17.
3	См. за соответствующие годы Annual Abstract of Statistics.
4	The Times. 1977 September 24.
5	Britain and the World in the Seventies. L., 1970. P.28.
6	Cm.: Evolution of Relations between Europe and the United States. Report
submitted on behalf of the General Affairs Committee. Assembly of Western
European Union. Proceedings, 19th Session. 1st Part. P., 1973.
7	Survey of Current Affairs. 1975. Dec. No 12. P.473.
8	Parliamentary Debates. House of Lords. Hansard. 1979. May 22.
9	The Guardian. 1980. April 30.
67
БРИТАНСКИЙ КОЛОНИАЛИЗМ:
ДУХОВНОЕ ВЛИЯНИЕ МЕТРОПОЛИИ
Г.С.Остапенко
Конец великих европейских империй: Великобритании, Фран-
ции, Дании, Бельгии и Португалии стал в последние десятиле-
тия главным фокусом исторических исследований. Новое поко-
ление европейских историков 70-х годов критически подошло к
процессу деколонизации и одновременно к героической тради-
ции изложения имперской истории, которой, как правило, при-
держивались их предшественники. Многие действия метрополий
подвергались сомнению с точки зрения их целесообразности для
народов Европы и их колоний.
Распад СССР дал новый импульс к изучению феномена коло-
ниализма, причин и последствий разрушения империй.
Оправданные и неоправданные сопоставления европейских
империй с Советским Союзом побуждают к новым размышлени-
ям в этой области. Помимо экономического наследия колони-
альной эпохи, проявившегося в неоколониализме, встает вопрос
о ее духовном наследии для бывших имперских территорий.
История распорядилась таким образом, что колонизаторы
пришли с Запада, а покоренными оказались народы Африкан-
ского и Азиатского континентов, т.е. того пространства, которое
очень часто определялось европейцами как Восток. Через экс-
пансию западная цивилизация реализовала тот заряд предпри-
имчивости, интереса к открытиям и необходимого поиска рын-
ков и новых земель, который она содержала в себе. А уровень
научно-технической оснащенности европейских стран, под кото-
рым имеются в виду не только армия и флот, но и знания, на-
копленные в области промышленного производства и сельского
хозяйства, способствовали успеху западного наступления.
Приход Запада на азиатские и африканские земли означал не
только завоевание или подчинение другого рода, но и знакомст-
во покоренных народов с духовными достижениями Европы.
Британская патерналистская концепция о “бремени белого че-
ловека” предполагала моральную ответственность Англии за сво-
их заморских подданных, освоение ими духовных ценностей
правящей державы, поиск путей взаимопонимания.
Рожденный в Бомбее английский поэт, прозаик и философ
Р.Киплинг в своей знаменитой балладе о Западе и Востоке ста-
вит два вопроса: о непримиримости и чужеродности этих частей
света, обладающих собственными внутренними законами и ри-
туалами, и возможности взаимопонимания между мудрыми и
мужественными представителями этих миров, когда ценность
68
человеческой жизни и всего созданного руками человека вдруг
осознается ими как высшее благо. Именно в этом смысл послед-
них двух строк четверостишья, которым начинается и заканчи-
вается баллада:
“О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они
не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Госпо-
день суд.
Но нет Востока и Запада нет, что — племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли
встанет?”1
Путь к общению между народами, представлявшими разные
культуры и цивилизации, одними из первых нашли христиан-
ские миссионеры.
Английские и шотландские миссионеры наряду с купцами
были первыми посланниками своей страны, проникшими на
территорию будущей империи. Так, евангелизация африканских
народов началась в доколониальную эпоху, но достигла своего
пика в период с 1860-х до 1914 гг., время, совпадающее с рас-
цветом британского колониализма.
Во все времена миссионеры руководствовались повелением
Иисуса Христа, обращенного к его ученикам: “Итак идите, нау-
чите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа,
уча их соблюдать все, что Я повелел вам”2 .
В распространении христианства участники миссий видели
свое основное предназначение. Как свидетельствуют материалы
миссионерских обществ, люди, отправляющиеся за моря, были
готовы умереть на своем посту либо от неведомых болезней, ли-
бо от насилия со стороны туземцев. На родину возвращались
немногие3. Каждый миссионер был образованным человеком,
представителем какой-то части британского общества и по-
своему оценивал взаимоотношения между Великобританией и
зависимой территорией, на которую он прибывал.
Видный миссионер и историк миссионерского движения
С.Нейлл отмечал, что лишь небольшая часть христианских по-
сланников метрополии осуждала колониализм, связывая его с
грабежом и эксплуатацией зависимых народов. Столь же не-
большая группа миссионеров впадала в другую крайность и бы-
ла убеждена, что задача “белого человека” заключалась в том,
чтобы поставить под свое господство весь мир, открыв его для
восприятия более высокой западной культуры и христианства
как ее основы. Значительно большее число представителей бри-
танских церквей, не разделяя воинственных настроений этой
группы и рассматривая колониализм как неизбежность, не со-
мневалось в превосходстве западной цивилизации и в лучшем
понимании интересов туземцев, чем они сами. Исходя из этой
предпосылки, миссионеры приходили к выводу, что “занятие
территорий Англией и другими западными державами — един-
ственное средство, чтобы оградить целые народы от захвата экс-
тремистской нацией (т.е. арабами — Г.О.) и угрозы работорговли
в невиданных масштабах”4 .
69
Вместе с тем проповеди евангелистов не достигли бы своей це-
ли, если бы они не научили жителей “черного” континента поль-
зоваться колесом, выращивать “белое золото” — хлопок и дру-
гие сельскохозяйственные культуры, спасать их от жестоких бо-
лезней и непрерывных племенных войн.
Церковное миссионерское общество (ЦМО), основанное в
1799 году и действовавшее под патронатом Церкви Англии, на-
ряду с евангелизацией туземного населения ставило своей зада-
чей и просветительскую работу в его среде. Согласно его данным
в конце XIX века медицинские работники, учителя, специали-
сты разного профиля составляли в среднем около двух третей
состава миссий, выехавших в афро-азиатские страны5. Киплинг
в поэме “Бремя белых” призывал своих соотечественников к тя-
желому труду и самопожертвованию, хотя и не испытывал оп-
тимизма в отношении будущего их деяний:
“Несите бремя белых, —
Восставьте мир войной,
Насытьте самый голод,
Покончите с чумой,
Когда ж стремлений ваших
Приблизится конец,
Ваш тяжкий труд разрушит
Лентяй или глупец”6.
Миссии основали первые школы в британских африканских
колониях, начали борьбу с варварскими обычаями.
По данным ЦМО в начале XX века оно опекало 74 школы в
британской Западной Экваториальной Африке, где обучалось
4133 учащихся, и 32 школы в Восточной Экваториальной Аф-
рике с числом учащихся в 1405 человек7.
Шотландский ученый и миссионер Дэвид Ливингстон, посвя-
тивший исследованию Центральной Африки последние 20 лет
своей жизни с 1850 по 1873 гг., был убежден, что распростране-
ние Евангелия не принесет результатов, если оно не будет свя-
зано с обучением населения элементарным знаниям и строитель-
ством железных дорог.
Шотландские последователи Ливингстона работали и пропове-
довали в районе озера Ньяса, названном ими Ливингстонией и
расположенном в британском протекторате Ньясаленд (ныне го-
сударство Малави — Г.О.). Один из них — доктор Роберт Лоз
(1851-1934 гг.), прослушавший курс по истории искусств в
Абердинском университета, а в дальнейшем последовательно
окончивший теологический колледж Эдинбургского университе-
та и медицинское отделение университета в Глазго, — открыл в
1894 году в Ливингстонии общеобразовательную школу для ту-
земцев. В образовании он видел “средство к постижению мест-
ными жителями Священного писания и преодолению ими полу-
варварского состояния, являвшегося, по его мнению, результа-
том географической изоляции африканской территории от влия-
ния европейской цивилизации в целом и христианской религии
в частности”8 .
70
В 1927 году, накануне своей отставки, Р.Лоз писал: “Паро-
ход... дороги, телеграф, телефон, электрический свет, энергия
реки, используемая чтобы пилить лес, вода, орошающая доли-
ны и холмы, чтобы растить зерно, незнакомые ранее плуг и по-
возка на колесах и, наконец, появление печатного станка — все
это шаг за шагом открывало мир Господа Бога. И все это неве-
домыми путями приводило души африканцев к Иисусу Христу и
к вере в Царство божье”9. Технический прогресс, который об-
легчал труд, а нередко и спасал жизнь туземцев, побуждал их
доверять европейцам и разделять их религию
После опубликования в 1857 году книги Д.Ливингстона “Пу-
тешествие миссионера и исследование Южной Африки” в мис-
сионерскую деятельность включились университеты. В начале
XX века в Кембридже был учрежден Межуниверситетский хри-
стианский союз, посылавший ежегодно молодых людей для ра-
боты в христианских миссиях в Азию, Африку и Латинскую
Америку. Левингстон чтился Церковью Англии как “духовный
строитель протестантского христианского мира”10.
На рубеже XIX-XX веков успехи евангелизации в Африке бы-
ли довольно значительными. Так в 1899 году в лоно англикан-
ской церкви было принято 6905 туземцев и 50 тысяч африкан-
цев подготовлено к обряду крещения11. Согласно статистике
миссий Западной Экваториальной Африки, направленной ЦМО,
в этом регионе в 1900 году имелось 4283 христианина-туземца.
Из них 1262 человека были обращены в христианскую веру в
1900 году. По статистике миссий Восточной Экваториальной
Африки за тот же год соответствующие цифры составили —
1864 и 11212.
Подготовка миссий и проведение религиозных экспедиций
осуществлялись на средства миссионерских обществ и опекаю-
щей их церкви. После обоснования на новых землях миссии по-
лучали значительные ассигнования от местных колониальных
властей. Так за 1900 год миссии ЦМО, действовавшие в районе
порта Лагоса и в Верхней и Нижней Нигерии, получили от ме-
стных властей 2188 фунтов стерлингов, не считая 3361 фунтов
стерлингов, ассигнованных действовавшим в окрестностях порта
Лагоса туземным церквам13.
Главы миссий и администрации чаще всего действовали в тес-
ном союзе. Но случались и конфликты. Так, в первой половине
XX века в Центральной Африке миссионеры противодействова-
ли распространению здесь принудительного труда, граничившего
по своим формам с рабством.
Укрепление позиций христианских миссий и основанных ими
церквей в колониальном мире происходило не только за счет их
работы, но и как следствие притока на зависимые территории
военных наемников, торговцев, эмигрантов из всех социальных
слоев британского общества, стремившихся получить на новых
землях доход и работу и исповедовавших христианскую религию
По своим религиозным убеждениям эмиграция затрагивала
больше всего диссидентов “неприсоединившихся” протестант-
ских конфессий и методистов как обновленческое течение в анг-
71
ликанстве. Будучи притесняемой частью населения Великобри-
тании, представители этих конфессий в первую очередь отправ-
лялись за моря. При этом в новых условиях плюрализм их ре-
лигиозной приверженности неизбежно сглаживался. Так,
С.Нейлл отмечал, что отдаленность от Европы, важность задачи,
побуждали миссионеров “представлять нехристианам чистую
доктрину Иисуса Христа, лишенную конфессиональных толко-
ваний”14.
На африканских территориях прежде всего обращались в хри-
стианскую веру “представители тех слоев населения, которые
больше всего выигрывали от прихода Запада и у которых удов-
летворение от полученного доминировало над другими чувства-
ми”15. Действуя в соответствии с системой “косвенного управле-
ния” или “двойного мандата”, выработанной лордом Лугардом,
колониальная администрация не лишала вождей и племенную
знать их власти и влияния. Налаженные отношения способство-
вали повороту этой привилегированной части туземцев к евро-
пейской вере и ее проповедникам. Предоставляя миссионерам
землю для их поселения, вожди как бы запасали “сокровища на
небесах”. В дальнейшем дети племенной знати, окончившие
миссионерские школы, стали первым поколением европеизиро-
ванной туземной интеллигенции.
Более сложным было положение христианских миссий в ин-
дийской колонии, находящейся под влиянием двух мировых ре-
лигий — индуизма и ислама. Здесь обращенными в христианст-
во оказывались в первую очередь люди, причастные к британ-
скому правлению и британскому бизнесы, и представители низ-
ших каст. Так, среди верующих христиан и перед Богом люди
из касты “неприкасаемых” обретали равноправие уже в земной
жизни.
Миссионеры пропагандировали христианское учение в сель-
ских районах, в городах, на базарах, работали в госпиталях, за-
нимались различного рода филантропией. Во время голода и
стихийных бедствий, что в Индии случалось нередко, миссио-
нерские станции превращались в пункты раздачи зерна. До-
вольно плодотворной была и деятельность миссионеров в облас-
ти образования. Школы, открытые при миссиях, привлекали
возможностью его бесплатного получения. В начале XX века
были открыты теологическое отделение Мадрасского универси-
тета, индусский теологический колледж, педагогические за-
ведения, просветительские по своему характеру профессиональ-
ные общества16.
К началу первой мировой войны миссионерам удалось создать
в Индии небольшой по численности, но верный по своим хри-
стианским убеждениям и симпатиям к Англии слой населения.
“До 1914 года, — пишет Нейлл, — едва ли какие-либо индий-
ские христиане проявляли интерес к политической деятельно-
сти. Живя несколько изолированно от остального населения,
они были вполне удовлетворены британским правлением, кото-
рое принесло им мир, справедливость, процветание, о чем они
прежде даже не мечтали. Самое большее их желание заключа-
72
лось в том, чтобы дни королевы Виктории продлились как мож-
но дольше”17.
Оказавшись среди отставших в своем развитии африканских
народов или созерцательных индусов, с совершенно иным вос-
приятием окружающего мира, англичанин, вооруженный евро-
пейскими знаниями и протестантским альтруизмом, восприни-
мал их как дикарей или людей, малоспособных к труду и сози-
данию. Намеренно или невольно разрушались сложившиеся тра-
диции, институты, подавлялась религия.
Индийский историк К.Н.Паникар ставит знак равенства меж-
ду колониализмом и христианизацией. Все, что предпринимал
Запад, и в частности Великобритания, в колониальном мире ин-
терпретируется им как политическая, экономическая, социаль-
ная и интеллектуальная агрессия: “Результатом политической
агрессии явилось исчезновение древних тронов и королевств...
Экономическая агрессия привела к исчезновению традиционных
ремесел, искусств, народных промыслов, которые украшали
древнюю цивилизацию. Социальная агрессия вторглась в самые
интимные области личной и семейной жизни, разрушая устано-
вившийся порядок в отношениях между полами и между роди-
телями и детьми. Интеллектуальная агрессия происходила па-
раллельно с утверждением власти колониальных держав путем
вовлечения молодого поколения в чуждую систему образования
и навязывания ему чуждых категорий мышления, после чего
дети индийского и африканских народов ощущали себя вне сво-
ей страны и вне собственного дома. И, наконец, миссии создали
прямую угрозу тем религиозным институтам, на которых осно-
вывались древние культуры и посредством которых народы объ-
единялись. Это была самая опасная форма агрессии, т.к. она
ударяла в сердце нации и ставила под вопрос ее существова-
ние”18.
И, действительно, в Африке и Индии появился постоянно уве-
личивающийся слой людей, ставших по своей сути евроафри-
канцами и евроазиатами.
Наиболее заметные перемены произошли на африканских тер-
риториях в связи с их отсталостью и более широкими возмож-
ностями для христианизации.
Основываясь на библейских догматах, миссионеры долгое вре-
мя вели здесь борьбу с исторически сложившимся институтом
брачных отношений — полигамией, с языческими богами, оли-
цетворявшими силы природы, культ предков. Постепенно в со-
ответствии с христианским вероучением менялись представле-
ния многих африканцев о роли человека в природе и обществе.
Язычество рассматривало человека лишь как элемент велико-
го Космоса, трепещущего перед могущественными духами, посе-
лившимися в реках, морях, горах и лесах. Христианство выде-
лило человека из природы как существо духовное и причастное
к самому творцу.
На каждой территории христианское вероучение подрывало
корни традиционных верований и культур, а вместе с этим ос-
лабевала и роль племенных институтов. Небесный или духовный
73
престол так или иначе поддерживал политическую власть, уч-
режденную в колонии и привнесенную, как и само христианст-
во, из метрополии. Немаловажно и то, что причастность новой
туземной элиты к христианской религии в какой-то степени
унифицировало ее менталитет в африканской империи Англии.
В первые десятилетия XX века в деятельности британских
миссионеров появился ряд осложняющих ее обстоятельств.
Важнейшее из них было связано с процессом политического
пробуждения и ростом национального самосознания самой про-
свещенной части колониального общества — туземной интелли-
генции. В ходе этого процесса миссионер как учитель и одно-
временно представитель правящей державы начинал восприни-
маться его учениками как друг и в то же самое время враг.
“Самые мудрые, — пишет Нейлл, — видели, что период величия
Запада — лишь временный, и что дорогой ценой будет заплаче-
но за союз (имелся в виду союз с колонизаторами — Г.О.), бази-
ровавшийся на чем-то ином, чем покорность слову Божьему”19.
Развенчанию магии “белого человека” и истинности его веры
способствовали и мировые войны. “В первой мировой войне, —
отмечает Нейлл, — индийские, африканские и японские войска
принимали участие на стороне враждующих сторон в армиях
белого человека. Они следовали указаниям своих правителей
(т.е. метрополии — Г.О.), но то здесь, то там вспыхивало него-
дование по поводу того, что тысячи индусов и африканцев втя-
нуты в ссоры, которые их не касаются”20. Непосредственным
следствием увиденного и пережитого было “охлаждение вернув-
шихся домой воинов к церквам, миссионерам и тем, кто вовле-
кал их в христианскую веру”21.
В 20-30-х годах эта потеря доверия была несколько приоста-
новлена целенаправленной политикой церквей по адаптации к
местным условиям, выражавшейся в частности в африканизации
христианских обрядов, введением в них традиционных музы-
кальных инструментов и танцев, подготовкой туземного духо-
венства. Принцип ЦМО “Евангелизируя, евангелизируйся сам”
означал не только духовное самосовершенствование самого мис-
сионера, но и посредничество между культурой его страны и его
прихожан.
Вместе с тем процесс обращения африканцев в одну из миро-
вых религий оказался чрезвычайно сложным и загадочным фе-
номеном. Так, африканизация сверху сопровождалась стихий-
ной африканизацией снизу, что стало особенно заметно с ослаб-
лением власти Великобритании после второй мировой войны.
Этнические традиции, складывавшиеся тысячелетиями, не
могли быть полностью разрушены в эпоху колониализма, про-
должавшуюся один или два века. В то же самое время рост эт-
нического или национального самосознания повышал интерес
новой элиты к своему дому и собственной идентичности. Про-
изошло, казалось бы, парадоксальное явление: новое на каком-
то этапе способствовало возрождению старого.
Синтез христианского и этнического затронул не только об-
рядность. Появились такие понятия как “африканское христи-
74
анство” и “африканская теология освобождения”. Новая бого-
словская концепция ассоциировалась с освобождением бедных и
зависимых стран от духовного влияния метрополии. Ее теорети-
ки искали пути приспособления христианских ценностей к аф-
риканским реалиям. Многие из них утверждали, что “вторая
евангелизация” закономерна и ее должны осуществлять сами
африканцы и что христианская религия не более окрашена, чем
вода и естественно принимает цвет земли и камней, по которым
она течет.
В свете “теологии освобождения” не всегда обоснованной кри-
тике подвергалось миссионерство, на которое нередко переноси-
лись все грехи колониализма. Выстраивались схемы, как на-
пример: сначала миссионер, затем торговцы и, наконец, кано-
нерки. В них проповедники христианства рассматривались ис-
ключительно как инструмент политики метрополии и установ-
ления колониального контроля22.
Под покровом африканской формы христианства осуществ-
лялся возврат к языческим верованиям, а в политическом плане
к этнической раздробленности. Имели место и религиозные дви-
жения, направленные против колониального управления. В не-
которых из них происходило соединение теологии и политиче-
ских доктрин. Широкое распространение получило афро-христи-
анское сектантство, связанное с политическим влиянием и изме-
нением социокультурной обстановки в странах Африки. На кон-
тиненте насчитывается больше, чем где-либо в мире (около 6 ты-
сяч) мессианских и пророческих сект и независимых церквей.
Границы и перспективы стихийной церковной деколонизации
установить трудно. Фактически это результат того, что христи-
анство связано с европейской цивилизацией, отделено от мест-
ной культуры и расовых особенностей. Образ “белого Христа”
воспринимается, но столь же легко и отвергается.
В Индии и юго-восточной Азии религиозная деколонизация
сказалась в ограничении влияния христианских проповедников,
в превращении церквей в экуменические христианские центры с
упрощенной теологией и обрядностью, впитавшей местные обы-
чаи.
В Индии интерес к христианству уже в межвоенные годы был
подорван благодаря позиции лидера освободительного движения
Ганди, признававшего истинность трех религий — индуизма,
ислама и христианства, и пытавшегося в своей деятельности
примирить их. Изучив Новый Завет, Ганди принял многие его
положения, включая принципы любви к человеку и ненасильст-
венных действий. Свою агитацию он строил таким образом, что-
бы убедить индусов в том, что они могут заимствовать из хри-
стианства все его заповеди, не принимая христианской веры.
Уже упоминавшийся индийский историк К.Н.Паникар, при-
знавая успехи христианской миссионерской деятельности, писал
в начале 50-х годов: “В главном они (миссионеры — Г.О.) ошиб-
лись. Они не коснулись основ азиатской жизни. Думающие и
образованные азиаты изучили Евангелие и личность Христа и
отвергли их. Азия находится в процессе раскрытия своей собст-
75
венной души и в будущем будет жить духовно за счет собствен-
ных ресурсов, без заимствования чего-либо извне”23.
И все же деятельность христианского миссионерства, хотя ее и
трудно отделить от влияния всего феномена колониализма, ос-
тавила глубокий след на бывших имперских территориях, и
особенно в Африке. Благодаря ей был построен духовный мост
между разными цивилизациями и расами. Христианские общи-
ны с европейскими проповедниками остались во всех бывших
африканских колониях и на многих азиатских территориях.
Многие из них поддерживают связь с прежней метрополией.
Как и прежде, христианские церкви выполняют гуманитарную
и миротворческие миссии. На них же частично лежит ответст-
венность по организации школьного дела, работе медицинских и
социальных учреждений, реализации всякого рода помощи, по-
ступающей от международных организаций.
Во всех странах бывшей Британской империи остались азиаты
и африканцы с европейским мировоззрением или испытавшие
значительное влияние ценностей европейской цивилизации.
Через христианскую веру и, в первую очередь, через понятие
греха бывшие язычники познакомились с европейскими норма-
ми нравственности, основанными на 10 библейских заповедях.
До этого убийство человека, особенно если он не был соплемен-
ником, а также воровство, ложь считались естественными по-
ступками. Отныне это стало грехом, за который верующий дол-
жен был нести кару в загробной жизни.
Немаловажно и то, что христианское вероучение и особенно
протестантизм как одна из его ветвей вносило в сознание афри-
канцев и азиатов новое отношение к труду. Созидательное дей-
ствие рассматривалось как выполнение божественной воли, до-
казательство высшего предопределения данной личности. Ут-
верждался взгляд на человека как активного преобразователя
окружающего его мира.
Все эти нравственные ценности, наряду с техническими и
культурными достижениями, в большей или меньшей степени
были восприняты колониальными народами и составили духов-
ное наследие бывшей метрополии. Великобритания опиралась и
опирается на это наследие в своей политике в отношении стран
Содружества. Сохранившаяся духовная общность, помимо про-
чих фактов, сплачивает членов Содружества.
1	Kipling Rudyard. Poems. Short Stories. Moscow, 1983. P.350-354. Пере-
вод E.Полонской.
2	Матф. 28, 19-20.
3	Neill S. Colonialism and Christian Missions. L., 1966. P.416-425.
4	Ibid. P.413.
5	Proceedings of the Church Missionary Society for Africa and East 1900-
1901. L., 1901. P. 77,79.
6	Kipling R. Op.cit. P.355.
7	Proceedings of the Church Missionary Society. P.77-79.
8	Hargreaves J.D. Aberdeenshire to Africa. 1981. P.20-25.
9	Ibid. P.25.
76
10	Hastings A. A History of English Christianity 1920-1985. L., 1986.
P.76.
11	Neill S. A History of Christian Missions. L., 1982. P.434,457.
12	Proceedings of the Church Missionary Society for Africa and the East
1900-1901. P.77-79.
13	Ibid. P.77-78.
14	Neill S. Colonialism and Christian Missions. P. 413-415.
15	Neill S. A History of Christian Missions. P.451.
16	Proceedings of the Church Missionary Society for Africa and the East.
1900-1901. P. 3-4.
17	Neill S. A History of Christian Missions. P.484.
18	Panikar K.N. Asia under Western Dominance. Delhi, 1952. P. 50, 80-85.
19	Neill S. A History of Christian missions. P.451.
20	Ibid. P.452.
21	Ibidem.
22	Panicar K.N. Op.cit.
23	Panicar K.N. Op.cit.
СОДРУЖЕСТВО: ИДЕАЛЫ И РЕАЛИИ
Джон Харгривс
Кроме общего названия “Содружество”, могут быть некоторые
исторические совпадения между теми силами, которые транс-
формировали в XX веке Британскую колониальную империю в
образование под таким названием и теми, которые содейст-
вовали превращению Российской империи в СССР, а затем в
СНГ. Данная статья не претендует на систематическое срав-
нение, но предлагает обобщенную интерпретацию британского
опыта. Русские историки могут увидеть в его анализе как
сходство, так и различия.
* * *
Слово “Содружество” появлялось в британской политической
истории во многих контекстах для обозначения действительного
или воображаемого правления, взявшего на себя обязательство
заботиться о благоденствии всех своих граждан: например, пра-
вительство Оливера Кромвеля, или заморские поселения, такие,
как Содружество Массачусетса. Но это слово приобрело особое
значение после 1900 года, когда термин “Британское Содру-
жество Наций” стал подразумевать длительное содружество
интересов между Соединенным Королевством и теми колониями
в Северной Америке, Австралии, Океании и Южной Африке,
которые достигли полного внутреннего самоуправления.
По поводу основы этого содружества существовали различные
точки зрения. Некоторые подчеркивали культурное единство,
основанное на английском языке и традициях в образовании,
бравших начало от университетов Кембриджа и Оксфорда.
Последователи Джазефа Чемберлена надеялись создать экономи-
ческое содружество через взаимодополняющую экономическую и
финансовую политику. Но самые сильные надежды возлагались
на продолжение политической и военной солидарности перед
лицом империалистических держав.
Солидарность или экспансия: проблемы Индии
К 1914 году, а по существу гораздо раньше, стали очевидными
трудности, связанные для Соединенного Королевства с поддер-
жанием международного статуса как мощной нации-государства
и зависимость его военных усилий от вклада колониальных
территорий. При этом Индия и Африка вносили такой же
вклад, как Канада и Австралия. В общих рассуждениях по-
литиков “Британское Содружество” противопоставлялось “Бри-
78
танской империи”, и отношения между двумя образованиями
были все еще непростыми.
В 1917 году британское правительство определило свою по-
литику как “постепенное создание в Индии ответственного пра-
вительства при сохранении страны как составной части им-
перии”. Но для многих британских лидеров было еще не ясно,
будет ли это означать полный “статус Доминиона” на той же
основе, что и для Канады. Имелись и сомнения расистского
плана, касающиеся способности индусов управлять регионом
огромной экономической и стратегической важности. Часть
политиков размышляла о том, сможет ли самоуправляемая Ин-
дия стать ответственным партнером в англоязычном клубе под
властью британской монархии, хотя этот клуб уже включал
франкоязычных канадцев и говоривших по-голландски афри-
канцев.
В 1947 году, когда британское лейбористское правительство
признало, что предоставление независимости Индии и Пакис-
тану неизбежно, оно еще не было уверено в том, примет ли
Индия участие в Содружестве и будет ли ее присутствие
приветствоваться идеологами старой империи или чиновниками
Министерства по делам Содружества.
Многие индийцы были в той же мере скептичны. В апреле
1947 года Дж.Неру писал: “Ни при каких обстоятельствах Ин-
дия не собирается оставаться ни в Содружестве, ни в том, что
придет ему на смену”. Несмотря на свою личную привязанность
к английской политической культуре, Неру полагал, что госу-
дарственность Индии может быть гарантирована, только если
она станет полностью независимой в соответствии с республи-
канской конституцией и при наличии органа, подобного избран-
ному Учредительному собранию Бирмы.
Со своей стороны лейбористский премьер-министр К.Эттли и
последний вице-король Индии лорд Маунтбэттон стремились к
тому, чтобы Индия и Пакистан вступили в Содружество, что
было бы залогом продолжения сотрудничества и поддержало бы
престиж Англии.
Неру согласился на временное членство в Содружестве, чтобы
ускорить передачу власти, а затем его убедили (в основном
главы других государств-членов), что Индия может остаться в
этом объединении, не теряя своего суверенитета.
В 1949 году Индия стала республикой, и на встрече премьер-
министров стран Содружества было решено, что формальная
верность короне может быть заменена декларацией, признающей
Георга VI “символом свободного объединения государств-членов,
и в качестве такового главой Содружества”.
Было ясно, что Содружество более не могло рассматриваться
как неформальное продолжение “Британии за морями”. Еще во
время войны против Гитлера Канада, Австралия и Новая Зе-
ландия обеспечивали военную поддержку метрополии и явля-
лись единственными союзниками Великобритании в войне в
течение года, последовавшего за падением Франции. При этом
79
все они стали в значительной степени зависимыми от США, как
гаранта их долгосрочной безопасности.
Независимые Индия и Пакистан, конечно же, в их новом
положении преследовали свои национальные интересы, которые
по таким региональным проблемам, как Кашмир, приводили их
к острым конфликтам друг с другом. Но если участие во
встречах Содружества и ограничивало проведение независимой
политики, то оно, по крайней мере, обеспечивало его членов
дополнительными дипломатическими возможностями, имевши-
ми определенную ценность в период соперничества сверхдержав.
Идеал многорасового Содружества наций, свободно выбирающих
сотрудничество, создал идеологический покров для ликвидации
колониальной империи, и постепенно становился все более не-
обходимым и соответствующим национальным интересам Вели-
кобритании.
Содружество как помощь деколонизации
Если перед второй мировой войной будущий международный
статус Индии оставался неясным, то для отдельных территорий
империи он вообще рассматривался редко. Первое общее заяв-
ление о целях колониальной политики сделал 7 декабря
1938 года министр колоний Малком Макдональд в ходе дебатов
по поводу претензий нацистов на восстановление Германской
колониальной империи. “Великая цель существования Британ-
ской империи, — заявил он, — состоит в постепенном рас-
пространении свободы на всех подданных Его Величества, в
какой бы части мира они ни жили”. Само движение к свободе
мыслилось как “медленный, эволюционный процесс”. В неко-
торых колониях путь к самоуправлению мог занять поколения,
или же столетия, но в любом случае лучшие надежды на фак-
тическую свободу заключались в продолжении связи с Бри-
танской империей. Однако по сути выступление министра было
скорее ответным выпадом против Гитлера, чем какой-либо ясной
политикой; в это время только в немногих колониях, в част-
ности, на Цейлоне, министерство колоний в действительности
поддерживало самоуправление.
Во время войны положение стало меняться. Британское пра-
вительство нуждалось в сотрудничестве с националистическими
лидерами колоний для проведения своей военной и экономи-
ческой политики и контроля за любыми формами проявления
недовольства. Под воздействием наиболее мощных сил, дейст-
вующих на международной арене, а именно США и СССР, оно
начало ослаблять свой контроль над колониальными ресурсами.
Внутри страны рост авторитета лейбористской партии усиливал
демократические силы, сочувствовавшие самоопределению коло-
ний. “Эволюционный процесс” начал ускоряться, но все же
продвигался не слишком быстро.
В первые послевоенные годы подорванная британская эконо-
мика сильно зависела от колониальных ресурсов. Малайский
каучук и западно-африканское какао были важными источ-
80
никами получения долларов для стерлинговой зоны. Другие
колонии обеспечивали размещение важных военных баз. В це-
лях преемственности сочли существенным предварить самоуп-
равление процессом, известным как “национальное строитель-
ство”1 и включавшим подготовку колониальных лидеров, рас-
положенных к продолжению сотрудничества с Великобританией.
Передача власти становилась возможной только для тех, от кого
можно было ожидать эффективного ее использования, и при
этом полного уважения к политическим, стратегическим и эко-
номическим интересам Соединенного Королевства.
Расширявшееся Содружество обеспечило идеологические и ин-
ституционные рамки, которым реально могла соответствовать
новая британская политика контролируемой деколонизации.
Цейлон получил независимость и присоединился к Содружеству
в 1948 году, Гана и Малайя — в 1957 году. Их лидеры сразу же
стали принимать полноправное участие во встречах глав пра-
вительств, на которых делались попытки привести к гармонии
политику по текущим международным вопросам. Если это
ничего не прибавило к британской мощи, то оказалось источ-
ником влияния и международного престижа не только для
Соединенного Королевства, но и для других стран-членов, а
также дало новый повод для международной дискуссии по
проблемам колониализма. Старое слова “империя”, получившее
ныне скверную репутацию, вышло из употребления, как и пред-
варявшее его слово “Британская”, Содружество определялось
как “свободная ассоциация суверенных независимых госу-
дарств... объединяющая и некоторые зависимые территории”.
На протяжении 50-х годов будущий статус этих зависимых
территорий продолжал оставаться неопределенным. В проти-
воречивом заявлении от 1954 года британский министр заявил,
что “есть некоторые территории в Содружестве, которые в связи
с особыми обстоятельствами никогда не смогут надеяться на
полную независимость”. Этот тезис относился к Кипру, но кроме
таких колоний, имевших стратегическое значение, были сомне-
ния в отношении международной жизнеспособности некоторых
столь же малых зависимых территорий.
В 50-е годы во время переговоров с колониальными лидерами
британские министры предполагали определить цели эволюци-
онного процесса как “самоуправление в пределах Содружества”,
избегая при этом слова “независимость”. Опыт подтверждал, что
участие в Содружестве не ущемляло международный сувере-
нитет. Можно было говорить скорее о семантическом, нежели о
юридическом различии и уверенности в продолжении сотруд-
ничества с национальными лидерами, а не о попытке ограни-
чивать их деятельность. При этом имелись сомнения — смогут
1 Этот процесс не обязательно должен был означать создание сообщества
этнического большинства. Возлагались большие надежды на построение
многорасовых наций-государств в восточной и Центральной Африке, Вест-
Индии, Малайзии. Некоторые аналитики с интересом наблюдали за опытом
СССР по превращению бывших колоний царской империи в автономные
республики, в которых лидерство привело к общему согласию мало-
численные этносы.
81
ли независимые нации быть созданы в меньших и экономически
более слабых колониях, таких, например, как Сьерра-Леоне.
Различные комитеты изучали, не принимая окончательных
решений, возможности двухъярусного Содружества, где некото-
рые территории, обладая полным внутренним самоуправлением,
согласятся оставить контроль над внешней политикой, обороной
и финансами в руках Соединенного Королевства.
Однако после Суэцкого кризиса 1956 года движение, направ-
ленное против колониального управления, настолько усилилось,
что по большей части оказалось вне британского контроля. Со-
вокупная мощь движения сопротивления в колониях превзошла
военные возможности Великобритании, и последняя уже не
могла справиться с ними.
Во всем мире нарастала враждебность к колониализму, США
оказывали давление на своих союзников по “холодной войне”,
чтобы не дать Советскому Союзу повод для обличений импе-
риализма. Но интересы и подходы менялись и в самой Вели-
кобритании. Консерваторы, несмотря на их генетическое чувство
имперской миссии, сочли контроль над процессом националь-
ного строительства неблагодарной обязанностью. По мере того,
как движения за независимость приобретали силу в Малайзии,
Кении, на Кипре, в Адене, колонии стали скорее источником
международного осуждения и растущих раздоров, чем престижа
или могущества.
Экономические издержки и преимущества политики, отда-
ющей приоритет Содружеству, также стали пересматриваться.
Жак Марсель писал о “разводе” между французским капита-
лизмом и колониальным империализмом; нечто подобное имело
место и в Великобритании. Сравнительные преимущества, ко-
торые британские торговцы, промышленники и инвесторы име-
ли на колониальном рынке, часто преувеличивались. В любом
случае, ими использовались старые производства, значение ко-
торых, как, например, ланкаширское прядильное, падало. Там
же, где существенные вложения имели место, колониальное уп-
равление не обязательно было лучшим средством их защиты.
Современные технологические производства, от которых зави-
село экономическое будущее Британии, действительно стреми-
лись к более развитым экономикам.
С середины 50-х годов началась медленная, часто болезненная
и вынужденная, переориентация британской политики по воп-
росу участия в ЕЭС. В этих условиях лишь самые упорные
империалисты хотели удержать остатки колониальной империи.
Французы начали делить свои обязательства с африканскими
колониями, делая их ассоциированными членами ЕЭС. Британ-
цы же предпочитали терять многие обязательства в целом.
Дуновение “ветра перемен” в отношении национальной неза-
висимости, которое Макмиллан увидел в Африке, получило
мощную поддержку со стороны столь же могучих сил, несших
Британию к континентальной Европе.
82
Экспансия или взрыв?
Деколонизация увеличила число членов Содружества, однако
с известным риском для его единства как международной ор-
ганизации. На протяжении 50-х годов встречи глав пра-
вительств (всегда вплоть до 1966 года проходившие в Лондоне)
продолжались на неформальной основе с участием тех лидеров,
которые приезжали, чтобы познакомиться и оказать уважение
друг другу, а также обсудить вопросы, объединявшие, а не
разъединявшие их. Но политики оказались не в состоянии пре-
одолеть расхождения, возникшие вследствие различий в на-
циональных интересах их государств.
Суэцкий кризис, когда только Австралия и Новая Зеландия
поддержали англо-французскую атаку против Египта, был пер-
вым примером, показавшим, что Содружество более нельзя рас-
сматривать как удлиненную руку Великобритании в ее внешней
политике. Более острой стала конфронтация между Индией и
Пакистаном по поводу таких вопросов, как Кашмир. Посред-
никам из членов Содружества удавалось иногда понизить тем-
пературу противостояния, но они не могли ликвидировать корни
конфликта. Бомбой замедленного действия в 50-х годах было
присутствие на встречах глав Содружества представителей Юж-
ной Африки, которая претворяла в жизнь расистскую доктрину
апартеида.
Южноафриканский расизм, конечно же, начался не с победы
националистов на выборах 1948 года. Третирование здесь ин-
дийского населения было причиной напряжения в отношениях в
Содружестве еще до обретения Индией независимости. Тем не
менее, британское Министерство по делам Содружества рас-
сматривало Южную Африку как привилегированного торгового
и финансового партнера, равно как и военного союзника, на
чьей территории Королевский военно-морской флот имел важ-
ную базу — Симонстаун.
После 1948 года прилагались огромные усилия, чтобы смяг-
чить гнев Южной Африки, когда Сереете Хама, будущий пре-
зидент Ботсваны женился на англичанке, что противоречило
южноафриканским законам. В Лондоне беспокоились также и
по поводу реакции ЮАС на принятие в 1957 году в Содружество
Ганы, первого представителя черной Африки. Не исключалось,
что при дальнейшем расширении Содружества могут возникнуть
скрытые до этого конфликты на расовой почве. Тем не менее ни
Нкрума, ни Фервуд не собирались приносить членство в Сод-
ружестве в жертву расовому принципу. До 1960 года присут-
ствие Южной Африки не только допускалось азиатскими и
африканскими правительствами, но — что еще более удиви-
тельно — южноафриканские лидеры были озабочены тем, чтобы
остаться в расширявшейся организации.
Каковы же были эти преимущества? Никогда не ставился
вопрос, чтобы новое Содружество было неофициальным военным
июзом, каковым на протяжении двух мировых войн было
прежнее. Индия придавала особое значение своей роли в
83
Движении неприсоединения. Соединенное Королевство привет
ствовало это, т.к. Неру оказал бы сопротивление любому устрем-
лению сблизить Движение с Советским Союзом во время “хо
лодной войны”. Политическая ценность Содружества опреде
лялась тем, что в его состав входили государства, обладавшие не
только различными региональными интересами, но и принад
лежавшие к разным блокам в некоммунистическом мире. Ис
ламские государства, участники Бандунгской конференции,
члены-основатели Организации Африканского Единства могли в
соответствии со своими новыми обязательствами занять твердую
позицию в ходе дебатов на Генеральной Ассамблее ООН; но в
неофициальной атмосфере встреч глав Содружества они искали
компромиссы и пути к сотрудничеству, сопоставимые с их
принципами и интересами. Содружество предлагало также, на-
чиная с плана Коломбо 1950 года, новые возможности для
экономического сотрудничества. До 1972 года большинство
стран-членов Содружества были участниками стерлинговой зоны
(хотя в то время в нее входили и некоторые иностранные
государства, а Канада — член организации — не входила).
В 50-е годы практически все были согласны в том, что это
сотрудничество цементировалось общими ценностями, консен
сусом Содружества. Несмотря на различия в уровнях культуры,
определенных историей, лидеры стран-членов Содружества раз
деляли общую приверженность к английскому языку и тра-
дициям, усвоенным в колониальных школах и колледжах. По
мимо восприятия уроков персонального воспитания, эта при
верженность поощряла интерес к британским институтам и
политической практике среди влиятельных элит в каждом го-
сударстве Содружества. Адвокаты, офицеры, университетские
преподаватели начинали свою профессиональную карьеру с
общих принципов, которые могли изменяться, но не разру-
шались последующим опытом, полученным на родине. Это мож
но отнести, хотя и в меньшей степени, к деятелям тред
юнионов, многие из которых получили подготовку в рядах
Британского конгресса тред-юнионов. Содружество этого пери
ода часто характеризовалось как семейство наций. Во время
многих встреч, как официальных, так и неформальных, эта
метафора наполнялась реальным содержанием. Конфликты и
расхождения разрешались на общем интеллектуальном языке,
на основе консенсуса, установленного в Содружестве.
Но по одному фундаментальному вопросу консенсус не был
полным. В то время, как правительства, представляющие наро
ды, принадлежащие к различным расам, сумели найти путь к
сотрудничеству, одно правительство продолжало проводить внут-
реннюю политику, основанную на принципе расового нера
венства и подчинения. После расстрела 67 безоружных южно-
африканских демонстрантов в Шарпервилле в марте 1960 года
лидеры государств, входящих в Содружество, уже не могли
игнорировать это противоречие, хотя они реагировали на факт
расстрела не так быстро и решительно, как требовали многие
граждане их стран. Когда избиратели в Южной Африке про
84
голосовали за республику (основанную на принципах апар-
теида), новому правительству было необходимо возобновить
просьбу о членстве в Содружестве. Однако, несмотря на реаль-
ные попытки компромисса на встрече в марте 1961 года (с
участием Нигерии и готовностью присоединиться других афри-
канских государств-членов Содружества) достижение договорен-
ности оказалось невозможным.
Отделение Южной Африки первоначально рассматривалось
как препятствие для развития Содружества. В действительнос-
ти, оно было таковым для Соединенного Королевства, чьи эко-
номические и стратегические интересы в новой Республике про-
должали оставаться более важными, нежели в черной Африке. В
перспективе же Содружество могло сыграть новую важную роль
в качестве влиятельной международной организации, устано-
вившей принцип межрасового равенства.
В Соединенном Королевстве надежды на прочность Содру-
жества были сильнее среди лейбористов, чем консерваторов.
Хью Гейтсхелл основывал лейбористскую оппозицию участию в
ЕЭС на утверждении, что вступление в Сообщество значило бы
окончание тысячелетней имперской истории. Идеалистов, стре-
мившихся к независимой внешней политике, основанной на
принципах морали, привлекала идея возглавить многорасовый
союз во имя мира и международного развития. Однако по мере
того, как число членов Содружества увеличивалось за счет полу-
чивших независимость колоний, хрупкость подобного плана ста-
новилась очевидной. Торговые соглашения, представлявшие
преимущества в пределах Содружества, никогда не достигали
уровня согласованной экономической стратегии: во время пере-
говоров Великобритании с ЕЭС от них постепенно отказывались,
порой оценивая весьма саркастично. Фонды Содружества, уч-
режденные для оказания помощи и развития, оказались не-
способными создать новый экономический порядок, соединив
“северных” и “южных” членов “семейства”. Процент ресурсов,
выделявшихся правительством Соединенного Королевства для
этих целей, начал, хотя и нерегулярно, сокращаться. На про-
тяжении 60-х годов экономические и политические интересы
государств-членов расширявшегося Содружества казались обре-
ченными на дальнейшее расхождение. Многие наблюдатели
ожидали, что объединение сойдет на “нет”, оставив сокра-
щавшуюся сеть взаимных связей для специфических целей.
Парадоксально, но новую жизнь Содружеству дала проблема, по
которой Великобритания столкнулась фактически со всеми
остальными членами: это была Родезия.
История британской колонии Южная Родезия сложна и здесь
может быть обрисована лишь кратко. В 1923 году британское
правительство даровало право внутреннего самоуправления элек-
торату, который, в общем, представлял постоянное белое на-
селение численностью в 34000 человек. К 1951 году оно воз-
росло до 138000, и его лидеры были озабочены обретением пол-
ного статуса доминиона с тем, чтобы укрепить свой контроль
над 2000000 африканцев. Британское правительство, не желая
85
идти на это, убеждало их объединить Южную Родезию с Се-
верной Родезией и Ньясалендом, путем создания Центрально-
африканской Федерации, где оно надеялось через политику “на-
ционального строительства” создать сильное и действительно
многорасовое общество. Но прогресс в этом направлении ока-
зался медленным и ограниченным. В 1959 году упорное соп-
ротивление африканцев привело к роспуску Федерации и соз-
данию независимых Замбии и Малави. При этом Южная Ро-
дезия осталась самоуправляющейся переселенческой колонией
под номинальной властью Лондона. Длительные переговоры о
конституции, которая могла бы защитить права чернокожих
родезийцев, потерпели неудачи, и в ноябре 1965 года Ян Смит,
премьер-министр колонии, издал одностороннюю и противо-
законную декларацию независимости.
Во время переговоров британское правительство несколько раз
пыталось использовать других членов Содружества для того,
чтобы оказать давление на Южную Родезию, подчеркивая в то
же время, что окончательное решение является делом самих
родезийцев. Другие главы правительств, однако, постоянно да-
вали понять, что считают Британию ответственной за дости-
жение такого соглашения, которое обеспечит в последующем
правление в Родезии африканского большинства.
Лейбористское правительство Гарольда Вильсона организовало
ряд экономических санкций против незаконного режима, но
вскоре стало ясно, что военная сила не будет использована; это
обстоятельство, а также сохранение близких отношений с Юж-
ной Африкой, послужило поводом для сильного давления на
Лондон со стороны Содружества. Отношения стали напряжен-
ными. В 1974 году Дж.Д.Миллер оценивал их как плохие, раз-
рушающие любые мифы о единстве Содружества.
В ретроспективе эта оценка не выглядит столь бесспорной.
Содружество не только выжило, но и начало развиваться в
новых направлениях. Главы правительств основывали свой под-
ход на принципах расовой справедливости, расходясь лишь
относительно средств ее обеспечения. Но если до определенной
степени они могли считать своих партнеров по Содружество
объединенными “положительными идеалами”, то Соединенное
Королевство сталкивалось с серьезными затруднениями, приме-
няя их к Родезии. Для разрешения этого противоречия Сод-
ружество нуждалось в создании независимого органа. В 1965 го-
ду, перед тем, как кризис вновь обострился, главы правительств
учредили Секретариат Содружества, который возглавил канадец
Арнольд Смит, и стали устраивать встречи в других столицах,
помимо Лондона. Хотя британская монархия сохраняла свое
символическое значение, содружество постепенно освобождалось
от всего, что связывало ее с Британской колониальной им-
перией.
86
Современное Содружество
Учреждение Секретариата, независимого от Соединенного Ко
ролевства, со штатом в 410 человек, выбранных в тридцати
государствах, позволило Содружеству выжить и развиваться как
гибкому инструменту для организации сотрудничества по прак-
тическим вопросам, имеющим значение для всех его пятидесяти
членов. Разброс в численности населения составляет от 8000 в
Науру до 750000000 в Индии. Имеются семнадцать “ассоци-
ированных государств и зависимых территорий”, по большей
части крохотных островов, не считая Гонконга. Елизавета II по-
прежнему глава государства в семнадцати странах-членах и
всеми признана как глава Содружества. Это главным образом
символическую роль она играет с величайшей серьезностью, ис-
пользуя предшествующий богатый опыт. Правительство Соеди-
ненного Королевства более не является первым среди равных и
необязательно участвует во всех многосторонних инициативах.
Периодические встречи глав правительств стали проходить
менее напряженно после того, как Родезия в результате демо-
кратических выборов в феврале 1980 года превратилась в неза-
висимую Зимбабве. Это стало возможным в результате воз-
действия многих факторов, в том числе давления со стороны
американского и южноафриканского правительств, а также вли-
яния африканских движений сопротивления. Однако дости-
жение окончательного соглашения ускорила встреча на высшем
уровне Содружества в августе 1979 года в Лусаке. Всего лишь
рекомендательный характер решений Содружества оказался в
данном случае решающим для проведения действительно сво-
бодных выборов. После этого политические взаимоотношения
стали более спокойными, хотя Соединенное Королевство под-
вергалось яростной критике за свой мягкий подход к выпол-
нению международных санкций против Южной Африки в конце
80-х годов.
Интересы и устремления стран-членов Содружества нередко
расходились и приводили к столкновениям. Однако очевидно,
что легче разрешать конфликты и обеспечивать сотрудничество,
когда главы правительств находят общий язык и имеют схожий
политический опыт. Впрочем, это не всегда было так. Содру-
жество мало что могло сделать, чтобы погасить гражданскую
войну в Нигерии или смягчить тиранию Иди Амина в Уганде.
Индия и Пакистан никогда не позволяли Содружеству вме-
шиваться в их споры, и после отделения Бангладеш Пакистан в
1972 году вышел из Содружества. Но и в ограниченных пре-
делах независимый секретариат может осуществлять более при-
емлемое посредничество. Недавно Кения под давлением миро-
вого сообщества по вопросу о правах человека допустила наб-
людателей Содружества к своей процедуре выборов, хотя не-
известно, насколько ее правительство посчитается с их реко-
мендациями.
Фундаментальное расхождение между богатыми и бедными
нациями явно лежит за пределами компетенции Содружества,
87
но Шрадат Рам пал, гайанский адвокат, являвшийся Генераль
ним Секретарем с 1975 по 1990 гг., был убежден в том, что оно
внесло заметный вклад в решение этой проблемы, по меньшей
мере, обосновав для “Юга” весомую платформу в отношении его
претензии к более богатому “Северу”. В 1971 году был основав
многосторонний фонд для технического сотрудничества. И хотя
финансовые средства фонда и связанных с ним организаций были
невелики, его сторонники утверждали, что вследствие тесных
связей между теми, кто вел работу по развитию в различных
странах Содружества, он был необычайно полезным.
Трудно сказать, было ли влияние Содружества более Эффек-
тивным в самом гражданском обществе, чем на межгосудар-
ственном уровне. В 1966 году Секретариат учредил Фонд Сод-
ружества для обеспечения связей между неофициальными труп
пами. Однако подобные отношения начались значительно рань
ше. Группы людей различных профессий — от архитекторов до
университетских преподавателей, связанные общими профессио-
нальными интересами, сходным обучением и опытом, — годами
поддерживали тесные контакты. Эти ассоциации часто достигали
консенсуса по поводу определенных ценностей и принципов,
которые вместе представляют те самые “позитивные идеалы”,
считающиеся основой отношений в Содружестве.
Парламентская Ассоциация Содружества, впервые основанная
перед второй мировой войной, проявляла приверженность прин-
ципам представительной демократии, даже когда Вестмин-
стерская традиция подвергалась радикальной модификации или
полностью игнорировалась во многих странах-членах. Конфе-
ренции адвокатов обсуждали основы конституционализма и за-
конодательства, делая особый акцент на проявлениях госу-
дарственной власти, с которыми некоторые из них сталкивались
в результате арбитража. При этом часто приходилось обсуждать
вопросы, с которыми они не были знакомы. Дискуссии жур-
налистов и дикторов о свободе прессы становились тем острее,
чем больше ей угрожали экономическое давление пли прави-
тельственная цензура. Начиная с 1913 года Ассоциация Уни-
верситетов Содружества поощряла программы, способствующие
свободному развитию научной мысли и неограниченному пере-
движению преподавателей и студентов, но в 60-е годы само
британское правительство начало ограничивать эти свободы
посредством иммиграционной политики и дифференцированной
платы за обучение. Можно сказать, что Содружество только тогда
осознало общность своих интересов, когда они стали под-
вергаться опасности изнутри, в самих составляющих Содру-
жество государствах.
Организации, которые поддерживали Фонд Содружества, пред-
ставляли, главным образом, профессионалов из средних слоев,
которые были наиболее влиятельными в первые годы неза-
висимости бывших колоний. Но были и другие, менее фор-
мальные, внутриобщественные связи. Христианские церкви от-
казались от подходов, унаследованных от миссионерского пе-
риода, и начали развивать новые отношения сотрудничества.
Аналогичные процессы происходили и в старых государствах
88
Содружества. Офицеры, обучавшиеся в Сандхэрсте или других
британских или канадских академиях, приобретали твердые
убеждения по поводу отношений между гражданскими и воен-
ными лицами, которые они могли использовать, если считали,
что их собственные правительства не справлялись со своими
обязанностями. Старшие государственные служащие, особенно
прошедшие подготовку в колониальный период, стремились вы-
работать общий административный стиль.
Лейбористская партия и Британский конгресс тред-юнионов
налаживали свои связи в Содружестве, рассматривая их как
часть вклада в процесс национального строительства. Некоторые
из этих связей оказались долговременными. Наиболее распро-
страненными были контакты в области спорта: доказательством
служит число стран-членов Содружества, воспринявших крикет
как национальную игру. Наиболее эффективным применением
международных санкций Содружеством был бойкот Южной Аф-
рики в области спорта, введенный в 1977 году. Именно неофи-
циальные связи, подобные этим, обеспечивают некий согласо-
ванный фундамент для международной кооперации и сплочен-
ности, которого смогли добиться правительства стран Содру-
жества.
89
ЕГИПЕТСКАЯ БАЗА
И ОБОРОНА БЛИЖНЕГО ВОСТОКА
1945-1954.
Джон Кент
Кризис империи, который Великобритания испытала в после
военное десятилетие, кризис, имевший своей кульминацией Су-
эцкую катастрофу, был по существу кризисом из-за власти. Как
таковой, он имел отношение к фундаментальным имперским ин-
тересам ключевых политиков, таким, как Черчилль, Бевин, Иден
и Макмиллан, которые сконцентрировали свое внимание на роли
Великобритании как великой державы. Эта роль была объектив-
но связана с важными экономическими и стратегическими по-
требностями, касающимися ближневосточной нефти и присутст
вия в зоне канала, что послужило основанием для создания
крупнейшей в мире (на 1945 год) военной базы; она была, и об
этом британские военные и гражданские политики постоянно на
поминали себе, связана также с престижем и статусом, которые
были необходимы Великобритании для поддержания положения
великой державы. Таким образом, как и во многих районах,
формально входивших в империю, реакция на анти-британские
движения была тесно связана с основным вопросом о статусе ве-
ликой державы.
Весной 1945 года, когда К.Эттли как председатель Комитета по
Суэцкому каналу впервые предложил, чтобы ответственность за
сохранение мира в этом регионе и, следовательно, за действия
Суэцкой базы, была возложена на новую послевоенную междуна-
родную организацию, Военный кабинет получил множество до
кументов, подчеркивавших важное значение Ближнего Востока.
А.Иден характеризовал ситуацию как вопрос жизни и смерти для
Британской империи, а лорд Элтринхем, бывший министр
губернатор в Каире, утверждал, пойдя еще дальше, что поддерж
ка неофициальной империи на Ближнем Востоке необходима
“ради сохранения британского образа жизни”1.
Первый вызов англичанам, положивший начало длительному
англо-египетскому спору по поводу британского военного при
сутствия в Египте и сохранения Суэцкой базы, был брошен не
египтянами, а Советами. На Потсдамской конференции в июле
августе 1945 года Советский Союз ясно дал понять, что его тре
бование баз в Дарданеллах было сделано для того, чтобы полу
чить такие же обязательства в зоне жизненных интересов Совет
ской империи, которые Британская имела в Египте. Ответ Чер
чилля был основан на том, что, в отличие от турок, не желав-
90
ших советского военного присутствия в их стране, египтяне при-
ветствовали англичан, и с подписанием в 1936 году англо-
египетского договора согласие было достигнуто2. К сожалению,
к сентябрю 1945 года стало ясно, что египтяне потребуют выво-
да британских войск в мирное время; это требование было сде-
лано официально к концу года. Необходимость продолжения
противостояния советскому военному присутствию в Проливах
была одной из причин, по которой в 1946 году англичане согла-
сились вывести свои войска из Египта на мирный период. В до-
полнение к этому, Комитет начальников штабов, несмотря на
нежелание покидать Египет, был обеспокоен беспорядками в
Палестине и антибританскими мятежами в зоне канала, и на-
деялся на сохранение позиций в Палестине и на обретение но-
вых возможностей в Киренаике; а это означало, что уход из
Египта не будет означать уход с Ближнего Востока, а просто по-
влечет перегруппировку сил, включающую эвакуацию Суэцкой
базы.
Более того, во время короткого периода конца 40-х годов, ко-
гда уход из Египта был принят военными и Кабинетом, Комитет
начальников штабов, при полной поддержке Бевина и Мини-
стерства Иностранных дел, был вовлечен в спор с премьер-
министром по поводу желательности сохранения британских во-
енных обязательств на Ближнем Востоке. С конца 1945 года и на
протяжении 1946 годов, в ответ на соображения премьер-
министра о том, что Ближний Восток не обладает большой стра-
хегической ценностью, и что сохранение британского военного
присутствия там вызовет враждебность Советов и будет слишком
дорогостоящим, военные лидеры Великобритании отчаянно ис-
кали контраргументы. Британское военное присутствие на
Ближнем востоке считалось необходимым в силу разнообразных
причин: нефть, обеспечение баз для нападения на Советский
Союз, сохранение торговых связей (глава штаба планирования
Министерства авиации утверждал даже, что экономические поте-
ри, вызванные уходом, будут стоить больше, чем расходы по со-
держанию войск), защита основных регионов Черной Африки
и задача не допустить проникновения русских к водопаду Вик-
тория, сохранение морских коммуникаций, и, конечно же, под-
держание престижа неотъемлемого от глобальной имперской ро-
ли. С поражением правительства Эттли в начале 1947 года обо-
рона Ближнего Востока стала одним из трех главных столпов
британской оборонной политики, и до весны 1950 года этот ре-
гион считался более важным, чем Западная Европа3. Все же
сторонники имперского мышления в эпоху “холодной войны” не
поддерживали военное присутствие вследствие того, что было
необходимо защищать Ближний Восток от нападения Советов;
даже в 1946 году не было возможности защитить пути перевоз-
ки нефти или морские коммуникации; и египетская база могла
лишь частично использоваться для стратегических воздушных
атак, что было обусловлено радиусом действия британских бом-
бардировщиков. Более того, как и предвидел Эттли, британское
присутствие могло привести к конфликту с Советским Союзом
91
и оказалось бы слишком дорогостоящим, но в результате линия
обороны через Африку к Персидскому заливу и Индийском)
океану, предложенная Эттли в 1946 году, стала курсом Велико
британии спустя десятилетие, после того, как было потеряно
много жизней и много средств израсходовано. Короче говоря,
британские военные в конце второй мировой войны не стреми
лись поддерживать свое присутствие на Ближнем Востоке для
защиты этого региона, скорее они стремились защищать пози
ции Британии как имперской державы через сохранение военно
го присутствия на Ближнем Востоке, которое на протяжении
большей части первого послевоенного десятилетия было связано
с базой в Египте. Проблемы, с которыми столкнулась Британия,
коренились в указанном факте, а также в том, что вследствие
упадка имперской мощи вооруженные силы Британии стали
скорее символом мощи, нежели ее обладателем, и таким обра
зом, скорее источником слабости, нежели силы.
Поражение Эттли в июне 1947 года произошло лишь спустя
несколько недель после того, как на переговорах с Египтом по
поводу эвакуации базы не удалось достигнуть соглашения. По
еле долгих дискуссий о характере вывода войск и управления
базой в мирное время, оказалось невозможным достичь согла
шения о титуле короля Фарука в Судане4. В ответ военные ре
шили проинструктировать составителей плана и, раз уж теперь
было решено сохранять британские позиции на Ближнем Восто
ке, выяснить, какие силы могут потребоваться в мирное время.
В плане обороны главной базы в Египте, с которой предстояло
вести войну с Советами, трудность составляло быстрое разверты
вание британских войск в Египте, прежде чем советское наступ
ление сможет угрожать базе; это привело составителей плана к
заключению, что войска в Египте понадобятся в начале войны и,
следовательно, политика эвакуации в мирное время, согласован
ная в 1946 году, не будет отвечать британским потребностям5.
На деле это было в определенной степени лишь подтверждение
решения Бевина от марта 1947 года придерживаться договора
1936 года6, позволявшего британской стороне разместить в
Египте 10000 военнослужащих, хотя в 1947 году значительно
меньшая численность войск представлялась необходимой. Бри
тания, следовательно, могла, по крайней мере безопасно, сни
зить численность военнослужащих, чтобы быть в пределах дого
ворных ограничений. К сожалению, британское присутствие
должно было привести к значительному росту египетской оппо
зиции и вызвать проявления враждебности к Британии в прессе
и правительственных кругах. Опасения, что оппозиция военно
му присутствию приведет к актам насилия против британской
общины в Каире, означали, что сокращение численности войск
до договорного уровня было чревато риском. Весной 1948 года
произошло драматическое изменение в характере британских
требований в Египте, что было связано с составлением первого
плана чрезвычайных действий по обороне Ближнего Востока -
плана “Закат”. Этот план был составной частью первой попытки
Британии определить на глобальной основе характер британско
92
го ответа на тотальное советское наступление с помощью сил,
которые могут быть немедленно использованы. Он появился
спустя два месяца после решения Бевина не делать никаких но-
вых предложений относительно будущего базы в ответ на требо-
вания Египта установить дату эвакуации. Согласно Бевину, еги-
петское правительство было в числе тех, которые полагали, что
Великобритания пребывала в беспомощном состоянии и что ее
можно было безнаказанно торопить7. План основывался на обо-
роне линии, проходившей по недавно созданному государству
Израиль от Тель-Авива до Раммалаха, что теперь, когда Пале-
стина уже не была в руках Британии, явно создавало политиче-
ские затруднения. К этому добавлялся все еще классифициро-
вавшийся как интермедия учет стратегической важности Пер-
сидского залива8. В конечном итоге следовало убедить Комитет
начальников штабов в необходимости иметь в Египте войска в
мирное время с тем, чтобы обеспечить прикрытие базы с воздуха
и подготовить быстрое развертывание 20-тысячного контингента
в случае войны. Это означало, что тогда как Бевин и особенно
Эттли думали о сокращении численности войск и о том, чтобы
придерживаться договора, военные теперь были твердыми про-
тивниками сокращения контингента до 10000 человек9. Более
того, уже в начале 1948 года главнокомандующий вооруженны-
ми силами на Ближнем Востоке подчеркнул, что использование
базы потребует сотрудничества с египетской стороной10. Таким
образом, стало казаться, что с Египтом будет достигнуто согла-
шение, хотя это трудно было представить в условиях, когда бри-
танцы предъявляли большие чем в 1946 году требования, а
египтяне продолжали настаивать на полной эвакуации.
Столкнувшись с этой дилеммой, лейбористское правительство
в течение нескольких последующих лет безуспешно пыталось
разными способами убедить египетское правительство согласить-
ся с присутствием британских войск в мирное время, что для
египтян означало продолжение империалистического господства
Запада. Была идея взятия базы в аренду, а также замысел соз-
дания организации регионального (Ближневосточного) командо-
вания с участием египтян, которое было бы ответственно за обо-
рону Ближнего Востока11. К этой проблеме добавлялось расту-
щее беспокойство по поводу возможности использования для
обороны линии Тель-Авив — Раммалах. Были сомнения, ока-
жутся ли достаточными британские силы, и опасения, что Тель-
Авив был достаточно близок к Египту, а это делало базу уязви-
мой для атак с воздуха12. К счастью, в 1948 году США согласи-
лись предоставить силы в составе трех дивизий и 350 самолетов
тактической авиации для обороны Ближнего Востока; к сожале-
нию, создание впоследствии НАТО способствовало сдвигу аме-
риканских приоритетов с Ближнего Востока к Южной Европе, и
отказу от их обязательств усилить Ближний Восток. Британцы,
опираясь на те силы, которые они могли получить из Содруже-
ства, несли полную ответственность за оборону данного региона.
Британия, однако, всегда пыталась оправдать свое присутствие
93
на Суэцкой базе тем, что это было необходимым условием для
обороны Ближнего Востока.
Однако после отказа Америки предоставить наземные силы
британцы пришли к выводу, что не смогут удержаться на
Ближнем Востоке, если масштаб атак не будет снижен исполь-
зованием атомных бомб, сбрасываемых стратегическим авиаци-
онным командованием США по тактическим целям13. Более то-
го, даже при обеспечении всеми необходимыми силами было бы
просто смехотворно утверждать, что оборона линии Тель-
Авив — Раммалах будет эквивалентна обороне Ближнего Восто-
ка. Единственной хорошей новостью в начале 1950 года было
произошедшее в марте изменение в оценке скорости советского
продвижения, и это означало, что не следовало ожидать полно-
масштабной атаки в сторону Леванта ранее чем через 3 или
5 месяцев после “дня Д” , это давало британцам дополнитель-
ное время, сокращало необходимость иметь так много войск в
Египте в начале войны и давало возможность защиты гораздо
большей территории, расположенной во Внутреннем круге. Это
было важно также потому, что к сентябрю защита линии Тель-
Авив — Раммалах более не рассматривалась как целесообраз-
ная15. С другой стороны, оборона Внутреннего круга, как она
представлялась, требовала гораздо большего числа войск, чем
было необходимо для защиты линии Тель-Авив — Раммалах,
которая в любом случае зависела от американской помощи16. К
октябрю американские планировщики высказывались о неис-
креннем характере британских заявлений о защите Ближнего
Востока, подчеркивая, что Внутренний круг не составлял оборо-
ны региона, не в последнюю очередь потому, что ни один из
ближневосточных нефтяных источников не мог быть защищен,
даже если Великобритании удалось обеспечить оборону Внут-
реннего круга. Американцы были совершенно справедливо убе-
ждены в том, что любой реалистический план обороны Ближне-
го Востока должен опираться на Внешний круг, но англичане
уже пришли к выводу, что в обозримом будущем нет перспекти-
вы обеспечить достаточные силы для защиты Внешнего круга,
какой бы желательной она не представлялась17.
Так каково же было основание для военного присутствия в
Египте, если оно не предназначалось для обороны Ближнего
Востока? Американские планировщики пришли к выводу, что
“оборона Внутреннего круга не составляла обороны Ближнего
Востока, но обеспечивала защиту Египта”. Действительно,
мысль о том, что Великобритании следовало оставаться в Египте
для того, чтобы оборонять египетскую базу, должна была стать
крайне неприятной реальностью для англичан при консерватив-
ном правительстве, которое было еще больше озабочено поддер-
жанием имперского статуса и влияния на Ближнем Востоке ра-
ди сохранения глобальной имперской роли Великобритании18.
В то же время к концу 1950 года Бевин стал высказывать со-
мнения по поводу сохранения военного присутствия в Египте за
исключением крайнего случая. Теперь было осознано, что в слу-
чае полного разрыва египтяне могут нанести Англии значитель-
94
ный экономический урон, и это в условиях, когда международ-
ное положение было особенно сложным вследствие недавнего
вступления Китая в войну в Корее. Министр иностранных дел
был готов вернуться к положению 1946 года и предложить вы-
вод боевых частей, оставив базу на технический персонал, но
при условии, что Комитет начальников штабов выскажет свое
мнение по военным вопросам. Комитет сначала был готов искать
соглашения с Египтом в соответствии с предложениями Бевина,
но командующий сухопутными войсками Ближнего Востока ге-
нерал сэр Брайан Робертсон был против. Робертсон утверждал,
что база необходима для войск в мирное время, поскольку ее
можно использовать в начальной фазе кампании, и считал, что
предложения министра иностранных дел не должны рассматри-
ваться как решение проблем Британии на Ближнем Востоке19.
Ключевой проблемой, возникшей весной 1951 года, была воз-
душная оборона Египта. Для ее эффективности, по мнению во-
енных, эскадрильи Королевских ВВС и подразделения их под-
держки должны были быть в полной боеготовности к началу
войны, что потребовало бы персонала ВВС численностью в 9500
человек, даже если британцы были готовы иметь совместное со-
глашение с Египтом о противовоздушной обороне. Снова посоль-
ство подчеркнуло, что оно не возлагает больших надежд на со-
гласие египетского правительства на подобные предложения20.
Тем не менее, Комитет по обороне одобрил идею переговоров с
Египтом по вышеуказанным вопросам и согласился, учитывая,
что создание альтернативной базы обошлось бы слишком дорого,
с тем, что не могло быть речи, чтобы придерживаться договора,
т.к. в Египте все еще находилось более 10000 британских войск.
Однако Кабинет отверг идею более мягкого подхода к вопросу
об их выводе, т.к. общественность не потерпела бы дальнейшего
проявления слабости21. Однако страх перед экономической вой-
ной и потерей портовых и железнодорожных коммуникаций
стал серьезной причиной, побудившей Великобританию к стрем-
лению к переговорам в 1951 году.
Переговоры были обречены на провал, и не только из-за на-
стойчивого стремления Египта добиться соглашения о выводе
британских войск до начала обсуждения вопроса об использова-
нии базы в военное время. Новый британский министр ино-
странных дел Герберт Моррисон не был заинтересован в перего-
ворах, и считал, что лучшим решением было бы остаться в
Египте, но Великобритания, по его мнению, сможет добиться
этого лишь в том случае, если правительство продемонстрирует
большую решимость. Наибольшее, на что можно было рассчи-
тывать, это затягивание переговоров с тем, чтобы предотвратить
их полный провал. Но после пяти лет противоречий египтяне не
были к этому расположены22. В октябре 1951 года, когда бри-
танская сторона собиралась выдвинуть свои предложения по
ближневосточному командованию, египтяне аннулировали до-
говор 1936 года. За этим с их стороны последовала кампания с
целью проверки решимости Великобритании оказывать давление
95
на Египет и поддерживать свои позиции на Ближнем Востоке,
пришедшая к окончательному завершению в ноябре 1956 года.
К концу этого года кризис достиг такой остроты, что числен-
ность британских войск в Египте возросла с 33500 до 64000 че-
ловек (и еще 20000 должны были прибыть), в то время как чис
ло египетский служащих в зоне канала упало с 58000 до 2306,
причем сокращение коснулось как высококвалифицированного,
так и среднеквалифицированного персонала. Как в военном ве
домстве, так и в МИДе, были люди, усматривавшие единствен
ную британскую надежду в короле Фаруке как главе некоего ав
торитарного правительства, но они были гораздо менее склонны
к использованию жестких мер в зоне канала или к прекраще-
нию снабжения Каира нефтью23. Основная суть проблемы была
определена сэром Пирсоном Диксоном, отметившим, что “беда в
том, что у нас не достает могущества, и египтяне знают об этом,
что и объясняет их непримиримость”. Диксон, ставший совет
ником МИДа, продолжал работать над стратегией по выработке
британского подхода к кризису в Египте, к проблемам на Ближ-
нем Востоке, а также к возможности преодоления упадка в 50-х
годах.
Он отмечал: “Размышляя над нашими трудностями в Египте,
я склоняюсь к тому, что основная проблема заключается в не-
достатке власти. Египтяне знают об этом, что и объясняет их
непримиримость. Со строго реалистической точки зрения мы
должны признать, что недостаток могущества ограничивает на
ши действия и должен с необходимостью привести нас к поли
тике полной или частичной капитуляции. Но основной и глав-
ной целью британской политики является восстановление наше-
го утраченного могущества. Если мы отчаемся сделать это, то
никогда не достигнем цели. Могущество, конечно, не должно
измеряться только деньгами или войсками: его третьим компо-
нентом является престиж, или, другими словами, то, что о нас
думают другие. Здесь возникает дилемма. Мы не обладаем дос-
таточной физической силой, чтобы проводить политику, необхо-
димую для восстановления нашего положения в мире; если мы
показываем слабость, мы тем самым ослабляем наши позиции,
что отражается на нашем положении во всем мире. Общий вы
вод, к которому я прихожу, заключается, таким образом в том,
что мы должны приложить все мыслимые усилия, чтобы избе
жать политики полной или частичной капитуляции. В идеале
мы должны убедить американцев в гибельности такой политики
для нас и для них и искать их моральной, финансовой и, если
возможно, военной поддержки в проведении нашей сильной ли-
нии в Египте”24.
В том же месяце, когда египтяне аннулировали договор, Объе
диненный комитет по планированию выпустил документ, ут-
верждающий, что британские планы обороны Ближнего Востока
вплоть до 1954 года должны основываться на Внутреннем круге;
что и было принято Комитетом Начальников Штабов в декабре
1951 года25. Возможным основанием для подобного сдвига в
пользу плана, требующего увеличения уровня британских сил,
96
более того — военного присутствия в Египте, — было то, что с
течением времени, по мере того, как экономическое оздоровле-
ние и программа перевооружения, связанная с корейской вой-
ной, набирали ход, Великобритания обретала способность осу-
ществить свои планы обороны Египта и части Леванта в преде-
лах Внутреннего круга. Но уже по мере того, как предлагалась
новая стратегия, становилось ясно, что перспективы наращива-
ния сил были малы или отсутствовали вовсе. Действительно,
как только консерваторы сформировали правительство, они
столкнулись с новым экономическим кризисом, связанным с де-
фицитом платежного баланса и возникновением вновь долларо-
вого разрыва26. Результатом было немедленное давление со сто-
роны Казначейства с целью уменьшения военных расходов, что,
в свою очередь, вызвало пересмотр оборонительной стратегии,
завершившийся в июне 1952 года новым докладом по глобаль-
ной стратегии27. Это было проявлением одного из аспектов кри-
зиса, с которым консервативное правительство столкнулось в
1952 году; по мере того, как оборонное планирование связыва-
лось со стратегией Внутреннего круга, требовавшей усиления
военного присутствия, разворачивалось мощное давление в поль-
зу сокращения оборонных расходов. Другой аспект кризиса,
возникший вследствие действий египтян в зоне канала, означал,
что к марту 1952 года британская сторона вынуждена была
прийти к выводу, что база не сможет функционировать долж-
ным образом, если положение не изменится и египтяне не пой-
дут на сотрудничество28.
Перед лицом затруднений в Египте, которые делали соглаше-
ние еще более необходимым, британская сторона попыталась во-
зобновить переговоры на основе вывода сухопутных сил в тече-
ние года, совместного соглашения по воздушной обороне и уча-
стия Египта в Ближневосточном командовании29. К марту Иден
был готов на дальнейшие уступки египтянам, предлагая прин-
ципиальное согласие Великобритании на вывод войск в обмен на
признание Египтом в принципе Ближневосточного командова-
ния. Иден и МИД, отдавая отчет в том, что проблема заключа-
лась в утрате британского могущества, о чем писал Диксон, ут-
верждали, что так как Великобритания не может навязать свою
волю Египту силой, должны быть проведены переговоры по уре-
гулированию. Пытаясь завоевать добро премьер-министра на
большие уступки в Египте, Иден подчеркивал, что речь шла не о
выборе между поддержанием статус-кво и достижением лучшего
соглашения, но о выборе между наилучшим возможным согла-
шением или сохранением обязательств, превышающих возмож-
ности Великобритании. Неудача в достижении соглашения озна-
чала бы, что не оставалось войск для обороны Ближнего Востока
(они были все брошены на защиту Суэцкой базы от египтян),
что могла произойти революция в Египте, что использование ба-
зы оказалось бы невозможным и не следовало ожидать под-
держки американцами позиций Великобритании на Ближнем
Востоке (американцы полагали, что Великобритания сделает ус-
тупки по поводу титула короля Фарука в Судане). Иден, вопре-
97
ки советам Диксона, был близок к реалистической оценке собы
тий, но Черчилль по-прежнему не намеревался идти на уступы;
египтянам. Премьер-министр считал необходимым оставаться е
зоне канала до тех пор, пока силы Ближневосточного команде
вания не войдут в Египет; он полагал также, что Великобриг
ния должна показывать египтянам, что ее не выставить силой
или угрозами. Реализм, и с этим соглашался Иден, мог нанеси
величайший урон британскому престижу30.
