Author: Перруа Э.
Tags: всеобщая история средние века (v – xv вв) история средних веков военная история
ISBN: 5-8071-0109-Х
Year: 2002
Text
EDOUARD PERROY
LA GUERRE
DE CENT ANS
Gallimard
1945
СЫР*" IO
ЭДУАРД ПЕРРУА
СТОЛЕТНЯЯ
ВОЙНА
*П
ЕВРАЗИЯ
Санкт-Петербург
2002
ББК 63.3(0)4
УДК 94/99
П27
За помощь в осуществлении издания данной книги
издательство «Евразия» благодарит
Кипрушкина Вадима Альбертовича
Научный редактор
Карачинский А. Ю.
Перруа Э.
П27 Столетняя война. Пер. с франц. М. Ю. Некрасова. —
СПб.: Издательская группа «Евразия», 2002. — 480 с.
ISBN 5-8071-0109-Х
ХП-ХШ вв. прошли под знаком подспудной борьбы между двумя
самыми могущественными государствами Европы — французским
и английским королевствами. Интриги, мелкие стычки, феодальные
конфликты и турниры, соперничество на ниве искусства и меценат-
ства составляли неотъемлемую и привычную часть существования
монарших дворов. Но в XIV в. противоречий стало слишком много,
чтобы их и дальше можно было скрывать под маской рыцарствен-
ных и куртуазных отношений. Спесь государей Франции, жаждав-
ших подчинить английских королей своей воле, заставила вспых-
нуть долго тлевший конфликт. Война, которая началась, была долгой
и кровавой. На полях сражений произошло то, чего никто не ждал —
великолепное и надменное французское рыцарство, гордость всей
Европы, оказалось повержено в прах стрелами английских лучни-
ков. Битва следовала за битвой, но конца войне не было видно. Обе
страны устали воевать, но правители упорно не желали заключать
мир. В какой-то момент Франция оказалась на краю гибели, её за-
конный король в изгнании и лишь колоссальное усилие вернуло
трон французской династии.
ББК 63.3(0)4
УДК 94/99
© Некрасов М. Ю., перевод, 2002
© Лосев П. П., обложка, 2002
© Издательская группа «Евразия», 2002
ISBN 5<8O71<O1O9<X
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие к русскому изданию......................7
Предисловие........................................ 10
I. ПРОТИВНИКИ ..................................... 13
/. Франция в 1328 г. (15) — II. Англия в 1328 г. (40) —
III. Проблема Гиени (55) — IV. Наследование француз-
ского трона (67)
II. НАЧАЛО БОРЬБЫ (1328-1340 гг.)..................77
I. Оммаж Эдуарда III (79) — II. На пути к разрыву (87) —
III. Последние приготовления (100) — IV. Просчеты
Англии (109)
III. БЕДСТВИЯ ФРАНЦИИ (1340-1364 гг.)............ 119
I. Распря в Бретани (124) — II. Креси и Кале (129) —
III. Панические страхи короля Иоанна (139) — IV. Упа-
док французской монархии (149)
IV. КАРЛ V (1364-1380 гг.)....................... 167
I. Король и его окружение (169) — II. Возрождение коро-
левства (175) — III. Возобновление войны (186) — IV. Про-
счеты конца царствования (197)
V. НА ПУТИ К ПРИМИРЕНИЮ (1380-1400 гг.).......... 209
I. Изнурение Англии (211) — II. Юность Карла VI (225) —
III. Мир или длительное перемирие? (238) —IV. Преоб-
ладающее положение Франции в Европе (245)
6
Эдуард Перруа. Столетняя война
VI. ЗАВОЕВАНИЯ ЛАНКАСТЕРОВ (1400-1420 гг.).... 255
I. Пришествие Ланкастеров (260) — II. Анархия во
Франции (271) — III. Гражданская война (284) — IV. От
Азенкура до договора в Труа (294)
VII. РАЗДЕЛЕННАЯ ФРАНЦИЯ (1418-1429 гг.)..... 309
I. Ланкастерская Франция (312) — II. Англо-бургунд-
ская Франция (319) — III. Буржское королевство (328) —
IV. Судьбы войны: осада Орлеана (338)
VIII. ФРАНЦУЗСКИЙ РЕВАНШ (1429-1444 гг.)..... 353
I. Жанна д'Арк (358) — II. Франко-бургундское прими-
рение (370) — III. Реформы Карла VII (379) — IV. Тур-
ское перемирие (391)
IX. КОНЕЦ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ................... 401
I. Отвоевание Нормандии и Гиени (405) — II. Послево-
енная Франция (413) — III. Англия Алой и Белой розы
(428) — IV. Невозможный мир (443)
Библиография................................. 452
ПРЕДИСЛОВИЕ
к русскому ИЗДАНИЮ
Издательство Евразия представляет на суд читателей книгу,
которую со дня ее выхода в свет во Франции по праву стали
считать классическим трудом. Она посвящена самому круп-
ному военному конфликту между двумя могущественными
державами средневекового Запада — английским и француз-
ским королевствами, известному под названием Столетней
войны.
Эта война, пожалуй, как никакая другая, необычайно силь-
но повлияла на расстановку сил в Европе. В XIV в. Франция
вошла как никогда более могущественной страной, с сильной
монархией, авторитет которой затмил даже престиж самого
императора Священной Европы, развитым управленческим
аппаратом. Если столетием ранее на землях, теоретически
подчинявшихся власти короля Франков, велись нескончаемые
частные войны, угрожавшие королевским прерогативам, то
после реформ и побед великих государей XIII в. Филиппа II
Августа (1180—1223), Людовика VIII Льва (1223—1226) и
Людовика IX Святого (1226—1275) во Франции установился
относительный мир и процветание. Людовик Святой обеспе-
чил своим потомкам необычайный моральный престиж. Мно-
гим казалось, что с приходом новой королевской династии
Валуа, умевших и ценивших поистине королевскую пышность,
чего так не хватало скуповатым королям, их предшественни-
кам, настал золотой век. Войны против непокорных феода-
лов свелись к легким, почти демонстративным акциям. Даже
папство, вступившее в конфликт с королем Филиппом IV
Красивым, было вынуждено смириться и на долгие годы под-
пало под влияние Франции. Конечно, были и обратные сторо-
ны. На пути французской монархии существовало немало
преград и затруднений. Королевские чиновники насильно
внедряли везде власть своего государя, беспрестанно нару-
8
Эдуард Перруа. Столетняя война
шая права местных сеньоров, притесняя и обирая местное на-
селение. На территории Французского королевства существо-
вало два анклава, традиционно независимых княжества —
герцогство Аквитания (Гиень) и графство Фландрия, первое
на юго-западе, второе на севере королевства. Аквитания из-
давна принадлежала английским государям, не склонным к
повиновению, а богатая благодаря торговле и ремеслу Фланд-
рия вовсе не жаждала взвалить на свои плечи тяжкое налого-
вое бремя. Противоречия между английской и французской
короной существовали не одно столетие. Когда в 1066 г.
герцог Нормандский Вильгельм Незаконнорожденный, вас-
сал короля Франции Филиппа I, захватил англосаксонское
королевство и провозгласил себя ее законным владыкой, сло-
жилась своеобразная ситуация: короли Англии, превосходив-
шие французских монархов силой и ресурсами, были обязаны
подчиняться им как верные вассалы. Подобное положение
дел не устраивало ни одну, ни другую сторону. Французский
король опасался своего чересчур сильного вассала, а англий-
ского государя стесняли феодальные путы и обязанность
подчиняться сюзерену, более слабому, чем он сам. Конфликт
между двумя державами еще более обострился, когда в 1154 г.
корону Англии унаследовал граф Анжуйский, герцог Акви-
танский, Генрих II Плантагенет, владевший почти половиной
Франции.
Французский король Филипп II Август приложил все уси-
лия, чтобы сломить сопротивление Плантагенетов. Он и его
преемники постепенно отобрали у англичан все земли, кроме
узкой полосы на побережье Западной Франции. Однако все-
гда существовала опасность, что английские короли вознаме-
рятся потребовать ее обратно вооруженным путем. Случай
представился им в 1328 г., когда скончался Карл IV Краси-
вый, последний представитель прямой ветви династии Капе-
тингов. На престол претендовало несколько кандидатов, сре-
ди которых выделялись два племянника покойного короля,
Филипп, граф Валуа, и Эдуард III, король Англии.
Французские бароны предпочли выбрать первого. Но у
Эдуарда остался козырь — возможность всякий раз, когда
между Францией и Англией ухудшались отношения, требо-
вать себе французскую корону. И он не преминул этой воз-
можностью воспользоваться.
Предисловие к русскому изданию
9
Потребовалось менее десяти лет, чтобы труды французс-
кой монархии оказались под угрозой. Победоносное шествие
английских войск, перемежаемое бесполезными перемирия-
ми, развеяло миф о непобедимости французской рыцарской
конницы. Постоянная потребность в деньгах на оплату войск
и гарнизонов заставляла королей Франции выжимать все
соки из податных сословий своего королевства. Это привело
к массовому росту социальных конфликтов и восстаний.
Впрочем, Англия тоже переживала не одни только победы.
Война ускорила ломку традиционных стереотипов и ценнос-
тей: по обеим сторонам Ла-Манша окрепло национальное
самосознание, изменилось отношение простого люда к рыцар-
ству, не оправдавшему надежд на полях сражений. Столетняя
война стала испытанием для обеих стран, из которого они
вышли совсем иными.
Для своего времени работа Эдуарда Перруа была револю-
ционной. Автор, специалист по истории Англии и Франции
XIV-XV вв., кавалер ордена Почетного легиона, награжден-
ный медалью за Сопротивление, был хорошо известен науч-
ным и широким кругам читателей по своим статьям и пуб-
ликациям документов, среди которых важное место занимает
такая работа, как «Англия и Великая Схизма на Западе».
Одинаково хорошо владея английским и французским ма-
териалом, он написал емкий труд, охвативший все стороны и
проявления Столетней войны: политику, экономику, культуру
и искусство. Одним из первых он по-иному взглянул на, каза-
лось, всем хорошо известные события. Его суждения подчас
резки и нелицеприятны, причем они затрагивают самых зна-
менитых, хрестоматийных героев Столетней войны. Именно
он развенчал лавры Бертрана Дюгеклена, позволил себе усом-
ниться в решающем вкладе Жанны д’Арк в победу Карла
VII над англичанами.
Автор книги обладал уникальным даром придать своему
повествованию необычайную эмоциональную окраску, накал,
которые делают чтение книги захватывающим и увлекатель-
ным.
Карачинский А. Ю.
fade Жоржу
Сиру
Кристине
на память
о временах подполья
ПРЕДИСЛОВИЕ
Большая часть этой книги была целиком написана зимой
1943-1944 гг. благодаря сомнительному досугу, который ос-
тавался у автора в ходе увлекательной игры в прятки с
гестапо. Жизнь была скитальческой, но прекрасной, и о ней
уже скучают все, кто жил и действовал в подполье. Когда ты
внезапно поставлен вне закона и грубо выброшен из привыч-
ного окружения студентов и книг, то в контакте с таким
суровым настоящим, похоже, лучше понимаешь прошлое,
хоть прежде и отдавал ему лучшую часть своего времени.
Эта книга, давно задуманная, не была бы в точности такой
же, появись она до 1939 г. или даже будь она написана в
первые месяцы оккупации. Дело не в том, что история
якобы повторяется — это заблуждение, и не в уроках, ко-
торые можно извлечь из нее. Мы не настолько наивны,
чтобы верить, будто печальные перипетии Столетней вой-
ны могут направлять наши действия или позволяют нам
предвидеть будущее; мы даже не искали в рассказе о бы-
лых ошибках, падениях и подъемах какого-то повода для
надежды на лучшее. Но когда нация доходит до края про-
пасти, как это было в ту эпоху и в нашу, некоторые приме-
ры поведения людей в беде, некоторые ответы на вызов
судьбы в разные времена становятся понятнее благодаря
взаимному сравнению. Хотя мы никогда — во всяком слу-
чае сознательно — не переносили в прошлое забот, слиш-
ком связанных с сегодняшним днем, хотя мы никогда не
теряли из виду, что многое в той или иной эпохе объясня-
ется исторической обстановкой, но какой-то жест стано-
вился для нас понятным, какое-то малодушие — объясни-
мым, а какой-то бунт — простительным.
Предисловие
11
* * *
Лишь две страны на христианском Западе можно было в
то время считать реальными политическими силами: Англию
и Францию. Короли бездумно ввергают их в феодальные
распри, вскоре усугубленные династическим конфликтом, но
как будто не выходящие за рамки обычных и давних столкно-
вений. Вопреки всем ожиданиям, война не кончается и бес-
прерывно возобновляется, с каждым поколением охватывая
все новые территории. Народы, безразличные к этим непо-
нятным для них распрям, уклоняются, как могут, от этого рас-
тущего бремени, которое власти хотят на них возложить. Это
приводит лишь к затягиванию конфликта, в котором та и
другая сторона используют очень небольшие силы. В ходе
войны эти стороны страдают и устают; испытывая чувстви-
тельные удары, они начинают ненавидеть друг друга, что дела-
ет любой мир невозможным или нежизнеспособным. Окру-
жающий их мир меняется, а внутри изменения происходят
еще быстрее, как во всякие смутные времена. Именно на этих
ранах и крови и рождаются монархии нового времени, уско-
ряется переход от феодального общества к авторитаризму
государственной бюрократии, которую вызвали к жизни по-
требности войны и вместе с тем поддерживает национализм,
порожденный в обеих странах этой войной.
Для Франции события приняли особо драматический обо-
рот. Не стоит даже перечислять все то, что во время нескон-
чаемого и изнурительного конфликта утратило королевство
Капетингов; его материальное благосостояние, столь блестя-
щее в начале войны, было подорвано на века и восстановится
лишь накануне Революции; пришел конец также духовной и
политической гегемонии Франции над Европой, ее послуш-
ной ученицей, — придется дожидаться века Людовика XIV,
чтобы континент вновь признал ту и другую гегемонию. Боль-
ше бросаются в глаза приобретения в ходе катаклизма: ос-
новы государства нового типа, более тесное сплочение ранее
разрозненных провинций, уважение к власти монарха, опира-
ющееся на зачатки национального чувства. Но каких страда-
ний стоили эти роды! Дважды Франция стояла на краю гибе-
ли. Под ударами Плантагенетов она перенесла потерю про-
12
Эдуард Перруа. Столетняя война
винций, образование огромной независимой Аквитании, утра-
ту суверенитета над доброй третью королевства. Агрессия
Ланкастеров полвека спустя имела еще более роковые по-
следствия, потому что в результате этого носителем корон
Франции и Англии чуть было не оказался один и тот же
человек. Кое-кто видел в этом единственное спасение от
войны, от гражданских смут, от разрушения экономики. Спра-
ведливо или нет, но история распорядилась иначе: она выяви-
ла невозможность сосуществования обоих народов под эги-
дой ланкастерской династии и в конечном счете даровала
победу Валуа, потому что они символизировали независимость
нации, наконец осознавшей себя таковой.
* * *
Во время работы над книгой в распоряжении автора име-
лась лишь тонкая пачка выписок из книг и архивных доку-
ментов, сделанных за несколько лет’. Многие факты, многие
эпизоды были восстановлены исключительно по памяти, все-
гда несовершенной. Поэтому возникали пропуски и путаница
в деталях, искажение имен и названий, небольшие инверсии
в хронологии. Многое было исправлено благодаря тщатель-
ной проверке, но что-то наверняка осталось незамеченным.
За это автор просит прощения у читателей, но не желает
оправдывать этим своих ошибок. Он полагает, что эти неточ-
ности ничего не меняют в основных контурах повествова-
ния, в его ведущих идеях, в толкованиях, иногда не очень
традиционных, которые он предлагает, и в выводах, к кото-
рым приходит. За все это он берет на себя полную ответ-
ственность.
I
ПРОТИВНИКИ
В январе 1327 г. английский трон, с которого мятежные
бароны только что свергли непопулярного Эдуарда II, был
передан его сыну — шестнадцатилетнему юноше, Эдуарду III
Плантагенету. Через год с небольшим в Париже угас послед-
ний из трех сыновей Филиппа Красивого, Капетинг Карл IV;
из-за отсутствия у него детей мужского пола французские
бароны в апреле 1328 г. избрали королем его двоюродного
брата, Филиппа VI Валуа. С этих почти одновременных собы-
тий для обоих королевств Запада начинается новый этап их
истории, характеризующийся ожесточенной, почти вековой
борьбой между обеими династиями, борьбой, получившей на-
звание Столетней войны.
Что больше всего поразило бы непредвзятого наблюдате-
ля, если бы он взялся около 1328 г. оценивать силы против-
ников, — это несомненно мнимый, но бросающийся в глаза
контраст между славой и богатством авторитетного коро-
левства Франции, с одной стороны, и бедностью и незначи-
тельностью маленького королевства Англии — с другой. Не
легче было бы предсказать в приближающемся конфликте,
длительности которого не мог предвидеть никто, и резкое из-
менение соотношения сил, которое, к великому удивлению
современников, создаст опасность для потомков Людовика
Святого и вознесет на невиданную высоту потомков План-
тагенетов.
I
ФРАНЦИЯ В 1328 г.
К моменту смерти последнего прямого потомка Капетин-
гов Французское королевство еще во многом не достигало
границ нашей современной Франции. Ведь ее границы по
суше почти не отличались от границ Западной Франкии —
надела, во времена Каролингов выделенного Карлу Лысому
по Верденскому договору1. От соседней Империи, чьи земли
граничили с ней от Северного до Средиземного моря, Фран-
цию отделяла искусственная граница, плохо известная даже
современникам, вблизи которой находилось множество анк-
лавов и спорных территорий, но приблизительно она прохо-
дила по Шельде от устья на юг к Камбре, потом выходила к
Маасу северо-восточней Ретеля, шла по верхнему течению
этой реки и далее вдоль Соны, чтобы наконец выйти на Рону.
Недавние территориальные захваты позволили сместить гра-
ницу от этих рек на земли, по которым она не проходила
веками. Так, например, Остреван, то есть часть Эно между
Валансьеном и Дуэ к западу от Шельды, попал в ленную
зависимость от Капетингов при Филиппе Красивом; то же
произошло с «зависимым» Барруа в левобережье Мааса, с
городом Лионом и Лионским графством, с епископством Ви-
вье к западу от Соны и Роны, оказавшимися под королевской
опекой. На юго-западе граница не везде достигала Пиренеев:
мало того что королевство Наварра, правда, с 1274 по 1328 г.
находившееся под управлением капетингских чиновников,
1 Верденский договор (843 г.) был заключен между тремя внука-
ми Карла Великого, которые поделили империю своего деда на три
части; западная часть — будущая Франция — отошла к младшему
из них, Карлу II Лысому (прим. ред.).
16
Эдуард Перруа. Столетняя война
включало земли к северу от этих гор, которые позже назовут
Нижней Наваррой, — к тому же в 1258 г. Людовик Святой
отказался от длившегося веками иллюзорного сюзеренитета
над Руссильоном и Каталонским графством, владениями ара-
гонской монархии.
Впрочем, не надо думать, что эта граница жестко определя-
ла пределы французского влияния в Западной Европе. При
попустительстве Империи, где после смерти Фридриха II1 в
1250 г. не было правителей, достойных ее славного прошлого,
капетингская монархия без труда распространила свой про-
текторат почти на все территории бывшей Лотарингии — от
Нидерландов до Арльского королевства, на области, где общ-
ность языка неизбежно вела к определенному сходству поли-
тических взглядов. Большинство имперских князей, кроме тех,
чьи владения находились в восточных марках, попало под
покровительство французского короля, от которого они получа-
ли «денежные фьефы» — сегодня мы сказали бы «пенсии» — и
поддерживали его политику, будь то в Брабанте или в Эно, в
Барруа или в Лотарингии, в Савойе или в Дофине. Более
того, пфальцграфство Бургундия (сегодняшнее Франш-Конте)
стало капетингским владением после брака его наследницы
с Филиппом V Длинным1 2, а Прованс со времен Людовика
Святого оказался в руках короля Сицилии Карла Анжуйско-
го3 , потомка Капетингов. В тех же прибрежных районах только
что обосновались и римские папы. Иоанн XXII, избранный в
1316 г., второй в длинном ряду французских пап, до своего
избрания на престол святого Петра был епископом Авиньон-
1 Фридрих II — император Священной Римской империи в 1212—
1250 гг. (прим. ред.).
2Филипп V — король Франции в 1316—1322 гг. (прим, ред.)
3Карл Анжуйский (1227—1285) — брат короля Франции Людо-
вика Святого. Граф Мена и Анжу; по браку с Беатрисой Прован-
ской (1246 г.) граф Прованса. В 1358—1286 гг. по предложению
папы отвоевал у наследников Фридриха II Сицилийское королев-
ство, положив начало господству французской династии в Южной
Италии. После восстания сицилийцев (1282 г.) сохранил власть
над континентальной частью королевства — Неаполитанским гос-м
(прим. ред.).
Противники
17
ским; он остался жить в своем бывшем епископском дворце,
который его преемник Бенедикт XII превратит во внушитель-
ную крепость. Авиньон располагался у ворот королевства;
сеньорами этого квазинезависимого города были совместно
верховный понтифик и граф Прованский. Размещение, в прин-
ципе временное, римской курии на берегах Роны повысило
материальные силы и моральный авторитет капетингской ди-
настии.
При одном только взгляде на географические границы
королевства Франции мы уже видим, что за только что мино-
вавший век капетингская монархия достигла такого уровня
могущества, который можно объяснить только беспрецедент-
ным демографическим подъемом и экономическим процве-
танием. Надо добавить, что в этом восходящем движении,
первые признаки которого появились в конце X и начале XI вв.,
участвовала вся Европа. Но во Франции это развитие проис-
ходило быстрей, было выражено ярче, чем где-либо в другом
месте, и когда оно к 1300 г. доходит до своей кульминации,
можно сказать, что Франция находится впереди всего осталь-
ного христианского Запада, что обусловливает и делает неиз-
бежной ее политическую и культурную гегемонию.
Это опережение развития Франции по сравнению с ос-
тальной Европой проявилось прежде всего в сфере сельско-
го хозяйства, которое еще оставалось основой всего средне-
векового общества. Здесь масштабное движение по распаш-
ке целины, по освоению болотистых и лесных земель, по
созданию новых сельских общин, новых городов и бастид1
вышло на предельно возможный уровень. Оно достигло сво-
его предела, с одной стороны, потому, что нужно было оста-
вить какие-то лесные угодья, необходимые как источник топли-
ва и строительных материалов, а также для питания скота, па-
сущегося без присмотра, и для сохранения дичи; с другой —
потому, что затраты на земледелие, методы которого еще ос-
тавались примитивными, должны были окупаться. Даже при
тогдашней примитивной технике уже были возделаны мно-
гие бедные земли — первые опустошения Столетней войны
1 Бастида — небольшой укрепленный городок (прим. ред.).
18
Эдуард Перруа. Столетняя война
обратят их, и навсегда, в залежные территории и в ланды.
Ничтожные урожаи, которые они давали, не могли бы накор-
мить того, кто их обрабатывает, если бы задача состояла не в
том, чтобы любой ценой дать действительно избыточному
населению пищу, необходимую для выживания. Демографи-
ческий подъем объясняет и почти полное исчезновение в
крупных светских и церковных доменах барской запашки,
обрабатываемой сервами либо поденщиками, не имеющими
ни кола ни двора; все земли сеньора, кроме ланд, леса, некото-
рых лугов и отдельных виноградников, мало-помалу были
раздроблены на долговременные крестьянские держания, с
которых сеньор получал только скромную земельную ренту.
Даже на землях цистерцианцев, где давно утвердилась систе-
ма ферм (grange), то есть работы послушников под присмот-
ром монаха-надзирателя (granger)1, крестьянский хутор или
крестьянское держание понемногу вытесняли монастырские
угодья. Одновременное исчезновение серважа1 2 в некоторых
провинциях, где он преобладал, исчезновение отработок, тяго-
тивших держателя, сделали крестьянина настоящим собствен-
ником своего держания, обремененного лишь умеренными
повинностями; если в самых развитых областях, таких, как
Нормандия, уже была известна краткосрочная аренда, то во
всех остальных преобладало пожизненное эмфитевтическое
держание за небольшой чинш, с правом передачи и насле-
дования земли и обязанностью выполнять некоторые сень-
ориальные повинности, скорее стеснительные, чем тяже-
лые, — все это было намного легче сносить, чем налоги,
которыми землю и ее владельцев облагает современное
государство.
1 На землях монахов-цистерцианцев на расстоянии дневного пе-
рехода от обители строились специальные фермы (granges cistercien-
nes), где в течение сельскохозяйственного сезона постоянно жили
работавшие на землях послушники. Фермы имели часовню, дортуар
и рефекторий, в субботу работники ходили в аббатство, чтобы праз-
дновать воскресенье вместе со всеми монахами (прим. пер.).
2Серваж — личная зависимость крестьянина, выражавшаяся в
выплате поборов и отработок сеньору (прим. ред.).
Противники
19
Хотелось бы привести здесь некоторые цифры, дать ка-
кую-то статистику, указать среднюю плотность населения или
его общую численность в королевстве. К сожалению, это
невозможно. Все догадки в сфере демографии, которые наго-
родили ученые, в отсутствие доказательных текстов основы-
ваются на шатких гипотезах. Тем не менее один точный до-
кумент, единственный в своем роде, позволяет нам сделать
кое-какие не столь рискованные предположения как раз для
того года, который мы рассматриваем. Это опись приходов и
очагов по бальяжам и сенешальствам *, которую велел со-
ставить Филипп VI сразу после восшествия на престол с чи-
сто фискальной целью — подготовки базы обложения для
покрытия расходов на набор войска, которое отправится во
фландрский поход в июле 1328 г. В этой описи перечисля-
ются приходы, оценивается число хозяйств, дворов, или оча-
гов (feux), в каждом приходе, на которые будет наложена
так называемая подымная подать (fouage). Но обследовал-
ся только королевский домен, то есть территории, которые
суверен контролировал непосредственно; сюда не вошли от-
дельные крупные фьефы, в ту пору еще существовавшие, в
которых подымная подать, вероятно, не взималась, — по край-
ней мере, королевскими чиновниками. Как мы увидим позже,
эти крупные фьефы занимали немногим более четверти пло-
щади королевства. Таким образом, не рискуя сильно удалить-
ся от истины, можно сделать такой вывод: в 1328 г. во Фран-
ции, где было порядка 32 тыс. приходов, в целом насчитывав-
ших приблизительно 3300 тыс. очагов, проживало не менее
15 млн. человек. Это примечательная плотность для того вре-
мени, сравняться с которой или превышать ее могла разве что
плотность населения в отдельных особо благоприятных об-
ластях Италии, в то время как Испания, Центральная Герма-
1 Бальяж — округ, возглавляемый бальи — королевским чинов-
ником, которому надлежало следить за сбором налогов, соблюдени-
ем правосудия; сенешальство — округ, управляемый королевским
чиновником — сенешалем. В основном сенешальства были созда-
ны на юге Франции, на присоединенных к королевскому домену зем-
лях (прим. ред.).
20
Эдуард Перруа. Столетняя война
ния, Британские острова были населены гораздо реже. А по-
скольку, с другой стороны, огромное большинство этих людей
населяло сельскую местность, неизбежен вывод, что некото-
рые области Франции обладали столь же, а может, и более
многочисленным сельским населением, как к концу XVIII в.
или при Июльской монархии1 — в периоды демографиче-
ских подъемов на селе.
Процветание деревни неразрывно связано с развитием
городов, необходимых для ведения крупной торговли, масшта-
бы которой достигли своего апогея еще к концу XIII в. По
правде говоря, Франции посчастливилось как никакой другой
стране: Париж был единственным крупным городом христи-
анской Европы, который можно было назвать столицей в со-
временном смысле слова. Подъем этого города объясняется
только политическими и культурными причинами, потому что
в нем не было крупной промышленности, а лишь множество
ремесленных мастерских, обеспечивавших правительственные
учреждения, здесь же находился двор, редко покидавший сто-
лицу или пригородные резиденции, и, наконец, университет —
космополитическое сообщество студентов. Население города
вместе с предместьями, вероятно, составляло около 200 тыс.
человек. И этот прогресс прекратится только тогда, когда нач-
нут сильно сказываться бедствия войны, — к концу XIV в. Не
один провинциальный город из наиболее процветающих, рас-
считывая, что его богатство будет постоянно расти, к этому
времени обнес себя кольцом стен, которое еще веками будет
для него слишком просторно, а Париж все еще теснился в
поясе укреплений, хоть и обширном, но возведенном еще при
Филиппе Августе* 2. Карл V сочтет нужным добавить к горо-
ду целый новый квартал к северу и востоку от старых стен,
между Тамплем и укреплением Сент-Антуан, построенным
им же, — квартал Маре, который сразу же и на поколения
сделается излюбленным местом жительства монархов.
’Июльская монархия — эпоха правления французского короля
Луи Филиппа, между Июльской (1830 г.) и Февральской революци-
ями (1848 г.) (прим. ред.).
2 Филипп II Август — король Франции в 1180-1224 гг. (прим. ред.).
Противники
21
Другие города королевства по площади значительно отста-
вали от Парижа. Даже крупные сукнодельческие центры Флан-
дрии, где кишели ремесленники и шумели мастерские, — пред-
ставляли собой не более чем большие бурги1, население ко-
торых иногда достигло 10 тыс., но редко превышало 20 тыс.
человек. Однако именно сукноделие оставалось в течение
всего средневековья единственным видом крупной промыш-
ленности, работающим на экспорт и стимулирующим интен-
сивную международную торговлю в Западной Европе. Пре-
имущество Фландрии, неотъемлемой части королевства, со-
стояло в том, что к концу XIII в. она получила настоящую
монополию в торговле на европейских рынках. Оставив дру-
гим французским городам и мелким фламандским центрам
сельского ремесла заботы по выделке обычного сукна — малое
сукноделие, как говорили в то время, — для удовлетворения
местного спроса, крупные города Северной Фландрии, прежде
всего Аррас, затем Дуэ, затем Ипр, Брюгге и Гент и в наи-
меньшей степени Лилль и Турне специализировались на вы-
пуске качественной продукции, которую охотно покупали во
всей’Европе и даже за ее пределами. За этими прекрасными
заальпийскими тканями приезжали итальянские купцы, ме-
няя их на предметы роскоши, сделанные в мусульманском
мире, на шелка, пряности, оружие, кожи, драгоценности. На
богатых шампанских ярмарках, на сухопутной дороге, связы-
вающей Фландрию с Италией, издавна и велась эта междуна-
родная торговля, сопровождаемая банковскими операциями,
сложной техникой которых пока владели одни итальянцы.
Труа, Провен, Бар-сюр-Об и Ланьи — три последних были
небольшими бургами — тоже каждый год в определенные
дни встречали разноплеменную толпу: купцов из всей Се-
верной Франции, итальянских банкиров, всевозможных долж-
ников или их доверенных лиц, рассчитывающихся по долгам
или производящих выплаты.
Но с конца XIII в. баланс международной торговли, выгод-
ный для некоторых благоприятно расположенных провинций
1 Крупное поселение, возникшее возле замка или аббатства
(прим. ред.).
22
Эдуард Перруа. Столетняя война
королевства, оказался под угрозой вследствие ряда коренных
изменений. Прежде всего Фландрия утратила свою промыш-
ленную гегемонию. Спад производства сукна легко объяс-
нить социальной борьбой, в которой столкнулись беднейшие
ремесленники и патриции-капиталисты, в сочетании с война-
ми, предпринятыми королем Франции с целью наказать мя-
тежников и заставить графа строго соблюдать вассальный
долг. В то же время по гораздо менее ясным причинам при-
шли в упадок и шампанские ярмарки. Есть гипотеза, что по-
степенная утрата ярмарками, еще недавно столь процветаю-
щими, их популярности в какой-то мере связана с налоговыми
требованиями чиновников Филиппа Красивого, управлявших
графством Шампанским от имени его жены. Это объяснение
вполне правдоподобно, но недостаточно. Как бы то ни было,
генуэзские моряки, предпочитавшие сухопутным путям дол-
гое плавание в обход Испании, с первых годов XIV в. стано-
вились на якорь в доках Дамме, внешней гавани Брюгге, что
дополнительно способствовало упадку шампанских ярмарок.
Но — и для нас это существенно — эти недавние изменения
не нанесли ущерба экономическому процветанию королев-
ства Франции в целом. Трудности фламандских суконщи-
ков пошли на пользу их конкурентам, которые до тех пор
значительно отставали. Прежде всего успешно соперничать
с фламандским сукноделием стали промышленные центры
Империи, такие, как Брюссель и Мехелен — крупные города
Брабанта или Валансьен в Эно, но качественные сукна, полу-
чившие высокую оценку богатых покупателей, то есть коро-
левского двора, уже начали производить и другие мастерские
в самом королевстве: в завоевании рынков соперничали
Руан в Нормандии, Амьен в Пикардии, Труа в Шампани и
сама столица. Большая торговля, покинув шампанские яр-
марки, переселилась в другие места; Брюгге стал самым про-
цветающим центром международного товарообмена, местом
контакта средиземноморской торговли, которую вели италь-
янцы, с балтийской, находящейся в руках ганзейцев. Вновь
оживились ярмарки, старые и новые, на сухопутных путях:
упомянем лишь ярмарку в Ланди близ Парижа, ярмарку в
Шалоне-на-Соне, Бокерскую ярмарку в Бургундии, ярмарку
Противники
23
в Лангедоке. Полный расцвет переживают и некоторые пор-
ты на морском фасаде королевства — такие, как Ла-Рошель,
центр соляной торговли, или Кале, где выгружают английскую
шерсть.
Приход благосостояния, самые заметные черты которого
мы только что описали в самом общем виде, ускорила на-
ступившая в середине XIII в. эпоха мира, которым с тех пор
постоянно наслаждалось королевство. Ведь если не считать
гибельной, но краткой вылазки в Арагон, в которую неосмот-
рительно ввязался король Филипп III в 1285 г.1, очень не-
трудных походов на Гиень, к которым мы еще вернемся, а
также тяжелейших фландрских войн, создавших немало про-
блем для Филиппа Красивого и его сыновей, но затронувших
очень ограниченную территорию, Франция жила в спокой-
ствии, которое слегка нарушали лишь вспыхивавшие все реже
и реже «частные» войны между вассалами. Мир и благосос-
тояние в свою очередь позволяли постепенно укреплять
власть монарха, что выражалось в создании — конечно, за-
поздалом и медленном, но непрерывном — органов управле-
ния, необходимых для жизни государства. В центральных орга-
нах власти, все более специализированных, никто уже не уз-
нал бы старинной феодальной curia regis2, в которую входило
все окружение суверена — высшие сановники, приближен-
ные, бароны и прелаты, хотя теоретически она все еще суще-
ствует. Необходимо нечто вроде ведомства королевского двора
(Hotel du roi), которое с царствования Людовика Святого от-
делилось от curia и со своими шестью «службами» (metiers)
фактически представляло собой личную челядь суверена, на
‘Филипп III Смелый — король Франции в 1270-1285 гг. Фи-
липп поддерживал королей Анжуйской династии в Неаполитан-
ском королевстве против государей Арагона, в свою очередь пре-
тендовавших на эти земли. Получив от папы Римского предложе-
ние захватить Арагон, он согласился и объявил своего третьего сына,
Карла, графа Валуа, арагонским королем. Поход на Арагон, предпри-
нятый Филиппом III в 1285 г., закончился провалом. Сам король
умер на обратном пути в Перпиньяне (прим. ред.).
2 Королевская курия (лат.).
24
Эдуард Перруа. Столетняя война
которую не возлагались задачи управления. Из двух его фи-
нансовых ведомств — Денежной палаты (Chambre aux de-
niers), название которой появилось в 1303 г., и Сокровищни-
цы (Argenterie), созданной в 1315 г., чего-то вроде хранили-
ща для мебели и драгоценностей, — первая получала только
ассигнования из казны, а вторая приобрела некоторое значе-
ние лишь потому, что могла, закладывая свои богатства, снаб-
жать наличностью вечно нуждающуюся королевскую власть,
когда той не хватало денег. Все это не имело бы большого
значения, если бы королевская Палата с ее камергерами
(chambellans), а вскоре — и докладчиками прошений (maitres
des requetes de I’Hotel) не включала понемногу в свой со-
став самых приближенных к суверену людей, становясь
питомником функционеров. Однако из примерно пятисот
членов этой Палаты, состав которой, непрерывно расту-
щий, вызовет нарекания со стороны Генеральных штатов в
царствование Филиппа Валуа, лишь очень немногие представ-
ляли собой чиновников и администраторов в современном
смысле слова, очень немногие входили в органы управления,
которые нам остается перечислить.
Среди них самая расплывчатая и неясная роль принадле-
жала Королевскому совету. Он мог либо сливаться с двором
как таковым, представляя собой совокупность всех чиновни-
ков, светских и церковных баронов, либо включать ограничен-
ное число представителей этих баронов, либо состоять лишь
из приближенных короля. Но в него входили также платные
советники, руководители ведомств и фавориты, пребывающие
в данный момент в милости; все они получали фиксирован-
ные выплаты и давали клятву не разглашать никаких секре-
тов, обсуждавшихся на заседаниях Совета. Однажды при сы-
новьях Филиппа Красивого баронство попыталось, как только
что сделали в Англии, поставить этот Совет под свой конт-
роль, предписав ему постоянный состав; документы того вре-
мени упоминают Узкий совет (Conseil etroit), включающий
всего 24 члена и называемый также Большим советом или
Советом месяца (Conseil du mois), от которого бароны тре-
бовали, чтобы он заседал раз в месяц; но, видимо, ловкость
Филиппа V позволила ему без труда нейтрализовать опеку
Противники
25
баронов, желавших ограничить его власть, — после него упо-
минаний о подобном баронском контроле больше нет. В цар-
ствование Филиппа Валуа Совет вновь приобрел прежнюю
гибкость и непостоянство состава, что отражало свободу су-
верена соглашаться лишь с теми мнениями, с какими он со-
чтет нужным. Итак, этот Совет имел лишь совещательную
функцию и даже исполнительную, так как отправлял другим
органам приказы, вытекавшие из принятых решений; кроме
того, он обладал судебными функциями, оставляя себе на рас-
смотрение самые каверзные дела, которые мог разрешить в
качестве верховного судьи только король, принимавший про-
шения от докладчиков прошений. Клирики, рыцари, мелкие
бароны, входившие в его постоянный состав, пока никак не
специализировались в рассмотрении дел, подлежащих веде-
нию Совета.
Все остальные органы — это четыре-пять больших ве-
домств, обеспечивавших управление страной из единого центра
и отправлявших правосудие. Казначейство, дела которого вели
два-три казначея и один меняла, инкассировало доходы с до-
мена, не потраченные на местах, производило выплаты или
ассигнования по приказу Совета, вело сложную бухгалтерию
и решало спорные вопросы по домениальным делам. И Мо-
нетный двор с его верховным смотрителем, и Лесное ведом-
ство с его смотрителями и измерителями имели свою адми-
нистрацию с собственными судебными правами. Канцелярия
в лице ее нотариусов и секретарей рассылала все королев-
ские акты, запечатанные как большой печатью, так и «секрет-
ной печатью», отчего некоторые писцы, ведущие личную пе-
реписку суверена, получали название секретарей. Отдельно-
го рассмотрения заслуживают два таких важных органа, как
парламент и Счетная палата, в 1328 г. только-только приоб-
ретающие по-настоящему самостоятельный облик.
Суд в парламенте (Cour en Parlement), окончательно орга-
низованный ордонансами Филиппа V за 1319 и 1320 гг. (но
ему придется дожидаться ордонанса за март 1345 г., чтобы
получить название парламентского суда, Cour de Parlement),
имел постоянный состав президентов, советников-клириков,
советников-мирян и докладчиков прошений. Он был разде-
26
Эдуард Перруа. Столетняя война
лен на четыре палаты: Большую, уголовную, следственную и
палату прошений, к которым иногда присоединяют Палату
писаного права, занимавшуюся делами южных провинций. Как
профессиональные юристы, эти судьи являлись ярыми защит-
никами не только законов обычного права, но и королевского
величества, уважение к власти которого они умели внушать
людям во всем королевстве. Они получали и провоцировали
все апелляции, откуда бы они ни исходили, — не только на
обладателей низшей юрисдикции из числа королевских чи-
новников в бальяжах и сенешальствах, но и на решения се-
ньориальных судов крупнейших вассалов. Апелляция в пар-
ламент — самое сильное оружие в руках монархии, желаю-
щей вмешаться в дела управления крупными фьефами. Во
время каникул верховного суда делегации советников приез-
жали в некоторые привилегированные провинции, чтобы раз-
бирать здешние прошения на месте; в Нормандии это назы-
валось Судом шахматной доски, в Шампани — Великими
днями1.
Счетная палата, ставшая отдельным органом в 1304 г., но
получившая конститутивную хартию только в январе 1320 г.,
по ордонансу в Вивье-ле-Бре, — краеугольный камень всего
управления монархией. Ей были подотчетны все, кто распо-
ряжался деньгами, от казначеев до самых мелких прево. Хра-
нительница домена, она расследовала незаконные захваты,
мошеннические отчуждения земель, получала результаты
переписи по фьефам, следила за нормальным функционирова-
нием всех служб. Она ограничивала расточительность коро-
ля, выявляла и преследовала нерадивых чиновников и взя-
точников.
Несмотря на все большую специализацию, центральная
администрация имела еще очень ограниченный состав, и ее
было нетрудно контролировать. Более ста судей насчитывал
разве что парламент. В Канцелярии, в Казначействе, в Счет-
ной палате, в Лесном ведомстве, вместе взятых, служило, не
считая низшего персонала, всего 80—85 чиновников. В об-
1 Или «Днями Труа», потому что эти заседания проходили в шам-
панском городе Труа (прим. ред.).
Противники
27
щем, правительственные органы состояли менее чем из двух-
сот чиновников.
Местные органы управления нуждались в более много-
численном персонале, который недавно, в начале XIV в., быс-
тро вырос, что сразу же почувствовали податные люди. Эти
органы относились к бальяжам (baillies, или baillages) и сене-
шальствам (на сенешальства разбиты бывшие аквитанские
или тулузские домены); границы их полномочий были раз-
мыты, компетенция определена плохо, но эти органы позволя-
ли центру через посредство бальи, сенешалей и их подчинен-
ных осуществлять власть монарха не только над подданными
королевского домена, но и над подданными вассалов — круп-
ных и мелких. «Опись очагов» за 1328 г. упоминает 24 баль-
яжа и 10 сенешальств, которые можно сгруппировать так:
1) бальяжи старого домена: виконтство Париж, которым уп-
равлял прево, но с полномочиями бальи, Орлеан, Санлис, Вер-
мандуа, Амьен, Санс, Тур, Бурж, Макон, бальи которого носил
также титул сенешаля Лиона после аннексии последнего;
добавим сюда Лилль, приобретение Филиппа Красивого;
2) пять бальяжей Нормандии (Ко, Руан, Кан, Кутанс, Жизор);
3) четыре бальяжа Шампани (Труа, Мо и Провен, Витри, Шо-
мон); 4) бальяжи апанажа Валуа: Валуа, Анжу, Мен; 5) баль-
яжи апанажа Альфонса Пуатевинского: Овернь и Овернские
горы, а также сенешальства Пуату и Сентонж; 6) бывшие
владения рода Сен-Жиль: Руэрг, Тулуза, Каркассон, Бокер;
7) Бигор; 8) недавно возвращенные сенешальства Аквита-
нии: Лимузен, Перигор, Ажене. Этот собственно домен, то есть
владения, контролируемые королем непосредственно или че-
рез незначительных вассалов, включал 23 800 приходов, куда
в целом входили 2470 тыс. очагов. Бальи и сенешали, кото-
рых обычно выбирали из мелких дворян и часто переводили
по службе, представляли здесь короля во всей полноте его
власти. Денежные дела в домене они отдавали на откуп чи-
новникам, именуемым прево, байле (bayles) или вигье (viguiers),
надзирали за сборщиком налогов в бальяже, за лесниками,
за комиссарами налогового ведомства, прибывающими с вре-
менными миссиями; председательствовали в суде бальяжа
лично или были представлены «судьей-магом» (juge-mage),
28
Эдуард Перруа. Столетняя война
судьей в южных сенешальствах, принимали апелляции на
решения судов сеньориальной юрисдикции, имея право обра-
щаться в парламент. Им были подчинены канцлер или хра-
нитель печати, прокурор, все большее количество сержантов,
приставов, церковных сторожей. Получая скудное, но в ос-
новном честное жалованье, кроме как на самых нижних сту-
пенях, эти чиновники скромного происхождения, гордившие-
ся, что представляют самого короля, самоотверженно служи-
ли его интересам, буквально обожествляли монархию, особенно
после смерти Людовика Святого, и оттого усматривали пося-
гательство на прерогативы величества в привилегиях, в се-
ньориальной юрисдикции, в городских вольностях — во всем,
что возмущало их уравнительный фанатизм и к чему король
тем не менее приноравливался гораздо лучше, чем они. Их
властные поползновения не ограничивались пределами доме-
на — они запросто переходили границы крупных фьефов и
апанажей, еще составлявших добрую четверть королевства.
Хотя оценка площади «аннексий» показывает, что со вре-
мен Филиппа Августа королевский домен неизмеримо вырос,
политика Капетингов, феодальных суверенов по сути, отнюдь
не была нацелена на поглощение всех территорий, составляю-
щих королевство, — путем ли завоевания, покупки или на-
следования. Домениальную политику им диктовала случай-
ность. Если они и сломили самых могущественных из своих
вассалов, то лишь затем, чтобы непосредственно контролиро-
вать достаточно обширный домен, удовлетворявший их рас-
тущие потребности в деньгах. Чаще всего последние приоб-
ретения они передавали младшим братьям как апанажи, удов-
летворяясь заменой свергнутой династии на младшую ветвь
своего рода, от которой ожидали более прочной вассальной
преданности. Только по счастливой случайности большая часть
этих неосмотрительно розданных апанажей вернулась обратно
в домен — потому что их владельцы либо надели корону,
либо умерли без потомства. Непосредственно после восше-
ствия Валуа на престол существовало только пять апанажей
очень ограниченных размеров, не позволявших их обладате-
лям противиться королевской власти. Это были, с севера на
юг: Артуа, которым правила графиня Маго, внучатая племянни-
Противники
29
ца Людовика Святого и теща покойного Филиппа V; Бомон-
ле-Роже, недавно переданный Роберу д’Артуа, племяннику Маго,
но вскоре отнятый у вероломного вассала, дети которого тем
не менее получат в качестве компенсации графство Э; Эврё,
находящийся под властью племянника Филиппа Красивого,
тоже Филиппа, — благодаря браку с дочерью Людовика X он
получит также графства Ангулем и Мортен; Алансон и Перш,
которые Филипп VI подарит брату Карлу, основателю динас-
тии, что угаснет только при Людовике XI; наконец, Бурбон —
основная сеньория этого рода не была апанажем, но они толь-
ко что, в 1327 г., обменяли свое крошечное графство Клермон
в области Бове на графство Марш и титулы герцога и пэра
для властителя Бурбонской области, Принцы — владельцы
этих апанажей по своему положению были не выше предста-
вителей мелких графских родов, еще властвующих кое-где на
севере и в центре королевства, например, в Блуа, Ретеле, Баре,
Невере, Форе.
Королю приходилось иметь дело только с четырьмя круп-
ными феодалами, которые все были пэрами Франции; но кня-
жество Бретань, возведенное в ранг герцогства в 1297 г., и
Бургундия, где еще правила старинная ветвь рода Капетингов,
имели рыхлую структуру, здесь герцог обладал лишь ограни-
ченной властью над сильными и строптивыми феодалами и
потому был не очень опасен для монархии. Иное дело —
графство Фландрия и герцогство Гиень: первое было могуще-
ственным благодаря процветающей промышленности и тор-
говле, благодаря тому, что его административная организация
была отлажена еще в давние времена, а второе — потому, что
его герцог был одновременно и королем Англии. Пример
Фландрии служит великолепной иллюстрацией капетинг-
ской политики по отношению к крупным фьефам, направлен-
ной на то, чтобы утвердить в них верховенство власти мо-
нарха, но не аннексировать, включая в домен. Если королев-
ские чиновники, действия которых определялись в большей
мере их собственной инициативой, нежели волей их хозяина,
жестко навязывали свою власть, то, вопреки видимости, в их
планы никогда не входило изгонять строптивого вассала си-
лой — ни из Фландрии, ни из Гиени. После царствования
30
Эдуард Перруа. Столетняя война
Филиппа Красивого они все чаще передавали дела, в исходе
которых король мог быть заинтересован, в королевские суды,
принимали апелляции к суду парламента на графские суды и
ходатайствовали за апеллянтов, брали последних под свое
покровительство, изымая их из-под юрисдикции графа, прини-
мали на себя управление городами, водружая над ними коро-
левское знамя, заставляли использовать французский язык в
тех процессах, где участвовали. Во Фландрии эта политика
натолкнулась на неожиданный отпор. Ничего не понимая в
социальной борьбе, расколовшей промышленные города, коро-
левские чиновники оказали мощную поддержку патрициату
в порабощении рабочих. Этим они спровоцировали восста-
ние беднейших ремесленников против невыносимой дикта-
туры патрициев-leliaerts, то есть сторонников французских
лилий, а затем — мятеж графа Ги де Дампьерра, выведенного
из себя частыми вмешательствами в его дела. Яростная вой-
на, шедшая с переменным успехом, завершилась в 1305 г.
миром в Атис-сюр-Орж, в соответствии с которым фьеф
возвращался сыну мятежного вассала — Роберту Бетюнско-
му. Французский король ограничился требованием срытия
стен крупнейших фламандских городов-коммун, клятвы вер-
ности от всех жителей графства и выплаты тяжелых репара-
ций, в залог которых были временно оккупированы шателен-
ства Лилль, Дуэ и Бетюн. В 1312 г. граф предпочел уступить
сюзерену заложенные территории, чем платить репарации.
Наконец в 1320 г. Бетюн был передан Артуа в обмен на
шателенство Орши, чем и завершилась «передача фландр-
ских земель» (transport de Flandre), единственная территори-
альная аннексия, которой добился Капетинг в результате дол-
гих, дорогостоящих и тяжелых карательных походов. Впро-
чем, ему было достаточно, чтобы новый граф вернулся в
повиновение и больше не препятствовал действиям королев-
ских чиновников.
Королевская власть, еще полвека назад вся проникнутая
феодальным духом и совершенно патриархальная, теперь, по-
буждаемая смелыми действиями своих агентов, поощряемая
южными легистами, которые, вскормленные римским правом,
уподобляли ее абсолютистской тирании поздней Римской
Противники
31
империи, стремилась — может быть, не сознавая этого, но
определенно — преобразовать Францию в королевство, со-
ответствующее представлениям нового времени, где воля су-
верена, высший закон нации, встречала бы лишь беспрекос-
ловное повиновение. Однако для полной реализации своих
амбиций ей, как и всем другим европейским королевствам,
недоставало двух вещей: регулярной армии и стабильных фи-
нансов.
Феодальные монархии веками не знали иной армии, чем
ост (ost), ополчение вассалов, созываемое только в случае
войны. Прежде всего и в основном ост состоял из рыцарей —
тяжеловооруженных всадников, приобретавших вооружение
за свой счет, к которым добавлялась масса необученной пехо-
ты, поставляемой городами и сельскими общинами. Теорети-
чески каждый вассал и даже каждый подданный был обязан
службой в осте королю как сюзерену. Но обычай быстро
свел эту обязанность до ничтожной малости. Теперь васса-
лы короны приводили в королевский ост лишь ограничен-
ный контингент рыцарей, не более десятой части сил, которы-
ми могли располагать сами в частных войнах, а коммуны
присылали только определенное число сержантов. Кроме того,
почти все обычаи ограничивали службу рыцарей, когда они
сражались за пределами своей провинции, сорока днями, а
службу пехоты — тремя месяцами. Из этого вытекали серь-
езные последствия для характера военных действий, ведущих-
ся самыми могущественными государями Европы, последствия,
которые будут сказываться в течение почти всей Столетней
войны. Первое — это крайняя малочисленность вооружен-
ных сил, далеко не достигавшая тех немыслимых цифр, кото-
рые приводят хронисты. Последние Капетинги в свои, часто
трудные, походы могли выводить лишь смехотворные контин-
генты — число рыцарей порой было не более 600 и никогда
не превышало 2500 человек, число конных сержантов, легко-
вооруженной кавалерии, не достигало и удвоенной численно-
сти первых, а пехота, которую ценили мало, редко насчитыва-
ла более 5000 человек. И при таких скудных силах — от 10
до 15 тыс. бойцов во всей армии — французский король по
праву считался одним из самых могущественных владык хри-
32
Эдуард Перруа. Столетняя война
стианского мира. Валуа сумеют немного увеличить числен-
ность своих войск, но не удвоить ее. Второе: кратковремен-
ность срока службы исключало проведение каких-либо мас-
штабных военных действий. Ост созывали в последний мо-
мент, а собирался он всегда медленней, чем ожидалось. Поход
начинался с запозданием, к концу лета, вскоре наступала осень
с плохой погодой, влекущая за собой массовые дезертирства.
Об осадах стало можно думать только после того, как про-
гресс военной инженерии дал возможность проведения дол-
говременных операций и даже использования — едва наме-
чающегося — артиллерии; командующие редко отваживались
дать правильное сражение, исход которого был всегда непред-
сказуем. Чаще всего экспедиция представляла собой просто
опустошительный и недолгий «набег» (chevauchee) на земли
противника. Перемирия, плохо соблюдавшиеся обеими сторо-
нами, означали перенос боевых действий на следующее лето.
В решении этих проблем последние Капетинги смогли
применить лишь полумеры. Чаще, чем предшественники, они
прибегали к помощи иностранных наемников, имперских ры-
царей, генуэзских арбалетчиков. Но поскольку наемники тре-
бовали большого жалованья, а также отличались недисцип-
линированностью и склонностью к грабежам, короли ограни-
чивались наймом небольших отрядов, способных разве что
оказывать поддержку основным силам. Чтобы ост мог вести
боевые действия дольше традиционных шести недель, жало-
ванье приходилось платить и ему. Теперь наемной станови-
лась вся армия, независимо от способа ее набора, — как фео-
дальные, так и иностранные войска. Суммы жалованья, за-
фиксированные с 1274 г. королевским ордонансом, поднялись
до 20 турских су в день для рыцарей-баннеретов1, 10 су —
для простых рыцарей, 6-7 су — для оруженосцев, 15 денье —
‘Баннерет — рыцарь, способный привести в королевское вой-
ско отряд рыцарей и имеющий право командовать им под своим
собственным стягом (банньером). Как правило, баннеретами были
знатные рыцари — но не графы или бароны, — занимавшие устой-
чивое положение в феодальной иерархии и с значительным дохо-
дом, позволявшим им содержать отряд за свой счет (прим. ред.).
Противники
33
для арбалетчиков и 1 су — для пеших сержантов. Для набо-
ра армии, контроля личного состава, производства выплат была
специальная администрация. Коннетабль осуществлял вер-
ховное командование боевыми действиями и руководил раз-
мещением войск в лагере, два маршала — для кавалерии и
командир арбалетчиков — для пехоты заключали контрак-
ты с капитанами и производили смотры (montres), удосто-
веряясь, что отряд имеет договорную численность. Два-три
«военных казначея» (tresoriers des guerres) и клерк коман-
дира арбалетчиков выплачивали жалованье согласно ведо-
мостям, составленным по итогам смотров. Теоретически эта
система, казалось бы, позволяла набрать многочисленное вой-
ско: ведь почти полное исчезновение частных войн к концу
XIII в. лишило класс знати его излюбленного времяпрепро-
вождения, подтолкнув в массовом порядке предлагать свои
услуги королю. Профессиональные воины стали объединять-
ся в отряды — «руты» (routes) под командованием бывалых
капитанов. Они либо действовали самостоятельно, либо их
нанимали крупные феодалы, призванные в ост, и этих рутье-
ров (routiers), чьи грабительские инстинкты Франция вскоре
ощутила на своей шкуре, за деньги можно набрать в боль-
шом количестве. В 1337 г. только граф Фуа приведет в ост
Гиени более 300 всадников, а в целом тысячу солдат и слуг.
Но фактически король всегда будет располагать лишь огра-
ниченными вооруженными силами, не имея денег на оплату
многочисленной армии.
Традиция, пустившая прочные корни в умах, в начале XIV в.
еще требовала, чтобы король «жил за счет своего» (vive du
sien), то есть за счет продуктов, получаемых от домена, и слу-
чайных доходов, которые он мог получать благодаря своим
правам сюзерена. Эти доходы, несомненно, были очень значи-
тельны; точнее сказать мы не можем — почти полное исчез-
новение наших финансовых архивов не позволяет приводить
статистических данных, даже приблизительных. Но, видимо,
для содержания административного аппарата, к которому
предъявлялись все более сложные требования, а также для
нужд политики и дипломатии первого королевства Европы
этих средств уже не хватало. Для войны тем более. И коро-
2 Зак. 3581
34
Эдуард Перруа. Столетняя война
левской власти пришлось требовать от вассалов и поддан-
ных уплаты чрезвычайного налога, компенсирующего неуча-
стие в воинской службе, который она постаралась распрост-
ранить на всю территорию королевства. Таким окольным
путем понятие налога, незнакомое средневековому миру, не
без сопротивления вновь появилось в политической теории
государства. Но на это соглашались далеко не все, а о посто-
янном налогообложении пока и речи быть не могло. Тем не
менее войны в Гиени и Фландрии при Филиппе Красивом и
его сыновьях внесли немалый вклад в дело приучения насе-
ления к королевскому налогу. Дважды — с 1294 по 1304 г.
и с 1313 по 1324 г. — к особо строптивым податным людям
приходилось взывать почти ежегодно. Но все-таки налог ос-
тавался «экстраординарным» средством — это определение
он сохранит до конца Старого порядка1 — на время, пока
доходы непостоянны и слишком отставали от потребностей.
Еще не закончился период экспериментов, когда ошибок боль-
ше, чем удач. Изобретательные чиновники монархии пооче-
редно перепробовали все формы податей: косвенные, в фор-
ме налога с продаж, получившие в обиходном языке оскор-
бительное прозвание maltote, то есть дурного побора; налоги,
исчислявшиеся на основе налоговой ставки, которые должны
были составлять пятидесятую или сотую часть состояния,
однако исчислявшиеся так грубо, что их применение повле-
чет за собой катастрофические последствия; наконец, распре-
деляемые налоги, рассчитывавшиеся по хозяйствам, или оча-
гам (feux), откуда их название — подымная подать (fouage),
которую мало-помалу заменит талья (taille).
Чтобы население согласилось платить налог, его приходи-
лось декретировать только в самый последний момент, когда
война уже была объявлена и военные действия вот-вот долж-
ны были начаться, что исключало возможность длительных
приготовлений. Сборщики сталкивались с активным сопро-
тивлением податных людей, с необходимостью трудных пе-
реговоров на предмет сокращения норм, особых соглашений,
1 Старый порядок — общий термин, обозначающий социально-
политическое устройство Франции до 1789 г. (прим. ред.).
Противники
35
освобождения от налогов. Сбор был плохо организован и
происходил медленно. Как только война заканчивалась, под-
данные, считая, что опасность миновала, начинали расставать-
ся с деньгами еще более неохотно, а ведь долги короля тем
временем выросли.- В конечном счете оказывалось, что налог
покрыл лишь очень небольшую часть расходов. Нуждающая-
ся королевская власть поневоле была вынуждена прибегать к
уловкам, не обеспечивающим для нее завтрашнего дня, но
позволяющим заткнуть самые зияющие дыры. Самая знаме-
нитая, но не самая прибыльная из этих уловок, которую впер-
вые применил Филипп Красивый и которой, испытывая по-
стоянную нужду в деньгах, будут злоупотреблять короли ди-
настии Валуа, :— это «порча» (remuement) монеты. Имеется
в виду вовсе не чеканка фальшивых монет, в которой плохо
информированные потомки обвинят врага Бонифация VIII и
преследователя тамплиеров1. Король всегда объявлял об из-
менениях, «переоценках», которые намерен внести в монет-
ное обращение, и скрупулезно придерживался пределов, ука-
занных в ордонансах, — он либо произвольно повышал сто-
имость золотых и серебряных монет (грош, мутоны, экю,
«ангелы») по отношению к счетным (ливры, су, денье), в ко-
торых должны происходить платежи, либо обесценивал ходо-
вую монету, обязывая чеканить новые с меньшим весом или
достоинством при сохранении в счетной монете того и дру-
гого прежними. Таким образом, Капетинги и Валуа практико-
вали девальвацию, частичное и скрытое банкротство, что дол-
жно сделать нас более снисходительными к таким же, но
большего размаха манипуляциям, которые измышляют наши
современные правительства. Фискальная выгода здесь оче-
видна, хоть и кратковременна. При помощи отчеканенной, часто
в большом количестве, монеты король облегчал свое долго-
вое бремя, расплачиваясь в дешевой монете за долги, сделан-
ные в дорогой, — пока его собственные должники, внеся в
королевские сундуки обесцененную монету, не сведут для
*Т. е. Филиппа IV Красивого, короля Франции в 1285-1314 гг.,
который боролся с папой Бонифацием VIII и упразднил орден мона-
хов-рыцарей тамплиеров (прим. ред.).
36
Эдуард Перруа. Столетняя война
казны прибыль от всей операции на нет. Иногда переоценка
могла происходить и по экономическим соображениям: круп-
ная торговля, рост которой не прекращается, требовала для
расчетов между ее участниками все больше монет; посколь-
ку запасы драгоценного металла в отсутствие мало-мальски
значительной его добычи постоянно убывали, приходилось
чеканить монет больше, но с меньшей стоимостью. В течение
XIV в. все европейские монеты, даже английский стерлинг,
даже папский флорин в большей или меньшей степени поде-
шевеют. Но массовые девальвации, практикуемые француз-
скими королями, часто через очень короткий интервал и воп-
реки мнению общества, которое постоянно роптало и порой
требовало возврата к полноценной монете, — были прежде
всего фискальными уловками.
То, что эти финансовые трудности ослабляли королевство,
что фискальные эксперименты последних Капетингов порож-
дали недовольство, самоочевидно. Тем не менее проявлявше-
еся тут и там сопротивление посягательствам королевских
чиновников или их фискальным требованиям не усилилось
настолько, чтобы пошатнуть здание монархии, выстроенное с
терпением и осмотрительностью. Не нашлось никого, кто бы
объединил недовольных, подстегнул сопротивление, попытал-
ся обуздать произвол правительства. Духовенство, несмотря
на видимость самостоятельности от.светской власти и на
мощную централизацию монархического типа, которую де-
монстрировала папская курия, находилась полностью в ру-
ках короля: французские клирики выказали свою рабскую
покорность, когда Филипп Красивый смело ввязался в борь-
бу с папством. Разумеется, они лишь неохотно платили деся-
тину, навязываемую сувереном под разными предлогами, с
согласия Святого престола или без такового; разумеется, их
раздражали нескончаемые посягательства людей короля на
их чрезмерные привилегии в сфере юрисдикции. Но они удо-
вольствовались тем, что несколько раз добивались от сувере-
на хартий, гарантирующих полное осуществление церковной
юрисдикции, — хартий, на которые королевские чиновники,
естественно, не обращали никакого внимания. Настолько, что
в 1329 г. на ассамблее в Венсеннском замке Филипп Валуа
Противники
37
сможет получить поддержку от своих легистов против са-
мых изощренных знатоков канонического права во Франции,
отстаивая ограничения церковной юрисдикции над людьми и
вещами и возможность апеллировать к королевскому суду на
суды церковные с помощью процедуры, которую вскоре назо-
вут «как при злоупотреблении» (comme d’abus). Отныне при-
вилегии церковного суда (for), столь долго страшившего всех,
перестанут как-либо стеснять власть суверена в качестве
верховного судьи.
Знать, вместе с духовенством владевшая основной массой
земель королевства и остававшаяся верной хранительницей
феодального духа, могла бы представлять больше опасности.
Это ее интересы больнее всего задевали последние транс-
формации королевской власти и нововведения ее агентов.
Король требовал от нее более строгого выполнения вассаль-
ных обязательств в тот самый момент, когда из-за обеднения,
вызванного экономической конъюнктурой, повышать расхо-
ды ей становилось все трудней. Как и духовенство, она виде-
ла, что действия королевских судов непрерывно сужают ее
судебные полномочия; запрет на частные войны, при Людови-
ке Святом еще малоэффективный, но со времен Филиппа Кра-
сивого контролировавшийся более строго, означал для нее
потерю любимого занятия. Однако она не сумела использо-
вать удобный момент, когда со смертью Филиппа Красивого
могла бы объединиться в своих действиях со всеми недо-
вольными податными людьми. Лиги, которые к концу 1314 г.
она создала в большинстве провинций, даже не помышляли,
кроме как на лангедокском Юге, да и то очень недолго, о
заключении союзов с большей частью городов, поддержка
которых была бы для них драгоценна. За исключением Бре-
тани, чей герцог сам взялся высказать королю свои требова-
ния, территориальные князья благоразумно сохраняли нейт-
ралитет. В 1315 г. знать получила от молодого Людовика X1,
для каждой провинции отдельно, грамоты, подтверждающие
ее старинные привилегии, которые тотчас стали мертвой бук-
1 Людовик X Сварливый — король Франции в 1314-1316 гг.
(прим. ред.).
38
Эдуард Перруа. Столетняя война
вой, едва возбуждение улеглось, исключая Нормандию, где ко-
роли еще долго будут вынуждены подтверждать Хартию. Из-
за отсутствия политического духа у знатного сословия, отсут-
ствия, которое проявлялось во Франции, возможно, сильнее,
чем где-либо, и роста у знати кастового чувства, в своих мя-
тежах оно никогда не захочет объединять сил с какими-ни-
будь горожанами, презирая их за низкое происхождение и
завидуя их растущему богатству. А в английской палате об-
щин, наоборот, обнаруживалось тесное сотрудничество меж-
ду рыцарями графств и представителями бургов, чем отчас-
ти объясняется различие в структурной эволюции обоих го-
сударств.
Наконец, это сопротивление, во главе которого не смогло
встать ни духовенство, ни знать, не имело и органа для своего
выражения. Конечно, Филиппу Красивому как раз в 1308 г.,
в самый разгар тамплиерского скандала, удалось созвать вме-
сте баронов, прелатов, уполномоченных религиозных общин и
городских коммун, потребовав от них поддержать его поли-
тику; некоторые историки, смело предвосхищая события, уви-
дели в этой ассамблее первые Генеральные штаты француз-
ской монархии. Но это чрезвычайное собрание представите-
лей нации не имело иной задачи, кроме как одобрить без
обсуждения выслушанные речи. Не формулируя наказов, не
обсуждая вопроса субсидий, не выражая никакой политиче-
ской воли, собрание не могло претендовать на контроль над
королевской властью, не подчинявшейся законам обычного
права и не ведавшей никакого другого. С другой стороны,
известно, что оба последних Капетинга не раз созывали мес-
тные и общие собрания баронов и нотаблей, прося то ула-
дить вопрос наследования трона, то одобрить какие-то важ-
ные решения, а порой и выделить деньги. Ни о составе, ни о
решениях этих ассамблей мы ничего не знаем. Не похоже,
чтобы при Филиппе V или Карле IV1 они хоть намеком вы-
разили какое-то несогласие или малейшее желание контро-
лировать правительство короля; если бы они осыпали его
яростными упреками, отголосок этого наверняка дошел бы до
‘Карл IV — король Франции в 1322-1328 гг. {прим. ред.).
Противники 39
ушей хронистов, которые не сочли нужным уделить много
внимания этим собраниям. Чтобы участники собраний мог-
ли помыслить о призыве к реформам, прежде должен был
прочно утвердиться принцип одобрения налога представите-
лями податных людей. А этого еще не было, потому что сам
налог пока оставался экспериментальным новшеством, столь
же плохо обеспеченным, как и мало оцененным страной.
Итак, несмотря на некоторые несовершенства в полити-
ческих или административных структурах, несовершенства,
которые были бы опасны, если бы их не ведали и другие
христианские государства, Филипп VI Валуа в 1328 г. уна-
следовал могущественное королевство и прочную власть.
II
АНГЛИЯ В 1328 г.
Многими чертами своей социальной и политической орга-
низации и монархических институтов Англия XIV в. напо-
минала Францию. Чтобы избежать скучных повторов, мы
ограничимся рассмотрением того, что более различало, неже-
ли сближало оба королевства.
Страна, где правила французская по происхождению, по
брачным союзам и по вкусам династия — Плантагенеты,
не обладала ни размерами, ни богатством страны, чьи судь-
бы до сих пор направляли суверены из дома Капетингов.
Несмотря на недавно возникшие, но в очень малой степе-
ни удовлетворенные амбиции, английский король контро-
лировал далеко не всю площадь Британских островов. Над
королевством Шотландия английские короли веками име-
ли номинальный сюзеренитет, но Эдуард I забрал себе в
голову, что надо сделать его реальным, и применил точно
такие же методы, как Капетинг в Гиени или во Фландрии.
Сначала он поддержал суверена, которого выбрал сам, а
потом присвоил маленькое северное королевство. Но де-
сять лет почти непрерывной войны (1296-1307 гг.) при-
несли Плантагенетам лишь мимолетный успех. Когда ры-
цари Эдуарда II были разбиты шотландскими горцами при
Бэннокберне в июне 1314 г. — точно так же двенадцать
лет назад фламандские ополченцы перебили французскую
знать при Куртре — независимость Шотландии стала ре-
альностью; графствам, расположенным вдоль границы, или
border, — Камберленду, Нортумберленду, Дарему — эта
независимость принесла лишь разорения, связанные с ре-
гулярными набегами вражеских отрядов. Ирландия, в прин-
Противники
41
ципе завоеванная при Генрихе II1, периодически возвраща-
ла себе независимость. Наместникам короля удалось прину-
дить к повиновению лишь некоторые ее восточные террито-
рии вокруг Дублина, а также южные — в окрестностях Корка и
Уотерфорда. Во всех остальных местах вожди кельтских кла-
нов, особенно сильные в Конноте и Ольстере, или некоторые
знатные английские роды, издавна укоренившиеся здесь, — за
что их называли англо-ирландскими, — презирали их власть.
Из всех территорий на острове за пределами собственно
Англии покорён был только Уэльс — при Эдуарде I, после
тяжелых войн, и сделан княжеством, судьбы которого теперь
направлял старший сын короля. Восстания в Уэльсе, воз-
можность которых все еще не исключалась, были уже не страш-
ны навязанной ему беспощадной английской администрации.
В этих, довольно тесных, пределах Англия оставалась срав-
нительно бедной и малонаселенной. Освоение ее земель, по-
здно начатое при англо-нормандских суверенах1 2 и тормозив-
шееся периодическим возвратом к политической анархии, не
позволило ей достичь того уровня процветания, какого доби-
лись некоторые особо благополучные регионы на континен-
те. Ее редкому населению всегда хватало ограниченного ко-
личества епархий, и новых не потребуется вплоть до XVI в.:
четырнадцать в провинции Кентербери, три в Йорке и четы-
ре уэльских епископства умеренных размеров. Поскольку
интенсивного развития городов не было, население страны,
вероятно, составляло немногим более пяти миллионов чело-
век — едва треть от населения Франции. Такая же архаич-
ность наблюдается и в землепользовании: крупные владения,
или маноры (manoirs), которые обрабатывали держатели се-
ньора, трудясь на барщине, легче, чем во Франции, выдержали
демографический подъем; обширная распашка целинных зе-
мель, начатая только в XIII в., была, похоже, предпринята ско-
1 Генрих II Плантагенет — граф Анжуйский с 1151 г., граф Нор-
мандии с 1150 г., герцог Аквитании с 1152 г., король Англии в 1154-
1189 гг. (прим. ред.).
2 Англо-нормандские суверены — короли Англии из династии
герцогов Нормандии, правившие в 1066-1135 гг. (прим. ред.).
42
Эдуард Перруа. Столетняя война
рее в пользу и по инициативе сеньоров, чем ради раздела
этих земель между держателями-цензитариями *, почему и по-
влекла за собой временное укрепление барщины и сервиль-
ного положения крестьян, вилланства (villainage), особенно
в хозяйствах монастырей, капитулов и епископов; в других
местах, напротив, происходило смягчение барщины, ее комму-
тация в денежный оброк. Впрочем, землю обрабатывали только
в самых богатых владениях. Огромные пространства мело-
вых холмов Кента и Суссекса, обширных ланд Пеннинских
гор, малопригодные для земледелия, использовались для эк-
стенсивного овцеводства, придававшего английской сельской
местности своеобразие и приносившее стране главное экс-
портное богатство — шерсть, в которой нуждались в пер-
вую очередь нидерландские мастерские. Овцеводство, или
sheep-farming, в цистерцианских хозяйствах Йоркшира до-
стигло такого уровня совершенства, что на континенталь-
ных рынках английскую шерсть по праву считали лучшей
в Европе.
В отсутствие всякой промышленности, работающей на эк-
спорт, — лишь в конце XIV в. на континенте начнут распро-
страняться кое-какие изделия островных ремесленников, на-
пример, алебастровые рельефы, — города, в том числе и пор-
ты южного и восточного побережий, сохраняли небольшие
размеры. В университеты Кембриджа и Оксфорда — впро-
чем, последний прославился ученостью преподавателей-фран-
цисканцев — европейские студенты не валили толпой, как
в Париж. Единственный значительный центр — Лондон, сам
по себе пока что и еще на века состоящий только из Сити,
расположенного к северу от Темзы, к которому недавно доба-
вились соседний бург Вестминстер, нечто вроде администра-
тивной столицы, и построенные вдоль Стрэнда — дороги, со-
единяющей оба города, — изящные дворцы сеньоров, имел
намного меньше населения, чем французская столица. Его
могущественные и склочные цеха ограничивали свою актив-
ность внутренней торговлей. Во всех остальных сферах хо-
1 Цензитарий — держатель земли, выплачивавший за нее еже-
годный денежный оброк (ценз) (прим. ред.).
Противники
43
зяйничали иностранцы, которые в этом веке еще довольно
долго будут сохранять свое положение, пока возрастающая
ксенофобия однажды не лишит их монополии в пользу мо-
ряков и негоциантов-аборигенов. Как и во всех остальных
местах, денежные операции вели итальянцы, но атлантиче-
скую торговлю обеспечивали почти одни гасконцы; значитель-
ными привилегиями пользовались фламандцы, брабантцы и
прежде всего ганзейцы, имея здесь процветающие колонии,
вызывавшие зависть местного населения.
Политическая организация обнаруживала, как и во Фран-
ции, смесь архаических черт, отражающих еще преобладав-
ший феодальный дух, и сильных монархических институтов,
предвосхищавших государство нового времени. Но посколь-
ку эти институты были организованы раньше, чем в коро-
левстве Капетингов, дольше развивались и поэтому были проч-
нее и лучше воспринимались населением, они сообщали ко-
ролевской власти и ее агентам, в чьи обязанности входило
дать почувствовать эту власть, такую уверенность и такие
гарантии, как, может быть, нигде в Европе. По любопытному
контрасту это королевство со столь прочными администра-
тивными основами периодически погрязало в неслыханной
по накалу политической борьбе, в которой сплоченное и еди-
ное баронство, правда, не столь богатое, как во Франции, про-
тивостояло лично королю и требовало для себя контроля над
чиновниками и ведением дел в стране.
Англия как таковая делилась примерно на сорок графств,
или шайров (shires), самого различного размера. Это были
чисто административные округа, а не феодальные владения,
как во Франции. Если знатный барон носил титул графа, это
не значило, что он владеет территорией соответствующего
графства. Фьефы, то есть маноры или посты, высшей аристо-
кратии, несомненно могущественной, еще со времен норманд-
ского завоевания были разбросаны по разным областям и
никогда не образовывали обширных доменов, принадлежащих
одному владельцу. Во все эти раздробленные владения про-
никали королевские агенты, не встречая эффективного отпо-
ра. Единственное исключение из этого правила — «палати-
наты» (palatinates), привилегированные территории, где не
44
Эдуард Перруа. Столетняя война
действовали brefs — королевские приказы, куда не было дос-
тупа чиновникам монарха, где были почти независимые кан-
целярия и суды. Но из двух еще существовавших палатина-
тов одно, графство Честер, близкое к уэльской границе, с пре-
сечением графской династии было включено в королевский
домен, а второе, на севере, попало в руки епископа Даремско-
го. В 1351 г. Эдуард III возведет в ранг палатината графство
Ланкастер ради своего кузена Генриха Ланкастера, дав ему
титул герцога, правда, без права наследования, а со смертью
этого барона повторит пожалование для зятя последнего и
своего младшего сына — Джона Гонта. Вне пределов пала-
тинатов существовало множество территорий под сеньори-
альной юрисдикцией, принадлежавших светским или церков-
ным сеньорам и называемых «вольными» (franchise), которы-
ми владельцы ревностно дорожили, но существование которых
давно лишили смысла королевские чиновники, изымая дела,
которые могли входить в сферу интересов короля, и беспре-
пятственно внедряя право апелляции к королевским судам.
Сутяжнический дух англо-нормандцев, их ярко выраженное
пристрастие к юридическим спекуляциям породили форма-
листические и запутанные законы, на которые опирались орга-
ны королевской власти, представлявшие суверена в качестве
верховного судьи. Малейшее нарушение порядка, расценива-
емое как нарушение королевского мира, влекло за собой воз-
буждение дела, где король как потерпевшая сторона мог тре-
бовать от своих судей примерного наказания преступников;
в результате этого Англия с давних пор усвоила понятие,
чуждое людям средневековья, — понятие прокуратуры, кото-
рая могла действовать, не нуждаясь в жалобе, направленной
частными лицами.
Королевскую власть в графствах осуществляло множе-
ство чиновников: бальи, или reeves, — домениальные агенты;
лесничие и лесники, обязанные следить за выполнением стро-
гих, но уже теряющих силу законов, распространявшихся на
обширные пространства, именуемые «лесом», огромные запо-
ведники дичи; исчиторы (escheators), управляющие наслед-
ством королевских вассалов до передачи наследникам или
в период малолетства последних; коронеры (coroners), руко-
Противники
45
водящие следствием по уголовным делам об убийствах; сбор-
щики постоянных или временных налогов. Шериф (sheriff),
или виконт, аналог капетингских бальи, человек невысокого
происхождения и часто сменяемый, обеспечивал контакт между
королем и подданными, брал на откуп получение королев-
ских доходов, оплачивал местные расходы, ежегодно представ-
лял в Палату Шахматной доски1 финансовый отчет, вручал
королевские приказы тем, кому они предназначались, и каж-
дый месяц председательствовал на суде графства, куда вызы-
вали свободных людей, где вершили суд, где выбирали при-
сяжных заседателей, столь типичных для средневековой Анг-
лии, и назначали рыцарей, которые будут представлять графство
в парламенте.
Специализация центральных органов, давно отделившихся
от curia regis, существовала дольше и продвинулась дальше,
чем во Франции. Три службы, которыми соответственно ру-
ководили канцлер, казначей и верховные судьи, представляли
собой настоящие министерства в современном смысле сло-
ва. Канцелярия, бюрократическая и образцово организован-
ная — она оставила нам значительные архивы, — рассылала
бесчисленные письма, предписания, приказы с большой печа-
тью, которые разносили повсюду волю короля. Палата Шах-
матной доски, которой уже более двух веков, была центром
управления финансами; ее нижняя, или доходная, палата
(echiquier de recette), играла роль казначейства, а верхняя,
или счетная (echiquier de comptes),— счетной палаты. Об
ее функционировании в XIV в. известно мало из-за объемно-
сти ее архивов, до сих пор обескураживающей исследовате-
лей. Несомненно, однако, что ее многочисленный персонал,
руководимый камергерами и баронами Шахматной доски, осу-
ществлял контроль, отчасти эффективный, за расходами и де-
ятельностью бухгалтерских чиновников. Наконец, высшее
1 Палата Шахматной доски — финансовое учреждение, на засе-
даниях которой подсчитывались доходы и проверялись счета сбор-
щиков налогов. Возникла в Англии после 1066 г., позже была пере-
несена в Нормандию, где ее сохранили Капетинги, после того как в
1204 г. отвоевали эту провинцию у английских королей (прим. ред.).
46
Эдуард Перруа. Столетняя война
правосудие вершили два постоянных суда, заседавших в Ве-
стминстере, и в придачу — разъездные судьи, совершавшие
«общие объезды» (еуге{), значимость которых, похоже, падала
по мере укрепления центральной власти; суды — это Суд
общей скамьи* 2 и Суд королевской скамьи, первый из которых
оставался на месте, а второй следовал за королем в его пере-
мещениях по стране. Теперь оба заседали бок о бок, и уже
возникала некоторая специализация судов: Суд общей скамьи
стал разбирать преимущественно гражданские тяжбы между
частными лицами, а Суд королевской скамьи — уголовные дела
и дела, имевшие отношение к интересам короны.
Отделившись от двора, эти крупные ведомства приобрели
некоторую самостоятельность, порой затрудняющую прямой
контроль со стороны суверена, особенно в моменты, когда
бароны, подчинив себе Совет, ставили во главе ведомств чи-
новников по своему выбору. Из этого следует намного боль-
шая, чем во Франции, политическая роль ведомства королев-
ского двора, представители которого — приближенные суве-
рена — лучше интерпретировали и быстрее передавали его
волю. Под руководством хранителя малой печати в недрах
этого ведомства существовал настоящий частный секретари-
ат, основная роль которого состоит в том, чтобы по приказу
короля и Совета предписывать канцлеру рассылку посланий
с большой печатью; однако этот секретариат не упускал слу-
чая отдавать собственные приказы Палате Шахматной доски
или местным чиновникам. Два финансовых департамента,
Гардероб3 и Палата4, куда в принципе деньги поступали из
ассигнований на Палату шахматной доски, часто непосред-
ственно получали отдельные королевские доходы, приобретая
тем самым некоторую самостоятельность, которая проявля-
лась прежде всего во время войны, любого похода, в которой
принимал участие суверен, непосредственно финансируемый
’Собственно General eyre (прим. пер.).
2 Обычно называется Суд общих тяжб, Court of Common Pleas
(прим. nep.).
3Англ. Wardrobe (прим. nep.).
4 Англ. Chamber (прим. nep.).
Противники
47
Гардеробом. Ведомство двора — нечто вроде запасного пра-
вительства английского короля, которое он вовсю использо-
вал, когда хотел избавиться от опеки того или иного барон-
ского совета; оно еще окажет большую службу Эдуарду III
во время долгих отъездов короля на континент.
Отдельно следует рассмотреть оригинальный институт
парламента — плод уже длительной эволюции, который, одна-
ко, вовсе не придает Англии облика контролируемой, или кон-
ституционной, монархии, — такой облик она приобретет лишь
намного позже. В начале XIV в. эти почти периодические
собрания королевского суда, происходившие в зависимости
от обстоятельств раз в год или в два года, еще имели харак-
тер некоего расширенного Большого совета, где обычные со-
ветники суверена на краткое время сессии, несколько дней
или недель, брали себе в помощники определенное число
баронов и прелатов, вызываемых индивидуально как ленни-
ки 1 короля. Они и составляли Совет в парламенте — особо
торжественную форму королевского суда. Уже два поколе-
ния назад появился обычай советоваться и с представителя-
ми других классов нации — с купцами, духовенством, горо-
жанами, рыцарями графств. Купцы как «сословие» редко на-
правляли представителей; клирики при Эдуарде II перестали
приходить на собрания парламента, потому что прелаты со-
зывали их на синоды, или convocations, обычно происходив-
шие в то же время; поэтому в орган, который позже назовут
палатой общин, войдет только по два рыцаря от каждого граф-
ства и по два бюргера от каждого города — от столицы четы-
ре. Их роль пока оставалась эпизодической, в заседаниях
Совета они участия не принимали; только позже одному из
членов парламента — оратору, то есть спикеру (speaker) —
будет поручено передавать королю пожелания и жалобы
общин. Это еще не значит, что сформированный таким обра-
зом парламент представлял собой сугубо политическое или
законодательное собрание. Фактически он в неявной форме
выполнял все функции curia regis, прежде всего судебную.
‘Ленники — вассалы, державшие от короля феодальное владе-
ние (прим. ред.).
48
Эдуард Перруа. Столетняя война
Недовольные подданные могли, подав петицию, потребовать
исправления какой-то ошибки; процедура рассмотрения здесь
была проста — в начале каждой сессии назначалось несколько
комиссий (аналогичных следственной палате и палате про-
шений Парижского парламента, но по определению времен-
ных), которые сортировали, а потом рассматривали массу про-
шений и готовили решения Совета. Но, отбирая из этих про-
шений те, которые представляли общий интерес, и добавляя к
ним свои личные жалобы, депутаты могли представлять пря-
мо в Совет «общие петиции» и таким образом оказывать
политическое влияние, особо ощутимое, когда монархия пере-
живала трудности. Их власть росла еще и потому, что именно
к ним обращались, и чаще, чем они бы этого желали, с просьба-
ми о выделении субсидий. Однако судьбу законодательных
мер, утверждаемых в парламенте, все еще решал только Со-
вет; эти торжественные указы, которым с тех пор присвоили
название статутов (statuts), в судах, где судьи составляли
сборники этих статутов, соперничали с обычным, или «общим»,
правом1 и дополняли его. Волнения, наложившие отпечаток
на только что закончившееся царствование Эдуарда II, в то
же время повысили авторитет парламента, и именно в зако-
нодательной сфере. В 1322 г. на ассамблее в Йорке король,
аннулируя торжественным статутом все законодательные
акты, выпущенные за одиннадцать лет баронами-ордайнерами,
и желая избежать подобного же аннулирования королевских
законов в будущем, громогласно объявлял, что всякий ордо-
нанс, утвержденный в парламенте, может быть отменен толь-
ко новым парламентом. Возможно, в это самое время — неко-
торые историки предпочитают относить его к концу века —
один любознательный знаток конституционного права напи-
сал «Modus tenendi Parliamentum»* 2, описание (нахально по-
мещенное под эгиду Вильгельма Завоевателя) идеальной роли,
какую в феодальной монархии должна играть иерархия со-
словий и их представителей: из их согласия с королем воз-
никает высший закон.
’Англ, common law (прим. пер.).
2О порядке заседания парламента (лат.).
Противники
49
В конечном счете парламент, составная часть английских
монархических институтов, — правда, последняя по времени
появления, отчего и получилось, что его роль была наименее
определенной, — мог стать и лучшим помощником суверена
в его политике, и худшим препятствием в утверждении его
воли. Королю популярному, непреклонному судье и хороше-
му администратору, он давал ни с чем не сравнимую поддер-
жку общественного мнения, позволяя свободно говорить от
имени нации хоть с иностранными государями, хоть с главой
церкви. Если же неумелый верховный правитель восстанав-
ливал против себя баронов, всегда готовых изобличить его
ошибки, он становился органом оппозиции, навязывая коро-
лю опеку его противников, — это чередование силы и слабо-
сти характерно для истории средневековой Англии.
Преимущество Плантагенетов в денежных делах состоя-
ло в том, что они имели почти стабильные, хоть и сравни-
тельно скудные ресурсы. Эдуард I добился от купцов согла-
сия выплачивать пошлину, или кутюму, за экспорт шерсти и
кож; его наследники продолжали взимать ее, не добиваясь
нового соглашения. Когда у них попросили для проформы
провести ее через парламент, тот разрешил ее взимать в
течение нескольких лет. Повысить доходы позволил и ин-
ститут, заслуга создания которого принадлежит советникам
Эдуарда II,— «этап» (etape) шерсти. Король назначал либо
один континентальный порт (иностранный этап), либо несколь-
ко английских (местный этап), и только через эти порты можно
было вывозить шерсть за море. Драгоценное сырье помеща-
ли здесь на государственные склады, где выплачивали за него
пошлину, прежде чем погрузить на суда или передать иност-
ранным покупателям. К этим очень прибыльным косвенным
налогам добавлялись субсидии, вотируемые общинами, — обыч-
но налоги на движимое имущество в размере десятой части
ее стоимости для городов и пятнадцатой части для сельской
местности. Трудности с определением базы обложения, из-
воротливость податных людей, во все времена уклонявшихся
от выплаты налогов, вели к тому, что эта статья давала лишь
умеренные доходы. Но поскольку у парламента часто требо-
вали этих субсидий, они приобрели известную регулярность;
50
Эдуард Перруа. Столетняя война
деньги выплачивались без особого ропота, поскольку избран-
ные депутаты получали полномочия налагать такие обяза-
тельства на своих избирателей. Но все эти ресурсы вместе
взятые, которых в мирное время было достаточно, не позво-
ляли финансировать масштабных начинаний. Точно так же,
как Валуа, Плантагенеты будут жить как и чем придется, их
станут преследовать ростовщики и постоянные банкротства.
Во всяком случае, к их чести можно сказать, что они не
пристрастятся к гибельной порче монеты. Фунт стерлингов,
более прочная валюта, чем турский или парижский ливр1,
очень быстро обгонит по стоимости французские монеты,
обесценившись за век изнурительной войны не более чем
на 20%.
Чтобы охарактеризовать вооруженные силы, которыми
располагал король, хватит нескольких слов. Английская ар-
мия, как и французская, формировалась на базе феодального
оста. Трудные походы в Уэльс и Шотландию при Эдуарде I
закалили ее, но не настолько, чтобы сделать непобедимой:
поражение при Бэннокберне, где шотландские копейщики,
перейдя в атаку, разгромили английскую конницу, показыва-
ет, что рыцарская знать еще не отказалась от своей тактики
многовековой давности. Весь ост целиком получал жалова-
нье, чтобы он мог вести сравнительно долгие кампании. Кон-
тракты, заключаемые с капитанами и называемые endentures
(оба их экземпляра пишутся на одном куске пергамента, ко-
торый разрывается по зубчатой линии), позволяли в любой
момент проверить наличный состав отряда и выплатить жа-
лованье. Пехота, службу которой еще ценили очень мало, на-
биралась из западных горцев, прежде всего в Уэльсе; их от-
ряды отличались большей сплоченностью, чем посредствен-
ное коммунальное ополчение, которым располагал король
Франции. Наконец, в континентальных войнах Плантагене-
1 Турский ливр — монета, отчеканенная на монетном дворе Тура
и, в подражание ей, в большинстве дворов Северной Франции; рав-
на 4/5 парижского ливра, который чеканили в Париже. 1 ливр
(турский или парижский) теоретически равнялся 20 су, су равнялся
12 денье (прим. ред.).
Противники
51
ты получили ощутимую поддержку гасконских континген-
тов, бойцов, горячих в сражении, а также имперских наемни-
ков, за очень высокую плату набираемых в Нидерландах.
Оставалось найти возможность переправить за море войска,
набранные в королевстве. Забота об этом возлагалась на
двух адмиралов, адмирала Севера и адмирала Юга, каждый из
которых отвечал за один сектор побережья; в мирное время
оба — всего лишь судьи по морскому праву, но в случае
войны они организовывали принудительный набор кораблей
во всех торговых портах: ведь старинная корпорация Пяти
портов на побережьях Кента и Суссекса (Дувр, Рай, Винчелси
и т. д.) уже была недостаточно могущественна, чтобы, как во
времена англо-нормандского королевства, предоставить все
корабли, необходимые для перевозки экспедиционного корпу-
са, который, впрочем, редко превышал по численности десять
тысяч человек.
Таким образом, Англия производит впечатление королев-
ства, конечно, маленького, но единого, скромные силы которо-
го, находясь под жестким управлением испытанных админи-
страторов, полностью подчинены суверену. Но последнему
приходилось принимать во внимание периодические и рез-
кие всплески политических страстей, столь яростных, каких,
может быть, не испытывала больше ни одна страна в Европе.
С начала XIII и до конца XVII вв. история Англии наполнена
грозными гражданскими войнами — где противники коро-
левской власти выступали не столько против этой власти,
сколько лично против суверена, — оставляющими после себя,
от восшествия на престол Иоанна Безземельного1 до падения
Стюартов, кровавые следы и семена ненависти. Вступление
на престол Эдуарда III в январе 1327 г. — не финальная
точка, а только эпизод одной из этих ожесточенных схваток,
почти целиком заполнивших двадцать лет царствования Эду-
арда II. Описание, даже обзорное, этих событий не входит в
наши намерения. Однако итог, нерадостный для островного
королевства, привести нужно.
‘Иоанн Безземельный — король Англии в 1199-1216 гг. (прим,
ред.).
52
Эдуард Перруа. Столетняя война
Эдуард II в 1307 г. унаследовал от отца страну в опас-
ном положении. Войны этого неудачливого завоевателя, а
особенно — изнурительные шотландские походы, высокие за-
просы его фискальной службы, мелочная требовательность
администрации за несколько лет разожгли недовольство ба-
ронов. Чтобы утихомирить их, требовался ловкий политик и
государственный муж. Эдуард II не был ни тем, ни другим.
Умный и просвещенный человек, интересовавшийся механи-
кой и земледелием, он не любил ни воевать, ни править —
двойной грех в глазах его вассалов. Ревниво держась за власть,
он допускал к ней недостойных фаворитов, влияние которых
порождало досадные и злобные слухи. Хватило бы и мень-
шего, чтобы разжечь злобу баронов, у которых властолюбие
было в крови. Конечно, они не помышляли, как их предше-
ственники в предыдущем веке, обуздать королевский произ-
вол, облегчить груз своих вассальных обязанностей, защитить
свою юрисдикцию от посягательств чиновников. Основы
управления утвердились здесь слишком прочно, чтобы баро-
ны рискнули замахнуться на них. Однако против королев-
ской доктрины бесконтрольного осуществления верховной
власти они выдвинули старую феодальную теорию, в соот-
ветствии с которой бароны как естественные советники ко-
роля должны участвовать в правительстве, а при надобности
и корректировать его политику. Они намеревались прежде
всего подчинить себе Совет, чтобы изгнать фаворитов, назна-
чить на административные посты доверенных людей и от
имени короля осуществлять эффективную власть.
В отсутствие способного вождя этот план, трудный не
столько в осуществлении, сколько в сохранении результа-
тов в случае сопротивления суверена, решившего сбросить
опеку, неизбежно должен был провалиться. Прекрасный по-
рыв баронов-ордайнеров, в 1311 г. объединившихся против
фаворита, беарнца Пьера де Гавестона, обе попытки устано-
вить диктатуру самого пылкого из них — двоюродного брата
короля Томаса Ланкастера закончились крахом через несколь-
ко месяцев. Спасти положение мог бы союз умеренных баро-
нов и короля, как при Генрихе III. Но слепой эгоизм первых
и упорная ненависть второго сделали это невозможным. Эду-
Противники
53
ард выбрал нового фаворита из самих баронов — Хьюго
Деспенсера-младшего, отдав в руки этого алчного ничтоже-
ства страну, измученную десятилетней гражданской войной.
Англия все глубже погружалась в пучину политической анар-
хии. Последний акт драмы, стоивший ненавистному суверену
жизни, не добавил Плантагенетам престижа. Как западный
барон, Деспенсер попытался выкроить себе княжество в уэль-
ских марках, где королевская власть сталкивалась с сопро-
тивлением могущественных феодальных родов, обогативших-
ся за счет наследия кельтских князьков, — в Монмутшире,
Гламоргане и соседних графствах. Соперники объявили ему
войну; он добился изгнания самого влиятельного из них —
Роджера Мортимера из Уигмора. В это же время Эдуард пос-
сорился с женой, Изабеллой Французской, дочерью Филиппа
Красивого, злобный нрав которой мог сравниться лишь с ее
распутством, и удалил ее от двора. Когда французский ко-
роль Карл IV двинулся на Гиень, ей удалось убедить супруга,
что при прямых переговорах с братом ей проще будет вос-
становить мир. Она выехала в 1325 г., взяв с собой старше-
го сына, которого хотела сделать герцогом Аквитанским. Мир
был подписан. Но в Париже Изабелла встретила Мортимера
и стала его любовницей, а возможно, была таковой и раньше.
Их связь, выставленная напоказ, шокировала Карла IV, и он
изгнал их от двора. Вместе с наследным принцем они нашли
убежище у графа Эно, договорились о помолвке юного Эдуар-
да с его дочерью Филиппой и набрали наемников. В после-
дние месяцы 1326 г. они с отрядом иностранных наемников
высадились на Британском острове, поскольку побережье ох-
ранялось плохо, пошли на Лондон, спровоцировали восстание
всех баронов против Деспенсера и его клики, которые в
ходе вспыхнувшей яростной войны были разбиты, и захвати-
ли самого короля. Парламент, послушный воле заговорщиков,
объявил о его низложении; комитет баронов и один предста-
витель рыцарей, Уильям Трессел, торжественно отреклись от
клятвы верности, которою были обязаны королю. Потом, дож-
давшись, чтобы Изабелла избавилась от низложенного суве-
рена, то есть убила его, 20 января 1327 г. на трон посадили
Эдуарда III, которому было всего шестнадцать лет. На самом
54
Эдуард Перруа. Столетняя война
деле правил за него Мортимер, продлив анархию еще на три
года. Став графом Марчем — он был женат на последней
представительнице пуатевинского рода Лузиньянов, носивших
титулы графов Маршского и Ангулемского, — и захватив
все наследие Деспенсеров, он держался лишь тем, что внушал
страх. Такая же посмертная популярность, какую сразу после
падения приобрел Томас Ланкастер, теперь стала уделом тра-
гически сгинувшего суверена: на его могиле, которую и по
сей день можно видеть на хорах Глостерского собора, в то
время церкви аббатства, происходили чудеса. Против Мор-
тимера бароны сколотили новый блок. Первый заговор был
легко раскрыт, что повлекло за собой казнь графа Кента. Раз-
вязка произойдет только в ноябре 1330 г., когда Эдуард III
избавится от опеки.
Важно помнить, что в момент, когда во Франции сменя-
лась династия, Англия едва вышла из гражданской войны и в
политическом отношении была обессилена, но благодаря ре-
сурсам, которыми располагала монархия, смогла быстро опра-
виться от потрясений.
Ill
ПРОБЛЕМА ГИЕН И
Две страны, разделенные только узким проливом, почти
ничего не знали друг о друге. Английская знать, происходив-
шая из Нормандии или Анжу, более века назад перестала
интересоваться делами континента, с тех пор как навсегда
утратила там свои вотчины. Она все более и более англизи-
ровалась. Французский язык или, скорее, странный смешан-
ный диалект этого языка — англо-нормандский, полный анг-
лийских слов и причудливых оборотов, уже стал языком почти
только королевского двора и образованных высших классов;
он еще оставался языком управления и юристов, хотя в су-
дах ради удобства сторон дебаты все чаще и чаще велись по-
английски; текст, вышедший из-под пера клириков за проли-
вом, похож на сделанный с трудом перевод с местного языка,
и, похоже, англо-нормандский становился языком культуры,
вроде латыни. Если высшая знать благодаря брачным союзам
или высшее духовенство, сам способ формирования которого
предрасполагал к международным контактам, еще поддержи-
вали какую-то связь между обеими странами, то представите-
ли других общественных классов вступали в такие контак-
ты только при спорах о месте морской торговли; и эти кон-
такты, подчас затрудненные, во Франции происходили только
в прибрежных провинциях и касались только фламандских,
пикардийских, бретонских или ларошельских коммерсантов
или купцов.
Иначе дело обстояло в отношении обеих династий: их
соединяли и частые браки, и еще более крепкая связь — фе-
одального характера. Король Англии, суверен из рода План-
тагенетов, был в то же время герцогом Аквитанским (Гиен-
ским) и пэром Франции; кроме того, с тех пор как Эдуард I
56
Эдуард Перруа. Столетняя война
женился первым браком на Элеоноре (Алиеноре) Кастиль-
ской, он владел в Северной Франции, в устье Соммы, малень-
ким графством Понтье. Будучи сувереном у себя на острове,
по своим континентальным владениям он был вассалом фран-
цузского короля. Эта двусмысленная ситуация возникла дав-
но. Не будем возвращаться к тем отдаленным временам, ког-
да герцог Нормандский Вильгельм Незаконнорожденный в
1066 г. отправился завоевывать королевство англосаксов: от-
ношения между вассалом и сюзереном резко испортились,
когда в 1154 г. на английский трон наконец сел Генрих II
Плантагенет, к тому времени уже граф Анжу, Турени и Мена
и супруг Алиеноры Аквитанской1, от имени которой он пра-
вил ее обширным герцогством, простиравшимся от Луары до
Пиренеев, а также обладатель завоеванной им Нормандии.
Тогда Плантагенеты и Капетинги и вступили в длительную
борьбу, которую некоторые современные историки, создавая
известную путаницу, предложили назвать «первой Столет-
ней войной» и где сюзерен пытался взять верх над вдесятеро
сильнейшим вассалом. В результате этой борьбы континен-
тальная империя Плантагенетов была раздроблена. Но по
Парижскому договору, заключенному в мае 1258 г. и утвер-
жденному в декабре 1259 г., Людовик Святой оставил свое-
му свояку Генриху III Гиень, откуда капетингским войскам
так и не удалось вытеснить последнего, и даже добавил к ней
занятые предыдущими английскими королями территории,
которые сразу же или через более отдаленное время войдут
в состав этого южного герцогства. Взамен Плантагенет от-
казывался от всех утраченных провинций, от Нормандии до
Пуату, а главное — становился вассалом французского коро-
ля за свое герцогство-пэрство. По праву можно сказать, что
Парижский договор, поставив обоих суверенов в очень слож-
ные феодальные отношения, лег в основу Столетней войны.
1 Алиенора Аквитанская (1122-1204) — дочь и наследница Гиль-
ома X, герцога Аквитанского. В 1152 г., разведясь со своим первым
супругом, французским королем Людовиком VII, вышла замуж за
Генриха Плантагенета, графа Анжуйского, герцога Нормандского, при-
неся ему в приданое власть над Аквитанией (прим. ред.).
Противники
57
Его применение, сразу же натолкнувшееся на непреодолимые
трудности, семьдесят лет провоцировало бесконечные конфлик-
ты, и тот, в котором столкнулись Эдуард III и Филипп VI, —
лишь неизбежное его следствие.
Усилению напряженности между обеими династиями и
даже странами неявно способствовали и другие причины, ко-
торые нельзя игнорировать. Ведущие активную торговлю
гасконские моряки, представлявшие интересы Англии, кон-
тактировали с представителями бесконечно более многочис-
ленных областей королевства Франции. Они перевозили че-
рез Ла-Манш гиенские вина, которые высшие классы ценили
больше, чем местное кислое вино или ячменное пиво; они
заходили в Ла-Рошель, рынок сбыта для Пуату и Сентонжа,
или в Нант за солью с пуатевинских разработок или из за-
лива Бургнёф, необходимой английским рыбакам для засол-
ки рыбы. Их суда, редко отваживавшиеся выходить в откры-
тое море, нуждались в благосклонном приеме в бретонских
портах, где они останавливались. Наконец, известно, как анг-
лийское скотоводство и казна зависели от фламандского рынка,
где сбывалась необработанная шерсть. Пуату, Бретань, Флан-
дрия — все эти провинции Эдуард III будет стремиться в той
или иной степени поставить под контроль. Однако не надо
думать, что, вводя туда войска, Плантагенеты намеренно гото-
вили условия для экономической экспансии Англии. В отли-
чие от наших современных империалистов, средневековые
монархии не воевали за рынки сбыта для своих товаров или
за источники сырья. До второй половины XV в. нельзя гово-
рить об экономической политике суверенов, которая была бы
для них важней династических химер и завоевательных пла-
нов. Даже наоборот: Эдуард III будет использовать экономи-
ческое оружие для удовлетворения своих политических ам-
биций, конфискуя товары у купцов из вражеской страны
или, как это будет сделано для воздействия на Фландрию, пре-
кращая экспорт шерсти, — самым ощутимым следствием этой
меры станет разорение подданных и истощение ресурсов в
стране, где правил тот, кто отдал такой приказ. Однако упомя-
нутые нами торговые контакты тоже во многом способство-
вали ухудшению франко-английских отношений, внести на-
58
Эдуард Перруа. Столетняя война
пряженность в которые было сравнительно легко: они по-
рождали между моряками обеих стран конкуренцию, быстро
перераставшую в ненависть, которая выливалась в грабежи,
пиратство, поломки судов, а порой и в настоящие каперские
войны. Особо серьезная ссора, разразившаяся в Байонне, а
Потом в Ла-Рошели в 1293 г. между байоннскими и норманд-
скими моряками, стала для Филиппа Красивого предлогом к
объявлению войны Эдуарду I и конфискации аквитанского
фьефа.
Итак, вернемся к вопросу о Гиени, к вечному яблоку раздо-
ра между обеими династиями. Мы не будем давать его пол-
ный исторический очерк с 1259 по 1328 г., но совсем умол-
чать о его истории невозможно, потому что иначе ничего не
поймешь в назревающем великом столкновении.
Территориальные конфликты между сюзереном и васса-
лом были достаточно острыми. Парижский договор, словно
забавы ради, создал сложную ситуацию: французский король
пообещал возвратить в состав герцогства Аквитанского не-
которые земли (Сентонж «за Шарантой», Керси и Ажене на
территории Тулузского графства) в случае, если Альфонс
Пуатевинский и его жена Жанна Тулузская1, которым при-
надлежали эти земли, умрут, не оставив потомства. В 1271 г.
так и случилось, но ни Филипп III, ни его сын не слишком
спешили отдавать обещанные территории. Пришлось дождаться
Парижского соглашения, заключенного в ноябре 1286 г., что-
бы дело было улажено, не вызвав ни у кого чрезмерной зло-
бы. Тем не менее границы аквитанской территории, находив-
шейся в ленной зависимости, оставались, как всегда в те
времена, приблизительными и неточными. Переплетение прав
и наличие привилегированных анклавов порождало мелоч-
ные придирки и споры. Чиновники французского короля, все-
гда куда больше стремившиеся разжигать ссоры, чем их гос-
подин, — сенешали Сентонжа, Пуату или Перигора — не упус-
1 Альфонс Пуатевинский (1220-1271) — сын французского ко-
роля Людовика VIII, с 1241 г. граф Пуатье и Оверни. Женившись
на Жанне, дочери графа Тулузского, получил графство Тулузское
(прим. ред.).
Противники
59
кали случая узурпировать герцогские права на землях по ту
сторону границы. Еще серьезней было то, что оба соперника,
опасавшиеся друг друга, начали в этих марках с нечеткими
границами строить замки и бастиды, и вот от Сентонжа до
средней Гаронны через Перигор, Керси и Ажене по сельской
местности протянулась двойная линия грозных укреплений.
Первым начал Альфонс Пуатевинский с капетингской сторо-
ны; Эдуард I применил в этих работах, особенно в возведе-
нии замка Ла-Реоль, опыт, приобретенный им в Святой земле
и уже использовавшийся в Уэльсе. В первой четверти XIV в.
это строительство с той и другой стороны еще продолжа-
лось, поддерживая опасное состояние мира на грани войны.
Когда один вассал французского короля в 1323 г. начал стро-
ить бастиду в Сен-Сардо, близ Ажена, на нее внезапно напа-
ли гасконские банды и сожгли; этот случай послужил сигна-
лом для начала новой войны и для новой конфискации акви-
танского фьефа королем Карлом IV.
В сфере феодальных отношений причины для конфликта
были более весомыми, потому что постоянно возникали но-
вые поводы. Проводя политику вмешательства, с успехом при-
менявшуюся в других фьефах короны, капетингские чинов-
ники, сенешали Пуату, Перигора, Сентонжа и их подчиненные,
рвение которых намного превосходило то, чего требовал от
них господин, не прекращали хозяйничать в Гиени, заявлять
о правах короля, подстрекать местных жителей подавать апел-
ляции на приговоры английских сенешалей. Эта политика,
беспокоившая англичан еще при Филиппе III, была временно
нейтрализована соглашением между суверенами, в соответ-
ствии с которым королевский суд возвращал сенешалю Ак-
витании все полученные апелляции, чтобы вернуться к ним
только в случае, если герцогский суд за три месяца не даст
удовлетворения просителям. Но при Филиппе Красивом по-
сягательств становилось все больше и больше, и прежде все-
го апелляций в парламент, так что Эдуард I даже счел необ-
ходимым нанять для работы в парижском суде постоянных
прокуроров и адвокатов, чтобы они защищали его интересы
«по делам Гиени», которые беспрерывно прибывали. В это
время жалобы аквитанских чиновников приобрели гораздо
60
Эдуард Перруа. Столетняя война
более резкий тон. Они заявляли, что в результате постоян-
ного вмешательства агентов французского короля уже не
могут заставить людей считаться с герцогской властью. Спро-
воцированные апелляции сводят на нет судебную власть ан-
глийского сенешаля, а апеллянты, которые в глазах властей
Бордо не более чем мятежники против своего герцога, ока-
зываются под защитой короля. Приговоры, вынесенные коро-
левскими судами, приводятся в исполнение грубо; сержанты
и приставы всюду вешают щиты с лилиями, производят про-
извольные аресты людей и имущества, объявляют конфиска-
ции. Нагло пользуясь покровительством королевских чинов-
ников, подданные Капетингов вели себя в Гиени как в заво-
еванной стране. Упоминался случай, уже давний, когда группа
нормандских купцов, недовольная оказанным в Гаскони при-
емом, подступила с оружием под стены Сента, оскорбляя ан-
глийского сенешаля и грозя разграбить город. Если верить
спискам жалоб, периодически составлявшимся сувереном
Плантагенетом, которого подобное обилие дерзостей выводи-
ло из себя, французские сержанты являлись в аквитанский
Ажене и спрашивали жителей: «Кому вы повинуетесь, коро-
лю Франции или королю Англии?» Тех, кто отвечал, как ве-
лел ему долг верности по отношению к герцогу Аквитанско-
му: «Королю Англии», тащили в капетингские суды, обвиня-
ли в оскорблении величества и сурово наказывали. Когда в
1317 г. управление английского сенешаля в Сентонже дало
повод для жалоб, Филипп V велел вызвать его на суд в Па-
риж, а своему сенешалю Перигора приказал начать следствие.
Эдуард II запретил своему служащему являться на вызов
Капетинга: это было бы унижением его власти в Гиени. В
свою очередь, французские чиновники во всеуслышание жа-
ловались на помехи, которые чинили им люди английского
короля в выполнении их законных миссий, в осуществлении
законных прав их господина. Если верить им, сенешаль Гие-
ни угрозами, шантажом, даже пытками вынуждал своих гас-
конских подданных отказываться от апелляций в парламент.
Иногда, испугавшись такого разгула вражды, оба суверена,
погрязшие в своих темных феодальных делах, принимали
решение покончить с недорассмотренными жалобами, пору-
Противники
61
чив рассудить их смешанным комиссиям по расследованию.
Но ни «процесс» в Монтрёе, начатый в 1311 г., ни «процесс»
в Перигё, который было приказано открыть в 1316 г., не
закончились полюбовным соглашением. Жалобы, которые раз-
бирались на них, были неразрешимы, потому что неясным ос-
тавался сам принцип разбирательства. Французские чинов-
ники считали, что вправе вести себя в Гиени как в других
фьефах короны. Поэтому у людей Плантагенетов создава-
лось впечатление, частично оправданное, что их господина
намерены лишить не только всякой реальной власти в гер-
цогстве, но и самого фьефа, медленно и неуклонно узурпируя
его права. Самая серьезная ошибка французов состояла в
том, что они забывали: к королю Англии нельзя относиться
как к обычному герцогу и пэру, неспособному вырваться из
тисков, в которые его зажимают. Будучи у себя на острове
сувереном, Плантагенет не мог потерпеть, чтобы его притес-
няли в его французских фьефах; как король Англии он впра-
ве был заключать внешние союзы, направленные против
Франции, не нарушая при этом вассального долга по отноше-
нию к Капетингу. Именно так произошло в 1297 г., когда,
чтобы не допустить конфискации Аквитании, Эдуард I, уве-
ренный в поддержке со стороны Фландрии, заключил союз с
немецким владетельным князем Адольфом Нассауским и
высадился в Нидерландах, готовый превратить феодальный
конфликт в войну между народами.
Раздражение вассала проявлялось и в нарочитой медли-
тельности, с какой он выполнял свой вассальный долг, в
оговорках, которыми он намеренно обставлял свой оммаж.
В июне 1286 г. Эдуард I принес оммаж Филиппу Красивому
только на условии, чтобы были точно оговорены права коро-
ля Англии на аквитанских землях, которые еще удерживал
французский король. В 1303 г., сославшись на затруднения в
шотландских делах, он не отозвался на приглашение приехать
и получить инвеституру на свой возвращенный фьеф; позже
он отправил принца Уэльского в Амьен в сентябре 1304 г.
выполнить за него эту формальность. Став в свою очередь
королем, Эдуард II охотно принес новый оммаж, приехав в
1308 г. в Булонь за своей невестой Изабеллой Французской;
62
Эдуард Перруа. Столетняя война
но борьба с баронами не позволила ему, как он намеревался,
прибыть к Людовику X, чтобы подтвердить свою верность.
А когда брату наследовал Филипп V, пришлось послать несколь-
ко напоминаний и ждать два с половиной года, чтобы в июне
1319 г. Эдуард прислал доверенных лиц для принесения ом-
мажа от его имени. А если через год он повторил эту церемо-
нию лично, то лишь потому, что легитимный сюзерен выста-
вил это требование как условие возвращения Понтье, занято-
го три года назад капетингскими агентами в возмещение урона,
по которому подали иск нормандские купцы на своих англий-
ских или аквитанских конкурентов. Такая же комедия была ра-
зыграна и при вступлении на престол Карла IV. Через полтора
года ожидания ко двору Плантагенета прибыло французское
посольство с требованием оммажа; Эдуард II уклонился — сна-
чала под предлогом, что напоминание следовало направить
ему в аквитанский фьеф, а не в Лондон, где его сюзерену
делать нечего, а потом ссылаясь на внутренние трудности, на
истинную или вымышленную болезнь — лишь бы отсрочить
принесение оммажа, которое так и не состоялось к тому вре-
мени, когда дело дошло до разрыва.
Ведь постоянно тлеющий конфликт иногда вырождался в
открытую войну. Ее начинал не оскорбленный вассал, хотя
он мог бы, сославшись на притеснения, бросить вызов сюзе-
рену, и это выглядело бы вполне оправданным. Ее инициати-
ва исходила от короля Франции, добивавшегося от своего суда
заявления о непокорности герцога Аквитанского и вынесе-
ния против последнего в правильной и надлежащей форме
приговора о конфискации, который королевские войска и от-
правлялись приводить в исполнение. Недобросовестность
Филиппа Красивого в первом из этих конфликтов броса-
лась в глаза. В Байонне повздорили французы и гасконцы;
в отместку байоннские моряки напали на Ла-Рошель. Фран-
цузский король сразу же потребовал от наместника Планта-
генета в Бордо выдать ему виновных, «чтобы они были нака-
заны, как повелевает разум и требует закон». Поскольку сю-
зерен счел, что этот приказ был выполнен недостаточно быстро
и недостаточно полно, сенешалю Перигора было поручено
занять весь фьеф; но ему это не позволили, применив воору-
Противники
63
женную силу. Тогда Филипп вызвал Эдуарда I на свой суд.
Напрасно за того по его просьбе ходатайствовали друзья;
напрасно он предложил в залог своей доброй воли основные
крепости аквитанской границы. Филипп крепости принял и
возобновил войну, вести которую ему стало легче. Что им
двигало? Точно не известно. Если он хотел не допустить ан-
гло-фламандского союза против себя, который уже втихомолку
формировался, то его грубая интервенция лишь ускорила за-
ключение этого союза. Если он хотел принудить аквитанского
вассала к повиновению, хватило бы и одной угрозы. Он так
основательно ввязался в войну, как будто хотел изгнать План-
тагенетов из их французских фьефов; но дальнейшее его
поведение показывает, что ни к чему подобному он не стре-
мился. Через тридцать лет его сын Карл IV выкажет такую
же грубость после инцидента в Сен-Сардо в ноябре 1323 г.
В отместку за разрушение французской крепости войска ко-
роля напали на английский замок Монпеза; их разбили и
потребовали выкупа за пленных. Напрасно Эдуард II отмеже-
вывался от своих гасконских подданных, считая их рвение
чрезмерным, предлагая переговоры, обещая возместить убыт-
ки. Не желая внимать разумным доводам, Карл IV в июле
1324 г. конфисковал фьеф своего зятя.
