Author: Форакр П.
Tags: всеобщая история средние века (v – xv вв) история средних веков кембриджская история средних веков
ISBN: 978-5-906518-40-8
Year: 2020
Text
НОВАЯ КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ
Первый том Новой Кембриджской истории Средних веков охватывает переходный период между поздним римским миром и ранним Средневековьем (500-700 гг.). Именно с этой эпохой связано развитие самосознания и глубоких перемен в Европе, византийском и арабском мире; в эту эпоху были заложены основы средневекового общества; с ней связаны многие наши современные мифы о национальной и религиозной идентичности. Книга содержит всесторонний обзор региональной истории VI-VII вв.: от Ирландии на западе до возникновения Ислама на Ближнем Востоке, и от Скандинавии на севере до Средиземноморского юга. В ней рассматриваются ключевые темы, связывающие воедино историю этого периода: от королевской власти, торговли и церкви, до искусства, архитектуры и образования. Книга представляет неоценимый обзор современных научных концепций и введение в историю этого периода от ведущих его исследователей.
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
Давид Абулафия Мартин Бретт Саймон Кейнс Питер Линехэн
Розамонд Мак-Киттерик Эдвард Пауэлл Джонатан Шепард Питер Спуффорд
500-700 гг. Том I.Часть 1
THE NEW CAMBRIGE MEDIEVAL HISTORY
Volume 1 c. 500—c. 700
Edited by Paul Fouracre
НОВАЯ
КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ
500—700 гг.
Том I. Часть 1
Под редакцией Пола Форакра
Москва
2020
УДК 94 (4).”500/700” ББК 63.3(0)4 Ф 79
THE NEW CAMBRIDGE MEDIEVAL HISTORY Volume 1 c. 500-c. 700 edited by
PAULFOURACRE
Данный перевод «Новой Кембриджской истории Средних веков» публикуется по договоренности с Издательством Кембриджского университета
First published 2005 5th printing 2013
Copyright © Cambridge University Press 2005
Перевод с английского Ю. E. Вершинина, A. H. Маслов Научные редакторы A. H. Маслов, А. В. Махлаюк Редактор А. В. Вититинов
Издание подготовлено при поддержке В. М. Шульги и Б. С. Тритенко Под редакцией Пола Форакра
Ф 79 Новая Кембриджская история Средних веков. 500-700 гг. Том I.
Часть 1. М., Издательство«Клио», 2020 г. - 532 с., илл.
ISBN 978-5-906518-40-8
Первый том Новой Кембриджской истории Средних веков охватывает переходный период между поздним римским миром и ранним Средневековьем (500-700 гг.). Именно с этой эпохой связано развитие самосознания и глубоких перемен в Европе, византийском и арабском мире; в эту эпоху были заложены основы средневекового общества; с ней связаны многие наши современные мифы о национальной и религиозной идентичности.
УДК 94 (4).”500/700” ББК 63.3(0)4
© Издательство «Клио», 2020 © Издательство «Клио», перевод с англ., 2020
ISBN 978-5-906518-40-8
СОДЕРЖАНИЕ
Список иллюстраций 9
Список карт 10
Список авторов 11
Предисловие 12
Введение: история Европы в 500-700 гг.
ПолФоракр 14
1 Поздняя Римская империя
Ричард Гербердинг 29
2 Варварские нашествия
Гай Холсол 59
3 Источники и их интерпретация
Гай Холсол 87
ЧАСТЬ 1. ШЕСТОЙ ВЕК
4 Восточная империя в VI в.
Эндрю Лаут 136
5 Византийцы на Западе в VI в.
ДжонМурхэд 169
6 Остготская Италия и вторжения лангобардов
Джон Мурхэд 196
7 Создание королевств свевов и вестготов в Испании
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг 223
8 Меровингская Галлия и франкские завоевания
Реймонд Ван Дам 262
9 Кельтские королевства
Венди Дэвис 312
10 Ранняя история англосаксонских королевств
Хелена Хамероу 352
ЧАСТЬ 2. СЕДЬМОЙ ВЕК (начало)
11 Византийская империя в VII в.
Эндрю Лаут 388
7
12 Мухаммад и зарождение ислама
Кэрол Хилленбранд 421
13 Католическое королевство вестготов
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг 460
14 Франкия в VII в.
Пол Форакр 493
8
ИЛЛЮСТРАЦИИ
1. Мавзолей Теодориха Великого. Ок. 526 г. (Равенна, Италия).
2. Церковь Сан-Хуан-де-Баньос. Освящена в 661 г. (Баньос-де- Серрато, Паленсия, Испания).
3. Христос во славе с символами евангелистов. Рельеф на боковой стенке саркофага Агильберта в крипте Жуарского (Йотрен- ского) монастыря. Кон. VII в. (Жуар, деп. Сена и Марна, Франция).
4. Апсида базилики Сант-Аполлинаре-ин-Классе. Сер. VI в. (Равенна, Италия).
5. Символ евангелиста Матфея. Евангелие из Дарроу. Сер. - вт. пол. VII в. (Тринити-колледж, Дублин, Ирландия).
6. Вотивная корона Рекцесвинта, найденная (1858 г.) в составе Гуаррасарского клада. VII в. (Национальный археологический музей, Мадрид, Испания).
9
КАРТЫ
1
2
3
4
5
6
7
8
Италия в VI в 197
Испания при вестготах 225
Галлия/Франкия в VI и VII вв 264-265
Ирландия 325
Северная Британия 332
Уэльс 338
Корнуолл и Бретань 347
Главные англосаксонские области во времена составления «Росписи племен» и основные памятники, упоминаемые в главах 10 и 17 (сост. по Yorke (1990), карты 1 и 2) 377
10
АВТОРЫ
Ричард Гербердинг Профессор истории, университет штата Алабама - Хантсвилл
Реймонд Ван Дам Профессор истории, Мичиганский университет
Венди Дэвис Профессор истории, Университетский колледж Лондона
Эндрю Лаут Профессор патристики, Даремский университет
Мария Изабель Лоринг Университет Комплутнсе, Мадрид
Джон Мурхэд Профессор истории, Квинслендский университет
Пол Форакр Профессор истории Средних веков, Манчестерский университет
Хелена Хамероу Преподаватель европейской археологии, Оксфордский университет
Кэрол Хилленбранд Профессор исламской истории, Эдинбургский университет
Гай Холсол Профессор истории, Йоркский университет
11
ПРЕДИСЛОВИЕ
Пол Форакр
Редактору принято хвалить авторов и издателей за терпение, поскольку подготовка большого сборника эссе, подобного этому, неизменно отстает от графика. Однако, в нашем случае потребовалось поистине ангельское терпение, в связи с тем, что настоящий том готовился чрезвычайно долгое время. Первоначальный редактор Тома I планировал его сообразно другим шести томам Новой Кембриджской истории Средних веков и нашел авторов для всех глав, кроме двух. Эссе начали поступать с 1990 г., но затем проект застопорился. На этом этапе нынешний редактор согласился взяться за этот том. Были найдены авторы новых глав о славянах и скандинавах, а также о монетах и денежном обращении. Были найдены новые авторы взамен тех, кто больше не мог принимать участие в проекте, а те, кто уложился в первоначальные сроки, любезно согласились переработать свои главы. К сожалению, профессор Барберо, которому было поручено написать главы об Испании, скончался раньше, чем был создан даже их черновой вариант. Его вдова Мария Лоринг согласилась завершить его работу. За их совместным авторством указаны две главы, хотя я и не включил профессора Барберо в список авторов. В сентябре 2004, к сожалению, также скончался Патрик Вормальд. Его глава «Короли и королевская власть» будет постоянно напоминать нам о том, каким прекрасным ученым он был.
Я крайне признателен первым авторам за то, что они с таким пониманием отнеслись к задержкам. Немногие вещи в академической жизни раздражают больше, чем ситуация, когда ты заканчиваешь к сроку важное эссе, только чтобы потерять его из виду на несколько лет и получить просьбу переписать его заново. Дальнейшие проволочки были неизбежны, поскольку работа в целом замедлялась до темпа самого медлительного автора. И вновь, терпение тех, кто действительно приложил все усилия, чтобы успеть вовремя, некоторые в сжатые сроки, оценено очень высоко. Мы напрасно ждали главу о римлянах и лангобардах в Италии в УП в., а затем решили, что поиск замены ее автора слишком задержит выход нашего тома. В связи с этим в нашей истории имеется крайне прискорбный пробел, хотя несколько других авторов и упоминают сведения об Италии. Место лангобардской Италии в европейской истории кратко обсуждается
12
Предисловие
во Введении. В нем же излагаются принципы организации и цели нашего тома.
Необходимо поблагодарить множество людей, которые оказали помощь с этим томом. Пол Барфорд помог перевести на английский язык главу 19, а Джон Хайн - главу 18. Перевод специалистов в данной области был очень ценен. Пруденс вон Рохрбах перенесла всю работу на диск и составила список источников и библиографию. Ее помощь имела решающее значение для приведения в порядок подборки материалов, поступавших на протяжении десятилетия и в самых разнообразных формах.
Особую благодарность хотелось бы выразить тем, кто согласился написать главы в короткие сроки, и сделал это хорошо и своевременно. Гай Холсол незамедлительно откликнулся на просьбу написать обзорную главу (глава 3) об источниках и их интерпретации. Превосходное рассмотрение им этой темы основывается на необычном сочетании знаний по истории и археологии, и в обеих дисциплинах он выделяется тем, что знаком не только с теорией, но и с практикой. Майкл Тох дал согласие написать свою главу о евреях в Европе по электронной почте, и черновик главы был представлен через две недели. Это удивительное исследование разрушает широко распространенное мнение о месте евреев в Раннесредневековой истории. Мы обратились к Тоху с просьбой написать исследование по всему периоду, который охватывают первые три тома Новой Кембриджской истории Средних веков по предложению покойного Тимоти Рейтера. Такова была забота Рейтера об этой серии, что если он замечал, что важная область не была в ней охвачена, он делал все, чтобы восполнить пробел. Тимоти Рейтер горячо поддерживал редактирование этой работы, и он был неисчерпаемым источником советов, которые давал обычно с мрачным юмором. Этот том посвящается его памяти.
Пол Форакр, Манчестер, январь 2005 г.
13
ВВЕДЕНИЕ:
ИСТОРИЯ ЕВРОПЫ В 500-700 гг.1
Гегелевская идея переходного состояния, в рамках которого прошлое отрицается настоящим ради будущего, вполне применима к этому периоду европейской истории. В его отправной точке, около 500 г., культуру Европы все еще можно считать «позднеантичной», однако ближе к 700 г. нас, бесспорно, окружает мир Средневековья. Трансформация явно свершилась. Недалеко от истины и мнение о том, что бытие меняется под воздействием меняющегося сознания - коль скоро мы учтем триумф христианского будущего над языческим прошлым и общее переустройство культурных институтов вокруг господствующих религиозных верований и практик. Такое понимание истории и впрямь телеологично: в конечном счете, оно больше ориентируется на то, каким стал окружающий мир, нежели на то, каким он собственно был. Открывая серию книг о более чем тысячелетнем периоде истории, обзор подобный нашему, конечно же, должен учитывать итоги развития, чтобы судить о природе и смысле современных процессов. Но, равным образом, нам следует сознавать и то, что лишь детальное знание прошлого в его собственных категориях делает возможными этот панорамный взгляд и ретроспекцию. Здесь необходим разумный баланс между интересом к общему и частному, и данный том нацелен на такое равновесие. Структура книги определена хронологией и географией событий, а блок конкретно-исторических материалов задает нужный тон заключительному, проблемно-тематическому разделу.
Почти каждая глава, посвященная конкретному региону или проблеме, ориентируется на оценку изменений относительно реалий позднеримского времени. То, что конец римского владычества в Западной Европе по обыкновению выступает отправным пунктом рассказа, не означает нашего желания пренебречь фактом существенной преемственности между культурами поздней Античности и Средневековья. Как подчеркивает Ричард Гербердинг, еще в римском мире заметны черты многих явлений, которые кто-то
1 Перевод Введения выполнен Ю. Е. Вершининой и А. Н. Масловым.
14
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
из нас сочтет типично «средневековыми». Жак Фонтен также разъясняет, что основы постантичного, христианского образования и учености закладываются уже к середине V в. И то, что началом рассказа для нас служит закат Римской империи, не следует воспринимать так, будто бы «падение Рима» стало внезапным и катастрофичным. Согласно тексту Гая Холсола, лишь немногими историками все еще движет образ империи, якобы сломленной непрерывными вторжениями варварских орд. Сам он полагает более здравым взгляд на «варварские нашествия» как на одно из последствий, а не главную причину упадка империи. Саймон Лосби, в свою очередь, демонстрирует нам, что смещение средиземноморской сети хозяйственных связей, составлявшей основу римской цивилизации, было медленным и сложным процессом, который едва ли вписывается в рассказ о политическом и военном «крахе». Бесспорно, тем не менее, что зачастую насильственное прекращение римского владычества имело огромные последствия. Очерк Збигнева Кобылиньского о судьбах славян в мире, пошатнувшемся после утраты римлянами власти, возвращает к мысли о том, что эти последствия были весьма ощутимы далеко за пределами империи. Кэрол Хилленбранд и Лотте Хедеагер рассматривают воздействие, оказанное упадком культурного и политического господства Рима на такие удаленные регионы, как Аравия и Скандинавия. Различные уклады власти на территории Франции, Испании и Британии в интересующий нас период были, определенно, постримскими - в том смысле, что заполняли пустоту, вызванную сломом имперского правления. Точно так же и перемены в образовании, религии, искусстве и зодчестве могут быть соотнесены с падением Римской империи. И, разумеется, самый драматичный «постримский» сдвиг - взлет ислама - являет нам четкую связь между упадком могущества Рима и потребностью в новой системе, которая способна заменить его.
Хотя падение Рима и впрямь имело ряд незамедлительных последствий, более долгосрочный его результат - постепенное приспособление обществ Европы, Ближнего Востока и Северной Африки к менявшимся хозяйственным, политическим, религиозным и военным реалиям. Этот процесс обычно именуют «трансформацией римского мира», содержание которой стало приоритетной темой международных исследований в последние десять лет. Они велись в рамках проекта Европейского научного фонда «Transformation of The Roman World», итогом которого станет публикация не менее
15
Пол Форакр
восемнадцати научных сборников, посвященных различным аспектам перемен, произошедших между 400 и 800 гг.2 В основе масштабного междисциплинарного сотрудничества при этом лежал проблемно-тематический принцип. Настоящий том, включающий двадцать девять очерков, структурирован хронологически, географически, но также и тематически. По отношению к проекту «Трансформация римского мира» он выступает своего рода вспомогательным изданием. Здесь, с опорой на доступные источники и с учетом существующего научного консенсуса, по возможности кратко излагаются сведения о развитии каждого региона. Любой из читателей нашей книги убедится, что в рассматриваемый период всякая область Европы постепенно адаптировалась к новым постримским условиям. Однако самой по себе «трансформации римского мира» мы не отводим явного преимущества. Сфокусироваться главным образом на ней значило бы чересчур рьяно предвосхищать будущий ход событий, а полагание «трансформации» стержнем всей книги чрезмерно стесняло бы наш обзор. Посредством дошедших до нас источников каждый регион должен заговорить о себе. Но голоса их, как правило, слишком верны воспоминаниям о римском мире, чтобы выразить смысл его преобразования.
Поразительно, что участники проекта «Трансформация Римского Мира» проследили развитие событий вплоть до IX в. В течение двух столетий после 500 г. имела место адаптация к новым реалиям, определявшая повестку дальнейшего развития, но лишь глядя назад из IX в., можно уяснить, во что превратился позднеримский мир. Именно в VIII столетии перемены, случившиеся ранее, произведут на свет новые политические, общественные и хозяйственные структуры. Как объясняет Стефан Лебек, «экономика Северного моря» возникла в период 500-700 гг. Одновременный упадок торговых сетей Средиземноморья, согласно рассказу Лосби, сопровождался смещением на север центра тяжести всей европейской культуры. В этих условиях мы и наблюдаем консолидацию
2 Указанный проект Европейского научного фонда реализовывался на протяжении пяти лет, с 1993 по 1998 год, силами примерно 150 ученых. Первой публикацией по его результатам стал сборник: Kingdoms of the Empire: The Integration of Barbarians in Late Antiquity / Ed. by W. Pohl. Leiden-New York—Köln: Brill, 1997. См. перечень томов одноименной серии на сайте издательства «Brill» : https://brill.com/view/serial/ TRW (дата обращения - 31.10.2019). Косвенным следствием проекта можно считать также и существенный рост количества общих работ по истории поздней Античности и раннего Средневековья, изданных после 2004 г. (когда был опубликован последний, четырнадцатый том серии «Transformation of the Roman World»). - Прим, науч.ред.
16
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
властных структур в центральной и юго-восточной Англии, а именно в Мерсийском королевстве. Точно так же в середине VIII в. у франков появится новая династия Каро л ингов, которая поменяет баланс сил на континенте, распространив власть до Балтики на севере и Адриатики на юге. Одним из итогов неистовой экспансии франков стал крах аварской державы в центральной Европе, после чего наблюдается стабилизация различных славянских культур, истоки которых столь усердно прослеживает 3. Кобылиньский. Другим последствием краха аваров будет образование могущественного Болгарского царства. В это же время на территорию Ирака переносится центр Халифата, а власть над ним обретает династия Аббасидов. В Испании, завоеванной мусульманами, обрывается жизнь вестготской культуры, формирование которой подробно рассмотрела Мария Исабель Лоринг. Реакция Византии на захват (в VII в.) ее ближневосточных и североафриканских провинций арабами и вызванные этой утратой потрясения (которые под разными углами анализируют Эндрю Лут и Кэрол Хиллен- бранд) в VIII столетии сказались и на религии, и на военном деле.
В каждом из названных регионов мы продолжим сталкиваться с эффектами постримского развития, но к IX в. перед нами уже совсем иной мир. Теперь, пожелав объяснить свои традиции и социальные институты, люди ищут следы таковых не в римском, а в собственном прошлом. Восьмой и девятый века могли похвастать множеством писателей, поступавших именно так. Для Беды Достопочтенного в Англии история фактически начиналась с прибытия англосаксов в Британию и связывалась с их обращением в христианство, будучи сфокусированной, таким образом, на событиях VII в.3 В Италии Павел Диакон записал историю лангобардов, очень мало зная об истоках и древностях этого народа. Подобно тексту Беды, рассказ Павла был ориентирован на современность. Во франкской державе новая династия Каролингов принялась весьма оригинально оправдывать свой приход к власти, очерняя предшественников из дома Меровингов. В итоге местное истори- описание также было приближено к современности. Во всех трех странах ощущение связи с римским прошлым было утрачено. Именно чувство дистанции между настоящим и прошлым подвигло Каролингов заговорить про «обновление» общества. Впечатленные культурой Рима, они шли на многое, подражая ей, но в то же время
3 Имеется в виду составленная Бедой «Церковная история народа англов». - Прим, науч.ред.
17
Пол Форакр
мыслили себя отличными от римлян, а где-то и превзошедшими их. Когда в 800 г. Карл Великий короновался в качестве «римского императора», франки осознавали, что его империя - это нечто новое и отличное от римской: то была империя франкская и христианская. Интересно отметить, что множество раздумий относительно «обновления» и «исправления» общества(т.е. насаждения в нем собственно христианского порядка) - родом из Англии и Ирландии. В двух этих регионах связь с римскими традициями - конечно, за вычетом религиозного наследия - ощущалась меньше всего. Здесь мы находим идеальную среду для развития христианского образования и учености, о которых пишет Ж. Фонтен.
Исключая годы правления Юстиниана, в интересующий нас период сколь-нибудь масштабного «обновленческого» настроя не существовало, однако прогресс был ощутим. Следом за текстом Августина «De Doctrina Christiana»4, образованные христиане превозносили религиозное знание над мирским: вся ученая культура, по словам Фонтена, стала «средством, ориентированным на нужды религии, которая ценилась выше учености ». Но эта убежденность - проявление прогресса, поскольку она сулила людям спасение. Иен Вуд подчеркивает, что христианизация была гораздо более сложным процессом, нежели обращение язычников. В отличие от евангельского учения христианская культура пронизывалась языческими или дохристианскими верованиями и практиками. Даже в самом Риме, например, ежегодные январские праздники христиан включали отчетливо языческие компоненты. Английский миссионер Бонифаций жаловался на эту напасть в середине VIII в., но на практике она сохранялась вплоть до XII столетия. Впрочем, авторам рассматриваемой эпохи, подобно Бонифацию, было совершенно ясно, что относится к христианству, а что нет, и какова разница между священным и профанным.
Именно желанием улучшить христианское сообщество вдохновлялись четыре историка, на тексты которых мы опираемся, реконструируя традиционную картину событий на Западе в то время. К числу этих авторов, названных Уолтером Гоффартом «рассказчиками варварских историй»5, принадлежат в шестом
4 В русских переводах этот трактат Аврелия Августина известен под названиями «О христианском учении» и «Христианская наука». - Прим. науч.ред.
5 Имеется в виду известная монография: Goff art W. Narrators of Barbarian History (A.D. 550-800): Jordanes, Gregory of Tours, Bede, and Paul the Deacon. Princeton: Princeton University Press, 1988. - Прим, науч.ред.
18
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
столетии Иордан и Григорий Турский6, а в восьмом - Беда и Павел Диакон, тексты которых затрагивают и более ранний период. В трудах Прокопия Кесарийского7, созданных в шестом веке на Востоке, христианский план различим хуже конвенций классического историописания, хотя, поясняют нам Г. Холсол и Э. Лут, традиция эта по большому счету исчезнет после Прокопия. Конечно, на Западе было множество других историков: Гильда Премудрый, Иоанн Бикларский, Исидор Севильский или хронист, известный как «Фредегар» - и это лишь часть имен. Работы нашей четверки, однако, сущностно важны в качестве развернутых повествований, которые сообщают истории отдельных регионов связность. Г. Холсол показал, как эти нарративы были переосмыслены современными историками: последние не только оспорили, так сказать, «националистическое» толкование этих рассказов, но и усомнились в самой мысли о том, что история может сводиться к нарративу. Произведения Иордана, Григория, Беды и Павла Диакона надежно датированы, они достаточно пространны и стилистически целостны, чтобы стать объектом литературоведческого анализа, и уже это обстоятельство подрывало веру в их объективность. Одним словом, теперь их труды более понятны нам в своей литературной ипостаси, нежели в качестве строгих и точных исторических сочинений.
Несмотря на опасения по поводу традиционных подходов к истории этого периода, четыре больших нарратива, названные выше, все еще покоряют наше воображение. Авторы разных глав книги вновь и вновь ссылаются на повествовательные источники (и, конечно, не только на упомянутый квартет историков). Обратим внимание, к примеру, сколь много сведений о Галлии / Франкии VI в. почерпнул Реймонд Ван Дам из текстов Григория Турского и до какой степени Алан Текер полагается на «Церковную историю» Беды, говоря об Англии VII в. Посему, хоть мы и научены осторожному обращению с такими нарративами, было бы вздором отвернуться от них, тем более что нередко лишь они проливают свет на прошлое. В конце концов, эти тексты и впрямь позволяют составить связный (пусть порою и ошибочный) рассказ о регионах, со временем эволюционировавших в национальные государства и
6 Речь идет о сочинении Иордана «Гетика» («О происхождении и деяниях гетов») и знаменитой «Истории франков» Григория Турского. - Прим, науч.ред.
7 Подразумеваются труды Прокопия Кесарийского «Историявойн» («Войны») и «Тайная история». - Прим, науч.ред.
19
Пол Форакр
сыгравших главную роль в формировании Европы. По сравнению с ними, прошлое областей, которые обойдены вниманием традиционных нарративных источников, может показаться непроницаемым. Так зачастую обстоят дела с кельтскими сообществами, которым наперебой приписывают странный или даже экзотический характер. Венди Дэвис и Клэр Стэнклифф демонстрируют возможность приблизиться к прошлому кельтов, отвергнув ряд современных мифов и стягивая воедино разрозненные свидетельства с тем, чтобы прояснить его специфику. Аналогичным образом Л. Хедеагер размышляет о картине мира в раннесредневековой Скандинавии, не имея под рукой каких-либо местных текстов, относящихся к этому периоду. 3. Кобылиньскому точно так же приходится выуживать сведения о славянах из письменных памятников иных народов - во всех этих случаях видно, сколь многие лакуны в наших знаниях способна восполнить археология.
Глава «Ранние англосаксонские королевства», написанная Хеленой Хамероу, показывает, что мы почти всецело зависим от археологии в понимании того, как равнинная часть Британии стала Англией. Здесь обнаруживаются такие свидетельства взаимной ассимиляции и аккультурации местного и пришлого населения, которые противоречат рассказам Гильды и Беды об англосаксонском завоевании. На деле, англосаксы у Хамероу очень напоминают славян в описании Кобылиньского: и те, и другие предстают «новыми» народами, чья самобытность воплощена в памятниках материальной культуры. В обоих случаях, при этом, наличествуют нарративные источники, которые, вроде бы, совершенно не осведомлены о становлении этих народов, но рисуют их давно сложившимися и легко распознаваемыми сообществами с четким пониманием собственного места в мире. Мы, разумеется, не ждем от Гильды, Прокопия и даже от Беды донесений о процессе этногенеза либо артикулированной теории аккультурации, поскольку все это сугубо современные идеи. Не отслеживая особо формирование новых этнических групп, раннесредневековые авторы мыслили прошлое в категориях конфликта между существущими народами. Некоторые из них могли заявиться в ту или иную область совсем недавно, но они приходили туда уже как обособленный «народ». Именно так Тильда описывает прибытие «саксов» в Англию, создавая образ, развитый затем Бедой, который поделит завоевателей на три группы - англов, саксов и ютов. Данные археологии не подтверждают рассказ Гильды о якобы последовавшем за при¬
20
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
бытием саксов завоевании Британии «огнем и мечом». Отсюда можно заключить, что Тильда, на самом деле, крайне мало знал о случившемся в Британии за сто лет до написания им своего труда или же превратил известные ему сведения в рассказ, соответствовавший условностям жанра. Беда позднее дополнил этот рассказ о завоевании, снабдив его хронологическими и географическими деталями, но в реальности он знал о «прибытии саксов» немногим больше Тильды.
Случай Беды и английской истории напоминает, что наши главные нарративные источники явно неоднородны по охвату событий и надежности. Правда здесь в том, что известные авторам факты, по преимуществу, близки ко времени записи этих текстов, и они склонны распространять знакомые для себя обстоятельства на прошлое, дабы лучше понять его. Так, деление Бедой завоевателей пятого века на англов, саксов и ютов отразило ту политическую географию VII - начала VIII столетий, которую описывает А. Текер. Сходным образом можно спросить, сколь много знал Иордан о ранней готской истории или Григорий Турский - о короле Хлодвиге, своем герое. Но наибольшей невнятностью (устранить которую не особо помогает даже археология) отличается, вероятно, история лангобардов в VII в.
Как продемонстрировал Джон Мурхед, мы можем многое сказать об Италии конца VI в., основываясь на папских, византийских и франкских источниках, но в плане истории лангобардов зависим от сочинения Павла Диакона, написанного в конце VIII в. Сведения о раннем прошлом этого народа Павел Диакон черпал из утраченного ныне источника - истории Секунда из Нон, или Секунда Трентского, как его иногда называют8. Секунд был советником при дворе лангобардского короля Агилульфа (590-616 гг.) и, видимо, много знал о первых предводителях лангобардов, но очень мало - о том, каким образом и где именно лангобарды поселились в Италии. Рассказ Павла Диакона точно так же сосредоточен на политических и военных событиях. Он включает ряд красочных и драматичных эпизодов, но крайне редко позволяет увидеть творившееся за пределами королевских дворов. Автор франкской хроники,
8 Известен короткий фрагмент текста, который, возможно, являлся частью утраченной истории Секунда Трентского. Этот фрагмент был обнаружен в XVIII в. известным итальянским коллекционером и знатоком древностей Джузеппе Гарампи в раннесредневековом кодексе из Вайнгартенского монастыря (на территории современной земли Баден-Вюртемберг в Германии). - Прим, науч.ред.
21
Пол Форакр
известный как Фредегар, интересовался связями между правителями лангобардов и франков в первой половине VII в., главным образом, из-за того, что король Агилульф женился на франкской принцессе Теоделинде, а их дочь Гундеберга играла важную роль в лангобардской политике. Отношение т. н. Фредегара к Гундеберге рассматривает Пол Форакр. После того, как хронист обрывает рассказ на 640-х гг., наши знания о франко-лангобардских контактах застывают. Чуть больше известно нам из истории Павла Диакона, который говорит о крепнущих связях между правителями Баварии Агилольфингами и лангобардами в начале VIII в. Эти отношения явно имели давнюю историю, ибо один из первых лангобардских королей Агилульф, как мы видели, носил то же самое имя, что и баварская династия. Союз лангобардов с баварами, в итоге, обернется катастрофой для обеих сторон, когда на исходе VIII в. Карл Великий сочтет их альянс угрозою для себя. В результате и лан- гобардская Италия, и Бавария вошли в империю франков. Рассказ Павла был написан после франкского завоевания и завершается царствованием Лиутпранда (ум. 744 г.), во время которого лангобарды достигли пика могущества в Италии. Описание последовавших событий могло быть для автора чересчур болезненным либо политически опрометчивым.
Кроме труда Павла Диакона, мы располагаем внушительным сводом законов - т. н. «Эдиктом Ротари» середины VII в. Патрик Вормальд анализирует этот правовой памятник на предмет информации о королевской власти у лангобардов. В остальном их история почти сплошь покрыта мраком. Считается, что «спор о трех главах»9, на который ссылаются Д. Мурхед и Э. Лут, продолжался вплоть до 698 г., когда, наконец, был разрешен на Соборе в Павии. Поддержка лангобардами епископов-схизматиков Милана и Аквилеи представлялась удобным способом для того, чтобы выказать себя защитниками независимости Италии перед лицом византийской угрозы. Это особенно верно для раннего периода лан- гобардского владычества, когда память о непримиримой позиции императора Юстиниана была еще очень сильна. Мы не располагаем агиографическими текстами из лангобардских областей Италии, а истоки поздних культов практически невозможно проследить
9 Конфликт внутри христианства, развернувшийся в середине VI столетия в связи с попытками византийского императора Юстиниана I добиться церковного осуждения текстов Феодора Мопсуестийского, Феодорита Кирского и Ивы Одесского. - Прим, науч.ред.
22
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
до VIII в. На деле, нам так мало известно о взаимоотношениях лангобардов и местных жителей-католиков до восьмого столетия, что историки не способны договориться по вопросу о том, какой религии лангобарды придерживались в конце VI-VII вв. Являлись ли они закоренелыми язычниками, или же были арианами, либо католиками? А, может быть, их и вовсе не особо интересовала религиозная тема? По крайней мере, последний вариант кажется маловероятным, если учесть центральное место религии в менталитете иных знакомых нам обществ раннего Средневековья.
Путаницы добавляет и знаменитый отрывок из «Истории лангобардов» Павла Диакона: в нем говорится о том, что во времена короля Клефа (572-574 гг.) и вскоре после его смерти лангобарды убивали и изгоняли наиболее могущественных римлян, перебили множество прочих лиц знатного происхождения, а остальных обязали платить дань. Это известие толковалось буквально - так, будто римская элита в областях, занятых лангобардами, была полностью уничтожена. В глазах римских пап лангобарды были «зловреднейшим народом», а самое имя их стало почти что синонимом бессмысленной жестокости. Можно, однако, предложить менее пессимистичную и куда как более правдоподобную картину культурной ассимиляции лангобардов обитателями Италии - очень жаль, что в этот том не удалось включить запланированную главу «Римляне и лангобарды в Италии», которая бы подробно разъясняла, как отдельные фрагменты свидетельств подкрепляют более позитивный взгляд на события. Достаточно указать, что с началом VIII в., по мере роста наших знаний о регионах, занятых лангобардами в Италии, здесь не обнаружится никаких следов былого хаоса, разрухи или геноцида. Продолжая обличать лангобардских королей, папы порой сотрудничали с ними и даже зависели от их помощи. Когда до нас начинают доходить тексты грамот (с середины VIII в. и далее), они открывают общество, сохранившее многие нормы римского права относительно собственности, а также нотариев, которые регистрировали даже мелкие сделки. Очевидно, что уровень функциональной грамотности и шедшая с ней рука об руку бюрократия оставались неизменными на протяжении всего ланго- бардского периода. В то время, когда писал Павел Диакон, особый лангобардский язык, костюм и даже прически исчезли. Наконец, все более очевиден тот факт, что франкское завоевание королевства (774 г.) стало поворотным моментом в культурном возрождении, имевшем место при Карле Великом. Интеллектуальный капитал,
23
Пол Форакр
как и обычные богатства, устремились отсюда во Франкию. Это опять-таки позволяет считать VII в. временем культурного синтеза и развития, а не тотальной разрухи.
Еще одна сфера, которая не освещается в данном томе (хотя и обсуждается в следующих) - это сельское хозяйство. В данном случае глава вовсе не планировалась просто потому, что нам недостает материалов для создания подобной истории применительно к 500-700 гг. Необходимые сведения появляются только после 700 г. Они могут быть почерпнуты из актов, которые связаны с земельными отношениями и зачастую хранят имена крестьян-дер- жателей в том или ином поместье. Далее, начиная с IX в. в нашем распоряжении описи поместий, известные как полиптихи. Уцелевшие описи этого типа составлялись для церковных учреждений в центральной части франкского государства, т. е. в областях между Луарой и Рейном. Здесь не только перечисляются держатели многочисленных наделов, но и прописываются вмененные им повинности. Из описей мы узнаем о характере продукции, и о том, как церковные структуры могли накапливать ее излишки. Чтобы получить сведения о сельских рынках, где сбывались эти излишки, следует ждать конца IX в. В отсутствие информации о держателях и условиях держания, ренте и службах, особенностях землепользования, накоплении и обмене излишков, у нас остаются довольно формальные указания на некие земли и работавших там людей, зафиксированные наиболее ранними франкскими грамотами (от середины VII в.). Как мы уже видели, актов VI-VII вв. с территории Италии и Испании не существует. Немногочисленные грамоты, составленные до 700 г. в англосаксонской Англии, говорят об участках земли, но не о людях, ее обрабатывавших. В законах речь идет о деревенских сообществах и видах хозяйственной деятельности (таких, как пчеловодство или разведение крупного рогатого скота), но из них можно извлечь только самые общие данные. Исключение представляют созданные в самом конце нашего периода «Законы Ине» из Уэссекса, которые более детально описывают занятия селян и обязанности держателей. Мы, однако, не можем делать обобщений на основе этого уникального свода.
Археология способна поведать о характере поселений и их материальной культуре. X. Хамероу, 3. Кобылиньский и Л. Хедеа- гер по максимуму используют ее данные, когда сталкиваются с отсутствием письменных источников. Г. Холсол размышляет об изменениях в интерпретации археологических свидетельств.
24
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
Впрочем, какими бы детальными не были исследования отдельных памятников, мы опять-таки почерпнем из них только самые общие сведения об аграрной экономике и социальной структуре общества. Чтение глав, написанных Марком Блэкберном, С. Лебеком и G. Лосби, позволяет понять, что подчас легче сделать важные выводы о торговле на дальние расстояния, чем о сельской жизни. Как подробно объясняет Лосби, анализ керамики играет решающую роль в понимании эволюции, пройденной на протяжении VI-VII вв. региональными сетями обмена. То же самое применительно к торговым сетям Северного моря делает Лебек, исходя из сведений о находках (прежде всего, металлических изделий и монет) в прибрежных эмпориях. Блэкбёрн демонстрирует, сколь богатую информацию можно извлечь, анализируя нумизматический материал. Сложностями чревата оценка этой информации в более широком социально-экономическом контексте.
Хотя нам сравнительно мало известно о крестьянах, необходимо принимать в расчет то, что они были главными производителями материальных благ в рассматриваемый период. Земля являлась основой могущества, и любой вариант временного обладания ею (на срок службы или в качестве наследуемого надела) предполагал наличие стабильной рабочей силы, обеспечивавшей благополучие различного рода господ. Законы, поддерживавшие жесткое разделение между свободными и несвободными, заставляют полагать, что последние и были ключевым звеном этой рабочей силы. Именно зависимые держатели перечисляются в более поздних грамотах на манер инвентаря, переходящего из рук в руки. В законах максимально заметны свободные люди: они выступают нормативным элементом общества. Невозможно, впрочем, определить количество свободных крестьян-собственников, ведь они, как правило, не упоминались ни в нарративных, ни в ранних актовых источниках. Нельзя увидеть также, где пролегала граница между обычными свободными людьми и знатью. Хотя знатные лица и представлены активной силой в повествованиях, хотя именно они фигурируют в актах о передаче земли, на удивление сложно понять, как определялась знатность. Термин «знать» охватывает широкий социальный спектр. Историки часто используют слово «аристократия» для обозначения наиболее влиятельных членов общества, но люди раннего Средневековья этим словом не пользовались. Они различали людей по уровню власти и богатства, зачастую используя для этого прилагательные в сравнительной степени. Они и впрямь указывали те
25
Пол Форакр
конкретные должности, что приносили обладателям высшее положение в обществе. В целом, однако, термины социальной принадлежности были весьма расплывчаты. Раннесредневековая Европа, безусловно, состояла из иерархически организованных сообществ, но размытость социальной терминологии позволяет думать, что в данный период элиты не являлись закрытыми. Изменчивые судьбы отдельных семейств в условиях войн и жесткого соперничества за ограниченные ресурсы вкупе с общей практикой раздела наследства, создавали предпосылки для социальной мобильности. При подобных обобщениях, конечно, следует учитывать региональную специфику и исторический контекст.
Можно обозначить примерные различия между территориями, которые в той или иной степени испытали влияние римской культуры и административных практик. В более романизированных областях сохранилась значительная часть должностей и почетных званий, обеспечивавших высокий социальный статус. Там также уцелели понятия, связанные с нижними слоями общества, и была широко распространена личная несвобода. В этом смысле общественные структуры раннего Средневековья вырастали напрямую из позднеримских: в южной Европе, по крайней мере, около 700 г. верхушкой общества были senatores, а низшим его слоем - servi, точно так же, как в начале V в. Еще сильнее эта социальная преемственность впечатлит, если рассмотреть изменения в сферах экономики, политики, военного дела. Наглядный пример тому - Византия. Два века византийской истории, о которых пишет Э. Лут, были временем огромных перемен и адаптации к ним. Византия переродилась из обширной империи, основу которой составляли различные городские общины, в гораздо меньшее по размерам государство, где господствовала лишь одна метрополия (Константинополь), а городская жизнь в иных областях стремительно деградировала. Войска были отозваны из утраченных провинций, начала формироваться система фем, при которой гражданское управление подчинялось военному. Вместе с тем, социальная структура империи сохранила свой позднеантичный облик. Даже в X в., когда правящие круги сетовали на притеснение сильными людьми бедноты, они использовали ту же риторическую критику злоупотребления властью, которую мы обнаружим на Западе в пятом столетии.
В западной части Европы максимальное количество источников дошло до нас из Галлии / Франкии. Р. Ван Дам и П. Форакр показывают, как позднеримская система управления (бюрократизирован -
26
ВВЕДЕНИЕ: История Европы в 500-700 гг.
ная и способная опереться на развитое налогообложение) трансформировалась в новый политико-экономический уклад, основанный на поземельных связях. Значимым фактором удержания политического господства над большой территорией в период резкого падения доходов была высокая степень социальной стабильности и преемственности. Senatores, к примеру, оставались заметными фигурами в Оверни конца VII в. Судя по рассказу М.И. Лоринг, Испания также сохранила структуру общества, унаследованную от Рима. Согласно тем немногим сведениям, которыми мы располагаем, социальная иерархия в вестготской Испании, по-видимому, была даже более консервативной и жесткой чем у франков. В отношении Италии приходится чаще строить догадки, однако, как мы видели, есть смысл полагать, что и здесь имела место существенная преемственность социальных структур. В. Дэвис и К. Стэнклифф демонстрируют, что кельтские страны Европы, вопреки частым утверждениям не так уж сильно отличались от остальных. Определение «кельтский» покрывает широкий круг довольно разных областей и сообществ. Тем не менее, в целом, можно сказать, что внутри этих скромных политических объединений наблюдается континуитет иного плана. Там, без сомнения, имелись собственные «аристократии», но они, вероятно, были весьма далеки от позднеримской. Наибольший контраст заметен в случае с регионами, которые дальше всего отстояли от зон римского влияния. Л. Хедеагер повествует о модели политического господства, возникшей в другом социальном контексте - на территории Скандинавии, где элита пыталась обособиться, апроприировав идейные элементы язычества и его сакральные пространства. Славянские культуры, как объясняет 3. Кобылиньский, в VI-VII вв. все еще формировались, социальное расслоение у славян было выражено гораздо меньше, чем в других областях.
Несмотря на региональные различия, мы можем наблюдать и ряд общих черт. Повсюду в Европе правители укрепляли свои позиции, добавляя к существующим формам легитимации религиозную. То, что Европой должны править короли, не было предрешено в 500 г. Однако к 700 г., как считает П. Вормальд, стало ясно, что будущее принадлежит правителям (королям, императорам, халифам), оправдывавшим свою власть божьим промыслом. Перед нами - политическое измерение той новой модели христианского (либо исламского) образования и учености, о которых пишет Ж. Фонтен. Йен Вуд и Лесли Брубейкер имеют дело с его художественным и архитектурным измерением. Разумеется,
27
Пол Форакр
именно церковь стала движущей силой в деле насаждения общих культурных практик и ориентиров. Подробное описание Георгом Шайбелърайтером церковных структур напоминает о том, как на самом деле воспринимался общий институт в плане продвижения сложной иерархии и широкого круга должностей. Церковная организация ширилась по мере успехов христианского просвещения, которое описывает Й. Вуд, и эта организация служила эталоном для всех остальных форм институционального развития.
Излагая наши знания и мнения по поводу развития отдельных регионов или общих проблем раннесредневековой истории, мы вновь и вновь должны были противостоять устаревшим стереотипам и ошибочным гипотезам. Многие из рассматриваемых вопросов сохраняют актуальность, поскольку соотносятся с современными мифами из сферы национальной и религиозной идентичности. Таковые, определенно, имеют место в случае с прошлым кельтов, славян, вестготской Испании. Развенчание мифов порой заходит слишком далеко - примером здесь может быть та бестактность, с которой в наши дни отдельные историки относятся к ранней истории ислама, стремясь оспорить традиционный (и священный для мусульман) рассказ об истоках этой религии. Глава, написанная на эту тему К. Хилленбранд, моделирует ситуацию, при которой слово предоставлено - в поистине объективной и беспристрастной манере - самому источнику. Глава Михаэля Тоха о евреях в Европе ставит под вопрос популярное представление о том, что антииудаизм, обычный для того времени, стал реакцией на засилье евреев в качестве соседей и соперников христианских общин. Подобный взгляд полагают особенно верным для Испании, ибо вестготские короли издали множество антисемитских законов. Старшее поколение историков даже вообразило себе «пятую колонну» в лице угнетенных иудеев, которые якобы помогали арабам завоевать полуостров. Однако М. Тох ясно дает понять: свидетельств широкого присутствия евреев в Европе вплоть до X в. попросту не существует. Его кропотливая работа напоминает нам об уместности пересмотра старых догм в свете новых интерпретаций прошлого и о том, что переосмысление исторических свидетельств было и будет в порядке вещей. Такова цель настоящего тома в отношении исследовательских тем, которые можно считать ключевыми для периода 500-700 гг. Выражаем надежду, что книга станет подспорьем и для дальнейшего их переосмысления.
28
ГЛАВА 1
ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ
Ричард Гербердинг
ПОЛИТИЧЕСКИЙ И ВОЕННЫЙ УПАДОК
Там, куда римляне приходили, видели и побеждали, они обычно оставались на долгое время. На протяжении большей части первых пяти веков нашей эры они управляли теми частями северо-западной Европы, где позднее расцветет средневековая цивилизация. Эти коренастые, невысокие, темноволосые люди, хотя и были иноземцами из центрального Средиземноморья, тем не менее оказали сильное влияние на жизненный уклад северо-западной Европы, которое будет чувствоваться даже после того, как их политическая система останется только в туманных и путаных воспоминаниях. Римляне имели возможность влиять на развитие Северной Европы дольше, чем все остальные завоеватели до или после них, по двум причинам, обе из которых, что не удивительно, связаны с военным превосходством.
Прежде всего, еще на заре своей истории римляне создали легион и его изумительную систему материально-технического обеспечения. По большей части процесс его создания был завершен во время войн с самнитами в конце III - начале IV в. до н.э. Служба в легионе предъявляла высокие требования к рядовым солдатам, но это был внушающий страх инструмент, универсальный с точки зрения тактики и стратегии. Одним словом, римляне могли, как правило, легко покорить любой нецивилизованный народ, против которого они выступали, они одерживали верх и над своими цивилизованными врагами, хотя и с большими трудностями. Система снабжения легиона позволяла ему эффективно сражаться, даже находясь очень далеко от дома. Под командованием великого полководца Юлия Цезаря римляне завоевали большую часть северо- западной Европы. Цезарю удалось сделать это всего за семь лет.
Во-вторых, римляне знали, как устанавливать и укреплять границы. Насколько историки могут проследить, солнечные и плодородные земли Средиземноморья были магнитом для народов
29
Ричард Гербердинг
из северных областей с более мрачным и суровым климатом. Народы севера переселялись на юг, в основном на побережье Средиземного моря, двумя большими волнами, одна имела место около 1800 г. дон.э., а другая - около 1200 г. дон.э., а также в ходе многих других менее масштабных движений. Однако после того как римляне установили границы, подобные миграции были в основном предотвращены. Значительные европейские границы Римской империи, протянувшиеся от центральной Британии до устья Дуная, позволяли народам, живущим за ними, в течение столетий наслаждаться жизнью, по большей части свободной от дестабилизирующего влияния мигрирующих или нападающих нецивилизованных северян. Таким образом, именно их непобедимые легионы и хорошо укрепленные границы позволяли римлянам контролировать северо-западную Европу в течение почти пяти веков и укоренить средиземноморскую цивилизацию так глубоко в трансальпийскую почву.
Чтобы понять наследие, оставленное римлянами Средним векам, сначала мы дадим краткий обзор жизни римлян у них «дома» во время расцвета империи в I—II вв. н.э.; затем рассмотрим «упадок и разрушение» Римской империи, по мере того как к 500 г. ее политическая власть над Западом будет постепенно сходить на нет, и обратим особое внимание на те географические области, которые вскоре должны были породить средневековую цивилизацию. Падение Римской империи на Западе было процессом, не имевшим аналогов в истории. Оно происходило очень медленно, на протяжении нескольких веков, и затронуло в основном политическую сферу. Разумеется, исчезновение политической власти Рима не означало конца римской эры: римские корни проросли слишком глубоко. Почти во всех остальных аспектах европейской жизни - политической, социальной, интеллектуальной, правовой, религиозной, языковой и культурной - римское наследие продолжало жить, иногда в течение столетий после утраты политических связей.
Система, которую установил princeps (или император) Август (27 г. до н.э. - 14 г. н.э.) просуществовала без значительных изменений до смерти Коммода в 192 г. Это был период Pax Romana1, Золотой век Рима. Созданная Августом система «принципата» положила конец сенаторской олигархии, которая до этого контролировала Римское государство. Это был медленный процесс, начавшийся задолго до прихода Августа к власти. Принципат при Авгу¬
1 Римский мир (лат.). - Прим, науч.ред.
30
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
сте часто называют диархией, или совместным правлением, потому что он разделял свою власть с Сенатом - органом власти гордых римских аристократов. Ко времени правления Августа эти люди, прекрасно образованные и невообразимо богатые, могли похвастаться тем, что в течение пяти веков они обладали фактической политической монополией, которая уходила своими корнями во времена основания Республики или еще глубже. Возможно, принципат начинался как совместное правление, но со временем власть все больше сосредотачивалась в руках одного princeps9а. Была создана огромная новая бюрократическая система, которая помогала ему исполнять постоянно растущее число обязанностей. Во главе ее находились префекты, которые избирались из социального слоя, стоящего на ступеньку ниже сенаторской аристократии2, что означало, что они были богатыми и влиятельными людьми, но не принадлежали к традиционной олигархии. Префекты и их подчиненные стали исполнять ряд наиболее важных функций в Римском государстве: командовали легионами, управляли провинциями3, собирали налоги, надзирали за общественными работами и контролировали жизненно важные поставки зерна. Таким образом, сенаторы лишались политической монополии двумя путями: они теряли свою власть принимать политические решения в пользу princeps (императора) и вынуждены были делить политическую власть с новыми префектами. Вследствие этого карьеры сенаторов стали складываться иначе. Поскольку они больше не осуществляли политическую власть, то стали служить и советовать тому, в чьих руках эта власть теперь находилась. Круг потомственных советников и придворных, окружающих правителя, может показаться очень средневековым институтом, но он является и вполне римским, и мы знаем об этом благодаря тому, что даже в период расцвета Империи люди, подобные Сенеке и Тациту, изысканно сетовали на новое положение сенаторов. Ситуация несколько изменится во время смут III века, но в IV в. династия Константина Великого вновь окружит себя выходцами из потомственной сенаторской аристократии.
2 Имеется в виду всадническое сословие (ordo equestris). - Прим, науч.ред.
3 Автор в данном случае неточен: всаднические префекты в эпоху принципата командовали легионами и были наместниками только в Египте; лишь в правление императора Септимия Севера (193-211 гг.) три новосозданных легиона имели командующими всаднических префектов. Наместниками основных провинций были сенаторы в ранге легатов императора (проконсулов и пропреторов); только небольшими провинциями управляли всадники в ранге прокураторов. - Прим, науч.ред.
31
Ричард Гербердинг
Принципат был во многом италийским институтом. Хотя не все императоры были уроженцами Италии (некоторые наиболее известные из них происходили из Испании4), тем не менее, именно италийцы управляли Римской империей, и все выгоды имперского правления - военные трофеи, коммерческая прибыль и подати - приносили немыслимое богатство в жадные италийские руки. В период принципата те из римлян, кто жил в городе Риме и его ближайших пригородах, утратили свою монополию на привилегированное положение в империи, хотя оно и не вышло далеко за пределы Апеннинского полуострова. В выигрыше осталась именно Италия. Благоденствие италийцев, опять-таки, во многом зиждилось на их легионах. Они наслаждались плодами римских завоеваний; именно они контролировали государственный аппарат в целях покровительства и управления. Однако в столетия, последовавшие за прекращением экспансии, Италия постепенно начала терять полученные преимущества, а италийцы были вынуждены разделить свое привилегированное положение с богатыми людьми из других частей империи. Прежде всего это был Восток, с его богатыми городами и прибыльными торговыми путями, наследниками накапливаемого и собираемого тысячелетиями богатства.
Золотой век Рима может называться Pax Romana, но мир в течение этих двух славных столетий имел особый римский привкус: это был мир не для всех. Войн было предостаточно, но с римской точки зрения они были такими, какими должны быть войны: они происходили далеко от центра Средиземноморья и служили отличным источником богатства и славы Рима, его полководцев и легионов. Пока центр империи, т.е. средиземноморское побережье, грелся в теплых лучах уверенности, что война - это то, что происходит где-то далеко, - безопасность была источником процветания. Средиземноморье никогда не было более богатым. Его большие города становились еще больше, а торговля процветала. Великолепные свидетельства этого прекрасного римского мира и процветания нашли свое воплощение в кирпичных, мраморных и бетонных постройках от Испании до Иудеи: памятники, пристани, склады, статуи, дворцы, правительственные здания, храмы, сады, дороги, акведуки, театры, мастерские и форумы. В мире идей и словесности Серебряный век также пришел на смену Золотому, и подобно металлам, названия которых дали имена этим
4 Имеются в виду императоры Траян (98-117 гг.) и Адриан (117-138 гг.). - Прим, науч.ред.
32
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
периодам, в области литературного творчества на смену нескольким драгоценным самородкам пришла более ходовая валюта. Но опять-таки все эти блага империи были не для всех, даже не для всех жителей больших городов на побережье mare nostrum5. Рядом с великолепием для немногих большинство страдало от невообразимой бедности, а наряду с изящной латынью высших сословий существовало совершенно неграмотное большинство.
Правление императора Коммода (180-192 гг.) считается концом Золотого века Рима. Он дошел до безумия и был убит своими приближенными. Проблемы на вершине власти, даже душевная болезнь правителя и цареубийство, не обязательно означали трудности для всей империи; римская система управления страдала от таких затруднений и ранее, и вышла из них относительно невредимой. Но на рубеже III века появились силы, которые действительно могли повредить римскому миру в условиях ослабления центрального правительства. Хотя пострадала вся империя, особенно сильным ущерб был на Западе.
Во-первых, по мере того как император обретал все больше могущества, также и власть в государстве в целом все больше и больше концентрировалась в центральных органах власти. Это означало, что провинциальные и местные органы становились менее способными к эффективному управлению, и поэтому проблемы в центре приводили к проблемам на местном уровне в большей степени, чем это было в прошлом. Во-вторых, центральное правительство не могло больше положиться на жизненно важный класс сенаторов, как делало это в прошлом. Как мы уже видели, сенаторы потеряли свою политическую власть и превратились в группу чиновников и функционеров, возможно знающих и верных, но обладающих значительно меньшим опытом и способностями к настоящему политическому руководству. В-третьих, защита границ, всегда требовавшая пристального внимания, стала более затратной, поскольку давление со стороны варваров усилилось, а римские солдаты, лишившиеся теперь побудительных мотивов, связанных с завоеваниями и экспансией, были менее способными противостоять этому напору. Показательным последствием возросших проблем на границах стала увеличившаяся потребность в солдатах, а это, в свою очередь означало, что военные получили еще больше политического влияния. Римской политике никогда не были чужды ни давление со стороны солдат, ни власть военных
5 Наше море (лат.). - Прим, науч.ред.
33
Ричард Гербердинг
героев, но теперь все больше обязанностей, которые ранее исполнялись гражданской администрацией, передавались военным, как ряд судебных функции и сбор налогов, если упомянуть только две важнейшие из них. Хотя опора на военных, возможно, некоторым образом способствовала увеличению эффективности управления, она принесла с собой опасную жесткость и, более того, постепенно свела на нет политическую компетентность на местном уровне. Все эти долгосрочные изменения подтачивали империю, особенно на Западе, пока ее власть не подошла к концу.
С 193 по 235 гг. у власти находились Септимий Север и его семейство. В этот период быстрыми темпами шла милитаризация империи. Север был обязан своим возвышением армии, и он пошел на многие уступки в ее пользу. В 235 г. военные убили последнего из Северов - Александра Севера (222-235 гг.), и это событие как будто прорвало плотину. В течение следующих пятидесяти лет солдаты провозгласили 26 императоров, а затем почти всех их убили. Неразбериха еще больше ослабила оборону границ, чем воспользовались варвары. Этот «кризис III века» стал временем упадка Средиземноморья и его мирных берегов. Все наладится вновь, но только после длительного периода бедствий. Империя столкнулась с гражданскими и внешними войнами, потерями территорий, разбоем и пиратством, и как будто этого было недостаточно, еще и с чумой, пришедшей с востока. Снизилось производство сельскохозяйственной продукции и ремесленных изделий, усилился голод, золото и серебро вышли из обращения, а обнищавшее правительство было вынуждено поднять и без того высокие налоги. Кроме того, персы - единственный противник Рима имперского уровня - вступили в период бурного возрождения, после прихода к власти Сасанидов в 227 г. В 260 г. они даже смогли взять в плен правящего римского императора Валериана (253-260 гг.). Это событие было беспрецедентным потрясением, поскольку ни один иноземец никогда не брал в плен римского императора.
Кризис III века положил конец принципату точно так же, как гражданские войны I в. н.э. изменили Республику. После прекращения экспансии Империя остро нуждалась в коренной реорганизации; италийцы больше не могли притязать на принадлежавшую им прежде монополию на привилегии и власть. В некотором смысле, кризис III века стал результатом сильного потрясения, связанного с тем, что политическая организация обрела более широкую основу, в то время как социальная структура стала более жесткой
34
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
и не смогла подстроиться под изменения. Эти изменения носили долгосрочный характер, но в III в. можно наблюдать ряд их поразительных проявлений в законодательстве. Мало того, что высокие посты в правительстве и армии все чаще занимали люди, которые не были представителями традиционной италийской элиты, - перемены коснулись и простых жителей империи. В 212 г. посредством акта, который в настоящее время называют Конституцией Антонина, император Каракалла(212-217 гг.6) распространил римское гражданство на всех свободных жителей империи, за исключением беднейших из них. Римляне больше не могли использовать свое гражданство в качестве сочной морковки из правовых и социальных привилегий; отныне оно было всеобщим достоянием. Новобранцы в римской армии также все чаще привлекались из менее романизированных провинций. Поскольку эти социальные и политические привилегии распространились за пределы Италии, утратив таким образом свою исключительность, которая основывалась на национальности, они обрели новую законодательную защиту в более широких географических рамках. При Септимии Севере высший и низшие классы были дифференцированы в правовом отношении. Сенаторы, провинциальные богачи, высшие государственные чиновники, военные и тому подобные были названы honestiores, и в глазах закона обрели статус, который отличался от положения основной массы населения, обозначенной как humiliores7. Полученный в результате этого привилегированный статус не всегда служил интересам богачей: от некоторых honestiores требовалось занятие должностей в местном управлении и покрытие за свой счет сопутствующих расходов.
В 284 г. армейская группировка возвела в императорское достоинство еще одного неотесанного военного лидера. Однако этот иллириец, известный как Диоклетиан, не оказался очередным недолговечным императором, как большинство из двадцати шести его предшественников: ему предстояло править почти двадцать один год и, наряду со своим преемником, долгожителем на троне Константином (306-337 гг.), стать автором настолько радикальных реформ, что они, как считается, более чем на сто лет отодвинули то,
6 Так в тексте. В действительности Каракалла, официально носивший имя Марк Аврелий Север Антонин, стал императором в 211 г., после смерти своего отца Септимия Севера. - Прим, науч.ред.
7 Honestiores (лат.) - почтенные, благородные; humiliores (лат.) - низшие, низкородные. - Прим, науч.ред.
35
Ричард Гербердинг
что могло стать неминуемым политическим крахом. Мы говорим о реформах двух этих знаменитых императоров как одном целом и потому, что источники часто не позволяют нам четко определить, кто из них двоих ввел ту или иную меру, и потому, что в обоих случаях имеет смысл рассматривать их действия как кодифицирующие или отражающие те долгосрочные тенденции, которые мы уже обсуждали, а именно те изменения, которые произошли, когда римляне (или италийцы) были вынуждены разделить свою империю со всеми, кто жил в ней.
Оба императора нанесли удар по политическому положению города Рима. В ответ на различные политические кризисы, такие как восстания и давняя угроза со стороны военных группировок, провозглашающих своих полководцев императорами, Диоклетиан ввел в империи абсолютно новую четырехчастную структуру управления, называемую тетрархией. Сначала он провозгласил своим соправителем Максимиана, а затем пошел еще дальше и утвердил четырех императоров, двух старших, называемых августами, и двух младших, называемых цезарями. Коллегиальность - это древний принцип системы власти в Риме, и другие императоры до Диоклетиана мели соправителей, с которыми делили власть и которым давали титул августа или цезаря, но тетрархия Диоклетиана отличалась в двух важных аспектах. Во-первых, Диоклетиан попытался упорядочить наследование власти. Если август умирал или оставлял свою должность, его место должен был занять цезарь, а на место последнего назначался новый цезарь. Это была великая и очень римская идея, но работала она, только пока сам Диоклетиан находился у власти и обеспечивал функционирование этой системы. Даже в этот вполне римский период, за два века до «падения» империи, сила личной преданности своему командиру и его сыну обеспечивала более прочную поддержку, чем абстрактная верность государству и установленной системе передачи власти. И вновь последовали гражданские войны, поскольку «законных наследников» обходили при назначении новых цезарей. К 306 г. правило семь августов и ни одного цезаря. Константин Великий поступил мудро, хотя и жестоко, когда вернулся к принципу наследственной преемственности.
Второе нововведение тетрархии Диоклетиана просуществовало дольше потому, что соответствовало, а не противоречило долгосрочным тенденциям развития. Диоклетиан разделил Римскую империю на четыре части, которые вскоре стали называться пре¬
36
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
фектурами, передав одну каждому из четырех императоров. Префектуры состояли из диоцезов, которые делились на провинции. Эти новые провинции были гораздо меньше тех, что существовали ранее, и, соответственно, гораздо проще управлялись изнутри, а также с меньшей вероятностью могли быть использованы в качестве базы для восстания против центральной власти. У каждой префектуры была своя армия, свои границы и своя главная резиденция императора: Милан для Испании, Италии и Африки, Трир для Галлии и Британии; Сирмий для Балкан и дунайских провинций; и Никомедия для Восточного Средиземноморья. Рима среди них не было. Диоклетиан проживал в Никомедии и управлял восточной префектурой, что было еще одним подтверждением утраты Италией и Западом своего положения.
Хотя тетрархия как таковая после смерти Диоклетиана просуществовала недолго, отдельные элементы ее территориального разделения стали частью истории средневекового Запада. Очевидно, что разделение империи на четыре части предваряло более длительное разделение на две, отражая усиливающуюся политическую дивергенцию между Западом и Востоком. После правления Феодосия (378-395 гг.) империя будет разделена: один император будет управлять Западом из Милана, а затем Равенны, другой - Востоком из Константинополя. Кроме того, менее протяженные границы провинций, на которые Диоклетиан разделил римскую Галлию, сохранятся удивительно долго, и, по большей части, лягут в основу административного деления средневековой Франции (civitates), сохраняясь до тех пор, пока революционное правительство не заменит их на Départements. Римская католическая церковь - недруг революции - будет придерживаться их и дальше, и они до сих пор остаются основой системы церковных епархий Франции. Успех Диоклетиана был быстрым и значительным. К 298 г. Средиземноморье снова было окружено мирными и объединенными, хотя и на новый лад, римскими провинциями под властью Диоклетиана как старшего августа. Однако перед Европой стояли большие и, возможно, неразрешимые проблемы.
Переходя к периоду поздней Империи, можно отметить, что сущность местной системы управления значительно изменилась. Исчезла та институциализированная коррупция, которая опустошала провинции и обогащала высшие слои римского общества. Но упорядоченная и постоянно растущая имперская бюрократия, пришедшая на смену сенаторскому правлению, принесла с собой сопут¬
37
Ричард Гербердинг
ствующие ей пороки. Города превратились в центры, посредством которых правительство империи управляло и собирало налоги с местного населения. Большие и малые города с различным правовым статусом обычно управлялись городским советом, который назывался curia. Его чиновники - curiales или decuriones - равным образом представляли имперское правительство и местное сообщество и хорошо знали, как сколотить себе большое состояние на налогах с сельской местности. Однако иногда они были вынуждены исполнять свои обязанности, поскольку должны были из своих собственных доходов компенсировать нехватку финансовых средств в казне. Это сочетание местного городского и центрального имперского управления в значительной степени подавляло местную инициативу. Местные жители зачастую охотнее принимали участие в проектах, поддерживаемых имперской властью, а не тех, которые действительно диктовались местными нуждами. Чиновники продолжали делать карьеру путем продвижения по имперской бюрократической лестнице и очень часто принимали решения, которые способствовали их карьерному росту, а не удовлетворению потребностей местного населения. К этому добавлялась очевидная обременительность и неэффективность на местах тех политических мер и решений, которые разрабатывались и принимались имперским правительством, далеким от периферии. В результате способность местных сообществ решать свои проблемы, которые часто были связаны с внешними вторжениями, была сильно подорвана.
Империя пережила внешние вторжения в III в. и вновь столкнулась с ними в V в. Но в IV в. она была относительно свободна от этой проблемы, в основном благодаря мерам по укреплению границ, осуществленным Диоклетианом и Константином. Главные резиденции тетрархов находились в удобных со стратегической точки зрения местах, близко к проблемным участкам границы, и Константинополь - Новый Рим Константина - также был расположен намного более выгодно в стратегическом отношении, чем Рим. Диоклетиан создал мобильные ударные части, расквартированные на некотором удалении от границ, которые могли быть использованы как подкрепление для войск, расположенных вдоль самих рубежей, когда возникала такая необходимость, и упрочил границы физически, построив большое число укреплений. Умелое руководство этих двух императоров также укрепило моральный дух и боеспособность армии. Их экономические реформы, хотя и зна¬
38
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
чительные, имели менее длительный эффект. Они установили контроль над ценами, реформировали денежную систему, развернули обширное строительство. Это привело к некоторому временному оздоровлению экономики, но фундаментальные экономические проблемы, такие как нехватка рабочей силы, падение сельскохозяйственного производства и сокращение торговли, продолжали преследовать Империю, особенно на Западе.
По мере того, как разрасталось имперское правительство, росла и стоимость его содержания. Чтобы удовлетворить постоянно растущую нужду в доходах, Диоклетиан провел фундаментальную реорганизацию налоговой системы. Он упорядочил два основных ее компонента: annona - вид земельного налога, основанный на jugum (определенное количество обработанной земли), и caput - вид подушного налога, основанный на производительности труда (человеко-день)8. Annona могла выплачиваться продуктами, что было еще одним свидетельством проблем в экономике. Этот порядок был установлен в III в., потому что инфляция практически обесценила денежные платежи9. Реформа действительно увеличила доходы правительства, но имела также и пагубные побочные эффекты, в частности, она усилила уже существующую тенденцию к закостенению социальной структуры: люди все больше и больше прикреплялись к одному месту и имели меньше возможностей для географической или социальной мобильности. Это была необычная ситуация, при которой мелкие землевладельцы были вынуждены продавать свои участки более богатым, а затем, как арендаторы- должники, прикреплялись к земле. Теперь производители, чиновники и даже торговцы страдали от предписаний, которые лишали их возможности свободно передвигаться по территории Империи. Количество чиновников, необходимое для исполнения этих новых установлений, разумеется, росло, увеличивая и без того огромный правительственный аппарат, который, как мы уже видели, все больше попадал под контроль армии.
Теократический элемент власти Диоклетиана был куда более заметным, чем у прежних императоров. Религиозный аспект всегда был силен в римской системе власти и усиливался по мере старения Империи. Поклонение императору было так же старо, как и сам принципат. Хотя эта практика имеет скорее восточные, чем
8 Источники не дают четкого представления о сути jugum или caput. См. Goffart (1974), особенно главы 3-5.
9 Jones (1975), р. 154.
39
Ричард Гербердинг
римские корни, тем не менее на Западе, особенно в Испании, устанавливались статуи Божественного Августа и даже Божественного Юлия. К другим императорам обращались «Господин» (domine), к одному даже «Бог и Господин». Однако новшеством Диоклетиана стали апелляция к божественному авторитету и масштаб использования священных церемоний. Его эдикты были священными, его воля - выражением божественного повеления, и даже его спальня называлась sacrum cubiculum10. Сложные священнодействия и придворный церемониал изолировали императора не только от населения, но и от высокопоставленных лиц. Он редко появлялся на публике, и каждое такое появление становилось поводом для торжеств. Теперь, как никогда прежде, религиозное инакомыслие по своему значению приближалось к политической нелояльности, и поэтому неслучайно, что Великое гонение на христиан имело место в период его правления. Из-за этого гонения христиане в Средние века считали Диоклетиана самым жестоким из императоров.
Константин провел свою молодость при дворе Диоклетиана, где постигал тонкости и методы теократического правления. Его теократия, однако, отличалась тем, что была христианской, по крайне мере в конце его правления. Поскольку он был первым правителем, принявшим христианство, в Средние века он превратился в героя par excellence среди римских императоров. Для историков же он остается загадкой. Константин был угрюмым, безжалостным человеком и, как считают некоторые, не блистал умом. Несмотря на то, что христиане любили его и написали о нем больше, чем о каком- либо другом императоре поздней Римской империи, сущность его обращения в христианство до сих пор не совсем ясна. Очевидно, что после 313 г. действия Константина стали приносить христианам значительную пользу. Среди прочего, он почти положил конец гонениям, способствовал строительству церквей, включая первый храм Святой Софии в Византии - своем Новом Риме, предоставил налоговые льготы и вернул конфискованную собственность христианскому духовенству, добавил имперского лоска Собору в Никеи в 325 г., председательствуя на его заседаниях. С другой стороны, на его монетах, которые с давних пор служили средством имперской пропаганды, вплоть до 320 г. продолжали изображаться языческие боги, а в церемонии освещения его Нового Рима принимали участие чиновники, среди которых были как язычники, так и христиане.
10 «Священная опочивальня» (лат.). - Прим, науч.ред.
40
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
Между 323 и 330 гг. Константин перенес постоянную столицу Римской империи в Византию - свой Новый Рим, расширив небольшой греческий город на Босфоре, который вскоре стал известен как город Константина. Хотя язычники играли важную роль в интеллектуальной и придворной жизни новой столицы Константина, показательно, что город не мог похвастаться ни одним языческим храмом. Однако Константин стремился, чтобы во всем остальном его Новый Рим не уступал или даже превосходил имперское великолепие старого Рима, и ему это действительно удалось. Дворцы, рынки, склады, церкви и правительственные здания в этом городе были построены лучшими мастерами и из лучших материалов, которые только могло обеспечить Средиземноморье. Сюда были перенесены даже практика раздачи зерна неимущим и цирк: Константинополь имел свое вспомоществование и свой ипподром.
Для жителей средневекового Запада этот волшебный город на далеком морском побережье, украшенный золотом и мозаиками, станет символом таинственного, имперского Востока. Для историка перенос Константином столицы на восток к Босфору также отражает многие характерные черты и проблемы позднеантичного общества. Город был превосходно расположен с точки зрения обороны, находясь между двумя наиболее проблемными участками имперской границы: между Рейном и Дунаем на Западе и Персией на Востоке. Хотя он и назывался Новым Римом, город совсем не был римским или даже италийским, но скорее являлся частью греческого мира, а его культура и экономика больше напоминали восточную, чем старый Рим или все, за исключением одной, главной резиденции тетрархов. И хотя древние языческие боги и их храмы все еще привлекали представителей правящего класса, живших на берегах Тибра, в Новом Риме большинство тех, кто имел вес в обществе, обратили свои взоры на восток к Вифлеему.
Все изменения, инициированные Диоклетианом и Константином - усиление теократии, военные реформы и укрепление границ, экономические меры, расширение социальной регламентации, ориентализация и, возможно, обращение в христианство - имели целью сохранение империи. Тот факт, что в IV в. границы империи и ее правительство были более надежными, по сравнению с
III в., может свидетельствовать об их успехе. Это не значит, что
IV в. не знал серьезных военных потрясений: войны шли между наследниками Константина Великого, пока в 353 г. единственным императором не стал Констанций II (324-361 гг.). Но для гряду¬
41
Ричард Гербердинг
щего европейского Средневековья последствия военных конфликтов IV в. были далеко не такими значительными, как результаты церковных.
IV в. стал свидетелем борьбы за упрочение христианства по нескольким направлениям. В начале века, при Диоклетиане, оно было преследуемой сектой; в конце, при Феодосии I, христианство стало официальной религией империи, а прежде преследуемые за свою веру христиане сами превратились в гонителей. Вместе с постепенным официальным признанием религии возникла растущая потребность в институционализации: более остро встал вопрос о систематизации учения, а также литургических и институционных структур и процедур для длительного использования в этом мире. Это было связано не только с разрастанием церкви и упрочнением ее официального статуса, но и с растущим пониманием, что parousia - второе пришествие Христа - не произойдет в ближайшее время, как рассчитывали первые христиане. К тому времени, когда Феодосий I сделал христианство официальной религией империи, его ранняя, почти неформальная организация в виде общин во главе со старейшинами и диаконами, с простыми формами поклонения Богу в виде совместного чтения, пения псалмов и участия в общих трапезах, которые существовали в библейские и постбиблейские времена, уступила место иерархии церковных статусов и тщательно определенным способам формализованного литургического богослужения11.
Римский мир обеспечит европейское Средневековье не только священной книгой христиан - Библией, но и большим сводом систематизированного богословия. Библия не является систематизированным изложением; это собрание поэм, рассказов, писем и историй, каждая из которых, с точки зрения христиан, вдохновлена Господом, но она не дает систематических представлений о божестве и творении, а также взаимоотношениях между этими двумя категориями, как это сделал бы философ. Христианство располагает подобной теологией в основном благодаря работам христианских богословов, живших в Александрии в конце II - начале III в. Четвертый и пятый века были временем христологических споров, эпохой, когда вырабатывался общепринятый взгляд церкви на сущность Христа. Великий церковный собор, организованный императором Константином и состоявшийся в Никее в 325 г., определил ортодоксальную догму, но хотя никейское учение сделалось официальным,
11 О развитии институтов церкви см. Шайбельрайтер, глава 25 ниже.
42
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
оно не было неоспоримым. Формы соперничества варьировались от ученых диспутов до физического насилия.
Чтобы понять тщательно отточенный догмат Никейского собора о триединой сущности Бога — о том, что единый и истинный Бог существует в трех лицах, а Бог-Сын - Иисус Христос — обладает двойственной природой (божественной и человеческой), требовались значительные познания в греческой метафизике. Разногласия вызвали оба положения: монофизиты отрицали человеческую природу Христа, ариане и несториане были не согласны с его полной и абсолютной божественной природой. Учение ариан было отвергнуто на Никейском соборе, но они тем не менее обладали решающим влиянием при дворе Констанция II (337-361). По большей части, именно в течение IV в. готы и другие восточно-германские племена обратились в христианство арианского толка. Арианство получит широкое распространение в Западной Европе в ходе миграций варваров. Монофизитство, с другой стороны, в основном сохранится на Востоке, охватив большую часть египетских, эфиопских, армянских и сирийских церквей.
Констанций показал себя эффективным, хотя и безжалостным императором, поддерживавшим внутренний мир и укреплявшим границы. Возникшая после его смерти проблема наследования стала причиной кровопролитных конфликтов, пока трон не занял его двоюродный брат Юлиан (361-363 гг.) - последний представитель семейства Константина Великого, пришедший к власти. Юлиан, известный как Юлиан Отступник, считал христианское учение грубым и плохо разработанным. Вместо него его тонкий ум был привлечен древним язычеством в его возрожденной и крайне мистической неоплатонической форме. Он начал заменять христиан язычниками на высших правительственных и преподавательских должностях, поэтому для судьбы церкви краткость его правления представлялась предопределенной свыше. Подобно тому как средневековые авторы будут видеть в Константине великого героя среди императоров, так же они будут считать Юлиана великим злодеем.
Проблемы, которые, казалось, временно решили реформы Диоклетиана и Константина, начали вновь обостряться в последние десятилетия IV в. Сотрудничество между Восточным и Западным имперскими правительствами имело место все реже по мере того, как каждая часть шла своим путем развития, разбираясь с собственными затруднениями. После прекращения династии
43
Ричард Гербердинг
Константина Великого две части Империи будут в редких случаях и на непродолжительное время объединяться под управлением одного императора. Когда внутренний мир и стабильность начали ослабевать, а варвары, живущие как внутри границ империи, так и за ее пределами, начали привлекать все больше и больше внимания имперского правительства. Восточный император Валент (364-378 гг.) был убит варварами. Не имея возможности бороться одновременно с персами на востоке и готами на севере, он пошел на уловку и разрешил готам расселиться на римской территории в балканских провинциях. Но плохое обращение со стороны имперских чиновников вызвало их бунт, и в знаменитой битве при Адрианополе в 378 г. они уничтожили две трети имперской армии, в том числе и самого Валента. Поражение лишило балканские провинции защиты, и готы быстро разграбили их. Следующий император Феодосий (378-395 гг.) еще больше способствовал укоренению варваров на римских землях, когда дал готам статус «федератов». Как foederati они не только могли жить в Империи, но и оставались под управлением своих вождей, а не римских чиновников. Эта мера, очевидно, обеспечила римлян помощью сильного племени, которое было непосредственно заинтересовано в защите своей части границы, но при этом подчинила значительную часть римской территории системе управления, которая не была римской, и населению, которое не знало римской культуры. Хотя использование foederati с этого момента станет распространенным и эффективным средством римской политики защиты границ, эти народы были мало преданы Империи; они служили своим собственным местным интересам. В долгосрочной перспективе эта мера способствовала децентрализации, особенно имперской системы управления, которой все труднее было обеспечивать верность даже своих более романизированных подданных.
В правление западного императора Валентиниана II (375- 392 гг.) варварское влияние проявилось в другом важном аспекте: Валентиниан не был самостоятельным правителем; при нем власть находилась в руках Арбогаста, занимавшего высшую военную должность магистра армии (magister militum), который был франком по происхождению, хотя и очень романизированным. Именно Арбогаст назначил Евгения (392-394 гг.) наследником императора Валентиниана. Евгений не был законным правителем: он не принадлежал к правящей династии и стал императором без соблюдения законных процедур. Он правил потому, что Арбогаст посадил
44
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
его на трон. Незаконные императоры, опирающиеся на поддержку варваров, мало способствовали сохранению гражданами верности правительству. С этого момента и до конца римского владычества на Западе магистры армии не только командовали вооруженными силами Империи, которые сами все больше состояли из варваров, но также контролировали центральное правительство, часто действуя в интересах своего племени или ради своих собственных амбиций.
Феодосий, восточный император, вторгся в Западную Римскую империю в 394 г., сверг неудачника Евгения и на шесть коротких месяцев, до своей смерти в 395 г., объединил две части империи. Но это политическое объединение оказалось последним в истории Средиземноморья; Запад и Восток все больше удалялись друг от друга. Восток, который всегда был богаче, теперь был еще и более христианским, лучше управлялся, был более стабильным и мог похвастаться столицей, хорошо расположенной с точки зрения как защиты, так и торговли. В отличие от него более бедный и сельский Запад имел гораздо менее надежное правительство и был куда более легкой добычей для варваров. По мере того как две части империи утрачивали политическое единство, Запад все меньше подвергался культурному влиянию, политическому руководству и получал меньше денег с Востока; он был вынужден рассчитывать на свои местные ресурсы. Одним словом, он становился более европейским.
Римская имперская политика на Западе в V в. была не очень имперской или вряд ли даже римской. Она в основном представляла собой сложную систему формирования и переформирования союзов с варварскими племенами или из них, по большей части с помощью щедрых субсидий золотом, предоставляя статус федератов, или соблазняя предводителей варваров замысловатыми имперскими титулами и высокими должностями. К тому моменту, когда в 454 г. умер великий правитель гуннов Аттила, только Италия и некоторые части Испании и Галлии все еще находились под непосредственной властью римлян. Кроме того, императорами нередко становились дети, вместо которых государством управляли регенты или марионетки, не имеющие реальной власти и назначенные «магистрами армии» из варваров. Политический конец Западной империи наступил в знаменитый 476 год, когда последний западный римский император, Ромул Августул, был свергнут германским вождем Одоакром. Ромул Августул был маль¬
45
Ричард Гербердинг
чиком, возведенным на трон своим отцом и его армией варваров, и считался узурпатором, чью власть официально не признало пра- вительство Восточной империи. Та же армия под руководством Одоакра позже и свергла его.
Традиционно считается, что конец Западной Римской империи был временем «упадка и разрушения» - точка зрения, сложившаяся во многом благодаря великолепной работе Эдуарда Гиббона, которой более 200 лет, но которая все еще во многом поучительна12. Хотя огромная разница между римской цивилизацией и раннесредневековым обществом очевидна, упадок и разрушение в настоящее время все реже и реже воспринимаются как адекватное описание произошедших изменений, особенно когда историк смотрит под широким углом на то, что подразумевается под обществом. Гиббон и его последователи в XIX в., такие ученые как Теодор Моммзен13 и Дж. Б. Бери14, выполнили грандиозную задачу по углублению нашего понимания процессов, связанных с переходом от римского к средневековому миру, по крайней мере в том, что касается верхних слоев общества. Предметами их исследований были императоры, короли, законы, философия, органы власти, литература, теология, налоги, денежное обращение, договоры, войны, учреждения и т.п. Но общество неизмеримо больше своей верхушки, и по мере того как историки XX в., такие как Михаил Ростовцев15, А.Х.М. Джонс16, Ж. Каркопино17, и Питер Браун18, работали над изучением жизни общества как целого, становилось все более очевидным, что для большинства людей переход от поздней Античности к Средним векам был медленным, и лишь в редких случаях этот процесс лучше всего может быть описан как упадок. Мы видели, что даже на высшем уровне окончательный захват варварами политической власти в Западной Римской империи в 476 г. представлялся скорее не упадком, а временным затруднением, поскольку центральные органы имперской власти уже более столетия находились в руках людей, которые были варварами во всем, кроме имени. С точки зрения современных
12 Gibbon, издана Bury (1909-1914).
13 Mommsen (1887), (1899), и (1909).
14 Bury (1923).
15 Rostovtzeff (1957).
16 Его фундаментальная работа: Jones (1964). Из других его исследований см. также Jones (1975).
17 Carcopino (1940).
18 Brown (1971).
46
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
более широких взглядов на общество мы можем отметить, что, с одной стороны, многие особенности «средневекового общества» существовали и зримо проявлялись в период бытования Римской империи, а с другой, многие «римские» черты долго сохранялись в период Средневековья. Растущее осознание географического разнообразия также заставляет нас с осторожностью относиться к идее повсеместного упадка. Руины великолепной римской виллы IV в., найденные в Чедворте, на территории английского графства Глостершир, с мозаиками, водосливной системой канализации и гипокаустическим отоплением, указывают на то, что, по крайне мере для некоторых, воплощение образа жизни римских аристократов было возможно далеко за Темзой. Однако, в то время как в некоторых частях Галлии, Испании, Италии жизнь на римских виллах продолжилась и после «варварских нашествий» и даже процветала при варварах, в Чедворте, как кажется, она прекратилась19.
ОБЩЕСТВО И КУЛЬТУРА
Многое из того, что обычно считается относящимся к Средним векам, на самом деле возникло задолго до их наступления. Например, существует множество признаков, согласно которым можно считать римскую культуру городской, а средневековую - сельской. Но, несмотря на все свои города, поздняя Империя тем не менее зависела от крестьянских хозяйств. Они же были основным источником доходов правительства: налоги на городскую торговлю составили только 5% всех налоговых поступлений; остальное поступало от annona - тяжелого поземельного налога. Арендная плата и налоги могли составлять половину общего дохода крестьянина (одну четвертую или одну третью часть произведенного продукта). Налоги заставляли сельское население балансировать на грани выживания, и любое непредвиденное событие - неурожайный год, война, засуха, суровая зима или любой другой фактор, который вызывал даже небольшой рост цен, становилось причиной массовой нищеты. Уклонение от налогов стало методом выживания, и в V в. оно приняло такие угрожающие масштабы, что стало одной из причин, по которым имперская казна была постоянно пуста. Уклонение от уплаты поземельного налога могло наносить ущерб государству, но оно не спасало и самих римских крестьян
19 Подробное изучение «средневековых» черт римских вилл см. в Percival (1969).
47
Ричард Гербердинг
поздней империи, поскольку, по мере того как правительство все меньше преуспевало в сборе налогов, арендную плату увеличивали землевладельцы20. Сбор налогов, с одной стороны, или ренты, с другой, был чертой, которая отличала позднеантичное общество от раннесредневекового, но эти формы поборов существовали в обоих обществах, и уровень деревенской нищеты, причиной которой они были, мало чем отличался. До тех пор, пока римские армии сражались в войнах на дальних рубежах и хорошо снабжались, главным экономическим воздействием, которое они оказывали на сельских бедняков, были тяжелые налоги на их содержание. Но в период поздней Империи огромные и плохо снабжаемые войска проходились по внутренним районам, обеспечивая себя продовольствием путем «реквизиций», т.е. забирая все, что им было нужно, у местных крестьян. Последние имели право на возмещение со стороны государства, но редко получали его. Никто из живших вдоль больших военных дорог не был в безопасности. По всей видимости, эта практика стала применяться менее активно в период раннего Средневековья, когда военные действия в основном происходили намного ближе к дому.
Правовое положение крестьян в поздней Империи мало изменилось и в период Средних веков. В поздней Империи наиболее плодородные сельскохозяйственные угодья являлись частью больших владений, находившихся в собственности крупных землевладельцев, крупнейшим из которых, безусловно, был сам император. Большинство крестьян были арендаторами, обрабатывавшими землю хозяина в обмен на ренту - часть продукции, работу в хозяйстве землевладельца или некое их сочетание. Ко времени правления Константина Великого большое число крестьян превратилось в полусвободных (coloni) и было так обременено финансово и юридически, что не имело права свободного перемещения. Очевидно, что они являлись предшественниками крепостных крестьян Средневековья, и хотя в раннее Средневековье обязанности и условия примут иные формы, полусвободный статус большинства крестьян очень мало изменится по сравнению с периодом поздней Римской империи. В этом отношении несение трудовой повинности бедняками, в противовес уплате налогов деньгами или натурой, также часто провозглашается скорее «средневековой», чем «античной» практикой. Тем не менее мы находим свидетельства того, что рим¬
20 Базовой для понимания римской системы налогообложения является работа Jones (1975). См. также Wickham (1984) и Goffart (1972).