Эта дилемма, центральная для решения проблем управления
находящейся в упадке империи и пока сфокусированная не
трудностях в Египте, имела более общее приложение. Доклад ш
глобальной стратегии делал больший акцент на ядерное воор)
жение как средство преодоления финансовых затруднений тех
кто вершил оборонную политику, но он должен был рассматри
ваться в связи с решениями министра иностранных дел по ново
ду обязательств Великобритании за рубежом. Последний утвер
ждал, что если существующий размер британских обязательстЕ
за рубежом будет постоянно перенапрягать экономику, “мы.
очевидно, будем вынуждены признать, что Великобритания пе
регружена и мы должны уменьшить эту нагрузку”. С другой
стороны утверждалось, что “есть очень веские аргументы против
полного отказа от значительных обязательств”. Они были связа
ны с двумя основными факторами, влиявшими на британскую
политику за рубежом в 40-е и 50-е годы: необходимостью выиг
рать “холодную войну” и сохранить Британскую империю как
глобальную мировую силу. Уход со своих позиций приведет к
тому, что Советский Союз заполнит образовавшийся вакуум, а
'также к потере торговли и престижа, что, согласно Идену, было
лы особенно печально, поскольку “падение престижа непредска
уемо’’31.
Для британских политиков, следовательно, военные аспекты
базы в Египте и ее значение для планов обороны Ближнего Вос
юка (или, как сказали бы американцы, для обороны Египта,
должны были рассматриваться в свете британского положения
на Ближнем Востоке и связанного с ним престижа и статуса
страны: последние имели, конечно же, огромное значение кат
дня Черчилля, так и для имперского крыла консервативной
партии. Так проблемы “холодной войны” — отражение совет
ской угрозы и борьба с расширением советского влияния — бы
ли неразрывно связаны с сохранением могущества и влияния
Великобритании. Было бы, вероятно, слишком смело предпола
гать, что первое было подчинено второму, но есть твердые осно
вания утверждать, что “холодная война” была использована для
оправдания британского присутствия на Ближнем Востоке, хотя
на египтян это не произвело большого впечатления.
Военные аспекты этого решающего вопроса подверглись серь
езному изменению в июле 1952 года с новым пересмотром
ближневосточной стратегии. Предстояло не только рассмотреть
новый доклад по глобальной стратегии, но и придать большее
значение позиции Турции, поскольку она проходила переосна
щение и реорганизацию под американским руководством. По
98
моднее означало, что Советам приходилось считаться с гораздо
более сильной Турцией, и Объединенный комитет по планирова-
нию полагал, что если русские подвергнуться стратегическому
воздушному наступлению и воздействию тактического ядерного
оружия на коммуникации и аэродромы на линии их продвиже-
ния на Ближний Восток, они не начнут крупного наступления
на Левант. В этом случае Великобритания имела бы больше
времени для осуществления стратегии Внутреннего круга и в
таких обстоятельствах получила бы преимущества в разверты-
вании сил дальше на север и на восток на подходах к Персии и
Ираку. Однако, как и во многих британских военных планах,
здесь были досадные препятствия, а именно, что это потребует
перенапряжения существующих тыловых ресурсов32. Руково-
дство не нуждалось в советах Диксона по поводу опасности реа-
лизма.
Значение египетской базы заключалось в том, что хотя она все
еще была необходима в военное время (поскольку ей не угрожа-
ло решающее нападение Советов), оборона базы более не имела
того же приоритета на ранних этапах кампании, и это означало,
что широкомасштабное военное присутствие в мирное время для
обеспечения обороны с воздуха более не являлось необходимым.
Кроме того, вследствие еще больших финансовых ограничений в
связи с последними требованиями Казначейства о сокращении
расходов осенью 1952 года планировалось значительно умень-
шить мощность ближневосточных сил, поскольку интересы
НАТО и “холодная война” на Дальнем Востоке была на первом
плане. Тогда возникла идея, впоследствии ставшая известной
как передовая, или Иранско-Левантская стратегия, согласно ко-
торой советское продвижение должно было быть задержано на
подходах к северо-восточному Ираку, в то время как основная
оборонительная позиция строилась в Леванте на линии Внут-
реннего круга33.
Тем временем на переговорах с египтянами весной 1952 года
не удалось достичь реального прогресса, хотя большие надежды
связывались с тем, что новый свободный политический режим
пришедших к власти в июле 1952 года офицеров окажется более
восприимчивым. К сожалению, несмотря на начавшийся пере-
смотр британской оборонительной стратегии и возраставшую на-
стойчивость Комитета начальников штабов, считавших, что, ис-
ходя из военных соображений, соглашение с египтянами было
абсолютно необходимо для обеспечения эффективного использо-
вания базы в ходе войны, в октябре 1952 года замысел совмест-
ного оборонительного соглашения, включающего Королевские
ВВС, все еще не был сброшен со счетов; также и Черчилль ни-
когда не соглашался в принципе на эвакуацию Великобритании
из зоны канала до истечения срока договора в 1956 году, о чем
он напомнил МИДу, и он дал бы свое согласие лишь в том слу-
чае, если была бы достигнута удовлетворительная договорен-
ность об обороне Суэцкого канала34. Короче говоря, чем более
неотложным становилось достижение соглашения по поводу ис-
пользования базы, тем более затруднительным становилось при-
99
нятие принципа эвакуации, который был необходим для его
обеспечения.
Кроме того, непредсказуемое осложнение существующих обо
ронительных планов (оборона Внутреннего круга и передовая
стратегия в Ираке), как теперь подчеркивали очевидцы, могло
обусловить то, что в любом ближневосточном конфликте “Со
веты достигнут значительной части своих ближневосточных це
лей, в то время как мы не достигнем ни одной” (оборона Ирака
и Иордании, которую Великобритания гарантировала по Англо
Иорданскому договору и защита ближневосточных нефтяных
запасов). И, наконец, стратегия, способная привести к подобно
му нежелательному результату, лежала за пределами наличных
тыловых возможностей Великобритании35.
По тем или иным причинам, может быть связанным с новой
оценкой возможностей скорости советского продвижения, а мо
жет быть — с угрозой более широких партизанских действий со
стороны египтян, к январю 1953 года Иден решил, как и лейбо
ристское правительство в 1946 году, что желательно эвакуиро
вать базу в мирное время. Вопрос был в том, в какие сроки и на
каких условиях произойдет эвакуация и переформирование
войск. Кабинет рассмотрел три возможных варианта, случав
“Эй”, “Би” и “Си”, связанных главным образом с мероприятия
ми, которые обеспечили бы немедленную расконсервацию дейст
вующей базы, или мероприятиями, которые сделали бы базу
действующей в течение 60 или 90 дней без защиты с воздуха.
Эти требования были согласованы с американцами и одобрены
ими, но первоочередной задачей было добиться этого на перегс
ворах с египтянами. Отдавая отчет в том, что указанные требо
вания политически необходимы во имя избавления от британ
ского присутствия в мирное время, британский посол выступал
за безусловную поддержку принципа эвакуации, если только
Египет не спутает карты перед тем, как Великобритания согла
ситься на вывод войск. Иден, однако, сознавая настроение в
партии тори, не верил в то, что подобное заявление будет поли
тически возможно36. Лорд Хенки, директор компании Суэцкого
канала, часто переписывавшийся с Черчиллем, был важной фи-
гурой в ряду тори-империалистов, сторонников твердой линии
Он утверждал, что в Египте Великобритания “шла к катастрофе
по своим материальным и моральным последствиям более серь
езной, чем Абадан”, которая “разрушит то, что осталось от пре
стижа Великобритании в мире”. Черчилль полагал, что события
в Египте будут решающими для будущего Империи, т.к. они за
дадут тон для нас по всей Африке и Ближнему Востоку”37.
Поэтому чиновники в МИДе начали действия, которые доля
ны были перерасти в обширную кампанию, призванную рас
крыть недостатки проводимой в Египте линии, тогда как посол
не сомневался, что принцип вывода войск должен был быть
принят без всяких обязательств со стороны Египта. Глава Афри
канского департамента не был полностью удовлетворен проектом
документа Кабинета Идена, несмотря на то, что в нем утвержда
лось, что Великобритания не может позволить себе удерживать
100
свои позиции методами прошлого столетия и держать в зоне ка-
нала воинский контингент в составе 80000 человек, занятых
защитой друг друга. Чиновники хотели сделать больший акцент
на то, что Великобритания могла, вероятно, испытать большую
враждебность со стороны Египта, включая полномасштабную
партизанскую войну, понести ущерб в торговле в размере
40 миллионов фунтов в год, быть вытесненной американцами из
Египта и столкнуться с перспективой оккупации Египта для
защиты британской общины. В результате был подведен сле-
дующий итог: поскольку Великобритания больше не могла на-
вязывать свою волю силой, было бесполезным (и дорогостоя-
щим) сохранять войска, чтобы подставлять их под пули^8.
Таким образом, к 1953 году политика Великобритании в Еги-
пте характеризовалась отсутствием реализма: это же относилось
и к обороне Ближнего Востока. Что касается последней, то она
вызвала большую критику со стороны военных на местах в фев-
рале 1953 года из-за недостатка реализма. Они указывали на то,
что, согласно документу по глобальной стратегии, сдерживание
легких атак русских в начальной фазе конфликта (прежде чем
начнется полномасштабное наступление) будет зависеть от мест-
ных сил, подкреплений из метрополии и поддержания в Египте
эффективно действующей базы, способной обеспечить необходи-
мый темп пополнения. К сожалению, ни одно из этих условий
не было выполнено. Другими словами, удержание Внутреннего
круга было непрактичным не только на поздних стадиях кон-
фликта, но и начальные сдерживающие операции перед полно-
масштабным наступлением русских также были нереальны39.
На протяжении первых месяцев 1953 года продолжались не-
формальные контакты с египтянами в попытке найти основу для
возобновления переговоров. К апрелю договорились, что усло-
вия, касающиеся сохранения и расконсервации базы, будут ого-
ворены в технических комитетах, но когда начались переговоры
о создании этих комитетов, не удалось достичь соглашения от-
носительно их компетенции, и переговоры были в мае временно
отложены. К этому времени Иден вышел из игры из-за обостре-
ния болезни желчного пузыря, и бразды правления в МИДе
принял более жесткий империалист Солсбери. Наряду с назна-
чением Хенки в Каирское посольство пока сэр Р.Стивенсон был
в отпуске, это вызвало дискуссию по поводу политики в Египте
между теми, кого сейчас назвали бы ястребами и голубями. С
одной стороны, были чиновники наподобие Роджера Аллена, ко-
торые указывали, что вследствие необходимости сокращения
оборонных расходов правительство собиралось просить одобрить
сокращение британских ближневосточных сил менее чем до
двух дивизий и, следовательно, “мы должны урезать наши обя-
зательства в зоне канала по возможности без слишком большой
утраты престижа”. Поэтому, утверждал Аллен, было существен-
но иметь соглашение с Египтом, и эффективность базы по вари-
антам “Эй” или “Би” не была предметом спора. Аллен не верил,
что соглашение стало бы действовать, и почти наверняка не ста-
ло бы действовать гладко, но при отсутствии достаточных сил не
101
было иной альтернативы40. С другой стороны, Хенки утверждал,
что эффективная база была необходима, т.к. без нее Великобри
тания потеряла бы влияние на Ближнем Востоке с пагубными
последствиями для ее стратегических и торговых связей с Инди-
ей, Юго-Восточной Азией и Африкой; следовательно, было жиз-
ненно необходимо, чтобы соглашения по поводу сохранения ба
зы соответствовали британским требованиям41.
Проблема теперь заключалась в том, позволит ли состояние
базы ей расконсервироваться, чтобы быстро развернуть неболь
шие подкрепления и задержать продвижение Советов; или же
соглашение имело значение вследствие того, что это военное
требование не было частью реалистического плана и потому, что
без соглашения база была бы так или иначе бесполезной. Кризис
должен был обостриться, поскольку не было подходящей аль
тернативы египетской базе, даже если Великобритания позволи
ла бы себе уйти42; и так как Великобритания не обладала доста-
точной силой, чтобы остаться и навязать свою волю Египту, со-
кращать численность войск на первых этапах эвакуации было
бы чрезвычайно рискованно для тех, кто оставался, если не рас-
считывать на сотрудничество с египтянами. Короче говоря, Ве-
ликобритания без соглашения не могла ни остаться, ни уйти.
Однако еще оставались сторонники точки зрения, что Велико-
британия должна добиваться нужного соглашения, не по воен-
ным соображениям, но ради того, чтобы престиж и влияние
Британии на Ближнем Востоке не понесли ущерба. Как отмечал
один чиновник внешнеполитического ведомства, после Абадана
было важно не последовать прощальному приказу леди Макбет,
так как спокойный уход Великобритании был жизненно важен
для ее престижа и влияния на Ближнем Востоке43.
В августе 1953 года англо-египетские переговоры возобнови-
лись, и разногласия теперь концентрировались вокруг срока со-
глашения, численности британского технического персонала и
продолжительности его пребывания, а также будет ли им позво-
лено носить военную форму, и при каких условиях (нападение
на арабское государство, Турцию или Персию, или согласно ре-
золюции ООН) база должна быть расконсервирована. Интересно,
что для Черчилля, как и для многих членов консервативной
партии, больше, чем для военных, была совершенно неприемле-
ма мысль о том, что египтяне станут отрицать право британских
солдат носить форму Ее Величества44. К октябрю как Черчилль,
так и Солсбери утверждали, что не стоит тратить время в поис-
ках компромисса с Египтом, а окончательные условия британ-
ской стороны должны быть либо приняты, либо составлять ос
нону последующих решений45. Иден снова был в Кабинете, и в
течение двух последующих недель настаивал на дальнейших ус-
тупках, которые ожидались как от британской, так и египет-
ской сторон. Досадно, однако, что переговоры были отложены
из-за разногласий по поводу расконсервации (пригодности) базы
и военной формы46.
Политика правительства находилась в состоянии полнейшего
хаоса и не было видно света в конце тоннеля. Удастся ли за-
102
ключить соглашение на сходных с предложенными Великобри-
танией условиях после того, как участники переговоров покину-
ли Каир, зависело, как сказал один из военных членов британ-
ской делегации, от уступки египтян по поводу военной формы.
Робертсон полагал, что здесь были определенные перспективы,
после чего вопрос перешел бы в плоскость поисков новых форм
словесного выражения с тем, чтобы сделать соглашение полити-
чески приемлемым как для Великобритании, так и для Егип-
та47.
К сожалению, не все полагали, что соглашение на такой осно-
ве может быть политически приемлемым в Великобритании.
Черчилль поставил Кабинет в известность, что “из заявлений,
которые были ему недавно сделаны, было ясно, что некоторые
сторонники правительства в Палате общин были бы серьезно
обеспокоены в случае заключения оборонительного соглашения с
египетским правительством на основе рассматриваемых сейчас
направлений”. Премьер-министр утверждал, что сейчас база об-
ладала значительно меньшей стратегической важностью, бри-
танские предложения были отвергнуты, и настало время для но-
вого подхода. На деле это означало возврат к старому замыслу
присутствия на Ближнем Востоке международных сил обороны,
первоначально предложенному Эттли, и позже получившему во-
площение в Ближневосточном командовании и Ближневосточ-
ной оборонительной организации, которые никогда не признава-
лись египтянами и были вне интересов американцев после бес-
славного ближневосточного турне Даллеса в начале лета
1953 года. Иден сделал робкую попытку указать на нереалисти-
ческий характер подобного нового подхода, но министр ино-
странных дел был вынужден уповать на американцев, чтобы они
заставили египтян принять октябрьские предложения48. Время,
однако, работало не на англичан. Министр финансов потребовал
на 308 млн. фунтов сократить военный бюджет 1955-1956 гг.,
что означало предстоящее значительное сокращение ближнево-
сточных сил. Великобритания, следовательно, не могла содер-
жать в зоне канала 80000 военнослужащих, вопрос заключался
не в том, оставаться или нет, а в том, чтобы решить, осуществ-
лять ли передислокацию сил в Египте, рассчитывая на соглаше-
ние, или без такового. Проблема заключалась в том, что пере-
мещение значительно сокращенных сил вряд ли могло убедить
ближневосточные страны в способности Великобритании защи-
тить их; и в этом случае они ни в какой форме не стали бы уча-
ствовать в организации обороны Ближнего Востока. (А без со-
глашения об обороне не было бы оправдания британского воен-
ного присутствия в регионе, отказ от которого привел бы к по-
тере Великобританием статуса великой державы, основанного на
доминирующей роли на Ближнем Востоке.) В МИДе были
склонны полагать, что пагубные последствия ухода из Египта
будут смягчены удовлетворительным соглашением, которое вос-
становило бы доверие к Великобритании на Ближнем Востоке и
убедило бы государства региона в том, что Великобритания за-
интересована в их защите. Оставить Египет без соглашения оз-
103
начало бы, однако, что престиж Великобритании на Ближнем
Востоке будет поколеблен4^.
Этот замысел — убедить государства региона в том, что Вели-
кобритания серьезно относилась к их обороне, хотя и не облада-
ла для этого достаточными возможностями — должен был стать
пунктом британской стратегии, направленной на сохранение
влияния в регионе. Он должен был включить обязательство не
только задержать советское продвижение на северо-восточных
подступах к Ираку с помощью ирако-левантской стратегии, но
продвинуться к обороне Внешнего круга, несмотря на то, что это
было еще менее осуществимо, чем оборона Внутреннего круга.
На деле оборона Внешнего круга потребовала бы от 7 до 9 диви-
зий, от 420 до 530 самолетов и 33 военных корабля (в это число
входила одна бронетанковая дивизия, которая не находилась на
этом театре военных действий и не могла быть туда доставлена,
но которую составители военных планов рассматривали как
имеющуюся в наличии)50. Это был законченный пример утраты
влияния наряду с отсутствием реализма. Дело было в том, одна-
ко, что с точки зрения упадка империи, “чем больше мы теряли
нашу мощь на Ближнем Востоке, тем важнее было показать, что
мы настроены серьезно”51. Подобное отношение и создание в
конце концов Ближневосточной оборонительной организации,
Багдадского Пакта, предопределило окончательный кризис вла-
сти Великобритании на Ближнем Востоке в 1956 году.
Премьер-министр имел собственные идеи относительно того,
как показать, что Великобритания была настроена серьезно на
Ближнем Востоке. “Решение всех проблем, связанных с Егип-
том, Суэцким каналом, Суданом, Южным Суданом, и позже -
Ближним Востоком, заключается в делах, а не словах, в дейст-
виях, а не в договорах. Как можно гарантировать, что египтяне,
нарушающие договор 1936 года, будут соблюдать иное заклю-
ченное с ними соглашение. Наоборот, почти наверняка между
нами будет нарастать враждебность из-за Судана; по мере того,
как наши войска в зоне канала будут сокращаться, выполняя
предложенное соглашение, мятежи и мелкие нападения египтян
будут продолжаться или нарастать. У нас больше не будет под
рукой сил, чтобы оккупировать Каир и т.д. Произойдет сле-
дующее: наши войска будут ограничены в действиях из-за эва-
куации, и многие в нашей партии смогут сказать: “Мы вас пре-
дупреждали!”, в то время как остальные будут насмехаться. По-
звольте мне теперь предложить вам акцию, которая хотя и но-
сит явно местный характер, я полагаю, будет иметь объемлющее
и решающее значение. Найдите какие-нибудь основания напра-
вить 3 или 4 эскадрильи королевских ВВС и 2 батальона пехоты
в Хартум. Губернатор сможет, вероятно, заявить, что это необ-
ходимо для охраны общественного порядка и, конечно же,
разъяснит, что эта акция — не отступление от нашего соглаше-
ния о самоуправлении для Судана. Это была бы просто времен-
ная мера, позволившая новому правительству обычным путем
занять свое место. Дело не в том, чтобы говорить об этом, но по-
сле тщательного, тайного, близкого изучения несколькими ли-
104
цами сделать это... Планирование и проведение в жизнь этой
акции заняло бы, скажем, месяц, а между тем, мятежникам-
тори можно было бы сказать, что они должны доверять такому
правительству. Здесь нет альтернативы помимо длительной уни-
зительной суеты на глазах всего мира, без проявления доброй
воли или деятельности со стороны тех египетских узурпаторов,
которые празднуют победу”52. В случае неудачи Черчилль пред-
лагал провести решительное и эффективное передислоцирование
британских сил на Ближнем Востоке, хотя он не сделал никаких
предложений, куда они должны были бы направляться. Он
предложил тем не менее вывести все войска одновременно в хо-
де тщательно спланированной военной операции53. Иден, одна-
ко, выразил общее настроение своих чиновников, утверждая,
что с точки зрения сохранения авторитета Великобритании пе-
редислокация была бы менее предпочтительна, чем предложен-
ное новое соглашение54. Достоинства и недостатки вывода войск
из Египта без заключения соглашения стали отныне главной те-
мой дискуссий. Сэр Р.Маккрайгер подчеркивал, с весьма малой
пользой, учитывая расхождения во мнениях, что главное —
следует помнить о престиже Великобритании на Ближнем Вос-
токе, который не должен пострадать. Комитет начальников шта-
бов согласился, однако, что неудача с соглашением поставит под
сомнение способность Великобритании осуществить передисло-
кацию, и поэтому, несмотря на недостатки военного характера,
пришел к выводу, что соглашение нанесет Великобритании
меньший ущерб55. С другой стороны, премьер-министр продол-
жал утверждать, что соглашение, именно в силу его военных
изъянов, ударит по престижу Великобритании56. Накануне засе-
дания Комитета начальников штабов членов Кабинета попросили
одобрить сокращение оборонных расходов на 1955-1956 гг., а на
следующий день они изучали меморандум Комитета, где утвер-
ждалось, что отсутствие соглашения с Египтом будет иметь са-
мое серьезное воздействие на стратегическое положение Велико-
британии57. К этому времени отсутствие реальной британской
стратегии, связанное с утратой могущества, уже не могло ис-
пользоваться для поддержки политики премьер-министра, стре-
мящегося сохранить престиж путем отказа от подписания отчас-
ти неудовлетворительного соглашения с египтянами. По мере
того, как кризис власти перерастал в кризис престижа, вставал
вопрос: будет ли поспешный уход способствовать сохранению
престижа и влияния в большей степени, чем отказ от него; оста-
ваться было бы слишком дорого и с точки зрения живой силы, и
денег58. Пока британские политики ломали головы по поводу
того, что было бы лучше для их престижа, Черчилль надеялся,
что проблема будет устранена окончательным отказом египтян
от переговоров5^. Сложность заключалась в том, что британцам
пришлось бы придерживаться договора, но они не могли это
осуществить, т.к. для обороны базы потребовалось бы более
10000 человек. Однако, когда в феврале Кабинету был представ-
лен список возможных уступок Египту, Черчилль добился со-
гласия относительно того, что будет мало пользы от любого но-
105
вого договора, если Великобританию заставят принять неудовле
творительные условия60.
В известном смысле британцам становилось все более трудным
оставаться на базе из-за противодействия египтян, а также по-
тому, что кризис мешал им осуществлять необходимую оборону;
это было связано с расходами и наличием сил, достаточных для
возможной защиты Ближнего Востока; эта внешняя сторона,
как отмечалось, была особенно важна, т.к. была связана с со-
хранением британского влияния в регионе. Однако в партии то
ри нашлись люди, в том числе премьер-министр, которые счита
ли трудным признать, что уход Великобритании может создать
впечатление, что она была принуждена к этому египтянами. К
счастью для тех, кто так или иначе полагал, что соглашение с
Египтом было единственно реальным способом свести к мини
муму утрату престижа, в марте 1954 года Насер сделал важную
уступку по вопросу о базе, приняв британскую точку зрения на-
счет того, что база должна быть расконсервирована в случае на-
падения на Турцию или Персию. Следовательно, Иден мог войти
в Кабинет с предложением возобновить переговоры, и он стре
милея убедить своих коллег, что соглашению нет иной альтер-
нативы, кроме унизительного ухода англичан. Черчилль по-
прежнему настаивал на своем хартумском предприятии и пред-
почитал полный разрыв с Египтом договорному урегулирова-
нию61.
В конечном итоге весной переговоры не смогли быть возобнов-
лены из-за усиления антибританских действий со стороны Егип-
та в зоне канала. Это давало британской стороне время для вы
работки решения по единственному остававшемуся вопросу -
вопросу о военной форме. Поскольку британские политические
деятели никогда не согласились бы с позицией Египта, было
решено, что база будет поддерживаться гражданскими вольно-
наемными, несмотря на то, что это может оказаться сложнее и,
безусловно, дороже. К июню государственный министр в МИДе
снова оказывал давление на Кабинет во имя принятия срочного
решения о будущем зоны канала, поскольку перемещение войск
было неизбежно. Повсеместные обязательства (и общая необхо-
димость решительной экономии) сделали быстрое и значитель-
ное сокращение расходов в зоне канала весьма существенны-
ми62. Последним остававшимся препятствием, при условии того,
что египтяне теперь очень склонялись к соглашению, был пре-
мьер-министр.
Утверждалось, что Черчилля убедило согласиться с договором
изменение ситуации, вызванное появлением водородной бомбы.
По этому вопросу на заседаниях Кабинета, конечно, были дис-
куссии, но Кабинет активно поддержал возобновление перегово-
ров, которые должны были привести к англо-египетскому со-
глашению, разработанному в общих чертах в июле 1954 года и
детально завершенному в октябре. Материалы обсуждения пред-
полагавшегося соглашения с Египтом показывают, что в то вре-
мя как развитие термоядерных вооружений должно было изме-
нить стратегические потребности Великобритании на Ближнем
106
Востоке, вывод британских войск “мог быть представлен как
часть передислокации наших сил, основанной на переоценке
наших насущных стратегических потребностей в этом регио-
не”63. Таким образом, может быть было бы правильнее сказать,
что это был удобный способ оправдания вывода войск, нежели
действительная причина. Более того, очень трудно точно ска-
зать, какое значительное развитие получили термоядерные воо-
ружения между мартом, когда Черчилль противился соглаше-
нию по выводу войск, и июнем, когда он был готов с ним согла-
ситься. Больше света на этот вопрос проливает письмо Черчилля
к Эйзенхауеру, где он утверждает, что с 1953 года водородная
бомба, единство Тито, Греции и Турции, помощь США Ираку,
присоединение Португалии к НАТО изменили стратегическую
ситуацию; база больше не оправдывала расходы на содержание и
маневры британских войск64. Опять же нелегко сказать, как это
относилось именно к периоду между мартом и июнем 1954 года,
и, следовательно, может быть именно эта, последняя причина,
безотносительно к стратегической ситуации, могла иметь боль-
шее значение для изменения Черчиллем точки зрения.
Это, конечно, явилось одним из оснований для выдвижения
Эттли в 1945 году концепции по изменению характера британ-
ского присутствия на Ближнем Востоке. С тех пор разного сорта
принципы, включая советскую угрозу, торговлю, престиж, по-
требности ПВО и право военнослужащих носить форму исполь-
зовались для оправдания убытков, вызванных британским при-
сутствием в зоне канала. Причинами военного характера объяв-
ляли потребности обороны Ближнего Востока; эти требования
все больше расходились с военной стратегией, которая могла
быть проведена в жизнь при наличии имеющихся ресурсов. Бо-
лее того, после 1951 года присутствие в Египте британских
войск было дальнейшим препятствием для применения любой
стратегии обороны Ближнего Востока, а в связи с тем, что Ми-
нистерство финансов требовало ограничить расходы на оборону,
ситуация стала невыносимой. Таким образом, присутствие в зо-
не канала становилось все труднее оправдать, исходя из военных
соображений. Однако кризис в Египте не мог быть легко разре-
шен, т.к. затрагивал вопросы, относящиеся скорее к престижу и
статусу страны, нежели к потребностям обороны. Окончательное
решение добиваться соглашения было, очевидно, принято в свя-
зи с тем, что ущерб для престижа был бы меньшим, если бро-
сить вызов египтянам и остаться, нежели подписать соглашение
и уйти. Представляется интересным анализ примера поведения в
кризисной ситуации и критерии принятия решений в связи с
уходом из империи.
1	For the views expressed in the Suez Canal Committee meeting in 1944 and
1945 see CAB 95/18. Eden’s views are in CAB 66/65 WP (45) 256 13-4-45 and
Lord Altrincham’s can be seen in FO 371/45270 CP (45) 55 2-7-45.
2	Foreign Relations of the United States (F.R.U.S.) Conference of Berlin
Vol. 1. P. 365-66. Interestingly the British records in Documents on Brittish
Policy Overseas (D.B.P.O.) Series I. Volume I. P. 652 omit a Soviet reference
107
to applying, as an alternative to Soviet bases, the same international principles
to Suez as the British had proposed for the Straits.
3	For the debate in 1945 and 1946 see the pioneering study of R.Smith and
J.Zametica "The Cold Warrior: Clement Attlee Reconsidered 1945-67"
International Affairs 61 2 (1985), J.Kent "The British Empire and the Origins
of the Cold War (1990) and Jim Tomlinson "The Attlee Government and
Balance of Payments 1945-51" Twentieth Century British History 2, 1 (1991).
The different views of Attlee and Bevin in 1945 can be traced in D.B.P.O
Series I vols. I and II the arguments developed in the Air Ministry in Air
9/267 and Foreign Office views in F0800/475 especially the memorandum bv
P.Dixon. Bevin's Private Secretary 9-12-46.
4	There is no full account of the Anglo-Egyptian negotiations of 1946
incorporating the military views and the way in which Bevin persuaded Attlee
to reverse a Cabinet decision and overrule the British Ambassador in Cairo and
the ministerial head of the British negotiating team, Lord Stansgate, but see
Wm. Roger Louis The British Empire in the Middle East (1984). P. 226-264.
5	DEFE 6/3 JP (47) 105 (F) 6-8-47.
6	FO 371/62965 Minute by R.G.Howe 6-3-47.
7	FO 371/69193 Record of FO meeting with the Secretary of State 12-3-48.
8	On Sandown see DEFE 4/16 and DEFE 4/17. On Intermezzo DEFE 4/13
and Tedder’s Comment that it was not visualized that British forces would be
able to hold the Persian Gulf at the outbreak of war DEFE 4/13 COS (48) 66th
12-5 48. See also the Planners’ paper in DEFE 4/14 JP (48) 72 (F) 1-7-48
which states that Intermezzo and current studies have serious implications
which make it impossible to rely on measures previously prepared for the
maintenance of the Middle Eastern base and that is now essential to maintain
British forces and a working base organisation in the Canal area.
9	DEFE 4/14 Draft report for Minister of Defence n.d. July 1948.
10	FO 371/69192 Note by Sir R.LCampbell n.d. January 1948.
1:	On the Middle East Command see D.Devereux the Formation of British
Defence Policy Towards the Middle East 1948-56 (1990) Chapter 2;
D.Devereux "Britain and the Failure of Collective Defence in the Middle East
1948-55" in A.Deighton (ed.) Britain and the First Cold War (1990); P.L.Hahn
"Containment and Egyptian Nationalism: the Unsuccessful Effort to Establish
the Middle East Command 1950-53" Diplomatic History II no.l (1987).
12 DEFE 4/20 JP (49) 29 Final 30-3-49, and see Annex to COS (49) 62nd 29
4-49 which stated that in the event of war Britain would be unable to meet the
build up to which, along with the Americans, it was committed.
13 DEFE 4/50 JP (51) 211 13-12-51. DEFE 4/24 COS (49) 131st 8-9-49.
.Annex
u DEFE 5/20 COS (50) 141 Annex 28-4-50.
15 DEFE 4/35 COS (50) 142nd 5-9-50.
16 In June 1950 the United States confirmed there would be no air forces to
assist in Middle Eastern defence partly because, at that time, they did not
intend to use the Middle East for long range bombing. DEFE 4/32 COS (50)
84th 7-6-50.
17 DEFE 4/37 JP (50) 146 Annex; DEFE 5/25 COS (50) 416 19-10-50.
18 DEFE 5/25 COS (50) 416 19-10-50.
19 DEFE 4/38 COS (50) 101st 8-12-50; COS (50) 202nd 11-12-50; COS (50)
210th 19-12-50.
20 DEFE 5/28 DCC (51) 23 2-3-51; DEFE 5,29 COS (51) 159 22-3-51; DEFE
4/40 COS (51) 46th 12-3-51.
21 CAB 128/19 CM (51) 24th 5-4-51.
22 FO 371/90177 Minute by Morrison 21-6-51.
23 FO 371/90142 R.Allen to Sir R.G.Howe 15-10-51; DEFE 4/48 COS (52)
169th 23-10-51 the remarks made by the CIGS.
21 FO 371/96920 Minute by Sir P.Dixon 23-1-52.
25 DEFE 4/49 JP (51) 82 18-10-51; DEFE 5/35 COS (51) 755 18-12-51.
"в For figures on the re-emerging dollar gap see FO 371/105975.
108
27 Both the expurgated and unexpurgated versions of the Global Strategy
Paper are still witthheld.
FO 371/96972 Note by the CIGS 20-3-52. On the problems in Egypt
which led to serious riots and loss of life in Cairo, see M.Mason. "’The
Decisive Volley’: the Battle of Ismailia and the Decline of British Influence in
Egypt, Jan.-July 1952", Journal of Imperial and Commonwealth history
(1991).
29 CAB 129/49 CP (52) 32 11-2-52; CAB 128/24 C.C.(52) 17th 14-2-52.
30 CAB 129/50 CP (52); PREM 11/91 Minute by Eden for the Prime
Minister 10-3-52; CAB 128/24 C.C. (52) 35th 1-4-52 and 37th 4-4-52.
31 CAB 129/53 CP (52) 202 18-6-52. The document is reproduced in
A.N.Porter and A.J.Stockwell (eds.) British Imperial Policy and Decolonisation
1938-1964 vol 2. P. 165-175 )1989).
32 DEFE 4/55 JP (52) 64 (F) Annex 7-7-52.
33 DEFE 5/41 COS (52) Annex 18-9-52 Report by British Defence
Coordinating Committee Middle East; COS (52) 514 2-10-52.
34 DEFE 4/57 COS (52) 157th 14-11-52; CAB 129/56 CP (52) 369 27-10-52;
FO 371/96977 Prime Minister to Minister of State 19-8-52.
35 DEFE 5/41 COS (52) 519 Annex 18-9-52 Report by British Defence
Coordinating Committee Middle East.
36 FO 371/102761 Sir R.Stevenson to FO 23-1-53; FO 371/102796 Minute
by Eden 14-2-53.
37 PREM 11/636 Memorandum by Lord Hankey Feb. 1953; FO371/102761
Churchill to Eden 15-1-53.
38 FO 371/102796 Minute by R.Allen 14-2-53; CAB 129/59 C (53) 65 16-2-
53.
39 DEFE 11/87 DCC (53) 16 23-2-53.
40 FO 371/102812 Minute by R.Allen 30-6-53.
11 FO 371/102811 Cairo to F.O. 5-7-553.
42 FO 371/102817 Draft F.O. memorandum July 1953.
43 FO 371/104194 Pelham (Jedda) to Eden 11-11-53.
44 An additional complication emerged in September when the Cabinet
decided on Churchill’s advice, to insist on some reference in the agreement to
freedom of transit through the Suez Canal CAB 128/26 Pt. II CC (53) 51st 8-9-
53.
45 CAB 128/26 Pt. II CC (53) 54th 2-10-53.
48 Ibid CC (53) 58th 15-10-53; CC (53) 60th 22-10-53.
47 CAB 129/64 C (53) 23-11-53 including an appreciation of the Anglo-
Egyptian negotiations by Gen Robertson.
48 CAB 128/26 Pt. II CC (53) 72nd 26-11-53; PREM 11/484 Minute by Eden
for the Prime Minister 1-12-53.
49 FO 371/102823 F.O. memorandum n.d. Dec. 1953.
50 DEFE 5/57 COS (55) 60 23-5-55. Annex.
51 DEFE 4/72 COS (45) 92nd 27-8-54.
52 PREM 11/700 Minute by Churchill for the Foreign Secretary 11-12-53.
53 CAB 128/26 Pt. II CC (53) 81 18-12-53.
54 PREM 11/700 Minute by Eden for the Prime Minister 12-12-53.
55 DEFE 4/68 COS (54) 3rd 8-1-54.
56 PREM 11/701 Minute by Churchill for the Foreign Secretary 11-1-54.
57 CAB 129/65 CC (54) 6 7-1-54; C. (54) 9-1-54.
58 CAB 129/65 C (54) 27-1-54.
59 PREM 11/701 Minute by Churchill for the Foreign Secretary 11-1-54.
60 CAB 128/27 Pt. I CC (54) 8th 10-2-54.
61 CAB 129/66 CC (54) 99 13-3-54; CAB 128/27 Pt. I C (54) 18th 15-3-54.
62 CAB 129/68 C (54) 187 3-6-54.
63 CAB 128/27 Pt. I CC (54) 43rd 22-6-54.
64 PREM 11/702 Churchill to Eisenhower 21-6-54.
109
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АФРИКЕ В 1959 ГОДУ
Джон Дарвин
В обычном понимании введение чрезвычайного положения яв-
ляется единственным выходом правительств, столкнувшихся с
беспорядками, которые не могут быть урегулированы с помо
щью обычных методов уголовного права, т.е. действиями поли
ции и судебным процессом. Но для колониальной политики
обычная точка зрения будет истинна в лучшем случае напо
ловину. Там, где правление было по сути авторитарным, но за-
висело от активного сотрудничества или пассивного согласия
своих подданных, ключ к положительному успеху лежал в на
хождении отдельных лиц или групп людей, чьи интересы на-
ходились в плоскости союза с иноземной властью.
Вопреки распространенному мнению, искусство колониального
правления состояло не в твердости, а напротив, в максимальной
гибкости и постоянном поиске союзников. По мере того, как
политика или обстоятельства извлекали на свет противников,
компетентные колониальные власти изменяли конституционные
нормы, смещали старый друзей и поддерживали новых, чтобы
обойти или разбить любую враждебную комбинацию, которая
могла против них возникнуть. Чтобы поддерживать новых или
колеблющихся союзников и деморализовать оппонентов порой
требовались более жесткие методы, и большинство колониаль
ных правительств продемонстрировали известную виртуозность
в их изобретении. Карательная политика, распоряжения, огра
ничивающие ту или иную деятельность, запрет публикаций, де
портация или изоляция отдельных лиц — все эти средства пус
кались в ход для устрашения врагов правительства и вселения
уверенности в его сторонников.
Если же все эти меры не могли подбодрить сторонников пра
вительства -- “умеренных”, как их тогда называли, — коло-
ниальное правительство вынуждено было прибегать к послед-
нему средству и объявлять всеобщую войну своим противникам,
обычно называвшимся “экстремистами”. Чрезвычайное положе-
ние, как называлась эта всеобщая война, было козырем, вво-
дившимся в игру, когда никакая другая карта не выигрывала.
Но это было по существу продолжение колониальной политики
другими средствами.
Козырь вводился в игру без большого желания, так как мог
оказаться битым. Чрезвычайное положение, дающее правитель-
ству возможность приостановить нормальный законодательный
процесс и заключить в тюрьму своих противников, могло быстро
110
восстановить политическое спокойствие и обеспечить отсутствие
общественной поддержки самозванным популистам. С другой
стороны, открытая конфронтация с оппозицией, когда она име-
ла хоть какую-то поддержку в обществе, а чрезвычайное поло-
жение едва ли было нужно, когда таковой не было — могла
положить начало спирали насилия. Не располагая крупными
полицейскими силами, натренированными на подавление улич-
ных беспорядков, правительство в таких обстоятельствах было
вынуждено прибегать к военной силе, с большим риском того,
что могут произойти “инциденты”, подобные печально известной
Армитсарской резне апреля 1919 года.
Происшествия такого рода несли две опасности. Они могли до
такой степени озлобить местных политиков, что “умеренные”
союзники правительства могли не осмелиться его поддержать.
Кроме того, если происшествия были достаточно тяжкими, по-
пытки имперского правительства расследовать их причины не-
редко оказывались бесполезными. В таких случаях политичес-
кие преимущества чрезвычайного положения сводились на нет.
Более того, прибывшие из метрополии политики и адвокаты
подвергали тщательному расследованию наиболее деликатные
аспекты деятельности правительства в этот период, не испыты-
вая при этом никакого почтения к точки зрения колониальной
администрации.
Таким образом, если чрезвычайное положение должно было
способствовать проведению колониальной политики, а не затруд-
нять его, следовало на каждом этапе соблюдать особую осторож-
ность; не меньшая предусмотрительность требовалась при выбо-
ре членов комиссий, если предстояло провести расследование.
Между 1948 и 1960 гг. британские власти с успехом избежали
худших последствий чрезвычайного положения в Малае, Кении
и на Кипре. В Центральной Африке им такая удача не со-
путствовала.
* * *
Почти сразу же после объявления в феврале и марте 1959 года
чрезвычайного положения на трех территориях Центрально-
африканской Федерации или Федерации Родезии и Ньясаленда~
(далее — Федерации), стало ясно, что этот факт ознаменовал
собой поворотный пункт в послевоенной истории британской
колониальной Африки. Политический провал этого акта спо-
собствовал крушению британского колониализма, как в Вос-
точной, так и в Западной Африке и явно ускорил уход коло-
низаторов. Это был критический эпизод в бурной истории белых
поселенцев в тропической Африке. Столь же беспощадно, как
Мау Мау, он показал, что белые поселенцы к северу от Замбези
не обладали достаточной физической мощью и политическими
средствами для того, чтобы распространить свою власть вопреки
правительству метрополии и африканскому общественному мне-
* Федерация Родезии и Ньясаленда была создана решением британского
парламента в 1953 году.
111
нию. В-третьих, итогом чрезвычайного положения стало оп
ределение судьбы Федерации — этой странной конструкции,
созданной в 1953 году и соединившей имперскую стратегию и
поселенческий суб-империализм. В течение двух лет действия
чрезвычайных мер, предпринятых для спасения Федерации, она
переживала агонию и была обречена на распад.
Не удивительно поэтому, что введение чрезвычайного поло
жения, предшествующие этому обстоятельства, а также изме-
нения под влиянием указанных событий в британской политике
носили крайне противоречивый характер. Для оказавшихся в
наибольшем проигрыше родезийских белых буря, поднятая в
британской политике в связи с небольшими затруднениями Фе
дерации, и робость, каковую они усмотрели в ответной реакции
правительства Макмиллана, были симптомами упадка Велико-
британии как великой державы и первым актом того, что стало
для них великим предательством.
Конечно же, чрезвычайное положение на территориях Цен
тральной Африки не было единым. Оно объявлялось троекратно,
и в разное время на всех трех территориях Федерации. Согласно
невероятно запутанной Конституции Федерации, законность и
соблюдение порядка находились в исключительном ведении ме
стных властей. В Южной Родезии они были под контролем
министров, ответственных перед законодательным органом, из-
бранным подавляющим большинством белого электората. В “Се
верных территориях”, т.е. в двух протекторатах Родезии и Нья-
саленда, этот контроль был прерогативой губернатора, в свою
очередь, отвечавшего перед Министерством колоний в Лондоне.
Оборона находилась в исключительном ведении Федерации, и
вооруженные силы Федерации были подчинены федеральному
кабинету министров из числа белых переселенцев, ответст
венных через Федеральную Ассамблею перед электоратом, ко
торый, в свою очередь, практически целиком представлял бе
лых. Вследствие этого в случае беспорядков колониальные
власти отдельных территорий были вынуждены обращаться за
помощью к правительству Федерации. Более того, согласно под
писанной в 1954 году конвенции, если усиление беспорядков
угрожало Федерации в целом, ее кабинет мог осуществлять
контроль над законом и порядком повсеместно1. Таким образом,
практически при любых обстоятельствах неизбежно возникало
подозрение, что губернатор, стремившийся к установлению чрез
вычайного положения, действовал либо в сговоре, либо под
давлением федеральных министров.
В условиях 1959 года это подозрение превратилось в уве
ренность. Не являлось секретом, что федеральное правительство
и его союзники-переселенцы в правительстве Южной Родезии
намеревались трансформировать ограниченное самоуправление,
дарованное в 1953 году, в полноправный доминион, ставящий
Федерацию в плане международного статуса вровень с Австра
лией или Южной Африкой. Условной датой этой трансформации
был 1960 год, в котором Лондон обещал пересмотреть консти
туцию Федерации. Большим препятствием на пути независи
112
мости Федерации было нежелание Лондона передать контроль
над северными протекторатами, где участие африканцев в поли-
тической жизни было все еще очень ограниченным, федераль-
ному правительству, в котором недвусмысленно доминировали
белые.
Не был готов Лондон также допустить и такую форму само-
управления в протекторатах, которая поставила бы у власти
местных белых (в этом был смысл требования “ответственного
правительства” со стороны белых), т.к. это косвенно привело бы
к такому же результату — независимости Федерации без адек-
ватного обеспечения политических прав африканцев.
Впрочем, реальная возможность заключалась в том, что даже
ограниченные конституционные изменения в Северной Родезии
и Ньясаленде вызывали к жизни политические движения афри-
канцев, главной целью которых был роспуск Федерации, пос-
кольку в ней многие видели огромное препятствие на пути дос-
тижения независимой “черной” государственности по типу Га-
ны. Если же Федерации суждено было выжить, и ее лидерам
удалось бы убедить Лондон ускорить ее конституционный про-
гресс, антифедерационный протест в северных территориях был
бы приглушен. Более того, профедерационные силы африкан-
ских “умеренных” смогли бы более активно проявлять себя в
политической жизни.
Для премьер-министра Федерации, бывшего машиниста, быв-
шего трэд-юниониста и бывшего боксера-тяжеловеса Роя Be
ленски из “белой общины” Северной Родезии это были гонки
против времени в условиях, когда из Западной Африки рас-
пространялась власть чернокожих, а советское влияние стало
проникать на юг из Сахары2.
Для критиков Роя Веленски со стороны левого крыла бри-
танских политиков происхождение чрезвычайных мер было так-
же абсолютно понятно. Объявление чрезвычайного положения в
Ньясаленде со 2-го на 3-е марта 1959 года вслед за чрезвы-
чайным положением в Южной Родезии, введенным 25 февраля,
было немедленно осуждено лейбористом Джеймсом Кэллаганом,
который, выступая по колониальным проблемам, расценил эту
акцию как смиренное преклонение перед Федерацией. Еще бо-
лее едко чрезвычайное положение охарактеризовал страстный
защитник свободы колоний Феннер Броквей. Он назвал его по-
зорной капитуляцией перед “заговором со стороны премьер-
министра Федерации и Южной Родезии, предпринятым для
того, чтобы раскрыть карты перед африканцами прежде, чем
лейбористы вернутся к власти”^. Для британских левых сил
введение чрезвычайного положения было мало связано с сох-
ранением законности и порядка: это было 18 Блюмера Роя
Веленски.
Для правительства Макмиллана трудно было выбрать худшее
время для введения чрезвычайного положения. Лондон мучи-
тельно обдумывал, как обеспечить ограниченный конституци-
онный прогресс в Ньясаленде, допускающий возросшее, но еще
очень скромное представительство африканцев в его законо-
113
дательном совете. Он только что ввел новую конституцию в
Северной Родезии, вызвавшую сильную оппозицию со стороны
Веленски. Ее эффективность вскоре предстояло испытать на
всеобщих выборах.
Британское правительство твердо верило в Федерацию и ее
будущую независимость, но отказывалось устанавливать какие-
либо сроки. Тем временем оно пыталось мягко уйти от на-
зойливых вопросов министров Федерации, опасаясь, что резкое
“нет” подтолкнет Веленски к политике “всеобщего неповино-
вения” и к началу избирательной кампании на платформе пре-
доставления немедленной независимости4. Как заявил в октябре
1957 году министр по делам Содружества, если бы Веленски
действительно пошел на выборы с такой программой, “он был бы
избран со значительным перевесом”5. Для консервативного пра-
вительства, стремившегося восстановить свою репутацию после
крупного поражения в Суэцком кризисе, угроза нового унижения
в имперских делах была особенно нежелательной.
К началу 1959 года в преддверии всеобщих выборов в Велико-
британии и активизации уверенной в себе лейбористской оппо-
зиции, страх перед неверным шагом или отдалением от “усред-
ненного общественного мнения” какой-либо популярной мерой в
колониальной политике оказывали парализующее воздействие на
министров. В довершение к этому появились новые признаки
нарастающих волнений в Кении, где из-за восстания May-May все
еще сохранялось чрезвычайное положение6. За внешне спо-
койным Макмилланом стоял кабинет, предчувствовавший пора-
жение, не расположенный к риску или колониальным заговорам.
Но его министров, немало уже переживших, ждали дальнейшие
испытания.
•ь &	&
Именно Ньясаленду (ныне Малави) суждено было стать эпи-
центром чрезвычайного положения в Центральной Африке. Из
трех территорий Федерации преобладание белых здесь было
наименьшим. В то время, как в Южной Родезии белое население
составляло, вероятно, около 200000, в северной Родезии — около
70000, в Ньясаленде не набиралось и 9000 белых среди
трехмиллионного коренного населения- Если белые Северной
Родезии могли надеяться, что непрерывное давление могло за-
ставить Лондон передать им эффективный контроль над их тер-
риторией, то без Федерации влияние поселенцев в Ньясаленде в
любом случае было бы минимальным.
Между тем, именно в Ньясаленде сопротивление африканцев
учреждению Федерации в 1953-1954 гг. было наиболее яростным.
В результате беспорядков 11 африканцев было убито и
72 ранено. Жертвы побудили Африканский Конгресс Ньясаленда
прекратить кампанию против Федерации. Вместе с тем надежды
на конституционный прогресс все же оставались.
Со своей стороны, и Лондон, и Федеральное правительство в
Солсбери находились между двух огней. Федерация могла про-
двигаться к полной независимости только в том случае, если
114
осуществлялось продвижение к самоуправлению в северных
протекторатах (где не было самоуправления), хотя, несомненно,
многие белые не видели причин, почему бы Солсбери немедленно
не взять на себя колониальные функции Лондона. Но при любом
конституционном прогрессе, едва ли можно было возложить
ответственность за судьбу Ньясаленда на весьма малочисленную
переселенческую общину этой страны. Без всякого сомнения,
требовалось более широкое представительство африканцев в
органах законодательной власти, и в Исполнительном совете.
Было очевидно также, что анти федерационный Африканский
конгресс Ньясаленда получит политические выгоды от расши-
рения представительства африканцев в этих органах. Все это. с
точки зрения Федерального правительства, было достатотто
плохо.
Однако конституционная проблема Ньясаленда содержала ядо-
витое жало. Если Ньясаленд становился самоуправляемой тер
риторией с политическим преобладанием АКН, его отделение
становилось неизбежным. А вероятность убедить африканское
большинство в Северной Родезии, или, более того, его имперских
попечителей в Лондоне, согласиться на окончательное включение
этой территории в Федерацию, управляемую белыми, стано-
вилась призрачной. Политическое домино Центральной Африки
начиналось с Ньясаленда.
Британская тактика заключалась в том, чтобы убедить афри-
канских политиков в неизбежности Федерации с политической
точки зрения и необходимости с финансовой7. Более тонкой, но
столь же необходимой целью было стремление побудить феде-
ральные власти и правящую Объединенную федеральную партию
более позитивно подойти к устремлениям африканцев8. “Я
уверен, — писал губернатор Ньясаленда сэр Роберт Армптейдж в
апреле 1958 года главе федерального правительства Белене-
ки, — что вы признаете, как и мы, что в конечном счете
Ньясаленд может быть только организованным африканцами
государством в рамках Федерации”.
Мог ли Веленски не сделать публичного заявления по этим
вопросам? Архивные материалы не дают нам ответа. Но по мере
того, как в середине 1958 года шел процесс пересмотра кон-
ституции, было мало признаков, что Конгресс откажется от
своего антпфедерализма.
Между тем, 6 июля 1958 года после почти десятилетнего
отсутствия, на родину вернулся Настингс Банда, врач-терапевт и
африканский националист. Его приветствовали в Ньясаленде как
спасителя, способного вывести африканцев из рабства10 .
Банда имел все основания считаться выдающимся африканцем
Ньясаленда11. После обучения в Южной Африке и США он стал
врачом. Затем продолжил свое образование в Эдинбурге, был
старостой одного из приходов Церкви Шотландии. В период
между 1937-м и 1953 гг. практиковал в нескольких английских
городах. Все это время доктор Банда был тесно связан с по
литической жизнью Ньясаленда, а в 1949-1951 гг., находясь в
Лондоне, был главным противником учреждения Федерации. В
1953 году он уехал на Золотой Берег (в Гану) заниматься
115
медициной, а также следить за развитием наиболее динамичного
массового национального движения в Британской колониальной
Африке. Его возвращение в Ньясаленд в самый критический
момент конституционного и политического развития страны оз-
начало появление на политической сцене фигуры, обладавшей
большим опытом и моральным авторитетом, нежели любой мест-
ный лидер, а также делало его единственным человеком, кото-
рый мог сплотить вокруг себя все фракции Конгресса.
Попытки колониальных властей дискредитировать доктора
Банду провалились, т.к. невозможно было представить его
“экстремистом”, способным на “заговор”. Был очевиден контраст
с судьбой Кениатты.
Для правительства Ньясаленда возвращение Банды означало
начало серьезных политических волнений. По мере того, как
росла активность Конгресса, власть правительства, особенно уяз-
вимая в системе назначения глав сельских районов, становилась
все более хрупкой. Вражда к властям в сельскохозяйственных
областях12 проявилась в октябре в Северной провинции. Имел
место короткий эпизод в центре Блентайра: участники полити-
ческого митинга забросали камнями несколько европейских
машин (инцидент у часовой башни). Тем временем Банда и Кон-
гресс вели переговоры с правительством, требуя, в соответствии с
обещанной реформой, представительства большинства черноко-
жего населения в законодательном органе.
С 1 по 22 декабря Банды не было в Ньясаленде. Он при-
сутствовал на Конференции по освобождению в Аккре, где в
атмосфере возбуждения была принята резолюция, поддержи-
вающая гражданское неповиновение и санкционирующая “воз-
мездие за насилие в борьбе за свободу”13 . Возвращаясь на родину
через южно-родезийскую столицу — Солсбери, Банда выступил с
эмоциональной речью перед чернокожими в Хайфилдсе, где
провозгласил: “К черту Федерацию!”14 Газета “Родезиан Геральд”
расценивала это как “злобную выходку ведущего африканского
пропагандиста”15 .
В наступившем 1959 году никакого прогресса в конститу-
ционных дискуссиях не произошло, а беспорядки резко возросли;
20 января, после встречи между Бандой и губернатором, поли-
цейский участок в столице Зомба подвергся нападению большой
толпы. 25 января в отсутствие Банды высшее руководство Кон-
гресса одобрило политику силового несотрудничества, результаты
которой сразу же ощутились в северной части протектората. В
течение следующего месяца серия беспорядков, наиболее серьез-
ным из которых был захват аэродрома в Форт Хилл 20 февраля,
привела к гибели пяти африканцев от рук полиции.
Правительство Ньясаленде предприняло именно то, что и ожи-
далось. Оно запросило полицейских подкреплений из Северной
Родезии и Танганьики, а 18 февраля вызвало в дополнение к
батальону, уже находившемуся в стране, батальон Королевских
Африканских стрелков — один из четырех регулярных ба-
тальонов Федеральной армии с белым офицерским составом. К
26 февраля оба батальона были развернуты, и две роты Родезий-
ских Африканских стрелков находились в пути из Южной
116
Родезии. Как сообщил 19 февраля в Министерство колоний гу-
бернатор Армитейдж, вслед за решением Конгресса о возмож-
ности применения насилия ‘‘начались почти непрекращающиеся
шествия, незаконные митинги и незначительные беспорядка”.
Губернатор считал, что для предотвращения дальнейших вол-
нений необходима демонстрация силы16 .
Реальной опасностью, угрожавшей правительству Ньясаленда,
были на самом деле не сопровождавшиеся насилием беспорядки
или восстание, как проявление оппозиции. Армитейдж знал, что
именно атмосфера ненасильственной политической агитации пос-
тепенно разрушит хрупкую структуру административного уп-
равления и вызовет недовольство общественного мнения всей
Федерации против него.
Поддерживаемый африканским населением Конгресс будет на-
стаивать на своем требовании власти большинства. Конститу-
ционный прогресс, от которого многое зависело — в том числе и
перспектива независимости Федерации в 1960 году — будет
остановлен.
“Если бы, — писал Армитейдж 20 января, — мы сумели
справиться с довольно сильным, но кратковременным взрывом и
арестовать ведущих деятелей Конгресса... напряжение могло
быстро ослабнуть, как это было в 1953 году”17 . В то же время он
признавал, что это маловероятно, и считал более реальным
роспуск Конгресса как незаконной организации, ограничение
деятельности ведущих конгрессменов или их депортацию, либо
издание указов об интернировании18 . Ограничение активности
лидеров Конгресса, по мнению губернатора, не могло быть
применено, так как в Ньясаленде не было отдаленных районов,
“куда можно было сослать этих смутьянов”. Поэтому Армитейдж
настаивал на одобрении Лондоном депортации, чтобы обезглавить
Конгресс. (В ответ из метрополии ему было твердо заявлено, что
в Лондоне неодобрительно смотрят на депортацию как репрес-
сивное средство.)
Таким образом, еще за шесть недель до объявления чрез-
вычайного положения и заседания Конгресса, санкциониро-
вавшего политику насилия, Армитейдж уже размышлял о том,
как устранить его лидеров и ликвидировать их влияние.
Однако, на этом этапе еще не было ясно, будет ли не-
обходимость в такой акции, и когда. Даже в середине февраля
Армитейдж надеялся, что Конгресс не начнет кампанию “по-
зитивного действия” (гражданского неповиновения), пока не
будет объявлена новая Конституция (не предусматривавшая аф-
риканского большинства в законодательных органах) или пока не
будет арестован Банда19 . 19 февраля, сообщая в Лондон, что
чрезвычайное положение “может быть необходимым”, губернатор
докладывал, что согласно разведывательным данным Банда по-
прежнему заинтересован в конституционных переговорах20 . Но
спустя неделю после длительных беспорядков он резкой
телеграммой известил Лондон, что чрезвычайное положение те-
перь “неизбежно... в ближайшие несколько дней” и что оно,
вероятно, продлится “довольно долго”21 .
И7
По мере того, как из Южной Родезии прибывали дальнейшие
подкрепления, тщательно разрабатывались планы ареста при-
мерно 200 ведущих деятелей Конгресса, включая Банду. Эти
планы получили название “Операция Рассвет”. В полночь со 2-го
на 3-е марта чрезвычайное положение было объявлено и на-
чались аресты. 3 марта в ходе беспорядков в Нката Бау на
о.Ньяса подразделением Королевских Африканских стрелков бы-
ло убито 20 африканцев. С этого момента стало ясно, что
политика Армитейджа окажется под огнем яростной критики
общественности в Лондоне.
Что же в конечном счете побудило правительство Ньясаленда
пойти на риск введения чрезвычайного положения и открытой
конфронтации с Конгрессом и теми, кто его поддерживал? У
критиков сомнений нет: давление со стороны федеральный влас-
тей. Но сам Армитейдж был твердо убежден в опасности об-
ращения за содействием к Веленски, особенно по поводу внут-
ренней безопасности. Он был особенно озабочен тем, чтобы не
скомпрометировать свое правительство обращением к Южной
Родезии за подкреплением, состоящим из “белых” солдат. С дру-
гой стороны, как мы видели, губернатор намеревался пре-
дупредить кампанию гражданского неповиновения, предложен-
ную Конгрессом и, если возможно, изменить политическую ат-
мосферу Ньясаленда, сделав африканцев более терпимыми к
Федерации. При этом, только провозгласив чрезвычайное поло-
жение, он получил законное основание арестовать лидеров Кон-
гресса без суда и блокировать их влияние. И все же Армитейдж
уклонялся от применения этой решительной меры.
20 февраля на встрече губернаторов и премьер-министров че-
тырех правительств Федерации в Солсбери премьер-министр
Южной Родезии сэр Эдгар Уайтхед заявил, что он намерен в
ближайшее время провозгласить чрезвычайное положение, глав-
ным образом для того, чтобы стабилизировать местную ситуацию
перед отправкой войск в Ньясаленд22 . В свою очередь Арми-
тейдж, по-видимому, не взял никаких обязательств, и ему была
предоставлена свобода действий23 . К следующей встрече, сос-
тоявшейся 27 февраля, чрезвычайное положение, введенное
Уайтхедом, было в полном разгаре, и встреча ведущих деятелей
Африканского Конгресса Южной Родезии прошла очень удачно.
“Совершенно ясно, — едко отмечал Бенсон, губернатор Северной
Родезии, — что Веленски и Барроу (министр торговли и ведущий
“белый” политик Ньясаленда) были переполнены жаждой влас-
ти... Для меня совершенно очевидно,., что правительство Феде
рации предъявляет сейчас самые большие претензии по поводу
неспособности Ньясаленда установить полный контроль над
полицией и внутренней безопасностью”24.
Как мы уже отмечали, Армитейдж сообщил в Лондон, что
введение чрезвычайного положения в Ньясаленде неизбежно. Но
правительство Федерации оставалось (или делало вид, что оста-
валось) неосведомленным о его планах.
1 марта Веленски раздраженно писал в Министерство по делам
Содружества (ответственное за отношения с правительствами Фе-
дерации и Южной Родезии), что нет оправданий для дальнейшей
118
задержки, так как Ньясаленд — ключ к общему положению дел
и для правительства жизненно важно проявить ‘•инициативу”25 .
Каковы бы ни были окончательные мотивы, убедившие Арми-
тейджа, маловероятно, что между ним и Веленски существовал
продуманный заговор или было оказано грубое давление со
стороны федеральной власти.
Гораздо более вероятно, что к концу февраля введение чрез-
вычайного положения стали рассматривать в Зомба как един-
ственный выход. К 27 февраля Армитейдж знал, что наступление
Уайтхеда на Африканский Конгресс Южной Родезии прошло
мирно и вызвало незначительную оппозицию африканцев26 . Со
своей стороны, он был убежден, что располагает достаточным
числом военных и полицейских сил для борьбы против Кон-
гресса. Более того, к концу месяца он получил важнейшие све-
дения, которые могли оправдать его репрессивные меры против
руководства Конгресса. Разведывательные службы Ньясаленда
сообщили о тайной подготовке руководством Конгресса в какой-
то “день Р” серии убийств правительственных чиновников и
других европейцев.
Армитейдж упомянул о “дне Р” на встрече 20 февраля, но еще
не придавал этому большого значения. Согласно его собственному
предположению, кампания гражданского неповиновения и весь
план Конгресса начнут реализовываться только после оглашения
новой Конституции или ареста Банды. Однако, как только было
принято решение о введении чрезвычайного положения, преду-
преждение о “дне Р” и “заговоре с целью убийств” немедленно
стало его главным козырем.
Двумя неделями раньше лорд Перт, заместитель министра
колоний Леннокс-Бойда, сказал Гарольду Макмиллану, что если
Конгресс и Банда согласятся на новую конституцию без обес-
печения представительства африканского большинства, “все бу-
дет хорошо”. Но если они предъявят “чрезмерные требования,
которые приведут к беспорядкам, мы предпримем против них
решительные действия. Очевидно, что в этом случае акция будет
оправдана в свете новой конституции и общей ситуации”27 . Что
могло послужить большим оправданием, чем заговор против
белого населения, напоминающий об ужасном восстании Мао
Мао в Кении?
3 марта, объявляя в Палате общин о введении чрезвычайного
положения в Ньясаленде, министр по делам колоний заявил, что
“были столь явные признаки намерения Конгресса поощрять
дальнейшие беспорядки, включающие широкомасштабное наси-
лие и убийство европейцев, азиатов и умеренных африканских
лидеров, что губернатор был вынужден объявить этим утром
чрезвычайное положение”28 . Продемонстрировав политическую
обоснованность своих действий и личную моральную неуязви-
мость, Армитейдж, казалось, дал своим хозяевам из министер-
ства то, в чем они нуждались — но дал ли?
Для белых политиков в обеих Родезпях (Северной и ЮжнойI
сомнения и колебания, беспокоившие Армитейджа, не имели
значения. Судя по всему, сам Веленски очень ждал решительных
действий против Банды и Конгресса Ньясаленда в целом.
Одобрпл он и чрезвычайное положение в Южной Родезии, о
подготовке к которому знал за несколько недель.
Правительства Уайтхеда уже с декабря 1958 года планировало
прекратить деятельность Африканского Конгресса Южной Ро-
дезии, хотя признаков каких-либо серьезных беспорядков не
было. Такой беспристрастный свидетель как Бенсон был убежден,
что даже южнородезийские чиновники отвергнут чрезвычайное
положение как незаконное29 .
Собственные воззрения Уайтхеда в этом отношении были весь-
ма прагматичны. “В традициях британского правительства, -
отмечал он, — откладывать принятие мер против подрывных
действий, пока не произойдет мятеж или кровопролитие. Мое
правительство не следует этой традиции”30 . Уайтхед утверждал
также, что Африканский Конгресс Южной Родезии инспири-
ровал бойкот властей, запугивал “умеренных” африканцев, а под
держка Конгрессом Банды и насилия в Ньясаленде “могла
привести к возникновению опасной ситуации и на нашей тер
ритории”31 . Однако, вряд ли, можно сомневаться, что главной
целью ареста 400 активистов Конгресса было стремление скло-
нить чашу весов африканской политики в пользу “умеренных”
африканских членов Объединенной Федеральной партии (ОФП).
В Северной Родезии белое руководство ОФП намеревалось
захватить Исполнительный совет после ближайших выборов в
качестве очередного этапа по созданию ответственного прави-
тельства на пути к независимости Федерации. Оно стремилось
помешать губернатору Бенсону назначить в Исполнительный со-
вет членов антифедерационных африканских партий, членов
АНК под руководством Гарри Нкумбулы или деятелей отко-
ловшегося Африканского Национального Конгресса Замбии под
руководством Каунды. При этом “белые” из ОФП рассчитывали,
что чрезвычайное положение позволит перехитрить их афри-
канских оппонентов и сделает губернатора их пленником. Ка-
залось, что события играли им на руку, т.к. открытая угроза со
стороны Конгресса Замбии сорвать выборы подтолкнула Бенсона
2 марта к мысли, что чрезвычайные меры ослабят эту угрозу32.
Двумя днями позже он горько сетовал на “самую эффективную и
тщательно скоординированную кампанию,., проводимую с
помощью газет правительством Федерации, направленную на то.
чтобы вынудить меня объявить полномасштабное чрезвычайное
положение...”32а
Поддержка из Лондона помогла Бенсону сопротивляться нажи
му со стороны руководства Федерации33 . Более того, он был
настолько тверд в своем стремлении сохранять независимость от
Солсбери, что объявил о своем намерении добиваться подкреп-
лений в первую очередь не от федеральной армии, а — к ужасу
Лондона — от британской34 . Бенсон не пошел дальше издания
ряда распоряжений, ограничивающих деятельность 47 акти-
вистов Конгресса Замбии, однако для осуществления даже этого
120
ограниченного акта ему пришлось 11 марта все же объявить
чрезвычайное положение, чтобы узаконить свои действия.
Таким образом, к середине марта 1959 года чрезвычайное
положение распространилось в той или иной степени на три
территории Федерации. Теперь все зависело от того, насколько
успешно правительство Федерации и его колеблющиеся союзники
в администрации протекторатов используют представившуюся
возможность, чтобы сокрушить своих националистических
оппонентов.
В Лондоне опасались, что правительство Федерации сумеет
извлечь выгоду из кризиса и взять под контроль внутреннюю
ситуацию в протекторатах. Это заставило бы Лондон согласиться
на главную уступку, которой ему удавалось избежать — предос-
тавление Федерации независимости35 . Бенсон и Армитейдж
подозревали, что энтузиазм, проявленный Солсбери по поводу
введения чрезвычайного положения, преследовал именно такую
дель36 . По мере того, как войска Федерации, включающие белых
резервистов из Южной Родезии, стали прибывать в южную
провинцию Ньясаленда37 , Армитейджа стало беспокоить явное
стремление Уайтхеда установить контроль над безопасностью в
этой части территории в обмен на предоставление как бы взаймы
своих полицейских сил38 .
Сам Уайтхед не делал тайны из своего намерения продержать
как можно дольше в заключении лидеров АНК в Южной Ро-
дезии. “Как я заметил Уайтхеду, — писал Армитейдж. - - я
чувствовал, что Нкруму и его вполне устраивает подобное от-
ношение к данной проблеме”39 .
Тем временем в Ньясаленде после объявления чрезвычайного
положения Армитейдж начал наступление против Конгресса и
его сторонников. Уже в первый день 3 марта правительство
арестовало 166 из 208 активистов Конгресса, в том числе самого
Банду, который был немедленно отправлен в Федеральную тюрь-
му в Южной Родезии40 .
Но в сравнении с довольно спокойной реакцией на действия
Уайтхеда в Южной Родезии чрезвычайные меры в Ньясаленде
натолкнулись на сопротивление и беспорядки, ставшие особенно
значительными в северной провинции. Вплоть до 19 марта не
утихали волнения, во время которых, согласно расследованию
Комиссии Девлина, силы безопасности применяли огнестрельное
оружие41 . Имущественный ущерб, бомбардировка камнями,
перекрытие дорог, нападения на “лояльных” лидеров — все было
пущено в ход, но ни один белый не был убит или серьезно ранен.
“Значительные территории северной провинции, — отмечала
Комиссия Девлина, — вышли из-под контроля правительства, и
во многих местах банды, возглавляемые сторонниками Кон-
гресса, делали все, что хотели”42 .
7 марта Оперативный комитет Ньясаленда, учрежденный для
планирования чрезвычайных мер, издал новые инструкции, про-
яснившие двоякую цель правительства. В них говорилось, что
“акции должны быть предприняты в районах, охваченных бес-
порядками”. В спокойных местах предписывалась “твердая, но
дружественная” демонстрация силы. Оставшиеся на свободе ли-
121
деры Конгресса должны были подвергнуться аресту. Общество
должно было бьггь осведомлено о решимости правительства “уни
чтожить руководство Конгресса, искоренить его влияние”43 .
Предполагалось, что последняя задача будет решена путем
широкомасштабной операции по допросу людей и обыску их
домов для получения сведений об их причастности к Конгрессу
пли симпатиям к нему.
К середине мая было задержано около 1000 лиц, болыпинст
во - на 28-дневный срок44 . “К этому времени, - отмечала
Комиссия Девлина, -- было не безопасно выражать одобрение
политике партии Конгресса, к которой до 3 марта принадлежало
огромное большинство политически мыслящих африканцев”45 .
Для британских чиновников в Ньясаленде результаты реп-
рессий представлялись вполне позитивными, и единственную
угрозу представляла нежелательная комиссия, присланная из
метрополии. “Если бы Комиссия Девлина не была назначена, —
горько резюмировал Комитет по разведке южной провинции, —
правительство получило поддержку со стороны многих “уме-
ренных” африканцев, занимавших выжидательную позицию...”46
. К середине 1959 года эти надежды стали предметом мечтаний.
ж &	±
Каков бы ни был исход чрезвычайных мер на трех территориях
Федерации, та или иная форма расследования представлялась
необходимой, по крайней мере, чтобы определить, было ли
введение чрезвычайного положения оправданным и законным. В
Северной и Южной Родезии это оказалось несложным. Местные
суды Ридли и Бэдли поддержали действия двух правительств. В
отношении же Ньясаленда, как быстро поняли в Министерстве
колоний, после гибели людей в Нката Бау и других местах не
могло быть чисто местного расследования47 . Дело также ос-
ложнялось необходимостью рассмотреть требование правитель-
ства Федерации о предоставлении независимости. Премьер-ми-
нистр Англии Макмиллан обещал Веленски решить этот вопрос к
1960 году.
Яростная критика в британской Палате общин чрезвычайного
положения в Ньясаленде, широкое освещение событий в прессе и
боязнь негативной реакции либерального общественного мнения
в стране накануне всеобщих выборов вызвали беспокойство
министров правящего кабинета. Они считали, что реальная
опасность заключается в требованиях общественности создать
одну большую комиссию по расследованию всех аспектов кон-
ституции Федерации и отношения к ней африканцев в протек-
торатах. Но если бы волнения в Ньясаленде попали на рас-
смотрение комиссии, не требовалось большого воображения, что-
бы предвидеть, какого рода доклад мог появиться.
В северной и Южной Родезии Веленски и Уайтхед яростно
сопротивлялись самой идее Королевской комисспи, рассчитывая,
что дело будет улажено в ходе межправительственных пе-
реговоров.
122
В итоге было все же достигнуто компромиссное решение, на
которое Веленски нехотя согласился. Для того, чтобы нейтра-
лизовать парламентских критиков, предполагалось провести рас-
следование конкретных фактов, вызвавших беспорядки в Нья-
саленде. В то же время, чтобы успокоить либеральное обще-
ственное мнение и приглушить в предвыборный период дебаты в
Палате общин по поводу Федерации, должно было быть объяв-
лено о создании отдельной Королевской комиссии по Федерации.
Пообещав подобную комиссию, Веленски было заявлено, что
только таким образом можно будет ограничить расследование по
Ньясаленду отчетом “беспристрастных лиц” о конкретных
фактах и исключить участие в комиссии представителей
парламента, которые неизбежно ввели бы в ее состав депутатов-
лейбористов48 . 6 апреля 1959 года была назначена Комиссия
Девлина в составе четырех человек.
Представляется вероятным, что на этом этапе, несмотря на
личные предчувствия Макмиллана49 и Веленски по поводу
результатов расследования Королевской комиссии, в Лондоне
еще не осознали подлинного смысла кризиса в Ньясаленде.
Успокоенное убедительными докладами Армитейджа о “заговоре
и готовящихся убийствах ряда ответственных лиц”, правитель-
ство метрополии ожидало, что в итоге расследования будет
получено достаточно свидетельств, способных убедить британское
общественное мнение в том, что жесткая акция была необходима
для подавления нового Мау Мау в процессе его зарождения.
Оппозиция по отношению к Федерации как в Великобритании,
так и в Центральной Африке таким образом будет дискре-
дитирована и проверка во всех отношениях обернется удачей.
Впрочем, если таков был расчет министров, то выбор Девлина
в качестве председателя комиссии был ошибкой. Расследование
нанесло роковой удар по их надеждам. С одной стороны, ко-
миссия реабилитировала Армитейджа, признав, что он провоз-
гласил чрезвычайное положение по требованию министров Феде-
рации, и что эта мера была оправдана в связи с растущими в
стране беспорядками. С другой — осудила использование чрез-
мерной и незаконной силы в операциях по обеспечению безо-
пасности, что привело к гибели людей, которой можно было
избежать. Уже это было достаточно плохо.
Три последующих вывода, содержавшихся в отчете комиссии,
разрушили оборонительные рубежи, которыми правительство
Ньясаленда прикрывало свои репрессии против Конгресса. Во-
первых, Девлин отверг довод о том, что Банда был экстремистом,
выступавшим за политику насилия. Во-вторых, соглашаясь с
тем, что часть руководства Конгресса выбрала политику насилия,
Комиссия подвергла сомнению существование “заговора
убийств”, о котором говорил Армитейдж, считая, что это было
оправданием, но не основанием для чрезвычайного положения,
объявленного 2-3 марта. Третий вывод был самым губительным.
Девлин в жесткой форме вскрыл политические цели, стоявшие за
чрезвычайным положением. На первой странице отчета Ко-
миссия отмечала: “Ньясаленд является — несомненно, только
временно — полицейским государством”, в котором подавляется
123
вся оппозиция правительству, особенно его профедеральной по-
литике. Отчет не оставлял сомнений во всеобщем характере этой
оппозиции.