Дважды завоевать его оказалось легко. Карлу Валуа хва-
тило трех летних кампаний 1294, 1295 и 1296 гг., чтобы за-
нять всю территорию Аквитании. В 1324 г. приведение при-
говора в исполнение снова было поручено постаревшему
Карлу Валуа; падение крепости Ла-Реоль принудило почти
все герцогство изъявить покорность, англо-гасконцы еще дер-
жались только в Бордо, Байонне, Сен-Севере и нескольких
менее значительных замках. Однако оба раза, почти при-
близившись к цели, король Франции выпускал добычу из рук.
В 1297 г., несомненно обеспокоенный фламандским восстани-
ем, Филипп Красивый согласился на папское посредничество;
решение Бонифация VIII как третейского судьи, принятое
королем без спора и утвержденное договором в Монтрёе в
июне 1299 г., предусматривало возврат Эдуарду I его фьефов.
Разве подписал бы король такой мир, если бы он действи-
тельно хотел аннексировать земли и включить их в домен?
64
Эдуард Перруа. Столетняя война
Точно так же повел себя и Карл IV в мае 1325 г., снова
согласившись вернуть фьефы по просьбе папы Иоанна XXII
и королевы Англии, сестры французского короля.
Итак, в обоих случаях конфискация была только средством
нажима, грубым, но эффективным, позволявшим принудить
строптивого вассала к повиновению. Королю Франции дос-
таточно было того, что он, прибегая к силе, подтверждал свои
права на герцогство как сюзерен. Лишение вассала наслед-
ства в его планы не входило. Но эти конфликты порождали
опасность, которую ясно не предвидели ни Филипп Красивый,
ни Карл IV. У капетингских советников создалось обманчи-
вое впечатление, что конфискации — дело легкое и повто-
рять их можно до бесконечности, чтобы крепче сжимать Ги-
ень в своих объятиях. Но если реакция Эдуарда I была мед-
ленной и запоздалой, так это потому, что всю его энергию
поглощала война с Шотландией; пассивность его сына Эдуар-
да II легко объясняется анархией, в пучину которой погрузи-
ла королевство его безумная политика. Нельзя было рассчи-
тывать, что так будет всегда. В какой-то момент Плантагене-
ты, решив, что у французского короля нет иной цели, кроме
как лишить их фьефа, могли бросить все силы своего остро-
вного королевства на защиту Гиени, оказавшейся под угро-
зой. Тем более что теперь они могли рассчитывать на горя-
чую поддержку своих гасконских подданных. Не терпящие
никакой власти, те в свое время поощряли произвол капе-
тингских чиновников, лишь бы насолить агентам Эдуарда I,
которых ненавидели за мелочную требовательность. Но опыт
двух французских оккупаций показал им, что есть властитель
куда более деспотичный, чем далекий,король Англии. Гаскон-
ский партикуляризм в то время был и будет еще века полто-
ра непримиримо враждебен ко всему, что исходило из Пари-
жа; воинственная знать Гаскони, ее алчные авантюристы в
предстоящих битвах станут лучшими помощниками и самы-
ми надежными союзниками Плантагенетов в боевых дей-
ствиях на континенте.
Поглощение фьефа королевским доменом сняло бы акви-
танскую проблему. Но если французские короли не желали
и не осмеливались удалять эту проблему хирургическим пу-
Противники
65
тем, как они представляли себе возврат к нормальным и жиз-
неспособным связям между ними и их английским васса-
лом? Они видели два возможных решения и считали их доста-
точными, не видя их слабостей. Прежде всего укрепление
семейных связей — средство, неизменно употреблявшееся в
те времена для прекращения династических распрей. Бони-
фаций VIII как третейский судья в 1298 г. отстаивал идею
двух брачных союзов, которые еще до разрыва предлагал Эду-
ард I и на которые Филипп Красивый теперь спешно согла-
сился. Король Англии, овдовев после смерти Элеоноры Кас-
тильской, в 1299 г. женился на сестре французского короля,
которой приходился двоюродным дядей; в то же время его
старший сын был помолвлен с дочерью капетингского суве-
рена — Изабеллой, которая станет женой Эдуарда II в 1308 г.
Бессмысленно было бы упрекать инициаторов последнего
брака в том, что из-за них Эдуард III в будущем сможет
претендовать на французскую корону. У Филиппа было три
здоровых и красивых сына, и никто не мог предвидеть, что
они не оставят мужского потомства. Однако, сделавшись
шурином последних Капетингов, Эдуард II не стал ладить с
ними лучше, как показал случай Сен-Сардо. Проблема в це-
лом заключалась в том, что для короля Англии было невыно-
симо оставаться вассалом французского короля и терпеть
все унижения, какие предполагала эта зависимость, после того
как капетингская политика ужесточила вассальный долг и
обязанности. Эту трудность он мог бы преодолеть, сделав
Аквитанию фьефом одного из сыновей, который, будучи не столь
могущественным, легче переносил бы положение вассала. Но
Эдуард I, уже управлявший Аквитанией при жизни отца, все-
таки не рискнул отдать ее сыну, которому не доверял. Эдуард II
в 1325 г. по предложению королевы Изабеллы, лица заинте-
ресованного, согласился отказаться от этого фьефа в пользу
наследника. Карл IV с удовольствием одобрил эту передачу
при условии выплаты рельефа1 в 60 000 ливров и 10 сентяб-
1 Рельеф — денежная сумма, которую вассал передавал сеньору
при вступлении в наследство над ленным владением. Обычно рав-
нялась годовому доходу с лена (прим. ред.).
3 Зак 3581
66
Эдуард Перруа. Столетняя война
ря дал юному принцу инвеституру на Аквитанию и Понтье.
Это было бы окончательным решением проблемы, если бы
речь шла о младшем сыне, который мог основать в Бордо
герцогскую династию, независимую от английской короны.
Однако герцогом стал наследник престола, и это значило лишь
одно — проблема снята временно. Фактически такое поло-
жение продлится всего несколько месяцев.
Когда в начале 1326 г. Эдуард II, чтобы наказать невер-
ную и беглую жену, приказал конфисковать ее английские
владения и объявил ее повинной в измене, ту же немилость
он распространил и на юного принца, которого Изабелла дер-
жала при себе; королевские чиновники взяли управление
Аквитанией в свои руки, пока новоиспеченный герцог не по-
корится. Карл IV, уже начавший выводить войска из Гиени,
велел снова оккупировать ее. Через год Эдуард III стал коро-
лем. 31 марта 1327 г. он заключил со своим французским
дядей «окончательный мир». В соответствии с ним капетинг-
ский суверен возвращал герцогство и амнистировал всех гас-
конских «мятежников», кроме восьми баронов, которые следова-
ло изгнать, а их замки снести. Взамен вассал обязывался выпла-
тить, кроме рельефа в 60 000 ливров, обещанного в 1325 г.,
репарации в 50 000 ливров. Но вывод войск был отложен до
выплаты этих денег. Капетинги, уже с давних пор вновь ут-
вердившиеся в Лимузене, в Перигоре, в Керси, удерживали
в своих руках Ажене, а также Базаде за Гаронной. Сфера
английского владычества сократилась до участка морского
побережья между устьем Шаранты и Пиренеями и не захо-
дила далеко в глубь континента. Так обстояли дела, когда в
свою очередь умер Карл IV. Поскольку, несмотря на офици-
альное заключение мира, французская оккупация продолжа-
лась, французские чиновники преследовали амнистированных
мятежников, а примиренный, но не восстановленный в пра-
вах вассал испытывал тысячу унижений — все это питало
дух ненависти, который мог и должен был породить войну.
IV
НАСЛЕДОВАНИЕ
ФРАНЦУЗСКОГО ТРОНА
Много раз, почти во всех учебниках, говорилось: Столет-
няя война была развязана потому, что с вступлением на пре-
стол династии.Валуа Эдуард III в силу прав, полученных от
матери, стал претендовать на корону Франции. В результате
продолжительный конфликт, столкнувший две монархии, как
в основе, так и в развитии приобретает черты по сути дина-
стической распри. Это самое ложное представление, какое
только возможно. Повторюсь еще раз: эту ошибку давно рас-
крыли лучшие историки, занимавшиеся изучением этой ка-
верзной проблемы. На сегодняшний день с лихвой хватает
доказательств, что главную причину конфликта следует ис-
кать в остром вопросе Гиени, который мы только что под-
робно рассмотрели. Именно потому, что Филиппу Валуа не
лучше, чем его предшественникам, удалось успокоить тревогу
и озлобление своего аквитанского вассала, дело и дошло до
разрыва; именно произведя конфискацию Гиени, третью мень-
ше чем за сорок лет, в мае 1337 г., французский король и дал
повод к войне. Будучи по происхождению феодальным конф-
ликтом, Столетняя война останется им почти до конца XIV в.,
то есть до восхождения Ланкастеров на английский трон.
Династический вопрос, возникающий в это же время, долго
будет оставаться на втором плане. Ведь именно в ответ на
конфискацию своего фьефа оскорбленный вассал додумается
выдвинуть претензию на корону Франции, тем самым пока-
зывая, что право на его стороне. Но он легко оставит эти
династические амбиции, как только Валуа, побежденные на
поле боя, дадут ему территориальные компенсации и гаран-
тии суверенитета в Аквитании, которые сделают Плантаге-
68
Эдуард Перруа. Столетняя война
нета равным королю Франции, а не вассалом последнего.
Тем не менее, пусть косвенно, династический вопрос обо-
стрял и осложнял конфликт. Это он в конечном счете, с
приходом Генриха V Ланкастера, станет важнее феодально-
го вопроса — наследия отдаленного и теперь отжившего про-
шлого. Поэтому важно знать, в какой форме была поставлена
и разрешена в первой трети XIV в. проблема наследования
французского трона.
Когда 5 июня 1316 г. после короткого полуторагодового
царствования преждевременно умер старший сын Филиппа
Красивого, Людовик X, никакое наследственное право не по-
зволяло однозначно указать того, кому достанется корона
Франции. В том, что она должна передаваться по наследству,
ни у кого сомнений не было. За два века первым Капетингам
удалось утвердить ее наследование таким способом: король
при жизни заставлял избрать соправителем и короновать
старшего сына, который впоследствии и наследовал трон, уже
не обращаясь к баронам. Благодаря этому приему принцип
наследования так прочно вошел в обычай — а обычай для
людей средневековья был высшим законом, — что Филипп
Август в начале XIII в. не счел полезным, пока жив, привле-
кать к управлению наследника, которому, впрочем, не дове-
рял. Людовик VIII, а после него Людовик Святой, потом Фи-
липп III, потом Филипп Красивый и, наконец, Людовик X —
каждый принимал власть после смерти предыдущего сувере-
на, и ни разу это их право никто не оспаривал; особенно
примечателен случай, когда после смерти Людовика VIII на-
следником остался маленький мальчик. Но по уникальному
в истории счастливому стечению обстоятельств каждый
король в долгой цепочке, от Гуго Капета на исходе X в. до
Филиппа Красивого на заре XIV в., всегда, в каждом поколе-
нии, оставлял одного или нескольких сыновей, способных ему
наследовать. Мужское наследование стало фактом; в зако-
нах о нем ничего не говорилось, еще не было прецедента,
который бы позволил четко сформулировать правило. Сами
короли постоянно уклонялись от этого по сути очень просто-
го дела — определить указом, кому в будущем достанется их
наследие.
Противники
69
Если бы представилась возможность, очень похоже, что
все бы боролись как раз за право наследования по женской
линии — за неимением наследника мужского пола. Знамени-
тый салический закон *, в котором легисты Валуа, и то очень
поздно — только при Карле V, откопают давно забытые ста-
тьи для подкрепления юридических позиций своих хозяев, был
не более чем музейным экспонатом, давно утратившим силу,
и насчет этого никто не заблуждался. Зато в обычаях всех
провинций Французского королевства закон о женском на-
следовании в отсутствие прямого наследника мужского пола
утвердился настолько, что пришлось измыслить множество
изощренных приемов, чтобы владелицы фьефов, попавших в
женские руки, предоставляли сеньору воинов для несения
службы, которой требовало феодальное право. А юриди-
ческая мысль времен феодализма не делала различий между
законами частного и государственного права. Для большин-
ства подданных и для самих суверенов государство было та-
ким же наследием, как всякое другое, к которому относились
те же законы и те же обычаи. Настояв на обратном, юристы
короны, глубоко усвоившие римское право, введут в обычай
новшество, к великому возмущению современников. С дру-
гой стороны, делая это, они поставят авторитетную француз-
скую монархию выше всех прочих королевств, вознесут ее
над коронами своего времени. Поскольку французская коро-
на, по их мнению, — слишком выдающееся достояние и дает
слишком значительную власть, чтобы принадлежать обыч-
ной женщине, эта корона ставится на один уровень с короной
императора и папской тиарой, которые также могли доста-
ваться лишь мужчинам, хотя императора и папу избирали. Во
всех остальных местах короны, став наследственными, подчи-
нялись тем же законам наследования, что и частные владе-
ния, то есть могли передаваться женщинам, — как в Англии
и в Шотландии, так и в Португалии, в Наварре, в Кастилии
1 Салический закон — закон, отрицавший право женщин насле-
довать фьеф. Был создан юристами XIV в. на основе главы № 62
(«Об аллодах») Салической правды — свода франкских законов,
записанных в конце V — начале VI вв. (прим. ред.).
70
Эдуард Перруа. Столетняя война
или в Арагоне, на Сицилии, равно как в Польше и Венгрии.
Чтобы во Франции приняли иной закон, мало было заявить о
таком превосходстве этого королевства над всеми остальны-
ми, пока его признавал лишь узкий круг оплачиваемых леги-
стов; нужно было и особое стечение обстоятельств, которое
нам предстоит рассмотреть.
Из долгого ряда капетингских королей Людовик X пер-
вым не оставил сыновей. От первой жены, Маргариты Бур-
гундской, трагически исчезнувшей из мира после безобразно-
го скандала в 1314 г.1, который затронул всех трех невесток
Филиппа Красивого, у него была дочь Жанна, в 1316 г. еще
несовершеннолетняя; однако коль скоро мать ее обвинили в
беспутстве, ее легитимность могла быть оспорена. Вторая его
жена, Клеменция Венгерская, была беременной, когда овдовела
раньше времени. Если она родит сына, младенец станет коро-
лем — в этом никто не сомневался. Если это будет дочь,
невозможно предвидеть, какое мнение в конечном счете одер-
жит верх. В ожидании родов было решено установить регент-
ство, на которое могли претендовать либо Карл Валуа, дядя
последнего короля по отцу и старший из принцев крови, либо
герцог Эд IV Бургундский, дядя Людовика по матери и офици-
альный опекун юной Жанны Французской. Но оба этих кан-
дидата пропустили вперед второго сына Филиппа Красивого,
брата покойного короля — Филиппа, графа Пуатевинского,
единственного из последних Капетингов, кто как будто обла-
дал энергичным характером и чертами выдающейся личнос-
ти; он захватил пост регента обоих королевств, Франции и
Наварры, наследие его покойного брата от отца и матери, ку-
пил у нуждающегося Карла Валуа согласие снять кандидату-
ру за обещание денежной компенсации и, наконец, успокоил
тревоги Эда Бургундского, подписав с ним соглашение, га-
рантировавшее до еще далекого совершеннолетия права его
подопечной на то и другое наследство. Став фактически пол-
1 Маргарита Бургундская и Бланка, супруга младшего сына Фи-
липпа IV, тайно изменяли своим мужьям с придворными. В 1314 г.
об их связи стало известно и принцессы были осуждены на пожиз-
ненное тюремное заключение (прим. ред.).
Противники
71
невластным правителем, граф Пуатевинский уже более чем
наполовину выиграл партию. Пять месяцев регентства, кото-
рого никто не оспаривал, закончились 13 ноября 1316 г. рода-
ми королевы, которая произвела на свет сына. Ребенок стал
бы королем — и действительно многие генеалогии внесли
его для порядка в список суверенов Франции под именем
Иоанна I Посмертного — если бы не умер пяти дней от роду.
Это неожиданное событие привело сторонников Жанны в
замешательство. Тем не менее многие считали, что девочка
в конечном счете должна наследовать отцу. Но они не были
готовы с оружием в руках преградить дорогу властолюбиво-
му регенту. Так, когда Филипп потребовал корону, в рядах
баронов обнаружились несогласные — крупнейшие из фео-
далов выражали возмущение, что с королевством собирают-
ся поступить наперекор обычаям, которые были законами для
их фьефов. С помощью темных сделок, подробности которых
нам неизвестны, регенту удалось поочередно преодолеть все
препятствия; он заставил замолчать сначала Карла Валуа, а
главное — своего младшего брата Карла, графа Маршского,
выказавшего себя сколь рьяным, столь и шумным защитни-
ком прав племянницы. Наконец, 9 января 1317 г. Филипп V
организовал свою коронацию в Реймсе. Но большинство из
светских пэров — герцоги Бретонский, Гиенский, Бургунд-
ский и граф Фландрский — воздержались от появления на
традиционной церемонии, словно лишь скрепя сердце приня-
ли свершившийся факт. Рядом с новым королем увидели
лишь двух пэров Франции, позже всех ставших таковыми:
его дядю Карла Валуа и его тещу Маго д’Артуа.
Чтобы укрепить свою очевидно шаткую власть и свою
сомнительную легитимность, новый король потребовал ее
одобрения со стороны собрания нотаблей, созванного в Па-
риже на ближайшее Сретение (2 февраля). Прелаты и баро-
ны, к которым добавились буржуа крупнейших городов и
доктора Парижского университета, не могли, естественно, вы-
ступить против коронованного короля. Какие аргументы при-
водились, чтобы убедить их? Нам об этом не сообщили. Во
всяком случае, они заявили, дабы узаконить откровенную узур-
пацию графа Пуатевинского, что «женщина не наследует ко-
72
Эдуард Перруа. Столетняя война
ролевскую власть во Франции». Тем самым устанавлива-
лось правило, чтобы больше к этому вопросу не возвращать-
ся. Добавим, что, как откровенно неблагодарный дядя, Филипп
ожесточенно оспаривал у своей племянницы наследство, ко-
торое должно было ей достаться от ее бабки Жанны Шам-
панской, а именно королевство Наварру и графства Шампань
и Бри. Он, правда, признал за ней Наварру; но в ожидании ее
совершеннолетия — ей было только семь лет — забрал себе
и сохранил на все царствование титул короля Наваррского и
управление пиренейским королевством; что касается Шам-
пани, ее он придержал, обещая территориальные или денеж-
ные компенсации. У шампанской знати это вызвало «потря-
сение»: разъяренные откровенным грабежом, жертвой кото-
рого сделалась их законная графиня, они попытались — но
тщетно — сбросить иго узурпатора. Заметим, что вся эта борьба
велась только между Жанной и ее дядей Филиппом; ни разу
в нее не вмешались другие возможные претенденты, чьи пра-
ва в данном случае были бы очень слабыми. Конечно, Коро-
левский совет Англии собрался было предъявить возможные
права королевы Изабеллы, сестры Людовика X и Филиппа V;
но дальше он не пошел, и Эдуард II признал нового короля,
извинившись, что не может присутствовать на его коронации.
Ситуация 1316-1317 гг. создала такой прецедент в этих
делах, что, когда после пяти лет царствования Филипп V Длин-
ный в свою очередь 2 января 1322 г. умер, оставив только
четырех дочерей от своей жены Жанны, дочери графа Бур-
гундского, его младший брат Карл Маршский, тот самый, что
некогда яростнее всех протестовал против лишения дочери
Людовика X наследства, грубо отстранил всех своих племян-
ниц и стал королем Карлом IV Красивым. Похоже, на этот
раз никто не протестовал.
Но, равно как и двум предыдущим, царствованию Карла IV
не было суждено долгое и блистательное будущее. 1 февраля
1328 г. в возрасте тридцати трех лет умер и последний Ка-
петинг. Он был женат трижды: сначала на Бланке Бургунд-
ской, с которой развелся, заточив ее в монастырь, после скан-
дала, о котором мы уже упоминали; потом на Марии Люк-
сембургской, оставившей ему малолетнюю дочь, и наконец на
Противники
73
своей двоюродной сестре Жанне д’Эврё, которая также была
беременна в момент, когда преждевременная смерть короля
сделала ее вдовой. Через одиннадцать с половиной лет вновь
возникла ситуация, идентичная той, что позволила Филиппу V
стать регентом, а потом и королем. На этот раз как будто на
регентство могли претендовать три кандидата. Прежде всего
молодой Филипп д’Эврё, в пользу которого говорили три об-
стоятельства: он был двоюродным братом трех последних
королей и сыном Людовика д’Эврё, младшего и единокровно-
го брата Филиппа Красивого; потом он был женат на Жанне
Французской, дочери Людовика X, которую уже одиннадцать
лет не подпускали к трону; и наконец, он был шурином по-
следнего короля и, следовательно, естественным советчиком
своей сестры Жанны и официальным опекуном ребенка, ко-
торого она вынашивала. Но из-за юного возраста, политиче-
ской неопытности и бесцветного, как у отца, характера он не
сумел ни настоять на своих правах, ни провести свою канди-
датуру. Далее можно было думать об английском короле
Эдуарде III, ближайшем кровном родственнике последних
суверенов — сыне их сестры Изабеллы. Но он был далеко и
не мог вовремя предъявить своих прав; он также был молод;
можно ли было всерьез думать о том, чтобы доверить регент-
ство над великим Французским королевством юнцу сем-
надцати лет, который на своем английском острове беспре-
кословно сносил мелочную и унизительную опеку своей ма-
тери, отвратительной «мегеры» с этого берега Ла-Манша?
Наконец оставался Филипп Валуа. Его права как двоюродно-
го брата покойных суверенов имели первенство над правами
Филиппа д’Эврё; на него падал отблеск престижа отца —
Карла Валуа, о котором скажут, что он был «сыном короля,
братом короля, дядей трех королей и отцом короля, но никог-
да королем», и который до самой, довольно ранней, смерти в
декабре 1325 г. оказывал весомое влияние на политику пле-
мянников. Конечно, этот кандидат хотя и был человеком бы-
валым — ему было почти тридцать пять лет, — но еще не
показал, на что способен. Сначала он стал графом Мена —
этот апанаж достался ему в наследство от матери, а потом,
после 1326 г. — графом Анжуйским и Валуа; его знали как
74
Эдуард Перруа. Столетняя война
авантюриста, вроде его отца, и любителя дальних походов.
Однако единственная его экспедиция — в Италию, куда он
направился на помощь ломбардским городам, восставшим про-
тив Висконти, — имела не очень славный исход: рыцарствен-
ный принц просто-напросто пошел на то, чтобы купить ус-
пешное, но позорное отступление. Впрочем, сурово к нему не
отнеслись: ведь собрание баронов, куда на сей раз не пригла-
сили ни представителей городов, ни докторов университета,
доверило сыну Карла Валуа регентство над королевством
Францией, а сверх того и над королевством Наваррой, на ко-
торую он не имел никаких прав.
Через два месяца, 1 апреля 1328 г., королева Жанна д’Эврё
разродилась дочерью. Даже речи не было о том, чтобы оста-
вить корону этому младенцу, потому что в аналогичных об-
стоятельствах уже последовательно отстранили сначала дочь
Людовика X, а потом дочерей Филиппа V. Но из бывших
кандидатов в регенты двое теперь могли претендовать на
трон с видимостью полного права и бороться за власть в
королевстве как мужчины — наследники Капетингов. Как
племянник последних королей и их родственник в третьем
колене Эдуард III Английский был ближе к ним, чем граф
Валуа, всего только двоюродный брат, а значит, родственник в
четвертом колене. В пользу Филиппа можно было привести
довод, что он был родственником полностью по мужской ли-
нии, а в линии Плантагенета была одна женщина — его мать
Изабелла Французская. Будучи отстранена от наследования
одновременно с племянницами по причине своего пола, могла
ли королева Англии льстить себя надеждой передать сыну
права, которыми не смогла воспользоваться сама? Юристы
французской короны будут это отрицать, и в этом будет ло-
гика; английские юристы, менее последовательные, будут это
утверждать, но эта правовая проблема, возникая вновь и вновь,
так и не сможет найти разрешения ни в пользу одних, ни в
пользу других, пока будут опираться на прецеденты.
Хотелось бы знать подробности дискуссий, несомненно,
очень кратких, на собрании баронов, которое на следующий
день после родов Жанны д’Эврё регент созвал в Венсенн-
ском замке. Вероятно, в том, что все выступили за графа Ва-
Противники
75
луа, определяющую роль сыграли не столько юридические
аргументы, выдвинутые защитниками обоих вариантов, сколь-
ко оппортунистические соображения. Филипп уже скоро два
месяца, к общему удовлетворению, обладал реальной влас-
тью; в качестве регента он лично председательствовал на
заседаниях этого большого расширенного совета» который
должен был назначить суверена; можно ли было без риска
отвести его кандидатуру, отдав предпочтение отсутствующе-
му человеку? В отличие от него, Эдуард III был не то чтобы
иностранцем, как слишком часто говорят, — разве можно было
назвать в современном смысле слова «иностранцем» принца,
который был французом по языку и воспитанию, сыном фран-
цузской принцессы, пэром Франции, герцогом Гиенским и
графом Понтье, супругом дочери графа Эно, в свою очередь
приходившейся племянницей Филиппу Валуа? — но Планта-
генетом, то есть королем Англии и непокорным вассалом,
находящимся в постоянном конфликте с сюзереном, васса-
лом, чьи слишком частые «мятежи» за последние тридцать
лет дважды вынуждали сюзерена конфисковать аквитанский
фьеф, что вызвало два вооруженных конфликта. Последняя
из этих войн, недавно угасшая, еще была жива у всех в памя-
ти. В 1325 г. этого подростка, которого таскала за собой мать,
видели при французском дворе; особое отвращение вызыва-
ли манеры этой злой и бесстыдной женщины, ее склонность
к злословию, откровенность ее связи с Мортимером; здесь
помнили, что Карл IV изгнал ее от двора. Поскольку она все
еще была известна как всесильная правительница Англии,
французские бароны опасались: если они выскажутся за
ее сына, не поселит ли он на неопределенное время в Па-
риже эту высокомерную принцессу вместе с ее иностран-
ной кликой?
Как и собрание в феврале 1317 г., апрельское собрание
1328 г. скорее создало закон, чем нашло подходящий. Но
если в 1317 г. в грубом отстранении дочери Людовика X
многие увидели несправедливость, противную обычаю, то вер-
дикт 1328 г., оказавший предпочтение графу Валуа перед слиш-
ком юным и слишком далеким королем Англии, был принят
в Французском королевстве беспрекословно. Это было ло-
76
Эдуард Перруа. Столетняя война
гическим следствием двух прецедентов, созданных Филип-
пом V и Карлом IV. На престол возводили принца не то
чтобы очень популярного, но по крайней мере известного
при дворе и пользовавшегося симпатиями знати. Позже фла-
мандцы, воспылав непримиримой ненавистью к Филиппу VI
за то, что он будет их сурово карать, дадут ему прозвище
«король-подкидыш». Однако эту презрительную кличку, слиш-
ком часто повторяемую современными историками, весной
1328 г. еще рано относить к единодушно избранному преем-
нику последнего Капетинга. Новое царствование начиналось
при самых счастливых предзнаменованиях, объединив значи-
тельные силы королевства с ресурсами апанажей Анжу и
Валуа. Внутри страны не возникло никакого противодействия;
можно было не опасаться никакой серьезной угрозы и извне,
поскольку разочарованию молодого Эдуарда III как обойден-
ного претендента не давали свободно выплеснуться внутрен-
ние проблемы Англии. Смена династии произошла без заг-
воздок; на коронацию Филиппа съехались все вассалы, чтобы
принести оммаж. Теперь, не беспокоясь за будущее, он мог
силой ликвидировать права дочерей последних королей к
выгоде для себя, а потом отправиться на войну с фламандски-
ми коммунами. Конфликт обеих династий, который, как бы
там ни было, предварялся восшествием Валуа на престол, еще
не казался близким.
II
НАЧАЛО БОРЬБЫ
(1328-1340 гг.)
Вероятность разрыва, пока еще небольшая, тем не менее
сохранялась. Породит ли восшествие Филиппа VI на фран-
цузский трон династический конфликт Плантагенетов и Ва-
луа, который, наложившись на болезненную феодальную про-
блему Аквитании, может спровоцировать войну между обе-
ими великими монархиями христианского Запада, еще не
полностью оправившимися после недавней распри? Сознавая
серьезность этой проблемы, советники Филиппа сформулиро-
вали ее во всей грубой простоте: если Эдуард, герцог Гиен-
ский и граф Понтье, согласится принести оммаж их повели-
телю за свои континентальные фьефы, значит, он признает
легитимность новой династии и не будет претендовать на
французский трон. Принудить Плантагенета к оммажу —
такую цель поставили они перед собой, предполагая при на-
добности прибегнуть и к политике устрашения, память о не-
давнем применении которой еще была свежа. Когда в 1331 г.
они добились этой цели, казалось, новому королю Франции
больше незачем опасаться слишком слабого по сравнению с
ним соперника.
I
ОММАЖ ЭДУАРДА III
Понятно, что весть об избрании Филиппа баронами и пэ-
рами Франции не вызвала радости при лондонском дворе.
Для надменной Изабеллы и ее любовника Мортимера Фи-
липп был, как его позже прозовут фламандцы, «королем-под-
кидышем», узурпатором престола, по праву причитавшегося
юному Эдуарду III. Совет в столице Плантагенетов отказал-
ся признать свершившийся факт и решил заявить о правах
своего государя. Но последнему недоставало сил, чтобы с
легким сердцем идти на вооруженный конфликт. Поэтому
он был вынужден избрать выжидательную политику, которая
позволила «узурпатору» беспрепятственно утвердиться. Лон-
дон рассчитывал, что смена династии вызовет во Франции
несогласие и волнения. Надо было их дождаться, а тогда уж
попробовать воспользоваться ими. Английские чиновники в
Гиени получили приказ следить за эволюцией общественно-
го мнения, по возможности возбуждать его против нового
короля и быть готовыми вмешаться в случае малейших про-
явлений недовольства. Но ничего так и не произошло. Более
чем за два месяца пребывания у власти Филипп не обнару-
жил никого, кто усомнился бы в его правах на престол. Он
мог совершенно безнаказанно принести в жертву удовлет-
воренному общественному мнению несколько особо ненави-
стных финансовых чиновников — такие процессы стали как
бы обязательным атрибутом начала каждого нового царство-
вания — и созвать всех вассалов на свое помазание. Эта
церемония, состоявшаяся 29 мая 1328 г. в Реймсе, показала
всю спокойную мощь его власти. Принести ему оммаж при-
были все владельцы фьефов, больших и малых. Отстранен-
ные от наследования короны дочери последних Капетингов
80
Эдуард Перруа. Столетняя война
получили только скудные компенсации. Самой опасной была
Жанна, дочь Людовика X и жена его кузена Филиппа д’Эврё,
после смерти отца выдвинувшая претензии на Наварру и
Шампань — наследство жены Филиппа Красивого, земли, где
возможность наследования по женской линии установилась
прочно. Первым оттеснил свою племянницу от престола Фи-
липп V в соответствии с соглашением, которое в 1318 г.
заключил с опекуном юной принцессы, герцогом Эдом IV
Бургундским; он удерживал все наследство в обмен на обеща-
ние 15 000 ливров ренты с графств Ангулем, Мортен и Ку-
танс и выплату 50 000 ливров наличными. Карл IV, вопреки
оговоренному в этом соглашении, поступил так же; намного
позже, в последние месяцы царствования, он пообещал допол-
нительную компенсацию в 20 000 ливров. Филипп VI, хотя не
имел на это наследство никаких прав, основную его часть при-
своил. Сразу после своего помазания он оставил Жанне и ее
мужу королевство Наварру, где более чем на век утвердится
эта младшая ветвь королевского дома Франции, но взял себе
Шампань и Бри взамен за уступку графств Ангулем и Мор-
тен, хоть и обладавших меньшей ценностью. Дочери Филиппа V
могли рассчитывать на то, что со смертью матери получат граф-
ство Бургундское. Наследница Карла IV, как и вдова последнего,
юная Жанна д’Эврё — которой предстояло в статусе вдовы
прожить еще почти полвека, — получили иллюзорные компен-
сации, еще менее существенные. Никто не выразил протеста
против этих сделок, выгодных для французской короны.
Более того, начало царствования было отмечено громким
военным успехом. Несколько лет назад крупный фьеф Флан-
дрия, к которому последние Капетинги были столь суровы в
своей политике, снова забурлил. Конечно, верность графа на
сей раз была вне подозрений. Ги де Дампьерр и Роберт Бе-
тюнский уже почувствовали на собственной шкуре, что зна-
чит бунтовать против слишком сильного сюзерена1. Но фла-
*Ги де Дампьерр — граф Фландрии в 1280-1305 гг. Заключил
в 1292 г. союз с Англией, направленный против французской коро-
ны. В ходе затянувшейся войны с королем Филиппом IV граф Ги
неоднократно попадал в плен к французам и умер в заключении,
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
81
мандское население, особенно во фламандскоязычных и про-
мышленных провинциях Севера и Запада, разозленное тяже-
лыми военными налогами, которые оно было обязано платить
королю, а также ощущавшее угрозу процветанию своих реме-
сел, вновь поднялось сразу и против монаршей власти, и про-
тив графа, союзника короля. Принявшее опасные масштабы
восстание в сельских местностях, начавшееся в 1322 г., было,
несомненно, вызвано раздражением мелких суконных цент-
ров против драконовской регламентации, которой их связы-
вали крупные города. Скоро к движению примкнули и город-
ские ремесленники, весьма косо смотревшие на новое усиле-
ние патрициев. Филипп по призыву своего вассала* 1 решил
пойти покарать бунтовщиков и заодно отомстить за обиду,
которую в 1302 г. нанесли французам отряды коммун, раз-
громившие французское рыцарство при Куртре. Последнему
из «остов» Фландрии предстояло прославиться больше всех
и достойно увенчать политику, неуклонно проводившуюся
более тридцати лет. В июле 1328 г. на поле битвы под Кассе-
лем, битвы, ставшей достойным ответом на ту, в которой по-
терпели поражение «золотые шпоры», натиск вассалов Фи-
липпа VI сломил сопротивление фламандских ремесленни-
ков, и тех сурово принудили подчиниться.
Что мог сделать слабый Эдуард III против короля, дебю-
тировавшего под столь счастливой звездой? Сразу же после
помазания в Реймсе в Париж прибыли два английских епис-
копа, чтобы заявить советникам суверена Валуа о правах сво-
его повелителя на французскую корону и выразить протест
против узурпации, совершенной Филиппом. Протест «дипло-
а Фландрия неоднократно оккупировалась королевскими войсками;
Роберт Бетюнский — сын Ги де Дампьерра, граф Фландрии в 1305-
1322 гг., боролся с французской короной, но проиграл и был вынуж-
ден по договору 1320 г. уступить в королевский домен часть своего
графства (прим. ред.).
1 Людовика I Неверского, внука Роберта Бетюнского, графа Флан-
дрии в 1322-1346 гг. Верный сторонник французских королей, он
пытался бороться с восставшими жителями приморской Фландрии
и горожанами Брюгге, попал к ним в плен в 1325 г. После этого
призвал Филиппа IV на помощь (прим. ред.).
82
Эдуард Перруа. Столетняя война
матическими средствами», как мы бы сказали сейчас. И мы
знаем, чего он стоит, когда не опирается на силу. Его никто не
принимает всерьез. Но, вернувшись из фландрского похода,
Филипп почувствовал, что у него хватает сил, чтобы в свою
очередь начать действовать. Из всех вассалов один герцог
Гиенский до сих пор не спешил приносить ему оммажа. Нужно
было его к этому принудить. Пьер Роже, аббат Фекана (поз-
же ставший папой под именем Климента VI), был послан в
Лондон с миссией строго предупредить строптивого вассала.
В лице английского короля он встретил противника, попав-
шего в затруднительное положение, — слишком слабого, что-
бы дать решительный отказ, рискуя нарваться на войну, и в
то же время мало склонного уступать ультиматуму: это было
бы равносильно безнадежному отказу от прав, которых он не
может защитить с оружием в руках. Изабелла, столь же
мало стесненная в речах, как и в поведении, якобы дерзко
ответила послу, что ее сын никогда не принесет оммажа Ва-
луа, потому что Эдуард — сын короля, а Филипп — всего
лишь сын графа. Другие советники Плантагенета предпочи-
тали давать ответы более неопределенные и уклончивые. Тогда
Филипп VI решил принять энергичные меры. Верный тради-
ции последних Капетингов, он через новое посольство пере-
дал королю Англии, что если тот пренебрежет принесением
вассальной присяги и не ответит на второй вызов, он будет
наказан за неявку «при помощи силы и закона». Угроза кон-
фискации фьефа была ясной и отчетливой. Эдуард уступил.
14 апреля 1329 г. он написал французскому королю:
«Мой светлейший государь и сеньор, каковому я желаю
всех успехов и всех благ: должен довести до сведения Ваше-
го Величества, что издавна имел желание нанести Вам визит
во Францию, дабы исполнить свой долг как подобает; но вслед-
ствие препон и затруднений, каковые осаждают меня в моем
королевстве, о чем Вам должно быть ведомо, я до сего дня не
мог исполнить оный замысел, давно задуманный. Как только
явится такая возможность, с Божьей помощью я прибуду лич-
но принести Вам оммаж, коим обязан».
Оставалось лишь выполнить это обещание. Меньше чем
через два месяца, в начале июня, на хорах Амьенского собора,
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
83
среди турниров и празднеств, куда собрался цвет француз-
ского рыцарства и несколько суверенов, состоялась церемо-
ния оммажа. Правда, формула присяги, на которой в конеч-
ном счете остановились советники обоих королей, была не-
сколько расплывчатой. Великий камергер Франции, обращаясь
к коронованному вассалу, спросил: «Сир, становитесь ли вы
человеком короля Франции за герцогство Гиень и все до него
принадлежащее, признавая, что держите оное от него как гер-
цог Гиенский и пэр Франции, сообразно тому, что вы и ваши
предки, короли Англии и герцоги Гиенские, делали за то же
герцогство для его предшественников, королей Франции?» Мо-
лодой английский король ответил «voire», что значит «да», и
вложил свои руки в руки Филиппа. Оммаж был принесен —
первая победа дипломатии Валуа.
Правда, остальные причины англо-французских распрей
остались нетронутыми; но, с точки зрения Франции, они боль-
ше не представляли серьезной опасности, будучи вновь низ-
ведены до уровня феодальной ссоры. Территориальные кон-
фликты: где проходят точные границы Аквитанского герцог-
ства, которые по недавнему договору 1327 г. было обещано
восстановить прощеному вассалу? Торговые конфликты: как
возмещать купцам обоих королевств убытки, понесенные из-
за карательных мер после начала войны в 1324 г.? Наконец,
финансовые конфликты: как рассчитывать и назначать репа-
рации, предусмотренные последними договорами? В Амьене
сюзерен и вассал обязались незамедлительно созвать сове-
щания экспертов, чтобы урегулировать эти больные вопросы
по всем спорным пунктам. Опять-таки верный капетингской
политике, наследие которой он принял, новый французский
король представлял себе мир между обоими королевствами
только как укрепление тесных семейных связей между дина-
стиями. Он предполагал, что после устранения материальных
проблем можно было бы заключить сразу два брака: один
соединит брата Эдуарда с дочерью Филиппа, а второй — стар-
шего сына последнего с сестрой короля Англии. Итак, полве-
ка спустя словно ничего не изменилось по сравнению с отно-
шениями Капетингов и Плантагенетов: оммаж, принесенный
без энтузиазма и по двусмысленной формуле; бесконечные
84
Эдуард Перруа. Столетняя война
распри по поводу границ герцогства, а сверху нависает посто-
янная угроза конфискации; брачные соглашения ради укреп-
ления семейных связей между двумя царствующими фамили-
ями — все было в наличии.
На переговорах, которые вскоре начались, по сравнению с
предшествующими годами прогресса почти не было. Англи-
чане требовали возвращения аквитанских замков и террито-
рий, незаконно занятых французскими гарнизонами, и полной
амнистии для гасконской знати, сохранившей в последнем
конфликте верность своему герцогу. Люди французского ко-
роля в свою очередь добивались выплаты 50 000 ливров
компенсации, обещанной Эдуардом III в 1327 г., и рельефа в
60 000 марок, которого требовали еще в 1325 г., а также сно-
са замков тех изгнанников, которых Карл IV не простил. Тем
не менее 8 мая 1330 г. соглашение в Венсеннском замке,
ратифицированное обеими сторонами, предусмотрело созда-
ние смешанных комиссий по расследованию, которые по всем
спорным пунктам изучат тексты, опросят свидетелей и при-
мут окончательное решение. Все это еще оставалось в рам-
ках традиции.
Ситуация изменилась, когда новая инициатива француз-
ских юристов привела к внезапному повышению напряжен-
ности. Они вдруг заметили, что в принятом год назад омма-
же формулировка недостаточно четкая. Но она была повто-
рением, или почти повторением, причем даже дословным, текста
присяги, которую приносили Генрих III в 1259 г., Эдуард I в
1274 г., Эдуард II в 1304, в 1308, в 1320 гг. и его сын в 1325 г.
Английские короли пользовались ее двусмысленностью, что-
бы иметь право считать, что связаны с сюзереном аквитан-
ского фьефа только «простым» оммажем, обязательством до-
вольно расплывчатого типа, не включающим никаких четких
обязательств со стороны вассала. А другие крупные васса-
лы короны, особенно пэры Франции, напротив, были обязаны
«тесным» оммажем, когда «верный» обязывался защищать
своего сеньора «прежде всякого другого человека» и «от всех
живущих и умирающих людей», а сверх того считал необхо-
димым служить в осте за свой счет. Мало того, что это, види-
мо, вызвало предварительные дискуссии — 28 июля 1330 г.
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
85
Плантагенет был вызван на суд короля, чтобы уточнить фор-
мулировки своего оммажа и признать, что он имеет характер
«тесного». Чего, собственно, хотели добиться советники Фи-
липпа VI, выдвинув это неуместное требование? Может быть,
выиграв первый тур в трудной борьбе на амьенской церемо-
нии и почувствовав, что молодой герцог Гиенский не в состо-
янии эффективно противодействовать их юридическим дово-
дам, наполненным угрозами, они надеялись, спровоцировав
новый отказ раздраженного противника, произвести третью
конфискацию аквитанского фьефа? Нам они не открыли сво-
их намерений. Но такого не исключали англичане, которых
эти махинации окончательно озлобили против въедливого и
коварного сюзерена.
Равно как и в 1329 г., Эдуард был не в силах противосто-
ять притязаниям Валуа. На его острове близились новые по-
литические потрясения. Молодой суверен, которому уже ис-
полнилось двадцать, находил опеку со стороны матери обре-
менительной и тяжкой. Вызывающее возвышение Роджера
Мортимера, три года бесславного правления восстановили
баронов против клики, находящейся у власти. Недовольные
подготовили заговор, во главе которого встал король. В нояб-
ре 1330 г. Мортимер был арестован и казнен, а Изабелла
выслана в удаленный замок. Но, будучи полностью поглощен
подготовкой этого переворота и установлением своей лич-
ной власти, Эдуард был не в состоянии явиться по вызову
чиновников Валуа. Сославшись на его отсутствие, они могли
осуществить самые коварные судебные процедуры. Он опа-
сался худшего для своих континентальных владений. Его
инструкции своим чиновникам в Гиени рекомендовали ока-
зать отчаянное сопротивление, если вдруг король Франции
захочет захватить герцогство вооруженной силой; но если
он удовлетворится отправкой приставов и сержантов для
исполнения приговоров своего суда, надо постараться не спро-
воцировать ни малейшего инцидента, «кротко терпеть, не го-
ворить зря, не вступать в долгие споры и не оказывать со-
противления, чтобы козни века сего миновали нас».
Покорность аквитанских чиновников, смиренная позиция
английских послов, явившихся отстаивать дело своего госпо-
86
Эдуард Перруа. Столетняя война
дина, и особенно посредничество папы Иоанна XXII, ходатай-
ствовавшего за короля Эдуарда, в конце концов смягчили
недоверчивого сюзерена. Если раньше Филипп и имел наме-
рение снова конфисковать Аквитанию, он не стал настаивать
на осуществлении этого плана. Он удовлетворился заклю-
ченным в Париже 9 марта 1331 г. соглашением, освобождав-
шим английского короля от принесения нового оммажа, но
взамен на письменное обязательство, которое бы давало про-
тивной стороне право считать, что амьенская церемония оз-
начает «тесный» оммаж. Через несколько недель, в апреле, в
Пон-Сен-Максане произошла тайная встреча Эдуарда и Фи-
липпа — последняя до развязывания вооруженного конфлик-
та. Они еще раз выразили общее желание покончить с извеч-
ными аквитанскими проблемами, устранить разногласия, свя-
занные с территориальными границами, с изгнанниками, с
репарациями.
Таким образом, дипломатии Валуа, использовавшей все
приемы последних Капетингов и прошедшей все пути, про-
торенные последними, не понадобилось и трех лет, чтобы до-
биться самой значительной дипломатической победы над гас-
конским вассалом. Казалось, амьенский оммаж и последую-
щее заявление, приравнивавшее его к «тесному», навсегда
исключили для Плантагенетов династические притязания.
Потерпев поражение на всех стадиях этой упорной борьбы,
Эдуард очутился в более униженном положении по отноше-
нию к сюзерену, чем когда-либо. Аквитания оставалась уре-
занной из-за частичной оккупации, ослабленной оттого, что
французский монарх еще сильнее поработил ее герцога; уг-
роза, два поколения нависающая над ней, стала еще отчетли-
вей. Решительно царствование Валуа начиналось удачно.
II
НА ПУТИ К РАЗРЫВУ
Через шесть лет от этой первой победы ничего не оста-
лось. Мало того что, отказавшись от амьенской присяги, Эду-
ард вновь выдвинул притязания на французскую корону, но,
чтобы не допустить новой конфискации, он еще и собрал
против своего соперника самую огромную континентальную
коалицию, на какую только Англия опиралась со времен Бу-
вина1. Подобная перемена требует объяснений. Теперь нам
известны отдаленные причины войны, среди которых акви-
танский вопрос — константа, а торговые или финансовые
распри — вариации. Но причины непосредственные, те, кото-
рыми продиктованы решающие действия и определены роко-
вые меры, можно выявить, лишь проанализировав эти решаю-
щие и смутные годы — 1331-1337-й. Ни один конфликт в
истории не может стать неизбежным сам по себе: таковым
его делает воля людей. Что же это за люди в данном случае?
Новейшие историки франко-английского конфликта, кото-
рых поражает ряд катастрофических промахов и оплошно-
стей, за каких-то десять лет превративших французскую мо-
нархию из державы первого ранга в объект нападения, а вско-
ре и в побежденную страну, объясняли столь быстрый упадок
1 Битва при Бунине (27 июля 1214 г.) — сражение, в котором
войска французского короля Филиппа Августа наголову разбили
коалицию германцев, фламандцев и англичан. Германский импера-
тор Оттон Брауншвейгский бежал, граф Фландрии Ферран и пред-
водитель англичан Уильям Солсбери попали в плен к французам.
С битвы при Бунине начался стремительный рост гегемонии Фран-
ции в Европе, достигшей своего апогея в правление Людовика Свя-
того (1226-1270 гг.) (прим. ред.).
88
Эдуард Перруа. Столетняя война
бездарностью ее короля. Коренные причины они усматрива-
ли в полной противоположности характеров обоих власти-
телей: с одной стороны — Эдуард III, политический гений,
неистощимый создатель все новых комбинаций, но в то же
время человек холодный и расчетливый, строящий дальние
планы, знающий, куда он идет, чего хочет, который так же пре-
восходит противника в сфере дипломатии, как и на поле боя;
с другой — Филипп VI, полная его противоположность: про-
жектер и фанфарон, нестойкий, когда следовало бы твердо
идти к цели, упрямый, когда нужно проявлять гибкость, вечно
обманываемый более ловким соперником, неспособный ис-
пользовать преимущества, пока еще есть время, и позволяю-
щий втянуть себя в борьбу, к которой не сумел подготовить-
ся. Оба эти портрета требуют некоторых корректировок. Речь,
конечно, не о том, чтобы реабилитировать первого из Валуа.
Даже современники, вроде хрониста Иоанна Красивого, теря-
лись, не зная, что думать об этом монархе, смелом и рыцар-
ственном, старающемся добиться беспрекословного подчине-
ния королевской власти, которую он унаследовал, беспощад-
но осуществляющем «жесткое правосудие», — и в то же
время напрочь забывающем о собственных интересах, едва
его охватит страсть — месть или мелкое тщеславие. Его дип-
ломатия движется рывками, будучи то слишком доверчивой,
то более хитрой, чем надо бы. Но разве вина за это лежит на
одном суверене? Может, у него были плохие советники, и
притом это были те же люди, которые руководили политикой
его предшественников? По отношению к Англии и аквитан-
скому фьефу бросается в глаза преемственность политики и
идентичность методов Филиппа Валуа и Карла IV: бесконеч-
ное запугивание, хитрости, угрозы, придирки, преследующие
цель согнуть и унизить строптивого вассала. До последнего
времени эта игра приносила успех. Ведь почти двадцать лет
Англия Эдуарда II, а после — Англия Изабеллы и Мортимера,
погруженная в бездну анархии, в которой ее удерживали
распри баронов с королевской властью, могла вести лишь
политику, лишенную величия, потому что бессильную. Карл IV
воспользовался этим, чтобы развязать войну из-за Сен-Сардо
и придержать для себя часть Аквитании. Филипп VI в свою
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
89
очередь сыграл на слабости противника, чтобы унизить его,
заставив принести «тесный» оммаж. Советники французско-
го короля не поняли, что эти легкие времена прошли и что в
лице Эдуарда III, прочно утвердившегося на своем троне, фран-
цузская монархия встретила достойного противника.
Правда, понадобится время, чтобы характер этого врага
стал ясен в полной мере. После 1340 г., когда ему перевалит
за тридцать, можно будет говорить о заклятом враге Валуа,
который поклялся вырвать Аквитанию и всю бывшую импе-
рию Плантагенетов из рук ненавистной монархии, о гени-
альном практике, в полной мере использующем трудности
противника, бесконечно видоизменяющем детали своих пла-
нов, чтобы приспособить их к меняющимся обстоятельствам.
Но в 1330 г., сразу после переворота, давшего ему власть, эти
качества зрелого человека еще не проявились. Тем не менее
в этом элегантном рыцаре, целиком пропитанном француз-
ской культурой, уже можно было различить совершенно осо-
бые качества. Есть соблазн сравнить его с его дедом Эдуар-
дом I, пришедшим к власти после прискорбного царствова-
ния Генриха III. Однако он отличается меньшей жесткостью
и меньше заботится об издании законов и совершенствова-
нии своей бюрократии. Удовольствие ему доставляют в пер-
вую очередь дипломатия и война, а от подданных он требует
лишь оплачивать его расходы. Еще лучше, чем Эдуард I, он
умеет заинтересовать свой народ, особенно знать, завоеватель-
ными планами и новыми экспедициями. Новое явление, кото-
рое повлечет самые серьезные последствия: впервые за два
века английское баронство поддержит континентальную по-
литику своего повелителя с того же дня, как он решит начать
войну за морем.
Но в 1331 г. еще никто в Англии об этом и не мечтал.
Сколь бы стойкой ни была злоба Плантагенета на соперника,
оттеснившего его, и на сюзерена, унизившего его, пока она
оставалась скрытой. Французы и англичане продолжали встре-
чаться — в Париже, в Лондоне, порой даже в Авиньоне и до
бесконечности рассуждать о заключении «доброго мира». Не
то чтобы они считали, что находятся в состоянии войны, —
отнюдь нет. Но несмотря на все обещания суверенов, на все
90
Эдуард Перруа. Столетняя война
принципиальные соглашения, требуется еще изжить постоянно
растущий ряд мелких конфликтов, имеющих отношение почти
исключительно к Аквитании. Эти споры велись уже не первое
поколение, но тем не мейее обостряли взаимоотношения. Когда
после встречи в Пон-Сен-Максане вновь начались переговоры
советников обоих королей, гораздо менее, чем их властители,
склонных к разговорам о согласии и взаимных уступках, — они
пошли медленным, извилистым, но привычным путем, об опасно-
стях которого не догадывались ни Филипп, ни Эдуард.
Оба суверена, еще далекие от мысли о войне между собой,
позволили себя увлечь грандиозным планом обретения сла-
вы и завоевания далеких земель, где их соперничество могло
претвориться в рыцарское соревнование в доблести. Речь
шла прежде всего о крестовом походе. Рост сельджукидско-
го пиратства в Эгейском море, нападения сирийских мамлю-
ков на Кипр и Малую Армению привели к тому, что в ок-
ружении папы Иоанна XXII вновь начались речи о кресто-
вом походе. Рьяные его пропагандисты, в большинстве своем
итальянцы, взывали к суверенам — как это делал Марино
Санудо, посвятивший Филиппу VI латинский трактат о необ-
ходимости и нужных качествах крестового похода — «Secreta
fidelium crucis» или Роже де Ставеньи, мемуар которого под
названием «Le conquest de Terre Sainte»1 2 был написан в
Лондоне. И тот и другой суверен поддались уговорам. Эду-
ард весной 1332 г. передал Филиппу предложение не только
об августейшем браке, долженствующем укрепить связи меж-
ду обеими династиями, но и о новой встрече с целью разрабо-
тать планы крестового похода. Потом он дал принципиаль-
ное согласие на поход и обещал принять крест. Филипп VI,
еще больший энтузиаст, взял на себя роль вдохновителя это-
го проекта. В июле папа, уверенный в поддержке короля
Франции, на шесть лет разрешил ему взимать десятину с
духовенства его королевства. Эти деньги должны были по-
ступать в фонд «казначеев переправы в Святую землю» и
позволить как можно быстрей организовать «святое путеше-
1 (Книга) верных секретов креста (лат.).
2Завоевание Святой земли (ст.-фр.).
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
91
ствие». Через год Филипп был назначен предводителем пла-
нируемой экспедиции. Проповедь крестового похода вели по
всей Европе под духовным руководством архиепископа Руан-
ского Пьера Роже. Организация похода продвигалась медлен-
но, как обычно и бывало в те времена, когда планы всегда
опережали имевшиеся средства. Когда на смену кагорцу Иоан-
ну XXII в декабре 1334 г. пришел цистерцианец Жак Фурнье
родом из графства Фуа, принявший имя Бенедикта XII, плани-
руемая экспедиция получила новый импульс. При верховном
руководстве короля Франции генерал-капитаном был назна-
чен герцог Людовик I де Бурбон. Наконец было объявлено,
что отплытие состоится 1 мая 1335 г. — к этой дате все
крестоносцы должны были собраться в портах отбытия на
средиземноморском побережье. Госпитальеры и Венеция
обещали предоставить суда; сам папа за свой счет зафрахто-
вал четыре галеры и собрал припасы в Марселе.
Король Англии, сначала тоже говоривший о своем учас-
тии в экспедиции, вскоре устранился от этого дела, предоста-
вив тщеславному Филиппу всю славу приготовлений и ко-
мандования. Дело в том, что Эдуард III нашел поприще для
совершения подвигов гораздо ближе к своей стране. Име-
лось в виду подчинение и завоевание Шотландии: эта задача
казалась простой из-за незначительности и бедности малень-
кого северного королевства, но уже два поколения Плантаге-
нетов испытали горькие разочарования, пытаясь ее решить.
В первые годы столетия Эдуард I несколько раз был близок к
успеху. Но он не завершил дела, а после его смерти все рух-
нуло, когда в 1314 г. шотландские горцы нанесли войску
Эдуарда II унизительное поражение при Бэннокберне. Тре-
тий Эдуард принялся за реализацию этих завоевательных
планов, подчеркнем: почти столь же химерических, как и кре-
стоносные прожекты Валуа, — с еще большим рвением. Сна-
чала он лично не вмешивался в шотландские дела, ограничи-
ваясь тем, что поддерживал деньгами и войсками своего став-
ленника Эдуарда Баллиоля!, сына того самого Джона из Байёля,
’Эдуард Баллиоль — король Шотландии в 1332-1334 гг. (прим.
Ред.).
92
Эдуард Перруа. Столетняя война
или Джона Баллиоля1, который при Эдуарде I несколько лет
занимал шотландский трон под опекой Англии. Летом 1332 г.
Эдуард Баллиоль начал войну против национального короля
Давида Брюса1 2, захватил часть низменных земель и провоз-
гласил себя королем. Теперь, во всяком случае, в Лондоне,
было не до крестового похода. Английский король обосно-
вался на севере страны, чтобы легче было следить за событи-
ями на шотландском пограничье (border) и готовиться к бу-
дущим походам. Административные и судебные органы, Кан-
целярия, Палата Шахматной доски, Суд общей скамьи покинули
берега Темзы и разместились в Йорке, который стал чем-то
вроде военной столицы, находящейся недалеко от суверена и
войск. В 1333 г. Эдуард III перешел в наступление; первый
поход англичан закончился взятием Берика на восточном
побережье — могучей цитадели, падение которой открывало
победителю дорогу на Эдинбург и Перт и дало возможность
завоевать все области к югу от Форта, которые Баллиоль
передал ему под полный суверенитет.
Но даже в шотландских горах Эдуард III обнаружил «руку
французского короля», которая, похоже, преграждала ему эту
дорогу. С тех пор как шотландцы вынудили своего короля
Джона Баллиоля в 1295 г. обратиться к Филиппу Красивому
за поддержкой против английского гнета, франко-шотланд-
ский союз на христианском Западе стал установившейся тра-
дицией, мы бы даже сказали — почти дипломатической дог-
мой. Филипп Валуа считал, что ему не следует бросать свое-
го шотландского союзника: это не соответствовало ни его
интересам, ни его долгу. Сам он нуждался в мире с Планта-
генетами, если хотел наконец отправиться в намеченный кре-
1 Джон I Баллиоль — король Шотландии в 1292-1296 гг. Взой-
дя на трон при помощи английского короля Эдуарда I, признал его
своим сюзереном, но вскоре начал войну против своего покровите-
ля. В 1296 г. попал в плен к Эдуарду и отрекся в его пользу от
шотландской короны (прим. ред.).
2 Давид Брюс — сын и наследник шотландского короля Роберта
Брюса, изгнавшего из Шотландии англичан. Король Шотландии в
1329-1371 гг. Большую часть своего царствования провел в плену
в Англии (прим. ред.).
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
93
стовый поход; но он не собирался покупать этого мира ценой
предательства маленькой страны, чьи вооруженные диверсии
в случае франко-английского конфликта могли бы очень кста-
ти тревожить противника. В свою очередь Эдуард III, не слиш-
ком уверенный в лояльности Валуа, опасался, как бы, поль-
зуясь тем, что он поглощен шотландскими кампаниями, его
сюзерен не осмелился нанести новый удар на аквитанской
границе. Своим полномочным представителям он дал при-
каз идти на максимальные уступки французским требовани-
ям, так что в мае 1333 г. уже казалось, что по всем вопросам,
связанным с гиенским фьефом, вот-вот будет заключено со-
глашение. В Париже ходили слухи, что мир уже заключен.
Однако радость была недолгой. «Прошло совсем немного вре-
мени, и все стало иначе, — поясняет один хронист, — ибо
едва английские посланники вернулись в свои отели, как
король Франции вновь вызвал их и заявил о своем желании,
чтобы в мирном договоре учитывались интересы короля
Давида Шотландского и всех шотландцев». Мира в Аквита-
нии не будет, пока продолжается завоевание Шотландии, —
таковы были новые условия Валуа. Прояви Эдуард упорство —
а останавливаться на полпути он вовсе не собирался, — он
вполне мог опасаться французского «коварства», то есть кон-
фискации Аквитании и поддержки воинов Давида Брюса день-
гами, людьми и оружием, причем сама Франция могла и не
объявлять войну.
Таким образом, к неутоленной обиде за прошлые униже-
ния теперь добавилось взаимное недоверие обоих королей,
которые зорко следили друг за другом, боялись друг друга и
обменивались обвинениями в черных замыслах. Медленно и
словно неумолимо отношения обострялись, и ни в один мо-
мент нельзя точно указать, кто нес за это ответственность.
В 1331 г. надо было просто дополнить и закрепить с помощью
частных договоренностей согласие по принципиальным воп-
росам, достигнутое в результате личных встреч. Через три-
четыре года, хотя в характеристиках проблемы принципи-
ально ничего не изменилось, уже никто не рассчитывал на
«окончательный мир». Хотели только одного: чтобы война не
распространялась на новые территории. Однако ни Филипп,
94
Эдуард Перруа. Столетняя война
ушедший в свои мечты о крестовом походе, ни Эдуард, по-
глощенный шотландскими делами, этой общей войны не хо-
тели. Они стали ее опасаться, и этого оказалось достаточно,
чтобы она сделалась возможной.
Политика Бенедикта XII с декабря 1334 г. объективно спо-
собствовала развитию конфликта, на избежание которого была
направлена. Новый понтифик, более решительно, чем его пред-
шественник, настроенный на осуществление крестового по-
хода, задержал Валуа и Плантагенета на скользком пути, на
который они вступили, и попытался, как мы бы сказали на
современном дипломатическом жаргоне, «локализовать кон-
фликт». Ведь Филипп, отказавшись подписывать соглашение
с противником, ведущим агрессию против его шотландского
союзника, и продолжая политику постепенных захватов, опи-
санную нами выше, вдруг стал предлагать и даже навязывать
свое посредничество в конфликте между Англией и Шот-
ландией. Посредничество корыстное, пристрастное, результат
которого был известен заранее и которое могло породить
лишь общую войну. Бенедикт поспешно бросился навстречу
опасности. Он сумел отстранить Филиппа и взять шотланд-
скую проблему в свои руки. Его легатам, примчавшимся в
Англию, удалось в ноябре 1335 г. добиться заключения крат-
кого перемирия между Эдуардом III и Давидом Брюсом. Но
это была не более чем отсрочка. Чтобы навязать мир про-
тивникам, не слишком желавшим договариваться, потребова-
лись бы самые терпеливые и самые продолжительные уси-
лия. Бенедикт XII полностью посвятил себя этому, стараясь
добиться всего необходимого для заключения франко-англий-
ского мира до отъезда крестоносцев, уже сильно задерживав-
шегося по сравнению с намеченным графиком. Филипп, на-
деясь, что в награду за покорность услышит о близком нача-
ле «святой переправы», в марте 1336 г. отправился в Авиньон.
Но папа заявил ему: коль скоро мир так и не заключен, поход
невозможен, и лучше его отложить sine die1. Приготовления
были отменены, действие привилегий приостановлено, сбор
десятины прекращен. Тем самым Бенедикт рассчитывал ус-
*Без указания даты (лат.).
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
95
корить достижение франко-английского примирения, на кото-
рое продолжал рассчитывать.
Произошло обратное. Папа рассердил прежде всего Фи-
липпа, до сих пор покорного его увещаниям, пока на горизон-
те блестел мираж крестового похода. Французский король не
без оснований чувствовал себя одураченным: ведь он согла-
сился не форсировать шотландских дел ради крестового по-
хода, в котором ему теперь отказывали. С досады он повел
себя высокомерно, неосторожно вызвав у противника впе-
чатление, будто решил развязать общую войну. С тех пор
события устремились к неизбежному разрыву. Папе, все мень-
ше контролировавшему их, с трудом удалось втянуть против-
ников в бесконечные переговоры, бесплодные дискуссии, лишь
добавлявшие им раздражения, поскольку они подозревали друг
друга в дурных намерениях. Сделки, совещания, переписка, че-
харда посланников — все это в конечном счете было пустой
круговертью, никак не влияя на разбушевавшиеся страсти.
Из-за неосторожности Филиппа весной 1336 г. начался
последний этап драмы и приблизилась ее развязка. Шотланд-
цы, которым англичане готовились нанести решительный удар,
казалось, окончательно выбились из сил; французские послы
в Англии вели тайные переговоры с шотландской знатью,
продолжавшей борьбу; в то же время флот, собранный в
Марселе для похода в Святую землю, был переброшен в
порты Нормандии, словно его рассчитывали использовать для
массированной интервенции в пользу Шотландии. И дей-
ствительно, ей была оказана некоторая помощь, позволившая
храброму маленькому королевству сопротивляться несколь-
ко дольше. После этого Эдуард решил, что война неизбежна.
Как Бенедикт отменил крестовый поход, так и он отказался
от завоевания Шотландии, чтобы целиком посвятить себя при-
готовлениям к борьбе большего масштаба. В конце сентября
1336 г. Ноттингемский парламент обличил коварные манев-
ры французского короля в Гиени и Шотландии и проголосо-
вал за субсидии, позволявшие подготовиться к войне. Может
быть, здесь заходила речь и о том, чтобы снова предъявить
права Эдуарда III на трон Капетингов — могучее оружие в
предстоящей борьбе. Потом правительство, покинув север-
96
Эдуард Перруа. Столетняя война
ные провинции, где находилось четыре года, вернулось в Ве-
стминстер, рьяно взялось за военные приготовления, привело
побережья в боевую готовность, отправило в Аквитанию
боеприпасы и сосредоточило войска на берегах Ла-Манша и
флот у тех же берегов. Со своей стороны Филипп распреде-
лил флот по нормандским и фламандским портам и выдви-
нул войска на гиенскую границу.
В то время как с обеих сторон вели подготовку и лихора-
дочно вербовали союзников — к этой теме мы скоро вер-
немся — каждый еще и старался доказать, что его дело пра-
вое, выдвинуть юридический повод для разрыва. Филипп на-
шел его без труда. Ему достаточно было повторить то, что
уже сделали Филипп Красивый в 1294 г. и Карл IV в 1324 г.:
вероломному вассалу, которого было легко уличить в нару-
шении феодального долга, он 24 мая 1337 г. вынес приговор о
конфискации аквитанского фьефа. Таким образом он сумел
объявить войну королю Англии, не выходя за рамки феодаль-
ного конфликта, в которых она вызревала. Действительно,
враждебные действия сразу же начались на аквитанской гра-
нице, где отряды короля Франции осадили несколько бастид,
и на море, где нормандский флот атаковал Джерси и даже
осуществил несколько удачных рейдов на английское побе-
режье. Но поскольку ни та, ни другая сторона не завершила
военных приготовлений, они могли проводить лишь такие
незначительные стычки. Высадку англичан во Франции, с
большим шумом намеченную на сентябрь, из-за нехватки денег
пришлось отменить. Со своей стороны Бенедикт XII еще
пытался добиться мира; в иллюзорной надежде организовать
переговоры он добился от Филиппа отсрочки оккупации Гие-
ни до конца года. Но это краткое перемирие не ввело Эдуарда
в заблуждение. Едва французский суд вынес решение о кон-
фискации, как он объявил себя претендентом на трон Капетин-
гов. Пока не принимая титула, который, как он думал, причита-
ется ему по праву, отныне в актах своей канцелярии в отно-
шении своего противника Валуа он применял лишь такую
презрительную формулировку: «Филипп, именующий себя ко-
ролем Франции». Говорят, на такой серьезный демарш его под-
толкнул человек, чью бурную карьеру следует здесь описать.
Начало борьбы (1328— 1340 гг.)
97
Робер д’Артуа, внук Роберта II — племянника Людовика
Святого, был отстранен от наследования графства Артуа сво-
ей теткой Матильдой, или Маго. Обычай северных провин-
ций не знал наследования по праву представления, и в случа-
ях, когда старший сын умирал, наследницей делали младшую
дочь в ущерб внуку. Уже дважды Робер требовал в суде
пэров возвращения ему Артуа — сначала при Филиппе Кра-
сивом, потом при его сыновьях. Почитая местные обычаи, су-
дьи ему отказали. Но, чтобы его успокоить, французский ко-
роль пообещал ему в качестве компенсации один норманд-
ский апанаж с титулом графа Бомон-ле-Роже и пэра Франции.
Тем не менее Робер донимал своей ненавистью обобравшую
его тетку и, сохранив связи среди артуаской знати, подстре-
кал ее к неповиновению графине и ее главному советнику,
Тьерри д’Ирсону. Когда в 1324 г. граф Фландрии Роберт
Бетюнский, не посчитавшись с местным обычаем, оставил на-
следство своему внуку Людовику Неверскому и добился от
младших братьев отказа от возбуждения исков, у Робера вновь
появилась надежда. В 1330 г. он начал новый процесс по
иску, по которому уже дважды выносился приговор, сфабри-
ковав для этого документы, на которые его вдохновили не-
давние фламандские события. Король Франции беспощадно
разоблачил фальсификатора и его пособников и с тех пор
испытывал постоянный гнев на кузена и шурина и вместе с
тем неодолимое отвращение к нему. Тем временем Маго
при загадочных обстоятельствах умерла в 1332 г., и Робера
обвинили в отравлении. Король потребовал устроить образ-
цовый процесс. Владения обвиняемого были конфискованы, а
сам он, лишенный всех титулов и обвиненный в измене, был
вынужден искать спасения в бегстве. Сначала он бежал к
графу Эно. Филипп объявил, что поднимет оружие на любого,
кто даст убежище этому изгнаннику. В конце 1336 г. Робер
уехал в Англию к Эдуарду III, который был рад пополнить
ряды своих сторонников столь видной особой. Никто из со-
временников не сомневался, что именно изгнанный принц из
ненависти к Валуа подтолкнул Плантагенета заявить о при-
тязаниях на французский трон и пообещал ему помочь свер-
гнуть династию-соперницу.
4 Зак. 3581
98
Эдуард Перруа. Столетняя война
Однако король Англии, конечно, принял бы такое решение
и без советов предателя. На приговор о конфискации, выне-
сенный против него судом его сюзерена, герцог Аквитанский
с юридической точки зрения мог ответить только вызовом, то
есть разрывом феодальной связи, соединяющей его с неспра-
ведливым сюзереном. Тем не менее ему, как и всем его пред-
шественникам в этом унизительном положении, чтобы от-
стоять свою правоту, нужно было доказать, что французский
король повинен в «отказе от правосудия». А превращение
феодального конфликта, где он находился в положении низ-
шего, в династическую борьбу, делавшую его равным его про-
тивнику, было ловким и неизбежным ответом, который в лю-
бом случае нельзя было оставить без внимания. К празднику
Всех Святых 1337 г. епископ Линкольнский Генри Бергерш
выехал в Париж, чтобы передать вызов от имени своего
повелителя. Вызов был адресован не суверену Французско-
го королевства, а «Филиппу Валуа, именующему себя коро-
лем Франции». Эдуард не мог бы найти лучшего способа
отказаться от амьенского оммажа, который был навязан ему
хитростью и насилием и, как принесенный узурпатору, не
имел договорной силы. Однако он пока медлил с тем, чтобы
сделать последний шаг, приняв самому титул короля Фран-
ции. Он ждал, чтобы его признали таковым и другие, а не
только изгнанник Робер д’Артуа.
Итак, Столетняя война официально началась весной 1337 г.
Мы видели, что подспудно этот конфликт назревал уже не-
сколько лет. Однако вплоть до 1336 г., все еще опасаясь воз-
можности постоянно надвигавшегося разрыва, ни один из
противников не верил в неизбежность войны и не желал ее
развязывания. Она не была выгодна ни Филиппу, погружен-
ному в планы крестового похода, ни Эдуарду, запутавшемуся
в шотландских делах. Но отсрочка крестового похода и не-
уместная помощь, оказанная Филиппом шотландцам, убедили
Эдуарда, что дальше избегать разрыва нельзя. Узнав о приго-
товлениях Плантагенета, Валуа в свою очередь поторопил
момент, чтобы самому форсировать события. Возникшее не-
доразумение повлекло непоправимые последствия. Рассеять
его попытался лишь добродетельный понтифик, который у себя
Начало борьбы (1328— 1340 гг.)
99
в Авиньоне очень хотел встать над схваткой и любой ценой
примирить соперничавшие династии.
Действительно ли упорные и напрасные усилия Бенедик-
та XII в конечном счете повредили только делу Валуа, как
утверждают некоторые современные историки? Если верить
им, Филипп был игрушкой и жертвой французского папы, ко-
торый в этом деле изменял интересам своей родины. Желая
остановить войну, но имея возможность лишь оттянуть ее,
Бенедикт якобы сдерживал Филиппа, пока преимущество того
было неоспоримо, и тем самым дал Эдуарду время подгото-
виться к отпору. Но еще не факт, что Валуа был бы лучше
подготовлен к наступательным действиям, ввяжись он в вой-
ну в 1335 или в 1336 г., в связи с шотландскими событиями,
чем в 1337 г., и что перед ним оказался бы заранее побеж-
денный противник. Тем более не факт, что Бенедикт, осуще-
ствляя посредничество, только и думал, как бы ускорить нача-
ло гипотетического крестового похода. Ведь не один он во
Франции выражал сомнения в прочности династии Валуа, в
реальных силах королевства, имевшего столь высокий пре-
стиж. Может быть, он предвидел горести, разорение и бед-
ствия, которые может повлечь за собой неосторожно развя-
занный конфликт из-за распрей в Аквитании. Единственная
его вина — во всяком случае, сохранившаяся в историче-
ской памяти, — что у него ничего не вышло.
Ill
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
Когда опасность стала совсем близка, активность Эдуарда III,
энергичного суверена, умевшего увлекать за собой людей,
приобрела масштабы, позволившие вовсю развернуться его
изобретательному уму и организаторскому таланту. Особен-
но примечательным это было в дипломатической сфере. Как
и его дед Эдуард I в 1297 г., он задумал смелый план отвести
от своей Аквитании опасность агрессии Валуа, напав на
Францию со стороны Нидерландов. Но эту политику, в ка-
кой-то мере традиционную, он сумел приспособить к требова-
ниям момента, изменив с учетом реальных условий некото-
рые ее детали. О Фландрии, из которой Эдуард I в свое время
сделал краеугольный камень для своей коалиции, речи боль-
ше не было. Людовик Неверский, ставший графом Фландр-
ским после смерти своего деда Роберта Бетюнского, знал, чего
ему может стоить мятеж против сюзерена при обидчивости
французского двора. Французский принц по рождению и вос-
питанию, он готов был стать столь же верным вассалом, сколь
неверным был Ги де Дампьерр, чтобы избежать всякого фран-
цузского вмешательства в дела его доменов; память о Кассе-
ле была еще слишком жива в сердцах фламандцев. В наказа-
ние за приверженность королю Франции Эдуард решил пре-
кратить снабжение его суконной промышленности, рискуя
подорвать сбалансированность собственного бюджета. Коро-
левский ордонанс, обнародованный осенью 1336 г. и утверж-
денный парламентом в феврале 1337 г., отныне запрещал
вывоз любой шерсти за пределы королевства. В принципе,
драгоценное сырье теперь должно было поступать исключи-
тельно в английские мастерские, которые оставалось только
создать. Многие историки хвалили Эдуарда за эту смелую
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
101
инициативу, поверив, что он искренне желал организовать у
себя в королевстве суконную промышленность и тем са-
мым обеспечить экономическую независимость Англии. Это
бредни и вздор. На самом деле эта мера была направлена
лишь на то, чтобы нанести вред Фландрии. Право на ввоз
30 000 мешков шерсти тут же получили брабантские тор-
говцы, которым выставили единственное условие — не реэк-
спортировать эту шерсть во Фландрию. Если мастерские Гента
и Ипра должны были захиреть, то к выгоде мастерских Брюс-
селя и Мехелена. Английские купцы подготовили рынок в
Дордрехте в ожидании, когда в Антверпене будет учрежден
«этап» шерсти.
Сделав этот ловкий жест, Эдуард III признал тем самым
растущее влияние, как экономическое, так и политическое,
которое с начала века среди нидерландских княжеств приоб-
рело большое герцогство Брабант, чьи судьбы умелой рукой
направлял герцог Иоанн III. В ответ на предпринимаемые с
1332 г. попытки Филиппа VI ввести Брабант в зону своего
влияния Плантагенет даровал герцогству торговые привиле-
гии, ставившие молодую суконную промышленность Брабан-
та и растущее процветание порта Антверпен в зависимость
от дружбы с Англией. У английского короля были в этих
краях и другие друзья: Вильгельм д’Эно, он же граф Голлан-
дии и Зеландии, разумеется, вассал своего шурина, короля Фран-
ции, за Остреван, но в то же время отец Филиппы, английской
королевы; восточнее — герцог Гелдернский, по традиции склон-
ный к союзу с Англией. Нужно было оживить эти дружеские
связи и создать новые. С конца 1336 г. Плантагенет направ-
лял этим князьям пламенные послания, изображая себя жер-
твой и предрекая необоснованную агрессию короля Фран-
ции. «Я сделал ему, — писал он, — выгодные предложения, но
самые разумные из них он до сих пор отвергал. Ему мало, что
он незаконно удерживает мои наследственные владения (на-
мек на аквитанские территории, оккупированные с 1324 г.),
он тайно готовит против меня обширный заговор, чтобы по-
губить окончательно, и замышляет присвоить остаток моего
аквитанского фьефа». Опираясь на эти доводы, а прежде все-
го рассчитывая на стерлинги, которые они возили огромными
102
Эдуард Перруа. Столетняя война
мешками, епископ Линкольнский Генри Бергерш, графы Сол-
сбери и Хантингдон всю зиму разъезжали по Нидерландам и
по берегам Рейна. В мае 1337 г. они развернули в Валансь-
ене настоящую ярмарку альянсов, платя хорошие деньги на-
личными. Союзы стоили дорого — имперские князья оказа-
лись людьми алчными. «Хорошо известно, — писал по этому
поводу один хронист, — что немцы жестокие завистники и
ничего не делают без денег». Тем не менее была сплетена
колоссальная сеть союзов: в антифранцузскую коалицию
вошли герцоги Брабантский и Гелдернский, графы Эно, Берга,
Юлиха, Лимбурга, Клеве и Марк.
Невозможно было бы отрицать и желание Плантагенета
располагать для начала борьбы самыми дисциплинированны-
ми и могучими военными силами, какие только он мог приоб-
рести. В ту организацию, которую мы описывали и которая
совсем недавно показала себя в тяжелых шотландских похо-
дах, внести изменения было не слишком трудно. Приказы
суверена касались только частностей и, возможно, не оказали
в полной мере эффекта, какого от них ожидали. Тем не ме-
нее по ним видно, сколь опасными были настроения. Своей
знати Эдуард советовал изучать французский, язык двора, ад-
министрации и врага; он запретил турниры, до которых был
очень падок и сам, чтобы все свое время и состояние рыцари
посвящали только войне. От простолюдинов он требовал со-
вершенствоваться в стрельбе из лука и заниматься упражне-
ниями, придающими телу гибкость и крепость. Большой шум
вызвало создание комиссий array, настоящих призывных ко-
миссий, задачей которых был набор в графствах самых креп-
ких крестьян и ремесленников для пополнения пехоты. Но
этот институт вызвал много разочарований и не смог дать
армии значительных и дисциплинированных контингентов.
По численности вооруженные силы английского короля не
шли в сравнение с теми, какие может выставить его против-
ник. Средневековые люди, которых цифры пугали, оставили
нам об английских экспедициях данные, не заслуживающие
доверия и противоречащие всей административной докумен-
тации, найденной современными эрудитами. Они не смуща-
ясь пишут, что силы вторжения составляли двадцать-трид-
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
103
цать тысяч воинов, а это уже неправда. Описывая осаду Тур-
не в 1340 г., они скажут, что численность английских войск
доходила до ста тысяч, включая фламандские отряды. Это
выдумки чистой воды. Даже если допустить, что скудные ре-
сурсы королевства позволили оплатить набор столь много-
численной армии, ее было бы невозможно перевезти на кон-
тинент. Все принудительно завербованные торговые суда, очень
небольшого тоннажа, позволяли загрузить за один раз не бо-
лее пяти-восьми тысяч лошадей и нескольких тысяч пехо-
тинцев. Немногим лучше была ситуация с вооружением и
дисциплиной. Мы не будем здесь говорить о «gens d’armes»,
тяжеловооруженной коннице, которая пока составляла ядро
средневековых армий и, за редким исключением, выносила на
себе всю тяжесть сражения. Ее вооружение и приемы боя
были одинаковыми во всем христианском мире; здесь между
английской и французской армиями различий не было. Пре-
восходство выявилось только во второстепенных отрядах —
в той самой пехоте, которую презирали рыцари обоих лаге-
рей: в копейщиках, в грозных валлийских кутилье и прежде
всего в лучниках, чья стрельба была не слишком прицельной,
но которые с дальнего расстояния обрушивали на противни-
ка град стрел, тогда как генуэзский арбалет, принятый в пехо-
те Валуа, был оружием более тяжелым и менее скорострель-
ным: на три стрелы из лука он отвечал лишь одной. Тогда
никто и не предполагал, что эта презренная пехота сыграет
кардинальную, решающую роль в правильных битвах пред-
стоящей войны.
Чтобы набирать и содержать эти вооруженные силы, сколь
бы ограниченной ни была их численность, требовались бога-
тые и стабильные ресурсы. А Англия жила не по средствам
еще до начала боевых действий. Шотландские походы обо-
шлись недешево, и долг казны возрос; много денег и немало
не слишком благовидных уловок для их сбора понадобилось
для покупки союзов с германцами. В этот самый момент
меры против Фландрии дезорганизовали вывоз шерсти, что
нанесло колоссальный ущерб королевской казне, перестав-
шей регулярно получать «кутюму», выплачивавшуюся мешка-
ми экспортной шерсти. Именно из-за нехватки денег при-
104
Эдуард Перруа. Столетняя война
шлось отменить первый английский десант во Франции, на-
мечавшийся на осень 1337 г.; именно из-за нехватки денег
Эдуард принял предложение папы о перемирии на первые
шесть месяцев 1338 года. Когда наконец в июле 1338 г. он
счел нужным переправиться на континент, казна была со-
всем пуста вследствие военных и дипломатических приго-
товлений. И он решился на неслыханную меру из арсенала
экономического этатизма — конфисковал в пользу короны
у английских производителей 60 000 мешков шерсти; ком-
пенсировать убыток собственникам и купцам должны были,
по довольно низким расценкам, казенными ассигнациями; со
своей стороны король обязывался сам продать шерсть на
континенте и за счет предполагаемого большого барыша оп-
латить свою армию и дипломатию. Проект химерический, по
которому ясно видно, как сильно Плантагенет нуждался в
деньгах.
И Филипп VI со своей стороны, хотя его королевство было
больше и богаче, имел немногим лучшее положение с точки
зрения средств. Его военным приготовлениям тоже мешало
отсутствие стабильных и богатых ресурсов. Благодаря под-
держке авиньонских пап король и раньше мог почти регуляр-
но взимать десятину с французского духовенства, и это было
очень выгодно для королевской казны; новой династии при
ее восшествии на престол Иоанн XXII пообещал «на великие
задачи королевства» соучастие в церковных доходах на два
года, а в 1330 г. такое разрешение дал еще раз. Хоть облага-
емые и оказывали некоторое сопротивление, эти деньги по-
ступали в казну, и чистый годовой доход от них порой превы-
шал 250 000 ливров. Когда в 1332 г. началась проповедь кре-
стового похода, все привилегии, предоставленные королю,
сделали еще обильней эти ресурсы церковного происхожде-
ния. Несомненно, тогда предполагалось, что будет создан спе-
циальный фонд, деньги из которого пойдут строго на нужды
«святого путешествия». Но когда в 1336 г. от замысла кресто-
вого похода отказались, выяснилось, что большую часть средств
Филипп израсходовал на нужды управления. С 1338 г. Бене-
дикт XII, а потом Климент VI будут разрешать сбор новых
десятин, и такие позволения станут регулярно выдаваться один
Начало борьбы (1328— 1340 гг.)
105
раз в два года. Лишний повод для зависти Плантагенетов, не
пользовавшихся подобной благосклонностью со стороны авинь-
онской курии.
Подданные-миряне были не столь покладисты в выплате
податей. Требование выплаты «эд» (aide, «помощи»)1 — ка-
кую бы форму для данной провинции и в данный момент
оно ни принимало: подоходного налога, распределенной по
очагам тальи или же налога с продаж — сталкивалось с ты-
сячей возражений на местах, со стороны городов, знати, об-
щин. Субсидия на оплату французского оста, которой в 1328 г.
обложили все королевство, дала всего 230 000 ливров —
меньше, чем десятина с одного только духовенства. В следу-
ющие годы собирать деньги стало еще трудней. В 1332 г.
люди вассалов отказались выплачивать феодальный эд, за-
требованный на конницу для наследного принца Иоанна; при-
шлось возложить эту подать только на подданных королев-
ского домена, а потом и вовсе отменить, потому что собрать ее
не удалось и здесь. В 1335 г. было велено выдать эд на кре-
стовый поход, также предусмотренный феодальными обычая-
ми; но большинство податных отказалось его платить, и ко-
роль получил лишь несколько незначительных дарений. Раз-
ве в таких условиях можно было заранее подготовиться к
конфликту с Плантагенетами, который мог разразиться в
любой момент?
После происшедшего в 1337 г. разрыва чиновникам ко-
роля пришлось предпринять новые усилия. Тем не менее сбор
любой субсидии вызывал упорное противодействие. С подат-
ными людьми надо было договариваться, сокращать запросы,
соглашаться на ту форму обложения, какая была удобней той
или иной общине или области. В Лангедоке подымная подать
в размере один ливр на очаг, которую хотело получить пра-
вительство, была сокращена до пятой части ливра для просто-
людинов и третьей — для знати; города и некоторые катего-
1 Эд (помощь) — экстраординарный косвенный налог с продаж,
перевозок, провоз продовольственной продукции. Взимался королем
для защиты королевства. Был особенно непопулярен в народе и
спровоцировал ряд серьезных волнений (прим. ред.).
106
Эдуард Перруа. Столетняя война
рии жителей отделались выговоренными суммами, намного
меньшими, чем норма подымной подати. Такие же затрудне-
ния возникли в Лангедойле: некоторые города предпочли
платить налог с продаж, который поступал в казну медлен-
ней, а взимать его было труднее; Нормандия дешево отдела-
лась, пообещав содержать в течение десяти недель только
тысячу воинов из четырех тысяч, которые власти намерева-
лись набрать в этой провинции. В большинстве своем васса-
лы, ссылаясь на то, что лично служат в королевском осте,
требовали, чтобы с их людей не требовали выплаты эда или
чтобы они могли собрать его сами в свою пользу. Некото-
рые церковные владения получали полное освобождение от
налогов. Субсидия оказалась такой маленькой, что до конца
1337 г. королевская власть не могла заплатить своим чинов-
никам: судьям и судейским жалованье задержали на год, чис-
ло сержантов сократилось на четверть, других чиновников —
на одну пятую.
Еще тяжелей для королевской власти была необходимость
вставать в позу просительницы и даже попрошайки, чтобы
получить эти скудные субсидии. В обмен за выплату кое-
какого эда государство подтверждало старинные привилегии,
даровало привилегии новые, освобождения от налогов, неред-
ко массовые. Комиссары короля были вынуждены торговать-
ся с населением; им было рекомендовано проявлять мягкость,
снисходительность, смирение. В ходе этих нелегких перего-
воров утверждался — больше фактически, чем в качестве
юридической данности, — принцип необходимого согласия
податных людей и их представителей на выплату того или
иного налога. Именно здесь ярко показали себя местные со-
брания — многолюдные, частые, не имевшие ни фиксирован-
ного состава, ни установленной процедуры; эти собрания и
стали называть Штатами. Необходимость для государства
любой ценой получить деньги приводит к тому, что обраще-
ние к Штатам становится почти обязательным, и никто не
полагает, что король вправе уклониться от этого. О функцио-
нировании этих ассамблей и об их составе известно мало;
решающую роль играли собрания «добрых городов». Похоже,
что первыми стали собираться ассамблеи на местах: только
Начало борьбы (1328— 1340 гг.)
107
в 1343 г. возникнут первые Штаты, которые историки, не-
сколько предвосхищая события, квалифицируют как Генераль-
ные, хотя соберутся на них только депутаты с Севера и из
центра королевства, то есть из той его части, которую вскоре,
в противовес Лангедоку (к которому всегда обращались от-
дельно), станут называть Лангедойлем. Смелея по мере того,
как центральная власть позволяла почувствовать затрудни-
тельность своего положения, эти собрания требовали разори-
тельных компенсаций. В 1337 г. собравшиеся в Понт-Оде-
мер нормандские Штаты, сославшись на Хартию нормандцам
1315 г.1, вообще отказывались платить субсидии. В конеч-
ном счете они согласились сделать скудное добровольное
дарение при условии, что будут подтверждены их свободы и
дарованы грамоты с привилегиями. Через два года норманд-
ские депутаты воспротивятся повторным требованиям принца
Иоанна, будут долго рассуждать и наконец заставят центр
точно указать их финансовые привилегии — к большому
ущербу для королевской казны. В 1340 г. знать бальяжа Вер-
мандуа поставит еще более жесткие условия: сборщиков
налогов будут выбирать сами сеньоры; деньги пойдут на опла-
ту только тяжеловооруженных конников из данной провин-
ции; со дня роспуска королевского оста сбор прекратится. Если
даже податной человек соглашался лишиться какой-то суммы,
он ограничивался оплатой краткосрочного летнего похода, не
догадываясь, что война уже приобрела новое обличье.
Эта неуверенность в завтрашнем дне отчасти объясняет,
почему военные приготовления в 1337-1338 гг., то есть на-
кануне войны, были столь медленными и малоэффективными.
Но извиняет ли она известную вялость в дипломатической
сфере — в объединении друзей Франции против проанг-
1 Хартия нормандцам 1315 г. — речь идет о волнениях знати в
Северной Франции в 1314-1315 гг., в конце правления Филиппа IV
Красивого и начале царствования Людовика X; знать выступала про-
тив усиления королевской власти, злоупотреблений королевской
администрации и ущемления своих прав, например, запрет на част-
ные войны. Хартия нормандцам включала в себя пожалование воль-
ностей с целью успокоить недовольных (прим. ред.).
108
Эдуард Перруа. Столетняя война
лийской коалиции? Не то чтобы Филипп пренебрегал этой
задачей, но образцового рвения здесь он не проявлял; коали-
ция его союзников будет явно слабей сплоченной группи-
ровки противников. Однако все-таки в Нидерландах у него
были старые друзья: Людовик Неверский, граф Фландрский;
Иоанн Люксембургский, он же король Чехии. Не будучи боль-
ше в состоянии рассчитывать ни на Эно, ни на Брабант, он
покупал союзы с епископом Льежским, с графом Цвейбрюк-
кенским, с Генрихом Баварским, с городом Камбре; хоть этот
список союзников и выглядит внушительно, но они были
разрознены, разобщены по сравнению с компактной группой
противников. Больше повезло Филиппу на южных границах:
здесь он начал переговоры с Кастилией и в декабре 1336 г.
заключил союзный договор с Альфонсом XI, а значит, теперь
в предстоящей войне мог рассчитывать на поддержку со сто-
роны кастильского флота.
Наконец, чтобы ярче выразить вновь обретенную незави-
симость от авиньонской курии, Филипп завязал переговоры с
монархом, который уже более десяти лет как зарекомендовал
себя заклятым врагом Иоанна XXII и Бенедикта XII. Речь
идет об императоре Людвиге Баварском, закоренелом схиз-
матике, отлученном, преданном анафеме. Действительно ли
Валуа хотел вступить в союз с главой Империи, оказать ему
помощь против Авиньона и просить его содействия против
Плантагенетов? Сомнительно. Так или иначе, вяло протекав-
шие переговоры закончились ничем. Дело в том, что необхо-
димую сумму безденежному баварцу уже предложил более
расторопный и практичный Эдуард III. Не устояв перед блес-
ком стерлингов, император 26 августа 1337 г. вступил в союз
с королем Англии, поддержав всем своим авторитетом ни-
дерландско-рейнскую коалицию, мощь которой выглядела опас-
ной угрозой для королевства Франции.
IV
ПРОСЧЕТЫ АНГЛИИ
В 1338 г. масштабные английские приготовления на се-
верных границах Франции шли к концу. Чтобы успешней их
вести, надо было усыпить бдительность противника, звался ли
он Бенедиктом XII или Филиппом VI. Папа был возмущен
тайным союзом Плантагенета с императором-схизматиком,
союзом, секрет которого оберегали плохо. Ради успокоения
понтифика английский король спешно согласился продлить
перемирие сначала до 1 апреля, потом до 1 июля; он торже-
ственно заявил Святому престолу о своей приверженности к
миру и даже послал полномочных представителей в авиньон-
скую курию, где под эгидой наивного Бенедикта XII тщетно
продолжали искать средства для предотвращения войны. Что
касается Валуа, его надо было ввести в заблуждение относи-
тельно военных планов англичан. Поэтому Плантагенет гро-
могласно объявил, что если мир спасти будет нельзя, он наме-
рен лично отправиться в свое Гиенское герцогство и защи-
тить его от изменнических действий французских чиновников.
Тем временем в Нидерландах и на Рейне заключались
все новые сделки. Эдуард не удовлетворился тем, что очень
задорого купил союз с имперскими князьями. Чтобы выну-
дить их верней ему служить и использовать их для осуществ-
ления завоевательных планов, ему было необходимо обладать
какой-то официальной властью над ними, которая могла бы
их удержать от всегда возможной измены. И он договорился
с безденежным баварцем, что тот, за деньги, пожалует ему
титул викария Империи в Нижней Германии, что давало су-
веренные полномочия, равные императорским, на всей терри-
тории бывшей Лотарингии. Решив, что цель теперь близка, он
поспешил начать войну. В апреле он заявил о намерении
по
Эдуард Перруа. Столетняя война
расторгнуть перемирие и погрузить 1 мая свои войска на ко-
рабли, чтобы везти их на континент. Успеть к этому сроку
ему не позволили финансовые затруднения. Наконец 16 июля
внушительный флот вышел из порта Оруэлл в устье Темзы
и взял курс на Антверпен. Став гостем герцога Брабантско-
го, которого дополнительно привязали к союзнику новые тор-
говые привилегии, король сбросил маску, 22 июля отозвав
послов, которые для видимости продолжали переговоры под
эгидой папы. Потом он выехал в Рейнскую область для встре-
чи со своим другом-императором.
5 сентября 1338 г. в Кобленце на блестящих праздне-
ствах, где присутствовали почти все курфюрсты Империи,
состоялась встреча Эдуарда III и Людвига Баварского. Импе-
ратор послал официальный вызов королю Франции и его
сторонникам, поклялся в течение семи лет помогать новому
союзнику против династии Валуа, потребовал от немецких кня-
зей пообещать Плантагенету верную службу в этих войнах.
Потом он передал Эдуарду инсигнии викария Империи — зна-
ки достоинства, в равной мере льстящие самолюбию полу-
чившего их и служащие его амбициям. Ведь английский ко-
роль видел в них не просто побрякушки. С их помощью он
надеялся как можно больше расширить свою власть. В то
время как на монетном дворе в Антверпене начали чеканить
монету с орлом — гербом Империи, но от имени Эдуарда III,
он трижды созывал вассалов, подчиненных ему как викарию,
чтобы принять от них оммаж: 12 октября в Герке — в Брабан-
те, 2 ноября в Мехелене и 18 декабря в Бинше — в Эно. На
его призыв откликнулись все нидерландские князья во главе
с герцогами Брабантским, Гелдернским и графом Эно, кроме
епископа Льежского, отказавшегося делать такой жест, кото-
рый означал бы разрыв его союза с Валуа. Даже Людовик
Неверский не осмелился уклониться от выполнения вассаль-
ного долга, потому что держал от императора имперскую Флан-
дрию, то есть земли за Шельдой. Эти блестящие церемонии
придали Эдуарду авторитет, скоро перешагнувший границы Ло-
тарингии. Его посланцы встречались с графами Бургундии,
Женевы, Савойи; казалось, по восточной границе Францию ста-
раются окружить врагами до самого Арльского королевства.
Начало борьбы (1328— 1340 гг.) 111
Пышные церемонии и успешные переговоры заняли План-
тагенета до начала осени. Теперь военные действия начинать
было нельзя, и их перенесли на весну 1339 г. Отправку необ-
ходимых подкреплений отложили из-за новых финансовых
трудностей. Празднества и союзы стоили дорого. Чтобы пус-
кать пыль в глаза алчным союзникам, Эдуард брал займы, не
думая возвращать их, у купцов, у нидерландских городов, у
итальянских банкиров. Он также предполагал обогатиться за
счет продажи шерсти, конфискованной перед отъездом. Но
эта операция, порученная флорентийским фирмам Барди и
Перуцци, не оправдала его надежд. Рассчитывали, что первый
караван привезет 20 000 мешков, а он доставил всего 2500.
Пока не поступили другие, Эдуард заложил свои драгоценно-
сти ростовщикам. Великолепная корона, которую он заказал
для будущего помазания в короли Франции, за скромную
сумму была отдана в залог архиепископу Трирскому. Словно
решив добавить ему трудностей, неуемный Бенедикт XII не-
пременно хотел восстановить мир, используя затяжку с нача-
лом войны, чтобы хлопотать о начале новых переговоров.
Хитрить с ним Эдуарду было больше незачем. Он велел пе-
редать, что не согласится ни на какие новые переговоры, пока
Филипп не откажется от союза с Шотландией и не вернет
Аквитанию. Кроме того, в пространном послании авиньон-
ской курии Плантагенет объяснял причины, по которым пре-
тендует на корону Франции.
Нетерпение завоевателя из недели в неделю росло. Его раз-
дражали все задержки, тормозившие начало кампании 1339 г.,
на которую он возлагал надежды. Ценой неслыханных уси-
лий английские подкрепления, высадившиеся в Антверпене,
удалось в конце июля начать стягивать вокруг Брюсселя.
Ждали подхода немецких князей: за немалые пенсионы они
обещали привести свои отряды. Миновали август и сентябрь,
но прибыло всего несколько тысяч наемников, недисциплини-
рованных и не слишком надежных. Французы удвоили ак-
тивность на море, мешая перевозкам, задерживая движение
судов, разорив остров Уайт и населенные пункты на англий-
ском берегу. Потеряв терпение, в конце сентября Эдуард
перестал ждать остальных союзников и двинулся к француз-
112
Эдуард Перруа. Столетняя война
ской границе. Двадцать тысяч его людей вторглись в Камбре
и разграбили Тьераш; войско Филиппа наблюдало за ними
издали. Эдуард вызвал противника на бой. Валуа не дал ни-
какого ответа. После месяца бесполезных маневров англий-
ский король вернулся в Брабант. Англо-имперский союз пре-
кратил свое существование, бесславно рухнув. Пятнадцать
месяцев безвылазного пребывания в Нидерландах, высокая
дипломатическая активность, титул викария Империи, оммаж
от стольких князей и союз с ними, разорительные расходы —
и все только ради бессмысленной демонстрации силы на гра-
ницах противника, чье войско не потерпело урона от этого.
Однако Эдуард вовсе не пал духом. Хоть он разочаровал-
ся в имперских князьях, зато заключил союз с фламандцами,
чьего коммунального ополчения ему жестоко недоставало во
время кампании в Тьераше. Выход Фландрии на сцену озна-
чал начало второго акта драмы.
Подчиненное после кассельского похода, но не смирившее-
ся население Приморской Фландрии все еще испытывало глу-
бокую ненависть к сюзерену Валуа и к молодому графу, кото-
рый его поддерживал. Чиновники французского короля со сво-
ей обычной бесцеремонностью вмешивались в фламандские
муниципальные дела, навязывали принудительный курс коро-
левской монеты. Пусть даже, пытаясь упредить возможность
измены с этой стороны, Филипп VI официально разрешил сво-
им фламандским подданным сохранять нейтралитет в при-
ближающемся конфликте и продолжать торговлю с врагом за
Ла-Маншем. Эдуард III, перекрыв почти в то же время шер-
стяной путь в наказание Людовику Неверскому за предан-
ность делу Валуа, свел на нет благотворный эффект от этой
успокоительной меры. Прекращение всякого подвоза сырья в
промышленные города лишило мелких ремесленников зара-
ботка, и последствия не заставили долго себя ждать. Впав в
нищету, трудящиеся обвинили в этом французского короля.
Они ругали графа и знать, роскошная жизнь которых была слиш-
ком вызывающей, и зажиточных бюргеров, чьи солидные капи-
талы позволяли легко перенести кризис, бюргеров, которых
подозревали, что в глубине души те всегда были сторонника-
ми лилий (leliaerts). В 1337 г. появились обычные симптомы
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
ИЗ
социального кризиса: уличные волнения, манифестации с вы-
криками «Работы и свободы». Из Валансьена, разжигая оттуда
недовольство в Нидерландах, английские агенты установили
контакты с зачинщиками, подбивали их на восстание, которое
надеялись использовать к своей выгоде.
Всех недовольных скоро объединил один вождь, возвышав-
шийся над ними по масштабу личности. Несмотря на богат-
ство и даже несмотря на связи со знатью, преуспевающий бюр-
гер Якоб ван Артевельде стал выразителем требований наро-
да. Для того чтобы был вновь открыт шерстяной путь — первое
условие возможности продолжать работу, — надо было прими-
риться с Плантагенетом; поэтому, если верить хронистам, выра-
жавшим противную тенденцию, Артевельде потребовал, чтобы
фламандцы «встали на сторону англичан против французов».
Во всяком случае в Генте, главном центре рабочих волнений,
3 января 1338 г. народ единодушно выбрал его ruwaert — то
есть капитаном — города. Благодаря умелой пропаганде к дви-
жению примкнули и города-соперники Гента, Брюгге и Ипр, а
также мелкие сельские суконные центры, хотя крупные сукно-
дельческие города, согласно своим уставам, всегда относились
к ним сурово. Враждовавшие группировки повсюду были вы-
нуждены заключить перемирие, и образовался союз, направ-
ленный против графа и короля и имевший форму правящего
комитета из делегатов основных городов под председатель-
ством Артевельде. Его власть была признана всей страной —
от Байёля на юге до Термонда на севере. Тщетно Людовик
Неверский пытался силой подавить восстание своих поддан-
ных. Натиск вооруженных сил, отправленных в Гент и Брюгге,
был отбит коммунальным ополчением; в феврале 1339 г. граф
был вынужден бежать ко двору французского короля, оставив
всю Фландрию в руках восставших.
Когда Артевельде взял власть, Эдуард III было решил, что
Фландрия в его руках. В то время он как раз сколачивал
свою обширную нидерландско-имперскую коалицию против
Валуа. Если бы к ней примкнуло графство Фландрское, до
чего, казалось, было уже недалеко, это дало бы ему сокруши-
тельное превосходство над противником. Но чтобы это про-
изошло, понадобились почти два года трудных переговоров.
114
Эдуард Перруа. Столетняя война
Ведь Артевельде отнюдь не спешил за здорово живешь бро-
саться в объятия англичан, заключая с ними союз. Восстание,
проходившее под его руководством, было направлено против
дурных чиновников неумелого графа. Но отвергнуть сюзере-
на, пусть и ненавистного, — это был более серьезный шаг, на
который он пока идти не хотел. Это грозило союзом графа с
королем, новым карательным походом французских рыцарей
и новым Касселем, а память о катастрофе 1328 г. у всех еще
была свежа. Артевельде предусмотрительно предложил Лон-
дону лишь уверения в его благожелательном нейтралитете.
За эту скромную поддержку он в июле 1338 г. получил так-
же скромную партию английской шерсти, позволившую не-
скольким мастерским возобновить работу. Его постоянно под-
талкивали пойти и дальше, но он полтора года отказывался
делать какие-либо новые уступки. Со своей стороны Эдуард,
для которого союз с Брабантом был тоже важен, не мог пред-
лагать никаких экономических преимуществ, которые нанесли
бы ущерб интересам Антверпена и Брюсселя. Поэтому ситу-
ация не менялась, и свою позднюю кампанию 1339 г. Эдуарду
пришлось начинать без поддержки фламандского ополчения.
После рейда англичан на Тьераш Артевельде был вынуж-
ден более открыто принять сторону Англии. Ведь француз-
ский ост, в полном составе стоявший неподалеку от фламанд-
ских границ, теперь мог двинуться против него по призыву
графа Людовика. Чтобы иметь возможность отразить эту
новую угрозу, фламандцам были нужны деньги и воины План-
тагенетов. И переговоры возобновились. Артевельде и Эду-
ард много раз встречались, и в итоге 3 декабря 1339 г. было
заключено соглашение, по которому англичане очень дорого
покупали союз с Фландрией. Отныне ничто не должно было
мешать фламандцам получать шерсть из-за Ла-Манша, а «этап»
перемещался из Антверпена в Брюгге. Им обещали вернуть
шателенства Лилль, Дуэ и Орши, со времен Филиппа Красиво-
го попавшие в руки французов; им в четыре приема долж-
ны были выплатить 140 000 ливров на военную экипировку
и на оборону страны; наконец, в случае нападения Валуа в
распоряжение Артевельде передавался английский флот и
воинские контингенты. Взамен фламандцы обещали военную
Начало борьбы (1328—1340 гг.)
115
помощь и, главное, признавали Плантагенета законным коро-
лем Франции. Так что 6 февраля 1340 г. Эдуард смог устро-
ить прием в Генте, в «парламенте», куда были приглашены
его новые вассалы. Как наследник Людовика Святого и Фи-
липпа Красивого он принял здесь присягу городов и оммаж
той знати, которая не держала сторону графа. Отныне он при-
нял титул «короля Англии и Франции», приказал переделать
большую печать, разбил свой герб на четыре четверти, в две
из которых поместил лилии, и стал датировать свои акты «от
четырнадцатого года нашего царствования в Англии и перво-
го во Франции». Боевые действия еще не развернулись в пол-
ную мощь, а он уже достиг первой цели — превратил феодаль-
ный конфликт.в династическую войну. Викарий Империи, ко-
роль Франции, суверен маленького островного государства
приобрел престиж, ослеплявший не только его. 29 марта Вест-
минстерский парламент ратифицировал англо-фламандский
союз. В это же время граф д’Эно, которому до сих пор удава-
лось сохранить шаткий нейтралитет между французским сю-
зереном и английским зятем, направил Валуа вызов. Это зна-
чило, что Филипп теряет последних друзей в Нидерландах.
Но в военном отношении фламандский альянс принес не
меньше разочарований, чем альянс имперский. Эдуард крепко
попал в лапы к своим нидерландским кредиторам. В феврале
1340 г. они разрешили ему съездить в Англию, чтобы созвать
сессию парламента и найти деньги и подкрепления. Но ему
пришлось пообещать вернуться до июня. В залог он был вы-
нужден оставить в Генте, под надзором банкиров, чьим долж-
ником он был, жену и маленьких детей; именно в Генте в это
время родился его третий сын — будущий герцог Ланкастер.
А в Англии общины не пожелали одобрить новых финансо-
вых жертв, которых от них потребовали, и отказались вотиро-
вать тягостные налоги на сельскохозяйственные доходы и на
движимость горожан нормой в одну девятую, посчитав их
разорительными. Даже администрации, прежде всего службам
Канцелярии и Палаты Шахматной доски, надоело, что ими ко-
мандуют с континента функционеры ведомства двора; здеш-
ние чиновники намеренно затягивали военные приготовления,
а некоторые и открыто противились им. Наконец, король Фран-
116
Эдуард Перруа. Столетняя война
ции готовился вывести в море новую армию вторжения. Для
этого французский флот, усиленный кастильскими корабля-
ми и несколькими генуэзскими галерами, крейсировал у фла-
мандского побережья или стоял в Слёйсе — по-французски
Эклюз — единственном приличном порту графства.
С отважным упорством Эдуард преодолел все препятствия,
подавил всякое сопротивление, не посчитался с французской
угрозой. 22 июня он повел весь флот во Фландрию. Через
день на входе в порт Слёйс он дал морское сражение. Вслед-
ствие весьма посредственного уровня командования у про-
тивника и несогласованности действий французов и кастиль-
цев флот Валуа за несколько часов был уничтожен — по-
топлен или сожжен. Великолепный успех, обеспечивавший
победителю, во всяком случае на несколько лет, господство
на море. Но не имевший решающего значения: Французское
королевство как таковое не пострадало, его еще нужно было
завоевать. У Эдуарда, как мы увидим, сил для этого не было.
Английская армия, усиленная фламандскими ополченцами, —
в целом это, вероятно, составляло тысяч тридцать бойцов, —
выступила в поход в конце июля. Она пошла прямо на Турне,
первый аванпост королевского домена на берегах Шельды.
Однако материалов, необходимых для осады столь мощной
крепости, у нее не было, и она на долгие недели застряла под
стенами города. Тем временем армия Филиппа, сосредото-
ченная на холмах Артуа, вышла в район Лилля, стала пере-
хватывать вражеских фуражиров, нападать на отколовшиеся
отряды, но опять-таки не желала принимать полевого сраже-
ния, которое Эдуарду, по-видимому, не терпелось дать. К сере-
дине сентября положение обоих войск, из-за приближения
мертвого сезона и нехватки фуража, стало быстро ухудшать-
ся. Англичане, уже знавшие о нашумевшей измене Брабанта,
который счел, что их примирение с Фландрией наносит удар
по его интересам, теперь услышали, что с Валуа примирился
граф д’Эно. Во избежание худшего они согласились на крат-
кое перемирие, предложенное посланцами Бенедикта XII.
Перемирие, действовавшее до июня 1341 г., но не исключав-
шее продления, было заключено в Эплешене, деревушке в
области Турне, 25 сентября 1340 г.
Начало борьбы (1328— 1340 гг.)
117
Итог первых лет войны был в целом скорее неблагопри-
ятен для Плантагенетов: Их рейды не нанесли урона живой
силе Французского королевства, сплоченность которого пе-
ред лицом опасности как будто даже повысилась. Усиление
власти Филиппа VI было особенно заметным в финансовой
сфере: не посчитавшись с желаниями податных людей, он
осмелился обложить их повышенными налогами, по крайней
мере часть которых позволила набрать значительные войска.
В 1340 г. он созвал по бальяжам представителей подданных
и потребовал от них установить подоходный налог с нормой
в одну пятидесятую, а также новый налог с продаж. Мы
знаем, что в Штатах Вермандуа мнения разделились, но в
целом они дали ответ, «отнюдь не приятный королю». Одна-
ко Филипп проигнорировал это несогласие и официально ввел
налог. В 1341 г. он содрал с купцов почти всего королевства
побор за коммерческие операции в размере 4 денье за ливр.
В 1342 г. все королевство должно было выплатить подым-
ную подать в 20 су на очаг, из которой, насколько нам изве-
стно, 73 000 ливров пришлось на одно только сенешальство
Каркассон и 33 000 ливров на Перигор и Керси. Какими бы
неудачами и затруднениями ни сопровождался сбор налогов,
Валуа смогли ощутимо улучшить свои экстраординарные до-
ходы. Кстати, в это же время удалось сделать всеобщим и
постоянным новый налог — габель *. До сих пор королевская
власть за свой счет разрабатывала соляные копи Каркассона
и Ажена, входящие в состав домениальных ресурсов, пользу-
ясь в этих расположенных рядом округах исключительной
привилегией на разработку и продажу. Ордонанс от 16 мая
1341 г., изданный без обращения к Штатам, распространил
габель на все королевство. Комиссары короля принялись кон-
фисковывать или скупать все запасы соли, строить торговые
амбары, и население обязали запасаться солью только здесь.
Скоро, впрочем, монополия на такую продажу останется лишь
в Лангедоке. В остальных местах королевские амбары ста-
нут просто складами, куда будут поступать оптовые партии
соли, ввозимые в город, и откуда смогут брать соль купцы
’Габель — система взимания налогов на соль (прим. ред.).
118
Эдуард Перруа. Столетняя война
при условии выплаты подати по системе, аналогичной «эта-
пу» шерсти, выгоду с которого получает король Англии. Этот
налог, став одним из самых непопулярных, тем не менее про-
существует до конца Старого порядка.
Наконец, несправедливо было бы умолчать о том симпто-
матичном факте, что заботы об английской войне не застави-
ли Филиппа и его советников отказаться от плодотворной
политики приращения домена, продолжающей политику его
капетингских предшественников и расширяющей сферу ее
приложения. В 1341 г. он, воспользовавшись «мятежом» Хай-
ме III, короля Майорки, державшего от французской короны
половину города Монпелье и одноименной сеньории, конфис-
ковал и занял его фьеф. Вскоре мятежник будет прощен, но,
испытывая жесткий нажим со стороны короля Арагона, пы-
тающегося отнять у того его маленькое островное и пиреней-
ское королевство, он в конечном счете в 1349 г. продаст
свой фьеф Филиппу за 120 000 экю. Так домен приобретет
последние права, которыми королевский дом Арагона полто-
ра века владел в Лангедоке. В это же время французские
дипломаты вели трудные переговоры, пытаясь приобрести для
какого-нибудь принца из рода Валуа одну провинцию, распо-
ложенную за пределами королевства Франции, но входящую
в «Арльское королевство», где со времен Людовика Святого
безраздельно преобладало французское влияние. Известно,
что Юмбер, последний дофин Вьеннский, не имевший наслед-
ников и желавший найти славу и приключения в крестовом
походе, собирался продать свое наследие тому, кто дороже
заплатит. Успешные переговоры позволили принцам золо-
тых лилий стать владельцами этих земель. В 1343 г. еще
предполагалось передать их младшему сыну короля, Филип-
пу Орлеанскому, с тем чтобы он основал там местную дина-
стию, но с запретом на последующее присоединение их к
короне. В следующем году Филипп вместо младшего сына
решил отдать их старшему — Иоанну. Наконец, в 1349 г. по
новому договору, на сей раз окончательному, Юмбер продал
Дофине старшему сыну Иоанна Нормандского — будущему
Карлу V, тем самым ставшему первым французским прин-
цем, носящим титул дофина.
HI
БЕДСТВИЯ ФРАНЦИИ
(1340-1364 гг.)
Эплешенское перемирие отражает явный провал гранди-
озных планов, порожденных манией величия Эдуарда III, кото-
рый рассчитывал быстро сокрушить династию Валуа. Некото-
рые историки нового времени, особенно французские, находили
особое удовольствие в том, чтобы изображать английского
короля политиком несомненно амбициозным, но реалистич-
ным, умеющим использовать все обстоятельства и знающим,
чего он хочет, что может и куда идет. Именно такие качества
менее всего характерны для молодого, тридцатилетнего суве-
рена, который, как мы видим, в последние месяцы 1340 г.
оказался в крайне бедственном положении. Как только дело
дошло до завоеваний на континенте, Эдуард показал себя точ-
но таким же прожектером, как и его противник. Суровая ре-
альность образумит его, научив соразмерять амбиции со сред-
ствами. Только что он получил самый жестокий урок на сво-
ем долгом жизненном пути.
Что осталось от множества альянсов, собранных с таким
трудом и оплаченных так дорого? Замысел окружить Фран-
цию военными силами Нидерландов и Германии потерпел
плачевный провал. Это сооружение держалось лишь на анг-
лийском золоте; едва последнее иссякло, как все рухнуло.
Людвиг Баварский подал сигнал к общей измене. В январе
1341 г. французская дипломатия добилась, чтобы он расторг
союз с Англией и обещал дружбу Валуа. Потом он отозвал
титул викария Империи, пожалованный Эдуарду, и заставил
объявить о нейтралитете всех князей, которых английские
стерлинги недавно подняли на борьбу. Когда в мае 1342 г. в
Авиньоне наденет тиару новый понтифик — Климент VI, это
лишит Людвига Баварского возможности проводить поли-
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
121
тику вмешательства в дела земель к западу от Империи, что,
впрочем, он и так делал довольно вяло. Вновь началась борь-
ба, еще более упорная, чем когда-либо, между Империей и
папством. На это ушли последние силы императора, и фран-
ко-английская дуэль его больше не интересовала.
Фландрия, где Эдуард впервые выступил в качестве фран-
цузского короля, тоже была недалека от того, чтобы отказать-
ся от союза с Англией. И там дипломатия Филиппа, не столь
неумелая, как о ней говорили некоторые, сумела организовать
падение Артевельде и проанглийской партии. Фламандские
города, поднявшиеся против французского вмешательства, в
то же время бунтовали и против своего графа Людовика
Неверского, слишком верного вассала Филиппа VI. По просьбе
парижского двора папа поспешил отлучить мятежников, на-
рушивших клятву верности своему законному сеньору. Та-
кие приговоры еще не совсем утратили действенность: в
1342 г. граф восстановил контроль над франкоязычной Флан-
дрией. А в сукнодельческих городах власть Артевельде мог-
ла держаться, только если без перебоев работали мастерские,
если общественные классы жили в добром согласии. Дикта-
тор-выскочка, неимоверно разбогатевший, кичившийся тем, что
живет в роскоши, теперь раздражал ремесленников, которые
привели его к власти. Вскоре — несколько опередим собы-
тия — ткачи возмутятся против суконщиков, а мелкие ремес-
ленные центры выступят против экономической тирании
Гента, Брюгге и Ипра. От этих внутренних опасностей, от угро-
зы безработицы, вновь возникшей во Фландрии, Артевельде
увидит лишь одно, отчаянное средство: он будет все глубже
втягиваться в союз с англичанами. Поскольку все его враги
группируются вокруг Людовика Неверского, он отвергнет власть
законного графа и предложит графскую корону старшему сыну
Эдуарда III, к тому времени уже герцогу Корнуэльскому, кото-
рый вскоре станет принцем Уэльским. Польщенный таким
предложением и решив, что вернулись счастливые дни 1340 г.,
король Англии в июле 1345 г. прибыл сюда лично с большим
флотом, вставшем на якорь в порту Слёйса. Измена была слиш-
ком явной, чтобы гентцы смирились с ней. Возмущение, до-
шедшее до предела, выльется в убийство диктатора, возвраща-
122
Эдуард Перруа. Столетняя война
ющегося с последней встречи с английским королем. Эдуарду,
надежды которого вновь не оправдаются, останется лишь под-
нять якоря без надежды вернуться сюда вновь.