48
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
ское правительство требовало исполнения трудовой повинности от тех, кто не мог платить другим способом, еще в период поздней Республики21. Малоэффективные методы ведения хозяйства, тяжелые налоги, армейские реквизиции, снижение плодородия почвы после столетий обработки и неправильного использования, растущее количество заброшенных земель и полусвободный статус крестьянства были бичами сельской жизни поздней Римской империи на Западе. В таком бедственном состоянии дальнейший упадок и разрушение были невозможны. На самом деле, в некоторых регионах исчезновение римских армий и римской налоговой системы, возможно, привело к некоторому улучшению условий в сельской местности.
В римских городах мы также можем найти много средневекового еще до наступления Средних веков. Хотя количество и размер городов сократились в раннее Средневековье по сравнению с поздней Империей, даже в период их расцвета условия жизни для всех, кроме богачей, были какими угодно, но отнюдь не блестящими; в самом деле, они демонстрируют многие черты, которые обычно считаются средневековыми. Даже в самом Риме большинство улиц не были мощеными, а в центре города только две - Via Sacra и Via Nova - были достаточно широкими, чтобы могли разъехаться две повозки. Очень немногие жилища имели водопровод, еще меньшее их число - доступ к канализации, которая была чудесным изобретением, хотя ее сеть и не отвечала потребностям. Даже замечательные общественные туалеты не часто использовались бедняками. Отвратительное зловоние стояло на улицах, которые были людными, шумными, плохо освещенными и опасными. Богатые не рисковали выходить на них без телохранителей. Большинство людей жило в перенаселенных, душных, многоэтажных жилых домах, которые назывались insulae. Мебель была скудной: стол, скамья и тюфяк для сна. При приготовлении пищи и отоплении использовался древесный уголь, а длинные лестничные пролеты, ведущие на улицу, не вызывали желания регулярно опустошать ведра для нечистот.
Средневековые города были небольшими и их окружали крепостные стены для защиты от нападений, но площадь городов начала сокращаться уже в период поздней Империи, и вокруг них также возводились стены. Города пострадали в ходе кризиса V в. и
21 «Хартия Урсо», гл. 98, Fontes Iuris Romani Antejustiniani (ed. alt.), vol. I, p. 189. Cm. Goffart (1974), p. 92.
49
Ричард Гербердинг
сокращения территории Империи. Многие из них в период поздней Античности имели территорию, окруженную стенами, площадью в 10-20 гектаров, а это означает, что их население уже не превышало 5 000 человек. Большие города Востока, Рим и некоторые другие города на Западе находились в лучшем состоянии, но судьба большинства была иной.
Это, конечно же, не значит, что городское строительство сошло на нет. Однако после 300 г. строительство частными лицами публичных зданий, кроме церквей, практически прекратилось. Имперское правительство и губернаторы провинций продолжили возведение впечатляющих построек, но в IV-V вв. они в основном находились в столицах империи или в местах, которым отдавали предпочтение императоры. Решительному сокращению подверглось не только количество строящихся зданий, но их виды: городские стены, дворцы, акведуки и иногда бани продолжали ремонтироваться или строиться, в то же время другие великолепные памятники предыдущих столетий приходили в упадок. С конца V в. и в VI в. строительство все больше ограничивалось возведением церквей. Его финансировали как местные аристократы, так и центральное правительство, и некоторые из этих построек, с точки зрения архитектуры, были не менее великолепными, чем светские здания более ранних времен22. В период поздней Империи в скульптуре и декоративном искусстве также заметно появление характерных средневековых черт. Христианские сюжеты, разумеется, получили большее распространение, но даже работы, посвященные светской тематике, стали более бесплотными и символическими. На смену отточенным техникам реалистической скульптуры и живописи пришли более абстрактные и нарушающие классические каноны приемы, использующие, кроме всего прочего, яркие цвета. По мере того как будущее казалось все менее и менее обнадеживающим, мысли римлян все чаще отвлекались от современности, а римские художники даже своих светских героев изображали как связанных с потусторонним миром.
Явное различие между античным и средневековым периодами проявляется в том, что влиятельные лица в период Античности в Средиземноморье жили в городах, в то время как в Средние века они селились в сельской местности. Однако уже в период поздней Античности значительная группа влиятельных местных жителей
22 Ward-Perkins (1984), р. 14—84, об архитектуре этого периода см. Вуд, глава 28а ниже.
50
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
начала перебираться на постоянное место жительство в сельскую местность. В поздней Республике и ранней Империи большей частью сельскохозяйственных земель владели состоятельные люди, которые жили в городах и поручали управляющим распоряжаться в их обширных владениях. Их виллы - загородные дома - были временным убежищем от жары и суеты города. Однако в поздней Империи многие богатые и влиятельные землевладельцы, покинув города, сделали своими главными резиденциями виллы. Это практика не имела повсеместного распространения; например, в Британии IV в., по всей видимости, не наблюдался «побег из города в деревню», в то время как в Галлии он имел место23. Виллы часто пышно украшались великолепными мозаиками, обставлялись роскошной мебелью и имели просторные комнаты. В то время как города поздней Империи в основном приходили в упадок, виллы процветали. На местах многих из них в Британии и Галлии археологами были найдены остатки стекольного производства, кузниц и ремесленных мастерских, что свидетельствует о значительно большем количестве ремесел в сельской местности и более высоком уровне самодостаточности по сравнению с предыдущими периодами. Они также стали более самодостаточными в правовом отношении и полагались на собственные силы в вопросах защиты. Многие землевладельцы вышли из-под юрисдикции местных властей и сами стали исполнять некоторые судебные функции в своих владениях. Они укрепляли свои резиденции и обеспечивали их защиту; им также удавалось избежать многих ограничивающих обязательств, которые имперское правительство накладывало на местную городскую знать. Таким образом, владельцы загородных поместий богатели, росла их правовая и военная значимость, и, очевидно, что во многих случаях именно они превращались в средневековую сельскую «верхушку».
Принципиальное отличие варварского общества от позднеримского заключается в характере уз верности. Представления о гражданской лояльности, или верности таким абстрактным понятиям, как государство и его институты, встречаются во многих сохранившихся римских философских и исторических трудах, тогда как в раннее Средневековье воины-аристократы, равно как и крестьяне, клялись в верности конкретному человеку - своему господину. При этом общество объединяли личные связи, а не приверженность
23 Percival (1976).
51
Ричард Гербердинг
бесплотным институтам. Но даже здесь мы находим «средневековое» в «римском». Со времен Республики, и даже ранее, в римском обществе, согласно традиции, каждый мужчина являлся клиентом какого-то более могущественного лица, чем он, т.е. имел патрона. Хотя узы являлись личными и неофициальными, они охватывали все общество и были очень сильны. Клиент был обязан своему патрону obsequium, что лучше всего перевести как послушание и уважение, а также считался частью окружения патрона. Для него вполне естественно было называть патрона dominus - господин. Патрон, в свою очередь, должен был оказывать своим клиентам финансовую помощь, называвшуюся sportula, часто наличными деньгами, и представлять их интересы в суде. Личные связи в рамках obsequium имели важное значение в повседневной жизни большинства людей, часто перевешивая верность, которой они были обязаны государству.
Другой важной сферой, которая практически не изменилась при переходе от поздней Империи к Средним векам, являлось положение женщин. Так произошло потому, что женщины практически не участвовали в публичной жизни, посвящая себя семье. В этом же заключается причина того, что мы имеем мало сведений об их жизни; частная сфера обычно не находила отражения в письменных источниках того времени, если только она не оказывала влияния на публичную. Сферы деятельности полов были настолько четко разграничены, что, когда мужчины нарушали эту границу и принимали участие в «женских» делах, их называли изнеженными вырожденцами. Точно так же женщину, которая попыталась бы принять участие в общественной жизни, считавшейся прерогативой мужчин, обвинили бы в моральной распущенности, обычно связанной с сексуальными отклонениями. Это не означает, что женщины были полностью исключены из общественной жизни, а мужчины - из частной. Однако приемлемое участие женщин в делах вне дома, по всей видимости, было ограничено в основном благотворительностью (финансированием строительства местных общественных зданий) и религиозной жизнью. Оба эти аспекта были важными составляющими общественной жизни в период поздней Империи. Римлянка, которая имела влияние на политику, осуществляла его через подконтрольного ей мужчину - члена семьи, который занимал какой-либо пост.
Римляне-мужчины критиковали женщин за предполагаемое отсутствие способностей для участия в жизни государства. Они
52
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
утверждали, что женщины слабее физически, меньше склонны к размышлениям и непостоянны в своих целях. В период Республики, когда мужчины из высшего слоя общества активно участвовали в делах государства, женщины практически не существовали с точки зрения права, являясь, по сути, частью правовой личности своих отцов или мужей. Они имели очень ограниченные наследственные права, во многих случаях причиной развода могла стать прихоть мужа, также женщины практически не могли обратиться за защитой в суд, независимо от причин жалобы. Но в период Империи, по мере того как мужчины находили все меньше и меньше удовлетворения от участия в делах государства с его огромным бюрократическим аппаратом и усиливающимися теократическими тенденциями и все чаще обращали внимание на частную жизнь в поисках самореализации, положение тех, кто был ответственным за нее, т. е. женщин, значительно улучшилось. Ко времени правления Адриана (117-138 гг.) женщины могли наследовать и передавать по наследству земельные владения. По мере старения Империи они приобретали возможность активнее участвовать в общественной жизни, а зачастую и правовую независимость. Тем не менее, несмотря на значительное улучшение положения женщин, их деятельность, за редкими выдающимися исключениями, в основном продолжала ограничиваться, как и прежде, частной жизнью. В поздней Империи, как и в раннем Средневековье, женщины не часто осмеливались заниматься государственными делами и поэтому редко становились субъектами истории.
Падение власти Римской империи и появление на ее месте варварских королевств мало повлияло на язык, на котором говорили большинство жителей Западной Европы. Под властью варваров, унаследовавших имперские владения, за исключением тех, кто жил в той части Британских островов, которая примерно соответствует современной Англии), и тех, кто обитал на западе современной Германии и нынешней Бельгии, население во всех остальных частях бывшей Римской империи в Западной Европе продолжило говорить на том же языке, что и во времена римского владычества. Представители высших и средних слоев населения использовали некую форму латыни (возможно, «вульгарную латынь»), низшие слои - похожий язык, находившийся под ее сильным влиянием. Римское влияние было настолько более длительным по сравнению с варварским, что для того, чтобы найти в современном итальянском или испанском более 10 слов, имеющих готское происхождение,
53
Ричард Гербердинг
нужно приложить серьезные усилия. В современном французском языке, на котором говорят там, где франки правили на протяжении веков, только около 300 слов ведут свое происхождение от франкских корней. В регионах Западной Европы, где когда-либо правили римляне, романские языки до сих пор являются основными.
В некоторых отношениях положение представителей высшего слоя, которые, казалось бы, должны были потерять больше всего после падения власти Рима, также не слишком изменилось. Сальвиан, христианский священник из Марселя, писавший в середине V в., сообщает, что на самом деле некоторые были рады переходу власти к варварам. Многие аристократы сохранили свое привилегированное положение и продолжили вести изысканный образ жизни. Действительно, приход варваров мог повысить статус римской аристократии. По мере того как органы управления поздней Империей все меньше могли справляться с местными проблемами, ответственность все больше ложилась на само население. Христианский епископ часто брал на себя функции светского управления, но и местная аристократия усиливала свои позиции по мере отступления имперской администрации. Хотя многие действительно лишились своего привилегированного положения в пользу вновь прибывших представителей военной элиты варваров, тем не менее значительное число высокообразованных потомков высшего класса позднеримского общества удержали в своих руках власть на местах и даже, вплоть до VII в., входили в окружение варварских королей.
Римская денежная система когда-то была удивительно стабильной; однако уже не позднее середины III в. в некогда надежных, чеканившихся без примесей римских монетах остался только небольшой процент драгоценных металлов24. Частью реформ Константина Великого стал выпуск около 309 г. aureus - традиционной римской золотой монеты. Он использовался практически в течение всего времени существования поздней Империи и продолжил хождение в период раннего Средневековья. Это был знаменитый solidus, предок шиллинга. Одним из важных показателей его популярности может служить тот факт, что в течение V в. многие налоги, которые до этого собирались в натуральной форме, теперь рассчитывались в золоте25. Однако золото и серебро никогда не были средством платежа для большинства людей, которые, за
24 См. Блэкбёрн, глава 24 ниже.
25 Jones (1975), р. 173.
54
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
исключением случаев простого бартерного обмена, использовали различные бронзовые монеты. Впрочем, обращение последних сталкивалось с гораздо более серьезными проблемами, чем твердый solidus. Чеканка бронзовых монет производилась под региональным и местным контролем, и их стоимость менялась и снижалась в зависимости от местных условий. Нестабильный курс бронзовых монет не шел на пользу обычным людям, в то время как богачи находились в относительной финансовой безопасности, пользуясь «устойчивыми» монетами.
Представления о праве и о том, как оно регулирует отношения собственности, сложившиеся в поздней Империи, также непосредственно усвоены на раннесредневековом Западе. Право, как в форме интеллектуальной концепции, так и в вопросах практического применения, часто считается самым замечательным достижением Рима. Раннесредневековые правители издавали сборники законов для различных племен, которыми они управляли. Мы называем их «варварскими правдами». Сначала исследователи считали их «германскими» по содержанию, полагая, что в них кодифицируется законодательная система, которая существенно отличалась от римской. Но работы середины - второй половины XX в. показали, что хотя некоторые их части действительно отражают германские обычаи, многое в варварских правдах было взято из позднеримского провинциального или вульгарного права26. Разница между римским и раннесредневековым правом представлялась более значительной, чем она есть на самом деле, потому, что сравнение проводилось между варварскими правдами и римским законодательством времен его наивысшего расцвета в период поздней Республики и ранней Империи. Этот вариант римского права составляет значительную часть «Свода Юстиниана», изданного в бурные 530-е гг., когда комиссия Трибониана воскресила и заново упорядочила многие устаревшие к тому времени источники римского законодательства. Но «Свод Юстиниана» еще не был опубликован, когда были составлены наиболее ранние и влиятельные варварские правды. Законодательство, которое преобладало в то время в римских провинциях, и право, которое регулировало повседневную жизнь и отношения собственности, значительно видоизменились с III в. в связи с необходимостью упрощения и широкого применения. Блестящая юриспруденция классического
26 Levy (1951), р. 15. См. также Collins (1983), р. 28; Wood (1986), р. 20; (1993), р. 161-7; (1994), р. 163-4.
55
Ричард Гербердинг
периода не соответствовала нуждам провинций поздней Империи, где, в любом случае, не было высококвалифицированных специалистов, которые могли ее применять. Во многих отношениях «Кодекс Феодосия», изданный в 438 г., т.е. до варварских правд, отражает эти тенденции вульгаризации римского права27. Именно этот сборник законов, а не более поздний и более всеобъемлющий «Свод Юстиниана» у имел большее влияние на средневековом Западе.
Начальное образование в поздней Римской империи также подверглось вульгаризации. У большей части населения в лучшем случае образование было скудным, а то и вовсе отсутствовало. Заинтересованность Империи в образованных людях касалась лишь высших слоев. Диоклетиан назначил преподавателей во многие города Империи, Юлиан Отступник основал своего рода университет в Константинополе с постоянным штатом. Семьи императоров и высшей знати часто посылали своих детей на Родос или в Афины, в Лицей и Академию. Те, кому посчастливилось, получали углубленную подготовку по риторике и философии, которые считались классическими дисциплинам28. Но большинство людей не имели доступа ни к чему подобному. В период расцвета империи многие дети из низших слоев в Риме действительно изучали элементарные основы чтения и счета, но не более того. В первые годы обучение проводилось родителями дома. Богатые римляне часто покупали рабов-греков, чтобы они обучали их маленьких детей. Школы были частными учреждениями, и учителя жили за счет небольшой платы, которою вносили родители учеников. Плата, какой бы скромной она не была, все же не позволяла бедным детям обучаться в них. Обучение в основном сосредотачивалось на трех предметах (чтение, письмо и счет), часто применялись телесные наказания. Школы не имели отдельных зданий, учитель просто собирал учеников там, где мог, обычно прямо под открытым небом на шумных улицах. У нас нет никаких свидетельств того, что императоры вообще интересовались народным просвещением, за исключением предоставления определенных налоговых льгот для
27 Levy (1951), р. 15. Honoré (1987), р. 135, говорит, что «Это заключение преждевременно». См. также Turpin (1985), р. 339-350. (Под вульгарным правом понимают правовые порядки, сложившиеся в Западной Римской империи IV в. в результате упадка и сильного упрощения классического римского права. - Прим, науч.ред.)
28 См. Фонтэн, глава 27 ниже.
56
ГЛАВА 1. Поздняя Римская империя
учителей начального образования, чтобы способствовать распространению этой профессии. С другой стороны, населенные пункты поздней Империи организовывали некую систему общественного начального образования, которая, похоже, продолжила свое существование в ряде городов более романизированных частей Империи вплоть до VI в. У нас нет сведений о светских школах как таковых, которые существовали в правление королей-варваров, но дошедшие до нас надписи, особенно погребальные, и несколько деловых свидетельствуют о грамотности среди представителей среднего слоя городского населения. Церковь не взяла на себя начальное образование духовенства или прихожан, за исключением обучения монахов, которые не имели связей с внешним миром. Она скорее пользовалась знаниями, полученными из светских источников, для своих религиозных целей. Поскольку в VII в. жалобы на неграмотное духовенство стали звучать в церковных источниках громче, можно предполагать, что к этому времени светское начальное обучения пришло в упадок.
Что касается более сложной интеллектуальной деятельности, то здесь поздняя Римская империя была прямой предшественницей раннего Средневековья, прежде всего потому, что ее интеллектуальный климат сформировал ту христианскую мысль, которая была передана Средним векам. Ко времени поздней Империи две великих эллинистических философских системы - стоицизм и эпикурейство - были вытеснены новым всплеском интереса к Платону, понимаемому, однако, с одной важной особенностью. Платон обратился к миру идей, находящемуся за пределами реальности, прежде всего для того, чтобы воспитать идеального гражданина; его интересовала общественная и политическая мораль. Но в поздней Империи призыв стоиков к исполнению своего долга находил все меньше отклика в мире, где политическая свобода была подорвана огромной бюрократией и находящейся далеко имперской властью. Из учений стоиков и эпикурейцев, а также из мировоззрения неопифагорейцев возродился обновленный платонизм. Неоплатонизм учил людей не тому, как быть хорошими гражданами, а как использовать свой разум для установления связи с потусторонним миром. Он предлагал скорее частную мораль и созерцание, а не действие. По-видимому, весьма существенно то, что Плотин, его самый влиятельный приверженец, получил образование под руководством Аммония Саккаса, учителя самого Оригена, знаменитого христианского богослова III в.
57
Ричард Гербердинг
Со времен Константина Великого мы можем отметить у авто- ров-язычников концентрацию на ценностях и идеях прошлого. Именно эти люди, жившие в период поздней Античности, придали классическим текстам форму, в которой они стали известны в Средние века. Они были издателями и комментаторами, которых будут изучать раннесредневековые ученые, такие как грамматик IV в. Донат (который, кстати, был учителем Иеронима29) и неоплатоник Макробий. Более того, многие сведения о знаниях древности, известные в раннее Средневековье, пришли из причудливого и витиеватого компендиума30 Марциана Капеллы, написанного в начале V в. Как бы ни были важны эти языческие авторы, их произведения обращались назад, в классическое прошлое; в будущее же смотрели христианские писатели. Безусловно, самым значимым наследием, которое поздний римский мир оставил средневековому, была его религия. Неслучайно слова «культура» и «культ» имеют общий корень. Интеллектуальная жизнь в период поздней Античности все больше и больше вращалась вокруг церкви и императорского двора, который со времен Константина Великого, в свою очередь, сам все больше становился христианским. Они были единственными учреждениями, которые видели необходимость в обширном образовании и располагали ресурсами для его поддержки. Именно христиане дали ответы, которые были сочтены наиболее полезными для решения проблем, волновавших интеллектуалов поздней Империи, именно они написали тексты, в которых эти ответы передавались Средневековью.
29 T. е. Св. Иеронима Стридонского, переведшего Библию на латинский язык. - Прим. науч.ред.
30 Речь идет о знаменитом сочинении Марциана Капеллы «Бракосочетание Филологии и Меркурия», где в аллегорической форме представлены семь свободных искусств. - Прим, науч.ред.
58
ГЛАВА 2
ВАРВАРСКИЕ НАШЕСТВИЯ
Гай Холсол ИСТОРИОГРАФИЯ
Так называемые «варварские нашествия» играют принципиально важную роль в европейской истории и во многих аспектах являются ее отправной точкой. Почти все национальные истории так или иначе ведут свое начало от группы вторгшихся или мигрировавших варваров: англосаксов в Англии, готов и лангобардов в Италии, франков и бургундов во Франции, вестготов в Испании, или скоттов в Шотландии. Общепризнанные создатели национальных историй многих западных стран - это те раннесредневековые писатели, которых считают основателями «национальных», «этнических» историй этих мигрировавших племен: в Англии - это Беда, написавший «Церковную историю народа англов» в 730-х гг., в Италии - Павел Диакон, создавший свою «Историю лангобардов» в 780-х гг., в Испании Исидор Севильский, чья «История готов, вандалов и свевов» была написана в начале VII в. Григорий Турский, автор «Десяти книг историй» своего времени (конец VI в.), рассматривается как создатель «Истории франков». Хотя такое название было дано сокращенной до шести книг версии труда Григория, созданной анонимом в VII в., которая включала только сведения, касавшиеся франков, это, темне менее, снискало ему звание «отца французской истории».
Таким образом, большая часть западного национального самосознания восходит к понятиям, которые хотя и претерпели трансформацию, но относятся ко времени варварских нашествий или миграций1. Считается, что они смели древний «классический» мир, Римский мир, и положили начало Темным векам. Такое развитие событий не всегда рассматривалось как катастрофа; напротив, некоторые историки, в особенности немецкие и английские, предпочитали изображать варваров как силу, которая уничтожила утратившую потенциал для развития, истощенную и клонящуюся к закату Средиземноморскую цивилизацию и заменила ее более
1 В следующих разделах, об историографии варварских миграций см. различные работы В. Гоффарта, например, Goffart (1980), глава 1; (1989); (1995).
59
Гай Холсол
сильной, воинственной нордической. Даже авторы, которые старались избегать подобных крайностей в оценках, все же часто изображали Империю как слабую и находившуюся в упадке2. С другой стороны, французские и итальянские историки склонялись к восприятию варваров как «зла», погубившего живую цивилизацию и положившего начало варварским Темным векам3. В то время как эти историки описывали варварские нашествия уничижительными терминами (нашествия варваров) (les invasions barbares), немецкие и английские исследователи просто говорили о «миграциях», скитаниях племен, переселении народов (Völkerwanderungen). В особенности варвары-германцы, включавшие большинство мигрирующих групп, которые все еще часто воспринимаются как объединенные неким протогерманским этосом или национальным духом, двигались извилистыми петляющими путями, представленными в исторических атласах в виде переплетения цветных стрелок, к конечным целям, как если бы они были предопределены.
До последнего времени историки были единодушны в отношении двух утверждений: независимо от того, трактовать ли нашествия варваров как позитивное или негативное явление, именно оно разрушило Римскую империю; и эти варвары по большей части были «германцами»4. Падение Римской империи следует объяснять, какой бы краткосрочной не была перспектива, варварскими наществиями (или миграциями). В XIX в. подобный взгляд привел к появлению так называемой концепции «германизации», согласно которой, говоря простым языком, все новое и особенное, что появилось в V, VI, VII вв. и последующих столетиях приписывалось «германскому» влиянию. В результате работы вполне римских писателей, таких как Григорий Турский, Кассиодор и Венанций Фортунат, были изданы в серии «Исторические памятники Германии» («Monumenta Germaniae Historica»)5. Распространение концепции «германизации» привело к тому, что все законодательные памятники, созданные после падения Рима, классифицировались как германские. В
2 См., например, Delbrück (1980), р. 248. Впервые книга была издана в Германии в 1921 г. Недавнее воплощение взглядов германистов см. в Drew (1987).
3 В качестве примера работ, созданных после Первой мировой войны см. Boissonade (1927), р. 14-31. См. также Courcelle (1964), который делит свою книгу на три части - «Нашествие», «Оккупация» и «Освобождение», не оставляя сомнений по поводу того, какие недавние события французской истории всплывали в памяти под влиянием изучения нашествий варваров-германцев.
4 См., например, Bury (1926), р. 2-4. Более современный пример Heather (1995).
5 О Monumenta см. Knowles (1962), р. 63-97.
60
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
археологии новые типы сельского поселения, пришедшие на смену старым римским виллам, стали называться «германскими», и новые формы погребения, такие как захоронение с погребальными дарами, также приписывались «германскому» влиянию. Перемены в городской жизни, связанные с сокращением городского населения или исчезновением римских городских центров, как и конец античной городской культуры, ассоциировались, в менее позитивном ключе, с германцами - либо с их диким примитивизмом и склонностью к разрушениям, либо, напротив, с их благородной приверженностью более естественному сельскому образу жизни. Германские нашествия рассматривались как быстрое масштабное проникновение (прилив) или как медленное оседание (просачивание) варваров в римские провинции в ходе миграции целых племен или народностей6.
Взглядам «германистов» была противопоставлена точка зрения «романистов», или сторонников теории «континуитета», согласно которой варварские нашествия принесли с собой мало нового. В рамках этой интерпретации миграции были перемещениями небольших групп воинской элиты (а некоторые крайние версии этой теории близки к полному отрицанию каких-либо этнических перемещений), в связи с чем они вряд ли могли стать причиной радикальных перемен7. Управление в бывших провинциях осталось, в сущности, таким же, каким оно было во времена Римской империи, осуществлялось оно римскими провинциальными чиновниками, работавшими на своих новых господ-варваров8; королевская власть у варваров во многом строилась на основании римской имперской христианской идеологии9; наблюдался континуитет в принципах организации поселений, даже если сами их формы изменились; в городах всего лишь продолжился процесс трансформации, который начался не позже III в.; и так далее. «Романисты» развернули дискуссию даже в Британии, где господствует точка зрения, что ситуация здесь сильно отличалась от той, что сложилась на континенте10.
6 О формах поселения см. Dixon (1982). О захоронениях см. Halsall (1995а).
7 Последние крайне минималистические взгляды на влиянии варваров в постримской Британии см. в Higham (1992); М.Е. Jones (1996). Более изощренный, но еще более минималистические взгляд на Италию см. в Amory (1997).
8 Исследование постримской системы управления с акцентом на континуитете см. в Barnwell (1992).
9 Римское наследие в постримской королевской власти лучше всего освящено в McCormick (1986). См. также Вормальд, глава 21 ниже.
10 Взгляды сторонников «концепции романизации» в англосаксонской Британии см. в Барнуэлл (1997), часть IV; Wolfram (1997) ch. 11.
61
Гай Холсол
Хотя можно привести больше доводов в пользу модели римского «континуитета», чем концепции германской «катастрофы», обе точки зрения в конечном счете вводят нас в заблуждение. В конце IV—VI вв. действительно имело место значительное количество изменений в социальной сфере, экономике и политике, но варвары не могут быть ответственны за большинство их них. В конце этой главы мы убедимся, что даже в ходе полемики вокруг численности варваров из виду упускается природа трансформаций, которые превратили римские провинции в «варварские» королевства. Глава не содержит детального описания самих миграций варваров. Вместо этого мы предлагаем обзор и пояснение некоторых принципиальных проблем, которые в настоящее время привлекают внимание историков, изучающих варваров и их место в процессе, который обобщенно определяется как «падение Рима» и. По существу, глава создает основу для восприятия других разделов этого тома, посвященных отдельным государствам-наследникам «варварских» племен. В частности, в ней приводятся доводы в пользу того, что нам пора отказаться от традиционного взгляда на миграции варваров и упадок римского Запада. Вместо того чтобы считать падение Западной Римской империи результатом варварских нашествий, нам следует рассматривать варваров в качестве групп, втянутых в политику Империи, которая уже распадалась на части по совершенно другим причинам. Миграции варваров были результатом конца Западной Римской империи. Эта глава также продемонстрирует, в противоположность общепринятому мнению, что Британия не может рассматриваться отдельно от континентальной Европы, как отклонение от нормы или особый случай: англосаксы отличались от франков не больше, чем франки от остготов или вандалов, а может быть, и меньше.
КТО ТАКИЕ ВАРВАРЫ?
Прежде всего следует задаться вопросом, кто такие варвары. Ответ римлян был достаточно четким: в первую очередь это те, кто живет за пределами Империи. Согласно римским этнографическим и географическим представлениям, существовали разные группы 1111 Последние исследования отдельных групп варваров см., например, в James (1988а); Wolfram (1988); Christie (1994) и Heather (1996). Самый последний обзор см. в Wolfram (1997); традиционный взгляд на проблему см. в Musset (1975). См. также Geary (1999); Heather (1999).
62
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
варваров12. На севере, по мнению римлян, обитали смелые, но дикие кельты и германцы, жившие в сельских поселениях и не знавшие городской жизни; на юге располагались хитрые и двуличные африканцы или эфиопы; на северо-востоке жили «скифы» - кочевники, которые, как считали римляне, проводили все свое время верхом на лошадях; на востоке обитали персы - жестокие и деспотичные, но создавшие некое подобие цивилизации (Аммиан Марцелин, великий историк IV в., в сущности, никогда не называет персов-сасанидов варварами); и, наконец, арабы - дикие и развращенные.
Подобные представления о мире основывались на своеобразной геобиологии: на холодном Севере, который находился дальше от Солнца, кровь была гуще и поэтому приливала к нижней части тела, делая германцев сильными и храбрыми, но недалекими и не имеющими представления о тактике и стратегии; в Африке, ближе к Солнцу, кровь была более жидкой и приливала к голове, поэтому африканцы были трусливыми, но сообразительными и коварными. Само собой разумеется, что между ними, в умеренной зоне, где жили римляне, все было сбалансировано как в биологическом, так и в социально-политическом смысле13. Римляне, однако, тоже были разными. Римская этнография включала и стереотипы относительно разных регионов империи. Например, галлы считались более храбрыми, чем италийцы и прочие, потому что жили севернее и происходили от кельтов14. К этой проблеме мы еще вернемся, поскольку она связана с вопросом о том, кем на самом деле были римляне - этнографические стереотипы не сводятся просто к различению римлян в Империи и варваров за ее пределами.
Тем не менее подобная картина мира, в центр которого помещались римляне, окруженные варварами - носителями стереотипных черт, стала кладезем самых разных идей, обладавших заметным риторическим потенциалом. Очень важно учитывать этот момент, поскольку из вида часто упускается то, что римские авторы, писавшие о варварах, не были вовлечены в диалог с ними. Они не говорили «мы - такие, а вы - иные», и римская этнография не была простым нейтральным описанием. Римское пред став л е-
12 Полезный вводный обзор см. в Balsdon (1979).
13 Эти представления римлян нашли свое отражение у Витрувия (De Architectura VI.1), Плиния Старшего («Естественная история» II.80.190), Вегеция (Epitoma de Re Militari 1.2). Они существенно отличаются от греческой картины мира, которая берет свое начало у Гиппократ («О воздухах, водах и местностях» 12-24).
14 См., например, комментарии Аммиана Марцелина о галлах в Res Gestae XV .12.
63
Гай Холсол
ние о варварах использовалось, по сути, в качестве риторического приема в дискуссиях с другими римлянами15. Варвары, просто потому, что они не римляне, могли быть задействованы в качестве «иных» в каком угодно контексте, чтобы подкрепить примером любую точку зрения. Римский полководец мог получить дополнительную похвалу за победу над варварами, подчеркивая их дикую храбрость и беспощадность и их огромное количество - несмотря на то, а может, и благодаря тому, что войска варваров вряд ли когда-либо превосходили римские по численности. С другой стороны, римлян можно было критиковать, сравнивая их с варварами. Знаменитая «Germania» Тацита16, написанная в I в. н.э., на самом деле представляет собой многословную критику римского общества. Иногда Тацит доказывает то или иное свое утверждение, превознося германцев как «благородных дикарей», что, представляет собой своего рода «плач» о том, что римляне (в представлении Тацита) утратили, перейдя к цивилизации. Однако в остальном Тацит изображает германцев и их поведение типично варварским, предупреждая римлян о необходимости исправления, чтобы не уподобиться варварам или не утратить свое превосходство над ними. Несмотря на это, некоторые историки и археологи продолжают считать сочинение Тацита средоточием фактов о «германском» обществе. Положительные образы варваров продолжали использовать и более поздние римские авторы. Сальвиан, марсельский священнослужитель, живший в 440-х гг., критиковал римское общество, называя его менее справедливым и честным даже по сравнению с варварами. Насколько же плохо обстояли дела, спрашивает Сальвин, если люди бежали к варварам, потому что среди них могли быть свободнее, чем в Империи. Ту же точку зрения высказывает Орозий в своей «Истории против язычников», а св. Августин в трактате «О граде Божьем» говорит, что варвары, разграбившие Рим в 410 г., были более милостивыми и менее дикими, чем римляне по отношению к поверженным ими врагам17. Классическая этнография предоставляла широкий
15 Такая интерпретация не является общепринятой в работах по поздней античности. Аналогичную трактовку ранних римских и греческих представлений см. в Hall (1989) и Dench (1995).
16 Имеется в виду одно из так называемых малых произведений римского историка Корнелия Тацита « О происхождении и местоположении германцев ». - Примеч. науч. ред.
17 Сальвиан «О мироправлении Божьем», книга V, особенно V.5-11; Орозий «История против язычников» VII.41.7; Августин «О граде Божьем» 1.1—5.
64
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
спектр аргументов в виде готовых фраз. Можно было рассуждать на тему положительных и отрицательных сторон городской жизни по сравнению с сельской, ссылаясь на стереотипный «свободный» образ жизни германцев, не имевших городов; говорить о плюсах и минусах монархии на примере персов, о положительных и отрицательных сторонах оседлого земледелия по сравнению с жизнью кочевников-скифов, о сексуальной морали и семейной жизни на примере арабов и так далее. Поэтому варвары представляли собой изменчивую категорию, сложную для точного определения, а на самом деле его никогда и не предполагавшую. В связи с этим ошибкой будет пытаться выявить у конкретного автора его «взгляд на варваров». То, что варвары могли изображаться в положительном счете, не меняло того факта, что те или иные авторы, будучи римлянами, тем не менее побаивались их как дикарей. Это становится очевидным, если рассмотреть (что мы и сделаем ниже), как слово barbarus использовалось в постримских источниках, когда варвары фактически контролировали Западную Римскую империю.
Кто же такой, в таком случае, «римлянин»? Если варвар в действительности определялся только как тот, кто не был римлянином, и если римские писатели, такие как Аммиан Марцелин, могли придерживаться столь же стереотипных взглядов на жителей определенных провинций Империи, то в чем же тогда заключалась «римскость»? Ее тоже трудно определить, но с уверенностью можно говорить о том, что к концу существования Империи ответ на этот вопрос имел мало общего с фактом римского гражданства, не говоря уже о проживании в границах империи. По всей видимости, «римскость» - термин Romanitas, используемый историками, не часто встречается в наших источниках и, по-видимому, появляется только в III в. н.э.18 - тесно связывалась с представлением о civilitas19, как определенном типе поведения, но прежде всего с идеями образования, свободы и жизни в рамках закона. Римляне считали, что варвары не знали законов, ни данных им свыше, ни созданных ими самими для себя, другими словами, они не знали самоограничений. Таким образом, они были вдвойне
18 Romanitas: наиболее раннее использование термина встречается у Тертул- лиан, De Pallio 4. Утверждения о неспособности варваров жить в соответствии с законами см., например: Плиний Старший «Естественная история» 11.80.190; Орозий «История против язычников» VII.43.4-6.
19 Лат. слово civilitas имеет основным значением «обходительность, учтивость», но означало также «гражданство» и «присущее гражданину поведение». - Примеч. науч.ред.
65
Гай Холсол
несвободны, оставаясь рабами своих правителей и своих страстей. Варвары были просто не способны управлять сами собой. То, что «римскость» определялась культурой, а не языком, означало, что понятие «римлянин» могло быть столь же нестабильным, как и «варвар». Поэтому варвар мог вести себя «по-римски» лучше, чем римлянин, а римляне могли больше напоминать варваров, чем сами варвары. Отсюда жалоба Сальвиана на то, что люди считают, что лучше жить свободно у варваров, чем в рабстве у римлян. Римские узурпаторы или мятежники часто назывались варварами; там, где речь идет о том, что кто-то выступает против центральной легитимной власти императора, мы встречаем упоминания о его варварском происхождении20.
Другой противоположностью правительству и закону был latrocinium (разбой), который в некоторой степени сопрягался в римской идеологии с варварством. Те регионы Империи, которыми было сложно управлять (например, горные районы Альп и Пиренеев, Атлас в Северной Африке или Исаврия в Малой Азии), часто ассоциировались с варварами. Поэтому человека можно было считать отвергнувшим «римскость» не из-за того, что он покинул империю или присоединения к варварам-захватчикам, а из-за сознательного отказа следовать определенным нормам. Теоретически Римская империя могла варваризироваться, даже если варвары не захватили бы ни одного ее квадратного метра. Именно это и произошло по мнению византийского историка VI в. Зосима21. Жители Римской империи могли вести себя как варвары. Люди, пришедшие из-за границ империи - из Barbaricum, как его стали называть в IV в. - могли демонстрировать поведение, достойное истинных римлян. В целом, не нужно было быть варваром, чтобы считаться им, хотя никто не отрицал, что происхождение играло некоторую роль.
Эти изменчивые категории - «римлянин» и «варвар» - подводят нас к вопросу об этнической идентичности. Можно отметить, что римскость как этническая идентичность была подвижной и не основывалась на каких-либо врожденных, объективно измеряемых факторах - она была состоянием души. Полководец «варварского» происхождения мог быть вполне осознанно причислен к римской
20 Сравните, например, отношение к наполовину вандалу Стилихону до его падения у Клавдия КлавдианаЛе Bello Gothico, и после его казни у Орозия «История про тив язычников», VII.37.1 и у Рутилия Намациана, «Омоем возвращении» II.41-60.
21 Зосим «Новая история» И.7.
66
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
общности и провозглашен римлянином, а римляне могли быть лишены «римскости». В самой Империи, в определенных обстоятельствах провинциальная идентичность, галльская или пан- нонская, могла преобладать над общей римской идентичностью в отношениях с «римлянами» из других регионов. Этническая идентичность является многослойной, подвижной, когнитивной (состоянием души) и ситуативной (демонстрируется тогда, когда это может принести выгоду)22. Все эти нюансы имеют решающее значение для понимания того, как провинции Западной империи и их жители превратились, например, во франков, готов или англосаксов.
ПОЗДНЯЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ НА ЗАПАДЕ
Римская империя перенесла ряд потрясений между 235 и 284 гг. - политических кризисов, гражданских войн и военных конфликтов с другими государствами, периодов социально-экономических спадов, которые в совокупности известны как «кризис Римской империи III века», хотя в разных регионах Империи этот кризис проявлялся в разное время с разной степенью тяжести, а некоторые не затронул вовсе23. Характер «поздней» Римской империи, возникшей после кризиса благодаря реформам императоров Диоклетиана и Константина, рассматривался в предыдущей главе этого тома, но нам необходимо обратиться к некоторым ее аспектам и в этой главе, чтобы лучше понять сущность миграций. Мы увидим, что отношения между местной администрацией и сообществом, с одной стороны, и центральным правительством, с другой, образовывали сложную сеть, в которой «запутывались» германские военные отряды. Таков был контекст, в котором устанавливалось окончательное доминирование варваров-германцев на Западе.
Во-первых, Римская империя была огромным государством, простиравшимся от вала Адриана до Сахары, от Атлантического океана до Евфрата. Это громадное, с точки зрения площади, пространство включало в себя сильно отличавшиеся друг от друга регионы - пустыни, полупустыни, горы, болота, леса и т.д. С точки
22 Лучшее недавнее введение в дискуссию об этнической принадлежности см. Eriksen (1993).
23 Millar (1981), р. 239-48, содержит лучшее введение в проблему «кризиса Римской империи III века». См. также Drinkwater (1983), р. 212-27, и Гербердинг, глава 1 выше.
67
Гай Холсол
зрения физической географии, Западная Европа может быть разделена на бесчисленное количество небольших регионов - разделена горными цепями (например, Апеннинами, проходящими по центру Италии и отделяющими западную ее часть от восточной), или плато (Центральным массивом во Франции либо Месетами в Испании), или крупными реками (такими, как Луара или Рона, которые пересекали одни пути сообщения, в то же время являясь частью других). Как доиндустриальное государство, не имевшее скоростных видов транспорта и способов коммуникации, а значит, обладавшее лишь немногими способами быстрого сбора информации, могло управлять такой огромной и разнообразной территорией? Как поддерживалось единство громадной империи, если император едва ли мог разобраться, что происходило в провинциях, где местные сообщества имели возможность обманывать его, преследуя свои интересы? Гиббон утверждал, что странным было не то, что Римская империя пала, а то, что она просуществовала так долго. Перефразируя его слова, можно сказать, что необычным и нуждающимся в объяснении является не поздний период существования Римской империи, а ранний. В начале своего существования Римская империя была удивительно прочной и управлялась мизерным бюрократическим аппаратом потому, что в местных сообществах на Западе победа в борьбе за власть одерживалась путем приобщения к римской культуре: через участие в местном самоуправлении, организованном по римскому образцу; через конкуренцию внутри городских общин в строительстве городских центров римского типа; через демонстрацию статуса с помощью постройки римских вилл; через попытки получить римское гражданство. С экономической точки зрения, предметы роскоши производились в центре Империи или рядом с ним и отсюда переправлялись в провинции; по крайней мере до середины II в. Империя представляла собой более или менее единую экономическую систему. Таким образом, Империя сохраняла единство благодаря активному и энергичному участию множества местных сообществ в ее культурной, политической и экономической жизни24.
В III в. ситуация изменилась. Римский мир утратил экономическое единство. Хотя средиземноморский регион все еще представлял собой единую экономическую систему, производство многих «римских» товаров было перенесено в провинции, что
24 О ранней Римской империи и ее администрации см. Millar (1981); Levick (1985); Wells (1992); Lintott (1993).
68
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
привело к образованию нескольких региональных экономик25. Это размежевание только усилилось после экономических проблем III в. и частичного возврата к бартеру, взиманию налогов и выплатам в натуральной форме. После того как в 212 г. император Каракалла даровал всем жителям Римской империи права римского гражданства, даже «римскость» перестала быть предметом борьбы. Ситуация, когда местные общины активно стремились стать частью римского мира ради тех политических и социальных преимуществ, которые он сулил, ушла в прошлое. Историки давно отметили затратность должности curialis (члена городского совета) в поздней Римской империи, предмета жалоб и заламывания рук у современников. Однако маловероятно, что бремя должности куриала было намного тяжелее, чем раньше. Основным отличием служил тот факт, что ранее люди хотели нести его. Теперь же награда не стоила усилий. Разнообразие географических условий и региональные различия Запада снова получили возможность влиять на ситуацию26.
В ранний период существования Империи городские памятники возводились местными муниципалитетами и магнатами в ходе своего рода соревнования жестов доброй воли и щедрости по отношению к местному сообществу - таким образом, частные средства вкладывались в общественные сооружения. В поздний период, однако, подобное строительство прекратилось, а если что-то и делалось (как правило, речь шла об обслуживании, а не о строительстве новых зданий), то отнюдь не местными чиновниками, а представителями имперской бюрократии на общественные средства. Частные деньги шли на частные сооружения, городские дома и загородные виллы. Обычно считается, что римская бюрократия была огромной - 25 000-35 000 человек, заполонивших лабиринт должностей (каждая из них давала почетный титул и определенные привилегии, пребывание же на посту обычно ограничивалось только кратким сроком)27. Рано или поздно очередь занять должность обязательно подходила. В некоторых частях Западной Римской империи наличие имперской должности и патронажа, возможно, было
25 См. Лосби, глава 22 ниже.
26 Лучшее, наиболее детальное исследование поздней Римской империи см. в А.Н.М. Jones (1964), которое необходимо дополнить сведениями из Cameron (1993а); (1993b). Исследования регионов Империи, иллюстрирующие вышесказанное, см. вЬере11еу(1979); Wightman(1985), р. 219-311; Potter (1987), р. 192-209; Esmonde Cleary (1988); Keay (1988), р. 172-217.
27 См. Гербердинг, глава 1 выше.
69
Гай Холсол
самым важным фактором участия в управлении местным сообществом, как, например, в Северной Галлии или равнинной части Британии, где маловероятным является существование огромных latifundia или поместий аристократов. В других областях - например, в Южной Галлии, Италии и Испании - крупные поместья были источником огромных состояний и обеспечивали господствующее социальное положение, для сохранения которого не обязательно было занимать должность в имперской администрации. Такие люди, скорее, конкурировали между собой за лидерство внутри местных сообществ. Это локальное различие имело решающее значение.
Сложности, с которыми сталкивалась Империя, может наглядно продемонстрировать одна история. Римская Северная Африка в IV в. была процветающим регионом, что часто удивляет современных студентов. Здесь имела место история комита Романа28. Вряд ли она была так проста, как в изложении Аммиана Марцеллина, но суть дела такова. В 363-364 гг. жители города Лептис-Магна в Триполитании подверглись нападениям местного племени австорианов, после того как один австориан был казнен сожжением, вероятно, за разбой. Граждане призвали Романа, комита Африки, который прибыл со своим войском, но потребовал большую сумму на его содержание и 4 000 верблюдов. Горожане отказали ему, и Роман покинул город, оставив жителей один на один с австорианами. Триполитанцы отправили послов к императору Валентиниану I с жалобой. Однако Роман, у которого был родственник при дворе, попытался сделать так, чтобы разбирательство по делу поручили ему. Как бы то ни было, император выслушал жалобы послов и доводы сторонников Романа, не поверил ни одной из сторон и пообещал произвести всеобъемлющее расследование инцидента. Однако оно было отложено, а в это время в жители Северной Африки снова подверглись серьезным нападениям, для предотвращения которых, как утверждается, комит Роман не сделал ничего. Валентиан был недоволен, когда получил сообщения об этих атаках, и отправил трибуна по имени Палладий разобраться в ситуации и заплатить африканской армии.
Роман уговорил своих офицеров отдать большую часть своего жалования Палладию. Когда два жителя города показали Палла¬
28 Аммиан Марцеллин Res Gestae XXVIII.6. В тексте ошибочно указана гл. 27 вместо гл. 28 - Притеч. пер.; комментарии см. в Matthews (1989), р. 281-2, 383-7.
70
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
дию причиненный ущерб и степень халатности Романа, последний пригрозил выдать Палладия Валентиниану как взяточника, который присвоил вверенные ему деньги. Спасая себя, Палладий заключил соглашение с Романом, и оба доложили Валентиниану, что триполитанцы не имеют причин для жалоб. Два горожанина, которые показывали Палладию причиненный городу ущерб, были приговорены к отрезанию языка за лжесвидетельство, но смогли сбежать. Введенный в заблуждение Валентиниан не отличался милосердием и в лучшие свои времена, он также приказал казнить послов из провинции и ее наместника, хотя одному из обвиняемых тоже удалось скрыться и исчезнуть. В конце концов, несколько человек из числа виновных (по сообщению Аммиана) совершили самоубийства, часть сообщников Романа была казнена комитом Феодосием, когда он возглавлял военный поход 373 г., в ходе которого, наконец, было подавлено возмущение североафриканских племен. Роману, по-видимому, несмотря на короткое тюремное заключение, все сошло с рук.
Как было справедливо отмечено, эта история содержит в себе гораздо больше, чем обычное пропорциональное распределение вины, а роль Романа в описываемых событиях, скорее всего, была иной. Тем не менее рассказ наглядно демонстрирует трудности, с которыми сталкивались императоры, выясняя состояние дел «на местах», и то, как их могли использовать местные жители. История Романа - это не просто повествование о коррупции и обмане, а яркая иллюстрация того, как поддерживалось единство поздней Римской империи. Все конкуренты в борьбе за местную власть стремились приобщиться к имперской администрации, заручиться поддержкой императора, чтобы использовать ее в своих целях. Они искали доступ к императору и к власти, которой он мог наделить их, чтобы управлять своими регионами. В период поздней Римской империи мы имеем дело с ситуацией, диаметрально противоположной той, что была раньше: в борьбе за господство на местах теперь стоял вопрос не о том, «что я могу сделать для империи? », а «что империя может сделать для меня?». В поздней Империи сотни мелких самоуправляющихся ячеек, которые и составляли ее, больше не были взаимосвязаны; вместо этого их объединяла огромная имперская бюрократия, находившаяся над местными сообществами - бюрократия, которая, по сути, являлась огромной системой патронажа и нуждалась в эффективном управлении. В противном случае империя не смогла бы ничего сделать для мест¬
71
Гай Холсол
ного населения. Все эти местные ячейки распались бы. Иными словами, в ранней Империи все дороги вели в Рим; в поздней Империи все дороги вели из Рима. Императоры Западной Римской империи IV в. хорошо справлялись с этой ситуацией. Как было показано в предыдущей главе, они предпочитали находиться на границах империи, в Трире на Рейне или на Дунае, где могли контролировать своих клиентов и активно использовать в управлении империей провинциалов - паннонцев при Валентиниане, галлов при Граци- ане. Удержи Рейн - и удержишь Галлию; удержишь Галлию - и удержишь Запад. Они знали это, но сама система была ненадежной.
ВАРВАРСКОЕ ОБЩЕСТВО И ПОЛИТИКА ВIV в.
У нас часто складывается впечатление, что в период поздней Империи давление на границы со стороны варваров усилилось. Эта ситуация традиционно объяснялась предполагаемым увеличением численности варваров за счет роста населения. Иногда создается впечатление, что в Средиземноморье германцев влек некий первобытный зов29. Другое распространенное объяснение этого натиска указывает на «эффект домино». В третьей четверти IV в. народ, известный как гунны, впервые упоминается римскими авторами. Часто считается, что он мигрировал с Дальнего Востока30. Предполагается, что гунны «подтолкнули» в Римскую империю готов и вынудили покинуть традиционные места обитания другие германские племена, которые, в свою очередь, заставили переселиться тех, кто жил на землях, куда они вторглись, и так далее, пока римскую границу не наводнили обратившиеся в бегство германские варвары.
Гораздо лучше, нежели все эти драматичные рассказы, впечатление об усиливавшемся натиске на римские границы, возможно, объясняется политическими переменами у самих варваров. ВIII столетии, когда Римская империя переживала так называемый «кризис III века», перемены происходили и в Barbaricum'е. На месте или, что более вероятно, над множеством местных племен, упомянутых в сочинениях Тацита, образовалось несколько больших конфедераций, каждая из которых имела свое классическое
29 Pirenne (1925), р. 5-8. Goffart (1980), р. 11-17, обсуждает образ в деталях.
30 Наиболее известно сообщение о них Аммиана Марцелина, Res Gestae XXXI.2.1-12.
72
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
название: алеманны («все люди») на юго-западе Германии; франки («яростный народ») в среднем и нижнем течении Рейна; саксы на севере Германии; пикты («раскрашенные люди») на севере Британии; готы («люди») в восточных Карпатах и низовьях Дуная. Другие масштабные союзы племен возникли в Северной Африке и Аравии. Эти сильные объединения могли оказывать куда как большее давление на римлян.
Как возникли эти союзы и как они управлялись? Ответить на первый вопрос достаточно сложно, однако весьма вероятно, что римляне сами приложили к этому руку. Недавно было высказано предположение, что алеманны являлись римским «творением», созданным для осуществления контроля над территорией между верхним течением Рейна и верховьями Дуная и оставленным без присмотра в ходе гражданских войн конца III в.31 Существует и более радикальная точка зрения, согласно которой эти новые «народы» были в основном обязаны своим существованием римским писателям, раздувавшим римскую имперскую деятельность и присутствие на границах: именно они изобрели «варварскую угрозу» с целью оправдать активность Империи, которая, как указывалось ранее, в основном обеспечивала единство Запада32. В этой теории, возможно, имеется доля истины; варвары, даже объединившиеся в союз, вряд ли могли представлять серьезную военную угрозу для существования Римской империи, которая обладала армией, насчитывавшей, по некоторым оценкам, 400 000 человек. Кроме того, недавно было высказано предположение, что существование подобных альянсов вообще маловероятно, и практически никаких перемен по сравнению с более ранним периодом существования Империи33 не было. Этот аргумент неубедителен, отчасти потому, что не оставляет нам других возможностей объяснить падение Империи, кроме как возросшим давлением на границах, которое сложно проследить, если положение дел оставалось таким же, как во времена Тацита. Согласно более убедительной трактовке тех же свидетельств, общая раздробленность племенных союзов была результатом напряженной работы римлян за границами Империи. Когда римляне отвлекались другими проблемами (обычно гражданскими войнами), франки и алеманны выдвигали более сильных лидеров и образовывали большие эффективные
31 Nuber (1993).
32 Drinkwater (1996).
33 Elton (1996), р. 15-44.
73
Гай Холсол
союзы. Римлянам приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы предотвратить подобное развитие событий34.
Как варвары управляли своими королевствами? Если и у императоров были проблемы с управлением, несмотря на то, что в их распоряжении были налоговая система, армия численностью 400 000 человек и 35-тысячный бюрократический аппарат, то насколько хуже дела обстояли у варварских королей? Вариантов было несколько. Часто говорится о сочетании двух типов правления: короля-военного лидера, пользовавшегося кратковременной, но практически неограниченной властью, и сакрального лидера, власть которого была более долгосрочной, но, вероятно, ограничивалась определенными сферами. Доказательства реального существования этих типов королевской власти очень ненадежны. Тем не менее, обе формы правления, по идее, были возможны. Сакральный король, контролировавший религиозную жизнь, подчинял своей власти местные сообщества, гарантируя им причастность к ритуальной сфере, и присматривал за иными повседневными потребностями. Военный лидер лично защищал или обеспечивал безопасность сообщества во время вооруженных конфликтов. Безусловно, стоило больших усилий сохранить власть второго типа за рамками кризисного периода, ее также было легко потерять, если дела шли плохо. Вероятно, комбинация двух типов лидерства существовала у бургундов в IV в., хотя свидетельства и здесь вызывают вопросы. Еще одним основанием для политического господства мог быть третейский суд. Местные сообщества могли включаться в более крупные политические образования через обращение к внешней, более могущественной силе, способной рассудить спор или вынести решение, которому обе стороны будут вынуждены подчиниться. Так, в IV в. римляне называли лидеров готской конфедерации нижнего течения Дуная «судьями». В других случаях, как во франкской или алеманнской конфедерациях, мы можем видеть множество мелких королей, которыми от случая к случаю управляет верховный правитель, когда римляне теряют контроль над ними35.
34 Heather (1994а).
35 О королевской власти у германцев см. в Wallace-Hadrill (1971), глава 1; James (1989) и Вормальд, глава 21 ниже. У бургундов см. у Аммиана Марцеллина, Res Gestae XXVIII.5.14; предостережение от принятия высказывания Аммиана за чистую монету см. в Wood (1977), р. 27. У готов см. в Wolfram (1975). У алеманов locus classicus см. у Аммиана Марцеллина Res Gestae XVI. 12.23-26.
74
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
Каковы были основы власти этих королей? Одной из них было богатство - богатство, обеспеченное римлянами. Предметы, изготовленные в Империи, высоко ценились в Barbaricum’’е, например, кельтскими королями накануне римского завоевания. Если лидеры имели возможность контролировать приобретение и распространение таких вещей через систему обмена дарами, то они получали мощное средство поддержания лояльности среди разрозненных сообществ, особенно если они могли обеспечить циркуляцию этих предметов среди соперничающих семей местной знати и натравливать их друг на друга. Римляне могли выплачивать значительные средства своим «друзьям» заграницами Империи, и эти дары играли важную роль в возникновении политической власти у варваров. Данный процесс можно проследить на территории, которую историки и археологи называют «Свободной Германией», к северу от римской границы по Рейну и на севере Британии. Таким образом, как мы говорили выше, римляне действительно могли играть главную роль в возникновении новых конфедераций, выплачивая крупную дань лидерам варваров с целью обеспечить их спокойствие в периоды гражданских войн в Риме (как часто бывало в III и IV вв.), что порой способствовало появлению верховных королей у варваров, когда римляне были заняты своими проблемами36. Власть можно было поддерживать также с помощью торговли. Например, в период поздней Империи мы становимся свидетелями создания торговых пунктов за границей Империи, таких как Лундеборг на о. Фюн, который был связан с поселением высокого статуса внутри страны в Гудме. Второй центр такого рода находился на другой стороне полуострова Ютландия в Данкирке37.
Подобная власть у варваров выглядит впечатляюще. Сразу за пределами Империи мы видим правителей, которые могли контролировать людские ресурсы и таким образом строить большие оборонительные объекты, привлекать искусных мастеров с целью создания собственных предметов роскоши и символов власти, подкреплявших их политическое могущество. Интересно отметить, что эти символы часто имели в качестве прототипа римские инсиг- нии: лексикон власти был одинаковым по обе стороны границы. Вдоль границы по верхнему течению Рейна, в местах расселения алеманнов мы встречаем несколько Hohensiedlungen (поселений
36 Heather (1994а).
37 О Гудме см. Nielsen (1994) и Хедигер, глава 18 ниже; о Данкирке см. Hansen (1989).
75
Гай Холсол
на холмах, городищ), в которых засвидетельствованы развитая ремесленная специализация и производство высокого качества. В северной Британии аналогичным поселением являлся Трапрейн Ло. Подобные «престижные» населенные пункты можно найти и в равнинных районах, таких как Геннеп, на территориях франков к югу от Рейна. Кроме того, во франкских землях были обнаружены свидетельства существования довольно масштабного, хорошо организованного металлургического производства38.
Вдоль имперских границ образовывались довольно большие и потенциально сильные королевства. Часть из них сильно зависела от отношений с Римом, но возможно, что к концу IV в. некоторые правители непосредственно на границе смогли создать собственную достаточно независимую и эффективную систему власти. Вполне возможно, что германцы, жившие в глубине «Свободной Германии», больше зависели от римских даров, которые предоставлялись им, чтобы держать под контролем приграничных королей. Роль римской власти в местных германских сообществах можно также проследить по частоте, с которой римские должностные знаки (такие, как наборные пояса) встречаются в качестве погребальных даров на больших кремационных кладбищах на родине саксов, - аргумент, который в равной мере может относиться и к определенным моделям брошей39. В целом, политическая карта варваров разыгрывалась по высоким ставкам, ставкам, которые римляне очень часто поднимали сами. На границах появились сильные варварские короли, которые могли установить свою власть над соседями, но политика варваров также в значительной степени зависела от продолжающегося эффективного функционирования Римской империи, подобно тому, как это было с обществом римских провинций. Что произошло бы, если бы империя перестала функционировать эффективно?
КОЛЛАПС ЗАПАДНОЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Ключевой датой для уяснения причин варварских миграций и коллапса Западной Римской империи является не 376 г., когда большое количество беженцев-готов появились в балканских про¬
38 О Hohensiedlungen см., например, в Steuer (1994); (1997). О Трапрейн Ло см. Feachem (1955-56); о Геннепе см. Heidinga (1994). О металлургическом производстве см. Broenewoudt и van Nie (1995).
39 О римском материале в кремациях в Нижней Саксонии см. Bölime (1974).
76
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
винциях Империи из-за политических беспорядков на их родине, главной причиной которых были гунны. И даже не 378 г., когда эти же готы нанесли катастрофическое поражение восточной римской армии в битве под Адрианополем. Недавно было высказано довольно убедительное предположение, что значение этой битвы сильно преувеличено. К началу 380-х гг. готы были остановлены, побеждены и расселены на Балканах, подобно многим другим народам до них40.
Решающим стал 388 г., когда был казнен император-узурпатор Магн Максим. После Максима ни один значительный император Западной Римской империи (за исключением некоторых малоизвестных и недолговечных узурпаторов) никогда не бывал севернее Лиона. Поражение, которое западной армии Максима нанесли войска Феодосия I, особенно в сочетании с еще более кровавой расправой над западными полками, совершенной войсками Феодосия во время борьбы с узурпатором Евгением в 394 г., имело катастрофические последствия для защиты региона, и после смерти Максима трудно проследить какую-либо реальную имперскую активность в Северной Галлии или Британии. Аристократы бежали на юг. Notitia Dignitatum - официальный список римских должностей - показывает, что к 418 г. ряд постов был переведен из Северной Галлии в Южную; около 395 г. столица Галлии была перенесена из Трира в Арль; в совете Галлии, созванном в начале V в., не приняли участия представители северных провинций Галлии. Империя не имела больше возможностей обозначать свое присутствие в Северной Галлии и Британии - на территориях, где, по всей видимости, разумно применяемый имперский патронаж был необходим для поддержания порядка - и результаты были удручающими. Археологические изыскания в этих регионах говорят о быстром исчезновении вилл римского типа, римских городов и, как и в Британии, римских ремесел (в Галлии они стагнируют, но не вымирают). Погребения свидетельствуют о весьма шатком положении местных властей. К северу от Луары римская цивилизация исчезла в течение жизни двух поколений41.
Это отступление повлияло и на варваров. В последний день 406 г. в Галлию вторглось огромное войско варваров, не из приграничных
40 См. об этом Burns (1994), р. 1-91.
41 Об отступлении на юг см.: Notitia Dignitatum Осс. XII.27. О Совете Галлий см. Loseby (1997), р. 52. Об археологических свидетельствах краха римской цивилизации в Британии см. Esmonde Cleary (1989), р. 131-161. О северной Галлии см. Halsall (1995b), р. 219-228, 249-251.
77
Гай Холсол
королевств, чьи правители в любом случае продолжили получать поддержку от римлян и после того, как те отступили за Рейн, а из народов, проживавших дальше в Barbaricum'е: вандалов, свевов, аланов, за которыми последовали бургунды. Вероятно, это были группы, в которых политическая власть сильнее зависела от подношений римлян; их прекращение, в сочетании с появлением новых источников политической власти с востока, т.е. гуннов, привело к потере некоторыми группами власти и их перемещению в поисках своего счастья в Империю 42. В конечном итоге ими было основано Королевство свевов в северо-западной Испании, возможно, путем соглашения с римлянами, и Королевство вандалов в Северной Африке, которое, вероятно, было единственным варварским государством, созданным, в основном, за счет завоевания имперских территорий.
Внутри Империи гражданские войны 390-х гг. привели к образованию другой опасной политической группировки, члены которой были варварами по происхождению - готов Алариха. Недовольные смещением узурпатора Евгения, ущемлявшиеся такими людьми, как Стилихон, советник малолетнего императора Гонория, они захватили Рим в 410 г. В итоге, римляне поселили готов в Аквитании, где они основали свое королевство. Расселение готов в Аквитании остается предметом дискуссий43 44. Зачем было селить их так далеко в Галлии? Ответ прост. С начала V в. фактической границей в Галлии был не Рейн, а Луара, поэтому аквитанские поселения готов, или a fortiori44 бургундов в Савойе, или аланов в Орлеане, можно считать приграничными45. Северная Галлия и Британия были предоставлены сами себе.
Здесь мы можем вновь обратиться к различиям между сообществами в римских провинциях. В Аквитании, где местное общество легче поддавалось управлению без прямого участия римлян, расселение готов произошло более или менее гладко, по крайней мере так было до 450 г. Здесь у власти остались те же семьи, что контролировали ее до прихода готов; и, возможно, дольше, чем где-либо еще, римское общество и культура продолжили свое существование46. На севере коллапс имперской системы управления
42 Heather (1995).
43 Burns (1994), р. 247-279; Thompson (1956).
44 a fortiori (лат.) - тем более, особенно. - Примеч. науч.ред.
45 О сущности варварских расселений см. продуманное обобщение с разъяснением в Wood (1998).
46 Stroheker (1948); Mathisen (1993).
78
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
привел к анархии. Здесь не произошло плавной передачи власти; не существовало независимых местных источников для установления новой действующей социально-политической иерархии. Политический вакуум был заполнен новыми авторитетами. На Галлию вплоть до Луары и Альп свою власть распространили франки и алеманы, часто действовавшие рука об руку с местными римскими военными предводителями, которым оказывали поддержку47.
В Британии вожди, а возможно, короли, западных горных регионов, вероятно, получили власть наподобие той, что была у германских приграничных королей (очевидно, что их городища на холмах очень напоминают Hohensiedlungen алеманов). Распространение римского военного снаряжения в конце IV в. охватывало только равнинные районы Британии, поэтому вероятно, что римская администрация покинула северную и западную части острова в конце IV в. - возможно, при узурпаторе Магне Максиме. Если дело обстояло таким образом, то защита этих территорий могла быть передана местным вождям; и не удивительно, что Максим часто фигурирует в легендах о происхождении валлийских династий. Вполне вероятно, что эти правители, власть которых практически не пострадала от ухода римлян, были втянуты в политическую борьбу на равнинных территориях. Не исключено также, что к концу V в. влияние франков перешагнуло Ла-Манш и распространилось на Кент. В этих обстоятельствах действовали плохо сохранившиеся в памяти, полулегендарные романо-британские вожди Амброзий Аврелиан и Вортигерн, а, возможно, даже и Артур. С тем же контекстом связан рассказ о приглашении саксов в восточную Англию в качестве союзников - скорее, в район к северу от устья Темзы, чем в Кент (хотя именно кентские короли присвоили себе легенду), и сама англосаксонская экспансия, распространение власти англосаксов над равнинной западной частью острова, происходившее в условиях конкуренции с королями бриттов48.
В Северной Галлии ситуация очень напоминала ту, что сложилась в равнинной части Британии, к 500 г. ситуация здесь настолько накалилась, что из-за междоусобных столкновений и
47 James (1988а), р. 67-71; (1988b).
48 Описание распространение железных изделий военного назначения в Британии см. в ВоЪте (1986), р. 492. О Магне Максиме как «Максене Вледиге» в валлийских генеалогиях и окологенеалогической традиции см. Alcock (1971), р. 96-8. О постримских городищах см. Rahtz (1982-83); Alcock (1988); (1992). Об археологии и приглашении саксов в качестве союзников см. Chadwick-Hawkes (1989).
79
Гай Холсол
внешних войн количество претендентов на власть сократилось до двух основных групп - франков на севере и юго-западе и бургундов на юго-востоке. Подобное развитие событий также вероятно для Англии, как и популярная в настоящее время теория о распаде ее территории на множество мелких королевств49. Третий вариант развития событий, при котором местные социальные иерархии были достаточно стабильны, чтобы население могло осуществлять самоуправление, даже когда власть Империи исчезла, подобно тому как это произошло в Северной Галлии и Британии, может быть рассмотрен на примере Испании. Существуют свидетельства того, что здесь, возможно, до конца VI в. местная аристократия продолжала самостоятельно управлять своими территориями, независимо от римских чиновников и правителей варваров50. Поэтому те процессы, в результате которых западные провинции Империи стали независимыми королевствами, не были простым следствием широкомасштабных варварских миграций. В некотором смысле нам действительно лучше вернуться к термину «вторжение» , чтобы описывать ситуации захвата политической власти небольшими группами воинов. В некоторых регионах, таких как земли вдоль Рейна или в Восточной Англии, за этими воинскими отрядами следовало значительное количество переселенцев, их жен и детей, но чаще варвары захватывали власть, когда их лидеры оказывались во главе местного провинциального общества и политики. Рассмотрением этого вопроса мы и закончим главу.
МЕСТНОЕ СООБЩЕСТВО,
ЭТНИЧЕСКАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ И ВАРВАРЫ
К 500 г. все провинции Западной Римской империи превратились в варварские королевства - франков и бургундов в Галлии, остготов в Италии, свевов и вестготов в Испании, вандалов в Северной Африке, англосаксов и бриттов в Британии. Их образование стало результатом не массовых военных атак варваров и прямого
49 Данная модель наиболее четко описана в Bassett (1989).
50 Документальное подтверждение военных возможностей испанской аристократии см. Идаций «Хроника» 81[91], 179[186]; Иоанн Бикларийский «Хроника» 36, 47; Исидор Севильский «История готов, вандалов и свевов» 45. Дискуссию о них см. в Collins (1980); (1983), р. 44-5; Thompson (1976); (1977). См. также Барберо и Лоринг, глава 7 ниже. Археология свидетельствует о непрерывном существовании вилл вплоть до V-VI вв. См. об этом кратко Кеау (1988), р. 202-17.
80
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
завоевания территории Римской империи, но крушения в последней четверти IV в. римских политических структур, которое выявило слабость власти Рима на местном уровне.
В регионах, где все зависело от присутствия римской администрации, произошло драматическое крушение системы управления, и население стало искать новые источники местной власти. К 500 г., хотя многие римские идиомы власти продолжали существовать, властное положение стало демонстрироваться при помощи элементов материальной культуры, которые прямо указывали на ее неримские, варварские источники, особенно на недолговечную дунайскую готско-гуннскую империю Аттилы. Король франков Хильдерик, умерший около 480 г., был похоронен с римскими символами власти, такими как брошь-фибула и кольцо-печатка, но в то же время его могила содержала и золотые, инкрустированные гранатом украшения, обнаруживавшие влияние дунайской культуры51. Дальнейшее существование Римской империи в IV в. зависело от ее способности поддерживать власть на местах. Она утратила эту способность после 388 г. и никогда больше не смогла ее восстановить, поэтому население стало искать поддержки где придется. Некоторые отряды варваров находились на территории империи и могли стать альтернативными центрами власти, особенно если в их руках оказывалось управление той или иной провинцией; другим центром власти были могущественные короли варваров на границах Империи, которые имели достаточно сил, чтобы распространить власть на северные провинции Империи, а также могли предоставить поддержку местным администрациям, когда иной альтернативы не существовало.
Мы должны «вернуть» провинциалов в историю периода конца Империи и начала создания варварских королевств. Мы не можем далее рассматривать их как пассивную и беспомощную массу или, подобно выдающемуся исследователю поздней Римской Империи А.Х.М. Джонсу52, считать их безразличными наблюдателями смены имперской власти на власть варваров. Нам также не следует полагать, что сенаторская аристократия Галлии, Испании или Италии делила властные полномочия с варварами только для обретения защиты. Некоторые испанские аристократы пытались противостоять наступлению вандалов в Пиренеях и, по общему признанию, потерпели поражение, но продемонстрировали, что
51 О могиле Хильдерика см. James (1988а), р. 58-64, и Halsall (1995а).
52 Jones (1964), р. 1058-64.
81
Гай Холсол
они могут собрать вооруженные отряды53. Аристократы Южной Галлии набирали в своих землях отряды как против готов, так и для них, сформировав в итоге значительный компонент готского войска. В Южной Испании такие аристократы сохраняли свою политическую независимость в течение многих десятилетий54, поэтому собственно стремление к защите не может служить объяснением. Вновь прибывшие обеспечивали средства, с помощью которых сенаторская аристократия могла поддержать свое положение среди равных, а также сохранить свое превосходство в местных сообществах. Кроме того, хорошо известно, что важным средством сохранения своего статуса было присвоение церковной власти, но нецерковные, военные и бюрократические средства были в количественном отношении гораздо более важными, хотя и неоправданно игнорировались историками55. В 507 г. франки разбили вестготов в битве при Вуйе56, и в течение десяти лет или около того вытеснили вестготов из их королевства в Аквитании. В результате аристократы Южной Галлии были оттеснены от центра политической власти, но вскоре они нашли новый ее источник, поступив на службу к королям франков, чтобы иметь свободу выбора.
В других регионах, как в Северной Галлии и Британии, обращение к варварам-чужакам было еще актуальнее для сохранения власти на более низовом уровне. Здесь население широко перенимало этническую идентичность пришельцев, подобно тому, как это происходило на Иберийском полуострове после политического хаоса середины VI в. К 700 г. фактически все, кто жил к северу от Луары, считались франками, к юго-востоку - бургундами, в Испании - готами; в равнинной части Британии - англосаксами. Чтобы найти римлян, необходимо было отправиться в Италию. Куда же в итоге делись римляне? Найти ответ на этот вопрос было проблематично даже в 700 г. Чтобы объяснить очевидное исчезновение римлян, франкские и англосаксонские писатели были вынуждены выдумать истории о массовых убийствах и изгнаниях коренных римлян, хотя в Галлии проблема была вдвойне серьез¬
53 Об аристократах, удерживавших перевалы в Пиренеях, см. Орозий «История против язычников» VII.40.5-10.
54 См. примеч. 47, выше, и Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
55 Heather (1994b), р. 177-197.
56 См. Гербердинг (1987), р. 41, с предположением о том, что битва Campus Vogladensis имела место не при Вуйе, как обычно считается, а при Вулоне.
82
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
ной, поскольку приходилось искать объяснение тому, как в этой ситуации римляне умудрились сначала научить франков латинскому языку57.
Мы говорили в начале этой главы, что понятия «римлянин» и «варвар» не имели четкого определения. Это нашло свое выражение столетия спустя после падения Римской империи. В остготской Италии правителей-готов почти никогда не называли варварами; варварами были иноплеменники, даже другие готы! С другой стороны, в королевстве бургундов термин «варвар» активно использовался бургундами для самоопределения. В Галлии дихотомия римлянин/варвар применялась для описания христиан-католиков в противовес еретикам и язычникам. В конце VIII в. скучающий баварский писец смог перевернуть старые представления с ног на голову и написать (на латыни!) «Римляне - глупы; бавары - мудры»58.
Новые политические идентичности готов, франков, бургундов, англов и саксов могли быть переняты без умаления их достоинства. В новых королевствах это было особенно верно для военной элиты данных народов - тех вооруженных воинов, которые называли себя готами, саксами и т.д. и которые обладали военной и политической силой. Как продемонстрируют последующие главы, часто имело место разделение функций: варвары воевали; римляне платили налоги, поэтому, сделавшись варваром, можно было получить освобождение от налогов. В постримских законодательных кодексах «варварская» часть населения часто получала юридические привилегии, что было еще одной причиной перенять варварскую этническую идентичность. Даже Григорий Турский, представитель сенаторской аристократии Южной Галлии, имел дядю с материнской стороны по имени Гундульф, варварское имя которого могло быть следствием службы при австразийском франкском дворе. Возвращаясь к местным сообществам, мы можем отметить, что принятие новой этнической идентичности могло стать важным козырем в борьбе с соперниками за власть и влияние, особенно
57 См., например, Беда, НЕ I, особенно. 1, 34. Маргиналия на полях манускрипта IX в. Liber Historiae Francorum добавляет к сообщению VIII в. пояснение о том, что римляне были уничтожены после того, как научили франков латыни. См. об этом James (1988а), р. 237.
58 Об отношении готов к термину «варвар» см. Ашогу (1997), р. 50-85. Об отношении бургундов к термину «варвар» см. Wood (1990); Ашогу (1993), р. 1-28. О баварской маргиналии см. Musset (1975), р. 190.
83
Гай Холсол
в ситуации, когда люди находились в поисках нового источника власти59.
Как можно было стать варваром? С помощью имени, как показывает случай с Гундульфом. Иногда встречаются упоминания о людях с двойными именами - одним римским и одним варварским, что демонстрирует этот процесс в действии. Другим путем могло быть приобщение к материальной культуре. В новых зарождающихся политических образованиях постримского Запада стиль одежды и предметов обихода имел большое значение для демонстрации политических связей, о чем свидетельствуют формы брошей и других предметов, найденных в ходе археологических раскопок. Другие, менее подтвержденные археологически черты, такие как вид прически, также могли использоваться, о чем упоминается в некоторых источниках60. Однако эффект не везде был одинаковым. В Британии к 700 г. сменился язык; в иных регионах влияние языка варваров было гораздо меньшим, даже если под их воздействием, тем не менее, разительно менялась этническая принадлежность населения. Почему так происходило? Было ли дело в численности варваров, как обычно считается до сих пор? Или она не имела значения? Изменения в языке могут происходить и происходили под влиянием очень небольших групп мигрантов61. Это отличный довод, однако он не выдерживает тщательной проверки, поскольку, как и многие другие теории, касающиеся ранней англосаксонской истории, носит единичный характер. Франки, готы, бургунды имели такое же, если не большее, политическое и военное влияние, но не изменили местный язык, за исключением регионов вдоль Рейна. В то же время аргументы, которые объясняют лингвистические изменения в равнинной Британии, как и отсутствие подобных перемен на континенте, большим количеством прибывших англосаксов, также слишком примитивны. Нам необходимо рассмотреть другую сторону медали - силу местной идентичности. В тех регионах, где переход власти к варварам был
59 О разделении труда см. Goffart(1980); (1982); Moorhead (1994), р. 71-5; Halsall (1995b), р. 26-32; Amory (1997), р. 46-85, 91-108. О Гундульфе см. Григорий Турский Hist. VI.11.
60 Об именах см. Amory (1997), рр. 86-91, 97-102, и далее. Об археологических находках см. Halsall (1995а), р. 56-61. О процессах интеграции варваров в бывших провинциях Империи и образовании новых социальных и политических групп и идентичностей см. статьи в Pohl (1997); Pohl and Reimitz (1998); Pohl, Reimitz and Wood (2001).
61 Higham (1992), p. 189-208; M.E. Jones (1996), p. 39.
84
ГЛАВА 2. Варварские нашествия
наиболее плавным, таких как Южная Галлия, Италия и Испания VI в., римская идентичность, особенно среди аристократов, имела большое значение, была источником гордости, которую можно было обратить против выскочек, варваров и их приспешников. Не удивительно, что здесь никто не отказался от родного языка, хотя, как мы видели, многие изменили свои имена. Чтобы изменить ситуацию в Испании и Италии, потребовались войны, политическая дезинтеграция середины VI в. и фактическое исчезновение старой римской аристократии. Ситуация в Аквитании не менялась до VIII в.; аквитанцы так никогда и не стали франками. Вместо этого, начиная с VII в., многие из них все чаще предпочитали становится басками или «гасконцами». Причины подобных этнических перемен, скорее всего, близки к тем, которые мы обсуждали выше, говоря о Британии и Северной Галлии. Отстранение от политической власти и невозможность принимать участие в ее отправлении означало конец системы патронажа. Разочарованные соперники в борьбе за местную власть искали поддержку и перенимали ту идентичность, которая давала доступ к непосредственной и более эффективной военной силе, а именно у басков, которые нападали на Южную Галлию как минимум с середины VI в.62
На севере, как можно было заметить, римская идентичность значила гораздо меньше, поэтом в Северной Галлии смена этнической идентичности на более «выгодную» франкскую к 600 г. получила широкое распространение. В равнинной части Британии, как и в прирейнских областях, ситуация, по всей видимости, была еще более экстремальной. Не исключено, что латинский язык и римская идентичность здесь заменялись на двойную: бриттскую политическую идентичность, что помогало устанавливать связи с бритскими правителями из горной части страны, и англосаксонскую идентичность, которая обеспечивала связи с восточными пришельцами. Латинская культура здесь не имела шанса выстоять и быстро исчезла после 388 г. Вполне возможно, что англосаксонских мигрантов было больше, чем франков в Галлии. На континенте погребальные обряды с родины варваров-германцев не фиксируются или почти не фиксируются археологией постримских королевств, но традиция кремации, которую англосаксы переняли в Северной Германии, продолжала существовать в равнинной Британии. Тем не менее следует признать, что распространение
62 О басках и Аквитании см. James (1977), р. 3-27; Rouche(1979); Collins (1984); (1986).
85
Гай Холсол
этой традиции могло также быть следствием слабости местной бриттской идентичности. Необходимо отметить еще, что многие англосаксы (как и их собратья на континенте) переняли возникшую в поздней Империи и продолжившую свое существование в постримский период общую провинциальную традицию помещения в погребения значительного количества даров. В связи с этим нет необходимости ссылаться на большое количество мигран- тов-варваров, чтобы объяснить даже радикальные перемены в культуре. Мы должны учитывать слабость местной культурной традиции и силу приходящей.
В этой главе мы предположили, что последующее изучение варваров и их роли в переменах, которые имели место в период с конца IV по VII вв., должно проводиться с использованием новых подходов. Мы увидели, что миграции варваров были результатом краха Римской империи, а не наоборот; что образование пост-римских королевств необходимо рассматривать как часть истории римских провинций; что перемены, которые произошли в этот период - создание этих королевств и новых идентичностей, - должны восприниматься как результат инициативного, осознанного решения многих людей в условиях борьбы и конфликтов внутри местных сообществ, потому что в этот, как и во многие другие периоды истории, мы не только должны вернуть социальную историю в политическую, но и политическую историю в социальную, а прежде всего нам следует вернуть самих людей в историю.
86
ГЛАВА 3
ИСТОЧНИКИ И ИХ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Гай Холсол
Прошлое, как часто говорят, создается настоящим. То, как мы сегодня видим раннее Средневековье, очень отличается от того, каким оно представлялось в 1911 г., когда вышел первый том первого издания «Кембриджской истории Средних веков»г. Это различие в значительной степени проистекает из различия в подходах, с помощью которых мы рассматриваем раннесредневековый период. В них можно выделить два аспекта: во-первых, доступные нам источники; во-вторых, то, как историки смотрят на прошлое. Со времени первого издания «Кембриджской истории Средних веков» оба стали радикально иными. Подходы историков к письменным источникам изменились во многих отношениях и на нескольких уровнях анализа1 2. Кроме того, письменные источники больше не считаются единственными, а в некоторых случаях - даже самыми красноречивыми свидетельствами раннесредневекового прошлого. Нам стали доступны новые свидетельства, а значит, и новые подходы. Кроме того, чтобы снабдить новичков в истории раннего Средневековья кратким обзором западноевропейских источников, на которых основываются другие главы этого тома (с некоторыми упоминаниями источникового материала с Востока)3, в этой главе также будет представлен краткий анализ способов изучения этих свидетельств и варианты вопросов, на которые они могут или не могут дать ответ.
1 Linehan (1982) о подоплеке издания.
2 Bentley (1997).
3 Обзор источников этого периода см. Buchner (1953) и Levison (1952) также имеет большую ценность. Van Caenegem (1997) представляет собой незаменимый инструмент для исследований, Buchwald, Hohlweg и Prinz (1991) полезны в этом же отношении. См. также Dekkers (ed.), Clavis Patrum Latinorum; Berlioz et al. (1994). Delogu (2002) - превосходная работа, которая содержит полезную библиографию работ на английском языке.
87
Гай Холсол
ОТНОШЕНИЕ К ИСТОРИИ И ЕЕ ИСТОЧНИКИ4
В 1911 г. подходы к изучению истории раннего Средневековья основывались на традициях позитивистского эмпиризма, получившего развитие в XIX в. По сути, это означало, что историки интересовались восстановлением точных фактов, которые затем использовались для написания политической истории и истории различных учреждений. В атмосфере набирающего популярность национализма изучение истории часто превращалось в поиск истоков отдельных наций и связывалось с выявлением их вклада в развитие политических институтов своего времени. Отношение к источникам полностью определялось тем, как они могли использоваться для этой цели. Такие произведения, как жития святых, часто игнорировались как глупые рассказы для доверчивых или отметались как более поздние подделки, если они не подтверждали того, что считалось правильным историческим повествованием. Некоторые тексты были полностью исключены из корпуса раннесредневековых источников по аналогичным причинам. В семь томов «ScriptoresRerumMerovingicarum» («Писатели деянийМеровин- гов»), изданных в составе «Monumenta Germaniae Historica» - великого проекта, основанного в начале XIX в.5, целью которого была публикация средневековых текстов6, - не вошло большое количество житий древних мучеников, написанных в меровинг- ской Галлии. Эти труды просто не рассматривались как имеющие отношение к истории ранней франкской Галлии, потому что они ничего не сообщали (по крайней мере явно) о событиях большой политики своего времени. Раннесредневековые писатели оценивались по их достоверности: в какой степени им можно было доверять, чтобы рассказывать о событиях, как они происходили на самом деле. Авторы панегириков (хвалебной поэзии), такие как Венанций Фортунат, отклонялись как «своекорыстные льстецы»7.