Выводы отчета произвели в Лондоне ошеломляющее впечат-
ление. “Почему был выбран Девлин”, — негодовал Макмиллан на
страницах своего дневника, забывая, что он сам одобрил этот
выбор50 . “Мотивация поведения Девлина, — продолжал Мак-
миллан с иронией, — это обида из-за того, что его обошли при
избрании на должность Главного судьи. Я обнаружил, что он:
а) ирландец, несомненно, с кровью фениев, делающих ирландцев
противниками правительства в принципе; б) бывший римский
католик...”51
Армитейджа срочно вызвали в метрополию, чтобы подготовить
протест. Без всякой пользы и вопреки выводам Комиссии
Девлина кабинет обсуждал, на что похожи события в Ньясален-
де — на восстание Мау Мау в Кении или — неудивительно — на
индийский мятеж52 . Впрочем, ничего выявлено не было. Мно-
гократные просьбы Армитейджа и губернатора Северной Родезии
разрешить им ввести новые законы для задержания без суда
после окончания чрезвычайного положения министры про-
пусками мимо ушей, опасаясь острой критики в метрополии53 .
Для британских чиновников в Ньясаленде последствия Отчета
Комиссии вскоре стали абсолютно ясны. “Если бы, — писал один
провинциальный уполномоченный, — расследование осудило
программу насилия, принятую Конгрессом, но одновременно
осудило и правительство за чрезмерное использование силы, это
непременно привело к возрождению деятельности Конгресса”54.
Если бы Комиссия подвергла критике правительство и реаби-
литировало Конгресс, то, по заявлению Комитета по разведке
южной провинции, мы могли бы лишь надеяться, что сэр Рой
Веленски осудит чаепитие в Манки Бэй55.
В действительности, несмотря на точное определение винов-
ных, сделанное Комиссией Девлина, чрезвычайное положение в
последовавшее за его объявлением насилие ясно показали, что
временное заключение под стражу лидеров Конгресса было весь-
ма слабой мерой для нанесения поражения “экстремистской
оппозиции” Федерации. Пока какое-либо возрождение Конгресса
представлялось возможным, “умеренные” не будут проявлять
себя. “Только долговременный арест лидеров Конгресса, —
убеждал Армитейдж Лондон шестью месяцами позже, — за-
ставит “экстремистов” воздержаться от каких-либо акций во
время предстоящего пересмотра судьбы Федерации”. Это мнение
разделял и губернатор Северной Родезии56 .
Опыт чрезвычайного положения в двух Протекторатах мед-
ленно, но верно доказывал истинность весьма горького вывода,
сделанного одним из высших чиновников Армитейджа. “Прави-
тельство будет вынуждено управлять, — писал провинциальный
уполномоченный Центральной Провинции, — силой или угрозой
силы, пока Федерация будет сохраняться в настоящем виде. Не
может быть надежды на создание правительства согласия, пока
Ньясаленд не выйдет из Федерации... Следует обратить внимание
также на то, что рядовые сотрудники сил безопасности... не
121
смогут долго работать лояльно и эффективно ради проведения
политики, с которой большинство из них не согласно”5' . Пробил
час правления с помощью силы.
* * *
В ретроспективе становится очевидным, что режимы чрез-
вычайного положения явились последними судорогами недолго-
вечной Федерации и первым этапом борьбы за власть в
Центральной Африке между черным и белым населением. Оче-
видно также, что чрезвычайное положение в Ньясаленде явило
собой поразительную цепь событий: недостаточная подготовка
операции “Восход” и ее последствия, связанные с насилием;
нерешительность правительства метрополии, обусловленная при-
ближающимися парламентскими выборами; непреднамеренный
выбор такого жесткого следователя, как Девлин: все эти факторы
обнаружили изнанку колониального правления накануне
пересмотра будущего Федерации, который должен был состо-
яться в 1960 году.
Как иронию истории можно рассматривать то, что прави-
тельственные репрессии, начатые в Южной Родезии и Ньясаленде
(в меньшей степени в Северной Родезии) главным образом, чтобы
подорвать или дискредитировать национальные движения,
которые могли сорвать достижение Федерацией независимости в
1960 году, неопровержимо доказали, по крайней мере в
Ньясаленде, наличие широкой народной поддержки анти-
федерационной политической деятельности. Однако был и более
важный урок, отражавший фундаментальную несовместимость
компонентов Федерации. В условиях чрезвычайного положения,
чтобы успешно “корректировать” баланс местной политики,
правительство нуждалось в других союзниках на местах, если
оно не могло как в Южной Родезии, рассчитывать на лояльность
мощной и единой белой общины. Не располагая такой под-
держкой, правительство имело возможность лишь “реконст-
руировать” политический ландшафт, но не создавать его, т.к. для
этого потребовались бы огромная сила и полная свобода
действий. Если подходить с точки зрения этих критериев, то
резко выделяется паллиативный характер чрезвычайного поло-
жения в Ньясаленде. Как отмечалось в расследовании Девлина,
Ньясаленд не имел опыта чрезвычайного управления, и его силы
безопасности были неразвиты и мало эффективны. Протекторат,
управляемый в течение долгого времени без должного внимания,
был известен благодаря своей бедности как “трущоба империи”,
и не мог за одну ночь быть преобразован в “полицейское
государство” или вторую Южную Родезию. Чтобы обеспечить
поражение Конгресса, были необходимы другие условия:
готовность имперского правительства рассмотреть введение
дорогостоящего и длительного чрезвычайного положения, как
например в Малаей или Кении; и недвусмысленная преданность
Федерации, управляемой белыми. “Окончательное впечатление
состоит в том, что будущее Федерации будет зависеть... от акта
воли”58 , — отмечал высокопоставленный британский чиновник в
125
официальном отчете о своей миссии перед началом работы
Королевской комиссии в октябре 1959 года.
К концу этого года, по мере того, как Лондон критически
оценил вероятные последствия чрезвычайного управления, а его
колониальные и международные приоритеты начали меняться,
стало очевидно, что воли здесь больше не будет. Как очень мно-
гие имперские коллаборационисты до них, “белые” лидеры
Федерации начали осознавать свою непоследовательность: вче-
рашние “экстремисты” стали будущими союзниками.
1	Confid. note on law vand order in the Federation, 18 Feb 1959, CO
1015/1494.
2	For Welensky’s warnings about Soviet penetration made in London in No-
vember 1958, 4000 Davs (1964) 112. These are indirectly described in note for
Macmillan by Burke Trend, 17 Nov 1958, PREM 11/2477.
3	H.C. 601, coll. 217-18, 3 Mar 1959.
4	Cab. memo by Sec of State for Commonwealth Relations [SSCR], 24 Oct
1957, CAB 129/29.
5	Ibid.
6	Cab. memo by Sec. of State for Colonies [SSC] 5 Mar 1959, Cab 129/95.
7	See e.g. meeting of SSC with African members of the Nyasaland legisla-
ture, 15 Jan 1957, CO 1015/1594.
8	Metcalf (U.K.High Commissioner to the Federation) to Laithwaite, 18 Mar
1958, ibid.
9	Armitage to Welensky, 2 April 1958, ibid.
10	Cmnd. 814 (1959), Report of the Nyasaland Commission of Enquiry
(Devlin Report), para 20.
’’ Ibid., para 50.
12	For African resistance to the rules and to the burdens of contour ridging,
L.Vail and L.White, "Tribalism in the political history of Malawi" in L.Vail
(ed.) The creation of tribalism in Southern Africa (1989), 177.
13	Devlin Report, para 83.
14	P.Short, Banda (1975). 104-05; J.R.T.Wood. The Welenskv Papers
(Durban, 1983), 633.
15	Short. Banda. 105.
16	Armitage to SSC, 19 Feb 1959, 17.35 hrs, Emergency secret and per-
sonal, CO 1015/1519.
17	Armitage to Gorell Barnes, 20 Jan 1959 CO 1015/1519.
18	Ibid.
19	Armitage to SSC Top Secret 13 Feb 1959, CO 1015/1494.
20	Same to same 19 Feb 1959 20.0hrs, CO 1015/1519.
21
22	Benson to Gorell Barnes 2 Mar 1959 Secret and personal, CO 1015/2056.
23	Wood, Welensky, 633.
24	Benson to Gorell Barnes 2 Mar 1959.
25	Welensky to Commonwealth Relations Office, 1 Mar 1959, Top Secret,
CO 1015/1494.
26	For the enthusiatic assessment of the British High Commissioner in
Salisbury, Metcalf to SSCR 27 Feb 1959 CO 1015/1532.
27	Note for Prime Minister, secret, 10 Feb 1959 CO 1015/1520.
28	H.C. 601, col 216, 3 Mar 1959.
29	Benson to Gorell Barnes, 2 Mar 1959.
30	Copy of Whitehead's statement in CO 1015/2056.
31	Ibid.
32	Benson to SSC 2 Mar 1959, CO 1015/2056.
126
32a Benson to SSC 4 Mar 1959, CO 1015/2056.
33	SSC to Benson 5 Mar 1959 CO 1015/2056.
34	SSC to Perth, 12 Mar 1959 CO 1015/1494.
35	Minute by Morgan, 13 Feb 1959,, CO 1015/1494.
36	Armitage to SSC CO 1015/1494; Benson to SSC 4 Mar 1959, CO
1015/2056.
37	Approximately 5 battalions by 313 Mar 1959. CO 1015/1494.
38	Armitage to Gorell Barnes 12 Mar 1959, CO 1015/1494; same to Morgan,
10 Mar 1959, ibid.
39	Ibid.
40	Devlin Report, paras 180, 258.
41	Ibid., para 6.
42	Ibid., para 252.
43	Plan dated 7 Mar 1959, copy in CO 1015/1494.
44	Devlin Report, para 260.
45	Ibid., para 2.
46	Provincial Commissioner, Southern Prrovince to Commissioner of Police,
Zomba, 9 June 1959, CO 1015/1545.
47	Cab. Conclusions, 11 Mar 1959 CAB 128/33.
48	SSCR to Welensky, 21 Mar 1959; R.A.Butler to Macmillan (Washington)
21 Mar 1959, PREM 11/2783.
49	For Macmillan’s characteristically gloomy prognostication, A.Horne,
Macmillan 1957-1986 (1989) 179.
59	Macmillan to Butler 19 Mar 1959 PREM 11/2783.
51	Macmillan diary 13 July 1959, Home, Macmillan. 181.
52	Cab. Conclusions, 20 July 1959 CAB 128/33.
53	SSC to Armitage Immediate, Secret and Personal, 26 June 1959; SSC to
Hone (N.Rhodesia) Secret and Personal 15 July 1959 CO 1015/2057.
54	Provincial Commissioner, Northern province to Commr. of Police, Zomba,
29 May 1959 CO 1015/1544.
55	Prov. Commr. Southern Province, to Con mr. of Pol. 9 June 1959, ibid
56	Minutes of meeting between SSC ai Governor!- of Nya^alrnd and
N.Rhodesia, 10 Nov 1959 CO 1015/1984.
57	Prov Commr , Lilongwe to Commr. of Felice, Zomba, 26 May 1959, CO
1015/1544.
58	Report bv Burke Trend, 13 Oct 1959, PH EM 11/2784
127
НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ДОБЬЮТСЯ:
БРИТАНСКАЯ КОЛОНИАЛЬНАЯ
ПОЛИТИКА И ПРИЧИНЫ НАСИЛИЯ
НА КИПРЕ (1950-1954)
Роберт Холланд
"Кажется невероятным, что киприоты становятся такими же
норовистыми, как и египтяне” (Дик Брумэн-Уайт, член пар-
ламента, — Алану Ленноксу-Бойду. 22 октября 1954 г.)
’’Применяйте силу, если вы этого хотите, потому что вы
преградили все пути для киприотов, желавших мирными ме-
тодами добиться своих священных прав и свобод. Прольется
кровь... вы будете оплакивать ваших детей, и мы будем оп-
лакивать наших братьев" (Элефтерия, 28 января 1955 г.)
28 июля 1954 года государственный министр Гобкинсон, отве-
чая в палате общин на дополнительные вопросы, последовавшие
после только что сделанного им официального заявления о
британской политике на Кипре, сказал, что право полного
самоопределения "никогда" не будет распространено на жителей
этого острова. Эта вспышка гнева не только спровоцировала
шум на скамьях оппозиции, но и привела к взрыву негодования
на Кипре и в Греции, а также значительно осложнила бри-
танские позиции в Организации Объединенных Наций. Сущест-
вовала точка зрения, что именно вследствие этого резкого выс-
казывания в британском парламенте на Кипре вспыхнул мятеж
1 апреля 1955 года. Заметим, что "никогда" Гобкинсона вошло в
число каламбуров парламентского фольклора. Как мы увидим в
дальнейшем, налицо было перекладывание ответственности за
ошибку на одного человека (если это была ошибка). На самом
деле выступление министра было не только не единственным, но
и далеко не таким опасным, как воздействие событий конца
июля — начала августа 1954 года, ставших поворотным пунк-
том в длительной истории "кипрского вопроса". Проследив
подлинную причину парламентского выступления Гобкинсона,
взятого в широком контексте, можно пролить свет на усиление
противостояния между британской администрацией и большин-
ством греческого населения Кипра в 1955-1959 гг.
В эпоху деколонизации позиция греков-киприотов была един-
ственной в своем роде, ибо они добивались свободы не для дос-
тижения полной независимости, а для присоединения к другому
государству. В действительности, британцы сталкивались с пос-
тоянными требованиями Энозиса (или союза) с Грецией с того
128
самого дня, когда сэр Гарнет Уолсли высадился в Ларнаке
22 июля 1878 г. Рассмотрение перипетий этого спора в течение
последующих десятилетий не входит в нашу задачу. Отметим
только, что позиция Греции как героического союзника в
мрачные годы второй мировой войны содействовала усилению
кампании за Энозис. В этой ситуации бесполезной оказалась по-
пытка губернатора Уинстера созвать в 1947-1948 гг. Консуль-
тативную Ассамблею для обсуждения формы самоуправления и
для восстановления функционирования тех органов власти, дей-
ствие которых было приостановлено после событий 1931 года.
Непосредственным поводом для действий губернатора послужил
плебисцит по проблеме Энозиса, к проведению которого в де-
кабре 1949 г. призвала Православная церковь Кипра. По итогам
этого плебисцита, состоявшегося в конце января 1950 года,
96,5% греческого населения высказалось за интеграцию с Гре-
цией. Анализируя возникшую ситуацию, один из британских
обозревателей1 отмечал, что для кипрской колониальной адми-
нистрации это оказалось просто скандалом. Плебисцит, органи-
зованный церковью, рассматривался властями как прямая уг-
роза их позициям и привел к усилению нажима, который был
ослаблен в годы войны. 13 января 1950 г. — еще до подсчета
результатов плебисцита — новый губернатор Кипра сэр Эндрю
Райт в послании к министру по делам колоний призвал к
применению чрезвычайных полномочий, чтобы справиться с воз-
никшей взрывоопасной ситуацией2. Можно сказать, что это об-
ращение предвосхитило "Чрезвычайные полномочия", введен-
ные после событий ноября 1955 г.
Чрезвычайные полномочия, потребованные губернатором,
включали в себя ограничение свободы прессы, свободу действий
для преследований в судебном порядке и последующей депор-
тации зачинщиков беспорядков. Что касается последнего из
этих требований, то, как отмечал один из юрисконсультов
министерства колоний, "запрос Райта представлял собой наи-
более радикальное требование, которое когда-либо выдвигалось
руководителями колониальной администрации”3. Более того,
предложения губернатора не нуждались в особой убедитель-
ности, поскольку в 1931 г. уже имела место депортация гре-
ческих священников Кипра (в том числе и одного епископа),
которая в соответствии с истинной мудростью Секретариата
Никосии незамедлительно "умиротворила" остров кровопролит-
ными беспорядками, в ходе которых был сожжен дом прави-
тельства. Министерству колоний не понадобилось много време-
ни, чтобы признать, что требования Э.Райта о предоставлении
чрезвычайных полномочий в январе 1950 года являются про-
должением репрессивной политики режима кипрского губерна-
тора сэра Ричмонда Палмера (1932-1938). В 1950 году вновь на-
висла зловещая тень года 1931. Тем временем значительная
часть закулисной стороны событий состояла в том, что прави-
тельство Кипра в значительно большей степени, чем другие ко-
лониальные администрации, самостоятельно решало свои проб-
лемы и желало и в дальнейшем сохранить подобное положение
129
вещей, но истина, как однажды заметил поэт Уильям Блейк,
состоит в мельчайших нюансах. И это сильнее всяких слов под-
тверждает то любопытство, которое вызвали в министерстве ко-
лоний впервые циркулировавшие там копии протоколов Испол-
нительного совета Кипра. Один из высокопоставленных чинов-
ников говорил, что это было просто очаровательно — так глу-
боко проникнуть в дела администрации, о "которой мы знаем
так немного’’4.
Изощренность кипрского правительства, требовавшего чрезвы-
чайных полномочий, проявлялась и в дальнейшем, поскольку
действие репрессивных мер продолжало осуществляться и после
ухода Райта с поста главы администрации. Э.Райт неоднократно
заявлял, что он пытался сделать все для восстановления кон
ституционного устройства на острове, но проведение плебисцита
сделало невозможным осуществление этой задачи. Престиж
британской администрации пошатнулся, и до тех пор, пока он
не будет восстановлен, любые уступки только безжалостно
использовались бы ’’безответственными политиканами’’. Посто-
янным рефреном всех выступлений Райта было его утверждение,
что "киприоты нуждаются в управлении и в большинстве своем
даже хотят быть руководимыми’’5. Из этого следовало, что если
правительство проявит в 1950 году такую же решимость, как в
1931. то мятежные элементы будут легко и бескровно усмирены,
а британское доминирующее влияние защищено в течение по-
следующего длительного периода. В этой философии ’’сильной
руки" не было, конечно, ничего нового. А ее законодательное
оформление было давно апробировано в Индии, а затем рас-
пространено на всем Британском Среднем Востоке. Классичес-
ким же выражением этой философии являлась книга лорда
Ллойда "Египет после Кромера”, опубликованная в 1931 г. Во
многих отношениях ситуация на Кипре была сходна с поло-
жением дел в Египте. Но после второй мировой войны тиски
"сильной руки" в Египте ослабли. Поэтому именно Кипр стал
полигоном для применения этой модели, тем более что кипрские
власти показали себя способными осуществить эту задачу. Осо-
бая твердость и изворотливость, проявленная колониальной ад-
министрацией Кипра, в немалой степени была обусловлена стра-
тегическим значением Кипра, его географическим положением в
восточном Средиземноморье.
Рецепт Райта не получил всеобщего одобрения в министерстве
колоний. Например, один из чиновников Средиземноморского
отделения (Д.Беннет) был поражен тем, что губернатор пренеб-
режительно охарактеризовал агитацию за Энозис просто как
кампанию, раздутую "кучкой безответственных людей", а также
убеждением Райта в возможности "опоры на политику репрес-
сий на Кипре в надежде на то, что таким образом недовольство
можно подавить’’6. Беннет отмечал, что требования кипрского
губернатора о предоставлении чрезвычайных полномочий зиж-
дились на распространившемся в последние 50 лет высокомер-
ном предположении, что заключение под стражу горстки сму-
тьянов моментально обеспечит порядок. Но результаты подоб-
130
него рода действий в Палестине и в Е> ипте (“ели даже не ьн
ходить за пределы Средиземноморья) имели < сверив ньи иной
характер. По мнению Беннета, "конечно возможно, что Кипр —
включение, которое лишь подтверждает правило. Но представ-
ляется более вероятным, что причины обострения кипрской
проблемы лежат гораздо тлубже. что либо нужно их устранить,
пипо (’толкнуться с тем, что ситуация на Кипре станет меж-
дународной проблемой’’7. Высказанные Д. Беннетом взгляды вы-
звали резкое недовольство руководства министерства колоний, и
очень скоро он был отправлен на службу в Западную Африку.
Взгляды Беннета не разделялись и его коллпами. Ведь Кипр,
всегда был исключением в прошлом, так почему бы ему нс
оставаться таковым и в будущем? Имело определенное значение
и то обстоятельство, что несменяемый заместитель министра го
лоний сэр Томас Ллойд был личным другом Райта и гостил у не-
го в Никосии в декабре 1949 года. Тогда они наверняка детально
обсуждали кипрскую проблему. Поэтому после очень непр'
должительной дискуссии в министерстве не было неожиданным,
что официальное заключение, данное министром по делам коло-
ний лейбористского правительства Джеймсом Гриффитсом, сое
тояло в том, что недавний плебисцит на Кипре сделал немые
лимым проведение прежней политики и что пришло время ’пт
крыть новую главу’’8, в которой репрессии могут быть про йот »м
к возрождению конституционной системы на острове.
Тезис о том, что насилие послужит восстановлению консти-
туционализма на Кипре, или, образно говоря, что поврежденный
греко-киприотский орех следует полностью расколоть, чтобы за
тем должным образом восстановить, вызвал бурные дебаты в
Британии. Разумеется, практическое применение этого тезиса не
рекомендовалось в открытую министрами лейбористского прави-
тельства, которые понимали, что даже расколотый орех все
равно останется помехой на пути. Гриффитс, не будучи ради
калом-бевинитом, остался старомодным прогрессш том, для ко-
торого проявления колониальной реакции были особенно не-
приятны. Сопротивление режиму из Никосии стало одной из
отличительных черт его пребывания на посту министра коло-
ний. В период между февралем 1950 (смещение Д.Гриффитса с
поста министра колоний и назначение на этот пост Артура
Крич-Джонса) и октябрем 1951 (поражение лейбористского пра-
вительства Эгтли) реалии кипрской проблемы толком не учи-
тывались. ибо чиновники были заняты налаживанием отноше-
ний между Райтом и новым министром колоний. После февраль-
(ких всеобщих выборов в Соединенном Королевстве был достиг-
нут modus vivendi (временное соглашение спорящих сторон
чат.). Было решено, что обращение Райта будет рассмотрено в
объединенной комиссии министерства колоний и министерства
иностранных дел. Выводы комиссии будут представлены для
рассмотрения военного командования, в глазах которого Кипр,
как и в 1947 году, оставался столь же стратегически важным
дтя интересов Великобритании.
131
Кипр не рассматривался как ’’нормальная” колония, ибо он
полностью разорвал свои отношения с Грецией, дав тем самым
необычную ставку Форин-оффису. Тем не менее это привнесло
немалую неразбериху в сферу департаментской компетенции в
стенах Уайтхолла, которая позволила правительству Кипра в
течение длительного периода уклоняться от ответственности. В
1950 году министерство колоний и министерство иностранных
дел придерживались противоположных точек зрения на кипр-
ский вопрос. В министерстве колоний общераспространенным
было мнение, что требование Энозиса возникло в результате гру-
бых промахов британской дипломатии. Напротив, в МИД пола-
гали, что упорное стремление к Энозису среди греческого на-
селения Кипра являлось следствием просчетов второразрядной
колониальной олигархии. Энтони Рамбольд из Южного депар-
тамента Форин-оффиса, в компетенцию которого входила и Гре-
ция, при рассмотрении этой проблемы исходил из того, что гре-
ческое правительство, так же стремясь к Энозису с Кипром, бы-
ло готово предоставить Великобритании любые гарантии конт-
роля над военными базами, придя к неумолимому заключению,
что "передача Кипра Греции являлась бы не только справед-
ливым, но и наиболее целесообразным решением”9. Еще более
поразительно, что даже глава Форин-оффиса сэр Уильям Стрэнг,
который не решался пойти так далеко в своей оценке текущей
политики, как Рамбольд, и находясь в ожидании отставки, ос-
мелился выразить мнение, что в конце концов рано или поздно
британскому владычеству на острове придет конец10.
Однако в министерстве иностранных дел было налицо и про-
тивоположное течение, представители которого были убеждены,
что британцы "находятся на Кипре для стратегических целей и
должны оставаться там, пока этого требуют наши интересы, по-
ка они не потеряют актуальность. Когда случится последнее и
случится ли вообще — никто не может сказать. Для выполнения
этой единственной цели... девизом наших действий на Кипре
или где-либо еще должны стать слова: "Сохраним то, что име-
ем"11. Намеки на неопределенность ситуации вскоре умно-
жились. Не менее важным на этом перепутье мнений было то,
что представленный Комитету начальников штабов план исчез в
коридорах ближневосточных "экспертов", откуда он мог поя-
виться, по выражению Рамбольда, “как документ, ярко дока-
зывающий необходимость сохранения позиций на Кипре”12.
Было неясно, послужит ли такой документ какой-либо цели, ибо
по существу он лишь отвечал на поставленные Комитетом воп-
росы; Беннет отмечал, что подобные эксперименты стали не-
нужными и достаточно глупыми. Но все это уже не имело
значения. Один из высокопоставленных чиновников сэр Джон
Мартин указывал, что британская политика нуждалась в "проч-
ной основе"13, которую могло обеспечить только военное коман-
дование. Стремление Британии следовать этой рекомендации
объясняет возникновение искаженной психологии, которая
вскоре овладела всеми сторонами.
132
Комитет начальников штабов в заключении, официально пред-
ставленном в июне 1950 года, изложил свои доводы в пользу
освобождения от владения островом. В министерстве колоний
было зловеще отмечено, что ’’это начальный элемент того, что
мы должны покориться, будучи прежде всего оккупационной
властью’’14. И хотя это не было явным сигналом к введению
чрезвычайного положения, кипрское правительство поняло на-
мек, и когда летом в Лимассоле возникли массовые беспорядки
в связи с переименованием нескольких улиц, губернатор Райт
заключил под стражу целую группу греко-кипрских членов
совета. Отвечая тем, кто полагал (как некоторые члены оп-
позиции Ее Величества), что эта акция выходит за рамки до-
пустимого, Райт сообщил, что пренебрежение проблемами уп-
равления колонии — основная причина происходящего. На Кип-
ре, подчеркивал он, быстро покончат с английскими улицами,
если ошибки не будут быстро исправлены15. Тем не менее, когда
он прибыл в Лондон, ему дали понять, что кипрская адми-
нистрация должна ограничить применение репрессивных мер,
хотя Райт и имел поддержку военных властей.
Гриффитс был чрезвычайно стеснен необходимостью защи-
щать действия Райта по заключению в тюрьму членов муни-
ципального совета Лимассола и не имел желания потворствовать
кипрскому правительству. Поэтому министр неохотно согласил-
ся на новый карательный закон, угрожавший редакторам греко-
кипрских газет, и был против применения Билля о предот-
вращении преступлений, ибо предложенные в этом билле меры
по депортации "представляют собой использование чрезвычай-
ных полномочий без всякой крайней необходимости’’16.
Райт со своей стороны совершенно откровенно заявлял, что
предложенная им политика представляет собой разновидность
узаконенного чрезвычайного положения. Эта политика имеет
своей целью укрепить пошатнувшийся престиж британской вла-
сти. В разговоре с министром колоний он с угрозой утверждал,
что новый вал насилия непременно накроет Кипр, вопрос сос-
тоит лишь в том, насколько хорошо колониальная администра-
ция будет к нему готова, чтобы не оказаться ниспровергнутой.
Следуя этой линии в своей дискуссии с Гриффитсом, Райт
прекрасно осознавал, насколько опасны подобные трения для
лейбористского правительства. Он в угрожающем тоне писал ми-
нистру: "Я не... пытаюсь противопоставить свои и Ваши суж-
дения. Но я должен удостовериться, что мои взгляды верно по-
няты, а если они неприемлемы, то я хотел бы знать, какую
альтернативу им Вы бы поддержали. В моем послании была об-
рисована ситуация на Кипре и у меня нет сомнений в верности
предложенных мер”17. Райт очень хорошо знал, что министр
колоний не доверял анализу, представленному в его послании,
но не мог сказать об этом, избегая потенциальной угрозы раз-
рыва. В министерстве хорошо помнили, что прежний губернатор
был вынужден подать в отставку при сходных обстоятельствах,
и это делало любое повторение такого рода чрезвычайно щекот-
ливым. Сэр Томас Ллойд предусмотрительно допустил утечку
133
информации о достижении нового компромисса, в результате
которого существующий статус кво будет сохранен на Кипре в
течение последующих шести месяцев, по истечении которых
необходимость в применении чрезвычайных полномочий может
быть пересмотрена. Райт мог вернуться в Никосию, добившись
некоторых уступок. Кроме того, требование "специальных пол-
номочий без критического положения" было сохранено как
своего рода мостик для нового более решительного состава ми-
нистров, ведь лейбористское правительство располагало лишь
очень незначительным парламентским большинством.
В этот период отношения между Райтом и Гриффитсом окон-
чательно стали холодно-официальными. Вместе с тем было бы
неверно расценивать их таким образом, будто бы вспыльчивый
губернатор провинции удерживался от экстремистских действий
только эластичной совестью британского лейбористского прави-
тельства. В действительности, существовала тонкая дилемма, ос-
ложнявшая британское владычество на Кипре и ставшая осо-
бенно актуальной в 50-е годы. Касаясь этого обстоятельства,
чиновник министерства колоний подчеркивала, что "если зано-
сите палку над киприотами, то тем самым вы лишаете себя
возможности вызвать военный гарнизон. Все эти предложения о
репрессивном законодательстве предназначены главным образом
для того, чтобы произвести впечатление, а лишь потом, чтобы
быть использованными"18. Греко-киприоты (особенно после
1931 г.) казались запуганным и утратившим все иллюзии об-
ществом, рычаги управления которым были прекрасно изучены
британской администрацией. Ричард Кроссмен — один из луч-
ших журналистов, писавших о Кипре, был совершенно прав, ко-
гда определил характер управления островом как "дружелюбно-
полицейский"19. Райт не стремился превратить кипрскую адми-
нистрацию в свирепую автократию; он просто принуждал ее к
применению психологического шока к греко-кипрскому населе-
нию, чтобы заставить последнее вернуться к "умеренным” и
"уступчивым" обычаям, от которых оно отошло.
Но были ли эти расчеты, которые события на острове прев-
ращали в разновидность теневой игры, где никто не делал того,
что говорил, правильными в изменившихся обстоятельствах
50-х годов? Что если греки-киприоты действительно стремились
к Энозису? Сэр Томас Ллойд, будучи сторонником Райта, тем не
менее сознавал необходимость предупредить Гриффитса, что ес-
ли отдельные полномочия, требуемые Никосией, были оправ-
даны каждое в отдельности, то "в сумме они равнозначны
предупреждению, что мы собираемся сражаться с киприотами.
Однажды развязав политику репрессий, мы бы не могли ос-
тановиться на полпути; мы должны были бы довести ее до кон-
ца”20. Оставался фундаментальный вопрос: будет ли осущест-
вляться насильственное давление со стороны колониального
режима, разрешит ли Лондон проведение политики "сильной
руки"?
В начале 1951 года было уже совершенно ясно, что кипрское
правительство настроено против любой конституционной ини-
134
циативы, пока путь для нее не будет расчищен посредством
применения силы. Поэтому кипрским властям можно было про-
тивопоставить лишь отставку губернатора и назначение на этот
пост другого человека, "такого как лорд Маунтбэттен, обла-
давшего умением выходить из трудного положения"21, который
сумел бы склонить греков-киприотов к принятию некоей формы
самоуправлямого государственного устройства. Ситуация в Ин-
дии и на Кипре, разумеется, не была схожей, но рафини-
рованный кембриджский англиканизм Джавахарлала Неру со-
поставим с византийской хитростью Макариоса III, ведь оба эти
деятеля равным образом скептически относились к голосу бри-
танских сирен, призывавших к компромиссу. Для решения
проблемы отделаться от губернатора было недостаточно, а про-
вести полную чистку всей кипрской администрации просто не-
возможно. В этой ситуации афинское правительство пришло ’’на
помощь" Гриффитсу. После 17 марта в ответ на бестактность,
проявленную министром иностранных дел при ответе в палате
общин на запрос оппозиции, глава греческого внешнеполити-
ческого ведомства заявил, что его страна никоим образом не
отказывается от своей заинтересованности в будущем Кипра.
Этот ход положил начало кампании "официальной Греции" за
решение кипрского вопроса, продолжавшейся многие годы. За-
явление министра иностранных дел Вензелоса, угроза прямого
обращения Греции в ООН — все это дало возможность британ-
скому министру по делам колоний отдать распоряжение Райту о
составлении конституционного законопроекта, в котором пози-
ция Соединенного Королевства предстала бы в наиболее вы-
годном свете.
Скрытая подоплека требования Гриффитса, который стремил-
ся умиротворить Афины и в особенности успокоить мировое
общественное мнение, стала причиной острого недовольства
кипрских правящих кругов. А упоминание о возможной реак-
ции ООН на кипрские события было равносильно размахиванию
красной тряпкой перед быком и вызывало наибольшую ярость
администрации острова. В качестве ответа Райт мог исполь-
зовать тот факт, что вновь назначенный представитель колони-
альной администрации на Кипре Джон Флетчер-Кук последние
годы работал на Манхэттэне и неплохо знал психологию сот-
рудников ООН. Райт предоставил полномочия Флетчеру-Куку
для составления меморандума о приемлемой форме британского
правления на Кипре, что снимало завесу с тенденции, которая
достигла своего апогея в выступлении Гобкинсона в парламенте
в июле 1954 г. Исходная посылка колониального секретаря по
Кипру заключалась в том, что поскольку любая степень само-
управления не будет равнозначна полной независимости с пос-
ледующим Энозисом (Союзом) с Грецией, то умиротворять "пуб-
лику галерки" ООН нет смысла. Реальный выбор, стоящий пе-
ред правительством Ее Величества, заключается либо в отказе от
заявления вообще, либо в "скучном притворстве’’22. Учитывая
то обстоятельство, что греко-кипрское население взбудоражено
возможной близостью достижения Энозиса, являвшегося мечтой
135
целого поколения, любая попытка пресного компромисса только
усилила бы неопределенность и шаткость позиций британской
власти. Ловким маневром было бы повернуть это лихорадочное
нетерпение в другую сторону и направить против сил, стремив-
шихся к ниспровержению колониального владычества. Скрытый
яд этого анализа заключался в том, что колониальным чинов-
никам были указаны новые тактические возможности. Мэри
Фишер суммировала все это так: "Впервые греческое прави-
тельство выступило открыто, презрев давление других заинте-
ресованных сторон (особенно американцев) и сделав роковой шаг
своим заявлением об открытости вопроса о судьбе Энозиса, о
необходимости его рассмотрения в подходящее время. Между
тем на Кипре разного рода прожектеры вели пропаганду за Эн-
зис с оружием в руках. Поэтому дерзкая и вместе с тем ос-
торожная демонстрация нашей силы могла бы усмирить их раз
и навсегда"23.
В составлении этого сценария, утверждала Фишер, следовало
бы усилить мотив подавления существующей агитации в заро-
дыше как на Кипре, так и в Греции. Надо показать, что воля
британского правительства неизменно останется суверенной на
Кипре, что это невозможно изменить. Сама Фишер была ли-
беральна в ее прежнем отношении к кипрской проблеме. По-
этому примечательно, сколь силен оказался жесткий водоворот
стремлений избежать четкого заявления о будущем острова. В
этот водоворот впадали все течения, проходящие через Уайт-
холл, увлекая в него все больше людей. И когда 28 июня 1954 г.
Гобкинсон отвечал на официальные вопросы в Палате общин, он
ощущал широкую поддержку в том, что это был подходящий
момент, чтобы "сокрушить киприотов раз и навсегда", но не
кровью, а твердым словесным предупреждением.
Заявление такого рода было выгодно и Лондону, и Никосии
потому, что оно затрагивало разные аспекты политического
диапазона. Ведь в нем очень туманно говорилось о конституции,
и вместе с тем раздавались угрозы против подстрекателей мя-
тежей, и уже совсем определенно утверждалась невозможность
полного самоопределения острова. По прибытию в Лондон летом
1951 г. сэр Эндрю Райт выразил наконец желание обсудить
степень допустимого самоуправления острова, немало удивив
при этом министерство колоний24. Однако Райт сразу заявил,
что имеет sin qua поп (обязательное условие — лат.) для
возможности подобного обсуждения: объявление вне закона
кипрской коммунистической партии (АКИЛ). Это явилось ус-
тупкой со стороны Никосии, выдвигавшей с января 1950 г. об-
ширные требования, однако Райт не мог заверить Гриффитса,
что объявление компартии вне закона снизит остроту проти-
воречий. "Необходимо, — продолжал он, — изыскать возмож-
ности применения энергичных действий и против профсою-
зов"25. Уязвив лейбористского министра предложением приме-
нить санкции против местных профсоюзов, губернатор поза-
ботился и о том, чтобы назначенный им день запрета компартии
(октябрь 1951 г.) совпал бы с началом открытия осенней сессии
136
ООН. Тактичность вовсе не была в числе добродетелей кипр-
ского правительства.
Кстати, запрещение компартии всегда было одной из клю-
чевых задачи кипрского правительства. В течение эры "анти-
либеральных законов" 30-х годов левые, по сути, являлись един-
ственной серьезной оппозиционной силой, выступавшей против
политики подавления. Поэтому после второй мировой войны
одной из причин участия церкви в борьбе за Энозис было то, что
ее собственная роль противника драконовских мер в 30-е годы
была значительно скромнее, чем левых. Кроме того, британские
власти традиционно видели в левых силах значительно более
серьезную угрозу, чем в политических или религиозные правых.
Особенно ярко это проявлялось в отношении администрации к
перспективе возрождения конституционализма, поскольку левые
силы (или АКИЛ, следуя их формальному организационному
объединению в 1946 году) имели бы весомые результаты при
народном голосовании26. Поэтому, согласно официальному мне-
нию, с компартией необходимо было покончить до восста-
новления выборной ассамблеи и таким образом создать условия
для деятельности поощряемых администрацией "умеренных",
всегда готовых выполнить предназначенную для них роль.
Но существовал и диссонанс в этой логической цепи, вно-
сящий элемент неразберихи в процесс британского правления на
Кипре. В период работы Консультативной Ассамблеи в 1947 г.
это была компартия, выступившая за автономию как за ком-
промиссное решение. Религиозный оттенок движения за Энозис
был антипатичен большинству коммунистов. После завершения
в апреле 1949 г. гражданской войны в Греции, закончившейся
поражением коммунистов, объединение с "монархическо-фаши-
стским” режимом Афин стало представлять для кипрских ком-
мунистов серьезную опасность. Кроме того, после внутренней
"чистки” в июне 1952 г. АКИЛ стала эклектической левацкой
группой, некоторые члены которой чувствовали бы себя весьма
комфортно в рядах британской лейбористской партии. Если
кипрское правительство было серьезно озабочено стремлением
одолеть борьбу за Энозис и добиться умеренного конституци-
онализма на острове, то запрещение компартии могло затруд-
нить достижение этой цели. Гриффитс прямо указал на это
Райту, добавив, что с тех пор как церковь взяла на себя роль
наиболее значимой защитницы Энозиса, действия против ком-
мунистов стали бессмысленны "с точки зрения решения проб-
лемы Кипра"27.
Истина же была в том, что кипрское правительство нуждалось
в любом "плане" для осуществления локальной политики, ибо
было не способно самостоятельно перейти от одной позиции к
другой. Райт разделял общераспространенную точку зрения ко-
лониального чиновничества о том, что политика "не подот-
четна", что задача администрации состоит просто в управлении
и избежании тупиковых ситуаций. Поэтому губернатор и его
подчиненные равным образом могли вводить в заблуждение и
разоблачать как левых, так и правых, сообразуясь при этом
137
лишь с собственными интересами, но ссылки на ’’умеренность"
при этом звучали нереально. Главное было в том, что кипрское
правительство не могло всерьез думать о союзе с умеренными,
поскольку было не готово к передаче власти, которая пред-
полагалась. Это была серьезная оплошность, поскольку прави-
тельство лишалось преимуществ политической стратегии в слу-
чае начавшегося насилия. С учетом этих ограничений неуди-
вительно, что проект конституции, который начал обсуждаться
губернатором и министерством колоний, не имел успеха. На
Кипре официальным лицом, которое должно заниматься сос-
тавлением этого документа, являлся глава судебной власти ос-
трова сэр Эдвард Джексон. Так как сэр Эдвард не имел готового
представления о том, какова должна быть современная коло-
ниальная конституция, ему прислали ’’образцы конституцион-
ного инструментария" из Гибралтара и острова Маврикий28.
Поспешность была излишней, поскольку Джексон отбыл для
работы в Союзническую комиссию в Германии, откуда он
пытался все же позаботиться о постоянных консультациях с
министерством колоний, но, по его утверждению, не получил
ответа29. Отвергая это обвинение, министерство колоний про-
должало упорствовать в убеждении, что основой "нового курса"
на Кипре не могло быть конституционное самоуправление.
Пороком всех конституционных "предложений", посредством
которых британцы заигрывали с греко-киприотами (включая
"Конституцию Рэдклифа" 1956 г.), был их косметический ха-
рактер. Эти предложения предназначались не для "решения"
кипрской проблемы, не для изменения ситуации в этой ко-
лонии, но для представления в более выгодном свете действий
британской администрации.
Между тем, развитие отношений между Гриффитсом и Райтом
было прервано проведением всеобщих парламентских выборов в
Соединенном Королевстве. Райт вернулся в Никосию, распо-
лагая обещанием руководства министерством колоний обсудить
расширение чрезвычайных полномочий на Кипре с вновь назна-
ченным министром колоний. Но надежды на достижение вож-
деленных целей были развеяны новым министром по делам
колоний в октябре 1951 г. Консервативный министр Оливер
Литтлтон и так имел массу проблем с чрезвычайным поло-
жением в Малайе и Кении, чтобы допустить что-то подобное и
на Кипре. Поэтому, когда Райт срочно прибыл в Лондон в
феврале 1952 г. для обоснования преимуществ выдвинутой им
смешанной стратегии, включавшей новую конституцию, с одной
стороны, и применение репрессий для устрашения, с другой, его
новый начальник не одобрил ни то, ни другое.
Отвергая конституцию, он выдвинул аргумент, что только без
Законодательной ассамблеи можно говорить об отсутствии "не-
двусмысленно выраженного стремления киприотов к союзу с
Грецией”30. Однако — и это особенно важно для проводимого
анализа, — альтернативой предложению Райта явилось намере-
ние "сохранить суверенитет Кипра" и вместе с тем пообещать
предоставление новой конституции в будущем. По общему
138
мнению, форма официального заявления такого рода пред-
ставляла собой немалую проблему. Например, сэр Джон Мартин,
возражая против подобного предложения, полагал, что его не-
определенность вызовет нападки на министра в палате общин31.
Сэр Томас Ллойд однако заявил, что губернатор не может
управлять, будучи лишен твердой власти в колонии32. Со своей
стороны Райт рассматривал предлагаемое официальное заявле-
ние по Кипру лишь как прелюдию к более конкретным дейст-
виям, имеющим своей целью ’’остановить разложение’’ на Кип-
ре. Так были посеяны семена раздора и непонимания. По-
следствия этого стали очевидны в июле и августе 1954 г. Между
тем было решено, что ситуация для оглашения авторитетного
официального заявления и достижения максимума психологи-
ческого эффекта в данный момент явно неподходящая. Поэтому
был осуществлен курс на переориентацию акцентов парла-
ментских дебатов на проблемы обороны Среднего Востока, о чем
было доложено на заседании кабинета.
Заявление по Кипру было блокировано министром иност-
ранных дел А.Иденом. По его мнению, в сложившейся ситуации
заявление по Кипру могло бы привести к серьезному ослож-
нению отношений с Грецией33. Однако британские власти, опа-
саясь публичного выступления против Греции, позволили себе
сделать целый ряд резких порицаний в частном порядке. Когда
летом 1952 г. британский посол в Афинах сэр Чарльз Пик
заметил, что положение на Кипре представляет собой сложный
и деликатный вопрос для его руководства в Лондоне, министр
иностранных дел ответил: ’’Пик, кажется, хочет немножко твер-
дости”34. Пик получил соответствующие указания в своем ве-
домстве, от которых он редко отклонялся в течение всего пре-
бывания в качестве британского посла в Афинах (до 1957 г.),
несмотря на угрозы для жизни и ухудшение здоровья. Так на-
чалась прогрессирующая эрозия так называемой ’’традиционной
англо-греческой дружбы’’. К серьезным последствиям привел
знаменитый (не только для греков) инцидент, произошедший
между Иденом и Папагосом в сентябре 1953 г. На частной
встрече в Афинах британский министр иностранных дел поз-
волил себе сделать резкие замечания греческому премьер-ми-
нистру. Заметим, что тенденция к ухудшению англо-греческих
отношений, к обострению кипрского спора нашла свое выраже-
ние в выступлении Гобкинсона в палате общин. Пока Иден осу-
ществлял жесткие дипломатические меры, кипрское правитель-
ство ретировалось в свой ’’административный панцирь”. Один из
главных аргументов против предоставления чрезвычайных пол-
номочий заключался в том, что Райт и так обладал огромной
исполнительной властью. Но губернатор защищал свою пози-
цию, используя все возможности. В декабре 1952 г. произошло
первое судебное преследование священника за проведение ’’поли-
тического” митинга в церкви. Исполнительный совет одобрил
новый закон о среднем образовании, введение которого под-
рывало монополию православной церкви на духовное образо-
вание в школах второй ступени. А школы традиционно явля-
139
лись центром культивирования ’высокой греческой культуры”
на Кипре . Борьба за контроль над юными умами и против
нового закона началась после речи ’’Призыв к юности”, произ-
несенной архиепископом Макариосом III в Фанероменийской
церкви в Никосии 13 января 1953 г. Впоследствии участие
школьников в борьбе за Энозис стало одной из поразительных
черт эпохи ’’кипрской смуты”. Первая полномасштабная мани-
фестация "буйных школьников" произошла в период торжеств,
проводимых в честь коронации Елизаветы II в начале июня
1953 г., после чего была запрещена церковная молодежная ор-
ганизация ПИОН36. Впоследствии это было признано роковой
ошибкой, так как многие члены ПИОН ушли в подполье до
того, как в организацию проникли провокаторы. Эта ошибка
свидетельствовала, что кипрское правительство было по-преж-
нему убеждено, что ведет политическую борьбу, а не решает
проблемы безопасности. Тем не менее, к лету 1953 года борьба
между британскими властями и сторонниками Энозиса уже
была в полном разгаре.
Ситуация была неустойчивой. Общественный подъем на ост-
рове снизился в жаркие летние месяцы, с июня 1953 г. на
Кипре стояла ужасная жара. В сентябре в районе Пафоса
произошло землетрясение, и хотя жертвы были незначительны,
ущерб от разрушений был большой. Ответом на это несчастье
стала последняя важная гражданская акция британских властей
в колонии. Был решен вопрос о преемнике сэра Эндрю Райта,
вышедшего в отставку в начале 1954 г. Новым губернатором
Кипра был назначен сэр Роберт Эрмитаж, служивший до этого в
должности основного секретаря администрации колонии Золотой
Берег. Большая часть его карьеры пришлась на работу в Кении.
Киприоты давно выражали недовольство, что их страна ис-
пользуется как место ссылки для незадачливых "африканских
чиновников”, не сумевших проявить себя в жестких условиях
африканских колониальных территорий37. В этом отношении
новое назначение было отнюдь не лучшим вариантом, хотя не
исключено, что руководство министерства сделало это наме-
ренно. Нельзя сказать, что Эрмитажу не хватало утонченности.
Политические успехи в колонии Золотой Берег были налицо
благодаря деятельности "африканского премьер-министра" Ква-
ме Нкруме, умело направляемого британской рукой. В период
своего пребывания в Никосии Эрмитаж, говорят, постоянно
держал на своем письменном столе фотографию Нкруме. Эр-
митаж и на Кипре стремился найти пассивную марионетку типа
Нкруме, а столкнулся с изворотливым архиепископом Право-
славной церкви, имеющим за спиной вековой опыт византий-
ской культуры и византийского коварства. Состязание между
ними было явно не на равных.
Новый губернатор получил материалы с подробным анализом
сложившегося положения, сделанным Средиземноморским де-
партаментом министерства колоний. Основным в анализе был
тезис о том, что на Кипре недовольство населения еще не
достигло степени, угрожающей внутренней безопасности ост-
140
рова. "Удивительно, — говорилось в этом документе, — что
столь бурно и громогласно начавшееся сопротивление так быст-
ро сошло на нет после первых же активных контрдействий
администрации. Поэтому губернатору следует сосредоточить все
усилия на хорошо организованном управлении. Продвижение
же к новой конституции следует возобновить только после того,
как местные политики растратят свой пыл, безуспешно доби-
ваясь Энозиса"38. Иначе говоря, следовало сделать все воз-
можное, чтобы движение за Энозис затихло само собой. Поэтому
подход губернатора должен стать более либеральным, если
греко-киприоты не будут добиваться своих целей посредством
насильственных действий. Подобная логика диктовалась давно
укоренившимся среди британских правящих кругов на Кипре
убеждением, что стремление греко-киприотов к Энозису далеко
не является столь всепоглощающим, чтобы побудить их к
серьезным действиям. Но на Кипре было немало желающих
доказать всю оскорбительную беспочвенность подобного рода
рассуждений открытыми акциями экстремистского толка. На-
пример, воинственный епископ Кирении увещевал свою паству
последовать примеру борющихся египтян, коль скоро англичане
относятся к действиям последних так серьезно. В подобной си-
туации более тонкий политический деятель, чем Эрмитэж, по-
старался укрепить кипрское правительство, заставив замолчать
всех недовольных. Его предшественники, например, старались
поставить вопрос о новой конституции. Вместо этого Эрмитэж
горячо занялся такой "важной” проблемой, как возобновление
деятельности кипрского клуба для игры в крикет для исто-
мившихся по привычным развлечениям джентльменов — чи-
новников колониальной администрации39. Однако найти спор-
тивную команду греко-киприотов оказалось столь же трудно,
как и в дальнейшем группу местных политиков для реализации
конституции, вводящей самоуправление.
Губернатор все более был вынужден считаться с осложнением
внешнеполитической ситуации, затруднившей и без того не-
легкое положение кипрских властей. По-прежнему продолжали
ухудшаться англо-греческие отношения. Маршал Папагос, за-
таивший злобу за сентябрьский разнос, устроенный ему А.Иде-
ном, санкционировал якобы официальное коммюнике, в кото-
ром говорилось, что до тех пор, пока не состоятся двусторонние
переговоры между Лондоном и Афинами по кипрской проблеме,
греческое правительство оставляет за собой свободу действий.
Отражая наступление Папагоса, британский посол в Афинах
разъяснил ему, что хотел сказать министр иностранных дел
Иден во время их сентябрьского столкновения49. Все эти
перипетии взаимного запугивания все больше ослабляли былые
узы англо-греческой дружбы, имевшие такое большое значение
еще со времен борьбы за независимость от турецкого влады-
чества. В Афинах даже была отменена выставка, посвященная
Д.Байрону. В январе 1954 г. британский посол в Афинах Пик
дал согласие на "твердое и авторитетное заявление"41 о наз-
ревшей необходимости выбить почву не только у сторонников
141
Энозиса на Киире, но и у афинского правительства, позиция
которого становилась все nonet1 враждебной британским инте-
ресам. Этот демарш поста стал образцом той стратегии, которая
полностью проявилась в июле 1954 г. Необходим был лишь
толчок, и он не заставил себя ждать.
После эмоционального обсуждения 15 марта в палате лордов
кипрской проблемы Афинами было заявлено о возможности
решения этого болезненного вопроса при посредничестве ООН,
если до осени не будут найдены иные пути ее разрешения.
Налицо были и еще два элементы, свидетельствующие не только
о нарастании охлаждения между Лондоном и Афинами, но и об
осложнении международной ситуации в целом. Во-первых,
британское правительство осуществило крутой поворот от
Греции к Турции. В этом отношении весьма показателен визите
Анкару Эндрю Райта в декабре 1953 г. После Лозаннского
договора 1923 г. колониальная администрация Кипра успешно
отражала все попытки турецкой стороны иметь какое-то вли-
яние на островные дела. Райт и сейчас избегал такой ситуации,
которая moi ла бы помочь Турции снова иметь locus standi
(постоянное место - кат ) при решении кипрской проблемы42
Тем не менее сам по себе визит был очень успешен, хотя стрем-
ление кипрскою правите лье гва заручиться турецкой поддерж
кой натолкнулось на ’’странные колебания” режима Аднана
Ме/фе^а ио отношению к будущему статусу Кипра43. Дразнить
обещаниями Турцию стало важным аспектом британской дип-
ломатии после марта 1954 г. При этом постоянно учитывалась
угроза Греции обратиться к ООН за помощью в разрешении
кипрского вопроса. Англо-турецкое сближение, хотя и осталось
в стадии зарождения, повлияло на эволюцию британской
политики.
Вторым моментом, осложнившим внешнеполитические ус;ю
вия для решения кипрской проблемы, стали трения между
Лондоном и Вашингтоном. США были обеспокоены усилением
англо турецких связей, подозревая возможность существования
сговора между двумя государствами44. Вместе с тем, амери-
канцы вовсе не стремились сами осуществлять "посредническую
мип’ию” на Кипре. Как заявил Иден в разговоре с одним из
высокопоставленных чиновников Форин оффиса, — "Я бы не
беспокоился об американцах. И нечего заискивать перед Ва
ши tn тоном **. В Форин оффисе многие разделяли мнение своего
министра, о чем свидетельствовал уныло-риторический вопрос
Антони Наттинга: ’’Неизбежен ли их (американцев) приход пос
те нас на Кипр?’’46. Это высказывание отразило сочетание
упорства, пафоса и одновременно уязвимости, характерных для
британского официального мнения того периода, когда Кипр
стал тем оселком, на котором проверялись колониальные мето-
ды в целом. Желание плюнуть в глаза непокорным грекам, вы-
сокомерным американцам и всему миру в целом все сильнее
проникало после второй мировой войны в британскую полити
ческую культуру, искушение достигло пика весной и летом
И?
1954 г.47 и вылилось в скандально-знаменитую речь Гобкинсона
в парламенте.
Но несмотря на готовность Британии изъявить "твердое и
авторитетное мнение" по Кипру и досадить Греции, нужно было
учитывать то обстоятельство, что с 1952 г. Британия и Греция
формально являлись союзниками как члены НАТО. На ре-
шающем заседании в министерстве иностранных дел 28 июня
был сделан вывод о том, что греки - "ненадежные союзники,
чья дружба имеет небольшую рыночную ценность”48. Это было
еще одним выпадом против Папагоса. Гарольд Кассиа —
высокопоставленный чиновник МИД, занимавший активную
антигреческую позицию, отмечал, что несмотря на разрыв
связей с Грецией из-за Кипра, британцы "не уклонились от
неприятной обязанности платить по счетам"49. Это утверждение
стало общераспространенным в стенах Уайтхолла. Оно не только
полностью отражало точку зрения Идена, но и содержало оп-
ределенные намеки, о которых открыто не говорилось. Поэтому,
когда британский посол в Афинах Пик заметил, что надежда на
урегулирование кипрского вопроса с помощью греческого пра-
вительства не исчезла, он получил резкую отповедь министра
иностранных дел: "Подобные рассуждения только затрудняют
решение кипрской проблемы"5”. Другими словами, для такти-
ческих целей британцев умеренность Афин представляла бы
опасность, а усиление греческого нажима могло бы натол-
кнуться на решительный отпор. Это противоречие лета 1954 г.
составляло основу стремления Британии противодействовать
движению за Энозис.
Возникал вопрос: не разумно ли подсластить пилюлю отказа
греко-кипрским требованиям самоопределения некоторым ту-
манным обещанием конституционной реформы? Дискуссия по
этой проблеме выявила несовпадение позиций Уайтхолла и Ни-
косии. Предложение министерства колоний о ссылке на пер-
спективу самоопределения возникло из опасения, что Кипр в
дальнейшем мог стать исключением из правил колониального
политического управления51. Эрмитаж, на которого был осуще-
ствлен мощный нажим со стороны кипрского секретариата, "вы-
разил свое резкое неодобрение предложенному варианту реше-
ния проблемы"52. Губернатор обескураживающе грубо заявил,
что даже очень урезанная конституция была бы достаточным
основанием для объединения вокруг нее греко-кипрских "уме
ренных". Такая конституция была бы менее либеральной вер-
сией того конституционного проекта, который предлагался в
1948 г. В новом варианте народные выборы не играли сущест-
венной роли. В министерстве колоний промолчали. Но уже
спустя пол года позиция губернатора была признана ошибочной,
что послужило началом падению Эрмитажа, закончившемуся его
унизительной отставкой в сентябре 1955 г. В качестве своего
самооправдания Эрмитаж приводил довод о том, что идея
конституционного устройства была "тактическим маневром"53 и
не означала ничего большего. И 28 июля Гобкинсон своим зна-
менитым выступлением как бы подтвердил это.
143
Третьим осложняющим моментом в разрешении кипрской
проблемы была неуступчивость кипрской администрации, про-
должавшей четыре года подряд настаивать на предоставлении
Лондоном чрезвычайных полномочий. Чиновники Уайтхолла
опасались, что колониальная администрация Никосии в случае
поддержки ее действий "твердым и авторитетным заявлением
правительства Ее Величества" зайдет слишком далеко в проти-
воборстве со своими местными противниками. Кроме того, вве
дение чрезвычайного положения могло лишь усилить стрем
ление к Энозису. Эти опасения были деликатно доведены до
сведения губернатора. Ему также указали, что любые попытки
кипрского правительства арестовать архиепископа и других
высших иерархов будут сурово осуждены мировой общест
венностью54. Губернатор уклончиво ответил, что "будет иметь
это в виду", — добавив при этом, что его действия могут быть
вынужденными в зависимости от изменения ситуации"55. Это
потенциальное "недопонимание" было усилено натиском кипр
ского правительства, настаивав (пего на том, что заявление по
Кипру нужно сделать до приближающегося окончания парла-
ментской сессии. Хотя в Форин оффисе и возмущались этим
"приставлением пистолета к виску"1,6. но все же было решено,
что заявление по Кипру следует сделать после рассмотрения
вновь заключенного англо-египетского соглашения. Поэтому
британский кабинет 24 июля не только одобрил предваритель-
ный проект заявления министра по делам колоний для палаты
общин, но и обязал кипрскую администрацию ясно проде-
монстрировать на Кипре "предостережение мятежникам" в
связи с тем, что отныне на нарушения закона глаза закрываться
не будут. Возвратившийся на Кипр Эрмитэж послал в Лондон
телеграмму, в которой он запрашивал разрешение внести по-
правки в Закон о депортации британских подданных с целью
усиления нажима на архиепископа Макариоса III. Но в Лондоне
зажегся красный свет, ибо, по мнению руководства, "расши-
рение полномочий, о котором просит губернатор, может ока-
заться ловушкой для него самого"57.
Когда утром 28 июля министр иностранных дел поднялся,
чтобы сделать заявление по Египту, он прекрасно отдавал себе
отчет, что станет менее популярен в глазах тех его сторонников,
для которых эвакуация британских солдат с Суэцкой базы
равносильна сокрушительному поражению. И действительно, за-
явление было встречено торийскими заднескамеечниками с
ожесточенным неодобрением. Спикер палаты счел необходимым
урезать обмен мнениями, грозящий перерасти в полномасштаб-
ные дебаты. Генри Гобкинсон понимал, что своим заявлением по
Кипру он отвлечет внимание от англо-египетского соглашения, а
также заслужит одобрение расстроенного главы Форин оффиса.
Но главной задачей Гобкинсона, разумеется, было провести под-
готовленное заявление, главным пунктом которого являлось обе-
щание ввода конституции в ближайшем будущем. Когда он
закончил, со скамей оппозиции поднялся член лейбористского
"теневого" кабинета, бывший министр колоний Джеймс Гриф-
144
фите. Он имея то преимущество перед Гобкинсоном, что был
хорошо осведомлен о мельчайших подробностях развития сит
уации на Кипре. Первый вопрос, который он задал, заключался
в следующем: ’’Правда ли, что правительственное решение ио
конституции было предварительно обсуждено с колониальной
администрацией Кипра?’’ Спрашивая об этом, Гриффитс хорошо
знал, что ответ будет отрицательный. В своем втором вопросе
Гриффитс спрашивал о сходстве или различии нового проекта
конституции от варианта 1948 г. Гобкинсон был поставлен в
грудное положение этим вопросом, ясно сознавая, что с по
мощью обычных уверток от вопроса не уйти. Наконец, Гриф
фите окончательно выбил почву из-под ног Гобкинсона своим
последним вопросом: ’’Так ли это, что предлагаемые правитель
ством меры постепенно приведут к приданию Кипру статуса
доминиона, а после этого к предоставлению острову права са-
мому определять свое собственное будущее?"58. В раздражении
Гобкинсон воспользовался этим вопросом, чтобы отвесить хо-
рошую оплеуху и парламентской оппозиции, и недовольным в
Греции и на Кипре:
’Некоторые территории Содружества должны раз и навсегда
усвоить, что, даже распоряжаясь собственными делами, они не
будут полностью независимыми. (Крики: "Ох!”) Я думаю, что
достопочтенные джентльмены согласятся с тем, что есть тер-
ритории, которым не может быть предоставлена независимость.
Не буду заглядывать далеко в будущее, но вопрос об анну-
лировании британского суверенитета подниматься не может.
Британский суверенитет будет сохранен"59.
Естественно, в этом заявлении Гобкинсона налицо ярко вы-
раженная амбициозность. Тем не менее действительно были тер-
ритории, которые не могли надеяться стать в будущем пол-
ностью самоуправляемыми. Однако это утверждение относилось
главным образом к тем территориям, которые были безнадежно
неспособны экономически обеспечить свою независимость. Со-
вершенно новым был аргумент, что в некоторых случаях пре-
доставление независимости невозможно, поскольку это проти-
воречило бы интересам Соединенного Королевства. Это был ход,
рассчитанный на нагнетание тревоги на Кипре, в Греции, в
странах НАТО и в самой Британии.
Реакция парламента была очень бурной. Министр по делам
колоний О.Литтлтон рассказывает в своих мемуарах, что это
был его последний день перед отставкой. Он приводил в порядок
бумаги, чтобы сдать дела в министерстве и возвратиться к
семейному бизнесу. Именно в этот момент в его кабинете раз-
дался телефонный звонок, известивший министра о трудном
положении, в котором оказался в парламенте Гобкинсон60. И
Литтлтон помчался в палату общин, чтобы напоследок помочь
своей партии возведением своего рода "дымовой завесы" вокруг
вопроса о самоопределении Кипра. И Литтлтону удалось пре-
восходно осуществить задуманное. Подобно разорвавшейся бом-
бе прозвучало его оскорбительное для Греции обвинение в том,
что она — "дружественный, но ненадежный союзник по
145
НАТО ’61. Литтлтон, как ранее Гобкинсон, лишь высказал вслух
убеждение, в котором уже давно уверились британские пра-
вящие круги. Но все-таки то обстоятельство, что один член
НАТО назвал своего союзника ’’ненадежным”, весьма обеспоко-
ило других членов альянса (особенно США), напрягавших все
силы, чтобы противостоять натиску коммунизма в странах
’’третьего мира”. Разумеется, демарш Литтлтона сразу же ото
двинул Гобкинсона в тень. Ставки резко возросли. Там, где
Гобкинсон просто не сумел сдержать своего раздражения, его
старший коллега действительно сделал ошибку”2. Парадок-
сально, но если faux pas (ложный шаг — фр.) Литтлтона был
вскоре забыт (преимущественно потому, что он покинул поли-
тическую арену), то "проступок" Гобкинсона был использован
против него, поумерив его министерские амбиции.
Но и опасная ссылка Литтлтона на "ненадежность" Греции, и
категоричное "никогда" Гобкинсона были вскоре заслонены дра-
матическим развитием событий на Кипре. Встревоженное тем
впечатлением, которое вызвало на острове заявление Гобкин-
сона, министерство колоний 30 июля предупредило кипрское
правительство, что Генеральный прокурор ограничит нападки на
местную прессу и ослабит преследование руководителей церк
ви63. Однако Генеральный прокурор не последовал этим ука-
заниям. Как отметил один из британских обозревателей, вме-
шательство прокурора положило "конец перемирию", сущест-
вовавшему между британскими властями и греко-киприотами с
30-х годов. Демонстративным объявлением судебной войны бри
танская администрация была вовлечена в омут не доводящего до
добра высокомерия. "Впервые за 76 лет, — с триумфом ин-
формировал Эрмитэж министерство колоний, — кипрское пра-
вительство обладает возможностью бескровной борьбы с под-
рывной деятельностью"64.
Это нескрываемое удовлетворение было очень скоро омрачено
той реакцией, которую вызвало "предупреждение греко-кипри-
отам" в Соединенном Королевстве. Указания Генеральному про
курору интерпретировались как разрешение на закрытие кипр-
ских газет в судебном порядке просто за помещение в них от-
дельных статей из британской прессы. А ввиду того, что в кипр-
ских газетах немало места отводилось помещению отчетов о пар-
ламентских дебатах в Вестминстере по проблеме Кипра, бри
танская палата общин сама по себе расценивалась как источник
мятежных настроений в этой части империи. Запрещение выхо-
да греко-кипрской прессы один из чиновников Уайтхолла
расценивал "почти как акцию фашистского государства’’65. В
Британии среди тех, что активно восставал против подобного
рода действий, были не только представители лейбористской оп
позиции, но и сторонники консервативного правительства. Еще
более пикантно то, что среди противников кипрской админи
страции по этому поводу был не кто иной, как сам премьер-
министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль. Он немедленно
отмежевался от этой, по его словам, "жесткой практики
духовного ограничения"66, осуществляемой кипрским режимом.
146
В разговоре с новым секретарем но делам колоний Аланом
Леннокс-Бойдом Черчилль заметил, что его предшественник
допустил ошибку и недопустимо так внезапно обрушиваться на
людей67. Черчилль не смягчил свое негативное отношение даже
после того, как Генеральный прокурор Кипра дал 9 августа
интервью британским журналистам в Никосии, заверив их, что
санкции будут применяться в "самом великодушном виде Пос
ле этого Черчилль колко заметил Леннокс-Бойду, что "бри
танскому правительству незачем давать подобные заверения"68.
В этой черчиллевской критике проявился его старомодный ли-
берализм, которому сэр Уинстон всегда оставался верен, нс
смотря на свою маску "Высокого Тори”. Но эта критика пред-
ставляла собой нечто более важное, чем просто проявление
либерального прошлого премьера. Главной причиной атаки пре-
мьер-министра на новую политику кипрского правительства
явилось то, что, по его мнению, она была обречена на по-
ражение. Одно из главных убеждений Черчилля состояло в том,
что претензии на власть, которую уже невозможно удержать,
совершенно бесполезны. Кипр был такой ловушкой, которой
правительству Ее Величества нужно избежать.
Архиепископ Макариос и его окружение находились на Кипре
под угрозой преследования. Опасаясь, что кипрское правитель-
ство скомпрометирует себя какими-нибудь непоправимыми
действиями, которые, как выразился один из чиновников Форин
оффиса, "подставит нас под насмешки арестованных епископов в
тот момент, когда кипрская проблема будет обсуждаться в
ООН"69, в Никосию было послано указание о недопустимости
судебных преследований, если вина не будет доказана неоспо-
римыми свидетельствами о призывах к бунту и неповино-
вению70. Хотя в Уайтхолле были согласны, что "холодный душ"
необходим для зарвавшейся кипрской администрации, там от
сутствовало общее мнение относительно пределов отступления от
позиции 2 августа. Министр колоний сумел убедить кабинет, что
нет необходимости в немедленном отзыве губернатора с его пос-
та. Он также настоял на том, что должен сам незамедлительно
выехать в Никосию и на месте разобраться в ситуации. Все это
вызвало негодование Эрмитажа. Губернатор утверждал, что его
администрация вовсе не зашла далеко в преследованиях архи-
епископа. Но правда была в том, что сам Макариос III вовсе не
имел намерения оказаться в тюрьме накануне дебатов в ООН пи
Кипру. Губернатор и ближайшие советники сознавали, что Лон
дон будет продолжать оказывать давление, требуя смягчения
позиций, а инквизиционный визит министра по делам коло-
ний — одно из проявлений такого нажима71.
Объяснения губернатора были с сочувствием восприняты в
министерстве колоний, Там полагали, что решение кабинета
24 июля носило слишком откровенный характер и что "в ре-
зультате мы вынуждены балансировать на тонком канате в
борьбе с архиепископом”72. С другой стороны, аргументы Эр-
митажа были бесспорны и перевешивали те сложности, которые
они вызвали в парламенте и в британском общественном мне-
147
нии. Общее мнение было таково, что лучше перенести шквал
внутри шторма73. Это суждение подкреплялось и просочив
шимися слухами о продолжающемся ухудшении физического и
психического состояния Черчилля. В этой ситуации министр по
делам колоний не поехал в Никосию, но губернатор прибыл в
Лондон, где обратился к группе парламентариев и лордов для
обсуждения некоторых щекотливых вопросов о ведении дел его
администрацией74. Пока британское господство на Кипре было
неоспоримо, любое официальное заявление по Кипру с целью
завуалировать применение "чрезвычайных полномочий при от
сутствии критического положения" было равносильно выпус
канию джина из бутылки. Алан Леннокс-Бойд в письме Эр
митэжу ободрял его, утверждая, что все худшее уже позади.
"Бесспорно, Вы должны без колебаний затребовать войска,
чтобы стать сильным и спокойным"75. Однако действительность
конца лета 1954 г. была такова, что британское правление на
Кипре, которое могло бы быть сильным и спокойным, таковым
не стало. Анализ, произведенный кипрским правительством,
оказался более точен, чем анализ лондонского руководства.
Итак, каковы же главные последствия описанных нами со-
бытий? Суммируем это так:
1.	Церковь, а в особенности архиепископ, были признаны
главным источником забот кипрской администрации, и стол-
кновение между ними было неизбежно. Как отмечали в Форин
оффисе, рано или поздно кипрское правительство заключило бы
архиепископа Макариоса III в тюрьму. "Они должны почувст
вовать последствия принятия и проведения твердой линии, а
политическое мученичество архиепископа — одно из таких
последствий"76. На этом фоне логически последовательной вы
глядит разработка "Операции Аполло" — так позднее была
названа депортация Макариоса.
2.	Традиционные рамки "англо-греческой дружбы" были окон-
чательно отброшены. Это утверждение справедливо как в
отношении Лондона, так и в отношении Афин. Как отмечалось в
крупнейшей афинской газете "Бима", одной из особенностей
парламентских дебатов в Вестминстере 28 июля было то, что
правительственную политику на Кипре критиковала лишь не
большая кучка — "охвостье" бивенитских радикалов. Быть мо
жет, это и не совсем точно, но последующие события показали,
что мнение, высказанное в афинской газете, было не так далеко
от истины. Когда греческий посол посетил Селвина Ллойда в
Форин оффисе, он пожаловался на тон и языковые обороты,
которые прозвучали в речи Гобкинсона 28 июля. Ллойд прервал
его, заявив, что он не может питать надежду, будто слово "ни
когда", использованное в ходе дебатов, означало нечто другое,
чем "никогда”77. С другой стороны, когда Ллойд заявил о доб-
лести греков в период второй мировой войны, посол в свою
очередь колко ответил, что "Было бы неблагоразумно хвалить
сверх меры. Это причинило бы гораздо больше вреда, чем поль
зы перед лицом греческого общественного мнения"7 .
148
3.	Британские позиции на Кипре стали все больше зависеть от
турецкой поддержки как внутри Кипра, так и за его пределами.
Например, власти Анкары позволили себе дать совет о не-
целесообразности визита Леннокс-Бойда в Никосию после речи
Гобкинсона в парламенте. Турецкая пресса, находящаяся почти
полностью под государственным контролем, игнорировала собы-
тия 28 июля в британском парламенте. Британское посольство в
Анкаре выразило сожаление по поводу этой "довольно бес-
содержательной реакции”, заключив при этом, что "она может
произвести плохое впечатление (на мировое общественное мне-
ние), если не будут внесены определенные поправки”79. Поворот
к Турции стал вскоре ключевым элементом британской поли-
тики на Кипре.
4.	США были обеспокоены таким поворотом британской поли-
тики, а также теми осложнениями, которые он может повлечь
за собой на южном фланге НАТО. В американской прессе
саркастически отмечалось, что, давая одной рукой (обновленную
конституцию), англичане тут же отбирали другой (предупреж-
дением о принятии жестких мер против недовольных) . Госу-
дарственный секретарь администрации Эйзенхауэра Джон Фос-
тер Даллес очень подозрительно относился к новым британским
тенденциям в этом регионе, интересовавшем и США. Поскольку
Соединенные Штаты были только собеседником, способным к
эффективному посредничеству, то этот пробел в англо-амери-
канских отношениях был усугублен теми трениями во взаимо-
отношениях, которые возникли после Египта.
5.	Любые возможности "умеренного" компромисса были ис-
черпаны. Сам губернатор отмечал, что это почти невидимое
единство "не имело организации, партии, не имело денежных
средств и агентов", что "они не победят никогда..."81. Конечно,
заявление Гобкинсона ухудшило положение, особенно к концу
осени. Британское управление основывалось на колониальном
абсолютизме. Но оно натолкнулось на объединенный фронт
своих противников. Их действия, принявшие форму граждан-
ского неповиновения британским властям, набирали силу, хотя
и были далеки от конечной цели — Энозиса. В августе 1954 г.
имели место контакты архиепископа Макариоса с АКИЛ —
объединение левых и правых сил становилось все более явным.
Кипрское правительство, которое и в лучшие времена не имело
приверженцев, было сейчас в еще большей изоляции, чем когда
бы то ни было.
Можно ли сказать, что гневное "никогда" Гобкинсона в Вест-
минстере стало сигналом к вспышке насилия 1 апреля 1955 г.?
Трудно точно определить последствия парламентского демарша
Гобкинсона и замечаний Литтелтона, а также декларации Гене-
рального прокурора Никосии. Анализ скандальной известности
министерского "никогда” был в какой-то степени ретроспек-
тивным упрощением. 6 действительности насильственные стол-
кновения на острове стали неизбежны после провала проекта
Энозиса в ООН летом и зимой 1954 г. 18 декабря 1956 г. Селвин
Ллойд впервые публично признал возможность разделения
149
Кипра. Это заявление имело гораздо более зловещие послед-
ствия, чем речь Гобкинсона двумя годами раньше.
Тем не менее психологически и морально именно события
июля-августа 1954 г. стали исходным пунктом на пути уста-
новления чрезвычайного положения на Кипре. Один из пар-
ламентариев-консерваторов, посетивших Кипр в начале 1955 г.,
заявил, что суть проблемы — это ’’кризис правды”82. Кстати
говоря, правда была тем недостающим элементом, отсутствие
которого делало невозможным достижение компромисса и
недопущения эскалации насилия. Сильнейшее недоверие между
кипрским правительством и киприотами, между Лондоном и
Афинами, между Уайтхоллом и Никосией и даже внутри Уайт-
холла, некоторые проявления которого мы исследовали, должно
учитываться при рассмотрении событий 1955-1959 годов.
1	A.M.M.Dickson to J.S.Bennett 25 Jun 1955 CO926/175, Public Record
Office Kew.
2	Sir Andrew Wright to Arthur Greech Jones 13 Jan 1950 CO 537/6228,
Public Record Office. Kew.