Несомненно, в 1340 г. этих событий никто бы не предви-
дел; однако дальновидный наблюдатель мог предсказать крах
английских усилий во Фландрии, если присутствовал при
отпадении Брабанта, Эно, видел бездействие Империи. Таким
образом, Эплешенское перемирие не улучшило положения
Плантагенетов в Нидерландах. Не в состоянии заплатить
своим наемникам, доведенный до банкротства, осаждаемый
бандой итальянских и нидерландских кредиторов, Эдуард III
мог найти спасение лишь в бегстве. 27 ноября 1340 г. он
тайно покинул Гент, в Зеландии сел на корабль и, предельно
униженный, прибыл в свое королевство, обескровленное дву-
мя масштабными и совершенно безрезультатными военными
экспедициями. Его уязвленное тщеславие вылилось в гнев
на собственных чиновников: они, мол, в его отсутствие пра-
вили по своему произволу, не выполняли приходящих из-за
моря приказов и не присылали денег, предназначавшихся для
продолжения войны. Главным виновным в его глазах стал
Джон Стратфорд, архиепископ Кентерберийский: он, факти-
чески выполняя с 1339 г. функции регента, не сумел принять
административных мер, которых требовала ситуация. Архи-
епископ спасся, лишь укрывшись в монастыре Крайст-Черч;
остальных чиновников, включая судей, король сместил и при-
судил к крупным штрафам. Сборщиков налогов и шерифов,
на которых теперь возложена ответственность за плохой сбор
податей, верховная власть карала, не разбирая правых и вино-
ватых. Эта слепая месть вызвала негодование баронов и пар-
ламента, которые вынудили короля проявить больше мило-
сердия. Долговое бремя от всего этого не ослабло. Эдуард
брал деньги без отдачи; итальянские банки, прежде всего Барда
и в меньшей степени Перуцци, предоставили ему огромные
авансы в залог доходов от налогов на шерсть. Но этот на-
лог покрывал лишь небольшую часть их издержек. В 1343 г.
они обанкротились, и это сказалось на всех банковских горо-
дах Европы. Теперь занять их место вызвалась группа анг-
лийских купцов, которые брали налог на откуп и давали круп-
Бедствия Франции (1340— 1364 гг.) 123
ные авансы — слишком большие для их возможностей, слиш-
ком маленькие для нужд короны. Банкротство настигнет и
их в свою очередь — после чумы 1348 г. Пока что приходи-
лось жить как и чем придется. Похоже, эпоха великих начи-
наний миновала.
Чтобы победить Валуа, само бездействие которых уже
внушало надежду, надо было при минимальных издержках
найти подходящий плацдарм. Случаю угодно, чтобы он пред-
ставился почти сразу же: это Бретань.
I
РАСПРЯ В БРЕТАНИ
Вмешаться в дела континента Плантагенетам снова позво-
лила династическая распря. После того как 30 апреля 1341 г.
умер герцог Бретонский Иоанн III, оспаривать бретонское
наследство стали два кандидата: Жанна де Пантьевр, прозван-
ная Хромоножкой, дочь младшего брата герцога — Ги, давно
покойного, и его собственный младший сводный брат граф
Жан де Монфор. Племянница вела род от старшего из брать-
ев, но младший брат приходился усопшему более близким
родственником. Позволял ли обычай Бретани право предста-
вительства, как уверяла Жанна, право, которое пытался вне-
дрить Иоанн III? Или же, наоборот, герцогство-пэрство долж-
но было подчиниться законам, установленным недавно для
французской короны, на которые ссылался Монфор, и исклю-
чить женщин из наследования? Проблема деликатная, любо-
пытная для юристов. Этот юридический вопрос следовало бы
решить королю Франции как сюзерену герцогства. Но Жан-
на была замужем за племянником Филиппа — Карлом Блу-
аским, сыном его сестры Маргариты; Монфор, опасаясь при-
страстности суда, решил, что самым ловким ходом будет по-
ставить своих противников перед свершившимся фактом. Едва
брат умер, он захватил Нант — столицу Бретани, хотел было
смелым налетом завладеть герцогской казной, но она была
спрятана в надежном месте в Лиможе, вызвал вассалов
бретонского герцога и потребовал от них оммажа. Однако их
реакция обескуражила его: все прелаты и почти вся знать
отказались признать переворот. Тогда он начал войну и одну
за другой взял такие крепости, как Кемпер и Брест на западе,
Сен-Бриё и Динан на севере, Ренн, Ванн, Орей, Эннебон на
востоке. Фактически Жан стал хозяином Бретани. Но более
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
125
он не мог рассчитывать на благоприятный приговор француз-
ского короля, права которого.попрал, завладев своим фьефом до
получения инвеституры. Поэтому он обратился к Эдуарду III.
В результате этого рокового шага Бретань двадцать три года
будет истекать кровью, королевство Валуа ослабнет, а План-
тагенеты приобретут необходимый им именно сейчас пре-
стиж.
Итак, Жан де Монфор в июле 1341 г. поспешил в Анг-
лию за помощью; ему с радостью обещали помочь в обмен
за ручательство, что новый герцог принесет оммаж Эдуарду III
как законному суверену Франции. Чтобы крепче привя-
зать Монфора к Англии, ему вернули графство Ричмонд на
севере острова, которым когда-то владели его предки. Двор
Филиппа отнесся к этому неблагосклонно. Сторонники Пан-
тьевров вселили в короля тревогу, и он потребовал, чтобы
Монфор явился ко двору, а здесь упрекнул его за сделки с
англичанами и запретил покидать Париж до вынесения гроз-
ного приговора. Опасаясь за свою жизнь, тот бежал. 7 сен-
тября пэры Франции, признав обоснованность притязаний
Жанны и игнорировав возражения ее заочно осужденного
соперника, объявили Карла Блуаского единственным закон-
ным герцогом Бретонским и позволили ему принести коро-
лю оммаж. Чтобы привести приговор в исполнение, к Нанту
подошла внушительная королевская армия под командовани-
ем наследного принца Иоанна, герцога Нормандского; кре-
пость капитулировала, Монфор был взят в плен. Казалось,
дело закончено.
Но победители не приняли в расчет неукротимой энер-
гии жены Монфора — Жанны Фландрской, которая возобно-
вит борьбу во имя своего юного сына, в то время как Жанна
де Пантьевр станет душой противной партии. Началась «вой-
на двух Жанн», вполне способная разжечь энтузиазм при-
дворных хронистов, полная прекрасных подвигов, героических
побегов, своеобразных поворотов сюжета. Но эта война была
фатальной и безысходной для обеих сторон: соперники быст-
ро разорвали Бретань на равные части. За Монфора стояли
мелкая знать, большинство городов, крестьяне запада, где го-
ворили по-бретонски; за герцога Блуаского — духовенство,
126
Эдуард Перруа. Столетняя война
почти вся высшая знать, франкоязычные села. Но решит судь-
бу Бретани более весомая поддержка — извне. А за спиной
Жанны Фландрской стоял Эдуард III, тогда как за спиной
Жанны де Пантьевр — Филипп VI. Война королей, на время
приостановленная в Эплешене, вновь, несмотря на перемирие,
начнется на бретонских полях сражений. Мы не будем рас-
сказывать здесь о ее запутанных перипетиях. Остановимся
лишь на английской интервенции и ее долговременных по-
следствиях. Сначала по призыву Монфоров в Бретани выса-
дился небольшой корпус, в составе которого сыграет после-
дний акт своей бурной жизни Робер д’Артуа, и деблокировал
Эннебон, где герцог Блуаский осаждал своего соперника; по-
том, в октябре 1342 г., прибыл сам Эдуард с двенадцатиты-
сячной армией, намеренно разорил страну и двинулся на Ванн.
Прежде чем французская армия, которой вновь командовал
герцог Нормандский, успела сойтись с англичанами, папские
легаты в январе 1343 г. в Малетруа навязали обеим стра-
нам перемирие. Рыцарство обоих лагерей вновь, в третий
раз за пять лет, лишили большого полевого сражения, о кото-
ром оно мечтало всей душой. Тем временем Плантагенет,
несмотря на перемирие, продолжал распоряжаться в Бретани,
некоторые гарнизоны оставлял на месте, другие выводил, на-
правляя их занимать именем Монфора порты, замки, страте-
гически важные пункты. Несмотря на перемирие, война скоро
возобновилась; Монфор, обещавший не возвращаться в Бре-
тань, все-таки приехал сюда снова, чтобы умереть в Эннебо-
не. Тогда Эдуард объявил себя опекуном юного Иоанна IV;
Жанну Фландрскую, сошедшую с ума, он отправил в заточе-
ние. К концу 1345 г. бретонскими делами английский король
заправлял сам. Какой путь пройден за пять лет! И как удачно
компенсировали потерю Фландрии, которая окончательно
произойдет именно теперь, эти новые пункты высадки —
бретонские порты! В Эдуарде III одновременно жили два че-
ловека — честолюбец, гоняющийся за химерами, и практик, не
упускающий случая исправить ошибки первого. Бретонская
интермедия дала Англии время собраться. Теперь англичане
могли продолжить борьбу непосредственно против династии
Валуа.
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
127
Последняя попытка добиться мира, предпринятая Климен-
том VI, закономерно провалилась, потому что Эдуард чувство-
вал себя готовым к новой войне. Однако понтифик не жалел
ничего, чтобы довести предпринятое им как посредником дело
до благополучного конца. Он помнил, как хлопотал о прими-
рении обоих королевств, еще будучи просто кардиналом Ру-
анским, Пьером Роже. Ему давно были знакомы участники
распри, болевые точки, редкие пункты, по которым было воз-
можно согласие. Если он потерпел неудачу, то лишь потому,
что Валуа и Плантагенет, умудренные опытом первых воен-
ных столкновений, теперь знали, как быть, уточнили свои цели
в войне, сформулировали для себя минимальные требования,
при условии выполнения которых сложат оружие, и взгляды
обоих более чем когда-либо оставались непримиримыми. По-
следовав за их полномочными представителями на Авиньон-
скую конференцию в октябре-декабре 1344 г., мы узнаем,
каких принципов будут упорно придерживаться оба противни-
ка, за исключением кратковременных периодов слабости, в
течение более чем половины столетия.
Эдуард начал с того, что потребовал возвращения себе
«долга», то есть Французского королевства, причитающегося
ему в качестве «наследства» его матери Изабеллы. Притвор-
ство чистой воды. Наученный тяжкими поражениями, он боль-
ше не надеялся и никогда не будет надеяться увенчать себя
короной, которую так трудно завоевать. Династические при-
тязания для него — лишь разменная монета. И тут же выяс-
нилось, чего он действительно хотел: возвращения Гиени в
пределах, как можно более широких, — пока речь шла о
границах герцогства времен доброго короля Людовика Свя-
того, но от успехов английского оружия аппетиты будут
возрастать. Более того, для этой увеличенной Гиени он был
намерен требовать полного суверенитета: больше никаких
вассальных связей, никакого вмешательства французских чи-
новников в ее дела, никаких апелляций в Парижский пар-
ламент, никаких угроз конфискации. Если бы Гиень пере-
стала быть частью Французского королевства, Плантагене-
ты наконец стали бы в ней хозяевами, и сам повод к войне
исчез.
128
Эдуард Перруа. Столетняя война
Советники Филиппа не менее стойко отстаивали свои
принципы. Они начали с утверждения, что Аквитания кон-
фискована по праву; незачем возвращаться к приговору, ко-
торый к тому же еще и не приведен в исполнение. Потом
они попытались предложить иллюзорные компенсации, кото-
рые якобы были возможны в Шотландии или в других до-
менах; наконец они согласились на «возврат» этого фьефа —
чисто символический, потому что по-настоящему Плантаге-
нетов изгнать из него и не удавалось; они даже были соглас-
ны признать его расширенные границы, которых требовал Эду-
ард. Но от суверенитета они отказаться не могли. Француз-
ский король имел право передавать домены в лен, но не
расчленять королевство. Если король Англии отказывался
приносить ему оммаж, считая, что вассальная связь несовмес-
тима с независимостью его короны, пусть уступил бы герцог-
ство Аквитанское в апанаж одному из своих сыновей; тот
станет вассалом французской короны, и все останутся при
своем. Советники Филиппа VI произносили гордые слова;
потом их будет повторять Карл V, приближенные Карла VI...
Один только Иоанн Добрый забудет их под тяжестью пора-
жения. Но не будем забегать вперед. Довольно и того, что
мы выявили константы конфликта, который до конца века и
даже дольше сохранит в основном феодальный характер.
II
КРЕСИ И КАЛЕ
Срок перемирия, продлевавшегося несколько раз, истек в
начале марта 1345 г.; после провала Авиньонской встречи
его не возобновляли. Сразу же последовало нападение анг-
личан — в Бретани, где прибывшие из-за пролива отряды,
которыми командовал грозный Томас Дагуорт, брали крепос-
ти от имени Иоанна IV, и прежде всего в Аквитании, где
неистовая англо-гасконская армия под началом графа Дерби
вновь двинулась вперед, грабила окрестности, плохо защищен-
ные замки брала с ходу, устраивала безнаказанные набеги на
Лангедок. Против нее-то французский король и решил бро-
сить самые крупные свои силы. Внушительная, хорошо эки-
пированная, но слишком долго собиравшаяся армия была в
мае 1346 г. передана под командование герцога Нормандско-
го, наместника короля в Лангедоке. На долгие недели она
застряла под стенами хорошо укрепленной крепости Эгийон,
стоящей в месте слияния Ло и Гаронны, — ключа к аквитан-
ской равнине, которую несколько месяцев тому назад не хва-
тило сил удержать. Она бы там осталась намного дольше —
наследник престола был известен своим упрямством — если
бы невероятные новости из Северной Франции не заставили
30 августа 1346 г. снять осаду: король только что потерпел в
полевом сражении жесточайший разгром за всю войну.
Операции своих войск в Бретани и Гиени Эдуард III рас-
сматривал лишь как мелкие стычки с целью разведать терри-
торию, прощупать противника, либо как диверсии, не рассчи-
танные на многое. Он готовился высадиться в благоприят-
ный момент и в благоприятном месте, твердо решив довести
до победного конца ту большую экспедицию, первые попытки
совершения которой в 1339, в 1340, в 1342 гг. в Тьераше, в
5 Зак. 3581
130
Эдуард Перруа. Столетняя война
области Турне, в Бретани слишком рано сошли на нет. Соби-
рая оружие, людей, корабли, он все никак не мог выбрать на-
правление удара. Фландрия в этом качестве отпала в 1345 г.
из-за убийства Артевельде — в тот самый момент, когда он
намеревался там высадиться. В следующем году он получил
неожиданную поддержку, что и определило место высадки.
Филипп, слишком жестокий в своем «правосудии» — и не
умевший его компенсировать, по обычаю того времени, ско-
рым прощением, — только что сурово покарал, приговорив к
конфискации земель и изгнанию, одно могущественное нор-
мандское семейство, основательно утвердившееся в Котанте-
не и, в частности, державшее важную крепость Сен-Совёр-
ле-Виконт. Попав в опалу и лишившись владений, Жоффруа
д’Аркур принес оммаж Плантагенетам. И поэтому король
Англии высадился И июля 1346 г. в Котантене — в Сен-
Вааст-ла-Уг. Армия, которой он командовал, была сравнитель-
но невелика: англичане, ограниченные малым водоизмещени-
ем кораблей, никогда не могли ввести в сражение более вось-
ми тысяч всадников, поддержанных несколькими тысячами
пехотинцев. Но эффект неожиданности сыграл свою роль,
потому что никакой системы береговой обороны не было, а
крепости еле-еле укомплектованы. В атмосфере всеобщего
страха захватчики, не встретив сопротивления, растеклись
по Нижней Нормандии, без боя захватили Кан, пересекли об-
ласть Эврё, достигли Сены близ Пуасси, проникли в самое
сердце земель Капетингов. Пойдут ли они на Париж? Коро-
левская армия, куда толпой устремились вассалы, наконец со-
бралась вокруг Филиппа. Эдуард не помышлял мериться си-
лами с этим внушительным и слишком многочисленным вра-
гом. Он поспешил на север, рассчитывая достичь побережья
Булонской области, прежде чем его нагонят. Но французы,
двигаясь форсированным маршем, приближались. Он и сам
потерял драгоценное время, форсируя Сомму. Волей-неволей
ему пришлось принять бой.
На пикардийских плоскогорьях, в Креси, 26 августа про-
изошло то, во что нельзя поверить. Почему англичане вышли
победителями из этой неравной битвы, где по всей логике
должны были потерпеть сокрушительное поражение? Неко-
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
131
торые обвиняли французских рыцарей в безрассудной лихо-
сти: мол, они пошли в бой, не дав отдыха лошадям, не пере-
группировавшись и атаковав наудачу. На самом деле Эду-
ард обязан победой, сколь ни странно это может прозвучать,
тому факту, что его армия была меньше. В этих условиях
открыто дожидаться противника, искать ближнего боя между
рыцарями, вести войну по правилам, которые уважаешь сам и
которым охотно последовали бы твои вассалы, было бы не-
простительной глупостью. Надо на ходу измышлять хитрос-
ти, за которые в глубине души стыдно и самому. Он выбрал
выгодное место, откуда можно было следить за передвижени-
ями неприятеля; кавалерия, которая рвалась в бой, по его
приказу вынуждена была пока оставаться на месте. Жалкую
пехоту прикрывали частоколы и изгороди; уэльские лучники,
первыми подвергшиеся конной атаке, осыпали противника
градом стрел, убивая лошадей и вышибая из седел всадников.
Пригодились даже несколько пушек, взятых исключительно
на случай осад, — и они внесли лепту в создание паники.
Когда же началась рукопашная — это была уже просто страш-
ная бойня. Весь цвет французского рыцарства, граф Фландр-
ский Людовик Неверский, старый король Чехии Иоанн Сле-
пой и многие другие устлали своими трупами поле битвы.
Было взято множество знатных пленников. Известно, что
вечером после сражения король в панике бежал чуть ли не
в одиночестве и потребовал в ближайшем замке, чтобы ему
открыли ворота и пустили переночевать.
Став вопреки всякому ожиданию победителем, Эдуард был
не в силах развить свой успех. Он настоял на том, чтобы
погрузиться на корабли. Ему нужно было найти какой-ни-
будь порт. И он остановил выбор на Кале — крепости, зави-
сящей от графа Булонского, расположенной недалеко от Флан-
дрии, — рассчитывая быстро взять город. Но способы осад-
ной войны в то время были столь слабо развиты, что, если
город имел прочные стены и решительных защитников, одо-
леть его можно было лишь с помощью измены или голода.
Осада затянулась. Осаждавшему понадобились смелость и
упорство, чтобы не снять ее: солдаты возмущались, что кам-
пания вопреки обычаям ведется зимой, в их рядах участи-
132
Эдуард Перруа. Столетняя война
лись дезертирства. Весной изголодавшиеся жители города,
увидев, что к англичанам подошли подкрепления, решили, ве-
роятно, заключить с осаждающим договор такого рода, какие
не были редкостью в то время: если до начала августа город
не получит поддержки, он безоговорочно капитулирует. Жи-
тели очень рассчитывали, что французский король появится
раньше условленной даты. Но Филипп, ошеломленный пер-
вым поражением, как будто вовсе обессилел. Его армия мед-
ленно переформировывалась, но она уже была меньше по чис-
ленности, и боевой дух ее был ниже. Ни командующий более
не верил в нее, ни она в него. В июле она вступила в Булон-
скую область. Английские авангарды начали ее беспокоить
и преградили путь. Филипп остановился, помедлил несколь-
ко дней, а потом отступил. Кале сдался 4 августа 1347 г. По
историческим сочинениям хорошо известен гнев победителя,
ярко отражающий характер этого жестокого и утонченного
рыцаря; много раз рассказано, как он хотел истребить всех
жителей, чтобы наказать их за слишком долгое сопротивле-
ние; как потом он решил принести в жертву только мэра и
самых богатых граждан; как наконец мольбы жены, Филиппы
де’Эно, утихомирили его гнев и побудили всех помиловать. На
полотне Эпиналя изображена финальная сцена драмы.
Победив при Креси и овладев Кале, Эдуард исчерпал свои
силы до предела. Вконец изнуренный, теперь он мог лишь
возвратиться домой — увенчанный славой, но почти с пусты-
ми руками. По крайней мере, заключая новое перемирие, он
позаботился оставить в Кале гарнизон, способный отбить
любой внезапный налет; на место некоторых горожан, изгнан-
ных из своих жилищ, предусмотрительно поселили англий-
ских колонистов. Филиппа же тяготила собственная непопу-
лярность — состояние, характерное для побежденных.
Он мог бы свалить вину на подданных, обвинив их в
безразличии перед лицом опасности, в нежелании вносить
свой вклад в борьбу. Ведь никто не верил в победу Планта-
генетов, никто не рассчитывал на длительную и дорогостоя-
щую войну. Даже в 1343 г. с трудом удалось уговорить
Штаты оставить прежний размер габели и на год обложить
все продаваемые в королевстве товары новым «побором».
Бедствия Франции (1340-1364 гг.)
133
За это пришлось пообещать вернуться к полноценной моне-
те. В последующие годы от местных собраний, всегда непо-
корных, удавалось получать лишь скудные суммы. За несколько
месяцев до Креси Штаты Лангедойля подали пространную
жалобу; они всегда требовали одного и того же — отмены
принудительных займов в пользу короля или его прибли-
женных, ограничения призового права, учета реквизиций пи-
щевых продуктов при выплате податей, удаления бесполез-
ных чиновников, ограничения судебных прав бальи и сене-
шалей, докладчиков Палаты прошений короля, лесничих. Если
они соглашались сохранять существующие нормы сборов, то
лишь за обещание отменить их при первой возможности. Они
считали, что. при лучшем управлении доменом король мог
бы жить только за счет своего, не взимая налогов. Депутаты
Лангедока проявили больше податливости. Иоанн Норманд-
ский добился от них субсидии, хоть и небольшой, позволив-
шей финансировать осаду Эгийона. Но когда потребовалось
помочь Кале, оказалось, что сундуки пусты.
Новые Штаты были созваны в Париже 30 ноября 1347 г.
Нужно было со всей поспешностью восстанавливать флот,
набирать армию, отражать новое вторжение. Все депутаты
были возмущены. Обращаясь к побежденному королю, они
сказали: «Вы должны знать, как и по чьим советам вели
свои войны и как, следуя дурному совету, вы проиграли их
все, ничего не приобретя, тогда как, если бы вы следовали
советам добрым, надо думать, не нашлось бы в мире ни еди-
ного человека, ни государя, каковой смог бы тогда вам либо
вашим подданным учинить зло». Вспоминая Креси и Кале,
они напомнили ему, «как пошли вы в места оные с честью и
при великом отряде, понеся великие расходы и великие за-
траты, и как там обесславили вас, и заставили вернуться с
позором, и навязали оные перемирия, позволявшие, чтобы враги
пребывали в вашем королевстве и господствовали над ним...
И оными советами были вы обесчещены». Нуждающаяся в
деньгах королевская власть была вынуждена смиренно выс-
лушивать упреки своих буржуа. Она проглотила оскорбле-
ние с покорным и просительным видом. Штаты смягчились
и признали: да, чтобы покончить с этим делом, надо напасть
134
Эдуард Перруа. Столетняя война
на врага на его территории, собрать армию, восстановить флот.
Депутаты обещали оказать королю поддержку «своими те-
лами и своими состояниями». Ничего более определенного.
После этого следовало отправлять комиссаров для перегово-
ров на местах — с городами, знатью, духовенством, добивать-
ся скудных субсидий, которые быстро расходуются на местах.
Намеченное нападение на Английский остров не состоя-
лось. В это время Францию парализовало новое бедствие,
достигшее вслед за тем Англии и Центральной Европы. То
была черная чума — ужасная эпидемия, сеющая смерть и опу-
стошение. Она появилась в последние месяцы 1347 г. в
Лангедоке, привезенная, по словам современников, на одном
судне из Леванта. Судя по устрашающим описаниям хрони-
стов, эту болезнь вполне можно идентифицировать как бу-
бонную чуму, еще недавно — эндемичное заболевание наро-
дов Дальнего Востока. Она застала Европу врасплох, неспо-
собную бороться, и нашла здесь благоприятную для своего
распространения территорию, где гигиена еще слабо развита.
Она двигалась торговыми путями, как в свое время проказа,
опустошала города, скученное население которых, незнако-
мое с гигиеной, становилось ее легкой добычей, а деревни
поражало не столь сильно — во всяком случае, в некоторых
регионах. Никто не знал, как ее лечить, тем более как ее
остановить. Одни бежали в удаленные места с менее вред-
ными условиями для жизни — прежде всего зажиточные люди,
высшее духовенство. Другие заявляли, что это ведьмы наве-
ли порчу, а евреи отравили колодцы. В некоторых городах
южного Средиземноморья и Рейнской области эти обвине-
ния стали удобным предлогом для проведения еврейских
погромов, отчего к умершим от чумы добавились новые тру-
пы. Почти весь 1348 г. счет жертвам этого бедствия непре-
рывно рос. Потом эпидемия мало-помалу затухла, достигнув
самых отдаленных районов, но так и не исчезла полностью.
Ее периодические рецидивы в течение последующего полу-
века означали, что она сохранялась в латентном, скрытом
состоянии, готовая поразить всякого, кто ослабнет.
Ограничившись лишь гекатомбой 1348 г., попробуем под-
считать жертвы, уточнить масштабы смертности. Современ-
Бедствия Франции (1340-1364 гг.)
135
ники приводят цифры фантастические, не заслуживающие
доверия, — по их словам получается, что погибло девять де-
сятых населения. Будь это так, Европа обратилась бы в пус-
тыню. У нас есть некоторые точные данные, но они фрагмен-
тарны, а как-либо обобщать их рискованно. Один населенный
пункт в Бургундии, процветающая деревня с численностью
населения в тысячу двести — тысячу пятьсот человек, за три
месяца потерял более четырехсот жителей. В некоторых сель-
ских сеньориях Центральной Франции доля необрабатывае-
мых земель быстро дошла до 20%. Численность английского
сельского духовенства сократилась приблизительно на треть, и
т. д. Оценив цифры потерь в пределах от одной восьмой до
одной третьей всего населения, как во Франции, так и в Анг-
лии, мы, несомненно, не выйдем за границы правдоподобного.
Жизнь очень быстро восстановилась, но шла в более низ-
ком темпе, в более тесных рамках. Как всегда после великих
бедствий, заключалось много браков и возникло превышение
рождаемости над смертностью, однако недостаточное, чтобы
восполнить потери. Последствия этой ужасной гекатомбы
продолжат сказываться еще долго, особенно во Франции, где
периодические рецидивы эпидемии и военные грабежи бу-
дут поддерживать численность населения на пониженном
уровне. Легко понять, какой вред это причиняло сельскому
хозяйству, все еще преобладавшему в стране. Из-за редкого
населения значительная часть земли оставалась необрабо-
танной; невыплаты оброка наносили чувствительные удары
по сеньорам — владельцам земли, как светским, так и цер-
ковным. Во избежание худшего крупные землевладельцы —
этот случай был изучен применительно к церковным доме-
нам в Англии — как правило, забрасывали плохие земли,
горные владения или отдавали их под выпас овец, требующий
меньше труда, а всю имеющуюся рабочую силу концентриро-
вали в равнинных, более процветающих хозяйствах. Должно
быть, то же делали и мелкие землевладельцы, в меньших мас-
штабах. Ланды почти повсюду были землями бедными, при-
носящими посредственный доход, едва окупающимися, кото-
рые обрабатывали только затем, чтобы удовлетворить нужды
избыточного населения. Вполне понятно, что теперь этими
136
Эдуард Перруа. Столетняя война
землями жертвовали, но этого было недостаточно для высво-
бождения сельскохозяйственных работников, необходимых для
обработки оставшихся хозяйств. Поэтому в областях, где это
возможно, происходило откровенное ужесточение крепост-
ной зависимости или, во всяком случае, усиление барщины,
гужевой и прочих повинностей для выживших держателей.
Но сами по себе сеньоры и землевладельцы были не в
состоянии удержать в повиновении сократившуюся рабочую
силу: поскольку цены подскочили, то и рабочие требовали
очень высокой оплаты, большую, чем прежняя, самое меньшее
на 50%. Поэтому хозяева обратились к властям, требуя их
вмешательства. В первый раз в истории западноевропей-
ских монархий была сделана попытка с помощью строгих за-
конодательных мер регламентировать условия работы, но в
пользу нанимателей. Самыми эффективными эти меры оказа-
лись, похоже, в Англии. Первый ордонанс, изданный в 1349 г.,
а потом дополненный и утвержденный в форме «статута зем-
лепашцев» (закона о рабочей силе), как только в 1351 г.
удалось созвать парламент, объявил незаконной любую зара-
ботную плату выше тех, какие существовали до 1348 г., уста-
новил санкции против хозяев, которые будут предлагать бо-
лее высокое жалованье, и против рабочих и ремесленников,
покидающих место работы в надежде найти более высокое
вознаграждение в другом месте. В результате сельский ра-
бочий, городской ремесленник оказывался прикованным к
своей работе, лишенным возможности улучшить свою судь-
бу. Любое нарушение этого закона должны были рассматри-
вать специальные судебные комиссии, которые на своих вы-
ездных заседаниях, позже слившихся с выездами мировых
судей, осыпали непокорных штрафами, приговаривали их к
тюремному заключению, клеймению или калечению.
В конечном счете больше всех от кризиса пострадало го-
сударство: база налогообложения таяла, как снег под солнцем.
А имущий класс — знать, духовенство, — получив чувстви-
тельный удар, не мог ни выполнить своих вассальных обя-
зательств, ни обеспечить поддержание порядка. Представите-
ли этого класса допускали, чтобы их замки разрушались и
делались легкой добычей захватчика, или же пытались возме-
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
137
стить доходы, которых уже не могли получить от держателей,
за счет разбоя. Преступность во Франции начала прогресси-
ровать задолго до появления наемников с их грабежами;
беспокоит она и Англию, где, правда, воинские отряды никогда
не станут шайками грабителей. Обедневшее духовенство уже
не справлялось со своими задачами. Его поредевшие ряды
пришлось срочно восполнять, и новые священники, которых
выпекали наскоро в массовом количестве, как по знаниям,
так и по усердию не дотягивали до предшественников. Умень-
шение доходов ударило по госпиталям, из-за чего иссякла
благотворительность; высокопоставленные главы приходов
начали совмещать все большее число должностей, и вообще
священники все реже являлись на службу. Все духовенство
оказалось в трудном положении и оттого, что фискальные
требования к нему одновременно предъявляли и папа, и мо-
нарх. Ведь не случайно первые суровые меры против вы-
плат за счет будущих доходов от бенефициев и против зло-
употреблений папских налоговых служб были объявлены в
Англии в 1351 и в 1353 гг., сразу же после эпидемии чумы.
Основную массу податных людей всегда составляли кресть-
яне, ремесленники, горожане. Но что касается косвенных
налогов, зависящих от экономического процветания, или на-
логов прямых, обычно взимаемых исходя из учтенного коли-
чества очагов, то кризис 1348 г. привел к пугающему сниже-
нию доходов от них. Если сохранить прежнее число очагов
как фиктивную основу для будущей раскладки, то при взима-
нии налогов получишь крайне неприятный недобор. Пересмот-
реть количество очагов, чтобы оно соответствовало нынешне-
му положению, — значит показать всем оскудение страны и,
следовательно, государства. Сразу увидят, что три лангедок-
ских сенешальства, первоначально оценивавшиеся в 210 000
очагов, в 1370 г. сократились до 83 000, а в 1378-м — всего
до 30 000 очагов. Теперь на несколько поколений монархия, и
раньше плохо снабжаемая налоговыми поступлениями из-за
того, что не имела ни постоянных обеспеченных ресурсов, ни
организованной фискальной системы, будет посажена на го-
лодный паек — как во Франции, так и в Англии. Ей следова-
ло бы признать оскудение ресурсов и умерить амбиции до
138 Эдуард Перруа. Столетняя война
уровня своих жалких средств. Но ни Валуа, ни Плантагенеты
не усвоили сурового урока, который преподала им жизнь.
Они продолжали строить грандиозные планы, измышлять са-
мые дорогостоящие комбинации — союзы, вторжения, кресто-
вые походы, завоевания... Результаты этого уже не смогут
оправдать ожиданий. В итоге королям удалось лишь сделать
свои страны еще немного беднее, истощить один за другим
источники своих будущих доходов. Во всей франко-англий-
ской политике с 1350 по 1400 г. и даже позже ничто так не
бросается в глаза, как вопиющая несоразмерность скудных
средств и смелых начинаний. Она легко объясняет неимо-
верную длительность конфликта.
ш
ПАНИЧЕСКИЕ СТРАХИ
КОРОЛЯ ИОАННА
После смерти Филиппа VI в августе 1350 г. на француз-
ский трон взошел его сын Иоанн, которого потомки прозвали
Добрым. Новый король пока проявил только храбрость да
некомпетентность в военном деле — на посту наместника
Лангедока и при осаде Эгийона. Отец осыпал его почестями,
сделав последовательно герцогом Нормандским, потом гра-
фом Анжу и Мена, а затем и графом Пуатевинским, тем
самым отдав ему все, что корона отобрала у бывшей импе-
рии Плантагенетов; было известно, что он отважен, проник-
нут идеалами рыцарства — именно эти качества принесли
популярность Филиппу, во всяком случае в начале правле-
ния. Расточительный, любящий пышность, как все Валуа, он
вполне мог понравиться знати, охочей до набегов, красивых
подвигов и празднеств. Бедствия, в пучину которых он сле-
по бросится, изменят суждения современников о его персо-
не. Его упрекнут за то, что он окружает себя советниками
низкого происхождения, несведущими, алчными, озабоченны-
ми лишь собственным состоянием: некий Робер де Лоррис,
некий Никола Брак, некий Симон де Бюси... Однако кое-кто
из них был еще советником его отца, а другие станут прибли-
женными сына. Если бы царствование оказалось счастли-
вым, его бы поздравляли с удачным выбором. Фруассар, всегда
пристрастный и стоящий на стороне Плантагенетов, объяснит
его поражение изъянами характера — несомненно, имеющи-
ми место, но не объясняющими всего: Иоанн подозрителен;
подвержен страшным приступам гнева, возникающим из-за
самых смутных подозрений; тех, кому он не доверяет, наказы-
вает кстати и некстати; его безрассудную ненависть утихо-
140
Эдуард Перруа. Столетняя война
мирить невозможно. Великодушно даруемые прощения не ком-
пенсируют суровых расправ в духе времени. Но если послед-
ние и вызывают возмущение, то лишь потому, что король не-
удачлив в своих делах. Втихомолку на него возведут самые
странные обвинения. Благосклонность к некоторым выскоч-
кам, особенно к коннетаблю Карлу Испанскому, будет расцене-
на как свидетельство постыдных нравов. Потомство еще не
разобралось по справедливости со всеми этими поклепами.
А беда была в том, что в трагический момент истории
Франции ее корону носил не то что бездарный — это слиш-
ком сильное слово — но посредственный человек. Сознавая,
конечно, какие опасности над ним нависают, но не обладая
силой духа, которая дала бы возможность встретить их ли-
цом к лицу, Иоанн прожил жизнь в постоянной панике, в
атмосфере предательства, которую тоже надо принимать в
расчет, объясняя зверские проявления его мстительности.
Однако, несмотря на все удары судьбы, несмотря на людские
потери вследствие «мора», королевство оставалось богатым
и могущественным. Слёйс и Креси были поражениями без
дальних последствий. Взятие Кале могло бы показаться бо-
лее опасным в военном отношении; но оно не коснулось
королевского домена, пострадали от него графы Булонские.
В качестве десантной базы этот город имел меньше преиму-
ществ, чем Бордо, где англичане могли сразу получать ощути-
мую поддержку со стороны гасконских контингентов, или
чем Брест — цитадель партии Монфора. Таким образом, пер-
вые неудачи как бы не затронули «подводную часть» стра-
ны. Поэтому двор Иоанна оставался притягательным для ев-
ропейских рыцарей, ищущих турниров и пирушек; здесь про-
должались те же праздники, что и при Филиппе VI. На
учреждение Эдуардом III праздников Круглого стола и орде-
на Подвязки Иоанн ответил основанием ордена Рыцарей звез-
ды, которое стало поводом для блестящих и ослепительных
празднеств в «благородном доме» в Сент-Уане, близ Пари-
жа. Неужели кто-то сможет противостоять этому королю-
рыцарю? Рыцарство — это пока единственный класс, который
имеет значение и пользуется престижем. Казалось бы, он дол-
жен быть заодно с сувереном.
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
141
Но за этим блистательным фасадом крылись глубокие
трещины. Социальный и экономический кризис, вызванный
чумой 1348 г., имел долговременные последствия, бороться с
которыми власть умела не слишком хорошо. Нужно было вновь
вводить в действие законы о заработной плате и вернуть ее
на уровень, соответствовавший прежнему, до чумы, помешать
рабочим уходить от хозяев, заставить лентяев наниматься за
низкое жалованье под страхом клеймения каленым желе-
зом. Напрасные старания: не похоже, чтобы ордонанс 1351 г.,
в отличие от английских статутов той же направленности,
действительно начал работать. В деревне сеньоры-землевла-
дельцы сталкивались с проблемой оттока рабочей силы, и так
поредевшей, и обвиняли в своем разорении правительство.
Неясно, как можно было не допустить возобновления войны,
которой Иоанн, похоже, ждал со страхом. Прежде всего надо
было укрепить дисциплину в армии. Ордонанс, выпущен-
ный также в 1351 г., установил новую шкалу жалованья
для баннеретов, башельеров, оруженосцев; в нем предписы-
валось, чтобы в «руте» 1 под знаменем одного капитана на-
ходились не менее двадцати пяти воинов, раз в два месяца
проводились обязательные смотры, которые клеркам мар-
шалов надлежало устраивать без предупреждения, и чтобы
не было махинаций с численностью и вооружением рот. Но
все это не дало ничего или почти ничего, потому что власти
были не в состоянии обеспечить регулярную выплату жа-
лованья, так что капитаны увольняли воинов, сокращая от-
ряды до численности меньше уставной, и вся армия жила за
счет населения. Казна была пуста, а страна, потерявшая от
войны и эпидемий больше десятой части всего населения,
платить не желала. На собраниях любых Штатов, что в
Лангедоке, что в Париже, депутаты все время сетовали на
лихоимство людей короля и отказывали власти в субсиди-
ях, жалуясь на обеднение своих провинций или утверждая,
что не уполномочены своими избирателями взимать день-
ги. Экономический и финансовый кризис вынуждал прави-
тельство проводить все новую «порчу» монеты, отчего ме-
‘Рута — военный отряд (прим. ред.).
142
Эдуард Перруа. Столетняя война
нее чем за шесть лет королевская монета, и так сильно по-
дешевевшая, обесценилась еще на 70%.
Итак, нужно было любой ценой исключить, чтобы в столь
неблагоприятных обстоятельствах вспыхнула война. Следо-
вало вести беспощадную борьбу со всеми, кто, близко или
далеко, вызывает подозрения, что играет на руку противнику.
Теперь, поощряемый обирающим его окружением, Иоанн не-
умело, очертя голову, руководствуясь только своим посред-
ственным интеллектом, погрузился в эту безумную полити-
ку. Годы с 1350-го по 1356-й — один из самых хаотичных
периодов в истории Франции того века, но притом они отли-
чаются обилием химерических прожектов.
Эдуард III не пребывал в неведении относительно слабо-
стей и панических страхов нового французского короля. Ему
было приятно поддерживать во Франции страх перед угро-
зой нового десанта, постоянно откладывая его высадку. Сразу
же после взятия Кале заключили перемирие, и папы вновь
завели речь о мире. Эдуард не считал мир выгодным для
себя, поскольку не умел использовать своих изначальных пре-
имуществ. И он лавировал, сначала в качестве предваритель-
ного условия для начала любых переговоров требуя проще-
ния своих бывших фламандских союзников, потом протестуя
против пристрастности Святого престола, который, мол, из-
лишне щедро ссужает деньгами французского короля; он
направил войска в Гасконь. Смерть Филиппа, а после и смерть
Климента VI в декабре 1352 г. дали ему новые предлоги для
оттягивания переговоров. Дело взял в свои руки новый папа
Иннокентий VI. Наконец весной 1353 г. противники встрети-
лись в Гине под патронатом кардинала Булонского, о кото-
ром было известно, что он имеет полную власть над душой
Иоанна — король недавно женился на его племяннице — и
жаждет дипломатического успеха.
Этот самый момент и выбрали Плантагенеты, чтобы посе-
ять панику в лагере Валуа. С 1347 г. Эдуард держал в пле-
ну Карла Блуаского, французского претендента на герцогство
Бретань. Война, которую упорно не прекращала Жанна де
Пантьевр, приносила ей лишь такие успехи, которые нельзя
было развить, — как убийство Дагуорта или знаменитый бой
Бедствия Франции (1340— 1364 гг.)
143
Тридцати, подобие великолепного турнира, в котором бились
насмерть1, очень благодатный «материал» для хронистов ры-
царских подвигов. В Лондоне от бретонского пленника суме-
ли добиться всего: чтобы его на время отпустили, он обязы-
вался заплатить выкуп, сделать Бретань фьефом английского
короля и переженить своих детей с его детьми. Король сде-
лал ловкий ход: он здесь подстраховался, не лишив милостей
и сына Монфора, своего воспитанника. Кто бы теперь ни взял
верх, Бретань оставалась в зоне влияния Эдуарда, и каждый
претендент станет обращаться за помощью к нему.
Потом у него нашелся еще один союзник, более опасный
для дома Валуа, — Карл Наваррский, сын Жанны Француз-
ской и Филиппа д’Эврё, принц «королевских лилий с обеих
сторон», который вскоре станет смертельным врагом для ди-
настии, царствующей в Париже. Когда он только появляется
на сцене, это еще юноша, но обольстительный, красноречивый,
умный и безумно честолюбивый. По матери он был внуком
короля, то есть прямым потомком последних Капетингов, и
потому имел на французскую корону больше прав, нежели
Плантагенеты. Однажды он посетует на то, что не родился
раньше. В 1328 г. его, несомненно, предпочли бы бесцветно-
му Валуа. Теперь же было трудно вернуться к вопросу, кото-
рый уже однажды решили, трудно взобраться на француз-
ский трон, за который спорят могущественные соперники. По
крайней мере Карл мог требовать у короля Франции похи-
щенное у него наследство. Отстраненная в 1316 г. от насле-
дования трона Жанна Французская должна была бы унасле-
довать и все владения матери — Наварру и Шампань. Наварру
ей оставили, но Филипп VI, как и его капетингские предше-
ственники, не захотел выпускать из рук богатую Шампань,
столь близкую к Парижу. Эту область он заменил ей граф-
1 Битва Тридцати (март 1351 г.) — эпизод войны за бретонское
наследство. Французский военачальник Роберт де Бомон, комендант
Жосслена и сторонник Карла Блуаского, вызвал на бой коменданта
Плоермеля, германца Бранденбурга, который воевал под знаменем
Монфоров. В сражении сошлось по тридцать человек с каждой сто-
роны, и победу одержали французы (прим. ред.).
144
Эдуард Перруа. Столетняя война
ствами Мортен и Ангулем, не такими ценными, а потом даже
Ангумуа забрал обратно, пообещав иллюзорные компенса-
ции. Карл знал, что его мать одурачили. Тем не менее он в
1352 г. согласился жениться на дочери короля Иоанна; при-
даного за юной принцессой не дали, и это удлинило список
его претензий к династии узурпаторов. Но что он мог сде-
лать против могущественной французской монархии? Что
такое маленькое королевство Наварра и несколько норманд-
ских фьефов по сравнению с Францией? Все силы он черпал
только в интригах. Снюхаться с Англией, пообещать поддерж-
ку делу Плантагенетов, побеседовать с английским претенден-
том о том, что нужен раздел Франции, а потом, когда эффект
неожиданности достигнут и противник напуган, примириться с
Валуа, вырвав у них новые территориальные уступки, — такой
была политика этого вечного заговорщика. Политика, лишен-
ная величия, лишенная искренности, политика правителя, не
уверенного в собственных силах и постоянно играющего на
руку другому, поскольку собственных целей он добиваться не
может.
Но для Эдуарда III он стал великолепным орудием! Полу-
чилось так, что Иоанн Добрый, не удовлетворившись тем, что
вручил Карлу Испанскому — младшему отпрыску королев-
ской династии Кастилии, из дома де ла Серда — меч коннетаб-
ля, выпавший из рук Рауля де Бриенна, казненного за «преда-
тельство» *, передал ему еще и графство Ангулем, которое, как
полагал Наваррец, причиталось ему. Карл — его испанские
подданные дадут ему прозвище el Malo, Злой — и его моло-
дые друзья в начале 1354 г. заманили фаворита в ловушку:
тот приехал в Легль, в их нормандские земли, и там его
зверски убили. Король, охваченный горем и яростью, поклял-
ся погубить наваррцев. Но убийца обратился за поддержкой
к тетке и сестре, вдовам Карла IV и Филиппа VI, добивался
вмешательства папы и других влиятельных лиц. Он открыто
’Рауль IV де Бриенн — граф Э и Гина, коннетабль Франции в
1344-1350 гг. Попал в 1346 г. в плен при захвате англичанами Кана
и за свое освобождение отдал Эдуарду III Гин. 9 ноября 1350 г. по
приказу Иоанна II был казнен по обвинению в измене (прим. ред.).
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
145
вступил в сношения с англичанами и попросил военной по-
мощи у герцога Генриха Ланкастера, кузена Эдуарда III и его
помощника по французским делам. «Знайте, что это я, — на-
гло признавался он, — с Божьей помощью устроил убийство
Карла Испанского». Опасный комплот мятежника и врага
вынудил французского короля проглотить унижение и позво-
лить кардиналу Булонскому, заинтересованному посреднику,
подготовить примирение с Наваррцем. Убийца вошел в ми-
лость у короля; за подчинение ему передали добрую часть
Котантена. Договор в Манте, подписанный в марте 1354 г.,
унизил короля Франции, но не угомонил его ненасытного зятя.
Потрясенные бретонским предательством, растерявшиеся
от интриг Наваррца, французские дипломаты, продолжавшие
в Гине переговоры с легатами и англичанами, теперь были
готовы к самым тяжким уступкам. В апреле 1354 г. они
согласовали предварительные условия мира. Но какой ценой
доставалось им окончание войны, отказ Плантагенетов от
притязаний на французскую корону! Франция наконец при-
знавала суверенитет Аквитании; в последнюю теперь вклю-
чались также Пуату, Турень, Анжу, Мен — вся бывшая импе-
рия Плантагенетов XII века, империя Генриха II и Ричарда
Львиное Сердце, — и даже Нормандия. Эдуард мог торже-
ствовать: корону, о которой он никогда не помышлял всерьез,
он менял теперь на едва ли не половину Французского коро-
левства и благодаря этим территориальным аннексиям на-
всегда избавлялся от вассальных уз. Капитуляция была слиш-
ком очевидной, более того — явно неоправданной, чтобы тех,
кто ее подписал, в скором времени не дезавуировали. Одна-
ко она стала эпизодом, ярко характеризующим жалкое цар-
ствование Иоанна.
Ратифицировать предварительные договоренности пред-
полагалось осенью, в присутствии папы. Но в Авиньоне фран-
цузы опомнились. Разъяренные постоянными нарушениями
перемирия в Бретани, куда непрерывно поступали подкреп-
ления из Англии, и узнав о новых интригах Наваррца, кото-
рые тот плел прямо здесь при попустительстве Иннокентия VI,
они взяли назад свои обещания — несомненно, при поддерж-
ке того же понтифика, наконец осознавшего, какие опас-
146
Эдуард Перруа. Столетняя война
ности грозят его родной стране, — и более не пожелали наде-
лять суверенитетом оставленные территории. Политика мира
потерпела крах. Согласившись вынести столько унижений,
Иоанн Добрый все равно не смог избежать войны.
А ведь к этой войне, ответственность за которую Эдуард III
еще раз переложил на своего соперника — якобы инициато-
ра разрыва, еще ничего не было готово. В Аквитанию для
подготовки к новым боевым действиям приехал Эдуард Винд-
зорский, принц Уэльский, молодой двадцатипятилетний ры-
царь — легендарный Черный принц. Участникам первого
англо-гасконского рейда, вышедшим из Бордо осенью 1355 г.,
удалось безнаказанно разграбить Лангедок до самых ворот
Монпелье. На 1356 г. намечались и операции большего раз-
маха. Иоанн, хотя и слишком поздно, но потребовал денег и
солдат. Штаты Лангедойля, собравшиеся в Париже в октяб-
ре, не отрицали, что это необходимо. Но, не доверяя людям
короля, они месяц вели с ним переговоры и в конечном
счете добились того, чего местные ассамблеи Нормандии и
Вермандуа требовали уже десять лет. Им было разрешено
самим взимать субсидию, на которую сто очагов могли в
течение года содержать одного воина, и притом использова-
ние ее также должны были контролировать представители
Штатов; предполагалось, что в каждой епархии ее будут со-
бирать их делегаты (elus), а генеральные делегаты (три
представителя знати, три прелата и три горожанина) — выда-
вать деньги непосредственно воинам; счета следовало пред-
ставлять Штатам, а значит, последние должны были периоди-
чески собираться. Но депутаты забыли, что средства подат-
ных людей иссякли и те готовы оплачивать разве что местную
оборону. Если монархия утратила контроль над налогами, то
и Штаты, сделав попытку их взимать, добились не большего.
Когда весной 1356 г. оказалось необходимым собрать армию
вассалов, оплачивать ее было нечем.
Предвестием финальной катастрофы сделалась последняя
драма. Карл Наваррский, все еще недовольный своей участью,
вновь принялся плести интриги. Осенью 1355 г. со своих
земель на Котантене он задумал перебраться в Англию. Его
удалось успокоить, заключив с ним договор в Валони. Пос-
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
147
ле этого он поселился в Руане и завел опасную дружбу с
дофином Карлом, который совсем недавно был сделан герцо-
гом Нормандским. Пошла молва, что молодые люди затевают
заговор с целью свергнуть короля. В душе последнего копи-
лась ненависть, и наконец чаша подозрений Иоанна перепол-
нилась. Тайно покинувший столицу король Франции 5 апре-
ля 1356 г., задыхаясь от долгой бешеной скачки, внезапно
ворвался в Руан и вломился в зал, где бражничали его сын,
зять и их свита. Друзья Наваррца были схвачены и казнены
без промедления, Карл Злой брошен в одиночную камеру.
К этому поступку, наделавшему много шума, взывало все про-
шлое жертв. Но он вызвал возмущение: все произошло слиш-
ком поздно, после слишком многих уступок и притворных
примирений, и притом Наваррец пользовался тайными и зага-
дочными симпатиями знати — легкомысленной, склонной к
заговорам и традиционно лишенной всякого политического
чутья.
Теперь события начали развиваться быстрей. Стало изве-
стно, что английский экспедиционный корпус из нескольких
тысяч конников под командованием Генриха Ланкастера по-
кинул Бретань и направляется в Нормандию, не без основа-
ний рассчитывая на восстание всех сторонников Наваррца.
В свою очередь в Пуату, сжигая и разоряя все на пути, втор-
глась перегруппировавшаяся англо-гасконская армия Черно-
го принца численностью в пять-шесть тысяч человек. Он
намеревался достичь Луары и переправиться через нее, со-
вершенно явно рассчитывая оказать поддержку герцогу Лан-
кастеру в Нормандии. Судя по незначительности сил, ни та,
ни другая армии не собирались принимать полевого сраже-
ния, тем более искать его. Ланкастер, удачно выполнив не-
сколько маневров, сумел уклониться от встречи с противни-
ком. Но когда стало известно, что армия короля Иоанна, гораз-
до более многочисленная, намерена отправиться в погоню за
ним, Черный принц, находившийся в это время в Турени, мед-
ленно двинулся назад в Гиень, отягощенный обозом с добы-
чей. К середине сентября западнее Пуатье, близ Мопертюи
на берегах Миоссона, его нагнала французская армия, числен-
ности которой хватило бы, чтобы его раздавить. Но два кар-
148
Эдуард Перруа. Столетняя война
динала, посланные папой Иннокентием VI, добились переми-
рия на двадцать четыре часа ради последних и напрасных
мирных переговоров. Англичане и гасконцы использовали
эту отсрочку, ниспосланную провидением, чтобы укрепиться
на более сильных позициях. Когда битва наконец началась, их
малочисленность, как и при Креси, вынудила их прибегнуть к
военным хитростям, недостойным рыцарей: движению вдоль
изгородей, засадам в островках леса, стрельбе по лошадям,
которую вели валлийские лучники, обманным движениям, за-
манивавшим «баталии»1 противника одну за другой в ло-
вушку. До боя Черный принц не желал большего, чем позво-
ления отступить на свои земли, обещая даже не поднимать
оружия в течение семи лет, — так он страшился разгрома
при встрече с пятнадцатитысячным войском противника. Уве-
ренный в победе, король Иоанн отверг его предложения. Но
когда 19 сентября сражение закончилось, те из французов,
кто не погиб и не бежал, оказались пленниками жалкой анг-
ло-гасконской армии, в которой творцами победы были на-
много в большей степени аквитанские вожди, каптал де Буш,
Чандос1 2, нежели принц Уэльский. Пленных отправили в Бордо;
среди них был и король Франции, упрямо не желавший бе-
жать.
1 Баталия (фр. bataille) — основное тактическое подразделение
во французской армии XIII—XIV вв. Баталией командовали назна-
ченные королем или коннетаблем великие чины короны или пред-
ставители высшей знати (прим. ред.).
2 Каптал — в Гаскони аналог звания капитана, возглавлявшего
военный округ — капталство. В 1356-1371 гг. капталом в Буше
(области в Гаскони) был Жан III де Гральи, один из самых одарен-
ных военачальников эпохи Столетней войны, преданный сторонник
наваррского короля Карла Злого. В битве при Пуатье отряд Жана де
Гральи зашел в тыл французскому войску; впоследствии Жан по-
пал в плен и умер в 1371 г. в заключении в Лувре; Чандос Джон
(уб. в 1370 г.), английский военачальник, коннетабль Аквитании и
сенешаль Пуату (1369-1370 гг.) (прим. ред.).
IV
УПАДОК
ФРАНЦУЗСКОЙ МОНАРХИИ
Король в плену: эти слова отражали всю трагичность
положения Франции. Подобной ситуации не возникало уже
более столетия. Но после Мансуры Людовик Святой пользо-
вался в Европе таким престижем1, что никто и не помыш-
лял напасть на его королевство; он оказался в руках про-
тивника, легко удовлетворившегося хорошим выкупом; на-
конец, его подданные не страдали от этой далекой и славной
войны, в которую его вовлекла вера. Совсем в другом по-
ложении оказался Иоанн. Конечно, лично короля ни в чем
не обвиняли. Из всех провинций доносились изъявления
сочувствия рыцарственному суверену — доказательства вер-
ности народа своей монархии, верности, которую не могли
бы поколебать никакой промах, никакое поражение. Но тем,
кому плохо, требуются виноватые; ругали знать, отважную,
но легкомысленную, которая потребовала сражения и дала
разбить себя на поле боя; обличали бездарность чиновни-
ков, королевских советников, ободравших население как липку,
что не помешало разразиться катастрофе. Это чувство не-
нависти, в пассивной форме существующее по всей стране,
открыто выльется не везде. По стечению обстоятельств
восстание вспыхнет лишь в двух очагах очень ограничен-
ной площади: в нем, с одной стороны, примут участие бур-
жуа Парижа и городов Иль-де-Франса, с другой — крестья-
1 Французский король Людовик Святой в ходе седьмого кресто-
вого похода потерпел поражение при осаде египетской крепости
Мансуры и 6 апреля 1250 г. попал в плен (прим. ред.).
150
Эдуард Перруа. Столетняя война
не области Бове. Однако часто бывает, что небольшая, но
смелая группа берет верх над апатичными массами. Почти
на два года твердое сопротивление повстанцев поставит
под угрозу всю систему управления монархией, плод тер-
пеливых усилий нескольких веков, а может быть, и само
будущее династии.
Действительно, в результате возник настоящий конститу-
ционный кризис. Он представлялся тем опаснее, что на ко-
рабле не было кормчего. Старший сын короля бежал с поля
битвы при Пуатье; теперь, после катастрофы, этот очень мо-
лодой человек, восемнадцати лет, должен был сделаться наме-
стником королевства. Его телесная слабость бросалась всем
в глаза. Карл, щуплый, внешне непривлекательный юноша,
слишком рано женившийся на своей кузине Жанне Бурбон-
ской, не имевший ни настоящего политического опыта, ни сме-
лости воина, до сих пор был не более чем игрушкой в руках
активного окружения. Теперь он носил титул дофина, но
провинцией Дофине от его имени управляли люди короля.
Его сделали герцогом Нормандским, но, проведя всего не-
сколько месяцев в своем апанаже, он беззаботно преда-
вался развлечениям, подпал под влияние своего наваррско-
го шурина и, может быть, злоумышлял вместе с ним про-
тив отца. Ничто не предвещало, что он сможет задолго
продумывать планы, сумеет ловко выпутываться из слож-
ных положений, хитрить с судьбой. Тот, кто, окрепнув от
несчастий, станет Карлом V, пока выглядел лишь жалкой
марионеткой. Он окружал себя самыми одиозными совет-
никами короля Иоанна, учился у них притворяться, брави-
ровать непопулярностью, демонстративно презирать народ-
ные бедствия.
Реакция не заставила себя ждать. Через месяц после Пу-
атье ему пришлось созвать в Париже Штаты Лангедойля,
чтобы удовлетворить растущую нужду в деньгах. В этом
многочисленном собрании сразу же дали о себе знать две
оппозиционные группировки. Одна из них — это горожане,
горящие желанием бороться за свои интересы во имя обще-
ственного блага, обеспокоенные расстройством коммерции и
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
151
считающие, что как главные кредиторы государства они вправе
требовать многого; вторая, более беспокойная и более лице-
мерная, — это группка честолюбцев, друзей короля Наварр-
ского, желающих пропихнуть его на первую роль в покину-
том королевстве. Их объединение могло стать крайне опасным
для дофина. Олицетворяли их соответственно два человека:
первую — Этьен Марсель, купеческий прево столицы, бога-
тый суконщик, предки которого сколотили себе состояние в
качестве поставщиков двора, искренний и честный, пламен-
ный реформатор, убежденный в своей правоте и в своих
способностях вождя; вторую — Робер Ле Кок, епископ Лан-
ский, краснобай, подыгрывающий королю Наваррскому, и его
намерения не были столь чисты. Чего хотели горожане? Преж-
де всего реформы правительства и системы управления, обуз-
дания алчных чиновников, прекращения злоупотреблений в
высших эшелонах управления государством, давно обличае-
мых депутатами «добрых городов», — буржуа не без наивно-
сти полагали, что все эти реформы позволят королю жить
исключительно за счет домена и упразднить непопулярную
фискальную систему. Они также требовали в первую оче-
редь уволить и предать суду самых скомпрометированных
советников. По их мнению, были необходимы и другие чрезвы-
чайные меры. При слабом дофине следовало учредить совет,
избираемый Штатами, настоящий орган опеки, куда надлежа-
ло ввести наряду с четырьмя прелатами и двенадцатью рыца-
рями добрую дюжину горожан. Наконец, они настоятельно
требовали освободить короля Наваррского, популярность ко-
торого росла пропорционально усугублению бедствий коро-
левства. Перед лицом этих категорических требований дофин
решил схитрить и выиграть время: он отлучился из Парижа
для встречи в Меце со своим дядей Карлом Люксембург-
ским, уже десять лет правящим Империей, но добился от него
лишь слов ободрения. Когда он возвратился, новая сессия
Штатов вынудила его 3 марта 1357 г. издать Великий рефор-
маторский ордонанс — это любопытная попытка поставить
королевскую власть под контроль. Снимать, арестовывать и
судить недобросовестных чиновников и конфисковать их
152
Эдуард Перруа. Столетняя война
имущество, не слишком глубоко вникая в дела, теперь долж-
на была специальная комиссия по чистке. Отныне в Совете
заседало полдюжины представителей Штатов — назначать
весь состав Совета последние не хотели; высшие органы
управления государства, администрация домена, местные чи-
новники оказывались под пристальным контролем. Экст-
раординарные субсидии, без которых, несмотря на все нало-
ги, нельзя было обойтись при продолжении войны, должны
были полностью контролироваться Штатами, невзирая на пе-
чальный опыт 1355 г.; предполагалось также периодически
собирать депутатов трех сословий для выверки счетов.
Означало ли это все контроль над королевской властью?
Если присмотреться, это не более чем карикатура на кон-
ституционную реформу. Штаты не имели политической
традиции: это разношерстные ассамблеи, собираемые при
необходимости, которые не умели создавать органы посто-
янного контроля. Чистка утолила чувства ненависти, но не
дала никаких гарантий на будущее. Стремление к админи-
стративным реформам из-за отсутствия искренне предан-
ных исполнителей не возымело никакого практического
эффекта. Чего-то можно было бы ожидать от ввода депу-
татов в состав Совета; но там они оказались в меньшин-
стве; едва минует опасность, бывшие советники поднимут
голову или займут их место. Никто не рискнул предло-
жить обойтись без дофина — носителя монархической вла-
сти. А его упорное нежелание проводить реформы стави-
ло непреодолимую преграду усилиям реформаторов. Дви-
жение, начатое в порыве энтузиазма, очень быстро иссякло,
и у обеих сторон не было иного выхода, кроме как прибег-
нуть к силе.
Ведь, вопреки видимости, последнее слово осталось за ко-
ролевской властью, представленной тщедушным дофином. На
его стороне были чиновники, традиция, преемственность в
управлении. Делегаты Штатов, кому поручено собирать суб-
сидии и управлять этим процессом, натолкнулись на косность
податных людей, крестьян, убогих ремесленников, которые не
желали платить налог новоявленным сборщикам; надменный
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
153
купеческий прево, вынужденный прибегать к худшим улов-
кам, в точности как королевские чиновники, сам объявил о
новой девальвации, хотя программа реформ включала требо-
вание возврата к полноценной монете. В конечном счете
Штаты не пользовались авторитетом. Слишком частые сес-
сии утомляли депутатов, их беспокоили дорожные опасности
и расходы. Вскоре в Штатах останутся почти одни париж-
ские буржуа.
Предстояла еще проба сил, опасная для дофина, у которого
не было ни войск, ни денег. Летом 1357 г. Карл попытался
снова захватить власть: Великий ордонанс не претворялся в
жизнь, дурные советники снова возвращались в милость. Этьен
Марсель быстро поставил его на место. В ноябре благодаря
обилию сообщников из тюрьмы бежал король Наваррский —
к великой радости Штатов, которые уже снова заседали.
В Париж возвратился ненадолго изгнанный Робер Ле Кок.
Чтобы сохранять опеку над дофином, его надлежало дер-
жать в постоянном страхе. О чем речь: пародия на Шта-
ты в феврале 1358 г. вынесла постановление, что отныне
заседания будут проходить только в столице. Наваррца
пригласили в Париж, и дофина вынудили с ним прими-
риться. Карл унизился до того, что приказал провести по-
каянные церемонии в память жертв руанской драмы. На-
конец, купеческий прево организовал мятеж, и восставшие
прямо в покоях дофина, на глазах у него, вырезали его
приближенных, убили маршалов Шампани и Нормандии и
надели на наследника престола сине-красный шаперон —
цветов парижских горожан.
Такое множество неуклюжих и жестоких выходок ускорили
разрыв. 14 марта Карл принял титул регента, дающий ему боль-
ше власти, чем должность наместника королевства; 25 марта
он бежал из Парижа в Санлис, противопоставил одни Штаты
другим ’, обратился за советом к знати и добрым городам Вер-
мандуа, а затем Шампани. Семью он укрыл в крепости Ле-
1В мае 1358 г. дофин собрал в Компьене свои Генеральные Штаты,
постановившие бороться с парижскими мятежниками (прим. ред.).
154
Эдуард Перруа. Столетняя война
Марше-де-Мо. Карл набрал войска и начал нападать на навар-
рские банды, грабившие сельскую местность. Ощутив опас-
ность, Этьен Марсель пришел в сильное возбуждение. Он
полагал, что призван осуществить великие замыслы, считал себя
защитником городских свобод против некомпетентной и дес-
потичной власти монарха. Он пишет фламандским городам,
напоминает им об Артевельде, назначая себя его духовным на-
следником. Но у него нет иного выхода, кроме как принять по-
мощь самых одиозных союзников. С 28 мая ими становятся
«жаки»1.
Восстание крестьян областей Бове и Суассона носит зага-
дочный характер. Этот один из тех страшных взрывов ярос-
ти бедноты, которые так часто встречались в средние века и
в которых имущий класс видел только вспышку разнуздан-
ности «черни». Для его объяснения достаточно напомнить о
разорениях, которые творили рутьеры1 2, уже год бродившие по
стране и грабившие ее то от имени англичан, то ссылаясь на
наваррцев, о грубой настойчивости агентов фиска. Может
быть, чашу народного гнева переполнили и требования сеньо-
ров, многие из которых, попав в плен при Пуатье, нуждались
в деньгах для своего выкупа; но текстов, которыми можно
что-либо здесь доказать, у нас нет. Эффект неожиданности
поначалу сработал. Их возбужденные ватаги под началом
неизвестных и грозных вожаков, таких, как Гильом Каль, реза-
ли знать, грабили и жгли замки, двигались во всех направле-
ниях, распространяясь по стране, как масляное пятно на тка-
ни. Жакерия стала синонимом крестьянского бунта — опус-
тошительного, не имеющего ни цели, ни завтрашнего дня. Чего
хотели «жаки»? Этого они не сказали. Что они могли? Не
слишком много, как только прошел первый шок. Плохо во-
оруженные, без умелых командиров, они становились легкой
добычей для тяжелых рыцарских отрядов. Кроме того, знать,
на миг растерявшаяся, нашла себе вождя: поставив свои клас-
1 Презрительное прозвище крестьян (прим. ред.).
2Рутьер (фр. routier) — профессиональный воин, нанимающийся
за деньги. Часто рутьеры собирались в крупные отряды, жившие за
счет грабежа (прим. ред.).
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
155
совые интересы выше политических интриг, Карл Наварр-
ский возглавил сопротивление, избавив, сам того не желая,
дофина от очень серьезной головной боли. Его неистовство
помогло ему взять верх над «Жаками» под Мелло. Вскоре все
вернулось к обычному порядку. Наваррец в этом деле при-
обрел у знати, став ее спасителем, неимоверную и недорого
ему стоившую популярность, которую рассчитывал немедля
обратить в монету.
Больше заботясь о последовательности своей политики,
но не будучи столь удачливым, Этьен Марсель рассчитывал,
что сумеет использовать «жаков» против регента; но послан-
ное им на помощь «жакам» городское ополчение опоздало и
повернуло на Мо, но не сумело захватить здесь дофину1.
Это стало началом краха. Дофин избегал столицы, правил
без нее и вопреки ей; но он сохранил в ней приверженцев,
настраивавших «умеренных» против диктатуры купеческо-
го прево. У Этьена Марселя осталось лишь одно средство
против этих неуловимых заговорщиков: обратиться к коро-
лю Наваррскому, чье красноречие привлекало к нему новых
сторонников, и к английским шайкам, наняв их за свои день-
ги. Ничто не помогло: ни вступление в Париж 22 июля
англо-наваррских отрядов, ни назначение Карла Злого на пост
капитана города. После недели сумбурных споров и тайных
перемещений Этьен Марсель был убит 31 июля, прямо на
улице, когда возвращался с осмотра внешних укреплений.
Карл Наваррский отошел от стен города. Дофин возвратил-
ся в Париж, и те, кто его изгнал, теперь заискивали перед
ним. Не было необходимости ни долго свирепствовать, ни
казнить много людей. Парижская революция закончилась.
Королевская власть, изнуренная материально, вышла из нее
морально усилившейся.
Теперь можно было подумать и о короле. В Бордо, где
Черный принц обхаживал именитого пленника, потом в
Лондоне, где с 24 мая 1357 г. в его распоряжение предос-
тавили роскошный манор Савой на престижной дороге
между Сити и Вестминстером, Иоанн Добрый с наслаж-
1 Супругу дофина Карла, Жанну де Бурбон (прим. ред.).
156
Эдуард Перруа. Столетняя война
дением смаковал горькое вино поражения. Стыдиться ему
было нечего — храбрый воин, он славно бился; если же
его при этом разбили, то ведь «превратности боя непред-
сказуемы». Поражение в битве по всей форме ничуть не
унижает истинного воина. Эдуард III принял его хорошо и
даже увлекся этим человеком, уже не понимающим, что с
ним происходит, но щепетильным в вопросах чести, вер-
ным рыцарскому ритуалу, который английский король сам
так ценил. Среди празднеств Иоанн думал о своих поддан-
ных, но лишь затем, чтобы они думали о нем. Из писем
пленника, которых сохранилось довольно много, образовал-
ся солидный сборник, тон которого одновременно патети-
ческий и инфантильный. На поле битвы под Пуатье фран-
цузы утратили своего отца; именно за это он жалел их
больше всего, а не за нищету и не за угрозы, нависавшие
над ними. Значение имеет только одно — его скорое осво-
бождение, ради которого они все должны стараться. Он
рассчитывает на их щедрость, когда речь пойдет о выплате
выкупа за него. Что касается политических условий, кото-
рые выдвинет противник, территориальных аннексий, отка-
зов от суверенитета, то не надо отвергать их с ходу: ведь
.«кое-какие вещи сделать намного легче», нежели долго стра-
дать в плену. Ради того, чтобы вновь оказаться на свободе,
достойный суверен готов был к тому, чтобы в решающий
момент проявить себя не слишком умелым дипломатом и
не посчитаться с интересами короны.
Однако поначалу казалось, что все идет как нельзя луч-
ше. В Бордо, опять-таки под эгидой Святого престола, было
заключено перемирие на два года. В сентябре 1357 г. в
Лондоне собрались советники Эдуарда, советники Иоанна,
три кардинала, присланные папой, и представители дофина.
Поскольку речь шла не только об освобождении Иоанна,
но и о заключении «доброго и длительного мира», Эдуарду
собирались предложить за высокую цену отказаться от при-
тязаний на французский трон. Вопреки всякому ожиданию,
требования англичан были меньше, чем в Гине. Проект
договора, обнародованный в январе 1358 г. (его называют
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
157
первым Лондонским миром), устанавливал сумму выкупа
за короля в размере четырех миллионов золотых экю и
требовал предоставить полный суверенитет Гиени, к кото-
рой добавлялись Сентонж, Пуату, Лимузен, Керси, Руэрг и
Бигор, что, если добавить сюда Понтье и Кале, составляло
добрую треть королевства. С учетом обстоятельств сам
дофин нашел эти условия приемлемыми: он опасался худ-
шего.
Он не ошибся. Эдуард III быстро раскаялся в своем отно-
сительном великодушии. Желая получить личные преиму-
щества в споре с папой относительно назначения епископа
Илийского и зная, что папа стремится к миру, он намеренно
задерживал ратификацию соглашения. Тем временем париж-
ская революция, Жакерия, война, которую с августа повел про-
тив дофина король Наваррский в Нормандии и на землях до
самых ворот Парижа, привели к тому, что у англичан появи-
лись новые притязания. От изнемогающего противника мож-
но было потребовать большего. Комиссары, которых Иоанн
Добрый направил в провинции для сбора денег на свой вы-
куп, вернулись с пустыми руками; только Лангедок, менее
опустошенный войной, дал кое-какие суммы. Эдуард мастер-
ски разыграл гнев: раз не платят, он разрывает договор. Шесть
месяцев назад он посвятил Иоанна в рыцари во время тра-
диционных турниров в день св. Георгия; теперь он заклю-
чил его под стражу и угрожал отправить в какой-нибудь
более безопасный донжон. Дофин погряз в войне с Навар-
рцем и не был способен продолжать переговоры; папские ле-
гаты не вернулись, полагая, что мир заключен. Беседа с глазу
на глаз между победителем и побежденным, который был
крайне обеспокоен новыми грозившими ему строгостями и
потерял голову от перспективы более сурового содержания,
дала новые выгоды Плантагенету. Тот сам кичился, что «изо
дня в день французы предлагали» ему «великие договоры и
прекрасные предложения». И 24 марта 1359 г. был подписан
второй Лондонский мир, бесконечно более тяжелый, чем пер-
вый. Выкуп за царственного пленника, все в том же размере
четырех миллионов экю, следовало выплатить в более ко-
158
Эдуард Перруа. Столетняя война
роткие сроки, а в обеспечение этого следовало выдать Анг-
лии в качестве заложников лиц королевской крови или но-
таблей. Даже будучи освобожден, фактически Иоанн оста-
вался пленником вплоть до выполнения всех условий догово-
ра. Территориальные уступки стали тяжелее: теперь англичане
требовали также земли между Луарой и Ла-Маншем — Ту-
рень, Анжу, Мен, Нормандию, а также прибрежные области
между Соммой и Кале; кроме того, оммаж за Бретань герцог
должен был принести английскому королю. Французское
королевство теряло западную половину и все морское по-
бережье, получая границу по линии, соединяющей Кале с
Пиренеями. Никогда, даже во времена слабого Людовика VII1,
Плантагенеты не обладали таким могуществом на конти-
ненте. Вполне понятно, и в глазах Эдуарда III это было
существенной уступкой, что все это переходило под его пол-
ный суверенитет, не накладывая на него никаких вассаль-
ных обязательств.
Английский король вскоре сам догадался, что аппетиты
его оказались чересчур велики. Тем более что в наваррской
войне дела стали оборачиваться в пользу дофина. Карл Злой,
чувствуя, что его бросили, заключил сепаратный мир в Пон-
туазе и тем самым избавил столицу от серьезной заботы.
Можно ли было думать о том, чтобы пойти на уступки, кото-
рых требовал Иоанн Добрый? Одно собрание Штатов, на сей
раз покорное указаниям регента, заявило, что этот договор
«неприемлем и невыполним». Другое вотировало кое-какие
субсидии на возобновление военных действий. Ведь дело до-
шло уже и до них: Эдуард III был вынужден сам ехать усми-
рять Францию, хотя суверен истерзанной Франции уже был
его пленником. Но, чтобы победить врага, нужно было, чтобы
он принял сражение. А Карл сознавал свою слабость. На-
ученный опытом, побуждаемый своей не больно воинствен-
1 Людовик VII Молодой — французский король в 1137-1180 гг.
Неудачно воевал со своим вассалом графом Анжуйским Генрихом
Плантагенетом, который стал королем Англии и герцогом Аквита-
нии, объединив под своей властью западную половину Франции
(прим. ред.).
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
159
ной натурой, он уклонялся от боя. Эта ловкая тактика, кото-
рую позже сочтут инициативой Дюгеклена1, была именно так-
тикой дофина. «Набег» силами в несколько тысяч воинов,
если нет правильного сражения, позволял только грабить стра-
ну, но не завоевать ее и тем более не оккупировать. Его сила
со временем иссякала сама, когда более не могла расходо-
ваться на разорение края. «Бедный народ» страдала от этих
грабежей, но королевская власть берегла свои скудные силы,
будучи не вправе зря жертвовать ими. Поэтому Эдуарду с
сыновьями позволили в конце октября 1359 г. высадиться в
Кале, постепенно разорить Артуа, Тьераш, Шампань, потерпеть
неудачу под Реймсом, мощные стены которого исключали воз-
можность приступа, обойти Бургундию, чей герцог откупился
от бедствия, щедро заплатив за уход солдатни, две недели
жечь округу под Парижем и наконец разорить провинцию
Бос. Тем временем нормандские моряки совершенно безна-
казанно подошли к Винчелси, вызвав у англичан панический
страх перед высадкой французов, которую они с 1340 г. счита-
ли невозможной. Наконец в дело вступило само небо: нео-
жиданный ураган дезорганизовал силы захватчиков на шар-
трских землях. Пора было завершать эту плачевную экспе-
дицию. 8 мая 1360 г., после всего лишь недели переговоров,
дофин и принц Уэльский согласовали предварительные усло-
вия мира в босской деревушке Бретиньи; английский король
сразу же покинул Францию, где во главе армии его больше
не увидят.
Неудача Плантагенета была очевидной. Его грозный набег
отбросил его в положение, в каком он находился до первого
Лондонского мира, заключенного полтора года тому назад. То,
на что он соглашался теперь, было тоже нелегким для Фран-
ции, но в меньшей степени, чем уступки, на которые ей предла-
1 Дюгеклен, Бертран — бретонский рыцарь, сеньор Броона, граф
Лонгвиля, участник войн за бретонское наследство на стороне Карла
Блуаского. С 1357 г. поступил на службу к дофину Карлу. В 1370-
1380 гг. — коннетабль Франции. Придерживался оборонительной
военной стратегии, не вступая в крупные сражения и изматывая
врага в мелких стычках (прим. ред.).
160
Эдуард Перруа. Столетняя война
галось идти до того. В территориальном отношении возвра-
щались к условиям, согласованным в Лондоне в 1358 г.:
образование обширной суверенной Аквитании от нижней
Луары до Центрального массива и до Пиренеев; передача
«плацдармов» на севере — Понтье, Кале, графства Гин. Но
финансовые требования смягчились: сумма выкупа за Иоанна
составляла теперь лишь три миллиона золотых экю вместо
четырех. Первая выплата в размере 600 000 экю, самая тяже-
лая, освободит короля Франции, который будет дожидаться ее
в Кале. Уступаемые территории — кроме Ла-Рошели, кото-
рая сразу же перейдет в руки англичан, — будут переданы
победителю в течение года после освобождения Иоанна;
после этого шесть ежегодных выплат по 400 000 экю пога-
сят долг Валуа и постепенно освободят заложников —
принцев крови, крупных феодалов, баронов, буржуа из во-
семнадцати «добрых городов», которые до того будут жить
в Лондоне за свой счет. Окончательно ратифицировать
договор предполагалось в Кале, во время выплаты первой
части выкупа и перед освобождением царственного плен-
ника.
Поскольку ничто не позволяло надеяться на более мягкие
условия, дофин, на сей раз согласный с отцом, предпринял
отчаянные усилия, чтобы удовлетворить требования англи-
чан. Надо было освободить короля, а там будет видно. 8 июля
Иоанн прибыл в Кале. Тем временем каждый город, каждая
провинция были обложены податью на пределе их возмож-
ностей, и от них требовали «живо» выплатить ее. Северная
Франция, жестоко пострадавшая от недавних грабежей, опять
не смогла дать многого; но Лангедок расплатился щедро.
К середине октября в аббатстве Сен-Бертен, близ Сент-Омера,
набралось 400 000 экю — две трети требуемой суммы. Эду-
ард, которому было нетрудно сыграть в благородство, заявил,
что удовлетворится этим. Постепенно в Кале приехали ко-
роль Англии, его сыновья, дофин, советники монархов; еще
какое-то время велись переговоры, и наконец 24 октября пред-
варительные соглашения в Бретиньи, с небольшими измене-
ниями, были торжественно ратифицированы. Это было более
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
161
чем соглашение между Валуа и Плантагенетами — полагали,
что это всеобщий мир. Эдуард III подписывал мир с графом
фландрским; Иоанн еще раз примирялся с Карлом Наварр-
ским; оба короля, которых теперь связывали договоры о веч-
ной дружбе и союзе, обещали вместе стараться прекратить
распрю в Бретани. Коль скоро на Западе воцарялся мир, пап-
ство могло вернуться к своим химерическим планам кресто-
вого похода.
Договор в Кале отличался от предварительных соглаше-
ний в Бретиньи только в одном важном пункте. По пер-
воначальному тексту оба короля немедленно отказывались
от взаимных претензий, но эти отказы были неравной значи-
мости: Эдуард отрекался от титула короля Франции, пустой
погремушки, на признание которого в реальности никогда и
не рассчитывал, а Иоанн — от суверенитета над оставляемы-
ми территориями, и эта уступка отрезала от королевства це-
лую треть, преграждала его судам, сборщикам налогов, арми-
ям доступ в Юго-Западную Францию. В Кале «отречения»
стали предметом особого соглашения; обменяться ими предпо-
лагалось позже, после передачи территорий; последним сро-
ком для этого назначалось 30 ноября 1361 г. Внешне эта
модификация выглядела ничтожной. Но фактически она бу-
дет иметь неисчислимые последствия. Некоторые истори-
ки полагают, что к ней приложили руку дофин и его совет-
ники, которые со своей безупречной ловкостью, уже выка-
занной в прошлом году, предвидели будущее, догадались,
что срок будет перенесен, и тем самым сохранили для ко-
роны суверенные права на оставляемые территории. Одна-
ко допустить такое сложно. Возможно ли было заранее
предугадать все задержки, хитрости, проволочки всегда не-
насытного противника? Будущий Карл V при всем уме не
мог обладать такими способностями предвидения. Однако
события покажут, что он был прав.
Мы не последуем за королем по пути свободы, через
вновь обретенное — во всяком случае, частично — коро-
левство. История его поступков позволила бы нам всего
лишь глубже проникнуть в душу монарха, который за три
6 Зак. 3581
162
Эдуард Перруа. Столетняя война
года, которые ему оставалось жить, не воплотит ни одного из
своих химерических прожектов. При этом бедствия ничуть
его не унизили. По крайней мере он мог бы понять, что
через четыре года отсутствия найдет Францию истерзанной,
ослабленной, искалеченной, мог бы попытаться уврачевать
ее раны, восстановить ее силы путем мудрой экономии. Но
предполагать, что он способен на столь терпеливые расчеты,
можно было бы, лишь плохо его зная. Он бессильно наблю-
дает бесчинства рутьеров, грабящих богатейшие провинции.
Дорого купленный мир, за который пришлось заплатить та-
кой кровью и такими страданиями, для него только неожи-
данная возможность наконец воплотить мечту отца и свою
собственную — крестовый поход. Едва получив возмож-
ность, он спешит в Авиньон; правда, дороги королевства не-
спокойны, и ему приходится делать длинный крюк через
Бургундию, Бресс, Дофине, земли Империи. Но святой папа
Урбан V находит в нем более ценного, более рьяного по-
мощника, чем Филипп VI был для Бенедикта XII. Побеж-
денный при Пуатье уже видел себя предводителем кресто-
вого похода, во главе целой европейской армии, идущей на
грозных османов.
Этот прожект постигла та же судьба, что и множество
других: изменившиеся реалии перевели его в сферу химер.
Более насущные заботы удерживали Иоанна в его королев-
стве, и не самой мелкой из них было практическое выполне-
ние условий договора в Кале. И это возвращает нас к пред-
мету нашего рассмотрения.
Территориальные соглашения с давних пор относились
к статьям, которые выполнялись проще всего, хотя и с за-
метными задержками. Советники французского короля пред-
почли бы, чтобы передача осуществилась, лишь когда ко-
роль Англии взамен освободит французские провинции от
рутьеров, грабивших страну от его имени. По мнению План-
тагенета, довольно было и того, что он уволил этих вояк; а
если они продолжают грабежи по собственному почину,
его это не касается. Итак, Иоанн еще раз уступил. Но ан-
глийские комиссары, имевшие поручение формально при-
нять аннексии, прибыли только в августе 1361 г. В каждой
Бедствия Франции (1340—1364 гг.)
163
оставляемой области они приняли власть от чиновников
Валуа, оммаж от вассалов, присягу от городов. То здесь, то
там возникало противодействие, о котором нам известно
мало. Может быть, население не побоялось бы менять гос-
подина, если бы его верховным сюзереном по-прежнему
оставался французский король. Верность прежнему монарху
заставляла их страдать от того, что отныне они полностью
отделяются от королевства Франции. Но проявления этих
чувств оставались спорадическими и разрозненными; воз-
можно, в некоторых случаях они были даже порождены
расчетом. Когда тот или иной город заставляет ждать сво-
ей капитуляции, когда тот или иной вассал заявляет, что
хочет принести оммаж только лично королю Англии, то
это делается затем, чтобы добиться подтверждения и рас-
ширения привилегий, чтобы создать прецедент, который в
дальнейшем будет полезным для укрепления автономии.
Так будет до самого 1789 г., когда зарождающийся патрио-
тизм сметет эгоистичную тщету местных привилегий. Вес-
ной 1362 г. мучительная операция близилась к концу: пос-
ле этой большой передачи территорий оставалось лишь
несколько спорных округов — Бельвиль в Пуату, Монт-
рёй в Понтье. Эдуард III сумеет создать из новых конти-
нентальных владений обширное княжество Аквитанию, оп-
ределять судьбы которой было поручено победителю при
Пуатье — Черному принцу.
Выплата выкупа шла с более заметными задержками. Ведь
вытрясти такую сумму из страны, которая постоянно беднела,
а недавно утратила треть своей территории, было непросто.
На этот раз, поскольку речь шла о выкупе пленного короля,
такой случай предусматривался феодальным обычаем, и по-
тому можно было не обращаться к Штатам1. Королевский
ордонанс от 6 декабря 1360 г. устанавливает на шесть лет —
1 По феодальному обычаю король имел право на денежную по-
мощь, не требовавшую согласия вассалов в следующих случаях:
когда в рыцари посвящали старшего сына короля или он женился,
когда старшую дочь выдавали замуж, когда король отправлялся в
крестовый поход или попадал в плен (прим. ред.).
164
Эдуард Перруа. Столетняя война
первый пример общего и долгосрочного налога — троекрат-
ное обложение товаров, соли и вина. Налоги на потребление
собирать трудно, они непопулярны и, кроме того, тесно связа-
ны с экономическим процветанием; а дело было в кризис-
ный период. Но все-таки они принесли ощутимые суммы.
Основную их часть поглотила борьба на местах с рутьерами,
придворные праздники, приготовления к крестовому походу.
Из оставшихся за три года не смогли собрать даже первый
миллион для выкупа.
Обладая уступленными территориями, имея в кармане
почти треть затребованной контрибуции, король Англии, ка-
залось бы, должен был поспешить с обменом отречениями,
чтобы на взаимные уступки легла печать необратимости.
Однако эти отречения не были сделаны ни в ноябре 1361 г.,
ни позже. Не будем усматривать в этом ни ловкости дофи-
на, который по завершении своего регентства уже никак не
участвовал в управлении королевством, ни беспечности
Иоанна, который, напротив, чтобы поддержать свою честь,
старался тщательно и полностью выполнить договор. Все
дело в Эдуарде, изобретательном на новые дипломатиче-
ские комбинации, всегда выискивающем дополнительные пре-
имущества. Перестав титуловать себя королем Франции,
он знал, что Иоанн уже не считает себя вправе претендо-
вать на суверенитет над Аквитанией. Теперь его заботили
более верные материальные выигрыши, а церемонию, не да-
вавшую непосредственных выгод, можно было провести и
позже. Ведь коль скоро выкуп в срок не уплатили, ссылка
заложников в Лондон затянулась. Это ожидание стало
невыносимым для принцев королевских лилий: брата коро-
ля — Филиппа Орлеанского, двух старших сыновей — Лю-
довика Анжуйского и Иоанна Беррийского, его кузена Пьера
Алансонского и шурина дофина — Людовика II Бурбона.
Чтобы ускорить свое освобождение, они взяли с короля
Франции слово и в ноябре 1362 г. заключили со своим
тюремщиком гибельный «договор заложников». В нем они
проявляли щедрость за чужой счет, обещая немедленную
выплату 200 000 экю, окончательную уступку спорных тер-
Бедствия Франции (1340-1364 гг.)
165
риторий, передачу в залог основных беррийских замков.
Вследствие этого их перевели в Кале, где они должны были
ждать королевской ратификации договора, лишь после кото-
рой предполагалось провести обмен отречениями. Иоанн бы
с радостью подписал новые отказы — ведь это значило не
только больше заплатить за мир, но к тому же освободить
своих близких и ускорить начало крестового похода. Одна-
ко Эдуард потребовал одобрения со стороны Трех сосло-
вий. Ассамблея, собравшаяся только в октябре 1363 г. в
Амьене, проявила упорство. Дофин и его советники еще раз
оказались лучшими защитниками интересов короны, чем
король. Они были душой сопротивления и добились откло-
нения договора.
Это был первый инцидент после заключения мира, первое
пятно, омрачившее вечную дружбу, в которой поклялись в
Кале оба суверена. В ситуации, где дипломат увидел бы лишь
политическую необходимость, Иоанн счел себя обесчещен-
ным, решив, что противник заподозрит его в вероломстве, хотя
тот вовсе не выдвигал подобных обвинений. Это болезнен-
ное ощущение у короля укрепил один случай личного харак-
тера. Его второму сыну Людовику Анжуйскому, томившемуся
в Кале, разрешили съездить на поклонение в святилище
Булонской Богоматери. Там он встретил свою молодую жену
Марию Бретонскую, дочь Карла Блуаского, которую не ви-
дел два с половиной года и в которую был очень влюблен;
княжеская чета сбежала и более в Кале не явилась. Сделав
это, позже скажет ему Эдуард III, «вы весьма запятнали честь
своего линьяжа». У чести свои законы. В политике они слиш-
ком часто служат прикрытием худших капитуляций. Будучи
до конца рыцарем, Иоанн остался им верен и в первые дни
1364 г. вернулся в Лондон, чтобы сдаться в плен: ведь он
считал, что лично отвечает за невыплаченный выкуп, за бег-
ство титулованного заложника. Тем не менее от плана крес-
тового похода он не отказался. Поскольку интерес к этому
плану проявил и Эдуард, то Иоанн начал переговоры с целью
прийти к новому «конечному соглашению» взамен договора
заложников. Едва эти переговоры успешно завершились, как
166 Эдуард Перруа. Столетняя война
он заболел и слег. Он умер 8 апреля, еще молодым — ему
было сорок пять. Его бывший тюремщик устроил ему пыш-
ную заупокойную службу в соборе святого Павла. Потом
через Дувр и Кале бренные останки с большой помпой были
привезены в Париж и Сен-Дени.
IV
КАРЛ V
(1364-1380 гг.)
Шестнадцать следующих лет после смерти Иоанна Доб-
рого стали для Франции периодом восстановления, непредви-
денного, разумеется, неполного, но быстрого; Англия же за эти
годы не смогла остановить упадка, понемногу сбросившего ее
с пьедестала славы, куда ее возвел гений Эдуарда III. Над
обеими странами очень высоко возвышается одна личность —
личность Карла V.
I
КОРОЛЬ И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ
Карл V обрел популярность такого рода, какую в перио-
ды бедствий получают слишком рано ушедшие вожди золо-
того века, отныне оставшегося в прошлом. Мудрого короля
особенно полюбили после смерти, в печальные времена анар-
хии, в которую погрузило страну безумие его сына. Тогда, к
счастью, в числе прочих его апологетов нашлась любезная
итальянка — дочь одного из его медиков Кристина Пизан-
ская, чье восторженное перо внесло немалый вклад в созда-
ние ореола легенды вокруг царствования короля-восстано-
вителя. Историки нового времени не сумели отринуть все
умилительные анекдоты, все заказное восхищение, все бла-
гоговейные похвалы, чтобы за официальными славословиями
разглядеть живого человека.
Внешне мы вполне можем его представить по восхити-
тельной статуе из церкви Целестинцев, ныне украшающей
Лувр: хрупкое сложение, хилое и тщедушное тело, так отли-
чающее его от атлетичных великанов, какими были первые
Валуа, и от красавцев — последних Капетингов. Тонкий и
длинный нос, изможденное лицо, тяжелая и слегка склонен-
ная голова на костлявых плечах. Загадочная болезнь, начав-
шаяся в юности, часто вынуждала его ложиться в постель и
унесла вскоре после того, как ему стукнет сорок. Физическая
слабость сделала его скорее кабинетным человеком, нежели
человеком действия. Во времена Креси он был ребенком, при
Пуатье — юношей, и военное ремесло ассоциировалось для
него с длинной цепью неудач. Еще в большей степени, чем
здоровье, от поля сражения его отдаляли его вкусы. Это пер-
вый из французских суверенов — и единственный до Людо-
вика XVI — кто воздерживался от того, чтобы брать на себя
170
Эдуард Перруа. Столетняя война
командование войсками, даже номинально. Это место займут
командиры-профессионалы. Не то чтобы он был трусом —
никто не осмеливается упрекнуть его за бегство с поля боя
при Пуатье в последние часы сражения — но лагерная жизнь
не для него. Зато от своих предков Валуа он унаследовал
любовь к роскоши, к красивым жилищам, к придворным праз-
дникам — необходимый атрибут королевского величия. Ког-
да страна страдала от разорения и налогов, когда он сам призы-
вал свои службы к экономии, он отстраивал Лувр и Венсенн,
возводил загородный дом в Боти-на-Марне и городской — в
отеле Сен-Поль близ Бастилии, в том самом квартале Маре,
который при нем станет ансамблем изящных строений. Как
и его брат герцог Беррийский, он любил собирать красивые
вещи, украшения, посуду, произведения искусства, ковры.
В большей степени, чем брат, он испытывал страсть к книгам,
собирая их в башне Лувра отнюдь не только из любви к
переплетам с ценными и редкими миниатюрами. Он доста-
точно знал свою библиотеку, чтобы перелистывать книги и
размышлять над ними; он заказал для себя переводы на фран-
цузский политических произведений Аристотеля, латинских
историков; он попросил Николя Орезма изложить ясным язы-
ком теорию полноценной монеты.
Ибо ни один король после Филиппа Красивого так не
ощущал королевского величия и никто после Людовика Свя-
того так, как он, не сознавал обязанностей, сопряженных с его
саном. Щепетильный, порой до крайности, он всегда хотел
удостовериться в своей законной правоте, убедиться, что на-
логи собираются лишь для блага королевства, что его войны
справедливы, что все его поступки направляются законом.
В его царствование легисты1 станут королями; Эдуард III
однажды не без презрения назовет его «адвокатом». Его чес-
тность будет казаться казуистикой, умение — изворотливо-
1 Легисты — знатоки гражданского права, лиценцианты или док-
тора, получившие образование в университетах Тулузы, Монпелье,
реже Орлеана. С эпохи правления Филиппа IV Красивого (1385-
1314 гг.) занимали важное место в Королевском совете и системе
центрального управления (прим. ред.).
Карл V (1364—1380 гг.)
171
стью, доводы — демагогией. А он восстанавливал досадно
прерванную давнюю традицию Капетингов, всегда старавшихся
привлечь право на свою сторону, даже ценой интеллектуаль-
ных построений, порой граничащих с виртуозностью. Суро-
вый искус двух регентств, сначала с 1356 по 1360 г., а потом
в первые месяцы 1364 г., научил его не доверять людям, об-
ходить затруднения, сгибаться под бурей, терпением и цепко-
стью разрушать самые опасные коалиции. Карл — именно
такой король, какой был нужен ослабленной, временно рас-
члененной Франции, которая сомневалась в своем настоя-
щем, а то и в будущем, и с высоким чувством правоты своего
дела сочетал дешевые приемы, хитрость, уловки, недобросове-
стность, лишь бы избежать полной гибели: нужда не знает
закона — говорят политики.
Часто заявляют, что Карл, не доверяя своим братьям, сис-
тематически отстранял их от власти. Нет утверждения, более
далекого от истины. Хороший супруг (преждевременная кон-
чина Жанны де Бурбон сделала его безутешным), хороший
отец (как он радовался рождению будущего Карла VI!), он
был и верным, великодушным братом, порой чрезмерно снис-
ходительным. Людовик, герцог Анжу и Мена, — честолюбец,
алчный до власти и денег, но отнюдь не лишенный полити-
ческого чутья. Назначенный в 1364 г. наследником престо-
ла, он потребовал, чтобы в дополнение к апанажу ему отдали
Дофине. Ему предложили только Турень, чтобы он владел ею
до рождения дофина. Ему дали пост наместника Лангедока,
который он сохранит в течение всего царствования Карла V.
Исключительная должность, позволяющая герцогу Анжуй-
скому не только использовать ресурсы богатейшей провин-
ции королевства, но и проводить собственную политику, кото-
рая чаще всего вторит политике короля: притязания на быв-
шее королевство Майорку1, вмешательство в дела Кастилии,
скрытые помехи действиям администрации Черного принца
в Аквитании; герцог, порой предвосхищая желания брата,
1 Королевство Майорка было создано в 1276 г. из Балеарских о-в,
Руссильона, Сердани и Монпелье. В 1344 г. было присоединено к
Арагону (прим. ред.).
172
Эдуард Перруа. Столетняя война
принял участие не в одном деле, подготовившем возобнов-
ление войны. Иоанн, второй принц «королевских лилий», от-
личался меньшим честолюбием. Сначала он был графом
Пуатевинским и Маконским, после мира в Бретиньи ему
отдали Берри и Овернь вместе с титулом герцога. Благодаря
долгому пребыванию в Англии в качестве заложника он
сохранил там связи, использовавшиеся королем при перего-
ворах по деликатным вопросам. Вместе с герцогом Анжуй-
ским принял участие в отвоевании Пуату, и эта провинция
была добавлена к его апанажу. Наконец, Филипп, любимец
отца, в 1363 г. был только герцогом Туренским. Иоанн Доб-
рый дал ему пост наместника Бургундии, совсем недавно
присоединенной к королевскому домену, втайне пообещав
передать ее в апанаж. Карл в первую очередь поспешил
выполнить отцовское обещание, осыпав младшего брата при-
вилегиями, земельными пожалованиями, разрешениями на
откуп налогов. Вскоре мы увидим, как он увеличит могуще-
ство брата, обеспечив ему наследование богатой Фландрии.
Разве оказал бы он столько милостей братьям, если бы не
доверял им?
Но хоть он и жаловал им провинции, назначал их в со-
став посольств, доверял руководящие посты, основная власть
им не доставалась. Это совершенно естественно, и ничего
особо нового здесь нет. Не в традиции французской монар-
хии позволять принцам крови распоряжаться на совете короны:
пример Карла Валуа при последних Капетингах стал исклю-
чением. Как и его предшественники, Карл V отныне предпо-
читал людей невысокого рода, мелкопоместную знать, кото-
рая была всем ему обязана, преданных клириков и горожан,
иногда даже авантюристов и выскочек: эти люди легче, чем
магнаты, привыкали к административной рутине, лучше под-
держивали преемственность в управлении. Некоторых он
унаследовал от отца, и души их были не слишком чисты:
таков, к примеру, сомнительный Жан де ла Гранж, аббат Фека-
на, который был казначеем Франции, прежде чем стать кар-
диналом Амьенским и даже претендовать на тиару. Другие
в большинстве хоть и заботились о своем состоянии, но были
честными чиновниками и добросовестными парламентария-
КарлУ (1364-1380 гг.)
173
ми: это Жан и Гийом де Дорманы, последовательно занимав-
шие пост канцлера, первый президент парламента Пьер д’Ор-
жемон, прево Парижа Юг Обрио. Отдельно надо упомянуть
Бюро де ла Ривьера, мелкого дворянина из Ниверне, конфи-
дента Карла V в последние годы жизни, и особенно воена-
чальников — Дюгеклена и Жана де Вьенна.
Уже при жизни бедный бретонский рыцарь1 пользовался
популярностью, совершенно несоразмерной его талантам или
же его подвигам. С тех самых пор в памяти людей имя Карла V
неотделимо от имени его коннетабля, легендарного святого
паладина. Повинна в этом не только неудобоваримая поэма
Кювелье* 2, длинная песнь рапсода, наполненная наивными анек-
дотами и невероятными легендами, — французский ответ на
дифирамбы герольда Чандоса Черному принцу и его гаскон-
ским капитанам, создавшие им дутую славу. Фруассар, хоро-
шо знавший предмет и точно выражавший чувства рыцарей,
не меньше удивлялся фавору Дюгеклена и с не меньшей го-
товностью восхищался его геройскими деяниями. В лице этого
заурядного капитана, неспособного выиграть сражение или
успешно завершить мало-мальски значительную осаду, но
умевшего повести за собой грабительские банды рутьеров
(видевших в нем своего хозяина), раздувшегося от сознания
собственной значительности и притом щепетильного в воп-
росах рыцарской чести, Франция Карла V обрела военачаль-
ника по своей мерке — для решения рутинных задач, которые
только и были ему по плечу. Когда он поступил на службу к
королю накануне восшествия того на престол и на исходе
проведенной в нужде молодости, богатой одними затрещина-
ми, бедный бретонский рыцарь был всего лишь капитаном
рутьеров, любителем набегов и грабежа, однако превосходя-
щим себе подобных железной властью, умением добиться от
своих наемников суровой дисциплины. Его гробница в Сен-
Дени показывает, что физически он был некрасив: большая
‘Бертран Дюгеклен (прим. пер.).
2Кювелье, Жан — музыкант конца XIV в., менестрель на служ-
бе Карла V (1372 г.), автор поэмы о жизни Бертрана Дюгеклена
(прим. ред.).
174
Эдуард Перруа. Столетняя война
голова на квадратных плечах, сильно приплюснутый нос, и
лишь в улыбке видна человечность. В силу вещей его при-
звание — иметь дело со скудными ресурсами, небольшими
силами, проводить короткие вылазки, налеты, стычки. Даже
его выжидательную стратегию нельзя поставить ему в за-
слугу — эту стратегию навязал ему король. Всякий раз, ког-
да он выскальзывал из-под королевской опеки и действовал
по своему разумению, то искал полевого сражения и терпел
в нем разгром — при Орее, при Нахере1. Жаден и кичился
недавно полученными титулами: он граф Лонгвиля милос-
тью Карла V и герцог де Молина милостью короля Кастилии.
И однако в момент опасности мудрый король, не задумыва-
ясь, заставит завистников умолкнуть: он доверит Бертрану
меч коннетабля, то есть главнокомандующего королевскими
армиями. Фигура Дюгеклена снова блистательно соответствует
потребностям момента. За десять лет, которые ему остается
жить, он скудными средствами изгладит позор договора, за-
ключенного в Кале. Его слава затмит славу всех остальных
капитанов, всех остальных соратников короля: что такое ря-
дом с ним энергичный Жан де Вьенн, сухопутный человек,
которого в это же время назначили адмиралом и который,
никогда не выходя в море, полностью восстановит королев-
ский флот?
’Битва при Нахере (3 апреля 1367 г.) — сражение между кас-
тильским королем Педро Жестоким и его союзником Эдуардом
Черным, принцем с одной стороны, и Энрике Трастамарским с его
союзником Бертраном Дюгекленом, которого послал в Испанию
французский король Карл V, с целью поддержать своего претенден-
та на престол Кастилии. Энрике проиграл битву, а Дюгеклен попал
в плен; Битва при Орее (24 сентября 1364 г.) — сражение под
стенами Орея, в котором французская армия пыталась отбросить
войска Иоанна IV де Монфора. Битва завершилась полным разгро-
мом для французов, Карл Блуаский погиб, а Дюгеклен был пленен
(прим. ред.).
и
ВОЗРОЖДЕНИЕ КОРОЛЕВСТВА
Один английский шпион, имевший задание собрать для
принца Уэльского сведения о намерениях Карла V, весной
1364 г. писал своему правительству:
«Политика нового короля состоит в том, чтобы говорить
англичанам красивые слова, пока не получит обратно залож-
ников, каковые находятся в Англии, или хотя бы большую
часть; тем временем он пойдет войной на короля Наварры и
будет продолжать войну в Бретани; прикрываясь же оными
войнами, он будет непрестанно собирать войска; по полу-
чении означенных заложников он немедля повсюду пой-
дет войной на англичан и на княжество (Аквитанию)... и
вернет себе все, что попало в руки англичан, после чего
истребит их».
Политическое прошлое дофина подтверждало правдопо-
добность этого предсказания, которое, может быть, больше
соответствует фактам, ибо осуществится точь-в-точь, чем на-
мерениям. Если англичане подозревали Карла, в этом не было
ничего удивительного: тот, кто отверг одиозный Лондонский
мир, отразил великий набег англичан 1359 г., ускорил осво-
бождение отца, способствовал отклонению Штатами «догово-
ра заложников», тот не мог до бесконечности мириться с ус-
тупками, сделанными по договору в Кале. Но предполагать,
что с самого восшествия на престол он готовил разрыв и
собирал силы с целью в ближайшее время возобновить вой-
ну, — значит обвинять его в двурушничестве или приписы-
вать ему дар предвидения, каким он в такой мере не обла-
дал. В то время слишком много серьезных проблем грозило
самому существованию королевства, чтобы еще начинать
новый франко-английский конфликт. И чтобы выбраться из
176
Эдуард Перруа. Столетняя война
этого затруднительного положения, недостаточно было усып-
лять бдительность недоверчивого противника красивыми сло-
вами: следовало еще и убеждать его в своей добросовестно-
сти, завоевывать его доверие, а для этого со всем возможным
рвением выполнять все договорные обязательства. Как мы
увидим, такой и была политика Карла по отношению к Анг-
лии почти четыре года. Не будем забывать о постоянном
присутствии победителя — придирчивого, бдительного, всегда
готового к интервенции, если заподозрит притворство, и тогда
результаты, которых добился мудрый король, покажутся еще
более замечательными.
Король Наварры с 1359 г. сохранял спокойствие, но в
марте 1364 г. начал новый мятеж. И у него вновь были при-
чины, чтобы обратить оружие против Валуа. На сей раз это
было бургундское наследство. После преждевременной смерти
в 1361 г. последнего герцога Бургундского, тщедушного Фи-
липпа де Рувра, герцогство должно было достаться одному из
потомков двоюродных бабок покойного. Этих потомков было
двое: Карл Злой, внук старшей — Маргариты, и Иоанн Доб-
рый, сын младшей — Жанны. Вопрос был тот же, что и в
Бретани: признает ли бургундский обычай наследование по
праву представления? Если да — а похоже, что так и было, —
наследником должен был стать Наваррец. Но здесь и судьей,
и одной из сторон был такой знатный сеньор, как король
Франции. После мнимого расследования он провозгласил
наследником себя, аннексировал Бургундию и присоединил
ее к домену. Когда же он после пообещал ее младшему сыну
Филиппу, этого Наваррец стерпеть уже не мог. И он начал
войну с дофином, едва Иоанн уехал в Англию. Этот мятеж
был очень опасен, потому что с несколькими бандами наем-
ников Карл Злой осмелился на попытку взять измором Па-
риж. В число его нормандских владений входили Мелан, Мант,
низовья Сены; он легко мог угрожать Понтуазу и Крею на
Уазе; его тетка Жанна, овдовевшая сорок лет назад после
смерти последнего Капетинга, и его сестра Бланка, вдова Фи-
липпа VI, могли впустить его в Мелён, их вдовье наследство.
Ему принадлежали все реки, кроме Марны. Но счастливый
поворот судьбы позволил устранить эту угрозу. Дюгеклен,
КарлУ (1364г- 1380 гг.)
177
которому регент поручил организовать оборону, подарил ему
к восшествию на престол самую блестящую победу в сво-
ей жизни: при Кошереле близ Манта гасконские континген-
ты каптала де Буша, Жана де Гральи, служившие Наваррцу,
16 мая 1364 г. были разгромлены наголову. Поскольку План-
тагенет, успешно сбитый с толку новым королем Франции,
не поддержал Карла Злого, Дюгеклен смог завоевать Котан-
тен, захватить Валонь, но потерпел неудачу под Эврё. Вскоре
Наваррец предпочел сложить оружие. Договор, заключенный
в марте 1365 г., навсегда лишал его возможности угрожать
Парижу. Крепости на нижней Сене у него отобрали; отныне
о его мимолетном владычестве здесь будет напоминать лишь
очаровательная Наваррская капелла в коллегиальной церкви
Манта. За это он получал баронию Монпелье, то есть стано-
вился одним из сеньоров этого далекого города, где чиновни-
ки герцога Анжуйского сведут иллюзорную компенсацию к
ничтожной малости. Отныне Наваррец перешел в разряд
мелких интриганов, и королю Франции он больше не был
опасен.
Бретонское дело обернулось для Франции не столь выгод-
но. Вспомним, что согласно договору в Кале, Эдуард и Иоанн,
примиряясь, обещали посредничество в деле умиротворения
этого герцогства. Но у каждого из них был свой кандидат: у
Эдуарда — его воспитанник Иоанн IV1, воспитанный при лон-
донском дворе, проникнутый ненавистью к Валуа, юноша, ко-
торого изгнание научило скрытности и коварству; у Иоанна
Доброго — Карл Блуаский, который с удовольствием бы ус-
тупил, если бы властная жена не заставляла его быть непри-
миримым. Участники переговоров, проходивших под эгидой
обоих королей в Кале, в Сент-Омере, а потом в Лондоне,
тщетно пытались добиться мира в Бретани. Иоанн IV Мон-
фор, когда опекун дал ему юридическую дееспособность, ле-
том 1362 г. вернулся в свое герцогство. Тут же вспыхнула
война, за которой потянулся прискорбный шлейф опустоши-
тельных рейдов, налетов, захватов и осад. Долгое время ситу-
ация оставалась неясной, пока оба противника не решились
’Сын Жана де Монфора и Жанны Фландрской (прим. ред.).
178
Эдуард Перруа. Столетняя война
на полевое сражение. 29 сентября 1364 г. при Орее Карл
Блуаский потерпел сокрушительное поражение. Святой че-
ловек — церковь причислит его к лику блаженных — умер
как храбрый рыцарь; Дюгеклен, поспешивший на защиту сво-
его «природного сеньора», оказался в числе пленных. Дело
Жанны де Пантьевр, а тем самым и дело Валуа было проиг-
рано. Однако, проникшись доверием к новому королю Фран-
ции из-за его кажущейся корректности, Эдуард, верный прин-
ципам договора в Кале, не попытался воспользоваться выгод-
ной ситуацией. Это позволило Карлу спасти лицо. Договор в
Геранде, заключенный в апреле 1365 г., давал Жанне де Пан-
тьевр, дело которой уже не защищал никто, некоторые ком-
пенсации за отказ от герцогства: графство Пантьевр в Бре-
тани, виконтство Лиможское. Герцогом Бретонским остался
один Иоанн IV, но оммаж он должен был принести Карлу V.
В восторге от своего успеха, новый герцог не придал большо-
го значения тому факту, что оказывается в подчинении у
ненавистных Валуа. Несомненно, вскоре он изменил бы им;
но пока Бретань была очищена от английских наемников, двад-
цать лет оккупировавших ее. Это было все, на что можно
было рассчитывать после разгрома при Орее.
Когда наваррцы были разбиты, а Бретань временно нейт-
рализована, все «дыры», через которые Плантагенеты могли
бы проникнуть в ослабленное королевство, одна за другой
закрылись. Легко достичь таких успехов позволил нейтра-
литет Эдуарда III. Во Фландрии потребуется вся ловкость
Карла V, чтобы одержать победу над английской дипломати-
ей и при этом не подтолкнуть Англию к войне. Урегулирова-
ние вопроса о фламандском наследстве — за которое в бу-
дущем историки станут корить мудрого короля, увидев здесь
лишь слепую непредусмотрительность, — было как раз, если
рассматривать его в контексте событий, самой блестящей
дипломатической победой его царствования. В Кале, при за-
ключении договора о всеобщем мире, который должен был
охватить весь Запад, Эдуард примирился с сыном Людовика
Неверского, выдав графскому правосудию последних привер-
женцев Артевельде. Этот мир вскоре перешел в дружбу,
насторожившую Валуа. Поскольку Людовик Неверский был
КарлУ (1364-1380 гг.)
179
убит при Креси, ему наследовал его сын Людовик Мальский,
и при нем политика Фландрии изменилась. Людовик Невер-
ский, как и все его предшественники с начала века, показал
себя верным вассалом французской короны. Верно выпол-
няя вассальный долг, он оттолкнул от себя самых богатых из
своих подданных, крупные промышленные города Примор-
ской Фландрии, разорился на страшных гражданских войнах.
Урок был усвоен. Его сын Людовик Мальский, которого в
самые мрачные дни восстания держали при себе заложником
горожане Брюгге, таких унижений больше не хотел. Твердо
решив поднять престиж графской власти, он знал, что без фи-
нансовой поддержки сукнодельческих городов эта власть —
одна видимость. Поэтому он избавится от французской опе-
ки и сблизится с Англией: поступающая оттуда прекрасная
шерсть и далее будет служить сырьем для фламандского ре-
месла. А политика Эдуарда III в отношении экспорта шерсти
после стольких колебаний, похоже, как раз начинала отвечать
фламандским интересам. В 1363 г. местом «этапа» шерсти был
назначен Кале; товар, за который здесь выплачивали сбор, обога-
щающий Палату Шахматной доски, далее везли в Брюгге —
крупный торговый центр и оттуда наконец в промышленные
города. Чтобы шерстяной путь оставался открытым, Людовик
Мальский не колеблясь укреплял союз с Плантагенетами.
А ведь у графа не было других наследников, кроме един-
ственной дочери. Маргарита, уже овдовевшая после смерти
в 1361 г. тщедушного Филиппа де Рувра, герцога Бургундско-
го, — самая богатая наследница Европы. От отца ей должны
были достаться графства Фландрия, Невер, Ретель, права на
Антверпен и Мехелен; от бабки — графство Артуа и граф-
ство Бургундия (которое с тех пор назвали «Франш-Конте»).
С 1363 г. с лондонским двором начались брачные перегово-
ры. Эдуард сватал четвертого сына, Эдмунда Лэнгли, графа
Кембриджа, который позже станет герцогом Йорком и осно-
вателем династии Йорков. В апанаж1 юному претенденту он
1 Апанаж — фьефы, земли и феодальные права, которыми наделя-
лись сыновья или братья короля в обмен на вассальную присягу
(прим. ред.).
180
Эдуард Перруа. Столетняя война
давал Кале, графство Гин, Понтье — все владения на севере
Франции. Тем самым возникла угроза создания обширного
княжества от устья Соммы до устья Шельды, которое могло
бы стать зеркальным отражением Аквитании, занятой прин-
цем Уэльским. В этом случае оба сына английского короля,
получив богатые наделы, смогли бы следить за Валуа и, угро-
жая с двух сторон, не дали бы ему начать новую войну. Во
всяком случае, ленная зависимость Фландрии, которую столь
дорогой ценой купили и отстояли французы со времен Фи-
липпа Красивого, была уже пустым звуком.
Едва Карл V вступил на престол, он приложил все силы,
чтобы раскрутить интригу. Вдовствующая графиня, дочь Фи-
липпа V, владелица Артуа и Франш-Конте, была целиком пре-
дана делу Валуа и выступала против сына и английского
брака. Еще полезней была поддержка папы: 18 декабря 1364 г.
Урбан V, ссылаясь на запретную с точки зрения каноническо-
го права степень родства, объявил невозможным брак между
Эдмундом Плантагенетом и Маргаритой Фландрской; а по-
том, поскольку английский принц хвалился, что может и пре-
небречь этим запретом, папа отменил все послабления в от-
ношении кровного родства, которые его предшественники да-
ровали сыновьям английского короля. Эдуард III не осмелился
ни протестовать, ни даже упрекнуть Карла в коварных про-
исках. Людовик Мальский надолго затаил за это злобу на
сюзерена.
Едва английский брак был отменен, Карл V задумал еще
более амбициозный план включения фламандского наслед-
ства в состав владений своего дома. Из трех его братьев
Филипп Храбрый, герцог Бургундский, был еще не женат. Он
унаследовал герцогство после Филиппа де Рувра — разве не
было бы естественно, если бы он женился на его вдове? Все
демарши Эдуарда III с целью побудить Урбана V переменить
решение натыкались на упорное сопротивление французско-
го понтифика, не желавшего допускать ослабления своей стра-
ны. Но когда к папе в свою очередь обратился Карл V, тот в
1367 г. легко согласился даровать послабления ради брака
герцога Бургундского. Людовик Мальский проявил больше
упрямства. Понадобилось два года тяжелых переговоров, что-
КарлУ (1364-1380 и.)