В начале XX в., по мере развития истории как академической дисциплины, изменилось само отношение к ней и, как следствие, к источникам, на основании которых она писалась. Самым зна¬
4 Bentley (1997) содержит наиболее полное обсуждение путей развития историографии в XX в. О Средневековье см. замечательную главу, написанную Julia Smith (1997).
5 Начало издательского проекта «Monumenta Germaniae Historica» принято датировать 1819 г. - Прим, науч.ред.
6 Knowles (1963), р. 65-97 об истории Monumenta.
7 Dill (1926).
88
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
чительным шагом вперед стало появление Школы «Анналов», основанной французскими историками, среди которых был Марк Блок, изучавший раннее Средневековье. Если говорить кратко, то «анналисты» хотели уйти от политической истории, которую один из великих представителей движения Фернан Бродель образно описал как поверхностные волнения, пену на гребнях волн истории8. Вместо этого «анналисты» стремились раскрыть способы взаимодействия человека с великими силами климата и естественной среды, которые, как считалось, задавали основные условия для действий человека. Они ратовали за «тотальную историю» : ничто не должно было ускользнуть от внимания историка. Любое свидетельство, письменное и неписьменное (например, данные археологии и ландшафта), должно было быть рассмотрено на предмет того, что оно могло сообщить современным исследователям о жизни и опыте людей прошлого. Излишне говорить, что в этом контексте отношение к источникам резко изменилось. Перестало иметь значение, мог ли источник рассказать что-либо о политике. Источники, игнорировавшиеся до сих пор как сборники сказок, теперь с готовностью изучались как важные средства постижения представлений о мире и способов мышления («mentalités») разных периодов. Подобный подход открыл ворота для новых типов истории и для изучения источников, которые прежде считались не заслуживающими внимания. Это изменение также было связано с влиянием марксизма на изучение истории, которое благодаря поиску материалистических причин исторических изменений, включенных не только в политическую динамику, означало, что для получения информации об изменениях в обществе, изучался более широкий спектр источников.
Интерес к «mentalités» означал, что даже на политическую историю можно было взглянуть по-новому. Источники теперь изучались не ради фактов, относящихся к большой политике или учреждениям, но для того, чтобы пролить свет на практики политики: правила игры, так сказать. Как люди договаривались о власти? Учреждения перестали выглядеть как конкретные объекты, существующие сами по себе, но стали рассматриваться как нечто гораздо более изменчивое, определяемое взаимодействием людей, а не просто управляемое ими. В свою очередь, это также означало, что то, как письменные источники представляют результаты поли¬
8 Braudel (1972), р. 21.
89
Гай Холсол
тических взаимодействий и развития учреждений, представляло большой интерес, показывая, как власть воспринималась и передавалась. Это отчасти было связано с влиянием таким мыслителей, как Мишель Фуко, которые предложили свои теории власти и ее действия9. Таким образом критика источников была поднята на новый уровень, чтобы установить, как сами тексты функционировали в качестве стратегий властвования. Стандартный набор критических вопросов о том, почему автор написал своей текст, в каких обстоятельствах он это сделал, для кого и для чего, получил новые измерения. Какими стратегиями пользовался автор, чтобы донести до читателя его (или иногда ее) точку зрения?
Постоянно растущий интерес к текстам как таковым, а не к их содержанию, привел в 1960-х гг. к так называемому «лингвистическому повороту» - влиянию критических теоретиков и философов языка на изучение истории10. Рискуя чрезмерным упрощение, можно сказать, что это соответствовало попыткам некоторых писателей в рамках широкого теоретического направления, обычно называемого постмодернизмом, утверждать, что традиционные попытки познать прошлое на основе письменных источников в конечном счете обречены на провал. С этой точки зрения, прошлое не существует как объективная реальность, отдельная или отделимая от ее описания в письменных источниках. То, что может казаться реальностью, «описанной» в тексте, опосредовано языком, определяемым конкретными обстоятельствами и происхождением автора, а также структурами власти и взаимоотношениями его времени, равно как и целями самого автора. Поэтому философия языка и психоаналитические теории обладали исключительно большим влиянием в рамках таких подходов к тексту. Язык всегда имеет определенные ограничения; он не может быть тем, что он описывает, и поэтому не может точно воссоздавать свой предмет. Следовательно, каковы бы ни были намерения автора (если их вообще можно восстановить), текст всегда может иметь больше одного значения или толкования, как для современников его создания, так и для последующих читателей. Некоторые из его прочтений, конечно же, могут полностью противоречить тому, которое предполагалось автором изначально. Это может работать в двух направлениях: значение текста могло
9 См., например, Mann (1986); Runciman (1989); Foucault (1994).
10 Превосходное обсуждение, относящееся к раннесредневековым источникам, см. Fouracre (1990); см. также Pohl (2001).
90
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
быть «искажено» некоторыми его читателями либо же сочинения, предназначенные исказить реальность, могли, тем не менее, подгоняться под преобладающие способы восприятия мира. В этом смысле текст и его значение создавались читателями в той же степени, как и писателями. Более того, в настоящее время исторические исследования в равной мере определяются окружением и насущными интересами современного историка. Вместо того чтобы являться результатом проверки теории с помощью фактов для дальнейшего познания прошлого, прошлое существует только в современных предубеждениях и постоянно формируется ими. Тексты прошлого и сочинения настоящего становятся в какой-то степени неотделимы друг от друга. Реальность прошлого, которое историки стараются описать и, что более важно, объяснить, становится химерой.
Эта теория оказала определенное влияние на историю раннего Средневековья, хотя многие современные историки, изучающие данный период, относятся к ней с некоторой враждебностью (обычно, необходимо признать, по причине плохого знакомства с ней). Тем не менее теоретические подходы «лингвистического поворота» иногда бесполезны применительно к этому периоду. С одной стороны, такие теории обычно предполагают уверенность в аутентичности текста, что, как мы увидим, не всегда возможно в случае с источниками с V по VIII в. Более того, границы между сравнительно новыми теоретическими подходами и теми, которыми пользуется большинство нынешних историков, наделе гораздо менее четкие, чем можно себе представить. Современные исследователи раннего Средневековья в большинстве своем согласятся с тем, что прошлое существует только опосредованно, через тексты, оставленные им после себя, что авторы этих текстов (как мы увидим) редко просто «рассказывали, как это было» и что тексты имеют многослойные смыслы. В любом случае, историки раннего Средневековья уже давно привыкли рассматривать этот период сквозь призму разнообразных подходов, которые неизменно служат его постижению и преобразуют его: это касается как самих источников, так и тем конструктов, что появились в ходе работы историков предыдущих поколений. Споры, по существу, ведутся о том, в какой степени возможно восстановить обстоятельства, в которых действовали люди в прошлом. В 2005 г. большинство исследователей раннего Средневековья, наверное, согласится, что тексты, созданные в этот период, все еще возможно использовать для рассказа о прошлом.
91
Гай Холсол
Предполагая, что их создатели действовали осознанно и преднамеренно в ситуациях и отношениях, которые составляли для них объективную реальность (и принимая во внимания социальную теорию таких авторов, как Бурдьё и Гидденс11, которые показали, что действия человека не только обусловливаются структурой общества, но и составляют ее), мы можем использовать их произведения, даже учитывая приведенные выше замечания, чтобы заново описать эти ситуации и отношения. Раннесредневековые тексты и их содержание существуют независимо от того, беремся ли мы изучать их или нет. Хотя способ их прочтения, как было кратко изложено выше, значительно изменился в соответствии с проблемами и научными дискуссиями настоящего времени, в целом все еще возможно оценить различные интерпретации раннесредневековых источников на основе того, до какой степени они подтверждаются этими текстами. С точки зрения историографии, не все прочтения текстов одинаково обоснованы. Тем не менее, так называемая постмодернистская теория оказала благотворное влияние на дальнейшее усовершенствование способов, которыми изучаются тексты и их создание, что вызвало интерес к авторским стратегиям, интертекстуальным перекрестным ссылкам и к возможностям сатиры и иронии12; она также заставила современных историков задуматься о том, что и как они делают.
СОЗДАНИЕ, РАСПРОСТРАНЕНИЕ, СОХРАНЕНИЕ И РЕДАКТИРОВАНИЕ ТЕКСТОВ
Для понимания текстовых источников раннего Средневековья необходимо повторить — вероятно, очевидное - утверждение о том, что их создание не являлось случайным. Это было дорогостоящее предприятие. Папирус был дорогим, потому что его необходимо было привозить в Западную Европу, что стало гораздо сложнее делать после захвата арабами Египта в 640-х гг., хотя, как давно известно, это, скорее всего, не имело решающего значения для перехода от папируса к пергаменту (обработанной коже различных животных: телят, козлят, овец)13. В любом случае, в некоторых регионах на Западе продолжали использовать папирус, но важнее
11 Bourdieu (1977); Giddens (1984).
12 Goffart (1988); Halsall (2002).
13 Dennett (1948).
92
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
то, что культурный сдвиг к использованию пергамента шел полным ходом еще до арабских завоеваний и происходил как на Востоке, так и на Западе. Классические тексты на папирусе создавались в виде свитка. Это делало копирование или создание заметок во время чтения очень неудобным, поэтому на смену свитку пришел кодекс (книга), который было легче изготовить из пергамента. Четыре листа складывали пополам и сшивали посередине (перпендикулярно к сгибу). Первоначальный сгиб (по верхнему краю) затем разрезали, получая книгу из 16 листов (фолио), сфальцованных в переплете. Пергамент был также более прочным материалом (что давало ему дополнительное преимущество в связи с ростом в этот период потребности в сохранности юридических документов) и мог быть использован повторно. Записи на пергаменте можно было удалить с помощью пемзы и писать на нем снова. К счастью для историков, чернила, которыми были написаны более ранние тексты, обычно выступают на поверхность, и их зачастую можно разглядеть, особенно при помощи разнообразных современных технологий. Рукописи с более чем одним текстом, написанным поверх другого, называются палимпсестами. Некоторые важные источники, например, самые ранние вестготские законы, известны в основном благодаря их сохранению в виде палимпсестов. Тем не менее пергамент также был чрезвычайно дорогим материалом.
Для создания даже относительно небольшой книги требовалось забить целое стадо животных. Стоимость писчего материала влияла на то, что сохранялось, при этом соображения полезности имели первостепенное значение. Прежде всего религиозные учреждения нуждались в библейских и экзегетических текстах и литургической литературе - молитвенниках и служебниках. В связи с этим сочинения, возможно, более интересные современному историку, чем многочисленные евангелия или служебники, были утрачены просто потому, что они не имели значительной практической ценности. С другой стороны, начиная с VII в. все более важным стало сохранение хартий и других правовых актов, удостоверяющих владение землей и привилегиями, поэтому значительное количество подобных записей, имеющих большое значение для социальной и экономической истории, сохранилось.
Если даже первоначальное написание текста должно было быть тщательно обдуманным начинанием, то и его последующее копирование писцами также не было простым актом дублирования. Средневековые писатели играли активную роль в передаче инфор¬
93
Гай Холсол
мации, содержащейся в их источниках. Разумеется, при копировании оригинала переписчики могли допускать ошибки14, но они не видели ничего предосудительного ни в исправлении или пропуске того, что они (возможно, ошибочно) считали неверным или неподходящим для читателей, ни во включении своих собственных дополнительных сведений, которые, по их мнению, увеличивали ценность источника; при этом обычно факт интерполяции никак не афишировался. Эти процессы имеют двойственное значение для исследователя раннего Средневековья. Поскольку первоначальный текст источника крайне редко сохраняется, установление того, что изначально написал его автор, может превратиться в крайне запутанную и сложную задачу. Современные исследователи обычно работают с копиями, часто с копиями, сделанными с копий. Иногда воссоздание наиболее ранней версии текста может быть относительно простым. Так, существует несколько хартий VII в. и более поздних периодов, которые сохранились в оригинале. То, что изначально написал Беда в «Церковной истории», легко установить, поскольку сохранились манускрипты, которые если и не являются автографом (от греческого «написанное самим» : собственноручный авторский рукописный текст) самого Беды, то представляют собой, вероятно, непосредственные копии этой первоначальной версии. Таким образом, в этом случае мы, кажется, находимся в одном шаге от оригинального текста. Противоположная ситуация сложилась с «Pactus Legis Salicae» - «Салической правдой», наиболее ранним из известных сборников законов франков. Она сохранилась во множестве рукописей, которые содержат более 80 значительно отличающихся друг от друга версий, ни одна из которых не создана позднее чем через двести лет после первоначального издания, которое имело место в конце правления ХлодвигаЦок. 481-511 гг.). В результате редактирование ее текста было чрезвычайно долгим и болезненным процессом. Общепринятая редакция является значительным достижением, несмотря на неоднозначные обстоятельства ее появления, но тем не менее она не может считаться ничем иным, как наиболее обоснованным предположением редактора о первоначальном содержании текста. Его точные детали до сих пор являются предметами дискуссий15.
14 Например, переход с одного места, где появляется то или иное слово, на другое ниже на странице, где оно снова встречается, приводил к пропуску текста между ними.
15 Callander Murray (1983).
94
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
Стремление установить, что автор написал изначально, безусловно, имеет большое значение для современной науки. Если, например, кто-то интересуется вопросом о том, как Григорий Турский относился к тому или иному событию или аспекту политики или социальной структуры своего времени (конец VI в.), важно работать с текстом, наиболее близким к его первоначальному варианту его сочинения. Однако научное издание средневековых трудов с целью максимально возможного воссоздания оригинальных текстов было в значительной степени обусловлено позитивистскими взглядами историков XIX в., заинтересованных в основном, как мы уже видели, в установлении надежных «фактов». Вторая проблема, связанная со сложностями передачи текстов, заключается в том, что сосредоточение внимания на первоначальных версиях может привести к пренебрежению или, по крайней мере, принижению значения заметок и изменений, внесенных позднейшими переписчиками, которые, как уже отмечалось, также активно участвовали в процессе передачи информации последующим поколениям. Такие копии, хотя часто их пренебрежительно называют «испорченными», недостоверными или, в устах вежливого историка, «интерполированными», могут иметь существенное значение для выявления интересов и позиций писателей последующих эпох. Например, в начале VII в. «Десять книг историй» Григория Турского были урезаны и сжаты до «Истории франков» в шести книгах, в основном за счет опущения того, что сегодня считается наиболее интересными местами в труде Григория: это рассказы о святых, чудесах и знамениях и незначительных местных событиях. Кроме того, что эта версия послужила причиной путаницы (поскольку ее сочли первоначальным черновиком произведения Григория, позже расширенного до версии из десяти книг16), она заслуживает гораздо большего внимания, нежели то, которое некогда ей уделили в качестве «самостоятельного» сочинения. Ее текст имеет большое значение для изучения исторических интересов, а через них и политической ситуации в начале VII в. Версия из шести книг копировалась в Средние века гораздо чаще, чем десятикнижный оригинал, поэтому, хотя «ремикс» оригинала вышел под именем Григория, его анонимный автор VII в. на самом деле сыграл более важную, чем епископ Тура, роль в распространении представлений о прошлом франков. Кроме того, идея о том, что существует текст того или иного источника, является совре¬
16 Goffart (1987) и (1988).
95
Гай Холсол
менным представлением. Если мы интересуемся функцией текста в Средние века или рецепцией и передачей идей в наших источниках, мы должны отказаться от идеи единственного достоверного текста. Чтобы понять источник в его средневековом контексте, необходимо признать, что он мог существовать в различных формах, каждая из которых считалась современниками подлинной.
Для некоторых документов, которые якобы относятся к нашему периоду, различными методами - лингвистики, дипломатики (изучением точных формул, использовавшихся при составлении официальных документов) или палеографии (изучением самого рукописного текста17) - может быть доказан факт их более позднего составления. Вместо того чтобы просто отмести такие тексты как «подделки», стоит задаться новыми вопросами. Почему источник, созданный в одно время, датировался другим? Почему такой документ считался необходимым? Почему раннесредневековый автор считал необходимым скрывать свою личность, притворяясь хорошо известным автором прошлого? Например, существует значительное количество поддельных грамот, которые якобы являются дарственными меровингского короля Хлотаря II (584-628 гг.) в пользу различных церквей. В действительности же сохранилось гораздо больше фальшивых хартий Хлотаря II, чем Хлодвига I, первого короля из династии Меровингов, который считается основателем королевства франков. Почему авторы подделок предпочитали ассоциировать себя с Хлотарем, а не Хлодвигом, который, как кажется, был более очевидным кандидатом на роль престижного короля? Ответ на этот вопрос может иметь важные последствия.
Таким образом, написание текстов и их копирование были дорогостоящими и обдуманными действиями. Повествовательные стратегии и игра слов, которую использовали авторы, могут быть такими же захватывающе сложным, как и художественное оформление раннесредневековых текстов. Возможно, точка зрения, что период между 500 и 700 гг. не породил великих философов или теологов, соответствует действительности - Исидор Севильский и Григорий Турский вряд ли могут сравниться с Августином или Фомой Аквинским, - но это не обязательно означает, что писатели VI-VII вв. были недалекими или неискушенными. Они использовали каламбуры и игру слов, могли прибегать и прибегали к сложному словесному построению, чтобы привлечь внимание читателей к ключевым мо-
17 Bischoff (1990).
96
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
ментам. Например, они использовали хиазмические структуры, в которых абзац был построен таким образом, что фразы зеркально отражают друг друга, образуя крест, заключающий главную мысль или образ; подобный словесный рисунок встречается в Библии, которая, очевидно, служила одной из основных моделей для раннесредневекового писателя. Авторы могли применять сложные и искусные стратегии меж- или внутритекстовых перекрестных ссылок, чтобы выразить свою точку зрения, они мыслили сложным типологическим образом. Другими словами, они использовали символы, которые в их умах и умах их читателей вызывали ассоциации с библейскими образами и их толкованиями.
ЖАНР
То, что авторы могли использовать подобные образные средства и ожидать, что их смыслы будут понятны без объяснений, является следствием того факта, что раннесредневековые писатели обычно работали в рамках определенных жанров, которые необходимо принимать во внимание, если мы хотим понять письменные источники этого периода. Упрощая, можно сказать, что работать в каком-либо жанре означает добавлять к существующему материалу, а не создавать что-то абсолютно оригинальное. Писатели и их аудитория знают, чего ожидать с точки зрения структуры, темы и стиля. Композиция выстраивается в рамках определенных правил или руководящих принципов. Поэтому автор, работающий в определенном жанре, может воспринимать некоторые вещи как должное, ему не приходится объяснять свой выбор или давать определение терминам. Могут присутствовать перекрестные ссылки на другие работы, особенно на те, что считаются классическими в данном жанре, без необходимости указывать на них или давать им объяснения: аудитория отметит их и откликнется на те или иные конкретные слова и фразы. Жанры существуют во многих видах искусства, таких как живопись, скульптура, художественная литературы и классическая музыка, но чтобы объяснить концепцию более детально, мы можем провести параллель с современной популярной музыкой. Музыкант, который пишет произведения, например, в духе соул-музыки, стремится не создать что-то принципиально новое или отличное, а добавить свои произведения к тем, что уже существуют в рамках устоявшегося канона и ожиданий аудитории. Структура песни, ритм и, до некоторой степени, аранжировка определяются нормами жанра, и
97
Гай Холсол
это может касаться также более тонких аспектов. Автор песни может заимствовать строчки из классической песни одного из «великих» представителей жанра, зная, что аудитория отметит эту отсылку; то же самое можно сказать и в отношение музыкальной фразы. Однако все это не означает, что та или иная работа в рамках жанра банальна или неоригинальна. Она может быть создана в строгом соответствии с принципами определенной стилистической формы и в то же время заслуженно считаться великой. Кроме того, существование общепринятых норм для творчества внутри жанра не означает, что они являются раз и навсегда установленными и что работа в конкретном жанре должна обладать всеми определяющими характеристиками этой формы. Таких «идеальных типов», если они вообще существуют, вероятно, очень немного, а жанры могут о сближаться друг с другом. Писатели могут играть как с правилами композиции, так и внутри них. Дополнение или изменение норм, которое сначала считалось необычным, может стать частью канона как допустимое отклонение. Если ожидается, что аудитория знакома с принятыми нормами и их значением, можно также допустить, что она опознает их преднамеренную инверсию и, в частности, сатирический или иронический характер подобной стратегии. Наконец, некоторые писатели в рассматриваемый период действительно изобрели или заново открыли новые пути литературного творчества; другие, как Григорий Турский, похоже, начали писать в рамках одной традиции, но затем оставили ее, чтобы обратиться к чему-то иному. Раннесредневековые писатели были активными творцами, а не узниками существующих традиций, даже на византийском Востоке, где, как мы увидим, требования к композиции были особенно строгими. Это краткое обсуждение понятия жанра позволяет понять, почему в этот период об одних предметах писали, а другие игнорировали, и почему различные литературные формы отличались друг от друга и от того, что можно было бы ожидать от исторических сочинений с точки зрения XXI в. Имея это ввиду, мы можем теперь обратиться к различным жанрам раннесредневековых письменных источников.
ИСТОРИОПИСАНИЕ
На латинском Западе традиция историописания в ее классическом виде пришла в упадок еще до начала рассматриваемого периода. Основанная на образцах, созданных Ливием, Саллюстием и Тацитом, она сосредотачивала внимание на войнах и «высокой
98
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
политике» и не содержала ссылок, кроме самых общих упоминаний, на использованные источники, даже при их дословном цитировании. Хотя исторические сочинения, написанные в рамках классической традиции, все еще читались и оказывали влияние на историописание, ее последним великим представителем на Западе являлся автор IV в. Аммиан Марцелин18 (который, по иронии судьбы, был греком из Антиохии), хотя труды некоторых писателей начала V в., относящиеся к этому жанру, до нас не дошли. Возможно, произведением, наиболее близким к классическим образцам, которое было создано на Западе между 500 и 700 гг., была работа Юлиана Толедского « История короля Вамбы», написанная в конце VII в.19 Однако на греческом Востоке традиция продолжила существовать в VI и VII вв., в ее рамках были созданы исторические труды Прокопия, Агафия и Феофилакта Симокатты20. Требования жанра были почти такими же, как в классической латинской нарративной истории: внимание сосредотачивалось на войнах, битвах, дипломатии и других деяниях королей, полководцев и императоров, присутствовали также сообщения о чудесах, астрономических явлениях и прочих вещах, считавшихся предзнаменованиями. В раннесредневековом греческом мире классики жанра - Геродот, Фукидид и Полибий - были образцами, которых придерживались в малейших деталях. Византийские авторы писали на греческом языке, который сильно отличался от разговорного. Ожидалось, что они будут писать на аттическом диалекте древнегреческого языка, как это делали великие историки прошлого. Фразы и целые абзацы могли заимствоваться из их сочинений, а при описании раннесредневековых реалий использовалась их лексика. Поэтому, например, описывая народы, византийские авторы заимствуют из трудов IV в. до н.э. названия для племен со сходным образом жизни, обитавших примерно в той же части света. Так, Прокопий называл гуннов скифами или массагетами - названием племени, существовавшего задолго до VI в. Схожим образом у древних авторов заимствовались и другие термины. Прокопий называет гвардию королей и полководцев VI в. doryphoroi и hypaspistai21 - терминами, которые он
18 Matthews (1989); Drijvers and Hunt (1999).
19 Ее обсуждение см., например, в Collins (1977).
20 О Прокопии см. Cameron (1985); об Агафии см. Cameron (1970); о Феофилакте см. Whitby (1988).
21 doryphoroi (греч.) - доел, «копьеносцы»; hypaspistai (греч.) - «щитоносцы». - Прим, науч.ред.
99
Гай Холсол
заимствует из сочинений, написанных на аттическом диалекте, принятых им за образец (hypaspistai назывались телохранители Александра Македонского). Используя лексику, отсутствующую в их образцах, греческие писатели должны были прибегать к многословным парафразам: «excubatores - так римляне называли свою гвардию»22. В мире Фукидида, конечно же, не было епископов, монахов или церквей, поэтому, когда нельзя было использовать архаические слова (такие как «храм» вместо «церкви»), писатели снова притворялись, что должны объяснить этот нежелательный неологизм: «самые целомудренные христиане, которых обычно называют монахами»23. Иногда это создает ошибочное впечатление, что Прокопий был в некотором роде скептиком или даже язычником. Тем не менее, мы не должны считать, что труды этих авторов приставляют собой всего лишь незамысловатую мешанину цитат и заимствованных терминов. Еще раз повторим, что даже эти жёсткие рамки композиции позволяли авторам проводить собственную точку зрения, используя правила.
Историописание, так или иначе, продолжалось, принимая новые формы и развивая старые. Формой письменного рассказа, наиболее часто ассоциируемой с периодом 500-700 гг., вероятно, являются так называемые «национальные истории»: «Гетика» Иордана (середина VI в.), так называемая «История франков» Григория Турского, «История готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского (начало VII в.), «Церковная история народа англов» Беды (начало VIII в.) и «История лангобардов» Павла Диакона (конец VIII в.), к которым также относятся анонимная «Liber Historiae Francorum» (начало VIII в.), «История бриттов» (начало IX в.), приписываемая Неннию, «Англосаксонская хроника» (конец IX в.) и ряд других работ. Большинство этих трудов были созданы после окончания того периода времени, которому посвящен данный том, но поскольку они так или иначе охватывают историю нашего периода, они заслуживают рассмотрения. Поначалу эти источники считались хранилищами многовековых традиций различных племен раннесредневековой Европы. Поскольку в XIX-начале XX вв. эти племена рассматривались как отдельные этнические образования, что согласовывалось с идеями национального государства, получившими развитие в
22 Прокопий «История войн» IV.12.17.
23 Прокопий «История войн» IV.26.17 (= «Война с персами» 1.7.22. Пер. А.А. Чекаловой).
100
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
этот период, эти исторические сочинения рассматривались как основополагающие для историй современных европейских наций, а их авторы представлялись основателями национальной истори- ческой традиции24. Информация, которую они содержали, считалась достоверной, передававшейся, как предполагалось, устно из поколения в поколение. Изменение отношения к сущности самих «варварских» племен привело к пересмотру взглядов на эти источники25. Большинство из них стали предметами интенсивных дискуссий. Характер истории Иордана подвергся тщательному изучению26, и работа Григория Турского стала предметом для еще более плодотворных дебатов, едва ли кто-то из участников которых сейчас рассматривает труд турского епископа в качестве «франкской истории» (как обсуждалось выше)27. Между тем, полемику вызвало предположение о том, что «Историялангобардов» Павла Диакона могла быть написана для франкской аудитории28. Другие источники также стали предметом дебатов и переоценки29.
В этих работах не только не рассматриваются больше как « национальные истории», признается, что они могут представлять собой произведения совершенного других жанров: «Англосаксонская хроника», совершенно очевидно, представляет собой сборник анналов («История» Исидора также имеет анналистическую структуру); «История» Беды - это церковная история и т.д. Работа Григория, как уже упоминалось, писалась вовсе не как национальная история, хотя жанр, в котором работал турский епископ, если он вообще придерживался какого-либо, остается дискуссионным вопросом. В то же время задачи, которые решались этими источниками - использовать прошлое для удовлетворения политических потребностей последующих столетий - обслуживались и работами иных жанров, никогда не рассматривавшихся как специфически «национальные»30. Урок, который можно извлечь из исследова¬
24 См. Холсол, глава 2 выше.
25 Scharer и Scheibeireiter (1994): Ethnogenese und Überlieferung.
26 Momigliano (1955); O’Donnell (1982); Goffart (1988); Heather (1991); Amory (1997).
27 Thurlemann (1974); De Nie (1987); Goffart (1988); Breukelaar (1994); Hein- zelmann (2001); Mitchell и Wood (2002).
28 McKitterick (1999).
29 Ненний: Dumville (1986); «Liber Historiae Francorum»: Gerberding (1987); «АнглосаксонскаяХроника» : существует большое количество исследований, посвященных ей, но особенно интересны с точки зрения периода, которому посвящен этот том, работы Sims-Williams (1983) и Yorke (1989).
30 См., например, Garrison (2000).
101
Гай Холсол
ний последних десятилетий, по существу, заключается в том, что для понимания этих источников их необходимо изучать с учетом условий, в которых они создавались. Политические мотивы, стоящие за их созданием, делают их гораздо более зависимыми от обстоятельств и гораздо менее ценными в качестве хранилища древних фактов, чем считалось до сих пор. Однако в то же время они становятся очень ценными источниками для исследования политической культуры и идеологии тех периодов и государств, где они создавались: например, Константинополя в середине VI в.; Испании в начале VII в.; Уэссекса в конце IX в. Эти уроки применимы ко всем остальным письменным источникам нашего периода.
Наиболее распространенная форма исторического повествования этого периода имела в своей основе анналистическую структуру: записи и главы или группы глав, предназначенные для освещения отдельных событий по годам. В конце V-VI вв. было создано большое количество так называемых Chronica Minora («малых хроник»): так называемые «Галльские хроники» 452 и 507 гг. (именуемые так по году последней записи); «Сарагосская хроника»; «Хроника» Иоанна Бикларского (который, может быть, также является автором и «Сарагосской хроники»); «Хроника» Мария Аваншского конца VI в. Беда начал свою карьеру историка с написания двух летописей - «Chronica Minora» и «Chronica Majora» ; и т.д. Есть основания предполагать, что существовали и другие, не дошедшие до нас. На Востоке к работам подобного вида относился Chronicon Paschale, основанный, как можно предположить из названия, на пасхальных таблицах.
Жанр анналистики, как правило, требовал, чтобы предметом фиксации были только основные события политической истории: возникновение и исход войн и сражений, смена королей и императоров и т.д. Нет ничего удивительного, что в христианском мире в записях вскоре стали фигурировать сопоставимые по значению церковные события: смерть и смена епископов; теологические споры; важные церковные соборы. Астрономические явления (затмения, метеориты) продолжали отмечаться наряду с другими событиями, имевшими значение знамений: наводнениями, голодом, чудесами. Конечно, некоторые анналы так расширялись, что превращались в полноценные повествования, лишь отдаленно напоминающие сухой список дат, от которого ведут свое происхождение, - они обычно называются хрониками, например, «Хроника Фредегара», и граница между ними и другими формами
102
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
исторического повествования может быть очень размыта. Однако довольно лаконичное содержание ряда анналов не должно скрывать от читателей потенциальную сложность их композиции. Если некоторые из них действительно строились на основе погодных записей, то другие преднамеренно создавались как единые произведения, но в летописной форме. Это означает, что хотя эти труды выглядят как простое изложение событий, записанных по годам, авторы могли манипулировать ради достижения своих особых целей. Существует мнение, что компоновка отдельных событий в «Галльской хронике» (включая некоторые, увы, редкие упоминания событий в Британии V в.) была создана преднамеренно для обоснования определенной позиции31. Равным образом и записи «Англосаксонской хроники», относящееся к событиям V-VI вв., были составлены позднее для обоснования определенных политических притязаний, а не являются, как считалось раньше, достоверными свидетельствами о политических событиях периода, заимствованными из недошедшего до нас источника32.
Другим историческим жанром был жанр церковной истории, создателем которого в начале IV в. стал Евсевий Кесарийский. Церковная история, как следует из названия, принципиально отличалась от других классических форм нарратива тем, что основное внимание в ней уделялось церковным делам, хотя, когда церковь превратилась в значительную политическую силу в Римской империи, они оказались неразрывно связаны со вполне мирскими политическими событиями. Однако другим существенным отличием от традиционного исторического повествования было обширное дословное цитирование источников со ссылками на них. Эта особенность жанра берет свое начало от богословских толкований и дебатов, где точка зрения доказывалась цитатами из Священного Писания. Исламские исторические сочинения развили схожую традицию. «Церковная история» Евсевия была переведена на латынь и продолжена на Западе Руфином Аквилейским, а другие писатели - Созомен, Сократ Схоластик, Феодорит и Евагрий - продолжили в V в. создавать произведения в этом жанре на Востоке. Однако тех, кто писал в жанре церковной истории, в 500-700 гг. было относительно немного. Есть несколько манускриптов, которые позволяют предполагать, что Григорий Турский начал писать свое сочинение
31 Wood (1987).
32 См., например, Sims-Williams (1983); Yorke (1989); старую точку зрения см. вМугеэ(1986).
103
Гай Холсол
как церковную историю, и в первых книгах своей «Истории» он определенно придерживается некоторых правил этого жанра, в частности, широкое цитирование источников. Однако работа превратилась в нечто совсем другое: пространную историю и комментарии на события его собственного времени. Кроме этого, вероятно, самой знаменитой церковной историей является работа Беды, написанная как раз после окончания этого периода.
АГИОГРАФИЯ
Наиболее распространенной формой историописания, в широком смысле связанной с церковной историей, была агиография (рассказы о святых)33. С точки зрения техники повествования, агиография - это вовсе не история, хотя в ней можно усмотреть общие черты с последней и использовать (как это уже делалось) для написания повествовательной политической истории. К агиографии можно отнести несколько других типов источников. Существуют собственно жития (vitae) святых, которые в случае с мучениками иногда называются рассказами об их страстях (passiones); собрания посмертных чудес; собрания кратких биографий аббатов и епископов и т.д. Этот тип письменных источников распространялся в Европе и Средиземноморье в течение всего периода, рассматриваемого в данном томе, от Ирландии до Армении, от северных пределов франкского мира до Африки. Жития святых в целом были схожи по структуре и содержанию, где бы они ни создавались, хотя, разумеется, существуют и региональные особенности. Жития имели дидактическую цель: показать чудесное присутствие Бога на земле. Чудеса, которые Господь творил через святых, свидетельствуют о непрерывном и активном его присутствии и заинтересованности в мирских делах, а те чудеса, которые происходили после смерти святых, служили неопровержимым доказательством того, что святой победил смерть и теперь пребывает с Богом и может ходатайствовать перед ним за верующих. Шарлатан, маг или человек, одержимый дьяволом, мог совершать что-то похожее на чудеса в течение жизни, но только могилы истинных святых славились совершением исцелений и другими чудесами.
Очевидно, что образцами для житий святых служили прежде всего Евангелия, хотя еще одним источником вдохновения слу¬
33 Работа Dubois и Lemaitre (1993) содержит введение и библиографию, полезные также для изучения «религиозных сочинений», которые будут рассматриваться далее.
104
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
жило сочинение Иеронима «О знаменитых мужах». В качестве других образцов использовались «Житие Антония» (основателя монашеского движения), написанное Афанасием, и «Лавсаик» Палладия, хотя на Западе самой известной моделью стало написанное Сульпицием Севером «Житие Мартина Турского» (что удивительно, написанное до смерти своего героя, св. Мартина Турского). Жития святых могли серьезно отличаться по степени соблюдения требований биографического жанра. Некоторые, например, «Житие св. Вилъфрида» Эдди я Стефана, имели в основе жесткую хронологическую структуру. В других житиях между рождением и детством святого, с одной стороны, и его или ее смертью, с другой, хронологическая или тематическая организация глав или следование евангельской модели не всегда очевидна.
Как совокупность материалов агиография с 1911 г., вероятно, привлекла больше внимания историков, чем любой другой корпус источников, а подходы к ее изучению изменились наиболее значительно34. Как уже отмечалось, отношение к житиям святых в XIX в. определялось тем, в какой степени они могли быть полезными для написания политической/институциональной истории. Напротив, в рамках более старых издательских проектов боллан- дистов или мавристов35 - представителей монашеских орденов, изучение житий святых или споры по поводу их подлинности служили политическим целям церкви.
Но сейчас историки интересуются не только изучением раннесредневековых житий, написанных о людях, живших в этот период; они также рассматривают раннесредневековые сочинения о мучениках и святых, которые были давно мертвы к этому времени (или были вымышленными фигурами). Агиографические сочинения в настоящее время считаются бесценными источниками для изучения социальной истории в узком смысле (посредством рассмотрения содержащихся в них рассуждений о социальных структурах и отношениях, заболеваниях, которые поражали людей ит.д.), истории народных верований и культуры36, mentalités (посредством
34 Без сомнения, в этом вопросе oeuvre [творчество] П.Р.Л. Брауна было наиболее влиятельным: см., например, Brown (1971); (1977); (1978); (1981); (1982а); (1982b); (2000); (2002). О развитии его идей и реакции на них см., например, в Van Dam (1985); (1993); Howard-Johnston and Hayward (1999); работа Lifshitz (1994) вызвала много дискуссий.
35 Вновь см. обсуждение в Knowles (1963).
36 Gurevich (1988).
105
Гай Холсол
рассмотрения способов излечения через чудеса37) и истории идей, а также религиозной и политической истории. В области последней, однако, существенно расширились представления о том, что составляет политическую историю, которая теперь не сводится к простому изучению событий, но предполагает выявление и объяснение больших нарративов. В исследованиях агиографии, бытовавшей в раннесредневековом мире, одной из наиболее значимых тенденций, появившихся в последние десятилетия, является изучение того, как сами жития святых использовались в политической борьбе. Создание собраний чудес укрепляло репутацию святого, возможно, за счет снижения интереса к культам других святых, но, очевидно, посредством агиографических сочинений могли решаться и другие политические задачи. Так, было показано, что во Франкии VII в. написание житий епископов стало результатом заинтересованности отдельных группировок на местном уровне или в высших политических кругах38. Некоторые Vitae были созданы, чтобы восстановить репутацию показавших себя не с лучшей стороны или непопулярных в местной традиции епископов. В англосаксонской Британии в ранний период написание житий святых, по мнению некоторых историков, приняло своеобразную форму войны памфлетов39. Некоторые агиографические сочинения Григория Турского, вероятно, были написаны для защиты репутации членов его семьи40. Даже вопросы о том, культ какого святого надо поощрить или принять, могли быть связаны с событиями большой политики41. Наши знания и понимание раннесредневековых святых и их почитании подверглись, возможно, наибольшей трансформации и расширению в течение последнего столетия.
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ЮРИДИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ
Распространенным источником по социальной постримской истории являются памятники законодательства, созданные в этот период. На Западе своды законов были созданы в вестготской Испании, бургундской Галлии, королевствах франков, ланго¬
37 См. особенно Brown (1981); Van Dam (1985); (1993).
38 Fouracre (1990).
39 Goffart (1988).
40 Например, «Житие ce. Ницетия Лионского» (глава 8 «Жития Отцов» Григория Турского) с обширным рассказом о посмертных чудесах святого.
41 Fouracre (1999).
106
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
бардов в Италии и англосаксов в Англии. В дополнение к великой кодификации римского права, предпринятой Юстинианом I практически в то же время, что и законодательная активность правителей на Западе, создание сокращенных сводов римских законов также имело место в Тулузском королевстве вестготов и королевстве бургундов. Однако большая часть западных правовых источников представляет собой собрание кратких статей с перечислением правонарушений и штрафов, которые должен был выплатить виновный пострадавшей стороне. В основном их положения касаются преступлений против собственности и личности, хотя присутствует также и подробное рассмотрение вопросов, связанных с наследованием. Некоторые сборники законов были очень длинными и подробными, в особенности «Кодекс Юстиниана» на Востоке (изданный вместе с «Дигестами» - систематизированным собранием правовых норм Римской империи, которые все еще считались имеющими юридическую силу) и «Вестготская Правда» на Западе. Другие были достаточно краткими (особенно англосаксонские сборники YII в.) и очень выборочными по содержанию, в то время как третья группа (например, Салическая и Рипуарская Правды или «Эдикт Ротари» - первый свод законов лангобардов) представляют собой нечто среднее.
В историографии с ними связаны две основные дискуссионные проблемы: во-первых, насколько данные сборники отражают реальную юридическую практику (и, если нет, какова были в таком случае цель их создания)42; во-вторых, до какой степени постримское западное право представляет собой кодификацию германского обычного права. Эти две проблемы в некотором смысле взаимосвязаны, а споры вокруг них пока не привели к выработке окончательного решения. Представляется, однако, очевидным, что детали, содержащиеся в западных сборниках законов, не отражают правовую практику во всей ее полноте. Право могло включать, и действительно включало, правовые обычаи бесчисленных местных сообществ. Кроме того, крайне трудно найти доказательства, особенно относящиеся к VI-VII вв., того, что письменное законодательство применялось на практике. Например, штраф за уклонение от военной службы во франкской Галлии составлял, согласно закону, 60 solidi43. Однако в единственном судебном деле,
42 Mordek (1984).
43 solidus - римская монета ценностью 1/72 фунта золота, хотя в более поздний период так же называлась серебряная монета, которая была предшественником
107
Гай Холсол
связанным с этим преступлением и закончившимся наказанием виновного, фигурирует штраф в 600 solidi44.
Первые дошедшие до нас юридические и другие административные документы, количество которых постепенно все более увеличивалось, датируются VII в. Разумеется, документы такого вида существовали и в предыдущие столетия. Многие документы на папирусах, датируемые римским и более ранними периодами, благодаря жарким и сухим анаэробным условиям сохранились в Египте и Северной Африке. Хорошо известны деревянные таблички из римского форта Виндоланда в Нортумберленде45, которые сохранились благодаря нахождению в условиях противоположного характера - болотистой почве, но также лишенной доступа воздуха. Папирусы V-VI в. дошли до нас из Равенны46, а интереснейший архив, известный под названием «Таблички Алъбертини», имеющий неоценимое значение для изучения повседневной жизни вандальской Африки, был найден на юге Туниса47. Документы, называемые пизаррами48, написанные на грифельных досках в вестготской Испании, также представляют значительный интерес. Однако невозможно отрицать, что количество юридических документов, по большей части фиксирующих дарение земли или предоставление привилегий церквям и монастырям, завещания и распределение наследства, иногда сделки и результаты рассмотрения дел, опять же в основном связанных с землей, значительно возрастает после 600 г., и их число продолжает увеличиваться по нарастающей. В совокупности эти документы обычно известны как хартии (что часто технически неверно) и могли иметь разные формы в зависимости от времени и места составления. Излишне говорить, что сохраняется только небольшая часть оригинальных документов, иногда на папирусе, но чаще на пергаменте, а подлинность хартий, дошедших до нас в копиях, является предметом дискуссий среди историков. По причине правовой ценности подобных документов для церковных организаций, которые обычно и сохраняли их (они подтверждали их
шиллинга. Другая проблема, касающаяся правоприменительной практики, заключается в том, как штрафы и компенсации, указанные в solidi, могли иметь какое-то значение, если solidus не имел широкого хождения на Западе (см. далее).
44 Diplomata Regum Francorum, ed. Kölzer, no. 143.
45 Bowman and Thomas (1984); Bowman (1994).
46 Tjàder, Papyri.
47 Tablettes Albertini, ed. Courtois, Leschi and Saumagne.
48 Velazquez (ed.), Las pizarras Visigodas.
108
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
права на землю, доходы или правовые привилегии), хартии могли подделываться и часто действительно подделывались. Иногда проблемы установления подлинности документа легко разрешимы. В некоторых регионах, таких как Галлия, хартии составлялись по относительно единообразным формулам - до нас дошли даже некоторые формулярии (собрания примеров оформления документов для писцов) этого периода. В таких регионах подделки, как правило, выделяются достаточно четко. Однако в других, таких как англосаксонская Англия, где совершенно отсутствовали типовые формулы для хартий, определение подлинности документов оказывается более серьезной проблемой. Поэтому ответ на вопрос о том, являлась ли хартия точной копией настоящего документа, более поздней подделкой, которая, тем не менее, опиралась на настоящий документ или документы как на основу, или же была чистой подделкой, может быть предметом дискуссий. Еще один аспект этой проблемы возникает в тех случаях, когда сам документ безусловно является подделкой, но у нас имеются основания полагать, что церковная организация, упомянутая в нем, на самом деле владела указанными землями и привилегиями и даже могла получить их в обстоятельствах, которые описаны в хартии. Кроме того, «подделки» могут представлять значительный интерес, демонстрируя исторические представления и увлечения того времени, когда они были созданы.
Несмотря на значительные отличия в деталях, хартии имеют несколько общих черт. Они начинаются с указания на дарителя, перечисления его или (иногда) ее титулов и достоинств и указания на получателя дара, за которым следует заявление о мотивации дарения. Поскольку дары обычно делались церквям или монастырям, то причины также были религиозного характера, соответственно, этот отрывок хартии назывался arenga (приблизительное значение слова - «проповедь»; по происхождению оно близко к английскому слову «harangue» - «речь»). Затем следовал пассаж, в котором подробно описывалось то, что давалось в дар. Он называется распорядительным пунктом. В нем могла указываться любая оговоренная цена или условие обмена (в том числе церковные службы, включение в монастырскую «книгу жизни» (Liber Vitae) и т.д.), за которым иногда следует пункт, содержащий перечень наказаний (денежных или в форме проклятий) тому, кто нарушит условия, содержащиеся в документе, и, наконец, список свидетелей. Многие хартии имеют
109
Гай Холсол
также пункт, содержащий датировку, либо в начале, либо, иногда, в конце документа.
Хартии, подобно другим письменным источникам, сначала использовались для изучения политической истории. Поскольку многие хартии, как упоминалось выше, содержали пункты с датировкой, а обычным ее способом в этот период (датировка по эрам стала общепринятой только с VIII в.) было указание года правления короля («год царствования»), они могли быть источниками сведений для политической истории. Они могут, например, указать на день, который считался началом «года царствования» короля, или на регионы, признававшие власть данного короля. Некоторые проблемы, связанные с хронологией франкской политической историей при Меровингах, были решены путем обращения к хартиям49. Преамбулы к королевским дипломам также часто сообщают титулы, которые использовали короли, а следовательно, раскрывают их политические амбиции. Списки свидетелей в хартиях, выпущенных при дворе или, по крайней мере, в присутствии короля, могут свидетельствовать о том, кто находился при дворе в определенное время, указывая не только на тех, кому благоволил - или не благоволил - король в этот период, но также и на вопросы, решение которых находилось во власти короля. Однако хартии могут сообщить нам гораздо больше. Они могут продемонстрировать, как работали законы, или распределялась власть «на местах» между магнатами либо между церковью и мирянами. Хартии могут дать представления о правах и обязанностях землевладельцев. В некоролевских хартиях список свидетелей может содержать намек на типы семейных союзов, на которых была основана местная политика. Термины, используемые для указания на поселения и их организацию, могут также предоставлять сведения для изучения сельской экономики этого периода. Потенциал использования сведений хартий велик, но надо сказать, что большинство из этих возможностей появляется лишь тогда, когда в VIII в. и позднее такие источники становятся достаточно многочисленными и включают не только королевские документы.
ПИСЬМА И ПОЭЗИЯ
Другим источником информации о рассматриваемом периоде являются письма. Как и в случае с иными видами письменных источников, они были распространены меньше, чем в предыдущее
49 См., например, Gerberding (1987).
110
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
или последующие времена, но все же существуют. В начале периода некоторые важнейшие сведения о захвате франками власти в Галлии содержатся в письмах: от Ремигия Реймсского и Авита Вьеннского королю франков Хлодвигу, и от самого Хлодвига епископам Аквитании. Как и в позднеримский период, письма имели важное значение для поддержания дружеских связей. Так, епископ Каора Дезидерий в начале VII в. написал большое количество писем, адресованных в основном людям, которые служили вместе при дворе франкских королей. Сохранились письма из вестготской Испании, как правило, адресованные епископам или отправленные ими, вероятно, с аналогичными целями. Письма очень ценны еще и потому, что часто являются единственным источником сведений о тех или иных политических событиях. Одним из наиболее интересных собраний писем являются «Австразийские письма» (Epistulae Austrasiacae). Вероятно, они дошли до нас потому, что хранились как своего рода формуляр - собрание образцов для написания писем. Они включают письма разного вида, в том числе послания епископов королям, письмо в стихотворной форме графу Арбогасту Трирскому, жившему в V в., и переписку конца VI в. между высшими аристократами. Возможно, самым важным является то, что они содержат переписку между австразийским франкским двором и двором византийского императора, в основном касающуюся войн против королевства лангобардов в Италии. Наконец, сохранилось большое количеств писем римских пап, затрагивающих широкий круг тем: от вопросов церковного учения, управления папскими владениями до церковных и даже светских политических событий.
Поэтические произведения в этот период существовали в нескольких формах. Некоторые агиографические сочинения были написаны в стихах, как, например, сочинение Венанция Форту - ната о жизни и чудесах св. Мартина. Венанций часто писал письма в стихотворной форме. Он также создал ряд панегириков - хвалебных стихов - одного из наиболее важных видов поэтических источников того времени. Панегирики продолжали позднеантичную политическую традицию, которая в действительности и не прерывалась на византийском Востоке, где, например, известны произведения североафриканского поэта Корриппа, которые являются важным историческим источником. Произнесенный перед аудиторией, состоявшей из наиболее влиятельных людей королевства, панегирик мог служить нескольким целям, и это в известном
111
Гай Холсол
смысле более сложный вид источника, чем может показаться на первый взгляд. Стандартная форма хвалебной поэзии, унаследованная от Античности, прославляла короля или императора как воплощение всех образцовых качеств хорошего правителя: справедливости, благочестия, щедрости, победоносного военного лидерства. Поэтому панегирик действительно мог быть формой публичной лести. Однако, оглашая этот набор идеальных добродетелей публично, поэт мог, в других обстоятельствах, побудить короля к размышлениям об этих качествах и о том, насколько он сам на деле соответствует представленному идеалу. И, наоборот, панегирик мог работать - выражаясь современным языком - как «дезинформация». Благодаря изображению поступков короля такими, какие присущи образцовому правителю, двор мог быть подготовлен к изменениям в политике или действиям, которые в противном случае могли бы выглядеть неожиданными или нежелательными. Весьма вероятно, что позднелатинская традиция стихотворных загадок, часто обыгрывающих идеи христианского учения, оставалась популярной и в этот период. Однако эта и другие формы поэзии, особенно стихи на местном наречии, лучше засвидетельствованы и сохранились в период после 700 г., чем до него.
РЕЛИГИОЗНЫЕ СОЧИНЕНИЯ
Наконец, мы должны отметить распространение других религиозных, особенно богословских сочинений в этот период. Этот вид письменных источников представляет все больший интерес для историков, изучающих раннее Средневековье, и сейчас он, несомненно, гораздо выше, чем сто лет назад. Проповеди и гомилии, которые присутствовали в большом количестве во всех христианских регионах, рассматриваемых в этом томе, трудно использовать из-за сложных риторических стратегий, которые в них реализуются. Тем не менее они являются важными источниками как для изучения социальной истории, так и для истории распространения христианства, развития богословских идей и вероучения. Подобным образом и литургии этого периода изучались с различными целями. Они могут использоваться для выяснения путей проникновения христианских идей и учения в среду мирян, а также изучаться с точки зрения театрализованных действий - как своего рода драматические представления, чтобы увидеть, как функционировали подобные ритуалы в обществе этого времени.
112
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
Много внимания уделяется изучению монастырских уставов, которые распространялись на Востоке и Западе в период между 500-700 гг. Сложность этих текстов, которые сами по себе часто были разнородными по своему составу произведениями, заимствовавшими идеи из ранее написанных уставов и использовавшимися отдельными аббатами по принципу «выбери и перемешай», сделала их предметом многочисленных дискуссий. Опять-таки, эти источники проливают свет не только на развитие монашеского движения, которое в рассматриваемый период все еще оставалось по большей части в зачаточном состоянии, но и на более широкий круг проблем, в основном на историю идей. Что такое монашество? Каковы его отношения с миром за пределами монастыря? Какова роль аббата монастыря? Какие примеры оно могло предложить тем, кто живет вне монастырских стен?
В отношении всего этого огромного и при этом столь разнообразного комплекса «религиозных» материалов наибольшие изменения, произошедшие с 1911 г, касаются внимания, которое историки уделяют в настоящее время комментаторской литературе. К этому роду экзегетических источников, которые обычно используют книги Библии в качестве основы для размышлений о духовной жизни, 100 лет назад редко обращались за пределами богословских факультетов. В настоящий момент они представляют большой интерес для историков благодаря тому вкладу, который их изучение может внести в историю идей - и, конечно же, той социальной и политической среды, которая порождала эти идеи, поскольку в этих сочинениях содержится значительное количество информации об условиях жизни в этот период. С точки зрения количества, богословские источники, вероятно, являются самыми многочисленными в период с 500 по 700 г. Возможно, они очень мало интересовали историков в 1911 г., но в 2005 г. они все больше оказываются в центре внимания исследователей - это факт, который свидетельствует о том, что даже в рамках столь удаленного от нас по времени периода как V-VII вв., история постоянно меняется в связи с появлением новых вопросов, новых ответов и новых источников.
РАННЕСРЕДНЕВЕКОВАЯ
АРХЕОЛОГИЯ
Без сомнения, самые значительные перемены в Источниковой базе для изучения раннего Средневековья произошли благодаря
113
Гай Холсол
развитию археологии50. В 1911 г. археология находилась в своем младенческом состоянии, а средневековая археология как субдисциплина начала становиться на ноги много лет спустя, уже после окончания Второй мировой войны. Усвоение «позднеантичной» периодизации в археологии произошло еще позже, прежде всего в континентальной Европе51, и пока еще медленно завоевывает свое место в Британии, где искусственное разделение по 400 г. между римским и «саксонским» периодами, как ни удивительно, все еще преобладает52. Изучение раннесредневековых захоронений можно проследить от открытия могилы Хильдерика I в Турне в середине XVII в.53, но англосаксонские захоронения начали выделять и тщательно изучать как таковые не ранее конца XVIII - начала XIX в.54 Это произошло необычайно рано. Во Франции меровинг- ские погребения только с третьей четверти XIX в. начали идентифицироваться как особая группа (прежде их считали могилами древних галлов или римлян) и изучаться с соответствующей заботой и вниманием. Ко времени выхода первого издания «Кембриджской истории Средних веков» археологическое изучение погребений приветствовалось как источник информации, хотя пока что (и на длительное время впоследствии) только в качестве иллюстрации положений нарративной политической истории, основанной на письменных источниках. Раскопки на месте раннесредневековых сельских поселений начались в межвоенный период, например, с изучения Э.Т. Лидсом англосаксонского поселения в Саттон Кортни и раскопок на месте поселения меровингского периода на территории Германии в Гладбахе. Однако раннесредневековая археология сельских поселений превратилась в особый раздел дисциплины лишь спустя длительное время, уже после 1945 г. То же самое можно казать о городской археологии, хотя обособление ее предмета произошло быстрее, во многом благодаря возможностям для проведения раскопок, открывшимся в связи с насущной
50 Краткую историю средневековой археологии см. в Delogu (2002), р. 209-213; Van Regteren Altena (1990). Пространное обсуждение истории археологического изучения раннесредневековых захоронений см. Périn (1980); Effros (2003).
51 К отцам-основателям археологии ‘antiquité tardive’ [поздней Античности], которая, кажется, раньше всего появилась в Южной Франции, относятся Р.-А. Février, N. Duval and J.-С. Picard.
52 За адаптацию выступает Dark (2000).
53 Brulet (1990); (1991); (1997).
54 См. выше прим. 50 об истории археологии погребений. См. также Dickinson (1980) и статьи в Southworth (1990).
114
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
необходимостью восстановления и реконструкции европейских городов, разрушенных в ходе войны55.
Разница во времени становления основных отраслей раннесредневековой археологии связана прежде всего с уровнем технических знаний, необходимых для выявления и произведения раскопок соответствующих памятников. Во многих районах постримские погребения находили без труда, поскольку они содержали большое количество артефактов, охотно приобретаемых антикварами и музеями. Кроме того, на некоторые указывали отличительные черты ландшафта, такие как курганы или церкви, другие представляли собой достаточно сложные сооружения со стенами, покрытыми плиткой или сделанными из камня, или находились в каменных саркофагах, что еще больше облегчало их обнаружение во время сельскохозяйственных работ. С другой стороны, раннесредневековая техника строительства в основном предусматривала использование дерева, а не камня, что затрудняет обнаружение их остатков, представленных ямами и углублениями или отдельными камнями для деревянных кольев, столбов и балок. Кроме того, в случае с европейскими городами и сельскими поселениями, расположенными на месте или рядом с римскими виллами, археологические свидетельства раннего Средневековья легко утрачивались в связи с тем простым фактом, что их эфемерные следы терялись на фоне легкоузнаваемых римских каменных сооружений с плиточными или даже мозаичными полами. Методики ведения раскопок в Европе слишком часто предполагали поиск каменных стен, восстановление по ним основного плана здания, а затем раскопки внутри этих границ вглубь до достижения поверхности полов. Эти методы даже там, где археологи сколько-нибудь интересовались постримской археологии, что случалось довольно редко, приводили к тому, что находки, относящиеся к раннему Средневековью, оказывались в отвале. Поэтому, возможно, неслучайно, что первыми изученными с помощью археологии раннесредневековыми городами стали те, на месте которых не было предшествующих римских поселений: например, Дорестад в Нидерландах, Хамвик в Британии, Хедебю в Северной Германии, Хельгё и Бирка в Швеции. Однако в течение XX в. археология становилась все более технически сложной дисциплиной. Хотя сами технологии раскопок значительно изменились, обнаружение данных больше не
55 Описания региональных особенностей ее развития см. Barley (1977).
115
Гай Холсол
ограничивается «раскапыванием», поскольку были разработаны и другие методы полевых исследований56. Естественнонаучная составляющая археологии также сильно возросла, так что сложные технологии применяются не только для количественной оценки и датировки различных материалов, но и для изучения раннесредневековых природных условий, а также состояния здоровья, болезней и продолжительности жизни людей раннего Средневековья.
Таким образом, мы имеем дело не просто с массивом новых данных, лучше восстановленных и несравненно более разнообразных, чем это было в 1911 г. Радикально изменились также подходы, с помощью которых изучаются эти данные, чтобы лучше понять раннесредневековое прошлое. Когда средневековая археология еще только зарождалась, ее сведения использовалась, как отмечалось выше, просто как иллюстративный материал, и можно утверждать, что подобное отношение так и не изжито полностью. За прошедшее столетие получила значительное развитие теория археологии57. Средневековая археология также стала академической дисциплиной со своими университетскими кафедрами, исследовательскими центрами и профессиональными объединениями археологов, хотя характер этих изменений был не одинаковым в различных странах Европы58.
РАЗВИТИЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Ее общая основа была заимствована у дисциплины, которая известна, по крайней мере в британской археологии, под названием «история культуры». В конце XIX - начале XX в. развитие хронологии шло рука об руку с осознанием того факта, что определенные типы предметов часто обнаруживались в сочетании друг с другом. С ними ассоциировались различные типы поселения, или типы жилищ, или способы погребений. Эти взаимосвязанные группы черт материальной культуры стали именоваться культурами, которые получали свои названия мест, где впервые были обнаружены или по которым получили наибольшую известность (например,
56 Классическим введением в технику раскопок остается Barker (1993), но см. также Roskams (2001). О сборе археологической информации на месте см. Fasham et al. (1980), о «геофизике» см. Clark (1990).
57 Более детальное обсуждение теоретической археологии и ее развития см. в Trigger (1989); Dark (1995); Johnson (1999); Preucel and Hodder (1996). Halsall (1997) содержит краткий и упрощенный обзор.
58 Hodder (1991).
116
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
предшествующий викингам археологический период в Швеции и его культура обычно именуются Вендельскими, по названию знаменитого могильника знати59), или по характерному предмету, относящемуся к этой культуре (очевидные примеры в раннесредневековой археологии отсутствуют по причинам, которые скоро станут понятны). Считалось, что эти культуры соотносятся с народами, в соответствии со сложившимися в XIX в. представлениями о национальном государстве. В свою очередь, народы рассматривались как отдельные биологические/генетические группы. Считалось, что распространение черт культуры происходит при миграциях, а смена одной культуры другой объяснялась завоеванием или подчинением одним племенем другого. Таким образом, история культуры, проецируемая на доисторические времена, способствовала распространению исторического политического нарратива на дописьменные периоды. Применительно к Средневековью культуры просто закреплялись за известными в истории народами (предположительно, разными в расовом отношении). Поэтому археологическим культурам раннего Средневековья обычно давали (иногда по совершенно тенденциозным причинам) названия народов, которым они предположительно соответствовали: например, «англской», «саксонской» или «ютской» в постримской Британии, «франкской», «алеманнской» или «галло-римской» в Северной Франции, Нидерландах, Южной Германии или Швейцарии.
Археологи в Великобритании, скандинавских странах и Нидерландах шли в авангарде теоретических разработок, отказываясь от культурно-исторической парадигмы в средневековой археологии60. После Второй мировой войны, когда культурно-историческая теория оказалась скомпрометирована использованием для продвижения идеологий нацистского и сталинского тоталитарных режимов, археологи, изучавшие доисторические периоды, обратились к подходам, во многом заимствованным из структурно-функционалистской антропологии. Функционалистский подход сам по себе не оказал существенного влияния на средневековую археологию, главным образом потому, что функционалисты все еще признавали первенство за устными и письменными источниками там, где они могли быть найдены. Тем не менее, вспомогательные
59 Lamm and Nordstrom (1983).
60 Отметим, что этот комментарий касается только средневековой археологии. Французские археологи, например, сыграли значительную роль в теоретических разработках доисторической археологии.
117
Гай Холсол
методики, используемые функционалистами в их стремлении восстановить целостную «систему», функциональными элементами которой считались отдельные области и виды человеческой деятельности, были с готовностью взяты на вооружение. Например, они включали археологию окружающей среды и изучение моделей расселения, особенно с помощью аэрофотосъемки.
В 1960-х гг., сначала в США, в основном под влиянием Льюиса Бинфорда, позднее в Соединенном королевстве, где в его продвижении ключевую роль играл Дэвид Кларк, зародилось движение, известное как «Новая археология». «Новые археологи», по сути, хотели разорвать связи археологии с историей, которая воспринималась как чересчур увлекающаяся частностями, и приблизить первую к естественным наукам. Они утверждали, что археология должна исследовать общие правила или законы человеческого поведения и развивать экспериментальные методы, с помощью которых такого рода законы могут быть подтверждены. Общества рассматривались как функционирующие системы, приспосабливающиеся и изменяющиеся в основном под влиянием внешних стимулов, в частности природной среды (схожесть с взглядами ранее возникшего движения историков-анналистов очевидна, хотя археологи открыли для себя Школу «Анналов» не ранее 1980-х гг.)61. Можно утверждать, что в этом отношении Новая археология не слишком отличалась от функционалистской археологии, но причина этого заключалась в том, что она возникла прежде всего в противовес той истории культуры, которую использовали археологи, изучающие доисторический период в Северной Америке. При изучении систем Новая археология заимствовала модели из географии и биологии. Благодаря интересу «новых археологов» к долгосрочным изменениям или процессам, таким, например, как развитие социальной организации или распад сложноорганизованных обществ, которые могли изучаться с точки зрения общей кросс-культурной перспективы, их подход стал известен как процессуальная археология. Средневековой археологии потребовалось некоторое время, чтобы перенять подходы Новой (или процессуальной) археологии. Только в 1982 г. (20 лет спустя после появления Новой археологии62) на конференции, посвященной двадцатипятилетнему юбилею Общества средневековой археологии,
61 Hodder (1987); Bintliff (1991). О довольно сдержанной реакции на это историков см. в Delano-Smith (1992); Dyer (1992).
62 Оно для удобства может быть датировано временем публикации Binford (1962).
118
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
Филипп Рац выступил с предложением о «Новой средневековой археологии». В том же году Ричард Ходжес опубликовал большую статью, в которой также утверждал, что методы и теория «Новой археологии» могут и должны применяться к средневековому материалу63. Ирония заключается в том, что в то самое время, когда «Новая археология» стала обсуждаться в рамках средневековых изысканий, ее подвергли серьезной критике британские теоретики археологии.
Теоретические подходы, противопоставленные «Новой археологии», обычно объединяются под общим названием постпро- цессуализм, который не представляет собой единой «школы» с общими методами. Их объединяет неприятие основных принципов процессуализма: его упора на межкультурные закономерности и долгосрочные процессы, его обычно строго ограниченное функционалистское прочтение культурных явлений, отрицание роли индивидов в социальных изменениях, его зачастую доктринерское неприятие ценности письменной истории и т.д. Можно утверждать, что постпроцессуалисты разделяют несколько общих убеждений, прежде всего то, что материальная культура предполагает преднамеренное, активное и сознательное творение, а не просто отражение социального мира своего времени. В свою очередь, социальные изменения трактовались как динамические и неизбежные. С учетом этого тот особый контекст, в котором формируются археологические свидетельства, превращается в вопрос первостепенной важности. Свое влияние оказала и критическая теория. Поскольку материальная культура рассматривалась как средство передачи и выражения идей, были предложены средства интерпретации данных археологии, аналогичные критическим методам изучения письменных текстов. Неудивительно поэтому, что по крайней мере некоторые постпроцессуалисты (по иронии судьбы чаще всего те, кто не специализируется на тех или иных исторических периодах) утверждают, что необходимо принимать во внимание информацию, которую предоставляет документальная история. Постпроцессу ал изму потребовалось меньше времени, чем «Новой археологии», чтобы быть взятым на вооружение британскими специалистами по средневековой археологии. Возможно, это было связано с продолжающимся с 1960-х гг. развитием специализированных университетских кафедр археологии, где читались
63 Hodges (1982а); Rahtz (1983).
119
Гай Холсол
курсы теоритической археологии, и расширением возможностей для изучения средневековой археологии в рамках курсов для соискателей ученой степени. В настоящий момент теоретические подходы к археологии раннего Средневековья весьма разнообразны. В Британии есть исследователи, работающие в рамках историко- культурной, процессуальной, постпроцессуальной и марксистской парадигм. Есть все основания утверждать, что в континентальной Европе история культуры, иногда в более или менее модифицированном виде, остается наиболее распространенным подходом, хотя применяются и другие. Это не означает, что работы, выполненные на ее основе, обязательно более низкого качества; теоретические новшества в британской археологии не всегда представляли собой безусловное благо. В то время как история культуры может критиковаться за слишком почтительное отношение к структурам, связанным с зачастую устаревшим взглядом на документальную историю, процессуальная археология и ее последователи нередко занимают слишком непримиримую позицию по отношению к историкам и демонстрируют при этом столь же почтительное отношение к другим дисциплинам, например, критической теории или антропологии. Некоторые исследования, выполненные теоретически подкованными, по общему признанию, археологами, могут быть подвергнуты критике и критиковались за отсутствие эмпирической строгости64. Хотя большинство археологических школ в настоящее время подчеркивает важность творческих связей с документальной историей (переосмысленный процессуализм также отказался от своей прежней оппозиции по отношению к истории), построение плодотворных отношений между двумя дисциплинами, должное признание за каждой из них равного и самостоятельного права предлагать свои объяснения остается одной из насущных проблем для исследований раннего Средневековья в начале XXI в.65
ПОГРЕБЕНИЯ
Как мы видели, старейшей ветвью раннесредневековой археологии является изучение погребений66. На период времени, рас¬
64 См. подобную критику в Dickinson (2002).
65 См., например, Carver (1992).
66 Обсуждение проблемы и некоторые предложения по ее разрешению см. в Halsall (1997).
120
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
сматриваемый в этом томе, приходится расцвет на большей части западной Европы захоронений, в которых покойника снабжали погребальными дарами. Выше мы уже говорили, что наличие погребальных даров в могилах облегчало обнаружение захоронений и снабжало исследователей большим количеством материала, и хотя эти находки неравноценны по качеству, даже самые плохо сохранившиеся их них могут помочь ответить на некоторые вопросы. Погребальный инвентарь изначально служил (а в некоторых случаях это продолжается до сих пор) для иллюстрации представлений, выработанных на основании сведений письменных источников: о противостоянии христианства и язычества (погребальные дары были признаком последнего) или передвижений германских племен (наличие погребального инвентаря рассматривалось как обычай, принесенный им со своей родины). Оба эти предположения подверглись серьезной критике, хотя, к сожалению, ни одно из них не было опровергнуто. С середины 1970-х гг., когда была опубликована диссертация Бейли Янга, точка зрения, согласно которой погребальные дары следует ассоциировать с нехристианскими верованиями, была отвергнута67. Было предложено несколько более сложных подходов к использованию погребений с инвентарем для изучения процесса христианизации. Сам Янг высказал интересное предложение о необходимости изучать не погребальный обряд, но артефакты, находящихся в погребении, и изображения на них с точки зрения их вероятного символического значения68. Карвер предположил, что некоторые пышные погребения в Англии, самым известным из которых является курганное захоронение в Саттон Ху в Саффолке, были нарочитой демонстрацией приверженности язычеству, относящейся к периоду распространения христианства69. Изучение погребальных обрядов с дарами меровингской эпохи позволило выработать подходы к рассмотрению захоронений как формы символической коммуникации, которая, даже если и не отражает приверженность тому или иному религиозному учению, может лучше всего быть понята через исследование ритуала. Исходя из этого, было также высказано предположение, что изучение франкских захоронений может пролить свет на процесс христианизации70.
67 См. Young (1975), особенно публикацию Young (1977).
68 Young (1997).
69 См., например, Carver (1992).
70 Halsall (1998); (2000а).
121
Гай Холсол
Вопросы об этнической принадлежности захоронений с погребальными дарами все еще остаются дискуссионными. Хотя нет никаких априорных доказательств того, что этот обряд связан с варварами из Свободной Германии, где он практически не встречается в IV в. (этот обычай появился в Северной Галлии римского времени)71, обычным делом все еще является приписывание могильников, содержащих захоронения с погребальными дарами, или варварам-иммигрантам или, по крайней мере, племенам, перенявшим их обычаи72. Некоторые ученые отказались от соотнесения погребальных даров с вновь прибывшими варварами, но кое-кто из них иногда идет дальше, утверждая, что это означает, что этническая идентичность не имела большого значения в это время73. Другие ученые в ряде интересных и глубоких исследований показали, что по крайней мере некоторые виды погребений с инвентарем могут быть соотнесены с отдельными социальными или политическими общностями. Слабым местом подобных работ по-прежнему остается слишком настойчивое стремление найти биологические, генетические и даже расовые основания для такого отождествления и показать, таким образом, что они свидетельствуют о переселении или даже массовой миграции74. Для дальнейшего продвижения в этих исследованиях, очевидно, следует отдавать себе отчет в том, что хотя этнические идентичности имели значение в социальных практиках раннего Средневековья, они являлись конструктами, которые вовсе не обязательно основывались на генетической или географической общности происхождения. Поэтому особая форма ритуала, особые предметы, которые в нем использовались в качестве символов, или стиль одежды могли указывать и, вероятно, указывали аудитории на определенную социальную идентичность, основанную на подразумеваемой этнической принадлежности. В самом деле, форма броши могла считаться, например, признаком племени ютов, пряжка быть готской, а участие в самом ритуале указывать на франкскую идентичность, потому что те или иные предметы и обряды были для раннесредневековых людей тем, что
71 Halsall (1992); подробную критику и ссылки на предшествующую литературу см. в Halsall (2000b).
72 Об англосаксонской Англии см. Welch (1992); о франкской Галлии см. Périn (1998а); о вестготской Испании см. Kazanski (1991); Ripoll (1994); о лангобардской Италии см. Bierbrauer (1992).
73 Lucy (1997).
74 См., например, Hàrke(1989); (1990); (1992а); (1992b). На массовых миграциях особо настаивает ученик Харке Н. Студли, см. N. Stoodley (1999).
122
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
составляло соответствующую идентичности. Но это не означает, что владелец или участник являлся иммигрантом из племени ютов, готом или франком, прибывшим из-за пределов Римской империи, или же их потомком. В этом отношении археология погребений мало что сообщает нам о самих переселениях, но может пролить свет на многие обстоятельства, в которых такие варварские идентичности приобрели важное значение в социальной жизни.
Более свежим и интересным подходом представляется изучение других видов социально-исторической информации, которая может быть извлечена археологией из погребений с инвентарем. Хотя обычаи существенно отличались в разных регионах, внутри того или иного сообщества повторяющееся соотнесение набора погребальных даров с определенным полом и возрастом означает, что погребальная археология обладает немалым потенциалом для изучения социальных представлений о возрасте и гендерной принадлежности. Она также может использоваться для получения сведений об организации сообщества и месте в нем семьи. Захоронения с погребальными дарами позволяют, кроме того, изучать сложившуюся социальную иерархию. Предшествующие попытки сделать это имели серьезные недостатки, в основном потому, что распределение погребальных даров рассматривалось как косвенное отражение социальной структуры. Количество погребальных даров, особые формы или сочетания артефактов могли быть истолкованы как прямое указание на принадлежность к определенному социальному слою и обладание особым социальным рангом или определенным уровнем достатка. Все эти допущения были подвергнуты оправданной критике75. Чтобы пролить свет на социальную организацию, интереснее было рассмотреть захоронения с погребальными дарами с точки зрения того, как соответствующий ритуал и сопровождающая его материальная культура репрезентируют те активные стратегии, которые не только обозначают, но и создают социальные категории. Такая методология уходит от рассмотрения захоронений с большим числом погребальных даров как просто могил «богатых» или «знатных» людей. Такого рода захоронения не столько предлагают простой способ определить принадлежность людей к различным классам в рамках существующей социальной иерархии, сколько служат фактическим маркером социальной нестабильности и конкуренции.
75 См., например, Steuer (1982); Samson (1987); James (1989). Périn (1998b) все еще придерживается традиционных взглядов.
123
Гай Холсол
В этот период существовали и другие виды погребений. В бывшей Свободной Германии и Скандинавии продолжал использоваться обряд кремации с захоронением праха покойного в сосуде, иногда в сопровождении нескольких погребальных даров, и в Y в. он был импортирован в равнинную Британию. Этот факт тоже можно использовать для изучения социальных идентичностей и соперничества на местном уровне. В других частях Европы практиковались захоронения с небольшим количеством погребального инвентаря или без него. Иногда захоронение производилось в затейливо украшенных саркофагах76, а иногда в простых могилах, выложенных камнями. Подобные погребения сложнее датировать и, следовательно, использовать в качестве источников информации об обществе77. Тем не менее это возможно, если в большей степени полагаться на качественно проведенные раскопки и сохранность костей. Пространственная организация захоронений может дать определенные указания. Были ли мужчины и женщины похоронены отдельно? Были ли дети похоронены вместе как отдельная группа? Если дело обстояло так, то это может указывать на нормы или отношение, существовавшее в сообществе. Или являлись ли семьями группы, состоящие из найденных вместе представителей обоих полов и разных возрастов? Подтверждает ли изучение костей существование различий в образе жизни и рационе питания у покойников из разных частей захоронения? Поиск ответов на некоторые из этих вопросов начался. Также были проведены интересные исследования размещения погребений и роли могильных памятников в окружающем ландшафте78. Изучение раннесредневековых захоронений еще многое может рассказать нам об этом периоде.
СЕЛЬСКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ
Археология раннесредневековых сельских поселений, как было сказано выше, очень молодая ветвь этой дисциплины79. В постримский период на территориях бывших провинций Империи получили распространение новые виды построек. Во многих регионах на смену камню пришла древесина, и соответствующие
76 Например, как в Южной Галлии: см. James (1977).
77 См., например, Delestre and Périn (1998).
78 Williams (1997); (1998).
79 Обобщение достижений в северо-восточной Европе см., например, в Hamerow (1994); Lorren and Périn (1995); (1997); De Вое and Verhaeghe (eds.) (1997); Van Ossel (1997); Damminger (1998); Périn (2002).
124
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
находки появились в распоряжении археологов: большие общие помещения в центре, окруженные служебными постройками, часто с утопленными в землю полами или углублениями под полом. Даже там, где каменное строительство продолжилось, можно обнаружить схожее устройство жилых построек80. Раннесредневековая археология сельских поселений, как мы уже видели, нередко страдала от применения грубой техники раскопок, использовавшейся для изучения римских памятников. Это вело к тому, что следы постримских поселений на месте вилл в тех районах, где они не были покинуты (в основном в Южной Франции и Испании), зачастую утрачивались, и лишь недавно масштаб подобных поселений стал очевиден81. Раскопки сельских поселений все чаще дополняются региональными полевыми исследованиями с использованием различных техник - аэрофотосъемки, пешего осмотра и методов геофизики, сочетание которых позволяет получить сведения о более общих типах поселений и их изменениях. Примеры подобных исследований можно найти в Европе, Северной Африке и Восточном Средиземноморье. Более сложные технологии проведения раскопок позволили также получить данные о рационе питания и экономике раннесредневековых поселений. Изучение сельских поселений открывает широкие возможности для анализа социальной структуры и экономики. Например, можно выяснить, были ли все здания или жилые постройки одного размера, или некоторые (возможно, даже одно) оказываются больше других. Свидетельствует ли наличие ограждений вокруг некоторых построек о большей степени развития частной собственности? Существует ли иерархия типов поселений, предполагающая физическое разделение различных социальных слоев и эксплуатацию ресурсов одних поселений другими? Укрепления вокруг некоторых поселений могут свидетельствовать в пользу присвоения ресурсов в форме трудовых услуг. Планировка индивидуальных домов и отдельных поселений также может многое рассказать о картине мира. Длинные дома, предполагающие нахождение под одной крышей как животных, так и людей, найденные в некоторых регионах, в частности, в Нидерландах, позволяют предполагать наличие у их обитателей таких представлений о мире, которые значительно отличаются от тех, что были у жителей поселений, где люди и животные обитали в разных постройках. Изменения при пере¬
80 Например, в местечке Ларина (Изер): см. Porte (1980).
81 Последнее обобщение см. Arce (1988); Chavarria Arnau (2001).
125
Гай Холсол
ходе от одного типа к другому, очевидно, были существенными. Имеются также возможности изучать, как использовалось пространство в поселении или постройке, хотя такое исследование затруднено, во-первых, проблемами, связанными с раскопками, которые в сельских поселениях с их поверхностной стратификацией, редко позволяют с абсолютной точностью определить, как различные здания в поселении располагались в течение конкретного периода времени, и во-вторых, сложностью установления гендерной принадлежности предметов. В то время как последняя может быть достаточно точно установлена в случае с погребениями, перенос этих выводов на археологию поселений может представлять определенные проблемы. Символическое значение предметов в конкретных обстоятельствах погребального ритуала может отличаться от их использования в более изменчивых условиях повседневной жизни. Тем не менее археология сельских поселений предлагает значительные возможности для прогресса в изучении социальной истории Европы рассматриваемого периода. Некоторые исследования, в которых учтены сведения хартий (см. выше), начали вносить важный вклад в эту область82.
ГОРОДА И ТОРГОВЛЯ
На верхней ступени иерархии типов раннесредневековых поселений находились города. Городская археология в Европе и Средиземноморском регионе с 1940-х гг. является активно развивающейся ветвью раннесредневековой археологии83. Даже при всех проблемах, связанных с возрождением городской жизни, наши знания о центрах раннего Средневековья резко возросли. В этом отношении раннее Средневековье, такое, каким оно видится в 2005 г., коренным образом отличается от того, каким оно представилось в 1911 г. Сейчас мы можем в общих чертах описать судьбу городов почти во всех регионах Европы, при этом на Западе после 400 г. обычно наблюдается стагнация или быстрый упадок по сравнению с ситуацией в поздней Римской империи. В некоторых регионах дальнейший закат городской жизнь наблюдался в середине и конце VI в. ; в других в VII в. началось ее восстановление. Как
82 Например, Theuws (1991).
83 См. с 1970-х гг. в качестве примера коллективные труды: Barley (1977); Hodges and Hobley (1988); Demolon, Galinié and Verhaeghe (1994); Brogiolo and Ward Perkins (1999); Brogiolo, Gauthier and Christie (2000).
126
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
будет сказано в следующих главах, возрождение на севере обычно было связано с новым типом городского поселения - эмпориями84, которые достигли своего расцвета к концу периода, рассматриваемого в этом томе. Археология постримских городов значительно расширила наши знания о раннесредневековом обществе, экономике и политике. Она не просто подтвердила представления, сложившиеся на основании письменных источников об эволюции характера городских поселений от общественных и бюрократиче- ски-административных центров в период поздней Римской империи до преимущественно религиозных центров раннего Средневековья. При этом городская археология не просто воссоздала наглядный фон для повествования, основанного на письменных источниках: знаменитая работа Анри Галинье, посвященная Туру, например, имеет гораздо большее значение, чем просто воссоздание места действия для рассказов епископа Григория85. Пристальное изучение городов позволяет лучше понять их роль в раннесредневековом обществе и политике. Тот факт, что в течение большей части периода они явно не были населенными пунктами крупных масштабов или центрами производства, допускает иное понимание того, почему города все же оставались важным средоточием общественной жизни и политики. Понимание упадка городов с точки зрения прекращения некоторых их прежних функций позволяет также понять, как менялся характер государства в раннесредневековый период86. Изучение городских зданий, прежде всего церквей, может дать нам представление о том, как использовалось пространство для распространения идей и идеологии87.
Все рассмотренные нами направления раннесредневековой археологии, наряду с технологическим изучением артефактов, мест и способов их производства, существенно изменили наши представления о раннесредневековой экономике, которая будет рассмотрена в последующих главах88. Как и в случае с городами, восприятие этой стороны раннесредневекового мира значительно изменилось по сравнению с началом XX в. Когда была опублико¬
84 Эмпориями называют торговые поселения (протогорода), которые возникли в северо-западной Европе в VI-VII вв. и просуществовали до IX в. - Прим, науч.ред.
85 Galinié (1997); Wood (2002).
86 Haldon (1999).
87 См., например, Wharton (1995), р. 105-147, о Равенне.
88 См. Лосби, глава 22 ниже с обширной библиографией. Hodges (1982b) является важной отправной точкой. См. также Hodges and Bowden (1998); Hansen and Wickham (2000).
127
Гай Холсол
вана работа Анри Пиренна, она вызвала полемику и критику. В 1980-х гг. археологи вдохнули в эти дебаты новую жизнь, но в то же время зримо изменили общую картину городской жизни.
НУМИЗМАТИКА И ЭПИГРАФИКА
Нумизматика (изучение монет) и эпиграфика (изучение надписей) находятся где-то посередине между документальной историей и археологией. Оба этих типа свидетельств могут рассматриваться как артефакты и поэтому попадают в сферу изучения материальной культуры или археологии, как монеты, так и надписи часто обнаруживаются в ходе археологических раскопок. В то же время и те, и другие являются важными носителями письменной, текстовой информации, что вовлекает их в орбиту истории. Как мы увидим, период между 500 и 700 гг. не был временем расцвета этих источников информации, но и нумизматика, и эпиграфика сыграли значительную роль в нашем понимании раннего Средневековья.
Важное значение имеет уже тот факт, что нумизматика для этого периода не является таким же важным источником, каким она была для предыдущей и последующей эпохи89. Поскольку Западная Римская империя рухнула в V в., экономика на ее территории пережила своего рода рецессию и во многих регионах - таких, как Британия и большая часть Галлии, - стала, по сути дела, безденежной. Это как раз тот случай, когда мы можем прийти к важным выводам на основании отсутствия источников! Монетная система продолжила функционировать на юге, в бассейне Средиземного моря, и на востоке, в Византийской империи, но и здесь в VII в. она пришла в упадок, хотя и никогда не исчезала полностью, как это было в северо-западных провинциях Западной империи.
Монеты могут служить значимым источником информации по нескольким причинам. Без сомнения, они очень важны как основа для установления хронологии, когда их находят на месте археологических раскопок, хотя, очевидно, что дата выпуска монеты не обязательно близко соотносится с моментом, когда она была потеряна. Они дают нам только terminus post quem («дата, после которой»). С монетами связан ряд экономических процессов. Необходимо различать среди монет те, которые были не более чем удоб-
89 Delogu (2002), р. 183-205 содержит прекрасное введение с полезной библиографией работ по английской монетной системе. Grierson (1951) остается классической работой. Аннотированные каталоги раннесредневековых монет слишком многочисленны, чтобы имело смысл их перечислять.
128
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
ной формой слитков - например, вес поз дне- и постримского solidus всегда составлял 1/72 фунта золота, - и монеты в современном смысле этого слова, себестоимость которых (стоимость металла, который она содержала) отличалась от ее номинальной стоимости, а разница между ними гарантировалась государством, чеканящим монету. Последний вид «настоящих» монет был редкостью, если вообще существовал, в этот период. Однако даже там, где монета была простым видом слитка, регулярность ее использования и ее хождение на больших территориях может свидетельствовать о сложной организации экономики и государства90. С этим связана проблема месторасположения и количества монетных дворов, а также стоимости самой чеканки. Например, на большей части территорий Запада в VI в. хождение имела единственная монета - дорогостоящие золотые solidi, либо привезенные с византийского Востока (возможно, в качестве политически обусловленных выплат), либо их имитации, отчеканенные на Западе. Эти монеты были слишком ценными, чтобы использоваться в большинстве обычных сделок. Хотя крупные покупки могли ими оплачиваться, более вероятно, что их использование (как мы увидим далее) имело скорее политическую, а не экономическую подоплеку. Когда в Галлии в конце VI в. вновь начали чеканить монеты, они обычно имели более низкий номинал: triens или tremissis. Эти монеты оценивались в треть solidus'& и поэтому гораздо шире использовались в экономике. Однако они чеканились на большом количестве монетных дворов Галлии, и хотя существование единого контроля над ними вытекает из их одинакового веса и процента содержания золота, на них отсутствует имя правителя или его изображение, а вместо этого указаны имя чеканщика, выпустившего их, и место, где они были отчеканены. Это означает, что монеты имели хождение в пределах сравнительно небольшой территории, где чеканщика знали и доверяли ему. В течение VII в. содержание золота в tremissi постепенно снижалось, и они были заменены на серебряные монеты - denarius, которые опять-таки имели меньшую стоимость. На основании этого мы можем предположить, что монеты стали использоваться в еще более мелких сделках. Кроме того, тот факт, что эти монеты чеканились в небольшом количестве мест королевства, означает, что они были известны и принимались на большей территории. Все это вместе взятое говорит об усилении
90 Hendy (1988).
129
Гай Холсол
монетизации и экономическом росте; и это наглядно показывает, насколько показательными могут быть свидетельства монет.