3	’Amendment of the Deportation (British Subjects) Law’, Note by J. Peck
18 Jan 1950 CO 537/6233.
4	Sir John Martin minute 15 Jan 1953 CO 926/142.
5	J.S.Bennett minute 24 Jan 1950 CO 537/6228.
6	Ibid.
7	Ibid.
8	Sir John Martin minute 26 Jan 1950 CO 537/6228.
9	’Cyprus: Recent Barkground’: Note by Anthony Rumbold to Secretary of
State 16 Dec 1949 FO 371/87715/RG1081/10, Public Record Office, Kew
10	Sir William Strang minute 17 Dec 1949 FO371/87715/RG1081/10
11	G.H.Bateman 7 Jan 1950 FO371/8776/RG1081/41
12	A.Rumbold to C.Norton 13 Jun 1950 FO371/87719/RG1081/104
13	Sir John Martin minute 21 Apr 1950 6244?
14	Mary Fisher minute 8 Jun 1950 CO537/6228
15	Sir Andrew Wright telegram to Secretary of State for Colonies 12 May
1950 CO537/6229
16	’Note of a meeting with Sir Andrew Wright’ 28 Sep 1950 CO537/6228
17	Sir Andrew Wright to James Griffith 2 Oct 1950 CO537/6228
18	'Amendment of the Prevention of Grimes Law’: Mary Fisher minute 20
Mar 1950 CO537/6231
19	R.H.Crossman, ’A Visit to Cyprus’, Scotsman and Nation. 29 Jan 1955
20	’Note of a meeting with the Secretary of State’ 31 Sep 1950
COP537/6228
21	J.S.Bennett minute 1 Feb 1951 CO537/7453
22	Sir Andrew Wright to James Griffiths 16 Apr 1951 CO537/7453
23	Fisher minute 24 Apr 1951 CO537/7453
24	Sir John Martin minute 19 Sep CO537/7453
25	’Note of meeting with Sir Andrew Wright’ 20 Jul 1951 CO537/7453
26	For a history of the Party, see AKEL: the Communist Party of Cyprus
(Stanford, 1971)
27	’Note of a meeting with Sir Andrew Wright’ 20 Jul 1951 CO537/7453
28	J.A.Bennett minute 26 Jul 1951 CO537/7453
29	W.A.Morris minute 12 Mar 19553 CO926/91
30	’Discussion with Sir Asndrew Wright 26 Mar 1952’ CO926/12
31	Sir John Martin minute 28 Mar 1952 CO926/12
150
32	Sir Thomas Lloyd minute 2 Apr 1952 СО926/Ю
33	Anthony Eden to Oliver Lyttelton 29 Apr 1952 CO926/12
34	Anthony Eden annotation on C.Peake to W.Strang 14 May 1952
F0371/101801/WG1051/5
35	See Michael Attalides, Cyprus: Nationalism and International Politics
(Edingburg, 1979) for an analysis of Greek-Cypriot Enosis as a variant of na-
tionalist political culture.
36	'Cyprus. Monthly Report: June 1953’ CO926/20
37	This complaint had for many years formed an element in Greek-Cypriot
politics.. The definitive works on Greek politics in Cyprus during the hey-day
of British rule are G.S.Georghallides’ tvro volumes A Political and Administra-
tive History of Cyprus 1918-26 (Nicosia. 1979) and Cyprus and the Governor-
ship of Sir Roland Storrs: the causes of the crisis of 1931 (Nicosia,1985).
*8	’Cyprus: Political and Constitutional Considerations’: Mediterranean De-
partment Summary Oct 1953 CO926/91
39	’Cricket at Troodos’, SA1/1376/1954, Public Record Office, Republic of
Cyprus, Nicosia
40	C.Peake to Anthony Eden 16 Oct 1953 F0371/107502/WG1081/50
41	N.J.Cheetham to Pearson 6 Jan 1954 CO926/183
42	J.L.B.Titchener minute 1 Dec 1953 CO926/183
43	G.W.Harrison minute 26 Feb 1954 FO371/112843/WG1081/29
44	G.W.Harrison minute 26 Feb 1954 FO371/112843/G1081/26
45	Antthony Eden minute 24 Mar 1954 FO371/112844/WG1081/49
46	Anthony Nutting minute 24 Mar 1954 FO371/112844/WG1081/64
47	It is worth nothing in this context that from the spring of 1954 relations
between British and American diplomacy in general, and between Eden and
Dulles in particular, were seriously undermined by differences over Indo-
China, reaching a climax during the Geneva Conference later in the summer.
48	’Notes of Meeting held by Minister of State’ 29 Jun 1954
F0371/112848/WG1081/166
49	H.Caccia minute 7 Jul 1954 FO371/112848/WG1081/186
50	Anthony Eden annotation on Sir Charles Peake to Foreign Office, 29 Jul
1954, F0371/112848/WG1081/219
51	W.Young minute 18 Aug 1954 FO371/112851/WG1081/266?
52	G.W.Harrison minute 18 Mar 1954 FO371/112848/WG1081/162
53	H.Ward minute 23 Mar 1955 FO371/117628/RG1081/198
54	Cyprus’. W.Young minute 5 Jul 1954 FO371/112848/WG1081/183
55	Ibid.
56	G.W.Harrison minute 20 Jul 1954 FO371/112848/WG1081/204
57	D.Muirhead minutte 29 Jul 1954 FO371/112848/WG1081/204
58	H.C.Deb. Fifth Series. Vol. 531, Col. 506
59	H.C.Deb. Fifth Series. Vol. 531, col. 508
60	Oliver Lyttleton, Lord Chandos, The Memoirs of Lord Chandos (London,
1962), p. 436.
61	H.C.Deb. Fifth Series. Vol. 531, col. 552.
62	F.Roberts minute 4 Aug 1954 FO371//112850/WG1081/233.
63	Secretary of State for Colonies Telegram to Governor of Cyprus 30 Jul
1954 F0371/112850/WG1081/225.
64	R.Armitage to Secretary of State for Colonies, ’Appreciation of Political
Situation’, 5 Aug 1954 FO371/112850/WG1081/253.
65	W.A.Morris to Sir K.Roberts-Wray 7 Oct 1954 C0926/500.
66	Winston Churchill to A.Lennox-Boyd 11 Aug 1954 PREM11/605, Public
Records Office, Kew.
67	Winston Churchill to Alan Lennox-Boyd 6 Aug 1954 CO926/499.
68	Winston Churchill to Alan Lennox-Boyd 13 Aug 1954 PREM11/605.
69	G.W.Harrison minute 30 Jul 1954 FO371/112848/WG1081/204.
70	’Note on Cyprus by the Colonial Office’ PREMI 1/605.
71	R.Armitage Telegram to Secretary of State for Colonies 14 Aug 1954
PREM11/605.
151
72	D.Smith minute 17 Sep 1954 C0926/500.
73	Ibid.
7*	W.H.McLean minute 2 Oct 1954 CO926/252.
75	A. Lennox-Boyd Emergency Cyprus to the Governor of Cyprus 15 Aug
PREM 11/605.
76	R.Wilding minute 7 Aug 1954 FO371/112850/WG1081/238.
77	Selwyn Lloyd minnutte 4 Aug 1954 FO371/112850/WG1081/239.
78	Ibid.
79	J.Bowker (British Ambassador, Ankara) Telegram to Foreign Office 6
Auug 1954 F0371/112850/WG1081/247.
80	Sir Pierson Dixon Telegram No. 709 to Foreign Office 13 August 1954
FO371/112851/WG1081/276.
81	Governor of Cyprus to Sir Thomas Lloyd 13 Sep 1954 C0926/500.
82	'Note on Cyprus' by The Right Hon. Patrick Maitland 3 Feb 1955
F0371/117624/RG1081/89.
152
Британия и Ирландия
ЛИДЕР И НАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
(ГЛАДСТОН И ИРЛАНДИЯ)
Л.Ф.Туполева
"Политические деятели не руко-
водствуются любовью и ненави-
стью. Интересы, а не чувства на-
правляют их".
ФД.СЯестерфилд (1694-1773)
С распадом Советского Союза, представлявшего собой много-
национальное государство, острота национальных конфликтов
приобрела новые черты и особенности. Какова роль политических
лидеров в решении национальных проблем? Изучение этого во-
проса неизменно остается в поле внимания как государственных
деятелей, так и ученых.
Взаимоотношения, складывавшиеся между Великобританией и
Ирландией, представляют исторический опыт, анализ которого
позволяет определить методы, действия, и главное, результаты
деятельности политиков этих стран.
Уильям Юарт Гладстон (1809-1898) — лидер английских ли-
бералов, будучи четырежды премьер-министром Великобритании
(в 1868-1874, 1880-1885, 1886 и в 1892-1894 гг.), основные свои
усилия сосредоточил на делах Ирландии. Он более, чем кто-либо
другой из правящих кругов Англии, пытался решить
"ирландский вопрос". Интерес к Ирландии возник у Гладстона в
самом начале карьеры. Что это было, чувство сострадания к ир-
ландскому народу или стремление определить направление в сво-
ей политике?
Отец Гладстона был тори, дал сыну блестящее воспитание, в
котором религия играла главную роль. И Гладстон начинал свою
деятельность как тори. Он присматривался к методам управле-
ния Ирландией сэра Роберта Пиля, который был во главе торий-
ских кабинетов Британии 1834-1835 и 1841-1846 гг. Это была
излюбленная имперская тактика "кнута и пряника". Гладстон
мечтал получить пост главы британской администрации в Ир-
ландии. Однако влиять на жизнь этой страны он начал только с
1868 г., когда стал премьер-министром Великобритании. Об этом
Гладстон узнал в своем поместье Хорден. Его первые слова были
об Ирландии: "Мое предназначение — умиротворить Ирландию"
(to pacify Ireland)1. К более раннему времени (началу 40-х гг.)
относится его признание о совершавшейся "несправедливости":
Ирландия ставит перед нами огромные социальные и религиоз-
153
ные вопросы. Это бог даруег нам возможность мужественно обра-
титься к ним и работать в этом направлении’*2.
"Ирландский вопрос” был давним и неразрешимым для Вели-
кобритании, насчитывая несколько столетий. Сколько суще-
ствовало историков, касавшихся этой темы, столько возникало
интерпретаций. Однако все они сходились на том, что ’’ирланд-
ский вопрос" во всех своих аспектах оставался для Британии од-
ним из самых трудных; он влиял как на развитие экономиче-
ских, социальных и политических процессов самой метрополии,
так и на имперские интересы. Хотя Ирландия и являлась состав-
ной частью конституционной Великобритании, но ее политиче-
ские порядки отличались от тех, которые имели место в метро-
полии. Она испытывала всю тяжесть многовекового угнетения со
стороны Англии. В течение XIX в. все больше усиливался кон-
траст между доведенной до жалкого существования ирландской
промышленностью и индустриальным могуществом Великобри-
тании. Ирландия была аграрной страной, в которой наибольшей
остротой отличались отношения между английскими лендлорда-
ми и ирландскими арендаторами.
Ирландский народ вел длительную борьбу за национальное ос-
вобождение, каждый этап которой отличался своими особенно-
стями, но всякий раз, когда ирландцы выступали против бри-
танского господства, вставал вопрос о земле, о том, кто ею будет
владеть. Отношения между Великобританией и Ирландией всегда
носили религиозную окраску, приобретали форму конфликтов на
религиозной почве. Многие ученые, представляющие ирландскую
и англо-американскую историографию, считают, что "национа-
лизм" (т.е. национально-освободительное движение в Ирландии)
возник в результате стремления ирландского протестантского
меньшинства, поддерживаемого британскими правящими круга-
ми, сохранить религиозную, политическую и экономическую
власть над католическим большинством ирландского народа.
Так, автор нескольких работ по истории национализма Лоуренс
Дж.МакКафри полагал, что со стороны Британии ирландским
националистам были сделаны значительные уступки, которые
прежде всего выразились в провозглашении религиозного равен-
ства в Ирландии, в предоставлении некоторых социальных, эко-
номических и политических реформ. И что несмотря на это ир-
ландские националисты продолжали активизировать свою дея-
тельность, которая становилась все более агрессивной. Они доби-
вались осуществления гарантий политических свобод, требовали
автономии и не исключали применения насильственных методов
в борьбе за полную независимость Ирландии3.
Перед Гладстоном, находившимся периодически у власти с
1868 по 1894 гг., все эти проблемы встали с еще большей остро
той, так как аграрное и национальное движение в Ирландии в
последние десятилетия XIX в. приобрело новый размах и орга-
низованность .
Программу "умиротворения” Ирландии Гладстон начал с пре-
дставления обеим палатам британского парламента билля — The
Irish Church Bill, по которому ирландцы-католики теперь не
должны были платить десятину англиканской церкви. Билль,
154
ставший законом и получивший название Disestablished Act, за-
девал интересы многих землевладельцев обоих островов. В Ир-
ландии англиканская церковь лишалась значительных зе-
мельных держаний, собственности, пожертвований и завещаний
по наследованию, оценивавшихся в 1867 г. в 600 тыс. фунтов
стерлингов. Земля, которую теряла англиканская церковь, пе-
редавалась 6 тысячам арендаторов. Гладстону принадлежала
инициатива создания из части освободившихся средств фонда для
развития рыбных промыслов, содержания больниц и школ в Ир-
ландии.
В Великобритании против The Irish Church Bill выступали кон-
серваторы во главе со своим лидером Дизраэли. В палате лордов
многие епископы высказывали опасения, что Гладстон пойдет в
церковной политике еще дальше и выступит за отделение церкви
Англии от государства. В самой Англии прихожане протестант-
ских храмов тоже были против этого билля, так как понимали,
что лишаются защиты, которую им — протестантам, представ-
ляющим лишь одну десятую часть населения Ирландии, обеспе-
чивала англиканская церковь. Однако либералы, имевшие боль-
шинство в парламенте, одержали победу.
Гладстон понимал, что в своей политике ’’умиротворения” ему
придется решать земельные проблемы. В 1870 г. стал законом
билль о земле, получивший название закона Гладстона — The
Irish Land Act. До принятия этого закона лендлорд Ирландии мог
в любой момент согнать арендатора с его клочка земли. Зе-
мельный закон Гладстона предписывал лендлорду выплачивать
компенсацию за все работы по улучшению хозяйства, которые
провел арендатор. Однако закон не фиксировал суммы выплачи-
ваемой ренты. Лендлорд мог ее увеличивать и согнать арендатора
с земли за неуплату завышенной ренты. По существу, положение
ирландских арендаторов по-прежнему оставалось бесправным. И
все же лендлорды были обеспокоены, они рассматривали рефор-
мы Гладстона только как первый шаг в этом направлении. Сле-
дующая земельная реформа, действительно вносившая регламен-
тацию в поземельные отношения в Ирландии, была предложена
либеральным правительством Гладстона через десять лет.
В период своего первого министерства Гладстон пытался внести
изменения в систему министерского образования в Ирландии для
католиков. Королевские колледжи были в основном для протес-
тантов. Предложение Гладстона о создании в Ирландии единого
национального университета (1874) вызвало такое недовольство и
в Англии, и среди многих представителей религиозных и поли-
тических течений в Ирландии, что послужило одной из причин
падения его кабинета.
Находясь в оппозиции, Гладстон продолжал размышлять о си-
туации, сложившейся в Ирландии. Он внес в палату общин пред-
ложение сделать принца Уэльского постоянным наместником
Ирландии, считая, что смена лиц на этом посту служила источ-
ником злоупотреблений и коррупции, но не получил согласия
королевы Виктории. В 1877 г. он совершает трехнедельную по-
ездку по Ирландии. В Дублине у него состоялась беседа с католи-
ческим архиепископом доктором П.Калленом.
155
Второе министерство Гладстона было сформировано в апреле
1880 г. Для Гладстона возникли новые трудности в связи с тем.
что в Ирландии развернулась настоящая война между лендлор-
дами и арендаторами, которую возглавила Земельная лига, вы
двинувшая лозунг ’’Земля для народа’’ и использовавшая массо-
вые средства борьбы: тактику бойкота, отказ от уплаты ренты п
др. Аграрное движение принимало организованную форму. На
пост президента Земельной лиги М. Девитт пригласил Чарлза
Парнелла. В это время Парнелл — лидер ирландских гомруле-
ров. требовавших в Вестминстере самоуправления для своей
страны, являлся ведущей фигурой в национальном движении
Ирландского народа, признанной таковой не только в самой Ир-
ландии, но и за ее пределами, и прежде всего в ирландской об-
щине США.
Гладстон должен был считаться с ирландским лидером Пар
неллом. История их борьбы и взаимоотношений заслуживает
специального изучения. В рамках данной статьи можно лишь
поставить эту проблему. Парнелл как личность и политик под
влиянием роста аграрного движения прошел путь от защитника
интересов либерально-оппозиционного крыла местной буржуазии
и незначительной части землевладельцев к постановке более ши-
роких целей — объединить все направления и течения нацио-
нального движения в борьбе против гнета Великобритании. Его
связи с фениями требуют специального исследования.
С лета 1880 г. аграрное движение приобрело новый размах,
росло количество "аграрных преступлений" — выступлений ир-
ландских арендаторов против лендлордов, которые расценивались
властями как нарушение закона ("outrages"). Наместник в Ир-
ландии лорд Купер сообщал в секретном донесении в Лондон, чт
лендлорды не могут участки и дома, отобранные у арендаторов,
передать в аренду другим фермерам, так как последние "боятся
жить на этих фермах. 80 человек живут на фермах, принадле
жавших другим арендаторам, под защитой полиции"4.
Гладстон не останавливался перед тем, чтобы применить ис-
ключительные меры для подавления движения. В декабре
1880 г. он заявил о своем намерении внести на рассмотрение па-
латы общин новый закон о введении в Ирландии чрезвычайного
положения, т.е. приостановить на неопределенное время действие
закона о неприкосновенности личности — Habeas Corpus Act, ко
торый входил в основной статут английской конституционной
практики. Это открывало путь для британских властей в Ирлав
дии к беззаконным действиям. Без надлежащего судебного раз
бирательства и установления законности ареста были взяты под
стражу руководители Земельной лиги и арендаторы, призывав
шие крестьян к полному отказу от выплаты ренты. Майкл Де
витт был первым брошен в тюрьму (3 февраля 1881 г.), т.е. до
официального утверждения закона, по которому в Ирландии вво-
дилось военное положение (2 марта 1881 г.).
Парнелл, который в Исполнительном комитете Земельной лиги
не поддержал предложения М.Девитта об организации всеобщей
забастовки против лендлордов, так же как и многие другие пр
ландские депутаты-гомрулеры, был заключен в тюрьму.
156
Репрессивные меры правительства Гладстона встретили в Ир-
ландии бурю протеста, возрос ’’аграрный террор’’, активизирова-
ли свою деятельность тайные общества. Фении считали, что на-
ступает час их борьбы.
Гладстон вынужден был пойти на переговоры с заключенным в
тюрьму Парнеллом. В результате было подписано знаменитое
Килмейнхеймское соглашение, которое анализировалось не од-
ним поколением историков и политиков. Безусловно, это был
компромисс. Гладстону пришлось отступить, он согласился отме-
нить закон о военном положении в Ирландии и освободить всех
арестованных, а также оказать помощь 100 тысячам ирландских
арендаторов в уплате недоимок. Парнелл тоже пошел на уступки:
согласился распустить Земельную лигу и Национальную ирланд-
скую лигу, обещал приложить все усилия, чтобы остановить мас-
совое крестьянское движение.
Наступление на аграрное движение Гладстон осуществлял в
1881 г. одновременно по двум линиям: ввел в действие ’’исклю-
чительный закон’’, по которому аресты производились без пред-
варительного судебного следствия, и провел новую земельную
реформу. Земельный закон 1881 г. регулировал условия аренды,
получившие название ’’трех Ф": ’’fixity of tenure’’ (прочность
аренды), ’’fair rent’’ (справедливая арендная плата) и ’’free sale’’
(свободная продажа или отчуждение в другой форме участков,
арендуемых фермерами). Определялся для арендного договора
пятнадцатилетний срок, устанавливалась своего рода таксация
арендной платы. Арендаторы восприняли этот закон как воз-
можность ограничить власть лендлордов и приобрести землю в
свою собственность. Вместе с тем в пользу лендлордов вводились
такие существенные поправки, как предоставление им ссуд для
покрытия убытков, которые они ’’терпели” от недоимок, и раз-
решение сгонять арендаторов с земли за недоимки.
И наконец, Гладстон делает важный политический шаг — вно-
сит в парламент весной 1886 г. законопроект о предоставлении
Ирландии самоуправления. К этому решению его подтолкнули
многие обстоятельства и условия. Следует назвать в числе при-
чин избирательную реформу 1884 г., по которой увеличилось
число ирландских депутатов в парламенте — их фракция состав-
ляла 86 человек. Уже в середине 1885 г. они заявили о себе, ко-
гда, блокируясь вместе с 249 консерваторами, вынудили Глад-
стона уйти в отставку. Гладстон был уверен, что билль о гомруле
(Home Rule) потушит волну недовольства в Ирландии, а в Анг-
лии успокоит радикалов и социалистов, выступавших против ре-
прессивных мер в Ирландии.
Билль о гомруле, по которому восстанавливался автономный
двухпалатный ирландский парламент, существовавший в
XVIII в. (а Британия сохраняла контроль над экономикой стра-
ны, внешней политикой, военным и полицейским ведомствами),
был провален. За гомруль в палате общин проголосовало
313 депутатов и 343 — против. Гладстон в 1893 г. внес второй
билль о гомруле. Он был принят палатой общин, но отвергнут
палатой лордов.
157
Судъин двух биллей Гладстона была предопределена Либерала
нал партия не была едина по вопросу о предоставлении Ирландии
автономии, она раскололась в 1886 г., и 93 депутата-либерала во
главе с Джозефом Чемберленом, голосовавшие против гомруля и
назвавшие себя либерал-юнлонистами, перешли в консерватив-
ную партию. Правящая элита Великобритании не желала предос-
тавлять Ирландии автономию, д<1же л столь урезанном варианте.
* * *
В оценке политики Гладстона в отношении Ирландии, ее на-
циональных проблем, существуют два основных подхода. Один —
исходит из интересов метрополии, опирается на идею сохранения
империи, передачи властных полномочий зависимым территори-
ям и колониям. Гладстон, находившийся под влиянием этой
идеи, которая принадлежала Эдмонду Берку и получила название
деволюции, пытался провести билль о гомруле, т.е. предоставить
Ирландии права автономного самоуправления. И второй под-
ход — с позиции ирландского национального движения, интере-
сов ирландского народа, боровшегося несколько столетий за свою
независимость и за права крестьян распоряжаться землей.
Гладстон, внесший 8 апреля 1886 г. билль о предоставлении
Ирландии самоуправления, и не помышлял о том, чтобы в чем-
либо повредить интересам британской империи. Об этом он со
всей определенностью заявил в своей речи в парламенте. Он под-
черкнул, что ни о каком новом законодательстве, которое бы ко-
ординировало отношения между Великобританией, Шотландией
и Ирландией, речи нет. "Я полагаю, — сказал Гладстон, — что
надо видоизменить в некотором отношении это единство (Union),
но это не значит, что мы собираемся его аннулировать... Высшая,
установленная законом власть Имперского Парламента Велико-
британии, Шотландии и Ирландии как Соединенного Королевст-
ва, была установлена Актом о Союзе (Act of Union). Эта верхов-
ная конституционная власть не подвергается сомнению, насколь-
ко я это понимаю, и конечно, нет намерения нанести ей какой-
либо ущерб”5. Однако даже сама мысль о передаче части власт-
ных полномочий была отвергнута британской правящей элитой.
Гладстону не удалось провести в жизнь гомруль. Сама идея либе
ралов предоставить Ирландии самоуправление вызвала сопротив-
ление консервативных сил на обоих островах. Гладстон выбрал
своеобразную тактику мирного пути урегулирования взаимош
ношений метрополии с Ирландией. Это была тактика давления
(введение исключительных законов), политических компромис
сов и экономических реформ. Ему удалось продвинуть решение
земельного вопроса, о чем свидетельствовали два билля об упоря
дочении условий аренды и прав ирландских арендаторов (1870 п
1881 годов). Чтобы усмирить ирландских фермеров, которые ве-
ли в буквальном смысле войну с лендлордами, Гладстон считал
необходимым проводить земельную реформу в условиях осадного
положения, т.е. с использованием чрезвычайных мер. В даль
нейшем опыт Гладстона был приумножен политиками Велико-
британии и дополнен действиями иного рода, которые привели к
158
расчленению Ирландии в 1921 году и образованию Ирландского
Свободного Государства.
А что же ирландское национальное движение? Благодаря дея-
тельности Гладстона и реформам, предпринятым либеральным
правительством, накал национального движения в Ирландии был
на определенное время ослаблен. Его лидер — Чарлз Парнелл
умер в 1891 г., не выдержав моральной травли, организованной
его политическими оппонентами. Консервативная "Times" писа-
ла, что Парнелл ответственен за все, что происходило в отноше-
ниях между Ирландией и Великобританией "... и только он один
ответственен за сложившуюся прискорбную ситуацию"6.
Накануне первой мировой войны Уинстон Черчилль в своем
письме одному из руководителей ирландского национального
движения Джону Редмонду писал, что в британской партии тори
нет каких-либо серьезных настроений против гомруля, но это не
относится к "Ольстерскому вопросу"7. Ирландская проблема со
всеми своими противоречиями приобрела в XX веке новое на-
правление.
1	Power E.G. Gladstone and Irish Home Rule. Harlow, 1983. P.4.
2	Hickey D.J., Doherty J.E. A Dictionary of Irish History. 1800-1980
Dublin, 1989. P.191.
3	McCaffrey L.J. Irish Federalism in the 1870’s: A Study in Conservative
Nationalism. Philadelphia, 1962; Daniel O’Connell and the Repeal Year.
Lexington, 1966; The Irish Question. 1800-1922, 1968.
4	Public Record Office, Cab.37/3. 1880, № 68. P.l.
5	Hansard’s Parliamentary Debates, 3rd Series, vol.304, cols. 1049-83.
® The Times, 11 December 1890.
7	Winston Churchill to John Redmond, 31 August 1913, NLI, Redmond
Papers. A.C.Hepburn. The Conflict of Nationality in Modern Ireland.
Documents of Modern History. L., 1980. P.77.
159
СЕВЕРНАЯ ИРЛАНДИЯ:
НАЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ КОНФЛИКТА
Е.Ю .Полякова
Если вз1 лянуть на современное мировое сообщество и пред-
ставить его глобальные проблемы на рубеже нового тысяче
летия, то, безусловно, одной из наиболее острых и жгучих пред
станет проблема национальная. На Севере и Юге, Востоке и
Западе земного шара, в Европе и Азии, Америке и Африке про
исходят процессы, которые принято называть подъемом нацио
нального самосознания. Эти процессы не зависят, как выясня
ется, ни от физического, политического или идеологического
климата, они разнятся по своим проявлениям, но в то же время
имеют много общего.
Стремление к созданию национального государства или борьба
за политическую и культурную автономию, возрождение нацио
нального языка или свобода вероисповедания, осуществление
гражданских и политических прав отдельных групп населения,
объединенных этнической общностью - таковы различные про
явления многокомпонентной национальной проблемы.
Теперь, когда эти проблемы коснулись близких нам, ученым
или просто гражданам бывшего Советского Союза регионов, они
не могут не привлечь нашего внимания. Любая наука должна
иметь как фундаментальную направленность, так и выходы в
практическую жизнь.
Эти процессы взаимообусловлены. Без фундаментальной осно-
вы наука превращается в конъюнктуру, а без прикладного зна
чения теряет практическую ценность. Отношение советской ис-
торической науки к национальным проблемам носило, как пра
вило, поверхностный, конъюнктурный характер, опиралось на
политико-идеологические установки и отвергало фундаменталь-
ные разработки, которые существовали в других странах. При
этом подчеркивалась фундаментальность нашего опыта и отвер-
галась практика решения национального вопроса в различных
странах.
Между тем, во многих государствах, в частности в Европе,
накоплен достаточный практический и теоретический опыт в
подходах к национальным проблемам. Для ряда стран это этап
пройденный, для некоторых он продолжается и поныне. Опыт
решения национальных проблем имеет как позитивные, так и
негативные аспекты, но в любом случае требует внимательного
изучения, которое должно включать не только современное
состояние, но и историческую ретроспективу.
160
Исходя из вышеизложенного, хотелось бы в данных коротких
заметках поставить некоторые вопросы, связанные с националь-
ными проблемами в Великобритании, и рассмотреть их на при-
мере англо-ирландских отношений, обратившись, в частности, к
проблеме Ольстера.
Для того, чтобы ответить на вопрос, можно ли считать проб-
лему Ольстера национальной, необходимо, по меньшей мере, два
условия. Прежде всего следует определить, что такое нацио-
нальная проблема, существует ли она в "чистом", т.е. этни-
ческом варианте или охватывает другие, в том числе социаль-
ные категории. Кроме того, нужно хорошо представлять истори-
ческую основу англо-ирландских отношений и, в частности, спе-
цифику Ольстера.
При этом хотелось бы избежать этноцентрического подхода,
когда внимание фокусируется на национальной парадигме (в
данном случае английской или ирландской), и за точку отсчета
взять взаимодействие различных национальных и культурных
общностей в ходе развития британской истории. И здесь следует
отметить, что в истории небольшой части ирландского острова,
именуемой Ольстером, в тугой узел переплелись этнические,
религиозные, культурные, экономические, социальные и поли-
тические компоненты, все вместе составившие основу конф-
ликта, который с переменной напряженностью не одно столетие
будоражит британскую политическую жизнь.
Прежде всего, следует заметить, что понятия Ольстер и Се-
верная Ирландия — не идентичны. Исторически Ольстер — одна
из ирландских провинций — существенно больше, чем та ее
часть, которая носит название Северная Ирландия. При разделе
страны сам Ольстер по политическим соображениям также был
расчленен: из девяти графств шесть составили Северную Ирлан-
дию, а три вошли в Ирландское Свободное Государство.
Когда и как возникла ольстерская проблема и в чем ее суть?
Можно ли считать проблему Ольстера национальной?
Не существует единого определения понятия "нация", "на-
циональность". На этот счет исписано множество томов, су-
ществуют разные точки зрения. Не вдаваясь в полемику, сле-
дует, однако, заметить, что существо разночтений сводится к
тому, считать ли нацию типом этнической или социальной
общности.
Автор данной статьи, понимая ограниченность, неполноту лю-
бого определения, склонен все же присоединиться к последнему,
наиболее распространенному в мировой обществоведческой тео-
рии и правовой практике. По нашему мнению, нация — понятие
социальное и даже социально-психологическое, это — сооб-
щество граждан, составляющих данное государство. Признавая
этот принцип основополагающим, не следует, однако, отрицать
наличие этнического, культурного и других компонентов, фор-
мирующих национальное самосознание.
Исходя из этого, обратимся к проблеме Ольстера. Конфликт в
Северной Ирландии на первый взгляд носит религиозный харак-
тер. Однако столкновения католиков и протестантов — внешнее
161
проявление более глубокого и сложного конфликта, корнями
уходящего в глубь веков, в историю англо-ирландских отно-
шений. И суть его — не только и не столько в противоречиях
между двумя теологическими доктринами (хотя и оно, безус-
ловно, имеет место), но в противостоянии двух национальных
идентичностей.
Проблема национальной идентичности в Северной Ирландии
весьма сложна, сложнее, чем во многих странах Западной Ев-
ропы. Ситуация заключается в том, что конституционно Север-
ная Ирландия входит в состав Соединенного Королевства, тогда
как географически и до известной степени в культурном от-
ношении она отрезана от основной британской территории и
составляет единое целое с Ирландией. Жители Северной Ир-
ландии являются подданными Соединенного Королевства. В то
же время Ирландская Республика согласно конституции считает
Северную Ирландию де юре своей составной частью и выдает
жителям провинции ирландские паспорта. Люди, населяющие
Северную Ирландию, не составляют единой национальной об-
щности. Одни считают себя британцами, другие — ирландцами,
и лишь небольшая часть жителей провинции определяют себя
как ольстерцы.
Определение национальной принадлежности — чрезвычайно
важный фактор североирландской жизни и одновременно источ
ник путаницы, разного рода опасений и явной непоследо
вательности. Не каждый житель Северной Ирландии может
определить свою национальную принадлежность или обосновать
свой выбор. В то же время признание национальной идентич-
ности означает политическое, к\ тьтурное и, как правило, ре-
лигиозное самоопределение.
Большинство североирландских католиков называют себя ир-
ландцами и разделяют политические и культурные традиции
ирландского национализма. Среди протестантов восприятие на
циональной принадлежности разнится, хотя большая часть при
числяет себя к британцам и отстаивает ценностные установки
британского образа жизни.
Было бы упрощением не упомянул о существующих марги-
нальных группах: как среди протестантов, так и среди каю-
ликов есть люди, причисляющие себя к британцам, ирландцам,
ольс ерцам, но их существование не влияет на основную линию
размежевания двух национальных идентичностей и их стрем-
ление дистанцироваться друг от друга.
Как возникло это противостояние и в чем его суть?
Началом ольстерской проблемы можно считать события
XVII в., когда большая часть северо-восточной Ирландии (про-
винция Ольстер) была заселена английскими и шотландскими
поселенцами, в этническом плане отличавшимися от коренного
населения страны. Важно заметить, однако, что сами пересе-
ленцы в этническом плане не были однородны. Одним из явных
признаков этнической общности, на мой взгляд, является духов-
ная субстанция, которая проявляется в самосознании, твор-
честве, культурных традициях. Часто хранителем культурных
162
традиций и носителем национального самосознания является
религия, поэтому порой трудно разделить национальные и ре-
лигиозные проявления, ибо они часто подменяют друг друга.
Именно этот фактор явился характерным для Ирландии, где
совпали религиозные и национальные различия. В скобках за-
метим, что не случайно до последнего времени множество ис-
следователей квалифицировало североирландский конфликт как
чисто религиозный.
Итак, коренное население Ирландии исповедовало католи-
цизм, английские и шотландские переселенцы являлись носи-
телями протестантской религии. При этом англичане являлись
приверженцами англиканской епископальной церкви, а шот-
ландцы были последователями пресвитерианской традиции в
той форме, в которой на их родине ее развивал Джон Нокс.
У ирландцев чувство национальной идентичности формиро-
валось под влиянием британского проникновения на остров, как
реакция на реформацию и результат слияния борьбы за неза-
висимость с сохранением католической религии. Этот принцип
был поколеблен в конце XVIII в. в период движения "Объеди-
ненных ирландцев", когда белфастские протестанты провозгла-
сили единую ирландскую нацию. Эти идеи легли в основу
идеологии ирландского республиканизма и дожили до наших
дней, но многие представители ирландской традиции инстинк-
тивно идентифицируют республиканизм только с католицизмом.
Подобные взгляды, несущие в себе разрушительный для ирланд-
ского общества заряд, имеют вполне реальное историческое
обоснование.
С самого начала колонизации ирландцы-католики серией так
называемых карательных законов были лишены всех основных
политических и гражданских прав. Но в XVIII в. гонениям
стали подвергаться ольстерские шотландцы-пресвитериане, чья
многочисленность, влиятельная церковная организация, эконо-
мическое преуспевание могли стать угрозой господству в Ир-
ландии англичан и англиканской церкви. Они также были от-
странены от участия в общественно-политической жизни. Спа-
саясь от гонений, значительная часть пресвитериан эмигри-
ровала в Америку.
В начале XIX в. во избежание возможного объединения като-
ликов и пресвитериан (после восстания в 1798 г. "Объединенных
ирландцев") английским властям удалось склонить последних
на сторону епископальной церкви, сделать их орудием своей
политики. С этого времени политическое деление стало прохо-
дить по линии протестант — католик и в таком виде сохра-
нилось до наших дней. Протестанты (англичане и шотландцы)
стояли на позициях имперского патриотизма и выступали за
сохранение Унии между Великобританией и Ирландией. Ир-
ландцы-католики боролись за национальное самоопределение,
создание независимого национального государства. Эта борьба
велась под знаменем католической религии, и католицизм стал
важнейшим составляющим элементом ирландского национа-
лизма.
163
Таким образом, существуют расхождения в определении ир-
ландской идентичности. В более узком, но распространенном
понимании, оно охватывает представителей ирландской като
лической традиции. Другой, более широкий подход основы-
вается на идеях плюралистского республиканизма, провозгла-
шенных ’’Объединенными ирландцами”. Расхождение между
ними является одним из факторов, стоящих на пути решения
противоречий, сконцентрированных в Ольстере. Но не только
религия с самого начала колонизации острова разделяла его
жителей.
Помимо религиозных существовали различия языковые и раз-
личия в культурных традициях. Языковые различия прак-
тически перестали существовать, ирландский язык был вытес-
нен английским сначала как литературный, а затем и как
разговорный на большей части территории страны. Именно
борьба за воссоздание ирландского (гэльского) языка стала сос-
тавной частью ирландского национального возрождения, мощ-
ным фактором в формировании ирландского национального са-
мосознания.
Культурные традиции оказались более стойкими. Они (в зна-
чительной степени благодаря религии) сохранились до насто-
ящего времени и оказали влияние на образ жизни, мышления и
политическую культуру населения. Поэтому сегодня, когда мы
говорим о столкновении двух религиозных общин в Ольстере,
речь идет не только и не столько о теологическом споре, сколько
о столкновении различных образов жизни, различных мента-
литетов, которые складывались в течение столетий и переда-
вались из поколения в поколение.
Этому способствовала система сегрегации — разобщения двух
общин по религиозному, национальному и политическому приз-
накам, существующая в Северной Ирландии. К примеру, Бел-
фаст (центр пресвитерианства) до настоящего времени сохранил
многие черты религиозного фанатизма и пуританских нравов,
характеризовавших шотландских переселенцев-пресвитериан
XVII в. Впервые приехавший в Белфаст турист бывает поражен
тишиной и без людностью в воскресный день: закрыты кино-
театры, рестораны, бассейны, заперты даже детские площадки.
Это раздражает проживающего в Белфасте ирландца-католика,
который вынужден на уик-энд уезжать из города. В свою оче-
редь ольстерский протестант, проориентированный на британ-
ский образ жизни и британскую политическую культуру, смер-
тельно боится, что в случае объединения Северной Ирландии с
Ирландской Республикой ему будет навязана та регламентация
общественной жизни, которую католическая церковь осущест-
вляет в республике. Он не хочет терять те гражданские и по-
литические свободы, которыми обладает как житель Велико-
британии, не хочет ездить в Англию, чтобы получить развод или
сделать аборт жене.
Мы очень долго в своих исследованиях делали упор на со-
циально-экономические факторы, оставляя в небрежении другие
составляющие исторического процесса. Сейчас мы стремимся
164
преодолеть этот недостаток, но не следует впадать и в другую
крайность.
Расширяя спектр исследований и переориентируя их, мы не
должны проходить мимо социально-экономических факторов.
Возвращаясь в этой связи к Ольстеру, хотелось бы заметить, что
здесь социально-экономический водораздел довольно четко сов-
падал с национальным и религиозным, и национально-религи-
озные различия между колонистами и местным населением
обострялись под влиянием социально-экономической ситуации.
С самого начала колонизации ирландцы были лишены вла-
дения землей, которая передавалась английским и шотландским
переселенцам. Последние представляли классическое погра-
ничное общество, жившее в окружении экспроприированного
местного населения, стремящегося вернуть свою собственность.
Колонисты зависели от метрополии, защищавшей их от
периодических нападений ирландцев-католиков, и, в свою оче-
редь, способствовали усилению в Ольстере английского эконо-
мического влияния и укреплению там протестантской религии.
Таким образом, с первых шагов колонизации между метро
полней и переселенцами возникли специфические отношения,
которые в дальнейшем переросли в проявление протестантского
лоялизма, верноподданичество по отношению к Британской им-
перии, особенно усилившееся в XIX в. благодаря экономи-
ческому развитию Ольстера, проориентированного на британ-
ский рынок. При этом результатами экономических привилегий
пользовалось, преимущественно, протестантское население, сос-
тавлявшее основу ольстерских промышленных и финансовых
кругов, а также квалифицированной рабочей силы. Классовая
дифференциация общества отступала перед протестантской этни-
ческой солидарностью и лояльностью британской короне. Эт-
ническая стратификация, усиленная социально-экономическим
контекстом, способствовала формированию различных нацио-
нальных идентичностей.
К началу XX в. в стране ускорился процесс национальной
консолидации. Этому способствовал аграрный переворот, воз-
никновение национальной ирландской буржуазии, формиро-
вание ирландского капитала, рост национального самосознания.
Большую роль в его формировании сыграло движение за воз-
рождение национальной ирландской культуры и языка — Ир-
ландское Возрождение, объективной основой которого стало
складывание ирландской национальной буржуазии. Оно было
направлено против шовинистической концепции англосаксо-
низма, пропагандирующей превосходство англосаксонской расы.
В противовес пренебрежительному толкованию кельтского
характера, ирландской истории и культуры идеологи Ирланд-
ского Возрождения отстаивали идеи "кельтицизма", состоящие
в пропаганде особых достоинств и "чистоты" кельтской расы.
Тем самым кельтицисты создавали питательную среду для пре-
тензий на национальную исключительность, на которой впо-
следствии вырос ирландский национализм.
165
В то же время Ирландское Возрождение, способствуя росту на*
ционального самосознания, утверждало идею самобытной ир>
ландской нации и ее право на политическое самоопределение.
Однако противоречивый и сложный процесс консолидации
ирландской нации не затронул большую часть населения Оль-
стера. Более того, движение за гомруль (самоуправление) в Ир-
ландии дало толчок формированию ольстерской идентичности,
способствовало консервации сосредоточенных здесь потомков
англо-шотландских переселенцев в качестве особой этнической
группы (ольстерцы), которая опиралась на экономические связи
с метрополией, а также общие культурные и религиозные
традиции и историческое прошлое.
В то же время представители англо-шотландской части на-
селения не считали себя ни шотландцами, ни англичанами, а
именовались англо-ирландцами и шотландо-ирландцами или
просто ольстерцами. За три столетия жизни в Ольстере они
привыкли считать ольстерскую землю, отобранную их предками
у ирландцев, своей собственностью и намерены были исполь-
зовать любые средства для сохранения своего привилегирован-
ного положения на северо-востоке Ирландии.
Консолидации английской и шотландской части населения
Ольстера в единое антикатолическое целое способствовала и иде-
ология Ирландского Возрождения. Кельтский комплекс и культ
католической церкви, рассчитанный на патриархальное крес-
тьянское католическое население, не могли привлечь предста-
вителей англо-шотландских протестантских кругов. Их пугала
угроза создания ирландского католического государства. Идея
ирландского самоопределения, взращенная на почве кельтского
национализма, отождествленного с католицизмом, способство-
вала дальнейшему расколу общества, который углубился после
раздела Ирландии в 1921 г.
Раздел обострил национальные проблемы. Протестантское на-
селение Ольстера не выступало с требованием создания собст-
венного государства, оно боролось за сохранение всей Ирландии
в составе Соединенного Королевства> и раздел был принят как
вынужденная мера, как ответ на образование ирландского доми-
ниона на юге страны. Он явился результатом формирования на-
ционального ольстерского самосознания, но в то же время его
осуществление дало новый импульс развитию этого процесса,
институализировало его. Созданное чужой волей государство
способствовало складыванию ольстерской идентичности.
До раздела страны у протестантов Ольстера не было конф-
ликта при определении собственной национальности. Они могли
считать себя жителями Ирландии, но одновременно оставаться
британцами. После раздела большинство протестантов Северной
Ирландии, стремясь дистанцироваться от Ирландского Свобод-
ного Государства, стало считать себя ольстерцами, что не про-
тиворечило подданству Великобритании, но способствовало рос-
ту ольстерского национализма.
В противовес протестантам большинство североирландских ка-
толиков продолжало считать себя ирландцами, не признавало
166
североирландских политических институтов, полагая раздел вре-
менным. Их политическое поведение определялось тем, что,
составляя одну треть североирландского населения и являясь,
соответственно, его меньшинством, католики ощущали себя
частью большинства населения всего острова.
Протестанты же, составлявшие две трети жителей Северной
Ирландии, унаследовали так называемую "осадную" психологию
и чувствовали себя незначительной группой, потенциальным
меньшинством, жившим под постоянной угрозой объединения
Ирландии. Находясь бессменно у власти на протяжении пя-
тидесятилетнего существования автономного североирландсксго
государства, протестанты все свои усилия направляли на то,
чтобы угроза объединения Ирландии не превратилась в реаль-
ность. В Северной Ирландии была установлена жесткая про-
тестантская диктатура, о чем открыто заявил в 1934 г. премьер-
министр Дж.Крейг: "Главное, чем я горжусь, это тем, что у нас
протестантский парламент и протестантское государство"1.
Это государство существовало без консенсуса, за счет подав-
ления прав католического меньшинства. Дискриминация като
лического населения проявлялась в экономической, социальной,
политической, идеологической сферах и осуществлялась при
приеме на работу, распределении жилья, в избирательной сис-
теме, сфере образования. С 1922 г. в стране действовало чрез-
вычайное законодательство, ограничивавшее свободу слова, пе-
чати, собраний и демонстраций и аннулировавшее неприкос-
новенность личности и жилища. Оно было направлено против
нелояльных граждан, что означало, прежде всего, католическое
меньшинство.
Таким образом, в Северной Ирландии существовала часть на-
селения, а именно ирландское католическое меньшинство, ог-
раниченное в гражданских правах.
И здесь возникает важнейшая, на наш взгляд, проблема для
решения национального вопроса, проблема прав человека. Пос-
ледовательное осуществление основополагающих прав человека,
приоритет интересов личности над интересами любых групп —
этнических, религиозных, политических — является показате-
лем демократизации общества. Следует согласиться с В.А.Тиш-
ковым, который справедливо указывает, что в основе концепции
гармонизации международных отношений должна лежать пос-
ледовательная гражданская демократизация, включая обеспе-
чение специфических интересов отдельной личности2.
Возвращаясь в этой связи к опыту Северной Ирландии, хо-
телось бы отметить, что именно движение за гражданские права,
выступившее с общедемократической программой радикализа-
ции политической жизни в Северной Ирландии, явилось нача-
лом современного ольстерского кризиса, который, в свою оче-
редь, стал отражением и проявлением нерешенных проблем в
англо-ирландских отношениях. Участники движения поставили
своей целью добиться обеспечения фактического равноправия
всех граждан Северной Ирландии независимо от их политич-
еских взглядов и национальной и религиозной принадлежности.
167
Эта задача не решена до настоящего времени, но только на пути
последовательной демократизации следует искать решения мно-
гочисленных проблем расколотого североирландского общества.
1	Parliament of Northern Ireland. Official Report of Debates, Commons,
v.17, col.73.
2	Советская этнография. M., 1989, № 5, c.ll.
168
Политика и культура
УСТАНАВЛИВАЯ КОНТАКТЫ:
БРИТАНСКИЕ ЛЕЙБОРИСТЫ В РОССИИ,
1920
Стефен Уайт
В конце апреля 1920 г. группа делегатов от Лейбористской
партии и Британского Конгресса Тред-Юнионов отбыла из порта
Ньюкасл. 11 мая, после сложного путешествия, во время кото-
рого большинство из них страдало от морской болезни, делегаты
прибыли в Петроград. Они встречались с Лениным, Троцким,
Луначарским и много ездили по стране. По окончании почти
шестинедельного визита они вернулись в Великобританию, где
выступили с серией отчетов о поездке. Они давали интервью для
прессы, писали статьи и книги и читали лекции в различных
аудиториях о впечатлениях, произведенных на них первым в
мире социалистическим обществом. В нескольких общих иссле-
дованиях по истории Лейбористской партии и Советской России
визит был вскользь упомянут, но так и не появилось научного
исследования, привлекающего как опубликованные, так и руко-
писные источники на английском и русском языках. И хотя ви-
зит широко освещался в прессе, нет удовлетворительного его
исследования в русской исторической литературе1. Есть несколь-
ко веских причин, чтобы устранить этот недостаток.
Во-первых, поездка и отчет, основанием которого она послу-
жила, оказали значительное влияние на оформление британо-
советских отношений в то время, когда шел переход от военной
интервенции к переговорам и позже — к соглашению. Отчет
делегации, как утверждалось, "вероятно, внес больший, нежели
любая другая публикация, вклад в отношение к России в
вопросах войны и интервенции"2. Хотя имели место отдельные
поездки частных лиц из Великобритании и других стран, это
была самая крупная и представительная инспекция из всех, ко-
торые Советская Россия доселе принимала от своих западных
соседей. Это была официальная делегация: она отражала ши-
рокий спектр мнений по поводу советского социализма как до,
так и после того, как поездка имела место, и она получила не-
возможный прежде доступ к большевистским вождям, учреж-
дениям и документации всех видов. Практически именно она
положила конец ранее распространенным фантастическим рас-
сказам об обобществлении женщин и детей, и ее ясное заклю-
чение в пользу прекращения интервенции и полного восста-
новления дипломатических отношений было тем более влия-
169
тельным, что политические воззрения ее участников столь явно
разделялись.
Визит имел дальнейшее положительное значение, так как, в
сущности, давал детальный анатомический срез Советской со-
циалистической системы в течение периода, когда подробные
систематические данные как внутреннего, так и внешнего про-
исхождения были достаточно редки. Поездка вначале была за-
думана как экскурсия с целью сбора информации. Она касалась
здравоохранения, образования и сельского хозяйства в той же
мере, как политики и иностранных дел. Отчет включал отдель-
ные разделы по этим вопросам, и члены делегации читали лек-
ции, к примеру, как по предотвращению эпидемий, так и о
результатах экспроприации экспроприаторов. Члены делегации
брали интервью у руководителей всех уровней (беседа с Лени-
ным не отражена в советских источниках)3 и привезли домой
множество документов, в том числе собрание плакатов, памф-
летов и других материалов эпохи, до сих пор имеющих научное
значение^. Отчеты членов делегации, множество опубликован-
ных ими статей и мемуаров, а также привезенные документы —
все это помогает реконструировать опыт раннего Советского со-
циализма глазами симпатизировавших, но критических наблю-
дателей, некоторые из которых следовали традиции детального
эмпирического исследования Вэббов.
Наконец, хотя это и не столь очевидно, делегация сыграла оп-
ределенную роль в становлении отношения британского рабочего
движения (в самом общем плане) к советскому социализму и
строившему его правительству в Москве. Как среди членов де-
легации, так и вне ее теория марксизма-ленинизма считалась
догматической и не пользовалась большой популярностью. Лей-
бористы не хотели поддерживать русскую революцию путем
развертывания классовой борьбы в Великобритании. Независи-
мая Лейбористская партия, которая вела в ходе визита пере-
говоры с Коминтерном, отказалась к нему присоединиться, т.к.
не разделяла установку на насилие, и Коммунистическая пар-
тия Встикобританил оставалась изолированной группой с кро-
хотной численностью. Визит, однако, способствовал укреплению
двух основополагающих элементов в представлениях Лейбо-
ристской партии и БКТ: во-первых, что положение Советского
правительства прочно и с ним следует установить регулярные
дипломатические отношения; и во-вторых, что важность и ем-
кость советского рынка могла бы помочь сократить безработицу
в промышленности Великобритании, а также, возможно, снаб-
дить ее внутренний рынок продовольствием. Эти взгляды оп-
ределили как формальное признание лейбористским правитель-
ством СССР в 1924 г., так и отношение партии к Советской
России в межвоенный период5.
Лейбористы в России: политический контекст
К тому времени, когда лейбористская делегация прибыла в
Россию, интервенция Союзников в очень большой степени сошла
на нет, но не было ясно, какого рода политика придет ей на
170
смену6. Верховный Совет Союзников, собравшийся в январе
1920 г. в Париже, объявил блокаду оконченной и пригласил
делегацию Русского кооперативного движения принять участие
в переговорах, очевидно, полагая таким образом пренебречь со-
ветским правительством или даже подорвать его влияние. Цен-
тросоюз, однако, назначил главой делегации Максима Литви-
нова, и лишь считанные ее участники имели отношение к ко-
оперативам. В действительности, это была советская прави-
тельственная миссия. В конце марта она отбыла из Москвы в
Копенгаген, где происходили предварительные переговоры, и
затем возобновила более официальные переговоры с британским
правительством в Лондоне в конце мая. По пути в Лондон
делегация преуспела в достижении важного соглашения с кон-
сорциумом шведских фирм. Однако, с точки зрения советского
комиссара внешней торговли Леонида Красина, "решающее зна-
чение" имело достижение соглашения с Великобританией7. Бри-
танская политика оставалась двусмысленной: было далеко до
полного согласия по поводу того, что переговоры вообще дол-
жны иметь место, и они были отложены, когда один из боль-
шевистских делегатов, Лев Каменев, был обвинен в субсиди-
ровании британской левой газеты8. Частично в результате огра-
ниченности этих контактов имела место значительная неопре-
деленность относительно характера и намерений нового боль-
шевистского правительства. Ходили всевозможные слухи, неко-
торые из них возбуждались непосредственно британским пра-
вительством, чье "Собрание докладов о большевизме", изданное
в апреле 1919 г., было документом, преследовавшим ясные по-
литические цели9. В некоторых отношениях, по общему приз-
нанию, вина Советского правительства заключалась в прогрес-
сивном мышлении. Например, было покончено с религиозным
обучением, девочки и мальчики учились совместно, школы уп-
равлялись ученическими комитетами, были отменены отметки,
домашние задания и наказания, и учителя выбирались как
учениками, так и преподавателями их учебных заведений. "Об-
разованные классы" общества, однако, жестоко третировались:
бывших офицеров заставляли убирать улицы или грузить кир-
пичи, и полковник становился ночным сторожем. Были также
сведения о том, что в революционных городах учреждались
комиссариаты свободной любви, и "порядочные женщины под-
вергались порке за отказ уступать”. Само британское прави-
тельство выпускало фальшивую "Правду" для распространения
в России в конце 1920 г.; представитель в Риге, получивший в
свое отделение сотни отпечатанных на хорошей бумаге экзем-
пляров, выражал сомнение в том, что "самый невежественный
русский счел бы их подлинными"10.
Однако, в 1919 и в начале 1920 гг. начал устанавливаться
через сообщения отдельных наблюдателей лейбористской и ли-
беральной ориентации иной взгляд на характер советской влас-
ти. Либеральный журналист Артур Рэнсом побывал в России в
начале 1919 г. и сумел встретиться с вождями большевиков,
меньшевиков и других партий. Он обнаружил свидетельства
171
’’созидательного усилия... живого, яркого выражения того, что
доселе было скрыто в сознании человечества’’11. Профессор
В.Т.Гуд, чьи сообщения первоначально появлялись в газете
’’Манчестер Гардиан’’, посетил страну в июле-августе 1919 г. и
встречался с Лениным и Чичериным. Он сообщал, что советские
руководители были ’’чрезвычайно просты в одежде, пище и жиз-
ни’’, вопреки ’’клеветническим слухам”, ходившим по Западной
Европе12. Писатель Г.Дж.Уэллс, посетивший Россию летом
1920 г., обнаружил ’’колоссальную непоправимую разруху" в
стране в целом, но пришел к выводу, что Коммунистическая
Партия была ’’единственной возможной в России формой твер-
дой административной власти”, и что большевики ’’были столь
же прочны, как и любое другое правительство в Европе”13. Член
Парламента лейборист Дж.Лэнсбери в ходе еще более важного
визита в феврале-марте 1920 г. пришел к выводу, что рево-
люционные вожди ’’делали то, что христиане называют божьим
делом”, а ’’искренний энтузиазм" Ленина и особенно его "пре-
данность делу человечества" сделали "всю его жизнь похожей на
жизнь святых прошлого"14.
В этих обстоятельствах было решено, что представители рабо-
чего движения должны предпринять собственное исследование
положения в России, и для его организации в декабре 1919 г.
была образована делегация из представителей лейбористской
партии и БКТ15. Состав делегации был пестрым как в по-
литическом, так и в профессиональном плане. Председатель,
Бэн Тернер из Йоркшира, был текстильщиком, а в дальнейшем
стал министром в лейбористском правительстве. Бертран Рассел,
являвшийся независимым членом партии, запомнил его как
"необычайно толстого старого профбосса... совершенно беспо-
мощного без жены и обычно просившего Клиффорда Аллена
снимать ему ботинки ”16. Другими представителями лейбористов
были Этель Сноуден из Независимой Лейбористской партии,
стоявшая на открытых антибольшевистских позициях; Роберт
Вильямс из профсоюза транспортных рабочих, столь же открыто
поддерживающий новый режим; и Том Шоу от парламентской
фракции лейбористов. БКТ представляли Маргарет Бондфилл из
Национальной Федерации женщин-работниц, впоследствии ми-
нистр-лейборист; профсоюзный деятель Альфред Парселл, впо-
• ледствии - член парламента от лейбористов, но в те времена
являвшийся коммунистом и возглавлявший комитет "Руки
прочь от России!"; и Герберт Скиннер от Провинциальной Ассо-
циации типографских рабочих-печатников. Чарльз Роуден Бак-
стон, либерал, а впоследствии парламентарий-лейборист был од-
ним из секретарей делегации. Другим был Лесли Хайден Гест,
совмещавший также обязанности врача ("теософ с яростным
темпераментом и неуемной энергией", каким запомнил его Рас-
сел17. Бакстон был переводчиком вместе с другими, предо-
ставленными Советским правительством.
172
Делегация в России
Делегация направилась из Ньюкасла в Берген, а затем в
Таллин. Они пересекли эстонско-русскую границу 10 мая и на
следующий день достигли Петрограда. Тернер, писала "Правда",
приветствовал русских рабочих и выразил надежду, что дело,
которое они начали в своей стране, "будет успешно завершено в
Великобритании"18. "Красная газета" после прибытия делегации
взяла интервью у Лозовского. Он разъяснил, что делегация от-
ражала все тенденции британского профсоюзного движения; но
Тернер был противником войны, Роберт Вильямс — сторон-
ником прямых действий, Парселл представлял "левую тенден-
цию", а Бертран Рассел, аристократ, но "истинный демократ",
был "активным пацифистом с самого начала войны" (он был
также, как думал Лозовский, "другом Советской России")19.
Карл Радек с большим цинизмом оценивал делегатов как
"левых центристов", но признавал, что они имели значительное
влияние в своей стране20. Ленин отмечал, что из членов деле-
гации "лишь немногие были на нашей стороне", но был убежден
в том, что по возвращении домой "они будут лучшими защит-
никами наших интересов" (это было проницательное суж
дение)21.
Прежде всего делегация посетила конференцию шоп-стюардов,
а затем 12 мая Советом профсоюзов Петрограда был организован
официальный прием. На предшествовавшем ему банкете, соглас-
но "Красной газете", пролетарская солидарность стала фактом.
Помимо делегации лейбористов, там были представители США,
Швеции и Норвегии; оркестр исполнил "Интернационал". Пред-
седатель Петросовета, открывая заседание, сказал, что оно яв-
ляется предвестником сотрудничества русских и западных ра-
бочих в построении нового общества. Бен Тернер, говоривший от
имени делегации, призвал к окончанию блокады. Том Шоу,
выступивший за ним, объяснил, что делегация проводит в не-
котором роде расследование, и преждевременно судить, является
ли коммунизм действительно наилучшей из возможных для
России систем. Роберт Вильямс был более решителен: "Това-
рищи! — начал он по-русски, — мы приехали не только наб-
людать, но и учиться, и когда вернемся домой, призовем
британский пролетариат помочь нашим русским друзьям"22.
Тернер, хотя более сдержанно, сказал корреспонденту "Петро-
градской Правды", что эта поездка уже произвела на него "глу-
бокое впечатление"23.
Кульминацией пребывания делегации в Петрограде был офи-
циальный прием, устроенный Советом Профсоюзов 12 мая. Ло-
зовский, выступивший при открытии, заявил, что они не имеют
секретов от британских делегатов и не будут скрывать, что
поддерживают те силы в Великобритании, которые выступают
за прямые действия, революционную классовую борьбу, систему
Советов и диктатуру пролетариата. Зиперович, от Совета проф-
союзов, полагал, что "не так уж далеко то время, когда мы
соберемся под знаменами 3-го интернационала не только затем,
чтобы познакомиться друг с другом, но чтобы сплотиться перед
173
решающей битвой с мировым империализмом”. В ответной речи
Тернер выразил надежду на понимание, что британские рабочие
’’возможно, не все достигли должного уровня классового соз-
нания”; тем не менее, они единодушно выступили против ка
кого-либо вмешательства в русские дела и хотели бы, чтобы
русские были свободны в выборе пути для своего освобождения.
Собрание завершилось принятием резолюции, призывавшей бри-
танский рабочий класс покончить с интервенцией и блокадой,
утратить свои пацифистские иллюзии и "железной рукой”
смести империалистических хозяев своей страны24.
Делегация отправилась в Москву, куда прибыла 17 мая.
"Правда” приветствовала их специальным посланием на англий-
ском языке. Хотя делегация не разделяла взглядов газеты по
всем вопросам, "Правда" выражала уверенность в том, что по-
лученный в Советской России опыт поведет их по "пути бес-
пощадной борьбы против мирового империализма". "Экономи-
ческая жизнь" пожелала делегации "успеха в накоплении опыта
революционной классовой борьбы и социалистического пере-
устройства общества’’25. Вскоре после прибытия делегаты при-
сутствовали на приеме, где их приветствовал Чичерин26. Они
посетили спектакль "Князь Игорь" в Большом Театре, где в кон-
це второго акта к ним присоединился Троцкий, и пели "Инт-
ернационал", когда упал занавес27. 18 мая на Тверской площади
в их честь состоялся военный парад, где, как сообщалось, Бен
Тернер закончил свою речь выражением благодарности и сло-
вами: "Долой капитализм! Долой помещиков! Да здравствует
мировой интернационал труда!"28.
Кульминацией пребывания делегации в Москве по части пуб-
личных собраний стала специальная сессия Моссовета в Боль-
шом Театре вечером 18 мая. От имени юродских профсоюзов
заседание* открыл Томский, с ответной речью выступил Тернер,
за ним последовал Парсе чл, который заверил аудиторию, что
ег ш бы британские рабочие знали о том, что в действительности
происходит в России, они безусловно пожелали бы ввести такую
же систему в Британии. Каменев говорил от имени Моссовета, а
Шоу, Вильямс и Этель Сноуден представляли делегацию. Затем
Бухарин как представитель Коминтерна откровенно заявил, что
делегация по составу далеко не однородна, и ее члены "как буд-
то случайно" встретились с известным меньшевиком П.В.Ак-
сельродом по принципу — "меньшевик меньшевика видит из-
далека". "Обещания помочь России, — подчеркнул он, — пус-
тые обещания, пока они не сопровождаются действиями". Была
принята ’’единогласно при семи воздержавшихся" резолюция,
осуждающая британское правительство, которое, участвуя в
мирных переговорах с советскими представителями, одновре-
менно помогало наступлению Польши. Резолюция выражала
веру в то, что победа Советов в этой стране "покажет бри-
танскому рабочему классу путь к диктатуре пролетариата’’29.
Делегация оставалась в Москве до 28 мая, проведя множество
встреч и визитов. Члены делегации были приняты в Президиуме
Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) и присутствовали
174
на пленуме Всесоюзного Совета Профсоюзов (ВЦСПС); в честь
делегации на всех железнодорожных станциях Москвы был
проведен специальный субботник30. Роберт Вильямс посетил
профсоюз транспортников, а делегация в целом — Народный
Комиссариат Труда31. Тернер присутствовал на митинге проф-
союза текстильщиков, где его спросили, почему классовое соз-
нание Великобритании находится на столь низком уровне32.
Состоялся визит в Народный Комиссариат Здравоохранения, и
делегация пообещала сообщить о проделанной комиссариатом
работе и потребовать от британского правительства медика-
менты, в которых была столь острая нужда33. В последний день
пребывания делегацию принял в Моссовете Лев Каменев; он
преподнес гостям экземпляр советской конституции на англий-
ском языке34. "Очевидно, одним из главных занятий в России
является проведение пропагандистских встреч", — записал
Хэйден Гест, когда делегация возвращалась в отель после одного
из таких расширенных собраний35.
Встреча делегации с Лениным была особенно важной. "Он был
маленький лысый человек, с головой, окаймленной сзади ры-
жеватыми волосами, и маленькой рыжей бородой", — вспо-
минала Этель Сноуден. Он произвел впечатление на миссис
Сноуден своим фанатизмом, но оказался плохо информи-
рованным о политическом положении в Великобритании и
преувеличивал роль организованного коммунизма. Для Тернера
советский вождь был "любящим спорить догматиком"; для
Хэйдена Геста он был "абсолютно далек от английских дел и
английского образа мышления", хотя очень хорошо владел
языком36. Ленин передал делегатам "Письмо к британским
рабочим", опубликованное в следующем месяце в британской
социалистической прессе; опыт общения с советской жизнью,
полученный делегацией из первых рук, несмотря на "бур-
жуазные предрассудки" многих ее членов, полагал он, "неиз-
бежно ускорит крах капитализма во всем мире"37. Ленин имел
отдельную встречу с Робертом Вильямсом и Бертраном Рас-
селом, который был "скорее разочарован" советским вождем38.
Лейбористы в России: визит в ретроспективе
Как, в целом, можно оценивать визит и действия делегации
после возвращения в Великобританию? Ее отчет, появившийся в
июле 1920 г., явился важным фактором в "распространении и
утверждении общественного мнения против военной интер-
венции"39. Помимо этого, участники делегации высказывали
свое мнение через книги, статьи, интервью и лекции. Однако
немногие стремились представить увиденное ими социалис-
тическое общество в выгодном свете. Хэйден Гест, например,
описал Советское общество просто как диктатуру: "Все боятся
говорить"40. Его статьи в "Таймс" характеризовались как "обви-
нительный акт тирании большевистских министров”41. Этель
Сноуден была другой участницей делегации, вернувшейся с еще
большей убежденностью в том, что советский социализм не мог
стать путеводной звездой для британского рабочего класса. В
175
своей книге "По большевистской России" она разъясняла, что
была "категорически против государственного переворота боль-
шевиков, как была бы против захвата власти любой маленькой
группой людей, поскольку результатом этого является продол-
жение большинства бедствий несчастного народа России". В
опубликованной сразу же после возвращения статье в газете
"Evening Standard" она утверждала, что большевизм "это — не
социализм, не демократия, не христианство. Большевики свер-
гли Господа Бога как контрреволюционера и поставили Карла
Маркса на его место"'12.
Впечатления Бертрана Рассела были, вероятно, наиболее ин-
теллектуально последовательны. Перед поездкой Рассел написал
для нью-йоркской "Liberator" статью в поддержку больше-
вистского правительства, и он прибыл в Россию, по словам
одного из его биографов, "в настроении безудержного опти-
мизма’43. Написанная им сразу же после возвращения книга
"Практика и теория большевизма" с тех пор остается locus clas-
sicus антикоммунизма. Рассел, хотя и рассматривал революцию
как "одно из величайших героических событий в истории че
ловечества’, проявлял беспокойство по поводу того, что боль-
шевики собирались построить социалистическое общество, не
считаясь с потерями или мнением оппозиции. Рассел сомне-
вался, что результатом подобных усилий будет создание социа-
листического общества и полагал, что возможны три варианта:
большевизм потерпит поражение от капитализма; большевизм
победит, но большевики утратят свои идеалы, создав "режим
наполеоновского империализма"; длительная мировая война во-
обще положит конец цивилизации. Наиболее неприемлемым для
Рассела был догматический фанатизм большевизма, с его тща-
тельно разработанными догмами и внушенными библейскими
истинами, он порицал его тягу к насилию и считал Ленина, с
которым имел специальную встречу, самоуверенным и неда-
леким ортодоксом. Принятие большевистских методов запад-
ными социалистами, предупреждал он, приведет к "средне-
вековому варварству"44.
Были ли оправданы или не оправданы подобные высказы-
вания, они, в любом случае, не отражали впечатления боль-
шинства лейбористских делегатов. Бен Тернер, например, зая-
вил для прессы по возвращении, что большевистское прави-
тельство "имело поддержку большинства народа"15. Предпо-
ложения, что это был "организованный камуфляж" с целью вве-
дения их в заблуждение, были "чепухой", согласно его заяв-
лению в "Labour Leader". Со своей стороны он подчеркивал, что
рассказы о том, будто Россия пребывает в состоянии пер-
вобытной анархии, были "абсолютно лживы". Есть данные, сви-
детельствующие о голоде, главную ответственность за который
несут блокада и интервенция, но только не большевики, но и
меньшевики, и многие другие, отмечал он, требовали пре-
кратить все действия такого рода. Организация общественного
здравоохранения со стороны советских властей была "изуми-
тельной", и все делегаты сходились на "срочной необходимости
176
немедленного мира’’16. Тернер разъяснил, что не согласен со
многими доктринами коммунизма, но, "возможно, в этом была
его собственная беда". Он, однако, полагал, что Россия "имеет
право сама искать пути к своему спасению", и считал, что через
десять лет это будет "великая нация, может быть, первая со
циалистическая нация в мире"47.
Были еще более благожелательные отзывы, главным образом
со стороны делегатов от Независимой Лейбористской партии.
Так, Клиффорд Аллен, по мнению Балабановой, "единственный,
кто определенно симпатизировал Советам", пришел к выводу,
что "мир должен извлечь из русского опыта больше, чем из
любого другого социального достижения в истории"48. Ричард
Уолхэд заявил, что если бы жил в России, то был бы членом
коммунистической партии и поддерживал правительство, пото-
му что "нет иной альтернативы"40. Пятеро делегатов по воз-
вращении обратились к членам тред-юнионов с призывом пред-
принять прямые действия для окончания вмешательства Союз-
ников в русские дела50. Роберт Вильямс, в то время коммунист,
написал серию доброжелательных статей в "Call" и небольшую
работу "Советская система в действии", посвященную его по-
ездке51. Резюме Беатрис Вэбб было, вероятно, наиболее беспри-
страстным. Участники делегации, записала она в дневнике,
вернулись из Советской России с различными впечатлениями. В
большинстве своем они признали советскую форму правления
непригодной для Великобритании. Но в то же время они "приз-
нали вредной политику интервенции"52. В дальнейшем бри
танские лейбористы редко приветствовали идеи марксистского
социализма; но в то же время они были убеждены в том, что
русские имеют такое же право, как и остальные народы, сами
определять свой путь. Лейбористы надеялись на развитие тор-
говли и были последовательны в противостоянии любым уст-
ремлениям поставить Советское правительство в невыгодное по
ложение в международных делах.
1	The most extended studies are Stephen R.Graubard, British Labour and
the Russian Revolution 1917-1924 (Camb.Mass., 1956) and Morton H.Cowden,
Russian Bolshevism and British Labor (New York, 1984), both of which con-
tain a chapter on the delegation. There is a good short account in Joyce
M.Bellamy and John Saville, eds.. Dictionary of Labour Biography, vol 8
(London, 1987). Two of these three studies are limited to English-language
material,, and all of them are based almost exclusively on printed sources. The
only Soviet account, N.V.Gurovich, 'Pervaya delegatsiya tred-yunionov i lei
boristskoi partii v Sovetskoi Rossii’, Novava i noveishava istoriva, 1973, no.4
P. 71-77, makes no use of manuscripts or of the contemporary Soviet press.
2	Dictionary of Labour Biography. P. 260.
3	See The Times, 30 September 1920 P 11-12. The discussion is referred to
in Vladimir Il'ich Lenin, Biograficheskaya khronika, vol. 8 (Moscow, 1977). P
592, but no Soviet record of the meetting appears to be extant.
4	The posters are held in the Brritish Library, and an interestting collection
of documents is in the British Library of Political and Economic Science.
There is unfortunately no separate archive of the visit in either the Labour
Party or TUC archives.
5	For the later period see for instance Daniel F.Calhoun, The United Front
(Cambridge, 1976), Bill Jones, The Russia Complex (Manchester, 1977) and
177
Andrew J.Williams, Labour and Russia: The Attitude of the Labour Party to
the USSR, 1924-34 (Manchester, 1989).
6	There is as very large literature on British intervention; see particularly
Richard H.Ullman, Intervention and the War, Britain and the Russian Civil
War and The Anglo-Soviet Accord (Princeton NJ, 1961-71), and for the imme-
diately succeeding period Stephen White, Britain and the Bolshevik Revolution
(London, 1979). P. 57.
7	L.B.Krasin, Voprosv vneshnev torgovli (Moscow, 1928). P. 249-50.
8	White. Britain. P.ll.
9	A Collection of Reports on Bolshevism. Cmd.8 (1919).
10	See FOI 371/5446, 16 November 1920, Public Record Office.
11	Arthur Ransome, Six Weeks in Russia in 1919 (London, 1919).
12	W.T.Goode, Bolshevism at Work (London, 1920).
13	H.G.Wells, Russia in the Shadows (London, 1920).
14	George Lansburv. What I Saw in Russia (London, 1920).
15	Report of the 20th Annual Conference, 1920. P. 4.
16	The Autobiography of Bertrand Russell, vol. 2 (London, 1968). P. 102.
17	Ibid.
18	Pravda, 14 May 1920.
19	Krasnaya gazeta, 12 May 1920.
20	Pravda, 15 May 1920.
V.I.Lenin, Polnoe sobranie sochinenii, vol. 41 (Moscow, 1963). P. 121.
22	Krasnaya gazeta, 13 May 1920.
23	Petrogradskava pravda, 13 May 1920.
24	See British Labour Delegations in Red Petrograd (Petrograd, 1920).
25	Pravda, 18 May 1920; ’Ekonomicheskava zhizn’, 18 May 1920.
26	Krasnaya gazeta, 20 May 1920. P. 3.
27	Ibid., 19 May 1920.
28	Pravda, 19 May 1920.
29	Petrogradskava pravda, 19 May 1920.
30	Ibid., 22 and 25 May 1920.
31	‘Ekonomicheskava zhizn’, 23 May 1920.
32	Ibid., 25 May 1920.
33	Pravda, 26 May 1920.
34	Pravda, 27 May 1920.
35	Haden Guest papers 1/12/5, House of Lords Record Office.
36	Ethel Snowden, Through Bolshevik Russia (London, 1920). P. 116-17;
Turner in the Yorkshire Post, 10 June 1920; Haden Guest in The Times, 30
September 1920. P. 11.
*7	Lenin, Pol, sob, soch., vol. 41. P. 124-8. The letter appeared in The Call,
17 June 1920, and elsewhere.
38	Autobiography. P. 109.
39	Dictionary of Labour Biography. P. 260.
40	Fabian News, August 1920. P. 33-4.
41	Times, 30 September 1920. P. 11.
42	Through Bolshevik Russia. P. 11; Evening Standard. 2 July 1920.
43	R.W.Clark, Life of Bertrand Russel (Harmondsworth, 1978). P. 466.
44	Bertrand Russell, The Practice and Theory of Bolshevism (London, 1920)
45	The Times, 10 June 1920.
46	Labour Leader, 17 June 1920. Turner wrote also in the Daily Telegraph,
12, 14 and 15 June 1920.
47	Leeds Weekly Citizen, 18 June 1920.
48	Balabanova, My Life. P. 284; Clifford Allen, Plough My Own Furrow
(London, 1965). P. 146.
49	Birmingham Town Crier, 23 July 1920.
50	Labour Leader, 29 July 1920.
51	The Call, 8 July 1920; his book appeared in 1920.
52	The Diary of Beatrice Webb 1914-1924 (London. 1952). P. 183.
178
СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ИДЕИ
В ЛЕЙБОРИЗМЕ
НА.Попова
В пятницу 15 декабря 1989 года в английском парламенте со-
стоялось необычное обсуждение. Вечером этого дня консерватор
Нил Гамильтон, воспользовавшись своим правом члена парла-
мента, выступил с личным запросом и предложил обсудить про-
блему, которую он озаглавил так: “Крах социализма в Восточ-
ной Европе”. Гамильтон был “заднескамеечником”, то есть ря-
довым парламентарием. Но было несомненно, что он выступал
по поручению руководства его партии. Она выбрала для этого
хотя и относительно молодого парламентария, но подготовлен-
ного политика, хорошего оратора, эрудированного человека, вы-
пускника Кембриджского университета, автора ряда монографий
по вопросам политики и экономики.
Как принято в таких случаях, он начал свою речь г проекта
резолюции. В нем говорилось. “Палата общин, отмечая веж чис-
лимые потери человеческих жизней и ту бедность, которые бы
ли результатом правления в мире коммунистических режимов и
социализма во всех его формах... приветствует крах комму-
низма в Восточной Европе и признает ту важную роль, которую
hi рало в эюм процесс- правительство Ее Величества 1 г< e« ib
консервагивное правительство.
Чем же объяснить, что именно анпийские консерваторы вос-
нользовались сложившимся положением в социалистических
сгранах, чю0ы заняться проблемой социализма? Целью этой ак-
ции бы ло нанести удар своему основному противнику лейбо-
ристам.
Лейбористская партия Британии несет на своих знаменах со-
циалистические идеи. В предисловии к своей книге “Прокла-
дывая наш путь. Исследование будущего Британии” Нил Кин-
нок, бывший лидером лейбористской партии почти десять лет (с
1983 по 1992 год), не только подтверждал верность партии со-
циалистическим идеям, но и утверждал* что социализм не про-
сто справедливое распределение материальных благ, но и дос-
тижение эффективности производства2.
Как известно, в 1951 году лейбористская партия вступила в
Социалистический интернационал* восстановленный нескольки-
ми месяцами раньше в том же году. (Социнтерн вел свое проис-
хождение от I Интернационала, основанного в 1864 году
К.Марксом).