181
бы он уступил. И согласие его обошлось дорого: пришлось
вернуть ему «франкоязычную Фландрию» — три шателен-
ства Лилль, Дуэ и Орши, со времен Филиппа Красивого вхо-
дившие в состав королевского домена. Впустую Карл V за-
ставил брата подписать секретное обязательство вернуть от-
данные земли короне, как только он станет графом Фландрии:
в это же время не слишком щепетильный муж Маргариты
Фландрской пообещал тестю никогда не отчуждать трех ша-
теленств, отныне навсегда потерянных для французской мо-
нархии. Как бы то ни было, король полностью реализовал
свои политические амбиции. Фландрия, столько времени пред-
ставлявшая опасность, теперь попадала под власть принца из
дома Валуа. Если будущее опрокинет эти расчеты, если этот
поступок станет первым шагом к созданию грозной Бургунд-
ской державы, можно ли за это обвинять короля в слепоте?
Карл V продолжал политику предшественников, Капетингов
и Валуа, для которых укрепление власти монарха было неот-
делимо от устройства жизни младших братьев. Счастливые
случайности: заурядность большинства этих отпрысков, быс-
трое угасание самых могущественных родов или укоренение
их за пределами королевства — как будто доказывали муд-
рость этой политики. Первые бунты «принцев лилий»: Ро-
бера д’Артуа, Карла Злого — против королевской власти
вызвали скандал, но были успешно подавлены. Никто не
предполагал, что соотношение сил между монархией и прин-
цами — обладателями апанажей может измениться. Это
поймут лишь по смерти Карла V, когда устранять опасность
будет уже поздно.
Все эти успехи относились к сфере дипломатии. Более
грозные проблемы изводили короля в самом сердце коро-
левства. «Компании» (compagnies)1 с годами становились все
более тяжким злом. Войны — английская, бретонская, наварр-
ская — привлекли на французскую землю массу наемников,
разноплеменную, но объединенную желанием жить войной и
потребностью провоцировать войну, чтобы жить и дальше.
Среди них было небольшое число англичан, много гасконцев,
1 Компания — военный отряд наемников (прим. ред.).
182
Эдуард Перруа. Столетняя война
бретонцев, испанцев и даже немцев. Капитанами себе они
выбирали темных личностей, авантюристов, чьи удачи, автори-
тет, достижения влекли к ним фанатичных и корыстных сто-
ронников. Хотя до Бретиньи не все эти рутьеры сражались
за деньги Плантагенетов или их союзников, тем не менее в
провинциях, которые они терроризировали, их называли «анг-
личанами». Может быть, это было первым проявлением не-
нависти одного народа к другому, какую мало-мальски про-
должительная война обязательно вызывает в сердцах людей.
Ни Арно де Серволь, по прозвищу Протоиерей, — овернец,
ни Бертюка д’Альбре, гасконец, ни Сеген де Бадфоль, периго-
рец, ни Малютка Мешен, выходец из Лангедока или Савойи, не
родились по ту сторону Ла-Манша. Они прежде всего были
воинами, и договор в Кале лишил их заработка. Тех из них,
кому до сих пор деньги платил Эдуард III, он пообещал выве-
сти из провинций, оставленных Франции. Но после расчета с
ними он уже не мог на них воздействовать: приказы его
теряли силу, и заставить их повиноваться можно было лишь
принуждением. А поскольку Черный принц, стараясь хорошо
управлять, решительно закрыл для рутьеров границы анг-
лийской Аквитании, они хлынули в королевство Иоанна Доб-
рого, где никто был не готов дать им отпор.
Они не растеклись равномерно по всей территории, а ос-
тановили выбор в основном на провинциях, которые еще не
слишком пострадали и которые легче было грабить: Бургун-
дии, Центральном массиве, Лангедоке. Впрочем, никакого еди-
ного плана у них нет. Каждая «компания» — максимум не-
сколько сот человек — действовала сама по себе. Внезапно
захватив два-три замка, она уже могла терроризировать ок-
ругу, обирать жителей, реквизировать продукты питания, пе-
рекрывать дороги, продавать за золото «выгоны» (patis), то
есть охранные свидетельства на одного человека или на це-
лую деревню. Лишь иногда они объединялись для проведе-
ния масштабной операции, как «Большая компания», которая
сформировалась в конце 1361 г., спустилась к югу по до-
линам Соны и Роны, захватила Пон-Сент-Эспри и потребо-
вала с папы выкуп; так же возникли и «опоздавшие» (Tard-
Venus) — это выразительное название говорит о том, что они
Карл V (1364—1380 гг.)
183
действовали на территории, уже истерзанной другими, — ко-
торые в последующие годы будут угрожать Лиону. Ни Иоанн
Добрый, ни Карл V не могли выделить достаточно крупной
суммы, которая бы позволила уничтожить эти неуловимые
банды. Отлучения, которыми их осыпали папы, запрет верую-
щим торговать с ними — еще менее эффективное оружие.
Бремя обороны легло на плечи населения, и субсидии на нее
требовались властям бальяжей или крупных фьефов. Но ме-
стные Штаты опасались долгой и непредсказуемой войны и
считали, что дешевле купить уход рутьеров, что только оттяги-
вало решение проблемы. Когда же кто-то решался на большее,
последствия оказывались катастрофическими. Так, в 1363 г.
сильная рыцарская армия, собравшаяся по призыву герцога
Бурбонского, позволила Сегену де Бадфолю разгромить себя
под Бринье близ Лиона.
Ситуация все усугублялась. С концом бретонской и на-
варрской войн, в первые месяцы нового царствования, в обес-
кровленное королевство хлынули новые банды. Самые опас-
ные логова находились в горах центра страны: это была цепь
крепостей от границ Перигора до границ Дофине, идущая че-
рез Овернь, Веле, Форе, Лионскую область и отрезавшая юж-
ные сенешальства от остальной страны. Избавиться от этих
разбойников можно было только одним способом — увести
их сражаться и грабить в другое место. Никто лучше Дюге-
клена, разделявшего их вкусы и умевшего польстить их амби-
циям, не мог бы провести эту операцию. К этому его побудил
Карл V. Первая попытка провалилась: идея состояла в том,
чтобы повести этих отлученных нечестивцев через всю Ев-
ропу к границам Венгрии, чтобы сдержать продвижение ос-
манов, недавно проникших в Европу; это было бы названо
крестовым походом, а рутьеры заслужили бы рай. Но пред-
ложение показалось им рискованным, а цель — слишком да-
лекой. Тогда был предложен более близкий театр для их под-
вигов — Испания.
Занятые войнами между собой, иберийские королевства
оставались пока в стороне от великого франко-английского
конфликта. Уже лет пятнадцать в Кастилии правил король
Педро, с полным правом прозванный Жестоким, — человек
184
Эдуард Перруа. Столетняя война
несомненно умный, смелый и властный, но отличавшийся та-
кой лютостью, что вызвал неприязнь к себе у большинства
подданных. Не удовлетворившись тем, что незаконно поса-
дил в тюрьму, а потом и умертвил там свою жену Бланку де
Бурбон, свояченицу Карла V, потому что испытывал к ней
неприязнь, он в ревнивой подозрительности стал преследо-
вать незаконных детей своего отца; один из них, Энрике Тра-
стамарский, бежав из Испании, нашел убежище в Лангедоке,
где Людовик Анжуйский, более горячий, чем его брат, с конца
1364 г. был готов к скорейшему возобновлению войны с
Аквитанским княжеством. Изгнанный принц получил земли,
деньги и был использован для решения военных задач, став
надежным орудием в руках Валуа. К середине 1365 г. воз-
никли и приобрели отчетливость грандиозные планы. Педро
Жестокий вступил в конфликт с Педро Церемонным, своим
арагонским соседом; это была старая распря из-за несколь-
ких пограничных провинций, масла в огонь которой подлива-
ло соперничество двух равно коварных королей. Арагонец
искал союзников и нашел общий язык с Людовиком Анжуй-
ским; Энрике Трастамарский, участвуя в том же заговоре,
объявил себя претендентом на кастильский престол и обе-
щал Арагону уступить спорные провинции в обмен на воен-
ную помощь. Карл V, наблюдавший за интригой довольно рав-
нодушно, увидел в ней лишь возможность избавиться от «ком-
паний», которую искали так давно. Так что Дюгеклен, которого
упрашивали и король Арагона, и бастард Трастамарский, по-
вел с собой за Пиренеи самых опасных рутьеров; среди гла-
варей этих шаек были гасконцы, но встречались и грозные
англичане — Хьюго де Колвли, Мэтью де Гоурней. Поход
обещал быть легким. Покинутый всеми, Педро Жестокий бе-
жал. Энрике Трастамарский, вступивший в Кастилию во гла-
ве рутьеров, надел корону. Так Карл V приобрел за Пиренея-
ми признательного союзника и одновременно избавил коро-
левство от большей части грабивших его головорезов.
Ответный удар англичан не заставил себя ждать. Энрике
Трастамарский столкнулся с теми же трудностями, что и вся-
кий претендент, который в изгнании обещал слишком много,
а взойдя на трон, не мог выполнить обещанного. На него дави-
Карл V (1364—1380 гг.)
185
ли король Арагона, рутьеры, другие алчные приверженцы, до-
биваясь исполнения его опрометчивых обещаний. А его со-
перник не пал духом. Коль скоро Трастамар — король мило-
стью герцога Анжуйского, то Педро Жестокий, чтобы вер-
нуться на трон, обратился к принцу Аквитанскому и Уэльскому.
Он знал, что Черный принц жаден до воинской славы; в Бай-
онне, где Педро укрылся, он обещал тому Бискайю — полез-
ное дополнение к Аквитании — и предложил взять на себя
все военные расходы. Карл Злой из своей наваррской столи-
цы привычно интриговал с обеими партиями и в конце кон-
цов склонился на сторону той, которой покровительствовал
Плантагенет. Англо-гасконская, наваррская и кастильская ко-
алиция быстро сформировала грозную армию. При Нахере
(французские хронисты называют это место Наваретт), к юго-
западу от Памплоны, победитель при Пуатье 3 апреля 1367 г.
одержал новую победу, столь же полную, как и первая. Дон
Энрике бежал, Дюгеклен попал в плен, и получалось, что от
всех комбинаций Карла V не осталось ничего; может быть,
единственный выигрыш — истребление рутьеров, немалая
часть которых устлала телами поле боя.
Тем не менее кастильская комедия не закончилась. Даль-
нейшее нас интересует меньше. Достаточно напомнить, что
Педро Жестокий, ненадолго вернувшийся на трон, вновь услы-
шал вокруг гул восстания; что Дюгеклен, благодаря королю
Франции получивший свободу (он нагло бахвалился, что вы-
куп за него, размер которого установил он сам — очень высо-
кий, чтобы придать себе больше значения, — с готовностью
будет платить каждый крестьянин Французского королевства),
вернулся на службу к Энрике Трастамарскому; что через два
года после Нахеры, при Монтьеле, оба брата-врага наконец
встретились лицом к лицу и Энрике вероломно убил Педро
собственной рукой. К тому времени во Франции возобнови-
лась война, и Дюгеклен, считавший себя уже достигшим вер-
шины могущества, получивший в Кастилии богатые дары, был
призван Карлом V для борьбы с англичанами.
Ill
ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ВОЙНЫ
Улаживание наваррских, бретонских и фламандских дел,
борьба с «компаниями» плюс к тому необходимость восста-
новить расстроенные финансы и реорганизовать оборону
ослабленного королевства были достаточно вескими повода-
ми для Карла V, чтобы поддерживать хорошие отношения с
победившим Плантагенетом и подчеркнуто демонстрировать
свою приверженность миру, каких бы жертв это ни стоило.
Соглашение о спорных территориях, выплата остатка выкупа,
постепенное освобождение заложников — для этих проблем
мудрый король с 1364 по 1368 г. пытался найти удовлетвори-
тельное решение. Юридически его позиция остается неуяз-
вимой: он полностью соблюдает условия договора в Кале.
«Договор заложников», отвергнутый Штатами Амьена, соглаше-
ние, которым накануне смерти заменил его Иоанн Добрый, —
статьи этого соглашения нам неизвестны — нового сувере-
на не связывали. Однако, проводя в жизнь статьи мира в
Кале, он выказал такое рвение, истинное или притворное, что
Эдуард III, который, похоже, не так спешил уладить нерешен-
ные вопросы, проникся к нему доверием. Переговоры, начатые
в последние месяцы 1364 г., быстрого успеха не принесли.
Карл, не желая уступать ни пяди сверх положенного по дого-
вору, оказывал королю Англии мелкие услуги, за которые тот
соглашался терпеливо ждать. В феврале 1366 г. герцог Бер-
рийский наконец заключил соглашение. В соответствии с ним
Карл без промедления вносил первый миллион и обещал сде-
лать остальные выплаты сумм выкупа в сроки, какие позво-
ляли ему указать расстроенные финансы. И действительно
в течение года он заплатит 400 000 экю, а в 1367 г. ему
предстояло покрыть и перекрыть половину договорной сум-
Карл V (1364—1380 гг.)
187
мы. За это окончательно возвращали свободу заложникам
королевской крови — Иоанну Беррийскому и Пьеру Алан-
сонскому; другие, как, например, Бурбон, освобождались вре-
менно, но в заключение они уже никогда не вернутся. В Лондо-
не теперь оставалась шушера — мелкие бароны и горожане;
какое-то их количество освободилось благодаря индивидуаль-
ным помилованиям, если только они не нашли себе здесь
жену и не обосновались постоянно, как, например, Ангерран
де Куси, ставший зятем Эдуарда III. Наконец, договорились о
создании смешанных комиссий для уточнения на месте гра-
ниц между французскими и английскими территориями. За-
висит ли Монтрёй от Понтье или от Пикардии? Кому именно
подчинена сеньория Бельвиль, присоединенная к плантагенет-
скому Пуату? Карл явно выражал желание, чтобы все это
выяснили побыстрее. Но английские уполномоченные опаз-
дывали, расследование, постоянно натыкавшееся на противо-
речия — нет ничего сложней феодальной географии, — шло
медленно и порождало лишь бесплодные споры между его
участниками. Однако это были незначительные мелочи, не
представлявшие серьезной опасности для мира. В первые
месяцы 1368 г. казалось, что соблюдение договора в Кале
теперь обеспечено. Конечно же, и в других местах ощуща-
лось соперничество Валуа и Плантагенетов. Но ни Карл V, ни
Эдуард III официально в испанские дела не вмешивались.
Они дали свободу действий герцогу Анжуйскому и принцу
Уэльскому. Эта видимость невмешательства позволяла им со-
хранять дружбу. Такой была ситуация, когда неожиданный
инцидент поставил под угрозу самые основы мира, вновь вы-
двинув на первый план так и не решенную проблему взаим-
ных отречений. Речь идет об апелляции гасконских сеньоров.
Нельзя сказать, чтобы Черный принц успешно управлял
Аквитанией. Он принес сюда жесткие требования, составляв-
шие силу Плантагенетов: придирчивое администрирование,
высокие денежные поборы, желание добиться беспрекослов-
ного подчинения от всех — вилланов, церквей, вассалов. Это
еще годилось для недавно аннексированных провинций, при-
выкших к бюрократии Валуа. Но у гасконцев на это был
свой взгляд. Они были настроены «антифранцузски» лишь в
188
Эдуард Перруа. Столетняя война
той мере, в какой опасались вмешательства в свои дела чи-
новников французского короля, предпочитая легкую опеку
далекого Плантагенета. Всё: давняя привычка к автономии,
которую так и не смогли переломить присылаемые из-за Ла-
Манша слабые «наместники», застарелое пристрастие к анар-
хии — восстанавливало их против требований принца Уэль-
ского. У независимости, предоставленной наследному прин-
цу в его апанаже, были «обратные стороны»: амбициозную
политику он был вынужден оплачивать сам. В 1364, 1365,
1366 гг. ему уже пришлось наложить на подданных тяжелую
подымную подать. Сразу же после Нахеры ситуация еще
ухудшилась. Педро Жестокий и Бискайю не отдал, и на поход
не дал ни гроша. Победоносные рутьеры хлынули обратно в
Аквитанию. Чтобы они не грабили, им надо было заплатить.
Измученный лихорадками, которые рано подорвут его здоро-
вье, победитель при Нахере обратился с мольбой к Штатам
Аквитании, созванным в Ангулеме в первые дни 1368 г. Он
добился, чтобы Штаты вотировали подымную подать в раз-
мере 10 су на очаг на пять лет — тяжелое бремя, чтобы
откупиться от испанских авантюристов.
Опять-таки в провинциях, недавно отобранных у фран-
цузского короля, никто не протестовал. Но в старой англий-
ской Гаскони отношение было совсем другим. Забыв о ми-
лостях, которыми их осыпали после договора в Кале, заявив,
что никто не вправе облагать их подданных налогом без явно
высказанного ими согласия, два из крупнейших магнатов Гиени,
Жан I д’Арманьяк и Арно Аманьё, сир д’Альбре, запретили
взимать подымную подать на своих землях. Напрасно принц
Уэльский убеждал их, что субсидию, вотированную аквитан-
скими Штатами, обязаны платить все подданные в княжестве,
кем бы они ни были. Они обратились к королю Англии как
сюзерену над апанажем принца, а потом, не дожидаясь ре-
зультата расследования, которое велел произвести Эдуард III,
поехали в Париж, где сиру д’Альбре как раз предстояло же-
ниться на самой младшей сестре французского короля.
Можно себе представить замешательство и колебания
Карла V в связи с предложением хитрых гасконцев. Коль
скоро принц Уэльский, отвергнув их протесты, не пожелал с
Карл V (1364— 1380 гг.)
189
ними судиться, они апеллировали на это к королю Франции
как сюзерену Аквитании и требовали, чтобы его суд вынес
приговор в их пользу. Следовало ли принимать гасконские
апелляции? Имел ли король на это право? Конечно, по вине
Эдуарда III обмен отречениями, предусмотренный договором
в Кале, так и не состоялся. Но ни для кого не было секретом,
что Эдуард перестал титуловать себя королем Франции, уб-
рал из герба четверти с лилиями, чередовавшиеся с леопарда-
ми, и наоборот, ни Иоанн Добрый, ни Карл V не притязали на
сюзеренитет над Аквитанским княжеством — там не дей-
ствовали французские сержанты, не проходил набор в коро-
левский ост, не делались апелляции в парламент. Если с
точки зрения юридической апелляцию можно было принять,
то на практике это означало нарушение договора в Кале и
новую войну. Была ли истерзанная Франция способна на нее?
Карл хотел быть уверенным в своей правоте по закону и в
своих силах. Он окружил себя советниками, просил легистов
просветить его, советовался с баронами и с нотаблями. Из
высказываний этих заинтересованных лиц он вынес убежде-
ние, что дело его правое: ведь обмен отречениями не состоял-
ся, «суверенитет и ведение» над Аквитанией причитались ему
по праву; отвергнуть апелляции значило бы пренебречь сво-
им долгом короля как верховного судьи, бросить своих под-
данных на произвол неверного вассала, отступиться от прися-
ги, принесенной при коронации. Мира это не подрывало: воп-
рос состоял лишь в том, чтобы Плантагенеты подчинились
справедливому приговору их сюзерена, остальная часть дого-
вора оставалась в силе. Если он будет расторгнут, вина за
это падет на короля Англии.
После двух месяцев колебаний и рассуждений Карл
перешел Рубикон. 30 июня 1368 г. граф Арманьяка принес
в формах, каких требовал обычай, свою апелляцию в пар-
ламент; король обещал апеллянтам помощь против лю-
бых репрессий принца Аквитанского; пока что он жаловал
им пенсионы и дары. Но пока что эти соглашения остава-
лись секретными. Раскрыть свои карты и начать новую
войну можно было, лишь когда на руках Валуа будут все
козыри.
190
Эдуард Перруа. Столетняя война
Прежде всего надо было сделать так, чтобы апеллянтов
стало больше, организовать против принца Аквитанского почти
единодушное восстание в его землях. Заботу об этом пору-
чили герцогу Анжуйскому, всегда пылавшему рвением возоб-
новить борьбу против Гаскони, за счет которой он бы округ-
лил свое «наместничество». В июне 1368 г. апеллянтом был
один граф Арманьяка, потому что сир д’Альбре принес свою
апелляцию только 8 сентября; в мае следующего года их
уже было восемь-девять сотен. Раздавая деньги, даруя приви-
легии, обещая и даже угрожая, люди Валуа «обработали» Пу-
ату, Перигор, Керси, Руэрг, Ажене; им удалось привлечь на
свою сторону прелатов, монастыри, таких магнатов, как граф
Перигорский, города — Ажен, Каор, Мийо. Началось неудер-
жимое движение, сулившее легкое возвращение земель.
Тем временем пустили в ход неумолимый механизм пар-
ламентской процедуры. Поскольку секрет, хранившийся пло-
хо, уже получил огласку, 3 декабря 1368 г. Карл V опублико-
вал большое воззвание, объяснявшее, почему в соответствии
с законом он мог принять апелляции, как добросовестно он
рассмотрел их и почему, наконец, если это станет поводом
для нарушения мира, то лишь по вине Плантагенетов. Боль-
шинство магнатов одобрило этот текст, сформировав нуж-
ное общественное мнение. Лишь граф Фландрский — пере-
говоры о браке его дочери как раз вступали в самую дели-
катную фазу — дерзко ответил королю: «Я думаю, вы хорошо
знаете, что должны делать. Что касается меня, то в своих
землях я не стану обнародовать это послание: мои поддан-
ные люди грубые и простые, и это сообщение не принесло бы
пользы никому». 28 декабря Большой совет одобрил коро-
левскую политику. В середине января сенешаль Тулузы при-
вез принцу Уэльскому в Бордо вызов на суд в Парижский
парламент и официальные уведомления, что апеллянты нахо-
дятся под защитой короля Франции. Известен гордый ответ
принца, приведенный Фруассаром: «Мы с удовольствием при-
будем в Париж в день, на который нас вызвали, раз так при-
казывает король Франции, но только явимся в шлеме и в
сопровождении шестидесяти тысяч воинов нашего отряда».
И сенешаль Тулузы был брошен в тюрьму... 2 мая 1369 г.
Карл V (1364^-1380 гг.)
191
апеллянты явились в Париж, парламент заочно осудил прин-
ца, а потом новое собрание нотаблей бурно приветствовало
короля. 8 июня тот заявил о намерении начать добрую войну
с принцем Уэльским и его приверженцами. Но он дождался
30 ноября, чтобы провозгласить конфискацию Аквитании у
неверного вассала, повторив тридцать три года спустя жест,
которым в свое время развязал войну Филипп VI.
До последнего момента Эдуард III пытался примирить сто-
роны, чтобы спасти одновременно и мир, и свои завоевания.
Еще в сентябре 1368 г. его послы требовали в Париже пе-
редачи спорных территорий, выплаты выкупа, замены залож-
ников, умерших в заключении, и умоляли Карла не прини-
мать гасконских апелляций, о которых уже начали говорить.
Мудрый король посулил переговоры; но в Лондоне в январе
1369 г. его посланники заявили претензии уже в другом
тоне. Если выкуп до сих пор не выплачен, так это потому, что
английский король позволил своим наемникам грабить Фран-
цию; еще совсем недавно победители при Нахере, прогнан-
ные без оплаты из Аквитании, хлынули в Овернь и грозили
Бургундии. Чтобы покончить с проблемой спорных террито-
рий, он взамен уступал иллюзорные права на Родез и Ла-Рош-
сюр-Йон. Эдуард, примиряясь с таким высокомерием, предло-
жил сделку: он соглашался на новые отсрочки выкупа, на
размен территорий, даже обещал, если рассмотрение апелля-
ции будет прекращено, признать короля Франции в качестве
третейского судьи между принцем Аквитанским и его мя-
тежными подданными; наконец, немного позже он предло-
жил и немедленно обменяться отречениями. Карл, решившись
на войну, не ответил на предложения соперника.
Дело в том, что Французское королевство, несмотря на
потерю юго-западных провинций, могло уверенно идти на во-
зобновление боевых действий. Благодаря удачному стечению
обстоятельств, умело использованному, ресурсы Карла были
более стабильны, чем у его предшественников. Вспомним, что
сразу после освобождения Иоанн Добрый издал указ о сборе
по всему королевству габели и косвенных налогов с продаж
и за алкогольные напитки. Эти налоги должны были взи-
маться, пока не будет выплачен весь выкуп за короля. Того и
192
Эдуард Перруа. Столетняя война
гляди, они к величайшему благу монархии станут постоянны-
ми. Еще в 1363 г. Штаты в Амьене, сославшись на бич «ком-
паний», согласились ввести подымную подать с покварталь-
ными выплатами на год, добавив, что «в случае необходимос-
ти» (неужели таковой не возникнет!) это решение будет
действительно и «на другие годы на тех же условиях». Карл
продолжил ее регулярно взимать, разве что в 1367 г. по
просьбе Штатов Лангедойля уменьшил ее норму. Но возоб-
новление войны в 1369 г. позволило ему сохранить нормы
косвенных налогов, габель и подымную подать в 6 франков
на очаг для городов и в 2 франка для сельской местности.
Сбор их будет производиться до конца его царствования.
Конечно же, не везде был гарантирован успех: для обеднев-
ших провинций надлежало снижать норму, следовало про-
щать недоимки, заключать с городами соглашения о повинно-
стях, делить с магнатами налоговые поступления, когда тех
удавалось заставить их взимать на своих землях, — ни Флан-
дрия, ни Бургундия, ни Бретань в этом не участвовали. На-
лог в принципе оставался временным, и его выплата зави-
села от согласия податных людей. Но, кроме как в Ланге-
доке, где Штаты сами вотировали и раскладывали налоги и
обеспечивали использование поступлений от них на месте,
Карл V — более де-факто, чем де-юре — имел постоянные
источники дохода. Доказательством этому служит тот факт,
что он окончательно создал административный механизм для
сбора «экстраординарных финансов» и распоряжения ими и
добивался его стабилизации. В Лангедойле — а это около
двух третей территории королевства — он сохранил инсти-
тут «делегатов» (elus), придуманный Штатами в в 1355 г. Но
отныне «делегаты» — не представители Штатов, а королев-
ские чиновники. В каждом из финансово-податных округов
(elections), на которые теперь делился домен (их порядка трид-
цати), они раскладывали подымную подать по приходам, тре-
бовали эти суммы от сборщиков, отдавали на откуп косвен-
ные налоги, осуществляли функции судей первой инстанции
в фискальных процессах; наверху от шести до двенадцати
«генеральных советников по вопросам эд» ведали оценкой
имущества, рассматривали апелляции, проверяли бухгалтерию
КарлУ (1364—1380 гг.)
193
главного сборщика, в задачу которого входила централиза-
ция поступлений, бухгалтерию военных казначеев, производя-
щих выплаты. Строгим становится взимание габели: смотри-
тели соляных амбаров, контролеры, измерители следили за
содержанием соли в королевских амбарах, где за ее получе-
ние платили сбор. А поскольку контрабанда угрожала казне
оскудением, податным людям уже навязывали закупку опре-
деленного количества соли: это «обязательная соль» (sei du
devoir), язва Старого порядка.
При всем своем несовершенстве этот финансовый меха-
низм, в конечном счете непопулярный, позволял содержать
сильную армию, малочисленную, но более дисциплинирован-
ную, чем раньше. В военных делах обильное законотворче-
ство Карла V как до 1369 г., так и после него включало мало
новых элементов: он только повторял и кодифицировал ста-
рые ордонансы. В том, что касается дисциплины, иерархии,
выплаты жалованья, контроля за денежными средствами, ни-
каких нововведений не было: те же меры, тот же механизм,
что и при Филиппе VI и Иоанне Добром. Если на практике
он оказался чуть эффективней, так это потому, что возврат к
полноценной монете позволил сделать выплаты жалованья
постоянными и большими; потому, что военные казначеи, сре-
ди которых деятельный Жан ле Мерсье, платили их более
регулярно. Только за отчетный 1370-1371 год они израсхо-
довали 300 000 ливров; и это только оплата тяжелым конни-
кам, то есть кавалерии, потому что пехоте платил клерк ко-
мандира арбалетчиков. В общем, ничего похожего на буду-
щую военную реформу Карла VII.
Тем не менее обратим внимание на несколько новых дел,
полезность и уместность которых выявится в ходе ближай-
ших операций. Власти стали проявлять интерес к пехоте,
которой в бою до сих пор пренебрегали; в 1367 г. они дали
предписание выяснить, сколько арбалетчиков может поста-
вить каждый город, приказали им регулярно упражняться, уточ-
нили вооружение; в 1369 г. запретили популярные игры, что-
бы побудить ремесленников заниматься стрельбой из лука.
В военном отношении наиболее оригинальна деятельность
Карла V в сфере фортификации. Борьба с «компаниями» по-
7 Зак 3581
194
Эдуард Перруа. Столетняя война
казала, как опасно, когда замки плохо охраняются и плохо
содержатся. Ордонанс от июля 1367 г. ввел инспектирова-
ние сеньориальных замков; на сеньоров возлагалась обязан-
ность их ремонтировать, размещать в них войска и артилле-
рию при финансовой поддержке короля; все замки, которые
защитить невозможно, приказали разрушить и срыть. Эта мера
была осуществлена не полностью, однако в достаточной степе-
ни, чтобы французы смогли дать отпор английским набегам.
Ведь Плантагенет, не усвоивший урока 1359 г., по сути
придерживался той же тактики, какую использовал всю пер-
вую часть войны: подготовить на большие деньги у себя на
острове экспедиционный корпус в несколько тысяч всадни-
ков, перевезти его на континент и там бросить в авантюру, в
опустошительный «набег», при котором он мог с ходу брать
плохо защищенные города, но прежде всего занимался грабе-
жом, а полевое сражение принимал, лишь когда находил удоб-
ную территорию, чтобы закрепиться. Сражение можно было
принять, только если противник в этих условиях давал втя-
нуть себя в схватку. Карл знал, чего это стоило его деду и
отцу. Пока он предпочитал военному поражению грабежи в
сельской местности. Тактика, которую он использовал в то
трудное время, когда был регентом, станет и тактикой коро-
левской войны. Не без труда он навяжет ее нетерпеливому
рыцарству, обяжет применять ее и Дюгеклена, который нако-
нец убедится в ее достоинствах. А тем временем войска
герцога Анжуйского, набираемые в Лангедоке, станут мето-
дично сокращать территорию английской Аквитании.
Так как победителю при Пуатье приходилось нелегко и в
собственном княжестве, Эдуард III, который сам был уже стар
для войны — вскоре ему стукнет шестьдесят, — доверил вес-
ти набеги другим капитанам. В последние месяцы 1369 года
третий сын короля Джон Ланкастер, по жене — наследник
славного имени и славной судьбы1, высадился в Кале, пере-
сек Артуа, Пикардию и цышел в Нормандию; но силы у него
’Джон Гонт был женат на Бланке, дочери Генриха Гросмонта,
герцога Ланкастера (1351-1361 гг.), известного военачальника
(прим. ред.).
Карл V (1364—1380 гг.)
195
были незначительными, а съестные припасы в предвидении
зимы добывать удавалось редко, и он вернулся в Кале, не
сделав ничего толком. В следующем году — очередное втор-
жение. Факт новый и почти уникальный: руководил походом
простой рыцарь, но прославленный капитан — Роберт Нол-
лис. Из Кале он вышел прямо на Иль-де-Франс, выжигая ок-
рестности Парижа. Именно тогда Карл V, от которого окру-
жение требовало принять бой, назначил Дюгеклена конне-
таблем и поручил ему тревожить вражескую армию, внезапно
нападать на отдельно действующие отряды и вынудить ее
отступить. А когда обеспокоенный Ноллис отошел на Бре-
тань, где дело англичан еще встречало преступные симпатии,
французы нагнали и уничтожили его арьергард в Понвалле-
не, близ Ле-Мана, в самом конце осени. Аристократия из-за
Ла-Манша возложила вину за это на навязанного ей неудачли-
вого и безродного командующего. После этих двух неудач ан-
гличане были вынуждены сделать передышку. Но в 1373 г.
они организовали еще более внушительный набег — в кото-
ром, похоже, участвовали более десяти тысяч всадников, —
предводитель которого, герцог Ланкастер, намеревался глуб-
же проникнуть на территорию Французского королевства.
Поначалу ему удавалось повторять маршрут, избранный 1359 г.
Эдуардом III: Кале, Артуа, Шампань, Морван. Но вместо того
чтобы повернуть на Париж, Ланкастер с наступлением осе-
ни решил пойти на помощь гасконцам Аквитании. Для этого
надо было пройти сквозь Центральный массив, а в неблаго-
приятный сезон дорога здесь была нелегкой. И в начале янва-
ря 1374 г. в Бордо прибыли поредевшие, изнуренные войска,
так и не сделавшие ничего серьезного.
Этим бесполезным набегам противопоставил свою так-
тику герцог Анжуйский, которого при случае поддерживал
Дюгеклен. Провинции, потерянные с 1360 г., возвращали
скорее благодаря дипломатии, нежели вооруженной силе; у
королевских наместников на Юго-Западе никогда не было
могучих вооруженных сил; успеха они добивались потому,
что после гасконских апелляций население было уже умело
обработано. Герцог Анжуйский, поддержанный графом Арма-
ньяка, ждал лишь разрыва отношений, чтобы выйти в поход.
196
Эдуард Перруа. Столетняя война
В январе 1369 г. его войска заняли Руэрг — почти без едино-
го выстрела, потому что многие владения здесь принадлежа-
ли брату графа Арманьяка. Далее они покорили Керси, часть
Ажене и Перигора, а Абвиль и Понтье на севере сдались без
сопротивления. Кампания 1370 г. после приезда Дюгеклена
была, несмотря на пребывание Ланкастера в Бордо рядом с
его больным братом, еще более блистательной: подчинились
вся целиком провинция Ажене, включая Ажен и Муассак, и
почти весь Лимузен; по ту сторону Гаронны капитулировал
Базас. Кровавые репрессии, на которые пошел принц Уэльс-
кий, а именно разграбление Лиможа в отместку за сношения
его епископа с французами, не спасли англичан от новых от-
ступничеств. Основные усилия были предприняты в 1372 и
1373 гг., когда к герцогам Анжуйскому и Беррийскому присо-
единились отряды Дюгеклена, до того задерживавшегося в
Бретани; целью их стали Бигор, Пуату и Сентонж. Ла-Ро-
шель, излюбленный город английских купцов, подготовилась
к обороне. Но когда кастильский флот, вовремя высланный
Энрике Трастамарским, полностью уничтожил направленные
морем английские подкрепления, она 8 сентября 1372 г. ка-
питулировала. Потом от последних вражеских гарнизонов
были очищены Пуату, Ангумуа и Сентонж. Когда в начале
1374 г. после капитуляции Ла-Реоли открылась дорога на
Бордо, у Плантагенетов ничего не осталось от недавних за-
воеваний. Не сохранилась в целости даже старинная про-
винция Гиень: теперь в нее входили лишь четыре епархии
между Жирондой и Пиренеями — Бордо, Дакс, Эр и Байонна,
между которыми вклинивались владения дома д’Альбре.
IV
ПРОСЧЕТЫ КОНЦА ЦАРСТВОВАНИЯ
Результаты пяти лет войны оказались неожиданными. Еще
чуть-чуть, и владычество Плантагенетов исчезло бы с фран-
цузской земли. Казалось, чтобы отвоевать последние терри-
тории, хватило бы и не самого большого усилия. Карл V это-
го усилия сделать не смог. Сколь бы удачливыми ни были
его наместники, они истощили страну. Не забудем, что обед-
невшая Франция могла рассчитывать лишь на ограниченные
успехи; впрочем, положение Англии было немногим лучше.
Ничто так явно не свидетельствует о том, что противники
выдохлись, как их обоюдное желание сложить оружие. В ян-
варе 1374 г. Дюгеклен, не спросясь короля, заключил в Пе-
ригё с герцогом Ланкастером, завершившим свой бессмыс-
ленный набег, перемирие местного значения, в соответствии
с которым все армии на юго-западе Франции не должны были
продвигаться дальше позиций, на которые вышли. Коннетабль,
разумеется, использовал передышку, чтобы поспешить в Нор-
мандию, ополчиться на английских рутьеров и оказать по-
мощь адмиралу Жану де Вьенну, плотно блокировавшему
цитадель Сен-Совер-ле-Виконт — логово английских банд.
При всей важности этой осады, где уже широко использова-
лась артиллерия, все это лишь забавы. Час крупных опера-
ций еще не настал.
Зато пробил час переговоров. Его приход ускорила дея-
тельность последнего авиньонского папы — Григория XI, взо-
шедшего на трон святого Петра в конце 1370 г. Как и все его
французские предшественники, как Бенедикт XII и его дядя
Климент VI, как Иннокентий VI и Урбан V, Григорий, происхо-
дивший из лимузенской семьи, стремился к франко-англий-
скому примирению; он желал этого мира тем более, что видел
198
Эдуард Перруа. Столетняя война
в нем необходимую прелюдию к великому делу его понти-
фиката — возвращению пап в Рим. Не щадя никаких сил
для организации встреч представителей обоих королей, он
прежде всего столкнулся с недоверием Эдуарда III, который
был обманут дипломатией Валуа и теперь подозревал Авинь-
он в сообщничестве с французами в деле возобновления
войны, и с упрямством Карла V, не слишком торопившегося
останавливать войска, возвращавшие его земли. Тем не ме-
нее папские легаты неутомимо колесили по дорогам, угова-
ривали герцога Анжуйского в Тулузе, принца Уэльского в
Бордо, суверенов в Лондоне и Париже и поселялись в Кале,
чтобы легче следить за обоими дворами. В начале 1374 г.,
пользуясь перемирием в Перигё, они сумели на несколько
недель собрать в Брюгге полномочных представителей Фран-
ции и Англии, но тем не удалось найти общего языка. Англи-
чане, изображая обиду, требовали либо всего Французского
королевства целиком, либо просто возврата к договору в Кале;
посланники Карла V, ссылаясь на приговор о конфискации,
вынесенный парламентом, соглашались говорить о «справед-
ливом мире» только после того, как их войска будут впуще-
ны в последние английские владения — Кале, Бордо, Байон-
ну. Медленный ход военных операций и изнурение обоих
противников к 1374 г. исключат для них возможность долго
отстаивать непримиримые позиции. Сил сражаться больше
не хватало, и потому лучше уж было искать взаимопонима-
ния, как бы трудно это ни казалось.
Настоящий мирный конгресс открылся в Брюгге в марте
1375 г. под председательством архиепископа Равеннского и
при посредничестве Людовика Мальского, который был рад,
что внушает почтение французам. Французскую делегацию
возглавлял Филипп Храбрый, английских представителей —
Ланкастер. 27 июня стороны без особого труда пришли к
соглашении о всеобщем перемирии на год, которое в даль-
нейшем будет продлено до 1377 г. О мире как таковом спо-
рить пришлось дольше. Если отбросить чисто теоретические
требования противников, то все, как и прежде, упиралось в
проблему Аквитании. В территориальном отношении дого-
воренность была почти достигнута. Терпя с 1369 г. пораже-
Карл V (1364—1380 гг.)
199
ния, англичане понимали, что не могут претендовать на вос-
становление обширного княжества, территория которого по
миру в Кале была слишком велика, а Карл V ради прочного
мира соглашался отдать по крайней мере часть своих недав-
них завоеваний. Поэтому была выдвинута идея раздела: либо
половина великой Аквитании образца 1360 г. отойдет коро-
лю Франции, а другая — королю Англии; либо Аквитания
будет разделена на три части, и в этом случае Карл V сохра-
нял половину своих завоеваний, другую отдавал в качестве
фьефа какому-нибудь младшему отпрыску английской динас-
тии, а Эдуарду оставались территории, которые он еще конт-
ролировал. Можно было бы договориться и о Кале, который
Валуа оставлял противнику после завоевания Понтье; эта ус-
тупка шла в счет недоплаченного выкупа за Иоанна, в даль-
нейшем французам осталось бы заплатить только часть. Но
снова не хватило краеугольного камня для договора: общий
язык не удалось найти в вопросе о суверенитете. Соглаша-
ясь на значительные территориальные уступки, англичане
твердо стояли на одном: сколь бы малой ни была доля, оста-
вавшаяся их повелителю, она возвращается под его полный
суверенитет. Вернуться в вассальную зависимость от Валуа,
которая была первой причиной войны, они ни за что не хоте-
ли. А Карл, усвоив уроки договора в Кале и гасконских апел-
ляций, был намерен сохранить «суверенитет и ведение» над
всеми территориями, которые оставят себе Плантагенеты.
Папские легаты тщетно искали компромисс между этими
непримиримыми подходами. Их идею временного суверени-
тета — было предложено, чтобы он оставался за англичана-
ми на время жизни нынешнего короля и его старшего сына,
после чего Аквитания вновь стала бы фьефом французской
короны, — все восприняли как насмешку: Эдуарду III испол-
нялось шестьдесят пять лет, что было редкостным по тем
временам долголетием, а Черный принц был при смерти. Не-
обходимо было, чтобы кто-нибудь из противников уступил.
Все вот-вот могло рухнуть, и осенью 1376 г. посредники по-
пытались оказать максимальный нажим на Карла V, напоми-
ная ему о бедствиях, причиненных королевству войнами, о
том, что его упрямство может привести к разрыву, умоляя
200
Эдуард Перруа. Столетняя война
хоть немного уступить в вопросе суверенитета. Валуа не
поддался. Уступить для него значило бы обвинить себя, что
развязывать эту войну он не имел права. Его интересы и его
королевский долг не допускали расчленения королевства.
Именно это повторяли ему легисты; именно это советнику
Жану Ле Февру было поручено передать легатам; именно
это один придворный клирик, возможно — бретонец Эврар де
Тремогон, вскоре изящно, в духе времени изложит в форме
аллегорического диалога под названием «Сновидение садов-
ника».
Поскольку по вопросу о суверенитете достичь согласия
оказалось невозможно, все надежды на мир рассеялись. Ко-
нечно, англичане и французы еще свидятся между Кале и
Булонью, «в привычных местах», для разговоров о мире или
длительном перемирии. Но убежденности в их словах не
было: в 1377 г. война возобновилась, и рассуждения послов
остановить ее уже не могли. Казалось, французы могли наде-
яться на счастливое и скорое обретение своих земель. Анг-
лия была в трауре и представляла собой корабль без кормче-
го. Она уже утратила Черного принца, символ былых побед,
который, страдая от лихорадок, вернулся на родную землю,
чтобы вскоре (8 июня 1376 г.) там умереть. Потом настала
очередь старого суверена, который более пятидесяти лет ру-
ководил судьбами своего островного королевства — это было
здесь самое долгое царствование со времен Генриха III и до
Виктории1 — и вверг его в завоевательные походы на кон-
тиненте. Он умер 21 июня 1377 г., и корона перешла к маль-
чику лет десяти — Ричарду Бордоскому, единственному сыну
принца Уэльского. Эта смена суверена могла лишь дополни-
тельно остудить наступательный пыл Английского королев-
ства, уже изрядно ослабший в течение нескольких лет.
К тому же у Франции наметился прогресс в морских де-
лах. После Слёйса у королевства Валуа не было ни флота, ни
средств для сооружения нового. Но урок Ла-Рошели, взятой
в прошлом году благодаря кастильскому флоту, для мудрого
’Генрих III — король Англии в 1216-1272 гг.; Виктория —
королева Англии в 1837-1901 гг. (прим, ред.)
Карл V (1364— 1380 гг.)
201
короля не прошел даром. Он больше не хотел зависеть от
союзника, несомненно верного, но не всегда способного вов-
ремя ввести в действие свои военно-морские силы. Именно
тогда, в 1373 г., Жан де Вьенн был назначен на пост адмирала,
а королевские ордонансы определили и расширили его пол-
номочия. Именно тогда произошла реорганизация Галерного
двора в Руане, настоящей судостроительной верфи, которая
в 1376 г. спустит на воду десять кораблей, а в 1377 г. —
тридцать пять. В экстренных случаях прибегали к реквизи-
ции купеческих судов. С момента возобновления войны в
1377 г. можно сказать, что нормандский военный флот гос-
подствовал в Ла-Манше, чего не было со времен катастрофы
при Слёйсе. До конца войны он не раз будет угрожать англи-
чанам на их собственном острове, проводя грабительские рей-
ды на порты для посадки войск, в частности, на Винчелси.
Но он был не в силах помешать английским подкрепле-
ниям прибывать в Гиень, в Бретань, в Кале. Наземная кам-
пания 1377 г., начатая при счастливых предзнаменованиях, не
принесла ожидаемых результатов. Войска Дюгеклена и гер-
цога Анжуйского хоть и взяли Бержерак, но задержались у
границ Гаскони, наткнувшись на неожиданное сопротивление.
В следующем году лондонское правительство прислало в Бордо
энергичного наместника, Джона Невиля де Реби, который без
труда выправил положение, сдержав натиск не слишком могу-
чих сил захватчиков, снова отобрал у них несколько крепостей,
организовал карательные набеги и даже отразил рейд кастиль-
цев на Байонну. Отвоевание земель французами было прекра-
щено и более не возобновится. Дюгеклен занялся решением
более скромных задач — он прочесывал Овернь, которую ру-
тьеры продолжали опустошать. Когда 13 июля 1380 г. он умер
под стенами Шатонеф-де-Рандона в Жеводане, где осаждал
«компанию» грабителей, король, которому он так хорошо слу-
жил, болезненно воспринял его потерю. После его смерти не
видно никого, кто мог бы воодушевить войска.
К военным неудачам добавились дипломатические. Ко-
нечно, в первые дни 1378 г. ситуация еще выглядела превос-
ходной. После девяти лет почти непрерывных успехов пре-
стиж монархии Валуа ярко блистал в Европе. Она могла рас-
202
Эдуард Перруа. Столетняя война
считывать на союз с крупнейшими державами континента, в
частности, с Империей. Двадцать лет назад после смерти
Людовика Баварского императорская корона перешла к дру-
жественной Франции семье Люксембургов в лице Карла,
короля Чехии. Его отец, король Иоанн Слепой, верно служив-
ший Филиппу VI, был убит при Креси. Женат Карл был на
сестре Филиппа VI, а свою сестру Бонну Люксембургскую
выдал за Иоанна Доброго. Карл V уже встречался со своим
дядей в Меце в последние дни 1356 г., когда, будучи дофи-
ном, искал поддержки против парижских горожан. Теперь
Франция хотела превратить этот семейный союз в полити-
ческий альянс. В январе 1356 г. стареющий император и его
сын Вацлав приехали в Париж. По случаю встречи обоих
суверенов были устроены грандиозные празднества, услуж-
ливо описанные официальными хронистами. Но за обычными
комплиментами, клятвами в дружбе, дипломатическими со-
глашениями не стояло никакой политической реальности.
Люксембургский дом, исполненный германских амбиций, твердо
решил не вмешиваться во франко-английский конфликт. Апо-
феоз Карла V завершился пышными торжествами, но остался
не более чем представлением, лишенным содержания.
Тот же 1378 г. принес и жестокие разочарования, в том
числе и исключительно тяжелые. Прежде всего надо сказать
о последнем мятеже короля Наваррского, начавшемся вес-
ной. Карл Злой не пожелал смириться со своим поражением
1365 г. Его двурушничество в испанских делах привело к
тому, что его пиренейское королевство стало полем боя, где
без выгоды для него мерялись силами сторонники Педро Же-
стокого и Энрике Трастамарского. Королевство Наваррца было
разорено, и он счел нужным вернуться к своей политике ла-
вирования между Валуа и Плантагенетами, ставшей для него
привычной. Когда разразилась война, он попытался продать
свою поддержку тому, кто больше даст. В сентябре 1370 г. он
приехал к Эдуарду III в Кларендон, предложив вместе с со-
юзом свой план раздела Франции. Попытка не удалась —
принц Уэльский отказался иметь дело с союзником, ковар-
ство которого слишком хорошо знал. А Карл V сумел еще
раз успокоить вечного заговорщика, пообещав ему по Вер-
Карл V (1364—1380 гг.)
203
нонскому договору, заключенному в марте 1371 г., наконец
отдать баронию Монпелье и принять за нее оммаж. Таким
было положение вещей, когда внезапный арест двух наварр-
ских агентов весной 1378 г. позволил задушить в зародыше
новый заговор. Заговорщики якобы предполагали отравить
короля Франции и развязать наваррскую войну, воспользо-
вавшись замешательством, вызванным смертью короля. Сколь-
ко правды было в этих полицейских донесениях, умело ис-
пользованных? Наваррец имел прочную репутацию отравите-
ля, и не похоже, чтобы он присвоил себе ее сам, что придавало
обвинению правдоподобность: его подозревали в устране-
нии кардинала Булонского, и было известно, что он избавился
от рутьера Сегена де Бадфоля, слишком настойчиво требо-
вавшего свое жалованье. Это был удобный случай раз и на-
всегда устранить наваррскую угрозу. Дюгеклену было пору-
чено занять графство Эврё и Котантен и временно передать
их старшему сыну обвиняемого — Карлу Благородному, пре-
данность которого делу Валуа была известна. Тем не менее
коннетабль оказался недостаточно проворен. Карл Злой ус-
пел за деньги, в которых он нуждался ради испанских аван-
тюр, уступить порт Шербур англичанам, чей гарнизон продер-
жится здесь пятнадцать лет.
Бретонское дело обернулось для короля Франции еще хуже.
Осмелев после кажущегося успеха в наваррской кампании,
он решил, что против него не устоять и другому не слишком
верному вассалу. Иоанн IV Бретонский после своей победы
в 1365 г. не замедлил показать, как на деле относится к сво-
ей вассальной зависимости от французского короля. Не при-
нимая открыто сторону Плантагенета, он после возобновле-
ния войны тайно помогал ему. Именно в его герцогстве Ро-
берт Ноллис, жестоко теснимый Дюгекленом, нашел убежище
в 1370 г. после неудачного набега. В 1372 г., сбросив маску,
герцог разорвал вассальную связь с Францией и бежал в
Англию; в следующем году он участвовал в набеге Ланкас-
тера, а потом воевал на гасконских границах, не стяжав осо-
бой славы. Дюгеклен, пользуясь поддержкой населения, под-
чинил власти французского короля почти все герцогство; у
англичан осталось лишь четыре крепости, в том числе Брест
204
Эдуард Перруа. Столетняя война
и Орей. Когда заключенное в Брюгге перемирие было рас-
торгнуто, Карл решил, что пора наказать предателя. Некото-
рые бретонские феодалы, в том числе крупнейшие — Рога-
ны, Клиссоны, сам Дюгеклен, — которые раньше жаловались
на коварство Иоанна IV, уверили суверена, что эта операция
не представляет никакой опасности: мол, надо лишь юриди-
чески узаконить фактическую оккупацию. И против герцога
Бретонского обратилось все величие королевского правосу-
дия. Обвинение в неверности, вызов в парламент, заочное
осуждение, приговор о конфискации, вынесенный 18 декабря
1378 г. — десять лет назад такая же операция против прин-
ца Аквитанского вполне удалась. Но на сей раз советчики
короля обманулись в расчетах. Герцога поддержало все
население — горожане, духовенство, вилланы. Даже знать,
соглашавшаяся на временную оккупацию, воспротивилась
присоединению края к королевскому домену. Под покро-
вом жестоких войн, сорок лет сменявших одна другую, ро-
дился бретонский партикуляризм — мы бы даже сказали:
бретонский национализм, — жаждущий независимости Бре-
тани, недоверчивый, предпочитающий призвать иностранцев,
чем терпеть любое вмешательство Валуа. Французской мо-
нархии понадобится более века, чтобы подчинить его. Офи-
циально отстраненный от власти Карлом V, Иоанн де Мон-
фор возвратился к «первой любви» и восстановил союз с
Англией. Герцогу Ланкастеру, посредственному воину, фран-
цузы не дали захватить Сен-Мало. Но Иоанну IV они не
смогли помешать высадиться в Сен-Серване, усилить англий-
ский гарнизон в Бресте, а также сохранить контроль над
всей западной Бретанью. Попытка не удалась.
В это же время французская монархия утратила и поддер-
жку папства. Три четверти века в Авиньоне сменялись фран-
цузские понтифики, окруженные в основном французскими
кардиналами, и все привыкли, что они поддерживают полити-
ку Валуа. Конечно, авиньонские папы вовсе не всегда были
верными слугами Парижа, какими их изображали англичане
и итальянцы. Ни Бенедикт XII, ни Иннокентий VI никогда не
выполняли всех желаний Филиппа VI или Иоанна Доброго.
Однако в целом короли Франции получали от них, вместе с
КарлУ (1364- 1380 гг.)
205
ощутимой денежной поддержкой, влияние, моральный престиж,
которые делали этих монархов признанной опорой Святого
престола. Но необходимость управлять на месте церковным
государством, возвращенным дорогой ценой, бежать с бере-
гов Роны, разоряемых рутьерами, в большей мере, чем страс-
тные призывы итальянского общества, побуждали Урбана V, а
потом Григория XI мечтать о возвращении в Рим. В 1369 г.
мольбы Карла V уже не могли отвратить Урбана от отъезда
в Италию. Однако беспокойный характер римлян вынудил
умирающего понтифика вернуться в Авиньон. Григорий XI
вернулся к мысли о возвращении, но отложил ее исполнение
в надежде, что здесь лучше сможет контролировать мирные
переговоры. Однако к концу 1376 г. оказалось, что франко-
английское примирение невозможно, и он не захотел больше
медлить. Напрасно французские послы, при поддержке герцо-
га Анжуйского, умоляли его остаться, расхваливая преимуще-
ства дальнейшего пребывания по эту сторону гор, напоминая
о дружбе Валуа, превознося услуги, оказанные королями па-
пам. Ничто не помогло, и кардиналы без особого энтузиазма
вынуждены были следовать за понтификом. Григорий вер-
нулся в Рим, где его сразу же захлестнули итальянские дела,
и Карл V был почти забыт.
Много хуже стало, когда со смертью Григория XI римская
чернь вынудила конклав избрать в апреле 1378 г. папу-ита-
льянца — Бартоломео Приньяно, архиепископа Бари, взявше-
го имя Урбана VI. Новый понтифик, суровый и высокомерный
старец, сразу объявил о намерении реформировать священ-
ную коллегию, умерить ее пристрастие к роскоши, освободить
от французского влияния. Обеспокоенные кардиналы нача-
ли выражать сомнение в легитимности избрания папы, хотя
сами участвовали в нем. Об этом сомнении они сообщили
королю Франции, слишком склонному верить им на слово.
Когда они получили подкрепление в лице кардинала Амьен-
ского — честолюбивого Жана де ла Гранжа, мечтавшего о
тиаре, и бежали из Рима, найдя убежище на землях королевы
Неаполитанской, а потом провозгласили анафему папе-само-
званцу, они были уверены в поддержке со стороны Карла V,
которого легко удалось убедить в их правоте. 20 сентября в
206
Эдуард Перруа. Столетняя война
Фонди они выбрали папой одного из них — Роберта Женев-
ского, который назвался Климентом VII. Избежать раскола,
прискорбного для церкви, можно было лишь в случае, если
все христианские государи единодушно выскажутся в пользу
одного из двух соперников. Карл V сделал выбор, искренне
считая его честным. Не слушая и даже не дожидаясь аргу-
ментов итальянцев, в ноябре он потребовал от своего духо-
венства, университета, администрации признать Климента. Но
он переоценил свое влияние на другие европейские дворы.
За ним пошли только королевства Неаполитанское и Шот-
ландское. Сколь бы верным союзником ни был Энрике Тра-
стамарский, здесь к призывам Валуа он остался глух; по от-
ношению к другим испанским королевствам Кастилия при
его жизни сохраняла нейтралитет. Карл Люксембургский, уми-
рая, не пожелал признавать иного папы, кроме избранного
первым. Его сын Вацлав продолжил его политику. Его при-
меру последовали Венгрия, Польша, скандинавские королев-
ства, большинство немецких князей, Фландрия. Наконец, Анг-
лия, в лице Глостерского парламента, без промедления вы-
сказалась в пользу римского папы — по единственной причине,
что он был не французским. Раскол произошел. По праву
или нет, но он был воспринят как дело рук французов; созда-
лось впечатление, что он инспирирован или даже организо-
ван Карлом V, особенно после того как Климент, изгнанный
из Италии, вернулся в Авиньон, сделав из него снова пап-
скую резиденцию.
«Великая схизма Запада» расколет христианский мир
на сорок лет; на ходе франко-английской войны она ска-
жется губительно. До сих пор папы всегда активно вмеши-
вались в конфликт с целью умиротворения. Они были за-
интересованными, но в целом непредвзятыми посредника-
ми, и их усилия не давали враждебным действиям слишком
затянуться, они добивались перемирий — порой продол-
жительных — и отсрочек. Теперь же каждый из пап под-
стрекал к войне. Ведь они могут одержать верх над сопер-
ником только при военной поддержке своих сторонников-
королей. Франко-английский мир стал бы крахом надежд
и того и другого. На всех будущих мирных конгрессах они
Карл V (1364—1380 гг.)
207
уже не появятся, а станут систематически срывать эти пе-
реговоры.
Эта перемена обнаружилась немедленно. Архиепископ
Равеннский, годами хлопотавший о мире в Брюгге, — теперь
стал кардиналом Урбана VI и легатом в Центральной Евро-
пе; он ездил по Германии, убеждал Вацлава расторгнуть тра-
диционный союз Люксембургов и Валуа, строил планы объе-
динить Империю и Англию участием в общем крестовом
походе против схизматической Франции. Напрасно Карл V,
которого военные поражения в последних походах сделали
менее непримиримым, делал англичанам соблазнительные
предложения: он был готов уступить всю Аквитанию к югу
от Дордони (из его завоеваний ему остались бы только Пуа-
ту, Сентонж, Лимузен и Перигор) и выдать свою дочь Екате-
рину за юного Ричарда II, отдав ей в приданое графство Ан-
гулем. Кардинал Равеннский в мае 1380 г. добился прекра-
щения этих переговоров и решил женить Ричарда II на сестре
Вацлава — Анне Чешской. В конце лета, когда Карл V уже
чувствовал приближение смерти, на континенте высадился
новый английский экспедиционный корпус, и начатые им гра-
бежи стали признаком новой войны. Вел войска самый млад-
ший из сыновей Эдуарда III —Томас Вудсток, граф Бекингем,
будущий герцог Глостер — из Кале в Бретань по маршруту,
уже ставшему привычным: через Шампань, Гатине, Бос, Анжу;
прежде чем сесть на корабли, он безуспешно осаждал Нант, а
за собой оставил разоренный край.
Конфликт затянулся в тот момент, когда Франция, чьи силы
Карл напряг до предела, была уже не в состоянии этого вы-
держивать. Война, даже сводящаяся к коротким набегам, к
местным операциям, стоила все равно дорого, а налоги тяго-
тили поредевшее население. Ряд тревожных симптомов го-
ворит о растущей непопулярности режима и об усталости
народа. Короля, о добром правлении которого позже будут
сожалеть, не любили — слишком тяжела была рука его чи-
новников. Пока что открытый мятеж вспыхнул только в Лан-
гедоке, и вызван он был поборами герцога Анжуйского, глав-
ного творца войны. В октябре 1379 г., выведенные из себя
постоянными требованиями денег, восстали жители Монпе-
208
Эдуард Перруа. Столетняя война
лье, а до того сходные движения начались в Ле-Пюи и в
Ниме, где убили самых ненавистных чиновников и несколь-
ких сборщиков налогов. Это восстание, к счастью для коро-
левской администрации, дальше не распространилось. Чтобы
показать величие власти, которой облечен, герцог Анжуйский
вынес мятежникам беспощадные приговоры, впрочем, быстро
смягчив их и объявив о помилованиях, а потом полностью
восстановил порядок. Но испуганный король счел необходи-
мым отозвать брата. Ведь Карл знал о нищете народа, ему
известно, что в деревне назревало недовольство. На смертном
ложе его одолевали угрызения совести. Может быть, он не-
справедливо угнетал подданных? Имел ли он право собирать
налоги, которых они не хотели платить, или сделать постоян-
ными подати, на которые они согласились временно? Дав все
советы близким, благочестивый суверен 16 сентября 1380 г.
в качестве последнего своего акта декретировал отмену по-
дымной подати. Эта мера нам кажется абсурдной и прежде
всего неразумной политически. Король сознавал необходи-
мость постоянных налогов не лучше своих подданных. Успо-
каивая свою совесть, он одним росчерком пера отобрал у
своего преемника инструмент управления.
НА ПУТИ К ПРИМИРЕНИЮ
(1380-1400 гг.)
За шестнадцать лет царствования, восстановив, но при этом
изнурив страну, Карл V совершил одно великое дело — свел
на нет договор в Кале, в чем и состояла главная цель этого
упрямого и хитрого человека. Но тем самым он вновь развя-
зал войну, а слабые ресурсы Франции не позволяли успешно
завершить ее. Дилемма, перед которой он поставил королев-
ство, так и не была разрешена до его смерти. Не в состоянии
выиграть войну, он был вынужден продолжать ее, не рассчи-
тывая на окончательный успех. Более того: вследствие бре-
тонской измены, отступничества пап, внутренних волнений
эта борьба могла бы принять для Валуа роковой оборот. Если
в малолетство Карла VI на Францию не обрушились новые
бедствия, так это потому, что и Англия в свою очередь пере-
живала тяжелый кризис, одновременно политический и соци-
альный, ставший расплатой за слишком долгую и непосиль-
ную войну. Обе страны, терзаемые периодическими спазма-
ми, выбились из сил. Ни та, ни другая не в состоянии были
нанести решительный удар. Затишье — которое продлится
тридцать пять лет — порождено просто истощением обоих
противников. Чтобы раскрыть его причины, необходимо вер-
нуться назад. Нам следует нагнуться над ранеными бойцами,
пересчитать их видимые или скрытые раны, выявить их сла-
бости.
I
ИЗНУРЕНИЕ АНГЛИИ
Какой путь за период от мира в Кале до смерти Карла V
прошло королевство Плантагенетов по наклонной плоско-
сти упадка! В последние дни 1360 г. Эдуард III достиг пика
своей славы. Прежде всего славы военной. Победы при Кре-
си и Пуатье повергли в изумление всю Европу, привыкшую
к французским успехам. Теперь западные рыцари стреми-
лись к лондонскому двору; знатные вельможи домогаются
приема в орден Подвязки; более низкородные, рубаки, люби-
тели турниров, спешили встретиться с героями войны —
Черным принцем, Чандосом, Ноллисом и другими. Самые бли-
стательные зрелища теперь можно было увидеть по преиму-
ществу в Виндзоре и Вестминстере. Страна необыкновенно
обогатилась от огромных выкупов, наложенных на пленных,
которых взяли на французской и испанской войнах; шла на-
стоящая торговля выкупами, их продают и перепродают, как
ходовой товар. Самый значительный выкуп — за Иоанна
Доброго — попал в королевскую казну. Пусть он был вы-
плачен лишь наполовину, все равно эта сумма в полтора мил-
лиона золотых экю представляла собой нечто колоссальное;
ее действительную стоимость (сорок миллионов жерминаль-
ских франков1) точно оценить еще не могли, но тогдашняя
нехватка монеты придавала ей бесконечно высокую покупа-
тельную способность. В те времена, когда золото было един-
ственным зримым признаком богатства, передача из одной
страны в другую такой массы монет или слитков должна
‘Франк, введенный законом от 28 марта 1803 г. (7 жерминаля
XI года республики) (прим. пер.).
212
Эдуард Перруа. Столетняя война
была бы создать в Англии изобилие; при разумном исполь-
зовании этого сокровища хватило бы для нормальных нужд
монархии на несколько лет, избавив ее от необходимости
просить парламент о субсидиях, что всегда было щекотливой
проблемой.
Как и все удачливые монархи, Эдуард был окружен пре-
красной и многочисленной семьей. Пятеро его сыновей —
украшение его зрелых лет. Старший, Эдуард Виндзорский,
принц Уэльский, герцог Корнуэльский и граф Честер, к свое-
му большому островному апанажу добавил княжество Акви-
танское, завоеванное им с оружием в руках. Он мог бы
жениться на иностранной принцессе королевской крови. Но
его романтическую душу пленила одна из его кузин, прекрас-
ная Джоанна, графиня Кентская, уже мать взрослых мальчи-
ков. Позже знать смирится с этим браком по любви и пере-
станет роптать на его незаконность1. Именно в Бордо родит-
ся единственный сын от этого счастливого брака, который
выживет, — будущий Ричард II. Второй сын Эдуарда III, Лай-
онел Антверпенский, — фигура менее яркая. Найдя богатую
невесту в Ирландии, где его сделали герцогом Кларенсом и
графом Ольстерским, он оставался в стороне от континен-
тальных распрей. Лишь позже, в 1368 г., уже овдовевшим, его
увидят в числе соискателей выгодной партии из числа доче-
рей миланских Висконти. Но через несколько месяцев пос-
ле этого он скоропостижно умрет. Джон Гонт, третий сын,
родившийся во Фландрии во время блистательных набегов
отца, имел немало амбиций. Первый брак с кузиной, Бланкой
Ланкастерской, сделал его самым богатым земельным соб-
ственником Англии, герцогом Ланкастером с привилегиями
палатината в своем герцогстве, графом Лестером и тем са-
мым наследственным сенешалем Англии, графом Линколь-
ном и Дерби; сын его женится на наследнице графов Хере-
1 Джоанна Кентская — супруга Эдуарда Черного принца с 1361 г.
В первом браке была замужем за графом Солсбери, но Томас Хол-
ланд, управляющий графа, заявил, что был тайно женат на Джоанне
до ее свадьбы с Солсбери. Томас выиграл процесс в Риме, и Джоанна
стала его женой, правда ценой скандальной репутации (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
213
фордов. Считая себя хорошим полководцем, он искал славы
и богатства на континенте. Преждевременное вдовство по-
зволило ему в 1372 г. жениться на Констанции Кастильской,
старшей дочери Педро Жестокого, чьи права он взялся отсто-
ять. С тех пор он именовал себя королем Кастилии. Пока
этот титул, конечно же, был пустым звуком; но поскольку его
отец в это же время заключил союз с Португалией, направ-
ленный против Трастамары — о чем не забыли и в XX в., —
это уже симптом притязаний на испанские земли, угроза, кото-
рая в ближайшее время сможет материализоваться. Характер
его младших сыновей, жадных подростков, оценивать еще слиш-
ком рано. Эдмунд Лэнгли, четвертый сын Эдуарда, — злопо-
лучный герой фламандского сватовства. В 1362 г. он стал
графом Кембриджем, а в утешение своих горестей женился
на другой дочери Педро Жестокого; но будущий герцог Йорк
всегда останется принцем неприметным, посредственным и
робким. Бестолковая горячность самого младшего, Томаса
Вудстока, позже графа Бекингема, ярко проявится только пос-
ле смерти отца и принесет ему под именем герцога Глостера
печальную известность.
Восемь лет мира только укрепили положение победите-
ля, отчасти избавив его казну от долгов, которыми она до-
селе была очень обременена. Примирение с Фландрией
вновь открыло возможность для нормального экспорта
шерсти через Кале и тем самым восстановило английское
влияние на все Нидерланды. Эдуард знал, что его поддер-
живает общественное мнение, представленное парламен-
том; поскольку король больше не требовал выплаты слиш-
ком тяжелых налогов, парламент покорно следовал его
указаниям, разделял его чувства вражды и ненависти —
выражая ставшее привычным недоверие французам (тем
с большей готовностью, что это было безопасным), разра-
жаясь притворным негодованием на «посягательства» со
стороны пап, что позволяло королю, в согласии с папой
или вопреки ему, давать церковные бенефиции своим став-
ленникам. Когда Урбан V в 1364 г. принялся требовать
задолженность по феодальному чиншу, не выплаченную
более чем за тридцать лет Английским королевством как
214 Эдуард Перруа. Столетняя война
вассалом Святого престола \ он услышал в ответ, что суве-
ренитет государства Плантагенетов несовместим с выпла-
той этой нетерпимой «дани»; отныне и де-юре, и де-факто
аннулировались обещания, некогда вырванные у Иоанна Без-
земельного Иннокентием III. Этот инцидент не повлечет за
собой последствий. Но он показывает, что надменный Эдуард III
так же старался утвердить свою независимость по отноше-
нию к папству, как он сумел это сделать в Аквитании по
отношению к Валуа.
Возобновление войны в 1369 г. рассеяло эти миражи.
Выяснилось, что от поступивших в казну миллионов выкупа
ничего не осталось — их понемногу растратили, не беспоко-
ясь о завтрашнем дне. Поскольку экспедиции стоили дорого,
а прибыли приносили мало, надо было вновь обращаться к
парламенту, улещивать его ради новых субсидий, новых нало-
гов на движимое имущество, поступление которых часто было
ненадежным и никогда не достигало ожидаемых размеров.
Эдуард старел. Овдовев в шестьдесят лет, он погрузился в
старческие забавы, увлекся любовницей низкого происхожде-
ния — Алисой Перрерс. Тем временем страна управлялась
кое-как, хотя руководили ею опытные клирики — Томас Бран-
тингем, епископ Эксетерский, и Уильям Уикхем, епископ Вин-
честерский. На них и возложили ответственность за военные
неудачи и потерю земель, отвоеванных французами с 1371 г.
Наконец парламент потребовал и добился их смещения и за-
мены в качестве руководителей Канцелярии и Казначейства
на мирян, несмотря на малоприятный прецедент 1340 г.* 2.
Однако герцог Ланкастер в перерывах между экспедициями
*В 1212 г. английский король Иоанн Безземельный (1199-1216 гг.),
отлученный папой Римским от церкви и опасаясь нападения французс-
кого короля, признал себя вассалом Святого престола (прим. ред.).
2В 1340 г., вернувшись из Гента, Эдуард III обвинил канцлера,
епископа Чичестерского, и казначея, епископа Ковентрийского, в
пренебрежении своими обязанностями и заменил обоих прелатов
мирянами Робертом Бурсье и Робертом Парвингом; при этом ко-
роль заявил, что больше никогда не назначит на пост канцлера и
казначея королевства тех, кого не сможет повесить, если посчитает
виновным в злоупотреблениях (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
215
оказывал на правительство все большее влияние, в котором
с ним не мог соперничать ни ослабевший отец, ни умираю-
щий старший брат. Оппозиция почти единодушно обвиняла
его в том, что он ведет королевство к гибели. Она прояви-
лась в апреле 1376 г., накануне смерти Черного принца, во
время долгой сессии, которую хронисты назвали «Добрым
парламентом». Эта мощная оппозиция вышла, похоже, из ря-
дов самих депутатов общин и нашла себе красноречивого
спикера в лице рыцаря Питера де ла Мара. На первый раз
бароны, среди которых Ланкастер имел сторонников, подчи-
нились народным требованиям, которых он не провоцировал
и с которыми, может быть, примирился лишь скрепя сердце.
В этих требованиях заметен отголосок забот, какие волновали
и Этьена Марселя: потребность в честной администрации, в
контролируемой налоговой системе, в энергичной чистке
аппарата. Но принятые меры имели мало общего с этими
благородными соображениями. Общины удовольствовались
решениями об удалении Алисы Перрерс, о замене нескольких
высокопоставленных сановников и о предании суду, несмотря
на яростное сопротивление Ланкастера, двух его привержен-
цев: Уильяма Латимера, чиновника ведомства королевского двора,
и Ричарда Лайонса, крупного лондонского виноторговца, —
оба были откупщиками налогов, взяточниками и мошенника-
ми. Впрочем, едва гроза рассеялась, Джон Гонт снова забрал
всю власть, позволил отцу вернуть любовницу, призвал из-
гнанников, заставил новую ассамблею, более податливую, ан-
нулировать акты Доброго парламента и даже бросил в тюрь-
му самого смелого спикера общин, после того как вынес при-
говор епископу Уикхему, виновному в том, что поддержал
требования Доброго парламента. Среди этих ничтожных ин-
триг и завершилась некогда славная жизнь Эдуарда III.
В январе 1377 г. король еще отметил пятидесятилетний юби-
лей своего царствования. Через пять месяцев он угас, почти
забытый своими подданными.
Оставшиеся до совершеннолетия Ричарда II годы ожида-
лись трудными. В окружении юного короля, едва достигшего
Десяти лет, пересекались и сталкивались различные влияния:
прежде всего здесь действовали советники Черного принца,
216
Эдуард Перруа. Столетняя война
совершенно естественным образом склонные властвовать
именем его сына и наводнявшие королевский дворец; по-
том — принцесса Уэльская, законная опекунша суверена, но
имевшая и других детей, алчных и жадных Холландов1; по-
том — епископы и клирики, с 1371 г. находившиеся в опале,
но желавшие вновь попасть в милость в начале этого цар-
ствования; сверх того — лондонские горожане, расколотые
на соперничающие группировки, но единые в своей враждеб-
ности к герцогу Ланкастеру после дела Латимера — Лайон-
са; наконец, сам Джон Гонт, который как старший из дядьев
короля мог бы с полным правом требовать регентства, но
чьи амбиции наталкивались на противодействие слишком
многих влиятельных людей; фактически отстраненный от
власти, он в первые годы царствования сыграет лишь не очень
определенную и, по-видимому, второстепенную роль. Чтобы
надежнее перекрыть ему дорогу, его не стали назначать ре-
гентом; некое примирение партий произошло в форме созда-
ния при парламенте исполнительного совета из дюжины чле-
нов, дважды обновлявшегося, куда вошли прелаты, бароны,
баннереты и рыцари, но откуда были исключены горожане.
Этот совет должен был поддерживать порядок, энергично
разжигать войну против Валуа и в изобилии находить для
нее ресурсы.
В решении всех этих задач избранный совет оказался не-
состоятельным и тем самым заодно дискредитировал парла-
мент: ведь тот назначил его членов и одобрил его политику.
Постоянно нуждаясь в деньгах и извлекая мало прибыли из
налогов на движимое имущество, взимавшихся до сих пор, в
1379 г. парламент вотировал подушную подать, или poll tax,
которая принесла ему посредственный доход и уже изряд-
ную непопулярность. В последние месяцы 1380 г. надо было
оплатить высокие затраты на экспедицию Бекингема, подго-
товить корпус, который Кембридж собирался вести в Порту-
галию, и наконец предусмотреть расходы на свадьбу короля:
ведь Анна Чешская прибудет без приданого, а немецких и
1 Детей от брака с Томасом Холландом, вторым мужем Джоан-
ны Кентской (1349-1353 гг.) (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
217
чешских рыцарей из свиты Вацлава надо было щедро ода-
рить подарками и пенсионами. Новый парламент, новая по-
душная подать, которую в принципе должны были платить
все подданные короля, кроме неимущих, согласно норме, варь-
ировавшейся в зависимости от состояния и общественного
ранга, но жестоко ударявшая по самым бедным и по сель-
ским общинам, несшим круговую ответственность за выплату
субсидии. Поскольку в начале сбора имели место массовые
уклонения от уплаты, в юго-восточные графства были отправ-
лены комиссары для строгого учета податных людей и суро-
вого взыскания денег.
Этот акт стал сигналом к началу ужасной «жакерии», по-
чти одновременная вспышка которой к северу, к востоку и к
югу от Лондона в конце мая 1381 г. и быстрое распростране-
ние к юго-западу и к центру страны заставляют предполо-
жить существование некоего заговора, некоего тайного обще-
ства, в назначенный момент отдавшего приказы; но этому
нет доказательств. Французские историки ошибочно говорят
о «восстании трудящихся», в котором будто бы сразу приня-
ли участие ремесленники городов; в действительности это
было крестьянское восстание, по крайней мере на первых
порах. Поначалу оно было направлено против комиссий
фискальных агентов, которые составляли налоговые списки
для сбора подушной подати и требовали выплат по ним; чле-
нов этих комиссий убивали, их бумаги жгли, сборщиков оби-
рали. Потом гнев крестьян обратился на сеньоров, особенно
на богатые аббатства, которые всегда так спешили требовать
положенное и, особенно после чумы, старались оставлять дер-
жателей на положении подневольных вилланов или, во вся-
ком случае, требовать от них максимума отработок. Монасты-
ри грабили, их архивы жгли, запугиванием и силой выбивали
индивидуальные или коллективные хартии об освобождении,
«вольные». Наконец из Кента, где собирались силы восстав-
ших, повстанцы обрушились на правительство, на горожан, на
всех богачей и на всех власть имущих. Они взяли штурмом
Тауэр — юный суверен оттуда вовремя бежал, но в руки им
попали Саймон Седбери, канцлер и архиепископ Кентербе-
рийский, и казначей Роберт Хелз. Они ворвались в Лондон-
218
Эдуард Перруа. Столетняя война
ское Сити по плохо охраняемому мосту, громили дома и лав-
ки иностранных купцов, которые, по общему мнению, нажива-
лись за счет народа и выкачивали из королевства все богат-
ства; наконец, они сожгли прекрасный манор Савой, имение
герцога Ланкастера, который, зная, что бунт направлен непос-
редственно против него, нашел надежное убежище в Шот-
ландии *.
Можно ли по этим актам мести и разорения понять, ка-
кие чувства двигали восставшими? К вполне реальному и оп-
ределенному недовольству налогами, сеньорами, купцами до-
бавлялась неумолимая ненависть к власть имущим, смутное
стремление к уравнительному эгалитаризму. Эта идея на все
времена была особенно дорога некоторым народным пропо-
ведникам, странствующим священникам или монахам, обли-
чавшим богачей и власть во имя сословного равенства пер-
вых людей. Таким проповедником был Джон Болл из Эссек-
са, отлученный священник, который примкнул к повстанцам,
рассчитывая, может быть, стать архиепископом Кентерберий-
ским. Он и его соперники любили повторять эпиграмму:
When Adam dalf and Eve span,
Where was then the gentleman?* 2
Следует ли считать, что этих экзальтированных людей
одушевляли также теории ересиарха Уиклифа3, который, бу-
дучи в 1378 г. удален из Совета суверена, куда его ввел Лан-
кастер, а вскоре изгнан из Оксфорда, где его лекции по бого-
словию привели к волнениям, собирался в своем сельском
приходе дописывать политические памфлеты, теоретические
трактаты, библейские переводы, в таком обилии выходившие
*Джон Гонт в Эдинбурге вел переговоры о перемирии с шот-
ландцами (прим. ред.).
2 Когда Адам пахал, а Ева пряла,
Кто тогда был господином? (англ.)
3Уиклиф, Джон (ок. 1280-1384 гг.) — английский проповедник
и доктор богословия. Критиковал церковь и основные постулаты
веры и таинства, требовал секуляризации церковных земель. Объяв-
лен еретиком (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
219
из-под его плодовитого пера? Его «бедные священники», кото-
рым он поручал распространять благую весть, агитировали
против церковной иерархии, но за мирскую власть, против
богачей, но за евангельскую бедность. Действительно ли эти
проповеди, плохо понятые, подтолкнули к восстанию — об
этом известно слишком мало. Во всяком случае, они отнюдь
не призывали к нему. Параллель между Лютером и Уикли-
фом, между саксонскими и английскими крестьянами, между
началом XVI в. и концом XIV в. очень соблазнительна, но
обманчива.
Так или иначе, это был более глубокий и опасный водово-
рот, чем Жакерия, преходящую угрозу которой преодолел в
1358 г. дофин Карл. На юго-западе Англии сформировались
крупные отряды повстанцев, плохо экипированных, но вооду-
шевляемых вчера еще неведомыми вождями, как Уот Тайлер,
которого некоторые хронисты прозвали Джек Строу и о
котором даже неизвестно, был ли он крестьянином, или слу-
гой, или бастардом, или младшим отпрыском рыцарского рода.
Под его командованием эти отряды стянулись к Лондону, и
король оказался в их власти. Отважный подросток, Ричард
не проявил слабости; помощь ему оказал мэр Лондона Уиль-
ям Уолуорт, чья дерзость спасла положение. Шумные встре-
чи повстанцев с королем произошли близ столицы, на Майл-
Энде и на Смитфилде. Ричард выступил перед восставшими,
заявив, что он — один из них. Но Уолуорт убил Уота Тайлера
у них на глазах. Придя в смятение, крестьяне отступили.
И стали легкой добычей рыцарей, поначалу растерявшихся, а
теперь обуреваемых жаждой мести. Расправы длились не-
сколько месяцев и даже летом 1381 г. еще не окончились.
Когда королева Анна после свадьбы добилась амнистии, уже
ничего не осталось от этого кошмара богачей и мечты бедня-
ков, вновь жестоко возвращенных под власть сеньоров.
Хоть восстание английских крестьян и не имело будуще-
го, как и все жакерии, тем не менее оно служит нам доказа-
тельством: хоть остров Ричарда II и не был напрямую пора-
жен вторжением или грабежами рутьеров, он также ощути-
мо испытал последствия войны — в форме сокращения
населения, аграрного кризиса, монетного и налогового кризи-
220
Эдуард Перруа. Столетняя война
са и наконец кризиса социального, не говоря уже о бесконеч-
ных политических кризисах.
И тем не менее в силу приобретенной привычки прави-
тельство Плантагенетов продолжало делать вид, что влияет
на ход дел на континенте. Бывшие советники Черного прин-
ца хотели бы, чтобы Ричард возглавил новый набег на Фран-
цию как источник славы и богатств; прелаты, поддерживае-
мые и направляемые купцами Лондона и Кале, требовали от-
правки экспедиции на помощь гентцам, еще раз восставшим
против Людовика Мальского; наконец, герцог Ланкастер с
нетерпением ждал возможности отбыть на завоевание свое-
го Кастильского королевства — поскольку Хуан I, сын и на-
следник Энрике Трастамарского, в конечном счете склонил-
ся на сторону авиньонского папы, экспедиция превращалась
в крестовый поход с благословения Урбана VI. Ни один из
этих проектов не удался.
Фламандский экспедиционный корпус, в который собра-
ли всего четыре или пять тысяч бойцов, отплыл только в
апреле 1383 г., через шесть месяцев после разгрома гентцев
войсками французского короля *; тем самым поход был обре-
чен на неудачу. Возглавлявший его Генрих Деспенсер, епис-
коп Нориджский, тоже назвал его крестовым и направлен-
ным в принципе против схизматической Франции. Но удов-
летворился он тем, что взял Дюнкерк, а потом, соединившись с
гентцами, осадил Ипр, однако тот устоял. В августе прибли-
жение Филиппа Бургундского заставило Деспенсера отсту-
пить; французы заплатили крестоносцам, и те отплыли об-
ратно. Кончилось все в Лондоне процессом в парламенте,
санкциями против странного прелата и большим бюджет-
ным дефицитом. В свою очередь король не предпринял на-
ступления на Францию, сочтя ее слишком сильной. Но по-
скольку нужно было любой ценой поднять престиж юного
семнадцатилетнего суверена, в 1385 г. решили устроить «во-
енную прогулку» на Шотландию — дорогостоящую и абсо-
1 Карл VI пришел на помощь Людовику Мальскому и наголову
разбил восставших гентцев в битве при Роозбеке (27 ноября 1382 г.)
(прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
221
лютно бесполезную. Нелепая демонстрация сил привела только
к ссорам между военачальниками, между королем и его дя-
дей Ланкастером; потом, простояв лагерем несколько недель
под Эдинбургом, все войско удалилось. Весной 1386 года пос-
ле многих проволочек и отмен приказов Джон Гонт наконец
собрал, за счет королевской казны, свою личную армию и
поднял паруса, взяв курс на Испанию. Но и его внушитель-
ная экспедиция дала немногое. Сначала он взял несколько
городов и замков в Галисии; потом, весной 1387 г., крупные
португальские подкрепления позволили ему устроить корот-
кий набег на Леон. Тем все и кончилось. Как и во многих
войнах того времени, завоевательный поход прекратился бла-
годаря договоренности по-семейному. Наследный принц Кас-
тильский, внук бастарда Трастамарского, обручился с доче-
рью Ланкастера, внучкой Педро Жестокого. Жалкий резуль-
тат: деньги из английской казны были потрачены зря, а
Кастилия, несмотря на этот брак, осталась союзницей Фран-
ции и опорой Авиньона.
Как бы то ни было, отплытие Ланкастера в мае 1386 г. на
испанские авантюры принесло преимущество кое-кому в
островном королевстве, избавив их от неудобной фигуры и
дав разным группировкам возможность развернуться и оп-
ределиться. Король — изящный молодой человек с правиль-
ным и задумчивым лицом, позже обрамленным редкой ры-
жей бородкой; известно, что он был своенравен и капризен,
но ярко выраженной политической идеи, кроме потребности
заставить всех беспрекословно повиноваться, в его действи-
ях пока усмотреть невозможно. Нежно любя королеву Анну
Чешскую, даром что она оставалась бесплодной, он имел так-
же ряд фаворитов, которыми дорожил и которых щедро ода-
ривал: это его сводные братья, граф Кент и граф Хантингдон;
его наставники, бывшие приближенные его отца, в обилии
представленные в службах его двора, прежде всего рыцарь
Саймон де Берли, его «гувернер»; некоторые молодые арис-
тократы, его партнеры в играх, паразитирующие на его казне,
в первую очередь Роберт де Вер, граф Оксфорд, сделанный
маркграфом Дублинским, а после герцогом Ирландским; на-
конец, бывший мэр Лондона Николас Брембл и один выскочка,
222
Эдуард Перруа. Столетняя война
сын богатого купца из Кингстона-на-Халле Майкл де ла Поль,
которого он сделал графом Саффолком и канцлером. Не-
смотря на свою разношерстность, эти люди образовали при-
дворную группу, что предвещало произвол во власти. Как три
четверти века назад при Эдуарде II, существование клики про-
воцировало враждебность баронов, желающих сохранить свое
положение естественных советников при государе и завиду-
ющих недостойным фаворитам. Оппозиция тоже представля-
ла собой странную коалицию интересов: в нее вошли прела-
ты, как Уильям Кортни, архиепископ Кентерберийский, упре-
кавший короля за недостаточно активное преследование
приверженцев Уиклифа, отъявленных еретиков; дядя короля
Томас Глостер и его кузен Генрих Ланкастер, тогда граф Дер-
би, первый из которых — человек безалаберный, горячая, но
пустая голова, второй — плут и ханжа; несколько знатных
баронов — граф Арундел, энергичный адмирал, граф Уорик,
доблестный воин, — которые требовали активных действий
во Франции, проповедовали милитаризм, всегда популярный,
пока не нужно платить по счету. Все они знали, что их крити-
ка дурного правления и фаворитов легко найдет отклик в
парламенте. Итак, они будут разыгрывать «конституционную»
карту против не вовремя ожившего монархического абсолю-
тизма. Таким образом, в то время как во Франции начина-
лась борьба между принцами крови за контроль над слабым
королем, в Англии резкие политические перемены, уже более
яростные и сопровождающиеся большим ожесточением, стол-
кнули друг с другом короля и баронство, равно своевольных.
Первая стадия борьбы, которая одна только и будет нас
пока интересовать, была отмечена победой объединившихся
баронов над еще неумелым и не имеющим сильной поддер-
жки королем. Канцлер Майкл де ла Поль — козел отпуще-
ния и первая жертва оппозиции — пал сразу же после отъез-
да Ланкастера. Парламент потребовал его смещения и насто-
ял на том, чтобы против него был начат процесс — грозная
процедура «импичмента», которую суверены из династии
Тюдоров будут так часто использовать, избавляясь от надо-
евших фаворитов. Он был обвинен во взяточничестве и в
конце концов сумел укрыться в Брабанте. Но этот собрав-
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
223
шийся в октябре 1386 г. парламент, который обычно называ-
ют «чудесным», — фактически определение mirabilis в тек-
сте хрониста, благоволящего к баронской партии, применяет-
ся уже к ассамблее, созванной весной 1388 г., — смог также
добиться опалы самых скомпрометированных советников,
пригрозить изгнанием Роберту де Веру, навязать королю опеку
баронского комитета, которому было поручено подготовить
чистку и необходимые реформы; когда Ричард сделал вид, что
сопротивляется, Глостер заговорил о его низложении. Суве-
рену пришлось склониться под это ярмо. Но в первые меся-
цы 1387 г. он выскользнул из-под опеки баронов, оставив их
в Лондоне править от его имени, и поехал по западным и
центральным областям острова в поисках верных сторонни-
ков; члены его суда, созванные им 25 августа в Ноттингеме,
дали ему юридические разъяснения, заявив о незаконности
баронского комитета и заверив короля — урок, который не
пропадет даром, — что закон допускает лишь неограничен-
ное осуществление королевской власти. Осенью вожди ба-
ронства, пять лордов-«апеллянтов» (Глостер, Дерби, Арундел,
Уорик и Ноттингем), обвинили советников-роялистов в из-
мене и взялись за оружие, чтобы пресечь их махинации. Пос-
ле некой видимости гражданской войны, отмеченной стычкой
при Радкот-Бридж, где войска фаворитов сдались, Ричард, вер-
нувшийся в Лондон, был возвращен под контроль баронов.
Новый парламент, «беспощадный» для одних, «чудесный» —
по словам других, во всяком случае, самый долгий из доселе
известных: открывшись в феврале, он разошелся только в
начале июня, — завершил баронскую реформу: изгнание всех
фаворитов, строгая чистка ведомства двора, казнь самых ви-
новных, как старик Саймон де Берли и главный судья Роберт
Трезильян, смещение или перевод на другое место епископов,
благоволивших двору, и замена их баронскими ставленниками,
абсолютный контроль над Советом и над главными органами
управления со стороны Глостера и апеллянтов. Бессильный
Ричард смолчал, склонившись перед грозой. Он рассчитывал,
что бароны, придя к власти, истощат силы, перессорятся и про-
демонстрируют свою некомпетентность. С лета 1388 г., не-
смотря на поддержку новой парламентской ассамблеи, собран-
224 Эдуард Перруа. Столетняя война
ной в Кембридже, контроль над страной в их руках был
столь непрочен, что они уже не осмелились осуществлять
свои воинственные предложения, благодаря которым прежде
привлекли общественное мнение на свою сторону. Едва ока-
завшись у власти, они осознали, что с Францией сейчас нельзя
вести иных сражений, кроме дипломатических. Но Глостер
меньше всех желал переговоров.
II
ЮНОСТЬ КАРЛА VI
Через три года после Англии и Франция познала все не-
приятности, связанные с малолетством монарха. За Ла-Ман-
шем такого не было с 1216 г., когда на престол взошел Ген-
рих III; во Франции — с 1226 г., после воцарения Людовика
Святого. Карл V, будучи слаб здоровьем, предвидел, что умрет
раньше срока. Ордонанс от 1374 г. регламентировал порядок
управления после его смерти, указывал, что совершеннолет-
ним король будет считаться с тринадцати лет, наделял огра-
ниченными регентскими функциями Людовика Анжуйского,
опеку над королевскими детьми вверял другим братьям, но
основную власть передавал в руки Большого совета из пяти-
десяти членов, сформированного из прелатов, высших санов-
ников из числа главных функционеров ведомства двора или
магистратов парламента, рыцарей, клириков и парижских
горожан; двенадцать из них, имеющие опыт ведения государ-
ственных дел, должны были составить узкий исполнитель-
ный совет. Лишь столь серьезная ситуация заставила власть
задуматься о составе и роли некоего постоянного совета.
Напомним, что в те времена не было ничего более смутно-
го, более неопределенного, чем понятие о королевском со-
вете: суверен был свободен в выборе рекомендаций и по-
мощников.
Ордонанс, как почти всегда происходило в подобных слу-
чаях, не был выполнен: едва Карл V умер, герцог Анжуйский
как старший из дядьев объявил себя действительным реген-
том и мошеннически присвоил часть королевской казны; его
братья герцоги Беррийский и Бургундский и его кузен Бур-
бон, шурин покойного короля, потребовали раздела власти.
Соглашение между ними было заключено после помазания.
8 Зак. 3581
226
Эдуард Перруа. Столетняя война
Герцог Анжуйский сохранял преимущественные права, но
отказывался от титула регента; двое других дядьев по мень-
шей мере должны были заседать в постоянном совете из
двенадцати членов, назначенном ими же, обеспечивая преем-
ственность политики «принцев лилий». Эта договоренность
и сама воплотилась в жизнь лишь отчасти. «Предписанный
совет» начал функционировать поздно и просуществовал не-
долго — лишь с октября 1381 г. по январь 1383 г. Герцог
Беррийский практически был отстранен от власти: его по-
слали в качестве наместника грабить Лангедок вместо стар-
шего брата. Потом настал черед удалиться герцогу Анжуй-
скому, целиком посвятившему себя подготовке к итальянско-
му походу: он поселился в Провансе, вел переговоры с
авиньонским папой и наконец в 1382 г. отправился завоевы-
вать Неаполитанское королевство1. Фактически основную
политическую линию определяли герцоги Бургундский и Бур-
бонский при помощи совета, откуда лишь частично были ис-
ключены приближенные покойного короля. Ведь если в пер-
вые дни царствования имели место громкие опалы, если прево
Парижа Юг Обрио был приговорен к пожизненному заклю-
чению якобы за то, что покусился на привилегии университе-
та, если Бюро де ла Ривьера, кардинала Амьенского и Жана ле
Мерсье на время выслали, если Пьер д’Оржемон был вынуж-
ден уступить печати Милону де Дорману, епископу Бове, если
благочестивого рыцаря Филиппа де Мезьера, «гувернера» юного
короля, грубо отстранили, то эти частные опалы не помешали
советникам Карла V сохранить вместе с ответственными
постами и солидное влияние. Многие после нескольких ме-
сяцев изгнания вернулись за кулисы политики.
Новизна положения заключалась в том, что, ссылаясь на
несовершеннолетие монарха, которое официально должно было
очень скоро закончиться — в год смерти отца Карл VI был
‘В 1380 г. Людовик Анжуйский был усыновлен Джованной Неа-
политанской, последней из потомков брата Людовика Святого —
Карла, графа Анжуйского, Прованского, короля Неаполитанского и
Сицилийского. Таким образом, Людовик получал права на Неаполи-
танское королевство (прим. ред.).
На пути к примирению (1380-1400 гг.)
227
двенадцатилетним мальчиком и должен был начать править
лично с 1381 г., — принцы крови и близкие родственники
покойного короля потребовали себе львиную долю власти.
Они всей душой желали монархии наибольшего процветания,
будучи ее естественной опорой, но не отделяли его от своих
личных интересов, от своих частных амбиций. Хотя все они —
удельные князья, наделенные такой властью, что из-за нее
слабеет власть короля, их доходов не хватало для утоления
их ненасытного честолюбия. Особенно отчетливо это видно
на примерах герцогов Анжуйского — кандидата на неаполи-
танский трон и Бургундского, рассчитывавшего унаследовать
Фландрию. Все силы монархии будут поставлены на службу
их личной политике, укрепляя тем самым их могущество и
независимость. С каждым днем возрастала опасность, что
король так и не выйдет из-под их опеки.
Правда, поначалу ситуация как будто не очень располага-
ет к подобным опасениям. Но принцы не относились к лю-
дям, умеющим умерять свои амбиции сообразно возможнос-
тям страны. Герцог Анжуйский добился, чтобы Климент VII
назначил его защитником интересов Авиньона в Италии и
чтобы престарелая королева Джованна Неаполитанская при-
знала его наследником; он быстро обеспечил себе власть над
Провансом, ставшую единственным ощутимым результатом
его химерических проектов; далее он принялся донимать па-
рижский двор и авиньонскую курию требованиями денег, и
наконец его внушительная французская армия вступила на
землю Италии, предвосхитив за сто лет катастрофическую
ошибку Карла VIII *. Ему предстоит потерпеть поражение от
*Карл VIII — французский король в 1483-1498 гг. В 1494-
1495 гг. по наущению герцога Миланского Людовика Сфорца пред-
принял поход в Италию с целью отнять у арагонских королей Не-
аполитанское королевство, наследство герцогов Анжуйских. После
первых побед и захвата Неаполя французская армия, бесчинствуя,
восстановила против себя местное население. Против Карла сфор-
мировалась оппозиция, куда, при поддержке папы Александра VI,
вошли король Арагона Фердинанд, республика Генуя и сам Сфорца.
Карлу VIII пришлось отступить во Францию, бросив завоеванные
земли (прим. ред.).
228
Эдуард Перруа. Столетняя война
Карла Дураццо, отстраненного от наследства племянника ко-
ролевы Джованны, и погибнуть в Италии в 1384 г. Его жена
Мария Бретонская, дочь Карла Блуаского, продолжит борьбу
от имени юного Людовика II Анжуйского; но ее не допустят
к управлению Францией.
Филипп Храбрый пока что не заглядывал так далеко. Ему
не терпелось править во Фландрии, от чего недоверчивый
тесть систематически его отстранял. Ведь, несмотря на свою
политику согласия с Англией, Людовик Мальский вновь ощу-
щал, что сукнодельческие города поднимаются против него.
С 1380 г. недовольство Гента, его соперничество с Ипром —
другим промышленным центром, накопившаяся ненависть к
брюггским банкирам, которым покровительствует граф, гро-
зили придать событиям дурной оборот. Когда весной 1381 г.
в Генте вспыхнуло восстание, город выбрал себе вождем внука
диктатора 1340 г. — Филиппа ван Артевельде, который сразу
же воззвал о военной и экономической помощи к Англии.
Людовик Мальский был вынужден обратиться к зятю; тот в
свою очередь взбудоражил весь Королевский совет — мстить
за него гентцам, союзникам англичан, надлежало всему Фран-
цузскому королевству как таковому. Приняли решение об
отправке экспедиционного корпуса, который Филипп желал
видеть могучим и грозным.
Но могло ли королевство Валуа оплатить его? После смер-
ти Карла V финансовые трудности усугубились. С отменой
подымной подати население решило, что никаких «экстраор-
динарных денег» с него брать больше не будут; сборщики
продолжали взимать косвенные налоги, и они были непопу-
лярны, потому что назойливы. Ввиду угрозы мятежей в но-
ябре 1380 г. пришлось отсрочить сбор всех податей и даже
отказаться от требования недоимок. Лишенное средств, пра-
вительство дядьев обратилось к местным ассамблеям, кото-
рые поставили свои условия. В марте 1381 г. Штаты Ланге-
дойля, повторив жест, сделанный в самые мрачные времена
царствования Иоанна Доброго, согласились вотировать подым-
ную подать на год только при условии, что ее сбор и исполь-
зование будут контролировать они и что правительство из-
даст новый реформаторский ордонанс против королевских
На пути к примирению (1380-1400 гг.)
229
судей и нотариусов, против наделения особой юрисдикцией
коннетабля, маршалов, камергеров двора. Обеднев, королев-
ская власть утратила способность защищать своих чиновни-
ков от непопулярности. Но этих уступок было недостаточ-
но. Бунт против ненавистных сборщиков поднялся везде: в
Руане в феврале 1382 г. при попытке собрать дополнитель-
ную талью вспыхивает мятеж, известный под названием
Harelle1; в Париже 1 марта, в день, когда должны были на-
чать сбор налога с продаж, согласие на который выбили у
запуганной ассамблеи горожан, народ восстает, грабит Арсе-
нал, захватывает свинцовые молоты, после чего восставшие
принимаются преследовать агентов налоговой администра-
ции и убивать их. С великим трудом несколько влиятельных
горожан, как Жан де Маре, выступив посредниками между
двором и «молотилами», добились, на условиях отмены нало-
га, восстановления порядка. Примеру парижан последовали
жители почти всех городов домена, особенно в Иль-де-Фран-
се. Лангедок, настроенный лихоимством герцога Беррийско-
го отнюдь не на мирный лад, также подхватил эту заразу.
Поднялся Безье и — что уже серьезней — деревня. Страну
терроризировали банды «тюшенов»* 2.
Дело было накануне фламандской экспедиции; затаив в
сердце ярость, дядья отложили ее и вступили в переговоры с
мятежниками. Лестью и посулами они добились скудных
субсидий, в Париже получили несколько тысяч франков, в
Нормандии — несколько сот воинов. Остальное дал заем.
С помощью этих подручных средств был экипирован королев-
ский ост, который под эффективным командованием Филип-
па Храброго разбил гентское ополчение на равнине Роозбеке
в Приморской Фландрии 27 ноября 1382 г. Лишившись Фи-
*От имени коммунального колокола Руана (прим. ред.).
2Тюшены (фр. tuchins) — бедняки, обреченные на придорожный
грабеж голодом и нищетой. Движение тюшенов началось около
1378 г. в городах, где налоговый гнет был особенно тяжким (Де
Пюи, Ним, Монпелье). Протестовали против роста налогов и их
неравномерной раскладки. Движение тюшенов было подавлено гер-
цогом Беррийским в 1382-1384 гг. (прим. ред.).
230
Эдуард Перруа. Столетняя война
липпа ван Артевельде, убитого в сражении, Гент тем не ме-
нее продолжил борьбу, но был вынужден перейти к обороне
и держался лишь надеждой на прибытие каких-нибудь анг-
лийских частей, которых добивался его «адмирал» Франс Ак-
керман. Филиппу Храброму было достаточно дать фламанд-
цам эту острастку, чтобы увериться: теперь он контролиро-
вал положение во Фландрии.
По возвращении победоносной экспедиции дядья сделали
вид, что мятежи французских городов — то же, что и фла-
мандский бунт. Если на подчинившихся гентских союзников
налагались жестокие штрафы, то и города домена должны
были понести примерное наказание. В Париже — за то, что
хотел примирить порядок и мятеж, — был казнен Жан де
Маре; должность купеческого прево и все муниципальные
привилегии здесь были изъяты в пользу короны и отныне
принадлежали прево Парижа — королевскому чиновнику.
Огромные коллективные штрафы были наложены на Париж,
Руан, Лан, Орлеан, Реймс. Лангедок, чтобы получить проще-
ние, был обязан выплатить 800 000 франков штрафа. Кроме
того, на все королевство скоро вновь наложили сборы за про-
дажи, соль и вино по прежним нормам. Потом потребовали и
подымную подать. О том, чтобы испрашивать согласия Шта-
тов, речи больше не было. Налоги приобрели еще более по-
стоянный характер, чем при Карле V, и к тому же стали непо-
сильными. Но запуганная страна больше не осмеливалась
выражать недовольство.
В отношении франко-английского конфликта, так и не пре-
кратившегося из-за провала конгресса в Брюгге, дядья, как и
советники Ричарда II и по тем же причинам, вели политику
то робко-примирительную, то вяло-воинственную. Подчине-
ние герцога Бретонского в апреле 1381 г. по второму догово-
ру в Геранде1 было успехом лишь наполовину: англичане,
хозяйничающие в Бресте, не ушли из него. Дальше тоже
’Договор в Геранде (4 апреля 1381 г.) положил конец военным
действиям в Бретании, начатым после приговора Карла V о конфис-
кации. Иоанна IV призвали герцогом, а он приносил оммаж за Бре-
тань французскому королю (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
231
время от времени говорили о мире и заключали краткие пе-
ремирия. Ведение переговоров поручалось второстепенным
фигурам — со стороны Франции их вел Никола Дюбоск, епис-
коп Байе; проходили они в течение нескольких недель в
маленьком бурге Лелинген на границе Пикардии и Булон-
ской области, ни к чему не привели и были отложены. Порой
власти стремились форсировать военные действия, но, похо-
же, теперь это было связано лишь с положением дел во Флан-
дрии, милой сердцу Филиппа Храброго. В 1383 г. именно
французская армия двинулась на епископа Нориджского и
гентские отряды, заставила их снять осаду с Ипра и заплати-
ла англичанам. В следующем году именно французские гар-
низоны после столь долгожданной смерти Людовика Маль-
ского оккупировали Западную Фландрию, захватили порт Дамме
и поставили Гент в условия суровой блокады, пока в декабре
1385 г. огромный город по миру в Турне не подчинился сво-
ему новому графу — герцогу Бургундскому. Похоже, именно
тогда, удовлетворенный, что наложил руку на вожделенное с
давних пор наследство, Филипп позволил правительству Кар-
ла VI вести более независимую, более специфически фран-
цузскую политику. Он форсировал подготовку к массовому
вторжению на Британский остров, для чего летом 1385 г., а
потом зимой 1386-1387 гг. в нормандских портах, к велико-
му ужасу подданных Ричарда II, в больших количествах со-
средоточивались корабли, воины, боеприпасы, провизия. На это
затратили колоссальные деньги. Можно было полагать, что
война станет иной и будет теперь вестись на территории са-
мого агрессора.
Толком не известно почему, но экспедиция была отмене-
на. Может быть, авантюру сочли слишком рискованной, а силы
недостаточными? Или Филипп, устроив эту дорогостоящую
инсценировку лишь для устрашения Англии, удовлетворился
возобновлением торговли шерстью между островом и Флан-
дрией? Мы не знаем. Во всяком случае, в то время политика
Франции служила лично герцогу Бургундскому, подкрепляя
его притязания в Нидерландах. Едва став хозяином Фланд-
рии, Филипп Храбрый положил глаз на герцогство Брабант,
которое, аннексировав Лимбург и «земли за Маасом», почти
232
Эдуард Перруа. Столетняя война
целиком контролировало большой торговый путь, соединяю-
щий устье Шельды с Кельном. У старой герцогини Иоанны не
было детей от брака с герцогом Вацлавом Люксембургским.
Значит, следовало оттеснить Люксембургов от наследования,
оказать какие-нибудь услуги герцогине и заставить брабант-
цев, несмотря на их предубеждение против фламандцев, пойти
под бургундскую опеку. Первый ход в этой игре, сделанный в
1385 г., позволил герцогу заручиться поддержкой Виттельсба-
хов, которые как графы Голландии, Зеландии и Эно могли ис-
полнять роль арбитров в этой борьбе за Нидерланды. Сразу
два брака соединили детей Филиппа с детьми Альберта Бавар-
ского. А чтобы крепче привязать французскую монархию к
этой политике, племянницу Альберта Изабеллу Баварскую
избрали в жены Карлу VI, и в июле 1385 г. состоялась свадь-
ба. Филипп рассчитывал, что эта свежая и дородная немка, не
ведающая изысканных нравов двора Валуа, подавляющая хруп-
кого мужа почти животной чувственностью и частыми бере-
менностями, станет его послушным орудием. Та, что войдет в
историю как «королева Изабо», пока не обнаружила своего
истинного лица перед хитрым герцогом Бургундским.
Последняя интрига станет гибельной для правления дядь-
ев или, скорее, власти Филиппа над Францией. Землям гер-
цогини Брабантской за Маасом угрожал герцог Гелдернский,
сын герцога Юлихского, чье государство страдало от посяга-
тельств брабантцев. Герцог, молодой глупец, проникся дру-
жескими чувствами к Ричарду II и стал (за деньги) вассалом
Англии. Ему пришла нелепая мысль бросить оскорбительный
вызов Карлу VI. Филипп немедленно добился от королевско-
го совета высылки карательной экспедиции, выгодной лишь
одному ему. Королю было уже двадцать лет, и он мечтал о
славе и сражениях. Но гелдернский поход 1388 г., проходив-
ший через Арденны и долину Мааса, стал просто скучной
военной прогулкой, испорченной осенними дождями.
На обратном пути, в Реймсе, 3 ноября произошел государ-
ственный переворот. Старейшина совета Пьер Эйселен де
Монтегю, кардинал Ланский, заявил, что король уже не ребе-
нок, и призвал его править. Карл поблагодарил дядьев, а те
нагло потребовали возместить им расходы, понесенные на
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
233
службе суверену. Они получили отставку и фактически были
удалены из совета. Эта перемена стала результатом хорошо
подготовленного заговора. Возможно, в нем была замешана
и королева, которой наскучила бургундская опека. Но душою
его был брат короля Людовик, герцог Туренский — позже
герцог Орлеанский, — юный восемнадцатилетний красавец,
добивавшийся места под солнцем. Если Карлу до сих пор
недоставало воли, то у Людовика ее было на двоих; в про-
шлом году авиньонский папа договорился о его браке с Ва-
лентиной Висконти, дочерью богатого миланского сеньора, —
ее приданое составляли графство Асти и солидные надежды на
миланское наследство. Брат короля претендовал на первое мес-
то в королевстве, стремясь обойти дядьев, доселе не подпускав-
ших его к власти и богатству. За ним стояла сплоченная группа
бывших советников Карла V, отодвинутых после начала нового
царствования на второстепенные роли и крайне раздраженных
тем, что все доходы присваивают дядья и их фавориты. Далеко
не все они были «людишками», «мармузетами», как их прозвали
в насмешку. Среди них были прелаты, как Никола Дюбоск; во-
енные, группировавшиеся вокруг коннетабля Оливье де Клиссо-
на, адмирала Жана де Вьенна, виконта Мелёнского; это были
также выходцы из мелкой знати, как Бюро де ла Ривьер, и нако-
нец судейская мелкота, а также профессиональные финансисты,
как Жан ле Мерсье и Жан де Монтагю, ставший «суперинтен-
дантом финансов» в ведомстве двора.
Взяв под контроль совет и все значительные администра-
тивные посты, «мармузеты» образовали сплоченную команду
энтузиастов, которым Карл VI, уже слабый характером, позво-
лил править по их разумению. Это не революционеры: их
идеал — возврат к мудрому правлению в духе Карла V. Они
не стремились ни к каким кардинальным реформам; великие
ордонансы, которые они издали с февраля по май 1389 г., лишь
воспроизводили законы, забытые за восемь лет, уточняли и
совершенствовали организацию и принцип функционирова-
ния всех государственных служб. Прежде всего они хотели
не допустить возврата к произволу, к самодурству принцев.
В совет теперь должны были входить только двенадцать чле-
нов, которые клялись во взаимной дружбе, обещая совмест-
234
Эдуард Перруа. Столетняя война
но трудиться на благо королевства. Во избежание появле-
ния новых фаворитов основные функционеры централь-
ной власти, бальи и сенешали отныне избирались советом,
а парламент — пополнял путем кооптации. Финансовые
органы, ставшие столь важными за последнюю четверть века,
приобретали специализацию. Так, корпорация «генералов»,
ведающая всеми экстраординарными финансами, распалась
на две группы — администраторов и судей, причем из по-
следней образуется Палата эд (Cour des Aides). Точно так
же в недрах казначейства возникает Курия Казны (Cour
du Tresor) для решения спорных вопросов в сфере управ-
ления доменом. Наконец, следуя советам Николая Орезма,
власти попытались возродить полноценную монету прежнего
царствования, которую дядья бездумно обесценили.
Чтобы улучшить функционирование органов управления
монархией, произвели чистку администрации. Ставленников
принцев удалили из парламента, из Счетной палаты, из нало-
говой и монетной служб, из Казначейства, из Лесного ведом-
ства. Главной жертвой стал канцлер Пьер де Жьяк, бывший
слуга герцога Беррийского. Пять комиссаров-реформаторов
получили задание проехать по провинциям, исправить ошиб-
ки, пресечь злоупотребления, отстранить недобросовестных
чиновников, заменить их «добрыми людьми» и, наконец, рас-
следовать мошеннические отчуждения земель домена. По-
скольку эта работа оказалась медленной и сложной — при-
знаки, что она велась, можно заметить даже в 1395 г., —
решили сразу же дать наглядный урок. В конце 1389 г.
«мармузеты» привезли короля в Лангедок, разоренный дея-
тельностью герцогов Анжуйского и Беррийского в каче-
стве наместников. Каждый житель области получил право
изложить свои жалобы Королевскому совету. Герцог Бер-
рийский был отстранен и заменен Гастоном Фебом, графом
Фуа; один из самых ненавистных комиссаров, Бетизак, уро-
женец Безье, ведавший финансами Лангедока, был аресто-
ван. Поскольку его бухгалтерия была в порядке, его обвини-
ли в принадлежности к альбигойцам и сожгли как еретика.
Наконец, «мармузеты» сочли нужным примириться с париж-
скими горожанами, лишенными с 1383 г. всех своих муници-
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
235
пальных свобод. Они, правда, не дали им ни эшевенских постов,
ни судебных прав. Но права управления городом были отняты
у парижского прево и переданы «хранителю должности купе-
ческого прево». На этот новый пост Жан ле Мерсье поставил
одного из своих племянников, Жана Жювенеля из Труа, фигуру
пока второстепенную, но хорошего администратора.
Сколь бы ненавистным ни было правительство дядьев,
власть «мармузетов» стала не более популярной. Общество
мечтало о коренных реформах, желало облегчения налогового
бремени, сокращения числа чиновников, прекращения админис-
тративного произвола. А предлагали ему только борьбу со зло-
употреблениями и упорядочение работы администрации. Глав-
ное, что в неприкосновенности оставалась тяготившая народ
налоговая система. Будучи строгими администраторами, а
подчас и озабоченные собственным состоянием, как де Клис-
сон, «мармузеты» нуждались в деньгах для короля и его бра-
та. Людовик оказался алчным, постоянно требовал подарков,
пенсионов и земельных владений; в июне 1392 г. он об-
менял свой апанаж Турень на герцогство Орлеанское, бо-
лее доходное. С особым рвением он вовлекал короля в
празднества и развлечения, пожиравшие ресурсы государ-
ства. Посвящение в рыцари в 1389 г. юных принцев Ан-
жуйских стало поводом для блистательных и дорогостоя-
щих увеселений. Вояж в Лангедок тоже превратился в
череду празднеств; вместо того чтобы облегчить положе-
ние лангедокцев, он лишь отягчил его, потому что вслед-
ствие опустения казны пришлось повысить габель и про-
вести некоторые манипуляции с монетами, чтобы покрыть
расходы. Праздники — турниры, пиры, попойки, балы —
продолжались и дальше, вплоть до знаменитого «бала пы-
лающих» в январе 1393 г., повергшего двор в печаль.
Имеется в виду трагический случай, когда группа придвор-
ных, переодетых дикими животными, скованных друг с дру-
гом цепями, вымазанных смолой и осыпанных клочьями
пакли, случайно загорелась от факела и вспыхнула, как ужас-
ный костер. Король лишь чудом избежал смерти.
Веселая жизнь во дворце Сен-Поль отнюдь не приучала
молодого Карла VI сознавать свой долг и ответственность.
236
Эдуард Перруа. Столетняя война
В двадцать четыре года это все еще большой ребенок, беспеч-
ный, слабовольный и изнеженный. Какой контраст с отцом,
повзрослевшим до срока! Он правил или сражался, лишь по-
нукаемый окружением. Уроки Филиппа де Мезьера, желав-
шего сделать из него хорошего администратора, хорошего
рыцаря, хорошего христианина, вождя грядущих крестовых
походов, не пошли впрок этому слабодушному юноше, о кото-
ром можно было сказать, что он останется «навсегда мало-
летним». Это был красивый белокурый молодой человек с не
очень выразительным лицом, спортивный и воинственный, но
его здоровье, уже обремененное дурной наследственностью,
не могло долго выдерживать излишеств придворной жизни.
Отдельные недомогания, нервные расстройства были «звон-
ками», которым не придали значения. И летом 1392 г. вне-
запно разразилась катастрофа. Всесильный коннетабль Оли-
вье де Клиссон1 только что избежал покушения, виновник
которого Пьер де Краон бежал в Бретань. Герцога Иоанна IV,
давно находившегося в ссоре с де Клиссонами, обвинили в
том, что это якобы он вложил оружие в руку убийцы. Вопре-
ки советам дядьев Карл VI проявил участие к коннетаблю и
решил выступить в поход, чтобы сурово покарать бретонско-
го вассала. Нужно ли в подробностях напоминать драмати-
ческий инцидент, уже столько раз пересказанный? 5 августа
конная армия медленно двигалась под палящим солнцем по
равнине в окрестностях Манса. На опушке леса вдруг по-
явился какой-то одержимый, которого подпустили к королю.
Он схватил королевского коня за повод, выкрикнул что-то
бессвязное и провозгласил, что короля предали. Карл был
совершенно потрясен. Жара, слепящее солнце, отражающее-
ся от доспехов, удар копья по шлему вызвали у него приступ
буйного помешательства. Король бросился на свиту, желая всех
перебить. С огромным трудом его усмирили. Подоспевшие
герцоги Беррийский, Бурбонский и Бургундский остановили
армию. Ярость у больного сменилась оцепенением. Он не ше-
1 Оливье IV де Клиссон — знатный бретонский рыцарь, один из
соратников (с 1368 г.) Дюгеклена, коннетабль Франции в 1380-
1392 гг. (прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
237
велился, никого не узнавал, бормотал что-то невнятное. Его
отвезли обратно в столицу и отправили на отдых в Крей.