Однако, как указывалось выше, монеты имели не только сугубо экономическое значение. Они являлись и эффективными политическими инструментами. Некоторые монеты посредством своих легенд могли транслировать королевскую или имперскую идеологии политическому классу государства. Как мы только что отметили, solidus был монетой большой ценности с незначительными возможностями для экономического использования, поэтому, вероятно, он использовался только представителями элиты. Это превращало монету в важное средство пропаганды. Король вестготов Леовигильд использовал последовательные выпуски solidi, чтобы заявить об отвоевании различных городов у своего сына-мятежника Герменгельда91. Одним из средств, с помощью которого франкский король Теодоберт заявил о том, что он равен по положению императору Юстиниану, был выпуск им своих собственных solidi с отчеканенным на них его именем. Эти монеты дошли до нас, и мы знаем из сочинения Прокопия о том, какой шок вызвало в Восточной Римской империи это вопиющее нарушение до той поры незыблемой имперской прерогативы. Обладание такими монетами, как solidi, привозными или местной чеканки, благодаря их ценности могло быть признаком принадлежности к политической элите. Их находят в захоронениях этого периода, содержащих богатые погребальные дары, которые, вероятно, были туда помещены в присутствии публики как знак власти и статуса. В силу этого контроль за распределение подобных монет был важным политическим инструментом, что еще больше увеличивало интерес к ним королей и превращало их в некое подобие престижных предметов.
Подобно нумизматике, эпиграфика, основная «пища» историка Античности, переживает в рассматриваемый период относительный упадок, вызванный иногда схожими причинами92. «Эпиграфи¬
91 Hillgarth (1966).
92 В настоящее время не существует легкодоступного введения в раннесредневековую эпиграфику на английском языке. Handley (2003) заполняет этот пробел. См. также De Rubeis (2002). Обзор с соответствующей библиографией можно найти и в Effros (2002), р. 79-137, хотя к некоторым заключениям, содержащимся здесь, необходимо подходить осторожно. Галльские надписи первым собрал Le Blant, Inscriptions chrétiennes. Из более современных изданий см., например, Gauthier, Recueil des Inscriptions chrétiennes de la Gaule; Descombes, Recueil des Inscriptions chrétiennes de la Gaule; Prévôt, Recueil des Inscriptions chrétiennes de la Gaule. Об Испании см. Vives, Inscripciones cristianas
130
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
ческая привычка» начинает ослабевать в северо-западной Европе в IV в., хотя остается довольно распространенной дальше на юге и востоке, а в условиях экономического регресса V в. практически полностью исчезает в некоторых регионах, таких как равнинная Британия и большая часть Галлии. Однако постримские надписи все же встречаются гораздо чаще, чем принято считать, и имеют несколько форм.
В Восточной империи, а также в Галлии, Италии и Испании надписи на камне, по классической традиции, продолжали использоваться для сообщений о посвящении зданий, о работах по их обновлению или восстановлению и, гораздо чаще, с целью поминовения умерших. Сюда же следует отнести растущий корпус граффити, вырезанных на камнях в церквях. В Северной Африке надгробные надписи также делались в виде мозаики. В Западной Британии римская эпиграфическая традиция имеет более четкое продолжение, чем в районах, занятых англосаксами.
Надписи на камне, сделанные в память об умерших, хорошо известны в этих регионах. Имена, титулы и краткий текст написаны здесь не только латинским, но и огамическим алфавитом, который хотя и происходит от латинского, но сильно отличается по форме, с вертикально расположенными строками и с буквами, обозначенными прямыми линиями по обе стороны от вертикального края камня или прочерченной вертикальной линии. Согласно наиболее распространенному мнению, этот алфавит появился в Ирландии, где камни с огамическими надписями встречаются чаще всего, хотя вопрос остается дискуссионным. Огамическое письмо также часто использовалось в Южном Уэльсе. Надписи в старой латинской традиции появляются у англосаксов в конце рассматриваемого периода. Дальше на севере к эпиграфике можно отнести пиктские камни-символы из Южной Шотландии, хотя при их создании обычно не использовался известный алфавит. Здесь на камнях использован набор узнаваемых, часто повторяющихся символов. К концу нашего периода на них также начинают появляться более образные изображения людей и животных, а некоторые из них связываются с конкретными историческими событиями. Например, камень из Аберлемно в Файфе, согласно правдоподобной интерпретации, был установлен в память о победе пиктов над
de la Espaha romana y visigoda. О Британии, Ирландии и Бретани см. Celtic Inscribed Stones Project, базу данных которого можно найти в сети Интернет, см. http : // www. ucl. ас. uk/archaeology/cisp/database.
131
Гай Холсол
нортумбрийцами в битве при Нехтансмере в 685 г.93 Каменные памятники похожего типа найдены также в Скандинавии, иногда с надписями, сделанными руническим письмом, а иногда без текста, но со сложным художественным декором. К тому, что можно назвать «физическим» корпусом надписей, следует добавить значительное количество надписей, дошедших до нас только благодаря их фиксации в документах. Хорошим примером такого рода являются эпитафии, сочиненные Венанцием Фортунатом.
Как и в случае с нумизматикой, обращение к эпиграфике дает гораздо больше сведений, чем просто возможность датировать события и дополнять нарратив политической истории, хотя этот источник сведений важен и в том, и в другом отношениях. Посвятительные надписи, кроме сведений о том, кто выступил спонсором строительных работ, могут также рассказать о взглядах, например, об отношении к наследию Рима. Эпитафии позволяют взглянуть на семью и семейные структуры. Они могут содержать информацию о культурных представлениях, например, о распространении моды на германские имена на территории бывшей Римской империи. Многие надписи содержат указание на возраст умершего. Это особенно интересный источник информации. Прежде всего, их тщательное изучение показывает, что возраст, указанный на этих памятниках, очень часто округлялся до ближайших пяти или десяти лет, и это дает неоценимые сведения о восприятии социального возраста и старости. Даже учитывая такие особенности, мы, тем не менее, можем использовать эти сведения для изучения таких вопросов, как возраст заключение помолвки и брака и различия между мужчинами и женщинами в этом отношении. Некоторые надписи, как, например, на надгробиях из Трира, содержат информацию не только о погребенном, но и о том, кто установил памятник, а это также может служить источником сведений о семейных структурах и отношениях. Сравнение расходов (которые значительно варьируются в зависимости от региона) на установку памятников детям и женщинам, а не только взрослым мужчинам-главам семей проливает дополнительный свет на проблемы социальной структуры.
Некоторые каменные памятники с надписями стали предметом споров об увековечивании притязаний на владение землей и стремлении создать постоянные маркеры в ландшафте, как и это было в случае с дебатами вокруг курганных захоронений и других
93 Hooper (1993); Cruickshank (2000).
132
ГЛАВА 3. Источники и их интерпретация
подобных памятников. Пожалуй, самым интересным стало исследование надписей и содержащихся в них средств измерения времени для изучения способов выражения местной и региональной идентичности. Например, в Бургундии VI в. города Вьенн и Лион предпочли измерять время в годах, прошедших с момента консульства двух разных консулов94. Их выбор «консула-патрона» явно был средством демонстрации местной идентичности. Подобным же образом было показано, что использование «испанской эры» (хронологической системы, в которой летоисчисление велось, как считается в настоящее время, от 38 г. до н.э.) в Испании в VI в. было связано с региональными и вероисповедальными отличиями, а в VII в. служило укреплению единства страны95.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Представленный выше краткий обзор показывает, что историк, изучающий период 500-700 гг., даже в таких местах, как Британия, фактически лишенных письменных свидетельств на протяжении большей части эпохи, делает это вовсе не в условиях отсутствия источников, как это часто считается. С точки зрения доступных источников информации этот период нельзя назвать Темными веками. На самом деле, в плане равномерности географического охвата и проблем, которые мы можем изучать на региональном и даже местном уровне, этот период более освещен, чем эпоха поздней Римской империи. В течение последнего столетия количество источников значительно возросло, и поле деятельности историка (в широком смысле считающегося исследователем прошлого) соответственно расширилось. Самым большим вызовом, с которым столкнутся медиевисты следующего столетия, будет овладение всеми этими видами источников, осознание проблем и потенциала их использования, а также способность в равной степени учесть и применить все те особенности, которые присущи каждому источнику (письменному, изобразительному, археологическому, эпиграфическому и нумизматическому). Если через сто лет выйдет «Новая Кембриджская история Средних веков», подходы, на основе которых мы изучаем раннее Средневековье, без сомнения, изменятся настолько же сильно, как это произошло между 1911 и 2005 гг., а с ними изменится и само раннее Средневековье.
94 Handley (2000).
95 Handley (1999).
133
ЧАСТЬ I
VI ВЕК
ГЛАВА 4
ВОСТОЧНАЯ ИМПЕРИЯ В VI в.
Эндрю Лаут
В начале VI в. императорский престол занимал Анастасий I (491-518 гг.), правивший империей, которая все еще считалась, по сути, Римской империей, совпадавшей со средиземноморским миром, насколько бы нереальными ни казались подобные представления современным историкам, которые имеют возможность ретроспективно оценивать события прошлого. Хотя Анастасий правил из Константинополя - «Нового Рима» - государством, которое мы называем «Восточной империей», в то время как Западная империя была «разрезана» на «варварские королевства», это наше видение ситуации, а не то, которое было у него и его современников. За счет пожалования титулов от имени императора и подкупа союзников с помощью богатств империи, которые будут далеко превосходить финансовые ресурсы Запада в течение нескольких следующих столетий, варварские правители могли считаться королями-клиентами, признающими императора Нового Рима своим сюзереном, тем более что правители варваров часто были счастливы подобной возможности. Прекращение власти императоров на Западе после свержения Ромула Августула в 476 г. лишь некоторыми современниками было воспринято как важное событие: идея о том, что Восток и Запад должны иметь своего отдельного правителя существовала чуть более века, а военная мощь варваров на Западе, которой управляли из Константинополя, продолжала существовать, незатронутая исчезновением западного «императора».
Империя, которой управлял Анастасий, все еще оставалась частью средиземноморской цивилизации, такой, какой она была в период Античности, не только в политическом смысле, но и в том, что составляло суть этого мира, основным элементом которого был город с прилегающей территорией (сельской округой, chôra), представлявший собой самодостаточную экономическую и даже культурную ячейку. Представители городской знати, хотя и лишенные
136
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
политической власти, которую они имели в рамках политической системы старого города-государства, по-прежнему обладали значительным политическим влиянием, а наместники провинций, назначавшиеся из представителей того же социального слоя, часто находили, что считаться с этим влиянием на местах выгоднее, чем бороться с ним. Города - с форумами, театрами, судами и образовательными учреждениями - были своего рода инкубатором для просвещенной элиты, представители которой занимали посты в имперской администрации и часто возвращались в города, чтобы наслаждаться жизнью за счет средств, получаемых от своих сельских поместий. Эта ситуация начнет меняться в VI в., хотя масштаб этих изменений остается предметом больших дискуссий.
Город также был основной ячейкой христианской церкви. С конца II в. христианство, первоначально распространенное преимущественно в городах, создало организацию, в основе которой находился город и его окрестности, возглавляемые одним должностным лицом - епископом. СIV в., по мере распространения христианства в Римской империи, епископ, который занимал свой пост пожизненно (перевод из одного города в другой был запрещен XV каноном Первого Вселенского Никейского собора, хотя изредка имели место и отдельные исключения), превращается в важную фигуру среди городской знати. Иногда он назначался defensor civitatisг, то есть главой или «судьей» города, и регулярно исполнял его функции, даже если официально не занимал этот пост. Несмотря на упадок города как экономического и культурного образования1 2, связь между епископом и городом не разрушалась. Христианство никогда не было особенно миролюбивой религией, и важность, которую оно придавало правильно сформулированным религиозным взглядам, в сочетании с его влиянием в обществе, возраставшим по мере того как все меньше и меньше жителей империи сопротивлялись необходимости стать христианами, означала, что задолго до VI в. христианское вероисповедание превратилось как в причину социальных, политических и культурных разногласий, так и в средство их выражения. Современные историки неохотно признают, что религиозные верования и практики могут быть причиной социальных и политических конфликтов, и, в целом,
1 Дословно «защитник города». - Примеч. науч.ред.
2 Вопрос упадка античного города и проблемы его интерпретации становится основным для VII в.: см. Лаут, глава 11, ниже. Общие оценки см. Mango (1980), р. 60-87 и Liebeschuetz (1992).
137
Эндрю Лаут
они, возможно, правы, однако не подлежит сомнению, что в этот период разногласия часто выражались и воспринимались в рели- гиозных понятиях. Как мы увидим далее, проблемы религиозных расхождений являются неотъемлемой частью истории VI в. Важно понять их причины, прежде чем обратиться к рассмотрению других объяснений социальных, политических и культурных конфликтов, выраженных языком религии. Религиозный конфликт - это предмет, к которому мы будем неоднократно возвращаться.
Анастасий унаследовал и поощрял религиозные раздоры, которые серьезно омрачили жизнь Христианской Римской (или Византийской) империи. Эти религиозные разногласия в первую очередь связаны с решениями Четвертого Вселенского собора, который проходил в Халкидоне (современный Кадыкёй, находящийся прямо напротив Стамбула (Константинополя) через пролив Босфор). На соборе предполагалось разрешить давний спор о том, как в природе Христа сочетались божественное и человеческое начала. Римский папа Лев I через своих легатов играл в нем активную роль, и отцы синода (почти все они были греками) в конце концов согласились с формулировкой, приемлемой для папских легатов и основанной, как они считали, на учении великого патриарха Александрийского Кирилла (ум. 444 г.), который пользовался большим уважением всех церковнослужителей, за исключением небольшой группы восточных епископов. Однако с трудом принятая уступка папским легатам, которая предусматривала согласие с тем, что Христос имел «две природы» (формулировка, которая не встречается у Кирилла, но была позаимствована из папского письма, так называемого «Томоса к Флавиану», которое было получено синодом), свела на нет достижения Халкидонского собора: многие христиане, особенно в Сирии и Египте, сочли, что синод исказил, а не одобрил учение Кирилла. Неприятие решений Халкидонского собора часто принимало насильственные формы: патриарху Иерусалимскому Ювеналу потребовалась помощь имперских войск для безопасного вступления в город, епископом которого он был, а Протерий, назначенный на место низложенного на соборе преемника Кирилла Александрийского, был убит толпой. Насилие, которое нередко сопровождало эти религиозные конфликты, зачастую провоцировалось монахами, которые становились в Христианской Римской империи все более влиятельной силой, и с ней приходилось считаться. После безуспешных попыток провести в жизнь решения Халкидонского собора император Зенон в 482 г.
138
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
выпустил вероисповедальное послание (названное Энотиконом) с целью способствовать объединению общества, которое отрицало решения, принятые в Халкидоне, хотя и не осуждало синод. Энотикон был составлен патриархами Константинопольским Акакием и Александрийским Петром Монгом («Заикой»). Рим и латинский Запад в целом не хотели отрекаться от решений, принятых собором, руководителем которого они считали папу Льва I, поэтому выход Энотикона стал причиной схизмы между Римом и Константинополем, известной как «акакианская схизма», по имени константинопольского патриарха, и продолжавшейся до смерти Анастасия I. Энотикон лежал в основе имперской политики во время правления Анастасия I, который, в лучшем случае, считал этот эдикт слишком умеренным и поэтому покровительствовал тем, кто отверг Энотикон из-за отсутствия в нем открытого осуждения Халкидонского собора.
Источники, содержащие сведения о событиях VI в., несмотря на свою кажущуюся многочисленность, в целом оставляют желать лучшего. Полностью (в противоположность дошедшим до нас во фрагментах произведениям V в.) сохранились исторические сочинения, написанные в подражание классическим образцам. К ним относятся «Войны» Прокопия и истории Агафия и Феофилакта Симокатты. До нас также дошли обширные извлечения из истории Менандра Протектора. К ним можно добавить новую форму исто- риописания, вдохновленную христианством - хроники: Иоанна Малалы (которая сохранилась только в сокращенном виде) и Мар- целлина, а также более поздние «Пасхальную хронику» (630 г.) и хронику Феофана (начало IX в., но включающую сведения о более ранних периодах). Церковные истории, которые произошли от хроник, представлены в VI в. сочинением антиохийского юриста Евагрия. В христианском историописании (включая формы, упомянутые выше) важное место принадлежало житиям святых, и для VI в. существует значительное количество агиографических материалов, многие из которых представляют большую ценность для изучения как социальной, так и религиозной истории этого периода, особенно сборники, составленные Кириллом Скифопольским и Иоанном Мосхом, вместе с отдельными житиями различных святых (например, столпников или св. Феодора Сикеота). Сюда же можно отнести тексты, написанные или сохранившиеся на сирийском языке, которые отражают взгляды христиан, не признавших решений Халкедонского собора («монофиизитов») и отлученных
139
Эндрю Лаут
от имперской церкви, стремившейся утвердить Халкедонское православие, поддерживаемое Юстинианом и его преемниками. Эти тексты включают жития святых, составленные Захарием Митиленским (его первоначально написанная на греческом языке « Церковная история » не была доведена до VI в. ), и собрание житий святых Иоанна Эфесского (который писал на сирийском языке) и его «Церковную историю», третья часть которой дошла до нас в единственном манускрипте, в то время как остальные две трети сохранились во фрагментах, включенных в позднейшие сирийские хроники. Существует также анонимная хроника VIII в., авторство которой приписывается Псевдо-Дионисию Телль-Махрскому, и хроника Михаила Сирийца XII в. Традиционно существует тенденция принимать сведения «классических» истории за чистую монету как основной рассказ о событиях, который требуется дополнять сведениями из хроник и церковных историй, подходя к ним с различной степенью осторожности3. Однако в современных исследованиях все чаще больше внимания уделяется конкретным целям и предрассудкам «классических» историков, в результате чего в настоящее время мы скорее видим в этих источниках различные четко определенные «представления» о VI в., а не прямолинейный рассказ, который может использоваться в качестве основной информации4. Важным источником являются данные археологии, не в последнюю очередь из-за трудноуловимых процессах этого периода, таких как упадок (или выживание) города, экономическое процветание и климатические изменения. Кроме того, мы можем извлекать информацию из эпиграфики, монет и печатей и обратиться к сведениям (которые традиционно редко используются), содержащимся в консервативной, но развивающейся церковной литургии.
Сообщения о второй половине правления Анастасия I указывают на рост народных волнений, якобы вызванных религиозной политики императора. За этим могут скрываться экономические трудности и растущее чувство незащищенности в Империи. В начале VI в. был нарушен длительный мир с Персией, традиционным врагом Римской империи и ее предшественников. Отказ Восточной Римской империи платить дань из-за того, что Персия
3 Этот метод Гиббона, который он применял при написании своего труда «История упадка и разрушения Римской империи», также использовался Д.Б. Бэри (Bury, 1923), и А.Х.М. Джонсом (Jones (1964).
4 См., в частности, Cameron (1985b).
140
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
не вернула Нисибис римлянам согласно договору, заключенному императором Иовианом в IV в., привел к тому, что персы напали на Империю в 502 г. и быстро заняли ряд приграничных городов, включая Амиду. Начнем с того, что римская оборона была ослаблена раздельным командованием, и только два года спустя, в 505 г. римляне смогли отвоевать Амиду. Уязвимость месопотамской границы, выявленная в ходе этой короткой войны, удалось преодолеть постройкой крепости на месте поселения Дара, расположенного вблизи границы в нескольких милях от Нисибиса и названного Анастасиополем в честь императора. На севере в VI в. также существовала угроза нападений, поскольку имеются археологические свидетельства, показывающие, что крепости, которые были, согласно сведениям Прокопия, построены на правом берегу Дуная в период правления Юстиниана (527-565 гг.), было по крайней мере заложены при Анастасии5.
Волнения, которые стали выражением оппозиции против проводимой Анастасием религиозной политики, были вызваны вопросом о литургии. С середины V в. молитва, называемая Trisagion {«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас»), получила широкое распространение на Востоке как часть литургии. В Сирии считалось, что это песнопение обращено к Богу-Сыну; и чтобы подчеркнуть убеждения тех, кто отверг утвержденное Халкидонским собором различение между двумя сущностями явившегося во плоти Сына Божьего, к молитве была добавлена фраза «распятого за нас», подтверждающая веру в то, что в теле Христа сам Бог претерпел человеческие страдания (доктрина, получившая название «теопасхизм»). В Константинополе, однако, молитва в ее триединой форме, считалась адресованной Троице, и поэтому такое добавление было воспринято как указание на то, что страданию подвергалась сама божественная природа Христа. За различающимися текстами молитвы стояло подлинное взаимное недопонимание, но одно только это усиливало убежденность в ошибочности взглядов оппонентов. Когда Анастасий дал указание включить «теопасхическое» добавление в Trisagion, это спровоцировало столкновение между дохалкидонскими монахами, певшими его в расширенной форме, с одной стороны, и духовенством и жителями Константинополя - с другой. Это привело к тому, что народ потребовал свержения императора и отказался
5 Poulter (1983), С. 97, цитируется Cameron (1985b), р. 220, not. 90.
141
Эндрю Лаут
от этого требования только после того, как император без короны сам вышел к толпе, чем вызвал единодушное изъявление преданности. В следующем году (513 г.) он столкнулся с еще одним вызовом своей власти со стороны военного comes6 Виталиана, который утверждал, что выступает от имени православных против политики императора. Несмотря на неудачу в борьбе за престол, он пережил императора.
Анастасий умер в 518 г., оставив вопрос о преемнике открытым. Им стал Юстин I, крестьянин из Иллирии, который сделал карьеру, дослужившись из рядовых до комита экскувиторов7. Он был необразован, возможно, даже неграмотен, и Прокопий пытается создать впечатление, что реальная власть находилась в руках племянника Юстина Петра Савватия, взявшего имя Юстиниан (ранее Юстин привез его в столицу и не поскупился на его образование). Насколько это правда, сказать сложно, поскольку нет независимых подтверждений такого хода событий8. Первым шагом Юстина стал отказ от попыток своих предшественников достичь единства среди христиан путем игнорирования или даже безоговорочного осуждения Халкедонского собора: Энотикон был отменен, а халкедонское православие стало основой имперской политики. «Акакианская схизма» закончилась, и папа Гормизд, которому Юстин объявил о своем избрании и своей религиозной политике, отправил легатов в Константинополь, где собрался Синод с целью подтвердить прекращение схизмы и осудить тех, кто способствовал ей, не только Акакия и его последователей, которые поддержали ее, но также - даже сверх требований папы - императоров Зенона и Анастасия.
Известные дохалкидонские «монофизиты», включая Севира Антиохийского и Филоксена Маббургского, были низложены и отправлены в ссылку. Примирение с Римом лишь вновь вскрыло раны, которые должен был залечить Энотикон, но очень скоро было предложено такое уточнение халкидонского православия, оно должно было стать основным средством, с помощью которого император Юстиниан рассчитывал достичь религиозного единства. Группа монахов из Скифии (современная Добруджа, на побережье
6 comes (лат.) - комит, должностное лицо в позднеримской и Византийской империи; в армии комиты командовали легионами или гарнизонами в отдельных провинциях. — Примеч. науч.ред.
7 Т. е. начальника императорской гвардии. - Примеч. науч.ред.
8 Honore'(1978), р. 7.
142
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
Румынии) во главе с Иоанном Максентием доставила в Константинополь предложение, сводившееся к тому, чтобы дополнить определение Халкидонского собора утверждением, что «один из Троицы страдал во плоти», что поставило бы под сомнение убежденность монофизитов в неразделимой природе Христа, выраженное «теопасхическим» добавлением к Trisagion. Юстиниану это предложение понравилось, и он отправил монахов в Рим, но там они не смогли убедить папу Гормизда, хотя другие, в частности Дионисий Малый и Боэций, посчитали его приемлемым. Предложение не имело последствий до 530-х гг., когда Юстиниан всерьез занялся религиозными вопросами.
Весной 527 г. Юстин заболел, и в апреле Юстиниан как его соправитель был провозглашен Августом. В августе Юстин скончался, ему наследовал Юстиниан. Правление Юстиниана было долгим и продолжалось до 565 г., составив 38 лет, а если учитывать годы, в которые он негласно правил при Юстине - 47 лет. В любом случае, это был исключительно длительное царствование, и его продолжительность сама по себе уже достижение, не говоря обо всем прочем. А всего этого было немало: реформирование системы права; возвращение римских территорий на Западе (Северной Африки, Италии, Испании); грандиозные строительные проекты, в частности, перестройка центра Константинополя, включая возведение Собора Святой Софии - Премудрости Божией, Айи-Софии; закрытие Платоновской Академии в Афинах; религиозная политика, кульминацией которой стал Пятый Вселенский собор, проходивший в Константинополе в 553 г. (или, если смотреть с другой точки зрения, впадение в ересь в последние месяцы его правления). Трудно устоять перед искушением взглянуть на все это как на части пазла, которые, если их правильно собрать, раскроют некий великий замысел. Нельзя забывать и том блеске, что окружает фигуру Феодоры, женщины, с которой Юстиниан вступил в брак вопреки закону, запрещавшему союзы сенаторов и актрис, и чью красоту признает даже Прокопий, хотя и считает ее воплощением дьявола. В своей «Тайной истории» Прокопий предвзято рассказывает о том, как Феодора вмешивалась в дела государства. Он также сообщает, что во время так называемого восстания «Ника» в 532 г., когда Юстиниан был сильно напуган мощными выступлениями против его властвования и готовился бежать, Феодора убедила его остаться и встретить смерть или победу словами: «царская власть - лучший саван». Все это позволяет поставить Феодору по масштабу
143
Эндрю Лаут
личности в один ряд с такими византийскими императрицами, как Ирина или Зоя, которые обе (в отличие от Феодоры) правили самостоятельно, хотя и недолго9.
Рассматривать правление Юстиниана как на реализацию «великого замысла», значит трактовать все его действия как направленные на преднамеренное восстановление прежней Римской империи, хотя Римская империя достигла новых высот славы, став Христианской империей, исповедующей православную веру. Согласно этой точке зрения, отвоевание вело к восстановлению Империи в ее, так сказать, традиционных географических границах; правовая реформа воплощала представление о Христианской Римской империи, управляемой императором - наместником Господа; прекрасные здания столицы, не в последнюю очередь церкви, прославляли христианский двор Нового Рима, а оборонительные сооружения, описанные Прокопием в последних книгах его сочинения «О постройках», должны были навечно сохранить вновь завоеванный Римский мир. Формирование христианской ортодоксии, наряду с подавлением иноверия - будь то внутри христианства или со стороны языческой философии - завершает картину. Поэтому, обсуждая правление Юстиниана, трудно избежать идеи «великого замысла». Практически все наши литературные источники в то или иной степени отражают ее. Она присутствует у Прокопия (даже в «Тайной истории» Юстиниан представлен как великий, хотя и жестокий, творец), в правовых документах и даже в церковной литературе, написанной теми, кто пережил гонения со стороны Юстиниана, ибо монофизиты разделяли с теми, кто принял имперский вариант христианства, представление о христианской империи, во главе которой стоит христианский император10. Трудно отрицать, что были моменты, когда Юстиниану мнилось, что он приводит в исполнение некий грандиозный замысел. В 536 г., после завоевания Сицилии, Юстиниан заявляет: «мы надеемся, что Господь даст нам править тем, что когда-то находилось под властью древних римлян в пределах обоих морей, и что они потеряли из-за своего легкомыслия» (Nov. 30)11. Другое дело - должны ли мы рассматривать правление Юстиниана как исполнение великого замысла, разработанного заранее и осознанно. В связи с этим перед нами встает два взаимосвязан -
9 Взвешенную оценку подобных описаний см. в Cameron (1985b), р. 67-83.
10 Fowden (1993).
11 Цит. по Honoré (1978), р. 19.
144
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
ных вопроса. Во-первых, все ли элементы, перечисленные выше, сочетаются друг с другом, образуя некий великий замысел? И, во-вторых, даже если это так, действительно ли Юстиниан имел в своем распоряжении достаточно сил, чтобы воплотить подобный великий замысел в жизнь? Как мы увидим, ни на один из этих вопросов не может быть дан утвердительный ответ без серьезных оговорок.
Возможно самым убедительным свидетельством существования подобного грандиозного замысла, по крайней мере в начале его правления, является та ревизия римского права, которую Юстиниан предпринял, как только получил такую возможность. В этом он поразительным образом также выполнял одну из возлагаемых на правителя задач - быть верховным судьей и законодателем. В глазах римлян, эта роль всегда принадлежала императору, потому что римляне гордились тем, что живут по законам (это ярко отражено в рассказе историка Приска о посольстве ко двору Аттилы в V в.)12. В первые же месяцы после того, как он стал единоличным правителем, Юстиниан объявил Сенату в официальном правовом акте («конституции») о своем намерении подготовить новый свод законов, который будет соответствовать существующему положению дел, устранит противоречия, отсеет устаревшие нормы и внесет ясность в правовую систему. Была образована комиссия из десяти человек во главе с квестором Трибонианом, которой потребовалось чуть больше года для завершения этой работы. Подготовленный ею кодекс не дошел до нас, но пять или шесть лет спустя, в 534 г. он был издан в переработанном виде, сгруппирован в 12 книг и включил конституции13 за прошедший период: именно это издание сохранилось и оказало влияние на последующее европейское право. Ко времени второго издания был сделан еще один вклад в ревизию права: опубликованы Дигесты, или Пандекты, в которых были упорядочены юридические толкования римских правоведов предшествующих столетий. Эти сборники были изданы в декабре 533 г. Следующей частью правовой реформы стала публикация Институций - переработки гомментариев юриста
12 Priscus, frag. 11 в Blockley (1983), р. 242-280, особенно р. 270-272.
13 Конституциями (constitutiones) в римском праве называют устанавливаемые императором правовые нормы в форме эдиктов (указов, устанавливающих нормы общего действия), декретов (судебных приговоров, выносимых императором по апелляциям на решения судов) и рескриптов (решений по отдельным делам), ставших в эпоху Империи важным источником права. - Примеч. науч.ред.
145
Эндрю Лаут
II в. н.э. Гая, которые должны были стать официальным учебником для студентов-правоведов в двух официальных правовых школах в Константинополе и Берите (современном Бейруте). Эта переработка и уточнение римского права были дополнены Новеллами - законодательством самого Юстиниана. Если основная часть работы Трибониана была написана на латыни, то большая часть Новелл составлена на греческом, поскольку правление Юстиниана знаменует собой водораздел между Римской империей с латынью в качестве официального языка и так называемой «Византийской» империей, в которой греческий язык являлся главным, а, в конечном итоге, остался единственным языком. Правовая реформа Юстиниана имела двоякую цель. Практическую: Кодекс л Новеллы содержали нормы права, которые судьи должны были трактовать при помощи Дигест. Представляется, однако, что подобная практика сохранялась лишь до середины следующего столетия. Другой целью реформы было формирование картины мира, в которой закреплялось наследие римской цивилизации, обобщение христианского православия и исключительное положение императора. Реформа была достойным наследием, центральное место в нем занимала идея взаимосвязи империи и священства, basileia и hierosynê, imperium и sacerdotium. Лучше всего это отношение выраженно в Novella б (535 г.):
«Величайшими у людей дарами Божиими, данными свыше по человеколюбию, являются священство и царство. Первое служит делам божественным, второе начальствует и наблюдает над делами человеческими; и то, и другое происходит от одного начала и гармонично обустраивает жизнь человеческую - и ничто так не важно для царствующих, как почет иереев, которые за них вечно молят Бога. Ибо если первое будет совершенно безукоризненным и удостоится у Бога благорасположения, а второе будет по справедливости и подобающим образом обустраивать порученное ему государство, то наступит некое доброе согласие, которое обеспечит все какие ни есть блага роду человеческому. Поэтому мы усерднейшим образом печемся как о догматах божественной истины, так и о почете иереев, при наличии и вследствие которого, мы уверены, нам будут дарованы от Бога великие блага - причем те из них, которые уже имеются, мы сохраним в целости, а те, что мы до сих пор не получили, приобретем. Но все это может совершиться по-доброму и подобающим образом только если делу будет положено достойное
146
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
и богоугодное начало. А оно, как мы полагаем, возможно лишь при соблюдении священных канонов, каковое нам заповедали истинно воспеваемые и поклоняемые самовидцы и сподвижники Бога и Слова - апостолы, а святые отцы сохранили и протолковали».
{Пер. К. А. Максимовича14)
Столь всеобъемлющая правотворческая активность вряд ли может рассматриваться иначе, чем часть грандиозного замысла по управлению империей. Другая важная его составляющая - отвоевание потерянных Империей территорий, как мы уже видели, также породила у Юстиниана уверенность в том, что, восстанавливая Римскую империю в виде христианского государства, он исполняет волю Бога. Но было ли это твердым убеждением или мимолетной надеждой? Факты, связанные с отвоевании Юстинианом Северной Африки, Италии и Испании, не вызывают вопросов (хотя у нас мало информации об экспедиции в Испанию)15; однако к их интерпретация нужно подходить гораздо осторожнее. Хотя Юстиниан отправил своего полководца Велизария в Северную Африку с внушительной военной силой в 10 000 пехотинцев и 5 000 конницы, причина его уверенности в том, что эта кампания не закончится провалом, возможно, была более приземленной, чем вера в исполнение великого замысла по восстановлению Империи. Сам Юстиниан только что оправился после восстания «Ника», а полный провал предыдущей попытки императора Льва изгнать вандалов (в 468 г.) делал успешное завершение этой экспедиции насущной необходимостью для восстановления его авторитета как императора. Даже в велеречивом описании Прокопия быстрый успех Велизария выглядит случайностью. Экспедиция в Италию, которая последовала за ним, представляется куда более скромной затеей: туда было отправлено семитысячное войско, что, если сравнить с армией в 6 000 солдат, которую Юстиниан отправил в том же году под руководством Нарсеса в Александрию для защиты патриарха моно- физитов Феодосия I, позволяет предполагать, что на этой стадии экспедиция была не более чем попыткой напомнить о себе, даже если предыдущие достижения, за которыми так быстро последовал разгром вандалов, стали ассоциироваться в воображении Юсти¬
14 Цит. по: Максимович К.А. Церковные Новеллы св. императора Юстиниана I (527-565 гг.) в современном русском переводе: из опыта работы над проектом // Вестник ПСТГУ1: Богословие. Философия. 2007. Вып. 17. С. 30-31.-Примеч.перев.
15 См. Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
147
Эндрю Лаут
ниана с идеями великого замысла, как свидетельствуют Новеллы этого периода. В реальности отвоевание Италии затянулось, а сама Италия была опустошена16 17. Однако к 554 г., когда власть Византии над Италией была формально восстановлена (что выражалось «прагматической санкцией»), большая часть побережья Средиземного моря вновь вошла в состав Римской империи.
Строительная программа Юстиниана также плохо вписывается в идею великого замысла. Нашим основным источником, рассказывающим об обширной строительной деятельности Юстиниана, является трактат Прокопия «О постройках», имеющий форму панегирика и, следовательно, содержащий самое полное и величественное описание, в котором не делается различий между строительством новых зданий, восстановлением или текущим обслуживанием уже существующих. Как мы видели ранее, строительство крепостей вдоль границы на Дунае и в Месопотамии, которое так подробно описал Прокопий, было осуществлено не одним Юстинианом; как показали археологические изыскания (и в действительности подтверждают другие историки того времени, даже сам Прокопий в «Войнах»11), оно в основном было начато его предшественником Анастасией. А великие чудеса, с описания которых Прокопий начинает свой рассказ, когда описывает восстановление центра Константинополя, стали результатом разрушений, причиненных восстанием «Ника» 532 г., которые Юстиниан вряд ли мог запланировать. Но каким бы удачным не был случай, здания, воздвигнутые после восстания, были произведениями непреходящего великолепия, в особенности собор Премудрости Божией, Айя-София. Современные ее описания захватывают дух. Прокопий сообщает следующее:
« Этот храм представлял чудесное зрелище, - для смотревших на него он казался исключительным, для слышавших о нем - совершенно невероятным. В высоту он поднимается как будто до неба, и, как корабль на высоких волнах моря, он выделяется среди других строений, как бы склоняясь над остальным городом, украшая его как составная его часть, сам украшается им, так как, будучи его частью и входя в его состав, он настолько выдаётся над ним, что с него можно видеть весь город, как на ладони»
(Прокопий Кесарийский. О постройках. 1.1.27.
Пер. С. П. Кондратьева).
16 См. Мурхэд, глава 5 ниже.
17 См. Cameron (1985b), р. 104-110.
148
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
Он также упоминает «огромный сфероидальный купол... который делает это здание исключительно прекрасным. И кажется, что он покоится не на твердом сооружении вследствие легкости строения, но золотым <полу> шарием, спущенным с неба, прикрывает это место» (Прокопий Кесарийский. О постройках. 1.1.45-46. Пер. С.П. Кондратьева). Современников поражал свет в Святой Софии: «она полна солнечного света и отражения солнечных лучей от мрамора... Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом храме» (Прокопий Кесарийский. О постройках. 1.1.29-30. Пер. С. П. Кондратьева)18. Павел Силенциарий, рассказывая о соборе, восстановленном после обрушения купола в 558 г., говорит, что «несмотря на это, по вечерам люди пребывают в восхищении от разноцветных лучей света, исходящих от сияющих, светоносных мест, где располагаются прекрасные певчие. И безмятежные чистые небеса радости были открыты для всех, кто отринет ниспосланную тьмой мглу в душе. Божественный свет осветит все»19. Этот акцент на свете как аналоге божественной гармонии хорошо сочетается с концепцией, которую можно найти в сочинениях, приписываемых Дионисию Ареопагиту: этот факт, несомненно, повлиял на огромную популярность, которую вскоре снискали эти произведения. Новая конструкция церковного здания с куполом, создающим образ Вселенной, имела огромное влияние: существует множество уменьшенных византийских копий Айи-Софии, а представление о храме как имитации Вселенной повлияло на позднейшее истолкование богослужений, которые совершались в нем (см. Mystagogia Максима Исповедника VII в. и комментарии на литургию, приписываемые константинопольскому патриарху VIII в. Герману I)20. Но эта конструкция могла быть и не новой: в ходе недавних раскопок в Стамбуле была найдена церковь св. Полиевкта, построенная аристократкой Аникией Юлианой в конце 520-х гг., - здание, которое во многих отношениях предвосхищает великий собор Юстиниана21. Оригинальный или нет, собор Айя-София и другие
18 Прокопий Кесарийски «О постройках» 1.1.27; 1.1.45-46; 1.1.29-30, Перевод. Dewing 7 (1940), р. 13, 17, 21.
19 «Экфрасис» II.902-906, пер. Trypanis (1971), р. 418.
20 Mystagogia Максима см. в Migne, PG 91, cols. 657-717. Текст комментария Германа см. в Migne, PG 98, cols. 384-453, не очень хорош. Критическое издание с переводом на английский язык: Meyendorff (1989).
21 См. Harrison (1989).
149
Эндрю Лаут
здания, возведенные Юстинианом в столице, в число которых входит много церквей, восстановленный дворец (перед которым на своеобразной площади была воздвигнута массивная колонна, увенчанная бронзовой статуей Юстиниана верхом на коне), приют, дом для оставивших свое занятие проституток, бани и, наконец, большая цистерна для обеспечения города достаточным количеством воды летом - все вместе создавали общественное пространство, прославлявшее картину мира, в которой император управлял населенным миром (oikoumene) при помощи двора и заступничестве Церкви при одобрении народа. Согласно описанию Прокопием мозаики на больших бронзовых воротах (Chalke), которые служили входом во дворец, здесь, среди изображений побед Юстиниана, одержанных его полководцем Велизарием, располагались фигуры императора Юстиниана и императрицы Феодоры, получающих от Сената «почести равные божественным»22.
В той картине мира, которую эти достижения Юстиниана - с какой угодно степенью преднамеренности - поддерживали, большие надежды возлагалась на искреннюю молитву, возносимую непорочным священством истинному Богу - Богу христиан. В противоположность другим религиям поздней Античности, будь то разновидности того, что христиане называли язычеством, или иудаизму (или даже исламу, который еще только должен был получить развитие), для христианства понятие «чистоты» (или «непорочности») включало не только моральную чистоту (в особенности сексуальную), но также истинность весьма сложной системы вероучения. Для большинства христиан VI в. она определялась соборами, считавшимися вселенскими или экуменическими (от oikoumene, термина, принадлежавшего имперской идеологии), хотя, как мы видели, существовали разногласия по поводу того, считать ли Халкидонский собор четвертым вселенским собором. Принятие императором Юстином халкидонского православия положило конец длительной схизме между Востоком и Римом, но не урегулировало разногласий между теми, кто принял решения Халкидонского собора, и теми, кто отверг их как искажающие учение Кирилла Александрийского, «печати отцов».
Но все христиане, независимо от разногласий между ними, выступали против того, что они стали называть «внешней мудростью» - учения классических философов. Как писал Роман Сладкопевец -
22 Прокопий «О постройках» 1.10.15-30. Руссо находит иронию в этом описании Прокопия: см. Rousseau (1996), р. 27.
150
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
христианский поэт, проживший большую часть своей жизни в Константинополе в правление Юстиниана:
И почему безумцы извне борются за победу?
Почему Греки важничают и шумят?
Почему они обмануты Аратосом, трижды проклятым?
Почему ошибаются подобно блуждающим планетам Платона?
Почему они любят слабоумного Демосфена?
Почему они не считают Гомера пустой мечтой?
Почему они болтают о Пифагоре, которого лучше бы заставили молчать?23
(Пер. М. Зеленого)
Эта враждебность была взаимной, и некоторые приверженцы неоплатонизма, как его называют исследователи, хотя и демонстрировали показное безразличие к подновленным учениям «бессильного галилеянина», развили мировоззрение, в котором открыто игнорировалось как христианство, так и религиозные практики, пытавшиеся возродить традиционное язычество. Ярким примером подобного неоплатонизма был глубоко образованный философ Прокл, который был аскетом - святым язычником, особенно чтившим Солнце и в течение пятидесяти лет до своей смерти в 485 г. преподававший в Афинах, будучи главой (или diadochos) Академии, основанной Платоном в IV в. до н.э. Одним из шагов, предпринятых Юстинианом с цель показать свою приверженность христианской ортодоксии, стало закрытие им Академии в 529 г. Однако прекращение ее деятельности произошло не раньше, чем значительная часть «языческой» лексики и интеллектуальных построений нашла христианское выражение в трудах, приписываемых ученику апостола Павла, выходцу из Афин Дионисию Ареопагиту, которые обрели влияние в 520-х гг., как считается, вскоре после того, как были написаны. В 532 г. философы, которых возглавил Дамаский - последний diadochos, переселились в Персию, но через несколько лет вернулись; сам Дамаский переехал в Эмесу, где он, как считается, продолжил преподавание24. Неоплатонизм процветал в Александрии, где он не имел ярко выражен¬
23 Romanos, Kontakion 33 на праздник Пятидесятницы, строфа 17: ed. Maas and Trypanis, p. 265 (перевод в Lash, p. 215; греческий оригинал полон непереводимых каламбуров).
24 Cameron (1969).
151
Эндрю Лаут
ной антихристианской направленности, еще в течение столетия. В действительности, большинство, если не все александрийские философы были христианами. Но закрытие Академии означало конец институционального выражения рационального мнения.
Параллельно с подавлением языческого неоплатонизма происходили гонения и на различные виды ересей. До нас дошли сведения о более энергичных попытках борьбы с пережитками традиционного «язычества» в различных частях империи25. В 540-х гг. епископ-монофизит Иоанн Эфесский, используя поддержку со стороны Империи, начал миссионерскую компанию в западной части Малой Азии, где, по его утверждению, он обратил 70 000 душ, разрушил множество языческих храмов и основал 96 церквей и 12 монастырей. Нам также известно о разрушении храмов в Египте. Другие неортодоксальные религиозные течения оказались не в лучшем положении: приверженность манихейству, дуалистическому учению, основанному Мани, умершим в Персии в 276 г., которое следовало по пятам за христианской церковью в течение всего периода ее успешного распространения, стала преступлением, караемым смертью; восстание самаритян (которые, возможно, приняли примитивную форму иудаизма) против преследований было жестоко подавлено в 529 г.; древние христианские ереси, например, монтанизм, также подвергались гонениям при Юстиниане. Более многочисленные монофизиты, чье учение было ближе к имперской церкви, представляли собой особый случай, который необходимо рассматривать отдельно. Однако евреи составляли относительно привилегированную группу граждан второго сорта. В противоположность еретикам и язычникам, которые не имели никаких прав и гражданского статуса, евреям позволяли жить в империи, и им предоставлялась защита. Им разрешалось совершать обрезания и соблюдать шабат, их синагоги защищались от нападений или осквернения (хотя и не всегда эффективно), они сохранили раввинские суды и не должны были подвергаться ущемлениям. Но в то же время они служили «живым свидетельством» истинности христианства, живым напоминанием о бедственном положении тех, кто сознательно отверг своего Миссию. Поэтому законы, защищавшие их, также устанавливали, что евреи ни в коем случае не должны пользоваться выгодами государственной
25 Вероятно, ошибочно считать язычеством исполнение традиционных религиозных практик людьми, которые считали себя христианами см. Haldon (1997), р. 327-37, где есть ссылки на литературу.
152
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
службы, но обязаны только претерпевать тяготы и наказания со стороны государства. Еврейской общине воспрещалось расширяться, поэтому строительство новых синагог было запрещено, да и с ремонтом существующих они зачастую испытывали трудности. Обращение евреев поощрялось, но только в случае добровольного решения принять христианство: принуждать их к этому было запрещено. Им разрешалось существовать, иметь права и гражданский статус, но их положение неизменно оставалось неполноценным26.
В 530-х гг. параллельно с идущей правовой реформой, отвоеванием территорий и строительством Юстиниан начал предпринимать попытки примирения ортодоксального халкидонизма и «монофизитского» антихалкидонизма. Основой для примирения было выбрано учение «теопасхизма», внимание Юстиниана к которому около десяти лет назад привлекли скифские монахи и которое теперь стало частью более широкого богословского движения, обычно называемого «неохалкидонизмом» или (более удачно) киррилическим халкидонизмом. Это богословское движение, которое возникло независимо от воли Юстиниана, стало результатом попыток ответить на критику великим дохалкидонским богословом, антиохийским патриархом Севиром (512-518 гг.), решений Халкидонского собора как искажающих учение Кирилла Александрийского. Те из восточных христиан (ни в коем случае не составлявших меньшинство), кто принял решения Халкидонского собора, поступили так, поскольку верили, что они основаны на учении Кирилла. В рамках кирилического халкидонизма предпринимались попытки объяснить решения Халкидонского собора с помощью учения Кирилла, при этом считалось (не без оснований), что им же руководствовались соборные отцы. В его основе лежали три уточнения данного собором определения: во-первых, «одна из сущностей» воплощенного Христа - это второе лицо Троицы; во-вторых, следующее за этим признание теопасхичекой формулы «один из Троицы страдал во плоти»; и в-третьих, согласие с тем, что один из предпочитаемых Кириллом способов описания воплощенного Христа («воплощенная сущность слова Божия») являлся приемлемым и только в устной форме казался противоречащим учению о двух сущностях одной личности (эта фраза стала источником термина, по которому дохалкидонян стали называть
26 Sharf (1971), р. 19-41. Сравни с условиями жизни евреев в Европе в этот же период, см. Тох, глава 20 ниже.
153
Эндрю Лаут
«монофизитами» - верящими в одну (единственную) сущность). В число именитых сторонников кириллического халкидонизма входили Иоанн Кесарийский (Грамматик) и Леонтий Иерусалимский. Юстиниан был убежден, что это учение открывает путь к примирению, и на соборе, состоявшемся в Константинополе в 532 г., были урегулированы многие богословские разногласия, причиной же провала переговоров стали практические вопросы (условия восстановления на своих кафедрах дохалкидонских епископов)27. После этого Юстиниан вновь обратился к гонениям, которым препятствовало покровительство, оказываемое монофизитам в самом дворце императрицей Феодорой. Но император никогда не оставлял попыток утвердить киррилический халкидонизм, кульминацией которых стал собор в Константинополе в 553 г. - пятый Вселенский собор.
Пятый Вселенский собор занимался двумя вопросами: осуждением так называемых «Трех глав» и порицанием оригениз- ма28. Осуждение «Трех глав» было частью попыток Юстиниана добиться примирения между православием и монофизитством. «Три главы» - это сочинения трех епископов, которые были особенно ярыми противниками монофизитства: Феодора Мопсуестий- ского, Феодорита Кирского и Ивы Одесского. Феодор, умерший в 428 г., считался вдохновителем Нестория, осуждения которого Кирилл добился на третьем Вселенском соборе, состоявшемся в Эфесе в 431 г. Феодорет и Ива были осуждены на «Разбойничьем соборе» в Эфесе в 449 г., но оправданы два года спустя Халкидон- ским собором. Осуждение «Трех глав» встретило сильное сопротивление на Западе, где подобные действия расценивались как попытка изменить решения Халкидонского собора, собора папы Льва. Папа Вигилий был насильно привезен в Константинополь, где его держали под домашним арестом, пока он не согласился с осуждением «Трех глав». От его преемников требовали подтвердить его решение (хотя папа Григорий Великий всегда говорил только о «четырех соборах»). Но другие представители духовенства на Западе не были столь же покорными: папа был отлучен от церкви епископами в Северной Африке и в Северной Италии
27 Brock (1980).
28 Молчание западных источников (включая, что особенно важно, Acta, которые сохранились только на латыни) об осуждении оригенизма позволяет некоторым исследователям до сих пор утверждать, что вопрос об оригенизме не рассматривался на соборе. Однако аргументы Guillaumont (1962), р. 133-136 кажутся убедительными.
154
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
(схизма между Римом и Аквилейей продолжалась до 700 г.). Осуждение оригенизма часто рассматривалось как противовес осуждению «Трех глав», но для подобного утверждения нет никаких причин, поскольку в оригенизме нет ничего от монофизитства. Порицание оригенизма стало результатом борьбы Юстиниана с языческим неоплатонизмом, поскольку считалось, что Ориген и оригенисты многое заимствовали из платонизма (Ориген был учеником Аммония Саккоса, учителя Плотина), и как таковое это деяние могло принести ему одобрение большинства христиан. Однако идеи Оригена оставались популярными среди некоторых наиболее склонных к интеллектуальной деятельности монахов.
Однако все эти попытки достичь примирения среди христиан империи ничего не дали. Уже к тому времени, когда был созван собор, схизма уже была необратимой. В 542 г. в Константинополе Феодосий, изгнанный монфизитский патриарх Александрии, тайно посвятил Иакова Барадея в епископы Одессы в государстве Гассанидов - арабском царстве, которое было союзником Византии. После рукоположения Иаков начал сам посвящать епископов монофизитских общин по всему Востоку, создавая таким образом иерархию священнослужителей, существующую параллельно с православной церковью Империи. Попытки Империи уничтожить церковь-соперницу с помощью гонений потерпели неудачу.
На первый взгляд кажется, что религиозная политика Юстиниана закончилась полным провалом. И это верно, если расценивать его усилия всего лишь как попытку преодолеть схизму в церкви (особенно восточной). Но их можно рассмотреть с другой точки зрения: как попытку оставить собственный след в истории православной церкви Империи. С этой точки зрения он достиг настоящего успеха. Решения Халкидонского собора в VI в. были восприняты в соответствии с теми позициями, которые поддерживал Юстиниан: христология собора с этого момента должна была интерпретироваться на Востоке в духе кириллического халкидо- низма, а теопасхическая трактовка воплощения стала общепринятой, что имело последствия, выходящие за рамки богословия. К IX в. гимн «Единородный Сыне», авторство которого приписывается Юстиниану, стал обязательной частью евхаристической литургии. Независимо от того, был он написан Юстинианом или нет, теопасхическое толкование гимна («Ты был распят, Христос Бог... единосущный во Святой Троице») принадлежит ему, а подобная приверженность теопасхизму, подкрепленная развитием
155
Эндрю Лаут
учения об ангелологии и мариологии, нашла свое отражение в процветавшей иконографической традиции восточной церкви.
Ответ на первый заданный нами выше вопрос о том, следует ли рассматривать правление Юстиниана как реализацию грандиозного замысла, в этом случае будет отрицательным, хотя в первое десятилетие своего единоличного правления у него, возможно, существовала некая подобная идея. Но, возвращаясь ко второму поднятому вопросу, мы можем отметить, что даже если элементы великого замысла Юстиниана - правовая реформа, отвоевание территорий империи, строительные проекты, утверждение православия - дополняли друг друга так, как это часто считается, в период его правления имели место другие обстоятельства, которые препятствовали исполнению любого подобного замысла.
Одним из таких обстоятельств были персы. Они являлись давними врагами Римской империи, и после длительного периода мира во второй половине V в., в царствование Анастасия, как мы отмечали выше, вновь разразилась война, результатом которой стало строительство вскоре после 505 г. крепости Дара. Новая война между Римской и Персидской империями произошла через 20 лет, частично из-за решения Юстиниана укрепить Дару. Первые сражения произошли на территории Лазики (на восточном побережье Черного моря в современной Грузии), которая была для римлян важной буферной зоной как против варваров, живших к северу от Кавказа, так против нападений персов из Иберии. В этой ситуации один из персидских полководцев, в данном случае Нарсес, перешел на сторону римлян после того, как потерпел от них поражение. Но основная часть боевых действий первой войны Юстиниана с персами, в ходе которых сумел себя проявить другой византийский полководец - Велизарий, происходила в Месопотамии. Римляне держались стойко, и война завершилась «Вечным миром», переговоры о котором велись с Хосровом I, ставшим шахом после смерти своего престарелого отца 13 сентября 531 г. Именно этот мир позволил Юстиниану собрать силы для компаний в Северной Африке и Италии в 530-х гг. Хосров правил в течение пятидесяти лет, в иранской историографии он считается одним из величайших Сасанидских шахов29, но «Вечный мир», заключенный в начале его правления, не стал основой его взаимоотношений с западным соседом. В 540 г. территориальный спор между двумя
29 См. R.N. Frye в Cambridge History of Iran, chapter III (1).
156
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
христианскими арабскими «королевствами» -несторианским Лах- мидским царством, вассалом Персии, и монофизитским царством Гассанидов, вассалом Римской империи, дал Хосрову возможность откликнуться на просьбы о помощи со стороны Витигеса, остготского короля Италии, находившегося в трудном положении, и со стороны армян, страдавших от вхождения в Римскую империю в результате «Вечного мира», и напасть на Римскую империю. Военные действия происходили на нескольких фронтах: в Сирии, Месопотамии и Лазике, а Антиохия была захвачена персами. Перемирие было заключено в 545 г., но столкновения в Лазике продолжались вплоть до 557 г. В 561 г. был подписан мир, восстанавливающий status quo на 50 лет, в течение которых римляне согласились уплачивать дань в размере 30 000 золотых nomismata в год30. Персия вновь превратилась в силу, с которой приходилось считаться, и оставалась таковой до тех пор, пока она вместе со значительной частью самой Римской империи не была захвачена арабами в VII в.
Персия, несомненно, была фактором, препятствующим успеху любого начинания императора Юстиниана. Другим обстоятельством, налагающим ограничения на его планы, влияние которого гораздо сложнее оценить, являлись стихийные бедствия и изменение климата. Хроники рисуют нам яркую картину периодических землетрясений, голода и эпидемий, а также событий, считавшихся предвестниками этих бедствий, таких как затмения и появление комет. Например, Малала, сообщает о десяти случаях финансирования Юстинианом восстановления городов, разрушенных в ходе войн или стихийных бедствий31. Недавние исследования32 позволили предположить, что на первые годы правления Юстиниана действительно приходятся экстремальные погодные условия, последствия которых еще до конца не определены: в 536-537 г. имел место так называемый феномен «пылевой завесы», которая описывается в хрониках как своеобразное долговременное солнечное затмение. Мы можем только гадать, каково было влияние подобных явлений, но сложно усомниться в том, что они привели к нарушению привычного образа жизни, растущему чувству опасности, не говоря уже об истощении ограниченных ресурсов, вызванном необходимостью восстановления. Именно в этих условиях произошло восстание «Ника» в 532 г., когда противостояние между партиями ипподрома - Синими
30 Менандр (Эфесский), фрагмент 6,1, изд. Blockley.
31 Scott (1996), р 25, not. 37.
32 Farquharson (1996); Koder (1996).
157
Эндрю Лаут
и Зелеными - вылилось в восстание, в ходе которого император Юстиниан едва не был свергнут с престола, а значительная часть территории дворца, включая собор Святой Софии и церковь Святой Ирины, была уничтожена в результате пожара. Народный гнев против вызывавших негодование чиновников был умиротворен отставками префекта города Эвдемона, квестора Трибониана и префекта претория Иоанна Капподокийского. Восстание продолжалось несколько дней и в конце концов было подавлено только после того, как были перебиты 30 000 человек, загнанных в ловушку на ипподроме, которые провозгласили императором неудачника Гипатия, полководца и одного из племянников императора Анастасия, позднее казненный как узурпатор.
Отношение, во всяком случае, некоторых христиан к этой чреде бедствий отражено в кондаке (kontakion) Романа Сладкопевца, известном под названием «На землетрясение и на сожжение» (кондак - проповедь в стихотворной форме, песенная часть богослужения, одна из распространенных форм службы в немонастырских церквях). Роман написал и представил этот kontakion во время одного из Великих постов, когда восстанавливался Собор Святой Софии (т.е. в период с февраля 532 г. по 27 декабря 537 г.). Он был призывом к покаянию после трех бедствий, которые представляются как три «кары» Господни погрязшему в грехах человечеству: землетрясения (между 526 и 530 гг. зарегистрированы несколько землетрясений в Константинополе и в других местах), засуха (зафиксирована в Константинополе в сентябре 530 г.) и, наконец, само восстание «Ника» в январе 532 г.33 Эти повторяющиеся кары стали результатом безрассудства людей. Роман ясно дает понять, что покаяние и мольбы о милосердии начинают возносить император и его соправительница Феодора:
Те, кто убоялся Бога, простерли руки к нему,
Моля его ниспослать милость свою и окончание бедствиям, Вместе с ними, как это подобает, молился и правитель,
Глядя на Создателя, а с ним и супруга его,
«Даруй мне, Спаситель», молил он, «как своему Давиду Победу над Голиафом, ведь лишь на тебя я уповаю,
Спаси свой верный народ в милости своей,
И даруй им Жизнь вечную».
33 Об этом анализе событий см. Koder (1996), р. 275-276.
158
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
Когда Господь услышал глас возопивших, а с ними и правителя,
Он ниспослал свою милость на город...34
Восстановление города, особенно Великого Собора воспринималось как свидетельство заботы императора и Божьей милости:
В скором времени они [правители] подняли весь город Так, что все, кто страдал, позабыли свои несчастья.
Само здание церкви
Было возведено с таким совершенством,
Что вторило небесам, Божьему престолу,
Который один дарует Вечную жизнь35.
Это подтверждает сведения о повторяющихся бедствиях, встречающиеся в хрониках и (как считается) подкрепляемые астрономическими и археологическими сведениями. Но это также свидетельствует о том способе, с помощью которого религия пыталась удовлетворить потребности пострадавших людей - способе, актуализировавшим и укреплявшим картину мира жителей Византийской империи, согласно которой Вселенной управляет Бог, а oikoumene от его имени - император. Но изучение kontakia Романа также указывает на сближение государственного (и имперского) аппарата религии и частных молитвенных обращений к Воплощенному Христу, Божьей матери и святым, так же как и на важность реликвий Животворящего креста и мощей святых, которые уподоблялись краеугольным камням Божьей милости как таковой. Именно в VI в. мы начинаем находить все больше свидетельств популярности - как на государственном, так и на частном уровне - поклонения Божьей Матери и религиозного искусства («икон») как посредников между Царствием Божиим, состоящим из Бога и его двора, куда входят ангелы и святые, и земным царством, отчаянно нуждающимся в милостях, исходящих от Царства Божия: иконы становятся одновременно объектами молитв и почитания и физическим источником исцеления и ободрения.
Но если 530-е гг. стали свидетелями повсеместной тревоги, вызванной стихийными и рукотворными бедствиями, то на 540-е гг.
34 Роман, Kontakion 54, строфы 18-19: ed. Maas and Trypanis, p. 468 ff. Перевод с некоторыми исправлениями см. в Carpenter, T. И, р. 245 ff.
35 Роман, Kontakion 54, строфа 23: ed. Maas and Trypanis, p. 470-471. Перевод, Carpenter, T. II, p. 247.
159
Эндрю Лаут
приходится начало эпидемии бубонной чумы, которая продолжалась в течение более чем двух веков. Согласно Прокопию, она началась в Египте, но кажется более вероятным, что эпидемия пришла с Востока по торговым путям, возможно, по Великому шелковому пути. Она началась в Константинополе весной 542 г. и достигла Антиохии и Сирии в конце этого же года. Погибло огромное множество людей: согласно подсчетам, в Константинополе умерло около 250 000 человек - вероятно, чуть больше половины населения. Немногие их тех, кто заразился этой болезнью, выжили (среди них и сам Юстиниан), а те, кто умирал, сгорали быстро, в течение двух или трех дней. После этого чума пошла на некоторый спад, но, согласно церковному историку Евагрию, большое число людей погибло от нее в 553/554 г., 568/569 г. и 583/584 г. Среди историков существуют разногласия по поводу возможного влияния эпидемии на экономическую жизнь Восточной империи: некоторые36 считают, что оно было серьезным, другие, основываясь на аналогичном пересмотре последствий Черной смерти в XIV в.37, думают, что влияние чумы было преувеличено38.
В последние месяцы жизни сам Юстиниан попал под влияние так называемой ереси «юлианистов» - афтартодокества39, крайней формы монофизитства, названной по имени Юлиана, епископа Галикарнасского (ум. ок. 527 г.), о чем он заявил в своем эдикте. Сведения об этом содержатся у Феофана и Евстратия в «Житии» константинопольского патриарха Евтихия, который был низложен за отказ принять новые религиозные идеи Юстиниана, и данный факт не оспаривается большинством историков. Однако богословы сомневаются в подобном поведении Юстиниана, ссылаясь на его длительную приверженность христологии двух сущностей, а также на сведения, которые указывают на то, что он продолжал искать пути примирения между разобщенными христианами, не только с самими «юлианистами», что и могло привести к подозрению со стороны православных в том, что он стал приверженцем «юлнанизма», но также и с так называемыми несторианами в Персии. Этот сложный вопрос остается открытым40.
36 Patlagean (1977).
37 См., например, J. Hatcher (1994), р. 3-35.
38 Whittow (1996), р. 66-68.
39 Афтартодокетство или автардокетство (от др.-греч. acpGapxoç - «нетленный» и бокесо - «казаться») - нехалкидонское учение, согласно которому тело Христа всегда было нетленным, а не только после Воскресения. - Примеч. науч.ред.
40 См. обсуждение в Grillmeier (1995), р. 467-473.
160
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
Юстиниан умер бездетным 14 ноября 565 г. Вопрос о преемнике был оставлен им открытым. Один из трех его племянников по имени Юстин, который долгое время занимал второстепенный пост cura palatii41, но, что важнее, был женат на Софии, одной из племянниц Феодоры, обеспечил свое избрание в Сенате и наследовал своему дяде. Его единственный серьезный соперник, троюродный брат Юстиниана, которого также звали Юстин, один из magistri militum, был отправлен в Александрию, где он был убит, как говорят, по подстрекательству Софии. Юстин II продолжил (или возобновил) религиозную политику Юстиниана по насаждению православия, хотя ранее он (или, по крайней мере, его жена София) склонялся к монофизитству. Возобновив политику своего дяди, он восстановил религиозное согласие между Востоком и Западом, и подтвердил эту обоюдную приверженность православию, подарив великолепное покрытое эмалью распятие с частицами Животворящего креста королеве франков Радегунде, что вдохновило Венанция Фортуната на сочинение Pange Lingua и Vexilla Regis - известнейших латинских гимнов в честь креста41 42. Но в то же время он искал примирения с монофизитами. Попытки договориться были прекращены в 572 г., после того как монофи- зиты отвергли предложенный Юстином так называемый «второй Энотикон»; результатом их отказа стало преследование монофи- зитов, описанное Иоанном Эфесским в его «Церковной истории»43.
Но Юстин в основном остался в памяти потомков благодаря своей самонадеянной внешней политике, которая привела к чрезвычайному ослаблению позиций Империи из-за отказа от союзов с варварскими племенами, особенно с аварами, и сохранения мира с Персией. В течение всего предыдущего столетия римляне были обеспокоены безопасностью дунайской границы. И Анастасий, и Юстиниан вложили большое количество средств в строительство линии крепостей и укрепление городов, расположенных близко к границе. В дополнение к этому Юстиниан заключал союзы с различными группами варваров - с антами (кочевниками неизвестного происхождения, упоминания о которых вскоре исчезнут
41 cura palatii (лат.) - придворный пост «попечитель дворца», первоначально предполагавший командование дворцовой стражей, а позже превратившийся в почетную должность. -Притеч. науч.ред.
42 Эти гимны (с лат. «Воспой, язык, [сраженье славной страсти]» и «Знамена [веют] царские») стали впоследствии частью литургии католической церкви. - Примеч. науч. ред.
43 Об этом см. в Cameron (1976).
161
Эндрю Лаут
из наших источников) ок. 545 г. и с аварами в 558 г. - и использовал их, чтобы сдерживать другие варварские племена, жившие к северу от Дуная. Другой группой варваров, которая была предметом постоянного внимания со стороны Империи, стали славяне, утвердившиеся к середине VI в. на северном берегу Дуная, откуда они, переправляясь через реку, совершали набеги на византийскую территорию, на которой примерно с 560 г. они начали зимовать. Через несколько дней после восшествия Юстина на престол к нему прибыло посольство от аваров с требованием дани, которую они привыкли получать от Юстиниана в обмен (как они заявляли) на то, что они не нападают на Империю и даже защищают ее от других варваров. Юстин надменно отказал им. Но поскольку авары на данном этапе были больше обеспокоены франками, немедленной реакции на действия Юстина не последовало. Два года спустя Юстин смог извлечь выгоду из войны между варварами: когда лангобарды и авары создали союз с целью сокрушить гепидов, другую группу варваров, которая занимала Паннонию Секунду и удерживала город Сирмий, ему удалось захватить Сирмий и использовать его во время войны с аварами, которая за этим последовала. Уничтожение гепидов имело далеко идущие последствия для Империи, поскольку лангобарды, которые расселялись на границах Норика, теперь оказались в непосредственном соседстве с аварами. Чтобы выйти из этой ситуации, они мигрировали на юг и вторглись в Северную Италию, где многие из них уже бывали, когда лангобарды выступали в качестве союзников Нарсеса в 552 г.44 В правление короля Альбоина они захватили большую часть области Венеция в 568 г., а в следующем году - большую часть Лигурии, включая Милан. Павия (Ticinum) сопротивлялась дольше, пока не пала под ударами лангобардов в 572 г.
Варвары нападали на Империю и в других местах. Мавританские восстания в Северной Африке привели к гибели префекта преторианцев в 569 г. и двух magistri militum в течение двух следующих лет. В Испании вестготы напали на византийцев, захватив Асидону в 571 г. и Кордову в 572 г.45 В связи с этим 572 г. не выглядит благоприятным моментом, чтобы провоцировать персов, но именно в этот год Юстин впервые отказался выплачивать ежегодную дань в соответствии с договором о Пятидесятилетием мире, заключенном Юстинианом (который, по всей видимости, запла¬
44 См. Мурхэд, глава 5 ниже.
45 См. Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
162
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
тил за три года вперед в 568 г.). Христиане в персидской Армении подняли восстание против попыток Хосрова заставить их перейти в зороастризм и обратились за помощью к Юстину, который не только отказался платить дань в 572 г., но и пригрозил вторгнуться в Персию и свергнуть Хосрова, если тот продолжит попытки отвратить армян от христианства. Восстание армян было успешным, и к ним присоединилась Иберия. Юстин отдал приказ вторгнуться в Персию. Его двоюродный брат Маркиан, назначенный magister militum per Orientem, в 572 г. напал на область Арзанену на южной границе персидской Армении, а в следующем году - на Нисибис. Как только персы оправились от заставшего их врасплох нападения римлян, они нанесли сокрушительный ответный удар: они вторглись в Сирию и захватили Апамею, а затем не только отбили Нисибис, но и осадили и взяли Дару. Новость о падении Дары свела Юстина с ума, и его супруге Софии пришлось взять бразды правления в свои руки. Она договорилась о перемирии с персами на один год, за которое римляне заплатили 45 000 nomismata (в полтора раза больше, чем должны были уплачивать в год по предыдущему договору); позже оно было продлено на пять лет на прежних условиях ежегодной выплаты 30 000 nomismata. Однако София, будучи женщиной, не могла править как регент, и в декабре 547 г. она убедила Юстина провозгласить цезарем Тиберия - комита экс- кувиторов. Юстин умер только в 578 г., в этот период временное управление находилось в руках Софии и Тиберия. На самом деле, София - императрица, незаслуженно обойденная вниманием. Она уступает в известности своей тетке Феодоре, но, в отличие от нее, София непосредственно принимала участие в византийской политике, обеспечив своему мужу титул императора и сделав его наследником Тиберия, за которого она тщетно надеялась во второй раз выйти замуж. Она была первой императрицей, чье изображение появилось на византийских монетах вместе со ее супругом46. Феофан Исповедник, который явно не любил женщин с претензиями на власть, оставил неприглядный портрет Софии и ее вмешательства в дела империи, так же он поступил и с Ириной, первой византийской императрицей, которая правила самостоятельно. В этой связи примечателен тот факт, что он сравнительно мало пишет о Феодоре.
Тиберий стал императором в 578 г., но к этому моменту он фактически управлял империей уже на протяжении четырех лет. Во мно¬
46 О Софии см. Cameron (1975).
163
Эндрю Лаут
гих отношениях Тиберий был противоположностью своего предшественника: в то время как Юстин был внимателен к финансам до такой степени, что его считали скрягой, но проявлял амбиции в военных делах, Тиберий «купил» себе популярность снижением налогов, но в военных вопросах был осторожен. Он приостановил преследование монофизитов, которое начал Юстин. Тиберий быстро понял, что у Империи недостаточно ресурсов, чтобы воевать с врагами на всех фронтах. Поэтому он заручился поддержкой аваров на дунайской границе, выплачивая им дань в размере 80 000 nomismata в год: это не только предотвращало набеги с их стороны, но и обеспечивало поддержку аваров в борьбе со славянами, чья исконная территория на берегах Дуная была разорена аварской конницей при поддержке Византии. Однако это перемирие с аварами продлилось недолго. В 580 г. они напали на Сирмий, и в 582 г. после длительной осады город был сдан аварам по соглашению, согласно которому гарнизону и жителям разрешалось эвакуироваться на римские территории в обмен на 240 000 nomismata - сумма дани, которая оставалась невыплаченной с момента набега аваров. Во время осады Сирмия многие славяне переправились через Дунай и вторглись во Фракию, Македонию и Грецию: со временем они колонизируют всю территорию Балкан, хотя свидетельства о славянских поселениях (которые византийцы называли Sklaviniai) появятся только в следующем столетии. Попытка Тиберия откупиться от авар и обеспечить мир на дунайской границе должна была позволить ему сосредоточить внимание на границе с Персией, где его цели, по всей видимости, были достаточно скромными: собрать достаточно сил, чтобы обеспечить возвращение к миру, который был нарушен Юстином. Одногодичное перемирие, заключенное Софией, необходимо было продлить, но соглашение о прекращении боевых действия на пять лет, которое было заключено после него, показалось Тиберию слишком длительным. После того как он был объявлен цезарем, срок этого перемирия был сокращен до трех лет с условием, что в это время послы будут прорабатывать условия заключения более прочного мира. В конце этого длительного перемирия византийская армия на Востоке, которой командовал Маврикий, сменивший Тиберия в должности комита экскувиторов после того, как тот стал цезарем, захватила Арзанену и могла теперь вторгнуться в Персию. Переговоры шли о мире, по условиям которого византийцам была бы возвращена Дара, но в ходе них в 579 г. умер Хосров.
164
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
Его сын Ормизд IV, который наследовал ему, прервал переговоры, и война продолжилась. В августе 582 г. умер сам Тиберий, успев накануне провозгласить Маврикия августом.
Маврикий был талантливым военачальником, который достиг военных успехов в правление Тиберия, прежде чем сам стал императором. Даже если не он является автором военного трактата, известного под названием Strategikon47, это сочинение приписывается ему не без основания. Оно действительно отражает византийскую военную практику конца VI в., с ее акцентом на важности кавалерии в боевых действиях, и, вероятно, включает в поле зрения кампании против аваров и антов, что также соответствуют реалиям боевых действий, которые Византия вела в VI в. Подобно своему предшественнику, Маврикий сосредоточил военные силы прежде всего на персидском фронте, стараясь разобраться с другими угрозами Империи с помощью дипломатии и дани. В начале своего правления он подкупил франкского короля Хильдеберта, с тем, чтобы тот напал на лангобардов в Северной Италии, что он и сделал в 584 г., добившись подчинения лангобардских герцогов. То же самое повторилось в 588 и 589 гг. На дунайской границе действия Маврикия были менее успешными. Через два года после его вступления на престол авары потребовали увеличить выплачиваемую им дань с 80 000 до 100 000 nomismata. После отказа Маврикия они захватили Сингидунум (современный Белград) и напали на другие города в этом регионе. Маврикию пришлось заплатить дополнительно 20 000 nomismata, чтобы вернуть Сингидунум и заключить мир. Но вскоре авары позволили славянам захватить и разорить Фракию; славяне дошли до Адрианополя и Длинных стен48, прежде чем были отброшены назад. После этого сами авары переправились через Дунай и двинулись к Константинополю. Они перешли Омские горы, легко нанесли поражение византийской армии в 10 000 человек, которая была отправлена против них, вторглись во Фракию и осадили Адрианополь; разбить их удалось только лангобардскому
47 Так называемый «Стратегикон Маврикия» - выдающийся памятник византийской военно-теоретической мысли, относящийся к распространенному в ранневизантийское время жанру тактических трактатов. Идентификация автора трактата с императором Маврикием, долгое время вызывавшая сомнения, в современных исследованиях скорее поддерживается. - Примеч. науч.ред.
48 Иначе - Великая стена или Стена Анастасия - система оборонительных сооружений, построенная при императоре Анастасии в 512 г. для защиты Константинополя от вражеских вторжений. Стена протяженностью около 80 км проходила от Мраморного моря до Черного в 65 км от столицы. - Примеч. науч.ред.
165
Эндрю Лаут
герцогу Дроктульфу, который перешел на службу Империи. В этом же году (586 г.) славяне осадили Фессалоники, город был спасен, как считают местные жители, только благодаря вмешательству святого покровителя Фессалоник Димитрия49.
На персидском фронте война затягивалась и была безрезультатной. В армии произошел мятеж, после того как Маврикий, чтобы приостановить опустошение казны, попытался на четверть сократить жалование воинам. В 590 г. персы захватили Марти- рополь в Арзанене. Но в следующем году положение дел резко изменилось. Персидский шах Ормизд был убит в ходе мятежа, поднятого Бахрамом - одним из его сатрапов. Его сын Хосров бежал к византийцам и с их помощью подавил восстание Бахрама и захватил персидский трон. В обмен на содействие византийского императора Хосров отказался от претензий на Армению и Арзанену и вернул Империи Мартирополь и Дару. После двадцати лет войны в отношениях между Византийской и Персидской империями вновь воцарился мир. После этого Маврикий сосредоточил свое внимание на дунайской границе. В 592 г. аварский каган потребовал увеличить выплачиваемую ему дань, но Маврикий, используя войска, переброшенные с мирного теперь восточного фронта, напал на аваров. Осада Сигидунума была снята; тем не менее авары вторглись во Фракию, но внезапно отступили, уверовав, что их земли в Паннонии находятся в опасности (Феофилакт изображает это как военную хитрость со стороны византийцев, но автор хроники XII в. Михаил Сириец сообщает, что им действительно угрожало нападение турок)50. Однако главной точкой приложения военных усилий Маврикия, по всей видимости, были славяне: учитывая необходимость как сохранения ресурсов, так и использования наиболее эффективной военной стратегии, Маврикий приказал византийским войскам напасть на славян в местах их расселения к северу от Дуная. Армия, которая не привыкла воевать зимой, пригрозила мятежом. В следующем году была введена другая мера, которая должна была способствовать повышению эффективности армии и экономии средств: вместо того чтобы получать выплаты на приобретение военного снаряжения, солдаты теперь должны были получать его напрямую со склада. Эта мера была крайне непопу¬
49 Lemerle (1979, 1981). О появлении славян в византийских источниках см. Кобилински, глава 19 далее.
50 The History of Theophylact Simocatta, ed. L.M. Whitby and M. Whitby, p. 166, not. 33.
166
ГЛАВА 4. Восточная империя в VI в.
лярной. Авары продолжали нападать, но их атаки на Сигидунум и Далмацию в 598 г. были отбиты, и они не смогли взять Томы на Скифском побережье Черного моря51 в 599 г.
Позже их нападение угрожало самому Константинополю, но эпидемия чумы в лагере аваров заставил кагана отступить и заключить соглашение, согласно которому граница устанавливалась по Дунаю. Маврикий вскоре аннулировал это соглашение, и в 600 г. Византийская армия нанесла поражение аварам. В следующем году военные действия не велись, но в 602 г. византийцы совершили несколько успешных нападений на славян к северу от Дуная. Маврикий приказал армии выступить против славян зимой. В этот раз приказ вызвал открытий мятеж; командующий армией бежал, а войска под предводительством нового военачальника Фоки выступили на Константинополь. Маврикий, который растерял популярность из-за своей экономической политики, оказался беззащитным в столице. После провальной попытки захватить Германа, тестя своего сына, которому войска предложили императорскую корону, Маврикий оказался лицом к лицу с народным восстанием, в ходе которого дворец префекта претория Востока был сожжен дотла. Маврикий бежал, а Фока был провозглашен императором 23 ноября 602 г. Несколько дней спустя Маврикий был казнен, после того как у него на глазах были убиты его сыновья. Смерть Маврикия и восхождение на престол узурпатора Фоки поставили Империю в уязвимое положение: гражданская война ослабила ее изнутри, а внешние враги воспользовались проявившейся слабостью. С наступлением VII в. положение дел ухудшилось еще сильнее.
В конце VI в. Восточная Римская империя, насколько мы знаем, оглядываясь в прошлое, находилась на пороге серьезных преобразований: крепнущая мощь арабов лишит ее восточных и южных провинций; расселение славян на Балканском полуострове лишит Восточную империю провинций и здесь, а также изолирует Новый Рим от старого Рима; последние очаги традиционного городского общества, по всей видимости, придут в упадок в Империи, которая теперь едва была способна защищать свою столицу или восстанавливаться после стихийных бедствий и эпидемий. Рассматривая историю Империи в VI в., сложно не заметить предпосылки всего этого. Идея о православной христианской империи вызвала как разногласия между христианами на Востоке, так и напряженность
51 Имеется в виду Западное Причерноморье. - Примеч. науч.ред.
167
Эндрю Лаут
в отношениях между все более греческим христианством Империи и латинским христианством Рима и Запада; общественные пространства в городе перестали использоваться по назначению и были заброшены или сделались местами для более частного времяпрепровождения. Хотя все это верно, рассматривать данные эти события с точки зрения упадка - значит видеть только одну часть картины. Городская общественная жизнь, возможно, пришла в упадок, но она уступила претензиям христианской церкви, которой требовалось пространство для ее практик; все чаще городские традиции, служившие для выражения сохранившегося чувства гражданской идентичности, превращались в христианские ритуалы. Росло значение самих церковных зданий как общественных мест, они перемещались с городской окраины в центр, в то время как расширялись и должностные обязанности епископа, параллельно с изменением его роли в жизни общества. Рост почитания икон (свидетельства о котором резко возрастают во второй половине VI в.) был правдоподобно объяснен «постоянными нуждами древнего города»52. Подобная христианизация не является ни следствием «упадка», ни свидетельством успеха христианской «миссии»: это, скорее, было свидетельством перемен, которые необходимо оценивать сами по себе. То, что происходило на уровне города, имело параллель с изменениями в имперском ритуале (и могло быть ими спровоцировано). Во второй половине столетия мы все чаще сталкиваемся с тенденцией подкреплять авторитет имперских институтов путем обращения к христианским символам: двор императора представлялся воплощением небесного двора; к labarum'у Константина53 были добавлены иконы Христа и Богоматери54. Если это пережившее перемены общество должно было приблизится к катастрофе в VII в., то верно и то, что оно содержало в себе предпосылки выживания и обновления, но то общество, которое продолжило существовать, значительно отличалось от того, каким оно было в Восточной Римской империи в начале VI в.
52 Brown (1973), р. 21.
53 Labarum Константина - военный штандарт с монограммой (хризмой) Христа (образованной из двух перекрещенных греческих букв хи и ро, которыми начинается имя «Христос») и латинской надписью на полотнище «Нос vince» («Этим побеждай!»). Лабарум введен Константином Великим после того, как накануне решающего сражения у Мульвийского моста с Максенцием в 312 г. он по преданию увидел на небе знамение Креста. Воины поместили его изображением на своих щитах и одержали победу. - Примеч. науч.ред.
54 Объяснение этого см. в Cameron (1979).
168
ГЛАВА 5
ВИЗАНТИЙЦЫ НА ЗАПАДЕ В VI в.
Джон Мурхэд
СОХРАНЕНИЕ ЕДИНСТВА ПОСТРИМСКОГО МИРА
На протяжении всей политической истории Западной Европы было немного периодов радикальных изменений, подобных тем, что происходили в V в. В 400 г. границы Западной Римской империи, которая к тому времени отделилась от империи на Востоке, управляемой из Константинополя, оставались достаточно устойчивыми. Они охватывали всю Европу к югу от Вала Антонина в Британии, Рейна и Дуная на континенте, простираясь далее на восток от слияния Дуная с Дравой, а также включали часть территории вдоль африканского побережья, которая простиралась на две трети пути от Гибралтарского пролива до Нила. Но в течение столетия это могучее образование прекратило свое существование. Северная Африка была захвачена группами, известными как вандалы и аланы, Испания - вестготами и свевами, Галлия - вестготами, франками и бургундами. Римляне покинули Британию в начале века, оставив ее беззащитной перед нападениями ирландцев, пиктов и англосаксов, в то время как в Италии последний император Ромул Августул был низложен в 476 г. военачальником Одоакром. Свергнув Ромула, последний сам был смещен и убит в 493 г. остготом Теодорихом, основавшим могущественное королевство, которое располагалось главным образом на территории Италии. Если на Востоке Империя оказалась почти не затронутой бурями V века, то на Западе она просто прекратила существование. Позволительно полагать, что Западная Европа решительно вступила в постримский период, и начались Средние века.