В своих программных заявлениях Социнтерн ориентируется
на демократический социализм*. Лейбористская партия Велико-
179
британии (ЛПВ) играет в Социнтерне одну из главных ролей как
в идеологическом, так и организационном и финансовом отно-
шениях. Достаточно сказать, что его секретариат находится в
Лондоне, и ЛПВ самым тесным образом сотрудничает с руково-
дством Секретариата. Некоторые лидеры английских лейбори-
стов и лейбористские премьеры активно участвовали в деятель-
ности Социнтерна. Гарольд Вильсон предпринял попытку фор-
мально возглавить эту организацию, представив план реоргани-
зации Социнтерна. Однако руководители других западноевро-
пейских социалистических партий, опасаясь, что это приведет к
господству ЛПВ в Социнтерне, воспрепятствовали ему. Не раз на
конгрессах и конференциях Социнтерна выступал и Дж. Калла-
гэн.
Выступая с резкой критикой социал-демократических идей,
консерваторы поставили перед собой цель не только осудить
лейборизм, но и вынести смертный приговор социализму в Вос-
точной Европе и СССР, а также ЛПВ, как партии, идеи которой
могут привести к краху Британии, как они привели к круше-
нию ряда восточно-европейских стран. Консерваторы подчерки-
вали, что уже более 10 лет лейбористская партия не находится у
власти, что все перемены к лучшему в Британии происходили за
это время не благодаря ее деятельности, а вопреки ей, так как
она всегда выступала против всех позитивных планов консерва-
торов. “Если бы власть перешла в руки лейбористов, мы оказа-
лись бы в том состоянии, в котором СССР был в 70-е годы, то
есть в полосе полного упадка”3, говорил Гамильтон.
В ходе обсуждения консерваторы доказывали, что социализм
и лейбористская идеология, основанная на нем, полностью дис
кредитировали себя, и на смену им идет “капитализм в его са-
мой динамической форме”, то есть в виде тэтчеризма. При этом
они напоминали один любопытный факт — министр финансов
одного из лейбористских правительств заявлял, что появление
на сцене лейборизма означает “крах капитализма”, добавляя:
“Социалисты со всех концов страны готовы прибыть в Лондон,
чтобы присутствовать на этом историческом событии ”4.
Так лейбористы впервые подняли в парламенте вопрос о
“будущем социализма в Британии”. Теперь спустя более 60 лет
то же сделали консерваторы. Они удачно воспользовались три-
буной парламента, чтобы доказать: крах социализма в Восточ-
ной Европе — это начало краха и лейбористских идей, что стра-
на не может и не должна вручать свою судьбу партии, идеи ко
торой уже провалились на значительной части территории Ев
ропы.
Консерватор Эдвард Ли выразил это так: “Было бы несчасть
ем, если в то время, когда вся Европа отворачивается от социа
лизма, мы бы обратили свои взоры к бюрократическим меха-
низмам управления’ (так он назвал социалистический способ
управления — Н.П.) 5. “События в Восточной Европе предостав
ляют М.Тэтчер историческую возможность,— продолжал он,—
повести за собой Европу”6, то есть отвлечь ее от социализма в
сторону тэтчеризма.
180
Естественной целью каждой политической партии является
завоевание власти, победа на всеобщих парламентских выборах.
События в СССР и Восточной Европе в конце 80-х годов поста-
вили перед лейбористами со всей остротой вопрос, сможет ли их
партия, оставаясь на прежних позициях и придерживаясь той
же идеологической концепции, победить на всеобщих выборах.
Лейбористская партия уже более 15 лет не могла завоевать
власть. Четыре раза подряд на выборах 1979, 1983, 1987 и
1992 года она терпела поражение. Значило ли это, что большин-
ство английского народа поддерживало ее противников — кон-
серваторов? Совсем нет. Так на выборах 1987 года консерваторы
не только собрали меньше голосов, чем на предыдущих выборах,
но за них голосовало меньшее число избирателей, чем за другие
партии, вместе взятые. Только двое из каждых пяти англичан
голосовали за тори. Их поддержали всего 32 процента избирате-
лей, но в силу особенностей избирательной системы и наличия
ряда партий, консерваторам удалось победить. Еще меньшее
число избирателей из-за ухудшения экономического положения
в стране голосовало за консерваторов в 1992 году, но лейбори-
стам и на этот раз не удалось победить.
Многие англичане считали, что экономическая программа
лейбористов не выведет страну из состояния спада.
Перед лейбористской партией встала дилемма — либо полно-
стью отказаться от социалистических идей, по существу встав на
платформу консерваторов, (что могло привести к расколу партии
и возможной ее ликвидации) — либо отстоять свои социалисти-
ческие принципы, модернизовав их, приспособив к рыночной
экономике.
Небезынтересно отметить, что и в консервативной партии
многие недовольны монетаристской политикой, не учитывавшей
в должной мере интересы малообеспеченных слоев населения.
“Молодые консерваторы” и некоторые министры видели опас-
ность слепого следования прежней политике и также выступали
за модернизацию монетаристских принципов как раз в тех на-
правлениях , которые отстаивали лейбористы. В 1990 году эти
силы добились отставки М.Тэтчер и назначения более молодого
и гибкого руководителя партии и премьера Джона Мейджора.
Новый премьер выдвинул программу “бесклассового общества”,
чем поверг в смятение многих консерваторов. Вскоре он, однако,
разъяснил, что он понимал под этим термином: такое общество,
в котором каждый имеет равные возможности для старта и в то
же время большее внимание в социальных программах мало-
имущим, увеличение ассигнований на национальное здраво-
охранение и государственную систему образования. Пресса окре-
стила его программу “тэтчеризмом с человеческим лицом”.
Создалось таким образом парадоксальное положение: каждая
из двух главных партий стремилась взять из программы другой
все наиболее привлекательное. Левое крыло лейбористской пар-
тии решительно заявило: “Мы не должны отказываться от со
циалистических идей и переходить на платформу консерватив-
ной партии, чтобы завоевать власть. Мы должны выиграть на
181
базе своих социалистических концепций”7, — так говорил
Э.Хеффер, один из лейбористских руководителей, член нацио-
нального исполнительного комитета. Они исходили из того, что
социалистические идеи продолжают оставаться популярными в
ряде стран Западной Европы.
“Я хотел бы напомнить Палате,— говорил другой член испол-
кома, — что социалистические партии или руководят прави-
тельствами или участвуют в них в следующих европейских
странах — Испании, Франции, Швеции, Австрии, Италии, Люк-
сембурге, Бельгии, Голландии, Греции, Исландии и Финляндии.
И поскольку народы этих демократических стран Западной Ев-
ропы призвали социалистические партии к рулю управления
своими странами, то это полностью подрывает ... основу того
предложения, которое было внесено на рассмотрение Палаты”8.
Лейбористы указывали, что речь идет не вообще о крахе социа-
листических идей, а лишь о непопулярности социализма в
“советском исполнении”. Тот же Хеффер прямо заявил: “Многие
из нас, настоящие социалисты, никогда не верили, что в Совет-
ском Союзе существует социалистическое общество”9. Другой
видный деятель партии, в свое время претендовавший на роль ее
руководителя, Тони Бенн, стремясь преуменьшить роль СССР в
развитии социалистических идей, утверждал, что они зароди-
лись не в России, и были известны еще до Маркса.
Кроме того, лейбористы утверждали, что нельзя уничтожить
социализм, так как он базируется на врожденном стремлении
людей к защите своих прав. “Богатые они или бедные, белые
или черные, больные или здоровые,— они имеют право на дос-
тойную работу и зарплату, обеспечивающую прожиточный ми-
нимум... До тех пор, пока существует власть классов и привиле-
гий, интернациональная борьба за рынки, войны, пока люди
живут в бедности, до тех пор всегда будет существовать требова-
ние социализма и борьба за него”10, говорил Э.Хеффер.
Тогда же были намечены и первые коррективы к будущей
программе лейбористов. Приведя слова из Оксфордского ^ловаря
о том, что социализм — это “политическая и экономическая
теория социальной организации, которая поддерживает государ-
ственную собственность и контроль за средствами производства,
распределения и обмена”, один из выступавших лейбористов
подчеркнул, что социализм вовсе не означает государственной
собственности, а государственная собственность может быть и
без социализма. Так во многих странах, где власть не принад-
лежит социалистам , ряд отраслей промышленности находится
во владении и управлении государства. “В фашистской Италии и
гитлеровской Германии существовал строгий государственный
контроль, но не было никакого социализма”11.
Лейбористская партия теперь исходила из того, что некоторые
отрасли могут быть национализированы, но сама национализа-
ция должна быть сведена к минимуму; при этом могут быть
различные ее формы, в том числе такие, при которых не госу-
дарство, а сами рабочие будут контролировать производство.
182
Н.Киннок стал все чаще выступать за частное предпринима-
тельство, а государственный контроль за частным сектором стал
практически отвергать. Означала ли эта новая программа Кин-
нока социалистические или капиталистические преобразования,
спрашивал журнал “Экономист” и отвечал: “Киннока нельзя на-
звать человеком, вознамерившимся демонтировать капиталисти-
ческую систему... Его реакция на многие внутренние пробле-
мы — это реакция рабочего, придерживающегося правых взгля-
дов”12.
В соответствии с этими новыми установками руководством ЛПВ
в 1991 году был подготовлен документ под названием: “Лучший
путь для 90-х годов”. В свое время при начале правления Тэтчер
консерваторы подготовили программу восстановления былой
мощи Британии. В 90-е годы новый премьер Мэйджор ее модер-
низировал. При этом консерваторы уделили большее внимание
как раз тем аспектам, которые были привлекательными в лей-
бористских программах — вопросам социальной помощи мало-
оплачиваемым слоям населения, установлению более справедли-
вых налогов, выделению больших ассигнований на образование
и здравоохранение. В свою очередь лейбористы в новой про-
грамме обратили особое внимание на те разделы, которые вы-
годно отличали программу консерваторов,— создание перво-
классной по мировым стандартам экономики страны, новую по-
литику в области капиталовложений, борьбу с инфляцией. По
мнению лидеров ЛПВ, как командная экономика, так и ничем
не ограниченная свобода рыночных отношений показали свою
несостоятельность. И нужна комбинация всех экономических
средств и методов.
Какую же реальную альтернативу монетаризму предлагали
лейбористы? В двух словах ее можно было бы сравнить с цен-
тристской идеологией западноевропейских социал-демократий, с
системой “социального партнерства”, хорошо зарекомендовав-
шей себя в Германии и Франции. Так Киннок при выработке
программы ставил в пример Францию с ее в высшей степени
центристской системой планирования, в которой были использо-
ваны различные прямые меры. Он советовал также использовать
опыт Германии, отправной пункт экономики которой состоял в
“идее консенсуса”, в стремлении построить в общем духе основ-
ные направления деятельности правительства — финансовой и
индустриальной деятельности профсоюзов”13.
Он подчеркивал, что на этом пути Германия достигла значи-
тельных результатов14. Лейбористы, не отказываясь от своих
социалистических идей, перешли на позиции смешанной эконо-
мики и стали выступать за развитие рыночных отношений,
правда, при активной роли государства в решении экономиче-
ских проблем.
В конце сентября — начале октября 1991 года состоялась еже-
годная конференция партии. Делегатам ее была представлена
программа “Великобритания: возможности”, в которой упор был
сделан на социально-экономической сфере, в соответствии с те-
ми положениями, о которых мы писали выше. Программа вы-
183
глядела привлекательно и предусматривала активное использо-
вание научных достижений в промышленности, создание новых
рабочих мест, введение минимального уровня зарплаты, выпла-
ту пособия на детей, замороженного консерваторами, отмену
намерения консерваторов приватизировать систему здравоохра-
нения. Казалось, эти планы могли привлечь симпатии избирате-
лей, но консерваторы удачно парировали их одним серьезным
доводом — намерения лейбористов могли быть осуществимы
лишь при одном условии — значительном повышении налогов.
А британцы, как и жители многих других стран, почти паниче-
ски боятся увеличения налогов. Лейбористы вынуждены были в
силу этой критики выступить с разъяснениями, что они не со-
бираются повышать налоги для подавляющего большинства анг-
личан. Н.Киннок разъяснил, что “граждане, чьи ежегодные до-
ходы не превышают 20 тыс. фунтов стерлингов, вообще не будут
испытывать никаких затруднений”15. Где же найти средства для
значительных расходов? Для этого лейбористы планировали
увеличить верхнюю ставку с подоходного налога до 50 процен-
тов по сравнению с 40 процентами, существовавшими до этого, а
нижнюю — установить на уровне до 20 процентов16.
Эти разъяснения успокоили некоторых англичан, но далеко не
всех, многие верили пропаганде консерваторов, утверждавшей,
что лейборизм означает увеличение налогов.
Внесла партия изменение и в свою оборонную и внешнюю по-
литику. Начиная с 70-х годов оборонная доктрина лейбористов
заключалась в идее одностороннего ядерного разоружения Бри-
тании. Лейбористская партия на своей конференции в Блэкпуле
в 1986 году заявила: “Безопасность Британии не может быть га-
рантирована, если не будет обеспечена безопасность всех... При-
дя к власти, лейбористы откажутся от ядерного оружия и от
приобретения ракет “Трайдент”1’', то есть от совершенствования
имеющихся ядерных средств.
Дело осложнило и неосторожное заявление Н.Киннока в сле-
дующем, 1987 году. Известный телеобозреватель Д.Фрост задал
во время интервью Кинноку вопрос, что будут делать британ-
ские войска, если при лейбористском правительстве они будут
лишены ядерного оружия: вести неравную борьбу или капиту-
лировать? Киннок сказал, что — да, в этом случае не исключена
и капитуляция британских войск18. Консерваторы немедленно
интерпретировали его заявление так, что Киннок за капитуля-
цию английских войск в неравной борьбе со страной, обладаю-
щей ядерным оружием. “Мы будем полностью обезоружены, и
если вы имеете ядерное оружие, но отказываетесь его приме-
нять, вы делаете свое оружие бесполезным для своей стпа-
ны”, — утверждал Гамильтон во время дебатов в парламенте1^.
Консерваторы утверждали, что отказ от собственных ядерных
сил, пока не достигнуто всеобщее разоружение, — это безумие.
Ядерные силы Британии (вместе с США) обеспечивали мир в
Европе в течение нескольких десятилетий после второй мировой
войны. Мир в те времена не раз стоял на грани ядерной катаст-
рофы, но правители СССР, подчеркивали они, — не применили
184
ядерное оружие, опасаясь ядерного возмездия. Сами Советы не
хотят в одностороннем порядке отказываться от ядерного ору-
жия, их лидер Андропов прямо заявил: “Мы не настолько наив-
ные люди, чтобы пойти на одностороннее разоружение”. Почему
же англичане должны быть такими наивными, чтобы самим ра-
зоружать свою оборону? Полагаться же на ядерные силы другой
страны, даже если это США, мы не можем. Обычные же ядер-
ные силы не могут быть сдерживающим фактором против агрес-
сии. Кроме того, уничтожив свои ядерные силы, мы должны бу-
дем увеличить обычные вооружения. А это обернется огромным
увеличением военных расходов и ростом налогов. А если еще
учесть, что ядерные силы значительно дешевле обычных воору-
жений, то еще более абсурдной станет затея лейбористов.
Эти рассуждения оказывали большое влияние на британцев.
Надо отметить, что наша страна давала понять Англии (и в
частности лейбористскому руководству), что СССР не предлагает
Англии одностороннего разоружения. В конце 1982 года
Ю.В.Андропов заявил: “одностороннего разоружения Запада мы
не требуем. Мы за равноправие, за учет интересов обеих
сторон”20. Однако лейбористы к этому суждению не прислуши-
вались и продолжали проводить прежнюю линию. И только в
1989 году Н.Киннок, представляя на пресс-конференции про-
грамму “Лучший путь для 90-х годов”, провозгласил оконча-
тельный отказ партии от одностороннего ядерного разоружения.
Киннок подчеркнул, что лейбористы намерены сохранить ядер-
ное оружие Англии до тех пор, пока им обладают другие ядер-
ные государства. Однако это решение было запоздалым, оно
лишь показало ошибочность предыдущей политики партии и не
смогло переломить мнение избирателей на выборах 1992 года.
И, наконец, вопросы внешней политики в предвыборной плат-
форме партии. Они обычно не играют решающей роли в избира-
тельной борьбе. Исключение составляет время накануне и во
время войны или вооруженных конфликтов, когда эти проблемы
выходят на первое место. Так было накануне и во время второй
мировой войны. Позиции различных партий в эти периоды
обычно близки друг другу и определяются общенациональными
интересами страны. Впрочем, во время фолклендской войны левые
вне лейбористы выступали против разрешения кризиса военны-
ми средствами и посылки английских военных сил на острова.
Это вызвало критику даже со стороны руководства лейборист-
ской партии. М.Фут заявил, что они наносят удар в спину тем,
“кого страна послала на битву”, и в целом лейбористская партия
поддерживала линию консерваторов на войну.
В мирное же время позиции партий по внешнеполитическим
проблемам могут значительно отличаться друг от друга, но это
не играет решающей роли в исходе выборов, а может лишь в
некоторой степени содействовать влиянию или авторитету пар-
тии или,напротив,ослаблять их.
Среди вопросов международной политики страны в центре
внимания английской общественности находятся отношения
Англии с Советским Союзом, а сейчас с Россией, и США. Каза-
185
лось, лейбористская партия могла гордиться своим внешним
курсом в отношении СССР, его реалистичностью. Ее лидеры не-
однократно в различные периоды выступали за улучшение от-
ношений с СССР, за посредничество Англии в нормализации
взаимоотношений СССР и США. Именно этой партии принадле-
жит честь установления дипотношений с нашей страной в
1924 году и восстановления их в 1929 году, когда за два года до
этого они были разорваны консервативным правительством.
Именно при лейбористском правительстве Г.Вильсона в 60-е и
70-е годы отношения между двумя странами значительно улуч-
шились. У Вильсона даже сложилась репутация русофила, кото-
рую он не только не опровергал, но и гордился. Но с середины
80-х годов положение изменилось, и не потому, что претерпела
изменение позиция лейбористской партии, а в силу того, что
инициативу улучшения отношений с СССР взяла на себя кон-
сервативная партия. М.Тэтчер, которая в начале своей полити-
ческой карьеры премьер-министра выступала с резко антисовет-
ских позиций, стала ратовать за развитие отношений с СССР, в
особенности после начала перестроечных процессов в нашей
стране. Она начала отстаивать тезис, что лучшие отношения с
Россией может установить именно консервативная партия. Она с
самого начала поддерживала демократические реформы в нашей
стране. М.Тэтчер значительно чаще, чем лейбористские деятели,
встречалась с руководством СССР. Руководители ЛПВ как-то
стушевались и, на наш взгляд, стеснялись иметь слишком близ-
кие отношения с СССР, опасаясь, что их упрекнут в симпатиях
к “советскому социализму”.
Руководители консервативной партии, которых никто не мог
упрекнуть в особых симпатиях к социализму, напротив, шли
смело навстречу развитию отношений с СССР и потом Россией.
Эту линию продолжил и Джон Мейджор, сменивший Тэтчер на
посту премьера. Он также выступил в поддержку демократиче-
ских реформ в странах СНГ, предложил пригласить
Б.Н.Ельцина на заседания в ООН, на совещание семерки круп-
нейших западных стран и, наконец, предложил заключить новый
договор между Британией и Россией о дружбе и партнерстве;
тем самым он окончательно вырвал инициативу расширения
англо-русских связей из рук лейбористов.
Правда, и лейбористская партия во главе с Н.Кинноком, а по-
том и Дж.Смитом предприняла ряд мер в поддержку СССР и
России. Так, Киннок в августе 1991 года призвал руководителей
“семерки” “оказать помощь СССР в осуществлении реформ”,
предупредив, что если это не будет сделано, то “положение СССР
может еще больше дестабилизироваться”21, что “ситуация в со-
ветской экономике еще больше осложнится, породив постоян-
ную угрозу голода и нестабильности. Если в Советском Союзе
создастся хаотическое состояние в экономике, то это нанесет
ущерб всему миру, а не только народам, живущим на его терри-
тории”22. Еще раньше лидер лейбористов выступил за разработ-
ку “нового плана Маршалла” для Советского Союза, то есть
осуществления такого же шага, как почти 50 лет назад, когда
186
помощь была предоставлена западноевропейским государст-
вам”23.
Эти призывы показывали, что лейбористские руководители
правильно понимали ситуацию, но, к сожалению, они не оказа-
ли влияния ни на “семерку”, ни на укрепление позиций партии
перед выборами 1992 года.
Неудачи преследовали партию и в ее взаимоотношениях с
американской администрацией. В 70-х и 80-х годах партия на-
стаивала на том, чтобы США вывели все свои ядерные вооруже-
ния с территории Англии, закрыли американские базы крыла-
тых ракет, базы подводных лодок в Шотландии. Она требовала
от американцев заверения, что их бомбардировщики, базирую-
щиеся в Англии, располагают лишь неядерными боеприпасами.
Во время нападения американских бомбардировщиков на Ливию
в 1986 году с территории Англии (с разрешения английского
правительства) лейбористы осудили эти действия США. Амери-
канская администрация отвечала лейбористам тем же. Накануне
парламентских выборов 1992 года президент Буш дал недву-
смысленно понять, что отдает предпочтение Дж. Мейджору и
его партии. Газета “Таймс”, оценивая перспективы для США
иметь дело в будущем с лейбористским правительством, отмеча-
ла, что такая возможность вызывает у американской админист-
рации “некоторое опасение”21.
Позиция многих англичан во время последних выборов опре-
делялась именно антилейбористским настроением американской
администрации, их нежеланием, чтобы при лейбористах англо-
американские отношения осложнялись.
Наконец не слишком благоприятной для авторитета лейбори-
стов была и их позиция в отношении Европейского сообщества.
Лейбористы, в особенности их левое крыло, на протяжении не-
скольких десятилетий выступали против участия Англии в ЕЭС,
в этой “Европе монополий”, как они называли Сообщество.
Вместе с тем более умеренные лейбористы, как Г.Вильсон и
Дж. Каллагэн, утверждали, что негативное отношение еще не
означает полного отрицания. Заняв пост министра иностранных
дел, Каллагэн в 1975 году, когда Англия уже была членом ЕЭС,
признал, что его опыт привел к заключению, что Англии
“лучше остаться в ЕЭС”, ибо “это лучший выход для английско-
го народа”25.
Еще более решительно эту мысль начал отстаивать Н.Киннок
после поражения партии на выборах 1983 года. Он заявил, что в
связи с тем, что экономические связи Англии с ЕЭС при консер-
вативном правительстве еще больше возрастут, уход страны из
Сообщества будет “не первым шагом ее (лейбористской пар-
тии — НЛ.)> а последней мерой”26, то есть оттянул решение о
разрыве Англии с ЕЭС. Он не столько критиковал ЕЭС, сколько
роль Англии в Сообществе и экономическую политику консерва-
торов. Коротко эту политику он охарактеризовал так: “Мы в
Британии поняли горький урок: рынок, который будто бы сво-
боден для всех, на самом деле есть только рынок, свободный для
некоторых”27. И эта критика была справедлива. Но одновремен-
187
но Киннок призывал использовать “Общий рынок” в качестве
силы, противодействующей администрации США.
Несомненно, что многие избиратели полагали — и не без ос
нования, что при консерваторах Англия лучше “впишется” в
ЕЭС, чем при лейбористах; некоторых из них также смущало
намерение лейбористов использовать ЕЭС против США.
Картина реальных шагов на достижение победы в борьбе за
власть была бы неполной, если бы мы не сказали еще об одной
стороне дела — силе самой партии, ее организации, сплоченно-
сти ее рядов. Консервативная партия всегда отличалась боль-
шим единством своих рядов и дисциплинированностью, и хотя и
в ней иногда появлялись свои “бунтари”, в период серьезных
опасностей партия умела сплачиваться. Лейбористская партия, в
отличие от консервативной, являлась и является прежде всего
неоднородной по своему социальному составу — наряду с раз-
личными категориями рабочих в ней представлены интеллиген-
ция, средняя и даже крупная буржуазия. Огромное влияние на
нее оказывают профсоюзы, которые в свою очередь неоднород-
ны: одни стоят на крайне левых (например, горняки), другие на
крайне правых позициях. В партии сильны анархистские и, в
особенности,троцкистские элементы. После неудачных для пар
тии выборов 1979 года часть правых лейбористов откололась от
партии и сформировала новую социал-демократическую партию
(САП), которая просуществовала несколько лет, затем образова
ла альянс с либералами, а потом и слилась с либеральной пар
тией.
П.Кинноку удалось на некоторое время сплотить партию, по
дорвав влияние крайне левого крыла, и в то же время достигнув
компромисса с правыми. “В политике очень трудно найти лю-
дей, которые были бы во всем единодушны друг с другом. В та-
ком случае, учитывая специфику нашей партии, надо задать во-
прос: что преобладает — согласие или разногласие... Следует ли
лейбористской партии увековечивать разногласия или нам необ-
ходимо сконцентрироваться на тех областях, в которых сущест-
вует согласие. Именно это нам следует предпринять. Об этом я
говорю уже давно”28. “Нам следует предпринять усилия для
объединения”, — не уставал повторять он. Киннок считал, что
если партия не сплотиться, то перед ней возникает реальная уг-
роза потерять свое влияние. По его инициативе был поставлен
вопрос об исключении из партии ряда ее членов, выступающих
против линии руководства, так в середине 1991 года обсуждался
вопрос об исключении из ЛПВ тех членов партии, которые в хо
де подготовки к дополнительным выборам в парламент поддер
жали, вопреки рекомендациям руководства партии, левацкую
группу. Речь зашла о приостановлении членства в партии 60 ее
членов, которые выступали против официального кандидата29.
Национальный исполнительный комитет рекомендовал также
вынести дисциплинарные взыскания тем членам Совета Ламбета
(Южный Лондон), которые выступили против партийного орга
низатора (випа). Эти меры вызвали резкий отпор со стороны
крайне левого крыла партии, которое обвинило руководителей в
188
“охоте на ведьм”. Редактор “Милитант” Таффе заявил, что они
“нарушают фундаментальные права человека и не должны при-
меняться в лейбористском движении”30.
Однако большинство в партии их не поддерживало. Из
19 членов исполкома партии 17 проголосовало за линию руково-
дства, и только крайне левые — Тони Бенн и Дэнис Скиннер
были против. Так называемые “мягкие левые” (Дж.Бланкет и
Робин Кук) поддержали действия руководства партии. К выбо-
рам 1992 года партия пришла более единой, чем к предыдущим,
1987 года. Но разногласия различных секций были не устране-
ны, а лишь на время подавлены.
И еще один фактор, который мешает партии добиться влас-
ти — на этот раз субъективный. Марксистская теория, во вся-
ком случае в ее советском оформлении, не уделяла должного
внимания субъективным факторам, считая, что они не играют
сколько-нибудь серьезной роли. Пример борьбы английских по-
литических партий показывает, что нет ничего более непра-
вильного, чем такие рассуждения. В Англии избиратели голосу-
ют не только за партию, за ее программу, но и за лидера пар-
тии, в особенности за руководителей двух основных партий. Го-
лосуя, они думают о том, кто из них будет премьером, и спра-
шивают, сумеет ли лидер, за которого они проголосуют, быть
достойным руководителем правительства и страны. Рейтинг
кандидатов в премьеры пользуется не меньшим вниманием у из-
бирателей, чем рейтинг партий. Бесспорно, что в конце 70-х и
на протяжении 80-х годов у руля правления стояла яркая лич-
ность. Какого бы мнения ни были англичане о Тэтчер — поло-
жительного или отрицательного, но они справедливо считали ее
настоящим лидером, выдающимся политиком.
А что из себя представляли руководители лейбористской пар-
тии того времени? Мне довелось быть знакомой и встречаться с
четырьмя лидерами лейбористов — Дж. Каллагэном, М. Футом,
Н. Кинноком и Дж. Смитом. Это по своему неординарные люди,
личности, в особенности Дж. Каллагэн. Но даже с Каллагэном у
рядовых англичан ассоциировались не успехи, а неудачи. Когда
он был министром финансов в правительстве Вильсона, то в ус-
ловиях расстройства английской экономики вынужден был уйти
в отставку. Сам он объяснял ее так: “Я лишился морального
права оставаться на своем посту, потерял авторитет и должен
был уйти”31. Г. Вильсон удалил Каллагэна и с другого поста —
министра внутренних дел. Наконец, Каллагэн был единствен-
ным британским премьером, вынужденным уйти с поста досроч-
но, до проведения всеобщих выборов,— парламент выразил во-
тум недоверия его правительству.
Что касается М.Фута и Н.Киннока, то их трудно представить
в роли английских премьер-министров. Майкл Фут, бывший ли-
дером с 1980 по 1983 год, — высоко эрудированный политик,
способный журналист, хороший оратор, очень порядочный чело-
век. Он окончил Оксфордский университет, где изучал филосо-
фию, политику и экономику. Его перу принадлежит ряд книг по
истории и политике. В общении он очень приятный человек,
189
симпатичный и интересный собеседник. Но для премьера всего
этого мало. Во-первых, он был слишком левым, антиамерикани-
стом (в 1964 году он вышел из правительства Вильсона в знак
несогласия с поддержкой лейбористским правительством амери-
канской агрессии во Вьетнаме). Во-вторых, он не был организа-
тором и, может быть, лично даже неорганизованным, немного
рассеянным, чуть-чуть человеком “не от мира сего”. Хорошо
знающие его люди отмечали, что он не умеет привлечь на свою
сторону членов парламента, подчинять своему влиянию различ-
ных по складу характера людей.
Он был активным участником всех антивоенных движений,
сторонником одностороннего ядерного разоружения Англии, вы-
ступал против принятия законов, закрепляющих членство Анг-
лии в “Общем рынке”, и тем самым вызвал настороженное от-
ношение у многих англичан.
Наконец ко времени выборов 1983 года ему было уже 70 лет,
а выглядел он даже старше своего возраста. Всегда неряшливо
одетый, растрепанный и немного по-старчески суетливый, он
внешне не производил впечатление солидного политика, буду-
щего премьера. Будучи предметом насмешек журналистов и те-
лерепортеров, он никогда при опросах общественного мнения не
мог добиться высокого рейтинга.
На смену Футу пришел Киннок, в свое время его правая рука.
Фут относился к нему как к приемному сыну. Его от Фута от-
личал ряд особенностей. Прежде всего, не в пример Футу, кото-
рый был сначала либералом, а только потом пришел в социал-
демократию, Киннок, родившийся в семье шахтера и бывший
“настоящим выходцем из рабочего класса” в 15 лет уже вступил
в лейбористскую партию, в 16 начал интересоваться трудами
Маркса, будучи студентом написал работу об Октябрьской рево-
люции.
У него перед Футом был ряд преимуществ. Во-первых, моло-
дость. К тому времени, когда он стал лидером партии, ему было
немногим более 40 лет. Он стал членом парламента, когда ему
еще не было 30-ти.Чуть позднее он стал личным парламентским
секретарем государственного министра по делам занятости
(М.Фута), в 1980 году — членом “теневого” кабинета лейбори-
стов (по вопросам образования). Во-вторых, он был прирожден-
ным организатором. Уже в студенческие годы Киннок был из-
бран председателем социалистического союза студентов Кардиф-
ского университета. На постах теневого министра и на работе в
партии он хорошо зарекомендовал себя именно как организатор.
В-третьих, он был собранным, целеустремленным политиком,
умевшим правильно расставить приоритеты в своей деятельно-
сти. Но для многих в Англии он был “слишком левым”, членом
левой группы “Трибюн”, сторонником отказа Англии от ядерно-
го оружия. Но, главное, ему для будущего премьера не хватало
“солидности”. Он никогда не участвовал в правительстве. Калла-
гэн, будучи премьером, приглашал его занять министерский
пост, но Киннок отклонил предложение и впоследствии его про-
тивники обвиняли его в отсутствии опыта работы в администра-
190
тивных органах. Пресса его упрекала в недостаточной “мини-
стерской компетентности”. Иногда, не имея должного опыта, он
был излишне скор на слово, делая не совсем обдуманные заяв-
ления, которые смаковались журналистами. И хотя Киннок с
каждым годом становился все более опытным и все больше от-
ходил от своих излишне левых для будущего премьера взглядов,
он продолжал обычно проигрывать в своих схватках в парла-
менте с Тэтчер и по рейтингу популярности всегда значительно
уступал ей. Так, еженедельник “Обсервер”, отметив, что он на
протяжении многих лет отличался многословием, нерешитель-
ностью, оборонным стилем выступлений, указывал, что 38 про-
центов англичан именно из-за Киннока не хотят голосовать за
лейбористов32.
После проигранной кампании 1992 года Н.Киннок вышел в
отставку. Новым руководителем партии стал Джон Смит. Неко-
торые британские обозреватели считали, что партии наконец по-
везло и череда слабых лидеров кончилась. Джон Смит был в том
возрасте, когда англичане не могут сказать, что он слишком мо-
лод для премьера или слишком стар для этого поста. Он был ак
тивен в палате общин. В 1981 и 1989 годах его назвали даже
“парламентарием года”. Он имеел опыт участия в администра-
тивных органах. В кабинете Каллагана он был министром тор-
говли; был человеком номер 2 в лейбористской партии, (-читал-
ся в партии крупнейшим специалистом в области экономики.
Никто не сомневается, что это солидный политический деятель.
Представляется заслуживающим внимания и анализ советской
экономики, данный Смитом. Он заявлял, что рыночная эконо-
мика в России еще не создана, а западные державы не осознали
необходимости быстрых действий по помощи ей. Он высказался
за поддержку проектов ио развитию отношений с Россией и
расширению ей кредитов33.
Неожиданная смерть в мае 1994 года от обширного инфаркта
лидера лейбористской партии Джона Смита внесла существен-
ные коррективы в развитие политической ситуации в Велико-
британии. Премьер-министр Великобритании Джон Мейджор
охарактеризовал своего политического оппонента как человека
редких способностей, выдающегося парламентария, который
твердо был привержен своим убеждениям и так же твердо от-
лаивал их. Целый ряд политиков и обозревателей газет без
обиняков признали, что страна “потеряла будущего премьер-
министра”, который настойчиво и успешно шел к тому, чтобы
прервать длинную вереницу неудач лейбористов на всеобщих
выборах, тянущуюся с 1979 года.
Встал вопрос о новом лидере. Среди вероятных кандидатов на-
зывался 41-летний “теневой” министр внутренних дел Энтони
Блэр, один из главных сторонников “модернизации” партии. Он
и возглавил лейбористскую партию. А сейчас усиленно готовит-
ся сам и готовит партию ко всеобщим выборам.
Итак, пришел новый лидер. Но, как представляется, для Блэ-
ра, как и для предыдущих лидеров партии, останется одной из
основных проблем обеспечение единства партии; выработка и
191
формулирование экономической политики, отвечающей гребова
ниям страны и времени. Видимо, не избежать критики и справа
и слева. А это значит, что будет повторяться старая картина,
когда различные фракции ЛПВ будут тянуть партию в разные
стороны, тем самым ослабляя ее.
1	House of Commons. Official Report. Parliamentary Debates (Hansard).
Vol. 163, No. 15, cjl 1313 (в дальнейшем - HCPD).
2	NeilKinnock. Making Our Way. Investing in Britain Future. N.Y.1987
P.VI.
Джеймс Каллагэн, ставший лидером партии и премьер-министром в
1952 году заявил: “. Я думаю, что наш демократический социализм -
лучший образ жизни для нас всех”.
(Kellner Р., Hitchens, Callagan J.: The Road to Number 10, L.,1976. P.32).
S	HCPD.Vol.163, No. 15, col. 1314.
4	Ibid.
5	HCPD,vol.l63, No. 15, col. 1362
6	Ibidem
7	HCPD,vol.l63,No.l5, col.1343.
8	HCPD, vol.163, Nol5, col. 1358
9	Ibid., vol.162, col. 978.
10	Ibid., vol.163, col.1339
11	HCPD, vol.163, col.1340-1341
12	“The Economist”, 1984, April 14.
13	Neil Kinnock. Op. cit.. P.86
14	Ibid.. P. 87
15	“Компас” (БПИ) 1991, № 91. Стр. 16.
16	Там же.
17	Statesments of the Labour Conference. Blackpool, 1986, L., 1986. P. 37
38.
18	Tyler Rodney, Campaign. The Selling of the Prime Minister. L., 1987
P.184.
19	HCPD, vol.163, col. 1323.
20	Ю.В.Андропов. Избранные статьи и речи. М., 1983. С. 277.
21	ТАСС, 23 августа 1991 года, МЭИ, л. 35.
22	Там же.
23	ТАСС, 17.VII.1991 Мир и СССР, л.П/Die Presse, 17.VII.1991/.
24	The Times. April 9, 1992.
25	Kellner P., Hitchens Ch., Op.cit. P.164.
26	The Beadership Candidates: Neil Kinnock, Tribune, L.1983 July 15, vol
47. No. 28. P. 6.
*7 Neil Kinnock. Op.cit. P.175.
28	Labour Weekly, 1983, August 12.No.598.
29	The Guardian, July 16 1991.
30	The Guardian, July 16 1991.
31	The Guardian, June 6, 1970.
32	The Observer, November 6, 1991.
33	The Financial Times, July 12, 1992.
192
А.ИДЕН В МОСКВЕ (1941 г.)
Неизвестные страницы1
ОА.Ржешевский
8 декабря 1941 г. на борту крейсера “Кент” министр иностран-
ных дел Великобритании А.Иден направился в Советский Союз
для ведения переговоров, имевших целью укрепить сотрудниче-
ство двух стран в войне против нацистской Германии и ее союз-
ников в Европе. А.Идена сопровождали постоянный заместитель
министра иностранных дел А.Кадоган, личный советник О.Хар-
ви, представитель Форин офис Ф.Робертс, заместитель начальни-
ка имперского генерального штаба генерал А.Ней и другие лица.
С делегацией также выехал из Лондона в Москву посол СССР в
Великобритании И.М.Майский.
Военно-политическое положение нашей страны было крайне
тяжелым. С началом войны немецкие войска в короткие сроки
продвинулись в северо-западном направлении на 400-450 км, в
западном — на 450-600 км, в юго-западном — на 300-350 км, за-
хватив территорию Латвии, Литвы, часть Эстонии, Украины,
почти всю Белоруссию и Молдавию, вторглись на территорию
РСФСР, вышли на подступы к Ленинграду, Смоленску и Киеву.
Вскоре войска Юго-Западного и Южного фронтов оставили Киев,
Одессу, Донбасс. Противник прорвался в Крым, подошел вплот-
ную к Севастополю и в ноябре достиг Ростова-на-Дону. На глав-
ном, московском, направлении советские войска еще в конце ию-
ля оставили Смоленск. Дивизии вермахта приближались к Моск-
ве. 20 октября Москва и прилегающие к городу районы были
объявлены на осадном положении. Обстановка достигла критиче-
ского рубежа, когда противник форсировал в ноябре канал Моск-
ва-Волга и на какое-то время достиг Химок (ныне в городской
черте Москвы). Потери советских войск были огромны. С июня
по декабрь 1941 г. Красная Армия и Военно-Морской флот поте-
ряли убитыми, умершими от ран, оказавшимися в плену и про-
павшими без вести 3 138 тыс. человек, лишившись более б млн.
единиц стрелкового оружия, 20 тыс. танков и САУ, 100 тыс.
орудий и минометов, 10 тыс. самолетов. Только под Киевом и
Вязьмой около 1,2 млн бойцов и командиров Красной Армии бы-
ли окружены и сдались в плен. Территория, занятая вермахтом,
вскоре превысила 1,5 млн. кв. км. Перед войной на ней прожи-
вало 74,5 млн. чел. В руках противника оказались мощнейшие
промышленные и сырьевые ресурсы страны. Однако постепенно в
развернувшейся до крайнего ожесточения борьбе все большее
значение приобретали твердость духа и единство многонацио-
нального советского народа, его самоотверженность на фронте и в
тылу, превосходящие материальные возможности страны. Стой-
193
кая оборона Бреста, Лиепаи, Таллина, Могилева, Ленинграда,
Одессы, Севастополя и, наконец, Москвы способствовали срыву
гитлеровского плана “молниеносной войны” — расчетов завер-
шить ее до зимы 1941 г. Советские войска учились искусству ве-
дения войны, оказывая противнику все более решительное сопро-
тивление. По немецким данным с июня по ноябрь 1941 года су-
хопутные силы вермахта без учета потерь союзников Германии
потеряли убитыми, ранеными и пленными свыше 750 тыс. чело-
век. Потери немецкой авиации за тот же период достигли
5,5 тыс. самолетов. 5-6 декабря войска Красной Армии перешли
под Москвой в стратегическое контрнаступление, кардинально
изменившее обстановку на фронте и оказавшее большое влияние
на военно-политическое положение в мире.
Визит Идена, по стечению непредсказуемых обстоятельств,
происходил в те дни, когда произошло чрезвычайное событие,
изменившее расстановку сил в войне в целом — в результате ве-
роломного и внезапного нападения 7 декабря 1941 г. японских
авианосных сил на главную военно-морскую базу в Тихом океане
разразилась война между США и Японией. Известие о нападении
Японии на Перл-Харбор и вступлении США в войну застало Иде-
на еще в Англии на пути из Лондона в Скала Флоу, где его ожи-
дал крейсер “Кент”. Великобритания к этому времени находи-
лась в не менее трудном положении, чем СССР, хотя угроза
вторжения вермахта непосредственно на Британские острова бы-
ла позади. Страна вела войну уже более двух лет, стойко выдер-
жала “блиц” 1940 года, разгромила итальянские армии в Восточ-
ной и Северной Африке, но потерпела поражение в битве за
Францию и утратила стратегические позиции на скандинавском
плацдарме. Контрнаступление 8-й британской армии в Африке,
начатое 18 ноября (его успех должен был укрепить позиции Иде-
на на переговорах, равно как и контрнаступление Красной Ар-
мии под Москвой — позиции Сталина) вынудило итало-немецкие
войска отступить от границ Египта. Но резко обострилась обста-
новка на Тихом океане. Англия была вынуждена вступить в вой-
ну с Японией. Вслед за ударом по Перл-Харбору японские воо-
руженные #силы атаковали важнейшие стратегические позиции
Великобритании в этом районе, высадив 8 декабря десант в Бри-
танской Малайе и Таиланде (как и авианосные силы, которые
нанесли удар по Перл-Харбору, десант был скрытно направлен к
месту назначения еще до начала войны). Японская авиация, раз-
бомбив британские аэродромы в Малайе и Сингапуре 10 декабря
потопила линкор “Принц Уэльский” и крейсер “Рипалс” — осно-
ву мощи Восточного флота Великобритании, остатки которого
укрылись затем в Австралии. Это означало, что практически все
имперские владения Великобритании в Восточной Азии, включая
Сингапур, Цейлон и Индию оказались без прикрытия с моря, что
в условиях превосходства японского флота, авиации и сухопут-
ных войск угрожало катастрофой.
Британско-советские отношения со времени нападения Герма-
нии на СССР как бы в одночасье изменились. Жесткое противо-
борство на международной арене в предвоенные годы, воспрепят-
ствовавшее в канун второй мировой войны созданию системы
194
коллективной безопасности и предотвращению германской агрес-
сии, сменилось принятием важных политических решений с це-
лью объединения усилий двух стран в борьбе против общего вра-
га. Крупным событием явилось подписание 12 июля 1941 г. в
Москве советско-британского соглашения о совместных действи-
ях в войне против Германии, положившее начало формированию
коалиции. Соглашение содержало обязательство оказывать друг
другу помощь и поддержку в войне против гитлеровской Герма-
нии и не вступать в сепаратные переговоры.
А.Идену предстояло обсудить в Москве и подписать союзный
договор между Великобританией и СССР. К началу переговоров
неотложного прояснения требовали как минимум две пробле-
мы — о военном взаимодействии сторон и послевоенном устрой-
стве Европы, в первую очередь о будущих западных границах
СССР. От позиций сторон по этому вопросу зависел успех визита
А.Идена и его главной цели — подписания союзного соглашения
между Великобританией и СССР. Советская и английская сторо-
ны обстоятельно готовились к переговорам. Иден вез из Лондона
британский проект соглашения. В Кремле и на Кузнецком мосту,
где размещалось здание НКИД, были подготовлены проекты двух
договоров. Принципиальных различий между проектами согла-
шения и договоров, судя по их текстам, не было. Английская
сторона подчеркивала естественную связь эвентуального согла-
шения с Атлантической хартией Ф.Рузвельта и У.Черчилля,
подписанной 14 августа 1941 года (СССР выразил свое согласие с
основными положениями хартии в сентябре 1941 г.), в то время
как советская сторона предлагала заключить не соглашение, а
более обязывающий договор и подписать его юридически высши-
ми должностными лицами государств. Действительность оказа-
лась намного сложнее.
Крейсер “Кент” после длительного и опасного пути прибыл
12 декабря в Мурманск. Иден практически все это время провел
в постели по причине сильной простуды. Далее было решено сле-
довать поездом, поскольку разбушевалась метель и лететь само-
летом оказалось невозможно. 13 декабря Идена на борту крейсе-
ра приветствовали официальные советские представители. Он за-
писал в своем дневнике: “...Итак, прощай Англия. Через не-
сколько минут мы были на берегу, где перед нами открылась
впечатляющая картина. Все та же таинственная полутьма. Строй
солдат в полушубках на фоне государственных флагов двух
стран, крайне ярких, изготовленных из дешевой материи, сли-
вающихся в общий всплеск света, а за ними скопище бараков,
недостроенных лачуг, случайные зрители темными пятнами на
снегу, бросившие вызов метели. Мы отдали салют, последовала
церемония. Солдаты выглядели очень молодо. В целом картина
неожиданно произвела прекрасное впечатление. Мы сели в ма-
шины, до Мурманска было шестнадцать миль. По дороге, в по-
лутьме отдавали честь стоявшие с интервалами солдаты. Убеди-
тельное свидетельство советской людской мощи”2.
В тот же день Иден с делегацией выехал поездом в Москву. Из
Мурманска он направил телеграмму Черчиллю: ’’Глубоко сожа-
лею о потере кораблей “Принц Уэльский” и “Рипалс”. Согласен,
195
что в сложившейся обстановке мы ничего не сможем предложить
русским за исключением уже обещанных поставок. Я сделаю все
возможное, чтобы произвести на Сталина впечатление значимо-
стью наших операций в Ливии и нашей решимостью их продол-
жать. Необходимость обеспечения пути через Средиземное море
возросла вследствие превосходства японских сил на Тихом океане
и потенциальной угрозы Индийскому океану. Аргументы в поль-
зу ослабления нашего воздушного наступления во Франции те-
перь приобретают новую силу. Если Вы решите воздержаться (от
предварительно согласованной посылки эскадрильи английских
самолетов из Ливии на советско-германский фронт — О.Р.) с тем,
чтобы обеспечить поддержку в Ливии и на Дальнем востоке, я
уверен, что Сталин отнесется к этому с пониманием...”3
В пути (он нередко проходил вблизи линии фронта) Идена бо-
лее всего поразила противовоздушная охрана поезда — через ка-
ждые два вагона следовала открытая платформа с зенитными ус-
тановками, расчеты которой хотя и сменялись каждые два часа,
но несли службу при сильном морозе и ветре. В Вологде к анг-
лийской делегации присоединился посол Великобритании в СССР
С.Криппс (посольство было эвакуировано из Москвы в Куйбы-
шев). В Москве около полуночи с 15 на 16 декабря Идена и со-
провождающих его лиц встречали заместитель председателя Со-
вета Народных комиссаров и народный комиссар иностранных
дел В.М.Молотов, заместитель начальника Генерального штаба
РККА генерал-лейтенант А.М.Василевский, комендант Москвы
генерал-майор К.Р.Синилов и другие официальные лица. Соглас-
но просьбе С.Криппса британскую делегацию, в том числе
А.Идена, разместили в гостинице “Националь”. Питание, обеспе-
чение легковым транспортом и подготовка бомбоубежища для
английской делегации были возложены на НКВД.
На следующий день, 16 декабря, состоялась первая беседа
И.Сталина и А.Идена. Ниже следует запись беседы, продолжав-
шейся около полутора часов. На ней присутствовали Сталин, Мо-
лотов, Майский, Иден и Криппс.
“После взаимных приветствий и выражений удовольствия со
стороны Идена вновь оказаться в Москве4 и встретиться с т. Ста-
линым, тов. Сталин предложил Идену проекты двух договоров —
о военной взаимопомощи и о разрешении послевоенных проблем.
(Тексты этих проектов прилагаются)5. Бегло ознакомившись с
названными текстами, Иден заявил, что каких-либо принципи-
альных возражений против такого рода договоров у него нет, но
что он хотел бы, конечно, несколько внимательнее изучить пред-
ложенные тексты и, может быть, внести в них те или иные не-
большие поправки.
Т.т. Сталин и Молотов не возражали против намерения Идена6.
Затем тов. Сталин заявил, что, по его мнению, было бы жела-
тельно приложить ко второму договору секретный протокол, в
котором была бы намечена общая схема реорганизации европей-
ских границ после войны. Схема эта сводилась к следующему:
1.	Польша. Западная граница Польши должна включать Вос-
точную Пруссию и Коридор, при чем немецкое население этих
районов должно быть эвакуировано в Германию, Восточная гра-
196
ница Польши (граница с СССР) должна идти по реке Неман,
причем Тильзит должен находиться в руках Литвы, составляю-
щей часть СССР. Далее к югу эта граница в основном должна ид-
ти, примерно, по линии Керзона, которая может быть в извест-
ных пунктах частично модифицирована.
2.	Чехословакия должна быть восстановлена в своих старых
границах, включая Судеты. Этот последний район, ввиду его
стратегической важности, ни в коем случае не может быть пере-
дан в руки Германии. Сверх того, территория ЧехоСловакии
должна быть увеличена на юге за счет Венгрии, которая должна
понести надлежащее возмездие за свое поведение в ходе этой
войны.
3.	Югославия должна быть восстановлена в своих старых гра-
ницах и несколько расширена за счет Италии (Триест, Фиуме,
острова в Адриатическом море и т.д.).
4.	Албания должна быть восстановлена как независимое госу-
дарство при гарантии ее независимости другими державами.
5.	Турция в виде компенсации за соблюдение ею нейтралитета,
может получить Додеканес, населенный турками район Болгарии
к югу от Бургаса и, может быть какие-либо территории в Сирии.
Полезно было бы также передать Турции некоторые острова
Эгейского моря, закрывающие выходы ее важнейших портов,
вроде Смирны. По этому пункту Иден заметил, что на Додеканес
давно уже претендуют греки, ибо население названных островов
является греческим, однако, признал необходимость обсуждения
и того или иного урегулирования данного вопроса. Тов. Сталин,
со своей стороны, прибавил, что отход от Болгарии Бургасского
района явился бы наказанием за поведение Болгарии во время
войны. Болгария должна была бы также несколько пострадать
территориально и на югославской границе. По мнению тов. Ста-
лина, для Болгарии совершенно достаточно иметь один морской
порт в виде Варны.
6.	Греция должна быть восстановлена в своих старых грани-
цах. То же должно быть сделано и в отношении всех остальных
оккупированных Германией стран.
7.	Франция. По вопросу о будущем Франции тов. Сталин задал
Идену вопрос, что он думает на эту тему? Вполне очевидно, что
Петэн и компания — люди совершенно безнадежные, люди, ко-
торые сделали ставку на победу Германии. Но каково все-таки
возможное будущее Франции? Можно ли сейчас высказать по
данному поводу известные предположения или же лучше игно-
рировать всю эту проблему? Иден ответил, что он вполне согла-
сен с тов. Сталиным в оценке Петэна и компании. Что же касает-
ся будущего Франции, то ему кажется, что Франция пройдет че-
рез очень длинный период разложения и депрессии прежде чем
она снова сможет стать великой державой. Не исключено, что
этого и вообще не случится, и что Франция перейдет на положе-
ние второстепенной европейской державы, вроде Испании. Тов.
Сталин высказал мнение, что если бы Франция осталась после
этой войны в состоянии длительной прострации, то в интересах
безопасности Великобритании было бы целесообразно, чтобы по-
следняя имела свои военные и морские базы на французском бе-
197
регу в таких пунктах, как, например, Булонь, Дюнкерк и т.д.
Равным образом было бы целесообразно, чтобы Бельгия и Гол-
ландия находились в открытом военном союзе с Великобритани-
ей и чтобы последняя на их территории также имела право со-
держать свои военные, воздушные и морские базы. Это было бы
важно не только с точки зрения интересов безопасности Велико-
британии, но также и как гарантия независимости Бельгии и
Голландии, Советский Союз был бы готов поддержать эти притя-
зания Англии. Советский Союз также не возражал бы против то-
го, чтобы Англия имела свои морские базы в Норвегии или Да-
нии, при условии гарантии некоторыми державами входов и вы-
ходов из Балтийского моря. Иден выразил тов. Сталину благо-
дарность за его обещание поддержки Великобритании в приобре-
тении морских и других баз в только что названных странах.
8.	Германия. В отношении Германии тов. Сталин сказал, что
абсолютно необходимым является ослабление Германии, в пер-
вую очередь, путем отделения Рейнской области с ее промыш-
ленным районом от остальной Пруссии. Как должна быть оформ-
лена дальнейшая судьба Рейнской области, — в виде ли незави-
симого государства, протектората и т.д. — можно будет обсудить
в дальнейшем. Важно само отделение. Австрия должна быть вос-
становлена, как независимое государство. Возможно, что то же
следовало бы сделать с Баварией.
9.	Советский Союз считает необходимым восстановление своих
границ такими, как они были в 1941 году, накануне нападения
Германии на СССР. Это включает советско-финскую границу, ус-
тановленную по мирному договору между СССР и Финляндией
1940 года, Прибалтийские республики, Бессарабию и Северную
Буковину. Что касается границы СССР с Польшей, то она, как
уже было сказано, в общем и целом могла бы идти по линии
Керзона, со включением Тильзита в состав Литовской республи-
ки. Кроме того, Советский Союз, сделавший в 1940 году подарок
Финляндии в виде возвращения Петсамо, считал бы необходи-
мым, в виду позиции, занятой Финляндией в нынешней войне,
вернуть себе этот подарок. Далее Советский Союз хотел бы чтобы
Румыния имела военный союз с СССР с правом для последнего
иметь на румынской территории свои военные, воздушные и
морские базы. Объем самой Румынии должен быть несколько
увеличен на западе за счет Венгрии, в рамках которой в настоя-
щее время проживает до 1,5 миллионов румын. Это также яви-
лось бы дополнительным наказанием для Венгрии за ее роль в
войне. На севере такого же рода отношения Советский Союз хо-
тел бы иметь с Финляндией, т.е. Финляндия должна была бы со-
стоять в военном союзе с СССР, с правом последнего иметь на
финской территории свои военные, воздушные и морские базы.
Изложив все это, тов. Сталин заметил, что данная схема долж-
на была бы лечь в основу того секретного протокола, который
следовало бы приложить к договору о послевоенных проблемах.
Далее тов. Сталин коснулся еще двух вопросов послевоенного по-
рядка. Во-первых, он высказал мнение, что Германия должна бу-
дет возместить пострадавшим от нее странам (Великобритании,
Советскому Союзу, Польше и др.) нанесенный ею вред. Во-
198
вторых, в будущей реконструированной Европе, в интересах под-
держания мира и порядка, желательно было бы создать военный
союз демократических государств, во главе которого стоял бы
какой-либо совет или другой центральный орган, имеющий в
своем распоряжении международную военную силу. Советский
Союз также не имел бы возражений против создания в Европе
тех или иных государственных федераций. Тов. Сталин просил
Идена высказать свое мнение по всем затронутым вопросам.
Иден начал с текстов договоров, подлежащих оглашению, и в
этой связи вручил т. Сталину выработанный им свой проект со-
глашения. (Текст прилагается). Иден полагал, что текст будущих
договоров мог бы в известной мере явиться объединением нашего
текста с предложенным им английским текстом, — тем более,
что в ряде пунктов они совпадают.
Что касается проблем послевоенной Европы, то Иден высказал
свою большую благодарность тов. Сталину за столь подробное и
откровенное изложение того, что он думает по этому поводу.
Лично Иден согласен с мнением, высказанным тов. Сталиным.
Иден полагает, что в послевоенной Европе ответственность за ее
реконструкцию и за поддержание мира и порядка ляжет, глав-
ным образом, на наши два государства совместно, конечно, с Со-
единенными Штатами, поскольку последние готовы будут вообще
сотрудничать в этом деле. В отношении будущей Германии Иден
может заверить тов. Сталина, что британский народ твердо ре-
шил сделать все, что в его власти для предупреждения нового
повторения германской агрессии. Как это должно быть сделано,
требует внимательного рассмотрения и обсуждения. Идену пред-
ставляется, что при всяких условиях необходим самый строгий
военный контроль над Германией, и что Англия, Советский Союз
и Соединенные Штаты (если последние этого захотят) должны
будут организовать подобный контроль. По вопросу о раздробле-
нии Германии британское правительство не принимало никаких
решений, но в принципе оно против этого не возражает. Идену
кажется, что раздробление Германии желательно было бы про-
вести по возможности путем стимулирования сепаратистских
движений в Германии. Однако, британское правительство готово
обсуждать и всякие другие способы проведения данной политики.
Британское правительство при всяких условиях стоит за незави-
симость Австрии. Оно готово рассматривать вопрос о независимо-
сти Баварии и независимости Рейнской области. Иден должен,
однако, заметить, что британское правительство до сих пор все-
рьез не занималось проблемой будущего Германии, как и вообще
проблемами послевоенной Европы. Здесь оно далеко отстало от
Советского правительства. Поэтому, сейчас он может высказать
лишь свое собственное мнение, как отдельный министр. Однако,
по возвращении домой он доложит весь вопрос кабинету, кото-
рый его обсудит и после того дискуссия на данную тему может
быть продолжена через Майского в Лондоне или через Криппса в
Москве. В вопросе о репарациях британское правительство дер-
жится той точки зрения, что денежные репарации не имеют ни-
какой цены. Опыт прошлой войны показал, что денежные репа-
рации ведут только к целому ряду финансовых и экономических
199
затруднений и больше вредят победителям, чем побежденным.
Иное дело реституция тех материальных ценностей (товары, ма-
шины и т.п.), которые Германия уничтожила или захватила.
Тов. Сталин заметил, что Советский Союз также считает, что
денежные репарации мало полезны и что Германия должна про-
извести реституцию в натуре. Самое лучшее было бы лишить
Германию и Италию их совершенных станков в интересах окку-
пированных или пострадавших стран.
Иден полностью согласился с тов. Сталиным и заявил, что он
не видит оснований, почему мы не должны были бы требовать,
чтобы Германия восстановила, например, Советскому Союзу те
станки, машины, фабрики и т.д., которые она разрушила.
Переходя далее к более общему вопросу о схеме послевоенной
реконструкции, Иден добавил, что еще до того, как СССР был
вовлечен в войну, Рузвельт прислал Черчиллю послание, в кото-
ром просил британское правительство не принимать на себя ни-
каких секретных обязательств о послевоенной реконструкции
Европы без предварительной консультации с ним. Это конечно,
не исключает возможности дискуссий между Англией и СССР по
вопросу о базисе будущего мира. Однако, в интересах более ус-
пешного и гладкого проведения реконструкции послевоенной Ев-
ропы было бы очень важно держать все время тесный контакт с
Соединенными Штатами.
Тов. Сталин возразил, что есть ряд вопросов, которые касаются
интересов безопасности только наших двух стран. Такие вопросы,
казалось бы, мы могли бы обсуждать вполне самостоятельно.
Иден с этим отчасти согласился, однако продолжал настаивать
на том, что в вопросах мирового порядка участие Соединенных
Штатов является обязательным.
Тов. Сталин согласился с этим последним заявлением.
Иден выразил благодарность тов. Сталину за его положитель-
ное отношение к вопросу о федерировании малых европейских
государств. Иден полагает, что подготовляющаяся конфедерация
Польши и Чехословакии должна рассматриваться, как положи-
тельный факт. Было бы желательно, чтобы и Балканские страны
также нашли ту или иную форму федеративного объединения.
Тем самым всем этим странам легче было бы сохранять и под-
держивать свою экономическую и политическую независимость.
Далее Иден вновь вернулся к вопросу о договорах и стал спра-
шивать тов. Сталина, как было бы лучше поступить с имеющи-
мися у нас тремя документами (два советских и один английский
текст)? Не следовало бы как-нибудь их объединить?
Тов. Сталин отметил, что текст, предлагаемый Иденом, очень
напоминает декларацию. Наоборот, советское правительство
предлагает два договора. Декларация — это алгебра, догово-
ры — это простая практическая арифметика. Мы хотим арифме-
тики, а не алгебры. Так как Иден в этом месте несколько дву-
смысленно засмеялся, то тов. Сталин добавил, что из его слов не
следует заключать, будто бы он относится неуважительно к ал-
гебре. Алгебра — хорошая наука, к которой он относится с пол-
ным почтением, но сейчас, при данных конкретных обстоятель-
ствах, мы предпочитаем арифметику. Гитлер на каждом шагу
200
хвалился заключаемыми им договорами. Было бы, поэтому, бо-
лее целесообразно, чтобы мы не ограничивались декларациями, а
заключили настоящие договоры. Затем тов. Сталин спросил, как
быть с предложенным им секретным протоколом?
Иден ответил, что он не может подписать подобного документа
без предварительной консультации со своими коллегами. К тому
же, британское правительство до сих пор еще не прорабатывало
по-настоящему поднятых тов. Сталиным проблем.
Тов. Сталин тогда заявил, что он не настаивает на немедленном
принятии тех его предложений, которые касаются изменения
границ за пределами СССР, но он полагал бы, что вопрос о за-
падной границе СССР мог бы быть разрешен немедленно.
Иден возразил, что он не может дать сейчас ответа на этот во-
прос. Данный вопрос, как и все вообще вопросы об изменениях
границ, происшедших на протяжении нынешней войны, британ-
ским правительством до сих пор откладывался до мирной конфе-
ренции. Британское правительство не раз делало заявления, что
оно не считает возможным признание новых границ немедленно,
до конца войны. Такова была политика британского правительст-
ва в течение минувших двух лет. Далее британское правительст-
во обещало американскому правительству консультироваться с
ним по всем вопросам подобного рода. Наконец, в соответствии с
конституцией Британской Империи, британское правительство
должно консультироваться также с доминионами. Поэтому, Иден
считает, что ответ на вопрос о советской западной границе он
сможет дать только в Лондоне через Майского после того, как он
снесется со всеми вышеупомянутыми инстанциями.
Иден полагает, что такой метод более правилен не только с
чисто юридической, но также и с политической точки зрения.
Тов. Сталин поинтересовался, не облегчило бы разрешение во-
проса о признании западной советской границы, если бы данный
вопрос в Лондоне был урегулирован не в порядке договора, а в
порядке обмена нот?
Иден ответил, что технически это, может быть, несколько об-
легчило бы желательное разрешение вопроса, но по существу,
все-таки, прежде, чем принимать соответствующее решение, бри-
танскому правительству пришлось бы консультироваться с Со-
единенными Штатами и доминионами.
Тов. Сталин заметил, что он не имеет никаких возражений
против информирования Соединенных Штатов о наших перего-
ворах по данному вопросу. Наоборот, он был бы очень доволен,
если бы Соединенные Штаты приняли бы участие в признании
советской западной границы 1941 года.
Иден возразил, что сомневается в готовности правительства Со-
единенных Штатов это сделать в настоящее время, по его мне-
нию, лучше всего будет, если по возвращению в Англию он пре-
жде всего проконсультирует премьер-министра и затем сообщит
нам его точу зрения.
Тов. Сталин отметил, что он хотел бы подчеркнуть свое жела-
ние придти к соглашению с Англией по данному вопросу, чтобы
иметь тут с нею единый фронт.
201
Иден подтвердил, что он тоже очень хотел бы единого фронта с
Советским Союзом как по этому, так и по многим другим вопро-
сам, но, тем не менее, сейчас он находится в большом затрудне-
нии. Вопрос о границах вообще еще не изучался и не решался
британским правительством. Иден иллюстрирует свою мысль
примером. По вопросу о будущем Польши он, лично, вполне со-
гласен с тем, чтобы Восточная Пруссия вошла в состав Польской
республики. Он не имеет оснований думать, что Черчилль будет
против этого возражать. Тем не менее, сейчас он не может выска-
зать никакого мнения от имени премьера просто потому, что до
сих пор никогда не говорил с ним на данную тему.
Тов. Сталин заметил, что вполне понимает позицию Идена, од-
нако, он должен с особой силой подчеркнуть, что военные цели
СССР и Англии должны быть идентичны, ибо только в этом слу-
чае наш союз может быть крепок. Если у нас будут различные
военные цели, — не будет никакого союза.
Иден выразил согласие с этим положением и прибавил, что его
целью является примирение военных целей обеих стран. Он до-
пускает, что между СССР и Англией могут быть известные разно-
гласия по тому или иному пункту, однако, не сомневается, что в
основном наши военные цели одинаковы и что единый фронт в
этой области вполне возможен. Тем не менее, поскольку вопрос о
границах еще не обсуждался и не решался кабинетом, Иден все-
таки не считает возможным принимать на себя сейчас в Москве
какие-либо связывающие обязательства. Иден спросил тов. Ста-
лина, говорил ли он что-нибудь полякам по вопросу о границах
будущей Польши?
Тов. Сталин ответил, что пока ничего не говорил, но скажет,
если это окажется нужным. Во всяком случае, тов. Сталин пола-
гает, что Польше должны быть отданы все земли до Одера, а ос-
тальное пусть будет Пруссия или, вернее, не Пруссия, а Берлин-
ское государство.
Иден высказал сомнение в целесообразности раздробления Гер-
мании на части, если для этого не будет предпосылки в виде се-
паратистских движений среди германского народа. Иначе воз-
никнет ирредентистское движение, которое в недалеком будущем
вновь объединит всю страну.
Тов. Сталин возразил, что именно такого рода рассуждения
привели нас к нынешней войне. Желает ли Иден нового нападе-
ния со стороны Германии?
Несколько смущенный Иден пытался защищаться, ссылаясь на
то, что нельзя слишком упрощать подобные вопросы.
Далее Иден заявил, что по поручению премьера он хотел бы
ознакомить тов. Сталина с военным положением Великобритании
и сообщить ему некоторые данные о количестве и диспозиции ее
вооруженных сил. Суть сообщения Идена сводилась к следующе-
му:
В 1939, в начале войны, Англия по сравнению с Германией
была сильна на море, хотя ей и не хватало судов для конвоиро-
вания торговых караванов. Первая линия британского воздушно-
го флота состояла из 1300 самолетов. Количество сухопутных
войск было невелико, при чем не было ни одной механизирован-
202
ной дивизии. После Дюнкерка Англия осталась в ужасном поло-
жении. Во Фландрии было потеряно все вооружение десяти ди-
визий и очень большое количество авиации. Германия заняла се-
верный французский берег, с которого ей было легко бомбить
крупные промышленные центры Великобритании. Встала угроза
вторжения. Задачи флота были в чрезвычайной степени отягче-
ны. Воздушных сил не хватало. Во всей Англии имелась лишь
одна полностью обученная и вооруженная дивизия. Не было ни
укреплений, ни плана защиты. Не лучше обстояло дело в импе-
рии, в Египте и вообще на Ближнем Востоке. Британских сил
было совершенно ничтожное количество. Достаточно сказать,
что, например, в Судане после Дюнкерка находилась всего лишь
одна бригада, в то время как итальянцы в Абиссинии имели
свыше 150 тысяч войск.
Перед Англией во всей остроте встал вопрос о том, чтобы как-
нибудь выжить. Положение осложнялось опасной ситуацией на
море. В обычное время Англия ввозит ежегодно до 70 млн. тонн
грузов. Теперь программа была сокращена до 40 миллионов тонн.
Для реализации этой программы Англия располагала торговым
флотом в 12,5 млн. тонн.7 В каждый данный день на море нахо-
дилось 600 военных судов. Морская война с каждым днем усили-
валась. Потопления судов росли. Высшей точки эти потопления
достигли в мае-июле 1941 г., когда Англия в среднем теряла до
500 тысяч тонн в месяц. Таких потерь она долго переносить не
могла бы. К счастью, однако, благодаря принятым мерам цифра
потоплений была сильно сокращена и, например, в ноябре упала
до 130 тысяч тонн в месяц.
Сейчас, спустя полтора года после Дюнкерка, положение Анг-
лии значительно крепче. Ее сухопутные силы (включая метропо-
лию, Ближний Восток и т.д.) составляют 2 1/4 миллиона чело-
век. Воздушный флот насчитывает 750 тысяч человек и скоро,
вероятно, дойдет до 1 миллиона. В морском флоте имеется
500 тысяч, торговом флоте 125 тысяч. Большое количество лю-
дей занято в судостроении и на починке судов. В общей сложно-
сти это составляет 4 миллиона человек. Сверх того, Англия име-
ет до 1,5 млн. “отечественной гвардии” (ополчение). Большое ко-
личество женщин вовлечено в промышленность и в военное дело.
На Ближнем Востоке Англия сейчас имеет 18 дивизий. К весне
будущего года она рассчитывает иметь там 28 дивизий, в том
числе 5 или 6 механизированных. В Индии создается армия в
1,5 млн. человек, из которых 800 тысяч уже имеется налицо.
Гарнизон в Малайе состоит из 4 дивизий. Империя дала Англии
в общей сложности 25 дивизий, из них Канада — 5, Австра-
лия — 4, Южная Африка — 2, Новая Зеландия — 1,5 и Ин-
дия — 13.
В воздушном флоте Англия сильнее всего в истребителях. Вы-
полнение авиационных программ было несколько замедлено во
время прошлогодних воздушных налетов. Количество бомбарди-
ровщиков постепенно увеличивается. На Ближнем Востоке Анг-
лия имеет сейчас 60 эскадрилий. Главная масса их сосредоточена
в Северной Африке, где Англия ведет наступательную кампанию
в Ливии. Здесь силы противника исчисляются в 10 дивизий, из
203
них около одной трети немцы. Авиация противника в Ливии
достигает 600 самолетов. Немцы и итальянцы пытаются слать
подкрепления в Ливию, но не в состоянии покрыть свои потери.
Британское правительство ставит своей задачей в ближайшее
время очистить Средиземное море, занять не только Ливию но и
Триполи с тем, чтобы сделать возможным использование Среди-
земного моря для транспортных целей, а также подготовить воз-
можность наступательных операций в Европе. Однако, события
на Дальнем Востоке, начавшиеся уже после отъезда Идена из
Лондона, вносят совсем новый элемент в общую ситуацию.
Выслушав сообщение Идена, тов. Сталин заявил, что, по мне-
нию советского военного командования, весьма крупные герман-
ские воздушные силы (до 1500 самолетов) переброшены немцами
в Японию и что как раз эти немецкие воздушные силы, а не
японские, нанесли в последнее время такие чувствительные уда-
ры британскому флоту на Дальнем Востоке. В подтверждение
своей мысли тов. Сталин указал, что за последнее время на на-
шем фронте количество германской авиации сокращается, а в то
же время германское производство самолетов достигает в среднем
2-2,5 тысяч в месяц. Куда же в таком случае деваются немецкие
аэропланы? Кроме того, мы хорошо знаем из собственного опыта,
что представляют из себя японские летчики. Мы наблюдали их
также в Китае. Можно смело сказать, что последние события в
Малайе — не японская работа.
Иден был чрезвычайно заинтересован сообщением тов. Сталина
и стал спрашивать, каким образом немцы оказались в состоянии
перебросить свои воздушные силы на Дальний Восток?
Тов. Сталин ответил что это сделано, вероятнее всего, через
Южную Америку, а, возможно, также через Испанию и Португа-
лию8.
Иден выразил тов. Сталину большую благодарность за сооб-
щенные им сведения и сказал, что со своей стороны постарается
произвести надлежащую проверку через английские каналы. За-
тем Иден заявил, что, уезжая из Англии, он имел у себя “в кар-
мане” 10 эскадрилий самолетов, которые и хотел предложить
нам для посылки на советский фронт, как только это позволят
операции в Ливии. Однако, сейчас он получил сообщение, что
эти десять эскадрилий британское правительство вынуждено на-
править в Сингапур.
Тов. Сталин ответил, что вполне понимает положение британ-
ского правительства и не имеет возражений против переадресов-
ки названных десяти эскадрилий.
Иден выразил сожаление по поводу такого оборота дел, но тов.
Сталин еще раз подтвердил, что вполне понимает создавшуюся
ситуацию, ибо мы, на нашем фронте, тоже не раз переживали
трудные периоды. Тов. Сталин поинтересовался, не отразятся ли
последние события на отправке танков в СССР?
Иден ответил, что не отразятся, поскольку, во всяком случае,
речь идет об Англии. У Идена имеются, однако, опасения насчет
Америки. Если американцы прекратят свои поставки, то, напри-
мер, англичане на Ближнем Востоке окажутся в очень тяжелом
204
положении, ибо там они оперируют американскими самолетами,
а “Харрикейны”, изготовляемые в Англии, идут в СССР.
Далее тов. Сталин спросил, что Иден хотел бы знать о нашей
военной ситуации?
Иден ответил, что ему было бы интересно иметь представление
о нашем плане операций в течение зимы и весны будущего года.
Тов. Сталин заметил, что военная политика СССР до сих пор
сводилась к политике отступления с боями. Мы защищали каж-
дый пункт, каждый район, стремясь постепенно утомить и измо-
тать германские силы. Теперь наступил переломный момент, Не-
мецкая армия утомлена. Ее командиры надеялись закончить
войну до зимы и не сделали надлежащих приготовлений для
зимней кампании. Германская армия сейчас плохо одета, плохо
питается, морально падает все ниже. Она начинает испытывать
надрыв. В то же время СССР подготовил крупные подкрепления
и в последние недели пустил их в действие. Это создало перелом
на фронте и привело к тем событиям, которые мы наблюдали в
течение последних недель. Немцы пытались закопаться в землю,
но они мало склонны к постройке сильных укреплений. Наши
войска прорывают их укрепления. Наши контратаки постепенно
развились в контрнаступления. Мы имеем в виду вести такую
политику в течение всей зимы. Вероятно, немцы попытаются
создать новые формирования и бросить их на Восточный фронт с
тем. чтобы остановить наше наступление. Когда это будет, неиз-
вестно, но, надо думать не раньше, чем месяца через два. Это
время мы постараемся использовать возможно лучше. Трудно за-
гадывать, как далеко мы продвинемся в ходе нашего наступле-
ния, но, во всяком случае, такова будет наша линия вплоть до
весны. У нас имеется сейчас известное превосходство в воздухе,
хотя и не очень большое. Немцы имеют еще крупное превосход-
ство в танках, и танки нам очень нужны, особенно “Валентины”,
которые оказываются вполне пригодными для операций в зимнее
время. Танки “Матильда”, наоборот, пригодны для операций ле-
том, но не зимой, ибо их моторы недостаточно сильны для зим-
него времени. Мы наступаем и будем наступать на всех фронтах.
Германская армия, в конце концов, вовсе не так сильна. Репута-
ция ее сильно раздута.
Иден поблагодарил тов. Сталина за его сообщение, подчеркнув
его большую важность и интерес для британского правительства.
Затем Иден затронул вопрос о Турции и спросил, нельзя ли сде-
лать что либо для того, чтобы теснее связать Турцию с союзни-
ками?
Тов. Сталин ответил, что лучшим средством для достижения
такого результата было бы пообещать Турции Додеканес.
Иден опять вернулся к греческим притязаниям на Додеканес,
но тов. Сталин ответил, что в Греции, ведь, тоже имеются турки
и что, во всяком случае, возможно было бы предложить туркам и
грекам известный обмен островами.
Иден признал мысль тов. Сталина вполне правильной, но заме-
тил, что несколько времени тому назад, когда англичане рассчи-
тывали захватить Додеканес, они начали было вести переговоры
с греками и турками по вопросу о его дальнейшей судьбе. Разго-
205
воры эти не привели ни к какому положительному результату.
Тем не менее, Иден полагает, что можно было бы сделать попыт-
ку пойти по линии, указываемой тов. Сталиным. Далее Иден
спросил, наблюдаются ли в последнее время в отношении турок к
Германии какие-либо изменения?
Тов. Сталин ответил, что турки очень бояться немцев, хотя и
не любят их.