Благодаря покою и мягкому климату его состояние быстро
улучшилось. В сентябре он уже казался выздоровевшим. Но
это была лишь передышка. В следующем году он пережил
новый приступ, продлившийся уже долгие недели, и снова при-
шел в себя. Понемногу рецидивы стали возникать все чаще и
становились все дольше, а периоды просветления — все коро-
че. Чтобы его вылечить, делали все: приглашали врачей и шар-
латанов, испробовали все лекарства, обвиняли колдунов, народ
усердно молился (существовали опасения, что на него навели
порчу или он одержим злым духом), устраивались паломниче-
ства. Ничто не помогало. Теперь во главе великой француз-
ской монархии стоял безумный король, игрушка любых интриг,
жалкая марионетка, от имени которой можно было удовлетво-
рять самые ненасытные аппетиты, а всего печальней было то,
что ему предстояло прожить еще тридцать лет.
Уже во время приступа безумия 1392 г. дядья короля вос-
пользовались случаем, чтобы удовлетворить свою месть и по-
ложить конец четырехлетней опале — пусть позолоченной, но
наносившей ущерб как их мошне, так и их самолюбию. Коман-
да, стоявшая у власти, была вынуждена уступить свое место.
Бюро де ла Ривьер и Жан ле Мерсье, обвиненные в том, что не
раз оказывали сопротивление герцогу Бургундскому, были по-
сажены в крепость, осуждены, но потом помилованы; Жан де
Монтагю бежал в Авиньон, рыцарь Бег де Виллен — в Касти-
лию, потом же, когда гроза миновала, они вернулись. Конне-
табль, ставший козлом отпущения для разъяренных принцев
и возбужденного народа, укрылся в своем бретонском замке
Жосселен. С ним обошлись еще более сурово. Против него
устроили процесс; он потерял должность коннетабля, был из-
гнан как «лживый и злой изменник» и обязан выплатить
крупный штраф. Остальные «мармузеты» остались на своих
местах и могли до конца века дальше оказывать благотвор-
ное влияние на разные административные механизмы. Но
отныне им приходилось удовлетворять амбиции дядьев, что
прежде они делали лишь в отношении брата короля. Монар-
хия катилась к распаду и хаосу.
ш
МИР ИЛИ ДЛИТЕЛЬНОЕ ПЕРЕМИРИЕ?
Приход в ноябре 1388 г. к власти во Франции «мармузе-
тов», как и победа английских баронов над фаворитами коро-
ля несколькими месяцами раньше, существенно отразились
на франко-английских отношениях, все больше и больше уси-
ливая стремление к миру. Английские бароны называли себя
воинственными; но, чтобы упрочить свое положение у влас-
ти, чтобы облегчить финансовое бремя, на которое роптали
общины, им было нужно спокойствие. Пока что они не шли
на переговоры и отвергали предложения о посредничестве.
Беглого царя Армении (т. е. Киликии) Левона V, приехавшего
в ноябре 1386 г. в Лондон, чтобы призывать к заключению
мира и агитировать за франко-английский крестовый поход
против османов и мамелюков, вежливо выпроводили. Тем
же кончилась и другая попытка посредничества, которую пред-
принял весной 1387 г. Альберт Баварский, граф Голландский,
тесть детей Филиппа Храброго и дядя королевы Франции.
Англичане еще злились на Валуа за масштабные приготовле-
ния к вторжению, посеявшие когда-то в Англии панику, а по-
средничеству заинтересованных лиц не доверяли. Но к 1388 г.
ситуация изменилась. Уверенные в своем положении, но не
имея возможности оплачивать милитаристскую политику на
континенте, бароны видоизменили свои планы и свою докт-
рину. В августе баронский совет сломил последнее сопро-
тивление в своих рядах — со стороны Глостера — и выска-
зался за переговоры. Последние возобновились в ноябре, в
традиционном месте — Лелингене, в тот самый месяц, когда
к власти пришли «мармузеты». Эти люди как бывшие совет-
ники Карла V помнили, какие отчаянные усилия предприни-
мал покойный король в последние месяцы своего царствова-
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
239
ния, чтобы побудить англичан к заключению мира; храня
верность политике бывшего повелителя, они намеревались
делать то же, теми же средствами и на тех же условиях, но в
надежде на сей раз добиться успеха.
18 июня 1389 г. было заключено перемирие на три года —
прелюдия к более длительному замирению. Так надолго ору-
жие не складывали уже лет двадцать. Эта отсрочка оказа-
лась не лишней, чтобы обсудить очень запутанную ситуацию
с условиями подписания окончательного мира. В последую-
щие годы шли многочисленные переговоры, то поручавшиеся
безвестным профессионалам, то, как в Амьене весной 1392 г.,
руководимые непосредственно принцами обоих лагерей —
Ланкастером и Йорком со стороны Англии, герцогами Бур-
гундским, Беррийским и Бурбонским с французской сторо-
ны. На начальной стадии было немало сложностей, понемногу
преодолевавшихся благодаря взаимной доброй воле. С 1391 г.
начался вывод английских гарнизонов из бретонских крепо-
стей, исключая Брест. Ждать эвакуации Шербура пришлось
дольше. Ричард II проявлял щепетильность, отказываясь вер-
нуть этот город Карлу Благородному, сыну и наследнику Кар-
ла Злого, на том основании, что этот принц, признав авиньон-
ского папу, упорствует в схизме. Но в 1393 г. английский
король снял свои возражения. Тем временем уточнялись сами
условия мирного договора. Вопреки всем ожиданиям, вопрос
о суверенитете уже не был, как прежде, препятствием для
доброго согласия. Отступив от непримиримой позиции, кото-
рой полвека придерживался Эдуард III, забыв урок, который
англичанам дали договор в Кале и гасконские апелляции,
советники Ричарда II согласились, чтобы их повелитель вновь
стал вассалом короля Франции за Аквитанию в качестве
фьефа. Они лишь хотели, чтобы формула оммажа и принима-
емые обязательства были конкретизированы заранее и резко
сокращены, сведясь к простому оммажу, который не обязывал
ни к чему; французы же говорили только о свободном омма-
же, какой приносили все вассалы короны. Но это означало
отложить проблему, а не решить ее. Что касалось территори-
альных уступок, то расхождения по этому вопросу лишь углу-
бились. Англичане хотели восстановить Аквитанию в грани-
240
Эдуард Перруа. Столетняя война
цах времен Черного принца. Из всех завоеваний Карла V они
были согласны отказаться только от Понтье, что в самом деле
было немного. Все остальное надлежало возвратить им —
либо немедленно, либо позже; они могли допустить, чтобы
герцог Беррийский сохранил за собой Пуату пожизненно.
Перед лицом притязаний столь чрезмерных, если учесть ре-
альную власть Ричарда II над уменьшившейся Аквитанией,
Карл VI и прежде всего его дядья в своих уступках вышли за
пределы допустимого. Они обещали отдать Сентонж, Ангу-
муа, Ажене, Керси и даже Руэрг, оставляя себе из завоеваний,
сделанных после возобновления войны, только Пуату, Лиму-
зен и Понтье. Однако они в любом случае требовали воз-
вращения Кале и срытия его крепости. Но ради лучшего со-
гласия они сверх того предложили репарацию — сумму в
размере невыплаченного остатка выкупа за короля Иоанна,
доходящую до 1 200 000 экю, которую позже они подняли до
1 400 000 экю. Участники переговоров с английской сторо-
ны, запутавшись в собственных позициях, отклонили эти со-
блазнительные предложения герцогов Бургундского и Бер-
рийского.
Подписание мира снова было сорвано в последний мо-
мент. И дело дошло бы до нового разрыва, если бы не нашел-
ся человек, твердо решивший добиться соглашения во что бы
то ни стало. Этим человеком был не кто иной, как король
Англии. Пышность двора Валуа, королевская власть во Фран-
ции, со стороны выглядевшая абсолютной, очаровали этого
властного молодого человека. Не будучи уверен в собствен-
ных силах, он считал, что избавиться от опеки баронов смо-
жет лишь при помощи Карла VI. С 1386 г., когда Глостер
произнес слова о его отречении, он в свою очередь угрожал
дяде местью со стороны короля Франции. С тех пор он леле-
ял мысль об этом, с нетерпением дожидаясь момента, когда
начнет царствовать. В мае 1389 г. он повторил жест, каким
Карл VI шесть месяцев назад выпроводил своих дядьев. Было
выпущено воззвание, оповещавшее его подданных, что отны-
не он правит сам, после слишком долгого «малолетства», по-
скольку уже достиг двадцати двух лет. Ему хватило благора-
зумия грубо не изгонять пока единых и могущественных ба-
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
241
ронов. Он сохранил за ними места в совете, но на все низшие
должности поставил преданных сторонников идеи абсолют-
ной монархии. Сознательный подражатель Карла VI, теперь
он хотел примириться с ним. Этим целям в конечном счете
послужило и его личное несчастье. В июне 1394 г. скоропо-
стижно умерла королева Анна. Хотя она не родила ему ре-
бенка, Ричард нежно любил ее и первое время казался безу-
тешным. Он велел срыть усадьбу Шин (к юго-западу от Лон-
дона, на территории современного предместья Ричмонд), где
протекли счастливые годы их супружеской жизни. Но когда
скорбь прошла, он решил, что его статус вдовца может ока-
заться полезным для его политики.
Как бы ни судили о Ричарде II, нельзя отрицать его упор-
ства, заменявшего связную систему взглядов. Он хотел мира,
но оказалось, что мир невозможен из-за несовпадающих тер-
риториальных притязаний сторон. Он давно желал встречи с
Карлом VI, о чем говорили еще в 1390 г.; но она все время
откладывалась из-за постоянных рецидивов болезни фран-
цузского короля. Он вежливо отказал римским папам, снача-
ла Урбану VI, а потом его преемнику Бонифацию IX, пытав-
шимся склонить его восстановить союз с Вацлавом Чеш-
ским ради совместной войны со схизматиками Валуа. Теперь
он предлагал другой выход, демонстративно не принимая в
расчет его непопулярность у его собственных подданных: при-
мирение может стать следствием брака с французской прин-
цессой и заключения продолжительного перемирия. В марте
1395 г. посольство, состоящее из фаворита Ричарда — архи-
епископа Дублинского Роберта Уолдби и королевского кузе-
на — Эдуарда Йорка, графа Ретленда, отправилось в Париж
просить для своего короля руки Изабеллы, дочери Карла VI.
Их не смущала разница в возрасте: Ричарду было скоро трид-
цать, Изабелле — немногим более пяти. И, чтобы произвести
лучшее впечатление на будущего тестя, Ричард организовал,
потратив большие деньги, но не сделав ни единого выстрела,
поход для подчинения вождей ирландских кланов, устрашив
их пышностью и многолюдностью военной церемонии. Брак
по доверенности состоялся в Париже 9 марта 1396 г. Было
решено, что под этими соглашениями подпишутся все анг-
242
Эдуард Перруа. Столетняя война
лийские бароны, что Ретленд тоже женится на французской
принцессе, что Лелингенское перемирие, уже несколько раз
возобновлявшееся, будет продлено на двадцать пять лет. Мир,
хоть и не заключенный по всей форме, обеспечивался по край-
ней мере на поколение, — ведь до 1423 года начинать новых
военных действий не предполагалось.
Наконец 17 сентября 1396 г. между Кале и Ардром состо-
ялась встреча Карла VI и Ричарда II. Король Англии приехал
сюда за месяц — ему не терпелось познакомиться с ново-
брачной. Встреча, как и договаривались, была отмечена пыш-
ными празднествами. Дядья обоих королей, разряженные ба-
роны обменивались клятвами в дружбе. Ричард обещал все,
о чем его просили, становясь опорой французской политики
в Европе: он обязывался заставить римского папу отречься,
чтобы ускорить окончание схизмы; он предлагал помощь те-
стю в Италии во время ломбардского похода, который плани-
ровали Валуа; он возвратил Брест герцогу Бретонскому. Но
у себя в стране он не нашел желающих поддерживать и
защищать эту политику. Одобрял ее лишь стареющий Джон
Ланкастер. Обменяв свои испанские притязания у короля
Кастилии на внушительный пенсион, получив с 1389 г. в
пожизненное владение герцогство Аквитанское, Ланкастер
желал мира; теперь он мечтал лишь о том, чтобы узаконить
бастардов, прижитых от любовницы, на которой он позже
женился, — Кэтрин Суинфорд, и пристроить этих детей, полу-
чивших фамилию по анжуйской сеньории Бофор. Когда он в
феврале 1399 г. умер, Ричард остался без поддержки. Теперь
продолжение профранцузской политики зависело только от
способности суверена сохранить свой трон.
К тому же примирение оставалось неполноценным: ведь
никакой договор не устанавливал границ, не определял прав
бывших противников в их взаимоотношениях. Рутьеры и
наемники, не смирившиеся с полной бездеятельностью, как
всегда во время перемирий, продолжали разбой на спорных
территориях. Английская канцелярия в своих двусмыслен-
ных формулировках не скрывала, что ее ставит в тупик одно
ложное положение. Тот, кого с давних пор называли «фран-
цузским противником», стал «французским кузеном», а по-
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
243
том «французским отцом». Но за ним так и не признавали
титула французского короля, который продолжал носить его
зять, что было совершенно лишено смысла.
Во всяком случае, Ричард приближался к цели, к которой
стремился давно — десять лет, в течение которых его уни-
жали бароны. На его стороне были усердные чиновники и
большинство прелатов: ведь он терпеливо замещал епис-
копские кафедры своими ставленниками. Он набрал в Че-
шире гвардию из лучников и тяжелых конников, готовую
применить оружие по малейшему знаку. От приданого Иза-
беллы его сундуки заполнились. Не хватало лишь жеста.
И он был сделан в июле 1397 г. Основных предводителей
баронства схватили, выслали или предали смерти. Глостер,
доставленный в Кале, был там убит по приказу короля.
Архиепископ Томас Арундел удалился в Рим. Покорному
парламенту было поручено исключить всякую возможность
возрождения баронской оппозиции. Поначалу собранный в
Лондоне, он закончил свою долгую сессию в Шрусбери.
Чтобы не созывать новую ассамблею, Ричард велел нынеш-
ней отказаться от своих прав в пользу комиссии из восем-
надцати человек, которая бы и собиралась в случае потреб-
ности в парламенте. Были установлены самые грозные га-
рантии установленного порядка: отлучение тех, кто сделается
изменником; торжественная присяга, обязательная для всех
подданных; суровые штрафы, наложенные на семнадцать
восточных и южных графств, некогда поддержавших баро-
нов; многих заставили дать «белые карты», содержащие при-
знание подписавшего в том, что он должен королю неука-
занную сумму, которую власти могли проставить сами в
случае его участия в бунте. Поначалу казалось, что арис-
тократия подчинилась, подкупленная щедро раздаваемыми
титулами герцогов, маркграфов и графов. Всем суверенам
Европы Ричард победоносно возвестил о восстановлении
королевской власти, то есть абсолютизма. А чтобы оконча-
тельно исключить сомнения, он потребовал от Бонифация IX
канонизации его прадеда Эдуарда II, предательски убитого
мятежными баронами, и велел отменить приговоры, выне-
сенные в 1327 г. Деспенсерам.
244
Эдуард Перруа. Столетняя война
Все это было небезопасно. Он совершил ошибку, сурово
покарав своего двоюродного брата и ближайшего наследни-
ка по мужской линии — Генриха Ланкастера, графа Дерби,
совсем недавно сделанного герцогом Херефордом. Когда Хе-
рефорд затеял ссору с одним бароном-роялистом, герцогом
Норфолком, Ричард изгнал обоих соперников, рассчитывая
лишить Ланкастера его огромного наследства, конфисковав
его в пользу короны. В 1398 г. изгнанник отправился во
Францию, где его похвальбу не приняли всерьез. Он даже
подружился с Людовиком Орлеанским. Но вместе с другими
жертвами королевского произвола он начал здесь плести за-
говоры, вызвав из Рима архиепископа Арундела. Однако в
первую очередь он следил за событиями в Англии. Уже сам
избыточный характер предосторожностей, предпринятых Ри-
чардом, его деспотичные манеры, разнузданность его претори-
анской гвардии, его замысел продлить деятельность парла-
мента в форме небольшой комиссии, которая созывалась бы,
когда ему нужно утверждать ордонансы, вызывали растущую
ненависть к королю. Весной 1399 г. Ричард решил укрепить
свою власть, еще раз отправившись в карательный поход
против беспокойных ирландских вождей. Когда он уехал,
Ланкастер с горстью изгнанников и наемников высадился
на взморье близ Ревенспера, во всеуслышание объявив, что
намерен только вступить во владение отцовским наследством.
Все перешли на его сторону, даже его дядя Йорк, оставленный
регентом на время отсутствия короля. Ричард был обречен.
IV
ПРЕОБЛАДАЮЩЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ
ФРАНЦИИ В ЕВРОПЕ
Пока политические конвульсии, в которые впадала Анг-
лия, не возымели своих гибельных для Франции последствий,
они по контрасту лишь укрепляли престиж Валуа. Изнутри
Французское королевство выглядело ослабевшим из-за безу-
мия короля, непреходящей нищеты деревни, начинающихся рас-
прей принцев. Но извне оно еще казалось могущественным.
Какое государство в Европе могло соперничать с ним в конце
XIV столетия, когда все рушилось? На это не способно ни пап-
ство, все еще расколотое схизмой, в ситуации, когда тиару оспа-
ривали два соперничающих понтифика; ни Империя, где князья,
устав от власти Вацлава, апатичного пьяницы, объявили о его
низложении и заменили его Рупрехтом Пфальцским, бессиль-
ным претендентом; ни, наконец, Англия, опять погрузившаяся в
страшную пучину смены династии путем переворота. Трон Валуа
действительно был самым устойчивым в христианском мире,
пусть даже на нем сидел жалкий монарх.
Несмотря на слабое здоровье суверена, во дворце Сен-
Поль снова начались праздники. Ими упивалась королева в
перерыве между беременностями. Вовлекал ее в увеселе-
ния герцог Орлеанский, и столь активно, что скоро их обви-
нили: мол, они любовники и вместе обманывают бедного
коронованного безумца. При дворе кормились голодные
Виттельсбахи. Все принцы соперничали в роскоши и рас-
точительности. Каждый хотел иметь свой девиз, свой герб,
свою ливрею и даже свой рыцарский орден. Это давало
доход всем поставщикам двора, суконщикам, ковроделам,
ювелирам, маклерам. Париж наслаждался процветанием —
несомненно обманчивым, но блистательным, которое росло
246
Эдуард Перруа. Столетняя война
благодаря присутствию итальянских банкиров — это одно-
временно купцы, менялы, ростовщики, откупщики и инвесто-
ры. На смену флорентийцам и пизанцам, преобладавшим в
предыдущих поколениях, пришли выходцы из Лукки, имею-
щие конторы в крупных торговых городах, в Брюгге и в
Италии, обогащающиеся на службе двору и быстро офранцу-
живающиеся: это семьи Рапонди, Ченамми, Спифами, Избар-
ри. Самый активный среди них, Дино Рапонди, стал всесиль-
ным фактотумом Филиппа Храброго.
Под сенью дворцов магнатов расцветала блестящая куль-
тура. Из частных резиденций, общественных монументов, цер-
квей, построенных при Карле VI, до нас не дошло почти ниче-
го. Быть может, их и было немного — ведь такие постройки
требуют времени и денег, которые на них отпускали не
слишком щедро. Меценаты вкладывали средства в другое,
поощряя создание произведений искусства, рассчитанных
на менее долгое существование, но более драгоценных и
притом занимающих меньше места: ковров, золотых и се-
ребряных изделий, миниатюр, картин. Французские худож-
ники, уже освободившиеся от итальянского и авиньонского
влияний и пока не вытесненные фламандцами, чьи работы
позже наводнят Францию, в это время образовали ориги-
нальную школу, произведения которой по приемам всегда
очень близки к миниатюрам. Именно тогда Жан Лимбург-
ский завершил для столь утонченного и щедрого мецената,
как герцог Беррийский, тщательно прописанные рисунки
«Роскошного часослова», которыми ныне можно любовать-
ся в Шантийи. Именно к французским или рейнским ху-
дожникам обратился Ричард II, чтобы заказать либо свой
портрет на престоле, теперь находящийся в Вестминстер-
ском аббатстве, либо свое изображение со свитой, святыми
и синими ангелами в широких одеждах, обильно усеянных
серебряными оленями с подогнутыми коленями — гербом
этого английского короля, на херувимском алтаре, ныне
хранящемся в Национальной галерее в Лондоне. Свиде-
тельства изысканной культуры — экстравагантные моды,
насаждавшиеся французским двором, которые в начале XV в.
станут лишь еще вычурнее: высокие раздвоенные гении-
На пути к примирению (1380-1400 гг.)
247
ны 1 на головах дам, шоссы1 2 и жюстокоры3 в обтяжку у муж-
чин, яркие расписные шелка, длинные упланды4 на меху с
широкими воронкообразными рукавами, причудливые чепцы
и башмаки «а-ля пулен»5.
В литературе, начавшей чахнуть еще при Карле V, в конце
века появились новые акценты. Мы не имеем в виду Фруас-
сара, полностью обращенного в прошлое, который именно
тогда писал свои пространные хроники, многословные и изо-
билующие диалектизмами, где больше пересказа суждений
рыцарского общества, чем исторической точности. Новизну
надо искать в других местах. Конечно, Франции Карла VI
некого поставить в один ряд с первым великим национальным
поэтом — Джеффри Чосером, появившимся в Англии при
Ричарде II. Но если Чосер в своих «Кентерберийских рас-
сказах» и сумел блистательно соединить петраркизм с ду-
хом английского языка, то познакомился с итальянским гу-
манизмом он через посредство Франции; сами его вырази-
тельные приемы остаются полностью французскими, в чем
нет ничего удивительного, потому что для всего культурного
общества за Ла-Маншем было еще естественно разговари-
вать по-французски. По сравнению с ним наш Эсташ Де-
шан6 — не более чем придворный рифмоплет, вносящий в
баллады политическую, военную и религиозную злободнев-
1 Высокий женский головной убор в форме обычного или раз-
двоенного («рогатый геннин») колпака, часто украшенного вуалью,
бывший в моде с конца XIV по середину XV в. (прим. пер.).
2 Облегающие штаны-чулки; так могли называть также только
штаны («о-де-шосс») и только чулки («ба-де-шосс») (прим. пер.).
’Приталенные камзолы; это слово чаще используется для назва-
ния одежды XVII—XVIII вв. (прим. пер.).
4 Длинные и широкие одежды, обычно подхватываемые поясом, с
чрезвычайно длинными и широкими снизу рукавами (прим. пер.).
’Башмаки с чрезвычайно длинными «носами», появившиеся в
конце XIV в. и не выходившие из моды почти до конца XV в.
(прим. пер.).
6Дешан, Эсташ (1346-1407 гг.) — приближенный Карла VI и Лю-
довика Орлеанского; участвовал во французских посольствах, занимал
пост бальи. Поэт, автор огромного поэтического наследия (прим. ред.).
248
Эдуард Перруа. Столетняя война
ность. Но главное, что в окружении Карла VI тогда зарождался
настоящий французский гуманизм. Через посредство Авиньона,
анжуйского двора Прованса эти гуманисты познакомились с
Петраркой, упивались вместе с ним латинскими классиками,
закругляли цицеронианские периоды, писали на языке, правиль-
ность и изящество которого достойны великих латинистов
XVI в. Из произведений этой маленькой группы утонченных
знатоков до нас дошло немногое. Знак времени, что эти люди
уходили от университетской рутины и что рядом с клириком
Никола де Кламанжем здесь можно было увидеть мирян —
Жака де Нувьона или Гонтье Коля, секретаря канцелярии и слу-
жителя у герцога Беррийского. Все это исчезнет в пламени
гражданской войны, сверкнув лишь на краткое время.
Тем не менее к 1400 г. французская гегемония существо-
вала не только в сфере культуры. Монархия Валуа жила
репутацией, приобретенной еще в прошлые века, по инерции
двигалась на гораздо большей скорости, чем позволили бы
развить лишь ее нынешние силы. Она внушала уважение
Европе, ее король еще по необходимости представлялся вож-
дем латинского христианства. Именно в ней еще сохрани-
лись люди, с прежней горячностью отстаивающие идеалы
крестовых походов. Так, поборником этих идеалов стал ры-
царь Филипп де Мезьер, который, прежде чем сделаться вос-
питателем короля, много лет прожил на Востоке в должнос-
ти канцлера Кипрского королевства. Он с радостью привет-
ствовал франко-английское примирение и развил в «Видении
старого пилигрима» в характерной для того времени аллего-
рической форме планы совместных действий под руковод-
ством Карла VI, в ходе которых была бы наконец воплощена
идея объединенного Запада. Французское рыцарство не до-
жидалось призывов этого визионера, чтобы ринуться в аван-
тюры: с тех пор как перемирия и скрытая война лишили его
занятия, оно вновь ощутило тягу на Восток и толпами спеши-
ло в походы, организуемые для него. В 1391 г. не кто иной,
как дядя короля, «добрый» герцог Людовик II Бурбон, по просьбе
дожа Генуи ведет рыцарей в бессмысленный тунисский по-
ход, который терпит крах под стенами Махдии — «Африки»
наших хронистов. В 1396 г. начинается более значительная
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
249
авантюра. Османы только что завоевали Балканы, уничто-
жив сербскую империю и разгромив болгарские княжества,
и приближались к Дунаю, угрожая венгерской равнине. По
призыву брата Вацлава, Сигизмунда Люксембурга, который
благодаря браку стал королем Венгрии, французские рыцари
собрались вокруг старшего сына Филиппа Храброго — Иоанна
Неверского. Они пересекли всю Европу и, не слушая благора-
зумных советов трансильванских и молдавских воинов, отряды
которых присоединились к ним, смело бросились на войска Бая-
зида под Никополем, на берегах нижнего Дуная. Французы по-
терпели разгром, Иоанн Неверский попал в плен и был осво-
божден только через два года благодаря посредничеству банки-
ра Дино Рапонди, приобретя в результате этой авантюры лишь
репутацию храбреца и прозвище Иоанн Бесстрашный. Эта
катастрофа не умерила воинственного пыла французской знати.
Когда византийский василевс Мануил Палеолог, со всех сторон
окруженный подступающими османами, обратил отчаянные при-
зывы к христианскому Западу, а потом и сам поехал по всем
европейским столицам молить о помощи, только французы под
началом маршала Бусико попытались провести мало-мальски
крупную операцию на берегах Босфора. Что такое рядом с
этими походами скудные подкрепления, которые Генрих Ланка-
стер отправил тевтонским рыцарям для помощи в борьбе с
литовскими язычниками? Даже в сфере дальних экспедиций
преимущество французов было несомненно.
Оно, притом более ощутимо и более успешно, утвержда-
лось и ближе к границам королевства. В течение двух поко-
лений Дофине управляли агенты Валуа. Людовик Анжуй-
ский, оккупировав в 1381 г. Прованс, сделал его француз-
ским, насколько это требовалось, и поставил здесь анжуйских
и лангедокских чиновников. Бывшее Арльское королевство ’,
1 Арльское королевство (Арелат) — Бургундское королевство, в
состав которого входили Прованс, Виваре, Дофине, Савойя, Форе,
«Лионне, Франш-Конте. Присоединено к германской империи в 1034 г.,
но после 1378 г. распалось на ряд самостоятельных территорий.
Называлось Арльским королевством по своей столице, где короно-
вались его правители (прим. ред.).
250
Эдуард Перруа. Столетняя война
формально не имеющее отношения к французской короне,
естественным образом попало в зависимость от нее, осо-
бенно когда граф Амедей Савойский, по прозвищу Зеленый
граф, путем брака породнился с семьей Карла V. Еще в
1368 г. император Карл IV мог в церкви Св. Трофимия на-
деть на себя древнюю корону арльских королей, продемон-
стрировав тем самым, что его владычество простирается до
низовий Роны. Никто из его преемников не повторит этого
жеста и не потребует от монархов Валуа оммажа за Дофи-
не и Прованс.
Присоединение этих юго-восточных провинций ввело в
сферу интересов французской политики и итальянские дела,
куда до сих пор французы вмешивались лишь неохотно и с
крайней осторожностью. В царствование Карла VI нача-
лись великие заальпийские авантюры — разорительные и
обманчивые, но престижные. Корректно ли говорить об ита-
льянской политике Франции? При дворе Валуа сталкива-
лись и пересекались тысячи интересов, в конечном счете
порождая величайший разброд. Есть анжуйская политика,
целиком ориентированная на Неаполь, где Людовик II Ан-
жуйский оспаривал корону у своего соперника Владислава,
и эта борьба ему обходилась дорого; есть орлеанская поли-
тика, которая была полностью основана на союзе с Мила-
ном; есть баварская политика — политика королевы —
враждебная Висконти, но дружественная по отношению к
Флоренции; есть, наконец, авиньонская политика, нацелен-
ная на завоевание Рима и изгнание итальянского папы.
Каждая поочередно одерживала верх, разрушая то, что кро-
потливыми интригами создали творцы политики предше-
ствующей. Теперь — и это существенно — итальянские
сеньории, безнадежно расколотые на враждующие группи-
ровки, видели спасение лишь в обращении к иностранцам;
а поскольку Империя умерла или вот-вот умрет, все они
обратили взоры к Франции. Поэтому Карл VI при всей
несогласованности действий французов в Италии осуще-
ствлял над ней настоящий протекторат. Чтобы убедиться
в этом, нам достаточно здесь вспомнить самые ощутимые
результаты этой политики.
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
251
Анжуйская авантюра — самая неудачная из всех. Нахо-
дясь на голодном пайке по сравнению с другими удельными
князьями, Людовик II Анжуйский и его властная мать Мария
Бретонская все-таки сумели в 1389 г., а потом в 1399 г.
ненадолго утвердить свою власть над Неаполем и его приго-
родами. Но в полуостровном королевстве у них была всего
горстка приверженцев, и через несколько месяцев им каждый
раз приходилось отпускать добычу. Орлеанские притязания в
Северной Италии выглядели куда солидней. Молодой брат
короля после женитьбы на Валентине Висконти стал надеж-
дой Климента VII, и понтифик мечтал создать для него коро-
левство из папских владений в областях Романья и Марке,
назвав его Адриатическим, — но тот должен был сначала
завоевать эти земли. Как бы там ни было, Людовик с согла-
сия «мармузетов» способствовал отправке французского эк-
спедиционного корпуса в Ломбардию и заключению в 1391 г.
наступательного союза со своим тестем Джан Галеаццо.
Темные происки англичан вынудили французов отложить этот
поход. Но Людовик продолжал действовать на собственный
страх и риск. Его наместники поселились в Асти и оттуда
вмешивались в дела Лигурии, поддерживали Савону, восстав-
шую против генуэзцев, которую в ноябре 1394 г. наконец
занял его именем Ангерран де Куси. Но тут в ход событий
вмешались проводники баварской политики, поддерживаемой
и герцогом Бургундским. Они вынудили короля расторгнуть
союз с Миланом, выгодный только Людовику Орлеанскому, и
вступить в союзные отношения с Флоренцией, до сих пор
хранившей верность римскому папе и стоявшей на стороне
врагов Франции; они убедили генуэзского дожа Антонио
Адорно, которому грозит прямая опасность со стороны при-
верженцев Орлеанского герцога, отдаться под покровитель-
ство короля Франции, и в результате в 1396 г. французские
послы, а в 1401 г. маршал Бусико водрузили на стенах вели-
кого портового города Лигурии знамя с королевскими лилия-
ми, которое будет развеваться над ними вплоть по 1409 г. как
зримый символ гегемонии Валуа.
Еще внушительней выглядит роль французской монархии
в преодолении схизмы, которая с 1378 г. приводила в отчая-
252
Эдуард Перруа. Столетняя война
ние римскую церковь. Парижский двор, который как будто
способствовал возникновению раскола и усугублял гибель-
ный характер его последствий, теперь взял на себя инициати-
ву его прекращения и пожелал, чтобы его усилия поддержали
все остальные государства. Неслыханное дело: во главе это-
го движения становится Парижский университет, хотя с тех
пор, как номиналистская критика разрушила здесь красивые
схоластические построения XIII в., он во многом утратил былой
блеск. Его магистры становятся важными персонами, к ним
прислушиваются при решении государственных вопросов. Жан
Жерсон1 поучал короля; Пьер д’Айи, Жан Пти, Жан Куртекю-
исс* 2 диктовали правительству, какую политику проводить.
Это участие во власти, которое в конечном счете и ускорит
его падение, подняло университет Парижа до такой степени
могущества, на какой он никогда не находился.
С 1391 г. он уговаривал светских государей брать церков-
ные дела в свои руки по причине несостоятельности понти-
фиков и действовать на благо единения. Единение (union) —
волшебное слово, которое вскоре будет у всех на устах. На
смену «пути насилия», на котором европейские армии тщет-
но боролись между собой, стремясь поставить одного папу
над другим, теперь пришел «путь уступок»: короли должны
вынудить соперничающих понтификов отречься, чтобы мог-
ло восстановиться согласие. Советники Карла VI, его дядья,
его брат, поначалу не принимавшие этой установки, к концу
1392 г. позволили себя убедить. С тех пор именно Франция
будет вести первую скрипку в игре, подогревать в других
энтузиазм, бороться с апатией. Со смертью Климента VII в
1394 г. ее политики уже было сочли, что цель достигнута. Но
авиньонские кардиналы, вместо того чтобы отложить выбо-
ры его преемника, поспешили назначить себе нового папу в
лице арагонца Педро де Луны. Хотя ранее тот объявлял себя
‘Жерсон, Жан де (1363-1429) — доктор богословия, канцлер
университета, известный проповедник и сторонник церковных ре-
форм (прим. ред.).
2Доктора богословия, преподаватели Парижского университета
(прим. ред.).
На пути к примирению (1380—1400 гг.)
253
убежденным сторонником единения, но, став Бенедиктом XIII,
новый понтифик более не захотел ничего знать — ведь он
родом из страны добрых мулов1, как говорят его враги. Это
не обескуражило французский двор, который продолжал бур-
ную деятельность: он увлек за собой Кастилию, обратил в
свою веру Ричарда II (но не англичан), однако потерпел не-
удачу, попытавшись воздействовать на Вацлава. Это почти
единственный двор, который требовал применения против
упорствующих понтификов одного грозного оружия и дей-
ствительно использовал его: «отказ в повиновении», кото-
рый в 1398 г. апостолы единения навязали французскому
духовенству, лишает папу всякой власти над церковью Фран-
ции и всех доходов от нее и отвечает чаяниям зарождающе-
гося галликанства1 2, создавая национальную церковь, которой,
прикрываясь лозунгом свободы, полностью распоряжается
светская власть.
Осмелев в борьбе, парижские магистры выдвинули докт-
рины, оправдывающие их бунт против папской монархии.
Главное — вопреки двум упрямым папам восстановить еди-
нение. Университет, доселе верная опора абсолютизма Свято-
го престола (чем тот активно и пользовался), теперь отказы-
вал папе в действенном духовном влиянии на национальные
церкви и призывал, совсем как Англия при Эдуарде III, к вос-
становлению галликанских «свобод». Он пошел и дальше, вы-
ковывая в борьбе опасную теорию «соборности». Чтобы
добиться от верующих единодушия в отношении к тем, кто
домогается тиары, надо признать за этими верующими, со-
званными на собор, право смещать пап, то есть судить их и
управлять церковью вместо них. Такие идеи, имеющие столь
большую будущность, били ключом только в Париже. Ни
одному из других крупных научных центров Европы — ни
Оксфорду, ни Праге, ни Болонье — подобная смелость еще
неведома. Упорно проводя в жизнь идеи парижских магист-
1 Игра слов: mule по-французски означает и «самка мула», сим-
вол упрямства, и «папская туфля» (прим. пер.).
2 Галликанство — тенденция к автономии французской церкви
от власти папы Римского (прим. ред.).
254
Эдуард Перруа. Столетняя война
ров, правительство Валуа брало в свои руки руководство цер-
ковью. Конечно, чтобы эти идеи окончательно восторжество-
вали, потребуется еще много времени. Еще будут прискорб-
ные отречения от прежних взглядов, возврат к повиновению
в 1403 г., потом ориентация на «путь совещания» между пон-
тификами-соперниками, которые станут играть в прятки, что-
бы не встречаться, и наконец, новый отказ от повиновения в
1408 г. Когда, наконец, кардиналы обоих лагерей, которым
опротивеет такая недобросовестность, соберутся в 1409 г. в
Пизе, чтобы отречься от своих понтификов, созвать собор и
назначить нового папу, — для Парижского университета, как
и для двора Валуа, это будет триумфом политики, за которую
они неуклонно ратовали пятнадцать лет.
Таким образом, что бы ни происходило, на рубеже 1400-х гг.
преобладание Франции в Европе становится явным, и она
сияет прежним блеском. Через полвека после поражений
при Креси и Кале истерзанная Франция вновь заняла былое
место на христианском Западе. Она здесь пользуется прести-
жем, какого не имела со времен Людовика Святого и лишить
которого ее смогут лишь новые поражения, которых пока никто
не в состоянии предвидеть.
VI
ЗАВОЕВАНИЯ
ЛАНКАСТЕРОВ
(1400-1420 гг.)
Перемирием в Лелингене и встречей королей в Кале
завершился первый этап Столетней войны. Прерываемый дол-
гими, плохо соблюдавшимися перемириями и даже одним очень
непрочным миром, этот конфликт со всей своей свитой бед-
ствий, скорбей и опустошений уже затянулся на шестьдесят
лет по единственной причине — Валуа и Плантагенеты так
и не смогли прийти к единому мнению относительно Аквита-
нии. Таким образом, эта война по своим причинам, течению,
целям оставалась по сути феодальной. Пусть Эдуард III, по рож-
дению, воспитанию и вкусам французский принц, мечтал надеть
корону Франции, став правителем обоих королевств, — к свое-
му осуществлению эта мечта не была близка никогда, даже
после самых блестящих его побед. А если бы он и добился
успеха, то, вероятно, по завещанию разделил бы эти королев-
ства, отдав Францию одному из младших сыновей. После
этого обе страны продолжали бы существовать раздельно
под властью родственных династий, как это уже было при
Людовике Святом и Генрихе III — свояках или при Филиппе
Красивом и Эдуарде II, второй из которых был зятем перво-
го. Но в реальности завоеватель не загадывал так далеко.
Опираясь на Аквитанию, где гасконский партикуляризм тра-
диционно оставался враждебным французскому королю, он
добивался восстановления бывшей империи Плантагенетов,
расширив ее до Луары, а то и до нормандских берегов. Но,
чтобы избежать повторения прежних ошибок, чтобы оконча-
тельно устранить угрозу грабительской конфискации, он тре-
бовал, чтобы его континентальные владения оставались пол-
ностью суверенными и не предполагали с его стороны ника-
ких вассальных обязанностей.
Завоевания Ланкастеров (1400-1420 гг.)
257
В этом смысле можно сказать, что он добился и раздроб-
ления Французского королевства. Но завоевания Плантаге-
нета — это еще не завоевания Англии. Кроме появления не-
скольких высоких сановников из-за Ла-Манша, кстати, не
слишком почитаемых населением, в жизни провинций, вы-
шедших из ленной зависимости от Валуа, ничего не измени-
лось: они остались французскими по языку и по форме уп-
равления и сохранили собственные институты. Исключение
составлял только Кале. Там по военным и экономическим
соображениям был применен более суровый подход. Заня-
тый сильным английским гарнизоном, этот город, став эмпо-
рием шерсти, был и заселен английскими горожанами. Дол-
жность «мэра этапа» обычно исполнял богатый лондонский
купец. Во всех остальных местах Плантагенеты правили как
французские принцы, при помощи французских чиновников,
следуя местным традициям и не ущемляя их.
Но при всем том следует ли полагать, что обе страны
оставались равнодушны к беспощадной борьбе, которую вели
их соперничавшие династии? В души народов, до которых преж-
де никому не было дела, война заронила зерна ненависти, ко-
торые дадут обильные всходы в будущем. Любопытно, что
эти зерна можно обнаружить даже в Англии, на территории
которой военных действий никогда не велось. Королевские
воззвания, в течение полувека непрестанно обличавшие ко-
варство французов, возлагавшие на них ответственность за
все ссоры, утверждавшие право Плантагенетов на возвраще-
ние своего континентального «наследия», в конечном счете
создали у всех классов общества своеобразный менталитет.
Бароны и рыцари, которых в XIII в. совершенно не интере-
совали континентальные домены династии и именно безраз-
личие которых в конечном счете было причиной неудач Иоан-
на Безземельного и Генриха III1, теперь пристрастились к
1 Речь идет о череде поражений, которые англичане в правле-
ние Иоанна Безземельного (1199-1216 гг.) и Генриха III (1216-
1272 гг.) потерпели на континенте от французов, в результате чего
под властью королей Франции оказались Нормандия и значитель-
ная часть Аквитании (прим. ред.).
9 Зак- 3581
258
Эдуард Перруа. Столетняя война
набегам, приносившим богатую добычу и выкупы; они требо-
вали войны, потому что война стала для них доходной опера-
цией. Пока представители высших классов по языку и вос-
питанию оставались французами, заморские экспедиции их
не интересовали. Теперь, когда они все больше англизирова-
лись, они всем своим авторитетом поддерживали француз-
скую политику своего короля: своеобразное противоречие, по-
зволяющее предсказать, что власть английского суверена над
завоеванными землями еще проблематична и не будет дли-
тельной. Для народа война означала рекрутские наборы, рек-
визицию кораблей, тяжелые подати. Вину за эти непопуляр-
ные меры возлагали на французов, хотя толком их не знали.
Свидетельства монастырских хронистов на этот счет нео-
провержимы. У духовенства франкофобия обострилась после
появления папских налогов, введенных авиньонскими фран-
цузскими папами. Наконец, на французов-врагов распростра-
нялась та же ненависть, какой в Англии ненавидели всех
иностранцев: ганзейских купцов, итальянских банкиров, фла-
мандских торгашей и которая порой проявлялась в неслыхан-
ных насилиях, как во время крестьянского восстания 1381 г.
Франция еще лучше, чем Англия, узнала противника, кото-
рый в течение двух поколений топтал ее землю, и еще боль-
ше его возненавидела. До 1340 г. ненависть между народами
проявлялась разве что в распрях между нормандскими и
английскими, ларошельскими и байоннскими моряками. Те-
перь же ненависть поселилась в сердцах жителей всех про-
винций, страдавших от грабежей рутьеров во время мира,
перемирий и войны. Это состояние национального духа тем
более упрочилось, что соединило два чувства, пустивших рав-
но глубокие корни в душах, но часто противоречивших одно
другому: верность монарху и местный партикуляризм. По-
скольку англичанином называли любого, кто воевал с фран-
цузами и грабил страну, откуда бы родом он ни был, то дело
защиты от врага объединило на местах все население. В са-
мые трагические моменты, когда знать, побежденная на полях
сражений и поредевшая от войны, проявляла неспособность
возглавить сопротивление, инициативу приходилось брать на
себя городской буржуазии и деревенскому крестьянству.
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
259
Обездоленные порой проявляли потрясающий героизм, вызы-
вая восхищение даже у хронистов, обычно склонных пове-
ствовать только о деяниях рыцарей. Так, от множества подви-
гов, оставшихся неизвестными, до нас дошло сообщение о де-
лах могучего крестьянина из области Бове по прозвищу
Большой Ферре, который в самый разгар наваррской войны
в 1358—1359 гг. боролся с утвердившимися в Крее бандами
англичан и встретил здесь славную смерть.
Однако о патриотизме в современном смысле слова гово-
рить еще нельзя. Большинство не заглядывало дальше своей
колокольни. Люди хотели одного — чтобы прекратились бес-
порядок, бедствия, грабеж. Когда они боялись мериться силами с
рутьерами, то откупались, тем самым позволяя им грабить со-
седний кантон. Несомненно, народ даже в беде сохранял вер-
ность королю и династии. Но национальное сознание возника-
ло лишь проблесками. Существовало Французское королевство,
но не французская нация. Это уже продемонстрировали Флан-
дрия, Бретань. Даже самые верные провинции были связаны с
королевской властью лишь тонкими нитями личной преданнос-
ти. Так, по призыву сюзерена дворяне из центральных областей
поспешили на гибель под Пуатье, как позже отправятся под
Азенкур. Но в завещаниях, составляемых перед отъездом, они
сообщали о своем намерении ехать на службу королю во Фран-
цию, как будто Францией был только бывший королевский до-
мен севернее Луары. От бедствий гражданской войны эти смут-
ные чувства еще более ослабнут. Когда именем короля страну
станут разорять банды грабителей и врагов, многие из поддан-
ных возмечтают о возвращении порядка пусть даже ценой ино-
странного вторжения. И, как всегда в подобных случаях, пример
отступничества покажут имущие классы, удельные князья, тор-
говая буржуазия, высшее духовенство. Не будем бросать ка-
мень в современников Жанны д’Арк: с тех пор мы насмотре-
лись и не такого1. Чтобы страна опомнилась, понадобится урок
долгой оккупации, всегда целительный. До 1400 г. его не было.
Пришествие Ланкастеров сделало его возможным.
1 Здесь можно вспомнить, что эта книга писалась в 1943-1944 гг.
в оккупированной Франции (прим. пер.).
I
ПРИШЕСТВИЕ ЛАНКАСТЕРОВ
Противопоставляя двух соперников, Ричарда Бордоского и
Генриха Болингброка, которые в последние месяцы 1399 г.
боролись за английский трон, Шекспир сделал первого про-
жектером, поглощенным своими мечтами об авторитарном
правлении, о мире с Францией, о легкой и роскошной жизни,
второго — принцем холодным, практичным, хитрым, призем-
ленным, скрывающим свои намерения до тех пор, пока он не
соразмерит их со своими возможностями. Это поэтическая
интерпретация характеров, но она имеет под собой основа-
ния. Генрих Ланкастер был совсем иным человеком, чем его
кузен Ричард II, хотя детство и юность они провели вместе.
Долгое пребывание за границей, в Пруссии, в Святой земле,
ссылка во Францию все-таки не привили ему того космопо-
литизма, который характерен для всех Плантагенетов вплоть
до Ричарда II. Хотя он еще говорил по-французски, как почти
вся аристократия его страны, он оставался прежде всего анг-
лийским принцем и землевладельцем, добавившим к обшир-
ному уделу предков значительные владения на западе Анг-
лии, которые принесла ему жена, последняя представительни-
ца прославленного англо-нормандского рода Боэнов. Этот
зрелый человек долго скрывал свою игру. Были ли у него
убеждения или замыслы, кроме желания захватить трон и
удержать его? В этом можно усомниться. С холодным и рас-
четливым цинизмом он использовал все средства, чтобы по-
бедить соперника, в том числе подчеркнутое почтение к при-
вилегиям парламента и войну с Францией. Это, однако, не
значит, что, сделавшись сувереном, он станет искренним по-
читателем конституционности или рьяным милитаристом.
В его показном благочестии, которое унаследует и его сын,
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
261
также сильно недоставало христианских чувств. Двуличие
во время подъема на вершину, но смелость в беде — вот две
черты, лучше его характеризующие, чем долгий анализ. Мы
ближе познакомимся с ним, узнав о его действиях.
Высадившись в мае 1399 г. в Англии, Генрих подчеркну-
то потребовал только наследия Ланкастеров, несправедливо
отобранного у него. В этом он получил поддержку всех недо-
вольных: баронов, оттесненных от власти, изгнанных прела-
тов, жестоко притесняемых лондонских бюргеров. Когда Ри-
чард поспешно вернулся из Ирландии, сторонников у него
больше не было. Несколько недель он блуждал по Уэльсу, зря
потерял время, потом, чувствуя, что игра проиграна, попросил
о переговорах. Во Флинте он согласился простить мятежни-
ков, отдать им власть, созвать новый парламент. Он надеялся
такой ценой спасти трон и вернуться к униженному положе-
нию времен «апеллянтов». Но это была лишь комедия.
В Лондоне его бросили в Тауэр, сделав узником. Выступая
перед парламентом, Генрих напомнил о дурном правлении ко-
роля и предъявил документ, согласно которому пленник якобы
«с улыбкой на устах» при свидетелях сознался в своих провин-
ностях, признал себя недостойным царствовать и наконец
отрекся. Потом Ланкастер потребовал себе корону, и ассам-
блея в сентябре-октябре 1399 г. даровала ему право ее но-
сить. Так Генрих IV стал королем по праву завоевания и с
согласия парламента, но это был не тот человек, чтобы удов-
летвориться узурпацией. Ему нужно было задним числом
придать себе легитимность. Был пущен слух о незаконности
брака Черного принца. Словно этого недоставало, Генрих IV
объявил, что занимает трон как прямой и законный потомок
Генриха III Плантагенета, умершего в 1272 г. Он цинично
воспользовался бытовавшей в народе легендой, согласно ко-
торой младший сын Генриха III Эдмунд Ланкастер был на
самом деле старшим, но его отстранили от наследования тро-
на из-за физического дефекта — горба. Будучи по матери
правнуком Эдмунда Ланкастера, узурпатор сделал вид, что
поверил, будто славная линия трех Эдуардов, чьим потомком
он был по отцу, совершенно нелегитимна. Эта наглая уловка
(но кого она обманула?) отстраняла от наследования англий-
262
Эдуард Перруа. Столетняя война
ского трона разом всех потомков Эдуарда III — дочь Кла-
ренса, сыновей герцога Йорка и даже узаконенных бастардов
Джона Ланкастера, не задев только Генриха IV и его потом-
ство.
Если этот тезис еще выглядел благовидным, когда речь
шла об английской короне, то какое отношение он имел к
титулу короля Франции, который Генрих тоже присвоил? От-
казавшись считаться наследником Эдуарда III, хотя и его на-
следником он был не самым прямым — Кларенс, второй сын
старого суверена, оставил дочь, вышедшую за Роджера Мор-
тимера, графа Марча, — по какому праву он домогался насле-
дия Капетингов, будучи связан с ними лишь дальним и со-
мнительным родством? Но подобные юридические тонкости
его не смущали. Титул французского короля входил в Анг-
лии в комплект королевского реквизита. Никто и не думал
оправдывать его — он составлял часть наследства. Кстати,
своей популярностью Генрих был обязан тем, что афиширо-
вал антифранцузские чувства. Было известно, что к политике
примирения, проводившейся предшественником, он относится
враждебно. С самого момента восшествия на престол он за-
являл, что надо возобновить войну и отвоевать его континен-
тальное «наследство». Доказательства такого рода были убе-
дительней, чем генеалогическое древо.
Во Франции узурпация Ланкастера вызвала удрученные
чувства. Политика мира, продолжавшаяся десять лет, держа-
лась на персоне Ричарда. С тех пор как его не стало, можно
было опасаться чего угодно. Поначалу здесь надеялись, что
реакция будет кратковременной. Ричарда после коронации
Генриха держали в Тауэре, потом перевели в донжон Пон-
тефракт в Йоркшире. Еще оставалась возможность похище-
ния, побега, возможность восстания его сторонников. В ожи-
дании лучшего надо было выиграть время. А поскольку Ген-
рих, еще непрочно сидящий на троне, только того и желал, что
отсрочить выполнение своих воинственных планов, то в мае
1400 г. Франция спешно приняла выдвинутое им предложе-
ние ратифицировать то самое Лелингенское перемирие, кото-
рое он клялся прервать. Это была передышка и для узурпато-
ра, позволявшая ему упрочить свое положение. Карл VI, отча-
Завоевания Аанкастперов (1400—1420 гг.)
263
явшись увидеть свою дочь Изабеллу королевой, теперь тре-
бовал ее возвращения, как было оговорено в брачном кон-
тракте принцессы. Здесь Генрих мог в свое удовольствие
унижать могущественного Валуа, уверенный, что это не по-
ставит под угрозу мир. Свергнутая королева служила для него
средством шантажа: он незаконно ограничивал ее свободу,
сокращал ее французскую свиту, отказывал ей в свиданиях с
послами ее отца, заламывал непомерные условия ее освобож-
дения. Когда в августе 1400 г. он наконец согласился вер-
нуть ей свободу, то приданое и драгоценности несчастной
королевы оставил себе, якобы в качестве компенсации за не
полностью уплаченный выкуп за короля Иоанна.
Дальше пока не шла ни та, ни другая стороны. Перед Ген-
рихом Ланкастером встали все проблемы, с какими обычно
сталкивается узурпатор, которого привела к власти коалиция,
сплоченная корыстью. Ему надо было либо удовлетворить
интересы слишком многих, либо иметь дело со слишком мно-
гими противниками. Чтобы выйти из этого положения, он
стал проводить политику, во всем противоположную полити-
ке Ричарда II. В свое время Генрих, этот честолюбец, привер-
женец авторитаризма и насилия, протестовал против абсо-
лютизма Плантагенетов. Собирался ли он теперь пойти под
опеку баронов, из среды которых вышел, или парламента, ко-
торый провозгласил его? Обманутые внешней видимостью,
либеральные историки прошлого века пели дифирамбы лан-
кастерскому «конституционализму», якобы гармонично соче-
тавшему представление о необходимости сильной королев-
ской власти с идеалом контролируемого правления. На са-
мом деле в государственных институтах не изменилось ничего,
даже дух. Разве что, еще чувствуя непрочность своего трона,
Генрих IV скрепя сердце был вынужден проявлять предупре-
дительность, чаще собирая великие баронские советы и пар-
ламентские ассамблеи. Испрашивая субсидии у общин, он
принял необычные меры предосторожности, убедив тем са-
мым палату, что она участвует в управлении страной. В ре-
зультате образовалось слабое правительство, которому по-
стоянно мешали и которое перед лицом опасности часто не
могло получить достаточных средств, чтобы действовать.
264
Эдуард Перруа. Столетняя война
Полной удачи — и пока что — он добился только в отно-
шениях с духовенством. Ричарда убедили следовать полити-
ке единения, к которой призывал двор Валуа. Но епископы и
университеты не пошли за ним. Генрих вернулся к политике
пламенной, хоть и малоэффективной поддержки римского
папы. Бонифаций IX, а потом его преемники Иннокентий VII
(с 1404 г.) — который под именем Космы Мельорато долгие
годы был в Англии сборщиком налогов для Апостоличе-
ской палаты — и Григорий XII (с 1406 г.) могли не сомне-
ваться в верности королевства за Ла-Маншем. Генрих де-
монстративно держался в стороне от всех попыток Франции
побудить обоих понтификов отречься или договориться. Ког-
да же в 1409 г. в Пизе кардиналы наконец назначили тре-
тьего папу, Александра V, лондонский двор, хоть и неохотно,
решился его признать. Но в то же время, если Ричард II
заключил с Бонифацием IX конкордат, фиксировавший раз-
дел бенефициев между папой и королем, то Генрих громо-
гласно этим возмутился, представил себя защитником «сво-
бод» англиканской церкви и официально ввел антипапское
законодательство. Пусть на практике это ничего не изме-
нило, но, во всяком случае, он угодил общественному мне-
нию и привлек на свою сторону низшее и среднее духо-
венство. Наконец, Ричарда II в свое время упрекали, что он
недостаточно энергично преследует оставшихся сторонни-
ков Уиклифа. Не имея возможности приписать еретиче-
ские взгляды свергнутому королю, ланкастерские хронисты
додумались обвинить в таковых его окружение. Эхо небы-
лицы о четырех рыцарях королевского двора, замешанных
в кознях лоллардов1, докатилось и до наших дней. Как бы
то ни было, епископат во главе с архиепископом Арунде-
лом рьяно требовал от светской власти поддержки в ис-
коренении ереси. Генриху IV принадлежит сомнительная
заслуга введения преследований на религиозной почве в
стране, до него очень веротерпимой, где никогда не было
инквизиции. На основании статута «De heretico comburen-
1 Лолларды — бродячие проповедники, возглавлявшие народное
движение, обличавшее церковь (прим. ред.).
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
265
do» *, ратифицированного в 1401 г. парламентом, в Англии, к
великой радости епископов-ортодоксов, запылали костры.
Но все это не смягчило нарастающего политического кри-
зиса. Генриха IV по-настоящему поддерживали только Ноте
counties1 2, семнадцать графств, притеснявшихся его предше-
ственником, которые приблизительно соответствуют тому, что
географы называют Лондонским бассейном или, если угодно,
осадочными землями. На всем остальном острове, исключая
герцогство Ланкастер, вотчину узурпатора, но включая Север,
Midlands3, земли грозных чеширских горцев, уэльские марки,
гранитный Юго-Запад, еще хватало сторонников свергнутого
режима. В январе 1400 г. возникают первые заговоры с це-
лью освобождения Ричарда II и возвращения ему трона, в
которых, вероятно, участвует герцог Йорк — последний из
«дядьев», еще оставшийся в живых. Старший сын Йорка, по
самый 1399 г. любимый кузен свергнутого короля — граф
Ретленд, двоюродный брат узника Кент и его же племянник
Хантингдон, граф-роялист Солсбери планировали похитить
короля; после того как заговор был раскрыт, они бежали на
запад, но были разбиты при Сайренстере, между Глостером и
Оксфордом. Вскоре стало известно, что Ричард умер в тюрь-
ме от истощения. Чтобы довести это до всеобщего сведения,
тело выставили на публичное обозрение, предполагая через
долгое время перевезти его в Вестминстер. Это преступле-
ние не предотвратило восстаний, которые начались одно за
другим с угрожающей частотой. Все они были направлены
на то, чтобы свергнуть ланкастерскую династию и посадить
на трон законного потомка Эдуарда III — юного Эдмунда
Мортимера. Самым опасным из них было восстание Перси,
могучего северного рода, завоевавшего свою славу в непре-
рывной борьбе с шотландцами, которые устраивали набеги
через плохо охраняемую границу. Глава рода, граф Нортум-
берленд, и его сын Генрих Перси по прозвищу Хотспер (Го-
рячие Шпоры) были щедро одарены Генрихом IV. Но они
1 «О сожжении еретиков» (лат.).
2Графства, окружающие Лондон (англ.).
3Центральные графства (англ.).
266
Эдуард Перруа. Столетняя война
сочли, что получили недостаточно. Проделав стремительный
переход, повстанцы обрушились на Чешир в надежде соеди-
ниться с валлийцами. Ланкастерские войска вовремя прегра-
дили им путь и 21 июля 1403 г. разбили под Шрусбери.
Хотспер был убит, его тело расчленено, его отец попал в плен,
и на Севере вновь установилось спокойствие. Но за этим
выступлением последовал мятеж в Эссексе, а потом попытка
похитить молодого Мортимера. В 1405 г. Перси вновь взялись
за оружие, получив поддержку со стороны архиепископа Йорк-
ского Ричарда Скрупа. В ходе репрессий, предпринятых по
подавлении мятежа, этот прелат, к великому негодованию ду-
ховенства, был обезглавлен. Нортумберленд не смирился и в
свою очередь погиб в 1408 г. во время последней и безумной
попытки взбунтовать Йоркшир. Тем временем явился и не-
кий самозванец, выдававший себя за бежавшего Ричарда II, с
почетом принятый при шотландском дворе и возбуждавший
надежды уцелевших сторонников Ричарда даже в сердце
Англии.
Еще опаснее было то, что с 1400 г. шло восстание в Уэль-
се, а опала Перси позволила шотландцам безнаказанно возоб-
новить войну. Население княжества Уэльс не выказывало ни
малейшего недовольства с тех пор, как в конце XIII в. было
раз и навсегда укрощено жестокой хваткой Эдуарда I. Сохра-
нение порядка здесь обеспечивали гигантские крепости —
Карнарвон, Кармартен, Бомари; край был жестко подчинен
английской администрации, но по отношению к короне пользо-
вался относительной автономией, по традиции становясь уде-
лом старшего сына суверена; наконец, округа, не принадлежа-
щие к самому княжеству, отдавались под охрану баронам уэль-
ских марок, грубым воинам и могущественным магнатам,
первенство среди которых принадлежало семье Мортимеров.
Почему произошло восстание 1400 г.? Повод был ничтожным:
один кельтский вождь, тщетно умолявший королевский двор о
правосудии в отношении его соседа — английского сеньора,
взбунтовался, был лишен владений и мало-помалу вовлек в
мятеж всех своих соотечественников. Сначала валлийцы по-
следовали примеру сторонников Ричарда II, которых в этих
землях было много, и объявили, что сражаются против узур-
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
267
патора и за дело Мортимера. Ситуация стала серьезнее, когда
этот мятеж, и очень скоро, приобрел национальную и этни-
ческую окраску, превратившись в борьбу валлийцев как пред-
ставителей кельтской культуры против англичан. Их вождя,
вновь вдохнувшего жизнь в славные планы Ллевелина1, зна-
менитого противника Эдуарда I, звали Оуэн Глендауэр, по-
кельтски Glyndwr, и вокруг себя он сплотил всю боевую мощь
Уэльса. До самого 1409 г. против этих свирепых горцев
приходилось почти ежегодно посылать экспедиции, разори-
тельные для взбаламученного королевства. В этих походах
вовремя принял боевое крещение юный наследник трона Лан-
кастеров — Генрих Монмут, принц Уэльский. Но исход борь-
бы долго оставался неопределенным, а поначалу центральная
власть вообще оказалась в критическом положении. Ведь вал-
лийцы пользовались всеми трудностями Ланкастеров и в
своих атаках действовали согласованно с мятежными барона-
ми; еще в 1406 г. они сговорились с Мортимерами, отстра-
ненными от наследования короны, и с лишенными земель
Перси провести совместный поход, по завершении которого
победители поделили бы владения свергнутой ими новой
династии.
За пределами Англии они рассчитывали на шотландские
силы. С первых дней Столетней войны маленькое северное
королевство, постоянный союзник Франции, всерьез не беспо-
коило Плантагенетов. Его король Давид Брюс долго находил-
ся в плену у Эдуарда III. Новая династия Стюартов, младшая
ветвь прежней, в которой раньше по наследству передава-
лась должность сенешаля — по-английски steward — Шот-
ландии, возобновила войну и во времена Ричарда II добилась
некоторых успехов — состоявших, впрочем, не более чем в
разграблении северных графств. Потом интересы Шотлан-
дии были учтены в условиях Лелингенского перемирия, и
Ричард II отнесся к ним с полным почтением. Король Шот-
ландии Роберт III вновь начал борьбу, уже против Ланкасте-
1 Ллевелин ап Груффит (ок. 1224-1284) — последний князь
Уэльса, с 1257 г. вел войны с англичанами за независимость своей
страны (прим. ред.).
268
Эдуард Перруа. Столетняя война
ров. Только союз с валлийцами позволил ему создать серьез-
ную угрозу противнику. Маленькое королевство имело лишь
скудные ресурсы, и его фатально раздирали внутренние усо-
бицы. Готовясь к смерти, Роберт велел своему юному сыну,
будущему Иакову I, ехать во Францию, где королевский сын
мог бы спокойно обучиться своему ремеслу. Английским
морякам в 1406 г. удалось перехватить корабль и взять юно-
го Иакова в плен. Обреченная на беспокойный период регент-
ства, Шотландия опять была нейтрализована. Но чтобы окон-
чательно подавить уэльское восстание, понадобилось еще три
года.
Рано постаревший, слабый здоровьем, Генрих едва совла-
дал со всем этим ворохом опасностей. Захватив трон с на-
мерением вести внешнюю войну с французами, он оказался
вынужден на несколько лет перейти к обороне в слабом
положении. Валлийско-французский сговор, состоявшийся в
1404-1405 гг., грозил перенести конфликт на почву самой
Англии, доселе чудом спасавшейся — благодаря провалу
всех французских планов высадки. Превосходный случай
для энергичного короля, если бы Карл VI был таковым! И в
самом деле затруднения Генриха IV с самого начала порож-
дали при французском дворе большие надежды. Дальней-
шую политику можно было вести в одном из двух направ-
лений: первое состояло в том, чтобы, воспользовавшись слу-
чаем, укрепить мир, сохранить перемирие и подтолкнуть
признательных Ланкастеров к мысли о прочном примире-
нии. Этого хотел Филипп Храбрый, постоянно озабоченный,
чтобы не пострадала англо-фламандская торговля. Сторон-
ники второго варианта действовали активнее. Коль скоро
Генрих связан таким обилием проблем, а при надобности
его могут дополнительно сковать умелые диверсии валлий-
цев, самое время завершить дело Карла V и изгнать Ланкас-
теров из последних оплотов на континенте — из Гаскони
и Кале. Это политическая программа Людовика Орлеанско-
го, однако для ее успешного проведения был нужен более
способный и не столь легкомысленный вождь. Но теперь
борьба с Англией уже не составляла первостепенной забо-
ты парижского двора. Главное исчезало из виду за множе-
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
269
ством заманчивых прожектов, а ведь такой случай больше
не представится.
Тем не менее одно усилие, заслуживающее упоминания,
было предпринято. С самого начала века, то и дело временно
продлевая Лелингенское перемирие, окружение Карла VI по-
думывало: нельзя ли разжечь восстание гасконских васса-
лов против узурпатора? Чтобы прощупать почву и возбу-
дить мятеж, в Гиень отправились французские эмиссары. Но
результат не оправдал надежд. В целом гасконцы ничего не
имели против нового повелителя, далекого и слабого, кото-
рый их не беспокоил. Произошла лишь одна серьезная изме-
на: отступником в 1401 г. стал Аршамбо де Гральи, каптал
де Буш, крупный сеньор Ланд и сенешаль Аквитании. Он
передал французам несколько пограничных крепостей, но
поднять Гасконь на восстание не смог.
В 1404 г. положение выглядит более обнадеживающим.
В то же время, когда Карл VI с готовностью принял предложе-
ния валлийцев, посылал им субсидии и даже кое-какие вой-
ска, Людовик Орлеанский добился от Совета утверждения об-
ширного плана завоевания Аквитании. Для этого даже не
понадобилось официального разрыва перемирия: обе сторо-
ны давно усвоили привычку безнаказанно нарушать его. Не-
которые умелые военачальники в ходе кампании 1405 г. уже
оказались в двух шагах от победы: коннетабль Карл д’Альб-
ре, прибывший из Пуату, освободил все крепости к югу от
Сентонжа и на границах Перигора; передовые части францу-
зов достигли Жиронды и нижней Дордони. Тем временем
граф Арманьяка, набрав армию в Лангедоке, действовал в
Средней Гаскони, к югу от Гаронны, создав серьезную угрозу
Бордо. Но для полного осуществления замыслов вновь не
хватило средств. Французам не удалось достаточно быстро
развить преимущество, чтобы деморализовать противника и
окончательно сломить его сопротивление. Кампания, которую
следовало бы провести молниеносно, бессмысленно затяну-
лась. Зимой 1406-1407 г. Людовик Орлеанский, неважный
воин, потерпел неудачу при осаде Блея, без взятия которого
блокировать Бордо было невозможно. В свою очередь новый
герцог Бургундский Иоанн Бесстрашный, которому поручили
270 Эдуард Перруа. Столетняя, война
взять Кале, ограничился лишь вялыми атаками. Большего он
и не хотел. Все более ожесточенная борьба между обоими
принцами вынудила Францию отказаться от завоевательных
планов.
Избавившись в 1407 г. от аквитанской угрозы, а вскоре и
от уэльской, Генрих IV мог перевести дух. Пора трудностей
завершилась; начиналась пора надежд. Если бы ему позво-
лило здоровье, он, конечно, раньше вмешался бы в дела Фран-
ции, где вот-вот вспыхнет гражданская война.
II
АНАРХИЯ ВО ФРАНЦИИ
Пора произвести анализ недуга, которым страдала монар-
хия Карла V, со стороны выглядевшая столь сильной и столь
гордившаяся своим авторитетом в Европе, — недуга, кото-
рый гораздо в большей мере станет причиной ее упадка, чем
угроза нового нападения англичан. Можно ли еще говорить о
монархии, если в королевстве властвует группка магнатов,
удельных князей, уже слишком могущественных, но амбици-
озных, ненасытных и стремящихся присвоить как можно боль-
ше из тех еще немалых богатств, на которые пока распростра-
няется власть короля? Когда авторы учебников по истории
говорят о властителях этих крупных апанажей, они, не давая
себе труда задуматься о терминах, по-прежнему используют
слово феодалы. С «феодальными мятежами» якобы также пред-
стоит столкнуться сначала Карлу VII, а потом Людовику XI.
Ничто так не искажает представления о ситуации, в кото-
рой в XV в. очутилось Французское королевство, как такие
выражения. Разумеется, все эти принцы — вассалы короны
по своим апанажам и французским доменам. Но «вассаль-
ные узы» — теперь не более чем пустые слова, не объясняю-
щие истинной структуры общества, истинного лица полити-
ки. Борьба не идет, как в XII и XIII вв., между феодалами,
жаждущими независимости, и монархом, чьи посягательства
на их права они воспринимают с раздражением, чьих чинов-
ников ненавидят, чью верховную власть не признают. Принцы
вовсе не стремятся разрушить здание монархии, которое мед-
ленно возводилось в течение веков и в ущерб феодалам про-
шлого. Будучи сами монархами — или почти монархами — у
себя в доменах, они хотят подчинить себе администрацию,
держать под контролем государство, чтобы развить свой успех.
272
Эдуард Перруа. Столетняя война
Воспользуется ли коалиция магнатов безумием короля, что-
бы разделить бесхозное королевство? Или же один из них,
более могущественный, чем прочие, навяжет свою волю сра-
зу и суверену, и группе принцев? Вот весь вопрос. Но намеча-
ющиеся усобицы грозят разрушить то самое здание монар-
хии, за обладание которым идет спор.
Создание крупных апанажей для младших сыновей коро-
ля, процесс, получивший новый импульс после воцарения ди-
настии Валуа, повлек за собой пагубное последствие — рез-
кое уменьшение коронного домена, где власть монарха осу-
ществлялась непосредственно и нераздельно. Этот домен пока
включал одну компактную группу провинций на севере коро-
левства — Иль-де-Франс, Шампань, Пикардию, Нормандию —
и другую на юге, куда входит Лангедок; южные сенешальства
пока пользовались квазиавтономией — ими управлял коро-
левский наместник, чаще всего удельный князь, а средства,
выделяемые Штатами Лангедока, расходовались на месте и
были неподконтрольны столице. Несколько изолированных
крепостей между ними, Маконне, Лион не позволяли соеди-
нить эти части. Все остальное королевство более или менее
постоянно находилось в руках принцев. Сыновья Людовика
Анжуйского правили Меном, Анжу, а также Провансом, про-
винцией у ворот Франции; брат короля владел Орлеанской
областью, а также Ангумуа, Перигором, графствами Блуа и
Дюнуа; герцог Беррийский создал себе между Луарой, Цент-
ральным массивом и Атлантикой компактное государство из
трех соседних провинций — Пуату, Берри и Оверни; его до-
мены соседствовали с доменами дома Бурбонов, которые, тер-
пеливо проводя свою территориальную политику, добавили к
Бурбонне сначала Марш, потом Форе, потом, позже (в 1400 г.),
Божоле, а за пределами королевства — Домбы. Филипп Храб-
рый контролировал Бургундию — герцогство и графство,
Фландрию, Артуа, графства Ретель и Невер; к ним он добавит
Шароле. Не менее щедр по отношению к своим сыновьям,
чахлым подросткам, которые, умирая юными, будут оставлять
младшим братьям все более солидные апанажи, будет Карл VI:
за первым дофином Карлом, умершим до получения Дофине,
последуют Людовик, герцог Гиени — то есть части Аквита-
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
273
нии, не занятой англичанами, — потом Иоанн, герцог Турен-
ский, а позже Карл, граф Понтье, будущий Карл VII.
Сколь ни велики эти уступки, это было бы еще полбеды,
если бы владельцы этих уделов были послушными вассала-
ми, удовлетворялись на своих землях домениальными ресур-
сами и во всем остальном поддерживали усилия короля, не
посягая на его фискальную систему, судебные власти, админи-
страцию. Но крупные фьефы короны в XIV веке пережили
ту же эволюцию, что и монархия, превратившись в настоя-
щие государства со всеми административными механизмами,
высшими чиновниками, которые начинают пагубное соперни-
чество с королевскими. Каждый принц имел свой двор, где
кишели его ставленники и челядь, — настоящий питомник
функционеров; у каждого был свой оплачиваемый совет из
прелатов, высокопоставленных сановников, вассалов и кли-
риков; своя канцелярия, высылающая гонцов и утверждаю-
щая ордонансы; свои бальи и сенешали, отправляющие пра-
восудие. Конечно, верховенство короля в принципе было за-
щищено возможностью апелляции к парламенту; но бывало,
что в качестве уступки владельцу удела, как, например, герцо-
гу Беррийскому с 1370 г., на его землях регулярно устраива-
лись Великие дни, когда выездная делегация парламентариев
разбирала апелляции на месте, избавляя стороны от необхо-
димости ехать в Париж. Точно так же герцог Бургундский в
Боне торжественно открывал заседания «Генеральных дней»
(Jours Generaux), настоящего парламента в миниатюре, со
своим президентом и двадцатью советниками, которым в
феодальных делах помогали «почетные рыцари» (chevaliers
d’honneur). Главные учреждения сферы финансов, пока что
скопированные с соответствующих институтов монархии, —
это Казначейство (с генеральным сборщиком и главным каз-
начеем) и Счетная палата. Буржская счетная палата была
создана в 1379 г.; у Бурбонов их три: Счетная палата Бур-
бонне находилась в Мулене, Счетная палата Форе — в Мон-
бризоне, Счетная палата Божоле — в Вильфранше. В 1386 г.
Филипп Храбрый потребовал от парижских чиновников орга-
низовать Счетную палату в Дижоне, под чьей юрисдикцией
окажутся обе Бургундии; тогда же в Лилле для Фландрии и
274
Эдуард Перруа. Столетняя война
Артуа создали Совет Фландрии — одновременно апелляци-
онный суд и счетная палата.
Как и сама монархия, государства-апанажи не могли суще-
ствовать только за счет доходов от домена. Им необходимо
было находить другие ресурсы, обращаясь в первую очередь
к подданным, представители которых, собираясь в местных
Штатах, при необходимости вотировали эд и подымные по-
дати. Но, будучи дополнением к королевским налогам, эти
субсидии приносили лишь очень скудные деньги, кроме до-
вольно редких случаев, когда нависшая опасность вынуждала
податных людей затянуть пояса. Обычно проще было нало-
жить руку на королевские налоги, собираемые здесь, посколь-
ку для их взимания существовала полностью готовая и опыт-
ная администрация. Поэтому «пожалование эд» — это пер-
вое, чего хотели удельные князья, неспособные без этой
милости сбалансировать свои бюджеты. Со времен царство-
вания Карла V они получали на ограниченные, но бесконечно
продлеваемые сроки треть, половину, а то и всю сумму нало-
гов, собираемых от имени короны в их собственном домене.
Тут в привилегированном положении находился Филипп
Храбрый. Хитростью и настойчивостью он добился от брата
дозволения, чтобы королевский эд в Бургундии не собирали
или, во всяком случае, чтобы все эти деньги взимались его
собственными чиновниками и полностью переходили в его
собственность. Ни о каких королевских налогах не было речи
и во Фландрии. Иногда такие подати выплачивали только
Артуа, Ниверне и графство Ретель, если герцог не побеспоко-
ился присвоить эти средства под тем или иным предлогом.
Весь эд в своем апанаже в течение длительных периодов
получал и герцог Беррийский; так же поступал Бурбон и
многие другие.
Таким образом, экстраординарные деньги для короля уже
взимались почти только в самом королевском домене, без
конца сокращавшемся от новых отчуждений. На взгляд прин-
цев, эти доходы еще слишком велики. Придя к власти, они
получили возможность обратить свои услуги в монету, за-
ставляя возмещать себе расходы, сделанные «ради поддержа-
ния своего положения». Эти компенсации рассчитывались
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
275
постоянно в соответствии с оказанными услугами и вскоре
начали выплачиваться ежемесячно, заранее, тем самым пре-
вращаясь в постоянные пенсионы. Пенсион Филиппа Храб-
рого в 1402 г. достиг 100 000 франков в год. К этому посто-
янному источнику доходов добавлялись экстраординарные
дары, жалуемые сначала по каким-либо важным поводам, а
потом и просто так. У герцога Бургундского их сумма более
чем вдвое превышала размер его пенсиона. Другим принцам
то и дело даровались целые категории коронных доходов: так,
Людовик Орлеанский в 1392 г. присваивал все штрафы за на-
рушение вассальной верности и поступления от конфискаций, а
в 1402 г. — прибыли от организации ярмарки в Ланди. От
всей этой благодати бюджеты принцев непомерно распухали.
Доход герцога Бургундского, в 1375 г. составлявший только
100000 франков, в 1400 г. достиг суммы в 500 000 франков и
превысил ее.
Видимо, чтобы не дать иссякнуть источнику пенсионов и
подарков, принцы требовали для себя возможности плотного
контроля над королевским правительством и постоянно до-
бивались новых милостей, которых становилось все боль-
ше. Им мало того, что они присутствовали в Совете. Они
хотели заполнить все государственные службы своими креа-
турами, иметь связи во всех управленческих сферах. Карьера
королевского функционера при Карле VI обычно начиналась
в администрации принца, и принц оставался покровителем
чиновника, а тот — его клиентом даже после перехода послед-
него на службу в королевскую администрацию. Пример оверн-
ского сеньора Пьера де Жьяка, который с 1371 по 1383 г. был
канцлером герцога Беррийского, прежде чем его выдвинули
в канцлеры Франции, не единичен. Его преемник в Бурже
Симон де Крамо, епископ Пуатевинский, впоследствии сде-
ланный патриархом Александрийским, перед концом века
станет самым влиятельным советником короля во всех цер-
ковных делах, инициатором и оплотом отказа папе в повино-
вении. Если хочешь сохранить свое место близ короля, ты
должен продолжать верно служить принцу, которому обязан
всем. Когда чиновник совмещал службу у принца и короля,
преимущество имела первая: как-то раз в 1407 г. канцлер не
276
Эдуард Перруа. Столетняя война
обнаружил в парламенте ни одного из его пяти президен-
тов — они были в Бургундии, в Пуату, в Анжу, то есть на
службе своих патронов. Но стоило одному принцу приобрес-
ти больший вес, чем другим, как начиналась чистка всех служб,
охота за должностями, настоящая spoils-system 1 для всей
служебной лестницы сверху донизу. Опалы 1380 г., 1389 г.,
1392 г. — лишь цветочки по сравнению с тем, что будет
происходить в первые пятнадцать лет XV в. С этой точки
зрения характерной выглядит карьера какого-нибудь Гонтье
Коля, горожанина из Санса, поступившего на службу к герцогу
Беррийскому: став в начале 1388 г. секретарем короля, он
потерял это место с возвышением «мармузетов», возвратил-
ся на него, когда король утратил рассудок, и потом Коль участво-
вал в дипломатических и финансовых миссиях. В 1411 г. он
вместе с герцогом примыкнул к партии арманьяков, и бургун-
дцы конфисковали его владения. На краткое время он снова
возвысился, а потом во время восстания кабошьенов его дом
ограбили. Возвращенный на свою должность арманьяками,
он примет смерть от рук бургундцев, когда те захватят Париж
в июле 1418 г.
Чтобы удовлетворить все аппетиты и пристроить всех
протеже принцев, мало периодически устраивать чистки. Рост
числа должностей, обычное явление в любом бюрократиче-
ском государстве, жалобы на который не прекращались весь
XIV в., при Карле VI приобрел столь неимоверный масштаб,
что это вызывало тревогу. В парламенте, в Счетной палате, в
Палате эд к обычному составу советников и докладчиков
добавлялись «экстраординарные» чиновники, которых стано-
вилось все больше. Тщетно торжественные ордонансы пери-
одически декретировали упразднение лишних должностей,
скрупулезно устанавливали максимальный штат каждого
управления. Очень скоро после них появлялись королевские
предписания, вводившие новые назначения «вопреки всем
ордонансам, противоречащим этому». В верховных судах прин-
цип кооптации, введенный «мармузетами», никогда не приме-
1 Распределение государственных должностей среди сторонни-
ков партии, победившей на выборах (англ.) (прим. пер.).
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
277
нялся. Если возникало противодействие, то в ту или иную
контору, чтобы добиться приема в нее протеже принца сверх
штата, отправлялся лично канцлер. Еще более вопиющий из-
быток служащих — в ведомстве королевского двора, дворов
королевы, дофина, королевских детей, где не было контроля со
стороны опытных чиновников. Суммы на содержание этой
челяди росли каждый день. В 1406 г. на питание чиновников
ведомства двора уходит 60 000 ливров, на столовое серебро —
30 000 ливров, а были еще чрезвычайные расходы, почти вдвое
превышавшие все остальные, вместе взятые. Когда наличных
денег не хватало, функционеры этого ведомства прибегали к
праву на реквизицию и изъятие, от которого страдали постав-
щики двора.
Все эти чиновники ненасытно поглощали золото и сереб-
ро. В завтрашнем дне они не были уверены и поэтому стара-
лись как можно быстрее воспользоваться случаем, систематиче-
ски прикарманивая государственные доходы. Взяточничество
служащих, хронический порок средневековой администрации,
принимало устрашающие размеры. Пример подали принцы, а
другие от мала до велика ему последовали. Ежегодное жало-
ванье канцлера Арно де Корби составляло 2000 ливров, сум-
му, существенную для тех времен, но ему было этого мало.
Он назначил себе еще 2000 ливров экстраординарного жа-
лованья, столько же из поступлений налога эд, столько же за
наложение печати, получил проценты от расходов на Канце-
лярию, не говоря уже о взятках и подношениях. Жалованье
нижестоящим чиновникам выплачивалось нерегулярно, и из
положения они выходили сами, прибегая к различным мо-
шенническим приемам.
Дело в том, что контрольные органы, обязанные надзирать
за всей этой администрацией, постепенно разросшейся —
потребности каждого текущего момента приводили к возник-
новению нового нароста, — оказались неэффективными. Счет-
ная палата, основная часть каркаса монархии, могла бы поста-
вить препятствия для этого процесса, возглавить сопротивление
честных функционеров монархическому произволу. Однако эта
хранительница домена не могла оспаривать властных прика-
зов, которые велели ей соглашаться на отчуждения и утверж-
278
Эдуард Перруа. Столетняя война
дать разорительные пожалования. Время от времени отчуж-
дения, сделанные после определенной, порой довольно давней
даты, все чохом отменялись. Но едва начиналось расследова-
ние, которое могло бы позволить навести порядок в домене,
как заинтересованные лица заставляли чиновников подтвер-
дить прежние пожалования и уже домогались новых. Недо-
бросовестные счетоводы не боялись контроля палаты, потому
что она не располагала средствами принуждения. Наконец,
система ассигнований и расписок (decharges),в соответствии
с которой из отдельной статьи дохода вычитали издержки,
была распространена настолько, что многие сборщики обяза-
ны были платить больше, чем собирали, отчего всякий конт-
роль расходов делался иллюзорным. Эти ассигнования часто
подложны, их даже не предоставляли в финансовые службы
для контрассигнации; выдавались векселя на предъявителя, где
сумму указывал по своему усмотрению получатель денег.
Государство обкрадывали повсюду, доводя его до банкрот-
ства. Тем не менее налоги, уже постоянно взимаемые после
их введения в 1383 г., периодически повышались. Налог на
продажу увеличился с 12 до 18 денье на ливр, то есть с 5 до
7,5%, налог на вино — с 12,5 до 25%; габель, первоначально
установленную в размере 20 франков на мюид1, удвоили;
талья, приносившая в 1402 г. 1 200 000 ливров, в 1408 г.
достигла 1 800 000 ливров. Несмотря на это, пропасть углуб-
лялась. В Сберегательную кассу (Epargne), организованную
Карлом V для хранения излишков доходов, ежегодно посту-
пал авансовый платеж с поступлений эд, но на следующий
день после перечисления касса оказывалась пустой. В 1411 г.
в кассе эд Лангедока хранилось всего 2500 ливров. Деньги
добывались всевозможными хитрыми путями, и хоть ни один
из них не нов, число их пугающе расло: выплаты в счет
будущих доходов, десятина с церкви (под предлогом покры-
тия расходов на политику единения), вычеты из жалованья,
принудительные займы у чиновников и горожан, ссуды под
залог драгоценностей, закладывание домениальных доходов.
’Мюид — мера сыпучих тел, равная примерно 15 3/4 гектолитра
(прим. ред.).
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
279
Когда над королевством вновь нависнет угроза войны, Фран-
ция при правительстве Карла VI окажется беднее, чем в свое
время при непредусмотрительном Филиппе VI или нуждаю-
щемся Иоанне Добром.
Административная анархия, которую мы попытались изо-
бразить как можно точнее, проникла в государственные меха-
низмы лишь постепенно. Все эти злоупотребления, ни одно
из которых не было новостью и в 1380 г., понемногу широко
распространились. До 1400 г. те из «мармузетов», кто еще
удерживался у власти, могли частично смягчать их послед-
ствия. Потом этот недуг резко обострился, поощряемый со-
перничеством принцев. Политическая борьба, к описанию
которой мы теперь перейдем, лишь способствовала распро-
странению халатности, мошенничества, взяточничества, но не
создала их. Жажда наживы и грабежа, одушевлявшая прин-
цев в гражданской войне, косвенным путем усугубила и эти
пороки.
Благодаря безумию короля дядья и кузены Карла VI с
1392 г. вернули себе места в Совете и потребовали своей
доли в щедротах, которыми четыре года пользовался один
Людовик Орлеанский. Их аппетиты были слишком велики,
чтобы при тогдашнем истощении королевства их можно было
удовлетворить все одновременно. Между столькими претен-
дентами неизбежно должно было возникнуть соперничество.
Вскоре из этой группы выделятся и вступят в ожесточен-
ную борьбу двое — герцоги Орлеанский и Бургундский. Ос-
тальные, не отказываясь ни от каких притязаний, в предстоя-
щем поединке станут лишь поддерживать того или другого.
Молодые принцы Анжуйские были всецело погружены в
свои неаполитанские мечты, воплощения которых они упорно
добивались. Стареющий Людовик де Бурбон — в 1410 г. его
сменит сын, Иоанн I, — не рвался на первое место, весь погло-
щенный округлением своих владений за счет покупок или
наследования земель. Герцог Беррийский легко удовлетво-
рял свою дорогостоящую страсть к меценатству при помощи
богатых доходов от своего апанажа, а также от Лангедока,
наместником которого он еще раз стал в 1401 г. Но Филип-
па Бургундского и Людовика Орлеанского равно снедала
280
Эдуард Перруа. Столетняя война
жажда власти. Они соперничали за влияние на больного су-
верена, и верх брал то один, то другой. Никакое соглашение
между ними было невозможно; очень скоро они начнут про-
тивоборствовать во всем, даже в сферах, где у них как будто
нет личных интересов, лишь ради того, чтобы помешать поли-
тике другого. В Италии Людовик безусловно рассчитывал на
поддержку тестя, чтобы создать на землях, окружающих Асти,
обширное ломбардское княжество; поэтому Филипп сразу
же поддержит антимиланскую политику королевы и Вит-
тельсбахов, будет ратовать за союз с Флоренцией и, добив-
шись оккупации Генуи, сорвет планы герцога Орлеанского.
Когда речь зашла о достижении единения в лоне церкви, гер-
цог Бургундский, а за ним, не столь активно, и другие принцы,
потребовал решительных мер, способствовал принятию ре-
шения об отказе от повиновения, добился отправки на берега
Роны небольшого отряда, запершего упрямого Бенедикта XIII
в папской крепости. А Людовик Орлеанский использовал
свои новые успехи, чтобы его назначили защитником этого
понтифика, и из духа противоречия ратовал за примирение.
С 1401 г. он разжигал недовольство всех, чьи интересы затро-
нул отказ от повиновения, — прелатов, приходских священ-
ников, клевретов университета, сговаривался с анжуйскими
чиновниками, помог Бенедикту бежать и укрыться в Прован-
се и, наконец, спровоцировал возврат к повиновению.
То же противостояние, как мы видели, проявлялось в от-
ношении к английской политике Франции. Перед лицом узур-
пации Генриха Ланкастера Людовик Орлеанский, даром что
был его другом, выступил за то, чтобы возобновить войну и
отобрать Аквитанию у узурпатора. Он ни много ни мало на-
меревался послать вызов Генриху IV лично, чтобы противни-
ки, в сопровождении восьмисот секундантов каждый, встре-
тились на границах Гиени. Не сумев убедить Королевский
совет, он в 1402 г. организовал в Сент-Энглевере близ кале
блестящие турниры, где французские рыцари своими победа-
ми на ристалище отомстили за поруганную честь Изабеллы
Французской. Выступив противником этой политики, Фи-
липп Бургундский заявил о желании добиться доброго согла-
сия с Ланкастерами, заключил новый англо-фламандский торго-
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
281
вый договор, приложил руку к установлению брачных свя-
зей между английской королевской семьей и Виттельсба-
хами, провел в Королевском совете решение о продлении
Лелингенского перемирия, хотя Генрих IV и нанес тяжкие
оскорбления двору Валуа. Когда умер герцог Иоанн IV Бре-
тонский и его вдова Жанна Наваррская немедленно вышла за
английского короля, герцог Орлеанский потребовал военной
оккупации герцогства Бретани. А герцог Бургундский в ок-
тябре 1402 г. добился своего назначения опекуном юного
Иоанна V и выиграл еще очко у племянника.
Но самое острое соперничество разгорелось в Нидерлан-
дах. С должным упорством проделав ряд операций, в 1396 г.
Филипп достиг своей цели. Он уже заставил отдать себе
власть над Лимбургом и землями за Маасом и навязал Бра-
банту принудительный курс фламандской монеты. Старая
герцогиня Иоанна, должница Филиппа, наконец решилась при-
знать своим наследником Антуана, младшего сына Бургунд-
ского герцога, и воспитать его при своем дворе. Людовик
Орлеанский хотел любой ценой остановить рост бургундско-
го могущества в тех же местах, где сам старался представить
себя в выгодном свете. Он вел переговоры о покупке сеньо-
рии Куси, земли которой граничили с графством Ретель. Он
вступил в союз с герцогом Гелдернским, с герцогом Лота-
рингским. Он сговорился с Вацлавом Чешским, который пос-
ле смерти мужа Иоанны Брабантской стал главой Люксем-
бургского дома. От этого нуждающегося короля Чехии, кото-
рого немецкие князья уже лишили его титула римского короля,
и от его кузена Иоста Моравского он за звонкую монету
получил в залог герцогство Люксембург. В 1402 г. его вой-
ска оккупировали это обширное арденнское княжество, заняв
до того Туль, и вокруг него стали собираться все, кого в Ни-
дерландах и на Мозеле беспокоила бургундская экспансия.
С тех пор в области Мааса реяли одновременно два знамени
с геральдическими лилиями, но соперничавшие меж собой: одно
с прибавлением турнирного воротника — знамя Орлеанов,
Другое с каймой — Бургундии.
Пока был жив Филипп Храбрый, непрерывно обострявше-
еся соперничество не вырождалось в открытую вооружен-
282
Эдуард Перруа. Столетняя война
ную борьбу. Дядя еще внушал племяннику уважение и имел
слишком сильную поддержку в окружении короля, чтобы
опасаться полного исключения из игры. Притом в 1403 г.,
чтобы распря утихла, председательствовать в Королевском
совете поручили королеве Изабелле. Но Филипп в апреле
1404 г. умер, а вскоре за ним в могилу сошла и Маргарита
Фландрская. Их огромное наследство досталось их старшему
сыну Иоанну Неверскому, после битвы под Никополем про-
званному Иоанном Бесстрашным. Лицо на политической арене
новое — до сих пор он жил очень уединенно в своем апана-
же в Ниверне на скудный пенсион, выплачиваемый отцом,
или же замещал последнего в Бургундии, — Иоанн сразу же
выказал энергичный и неприятный характер. Маленький и
некрасивый, с длинным носом, опускающимся на узкогубый
рот и загнутый кверху подбородок, правитель еще более ам-
бициозный, чем Филипп, а значит, плохой администратор, —
он брал деньги в счет будущих доходов, — это был человек
жесткий, циничный, коварный, высокомерный, угрюмый, враг
развлечений. Он не брезговал никакими средствами для дос-
тижения своих целей, в первую очередь — постоянного кон-
троля над государством. Соперничество двух кузенов пере-
шло в ненависть. Герцог Орлеанский выбрал себе эмблемой
суковатую палку, означавшую взбучку, которую он задаст
противнику, Иоанн усеял свои ливреи серебряными стругами,
чтобы обстрогать дубины врага. Бургундец сразу же счел
нужным принять властный тон, чтобы произвести на париж-
ский двор должное впечатление. Он настроил против себя
королеву, так сблизившуюся с герцогом Орлеанским, что об-
щественное мнение осуждало их, считая любовниками. Когда
же ненасытный честолюбец пошел на столицу с грозной ар-
мией, чтобы навязать ей свою волю, Людовик Орлеанский и
королева сговорились похитить дофина Людовика. Они это
сделали в августе 1405 г., но не сумели увезти юного принца
дальше Жювизи. Там беглеца догнали бургундцы и вернули
домой. Отныне в Королевском совете между Людовиком и
Иоанном постоянно происходили стычки, которые с великим
трудом удавалось улаживать, чтобы они не выродились в
гражданскую войну: ведь при малейшей тревоге обе партии
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
283
начинали набирать войска. Но когда уже казалось, что на-
мечается поворот к миру, Бургундец, чтобы покончить с этим
делом, решился на убийство. Темной ноябрьской ночью 1407 г.
Людовика Орлеанского, только что проведшего вечер у коро-
левы во дворце Барбетт, заманили в западню. На улице Вьей-
дю-Тампль, перебив слабую охрану, его убили наемники гер-
цога Бургундского. Следствие быстро выявило виновника
преступления. Через день Иоанн Бесстрашный на Королев-
ском совете, отведя в сторону герцога Беррийского и Людови-
ка II Анжуйского, признался им, что «по наущению дьявола»
отдал приказ об убийстве. На следующий день в Совет его
не допустили. Опасаясь за свою жизнь, он опрометью бе-
жал и остановился, лишь достигнув Лилля, где был в безо-
пасности.
Ill
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Поначалу убийство Людовика Орлеанского казалось ко-
лоссальной политической ошибкой. Все принцы сплотились
вокруг безутешной вдовы — Валентины Висконти, требуя
мести от имени детей покойного герцога. Но чтобы наказать
убийцу, нужна была военная сила. А к ней принцы прибегать
пока не хотели. Их номинальный глава, герцог Беррийский,
единственный оставшийся в живых из братьев Карла V, был
благодушным стариком, не склонным к авантюрам и ценив-
шим свой комфорт. Уклонялись от действий и анжуйцы, и
даже Бурбон. Валентина нуждалась в более мужественном
защитнике. Но при ее жизни такого не найдется. Только
после ее смерти эту роль примет граф Бернар VII д’Армань-
як, алчный солдафон, чья дочь в 1410 г. выйдет за юного
Карла Орлеанского и который позже, в 1416 г., получит меч
коннетабля. В грядущей гражданской войне Бернар прине-
сет зятю поддержку грозных гасконских банд, носящих в
качестве знака различия белые шарфы крест-накрест, так что
орлеанская партия от них получит название, которое вскоре
станет одиозным, — «арманьяки». Но пока что в своем горе
Валентина одинока; поддержку королевы и дофина Людови-
ка Гиенского, женатого на кузине-бургундке, она не ставила
ни во что. Король, перед которым прелестная вдова взыва-
ла о мести, поначалу выказал потрясение трагической смер-
тью брата; но в редкие моменты просветления он мечтал
лишь восстановить мир в королевском доме. Иоанну Бес-
страшному в его фламандском убежище это было известно.
Он пригласил своего дядю Беррийского и кузена Анжуйско-
го приехать в Амьен для переговоров; домогаясь прощения,
он поставил свои условия; в феврале 1408 г. он осмелился
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
285
вернуться в Париж, зная, что под прикрытием общего примире-
ния готовится его возвращение в фавор. Из-за множества пре-
пятствий этого дня пришлось ждать. Наконец король добьется
проведения в Шартре 9 сентября 1409 г. торжественной цере-
монии, где все принцы забудут былые обиды, поклянутся в дружбе
и пообещают хранить мир. Это первый худой мир, и в течение
десяти лет гражданской войны последует еще много таких же,
после которых война тотчас будет разгораться вновь.
Еще до того, как Иоанн Бесстрашный стал единственным,
кто выиграл от Шартрского мира, он принялся хладнокровно
развивать свое преимущество. Ему было недостаточно воз-
вратиться в Совет, чтобы скромно играть роль раскаявшего-
ся мятежника, которого, может быть, и простят. С циничной
дерзостью он стремился оправдать свои действия, выставить
себя поборником общественного блага. Именитый доктор уни-
верситета Жан Пти, приобретший известность выступлением
на соборе по вопросам схизмы, получил от него заказ дока-
зать обоснованность убийства 1407 г., составил «Защитную
речь» и в марте 1408 г. дерзко произнес ее перед королем и
его советом. В ней он с удовольствием перечислил все рас-
траты, мошенничества, поборы Людовика Орлеанского, совер-
шенные в ущерб казне и государству. В ход шли любые
сплетни; Людовик, развратный циник, человек любознатель-
ный, но разнузданный и переменчивый, в свое время дал пищу
для многих оскорбительных слухов — говорили и об адюль-
тере, и о бесстыдных нравах, и о занятиях магией, отделить же
во всем этом правду от лжи невозможно и по сей день. Но
вывод делался категорический: Людовик вел себя как «насто-
ящий тиран». А ведь христианская мораль, уроки истории и
мудрецы допускают тираноубийство, признавая его даже на-
стоятельным долгом, деянием «дозволенным и похвальным».
В речи мэтра Жана Пти преступление 1407 г. превращалось
в подвиг, свершение правосудия и выражение преданности
короне. И пусть Валентина Висконти в свою очередь наняла
юристов, чтобы по пунктам опровергнуть утверждения наг-
лого крючкотвора. Завязалась длительная полемика. Но удар
был нанесен. Иоанн Бесстрашный воззвал к общественному
мнению, и оно в целом поддержало его.
286
Эдуард Перруа. Столетняя война
Окончательно склонил это мнение в его пользу один еще
более ловкий ход. Тот факт, что административная анархия
без конца усугубляется, тревожил все классы общества, пото-
му что они от этого страдали больше, чем от борьбы прин-
цев. Раздавались призывы провести чистку учреждений, вве-
сти строгую экономию, вернуться к доброму правлению. Док-
тора университета, вошедшие во вкус после того, как сыграли
выдающуюся роль в церковной политике, считали себя при-
званными реформировать церковь согласно принципам разу-
ма. Никакой практической программы у них не было, но к
чисто платоническому стремлению к реформам у них добав-
лялась кичливость интеллектуалов, искушенных в силлогиз-
мах. Парижская буржуазия, строптивая по природе, после
Этьена Марселя враждебно относившаяся к посредничеству
чиновников монархии, испытавшая в начале царствования
публичные унижения, память о которых за двадцать лет не
изгладилась, образовала оппозицию более солидную и более
действенную, так как более практичную. А государство ока-
залось неспособным реформировать себя самостоятельно.
В январе 1401 г., сославшись на улучшение здоровья суверена,
несколько проницательных или напуганных высших санов-
ников добились издания великого реформаторского ордонан-
са, упразднявшего многие бесполезные должности, ставивше-
го режим «расписок» под более строгий контроль, распро-
странявшего принцип избрания или кооптации на все высшие
государственные органы и на местные судебные и финансо-
вые учреждения. Из всего этого ничто не было воплощено в
жизнь. Должностей, вводимых произвольно, становилось все
больше, неразбериха усугублялась. Сразу после убийства
Людовика Орлеанского, когда двор вновь охватил страх перед
гражданской войной, ордонанс от января 1408 г. ужесточил
положения ордонанса 1401 г., одним росчерком пера упразд-
нил множество ненужных должностей, запретил любые но-
вые отчуждения от домена. Последовавшие волнения не да-
дут осуществиться этим теоретическим планам.
И тогда Иоанн Бесстрашный решительно принял сторону
партии реформ. Еще в 1405 г., сразу же после неудачного
побега дофина, он выступил перед Королевским советом в
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
287
поддержку программы реформирования ведомства двора, до-
мениальной администрации и судов, во всеуслышание объя-
вив о своем желании защитить народ от гнетущих его побо-
ров. Этот манифест, оставшийся пустыми словами, сразу при-
нес ему популярность. После Шартрского мира он возвратился
к тому же предмету. Вышел ордонанс о реформировании до-
мена, сокращении административного персонала и снижении
жалований. Назначенная комиссия по расследованию долж-
на была навести порядок в финансах. Путем массовых уволь-
нений были очищены верховные суды и Казначейство. Жан
де Монтагю, последний оставшийся в живых из «мармузе-
тов» и распорядитель всех финансов короля, был арестован
и казнен в октябре 1409 г. Эти меры сделали герцога Бур-
гундского кумиром Парижа.
Получив полную власть над королем благодаря своей хлад-
нокровной воле, поставив свои креатуры на все важнейшие
посты, уверенный в нерушимой поддержке столицы, Иоанн
Бесстрашный мог не бояться даже того, что для борьбы с его
диктатурой объединятся все принцы. Пренебрежительно объя-
вив их вне закона, он их вынудил поднять мятеж. В скрытой
форме гражданская война между бургундскими головореза-
ми и бандами арманьяков возобновилась в 1410 г., после
того как герцоги Орлеанский, Беррийский и анжуйцы заклю-
чили между собой Жьенский пакт. Но принцы еще медлили
с открытым восстанием, соглашаясь на новое примирение по
договору в Бисетре. Исключенные из Совета и удаленные из
Парижа, они смирились с разрывом в июле 1411 г., что выра-
зилось в новом вызове Карла Орлеанского герцогу Бургунд-
скому. Иоанн с помощью подарков и лести привлек на свою
сторону беспокойную парижскую буржуазию, в котором вер-
ховодил цех мясников во главе с Симоном Кабошем, живоде-
ром с большой скотобойни; бесконечно были преданы ему и
магистры университета, особенно богослов Пьер Кошон, бу-
дущий недоброй памяти епископ Бовезийский. Демократи-
ческий дух одних, желание реформ у других — это тоже
средства давления, позволявшие ему удерживать под своей
требовательной опекой короля и его окружение. Один мани-
фест бургундцев, выпущенный осенью 1411 г., назвал поимен-
288
Эдуард Перруа. Столетняя война
но возмущенному народу всех, кто в Париже еще держал
сторону орлеанской партии или «пылал злобой» против мо-
гущественного герцога. Их начинали активно преследовать.
Были сняты со своих должностей командир арбалетчиков,
коннетабль Карл д’Альбре и другие.
Но Иоанн Бесстрашный хотел предусмотреть все. Прин-
цы еще обладали могуществом, пользовались большим авто-
ритетом, контролировали добрую половину королевства. Они
сплотились вокруг герцога Беррийского, последнего ветерана
минувшего века, чье имя было связано со славными воспоми-
наниями. Рядом с ним — Карл Орлеанский и его тесть д’Ар-
маньяк, Иоанн I де Бурбон, коннетабль д’Альбре; их тайно под-
держивали королева и дети короля. Чтобы довести дело до
конца, Иоанну, возможно, потребовалась бы поддержка извне.
Этот французский принц, страстно желавший ради своей вы-
годы восславить монархию Валуа, с легким сердцем сделал
первый шаг по пути измены. В Лондоне он попросил об от-
правке английского экспедиционного корпуса, обещая — во
всяком случае, такой слух распространяли его враги — сдать
англичанам Дюнкерк и другие фламандские крепости и по-
мочь им завоевать Нормандию для Ланкастера. Искренне
или нет, он позволял думать, что при надобности готов пойти
на расчленение королевства. Генрих IV, в отличие от своих
единокровных братьев Бофоров и своего старшего сына, еще
не доверял Иоанну и не спешил брать на себя обязательства,
пока добыча полностью не дошла до кондиции. В октябре
1411 г. он посылал в Кале лишь небольшой отряд в 2000
человек, достаточный, чтобы снять с Парижа осаду принцев
и чтобы захватить Этамп, но недостаточный, чтобы попытать-
ся завоевать целую провинцию. Скудный английский экспе-
диционный корпус — первый ступивший на землю Франции
за последние двадцать пять лет — незамедлительно возвра-
тился назад.
Вытесненные в провинцию, на земли к югу от Луары, опа-
саясь мощи королевского оста, собранного против них Бур-
гундцем за зимние месяцы, герцоги Беррийский, Бурбонский,
Орлеанский, а также Арманьяк и Альбре в свою очередь при-
звали Генриха IV. Английский король, не зная, на чью сторо-
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
289
ну склониться и не желая участвовать в этом лично, долго
тянул с ответом. Вслед за изменой Бургундца заключенное в
Бурже в мае 1412 г. соглашение, быстро ставшее известным
через бургундских шпионов, ознаменовало измену принцев.
За присылку экспедиционного корпуса в 4000 человек, кото-
рый будет у них на службе всего три месяца, мятежники
обещали Ланкастерам вернуть им юго-западные провинции,
отвоеванные после 1369 г., и сдать гасконские крепости, в
которых оставались французские гарнизоны. Тем самым на
старости лет герцог Беррийский отрекался от всего дела Кар-
ла V, в котором как-никак принял участие. К счастью, когда к
концу лета части Томаса Кларенса, второго сына английского
короля, высадились на Котантене, пересекли Анжу и явились
в Пуату, все уже было кончено. Бургундская армия, опере-
див их, оккупировала Берри, создала угрозу Бурбонне и быс-
тро принудила старого герцога к капитуляции. Другие прин-
цы тотчас подчинились, что было закреплено в Оксерском
договоре в августе 1412 г. Сцена нового торжественного при-
мирения всей королевской семьи была разыграна перед депу-
тациями от высших органов государства, парижских горо-
жан, университета. Последовавшие амнистии вызвали бур-
ную радость: народ искренне поверил, что междоусобицы
кончились. Только жителям Пуату пришлось скинуться на
значительные суммы, чтобы откупиться от английских наем-
ников, и те удалились в Бордо.
В действительности Иоанн Бесстрашный вышел из борь-
бы еще более влиятельным и могущественным, чем ранее.
Чуть позже он выразил беспокойство английской угрозой,
которую сам же и спровоцировал, и решил готовиться к вой-
не, ставшей уже вероятной, а то и неизбежной. Чтобы полу-
чить необходимые субсидии и завершить чистку, проводимую
с 1411 г., он инспирировал решение о созыве Штатов Ланге-
дойля, к которым не обращались уже больше тридцати лет.
Он рассчитывал, что подавляющее большинство представите-
лей трех сословий одобрит его политику. Униженные прин-
цы не посмели явиться лично, ожидая развития событий вда-
леке от Парижа. Депутатов от провинций, поскольку дороги
были небезопасны, оказалось немного. Так что герцог Бур-
Ю Зак 3581
290
Эдуард Перруа. Столетняя война
гундский и его парижские союзники могли чувствовать себя
хозяевами. Никто не догадывался, что пошли последние ме-
сяцы диктатуры Иоанна, длившейся уже почти четыре года.
С самого начала сессии, открывшейся 30 января 1413 г.,
стало очевидным, что Штаты не хотят и слышать ни о какой
субсидии, потому что столь долгожданные реформы так и не
проведены. Вслед за первыми туманными жалобами орато-
ров были выдвинуты четкие планы, существенные требова-
ния; кармелит1 Эсташ де Павийи перечислил десятка три
взяточников, призвал к массовым увольнениям и конфиска-
циям, прибыль от которых позволила бы содержать целую
армию. После месяца прений королевское правительство
вынуждено было уступить нажиму своих критиков; 24 фев-
раля оно отстранило всех финансовых чиновников и назна-
чило комиссию по расследованию из двенадцати человек (в
том числе Пьера Кошона), которой было поручено вырабо-
тать предложения по санкциям и подготовить реформы. Пока
она медленно работала, сторонники принцев, чья жизнь и иму-
щество оказались под угрозой, объединились. Их было еще
много в окружении королевы, оказывавшей бесстыдную бла-
госклонность своему брату Людвигу Баварскому, и во дворце
дофина Людовика Гиенского, куда стали часто приглашать
энергичного Пьера дез Эссара, бывшего прево Парижа, впав-
шего в немилость у герцога Бургундского. Были высланы
гонцы, чтобы подключить к заговору принцев орлеанской
партии, добровольно удалившихся в свои апанажи. Иоанн
Бесстрашный спровоцировал против них мятеж. 27 апреля
горожане, возглавляемые грозным мясником Симоном Кабо-
шем, восстали, осадили Бастилию, вытащив оттуда Пьера дез
Эссара, заняли дворец дофина и захватили его фаворитов, всем
городом перебили ненавистных арманьяков. Четыре недели
смута следовала за смутой. Почти каждый день во дворец
Сен-Поль врывалась толпа, домогаясь от запуганного короля
1 Кармелит — монах отшельнического ордена Пресвятой Девы
на Кармельской горе, основанного на Востоке в ходе крестовых по-
ходов. Кармелиты вели странствующий образ жизни и проповедо-
вали бедность и нестяжательство (прим. ред.).
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
291
новых жертв, требуя указа о реформах. Ей спешно пошли
навстречу. Потребовалось целых два дня, 26 и 27 мая, чтобы
прочесть перед всем парламентом текст великого ордонанса
из 259 статей, оставшегося в истории под презрительным
прозвищем «кабошьенского».
Опять-таки, в этом документе, хоть и созданном под дав-
лением повстанцев, ничего революционного нет. Речь шла
только о реформировании администрации, сокращении штата
ведомств, призывах к экономии, пресечении злоупотреблений,
сбалансировании бюджета. Его составители в основном пе-
реписывали, расширяли и систематизировали прежние тек-
сты, остававшиеся мертвой буквой или ставшие недействи-
тельными после падения «мармузетов». Но все-таки некото-
рые оригинальные черты стоит отметить, чтобы можно было
оценить рост влияния, оказываемого на страну администра-
цией монархии. Вина возлагалась не на самих королевских
чиновников, а на дурное руководство ими. Знать в 1315 г.1
роптала против королевских институтов. Кабошьенская оп-
позиция желала лишь улучшить их работу, не требуя иного
контроля над ними, кроме как со стороны самих функционе-
ров. О Штатах больше не было и речи — они отрекались от
всяких амбиций в пользу чиновников. Уже не говорилось, как
в 1356 г., о взятии под опеку неимущей королевской власти, а
тем более, как часто по ошибке пишут, о даровании королев-
ству «конституции». Такое усиление симпатий к монархиче-
скому абсолютизму стало следствием английской войны, пока-
завшей необходимость сильной и эффективной власти.
В кабошьенском ордонансе очень явно заметно стремле-
ние сделать центром всей контролирующей деятельности
Счетную палату. Ее персонал, доведенный до разумной чис-
ленности, должен был принимать участие в назначении почти
всех функционеров, внедрять ускоренные методы учета, каж-
дый месяц получать смету от Казначейства, каждый год —
1 Речь идет о волнениях северофранцузской знати в конце прав-
ления Филиппа IV Красивого (так называемые Лиги 1314-1315 гг.),
недовольной чрезмерным усилением королевской власти и гнетом
королевских чиновников (прим. ред.).
292
Эдуард Перруа. Столетняя война
ведомости по доменам от бальи и сенешалей и шесть раз в
год — финансовый отчет от генерального сборщика налогов.
Предполагалось, что для любого нового расхода потребуется
ее предварительное одобрение. Добиваясь же упрощения ме-
тодов управления, ордонанс предполагал такое слияние двух
ведомств, которое, будь оно реализовано, улучшило бы арха-
ичную структуру, просуществовавшую до самого 1789 г. Для
провинций его авторы не осмелились отдать в одни руки
налоги с домена, собираемые чиновниками бальяжа, и эд, со-
бираемый чиновниками из финансово-податного округа
(election). Но для центра они упраздняют систему из двух
казначейских управлений, ведающих доменом, и двух управ-
лений «финансовых генералов», ведающих эдом, заменяя их
все двумя «управляющими всеми финансами королевства»,
настоящими министрами финансов, которые контролировали
бы все поступления, независимо от источника их происхож-
дения. Меры по ликвидации ведомств, уменьшению жалова-
ний, объединению некоторых служб, ускорению методов кон-
троля преследовали только одну цель — оздоровление фи-
нансов. Для начала предполагалось отменить принудительный
заем у тех, кто пользовался королевскими милостями; все,
кто с 1409 г. получил «пожалование эд»1, теперь должны
вернуть половину денег государству в форме займа. В буду-
щем половина поступлений эд должна оставаться в Париже,
в специальной казне, и расходоваться строго для ведения вой-
ны; она будет расти также за счет штрафов и конфискаций,
налагаемых на нечестных чиновников. Если бы все это было
выполнено в предусмотренные сроки, новых налогов вво-
дить бы не потребовалось; страна была бы достаточно богата,
чтобы без дополнительных расходов выдержать нападение
неприятеля, то есть англичан.
Этот памятник административной мудрости постигла пла-
чевная судьба всех слишком запаздывающих реформ. Издан-
ный под нажимом восставших, кабошьенский ордонанс вос-
1 Часто взимание эд жаловалось королем в качестве награды:
например, в начале XV в. герцог Бургундский добился, что ему по-
зволили собирать эд на его землях в свою казну (прим. ред.).
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
293
принимался как дело рук одной партии; не было единства
действий, необходимого для проведения его в жизнь. Волне-
ния парижских мясников, которых подстрекал герцог Бургунд-
ский, не прекращались до конца мая. Мятежники вели себя
по-прежнему, хватали подозрительных, чинили произвольные
расправы. Умеренные горожане испугались. Искусно направ-
ляемые Жаном Жювенелем, бывшим хранителем должности
купеческого прево и королевским адвокатом, они сблизились
с дофином и помогли ему завязать в Понтуазе переговоры с
принцами, завершившиеся в конце июля мирным договором.
4 августа Людовик Гиенский триумфально проехал по улицам
столицы к ярости мясников, которые не смогли взять ратушу;
23 августа, чувствуя, что его игра проиграна, Иоанн Бесстраш-
ный тщетно попытался увезти короля, а потом покинул столи-
цу, куда вернется только через пять лет. 1 сентября герцог
Орлеанский и другие принцы его группировки приехали в
Париж; 5 сентября на торжественном заседании парламента
в присутствии короля они добились отмены реформаторского
ордонанса на том основании, что он был навязан королю без
обсуждения на Совете и без рассмотрения парламентом.
Отныне группировка арманьяков торжествовали победу.
Ставленники кабошьенов, друзья герцога Бургундского в свою
очередь познали суровость изгнания, заключения в тюрьму,
конфискации, а то и смерти. Сторонники принцев занимали
их места и захватывали имущество. Карл д’Альбре вновь по-
лучил меч коннетабля, который после его смерти на поле
битвы под Азенкуром достанется грозному графу д’Арманья-
ку. Гасконские банды последнего теперь контролировали
столицу и железной рукой поддерживали порядок. «Собор
веры» под председательством епископа Парижского, испы-
тав влияние ораторского мастерства Жерсона, согласился осу-
дить апологию тираноубийства Жана Пти как еретическую и
этим аутодафе очистил репутацию покойного герцога Ор-
леанского. Все возвращалось к былому порядку, верней, к бес-
порядку. Монархию вновь грабили и обирали как раз те, кому
полагалось ее оберегать. Этот самый момент и выбрали пра-
вители Англии, чтобы двинуться на завоевание Французско-
го королевства.
IV
ОТ АЗЕНКУРА
ДО ДОГОВОРА В ТРУА
В то время, когда Штаты Лангедойля обсуждали в Пари-
же возможность возобновления войны, смерть Генриха IV
в марте 1413 г. возвела на английский престол его стар-
шего сына Генриха V, молодого человека двадцати четы-
рех лет. При новом короле война стала почти неминуе-
мой.
Военные успехи второго суверена Ланкастерской ди-
настии, его ранняя смерть на вершине беспрецедентной
славы подняли его во мнении потомства очень высоко,
может быть, даже слишком. По своеобразной иронии судь-
бы первый король Англии, у которого в жилах текла хоть
какая-то доля английской крови, который начал требовать
составления некоторых актов его канцелярии на англий-
ском языке, был именно тем человеком, кому едва не уда-
лось наконец осуществить мечту его предшественников
Плантагенетов и надеть себе на голову обе самые пре-
стижные короны Западной Европы. Чтобы добиться ус-
пеха там, где потерпел неудачу Эдуард III, почти с теми
же силами, требовались выдающиеся качества, которыми
Генрих V, конечно, не был обделен. Позже его станут уп-
рекать, что молодость он провел в распутстве, плохо вя-
жущемся с подчеркнутым благочестием этого суверена.
А молодость его во всех отношениях была столь же бурной,
сколь и раскрывала сущность его характера: суровый бое-
вой опыт в уэльских походах и жажда власти, ради которой
он был готов на все. Когда с 1408 г. Генрих IV почувство-
вал, что ослаб от болезни, наследный принц, заставляя
вспомнить о необузданном властолюбии детей Генриха II
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
295
Плантагенета ’, вышел на первый план, собрал сторонников,
объединился против отца со своими дядьями Бофорами. Он
жаждал сказать в политике свое слово, подталкивал страну
у союзу с Бургундцем, порицая отправку подкреплений арма-
ньякским принцам. Как-то осенью 1411 г. он даже потребо-
вал, чтобы отец отрекся от престола в его пользу. Такое не-
терпение, с трудом сдерживаемое, уже обличало принца, уве-
ренного в себе, в своих силах, равно как и в своем праве.