Какими бы драматическими не были эти события, они не привели к тому, что исторические пути постримского Запада и того образования, которое мы сейчас можем называть Византийским
169
Джон Мурхэд
Востоком, резко разошлись. Торговля на большие расстояния продолжалась по всему Средиземноморью и за его пределами, что становится все более очевидным на основании исследования африканской керамики, найденной на обширной территории1. В 500 г. на Западе назначались консулы, и когда несколько десятилетий спустя западное консульство прекратило существование, здесь все еще были люди, датировавшие свои документы с помощью ссылок на восточных консулов, которые продолжали назначаться. Средиземное море пересекали дипломаты, такие, как посол Теодориха, который совершил 25 поездок из Италии в Испанию, Галлию, Африку и Константинополь, и представители интеллигенции. Запад был наводнен врачами с Востока, среди которых был Анфим, живший в Италии и написавший интереснейшую книгу о диете для франкского короля, в которой он рекомендовал использовать такие продукты, как дрожжевой хлеб, пиво и брагу, приготовленную с большим количеством меда. Другим восточным медиком был Александр Траллийский, брат известного архитектора Анфимия, который имел практику в Риме и чей трактат Therapeutica был переведен на латынь в VI в.2 С другой стороны, Присциан, который, вероятно, был родом из Африки, находился в Константинополе, когда писал сочинение, которому предстояло стать основным трудом по латинской грамматике3; мы знаем, что выходцы из Африки в Константинополе были известны своим латинским акцентом, и их бранили за плохое знание греческого. Латинские манускрипты копировали в Константинополе, а греческие - в Равенне, столице готов в Италии. Более того, несмотря на приход новых властителей на Западе, новые правители здесь стремились представить себя как своего рода подчиненных римских императоров, которые все еще правили в Константинополе. Остгот Теодорих писал императору Анастасию, что «наше королевство есть ваше подобие... экземпляр единственной Империи», а король бургундов Сигизмунд сообщал ему, что он, хотя по видимости управляет своим народом, считает себя всего лишь солдатом императора4. В этом и многих других отношениях постримский Запад, несомненно, оставался частью Римского мира.
1 См. Лозби, глава 22 ниже.
2 Alexander of Tralles, Therapeutica, ed. T. Puschmann.
3 Priscian, Grammatici Latini, ed. H. Keil.
4 Письмо Теодориха см. в Кассиодор, Variae 1.1.3; письмо Сигизмунда см. в Авит Вьеннский, «Письма» 93.
170
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
ГОСУДАРСТВА-ПРЕЕМНИКИ ИМПЕРИИ НА ЗАПАДЕ
Так или иначе, перемены имели место, и с точки зрения Константинополя политическая ситуация на Западе в 500 г. не давала поводов для радости. Среди прочих проблем, как внутренних, так и внешних, с которыми восточным императорам пришлось столкнуться в V в., изменения на Западе не остались незамеченными. Последнее десятилетие существования Западной империи стало свидетелем отправки новых императоров и армий на Запад, а низложение последнего императора в 476 г. было описано византийскими авторами VI в. в таких понятиях, которые позволяют предположить, что они видели в нем событие, знаменующее важную перемену: согласно хронике Марцеллина Комита, Рим был основан за 709 лет до начала правления Октавиана Августа, который умер за 522 года до его падения в 476 г.5 Константинополь стал местом, куда устремились беженцы, покинувшие западные королевства. Значительную их часть составляли африканские католики, в том числе и широко известная группа людей, которые, после того как король Хунерих приказал отрезать им языки, чудесным образом вновь обрели способность говорить. Были среди беженцев и жители Италии, которых, как утверждается, тепло приняли при дворе императора Анастасия (491-518 гг.), ав одной из своих работ грамматик Присциан высказал надежду, что Рим и Константинополь когда-нибудь окажутся под властью единого Императора6. В самом деле, императоры, которые традиционно претендовали на власть над всем известным миром, не могли смотреть снисходительно на потерю западных провинций, которые составляли большую часть территории, находившейся под властью их предшественников.
Когда византийцы смотрели в сторону Запада, они видели мир, неразрывно связанный со Средиземным морем, а к 500 г. почти вся та часть его побережья, которая раньше входила в Западную империю, теперь находилась под контролем трех королевств. Вандалы захватили большинство римских провинций в Африке и показали себя суровыми правителями, которые снискали популярности из-за экспроприации землевладельцев и гонений на католиков. Используя свой мощный флот, они разграбили Рим в 455 г. и устояли перед крупномасштабными нападениями византийцев в 460 и 468 гг. Напротив них, на противоположном берегу моря
5 Марцеллин Комит «Хроника» 476,11.
6 Priscian, De Laude Anastasii Imperatori, 242-247, 265.
171
Джон Мурхэд
находились два других королевства. Вестготы, первоначально поселившиеся как римские foederati в районе Тулузы, постепенно поставили под свой контроль большую часть Галлии к югу от Луары и начали продвигаться в Испанию, в то время как Италия и некоторые близлежащие территории находились в руках остготов7. Они оказались здесь в соответствии с соглашением, заключенным с императором Зеноном, чей преемник Анастасий в 497 г. отправил обратно в Италию императорские регалии, которые Одоакр передал в Константинополь после низложения Ромула Августула. Но демонстрируемый уровень признания не означал, что византийцы были счастливы признать остготское государство.
Вандалы, вестготы и остготы имели гораздо больше общего, чем проживание в соседних королевствах на побережье Средиземного моря. Все они были христианами арианского толка, т.е. приверженцами ереси, отрицавшей единосущность Отца и Сына, что противоречило учению Никейского собора (325 г.), и это обстоятельство отличало их как от византийцев, так и от основной массы людей, среди которых они проживали. Византийцы, считая, что эти племена говорят на одном языке и выглядят одинаково, рассматривали их, как и гепидов, в качестве народов, которые можно различить только по их названиям8. Между ними существовали династические связи: одна из дочерей Теодориха вышла замуж за вестготского короля Алариха, а на его сестре женился король вандалов Тразамунд, что создавало систему отношений, которые могли иметь антивизантийскую направленность.
Из трех этих государств наибольшую опасность для Византии представляли остготы. На востоке в их королевство входила Далмация, что давало ему общую границу с Империей протяженностью в сотни километров, и даже если правитель Италии не имел никаких намерений расширять свои владения на Востоке, его положение было достаточно удобным, чтобы влиять на события в этом регионе в неспокойные периоды. Поэтому византийский мятежник в 486 г. искал помощи у Одоакра, обстоятельство, которое, возможно, спровоцировало отправку остготов в Италию вскоре после этих событий. Считается также, что когда magister militum Виталиан поднял мятеж против Анастасия в конце его правления, он пытался заручиться поддержкой Теодориха. Несколькими десятилетиями
7 О вандалах см. Courtois (1955); о готах см. Wolfram (1988) и Heather (1991). О Тулузском королевстве см. Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
8 Прокопий Кесарийский «Война с вандалами» 1.2.2-5.
172
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
ранее, еще до прихода в Италию, Теодорих вмешался, когда мятеж угрожал власти императора Зенона. Благодарный император соответственно вознаградил его званием консула, и в начале VI в. итальянский автор, по всей видимости, ссылаясь на эти события, говорил о Теодорихе как о человеке, возложившим корону на Зенона и заставившем его полюбить себя, подразумевая, что Теодорих имел превосходство над императором9. Маловероятно, что подобная точка зрения была популярна в Константинополе. Как будто не довольствуясь этим, один из военачальников Теодориха в 504 г. захватил контроль над Сирмием - городом в Паннонии, которая раньше входила в Восточную империю. Остготы удержали его за собой как свою собственность и даже начали наступление вглубь имперской территории. После серьезного поражения, которое вестготам нанесли франки в 507 г., Теодорих управлял их королевством так же, как и своим. Константинополь имел все основания особенно опасаться могущественного государства остготов в ряду других королевств, которые возникли в Средиземноморье.
Однако эти государства были не единственными преемниками Империи на Западе. К северу располагались территории, контролируемые другими племенами, в частности, франками и бургун- дами, которых византийцы отличали от готов, объединяя общим наименованием «германцы», которое показывает, что они пришли из земель, находящихся к востоку от Рейна, которые римляне не смогли завоевать. Подобно готам, они поселились в границах старой Империи и стали частью системы союзов, созданной Теодорихом: он сам женился на сестре Хлодвига - короля франков, а одна из его дочерей стала женой Сигизмунда, наследника бургундского престола. Но к концу V в. Хлодвиг обратился в католичество, и какими бы мотивами он не руководствовался, совершая этот шаг, очевидно, что он считал себя приверженцем религии императора. Влияние католицизма было сильно и при бургундском дворе, где его принял наследник трона Сигизмунд. Еще более важно, что влияние франкских или бургундских захватчиков на римский мир, каким оно виделось из Константинополя, казалось менее значительным, чем воздействие готов или вандалов; кроме того, они не могли значительным образом повредить интересам Империи. Действительно, осторожно поощряя, их можно было поставить на службу имперской политике, и, согласно странному рассказу, содержащемуся в
9 Ennodius, Panegyricus regi Theodorico, Opera CCLVIII.203-14, p. 211-212; интерпретацию см. в MacCormack (1981), p. 230.
173
Джон Мурхэд
тексте VII в., король франков Хильдерик (ок. 463-482 гг.) посетил Константинополь и просил у императора позволения отправиться в Галлию в качестве его слуги10. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конфликте, разразившемся в 507 г., между франками под предводительством Хлодвига, которого поддерживали бургунды, и вестготами и остготами, император Анастасий выступил на стороне франков. Он отправил флот, который разорил часть прибрежных территорий Италии и помешал Теодориху вмешаться в события в Галлии так быстро, как он того хотел; император также провозгласил Хлодвига почетным консулом.
Очевидно, что Константинополь рассматривал Запад под разными углами. Средиземноморские земли были захвачены силами, которые угрожали интересам Византии, но иногда империи удавалось своими действиями дестабилизировать положение своих врагов. Последние годы правления Теодориха были омрачены обвинениями в предательских сношениях с императором, предъявленными группе сенаторов, и это могло быть чрезмерной реакцией на сообщения о преследовании ариан на Востоке. Эти две проблемы постоянно присутствовали в истории готского и вандальского государств. Король вандалов Хунерих был обеспокоен тем, что католическое духовенство могло вести переписку о вопросах престолонаследия с кем-то за границей, предположительно с Империей, а Теодорих однажды помешал доставке корреспонденции из Бургундии императору. Вандалы тоже понимали, что религиозные гонения были инструментом, который можно использовать в дипломатических целях. Положение императора vis-à-vis к католикам на Западе укрепило прекращение в 519 г. акакианской схизмы, которая разделяла церкви Рима и Константинополя с 484 г.11 Поэтому в последние годы правления Теодориха проявилась некоторая подспудная напряженность в отношениях между Константинополем и государствами-преемни- ками Империи в Западном Средиземноморье. С другой стороны, к северу от этого региона располагались силы, которые могли быть полезны империи. Таково было базовое различие, и его применимость стала очевидной во время военных кампаний Юстиниана (527-565 гг.).
10 Fredegar, Chronica III.11, ed. Krusch, p. 95-97; история становится правдоподобной, если в качестве имени императора мы примем Маркиана вместо указанного по ошибке Маврикия.
11 См. Лаут, глава 4 выше.
174
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
ВОЙНА С ВАНДАЛАМИ
19 мая 530 г. король вандалов Хильдерих был низложен Гели- мером - другим членом королевской семьи. Поскольку Хильдерих поддерживал близкие отношения с Юстинианом, последний получил отличную возможность начать войну с вандалами. Однако свержение союзника было лишь предлогом для вмешательства императора. Живший позже этих событий африканский писатель связывает его решение напасть на Африку с видением ему африканского епископа-мученика, в то время как пассаж из Codex Justinianus от 534 г., который, вполне возможно, был написан самим императором, а не в его канцелярии, красноречиво говорит о преследовании католиков вандалами. Он описывает страдания, которые они претерпели, в стиле, напоминающем рассказ африканского писателя Виктора Витенского, написанный в 480-х гг., и у нас нет причин сомневаться, что вторжение Юстиниана, как и многие его действия в начале его правления, были вдохновлены скорее религиозными мотивами, нежели идеологией имперского возрождения12. Сообщается, что против плана вторжения в Африку выступили его советники, но с волей императора шутки плохи, особенно тогда, когда епископ докладывает о видении, обещающем успех предприятию; к тому же в 532 г. был заключен мир с Персией, что позволило направить ресурсы на Запад. Юстиниан подготовил войско, которое было отправлено морем во время летнего солнцестояния в 533 г. под командованием Велизария - военачальника, недавно воевавшего с персами и усмирявшего восстание в Константинополе; религиозная подоплека предприятия подчеркивалась молитвой, совершенной патриархом на корабле Велизария и отправкой на одном из судов солдата, который недавно принял крещение.
Мы можем проследить войну с вандалами в подробностях благодаря рассказу о ней, написанному Прокопием, секретарем и советником Велизария, который был ее очевидцем. Византийские войска прибыли в Африку в очень благоприятный момент, поскольку Гелимер, не знавший об их приближении, отправил часть своих военных сил на Сардинию. Захватчики высадились, не встретив сопротивления, южнее Карфагена в Капутваде (Рас Ка- пудре), откуда они направились к столице - Карфагену. Они держа¬
12 Видение мученика: Victor of Tunnuna, Chronica s.a. 534, 11. Преследование католиков: Codex Justinianus 1.27.1. Лаут разделяет эту току зрения о мотивах Юстиниана, см. Лаут, глава 4 выше.
175
Джон Мурхэд
лись ближе к берегу до самого Грасса, где повернули вглубь страны и дошли до Децима, который находился в 15 км от Карфагена. Здесь их встретил Гелимер, но после короткого боя он бежал, а два дня спустя, 15 сентября, римская армия вошла в Карфаген. Велизарий съел обед, приготовленный для Гелимера, в то время как его солдаты, которые вели себя с удивительной сдержанностью, как сообщается, покупали еду на рынке. Гелимер отозвал войска из Сардинии, но в битве при Трикамаре, в 30 км от Карфагена, вандальская армия вновь была обращена в бегство, а Гелимер укрылся на горе у берберов, где перед сдачей он утешал себя сочинением грустных стихов.
Быстро установив контроль над Сардинией, Корсикой, Балеарскими островами, Септемом (Сеутой) - крепостью на берегу Гибралтара, Велизарий вернулся в Константинополь с добычей, включавшей и сокровища евреев, которые Тит вывез из Иерусалима в Рим в I в. н.э. и которые вандалы, в свою очередь, перевезли в Африку в 455 г. Победоносный полководец проследовал по улицам Константинополя в триумфе; и он, и Гелимер совершили перед Юстинианом проскинезу - наглядное выражение почтения. Потерпевший поражение король получил поместье в Галатии, а Велизарий удостоился консульства и на 535 г. ; его щедрые раздачи производились и из добычи, захваченной в этой кампании. Под наблюдением Юстиниана были изготовлены золотые пластины с изображением истории его триумфа. Император также издал закон о возвращении имущества, которое вандалы отобрали у законных владельцев. В течение нескольких месяцев королевство вандалов, которое казалось таким сильным, перестало существовать, и Африка оказалась под управлением префекта претория, назначаемого императором. Нет никаких причин сомневаться в том, что местное население одобрило подобные перемены.
Тем не менее в Африке еще предстояли сражения. Кочевники- берберы, которые все сильнее наседали на королевство вандалов, должны были стать главной проблемой для византийской Африки, поскольку их тактика, использующая набеги легковооруженных мобильных отрядов, делала их непростым противником для византийской кавалерии. Для борьбы с ними был быстро возведен ряд укреплений, от которых до наших дней дошли впечатляющие руины в Thamugadi (Тимгаде), со стенами, средняя толщина которых составляла 2,5 м, а высота — более 15 метров. Как археологические, так и письменные свидетельства говорят о том, что, вопреки ожиданиям Юстиниана, византийцам так и не удалось
176
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
занять всю территорию, которая прежде находилась здесь под властью Рима, но количество и размеры оборонительных укреплений, которые они возвели, дают понять, что они планировали остаться в Африке. Возникли и внутренние проблемы, поскольку многие из солдат Велизария женились на вандальских женщинах, только для того, чтобы обнаружить, что имущество, которое они рассчитывали получить через своих жен, находится под угрозой по закону Юстиниана о возвращении собственности, захваченной вандалами. Они подняли мятеж в 535 г. и еще один более серьезный в 544 г., после того как magister militum и префект претория Соломон погибли, сражаясь с берберами. Но главарь мятежников был убит в 546 г., а к концу года прибыл новый энергичный полководец Иоанн Троглит. Экспедиция, которую он возглавил весной 548 г., увенчалась успехом, и в Африке установился мир.
ВОЙНА С ГОТАМИ - ПЕРВЫЕ УСПЕХИ
Юстиниан мог только радоваться триумфу Велизария в 533 г., и мыслями он, естественно, обратился к более амбициозной задаче. Имперское законодательство апреля 535 г. касалось вопросов восстановления Африки и обращения в рабство вандалов, но включало и упоминание о том, что император теперь надеется, что Господь ниспошлет ему еще большую милость13. Как оказалось, настало благоприятное время для вторжения в Италию. После смерти Теодорихав 526 г. его преемники обнаружили, насколько сложно занимать его место, и как его дочь Амаласунта, так и Теодахад - племянник Теодориха, который стал ее соперником, вступили в переговоры с императором. Весной 535 г. Амаласунта была убита, создав таким образом casus belli14. Причины, которые привел Юстиниан для оправдания вторжения в Италию, отличались от тех, которыми объяснялась война в Африке: в то время как нападение на вандалов было вызвано их возмутительным отношением к жителям провинции, которые были католиками, остготы подверглись нападению, поскольку их притязания на владения Италией были необоснованными. Признавалось, что они правильно поступили, когда разбили тирана Одоакра, но для них лучше было бы затем вернуть Италию Империи, а не удерживать ее самим. Как мы ви¬
13 Novella VIII .10.2.
14 См. Мурхэд, глава 6 ниже.
177
Джон Мурхэд
дели, конец власти императоров на Западе в 476 г. не осталось незамеченным в Константинополе.
Первое нападение на Италию производилось с двух направлений15. Одна армия заняла Далмацию, которая с тех пор почти непрерывно оставалась под властью Империи, в то время как Ве- лизарий во главе небольшого отряда легко захватил контроль над Сицилией в 535 г. Отсюда он мог атаковать центральную часть Италии, которая была плохо защищена, поскольку основные силы готов были сосредоточены на севере. Теодахад, который к этому времени правил единолично, был готов отречься от престола, предложение об этом он впоследствии отозвал, а в начале 536 г. в Константинополь прибыл папа Агапит для переговоров с Юстинианом от имени Теодахада, но император не был расположен к дискуссиям. В законе 536 г. упоминается о возвращении территории от океана до океана - амбиция, на которую нет и намек в более ранних источниках, что указывает на рост имперских аппетитов16. В этом же году Велизарий вступил в центральную часть Италии. Готы, разочарованные неспособностью Теодахада к эффективному руководству, подняли на щитах Витигеса, человека скромного происхождения, но доказавшего свои достоинства в бою, и умертвили Теодахада. Новый король перебрался из Рима в Равенну, взяв заложников и клятву верности у папы Сильверия, который сменил Агапита, и 9-го или 10-го декабря Велизарий захватил Вечный город. В следующем феврале большая армия готов подступила к Риму и осадила его, перекрыв акведуки, которые снабжали город водой, и разорив христианские кладбища за стенами города, однако успеха не добилась. В марте 538 г. Витигес отступил. Боевые действия распространились на север Италии, в 539 г. готы до основания разрушили великий город Милан; сообщается, что мужчины были перебиты, а женщины переданы бургундам. В войну вмешался король франков Теодеберт, искавший выгоды для себя, а к концу 539 г. столицу готов Равенну осадили имперские войска.
В трудный час Витигес обратился к персидскому шаху Хос- рову с просьбой разорвать мирный договор 532 г. с Юстинианом
15 Описание Прокопия и здесь является подробным первоисточником, которому следуют, например, Bury (1923). См. также более современную работу Stein (1949), хотя Прокопий, вероятно, не бывал в Италии после 540 г. и с течением времени стал относиться к войне с меньшим одобрением: см. об этом Hannestad (1961).
16 Novella XXX. 11.2.
178
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
и отвлечь его на востоке; эта уловка склонила императора к тому, чтобы предложить готам благоприятные для них условия мира17. Но Велизарий был уверен в своих силах и, когда готы предложили принять его в качестве «императора Запада», что нанесло бы ущерб положению Юстиниана, он притворно согласился18. В мае 540 г. он вступил в Равенну, но отказался выполнять свое соглашение с готами. Вскоре он вернулся в Константинополь, увозя с собой Витигеса и его жену Матасунту, представителей готской знати и по крайней мере часть сокровищ готов. Он встретил прохладный прием у Юстиниана, который, вероятно, был обеспокоен тем, какой титул, пусть и притворно, принял его полководец. Тем не менее, в 540 г. мощное государство, основанное Теодорихом, по всей видимости, прекратило свое существование.
Византийский историк Прокопий отметил, что когда Велизарий вступил в Рим в 536 г., «Рим вновь был взят через шестьдесят лет римлянами» (пер. С.П. Кондратьева)19, что создает впечатление беспроблемного утверждения византийской власти. В марте 537 г. Папа Сильверий, который был обязан своим назначением Теода- хаду и впоследствии поклялся в верности Витигесу, был низложен Велизарием, а его место занял Вигилий - протеже могущественной императрицы Феодоры. В начале 537 г. Велизарий назначил префектом претория некоего Фиделия, а к концу года, по всей видимости, на покоренных территориях уже исполнял свои обязанности cornes sancti patrimonii per Italiam - чиновник, заведующий финансовыми делами. Начало срока полномочий префекта Фиделия таким образом совпадало с окончанием пребывания в должности Кассиодора, который был назначен на это пост готами в 533 г., и чье последнее письмо от имени Витигеса было написано в конце 537 г. К концу 539 г. писец в Равенне использовал в документе формулу ХРУ в соответствии с византийской практикой20. Уже 535 г. в Риме появились признаки недовольства властью готов, и население Италии, быстро отбросив добрую память, которая могла остаться у них о правлении Теодориха, с радостью встретило возвращение имперской власти.
17 О персо-византийских отношениях в VI в. см. Лаут, глава 4 выше.
18 Прокопий «Война с готами» 11.29.18. Но см. «Война с вандалами» 1.11.20 (ошибочно переведенная в издании Loeb).
19 «Война с готами» 1.14.14.
20 Она, вероятно, означает Xpiaxôv Mapia yéwa - «Мария, родившая Христа»: Tjäder, Papyri.
179
Джон Мурхэд
В 540 г. могло показаться, что война с готами, подобно войне с вандалами, пришла к ожидаемому завершению. В Константинополе Юстиниан приказал разместить внутри купола дворцовых Медных ворот мозаику с изображением Велизария, одерживающего победы для него. В середине композиции располагались Юстиниан и Феодора, подходящие к ним в качестве пленников короли вандалов и готов, а вокруг них члены Сената, которые «с гордостью улыбаются... императору, воздавая ему ввиду важности им совершенного, почести, равные божеским» (пер. С.П. Кондратьева)21. Таким был оптимизм этого счастливого момента, которому более уже никогда не было суждено повториться.
ВОЙНА С ГОТАМИ:
СОПРОТИВЛЕНИЕ ТОТИЛЫ
Как оказалось, война с готами была далека от завершения. Юстиниан, возможно, напуганный потенциальной угрозой со стороны могущественного военачальника, не смог найти замену Велизарию, а соперничество и коррупция стали постоянными спутниками византийских командующих в Италии. Они обращали мало внимания на сопротивление, которое продолжали оказывать готы к северу от реки Цо, а с приходом к власти в 541 г. короля Тотилы (или Бадуилы, как писалось его имя на монетах) у готов появился выдающийся лидер. Отношение Тотиллы к Юстиниану отражали его монеты, на которых портрет правящего императора был заменен изображением Анастасия, признавшего королевскую власть Теодориха в 497 г. : если Юстиниан усомнился в законности власти готов, Тотила был готов оспорить его претензии.
Вскоре война опять возобновилась. Весной 542 г. новый король готов разбил императорскую армию при Фавенции и захватил ее штандарты, а затем проследовал на юг, где взял Беневенто, Кумы и Неаполь. Велизарий был вновь отправлен в Равенну в 544 г., чтобы справиться с ухудшающейся ситуацией, но обнаружил, что не в состоянии остановить продвижение готов. Действительно, ведение им военных действия в этот период отличается нехарактерной для него пассивностью, которая могла быть связана с влиянием на людские ресурсы серьезной вспышки чумы, которая разразилась в это время в Империи. В декабре 545 г. Тотила осадил Рим и через двенадцать месяцев взял его. Он немедленно отправился помолиться
21 Прокопий «О постройках» 1.10.19.
180
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
в базилику Св. Петра - поступок, рассчитанный на демонстрацию преемственности с Тедорихом (который сам молился в этой базилике во время своего единственного известного посещения Рима) и, помимо него, с теми императорами, поведению которых подражал Теодорих. Но демонстрация была напрасной. В городе осталось совсем немного жителей, а Тотила не скрывал своей враждебности к Сенату. На самом деле он собирался разрушить стены города, но Велизарий написал ему, предупреждая о суровом осуждении со стороны потомков, которое будет ожидать его, если он выполнит задуманное. Возможно, ему удалось сыграть на тщеславии короля готов; в любом случае, Тотила повел себя глупо и оставил Рим, взяв в заложники членов Сената. В течение сорока дней в городе не было ни людей, ни зверей, но к апрелю Велизарий вошел в него и начал работы по восстановлению укреплений. В течение весны Тотила пытался перехватить у него контроль над городом, но потерпел неудачу.
Тем не менее, готы все еще контролировали большую часть Италии, причем настолько успешно, что Велизарий предпочитал перемещаться из одного места в другое по морю, а не по суше, а когда Юстиниан отозвал своего великого полководца в Константинополь несколько лет спустя, Велизарий, должно быть, чувствовал себя гораздо более подавленным, чем во время своих возвращений в 534 и 540 гг. В 549 г. флот остготов разорил побережье Компании, а Рим снова оказался в осаде; в следующем январе он пал. Тотила основал в городе монетный двор, устраивал скачки и, по словам современника, жил там «подобно отцу со своими детьми»22. Пока Равенна находилась в руках византийцев, Рим приобрел некоторое политическое значение, от которого он уже давно отвык. Тотила отправился на Сицилию и разграбил ее в 550 г., после чего франки заняли часть Северной Италии.
Десять лет спустя после, казалось бы, успешного завершения Велизарием войны, ситуация в Италии оставалась неблагоприятной, и Юстиниан решил выделить ресурсы в таких масштабах, которые он никогда не предоставлял Велизарию. Огромная армия была передана под командование патриция Германа. Он являлся заметной личностью, поскольку не только приходился двоюродным братом Юстиниану, но и женился на Матасунте - внучке Тео- дориха и бывшей жене Витигеса, последнее должно было свести к минимуму сопротивление ему со стороны готов. В самом деле,
22 LP, ed. Duchesne, р. 298.
181
Джон Мурхэд
рождение у пары сына позволило историку Иордану надеяться на объединение семей Германа и Матасунты23. Но Герман умер еще во время подготовки экспедиции, и осуществление его миссии в 551 г. поручили полководцу Нарсесу.
Великая армия выступила в Италию по суше в апреле 552 г. Франки, которые закрепились в Венеции, пытались отказать ей в проходе по причине того, что в ее состав входил большой отряд лангобардов - их исконных врагов, а готы стремились сделать дороги непроходимыми, но Нарсес смог пробиться в Равенну, которую он занял 6 июня 552 г. Тотила выступил из Рима, и в конце июня или начале июля две армии встретились у Буста-Галлорум в Апеннинах24. Тотила исполнил своего рода военную пляску перед войсками обеих армий на своем коне, но готы сильно уступали византийцам в численности, и исход битвы был предрешен. Конница готов не устояла перед ударом лучников врага, и конные, и пешие воины обратились в бегство, Тотила умирал от ран, полученных при отступлении. Многие готские крепости сдались Нарсесу на его пути в Рим, защищать который у его врагов не было сил. Город был легко взят, а его ключи отправлены Юстиниану. Пребывавшие в отчаянии готы казнили сенаторов, которых смогли найти, и 300 детей, которых держали в заложниках, но их положение теперь было безнадежным, а франки отказались выступить на их стороне. В октябре армия готов дала Нарсесу сражение на юге Италии на «Молочной горе» (Mons Lactarius) недалеко от Ночеры, но потерпела поражение, и Нарсес позволил выжившим готам вернуться «на свою родину». Некоторые продолжали сопротивление на местном уровне, пока в 562 или 563 г. не была взята Верона, но к тому моменту, когда Нарсес был отозван, возможно, вскоре после вступления на престол Юстина II в 565 г., ситуация в Италии стабилизировалась. Война с готами длилась намного дольше, чем война с вандалами, но ее исход был таким же.
Загадкой войны с готами является невмешательство в нее вестготов. На протяжении большей части войны их королем был остгот Теудис (531-548 гг.), а в какой-то момент его племянник Ильдебад стал видным участником сопротивления в Италии, но у нас нет оснований полагать, что помощь от вестготов достигла Италии. Тем не менее нам известно, что около 544 г. войска вестготов были разбиты
23 Иордан «Гетика» 314; Momigliano (1955) подробно обсуждает сюжет, но не делает окончательных выводов.
24 Подробное описание см. в Roisl (1981).
182
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
у Септема (Сеуты), которая располагается на берегу Гибралтарского пролива напротив владений вестготов, что может рассматриваться как попытка вторжения из Испании на территорию Африки, теперь принадлежавшую Византии. Но в 552 г. византийские войска, в ответ на призыв о помощи от вестготских мятежников, выступили в Испанию и смогли захватить контроль над частью ее юго-восточного побережья вокруг Картахены и Малаги. Прилегающая к ним территория была гористой и отделена от Африки морем, и истинной целью вторжения Византии в Испанию, возможно, была защита Африки25. В любом случае, скромные достижения в Испании стали кульминацией необычайного распространения византийской власти на Западе. На несколько десятилетий Африка и Италия вместе с крупными островами в Средиземном море, Далмацией и частью Испании вновь стали частью Империи, так что поэт Агафий имел полное право утверждать, что путешественник мог добраться до песчаного берега Испании, где находятся Геркулесовы столбы, не покидая территории Империи26.
КОНСТАНТИНОПОЛЬ И ЗАПАД В СЕРЕДИНЕ VI ВЕКА
Середину VI в. можно считать временем наивысшего влияния Византии на Западе. Экономические связи между Востоком и Западом укрепились; экспорт африканской керамики на Восток, который сократился в период правления вандалов, вырос в начале византийского правления. Отношения между Византией с Западом были особенно очевидны в Равенне - столице Италии, епископ которой Максимиан получил от Юстиниана титул архиепископа и мощи апостола Андрея, святого, чей культ может рассматриваться как вероятный конкурент культа апостола Петра в Риме. Возможно также, что прекрасный трон Максимиана из слоновой кости, который сейчас можно увидеть в Архиепископском музее Равенны, был изготовлен в Константинополе, и что именно он осветил базилику Сан-Витале с ее яркими мозаиками, изображающими Юстиниана и Феодору. Юстиниану не удалось посетить Запад, но никто не может усомниться в том, что мозаики Сан-Витале, каково бы ни было точное литургическое значение сцен, которые они изображают, были мощной демонстрацией имперской власти на завоеванных территориях.
25 См. также Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
26 Anthologia Graeca Carmina Christianorum, ed. Christ and Paranikas, IV.3.83 ff.
183
Джон Мурхэд
Как ни странно, самым убедительным свидетельством того, что Византия играла главную роль в событиях на Западе в середине VI в., являются сам Константинополь и многие жители Запада, влиятельные, амбициозные или пленные, которые побывали там. Либерий, которого Теодрих последовательно назначал префектом претория Италии и префектом претория Галлии, перешел на службу Византии, когда находился с посольством в Константинополе незадолго до начала войны с готами. Позже он принимал участие в византийских кампаниях в Италии и Испании и вернулся в Италию, где был похоронен в Римини. Во время войны, и в особенности после взятия Тотилой Рима в 546 г., многие римские аристократы перебрались в царственный город: среди них были Кассиодор, который занимал высокое положение в администрации Теодориха, и caput senatus27 Цетег, а в 554 г. Юстиниан дал разрешение сенаторам жить в Константинополе. Римский диакон Вигилий, оказавшийся под рукой в Константинополе в 537 г., получил возможность стать папой, когда Сильверий лишился императорской благосклонности, а когда сам он умер в 555 г., его преемник Пелагий также ожидал своего часа здесь. Со времени Вигилия требовалось утверждение императором избрания папы прежде, чем он мог пройти посвящение, что объясняет длительные перерывы между понтификатам, характерные для последующего периода папской истории. Папа Григорий Великий служил папским apocrisiarius’ом, или легатом, в Константинополе (ок. 579-585/6 гг.), перед тем как был назначен папой в 590 г. Два его преемника будут занимать те же должности до того, как станут папами. Очевидно, что после завоевания Италии проживание в Константинополе станет важной строкой в curriculum vitae будущих римских пап. Максимиан получил престол в Равенне, когда находился в Константинополе в 546 г., и должен был посещать его снова, в то время как в 552 г. духовенство провинции Милан просило легата, отправляющегося в Константинополь, посмотреть, что он может сделать, чтобы добиться возвращения епископа Дация, который отсутствовал в своей епархии в течение 15 или 16 лет, и немалую часть этого времени провел в царском городе. Один из знакомых Григория Великого, которого он встретил в Константинополе, - миланский диакон Констанций, был назначен епископом своего города в 593 г., в то время как другой, испанец Леандр, станет епископом Севильи. В 551 г. Репарат Карфагенский и другие афри¬
27 caput senatus ( лат.)- «глава сената». - Примеч. науч. ред.
184
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
канские епископы были вызваны в Константинополь; в следующем году Юстиниан изгнал Репарата и назначил на его место, против воли духовенства и жителей Карфагена, Примоса, который был его apocrisiarius,ом в Константинополе. Членов различных германских королевских семей, таких как Амаласунта Остготская, также держали под рукой там, где за их действиями можно было наблюдать и использовать их так, как того требовали нужды Империи.
Не менее важным было и место Константинополя в интеллектуальной жизни Запада. Большое количество литературы на латыни создавалось здесь во время правления Юстиниана и вскоре после его окончания. Иллириец Марцеллин Комит и африканец Виктор Туннунский здесь составляли свои хроники, а гот из Испании Иоанн Бик л арийский, хотя его хроника была создана в Испании, написал ее после того, как провел несколько лет в Константинополе. Именно здесь гот Иордан написал свои истории римлян и готов в 551 г.; здесь же работал над своим «Толкованием псалмов» Кассиодор, к чьей утерянной «Истории готов» Иордан имел доступ в Константинополе, Юнил Африканец писал свое введение в изучение Библии, другой африканец, Коррип, стал свидетелем вступления Юстина II на престол, которое он описал в панегирике, и именно здесь различные африканские богословы начинали свою деятельность. Немногим позже здесь работал над своими «Морали- ями на книгу Иова» будущий папа Григорий. Исследователи иногда сомневаются в правдивости утверждения Григория о том, что он не знал греческий язык, на том основании, что представителю папы было бы сложно исполнять свои обязанности в Константинополе без знания этого языка, но, учитывая наличие здесь процветающего и влиятельного латиноязычного сообщества, он мог счесть изучение греческого излишним.
ТРИ ГЛАВЫ
Однако в этот же период, когда Константинополь играл ключевую роль в делах на Западе, имели место события, угрожавшие его положению, и, как это часто случалось в период поздней Античности, противоречия нашли выражение в религиозных спорах. Целью имперской политики в течение долгого времени было примирение приверженцев Халкидонского собора (451 г.), которые считали, что Христос имел две сущности, и их оппонен- тов-монофизитов, веривших в одну сущность Христа, и Юстиниан
185
Джон Мурхэд
предпринял важную попытку добиться единства между участниками спора28. Он попросил пятерых патриархов придать анафеме работы епископа Феодора Мопсуестийского, некоторые труды епископа Феодорита Кирского и письмо, приписываемое епископу Иве Одесскому, которое было адресовано некоему Марию, а также самих этих церковных деятелей. Три эти богослова, все давно умершие, считались сторонниками несторианства, и Юстиниан полагал, что их осуждение будет безболезненным способом умиротворения монофизитов, которые придерживались точки зрения, противоположной учению несториан. Но Халкидонский собор признал православие Феодорета, и письмо Ивы было зачитано там, поэтому нападки на этих мыслителей могли быть истолкованы как нападки на сам собор. Папа Вигилий отказался удовлетворить просьбу Юстиниана, после чего, к удивлению жителей Рима, он был арестован в церкви в 545 г. и доставлен в Константинополь. Последовали годы интриг, в течение которых Вигилий поочередно то колебался, то занимал решительную позицию. Наконец, в
553 г. собор в Константинополе осудил «Три главы», как их стали называть, и Вигилий согласился с этим решением. Сломленный, в
554 г. он отправился в Рим, но умер в Сиракузах в июне 555 г.
Оказалось, что усилия Юстиниана не привели к примирению
монофизитов и приверженцев Халкидона; более того, на них незамедлительно последовала враждебная реакция на Западе, где сочли, что его действия противоречили решениям собора. Подобные настроения были настолько сильны в Италии, что сложно было найти епископов, готовых посвятить преемника Вигилия - Пелагия, а в Северной Италии началась схизма, которая продолжалась до конца VII в. Серьезная обеспокоенность имела место и в Галлии, и испанская церковь в течение всего периода существования вестготского королевства не признавала Константинопольский собор. Однако наиболее сильной оппозиция была в Африке, где епископат, члены которого были свидетелями прекращения гонений со стороны вандалов-ариан, выступил решительно против диктата со стороны католического императора, и африканская церковь вступила в полемику, используя всю свою ученость и энергию, которые были ее характерными чертами в течение столетий. Уже в 550 г. собор отлучил Вигилия, а несколько авторов посвятили свои работы критике позиции Юстиниана: именно африканский
28 Более подробное обсуждение христологических споров VI в. см. выше в главе 4.
186
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
летописец отметил, что за Константинопольским собором последовало землетрясение в этом городе29. Не удивительно, что епископ из Северной Галлии Ницетий Трирский написал резкое, но непоследовательное с богословской точки зрения письмо императору, в котором он сообщает ему, что вся Италия, Африка, Испания и Галлия оплакивают его: «О милый наш Юстиниан, кто так обманул тебя, кто убедил тебя поступить таким образом?»30
НЕПРИЯТИЕ ИМПЕРИИ ЗАПАДОМ
Раннехристианская история полна споров по вопросам столь малопонятным, что современные историки часто считают, что на самом деле их предметами были вовсе не те, которые обсуждались открыто, и спор о «Трех главах» на Западе, возможно, был одним из таких, где настоящая проблема осталась невысказанной. Решительную позицию, которую Запад занял по отношению к курсу Юстиниана, можно истолковать как реакцию на последствия его завоевательных войн. Без сомнения, главы церквей в Африке и Италии искренне приветствовали приход армий Юстиниана, но в течение периода, когда они находились под властью ариан, они de facto обрели независимость от имперского контроля, от которой они не собирались отказываться добровольно. Неслучайно, одна из самых знаменитых демонстраций силы vis-à-vis императору, которая когда-либо имела место, была явлена папой Геласием (492- 496 гг.) во время владычества остготов в Италии. Войны создали ситуацию, в которой император впервые за долгое время мог попытаться напрямую навязать свою волю западным церквям, и некоторая оппозиция политике Юстиниана могла быть реакцией на эту новую реальность. Но вполне могло случиться и так, что противодействие «Трем главам» являлось способом выразить враждебность или разочарование по отношению к исходу войн на Западе. Если принять такую точку зрения, то не будет ничего удивительного в том, что Кассиодор, самый известный среди римлян сторонник сотрудничества с готами, в середине столетия писал в понятиях, предполагающих его симпатию к теологам, осуждение которых добивался Юстиниан. Разумеется, имеются и другие признаки прохладного отношения на Западе к Византии в период после завоеваний.
29 Виктор Туннунский «Хроника» 553 (Chronica Minora 11.203).
30 Epistolae Austrasiacae, no. 7. Здесь присутствует отсылка к посланиям св. Павла («Послание Галатам» 3:1). Ответ на вопрос, заданный Ницетием, - «Дьявол».
187
Джон Мурхэд
Коренные жители Африки и Италии первоначально приветствовали византийские армии. В Италии готы были обеспокоены симпатиями местного населения еще до начала войны, и подробный рассказ Прокопия не оставляет сомнений, что их опасения были оправданы. Но еще в начале войны представитель готов сообщал жителям Рима, что единственными греками, посетившими Рим, были актеры, мимы или солдаты-мародеры, что позволяет предположить, что определенная неприязнь по отношению к византийцам уже существовала и что готы рассчитывали использовать ее в своих целях. Сообщается, что в период понтификата папы Иоанна III (561-574 гг.) жители города язвительно заявили императору, что «было бы лучше служить готам, чем грекам»31. Интересно в данном случае значение слова «грек», поскольку у Прокопия это неприязненное слово вложено в уста варваров, что предполагает возможность того, что римляне стали так относиться к византийцам, или изображали такое отношение. Тяжелое состояние экономики Италии после длительной войны и коррумпированная и алчная сущность византийской администрации, введенной как в Африке, так и в Италии, сделали имперскую власть непопулярной. Кроме того, объединение Италии с империей не предполагало возвращение независимости от Востока, которой она обладала до прихода готов, не получили ее жители-римляне и высоких политических должностей, которые они занимали под властью последних, поскольку Италия стала теперь малозначительной частью Империи, управляемой находящимся далеко autocrator'ом, который не потрудился даже посетить Запад. Власть в Африке и Италии перешла к пришельцам, говорящим по-гречески, и есть свидетельства отправления культов восточных святых, которые они, предположительно, принесли с собой. Само собой разумеется, что существовали сторонники и карьеристы, которые поддерживали византийскую власть, такие как африканский поэт Корипп, чья эпическая поэма «Иоаннида» частично была попыткой оправдать дело Империи перед другими жителями Африки32, но их было меньшинство.
Как если бы этого было недостаточно, неприятие войн Юстиниана распространилось и на Востоке. Его можно проследить по сочинениям Прокопия, которые демонстрируют переход от
31 О представителе готов: Прокопий «Война с готами» 1.18.40. О сообщении императору: LP, р. 305.
32 Cameron (1985).
188
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
светлого оптимизма при описании войны с вандалами к упадническому тону, все чаще проникающий в рассказы о войне с готами, и, наконец, к враждебности по отношению к императору, которую демонстрирует «Тайная история». Впрочем, и другие источники создают ощущение, что ресурсы, затраченные на завоевание Запада, принесли мало выгод. Каким бы впечатляющим результатом не выглядело возвращение Африки и Италии в состав Империи, войны Юстиниана имели в некотором роде парадоксальный результат, еще сильнее разъединяя Восток и Запад.
ВОЕННЫЕ ТРУДНОСТИ ВИЗАНТИИ НА ЗАПАДЕ
На протяжении всего правления Юстиниана часть империи к югу от Дуная страдала от набегов варваров, в особенности тюркского народа, известного под названием булгары, и групп славян, которых современники называли антами и склавинами. Правительство посчитало лучшим средством борьбы с этой угрозой строительство крепостей и выплаты субсидий, но после смерти Юстиниана в 565 г. ситуация стала быстро ухудшаться. Его преемник Юстин II (565-578 гг.) перешел к политике задержки выплат и, в частности, отказался удовлетворить претензии на дань, выдвинутые аварами, народом, который недавно появился в дунайском регионе. Последствия этих действий были катастрофическими. В 567 г. авары объединили силы с лангобардами, жившими в Пан- нонии, чтобы разбить гепидов, победа над которыми положила конец присутствию германских племен в среднем течении Дуная. В следующем году лангобарды покинули Паннонию и устремились в Италию, после чего авары заняли освободившуюся территорию - равнинную часть современной Венгрии, с которой они начали совершать нападения вглубь имперской территории; возобновление войны с Персией в 572 г. не позволило Византии в полной мере отреагировать на такое развитие событий. В 581 г. славяне вторглись на Балканы, и вскоре стало очевидно, что они пришли, чтобы остаться.
Все эти события произошли на Востоке, но основное влияние они оказали на Запад. В этой ситуации внимание властей было отвлечено от вновь завоеванных провинций, а прямой путь в Италию по суше стал затруднителен. Более того, вполне возможно, что именно рост могущества аваров заставил лангобардов начать
189
Джон Мурхэд
вторжение в Италию в 568 г. Все это имело далеко идущие последствия, которые рассматриваются в следующей главе. Здесь достаточно будет отметить, что захватчики быстро установили контроль над долиной реки По и районами центральной и Южной Италии. Византийская администрация при преемнике Нарсеса, префекте претория Лонгине, оказалась из рук вон плохо приспособленной для борьбы с ними, а армия, которая в конце концов была отправлена с Востока под командованием зятя Юстина Бадуария, была разбита. В 577 или 578 г. римский патриций Памфроний, прибывший в Константинополь за помощью, был отправлен обратно с 3 000 фунтами золота, получив указание использовать эти средства, чтобы подкупом склонить часть лангобардов к дезертирству, или, если это не удастся, обеспечить вторжение франков; в 579 г. от второго посольства отделались отправкой небольшого отряда, и, насколько нам известно, была предпринята попытка подкупа некоторых предводителей лангобардов. Возможно, в данном случае мы должны видеть отражения изменений в имперской политике, потому что, в то время как император Юстин был скуп, его преемник Тиберий (578-582 гг.) предпочитал решать проблемы деньгами. Однако ни одна из стратегий не увенчалась успехом, и становилось ясно, что в Италии складывалась отчаянная ситуация. Константинополю пришла пора вновь разыграть франкскую карту.
На протяжении большей части VI в. могущество франков неуклонно возрастало. За поражением, которое они нанесли вестготам в 507 г., последовала экспансия из Северной в Южную Галлию, в то время как ослабление бургундов и остготов в 520-х - 530-х гг. способствовало их дальнейшим успехам33. В начале войны с готами они находились в выгодном положении, получая плату от обеих сторон, которые искали их содействия, но когда король Теодеберт выступил в Италию в 539 г., он руководствовался только своими собственными интересами. Он выпустил золотые монеты, на которых был изображен не император, а он сам, но с легендами, которые связывались скорее с императорами, а не с королями, и ответил послу Юстиниана в высокопарной манере, заявив ему, что территория, над которой он осуществляет власть, простирается за Дунай и границы Паннонии до самых берегов океана34. К концу его правления его войска заняли Венецию и некоторые другие области Италии, а сам он внушал такой страх в Константинополе,
33 См. Ван Дам, глава 8 ниже.
34 Epistolae Austrasiacae, no. 20.
190
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
что ходили слухи, будто бы он собирается напасть на город. Расселение Юстинианом лангобардов в Паннонии около 546 г. могло быть попыткой создания противовеса франкам. После смерти Теодеберта в 547 г. Юстиниан отправил посла к его наследнику Теодебальду с предложением наступательного союза против готов, но оно было отвергнуто, и присутствие франков в Италии оставалось проблемой в течение всей войны с готами. Однако приход лангобардов означал, что франки вновь оказались противниками врагов византийцев, и могли снова рассматриваться как потенциальные союзники. Но попытка заручиться их поддержкой была предпринята в условиях чрезвычайно сложной политической и военной ситуации.
Крайне сложно восстановить сеть союзов и конфликтов, которая стояла за отношениями между Константинополем и отдельными частями Запада к концу VI в. В 579 г. Герменегильд, старший сын короля вестготов Леовигильда, восстал против своего отца, и после подавления восстания его жена, франкская принцесса Ингунда, и сын Атанагильд бежали в Византию; последний был отправлен в Константинополь, а его родственники-франки не смогли добиться его возвращения на Запад, несмотря на все их усилия. Несколько лет спустя некто Гундовальд, который утверждал, что является сыном короля франков, прибыл в Марсель. Он жил в Константинополе, но его заманила обратно во Франкию группа аристократов. Император Маврикий (582-602 гг.) оказал ему финансовое содействие, а один из тех, кто поддержал его, когда он прибыл в Марсель, позже был обвинен в намерении подчинить королевство франков императору. Данное обвинение, скорее всего, было преувеличением, а восстание Гундовальда закончилось ничем, но мы опять-таки видим очередную попытку Империи ловить рыбу в мутных западных водах35. В 584 г. король франков Хильдеберт, дядя Атанагильда, получивший в свое время от Маврикия 50 000 solidi, отправил войска в Италию, но результат не удовлетворил ожиданий императора и Маврикий потребовал вернуть деньги. Последовали другие экспедиции, но и они мало чего достигли. Наконец, в 590 г. большая армия франков направилась в Италию и продвинулась дальше Вероны, но не смогла согласовать свои действия с императорской армией. Это был последний случай, когда Константинополь прибегал к помощи франков в своей
35 О Гундовальде см. Григорий «История» VI.24.291-292; VII. 10.332-333; VII. 14.334-336; VII.26-38.344-362.
191
Джон Мурхэд
политике в Италии. Фиаско 590 г. может восприниматься как символ отношений, которые редко приносили пользу Империи. В то время как довольно часто поговорка, что враг моего врага мой друг, оказывается верной, попытки византийцев извлечь выгоду от союза с франками неизменно терпели неудачу.
В последние годы этого века повсеместно на Западе византийцы сталкивались с проблемами. Большая часть Италии оказалась под контролем лангобардов, значительные территории были потеряны в Африке, хотя о последнем мы можем лишь смутно догадываться. В 595 г. берберы вызвали панику у жителей самого Карфагена, пока экзарх, как называли военного губернатора, не нанес им поражение с помощью уловки, а труд по географии, написанный в начале VII в. Георгием Кипрским, содержит указания на то, что имперские владения в Африке были значительно меньше, чем те, на которые распространялась власть вандалов, которые, в свою очередь, имели меньше того, что входило когда-то в состав Римской империи36. Установление экзархатов в Равенне и Карфагене указывает на то, что общество было вынуждено военизироваться, и хотя византийские владения в Испании засвидетельствованы не очень хорошо, очевидно, что они скорее сокращались, чем росли.
ВОСТОК И ЗАПАД: СОХРАНЯЮЩИЕСЯ СВЯЗИ И РАСТУЩЕЕ РАЗДЕЛЕНИЕ
Как это ни парадоксально, но, несмотря на ослабление власти Византии на Западе, последний по-прежнему был жизненно заинтересован в Востоке. Продолжал функционировать рынок импортных предметов роскоши; вещи византийского происхождения были помещены в погребальную ладью начала VII в. в Саттон-Ху в Восточной Англии, а Радегунда, основательница монастыря в Пуатье, обратилась к Юстину II и его жене Софии с просьбой прислать частицу Животворящего креста, которую она надлежащим образом получила в 569 г. В конце столетия письма папы Григория Великого открывают перед нами человека, который считал Империю центром своего мира и при этом питал слабость к вину, привозимому из Египта, будучи, очевидно, одним из немногих итальянцев в истории, о котором можно сказать подобное. За византийским законодательством внимательно следили; франк Хильперик I не просто радовался золотым медальонам, присланным ему Тибери-
36 Георгий Кипрский Descriptio Orbis Romani.
192
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
ем II, но и эдикт, изданный им, демонстрирует очевидную зависимость от новеллы того же императора37. Копировалась восточная литургическая практика; по рекомендации новообращенного короля вестготов Реккареда, Третий Толедский собор в 589 г. предписал, чтобы Символ веры исполнялся перед «Отче наш», а Евхаристия проводилась «согласно практике восточных церквей», по всей видимости, в подражание Юстину И, который в начале своего правления потребовал, чтобы Символ веры исполнялся перед «Отче наш». Это одно из многих свидетельств того, что общественная жизнь в Испании в конце VI в. все больше принимала византийскую форму. Хроника Мария Аваншского, написанная в Бургундии, датируется по консульствам и годам индикциона до своего окончания в 581 г. В надписях в Долине Роны даты все еще указывали по консульствам и годам индикциона в начале VII в., а монеты чеканились от имени императора в Марселе и Вивье вплоть до правления Ираклия (610—641 гг.). Каковы бы ни были достоинства мышления в терминах «неясного закона культурной гидравлики», согласно которому потоки влияния время от времени испускались с Востока, чтобы оросить низовья Запада38, не подлежит сомнению ни то, что Запад остался открыт византийскому влиянию, ни то, что западные авторы, такие как Григорий Турский и Венанций Фортунат, старались быть в курсе происходящего на Востоке в такой степени, в какой немногие жители Востока на это были способны.
Более того, императоры демонстрировали, что продолжают придавать Западу большое значение. Браки, которые организовал император Тиберий для своих дочерей, являются важным свидетельство в пользу этого, поскольку в то время как одна из них вышла замуж за Маврикия, успешного полководца, который должен был стать преемником Тиберия, другая стала женой Германа, сына патриция, которого Юстиниан назначил закончить войну с готами в 550 г., и его жены Матасунты из племени готов. Тиберий сделал обоих зятьев цезарями, и, учитывая сильные связи Германа с Западом, заманчиво видеть в действиях императора намек на мысли о divisio imperii на Восток и Запад, что, кажется, никогда не приходило на ум Юстиниану.
Если таков был план Тиберия, то из него ничего не вышло, однако его преемник Маврикий написал завещание, назначив своего старшего сына Феодосия правителем Константинополя с
37 Stein (1949).
38 См. запоминающуюся характеристику этой точки зрения в Brown (1976), р. 5.
193
Джон Мурхэд
властью над Востоком, а младшего Тиберия - императором старого Рима с властью над Италией и островами Тирренского моря. Из этого плана опять-таки ничего не вышло, но именно из Карфагена сын экзарха Ираклий начал свое успешное восстание против императора Фоки в 610 г. Позднее считалось, что в трудный момент своего царствования император Ираклий планировал бежать в Африку, но был остановлен только клятвой, которую его заставил дать патриарх. В середине VII в. Максим Исповедник - сложная личность, которая различными путями связывала Восток и Запад - был обвинен в том, что ему было явлено видение, в котором он увидел ангелов на небесах и с Востока, и с Запада; те, которые были на Западе воскликнули: «Григорий Август, ты победишь!», и их голоса были громче, чем голоса ангелов Востока39. Как оказалось, отношения между Византией и Западом явно оставались крепкими.
Но, хотя Запад, безусловно, сохранял возможность для проникновения византийского влияния, а императоры после Юстиниана продолжали считать, что контролируют его, в других отношениях две части бывшей Империи значительно отдалились друг от друга в VI в. Войны Юстиниана привели к перенапряжению империи, вызвав значительное ослабление ее позиций на северной и восточной границах, а в связи с продолжением военных действий против славян, аваров и персов, не хватало ресурсов, которые можно было перебросить на Запада, где территория, контролируемая Константинополем, сокращалась до разбросанных по побережью анклавов. К концу века торговля между Карфагеном и Константинополем значительно сократилась. Восток и Запад отдалялись друг от друга лингвистически: у Боэция на Западе или Присциана на Востоке к концу века не было соперников. Дипломатическая миссия Григория Великого на Востоке должна была серьезно страдать от того, что он не знал греческого языка, и в своей переписке, уже будучи папой, он жалуется на уровень подготовки переводчиков с латыни в Константинополе и с греческого в Риме: в обоих случаях, переводивших дословно, не вникая в смысл того, что они переводили40. Византийские историки стали быстро демонстрировать отсутствие знаний и интереса к событиям на Западе. Эвагрий,
39 Mansi, Sacrorum Conciliorum nova et amplissima collectio 11.3 ff. Упомянутый Григорий был экзархом Карфагена, который восстал против императора Константа И.
40 Григорий (Великий) «Послания» VII.27; Х.39.
194
ГЛАВА 5. Византийцы на Западе в VI в.
писавший в конце VI в., приводил доводы в пользу христианства, сравнивая судьбы императоров до и после Константина, аргументация, которая могла быть признана достаточной только в случае игнорирования позднейших западных императоров41. Источники, доступные Феофану при написании им хроники в начале IX в., позволили ему отметить вступление в должность почти всех пап с конца III в. до Бенедикта I в 575 г., но не тех, кто был после него. Между тем, Павел Диакон, писавший в конце VIII в., похоже, считал Маврикия первым греком среди императоров42. Складывается ощущение, что к концу VI в. Запад стал считаться жителями Востока менее значимым.
Тем временем Запад пошел своим путем. Недовольство, которое проявилось в Африке и Италии в связи с осуждением «Трех глав», может, предположительно, рассматриваться как отражение недовольства ситуацией, которая сложилась после войн Юстининана. Все чаще италийнцы стали считать, что их интересы отличаются от интересов Империи. В Испании действия Юстиниана оставили неприятный привкус у людей: образованный Исидор Севильский, писавший в начале VII в., отрицал не только вселенский статус собора 551 г., но также и место Юстиниана среди римских законодателей и статус патриаршего престола Константинополя. В Африке неспособность правительства справиться с берберами, подготовила почву для захвата провинции арабами в следующем столетии. Трудно не прийти к выводу, что в VI в. Византия и Запад значительно разошлись; сложно удержаться от того, чтобы обвинить в этом Юстиниана.
41 Evagrius, Historia Ecclesiastica 3.41 до конца.
42 ‘Primus ex Grecorum genere in imperio confirmatus est’ (Павел Диакон, HL IV.15.123).
195
ГЛАВА 6
ОСТГОТСКАЯ ИТАЛИЯ И ВТОРЖЕНИЯ ЛАНГОБАРДОВ
Джон Мурхэд
ПОЗДНЕАНТИЧНАЯ ИТАЛИЯ
В Италии ситуация в период, который сейчас называют «поздней Античностью», была благоприятной не во всех отношениях. Происходила перестройка экономики: некоторые из сельских поселений начали приходить в упадок уже в III или даже во II в. н.э., agri deserti1 становились привычной частью ландшафта, население городов сокращалось2. Строительство общественных зданий в городах - одна из отличительных черт классической цивилизации - сошло на нет; как было установлено, в начале VI в. население Рима было значительно меньше, чем прежде. Как писал Кассио- дор, человек с многолетним опытом государственной службы: «О наличие огромного количества жителей в городе Риме в древние времена свидетельствуют обширные провинции, из которых доставлялось продовольствие для них, а также большая протяженность городских стен, монументальностью амфитеатров, величие общественных бань и огромное количеством мельниц, которые могли быть сооружены только для использования по назначению, а никак не для украшения»3. Роль, которую Италия играла в экономике Римской империи, снизилась, привозная африканская керамика заполонила италийский рынок уже во II в. н.э., и то же самое произошло с ее положением в политике. Хотя Рим на протяжении столетий оставался столицей могущественной империи, после I в. н.э. немногие из императоров были уроженцами Италии, а с появлением «второго Рима» - Константинополя - во времена Константина в начале IV в. восточная и более богатая часть Империи стала независимой.
1 agri deserti (лат.) - «покинутые поля». - Примеч. науч.ред.
2 Общую информацию см. в Gïardina ed. (1986).
3 Cassiodorus, Variae 11.39.1 f. (исправленный пер. Hodgkin).
196
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
Карта 1. Италия в VI веке
Такова была ситуация в Италии, когда она подверглась нападениям в V в. Сам Рим был разграблен вестготами в (410 г.) и вандалами (455 г.), ему угрожал Аттила Гунн (452 г.).
После убийства в 455 г. последнего сильного императора - Валентиниана III, которое, по мнению некоторых, знаменовало конец Империи на Западе, в Равенне в течение недолгого времени правили девять императоров, из них только двое умерли своей смер¬
197
Джон Мурхэд
тью при исполнении служебных обязанностей, а реальная власть находилась в руках ряда неримских полководцев. В 476 г. один из них - Одоакр, провозглашенный армией королем, низложил императора - юного Ромула Августула, чье имя представляло собой причудливую комбинацию уменьшительного титул «август», который был дан первому императору, и имени легендарного соосно- вателя Рима. Он был сослан в Лукуллов замок - виллу рядом с Неаполем, где он, вероятно, проживал и в VI в. Так Италия вступила в постимперский период4.
ОДОАКР И ТЕОДОРИХ
Но современники Одоакра не были склонны придавать такое же большое значение событиям 476 г., какое им придают современные историки5. С практической точки зрения почти ничего не изменилось. Политическая власть в Италии осталась в руках военного лидера, и в то время как Одоакр даже номинально больше не подчинялся западному императору, посольство сенаторов к императору Зенону в Константинополе подтвердило от его имени, что Запад не нуждается в императоре. В ответ Зенон причислил Одоакра к патрициям и принял назначение консулом, одним из двух все еще назначаемых ежегодно, что он продолжал делать впоследствии каждый год. Более того, католическая церковь и сенаторская аристократия - две группы, роль которых в делах Италии постоянно росла, кажется, ничего не потеряли в результате событий 476 г. и, на самом деле, смотрели на них бесстрастно. Тот факт, что они смогли пережить крушение Империи на Западе, свидетельствует о преобладании в этот период тенденций континуитета. Одоакр поступил мудро, приложив все усилия, чтобы примириться с Сенатом6. В 483 г. префект претория Василий, действуя от его имени, принял участие в выборах папы Феликса III, который был необычной личностью среди пап своего времени, поскольку происходил из аристократической семьи. Возможно также, что Одоакр предпринял реконструкцию Колизея, первые ряды в котором был отведены сенаторам; археологи восстановили имена сенаторов этого времени по подписям на их местах. Он также даровал Сенату право чеканить медные монеты. Италия управлялась так же, как и в период
4 Hodgkin (1896); Hartmann (1897); Wes (1967).
5 Croke (1983).
6 Chastagnol (1966).
198
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
поздней Империи, из Равенны, где располагались высшие правительственные учреждения, очевидно и то, что существовавшее монопольное право на занятие некоторых должностей, которое ведущие сенаторские семьи закрепили за собой в течение V в., продолжило действовать. Приход к власти Одоакра мало что изменил в Италии.
Его свержение было вызвано внешними причинами. В начале своего правления он передал контроль над Провансом вестготу Эйриху и согласился выплачивать дань за Сицилию вандалам, а в конце он принял решение оставить Норик - провинцию, которая находилась примерно на территории современной Австрии, запустив, таким образом, процесс распада, который приведет к тому, что в V в. один за другим регионы будут выходить из-под римского контроля. Но, как мы уже видели, Восток оставался под сенью Империи, чьи огромные ресурсы позволяли поддержать любые его возможные притязания на территории Запада. Зенону, правление которого было отмечено восстаниями, не доставало сил прямо выступить против Одоакра, даже если у него и было подобное желание, но ему пришла в голову идея направить против него Теодориха, короля остготов, находившегося под византийским влиянием в течение десяти лет, которые он в юности провел в качестве заложника в Константинополе. Остготы наносили время от времени весьма чувствительные удары по Империи с тех пор, как освободились от власти гуннов после смерти Аттилы в 453 г., и в 478 г. Теодорих зашел так далеко, что повел войска на сам Константинополь. Следовательно, каким бы ни был исход экспедиции против Одоакра, Зенон ничего не терял.
В 488 г. Теодорих выступил из старого военного городка Новы, который находился недалеко от современного Свиштова в Болгарии. Хотя тех, с кем он выступил, для удобства можно назвать «остготами», весьма вероятно, что среди них были представители других народов и что их поход в Италию был примером общей тенденции лавинообразного увеличения количества мигрирующих групп7. В том, что, совершенно очевидно, было одновременно и переселением, и военной экспедицией, принимали участие женщины и дети. Вступление Теодориха в Италию было встречено Одоакром у реки Изонцо, но защитники бежали, не дав сражения, и отступили к Вероне. Потерпев здесь поражение, Одоакр
7 Wenskus (1961), р. 483 ff. Об «этногенезе» народа, который стал называться готами, см. Wolfram (1988).
199
Джон Мурхэд
отошел к своей столице - Равенне, которую осадил Теодорих. Находясь в трудном положении, Одоакр был вынужден вступить в переговоры со своим противником в феврале 493 г. Противники решили править совместно, но Теодорих, не теряя времени, пригласил своего коллегу на пиршество, где зарубил его мечом. При таких обстоятельствах началось его длительное правление (493-526 гг.)8.
ГОТЫ И РИМЛЯНЕ
Теперь Италия была населена, согласно выражению того времени, «готами и римлянами». Очевидно, готы, первыми упомянутые в этом выражении, что немаловажно, не всегда были желанными соседям, поскольку их армии могли создать хаос в сельской местности Италии даже в мирное время, а некоторые готы, которые были приставлены в качестве охраны к отдельным римлянам, не стеснялись избивать своих подопечных. Выражаясь словами, которые Кассиодор, самый известный римлянин, сделавший карьеру на службе у готов, вкладывает в уста своего господина: «Для готов скорее необходим намек на войну, чем призыв к борьбе, потому что воинственный народ, подобный нашему, счастлив возможности доказать свою смелость»9. Теодорих, который настаивал, что готы живут civiliter, подчиняясь закону, имел все основания опасаться за взаимоотношения между этими народами.
Тем не менее многие римляне могли вести свою обычную повседневную жизнь, по большому счету не сталкиваясь с готами. Хотя невозможно точно установить, сколько людей последовало за Теодорихом в Италию, они не могли не составлять незначительного меньшинства среди местного населения, и различные источники ясно свидетельствуют о том, что они проживали в основном в Северной Италии. Даже средства, на которые они существовали, позволяли им незаметно влиться в италийское общество, поскольку, весьма вероятно, что те tertiae, или трети, которые современные авторы описывают, как переданные готам, были не земельными участками, как принято считать, а единицами налоговых поступлений10. В связи с этим приход готов никак не сказался на экономической власти слоя землевладельцев. При¬
8 Обсуждение см. в Stein (1949), Ensslin (1947), Moorhead (1992).
9 Cassiodorus, Variae 1.24.1 (пер. Hodgkin).
10 Goffart (1980); Wolfram and Schwarcz (1988).
200
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
шельцы проживали в регионах, наиболее уязвимых с военной точки зрения, а готов и римлян можно было отличить по функциям, которые они выполняли в обществе, военным и гражданским соответственно: «Пока армия готов ведет войну, римляне могут вести мирную жизнь»11. Но такое разделение труда не повлекло за собой никаких изменений в римском порядке, поскольку армия в течение столетий все чаще комплектовалась из неримлян, а разделение на гражданскую и военную карьеру сложилось еще в поздней Империи. Немногие римляне, вероятно, считали, что италийское общество изменилось по сравнению с тем, каким оно было во времена поздней Империи. Сборник законов, который известен как «Эдикт Теодориха» и вполне может быть приписан его авторству, почти целиком состоит из выдержек из позднеримского законодательства. Как и переход власти к Одоакру, появление остготов не внесло больших изменений в жизнь Италии.
С другой стороны, для готов поселение в Италии ознаменовалось значительными переменами, и им было сложно не обращать внимания на римлян. Будучи меньшинством, они были отделены от римлян приверженностью арианской форме христианства, которую жители Италии считали ересью, и согласием рассматривать дела в военных судах - две отличительные характеристики, которые Теодорих был рад сохранить. Но некоторые готы переходили из арианства в католицизм, и поскольку современники считали его «законом готов», а католицизм - римской религией, их обращение означало отказ от одной из определяющих готов черт12. Некоторые готы переходили на использование языка римлян; из одиннадцати клириков-готов из Равенны, которые подписали документ 551 г., семеро сделали это на латыни. Эти представители духовенства должны были совершать крещение в Равенне в баптистерии с куполом, украшенным мозаикой, которая, будучи копией старой мозаики, находящейся в близлежащем католическом баптистерии, является еще одним доказательством восприимчивости готов к римскому влиянию.
Теодорих, который, по-видимому, имел талант к сочинению запоминающихся фраз, отметил, что «бедные римляне копируют
11 Cassiodorus, Variae XII.5.4 (пер. Hodgkin).
12 Об арианстве как ‘lex Gothorum' см.: Tjäder, Papyri pap. 31.1, 7, 8, 10 (vol. И, р. 84 ff.) pap. 43.108, 122 (vol. II, p. 102); об интерпретации см. vol. II, р. 268, not. 3. Об арианах, называющих католиков «римлянами»: Гигорий Турский «О славе мучеников»у ed. Krusch XXIV.52.
201
Джон Мурхэд
готов, а состоятельные готы - римлян»13. Истинность второй части этого утверждения подтверждается тем обстоятельством, что богатые готы предпочитали быть похороненными с римскими погребальными дарами, что свидетельствовало о том, что достаток и романизация шли рука об руку. Без сомнения, среди римлян из низших слове имело место стремление усвоить обычаи готов, а в течение 540-х гг. войско готов было наполнено римскими бедняками; в свете различия, которое Теодорих проводил между людьми гражданскими и военными, этот факт может рассматриваться как указание не только на поддержку готов, но и на степень идентификации с ними. Но в любом сближении между народами готы неизбежно должны были быть проигравшей стороной. Действительно, мы знаем, что оба народа подходили к мысли о смешенных браках, несмотря на то, что римское законодательство запрещало союзы между римлянами и варварами, и учитывая их примерную численность в Италии, подобное развитие событий не предвещало ничего хорошего для будущего готов. Способность Италии ассимилировать пришельцев, которую она демонстрировала в течение столетий, снова проявляла себя.
ПРАВЛЕНИЕ ТЕОДОРИХА
В течение более тридцати лет Теодорих управлял так, как Италия не видела на протяжении нескольких поколений. Он укрепил свое королевство таким способом, каким не смог Одоакр, - заключив брачные союзы со всеми ведущими государствами Запада. Его правление было также отмечено непрерывной вереницей военных побед, одержанных его полководцами. В 504 г. комит Питца отбил у гепидов Сирмий, город на левом берегу реки Сава, и вскоре после этого разгромил византийские войска в этом регионе. Поражение, которое франки нанесли вестготам в 507 г. в битве при Вуйе, и убийство их короля не могли порадовать их родичей-остготов, но Теодорих сумел извлечь выгоду из этой ситуации, передвинув свою границу к реке Дюране, притоку Роны. Управление вновь завоеванными территориями было поручено префекту претория Галлии, назначенному впервые с 470-х гг., в то время как Теодорих руководил оставшимися частями государства вестготов от имени наследника погибшего короля14. Когда франки напали на Бургун¬
13 Anonymus Valesianus 61 (Chronica Minora 1, p. 322).
14 О правлении остготов в Испании, см Барберо и Лоринг, глава 7 ниже.
202
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
дию в 523 г., Теодорих послал своего военачальника Тулуина вмешаться, и в этом случае граница, по-видимому, была отодвинута на север до реки Изер.
Успешная внешняя политика была не единственным достижением Теодориха. Сама Италия выиграла от его строительной деятельности, которая включала возведение или, по крайней мере, восстановление дворцов, бань, акведуков, оборонительных сооружений и амфитеатра. Действительно, помимо его любви к строительству церквей, посвященных арианскому культу, король вел себя вполне подобающим для римского императора образом; и аналогично очевидное его нежелание лично командовать армией после захвата Италии наводит на мысль о поведении скорее императора, чем германского короля. Но это не удивительно для того, кто в юности провел десять лет в качестве заложника в Константинополе, опыт, который, вероятно, позволил ему овладеть греческим языком намного лучше, чем знали Теодориха большинство римлян в его окружении. Несмотря на приверженность арианству, он поддерживал хорошие отношения с иерархами католической церкви, что позволило ему разрешить спор по поводу выбора папы, который возник в 498 г., и навязать своего кандидата на римскую кафедру в 526 г. После бедствий, которые пережила Италия в V в., достижения начала VI в. казались впечатляющими, а подданные Теодориха сравнивали его с величайшими римскими императорами.
Официально он носил титул гех, «король». Мы не знаем, как его конституционная позиции оценивалась в Константинополе, и, возможно, даже после того как в 497 г. он заключил мир с императором Анастасией (491-518 гг.) и ему были возвращены регалии римского императора, которые Одоакр отправил в Константинополь, его статус не был четко определен. В посланиях от имени Теодориха Анастасию Кассиодор описывал отношения между Италией и Империей с использованием выражений, способных польстить императорскому слуху: «Наше королевство есть ваше подобие, форма прекрасного образца, экземпляр единственной империи: насколько мы подражаем вам, настолько превосходим другие народы»15. Эта же мысль косвенно подтверждается тем, как Киссиодор организовал свои письма для публикации, поскольку в его собрании корреспонденции за письмом от Анастасия сразу же следует сообщение, касающееся приготовления пурпурной
15 Cassiodorus, Variae 1.1.3 (пер. Hodgkin). (Русский перевод цит. по: Успен- ский Ф. И. История Византийской империи. М., 2001. - Примеч. пер.)
203
Джон Мурхэд
краски для королевских нужд. По словам византийского писателя, который был достаточно знаком с классиками, чтобы суметь адаптировать фразу Фукидида, он был «по имени тиран, на деле же настоящий император»16.
Так случилось, что когда Теодорих посетил Рим, чтобы отпраздновать свою tricennalia17 в 500 г., это событие получило явно имперский размах с церковными излишествами, распространились в период поздней Античности: посещением базилики св. Петра, которое было совершено, несмотря на то, что Теодорих не был католиком; встречей его папой, сенаторами и народом за стенами города; посещением здания Сената; произнесением речи перед народом; триумфальным вступление во дворец на Палатине; проведением игр в цирке и раздачей annonae. Несколько лет спустя, сенатор установил на Аппиевой дороге несколько экземпляров надписи, прилагающей к Теодориху выражение, которое могло применяться только к императору - «вечный август»18. Казалось, империя продолжала существовать в Италии.
Все же, вероятно, существовали и те, кто был недоволен властью остготов. Члены Сената в Риме считали себя подлинными хранителями истинных традиций и вели себя так, как это делали их предки, восстанавливая старые здания, копирую древние тексты, создавая истории, уклоняясь от уплаты налогов и даже используя общественные запасы воды в личных целях. Если они обнаруживали, что более активно, чем их предки, вовлечены в церковную политику, то рассматривали это как свидетельство своего желания присвоить себе часть растущего могущества церкви. Один из них, Боэций, автор книг по богословию, а также переводов и комментариев на греческие тексты, написал выдающуюся по своим интеллектуальным характеристикам работу, которая на протяжении столетий сохраняла свое влияние; в самом деле, после бесплодности светской литературной культуры в Италии в течение большей части V в. период власти остготов может рассматриваться как время явного возрождения литературы. По мере ослабления римского государства в V в. престиж и влияние Сената возрастали, и Теодорих старался примириться с его членами19. За его первым
16 Procopius, Bellum Gothicum 1.1.29; см. Thucydides 11.65.9 (о Перикле).
17 tricennalia - тридцатилетие (правления). - Примеч. науч.ред.
18 Fiebiger and Schmidt, Inschriftensammlung no. 193 (= CIL X.6850-6852). Cassiodorus, Variae 11.32 и далее предлагает дату в промежутке 507-511 гг.
19 Sundwall (1919) остается основным трудом по этому вопросу.
204
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
кандидатом в консулы, Альбином, сыном, а, возможно, и внуком сенаторов, эту должность занимали три брата, которые, по всей видимости, были племянниками человека, который установил надпись, называющую Теодориха «вечным августом». Альбин известен тем, что вел дела при дворе Теодориха в Равенне и участвовал в жизни цирка, совместно с женой построил церкви и с интересом следил за духовными делами. В течение этих лет отношения Теодориха со старой сенаторской аристократией были разными, но они, как кажется, улучшились после окончания схизмы между церквями Рима и Константинополя в 519 г. В 522 г. сыновья Боэция совместно занимали должность консула, а их отец принял должность magister officiorum, а в следующем году старый друг Боэция - дьякон Иоанн - стал папой. Влияние группы, в которую входили эти люди, казалось, было непоколебимым.
Тем не менее правление великого короля должно было закончиться их позором20. В 523 г. Киприан, один из правоведов Теодориха, обвинил Альбина в изменнической переписке с императором, тот отрицал обвинения, и на его защиту встал Боэций, но тогда Киприан расширил обвинение, включив в него самого защитника. В 525 г. папа Иоанн в сопровождении группы сенаторов и духовенства был вынужден отправиться в Константинополь, чтобы вступиться за арианство. Он вернулся на следующий год, встретив прохладный прием, и вскоре после этого умер. Боэций и его тесть Симмах были приговорены к смерти, и первый написал в тюрьме свой последний и самый знаменитый труд «Утешение философией» . В свою очередь в августе умер Теодорих и был похоронен в мавзолее, который еще можно увидеть в Равенне. Это был бесславный конец великого царствования, который побудил позднейших католических авторов распространять истории, что перед самой своей смертью он планировал общие гонения. Причина, по которой Теодорих поступил столь нехарактерным для себя образом, неясна: осознание им, по мере того как он старел, нехватки взрослого наследника мужского пола и соответствующие конфликты в Равенне по поводу наследования, переход вандалов в Северной Африке к провизантийской политике, на который он отреагировал в 526 г. приказом быстро построить большой флот, и византийские интриги, - всё это могло повлиять на него, но, возможно, самым важным моментом стало желание группы придворных подорвать
20 Moorhead (1992), р. 212-251.
205
Джон Мурхэд
влияние другой группы аристократов, центральное место в которой занимал Боэций, чье недавнее и быстрое продвижение по службе поставило под угрозу их собственное положение.
ГИБЕЛЬ ГОСУДАРСТВА ОСТГОТОВ
Примерно за три десятилетия до смерти Теодориха диакон Эннодий, писатель, чьи литературные труды включают как непристойные стихи, так и литургическую прозу, сочинил панегирик, в котором он выразил надежду, что преемником короля станет его сын, но этому пожеланию не суждено было сбыться. Теодорих назначил своим наследником внука Аталариха, но мальчик был мал, и власть перешла в руки его матери Амаласунты. Любому преемнику было бы трудно занять место Теодориха; то, что Амаласунта была женщиной, и ее интеллектуальные склонности не облегчали ей задачу. Она начала с того, что разумно обратилась за поддержкой. Примирительное послание было отправлено в Константинополь, имения Симмаха и Боэция были возвращены их наследникам, папе было даровано право рассматривать дела с участием членов римской церкви в качестве первой инстанции. Военачальник готов Тулин, который получил большие поместья в Бургундии после войны, был возвышен до ранга patricius praesentalis.
Несмотря на эти жесты, Амаласунта была не в состоянии предотвратить ослабление власти правительства. Франки нападали на владения остготов в Галлии и уничтожили королевство Бургундов, но более тревожными были события внутри страны, известные нам по рассказу византийского историка Прокопия. Даже Теодо- риху было сложно контролировать знать готов, и эта задача тем более была не по силам его дочери. Некоторые готы считали, что вопреки желаниям его матери Аталарих должен обучаться у готов, а не у римлян, и вскоре Амаласунта начала опасаться за свое положение. Она вступила в переговоры с императором Юстинианом (527-565 гг.), намереваясь бежать из Италии, были сделаны приготовления к приему ее на имперской территории в Диррахии, но, получив возможность организовать убийство некоторых своих врагов, она решила остаться. Смерть Аталариха, ставшего жертвой юношеских излишеств, в октябре 534 г., ослабила ее позиции, заставив ее принять титул regina (королева) и сделать своим соправителем близкого родственника, богатого дилетанта Тео- дахада. Но уловка привела к обратному результату, поскольку
206
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
Теодахад объединился с ее врагами и смог организовать удушение несчастной Амаласунты на озере Больсена, вероятно, весной 535 г. Некоторые считали, что ее гибель стала результатом женской ревности, подозревая, что жена Юстиниана Феодора была обеспокоена привлекательностью, которую Амаласунта могла иметь для ее мужа. Подобное объяснение событий неправдоподобно, но его достоинством является акцент, который оно делает на том, как тесно итальянские дела были связаны с делами могущественной Империи. Решение Теодахад а освободиться от Амаласунты, заручившейся поддержкой Юстиниана, было неразумным, поскольку в короткой войне 533 г. императорские войска уничтожили государство вандалов в Африке, и быстрый успех побудил Юстиниана обратить взоры на Италию. Война между Империей и остготами разразилась в 535 г. Сомнений в ее исходе быть не могло: когда Амаласунта планировала бежать в Империю, в ее распоряжении находилось 40 000 фунтов золота, но когда умер император Анастасий в 518 г., он оставил в казне в восемь раз большую сумму. Ресурсы готов были несравнимы с имперскими.
Тем не менее война с готами длилась дольше, чем рассчитывал Юстиниан. Она началась удачно, поскольку его полководец Велизарий в 536 г. взял Рим, а в 540 г. вступил в Равенну. Вскоре после этого Велизарий отбыл в Константинополь, забрав с собой короля готов Витигеса, человека с опытом ведения военных действий, которого готы выбрали вместо Теодахада. Но деспотичные византийские чиновники, которых Велизарий оставил вместо себя, слишком серьезно восприняли свои обязанности по сбору налогов, и когда готы в 541 г. выбрали своим королем энергичного лидера Тотилу (также известного как Бадуила), была подготовлена почва для конфликта, продолжавшегося, пока Юстиниан не отправил в Италию военачальника Нарсеса. Наступая на Италию с севера, он смог разбить Тотилу в 553 г., хотя на местном уровне сопротивление готов продолжалось до взятия Вероны и Брешии в том же году.
ПОСЛЕДСТВИЯ войны
История войны была рассказана в предыдущей главе, и здесь будет достаточно лишь обратить внимание на некоторые из ее итогов. Прокопий, византийский историк войн Юстиниана, передает рассказ, в который, по его утверждению, он не верил, но который,
207
Джон Мурхэд
тем не менее, считал заслуживающим внимания. Он сообщает, что в начале войны Теодахад спросил еврея, каким будет исход войны, и получил указание закрыть в загонах три группы свиней, которых он должен был называть, соответственно, готами, римлянами и императорскими солдатами. Открыв вольеры через несколько дней он обнаружил, что все, кроме двух свиней, представляющих готов, мертвы, а все, кроме нескольких из тех, что представляли солдат, живы; из тех, кто представлял римлян, жива были половина, хотя все лишились волос21. Эта попытка предсказать будущее была не совсем точной, поскольку мы знаем о многих людях с именами готов, живших в Италии после войны. Но история свидетельствует о том, что исход войны и, вероятно, чумы, которая разразилась в 543 г. и продолжала повторяться, был ужасающим для римлян. Когда папа Григорий Великий собрался писать свои «Диалоги» в последнем десятилетии этого столетия, он рассказал о беседе, состоявшейся, вероятно, в 547 г. между епископом Савином Каноз- ским и знаменитым монахом св. Бенедиктом. После того как Тотила вошел в Рим и подверг его разрушению, епископ заявил, что король уничтожит город и сделает его необитаемым. Бенедикт не согласился: Рим не будет уничтожен варварами, сказал он, но изнуренный штормами, молниями, разными другими бедствиями и землетрясениями, он просто придет в упадок22.
Эти перспективы четко обрисовывают два варианта в трактовке войны с готами. Учитывая то, что Рим переходил из рук в руки пять раз, что однажды он был необитаем в течение сорока дней, что некоторые наиболее ранние захоронения внутри городских стен относятся ко времени именно этой войны и что его сенаторы, которые недавно с такой гордостью праздновали получение консульства, были убиты или бежали, можно относиться к войне как к катастрофе. В то время как война между Теодорихом и Одоакром затронула небольшую территорию, деятельность Тотилы - человека, которого к концу века будут помнить за его жестокость, причинила больше разрушений, чем любая другая война со времен вторжения Ганнибала в Италию в III в. до н.э., а ее последствия были усугублены вспышкой чумы. В 557 г. папа Пелагий, жалуясь на великую наготу и нужду в Риме, попытался использовать доход от церковной собственности в Галлии для покупки там одежды, чтобы отправить ее в Рим для раздачи бедным. Позже он писал
21 Bellum Gothicum 1.9.2-7.
22 Григорий Великий «Диалоги» 11.15.3.
208
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
префекту претория Африки, жалуясь на бедность римской церкви. Экономический спад сопровождался низким уровнем интеллектуальной жизни: как это ни странно, но кажется, что во времена готов в Равенне было издано больше книг на греческом, чем в течение того периода в VI в., когда город был частью Византийской империи. Италия познала и политическое бессилие. Несмотря на ее вхождение в состав Империи, ни один из императоров, правивших в VI в., не посетил ее, и в то же время независимость, которой она пользовалась при Одоакре и готах, испарилась. Должностные лица, такие как quaestor и magister officiorum, исчезли из Равенны, и Италия стала управляться, подобно Африке, назначенцами из Константинополя; кроме того, независимость папы и других основных кафедр Италии была урезана23. Поэтому существуют все основания полагать, что война оказала пагубное влияние на Италию.
Тем не менее, мы, возможно, придаем слишком большое значение изменениям, к которым привела война. В Вольтурно когда-то процветавшая вилла была заброшена в первой половине этого столетия, но причиной этого не обязательно была войны. Например, в Луни форум был покрыт слоем плодородной почвы еще в начале VI в., а экономический спад, ставший результатом войны, может считаться временным ускорение процесса, который, как мы уже видели, продолжался в течение столетий. Рим пережил своего рода возрождение после войны: в 565 г. Нарсес установил надпись, она сообщала о восстановлении им моста, по которому проходила Соляная дорога, разрушенного «самым злобным тираном Тотилой»24. Враждебность по отношению к Тотиле видна и в Прагматической санкции, изданной Юстинианом в 554 г.25, с помощью которой он пытался урегулировать дела в Италии и, в частности, восстановить положение землевладельческой аристократии, которая серьезно пострадала во время войны26. Концессии, дарованные Амаласун- той, Аталарихом и Теодахадом, были подтверждены, а сделанные Тотилой - объявлены недействительными. Утрата документов во
23 См. Мурхэд, глава 5 выше.