Иден поинтересовался мнением тов. Сталина по вопросу: про-
пустят ли турки немецкие войска через свою территорию?
Тов. Сталин выразил в этом сомнение.
Иден ответил, что он согласен с тов. Сталиным.
В заключение Иден предложил, чтобы на следующее утро тов.
Майский и Кадоган (постоянный товарищ министра Иностран-
ных Дел, приехавший с Иденом) встретились и набросали бы на
основе трех имеющихся документов текст тех двух договоров,
которые имеет в виду тов. Сталин.
Это предложение было принято”9.
Конфиденциально.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
к Договору об установлении взаимного согласия между СССР и
Великобританией при решении послевоенных вопросов и об их
совместных действиях по обеспечению безопасности в Европе по-
сле окончания войны с Германией.
Стороны, подписавшие сего числа вышеуказанный Договор,
считая необходимым уточнить постановления статей 1 и 2, согла-
сились о том, что под организацией дела мира и безопасности в
Европе, а также под мерами по обеспечению неповторения агрес-
сии и нарушения мира со стороны Германии они понимают:
1.	Восстановление Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании,
Люксембурга в их прежних границах, существовавших до
оккупации их войсками гитлеровской Германии.
2.	Восстановление Франции в ее границах, существовавших до
оккупации ее войсками гитлеровской Германии, при условии
удаления правительства Петэна и восстановления демократи-
ческого режима.
3.	Восстановление Чехословакии в старых границах и расши-
рение ее территории за счет Венгрии.
4.	Восстановление Югославии и расширение ее территории за
счет Италии по побережью Адриатического моря и путем
присоединения прилегающих островов.
5.	Восстановление Албании как самостоятельного государства
с установлением международной гарантии ее самостоятельно-
сти.
6.	Восстановлении Греции в ее границах.
7.	Расширение территории Турции за счет Болгарии (район
Бургаса) и Додеканезских островов, а также за счет острова
Родос — за счет Италии.
8.	Установление контроля заинтересованных стран над Проли-
вами, соединяющими Балтийское и Северное моря, Б. и М.
Бельты Эресун, Каттегат и Скагеррак.
9.	В отношении Румынии признается необходимым: а) в целях
обеспечения безопасности СССР передать Советскому Союзу
206
территорию, занимаемую устьем Дуная с его тремя рукава-
ми; б) передать Румынии те районы Венгрии, которые насе-
лены преимущественно румынами.
10.	Восстановление Польши в границах 1939 года, с оставлени-
ем в пользу СССР территорий Западной Украины и Западной
Белоруссии, за исключением районов с преобладающим
польским населением (оставить в составе Польши город
Львов, при условии передачи СССР Белостока и Вильно или,
наоборот, передать Польше Вильно и Белосток, с оставлени-
ем Львова в СССР), а также — расширение территории
Польши за счет западной части Восточной Пруссии.
11.	В интересах организации мира и безопасности на Западе
Европы устанавливается военный союз Англии с Бельгией и
Голландией, с предоставлением Англии права держать свои
войска и военно-морской флот в этих странах.
В этих же целях Англии предоставляется право иметь свои
военно-морские базы в некоторых портах на западном побе-
режье Германии.
12.	При решении всех возможных планов организации евро-
пейских государств и, в первую очередь, в Восточной части
Европы, будет учтена роль CCQP, как державы, ведущей ве-
ликую освободительную войну в интересах всех европейских
государств, подвергшихся агрессии и оккупированных ныне
войсками гитлеровской Германии, и являющийся крупней-
шим фактором в деле обеспечения мира в Европе и недопу-
щения новых актов агрессии со стороны Германии.
13.	Ввиду того, что Финляндия нарушила подписанный ею
12 марта 1940 г. Мирный Договор с Советским Союзом, при-
няв участие вместе с Германией в вероломном нападении на
СССР, и своей политикой поддержки гитлеровской агрессии
вынуждала Англию объявить состояние войны с нею, при-
знается необходимым восстановление Финляндии в границах
и на условиях Мирного Договора от 12 марта 1940 г., с отде-
лением от нее в пользу СССР района Петсамо, ранее добро-
вольно уступленного Советским Союзом Финляндии. Эти ми-
нимальные территориальные изменения в Финляндии долж-
ны сопровождаться: а) заключением советско-финляндского
пакта о взаимопомощи, с правом СССР держать в течение
20 лет на территории Финляндии ограниченное количество
своих войск и б) удалением виновного в нападении на СССР
финляндского правительства.
14.	Восстановление оккупированных войсками гитлеровской
Германии территорий Эстонии, Латвии и Литвы в составе
СССР — в государственных границах, существовавших к
22 июня 1941 г.
15.	Восстановление оккупированных войсками гитлеровской
Германии и ее соучастником — Румынией Бессарабии и Се-
верной Буковины в составе СССР — в государственных гра-
ницах, существовавших к 22 июня 1941 года.
16.	Германия, Италия, Венгрия, Румыния, Финляндия должны
возместить Англии, СССР, Польше, Чехословакии, Югосла-
207
вии, Греции, Бельгии, Норвегии, Голландии убытки, поне-
сенные от нападения указанных выше стран.
17.	В отношении Германии (кроме указанного в п. 16), призна-
ется необходимым:
а)	полное разоружение, необходимое в интересах гарантии спо-
койствия европейских государств;
б)	восстановление Австрии, как самостоятельного государства;
в)	разделение Германии на ряд самостоятельных государств,
при чем Пруссия превращается в самостоятельное государст-
во с отделением от нее территории Восточной Пруссии;
г)	часть Восточной Пруссии, прилегающая к Литве (включая
Кенигсберг), отходит к СССР сроком на 20 лет в качестве га-
рантии возмещения понесенных СССР убытков от войны с
Германией. Другая ее часть — отходит к Польше (как это
предусмотрено п. 10)
18.	В части, касающейся возможных послевоенных государст-
венных образований в Европе в виде федераций, союзов или
блоков некоторых европейских государств на Севере Европы,
в Восточной Европе или на Балканах и вопроса о целесооб
разности этих образований, Договаривающиеся Стороны ус-
ловились обсудить эти вопросы дополнительно, причем ос-
новными предпосылками для решения этих вопросов они ус
ловились считать следующие:
а)	добрая воля и согласие непосредственно заинтересованных
государств — возможных участников этих федераций и сою-
зов — на такого рода государственные образования;
б)	демократический характер устройства государств — участ-
ников этих образований;
в)	отсутствие угрозы безопасности со стороны таких образова-
ний по отношению к обоим Договаривающимся Сторонам.
19.	Признается необходимым создание Европейского Совета,
как международной организации, в распоряжении которой, в
качестве орудия сохранения мира в Европе, должно нахо-
диться определенное количество войск10.
Всего состоялось четыре беседы Идена со Сталиным. Обсужда
лось немало вариантов договора, настойчивые попытки Идена
нал ги компромисс и добиться подписания договора не увенчались
успехом. Камнем преткновения явилось условие Сталина при-
знать в договоре советские границы по состоянию на 22 июня
1941 г. В ходе заключительной беседы 20 декабря стороны стре-
мились смягчить возникший конфликт — необходимость союза в
борьбе против общего врага была очевидной. В опубликованном
29 декабря, после возвращения Идена в Англию, коммюнике го-
ворилось, что “беседы, происходившие в дружественной атмосфе-
ре, констатировали единство взглядов обоих сторон, в особенно-
сти на необходимость полного разгрома гитлеровской Германии и
принятия после того мер, которые сделали бы повторение гер-
манской агрессии в будущем совершенно невозможным”11. Через
полгода для подписания договора в Лондон прибыл В.Молотов.
Ему был предложен текст, в котором отсутствовал кардинальный
вопрос о советских границах 1941 г. Молотов и Майский в теле-
грамме Сталину, полученной в Москве 24 мая 1942 г., однознач
208
но расценили английский проект как неприемлемый, “пустую
декларацию, в которой СССР не нуждается” . В тот же день Мо-
лотову последовало указание: “Проект, переданный тебе Иденом,
получили. Мы его не считаем пустой декларацией и признаем,
что он является важным документом. Там нет вопроса о безопас-
ности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются
руки свободными. Вопрос о границах или скорее о гарантиях
безопасности наших границ на том или ином участке нашей
страны будет решаться силой... Желательно поскорее подписать
договор и поскорее вылететь в Америку. Инстанция13. 26 мая до-
говор между Англией и СССР о союзе в войне и послевоенном со-
трудничестве был подписан14. Советская сторона внесла лишь не-
значительные поправки.
Почему, практически за несколько дней, произошло столь ра-
дикальное изменение советской позиции? Трудно предположить,
что Молотов, вылетая из Москвы, не был ориентирован на от-
клонение английского проекта, исключающего признание совет-
ских границ 1941 года. Думается, что существенной причиной
тому явилась, как и во время визита Идена в Москву, конкрет-
ная Лвоенно-политическая обстановка, положение на фронтах. В
период визита Идена в Москву контрнаступление советских
войск было использовано советской стороной, лично И.Сталиным
для оказания давления на английскую делегацию, представляв-
шую сторону, терпящую тяжелое поражение на Тихом океане.
Во второй половине мая 1942 г. обстановка на советско-
германском фронте ежедневно менялась к худшему. В результате
поражения Красной Армии на Керченском полуострове и очевид-
ного провала Харьковской операции наступление немецких войск
угрожало катастрофой на южном крыле советско-германского
фронта. Но главное — советская сторона связывала с визитом
Молотова расчеты на достижение договоренности об открытии в
1942 г. второго фронта в Европе и готова была для достижения
этой цели ко многим уступкам и компромиссам. Надежды .были.
Ф.Рузвельт, приглашая В.Молотова в Вашингтон, куда он напра-
вился из Англии, писал И.Сталину: “Я имею в виду весьма важ-
ное военное предложение, связанное с использованием наших
вооруженных сил таким образом, чтобы облегчить критическое
положение на Вашем западном фронте. Этой целп я придаю ог-
ромное значение”15. Наконец, договор, необходимый как Вели
кобритании, так и СССР предлагалось заключить сроком па
20 лет с гарантиями сотрудничества как в годы войны, так и в
послевоенное время. Этим, видимо и следует объяснить согласие
Москвы подписать союзный договор с Великобританией на анг-
лийских условиях. Очевидно и то, что с подписанием англо-
советского договора курс на укрепление антигитлеровской коа-
лиции получил еще одну важную опору.
1	В развернутом виде статья опубликована в журнале “Новая и новейшая
история”. 1994 г. №№ 2,3.
2	The Eden Memoirs. The Reckoning. L. 1965. P.287,288.
3	Ibid. P.282
209
4	Впервые А.Иден посетил Москву в марте 1935 года. См. Трухановский
В.Г. Антони Иден. Страницы английской дипломатии, 30-50-е годы.
М.,1976. С.99-104.
$ См. Советско-английские отношения во время Великой Отечественной
войны. Документы и материал. В двух томах. T.I, 1941-1943. М.1983.
С.184-187.
6	Эти начальные строки беседы опубликованы в сборнике Советско-ан-
глийские отношения... С. 184.
7	Имеется в виду флот океанского значения, за вычетом каботажного,
рыболовного и т.п.
8	Цели, которые преследовал Сталин этим экстраординарным сообщени-
ем. и его источник остаются неизвестными. - О.Р.
&	Архив Президента Российской Федерации (далее АПРФ) Ф.45, on. 1, д.
279. л. 10-21.
16	АПРФ. Ф. 45, on. 1, д. 279, л. 144-147.
11	Известия. 29 декабря 1941 г.
12	АПРФ...... Ф. 45, д. 231, л. 12.
13	Там же, л. 97.
14	Советско-английские отношения... С. 237-240.
15	Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами
США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечест-
венной войны 1941-45 гг. М. Т.2. С. 16.
210
ОТ МОСКВЫ К СТАЛИНГРАДУ:
БРИТАНСКИЕ ОТКЛИКИ
НА ВОЙНУ В РОССИИ
Л.В.Поздеева
Нападение фашистской Германии на Советский Союз серьез-
ным образом видоизменило развитие советско-английских отно-
шений, которые на официальном уровне не отличались до того
сердечностью. СССР и Великобритания объединились в инте-
ресах обороны и сокрушения общего врага, начала складываться
антигитлеровская коалиция государств и народов. С переходом
Красной Армии 5 декабря 1941 г. в контрнаступление и побе-
доносным завершением Московской битвы нацистская стратегия
блицкрига потерпела полное крушение.
Различные круги британского общества и до 22 июня 1941 г.,
осуждая проявления тоталитаризма в Советском Союзе, видели
в нем потенциального союзника в борьбе против агрессии на
европейском континенте. Решимость к заключению союза с
Россией выявилась у многих британцев сразу же после ее вступ-
ления в войну. Разительные перемены, как вспоминал Герберт
Уэллс, произошли даже в поведении откровенных противников
большевизма: посольство СССР в Лондоне стали осаждать "тол-
пы", здесь можно было повстречать "самых неожиданных лю-
дей"1.
Битва под Москвой явилась важнейшим стимулом роста про-
советских настроений, распространявшихся на Британских
островах с лета 1941 г. Некоторые архивные материалы поз-
воляют более полно проследить формирование на протяжении
1942 г. различных представлений британцев о роли восточного
фронта, их имиджа советского союзника, расширить уже зна-
комую по документам и исследованиям картину движения
солидарности с СССР2.
к к к
"Самоуверенные, надменные войска нацистской Германии
отступают от Москвы, Тихвина, Таганрога — почти по всему
фронту... Это крупнейшее поражение, когда-либо испытанное
"неуязвимой" гитлеровской армией... Победа русских под
Москвой — крупнейшая антигерманская победа теперешней
войны; быть может, — я намеренно говорю только быть
может, — это начало конца Гитлера". Такую запись в своем
дневнике 22 декабря 1941 г. сделал Александр Верт, с июля
этого года — корреспондент агентства Рейтер и лондонской
211
газеты ’’Таймс" в СССР (изданная впоследствии и переведенная
на русский язык книга Верта "Россия в войне 1941-1945” стала
бестселлером). "Стержнем всей войны” битву на советско-гер-
манском фронте в тот же день назвала "Таймс". В своих редак-
ционных статьях газета подчеркивала, что Красная Армия пер-
вой с начала войны нанесла удар по военной машине нацистов и
одержала крупную победу3. Заметим, что уже к середине декаб-
ря были разбиты ударные танковые группировки противника и
снята непосредственная угроза Москве*.
Внимание британского общества в те декабрьские дни было
обращено на развязанную милитаристской Японией войну на
Тихом океане и в Азии. Но сколь ни велики были потрясения от
понесенных на Дальнем Востоке потерь и ликование по поводу
наконец-то состоявшегося вступления Америки в войну, со-
ветско-германский фронт не отступал в сознании британцев на
второй план. Их реакция на контрнаступление Красной Армии
под Москвой, как можно судить, была во многом сходной с
суждениями Верта. 98% лиц, опрошенных 22 декабря 1941 г.
общественной организацией ’’Мэсс обсервейшн", ответили с уве-
ренностью, что дела в России идут хорошо; часть из них заняла
при этом позицию ’’Я же вам говорил”. Некоторые респонденты
вообще думали, что в недалеком будущем русские вступят в
Берлин, однако у большинства такой уверенности не было. В
целом же, как утверждал автор отчета об этом и последующих
опросах, ’’все большее число людей считает, что Россия спасла
Британию от уничтожения немцами, и проявляется очень глу-
бокое чувство благодарности’’5.
Это чувство усилилось в конце старого (1941) и в начале
нового года. В материалах британского министерства инфор-
мации отмечалось восхищение и энтузиазм общества в связи с
успехами России, появление надежды на то, что нацисты ока-
жутся не в состоянии предпринять какие-либо крупные нас-
тупательные операции, по крайней мере в течение нескольких
месяцев. Только в отдельных районах высказывалось опасение
по поводу того, что успехи русских могут быть завышены и что
в Британии создается приукрашенная картина событий. Но та-
кого рода опасения не были типичными. Многочисленные пись-
ма, просмотренные почтовой цензурой, свидетельствовали, что
ситуация в России по-прежнему является решающим и обна-
деживающим фактором6.
Ролью советско-германского фронта для судеб Британии опре-
делялось отношение основной массы ее населения к событиям на
востоке Европы. И все же, по верному замечанию американского
историка Д.Глентца, для общественного мнения Великобритании
и США детали операций на Востоке оставались неясными, ’’и,
соответственно, полного осознания их значимости недоставало ”7.
Стратегические просчеты и ошибки Сталина, например, в оцен-
ке наступательных возможностей Красной Армии весной 1942 г.
или при определении направления главного удара противника
летом того же года, оставались, естественно, неизвестными для
широкой публики как в СССР, так и в союзных странах.
212
Очевидным было одно: несколько идеализированное воспри-
ятие русских не склонило британцев на сторону "советского экс-
перимента"; большинство предпочитало свою собственную мо-
дель, а не учение Карла Маркса или Ленина. Симпатии к России
и движение солидарности с ней, по многочисленным наблю-
дениям, совсем не означали, что Британия хотела бы идти ее
путем и воспроизводить у себя дома советский политический
опыт. Почему британская публика, особенно рабочие военных
заводов, спрашивал епископ Бредфордский, отвечает аплодис-
ментами на одно упоминание России? "Не оттого, — писал он
военному кабинету в феврале 1942 г., — что многие из рабочих
— коммунисты, а потому, что в данном случае речь идет о
понятных для них чрезвычайных усилиях, о народе, который
борется и трудится героически во имя всего того, что он создал
и чем он владеет"8. Тем не менее британское руководство было
обеспокоено массовыми проявлениями просоветских чувств.
У.Черчилль еще в сентябре 1941 г. счел необходимым проти-
водействовать той тенденции, когда "забывали об опасностях
коммунизма, наблюдая за сопротивлением России". Линией ми-
нистерства информации стало восхваление СССР как союзника,
но при самых редких упоминаниях коммунизма9.
В общественных откликах на победу под Москвой преобладали
настроения удивления и благодарности советскому народу. "Ес-
ли бы не русские, мы знаем, что бы нас сейчас ожидало", —
такое признание, в той или иной форме, фигурировало в выс-
казываниях многих британцев. Премьер-министра критиковали
за то, что он недостаточно определенно говорил о героизма
русских. Визит министра иностранных дел А.Идена в СССР в
декабре 1941 г. и высказанные им затем по радио и в пар-
ламенте высокие оценки боеспособности Красной Армии нес-
колько ослабили сомнения в искренности британской политики
в отношении России, но эти сомнения и тогда полностью не
исчезли в некоторых кругах общества10. Неблагоприятный для
Британии ход вооруженной борьбы с Японией на море и на
азиатском театре военных действий, так же как неожиданный
успех Африканского корпуса генерала Роммеля в начале 1942 г.
послужили причиной общественного недовольства правитель-
ственной политикой. Поддержку у англичан нашли высказы-
вания Стаффорда Криппса. Популярность экс-посла в СССР
резко возросла после его возвращения из Москвы в январе и
начатой им кампании за оказание более действенной поддержки
России, причем это совпало с некоторым падением авторитета
премьер-министра11.
В обстановке тяжелых поражений, которые в январе-феврале
Британия несла в войне с державами "оси" (контратака армии
Роммеля в Ливии, падение Сингапура), добрые вести с советско-
германского фронта поднимали моральный дух ее населения.
Впечатляли героизм советских войск, остановивших продви-
жение отборных сил фашистского вермахта и разгромивших их,
так же как понесенные защитниками Москвы на дальних и
ближних подступах к ней потери. Истинные размеры потерь
213
Советских Вооруженных Сил долгие годы держались в секрете.
Лишь сравнительно недавно были опубликованы данные, сог-
ласно которым советские войска в ходе Московской оборо-
нительной и наступательной операций (30 сентября 1941 г. —
6 января 1942 г.) потеряли соответственно 658279 и 370955
человек (цифры включают безвозвратные и санитарные людские
потери)12.
Победа под Москвой вселяла надежду на благоприятный исход
борьбы. Но, не переставая восторгаться мужеством советских
людей, британцы стали говорить о вероятности новой активи-
зации противника на востоке и необходимости решительных
действий западных союзников. "Британский народ понимает, —
сообщалось в еженедельной сводке министерства информации
1 апреля 1942 г., — что сугубо оборонительная стратегия ни-
куда нас не приведет и что нам все еще требуется предпринять
наступление против немцев, так же как против японцев". Опрос,
проведенный в Британии в тот же день службой Гэллапа, по-
казал, что 67% респондентов приветствовали бы наступательную
операцию в 1942 г. и только 10% сочли, что правительству и
дальше следует придерживаться линии оборонительных мер13.
Неудачный для советских войск исход начатого 12 мая Харь-
ковского сражения, переход их к обороне на северо-западном
направлении, вражеские атаки на Крым вызвали тревогу у жи-
телей Британских островов. Тем не менее, информация из де-
вяти районов страны подтвердила устойчивость их веры в силу
советского сопротивления; с большим оптимизмом рассмат-
ривалась возможность того, что "Россия выдержит и сможет
разбить Германию в этом году"14.
Исключительную остроту как в отношениях между прави-
тельствами стран антигитлеровской коалиции, так и в общест-
венно-политической жизни этих стран приобрел вопрос о втором
фронте в Европе. На Британских островах с весны 1942 г.
набирало силу движение под лозунгом "Помогите России боль-
ше! Помогите России сейчас!". Активное участие в движении,
инициаторами которого являлись коммунисты, приняли рядо-
вые члены тредюнионов, известные деятели консервативной
партии (лорд Бивербрук и другие). Левые лейбористы Э.Бивен,
Э.Шинуэл, Ф.Оуэн периодически публиковали на страницах
“Трибюн”, "Ивнинг стар” и других органов печати призывы к ор-
ганизации вторжения на континент. Лейбористское руководство
открыто таких требований не выдвигало; ежегодная конферен-
ция партии (1942 г.) высказалась на этот счет весьма осто
рожно1^.
Импульс требованиям о наступлении на Западе дали опубли-
кованные в печати 12 июня 1942 г. англо-советское и советско-
американское коммюнике о посещении Лондона и Вашингтона
наркомом иностранных дел СССР, а также военные неудачи
Британии в Африке (1 июня У.Черчилль передал Ф.Рузвельту
сверхоптимистический прогноз боев в Ливии, однако уже через
три недели Роммелю удалось овладеть Тобруком, взяв в плен
около 33 тыс. британских солдат и офицеров16). С одобрением,
214
смешанным с чувством тревоги, фразу англо-советского коммю-
нике о достижении полной договоренности в отношении "неот-
ложных задач создания в Европе в 1942 году второго фронта”17
читали те британцы, которые интерпретировали ее как обе-
щание немедленного действия. Большинство восприняло эту
фразу именно так, указывалось в докладе министерства инфор-
мации, где суммировались сведения из 12-ти регионов страны.
Ожидаются тяжелые потери, писал автор доклада, но они рас-
сматриваются как "неприятная необходимость"; обсуждается
вопрос о возможном месте атаки, например, в Норвегии. Неко-
торые британцы, с которыми велись беседы, обратили внимание
на осторожность и неопределенность формулировки англо-со-
ветского коммюнике о втором фронте, но добавили, что "если
русские удовлетворены, то и у нас нет причин для разоча-
рования". На основе многих данных делался вывод о "непоко-
лебимой уверенности" британского народа в победе СССР над
Германией18. Ближайшие события на южных участках советско-
германского фронта, впрочем, поколебали такую уверенность
британцев, равно как и их убеждение в отсутствии у русских
причин для разочарования.
Если затягивание второго фронта серьезно осложняло —
вплоть до Тегеранской конференции — советско-английские от-
ношения, то одним из факторов их укрепления стало подпи-
сание в Лондоне 26 мая 1942 г. Молотовым и Иденом договора
между СССР и Великобританией о союзе в войне против гит-
леровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудни-
честве и взаимной помощи после войны (текст договора был
опубликован 12 июня19). Оформление союзнических связей меж-
ду двумя странами получило большой общественный резонанс. В
советской прессе широко освещались отклики ведущих органов
печати Британии. "Красная звезда”, например, приводила нес-
колько завышенную оценку договора Д.Гарвиным в "Санди
экспресс" ("Мы не знали еще более выдающегося по значению
дипломатического орудия"), а также вывод еженедельника "Эко-
номист" о том, что сотрудничество Англии с СССР "является
предварительным условием безопасности мира". Партийный ор-
ган "Большевик" пространно излагал комментарии британской
прессы, в том числе мнение "Таймс" о важном значении заин-
тересованности России в участии Англии в послевоенной без-
опасности Европы и ее экономическом процветании20.
Договор о союзе с СССР приветствуют в большинстве регионов
Британии, подтверждалось в докладе министерства информации.
Что касается послевоенных аспектов (часть II), то отмечено было
появление двух тенденций. С одной стороны, договор расцени-
вали как "заверение" в отношении послевоенной политики —
внутренней и внешней (8 регионов). С другой стороны, "сом-
невающееся меньшинство", судя по всему, было озабочено воз-
можными трудностями в процессе восстановления послевоенной
Европы. Не ожидалось, например, что Россия откажется от "сво-
их польских территорий"; высказывалось даже предположение,
что "в будущем мы можем оказаться в состоянии конфликта с
215
ней” (5 регионов). В одном регионе считали вероятным наличие
каких-то секретных статей договора21. Некоторые критические
замечания в его адрес зафиксировала и "Масс обсервейшн".
А.Иден еще 11 июня 1942 г., отвечая на вопрос лейбориста
А.Гринвуда, заверил парламент, что договор от 26 мая не имеет
секретных статей. Радио стран ’’оси” немедленно воспользова-
лось этим для распространения слухов о том, будто в договор
включено соглашение между Англией и СССР о послевоенном
разделе Европы и ее большевизации. Министерство информации
в Лондоне, чтобы нейтрализовать вражескую пропаганду, реко-
мендовало создавать позитивный имидж России22. Было бы не-
верно, как представляется, только происками нацистской про-
паганды объяснять появление у британцев сомнений и опасений
в отношении послевоенного курса СССР. На самом деле такие
настроения во многом питались в 1942 г. воспоминаниями о
недавних акциях советского правительства (договоры с Герма-
нией о ненападении, о дружбе и границе, война против Фин-
ляндии и пр.).
Как бы то ни было, недоверие к сталинской политике, сох-
ранявшееся у части британской общественности в 1941-1942 гг.,
перекрывалось массовыми чувствами симпатии, восхищения,
стремлением к длительному послевоенному сотрудничеству с
СССР. Будущее не только Британии и Европы, но и всего ци-
вилизованного мира зависит от продолжения англо-советской
дружбы и сотрудничества, — это положение легло в основу
принятой в мае на конференции лейбористской партии резо-
люции. Делегаты приняли резолюцию без голосования, истина
ее была очевидна для собравшихся. Советско-английский дого-
вор получил восторженную оценку у всех течений лейборист-
ской партии. Х.Суоффер утверждал в "Дейли геральд" 16 июня
1942 г., что общественное мнение Британии, выраженное на
множестве митингов, сделало возможным подписание "этого
исторического договора"23.
С середины 1942 г. внимание миллионов людей во всех стра-
нах было приковано к приобретавшим критический характер
кровопролитным сражениям советских воинов в Крыму и на
Кавказе, а также действиям британских войск в Африке. После
сдачи Роммелю Тобрука (21 июня) ажиотаж в Британии по
поводу операций в Ливии заметно уменьшился, недовольство
военным руководством усилилось, соединившись с осуждением
затишья на западном фронте. Т.Гаррисон в своем выступлении
по Би-Би-Си 2 июля привел последние данные "Мэсс обсер-
вейшн’’: 67% участников опросов поддерживают скорейшее от-
крытие второго фронта; растет стремление начать, наконец,
борьбу с противником и нанести ему удар в центре Европы; ”с
некоторого времени у общества, — заявил он, — появилось
ощущение, усиленное последними событиями, что Северная
Африка не является настоящим вторым фронтом"; более восьми
человек из каждых десяти выражают одобрение идее после-
военного сотрудничества Англии и СССР; это не имеет ничего
общего с их отношением к коммунизму, ибо Россия рассмат-
216
ривается фактически не как коммунистическое, а как нацио-
налистическое, авторитарное государство24.
В июле началась Сталинградская оборонительная операция
советских войск. Воины Красной Армии и труженики тыла,
опираясь в основном на собственные ресурсы, предпринимали
титанические усилия, чтобы сдержать натиск противника и пре-
градить ему путь к Волге. На Британских островах шли, не
прекращаясь, многотысячные демонстрации и митинги под ло-
зунгом скорейшего открытия второго фронта в Европе. Массо-
вые выступления в стране, их широкое освещение в прессе и по
радио вызывали недовольство у Черчилля. Он рекомендовал ка-
бинету обсудить в целом весь вопрос об агитации за второй
фронт, а министру информации — сделать внушение редакторам
газет. Но военный кабинет счел, что обращение к редакторам не
даст желаемого эффекта25.
Обеспокоенным, хотя и по иной причине, было и руководство
компартии. В Англии, телеграфировал 7 августа 1942 г. Г.Ди-
митрову Г.Поллит, никогда еще не проводилось такой мощной
кампании, какая проводится сейчас за второй фронт; в его под-
держку высказались ежегодные конференции крупнейших тред-
юнионов — горняков, железнодорожников, инженеров, элек-
триков и др. Отсутствие операций на Западе усиливает опасения
народа в том, что Советский Союз будет предоставлен своей
судьбе. "Полагаю, — в алармистском духе заключал Поллит, —
что мы приближаемся к острейшему политическому кризису,
при котором мы не сумеем вести за собой массы, если не будет
открыт второй фронт"26.
Ожидание близкого политического кризиса в Британии едва
ли было оправданным. Как можно видеть из опросов об-
щественного мнения, недовольство британской стратегией дейст-
вительно распространилось очень широко. Тенденция к тому,
чтобы обвинять правительство в недостаточной помощи России и
сравнивать масштабы ее усилий с бездействием западных союз-
ников, сохранялась вплоть до победы 8-й британской армии над
Роммелем у Эль-Аламейна в начале ноября 1942 г.2*? Но не-
довольство не перерастало в требование отставки кабинета и его
главы. Рейтинг Черчилля, в июле 1942 г. упавший до низшей за
годы войны точки, вскоре начал расти. 17 октября 1942 г. 82%
респондентов одобрили его пребывание на посту премьер-ми-
нистра; правительственным ведением войны были удовлет-
ворены 41% (против 35% в апреле того же года)28.
В разделе доклада министерства информации от 30 июля,
озаглавленном "Второй фронт”, позиция общественности опреде-
лялась так: а) Сильное желание действий со стороны Британии
для облегчения положения русских; раздражение, унижение и
недовольство видимым ее бездействием; "Почему, черт возьми,
мы ничего не предпринимаем?" (9 регионов), б) Требования от-
крыть второй фронт или, в случае невозможности этого, пред-
। принять интенсивные бомбардировки Германии и увеличить ко-
личество рейдов коммандос (8 регионов), в) Убеждение в не-
способности Британии открыть второй фронт, основанное на
217
примере кампании в Ливии, г) Убеждение в том, что в без-
действии Британии виновны лица, занимающие высокое поло-
жение и заинтересованные во взаимном истреблении Германии и
России (6 регионов), д) "Мы должны открыть второй фронт
скоро, или будет слишком поздно” (4 региона), е) Убеждение в
том, что решение о действиях уже принято (4 региона)29. Что
касается рейдов британских ВВС против Германии, то они, как
следует из данного доклада, оценивались как не соответ-
ствовавшие условиям, при которых жизненно важным являлось
"отвлечение германских сил от России"30.
Чувство вины перед Россией сильно проявлялось в то лето у
британцев. Именно поэтому публичные заявления Криппса на-
счет несоизмеримости русских и британских военных усилий и
жертв встречали у них живейший отклик31.
В середине августа некоторые круги общества в связи с пре-
быванием Черчилля в СССР строили догадки относительно при-
чин его поездки. Согласно наиболее распространенной версии,
премьер-министр "договаривается о втором фронте"32. Фак-
тически же дело обстояло как раз наоборот: он совершил пу-
тешествие в Москву, чтобы при личной встрече с советским ли-
дером сгладить недовольство Сталина решением руководителей
западных держав о новой отсрочке вторжения в Западную
Европу и сообщить о подготовке операции в Северной Африке33.
Жители Британских островов не были, разумеется, осведомлены
о содержании конфиденциальных бесед в Кремле, но визит
Черчилля почти у всех лиц, высказавшихся на этот счет, вызвал
большое удовлетворение. Они ожидали, что переговоры будут
содействовать облегчению положения России и ускорят от-
крытие второго фронта.
Более реалистические оценки причин визита премьер-ми-
нистра в СССР были даны теми немногими британцами, которые
связывали их с необходимостью "удержать Россию в войне",
"получить сведения о критической ситуации русских армий" и
"ослабить разногласия между союзниками". Вероятность того,
что Россия окажется вынужденной заключить сепаратный мир
или что она "будет парализована", допускались в разных обще-
ственных кругах34. Министр информации Б.Бракен ознакомил
28 августа 1942 г. военный кабинет со следующим явлением:
британцы всерьез считаются с возможностью краха России;
"Суровые реалии нашего положения дошли до сознания. Народ
обеспокоен и недоволен, видя, как немцы продвигаются в Рос-
сии, тогда как мы выглядим неспособными к вмешательству...".
Судя по британским дипломатическим источникам, советская
сторона в июле 1942 г. делала намеки на возможность прек-
ращения сопротивления в случае, если не будет открыт второй
фронт и у СССР не хватит сил продолжать борьбу. Однако Чер-
чилль после встречи со Сталиным пришел к твердому убеж-
дению в решимости русских продолжать войну. "Ни в одном
случае не было сделано ни малейшей ссылки на прекращение
ими борьбы", — телеграфировал британский премьер президенту
США35.
218
Опасения по поводу выхода России из войны держались в
британском обществе недолго. Контрнаступление советских войск
под Ржевом и замедление темпов наступления армии фон Бока у
Сталинграда вновь возродили надежду на то, что Россия "вы-
держит нынешний шквал". Изучение общественных настроений в
сентябре дало возможность характеризовать их так: уверенность
в продолжении сопротивления русских и их окончательной
победе; убеждение в необходимости предоставления им более
ощутимой поддержки; ожидание второго фронта при известном
снижении у части населения внимания к этому вопросу после
рейда британских и канадских войск на Дьепп. Во всех сооб-
щениях говорилось, что события в России и особенно битва за
Сталинград затмили все остальное в общественном сознании36.
С 13 сентября жесточайшие бои с вермахтом развернулись на
улицах города. "Военной новостью № 1", занимавшей умы лю-
дей, Сталинградскую битву назвал Бракен в докладе о состоянии
общественного мнения, предоставленном 9 октября кабинету.
"Каждая неделя успешной обороны увеличивает популярность
русских, — писал он. — Высказываются большая тревога и
неудовлетворенность при виде нашего кажущегося бездействия.
Поэтому такое известие, как отправка недавнего конвоя в Рос-
сию, встречается с радостью"37. Восторги по поводу "удиви-
тельной", "изумительной" обороны Сталинграда не затихали у
британцев в октябре-ноябре, когда их внимание в значительной
мере переключилось на начатое 8-й армией генерала Монтгомери
наступление в Ливии и на операцию высадки союзнических
войск на побережье Французской Северной Африки. Средизем-
номорская кампания никак не отразилась на устойчивом стрем-
лении британцев помогать России, они продолжали сомневаться
в том, все ли возможное предпринимается в этом смысле
западными союзниками38.
Общественные отклики на доклад Сталина, с которым он 6 но-
ября 1942 г. выступил на торжественном заседании Моссовета,
были в целом положительными. Высказывания о втором фронте
дали британцам новую пищу как для размышлений по поводу
размера помощи, оказываемой их страной России, так и для
определенного недовольства. Вместе с тем с удовлетворением
были восприняты слова докладчика о "полном взаимопонимании
руководителей обеих стран", установившемся при посещении
Черчиллем Москвы39. Обнародование в палате общин 13 ноября
официальных данных о британских поставках Советскому Союзу
вызвало вздох облегчения у тех, кто считал эту помощь недос-
таточной: цифры, как показалось им, превзошли все ожидания40.
Фактически же поставки Великобритании и США тогда все еще
отставали от запланированной нормы41.
19 ноября Советские Вооруженные Силы перешли в контрна-
ступление под Сталинградом. Интерес к советско-германскому
фронту, особенно со стороны рабочих, судя по обобщенной
26 ноября в Лондоне сводке, был тогда почти столь же высок,
что и интерес к средиземноморскому театру военных действий.
Авторитет России, как отмечалось, поднялся до высшей отметки;
росло убеждение в том, что русские, как и в минувшем году,
219
отгонят нацистов. Хотя британцы и высказывали, не без осно-
ваний, надежду на то, что североафриканская кампания благо-
приятствует усилиям России, считалось необходимым предпри-
нять максимум для оказания помощи этой стране42. С этого
времени Британия, как и весь мир, затаив дыхание следила за
грандиозными по своему масштабу и значимости событиями на
Волге. С удивлением оценивалась способность Красной Армии
восстанавливать свои физические и моральные силы, выска-
зывалось большое доверие к русским "суперменам’’. В Шотлан-
дии контрнаступление рассматривали как крупнейшее событие и
"как главную часть стратегических планов союзников"43 (в
действительности же согласованных планов стратегии второй
мировой войны у "Большой тройки" тогда еще не было).
"Представители всех классов почти без исключения восхи-
щаются тем, как Россия воюет, но они расходятся во мнении
относительно причин этого", — так начал Т.Гаррисон свою
записку "Чувства к России". Он не счел возможным скрыть
убежденность части британцев в том, что Россия ведет войну
только во имя собственного спасения, так же как их опасения по
поводу коммунизма. "Проповедь международного коммунизма
остается главной целью русских", — в этом был уверен рес-
пондент "Мэсс обсервейшн". Другой участник опроса заявил:
"Русская политическая идеология может быть хороша для
России, но я не хотел бы видеть что-либо подобное здесь у нас”.
Опросы населения показали одновременно, что многие британцы
связывали успехи не только с высокими боевыми качествами
советских вооруженных сил, но и с самой политической системой
СССР, с ее достижениями в сферах культуры, образования,
социального законодательства44. Объективные оценки некоторых
положительных итогов внутриполитического развития СССР
подкреплялись убедительными фактами превосходства советского
оружия и военного искусства в битве на Волге. Часто при этом
закрывались глаза на деформации политической жизни в СССР, а
Сталин уже не казался, как раньше, тираном, деспотом и
диктатором. Его приукрашенный в связи со Сталинградской
победой образ и несколько идеализированный имидж СССР
преподносились читателям британской и американской прес-
сой45.
Последние дни 1942 г. прошли под знаком острейшего ин-
тереса британцев к развитию наступательных операций Красной
Армии и выражения чувств признательности к России, которая
воспринималась, особенно рабочими, как "подлинная страна
простого народа". В одном из регионов Сталинград ассоци-
ировался жителями "со своим собственным родным городом".
Повсюду ощущалась близость крупной стратегической победы
русских и ожидалось, что по своим последствиям она превзойдет
победу под Москвой. Освобождение городов Великие Луки,
Моздок, Котельниково, названия которых были знакомы со вре-
мени отступления советских войск в 1941 г., Британия при-
ветствовала с особой радостью. На протяжении января 1943 г.
успехи России представлялись "никогда не иссякающим источ-
ником удивления". Выражалась уверенность в том, что "русские
220
смогут изгнать немцев из своей страны и даже за ее пределы,
став, таким образом, освободителями порабощенной Европы".
Мало кто сомневался в этом. Как и в прошлом году, британская
помощь считалась недостаточной многими британцами, им было
стыдно, что Красной Армии приходится выигрывать войну для
Объединенных Наций. Поэтому речь советского посла в США
М.Литвинова 12 января с признанием большого значения союз-
нических поставок для СССР получила благожелательный прием.
"Русский престиж никогда не был выше", — таков был
неоспоримый вывод46.
При всем том в сводках министерства информации встречались
и немногочисленные ссылки на выражение недоверия к СССР и
его намерениям. Меньшинство, как отмечалось 21 января, не
хочет, чтобы Россия могла почувствовать себя единственным
победителем, который станет определять условия мира. 28 ян-
варя из пяти регионов сообщалось, что небольшая группа людей
обеспокоена судьбами мира в том случае, если Россия "выиграет
его для себя самой". "Остановится ли Джо на Ла-Манше?" —
кто-то задавался даже таким вопросом. Довольно часто выска-
зывалось скептическое отношение к цифрам людских и мате-
риальных потерь Германии, публикуемым в советской прессе47.
(Людские потери вооруженных сил фашистской Германии в ходе
Сталинградской стратегической наступательной операции 19 но-
ября 1942 г. — 2 февраля 1943 г., уточненные и подытоженные
недавно на основе архивных материалов и публикаций,
исчисляются цифрой свыше 800 тыс. человек. Советские потери
за этот же период составили 485777 человек48.)
Голоса скептиков тонули, конечно, в общем хоре тех, кто
славил несгибаемое мужество победителей. Символом глубокого
восхищения народов Британии и империи стал почетный меч
Сталинграду, изготовленный по приказу короля Великобритании
Георга VI и торжественно врученный Черчиллем Сталину в Теге-
ране для города-воина.
Дж.Оруэлл, симпатии которого определенно не были на
стороне СССР, записал 20 февраля 1943 г.: "Что касается Бри-
тании, то Советская Россия никогда не была более популярна,
чем сейчас". По замечанию издателя дневников писателя, это
правдиво выразило тогдашнее состояние британского общест-
венного мнения49.
* * *
Спектр британских представлений о советском союзнике — от
субъективных, ошибочных суждений, идеализации "всего рус-
ского" до трезвых взглядов на политический строй СССР, его
внутреннюю и внешнюю политику — отличался большим разно-
образием. Заметное воздействие на общественное мнение Бри-
тании в благожелательном для СССР духе оказывала целе-
направленная советская внешнеполитическая пропаганда. С на-
чала 1942 г. в Лондоне, наряду с изданием ежедневного бюл-
летеня "Soviet War News", стал выходить еженедельник ’‘Soviet
War Weekly" (редактор — Э.Генри). Отдел печати Англии и
221
доминионов Советского Информационного Бюро отправлял за
рубеж все возраставший поток материалов (в 1942 г. — свыше
14 тыс.). За три года своей деятельности, начиная с 24 июня
1941 г., Совинформбюро утвердилось на страницах "Дейли экс-
пресс", "Дейли геральд" и ряда других британских газет50.
Как ничто другое, формированию преимущественно положи-
тельного имиджа России у большого числа британцев способ-
ствовали победы под Москвой и Сталинградом. В значительной
мере под влиянием советских побед в общественно-политической
жизни Британии наметился крен влево. "Прорусский элемент в
радикализме военного времени", тенденция усиленного внимания
к идеям социализма — бесспорный факт, отмеченный иссле-
дователями51. Это не дает повода говорить, как видно из выше-
сказанного, о готовности британского общества заимствовать
советский опыт. Даже в последние дни ожесточенных боев на
улицах Сталинграда ноты критического восприятия советского
союзника и настороженности не заглушались полностью в
комментариях "человека с улицы". Что касается правитель-
ственных кругов, то их противоречивую реакцию на Сталин-
градскую победу, в частности опасения перед ростом авторитета
Красной Армии и СССР, характеризовал в своем донесении в
НКИД СССР И.М.Майский. Соглашаясь с оценкой советского
посла, британский историк А. Калдер заметил: "Антикомму-
низм — как на его левом, так и на правом фланге — был сбит с
толку, но не уничтожен"52.
В общественных откликах Британии на войну в России вплоть
до завершения битвы на Волге доминировали стремления к
оказанию максимальной поддержки советскому союзнику, убеж-
дение в важности оформления союзнических связей с СССР, их
сохранения в условиях войны и мира. Подавляющее число
участников опроса, проведенного Британским институтом об-
щественного мнения (БИОМ) 16 января 1942 г., высказалось в
пользу длительного сотрудничества трех главных стран анти-
гитлеровской коалиции. Опрос был организован вскоре после
подписания (1 января) в Вашингтоне Декларации 26 государств.
На вопрос — "Хотели бы Вы, чтобы Великобритания и Россия
продолжали сотрудничать после войны?" — ответили утверди-
тельно 86% опрошенных лиц, отрицательно — 6%, не высказали
мнения — 8%. Правда, только 53% выразили уверенность в том,
что Великобритания и Россия будут сотрудничать, а у 18% такая
уверенность отсутствовала. Возможность же послевоенного
сотрудничества не этих двух, а трех стран (Британии, СССР и
США) допустило большее число респондентов — 60%, не были
уверены в этом 17%. Многие британцы — 65% из опрошенных в
январе 1942 г., 76% в марте и июне 1943 г. — считали
необходимым, чтобы Британия, СССР, США и Китай образовали
верховный военный совет для планирования и руководства
войной на всех фронтах53.
К концу 1942 г. в массовом сознании британцев прочно обос-
новался образ России как одного из главных послевоенных парт-
неров. В архиве "Мэсс обсервейшн" содержится немало сви-
детельств склонности к долговременному союзу, подобных сле-
222
дующим: "... Россия доказала свое важное значение. Мы, не-
сомненно, должны сотрудничать с ней любым возможным об-
разом; необходим взаимный обмен идеями" (20 ноября); "Я це-
ликом за полное сотрудничество, т.к. они (русские — Л.П.) внес-
ли свой вклад в разгром нацизма. Конечно, им нужно немного
поучиться у нас, так же как нам — у них. Но все эти разговоры о
русских как нации отсталых крестьян являются просто вздо-
ром..." (20 ноября); "Нам нужен новый пакт — о ненападении с
Россией. Она заслужила прочный мир на сто лет" (5 января
1943 г.)54.
Предложение о создании еще в ходе войны международной
организации для поддержания мира в феврале 1943 г. одобрили
75% британцев, опрошенных БИОМ; против высказались 16%.
Для сопоставления отметим, что в США, согласно данным про-
веденного в декабре 1942 г. опроса, меньшее число лиц (64%)
поддержали такое предложение и большее число высказалось
против (24% )55. В совместном выступлении с СССР, США и
другими государствами антигитлеровской коалиции общест-
венность Британии видела путь к победе над фашизмом и к
созданию основ послевоенной безопасности.
1	Wells H.G. ’42 to ’44. A Contemporary Memoir upon Human Behaviour
during the Crisis of the World Revolution. L., 1944. P.62.
2	Данные о выступлениях тредюнионов, компартии, политических
деятелей Британии в поддержку СССР см. в документальных публикациях:
Международная солидарность трудящихся в борьбе за мир и национальное
освобождение, против фашистской агрессии, за полное уничтожение
фашизма в Европе и Азии (1938-1945). М., 1962; Величие подвига
советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941-1945 годов о
Великой Отечественной войне. М., 1985. Фундаментальный труд о позиции
британского общественного мнения в отношении СССР см.: Bell Р.Н.М.
John Bull and the Bear: British Public Opinion, Foreign Policy and the Soviet
Union 1941-1945. L., 1990; специально о Сталинграде см. также: Белл
Ф.М.Х. Великобритания и Сталинградская битва/ Сталинград. Событие.
Воздействие. Символ. Под ред. Ю.Фёрстера. М., 1994. С. 272-281.
3	Werth Al. Moscow’41. L., 1942. P.255-256; The Times, 22 Dec., 24 Dec.,
29 Dec.
4	Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Военно-исторические очер-
ки. В 4-х кн. Книга первая: Суровые испытания. М., 1995. С. 208.
5	Tom Harrisson Mass-Observation Archive. University of Sussex Library.
Topic Collection: Political Attitudes and Behaviour. Box 4/F (Далее: M-O. Po-
litical Attitudes).
6	Public Record Office, Kew, England Ministry of Information INF 1-292.
Home Intelligence Weekly Report No.64, 24 Dec. 1941; No.67, 14 Jan. 1942
(Далее: PRO. INF 1-292. Weekly Report).
7	Глентц Д.М. Представления американцев об операциях на Восточном
фронте в годы Второй мировой войны. // Вопросы истории, 1987. № 8.
С 33
8	PRO. INF 1-678; Coates W.P. and Z.K. A History of Anglo-Soviet Rela-
tions. L., 1945. P.698.
9	McLaine, Ian. Ministry of Morale: Home Front Morale and the Ministry of
Information in World War II. L., 1979. P.199-201.
10	PRO. INF 1-292. Weekly Reports Nos.66, 67. 7, 14 Jan. 1942.
11	Gorodetsky G. Stafford Cripps' Mission to Moscow, 1940-1942. Cam-
bridge, 1984. P.295.
223
12	Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах,
боевых действиях и военных конфликтах: Статистическое исследование-
В.М.Андроников и др. М., 1993. С.171, 174.
13	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.78, 1 Apr. 1942; The Gallup Poll.
Public Opinion 1935-1971 (in 2 vols.). Vol.l: 1935-1948. N.Y., 1972. P.328.
14	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.85, 20 May 1942.
15	Jones B. The Russia Complex. The British Labour Party and the Soviet
Union. Manchester, 1977. P. 77-78; The Labour Party. Report of the 41st An-
nual Conference held in the Central Hall Westminster. May 25th to 28th,
1942. L., 1943. P. 151; Блосфельд Е.Г. Английский левый лейборизм 1918-
1945. Саратов, 1991. С. 124-125.
16	Churchill and Roosevelt: The Complete Correspondence. Ed. by
W.F.Kimball (3 vols.). Princeton, 1984. Vol.l. P.504, 516.
17	Советско-английские отношения во время Великой Отечественной
войны 1941-1945. Документы и материалы. В 2-х т. М., 1983. Т. 1. С.249.
18	PRO. INF 1-292 Weekly Report No.89, 18 June 1942.
19	Анализ советско-английских переговоров о союзе и договора от 26 мая
1942 г. см : Трухановский В.Г. Внешняя политика Англии в период второй
мировой войны (1939-1945). М., 1965. С.310-327; новые данные, в том
числе Архива Президента РФ см.: Ржешевский О.А. К истории англо-
советского договора 1942 / Вторая мировая война: актуальные проблемы.
М., 1995. С.133-151; Rzheshevsky О.A. War and Diplomacy. The Making of
the Grand Alliance. Documents from Stalin’s Archives ed with a Commen-
tary. Amsterdam, 1996.
20	Красная Звезда, 16 июня 1942; Большевик, 1942, № 10. С .13-18.
21	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.89, 18 June 1942.
22	Orwell G. The War Commentaries. Ed. bv W.J.West. L., 1987. P.20, 107
23	M-O. Political Attitudes. Box 9/1; Jones B. Op. cit. P.79.
24	Harrisson T. Answering you (M-O. File Report 1335).
25	PRO CAB 120/66 (Черчитль Исмею. 2 явг. 1942 г.); PRO. CAB
120/68 (Зттли Черчиллю. 4 авг. 1912 г.)
Российский центр храпения и изучения документов новейшей
истории. Фонд 495, оп.74, дело К? 56, л.31-32.
27	McLaine I. Р.207.
28	The Gallup Poll. Public Opinion 1935-1971 Vol.l. P.351
29	25 июля 1942 г. руководители США и Великобритании и в самом деле
приняли решение о совместных наступательных действиях, но не в Европе,
а во Французской Северной Африке. Операция, начатая в ноябре 1942 г.,
практически исключила организацию второго фронта в Европе и в 1943 г.
(Ржешевский О.А. История второго фронта: Война и дипломатия. М., 1988.
С.23).
30	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.95, 30 July 1942.
31	M-O. File Report 1364, 30 July 1942.
32	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.97, 19 Aug. 1912.
Зо	Трухановский Б.Г. Внешняя политика Англии в период второй
мировой войны. С.334-340; Он же. Уинстон Черчилль. М., 1989. С.324-327.
34	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.99, 27 Aug. 1942.
35	Report on Home Opinion. Memo, by the Minister of Information (PRO.
Uab.66 28. W.P.(42) 385, 28 Aug. 1942); The Foreign Office and the Kremlin:
Bntish Documents on Anglo-Soviet Relations 1941-45. Ed. by G.Ross. Cam-
bridge, 1984. P.111-112; Churchill and Roosevelt: The Complete Correspon-
dence Vol 1. P.566.
3b	PRO. INF 1-292. Weekly Reports Nos.100-104 1,10,17,24 Sept., 1 Oct.
1942
37	Report on Home Opinion. Memo, by the Minister of Information (PRO.
Cab.66/29. W.P.(42) 454, 9 Oct. 1942).
34	PRO INF 1-292. Weekly Report No.109. 5 Nov 1942, Белл Ф.М.Х.
\ кеа соч. C. 377-378.
224
39	В докладе 6 ноября 1942 г. Сталин необоснованно объявил отсутствие
второго фронта в Европе главной причиной и основой ’’тактических
успехов’’ вермахта на советско-германском фронте летом 1942 г. Но в це-
лом он признал, что события истекшего года свидетельствовали о
“прогрессивном сближении членов англо-советско-американской коалиции”
(Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны
1941-1945. T.I. С.297-298, 301).
40	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.lll. 19 Nov. 1942.
41	При обсуждении вопроса о продлении закона о ленд-лизе в Конгрессе
США, состоявшемся вскоре после завершения Сталинградской битвы,
Эдв.Стеттиниус заявил, что большая часть вооружения, которым Красная
Армия пользовалась для сдерживания и отбрасывания нацистских войск,
была произведена на советских заводах. Англией и США до сих пор,
подчеркнул он, "еще не отправлялось достаточное количество материалов"
("Красная Звезда", 5 марта 1943 г.). Специально о британских поставках
СССР см. Beaumont J. Comrades in Arms: British Aid to Russia, 1941-1945.
L., 1980; Поздеева Л.В. Ленд-лиз для СССР: дискуссия продолжается/ Вто-
рая мировая война: актуальные проблемы. С. 327-329.
42	PRO. INF 1-292. Weekly Report No.112. 26 Nov. 1942.
43	Ibid. No.113. 3 Dec. 1942.
44	M-O. File Report 1492 "Feeling about Russia". 20 Nov. 1942; Political
Attitudes. Box 4.
45	Союзники в войне 1941-1945. Отв. ред. А.О.Чубарьян, У.Ф.Кимболл,
Д.Рейнолдс. М., 1995. С.10, 317, 334, 337.
46	PRO. INF 1-292. Weekly Reports Nos.114, 116-121. 10, 24, 31 Dec.
1942, 7, 14, 21, 28 Jan. 1943.
47	Ibid. Nos.116-121.
48	Гриф секретности снят. С. 182.
49	Orwell G. Op. cit. P.22.
50	Духовный потенциал советского народа в Великой Отечественной
войне 1941-1945 гг. М., 1990. С.37; Ковалев Г.А. Совинформбюро в годы
Великой Отечественной войны // Вопросы истории, 1987, № 6. С.20-22;
Поздеева Л.В. Межсоюзнические переговоры о координации пропаганды
(1941-1944 гг.) // Ялта. 1945 год: Проблемы войны и мира. М., 1992.
С.148-149.
51	Addison Р. The Road to 1945: British Politics and the Second World
War. L., 1975. P.134, 163.
52	Советско-английские отношения во время Великой Отечественной
войны. T.I. С.339-340; Calder A. The People’s War. Britain 1939-45. L.,
1969. P.349.
53	Public Opinion 1935-1946/ Ed. by H.Cantril. Princeton, N.J., 1951.
P.368, 366.
54	M-O. Political Attitudes. Box 4; Box 1/3/A.
55	PRO. INF 1-292. British Institute of Public Opinion. Summary of the
Poll. 25 Mar. 1943; The Gallup Poll. Public Opinion 1935-1971. Vol.l. P.377.
225
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ И РОССИЯ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА:
ДИАЛОГ ПОЛИТИЧЕСКИХ КУЛЬТУР
(вопросы методологии)
ТА.Филиппова
"Чтобы увидеть свой дом, лучше
всего оставаться дома; но если это
не удается, обойдите весь свет и
вернитесь домой".
Г.К.Честертон
"Но если Запад не православен,
а Восток не свободен, то что
сказать о православной и свободной
России?"
В.С.Соловъев
Одной из острейших проблем духовной жизни России всегда
было самоопределение на пространственно-временной оси "Вос-
ток-Запад”. В своем современном понимании эта коллизия нас-
читывает уже более двух веков. Но был в ней особый период,
протяженность которого составили сразу два вектора. Один был
направлен на осмысление прошлого, которое завершалось, дру-
гой — на постижение будущего России и мира. Во второй поло-
вине XIX столетия таким прошлым все более становилась эпоха
Нового времени с ее наивной верой во всемогущество Человека
Мыслящего, с ее "вавилонской башней" рационального Прос-
вещения, с богоборческим стремлением перестроить мир — лю-
бой ценой! — на разумных основаниях. Многое из своего идей-
ного арсената она передаст будущему. А таким будущим станет
XX век, никакого дополнительного, "эпохального" названия не
требующий. С самого своего начала он уже станет метафорой,
принеся с собой глобальный разлом цивилизации, мистицизм —
взамен вольнодумства, агрессивный пессимизм разочарования —
взамен не менее агрессивному социальному оптимизму, атоми-
зацию общества, невиданный пресс тоталитарной государствен-
ности, всепоглощающую идеологичность — этот дешевый и
опасный заменитель духовности и гражданственности.
Это новое состояние человека XX века, его полнейшую внут-
реннюю и внешнюю незащищенность отечественный философ и
критик очень точно передаст словами: "Хочешь — не хочешь, а
наедине с историей..."1 Какими же средствами можно понять
общество, вступавшее тогда, во второй половине девятнадцатого
столетия, на этот исторический перекресток времен? Как оце-
нить глубину невостребованной мудрости и исторического пред-
видения, проявившиеся в политической мысли Европы в ту ру-
бежную эпоху?
226
С гениальной подсказки философов М.М.Бахтина и Р.Нибура2
избираем форму диалога и язык политической культуры двух
стран — России и Великобритании.
Прекрасное своей функциональностью определение собственно
культуры как способа адаптации человека к меняющимся при-
родным условиям позволяет нам в культуре политической уви-
деть способ приспособления человека к меняющимся условиям
социума. Подобное определение ближе всего к традициям бри-
танской политической философии. Так, у английских иссле-
дователей Дж.Понтона и П.Гилла находим более развернутое, но
по сути сходное определение политической культуры, как "спо-
соба уяснения и упорядочения общественных дел..., целена-
правленного коллективного действия по разрешению и упо-
рядочению конфликтов"3.
Именно в силу функциональности этих определений полити-
ческая культура предстает как определенный тип реагирования
на вызов времени, становясь важнейшим сравнительно-истори-
ческим показателем особенностей и уровня развития общества.
Политическая культура на европейском континенте продемон-
стрировала в самых различных вариантах процесс накопления,
селекции и совершенствования типов политического, правового
сознания, форм человеческого общежития и путей преодоления
социальных кризисов. Это формообразование составило суть
общего процесса либеральной эволюции, гражданского взросле-
ния, обретения национальной идентичности и "консервативного
обновления", на которые история отвела Англии семьсот лет,
России же — чуть более полувека.
Что же делает не только возможным, но и предпочтительным
историческое сопоставление политико-культурных традиций
двух стран, по привычке считавшихся антиподами, воплоще-
ниями полярностей — деспотизма и либерализма, крайностей и
умеренности, косности и прогресса, феномена и "идеальной
модели"? Прежде всего — все более осознававшееся единство
мира и культурная этика диалога. Ведь в то время мир с не-
избежностью вступал в эпоху формирования единой хозяйст-
венной системы, что не могло не обострять социальных проти-
воречий в странах, если учесть существовавшие между ними
различия в уровне развития и политических традициях. По-
этому при всем разнообразии стартовых условий правящие
элиты разных государств разрабатывали (с различной степенью
успеха, разумеется) тактически схожие программы политико-
правового, идейного и административно-бюрократического реа-
гирования на вызов времени. А, следовательно, находились в
сфере действия закономерностей политической культуры.
Диалог же как таковой в этой сфере начинается с того, что, по
словам Бахтина, "мы ставим чужой культуре новые вопросы,
каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на наши
вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами
новые свои стороны, новые смысловые глубины"4. Такой взгляд
позволяет преодолеть внешнюю несравнимость политических и
исторических особенностей России и Англии. Ведь в наш диалог
227
на равных вступают субъекты политической культуры, носители
определенных типов политического мышления, а не просто
представители тех или иных общественных течений, убеждений
или учреждений.
Именно так, на наш взгляд, можно избежать путаницы,
сопоставляя, скажем, русский и английский консерватизм или
либерализм. Ведь и тот, и другой существенно различны в ис-
торическом времени России и Великобритании: столь разное ох-
раняли консерватизм русский и консерватизм английский, столь
разное стремились мирно изменить либерализм русский и либе-
рализм британский... Но если диалог ведется на универсальном
языке культуры понимания, то терминологическая сложность
преодолевается понятийной простотой. А в нашем случае на
место двусмысленных терминов приходят понятия реформы и
традиции как общих в различных политических культурах ти-
пов реагирования на запросы времени. Революция и реакция
как крайние проявления левого и правого радикализма нами не
рассматриваются, поскольку находятся вне сферы действия по-
литической культуры, диагностируя собою неспособность обще-
ства конструктивно разрешать собственные проблемы.
к -к -к
’’Мне больше нравится говорить
о реформе, чем о революции или
прогрессе. Реформа предполагает
форму... В слове ’’реформа" образ
разумный и точный, он годится
решительным людям".
Г.К.Честертон
"Широкий, со всех сторон от-
крытый мир научного опыта, глу-
бокий художественный гуманизм,
высокие идеи религиозной и граж-
данской свободы — вот что создала
английская народность в лице сво-
их героев и гениев".
В.С.Соловъев
Итак, реформа и традиция воплощают в себе основные
ценностные ориентации различных типов политико-культурного
реагирования и как наиболее общие методы разрешения про-
блем предстают вполне сопоставимыми в историческом прост-
ранстве Великобритании и России.
К тому же проблемы, ставшие в ту эпоху перед двумя дер-
жавами, имели много общего. Это и необходимость ’’приру-
чения’’ революционного движения, и обуздание политического
терроризма, и аграрный вопрос, и шлифование идеи нацио-
нального единства, и чисто имперские проблемы в колониях и
на окраинах, и многое другое. Добавим к этому сопоставимость
России и Англии в общеевропейском контексте по их весу в
политической истории XIX века, а также небывало возросший
их интерес друг к другу в исследуемый период.
228
Именно в это время британская политическая мысль разра-
батывает новые методы социального маневрирования в рамках
прежних традиционных политических институтов, английские
правоведы и юристы идут дальше, реформируя парламентскую
систему, совершенствуя систему выборов. В обществе поздневик-
торианской эпохи развиваются идеи социального реформатор-
ства, укореняется этика сотрудничества различных слоев, в про-
тивовес примитивно-социологическим теориям классовой борь-
бы, каковыми тогда же болела политическая мысль многих ев-
ропейских стран. Одним из наиболее ярких и зримых прояв-
лений британского политико-культурного экспериментаторства
стала, безусловно, "торийская демократия” Дизраэли.
Одновременно в России предпринимается самая грандиозная и
последовательная в дореволюционной истории попытка прео-
доления отсталости на путях модернизации всего политического
уклада — начинается эпоха Великих реформ. Государство пере-
живает процесс рационализации основных структур, общество
делает шаги по пути гражданского взросления, явочным поряд-
ком политизируя неполитические области жизни, обретая не-
которую автономность от государства в земствах, новых судеб-
ных учреждениях, в печати, на университетских кафедрах.
Плеяда блестящих чиновников-реформаторов — Н.А. и Д.А.Ми-
лютины, С.Н.Замятнин, С.И.Зарудный и др. — привносит
новый стиль и дух в функционирование государственного ап-
парата.
Новые гражданские институты, а в еще большей степени
изменения в умах людей, отныне живших в стране упразднен-
ного рабства, исподволь размывали прежнюю закрытость по-
литико-культурной системы: носитель власти — объект ее при-
менения. Сила общественного мнения и борьба течений внутри
его, новые инструменты воздействия на прежние властные
структуры, не прямое, но существенное влияние литературы,
науки, обновленного правосознания постепенно формируют но-
вые, вездесущие, обретшие речь властные проявления. Замкну-
тая, "молчаливая" политическая культура-интраверт с камуфля-
жем официозного монархического фасада все более превраща-
ется в экстравертную культуру, соответствующую мировому
политическому развитию и обладающую средствами адекватнее
заявить о своей сути.
Рядом с политическими и социальными переменами, вызван-
ными эпохой реформ, шла "эволюция восприятия": менялся
важнейший показатель духовного своеобразия страны и вре-
мени, показатель, который Мангейм называет "стилем жизни".
В этих условиях анализ европейского опыта, практика бри-
танского парламентаризма, историческая укорененность британ-
ского правопорядка, где сама реформа стала традицией, начи-
нают оказывать особенно сильное влияние на состояние умов,
становятся существенным компонентом этого нового умствен-
ного склада жизни.
Даже период так называемых "контрреформ" 1880-1890-х го-
дов, последовавший за полной надежд либеральной эпохой,
229
нельзя свести лишь к политической реакции. Свой политико-
культурный поиск шел и тогда. Рядом с откровенными реъ
роградами К.П.Победоносцевым и Д.А.Толстым действовали
реформаторы "второго призыва" — С.Ю.Витте и И.А.Вышне-
градский.
Русская политическая мысль активно участвует в общеевро-
пейском политико-культурном процессе, сознавая себя неотъем-
лемой частью его, разделяя общие либеральные ценности и
нравственные идеалы. Простое перечисление таких имен, как
Б.Н.Чичерин, Н.М.Коркунов, А.Д.Градовский — в России и
Ф.Поллок, Ф.Мейтлэнд и Г.Мэн — в Великобритании, сви-
детельствует о том, сколь много общего было в научном поиске
ученых-политологов и правоведов, сколь напряженно разра-
батывали они формулы юридического, социального и этико-
культурного преодоления кризисности в развитии современного
им общества5. Примечательно, что одним из первых ценность
политико-культурного анализа как диалога, преодолевающего
границы между прошлым и настоящим, между разными стра-
нами, между реформой и традицией, отметил в конце прошлого
столетия русский историк-правовед Павел Гаврилович Вино-
градов, блестящий знаток русской и английской политической
мысли, преподаватель Московского и Оксфордского универ-
ситетов. Исследователь политической культуры имеет дело, по
его словам, с потоками доктрин и учрежденческой активности,
которые через многие века и государственные границы проходят
из одной исторической формации в другую. Все это образует
феномен, который можно назвать культурной традицией.
Политическая теория и практика свидетельствуют о том, что,
как и в Великобритании, спор внутри правящей российской
элиты в тот период шел за различные способы и пути прис-
пособления к меняющемуся миру, за соотношение либеральных
и консервативных обертонов в избираемом курсе. Причем оп-
ределение политико-культурной идентичности и либерализма, и
консерватизма в России представляется наиболее перспектив-
ным именно в сопоставлении с английскими характеристиками
этих явлений. Европейская цивилизация уже тогда представ-
ляла собой единый социокультурный феномен. Но присутст-
вующая в ней инвариантность не могла не заявить о себе тер-
минологическими сложностями. Ведь если даже в Англии, этой
классической политической модели, теоретические постулаты
того, что в будущем назовут консерватизмом, разработал ли-
берал, один из деятелей партии вигов Эдмунд Берк, то что же
говорить о России! Здесь смещенность определений "местных"
вариантов теории и практики консерватизма и либерализма
были еще значительней. Своеобразие российской действитель-
ности приводило к постоянной "сдвинутости" понятий. Прес-
ловутый "Левиафан" самодержавного государства столь весомо
довлел над жизнью общества, что своим силовым полем ис-
кажал восприятие политической реальности, в которой весьма
умеренный — с точки зрения европейского контекста — кон-
серватор воспринимался как "отчаянный либерал", а человек
230
либеральных взглядов представал "невозможным радикалом".
Пример тому — феномен "либеральной диктатуры" М.Т.Лорис-
Меликова, который за вполне консервативную идею укрепления
легитимности власти путем введения весьма ограниченных
представительных начал, прослыл и в своей стране, и в Европе
решительным либералом-реформатором.
* * *
’’Тщательный отбор положитель-
ных ценностей западной цивилиза-
ции может оказаться поворотным
пунктом в истории Человека, в его
многотрудных попытках стать хо-
зяином своей судьбы’’.
АДж.Тойнби
"Человеческая мысль становится
ценностью только в условиях жи-
вого контакта с чужой мыслью,
воплощенной в чужом голосе, т.е. в
чужом, выраженном в слове, созна-
нии".
М.М.Бахтин
Очевидно, что диалог различных политических культур ценен
тем, что помогает восстановить пропорции исторических явле-
ний и адекватность понятий; с его помощью преодолевается
мировоззренческий астигматизм, навязанный обществу остротой
внутренних политических споров XIX века и унаследованный
идеологизированной мыслью последнего времени. Важность и
актуальность подобного диалога интуитивно сознавалась наибо-
лее здравомыслящими современниками уже в ту пору.
Вторая половина XIX века, не случайно названная британским
исследователем "эрой великой печати", дала характернейшие
примеры буквально текстуального диалога нескольких пери-
одических изданий России и Великобритании, диалога, вопреки
географической удаленности легко заполнившего политико-
культурное пространство между двумя странами. Особенно на-
пряженным и показательным подобный обмен мнениями стал на
рубеже 1870-1880-х годов, в период острейшего внутриполи-
тического кризиса в России, когда зрелая и искушенная бри-
танская политическая мысль увидела российскую ситуацию как
решающий для страны момент выбора: революция или реформа.
Предоставим слово участникам одной из тогдашних мно-
гочисленных бесед о судьбах России, Европы и мира. Так, в
1878 году русский журнал "Вестник Европы" определил глав-
ный источник всех российских кризисов: "Рядом с Россией
обновленной, преобразованной продолжает существовать Россия
ветхая, дореформенная"6. Как бы продолжая эту мысль, англий-
ский журнал "Вестминстер Ревью" высказывал соображение о
том, что в условиях противоречивого переплетения черт старого
и нового в государственном устройстве России, она "не сможет
пойти по пути прогресса до тех пор, пока общество не будет
принимать участия в управлении государством"7. Конкрети-
231
зируя этот путь, русская либеральная газета "Голос” подчер
кивала, что "нужно, необходимо, даже неизбежно водворить в
нашей жизни порядок, который может быть основан только на
праве, точном и всеми признаваемом"8. Лондонская "Таймс”
смотрела на проблему еще шире: "Не только прогресс России, но
и сам факт ее существования, а также стабильность во всей
Европе будут определяться степенью укорененности право-
сознания как в русском обществе, так и во всем государственном
строении"9.
"Поступательное движение с новой Европой могло бы нас
сделать не пассивными свидетелями ее успехов и паразитами, но
производительными участниками в общей умственной и поли-
тической жизни европейских народов"10, — намечает возмож-
ную перспективу либеральных преобразований России "Вестник
Европы". “Рано или поздно Россия осознает это, — откликается
британский обозреватель журнала "Девятнадцатый век", — ведь
ни одна страна в Европе не теряет так много, закрывая свои
умственные, политические и торговые границы от зарубежного
"экспорта"”11.
Обретение собственно политической жизни, преодоление кри-
зиса легитимности власти, мирное обновление режима на пра-
вовой основе с опорой на представительные начала, упрочение
политически полноценных и нравственно состоятельных истори-
ческих традиций нации — таковы идеи этого и многих других
не менее интересных диалогов, происходивших в то время меж-
ду русскими и британскими публицистами, политиками и учен-
ыми. В осуществлении этих важнейших дел виделась им воз-
можность преодоления кризиса российской государственности и
социальности. Таковым представлялось им смысловое напол-
нение искомого синтеза либеральных и консервативных начал.
Показательно, что именно в те годы Герберт Спенсер сфор
мулирует общесоциологический алгоритм осуществления этого
синтеза: "Там, где природа людей не соответствует природе их
учреждений, является сила, стремящаяся произвести перемену.
Одно из трех: или учреждения переделают природу людей, или
природа переделает учреждения, или, наконец, частью про-
изойдет одно, частью другое, и явится более устойчивое сос-
тояние"12. Владимир Соловьев наполнит этот алгоритм россий-
ской конкретикой и даст ему историческое измерение: "Если
для меня важно и дорого, что моей... родине дано быть хрис-
тианскою и европейскою страною, то я не могу отказать в
благочестивой памяти ни тому киевскому князю, который ок-
рестил Русь, ни тому северному исполину, который разрубил
могучими ударами московско-татарскую замкнутость и ввел
Россию в круг образованных народов, ни всем тем, которые в
разных сферах жизни и духа двигали нас по пути, открытому
этими двумя историческими родоначальниками России"13.
Дальнейшее развитие событий показало, что в России синтез
консервативно-стабилизирующего и либерально-реформаторско-
го начал, над которым успешно работала Великобритания, не
успел состояться вовремя, т.е. в течение второй половины
232
XIX столетия. Столыпинская попытка энергичного ’’консерва-
тивного реформаторства’’ в первое десятилетие XX века истори-
чески явно запаздывала и была отягощена наследственными
грехами российской государственности — бюрократически-
келейным и узко-чиновничьим подходом к делу.
Опасность подобного рокового запаздывания отчетливо осозна-
валась наблюдательными современниками и в России, и в Вели-
кобритании. Диалог между ними на самых различных уров-
нях — от злободневности публицистических оценок до возвы-
шенности философского поиска — позволяет, среди прочих,
сделать важный вывод. Политическая культура России в эпоху
неуступчивых последних Романовых напряженно и искренне, на
высоком европейском уровне работала над искомым ’’либе-
рально-консервативным синтезом", но так и не успела его за-
вершить. Своеобразнейшим политико-культурным феноменом
предреволюционной России стал колоссальный разрыв между
взлетом общественно-политической, научной, эстетической и фи-
лософской мысли и стремительным дряхлением государственной
активности, склерозом идеи и воли традиционного режима,
тормозившего адекватное реагирование на вызов времени.
В отличие от своих британских соответствий, русский ли-
берализм в конкретной политике не успел стать действенным, а
консерватизм — просвещенным. Первой жертвой такой ситуа-
ции стало само русское общество — носитель новой поли-
тической культуры — общество, потерявшее веру в способности
власти, разобщенное социально, идейно и нравственно.
Исторический опыт России в общеевропейском контексте сви-
детельствует о том, что политическая культура — серьезная ис-
торическая реальность, имеющая своими векторами прошлое и
будущее нации. Без учета этого измерения политического бытия
невозможно сознательное целеполагание ни в обществе, ни в
государстве. Темпы развития политической культуры и степень
ее укоренения в государственности служат точным мерилом
цивилизованности и дееспособности власти.
1	В.С.Библер. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. М.,
1991. С.42.
2	См.: М.М.Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1979, а также:
R.Niebuhr. The Self and the Dramas of History. N.Y., 1955.
3	Political Culture in the Changing World. L., N.Y., 1958. P.91.
4	М.М.Бахтин. Указ.соч. С.334-335.
5	Об общности путей преодоления кризисов в странах Европы и Азии во
второй половине XIX века см.: D.Orlowsky. The Limits of Reform. The Min-
istry of the Internal Affairs in Imperial Russia, 1802-1881.
6	"Вестник Европы". 1878. № 5. С.356.
7	"Westminster Review". 1880. January. P.166.
8	"Голос". 1882. 28 февр. № 54. С.З.
9	"The Times". 1882. March 13. P.9.
10	"Вестник Европы". 1880. № 12. С.897.
11	"The Nineteenth Century". 1880. April. P.668.
12	Г.Спенсер. Справедливость. СПб., 1897. С.127.
13	В.Соловьев. Оправдание добра. Нравственная философия, СПб., 1897.
С.128.
233
МИФ О КОРОЛЕ АРТУРЕ КАК
ПРОЯВЛЕНИЕ УТОПИЧЕСКОГО
МЫШЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОМ
ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
Е.В.Жаринов
Вопрос об отношении серьезной исторической науки к тайным
обществам, а через тайные общества к мифу, до недавнего
времени находился как бы на периферии фундаментальных
исследований. Однако влияние этих обществ, и в частности
масонов, на различные политические ситуации никогда не
отрицалось. Какая же здесь тогда проявляется закономерность?
Именно раскрытию этого вопроса и посвящена данная статья.
Доктрина каждого тайного общества — это проявление оп-
ределенного утопического мышления в виде конкретной модели
бытия, которую теми или иными средствами пытаются воплотить
в реальность.