Встав у власти, он обнаружил и другие черты. Доблестный
полководец, он вместе с тем, как его предок Эдуард I и как
великие Плантагенеты, был бюрократом и любителем поряд-
ка, хорошим администратором, суровым судьей. Это опасный
противник для Франции, целиком расколотой на партии, и для
Европы, которой правили марионетки. Тем более опасный,
что его таланты сочетались с неприятными чертами характе-
ра. Его лицемерное ханжество, двоедушие, стремление пока-
зать, будто он служит закону и карает за проступки, когда на
самом деле лишь удовлетворяет свои амбиции, жестокость
его мести — все это предвещало новые времена. Генрих —
плоть от плоти своего века, века итальянских тиранов и
Людовика XI, в то время как от королей-рыцарей, чье насле-
дие он принимает или чьи планы берется осуществлять, его
отделяло тысяча лье.
На его островной политике мы долго задерживаться не
будем. От своих английских подданных Генрих ждал прежде
всего необходимой поддержки в осуществлении своих кон-
тинентальных амбиций. Поддержание порядка и военные
приготовления — вот к чему теперь годами будет сводиться
внутренняя политика Англии. Страна, уставшая от смут, по-
1 Генрих II Плантагенет — король Англии в 1154-1189 гг., пра-
витель обширной империи, в которую входили Англия, Аквитания,
Нормандия, Анжу, Ирландия. Не смог обеспечить единство этих зе-
мель; воевал с сыновьями (Генрих Молодой, Ричард Львиное Сердце,
Жоффруа, Иоанн Безземельный), которые при жизни отца требовали
поделиться с ними землями и властью. Умер во время войны со
своим вторым сыном Ричардом и его союзником, французским ко-
ролем Филиппом Августом (прим. ред.).
296
Эдуард Перруа. Столетняя война
зволила энергичному королю руководить собой. Когда он
сломил последние поползновения к бунту, воцарилось полное
спокойствие. Его восшествие на престол — сигнал к самому
последнему восстанию, поднятому уцелевшими привержен-
цами Ричарда II, которых возглавил простой рыцарь, пресле-
дуемый за симпатии к лоллардам, — Олдкастл. Когда после
романтических приключений Олдкастла наконец схватят и
казнят, порядка более уже не нарушит ничто. Самое показа-
тельное — это легкость, с какой страна пошла на новые жер-
твы, позволила возложить на себя изнурительные военные
расходы. Если Генриху IV организация уэльских походов
стоила немыслимых трудов, то его преемник в подготовке но-
вой экспедиции на континент серьезных затруднений не испы-
тывал. Реформировать законодательство было незачем —
хватило и существующей организации, подкрепленной лишь
авторитетом популярного суверена. Он умел возбудить об-
щественное мнение против вероломных французов и настро-
ить его в пользу своих завоевательных устремлений; в но-
ябре 1414 г. парламент легко согласился вотировать круп-
ные субсидии, которых от него потребовали. Набор наемников,
феодального оста, формирование пехотных отрядов при по-
мощи призывных комиссий, складирование боеприпасов и
провианта в портах на Ла-Манше, реквизиция кораблей про-
изошли довольно быстро. Когда летом 1415 г. дело дошло до
разрыва перемирия, Генрих уже сформировал солидную ар-
мию, более многочисленную, чем армии Эдуарда III: она на-
считывала около двенадцати тысяч человек — по тем време-
нам численность немалая.
Та же энергия и ловкость проявились в дипломатической
подготовке, задача которой — вынудить противника к капиту-
ляции или к войне. До восшествия на престол Генрих выка-
зывал себя открытым сторонником бургундцев и противни-
ком принцев арманьякской группировки. Теперь он вел пе-
реговоры одновременно с обеими группировками, больше
рассчитывая на вторую, потому что Иоанн Бесстрашный уже
был всего лишь отщепенецем, изгнанником, бессильно грызу-
щим удила у себя в доменах, тогда как арманьяки деспоти-
ческой хваткой держат власть над французской монархией.
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
297
Укрывшись с сентября 1413 г. во Фландрии, Иоанн Бес-
страшный грезил о мести ненавистным арманьякам. Но спеш-
но собранная им армия потерпела поражение под Парижем
в феврале 1414 г., после чего арманьяки увезли короля в
Пикардию и подступили под стены Арраса, отнюдь не заяв-
ляя о намерении силой лишить Иоанна наследства. Равно
как и его отец, он никогда не забывал, что он прежде всего
принц из дома Валуа, вассал французской короны. Расшире-
ние Бургундского государства за счет Франции как чужой
страны, от которой он объявил бы себя независимым, предва-
рительно предав ее чужеземцу, не входило в планы герцога.
Такой не станет, что бы ни говорили, и политика его сына.
Иоанн хотел вновь занять в Совете Карла VI первое место,
причитающееся ему по праву, управлять королевством, изгнать
принцев-соперников. Но поскольку собственных сил для это-
го у него нехватало, он был вынужден запрашивать у Ланка-
стеров, на каких условиях те согласны ему помочь. Он посы-
лал гонцов в Лондон, принимал в Лилле и Брюгге англий-
ских агентов. На конференции в Лестере в мае 1414 г.
бургундцы уточнили свои предложения. Пока они замышля-
ли лишь операции скромного масштаба. Иоанн собирался вы-
ставить всего тысячу бойцов и просил у Ланкастеров вдвое
больше. Предполагалось, что они вместе поведут войну — не
против Карла VI, а против мятежных принцев, как в 1411 г.;
вместе они поделят и то, что захватят у побежденных. То
есть Генрих конфискует в свою пользу аквитанские домены
Альбре и Арманьяка, аннексирует Ангумуа, принадлежащее
герцогу Орлеанскому; ему достанется также часть апанажей
Бурбона, Алансона и Э. В августе эти переговоры возобнови-
лись в Ипре. Англичане, не слишком довольные этими сложны-
ми комбинациями, хотели знать, как далеко в своих уступках
могут пойти бургундцы. Отдадут ли они великую Аквитанию,
которую предусматривал мир в Бретиньи? И добавят ли к ней,
согласно английским требованиям, Берри? Или даже признают
титул короля Франции за английским королем? Испугавшись
масштабов этих требований, Иоанн не рискнул согласиться и
тем самым разрушить свои личные планы гегемонии. В после-
дний момент он ушел в сторону, прервав обсуждения.
298
Эдуард Перруа. Столетняя война
После этого английские переговоры с арманьяками при-
няли более благоприятный оборот. Как и его предшественни-
ки, Генрих V требовал корону Франции, но, тоже как его пред-
шественники, давал понять, что при надобности удовлетворится
территориальными уступками. Казалось, что в конфликте, где
столкнулись два суверена, ничего не изменилось. Сначала речь
шла о выкупе за Иоанна Доброго, выплаты которого полвека
спустя вновь стали требовать; об Аквитании — мол, надо
изменить ее границы согласно тому, как предписывал дого-
вор в Кале. Кроме того, повторяя жест Ричарда II, король из
рода Ланкастеров просил руки Екатерины, дочери Карла VI.
Но с каждой новой встречей: в Париже в августе 1413 г., в
Лелингене в сентябре, в Лондоне в ноябре, снова в Париже
в январе 1414 г. — территориальные требования англичан
росли, разбухая до неимоверных размеров. Сначала говори-
лось только о бывшей империи Плантагенетов — Анжу, Мене,
Турени, Нормандии — и оммаже за Бретань. Потом, требуя
большего, чтобы получить меньшее, англичане заговорили о
суверенитете над Фландрией и Артуа, который бы территори-
ально отдалил Валуа от Кале и сделал герцога Бургундского
вассалом Англии; от анжуйских принцев даже потребовали
уступить Прованс, не входящий в состав королевства, — в
силу прав, которые сто пятьдесят лет тому назад якобы име-
ла жена Генриха III1. Устрашенные такими аппетитами, Лю-
довик Гиенский и арманьяки тоже зашли по пути уступок
дальше, чем было возможно. Они согласились вернуться к
прискорбным временам Иоанна Доброго, выплатив остаток
выкупа, оцененный в 1 600 000 экю; дать приданое за юной
Екатериной в размере двух миллионов франков; допустить
возникновение суверенной великой Аквитании. Но Генрих
соглашался отказаться от французского трона, только закаба-
1 Генрих III был женат на второй жене графа Прованского Рай-
мунда-Беренгария V (1236 г.). На первой дочери графа, Маргарите,
в 1234 г. женился король Людовик IX, а на четвертой, Беатрисе, брат
короля Франции, Карл Анжуйский. Перед смертью Раймунд-Берен-
гарий завещал свое графство Беатрисе; таким образом, Прованс
достался принцу французского дома Карлу Анжуйскому (прим. ред.).
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
299
лив его обладателя. Аквитания его не интересовала: он знал,
что если Валуа останутся хозяевами провинций к северу от
Луары, они рано или поздно сумеют избавиться от опеки.
Будучи более тонким политиком, чем Эдуард III, он потребо-
вал, чтобы ему в любом случае отдали Нормандию. Тогда
французская монархия, зажатая между крупным фьефом, ото-
бранным у Плантагенетов со времен Филиппа Августа, и
бургундскими доменами, оказалась бы в полной зависимо-
сти от лондонского правительства и окончательно впала в
ничтожество. В конце февраля 1415 г. Парижская конферен-
ция закончилась разрывом. Напрасно послы Карла VI в июле
еще ездили в Винчестер, сетовали на английское коварство,
перечисляли все былые унижения, изобличали все наруше-
ния перемирия, которых за несколько месяцев набралось не-
мало (гасконцы, подстрекаемые герцогом Кларенсом, вновь
заняли все крепости, потерянные с 1403 г., захватили Сен-
тонж, угрожали Ла-Рошели, а английские моряки тем време-
нем произвели набег на Дьепп), и повторили свои предложе-
ния и уступки. Не получив Нормандии, Генрих выпроводил
их, заявив, что скоро отправится за ними сам, и возложив
ответственность за войну на Францию.
Конец теплого сезона был уже слишком близок, чтобы
думать о долгом походе. Но коль скоро армия была готова,
надо было ее использовать. Следовало воспользоваться и
выгодным состоянием духа герцога Бургундского, все еще
лютующего из-за «остракизма», которому его подвергли арма-
ньяки. Еще осенью 1414 г. умеренные, нашедшие себе вождя
в лице Людовика Гиенского, юного семнадцатилетнего дофи-
на, еще раз активно попытались примирить группировки. Но
Арраский мир, о котором договорились в сентябре и кото-
рый с большим трудом удалось ратифицировать в феврале
1415 г., хоть и отменял приговор об изгнании Иоанна Бес-
страшного, но не возвращал ему власть и даже не содержал
компенсаций за оскорбление, столь необходимых для его тщес-
лавия, а кроме того, под амнистию не подпадало пятьсот его
самых верных сторонников. И Бургундец замкнулся, заняв
позицию враждебного нейтралитета, хотя, конечно, не поме-
шал своим братьям Антуану Брабантскому и Филиппу Не-
300
Эдуард Перруа. Столетняя война
верскому примкнуть к королевскому войску, в рядах которо-
го они и найдут свою смерть. Сам он не шелохнулся и отря-
дов не прислал.
Доверив регентство в Англии своему брату Джону, гер-
цогу Бедфорду, и выпустив бесстыдные прокламации, где он
бахвалился, что едет восстановить мир и процветание в ис-
терзанной Франции, Генрих V 10 августа погрузил войско на
корабли. Ночью с 13 на 14 августа он высадился в Шеф-де-
Ко в устье Сены, в той самой Нормандии, которую хотел
завоевать в первую очередь. Почти месяц ему понадобился,
чтобы добиться падения Арфлёра, который, не получив вов-
ремя подкреплений, 14 сентября капитулировал. Намерева-
ясь сделать из этого города второй Кале, Генрих изгнал из
него жителей и привез английских колонистов. Потом, как
Эдуард III в 1346 г., он отошел к северу, не желая проводить
холодный сезон на земле противника. Арманьякское прави-
тельство сумело собрать вокруг Руана армию вассалов, но из-
за отсутствия бургундских и бретонских отрядов в ней с
самого выступления возникли зияющие бреши. Тем не ме-
нее она была многочисленней и по боевому духу превосходи-
ла захватчиков, вынужденных оставлять по дороге гарнизоны
и больных. Она лихо пустилась в погоню за отступающим
противником, вопреки советам старого и осторожного герцо-
га Беррийского, который предпочел бы тактику уклонения от
боев в духе Карла V. И допущенная при Креси ошибка через
семьдесят девять лет была повторена вновь. Генрих, увидев,
что путь к отступлению ему отрезал маршал Бусико, шедший
за ним по пятам, дождался своих преследователей на плоско-
горьях Артуа, в Азенкуре, невдалеке от бургундской резиден-
ции Эден. Его пехота выстроила укрепления, лучники отлича-
лись меткой стрельбой, к тому же почва была размыта от
проливного дождя, и потому французским рыцарям пришлось
сражаться спешенными. 25 октября их перебили. Победитель
в первую очередь поспешил уйти в Кале и 16 ноября от-
плыть восвояси.
Однако азенкурский поход не оказал решающего воздей-
ствия на ход войны. Это был не более чем рядовой набег, как
множество других. Побежденное, но не сломленное пра-
Завоевания Аанкастеров (1400—1420 гг.)
301
вительство Карла VI попыталось привлечь себе на помощь
друзей извне. В то время как д’Арманьяк, назначенный кон-
нетаблем, тщетно пытался отбить Арфлёр, было дано согласие
принять посредничество императора Сигизмунда. Младший
брат Вацлава Чешского Сигизмунд Люксембург, благодаря удач-
ному браку ставший королем Венгрии, был монархом слабым,
но тщеславным и пребывал в убеждении, что рожден для
великих дел. Несколько лет судьба ему улыбалась. После
смерти в 1410 г. Рупрехта Пфальцского, хотя Вацлав, все
более и более спивавшийся, был еще жив, немецкие князья
выбрали римским королем Сигизмунда. В его глазах сан
императора наделял его высшим духовным влиянием на
весь христианский мир. Он решительно взял в свои руки
дело водворения единства в церкви, дело, которое Валуа оста-
вили в небрежении после Пизанского собора и начала граж-
данской войны. Хотя большинство монархов признало Алек-
сандра V, а после — Иоанна XXIII, ставших папами вслед-
ствие пизанского мятежа, но и оба других понтифика —
Бенедикт XIII, укрывшийся в Перпиньяне, и Григорий XII, си-
девший в Римини, — еще имели приверженцев. Чтобы поло-
жить конец «трехглавой» схизме, был необходим вселенский
собор. Сигизмунд потребовал, чтобы он был созван на немец-
кой территории, в Констанце. Тут же он объявил себя его
главой, опорой и руководителем. Он поддержал отцов церкви
в борьбе с Иоанном XXIII и способствовал его смещению.
Он вынудил баварских князей отступиться от Григория XII.
В конце 1415 г. он приехал в Южную Францию, договорился
в Нарбонне с испанскими монархами, добился от Кастилии и
Арагона отказа от поддержки Бенедикта. В Констанце споры
между бургундскими докторами университета и арманьякс-
кими делегатами, между англичанами и французами могли
бы затянуть дело избрания единого папы и реформирования
церкви .до бесконечности. Чтобы завершить начатое, Сигиз-
мунд навязал Ланкастеру и Валуа свое посредничество.
Сначала, в марте 1416 г., он прибыл в Париж, где обеднев-
ший двор, подавленный после военного поражения и из-за
траура по многим погибшим, принял его весьма скупо. Дво-
рец Сен-Поль был теперь не более чем жилищем безумного
302
Эдуард Перруа. Столетняя война
и обедневшего короля; эхо былых празднеств затихло в его
печальных стенах. Потом он направился в Англию. Генрих V,
льстя его тщеславию, показал ему великолепные представле-
ния, продемонстрировал угодничество народа перед собой, без
труда выставил напоказ роскошь и могущество. Большего и
не требовалось, чтобы непоследовательный Сигизмунд скло-
нился на сторону англичан. Согласно Кентерберийскому до-
говору, подписанному 15 августа 1416 г., он стал союзником
Ланкастера, признал его права на корону Франции, обещал
вступить в войну против узурпатора Валуа. На самом деле
у него не было ни намерения, ни возможностей выполнить
свое обязательство. Но его измена стала последним ударом,
добившим престиж Валуа. Почуяв, что ветер переменился,
Иоанн Бесстрашный в это же время возобновил переговоры
с лондонским двором. 6 октября он встретился в Кале с
Генрихом V и, проявив обычное свое двуличие, дал тому по-
нять, что станет его вассалом и поможет свергнуть Карла VI.
Для Генриха настало время воспользоваться своими дип-
ломатическими победами, за которыми последуют его со-
юзы с рейнскими князьями, с Ганзой1, с Арагоном. От анг-
лийского народа теперь требовалось новое усилие: была
нужна новая экипированная армия. В августе 1417 г. пос-
ле двух лет отсутствия Генрих V вновь вступил на норманд-
скую землю. На этот раз он задумал не просто набег. При
бездействии арманьякского правительства, которое не мо-
жет противостоять одновременно захватчикам и бургунд-
ской армии, стоявшей лагерем в регионе Парижа, Ланкас-
тер начал методичное завоевание столь желанной провин-
ции. Крепости и города Нижней Нормандии и Котантена
пали друг за другом. Замок Кан, в оборону которого было
вложено столько средств, капитулировал 20 сентября; в
октябре настала очередь Аржантана и Алансона. До конца
следующей весны была завоевана уже вся эта область от
Шербура до Эврё. Еще сопротивлялись лишь монахи Мон-
1 Ганза — торговый союз северонемецких городов, с центром в
Любеке (XIV-XVII вв.). Целью Ганзы было добиться торговых при-
вилегий в области союза и иностранных государств (прим. ред.).
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
303
Сен-Мишель, запертые на своей скале с горсткой верных
рыцарей.
Арманьяки уже изнемогали. Партия принцев потеряла
одного за другим многих вождей: так, Карл Орлеанский и
Иоанн де Бурбон находились в Англии, они попали в плен
под Азенкуром. Герцог Беррийский умер в июне 1416 г.; умерли
также дофин Людовик Гиенский (в декабре 1415 г.) и его
брат Иоанн Туренский (в апреле 1417 г.); умер и их кузен
Людовик II Анжуйский. Из всего потомства Карла VI остался
в живых лишь некрасивый подросток Карл, ставший после
смерти братьев дофином и герцогом Туренским, единствен-
ная надежда своей партии, носящий с июня 1417 г. титул
«генерального наместника короля». Фактически от его име-
ни правил деспотичный коннетабль. Оба совершили роковую
неосторожность, поссорившись с королевой Изабеллой, чья
развратность с годами возрастала. Они прекратили снабжать
ее провизией, выслали в Блуа, затем в Тур. Арманьякский
террор больше не страшил измученное население. Уже боль-
шая часть городов Пикардии и Шампани, которым пообеща-
ли освобождение от налогов, впустила к себе бургундские
гарнизоны. В Париже, где первая попытка мятежа была жес-
токо подавлена в апреле 1416 г., ждали только знака, чтобы
восстать и поднять андреевский крест — знамя бургундцев.
После пяти лет опалы пробил час Иоанна Бургундского.
8 ноября 1417 г. Изабелла Баварская бежала из Тура. Бургунд-
ский эскорт доставил ее к герцогу, ожидавшему в Шартре.
Потом оба поселились в Труа, где она возглавила теневое
правительство, оспаривающее власть правительства ее сына;
при этом Изабелла именовала себя «королевой Франции, по
причине захвата монсеньора Короля осуществляющей руко-
водство и управление королевством». Спешно создали Кан-
целярию, финансовые ведомства, парламент. Потом 29 мая
1418 г. в Париже вспыхнуло восстание, и город, открыв во-
рота Иоанну Бесстрашному, приветствовал его как спасите-
ля. Оторопевшего короля «избавили» от арманьяков и орга-
низовали их резню. Под ударами убийц погибли канцлер, кон-
нетабль и многие другие. Дофину удалось ускользнуть, через
несколько дней он даже возвратился с жалкими бандами, ко-
304
Эдуард Перруа. Столетняя война
торые сумел собрать, и начал осаду столицы. Его недисцип-
линированные вояки ворвались в город через восточные во-
рота, но тут же рассыпались по улицам в поисках добычи.
Бургундцы и горожане вышвырнули их вон. Карл не проявил
излишнего упрямства, позволив победителям выместить зло
на его сторонниках, — число жертв бойни достигло почти
двух тысяч. Сам он удалился на юг за Луару, в свой апанаж
Берри, оставив отца, мать, весь Север Франции под властью
бургундцев.
Эти последние внутренние конвульсии не изменили ниче-
го в ходе войны. Иоанн Бесстрашный имел не больше воз-
можностей остановить продвижение англичан, чем арманья-
ки. Чтобы поддержать свою репутацию друга народа и ре-
форматора, он был вынужден декретировать отмену эда, тальи
и поборов. Его правительство с трудом существовало на по-
ступления с домена в нескольких провинциях, над которыми
осуществляло эффективный контроль, на габель, на редкие и
скудные субсидии, которых добивалось у городов, на доход от
конфискаций и принудительных займов у сторонников ар-
маньяков и прежде всего за счет сильнейших девальваций
монеты. Когда жители Руана, осажденного с июля 1418 г.
войсками Генриха V с сильнейшей техникой для штурма, умо-
ляли Иоанна о помощи, тот им посоветовал рассчитывать
лишь на собственные силы. 13 января 1419 г. после шести
месяцев героической и отчаянной борьбы город капитулиро-
вал и был обречен победителем на выплату тяжелых репара-
ций. Далее Генрих занял крепости области Ко; потом, предо-
ставив своим полководцам завоевывать Перш, он захватил
Вексен, побывал в Манте, в июле подошел к Понтуазу, взяв
его 31 июля, несмотря на бургундский гарнизон. Все еще про-
должая переговоры по отдельности с герцогом Бургундским
и дофином, он уже замышлял кончить дело атакой на Париж,
писал папе, кардиналам, своим рейнским союзникам, лотаринг-
ским князьям, говорил о правоте своего дела, изобличал чер-
ты упадка во Франции, приглашал своих друзей принять уча-
стие в добивании и разделе добычи.
Перед лицом опасности бургундцы и остатки арманья-
ков сблизились. Умеренные элементы уже год искали воз-
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
305
можности примирения, варианты раздела власти между обо-
ими вождями партий. Сен-Морский договор от сентября 1418 г.,
который герцог Бургундский навязал советникам дофина, даже
не начал проводиться в жизнь. Он оставлял Карлу апанаж,
состоящий из Дофине, Турени, Берри и Пуату, и позволял ему
назначать одного из трех чиновников, ведающих финансами.
Но в намерения Иоанна Бесстрашного не входило играть на
руку англичанам, слишком могущественным, чтобы он мог
рассчитывать править от их имени. Настоящее примирение с
дофином позволило бы ему вытеснить последних арманья-
ков и под прикрытием правительства дофина навязывать свою
волю всему королевству. Первая встреча в Корбее в июле
1419 г. закончилась заключением предварительного согла-
шения, воплотить которое в жизнь было трудно ввиду нена-
висти, накопившейся с обеих сторон. Только они начали вто-
рую встречу на мосту Монтеро 10 сентября 1419 г., как меж-
ду принцами разгорелся спор, и дворяне из свиты Карла под
предводительством бретонца Танги дю Шателя, бывшего пре-
во Парижа и протеже герцога Орлеанского, бросились на
Иоанна Бесстрашного и пронзили его клинками. Карл из по-
следовавшей схватки вышел невредимым, но бургундцы даже
не смогли забрать с собой тело своего господина.
Преступление в Монтеро, запоздалая месть за убийство
Людовика Орлеанского, окончательно дискредитировало ар-
маньяков в глазах всей Северной Франции. Париж, уже было
роптавший на Иоанна Бесстрашного за то, что тот не отстоял
Понтуаз, теперь неистово бросился в объятия бургундской
партии. Приверженцы Карла, за некоторыми исключениями,
остались только в центре и на юге королевства. Новым гер-
цогом Бургундским стал Филипп, граф Шароле (вскоре по-
лучивший прозвище Добрый) и зять Карла VI: он был женат
на его дочери Мишели. Этот молодой двадцатипятилетний
принц, апатичный и любящий роскошь, воспитанный отцом
во Фландрии, где научился понимать душу и интересы фла-
мандцев, почти ничем не напоминал Иоанна Бесстрашного.
Ни среди его советников, ни среди родни не было единства, да
и сам он пребывал в большом затруднении. Как верному
продолжателю политики первых двух герцогов ему претила
306
Эдуард Перруа. Столетняя война
мысль об измене своему народу, о том, чтобы отдать королев-
ство под власть победителей — Ланкастеров. Те историки
нового времени, которые полагали, что он желал забросить
французские дела и полностью посвятить себя нидерланд-
ским амбициям, глубоко заблуждались. Его цель по-прежнему
заключалась в том, чтобы вернуться на первое место среди
тех, кто правит королевством, и защитить его, если это воз-
можно. Но ни отомстить за отца, ни свергнуть преступного
дофина он не мог без помощи Генриха V и твердо решил
поддерживать Ланкастеров лишь постольку, поскольку анг-
лийские армии позволят ему разбить личных врагов. Семей-
ный совет, состоявшийся 7 октября в Мехелене, призывал
Филиппа мстить, то есть подтолкнул в то ложное положение,
всю опасность которого мы только что обрисовали. Согла-
шение в Руане, заключенное в декабре с захватчиком, выгля-
дело крайне выгодным для Бургундца: Ланкастер и герцог
Бургундский будут совместно продолжать войну с дофином;
их семьи соединит брачный союз; в том отныне вероятном
случае, если Генрих наденет корону Франции, Филипп сохра-
нит по отношению к нему привилегированное положение.
Выбор герцога Бургундского предопределил выбор несча-
стного Карла VI. Королева Изабелла, пылающая лютой нена-
вистью к последнему сыну за то, что он приговорил ее к
изгнанию, стала главной помощницей короля в долгих пере-
говорах, завершившихся 21 мая 1420 г. подписанием догово-
ра в Труа.
Если договор в Кале прекращал феодальную распрю пу-
тем выведения Аквитании из ленной зависимости от Фран-
ции, то договор в Труа ликвидировал династическую борьбу,
сделав Генриха V наследником французского престола. До-
фин был грубо отстранен: мол, этот так называемый дофин
был, по признанию самой матери — признанию немного за-
поздалому, надо сказать, — не более чем бастардом, плодом
адюльтера, причем имя отца не называлось. Не допускаемый
к верховной власти за свои «ужасные и громадные преступ-
ления и проступки», будущий Карл VII был лишен наследства
собственными родителями. Кроме него, у Карла VI осталась
только незамужняя дочь Екатерина. Ее он отдает ланкастер-
Завоевания Ланкастеров (1400—1420 гг.)
307
скому королю в надежде увидеть королевой. «Настоящий
сын» и назначенный наследник безумного короля Генрих V
в ожидании смерти тестя, который все еще влачил свое му-
чительное существование в возрасте пятидесяти двух лет,
будет фактически занимать должность регента королевства,
сохраняя в качестве апанажа Нормандию и получив оммаж
за Бретань. Поддерживая спокойствие, ведя борьбу с дофи-
ном и внося порядок в «государственные дела», регент будет
действовать заодно с Филиппом. Институты королевства в
том виде, в каком их два года сохранял герцог Бургундский,
не претерпят изменений. Кроме того, Генрих обязался сохра-
нять все права, все привилегии, все обычаи, все кутюмы. Но-
вым в королевстве будет лишь монарх — оно окажется под
властью наследника тех самых Плантагенетов, которые не
один век были самыми могущественными вассалами короны.
Используя династическое соглашение и французский брак
английского короля, Валуа сменили на Ланкастеров.
К северу от Луары не раздался ни один голос протеста
против этого договора. Филипп Бургундский, который сам
вел о нем переговоры, несомненно, предполагал, что Генрих,
слишком занятый двумя своими королевствами, фактически
оставит управлять Францией его и при этом еще поможет
завоевать мятежные провинции — этот расчет, заметим мимо-
ходом, не совсем оправдался. 2 июня архиепископ Санский
освятил королевский брак. Парламент зарегистрировал дого-
вор, университет его одобрил; в декабре оба суверена, тесть и
зять, в сопровождении молодого герцога Бургундского вступи-
ли в Париж под приветственные крики горожан, которые были
чрезвычайно рады, что после двух лет отсутствия к ним вер-
нулся двор. Потом были созваны Штаты Лангедойля, чтобы
они в свою очередь ратифицировали соглашение. Казалось,
кошмар гражданской войны, свирепствовавшей тринадцать лет,
и кошмар войны внешней, которая в последние пять лет доба-
вилась к первой, окончательно рассеялись.
Генрих V достиг своей цели — создал некую «двойную
монархию», чей король благодаря личной унии правил одно-
временно Англией и Францией. Но фактически контролиро-
вал он лишь Францию бургундцев. Договор в Труа далеко не
308 Эдуард Перруа. Столетняя война
объединил Западную Европу под властью одной авторитет-
ной династии, но вырыл ров — более глубокий, чем когда-
либо, — между партиями, делившими между собой Францию.
Которая из них возьмет верх? Чтобы ответить на этот вопрос,
достаточно окинуть взором Францию, разделенную на две
враждебные половины.
VII
РАЗДЕЛЕННАЯ ФРАНЦИЯ
(1418-1429 гг.)
До самых последних времен договор в Труа единодушно
осуждался как самая позорная капитуляция, какую только
знала наша национальная история. Из людей того времени,
которые не ведали нашего современного патриотизма и не
могли знать будущих событий, так считали не все. Нам надо
мысленно перенестись в ту эпоху, чтобы понять их противо-
положную реакцию.
С юридической точки зрения у договора в Труа был один
изъян по существу и по форме, который советники дофина в
подходящий момент сумеют изобличить. Обычай сделал Фран-
цию наследственной монархией, корона которой более трех
веков передавалась от отца к сыну. Когда решался вопрос о
наследовании трона после смерти последних прямых потом-
ков Капетингов, принцессы крови и их дети были отстране-
ны. Вернуться к этому вопросу, решение которого имело уже
почти вековую давность, значило ввести в обычай иннова-
цию, что в глазах людей средневековья было верхом беззако-
ния. В 1316 и 1328 гг. закон о наследовании был «изречен»
собранием баронов и пэров, то есть королевским судом в
его высшей форме. Суверену не следовало по своему произ-
волу отменять это решение, изменять закон о наследовании,
лишая наследства сына в пользу зятя. Возвысясь до абстрак-
тного понятия общественных интересов, юристы дофина объя-
вят, что корона — неотчуждаемое имущество и суверен явля-
ется только ее хранителем, но не может ею распоряжаться,
передавая тому или иному лицу.
Большинство подданных подобные умозрительные рассуж-
дения интересовали мало. Для них важней были условия их
жизни в ближайшее время, их интересовало, что принесет
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
311
или сулит мир между суверенами. Все выглядело так, что
народ как раз с радостью примет наконец-то заключенный
мир. Договор, добровольно принятый королем, которому на-
род тридцать лет пламенно желал выздоровления, усилия кото-
рого восстановить согласие в семье были широко известны;
поддержанный герцогом Бургундским, чей отец пользовался
к северу от Луары безумной популярностью; одобренный
высшими религиозными и политическими авторитетами —
университетом, парламентом, Штатами; наследник трона, под-
черкнуто декларирующий желание восстановить порядок, за-
ставить уважать правосудие, поставить на все должности спо-
собных и честных чиновников, чтобы навсегда изгнать кош-
мар гражданской войны; а против этого великолепного букета
сил и надежд — молодой дофин, обделенный энергией, до
последних времен игрушка в руках ненавистного коннетаб-
ля, сомневающийся в собственных правах и сознающий свою
крайнюю слабость. Казалось, англо-бургундцы уже заранее
выиграли партию. Но это было не так. При всем обилии
козырей у нее на руках «двойная монархия» была обречена на
поражение. Простое перечисление политических и военных
событий от заключения договора до появления Жанны д’Арк,
запутанных и неясных, не позволит объяснить этого пораже-
ния. Надо знать, как вели себя провинции, как они управля-
лись, какую поддержку они оказывали соперничающим адми-
нистрациям. Это трудный вопрос: по многим пунктам нам
еще не хватает достаточно подробных исследований, чтобы
делать уверенные выводы. Тем не менее можно попытаться
набросать общую картину, не претендуя на полноту в отно-
шении деталей, но представив ее основные черты в виде
временной гипотезы.
I
ЛАНКАСТЕРСКАЯ ФРАНЦИЯ
После английского вторжения 1417 г. и вступления бур-
гундцев в Париж в 1418 г. было уже не две Франции, а
целых три, подчиненные разным режимам: провинции, завое-
ванные и управляемые Ланкастерами; провинции, которые
контролировал герцог Бургундский; и, наконец, провинции,
которые еще сохранял за собой дофин. Следует рассмотреть
их все по очереди.
Везде, где сила оружия дала ему власть, Генрих V со вре-
мен договора в Труа осуществил военную оккупацию и по-
ставил автономную администрацию, в основных чертах су-
ществовавшую с 1420 г. и лишь немного модифицированную
в 1422 г., когда королем Франции был провозглашен Генрих VI.
Прежде всего это относится к герцогству Нормандии, кото-
рым он управлял не в качестве наследника Карла VI, а как
вотчиной англо-нормандской династии, землями, возвращен-
ными после двух веков капетингского владычества. Сюда же
входили и «завоеванные земли», оккупированные с 1420 г., то
есть Вексен с бальяжами Мант и Жизор до границ Понтуаза,
часть Шартрской области и север Мена. Столицей этого про-
винциального государства, не очень обширного, но богатого и
компактного, стал Руан. Здесь учредили Канцелярию, снимав-
шую копии с административных актов и составлявшую Каз-
начейские свитки1 Нормандии, ныне хранящиеся в Лондоне;
Большой совет, который должен принимать исполнительные
решения; восстановили пост сенешаля Нормандии, под влас-
тью которого находилась вся гражданская и военная админи-
1 Казначейские свитки — в Англии документы Казначейства, где
фиксировались расходы и доходы королевства (прим. ред.).
Разделенная Фращия (1418—1429 гг.)
313
страция; была также создана должность адмирала Норман-
дии. Суд Шахматной доски, который со времен капетингского
завоевания представлял собой не более чем ежегодно приез-
жавшую на время делегацию парламента и Счетной палаты
Парижа, был реорганизован. В Руане собственно Суд Шах-
матной доски стал верховным судом, постоянным учрежде-
нием. Специально для Нормандии была создана Счетная па-
лата в Кане, которая после временного исчезновения была
переведена в Мант. Финансами распоряжались казначей и
генеральный сборщик налогов. Чтобы довершить отделение
области от остального королевства, отделив от последнего и
интеллектуальную сферу, позже, в 1431 г., Бедфорд организо-
вал в Кане юридический факультет, несмотря на сопротивле-
ние парижских магистров.
Во всем этом ничего специфически английского не было.
Генрих V удовлетворился тем, что перенял существовавшие
институты, приспособил их к нуждам местного управления
или восстановил те, что были упразднены при Капетингах.
Административный персонал не тронули: местные чиновни-
ки, бальи, виконты, прево, делегаты, сборщики остались на сво-
их местах. Таким образом, жители имели дело только с чи-
новниками собственной национальности. Даже в органах
центральной власти преобладал французский элемент — точ-
нее, нормандский. Лишь некоторые посты были отданы анг-
личанам: канцлером стал Кемп, епископ Рочестерский, а ад-
миралом — граф Саффолк. Даже в Большом совете англий-
ский элемент не был ни самым многочисленным, ни самым
активным. Ланкастерская власть сумела обеспечить себе со-
трудничество нескольких преданных ей нормандцев, служив-
ших ее делу и пользовавшихся ее милостями: это рыцарь
Рауль ле Саж, владелец сеньории Сен-Пьер в Котантене, ко-
торый, когда английскому владычеству придет конец, удалит-
ся за Ла-Манш и превратится в настоящего англичанина;
это Робер Жоливе, аббат Мон-Сен-Мишель, — не в состоя-
нии завладеть своим аббатством, монахи которого сохраняли
несокрушимую верность дофину, он нашел в службе завое-
вателю удачную компенсацию своим огорчениям. Когда на-
селение оставалось лояльным, англичане не трогали ни лю-
314
Эдуард Перруа. Столетняя война
дей, ни имущество. Высказанная в первые дни завоевания
идея сделать порт Арфлёр английской колонией не нашла
продолжения. Жители, поначалу изгнанные, получили возмож-
ность вернуться. Генрих V, а особенно, после его смерти, его
брат и духовный наследник Бедфорд придавали большое зна-
чение хорошим отношениям с нормандцами. Они торжествен-
но подтвердили местные привилегии, частные и общие воль-
ности, особенно Хартию нормандцам 1315 г.; Бедфорд, стара-
ясь снискать расположение горожан, сократил репарацию,
наложенную на Руан.
В зависимости от военной организации режим оккупации
мог выглядеть очень по-разному. Только гарнизоны из-за Ла-
Манша могли сохранить Нормандию в подчинении и предот-
вратить любую попытку наступления сторонников дофина,
желающих сюда вернуться. Покорившись грубой силе иност-
ранной военщины, область забыла о благах упорядоченного
правления, о внимании чиновников, избранных из числа со-
граждан. Когда земля «завоевана» в любом смысле слова,
она острее чувствует бремя, которое на нее возлагают. Вся-
кая забота об обороне и о поддержании порядка с самого
начала оккупации стала делом англичан. Королевский намест-
ник, чей первый титул был «граф Солсбери», получал общие
директивы от военной администрации и жестко выполнял их,
несмотря на попытки сенешаля соперничать с ним. Порядок
поддерживался благодаря маленьким английским гарнизонам,
разбросанным по замкам. Их численность в 1421 г. не пре-
вышала 5000 человек, а позже ее даже сократят до 1500-
2000 воинов. Но они держали сельские коммуны под своей
властью благодаря системе «выгонов» (patis), коллективных
охранных свидетельств, продаваемых запуганным жителям
за деньги и позволяющих накладывать тяжелые штрафы в
случае восстания. Генрих хотел укоренить эти гарнизоны на
нормандской почве, встроить их в местную феодальную сис-
тему. Почти вся земельная знать сохранила верность дофину,
предпочтя изгнание рабству. Ее фьефы были без разбора
конфискованы и позже переданы английским капитанам за
обязательства снабдить замки гарнизонами и содержать в
них воинские контингенты, соответствующие значимости
Разделенная Фращия (1418—1429 гг.)
315
фьефа. Тем самым над коренным населением поставили фео-
далов из числа завоевателей, оплатили, не затратив ни гроша,
услуги, оказанные во время завоевания, безо всяких расходов
обеспечили надзор над областью и ее оборону. Чтобы поме-
шать этим новым колонистам уклониться от выполнения дол-
га, Генрих V под страхом смерти запретил английским ленни-
кам покидать Нормандию. Эта мера, слишком суровая, была
отменена Бедфордом. Тогда кое-кто дезертировал, поскольку
жить здесь было неприятно. Но на смену отъезжающим при-
бывали новые люди, до конца сохранившие этот режим жест-
кой военной оккупации. Поскольку за всякое противодействие
беспощадно карали суровыми конфискациями, в конечном счете
добрая часть нормандской территории, замки и сельские сень-
ории, попали в руки чужеземных пришельцев, жадных до бо-
гатств и жестоких по отношению к своим новым подданным.
В какой мере население довольствовалось этим положе-
нием вещей или же оно было настроено враждебно? Ответ
на этот вопрос может быть разным в зависимости от перио-
да, от региона, от классовой принадлежности людей. Горя же-
ланием поскорее упрочить свои завоевания, Генрих V шел
напролом, без зазрения совести ущемляя чьи угодно интере-
сы. В результате выселений, конфискаций, штрафов воцарил-
ся режим террора. После смерти Генриха V Бедфорд, как из
корысти, так и по душевной склонности, повел себя мягче,
пытался брать и снисходительностью, хотя в целом от общего
направления не отступил; он избегал впрямую оскорблять
чувства подданных, разрешал кому-то примыкать к англи-
чанам, принимал сотрудничество отдельных лиц. В разных
районах Нормандии также действовали с разной степенью
строгости. В портах, стратегически важных пунктах высад-
ки, был установлен чрезвычайный режим. Если, как мы
отметили, в Арфлёре проводились массовые экспроприа-
ции, то в какой-то мере они задели и Онфлёр, а может быть,
и Шербур. Наоборот, к крупным городам внутренней Нор-
мандии — Кану, Лизье, Руану, — добившись их капитуля-
ции, позже относились мягче. Если они достаточно актив-
но сотрудничали с оккупационными властями, то сохраня-
ли свои муниципальные свободы.
316
Эдуард Перруа. Столетняя война
Столь же по-разному складывались отношения с обще-
ственными классами. Эффективно и в полной мере добиться
сотрудничества удалось только от двух из них, чье влияние
определяла скорее их значимость, нежели численность.
С одной стороны, это духовенство, прежде всего высшие свя-
щеннослужители, которые в силу системы конкордатов!, вве-
денной папством после Констанцского собора, практически
назначались или контролировались правительством, еписко-
пы, аббаты, каноники-пребендарии* 2. Именно в их среде Бед-
форд найдет самых активных помощников, потому что на
престол архиепископа Руанского сам посадит Людовика Люк-
сембурга, сторонника и советника бургундцев. С другой сто-
роны, это торговая буржуазия городов, после героического
сопротивления захватчику легко примкнувшая к нему, как
только возвратился порядок, а значит, началось процветание
коммерции. Особенно характерный пример — Руан, резиден-
ция правительства, Совета, Канцелярии, Суда Шахматной дос-
ки, благодаря такому отношению узнавший хорошие времена
и заключивший выгодные сделки. Возобновление торговли с
Англией окончательно определило симпатии горожан. Совсем
иначе дело обстояло в деревне. Местная знать, за исключе-
нием крайне редких изменников, дружно не приняла захват-
чиков и ушла в добровольное изгнание, предпочтя потерять
свои владения, но не подчиниться вражескому закону. Крес-
тьянская масса в своей основе тоже была настроена откро-
венно враждебно. Для крестьянина новый режим воплощал-
ся лишь в иноземном сеньоре, жадно требующем оброков и
исполнения повинностей, да в соседнем гарнизоне, обычно
склонном к грабежам. Французские и нормандские хронис-
ты, к какой бы стороне они ни принадлежали, подчеркивали
непримиримую враждебность крестьянства, его мятежный дух.
‘Конкордат — договор между папой Римским и королем с це-
лью определить, какие обязанности и права есть у каждого в отно-
шении церкви отдельного королевства (прим. ред.).
2 Каноник — священнослужитель, состоявший при соборе и вед-
ший образ жизни, близкий к монашескому; пребендарий — клирик,
получивший пребенду — земельное владение (прим. ред.).
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
317
В описании некоторых из них оккупанты выглядели варвара-
ми и палачами, чьи бесчинства народ скорее терпит, чем при-
нимает с готовностью. Это сильное сопротивление не всегда
было равно эффективным. Очень активная поначалу, но встре-
чавшая жестокий отпор со стороны врага партизанская вой-
на, которую вела поставленная вне закона мелкопоместная
знать при поддержке тысяч сообщников на местах, принесла
немало успехов, но по мере того как надежды на скорое осво-
бождение угасали, ее накал слабел. Когда в 1424 г. у врат
Нормандии, в Вернее1, дофин погубил единственную силь-
ную армию, на которую еще можно было рассчитывать, упав-
шее духом население смирилось со своей судьбой. Отныне
войну продолжали только отдельные упрямцы, сорвиголовы
да приходящие с Юга дерзкие партизаны, наводившие страх
своими стремительными рейдами. Крестьян их приближение
пугало не меньше, чем английские гарнизоны. Чтобы спра-
виться с этими патриотами, англичане окрестили их «разбой-
никами», что давало удобную возможность вешать их без
всякого подобия суда, когда удавалось их схватить. Но беско-
нечно возобновлявшаяся борьба с этими таинственными парти-
занами изматывала оккупантов, напоминая им, что спокойствия
на вражеской земле им никогда не будет. Все новые казни не
укрепляли порядка, а лишь разжигали ненависть. Продолжа-
лись заговоры. В момент, когда на свое славное поприще всту-
пила Жанна д’Арк, мятеж возник даже в среде мирных руан-
ских горожан, и подавить его удалось лишь с грехом пополам.
Такое обилие трудностей красноречиво свидетельствует
о непопулярности и шаткости английского оккупационного
режима. А ведь, по признанию самого Генриха V, Нормандия
еще была провинцией, где его власть имела самые прочные
’Битва при Вернее (17 августа 1424 г.) — первое крупное сра-
жение между армиями дофина Карла и герцога Бедфорда. Англичане
легко одержали победу, воспользовавшись отсутствием единства
среди предводителей французов и несогласованностью действий
отрядов армии Валуа, состоявших, помимо прочего, из шотландцев,
арагонцев и генуэзцев. Шотландцы во главе со своими командира-
ми почти полностью полегли на поле боя (прим. ред.).
318 Эдуард Перруа. Столетняя война
основания. На смертном ложе он дал Бедфорду совет удер-
жать Нормандию любой ценой, даже если придется оставить
Париж. И на самом деле честный и энергичный регент сде-
лал все возможное, чтобы сохранить это драгоценное при-
обретение. Но если эту провинцию он не потерял, то и пере-
ломить ее настроения не смог. Отдельные проявления мило-
сердия, осуждение эксцессов некоторых особо одиозных
гарнизонов не принесли ему лояльности населения. На этой
глубоко враждебной земле англичане продержались тридцать
лет — срок немалый, если учесть трудности, связанные с их
задачей.
II
АНГЛО-БУРГУНДСКАЯ ФРАНЦИЯ
Под англо-бургундской Францией мы понимаем про-
винции, где после договора в Труа власть осуществляли со-
вместно английские чиновники и представители партии бур-
гундцев. Отсюда надо исключить собственные домены Фи-
липпа Доброго и его кузенов или младших отпрысков семьи,
которые в силу того же договора Генрих V обещал не беспо-
коить и отдал молодому герцогу в самостоятельное правле-
ние: в пределах королевства это Фландрия, Артуа, графства
Ретель, Невер и Шароле, герцогство Бургундия; добавим сюда
графство Булонь — оно находилось в вассальной зависимо-
сти от Артуа, но его законный наследник Жорж де ла Тре-
муйль с 1416 г. был лишен Иоанном Бесстрашным своих
владений; Турне, передовой пост королевского домена на
Шельде, с 1420 г. попавший под протекторат фламандских
чиновников, и Маконне, оккупированное бургундскими вой-
сками с самого начала войны с дофином. Посмотрев на кар-
ту, нельзя не поразиться, сколь небольшая территория находи-
лась под реальным контролем Ланкастеров даже в момент,
когда ее протяженность была максимальной. Находясь меж-
ду собственно английской Нормандией, Бургундским госу-
дарством и обширными регионами, сохранявшими верность
дофину, она по сути сводилась к бывшему королевскому до-
мену Филиппа Августа от Соммы до средней Луары, то есть к
старым бальяжам, окружавшим Париж, — Амьену, Верман-
дуа, Санлису, Мо, Мелёну и Шартру. Сюда надо было бы доба-
вить Шампань. Но, занятая с 1418 г. бургундцами, эта провин-
ция фактически избежала режима совладения. После 1424 г.
Бедфорд не будет здесь иметь никакой власти, даже номи-
нальной.
320
Эдуард Перруа. Столетняя война
Хоть ланкастерская власть и осуществлялась на ограни-
ченном пространстве, она извлекала неоценимое преимуще-
ство из того, что владела Парижем и контролировала цент-
ральные органы королевского правительства. Здесь не было
никакой нужды ни учреждать новые ведомства, ни даже про-
изводить чистку старых. Они были полностью реорганизова-
ны Иоанном Бесстрашным, заполнены ставленниками могу-
щественного герцога и полностью готовы к сотрудничеству
с новой династией. Договор в Труа не мог бы принести всех
плодов, на которые рассчитывали Ланкастеры, если бы влас-
титель Северной Франции не оставался верным другом Фи-
липпа Доброго. В политической сфере, несмотря на все назре-
вающие ссоры, к которым нам позже придется вернуться, Бед-
форд искал верного согласия и в течение десяти лет сумел
поддерживать добрую гармонию, укрепленную его браком с
Анной Бургундской. В административном плане трудностей
было еще меньше, потому что при двух этих принцах Фран-
цузское королевство управлялось французами или, скорее,
бургундцами. Поэтому чужеземное господство не очень сильно
проявлялось и стало более приемлемым для населения. Ко-
нечно, в Королевском совете можно было видеть нескольких
именитых англичан: военных, дипломатов, «почетных гостей»,
как кардинал Генрих Бофор. Но все остальные члены Совета,
самые влиятельные, потому что самые постоянные, были фран-
цузами и клиентами герцога Бургундского: канцлеры Жан
Леклерк, а потом Людовик Люксембург (из семьи графов
Сен-Поль), сначала епископ Теруаннский, а позже архиепи-
скоп Руанский, сделавший в бургундской администрации бы-
струю карьеру чиновника в качестве председателя Счетной
палаты и генерального управляющего финансами; Пьер Ко-
шон, ставший докладчиком Палаты прошений после своих
авантюр как магистра университета и кабошьена а вскоре (с
1 Приближенный герцога Иоанна Бесстрашного, Пьер Кошон был
одним из зачинщиков мятежа кабошьенов. Именно он выступил
перед парижскими горожанами и спровоцировал мятеж, в ходе ко-
торого толпы восставших проникли в спальню дофина и схватили
его людей (прим. ред.).
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
321
1420 г.) — архиепископ Бовезийский; Симон Морье, рыцарь
из области Шартра, которого назначили парижским прево;
мясник Жан из Сент-Йона, ставший управляющим финанса-
ми. Этим опытным или же прочно сидящим на своих местах
чиновникам Генрих V, а потом Бедфорд предоставили основ-
ную власть, оставив за собой на все про все только назначе-
ние на военные посты и присуждение даров и пенсионов.
Главные органы управления продолжали свою рутинную
работу, используя бургундский персонал, назначенный после
1418 г. Парламент, тщательно вычищенный Иоанном Бес-
страшным, который поставил первым президентом верного
сторонника бургундцев — Филиппа де Морвилье, во всем
поддерживал взгляды регента. По традиции придерживаясь
галликанизма, он, конечно, выдвинул кое-какие возражения,
когда в 1425 г. должен был зарегистрировать конкордат, по-
лученный Бедфордом из рук Мартина V, но его сопротивле-
ние ограничилось несколькими протестами, не получившими
развития, и было заглушено рабской привычкой высшего ду-
ховенства к покорности. В Счетной палате, в Палате эд, вос-
становленной Бедфордом (Иоанн Бесстрашный в 1418 г.
отменил ее вместе с податью эд), — та же верность ланкас-
терскому режиму; среди тех, кто делил между собой власть,
более десяти лет царили заложенные в Труа доброе согла-
сие и сотрудничество в административной сфере.
Если авторитет режима измерять активностью его зако-
нодательной деятельности, то о режиме Ланкастеров нельзя
сказать, чтобы он был очень силен. Все-таки Генрих V, на-
правляясь во Францию, объявлял о намерении восстановить
порядок в работе администрации, пораженной коррупцией,
прекратить произвол чиновников и пресечь разграбление
государственных доходов. Военные заботы, а равно ранняя
смерть не дали ему воплотить эти красивые планы реформ,
хотя трудно сказать, насколько искренне он к этому стремил-
ся. Но бургундские советники, также ратовавшие за них (из
которых некоторые, как Кошон, уже сыграли первостепенную
роль в кабошьенском движении), могли бы наконец попы-
таться под эгидой Ланкастеров провести это коренное пере-
устройство системы управления, которое поминали в своих
П Зак. 3581
322
Эдуард Перруа. Столетняя война
обещаниях. Что касается нерадения, косности или неспособ-
ности чиновников, то здесь они не сделали ничего. Единствен-
ная сфера, где они постарались как-то исправить застарелые
привычки, — сфера монетного обращения. Но само обилие
монетных ордонансов, повторяющих один другой, показывает,
как трудно им было восстановить и сохранить полноценную
монету, в то время как страну периодически наводняли моне-
ты из земель дофина, без конца девальвируемые.
Если англо-бургундцы и не ввели новшеств, то нельзя от-
рицать, что их режим все-таки был прочным. Главную сла-
бость их власти следует искать не в рутинности управления
и неприятии новых инициатив. Ее можно свести к трем пун-
ктам: трудности, связанные с военной оккупацией; алчность
английских капитанов и баронов; наконец, скудость финан-
совых средств.
Генрих V заставил Англию совершить финансовое и во-
енное усилие, совершенно непропорциональное ресурсам ко-
ролевства: экспедиция 1415 г., вторжение 1417 г., подкрепле-
ния, отправленные на континент в следующие годы... После
его смерти уже нельзя было дальше оплачивать нескончае-
мую войну, поглощавшую все больше людей без решающего
результата. И английский народ в лице его правителей, его
парламента счел, что, дав своему королю возможность надеть
корону Франции, свой долг он выполнил полностью. Если
после этого еще надо было покорить много мятежных про-
винций, то делать это надлежало его французским поддан-
ным, а не английским. За весь период своего правления в
Париже и Нормандии Бедфорд немногого мог добиться от
английских финансовых ведомств, очень неохотно приоткры-
вавших для него свои сундуки. Дело в том, что в этом пун-
кте со всей строгостью соблюдался принцип «двойной мо-
нархии». Расходы на Англию — за счет англичан, на Фран-
цию — за счет французов. Оба королевства, хотя и имели
общего суверена, существовали сами по себе. Когда из-за Ла-
Манша надо было получить подкрепления, всегда недостаточ-
ные, Бедфорд должен был их оплачивать из французского
бюджета. Потому у него не хватало людей, чтобы создать в
частично или полностью покоренных провинциях достаточ-
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
323
но плотную сеть постоянных гарнизонов. Англичане стара-
лись удерживать самые важные пункты — на реках, вдоль
дорог. Экономия средств вынуждала использовать всех име-
ющихся в распоряжении людей там, где происходили актив-
ные действия — в Мене и Анжу, между Сеной и Луарой.
Остальные места охранялись плохо, туда лишь периодически
направлялись карательные отряды для наказания бунтовщи-
ков. Внешнее равнодушие населения, покорность земельной
знати, которая почти вся стояла за бургундцев, не позволяли,
как в Нормандии, поселить здесь английских рыцарей, чтобы
им можно было не платить и они жили на доходы с фьефа,
дарованного им. Бургундские гарнизоны, услугами которых
приходилось-таки пользоваться, действовали сами по себе и
не были образцами абсолютной верности, как выявилось в
Шампани. Хотя население оказывало менее активное сопро-
тивление, чем в Бретани, захватчики не в полной мере со-
храняли контроль над ним, и власть их всегда была непроч-
ной, уверенности в завтрашнем дне у них не было. Париж с
пылом принял сторону герцога Бургундского из ненависти к
арманьякам. Английская оккупация заставила его забыть о
режиме террора, от которого он избавился; он выражал недо-
вольство иностранным гарнизоном, но до восстания дело ни-
когда не доходило. На сельскую местность можно было рассчи-
тывать гораздо в меньшей степени. В результате некоторые
крепости могли надолго оставаться в руках своих арманьяк-
ских капитанов или впускать гарнизоны воинов дофина, когда
из-за случайностей войны его отряды оказывались близко,
образуя то здесь, то там островки сопротивления, делая небе-
зопасными дороги, давая возможность для дерзких рейдов.
Хотелось бы иметь возможность усеять карту этими красны-
ми точками, оценить их плотность и, следовательно, опасность.
Но такая карта сильно менялась бы в зависимости от мо-
мента времени, к которому она относится. В какой-то момент,
в конце 1423 г., они были очень многочисленны — не только
вокруг Парижа и в Шампани, но и в Понтье, в Пикардии, на
границах Ретельской области и Барруа. Тогда ватаги сторон-
ников дофина рыскали под стенами Парижа. Мощное контр-
наступление англичан нанесло им сильный урон. Впрочем,
324
Эдуард Перруа. Столетняя война
они сохранились или же изменили облик. Эпопея Жанны
д’Арк знакомит нас с двумя знаменитыми образцами таких
анклавов. На восточных границах Шампани и Барруа целые
округа благоговейно хранили память о Людовике Орлеан-
ском, обладавшем немалым могуществом в этом регионе, и
оставались верны дофину, никогда не открывая объятий бур-
гундской партии. Известно, какой властью над деревнями
Аргонна обладал Робер де Бодрикур, капитан замка Вокулёр,
командовавший от имени буржского короля. В самом Иль-
де-Франсе кавалькада, едущая на коронацию, вернет Компьень,
где в двух шагах от Крея и Фландрского тракта Гильом де
Флави разместил гарнизон сторонников дофина. Переложив
на бургундцев заботу о поддержании порядка, Ланкастеры
никогда реально не владели Северной Францией. Легкость, с
какой Труа, а потом Реймс откроют ворота накануне помаза-
ния, более чем убедительно доказывает, что англо-бургунд-
ское владычество здесь было скорей номинальным, чем эф-
фективным.
Не меньше мешали Бедфорду править требования англий-
ских баронов и капитанов. Всякий прибывший во Францию
воевать, великий и малый, желал урвать свою часть от захва-
ченных трофеев. За оказанные услуги нужно было платить;
чтобы удержать на континенте лучших капитанов, им следо-
вало выделять приличные сеньории; нерешительных соблаз-
няли посулами даров, чтобы побудить пересечь Ла-Манш и
влиться в поток воинов. Владения мятежных вассалов, удель-
ных князей: Мен, Перш, Алансон, Э — некоторые из них, прав-
да, еще надо завоевать, — должны были утолить самые нена-
сытные аппетиты: львиную долю получили Уорик, Солсбери,
Саффолк, Тальбот, Фастольф. Другим, а имя им легион, тоже
надо раздавать земли и назначать пенсионы. Именно ради
этого Бедфорд оставил за собой в правительстве Франции
контроль над милостями. Но очень быстро оказалось, что
выполнить все требования, которым нет конца, он не в силах.
Когда конфискаций бывало уже недостаточно, чтобы удов-
летворить все амбиции, приходилось кусок за куском отчуж-
дать королевский домен, и так уже плачевным образом уре-
занный из-за гражданской войны, а дальше — обременять
Разделенная Фращия (1418—1429 гг.)
325
казну всевозможными выплатами, без конца углублявшими
пропасть бюджетного дефицита. Первыми этим пользовались
сторонники бургундцев: чтобы не ускорить их измену, нельзя
было ни лишать их наследства, ни прекращать снабжение.
Где взять суммы, необходимые для насыщения такой алчной
оравы агентов власти?
В Северной Франции Ланкастеры унаследовали все фис-
кальные трудности Валуа, усугубленные потребностями вой-
ны и военной оккупации. Иоанн Бесстрашный, преследуя свои
демагогические цели, отменил сбор эд, подымной подати или
косвенных налогов, оставив из непопулярных податей одну
габель. С 1420 г. Генрих V добился от Штатов Лангедойля
при утверждении договора в Труа восстановления налогов
на продажи, правда, по меньшей норме, чем прежде: 1/20 для
коммерческих сделок, 1/4 для вина и напитков. Вскорости
возникла необходимость вернуть и подымную подать. Но ре-
жим, не уверенный в поддержке общественного мнения, не
мог это сделать одним росчерком пера. Значит, надо было
обращаться к Штатам. Но слишком часто созывать предста-
вителей всего англо-бургундского Лангедойля англичанам не
хотелось. Это было сделано всего однажды, сразу после побе-
ды при Вернее, когда вновь выросший престиж позволил им
добиться согласия на сбор солидной тальи — 240 000 ливров.
С другой стороны, в провинциях старого домена — Иль-де-
Франсе, Пикардии, Вермандуа, Шампани — не было давней
традиции сборов местных Штатов. И Бедфорд, ничуть не от-
ступая от обычаев, созывал здесь Штаты лишь крайне редко.
Известна одна ассамблея представителей Шампани и Пикар-
дии весной 1424 г., и это все. Впрочем, как наиболее постра-
давшие от гражданской войны, эти истощенные провинции
не могли давать ни постоянных, ни значительных налоговых
поступлений. Как ни плохо известны подробности ланка-
стерского управления в этих округах, похоже, Бедфорд был
вынужден удовлетворяться в качестве прямых налогов теми
скудными субсидиями, которые время от времени вотировали
депутаты некоторых городов или малые ассамблеи балья-
жей. Вся масса налогового бремени пришлась на Париж, го-
рожан которого давили поборами при всех режимах, и на
326
Эдуард Перруа. Столетняя война
Нормандию. Попав под более устойчивый режим оккупации
и под более строгое управление, меньше пострадав от войн,
Нормандия в полной мере стала «дойной коровой» ланкас-
терского режима. Местные Штаты здесь по традиции были
более жизнестойкими, чем в бывшем королевском домене.
Генрих V и Бедфорд тут, как и в других местах, воздержива-
лись от нововведений. Они часто собирали представителей
герцогства — в Руане, в Верноне, в Кане, в Манте, иногда
даже в Париже; только за тринадцать лет, с 1422 по 1435 г.,
известно более двадцати сессий нормандских Штатов. Каж-
дый раз от них требовали денег, которые они покорно вотиро-
вали. Объем выделяемой тальи колебался от 100 000 до
300 000 ливров в год; но невозможно сказать, в какой сте-
пени сборщикам удавалось собирать столь крупные суммы с
одной-единственной провинции королевства. В любом слу-
чае они не удовлетворяли полностью нужд администрации,
прежде всего военных. Если вспомнить, что в начале века
монархия Валуа ввела во всем королевстве талью, превышав-
шую миллион ливров, станет понятно, насколько уменьши-
лись суммы, которыми были вынуждены довольствоваться
захватчики, причем в момент, когда продолжение войны и
завоеваний вело к постоянному росту их потребностей.
Итак, все имеющиеся ресурсы должны были строго расхо-
доваться лишь на войну. Оккупационный режим, который
Ланкастеры рассчитывали установить временно, завершился
лишь с прекращением их власти и не позволил им привлечь
на свою сторону население, потому что так и не дал ему
спокойствия, существовавшего до гражданских смут. Тем не
менее боевые силы англичан, их экспедиционные корпуса, раз-
деленные на мобильные эшелоны, или разбросанные по зам-
кам гарнизоны регулярно снабжались провиантом и бое-
припасами, в определенные дни получали повышенное жало-
ванье — ничего этого не ведали, и уже давно, те, кто воевал на
стороне дофина. Именно благодаря этой строгой органи-
зации армии при небольшом личном составе англо-бургунд-
ский режим держался в стране, несмотря на неполный ха-
рактер военной оккупации, на ненадежность налоговых по-
ступлений. При взгляде изнутри кажется, что он поражен
Разделенная Франция (1418—1429 гг.) 327
неизлечимой слабостью, что он умирает раньше смерти. Доб-
лесть вождей, предпринявших это химерическое и безнадеж-
ное дело, также объясняет его частичный успех и существо-
вание более пятнадцати лет. Наконец, им повезло — прежде
всего в том, что среди противников не нашлось людей их
калибра, которые бы одним щелчком могли разрушить хруп-
кий карточный домик «двойной монархии».
Ill
БУРЖСКОЕ КОРОЛЕВСТВО
Вся Центральная и Южная Франция, за исключением анг-
лийской Гиени, сохранила верность дофину Карлу после того,
как он был лишен наследства. Когда в мае 1418 г. бургунд-
цы вошли в столицу, они кичились, что на их стороне боль-
шая часть королевства. На какой-то момент губернаторы, на-
значенные Иоанном Бесстрашным, а именно Жан де Шалон,
принц Оранский, поддержанный Жаном де Гральи, графом
Фуа, действительно добились признания в Лангедоке, где ли-
хоимство покойного герцога Беррийского настроило обще-
ственное мнение против арманьяков. Поездка дофина с мар-
та по май 1420 г. по южным провинциям и взятие Нима и
Пон-Сент-Эспри вернули Лангедок под его контроль; но не-
много позже, в 1425 г., управление этими богатыми сене-
шальствами было доверено ныне подчинившемуся графу Фуа,
который, как и все его предшественники, стал их сознательно
грабить, осуществляя власть практически как независимый
правитель и включив в пределы своего наместничества со-
седние провинции — Ажене и Руэрг, вяло оспариваемые ан-
гличанами.
Границы подвластной дофину территории неизбежно ос-
тавались неопределенными и сдвигались в зависимости от
его переменного успеха в боевых действиях. Если на севере
сражались прежде всего за обладание землями между Сеной
и Луарой, то есть от бретонских марок до Морвана, то на восто-
ке, напротив, после 1423 г. бургундский фронт стабилизировал-
ся: его линия шла вниз по Луаре от Жьена до Роанна — где
давно велась борьба за два плацдарма Ла-Шарите и Марси-
ньи, угрожавшие соответственно Берри и Бурбонне, — далее
поворачивала на восток между Маконне и Божоле и наконец
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
329
упиралась в Бресс, владение Савойского дома, сохранявшего
нейтралитет, скорее благожелательный к бургундцам. На юго-
западе театром скрытой войны осад и набегов были Сен-
тонж, Лимузен, Перигор, Руэрг, Ажене.
В этих пределах Карла признавали в трех группах про-
винций: с одной стороны, в землях по Луаре, северным кры-
лом которых были домены Анжуйского и Орлеанского до-
мов, южным — домен Бурбонов. Это Пуату, Турень, Берри —
места, где предпочитал жить юный принц, которого враги вскоре
презрительно нарекут «буржским королем». Южную группу
составлял Лангедок и причисленные к нему владения, о непо-
стоянстве которого мы только что говорили. Наконец, на юго-
востоке располагалось Дофине, удачно соединенное с основ-
ной территорией королевства благодаря тому, что в руках
дофина находился Лион — стратегическая позиция первосте-
пенной важности, соседствующая с бургундскими доменами;
Лион подтвердил свою верность с самых первых дней войны.
Позже лионские консулы не без гордости напомнят победо-
носному Карлу VII, что их город «никогда не колебался».
В своей квазицелостности только что перечисленные провин-
ции раньше представляли собой апанажи принцев орлеан-
ской группировки или подчинялись им как губернаторам, при-
чем совсем недавно: Турень и Дофине были владениями де-
тей Карла VI и в последнюю очередь перешли к самому
дофину Карлу; в Берри, Пуату и Лангедоке раньше правил
герцог Беррийский. Действительно, в 1418 г. основную силу
шестнадцатилетнего юноши, которого бургундцы изгнали из
Парижа, составляла верность принцев. За него Анжуйцы: он
уже был обручен с Марией, сестрой Людовика III Анжуйско-
го и того самого Рене, которого другой брак позже сделает
герцогом Лотарингским; лишившись поддержки коннетабля
д’Арманьяка, он обрел необходимую покровительницу в лице
своей тещи Иоланды Арагонской, вдовы Людовика II Анжуй-
ского, которую по эту сторону Альп величают «королевой
Сицилии» и которая старалась согласовать анжуйские инте-
ресы с интересами зятя. За него Орлеаны: конечно, герцог
Карл на многие годы стал пленником англичан и скрашивал
досуг долгого заключения, шлифуя свои изящные рондо, что-
330
Эдуард Перруа. Столетняя война
бы стать самым прелестным поэтом нашего XV в. Но в его
отсутствие орлеанским апанажем управляли чиновники до-
фина, а главное, что единокровный брат сиятельного пленни-
ка, бастард Жан, граф Дюнуа, отдал свой меч на службу
делу Валуа. За него, наконец, Бурбоны; в отсутствие герцога
Иоанна, который тоже находился в плену, где и умер впос-
ледствии, делу дофина верно служила герцогиня Мария Бер-
рийская, присоединившая к обширным владениям мужа
Овернь; ее войска будут успешно сдерживать натиск бургунд-
цев на границах Шароле и Божоле. Конечно, Буржское ко-
ролевство на многие годы осталось подверженным анархии,
хаосу, разрухе. Но благодаря поддержке удельных князей оно
представляло собой компактную группу земель, где не возни-
кало никаких серьезных расколов, где не было ни островков
сопротивления, ни партизанских рейдов, столь опасно ослаб-
лявших англо-бургундскую Францию.
Таким образом, при всей неустроенности своей бродячей
и нуждающейся жизни на берегах Луары дофин вовсе не
был так одинок, не покинут всеми, как часто писали. К под-
держке принцев добавлялась не имеющая равных помощь со
стороны королевских чиновников, в основном верных слуг
Валуа. Столицу дофин был вынужден уступить врагу, а вмес-
те с ней и центральные органы управления. Их пришлось
кое-как воссоздавать в изгнании и размещать в случайных
резиденциях к югу от Луары. Как с 1418 по 1420 г. Труа для
королевы и бургундцев, Бурж стал чем-то вроде столицы, где
разместились основные государственные учреждения. Имен-
но там по преимуществу заседал совет дофина, когда он не
следовал за принцем в его передвижениях по стране. Имен-
но там были организованы постоянные отделения Канцеля-
рии; там же после кратковременного пребывания в Туре
водворилась и Счетная палата. Город Пуатье, другая столица
беррийского апанажа, принял к себе собственно судебные
учреждения. С 21 сентября 1418 г. согласно Ньорскому ор-
донансу там расположился парламент. Учтя, что чистка, про-
веденная в парламенте герцогом Бургундским, практически
уничтожила старый парламент и сделала новый незаконным,
дофин перенес резиденцию верховного суда королевства в
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
331
бывший дворец графов Пуатевинских. Сначала этот суд был
очень малочислен и насчитывал не более восемнадцати су-
дей, советников и докладчиков прошений. Здесь удалось
организовать только два отделения — большую палату и па-
лату по уголовным делам. Следственная палата и палата про-
шений были восстановлены намного позже, когда персонала
стало побольше и дела пошли более постоянным потоком:
ведь неспокойная жизнь во всем королевстве свела почти на
нет авторитет и компетенцию этого парламента в изгнании.
Между 1420 и 1428 гг. даже пришлось в Тулузе, а потом в
Безье создать и сохранить на время отдельный парламент
для разбора лангедокских дел на месте, даром что король все-
гда старался избегать децентрализации своих верховных су-
дов. Наконец, в том же Пуатье в 1425 г. была реорганизова-
на Палата эд — также в уменьшенном составе, потому что в
ней осталось семь членов.
Это дублирование институтов в целом не составило осо-
бого труда благодаря тому, что королевские чиновники сохра-
нили верность делу дофина. От массовых увольнений в пар-
ламенте, ведомстве двора, финансовых службах, верховных
судах, проведенных в 1418 г. Иоанном Бесстрашным и за-
вершенных в 1420 г. Генрихом V, пострадало не только не-
которое количество заведомых сторонников арманьяков, но
и многие нейтральные либо умеренные чиновники, желаю-
щие прежде всего возврата к внутреннему миру, возврата, ко-
торый на какой-то момент произошел при дофине Людовике
Гиенском. Уступив место безвестным бургундцам, слабо раз-
биравшимся в делопроизводстве и не умевшим придать па-
рижским институтам того блеска, каким обладали прежние
представители королевской власти, смещенные чиновники
оказались скопом причислены к приверженцам дофина и
приговорены к изгнанию. Свою корыстную преданность, не
всегда сочетавшуюся с добросовестным исполнением обя-
занностей, но неизменную, они принесли Буржскому королев-
ству, видя в этом режиме единственное легитимное продол-
жение прежней французской монархии. Тем самым они ста-
ли основой режима, который без них мог бы и рухнуть. Штат
всех ведомств откровенно очень сократился, и кандидатов
332
Эдуард Перруа. Столетняя война
было явно больше, чем мест. Выбор, который делали из мас-
сы соискателей, не всегда бывал удачным: слишком многие
из чиновников были продажными людьми, отъявленными взя-
точниками, однако обладали опытом и теми качествами, кото-
рые руководству удавалось оценить лишь задним числом.
В парламенте в качестве первого президента заседает Жан
де Вейи, старый опытный советник, давний враг кабошьенов;
в качестве президента — Жан Жювенель, бывший хранитель
должности купеческого прево, потом королевский адвокат,
потом канцлер герцога Гиенского и наконец председатель
Палаты эд, пристроивший при себе двух сыновей — будущего
архиепископа Реймского и хрониста, более известного под
латинизированным именем Жювенель дез Юрсен; нашлось
место и для Арно де Марля, сына бывшего канцлера, убитого
как арманьяка в 1418 г. Во главе финансовых ведомств ко-
ролева Иоланда поставила (потом она же спровоцирует его
опалу) Жана Луве, малопочтенного председателя Счетной па-
латы Прованса. В состав Палаты эд помимо двух членов
прежней палаты, упраздненной бургундцами, назначили двух
бывших советников парламента, протеже Людовика Гиенско-
го и Людовика Орлеанского, и трех пуатевинцев, прежде слу-
живших герцогу Беррийскому. Подобную же смесь можно
было обнаружить и в местной администрации. Там наряду с
заурядными рвачами служили честные и энергичные люди,
как Эмбер де Гроле, бресский дворянин, который с 1419 г. до
самой смерти, наступившей в 1434 г., замечательно исполнял
должность сенешаля Лиона и в этом качестве руководил
сопротивлением, отбив немало нападений бургундцев и рас-
строив ряд савойских интриг.
Превосходя ланкастерский режим площадью подвластных
территорий, поддержкой удельных князей и качеством адми-
нистративного персонала, Буржское королевство к тому же
обладало более обширными средствами, которые, если бы их
не расхищали мошенники-управители и придворные хищни-
ки, могли бы дать возможность для более форсированного
военного натиска. Как и его соперник Бедфорд, Карл исполь-
зовал существующие налоги, продолжал взимать габель и налог
с продаж и постоянно требовал от Штатов разрешения на
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
333
сбор новой тальи. Счастливые времена, когда Карл V и его
сын повышали талью собственной властью, вернутся, лишь
когда монархия, став единым целым, вернет себе былой пре-
стиж. Однако ассамблеи Штатов, порой созываемые несколь-
ко раз в год, редко противились требованиям правительства.
И поскольку подчиненные Карлу провинции в целом были
богаче и, пожалуй, менее разорены, чем владения Бедфорда,
буржский король получал с них, по крайней мере по докумен-
там, значительные суммы. Только в 1424 г., явно составлявшем
исключение, потому что в этот год формировалась крупная ар-
мия, было выделено: в марте Штатами Лангедойля, собравши-
мися в Сель-сюр-Шер, — талья в миллион ливров; в мае Шта-
тами Лангедока, созванными в Монпелье, — 150 000 ливров; та
же сумма в декабре — сессией Генеральных штатов, состо-
явшейся в Клермоне; тем временем согласие на дополни-
тельный эд дали местные собрания в Сентонже (июнь), в
Веле, Жеводане и Виваре (сентябрь), тогда как только для
Пуату налог повысили на 50 000 ливров. Это в целых пять-
шесть раз превышало сумму, которую мог рассчитывать со-
брать в своих доменах Бедфорд. В обычные годы, когда Лан-
кастеры получали 100 000 или 200 000 ливров, Валуа добива-
лись выделения не менее 500 000 ливров; доход еще оставался
довольно большим. Очевидно, остается выяснить, в какой сте-
пени страна, ресурсы которой все более истощались, выпла-
чивала огромные суммы, которых от нее требовали. Остается
также выяснить, какая часть собранных денег попадала в
сундуки буржского короля. Есть подозрение, что имели мес-
то бесчисленные растраты, хищения, расточительность дофи-
на по отношению к недостойным фаворитам. В первые годы
своего изгнания Карл жил в полнейшей нужде, едва находя
достойную одежду, — и тем не менее его пристрастие к кра-
сивым тканям было столь велико, что он станет тратить на
них весь доход скудного бюджета, — в окружении несколь-
ких приверженцев, тоже бедных. Его чиновники, плохо устро-
енные в слишком маленьких «столицах», лишь нерегулярно
получали небольшое жалованье. В Туре, в Шиноне, в Бурже
мало-помалу воссоздавался двор, кочевавший из одной рези-
денции в другую. Но денег продолжало не хватать. Старые
334
Эдуард Перруа. Столетняя война
приемы, а именно девальвация монеты, использовались самым
активным образом — до такой степени, что Штаты Шинона,
созванные в 1428 г. накануне осады Орлеана, отказались
выделять какие бы то ни было новые субсидии, пока монета
не вернется к прежней стоимости и не стабилизируется.
Следует ли удивляться, что в обстановке подобной нераз-
берихи все, что делалось в военной сфере против англо-бур-
гундцев, не только не оправдывало надежд, но уступало и тем
ограниченным результатам, которых при ничтожных средствах
удается достичь экономному Бедфорду? Если английская ар-
мия была малочисленна и ее не хватало для выполнения
неотложных задач, она, во всяком случае, отличалась спло-
ченностью, хорошей экипировкой, ей регулярно платили; дис-
циплина здесь была строгая и действенная. Карл в своем
королевстве мог рассчитывать почти на одних арманьякских
капитанов, реликтов гражданской войны, закосневших в гру-
бости, привыкших к грабежу и недисциплинированных. За
последующее участие в эпопее Жанны д’Арк некоторых из
них окружит ореол славы. Но пока что Ла Гир и Ксентрай,
Амбруаз де Лоре, гасконцы Арно Гильем де Барбазан и Амо-
ри де Северак и даже сам «милый Дюнуа1» — не более чем
атаманы разбойников. Для организации более многочислен-
ных экспедиций Карл возлагал всю надежду на иностранных
наемников, а именно на грозных шотландцев, которых посы-
лал ему регент Олбани, очень довольный, что заодно избав-
лялся от неудобных соперников. Их вождей — Арчибальда,
’Жан, граф Дюнуа (1402-1468 гг.), прозванный Орлеанским
Бастардом. Незаконный сын Людовика, герцога Орлеанского, после
пленения в битве при Азенкуре (1416 г.) своего сводного брата
Карла Орлеанского стал главой орлеанской партии, т. е. арманья-
ков. Примкнул к дофину Карлу и участвовал во всех военных дей-
ствиях против англичан. Сражался вместе с Жанной д’Арк под
Орлеаном (1429 г.), освобождал от англичан Шартр, Париж и Дьепп,
командовал армиями в Нормандии (1449 г.) и Гиени (1451 г.). По
поручению Карла VII и Людовика XI участвовал в дипломатиче-
ских миссиях в Милан и Геную, вел переговоры о перемирии в
Туре (1444 г.) (прим. ред.).
Разделенная Франция (1418—1429 гг.) 335
графа Дугласа, Джона Стюарта, графа Бьюкена — буржский
король примет с распростертыми объятиями, наделит земля-
ми и пенсионами; в 1421 г. Бьюкен опояшется мечом конне-
табля. Но они вели себя во Франции как в завоеванной стра-
не, и их гибель на поле боя под Бернеем народ воспримет как
избавление.
Очень слабое место партии дофина, в конечном счете став-
шее причиной ее периодических поражений и жалкого уров-
ня обороны от англо-бургундцев, — это личность самого вож-
дя и тех, кто давал ему советы и наживался за его счет. Не-
возможно представить принца, менее способного вызвать
воодушевление окружающих и объединить их вокруг себя,
чтобы отстоять дело, находящееся под угрозой, менее пригод-
ного на роль вождя, а после — короля. И в физическом, и в
нравственном отношениях Карл — слабый человек, уродливый
вырожденец. Тщедушного сложения, худой, с невыразитель-
ным лицом, грубых и неприятных черт которого нисколько
не оживляют маленькие испуганные глаза, придававшие ему
скрытный и сонный вид и прячущиеся за длинным и широ-
ким носом, дофин, последний отпрыск слишком большой се-
мьи, — в 1418 г. ему исполнилось шестнадцать лет — не
был предназначен, чтобы занять престол. Совсем ребенком
он был обещан в мужья Марии Анжуйской, и за его воспита-
ние с 1412 г. взялась королева Иоланда. Из этого унизитель-
ного положения его вывели, только когда ему пришлось со
смертью Иоанна Туренского возглавить партию арманьяков,
да и тут он попал под жесткую длань страшного коннетабля.
Унылое детство, проведенное среди опасностей и врагов, раз-
вило в нем скрытность и коварство; очень похоже, что поку-
шение на мосту Монтеро, как бы он от него ни открещивался,
было предумышленным. Крайняя слабость сделала его чело-
веком робким и апатичным, не уверенным ни в чем — ни в
своих сторонниках, ни даже в своих правах. Постоянно чув-
ствуя обиду, которую нанес ему договор в Труа, он с тревогой
задавался вопросом, не права ли его мать — может быть, он и
в самом деле бастард? В таком случае чего ради бороться?
Порой он восставал против этого оскорбления, громогласно
заявляя о правоте своего дела, как в январе 1421 г., когда
336
Эдуард Перруа. Столетняя война
Парижский парламент, преследуя в его лице убийцу Иоанна
Бесстрашного, объявил его изгнанным из королевства и не
имеющим права владеть никакой сеньорией; или как в нояб-
ре 1422 г., когда, услышав о смерти отца, он объявил о своем
восшествии на французский престол и поклялся перед не-
сколькими приверженцами в замке Меён-сюр-Йевр, что не
сложит оружия, пока не вернет свое королевство. Но вскоре
он впал в апатию, связанную с постоянным страхом, чем
воспользовалось его окружение, растаскивавшее остатки ко-
ролевства. Несмотря на отдельные вспышки — с 1422 г. Карл
объявил, что не будет сам водить свои армии, — он не верил
в вооруженную силу и часто отказывался выступить в по-
ход и оказать сопротивление захватчикам. Ни на миг он не
теряет надежды дипломатическим путем добиться примире-
ния, которое только и позволит выдворить англичан из Фран-
ции. Но на пути примирения палки в колеса ему вставляли
советники, разжигая в нем злобу на бургундцев, которой они
жили. Слишком слабый, чтобы выиграть войну, слишком вя-
лый, чтобы договориться о мире, Карл ежеминутно обманы-
вал ожидания тех — а их еще множество, — кто видел в нем
законного наследника славной династии. Меланхолично ко-
чуя из резиденции в резиденцию, молчаливый, скрытный, по-
дозрительный, этот юноша, чье отрочество слишком затяну-
лось, ждал ударов судьбы, чтобы обнаружить в себе мужчи-
ну, чтобы стать королем.
Что сказать о тех, кто занимал первое место в его окру-
жении и командовал послушными чиновниками? Канцлер
Робер ле Масон, президент Луве, Танги дю Шатель, самые
влиятельные лица в первые годы Буржского королевства, —
последние выжившие представители группировки арманья-
ков, вдохновители преступления на мосту Монтеро, скрытые
приверженцы своей партии, сформированные гражданской
войной и научившиеся жить и процветать благодаря ей, рас-
считывающие сохранять власть только за счет продолжения
борьбы группировок. Возникнет ли для них угроза потерять
место? Мы увидим, что они будут прибегать к приемам граж-
данской войны и возмущаться, ссылаясь на своего повелите-
ля, теми, кто вытеснит их в качестве фаворитов. Надо при-
Разделенная Франция (1418—1429 гг.) 337
знать, что их преемники будут немногим лучше. В окруже-
нии слишком юного принца, как и при его помешанном отце,
вновь начинались распри, интриги, заговоры, дворцовые пе-
ревороты. А поскольку Карл еще нескоро станет мужчиной,
то от этого растлевающего окружения, при надобности при-
бегая к убийству, он отделается лишь очень поздно. Придет-
ся ждать 1433 года, чтобы алчный Жорж де ла Тремуйль,
долгие годы бывший злым гением буржского короля, пал от
ударов убийц.
IV
судьбы войны: ОСАДА орлеана
Ход военных операций, проводившихся в течение почти
девяти лет, от заключения договора в Труа и до появления
Жанны д’Арк, как на бургундском фронте, так и на англий-
ских рубежах обороны, трудно описывать последовательно.
Если бы захватчики вели их решительно и с привлечением
крупных сил, эти операции, конечно, завершили бы опасный
ряд «набегов», из которых последним по времени в действи-
тельности был Азенкурский, и, может быть, заставили бы со-
бытия повернуться в пользу того, кто заранее был признан
победителем. Но задача завершить завоевания, которую ни-
как не удается решить, вынуждает Ланкастеров распылять
свои силы, терять драгоценное время на то, чтобы подавлять
островки сопротивления, в любой момент быть готовыми за-
щититься от внезапного нападения сторонников дофина.
В конечном счете все сводится к налетам, захватам крепостей,
более или менее глубоким рейдам на территорию противни-
ка, отдельным сравнительно долгим осадам. Прекрасный мате-
риал для историка-краеведа, который по ограниченному театру
военных действий, на примере Анжу, Ниверне, Южной Бургун-
дии может подробно проследить за превратностями войны в
одной конкретной точке; или для биографа, который, посвя-
тив исследование какому-нибудь прославленному капитану,
например, пуатевинцу Перрине Грессару у англо-бургундцев
или кастильцу Родриго де Вильяндрандо у приверженцев
Карла VII, по своему усмотрению представляет героя на той
или иной арене его подвигов. Нам придется отказаться от
воссоздания на основе этих событий той общей и упрощен-
ной картины, какой требует военная история при описании
крупных конфликтов, тем более что даже в этот печальный
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
339
период бесконечно возникающие в каждом лагере полити-
ческие проблемы и переменчивый соблазн дипломатических
сближений срывают планы капитанов. А если факты, относя-
щиеся к дипломатии и политике, отделять от чисто военных
событий, то последние будут выглядеть еще более бессвязны-
ми, чем даже были в действительности. Поэтому придется,
рискуя слишком ограничить выборку из моря фактов, попы-
таться охарактеризовать несколько больших стадий, отметить
пройденные этапы, выявить несколько особо значительных
дат. Поступая так, историк оказывается в более выгодном
положении, чем современники, которые из-за погруженности
в текущую повседневность не способны выделить принци-
пиальные перемены в пестром океане событий дня. Что-
бы убедиться в этой близорукости, достаточно прочесть
ценнейший «Дневник» парижского горожанина, безымян-
ного сторонника бургундцев, — верное отражение чувств
жителей столицы, весь заполненный записями о подорожа-
нии жизни, о трудностях со снабжением, автор которого
проявляет больше интереса к мимолетным колебаниям
общественного мнения, чем к самым важным решениям
дипломатов и капитанов, или даже увлекательную «Хро-
нику» Жювенеля дез Юрсена, где этот умеренный совет-
ник Карла VII, некоторое время спустя и несколько приук-
рашивая свою роль, излагает свои воспоминания. Если в
том и другом лагере все более и более отчетливо ощуща-
ют серьезность ставки: ведь на карту поставлена судьба
авторитетного Французского королевства, — то как разви-
ваются события и куда со всем пылом несутся люди, совре-
менники видят не вполне ясно.
Первый этап этой запутанной истории, в которой нам
надо будет уловить самые основные контуры, составляют итог
деятельности Генриха V и начало царствования его преемни-
ка — до середины 1423 г. Окруженный ореолом беспример-
ной воинской славы, гордый дипломатическим успехом, бла-
годаря которому давно вожделенная корона оказалась от него
на расстоянии вытянутой руки, король Англии, женившись на
Екатерине Французской, все-таки не завершил тем самым сво-
его дела. Общая цель и его политики, и политики его бургунд-
340
Эдуард Перруа. Столетняя война
ского союзника состояла в том, чтобы свергнуть дофина —
единственное препятствие к объединению королевства под
скипетром Ланкастеров. Но время атаковать дофина в его
логове, на землях к югу от Луары, еще не настало, хотя и
казалось, что тот очень уязвим. Дело в том, что Генрих, при-
держиваясь стройного метода, который использовал до сих
пор, хотел сначала завершить подчинение завоеванных про-
винций и лишь затем двигаться дальше. Почти повсюду — в
Понтье, в Пикардии, в Шампани, в Иль-де-Франсе — комму-
никациям угрожали арманьякские гарнизоны. Они были на
Уазе, на Марне, на верхней Сене, имея возможность подрывать
снабжение Парижа. Чтобы подавить их один за другим, пона-
добились бы долгие месяцы. Англичане для начала удовлет-
ворились одним примером в назидание прочим. Въезд суве-
ренов в Париж для ратификации договора в Труа задержал-
ся из-за длительной осады и взятия 17 сентября 1420 г. Мелёна,
а за это же время группа бургундцев хитростью проникла в
Монтеро и вывезла в картезианский монастырь Шанмоль
останки Иоанна Бесстрашного. После этого можно было бы
разработать план наступления на основные силы дофина.
Но регент Франции дал свободу действий своим полководцам,
не усмотрев в этом опасности, а тем не терпелось удовлет-
ворить личные амбиции. Мен он отдал своему брату Кларен-
су, Перш — Солсбери, и оба поспешили захватить свои новые
апанажи, распылив по удаленным от центра областям и так
немногочисленные войска. Наконец, и самому Генриху следо-
вало вспомнить о своем островном королевстве, где он не
появлялся уже более сорока месяцев. В январе 1421 г. он
привез королеву Екатерину для коронации в Вестминстер.
Там он созвал новый парламент, отметил, что со времен его
последнего отъезда достигнуты блистательные успехи, пред-
сказал близкий конец всякого организованного сопротивле-
ния партии дофина, добился вотирования новых субсидий для
последних операций и начал постепенно набирать дополни-
тельную армию.
Эти промахи и задержки повлекли серьезные последствия:
окончательная победа, казавшаяся совсем близкой, вновь ощу-
тимо отдалилась. В отсутствие короля завоеватели Мена были
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
341
неожиданно атакованы франко-шотландской армией графа
Бьюкена, который здесь на поле боя заслужит меч коннетаб-
ля. 22 марта 1421 г. в сражении при Боже, в Анжу, погиб
Кларенс, лучший из полководцев Генриха и его официальный
наследник. Большего и не требовалось, чтобы в лагере дофи-
на возродились все надежды. По всей стране действовали
гарнизоны его сторонников, усложняя жизнь чужеземным
оккупантам и бургундцам. И, охваченный необычным для него
пылом, сам дофин через Мен и Бос повел свою армию к
стенам Парижа. Надо было срочно готовиться ответить на
удар. В июле в Кале со свежими силами высадился Генрих, и
одного сообщения о его приближении хватило, чтобы дофин
вернулся за Луару. Но все проделанное за год теперь надо
было начинать заново: очистку Пикардии, которую взял на
себя Филипп Добрый; отвоевание земель Дрё, Перша, Боса —
эту задачу Генрих возложил на своего бывшего пленника
Артура Бретонского, графа Ричмонда (французы говорят: Риш-
мон), брата Иоанна V Бретонского, принесшего оммаж англий-
скому королю; деблокирование Парижа, для чего требовалось
взять перекрывающие к нему доступ города на Сене. Все эти
дела заняли остаток 1421 года и первых шесть месяцев сле-
дующего. Мо капитулировал в мае 1422 г., Компьень — в
июне.
На самом пороге масштабных действий король Ланкастер
вновь был остановлен, на сей раз болезнью. 31 августа 1422 г.
он умер, успев, однако, назначить продолжателей своего дела.
Екатерина Французская дала ему наследника, но это всего
лишь восьмимесячный ребенок — Генрих VI, сразу же про-
возглашенный королем Англии, а вскоре и королем Фран-
ции. После смерти Кларенса у Генриха V осталось только два
брата: одному из них, Джону, герцогу Бедфорду, хорошему
полководцу и прозорливому администратору, он оставил фран-
цузские дела, но при условии, что тот для начала предложит
регентство Филиппу Доброму, который, как все надеялись, от-
кажется. Генрих знал, что найдет в лице Бедфорда лояльного
и умного преемника, который продолжит его политику; преж-
де чем умереть, он перечислил тому основные задачи — лю-
бой ценой сохранить согласие с Бургундией, энергично вести
342
Эдуард Перруа. Столетняя война
войну с дофином, справедливым управлением получить при-
знание строптивого местного населения, постараться удер-
жать Париж, но в случае, если это окажется невозможным,
отойти в Нормандию — цитадель ланкастерского режима.
В Англии ситуация менее ясная: по логике регентство долж-
но достаться самому младшему брату короля — Хэмфри, герцо-
гу Глостеру. Но Генрих знал, что, хоть тому уже исполнился
тридцать один год, это пустой и легкомысленный молодой
человек, и его кипучая активность могла привести к самым
неприятным последствиям. Если Глостеру невозможно не
дать титула протектора королевства, то основная власть бу-
дет передана Бофорам, дядьям покойного, самым надежным
опорам династии: Генриху, епископу Винчестерскому, кото-
рый вскоре станет кардиналом, Томасу, герцогу Эксетеру, и
Джону, графу Дорсету. Генрих V умер в Венсеннском замке,
но покоиться во французской земле ему было не суждено.
Заупокойную службу отслужили в соборе Парижской Бого-
матери, после чего тело перевезли в Вестминстер, словно было
предсказано, что ни один Ланкастер не найдет последнего
прибежища под плитами Сен-Дени.
Осенью того же года Францию повергла в печаль другая
смерть, еще более трогательная. Брошенный всеми во дворце
Сен-Поль, откуда ушла даже Изабелла, окруженный несколь-
кими верными слугами, 22 октября 1422 г. угас Карл VI —
через два месяца после своего английского зятя, в возрасте
пятидесяти четырех лет, однако после тридцати лет переме-
жающегося, но неизлечимого психоза. На его похоронах не
было ни сына, ни племянников, ни даже герцога Бургундско-
го. За катафалком следовал один Бедфорд, представлявший
юного Генриха VI, сразу же объявленного королем Франции,
хоть он и отсутствовал, оставаясь за Ла-Маншем. Двойная
монархия, контуры которой очертил договор в Труа, наконец
официально начинала воплощаться в жизнь. Но реально-
стью она могла стать лишь с падением дофина, теперь назы-
вавшего себя Карлом VII, а чтобы его свергнуть, Бедфорду
потребовалась бы поддержка всех союзников, и прежде всего
надо было укрепить дружеские связи с Филиппом Добрым.
Однако до сих пор союз с бургундцами не принес тех резуль-
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
343
татов, на которые рассчитывал Генрих V. Властный регент и
король мало считался с традиционным желанием повелите-
лей Бургундии править Парижем. Английские гарнизоны
грубо вытеснили герцогское знамя с андреевским крестом
из всех важных крепостей. Поэтому после Труа Филипп,
обиженный на ланкастерский режим, показывался в столи-
це лишь ненадолго и в основном не покидал Лилля или
Гента, своих любимых резиденций. Между его капитанами и
английскими командирами возникали досадные ссоры, будо-
ражившие общество. Когда в январе 1422 г. в ходе крат-
кой поездки по герцогству Филипп, верный данному слову,
захотел, чтобы дижонцы принесли оммаж назначенному
Карлом VI наследнику, горожане дали согласие на договор
в Труа в конечном счете лишь нехотя и по категорическо-
му приказанию.
Это серьезные симптомы, что надо принимать меры, чтобы
нарыв не созрел. Бедфорд, менее высокомерный и скрытный,
чем его старший брат, в отношениях с герцогом Бургунд-
ским разыгрывал лояльность и доверие. Еще во время болез-
ни Генриха он, не задумываясь, послал подкрепления в Ни-
верне, чтобы отстранить от вотчин союзника угрозу со сторо-
ны сторонников дофина. Со смертью короля Англии он
предложил герцогу стать регентом Франции. Предложение
заманчивое, позволявшее без борьбы осуществить мечту ка-
кого-нибудь Филиппа Храброго или Иоанна Бесстрашного
окончательно взять в свои руки управление королевством.
Но Бургундец не спешил соглашаться, взвешивая риск: какой
может быть его власть над страной, покорность которой
обеспечивалась только иностранными гарнизонами? Не вов-
лечет ли пост регента его на службу к Ланкастерам? Не ста-
нет ли он их лакеем? Другие, менее проницательные и более
озабоченные достижением немедленных, но иллюзорных вы-
год, мигом бы ухватились за возможность достичь своих по-
литических целей, пусть даже «в обозах чужеземца»1. Исто-
1 Видимо, это выражение связано с известным событием фран-
цузской истории: в 1814 г. после поражения Наполеона Бурбоны
возвратились во Францию «в обозах союзников» (прим. пер.).
344
Эдуард Перруа. Столетняя война
рия показала, что простаки или бесхарактерные люди, кото-
рые шли на подобные комбинации, сколь бы выгодными те ни
выглядели, неизменно оказывались в проигрыше. И Филипп
предложения не принял. А Бедфорда это заставило вымали-
вать его дружбу и искать консолидации англо-бургундско-
го союза в брачных альянсах. Иоанн V Бретонский, до сих
пор постоянно переходивший из лагеря в лагерь, то стано-
вясь арманьяком, то бургундцем, то принося оммаж Ланкас-
терам, то сближаясь с дофином и при этом всем стремясь
лишь к одному — отвратить от своего герцогства ужасы
войны, теперь примкнул к герцогу Бургундскому и Бедфор-
ду, чтобы совместно бороться против Карла VII. Тройствен-
ный союз был заключен в Амьене в апреле 1423 г. Его
закрепили два брака: Бедфорда с Анной Бургундской и
Ришмона с Маргаритой Бургундской, уже вдовой Людови-
ка Гиенского.
Коалиция трех принцев была обречена на недействен-
ность еще до ее заключения. При всей ловкости Бедфорда
1423 год стал для него началом долгой четырехлетней по-
лосы разочарований и огорчений, когда дружба с бургундца-
ми перешла в глухое соперничество, а интриги Бургундца с
королем Валуа парализовали усилия Ланкастеров в воен-
ной сфере.
Начало охлаждению в англо-бургундских отношениях
положила одна история, во многих отношениях бурлеск-
ная. Эта трагикомедия, выстроенная в драматическом пла-
не безупречно, соединяет похождения взбалмошного Глос-
тера с романтическими авантюрами Якобы Баварской. Когда
в 1417 г. умер шурин Иоанна Бесстрашного Вильгельм
Баварский, граф Эно, Голландии и Зеландии, за его наслед-
ство разгорелся спор между его братом Иоанном Бавар-
ским, до того носившим сан епископа Льежского, но теперь
поспешившим вернуться в мир, расстаться с митрой и
жениться, и единственной дочерью графа Якобой, вдовой
бесцветного дофина Иоанна Туренского, которую тотчас
после смерти последнего выдали за его двоюродного брата —
не менее бесцветного Иоанна Брабантского, сына покойно-
го герцога Антуана. И тот, и другая были в долгу у герцога
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
345
Бургундского: бывшему епископу в январе 1408 г. пона-
добились бургундские войска, чтобы разбить при Отее вос-
ставших льежских ремесленников; Якоба, выйдя за молодо-
го герцога Брабантского, который во всей своей политике
следовал в фарватере Иоанна Бесстрашного, вошла в чис-
ло протеже последнего. Поэтому после четырех месяцев
борьбы противники обратились к могущественному герцо-
гу Бургундскому с просьбой продиктовать условия согла-
шения, по которому в апреле 1420 г. и были разделены
спорные земли: бывший епископ пожизненно сохранял под
своей властью Голландию и Зеландию, Якоба признавалась
графиней Эно.
Так бы все, может быть, и осталось, если бы Якоба, не
слишком довольная навязанным ей вторым мужем, вдруг
не бросила его в апреле 1421 г. После этого она нашла
прибежище в Англии, где Глостер, до того не принимавший
участия в континентальных походах брата, стал домогаться
ее руки и наследства. Филипп Добрый выразил резкий про-
тест Генриху V, а после Бедфорду, обвинив союзника в ве-
роломстве: тот-де дал убежище беглой и преступной жене
его брабантского кузена и протеже и потворствует крими-
нальной связи двух сиятельных особ. Но ни Генрих V, ни
тем более Бедфорд, сознавая, конечно, в какое затруднитель-
ное положение ставит их странное поведение сумасбродно-
го Глостера, тем не менее не рисковали строго его наказы-
вать, потому что у этого вертопраха были влиятельные дру-
зья, а расточительность сделала его популярным. Они просто
призывали его быть благоразумней, фактически не ограни-
чивая ему свободы действий. А Якоба была не из тех жен-
щин, что покорно ждут развития событий. Не вправе рассчи-
тывать на снисходительность законного папы Мартина V, она
обратилась с просьбой аннулировать ее брак с брабант-
ским кузеном к старому Бенедикту XIII, тому самому быв-
шему понтифику, одинокому и упрямому, который с высоты
утеса Пеньяскола, где он нашел прибежище, беспрерывно
извергал анафемы на весь остальной мир, не признававший
его; получив буллы, она в феврале 1423 г. вступила в брак
с Глостером. Потом, сделав мужа наследником всех своих
346
Эдуард Перруа. Столетняя война
владений, она подбила его отправиться на континент, чтобы
завоевать их. Несмотря на неодобрение Бедфорда, Глостер
сумел, хоть и не без труда, набрать несколько тысяч воинов,
которые в октябре 1424 г. высадились с ним в Кале, про-
шли через Артуа и от имени Якобы стали занимать Эно.
Филипп, посчитав, что его дурачат, решил беспощадно мстить.
Поскольку Иоанн Баварский очень кстати умер, завещав
герцогу Бургундскому все свои права хранителя графств
Голландии и Зеландии, то в марте 1425 г. бургундская ар-
мия, усиленная брабантскими контингентами и даже — не-
слыханное дело — несколькими отрядами сторонников до-
фина, вступила в Эно. Глостер, едва не попав в плен, бежал
в Англию, оставив жену в руках противника. Но и после
этого неугомонная Якоба не перестала доставлять Филиппу
беспокойство: бежав из гентской тюрьмы, она вновь разо-
жгла в Голландии войну группировок, вынудила герцога Бур-
гундского послать несколько карательных экспедиций и только
после этого признала себя побежденной; Глостер же после
своего поспешного бегства в Нидерландах больше не пока-
зывался. Отвергнутый властной супругой, отныне он всю свою
кипучую активность вложит в английские дела: грубо обви-
нив своего дядю Генриха Бофора, что тот узурпировал пост
регента и замахивается на трон, он вынудил Бедфорда при-
ехать в Англию, чтобы примирить противников.
Во время каждого из эпизодов этой комедии, изобилую-
щей бурлескными ситуациями, англо-бургундские отношения
переживали новое охлаждение, которым только ловкость ре-
гента не позволила вылиться в открытый разрыв. В 1423 г.,
чтобы компенсировать пагубные последствия брака Глостера,
Бедфорд попросил руки Анны Бургундской и закрыл глаза
на то, что его бургундские и бретонские союзники всерьез
подумывали о переговорах с дофином; в 1424 г., сглаживая
дурное впечатление от высадки Глостера, тот же Бедфорд,
желая удержать шурина от мести, передал ему в дар граф-
ства Макон и Оксер, изъяв их из французского королевского
домена; наконец, в 1427 г. он предотвратил новое сближение
сторонников дофина и бургундцев, торжественно обязавшись
не оказывать более помощи, прямой или косвенной, Якобе
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
347
Баварской. Но хоть согласие между англичанами и бургунд-
цами каждый раз в самый последний момент спасали, оно
оставалось неустойчивым. В конце 1424 г. даже прошел слух,
будто английское окружение Бедфорда разработало план
убийства Филиппа Доброго.
Так герцог Бургундский постепенно отдалял от Ланкас-
теров. Одновременно сближения с ним со своей стороны
искали Карл VII, избавляясь от опеки последних арманья-
ков. Точнее — потому что приписать в то время буржско-
му королю какую-либо политику значило бы оказать ему
слишком много чести — Иоланда Арагонская сумела навя-
зать последнему план, по преимуществу анжуйский, прими-
рения с бургундским недругом. И тревоги, и планы короле-
вы Сицилии объясняются превратностями войны. В 1423 г.
Карл с переменным успехом несколько раз посылал свои
ватаги на бургундские домены. 30 июля под Краваном, в
Морване, англо-бургундские союзники остановили армию
сторонников дофина, пытавшуюся пробиться на Шампань,
но в Маконне приверженцы Карла VII под командовани-
ем Эмбера де Гроле взяли некое подобие реванша. В кон-
це года герцогу Бургундскому с трудом удалось стабили-
зировать свой фронт по линии Луары, послав Перрине
Грессара в Ла-Шарите. Против англичан буржский ко-
роль действовал в целом еще менее успешно. Тем не ме-
нее в начале 1424 г. населению его королевства пришлось
очень напрячься, чтобы он мог набрать и оплатить шотланд-
ских наемников коннетабля Бьюкена и тех, что прислал
из Ломбардии Филиппо Мариа Висконти. 17 августа при
Вернее эта крупная армия столкнулась с меньшими сила-
ми Солсбери; так же, как при Пуатье и Азенкуре, менее
многочисленные воины противника укрылись за огражде-
ниями из кольев, в дело вступили лучники и истребили
неприятельских рыцарей, атаки которых захлебывались, не
достигая цели. Теперь, избавившись от единственной при-
личной армии, какой располагал Карл VII, Бедфорд мог вер-
нуться к своим завоевательным планам, все тем же: очистка
Иль-де-Франса и Шампани, где снова появились партизан-
ские отряды, покорение Перша и Мена силами Солсбери
348
Эдуард Перруа. Столетняя война
и Фастольфа, а конечная цель — Анжер, который регент
мечтал сделать своим апанажем. Правда, перенося воен-
ные действия на эти территории, удаленные от центра, Лан-
кастеры рисковали сильнее озлобить Анжуйцев, в первую
очередь Иоланду Арагонскую.
Энергичная королева направила основные усилия своей
дипломатии на спасение Мена и Анжу. Цель ее проста, хотя
масштаб прожектов может вызвать изумление. Она хотела
перетянуть Бретань на сторону Валуа, обезопасив с запада
анжуйские домены, над которыми нависла угроза, и добиться
если не примирения, то хотя бы перемирия с Бургундским
государством, чтобы все силы Буржского королевства мож-
но было мобилизовать для сопротивления англичанам. Сим-
волом и инструментом этой политики станет человек, ко-
торого она намерена поставить рядом с зятем. Ришмон,
брат герцога Бретонского и зять герцога Бургундского, пре-
красно проявив себя на поле Азенкура, впоследствии слу-
жил Генриху V. Но Бедфорд, поручая ему лишь какие-то
малопонятные дела, восстановил его против себя. А Артур
де Ришмон желал играть только роль вершителя судеб, для
которой рожден.
Этот план, который королева Сицилии пыталась осуще-
ствить прихотливыми путями дипломатии, потребовал для
реализации не один год, а тем временем не удалось поме-
шать противнику захватить Мен и выйти к границам Ван-
домской и Орлеанской областей. Но сторонники дофина и
бургундцы не стали долго медлить, чтобы возобновить пло-
дотворные контакты путем переговоров. В январе 1423 г.,
через тридцать месяцев после договора в Труа, герцог Са-
войский Амедей VIII сумел устроить под своей эгидой встречу
советников Филиппа Доброго с приближенными Карла VII.
Итоги этой встречи позволили лишь констатировать
высокомерие бургундцев, представленных Никола Роленом:
в обмен на «прощение», которое их господин мог дать ко-
ролю Франции за убийство в Монтеро, они выдвинули не-
померные требования. Но лед тронулся. В мае 1424 г. в
Нанте Бретань, Савойя и Сицилия договорились о возмож-
ных условиях примирения. В сентябре в Шамбери герцог
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
349
Савойский добился заключения перемирия, которое будет
много раз продлеваться и просуществует не менее пяти
лет. В дипломатических грамотах, подтверждающих заклю-
чение перемирия, Филипп Добрый впервые признал за Кар-
лом VII титул короля Франции. В ноябре герцог Бургунд-
ский принял в Маконе не только своего зятя Ришмона, но
и делегацию сторонников дофина во главе с Карлом де
Бурбоном, старшим сыном герцога Иоанна I, — сначала
приняв сторону бургундцев, после Монтеро тот перешел к
дофину и теперь готовился жениться на еще одной сестре
Филиппа. Следствием всех этих контактов должна была
стать как минимум смена политических кадров при бур-
жском дворе. И в самом деле, Савойя и Бретань догово-
рились держать молодого Карла VII, рядом с которым уже
не было никого из близких — кто умер, кто в плену, —
под негласной опекой. В марте Ришмон стал коннетаблем
и поселился в Бурже, где его приняли королева Иоланда и
канцлер Мартен Гуж, епископ Клермонский. Непримири-
мые враги бургундцев, банда арманьяков, уцелевших после
Монтеро, в последнем усилии увезли молодого короля в
Пуатье и начали нечто вроде гражданской войны с кон-
нетаблем-бретонцем. Но за зятем отправилась королева
Иоланда. И с июля 1425 г. закоренелые арманьяки, все
эти луве и танги дю шатели, один за другим лишились
власти.
Франко-бургундское сближение, так ярко наметившееся
в 1425 г., тем не менее принесло своим инициаторам только
разочарования, точно так же как с англо-бургундским союзом
у Бедфорда были в первую очередь неприятности. Ведь по-
литика Филиппа Доброго состояла в том, чтобы поддержи-
вать равновесие сторон, никогда не брать на себя позитивных
обязательств по отношению ни к кому из партнеров и ко-
пить силы к тому дню, когда он наконец станет господином и
опекуном объединенной монархии. Пока что «великий гер-
цог Запада» был озабочен тем, чтобы с помощью оружия
подавить мятежников в Голландии. Объединиться в этот
момент с Карлом VII значило бы подтолкнуть Бедфорда
поддержать авантюриста Глостера; но, с другой стороны, не-
350
Эдуард Перруа. Столетняя война
желательно, чтобы регент был уверен в безопасности своих
ле-манских границ — отсюда сохранение перемирия с бурж-
ским королем. Его партнеров по переговорам такая изощ-
ренная дипломатия не устраивала. Ришмон, который, добив-
шись опалы последних арманьяков, доказал свою предан-
ность делу бургундцев, не смог дать Карлу VII обещанной
компенсации. И звезда коннетабля быстро закатилась. Вер-
нувшись из Англии в начале 1427 г., Бедфорд использовал
неопределенность положения, чтобы вернуть силой ору-
жия те преимущества, которых его лишили дипломаты: его
войска создали угрозу для Анжу и всей области средней
Луары. И тогда же Иоанн Бретонский, наскучив слишком
долго оставаться в одном лагере, возвратился к союзу с
англичанами, как раз когда банды Солсбери угрожали гра-
ницам его герцогства. В конце концов положение его бра-
та в Бурже становилось шатким. Его уже готовился оттес-
нить от власти новый фаворит, чье возвышение подготовил
он сам, — Жорж де ла Тремуйль, образчик беззастенчивого
интригана, протеже поочередно Иоанна Бесстрашного и
Людовика Гиенского, попавший в плен при Азенкуре, осво-
божденный благодаря герцогу Бургундскому, лишенный
своим покровителем графства Булонь, на которое мог пре-
тендовать от имени жены, и наконец принятый при бурж-
ском дворе, где он пытался избавляться от соперников с
помощью интриг и убийств. Получив должность обер-ка-
мергера, он приобрел абсолютную власть над Карлом VII,
которая продлится шесть лет и которую уничтожат лишь
клинки убийц.
К концу 1427 г. Ришмон, впав в немилость, был вы-
нужден бежать в Бретань. Этим новым дворцовым пере-
воротом завершилась четырехлетняя интермедия. В 1428 г.
Карл VII стал еще слабей, чем когда-либо, в качестве про-
тивника Ланкастеров, которые, наконец оккупировав земли
между Сеной и Луарой, намеревались нанести решающий
удар. С военной точки зрения, Карла VII лучше всего было
поразить в сердце его королевства — в Берри, из которого
он выбирался лишь очень неохотно. Значит, следовало фор-
сировать Луару. Из всех возможных объектов атаки Бед-
Разделенная Франция (1418—1429 гг.)
351
форд выбрал город, падение которого вызовет больше все-
го шума, — Орлеан, в стратегическом отношении ключ к
Центральной Франции. Его значение столь велико, что оно
заглушало голос совести и требования рыцарского кодек-
са. Ведь Орлеан принадлежал не буржскому королю, а его
кузену Карлу Орлеанскому. Чтобы герой атаковал владе-
ния врага, которого лично уже держит у себя в тюрьме, —
случай беспримерный. Хоть бы и так: Бедфорд не прида-
вал этому значения. Лето 1428 г. у англичан ушло на сбор
войск, боеприпасов, провианта, на ожидание подкреплений
из Англии. Только 12 октября контингенты под командо-
ванием Солсбери начали стягивать под стены города; они
решили здесь перезимовать, хотя их предводитель погиб от
выстрела в самом начале осады. Они построили вокруг
города, прежде всего к западу и северу от него, но также и
к югу — напротив единственного моста, цепь бастид и с
помощью образованной ими дуги следили за стенами горо-
да, перерезали дороги, затрудняли снабжение. Буржский
король смог оставить в городе несколько отрядов. Оборо-
ну крепости возглавил Дюнуа, заменяя отсутствующего
брата. Город был хорошо укреплен и имел довольно при-
личные запасы продовольствия. Но его падение было не-
избежно, если Карл VII не сумел бы собрать армию, спо-
собную разорвать тиски осады. А все, весьма скромные,
вылазки французских войск кончались плачевными неуда-
чами. Так, попытавшись перехватить провиантский обоз из
Парижа, они получили чувствительный урок от его охраны,
оть и малочисленной, сторожившей бочки с соленой ры-
ж, и этот день (12 февраля 1429 г.) получит название
«дня селедок».
В лагере Валуа повсюду царило уныние: при дворе Кар-
ла VII, который, впервые оказавшись под угрозой в своем
любимом Берри, готовился отступать в Дофине, а если и
это убежище будет ненадежным — в Кастилию и даже в
Шотландию; в Орлеане, где горожане, удрученные перс-
пективой скорой сдачи, просили Филиппа Доброго всту-
питься за них; но все, что смог сделать Бургундец, и сам
обеспокоенный вновь проявляющейся надменностью Бед-
352
Эдуард Перруа. Столетняя война
форда, — это отозвать отряды, которые раньше прислал для
участия в осаде. Все смутно чувствовали, что взятие Орле-
ана, ожидаемое со дня на день, будет означать финал драмы и
полную победу Ланкастеров.
Тогда-то и появилась Жанна д’Арк.
VHI
ФРАНЦУЗСКИЙ РЕВАНШ
(1429-1444 гг.)
I- Зак 3581
В ходе франко-английской дуэли, с 1415 г. громоздившей
тьму бедствий на хрупкие плечи ослабевших Валуа, 1429 г.
знаменует, вместе с возрождением во Франции национально-
го чувства, крутой поворот фортуны и перелом в войне.
С ланкастерской мечтой, с той «двойной монархией», что едва
не водворилась одновременно в Англии и во Франции, отны-
не покончено. Во всяком случае, так решили потомки, оцени-
вая события с временной дистанции и на основе опыта. Одна-
ко это вовсе не значит, что блистательная авантюра Жанны
д’Арк оставила у всех современников впечатление, будто
только что произошло нечто решающее и необратимое. Фран-
цузский реванш, начало которого означала ее история, отнюдь
не принял сразу же после первых ее успехов ни космическо-
го размаха, ни ураганной мощи. Война еще длилась более
двадцати лет, в течение которых Ланкастеры и их сторонни-
ки могли питать иллюзии, что легко наверстают потерянное
вследствие временных неудач. Борьба затянулась из-за изну-
рения обескровленной Франции, вялой апатии короля, слепо-
го эгоизма его фаворитов, всех тех людских слабостей, из-за
которых в истории самые прекрасные планы не осуществля-
ются или осуществляются не в полной мере. Таким образом,
жертва, принесенная Девой, стала лишь предзнаменованием
решающих, но еще далеких побед. Оказала ли она столь прин-
ципиальное влияние на ход событий, какое ей всегда припи-
сывают? В этом позволено усомниться.
Историк, даже рискуя показаться святотатцем, обязан по-
местить чудесное приключение в его человеческий контекст.
Он обязан рассеять иллюзии, возникшие, несомненно, по той
же причине, по которой подвиги героини сохранились в па-
мяти людей. Казалось бы, мало кто из исторических персона-
жей известен нам так хорошо. Ведь здесь нам выпала неоце-
нимая удача — мы обладаем драгоценными свидетельствами,
французский реванш (1429—1444 гг.)