24 CIL VI.1199.
25 Прагматическая санкция - законодательный акт, изданный Юстинианом по прошению римского папы Вигилия (отсюда ее полное название: Pragmatica sanctio pro petitione Vigilii). Согласно этому документу, устанавливались принципы управления Италией (в частности, на ее территории вводился в действие «Кодекс Юстиниана»), а также восстанавливались имущественные и личные права, нарушенные в ходе войны с готами. - Примеч. науч.ред.
26 Archi (1978).
209
Джон Мурхэд
время войны не наносила ущерба праву собственности; владения, которые были отобраны у отсутствующих или находящихся в плену людей, подлежали возвращению, и права рабовладельцев были гарантированы. Стремление к преемственности очевидно и из положения, согласно которому annonae, которые получали римляне, а также грамматики, ораторы, врачи и правоведы, должны были выплачиваться как прежде. Некоторые положения Прагматической санкции явно описывают общество, переживающее перемены: сенаторы получали свободный доступ к императору в Константинополь, но имели и возможность поехать в Италию и остаться там, чтобы восстановить свою собственность; наместников провинций должны были избирать епископы и магнаты, в то время как меры и весы надлежало проверять в присутствии папы и Сената. Но даже эти положения могли отражать не что иное, как верховенство сенаторов и духовенства в качестве столпов италийского общества, подтверждая существование тенденции, которая отнюдь не была новой. Без сомнения, время правления Тотилы ознаменовалось экономического упадком, однако группа папирусов из Равенны позволяет предположить, что земельный рынок оживился, по крайней мере в этом регионе, и к концу правления Юстиниана его жители имели все основания ожидать оздоровления ситуации.
ВТОРЖЕНИЕ ЛАНГОБАРДОВ
Безопасности и процветанию, которые установились в Италии после византийского завоевания, суждена была недолгая жизнь27. Приблизительно со времени смерти Теодориха старую провинцию Паннония к югу от Дуная населял германский народ - лангобарды. Они по большей части были союзниками Византии, но подверглись меньшему воздействию со стороны римлян, чем остготы. Ни один из королей лангобардов не провел, подобно Теодориху, десяти лет в Константинополе, и хотя среди них были как католики, так и ариане, большинство из них, по всей видимости, все еще не приняли христианство. В 568 г. они покинули Паннонию и двинулись в Италию во главе со своим королем Альбоином.
Причины, побудившие их к переселению, неясны. Согласно версии, появившейся еще в VII в., они были приглашены военачальником Юстиниана Нарсесом, который, оставаясь в Италии
27 Delogu et al. (1980); Wickham (1981); Christie (1995).
210
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
после ее завоевания, стал искать способ отомстить за недоброжелательность, продемонстрированную по отношению к нему италийцами, призвавшими захватчиков. Хотя злобность, приписываемая Нарсесу в этой истории, без сомнения, неисторична, некоторые современные историки смогли найти доводы в пользу того, что византийские чиновники действительно пригласили Альбоина в Италию: недавнее превращение лангобардов в союзников Империи, что предполагало отправку воинов на помощь Нарсесу в его борьбе с остготами; неспособность византийцев оказать серьезное сопротивление на первых этапах вторжения; сохраняющаяся угроза Северной Италии со стороны франков - все эти обстоятельства могли привести к призыву потенциальных союзников и на каждое из них можно сослаться в поддержку подобного объяснения событий28. С другой стороны, вполне возможно, что лангобарды пришли в Италию в ответ на мольбу о помощи со стороны оставшихся там остготов. Но их вторжение не обязательно было вызвано соображениями, связанными с Италией, за исключением мысли о том, что там можно найти легкую добычу. В 565 г. Юстин II, изменив политике Юстиниана, отказался выплачивать дань аварам - народу, который внезапно приобрел вес в среднем течении реки Дунай, и в 567 г. лангобарды и авары объединились, чтобы разбить гепидов. Считается, что сам Альбоин убил их короля, а затем женился на его дочери Розамунде. Несомненно, разгром народа, который долгое время являлся их врагом, доставил удовольствие лангобардам, но возвышение аваров, должно быть, сделало Паннонию куда менее удобной для жизни, и, возможно, это стало достаточной причиной для решения переселиться в Италию. В любом случае, 2 апреля 568 г. они выступили в путь, начав вторжение в Италию, которое будет более длительным и ощутимым, чем приход остготов.
У нас нет возможности оценить размер войска, которое Альбоин привел в Италию. В число последовавших за ним, кроме лангобардов, входили представители других народов, среди которых самыми известными были саксы; интересно, что автор древнеанглийской поэмы «Видсид»29 утверждает, что побывал в Италии
28 См. в особенности сборник работ Bognetti (1966-68).
29 Поэма из 144 строк, основанная на устной традиции древних германских сказаний, сложилась в основной своей части в VII в., но записана была предположительно в IX столетии, при короле Уэссекса Альфреде Великом (871-899). - Примеч. науч.ред.
211
Джон Мурхэд
вместе с Эадвине, сыном Эльфвине, имена которых напоминают об Альбоине, сыне Аудоина30. Как и предыдущие захватчики - Теодорих и Нарсес, Альбоин шел в Италию через Венецию, где, кажется, не встретил никакого сопротивления. Король назначил своего племянника Гизульфа герцогом Чивидале и прилегающей территории и дал ему несколько farae - неясное слово германского происхождения, которое Павел Диакон, писавший в конце VIII в., понимал, как «роды или племена»31.
Уже в первые годы пребывания в Италии стали очевидны некоторые характерные черты лангобардского завоевания: дезорганизация, которую оно вызвало в обществе была большей, чем после прихода остготов, а сами лангобары были куда менее сплоченными, чем их предшественники. Альбоин недолго радовался своему успеху, поскольку в год, когда он занял Павию, его убили по наущению его жены Розамунды. Согласно Павлу Диакону, когда на пиру в Вероне он продемонстрировал кубок, сделанный из черепа ее отца Кунимунда, и предложил ей выпить с ее отцом, у нее зародилась ненависть к мужу. Она отомстила, умертвив Альбоина, пока тот спал, но это деяние не встретило одобрения со стороны лангобардов, и вскоре она бежала в Равенну, столицу византийской Италии, в компании с другими лангобардами, которые воспользовались случаем, чтобы дезертировать. В Равенне Розамунду принял патриций Лонгин, который стал преемником Нарсеса в должности командующего, но вскоре он умер от яда. Лангобарды выбрали королем вместо Альбоина некоего Клефа, однако через 18 месяцев правления он был убит рабом, после чего лангобарды отказались от монархии на десять лет (574-584 гг.), и в это время власть перешла к герцогам, которых, как сообщается, было тридцать пять. Междуцарствие сопровождалось множеством столкновений в Италии и военными действиями против франков. Император Юстин II (565-578 гг.) в конце концов вмешался, отправив своего зятя Бадуария на помощь Италии, но тот потерпел поражение и умер приблизительно в 576 г. Во время понтификата папы Бенедикта (575-579 гг.) Юстин смог отправить корабли с зерном из Египта на помощь голодающему Риму. В 577 или 578 г., а затем в 579 г. в Константинополь приезжали просители из Рима. Хотя их путешествия могли быть связаны с вступлением в должность нового императора или папы, они, безусловно, искали помощи,
30 Widsith, lines 70-74.
31 Павел Диакон HL II.9.91 (generationes vel lineas).
212
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
но не получили сколь-нибудь значимой поддержки. Когда в 579 г. папой стал Пелагий II, Рим находился в осаде, и примерно в то же время порт Равенны Классис был разграблен.
Приход лангобардов в Италию недостаточно хорошо отражен в письменных источниках; основным из них является сочинение Павла Диакона, который писал спустя 200 лет после их прибытия, хотя он имел доступ к истории епископа Секунда Трентского - более раннему важному источнику, утраченному в настоящий момент. Многие аспекты завоевания остаются неясными. Например, мы не знаем, следует ли рассматривать fame, упомянутые Павлом Диаконом, как родственные группы или как странствующие военные отряды32; неизвестно также, была ли должность герцога по большей части пережитком германского общества, или же институтом, недавно возникшим под позднеримским или византийским влиянием. Обе эти проблемы, очевидно, связаны с общим вопросом о том, насколько лангобарды уже отдалились от своих варварских корней, когда они прибыли в Италию, и, возможно, могут иметь отношение к степени сотрудничества лангобардов с имперскими силами в Италии. Например, утверждается, что основатели герцогств Сполето и Беневенто действовали от имени Византии33. Подобное объяснение кажется надуманным, но, безусловно, существовали представители лангобардских войск, которые действовали в интересах Империи. Один из них - герцог Дрок- тульф, который дезертировал и был похоронен перед входом в базилику Сан-Витале в Равенне, известную своими мозаичными изображениями Юстиниана и Феодоры, являвшимися мощным средством имперской пропаганды34. Возможно, археологи неслучайно находят лангобардские захоронения в регионах, которые находились под контролем Империи.
32 Павел поясняет fara как ‘generatio vel linea1 {HL II.9), cp. Марий Аваншский Chronica s.а. 569 {Chronica Minora 11.238; Альбоин со всеми своими последователями захватил Италию «в фару») и «Эдикт Ротари» 177 (‘si quis liber homo potestatem habeat intra dominium regni nostra cum fara sua megrare ubi voluerit’). Обобщение дискуссий см. в Harrison (1993), р. 50 ff.
33 Bognetti (1966-68), vol. Ill, p. 456-475.
34 Павел Диакон (HL III. 18) описывает Дрокульфа как человека, который «происходил из народа свевов, они же алеманы» и воспитывался среди лангобардов. Феофилакт Симокатта считает его лангобардом {Historiae II.7), в то время как его эпитафия, приводимая Павлом (HL III. 19), называет его свевом (строка 3), но указывает на его длинную бороду (longa . . . barba, line 6)! О Сан-Витале и Равенне см. Мурхэд, глава 5 выше.
213
Джон Мурхэд
Тем не менее, если византийцы рассчитывали с помощью лангобардов справиться с франками, они, должно быть, быстро поняли, что эксперимент по приглашению их в Италию закончился катастрофой. Но, по мере ухудшения ситуации, появилась возможность сделать обратное и призвать франков, чтобы разобраться с лангобардами, как это происходило во время войны с готами. Еще в 580 г. папа Пелагий просил их вмешаться, а несколькими годами позже Константинополь решил прибегнуть к их помощи для решения своих проблем в Италии. Император Маврикий передал огромную сумму в 50 000 solidi королю Хильдеберту, который напал на лангобардов в 584 г. Подробности экспедиции франков отсутствуют в наших источниках, но ее оказалось достаточно, чтобы обеспокоить лангобардов, которые в этом же году избрали нового короля — Аутари, сына Клефа. Вскоре стало понятно, что он будет не таким, как их первые короли. Герцоги передали ему половину своих богатств, создав надежную экономическую основу монархии; он принял римское имя Флавий и запретил крестить лангобардских детей в католичество - шаг, демонстрирующий как силу его власти, так и неримский путь, которым, по его мнению, должны были следовать лангобарды. История, рассказанная католическим автором Григорием Великим, содержит намеки на давление, которому подвергались лангобарды в этот период. Однажды, как становиться известно из одного его письма, некий лангобард увидел золотой ключ св. Петра и, желая сделать из него что-нибудь еще, попытался разрезать его ножом. Но вонзил нож себе в горло и умер. Король Аутари и другие присутствовавшие при этом лангобарды были поражены ужасом, и никто смел касаться ключа, пока не пришел лангобард-католик. Аутари приказал изготовить еще один золотой ключ и отослал оба папе35. Археология предоставляет менее двусмысленные сведения о романизации лангобардов. Самые ранние захоронения в Ночера-Умбре - месте, которое лангобарды заняли к 571 г., содержат погребальные дары, похожие на те, которые известны по лангобардским погребениям в Паннонии, но в течение нескольких десятилетий покойников начинают хоронить там с изделиями, которые копируют римские вещи.
В 589 г. Аутари укрепил свои позиции на севере, женившись на Теоделинде, дочери правителя баваров Гарибальда. В 590 г. враги Аутари предприняли крупные наступления. Франки наступали
35 Григорий Великий, Ерр. 7.23.
214
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
с запада и дошли до Вероны, в то время как византийцы взяли множество городов и приняли у себя нескольких дезертировавших лангобардов. Однако союзники не смогли скоординировать свои действия и спровоцировать лангобардов, которые укрылись в крепостях, на сражение, и франки отступили. 5 сентября 590 г. Аутари умер, как считается, от отравления. У него не было детей, и Теоделинда выбрала своим новым мужем герцога Турина Агилульфа - тюринга, ставшего, соответственно, королем. Павел Диакон рассказывает историю, согласно которой перед смертью Аутари доехал до Реджо на самом юге полуострова и, коснувшись столба в море кончиком своего копья, сказал: «До этих пределов будут простираться владения лангобардов» (пер. с лат. Ю.Б. Цир- кина)36. Как многие другие из его историй, эта, скорее всего, является апокрифом, и в качестве пророчества она ошибочна своей щедростью, но после провала франкской и византийской операций 590 г. стало очевидно, что лангобарды пришли в Италию, чтобы остаться.
ЗНАЧЕНИЕ ЛАНГОБАРДОВ
Первые римские писатели, которые упоминали лангобардов, описывали их как немногочисленную группу, и это замечание отчасти подтверждается небольшими размерами погребений, сделанных вскоре после их прибытия в Италию. Тот факт, что в одном из таких мест, в Ночера-Умбре, более 90% мужчин были похоронены с оружием, а также стратегическое расположение захоронения в нескольких сотнях метров от Фламиниевой дороги - главной магистрали, ведущей на север из Рима через Апеннины, может говорить и о вероятной причине поселения здесь лангобардов37. В Константинополе влияние лангобардов на Италию виделось ужасающим. Италийцы-современники событий сходились во мнении, что они были «совершенно чудовищны» (nefandissimi), и Григорий Великий, который стал преемником папы Пелагия II, павшего жертвой чумы, за два дня до смерти Аутари, в одной из проповедей в начале своего понтификата описывал мрачную картину:
«Города разрушены, лагеря разбиты, поля опустошены, земля превращена в пустыню. В полях не осталось ни одного земледельца,
36 Павел HL III.32.127. В тексте ошибочно указана гл. 22 вместо 32 - Примеч. пер.
37 Hessen (1983).
215
Джон Мурхэд
в городах почти ни одного жителя; и самые малые остатки рода человеческого ежедневно и беспрестанно добиваются»38.
Военные столкновения, сопровождаемые голодом и повторяющимися вспышками чумы, и в самом деле заставили Григория на несколько лет уверовать, что вскоре должны сбыться библейские предсказания о конце света.
Григорий и его современники воспринимали Италию разделенной на две зоны с подвижными границами. Одну из них контролировали византийцы. В общих чертах в нее входили территории вдоль побережья Адриатического моря, простирающиеся на различную глубину внутрь материка; вдоль Эмилиевой дороги к ним относилась Болонья, но не Модена. Они также включали другой клин территорий вокруг Рима, но, когда основание герцогства Сполето сделало передвижение по Фламиниевой дороге опасными, в качестве главной магистрали, пересекающей Апеннины, ей на смену была выбрана дорога, которая проходила западнее через Перуджу. Византийцы удерживали части побережья вокруг Генуи и Неаполя, а также территории «пятки» и «носка» Италии. В целом же их владения представляли собой рыхлый конгломерат территорий, основой географического единства которых оставалось неоспоримое господство византийцев на море, что позволяло им легко осуществлять сообщение между ними. Оставшаяся большая часть Италии оказалась под властью захватчиков, и лангобарды были не против усложнить жизнь тем, кто жил в меньшей, принадлежащей византийцам части. Рим и Неаполь подвергались набегам в 590-х гг., и папа Григорий Великий счел возможным обратиться за помощью к герцогу Беневенто, когда договаривался о перевозке древесины из внутренних районов Бруттия к побережью.
Кажется, в одном месте своего повествования Павел Диакон рассматривает приход лангобардов как бедствие. Он утверждает, что Клеф убил некоторых высокопоставленных римлян, а других (или «остальных») выслал из Италии, и что в период междуцарствия 574-584 гг. лангобарды, движимые жадностью, уничтожали представителей знати, а оставшиеся (из знати? из италийцев?) были распределены между лангобардами per hospites39 и должны были платить им дань в размере одной трети от того, что они выращи¬
38 Григорий Великий Homilae inHiez. II.6.22. (Рус. перевод архимандрита Климента с небольшими исправлениями. - Примеч. науч.ред.)
39 per hospites (лат.) - «в качестве гостеприимцев».
216
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
вали на своей земле; он пишет о разграблении церквей, убийстве епископов, разрушении городов и уничтожении людей (вероятно, « населения » ). В другом месте он утверждает, что при короле Аутари (584-590 гг.) порабощенные италийцы были разделены между лангобардами как hospites (или «между лангобардами-Äospiies»); но при этом он верит, что это был исключительно мирный период в истории королевства лангобардов40.
Павел Диакон - не тот автор, утверждения которого можно принимать на веру, даже если бы он выражался прозрачнее, однако невозможно обойти молчанием первоначальное воздействие лангобардов на захваченные территории. Некоторые традиционные функции государства в Италии прекратили исполняться: земельный налог, который являлся основным источником дохода предыдущих властей, перестал собираться, в результате чего войско лангобардов стало снабжаться непосредственно с земли, а не за счет налогов, собираемых государством. Для землевладельцев на территориях, которые лангобарды захватили в столь короткий срок после войны византийцев с готами, появление новых захватчиков должно было быть гораздо более опустошительным, чем приход готов. Влияние лангобардов на церковную жизнь демонстрируется не только разрушением ими монастыря св. Бенедикта в Монтекассино, но и тем удивительным фактом, что среди обширной переписки Григория Великого его послания к епископам полуострова были направлены только тем из них, чьи кафедры находились в городах, контролируемых византийцами, за исключением епископа Сполето. Возможно, среди городов, которые получили coup de grâce41 от лангобардов, были Аквилея и Альтино, в то время как в Брешиа, как известно, имело место значительное снижение уровня жизни. Но здесь необходима осторожность: во многих случаях города начали приходить в упадок задолго до прихода лангобардов, а любой из тех, что они захватили, уже мог вступить на путь необратимой деградации; сложно поверить, что именно лангобарды стали причиной длительного перерыва в необычайно продолжительной городской жизни в Италии. Очевидно, что утверждение о том, что лангобарды уничтожали все население, не соответствует действительности, но не может быть сомнений в пагубных последствиях их вторжения для землевладельческого класса и церкви на занятых ими территориях.
40 Павел Я1Л1.31-32.108-109; Ш.16.123.
41 coup de grâce (франц.) - последний удар (которым добивают раненого, чтобы прекратить его страдания). - Примеч. науч.ред.
217
Джон Мурхэд
Тем не менее, в тех частях Италии, что остались в составе Империи, под влиянием новых обстоятельств также произошли изменения, которые неизбежно привели к тому, что мы называем милитаризацией общества. В 584 г. в связи с Италией впервые упоминается экзарх - чиновник, являвшийся главой гражданской и военной администрации, которого можно рассматривать как magister militum, чья власть так возросла, что он смог посягнуть и на гражданское управление. Подобное развитие событий не было совершенно новым для Италии, поскольку остготский период comites Gothorum обладал властью над гражданским населением, а позднее один из римских пап призвал на помощь magistri militum, а не гражданских чиновников, чтобы справиться со своенравными епископами; кроме того, подобные изменения происходили не только здесь, аналогичные нововведения имели место в Африке, и, в некотором отношении, их можно рассматривать в качестве аналога системы военных «фем», которые позже появятся в других частях Византийской империи. Создание экзархата, которое произошло ровно через тридцать лет после того, как Прагматическая санкция восстановила разделение военной и гражданской сфер в Италии, безусловно, было связано с недостаточной эффективностью гражданской власти в условиях Италии конца VI в.
Другой реакцией на ослабление гражданской власти стала все более заметная роль, которую в обществе играли епископы. Последнее упоминание praefectus urbis Romae42 в период поздней Античности, которое имеется в нашем распоряжении, относится к 599 г. В предшествующий период этой должностью дорожили; Кассиодор упоминает, что занимавшие ее люди ездили на колеснице, и, судя по их быстрой смене во времена готов, за возможность ее получить шла конкурентная борьба. Но в изменившемся мире конца VI в. эта должность стала анахронизмом: например, необходимость в чиновнике, который председательствовал бы на заседаниях сената, теперь отсутствовала, поскольку они больше не проводились. В городах большая часть власти перешла к епископу, особенно в случаях, когда он мог опереться на ресурсы своих владений на Сицилии, которые находились вне досягаемости лангобардов, что можно было сказать о епископах таких кафедр, как Рим или Равенна. Благотворительность, в которой принимал участие Григорий Великий, и переговоры, в которые он вступал с
42 praefectus urbis Romae (лат.) - префект города Рима. - Примеч. науч.ред.
218
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
предводителями лангобардов, свидетельствуют о слабости государства, ответом на которую стало усиление епископской, и особенно папской, власти. Однако, если мы хотим получить представление об изменениях, происходивших в Италии, нам необходимо рассмотреть милитаризацию ландшафта. В переписке Кассиодора упоминается о существовании военных сооружений (castra, castella) лишь в трех местах - в Тортоне в Лигурии, в Верруко на реке Адидже и на реке Дюране43, все они располагались на самой границе государства остготов или рядом с ней. В описании Прокопием войны с готами, в частности, того ее периода, когда готов возглавлял Тотила, перед нами предстает ландшафт, на который война оказала большее влияние; например, мы узнаем о 0%г>рсоца (крепости) в Центумцелле и фроирюу (городище) в Непи44. Но это не подготавливает нас к восприятию пейзажа, усыпанного castra и castella, который предстает перед нами в переписке Григория Великого. Например, здесь мы встречаем castrum, построенный монахами в Сквиллаче в Бруттии, месте, о котором Кассиодор писал «non habet muros»45, и другой в Баньорео, где население присоединилось к vir gloriosus46 Ансфриду, судя по имени, лангобарду, при избрании епископа47. Возведение таких укреплений, а также тот факт, что эта инициатива не всегда исходила от государства, является признаком того, как к концу века изменилась Италия.
СТЕПЕНЬ ИЗМЕНЕНИЙ В ИТАЛИИ В ТЕЧЕНИЕ VI ВЕКА
Вопрос о том, когда на смену Древнему миру пришли Средние века, имеет обескураживающее расхождение в ответах и может быть question mal posée48. Тем не менее, если нам необходимо провести грань между двумя периодами, называемыми «древность» и «средневековье», то существуют веские причины считать таковой, по крайней мере в Италии, VI век49. Деятельность Сената расцвела при Одоакре и остготах, но Григорий Великий провозгласил
43 Variae 1.17, III.48, III.41.
44 Bellum Gothicum III.36.11, IV.34 Л 6 (где также упомянута крепость).
45 non habet muros (лат.) - «не имеет стен». - Примеч. науч.ред.
46 vir gloriosus (лат.) - славный (прославленный) муж. - Примеч. науч.ред.
47 Григорий Великий Ерр. 8.32 (ср. Cassiodorus, Variae XII.15.5), 10.3.
48 question mal posée (франц.) - неправильно заданный вопрос. - Примеч. науч.ред.
49 Stroheker (1965), р. 305-308, считает ею окончание правления Юстиниана; точки зрения других исследователей см. на р. 279, 285 ff.
219
Джон Мурхэд
‘senatus deesfb0: одни его члены были вырезаны готами во время войны с Юстинианом, в то время как другие бежали в Константинополь, где некоторые из их потомков еще продолжали жить в конце этого столетия, а те, кто вернулся в Италию, оказались в стране, разоренной войной. Справедливо указывалось, что уничтожение Сената стало ценой за изгнание готов50 51, но именно византийцы заплатили эту цену. Действительно, из тех, кто правил Италией в VI в., готы были самыми надежными хранителями классических традиций. Последние известные игры в Риме были устроены Тотилой в 549 г., и писатель, живший почти в одно время с этими событиями, хотя и враждебно настроенный по отношению к этому королю, прибегает к языку, сходному с тем, который Плиний использовал, когда, говоря о Трояна, называл его живущим в Риме подобно отцу со своими детьми52. Во время правления остготов Кас- сиодор сочинил красноречивую похвалу городской жизни, описав классические способы времяпрепровождения, к которым мог прибегнуть гражданин-горожанин: беседы с равными по положению, прогулка на форум, осмотр товаров ремесленников, использование закона для разрешения своих проблем, игра в шашки, посещение бань со своими спутниками и организация приемов53. Но когда он вернулся в Италию в 550-х гг., спустя несколько лет, которые он провел в Константинополе, Кассиодор вел совершенно другую жизнь, поскольку он основал монастырь в своем семейном поместье в одном из самых отдаленных регионов материковой Италии.
Несомненно, эти изменения были симптомом более широко распространенной тенденции: ослабления позиций аристократии в течение VI в. как на Востоке, так и на Западе. Но после византийского завоевания Италии гражданская аристократия, которая процветала в первой трети этого столетия, осталась не у дел, а приход лангобардов еще менее способствовал сохранению традиционных форм цивилизованной жизни. Контраст между готами, по большей части незаметно расселившимися на севере Италии, живущими на доходы от налогов, терпимыми к католикам и хранившими римские традиции, и лангобардами, расселившимися по большей части Италии, живущими на землях, которые в ряде случаев были
50 Григорий Великий Homilae in Hiez. II.6.22. (‘senatus deesf (лат.) - «сената не существует». - Примеч. науч.ред.).
51 Wes (1967), р. 193.
52 LP (Vigilius); см. Плиний Старший «Панегирик Траяну» 21.4.
53 Variae VIII.31.8.
220
ГЛАВА 6. Остготская Италия и вторжения лангобардов
отобраны у их прежних владельцев, временами с энтузиазмом преследовавшими католиков и сравнительно невосприимчивыми к римскому влиянию, поразителен, но не меньше была степень изменений, которые лангобарды внесли в жизнь аристократии, жившей за счет доходов от земельных владений.
Но если VI век стал свидетелем печального умаления значения одного из столпов италийского общества, его церковный аналог укрепился. В то время как строительство церквей шло быстрыми темпами, ремонт театра Помпея, предпринятый Симмахом в начале этого столетия, является последним известным примером частного покровительства традиционным светским постройкам54. Действительно, светские здания стали отчуждаться для церковных нужд; так, например, одно такое здание в Риме, вероятно, дом для приемов городского префекта, был превращенный в церковь святых Косьмы и Дамиана в период 526-530 гг., что предваряет более известную перестройку в собор Пантеона в 609 г. Имела место и схожая клерикализация интеллектуальной жизни, примером чему является сам Кассиодор. Будучи молодым человеком, он обратил на себя внимание Теодориха тем, что представил панегирик, и стал служить ему и другим королям готов и как панегирист, и как составитель официальных посланий. С другой стороны, сочинения, которые он создал в качестве vir religiosus55, удалившись от мирской жизни, были преимущественно духовными по содержанию, но даже церковная история, которую он написал, по мнению Григория Великого, была слишком либеральной и не имела большой популярности. Интеллектуальные горизонты, которые были достаточно широки, чтобы включать философский труд Боэция и risqué56 стихи Эннодия в начале века, ко времени Григория Великого сузились до такой степени, что большинство сочинений стали иметь отношение к духовной сфере как в части содержания, так и в части авторства. На смену позднеантичному миру периода власти готов пришел новый, в котором преобладали те, кто воевал и молился, и чьи контуры были явно средневековыми.
В то время, когда происходили эти изменения, менялась и роль Италии в мире. Лишенная своих провинций, она могла казаться заброшенной, когда остготы захватили ее, но расширение терри¬
54 Ward-Perkins (1984).
55 vir religious (лат.) - человек, посвятивший себя религии; благочестивый муж. - Примеч. науч.ред.
56 «рискованные, опасные» (франц.). - Примеч. науч.ред.
221
Джон Мурхэд
торий, которого они добились, и брачные союзы, заключенные Теодорихом, превратили ее в центр Средиземноморья. Этого положения ее лишило успешное вторжение Юстиниана. Равенна, которая осталась ее столицей, была низведена до положения филиала корпорации, управляемого из Константинополя посредством иноземцев, занимавших высшие должности. Такое положение создавало благоприятные условия для вторжения соседей. Худшее развитие событий последует, когда лангобарды положат конец ее единству и создадут Италию разделенную, какой она и останется почти вплоть до наших дней. К концу столетия произошли перемены, которые развивались на протяжении веков: с политической и экономической точки зрения Италия была разделена и изолирована. Центральное положение, которое она занимала в европейских делах, перейдет к Римской церкви, что продемонстрирует, в первую очередь, отправка Григорием Великим в 596 г. миссионеров в Кент. То, что в ближайшем будущем влияние Италии в мире будет основываться на власти епископа Рима, свидетельствует о том расстоянии, которое она прошла со времени празднования в 500 г. Теодорихом tricennalia57 в городе.
57 tricennalia (лат.) - тридцатилетие (правления). - Примеч. науч.ред.
222
ГЛАВА 7
СОЗДАНИЕ КОРОЛЕВСТВ СВЕВОВ И ВЕСТГОТОВ В ИСПАНИИ
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
Убийство в 455 г. императора Валентиниана III, который был последним представителем династии Феодосия, и последовавшее за ним разграбление Рима вандалом Гейзерихом явились свидетельством начала глубочайшего политического кризиса в западных провинциях Римской империи. Активизация военных действий в связи с враждебностью варваров-foederati и расходящиеся интересы галльской и итало-римской сенаторской аристократии привели к торжеству центробежных тенденций, и результатом которых стало падение Римской империи на Западе, на смену которой пришли римско-германские королевства1.Таким образом, Испания, как и остальные западные провинции Империи, вступила в период политической и военной нестабильности, что, в конечном итоге, привело к ослаблению институтов центральной власти на ее территории, которые уступили место новым региональным политическим силам. Это процесс был на руку не только свевам, единственному варварскому народу, оставшемуся на Пиренейском полуострове после отбытия вандалов в Африку в 429 г., которые к этому времени прочно закрепились в его западной части, но и вестготам. Несмотря на то, что в середине V в. их интересы были сосредоточены в Южной Галлии, они вскоре стали проникать в Испанию и основывать здесь свои опорные пункты, которые позже позволили им установить свою стабильную политическую власть и, в конце концов, во второй половине VI в. присоединить королевство свевов.
1 Выражение «римско-германские королевства», использованное Стейном, лучше всего отражает характер первых варварских королевств, см. Stein (1959), I, р. 365. См. также Гербердинг, глава 1 выше и Холсол, глава 2 выше.
223
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ПЕРВОЕ КОРОЛЕВСТВО СВЕВОВ И ЕГО ПОДЧИНЕНИЕ ВЕСТГОТАМ
В начале V в. свевы расселились в западных пределах провинции Gallaecia, но после ухода вандалов они начали расширять свои владения. Вследствие этого к середине V в. свевы стали контролировать огромную территорию, которая простиралась от Галлеции на севере до Бетики на юге, включая Лузитанию, чья столица, бывшая также и центром епархии, Emerita Augusta (Мерида) в какой-то момент, вероятно, играла роль резиденции королей свевов. Начало этим завоеваниям было положено в период тридцатилетнего правления Хермериха, первого короля свевов, и они были продолжены его преемниками - сыном Рихелой и внуком Рехиаром. Они были отмечены несколькими победами войск свевов над римскими полководцами, которым было поручено остановить их экспансию, пока, наконец, в 452 г. имперские власти не достигли с ними соглашения, точные условия которого нам неизвестны, но которое, по крайней мере, остановило расширение свевами своих владений и ограничило их влияния западными регионами, поскольку благодаря ему свевы отступили из Carthaginensis2. Весьма вероятно, что свевы испытывали значительные трудности с созданием эффективной системы управления столь большой территорией, захваченной ими, а соглашение 452 г. поставило военное дело под исключительный контроль королей свевов и создало основу для преобразования их королевства из племенного в территориальное.
Однако события, которые последовали за убийством Валентиниа- на III, нарушили их договоренности. До насильственной смерти Валентиниана и прихода к власти императора, который не являлся представителем дома Феодосия, свевы соблюдали соглашение, но личная договоренность, лежавшая в его основе, означала, что действие соглашения прекращалось вместе со смертью Валентиниана, и в том же 455 г. свевы возобновили военные действия, напав на недавно восстановленную провинцию Carthaginensis. Новый император Авит (455-456 гг.), преемник Петрония Максима, находившегося у власти непродолжительное время, когда переговоры зашли в тупик, немедленно объявил войну свевам и использовал против них своих союзников-вестготов. Вторжение
2 «Хроника» испано-римлянина Идация, который стал в 427 г. епископом Aquae Flaviae в Галлеции, охватывает период 379-469 гг. и особенно полезна для изучения процесса создания королевства свевов, в котором сам Идаций принял участие.
224
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
вестгота Теодориха II было внезапным и разрушительным: основная часть войск свевов была разбита 5 октября 456 г. в окрестностях Asturica Augusta (Асторги); затем был разграблен город Вгасага Augusta (Брага), исполнявший функции столицы; король Рехиар, бежавший в Порто, был схвачен и казнен; наконец, Теодорих вступил в Лузитанию и взял Мериду. Однако эта военная кампания была прервана известием о свержении и убийстве Авита, которое заставила Теодориха отступить в Галлию, хотя во время отхода его войска разграбили Асторгу и Паленсию.
Карта 2. Испания при вестготах
Необходимо отметить, что рассказ Идация об этой кампании содержит упоминание о разграблении Браги и Асторги. Помимо
225
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
грабежа, войска также осквернили святые места, вырезали часть населения и захватили множество римлян в качестве пленников, среди которых были два епископа со всем их клиром. Это позволяет предположить, что, несмотря на то, что Идаций изображает отношения между свевами и жителями провинций как состояние постоянного конфликта, некоторые группы местного населения, включая католическое духовенство, сотрудничали со свевами, порывая с имперской властью и участвуя в осуществлении захватнических планов свевов. Это объясняет пленение и отправку двух епископов, захваченных в Асторге, в Галлию. В то же время пленение и казнь короля свевов Рехиара также было важным событием. Идаций после сообщения об этом утверждает, «что королевство свевов было разрушено и прекратило свое существование», хотя несколькими строчками ниже он указывает, что «свевы из отдаленных частей Галлеции выбрали своим королем Мальдру », а позже сообщает и о других вождях, которые пытались провозгласить себя королями3. Эти сведения могут показаться противоречащими друг другу, но смерть Рехиара, безусловно, положила конец династии Хермериха и резко оборвала процесс формирования королевства свевов, в котором создание институционной монархии варварского происхождения сочеталось с усвоением позднеимперских институтов4.
После отступления Теодориха свевы заключили мир с галло- римлянами, который позволили им, по крайней мере, вернуть определенный контроль над провинцией Gallaecia, но им не удалось восстановить политическую стабильности, подобную той, что существовала в предыдущий период. Во-первых, Мальдрас не смог утвердить свою власть над большей частью свевов, которые, по-видимому, оказались разделены на враждебные друг другу группировки. Кроме того, Теодорих II продолжал активно вмешиваться в дела Испании, и дважды отправлял войска в Бетику, на территории которой свевы сохранили определенное влияние, возможно, благодаря внезапному отступлению Теодориха после смерти Авита5. Таким образом, разобщенность свевов привела к
3 Идаций «Хроника» 175: ‘regnum destructum et finitum est Sueuorum’; 181: ‘Sueui, qui remanserant in extrema parte Gallaeciae . . . Maldras sibi regem constituunt’.
4 Diaz Martinez (1986-87), p. 213.
5 Идаций «Хроника» 192, 193, 197. Эти компании осуществлялись по личной инициативе Теодориха II; таким образом, Идаций не сообщает о вмешательстве
226
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
распаду королевства; север Лузитании остался за Мальдрасом, a Gallaecia перешла к Рихимунду. Третий претендент на власть, Агривульф, умер в Порто в 457 г. в разгар борьбы за собственное королевство. Наконец, отношения с испано-римлянами, кажется, заметно ухудшились, судя по сообщению Идация о грабительских набегах как в Лузитании, так и в самой Gallaecia, и даже о массовых убийствах местного населения.
Именно в таких обстоятельствах в конце 459 г. в Gallaecia прибыло двойное посольство, представлявшее Империю и вестготов, от которого ее жители узнали о соглашении между новым императором Майорианом (457-461 гг.) и Теодорихом II. Это решение было связано со стремлением Майориана восстановить власть Империи над провинциями, для чего он, помимо прочего, предполагал начать войну с вандалами, нападая на них с побережья Hispania. Эта стратегия могла предусматривать и новое наступление на свевов. В мае 460 г. Майориан вступил в Испанию, направляясь к Cartha- ginensis, в то время как часть армии вестготов под командованием комита готов Сунериха и magister militum Непотиана отправилась в Gallaecia и разграбила пригороды Луго. Тем не менее, согласно Идацию, армия вестготов отступила, столкнувшись с интригами галло-римлян в пользу свевов, но, возможно, они поступили подобным образом, услышав о поражении в войне с вандалами, которое положило конец предпринятой Майорианом кампании по восстановлению императорской власти над провинциями. Сам император был казнен после возвращения в Италию в 461 г. своим самым выдающимся полководцем, magister peditum praesentalis и патрицием Рицимером, который был варварским военачальником на римской службе, свевом по происхождению и, через свою мать, внуком короля вестготов Валлии.
Рихимер также определил преемника Майориана на императорском престоле, на который он посадил представителя сенаторского сословия Либия Севера (461-465 гг.), бывшего не более чем марионеткой в его руках. За пределами Италии Рицимер мог утверждать свою власть только с помощью союзников вестготов и бургундов, что в случае с диоцезом Hispania и провинциями к югу от Галлии означало передачу военной власти в руки вестгота Теодориха. С этого времени Теодорих контролировал не только войска готов и военачальников, дислоцированных на территории диоцеза, но и
римских властей и, кроме того, они происходили в 458 г. и в какой-то период в 459 г., но определенно до того, как вестготы признали власть Майориана в 459 г.
227
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
высшее военное командование. Согласно Идацию, Теодорих сам сместил Непотиана, который, почти наверняка, был противником Рицимера, и заменил его аквитанским сенатором Арборием, имевшим должность comes et magister utriusque militia в Hispania и остававшимся на своем посту, пока не был отправлен в отставку в 465 г. по приказу короля вестготов.
В условиях почти полной самостоятельности Теодорих продолжил вмешиваться в дела свевов. Последние разделились на сторонников Фрумара, являвшимся, вероятно, преемником недавно убитого Мальдраса, и сторонников Рихимунда, и хотя у нас нет сведений о новых конфликтах между свевами и вестготами, в течение 461 г. они часто обменивались посольствами. Второе из этих посольств, отправленное королем вестготов, возглавлял Ремис- мунд и dux Кирила, которые прибыли в сопровождении войска. Ремисмунд вернулся в Тулузу, а военачальник готов и войска остались. Мы не знаем, что произошло в следующие несколько лет, но военное присутствие готов стало решающим фактором, когда, после смерти Фрумара в 465 г., Ремисмунд, уже бывший однажды послом, объявил себя единственным королем всех свевов и восстановил мир, позднее заключив соглашение с вестготами, которое было подтверждено и заключением соответствующего брака.
Одним словом, через десять лет после их начала войны со свевами закончились возвращением их королевства к его первоначальным размерам и потерей им своей самостоятельности в результате внешнего вмешательства, но не римско-имперских сил, а вестготов, которые после этого приобрели большое влияние в Hispania. В это же время произходило массовое обращение свевов в христианство. Как народ они оставались язычниками, несмотря на раннее и достаточно необычное обращение их короля Рехиара в христианство никейского толка. Идаций приписывает это массовое крещение арианскому епископу Аяксу, уроженцу Галатии, который в своих трудах по распространению арианства опирался на поддержку Ремисмунда. Он также сообщает нам, что этот «источник заразы» был принесен в 466 г. из той части Галлии, что находилась под властью готов6. Пасторское служение Аякса приходилось на второй период существования королевства свевов, который начался в 465 г. с приходом к власти Ремисмунда. С одной стороны, разногласия, которые ослабляли свевов, начиная
6 Идаций «Хроника» 232, ‘A Gallicam Gothorum habitatione hoc pestiferum .. . uirus aduentum.’
228
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
с 456 г., к этому времени были преодолены, но, с другой стороны, новое королевство оказалось под покровительством тулузского королевства вестготов, откуда среди свевов начало распространяться аринство.
ОБРАЗОВАНИЕ ТУЛУЗСКОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕСТГОТОВ И УСИЛЕНИЕ ПРИСУТСТВИЯ ВЕСТГОТОВ В ИСПАНИИ
Новый король вестготов Эйрих (466-484 гг.), который вступил на престол, убив своего брата Теодориха II, считается создателем Тулузского королевства вестготов. Во время его правления foedus, определявший отношения вестготов с Империей, окончательно перестал соблюдаться, и, как следствие, вестготы чаще действовали в своих собственных интересах (создавая новое политическое образование), нежели в сотрудничестве с Империей. Такое развитие событий является логическим продолжением процесса, начало которому было положено в предыдущий период, когда вся военная власть в провинциях, расположенных южнее Галлии, и в испанском диоцезе оказалась в руках королей вестготов. Тем не менее, вестготы не порвали с Империей незамедлительно, а Эйрих, придя к власти, отправил посольство к императору, извещая его о своем восхождении на престол7. Однако одновременно с этим другие миссии были отправлены к королю вандалов Гейзериху, одному из главных врагов Рима, и к королю свевов Ремисмунду, недавний союз с которым был под угрозой разрыва из-за убийства Теодориха II.
Приход к власти Эйриха ознаменовал перемены в отношениях между вестготами и свевами. Согласно Идацию, Ремисмунд без промедления отреагировал на прибытие посольства от готов, отправив своих представителей не только к тулузскому двору, но также и к вандалам и самому императору. Подобная инициатива предполагала, что король считал протекторат вестготов завершенным и намеревался заключить собственное соглашение с Империей. Более того, в 468 г. Ремисмунд вступил во главе армии в Лузитанию, разграбив город Conimbrica (Коимбра). Реакция Эриха на эти события была незамедлительной: в 469 г. вестготская армия захватила
7 Идаций «Хроника» 238. Возможно, это посольство побывало в Константинополе, поскольку в 466 г. приход к власти Либия Севера не был урегулирован, хотя Идаций сообщает, что посольство имело место 468 г., а к этому времени император Лев уже объявил Антемия императором Запада.
229
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
Emerita Augusta (Мериду), ясно давая понять, что он не позволит свевам восстановить контроль над Лузитанией.
Это стало важным шагом, поскольку у нас нет сведений о каком-либо постоянном присутствии готов на полуострове до этого момента, хотя нельзя исключать того, что гарнизоны вестготов оставались там в ходе предыдущих военных компаний8. В любом случае, испано-римское население теперь было вынуждено признать их власть, поскольку после взятия Мериды римское население Лиссабона, представленное гражданином города Лусидием, передало город под власть свевов, что спровоцировало карательную акцию со стороны вестготов, в ходе которой они не щадили ни свевов, ни римлян. В том же 469 г. король свевов заключил мир с Aunonenses, полунезависимым народом, который сопротивлялся владычеству свевов с 466 г., и снова разграбил Лузитанию. Это привело к очередным карательным набегам со стороны войск готов. Король свевов Ремисмунд отправил к императору посольство, в котором вместе со свевами участвовал римлянин Лусидий. Целью миссии могло быть только получение помощи от Империи. На этом эпизоде заканчивается «Хроника» Идация, а с ней, в известной степени, и история королевства свевов. Более поздние источники хранят о ней молчание, которое прерывается только спустя столетие в преддверии захвата королевства вестготами9. Сложно сказать, чем закончилась новая война между свевами и вестготами, но, судя по действиям испано-римлянина Лусидия, очевидно, что некоторые жители провинций были готовы скорее признать власть свевов, чем вестготов. Это наблюдение позволяет нам, в свою очередь, рассмотреть возможность того, что в этот момент произошло объединение северо-западных частей Лузитании и внутренних районов Геллеции, относящихся к conventus Asturicensis10. Ибо эти регионы были, по-видимому, полностью интегрированными в королевство свевов во второй половине VI в. Этот процесс происходил в условиях постоянных военных столкновений с вестготами, которые, в свою очередь, сосредоточили свое присутствие в южной и центральной частях Лузитании, в своем анклаве в Мериде. Широко
8 В испанской историографии традиционно считается, что основание первых вестготских поселений в Лузитании произошло в ходе военной кампании Теодо- риха II в 456 г., хотя в настоящий момент ни письменные источники, ни данные археологии не подтверждают эту гипотезу.
9 Historia Suevorum Исидора Севильского, источником для которого служил Идация, прерывается на этом же месте и возобновляется только с правления Тео- демира (561-570 гг.).
10 conventus Asturicensis (лат.) - Астурийского округ. - Примеч. науч.ред.
230
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
известная надпись, датируемая 483 г., относится к последним годам правления Эйриха. Она отмечает восстановление римского моста в Мериде dux' ом Саллой во времена potentis Eruigii regis11, предпринятое после окончания реконструкции городских стен, в котором принял участие архиепископ Зенон12.
Эти события происходили на периферии имперской политики. Маловероятно, что Антемий (467-472 гг.) имел возможность вторгнуться на полуостров, поскольку провал экспедиции, которую императоры Лев и Антемий совместно предприняли против королевства вандалов в 468 г., положил конец планам нового императора Запада по восстановлению своей власти в провинциях еще до того, как они смогли у него оформиться. Их поражение не только усилило вандалов, которые после захвата Сицилии стали полностью контролировать западное Средиземноморье, но также помогло и королю вестготов Эйриху, который не преминул воспользоваться возможностью для реализации своих захватнических планов.
В Галлии в 469 г. началась война между вестготами и Империей, поводом к которой стало смещение преторианского префекта Галлии Арвадана, его перед императором Антемием обвинили в подготовке раздела Галлии между вестготами и бургундами13. Эй- рих, рассчитывая на поддержку галло-римской аристократии в борьбе против централистской политики Антемия, в последующие годы одержал несколько побед над римлянами и их союзниками, которые он использовал для увеличения территории своего королевства, установив его северные границы по реке Луаре и подбираясь к долине Роны на востоке. Что касается южных границ, то летом 472 г. его войска заняли Tarraconensis. Создается впечатление, что армия вестготов была разделена на две части; одна под командованием комита Гаутерита перешла Пиренеи через Ронсес- вальес, захватив Памплону, и оттуда двинулась в долину реки Эбро, где взяла Caesaraugusta (Сарагосу) и другие города в окрестностях; другая, во главе с комитом Гельдефредом и dux’ом Hispa- niarum Винцентием, перешла Пиренеи по восточным перевалам и захватила Таррагону и прибрежные города14. Вероятно также,
11 potentis Eruigii regis (лат.) - «могущественного короля Эрвигия».
12 Vives, Inscripciones Cristianas, no. 363.
13 Sidonius, Epistolae 1.7.5.
14 Chronica Gallica, a. DXI, 651-652. Моммзен обозначил так заметки, имеющие характер летописи, вероятно, написанные жителем Галлии, которые содержат отрывки из Орозия и Идация, доведенные до 511 г.
231
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
что в это же время был предпринят захват внутренних районов Carthaginensis с целью связать уже контролируемые вестготами анклавы в западной части полуострова, особенно вокруг Мериды, с теми, что находились в бассейне Эбро.
Таким образом часть испанского диоцеза превратилась в продолжение тулузского королевства вестготов. Исключением оставались северо-западные регионы, контролируемые свевами, и северные, населенные по большей части нероманизированными племенами, такими как кантабры и баски. Хотя Baetica и большая часть Carthaginensis были отрезаны от Рима, ими продолжала управлять старая провинциальная администрация15. Расширение владений вестготов в этот период непрерывных войн с империей происходило в условиях сотрудничества со значительной частью галльского и испано-римского сенаторского класса, начиная с тех его представителей, которые занимали наиболее значимые гражданские и военные посты. Так произошло, например, при захвате Tarraconensis, в котором важную роль, кроме военачаль- ников-вестготов, играл dux Hispaniarum Винцентий, который был главнокомандующим имперскими силами на полуострове, хотя после свержения Майориана он, как мы видели, подчинялся вестготам. Этот союз не исключал конфликтов, как очевидно из стойкого сопротивления, которое сенаторы Оверни оказали экспансионистским планам короля вестготов, получившего известность благодаря беспощадной критике и порицанию со стороны их лидера, Сидония Аполлинария. Однако Эйрих в конечном итоге утвердил свою власть, и, в то время как Антемий напрасно пытался разрушить этот союз, его преемник Юлий Непот решил признать его.
Когда Юлий Непот (473-480 гг.) пришел к власти, отношения Эйриха с Империей на некоторое время изменились. Новый правитель, которого в 473 г., несмотря на негодование Сидония, выбрал восточный император, заключил в 475 г. новый foedus с Эйрихом16. Это соглашение позволило восстановить императорскую власть на территории Прованса, недавно захваченного королем вестготов17,
15 Thompson (1976-79), III, р. 4-9, считает, что вестготы заняли Baetica в ходе военных компаний 458 или 459 г., хотя он и признает отсутствие доказательств.
16 Sidonius, Epistolae VIL7.1.
17 Chronicorum Caesaraugustanorum Reliquiae s.a. 473. Моммзен обозначил так собрание маргиналий, встречающихся в манускриптах, в которых распространялись хроники Виктора Туннунского и Иоанна Бикларийского и которые относятся
232
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
который снова предоставил свои войска в распоряжение Империи, но в то же время оно позволяло вестготам занять все провинции Галлии к югу от Луары и к западу от Роны, что означало конец сопротивления civitas Arverna. По мнению некоторых авторов, это соглашение подтверждало полный суверенитет Эйриха над теми территориями, которые он контролировал в Галлии и Hispania. Однако, хотя власть Эйриха теперь была не только военной, договоренность предусматривала суверенитет и Непота, а также обеспечивало военную помощь со стороны вестготов: условия, которые противоречат полной самостоятельности18.
Последующее развитие событий в Италии не только предоставило дополнительные возможности для расширения Тулузского королевства, но и сделало священным de facto суверенитет его королей. Эйрих был современником падения Римской империи на Западе в 476 г. и воспользовался беспорядками, заняв от имени Юлия Непота оставшуюся часть Галлии, которая подчинялась Равенне, то есть южную часть Прованса с городами Марсель и Арль (последний был столицей префекта претория Галлии. Одо- акр, вождь варваров, пришедший на смену последнему императору Ромулу Августулу в Италии, признал последние завоевания Эйриха и закрепил сложившееся положение, заключив соглашение с вестготами. Это соглашение, которое, по-видимому, было признано восточным императором19 Зеноном20, положило конец префектуре Галлии и явилось торжеством регионализации в провинциях Западной империи. Король вестготов Эйрих оставался высшей властью в провинциях к югу от Галлии и на испанских территориях старой префектуры, и хотя формальной передачи суверенитета не произошло, он de facto заполнил вакуум, оставшийся после имперского правительства, своей властью, а территории, контролируемые вестготами, вышли за пределы сферы влияния Константинополя.
Эйрих, несмотря на свое возвеличивание за счет Империи и враждебность по отношению к той части римского населения, которая не была расположена к нему, являлся своего рода продолжате-
к событиям 450-568 гг., с особым вниманием к Hispania; он также известен как Chronica Caesaraugustana.
18 Следующие исследователи поддерживают полный суверенитет: Demougeot (1979), II, р. 640, и М. Rouche (1979), р. 42; доводы против него см. в Wolfram (1990), р. 201.
19 В тексте он ошибочно назван западным императором - Примеч. пер.
20 Stein (1949), И, р. 59; Demougeot (1979), И, р. 612.
233
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
л ем римских традиций. Об этом свидетельствует его законодательная деятельность. Подобная активность стала возможна благодаря правовой компетенции римских советников, которыми он окружил себя. Изданный им сборник законов получил название «Кодекс Эйриха» и, по мнению одного из его последних издателей, имеет характер Edictum, наподобие тех эдиктов, которые обнародовали преторианские префекты, из чего становится ясно, что его изданием вестготский король ставил себя на их место на территориях, находившихся под его контролем. Следовательно, этот сборник законов был предназначен не только для готов, но имел территориальное значение, то есть его действие распространялось на всех жителей королевства, как готов, так и римлян. Считается, что его созданием руководил Лев Нарбонский, один из главных советников короля, чье знание права превозносил Сидоний Аполлинарий21. С другой стороны, эта законодательная активность подтверждает предположение о полной самостоятельности королей вестготов.
ПРОТИВОСТОЯНИЕ С ФРАНКАМИ И ПАДЕНИЕ ТУЛУЗСКОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕСТГОТОВ
Эйрих умер в 484 г. в Арле. Его преемником без каких-либо затруднений стал его сын Аларих II (484-507 гг.). Правление последнего совпало с появлением в Северной Галлии новой политической силы - франков, лидер которых Хлодвиг, современник и соперник Алариха И, смог объединить всех франков под властью своей династии и в 486 г. подчинил последнее владение римлян в Северной Галлии: анклав между Луарой и Соммой с центром в Суассоне, которым с 465 г. управлял Сиагрий, сын последнего значительного римского чиновника в этом регионе22. С этого времени главными противниками расширения владений франков в Галлии были вестготы, и противостояние между этими двумя варварскими народами закончилось не в пользу последних. Аларих стремился к союзу с остготами, новыми хозяевами Италии, и в 494 г. женился
21 D’Ors (I960), р. 6-7. Территориальный или субъектный характер вестготского законодательства является предметом дискуссий. Что касается кодекса Эйриха, то Garcia Gallo (1974), р. 435, Collins (1983), р. 29 и Wolfram (1990), р. 211, поддерживают гипотезу о его территориальном характере. С другой стороны, Thompson (1969), р. 57, Rouche (1979), р. 37, King (1980), р. 131-135 и Pérez-Prendes (1991), р. 73, выступают за его национальный характер.
22 См. Ван Дам, глава 8 ниже.
234
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
на Теодегонде, дочери короля остготов Теодориха Великого. Это не предотвратило военных действий в 494—495 гг., которые сосредоточились в Аквитании, где франки в 498 г. взяли Бордо. Хотя город вскоре удалось отбить, это стало тяжелым ударом по интересам вестготов. Этот период военных столкновений завершился в 502 г., когда Аларих и Хлодвиг встретились на острове посреди Луары и заключили соглашение, заново установившее границу между двумя королевствами по этой самой реке23.
В этот же период вестготы вынуждены были подавить восстание в Tarraconensis под предводительством некоего Бурдунела, захватившего власть в 496 г. Годом позже он был схвачен и доставлен в Тулузу, где его сожгли в медном быке24. Исходя из вида и места казни становится понятно, что восстание было достаточно мощным и что власть вестготов в Tarraconensis была недостаточно прочной. С этой информацией пересекаются сведения Chronica Caesaraugustana, которая сообщает, что в 494 г. «Gothi in Hispanias ingressi sunt»25, а также что в 497 г. «Gothi intra Hispanias sedes acceperunt»26. Учитывая, что к этому времени вестготы уже покорили часть Лузитании и Tarraconensis, эти сообщения толковались как указание на переселение значительной группы готов, не обязательно воинов, в Испанию, возможно, émigrés27, бежавших из Галлии под давлением со стороны франков, которые перебрались на полуостров в качестве колонистов, и что проблемы, вызванные этим переселением, и стали причиной восстания Бурдунела28. Недавно было предложено рассматривать этих gothi как войска, отправленные для восстановления власти вестготов на полуострове и расквартированные там в городах в качестве гарнизонов29. В любом случае, были ли это военные контингенты, или группы готов, не имеющих отношения к военным структурам, упоминание их поселений (sedes acceperunt) явно указывает на то, что во время правления Алариха II присутствие вестготов в Hispania увеличилось. Одним словом, новые поселения и подавление восстания (есть сведения о подавлении нового очага восстания в городе Тортоса)30
23 Григорий «История» 11.35.
24 Chron. Caesaraugustanorum s.а. 496 and 497.
25 «Готы вторглись в Испанию» (лат.). - Примеч. науч.ред.
26 «Готы заняли поселения в пределах Испании» (лат.). - Примеч. науч.ред.
27 Эмигранты, переселенцы (франц.). - Примеч. науч.ред.
28 Abadal (1960), р. 45-46; Orlandis (1977), р. 61-63; Wolfram (1990), р. 206.
29 Garcia Moreno (1989), р. 80.
30 Chron. Caesaraugustanorum s.а. 506.
235
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
убедительно свидетельствуют о том, что владения вестготов к югу от Пиренеев были достаточно прочно объединены с Тулуззским королевством вестготов в период правления Алариха II.
Хлодвиг и франкская знать, которые все еще были язычниками, в какой-то момент между 496 и 506 гг. приняли христианство. Это имело большое значение потому, что до сих пор, обращаясь в христианство, племена варваров принимали его в форме арианства. Аларих, напротив, в это время столкнулся с проблемами во взаимоотношениях с некоторыми католическими епископами из галльских провинций, которые были отправлены им в ссылку. Однако эти репрессивные меры, по-видимому, были вызваны политическими соображениями, а не религиозной нетерпимостью по отношению к его подданным, придерживающимся римско- католического вероисповедания, что было бы странно, учитывая ту помощь, которую они оказали ему в его законотворческой деятельности. Алаих, подобно своему отцу, был королем-законода- телем. Изданный им в 506 г. Breviarium Aland, или Lex Romana Visigothorum,31 представляет собой обширный сборник законов, который объединяет имперское законодательство, в основном заимствованное из Кодекса Феодосия, с комментариями, или interpretationes, и подборкой трудов римских правоведов. Обнародование подобного Кодекса королем-варваром, озабоченным распространением римского права, его обновлением и приданием его нормам обязательной юридической силы, было беспрецедентным событием. Содержание Кодекса показывает, что он был результатом коллективной работы комиссии правоведов под председательством графа (comes) Гойариха, после окончания которой он был вынесен на одобрение епископов и избранных представителей провинций. Следовательно, издание Бревиария знаменовало собой важную попытку сблизить интересы римского населения, от имени которого его представители участвовали в его разработке, с интересами готов, которые также принимали участие в этом процессе, чья заинтересованность во включении в социально-экономическую жизнь поздней Римской империи была даже большей.
Собор в Agatha (Агде), проведенный в 506 г. галльскими епископами, некоторые из которых были возвращены из ссылки, также должен рассматриваться в контексте этого сближения. Решения собора явно свидетельствуют о жизнестойкости и об эко¬
31 «Сокращенный закон Алариха» или «Римский закон вестготов» (лат.). - Примеч. науч.ред.
236
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
номическом влиянии, которое приобрела католическая церковь. Кроме большого числа участников - присутствовали 24 епископа, 10 священников и диаконов, представлявших множество других прелатов, ссылки на короля в предписаниях собора и важность вопросов, решения по которым зафиксированы в общей сложности в 71 каноне, придают этому собранию значение национального собора. Все это превращает его в первый известный собор, состоявшийся в варварском королевстве, и является веским доказательством того, что римско-католическая церковь стала частью новой политической реальности. Более того, в конце собрания было объявлено, что новый собор, который должен был состояться в следующем году, пройдет в Тулузе. Из других источников нам известно, что на него были приглашены и испанские епископы. Таким образом, он должен был стать в полном смысле национальным синодом, который состоялся бы в столице королевства и на который собрались бы все епископы страны32.
Все это случилось накануне ожесточенного противостояния с франками. Согласно рассказу Григория Турского, вестготы пострадали в результате предполагаемых религиозных противоречий между готами и римлянами, чему явно не соответствуют проанализированные нами выше события. Как показывает переписка Кассиодора, король остготов Теодорих Великий, который правил Италией и в некоторой степени был представителем Империи, пытался любой ценой избежать войны в Галлии. Однако созданная им сложная сеть союзов вновь продемонстрировала свою слабость, и в 507 г. между франками и вестготами состоялось открытое столкновение в окрестностях города Пуатье33. Войско бургундов сражалось на стороне франков, в то время как армия вестготов зависела от представителей римской знати, таких как сын Сидония Аполлинария, которые без сомнения прибыли со своей свитой и военными отрядами34. Теодорих, по всей видимости, пытался укрепить армию вестготов своими собственными войсками, но события развивались лишком быстро, и в битве при Campus Vogladensis, или Вуйе, победу одержали франки. Король вестготов Аларих погиб в бою. Франки и бургунды заняли большую часть Галлии, входившую в состав королевства вестготов, а его столица Тулуза была разграблена.
32 Barbero de Aguilera (1989), р. 171-173.
33 См. Ван Дам, глава 8 ниже.
34 Григорий «История» II.37.87.
237
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ВЕРХОВЕНСТВО ОСТГОТОВ И НОВОЕ КОРОЛЕВСТВО ВЕСТГОТОВ
После поражения часть армии вестготов смогла перегруппироваться у Нарбонны и выбрала новым королем Гезалеха - сына погибшего короля от его предыдущего брака. Однако это решение не получило одобрения Теодориха Великого, который отстаивал права своего внука Амалариха, сына Алариха II и остготской принцессы Теодегонды, и без колебаний вмешался в ситуацию с целью защитить их. Летом 508 г. остготская армия под командованием dux' а Иббы пересекла Альпы и отобрала у бургундов Прованс, взяв Марсель и сняв осаду с Арля, где все еще сопротивлялся гарнизон вестготов. В следующем году войска остготов захватили Нарбонну, откуда несколькими месяцами ранее Гезалеха изгнали бургунды. Тем временем в Барселоне, куда перебрался Газалех, наступление остготской армии вызвало столкновение между политическими группировками, в результате которого по приказу Газалеха был убит comes Гойарих. Это свидетельствует о том, что вопрос престолонаследия глубоко разделил вестготов35. Решающее столкновение произошло летом 510 г. у ворот Барселоны. Газалех был побежден, но смог сбежать и найти убежище в королевстве вандалов. Спустя несколько месяцев Газалех вернулся в Галлию, где, используя финансовую помощь, предоставленную вандалами, он без промедления начал собирать своих сторонников и создавать армию, во главе которой он сразился с dux’owi Иббой недалеко от Барселоны. По словам Исидора, удача снова была не на его стороне, он был окружен со всех сторон, взят в плен и казнен36.
Таким образом, Теодорих Великий, король остготов, стал контролировать субгалльскую часть побережья и территории полуострова, входившие в старое королевство вестготов, которыми он управлял до своей смерти в 526 г. Согласно сложившейся историографической традиции, целью вмешательства остготов считается сохранение вестготского королевства, которое в противном случае поглотил бы франко-бургундский прилив. Однако недавно была высказана точка зрения, что если бы не вмешательство ост¬
35 Fuentes Hinojo (1996), р. 12-15.
36 Historia Gothorum, 34-37. 281-282. Historia Gothorum Исидора Севильского - единственный источник, последовательно излагающий информацию о королях вестготов, но ее историческая ценность ограничена как вследствие того, что целью автора было их восхваление, так и в силу практически полного отсутствия хронологических указаний, за исключением годов правления королей.
238
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
готов, династия Балтов продолжила бы править. Когда на сцене появилась армия Иббы, для вестготов еще не все было потеряно, и, кроме того, франки столкнулись со значительным сопротивлением своей власти, вплоть до того, что после смерти Хлодвига некоторые города пришлось завоевывать заново37. В этой связи вызывает вопрос, правил ли Теодорих Нарбонной и испанскими территориями старого королевства вестготов как регент при своем внуке Амаларихе, или на самом деле он управлял как король в своем собственном праве, захватив власть с помощью армии, и не собирался передавать власть Амалариху до 522-523 гг.
Многие события и свидетельства говорят в пользу последней интерпретации действий короля остготов: от датирования актов испанских соборов годами правления Теодориха до лишения власти Амалариха, который не занимал трон до смерти своего деда, хотя несколько ранее уже достиг совершеннолетия. Наиболее поразительным является брак, который Теодорих заключил в 515 г. между своей дочерью Амаласунтой и членом дома Амалов Эвтарихом, чья семья в течение нескольких поколений жила в королевстве вестготов и состояла в родстве с Балтами, связывая таким образом его семью с Hispania. Этот политический брак был призван облегчить объединение обоих королевств под властью одного монарха, которое воплощала фигура Эвтариха и его потомков. Родственные связи, соединявшие Эвтариха с двумя королевскими родами готов, превратили его в самого подходящего кандидата в наследники. Однако его преждевременная смерть в 522 г. расстроила амбициозные планы Теодориха38.
Управление территориями из числа входивших в состав Тулузского королевства, которые удалось вернуть Теодориху, было организовано им на основе позднеримской системы управления, в которой разделялись гражданские и военные функции. При этом исполнение первых поручалось римлянам, а вторые передавались в руки представителей военной знати остготов. Так, начальствование над военными силами было передано остготу Теудису, присланному в 511 г. на смену Иббе, которому, согласно Иордану, король остготов доверил защиту юного Амалариха. Реорганизация испанской гражданской администрации хуже отражена в источ¬
37 Wolfram (1990), р. 257-258; о сопротивлении власти франков в Аквитании см. Rouche (1979), р. 51 ff.
38 Обо всех этих вопросах см. в Garcia Moreno (1989), р. 89-90; Fuentes Hinojo (1996), р. 15-17.
239
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
никах. Нет никакой информации о назначении кого-либо vicarius HispaniarumZ9, хотя это было бы логично с точки зрения интереса Теодориха к поддержанию и даже восстановлению позднеримских институтов. Другие сведения, как кажется, противоречат подобной возможности. Военачальник Теудис был женат на богатой землевладелице испано-римского происхождения и располагал армией в несколько тысяч человек, которую мог набрать из крестьян, живущих в его владениях39 40. Таким образом, он обладал значительной степенью независимости, вплоть до игнорирования призыва Теодориха, требовавшего его присутствия. Однако до полного разрыва отношений между ними не доходило, без сомнения, по причине опасения, что франки воспользуются любым конфликтом между ними для расширения своих владений и свою выгоду извлекут вестготы, выступающие против верховенства остготов.
Что касается гражданской администрации, то в 510 г. Теодо- рих восстановил преторианскую префектуру в Галлии, во главе которой он поставил итало-римского сенатора, патриция Либерия, но какая-либо информация о назначении vicarius Hispaniarum отсутствует, и, похоже, что управление испанскими территориями осуществлялось согласно директивам из Равенны. Это становится ясно из двух писем короля остготов, датируемых 523 и 526 гг., адресованных двум высокопоставленным чиновникам римского происхождения - comes и vir spectabilis Лиувириту и vir illustris Ампелию41. В одном из этих писем король требует прислать хлеб из Hispania, который должен был удовлетворить потребности Рима, но был отправлен в Африку. В другом Теодорих приказывает исправить основные недостатки и злоупотребления испанской администрации. Он рекомендует своим чиновникам защищать человеческую жизнь и жестоко карать убийц, прекратить мошенничества при сборе налогов и их незаконное присвоение, убедиться, что положение простых людей не ухудшается и их не обращают в рабство.
Прямое вмешательство Теодориха заслуживает особого внимания, учитывая, что Либерий, который, по крайне мере теоретически, был посредником между королевским двором в Равенне и представителями власти Испании, все еще правил в Арле. Некоторые исследователи предполагают, что имело место кратко¬
39 Викарий Испании (лат.). - Примеч. науч.ред.
40 Прокопий «История войн» V.12.51.
41 Cassiodorus, VariaeV.35, 39.162-166.
240
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
временное выделение испанских территорий из префектуры Галлии с введением отдельной должности praefectus Hispaniarum, о существовании которой в правление его преемника Амалариха, свидетельствуют источники и которую мог занимать vir illustris Ампелий42. Письма Теодориха позволяют предположить, что должность comes и vir illustris Лиувирита, игравшего главную роль в управлении королевскими землями, могла соответствовать должности comes patrimonii43 44, учитывая, что Теодорих Великий реорганизовал управление королевскими поместьями, выделив их в res privata44 и передав управление ими новой службе, названной patrimonium45.
Вместе эти письма свидетельствуют о приспособлении позднеримских институтов к новым политическим и социально-экономическим реалиям. Несомненно, регионализация власти сделала недавно восстановленную префектуру в Галлии нежизнеспособной и, таким образом, способствовала созданию испанской префектуры. С другой стороны, из содержания второго письма можно заключить, что хотя система сбора податей продолжала функционировать на основе annonae, collatio lustralis и telonei46, коррумпированность представителей местной власти и сборщиков налогов создавала определенные проблемы. Реорганизация res privata и создание новой должности comes patrimonii позволяют предположить, что в финансовой системе государства возросла роль доходов с королевских владений. Наконец, обеспокоенность Теодориха тем, чтобы свободное население сохраняло свои земельные владения, для чего он приказал отменить исполнение повинностей, которые требовали от них готы из городских гарнизонов, указывает на то, что военные вносили свой вклад в увеличение количества представителей беднейшей части населения, становившихся рабами или зависимыми. Эта ситуация заставила Теодориха выразить
42 Garcia Moreno (1989), р. 92 и Fuentes Hinojo (1996), р. 17-18.
43 comes patrimonii (лат.) - комит личного имущества, чиновник, ведавший поместьями и другим имуществом императора. - Примеч. науч.ред.
44 res privata (лат.) - частное имущество. - Примеч. науч.ред.
45 О создании patrimonium на Западе см. Delmaire (1989), р. 691-692; о вестготских comes patrimonii см. Garcia Moreno (1974а), р. 35-38, который относит появление должности, впервые упоминаемой в источниках в правлении Реккареда, к периоду нахождения у власти Леовигильда.
46 collatio lustralis (лат.) - доел, «пятилетний сбор», налог на городское население, прежде всего торговцев; telonei (лат.) - точнее teloneum или telonium, косвенный налог на транзит и оборот товаров. - Примеч. науч.ред.
241
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
свое мнение в следующих выражениях: «поистине, бесчестно пытаться обратить в раба свободного, кого мы посылали бороться за свободу»47.
ПРАВЛЕНИЕ АМАЛАРИХА И КОНЕЦ ДИНАСТИИ БАЛТОВ
30 августа 526 г. скончался Теодорих Великий, а с его смертью потерпел крах и его план по объединению королевств, что привело к политическому разобщению готов. Его внук Амаларих стал править королевством вестготов и заключил соглашение со своим двоюродным братом, правителем Италии Аталарихом, согласно которому он признавал власть остготов над Провансом. Взамен он получал обратно сокровища королей вестготов, а король остготов отказывался от поставок продовольствия из Hispania, которые были своего рода данью. Они также договорились, что войска остготов, дислоцированные на полуострове и в Narbonensis, вернутся в Италию, хотя те из остготов, кто успел вступить в брак, получали возможность остаться или уйти по своему желанию. Теудис и другие важные персоны выбрали Испанию, где они сохранили за собой господствующее положение, несмотря на вывод армии остготов48. Новый король Амаларих (526-531 гг.) перенес свой двор в Нарбонну и в 529 г., согласно Chronica Caesaraugustana, назначил некоего Стефана praefectus Hispaniarum. Если мы согласимся с предположением, что эта префектура появилась в последние годы правления Теодориха, то Стефан должен был сменить предыдущего praefectus, а это допущение позволяет рассматривать оба события - перенос резиденции и назначение Стефана - как попытку выйти из-под опеки Теудиса.
Кроме того, новый король женился на Клотильде, дочери короля франков Хлодвига. Этот брак был организован после смерти ее отца49, когда Амаларих еще находился под опекой Теудиса. Их союз должен был положить конец набегам франков в обмен на отказ вестготов от возвращения владений в Галлии. Тем не менее вскоре сам королевский брак стал причиной для столкновения с франками. Григорий Турский связывает его с давлением, которое
47 Cassiodorus, Variae V.39.166: ‘servitia quae Gothis in civitate positis superflue praestabantur, decernimus amoveri, non enim decet ab ingenuis famulatum quaerere, quos missimus pro libertate pugnare’.
48 Прокопий «История войн» V. 13.4-8.
49 Григорий «История» III. 1.97-98.
242
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
Амаларих оказывал на Клотильду с целью принудить ее перейти в арианство. Григорий рассуждает здесь очень упрощенно. Было высказано предположение, что хотя отношения короля с римско- католической фракцией при дворе в Нарбонне действительно были напряженными, но это было вызвано скорее политическим, а не религиозными соображениями, поскольку эта фракция сохраняла близкие отношения с Теудисом, истинным организатором этого союза, который противостоял Амалариху50. С другой стороны, уступки в пользу франков также могли быть оспорены новым королем, чей переезд в Нарбонну свидетельствовал о желании укрепить власть готов в Южной Галлии.
Весной 531 г. король франков Хильдеберт во главе армии вступил в Нарбонскую Галлию, позже известную как Септимания, и в окрестностях Нарбонны встретился с Амаларихом и разбил его. Григорий Турский сообщает нам подробности об этом победоносном походе франков, рассказывая, что Хильдеберт забрал с собой свою сестру Клотильду, которая умерла по дороге домой, а также о том, что франки захватили огромную добычу51. После этого поражения Амаларих укрылся в Барселоне, где был убит при невыясненных обстоятельствах, поскольку рассказы источников противоречат друг другу, хотя Исидор предполагал, что короля убили воины его собственной армии. Обстоятельства смерти Амалариха и отстранение от должности в том же году префекта Стефана заставляют подозревать вмешательство Теудиса и проясняют слова, которые, согласно Исидору Севильскому, Теудис произнес в момент собственной смерти, виня себя в том, что погубил своего господина обманом. Таким образом, смерть Амалариха - последнего представителя династии Балтов - в большей степени связана с внутренними конфликтами готов, чем с проблемами во взаимоотношениях с франками, хотя поражение, которое нанесла ему армия Хильдеберта, несомненно, послужило сигналом к действию для его противников.
ИСПАНИЗАЦИЯ КОРОЛЕВСТВА ВЕСТГОТОВ
С 531 г., после смерти последнего потомка короля вестготов Теодориха I, королевство вступило в новую фазу, в которой, с прекращением династии Балтов, борьба политических группировок за контроль над троном достигла еще больших масштабов и имела
50 Fuentes Hinojo (1996), р. 21.
51 Григорий «История» III.10.106-107.
243
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
куда более серьезные последствия52. В годы, последовавшие за прекращением династии, вестготами правили Теудис и Теудигизел, которые оба были остготами по происхождению. Превращение Теудиса в короля было логическим следствием верховенства остготов в предыдущий период. В годы его правления королевство более не стремилось к объединению с остготами, но, напротив, демонстрировало тенденции к испанизации, в результате которой даже Narbonensis, или Готская Галлия (Септимания), отошла на второй план. Теудис был, как мы видели, доверенным лицом Тео- дориха Великого и военным предводителем, который осуществлял свою власть от имени Теодориха, хотя он и действовал весьма самостоятельно. Его власть и военный опыт, а также связи с все еще сохранявшей свое влияние сенаторской аристократией, которые он установил благодаря своему браку, превратили его в идеального кандидата в преемники Амалариха, безотносительно к тому, что он, как указывает Иордан, получил трон путем насилия, поскольку Иордан говорит, что старый воспитатель invadit53 королевством после смерти своего подопечного54.
Время правления Теудиса (531—548 гг.) и его преемника Теу- дигизела (548-549 гг.) отмечено значительным территориальным расширением королевства вестготов в Hispania, особенно в ее центральной части и южных регионах. В 531 г., когда у власти еще находился Амаларих, состоялся второй Толедский собор, решения которого весьма показательны. Они не только демонстрируют, что отношения между католическим духовенством и правителем-ари- анином сохраняли гибкость, существовавшую на ранних стадиях, но также показывают, что к этому времени центральные регионы полуострова были полностью включены в состав королевства вестготов. По случаю собора Толедо был объявлен центром новой метрополии, названной Carpetana или Celtiberia, юрисдикция которой распространялась на два центральных региона. Очевидно, новая область была отделена от провинции Carthaginensis, чтобы создать кафедру митрополита в королевстве вестготов, утратившем контроль над прибрежными районами Carthaginensis, или его столицей55. Новая церковная провинция была дублирована граж¬
52 Реконструкцию династии Балтов по сведениям «Гетики» Иордана см. в Heather (1991), р. 28-32.
53 invadit (лат.) - овладел. - Примеч. науч.ред.
54 Иордан «Гетика» 302, р. 45.
55 Barbero de Aguilera (1989), р. 173-176.
244
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
данской администрацией, а само ее существование означало, что власть вестготов теперь постирается от Narbonensis до Лузитании. Превращение Толедо в столицу, которое связывается с правлением Теудиса, стало следствием превосходного расположения города с точки зрения совокупности территорий, из которых состояло королевство.
Другие свидетельства, касающиеся событий военного характера, подтверждают, что во время правления Теудиса и Теудиги- зела политический центр тяжести окончательно переместился на Пиренейский полуостров. Исидор сообщает, что в период правления Теудиса несколько королей франков вторглись в Hispania и разграбили Тарраконскую провинцию, осадив Сарагосу, но готы под командованием Теудигизела нанесли сокрушительное поражение армии франков. Это вторжение, согласно Chronica Caesaraugustana, произошло в 541 г., и его провал стал первой победой вестготов, одержанной с 506 г., но оно же было и первым случаем конфликта, который разыгрался к югу от Пиренеев. Затем Исидор рассказывает, что после этого радостного события вестготы потерпели поражение от византийцев, когда их войска пересекли пролив и попытались вернуть город Septem (Сеуту). Эти сведения, по крайней мере в той форме, в которой Исидор их нам передает, создают проблему, поскольку весьма сомнительно, что вестготы когда-либо занимали Сеуту. Она была захвачена византийцами сразу же после завоевания королевства вандалов в 533-534 гг. войсками Юстиниана. Из установлений, касающихся Сеуты, содержащихся в Кодексе Юстиниана от 534 г., мы узнаем, что город оказался под управлением трибуна, который имел в своем распоряжении войска и суда для защиты города от нападений из Испании56. Таким образом, мы имеем дело с противоречивыми сведениями, хотя оба рассказа совпадают в том, что в качестве причины напряженных отношений между византийцами и готами называют близость византийцев к Пиренейскому полуострову и их контроль над Гибралтарским проливом57.
Сведения об этих конфликтах с византийцами указывают на то, что во время правления Теудиса вестготы вторглись в Baetica. Возможно, летом 533 г. Теудис перенес свой двор в Hispalis (Севилью) потому, что торговцы, которые, после того как пересекли
56 Cod. lust. 1.37.
57 BarberodeAguilera(1987),p. 137-138.Thompson(1969),р. 15,Orlandis(1977), p. 75, and Garcia Moreno (1989), p. 98, придерживаются рассказа Исидора.
245
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
Гибралтарский пролив, по-видимому, поднялись вверх по реке, чтобы попасть ко двору короля, сообщили ему о взятии Карфагена войсками военачальника Велизария58 59. Территории на побережье Carthaginensis также стали частью королевства вестготов при Теудисе, о чем свидетельствует проведение собора в Валенсии в 546 г., в период его правления. Эти успехи в расширении территории королевства, несомненно, были результатом способности Теудиса объединять старые римские провинции, способности, о которой наглядно свидетельствуют его брак и его законотворческая активность. Самой поразительной частью последней стал его закон о судебных издержках, который специальным указом короля был включен в Бревиарий Алариха. Таким образом король-варвар впервые улучшил сборник римских законов, придав своему правовому акту значение, равное имперским законам.
Таким образом, мы проанализировали всю информацию, касающуюся установления военного или политико-административного контроля со стороны вестготов над Пиренейским полуостровом, обращая особое внимание на постепенный характер этого процесса. Теперь мы рассмотрим вопрос о расселении готов в Испании, о котором мы имеем немного меньше сведений. Согласно классическим представлениям, которые впервые появились в работах Райнхарта в 1945 г., основанных на данных с некополей на северной границе meseta59, основная масса готов компактно расселялась в верхней части бассейнов рек Дуэро и Тахо. Этот тезис получил широкое признание и был развит Менендесом Пидалем и Санчесом Альбор- насом, которые связали эти поселения с сообщениями из Chronica Caesaraugustana о значительном вторжении готов в 494 г. и их позднейшем расселении в 497 г.60 Абадаль также придавал особое значение информации из Chronica Caesaraugustana, хотя он считал, что поселения располагались в Tarraconensis. В последние десятилетия все больше и больше ученых ставят под сомнение возможность компактного поселения на плато61. Подобное изменение мнений стало результатом археологических исследований, которые привели к основательному пересмотру установок, из кото¬
58 Прокопий «Историявойн» III.24.7-18.
59 meseta (исп.) - плоскогорье, плато. Имеется в виду так наз. Иберийская Месета - плато, занимающее большую часть Пиренейского полуострова. - Примеч. науч. ред.
60 См. выше, с. 235.
61 О состоянии дискуссии см. в Olmo Enciso (1992), р. 185-187.
246
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
рых исходил Рейнхарт. Тем не менее достижения в этой области накапливаются медленно, и мы можем только надеяться, что продолжающиеся работы станут предметом систематической интерпретации, способной предложить альтернативную точку зрения.
Кроме того, не просто определить, на каких землях создавались эти поселения. Можно предположить, что они располагались на bona vacantia или caduca62 63 64, либо даже на землях имперского фиска, которые перешли во владение короля вестготов. В качестве альтернативы они могли опираться на систему распределения частных земельных владений в соответствии с практикой hospitalitas62. Цитировавшаяся выше надпись в память о восстановлении моста в Мериде в 483 г. указывает на то, что гарнизон под командованием герцога Саллы, размещенный в этом городе, по приказу короля получил земли для ведения сельского хозяйства. Эти участки могли принадлежать фиску в качестве bona vacantia города, поскольку не похоже, что они были выделены в результате передела частных земельных владений. Однако возможно, что в других случаях готы прибегали к этому, поскольку, когда в середине VII в. Реккествинт выпустил новый свод законов - Liber Iudiciorum - в него входили два законодательных акта, обозначенных как antiquae, на основе которых должны были разрешаться конфликты из-за участков, возникавшие при разделе земельных владений между готами и римлянами. Два закона были включены в свод под следующими заголовками: De divisione terrarum facta inter Gotum atque Romanum и De silvis inter Gotum et Romanum indivisis relictis6*. Поскольку они были описаны как antiquae, считается, что эти правовые акты были взяты из Codex Revisus Леовигильда65, но Леовигильд придерживался предписаний Эйриха по разделу земель. Их последующее включение в Liber Iudiciorum предполагает, что, по крайней мере
62 bona vacantia или caduca (лат.) - брошенное, не имеющее хозяина имущество. -Примеч. науч.ред.
63 hospitalitas (лат.) - гостеприимство; имеется в виду система постоя. - Примеч. науч.ред.
64 LVX. 1.8и9,р. 385,386. De divisione terrarum facta inter Gotum atque Romanum (лат.) - «О разделе земель между готами и римлянами»; De silvis inter Gotum et Romanum indivisis relictis (лат.) - «О лесах, остающихся неразделенными между готами и римлянами». - Примеч. науч.ред.
65 Codex Revisus (доел. «Пересмотренный свод») - компиляция законов, составленная на основе «Эдикта короля Эйриха» (ок. 475 г.) и законов, изданных его преемниками, включая Леовигильда (568-586). - Примеч. науч.ред.
247
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
в некоторых случаях, поселения управлялись согласно практике hospitalitas.
Правление Теудиса закончилось трагически. Правителя убили в 548 г., и, согласно Исидору, умирающий король заставил всех дать клятву, что убийца не будет казнен, потому что он сам заслужил подобную смерть, обманом погубив своего господина. Это заявление считается намеком на участие Теудиса в убийстве его предшественника Амалариха. Его преемником стал Теудигизел - военачальник, одержавший победу над франками, но он едва смог удержаться на троне в течение года и был жестоко убит в 549 г. в Севилье. Не вызывает сомнения, что эти две смерти были запоздалой реакцией фракции вестготов, которая лишилась власти после убийства Амалариха.
ВНУТРЕННИЕ РАЗНОГЛАСИЯ И УТВЕРЖДЕНИЕ ВИЗАНТИЙЦЕВ В ИСПАНИИ
История королевства вестготов в последующие годы определялась несколькими взаимосвязанными событиями: гражданской войной, ослаблением власти вестготов в Baetica и присутствием византийцев на юге и юго-востоке peninsula. Важнейшим источником по истории этого периода остается, несмотря на ее недостатки, Historia Gothorum Исидора Севильского, поскольку Прокопий, чьи работы столь богаты информацией, как ни прискорбно, не интересовался войнами Византии в Hispania.