Известно, что утопическое мышление берет свое начало из
мышления мифологического, в частности, у Платона в его
’‘Государстве’’ из представлений о легендарной Атлантиде. Во
многом продолжая античные традиции, западно-европейская
мысль в течение средневековья выработала свои особые пред-
ставления об идеальном государстве, и они, представления эти,
непосредственно были связаны с рыцарским королевством Логр и
с королем Артуром. Королевство Логр издавна воспринималось
как своеобразная утопия и поэтому постоянно выполняло роль
некоего первотолчка для создания всевозможных мифо-
логических построений.
Тяга к мифотворчеству никогда не затухала в человеке. Даже
на современном этапе развития общества, в век всеобщего
рационализма и прагматизма миф продолжает привлекать к себе
людей. Оказывается, это не только продукт первобытно-общин-
ного строя, а проявление неизбывной потребности человеческого
"я". Так видный российский филолог и философ А.Ф.Лосев
следующим образом определил природу всякого мифотворчества:
’’Ведь в обычных чувственных ощущениях человека, — пишет
исследователь, — тоже нет ничего фантастического. Но по-
пробуйте взять эту область чувственных ощущений, как нечто
абсолютно самостоятельное, в частности, как нечто изоли-
рованное от всех мыслительных категорий... и у вас получится
всецелое превращение одной вещи в другую, т.е. оборотничество
и всеобщий принцип "все во всем", конструирующий любую
сказочность и фантастику...’’1 Итак, это наследие прошлых эпох
оказывается невероятно живучим и, самое главное, проникает во
234
все другие сферы нашего сознания. По терминологии К.Г.Юнга,
наше мыслящее "я" состоит из очень жесткой системы все-
возможных архетипов, проявление которых мы можем найти в
различных мифологизированных сюжетных построениях.
Если взять историю развития естественно-научных дисциплин,
то все они строились на основе определенных первоначальных
гипотез. В классической физике вплоть до конца XVIII столетия
одной из таких рабочих гипотез была гипотеза о трехмерности
пространства. Она никогда не подвергалась сомнению. Но дело
заключалось в том, что Иоганн Кеплер, один из отцов совре-
менной физики, утверждал как нечто само собой разумеющееся,
что пространство должно быть трехмерным в соответствии с
христианским мифом о Святой Троице. Таким образом, гипотеза
о трехмерности пространства обязана своим появлением хрис-
тианской концепции триединства божества, т.е. мифу2.
Конечно же, можно спорить с теорией архетипов К.Г.Юнга. Его
концепция человеческого сознания действительно идеалистична и
не раз подвергалась критике. Но вернемся тогда к проверенной
диалектико-материалистической концепции мифа того же
А.Ф.Лосева. В частности, он пишет: "Надо вообразить, что мир, в
котором мы живем и существуют все вещи, есть мир
мифологический, что вообще на свете только и существуют
мифы...
Это не выдумка, но — наиболее яркая и самая подлинная
действительность. Это — совершенно необходимая категория
мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола"*. В
дальнейшем, уточняя само понятие мифа, философ приходит к
выводу, что миф — это всякая живая личность, или Имя самой
личности, причем Развернутое Магическое Имя4.
К сожалению, рамки статьи не позволяют более подробно
объяснить данное понятие. Вышеобозначенное определение при-
дется принять за основу для дальнейших рассуждений.
Если миф — это не выдумка, а конкретная реальность, которая
дана в виде Развернутого Магического Имени, то, говоря о
сказаниях о короле Артуре, прежде всего следует обратиться к
имени героя и посмотреть, как оно трансформировалось и об-
ретало свою магическую силу на протяжении всей средневековой
истории.
Корни артуровских сказаний уходят в далекое прошлое, в
"темную" эпоху V-VII вв., и даже в более давние времена, когда
Британия не только не знала христианства, но на ее землю еще
не ступала нога римского легионера. Именно кельтский элемент
в артуровских сказаниях и является наиболее древним и
значительным.
Навсегда исчезнувшая кельтская цивилизация когда-то явля-
лась великой цивилизацией и была распространена по всей
Европе. Постепенно теснимые со всех сторон враждебными пле-
менами, они вынуждены были мигрировать, что неизбежно при-
водило к гибели памятников их культуры, хотя следы пребы-
вания кельтов в Европе могут быть заметны и по сей день.
В соответствии с теорией отечественного историка Л.Н.Гу-
милева, кельтский эпос к V веку скорее всего исчерпал себя как
235
энергетическая субстанция и неизбежно уступал теперь свое
жизненное пространство менее цивилизованным, но более мо-
лодым и более энергетически заряженным этносам, таким, как
англы и саксы, например.
Л.Н.Гумилев считает, что суть всякого этноса составляют
определенные личности, которые обладают повышенной жиз-
ненной активностью. Именно эти личности и определяют, в
конечном счете, жизнестойкость того или иного этноса5. Тес-
нимые в Британии англами и саксами, пиктами и скоттами,
кельтские племена сумели все-таки оказать отчаянное сопро-
тивление и отстоять свое право на жизнь. По преданию, одним из
предводителей племени кельтов и был некий герой, прообраз
будущего короля Артура. Скорее всего, эта реальная личность и
принадлежала, если исходить из теории Гумилева, к разряду
’’пассионариев”, т.е. людей, наделенных повышенной энергией.
Но именно об этих людях в дальнейшем и складываются
легенды, а имена их постепенно обретают магическую силу. Имя
Артура возводят к латинскому Artorius, к индоевропейскому ага
(земледелец), к кельтскому artos (медведь), к ирландскому art
(камень) и т.д. В действительности, имя Артура, как и
сложенные о нем легенды, — многослойно. И эта многослойность
связана прежде всего с тем, что каждая эпоха привносила в
звучание и этимологию имени героя нечто свое, тем самым все
больше и больше делая его Развернутым Магическим Именем.
На собственно кельтской почве легенды об Артуре прошли в
своем развитии пять этапов. Во-первых, это эпические сказания с
сильной мифологической основой о племенных героях; во-
вторых, мифологизированная история племенных столкновений;
в-тертьих, легенды о борьбе с англосаксами, где впервые по-
является Артур как главный герой кельтского сопротивления. До
этого Артур существовал как бы до Артура. Не было пока ни
имени, ни героических деяний, ни привычного окружения. Были
лишь ’’мотивы”, которые очень скоро найдут отклик в ранних
памятниках кельтской культуры.
В-четвертых, переработка артуровских легенд осуществилась в
валлийских ’’сагах” или "романах”, сложившихся накануне нор-
маннского завоевания. Здесь идея реванша и пафос борьбы с
саксами совершенно оттеснены на задний план, а на первый
план, прежде всего, выдвигается авантюрно-фантастический эле-
мент. Артур выступает теперь не столько удачливым воена-
чальником, сколько мудрым, убеленным сединами правителем.
И, наконец, в-пятых — это обработка арттоовских сюжетов в
смешанной франко-кельтской среде (Бретань)
Династия норманнов была монархией выскочек, к моменту
завоевания Англии на их престоле сменилось лишь два короля.
Уильям I был только герцогом, да к тому же внебрачным сыном
дочери кожевенника. И эта безродная династия правила теперь
всей Англией и частью Франции. Новой династии нужен был
миф, который укрепил бы ее позиции. Такой миф и был найден в
норманизированном варианте легенд о короле Артуре7.
Куртуазный вариант артуровских легенд и лег в основу многих
дальнейших переработок. Кельтские же корни сказаний
236
внутренне соединили местный династический миф с обще-
европейской культурной традицией. Предания о короле Артуре
постепенно встали в один ряд с преданиями о Шарлемане, а в
дальнейшем и оттеснили их. Теперь именно Артур, а не Карл
Великий, стал воплощением идеи мировой монархии. И здесь мы
переходим к другому аспекту нашей статьи.
В христианской обработке мифов о короле Артуре немалую
роль начинает играть тема поиска чаши Святого Грааля. Важно
отметить, что в средневековой Британии довольно рано сложился
культ Грааля и его начали осмыслять как чашу, из которой
Иисус ел и пил во время Тайной Вечери и в которую Иосиф
Аримафейский собрал его кровь. И здесь мы сталкиваемся с
одной исторической загадкой, которая и до сих пор привлекает
умы многих исследователей, заставляя их перекинуть невидимый
мостик от далекой и холодной Британии в Палестину времен
раннего христианства. Теперь нам следует обратиться к тем
данным, которые получила историческая наука в результате
сенсационного открытия свитков Мертвого Моря. Итак, далекая
Палестина на рубеже первого тысячелетия нашей эры. В 4 г. до
н.э. умер Ирод; его смерть вызвала новые волнения, жестоко
подавленные римлянами. На рубеже нашей эры наместник Сирии
Квинтиллий Вар разгромил повстанцев, боровшихся в Галилее и
на юге Палестины. Две тысячи человек были распяты на крестах.
В 6 г. н.э. Иудея и Самария превратились в императорскую
провинцию. Положение в стране оставалось напряженным. Рим-
ские власти далеко не всегда считались с местными обычаями.
Так, прокуратор и префект Понтий Пилат при своем вступлении
в должность приказал войскам вступить в Иерусалим и нести
изображения императора, а на постройку водопровода наместник
вероломно использовал казну храма. Антиримские настроения
росли с каждым новым оскорблением со стороны язычников.
В это же время сложилось крайне радикальное движение
зелотов и сикариев, которые выступали за непримиримую борьбу
с Римом. В дальнейшем, именно зелоты и сикарии приняли
наиболее активное участие в 1-ой Иудейской войне.
Палестина в этот исторический период буквально изобиловала
всевозможными пророками, которые стояли во главе различных
сект. По данным современной науки и в результате открытия
Свитков Мертвого Моря, в которых документально были зафи-
ксированы все вышеуказанные события, Иисус Христос как исто-
рическое лицо и мог быть одним из таких пророков и, скорее
всего, принадлежать к одной из радикальных групп повстан-
ческого движения8. Этой версии, например, посвящен заме-
чательный роман греческого писателя Казанцакиса ’’Последнее
искушение".
Действительно, в ряде Евангелий мы находим места, всту-
пающие в явное противоречие с тем благостным образом Спа-
сителя, который на протяжении многих веков насаждался цер-
ковными властями. Каждый, кто читал Евангелие, поражался,
например, таким противоречивым высказываниям, как "ибо не
мир принес я вам, а меч, дабы отделить отца от сына". В
Евангелии от Луки (22:36), в частности, сказано: "... но теперь,
237
кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет,
продай одежду свою и купи меч". Когда Иисуса пришли арес-
товывать в Гефсиманском саду, то один из его апостолов несет с
собой меч и, защищая учителя, "ударил раба первосвященника и
отсек ему правое ухо" (Лука 22:50).
В Евангелиях от Матфея и Луки прямо указано, что Иисус
принадлежал к царственному роду и вел свою родословную от
царя Соломона и Давида. О царственном происхождении Иисуса
Христа говорит и описание триумфального въезда его в град
Иерусалим. Во время казни на крест прибивают табличку с
надписью "Царь Иудейский".
Чтобы попытаться разобраться во всех этих сложных и темных
местах Нового Завета, следует обратиться к некоторым
историческим данным, касающимся Древней Палестины. Что же
это было за государство? Какова была природа власти и как сами
древние иудеи понимали слова "царь", "пророк", "мессия"?
Древний Израиль две тысячи лет тому назад был государством
скорее религиозным, чем светским. Теократическое правление
предполагало решение всех государственных задач на основе
религиозных принципов. Иными словами, само государство было
еще одним воплощением религии. Так или иначе, но все аспекты
обыденной жизни также включались в общее религиозное
мироощущение. Даже ландшафт, и тот воспринимался как нечто
уникальное, неповторимое и существующее только по воле бога.
Пещеры, долины, горы, луга и реки — все инвестировалось
каким-то особым трансцендентным содержанием. Социальная,
политическая, экономическая сферы жизни при всей
самостоятельности и объективной важности были в конечном
счете направлены на то, чтобы как можно лучше, полнее и
совершеннее воплотить высшую волю. Налоги, установленные
Римской Империей, могли игнорироваться, но сборы на по-
жертвования храму были священны и осуществлялись добровол-
ьно. Сам народ воспринимал себя как богом избранный народ, и
естественно, что законный царь такого народа воспринимался
как что-то более значимое, чем обычный правитель или даже сам
римский император. Царь в древней Иудее был воплощением
воли бога. Он — проповедник, через которого высшая субстанция
и должна была общаться со своим народом. Царь — это уста бога
и, соответственно, правитель воспринимался как оракул, как
первосвященник, как духовный лидер.
Все вышеуказанное в историческом контексте и включало в
себя понятие мессии, точно это слово можно перевести как
"Помазанник". Таким образом, каждый царь из рода Давида в
древнем Израиле был мессией.
Незадолго до рождения самого Христа вооруженное восстание
против Рима было организовано и возглавлено одним из лидеров,
которому, как это ни странно, был тоже присвоен титул мессии.
И таких мессий в то время было немало. Перед нами обычные
исторические реалии того времени.
То, что мы называем христианством, — это уже результат
мифологической обработки определенных и весьма конкретных
исторических реалий. Известно, что долгое время христианская
238
церковь вообще существовала без Евангелий и деяний апостолов.
Значительно позднее эти памятники прошли определенную
обработку и канонизировались, причем, по мнению ряда
исследователей9, изначально в русле одного христианского
движения существовало как бы его две разновидности: одна —
канонизированная и основанная Павлом, и другая, идущая от
реально существовавших событий, от Христа как исторической
личности, которая вступала в явные противоречия с канонами
церкви. Вторая, или реальная ветвь христианства, нашла свое
яркое воплощение в кельтской церкви. Так, у реально сущест-
вующего мессии оказались не только братья, но и дети, и все они
тоже принадлежали к царственному роду Давида, который
теперь совершенно спокойно мог претендовать на трон мировой
монархии. Так, прямых потомков Христа видели в древней фран-
цузской династии Меровингов и, в частности, в легендарном
короле Дагобере Третьем, о котором до сих пор слагаются и
поются песни. Таинственный рыцарский орден Тамплиеров своей
целью ставил задачу найти потомков мессии и восстановить
мировую монархию. Тайные общества масонов, эти прямые
наследники ордена храмовников, ставили перед собой близкие
задачи. Об их огромном влиянии на политическую и духовную
жизнь Западной Европы и России неоднократно писалось за
рубежом, и это может быть темой для целого самостоятельного
исследования, выходящего за рамки данной статьи. Помимо
масонов и тамплиеров мы знаем и о таких тайных обществах,
как розенкрейцеры — и все они были также одержимы той же
идеей мировой монархии и пришествия законного короля. И миф
о короле Артуре, подвергнувшись христианской обработке, как
нельзя лучше соответствовал подобному утопическому
мышлению.
Правда, особую роль здесь сыграла одна из разновидностей
легенд артуровского цикла, которая непосредственно была свя-
зана с чашей святого Грааля. На новом этапе христианский миф
осмыслял Грааль как потир, т.е. чашу причащения на первой
литургии и особенно, как это уже упоминалось выше, был связан
с чашей Иосифа Аримафейского, в которую он собрал кровь
распятого Христа. В соответствии с легендой, на которую
ссылается Ж.И.Сирлот, сам Грааль был сделан ангелами из
изумруда, что выпал изо лба Люцифера во время его падения в
преисподнюю10. Как указывает Р.Генон, в этом смысле Грааль
может быть, подобно мифологическому архетипу, связан с жем-
чужиной, находящейся, в соответствии с индуистским симво-
лизмом, во лбу бога Шивы в виде третьего глаза, способного
узреть вечное11. Следовательно, потеря Грааля связана с утратой
подлинной внутренней гармонии, с разрывом незыблемых связей
и потерей состояния райского блаженства. Именно поэтому в
последующие эпохи в Граале видели магический камень алхи-
миков12. Стал он и своеобразной эмблемой христианской им-
перии, мечты о которой были столь характерны для Ордена
тамплиеров13.
Соответственно поиски Грааля стали восприниматься не как
простая охота за сокровищами, а как высший магический акт,
239
как стремление открыть некий "Центр”, ’’единственно неподви-
жную точку Вселенной" по Аристотелю.
Столь мощная мифологема, как Грааль, очень хорошо легла на
древние представления самих кельтов о некоем магическом
котле. Об этом писал еще такой кельтолог, как Ян Филип: "В
Ирландии магический котелок был символом изобилия и бес-
смертия и часто помещался на священном месте или в здании.
При торжествах, известных под названием гобния, в котле ва-
рилось магическое пиво для питания и подкрепления божеств”14.
А под центром вселенной стал пониматься главный город
Гластонбери, который у кельтов ассоциировался с их мифо-
логическими представлениями о загробном мире и о том месте,
где герои и в частности Артур, должны были залечивать свои
раны после смерти. Это место по кельтски, в соответствии с
латинским сочинением Гиральда "De principis instructione"
(1192), называлось "Инис Авалон”, что означало "Остров
Яблок"15.
Новое неортодоксальное христианство на кельтской почве пе-
реосмыслило все древние сказания и дало жизнь мировой славе
артуровского цикла, превратив его в вид особой утопии, мощно
утвердившейся в сознании последующих поколений16.
Можно сказать, что подспудно, через тайные общества, миф о
короле Артуре стал оказывать влияние на саму историю17. В
доктринах тамплиеров и других тайных обществ Артур и его
королевство осмысляется как всемирная монархия, но именно
эти представления оказали в дальнейшем огромное влияние на
некоторые идеологические системы политической жизни после-
дующих эпох, вплоть до XX века, и в частности идею мировой
монархии и поисков святого Грааля мы можем найти и в
официальной идеологии третьего Рейха18.
На основе всего вышесказанного можно сделать вывод, что
история, выйдя из мифологических представлений о мире, ни-
когда не порывала со своими корнями, и миф продолжал пос-
тоянно влиять на наше представление об историческом процессе,
вырастая из потаенных глубин сознания. Именно поэтому можно
смело утверждать, что король Артур будет еще очень долго
напоминать о себе в виде всевозможных утопических моделей. Об
этом говорит хотя бы тот факт, что словесная калька "круглый
стол" давно уже вошла в политический лексикон лидеров нашей
эпохи.
1	Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977. С.35.
2	Marie-Louise von Franz. Alchemy. An Introduction to the Symbolism and
the Psychology . Toronto, 1980. P.32.
3	Лосев А.Ф. Диалектика мифа. В кн.: Опыты. Литературно-фило-
софский ежегодник. М., 1990. С. 137-138.
4	Там же. С.171.
5	Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.
6	Михайлов А.Д. Артуровские легенды и их эволюция. В кн.: Томас Мэ-
лори. Смерть Артура. М., Наука, 1974.
‘ А.Мортон. Артуровский цикл и развитие феодального общества. Там
же.
240
8 Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. М., 1989.
9 Подробная библиография по этой теме приведена в следующих книгах:
Michael Baigent, Richard Heigh and Henry Hincoln. The Holy Blood and the
Holy Grail; Idem. Messianie Legacy. London, 1986.
™ J.E.Cirlot. A Dictionary of Symbols. London, 1988. P.121.
11	Guenon Rene. Symbols fondamentaux de la science sacree. Paris, 1962.
12	Cm. Duval P. La pensee alchimique et le conte du Graal. P., 1979.
13	Cm. Evola J. La mystere du Graal et Г idee imperiale gibeline. P., 1972.
14	Филип Я. Кельтская цивилизация и ее наследие. Пр., 1961. С. 171.
15	Этому легендарному острову и его роли в артуровских сказаниях
посвящена обширнейшая литература. В данном случае сошлемся лишь на
обстоятельную работу Ashe G. King Arthur’s Avalon. N.Y., 1958.
16	Так появилось предание, что Иосиф Аримафейский по поручению Фи-
липпа, первого епископа Иерусалима и хранителя святых реликвий отпра-
вился на Британские острова, где основал небольшое аббатство и построил
церковь на том самом месте, где позже возник монастырь Гластонбери.
*7 История масонства, например, его влияние на политическое развитие
общества подробно описана. Назовем лишь несколько источников: Е.Б.Чер-
няк. Невидимые империи (тайные общества старого и нового времени на
Западе). М., 1988; Н.Н.Яковлев. 1 августа 1914 года. М., 1974; большая
статья академика И.И.Минца "Метаморфозы масонской легенды" (журнал
"История СССР", 1980, № 4); Б.А.Печников. Рыцари церкви. Кто они? М.,
1991; и др.
18 О мистико-мифологической основе фашистской диктатуры см. под-
робнее в кн. Бержье Ж., Повель Л. Утро магов. М., 1991.
241
ГОРОДСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
В БРИТАНСКИХ ГОРОДАХ XIX ВЕКА.
НОВАЯ ГРАНИЦА?
Ричард Роджер
Как и любой ’’золотой век”, индустриализация Британии
привлекала значительное внимание исследователей. Развитие
угля и хлопка, химикалий и торговли анализировалось и свя-
зывалось с империалистической экспансией1. Кто выиграл от
индустриализации, от участия в распределении результатов про-
цесса — вопрос, который питал дебаты по поводу уровня жизни
трудящихся на протяжении десятилетий, вызывая сомнения,
насколько "золотым” был индустриальный век- и какой ценой
для отдельных людей Британия достигла к 1851 г. статуса "ма-
стерской мира"2. В 1960-е и 70-е годы эта тема вылилась в
исследование урбанизации, и если уже было известно многое о
состоянии городов Британии прошлого века, то теперь появи-
лись новые данные о градостроительстве, миграции, социальной
сегрегации, занятости и политической и промышленной жизни
городов3. Однако во время этого "золотого века" историографии
города само понятие городского пространства игнорировалось.
Здесь речь пойдет, главным образом, о том, что развитие
городов способствовало переходу от старого порядка к новому
урбанистическому обществу. Пространство и в особенности кон-
троль над городским пространством предложили механизм, по-
средством которого общество, подвергнувшись интенсивным из-
менениям, регулировало личное и общественное поведение,
предлагая некоторые меры по стабилизации институтов и струк-
тур, которым угрожало вымирание в ходе индустриальных из-
менений и расширения городов.
Сопоставим ситуацию в городах между, скажем, 1780 и
1900 годами — грубо говоря, до и после индустриализации.
Город ранней новой эпохи был компактным, хорошо знакомым,
с множеством скученных зданий, к которым постепенно прибав-
лялись новые. Близко расположенные здания имели широко
различавшиеся функции. Там, где имела место социальная сег-
регация, она в доиндустриальном городе имела тенденцию быть
вертикальной. Иногда, в более крупных городах, бедная часть
населения располагалась на периферии, в то время как центр
города был местом культурного и представительного назна-
чения4. Напротив, промышленный город XIX столетия все более
делился на районы, таким образом вводя элемент единообразия
внутри и между городским пространством. Центральный де-
ловой район, розничная торговля, склады и распределение,
242
городской центр и районы жилых домов становились все более
однородными. Трущобы и пригороды и более тонкие деления на
социальной шкале различались внешними деталями домов. В то
время как в целом население удвоилось между 1801 и 1851 гг. и
снова удвоилось между 1851 и 1901 гг., городское население
утраивалось в оба периода. В первой половине XIX столетия
рост населения в городах с численностью жителей в 20 тысяч
человек никогда не опускался ниже 26% за десятилетие и
достигал 40% в 1820-х годах. Как результат, во-первых, внут-
ренней миграции и, во-вторых, растущего естественного при-
роста, процент британцев, живших в городах, вырос с 20-25% в
1801 до 50% в 1851 и до 80% в 1911 г А
Пространство как поощрение
Быстро растущий рост уровня городского населения, малая
вероятность как общего или постоянного роста заработной пла-
ты в первой половине XIX столетия, так и высоких вложений
капитала в домостроительство, оказывали давление на жилое
пространство6. Расширение района застройки вынуждало про-
мышленников и торговцев группироваться в примыкающих
районах, с тем чтобы свести к минимуму транспортные расходы
и извлечь преимущества из внешних структур, связанных с бли-
зостью к рынкам, источникам снабжения и условиям рас-
пределения. По мере развития этого процесса жилье вынуждено
было вступать в борьбу за пространство в центре. Так как
нерегулярный и сезонный характер рабочей силы оставался
главной особенностью труда в XIX столетии, а дешевый при-
городный транспорт был недоступен (за исключением конца
столетия, да и тогда им могла пользоваться лишь ограниченная
группа квалифицированных рабочих), то не удивительно, что
тенденция к использованию внутригородского пространства бы-
ла ключевой характеристикой на протяжении викторианского
периода7.
Результатом этого было разделение имевшихся домов и рас-
пространение так называемой "городской болезни" — падение
качества домового фонда, усиливавшееся процессом "сверхрен-
ты", когда владельцы продолжали предоставлять жилье даже
после того, как истекал срок аренды землевладельца. Такие вла-
дельцы, как и земельные собственники, были мало заинтере-
сованы в ремонте и восстановлении жилья, и таким образом до-
ма доходили до состояния трущоб8. И перенаселение, и стро-
ительство на общественных территориях были вызваны и яв-
лялись ответом на интенсивный рост населения в первой поло-
вине XIX столетия.
Ухудшение качества городского пространства усиливалось бла-
годаря возможностям, которые были предоставлены владельцам
земли и застройщикам, строителям и лендлордам. В то время
как в памяти возникают примеры, показывающие землевла-
дельцев городов, видевших долговременные перспективы раз-
вития своих владений и пытавшихся различными путями со-
хранить их исключительный социальный статус9 — Кэлторп в
243
Бирмингеме, герцог Девоншир в Истберне и Вестминстере в
Лондоне, Хериот Траст в Эдинбурге — большинство земле-
владельцев, по всей видимости, стремились ограничить спрос на
землю: аккумулируя земельные богатства, они практически не
платили за них налоги, но участвовали в получении приносимой
землей прибыли. В действительности либеральные реформы
собственности начала XX века и принятие "единого земельного
налога", предложенного Генри Джорджем в 1881 г., были на-
правлены именно на обложение этой формы накопления богат-
ства посредством "незаработанных прибылей" от владения зем-
лей10.
Если рост населения позволял землевладельцам увеличивать
свое богатство, в том же направлении действовали и другие
силы на рынке жилья. Строительство на скорую руку, из пло-
хих материалов (джерри-билдинг — унизительный термин, по-
явившийся в начале XIX столетия и означавший некачест-
венную работу) было скорее связано с краткосрочными прибы-
лями, нежели с хорошо построенными домами11. В дополнение
к этому, появление генеральных подрядчиков как новой формы
организации компаний в строительной индустрии было стиму-
лировано ростом населения, но под воздействием требований
ускорения работ и при условии необходимости регулярных
поступлений денег за счет продажи домов, они слишком часто
стремились свести их стоимость к минимуму, в результате чего
страдало качество работы и материалов. К тому времени, когда
Британия столкнулась с невиданными ранее темпами развития
городов, контроль над использованием пространства, формами и
размещением зданий, а также стандартами строительства был
утрачен12.
Жилому пространству бросали вызов территории, где стал-
кивались и разрешались политические интересы. Баланс сил
редко складывался в пользу арендатора, для которого и само
жилье, и задолженности по квартплате, и выселения, и кон-
фликты с представителем землевладельца были обычными яв-
лениями и источником растущей напряженности13. Переезды с
места на место были обычным явлением: в Ливерпуле в 1851 и
1871 гг. 40% населения поменяли место жительства в течение
первого года и 50% — в течение двух лет. В Йорке (1844 г.),
Манчестере (1868), Лестере (1870-71) и Кэрдине (80-е гг.)
20-25% съемщиков жилья переехали в течение года, 35-44% —
в течение двух лет, и в Глазго владельцы определяли средний
период аренды в 5-6 месяцев. Переселения были распростра
йены14.
Центральным в этих индивидуальных конфликтах был вопрос
об имущественных правах и то, как они менялись в процессе
перехода от доиндустриального к постиндустриальному общест-
ву. Это был ряд тактических моментов, когда на требования к
домам влияли макроэкономические силы и демографические
факторы, а также ресурсы, определявшиеся интересами зе-
мельных собственников и землевладельцев, сохранивших права
собственности. Так как лишь 10% населения Британии владели
244
собственным домом15, интересы собственности были сосредо-
точены в относительно немногих руках. Как на большинстве
рынков, спрос и предложение на дома выяснялись через цену —
в данном случае ренту, — ив определении этой цены от
жильцов мало что зависело. Все, что они могли сделать —
изменять площадь пространства, которую на нее можно было
купить, в соответствии с колебаниями в занятости и заработках.
Темп изменений в городе в первой половине XIX столетия был
беспрецедентным. Он вызвал к жизни совершенно по-новому
застроенные районы и заменил привычные ориентиры новыми
зданиями: впервые в большинстве городов получили развитие
пригороды. Эти изменения, наряду с миграцией в города и
внутри них, а также новые взаимоотношения в сфере про-
изводства означали, что многие контрольные механизмы также
подвергались изменениям. Семья, церковь, домашнее хозяйство
и организации общественного хозяйства также должны были
приспосабливаться к резким социальным изменениям.
Физическое и моральное пространство
Природа физического пространства была ключевой в XIX в.
для решения моральных проблем. Рост населения, "эпидемия
численности" создавали огромный риск для социальных и поли-
тических структур, столкнувшихся с новыми масштабами го-
родских проблем1®. Д-р Фарр, как генеральный архивариус и
главный чиновник, связанный с переписью населения, сфор-
мулировал закон тесноты: "Чем ближе друг к другу живут
люди, тем короче их жизнь... Чем теснее город, тем больше
земля загрязнена органическими отходами”17. Фарр акценти-
ровал внимание на связи общественного здоровья и ограни-
ченного городского пространства и основывался на "миазма-
тических” теориях загрязнения, связанных с дурной атмо-
сферой. Фарр использовал беспокойство среднего класса относи-
тельно неразборчивости холеры и других инфекционных болез-
ней, и с 1830-х гг. появление общественной статистики, соби-
равшейся санитарными врачами, чиновниками, связанными с
переписью населения, и регистраторами рождений, смертей и
браков означало установление эмпирической базы18. Связь меж-
ду жилищными условиями и распространением заразных болез-
ней могла быть представлена средним классом как забота об
общественных интересах.
Если беспокойство среднего класса относительно городского
пространства изначально проявлялось в осознании его связи с
общественным здоровьем, инициативы по устройству стоков вод
и дренажа предлагали очевидные результаты, в то время как
иные административные и казенные структуры испытывали ко-
лоссальное напряжение. Приостановка судебных процессов и за-
преты свободных ассоциаций отдельных граждан — примеры
глубоко укоренившегося страха среди городской и национальной
политической элиты в отношении общественного порядка в два-
дцатипятилетие, последовавшее за наполеоновскими войнами19.
Магистраты бездействовали, политические структуры были не-
245
представительны, пока в 1830-х и 40-х годах им не были даны
новые полномочия в попытке лучше обеспечить администра-
тивный аппарат для того, чтобы справляться с быстро меняв-
шимися требованиями индустриальной эпохи. Финансовые тя-
готы, способствовавшие принятию Закона о бедных в 1834 г.,
сохранялись наряду с проблемами бедности, душевных болезней,
уродств и старости, более чем очевидных на протяжении деся-
тилетий. Для среднего класса наиболее тревожным проявлением
упадка институтов общества был кризис религиозного обучения,
подтвержденный низким уровнем посещения церквей, что наш-
ло отражение в ходе обследования 1851 г.
Упадок традиционных ценностей и общественных институтов,
на протяжении столетий поддерживавших старый порядок, спо-
собствовал появлению множества лекций в общественных залах
и с церковных кафедр, а также памфлетов в прессе. Колонки
газет также сосредотачивались на этой моральной проблеме.
Трактаты, такие как ’’Миллионный город", ’’Одна половина ста-
ла известной другой” Джона Гэрвуда (1853 г.), "Диковины лон-
донской жизни" Чарльза Менби Смита (1853), "Трущобы Лон-
дона напоказ" (1850), "Дворец и лачуга: фазы жизни Лондона”
(1871) и, вероятно, наиболее известная "Лондонская жизнь и
лондонская беднота" Генри Мейхью20 исследовали невежество
среднего класса, но, возможно, карикатура из "Панч" "Молча-
ливый разбойник" отразила лучше всего отчаяние перепол-
ненного городского пространства в середине XIX столетия. На
фоне могучей Темзы — символа коммерческого могущества
города, на фоне стоящего в отдалении Собора Св.Павла, сим-
волизирующего бессилие церкви, изображена Смерть — бес-
пощадный жнец, — беспристрастная к социальному положению,
готовящаяся собрать жатву среди населения Лондона. Хотя
"великое зловоние" заставило Парламент отложить заседания в
Вестминстере летом 1855 г., вероятно, не было случайностью то,
что после карикатуры из "Панч" был оглашен состав столичного
Управления работ (Лондон был единственным городом в Соеди-
ненном Королевстве, не имевшем муниципального совета), под-
нявшем вопрос о новой системе канализации для Лондона*1.
Упорядочение городского пространства:
альтернатива нестабильности
На этом фоне динамичных изменений городской среды следует
обратить внимание на четыре отдельные попытки упорядочения
городского пространства. Оно не было достигнуто в равной мере.
Более того, меры вводились неравномерно, что отражало разли-
чие в приоритетах местных властей, но с 1840-х и более оп-
ределенно с 1850-х они стали браться за вопросы городского
упорядочения22. Таким образом, члены городского управления
проводили прагматическую политику, развивая официальные
структуры и административный аппарат вне связи с партийной
политикой. Важным руководящим принципом была необхо-
димость управлять городским пространством — домами, пар-
ками, улицами, центральным районом, обеспечением досуга и
246
покупок, пабами, ограничением проституции, лицензированием
рынков — и обеспечить условия для морального совершенст-
вования, создавая библиотеки, галереи и бани. Управление го-
родским пространством было, кроме того, существенным в уп-
равлении менявшимся населением, чьи традиционные устои
подвергались коренному пересмотру.
Городское пространство обычно обращалось к проблемам со-
циальной стабильности множеством способов. Во-первых, де-
лался акцент на новые дома, построенные с учетом требований
санитарного контроля23. Именно отцы города, а не члены Пар-
ламента, в Лидсе и Ливерпуле (1842), Лондоне (1844), Ман-
честере, Ноттингеме (1845), Барнли и Ньюкасле (1846) обязали
строителей новых домов устраивать канализационные сети.
Этому примеру национальное законодательство последовало в
Акте об общественном здоровье 1848 г. и в неподтвержденном
Акте об обязанностях местного управления 1858 г. — акте,
обеспечивавшем рамки минимальных строительных стандартов,
которые могли быть приняты городами. Водопровод, газ для
уличного освещения и сооружение главных канализационных
сетей начиная с 1840-х гг. дали толчок к проектированию пря-
мых улиц. Это совпало с другими организационными измене-
ниями в строительной индустрии, такими, как появление суб-
договоров и генеральных подрядчиков, и все вместе взятое спо-
собствовало появлению геометрических решеток "уставных" до-
мов террасной застройки. В результате общественное и частное
пространство стало теснее примыкать друг к другу, и с 1875 г.
все городские власти вынуждены были придерживаться хотя бы
минимальных строительных стандартов. Снова "Панч" отразил
вражду к авантюристам-строителям в карикатуре "Как мы те-
перь строим" (1876 г.), показывающей непрочность домов. Про-
странственные результаты этого процесса, с помощью которого
распространялись строительные правила, могут быть видны на
планах одного из лондонских имений между 1880 и 1895 г.
Второй метод, использовавшийся для того, чтобы стимулиро-
вать меры к обеспечению городской стабильности, осуществлял-
ся с помощью моделей. Частные усилия часто направлялись на
создание своего рода примеров содержащихся в чистоте домов,
правильного планирования домашнего бюджета, приготовления
питательной пищи. Моральные очертания этого "крестового по-
хода" часто базировались на евангелических принципах, осно-
ванных на вере в то, что без изменений личности, когда пред-
ставители рабочего класса признали бы ошибочность своего об-
раза жизни и сами решили бы воспринять улучшенные жиз-
ненные правила, помощь и благотворительность были бы бес-
полезными. Более того, наиболее либеральное осмысление соци-
альной политики на протяжении XIX века основывалось на та-
ком подходе, что лучше всего иллюстрирует "Самопомощь" Са-
мюэля Смайла (1859 г.). Образцы жилищ стремились отразить
лучшие практические достижения: современные условия для
отдыха, хорошее оформление и расположение комнат, разумную
плату. Начиная с 1840-х годов такие организации, как Общество
247
за улучшение условий рабочего класса и Муниципальная ас-
социация за улучшение жилищных условий трудящихся, и поз-
же, в 60-х годах, — Промышленная компания по строительству
улучшенного жилья и отдельные люди, как Джордж Ватерлоу,
строили и эксплуатировали дома, возвращая в год 4-5% вложе-
ний, что было достаточным для инвесторов и землевладельцев24.
Промышленники, зачастую квакеры, также стремились придать
домостроительству современный характер, строить по образцам,
как в Сэлтери (1853 г.), Экройдоне и Вест Хилл Парк в
Галифаксе (1861), а также в Белфасте, Дублине и во многих
других городах. Последующие новостройки предпринимателей
— Кэдберский Боурнвилл (1879), Порт Санлайт Левера (1888) и
Нью Эрсвик раунтри (1902) демонстрировали этот просвещен-
ный взгляд на новые поселения25. С 1860-х гг. миссис Битон
обеспечивала рецептами и настаивала на преимуществах диеты,
а Октавия Хилл поддерживала практику управления строитель-
ством домов, призванную показать, что строительство домов для
рабочего класса может осуществляться так, чтобы приносить
реальные возвраты капиталов26. Во всех отношениях руководя-
щими принципами были изменение поведения рабочего класса
путем обеспечения домашнего пространства в таком количестве
и такого качества, чтобы стимулировать поведение, которое
одобрялось бы городской элитой. Если пряник не срабатывал,
пространство использовалось как кнут, так как дома шахтеров и
многих промышленных рабочих — согласно одной ранней
оценке (1833 г.) они принадлежали 19% большим фирмам —
использовались предпринимателями как рычаг: они угрожали
безработицей и, следовательно, выселением как средствами оп-
ределения условий труда27.
Третий путь установления контроля над уже имеющимся
городским пространством, не новостройками, был сначала на-
правлен на ограниченные проекты расчистки трущоб, а затем, в
более обширных планах, на целые городские районы28. Глазго и
другие шотландские города в 1860-х гг. были в числе первых в
этом плане, так как они стремились получить и добились права
поднимать местные налоги с тем, чтобы финансировать эти усо-
вершенствования29. Их примеру последовали английские города,
получившие эту возможность согласно законодательству, извест-
ному как Акты Кросса и Торренса, 1868 и 1874 гг. Дворы были
вычищены, прорубали стены, дабы улучшить освещение и вен-
тиляцию, на что муниципалитеты шли, чтобы ликвидировать
худшие проявления антисанитарии и рассадники безнравствен-
ности, с которыми они ассоциировались. Разрушение централь-
ных районов проводилось на деле железнодорожными компа-
ниями, которые в своем рвении получить доступ к городскому
центру покупали и сносили кварталы перенаселенных домов в
середине 1840-х и 50-х гг.30 К 1900 г. железнодорожные ком-
пании владели от 5 до 9% городской площади в главных
британских городах и отвечали за изменение в использовании
земли и пейзаж.
248
Наконец, городское пространство использовалось для обра-
щения к проблемам социальной стабильности средствами актив-
ного вмешательства в общественную жизнь. С тем, чтобы вос-
питывать чувство ответственности, повышать индивидуальные
возможности, поднимать уровень жизни и предоставлять людям
в городе возможность получения своей, хотя и ограниченной,
доли, городские советы создали сеть служб и условия, которые
были направлены на улучшение городских нравов. Наиболее
важными в программе были парки, музеи, картинные галереи и
библиотеки, которые с 50-х гг. прошлого века обеспечивали
распространение культурных мероприятий как части поля бит-
вы за умственное пространство жителей31. Правила и пред-
писания, которые проводились в жизнь и контролировались
гражданскими служащими — смотрителями парков, сторожами,
служителями и дворниками, — пытались внушать понятия о
приличиях, уважение к власти, дисциплине. Объявление типа
"Не ходить по траве” или "Играть в футбол запрещено" были
признаками принятых стандартов поведения. Снабженные пояс-
нительными надписями ботанические или геологические образ-
цы демонстрировали пользу знаний; естественная наука прони-
кала в массы с помощью геометрических тропинок, астроно-
мических часов и других принадлежностей парков и музеев.
Выбор времени спортивных состязаний и мест общественных
собраний был дальнейшим свидетельством проникновения граж-
данского регулирования в вопросы повседневной жизни.
В области других гражданских обязанностей отцы города так-
же формировали городское пространство. В строительстве боен и
прачечных, в расположении инфекционных больниц и госпи-
талей на окраине застроенных районов, а также в возведении
городских общественных зданий определилось изменение облика
города последней трети XIX в.
В некоторой степени эти интервенционистские действия влас-
тей с целью управления пространством города и поведением его
жителей развились из более ранних попыток установления конт-
роля над улицами32. Так, эти действия в ограниченной мере
напоминали деятельность парижских властей, хотя определение
улицы как места, где должна царить дисциплина с тем, чтобы
регулировать потоки уличного движения, обеспечивать охрану
порядка и вытеснять такие виды деятельности, как проститу-
ция, азартные игры и спорт в специально отведенные районы го
рода, находится вне моральных категорий, регулирующих пове-
дение. Это было совершенно необходимо, так как лондонские ду-
шители, ливерпульские и манчестерские уличные грабители зах-
ватили контроль над улицами, распространяя тревогу, заставляя
представителей среднего класса сомневаться, могут ли они спо-
койно ходить по тротуарам своих городов, бросая вызов кон-
тролю над общественным пространством33. Моральный ущерб от
нападений Джека-Потрошителя был примером сходных опа-
сений.
Контроль над улицами и общественными местами стал, таким
образом, тотемом гражданского просвещения, и если это начи-
249
налось в 40-х гг. прошлого века с ограниченного определения
санитарной политики, основанной на проектировке прямых
улиц с минимальной шириной, то развилось это в учреждение
пожарных и полицейских команд и целых армий гражданских
служащих — уборщиков мусора, строительных инспекторов и
других34. Контроль за порядком на улицах, даже если только по
причинам безопасности, в связи с увеличившимися потоками
уличного движения внутренне перенацелил фокус семейной
жизни среди больших групп рабочего класса35. Улицы стиму-
лировали свою собственную культуру: детские игры, досуг и
общее социальное взаимодействие общего пространства36, но
запрет или ограничение этих действий приводили к тому, что
это взаимодействие кровоточило. С 80-х гг. прошлого века уве-
личение реальной заработной платы и сокращение размеров
семьи совмещалось с усилением регулирования общественного
пространства с тем, чтобы внутренне перенацелить семейную
жизнь, что отражалось в викторианском увлечении безделуш-
ками и другими материальными предметами. Возможно, не бы-
ло случайным, что там, где общие удобства — стирка и сушка
белья, общая уборная и средства приготовления пищи — сох-
ранялись дольше всего, например, в шотландских городах, там
политическая агрессивность была наиболее сильной37.
Монументальность и ментальность
Городская администрация разрасталась во второй половине
девятнадцатого столетия, и логическим следствием этого был
рост муниципальной бюрократии. Но так же, как застроенная
часть города расширялась под влиянием субурбанизации со
значительной скоростью, то же происходило с количеством и
высотой зданий во внутренних районах. Отчасти это было ре-
зультатом стремления добиться популярности, так как в каждом
городе местные власти соперничали со своими соседями в стрем-
лении построить большую и лучшую ратушу или городское об-
щественное здание38. Члены брэдфордского совета с гордостью
похвалялись, что их ратуша была выше и на несколько футов
длиннее, чем в Манчестере и в Лидсе. Служение бирмингемским
гражданским добродетелям могло быть личным политическим
трамплином для Дж.Чемберлена, но концентрация гражданской
архитектуры города меняла его восприятие бирмингемцами до
последнего времени39.
Менталитет горожан подвергался многократному воздействию.
Перестройка внутренних районов, связанная с крупномасштаб-
ным железнодорожным строительством (в 40-е и 50-е гг. XIX в.),
расширение городского строительства (начиная с 1850-х гг.),
снос трущоб (60-е и 70-е гг. XIX в.), появление планов го-
родской застройки (начиная с 1890-х гг.), универмагов изме-
нили психологическую карту города40. В 1880-х и 1890-х гг. де-
душки и бабушки и даже сами родители 20-45-летних горожан
едва узнали бы город, в котором они жили. Даже в течение их
жизни регулирование городской среды муниципальными влас-
тями, так же, как и частными предпринимателями, навсегда
250
изменило городской пейзаж. Способ контроля часто был кос-
венным, через размеры, либо сложность самих зданий. Он также
достигался через архитектуру и декор, внутренний и внешний, с
классическими сюжетами, греческими мифологическими фигу-
рами и другими наглядными изображениями.
Личное пространство
Нельзя сказать, что в стремлении управлять городским прост-
ранством муниципальные советники были не в курсе того, что
влияет на повседневную жизнь людей. Более того, именно это
укрепляло их намерения изменить нормы поведения, и в кон-
тексте строительства жилья для рабочего класса популярная,
хотя и совершенно ложная версия этого была представлена в
идее, что именно свинарник создавал свинью: измените домо-
строительство, и мораль и поведение рабочего класса ответят
адекватно41.
Воздействие изменений в городах на личное пространство
привлекало мало внимания в литературе о британских городах.
Отчасти это произошло из-за того, что смелые мазки кистью
исторического исследования — строительство, субурбанизация,
миграция, классовые отношения и политические организации —
заняли центр холста. Отчасти это было следствием того, что
культурологический подход к истории медленно набирал силу.
Ясно то, что личное пространство на протяжении девятнад-
цатого столетия претерпело значительные изменения. Для того,
чтобы их проиллюстрировать, можно рассмотреть три аспекта.
Во-первых, на протяжении девятнадцатого столетия значи-
тельно изменилось функциональное назначение комнат. Наи-
большее развитие этот процесс получил в домах представителей
среднего и высшего классов, когда перемещение в пригороды
позволило в построенных на заказ виллах и полуособняках на
больших участках увеличивать число комнат, получивших спе-
циальное назначение: биллиардная, курительная, комната для
рисования, гардеробная, библиотека, кабинет, оранжерея, ком-
ната для занятий боксом и множество служб42. Но и для ра-
бочего класса назначение комнат существенно изменилось. Огра-
ничения, регулирующие использование подвалов и чердаков в
качестве жилых помещений, означали отход от недифферен-
цированного пространства, даже если это означало аренду мень-
ших площадей в разделенном перегородками доме. Подобным
же образом контроль над общественными домами (общественное
пространство, сдававшееся в наем отдельным людям и семьям
часто на долговременной основе, хотя первоначально было пред-
назначено для того, чтобы помочь приехавшим в город миг-
рантам) также ограничивал количество недифференцированного
пространства. Претворение в жизнь этой политики городских
советов противодействовало перенаселению, а также было на-
правлено на то, чтобы поощрять уединение, разделяя спальни
мальчиков и девочек, и предотвращать кровосмешение. Раз-
личное назначение комнат меняло городские ритуалы. Гостиные
или передние комнаты использовались для специальных целей —
251
для гостей и торжественных случаев. Появление гостиной поз-
воляло избегать многих неудобств и давало осязаемое свиде-
тельство ’’респектабельности”. Специализация комнат изменила
повседневную жизнь, что становится ясно из нижеследующего
отрывка, описывающего смерть в доме с одной комнатой.
"Тело любимого человека лежит на кровати, и весь обычный
круговорот домашних дел, включая прием пищи, должен про-
исходить при этой бледной фигуре перед их глазами. Наступает
ночь, и домочадцы должны идти отдыхать, поэтому печальная
ноша переносится с кровати на стол, а может быть, и на
крышку угольной ямы. Утром, чтобы освободить стол для зав-
трака или достать уголь для очага, тело снова переносят на
кровать, и так обычно в течение трех дней, а убитые горем
родственники чувствуют, какое кощунство так беспокоить
останки горячо любимого”43.
Во-вторых, в течение XIX в. претерпела изменения рутина
домашних дел. Введение водопровода в 1860-х и 70-х гг. и ва-
терклозетов с 1880-х способствовало установлению совершенно
отличных моделей поведения44. Больше не было необходимости
в путешествиях к уличным колонкам или экипажам водовозов;
теперь женщины и дети больше не должны были носить тазы и
другие сосуды для воды за несколько сот ярдов ни в шотланд-
ских городах, ни в лондонских многоквартирных домах вверх и
вниз по нескольким маршам общей лестницы. Ватерклозеты за-
менили дворовые уборные, и со временем туалет стали разме-
щать в доме. Холодные ночи и ночные горшки к концу столетия
изгладились из памяти многих рабочих семей.
Водопровод изменил рутину домашних дел. Сберегающие вре-
мя и приносящие удобства, облегчающие личную гигиену и при-
готовление пищи, эти изменения постоянно влияли на отно-
шения внутри семьи. Перенос многих повседневных дел внутрь
дома сократил возможности для уличной болтовни. Обмен ин-
формацией, опытом и функции предохранительного клапана,
присущие ей, были подорваны введением водоснабжения —
болезни, тяжелые утраты, рождения и другие события личной
жизни стали меньше делить с другими, и в результате со-
циальные связи и механизм взаимовыручки местных общин
ослабли. Уединение, столь защищавшееся в городских советах
представителями среднего класса, поощряло индивидуализм и
уничтожало взаимозависимость.
Все вместе взятое — водоснабжение и специализация комнат —
на долгое время определили местонахождение женщин в опреде-
ленных местах дома. Приготовление пищи и стирка, ранее
осуществлявшиеся в жилых комнатах, постепенно сосредото-
чились в специально построенных "задних пристройках", где
водопровод, а позднее газ, вели прямо в кухню или посу-
домоечную. Начиная с 1880-х гг. введение газовых счетчиков
позволило рабочим платить за небольшие количества потреб-
ляемого газа, и это стимулировало женщин к приготовлению
горячей пищи опять-таки в отдельном пространстве кухни45.
Именно эти изменения во второй половине столетия, а особенно —
252
с 1880-х гг., ускорили "разделение сфер" для женщин из
рабочих семей4®. В результате было установлено близкое тож-
дество домашних обязанностей, домашнего пространства и роли
женщин47.
В-третьих, муниципальные власти, озабоченные упорядо-
чением поведения, изменили уличную жизнь48. Уже говорилось
о попытках контролировать проституцию, азартные игры, рын-
ки и общественные собрания и в целом о стремлении заставить
их размещаться в специально отведенных районах, где контроль
над поведением мог осуществляться более эффективно либо
через выдачу лицензий, либо под бдительным оком специально
оплачивавшихся чиновников. Изобретенная Бентамом круглая
тюрьма для удобства наблюдения за заключенными была не
менее важной метафорой для проверки общественного поведе-
ния. Полиция контролировалась, соответственно, Наблюдатель-
ными комитетами. Общественные собрания обязывали участ-
ников придерживаться принятых процедур выдвижения и под-
держки предложений и следовать соответствующим нормам по-
ведения.
Как следствие этого регулирования общественного пространст-
ва, изменились и умственные представления. Соображения без-
опасности диктовали новые правила движения, и пути сооб-
щения улучшались, чтобы ускорить торговлю. Но это разрушало
площадки для игр, футбольные ворота, крикетные поля и тро-
пинки влюбленных. Привычные ориентиры и накопленный
поколениями опыт были опровергнуты, и историческое чувство
коллективизма подорвано. Улицы как источники общего опыта,
болтовни, присмотра за детьми старшими братьями и сестрами
становились более формальными, более регулируемыми и соот-
ветственно — все более чистыми. Расчистка дворов и аллей
имела тот же эффект, устраняя знакомые ориентиры, изменяя
местный пейзаж. Эти местные изменения имели огромное значе-
ние для улучшения социального пространства окрестностей.
Наконец, хотя городское пространство подвергалось все боль-
шему регулированию, визуально оно не стало однородным. По-
строенные в виде террас дома и даже дома для среднего класса
отличались непривлекательной монотонностью оформления,
окраски и структуры. Логика строительных правил и рыночных
сил диктовала квадраты, прямоугольники и параллелограммы
по необходимости единообразных домов. Изобиловали местные
различия домов, от серо-желтых кирпичей Лондона к теплым
красным тонам центральных графств, далее темно-красным кир-
пичам на севере и к серому граниту северной столицы. На мес-
тах это единообразие цвета улучшалось вариациями дизайна,
главным образом, во второй половине XIX столетия, внешними
деталями из кирпича — узорами из них над дверями и окнами и
в конце стен, где разноцветные кирпичи использовались для
того, чтобы прерывать сплошные линии. Коньки крыш и чере-
пица фабричного производства, как и большинство строитель-
ных материалов, делались в разнообразном оформлении. Внутри
домов гипсовые лепные украшения, интерьер ванных комнат и
253
зеркала отличали один дом от другого. Это разнообразие строи-
тельных материалов не только увеличивало визуальный интерес
к внешнему виду, но и позволяло делать собственность инди-
видуальной, превращая строение в дом.
Этому процессу способствовал рост потребления в последнюю
четверть XIX в. Между 1860 и 1895 гг. реальная заработная
плата выросла на 107%, что составило около 2,1% в год, хотя в
следующие двадцать лет рост замедлился на уровне 0,7% в
год4®. Эти доходы нашли отражение не только в количестве и
размерах комнат, но и в их комфорте и удобствах. Одежда из
магазинов готового платья, фортепиано, линолеум, фарфоровые,
а не цинковые принадлежности для ванной комнаты, медные
котлы и кухонные плиты, шкафы, книги и украшения — все
это дополняло внутреннее разнообразие, качественные улуч-
шения и (возможно, это наиболее важно) способствовало со-
циальному утверждению50.
Заключение
Классический, готический, итальянский, египетский и даже
индийский стили соперничали друг с другом в муниципальной
архитектуре XIX столетия и в некоторых отношениях возме-
щали видимое однообразие домов горожан. В размере, объеме и
украшениях выбор стиля отражал устремления отцов города
использовать городское пространство и градостроительство в
целях самоутверждения, а часто являлся самоуверенным при-
тязанием на способность муниципалитета организовать и улуч-
шить жизнь местных жителей. Для большинства дома стали
более просторными и основательно построенными, более чис-
тыми, с улучшенными удобствами, а в общественной сфере
появление парков, библиотек, прачечных, расчистка трущоб,
строительство школ, больниц и общественных рынков во многом
было обязано фантазии и усилиям местных представителей.
Основой таких устремлений была некая свободно сформу-
лированная концепция общего блага или общественной пользы.
И хотя всегда были жертвы, наподобие существовавшего на
викторианских железных дорогах преступного мира, куда
инициативы советов никогда не доходили, муниципальное уп-
равление физическим пространством в общем привело к ка-
чественным улучшениям в окружающей обстановке.
Сохраняло ли управление городским пространством "статус-
кво" классовых отношений или оно было средством, с помощью
которого вмешательство общества стало нормой? Возможно, это
прозвучит парадоксально, но предложенная здесь интерпретация
дает положительный ответ на оба вопроса. Первоначально уп-
равление городским пространством осуществлялось нехотя и
носило минимальный характер. Оно стремилось создать "сани-
тарный кордон" с тем, чтобы защитить интересы среднего клас-
са. Но по мере того, как сфера их ответственности расширялась, и
местные советы осознали, что получили полномочия осущест-
влять вмешательство, эта возможность была использована для
обоюдной выгоды: для улучшения жилищных условий боль-
254
шинства жителей и для защиты законных имущественных прав.
Общественное вмешательство стало средством, с помощью кото-
рого деловые и семейные интересы продвигали дело социального
благосостояния, в то же время защищая свои собственные
интересы.
1	For recent literature on this subject see: P.Hudson. The Industrial Revolu-
tion. London, 1992; E.A.Wrigley. Continuity and Change: The Character of
the Industrial Revolution in England. Cambridge, 1988; R.Floud and
D.McCloskey, eds. The Economic History of Britain Since 1700. Vol.l, 1700-
1860. London, 1981; N.F.R.Crafts. British Economic Growth During the In-
dustrial Revolution. Oxford, 1985; and the bibliographical entries contained in
each.
2	For a summary of the debate see: A.J.Taylor, ed. The Standard of Living
in the Industrial Revolution. London, 1975; J.H.Treble. The standard of living
of the working class // T.M.Devine and R.Mitchison, eds. People and Society
in Scotland. Vol.l, 1760-1830. Edinburgh, 1988; J.Foster. How imperial Lon-
don preserved its slums // International Journal of Urban and Regional Re-
search, 3, 1979, 93-114. For a recent urban view see: L.D.Schwary. London in
the Age of Industrialisation: Entrepreneurs, Labour force and Living condi-
tions 1700-1850. Cambridge, 1992. P. 103-23, 157-229.
3	H.J.Dyos. Agenda for urban historians // H.J.Dyos, ed. The Study of Ur-
ban History. London, 1968 reviewed work in progress to the 1960s and pro-
vided a comprehensive bibliography to that date. For a recent review on nine-
teenth century urban historiography, see: R.J.Morris and R.Rodger. An intro-
duction to British urban history 1820-1914 // R.J.Morris and R.Rodger, eds.
The Victorian City: A Reader in British Urban History 1820-1914. London,
1993.
4	P.Clark. The Early Modern Town: A Reader. London, 1976; G.Sjoberg.
The Pre-Industrial City. New York, 1960; P.Borsay, ed. The Eighteenth Cen-
tury: a Reader in English Urban History 1688-1820. London, 1990.
5	C.M.Law. The growth of urban population in England and Wales 1801-
1911 // Trans. Institute of British Geographers, 41, 1967, 125-143;
A.F.Weber. The Growth of Cities in the Nineteenth Century: A Study in Sta-
tistics. 1899; repr. New York, 1963.
6	R.Rodger. Housing in Urban Britain 1780-1914: Class, Capitalism and
Construction. London, 1989.
7	C.S.Jones. Outcast London: A Study in the Relationship between Classes
in Victorian Society. Oxford, 1971; J.H.Treble. Urban Poverty in Britain
1830-1914. London, 1979.
8	H. J.Dyos. The slums of Victorian London // Victorian Studies, 11, 1967,
5-40; H.J.Dyos. Victorian Suburb: a Study of the Growth of Camberwell.
Leicester, 1961.
9	See R.J.Dennis. English Industrial Cities of the Nineteenth Century: A
Social Geography. London, 1984, for a review of various contributions, and
the special issue of Transaction of the Institute of British Geographers, 4,
1979, devoted entirely to spatioal aspects of the Victorian city.
10	H.George. Progress and Poverty. 1881, lepr. London, 1937; B.R.Murray.
The politics of the "People’s Budget" // Historical Journal, 16, 1973, 555-
570; B.B.Gilbert. David Lloyd George: the reform of British land holding and
the budget of 1914 // Historical Journal. 21. 1978. P. 117-41.
11	E.W.Cooney. The building industry // R.Church, ed. The Dynamics of
Victorian Business. London, 1980; C.G.Powell. An Economic History of the
British Building Industry 1815-1979. London, 1980.
12	R.H.Harper. Victorian Building Regulations. London, 1985. xi-xxix.
13	D.Englander. Landlord and Tenant in Urban Britain 1838-1918. Oxford,
1983; J.Melling, ed. Housing, Social Policy and the State. London, 1980;
255
J.McKenna and R.Rodger. Control by coercion: employers’ associations and
the establishment of industrial order in the building industry of England and
Wales, 1860-1914 // Business History Review. 59. 1985. P. 203-31.
14	C.G.Pooley. Residential mobility in the Victorian city // Trans. Institute
of British Geographers. 4. 1979. P. 258-77; R.J.Dennis. English Industrial
Cities... P. 250-69.
15	This figure is conventionally used to indicate that 90% of the population
were tenants in 1914. However, there were important local variations. See
R.J.Dennis. Op. cit. P.169 for a summary, and recent research gas recalcu-
lated the percentaage as being nearer 13-20%. See M.Swenarton and S.Taylor.
The scale and nature of the growth of owner occupation in Britain between the
wars // Economic History Review. 38. 1985. P. 373-92.
16	J.Banks. The contagion of numbers // H.J.Dyos and M.Wolff, eds. The
Victorian City: Images and Realities. Vol.l. London, 1977 edn.
17	Quoted in J.B.Russel. Life in One Room. Glasgow, 1888. P.8.
18	M.J.Cullen. The Statistical Movement in Early Victorian Britain. London,
1975.
19	E.J.Hobsbawm. The Age of Revolution. London, 1962; and Industry and
Empire. London, 1969; C.Emsley. British Society in the French Wars. London,
1979; and Artisans, Peasants and Proletarians, 1760-1860. London, 1985.
20	Henry Mayhew published 82 letters in the Morning Chronicle between
1849 and 1850. His own selections from these were published as London La-
bour and the London Poor (1851), and a different selection, with limited
overlap, published by E.P.Thompson and E.Yeo, The Unknown Mayhew: Selec-
tion from the Morning Chronicle 1849-1850. London, 1971.
21	D.Owen. The Government of Victorian London 1855-1889: The Metropoli-
tan Board of Works, the Vestries and the City Corporation. London, 1982.
22	D.Frase. Power and Authority in the Victorian City. London, 1979;
D.Frase, ed. Municipal Reform and the Industrial City. Leicester, 1982.
23	S.M.Gaskell. Building Control: National Legislation and the Introduction
of Local Bye-Laws in Victorian England. London, 1983.
24	J.N.Tarn. Five Per Cent Philanthropy: An Account of Housing in Urban
Areas Between 1840 and 1914. Cambridge, 1972; and Working Class Housing
in 19th Century Britain. London; S.M.Gaskell. Model Housing: From the Great
Exhibition to the Festival of Britain. London, 1987; A.Wohl. The Eternal
Slum: Housing and Social Policy in Victorian London. London, 1977.
25	W. Ash worth. The Genesis of Modern British Town Planning. London,
1954; A.Sutcliffe, ed. British Town Planning: the Formative Years. Leicester,
1981.
26	I.M.M. (Mrs) Beeton. Book of Household Management. London, 1861;
O.Hill. Homes of the London Poor. London, 1875.
27	J.Melling. Employers, industrial housing and the evolution of company
welfare policies in Britain: heavy industry: west Scotland 1870-1920 // Inter-
national Review of Scotland History. 26. 1981. P. 255-301.
28	J.A.Yelling. Slums and Slum Clearance in Victorian London. London,
1986.
29	C.M.Allan. The genesis of British urban redevelopment with special ref-
erence to Glasgow // Economic History Review. 17. 1965. P. 598-613.
30	J.R.Kellett. The Impact of Railways on Victorian Cities. London, 1969.
31	H.Conway. People’s Park: The Design and Development of Victorian
Parks in Britain. Cambridge, 1991.
32	J.Davis. From ’’rookeries" to "communities": race, poverty and policing
in London, 1850-1985 // History Workshop, 27, 1989; R.Swift. Urban polic-
ing and social control in early Victorian England, 1935-86: a reappraisal //
History. 73. 1988. P. 211-37.
33	J.Davis. The London Garrotting panic of 1862: a moral panic and the
creation of a criminal class in mid-Victorian Britain // V.A.C.Gattrell,
B.Lenman, G.Parker, eds. Crime and the Law: The Social History of Crime in
Western Europe since 1500. London, 1980; R.S.Sindall. Street Violence in the
256
Nineteenth Century. Leicester, 1990; R.D.Storch. The Policeman as domestic
missionary: urban discipline and popular culture in northern England 1850-
1880 // Journal of Social History. 9. 1976. P. 481-509; C.Emsley. Policing
and its Context 1750-1870. London, 1983.
34	W.H.Parker. From civic gospel to municipal socialism // D.Fraser, ed.
Cities, Class and Communication. London, 1990; J.R.Kellett. Municipal so-
cialism, enterprise and trading in the Victorian city // Urban History Year-
book. 1978. P. 36-45.
35	M.J.Daunton. House and Home in the Victorian City. London, 1983.
36	J.White. Rothschild Buildings: Life in an East End Tenement Block
1887-1920. London, 1980.
37	R.Rodger. The Victorian building industry and the housing of the Scot
tish working class // M.Doughtv, ed. Building the Industrial City. Leicester.
1986. P. 151-206.
38	D.Olsen. The City as a Work of Art. New Haven, 1986.
39	D.Smith. Conflict and Compromise. Class Formation in English Society,
1830-1914. London, 1982; R.J.Morris. Class. Sect and Party. The Making of
the British Middle Class, Leeds, 1820-1850. Manchester, 1990.
40	J.Benson and G.Shaw. The Evolution of Retail Systems 1800-1914.
Leicester. 1992. P. 103-65.
41	J.Walton and A.Wilcox. Low Life and Moral Improvement in Mid-
Victorian England: Liverpool through the Journalism of Hugh Shimmin.
Leicester, 1991.
42	J.Burnett. A Social History of Housing 1815-1970. London, 1978.
43	R.Rodger. The building industry and the housing of the Scottish working
class // M.Doughty. Op. cit. P. 164.
44	S.Muthesius. The English Terraced House. New Haven, 1982.
45	M.Daunton. House and Home... Chs. 10,11.
46	L.Davidoff and C.Hall. Family Fortunes. Men and Women of the English
Middle Class, 1780-1850. London, 1987.
47	E.Ross. Survival networks: women’s neighbourhood sharing in London
before World War One // History Workshop. 15. 1983. P. 4-27.
48	R.D.Storch. Police control of street prostitution in Victorian London: a
study in the contexts of police action // D.H.Bailey, ed. Police and Society.
London, 1977; C.Steedman. Policing the Victorian Community: the Formation
of English Provincial Police Forces 1856-80. London, 1984.
49	C.H.Feinstein. National Income, Expenditure and Output 1855-1965.
Cambridge, 1972.
50	W.H.Fraser. The Coming of Mass Market. London, 1981.
?57
ЦАРЬ НИКОЛАЙ I
И КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ
Барбара Эмерсон
24 мая 1844 года вице-канцлер Российской империи инфор-
мировал британского посла в Санкт-Петербурге о том, что рос-
сийский император уже покинул столицу и направляется в
Лондон. Мы не знаем точно, кому принадлежала инициатива —
русским или англичанам. Британский посол утверждал, что в
январе 1844 г. на балу в Зимнем Дворце Николай сказал, что не
был в Великобритании с 1817 года (до его восшествия на
престол) и хотел бы вновь туда отправиться1. Кто бы ни сделал
первый шаг, он был достаточно случайным.
Британские министры очень хотели улучшить отношения с
Россией, но королева Виктория, как она напишет позже, "была
очень против визита"2. Неудачное начало объяснялось и тем
фактом, что Виктория была на седьмом месяце беременности и
не желала, чтобы ее видели в таком положении. К тому же
послание Николая прибыло в Лондон 30 мая, оставляя ан-
гличанам для подготовки к визиту царя, который не был в
Англии больше четверти века, всего лишь сорок восемь часов.
Сегодня мы привыкли к тому, что официальные визиты го-
товятся заблаговременно и прорабатываются до мельчайших
деталей, внезапный же отъезд Николая из Санкт-Петербурга
объясняется его характером и манерой ведения государственных
дел. Николай рассматривал свою державу как воинское соеди-
нение и имел обыкновение наносить внезапные визиты, чтобы
держать своих командиров настороже. К тому же, со времени
Польского восстания 1830-31 годов Николай жил в страхе быть
убитым польскими националистами. Вот что писала королева
Виктория в своем дневнике (почти все последующие цитаты
также из ее дневника): "Мы всегда очень опасались, что дурные
поляки опять что-нибудь натворят и благодарили бога, когда
император находился дома в безопасности”3.
Путешествуя под именем графа Орлова, царь прибыл в Вулвич
на Темзе, откуда он немедленно отправился в русское посольство
в Лондон, а не в Букингемский дворец, где для него были
приготовлены комнаты. Примечательно, что хотя было уже
заполночь, он попросил чернил и бумагу и отправил принцу-
консорту записку, в которой говорилось, что он бы хотел видеть
королеву как можно скорее. Разбудить принца-консорта ранним
утром могло бы показаться недостаточно вежливым со стороны
Николая поступком, но таковы были его привычки. Император
настоял на том, чтобы в здании русского посольства была
258
помещена раскладушка с его собственным кожаным тюфяком.
Королева Виктория, которая имела несколько комнат в Винд-
зоре, "привела их, насколько это было возможно, в порядок’’.
Она писала в своем дневнике: ’’Мы даже повесили несколько
русских картин, включая три портрета великих княгинь и
Императрицы, чтобы придать месту хоть какой-то уют”4. Ко-
нечно, она не думала, что Виндзор был так же роскошен, как
дворцы Санкт-Петербурга, и была очень удивлена, узнав, что
царь "спит на соломе. Каждый день ему наполняют тюфяк
свежей соломой, кладут на кровать. У него есть шерстяное
одеяло и грубые простыни, но нет льняных простыней"5.
После православной службы в посольской церкви Николай
позавтракал с королевой в Букингемском дворце. "Император
был в парадной одежде, — писала королева, — ив высоких
сапогах. Он поцеловал мне руку, и я обняла его. Внешность его
примечательна. Хотя ему 48, он все еще очень красив и высок, с
тонким открытым лицом и прекрасным греческим профилем.
Более правильного лица не бывает. У него нет бакенбардов, но
он носит усы... Он говорил мне всякие любезные вещи, держа
меня за руку и целуя ее"6. Наблюдательная молодая женщина
продолжает: "Выражение глаз императора необычайно, хотя и
не располагает, его манеры безукоризненны, ведет он себя с
достоинством, но без чванства. Но, и я сказала об этом впо-
следствии Альберту, у меня сложилось впечатление, что он
несчастлив, он редко улыбается. Выражение его глаз поразило
многих”7. Затем Николая закружило в вихре официальных
визитов, среди которых была встреча с единственным англи-
чанином, которым он восхищался — герцогом Веллингтоном.
Другие, менее официальные визиты были сделаны на следующее
утро. Царь купил много столового серебра и украшений, посетил
Зоологический сад перед тем, как отправиться в Виндзорский
замок, где он несколько дней был гостем королевы.
Сразу же по приезде Николай сказал Виктории, что он был
очарован Виндзором, взял на руки старшую дочь Берти, которая
не была от этого в восторге. Но все действия Николая нравились
королеве. Она все больше восторгалась мужчиной, "чья обра-
зованность была громадной", который сказал ей, "что иногда
лучше увидеть все самому, а не доверять только дипломатам.
Это очень правильно, очень хорошо, и, в конечном итоге, я
очень довольна, что император приехал". О ее обожаемом Аль-
берте он сказал: "Невозможно быть более красивым, чем принц
Альберт — у него такой благородный и добрый вид”. Молодая
королева была буквально очарована: "Это кажется мне сном —
гулять, завтракать с Императором России, самым великим из
правящих на земле императоров, так, как будто он один из
наших близких родственников". Единственный упрек, который
можно найти в дневнике Виктории, касается пунктуальности
Николая, которую она называет "ужасной". Она обнаружила его
стоящим в коридоре в ожидании обеда8.
Следующий день был проведен на скачках в Аскоте, которые
Николай смотрел вместе с принцем и королем Саксонии Фре-
259
дериком Августом, который также был гостем Виндзора. Ни-
колай завоевал большую популярность, заявив, что учреждает
годовой приз в 500 гиней, который будет выплачиваться в те-
чение всей его жизни. На следующий день император смог снять
гражданское платье (он доверительно сообщил Виктории, что
чувствует себя крайне неудобно во фраке), так как в его честь
был показан великолепный военный парад. В последний день
пребывания в Виндзоре Николай присутствовал на скачках. На
этот раз кроме свиты была и сама королева. Это было 6 июня.
Королева отметила: "Он мне напоминает дядю Леопольда — он
так же любит наблюдать за хорошенькими симпатичными ли-
цами и восхищаться ими"9. Это был единственный из восьми
дней, проведенных императором в Англии, отмеченный анти-
русскими выступлениями. Были распространены листовки, в
которых говорилось, что Николай еще больший, чем Калигула
или Нерон, тиран. И хотя демонстранты не получили поддер-
жки в Аскоте, все же в Лондоне, согласно "Таймс", в тот вечер
состоялся митинг, собравший 1200 человек10.
В пятницу седьмого июня царь вернулся в Лондон в со-
провождении королевы, принца-консорта и короля Саксонии.
Вновь, как и в предыдущие дни, он провел большую часть
своего времени в обществе Виктории. Они завтракали и обедали
вместе и затем посетили концерт в Букингемском дворце. В
субботу Николай присутствовал на праздничном приеме, устро-
енном в его честь герцогом Девонширским в его имении в
Чисвике. Как и в предыдущие дни визита, Николай общался с
гостями в дружеской и непринужденной манере. Описывая этот
праздник, "Таймс" отмечала "умение императора расположить к
себе людей, заставить их почувствовать себя раскованно"11. И в
этот вечер, последний в Англии, Николай обедал с королевой
Викторией, после чего они отправились в оперу. Там, по словам
королевы, "их ожидал великолепный прием". "Я всегда бук-
вально подталкивала императора вперед, — писала королева, —
так как он повсюду пропускал меня первой, я была просто
вынуждена вести его за руку и представлять, невозможно было
представить себе более уважительного поведения, чем отно-
шение ко мне Николая"12.
Девятого июня Николай в последний раз завтракал с ко-
ролевой и в тот же день уехал на пароходе в Роттердам, а оттуда
в Киссинген, чтобы там встретиться с вице-канцлером графом
Нессельроде.
Николай оставил в Англии благоприятное впечатление.
"И все же, — писала королева, — принц-консорт высказал
критические замечания. Альберт считает, что у Николая не
совсем цивилизованный ум, хотя он так вежлив и хорошо вос-
питан, не разбирается в искусстве, а также (и в этом я со-
вершенно с ним согласна) осознает, что ему пришлось делать
жестокие вещи, хотя его очень уважают в семье". "Я же считаю,
что в нем много доброты и благородства, хотя и смешанных с
деспотизмом и жестокостью. Не знаю почему, но мне его жаль.
Думаю, что его громадная власть тяжелым грузом лежит на его
260
плечах. Он был воспитан с большой суровостью нелюбящей его
матерью и полусумасшедшим отцом, затем внезапно он был
брошен в гущу военных событий. Он очень беспокоился о про-
исходящем на Востоке, очень откровенен, с сочувствием отно-
сился к тем, которые приписывали ему задние мысли (я не была
в их числе)’’, — продолжает Виктория. ’’Должна сказать, что я
всегда доверяла его словам, а он мог положиться на меня”13.
Конечно, было бы ошибкой считать, что царь провел восемь
дней только на обедах, парадах и других развлечениях. Главная
цель его визита была политической. Он приехал в Англию для
разведки возможности улучшения отношений между Россией и
Англией и обсуждения крайне волновавшей его проблемы
будущего Турецкой Империи. Франция тогда проводила свою
политику на Ближнем Востоке и в Египте.
Англичане тоже очень хотели обсудить Восточный вопрос с
императором, так как они опасались французской политики в
этом регионе, особенно в Египте. Считая, что между французами
и англичанами не было реальных оснований для дружбы, Ни-
колай надеялся улучшить русско-египетские отношения за счет
правительства Луи-Филиппа. Царь не терял возможности во-
влечь своих английских хозяев в разговоры о Восточном вопро-
се, особенно в течение дней, проведенных в Виндзоре. За это
время он обсудил эту тему не только с премьер-министром сэром
Робертом Пилем, секретарем по иностранным делам лордом
Абердином и герцогом Веллингтоном, но также и с лидерами
оппозиции лордами Мельбурном и Пальмерстоном.
Главное из того, что сказал Николай, было его предвидение
надвигающегося краха Оттоманской империи. Вот что он сказал
Абердину: "Турция умирает. Мы можем постараться оставить ее
в живых, но успеха не добьемся: она умрет, должна умереть.
Это будет критическим моментом. Думаю, что мне придется
привести свои войска в движение, Австрия должна сделать то
же самое. Боюсь я лишь Франции. Она может активизировать
бассейн Средиземного моря, Африку, сам Восток. В таком слу-
чае Англия должна выступить со своим флотом. Необходимо
объединить русскую армию, австрийскую армию, великий ан-
глийский флот”14.
Теперь, когда русский царь понял, что Россия не может
свободно распоряжаться Турецкой империей, он должен был
предпринять шаги для укрепления международных отношений с
западноевропейскими державами с целью продолжения своей
политической линии. Он не считал Францию стоящим союз-
ником и оставался в стороне от Луи-Филиппа. Он осознавал, что
в Великобритании к нему относились с подозрением и решил
улучшить русско-английские отношения и добиться соглашений
по Центральной Азии.