355
а именно материалами двух процессов: того, с помощью кото-
рого инквизиторы по приказу Бедфорда возвели Жанну на
костер, и более позднего — может быть, слишком позднего —
устроенного в 1456 г. Карлом VII с целью реабилитировать
ту, которой он обязан французской короной. Допросы в ходе
первого процесса открывают нам саму душу Жанны, ее спо-
койную веру, ее крестьянский здравый смысл, ее религиоз-
ную приверженность законному монарху, ее абсолютную уве-
ренность в правоте своего дела. Они передают нам искру
того огня, который ей удалось разжечь в сердцах соратников,
но который не вышел за пределы того ограниченного круга
людей, кому посчастливилось приблизиться к ней или жить
рядом. Второй процесс менее доказателен — именно потому,
что ставил целью доказать слишком многое. Здесь свиде-
тельства — это воспоминания о уже далеких событиях, как
бы окутанных дымкой легенды; их излагают те же соратники,
естественно и искренне стремящиеся очистить от оскорби-
тельного обвинения память их соратницы и вместе с тем
реабилитировать ныне победоносного короля. Если бы мы
потеряли эти судебные материалы, что бы мы, собственно,
знали о Жанне? Во французских описаниях, которые сообщи-
ли нам об этих событиях, а именно в официальной хронике
Жана Шартье или «Хронике Девы», которую все ее содер-
жание заставляет приписать перу архиепископа Жювенеля,
несомненно, использовались рассказы современников, ныне
утраченные, авторами которых могли быть некоторые из то-
варищей Жанны по оружию, не слишком заботившиеся о
точности. Они имеют сравнительно позднюю датировку и
образуют нечто вроде пролога к процессу реабилитации. Они
не выводят нас из круга очевидцев, которых сильная личность
Жанны сделала крайне самоотверженными. Но за пределами
этой группы, за пределами земель по Луаре, где ее знали и
любили, отзвуки затухают с быстротой, вызывающей удивле-
ние. Во Франции дофина вокруг этой эпопеи повисло тяжкое
молчание, едва нарушенное несколькими свидетельствами. Тем
не менее здесь ее знали и, как полагалось, праздновали сня-
тие осады с Орлеана и помазание в Реймсе; в посланиях
короля добрым городам восхвалялась роль, сыгранная здесь
356
Эдуард Перруа. Столетняя война
Девой, почти чудесное вмешательство которой придавало
больше веса этой разновидности официальных бюллетеней.
Но дальнейшее ее поприще, ее неудачи, ее плен, ее мучениче-
ство вызвали как в провинциях, давно преданных буржскому
королю, так и в провинциях, примкнувших к реймскому коро-
лю, лишь еле заметные волнения, письменных свидетельств о
которых сохранилось мало. Все выглядит так, словно поддан-
ные, подражая в этом своему суверену, оставили Жанну д’Арк
сразу после помазания. В стане врага в целом царило почти
то же равнодушие. Конечно, бургундские хроники уже самой
злобной яростью своих нападок, клеветой, посредством кото-
рой они пытаются очернить память своей противницы, дока-
зывают, что в правящих кругах первые успехи Девы вызвали
смятение, память о котором изгладил только руанский костер.
Обычные люди волновались куда меньше: свидетельство —
«Дневник парижского горожанина», автор которого, сообщая
о неудавшейся осаде Парижа, вспоминает, что во главе осаж-
давших стояла женщина, о которой одни говорили, что она
послана небом, а другие — что она ведьма. «Кем она была, —
благоразумно добавляет он, — одному Богу известно». Как
только Дева исчезла, все вновь успокоилось. Еще более стран-
ным кажется нам почти полное неведение этой истории, в
каком пребывали подданные Ланкастеров. Они также, хоть и
очень смутно, имели представление о событиях в Орлеане и
Реймсе. Если бы подвиги Жанны вселили в сердца англий-
ских солдат страх, сведения о котором легенда не замедлила
раздуть, беглецы и дезертиры рассказали бы об этом земля-
кам. А если бы Бедфорд устроил процесс в Руане с тем,
чтобы укрепить свою пошатнувшуюся власть, он бы не пре-
минул широко разгласить о его результатах в Англии. Ниче-
го подобного в английских хрониках не обнаруживается, и
их сухость, краткость и неточность показывают, что там не
проявляли интереса к истории, из которой потомки сделали
волшебную эпопею.
Итак, пример Жанны д’Арк не поднял массы; он не вы-
звал того национального подъема, который, охватив все насе-
ление, позволил бы превратить партизанскую войну, никогда
не прекращавшуюся, в освободительный крестовый поход.
французский реванш (1429—1444 гг.) 357
Все, что оставила после себя героиня, — это действия, впечат-
ление от которых не мог изгладить никакой приговор: бое-
вые подвиги и политические акты, впервые прервавшие ус-
пешное продвижение ланкастерских войск или давшие бурж-
скому королю авторитет помазанника, безвозвратно изменив
тем самым ход событий. Благодаря этому ее вмешательство
имело решающее значение, и страница, которую она вопреки
всем ожиданиям вписала в нашу национальную историю,
заслуженно считается одной из прекраснейших; та, которую
мы привыкли называть «святой Отечества», даже если ее завет
не был услышан, тем не менее спасла своего короля, в кото-
ром воплощалась Франция.
I
ЖАННА Д'АРК
Деревня Домреми, где родилась Жанна д’Арк, частично
относилась к Шампани, частично — к «зависимому» Барруа.
Вся ее семья имела крестьянское происхождение и была ро-
дом из Шампани: зажиточные земледельцы, сельские ремес-
ленники, один из дядьев — священник. Как все крестьяне и
многие другие в то время, ребенок был неграмотным: будучи
воспитана в очень религиозной среде, из религии она знала
лишь несколько молитв и красивых легенд, наполненных чу-
десами. С отрочества она имела видения, слышала голоса, бе-
седовала с ангелами и святыми. А эти отдаленные марки
королевства жестоко страдали от военных бедствий, хоть ан-
гличане никогда сюда не добирались. О счастливых временах
до гражданской войны, когда протекторат над соседними зем-
лями — в Туле, в Люксембурге, в Барруа — осуществлял
Людовик Орлеанский, здесь вспоминали как об ушедшем зо-
лотом веке. Побывала эта область под властью и орлеанис-
тов, и арманьяков, и дофина; ныне ею управлял энергичный и
грубый капитан Робер де Бодрикур, сохранивший с тех пор,
как занимал пост бальи Шомона на службе у дофина, только
замок Вокулёр. С 1419 г. здесь бушевала война между сто-
ронниками дофина и бургундскими рутьерами; те и другие
грабили край. В июле 1428 г. Антуан де Вержи, бургундский
губернатор Шампани, отправил в шателенство Вокулёр кара-
тельную экспедицию, вынудив беззащитных крестьян бежать.
Семья Жанны на какое-то время эмигрировала в Нефшато.
Девушке было тогда от шестнадцати до двадцати лет. Теперь
ее голоса больше, чем когда-либо, говорили ей о дофине, о
королевстве, предназначенном ему Богом, о врагах — англи-
чанах и бургундцах, которых необходимо изгнать. Узнав об
французский реванш (1429—1444 гг.)
359
осаде Орлеана, она окончательно решилась. Удивляться сле-
дует не препятствиям, которые она преодолела, а той легкости,
с какой те, к кому она обращалась, позволяли себя убедить.
Война крайне обострила чувства людей; им казалось, что от
этого кошмара избавит лишь чудо. Повсюду, даже в окруже-
нии дофина, кишели пророки и ясновидцы. Никто не удивил-
ся заявлениям этой деревенской девушки, что благодаря ей
Орлеан будет освобожден, а дофин помазан на царство. Шо-
кировало лишь то, что она остриглась по-мальчишечьи и езди-
ла верхом, вырядившись в мужскую одежду. Это казалось
неприличным и оскорбительным, но ничуть не подрывало веры
в сверхъестественный характер ее способностей. В нашу
скептическую эпоху возник бы соблазн увидеть в Жанне
сумасшедшую, простушку, ясновидицу и даже притворщицу.
Современники задавались одним вопросом: послана она Бо-
гом или дьяволом? И сомневающиеся очень быстро дали убе-
дить себя в первом.
Двух поездок в Вокулёр хватило, чтобы Робер де Бодри-
кур смягчился: он известил дофина, что к нему едут, дал ей
небольшой эскорт, лошадей и оружие. 23 февраля 1429 г. она
выехала и почти беспрепятственно пересекла Шампань, Ок-
сер, Жьен, север Берри, Турень, хоть во всех этих областях во
множестве водились разбойники. Шинона она достигла 6 марта,
а через день ее принял Карл. Она сумела внушить ему свою
веру, дать ему «знак» своей божественной миссии. Успокои-
ла ли она его, как часто предполагают, в отношении законно-
сти его рождения или же дала какие-то подтверждения ко-
нечной победы? В эту «тайну», которую совсем недавно вооб-
ражение некоего биографа низвело на уровень газетного
романа с продолжением, проникнуть сложно. Легко дав себя
убедить, король тем не менее из благоразумия, за которое
упрекнуть его трудно, захотел узнать мнение своих клири-
ков. Епископы, богословы, парламентские клерки должны были
удостовериться в ортодоксальности провидицы, которую от-
везли к ним в Пуатье. Поскольку она восхваляла могуще-
ство их повелителя, обещала им близкую победу и, следова-
тельно, возврат процветания, эти арманьякские служители
церкви, засыпав ее кучей не слишком сложных вопросов, бла-
360
Эдуард Перруа. Столетняя война
госклонно приняли ответы, продержали ее несколько недель
и наконец, когда она представила им доказательство своей
девственности, отпустили. Подтвердить сверхъестественность
ее миссии они не могли, но рекомендовали королю позволить
ей действовать: ведь делу монархии она желала лишь добра.
Она непременно хотела ехать освобождать Орлеан. И для
выполнения этого замысла как раз сложились благоприят-
ные условия. К концу зимы, после шести месяцев осады, по-
ложение осаждающих ухудшилось; их не было и четырех
тысяч, и они не могли обеспечить жесткую блокаду и даже
снабдить достаточно сильными гарнизонами бастиды, только
что ими достроенные; трудности со снабжением повлекли за
собой болезни и дезертирства. Врага было бы легко разбить,
если бы жителям города, пораженным психозом осажден-
ных, не мерещились повсюду шпионы и предатели. Со своей
стороны Карл VII набрал кое-какие войска и укомплектовал
большой обоз с продовольствием и боеприпасами для осаж-
денной крепости. Жанне, которая легко покорила душу моло-
дого принца крови, «милого» герцога Алансонского, недавно
освобожденного из английских тюрем, позволили сопровож-
дать экспедицию. 29 апреля она вступила в Орлеан. В воен-
ном искусстве она не понимала ничего, считая, что солдатам
достаточно не ругаться и не посещать развратниц, чтобы за-
служить победу. Но военное искусство в те времена значило
мало — его легко заменяли храбрость, уверенность, дерзость.
Впрочем, Жанна, несмотря на свое влияние на войска, не коман-
довала ими, предоставляя заботу об этом капитанам: здесь —
Дюнуа, там — Алансону и Ришмону. Их решения часто про-
тиворечили ее желаниям, и в конечном счете она смирялась
с этим. С нее было довольно, что она обращалась с призыва-
ми к бойцам, сообщала о советах своих голосов, выступала
вперед в сложные моменты, сплачивала пехоту. Ее окружало
несколько священников и монахов, которым она диктовала
свои письма (некоторые из них дошли до нас), требовавшие
от Бедфорда и английских капитанов уйти из Французского
королевства и вернуть его «царю небесному», призывавшие
герцога Бургундского признать Карла своим законным сюзе-
реном, приветствовавшие жителей Турне, королевского анк-
французский реванш (1429—1444 гг.)
361
лава на бургундской территории, за их верность буржскому
суверену.
В Орлеане совместные действия подкреплений и комму-
нального ополчения позволили совершить несколько удач-
ных вылазок; когда две английские бастиды, находившиеся к
востоку и к югу от города, были по очереди взяты и сожжены,
осаждающие, имея значительно меньшую численность и обес-
кураженные таким пылом, поспешили убраться прочь. 8 мая,
через десять дней после приезда Жанны, город был освобож-
ден. Это произвело огромный моральный эффект. Теперь было
легко разгромить маленькие вражеские гарнизоны в город-
ках по Луаре: Жаржо (где был взят в плен Саффолк), Мён,
Божанси.,18 июня французы захватили врасплох и после
недолгого преследования опрокинули арьергард английской
армии, шедшей на помощь своим, что вызвало паническое бег-
ство англичан из-под Пате; Тальбот был захвачен там в плен,
а Фастольф спасся бегством. Жанна прибыла на место, когда
дело уже было закончено. Как добрый государь Карл припи-
сал ей всю заслугу победы, принадлежавшую Ришмону, а кон-
нетабль, на которого двор всегда смотрел косо, был вынужден
вновь удалиться в свои бретонские замки.
После этого можно было либо идти на Париж, где царила
паника, либо отправиться в Нормандию на помощь постоян-
но действовавшим там партизанам. Бедфорд опасался и того,
и другого вариантов наступления. Сторонники дофина, став
за годы непрерывных неудач осторожными и боязливыми,
сочли, что сил для этого недостаточно. Но Жанна, при поддер-
жке, вероятно, канцлера Реньо Шартрского, архиепископа Рейм-
ского, добилась принятия не менее смелого плана: совер-
шить помазание короля в главном городе Шампани. Ценой
неслыханных усилий в Жьене было собрано от двенадцати до
тринадцати тысяч человек. Внешне рискованный, этот переход
оказался просто легкой прогулкой. Почуяв, что ветер переме-
нился, и не слишком желая сражаться, города, когда к ним обра-
щался Карл, просили только повеления открыть свои ворота.
Путем умелых переговоров удалось 1 июля добиться нейтрали-
тета Оксера, 10 июля — капитуляции Труа, 14 июля — Шалона,
16 июля — Реймса. Через день прошло помазание — церемо-
362
Эдуард Перруа. Столетняя война
ния, по необходимости лишенная пышности. Никого из свет-
ских пэров не было, а из духовных — только трое; корона,
скипетр, держава находились в Сен-Дени. Но главное, что
действо святого миропомазания состоялось. Тот, кого до сих
пор Жанна упрямо именовала дофином, отныне был королем
Франции, новым Мельхиседеком, освященным посредством
«таинства», которое наделяло его даром творить чудеса. Ни
один верующий более не мог сомневаться, кто его легитим-
ный суверен: ведь теперь во Франции был король, коронован-
ный в столь невероятных обстоятельствах, что они казались
чудом, а против него, за морем, — семилетний ребенок, кото-
рый называл себя королем Франции, но которого его поддан-
ные никогда не видели. Итак, помазание отменило отрешение,
незаконно провозглашенное договором в Труа, возвратило
Валуа легитимность, которая девять лет у них оспаривалась.
Теперь лишь недобросовестный человек мог назвать армань-
яков членами группировки: помазание подняло их в ранг
верных подданных. А как бургундцы, которых в Бурже пре-
небрежительно называли «франко-англичанами» (Fran^ais-
anglais), могли, не выглядя изменниками, продолжать подчи-
няться Бедфорду? Таков был чреватый последствиями резуль-
тат помазания в Реймсе.
Толчок был дан, и теперь, казалось, ничто не остановит
продвижение Карла. Войску, пришедшему на помазание, анг-
личане могли противопоставить лишь ничтожные гарнизо-
ны. Совет Бедфорда был в растерянности; регент выпраши-
вал в Англии подкрепления, которых бы как раз хватило для
усиления оккупационной власти в Нормандии, чтобы спасти
от крушения хотя бы ее. Особенно он боялся отпадения Па-
рижа; рассчитывая польстить симпатиям населения к бур-
гундцам, он 29 августа передал управление столицей Филип-
пу Доброму, который вовсе не рвался лично руководить обо-
роной, потому что как раз вел с королем переговоры о
перемирии на несколько месяцев, которое распространялось
бы на все территории к северу от Сены. В этой ситуации
действия Карла VII, пусть нерешительные и непоследователь-
ные, выглядели как ряд блестящих побед. На следующий день
после помазания он получил изъявление покорности от Лана,
французский реванш (1429— 1444 гг.)
363
вступил в Суассон. Потом через Шато-Тьерри он направил-
ся на Бри, принимая повсюду новые капитуляции, но намере-
ваясь вернуться в Берри. Небольшой английский отряд пре-
градил ему путь. Он со всем войском повернул в Валуа, где
ему сдался Санлис, и занял Компьень, доверив его охрану
Гильому де Флави. Потом он пошел на Париж и на несколь-
ко дней остановился в Сен-Дени. В его армии не хватало
осадных материалов. Но Жанна, всегда верившая в свою звезду,
считала, что столицу, где пробургундски настроенные горожа-
не не были готовы сдаться, можно взять приступом. Штурм
был устроен 8 сентября с западной стороны, близ ворот Сент-
Оноре; он не удался. Жанна, хоть и была ранена, призывала
его повторить. Капитаны и король приняли другое решение.
Они увели войско за Луару, на юг; кампания уже шла почти
три месяца, для тех времен — долго, и армию распустили.
Несмотря на неудачу под Парижем, военные результаты
похода были не менее значительными, чем политические ус-
пехи. Шампань, Бри, Суассонне, Валуа и даже окрестности
Парижа легко подчинились арманьякам, до сих пор ненавист-
ным местному населению. Пикардия не пожелала бы лучше-
го, чем последовать их примеру, если бы королевская армия
появилась в ней. Но через все эти земли они лишь прошли,
оставив небольшие гарнизоны и в качестве королевского
наместника — архиепископа Реньо Шартрского, который устро-
ил себе резиденцию в Суассоне. Ничто не было подготовлено
ни на случай возвращения англичан с большими силами —
впрочем, в тот момент это было маловероятным, ни на случай
нападения бургундцев, неминуемого по истечении перемирия.
В окружении короля шла борьба за Деву, влияние которой
ничуть не уменьшилось. Вместо того чтобы отпустить ее с
Алансоном, продолжавшим войну в Иль-де-Франсе, Ла Тре-
муйль, завидуя «милому герцогу» и афишируя враждебность к
бургундцам, чтобы удержаться на своем месте, отправил ее
атаковать Ла-Шарите, город, все еще обороняемый Перрине
Грессаром1. Но здесь предстояло иметь дело не с деморали-
1 Перрине Грессар (ум. 1438 г.) — наемник на службе англичан
и герцога Бургундского, капитан Ла-Шарите-сюр-Луар (прим. ред.).
364
Эдуард Перруа. Столетняя война
зованными гарнизонами, как под Орлеаном, и не с мирными и
трусливыми горожанами, как в Шампани. Осада, которой ру-
ководили «Людовик де Бурбон, граф Вандомский, и Карл д’Аль-
бре, сын бывшего коннетабля, предпринятая уже зимой, не
дала ничего; перед Рождеством ее пришлось снять.
Королевская казна, опустевшая после затрат, которых по-
требовал поход на помазание, не могла в 1430 г. финансиро-
вать новую экспедицию. Как столь часто бывало в прошлом,
надежды возлагались на верные гарнизоны и на кое-какие
банды наемников, плохо оплачиваемые, но возмещавшие эту
потерю за счет жителей. Жанне позволили оказать содей-
ствие именно капитанам этих отрядов. С марта ее можно
было видеть среди участников их набегов — на Мелён, на
«Ланьи, на Санлис. Ее присутствия было недостаточно, чтобы
гарантировать успех; она не могла помешать Суассону сдать-
ся врагу. У Бедфорда, в свою очередь, почти не было войск.
Его звезда меркла; в марте в Париже был раскрыт заговор
в пользу дофина, где было замешано более пятисот человек.
Поэтому более, чем когда-либо, регент нуждался в герцоге
Бургундском, который, как обычно, с готовностью принимал
плоды своего двурушничества: 8 марта Филипп добился от
Ланкастеров передачи ему в апанаж дополнительно Шампа-
ни и Бри, с тем, однако, чтобы он их завоевал.
Поэтому по окончании перемирия, в апреле, главный удар
был нанесен бургундцами. Поскольку король Франции не
передал своему бургундскому кузену, как оговаривали усло-
вия перемирия, крепость Компьень, то Филипп поручил свое-
му капитану Жану Люксембургскому, брату епископа Теру-
аннского, захватить ее силой. Захватив кое-какие подкрепле-
ния, Жанна 13 мая бросилась туда. Осаждающий, еще не
замкнув кольца окружения, расположил свои войска отдель-
ными группами на западном берегу Уазы. Через десять дней
была организована вылазка с участием Жанны, чтобы захва-
тить одну из этих групп врасплох. Французы, увлекшись гра-
бежом, замешкались и дали время врагу собрать свои войска,
отчего тот обратил их в бегство и резко бросился в погоню.
Чтобы вместе с его людьми в крепость не проникли и англо-
бургундцы, Гильом де Флави был вынужден запереть ворота
французский реванш (1429—1444 гг.)
365
прежде, чем вернется весь отряд. Жанна, не понявшая причин
отступления, отстала; она была захвачена одним бургунд-
ским рыцарем и передана Жану Люксембургскому.
Весть об этом очень быстро дошла до буржского короля.
В землях на Луаре она вызвала ошеломление и подавлен-
ность. Как водится в подобных случаях, пошли разговоры об
измене, раздавались обвинения в адрес королевских советни-
ков. Но, несмотря на все их мелочные свары, Жанна была им
слишком полезна, чтобы они могли намеренно отправить ее
на гибель. В защиту пленницы произошло несколько трога-
тельных выступлений народа и клириков, никак, естественно,
не повлиявших на события. Среди англо-бургундцев, в Пари-
же, где тон задавал кабошьенски настроенный университет, в
Руане, откуда теперь на всякий случай управляли королев-
ством Бедфорд и его совет, раздались, наоборот, крики радос-
ти и призывы к отмщению. Магистры университета написа-
ли герцогу Бургундскому, попросив его выдать пленницу ин-
квизиции, имевшей право сжигать еретиков. Пьер Кошон в
качестве епископа Бовезийского требовал отдать ее под его
церковный суд, потому что Жанна попала в плен на террито-
рии его епархии. Он, конечно, не склонил бы к этому ее тю-
ремщиков, если бы одновременно в качестве советника ан-
глийского короля не предложил последнему купить ее за
десять тысяч ливров, взяв их из субсидий, вотированных
Штатами Нормандии. Жан Люксембургский был небогат.
К середине ноября, когда посланные дофином подкрепления
вынудили его снять осаду с Компьеня, он согласился на сдел-
ку. Жанна после пребывания в разных замках, побывав в
заключении в Аррасе, была через Дрюжи, Ле-Кротуа, Сен-Ва-
лери и область Ко перевезена в старинную цитадель столи-
цы Нормандии. Англичане, считая церковные тюрьмы не слиш-
ком надежными, предпочли стеречь ее сами.
После того как пленение Девы, казалось, положило конец
цепочке катастроф, политика Бедфорда приобрела более чет-
кие очертания. Прежде всего надо было нейтрализовать мо-
ральный эффект коронации в Реймсе. Генрих VI был закон-
ным, но некоронованным королем Франции. Крайне спешно
решили его показать континентальным подданным. В начале
366
Эдуард Перруа. Столетняя война
июня 1430 г. этот ребенок со своими английскими советни-
ками и опекунами поселился в Руане. Официально регент-
ство Бедфорда кончилось — король правил сам, и герцогский
совет преобразовался в королевский. Потом решили прове-
сти коронацию. Но Реймс оставался недоступным, а его архи-
епископ держал сторону Валуа. Вот почему, вопреки почита-
емому обычаю, церемония прошла 17 декабря 1431 г. в Пари-
же, в соборе, подчиненном простому епископу, а не в центре
архиепископства, освященном памятью святого Ремигия1.
Этого хватило, чтобы в глазах набожной толпы помазание,
миро для которого брали не из священной мирницы, стало
недействительным. Когда Генрих VI после двадцати месяцев
пребывания во Франции вернулся к себе на остров, он не
приобрел ни одного дополнительного приверженца и не по-
догрел энтузиазма собственных сторонников.
Большего ожидали от процесса Жанны. Если бы удалось
доказать, что провидица была потаскухой, ведьмой и посланни-
цей дьявола, смешным бы стал выглядеть и слишком легко-
верный дофин, который неосторожно доверился ей и растру-
бил о ее подвигах под Орлеаном, при Пате, в Реймсе. Его вре-
менные успехи объяснялись бы помощью одиозной пары —
преступного бастарда и развратной чародейки. Делу Карла VII
был бы нанесен удар, от которого, как очень надеялись
англичане, он бы уже не оправился. Наконец, нужно было,
чтобы приговор выглядел респектабельно, чтобы суд остав-
лял впечатление беспристрастного. А случаю было угодно,
чтобы дела веры находились в ведении церковных судов, где
совместно заседали местный епископ и инквизитор-домини-
канец. И возглавлять судебное разбирательство поручили
именно Кошону, хоть он и был изгнан из своей епархии вслед-
ствие продвижения арманьяков. Дело представлялось ему
важным и достойным того, чтобы его торжественно обста-
вить; он окружил себя массой заседателей, советников, адво-
катов, следователей. Он выбрал их среди руанских каноников,
*Св. Ремигий — епископ Реймский в 459-533 гг., крестил франк-
ского короля Хлодвига (498 г.) елеем, который, по легенде, принес
голубь с неба (прим. ред.).
французский реванш (1429—1444 гг.)
367
аббатов крупных нормандских монастырей, виднейших бого-
словов и докторов канонического права из Парижского уни-
верситета. Все они были преданы Бедфорду и делу Ланкас-
теров. Но даже если весь процесс нам представляется набо-
ром низких поклепов и отвратительной чуши, не будем
полагать, что все эти люди продали свою совесть или трусли-
во поддались давлению власть имущих. Большинство из них,
воспитанное в проанглийских или пробургундских чувствах,
искренне верило: силу для помощи их врагам Жанна могла
получить только от дьявола. Бедфорду не было надобности
оказывать нажим на судей — они сами пошли ему навстре-
чу; их раболепие и слепота объясняются всем их прошлым,
особенно у Кошона, который в награду сразу после слуша-
ния дела получит перевод в епископство Лизье. По отноше-
нию к обвиняемой все эти люди испытывали только отвра-
щение и ненависть. В ней их раздражало и шокировало все,
вплоть до благородной простоты ее жизни, веселого остро-
умия ответов, достоинства, с каким она держалась.
У нас, современных людей, вызывает негодование жесто-
кость этой судебной процедуры. Но это была обычная жесто-
кость инквизиции, которая никого не трогала, когда от нее
ежедневно страдало множество бедолаг, тут и там попадав-
ших на костер из-за злобности общества, глупого тщеславия
их обвинителей, недоверчивого фанатизма судей. Абсолют-
ная секретность следствия и свидетельских показаний, о ко-
торых обвиняемый не знает; отсутствие какого бы то ни было
адвоката для его защиты; все новые и новые допросы, прово-
димые заседателями, без устали сменяющими друг друга; пытки,
угрозы или лживые обещания в расчете добиться новых све-
дений или вынудить подписать признание. В наше время об-
ращение к подобной практике было бы расценено как воз-
врат в варварство; едва политическая полиция начнет втай-
не ее применять, общественное мнение всегда быстро ее
осудит. А в те времена ни судьи, ни общественность не зна-
ли подобной щепетильности. Они не понимали, что такими
методами можно кого угодно заставить признаться в чем
угодно. В своей гордыне ученых, искушенных в самой пустой
болтовне, одержимые идеей, что под маской невинности везде
368
Эдуард Перруа. Столетняя война
прячется ересь, они были способны послать в огонь любого
искренне верующего, не проявив ни малейшей снисходитель-
ности. В процессе не было нарушений ни по форме, ни по
существу, но, начавшись, он мог закончиться лишь обвинени-
ем. Применяемые средства и приводимые доводы значили
мало.
При дворе Валуа у Жанны были почитатели и привер-
женцы. Они ничего не сделали, чтобы ее спасти, и за это
бездействие их сурово упрекали. Конечно, они не могли по-
мыслить ни о том, чтобы прибегнуть к силе, ни о том, чтобы
договориться о выкупе. Но чтобы остановить процесс в Руа-
не или отсрочить исполнение приговора, законных средств
вполне хватало. Реньо Шартрский мог затребовать к себе
как в высшую инстанцию дело, неправомерно начатое его
викарным епископом 1 Кошоном в соседней церковной про-
винции; по закону можно было апеллировать к папе или к
собору, и Кошон, почитавший формальности, не мог бы отка-
зать. Ничего этого сделано не было. Карл бросил Деву на
произвол судьбы, хоть она и была ему полезна, рассчитывая
заменить кем-нибудь из провидцев, которых было полно при
его дворе. Открывшись 21 февраля 1431 г., процесс начался с
четырехнедельных предварительных допросов, проводивших-
ся либо в присутствии множества заседателей, либо в узком
кругу, либо прямо в тюрьме. Из благородных ответов обви-
няемой, то патетичных, то твердых, то веселых, то осторожных,
то даже хитрых, легко было вывести любые еретические суж-
дения; судьи и заседатели поднаторели в этой изощренной
игре. Процесс как таковой открылся 27 марта и пошел по
всем правилам; в последний момент не решились прибег-
нуть к пытке как к средству добиться более полных и убеди-
тельных признаний. Двенадцать высказываний было отправ-
лено в Парижский университет, и его факультет декреталий
и богословский факультет единодушно признали, что в этих
заявлениях ощущается ересь. Но передавать в руки свет-
ской власти церковные суды могли только закоренелых ере-
1 Викарный епископ — епископ, подчиненный архиепископу сво-
ей метрополии (прим. ред.).
французский реванш (1429—1444 гг.) 369
тиков. Поэтому, чтобы спасти ее от смертной казни, судьи
добились от нее отречения от заблуждений. Напуганная мыс-
лью о костре, ослабев от долгого заключения, 23 мая Жанна
проявила мимолетную слабость. Толком не понимая, что де-
лает, то плача, то смеясь, она подписала то, чего от нее требо-
вали. Соглашалась на это она ради пожизненного заключе-
ния — не в качестве наказания, а в качестве покаяния.
Окружение Бедфорда было недовольно и грубо уведомило
об этом судей. Этот инцидент, впрочем, не имел последствий.
Жанна вскоре пришла в себя; она — первый скандал —
вновь надела свою мужскую одежду; она поняла, что отре-
чение было слабостью, и заявила об этом. На новом допросе
28 мая она была объявлена еретичкой, достойной смертной
казни. 30 мая на площади Старого рынка английские власти,
которым ее передали, публично сожгли ее.
II
ФРАНКО-БУРГУНДСКОЕ ПРИМИРЕНИЕ
Пока руанская пленница медленно восходила на свою Гол-
гофу, Франция продолжала жить, очень страдая от все новых
превратностей войны. На нормандских границах, в Иль-де-
Франсе, в Шампани, в Ниверне все еще шли бои. Ни с той,
ни с другой стороны в них не участвовали крупные соедине-
ния. Бедфорд получал подкрепления из Англии в ничтож-
ных размерах. Филипп Добрый, желая сохранить свободу дей-
ствий на будущее, не считал нужным вести войну в полную
силу. В этой ситуации Карл VII мог бы незамедлительно
развить успехи 1429-1430 гг.: несомненно, хватило бы не-
скольких походов, чтобы враг был сметен. Его упрекали, что
он не сделал подобной попытки. Ссылки на его уже застаре-
лую апатичность и на козни советников не объясняют всего.
Надо еще раз вспомнить о полнейшем истощении подчинен-
ных ему провинций; королевство Валуа находилось на преде-
ле не только дыхания, но и сил. Задача набрать армию в
несколько тысяч человек и суметь содержать ее казалась
неподъемной и пугала короля. Он не рассчитывал на боль-
шее, чем сохранить завоевания, что приобрел в ходе похода
на помазание.
И в общем вождям роялистов это удалось. Труа в Шам-
пани держался прочно; власть над «Ланьи позволяла сторон-
никам дофина контролировать нижнюю Марну, а власть над
Компьенем — среднюю Уазу; по обеим рекам шли пути
снабжения столицы. Из этих надежных крепостей выводили
свои отряды Барбазан, Ла Гир, Амбруаз де Лоре, Дюнуа и
кастилец Родриго де Вильяндрандо, рыская по сельской мест-
ности, устраивая рейды до самых стен Парижа. Это было
суровым испытанием для гражданского населения, невинных
французский реванш (1429—1444 гг.)
371
жертв налетов и грабежей алчных банд, от чьих бесчинств
блекнут воспоминания о «компаниях» предыдущего века. Этих
воинов, которые, грабя уже стократ обобранную страну, от-
бирали у несчастных последнюю рубашку, не оставляя им
даже кожи, народ уже с мрачным юмором окрестил «живо-
дерами» (ecorcheurs, букв, «съемщики шкуры»). Впрочем,
разбой царил повсюду, от Севера и до Юга, даже вдали от
полей сражений. Авантюристы и капитаны, удобно устроив-
шиеся в своих логовах, содержащие массу клириков в ка-
честве гонцов и массу шпионов для подготовки походов,
разоряли деревни на равнине, вымогали дань с городов и
аббатств.
Но, перенося тем самым военные действия на территорию
провинций, которые совсем недавно подчинились англо-бур-
гундской власти, воины Карла VII вовсе не оказывали дурной
услуги своему повелителю: их действия возбуждали нена-
висть к иностранной оккупации как корню всех бед. Те са-
мые люди, которые когда-то одобрили капитуляцию в Труа в
надежде, что она положит конец беспорядкам, теперь поноси-
ли ее инициаторов как виновников новых разорений в стра-
не. Нормандию пятнадцать лет порабощения так и не заста-
вили смириться. В 1432 г. Руан едва не попал в руки привер-
женцев Карла. Был организован заговор, но полиции удалось
вовремя раскрыть его. В 1434 г. против требований англий-
ского фиска восстали крестьяне области Ко. Был случай, что
банды осадили и Кан. Всякий раз порядок восстанавливали с
помощью суровой расправы, с кровью. В Париже обществен-
ное мнение имело больше разных оттенков. Но и здесь ос-
новная масса жителей была открыто враждебна английским
оккупантам. Она страдала от блокады, правда, не очень суро-
вой, которую организовали бродящие в окрестностях города
роялистские капитаны. Правительство укрылось в Руане, и
в результате горожане обеднели, а жизнь подорожала. В ре-
гентском совете, в органах управления и суда, в университе-
те еще находились ярые сторонники режима, который платил
им жалованье, люди, слишком скомпрометировавшие себя,
чтобы им было выгодно подчиниться победителю. Визит, ко-
торый в 1431 г. нанес им юный Генрих VI во время своей
372
Эдуард Перруа. Столетняя война
коронации, подогрел их верноподданнические чувства, но воз-
будил напрасные надежды. Они чувствовали, что их партия
проиграна. Их единственный шанс на спасение — крупные
военные подкрепления из-за Ла-Манша. Они слали в Лон-
дон жалобы, просили помощи у своего короля и предрекали
катастрофу, если она не придет вовремя.
Если столица еще не сдалась, так это потому, что она пока
испытывала стойкую привязанность к герцогу Бургундско-
му. После 1431 г. вся проблема заключалась в этом. Из-за
скудости казны прибегнуть к военной силе стало невозмож-
но, и Карлу VII оставалось только примириться с Филиппом
Добрым. Развязка войны, начавшейся из-за раздора между
принцами, могла наступить, лишь когда с обеих сторон утих-
нет старая злоба. Добиться этого не так просто, здесь требо-
валось определенное время. Но у Карла VII были все предпо-
сылки для решения этой задачи. Апатичный и не очень-то
воинственный, он всегда предпочитал войне дипломатию.
С 1418 г. он ни разу окончательно не разрывал отношений
со слишком могущественным соседом. Даже после Монтеро,
даже после помазания велись переговоры, заключались крат-
ковременные перемирия.
У Бургундца было больше препятствий, мешающих заклю-
чению мира. Рыцарственный, с безупречными манерами, но
реалист в душе, Филипп имел слишком прочные союзные
связи с англичанами, чтобы этот союз можно было расторг-
нуть в одночасье. Но и сидеть на крючке он не хотел. Когда
он заключал соглашение в Труа, то, помимо желания (несо-
мненно искреннего) отомстить за смерть отца, им двигал рас-
чет сыграть по отношению к ланкастерскому суверену роль
взыскательного опекуна, какую играл его отец при Карле VI.
Эта надежда не сбылась. Теперь ему казалось, что если он
позволит сыну безумного короля возвратить себе столицу, у
него будет больше шансов добиться успеха. Карл слаб; ресур-
сам его владений далеко до ресурсов Бургундского государ-
ства; из него можно будет сделать послушную и признатель-
ную марионетку. Все способствовало и тому, чтобы друже-
ские узы между Филиппом и регентом можно было разорвать
без труда. Между ними уже было немало ссор и раздоров.
французский реванш (1429—1444 гг.)
373
Всякий раз их примиряла Анна Бургундская, жена Бедфорда
и сестра могущественного герцога. Но в ноябре 1432 г. она
умерла, и больше никто не старался сблизить шурина с зятем,
интересы которых расходились все дальше и дальше. Фи-
липп чувствовал, что если он будет продолжать безнадеж-
ную войну, Париж ускользнет из его рук. Он знал также, что
Карл VII зондирует почву за Ла-Маншем, пользуясь услугами
Карла Орлеанского, все еще живущего в плену. Если партия
мира в Англии договорится напрямую с Валуа, это будет крах
всей бургундской политики. Но как отречься от пятнадцати-
летнего союза с англичанами? Как отделаться от клятв, прине-
сенных в Труа? Его легисты очень удачно сумели успокоить
его совесть. Никола Ролен, канцлер Бургундии, в недавнем
прошлом пламенный защитник англо-бургундского союза,
вдруг обнаружил, что Генрих VI не имеет никакого законного
права на корону Франции. В Труа договорились, что Карлу VI
наследует Генрих V, супруг Екатерины Французской. Но зять
умер раньше тестя и потому не мог принять наследство, а
значит, и передать эту корону сыну. Отрекшись от дела Лан-
кастеров, Филипп не изменит духу Труа и не совершит клят-
вопреступления. Правда, и дофин был лишен наследства, но
этот факт, который мог бы поколебать хрупкую юридическую
конструкцию, обходили молчанием.
При буржском дворе примирению мешал фавор Ла Тре-
муйля. Будучи алчным скотом, камергер не имел иных инте-
ресов, кроме как свергнуть Ришмона и оттереть от власти
королеву Сицилийскую, королеву Марию Анжуйскую и ее
брата Карла дю Мена. Чтобы избавиться от них, он бросил
банды Вильяндрандо на Анжу и Турень. А ведь мир между
французами и бургундцами было не заключить без участия
Ришмона, зятя Филиппа, и участия Анжуйцев, которые как
принцы крови были естественными посредниками. С неудоб-
ным фаворитом разделались, произведя удачный дворцовый
переворот. Ла Тремуйля заманили в ловушку, тяжело ранили
и оставили ему жизнь только на условии, что он навсегда
покинет королевский двор. Иоланда Сицилийская вернула все
утраченное влияние на зятя, и в июне 1433 г. коннетабль
еще раз стал героем дня.
374
Эдуард Перруа. Столетняя война
Вполне можно допустить, что переговоры между бурж-
ским и дижонским дворами начались еще с конца 1432 г., а
после опалы Ла Тремуйля приобрели еще больший размах.
Подробности этого торга нам пока известны мало. Хотя ин-
тересно было бы узнать, какими были в это время террито-
риальные притязания бургундцев, чего они требовали в отно-
шении убийц, совершивших преступление в Монтеро, и на
какие уступки вялого Карла VII подталкивала анжуйская кли-
ка. Тогда это ничем не кончилось: средневековая дипломатия
никогда не спешила. Чтобы появились первые положитель-
ные результаты, пришлось дожидаться первых дней 1435 г.
Посредником стал Рене Анжуйский, унаследовавший от
двоюродного деда титул герцога Барского, шурин короля и
бывший пленник бургундцев. Под его эгидой Филипп Доб-
рый провел в Невере ряд встреч с канцлером Реньо Шартр-
ским, архиепископом Реймским, и коннетаблем Ришмоном;
он был очень предупредителен к гостям и выразил желание
примириться с Бурбонами, верными сторонниками беррийского
дела, чье оружие не раз преграждало ему путь на границах
Маконне. Через три недели стороны достигли принципиаль-
ного согласия, окончательно же его оформить предстояло на
представительном международном конгрессе, который был
назначен тоже на бургундской территории — в Аррасе.
Дело в том, что Филипп Добрый ни в коем случае не
хотел оставить впечатления, что он предает своих старинных
союзников, откалываясь от них. Если бы его заботами был
восстановлен общеевропейский мир, это бы более подняло
его престиж, нежели просто примирение родственников. Если
же, как предполагали в окружении герцога, англичане пока-
жут себя слишком неблагоразумными и не пожелают заклю-
чить мир, это даст ему благовидный предлог, чтобы их поки-
нуть. В своих ловких расчетах он получил поддержку папы.
С тех пор как Констанцский собор положил конец схизме,
избрав Оттона Колонну (Мартина V), Святой престол, вновь
став римским и итальянским, не очень интересовался дела-
ми в более западных странах. Осторожный реалист, Мартин V
лишь беспомощно взирал на раздел Франции, признавал
его как свершившийся факт, не одобряя, и по церковным де-
французский реванш (1429—1444 гг.)
375
лам тех или иных провинций вел соответственно перегово-
ры с Бедфордом или Карлом. В Париже регент, вразрез с
мнением галликански настроенного университета, с мнени-
ем парламента, отступая от английских традиций антипапиз-
ма, предпочел напрямую договориться с понтификом о полю-
бовном разделе назначений на церковные должности и дохо-
дов от налогов на церковные имущества. А в Бурже дофин,
верный галликанским идеям «мармузетов» и арманьяков, вел
себя более требовательно. Мартин не пытался помочь делу
Валуа, но не покровительствовал при этом и Ланкастерам.
Однако его преемник Евгений IV был вынужден сделать ус-
тупку духу соборности, влияние которого на духовенство все
более возрастало. Сигизмунд вынудил его созвать в 1431 г.
новый собор, созыв Мартин которого в свое время сумел
оттянуть, и опять на имперской территории — в Базеле. На
соборе вмиг возник конфликт между требованиями его чле-
нов и папскими притязаниями, который достигнет самой ост-
рой стадии к 1436 г. Нетрудно догадаться, сколь выгодным для
Евгения было бы заключение франко-английского мира под
его эгидой: это бы подняло его престиж, облегчив задачу обуз-
дания собора. И папа отправил в Артуа кардинала Святого
Креста в ранге легата. Чтобы не остаться в долгу, участники
Базельского собора тоже делегировали одного из своих —
кардинала Кипрского. Поскольку и главой английской делега-
ции был дядя Генриха VI — старый кардинал Генрих Бофор, то
самый многочисленный и самый пышный дипломатический
конгресс, какой только знала доселе Европа, при открытии вои-
стину пылал от пурпурных одеяний. Князья церкви, принцы
крови, военачальники и министры, каждого из которых сопро-
вождала внушительная свита, соседствовали здесь с депутата-
ми французских городов и делегацией Парижского универси-
тета, который после схизмы и восстания Кабоша полагал, что
вправе сказать свое слово в любом государственном деле.
На самом деле главными участниками переговоров были
со стороны Карла VII Реньо Шартрский и Ришмон, со сторо-
ны Филиппа Доброго — сам великолепный хозяин и его
верный канцлер Никола Ролен. Весь август 1435 г., переме-
жаясь турнирами и пирами, шли прежде всего переговоры о
376 Эдуард Перруа. Столетняя война
франко-английском мире. Диалог, прерванный шестнадцать
лет назад, возобновился совершенно в иной атмосфере, чем
окружала Генриха V в Лондоне, в Винчестере, в Понтуазе, в
Труа. Бедфорд знал это и считал, что готов к существенным
уступкам. Но для него было невозможно как отступиться от
дела, которому он тринадцать лет отдавал все силы, так и
отречься от идеи «двойной монархии», контуры которой на-
метил договор в Труа. И он предложил Валуа оставить им
провинции, где их преобладание было бесспорным; но Генрих VI
оставался королем Франции и хозяином Парижа, а «Карл
Валуа» должен был принести оммаж своему ланкастерскому
суверену за половину королевства, которую ему разрешалось
удержать. Из своего дворца в Руане, где он умирал, Бедфорд
не мог услышать, какое изумление вызвали его нелепые пред-
ложения. Рассматривать реймского помазанника как обыч-
ного мятежника, которого можно простить, указав ему место,
не отдавать ему короны и столицы, в то время как он уже
носил первую и угрожал второй, значило не понимать, что
игра проиграна. Ланкастеры могли бы вернуться к более реа-
листичным концепциям Эдуарда III, отказавшись от химер, что-
бы сохранить некоторые провинции. Они этого вовремя не
поняли. Реньо Шартрский при поддержке речистого Жана Жю-
венеля сначала потребовал полного вывода английских войск
из королевства за денежную компенсацию, а потом сообщил,
что прежде всего от Ланкастеров требуется отказ от француз-
ской короны. При такой разнице подходов достичь соглаше-
ния не было никакой возможности, потому 1 сентября Бофор и
его свита первыми прервали переговоры и покинули Аррас.
При поддержке папского легата Филипп Добрый решил
подписать договор без участия англичан. Мир, заключенный
20 сентября и через день ратифицированный, выглядел край-
не выгодным для Бургундии. Кроме Шампани и Бри, Карл
признавал все территориальные уступки, за которые Ланкас-
теры в свое время купили союз с «великим герцогом Запа-
да»: указывалось, что Филипп сохранит Маконне, графство
Оксер, графство Понтье, некогда переданные ему Генрихом V,
графство Булонь, занятое им после смерти герцога Беррий-
ского, «города на Сомме» — Сен-Кантен, Амьен, Корби, Сен-
французский реванш (1429—1444 гг.)
377
Рикье и т. д.» то есть цепь крепостей, прикрывающих Артуа и
угрожающих Парижу, которые были отданы ему в залог по
случаю брака с Мишель Французской и которые он оставил
себе как компенсацию за еще не выплаченное приданое. Ко-
роль сможет их выкупить за огромную сумму в 400 000 экю.
Наконец, отдельная статья освобождала Филиппа при жизни
Карла VII от обязанности приносить тому оммаж за свои
французские фьефы, давно или вновь приобретенные. Тем не
менее герцог, что бы ни говорили, не стремился к независимости
от монархии Валуа. Он — французский принц, и все его амби-
ции ориентированы на Париж. Разорвав вассальную связь, он
бы, конечно, мог упрочить единство Бургундского государства, но
был бы вынужден отказаться от контроля над королевским
правительством, а в качестве «принца лилий» такую возмож-
ность он имел. Если же он временно освобождался от принесе-
ния оммажа, так это потому, что ему претило быть вассалом
человека, которого он считал ответственным за смерть отца.
Ведь Арраский договор дал Филиппу высшее удовлетво-
рение, которого он тщетно добивался, составляя договор в
Труа, — месть за преступление в Монтеро. Карл унизился
перед кузеном, отрицая всякое личное участие в убийстве,
обещал покарать виновных, названных поименно, воздвигнуть
искупительный памятник, заказать мессы за упокой души
жертвы; от его имени один из его советников на коленях
приносит покаяние перед герцогом Бургундским. Это был
чувствительный удар по самолюбию французского короля:
перед лицом чрезмерно могущественного вассала он прини-
мал вид кающегося преступника, унижаясь до того, чтобы
просить прощения за действие, ответственность за которое он
громогласно — может, даже слишком — отрицал. И еще
более жестокий удар для оставшихся приверженцев бывшей
партии арманьяков, которой церемония в Аррасе предвещала
конец. Но, отмежевываясь от тех, кто был для него в молодос-
ти единственной опорой, Карл VII завершал трансформацию,
начатую помазанием в Реймсе: из вождя группировки, кото-
рого активно старались низвергнуть, он превращался в короля
всех французов, а значит, в единственного короля Франции.
Сколь бы жестоким ни было унижение, игра стоила свеч.
378
Эдуард Перруа. Столетняя война
Бедфорд умер 14 сентября, не успев осознать весь масш-
таб бургундской измены. Через несколько недель в Париже,
в полном одиночестве, во дворце Сен-Поль, куда только что
переселилась, скончалась королева Изабелла; она ушла в не-
бытие одновременно со своим творением — договором в Труа.
Итак, судьба династии, пятнадцать лет балансировавшей
на острие ножа, теперь была спасена. Под ее власть сразу
возвращались все провинции, до того верные Бургундцу, все
города, где не стояли английские гарнизоны. За одну зиму
после Арраского конгресса был практически очищен от вра-
га Иль-де-Франс. Верхнюю Нормандию охватило восстание,
и роялистские шайки теперь могли там рыскать беспрепят-
ственно, а Дьепп сдался Карлу VII. Чтобы взять Париж — его
захват стал бы естественным венцом всех этих операций —
могла потребоваться долгая осада: ведь гарнизон имел приказ
обороняться. Ришмон, подойдя к столице в феврале 1436 г.,
замкнул кольцо блокады, перекрыв движение судов по всем
рекам. В городе начался голод. Коннетабль сговорился с бур-
гундскими чиновниками, которые поручились ему за настрое-
ния горожан. Удачно вызванное 13 апреля восстание позво-
лило королевским войскам вступить в Париж без боя. Вра-
жескому гарнизону, укрывшемуся в Бастилии, позволили уйти,
но удалялся он под свист тех самых горожан, которые когда-
то с радостью приняли его.
Резонанс этого события во всем королевстве был огро-
мен. Карл VII мог с полным правом рассылать повсюду ли-
кующие сводки о победе. Возвращение столицы означало
воссоздание и укрепление королевства — к вящей славе
Валуа. Это был конец ланкастерской мечты. Добиваясь ее
осуществления, умерли Генрих V и Бедфорд, но их дело не
пережило их. Конечно, еще оставались Руан, регент, правя-
щий именем Генриха VI, английский сенешаль, Королевский
совет, Канцелярия, Счетная палата, Палата Шахматной доски.
Эти чиновники пока контролировали почти всю Норман-
дию, часть Мена, часть Гиени. Но рано или поздно им при-
дется вернуть все захваченное восстановленному королев-
ству, чьи органы управления быстро приспособятся к но-
вой ситуации.
Ill
РЕФОРМЫ KAPAA VII
Взятие Парижа и подчинение англо-бургундской Фран-
ции означало практическое, если не полное, объединение ко-
ролевства, власть над которым двадцать лет оспаривали две
соперничавших династии и которое до того раздиралось борь-
бой партий. Чтобы начать реорганизацию управления стра-
ной из отвоеванной столицы, нельзя было дожидаться ни пол-
ного изгнания Ланкастеров, ни покорения Нормандии и Гие-
ни. Как и после всех великих внутренних кризисов, потрясших
страну в позднейшие исторические периоды, как при Генри-
хе IV сразу после религиозных войн или при Первом консу-
ле после революционной грозы1, перед победоносным коро-
лем встала деликатная проблема — объединить всех отныне
примиренных подданных и воссоздать твердую власть, прав-
ление которой изгладило бы память о былых раздорах. Ко-
нечно, целью «реформ» Карла VII были не столько нововведе-
ния, сколько реставрация. Но после них Франция уже и в
политическом, и в административном отношениях отлича-
лась от страны, которой правил его дед Карл V. К таким
изменениям, которые в свою очередь оказали влияние, и по-
рой решающее, на окончание войны, подтолкнули и выводы
из пережитого опыта, и текущие нужды момента. Реформы
не были ни делом одного дня, ни воплощением заранее раз-
работанного плана. Административная реорганизация, нача-
тая сразу же после вступления Ришмона в Париж, велась
скачкообразно, без направляющей идеи, годами, и особенно ей
способствовало затихание войны в период с 1440 по 1450 г., а
‘Имеется в виду Наполеон Бонапарт, в 1799 г. ставший первым
консулом Французской Республики (прим. ред.).
380
Эдуард Перруа. Столетняя война
после — заключение Турского перемирия. Именно на это
десятилетие приходится и больше всего ордонансов, и самые
решающие из них. Рассматривая их в хронологическом по-
рядке, можно было бы упустить из виду важность совершен-
ного дела. Но, набрасывая общую картину, нам ни на миг
нельзя будет забывать о политических обстоятельствах, объяс-
няющих ее самые броские черты, и ради ясности изложения
рассказ об этом начнем сейчас же.
Прежде всего задача состояла в объединении централь-
ного правительства, с недавних пор разделенного в связи с
нуждами войны на несколько частей. Эту идею люди короля
высказывали неоднократно: пусть верховные суды и основ-
ные управляющие ведомства будут нераздельными органами,
власть которых распространялась бы на все королевство.
Противники децентрализации, допускавшейся ими самое боль-
шее как временная мера, они считали, что должна быть одна
Канцелярия, один парламент, одна Счетная палата. Со времен
Карла V периодически выходили ордонансы, запрещавшие
«финансовым генералам» по налогам эд делить между собой
территорию королевства и оставлявшие их, порой вопреки их
желанию, членами некой неделимой центральной коллегии.
С 1428 г., когда сообщение между Пуату и Лангедоком упро-
стилось, Тулузский парламент был упразднен, а дела южных
провинций переданы в парламент Пуатье. Едва в апреле
1436 г. капитулировал Париж, как сюда перевели Канцеля-
рию и Счетную палату из Буржа, парламент и Палату эд из
Пуатье; небольшая делегация советников парламента еще
несколько месяцев пробыла в Пуату, чтобы уладить теку-
щие дела, но до конца года она прекратила свою деятель-
ность. Если резиденция короля все еще находилась на берегу
Луары, поскольку он избегал города, связанного со слишком
многими неприятными воспоминаниями, то Париж, бесспорно,
стал административной столицей королевства.
В этих условиях возникала необходимость слияния пер-
сонала: ведь в бургундской Франции раньше были такие же
суды и такие же ведомства, имевшие те же функции, что и
службы Буржского королевства. С местным или низшим
персоналом — бальи, сборщиками налогов, делегатами парла-
французский реванш (1429—1444 гг.)
381
ментов, лесничими, прево — трудностей не было: для служа-
щих в Северной Франции Арраский договор просто менял
хозяина; теперь они верно служили Карлу VII, как прежде
подчинялись Генриху VI, и не было необходимости их уволь-
нять или проводить радикальные чистки. В самом Париже
дело обернулось иначе. Но нам недостает исследований об
административном персонале, дающих возможность ткнуть
пальцем в закон, который позволял суверену создавать ил-
люзию, будто он вовсе не желает изгонять бывших врагов, а
только спокойно и без шума устраняет запятнанных и подо-
зрительных лиц. Единственный более или менее хорошо из-
вестный пример — парламента — дает нам по крайней мере
представление об используемых методах. Арраский договор
оговаривал, что минимум пятнадцать советников Бургунд-
ского парламента сохранят свои места. Это дало возможность
первой сортировки: оставили лишь тех бургундцев, чье рас-
каяние выглядело более многообещающим. Потом король
позволил своему верховному суду регулировать состав са-
мостоятельно, разрешив применять принцип кооптации, к
которому неоднократно призывали парламент со времен «мар-
музетов», а в 1446 г. даже было решено, что новые советники
будут избираться из двух кандидатов, предложенных двором.
Но в 1447 г., почувствовав себя сильнее, король временно
отменил эти выборы, сам назначил членов парламента и из-
гнал из него последних сторонников англичан, откровенных
или скрытых. Надо полагать, и в других органах управления
и суда происходили подобные процессы с аналогичным же
результатом. Если массовых увольнений и не было, по край-
ней мере все знали, что в обеих недавно соперничавших ад-
министрациях останутся только лучшие независимо от их
политического прошлого. Именно этому искусному смеше-
нию Карл VII, несомненно, обязан тем, что еще при жизни
получил прозвище «Карла, которому хорошо служат» (Charles
le Bien Servi). Некоторые из его слуг прибыли издалека, как,
например, Тома Базен, преемник Пьера Кошона в Лизье: пер-
воначально он был советником в Нормандии и своим мес-
том обязан Ланкастерам, но сумел вовремя договориться о
сдаче своего епископского города и вошел в разные советы
382
Эдуард Перруа. Столетняя война
суверена, чьим апологетом и хронистом он станет в изгна-
нии, к которому его вынудит Людовик XI. Из этой массы
добрых слуг до потомства дошло не много имен: чем подо-
зрительней становился их хозяин, тем меньше он доверял
своим советам, очень страдавшим от произвола недостойных
фаворитов. Если говорить о клириках, то Базен, как и Жюве-
нель, преувеличили в своих сочинениях истинное свое влия-
ние; потомки сделали то же в отношении Жака Кёра1, кото-
рый в качестве казначея был в лучшем случае требователь-
ным и щедрым кредитором двора, как и в отношении братьев
Бюро* 2, хороших финансовых чиновников и любителей ар-
тиллерийских новинок.
Впрочем, погоду делали не столько индивидуумы, сколько
внушительная масса королевских чиновников, чьему посте-
пенному численному росту не помешали ни войны, ни рефор-
маторские ордонансы. Например, число финансово-податных
округов (elections) от тридцати при Карле V достигнет се-
мидесяти пяти к моменту смерти Карла VII, в то время как в
северной части королевства вскоре окажется почти сто пять-
десят соляных амбаров, полностью укомплектованных штатом
смотрителей и измерителей. Этих чиновников было достаточ-
но, чтобы из них сформировался довольно индивидуализиро-
ванный общественный класс, занимавший промежуточное по-
ложение между горожанами, из которых они в большинстве
выходят, и дворянством, куда они стремятся. Их сплоченность
на всех уровнях укрепляли семейные союзы; в центре стра-
ны возникали настоящие парламентские династии, члены
которых были связаны браками с «господами финансов»
’Жак Кёр (1395-1456) — банкир и финансовый советник коро-
ля Карла VII, королевский комиссар при Штатах Лангедока (1444 г.),
генеральный контролер габели в Лангедоке (1447 г.). Арестован в
1451 г. по обвинению в растратах, бежал к папе Римскому и умер
во время экспедиции против турок (прим. ред.).
2Братья Бюро — Жак (ум. 1463 г.), сеньор Монгла, и Гаспар (ум.
1470 г.), сеньор Виллемомбля. Приближенные Карла VII, занимали
ряд важных финансовых и военных постов, создали королевскую
артиллерию, которой Жак лично командовал во время боев в Нор-
мандии и Гиени в 1449-1453 гг. (прим. ред.).
французский реванш (1429—1444 гг.)
383
(messieurs des finances); аналогичные союзы появлялись и
на местах, и в нижних эшелонах. Все эти люди в большей
или меньшей степени добивались, чтобы за ними признали
привилегию вроде той, какую недавно даровали дворянству:
коль скоро они служили королю, отдавая ему плоть и время,
то считали, что не обязаны платить королевской тальи, а если
асессоры пытались их обложить, они предъявляли иски в
исковые суды и часто выигрывали процессы. Так, более де-
факто, чем де-юре, образовалось «дворянство мантии», пока
составляющее силу монархии — ее слабостью оно станет
позже.
Монархическая централизация, ради восстановления кото-
рой с 1436 г. было приложено столько сил, вскоре окажется
неэффективной или по крайней мере неудобной: королевство
было слишком обширным, чтобы в Париже могли одновре-
менно вести все дела — судопроизводство, финансы, бухгалте-
рию — для большей части доменов. Власть была вынуждена,
приближая королевскую администрацию к подданным, созда-
вать верховные суды и прочие механизмы власти еще и в
других местах. Правда, это движение, тормозившееся эгоис-
тичным сопротивлением чиновников на местах, явно замет-
ным стало лишь тогда, когда возвращенным Нормандии и
Гиени по очевидно политическим причинам пришлось даро-
вать особый режим, чтобы успокоить их партикуляристскую
обидчивость; но первые его симптомы появились чуть рань-
ше. Задолго до 1435 г. «финансовые генералы» по налогам
эд разделили налоговую администрацию на ведомства для
Лангедойля и ведомства для Лангедока. Территории «земель
за Сеной и Йонны», понемногу отвоевывавшиеся у англичан,
образовали новый округ, равно как и Нормандия; каждый из
них возглавлял «генерал», а при нем был специальный сбор-
щик по территории, которую вскоре назовут «генералите»
(generalite). Чтобы лучше контролировать домен, разоренный
войной почти дотла, казначеи тоже разделили королевство на
четыре округа (charges), каждый имел штатных сборщиков,
а управления располагались в Туре, Монпелье, Париже и
Руане. Но Палата эд, Курия казны, Счетная палата, порядок
реорганизации которых скрупулезно расписывали особые
384
Эдуард Перруа. Столетняя война
ордонансы, не пожелали идти этим же путем и дробиться:
почти все они остались в нераздельном виде в центре, отку-
да велось управление финансами, — кроме Палаты эд, вы-
нужденной согласиться на создание конкурирующих органов:
один из них, по делам Лангедока, был создан в 1439 г. в
Тулузе, а позже переведен в Монпелье, другой же, по делам
Нормандии, организовали в 1450 г. в Руане. Со своей сторо-
ны Парижский парламент, насколько это было в его силах,
противился этой центробежной тенденции, первые симптомы
которой не вызывали у него беспокойства. Он считал, что от
избытка судебных дел можно избавиться так же, как это де-
лалось в предыдущем веке, — учредив «Великие дни», вре-
менные и более или менее периодические выезды париж-
ских советников в провинции. После 1450 г. такие «Дни»
проводили в Пуату и в Оверни, в Гиени и даже в Орлеане.
Но этого было уже недостаточно: в 1443 г. восстановили, и
на сей раз окончательно, Тулузский парламент, чья юрисдик-
ция распространялась на весь Лангедок и на те части Гиени,
от которых чиновники Карла VII добились повиновения. Еще
один верховный суд был создан в Бордо, когда французы
вступили в этот город (в 1451 г.), а через два года распущен
в наказание гасконцам за мятеж. Однако когда в это же
время дофин Людовик вздумал организовать парламент в
Гренобле, подчинив его компетенции свой апанаж, король без
возражений утвердил его создание; все это вывело из компе-
тенции парижского суда самые периферийные области Фран-
ции, но все-таки последнему удалось не допустить учрежде-
ния еще одного парламента в Пуатье, который бы разом ли-
шил его власти над всеми центральными провинциями. Так
постепенно возникали очертания Франции нового времени с
ее административными кадрами, которые унаследует монар-
хия «Старого Порядка»: финансовые округа (генералите), позже
вытеснившие исторические «провинции»; провинциальные
палаты эд и парламенты, оттесненные на периферию коро-
левства; на данный момент добавим к ним карту габели и
зарождающееся различие между землями, где налоги распре-
деляли «делегаты» (pays d’elections), и землями, где налоги
распределяли местные Штаты (pays d’Etats).
французский реванш (1429—1444 гг.) 385
Что отличает правление Карла VII от правления первых
Валуа — так это постоянное пополнение средств и воору-
женных сил. Но сказать, что этот король «создал» постоян-
ный налог и постоянную армию, — значит грубо упростить
бесконечно более сложную реальность. Уже давно и в тече-
ние длительных периодов «экстраординарные» средства, глав-
ным образом талья, которая давала намного больше денег,
чем все остальные налоги, собирались как квазипостоянные
подати. Лишь крайняя слабость вынуждала буржского коро-
ля, как мы уже сказали, почти ежегодно просить у Штатов
вотировать необходимые для продолжения войны субсидии,
часто непосильные. Похоже, что до 1435 г. французская мо-
нархия стремилась быть режимом, конечно, авторитарным, но
ограниченным необходимостью получать согласие на налоги.
Если бы эта практика продолжалась, Штаты Лангедойля, пред-
ставлявшие все королевство, кроме лангедокских сенешальств,
могли бы стать постоянным институтом и выполнять роль,
какую играл парламент за Ла-Маншем. Люди короля очень
явственно ощутили эту опасность, чему способствовало и по-
ведение самих депутатов. Дороги были небезопасны, поездки
требовали больших затрат и часто были сопряжены с рис-
ком, отчего городские коммуны не спешили откликаться на
призывы короля либо их делегаты, приехав, спешили поско-
рее вернуться домой. Поскольку главным было вотировать
субсидию, то все хотели, чтобы это произошло без промедле-
ний. Наказы депутатам Штатов выслушивали рассеянно,
ответы на них давали уклончивые или откладывали на потом,
тем не менее собрание выражало свое удовлетворение. Лишь
в двух случаях: в 1431 г., когда речь шла о монетах, и в 1439 г.,
когда обсуждалась воинская дисциплина, — для удовлетворе-
ния требований трех сословий были приняты специальные
ордонансы. Сразу же после голосования по вопросам финан-
сов ассамблею распускали, а продолжалась ее сессия не бо-
лее трех дней. Таким образом, монархия не позволяла ни
контролировать свои расходы, ни навязывать себе политику.
Однако королевские чиновники считали, что и обязательное
требование выпрашивать средства, необходимость в которых
очевидна, — уже перебор. Даже в самые тяжелые моменты
13 Зак 3581
386
Эдуард Перруа. Столетняя война
внешней войны бывало, что без всякого обращения к Шта-
там сверху декретировался новый сбор налога, установленно-
го ранее, или вводилась какая-то новая подать: так сделали в
1425 г. после разгрома при Вернее, в 1429 г. ради похода на
коронацию в Рейме, в 1430 г. для оплаты очень крупных
расходов. Еще один шаг был сделан в 1435 и 1436 гг., когда
Штаты позволили восстановить во всем королевстве кос-
венный эд, который с 1418 г. если и собирался, то нерегуляр-
но. Отныне этот налог на продажи, исчислявшийся в размере
20 денье с ливра, или 1/12, король мог периодически взимать,
более не обращаясь каждый раз к депутатам трех сословий.
Потом настал черед тальи. Штаты 1439 г. были последними,
к которым король обратился с просьбой о разрешении со-
брать этот налог. Его продолжали взимать и в последующие
годы; королевский ордонанс, изданный с учетом прогнозов
«господ финансов», установил его сумму на каждый год, и до
самого конца царствования она все время возрастала. Так в
управлении финансами, ставшем более сложным, стало про-
являться и больше предусмотрительности. Ежегодно для све-
дения Королевского совета финансовые органы составляли
проект бюджета, называвшийся «планируемой сметой расхо-
дов»; по окончании бюджетного года они представляли в
Совет чистовые счета, свою «фактическую смету». С 1450 г.
казначеи и «генералы», слив воедино счета по ординарным и
экстраординарным налогам, будут разрабатывать единый про-
ект — «генеральную финансовую смету», чтобы Совет ис-
пользовал ее для определения размера тальи.
Коль скоро теперь сам король объявлял о своих потреб-
ностях и предписывал общую сумму, которую надо собрать,
то можно сказать, что налог стал постоянным. Но это не
значит, что мнение податных людей более не принималось в
расчет нигде и никогда. Лангедок, с населением которого по
стечению обстоятельств приходилось иметь дело отдельно,
ревниво сохранял свои отдельные Штаты; в 1423 г. король
попытался было обложить южные сенешальства налогом, со-
размерным тому, что вотировали депутаты Лангедойля, но
после бурных протестов заинтересованных лиц был вынуж-
ден в 1428 г. взять на себя обязательство каждый раз запра-
французский реванш (1429—1444 гг.)
387
шивать лангедокских депутатов, прежде чем взимать там
налог. Таким образом, здесь продолжались частые, минимум
ежегодные собрания, где депутаты, изложив наказы, которые
в большей или меньшей степени учитывались, доставляли
себе удовольствие поворчать в ответ на просьбы королев-
ских наместников, а потом приступали к распределению суб-
сидии между епархиями провинции. Но поскольку компетен-
ция Штатов Лангедока распространялась только на один ре-
гион, в целом не столь большой, то они все в большей мере
приобретали облик местной ассамблеи, которая старалась лишь
защитить свои частные интересы и потому не представляла
большой опасности для центральных властей монархии.
Ведь, действительно, были еще и местные Штаты, даже в
доменах короны, и порой их созывали для решения вопросов
срочных и имевших местное значение. Так, Штаты Шампани
в 1431 г. выделили деньги, необходимые для содержания
королевских гарнизонов в этой недавно отвоеванной про-
винции; Штаты Иль-де-Франса в 1436 г. дали возможность
осадить Крей, обеспечив нужды осаждавших. В других ме-
стах от них добивались вотирования экстраординарных суб-
сидий, всегда для ограниченной территории и на опреде-
ленное время, обычно имевших вид дополнительной тальи;
они распределяли эти налоги сами либо контролировали
назначение делегатов. Но все это были исключительные
случаи, которые после прекращения деятельности Штатов
Лангедойля встречались все реже. Остались лишь более
сильные и более регулярно созывавшиеся ассамблеи круп-
ных фьефов, потому что распоряжавшиеся там принцы
нуждались в них для выделения себе добровольных пожа-
лований, местных эда или тальи, которые шли в казну не
короля, а самого магната. А поскольку королевская власть
по мере поглощения этих провинций доменом постарается
открыто не ущемлять местных привилегий, она заботливо
сохранит на этих землях институт Штатов, то есть Ланге-
док станет примером для Дофине — провинции, в этом
отношении приравненной к крупному фьефу, для Артуа,
Прованса, а позже и для Бретани; бывший Лангедойль, после
исчезновения своих штатов ставший «pays d’elections», будет
388
Эдуард Перруа. Столетняя война
стянут поясом из «pays d’Etats», сохранивших свои про-
винциальные ассамблеи.
Хотя вряд ли можно сказать, что у Карла VII была проду-
манная и логичная концепция финансовой «реформы», по от-
ношению к комплексу мер, предпринятых в военной сфере,
термин «реформа» вполне пригоден.
Надо признать, что ситуация здесь была катастрофиче-
ской и требовала принятия экстренных мер. Франко-бургун-
дское примирение далеко не принесло мира истерзанной стра-
не: лишив дела множество наемников, которым до сих пор и
в том, и в другом лагерях платили очень плохо, оно побуди-
ло эти изголодавшиеся шайки разбрестись по всему королев-
ству. Государство, слишком бедное, чтобы взять их к себе на
жалованье и бросить на последние бастионы ланкастерского
владычества, было не в состоянии даже изгнать их из про-
винций, которые они грабили. Похоже, что в стране, изнурен-
ной двадцатью годами войны, их бесчинства были еще ужас-
нее, чем при Иоанне Добром. Рассказы хронистов, изобилую-
щие жуткими подробностями, полностью подтверждаются
документальными жалобами, сохранившимися в архивах: здесь
было все — грабежи, поджоги, истязания, насилия, резня.
«Живодеров» не останавливало ничто, кроме разве что город-
ских стен, которых они не могли взять приступом. Их не
волновал даже собственный завтрашний день: ради сиюми-
нутной, преходящей выгоды они устраивали бессмысленные
разорения. От их постоянных налетов деревня пустела, и
нищета порождала нищету. Это бедствие поочередно испыта-
ли все провинции королевства, и не только те, что раньше
были театром военных действий, но и другие, которым раз-
бойники отдавали предпочтение как менее обедневшим. «Жи-
водеров» видели в Лангедоке, в Альбижуа, в Оверни, в Бер-
ри; они хлынули в Бургундию и творили грабежи даже за
границей — в Лотарингии, в Эльзасе, где их все еще называ-
ли арманьяками. Их капитаны, обогатившиеся за время дол-
гих кампаний, пренебрегали королевскими приказами: так, Пер-
рине Грессар, прежде тративший всю энергию на службу
англо-бургундскому делу, отказался сдать Ла-Шарите королю
Франции; эту проблему решили, назначив его капитаном на
французский реванш (1429—1444 гг.)
389
службе Карла VII. Стремления других простирались дальше:
бывшие соратники Девы, такие, как Ла Гир и Ксентрай, «рабо-
тали на себя», при этом продолжая занимать официальные
должности, — например, Ксентрай был сначала сенешалем
Лимузена, а потом бальи провинции Берри. Арагонец Фран-
суа де Сюрьенн продолжал воевать на стороне англичан, по-
лучая щедрое жалованье из Нормандии; бастард Бурбонский
разорял центральные провинции, пока наконец не кончил жизнь
на эшафоте. Самый опасный из всех, кастилец Родриго де
Вильяндрандо, долго творил свои преступления в условиях
полнейшей безнаказанности.
Прежде всего власти попытались восстановить дисципли-
ну в «компаниях», которые утверждали, что сражаются за
короля. За это дело пришлось браться несколько раз: предпи-
сания Карла VII в этой области вновь появились в 1431 г., а
потом в 1439 г. Ноябрьский ордонанс 1439 г., более жесткий,
в принципе вводил монопольное право короля на набор сол-
дат, ограничивал численность «компаний» сотней человек и
пытался посадить их на места в качестве гарнизонов. Все
эти приказы вовсе не исполнялись сразу же. Но более стро-
гий контроль за численностью отрядов со стороны военных
властей — коннетабля и маршалов, примерное наказание
нарушителей, а главное — более гарантированная и регуляр-
ная оплата очень благотворно повлияли на восстановление
порядка и ослабление поборов и грабежей.
Если бы после Турского перемирия 1444 г. вся армия была
распущена, как это обычно делалось прежде в подобных слу-
чаях, в королевство хлынули бы новые банды голодных ру-
тьеров. Принципиальное нововведение состояло в том, что
власть теперь не дожидалась разрыва перемирия, чтобы про-
извести набор новых контингентов, а содержала в ожидании
войны сравнительно крупные вооруженные силы. Прежде
всего она избавилась от всех беспокойных элементов; ото-
брав лучшее из того, что осталось, король сформировал круп-
ные воинские части, быстро получившие известность под на-
званием «королевских ордонансных рот» (compagnies de
I’ordonnance du roi), каждая из которых состояла из ста комп-
лектных «копий» (lances), включавших по одному тяжелому
390
Эдуард Перруа. Столетняя война
коннику (homme d’armes) и пяти более легко вооруженных
воинов. Пусть не каждое «копье» достигало такой численно-
сти, но, во всяком случае, рот обычно было двадцать либо
немногим больше или меньше. В следующем, 1446 г. эту ре-
форму распространили и на Лангедок, который должен был
поставить еще пять рот. Теперь еще до возобновления войны
можно было набирать и другие контингенты, хуже вооружен-
ные и укомплектованные, — «роты малого ордонанса». Впер-
вые в истории западноевропейских королевств суверен мог
набрать, снарядить и содержать в течение всего мирного пе-
риода кавалерию численностью не менее пятнадцати тысяч
бойцов, рассеянную в виде гарнизонов по всему королев-
ству. Каждый город и каждый округ должен был принять на
постой определенное число «копий». Обязанность их содер-
жать возлагалась на жителей. Чтобы откупиться от нее, по-
датные люди должны были выплачивать налог «на содержа-
ние воинов», и хоть он добавлялся к талье, очень тяжелой и
самой по себе, платили его беспрекословно — настолько на-
селение прочувствовало пользу от этой военной политики,
направленной одновременно против рутьеров, грабителей и
всех врагов короля.
В апреле 1448 г. была сделана попытка учредить наряду с
постоянной кавалерией еще и постоянные пехотные корпу-
са. Чтобы привлечь добровольцев, их освобождали от всех
налогов, откуда и название этой пехоты — «вольные лучни-
ки». Но сельские общины и городские коммуны в обяза-
тельном порядке выставляли от пятидесяти очагов одного
вольного лучника. Вооружение эти лучники приобретали сами.
Представляя собой нечто вроде национальной гвардии, они
продолжали заниматься своим ремеслом или обрабатывать
землю, будучи лишь обязаны раз в неделю упражняться в
стрельбе из лука и в случае войны присоединяться к своей
роте. Этот ордонанс начал выполняться лишь к самому кон-
цу Столетней войны. Но он явно свидетельствует о стремле-
нии французской королевской власти всегда иметь под рукой
вооруженную силу, а развитие артиллерии, быстрое и реши-
тельное, придаст этой силе невиданную прежде наступатель-
ную мощь.
IV
ТУРСКОЕ ПЕРЕМИРИЕ
Сделанное нами здесь вкратце описание этих осторож-
ных реформ легко может породить в воображении читателя
образ монархии сильной, уверенной в себе и решительно
идущей к намеченной цели. На самом деле это был лишь ряд
отдельных шагов, сделанных вслепую, ряд частных мер, при-
нимавшихся одна за другой в течение более чем пятнадца-
ти лет. То, что Карл VII не перестроился в одночасье, пе-
рейдя из униженного положения буржского короля в по-
ложение осыпаемого хвалами победоносного суверена, явно
заметно уже по самой медлительности, с какой после взя-
тия Парижа он завершал отвоевание еще занятых врагом
провинций.
И однако ланкастерская Англия в 1436 г. была крайне
мало способна восстановить свое сильно пошатнувшееся во-
енное положение на континенте. То, что она переживала, было
обычной расплатой за великие эпопеи, пожирающие людей и
деньги. Ей сильно не хватало вождя, и беспокойные годы
затянувшегося монаршего несовершеннолетия не смогли та-
кого вождя сформировать. Ведь пока Бедфорд во Франции
пытался решить грандиозную, но безнадежную задачу созда-
ния «двойной монархии», его соотечественники у себя на ост-
рове погрязли в мелочных склоках, подробное изложение
которых затянулось бы надолго. Хэмфри Глостер, разъярен-
ный тем, что его лишили поста регента, ударился в интриги.
Это был блестящий принц, утонченный гуманист, чьи щедро-
ты колоссально обогатили библиотеки Оксфордского уни-
верситета, но притом человек вздорный, жестокий, алчный и
хитрый. Преданно выполняя последнюю волю Генриха V, Ко-
ролевский совет, где заправляли дядья покойного короля —
392
Эдуард Перруа. Столетняя война
Бофоры, оставил Глостеру только видимость власти. Оттес-
ненный принц несколько месяцев скрепя сердце сносил это
положение. Но когда в 1425 г. он вернулся из своей бурлеск-
ной экспедиции в Нидерланды, испытав унижение и поте-
ряв деньги, больше терпеть он не желал. При всем Совете
он обвинил Генриха Бофора, что тот в его отсутствие плохо
правил королевством. Ссора могла бы вылиться в граждан-
скую войну, если бы не вмешался Бедфорд, спешно прибыв-
ший успокоить возбужденные умы и оставшийся в Англии
более чем на год, чтобы довершить примирение. По соглаше-
нию Глостер сохранял свой довольно пустой пост «протекто-
ра», а Бофор покидал Канцелярию, которую возглавлял с са-
мого начала нового царствования. В качестве компенсации
прелат получал кардинальскую шапку; кроме того, он все еще
был чрезвычайно богат и оставался крупнейшим заимодав-
цем короны. Глостер, завидовавший ему из-за этого всего,
немедленно возобновил войну, едва Бедфорд отбыл на кон-
тинент. Против расточительного прелата, любимца аристо-
кратии, он настроил средние классы, лондонское бюргерство,
общины; он намеревался запретить Бофору как служителю
церкви носить орден Подвязки, а как кардиналу — управ-
лять Винчестерской епархией, которую тот сохранил за со-
бой. Лишь благодаря тому, что Бофор в то время подолгу
бывал на континенте, готовя крестовые походы против чеш-
ских гуситов1, это соперничество не перешло в кровопро-
литную борьбу.
Никто в Англии не был в силах обуздать эту интригу.
Бедфорд, слишком занятый в Париже и в Руане, не мог час-
то приезжать на остров. При короле-ребенке, правившем лишь
по видимости, в результате раздоров принцев строгое уп-
равление, установившееся при Генрихе V, начало расшаты-
ваться. Это прежде всего выразилось в том, что из года в год
повышался дефицит бюджета. Когда-то завоеватель пообе-
1 Гуситы — участники движения против феодального гнета в
Чехии (1419-1437 гг.), чьим идейным вдохновителем был Ян Гус —
ректор Парижского университета, призывавший к реформе католи-
ческой церкви (прим. ред.).
французский реванш (1429—1444 гг.)
393
щал быструю победу, ради которой его подданные с легким
сердцем принесли весомые финансовые жертвы. Но теперь
существующая фискальная служба была бессильна удовлет-
ворить все более обременительные военные нужды; все на-
логовые поступления уходят на подготовку подкреплений,
которых без конца просит регент Франции. До самой осады
Орлеана можно было надеяться, эти затраты скоро окупятся.
Но когда война сделалась оборонительной, ее бремя стало
восприниматься как непосильное; именно в этот момент
растущие потребности вынудили власти искать новые ис-
точники доходов. Поскольку поступлений от налогов на
шерсть, таможенных пошлин и сборов за торговые сделки,
налогов на движимое имущество стало не хватать, парла-
мент 1431 г. согласился обложить податью в 5% все дохо-
ды, превышающие 20 фунтов. Тем не менее казна продолжа-
ла брать безвозвратные займы, увеличивая свору своих заи-
модавцев.
Лишившись после Арраского договора своего единствен-
ного союзника на континенте, со смертью Бедфорда Англия
осталась и без вождя. Вот еще одна причина паралича влас-
ти. В Лондоне в окружении набожного и слабого юноши —
короля Генриха VI — продолжалось соперничество Бофора и
Глостера, став теперь, однако, не столько личным, сколько
политическим. Служитель церкви, стремившийся вернуть
деньги, которые одолжил казне, Бофор выступал как привер-
женец партии мира и согласия с противником Валуа. Во-
круг него группировалась часть баронов, считавшая, что на-
прасных жертв уже довольно. Глостер, как и другой Глос-
тер в предыдущем веке, разжигал в лондонском бюргерстве
и среди общин антифранцузские страсти, напоминал о со-
всем недавней славе Генриха V, ратовал за войну до побед-
ного конца. Ни тот, ни другой не были в состоянии руково-
дить делами во Франции, и должность Бедфорда передали
сначала графу Уорику, а потом Ричарду, герцогу Йорку, кото-
рый искал свой путь и склонялся то на одну, то на другую
сторону.
Если бы монарх Валуа не закоснел в своей давнишней
пассивности, если бы истощение не парализовало силы ко-
394
Эдуард Перруа. Столетняя война
ролевства, взятие Парижа стало бы предвестием окончатель-
ного натиска на Руан и Бордо — последние цитадели лан-
кастерской империи. Но на деле Ричард Йорк при поддержке
деятельного Тальбота легко сумел справиться с опасностью.
В 1436 г. был восстановлен порядок в оказавшейся под
угрозой Нормандии; новое взятие Понтуаза даже позволя-
ло предсказывать внезапное наступление англичан на Иль-
де-Франс. Анжуйцы и Ришмон не без труда склонили Кар-
ла VII принять командование над войсками, чего тот не
делал со времен эпопеи с коронацией. Но кампания 1437 г.
длилась недолго. В октябре французы захватили Монтеро —
последнюю вражескую крепость на верхней Сене. Потом —
торжественный въезд в Париж с народным весельем и
приветственными возгласами, а через три недели войско
отступило на Турень. Дальнейшие боевые операции не при-
носили иных изменений, кроме ежегодного взятия несколь-
ких крепостей врага, которому нередко везло в чем-то дру-
гом: 1438 г. — не слишком успешный поход в области
Бордо; 1439 г. — капитуляция английского гарнизона в
Мо; 1440 г. — неудача под Авраншем и потеря Арфлёра.
Вот жалкий итог действий за четыре года после вступле-
ния Ришмона в Париж.
А Карл VII, при всей преданности нации самой идее мо-
нархии, был непопулярен. Его упрекали в неспособности дать
отпор грабителям-рутьерам; отчаяние народа усугубляли опу-
стошительные эпидемии, распространяющиеся по обескров-
ленным провинциям; наконец, в окружении суверена вновь
началось соперничество принцев, столь ярое, что забрезжила
опасность новой гражданской войны. Равно как и при Карле VI,
это не феодальный мятеж. Разоренный войнами класс рыца-
рей, который никогда не был серьезным соперником для мо-
нархии Валуа, не мог рассчитывать на успешное восстание,
для оплаты которого у него не было средств. Королевская
администрация держала этот класс под плотной опекой, одну
за другой отбирала его последние привилегии, упраздняла его
судебные полномочия, провозглашала исключительное право
суверена на пожалование дворянства, на узаконение внебрач-
ных детей, на разрешение ярмарок и рынков, даже пыталась
французский реванш (1429—1444 гг.)
395
законодательно ограничить случаи, в которых сеньоры смо-
гут взимать с подданных экстраординарный эд. Но, как и при
Карле VI, действиям власти, желающей их оттеснить и огра-
ничить их доходы, противились принцы. Им нужно было все
больше денег, и поэтому все настоятельней становилась их
потребность контролировать правительство и пользоваться
королевскими щедротами. Бывшие пленники Азенкура были
вынуждены заплатить огромные выкупы, разорившие их. Когда
герцогиня Бургундская вбила себе в голову освободить Кар-
ла Орлеанского, переговоры затянулись на годы, потому что
принц-поэт не мог найти суммы, которой потребовали за его
временное освобождение. Если король не вернул бы им ми-
лости, какими они пользовались в предшествующее царство-
вание, эти расточительные принцы обнищали бы. Они стра-
дали, видя, что королем вертят в свою пользу только Ришмон
и еще Карл Анжуйский, граф Менский. И вот Карл I де Бурбон
встал во главе недовольных. В 1437 г. он организовал заго-
вор с целью свергнуть фаворитов; наряду с герцогом Алан-
сонским к нему присоединились Иоанн V Бретонский (хоть
он и брат Ришмона) и король Рене, брат Карла Менского; им
обещал поддержку своих банд Родриго де Вильяндрандо.
Чтобы рассеять этих заговорщиков, хватило быстрого марша
на Овернь. В 1440 г. угроза становится явственной, заговор
расширяется. Главную его опору составил Иоанн Бретон-
ский и граф Арманьяка; Алансон сговаривался и с англича-
нами о получении военной помощи. Дело стало еще опасней,
когда к заговору примкнули два новых видных участника:
Дюнуа, который обвинял короля в том, что тот ничего не
делает для освобождения его единокровного брата — герцога
Орлеанского, и прежде всего дофин Людовик — шестнадца-
тилетний юноша, уже жаждущий царствовать. В феврале они
начали военные действия. Эти «волнения» назвали Прагери-
ей, в память о недавнем восстании в Чехии. Королевская
армия сначала заняла Пуату, потом подчинила Овернь, где
укрылись Бурбон и дофин. Вынужденные покориться, заго-
ворщики в июле получили прощение. Они потерпели пла-
чевное поражение потому, что даже их объединенные силы
были намного малочисленней королевских; кроме того, им не
396
Эдуард Перруа. Столетняя война
хватило поддержки Бургундца, без которого отныне никакая
коалиция принцев не сможет добиться успеха. Сразу же после
Прагерии Филипп Добрый понял, что его час пробил: за-
ставить принцев заплатить за союз с ними и тем самым
вновь занять в королевстве Валуа главенствующее поло-
жение, которого не дал ему Арраский договор, — разве
это не будет традиционной политикой его дома примени-
тельно к новым обстоятельствам? В декабре 1440 г. он
вступил в тройственный союз с Иоанном V Бретонским и
Карлом Орлеанским, наконец благодаря ему извлеченным
из тюрьмы. К ним примкнул Алансон, а потом Бурбон, они
постоянно ездили от одного двора к другому, посылали сво-
их людей в Руан, зондируя намерения герцога Йорка. На-
конец, в феврале 1442 г. все принцы собрались в Невере,
чтобы открыто заявить о своих жалобах и потребовать
созыва Генеральных штатов. Хоть коалиция выглядела мир-
ной, ее существование угрожало независимости королев-
ской власти. Карл VII и его советники сумели расстроить
происки врагов: умело расточая щедроты, они купили вы-
ход из коалиции Алансона и Дюнуа. По отношению к ос-
тальным заговорщикам власть держалась столь твердо, что
те разошлись, не добившись ничего.
Но можно ли было, если угроза подобных коалиций прин-
цев возникала постоянно, продолжать войну с Ланкастерами
до победного конца, до возвращения последних провинций?
Карл VII, вялость которого уже вошла в поговорку, сразу пос-
ле Арраского конгресса приступил к трудным переговорам,
где герцог Бургундский играл роль посредника. Ведь за Ла-
Маншем вся ненависть, вызванная неприятностью в Аррасе,
выплеснулась на «изменника» Филиппа Доброго. Уже было
решено наказать его. Глостер, всегда готовый вспыхнуть, зая-
вил, что забирает себе в апанаж графство Фландрию, выса-
дился в Кале и создал угрозу вторжения в Бургундское го-
сударство. Он устроил блокаду Нидерландов, и неизбежным
следствием ее стало восстание фламандских городов, кото-
рое Филиппу пришлось в 1437—1438 гг. несколько месяцев
подавлять. Казалось, Бургундец лишится всех плодов Арра-
ского мира. Он мог даже опасаться сепаратной сделки между
франг^узский реванш (1429—1444 гг.)
397
Ланкастерами и Валуа в ущерб себе: заинтересованным по-
средником мог стать Карл Орлеанский, которому не терпе-
лось вновь обрести свободу после более чем двадцати лет
плена. Лучше уж было взять дела в свои руки, сговориться с
Бофором, чтобы самому провести переговоры о временном
освобождении герцога Орлеанского, и, наконец, организовать
франко-английскую встречу при посредничестве лично Фи-
липпа и его третьей жены, ловкой Изабеллы Португальской,
родственницы Ланкастеров. И вот в июле 1439 г. в Граве-
лине открылся новый мирный конгресс, где английскую деле-
гацию возглавлял Бофор, а от имени французов выступал
Реньо Шартрский. К «окончательному миру» на этой встрече
стремились.мало. Каждый лагерь непримиримо отстаивал свои
требования, которые со времен Арраса не слишком измени-
лись. Английская сторона по-прежнему притязала на коро-
левскую власть над Францией, оставляя «дофину», которого
упорно именовали именно так, только провинции к югу от
Луары в качестве апанажа. В крайнем случае они согла-
шались удовлетвориться бывшей империей Плантагенетов
от Нормандии до Пиренеев при условии полного отказа
Франции от суверенитета над ней. Со своей стороны фран-
цузы поначалу уступали Гиень в урезанном виде, потом
добавили к ней несколько нормандских бальяжей, но от су-
веренитета отказываться не желали. Снова начинался не-
скончаемый спор, в прошлом веке уже разведший в разные
стороны Валуа и Плантагенетов. Сознавали ли спорящие,
что со времен Генриха V война изменила облик и теперь
мир нельзя возвратить путем передела территорий или фе-
одальных владений, потому что за спинами суверенов уже
стоят нации? Во всяком случае, чтобы облегчить страдания
изнуренных народов, всерьез постарались заключить дли-
тельное перемирие. И прежде всего, пользуясь этой встре-
чей, Филипп Добрый добился заключения англо-фламанд-
ского торгового договора — к великой радости его нидер-
ландских подданных.
Из-за Прагерии дипломатическая деятельность прервалась.
Карл VII вполне обоснованно испытывал тревогу в отноше-
нии бургундских намерений. До сих пор Филипп действовал
398
Эдуард Перруа. Столетняя война
лишь в собственных интересах; возможно, теперь он начнет
подрывную деятельность против короля Франции. Добившись
в июле 1440 г. от Бофора полного освобождения Карла Ор-
леанского за выкуп в 200 000 экю, герцог принял у себя при
дворе наследника ненавистных арманьяков, женил его на од-
ной из своих кузин — Марии Клевской, заключил с ним
союз. Сговор Ланкастеров, Бургундии и принцев был направ-
лен против Карла VII. Окружение французского короля, уже
не столь апатичного и более прозорливого, поняло: чтобы
заставить себя слушать, надо иметь на руках новые козыри.
На дипломатические интриги стали отвечать военными успе-
хами. Все еще тянувшаяся война вдруг активизировалась;
король сам возглавил боевые действия, проявив непривыч-
ную энергию. В 1441 г. была проведена блестящая экспеди-
ция против «компаний» в долине Шампани, оплоте королев-
ского домена, входившем клином между землями Бургунд-
ского государства. Здесь-то бастард Бурбонский и расплатился
за свои злодеяния, взойдя на эшафот. Потом французы дви-
нулись на долину Уазы, все еще оккупированную англича-
нами, которую оборонял Тальбот. Королевские войска за-
няли сначала Крей, потом Конфлан, потом, хоть и не без
труда, — Понтуаз. Иль-де-Франс был освобожден, и уже
окончательно. В следующем году, сразу после собрания в
Невере, Карл VII направил главный удар на Гиень. Поло-
жение англичан на юго-западе благодаря интригам прин-
цев к тому времени укрепилось. Граф Арманьяка предло-
жил дочь в жены Генриху VI; сир д’Альбре, выдержав
долгую осаду, все-таки сдал англичанам свой замок Тарта.
Король Франции во главе внушительной армии сам пред-
принял «тартаский поход». Он не ограничился тем, что от-
бил эту крепость, но в июне-декабре 1442 г. занял также
Сен-Север, Дакс и, несмотря на временный провал под Ла-
Реолью, создал серьезную угрозу Бордо.
Эта уверенная демонстрация силы принесла свои плоды.
Английским «ястребам» пришлось пойти на уступки. Диск-
редитированный Глостер уже был вынужден выйти из игры,
когда Совет Генриха VI уличил его морганатическую супругу
Элеонору Кобхем в колдовстве. Последние сторонники вой-
французский реванш (1429—1444 гг.)
399
ны решили в ответ на французские успехи отправить еще
одну экспедицию, которая бы выступила из Нормандии на
Бордо, чтобы разжечь пыл их гасконских приверженцев.
Но поход, командование которым было доверено бездарно-
му Сомерсету, племяннику кардинала Бофора, позорно про-
валился, и армия была вынуждена погрузиться обратно на
корабли, проблуждав несколько недель у границ Бретани
и Анжу.
Теперь верх стал брать партия мира. По обоим берегам
Ла-Манша народ, задавленный налогами, измученный множе-
ством бедствий, криком кричал, требуя спокойствия и прекра-
щения конфликта. Филипп Добрый, по-прежнему опасаясь,
чтобы переговоры не состоялись без его участия, все актив-
ней добивался примирения; впрочем, сношений с Лондоном
он и не прекращал. Посредником хотел быть и новый герцог
Бретонский, Франциск I. Свои услуги предлагали все вплоть
до папы, все еще втянутого в борьбу с Базельским собором
и, кроме того, обеспокоенного продвижением османов. Чтобы
убедить двух противников, равно желающих договориться,
хватило бы и меньшего. Всеобщая усталость довершила дело.
Генрих VI отправил к «своему дорогому французскому дяде»
Уильяма де ла Поля, графа Саффолка. 8 апреля 1444 г. в Ле-
Мане заключили перемирие местного значения. Потом нача-
лись переговоры в Туре, которые с французской стороны
вел Пьер де Брезе, ставший после смерти Иоланды Сици-
лийской и благодаря протекции фаворитки Агнессы Со-
рель главным советником Карла VII. Немедленное заклю-
чение «всеобщего мира» оказалось, как и прежде, невоз-
можным. Его решили заменить брачным соглашением и
перемирием.
22 мая полномочные представители сторон договорились
об обручении Генриха VI, высокого молодого человека двад-
цати трех лет, с племянницей Карла VII — Маргаритой Ан-
жуйской, дочерью короля Рене. Через шесть дней между
противниками и соответственно их союзниками было за-
ключено общее перемирие: первоначально действительное
в течение десяти месяцев, оно допускало продление. Совре-
менным людям такой результат может показаться ничтож-
400 Эдуард Перруа. Столетняя война
ним. Но брак Ланкастера с анжуйской принцессой открывал
многообещающие перспективы. А главное — перемирие, пер-
вое после договора в Труа, то есть почти четверть века спустя,
означало признание возвращения Валуа и узаконивало их за-
воевания. Однако вскоре начнется новая и последняя стадия
конфликта.
IX
КОНЕЦ
ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Турское перемирие, самое обычное, оставляло все как есть:
англичане пока оккупировали большую часть Нормандии и
Мена, почти всю область Бордо, область Байонны, а на севере
королевства — область Кале. Это перемирие, как всегда в
подобных случаях, было непрочным, и капитаны из обоих ла-
герей его много раз нарушали. Однако как во Франции, так и
в Англии все настолько нуждались в мире, что перемирие
было встречено взрывом радости. Лишь некоторые мрачные
личности упрекали здесь — Карла VII, что бросил своих нор-
мандских или гасконских подданных, там — Генриха VI, что
женился на племяннице врага.
Если приглядеться ближе, передышка, дарованная бойцам,
не была одинаково выгодной обеим сторонам. За Ла-Ман-
шем политическое положение оставалось неопределенным.
Генрих VI оказался монархом слабым, неспособным править
самостоятельно. На него уже начинала воздействовать моло-
дая жена, которую ему навязали и влияние которое отныне
будет непрерывно расти. После ухода с политической сцены
Бофора, который, старея, утрачивал интерес к власти, Марга-
рита Анжуйская облекла своим доверием того, кто вел пере-
говоры о ее браке: графа — после маркграфа — Саффолка.
И хоть страна была признательна ему за прекращение войны,
шовинисты не забывали и об унижениях, которые входили в
условия перемирия. Глостер продолжал разжигать недоволь-
ство, так что Саффолку удастся отделаться от него, только
обвинив его в 1447 г. в измене. Арестованный дядя короля
загадочным образом умер в тюрьме. Для негодующего об-
щественного мнения это стало еще одним поводом для нена-
висти ко всемогущему министру, в котором видели лишь
Конец военных действий
403
прислужника иностранцев. Напрасно Саффолк принял пре-
досторожности, добившись в июне 1445 г. от парламента при-
суждения ему похвального листа за мирную политику. Анг-
лийские националисты, единодушно поднявшиеся против него,
тем более ярились, что чувствовали себя бессильными. Они
не хотели расставаться с химерой континентальных авантюр,
но не желали приносить материальные жертвы, необходимые
для их совершения. Чтобы не уязвлять своего самолюбия,
они предпочтут обвинять в некомпетентности и измене ми-
нистров, на которых ложится ответственность за военные
неудачи. Саффолк, творец мира, падет 2 мая 1450 г. — сразу
же после поражений, которых его политика согласия, полу-
чавшая мало поддержки со стороны ослепленного общества,
не сумеет ни предвидеть, ни предотвратить.
Совсем в ином положении находились советники Кар-
ла VII. Четыре-пять лет, которые дало им перемирие, ушли на
то, чтобы завершить реорганизацию структуры королевства,
восстановить порядок в управлении, приступить к созданию
новой армии. Даже монета, почти напрочь обесценившаяся
от неоднократных девальваций, ожила и стабилизировалась
на уровне, позволяющем возродить коммерцию. Благодаря
безопасной торговле расло благосостояние горожан, и они
стали более верной опорой монархии, чем когда-либо. Про-
изошли перемены даже при дворе: король понемногу стряхи-
вал свою апатию. Может быть, этому способствовала Агнес-
са Сорель, Прекрасная дама, первая известная нашей истории
фаворитка, которая вплоть до своей смерти в феврале 1450 г.
оказывала на него благотворное влияние. Ни ей, ни министру
Пьеру де Брезе интриги принцев не могли причинить ни
малейшего вреда. Разобщенные после неудачи с Неверским
собранием, принцы не решались еще раз объединиться. Толь-
ко дофин Людовик упорно продолжал тайно вредить отцу.
Но с 1445 г. ему пришлось укрыться в своем апанаже Дофи-
не. Грязные интриги его агентов в окружении короля не
были опасны для положения фаворитов.
Последним принадлежала и заслуга использования пере-
мирия для улучшения дипломатического положения Валуа.
В июле 1445 г. в Англии высадилось великое французское
404
Эдуард Перруа. Столетняя война
посольство, возглавляемое Жаном Жювенелем, новым архиепис-
копом Реймским, и сопровождаемое полномочными предста-
вителями Кастилии, Бретани и Анжу. Подобного не происхо-
дило лет тридцать со времен плачевного провала миссии
Винчестера. Послы, получившие пышный прием, не предло-
жили во имя «окончательного мира», в который никто все-
рьез не верил, ничего, кроме постоянно уменьшавшихся тер-
риториальных уступок: Гиень, Керси, Перигор и область Кале.
Но за продление перемирия они добились от Саффолка и
Генриха VI двух важных обещаний: назначения на ближай-
шее время встречи обоих королей, от которой ожидали мно-
гого, и уступки Рене Анжуйскому графства Мен, где все еще
пребывали английские гарнизоны. Несомненно, опасаясь еди-
нодушного протеста со стороны шовинистически настроен-
ного общественного мнения, лондонское правительство не
решилось сразу же выполнить эти обещания. Обмен посоль-
ствами и переговоры продолжались более двух лет, и назна-
ченное свидание всякий раз откладывалось, а с передачей
Мена возникали все новые трудности. Наконец, уверенный в
своей правоте, Карл VII решил, несмотря на перемирие, при-
бегнуть к вооруженной силе. Переговоры еще продолжались,
когда королевские войска блокировали город Ле-Ман. Анг-
лийские гарнизоны, оказавшиеся в опасности из-за этой мас-
штабной демонстрации силы, предпочли в июне 1448 г. оста-
вить провинцию и отойти в Нормандию.
I
ОТВОЕВАНИЕ НОРМАНДИИ И ГИЕНИ
Срок перемирия должен был истечь только весной 1450 г.
Но история с Меном показала, что французский король хо-
тел возобновить борьбу, чтобы возвратить себе все королев-
ство. К проведению такой воинственной политики его под-
талкивало все: деятельность его легистов, несомненно, полно-
стью поддерживаемая всем обществом, — они рассматривали
перемирие лишь как простую передышку перед окончатель-
ным штурмом; нетерпение воинов, собранных в новые роты;
недоброжелательность и недобросовестность английских чи-
новников во Франции, постоянно придиравшихся к пустякам,
без конца откладывавших выполнение самых торжественных
обещаний Саффолка и Генриха VI. В Руан как раз только что
прибыл новый наместник английского короля, его кузен Эд-
мунд Бофор, герцог Сомерсет, который, хотя ланкастерская
Нормандия была истощена, счел возможным — несомненно,
чтобы угодить общественному мнению за Ла-Маншем —
прибегнуть к неосторожной политике провокаций. Гарнизо-
ны, выведенные из Мена вследствие численного превосход-
ства врага, не отвели в Кан или Руан, а послали к западным
границам герцогства, чтобы занять крепости Мортен и Сен-
Жам-де-Беврон на территории, до сих пор считавшейся нейт-
ральной. Это была прямая угроза герцогу Франциску Бретон-
скому, которого его дядя Ришмон уже окончательно убедил
подчиниться французскому королю. Когда Карл VII вступил-
ся за обиженного герцога, высокомерный Сомерсет его грубо
одернул: мол, это не его дело, потому что Бретань — фьеф
английской короны. Более того, Сомерсет и Саффолк, нужда-
ясь ради престижа в более громком успехе, тщательно под-
готовили новый удар, надеясь отомстить за Мен. Они поручи-
406
Эдуард Перруа. Столетняя война
ли печально известному атаману рутьеров, Франсуа де Сюрь-
енну, по прозвищу Арагонец, который томился в бездействии
в Нормандии, подготовить карательную экспедицию против
герцога Бретонского, тем самым косвенно задевая и его по-
кровителя Валуа. 24 марта 1449 г. дерзкий рейд Арагонца
сделал его хозяином Фужера, расположенного в глубине бре-
тонской территории. В разгромленный город ввели англий-
ский гарнизон.
Карл VII мог бы использовать это явное нарушение пере-
мирия как предлог, чтобы немедленно выступить в поход. Он
предпочел продлить бесполезные переговоры еще на несколь-
ко месяцев. Но своих капитанов он отправил продолжить
«бретонскую распрю» именем Франциска I; они захватили
Пон-де-л’Арш и Конш в Нормандии и другие крепости в
областях Бове и Бордо. Деморализованный противник не мог
оказать сопротивление. Тем временем войско сосредоточи-
валось у нормандских границ. Наконец 17 июля совет, специ-
ально созванный близ Шинона, принял решение начать бое-
вые действия, доверив командование ими ветерану Дюнуа, и
прервал все отношения с Сомерсетом.
Хоть Нормандия еще была усеяна английскими гарнизо-
нами, тем не менее она пала после поразительной кампании,
длившейся без перерывов двенадцать месяцев. Повсюду, осо-
бенно в деревнях, население встречало французов как осво-
бодителей; довольно часто оно даже восставало, не дожида-
ясь победоносных войск. Благодаря столь обильной помощи
все свелось к одной из тех осадных войн, которые будут так
по нраву Людовику XI, — не очень дорогостоящих для осаж-
дающего и менее долгих, чем в прошлом, поскольку развитие
артиллерии позволяло использовать «батареи», мечущие мол-
нии, несущие опустошение и деморализующие противника.
Концентрическое наступление велось силами трех основных
корпусов. Графы Э и Сен-Поль, выступив из Бовези и полу-
чив пополнение от пикардийского дворянства, переправились
через Сену выше Руана, взяли Пон-Одемер, Пон-л’Эвек, Лизье,
сданный 16 августа его епископом Тома Базеном, и приступи-
ли к методической очистке области Брея. В центре Дюнуа
при поддержке герцога Алансонского на левом фланге снача-
Конец военных действий
407
ла вошел в Верней без единого выстрела (до того в Лувье
его нагнал король), захватил Мант и Вернон, а потом, вторг-
шись в нижнюю Нормандию, 4 октября вышел к Аржантану.
На западе в ходе блестящей осенней кампании Франциск I и
его дядя Ришмон заняли Кутанс, Карантан, Сен-Ло, Валонь —
почти все крепости Котантена и кончили поход 5 ноября ос-
вобождением Фужера.
Тем временем король, перегруппировав свою армию, по-
явился 9 октября под стенами Руана. Горожане, более поло-
вины которых перешло на сторону короля, открыли осаждав-
шим ворота. Сомерсет и его гарнизон, попав в жестокую
осаду в замке, предпочли отступить в Кан. 20 ноября Карл с
триумфом вступил в столицу Нормандии. Наконец в самый
разгар зимы пали и другие крепости, в том числе Арфлёр.
До сих пор сопротивление англичан было довольно сла-
бым. Поначалу Тальбот тщетно пытался сдержать продвиже-
ние противника. Имея несколько сот бойцов, он не мог до-
биться успеха. Зимой, преодолев неслыханные трудности,
Саффолк, хоть и стоял на пороге опалы, предпринял после-
днее усилие. Небольшое подкрепление силой едва в пять
тысяч человек под командованием рыцаря Томаса Кириеля
высадилось в Шербуре 15 марта 1450 г., взяло несколько
крепостей на Котантене, соединилось с двумя тысячами вои-
нов, которыми еще располагал Сомерсет, и, форсировав Виру,
вошло в Бессен. 15 апреля при Форминьи эти отряды потер-
пели сокрушительное поражение. Военная история мало ин-
тересуется последними сражениями Столетней войны, в про-
тивном случае она бы констатировала их близкое сходство с
битвами при Креси, Пуатье, Азенкуре или Вернее. Только те-
перь роли переменились. Вместо беспорядочных рыцарских
полчищ, которые посылали в бой первые Валуа, Карл VII ис-
пользовал маленькие армии, включавшие артиллерию и пехо-
ту, но численно уступавшие экспедиционным корпусам про-
тивника, пусть даже жалким. При Форминьи граф Клермон-
ский, располагая ничтожными силами, не мог и помыслить о
наступлении. Но прицельный огонь его полевой артиллерии
вынудил англичан, уже укрепившихся по своему обыкнове-
нию, выйти на открытую местность. Они вступали в бой по-
408
Эдуард Перруа. Столетняя война
очередно. Победную точку поставил подход Ришмона с отря-
дом подкрепления. Французы не понесли серьезных потерь,
а противник потерял почти пять тысяч убитыми и пленными.
В плену в числе прочих оказался и Кириель.
Бой при Форминьи решил судьбу Нормандии. Пока бре-
тонцы очищали Котантен, основные силы королевской ар-
мии двинулись на Кан. Сомерсет капитулировал 1 июля и с
остатками английской администрации погрузился на корабли,
отходившие в Кале и Дувр. Несколько крепостей еще дер-
жалось. Фалез пал 21 июля, Донфрон — 2 августа, наконец,
Шербур — 12 августа, день в день через год после начала
кампании.
Англия уже ощущала последствия этих непоправимых
катастроф, беспомощно наблюдая синдромы, предвещавшие
начало ужасной гражданской войны. Первым из них было
падение Саффолка, чья политика мира с Францией и союза с
Анжуйцами потерпела крах. Горящие ненавистью баронство
и общины искали только повода, чтобы его погубить. Его
обвинили в смерти епископа Адама Молинса, убитого в Порт-
смуте в январе 1450 г. Когда он попытался оправдаться,
парламент начал против него процесс по обвинению в госу-
дарственной измене. Король отправил его в изгнание, пыта-
ясь тем самым спасти, но все равно 2 мая 1450 г. Саффолка
убил матрос на корабле, идущем во Фландрию. Не нашлось
ни одного способного человека, чтобы заменить его в руко-
водстве государственными делами. Над Сомерсетом, назна-
ченным его преемником, тяготел весь груз поражений в Нор-
мандии. Оскорбленное национальное достоинство, гнетущее
бремя бесполезных налогов, непрерывный отток солдат, по-
бежденных и склонных к грабежам, из Франции, всеобщая
нищета породили в юго-восточных провинциях острова новую
жакерию, может, еще более опасную, чем восстание 1381 г.:
ведь ее поддержало мелкое дворянство и некоторые священ-
ники. Во главе ее стоял авантюрист из графства Кент —
Джек Кэд, 31 мая давший знак к восстанию, потребовавший
смещения дурных советников, захвативший Лондон, предав-
ший смерти королевского казначея и устроивший грабежи.
Генриху VI понадобился месяц, чтобы собрать армию, которая
Конец военных действий
409
5 июля наконец разгромила повстанцев. Последствий эти
события не повлекли — во всяком случае, в социальной сфе-
ре. Но зато возникла серьезная политическая проблема.
В самый разгар восстания из Ирландии прибыл герцог Ричард
Йорк, который был там губернатором. Это был ближайший
родственник короля и его официальный наследник, которого
назначили в расчете, что узаконенные Бофоры не станут
претендовать на трон. Став преемником Глостера в каче-
стве главы партии войны, он сделался врагом королевы Мар-
гариты Анжуйской и соперником Сомерсета. Вокруг обоих
соперников уже начали возникать аристократические груп-
пировки в зависимости от предпочтений и родства. Близость
неизбежной схватки парализовала Англию в тот самый мо-
мент, когда на ее последние континентальные владения вот-
вот обрушится вся мощь французской державы.
Не отвлекаясь на переустройство отвоеванной Норман-
дии, возложенное на коннетабля Ришмона, Карл VII решил
бросить все наличные силы на Гиень. Предварительные опе-
рации, предпринятые летом 1449 г., дали пока немного. Все
побуждало гасконцев к сопротивлению: корыстная предан-
ность герцогской династии, вековые привычки к политиче-
ской автономии, торговые связи с Англией, обеспечивавшие их
процветание. Вести завоевание без поддержки населения было
бесконечно трудней. Пока граф Фуа действовал в долине
Адура, небольшая армия графа Пантьевра с солидной артил-
лерией 10 октября 1450 г. взяла Бержерак, захватила База и,
подойдя к столице Гиени, обратила в бегство коммунальные
ополчения. Наступление зимы вынудило прервать операции.
Но в апреле 1451 г. мощная армия под началом Дюнуа вы-
ступила в решающий поход. Она вступила в область Бордо,
взяла там одну за другой крепости Блей, Фронсак, Сент-Эми-
льон и начала блокаду Бордо, который не мог держаться дол-
го при полном отсутствии английских подкреплений. Пере-
говоры о сдаче были поручены Жану де Фуа, капталу де
Бушу, до сих пор сохранившему верность Ланкастерам. Он
договорился, что город капитулирует 23 июня, если прежде
для его освобождения не придут подкрепления из Англии.
Дюнуа вошел в Бордо 30 июня. Сразу же без боя сдались
410
Эдуард Перруа. Столетняя война
все еще державшиеся крепости, кроме Байонны, для которой
пришлось устраивать правильную осаду. Этот город в свою
очередь капитулировал 20 августа. Подчинение Гиени, как и
Нормандии, заняло ровно год.
Вскоре по вине победителей все эти достижения оказа-
лись под угрозой. Конечно, Карл VII везде ставил гасконцам
очень либеральные условия подчинения. Одна Байонна была
наказана за строптивость: на нее наложили репарацию и ли-
шили ее коммунальных свобод. В остальных местах победи-
тель подтвердил местные привилегии и сохранил все инсти-
туты. Но он совершил ошибку, доверив управление Гиенью
французам с Севера, не слишком склонным к снисходитель-
ности и быстро снискавшим ненависть населения, — бретон-
цу Оливье де Коэтиви, ставшему сенешалем Гиени, и финан-
систу Жану Бюро, которого назначили мэром Бордо. Их из-
лишние придирки, бесчинства их воинов, полное прекращение
морской торговли разозлили гасконских горожан, знать и чи-
новников, вытесненных со всех должностей. Они были гото-
вы восстать в любой момент и сообщили об этом в Лондон.
А Сомерсету, который в то время пришел к власти, был ну-
жен военный успех, чтобы остановить падение своей попу-
лярности. Побежденный при Кале был, к великому негодова-
нию аристократии из партии войны, назначен коннетаблем
Англии. Йорк, сделавшийся его соперником, обличал его в
Совете, собирал войска и грозил начать гражданскую войну.
Сомерсет сумел на время нейтрализовать угрозу с этой сто-
роны. Предложения гасконских заговорщиков, сделанные в
августе 1452 г., дали ему средство восстановить пошатнув-
шийся престиж. Подкрепления, первоначально собранные
для обороны Кале, уже ожидали в портах на Ла-Манше.
Эти четыре-пять тысяч человек отдали под начало старого
Тальбота, графа Шрусбери, единственного воина, который
мог успешно сражаться за Ланкастеров. Хоть со времен
его последних побед прошло двадцать четыре года, бывший
полководец Бедфорда выказал незаурядную энергию. Вы-
садившись 17 октября в Медоке, через четыре дня он всту-
пил в Бордо, где до его прихода вспыхнуло всеобщее вос-
стание. Все крепости от границы Ланд до границы Ангу-
Конец военных действий
411
муа открыли ему свои ворота, прежде изгнав французские
гарнизоны.
Карл VII не успел вовремя среагировать на эти события.
Он знал о приготовлениях Тальбота, но полагал, что англича-
не пойдут на Нормандию, оборона которой и была усилена.
Теперь, когда Гиень снова оказалась потеряна, на подготовку
ответной операции требовалась целая зима, что, конечно, дава-
ло бордосцам возможность получить новые подкрепления из
Англии. Когда весной 1452 г. королевская армия вступила в
Гиень, она была столь велика, что Тальбот не посмел напасть
на нее. Он выждал, чтобы она разделилась на несколько кор-
пусов, позволил графу Клермонскому пойти к Медоку и сам
двинулся на менее многочисленное соединение, только что
осадившее Кастильон невдалеке от Либурна. Тальбот рас-
считывал, что со своими семью тысячами легко одержит здесь
победу. Но обнаружил, что враг, усвоивший уроки Креси и
Азенкура, прочно укрепился за частоколами. Не раздумывая,
он со своим привычным напором атаковал противника. Сна-
чала ряды англо-гасконской конницы поредели под огнем
артиллерии Жана Бюро. Потом началась рукопашная — в
условиях, неблагоприятных для наступающих. Фланговая атака
контингента бретонских «копий» решила исход сражения в
пользу французов. Пав на поле брани 17 июля, Тальбот унес
с собой в могилу и последние надежды англичан сохранить
аквитанский Юго-Запад. Главным событием этой кампании
стала осада Бордо, предпринятая сразу же и усиленная мор-
ской блокадой со стороны устья Жиронды. Осада ожидалась
трудной — гасконские горожане и знать были готовы к яро-
стному сопротивлению. Но, не получив никаких подкрепле-
ний и даже поддержки со стороны последних английских
отрядов, уцелевших при Кастильоне, но не пожелавших воз-
вращаться в Бордо, жители города в конце сентября пошли
на переговоры. 19 октября гасконцы и англичане сдались на
милость победителя.
Горожанам их мятеж радости не принес. На сей раз с
ними обошлись безжалостно. На Бордо был наложен коллек-
тивный штраф; самым скомпрометированным горожанам при-
шлось отправиться в изгнание. Парламент, пожалованный
412
Эдуард Перруа. Столетняя война
Гиени в 1451 г., не стали восстанавливать; как и в прошлом,
теперь по судебным делам следовало апеллировать в Париж
или в Тулузу. Французскую власть, суровую и придирчивую,
здесь по-прежнему не любили. Но, по крайней мере, в заслу-
гу ей можно было поставить тот факт, что она удержалась.
Пришел конец долгому трехвековому союзу между гасконца-
ми и английскими королями, прекратил существование круп-
ный фьеф Аквитания, из-за которого началась война.
По знаменитым словам Жанны д’Арк, враг был «изгнан
из Франции». У него, правда, оставались Кале и графство Гин.