Преемником Теудигизела стал Агила (549-554 гг.). В первые годы своего правления он столкнулся с восстанием в Кордове на территории Бетики. Король был разбит жителями Кордовы, был убит его сын, он лишился сокровищницы и был вынужден укрыться в Мериде в Лузитании. После этого знатный гот Атана- гильд, укрепившись в Севилье - еще одном городе Бетики, поднял новое восстание. Он разбил армию, которую из Мериды отправил против него Агила. Исидор помещает высадку византийцев войны на полуострове в контекст гражданской войны, как если бы они пришли на помощь Атанагтльду и по его просьбе. Восстание Атана- гильда может рассматриваться как реакция на борьбу группировок за контроль над престолом, начавшуюся среди политической элиты вестготов после смерти Гезалеха. Однако переход сенаторов Baetica на сторону Византии указывает на истинную причину гражданской
248
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
войны, и только в сотрудничестве с ними византийцы смогли обратить свои военные победы в стабильную власть над территорией, хотя и ограниченную крайним югом и юго-востоком полуострова.
Возможно, помощь восстанию Атанагильда могла послужить поводом для появления византийцев, но его необходимо рассматривать исходя из программы Юстиниана по восстановлению власти над старыми провинциями в Западной империи. В Hispania, в отличие от Северной Африки и Италии, византийцы смогли захватить лишь небольшую часть старой имперской территории. Владения Византии простирались вдоль побережья между Картахеной и устьем реки Гваделете, с анклавами внутри континента, где они контролировали Басти (Басу) и Асидонию (Медину Сидонию), хотя главными их центрами являлись средиземноморские города Картахена и Малага. Кордова, вопреки широко распространенному мнению, не осталась под властью Византии, а управлялась римля- нами-жителями провинции, которым удавалось сохранять свою независимость до 572 г., когда город был взят Леовигильдом66. Территории, захваченные византийцами, были вместе с Балеарскими островами включены в новую провинцию Spania и подчинены преторианской префектуре Африки, созданной Юстинианом в 534 г., когда было завершено завоевание королевства вандалов.
Основная часть армии под командованием патриция Либерия, который был префектом претория в Арле в правление Теодориха Остготского, прибыла на полуостров в 552 г.67 Гражданская война закончилась победой Атанагильда, и в 555 г. Агила был убит в Мериде своими сторонниками, которые затем перешли на сторону его противника. Атанагильд (555-567 гг.) воевал со своими бывшими союзниками-византийцами и пытался восстановить власть вестготов в Baetica, где в конце своего правления смог захватить Севилью - город, в котором он в свое время поднял восстание. Chronica Caesaraugustana сообщает также, что он несколько раз нападал на Кордову68. Одним из главных последствий граж¬
66 Географические границы были реконструированы Штрохекером и Томпсоном: Stroheker (1965), р. 211, и Thompson (1969), р. 320-323.
67 Информация о Либерии см. в Jordanes, Getica, 303; о дате см. Stein (1949), II,
р. 820-821.
68 Chronicon Caesaraugustanorum s.а. 468; дата в хронике, должно быть, указана ошибочно, поскольку другие источники и свидетельства, за исключением Иоанна Бикларийского, датируют смерть Атанагильда 567 г., см. Grosse, Fontes Hispaniae Antiquae, p. 141-142, и эта последняя дата является общепринятой среди исследователей.
249
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
данской войны стала потеря готами влияния в южных регионах полуострова, попавших под контроль Константинополя или самих местных испано-римлян. С другой стороны, отношения с франками оставались мирными, и Атанагиль организовал браки двух своих дочерей с меровингскими королями: Брунгильды с Сигибертом I Мецким, Галсвинты с Хильпериком Суассонским69. Оба брака должны были лишить короля Бургундии Гунтрамна союзников и защитить Готскую Таллию/Narbonensis. Наконец, в 567 г. король умер своей смертью в Толедо.
ЭРА ЛЕОВИГИЛЬДА
По словам Исидора, после смерти Атанагильда трон оставался не занятым в течение пяти месяцев, пока в Нарбонне на него в 567 г. не взошел Лиува. На втором году своего правления он назначил своим соправителем брата Леовигильда. Леовигильд стал правителем Hispania, а за собой Лиува оставил Септиманию. В первый год своего правления Леовигильд, который уже имел двух сыновей от предыдущего брака, женился на Гоисвинте, вдове Атанагильда, и, согласно Иоанну Бикларийскому, восстановил королевство, территория которого значительно сократилась в результате различных восстаний, в его первоначальных границах. Создается впечатление, что эти события были взаимосвязаны и что брак с Гоисвинтой, которая в свое время была важной политической фигурой, способствовал умиротворению королевства, сплачивая военно-политических сторонников покойного короля70. Вскоре после этого Лиува умер, оставив Леовигильда в 572 г. единственным правителем королевства.
Эра Леовигильда (568-586 гг.) знаменует собой апогей развития королевства вестготов в период господства в нем арианства. В пользу этого существуют веские доказательства, поскольку недостатки Historia Gothorum Исидора в данном случае компенсируются Chronicon'ом Иоанна Бикларийского, который по происхождению был готом-католиком, получившим образование в Константинополе, где он жил в течение нескольких лет. По возвращению в Hispania он был отправлен Леовигильд ом в ссылку
69 Григорий «История» IV.27, 28.106-1, который также сообщает о жестоком убийстве Галсвинты по приказу Хильперика, действовавшего по наущению своей любовницы Фредегонды, осложнившим отношения между вестготами и франками, и еще больше между Мецким и Суассонским королевствами.
70 Orlandis (1977), р. 94.
250
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
в Барселону из-за своего вероисповедания, а позднее он основал монастырь в Бикларе71. После смерти Леовигильда Иоанн завершил свою карьеру на посту епископа Жироны. Все эти обстоятельства, вкупе с его эрудицией и политической самостоятельностью, придают Хронике Иоанна Бик л арийского, охватывающей период 567-590 гг., неоценимое значение72.
В первые годы своего правления Леовигильд сосредоточил свое внимание на юге полуострова, где власть вестготов находилась под угрозой из-за гражданской войны и вторжения византийцев. Согласно Иоанну Бикларийскому, в 570 г. вестготский правитель вторгся на византийскую территорию с войском, опустошил территории вокруг Басы и Малаги, а в следующем году смог вернуть город Асидонию, находящийся рядом с проливом. В это же время восстала Кордова, которая была захвачена им в 572 г. : это восстание, по всей видимости, произошло независимо от влияния Византии, а его предпосылки необходимо искать в предыдущих восстаниях времен Агилы и Атанагильда. Подчинение Кордовы завершилось захватом окружающих ее городов и крепостей, а также убийством большого числа rustici73.
После того как ему удалось утвердить свою власть над византийцами и жителями провинции Бетика, Леовигильд начал войну на севере полуострова. В 573 г. король вестготов вторгся в Сабарию, сразился с ее жителями - саппами и восстановил свой контроль над регионом. Саппы были народом слабо затронутым романизацией, сохранившим древнее название своего племени и проживавшим на территории современной провинции Замора. В 575 г. Леовигильд вступил в Арегенские горы, где захватил Аспидия - «правителя этой местности», вместе с его семьей, восстановив власть над этой территорией. Местоположение Арегенских гор было определено на юге провинции Оренсе, недалеко от Сабарии74. Исходя из их географии, эти военные компании должны были продемонстрировать власть вестготов по отношению к свевам. В 576 г. Леовигильд перенес военные действия к границам Gallaecia и принудил короля свевов Миро заключить выгодный для вестготов мир.
Препятствием на пути экспансионистской политики Леовигильда стало сопротивление двух народов, проживавших на севере
71 Исидор Севильский De Viris Illustribus XXXI.
72 Мы пользуемся изданием Campos (1960), р. 77-100.
73 rustici (лат.) - крестьяне, сельские жители. - Примеч. науч.ред.
74 О местоположении Сабарии и Ареганских гор см. в Campos (1960), р. 118,123.
251
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
полуострова, - кантабров и басков. С последних дней существования Империи они смогли обратить свое непрочное включение в ее состав в фактическую независимость75. Согласно краткому рассказу Иоанна Бик л арийского, в 574 г. Леовигильд вторгся в Кантабрию, разбил захватчиков (pervasores), захватил Амайю и подчинил или, лучше сказать, восстановил свою власть в регионе. Хроника возвращается к обсуждению другого похода Леовигильда на север, на этот раз против басков в 581 г., в результате которого он занял часть Басконии и основал город Victoriacum (Витория). Победы Леовигилда не положили конец независимости кантабров и басков, против которых его преемники периодически совершали новые экспедиции, но Леовигильд преуспел в водворении мира на территории, занятой этими народами, поскольку как Амайя, так и Victoriacum были крепостями, расположенными на юге Кантабрии и Басконии. Войска, расквартированные в них, должны были предотвратить вторжениям с их территории, что согласуется с термином pervasores, который летописец использует для описания кантабров76.
Рассказывая о военных компаний первых лет его царствования, Иоанн Бикларийский сообщает, что в 577 г. Леовигильд вторгся в Оропсенду, захватил крепости и города и подчинил регион себе. Также он передает, что чуть позже здесь произошел бунт крестьян (rustici rebelantes), который был подавлено готами. Таким образом готы получили власть над Оропсендой. Завоевание этого региона, расположенного в восточной части Baetica77, происходило в два этапа: на первом готы захватили города и крепости, подчиняя себе доминирующие социальные группы; но позднее, на втором этапе, имел место бунт крестьян, который был подавлен. Возможно, войны вестготов с местными правителями привели к временному освобождению крестьян. Нечто похожее, должно быть, произошло, когда в 572 г. Леовигильд подавил восстание в Кордове, поскольку после этого многие соседние города и крепости были вынуждены казнить большое количество rustici, чтобы восстановить свою власть.
Свидетельства Иоанна Бикларийского позволяют предположить, что до этого момента военные компании Леовигильда были не столько экспансионистскими, сколько призванными восстановить единство королевства перед лицом византийцев и све-
75 Barbero and Vigil (1974), р. 13-50.
76 Barbero and Vigil (1974), p. 54-67, 74-80.
77 Campos (1960), p. 126.
252
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
вов, а также местных правителей, которые вышли из-под контроля готов, воспользовавшись их внутренней борьбой в предыдущие годы. Это относится к сенаторам Кордовы (dominium revocat), жителям Сабарии (redigit dicionem), Арегенских гор (redigit potestatem), и даже кантабрийским pervasores (revocat dicionem), поскольку все эти фразы в хронике, скорее, говорят о восстановлении власти вестготов, а не о включении территорий ex novo78. Единственным исключением является регион Оропсенды, о котором сообщается, что Леовигильд после подчинения местных городов и крепостей сделал его suam provinciam79. Это впечатление создается самим Иоанном, который сообщает, что в 578 г. правитель, после того как тираны были уничтожены, а захватчики разбиты, сделал привал, чтобы разделил свой отдых с «плебсом», и основал в Кельтиберии город, известный как Рекополис, который назвал в честь своего сына.
ВОССТАНИЕ ГЕРМЕНЕГИ ЛЬДА
Однако реализация программы восстановления вестготского государства оказалась под угрозой из-за новых проблем, которые возникли на следующий год в Baetica и привели к гражданской войне между королем и его сыном Герменегильдом. В 573 г. Леовигильд сделал Герменегильда и Реккареда - своих сыновей от первого брака - consortes regni90. Назвав их наследниками престола, он следовал примеру своего брата Лиувы и подготавливал предстоящую передачу власти. По словам Иоанна Бикларийского, в 579 г. Герменегильд был поставлен во главе провинции, весьма вероятно, Бетики, в качестве короля-регента (ad regnandum). В том же году он женился на меровингской принцессе Ингуде, которая была дочерью Сигиберта Мецкого и Брунгильды - дочери Атанагильда и Гоисвинты. Передача Леовигильдом королевских полномочий своему сыну стало реакцией как на потребность непосредственно контролировать регион, который с 550 г. сотрясали постоянные восстания, так и на давление со стороны могущественных сто- 78 79 8078 dominium revocat - «возобновил господство», redigit dicionem, redigit potestatem, revocat dicionem «восстановил власть», ex novo - заново. - Примеч. науч. ред.
79 suam provinciam — «своей провинцией». - Примеч. науч. ред. Иоанн Бикларий- ский 572, 573, 574, 575, 577. Мы исключаем Басконию, власть над которой была установлена после начала восстания Герменгельда в 579 г.
80 consortes regni (лат.) - «соучастниками царской власти». - Примеч. науч.ред.
253
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ронников Атанагильда, заинтересованных в близости к принцу, связанному при помощи брачных уз с их прежним господином. В том случае, если целью было укрепление королевства, то эта мера имела прямо противоположный эффект. Вскоре сын восстал против отца и по наущению сторонников королевы Гоисвинты (factione Gosuinthae) захватил власть в Севилье, распространив свое восстание на множество городов и крепостей. Григорий Турский завершает картину, добавляя, что Герменегильд, убежденный Ингундой, отказался от арианства, приняв имя Иоанн, и обратился за помощью к Византии. Восстание быстро распространялось и достигло города Мерида в Лузитании.
Леовигильд не сразу прибегнул к военному контрнаступлению, но в течение более чем двух лет искал другие способы, которые позволили бы ему мирно разрешить этот конфликт. В 580 г. он созвал собор арианской церкви в Толедо, где были приняты меры для облегчения обращения католиков, что, по-видимому, имело определенные результаты. В 581 г. он отправился в поход против басков. Эта военная кампания совпала по времени с экспедицией меровингского короля Хильперика Суассонского, с которым Леовигильд в то время поддерживал тесный союз. Это должно было предотвратить возможное вмешательство королей Орлеана и Меца, последний из которых был братом Ингунды. Наконец, в 582 г., купив невмешательство Византии, Леовигиль выступил против своего сына Герменегильда. Сначала, в 582 г. он захватил город Мериду, в честь победы над которым была отчеканена монета, а затем, в 583 г., он направился к Севилье, которую взял после длительной осады. Король свевов Миро, принявший участие в этих событиях, был убит, хотя нелегко определить, кого он поддерживал: Леовигильда, как утверждает Иоанн Бикларийский, или Герменегильда, согласно сведениям Григория Турского, который добавляет, что Леовигильд позже победил Миро и принудил его присоединиться к себе, заставив принести клятву верности. После взятия города в 583 г. Герменегильд бежал, но был в конце концов схвачен и казнен в Таррагоне в 585 г., в то время как Ингунда и ее сын Атанагильд остались в руках византийцев и отправились на Восток. Ингунда умерла во время путешествия, а следы Атанагильда теряются в Константинополе81.
81 Восстание Герменегильда и его подавление в нескольких источниках изображаются как знаменательное событие. Мы в основном придерживались Иоанна Бикларийского 580-585; Григория «История». V.38.243-4, VI.18.287-288, VI.40.310-312; VI.43.314-316, VIII.18.384; Исидора Historia Gothorum, 49.
254
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
Восстание и смерть Герменегильда остаются предметом дискуссий со времени, когда произошли эти события, и вплоть до наших дней. Для некоторых, например, Григория Турского и папы Григория Великого, у этого столкновения были мощные религиозные предпосылки, а смерть Герменегильда была своего рода мученичеством. С другой стороны, испанские историки, такие как Иоанн Бикларийский и Исидор Севильский, описывают восстание как «тиранию», незаконный силовой захват власти. В настоящее время считается, что восстанию Герменегильда и его мгновенному успеху способствовали различные факторы, среди которых необходимо выделить внутренние разногласия, представленные factione Gosuinthae reginae, главы дома Атанагильда; враждебное отношение Baetica и ее больших городов к власти вестготов, а также помощь со стороны Византии. К этому необходимо добавить религиозный фактор, который, хотя и не был столь значимым, как его представляет Григорий Турский, несомненно, способствовал идеологическому сплочению участников восстания. Мы также можем констатировать, что окончание гражданской войны знаменовало прекращение традиционных восстаний городов Бетики и указывало на начало полномасштабной интеграции ее руководящих групп. Оно положило конец центробежным тенденциям среди аристократии Бетики и остановило процесс, который мог привести к увеличению количества королевств готов, подобно тому как это произошло в меровингской Галлии.
ПРИСОЕДИНЕНИЕ КОРОЛЕВСТВА СВЕВОВ
Косвенным следствием узурпации власти Герменегильдом стал захват готами королевства свевов, что, несомненно, было наиболее важным событием с точки зрения территориального расширения Толедского королевства вестготов. Нам неизвестна история королевства свевов в период с 469 г., на котором заканчивается «Хроника» Идация, и до первых строк Historia Suevorum Исидора, рассказывающих о правлении Теодемира (561-570 гг.). Во второй половине VI в. королевство свевов, до его вхождения в состав вестготского королевства, по всей видимости, представляло собой относительно стабильную монархию, чьи территории ограничивались пределами старой римской провинции Gallaecia и северной Лузитании, как было указано выше. В области религии оно пере¬
255
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
живало коренные изменения, которые были вызваны отказом свевов от арианства и их обращением в католичество в правление Теоде- мира82. Это обращение служит отражением внутреннего сплочения королевства, поскольку оно положило конец двойственности fides83, обеспечивая возможность для объединения правящих меньшинств свевов и римлян. По словам Иоанна Бикларийского, в начале своего правления Миро, который сменил Теодемира в 570 г., предпринял поход против «рунконов», или «рокконов» - полузависимого и малоизвестного народа, который, как считается, проживал на юго- востоке королевства свевов. Эти действия могут рассматриваться как своего рода претензия на территориальное расширение. Однако несколькими годами позже Миро, как мы видели, подвергся нападению со стороны Леовигильда и был вынужден в 576 г. заключить мир, выгодный для вестготов, который, возможно, предполагал определенные военные обязательства. Поэтому, как утверждает Иоанн Бик л арийский, Миро вместе со своим войском присутствовал в Севилье, оказывая помощь Леовигильду, хотя, как мы уже говорили, Григорий Турский предлагает другую версию событий. Миро умер в Бетике во время осады Севильи, а после его смерти началась борьба за престол, которая способствовала присоединению королевства свевов к государству вестготов.
Истоки этой борьбы за престол коренятся в наличии противоположных позиций по вопросам будущей внешней политики в отношении королевства вестготов. Григорий Турский утверждает, что Леовигильд вынудил Миро принести клятву верности и что его преемник Эборик не получил в свои руки власть над королевством, пока, в свою очередь, не принес клятву верности Леовигильду84. Эти сведения указывают на личную зависимость королей свевов в их отношениях с Леовигильдом. К этому же заключению можно прийти, если принять версию Иоанна Бикларийского, и в таком случае военная помощь, оказанная Миро, указывает на аналогичную зависимость, хотя он должен был попасть в нее несколько ранее. Возможно, королевство свевов так никогда и не освободилось от контроля, установленного королем вестготов Эйрихом во время правления Ремисмунда, логическим итогом чего стала поглощение этого королевства при Леовигильде.
82 О конкретных условиях, в которых произошло обращение, см. в Thompson (1980), р. 77-92.
83 fides (лат.) - вера. - Примеч. науч.ред.
84 Григория «История» VI.43.314-316.
256
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
Сначала преемником Миро стал его сын Эборик, но вскоре он был свергнут своим зятем Аудекой и заключен в монастырь с целью окончательно исключить его из числа претендентов на престол. Это событие дало Леовигильду, как покровителю свергнутого короля, повод напасть на королевство свевов в 585 г. и лишить Аудеку престола. Однако король вестготов не вернул трон Эборику, но, по словам Иоанна Бикларийского, присвоил его сокровища и подчинил «народ» и patria свевов своей власти, превратив ее в провинцию Вестготского королевства. Тем не менее, прежде чем королю вестготов удалось окончательно присоединить королевство свевов, ему пришлось разбить некоего Маларика, который попытался взойти на трон.
Во время правления Леовигильда старательно поддерживались отношения с различными королевствами франков, хотя иногда они находились под угрозой, в основном потому, что сами эти королевства конфликтовали друг с другом. Подобно своим предшественникам, король вестготов стремился установить с ними более тесные связи посредством брачных союзов. Ранее в этом контексте уже обсуждался брак Герменегильда и Ингунды, который знаменовал сближение с королем Меца. После этого возник проект, впоследствии расстроившийся, женить Реккареда на другой меро- вингской принцесс - Ригунте, дочери Хильперика Суассонского. Как подробно рассказывает Григорий Турский, предполагаемый брак был согласован с помощью нескольких посольств85. Целью этого союза также была нейтрализация Гунтрамна Орлеанского, который, если учесть близость его королевства, представлял постоянную угрозу Narbonensis, а также предотвращение возможного вторжения брата Ингунды, короля Меца, от имени Герменегильда86. Однако убийство Хильперика Суассонского в конце 584 г., в то время как его дочь была на пути в Испанию, помешало свадьбе, и Ригунта, приданное которой было украдено, оказалась заложницей в Тулузе.
В следующем 585 г. Гунтрамн Бургундский вторгся в Narbonensis. Это нападение произошло в тот момент, когда вестготский
85 Григорий «История» VI.18.287-288, VI.40.310-312, VI.45.317-319.
86 Существует предположение, что, возможно, брачный проект послужил толчком для восстания Герменегильда, поскольку Хильперик был ответственен за смерть вестготской принцессы Галсвинты, сестры Брунгильды, которая была матерью Ингунды и дочерью короля Атанагильда и Гоисвинты, последняя из которых была женой Леовигильда, см. Isla Frez (1990), р. 24-25.
257
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
король сражался со свевами в Галлеции, и, вероятно, имело две цели: расширить территории Гунтрамна за счет Narbonensis и в то же время воспрепятствовать действиям Леовигильда против королевства свевов. От Григория Турского мы узнаем, что перед этим дворы в Суассоне и Толедо обменялись посольствами, так же поступили и Брака с Орлеаном87. Леовигиль поручил миссию по выдворению франкских войск своему сыну Реккареду. Он одержал победу и не только изгнал франков с территорий, которые они захватили, но также занял позиции франков за границами Narbonensis. Несмотря на стремление нейтрализовать возможную франкскую угрозу посредством брачных союзов, франки не представляли серьезной угрозы для вестготов в это время, в основном из-за междоусобных конфликтов, которые подтачивали меровинг- ские королевства.
КОНСОЛИДАЦИЯ И РЕОРГАНИЗАЦИЯ КОРОЛЕВСТВА
Личность Леовигильда и его усилия по объединению и реорганизации королевства вестготов, а также энергия, которую он проявил, достигая своих целей и побеждая врагов, не осталась незамеченной его современниками. Несколькими годами позже Исидор Севильский описал эти события следующим образом:
«Этот [Леовигильд] оказался также опасным и для некоторых своих, ибо кого бы ни нашел высокороднейшим и могущественнейшим, либо рубил ему голову, либо, объявив вне закона, отправлял в ссылку. Он был первым, кто обогатил фиск, и первым, кто пополнил казну путем грабежа своих граждан и разорения врагов. Он, кроме [218] этого, основал город в Кельтиберии, которой назвал в честь своего сына Рекополем. Он исправил те законы, которые, как казалось, были неумело сформулированы Эврихом, добавив ряд недостающих законов и устранив множество лишних. Правил же он восемнадцать лет и умер собственной смертью в Толете»88.
87 Григорий «История» V.41.248, VIII.35.404. Григорий также рассказывает, как Леовигильд разграбил торговые суда франков, шедшие из Галлии в Галисию.
88 Пер. А. М. Поповой, В. М. Тюленева (Исидор Севильский. История готов, вандалов и свевов // Формы исторического сознания от поздней античности до эпохи Возрождения (Исследования и тексты): Сборник научных трудов памяти Клавдии Дмитриевны Авдеевой. Иваново. 2000). - Примеч. пер.)
258
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
Исидор утверждал, что: «Он первым сел на трон в королевских одеяниях; ибо прежде правители носили те же одежды и сидели на тех же сидениях, что и остальной народ»89.
Слова Исидора отражают процесс создания вестготского государства и действия, предпринимаемые Леовигильдом для его укрепления. Король, находившийся на вершине государственной власти, был, в принципе, не более чем одним из могущественных магнатов, имевшим клиентов, большие земельные владения и сокровища. Поэтому, как это часто случалось со времен Амала- риха, тот представитель знати, который имел достаточно сил, чтобы оспорить власть короля и стать претендентом на престол и соперником, как правило, делал это. В результате Леовигильд столкнулся не только с врагами за границами королевства и войнами с более или менее независимыми народами полуострова, но, по свидетельству Исидора, также был вынужден устранять самых опасных представителей знати, включая собственного сына, которых он убил или отправил в изгнание и чью собственность он присвоил. С помощью этих конфискаций он обогатил собственную сокровищницу, которая также пополнялась с помощью тяжелой дани, описанной как «грабеж своих граждан». Эти меры позволили чеканить золотую монету хорошего качества вновь в виде trientes или tremises (монеты достоинством в треть solidus’а), на основе римских образцов. Они впервые были выпущены от имени вестготского монарха, тем самым была прекращена существовавшая прежде практика воспроизведения на них изображения императора. Это было смелое и политически важное начинание, поскольку таким образом Леовигильд давал понять, что последние связи, объединявшие вестготскую монархию с Римской империей, разорваны. Основание Рекополиса стало первым случаем, когда король-варвар заложил город, и, поступая так, Леовигильд ставил себя на один уровень с императором, который продолжал оставаться для него институциональной моделью, что очевидно из основания города и
89 Исидор «История готов» 51: ‘Extitit autem quibusdam suorum perniciosum, nam quoscumque nobilissimos ac potentissimos uidit aut capite truncauit aut prescriptos in exilium egit. Fiscum quoque primus iste locupletauit primusque aerarium de rapinis ciuium hostiumque manubiis auxit. Condidit etiam ciuitatem in Celtiberia, quam ex nomine fili sui Recopolim nominauit. In legibus quoque ea quae Eurico incondite constituta uidebantur correxit, plurimas leges praetermissas adiciens plerasque superfluas auferens . . . primusque inter suos regali ueste opertus solio resedit, nam ante eum et habitus et consessus communis ut gentii, ita et regibus erat’; ed. Rodr guez Alonso (1975), p. 258-259.
259
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
использования греческого суффикса «полис» в его названии. Престиж, который Леовигильд хотел придать королевской власти, был также спроецирован на внутреннюю жизнь королевства и новые визуальные символы, такие как трон и королевское одеяние, которые явно указывали на превосходство короля над остальной знатью.
Исидор также показывает роль Леовигильда в качестве законодателя, описывая, как он завершил труд Эйриха, включив закон, который разрешал браки между готами и римлянами, несмотря на существовавший в римском праве запрет на союзы между римлянами и варварами90. Этот закон придал юридический статус тому, что на протяжении длительного времени и довольно часто происходило на практике, хотя мы имеем сведения о смешанных браках только между людьми с высоким социальным статусом, такими как остгот Теудис и богатая землевладелица, на которой он был женат. Религиозное объединение было еще одним важным шагом на пути к формированию римско-готской идентичности, поэтому нет ничего удивительного в том, что оно было приоритетным направлением в политике Леовигильда. Однако его стремление достичь единства на основе всеобщего перехода в арианство было раскритиковано Исидором, который обвинял его в том, что он инициировал гонения и сослал многих представителей католического духовенства, а также ограничил доходы и привилегии церкви. Среди отправленных в изгнание были католические священнослужители-готы, такие как хронист Иоанн Бикларийский и епископ Масоне Меридский. Несомненно, Исидор сгущает здесь краски, и в настоящее время исследователи склонны преуменьшать масштабы гонений.
Религиозные разногласия внутри любого государства всегда явля- лись серьезной политической проблемой для правительств того времени. В Восточной империи произошло множество конфликтов, в основе которых лежали религиозные споры, и императоры старались сохранить единство, безуспешно пытаясь примирить антагонистические позиции91. С другой стороны, в варварских королевствах, за исключением франкского, также имела место напряженность, поскольку некоторые из этих народов приняли арианство, противниками которого были никейские христиане, составлявшие большинство населения. Королевство свевов - дру¬
90 LFIII. 1.1.
91 См. Лаут, главы 4 выше и 11 ниже.
260
ГЛАВА 7. Создание королевств свевов и вестготов в Испании
гое варварское королевство полуострова, столкнувшееся с теми же проблемами, - достигло объединения в период, непосредственно предшествовавший вступлению Леовигильда на престол, путем отказа от арианства и обращения в никейскую веру. Пытаясь добиться религиозного единения, вестготский король стремился сделать привлекательным для католического духовенства переход в арианство. Важнейший шаг был предпринят в 580 г., когда вспыхнуло восстание Герменегильда, после чего Леовигильд созвал арианский собор в Толедо. По словам Иоанна Бикларийского, на этом соборе были приняты меры, призванные облегчить обращение католиков в арианство, в частности, указывалось, что нет необходимости снова принимать крещение, достаточно просто возложить руки и произнести символ веры gloria patri per filium in spiritu sancto92. Это была формула согласия, смягчавшая некоторые старые разногласия в восприятии лиц Троицы между вероисповеданиями. Исидор сообщает, что произошло множество обращений в арианство, и ссылается на материальные выгоды, полученные обратившимися, среди которых он упоминает епископа Сарагосы Викентия. В целом, уступка, сделанная собором в Толедо, и другие, предложенные королем, которые упоминает Григорий Турский, такие как разрешение почитания реликвий мучеников в неари- анских церквях93, были недостаточны для успешного достижения религиозного единства. Желанное объединение наступило только в правление его сына и преемника Реккареда, но уже под влиянием другой тенденции. Победа католицизма при Реккареде ознаменовала собой начало нового этапа в истории королевства вестготов.
92 gloria patri per filium in spiritu sancto (лат.) - «слава Отцу через Сына в Святом Духе». - Примеч. науч.ред.
93 Григорий «История» VI. 18.287-288.
261
ГЛАВА 8
МЕРОВИНГСКАЯ ГАЛЛИЯ И ФРАНКСКИЕ ЗАВОЕВАНИЯ1
Реймонд ВанДам
В позднеримский период мало что указывало на связь будущего Европы с франками. На излете III в. германцы, которые в письменных источниках именуются франками, объединились с другими варварами, дабы оспорить власть Рима в Галлии. Этот союз включал разные племена, селившиеся ранее к северу и востоку от Нижнего Рейна. Хотя вражда с Римом и не шла на убыль, к началу IV в. некоторые франки оказались расселенными на землях северной Галлии, в пределах империи. Так, салические франки к середине столетия обосновались в Токсандрии - регионе к югу от рейнского устья. В обмен на возможность проживать здесь франки поставляли империи новых солдат, а порой и целые военные отряды, служившие в составе римской армии по всему Средиземноморью. Со временем франки заступали также на офицерские должности, а некоторые, подобно иным германцам, стали крупными военачальниками, влиявшими на имперскую политику. Франк Бонит, к примеру, поддержал императора Константина в ходе гражданских войн начала IV в., тогда как его сын Сильван, усвоив «римскую культуру», принял христианство и командовал войском в Галлии. Будучи ложно обвиненным при дворе Констанция II в 355 г., Сильван на короткое время даже узурпировал в Кельне императорскую власть - он остался единственным императором франкского происхождения до Карла Великого. Франк Рицимер2 стал главнокомандующим на Востоке и дружил с важнейшими аристократами по всей империи. Его племянник Арбогаст, командуя войсками Западной империи, продолжил войну против соплеменников- франков на северной границе и возглавлял последнюю успешную
1 Перевод главы подготовлен Ю.Е. Вершининой и А.Н. Масловым.
2 Автор, по-видимому, путает франкского полководца Флавия Рицимера / Рики- мера (лат. Ricimer), в 455-472 гг. фактически управлявшего Западной Римской империей, с Флавием Рихомером / Рикомером (лат. Richomeres) - военачальником вт. пол. IV в. и дядей Арбогаста. - Прим, науч.ред.
262
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
экспедицию римлян за Рейн. Арбогаст был столь грозен, что свел в могилу юного императора Валентиниана I, а после выдвинул Евгения в качестве императора-конкурента Феодосию, который в итоге разбил их в 394 г. Выступая врагами, рекрутами, наемниками, франки изначально появлялись в империи как воины, коль скоро у них «зрелой любовью к войне преисполнены даже мальчишки»3.
Однако не только военная служба связывала франков и римлян. Поскольку границы Римской империи всегда были скорее зоной взаимодействия, чем неодолимой полосой препятствий, расселение франков лишь распространяло беспрерывный процесс варваризации на земли северной и даже центральной Галлии4. Хотя на протяжении большей части IV в. имперский двор пребывал в Трире, северная Галлия постепенно ускользала из-под влияния римлян. В начале V в. римская администрация наконец осознала масштабы центробежных сил в культурной и социальной жизни, перебравшись на юг, в Арль. Франки использовали возникшую анархию, чтобы расширить свое влияние. Некоторые из них поддержали в Рейнской области узурпатора Иовина в 411 г.; другие разграбили Трир; некий малоизвестный вождь франков по имени Хлодион на короткое время овладел Камбре и Аррасом; а в 451 г. франки помогли римскому полководцу Аэцию разбить Аттилу и его гуннский союз5. В отсутствии римских магистратов, которые постоянно пребывали бы в северной и центральной Галлии, обеспечивая подобие центральной власти, галльские аристократы и командиры римлян присоединялись к вождям варваров, чтобы сохранить собственное влияние на местах. В середине V в. Эгидий - уроженец Галлии, номинально бывший еще и римским военачальником, основал независимое княжество6 с центром в Суассоне, и некоторые франки северной Галлии даже признали его своим «королем». Его сын Сиагрий наследовал ему с удивительным гибридным титулом «короля римлян»7. В Трире Арбогаст (вероятный потомок полководца Арбогаста) на протяжении 470-х гг. правил, по-видимому, как самостоятельный «граф». Хотя Арбогаст был франком, тем не менее один епископ хвалил его за то, что он писал на латыни
3 Сидоний Carmina V. 249-50. О ранней истории франков см. Zöllner (1970), р. 1-25; Barnes (1994). О франках на римской службе см. Stroheker (1955).
4 Whittaker (1994).
5 Zöllner (1970), р. 25-43.
6 В оригинале автор использует термин principality (княжество), хотя последний вряд ли адекватен применительно к историческим реалиям V в. - Прим, науч.ред.
7 Григорий Hist. II.12.61-2, II.27.71; James (1989); Jarnut (1994).
263
Реймонд Ван Дам
264
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
265
Реймонд Ван Дам
свободной от «варваризмов», а другой - превозносил за принятие христианства8. Еще одним известным вождем был Хильд ерик (происходивший, судя по всему, из салических франков), который, возможно, некогда стал союзником Эгидия в борьбе с вестготами. Сочетая кратковременные союзы и продолжительные военные компании, он в качестве военачальника распространил свое влияние на северную Галлию и, весьма вероятно, заполучил контроль над старой римской провинцией Вторая Белгика. Погребение Хильде- рика в Турне определенно увековечило двойственность его положения, поскольку содержало как франкское оружие, так и римские монеты, инсигнии магистрата и кольцо-печатку, на которой он был изображен в экипировке римского воина9. И «франкизированные» римляне, и «романизированные» франки стали производными культурной, а затем и политической ассимиляции, протекавшей в северной Галлии.
Хлодвиг последовал примеру своего воинственного отца Хиль- дерика. Среди его ближайших соседей были бургунды, которые обосновались в восточной Галлии, и алеманны, давно расселившиеся вдоль верхнего течения Рейна. Алеманнов Хлодвиг в итоге разбил, с бургундами же заключил сделку, женившись на принцессе Клотильде. Он начал распространять свое влияние также и на центральную Галлию, захватив «римское королевство» Сиагрия. Новыми соседями Хлодвига стали вестготы, которых Рим ранее поселил в Аквитании и которые шаг за шагом расширяли свое королевство, особенно в годы недавнего правления короля Эвриха. Поначалу вестготы и родственные им остготы Италии, кажется, пытались вовлечь Хлодвига в сферу своего политического влияния: одна из его сестер стала женой остготского короля Теодориха, а другая перешла в арианство, которого придерживались готы. Но сам Хлодвиг держался от вестготов на расстоянии, иногда сражаясь, иногда ведя переговоры, пока в 507 г. окончательно не разбил их при Вуйе, неподалеку от Пуатье10. В то время как отряды франков и бургун-
8 Сидоний Epistolae IV.17; Epistolae Austrasicae XXIII (135-7: Auspicius Tullensis); Heinzelmann (1982), p. 558.
9 Epistolae Austrasicae II (113: Remigius Remensis); Heinzelmann and Poulin (1986), p. 97-103. О могиле Хильдерика см. James (1988), 58-67.
10 Гербер динг (Gerberding (1987), р. 41)в качестве места битвы теперь предлагает Вулон. Несмотря на попытку Григория Турского (Григорий Hist. 11.35, 37, 84-8), объяснить эту битву как конфликт между католиками-франками и арианами-вестготами, ее причины остаются неясными: см. Кассиодор Variae III. 1-4.12-13.0 попытке Теодориха выступить посредником и о намеке относительно арианского влияния на Хлодвига см. Авит Вьенский Epistolae XLVI p. 75-6); об указаниях Хлодвига своей армии см. Epistola
266
1. Мавзолей Теодориха Великого. Ок. 526 г. (Равенна, Италия).
2. Церковь Сан-Хуан-де-Банъос. Освящена в 661 г. (Баньос-де-Серрато, Паленсия, Испания).
3. Христос во славе с символами евангелистов. Рельеф на боковой стенке саркофага Агильберта в крипте Жуарского (Йотренского) монастыря. Кон. VII в. (Жуар, den. Сена и Марна, Франция).
4. Апсида базилики Сайт-Аполлинаре-ин-Классе. Сер. VI в. (Равенна, Италия).
5. Символ евангелиста Матфея. Евангелие из Дарроу. Сер.-вт. пол. VII в. (Тринити-колледж, Дублин, Ирландия).
6. Вотивная корона Рекцесвинта, найденная (1858 г.) в составе Гуаррасарского клада. VII в. (Национальный археологический музей, Мадрид, Испания).
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
дов осадили Нарбонн и Арль, Хлодвиг вступил в южную Галлию: проведя зиму в Бордо, он захватил сокровищницу вестготов в их бывшей столице Тулузе и взял Ангулем. В военных округах северной Галлии его отец Хильдерик ранее уже присвоил себе отдельные атрибуты римского военачальника и обязанности имперского магистрата. Побывав в более романизированном обществе южной Галлии, Хлодвиг в 508 г. вернулся в Тур. Здесь он не только обрел достоинство почетного консула (а, возможно, и титул патриция) от византийского императора Анастасия, но еще и был облачен в пурпурную тунику и мантию, а также увенчан короной, прежде чем принять, подобно императору, участие в торжественной процессии* 11. После этого Хлодвиг сделал своей резиденцией Париж, который находился на границе между северными владениями франков и недавно завоеванными римскими областями центральной Галлии.
Хлодвиг, помимо прочего, продолжил характерными для него кровавыми методами усиливать контроль над франками. Своему родственнику и королю камбрейских франков Рагнахару, который некогда содействовал походу против Сиагрия, Хловиг позже воздал, убив и его самого и двух его братьев. Другой франкский король Харарих во время войны Хлодвига и Сиагрия хранил нейтралитет - Хлодвиг сначала принудил его вместе с сыном стать клириками, но в итоге убил и их тоже. Еще один родственник и король рейнских франков Сигиберт, правивший в Кельне, помог Хлодвигу в войне с алеманнами, а его сын Хлодерих выступил на стороне Хлодвига против вестготов. Позже Хлодерих по наущению Хлодвига убил своего отца, а Хлодвиг отомстил за Сигиберта, убив Хлодериха. Уничтожив соперников, Хлодвиг смог основать королевскую династию Меровингов, и после смерти в 511 г. ему наследовали только собственные его сыновья12. К тому времени
ad episcopos, MGH Cap. I p. 1-2. О вестготах и церкви см. Wolfram (1988), р. 197-202. О франках и Теодорихе см. Moorhead (1992), р. 51-4, р. 175-94. О хронологии и политике см. Wood (1985), (1994), р. 41-9; Daly (1994); Spencer (1994). В целом об отношениях между франками и вестготами см. выше: Барберо и Лоринг (глава 7).
11 В своем сочинении Григорий Турский утверждает, что после этого к Хлодвигу обращались как «к консулу или августу», но его заголовок к Hist. 11.38 описывает Хлодвига как патриция, см. McCormick (1989). О компаниях в Провансе см. Klingshirn (1994), р. 106-12.
12 Хотя оставались и другие «родственники» : см. Григорий Hist. III. 13-14.109-12, III. 16. 116-17, III.23. 122-3; Vita Patrum 1.2, p. 262-3). Согласно позднейшей традиции, Меровей - предок династии, давший ей свое имя, считался родственником Хлодиона и отцом Хильдерика: см. Григорий Hist. II.9.52-8, и другие легенды см. у Фредегара - Fredegar, Chron. И.9.95; Liber Historiae Francorum с. 5, p. 245-6.
267
Реймонд Ван Дам
их наследство представляло собой обширную державу, поскольку Хлодвиг, разгромив или подчинив окрестные варварские королевства, распространил свою власть на большую часть Галлии. Однако, несмотря на все его усилия по устранению потенциальных конкурентов, сыновья и внуки Хл од вига продолжили семейные распри, враждуя между собой. Епископ Григорий Турский, начиная писать свои «Истории»13 в конце VI в., заметил, что первым братоубийцей был Каин14. Короли-Меровинги сделали все, чтобы он не оказался последним.
СОЗДАНИЕ ФРАНКСКИХ КОРОЛЕВСТВ
Пространные сочинения Григория Турского - важнейший источник информации по ранней истории франкских королевств, а его «Истории» предстают тем опорным повествованием, которое позволяет свести воедино данные писем, поэтических трудов, хроник, житий святых, рассказов о чудесах, церковных канонов, правовых текстов, эпиграфики, нумизматики и археологии. Обсуждая в следующих разделах главы возникновение франкских королевств, особенности королевского правления, роль аристократов и епископов, а также пределы меровингского господства, мы признаем важность сочинений турского епископа. Однако самого Григория интересовало, прежде всего, описание успехов христианства в Галлии: потому он и завершает первую книгу «Историй» рассказом о смерти в 397 г. епископа Мартина - святого покровителя его собственного диоцеза, благодаря которому, как считал Григорий, христианство распространилось в центральной Галлии. Поскольку крещение Хлодвига, видимо, делало его еще одним поборником христианства, Григорий закончил вторую книгу известием о смерти этого короля. Несмотря на бесспорную жестокость Хлодвига, Григорий все же уподоблял его ветхозаветному царю, который «ходил с сердцем правым перед Господом и делал то, что было приятно Его очам»15. Образ христианнейшего царя витает и в
13 Говоря об «Историях» Григория Турского, автор главы ориентируется на то название труда, которое принято считать аутентичным (“Decem Libri Historiarum» ). В отечественной литературе сочинение Григория обычно именуется «Историей франков». - Прим, науч.ред.
14 Григорий Hist. 1.2.6; Герман Парижский (Epistolae Austrasiacae IX, р. 122-4), приводил этот же пример в качестве предупреждения королеве Брунгильде.
15 Григорий Hist. 11.40 (цитата приводится по изданию: Григорий Турский. История франков / Пер. с лат. В.Д. Савуковой. М., 1987. С. 58. - Прим. пер.).
268
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
характеристиках правления сыновей и внуков Хлодвига - немногие из них, впрочем, оправдали ожидания историка.
Теодорих, старший сын Хлодвига от одной из наложниц, ранее участвовал в походах отца и уже обзавелся собственным сыном. В итоге, однако, он разделил отцовское королевство с тремя единокровными братьями - по-видимому, из-за того, что первородство еще не играло особой роли, а прецедентов наследования было мало. Влияние королевы Клотильды и на распределение наследства мужа, и на порядок последующих разделов оказалось решающим. Теодорих получил Реймс, из трех сыновей Хлодвига от Клотильды Хлодомер унаследовал Орлеан, Хильдеберт - Париж, а Хлотарь - Суассон. Таким образом, каждый из сыновей получил «столицу» в сердце франкских владений - на севере и в центре Галлии. Каждый владел ныне небольшим королевством, представлявшим собою скорее конгломерат городов, нежели территорию, которая была бы обособлена географически или этнически, либо определялась границами старых римских провинций16. Королевство Теодориха включало города северо-восточной Галлии, к северу от королевства бургундов, а его центром была Рейнская область. Хлотарь владел землями, простиравшимися от Суассона до рейнского устья и включавшими область давнего расселения салических франков. Королевство Хильдеберта состояло из городов на северо-западе Галлии. Владения Хлодомера в центральной Галлии находились к западу от королевства бургундов и тянулись, захватывая северную Аквитанию, вплоть до Атлантического океана. Даже без учета разрозненных городских эксклавов в центре и на юге Аквитании, которыми дополнялись владения каждого из братьев, создание четырех небольших королевств усилило политическую раздробленность, ранее обусловленную крахом римской системы управления.
Не отличались устойчивостью и границы королевств. Основным дестабилизирующим фактором оставались войны - и если поначалу короли-Меровинги предпочитали сражаться, главным образом, с ближайшими соседями-варварами, то затем династические браки фактически превратили многие из этих войн в продолжительные семейные распри. Так, Клодильда воодушевила
О значимости сочинений Григория в историографическом и агиографическом контекстах см. Wallace-Hadrill (1962), р. 49-70; de Nie (1987); Goffart (1988), р. 112-234; Van Dam (1993); Heinzeimann (1994).
16 О наследовании см. Wood (1977). Подробности этого и последующих разделов см. в Longnon (1878); Ewig (1953), (1963), р. 6-53.
269
Реймонд ВанДам
своего сына Хлодомера на убийство ее двоюродного брата - короля бургундов Сигизмунда, отец которого ранее убил ее собственного родителя17. Затем в 524 г. Годомар, брат Сигизмунда, убил Хлодомера18. Напротив, из-за того, что Теодорих был женат на дочери Сигизмунда, он отказался помочь своим единокровным братьям в борьбе с Годомаром19. Но поскольку сын и преемник Теодориха - Теодеберт участвовал в последней военной кампании против бургундов20, он вместе со своими дядьями принял участие и в разделе бургундского королевства в 534 г. Теодеберт тогда получил города в северной части захваченного королевства, Хильдеберт - в центральной (включая Лион и Вьен), а Хлотарь - в южной. Теодорих, а со временем также и Хлотарь, начали вмешиваться в дела тюрин- гов, которые жили в Германии к востоку от Рейна, и тех саксов, что расселялись выше вдоль Северного моря. В какой-то момент саксы стали платить дань Теодориху и его преемникам, и вместе с фризами помогали бороться с набегами датчан. После одного из сражений Хлотарь похитил тюрингскую принцессу Радегунду, а Теодорих убил ее дядю. Хотя Хлотарь, в итоге, женился на Раде- гунде, когда окончательно опустошил Тюрингию - за помощь восставшим саксам, - он, тем не менее, убил ее брата. Таким образом, если присоединение королевства бургундов распространило контроль франков на большую часть некогда римской Галлии, то ее раздел привел к реорганизации существовавших франкских королевств; а походы против тюрингов и саксов создали прецедент для последующей экспансии франков на север и восток Германии21.
17 Речь идет об убийстве короля бургундов (ок. 473-ок. 491 гг.) Хильперика II его братом Гундобадом. - Прим, науч.ред.
18 Здесь вряд ли уместно говорить именно об убийстве: Хлодомер погиб во время битвы с бургундами при Везеронсе (лето 524 г.), участие в которой принимали и его родные братья Теодорих, Хильдеберт и Хлотарь. - Прим, науч.ред.
19 Автор, вероятно, путается в хронологии франко-бургундского конфликта. Женатый на дочери Сигизмунда (и племяннице Годомара) Теодорих, действительно, поначалу отказывался воевать против своего тестя (именно на Сигизмунда в 523 г. ополчились три сына Хлодвига - Хлодомер, Хильдеберт и Хлотарь, а также правитель остготов Теодорих Великий). Но 1 мая 524 г. Сигизмунд, ранее плененный Хлодомером, был казнен, вместе со второй женой и двумя сыновьями, неподалеку от Орлеана. После этого ничто не помешало Теодориху выступить против Годомара: старший сын Хлодвига, наряду со своими единокровными братьями, участвовал в походе на бургундов, который завершился битвой при Везеронсе (21 июня 524 г.) и гибелью Хлодомера. - Прим, науч.ред.
20 В 532-534 гг. - Прим, науч.ред.
21 О Бургундии см. Марий Аваншский Chron. s.a. 534, р. 235; о Саксонии: Григорий Hist. IV.10.141. IV.14.145-7; Фредегар Chron. IV.74.158; о возможных
270
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
В силу довольно бессистемного расширения их первоначальных королевств и разрозненности интересов в Аквитании, почти все короли-Меровинги в итоге стали соседями или вестготов (в Испании и на юге Галлии) или остготов (в Италии и юго-восточной Галлии). В случае с готами франки сочетали военные вторжения и дипломатическую активность. Тотчас по воцарении четыре короля согласились на брак своей сестры22 с вестготским королем Амаларихом, что впоследствии, впрочем, не помешало Хильдеберту атаковать собственного зятя. Теодорих и Хлотарь отправили своих сыновей захватывать владения вестготов в южной Галлии, а десятилетием позже, в 541 г., Хильдеберт и Хлотарь вторглись в Испанию и осадили Сарагосу. Потерпев там неудачу, франки почти сто лет не нападали на Испанию. В то же время Меровинги сообща угрожали остготскому королю Теодахаду, за то, что он допустил убийство племянницы Хлодвига, дочери короля остготов Теодориха Великого23. Как только император Юстиниан направил византийские войска отвоевывать Италию, остготы договорились с франками о поддержке зимой 536-537 гг. и согласились передать им контроль над Провансом и землями в верхнем течении Рейна, населенными алеманнами. Но Теодеберт все же возглавил в 539 г. поход на север Италии, где сражался и с остготами, и с византийцами. Несколько лет спустя, после другого вторжения, он принудил к выплате дани ряд альпийских регионов на северо-западе Италии, одновременно вымогая деньги у византийцев24. В какой-то момент франки подчинили и баваров, живших к северу от Альп25. Таким образом по мере создания наиболее единого в географическом плане королевства на северо-востоке Галлии, Теодеберт распространил свои интересы и на Северную Италию, и на зарейнские области. Хлотаря больше интересовали Саксония и Тюрингия, вместе с Хильдебертом он также вторгался в Испанию. Хотя Меровинги и породнились со
притязаниях франков на южную Англию см.: Wood (1983).
22 Клотильды Младшей - дочери Хлодвига от Клотильды Бургундской. - Прим, науч.ред.
23 Имеется в виду Амаласунта - дочь Теодориха Великого от Аудофледы, сестры Хлодвига. - Прим, науч.ред.
24 Рассказы греческих историков Прокопия и Агафия о кампании византийцев против остготов являются важными источниками сведений об участии франков в делах Италии, часто более информативными, чем спорадические комментарии Григория в его «Истории»; см. Cameron (1968), (1985), р. 210-13.
25 Григорий Hist. IV.9.140-1, Павел Диакон HL IV.7, р. 146; Dannheimer and Dopsch (1998).
271
Реймонд Ван Дам
многими из соседей-варваров посредством брачных союзов, они, как правило, воевали и с этими родственниками. Подобно тому, как Хлодвиг основал династию, убив сородичей-франков, его преемники зачастую расширяли владения за счет новой родни по свойству. Брак с одним из Меровингов скорее сигнализировал о будущей войне, нежели гарантировал мир.
Разнонаправленная внешняя политика не отвлекала сыновей и внуков Хлодвига от противоборства друг с другом. В 524 г. Теодо- рих разорил Овернь за попытку перейти под власть Хильдеберта, и злоумышлял против Хлотаря даже тогда, когда они вместе сражались в Тюрингии. Сообща Хильдеберт и Хлотарь преуспели в овладении большей частью королевства покойного брата Хлодомера, убив двух его малолетних сыновей и позволив третьему принять духовный сан. Однако после того, как они не смогли помешать племяннику Теодеберту унаследовать земли его отца Теодориха в 533 г., Хильдеберт вдруг уподобил Теодоберта собственному сыну, выступив с ним против Хлотаря. Тем не менее спустя несколько лет Хильдеберт и Хлотарь вместе осаждали Сарагосу. В 548 г. Теодеберту наследовал его сын Теодебальд, после смерти которого в 555 г. Хлотарь присвоил и королевство внучатого племянника, и его жену. Хильдеберт же, продолжив интриговать против родного брата, заключил союз с одним из сыновей Хлотаря - Храмном и, воспользовавшись тем, что Хлотарь воевал с саксами, захватил некоторые подвластные ему города. По смерти Хильдеберта в 558 г. Хлотарь подчинил королевство брата и отправил жену и дочерей Хильдеберта в изгнание. Затем он разгромил собственного сына Храмна и приказал сжечь того вместе с семьей. Уже сама жестокость королей-Меровингов по отношению друг к другу способна оправдать жалобы соседей на дикость их нравов и вероломство26.
Хлотарь был не менее безжалостен к родственникам, чем Хлодвиг, и подобно отцу вновь объединил франкское королевство под своей властью. Единение это длилось вплоть до смерти государя в 561 г., когда четверо его выживших сыновей возобновили усобицы предыдущего поколения. При разделе франкской державы они поначалу следовали примеру предков, обособив столицы. Хариберт получил Париж, Гунтрамн - Орлеан, Хильперик - Суассон, а Сигиберт - Реймс. Королевства братьев простирались преимущественно за их столицами: у Хариберта -
26 Пренебрежительные оценки нрава франков см. в Historia Augusta, Firmus 13.4; Прокопий Войны VI.25.2; Исидор Севильский Etymologiae IX.2.10.
272
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
к западу и юго-западу, у Хильперика - к северу, а у Сигиберта - к северо-востоку. Однако им принадлежали еще и анклавы вокруг городов в Аквитании. Никто из новых королей не удовольствовался надолго собственной долей. Коль скоро область Гунтрамна ныне включала прежнее королевство бургундов и большую часть Прованса, она фактически перекрывала Сигиберту доступ к владениям на юге Галлии. Хильперик тотчас воспользовался походом Сигиберта в Тюрингию против аваров (те контролировали Паннонскую равнину), и захватил Реймс, Сигиберт же, вернувшись, на время занял Суассон и пленил сына Хильперика - Теодеберта, которого даже принудил дать клятву верности. После смерти Хариберта в 567 г., три оставшихся брата разделили не только его королевство (большую часть которого на северо-востоке Галлии получил Хильперик), но и Париж, третью коего теперь владел каждый из них.
Поскольку за разделами 511 и 561 гг. следовала смерть одного из братьев, обычным в раннемеровингской Галлии было наличие трех субкоролевств. Территориальная и культурная специфика тех королевств, которые возникли здесь после кончины Хариберта, сохранялась довольно долго. Северо-восточное королевство порой именовалось просто «Франкией», оно также было известно под названием Австрия лллАвстразия (это последнее обозначение, как правило, используется современными историками)27. Хотя первоначальной его столицей был Реймс, вследствие походов на восток Сигиберт и его преемники проводили все больше времени в Меце, а равно - в стоящих на Рейне Кобленце и Майнце. По мере такого смещения на восток, ядро австразийских земель становилось все ближе к старинному королевству рейнских франков, признавших своим правителем Хлодвига только в начале VI в. (фактически, Меровинги шли на явную уступку влиятельным рейнским франкам всякий раз, когда нарекали кого-то из сыновей Сигибертом - в честь бывшего короля этих мест). В силу того, что австразийцы контролировали еще и Овернь, они оставались открыты влиянию римлян и высокой римской культуры, сохранившейся в южной Галлии. Однако увлечение землями, лежавшими вне бывшей империи, - такими, как Саксония, Тюрингия и Алемания, - делало Австразийское королевство все более и более «германским» : так, Сигиберт некогда выступил против Хильперика с войском, которое состояло из «племен, живших по ту сторону Рейна», а его внук Теодеберт II однажды
27 Ewig (1953), р. 693-4, 710-15.
273
Реймонд Ван Дам
собрал армию из «саксов, тюрингов и других племен, живших по ту сторону Рейна»28. Границы же королевства Хильперика, центром которого сперва был Суассон, вследствие регулярных приобретений и потерь, напротив, очень сильно поменялись. Отдаленная предшественница его державы включала первоначальные поселения салических франков в северной Галлии, римское королевство Сиагрия и города, захваченные Хильдериком на севере и в центре Галлии. Сам Хильперик всегда имел виды на Париж, но после его смерти главной королевской резиденцией стал Руан, и к началу VII в. королевство его сына Хлотаря II, известное как Нейстрия, тяготело преимущественно к северо-западу и «располагалось на окраине Галлии близ [Атлантического] океана»29. Когда Хлотарь II в 613 г. усилил свое могущество, столицей Нейстрии окончательно стал Париж. Королевство с центром в Орлеане, между тем, претерпело наибольшие изменения. После 511 г. господство Хлодо- мера распространялось на западную Галлию, однако королевство Гунтрамна после 561 г. тянулось на восток и на юг от Орлеана. Оно обретало самобытность, главным образом, в силу возрождения ранее независимого королевства. Поскольку Гунтрамн проводил все больше времени в Шалоне на Соне, ядро его владений стало напоминать бывшее королевство бургундов с центром на слиянии рек Роны и Соны. Итак, хотя короли и столицы менялись, на территории Галлии возникли три отдельных «франкских королевства» - Австразия, Нейстрия и Бургундия. Аквитания могла стать четвертым - не в последнюю очередь из-за того, что послужила основой для еще одного варварского королевства, появившегося в Галлии ближе к концу V в. После разгрома вестготов Аквитания поначалу оставалась в какой-то мере ничейной землей, а соотнесенность данного факта с интересами Хлодвига на северо-западе намекала на возможный раздел аквитанских территорий между западной Галлией, которой владел X л од виг, и восточной Галлией, которой правили (с севера на юг соответственно) рейнские франки, бургунды и остготы. Так, все епископы на соборе в Орлеане, созванном Хлодвигом в 511 г., прибыли либо из Аквитании, либо из тех регионов, которые позднее войдут в Нейстрийское королевство. После смерти Хлодвига, однако, города Аквитании были поделены между разными меровингскими правителями севера, и, в отличие
28 Григорий Hist. IV.49.185-6; Фредегар Chron. IV.38.139.
29 Иона из Боббио Vita Columbarii 1.24.98, по всей видимости, самое ранней упоминание «нейстрийских франков». О Суассоне см. Kaiser (1973).
274
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
от некогда павшей державы бургундов, бывшее королевство вестготов не могло возродиться в качестве обособленного франкского королевства. Смерть королей и частые браки столь регулярно меняли положение аквитанских городов, что после 567 г. Кагором (удовольствуемся здесь одним-единственным примером) в течение двадцати лет владели - друг за другом - пять королей и две королевы30. На протяжении VI в. ключевой характеристикой этого региона была политическая раздробленность. Потому и писавший в конце столетия Григорий Турский ни разу не упомянул об «Аквитании».
Конфликт интересов в Аквитании, наряду с изолированным положением Нейстрии, вел к новым междоусобицам. Подобно братьям, Хильперик тоже воевал с разными северными соседями - такими как фризы, саксы и датчане. Но в силу того, что ядром его королевства выступал северо-запад Галлии, Хильперик мог усилиться только за счет противостояния с братьями. После того, как его сын Теодеберт вторгся в область Тура, Пуатье и других городов, принадлежавших Сигеберту, Гунтрамн пытался выступить посредником, иногда объединяясь с Хильпериком, а иногда с Сигибертом. К концу 575 г. Сигиберт захватил Париж, а Теодеберт пал в бою. В момент своего триумфа, однако, Сигиберт погиб от рук убийц, подосланных женой Хильперика Фредегондой. Хотя малолетний сын Сигиберта наследовал отцу в качестве короля Австразии, сын Хильперика Меровей выступил его соперником, женившись на вдове своего дяди Сигиберта - Брунгильде. Хильперик, возможно предупрежденный Фредегондой, почувствовал угрозу - достаточную для того, чтобы выбрить у сына тонзуру, подготавливая его к монашеской жизни. Хильперику не стоило так сильно беспокоиться, так как австразийская знать вскоре организовала убийство Меровея. В итоге, поскольку и Гунтрамн, и Хильперик лишились сыновей вследствие болезней и интриг, оба решили назначить наследником их юного племенника Хильдеберта. Советники Хиль- деберта использовали возможность сталкивать двух его дядьев друг с другом, пока Хильперик также не был убит в 584 г.
В рамках библейских проекций, использованных Григорием Турским, большинство франкских королей не сумели последовать примеру Хлодвига. Поскольку никто из них не «ходил с сердцем правым перед Господом»31, Бог предал их «в руки вражеские».
30 Rouche (1979), р. 51-85.
31 Цит. по: Григорий Турский. История франков. С. 58.
275
Реймонд Ван Дам
Григорий, однако, и впрямь восхищался Гунтрамном, который, единственный из живых сыновей Хлотаря I, явил себя опекуном племянников. Он уже усыновил Хильдеберта, и, как только Фре- дегонда попросила его о защите, Гунтрамн поддержал власть ее сына - младенца Хлотаря II, в итоге усыновив и его. В качестве «отца» двух племянников, Гунтрамн, обладая «высшей властью в королевстве»32, походил на Хлотаря I. Он быстро попытался расширить свои владения, предъявив права на Париж и на все королевство, которым когда-то владел его брат Хариберт, и захватил часть королевства Хлотаря II.
Гунтрамн и Хильдеберт - дядя и племянник (а, следуя логике усыновления, также «отец и сын») - были способны на более-менее совместное правление. Гунтрамн предупредил Хильдеберта о заговоре с целью его убийства, и в 587 г. они подписали соглашение, которое окончательно подтвердило распределение ряда спорных городов33. Но более широкая повестка порождала между соправителями определенные трения, отчасти потому, что почти любая военная экспедиция или дипломатическая миссия, казалось бы, не учитывала интересы королевства Гунтрамна, расположенного в центре франкских владений. В рамках еще одного направления активности на территории центральной Европе короли Австразии ранее вели переговоры и заключали отдельные брачные союзы с лангобардами. После того, однако, как лангобарды вторглись в Италию, Хильдеберт время от времени использовал военные походы на итальянский север, чтобы добиться выплат и даров как от самих лангобардов, так и от византийцев. Гунтрамн тем не менее отказался помогать своему племяннику, несмотря на то, что банды лангобардов-мародеров подчас атаковали города в его собственном королевстве. Вместо этого он предпринял неудачный поход против Септимании - небольшого прибрежного района в южной Галлии (между рекой Роной и Пиренеями), все еще находившейся под властью вестготов. Хильдеберт и Брунгильда, тем временем, принимали послов от короля вестготов Реккареда34. Хотя Фреде- гонда, оставшаяся влиятельной фигурой при дворе Хлотаря II, также злоумышляла против Гунтрамна, используя свои связи с вестготами, Гунтрамн был готов обеспечить церемонию крещения
32 Григорий Hist. V.14.212, применяя 1 Книга царств 9:4, 9, по отношению к Меровею; VII.13.334, ‘regni principatus’, см. Jussen (1991), р. 64-97.
33 Григорий Hist. IX.20.434-9, так называемый « Анделотский договор».
34 О Септимании см. James (1980).
276
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
Хлотаря в Париже. Тревоги Хильдеберта по этому поводу были напрасными, так как после смерти Гунтрамна он закрепил союз между Австразией и Бургундией, унаследовав большую часть королевства своего дяди. К 592 г. в живых оставались лишь два короля-Меровинга - двоюродные братья Хильдеберт и Хлотарь II, правление которых, впрочем, до сих пор определялось враждою их матерей - Брунгильды и Фредегонды, а также усилением могущества высшей аристократии в их королевствах.
ФОРМИРОВАНИЕ КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ У ФРАНКОВ
Григорий Турский некогда был изумлен епископом, умевшим воспроизводить по памяти сложные ветхозаветные генеалогии, «которые многими запоминались с трудом»35. Сходные чувства у современных читателей, вероятно, вызовут чрезвычайно запутанные интриги и козни в истории первых Меровингов. При всей интенсивности этих интриг Меровинги в течение VI в. шаг за шагом распространили на большую часть Галлии режим королевского правления или, скорее, сразу несколько режимов, соединявших в себе элементы различных традиций. Одной из этих традиций была германская36. Хотя власть Меровингов изначально и опиралась на силу, различные ритуалы и символы обособляли их среди прочего населения. Привычными символами королевского правления были трон, копье и шит: так, усыновив Хильдеберта, Гунтрамн усаживает его на собственный трон и предлагает, чтобы отныне их защищали одно копье и один щит37.
Наиболее явным отличием королей были длинные волосы. Несмотря на расплывчатость объяснения Григория Турского о том, что «длинноволосые короли» вышли из «первых и более знатных родов» франков, данный символ служил наглядным признаком королевского достоинства, отделявшим королей от их подданных, «чьи волосы были острижены». X л од виг прибегал к выстриганию тонзуры как к способу устранить некоторых своих соперников. Претенденты на трон должны были ждать, пока их волосы обретут нужную длину - и длинные же волосы полуразложившегося трупа позволили опознать его в качестве тела одного из сыновей короля
35 Григорий Hist. V.42.248-9.
36 О королевской власти у германцев см. Вормальд, глава 21 далее.
37 Григорий Hist. V. 17.214-16.
277
Реймонд Ван Дам
Хильперика38. Королева Клотильда знала, сколь важны длинные волосы для рода Меровингов, в который она попала благодаря замужеству: однажды, когда ей предстояло решить судьбу своих внуков, и речь шла о выборе между мечом или ножницами, она сочла смерть более предпочтительной. Неудивителен и тот факт, что единственным негерманским именем, которым царственный Меровинг нарек сына в VI в., было имя Самсон39.
Длинноволосые короли-Меровинги придерживались такой системы ценностей, которая, хотя и не была чисто германской, но явно выдавала связь их прошлого с пограничьем. Для сохранения власти франкские государи должны были выказать свое «всемогущество» - особенно в деле защиты родственников и на полях сражений. Так, после убийства Хильперика Гунтрамн все еще мыслил своим долгом мстить за брата, хотя раньше они и враждовали друг с другом: «Не отомстив за смерть брата в этом году, я буду не в праве считаться мужчиной». Короли опасались уподобления «слабым женщинам», а королева Брунгильда, пожелав однажды остановить войну, «перепоясалась на манер мужчины». Королева Фредегонда же снискала уважение, за то, что выиграла битву, предложив своим воинам замаскироваться ветвями деревьев40. Поскольку идеи ратного счастья и мужества надежно подкрепляли воинскую ипостась государя, поэт из Италии Венанций Фортунат сумел обеспечить себе радушную встречу при франкском дворе, прозорливо начав свой первый панегирик меровингскому королю с желанного титула Victor41.
Другой традицией, влиявшей на природу восприятия королевской власти у франков, была традиция библейская42. Хотя к V в. ортодоксальное христианство господствовало в мировоззрении галло-римлян, тем не менее, на момент появления здесь франков, последние все еще сохраняли свои языческие культы,
38 Григорий Hist. II.9.52-8, о длинноволосых королях; Агафий Hist. 1.3.4, об остриженных волосх. Григорий Hist. II.41.91-2 о Хлодвиге; V. 14.207 о Меровее; VI.24.291-2 о Гундовальде; VIII.10.376-7 о Гунтрамне.
39 Григорий Hist. III. 18.117-20, Клотильда; V.22.122, хотя Самсон - сын Хильперика и Фредегонды, умер в младенчестве в 577 г.
40 Григорий Hist. VII.8.331, ‘de genere nostro robustus’; VIII.5.374, Гунтрамн; VI.4.268, «слабые женщины»; IX.19.432-4, Брунгильда. О Фредегонде и маскировке: Liber Historiae Francorum, с. 36, р. 305. Об этом эпизодесм. Gerberding(1987), р. 165, и о Брунгильде, Фредегонде и женской жестокости см. Gradowicz-Pancer (2000).
41 Фортунат Carmina 6. la, панегирик для Сигиберта в 566 г. ; McCormick (1986), р.335-42.
42 См. Вормальд, глава 21 далее.
278
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
и даже в VI столетии продолжали (особенно в северной Галлии) чтить языческие святыни. В итоге, однако, Хлодвиг обратился в христианство римского толка, позволив епископу Ремигию окрестить себя в Реймсе. Христианское духовенство, в свою очередь, отныне уподобляло франкских королей ветхозаветным царям. Григорий Турский, как мы видели, часто обыгрывает эту библейскую модель применительно к Меровингам, а его друг Венанций Фортунат зашел так далеко, что славил Хариберта за проявленные королем «давидово милосердие» и «соломонову мудрость». Иные епископы подчеркнуто именовали Меровингов «католическими королями», возможно, ловко подсказывая, как им стоило вести себя с церковью. Подчас замечания являли собой менее завуалированный вариант устрашения: однажды некий епископ из Прованса напомнил Теодеберту про необходимость помнить о Страшном Суде, на котором всякий «христианский властитель» должен держать ответ пред Господом43.
Но если библейские аналогии делали правление Меровингов более приемлемым для галло-римских христиан, то для самих королей они оборачивались своеобразной дилеммой. Ремигий в своих посланиях предлагал, чтобы воинственный Хлодвиг вместо походов заботился бы о вдовах и сиротах, а епископ Авит Вьеннский - чтобы король сменил свой доспех на «убор спасения». Согласно позднейшей традиции тот же Ремигий восхвалял еще и «кротость» Хлод- вига44. Григорий Турский регулярно напоминал Меровингам, что они-де становились «хорошими королями», лишь проявив милосердие и доброту, а ценимая ими превыше всего воинская доблесть на деле несла разрушение галльскому обществу. Также и Фортунат, ставший священником, а в итоге и епископом Пуатье, подчеркивал, что успешность государя предполагает «правление без убийств»45. Библейские идеалы этих носителей тонзуры противоречили воинским ценностям длинноволосых королей.
Третья традиция, повлиявшая на становление королевской власти у франков, определялась примерами римских (а к тому времени уже византийских) императоров, которые сочетали верность
43 Венанций Фортунат Carmina VI.2.77-80; Григорий Hist. IX.16.505-9, ‘sub catholicis regibus’; Epistolae Austrasicae X, p. 124-6.
44 Ремигий Реймсский Epistolae Austrasicae II, p. 2; Авит Вьеннский, Epistolae 46, p. 75-6; Григорий Hist. II.31.76—8.
45 Григорий Hist. III.25.123, V. Praef. 193-4; Фортунат Carmina VI. 2.38. Взгляды на королевскую власть: Wallace-Hadrill (1968); Reydellet (1981); Brennan (1984); George (1992), p. 35-61.
279
Реймонд Ван Дам
христианству с идеей военного триумфа46. Константин Великий давно стал образчиком победоносного императора-христианина, и крестившегося Хлодвига, очевидно, восхваляли в качестве «нового Константина». После победы над вестготами Хлодвиг даже присвоил себе отдельные имперские инсигнии в Туре, где его славили как Августа. Венанций Фортунат вводит новые параллели между меровингскими королями и римскими императорами. Поскольку сам он вырос в северной Италии, недавно отвоеванной войсками Юстиниана у остготов, то был знаком и с византийской культурой, и с характерными для нее политическими воззрениями на императорскую власть. В его стихах, прославлявших брак Сигиберта и Брунгильды, аллюзии на классическую мифологию перемешаны с отсылками к добродетелям, которые характеризуют римских императоров. В более позднем панегирике Венанций напрямую приписывает Хариберту благочестие Траяна. В другой хвалебной поэме он сравнивает короля Хильдеберта с Мельхиседеком - ветхозаветным царем и священником, образ которого ранее был призван воплотить теократические претензии византийских императоров47.
Как римлянам, свыкшимся с наличием императоров и магистратов, так и франкам с их мелкотравчатыми вождями, было одинаково трудно помыслить королевскую власть, а потому на протяжении всего VI века перед нами - гремучая смесь соперничавших идей, бурление которых сродни языковой разноголосице, сопровождавшей въезды королей в города Галлии48. Становление королевского авторитета в столь гетерогенном обществе влекло за собой еще и другие проблемы более практического свойства. Несмотря на то, что Хлодвиг и его преемники ранее устранили все конкурировавшие с ними королевские династии франков, они были неспособны разрешить противоречия внутри собственного рода. Следовавшие одна за другой женитьбы и конкубинаты способствовали появлению большого числа родных или единокровных братьев, а равно и кузенов, которые ныне соперничали с отцами, дядьями либо между собой. Неустранимые последствия первоначального (511 г.) раздела франкских земель между всеми сыно¬
46 О римском влиянии на раннесредневековую королевскую власть см. Вормальд, глава 21 далее.
47 Григорий Hist, 11.31.77, « новый Константин», очевидно взято из Vita Ремигия. Фортунат Carmina VI.l-la; VI.2.81-2 о Траяне; И.10.21-2 о Мельхиседеке.
48 Фортунат Carmina VI. 2.7-8, Хариберт, приветствуемый в Париже « варварами » (т. е. франками) и римлянами на их языках ; Григорий Нis t. VIII .1.370-1, Гу нтрамн, приветствуемый возгласами на «языке сирийцев, латинян и даже евреев».
280
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
вьями Хлодвига также осложняли процесс формирования сильной королевской власти. Исходная система управления Клермоном и Овернью служит одним из примеров этой длительной неопределенности. После смерти Хлодвига Теодорих унаследовал Клермон, лежавший за пределами его австразийского королевства. Однако вследствие непродуманного раздела городов Аквитании прочие франкские короли тоже имели свои интересы в этом регионе, и вероломство стало его обыденностью. Когда прошел слух, что Теодорих убит, часть местных аристократов-римлян предложила передать Клермон королю Хильдеберту. В 524 г. Теодорих отомстил за это. Хотя он и не сумел взять сам Клермон, но отправил свое войско на опустошение Оверни. После он оставил здесь «словно бы для защиты» своего родственника по имени Сигивальд, который отныне исполнял обязанности герцога. Впрочем, несколько лет спустя Теодорих убил Сигивальда и убеждал собственного сына Теодеберта умертвить еще и сына этого Сигивальда. Продвижение родственника, особенно в городе, расположенном за пределами основных владений, вероятно, все еще было вызовом для власти короля-Меровинга. В 555 г. Хлотарь унаследовал Клермон и немедленно отправил в Овернь своего сына Храмна. Вскоре Храмн начал вести себя подобно самостоятельному правителю, назначив нового графа и терроризируя местного епископа. Но когда Храмн подчинил «своей собственной власти» Пуатье и Лимож, отец направил против него двух других сыновей, и в итоге Храмн был убит49. Возвышение сына в регионе, обособленном от основных владений, также таило в себе угрозу для меровингского короля - тем паче такого, который правил слишком долго - да еще и в ситуации, когда местные аристократы поддержали сына, предпочтя его отцу. Порой, однако, у королей просто не было выбора. Когда Гунтрамн женился во второй раз, он выслал сына от бывшей любовницы в Орлеан. Хильдеберт II позднее отправил малолетнего сына в Суас- сон и Mo по просьбе местной знати. Сравнение Григорием Турским войны между Хлотарем и Храмном с захватом власти Авессаломом (еще одним длинноволосым царским отпрыском!) четко воплотило дилемму, с которой сталкивались короли-Меровинги в процессе борьбы за укрепление собственной власти50. Хотя многочислен¬
49 ОСигивальде: Григорий Hist. III. 13 Л 09-10, V. 12.201; Vita Patrum XII. 2.262- 3. ‘Rex Chramnus’: Григорий Hist. IV.13.144.
50 Григорий Hist. IV.20.153, Авессалом; IV.25.156, Гунтрамн; IX.36.457, Хильдеберт.
281
Реймонд Ван Дам
ность королевских дворов сохраняла господство династии, препятствуя утверждению местных аристократов в качестве независимых правителей, она равным образом повышала вероятность усобиц между самими Меровингами.
Каждый меровингский король распространял свою власть, назначая магистратов, «графов, доместиков, мэров, попечителей и всех остальных, служивших делу королевского контроля на местах». В число придворных служителей входили майордомы, графы-палатины, комиты конюшен и доместики, которые могли выполнять еще и функции военачальников, судей или послов, referendarii - секретари, хранившие королевскую печать, а равно писцы и клерки, смотрители королевской казны. Поскольку правители-Меровинги часто возглавляли военные походы, или разъезжали между своими резиденциями и виллами, эти придворные сопровождали королей в путешествиях, выступая также их поверенными и администраторами. Иные магистраты служили за пределами двора. Поскольку меровингские королевства не совпадали со старыми римскими провинциями, крупнейшими административными единицами, сохранявшимися со времен империи, оставались города, каждый из которых, как правило, все еще включал городское ядро и значительную часть прилегавшей сельской местности. Во многие подвластные города короли назначали графов, осуществлявших разные функции - отправление правосудия, сбор налогов, комплектование и зачастую также командование военными отрядами на местах. Короли назначали и герцогов, руководивших войском, а иногда служивших послами, но очень скоро превратившихся в правителей крупных регионов того или иного королевства. На протяжении VI в. короли Австразии направляли герцогов в Шампань, Турень и Пуату, восточную Аквитанию и, особенно, в Овернь, а также в Марсель и одну из областей Прованса. Короли Нейстрии назначали герцогов для Суассона и прилегающих территорий, для региона между Соммой и Луарой, для Тулузы, а также для части Аквитании, включавшей Бордо. Назначенцами бургундских королей были герцоги Орлеана и близлежащих земель, ряда городов в Аквитании, Арля и части Прованса. В Провансе королевские управляющие обычно носили римские титулы ректоров, префектов или патрициев. Герцоги, как правило, надзирали за графами своего региона, или, во всяком случае, превосходили последних по рангу, хотя в большей части Австразии и в Провансе графов
282
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
было немного. Поскольку структура управления сочетала в себе и новые, и традиционные элементы, очевидно, что она не отличалась ни системностью, ни единообразием. Ее формирование и закрепление на территории Галлии было непрерывным процессом, растянувшимся на все VI столетие51.
Власть Меровингов основывалась еще и на способности королей аккумулировать богатства. Важными их источниками являлись междоусобицы и войны. В ходе военных кампаний короли подчас захватывали обширную добычу, а кое-кто из разгромленных соседей выплачивал дань победителям. Отчасти доходы короны складывались и за счет более-менее регулярного сбора налогов внутри Галлии. Захватив старинные имперские владения, конфисковав собственность противников и конкурентов, получив значительное число даров, короли оказывались наиболее могущественными землевладельцами, которые распоряжались доходами в виде выплат и повинностей (либо натуральным оброком) со своих поместий. Помимо этого представители короны собирали различные пошлины и штрафы, а также взносы, служившие платой за участие короля или его поверенных в разрешении правовых споров. Они, наконец, получали еще и налоги с земель, находившихся в собственности отдельных лиц или институций - таких как церкви и городские общины. Меровинги, похоже, в какой-то мере продолжили традиции римского налогообложения - не в последнюю очередь потому, что их представители сохранили систему описей и время от времени проводили переучет имущества. Однако в более широком контексте перестройки механизмов господства сбор налогов точно отражал именно успешность королей в распространении своего влияния на галльских землях. Поскольку отряды королей в ходе бесконечных рейдов по Галлии зачастую разоряли города, церкви и отдельных собственников, все эти подати, возможно, правильнее рассматривать в качестве учтивой формы грабежа и насаждения страха, нежели счесть их маркером собственно фискальной системы, позволявшей увеличить поступления в казну. Уплата налогов выступала денежным аналогом той клятвы верности, которой короли ожидали от подвластных им городов. Они посылали в города своих графов, чтобы получить и клятвы верности, и подати: один из графов, в свою очередь,
51 Григорий Hist. IX.36.457, список; Selle-Hosbach(1974); Weidemann (1982), I, р. 24-106.0 графах: Claude (1964); Murray (1986), (1988). О герцогах: Lewis (1976). О Провансе: Buchner (1933), р. 15—25, 86-108.
283
Реймонд Ван Дам
некогда прибыл ко двору Хильдеберта дабы передать собранные им налоги в качестве «повинности, коей он был обязан королевской казне»52.
Порою кажется, что короли-Меровинги считали себя вовсе не главами государств или первыми лицами во властной иерархии, но могущественными землевладельцами, защищавшими свое имущество и интересы - как частные, так и публичные. Правосудие, к примеру, часто становилось благом, которое следовало оплатить, а не результатом использования королями либо их представителями единой системы ценностей и норм. Даже при издании королевских эдиктов или обнародовании сводов права Меровин- гов, по-видимому, заботило, прежде всего, подражание римским императорам и согласие среди подданных53. Да и королевства их мыслились не столько территориальными державами, сколько источниками наживы. Когда Гунтрамн и Хильдеберт договаривались о разделе различных городов, казалось, их больше интересовали доходы, чем территориальные границы, дробление же контроля над городами отражало долевой характер поборов. Определяя себя и свою власть через возможность извлекать доходы, эти короли были вынуждены постоянно договариваться (или бороться) с иными силами, заинтересованными в тех же ресурсах. Следовательно, и королевская политика пожалования налоговых иммунитетов являлась формой урегулирования отношений с влиятельными институциями и знатными лицами. Церкви и святые обители испрашивали, а иногда и настаивали на освобождении от податей. Например, Теодеберт явил королевскую справедливость и щедрость, отменив налоги для церквей в Оверни. Поскольку эти церкви, подобно иным, постоянно приобретали новую собственность, которая все еще облагалась налогами, в конце VI в. Хильдеберт опять освободил их от податей. Наконец, Хлотарь II, видимо, даровал церквям и духовенству еще большие привилегии, распространив иммунитет и на те земли, которые они приобретут в будущем54. Франки также сопротивлялись обложению податями своих земель, поскольку оно могло восприниматься как знак под¬
52 Григорий Hist. X.21.519. О королевских поместьях: Ewig (1965), р. 152-5. О доходах: Goffart (1982); Durliat (1990), р. 97-121. О монетах: Grierson and Blackburn (1986), р. 811-54; Hendy (1988), р. 59-70.
53 Wormald (1977); Wood (1994), p. 102-19.
54 Григорий Hist. III.25.123, X.7.488; Хлотарь II, Praeceptio, MGH Cap. I, 8, c.II.19. Об иммунитетах: Murray (1994); Fouracre (1995).
284
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
чинения и незаметно меняло бы их отношения с королем. Посему, некий королевский чиновник, обложивший франков налогами, был забит камнями, а после того как один граф заставил нескольких человек выплатить «общественный налог», они отреагировали на этот вызов их «свободе» поджогом графского дома55. Так как понятие «франк» теперь чаще связывалось со свободой от податей, чем с происхождением, обретение фискального иммунитета становилось одним из инструментов этнической ассимиляции.
Накопив богатство, короли-Меровинги должны были отыскать и способ его потратить. В римскую эпоху главной статьей императорских расходов было содержание огромной армии, большинство легионов которой располагалось на разных участках границы. Но меровингские короли не содержали большого постоянного войска, взамен полагаясь на собранные в регионах отряды, местные гарнизоны и собственную дружину. По римским меркам их армии были сравнительно малы, насчитывая зачастую всего несколько тысяч (или даже несколько сотен) бойцов. А в силу того, что походы - как внутри Галлии, так и против соседей - приносили столь значительную добычу и множество пленных, за которых можно было брать выкуп, армии эти в сущности находились на самообеспечении. Кроме того, в отличие от римских армий, войска франкских королей и сановников не были предназначены для обороны дальних границ. Вместо защиты военные походы нередко являли обычную для королей (и аристократов) заботу о собственном мужестве и престиже, а войска их зачастую терроризировали их же подданных. Так, разрушения, содеянные войском, которое продвигалось по западной Галлии, были сравнимы с последствиями библейского нашествия саранчи. По оценке Григория Турского, войско это было еще одним «стихийным бедствием» наряду с заморозками, бурей или засухой. Во многих отношениях короли-Меровинги и их воины, похоже, воспринимали боевые действия как спорт: когда некий сторонник Сигиберта напал на сына Хильперика, то «словно прыткого оленя преследовал его, трубя в рожок и горн»56. Франкам и их королям, по-видимому, доставляли удовольствие сами сцены погони, а некоторые их военные вылазки весьма напоминали охоту. Наделе, король Хлотарь, убив своего сына Храмна, сначала испросил отпущение этого греха, а после поехал охотиться. Правда, и умер Хлотарь от лихорадки, которую подхватил во время этой самой охоты. Также
55 Григорий Hist. III.36.131-2, VIL 15.336-7.
56 Григорий Hist. VI.45.319, о саранче; IV.47.183-4, об олене; Bachrach (1972).
285
Реймонд Ван Дам
и племянник его Теодеберт, охотясь, был смертельно ранен при странных обстоятельствах: его раздавило дерево, сваленное диким быком. Король Хильперик тоже был убит на охоте. В VI столетии короли, которые пережили череду междоусобных конфликтов, чаще гибли во время охоты, нежели в походах.