Именно поэтому он и отправился в 1844 году в Лондон.
Именно поэтому он и ’’обхаживал” там английскую королеву и
ее правительство.
261
1	С.С.Татищев. Император Николай Первый в Лондоне, IV, XXIII, СПб,
1886, с.351.; V.Puryear. England Russia and the Straits Question 1844-1856.
Berkeley 1934. P.41.
2	R.A. Z.334. Emperor of Russia’s visit June 1844.
3	Ibid.
4	Ibid.
5	Ibid.
6	Ibid.
7	Ibid.
8	Ibid.
9	Ibid.
10	The Times, 7/6/1844.
11	Ibid. 10/6/1844.
12	Queen Victoria to King Leopold of the Belgians, 11/6/1844, A.C.Benson
& Viscount Esher, The Letters of Queen Victoria, Vol.II, 1844-1853. P.14.
13	R.A. Z. 334 Emperor of Russia’s visit June 1844.
14	Baron Stockman Memoirs of Baron Stockmar, translated from the Ger-
man, editor F.Max Muller, London 1872. Vol.II. P.110.
262
Ф. Р. ливис
И ‘‘БРИТАНСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ”
(К 100-летию со дня рождения)
Джордж Хайд
Противоречивая фигура
Франк Реймонд Ливис (1895-1978) оказал существенное вли-
яние на формирование британской литературной и культурной
среды в период между 1930-ми и 1960-ми годами. Вернувшись с
первой мировой войны пострадавшим в газовой атаке, он пре-
подавал сначала историю, а позже — английский язык и лите-
ратуру в Кембриджском университете, при этом он стремился
найти адекватное истолкование перенесенной им лично травмы,
как отражение кризиса всей европейской культуры. Испытав в
Кембридже сильное влияние разработанной А.А.Ричардсом1 тех-
ники “внимательного чтения”, Ливис однако отверг его базовый
подход к литературным исследованиям, основанный на изучении
исторической среды, и заменил его личностным, экзистен-
циальным подходом, при котором опыт читателя непосредст-
венно взаимодействует с текстом, а последний в результате всегда
превращается в документ современной эпохи (поддержку своим
взглядам он нашел в поэзии и критике Т. С. Элиота1 2, бывшего
одно время его близким другом).
В 1932 году, после того как Ливис стал преподавателем Дау-
нинг-колледжа Кембриджского университета, а оставался он им
вплоть до выхода на пенсию, он начал издавать литературно-кри-
тический журнал “Scrutiny” /’’Внимательное чтение”/ (1932 —
1953), известный своей интеллектуальной непримиримостью и
нетерпимостью к иным взглядам (в особенности ко взглядам чле-
нов группы Блумсбери и лондонских обозревателей). Благодаря в
первую очередь работе Мэттью Арнольда, журнал “Scrutiny” не
имел выраженных идеологических пристрастий, за исключением
отчетливой антимарксистской позиции, и исповедовал то, что его
авторам представлялось разносторонним, “арнольдианским”
взглядом на состояние британской культуры. На практике
однако это означало столь мощное воздействие личных вкусов
самого Ливиса на авторов журнала, что возникавший в
результате “консенсус” в решающей мере отражал его собст-
венные трудно доставшиеся и страстно выраженные суждения
1 РИЧАРДС, Айвор Армстронг (р.1898) — англ, литературовед,
лингвист, психолог, поэт.
2 ЭЛИОТ, Томас Стернз (1888—1965) — англо-американский поэт и
критик, лауреат Нобелевской премии 1948 г.
263
относительно того, кто из писателей “имеет значение”, а кто —
нет, для выживания культуры, разумеется. Педагогический
элемент в тенденциозных определениях культуры, данных Ар-
нольдом, журнал “Scrutiny” превратил в набор неофициальных
директив для нового поколения университетски образованных
школьных учителей, особенно в финансируемых государством
средних общеобразовательных школах. Содержавшаяся в этих
наставлениях составленная Ливисом смесь иконоборчества и “ре-
формированного” традиционализма делала из преподавания ан-
глийского языка и литературы в школе своего рода либеральную
Lebensphilosophie /философию жизни/, которая в свою очередь
была затем вытеснена значительно более политизированными,
антикультурными теориями и практикой шестидесятых годов.
Сам Ливис этого не одобрял, но это подвигло часть его после-
дователей занять более политически ангажированные позиции,
впоследствии получившие ярлык “левого ливисизма”.
Хотя деятельность Ливиса далеко выходила за рамки того, что
обычно называется литературной критикой, он несомненно сумел
изменить взгляды читателей на творчество целого ряда крупных
писателей. Его книга “Новые плоды английской поэзии” (1932)
смела с литературной сцены поэтических статистов тех лет, а
заодно и немало видных представителей поэзии викторианской
эпохи, чтобы вывести на нее (с некоторыми оговорками) то, что
ныне именуется модернизмом. Элиот, Паунд3, Йитс4 и Хопкинс,
вместе с двумя или тремя менее крупными фигурами, были
прочно возведены в ранг поэтов, “имеющих значение” для
культурного здоровья современности. В их личных взглядах,
возможно, было не слишком много общего, но их объединяло
бесспорное величие их произведений, глубокая, всепроникающая
серьезность. Книга Ливиса “Переоценка” (1936) углубила нача-
тую журналом “Scrutiny” работу, обратившись к историческим
корням творчества названных поэтов-модернистов. Ливис открыл
в ней “модернизм”таких поэтов, как Дж.Донн5 6, А.Поп” и
С.Джонсон7, тогда как Спенсер, Мильтон и Шелли были им
отнесены к авторам, которые, независимо от их “диагности-
ческого” интереса (его излюбленный термин), не говорят с нами
на том языке, что ощущается нами подлинно своим. Вышедшая
в 1948 г. книга Ливиса “Великая традиция” пыталась решить
сходную задачу, но применительно уже к жанру романа. За-
главие ее вызывало изрядное неудовольствие, ибо в ней уде-
лялось достойное внимание творчеству лишь таких писателей,
как Джордж Элиот8, Генри Джеймс и Джозеф Конрад, а сверх
3 ПАУНД, Эзра Лумис (1885—1972) — амер, поэт и теоретик искусства.
4 ЙИТС (Йетс, Ейтс), Уильям Батлер (1865—1939) — ирл. поэт и
драматург, лауреат Нобелевской премии 1923 г.
5 ДОНН, Джон (1572—1631) — англ. поэт.
6 ПОП, Александр (1688—1744) — англ. поэт.
7 ДЖОНСОН, Сэмюэль (1709—1784) — англ .писатель и лексикограф,
среди его работ: ’’Словарь английского языка” (1755),’’Жизнеописание
наиболее выдающихся английских поэтов” (1779—1781).
8 Джордж Элиот — псевдоним английской писательницы Мэри Аин
Эванс.
264
того содержались интересные замечания о романах Джейн Остин,
Чарльза Диккенса и сестер Бронте (В более поздней работе
“Диккенс-романист”, опубликованной в 1970 году и написанной
в соавторстве с его женой, известной литературной критикессой и
преподавателем К.Д. Ливис, он превознес Диккенса как великого
творческого гения викторианской эпохи). Чем старше становился
Ливис, тем он делался все более радикальным и непримиримым.
Его книга о Д.Г.Лоренсе (“Д.Г.Лоренс-романист”, 1955) не только
способствовала глубокой переоценке творчества Лоренса, но и
ознаменовала усиление той компании борьбы за культуру,
которую Ливис никогда не упускал из виду. Это нашло свое
выражение и в его замечательной лекции о Ч.П.Сноу “Две
культуры? Значение Ч.П.Сноу” (1962). После своей~ отставки в
Кембридже Ливис получил кафедру в университете Йорка, где в
то время был профессором музыки его бывший блестящий
ученик Уилфрид Меллере.
Наблюдаемый приток интеллектуальной энергии в группу сла-
бо связанных дисциплин, известных под общим названием “Бри-
танские Исследования”, побудил некоторых английских ученых
спросить, что случилось с мощным, размывающим и влия-
тельным переосмыслением использования английского языка,
развившемся в тесной связи с критикой английского общества,
проводившейся в Кембридже Ф.Р. Ливисом с 30-х по 60-е гг. и
пропагандировавшейся двумя или тремя поколениями горячо
преданных последователей, чье влияние ослабевает только сей-
час. Вопрос не является “чисто” академическим. Имя Ф.Р.Ли-
виса неразрывно ассоциировалось с дисциплиной академического
английского языка путями, уводившими предмет далеко за
пределы лекционного зала и комнаты семинарских занятий. Для
его последователей он стал в той или иной мере синонимом
интеллектуальных устремлений дисциплины: и даже если кто-то
не принимает в расчет предвзятое мнение и специальных ссылок,
представляется, что есть некоторая истина в точке зрения,
согласно которой Ливис был одним из тех редких новаторов, кто
может одновременно провозглашать поддержку и усиление
целостности и традиции: его неутомимая борьба с традицион-
ными верованиями представляется как “более верный” традици-
онализм, и это была основа как его огромной харизмы так и
обиды, нанесенной им его коллегам-ученым. Ливис также встал в
намеренно дерзкую позу по отношению к “новым” арбитрам
вкуса в СМИ и “городской культуре”, и это побудило еще боль-
шее и широко распространившееся негодование, но также и
политическое восприятие его идей, ставшее известным как
“левый ливпеизм”.
Спорность работ Ливиса, принадлежащих не только прошлому,
по-прежнему сохраняется: она продолжает возбуждать страстные
и в целом негативные чувства. Работы Ливиса по литературе, с
моей точки зрения, непосредственно связаны с новой проблемой
британских исследований. С одной стороны, его труды четко
определяют границы предмета: предъявляя английский язык,
как он это делал, как академическую дисциплину, и вообще
предъявляя его особые права, Ливис был уязвимым; его
265
обвиняли в ограниченности, затем прибавились обвинения в
элитизме и сексизме. Когда Ливис говорил об английском языке
как о дисциплине мышления, он говорил главным образом о тех
писателях, кто входил в его “великую традицию”: об английских
романистах-реалистах прошлого века, о поэтах семнадцатого и
двадцатого веков, работы которых восхищали его, и о других,
кто мог как-то рассматриваться как созвучные им; о критической
традиции, включавшей Джонсона и Колриджа, но достигшей
апогея в творчестве Арнольда, Элиота и Лоуренса. Он говорил
также о плодотворных взаимоотношениях между литературой,
историей и исследованиями по культуре, о которых он писал в
работе “Образование и Университет”, где литература становится
“центральной” и критической дисциплиной, но только в
сочетании с другими, при этом (в целом) ей отказывается в праве
самостоятельного существования. Во всем этом очень ясно
проступает критика культуры в очень прямой связи с обра-
зованием. Хотя сам Ливис был учеником школы Перса, его на-
мерение поставить английский в один ряд с классическими язы-
ками в качестве центральной гуманитарной дисциплины тесно
связывает его с грамматической школой, где впоследствии
многие его ученики нашли себе место и охотно распространяли
его взгляды.
Ливис и Элиот
Находясь под глубоким влиянием Элиота, как поэта, так и
критика, Ливис, как и Элиот, создал свой критический метод,
свое видение современной культуры, свои моральные устрем-
ления, являвшиеся ответной реакцией на травму Первой Ми-
ровой Войны, во время которой он служил поваром на сани-
тарном поезде и был отравлен газами, что постоянно сказывалось
на его здоровье. Отражение Элиотом войны в “Бесплодной
пустыне” было для Ливиса (как и “Женщины в любви” Лоуренса)
безусловной оценкой исторического события, радикально
изменившего ход европейской истории, поскольку подорвало
моральный и политический порядок, на котором основывались
ценности цивилизации. Много раз упоминалось, что Ливис носил
с собой в окопах “Потерянный рай” Мильтона: конкретное и
персональное сохранение литературной традиции стало для него,
как и для Элиота, единственным надежным средством гарантии
преемственности в век варварства и отчаяния. Последствия
войны включали определенный цинизм и релятивизм, с которым
нужно было бороться; но они включали также феномен того, что
Ливис в своем первом опубликованном памфлете назвал
“массовой цивилизацией”, по контрасту с ее антитезой,
“культурой меньшинства”. Современный характер “Бесплодной
земли”, шедший рука об руку с древнекитайским видением того,
что составляло культурную традицию, получил отражение в
желании Ливиса учесть неизбежный факт культуры фрагментов
и “разбитых образов”, которые никогда уже больше не попадут
под категорию старого видения неотвратимости. Отныне тради-
ция являлась тем, к чему следовало стремиться; “идеальный
266
порядок” “духа Европы” воплощал принцип трансцендентности,
сделавший все искусство внутренне сложным; достижение этого
великого абстрактного принципа было строгой моральной
задачей, для исполнения которой Элиот вскоре обратился за
помощью к церкви. И в то же время, “массовая культура”
преподнесла изучающему литературную культуру новый круг
задач и потенциально новое обоснование для его способа
экзотерической деятельности. Ливис, сформировавшийся в этот
исторический период, никогда на самом деле не вышел за его
пределы. Помимо прочего, из руин вышло новое, более
демократическое общество, открытое для всевозможных
воздействий, уязвимое для соблазнов коммерциализации и
потребительства, не только как неизбежных спутников
социальных перемен, как это всегда происходило, но и как
мощных идеологических факторов общественного обустройства,
которые могли радикально изменить матрицы мышления и
культуры. Реклама извращала воображение и притупляла чув-
ствительность так же, как и сама война. Созданная, чтобы сти-
мулировать подорванную экономику, она была, в известной сте-
пени, компенсаторным миром фантазии, нацеленным на конту-
женную нацию, ставшую практически неспособной испытывать
более тонкие чувства. Бульварная беллетристика, бессовестно
фабриковавшаяся исходя из коммерческих интересов (и осу-
ществлявшая своим путем массированное общественное воз-
действие) быстро распространялась при помощи и содействии ре-
негатов-интеллектуалов, капитулировавших перед идолами пот-
ребления. Кинематограф, к которому Ливис и его сторонники
относились с величайшим подозрением, считая его сущностно
примитивным, предоставлял поверхностное увлечение образом,
противоположное богатому, “органичному” и созидательному
потенциалу слова. Пуританская традиция, столь глубоко укоре-
нившаяся в английском радикализме, заговорила в трудах Ли-
виса новым и настойчивым голосом. Его моральный пыл вступает
в конфронтацию не только с плохо написанными вещами, но и с
Мамонной, и с Голиафом, по мере того, как он стремится
подтвердить “лучшее, что было написано или сказано в мире”
Метью Арнольда и воздвигнуть затем новый Иерусалим ду-
ховных ценностей, последний протестантский храм без алтаря
или священника, где литургия, как на собраниях квакеров,
спонтанно исходит из рядов верующих.
Кембриджский английский язык
Выстраданные вера и оптимизм Ливиса исходили из его
ощущения войны, вызвавшей к жизни пост-апокалиптический
мир, который может стать новым Иерусалимом, если знать, как
его построить. Отвечая на новое веяние, широко распро-
странившееся в Кембридже, вдохновлявшееся столь различными
наставниками, такими как сэр Артур Куиллер-Кауч, Манфред
Форбс и Ай.Эй.Ричардс, Ливис начал развивать новые рас-
суждения по поводу литературы, которая отвечала более глу-
боким требованиям и запросам новой, более скептической (хотя,
267
очевидно, очень ограниченной) демократии, явившейся след-
ствием войны. Остерегаясь избранной Элиотом религиозной ор-
тодоксальности (хотя к концу жизни он стал ее поклонником),
Ливис стремился поддерживать нечто вроде критической тра-
диции Арнольда, как он ее понимал. Можно охарактеризовать ее
как либерально-авторитарную, светскую и с претензией на
всеохватность, почти как у Просветителей. Конечно, тогда не
могла идти речь о простой поддержке или укреплении страстной
аргументации Арнольда по поводу битвы культуры против анар-
хии; анархия, о которой говорил Арнольд, уже проникла через
оборонительные линии культуры, и после Первой Мировой
Войны с ней приходилось сражаться на гораздо более тесной
территории, как с “внутренним врагом”. Олимпийская дистан-
ция, на которую, несмотря на глубокую депрессию, Арнольд мог
отступить, особенно в своей поэзии, когда викторианский ком-
мерциализм слишком уж теснил его, для Ливиса была невоз-
можной, он не знал, что с ней делать, если бы она и была. Ливис
хотел работать на более тесном пространстве как с текстом, так и
с читателем, бороться за точный смысл, когда он сам не мог
раскрыть себя, в самом процессе чтения, в скрытых диалогах,
происходящих между авторам и читателем, в формировании не
просто вкуса, но морального и духовного сознания, и
следовательно, личности и культуры. Созидательное взаимо-
действие критика и писателя, ни один из которых не может
отступить на безопасное расстояние, предложенное литературной
историей, литературной теорией, или “властью” в прежнем смыс-
ле слова, было тем, за что Ливис боролся с пылкой целе-
устремленностью, это было то, что “практическая критика” ре-
ально означала для него. То, что на расстоянии представлялось
деликатными изысками по улучшению вкуса, на деле было
бескомпромиссной битвой за суть.
“Практическая критика” и “Принципы Литературной Кри-
тики” Ричардса были ключевыми аналитическими текстами для
ливисовского аналитического метода точного прочтения, но тут
же надо сказать, что “протоколы” Ричардса, как он их называл,
были гораздо более жестким путем навязывания истинных
суждений, чем у Ливиса, и в любом случае, термин “точное
прочтение” никогда особенно его не привлекал: что же иное было
здесь? Ричардс выделил для собственных нужд, чтобы дать
определенную точность вынесению критического суждения,
четыре категории значения в поэзии: смысл, тон, чувство и
замысел. Стихи оценивались как соответствовавшие или несо-
ответствовавшие этим категориям. То, на что д-р Джон ссылался
как на “просто поиски истинного суждения”, было оконча-
тельной целью его занятий, и это должно было быть делом сот-
рудничества, разделением опыта и понимания, непредубежден-
ного никаким скрытым распорядком. С другой стороны, как
часто подчеркивалось, точное прочтение текстов под наблю-
дением должно было неизбежно придавать большее значение
одним редакциям, чем другим, поэтому предложение разделить
усилия до некоторой степени удерживалось столь же сильной
потребностью вынесения суждения, и настоящий судья, в при-
268
мере Ричардса, преподаватель или руководитель семинара, яв-
ляется единственным участником со (скрытой) властью осуждать
(например) “приверженцев доктрин”, или иные познавательные и
эмоциональные ошибки на пути к истинному суждению. Когда
Ливис принял “метод” Ричардса, он скоро начал следовать его
программе “точного прочтения” для того, чтобы расширить и
усовершенствовать его подтекст, шедший от Элиота и Арнольда.
Это заключалось в систематическом литературном обучении
элиты попечителей культуры, состоявшей из тех, кто был
способен извлечь пользу из контактов с “лучшим, что было
придумано и сказано в мире”, а также сделать необходимые
различия между работой, которая согласовывалась с этим все
еще неопределенным (в силу трансцендентности) порядком, и
остальным, вероятно на деле более агрессивным или продажным,
пишущим и то, что угрожает вытеснить лучшее, и что (по
Ливису) обычно происходит.
“Стандарты” и различия
Именно эта патрицианская озабоченность “стандартами”
принесла Ливису столь много недругов и впоследствии привела к
тому, что его имя было связано с гораздо более консервативными
защитниками приложения постоянного “канона” великих трудов
к созданию программ, экзаменов и т. д. по английской лите-
ратуре. Кстати, “стандарты” Ливиса и его журнала “Вниматель-
ное чтение” ни в коем случае не были столь драконовскими, как
предполагают сейчас. Отказываясь выступить с абстрактным
провозглашением принципа /когда ему был брошен вызов Рене
Уел лек, между прочим/, Ливис вместо этого отсылал свой кри-
тический метод к идее всеобщности, или интеллектуального
сообщества, как его главным критериям, пока дистанцируясь от
существующих элит, кружков, подгрупп и культурных организ-
аций. На деле это не являлось “каноном”, однако студенты,
которым Ливис преподавал свою технику анализа и суждения,
составили мощную группу давления, и склонялись к тому, чтобы
разделять его взгляды на все происходящее, и пока существовал
его критический журнал “Внимательно^ чтение” (1932-1953), он
оказывал значительное интеллектуальное и моральное влияние.
Но Ливис ни в коем случае не диктовал программы, ему никогда
не предоставлялась кафедра в Кэмбридже, он был очень далек от
того, чтобы входить в истеблишмент, или быть оплотом какой-
либо культурной системы. Кэмбридж, который он представлял,
был “альтернативным” Кэмбриджем, который (после “Вниматель-
ного чтения”) существовал в большой степени как разновидность
“идеального периода”, экстраполированного Ливисом из работ
Элиота. Более того, несмотря на большое своеобразие и ори-
гинальность своих исследований Ливис был настроен скептичес-
ки относительно большой пользы литературной учености, ко-
торую, как известно, он называл своего рода черновой работой, и
по этой причине (среди прочих), он с неохотой руководил работой
над докторскими диссертациями, таким образом закрывая для
себя традиционные пути к академической власти и влиянию. Его
269
критический ум постоянно вступал в противоречие с теми, кто
чувствовал себя более удобно с установленными подходами и
опорой на власть, и он становился все более нетерпимым к
авторитетам, которые считал дутыми и незаслуженными. Но он
был столь же нетерпим и к левым, когда они начинали
организованный поход на истеблишмент. Ливис в силу своей
ожесточенности внутренне связан с таким обязательным и
характерным персонажем британской культуры, как Романтиче-
ский диссидент, и это говорит многое о британской культурной
системе, которая, вплоть до настоящего времени была терпима,
восприимчива и способна учиться у столь бунтарски настроенного
деятеля. Наиболее глубокие и продолжительные вложения
Ливиса в английскую литературную традицию лежат в плоскости
английского романтизма, наиболее богатого и (в конце концов)
наиболее противоречивого романтизма в европейской литературе,
и к нему он продолжал обращаться за вдохновением даже в
преклонном возрасте. Он разделял с другими писателями
всесторонний взгляд на новый порядок, в котором духовный
размах и эмоциональная целостность и глубина могут сотруд-
ничать рука об руку. Неспроста он говорил со столь глубокой
убежденностью о редком интеллекте Блейка или Лоуренса, зре-
лом чувстве ответственности, сопровождавшем чувственность и
“негативную способность” Китса, или странной утонченности
мышления и чувств Уордсворта. Свойства, присущие гению, а
этого слова он не стыдился, неизбежно предполагали видение
Ливисом трансформированного общественного, политического и
морального устройства. Это видение, как это ни странно, было
созвучно с его высокой оценкой реализма в работах романистов,
исследованных им в “Великой Традиции”, но по существу для
Ливиса не могло быть величия написанного без напряженного
морального рассмотрения происходящего через конкретные об-
щественные, исторические и человеческие факты. Это видение,
казалось, усугублялось с годами, наполняло чувством его иссле-
дования по реализму XIX в., и иногда нарушало баланс оценок
более ранних произведений, таких как работы Шекспира и
поэзия XVII-XVIII вв. где, как кажется, он не всегда достаточно
представлял себе кругозор автора, и даже превзошел Элиота в
“модернизме” его прочтений. В своей приверженности умест-
ности (слово, в значительной мере неправильно употреблявшееся
некоторыми егд последователями и подражателями в 60-е гг.)
Ливис принес всю литературную традицию на суд современности,
недвусмысленно вопрошая, что было живо, и чему можно было
научиться, а что мертво и могло поддерживаться только
закоснелыми ортодоксами. Он абсолютно не использовал “измы”,
ходившие по пятам за литературной историей.
“Бесплодная земля” и битва за культуру
Таким образом, главный парадокс труда Ливиса есть главный
парадокс литературного модернизма вообще: всеобъемлющая
программа лозунгов и планов по выживанию и обновлению куль-
туры ставится перед “фактом”, что культура прекращает
270
существовать. “Бесплодная Земля” наполнена этими противо-
речиями. Но это также очень точное описание психической
депрессии, вызванной, как это всегда бывает, как личными, так
и историческими факторами. Туда входят в самых ярко выра-
женных формах многие из классических познавательных оши-
бок, характерных для депрессии: максимализация и миними-
зация, сверхперсонализация и т.д. — вплоть до того, что впав-
шие в депрессию испытывают галлюцинацию присутствия “дру-
гого” (третьего лица, идущего рядом с ними), что так заво-
раживало Элиота. Другими словами, “Бесплодная земля” одно-
временно и болезнь, и лечение, психопатологическое руководство
под маской критики культуры. Болезнь, которую диагностирует
поэма-зарождение познавательных ошибок глубоко в душе, так
же как и идея, что здесь есть любой вид “устройства” и “ответа”
(в смысле потери и внутреннего опустошения), то, что человек
может уловить, даже фрагментарно. Если это то, в чем
заключается “разум Европы”, мало удивительного, что он по-
родил психозы-близнецы нацизма и коммунизма; и все же прий-
ти к этому рациональному заключению — значит по-прежнему
остаться с неудовлетворенной жаждой понимания, что является
глубинной характеристикой современного разума. Ливис, несом-
ненно, счел бы подобную оценку “Бесплодной земли” неуместной
в лучшем случае. Но, несомненно, что его собственное видение
культуры, которое его критики справедливо характеризовали как
омраченное паранойей, очень близко к элиотовскому в свое-
образной тщательной разработке его особенностей. Вероятно, сам
Ливис чувствовал это после личного разрыва с Элиотом, и
внезапный резкий отход от Элиота, который, по его мнению,
искал убежище в институциональных структурах, возможно,
сыграл свою роль в увлечении Лоуренсом, и его растущей со
временем озабоченностью психическим здоровьем и ролью лите-
ратуры в его обеспечении. Однако безапелляционный, но очень
убедительный способ обращения Элиота с литературной историей
как в “Бесплодной земле”, так и в его эссе, оставался для Ливиса
верным путем использования прошлого, и представлял модель
написания критических работ. То, что Джон Фоулз назвал “Игра
в бога” (замещение фантазии) оттеняет неустанные претензии
Ливиса “основать традицию”, “переоценить”; поэтому восхище-
ние по поводу скрупулезной заботы, с которой он устанавливал
соотношение ценности и значения, неизбежно уравновешивалось
ощущением того, что энергия, которую он вырабатывает в ходе
своей аргументации, на деле поступает из другого источника. Нет
нужды говорить, что сам Ливис противился любым подобным
попыткам использовать теорию психоанализа для воодушевления
литературной дискуссии.
Как много культур?
Ливис, таким образом, сыграл важную роль в распространении
последовательной идеи о том, как английская литература, через
систематическое изучение в университете могла повлиять на
культуру, как мы ее понимаем, т.е. в частичной и крайне
271
опосредованной форме. Для Ливиса, как явствует из его Рей-
довской лекции о творчестве Ч.П.Сноу, существовала одна куль-
тура: было бессмысленно говорить о “научной культуре”, что бы-
ло модно в 50-60-е гг., и о “популярной культуре” в каком-либо
ином смысле, кроме как органичной парадигме из прошлого,
которое мы не можем воссоздать в нашем времени иначе как
через “высокое” культурное созерцание. Парадоксально, что
именно этот поиск всеобщности, и необходимость установить
группу самоназначенных “опекунов” Арнольда, соответствующих
интеллигенции других европейских стран, был обращен к
радикальным критикам 50-70-х гг., с пользой изучавших его
труды. Раймонд Вильямс, например, был способен привить эк-
лектическую разновидность континентального марксизма к мест-
ному ливисианскому популизму “органического сообщества” без
особого ощущения несоответствия; и он завоевал многих пос-
ледователей, особенно во время студенческих волнений 60-х гг.,
больше всего в тех новых университетах, где программное
изучение английского языка использовалось как инструмент ра-
дикальной критики. Нет необходимости говорить, что сам Ливис,
стоявший на последовательно либеральных позициях, не
испытывал никаких симпатий к студенческим протестам, но
сами студенты, хотя они выискивали свои лозунги скорее у
Сартра, нежели во “Внимательном чтении”, находились в
экзистенционалистских поисках, обязанных в значительной сте-
пени критике культуры, где играли большую роль последователи
Ливиса, им же вдохновленные. Здесь налицо несколько пара-
доксов; не последним среди них является факт, что “классовая
борьба”, или в конечном счете, бесклассовость, может быть
экстраполирована из элитности Ливиса через его страстную
преданность самоусовершенствованию с помощью образования и
его утопического “сообщества текста”.
Некоторые заходили столь далеко, что представляли себе бес-
классовую систему, при которой положение человека в обществе
определялось его способностями; для некоторых, это, казалось,
наступило с приходом к власти лейбористского правительства в
1964 г., новыми университетами и вездесущей рок-музыкой. И
это несмотря на то, что широко известная реакция “Черной
книги” на новые университеты “больше означает хуже” была
откровенно близка именно к взглядам Ливиса.
Применение традиции
Тем не менее ясно, что назвать книгу о трех с половиной
литераторах “Великой Традицией” означает вызов, который
повлечет предвзятую критику. На самом деле, подходы Ливиса к
этим авторам (как будто они жили и дышали в том же
пространстве, если точно в той же части его, где сам автор) ис-
ключительно свободны от “канонических” утверждений и уста-
навливают исключительно свободную модель критического рас-
суждения: здесь нет специального жаргона, нет “измов” и нет
ничего “наукообразного”. Каким бы монолитным Ливис не стал
как преподаватель в поздние годы, критический метод его
272
классических работ основывался на том, что он любил расце-
нивать как пробные неожиданные встречи с этой “третьей
сферой”, которую произведение литературы или искусства по-
мещает между писателем и читателем как пространство, под-
ходящее для того, чтобы они обменивались впечатлениями и
встречались там. Несмотря на то, что он подчеркивает реальность
литературы и “смысл” выводит из автора как источника, Ливис
на первый план ставит основанный на сотрудничестве
критический метод, с помощью которого ценности постоянно
создаются, а также проверяются на основе диалога. Когда враж-
дебные ему критики начинали создавать против него нечто вроде
широкого объединения, отрицающего его “патрицианские” под-
ходы, его преданность “высокой” культуре или его исклю-
чительность, они упускали из вида несколько важных вещей.
Прежде всего, это то, что Ливис распространил критическое
право голоса, чтобы дать читателю привилегию задолго до того,
как (например) французские и немецкие ученые поняли необ-
ходимость этого; далее — невозможен диалог без общепринятых
ценностей, и если они не носят широкий “общечеловеческий”
характер, то могут быть только полемическими, и таким обра-
зом, частичными, и неконец, что “общедоступность” культуры не
являющейся отдельной областью, умышленно игнорируемой
“высокой” культурой, достигается через те же каналы “высокой”
культуры (особенно университеты и их высокопрофессиональные
интерпретаторы культуры — “культурная индустрия”, если
угодно) как, скажем, романы Джордж Элиот. Изучение фильмов,
например, стало одной из наиболее теоретически глубоких
дисциплин в современных гуманитарных науках. Это не отрицает
очевидного: любой человек может читать Джордж Элиот илп
слушать музыку Мадонны; но фактом является то, что как
только этот любой начинает участвовать в критической дискус-
сии по этим вопросам, эта дискуссия приобретет форму, которая
на удивление соответствует нормам образования. Это — не
значит отрицать, что важное рассуждение об обоих этих куль-
турных феноменах обязательно будет таким, которое подчеркнет
тот факт, что обе они есть (были) женщины; или что это
рассуждение не выделяется резко в оценке Ливисом Элиот.
Остается еще одно возражение Ливису, подчеркивающее другой
род исключительности. Может быть не столь важно, согласно
этому аргументу, что Ливис не мог оценить Теккерея или Стерна
(например); но то, что он сумел продвинуть одну европейскую
литературу, его собственную, на высокую ступень в культурном
спектре и косвенно отодвинул все остальные на вторые позиции,
означает принять абсурдность замечания Арнольда о “лучшем,
что было придумано и сказано в мире” (то есть произведения уже
умерших белых людей) до конца. Полагаю, что как автор
исследований о русских, польских и английских писателях, я
должен был быть поражен этим аргументом, но этого не
произошло. Почему? Ответ нетрудно найти. Писатели пишут о
том, что они знают и ощущают, а не о том, чего не знают, и не о
чуждых им ощущениях. Литература — личностное познание.
Ливис пишет, исходя из глубокого чувства преданности делу,
273
даже ( и вы это чувствуете во всем, что он написал) из
энтузиазма, веры в то, что кто-то или что-то, как он сам говорил,
многое значит. Писать с пониманием и энтузиазмом об авторе в
известной степени означает встать на его сторону. Временами
поддержка Ливисом автора приводит в смущение; кажется, что
он теряет из виду пространство, необходимое, чтобы разделить
читателя и текст, и его критика (как, порой, в его книге о
Лоуренсе) начинает утрачивать непредвзятость. Для Ливиса было
бы просто невозможно распространить силу своего выражения
более чем на считанное число не-английских авторов (Толстой
был наиболее примечательным примером). Концепция “Британ-
ских Исследований”, будучи много-культурной, напоминает нам,
что литературный язык произносится в форме многих различных
идиом; а также, что он по праву принадлежит как женщинам,
так и мужчинам. Если бы Ливис устанавливал “каноны” (чего он
не делал; он просто говорил то, что как он думал, было важно),
он включал бы женщин-писательниц вместе с мужчинами, но
этого конечно же не произошло бы при утверждении о тра-
диционной маргинализации женщин, что мог бы сделать критик-
феминист, так как Ливис обладал традиционной старомодной
уверенностью в невозможности обладания женщинами равного
права голоса (как показывают его комментарии по поводу Остин
или Элиот). Если бы он хотел включить американских, индий-
ских или африканских авторов, им также не отдавалось бы
предпочтение в плане “пост-колониальной” аргументации, не-
смотря на то, что Ливис выказал значительную заинтересо-
ванность во взаимодействии европейской культуры с другими
(Марк Твен, Конрад, Форстер и т.д.) Его авторы должны были бы
быть здесь по своему собственному праву, он мог даже отнести
“женские работы” или “пост-колониальные” работы к отдельным
“маргинальным” темам, поскольку это могло положить конец
отрицанию за крупными работами их законного места в
“традиции”.
Ливис сегодня
Если после этого изложения Ливис остается загадкой, причины
могут заключаться более в сегодняшней идейной атмосфере,
нежели во внутренних противоречиях его трудов. Это особенно
характерно для “девяностых, мешающих власть с силой”, так что
в сущности каждый, кто предлагает поговорить с властью по
любому поводу, сразу же подозревается в намерении получить
незаконные преимущества ничего не подозревающего персонажа,
пытающегося “наложить что-то на вас”. Не существует проблем,
о которых человек не может говорить, если только у него нет
особого интереса. Ливис не проповедует новообращенным, но
обращается к тем, кто хочет научиться. Хотеть научится
означает испытывать чувство недостатка знания и это, возможно,
начало мудрости. В наше время превалирующая осведомлен-
ность, означающая состояние достаточной информированности,
которую дает, в первую очередь, телевидение, препятствует тому,
что кто-то хочет, или нуждается в большем знании. Молодые
274
люди с уличным кругозором обнаруживают, что признать, что
нужно многому научиться — означает поставить себя в
невыгодное положение в глазах общественного мнения, стать
посмешищем, потому что считается, что “более сильный” знает
не больше, а лучше. Но власть (об этом нет нужды говорить) —
обоюдоострое оружие: она может принести пользу не только тем,
кто ею обладает, но и тем, кто ее признает; не так дело обстоит с
силой и она должна иметь “скрытый план”. Возможно потому,
что власть и силу легко спутать (если вы этого хотите), Ливиса
упрекают в фашизме. По иронии, “многорасовая” (т.е. черная)
Британия, будучи высокочувствительной к вопросам “традиции”,
возможно представляет власть и силу и их взаимоотношения
лучше, чем белая Британия, и научилась презирать либеральное
приспособление к этой проблеме. Если Ливис говорит подлинным
голосом (а он бы хотел, чтобы именно так его воспринимали), он
делает это потому, что не может приспособиться к тем взглядам,
которые ему не присущи. Я не припомню, чтобы он оставался
равнодушным к взглядам меньшинства, сексуального или ра-
сового, но в той же степени я не припомню, чтобы он говорил с
чужого голоса по таким вопросам. Если "Британским Исследо-
ваниям" суждено стать значительной дисциплиной в Англии и за
рубежом, на что мы имеем все основания надеяться, мало-
вероятно, что они вернутся к противоречивому наследию Ливиса,
которому они очень обязаны.
275
ОБЩЕСТВА ВЗАИМОПОМОЩИ В РОССИИ
И ИХ АНАЛОГИ В АНГЛИИ
И ДРУГИХ СТРАНАХ ЗАПАДА
А.Л.Семенов
История обществ взаимопомощи тесно связана с историей раз-
личных социальных движений XIX-XX вв. и прежде всего с ис-
торией самого мощного из них — рабочего движения. Это верно
как для России, так и для стран Запада. Практически везде
общества взаимопомощи предшествовали возникновению коопе-
ративов, профсоюзов, политических партий, а затем еще долгое
время многократно превосходили последние по количеству своих
членов, заметно влияя на социальное сознание и поведение
рабочих и служащих. И сегодня в Западной Европе, несмотря на
некоторые потери, понесенные за последние полвека, общества
взаимопомощи принадлежат к числу наиболее крупных органи-
заций, объединяя 100 млн. человек, почти треть всего насе-
ления1. Во многих странах действуют национальные лиги, сою-
зы, федерации, входящие в Международную ассоциацию взаи-
мопомощи.
В России до 1905 г. общества взаимопомощи были единст-
венными легальными организациями, в которые разрешалось
объединяться наемным работникам, и уже в силу этого неко-
торые из них брали на себя задачи, свойственные профсоюзам
или даже политическим партиям, играли существенную роль в
развитии рабочего движения конца XIX — начала XX вв. С
выходом на арену общественной жизни профсоюзных и полити-
ческих организаций их роль резко пошла на убыль, а сами они
вступили в трудную полосу поиска своего места в быстро меняв-
шихся условиях. Этот процесс был прерван после Октябрьского
переворота в 1917 г. Пришедшие к власти большевики упразд-
нили общества взаимопомощи, а их функции постепенно стали
составной частью деятельности советских профсоюзов.
Что же такое общества взаимопомощи и чем они отличаются
от других массовых организаций? Если исходить из обще-
житейского смысла термина "взаимопомощь", обозначающего
оказание помощи несколькими лицами друг другу, то, как
писал в конце прошлого века русский историк профессор
В.Г.Яроцкий, сферы применения взаимопомощи столь велики,
что трудно указать, где бы она не применялась, но в узком,
экономическом толковании это обычно "более или менее доб-
276
ровольное оказание помощи друг другу частными лицами, на-
ходящимися в приблизительно одинаковых условиях жизни и
деятельности". При этом он подчеркивал, что особое значение
взаимопомощь имеет именно в деле взаимного страхования от
огня и других стихийных условий, в страховании жизни, по-
жизненных доходов, пенсий, пособий, в болезнях и от не-
счастных случаев2.
Указанные функции за вычетом имущественных аспектов
страхования легли в основу деятельности обществ взаимо-
помощи, стали характерными чертами обществ взаимного вспо-
можения или вспомогательных касс в России, friendly societies в
Англии, societes de secours mutuel во Франции, Hiilfskassen в
Германии. Другие определяющие их признаки — это фикси-
рованные членские взносы, позволяющие заблаговременно нака-
пливать денежные средства для оказания помощи в заранее ого-
воренных случаях. Таким образом общество взаимопомощи —
это обычно объединение лиц одной профессии в организацию,
где они посредством регулярных взносов организуют общий
фонд (кассу) с гарантией того, что каждый из них в случае
нужды (болезнь, инвалидность, старость, потеря работы и т.д.)
может рассчитывать на определенную материальную поддержку,
а в случае смерти помощь будет оказана его семье.
Осуществляя личное взаимное страхование, общество взаимо-
помощи отличается от коммерческой страховой компании тем,
что его цель — не прибыль, а оказание помощи, хотя для по-
полнения своего фонда оно может пустить в оборот часть своих
средств, сближаясь таким образом с кооперативом, чья основная
задача — обеспечить потребительские, производственные и
другие сугубо экономические интересы своих членов. Кроме
того, важной статьей дохода многих обществ взаимопомотги
особенно в XIX в., являлась благотворительность: разовой 1
жертвования богатых покровителей или регулярные взн < н
почетных членов, не пользующихся ус лугами обществ ( t i oil
стороны, по мере своего развития некоторые обществ . . ’.анмо-
помощи начинали выдвигать требования к работода»етян прев-
ращались де-факто и де-юре в профсоюзы, продолжая iipn этом
практиковать взаимепомощ} . Вообще сфера деятельности об-
ществ была необычайно широка. Помимо материальной помощи
они нередко занимались просветительством, организацией досу-
га, обслуживанием больных и т.д. При этом одни из них брались
за выполнение многих видов помощи, другие — двух-трех или
же ограничивались чем-нибудь одним. Как отмечалось в спе-
циальном словаре по рабочему вопросу начала века, в России и
за границей совмещение разнородных функций приводило к
созданию союзов сложного характера. Чаще всего они пред-
ставляли собой соединение обществ взаимопомощи с проф-
союзами, реже сочетали в себе черты всех четырех главных
видов организаций рабочих — обществ взаимопомощи, проф-
союзов, кооперативов, политических партий3. Все это сущест-
венно затрудняло их идентификацию.
277
Тем не менее с полной уверенностью можно сказать, что к
наиболее типичным чертам обществ взаимопомощи относятся
солидарность, выражаемая чаще всего в форме взаимного лич-
ного страхования, реже в обучении самопомощи или в удов-
летворении культурных и духовных потребностей, и наличие
организационных начал, таких как устав, членство с регу-
лярными взносами, общая касса или фонд.
Зачатки обществ взаимопомощи можно найти в глубокой
древности. Уже тогда ремесленники и торговцы Египта, Греции,
Вавилона и других стран вступали в коллективные соглашения,
обязуясь все вместе помогать всякому из них, кого постигнет
беда. Однако возникавшие таким образом коалиции были да-
леки от того, что мы называем сегодня обществом взаимо-
помощи. В них не было ни заранее определяемых и вносимых
членских взносов, ни заранее накопляемого страхового фонда.
Помощь пострадавшему осуществлялась в порядке последующей
раскладки компенсирующих расходов среди участников согла-
шения. К тому же она не дифференцировалась на отдельные
виды. Это была помощь ’’вообще". Она оказывалась независимо
от того, шла ли речь непосредственно о самом участнике (его
работоспособности, здоровье, жизни) или же о его имуществе.
Лишь позднее постепенно стали выкристаллизовываться органи-
зации на принципах устава, фиксированных регулярных пла-
тежей и заблаговременного создаваемого накопления средств,
наметился переход от взаимопомощи "вообще" к ее дифферен-
циации по отдельным видам несчастных случаев, по формам и
размерам материальной поддержки. Наиболее определенно эти
черты проявились в Древнем Риме в т.н. коллегиях, строившихся
на основе общественно-экономических, религиозных или быто-
вых интересов4.
Падение Римской империи, упадок городов с их ремеслами и
торговлей привели к разрушению и исчезновению новых раз-
вивающихся структур, поскольку они были характерны для
городской среды, тогда как деревню вполне устраивала се-
мейная, родовая или общинная взаимопомощь. Процесс восста-
новления утраченного начался с возрождением городов, в лоне
средневековых торговых гильдий и ремесленных цехов, возник-
ших в X-XI вв. в Англии, Италии, Германии, Франции, а затем
и других странах Европы. На первых порах взаимное страхо-
вание в этих корпорациях не выделялось в особую сферу дея-
тельности и в известной мере повторяло в своем развитии прой-
денные ранее стадии. Так, в цеховых уставах помощь обозна-
чалась в самой общей форме. Выдавали ее из того же единого
фонда, откуда шли деньги на хозяйственные, политические или
религиозные цели, без определения размеров пособий и круга
страховых случаев5. Со временем из общего фонда выделились
специальные фонды — похоронные, на случай болезни, ин-
валидности, вдовьи, сиротские и другие. Разумеется, они не
могли стать определяющими в деятельности цехов, превратить
последние в организации взаимного личного страхования. Роль
новых структурных звеньев заключалась в другом — они
278
подготовили организационные предпосылки для появления об-
ществ взаимопомощи.
Наиболее подходящую социальную среду для таких обществ в
период расцвета и упадка средневековья представляли собой
подмастерья. Являясь фактически наемными работниками, под-
мастерья не имели своей мастерской или какой-либо иной соб-
ственности, могущей служить им страховой гарантией, на-
пример, в случае болезни или потери занятости, в то же время
они как правило были в состоянии регулярно жертвовать частью
своего заработка, достаточной для аккумулирования более или
менее крупного и надежного фонда взаимопомощи. Создаваемые
ими союзы по профессиям, в частности французские компа-
ньонажи, помогали странствующим подмастерьям подыскивать
работу, устраивали странноприимные дома, больницы, харчевни
и т.д., что дает немало оснований рассматривать их в качестве
первых обществ взаимопомощи.
Однако вплоть до конца XVIII — начала XIX вв. организации,
занимавшиеся личным взаимным страхованием, не имели ши-
рокой социальной базы. Таковая возникла лишь в ходе про-
мышленного переворота по мере формирования многочисленного
класса наемных работников в лице рабочих и служащих. Ра-
бочий не имел иного дохода, кроме заработной платы. А ее
уровень, как правило, не позволял отложить что-либо сущест-
венное на черный день. Не по карману были ему и услуги
появившихся вместе с капитализмом частных страховых ком-
паний. Не приходилось рассчитывать и на государство с его
молодой рыночной экономикой, развивавшейся под либераль-
ным лозунгом абсолютного невмешательства правительственных
структур в отношения между трудом и капиталом. Любая слу-
чайность, даже временно лишающая рабочего его заработка,
могла поставить его в безвыходное положение. Осознание этого
факта побуждало рабочих объединяться для оказания чрезвы-
чайной помощи друг другу подобно тому, как это делали
ремесленники в своих братствах со времен средневековья.
Большое распространение общества взаимопомощи получили в
Англии, первой из крупных стран вступившей в эпоху про-
мышленного переворота, где либерализм достиг своего наи-
высшего расцвета. Здесь, как и в других странах Западной
Европы, происхождение обществ взаимопомощи так или иначе
связано со средневековыми цехами и гильдиями. "Дружеские
общества" (так в Англии обычно называют организации взаимо-
помощи) возникли еще в XVII в. Но массовыми они стали много
позднее, после того как с 1780 г. по 1810 г. пережили период
бурного роста вместе с развитием крупного машинного произ-
водства. В 1815 г. в "дружеских обществах" состояло около 1
млн. человек, а в 1890 г. — уже 4 млн., почти половина всего
мужского населения страны старше 19 лет6. Чаще всего в
общества взаимопомощи вступали квалифицированные рабочие,
чья зарплата была выше средней. Именно их организации от-
личались наибольшей стабильностью и процветанием. Вместе с
тем общества взаимопомощи были в значительной мере попу-
279
лярны среди сельскохозяйственных рабочих, занятых лишь оп-
ределенное время в году.
Быстрый рост движения взаимопомощи был характерен и для
Германии, где массовая индустриализация началась позже — во
второй половине XIX в. Только в Пруссии всего за несколько
лет с 1868 г. по 1874 г. количество членов обществ взаимо-
помощи почти удвоилось. И здесь наибольшую активность
проявляли квалифицированные рабочие7. Аналогичную картину
с теми или иными отклонениями можно было наблюдать по всей
Западной Европе.
В Российской империи общества взаимопомощи зародились
вне ее центральной части среди ремесленников Польши, Фин-
ляндии, прибалтийских стран, а также среди еврейских ремес-
ленников Белоруссии, т.е. на тех территориях, где бытовали
старые цеховые традиции, занесенные туда из Германии еще в
средние века. Некоторые из этих обществ вели свое начало с
XVIII или даже с XVII вв., выполняли широкий круг задач:
оказывали денежную помощь в случае болезни, смерти, обни-
щания, потери работы, предоставляли кров тем, кто переезжал
из города в город в поисках работы. Хотя число обществ
взаимопомощи ремесленников постоянно росло, оно оставалось
небольшим даже по меркам того времени. Так, к концу XIX в. в
экономически развитом Прибалтийском крае оно не превыша-
ло 1008. Невелики были и сами организации, насчитывавшие
нередко всего лишь по нескольку десятков человек.
Что касается их влияния на развитие в России рабочей взаи-
мопомощи и профсоюзного движения, то оно было заметным,
пожалуй, лишь со стороны хевр или хабур, объединений, воз-
никших среди еврейских ремесленников на религиозной основе.
Поначалу в них входили также и мастера, что было типично и
для многих ранних обществ взаимопомощи на Западе. Со вре-
менем религиозные аспекты значительно ослабли или вовсе сош-
ли на нет, а обострение социальных противоречий развело ре-
месленников и мастеров по разным организациям. В 90-х годах
XIX в. появились сугубо пролетарские хевры, сочетавшие вза-
имопомощь с защитой социально-экономических интересов сво-
их членов перед лицом работодателей. По своим задачам и ха-
рактеру деятельности (от прошений до забастовок) новые орга-
низации были аналогичны западноевропейским профсоюзам.
Участие еврейских рабочих в движении взаимопомощи способ-
ствовало выработке у них навыков организованности, чувства
дисциплины и солидарности. Это позволило им уже к концу
90-х годов основать Всеобщий союз щетинщиков в России и
Польше, по сути дела первый крупный профсоюз в Российской
империи. Он объединял до 60% рабочих-щетинщиков Польши,
Литвы и Белоруссии, причем не только еврейской националь-
ности9. После 1905 г. новые хевры окончательно превратились в
профсоюзы, тогда как старые практически перестали сущест-
вовать.
Иначе зарождались общества взаимопомощи в центре страны.
Не вдаваясь в спорный вопрос о корпоративно-цеховом устрой-
280
стве ремесла в России, укажем только, что мы исходим в дан-
ном случае из известного положения, разделявшегося в част-
ности академиком Панкратовой, о том, что ремесленные орга-
низации, сопоставимые с западноевропейскими цехами, появи-
лись лишь при Петре I, хотя до этого и существовали некоторые
их элементы10. Но и учрежденная в 1722 г. Петром цеховая
организация представляла собой в лучшем случае формальную
имитацию того, что имелось в Европе и прежде всего в Гер-
мании. Она не была результатом инициативы самих ремеслен-
ников, но насаждалась и регламентировалась сверху, государст-
венной властью, да и создавалась она не для развития рынка, а
для лучшего удовлетворения потребностей государства в ремес-
ленных изделиях. Понятно, что подобная организация не могла
стать прототипом добровольных, самодеятельных обществ взаи-
мопомощи.
Появление последних сдерживалось всей совокупностью соци-
альных и политических особенностей самодержавной России.
Переход ее к крупной машинной индустрии начался в первой
половине XIX в. почти одновременно с такими странами, как
Германия или Италия. Но если на Западе социальную базу этого
процесса составляли лично свободные наемные работники, то в
России, где большинство населения не имело личной свободы,
состав рабочей силы был совершенно иным. Так, до отмены
крепостного права в 1861 г. ведущее место в производстве чу-
гуна и железа занимали вотчинные и посессионные заводы,
использовавшие принудительный труд крепостных крестьян11.
Да и после реформы в течение десятилетий многие работные
люди не теряли тесной связи с сельским хозяйством, покидая
время от времени завод для работы в деревне. Лишь к началу
80-х годов постоянные наемные рабочие составляли большин-
ство всех промышленных рабочих, хотя появились они еще в
эпоху крепостничества. Только теперь основная масса рабочих
перестала ощущать себя крестьянами, временно оторванными от
земли, и начала осознавать себя как новое социальное сословие с
присущими ему общими нуждами и интересами.
Следует учитывать также, что даже на пороге XX века, когда
Россия по уровню промышленного производства вплотную при-
близилась к наиболее развитым странам мира, ее типичный
заводской рабочий был намного менее образован, чем рабочий на
Западе, жил и работал в гораздо худших условиях, а его
среднегодовой заработок (187 руб. в 1901 г.) был втрое ниже,
чем, например, у американского рабочего12. Невежество, тяже-
лый изнурительный труд, постоянная материальная нужда ог-
раничивали круг интересов рабочего, мешали ему выйти за рам-
ки насущных потребностей его повседневного бытия, решиться
на дополнительные усилия и расходы ради неактуальной, вто-
ростепенной для него на данный момент проблемы взаимного
страхования.
Отсутствие в городской среде традиций местного самоуправ-
ления, подобного тому, которым пользовались на Западе средне-
вековые сословия, цехи, церковные общины, университеты,
281
усугублялось всемогуществом вездесущего централизованного
государства с его многочисленной бюрократией и огромным
репрессивным аппаратом. Либерализм никогда не был реша-
ющей силой в политической жизни России, оставаясь в оп-
позиции к царизму до его последних дней. "В отличие от других
европейских государств, — отмечал американский историк
Дж.Уолкин, — Россия так и не вступила в стадию laissez faire,
т.е. в стадию, когда роль правительства в жизни общества
сведена к простейшему минимуму”13. У него были все основания
рассматривать Россию XIX в. как страну, где "с одной стороны,
необычайно большая власть и реальные полномочия царя и еще
более внушительная традиция государственного контроля и
вмешательства, а с другой, характерные для русского общества
особая инертность и безынициативность”14.
Власти с подозрением относились к любому не санкциони-
рованному сверху проявлению общественной жизни, старались
держать под неусыпным полицейским надзором любые собрания
вплоть до праздничных вечеринок.
В силу отмеченных причин общества взаимопомощи, постро-
енные на принципах добровольного членства и самоуправления,
начали распространяться среди рабочих России позже, чем в
Англии и некоторых других странах, хотя первая организация
подобного рода возникла довольно рано — в конце 40-х годов.
Зачинателями движения взаимопомощи выступили печатники,
самая образованная, высококвалифицированная и хорошо опла-
чиваемая часть рабочих. В 1838 г. они образовали в Петербурге
’’Вспомогательную кассу для типографов, словолитчиков, лито-
графов, ксилографов и фотографов". Долгое время эта касса,
известная также под названием немецкой, так как она была
основана рабочими немецкого происхождения, оставалась един-
ственной. В 1851 г. к ней добавилась "Вспомогательная касса
при типографии Императорской Академии наук”. Она выдавала
вспомоществования больным, инвалидам, вдовам до их вступ-
ления в новый брак, сиротам до 14-летнего возраста. Члены
кассы вносили в нее ежемесячно 2% от своей заработной платы,
что затем стало обычным размером для более поздних орга-
низаций печатников. Примечательно, что государство в лице
Академии оказывало финансовую поддержку кассе, выделяло ей
2% в месяц от чистой прибыли типографии15.
Количество обществ взаимопомощи печатников медленно, но
неуклонно росло. В начале 80-х годов их было уже 4, в
1900 г. — 1316. К началу Революции 1905 г. печатники имели
около 30 обществ, разбросанных по всей Европейской России и в
некоторых частях Сибири. Наиболее крупные организации дей-
ствовали в Петербурге, где была сосредоточена почти треть всех
печатников страны (примерно 19 тыс. из 60 тыс.). Здесь об-
щества насчитывали до нескольких сотен человек в каждом.
Однако доля охваченных ими работников была сравнительно не-
велика. Так, во всех 11 обществах Петербурга состояло от 3 до
5 тыс. печатников, то есть от 16 до 22% их общегородского
282
числа. Еще ниже данный показатель был в Москве, где он нр
достигал 4% (460 чел. из 11500)17.
Тем не менее опыт организованной солидарности положи-
тельно сказался в 1905-1906 гг., в период создания и бурного
роста профсоюзного движения. Его участниками стали 43%
печатников. Этот показатель был в несколько раз выше, чем в
любой другой профессии (например, у металлистов, занявших
соответственно второе место, он не превысил 9%)18.
С другой стороны, при всей своей активности печатники,
принадлежавшие к узкой, причем более узкой, чем в Англии
или во Франции, прослойке, известной как рабочая аристо-
кратия, не могли уже по причине своей малочисленности соз-
давать крупные организации. Более широкие возможности в
этом отношении были у наемных торговых работников, прис-
тупивших к созданию своих обществ взаимопомощи позже — на
пороге 60-х годов. В общем и целом их труд требовал меньшей
квалификации и оплачивался ниже, чем у печатников. Необ-
ходимость помогать друг другу в чрезвычайных ситуациях под-
талкивала распыленных по мелким лавкам и магазинчикам
приказчиков к объединению.
В конце XIX в. в 75 обществах взаимопомощи состояло
20 тыс. или 8% от общего числа 256 тыс. занятых в торговле19.
Наиболее крупные общества были в Москве (свыше 2700 чел.),
Петербурге (660), Казани (560) и Нижнем Новгороде (510)29.
Здесь, как и среди печатников, широко практиковалась благо-
творительность. Количество почетных членов зачастую превы-
шало 10% от численности общества21. Это позволяло увели-
чивать выдаваемые пособия, вводить дополнительные выпла-
ты — на обучение детей, по случаю выдачи дочери замуж и т.д.
Поначалу довольно послушные общества взаимопомощи при-
казчиков начали в 90-х годах выдвигать требования к своим
хозяевам — 10-часовой рабочий день, полный отдых в выходные
и праздничные дни, выступать против произвола хозяев, апел-
лируя к государству или организуя забастовки. Тенденция к
тред-юнионизму поставила под вопрос получение средств в по-
рядке благотворительности, а появление в 1905 г. профсоюзов
резко обострило перед многими обществами взаимопомощи ди-
лемму — продолжать борьбу, трансформируясь в профсоюзы,
или свертывать ее в угоду богатым покровителям. Кроме того,
усилившаяся политика государства в области социального за-
конодательства объективно сужала сферу деятельности обществ
взаимопомощи. С конца 1907 г., когда их было уже больше 100,
общества взаимопомощи приказчиков вступили в полосу за-
тяжного кризиса22. Он был характерен для движения взаим-
опомощи в России в целом. Более того, аналогичный кризис,
наглядно выразившийся в уменьшении численности членского
состава, пришлось пережить обществам взаимопомощи практи-
чески во всех государствах Запада., только не одновременно, а по
мере введения в данной стране отдельных элементов или целых
систем государственного социального страхования.
283
Первой на этот путь вступила Германия, приняв в конце
XIX в. законы о государственном страховании рабочих, тогда
как во Франции и Англии формирование подобных систем
завершилось только к середине 40-х годов XX в. В результате
этих нововведений существенно изменилась роль обществ взаи-
мопомощи. В одних случаях они вступили в тесное сотрудни-
чество с государственными структурами, в известной мере ин-
тегрировались в них, в других случаях сохранились как допол-
нение, к которому можно прибегнуть помимо основного страхо-
вания. Выработанный таким образом модус вивенди между го-
сударством и обществами взаимопомощи позволил многим из
них не только выжить в новых условиях, но и приумножить в
последнее десятилетие свои ряды в связи с неолиберальными
тенденциями в политике и сокращением государственных рас-
ходов на социальное обеспечение.
В России положение было с самого начала иным. Здесь го-
сударство выступало по отношению к обществам взаимопомощи
в роли строгого надзирателя, но и одновременно как их покро-
витель и даже создатель, тем более что именно оно являлось
изначально самым крупным владельцем заводов и фабрик. Наи-
более полно эти функции проявились в горнодобывающей и
металлургической промышленности, где концентрировались ог-
ромные массы неквалифицированных рабочих и был особенно
высок уровень травматизма и увечий нередко со смертельным
исходом.
Все началось с высочайшего указа от 28 февраля 1817 г., в со-
ответствии с которым с 1821 г. в Королевстве (Царстве) Поль-
ском стали учреждать вспомогательные кассы для горнорабочих
казенных предприятий. Участие в них рабочих было обяза-
тельным. Фонд кассы формировался за счет вычетов от 1 до
3 процентов заработной платы рабочего, эквивалентной суммы,
вносимой администрацией, плюс штрафы с рабочих23. Рабочие
допускались в правление кассы, но решающее слово оставалось
за администрацией. Кассы выдавали пособия по болезни, выз-
ванной производственными причинами, а также пенсии в случае
увечья, тяжелого заболевания или по старости.
В последующем, когда шахты стали переходить в частные
руки, новые хозяева сохранили вспомогательные кассы, так как
действовавший в Польше кодекс Наполеона налагал на них
строгую ответственность за увечья на производстве, в то время
как финансирование ими касс требовало гораздо меньших рас-
ходов. В 1907 г. в Польше насчитывалось 13 касс — в среднем
по 2 тыс. членов в каждой, что составляло в целом 26 тыс.24
Такие же кассы (товарищества) были созданы после отмены
крепостного права в 1861 г. на государственных горнозаводских
предприятиях Урала. Здесь помимо функций взаимопомощи они
обладали правом улаживать конфликты между рабочими и
администрацией. Однако это право было скорее номинальным,
поскольку представители администрации составляли большин-
ство в правлениях касс. В 1908 г. на Урале имелось 16 касс,
охватывавших 16 тыс. рабочих и более 3 тыс. пенсионеров25.
284
Вместе с 26 тыс. польских шахтеров они составляли всего лишь
около 9% горнозаводских рабочих Российской империи (506500
в 1900 г.)26.
Хотя отдельные элементы описанной организации (обязатель-
ное членство, соучастие в управлении вместо самоуправления и
т.д.) можно было обнаружить в некоторых случаях и на Западе,
прямой аналогии ей там не существовало. Да и вообще столь
тесное переплетение в одной структуре признаков общественной,
государственной и производственной организации затрудняет ее
типологизацию. Тем не менее такие ее черты, как устав, членст-
во с регулярными взносами, предназначенный для личного вза-
имного страхования общий фонд, позволяют, на наш взгляд,
отнести ее при всех возможных оговорках к разряду обществ
взаимопомощи.
Примечательно, что этот тип организации не стал на Урале
отправным пунктом для массового профсоюзного движения по
крайней мере в 1905 г. И дело здесь не только в сравнительной
малограмотности и социальной незрелости рабочих горнозавод-
ской промышленности. Здесь следует учитывать и то, что соз-
данные для них общества взаимопомощи обязывали заводо-
управление так или иначе заботиться о рабочих, допускать их в
той или иной степени к решению вопросов их страхования и
даже производственных конфликтов. При всей условности этих
мер горнозаводские рабочие Урала испытывали меньшую пот-
ребность в профсоюзах, чем, например, шахтеры в Донбассе, где
государство не позаботилось о создании касс, хотя промыш-
ленность здесь стала развиваться гораздо позже. И если в Дон-
бассе профсоюзное движение начало расти в 1905 г., то на Урале
только в 1917 г. и было заметно слабее.
Основанные государством общества взаимопомощи существо-
вали также среди рабочих и служащих железных дорог (с
1858 г.). Процент охвата здесь был значительно выше. В 1902 г.
из 430 тыс. железнодорожников страны 306,5 тыс. или при-
мерно 70% являлись членами вспомогательных касс27.
Что касается аналогичных организаций для фабрично-за-
водских рабочих, то сколько-нибудь значительное число их
можно было найти лишь в Польше или Прибалтийском крае. В
Центральной России их практически не было.
Не отличались многочисленностью и независимые общества
взаимопомощи, появившиеся среди этой категории рабочих
только в 90-е годы. Так, в Петербурге всего лишь несколько сот
рабочих машиностроительных заводов объединились в такую
организацию28. Наиболее крупным и влиятельным было Харь-
ковское общество взаимопомощи рабочих механических заводов,
насчитывающее в 1904 г. 1300 человек29. Помимо взаимной под-
держки своих членов оно активно отстаивало их экономические
и социальные интересы и сыграло важную роль в становлении
профсоюзного движения, в налаживании связей между его
отдельными отрядами.
Большое влияние на развитие рабочего движения оказали так
называемые зубатовские общества взаимопомощи. По замыслу
285
их основателя, начальника московского охранного отделения
С.Зубатова, не скрывавшего своих симпатий к идейно-полити-
ческим воззрениям Э.Бернштейна, новые организации должны
были содействовать решению назревшей в России проблемы от-
ношений между трудом и капиталом в духе умеренных, близких
к либерализму реформистских теорий западно-европейской со-
циал-демократии. Их непосредственная практическая задача со-
стояла в том, чтобы научить рабочих помогать самим себе, до-
биваться улучшения своего положения легальным путем, не
прибегая к насилию и не поддаваясь революционной пропа-
ганде30.
Идею поддержали либерально настроенные круги московской
интеллигенции, организовав регулярные встречи с рабочими, на
которых профессора обсуждали с рабочими их нужды, прово-
дили среди них всевозможные опросы, знакомили с рабочим
движением и законодательством на Западе. Зубатовские общест-
ва занимались широким диапазоном проблем от организации до-
суга до проведения забастовок. Действовали они в основном с
1901 г. по 1905 г. в таких крупных городах, как Москва,
Петербург, Минск, Вильно, Одесса. По численности они были
относительно невелики — обычно несколько сот в одной орга-
низации, но организуемые ими митинги нередко привлекали
тысячи рабочих. На созванную ими патриотическую мани-
фестацию 19 февраля 1902 г. в Москве собралось около 50 тыс.
рабочих и членов их семей31. Еще больше — 140 тыс. человек —
удалось собрать последователю Зубатова священнику Гапону в
Петербурге 9 января 1905 г., чтобы подать петицию Нико-
лаю II32.
Однако зубатовский эксперимент не был принят российскими
предпринимателями, оказавшимися не готовыми к налажива-
нию отношений социального партнерства с рабочими. По их
требованию Зубатов был в 1903 г. смещен со своего поста и
затем сослан. Шествие к царю 9 января 1905 г. было потоплено
властями в крови его участников. Рухнула последняя надежда
рабочих на диалог и справедливость в рамках существующего
миропорядка. Революция 1905 г. стала неизбежной.
Итак, движение взаимопомощи возникло в России позже, чем
на Западе, и было в абсолютных и относительных цифрах
меньше. В России общества взаимопомощи трансформировались
непосредственно в профсоюзы гораздо реже, но зато, будучи до
1905 г. единственными легальными организациями рабочих,
сыграли более важную, чем на Западе, роль в выработке у
рабочих чувства солидарности, в просвещении и подготовке их к
организованной борьбе за свои права.
1	J.-P.Dumont. Les systemes de protection sociale en Europe. Paris, 1992.
P.45.
2	Энциклопедический словарь (Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефронт). T.VI
(Полутом II). СПб. 1892. С. 166.
286
3	Словарь по рабочему вопросу (Краткая энциклопедия по вопросу о
положении рабочго класса в России и за границей). Изд ие 2-е испр. и доп.
М. 1917. С.41.
4	Райхер В.К. Общественно-исторические типы страхования. М.-Л. Изд-
во АН СССР. 1947. С.48.
5	Шиминова М.Я. Страхование: история, действующее законодательство,
перспективы. М. 1989. С. 10-11.
® Neave D. Les 8ос1ё1ёз de secours mutuel en Grande-Bretagne. In: Colloque
International sur 1’histoire de la ти1иа1Иё. "Un раззё riche d’avenir". Paris.
1992. P.40.
7	Ibid. P.26.
8	Татищев С. Общества взаимопомощи в России (без места и года
издания). С.29.
9	Розенфельд О. История профессионального движения в России.
Синхронистические таблицы. Изд-ие 3-е. М. 1924. С. 13.
10	Панкратова А.М. Формирование пролетариата в России (VII-XVIII вв.).
М. 1963. С.151.
11	Рабочий класс России от зарождения до начала XX в. Отв. ред.
М.С.Волин, Ю.И.Кирьянов. М. 1989. С.141.
12	Энциклопедический словарь (Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефронт). T.XXI-a
(Полутом 62). СПб. С.782, 779; Татищев С. Ук. соч. С.33-37.
13	Walkin J. The Rise of Democracy in Pre-Revolutionary Russia. London.
1963. P.4.
14	Ibid. P.6.
15	Татищев С. Ук. соч. С.34.
16	Там же. С.34-37.
17	Bonnell E.V. Roots of Rebellion. Berkley etc. 1983. P.78-79; Розенфельд
О. Ук. соч. С.41.
18	Розенфельд О. Ук. соч. С.54.
19	Татищев С. Ук. соч. С.37; Святловский В. История профессионального
движения в России. От возникновения рабочего класса до конца 1917 г. Л.
1924. С.61; Архив истории труда в России. Кн.9. Отв. ред. Ю.Гессен.
Петроград. 1924. С. 16.
29	Татищев С. Ук. соч. С.37.
21	Святловский В. Ук. соч. С.61.
22	Татищев С. Ук. соч. С.37; Непряхин М. Общества взаимопомощи
торговых служащих. Саратов. 1913. С.6, 95.
23	Гершензон Е. Пролетарские кассы взаимопомощи. Л. 1927. С.34-35.
24	Святловский В. Ук. соч. С.65.
25	Там же. С.66.
26	Рабочий класс России, от зарождения до начала XX в. С.261.
27	Гершензон Е. Ук. соч. С.30; Bonnell E.V. Op. cit. P.78.
28	Bonnell E.V. Op. cit. P.78.
29	Святловский В. Ук. соч. С.73; Розенфельд О. Ук. соч. С.9.
30	См., напр., Айнзафт С.С. Зубатовщина и гапоновщина. М. 1925.
31	Бухбиндер Н. Зубатовщина и рабочее движение в России. М. 1926.
С.11.
32	Там же. С.40.
287
СОДЕРЖАНИЕ
От редактора. Президент Ассоциации британских
исследований, академик ВТ.Т^ухановский	5
К читателю. Директор Института всеобщей истории РАН,
член-корреспондент РАН А.О.Чубарьян	11
От британской стороны. Президент
Международного Комитета исторических наук (1990-1995),
профессор Теодор Баркер______________________ 14
ИЗ ИСТОРИИ АНГЛИЙСКОГО ПАРЛАМЕНТА
О .В. Дмитриева
Московский государственный университет
5’ истоков английского парламентаризма	_	17
М.П. Айзенштат
Институт всеобщей истории РАН
Шаги на пути к демократии_	32
С. II. Перегудов
Институт мировой экономики и международных отношений РАН
Разделение властей ^2'брилпански_	42
ВНЕШНЯЯ И КОЛОНИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Дэвид Рейнольдс
Кембриджский университет
Внепшяя ^рлитика Британии^“Уррд°Р”_в XX eL 54
С. Б. Воронцова
Институт всеобщей истории РАН
Безлики_^оропейскийиттеграционнъшЩ)оцесс___________________61
Г.С.Остапенко
Институт всеобщей истории РАН
^pujnaiicKuu^ PPPPPPPPPPPLL -УР9- Р99РРРРние PLeJPP9Р99¥Р__68
Джон Харгривс
Абердинский университет
^РР^РУр^^Р991РАе9Р919РР99-Р9___________________________
Джон Кент
Лондонский университет
Египетскаябаза и оборона БлижсегоВостота^^	90
Джон Дарвин
Оксфордский университет
Чрезвы чай ное положе ни е в Це]1 тралъной_ АФР^ке^ 1959 110
288
Роберт Холланд
Лондонский университет
Британская колониальная политика
и_причинь1ншилия^__________________________________ 128
БРИТАНИЯ И ИРЛАНДИЯ
Л.Ф.Туполева
Институт всеобщей истории РАН
Лидер и_ национальна^	1'1РЛ--дия____J 53
Е.Ю.Полякова
Институт всеобщей истории РАН
Ирландия: нацшша^лэны. n_acjieK7n_нонфликта_	J 6О
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА
Стефен Уайт
Университет Глазго
Устанавливая контакты:
британские леибо^^	w w.I ___________________ _
Н. А. Попова
Институт всеобщей истории РАН
Соидеи в_ леиборизме__________________________________ 179
О.А.Ржешевский
Институт всеобщей истории РАН
АИден	________
Л.В.Поздеева
Институт всеобщей истории РАН
От Москвы к Сталинграду:
британские()тклики нх^воинув PpSS-lL__________________211
Т. А. Филиппова
Институт российской истории РАН
Великобритания и Россия во второй половине XIX века:
диалог_политиче^сих J^^jnypJj^JlPycb^ ^^подологии)____226
В.В.Жаринов
Московский открытый педагогический университет
Миф о короле Артуре как проявление утопического
мышления всовременном-иопырическом_ контексте____________234
Ричард Роджер
Лейстерский университет
Городское пространство в британских городах XIX века 242
Барбара Эмерсон
Оксфордский университет
Царьнукрлай^i_u нрррзеее^еег^ОРЧ:^____________________ __АРА.
Джорж Хайд
Университет Восточной Англии
_________ _______263
289
А.Л. Семенов
Институт всеобщей истории РАН
Общества взаимопомощи в России и их аналоги
в Англии и других ртранах Запада___________
276
290
CONTENTS
From the Chief Editor.
President of the Association for British Studies
_____________________________________________________________Ji
To the Readers.
Director of the Institute of Universal History RAS
Corresponding Member of the Russian Academy of Sciences
A.O.Tchoubarian	11
From the British Side.
President of the International Committee
of Historical Sciences (1990-1995)
Professor Т.С.Вагкег	14
FROM THE HISTORY OF THE ENGLISH PARLIAMENT
О . V .Dmitrieva
Moscow State University
________________________________________________________________17
M.P.Aizenshtat.
Institute of Universal History RAS, Moscow
TJie_ Way J	______________________________________32
S .P.Peregudov.
Institute of World Economy and International Relations RAS, Moscow
The Separation of Powers: the British Model	42
THE FOREIGN AND COLONIAL POLICY OF GREAT BRITAIN
David Remolds
Cambridge University
British Foreign Policy and British "Decline"
inthe Tuwttieth- Qfpiary_______________________________________54
S .В. V or ontsova
Institute of Universal History RAS, Moscow
aJJEpiPpe&™JjtfeSratiPIL_______________________________________61
G.S .Ostapenko
Institute of Universal History RAS, Moscow
______________________________________________________________68
John Hargreaves
University of Aberdeen
GommonuJealth^ Ideals and_ №ajlties____________________________78
John Kent
London University
The Egyptian Base and the Defence
________________________________________________________________90
291
John Darvin
Oxford University
The Central African Emergency^ 1959	110
Robert Holland
London University
Never, Never Land: British Colonial Policy
and the Roots of Violence in Cyprus, 1950 1954	128
BRITAIN AND IRELAND
L.F.Tupoleva
Institute of Universal History RAS, Moscow
Leader and National Problems: Gladstone and Ireland
153
E. Yu.Polyakova
Institute of Universal History RAS, Moscow
Northern Ireland: The National features of the Conflict	160
POLICY AND CULTURE
Stephen Whyte
University of Glasgow
Making Contacts: BritishJLabour in Russia, 1920	169
N.A.Popova
Institute of Universal History RAS, Moscow
Socialist Ideas in British Labour Movement	179
O.A.Rzheshevsky
Institute of Universal History RAS, Moscow
A.Eden in Moscow 941 2LTh_eUnknown Pages	193
L.V.Pozdeeva
Institute of Universal History RAS, Moscow
From Moscow to Stalingrad:British Views on the War in Russia 211
T.A.Filippova
Institute of Russian History RAS, Moscow
Great Britain and Russia in the Second Half of the
19th Century: Dialogue of Political Cultures	226
E.V. Zharinov
Moscow Open Pedagogical University
King Arthur s Myth as a Manifestation of Utopian
Mentality in the Modern Historical Context	234
Richard Rodger
University of Leicester
Urban Space in Nineteenth Century British Cities:
A ^Leu2_	_________________________ 242
Barbara Emerson
Oxford University
Emperor Nicolay 1 and Queen Victoria	258
George Hyde
University of East Anglia
F.R.Lewis and the British Studies	263
A.L.Semenov
Institute of Universal History RAS, Moscow
Mutual Benefit Societies in Russia and their
Counterparts in Britain and other Western Countries	276
Британия и Россия
Утверждено к печати
Институтом всеобщей истории РАН
Оригинал-макет подготовлен
в Институте всеобщей истории РАН
Оформление4 А.И.Саплин, Е.С.Токарева
Л.Р № 020915 от 23 сентября 1994 г.
Подписано к печати 27.01.1997
формат 60x90 1/16
Гарнитура СкулБук
Печать офсетная
Усл.печ.л. 18.1 Тираж 300 экз.
Заказная. Тип.Зак.3.
Институт всеобщей истории РАН
117334 Москва, Ленинский пр., д.32А
Участок оперативной полиграфии
Института этнологии и антропологии РАН