Карл с 1451 г. замышлял напасть на этот последний оплот
ланкастерского владычества на континенте. Но герцог Бур-
гундский, без поддержки которого успех операции был невоз-
можен, враждебно отнесся к этой идее, так что ее осуществ-
ление пришлось отложить. К ней попытаются вернуться не-
сколько позже, столь же безуспешно. Таким образом, взятие
Бордо знаменует финальную точку — если не войны, посколь-
ку никакого мира заключено не было, то во всяком случае
военных действий, которые с большей или меньшей интен-
сивностью продолжались сто шестнадцать лет. Примем вме-
сте с традиционной историографией, что Столетняя война,
развязанная в мае 1337 г., завершилась в октябре 1453 г.
Нам остается оценить ее результаты и последствия для каж-
дой из сторон.
II
ПОСЛЕВОЕННАЯ ФРАНЦИЯ
Пусть нас не вводят в обман слава и престиж победите-
ля. Заявления легистов, королевские воззвания, дифирамбы
наемных сочинителей и даже легенды на памятных медалях
воспевали успех, сообщали о чудесном взлете суверена из
ничтожества на самую вершину могущества, наперебой воз-
носили хвалу Французскому королевству, вновь занявшему
первое место в христианском мире. Сам Карл VII постарал-
ся изгладить все воспоминания о былых поражениях, ошиб-
ках юности, проявлениях слабости, омрачивших начало его
царствования. Главной частью этой кампании была реабили-
тация Жанны д’Арк. Сразу же после взятия Руана, в феврале
1450 г., было приказано провести предварительное расследо-
вание, надолго затянувшееся из-за саботажа римской курии.
Легат, кардинал д’Этутвиль, в 1452 г. согласился выслушать
свидетелей, собрать воспоминания и справки. Но Николай V
боялся поссориться с Англией, если он вновь начнет в полити-
ческих целях процесс, уже проведенный по всем канонам. Его
преемник Каликст III в июне 1455 г. наконец согласился на-
чать следствие по делу, поручив его архиепископу Реймскому,
Жану Жювенелю, который был одним из судей в Пуатье. Пос-
ле этого начался процесс, с обычной помпой и медлительно-
стью, и наконец было вынесено решение о реабилитации, объяв-
ленное в Руане 7 июля 1456 г. Тем самым уничтожались
последние сомнения в легитимности помазания Карла, кото-
рые еще могли оставаться. Жанна была объявлена доброй
католичкой, несправедливо обвиненной в ереси. Теперь ни-
что не мешало поверить в сверхъестественный характер ее
миссии. Итак, Бог защитил Валуа в самый мрачный момент
их упадка, как и позже — во время их новых побед: сверху
414
Эдуард Перруа. Столетняя война
целенаправленно распространяли слухи, что походы на Нор-
мандию и Гиень сопровождались чудесами и знамениями.
Но престиж — это еще не все. Часто цена победы заранее
отравляет ее плоды. Для Франции в целом Столетняя война
была тяжелейшим испытанием, из которого она вышла ослаб-
ленной, разбитой, и пройдет не один век, прежде чем она смо-
жет вернуть себе былое положение. Настал конец спокойной
гегемонии, которой некогда располагали, даже при ограничен-
ных средствах, последние Капетинги над Европой, у которой
возможностей было еще меньше. Мир, развитие которого во
время столкновения Валуа и Ланкастеров не прекращалось,
стал иным, менее подверженным французским влияниям.
Материальное обеднение страны очевидно. Долгая борь-
ба, грабежи и эпидемии сильно сократили население и снизи-
ли его производительность. Не повсюду эта беда была непоп-
равима в равной мере. Встречались менее затронутые вой-
ной области, например, лангедокский Юг, Центральный массив,
а вне королевского домена — Бретань и Бургундия, которые,
не сумев оправиться после жестокого кровопускания 1348 г.,
в конечном счете не испытали новых потерь населения. Там
для возрождения хозяйства найдутся более благоприятные
условия; до конца века заезжие путешественники будут вос-
певать тамошнее процветание, обильные житницы, сравнивая
их с более опустошенными провинциями. Но земли по сред-
ней Луаре, Нормандия, Иль-де-Франс, Шампань, то есть сердце
королевства и колыбель монархии, находились в состоянии
крайнего истощения, которое продлится еще долго. Когда в
1461 г. Людовик XI, узнав о смерти отца, покинет тучные
фламандские равнины, чтобы короноваться в Реймсе и всту-
пить в свою столицу, по дороге он увидит вокруг только
развалины и опустошение: десяти лет мира не хватило, что-
бы на разоренной земле зажили шрамы.
Ведь больше всего, как всегда в подобных случаях, постра-
дало сельское хозяйство. Здесь ханжеский тон королевских
грамот о помиловании, громкие заявления хронистов, по тра-
диции весьма склонных к одобрению действий власти, полно-
стью согласуются с неопровержимыми свидетельствами ар-
хивных документов. Некоторые кантоны были практически
Конец военных действий
415
обращены в пустыню. Жители умерли или бежали от эпиде-
мии либо с приближением рутьеров. Самые смелые верну-
лись, когда опасность миновала, но их было так мало, что в
некогда процветавших деревнях теперь осталось всего по
несколько дворов. Производительность земледелия упала
настолько, что возникла опасность нехватки его продуктов
для пропитания городов, где подорожание жизни и голод ста-
вят под угрозу жизнь бедных ремесленников. От такой ситу-
ации беднели все, кто живет за счет земли, а особенно сеньо-
ры, чья земельная рента обращалась в ничто по мере расши-
рения ланд и целины. С тех пор как война прекратилась, в
каждой провинции начиналась энергичная восстановитель-
ная работа, направленная на возрождение пришедших в упа-
док доменов, создание условий для земледелия, пересмотр норм
оброков, выплачиваемых за держание земли. С этим движе-
нием возрождения связаны и ордонансы Карла VII, до мело-
чей расписывавшие порядок управления королевским доме-
ном. Аналогичные усилия предпринимались всеми крупными
земельными собственниками, как светскими, так и церковны-
ми. Сочинение Иоанна де Бурбона, аббата Клюни, к счастью
сохранившееся в архивах и потому доступное для изучения, —
несомненно, не единичный пример. Повсюду старались при-
влечь крестьян к земле, объединяя держания, облегчая чинш,
переводя самые тяжкие повинности в денежные и даже иногда
приплачивая на обзаведение хозяйством — сеньор рассчи-
тывал возместить эти затраты за счет будущих повинностей.
Бесспорно, такая политика принесла конкретные результаты.
Несомненно, достигнуть их можно было и быстрее. Но этому
возрождению сельского хозяйства недоставало надежды на
более щедрый доход, который бы ускорил демографический
рост. Бремя налогов, особенно чувствительное для «бедного
землепашца», будет беспрерывно расти до самой смерти Людо-
вика XI, тормозя возрождение села. Возможно, следует учесть
и тот факт, что горожане, все в большей степени получавшие
возможность приобретать владения сеньоров, проявляли себя
менее либеральными по отношению к держателям, чем старые
имущие классы: из тщеславия нуворишей они строго требова-
ли выплаты пошлин и повинностей, уклонявшихся от этого
416
Эдуард Перруа. Столетняя война
крестьян привлекали к суду и в конечном счете действовали
во вред собственным интересам в широком их понимании.
Тем не менее в нашем сельском ландшафте остаются
неоспоримые следы этого возрождения — религиозные и граж-
данские постройки, церкви, помещичьи дома, жилища, свиде-
тельствующие о строительной лихорадке, охватившей страну,
которая наконец избавилась от векового бедствия. Конечно,
строительство не прекращалось никогда, даже в самые мрач-
ные периоды, и особенно в городах, где экономический кри-
зис сказался менее остро. Ведь именно в первой трети XV в.,
среди бедствий гражданской и внешней войны, хрупкое и
слащавое искусство XIV в., высшее достижение готической
классики, с ее воздушными витражами, ее слегка вялой леп-
кой, ее грациозным и манерным скульптурным декором усту-
пило место тяге к обновлению и оригинальности, результаты
которого дадут о себе знать вплоть до триумфа итальянского
Возрождения. Нам плохо известно, какие влияния позволили
французской готике вновь более чем на век вернуться к жиз-
ни. Может быть, пример английской архитектуры, уже разви-
вавшейся в направлении более вычурных форм, вдохновил
отдельных художников англо-бургундской Франции, а после
их начинания были подхвачены по всему королевству. Имен-
но лепка нервюр с их открытыми ребрами и призматически-
ми профилями всегда придает основным линиям постройки
их суховатую выразительность. Та же сухость проявляется
в угловатых складках драпировок, в растительном декоре,
блистающем пышностью савойской капусты и густой ли-
ствы. Барочная вычурность особенно ощутима в использова-
нии обратной кривизны, то есть фигурных выкружек, и в том
орнаментальном изображении огня в оконных переплетах-
горбылях, из-за которого это искусство назвали пламенею-
щим. Первые свидетельства этого обновления появились за-
долго до 1450 г.: Руан, Труа, Бурж — достаточно упомянуть
эти три города — сохранили для нас очаровательные образ-
цы такого искусства. Как только вернулся мир, оно востор-
жествовало повсюду, вплоть до самых маленьких деревень,
где в настоящей лихорадке перестройки спешили восстанав-
ливать разрушенное, воссоздавать развалившиеся постройки
Конец военных действий
417
в духе нового времени, строить для богатых более просторные
и удобные жилища вместо крепостей, где те укрывались во
время бури. Принимая в сельских церквах более строгие и
менее избыточные формы, чем в городских зданиях, оно на
местах приспосабливалось к провинциальным вкусам, порой
порождая настоящие художественные школы, которым, как, на-
пример, в Бретани, была суждена долгая и благополучная жизнь.
Города в целом пострадали меньше, чем сельская мест-
ность. Их население, порой значительно сократившееся, не
теснилось на своих слишком просторных землях за город-
скими стенами, где незаселенные пространства занимали фрук-
товые сады, парки и поля. Иногда демографический дефицит
здесь частично восполнялся за счет притока сельских жите-
лей, бежавших из своих деревень и приспосабливавшихся к
городской жизни. Никакие осады, выкупы, грабежи, ненасыт-
ность налоговых служб, небезопасность дорог никогда не ос-
танавливали коммерции, от которой горожане богатели. Ре-
месла, несмотря на мелочную и жесткую регламентацию, про-
должали процветать. Города Шампани, Пикардии, Нормандии,
сама столица и в меньшей степени Бордо с приходом мира
очень быстро восстановили прежние темпы производства и
торговли. Новая эпоха процветания началась для городов по
Луаре во главе с Туром: их богатство росло из-за длительного
пребывания двора. Сукноделие за полтора века испытало зна-
чительную децентрализацию и больше не было исключитель-
но монополией Нидерландов. Наконец, активизировалась тор-
говля между городами по мере того, как повышалась ее безо-
пасность и богатели самые смелые менялы, банкиры, дельцы.
Но пусть нас не вводит в заблуждение эта активизация.
В торговой конкуренции, где отныне участвовали все евро-
пейские страны, доля Франции теперь была гораздо мень-
ше, чем до длительного испытания, только что пережитого
ею. Фландрия, Артуа, Бургундия уже не входили в состав
королевства, и их богатство, сильно выросшее после 1450 г.,
не приносило пользы ни королю, ни его подданным. Важные
пути международной торговли, когда-то проходившие через
провинции Капетингов, теперь окончательно удалились от них.
Выходя из Флоренции и Венеции, они переваливали цент-
14 Зак. 3581
418
Эдуард Перруа. Столетняя война
ральные Альпы, обеспечивая процветание женевским ярмар-
кам, которым Лион никогда не сможет создать серьезную
конкуренцию, потом пересекали Южную Германию — на-
стоящий рай международного банковского дела и, пройдя че-
рез Рейнскую область, заканчивались в Антверпене, чье сия-
ние уже затмевало ветшающую славу Брюгге. Французские
ярмарки, число которых множилось из-за некой искусствен-
ной конкуренции, лишь на периферии и косвенно участвова-
ли в этом европейском движении, из которого подданные
короля слишком часто бывали исключены.
Лучшей иллюстрацией этого ложного и в целом второ-
степенного положения королевства Валуа служит молние-
носный взлет и падение Жака Кёра, в котором слишком ча-
сто видели предвестника мнимого процветания, хотя его не-
умение создавать что-либо новое и устойчивое, казалось бы,
буквально бросается в глаза. Конечно, этот сын скорняка из
Буржа, неграмотный, но предприимчивый, был первым из тех
дельцов, тех авантюристов, которые пробрались в Совет суве-
рена: двор Людовика XI уже будет кишеть ими. Монетчик
короля в Бурже, потом казначей, то есть хранитель королев-
ских драгоценностей и посуды, выполнявший также фискаль-
ные и дипломатические миссии, он пользовался милостью
власть имущих лишь для собственного обогащения. Как сме-
лый новатор он проявил себя в двух сферах: добивался права
на эксплуатацию среброносных месторождений в Лионской
области, рассчитывая, что они изобилуют богатыми жилами, и
со страстью бросил в морскую коммерцию, стремясь напря-
мую соединить Монпелье со сказочными богатствами Леван-
та. Разведывая эти месторождения, он понял, какое богатство
ждет того, кто вбросит в мир, жаждущий золота и серебра,
страдающий от растущей нехватки монет, новую порцию дра-
гоценных металлов. К несчастью, жилы в Лионской области
были бедными, малоприбыльными — после его опалы они
будут заброшены, — тогда как в то же время, систематически
эксплуатируя серебряные рудники Штирии, дом Габсбургов
создавал себе состояние, которое одно позволяет объяснить
его изумительный подъем. В сфере средиземноморской тор-
говли ошибка в расчетах была не менее масштабной. Чтобы
Конец военных действий
419
лишить Венецию и Геную монополии левантийской торговли,
Кёр оснастил и зафрахтовал, не без некоторого преувеличения
окрестив «первым крупным торговым флотом Франции», не-
большую флотилию — полдюжины скорлупок. Скромный де-
бют еще можно простить: все должно с чего-то начинаться.
Но верно ли оценил ситуацию Жак Кёр, отправляя эти суда в
Средиземное море? Следуя пятивековой традиции, он полагал,
что Александрия и Кипр всегда останутся открытыми ворота-
ми восточных житниц, неисчерпаемыми рынками шелка и
пряностей. Он не понял, что опасность приближения осма-
нов заставит эти источники в ближайшее время иссякнуть.
Его извиняет разве что тот факт, что не он один совершил
эту ошибку: ее повторят и его преемники — советники Лю-
довика XI. В то время как в начале XV в. именно норманд-
ские мореходы-авантюристы разведали Канарские острова,
основав там эфемерное колониальное королевство, навязчи-
вая идея освоения Средиземноморья вскоре заставила забыть
о вылазках в Атлантику. Когда в последние годы века дьеп-
пцы возобновят их, окажется, что их уже оттеснили более
смелые: Америка попала в руки испанцев, Африку обогнули
португальцы, а Франции останутся лишь крошки с празднич-
ного стола и опять-таки унизительное положение. Все это в
зародыше уже находилось в предприятиях Жака Кёра, как и
его громкое падение в 1453 г.; его заключение под стражу,
побег и преждевременная смерть на Хиосе в 1456 г. поглоти-
ли его состояние и прервали начатые им дела.
Ослабев в материальном отношении, вышла ли француз-
ская монархия из сильнейшего политического кризиса? Здесь
достижения кажутся более очевидными, хотя и уравновеши-
ваются некоторыми слабостями. Бесспорно, война позволила
королевству усовершенствовать административную базу и
быстрей, чем если бы этого не требовали военные и фискаль-
ные нужды, превратиться из феодальной монархии в то авто-
ритарное государство, одновременно патерналистское и тира-
ническое, каким является Франция Людовика XI. Несмотря
на кризисы, поражения, жакерии, восстания городов и принцев,
Валуа сумели достичь своих целей. Они избавились от всех
опек: при Иоанне Добром — от опеки Штатов, а позже — от
420
Эдуард Перруа. Столетняя война
опеки со стороны принцев. Они отвергли все реформы, на-
вязывавшиеся извне, но в нужный момент сумели реформиро-
вать свою власть совершенно самостоятельно, научились кон-
тролировать чиновников при помощи других чиновников и в
конечном счете повысили эффективность работы админист-
ративного механизма, ничуть не поступившись его мощью и не
создав у подданных впечатления, что тех притесняют сильнее,
чем прежде. Наконец, эту эволюцию, основные этапы которой
были упомянуты по ходу нашего повествования и к которой
мы больше не вернемся, ускорил целый ряд событий.
Но одна лишь устойчивость институтов не объясняет
популярности режима. Она формирует его основу, но не вды-
хает в него душу. Престиж Людовика Святого не зависел от
органов управления и суда, парламентов, иерархии функцио-
неров. Если Карл VII и Людовик XI командовали целыми
армиями чиновников, это не обязательно значит, что им пови-
новались лучше, чем святому королю. Бесценная поддержка,
которую они получили как наследие Столетней войны, была
поддержкой со стороны национального чувства, которое от-
ныне и веками будет кристаллизоваться вокруг особы суве-
рена: эта преданность монархии сильней, чем была феодаль-
ная верность в любой период прошлого. Чувство, о котором
мы говорили, на заре XV в. было еще очень нестойким, а в
момент заключения договора в Труа, казалось, угасло совсем.
Однако вскоре жизненный опыт народа возродил его и дал
ему вызреть. Для того чтобы совершилась эта нравственная
трансформация, ярких примеров которой на последней ста-
дии войны можно обнаружить тысячи, хватило многократ-
ных набегов врага, нескончаемых рейдов рутьеров и прежде
всего длительной оккупации некоторых провинций. Народ —
ведь о нации говорить еще слишком рано? — близко узнал и
возненавидел чужеземца, потому что чужеземец поселился в
его доме: во всей мировой истории нет примера, чтобы воен-
ная оккупация способствовала достижению согласия между
победителем и побежденным. Отсюда эти новые слова, зву-
чащие до странного современно, которые были в ходу в ок-
ружении буржского короля. Подданные, оставшиеся верными
Карлу, были «истинными французами», добрыми французами,
Конец военных действий
421
а остальные — «французами-ренегатами», «английскими фран-
цузами»: так интуиция сердца клеймила измену вопреки всем
юридическим аргументам, какие можно было привести в ее
пользу. Что значила фикция законного династического на-
следования, сохранение французской администрации по срав-
нению с присутствием иностранных солдат, которые говори-
ли на чужом языке, отличались чуждыми нравами и, несмотря
на все предосторожности, вели себя как завоеватели?
Итак, возникшее в негативной форме — в виде всеобщей
ненависти к иноземному захватчику — это национальное
чувство позволило достичь позитивного результата — пре-
данности подданных своему легитимному суверену. Верность
монарху, столь крепкая уже в последний век Капетингов, лишь
усилилась среди несчастий и руин. Ее укрепляли и заявле-
ния легистов, старавшихся возвеличить суверена, подтверж-
дая его достоинство короля всей Франции. На аргументацию
договора в Труа, согласно которой Карл VII был лишен на-
следства, они ответили новой теорией короны, предвосхитив-
шей теорию государства нового времени. Корона, то есть со-
вокупность домениальных владений, феодальных прав и ко-
ролевских прерогатив, которыми пользуется суверен, по их
теории становится неотчуждаемым наследством, которое мо-
нарх только хранит, как он уже ранее охранял закон и наде-
лял судей правом вершить суд. Общественное право отделя-
ется и приобретает отличия от частного. Тем самым король
как слуга народа приобретает неоспоримый авторитет, усили-
вающий исконное благоговение перед монархом, столь рас-
пространенное уже при последних Капетингах. В этом отно-
шении, как и во многих других, юридические теории — отра-
жение перемен в народном чувстве.
Монархия становилась тем сильнее, делаясь олицетворени-
ем и символом нации, что никакая организованная оппозиция
отныне не могла опереться на имущие классы. Мы уже отмеча-
ли крайнее обеднение знати, постепенное исчезновение самых
дорогих ей привилегий под совместным натиском экономи-
ческих нужд и монархической бюрократии. Чтобы сохранить
свое положение, ей оставалось лишь одно средство — пойти
на службу к королю или принцам. Именно она формировала
422
Эдуард Перруа. Столетняя война
ядро постоянной армии, претендовала на административные дол-
жности в надежде, может быть, приобрести положение при дво-
ре или в Королевском совете. То есть она начинала приручать-
ся. Если в какой-то области она пойдет за принцами, поднявши-
ми мятеж, то не столько ради борьбы с сувереном, сколько
продавая свои услуги патрону. В таких случаях чаще всего бу-
дет достаточно умелой раздачи милостей, чтобы заставить мя-
тежников разбежаться и привлечь их на службу королю.
Духовенство оказалось теперь еще более зависимым от
власти монарха, чем знать. Оно надеялось воспользоваться
поначалу схизмой, потом — распрями на соборе, чтобы изба-
виться от римской опеки, вернуть «свободы» галликанской
церкви, освободиться от бремени папских налогов. Карл VII
в целом поддерживал его требования, советовался с ним на
часто созываемых ассамблеях, какую позицию занять в от-
ношении собора. Буржская ассамблея 1438 г. утвердила не-
которые декреты Базельского собора, отменила аннаты \ вос-
становила свободу избрания настоятелей, однако не отказала
папе во всякой духовной власти над клиром. Ее решения
были обнародованы в форме Прагматической санкции —
учредительной грамоты галликанской теории. Но порывать с
Римом не входило в намерения короля; когда Базельский
собор, упорствуя в мятеже, вызвал новый раскол, Карл отка-
зался признать антипапу Феликса V — бывшего герцога Са-
войского Амедея VIII — и с 1446 по 1449 г. активно добивал-
ся отречения самозванца и подчинения собора власти Рима.
Тем более он не желал позволить французской церкви иметь
автономное самоуправление. Как при обоих «отказах от по-
виновения» в 1398 и в 1407 гг., вся власть, которой лишали
папу, переходила к королю. Прагматическая санкция позволя-
ла каноникам избирать своих высших должностных лиц, но
обязывала их учитывать «благожелательные просьбы» свет-
ской власти. Она избавляла духовенство от большей части
римских налогов — но с тем, чтобы сильнее подчинить его
1 Аннаты — единовременный налог, поступавший в казну папы
Римского, за передачу духовному лицу церковного бенефиция —
должности и связанных с ней доходов (прим. ред.).
Конец военных действий
423
королевскому фиску. На практике этот ордонанс нашел мало
применения: Карл не отказывался ни обращаться к Риму с
просьбами, ни принимать от курии предварительные взносы
за бенефиции, когда они были выгодны для его протеже. Он
противился папским решениям, только когда они задевали
интересы его монархии. В каждом соглашении или конф-
ликте последнее слово почти всегда оставалось за монархом.
В большей мере, чем когда-либо, епископат и высшие церков-
ные сановники набирались из числа советников короля, его
близких или приверженцев; он был уверен в их послушании,
еще более рабском, чем в прошлом.
Есть однако препятствия для осуществления королевской
власти, которые с годами могут стать еще опаснее. Граждан-
ская и внешняя война оживила национализм в провинциях,
который то в одном месте, то в другом заглушал чувство
преданности монархии. Некоторые провинции лишь с неохо-
той признали владычество Карла Победоносного. Нормандия,
при всех ее ярых антианглийских настроениях, дорожила сво-
ими провинциальными привилегиями, своей судебной автоно-
мией, роптала против королевских налогов, навязанных из-
вне, требовала подтверждения Хартии нормандцам. Она бы
охотно согласилась принять власть удельного князя, который
бы оказал сопротивление централизаторским устремлени-
ям монархии. Людовик XI поймет это на собственном горь-
ком опыте, когда заговорщики из Лиги Общественного бла-
га 1 потребуют от него уступить Нормандию жалкому Карлу
1 Лига Общественного блага — коалиция крупных феодалов, не-
довольных политикой французского короля Людовика IX, расшире-
нием королевских прерогатив, налогового гнета, ущемлением прав
знати, возросшей ролью зажиточных горожан в управлении коро-
левством. Восставшие феодалы объявили, что действуют во имя «об-
щего блага», откуда и название коалиции. В Лигу входили герцоги
Бретонский, Алансонский, Бургундский, Лотарингский, Бурбонский,
графы Сен-Поль и Арманьяк, сир д’Альбре. Во главе недовольных
встал брат короля Карл. Битва при Монлери под Парижем (16 июля
1465 г.) не принесла ощутимого успеха ни одной из сторон. Но
Людовик сумел выгадать время и заключить с каждым из мятежни-
ков отдельный договор (прим. ред.).
424
Эдуард Перруа. Столетняя война
Французскому, а ее население вопреки воле короля пустит к
себе бретонские контингенты. Еще более строптива Гиень;
вся гасконская знать, так ревностно воевавшая на стороне
англичан, была недовольна укротившим его королем. При-
дется ждать следующего века, чтобы ее капитаны и авантю-
ристы пошли на королевскую службу. За пределами домена
противодействие проявлялось еще сильнее. В Анжу, в Бур-
бонне население прежде всего хранило верность своим прин-
цам, а уж потом подчинялось королю. Бретань довольно от-
крыто следовала своим привычкам к автономии; ее герцо-
ги, пока верные вассалы, тем не менее вели свою церковную
политику, свою дипломатическую линию без оглядки на
политику суверена. Когда коннетабль Ришмон в 1448 г.
наследовал своим племянникам и стал герцогом Артуром II,
он принес оммаж Карлу VII стоя и с мечом на боку, отка-
зываясь преклонить колено, что означало бы признание
им тесной ленной зависимости. Двух поколений бургунд-
ского владычества хватило, чтобы привить некоторым про-
винциям, например Артуа, страстную преданность их гер-
цогу; они будут противиться всем королевским начинани-
ям, слепо повиноваться своим чужеземным господам, будь
то австрийцы или испанцы, и придется ждать завоеваний
Людовика XIV, чтобы их жители вновь ощутили себя фран-
цузами.
Таким образом, провинциальный национализм стал опо-
рой для опасных действий принцев — угрозы, от которой
государство пока не сумело себя оградить. Цели не измени-
лись. Вопрос стоял все так же: останется ли король неза-
висимым и сильным или воцарится «полиархия» магнатов,
алчных до власти и денег, которые будут его контролиро-
вать в своих интересах. Под альтруистическими заявлени-
ями уже можно различить их эгоистические амбиции. Об-
легчить страдания народа путем снижения налогов, обуз-
дать произвол королевских чиновников, потребовать созыва
Штатов — вот программа, которую они провозглашали, что-
бы настроить общество в свою пользу. Требования невер-
ских заговорщиков в 1442 г. предвосхитили Лигу Обще-
ственного блага. Но, пока был жив Карл VII, они не отва-
Конец военных действий
425
живались вновь объединиться. Сурового наказания, которо-
му подвергся в 1455 г. граф Жан V д’Арманьяк, чьи земли
заняли королевские войска, образцового процесса герцога
Алансонского (он оказался вновь замешан в преступном
сговоре с англичанами и за это приговорен к смерти, а
потом помилован и заключен в темницу замка Лош) хва-
тило, чтобы смирить их нетерпение. Особенно они ждали,
чтобы восстать, разрыва между королем и его бургундским
кузеном, считая его неминуемым.
Ведь всем казалось, что Филипп Добрый просто предназ-
начен на роль вождя коалиции принцев. Под его властью
Бургундское государство достигло вершины своего могуще-
ства. Удачные стечения династических обстоятельств, умело
вызванные или использованные, отдали ему в руки нидер-
ландское наследство Виттельсбахов, а также могущественное
Брабантское герцогство. В Люксембурге он оттеснил, не без
труда, последних представителей Чешского дома; рейнские
князья были его клиентами. Его бастарды или его кузены
занимали троны правящих епископов Утрехта и Льежа. Этот
собиратель земель правил обширным и богатым доменом,
простиравшимся от Соммы до Фрисландии, от Ла-Манша до
Мозеля. Этой мозаике княжеств пока недостало единства,
которое могли бы ей придать лишь сильные центральные
институты. Но оно уже намечалось, особенно в финансовой
сфере, и после 1450 г. Брюссель уже выступал в роли столи-
цы Нидерландов. Почти все территориальные приобретения
герцога были сделаны за счет Империи. Однако из этого не
следует, что Филипп стал немецким князем. По отношению
к германской державе он сохранял позицию высокомерной
независимости, отказываясь выразить в действиях вассаль-
ную связь, подчиняющую его бесцветному Фридриху III Габ-
сбургу. Когда в 1447 г. император, чтобы получить его по-
мощь против швейцарцев, предложил ему поднять в ранг
королевства некоторые земли, которыми герцог владел за
Шельдой, например Фрисландию или Брабант, Филипп зало-
мил за свое согласие на такой дар непомерные требования:
это королевство включит в себя все его имперские домены,
кроме того, как его король он будет иметь сюзеренитет над
426
Эдуард Перруа. Столетняя война
всеми рейнскими или лотарингскими княжествами, которы-
ми не владеет непосредственно. Если он не хотел укреплять
связи с Империей, так это потому, что его взгляд был посто-
янно обращен к Парижу, где правили его предшественни-
ки. Имперские владения, в которых он умел сохранять аб-
солютную власть, послужат ему лишь резервуаром, откуда
он будет черпать силы для реализации своих французских
амбиций.
А король Франции вовсе не жаждал удовлетворять са-
мые далеко идущие из этих амбиций и не подпускал бургунд-
ского кузена ни к каким французским делам. Некоторые
статьи Арраского договора, которые были особо важны для
герцога, так и не воплотились в жизнь: исполнители убий-
ства в Монтеро остались безнаказанными, душа Иоанна Бес-
страшного не нашла поддержки в благочестивых учрежде-
ниях, которые Карл обещал основать в его память; чиновни-
ки монархии продолжали рассматривать Бургундию и Артуа
как фьефы короны, бесцеремонно орудовали там, фиксирова-
ли апелляции к Парижскому парламенту. В 1451 г. король
воспользовался восстанием гентских ремесленников, чтобы
потребовать от Филиппа — впрочем, безуспешно — возвра-
щения городов на Сомме, не предлагая даже обусловленной
компенсации. Весь поглощенный подготовкой к великому
крестовому походу против османов, которой он, как верный
преемник прожектеров-Валуа занялся с 1454 г., герцог Бур-
гундский видел, что Франция ускользает из его рук; хуже
того — он опасался, что враждебность короля, растущая с
каждым днем, перейдет в открытую войну; он даже уже не
был уверен, что в этом поединке с монархией непременно
одержит верх. В 1456 г. ему представилась возможность
обеспечить себе лучшее будущее, взяв реванш за прошлые
унижения. Дофин Людовик, изгнанный из Дофине отцом, ко-
торого вывели из себя его преступные интриги, просил убе-
жища на бургундской территории. Филипп колебался, при-
нимать ли его: он не желал провоцировать неравную войну.
Если в конце концов он поселил того в Женаппе, в Бра-
банте, то прежде всего затем, чтобы тот позже дал ему в
Париже место, какое некогда занимал Иоанн Бесстрашный.
Конец военных действий
427
Отныне изгнанник и его хозяин с нетерпением будут ждать
смерти короля, которая даст каждому из них богатство и
власть. Из всех опасностей, угрожающих возвращенному и
воссоединенному королевству, гипотетическая бургундская
угроза была опасней всех для его непосредственного буду-
щего.
Ill
АНГЛИЯ АЛОЙ И БЕЛОЙ РОЗЫ
Опасность была бы еще серьезней, если бы Англия могла
возобновить борьбу и, вступив в союз с недовольным Бур-
гундцем, поставить под вопрос все результаты, достигнутые
Валуа. После 1453 г. предполагать такую возможность в
самом ближайшем будущем было отнюдь не бессмыслен-
ным, хоть в реальности при Людовике XI она и не осуще-
ствилась. Для традиционной историографии характерен уп-
рощенческий подход: мол, Англия Генриха VI была истощена
неудачами на континенте, а гражданская война, охватившая ее
на целое поколение, стала неизбежным следствием ее воен-
ных неудач. Все как раз наоборот: потенциально королев-
ство Ланкастеров все еще представляло угрозу. В глазах
христианской Европы и, что еще важнее, в его собственных
глазах оно морально выросло в ходе борьбы. Память о дав-
них победах здесь была живее, чем о недавних поражениях.
Общественное мнение, как ясно говорят и прошения в парла-
мент, и комментарии хронистов, постоянно помнило об эпо-
пее Генриха V, всегда становясь на сторону того, кто обещал
возобновить войну и вообще поощрял опасные реваншист-
ские настроения. В этой борьбе англичане осознали свою
силу, о которой век назад еще не ведали. Кроме того, их наци-
ональная сплоченность укрепилась благодаря языковому един-
ству, теперь уже прочно утвердившемуся. Аристократия, ад-
министрация и даже двор, несмотря на брачные союзы суве-
ренов, мало-помалу отвыкли от французского; Екатерина
Французская, а после Маргарита Анжуйская здесь выглядели
иностранками, говорящими на чужом языке и неспособными
понять английского менталитета. Уже в ходе долгого цар-
ствования Эдуарда III суды почти перестали вести дебаты на
Конец военных действий
429
англо-нормандском жаргоне. При Генрихе IV ведомство ма-
лой государственной печати начало составлять некоторые
акты на национальном языке; французский понемногу исче-
зал — до такой степени, что секретари уже не умели его
использовать. После 1450 г. для выпуска редких актов, кото-
рые все еще составлялись на вражеском наречии, приходи-
лось привлекать специальных чиновников, еще оставшихся
от нормандской администрации, которых называли «секрета-
рями французского языка».
Материальное истощение страны было намного меньшим,
чем во Франции. Когда-то народ обложили непосильными
налогами, от которых он в конце концов избавился, ускорив
тем самым финальную катастрофу. Но численно он умень-
шался разве что от эпидемий. С концом войн, облегчившим
лежавшее на трудящихся классах налоговое и военное бремя,
прогресс в экономике, ощутимый уже в течение двух поко-
лений, быстро принял ярко выраженный характер. Это ус-
пешное развитие затронуло даже аграрную сферу, традици-
онно более тяжелую на подъем, более туго поддающуюся но-
вовведениям. Здесь довольно быстро сумели восполнить
потери, нанесенные периодическим возвращением чумы; лишь
в некоторых областях остались какие-то разоренные война-
ми земли, отчего эти области несколько раз освобождались
от налогов, — прежде всего это относится к графствам на
границе с Шотландией. В других местах положение держате-
лей быстро улучшалось; манориальная эксплуатация, столь
архаичная на заре Нового времени, окончательно исчезала в
результате дробления или трансформации сеньориального
домена. Индивидуальное или коллективное освобождение
вилланов, умелое назначение выкупов свели на нет отработ-
ки и сделали крепостное состояние пережитком — столь же
редким, сколь и анахроничным. В результате росло благосос-
тояние свободных держателей, бравших землю в долгосроч-
ную аренду — копигольд. Сеньоры, получатели земельной
ренты, были не в убытке от этой трансформации. Им не
терпелось повысить доходность своих земель: почти повсюду
они пытаются уничтожить право выпаса скота на общинных
землях или на убранных полях, где обычно пасся бродящий
430
Эдуард Перруа. Столетняя война
без присмотра скот довольно низкого качества, вернуть себе
самые богатые общинные угодья, приумножить и огородить
засеянные кормовыми травами луга, осушить болота. Это так
называемое движение огораживаний, которое достигнет апо-
гея при последних Тюдорах1 и сделает характерным для анг-
лийского ландшафта то чередование лугов и лесов, какое
отличает его и поныне. Все это происходило не без затрудне-
ний: немало забот земельным собственникам приносили по-
литические смуты, нарастание беспорядка, неурожаи — мно-
жество живых и колоритных свидетельств этого можно най-
ти в переписке семьи Пастонов, мелкопоместных дворян из
Норфолка. Но она же показывает значимость и жизненную
силу сельского хозяйства, от которого еще в большой мере
зависело благосостояние нации.
В городах к этому добавился недавно начавшийся подъем
промышленности. В предыдущем веке превратности войны,
резкие повороты в политике и дипломатии расстроили тор-
говые отношения с Нидерландами, поставив под угрозу по-
ставку шерсти в мастерские континента. Под натиском эко-
номической необходимости теоретические пожелания, кото-
рые когда-то выразил парламент Эдуарда III, мало-помалу были
воплощены в жизнь. В городах появилось сукноделие, чему
способствовали исключительное качество необработанной
(woolens) и камвольной (worsteds) шерсти, а также мастер-
ство нидерландских ремесленников, привлеченных сюда осо-
быми привилегиями. Задолго до 1450 г. экспорт шерсти стал
постепенно уменьшаться за счет повышения доли готовых су-
кон, настолько красивых, что континентальные торговцы жад-
но разбирали их. В ответ на жалобы фламандских и брабант-
ских ткачей и в ущерб противным интересам антверпенских
коммерсантов Филипп Добрый был вынужден постоянно зап-
рещать ввоз в свои земли английских сукон, которые выраба-
тывал Бристоль и многие другие города. Напрасный труд: ге-
гемония английского сукноделия утвердилась столь прочно,
что нидерландские мастерские, не выдерживая конкуренции,
‘Тюдоры — династия английских королей, которые правили с
1485 по 1603 г. (прим. ред.).
Конец военных действий
431
одна за другой закрывались; чтобы не погибнуть сразу, они
уже шли на сознательное понижение качества продукции,
используя короткую испанскую шерсть и выбрасывая на ры-
нок сукна саржу1, изобилие которой компенсировало ее по-
средственное качество.
Следствием всего этого для Англии стало заметное раз-
витие внешней торговли. Монополией в этой сфере издавна
пользовались иностранцы, и королевская власть поддержива-
ла такое положение, чтобы не беспокоить своих снисходи-
тельных инвесторов. Так, например, Эдуард III велел своим
судьям относиться к иностранным купцам так же, как к его
собственным подданным; когда они получали благодаря про-
цедуре denization, или натурализации, те же права, что и ко-
ренные жители, им было проще взыскивать долги. Непомер-
но щедрые привилегии позволили ганзейцам, несмотря на яро-
стное сопротивление их противников, получить право на
собственную консульскую юрисдикцию в Лондоне. Из-за вы-
зывающего богатства этих иноземцев в народе копилась не-
нависть к ним, так резко проявившаяся во время жакерий
1381 и 1450 гг. Но, прежде всего благодаря прибылям мест-
ной промышленности и процветанию внутренней торговли,
которую вели ремесленные цеха, или craft guilds1 2, возник и
богатый класс английских капиталистов, желавший обогащать-
ся и на международных сделках. Появившийся на свет позже
всех лондонских корпораций цех галантерейщиков, из кото-
рого позже выделится компания Merchant adventurers3, по-
степенно вытеснит иностранных негоциантов и укажет стране
на ее морское призвание.
Политический кризис мало помешал экономическому подъе-
му ланкастерской, а позже Йоркской Англии, зато, похоже, глу-
боко поразил сильную в прошлом систему управления мо-
нархией, систему, которой до сих пор кичилось островное ко-
ролевство. Кризис возник с 1450 г., сразу после жакерии Кэда;
1 Буквально sayette, или saye — шерстяная ткань типа легкой
саржи (прим. пер.).
2 Гильдии (англ.).
3Купцов-авантюристов (англ.).
432
Эдуард Перруа. Столетняя война
тут же началась его кристаллизация вокруг одной династи-
ческой и личностной проблемы. Он стал следствием давней
ланкастерской узурпации, в ходе которой в 1399 г. Генрих IV
поднялся на трон, не посчитавшись с правами Мортимера,
которые теперь через брак перешли к могущественному дому
Йорков. Пока династии сопутствовал успех, ее легитимность
не ставилась под сомнение. Неудачи на континенте почти не
пошатнули ее положения. Но личные ссоры и борьба за вли-
яние подогрели амбиции и надежды ее врагов. Потомство
Генриха IV почти все угасло. Кларенс, Бедфорд, Глостер умер-
ли, не оставив потомства. Последняя надежда рода, Генрих VI,
хоть и женат с 1444 г., все еще не имел наследников. Это
юноша, отстававший в развитии, до крайности набожный, хруп-
кого здоровья, лишенный воли и, несомненно, интеллекта. Над
его душой тяготело нездоровое наследие: в августе 1453 г.
его рассудок помутился, как некогда у его деда Карла VI. Для
этого жалкого суверена было характерно не буйное помеша-
тельство, а отупение, тихое оцепенение, длящееся долгие
месяцы до возврата, всегда очень краткого, видимости про-
светления. А задолго до душевной болезни король полнос-
тью подпал под власть жены. Маргарита Анжуйская — ино-
странка, честолюбивая, деятельная, пылкая и ничего не пони-
мавшая в английских делах. Воспитанная во Французском
королевстве, где никто не противился власти монарха, она
хотела править, не оглядываясь на совет баронов, на мнение
парламента. Для нее Штаты королевства — как иногда назы-
вают английский парламент по аналогии с континентальным
институтом — не более чем помеха ее власти, тогда как при
умелом использовании он бы удесятерил ее силу. Будучи в
душе француженкой, она выступала за мир, ничего не делала,
чтобы отобрать у Валуа недавно потерянные провинции, и
считала, что Форминьи и Кастильон окончательно завершили
франко-английский спор. Это еще одна причина ее непопу-
лярности: ведь все общество требовало мести за эти пораже-
ния, хотя и не было готово нести расходы на новую войну.
Чем более изолированной чувствовала себя Маргарита, тем
с большей страстью привязывалась она к партии, которая
возвела ее на трон. Это клан Бофоров, партия мира, руководи-
Конец военных действий
433
мая Сомерсетом, который был побежден при Кане, но стал
коннетаблем и всемогущим советником. А разве Бофоры не
метили выше? Разве эта незаконная, но узаконенная ветвь
рода Ланкастеров не рассчитывала добиться отмены закона,
преграждающего ей путь к трону? В таком случае, если бы
Маргарита осталась бесплодной, Сомерсет мог бы домогаться
своего назначения наследником престола. И уже может по
меньшей мере просить должности правителя королевства,
поскольку Генрих был поражен безумием.
Но он встретил соперника в лице Ричарда Йорка. Прихо-
дясь по отцу внуком Эдмунду Лэнгли, тот в противовес Бо-
форам представлял законное потомство Эдуарда III. По ли-
нии матери, Анны Мортимер, он наследовал претензии, кото-
рые потомки Лайонела Кларенса по женской линии были
вправе выдвинуть к узурпаторам Ланкастерам. Этот малень-
кий некрасивый человек, столь же хитрый, сколь и нереши-
тельный, давно нашел свой путь. После смерти Глостера он
возглавил партию войны. В качестве почетной опалы его
отправили управлять беспокойной Ирландией. Но в 1450 г.
он, сославшись на мятеж Кэда, вернулся в Англию, не испра-
шивая разрешения. Выжидая развития событий, он неосто-
рожно позволил Сомерсету утвердиться у власти; потом, опа-
саясь, что против него выдвинут обвинение с целью изба-
виться от него, он выпустил выдержанный в резких тонах
манифест, обличающий фаворита. Тем не менее обе вражду-
ющие партии не хотели гражданской войны. Согласно «акту
милости», которого Йорк легко добился, он вместе с прощени-
ем получил место в Совете, которым воспользовался для
подготовки последней аквитанской компании. Ему уже каза-
лось благодаря безумию короля, что трон близок. Но через
два месяца, 13 октября 1453 г., Маргарита произвела на свет
сына — в день святого Эдуарда, в честь которого он и полу-
чил имя. Для сторонников королевы и Бофоров это было
некое «дитя чуда». В йоркистском клане роптали, что это
неожиданное рождение смахивает на незаконное. Йорк бо-
лее не был наследником престола, но как старший из прин-
цев крови мог претендовать на регентство. Парламент, со-
званный с запозданием и всецело ему преданный, назначил
434
Эдуард Перруа. Столетняя война
его в марте 1454 г. протектором королевства. Он сменил
всех министров и бросил Сомерсета в Тауэр. Чтобы задоб-
рить Маргариту, ее младенца сделали принцем Уэльским, от-
метая тем самым клеветнические обвинения в незаконнос-
ти его рождения. Однако какой-либо компромисс между обе-
ими партиями уже окажется невозможным. Отныне Англии
Генриха VI, как пол века назад Франции, предстояло познать
бич гражданской войны — чередование партий у кормила
власти, привлечение ими на свою сторону вооруженных при-
верженцев, правильные сражения, осуждения и казни неви-
новных, а время от времени — лживые примирения.
Война Роз — Алой розы Ланкастеров против Белой розы
Йорков — это одно из самых неприятных внутренних потря-
сений, какие знала история Англии. Привести только моно-
тонное перечисление ее политических и военных перипетий
значило бы потерять из виду силы, сделавшие ее возможной,
обойти молчанием вопрос, какие сферы она затронула и, что
еще важнее для нашего предмета, каких не коснулась. По
правде говоря, эта война возникла по вине высшей аристокра-
тии, могущество которой уже век как непрестанно росло и
которая теперь яростно бросилась в борьбу группировок, в
погоню за королевскими милостями, за землями, за деньгами,
за властью.
Эта беда возникла не в одночасье. Весь XIV в. ряды выс-
шего баронства, накануне Столетней войны еще многочис-
ленного, редели в результате постоянного угасания знатных
родов; а браки, наследования, королевские пожалования со-
средоточили все богатства в руках немногих лиц. В парла-
мент Эдуарда II обычно съезжалось более сотни баронов;
при Эдуарде III их число уже не превышало четырех десят-
ков. Самых богатых, тех, кто имел один или несколько граф-
ских титулов, в 1360 г. было не более двенадцати. Ненамного
повысилось их количество и впоследствии: если исключить
группу «малых герцогов», созданием которой Ричард II хотел
купить согласие баронства на свой автократический перево-
рот и появление которой вызвало скандал, королевская власть
не проявляла щедрости, создавая новых графов, и эти назначе-
ния едва компенсировали исчезновение титулов вследствие
Конец военных действий
435
пресечения мужских линий. Сознавая, какую силу придает
ей малочисленность, эта высшая аристократия все более и
более стремилась замкнуться в своем кругу. Менее богатую
знать, нуждающихся «главных держателей короны» и арьер-
вассалов она не ставила ни во что. Она одна имела право
заседать в парламенте благодаря своим богатым держаниям.
Здесь из нее составилось собрание «пэров королевства» —
аристократическая и олигархическая трансформация старин-
ного феодального совета. Таким образом «совет парламен-
та», когда-то состоявший из главных советников, прелатов и
еще многочисленной массы баронов, стал «палатой лордов»,
где светские лорды численностью всего десятков пять к тому
моменту, к которому мы подошли, претендовали на то, чтобы
полновластно диктовать суверену политику по своему вкусу,
решать в качестве последней инстанции все текущие про-
блемы, превратиться в верховный суд, используя процедуры
«импичмента» и attainder1, то есть карая неугодных мини-
стров, обвиняя их в измене и вынося приговоры, всегда суро-
вые. Созыв каждого нового парламента рассматривался как
акт создания нового пэрства, которое уже нельзя будет ото-
брать у владельца и его потомков по мужской линии. Мало-
помалу слово «барон», которым первоначально называли всех
богатых вассалов, стало применяться лишь к пэрам; оно обна-
руживало тенденцию превратиться в титул, который бы но-
сили лорды, не имеющие графств или герцогств.
Эта концентрация политической власти сопровождалась
равнозначным ростом земельных богатств. Все состояние
Ланкастеров возникло благодаря тому, что Джон Гонт и его
сын как удачливые наследники объединили в своих руках
богатства многих крупных родов: должности и звания Мон-
форов, ланкастерский апанаж, владения Воэнов и в целом
пять графских титулов. В первой половине XV в. Йорки до-
бавили к бедному апанажу Эдмунда Лэнгли обширные име-
ния Кларенсов в Ирландии и Мортимеров в уэльских мар-
ках. Между этими удельными князьями и другими баронски-
1 Лишение государственных и гражданских прав за государствен-
ную измену (англ.) (прим. пер.).
436
Эдуард Перруа. Столетняя война
ми домами, связанными между собой многочисленными брач-
ными союзами, разница была только в ранге. Основа их могу-
щества — обладание землей. Все старались расширить и
упрочить эту мощь. Прежде всего — концентрируя доселе
очень разбросанные владения и превращая их в обширные
сеньории с одним-единственным держателем; для этого ис-
пользовались все средства — обмены, покупки, королевские
дарения. Потом — улучшая управление своими фьефами: те-
перь у каждого магната было свое ведомство двора (hotel) по
образцу королевского, свои финансовые и административные
службы, позволившие им жить на широкую ногу и проводить
собственную политику. И, наконец, создавая себе клиентелу.
Уже тогда неосторожные действия монархии породили тех
«новых феодалов», которые того и гляди возьмут короля под
опеку и уничтожат его власть. Чтобы упростить набор своей
армии, Эдуард III разрешил своим крупным вассалам приво-
дить ему все более и более многочисленные контингенты,
избавляя тем самым от забот своих шерифов: это они бы
должны были набирать королевский ост, но им не хватало
для этого необходимой власти принуждать подданных. Та-
ким образом, бароны брали себе на службу все больше вои-
нов, которые становились их retainers1, образуя тем самым
баронскую «дружину» (retenue1 2). При Генрихе V дело дошло
до того, что его армии почти исключительно состояли из та-
ких феодальных контингентов, а королевская дружина сходи-
ла на нет. Мелкая знать, алчная и нуждающаяся, до тех пор
преданная монархии, теперь толпами валила на службу к прин-
цам, тем более спеша сделать это, что прекращение континен-
тальных войн лишило ее прибыльного времяпрепровожде-
ния. Те платили за это пожалованиями земель на условии
принесения оммажа (понимая, что ответствен за это прежде
всего он, Эдуард III пытался, но тщетно, ограничить эти субин-
феодации) и прежде всего пенсиями или рентными фьефами.
Тем самым почти весь класс рыцарей оказался распределен
по клиентелам магнатов. Рыцари носили их «ливрею» и на-
1 Наемниками (англ.).
2Англ, retinue (прим. пер.).
Конец военных действий
437
ходились у них «на содержании». Лишь слишком поздно, уже
в начале гражданской войны, правительство Генриха VI из-
даст указы, запрещающие «ливрею и содержание дружин
(maintenance)». Сославшись на ничтожный повод, горстка
баронов могла собрать войска, явиться с оружием в парла-
мент и навязать ему свою волю.
При всей своей немногочисленности группа высших баро-
нов не сумела сохранить единство. В ней началась борьба
партий, рассчитывавших в случае победы обогатиться за счет
добра побежденных. Гражданская война, не имеющая в стра-
не глубоких корней, не посягала ни на политические принци-
пы, ни на социальную структуру и не сталкивала одни про-
винции с другими. Ее главные действующие лица образовали
группировки по родственным связям. Ричард Йорк был же-
нат на Сесили Невиль, и поэтому вокруг него группировались
его шурины или племянники Невили, наследники графств
Солсбери, Уорик и Кент. Перечень йоркистских полководцев
дополняли еще один его племянник, герцог Норфолк, и еще один
шурин — граф Эссекс. Сомерсет, последний представитель дома
Бофоров по мужской линии, возглавил враждебный клан; се-
мейные связи связывали его с Оуэном Тюдором из Уэльса, на-
следником Пемброков. Его силы возрастали благодаря поддер-
жке со стороны Перси, графов Нортумберлендских, некогда ярых
врагов династии, а теперь верных сторонников Ланкастеров;
благодаря им на его сторону встала северная знать.
Прежде чем полностью сгинуть в этой буре, перебив друг
друга в ходе все более ожесточенной борьбы, эта высшая
аристократия создаст угрозу для существования самого ме-
ханизма управления, а тем самым и для власти монарха. При
последних Плантагенетах и при первых Ланкастерах старин-
ные англо-нормандские институты власти еще развивались
в направлении все большей специализации центральных
органов и все более строгого контроля над служащими на
местах. В центре теперь прочно утвердились три ведомства,
главы которых сообща руководят в Совете политическими
делами: Канцелярия, сохраняя административные функции,
стала все более и более популярным судебным органом, по-
тому что судила по справедливости, без узкого формализма,
438
Эдуард Перруа. Столетняя война
характерного для других судов; Палата Шахматной доски, на-
против, мало-помалу утратила свои судебные полномочия, ос-
тавшись только Казначейством и Счетной палатой; наконец,
Ведомство малой печати связывало между собой крупней-
шие административные ведомства и Совет. Начиная с сере-
дины царствования Эдуарда III ведомство двора, отнюдь не
намереваясь соперничать с главными государственными орга-
нами, помогало им в решении их задач и дополняло их дея-
тельность. Гардероб, специализирующийся на организации
военных походов, образовал «большой гардероб» — склад
обмундирования, расположенный в лондонском Сити, и «час-
тный гардероб» — арсенал оружия и боеприпасов, размещен-
ный в Тауэре. При ведомстве двора, с тех пор как из него
выделилось Ведомство малой печати, возник новый секрета-
риат — бюро печатки1, глава которого, со времен Ричарда II
именуемый «секретарем», являлся самым приближенным со-
ветником короля, до такой степени важным, что в следую-
щем веке Тюдоры возведут его в ранг «главного государ-
ственного секретаря»* 2, предшественника министров короны
‘Англ. Signet Office (прим. пер.).
2 В Англии существовало три службы королевской печати, кото-
рые развивались постепенно: Большая печать находилась на хране-
нии у канцлера, и ею скреплялись все акты и бумаги короля. Но к
XIII в. многочисленные обязанности канцлера потребовали его по-
стоянного пребывания на одном месте, он более не мог следовать за
королем во всех разъездах по стране. Тогда и появилась личная
(или Малая) печать короля, которую за ним возил хранитель Ма-
лой печати. Малой печатью завизировались послания короля к кан-
цлеру и королевские приказы. Однако к нач. XIV в. хранитель Ма-
лой печати, в свою очередь, стал важным должностным лицом и
был вынужден вместе со своим ведомством — ведомством Малой
печати — вместе с основными правительственными учреждениями
постоянно находиться в столице или поблизости от нее. После это-
го для своих личных нужд король стал пользоваться «секретными»
печатями, которыми он скреплял распоряжения завизировать акты
в парламенте или наложить Большую печать на какой-либо доку-
мент. Из этих «секретных» печатей и выделилась печатка, которую
хранил государственный секретарь (прим. ред.).
Конец военных действий
439
Нового времени. В лице Томаса Бекингтона, епископа Бат-
ского, Генрих VI имел чрезвычайно квалифицированного сек-
ретаря, хорошего администратора, сведущего политика и дип-
ломата. В провинциях королевская власть создала, как и во
Франции, много чиновничьих комиссий, выполняющих вре-
менные миссии, несущих ответственность непосредственно
перед королем и более гибких, чем старинные местные орга-
ны, суды графств или шерифов: это комиссии асессоров и
сборщиков налогов, следователей либо магистратов с пору-
чением «заслушать и завершить» определенные дела, миро-
вых судей и «пахарей» (laboureurs), использующих старин-
ные законы для поддержания порядка и нормальной работы.
Но с тех пор как политическая борьба вокруг трона слабо-
го Генриха VI усилилась, создается впечатление, что весь этот
механизм крутился вхолостую. Возможно, как некогда во
Франции при власти принцев, доходы государства ушли на
увеличение числа ведомств и слишком частые чистки? С уве-
ренностью сказать этого нельзя. Сам объем административ-
ных архивов, сохраненных для нас английскими службами по
сей день, делает их обработку делом небыстрым; эрудиты,
обескураженные обширностью этой задачи, пока не сумели
в достаточной мере описать для нас функционирование лан-
кастерской или Йоркской администрации. Некоторые признаки
позволяют думать, что такое обилие контор, уполномоченных,
судей и бюрократии так и не обеспечило ни исполнения ко-
ролевской воли, ни получения достаточных доходов, ни удер-
жания страны в повиновении. Палата Шахматной доски, ско-
ванная своими рутинными и обветшалыми методами, не име-
ла никакой возможности добиться оплаты от нерадивых
податных людей. Налоги поступали плохо, расходы контро-
лировались недостаточно тщательно и недостаточно быстро,
невозможно было ни спрогнозировать бюджет, ни подвести
баланс. В судах тяжеловесная процедура до бесконечности
затягивала процесс, замедляла вынесение приговора, который
никто не мог привести в исполнение, если подсудимый не
явился. «Мир короля» слишком часто оказывался не более
чем пустым словом; все больше насилий, самоуправств, част-
ных войн, колоритные или зловещие отголоски которых слы-
440
Эдуард Перруа. Столетняя война
шатся как в официальных грамотах о помиловании или
outlawry1, так и в корреспонденции Пастонов.
Однако можно ли сказать, что страна скатывалась к анар-
хии, к безрассудствам, куда ее толкала воинственная аристо-
кратия? Не считая профессиональных военных, знатных вель-
мож, алчных мелких дворян и наемников из всех сословий,
династическая борьба не интересовала никого. Городские
коммуны хотели лишь сохранить свои богатства и занимать-
ся коммерцией в условиях общественного порядка, сохраня-
емого компетентным правительством; они торговали с обо-
ими лагерями, поскольку это им было всего выгоднее. В де-
ревнях тоже вздыхали по утраченному спокойствию. Даже
в советах суверенов легисты размышляли о правилах хоро-
шего управления страной, превозносили монархию, расхвали-
вали совершенство ее институтов, чье нормальное функцио-
нирование, временно прерванное, могло бы восстановиться,
если бы на престол взошел более способный и энергичный
король. Сэр Джон Фортескью, первоначально главный судья
Королевской скамьи, а потом канцлер дома Ланкастеров, за
которыми он последует в изгнание, прежде чем примкнуть к
торжествующим йоркистам, в своих политических тракта-
тах, написанных как по-латыни, так и по-английски, сумел со-
единить выводы из римского права и уроки истории с тради-
ционными обычаями, описать достоинства хорошо устроен-
ной монархии, которую ограничивает институт парламента,
выражающий чаяния общества. Ни в трактате «De laudibus
legum Angliae»1 2, ни в «The Governance of England»3 он не
выражает желания ни менять обычную конституцию, ни мо-
дифицировать существующие законы. Но зрелище окружа-
ющих беспорядков вынуждает его желать улучшения спо-
собов управления и прежде всего — укрепления власти
монарха: нужно дать королю возможность выбирать чинов-
ников, помешать баронским родам увеличивать свое состо-
яние путем браков между собой, прекратить отчуждения
1 Объявлении вне закона, изгнании из общества (англ} (прим. пер.).
2 «О достохвальных законах Англии» (лат.).
3 «Управление Англией» (англ.).
Конец военных действий
441
домена, вернуть в Совете все влияние профессиональным
функционерам.
Это ощущаемое повсюду стремление к миру внутри стра-
ны, который могло бы обеспечить сильное правительство, в
конечном счете лило воду на мельницу короля. Именно пото-
му, что Ричард Йорк, а потом его сын Эдуард Марч казались
способными реализовать эту программу, к ним примыкало
столько людей, несмотря на сомнительность их династических
притязаний. В ходе своего двадцатидвухлетнего царствова-
ния, отмеченного множеством мятежей и даже одним крат-
ким изгнанием в середине срока, Эдуард IV, взошедший на
трон в 1461 г., заложил основы той авторитарной монархии,
из которой немного позже выйдет тюдоровский абсолютизм.
Это означало прежде всего упадок парламента как полити-
ческого органа. Все менее и менее многочисленные светские
лорды — в 1485 г. их уже не более тридцати — по-прежне-
му не имели никакой конструктивной программы. Это под их
влиянием и при их покровительстве назначались теперь в
парламент рыцари графств и даже депутаты от городов, где
в кандидаты выдвигали мелкопоместных дворян или закон-
ников, стремящихся усилить их влияние в Вестминстере.
Нынешнее правительство старалось уничтожить всякую оп-
позицию в палате общин, навязывая ей выбранного им спи-
кера. Отныне король сам вносил собственные законопроек-
ты на утверждение ассамблеи, вместо того чтобы превра-
щать в статуты тексты прошений, представляемых нижней
палатой. В конечном счете роль парламента теперь своди-
лась к тому, чтобы утверждать конечные результаты граж-
данской войны, приговаривая побежденных к смерти, изгна-
нию или конфискации имущества и жалуя победителям суб-
сидии. Созывали его все реже и реже: всего шесть раз за все
царствование Эдуарда IV, не считая ланкастерского парла-
мента, единодушно объявившего Генриха VI в 1470—1471 гг.
«восстановленным на троне».
Усилить исполнительную власть, ускорить судебные про-
цессы, обеспечить финансовую независимость монархии —
таковы были стремления династии Йорков. Она продержит-
ся на троне слишком мало, чтобы целиком осуществить их.
442
Эдуард Перруа. Столетняя война
Но уйдет по пути их реализации довольно далеко. Именно
при них возросла власть Совета, уже органа управления, а не
консультативного комитета из баронов и чиновников; одна
его секция постоянно заседала в Вестминстере; другая со-
провождала короля в его передвижениях; отдельные делега-
ции при случае направлялись в мятежные провинции — так
зарождались Северный совет и Совет Уэльса, услугами которых
вовсю будут пользоваться Тюдоры. В суде «право справедливо-
сти»1 взяло верх над «общим правом»; в 1474 г. канцлер вынес
первый приговор на основании «права справедливости» без вся-
кого обращения к Совету; в его суде на Ченсери-Лейн дела
рассматривали поспешно, особенно в сфере коммерческого права,
где недопустимы задержки процедуры за счет применения brefs
(королевских приказов). В свою очередь Совет вытеснял парла-
мент в вопросах кары за политические преступления: его про-
фессиональные юристы, заседающие в Звездной палате (Star
Chamber), уже начинали выносить суровые приговоры, оправды-
ваемые только государственными интересами. Для рассмотре-
ния прошений, адресованных лично суверену, появился зародыш
суда по прошениям* 2, аналогичного тому, что действовал в рам-
ках ведомства двора французских королей. Наконец, династия
Йорков попыталась увеличить свои денежные ресурсы и ста-
билизировать их поступление. Эдуард IV спешно расторгнет
союз с Бургундией именно потому, что соблазнится пенсио-
ном — в английских текстах стыдливо названным «данью» —
который в Пикиньи ему предложит Людовик XI. Как до, так и
после этой постыдной сделки он будет брать бесплатные дары
и принудительные займы, benevolences3, злоупотребляя этим. При
всей произвольности этих налогов они не вызвали резких про-
тестов, поскольку корректировали несправедливость традици-
онной системы обложения — теперь наибольшее бремя ложи-
лось на торговый класс, самый богатый, но до сих пор плативший
меньше всех податей.
’Англ, equity (прим. пер.).
2Англ. Court of Requests (прим. пер.).
3«Добровольные пожертвования», подати, взыскивавшиеся коро-
лем без согласия парламента (англ.) (прим. пер.).
IV
НЕВОЗМОЖНЫЙ МИР
Итак, не обязательно ждать воцарения Тюдоров в 1485 г.,
достаточно дойти до воцарения Йорков в 1461 г., чтобы раз-
личить первые контуры новой Англии — сознающей свое
богатство и силу, получившей обновленные институты, сто-
ящей на пути к авторитаризму, который почти не уступает
авторитаризму Валуа. С этих пор, несмотря на тяжелые, но
преходящие смуты, она могла бы вернуться к континенталь-
ной политике Плантагенетов и Ланкастеров и, устроив но-
вое вторжение, вновь разжечь франко-английский конфликт.
Это сделать ей было тем проще, что отвоевание Карлом VII
последних клочков ланкастерской империи не санкциониро-
вал никакой мирный договор, ни даже перемирие. Будучи
мишенью для нападок йоркистов именно за свою привер-
женность миру, клан Бофоров не решался брать на себя ини-
циативу переговоров, которые сразу же дискредитировали бы
его в глазах шовинистически настроенного общественного
мнения. Поэтому, когда обе партии между 1453 и 1461 гг.
сменяли друг друга у власти, одна не могла, а другая не хотела
подписывать мир с Францией. С Бургундией им можно было
искать общий язык и идти на перемирия, выгодные для мор-
ской торговли. Но отношение к Карлу VII было тем более
непримиримым, что средств для начала войны не хватало.
Чтобы выйти из тупика, король Франции был вынужден
сам перейти в наступление: он мог либо напасть на Кале —
цитадель сторонников Йорка, либо попытаться высадить де-
сант на побережье Англии, либо продать свою помощь той
или другой группировке за Ла-Маншем в обмен за согласие
на его условия мира. Все эти варианты политики были по-
очередно перепробованы, но ожидаемых результатов не при-
444
Эдуард Перруа. Столетняя война
несли. Из-за категорического возражения герцога Бургунд-
ского и интриг дофина, укрывшегося при бургундском дворе,
оказалось невозможным двинуть на Кале мощную армию, со-
бранную Карлом летом 1456 г. в Нормандии. Что касается
натиска на Англию, то дерзкий рейд Пьера де Брезе на Санд-
вич в следующем году привел лишь к мощным ответным
налетам вражеского флота на Гарфлер, на остров Ре и не-
удачному морскому бою в районе Кале. Однако накануне
решающих схваток каждая из партий в Англии упрашивала
короля Франции о поддержке и союзе, как когда-то арманья-
ки и бургундцы — Генриха IV. Симпатии Карла, естественно,
были адресованы его племяннице Маргарите Анжуйской и
партии мира. Но не рисковал ли он вступить в конфликт с
Филиппом Добрым — отъявленным приверженцем Уорика,
если введет все силы в бой на стороне ее клана? Разве он не
знал, что дофин, которому не терпелось стать королем, подтал-
кивал герцога порвать со своим отцом, даже подстрекал англи-
чан напасть на королевство Валуа и отправлял контингенты
на остров для поддержки йоркистов в сражениях? Ввести в
бой все силы значило бы восстановить англо-бургундский
союз, направленный против самого Карла. Поэтому он не
спешил вступать в союз с Ланкастерами и Шотландией в
тот момент, когда эта коалиция могла бы покончить с граж-
данской войной; в то же время отвергал он и предложения
Уорика. Он лишь посылал своих агентов советниками к
Маргарите и, когда Ланкастеры, казалось, взяли вверх, Ричард
Йорк 30 декабря 1460 г. погиб при Уэйкфилде, дал сторонни-
кам племянницы свободный проезд в свое королевство. Но
окончательная победа Эдуарда Йорка в марте 1461 г. ознаме-
новала крах его надежд. Теперь по обоим берегам Ла-Манша
готовились к борьбе. В этот самый момент, когда все опаса-
лись разрыва между Валуа и Бургундией, возобновление фран-
ко-английского конфликта выглядело неизбежным.
Эту нависшую угрозу надо было хотя бы отодвинуть. Став
королем после смерти отца, последовавшей 22 июля 1461 г.,
Людовик XI не успокоится, пока не исключит возможность
этого опасного англо-бургундского соединения, в результате
которого могла бы с новой силой вспыхнуть Столетняя вой-
Конец военных действий
445
на с ее ужасной свитой разорений, вторжений, разгромов и
территориальных потерь. Чтобы отвратить эту угрозу, он
мобилизует все силы своего изощренного ума, свои хитрые
приемы, свой бесстыдный цинизм. Здесь, как и в другом, же-
лание вести самую хитрую игру не раз ввергнет его в запу-
танные ситуации, из которых он вывернется лишь благодаря
неслыханному везению. Описание этих интриг и оплошнос-
тей, кажется, уведет нас слишком далеко, предполагая рассказ
обо всех политических и дипломатических проблемах этого
беспокойного века, о коалициях принцев, смертельной борьбе
с Бургундским домом, испанских амбициях и итальянских
комбинациях. Тем не менее оно всецело принадлежит к ис-
тории Столетней войны, образуя ее необходимый эпилог и
предвещая самые отдаленные последствия.
Первым действием нового суверена, доселе рьяного при-
верженца Белой розы, стало сближение со свергнутыми Лан-
кастерами. Генрих VI томился в заключении в Тауэре. Но
его жена упорно продолжала борьбу; она нашла убежище в
Шотландии, потом во Франции, где в июне 1462 г. король
заключил с ней перемирие на сто лет; чтобы окончательно
не потерять уважение своих английских подданных, она не
могла признать ни французских завоеваний, ни даже коро-
левского титула за Людовиком Валуа, — однако это был на-
стоящий мир, пусть это слово не произносилось. В качестве
более существенной уступки она отдавала Кале в залог ссу-
ды в 20 000 ливров, но при условии отвоевания его у йорки-
стских капитанов. И опять противодействие герцога Бургунд-
ского, через чьи земли надо было пройти, исключило всякую
возможность штурма этой крепости. А подлинные хозяева
Англии, прежде всего Уорик, а за ним его протеже Эдуард IV,
наказали Людовика XI за измену возобновлением военных
действий: их флот разорил побережье Сентонжа, в то время
как французские контингенты под командованием Пьера де
Брезе готовились оказать не слишком эффективную помощь
сторонникам Ланкастеров на шотландской границе.
Людовику XI выгоднее было договориться с Лондоном.
Под эгидой Филиппа Доброго в сентябре 1463 г. на конфе-
ренцию в Сент-Омере собрались полномочные представите-
446
Эдуард Перруа. Столетняя война
ли обоих королевств. Они договорились о кратком переми-
рии, поначалу касающемся только наземных операций, а по-
том распространившемся и на каперскую войну, действие ко-
торого можно было продлить на год. Людовик XI, всегда не-
терпеливый, решил незамедлительно воспользоваться этим
скромным успехом. Мало того что он резко одернул герцога
Бретонского Франциска II, подданные которого не соблюдали
перемирия, но как большой любитель устраивать сватовство еще
и вознамерился привязать к себе женолюбивого Эдуарда IV,
женив его на своей свояченице Бонне Савойской. Этот план
сорвался из-за неожиданной выходки английского суверена:
когда его советники во главе с Уориком, которого милости
Валуа превратили в сторонника примирения, стали домогать-
ся от Эдуарда согласия на этот брак, король был вынужден
признаться, что не свободен — он уже тайно женился на
Элизабет Вудвиль, прекрасной вдове-англичанке, вся родня
которой только и ждала, когда об этом объявят публично,
чтобы ринуться в погоню за постами и почестями. Во вся-
ком случае, эта интрига позволила Людовику первый раз не
допустить заключения союза между его врагами. Из-за внут-
ренних трудностей, начавшейся борьбы между Уориком и
Вудвилями, волнений упорных сторонников Генриха VI англий-
ский король сохранил верность перемирию, пока Людовик XI
барахтался в осином гнезде Лиги Общественного блага, и бла-
годаря этому Людовик не был разгромлен сразу же.
Но что потом? Бургундские интриги были реальной опас-
ностью. Всякое франко-английское сближение вызывало не-
медленную враждебную реакцию со стороны Карла Смелого,
в то время графа Шароле, а вскоре и герцога Бургундского,
который со времен заговора Общественного блага был смер-
тельным врагом французского короля. Он уже вынудил Лю-
довика отдать Нормандию в апанаж королевскому брату Карлу,
который мог бы стать центром притяжения для всех врагов
династии Валуа — бретонских, английских и бургундских; но
Людовик, сославшись на интриги своего брата с Лондоном,
сразу же вновь оккупировал Нормандию. Тогда Карл Бургунд-
ский, до сих пор друг Ланкастеров, от которых происходила
его мать Изабелла Португальская, подавил в себе родствен-
Конец военных действий
447
ные чувства, чтобы сблизиться с Эдуардом IV. Поскольку
Людовик в мае 1466 г. за счет пенсиона и новых брачных
контрактов добился продления перемирия на более долгий
срок, поскольку он в июне 1467 г. пригласил Уорика в Руан,
где намечалось заключить торговое соглашение между анг-
личанами, нормандцами и гасконцами, то Эдуард IV, поощряе-
мый Вудвилями, вступил в союз с Бретанью и Кастилией,
вошел в тайный контакт с бургундским двором и наконец в
июне 1468 г. выдал за Карла Смелого свою сестру Маргари-
ту Йоркскую. Он объявил своему парламенту, что это прелю-
дия к близкой высадке на побережье Франции, где он возвра-
тит себе наследие предков.Так опасный англо-бургундский аль-
янс укрепился во второй раз. И во второй раз Людовику XI
удалось его расстроить. Ему было недостаточно нейтрализо-
вать Бретань; плачевная пероннская авантюра ’, когда он без-
рассудно сам ринулся в когти Карла Смелого, принесла во
всяком случае то преимущество, что побудила победоносного
герцога забыть о возможности рассчитывать на английское
оружие. Решив покончить с герцогом Бургундским, Людо-
вик сумел добиться самого блистательного дипломатическо-
го успеха на своем богатом событиями жизненном пути —
примирения Маргариты Анжуйской и Уорика, а вслед за тем
реставрации Ланкастеров. Уорик, мало-помалу оттесненный
1 Речь идет о знаменитой встрече короля Франции Людовика XI
и герцога Бургундского Карла Смелого (9-14 октября 1468 г.). Це-
лью встречи было заключить мир между королем и герцогом, после
того, как последний участвовал в лиге принцев (Карла Гиенского и
Франциска II Бретонского), враждебной королю. Встреча проходила
на землях герцога Бургундского в Перонне, и король получил ох-
ранное свидетельство. Но 11 октября Перонны достигла весть о
мятеже льежских горожан, которых, как было известно, Людовик XI
поддерживал. В ярости Карл Смелый объявил своего гостя пленни-
ком. Лишь под угрозой войны с Францией он согласился освобо-
дить короля, но взамен вырвал у него ряд серьезных уступок: по
договору 14 октября французская часть Франции выходила из-под
юрисдикции Парижского парламента и фактически из-под королев-
ской власти. Сам Людовик обещал вместе с герцогскими войсками
отправиться на подавление льежского мятежа (прим. ред.).
448
Эдуард Перруа. Столетняя война
Вудвилями от власти, уступил только после восстания в июне
1469 г. Не имея достаточно сил, чтобы вести гражданскую
войну в одиночку, он укрылся в Кале, а потом в Нормандии.
Людовик организовал в Анжере встречу между королевой
Маргаритой и ее злейшим врагом, надменным «делателем
королей». Юного принца Уэльского и дочь Уорика, чье прида-
ное выплатит король Франции, соединят узы брака. В июле
1470 г. Маргарита согласилась на тридцатилетнее переми-
рие. На выделенные Людовиком 30 000 экю ланкастерская
партия набрала наемников. За высадкой войск с кораблей
союзников в Дартмуте последовал триумфальный поход за-
говорщиков на Лондон. Извлеченный из тюрьмы и «восста-
новленный на троне» 6 октября, жалкий Генрих VI не мог ни
в чем отказать французскому королю. Теперь, когда Англия
стала его клиенткой, Людовик хотел этим воспользоваться,
чтобы уничтожить Бургундское государство. Их объединен-
ные силы должны были двинуться через Нормандию, Пикар-
дию и Кале на Карла Смелого и после разделить захваченное
добро. Уточняя с Людовиком XI условия этого соглашения,
юный принц Уэльский дошел даже до того, что признал за
Валуа титул короля Франции, что было равносильно отказу
от ложных, но упорных династических притязаний. Правда,
его отец, с большим пиететом относившийся к национализму
своих подданных, не мог заходить так далеко, как и продлить
перемирие более чем на десять лет. Но прекратить династи-
ческий конфликт предполагалось на мирном конгрессе, ожи-
даемом в ближайшее время.
Менее чем через шесть месяцев все рухнуло. Оставлен-
ный всеми и укрывшийся в Зеландии, в Мидделбурге, Эду-
ард IV нашел у своего бургундского шурина необходимую под-
держку для подготовки реванша. Обманув бдительность про-
тивников, он внезапно возвратился в Англию, захватил Лондон,
14 августа 1471 г. разбил и убил Уорика при Барнете, а через
пятнадцать дней разгромил сторонников Ланкастеров при
Тьюксбери, на западе острова; принц Уэльский погиб, его мать
попала в плен, его злополучного отца убили в камере Тауэ-
ра. Людовик XI оказался в положении еще худшем, чем в
1468 г., потому что англо-бургундский союз, созданный в не-
Конег$ военных действий
449
счастье и в ненависти, теперь нерасторжим. Самое большее,
на что он был способен, это отодвинуть роковое событие на
несколько месяцев или лет: в сентябре 1471 г. стороны за-
ключили краткое перемирие, в марте 1473 г. в Брюсселе —
еще одно... Но Эдуард добился от парламента субсидий для втор-
жения во Францию, которое он поначалу намечал на 1474 год.
Промедления и интриги снова привели к переносу этого сро-
ка. В июле 1474 г. Эдуард заключил союзный договор с Кар-
лом Смелым, и, как некогда Генрих V и Иоанн Бесстрашный,
они вместе заранее расчленили королевство Валуа. Если
Бургундец поможет Йорку завоевать его континентальное
королевство, он получит графство Гин, Пикардию, Турне, а глав-
ное — Барруа и Шампань, которые спаяют разрозненные земли
Бургундского государства в единый монолит.
От этой смертельной опасности Людовика XI спасло
сумасбродство Карла Смелого — в третий раз менее чем
за десять лет. В тот самый момент, когда все его силы — с
которыми охотно бы объединились силы французских прин-
цев, дрожащих от нетерпения, — должны были бы двинуть-
ся на соединение с высадившимися английскими войсками,
Карл бросился в рейнскую авантюру и осадил в Нейсе
восставших подданных архиепископа Кельнского. Поэтому
перед Людовиком XI осталось лишь двадцать тысяч воинов
Эдуарда IV, высадившихся в Кале в начале июля 1475 г.
Лишь слишком поздно Карл Смелый с небольшим эскор-
том присоединился к армии своего шурина. А поскольку
французские принцы не пошевелились, король Англии пред-
почел пойти на переговоры. Обе армии стояли лицом к
лицу на противоположных берегах Соммы. 29 августа Лю-
довик и Эдуард на мосту в Пикиньи договорились покон-
чить с этой вылазкой. Согласно перемирию враждебные
действия прекращались на семь лет; Эдуард должен был со
всем войском погрузиться обратно на корабли, как только
получит компенсацию в 75 000 экю; все разногласия меж-
ду обеими нациями отныне будут решаться путем арбитра-
жа; английскому королю пожизненно будет выплачиваться
рента в 60 000 экю, а его старшая дочь выйдет за дофина
Карла; кроме того, Людовик еще за 50 000 экю выкупит на
15 Зак 3581
450
Эдуард Перруа. Столетняя война
свободу Маргариту Анжуйскую. Окружение Йорка в свою
очередь также было осыпано подарками и пенсионами. Каж-
дый нашел это для себя выгодным: Эдуард IV, упрочив свой
трон, дальше мог обойтись без субсидий парламента, по-
скольку французского пенсиона ему должно было хватить
на жизнь; Людовик XI, держа своего нуждающегося союзни-
ка на финансовом крючке, имел возможность посвятить
всего себя бургундским делам.
Но стало ли это перемирие, как часто утверждают, насто-
ящим концом Столетней войны? В этом позволительно усом-
ниться. Никакого мира заключено не было. Эдуард IV не от-
казался ни от французской короны, ни от потерянных провин-
ций, на которые мог претендовать в качестве преемника
Плантагенетов; наконец, он все еще прочно держал в своих
руках Кале. Нейтралитет он мог сохранять лишь до тех пор,
пока это было ему выгодно. Это стало очевидным с января
1477 г., когда бургундское наследие оказалось вакантным. Под
давлением своей сестры Маргариты Йоркской, а после —
Максимилиана Австрийского, женившегося на наследнице
Карла Смелого, и, кроме того, беспокоясь, что Людовику XI
достанутся Артуа и Булонская область, граничащие с его дра-
гоценным Кале, Эдуард IV не раз порывался возобновить дав-
нишнюю борьбу. Чтобы удержать его от этого, Людовик XI
каждый раз был вынужден предлагать новые приманки: со-
гласие на длительные перемирия, обещание продолжать вы-
плату «дани» даже после смерти нынешнего короля, выделе-
ние огромного наследства юной Елизавете Йоркской. Мир,
каждый раз спасаемый в последний момент, едва не рухнул
окончательно, когда по Арраскому договору от декабря 1482 г.
было решено, что для улаживания бургундского вопроса до-
фин вступит в брак с Маргаритой Австрийской; отказ от его
дочери послужил Эдуарду IV предлогом для начала масштаб-
ных военных приготовлений, которые прервала или, вернее,
приостановила лишь его смерть. Ведь Ричард Глостер, став
благодаря дерзкой узурпации королем Ричардом III, не более
своего брата питал любовь к Людовику XI, а потом к юному
Карлу VIII. Более того: когда Генрих Тюдор наконец поста-
вил финальную точку в войне Алой и Белой розы, даже и
Конец военных действий
451
тогда между Англией и Францией еще ничего не было ула-
жено и зыбкий режим перемирий поддерживал в обеих стра-
нах атмосферу взаимного недоверия. Еще в 1487 г. будут
поговаривать о возможности английского десанта в Гиени, а
в 1489 г. контингенты из-за Ла-Манша вознамерятся вое-
вать в Бретани.
Но продолжать наш рассказ дальше уже значило бы при-
дираться к формальностям. Хотя итоги Столетней войны и
не были санкционированы никаким миром, она к этому вре-
мени давно завершилась. Конечно, Кале вновь станет фран-
цузским только в 1553 г. Конечно, английские суверены еще
веками будут продолжать носить пустой титул королей Фран-
ции. Но это лишь пережитки, не имеющие серьезного значе-
ния. Новая проблема для Европы — распад Бургундского
государства — отодвинула старый англо-французский спор
на второй план. Отныне и в течение двух веков гегемонию
на континенте будут оспаривать между собой Валуа и Габс-
бурги. Тюдоровская Англия станет играть роль балансира
между ними, вступая в союз то с Империей, то с французами.
Уже намечаются первые контуры той политики равновесия
в Европе, которое будет необходимо островитянам для за-
хвата морских рынков. Когда кризис 1477-1482 гг. остался
позади, уже ничего не осталось ни от феодальной войны, ни
даже от династической, перипетии которой заняли столько
лет и принесли страдания стольким поколениям. Как будто
исчезли даже взаимная ненависть народов и подозритель-
ность общественного мнения, искоренить которые в сердцах
и умах гораздо труднее. Взаимное недоверие, еще более при-
скорбные последствия которого совсем недавно ощутила на
себе и наша эпоха, восходит не к временам Жанны д’Арк, как
некоторые хотят нас уверить, а к временам Людовика XIV, а
это уже довольно недавнее время.
БИБЛИОГРАФИЯ
Каких-то сто пятнадцать лет франко-английской истории,
основные черты которых мы только что набросали, вызвали к
жизни множество исследований, монографий, биографий и очер-
ков. Мы не можем ни привести подробный список этих работ,
ни, по еще более веской причине, перечислить источники, нар-
ративные или документальные, многие из которых до сих пор
не опубликованы. Здесь можно будет найти только краткий
перечень основных произведений, который сами снабжены
библиографическими данными, и важнейших монографий, где
читатель найдет более подробные изыскания. Самые обшир-
ные списки всех публикаций до 1937 г. приведены в издании:
Ж. Кальметт, «Подготовка современного мира», Париж, 19341.
Немногие историки пытались изучать параллельно исто-
рию обоих западных королевств за тот период, когда их судь-
бы были тесно связаны. Книга А. Ковиля «Западная Европа с
1328 по 1380 г.»1 2, составляющая вторую часть тома VI «Ис-
тории средних веков» во «Всеобщей истории» Г. Глоца3, со-
держит внятное, но порой слишком сжатое резюме событий,
прежде всего повествуя об английских делах; труд Ж. Кальмет-
та и Э. Депре «Франция и Англия в конфликте»4, составляю-
щий первую часть тома VII той же серии (1937), более обсто-
ятелен, но слишком перегружен ненужными подробностями.
1 Calmette J. L’elaboration du monde modeme. Paris, 1934. Collec-
tion «Clio».
2Coville A. L’Europe occidentale de 1328 й 1380.
3 Glotz G. Histoire generate. Paris, 1941.
4 Calmette J., Deprez E. La France et 1’Angleterre en conflit. Paris,
1937.
Библиография
453
Эти произведения не отменяют знакомства с более ранними
работами по национальной истории: книги А. Ковиля «Пер-
вые Валуа и Столетняя война»1 и Ш. Пти-Дютайи «Карл VII,
Людовик XI и первые годы правления Карла VIII»1 2, составля-
ющие том IV «Истории Франции» Э. Лависса3, несмотря на
дату написания, еще превосходны. По общей истории Англии
этого периода хороших книг нет. Тома Т. Ф. Таута «История
Англии от восшествия на престол Генриха III до смерти Эду-
арда III»4 и Ч. Омена «История Англии от восшествия на
престол Ричарда II до смерти Ричарда III»5, входящие в со-
став «Политической истории Англии» У. Ханта и Р. Л. Пула6,
уже устарели, и их следовало бы заменить двумя томами из
«Оксфордской истории Англии»7, публикация которой задер-
жалась из-за войны 1939 года.
Что касается истоков конфликта и положения королевств
в 1328 г., то из литературы на эту тему ограничимся общим
обзором, выполненным Р. Фавтье в книге «Западная Европа
с 1270 по 1328 г.»8, представляющей собой первую часть
тома VI «Истории средних веков» во «Всеобщей истории»
Г. Глоца. Из книг по экономическим вопросам еще следу-
ет добавить работы Ф. Лота «Опись приходов и очагов
1328 года»9, Т. Ф. Таута «Место царствования Эдуарда II в
английской истории» 10, А. Лорана «Вид крупной экспорт-
1 CovilleA. Les premiers Valois et la guerre de Cent ans. Paris, 1902.
2 Petit-Dutaillis Ch. Charles VII,Louis XI et les premieres annees
de Charles VIII. Paris, 1904.
3 Lavisse E. Histoire de France.
4 Tout T. F. The History of England from the accession of Henry III
to the death of Edward III. London, 1905.
s0man C. The History of England from the accession of Richard II
to the death of Richard III. London, 1906.
6 Hunt W. and Poole R. L. Political History of England.
7 Oxford History of England.
*Fawtier R. L’Europe occidentale de 1270 й 1328. Paris, 1940.
9 Lot F. L’etat des paroisses et des feux de 1328//Bibliotheque de
Г Ecole des Chartes,\929.
10 Tout T. F. The place of the reign Edward II in English history.
Manchester, 1936. 2nd ed.
454
Эдуард Перруа. Столетняя война
ной торговли в Европе в средние века. Сукна из Нидерлан-
дов во Франции и странах Средиземноморья»1 и Я. ван де
Стюрлера «Политические отношения и торговля между гер-
цогством Брабантским и Англией в средние века»1 2.
Дипломатическая история конфликта описана в книгах
Э. Депре «Предыстория Столетней войны. Папство, Франция
и Англия»3 и Г. Лукаса «Нидерланды и Столетняя война»4.
Ж. Виар умер, не закончив истории Филиппа VI, над которой
работал всю жизнь; фрагменты ее, разбросанные по журна-
лам, посвящены соответственно экстраординарным финан-
сам (Revue des Questions historiques, 1888), фландрскому
походу (Bibliotheque de 1’Ecole des Chartes, 1922), кампании
Креси (Le Moyen Age, 1926), взятию Кале (Le Moyen Age,
1929) и т. д. Сюда следует добавить труд А. Ковиля «Штаты
Нормандии и их развитие в XIV веке»5. Чуме 1348 г. посвя-
щены в Англии многие исследования, от Э. Гаскета «Великая
чума»6 до Г. Г. Каултона «Черная смерть»7. Но отсутствие
хороших книг по истории царствования Эдуарда III лишь ча-
стично компенсируется работой Т. Ф. Таута «Главы из адми-
нистративной истории средневековой Англии»8.
Царствование Иоанна Доброго косвенно рассмотрел Р. Де-
лашеналь в «Истории Карла V»9. Попытка реабилитировать
1 Laurent Н. Un grand commerce d’exportation europeen au Moyen
Age. La draperie des Pays-Bas en France et dans les pays mediter-
ranees. Paris, 1935.
2Sturler J. de. Les relations politiques et les echanges commerciaux
entre le duche de Brabant et I’Angleterre au Moyen Age. Paris, 1936.
3 Deprez E. Les preliminaires de la guerre de Cent ans. La papaute,
la France et I’Angleterre. Paris, 1902.
4 Lucas H. The Low Countries and the Hundred Years War. Ann
Arbor, 1929.
5 Coville A. Les Etats de Normandie et leur developpement au
XlVe siecle. Paris, 1894.
6 Gasquet A. The Great Pestilence. London, 1893. 2nd ed.
1 Coulton G. G. The Black Death. Cambridge, 1929.
8 Tout T. F. Chapters in the administrative history of medieval
England. Vol. III-V. Manchester, 1929-1931.
9 Delachenal R. Histoire de Charles V. Paris, 1909. Vol. I, II.
Библиография
455
Иоанна, предпринятая Ж. Турнёр-Омоном в книге «Битва при
Пуатье и созидание Франции» \ скорее эмоциональна, чем убе-
дительна. Многого можно ждать от работы по истории Кар-
ла Злого, которую намерена опубликовать г-жа С. Оноре-Дю-
верже (Honore-Duverger S.). С английской стороны имеются
посредственная биографическая работа Р. Ф. Д. Паттисона
«Черный принц»1 2 и солидное исследование С. Эрмитедж-Смита
«Джон Гонт»3. Много монографий посвящено кризису «ком-
паний»; упомянем работы Ж. Гига «“Опоздавшие” в Лион-
ской области»4, Ж. Моника; «“Большие компании” в Веле»5
и т. д.
«История Карла V» Р. Делашеналя6 — памятник кропот-
ливого и добросовестного труда, но она обходит молчанием
все, что касается общества, экономики и финансов. О после-
дних см. монографию Г. Дюпон-Феррьера «Королевские чи-
новники бальяжей и сенешальств и местные институты мо-
нархии во Франции в конце средних веков»7; его же «Иссле-
дования о финансовых институтах Франции в конце средних
веков»8 и «Новые исследования...»9, посвященные финансо-
во-податным округам, механизму сбора налога эд, Палаты эд и
Курии казны; А. Жасмена «Счетная палата Парижа в XV в.»10 —
слишком статичное исследование, которое надо соотнести с
политическим контекстом. О военных институтах удовлет-
1 Tourneur-Aumont J. La bataille de Poitiers et la construction de
France. Poitiers, 1940.
2 Pattison R. F. D. The Black Prince. London, 1910.
3Armitage-Smith S. John of Gaunt. Westminster, 1904.
'Guigue G. Les Tard-Venus en Lyonnais. Paris, 1886.
5Monicat J. Les Grands Compagnies en Velay. Paris, 1929.
6 Delachenal R. Histoire de Charles V. Paris, 1909-1931. 5 vol.
1 Dupont-Ferrier G. Les officiers royaux des baillages et sene-
chausses et les institutions monarchiques locales en France & la fin du
Moyen Age. Paris, 1902.
8 Dupont-Ferrier G. Etudes sur les institutions financiers de la
France ala fin du Moyen Age. Paris, 1903-1933. 3 vol.
9Dupont-Ferrier G. Nouvelles Etudes... Paris, 1936.
iQJassemin H. La Chambre des Comptes de Paris au XVe siecle.
Paris, 1933.
456
Эдуард Перруа. Столетняя война
верительных работ нет. Все это будет учтено и завершено в
большой истории французских институтов в средние века в
трех томах, которую обещает выпустить Ф. Лот.
О Ричарде II никаких обобщающих работ нет1. Работа
У. Стэббса «Конституционная история Англии»1 2, посвящен-
ная как этому периоду, так и ряду других, во многом устарела,
несмотря на дополнительные исследования переводчиков. Но
восстание 1381 г. подробно описано в труде А. Ревиля «Вос-
стание английских трудящихся»3, а религиозная история —
Э. Перруа в книге «Англия и Великая схизма Запада»4, от
которой вышел лишь первый том в 1933 г.; дополняет эту
книгу сочинение Н. Валуа «Франция и Великая схизма За-
пада» 5.
Долгое и прискорбное царствование Карла VI вызвало к
жизни многочисленные, порой несколько путаные работы
Л. Миро, например, по следующим частным вопросам: «Го-
родские восстания в начале царствования Карла VI»6 и «По-
пытка вторжения в Англию во время Столетней войны»7.
В труде по финансам при Карле VI, над которым работает
М. Рей, видимо, будет новая трактовка истории «мармузетов».
Соперничество принцев также, естественно, привлекло вни-
мание историков, его личные и политические аспекты хоро-
шо изучены: издание Э. Пти «История герцогов Бургундских
из дома Валуа»8, из которого вышел только первый том
1 Мы не имели возможности своевременно познакомиться с кни-
гой А. Стила «Ричард II» (Steele A. Richard II. Cambridge, 1941).
2 Stubbs W. Histoire constitutionnelle de I’Angleterre. Trad. Ch.
Petit-Dutaillis et G. Lefebvre. Paris, 1910-1927. 3 vol.
3 Reville A. Le soulevement des travailleurs d’Angleterre en 1381.
Paris, 1899.
4 Perroy E. L’Angleterre et le Grand Schisma d’Occident. Paris.
5 Valois N. La France et le Grand Schisma d’Occident. Paris, 1896-
1904. 4 vol.
6 Mirot L. Les insurrections urbains au debut du regne de Charles
VI. Paris, 1906.
7Mirot L. Une tentative d’invasion en Angleterre pendant la guerre
de Cent ans///?euue des Etudes historiques. 1915.
8 Petit E. Histoire des dues de Bourgogne de la maison de Valois.
Библиография
457
(в 1909 г.), охватывает лишь период до 1380 г.; книга О. Карте-
льери «История герцогов Бургундских. I. Филипп Храбрый»1 —
очень небольшая, но имеет продолжение: «К истории герцо-
гов Бургундских»1 2; Э. Жарри «Политическая жизнь Людови-
ка Французского, герцога Орлеанского»3. Дальнейшие собы-
тия внятно описаны в труде Ж. д’Аву «Распря арманьяков и
бургундцев»4, содержащем подробный перечень работ на эту
тему, среди которых отметим А. Ковиля, «Жан Пти. Вопрос
о тираноубийстве в начале XV в.»5, а по итальянским воп-
росам — М. де Боюара, «Франция и Италия во время Вели-
кой схизмы Запада»6. Работа А. Лорана и Ф. Квикке «Фор-
мирование Бургундского государства. Присоединение Бра-
бантского и Лимбургского герцогств к Бургундскому дому»7,
из которой вышел только первый том, более содержатель-
на, чем можно предположить, исходя из ее названия.
Хотелось бы знать подробнее также о формировании и
институтах удельных княжеств. Начало этим исследовани-
ям положено работой Р. Лакура «Управление апанажем гер-
цога Иоанна Беррийского»8 и содержательными статьями
Б. Поке дю О-Жюссе о финансах герцогов Бургундских в
«Библиотеке Школы хартий» (Bibliotheque de 1’Ecole des
1 Cartellieri O.Geschichte der Herzoge von Burgund. I. Philipp
der Kiihne. 1910.
2 Cartellieri 0. Beitrage zur Geschichte der Herzoge von Burgund.
Heidelberg, 1910-1913.
3 Jarry E. La vie politique de Louis de France, due d’Orleans. Paris,
1889.
4 Avout J. de. La querelle des Armagnacs et des Bourguignons.
Paris, 1943.
5 Coville A. Jean Petit. La question du tyrannicide au commen-
cement du XVe siecle. Paris, 1932.
6 Bouard M. de. La France et 1’Italie au temps du Grand Schisme
d’Occident. Paris, 1936.
7 Laurent H., Quicke F. La formation de 1’Etat bourguignon.
L’accession de la maison de Bourgogne aux duches de Brabant et de
Limbourg. T. 1. Bruxelles, 1939.
8 Lacour R. Le Gouvernement de 1’apanage de Jean, due de Berry.
Paris, 1934.
458
Эдуард Перруа. Столетняя война
Chartes), в «Анналах Бургундии» (Annales de Bourgogne) и
других журналах. Мастерский анализ управленческой анар-
хии дал А. Ковиль в книге «Кабошьены и ордонанс 1413 г.»1.
В этой сфере еще предстоит многое сделать.
О пришествии Ланкастеров см. Дж. X. Уайли «История
Англии в царствование Генриха IV»1 2, довольно многословную
книгу, а также: Дж. Э. Ллойд, «Оуэн Глендауэр»3, Дж. X. Уай-
ли и У. Т. Во «Царствование Генриха V»4, Р. Э. Ньюхолл
«Английское завоевание Нормандии»5. Управление англи-
чан в Нормандии хорошо известно благодаря многочислен-
ным статьям мисс Б. Дж. Роу (Rowe В. J.), напечатанным
в основном в журнале «English Historical Review» за 1926,
1931, 1932 гг., а также работам Р. Дусе «Английские финан-
сы во Франции в конце Столетней войны»6, П. Лекашё
«Руан во времена Жанны д’Арк и под английской оккупа-
цией»7, А. де Фрондевиля «Виконтство Орбек при англий-
ской оккупации»8.
О Буржском королевстве наши знания не столь обширны.
Добросовестная «История Карла VII» Г. Дюфрен де Бокура9
очень устарела. Полезные монографии по военной истории
написали Э. Косно («Коннетабль де Ришмон, Артур Бретон-
1 Coville A. Les Cabochiens et I’ordonnance de 1413. Paris,
1888.
2 Wylie J. H. History of England under the reign of Henry the
Fourth. London, 1884-1898. 3 vol.
3 Lloyd J. E. Owen Glendower. London, 1931.
4 Wylie J. H. and Waugh W. T. The reign of Henry the Fifth.
London, 1914-1929. 3 vol.
5Newhall R. A. The English Conquest of Normandy. New Haven,
1924.
6 Doucet R. Les finances anglaises en France й la fin de la guerre
de Cent ans//Le Moyen Age, 1926.
7 Lecacheux P. Rouen au temps de Jeanne d’Arc et pendant
1’occupation anglaise. Caen, 1931.
8 Frondeville H. de. La vicomte; d’Orbec pendant 1’occupation
anglaise. Paris, 1936.
9 Du Fresne de Beaucourt G. Histoire de Charles VII. Paris, 1881 —
1891. 6 vol.
Библиография
459
ский»1), Ж. Деньо («Лионская коммуна и бургундская вой-
на»1 2), А. Боссюа («Перрине Грессар и Франсуа де Сюрьенн,
агенты Англии»3).
Что касается Жанны д’Арк, то о ней написано целое море
книг, однако внимания историка среди них заслуживают очень
немногие. При всей своей предвзятости «Жизнь Жанны д’Арк»
А. Франса4 не лишена достоинств и превосходит «Жанну
д’Арк» Г. Аното5. Среди биографических работ на англий-
ском языке одна из последних — М. Уолдмен, «Жанна д’Арк»6;
заслуживает уважения труд Э. Лэнга «Дева Франции»7. Об-
ратиться следует и к «Материалам процесса Жанны д’Арк»,
переведенным и изданным П. Шампьоном8.
За период царствования Карла VII после помазания лучше
всего известны грабежи «живодеров» — по таким моногра-
фиям, как «Родриго де Вильяндрандо» Ж. Кишера9, — и исто-
рия крупных сеньорий Юга, благодаря работам А. Курто «Га-
стон IV, граф Фуа»10 *, Ш. Самарана «Дом Арманьяков в XV
веке и последние феодальные распри в Южной Франции»11
или А. Сюрире де Сен-Реми «Иоанн II, герцог Бурбонский»12.
Но реорганизация институтов власти в целом никогда не
1 Cosneau Е. Le connetable de Richemont, Arthur de Bretagne.
Paris, 1886.
2 Deniau J. La commune de Lyon et la guerre bourguignonne.
Paris, 1935.
3Bossuat A. Perrinet Gressart et Francois de Surienne, agents de
I’Angleterre. Paris, 1936.
4 France A. Vie de Jeanne d’Arc. Paris, 1908. 2 vol.
^Hanotaux G. Jeanne d’Arc. Paris, 1911.
6 Waldman M. Joan of Arc. London, 1935.
1 Lang A. The maid of France. London, 1908.
8 Proces de condamnation de Jeanne d'Arc. Publ. et trad, par P.
Champion. Paris, 1921. 2 vol.
9 Quicherat J. Rodrigue de Villandrando. Paris, 1879.
iQCourteault H. Gaston IV, comte de Foix. Paris, 1895.
" Samaran Ch. La maison d’Armagnac au XVe siecle et les
demieres luttes de la feodalite; dans le Midi de la France. Paris,
1908.
{2Surirey de Saint-Remy H. Jean II,due de Bourbon. Paris, 1943.
460
Эдуард Перруа. Столетняя война
была предметом изучения; единственная серьезная моногра-
фия на эту тему — Н. Валуа, «История Прагматической сан-
кции и ее применения при Карле VII»1. Рассматривая переус-
тройство экономики, исследователи ограничились анализом
частностей или планами работ; пример тому — статья
А. Лезора «Восстановление церквей после Столетней вой-
ны»1 2. Р. Гандийон обещает издать работу о Жаке Кёре, ко-
торая, надо надеяться, сделает ненужным обращение к пре-
дыдущим исследованиям об этом персонаже. О коалициях
принцев см. Л. В. Д. Оуэн, «Связи между Англией и Бур-
гундией в первой половине XV века»3; М. Тибо, «Моло-
дость Людовика XI»4. Но над всем этим доминирует мощь
Бургундской державы, трудов о которой немало; для зна-
комства можно рекомендовать томик П. Бонанфана «Фи-
липп Добрый»5.
Вернемся к Англии, где царствование последнего короля из
династии Ланкастеров мало интересовало ученых. К. X. Вик-
керс в книге «Хэмфри, герцог Глостер»6 этого короля упоми-
нает лишь мимоходом и бегло. Когда С. Б. Краймес опубли-
кует свое исследование о Бедфорде — неизвестно. Но имеет
смысл прочесть его труд «Английские конституционные идеи
в XV веке»7, а также «Предубеждение и перспектива в Анг-
лии XV века» Ч. Л. Кингсфорда8; для периода после 1450 г.
можно добавить работу мисс К. Л. Скофилд «Жизнь и цар-
1 Valois N. Histoire de la Pragmatique sanction et de son application
sous Charles VII. Paris, 1908.
2 Lesort A. La reconstruction des eglises apres la guerre de Cent
ans//Revue (Гhistoire de VEglise de France. 1934.
3 Owen L. V. D. The connection between England and Burgundy
during the first half of the fifteenth century. Oxford, 1909.
4 Thibault M. La jeunesse de Louis XI. Paris, 1907.
5 Bonenfant P. Philippe le Bon. Bruxelles, 1943.
6 Vickers К. H. Humphrey, duke of Gloucester. London, 1907.
7 Chrimes S. B. English Constitutional Ideas in the 15th century.
London, 1937.
8 Kingsford C. L. Prejudice and promise in the 15th century
England. London, 1925.
Библиография
461
ствование Эдуарда IV» \ а также классический этюд Ч. У. Омена
«Уорик, делатель королей»1 2; об обществе — Г. С. Беннетт,
«Письма Пастонов и их Англия»3. Наконец, последние по-
трясения войны рассмотрены Ж. Кальметтом и Ж. Перине-
лем в книге «Людовик XI и Англия»4.
1 Scofield С. L. The life and reign of Edward the Fourth. London,
1924. 2 vol.
2 Oman C. W. Warwick the Kingmaker. London, 1891.
3 Bennett H. S. The Paston Letters and their England. London,
1932.
4 Calmette J.,Perinelle G. Louis XI et 1’Angleterre. Paris, 1930.
Таблица I
ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ В XIV-XV вв.
Филипп VI Валуа, король (1328-1350)
Иоанн II Добрый, король (1350-1364)
СО жен. на Боне Люксембургской
1 i i i
Карл Мудрый, Людовик, гц. Анжуйский Филипп Храбрый, Иоанн, гц. Беррийский
король (1364-1380), (см. табл. IV) гц. Бургундский (1340-1416)
СОжен. на Жанне де Бурбон (см. табл. V)
Карл VI Безумный, король (1380-1422), СОжен. на Изабелле Баварской (ум. 1435) 1 Людовик, гц. Орлеанский и Ангулемский (см. табл. III)
1 1 1 '♦
Карл VII, король (1422-1461), Екатерина (ум. 1438). Мишель Французская (ум. 1422), Изабелла (ум. 1409), замуж, за:
СО жен. на Марии Анжуйской СО замуж, за СО замуж, за Филиппом Добрым, СО
(ум. 1463) Генрихом V Английским гц. Бургундским 1. Ричардом II Английским
2. Карлом, гц. Орлеанским
Людовик XI,
король (1461-1483),
жен. на:
OD
1. Маргарите
Шотландской (ум. 1445)
2. Шарлотте Савойской
(ум. 1483)
Карл, гц.
Беррийский
(1446-1472)
Иоланда
(ум. 1478),
00 замуж, за
Амедеем IX
Савойским
Екатерина
(ум. 1446),
(D замуж, за
Карлом
Смелым
Жанна Мадлена (ум. 1436),
(ум. 1482), 00 замуж, за Гастоном де
00 замуж, за Фуа, принцем Вианским
Иоанном II,
гц. Бурбонским
Карл VIII, Франциск, гц.
король (1483-1498), Беррийский
00 жен. на Анне Бретонской (1472-1473)
(ум. 1513)
Жанна (ум. 1504), Анна (1462-1522),
СО замуж, за Людовиком СОзамуж. за Пьером Боже,
Орлеанским гц. Бурбонским
(с 1498 — Людовик XII),
разведена
в 1498
Таблица II
АНГЛИЙСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ В XIV-XV вв.
Эдуард III Плантагенет
(1327-1377)
I
Эдуард Черный
принц (ум. 1376) v
| Лайонел
Ричард II, Антверпенский
король гц. Клареис
00(1377-1399), (ум. 1368),
жен. на: СО жен. на
1. Анне Чешской Елизавета
2. Изабелле Французской де Бург
Филиппа
Ш замуж, за
Эдмунд Мортимер,
гр. Марч (ум. 1381)
Роджер Мортимер,
гр. Марч (ум. 1398)
Эдмунд Мортимер,
гр. Марч (ум. 1425)
Джон Гонт,
гц. Ланкастер (1342-1402),
жен. на:
00 1. Бланке
Ланкастерской
i
Генрих IV Ланкастер,
король (1399-1413)
Q0 2. Кэтрин
Суинфорд
Эдмунд Лэнгли, гц. Йорк Томас
| Вудсток
Ричард, гр. Кембридж, гц. Глостер
QQ жен. на (ум. 1397)
Анне Мортимер
Ричард,tu Йорк
(уб. 1460)
Генрих V Ланкастер,
король (1413-1422)
Генрих VI Ланкастер,
король (1422-1461;
1470-1471),
00 жен. на
Маргарите Анжуйской
Эдуард,
принц Уэльский
(уб. 1471)
'i I I
Джон Бофор Генрих Бофор, Томас,
гр. Сомерсет епископ гр. Эксетер
(1371-1410) Винчестерский,
I кардинал
I i
Генрих Джон Бофор, Эдмунд Маргарита
гр. Сомерсет гц. Сомерсет гц. Сомерсет Бофор,
(ум. 1418) (ум. 1444) (ум. 1455) оозамуж. за
Эдмундом
Тюдором,
гр. Ричмондом
Эдуард V Йорк
король (уб. 1483)
I
Джон гц. Бедфорд
(ум. 1433),
СО жен. на
Анне Бургундской
Хэмфри,
гц. Глостер
(ум. 1447)
Генрих VII Тюдор,
король
(1485-1509),
СО жен. на
| : | 7 Елизавете Йорк
Генрих' Эдмунд Джон
гц. Сомерсет гц. Сомерсет (уб. 1471)
(ум. 1464) (ум. 1471)
I I
Эдуард IV Йорк, Джордж
король (1461-1470, гц. Кларенс
1471-1483) (уб- И78)
’’ I
Ричард, Елизавета,
гц. Йорк СО замуж, за
(уб. 1483) Генрихом VII
Ричард III Йорк,
король
(1483-1485)
Таблица III
ОРЛЕАНСКАЯ И АНГУЛЕМСКАЯ ВЕТВИ ДИНАСТИИ ВАЛУА
Людовик, гц. Орлеанский, гр. Ангулемский
00 (1371-1407), жен. на
Валентине Висконти
Карл, гц. Орлеанский (1391-1465)
жен. на
00
1. Изабелле Французской (ум. 1409)
2. Боне д’Арманьяк
3. Марии Клевской (ум. 1487)
I
Людовик XII, король Франции (1498-1515),
жен. на:
00
1. Жанне Французской (разведена в 1498)
2. Анне Бретонской (ум. 1513) -------
3. Марии Английской (ум. 1533)
Жан, гр. Ангулемский (1404-1467),
00жен. на Маргарите де Роган (ум. 1468)
Карл, гр. Ангулемский (1459-1496),
00 жен. на Луизе Савойской (ум. 1531)
I
Франциск I, король Франции
(1515-1547)
Клод Французская (ум. 1524),
00 замуж, за
Франциском I,
королем Франции
Рене Французская (ум. 1575),
00 замуж, за гц.
Эрколе II Феррарским
Таблица IV
ДИНАСТИЯ БУРБОНОВ
Людовик I, гр. Клермонский и Маршский, гц. Бурбон (с 1327) (ум. 1343), СО жен. на Марии д’Эно
Пьер I, гц. Бурбон (ум. 1356), СОжен. на Изабелле Валуа
Людовик II, гц. Бурбон (ум. 1410), СОжен. на Анне де Клермон
i
Жан I, гц. Бурбон (ум. 1434), СО жен. на Марии Беррийской
Людовик, гр. Монпансье (ум. 1486) i Жильбер, гр. Монпансье (ум. 1496), СО жен. на Кларе Мантуанской Карл I, гц. Бур« СО жен. на Агнессе Бур бон (ум. 1456), >гундской (ум. 1476)
i Карл, кардинал (ум. 1488) i Жан II, гц. Бурбон (ум. 1488), СО жен. на Жанне, дочери Карла VII ; i Людовик, епископ Льежский (ум. 1482) 1 Пьер II Боже, гц. Бурбон с 1488 г. (ум. 1503), СО жен. на Анне, дочери Людовика XI
Карл, Бурбонский бастард 1 Мария (ум. 1448), СО замуж, за Жаном Анжуйским i Изабелла (ум. 1465), СО замуж, за Карлом Смелым
Таблица V
I
Людовик Ш,
король Сицилийский
(ум. 1434),
усыновлен Джованной 11
Неаполитанской,
СО жен. на Маргарите
Савойской
АНЖУЙСКАЯ ДИНАСТИЯ ДОМА ВАЛУА
Людовик I (1339-1385),
гц. Анжуйский,
король Сицилийский с 1382-го,
усыновлен Джованной 1 Неаполитанской,
СО жен. на Марии Бретонской
Людовик II ^1385-1417),
гц. Анжуйский, король Сицилийский,
СО жен. на Иоланте Арагонской
---------1---------!----------------г
Мария Анжуйская
(1404-1463),
СО замуж, за Карлом VII,
королем Франции,
мать Людовика XI
Рене, гр. Прованский,
гц. Лотарингский,
король
Сицилийский
(ум. 1480),
СО жен. на Изабелле
Лотарингской
Карл I, гр. Менский
(ум. 1472),
СОжен. на Изабелле
Люксембургской
Карл II, гр. Менский
(ум. 1481),
король Сицилийский
с 1480 (номинально)
Маргарита Анжуйская
(ум. 1482),
СО замуж, за Генрихом VI
Английским
i
Эдуард,
принц Уэльский
(уб. 1471)
Жан Калабрийский,
гц. Лотарингский
(ум. 1470),
СО жен. на Марии
де Бурбон
Иоланда
(ум. 1483),
СО замуж, за гр.
Ферри де Водемон
Никола,
гц. Лотарингский
(ум. 1473)
I
Жан II,
гц. Калабрийский
(ум. 1470)
Рене И,
гц. Лотарингский
(ум. 1508)
I
Маргарита,
СОзамуж. за
гц. Рене
Алансонским
Таблица VI
БУРГУНДСКАЯ ДИНАСТИЯ ДОМА ВАЛУА
Филипп II Храбрый, гц. (ум. 1404),
CD жен. на Маргарите Фландрской
i---------------------------------
ЙЙанн Бесстрашный, гц. (1404-1419),
жен. на Маргарите Баварской
1
Филипп, Антуан,
гр. Неверский гц. Брабантский
(ум. 1415) (ум. 1415)
I
Агнесса,
CD замуж, за Карлом II,
гц. Бурбоном
Филипп III Добрый, гц. (1419-1467), Анна,
жен. на: CD замуж, за Джоном
Ср Ланкастером, гц.
1. Мишели Французской (ум. 1422) Бедфордом
2. Боне д’Артуа (ум. 1425)
3. Изабелле Португальской (ум. 1473)
I-----------------------------------------------------
Карл Смелый, гц. (1467-1477),
жен. на:
OD
1. Екатерине Французской (ум. 1446)
2. Изабелле де Бурбон (ум. 1465)-
3. Маргарите Йорк (ум. 1503)
I
Антуан,
великий
Бургундский
бастард
(ум. 1504)
Мария Бургундская
(1457-1483),
СО замуж, за Максимилианом
Габсбургом
I
Филипп Красивый (ум. 1506),
OQ эрцгерцог Австрийский,
жен. на Хуане Безумной,
дочери Фердинанда Арагонского
и Изабеллы Кастильской
I
Карл V Габсбург,
король Испании император
Таблица VII
ГЕРЦОГИ БРЕТОНСКИЕ
Мария Лиможская
(ум. 1291)
Артур II герцог Бретонский (ум. 1312)
Иоланда де Дрё
графиня Монфора (ум. 1322)
т
т
Иоанн III
герцог Бретонский
(ум. 1341)
Ги, граф Пантьевра,
виконт Лиможский
(ум. 1331)
Жанна де Пантьевр,
супруга Карла Блуаского
(ум. 1367)
Жан де Монфор
(ум. 1345)
Жанна Фландрская
Иоанн IV, герцог
Бретонский
(ум. 1399)
Иоанн V,
герцог Бретонский
(ум. 1442)
Франциск I,
герцог Бретонский
(ум. 1450)
Артур де Ришмон,
коннетабль Франции,
герцог Бретонский
(ум. 1458)
Пьер II,
герцог Бретонский
(ум. 1457)
Ричард, граф Этампа
(ум. 1438)
I
Франциск I,
герцог Бретонский
(ум. 1488)
Анна,
герцогиня Бретонская,
королева Франции
(ум. 1514)
Франция в XII-XIV вв.
Англия в ХП-ХШ вв.
Франция в 1337-1380 гг.
Английские владения во Франции Район, охваченный крестьянским
накануне войны nJ восстанием 1358 г. (Жакерия)
Место потопления французского гу-тл Приобретения англичан по миру
флота в 1337г. Y////A в Бретмньи (1360г.)
Походы английских войск
** о Кал» Крупные французские города,
Движение французских войск в 1356 г. оставшиеся у англичан к 1380 г.
X 1348 Места н годы крупнейших сражений
Завоевания Карла V
Бургундское государство
Франция
в 1420-1422 гг.
Поход Генриха V
в 1415 г.
Научное издание
ЭДУАРД ПЕРРУА
СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА
Главный редактор Чубаръ В. В.
Ведущий редактор Карачинский А. Ю.
Художественный редактор Лосев П. П.
Корректор Зверькова Е. В.
Верстка Столяровой М. Г.
JIP № 065280 от 09 июля 1997 г.
Подписано в печать 23.09.2002. Формат 84x108 1 /32.
Печ. л. 15. Гарнитура «Антиква». Бумага офсетная № 1.
Печать офсетная. Тираж 1500 экз. Заказ № 3581
ООО «Издательская группа «Евразия»
191194, Санкт-Петербург, ул. Чайковского, д. 65, пом. 7Н
e-mail: evrasia@peterlink.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов
в Академической типографии «Наука» РАН
199034, Санкт-Петербург, 9 линия, 12
г
XII—XIII вв. прошли под знаком подспудной борьбы
между двумя самыми могущественными государствами Ев-
ропы — французским и английским королевствами. Интриги,
мелкие стычки,феодальные конфликты и турниры, соперничест-
во на ниве искусства и меценатства составляли неотъемлемую
и привычную часть существования монарших дворов. Но в
XIVв. противоречий стало слишком много, чтобы их и дальше
можно было скрывать под маской рыцарственных и курту-
азных отношений. Спесь государей Франции, жаждавших
подчинить английских королей своей воле, заставила вспых-
нуть долго тлевший конфликт. Война, которая началась, была
долгой и кровавой. На полях сражений произошло то, чего
никто не ждал — великолепное и надменное французское
рыцарство, гордость всей Европы, оказалось повержено в прах
стрелами английских лунников. Битва следовала за битвой,
но конца войне не было видно. Обе страны устали воевать,
но правители упорно не желали заключать мир. В какой-
то момент Франция оказалась на краю гибели, её законный
король в изгнании и лишь колоссальное усилие вернуло трон
французской династии.
ISBN 5-8071-0109-Х