Коль скоро военные расходы Меровингов были незначительны, они использовали богатства для укрепления своего авторитета и престижа. Зримой демонстрацией их статуса было само накопление ценностей. Хильперик однажды попытался впечатлить епископа Григория, показав тому золотые монеты, полученные от византийского императора. Король показал епископу и огромное, украшенное драгоценными камнями золотое блюдо, которое он повелел изготовить «для прославления франкского народа». Кроме того, короли раздавали сокровища в качестве даров, подтверждавших крепость их связей с клиентами и подданными. Чтобы снискать или упрочить поддержку со стороны местной аристократии короли выделяли магнатам земли и средства из казны. Учитывая общий для них интерес к военному делу и охоте, правители часто одаривали аристократов лошадьми, псами, ястребами и даже охотничьими рожками. Поскольку этих же самых людей короли нередко назначали придворными служителями, графами и герцогами, то, обеспечивая преданность своих сановников, они явно полагались в большей мере на личные узы, нежели на обезличенные идеи бюрократического контроля и эффективности. Благосостояние королей было средством укрепления этих межличностных связей и сохранения королевской власти; когда один король желал овладеть королевством другого, то главной заботой был захват казны соперника. Потому после смерти Хлотаря в 561 г. его сын Хильперик, овладев отцовской сокровищницей, обратился к наимогущественным франкам и посредством даров постарался снискать их расположение. Казна государей включала еще и архивные записи, содержавшие сведения о королевских дарах - не столько для того, чтобы подкрепить право собственности, сколько для фиксации ширившегося могущества и установленных обязательств57.
Из собственных средств короли могли финансировать и отдельные произведения высокой культуры. Пусть Григорий Турский и оплакивал упадок словесности, на деле знакомство с классической
57 Григорий Hist. VI.2.266 и VII.4.328, блюдо; IV.22.154-5, сокровищница Хлотаря; X.19.510-13, архивы. О расходах: Durliat (1990), р. 122-30.
286
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
традицией отнюдь не исчезло в Галлии - ни в аристократической среде, ни в церковной58. Многие его современники состояли в переписке, а некоторые из них, включая ряд епископов, обрели известность и в качестве поэтов. Знаменитый Венанций Фортунат, получивший классическое образование в северной Италии, был глубоко впечатлен такой ситуацией - не в последнюю очередь из-за того, что эти самые аристократы и епископы тоже заказывали ему стихи. К числу его покровителей принадлежали и короли-Меровинги; кто-то из них даже стал весьма образован. Хлодвиг некогда просил остготского короля Теодориха прислать музыканта, игравшего на лире. Двумя поколениями позже Хильперик поощрял обучение мальчиков в своем королевстве, повелев сделать копии со старых книг, и даже предложил добавить буквы в латинский алфавит. Он также попробовал сочинять стихи, хотя Григорий (честно признававший собственные трудности при написании латинских текстов) и отзывался о королевских виршах с пренебрежением, сочтя их лишенными ритма59.
Еще одним способом продемонстрировать собственное богатство для королей Меровингов были взносы на строительство зданий и пожертвования в пользу тех или иных городских учреждений. Хильперик, например, выстроил арены как в столице своего королевства Суассоне, так и в Париже. В последнем случае он не только подражал римским императорам, которые некогда председательствовали на цирковых играх, но также бросал вызов родному брату Гунтрамну и племяннику Хильдеберту, претендуя на всю столицу королевства его покойного брата Хариберта60. Иной прецедент был создан Хлодвигом, который содействовал почитанию ряда христианских святых. Вместе с королевой Клотильдой он возвел в Париже церковь рядом с могилой св. Геновефы (Женевьевы) - современной для них подвижницы. И королевскую чету, и нескольких царственных потомков Хлодвига и Клотильды захоронили именно в этом храме, который в итоге был освящен в честь Святых Апостолов (возможно, на манер константинопольского храма, ставшего местом погребения первого императора-христианина Константина) и свя¬
58 См. Фонтен, глава 27 далее.
59 Хлодвиг:Кассиодор Уагше11.40.70-2.Хильперик:ГригорийHist.V.44.253-4 и VI.46.319-21; о дошедшей до нас поэзии см. Ymnus in solemnitateS. Medardi, ed. К. Strecker, MGH Poetae IV.2.455-7. Лучшим исследованием раннесредневекового образования и культуры по-прежнему остается Riche (1962).
60 Григорий Hist. V.17.214-15.
287
Реймонд Ван Дам
того Петра61 - славного покровителя Рима. Так, продвигая культ местной святой, Хлодвиг открыто ассоциировал себя и свой род с имперской традицией. Преемниками его продвигались и другие культы. В том же Париже король Хильдеберт построил церковь св. Викентия - испанского мученика, чьими реликвиями этот правитель, по-видимому, овладел во время похода против вестготов62. В Суассоне Хлотарь и его сын Сигиберт возвели храм, посвященный св. Медарду, покойному епископу Нуайона, Хильперик же сочинил об этом святом поэму. В Шалон-сюр-Сон Гунтрамн выстроил (либо перестроил) церковь в честь св. Маркелла - малоизвестного местного мученика - богато одарив этот храм и одноименный монастырь63.
АРИСТОКРАТЫ И КЛИРИКИ
Несмотря на успехи Меровингов по утверждению своей династии в Галлии, королевская власть здесь все еще оставалась крайне хрупкой. Свидетельством тому - их отношение к культам святых. Меровинги охотнее поддерживали почитание новых святых, имевших франкское происхождение, которое точно установлено в случае св. Me дар да и представляется весьма вероятным для св. Женевьевы. Устоявшимся культам, напротив, было трудно сыскать благосклонность королей. Считается, что Хлодвиг в 507 г. шел войной на вестготов, заручившись поддержкой И л ария - святого защитника города Пуатье. Но нет никаких свидетельств, что кто-то из его преемников на троне в VI столетии материально поддержал храм этого святого в Пуатье или же почитание Илария где-нибудь еще на территории Галлии. Победив вестготов, Хлодвиг посетил Тур и базилику св. Мартина - самого прославленного святого в позднеримской и ран- немеровингской Галлии. Вскоре, однако, король удалился в Париж. Согласно позднейшему и, вероятно, апокрифическому, рассказу, чтобы вывести из этой церкви своего коня, король был вынужден заплатить вдвое больше ожидаемого, после чего посетовал, что святой Мартин слишком дорого просит за помощь. Преемники Хлодвига, видимо, по умолчанию соглашались с чрезмерно высокой
61 В справочных изданиях данная церковь часто именуется церковью св. Петра и Павла. - Прим, науч.ред.
62 Речь, вероятно, идет о привезенной Хильдебертом в Париж тунике св. Викентия Сарагосского. Церковь, о которой говорит автор, позднее была посвящена св. Герману, став ядром знаменитого бенедиктинского монастыря Сен-Жермен-де- Пре. - Прим, науч.ред.
63 Van Dam (1993), р. 22-8.
288
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
платой за поддержку со стороны святого. Сталкиваясь с проблемами при попытках обложить Тур податями, короли всякий раз уступали и предоставляли городу льготы. После того как базилика в 559 г. сгорела, Хлотарь выделил средства на новую оловянную крышу, но он был единственным правителем, посетившим Тур и помолившимся у могилы Мартина в VI в. Даже нуждаясь в совете святого, короли не отправлялись к нему лично. Так, Хильперик послал святому письмо, которое положили на гробницу вместе с чистым листом для ответа. Показательно, что святой Мартин тогда промолчал. На протяжении VI столетия его культ не был тесно ассоциирован с франкским правлением. Меровинги должным образом трепетали перед столь влиятельным и старинным культом, а практики почитания святых, которым благоволили короли в Париже, Суассоне и Шалон-сюр-Сон, формировали своего рода буфер святости между сакральным центром св. Мартина в Туре и основной зоной королевских интересов в северной и восточной Галлии64.
Двойственное восприятие святых проявилось и в непростых отношениях между королями и епископами. Короли зачастую стремились подчинить епископов своему контролю, в частности, вмешиваясь в избрание последних. Духовенство и церковные соборы могли сколь угодно твердить, что епископов надлежит избирать пастве и клиру, однако решающим все чаще оказывалось то или иное предпочтение короля. В 549 г. Орлеанский собор признал его роль, объявив, что при избрании епископов королевскую волю наряду с выбором клира и общины верующих признавали ни много ни мало еще «древние каноны». Будучи назначенцами королей, иные епископы, на манер графов и герцогов, даже приносили своим благодетелям клятву верности65. Как знатные подданные собирались королем на совет, так и епископы созывались им на церковные соборы. Уже в 511 г. Хлодвиг пригласил на собор в Орлеане множество епископов, которые надлежащим образом приветствовали его в качестве «сына католической церкви». Последующие короли старались усилить решения соборов (но также и присвоить их), издавая по итогам собственные эдикты66.
64 Сделка: Liber Historiae Francorum с.17.271. Хлотарь: Григорий Hist. IV.20- 1.152-4 и VI.9.279; Баудонивия, Vita Radegundis сс.6-7, р. 382. Письмо Хильперика: Григорий Hist. V. 14.211.
65 Собор в Орлеане 549 г., Сап. 10, р. 151-2. Клятвы: Григорий Hist. Х.9.492; Бертрамы Ле Манский, Testamentum, ed. Weidemann (1986), р. 15.
66 Собор в Орлеане 511г., Epistola ad Regem р. 4. Королевский эдикт Гунтрамна, MGH Cap. I, 5, р. 11-12; эдикт Хлотаря II, MGH Cap. I, 9, р. 20-3.
289
Реймонд Ван Дам
Епископы, впрочем, не оставались безучастными перед лицом королевского вмешательства в церковные дела. Во-первых, покровительство могущественного святого делало их вполне самостоятельными, или, по крайне мере, грозными персонами. Как отмечалось, разные франкские короли нередко выступали против клермонцев. Тем не менее, в 524 г. король Теодорих, узнав сначала о церквях святых заступников, окружавших город наподобие «громадной крепости», а после о местном епископе, «имевшем великий вес пред Богом», быстро отошел от Клермона. Коль скоро королей пристало сравнивать с царями Израиля, епископы могли уподобляться ветхозаветным пророкам - советчикам и наставникам государей: Григорий Турский точно подметил, что мудрейший среди царей Соломон, был все-таки обязан своим троном помощи пророка. Когда Венанций Фортунат нахваливал имперские традиции Византии королю Хильдеберту, он тем самым осторожно защищал и авторитет епископов и клира, подчеркивая, что оный правитель, будучи мирянином, выполнил «свою духовную задачу» (на этот раз - выделив средства на строительство кафедрального собора в Париже). Епископы не позволяли забыть, что только они контролйруют доступ к чудесной силе святых заступников. Гунтрамн - единственный из меровингских королей, которому приписывают акт чудесного целительства, но даже в его случае Григорий Турский ловко перетолковывает чудо, заметив, что король действовал лишь наподобие «хорошего епископа»67.
Во-вторых, после распада системы управления империей епископы стали важными лидерами на местах - отчасти потому, что их кафедры и епархии совпадали с городами и принадлежавшими им территориями. Вслед за исчезновением римской армии, церковь осталась не просто крупнейшей институцией меровингской Галлии: ее влияние, очевидно, распространялось поверх границ между королевствами. Епископы часто встречались на провинциальных и региональных соборах, а церковная иерархия включала тысячи священников, диаконов и менее значимых клириков. На деле, количество духовных лиц, служивших при каждом из пятнадцати (или около того) глав митрополий и доброй сотни иных епископов, вероятно, совпадало с числом чиновников при любом из двух-трех королевских дворов. Ввиду же того, что епископы
67 Григорий Vita Patrum IV.2.225, Клермон; Hist. 1.12.13-14, Соломон; IX.21.441-2, Гунтрамн. Фортунат Carmina И. 10.22: ‘conplevit laicus religionis opus’.
290
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
зачастую распоряжались еще и многочисленной собственностью, храмовыми и монастырскими землями, они столь же уверенно могли именоваться обладателями «тронов», восседая в кафедральных соборах. Когда однажды король Хильперик изучил церковные богатства, он с деланным смирением посетовал, что лишь епископы «царствуют» ныне в своих городах. Огромные ресурсы позволяли епископам брать на себя множество общественных и муниципальных функций. Они финансировали большое число строительных проектов (включая, само собой, сооружение храмов и монашеских обителей), содержали госпитали, приюты и богадельни, а также выкупали рабов и пленных68.
Наконец, многие галльские епископы происходили из старинных аристократических семейств, воспринимавших церковную карьеру как еще один способ сохранить свое влияние на местах. Кое-кто из них не просто имел впечатляющую родословную, уходившую вглубь римской эпохи, но представлял семьи, которые уже с V в. контролировали конкретные кафедры. Когда в начале VI столетия жена одного римского аристократа объявила, что «беременна епископом», она тем самым искренне озвучила чаяния не только собственной семьи, но и множества древних аристократических родов. Предсказание этой особы оказалось верным, несмотря на изменчивость королевской политики: хотя муж ее и отверг предложенный бургундским королем Гундобадом сан епископа Женевы, ее сын позднее стал, при помощи франкского короля Хильдеберта, преемником своего дяди в качестве епископа Лиона. Появление «семейных кафедр», таким образом, накладывало негласные ограничения на способность королей назначать епископов69.
Более того, некоторые епископы сами поначалу были королевскими чиновниками, а их родственники продолжали служить франкским королям в качестве магистратов, советников или военачальников. Очевидно, что римские аристократы никуда не исчезли. В центральной и южной Галлии, в частности, различные семьи, которые возвысились во времена Римской империи, а затем сохранили свое положение при вестготах и бургундах, оставались влиятельными и на протяжении VI в. при франках. При том, что
68 Епископское правление: Григорий Hist. VI.46.319-21, In Gloria Martyrum с. 33, p. 58-9. Епископская власть: Scheibeireiter (1983); Van Dam (1985); Klingshirn (1985), (1994). Церковные богатства: Thiele (1969).
69 Григорий Vita Patrum VIII.1.214, беременность; Фортунат Carmina IV.3.2, ‘patriae sedes’. Родословные епископов: Heinzeimann (1976).
291
Реймонд Ван Дам
совсем не многие франки селились южнее Луары, меровингские короли часто назначали графами в этих регионах представителей римской аристократии. Несмотря на прочные связи Клермона с королевством Австразия, к примеру, все известные нам местные графы, за исключением одного, в VI в. были выходцами из местных аристократических фамилий. В Туре же король Хильперик однажды разрешил жителям самостоятельно выбрать себе графа. Даже в северной Галлии римские аристократы процветали - как, например, Элевтерий, бывший графом, прежде чем стать епископом Турне70. Помимо этого, вплоть до начала VII в. местные римские семьи контролировали крупные епископства в таких важных северных центрах как Трир, Кельн и Майнц. Римляне также начали заключать браки с франками, и перенимать их деятельность и систему рангов. Хотя правящая франкская элита, включая Меровингов, в общих чертах усвоила классическую культуру, после IV в. франки уже не брали римских имен, и, напротив, все более распространенными в римских семьях становились имена германские. У Григория Турского, например, был двоюродный дядя по имени Гундульф, который родился в начале VI столетия. Интересы новых властителей-франков к охоте и войне повлияли даже на тех римлян, которые сохранили латинские или, по крайней мере, латинско-германские имена: так, Луп («волк») - римлянин, служивший герцогом при Сигиберте и Хильдеберте, имел брата по имени Магнульф («великий волк») и сына по имени Ромульф («римский волк»), который стал епископом Реймса71.
Помимо римской аристократии Меровинги вынуждены были мириться - особенно на севере Галлии - с другой мощной группой знати, представленной не только потомками тех франков, что изначально поддерживали их власть, но и выходцами из иных франкских племен или вовсе нефранкских народов, которые подчинились им совсем недавно. Получая землю и должности, эти люди мало-помалу также становились местными аристократами, «мужами выдающегося происхождения», «первейшими лицами», «знатнейшими среди своего народа», «теми, кто обладал влиянием при королевском дворе». Хотя процесс становления аристократии
70 Григорий Hist. V.47.257, граф в Type; Weidemann (1982), I, р. 70-3, 77-80. Элевтерий: Vita Medardi с. 6, р. 68. Выживание римской аристократии: Stroheker (1948); Heinzeimann (1975).
71 Имена и этническая принадлежность: Geary (1985), р. 101-14.
292
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
во франкской среде до конца неясен, использованные Григорием Турским характеристики (безусловно, неточные) уже подчеркивали привилегии, которыми члены отдельных семей обладали с рождения. Эта часть франкской знати в плане усиления собственного могущества и земельных владений следовала примеру римских аристократов. Многие свои земли и виллы они купили либо приобрели за счет конфискации, кто-то получил их в качестве королевских пожалований. После же эти земли передавались родственникам по наследству и в результате брачных союзов.
Аристократы скопили значительные богатства. Жена герцога Раухинга, к примеру, разъезжала по Суассону в драгоценных камнях и золотых украшениях, а у самого Раухинга, к удивлению слуг короля Хильдеберта, сокровищ было больше, чем в королевской казне. Кроме того, франкские аристократы собирали вокруг себя клиентов, которые поддерживали своих господ в качестве вооруженной свиты во время усобиц и военных действий. Эти новые аристократические кланы во многом напоминали не просто знатные семьи римлян, но и наиболее успешный франкский род - тех самых Меровингов, вместе с которыми они пировали, охотились и сражались, а иногда и заключали браки. Королей и аристократов соединяли узы обоюдной зависимости, обеспечивавшие взаимопомощь72. Короли нуждались в аристократах, которые служили бы магистратами, советниками, командирами и воинами, аристократы же рассчитывали на королевские пожалования земель, должностей и почестей. Одновременно, впрочем, короли и аристократы соперничали за обладание теми же самыми ограниченными ресурсами - в частности, землями и подданными. Это касалось также епископов, выступавших распорядителями церковных земель и собственности. Посему могущественные епископы и влиятельные аристократы, как римского, так и франкского происхождения, делили с Меровингами (а подчас и оставляли за собой) политическое главенство.
Взаимодействие между королями, аристократами и епископами раньше всего проявилось в Австразии. Теодорих, унаследовав Реймское королевство после смерти Хлодвига, вскоре отправил
72 Григорий if ist IX.9.421-4, Раухинг; Фортунат Carmina VI. 1.19, оСигиберте и его герцогах: ‘culmina tot procerum concurrunt culmen ad unum’. Развитие франкской аристократии: Irsigler (1969); Grahn-Hoek (1976);Halsall (1995), p. 33-9. Археологическое изучение могил аристократов: James (1979), (1988), p. 58-67. Одна выдающаяся семья: Nonn (1975); Weidemann (1986).
293
Реймонд ВанДам
своего сына Теодеберта на юг Галлии в поход против вестготов. Некоторые римские аристократы, встретившиеся там Теодеберту, стали в итоге - после его воцарения - королевскими советниками или магистратами. Одним из них был Парфений, в число предков и родственников которого входили бывший император, бывший префект Рима, а также несколько епископов из центральной и южной Галлии. Он сам получил образование в Равенне, прежде чем вернуться ко двору Теодеберта с римским титулом патриция. Возможно, под влиянием своих советников-римлян Теодеберт начал выказывать имперские претензии. Это он первым из франкских королей посягнул на имперскую прерогативу, чеканя золотые монеты с собственным портретом; это он вторгся в Италию и он же учтиво сообщил восточному императору Юстиниану, что в его королевстве между Рейном и Дунаем проживает множество народов. Теодеберт, предположительно, задумывался даже о походе через центральную Европу на Константинополь! Таким образом, этот король - еще один пример «романизированного франка» в северной Галлии. На самом деле, когда Теодеберт взошел на трон в 534 г., у него уже был сын от жены-римлянки73.
Поскольку после смерти его отца дядья составили против Теодеберта заговор, он был обязан воцарением заступничеству своих лейдов (лат. leudes) - тех франкских сторонников, которых связывала с ним клятва верности. Вероятно также, что эти подручные короля были в числе франков, вскоре принудивших Теодеберта отказаться от жены-римлянки в пользу лангобардской принцессы и расправившихся, в итоге, с Парфением, который обложил их земли тяжелыми налогами. Сын и наследник ТеодобертаТеодебальд, даже имея наполовину франкское, а наполовину римское происхождение, изначально находился под влиянием франков, которые преобладали при его дворе. Епископы Аквитании знали, кто контролирует ситуацию: когда они собрались в 551 г., чтобы выбрать нового епископа Клермона, то были озабочены не предпочтениями короля, но, скорее, выбором его «вельмож и первых людей королевства», которые в реальности настояли на выдвинутой ими кандидатуре74. Поэтому Теодебальд являет собой первый пример юного короля, практически бессильного перед властью аристократов.
73 Парфений: Heinzeimann (1982), р. 663. Теодеберт: Прокопий История войн VII.23.5-6, золотые монеты; EpistolaeAustrasicae XX, р. 133, письмо к Юстиниану; Агафий Hist. 1.4.1-4, подозрения Византии; Collins (1983).
74 Григорий Hist. IV.6-7.139-40.
294
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
Не все епископы, впрочем, были столь почтительны по отношению к этим могущественным аристократам. Одним из подопечных Теодориха, доставшихся по наследству его преемникам, был епископ Ницетий Трирский. Ницетий занял свою кафедру в 525 г. с помощью Теодориха и иных «почтенных мужей при королевском дворе». Среди подчиненных ему клириков были выходцы из аквитанских городов, которыми владел Теодорих, а затем и его наследники. Ницетий также переписывался с духовенством северной Италии и королевой лангобардов, он даже составил увещевательное послание к императору Юстиниану. Столь серьезное влияние и репутация Ницетия в значительной мере отражали широту интересов австразийских королей в центральной Галлии, центральной Европе и византийской Италии. Однако Ницетием была выстроена и большая крепость на холме с видом на Мозель, которую он усилил размещенными здесь реликвиями святых (и, на всякий случай, катапультой). Благодаря наличию собственной крепости епископу достало сил бросать вызов целой веренице франкских королей и даже принудить их к «большей кротости». Он грозил соратникам Теодориха за выпас их лошадей на полях бедняков, он лишил причастия нескольких людей Теодеберта, обвиненных им в убийствах и распутстве, он многократно отлучал Хлотаря (за что последний оправил его в изгнание75), а однажды заявил, что ангел Господень открыл ему оценку правления каждого короля. Один из его итальянских корреспондентов явно осознал многоплановое влияние Ницетия, попросив у того помощи во взаимодействии с королем Теодебальдом и разными святыми на небесах. Короли Австразии могли располагать более обширными дипломатическими контактами, нежели иные Меровинги, но даже они не могли сравниться со связями Ницетия при дворе Царя Небесного. В конце концов, Сигиберт, по-видимому, понял, с кем имеет дело, поскольку, унаследовав австразийское королевство в 561 г., тотчас запросил у Ницетия благословение76.
Борьба между группировками влиятельных аристократов и епископов вновь обострилась с воцарением юного Хильдеберта и,
75 Формальное решение об изгнании Ницетия было принято синодом франкских епископов в 560 г., назадолго до смерти Хлотаря. - Прим, науч.ред.
76 Григорий Vita Patrum XVII.277-83, житие Ницетия; Фортунат Carmina III. 11-12, крепость; Epistolae AustrasicaeV, VI, XI, XXI, XXIV, р. 116-18,126-7, 133-4,137-8, письма Ницетия; VII-VIII, р. 118-22, письма Ницетия Юстиниану и королеве лангобардов.
295
Реймонд Ван Дам
в частности, во время споров о том, с кем из своих дядьев он дол- жен заключить союз. После убийства Сигиберта в 575 г. герцог Гундовальд немедленно добился провозглашения Хильдеберта королем в Австразии. Первым nutricius или опекуном Хильдеберта являлся Гогон - еще один «романизированный франк», который был достаточно знаком с классической культурой, чтобы самостоятельно писать на латыни послания и стихи77. Гогон, предположительно, относился к тем «первым людям» Хильдеберта, которые поддерживали союз с королем Бургундии Гунтрамном. Но в королевстве Хильдеберта влиянием пользовались также епископ Эгидий Реймский и герцог Гунтрамн Бозон. Оба они были видными сподвижниками Сигиберта: Эгидий рукополагал епископов городов, которые пытался контролировать король, а Гунтрамн Бозон командовал войском, погубившим одного из сыновей Хильперика. И оба они, по-видимому, не принадлежали к числу советников Хильдеберта в начале его правления. Однако к 581 г. Эгидий превратился в ведущую фигуру при дворе Хильдеберта и принимал участие в посольствах «первых людей», договаривавшихся о союзе с Хильпериком. Между тем, при поддержке других знатных лиц в королевстве Хильдеберта герцог Гунтрамн Бозон вызвал Гундо- вальда, утверждавшего, что он был еще одним сыном Хлотаря, из константинопольской ссылки. Король Гунтрамн был особенно раздражён вызовом, который бросил этот претендент. Возраставшее могущество Эгидия и Гунтрамна Бозона определило переориентацию двора Хильдеберта от альянса с Гунтрамном на союз с Хильпериком. Впрочем, влияние и Эгидия, и Гунтрамна Бозона вскоре начало ослабевать. В 583 г. войско Хильдеберта восстало против Эгидия за то, что тот «продал» их королевство, и вскоре после этого Хильдеберт заключил новый союз с Гунтрамном Бургундским. Год спустя, когда Эгидий и Гунтрамн Бозон представляли Хильдеберта при дворе Гунтрамна, король так разгневался, что послов закидали навозом и грязью; а еще через год он предостерегал Хильдеберта от следования советам Эгидия. Тем временем еще одна группировка знати формировалась вокруг Брунгильды - матери Хильдеберта. В период малолетства ее сына она, было, утратила влияние. Так, некоторые франкские магнаты жестко напомнили ей, что Хильдеберт ныне находился под их защитой, а Гунтрамн Бозон неодно¬
77 Epistolae Austrasicae XIII, XVI, XXII, р. 128, 130, 134-5, письма Гогона; XLVIII, р. 152-3, письмо, написанное от имени Хильдеберта. Фортунат, Carmina VII.2.3, описывал Гогона как нового Цицерона.
296
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
кратно оскорблял Брунгильду. Однако после совершеннолетия Хильдеберта его мать вернула прежнюю весомость и отомстила. Хотя Гунтрам Бозон обратился за помощью к влиятельным епископам, и Хильдеберт, и король Гунтрамн согласились, что герцога надлежит казнить. Эгидию сперва удалось снять с себя подозрения благодаря дарам Хильдеберту, пока в 590 г. он не был обвинен в измене и, в итоге, низложен церковным собором.
В Австразии за влияние при королевском дворе боролись различные объединения франкской знати, римских аристократов и епископов. Правление малолетнего короля было подходящим временем для этого, поскольку позволяло им представляться его защитниками. Фактически, в 587 г. ряд австразийских аристократов замышляли убийство Хильдеберта (который, несмотря на семнадцатилетний возраст, уже достиг совершеннолетия), чтобы провозгласить его маленьких сыновей королями и контролировать их. Но даже вполне взрослые короли бывали удивлены и раздражены непослушанием и самостоятельностью формально подчиненных им аристократов и епископов. Недолговечные альянсы, заключавшиеся королями Австразии, маркировали не столько продуманную королевскую политику, сколько колебавшееся влияние различных аристократических группировок, которые, в свою очередь, повсеместно вступали в союзы с иными знатными лицами.
Такие же аристократические и епископские группировки, несмотря на то, что их существование хуже отражено в источниках, действовали в других франкских королевствах, и короли здесь тоже нуждались в их помощи. Сразу же после смерти своего отца Хлотаря в 561 г. Хильперик попытался обрести поддержку влиятельных франков посредством даров. После убийства Сигиберта Хильперик смог привлечь на свою службу франков, которые до этого служили его брату. Когда позднее эти франки покинули его, перейдя на сторону Хильдеберта, Ансовальд получил некоторые их поместья близ Суассона. Ансовальд, предположительно, был среди «первых людей», присоединившихся к епископу Байе Леудовальду при подтверждении союза между Хильпериком и Хильдебертом в 581 г. Три года спустя он и другие знатные лица обеспечили воцарение младенца Хлотаря II - после убийства его отца Хильперика. В отличие от презрения, первоначально выказанного австразий- скими аристократами Брунгильде, местная знать, по-видимому, поддерживала мать Хлотаря Фредегонду. Поэтому, когда Гунтрамн
297
Реймонд Ван Дам
попытался быстро свести на нет влияние королевы, отправив ее в поместье неподалеку от Руана, «все благородные люди в королевстве Хильперика» отправились с Фредегондой в изгнание. Но следующие действия Фредегонды разрушили это согласие. Некоторые франки, подобно Ансовальду, например, продолжили поддерживать королеву, но именитые франки в Руане разгневались на нее, заподозрив в попустительстве убийству руанского епископа, а турнейские франки были раздражены ее пагубным вмешательством в местную усобицу. Поскольку Фредегонда, невзирая ни на что, сохранила власть при дворе Хлотаря, эти франки могли взывать только к другим королевским дворам. Например, в 589 г. «первые люди» в Суассоне и Mo попросили Хильдеберта дать одного из своих сыновей им в короли, чтобы помочь им противостоять врагам (под которыми, вероятно, имелись в виду Фредегонда и ее сторонники)78.
В качестве усыновителя Гунтрамн мог выступать арбитром и при Хильдеберте II, и при X л отаре II. В то же время он являлся и своеобразным посредником между племянниками и теми северными королевствами, где число франкских поселений было выше, поскольку он, выбрав резиденцией Шалон-сюр-Сон вместо Орлеана, тем самым предпочел соратникам-франкам иных представителей знати. В отличие от вестготов, оставивших Аквитанию после поражения, которое нанес им Хлодвиг, бургунды продолжали выступать обособленной этнической группой на востоке Галлии. Гунтрамн настолько заботился о поддержке с их стороны, что назвал своего первого сына Гундобадом. Король положился также на членов старинных римских семей, которые сохранили свое значение в восточной Галлии. Кто-то из них служил в качестве высокопоставленного сановника - подобно Муммолу, который более десяти лет занимал должности графа, патриция или герцога; иные служили епископами - как, например, предки Григория Турского в Лангре и Лионе. Даже перехода Муммола на сторону самозванца Гундовальда в начале 580-х гг. оказалось недостаточно, чтобы расстроить отношения короля со старыми римскими кланами. Только после смерти Гунтрамна франкские магнаты стали впрямь претендовать на ведущее положение в Бургундском королевстве, отчасти реагируя на то, что вдова Сигиберта Брунгильда продолжила опираться на римских аристократов79.
78 Григорий Hist.VH.9.331, поддержка Фредегонды; IX.36.457, просьба к Хильде- берту.
79 Ewig (1953), р. 703-8.
298
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
ПРЕДЕЛЫ ВЛАСТИ МЕРОВИНГОВ
Ядро франкских королевств было окружено другими областями, более или менее подконтрольными Меровингам. В некоторых регионах короли назначали или же, вероятно, попросту признавали различных герцогов - таких как герцог алеманнов, герцог васконов в западных Пиренеях и герцог баваров. Подобно тому, как отдельные семьи обрели контроль над епископскими кафедрами или графствами в Галлии, род Агилольфингов в Баварии монополизировал должность местного герцога. Поскольку упомянутые герцоги, в отличие от служивших при дворе Меровин- гов либо возглавлявших конкретные области в их королевствах, управляли обособленными этническими группами, они пользовались большей поддержкой местного населения и были склонны действовать независимо от Меровингов, а время от времени даже воевать с ними80. Одним из периферийных регионов, несомненно, сохранившим свою автономию, была Бретань. На протяжении VI в. четыре графа, каждый из которых правил небольшим бретонским «королевством», номинально подчинялись Меровингам, но при этом неоднократно атаковали соседние города и даже предоставляли убежище людям, спасавшимся от Меровингов. Хотя ношение франкского костюма и оружия распространилось среди римского населения остальных земель в центральной Галлии, бретонцы все же сохранили свои традиционные прически и одежды81.
Ограниченность власти Меровингов была особенно заметна в таком обширном регионе как Аквитания, королевский контроль над которой редко бывал прочным. Как мы видели, первые меро- вингские короли использовали разные подходы, защищая свои интересы, - например, направляли сюда кого-то из родственников или сыновей. Внуки же X л од вига предпочитали положиться на местную аристократию и епископов, даже если это решение влекло за собой проблемы. Очевидно, что короли не всегда доверяли собственным магистратам. Когда Хильперик сделал Дезидерия - римлянина, владевшего землей в окрестностях Альби, - герцогом ряда городов на западе и юге Аквитании, он также назначил графами в некоторые из этих городов этнических франков (или, по крайней мере, лиц с германскими именами). В бытность Гунтрамна Бозона
80 Алемания: Keller (1976). Васконы (Баски): Collins (1986), р. 82-98. Бавария: Jarnut(1986).
81 Григорий Hist. IV.4.137-8 и X.9.491-4; Galliou and Jones (1991), р. 128-47, и Дэвис, глава 9 далее.
299
Реймонд Ван Дам
герцогом австразийских городов на востоке Аквитании, римляне служили в нескольких таких центрах графами. Проблемы, возникшие в связи с восстанием самозванца Гундовальда, являют особо интересный пример предсказуемого провала всех этих попыток уравновесить интересы аристократов. Хотя Гундовальд утверждал, что был сыном короля Хлотаря, он какое-то время жил изгнанником в Константинополе, пока в 582 г. не вернулся в Галлию по приглашению Гунтрамна Бозона и других влиятельных знатных лиц из королевства Хильдеберта II. Следовательно, поначалу возвращение Гундовальда, как видится, было частью интриг Гунтрамна Бозона и его сторонников против короля Гунтрамна. После убийства Хильперика, однако, Гундовальд мог послужить и для достижения других целей. Когда король Гунтрамн и король Хильдеберт попытались распространить свою власть на Аквитанию, бывший чиновник короля Гунтрамна Муммол и бывший герцог Дезидерий (который ранее враждовал с Муммолом) неподалеку от Лиможа добились провозглашения Гундовальда королем. Присяга городов, некогда принадлежавших Сигиберту, была принята Гундовальдом от имени Хильдеберта; а клятву верности тех городов, которые принадлежали Хильперику или Гунтрамну, он принял от своего имени. Гундовальд также объявил о намерении сделать своей резиденцией Париж. Представляется вероятным поэтому, что он собирался стать королем Нейстрии вместо младенца Хлотаря II и возродить союз между Нейстрией и Австразией в пику Гунтрамну. Теперь Гундовальда поддерживало большее число знати, среди которой были бывший граф Хильперика Ваддон - бывший герцог Хильперика Бладаст и различные епископы, включая Бертрамна Бордоского. В 585 г. король Гунтрамн, наконец, разгромил Гундовальда и убил его самого, а также ряд главных его сторонников82.
Попытка захвата власти Гундовальдом показала, что для аристократов их собственные интересы преобладают над королевскими. Стало ясно также, что Меровинги не могут полагаться и на епископов. Епископы Бордо были особо неугомонными и обрели репутацию правивших своим диоцезом на манер королей. Епископ Леонтий, например, обладал всеми необходимыми качествами, чтобы прибрать к рукам местную власть. Он наследовал «благородное происхождение, подобное тому, которым некогда обладали римские сенаторы», участвовал в одном из франкских походов про¬
82 Goffart (1957); Rouche (1979), р. 70-7.
300
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
тив вестготов, среди предков его жены был римский император и он владел рядом прекрасных вилл. Леонтий подстраховался также, построив церкви и в честь св. Викентия - определенно бывшего патроном королей, и в честь св. Мартина - определенно не являвшегося таковым. Посему, когда однажды он уведомил Хариберта о своем намерении заменить епископа Сента, его посланец заявил, что представляет «апостольский престол» (хотя на этот раз король ловко отмел притязания Леонтия, предположив, с деланным непониманием, будто посланник явился из Рима!)83. Преемник Леонтия Бертрамн был более активно вовлечен в королевскую политику. В 577 г. он выступил на стороне Хильперика, недовольного епископом Претекстатом Руанским из-за того, что последний заключил брак между Меровеем и Брунгильдой. После убийства Хильперика Бертрамн поддержал самозванца Гундовальда. Король Гунтрамн был сильно возмущен этим не только в силу угрозы своей власти, но и потому, что Бертрамн, как позже сам он выразительно напоминал епископу, приходился ему родственником по свойству (они, вероятно, считались кузенами). В VI в. короли-Меровинги посредством браков порою вступали в альянсы с влиятельными аристократическими семействами франков. Сам Гунтрамн когда-то был недолго женат на дочери герцога-франка. Потому, очевидно, король и ожидал большей преданности от Бертрамна, который был одним из первых известных нам франков, возглавивших епархию в южной Галлии84.
Меровингские короли не отказались от Аквитании. К концу VI в. они стали приглашать юных сыновей аристократов обучаться при своих дворах - практически в качестве заложников, гарантировавших должное поведение их семей - прежде чем назначать их на различные должности. Три брата из Альби, к примеру, выросли при дворе Хлотаря II. Первый из них стал придворным капелланом, а затем епископом Кагора, второй занял должность графа Альби, а затем префекта Марселя, третий же - Дезидерий - был королевским казначеем до того как наследовал одному брату в должности марсельского префекта, а затем другому - в качестве кагорского епископа85. Поэтому проблема королевского контроля
83 Фортунат Carmina 1.6-20, IV. 10; Григорий Hist. IV.26.158, «апостольский престол».
84 Григорий Hist. IX.33.451-4; Ewig (1974), р. 52-6.
85 Vita Desiderii Cadurcae urbis episcopi cc. 7-15.567-74; Durliat (1979). См. также Форакр, глава 14 далее.
301
Реймонд Ван Дам
над Аквитанией не обязательно была следствием сохранения этнического или регионального самосознания, но, скорее, просто указывала на трудности с управлением далекими регионами из королевских дворов в северной Галлии. Утверждение Меровингов, вероятнее всего, знаменовало собой коренное изменение системы координат в политике, а не упадок эффективного управления. Римские императоры, исходя из средиземноморской перспективы, некогда опасались создания независимой «галльской империи» на севере Галлии. Короли-Меровинги продолжали опасаться восстаний, но теперь, главным образом, в южной Галлии86.
Несмотря на их местные связи, герцоги и графы порой оказывались не в лучшем положении. «Никто не боится короля», - однажды заявили Гунтрамну несколько герцогов, добавив, что «никто не уважает герцогов или графов». В частности, даже в тех городах, которые обладали серьезным значением в меровингской Галлии - таких, как Париж или Тур - епископы могли быть более влиятельными, чем короли или их магистраты. Уже при Хлодвиге Париж стал важным центром франкских интересов, и он первоначально служил столицей королевства Хильдеберта, который в 556 г. поддержал избрание епископом Германа. Однако после смерти Хильдеберта короли не могли надолго установить свою власть над Парижем, а после кончины Хариберта в 567 г. три его брата разделили город и согласились, что ни один из них не вступит в него без согласия других. Париж мог оставаться «королевским городом», но по сравнению с дробным контролем разных королей, только власть епископа оставалась постоянной. Поэтому короли боролись за благосклонность Германа. Хлотарь, например, однажды обратился за помощью к Герману, страдая от лихорадки, и она прошла после того, как он поцеловал плащ епископа. Таким образом, в VI столетии Хлотарь стал единственным королем франков, продемонстрировавшим свое подчинение епископу, позволив тому исцелить себя. Большинство же королей отказывалось отправлять даже малолетних больных сыновей к святым реликвиям для исцеления. Позже Герман добился от Хлотаря помилования для ряда заключенных. Затем, когда Сиги- берт и Хильперик боролись за власть над Парижем, этот епископ проявил независимость, отправившись с визитом к Гунтрамну. В данном случае решающее значение могла иметь его собственная семья и связи, поскольку прежде он был аббатом монастыря
86 Об отличии между северной и южной Галлией см. в Van Dam (1992).
302
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
св. Симфориана в своем родном городе Отёне, входившем в королевство Гунтрамна. Очевидно, что Гунтрам понимал важность этих отношений, поскольку теперь стал отмечать день памяти святого в Отёне87. После смерти Гунтрамна в 576 г. Париж оставался привлекательным и фактически недоступным для франкских королей. Хильперик, например, желал, по-видимому, чтобы его сына крестил епископ Рагнемод, но он вступил в Париж только вслед за принесенными туда реликвиями святых, которые, как он надеялся, снимут проклятие за нарушение договора с братьями. Посему, несмотря на историческое и географическое значение Парижа для королей- Меровингов, политические распри и епископское господство в течение десятилетий оставляли этот город на периферии королевского влияния.
Другим городским центром, который в VI в. оставался почти недосягаем для власти франкских королей, был Тур - отчасти потому, что здесь не прекращались попытки одного знатного семейства сохранить свое влияние на земляков в центральной Галлии. Когда Григорий стал турским епископом в 573 г., он не просто унаследовал этот пост от двоюродного брата своей матери, но отметил также, что почти все предшественники по епископской кафедре являлись его предками. По большей части это неустанное влияние было результатом успешной матримониальной политики. Так, отец Григория был выходцем из влиятельной семьи в Оверни, а его мать происходила из еще более влиятельного бургундского рода. Данные семьи сумели сохранить свое положение в местном обществе, невзирая на переход власти от вестготов и бургундов к франкам, добившись для своих представителей епископских кафедр в Лангре, Лионе и Клермоне, а также в Туре. В этой связи Хлотарь признавал семью Григория «одной из самых выдающихся на свете», а Гунтрамну продолжали являться во сне некоторые из предков Григория, ранее бывшие епископами в его королевстве. Второй причиной недосягаемости Тура для королевской власти были все те же раздоры между франкскими королями. Поскольку Тур был расположен неподалеку от столичных городов, он обычно оказывался на пограничье различных королевств. В первые годы епископства Григория Турского вражда между королями причинила множество невзгод как самому городу, так и его новому епископу. В действительности Григорий стал епископом при
87 Фортунат Vita Germani сс.68-70, о Хлотаре; Григорий Hist. VIII.30.393-7, замечание герцогов и Гунтрамн.
303
Реймонд Ван Дам
поддержке короля Австразии Сигиберта, который стремился подкрепить свои претензии на Тур, столкнувшись с противодействием Хильперика. После убийства Сигиберта в 575 г. Хильперик восстановил контроль над городом, и на протяжении ближайших десяти лет его войска, наряду с отрядами других королей, периодически разоряли Турень. Хильперик не особо верил в преданность Григория австразийскому двору, даже созвав в 580 г. епископский собор, на котором следовало рассмотреть обвинение Григория в том, что он якобы замышлял вернуть Турень Хильдеберту. Григорий оказался в неловком положении. Поскольку огромный престиж св. Мартина - покровителя Тура - вынуждал королей медлить с посещением города, Григорий беседовал с ними лишь тогда, когда бывал при королевских дворах. Но непрерывная вражда между королями мешала епископу посещать их настолько часто, чтобы обрести значительное влияние. В 580 г. угроза его епископской власти была столь велика, что даже помешанный торговец реликвиями, который забрел в Тур, мог припугнуть Григория местью короля Хильперика.
Григорий, впрочем, уцелел, а вскоре после убийства Хильперика Гунтрамн вернул Тур Хильдеберту. Поскольку два этих короля, как правило, старались действовать сообща, пограничный статус Тура позволил Григорию посредничать между ними. Положение Григория как епископа отныне также пересекалось и с влиянием его семьи, ибо его родственники по матери имели связи в таких городах как Лион и Лангр, входивших в королевство Гунтрамна, а родственники по отцу - в Оверни, которая принадлежала Хильдеберту. Оба короля, помимо этого, чтили св. Мартина. Гунтрамн как-то предостерег посла от осквернения церкви этого святого в Туре, аХильдеберт, возможно, построил в честь Мартина новую церковь. Поэтому, пребывая при дворе Хильдеберта, Григорий отвечал послам Гунтрамна от имени короля. В итоге, он, по всей видимости, сменил епископа Эгидия Реймского в качестве одного из ведущих епископов-дипломатов Хильдеберта, который отправлял Григория послом к Гунтрамну88. Благодаря уникальному положению своих городов их епископы, подобные Герману Парижскому и Григорию Турскому, обладали хорошими возможностями для посредничества между недоверчивыми королями.
88 Семья Григория и епископство: Pietri(1983); VanDam(1985), р. 202-29; (1993), р. 50-81.
304
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
В долгосрочной перспективе, однако, судьбы Парижа и Тура различались. Париж был слишком значимым королевским городом, чтобы его можно было игнорировать, погребение же здесь почивших франкских королей вело к возвращению ему статуса важнейшей резиденции. Город св. Мартина короли, напротив, все еще избегали, хотя некоторые вдовы Меровингов и перебирались жить в Тур. Даже после того, как они обрели покровительство святого, заполучив в конце VII в. его плащ, они хранили эту реликвию не в Туре, а при своем дворе89. Тем не менее, различия между Парижем и Туром, свидетельствуют о важных изменениях в королевской политике. В конце VI в. первенство Гунтрамна и его союз с Хильдебертом II являли собой превосходство Бургундии и Австразии; но именно короли Нейстрии возродили значение Парижа и стали обладателями плаща св. Мартина.
ЖЕНЩИНЫ-ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ: ФРЕДЕГОНДА И БРУНГИЛЬДА
В различных субкоролевствах ни франкская знать, ни римские аристократы, ни даже церковные иерархи не объединялись общей политикой или интересами. Поскольку ресурсы короля, в сравнении с теми, которыми некогда распоряжался римский император, были крайне ограничены, могущественные аристократы, накопившие богатство и способные набрать шайку вооруженных сторонников, представляли собой реальную угрозу. Накопленные богатства могли также усилить власть женщин - особенно тех, которые состояли в родстве или были замужем за меровингскими королями. В VI в. жены и дочери королей-Меровингов получали «города, земли и доходы» в качестве приданного, утренних даров90, обычных подарков или наследства. Подобно богатым мужчинам, они затем жертвовали имущество городам и храмам либо награждали своих собственных сторонников. Вдова Хлодвига Клотильда передала часть собственности клермонскому священнику, благодаря чему стала известна своей щедростью. Радегунда, оставив своего мужа Хлотаря, использовала свои собственные средства, чтобы основать монастырь и возвести в Пуатье церковь, освященную в честь Девы Марии. В результате Клотильда обрела достаточно могущества,
89 Van Dam (1993), р. 25-8.
90 Имеются в виду дары, подносившиеся женщине ее супругом наутро после свадьбы. - Прим, науч.ред.
305
Реймонд Ван Дам
чтобы влиять на избрание ряда турских епископов, а Радегунда пользовалась в Галлии таким уважением, что могла не просто взывать к королям о прекращении усобиц, но также испрашивать и получать от иерусалимского патриарха и византийского двора христианские реликвии. В культуре, где дороговизна и великолепие гробницы мыслились вечным подтверждением статуса умерших, гроб Радегунды был вдвое больше обычного91.
Будучи замужем за королями, эти женщины приобрели богатство и влиятельность. В отсутствии мужей, они, возможно, были даже более опасными, благодаря способности создавать другим королям конкурентов за счет прямой поддержки или брачных связей. Клотильда была изначально вовлечена в королевскую политику - сперва побуждая своих сыновей напасть на королевство бургундов, а затем попытавшись обеспечить наследование малолетними детьми ее сына Хлодомера его королевства. После того, однако, как собственные ее сыновья Хлотарь и Хильдеберт убили двух из этих мальчиков, вдовствующая королева поняла намек и перестала участвовать в политической деятельности, поселившись в Туре - том городе, который, как мы видели, фактически находился вне королевской юрисдикции.
Порой короли женились на царственных вдовах, отчасти для того, чтобы получить власть над их богатствами, отчасти - чтобы гарантировать отсутствие других претендентов на королевскую власть. Иные женщины из королевской семьи, как вдовы, так и незамужние дочери, уходили в монастырь - или по настоянию короля, или по собственному желанию. Радегунда была единственной меровингской королевой VI в., которая добровольно оставила супруга ради другого «царя». Хотя она, возможно, и оскорбила мужскую гордость Хлотаря, предпочтя ему «объятия Царя Небесного»92, однако, став монахиней, больше не могла выйти замуж за соперника или произвести на свет наследника. Поэтому и она, несмотря на сохранившееся влияние, оставалась в стороне от политики.
Другие представительницы королевской семьи - такие, как Брунгильда и Фредегонда - напротив, не соглашались уйти в мо¬
91 Григорий Hist. IX.20.436, Дары Гунтрамна своей дочери; Baudonivia, Vita Radegundis сс.14 и 16, р. 386-9, Фортунат Carmina Appendix 2, реликвии; Григорий In Gloria Confessorum 104, p. 364-6, гроб. Богатство женщин: Wemple (1981), р. 44-50; Halsall (1995), p. 61-73.
92 Baudonivia, Vita Radegundis c.4, p. 308-11; Brennan (1985); Gäbe (1989).
306
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
настырь и пытались остаться политически активными даже после смерти своих мужей. В первой половине VI в. короли-Меровинги часто брали жен из соседних королевских династий бургундов, остготов, тюрингов или лангобардов. Кажется, что браков с иностранными принцессами ожидали в особенности от королей Австразии, и в 566 г. Сигиберт женился на вестготской принцессе Брунгильде. Не желая отстать от брата, Хильперик настоял на своем браке с сестрой Брунгильды - Галсвинтой. Две этих женитьбы были в числе последних брачных союзов с иностранными принцессами. Когда брак Хильперика вскоре разрушился, он приказал убить Галсвинту и женился на Фредегонде. Согласно позднейшей традиции, Фре- дегонда была королевской служанкой93 - если это действительно так, то союз с ней стал примером усилившегося стремления Меро- вингов ограничить использование браков как инструмента дипломатии. Первые Меровинги были довольно слабы, вследствие чего пытались укрепить свою власть посредством браков с соседними королевскими династиями. К концу VI в., однако, франкские короли уже уверены в собственных силах настолько, чтобы делать выбор в пользу наложниц и женщин низкого происхождения - особенно, если предыдущий брак оказывался бездетным. Рождение сыновей стало важнее дипломатических связей и союзов с аристократами.
Брунгильда и Фредегонда посему представляли не только различные королевства Меровингов, но и разные матримониальные стратегии. Тем не менее обе они разбогатели и сокрушили множество могущественных королей, аристократов и епископов. Некоторые аристократы даже признавали, что Брунгильда «контролировала королевство своего мужа». Однако в пору наибольших успехов Сигиберта по подчинению Парижа, он был умерщвлен убийцами, которых подослала Фредегонда. Значимым фактом является то, что после убийства Хильперик первым делом позаботился о судьбе сокровищ и женщин: король захватил богатства Брунгильды, а саму отправил в ссылку, задержав также ее дочерей. Однако эта попытка нейтрализовать Брунгильду оказалась безуспешной, поскольку вскоре она вышла замуж за Меровея - одного из сыновей Хильперика от предыдущего брака. Пусть Брунгильда на время и лишилась влияния при дворе своего сына Хильдеберта II, она все еще была досадным препятствием для Хильперика. Мешала ему
93 Liber Historiae Francorumc.31,p. 292. Форма королевских браков: Ewig(1974), р. 38-49; Wemple (1981), р. 38-43, 56-7.
307
Реймонд Ван Дам
и Фредегонда. Та злоумышляла против пасынков, вынудив мужа предъявить обвинения епископу, заключившему брак между Брун- гильдой и Меровеем. Саму же Фредегонду обвинили в любовной связи с епископом Бордо Бертрамном. Последнее обвинение было особенно тяжелым, поскольку заставляло усомниться в законности престолонаследия. Хильперик всецело осознавал его последствия, утверждая, что «предъявленное жене обвинение позорит и его». Недобрые слухи о Фредегонде продолжали множиться. Вскоре после убийства мужа она удивила короля Гунтрамна, заявив (как оказалось, ошибочно), что снова беременна, спустя всего несколько месяцев после рождения Хлотаря II. На следующий год Фредегонде пришлось собрать три сотни знатных лиц и трех епископов, дабы клятвенно подтвердить перед ними, что отцом Хлотаря был именно Хильперик94.
Как только Брунгильда восстановила свое влияние на сына Хильдеберта, возобновилась и ее вражда с Фредегондой. Однажды Хильдеберт II попытался привлечь Фредегонду к ответственности за убийства Сигиберта и Хильперика. В ответ его тетка отправила к нему убийц. По смерти Гунтрамна Хильдеберт унаследовал его бургундское королевство. После кончины самого Хильдеберта в 595 г. его старший сын Теодеберт II получил Австразию, а младший сын Теодорих II - Бургундию. Хлотарь II и его мать Фредегонда смогли захватить Париж, но союз между Австразией и Бургундией вызывал опасения. Фредегонда умерла в 597 г. Еще более страшным стало для Хлотаря поражение от соединённых сил Теодеберта и Теодориха, которые вслед за эти низвели королевство двоюродного брата до нескольких городов. Казалось, что Нейстрия находится на грани исчезновения.
Между тем, Брунгильда, будучи изгнанной из Австразии, пыталась укрепить свою власть при дворе Теодориха в Бургундии: она внушала своему внуку возможность довольствоваться многочисленными наложницами, но не жениться; она потворствовала лишению сана недружелюбно настроенного к ней епископа и продвижению своих фаворитов, в особенности аристократов из римских семей95, наконец, она же побуждала Теодориха напасть на войска, которые возглавлял сын Хлотаря. Брунгильда и ее сто¬
94 Брунгильда: Григорий Hist. VI.4.267-8; Nelson(1978). Фредегонда: Григорий Hist. V.49.258-63, обвинения, VII.7.329-30, VIII.9.376, слухи.
95 Свержение и убийство епископа Дезидерия Вьеннского: Sisebut, Vita Desiderii; Fontaine (1980).
308
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
ронники также уговаривали Теодориха (вопреки воле иных представителей местной знати) напасть на родного брата Теодеберта. После этого Теодеберт заключил союз не только с Хлотарем II, но также и с вестгостким королем Виттерихом в Испании, лангобард ским королем Агилульфом в Италии. Предстоявший союз с вестготами был еще одним признаком слабевшего влияния Брун- гильды, ведь та, хоть и состояла в родстве с предыдущей вестготской династией (а одна из ее дочерей некогда была даже замужем за сыном вестготского короля вестготов), но, тем не менее, помешала осуществить брак дочери Виттериха и Теодориха, который организовали аристократы Бургундии. Для того, чтобы защитить свое положение рядом с внуком, Брунгильда противодействовала и вестготам, и некоторым представителям бургундской знати. Однако самый красноречивый протест против планов Брунгильды был озвучен Колумбаном - ирландским монахом, который основал монастырь в восточной Бургундии и который отказался благословить внебрачных сыновей Теодориха96. После того как Брунгильда, наконец, добилась изгнания Колумбана, Теодорих в 612 г. разбил Теодеберта и объединил Бургундию с Австразией. Когда он начал собирать армию против Хлотаря и нейстрийского королевства, Теодорих казался королем, который объединит державу франков под своей властью.
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Теодорих умер в 613 г., и, как это обычно бывало, последнее слово осталось за местными аристократами. В Австразии аристократическая группировка, возглавляемая Пипином Ланденским и Арнульфом Мецским - двумя могущественными землевладельцами из долины реки Мозель, выступила за союз с Хлотарем. Тем временем Брунгильда пыталась добиться провозглашения одного из сыновей Теодориха Сигиберта II единоличным королем. Ее отказ от привычной для Меровингов практики раздела королевства между всеми оставшимися в живых сыновьями, вероятно, был средством объединения своих союзников в Бургундии и Австразии. Но Варнахар - франк, служивший майордомом в бургундском дворце - объединился со знатью Бургундии, чтобы выдать Брунгильду и ее праправнука Хлотарю, который казнил их, но только после того, как обвинил свою тетку в смерти не менее десяти
96 Иона из Боббио Vita Columbarii 1.18-19.86-90; Prinz (1981); Riche (1981).
309
Реймонд ВанДам
франкских королей. Как это ни удивительно, но именно король Нейстрии воссоединил королевства франков. Обозначая свое новое положение, в 614 г. Хлотарь смог созвать почти 80 епископов из Австразии, Нейстрии, Бургундии и Аквитании на собор, который состоялся в его столице Париже в церкви св. Петра, построенной когда-то самим королем Хлодвигом. Хронист Фредегар подобрал поверхностное сравнение: при X л отаре II «все королевство франков было объединено как в правление Хлотаря I»97.
Хлотарь I был королем всех франков в течение всего трех лет - единственного периода после смерти Хлодвига, в течение которого франкской державой правил один король. Регионализм, местная автономия, власть могущественных аристократов и гордых епископов были характерны для меровингской Галлии в VI в. и сохранили свое значение в будущем. Поэтому Хлотарь II должен был заплатить за воссоединение королевства: сначала он вновь назначил Варнахара майордомом в Бургундии, а Радона - в Австразии, а затем - десятью годами позже - провозгласил (пусть и под влиянием Пипина и епископа Арнульфа) своего сына Дагоберта I австра- зийским королем98. Меровинги пытались укрепить свою власть прежде всего в Нейстрии, покровительствуя, в частности, культу св. Дионисия (св. Дени): посвященные ему церковь и монастырь близ Парижа стали главной королевской усыпальницей. Но и аристократы - франкские, римские и бургундские - начали использовать схожие методы для возвышения собственных семей. Новый образ жизни ирландского монашества, принесенный Колумбаном и его сподвижниками в восточную и северную Галлию, предоставил светским магнатам возможность основывать и поддерживать монастыри в сельской местности, вдали от городов, которые контролировали епископы. Поскольку аристократы оставались сеньорами этих новых монастырей, члены их семей становились влиятельными аббатами и монахами - иногда после службы королю, а иногда прежде чем сделаться епископами. В итоге, некоторых из них начинали почитать в качестве святых, и святость их впоследствии тоже подкрепляла семейную славу99. В этом плане «воссоединение» франкских земель одновременно знаменовало, что не удивительно, прямое признание власти местных аристократов и самобытности
97 Фредегар Chron. IV.42.142; Ebling (1974), р. 235-8.
98 Немного другую точку зрения см. в Форакр, глава 14 далее.
99 Св. Дени: Semmler (1989); «само освящение» : Prinz (1965), р. 489-503, также Форакр, глава 14 далее.
310
ГЛАВА 8. Меровингская Галлия и франкские завоевания
субкоролевств либо иных важных регионов. Хлотарь II, Дагоберт I и их преемники, возможно, предпочитали сравнения с образцовыми царями Ветхого Завета - Давидом и Соломоном, но более подходящим библейским аналогом для меровингской Галлии к началу VII в. была бы ситуация, сложившаяся после смерти Соломона, когда два царства сохраняли зыбкую власть над россыпью колен Израилевых100.
100 Epistolae aevi Merowingici collectae XV, p. 457-60, популяризация епископами Давида и Соломона в середине VII в.; Эддий Стефан Vita Wilfridi с. 33, р. 68-9, сравнение Дагоберта II с царем Ровоамом.
311
ГЛАВА 9
КЕЛЬТСКИЕ КОРОЛЕВСТВА1
Венди Дэвис
Ирландия, Шотландия, остров Мэн, Уэльс, юго-запад Британии (Корнуолл и Девон) и Бретань были в VI и VII вв. основными областями расселения кельтов, хотя и обитатели иных регионов Западной Европы в то время пользовались различными кельтскими наречиями. Так обстояли дела на северо-западе Испании и в некоторых районах Англии, но возможно, еще и в центральной Франции. Указанные области расселения кельтов определены данными лингвистики: это территории, где в повседневной жизни использовались, главным образом, кельтские языки. Последние делились на две большие подгруппы - бриттские (т. н. Р-кельтские) и гойдельские (или Q-кельтские), распространенные, соответственно, в Британии и Ирландии. В рассматриваемый период получили развитие отдельные различия между языками бритт- ской подгруппы, но они были сравнительно малы и не мешали общению: так, примитивный кумбрийский язык - язык южной Шотландии и английского северо-запада - слабо отличался от примитивного валлийского, который, в свою очередь, не особо отстоял от примитивного корнского2. Примитивный бретонский на этом этапе был еще почти не различим с корнским, хотя все еще спорят, был ли бретонский привнесен на северо-запад Франции переселенцами из Британии, или же некоторые его диалекты (подвергшиеся частичной или полной бриттонизации) ранее являлись местными версиями галльского языка, который относится к Р-кельтским и на котором некогда говорили повсюду на западе Европы3. Основной язык пиктов, на котором говорили в восточной и северной Шотландии, по-видимому, существенно отличался от Р-кельтских языков (возможно, был ближе к галльскому) и мог
1 Перевод главы подготовлен Ю.Е. Вершининой и А.Н. Масловым.
2 Jackson (1953), р. 3-11. (в отечественном языкознании термину primitive, который предложил К. Джексон, может примерно соответствовать определение архаический. - Прим, науч.ред.).
3 Falc’hun (1963); Jackson (1967), р. 21-36; Fleuriot (1980), р. 55-78.
312
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
быть вполне или более-менее понятен носителям кумбрийского языка на юге. Носители языков гойдельской подгруппы проживали, по большей части, в Ирландии, где использовался единый примитивный ирландский язык, хотя в его рамках и допустимо существование неких региональных отличий4. Но на ирландском говорили и в некоторых областях Британии: в частности, на юго-западе Шотландии, а также в западном Уэльсе и на западе Корнуолле.
Вследствие этого, даже сочтя все названные регионы кельтскими, мы не ждем от них большей политической или культурной однородности по сравнению с германоязычными землями. Кельты не сформировали широкого политического объединения; ни в одной из кельтских «стран» не было даже единого королевства, их всякий раз бывало несколько или много, а часть областей вообще не принадлежала какой-либо короне. По факту, на их политическое устройство в известной мере влиял опыт пребывания под властью Рима. Бретань, юго-запад Англии и Уэльс входили в состав Римской империи, хотя уровень приобщения к материальной культуре и общественной жизни Рима в них существенно отличался, а некоторым их районам даже выдалось претерпеть регулярное военное присутствие. Восточная Бретань и юго-восточный Уэльс оказались больше затронуты римским влиянием, а на уэльском побережье были, по крайней мере, построены и в конце IV в. отремонтированы форты. Низинная Шотландия, а если точнее, область между валом Адриана и валом Антонина, во II столетии какое-то время являлась частью империи, а впоследствии, по-видимому, тесно соотносилась с имперской администрацией. Шотландские земли к северу от Антонинова вала лежали за пределами империи (хотя Агрикола в далеком прошлом и предпринял поход на восток), а Ирландия и остров Мэн никогда не входили в нее. При столь серьезных различиях в прошлом территорий, было бы удивительно обнаружить местные политические сообщества постримского времени похожими друг на друга5.
Конечно, принципиально различалась и география кельтских областей, так что не стоит искать здесь единообразия хозяйственных, политических или социальных структур. Большая часть Уэльса занята плоскогорьем, Шотландии - высокогорьем. Население этих территорий не могло быть многочисленным, а noce л е-
4 Koch (1995).
5 См. Холсол, глава 2 выше.
313
Венди Дэвис
ния должны были концентрироваться в прибрежных низинах (в шотландском случае - на Западных островах6) - или же на тесных, пригодных для земледелия, равнинах юго-западного Уэльса и восточной Шотландии. География Ирландии и Бретани совершенно иная: хотя в обеих имеются гористые районы, площадь возвышенностей здесь гораздо меньше, чем в Уэльсе и Шотландии, и нет причин сомневаться, что местные жители свободно селились по всей территории. Кроме того, и Бретань, и Ирландия располагают существенной площадью плодородных пахотных земель. География Корнуолла очень похожа на западно-бретонскую, тогда как остров Мэн напоминает Ирландию в миниатюре. Таким образом, различия имеются и на внутреннем, и на межрегиональном уровне. Соответственно, исключительно затруднена была коммуникация в Уэльсе и Шотландии, а сообщение внутри Бретани отличалось той же сложностью, что и любые сухопутные переходы в иных частях Западной Европы (хотя весьма вероятно, что проложенные римлянами дороги еще использовались в VII в.). Во всех трех областях передвигаться по воде было гораздо практичнее, чем по суше, и в этой связи прибрежные земли имели особое значение. Ирландию пересекали крупные водные пути, она была усеяна множеством озер, которые должно быть, существенно облегчали коммуникацию по сравнению с другими кельтскими регионами.
В самом начале раннего Средневековья ухудшился климат. Похолодание и дожди, участившиеся в конце римской эпохи, сделали гористую местность еще менее пригодной для аграрных занятий, а земли на окраинах повсюду забрасывались - как очень четко доказано раскопками римской фермы в Кевн Граеаног на северо-западе Уэльса, который некогда являлся зерновым районом, но к раннему Средневековью перестал им быть7. Все это еще больше повысило роль пригодных для сельского хозяйства равнин. Демография внесла еще одно существенное изменение в экономику рассматриваемого периода: VI и VII вв. были временем регулярных чумных эпидемий. Мы знаем, что эпидемия 540-х гг. затронула Уэльс и Ирландию, в то время как вспышка 660-х гг., предположительно, вызвала серьезные социальные последствия в Ирландии; она определенно снизила фиксируемую активность
6 Западными островами (англ. Western Isles) долгое время называли Внешние Гебридские острова. - Прим, науч.ред.
7 Goodburn, Hassall and Tomlin (1978), p. 406; Weir (1993).
314
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
населения на время жизни целого поколения8. Помня о тяжелейших последствиях позднесредневековых эпидемий, будем готовы к тому, что и в самом начале Средневековья вспышки болезни имели сопоставимый эффект.
Несмотря на географические различия, основой экономики в кельтских регионах было сельское хозяйство смешанного типа, дополнявшееся по мере необходимости, охотой и собирательством. Соотношение компонентов в рамках смешанного сельского хозяйства, конечно, разнилось от места к месту: есть основания полагать, что в Ирландии большую ставку делали на разведение крупного рогатого скота, тогда как в аграрной сфере восточной Бретани базовым было выращивание зерновых (поощрялось также и виноградарство). Все кельтские экономики характеризовались относительно низкой торговой активностью - вполне вероятно, что многие хозяйства были в значительной мере самодостаточными. Это не значит, однако, что в кельтских землях отсутствовали богачи: излишки производились и присваивались аристократами здесь так же, как и повсюду. Вследствие этого отдельные сообщества, семьи и лица в течение VI и большей части VII вв. имели возможность импортировать керамику с континента9. Торговля в небольших масштабах, безусловно, велась (движение керамики является наиболее наглядным тому подтверждением), но все указывает на то, что объемы ее и удельный вес в экономике были невелики. Неудивительно, что урбанизация в кельтских землях сводилась к минимуму или вовсе отсутствовала; земли эти были преимущественно сельскими, а в большинстве районов городов попросту не существовало. В римском Каервенте к концу VI в. почти наверняка теплилась монастырская, но не городская жизнь; в римских Эксетере и Карлайле, вероятно, имелись сильно поредевшие квазигородские сообщества; в римском Кармартене, по-видимому, не сохранилось ничего, кроме ветхих зданий. Лишь в городах восточной Бретани уцелели какие-то черты урбанизма, а Ренн, Нант и Ванн оставались городскими центрами на протяжении всего периода. В Ирландии города отсутствовали совсем, что отнюдь не прервало ее развития. Из всех кельтских регионов только здесь в VII в. наблюдаются признаки роста производства
8 Анналы Камбрии 547, 682, 683; Анналы Ульстера 545, 549, 664, 665, 668; Baillie (1995).
9 Campbell (1984), и комментарии в конце статьи; Thomas (1990), Campbell and Lane (1993), Wooding (1996), Hill (1997).
315
Венди Дэвис
и его специализации (в частности, благодаря покровительству со стороны устоявшихся монастырских сообществ), и этого достаточно, чтобы предположить, что к 700 г. она находилась на пике экономического развития. То же самое, вероятно, можно сказать и о восточной Бретани в этот период, но у нас нет источников, доказывающих это. Иначе обстояли дела в Корнуолле, Уэльсе и Шотландии.
Структура кельтского общества в VI и VII столетиях усложнялась также за счет миграций и их неравномерного характера, подобно обществам во множестве других частей Западной Европы. Некоторые бритты (а еще один или два англосакса) отправились в Ирландию в составе христианских миссий, но в целом миграции не затронули Ирландию. Правда, в IV и V вв. ее покидали сами ирландцы - с целью пограбить западную Британию или поселиться там; это движение продолжалось и в VI столетии. Поселение правящих семейств Ольстера на юго-западе Шотландии и острове Мэн в 560-580-х гг. имело огромное значение для будущего развития этих территорий. Весьма вероятно также, что в начале VI в. какие-то выходцы из южной Ирландии правили частью западного Уэльса10. Вопрос о том, сопровождало ли их достаточное число переселенцев, чтобы считать миграцию массовой, дискуссионен. Говорящее по-ирландски население могло обосноваться в юго-западной Шотландии и на острове Мэн в конце VI в. либо в предшествующие два столетия, или даже намного раньше. Но в появлении здесь ирландских правителей как и в том, что местное население разговаривало или заговорило по-ирландски, нет никаких сомнений.
Есть также основание думать, что в V в. имело место какое-то значительное переселение бриттов, которое, скорее всего, отчасти продолжилось и в первые десятилетия после 500 г. Сегодня никто не верит, будто бы все бритты (коренные жители острова) были вытеснены на запад англосаксонскими поселенцами, поскольку из текстов VII в. - и даже из более поздних сочинений - совершенно ясно, что бриттский язык все еще использовался в районах центральной и восточной Англии в течение долгого времени
10 Анналы Улъстера s.а. 574, 577, 580, 582. Позднейшие тексты фиксируют устойчивую традицию, согласно которой некоторые из ирландских Десси переселились в Уэльс около IV в. Представители нескольких поколений, фиксируемые ирландскими генеалогими, также фигурируют в родословии юго-западного уэльского королевства Дивед на этапе, который может соответствовать концу V - началу VI вв; Bartrum (1966), р. 4; Thomas (1994), р. 53-66.
316
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
по расселении здесь германцев11. Вплоть до VII в. сохранялись и некоторые королевства бриттов в центральной и северной Англии. Но ранние заимствования латинской лексики в валлийском языке позволяют предположить, что какая-то часть бриттов - возможно, богачи и аристократы, а, возможно, высшее духовенство - на самом деле перебралась на запад, хоть мы и не способны даже примерно судить об их количестве12. Вполне очевидно также, что некоторые из них отправились за море, в северную Францию. К середине V в. бритты жили в среднем течении Луары и в северо- западной Франции. На северо-западе этих переселенцев к концу VI в. стало так много, что название полуострова Арморика сменилось на Britannia Minor («Маленькая Британия») или, как мы именуем ее, Бретань13. Невозможно отследить это переселение в деталях, но оно, по-видимому, закончилось лишь к 560-м гг. Мы также крайне мало знаем о сопутствовавших ему обстоятельствах, хотя существует валлийское предание, согласно которому бритты отправились за море из-за чумы14. Нам неизвестно, в частности, пробрались ли, в итоге, на северо-запад какие-то группы бриттов, разбросанные по франкским землям в V в., или же на полуостров являлось все больше и больше выходцев из Британии. Непонятно и то, оказалась ли плотность бриттских поселений выше на западе Арморики, но существовавшее в VII в. разделение между землями бриттов и римлян, возможно, указывает именно на это15. Совершенно ясно, впрочем, что в восточной Бретани жили носители бриттского языка, поскольку в IX столетии личные имена и топонимы здесь в подавляющем большинстве бретонские. Пусть франкские писатели VI в. и считали реку Вилен границей между бретонцами и франками, носители бретонского языка встречались даже к востоку от нее. Возможно, река Вилен и впрямь образовывала границу между Британией и Романией: если это так, то рубеж располагался на востоке полуострова. Невозможно установить, сколько бриттов, живших в Бретани VI в. и являвшихся предками для носителей бретонского языка, на самом деле прибыли из Британии, а сколько из них были потомками кельтов, обитавших на
11 В оригинальном тексте: «after the English settlement». - Прим, науч.ред.
12 Jackson (1953), р. 77-86; Dark (1993), р. 91.
13 Concilia Galliae A.314-A.506, p. 148; A.511-A.695, p. 179; Григорий. Hist. IV.4.137, V.26.232, X.9.493.
14 Book ofLlan Dâv, p. 107-9.
15 Concilia Galliae A.511-A.695, p. 179; Vita Samsonis 1.61.
317
Венди Дэвис
континенте в римский период. Этот вопрос активно обсуждается исследователями истории Бретани, но аргументы легко замыкаются в порочный круг16.
Проблемы, связанные с миграциями - относятся ли они к Бретани, Англии или Шотландии - сложны и по большей части кажутся неразрешимыми. Передвижения кельтов не могут датироваться сколь-нибудь определенно. Мы плохо представляем себе количество переселенцев - как относительное, так и абсолютное. Мы плохо представляем себе их социальный состав. Переселялись сообщества целиком? Или какие-то шайки вольных охотников за удачей? Или отдельные аристократы и потенциальные правители? Или все сразу, но в разных соотношениях? Нам недостает знаний о связи между миграциями и языковыми изменениями. Массовое переселение, безусловно, может вызвать смену языка в регионе, но мы плохо представляем себе минимальные пропорции, необходимые для таких перемен17. Сведения топонимики могут быть чрезвычайно полезны для определения территории, занятой носителями того или иного языка / диалекта. Но даже здесь следует проявлять осторожность в предположениях о том, кто ввел в оборот конкретные топонимы - местные жители, их соседи или какой-то чужак, делавший записи о налогах, собственности, дорогах? Печально, что мы не в силах решить эти проблемы, но забывать о них нельзя: очевидно, что миграции были событием огромной политической важности и влекли за собой огромные социальные последствия.
СВЕДЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ
Письменные источники, отразившие историю кельтских земель в VI в. исключительно редки, а в отношении ряда территорий дело обстоит не лучше и в VII в., хотя к этому времени богаты и разнообразны сведения об Ирландии. Те источники, что у нас есть, могут быть отрывочны, испорчены и трудны для понимания. В этой связи мы не может пренебречь тем фактом, что существуют очень серьезные проблемы с источниками при изучении территорий, населенных кельтами в раннее Средневековье. Это означает, что невозможно дать обоснованную оценку политической истории
16 См Falc’hun (1970), р. 43-96; Galliou and Jones (1991), р. 143-7; Tonnerre (1994), р. 33—74; Astill and Davies (1997), p. 113 n. 12.
17 Cm. Koch (1997), p. xlii—xliv, некоторые вдумчивые замечания о процессе лингвистических изменений в раннее Средневековье.
318
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
какого-либо из этих регионов в первой половине VI в., и это же верно для некоторых из них в течение большей части VII в. С середины VI в. мы располагаем достаточным количеством сведений о северной Ирландии и западной Шотландии, а в VII в. растет их число о других частях Ирландии. Мы кое-что знаем об Уэльсе и восточной Шотландии, но мало что можем извлечь из скупых упоминаний о каком-то короле здесь, чьей-то смерти там. Наши сведения о Корнуолле и острове Мэн крайне отрывочны. У нас есть подробные сведения о событиях в восточной Бретани в конце VI в., но мы практически ничего не знаем о последующих ста пятидесяти годах.
В этой ситуации, особую важность приобретают сведения, извлеченные из надписей на камнях, поскольку многие из них сохранились в оригинале (это, в сущности, единственные оригинальные тексты) и могут быть удивительно подробны, включая обширный материал, описывающий статус, характер и события, а также имена и посмертное памятование. Только некоторые надписи точно датированы, датировка других может быть установлена с точностью до половины века или около того. Корпус валлийских надписей хорошо изучен и особенно важен, но имеется большое количество камней с надписями из Корнуолла и Шотландии, несколько из Бретани, и немного от этого периода из Ирландии и с острова Мэн. Большинство надписей сделано на латыни, но в некоторых используется ирландское огамическое письмо, иногда в сочетании с латынью18.
Анналы - записи, современные событиям и организованные по годам - очевидно велись в некоторых кельтских религиозных центрах с конца VI в., хотя они часто лаконичны, иногда туманны и часто прерываются. В этот период для них характерны сообщения о смерти королей и священнослужителей, заметки о битвах, стихийных бедствиях и климатических или астрономических явлениях. Североирландский цикл, который лежит в основе «Анналов Улъстера»19, важен сведениями о северной Ирландии, западной Шотландии и острове Мэн, хотя некоторые из его сообщений проникли в валлийский свод - «Анналы Камбрии»20. Весьма веро¬
18 Macalister (1945-49); Nash-Williams (1950); Bernier (1982); Okasha (1993); хотя последующие открытия опубликованы во множестве различных журналов см Thomas (1994); см. также McManus (1991).
19 Важнейший свод ирландских анналов, охватывающих события с 30-х гг. V в. до 1540 г. - Прим, науч.ред.
20 См. Hughes (1972), р. 99-159, и Grabowski and Dumville (1984), для критической оценки («Анналы Камбрии» - древнейший валлийский свод анналов, записанных на
319
Венди Дэвис
ятно, что Айонский монастырь21 был первоначальной родиной этих записей, которые принялись вести вскоре после его основания в 563 г. и довели до 740 г., но от конца VII в. уцелели записи из ирландских центров, таких как Арма и Клонферт, какие-то из них были включены в «Анналы Ульстера», а какие-то - в иные важные своды наподобие «Анналов Инисфаллена»22. От этого периода до нас дошло очень небольшое число валлийских анналов, частью валлийского, частью северо-британского происхождения. Не стоит забывать, что и в погодных записях «Англосаксонской хроники» иногда упоминаются Шотландия, Уэльс и юго-запад Британии.
От периода VI-VII вв. дошло небольшое число житий святых того времени, и эти тексты важны не только для освещения религиозных событий. Это жития св. Патрика, написанные Муирьху и Тиреханом, «Житие Бригитты» Когитоса, в то время как части другого «Жития Бригитты» можно восстановить из так называемой «Vita Prima»23 - все происходят из Ирландии и относятся ко второй половине VII в.. Из Айонского монастыря в нашем распоряжении- «Житие Колумбы», написанноеАдомнаномоколо 700г., а из Бретани - анонимное «Житие Самсона», составленное, вероятно, около середины VII в. (хотя Самсон был бретонцем, житие посвящено раннему периоду его жизни в Уэльсе)24. Значительное количество церковных источников дошло до нас из Ирландии VII в. - пенитенциалии, каноны, трактаты - но мы не будем рассматривать их здесь. Существуют также записи церковных соборов VI в., касающиеся Бретани. Имеются и различные труды ученых, особенно ирландских, касающиеся вычислений, языка и грамматики, наряду с трудами, целью которых была демонстрация литературных способностей - такими, как «Hisperica Famina»25,
латинском языке и содержащих сведения по истории Уэльса и ряда соседних территорий с 447 по 954 гг. - Прим, науч.ред.).
21 Расположен на острове Айона, входящем в группу Внутренних Гебридких островов близ западного побережья Шотландии. - Прим, науч.ред.
22 Называются также «Анналами Инишфаллена». - Прим, науч.ред.
23 Имеется в виду т.н. «Первое Житие» Бригитты, не являющееся, вопреки своему названию, наиболее ранним жизнеописанием святой. - Прим, науч.ред.
24 Жития Патрика: Bieler (1979), р. 61-166; Жития Бригиты: Acta Sanctorum Feb. 1 (1658), р. 129-41 и Vita Brigitae, ed. Colgan (1647), p. 527-45 (cm. McCone 1982); Житие Колумбы: Vita Columbae; Житие Самсона: Vita Samsonis (см. Wood (1988)).
25 Знаменитые « Гесперийские речения». - Прим, науч.ред.
320
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
латинские стихи и гимны26. Доступны также различные повествования - назидательные и исторические - ценные при изучении: а) западной Британии - поэма Тильды о современном для него «разрушении» Британии, сочиненная в 540 г. или ранее; б) прежде всего, Британии и Шотландии - «Церковная история народа англов» Беды, написанная двумя столетиями позже; в) Бретани - «Десять книг истории» Григория Турского (часто называемые «Историей франков»), созданные в конце VI в., а также «Хроника» Фредегара, записанная в середине VII столетия27. Смесь известий, сведенных воедино в северном Уэльсе в начале IX в. под названием «Historia Brittonum»2*, содержит мало полезной информации по нашему периоду, хотя и включает несколько кратких заметок северо-британского происхождения, которые исключительно важны29. Существует также несколько ирландских сочинений, связанных с правовыми и политическими вопросами, - такие, как латинский трактат о «двенадцати злоупотреблениях»30 и записанные по-ирландски «Audacht Morainn» и «Cain Adamnâin» 31. Впрочем, большая часть огромного корпуса правовых материалов, составленных на ирландском языке, относится к VIII в.32
Имеются еще и обширные своды генеалогий из Ирландии и Уэльса (последние включают также генеалогии из южной Шотландии и острова Мэн) и несколько родословий из Девона, Корнуолла и Бретани. Эти источники потенциально соотносимы с политическими структурами VII и даже VI вв., но использовать их сложно, Т.К., подобно спискам пиктских королей или королей Тары, они составлялись, по большей части, спустя несколько веков. Их целью
26 Hughes (1972), р. 193-216; 6 Croinm (1995), р. 197-221; Davies (1982а), р. 209-14; Herren (1974-87).
27 Gildas, De Excidio; о Беде, Текер, глава 17 далее; о сочинении Григория Турского см. Ван Дам, глава 8 выше; и о «Хронике» Фредегара, Форакр, глава 14 далее.
28 Т.е. «История бриттов». - Прим, науч.ред.
29 Historia Brittonum (широко известная - ошибочно - как ‘Ненний’); см. Dumville (1972-74, 1975-76, 1985); Jackson (1963); Koch (1997).
30 Имеется в виду анонимное сочинение «De duodecim abusivis saeculi» («О двенадцати злоупотреблениях в миру»), написанное в VII в. - Прим, науч.ред.
31 Соответственно, «Завещание Моранна» и «Закон Адомнана». - Прим, науч.ред.
32 Памятники валлийской народной поэзии - в частности, «CanuAneirin» и «Сапи Taliesin» (т.е. « Книга Анейрина» и «Книга Талиесина» -Науч.ред.) - могут относиться к VII в., но редакция, которой мы располагаем, могла быть сделана не ранее IX в., а, вероятно, даже в XI в. ; краткий обзор проблемы см. Davies (1982а), р. 209-11 ; см. также Koch (1997). Некоторые ирландские народные сказания могли быть записаны в VII в. (Carney (1955), р. 66-76), но общепринятой считается их датировка VIII или IX вв.
321
Венди Дэвис
было зафиксировать длинные родословные династий, правивших на момент создания каждой из этих генеалогий: так, сборник в составе уэльского манускрипта BL Harleian MS 3859 (сер. X в.) начинается с родословной двух главных правящих семей Уэльса X в. и охватывает более 30 поколений предков; разделы, примерно соотносимые с периодом VII-X вв., по крайней мере, достоверны, но сведения о более раннем времени определенно таковыми не являются. Без подкрепления их иными источниками крайне сложно определить ценность известий, предположительно связанных с VI и VII вв.: они в равной мере могут быть и вымышленными, и ошибочными, и правдивыми. Тем не менее, существуют генеалогии (например, для острова Мэн в собрании Харли), которые, обрываясь на времени задолго до X в., должны были основываться на гораздо более ранних записях и потому потенциально важны в качестве источника. Английские генеалогии и списки королей, включенные в «Historia Brittonum», по своему значению сопоставимы с предыдущей группой33.
ИРЛАНДЦЫ
Существуют две особые проблемы, которыми обусловлено наше понимание ранней истории Ирландии, и обе они связаны с характером доступных письменных источников. Первая касается анналов: «Анналы Улъстера», подобно многим основным сводам, содержат серию записей, относящихся к V и VI вв., и, на первый взгляд, снабжают нас подробными сведениями о людях, местах и событиях этого раннего периода. Такой взгляд сильно отличается от действительности, поскольку большая часть этих сведений была отобрана и внесена в текст историками конца IX и X вв., которые создавали базовую часть свода: они приложили все усилия, чтобы поместить деяния героев - как клириков, так и мирян - в надежные хронологические рамки34. Результат их труда и в самом деле правдоподобен, но место его в цепочке источников определяется лишь примерно, а историчность не поддается проверке, поэтому данный источник не равнозначен материалам, появившимся в конце VI в. Вторая проблема связана с первой:
33 O’Brien (1962); Bartrum (1966); 6 Riain (1985); генеалогии бретонов не собраны, но большинство приводятся в La Borderie (1896-98). Списки королей пиктов: Anderson (1973); Тары - см. Byrne (1973), р. 48-69, см. также ниже в данной главе.
34 Hughes (1972), особенно р. 142-6; Smyth (1972); Grabowski and Dumville (1984), p. 93.
322
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
сила преданий была и есть такова, что именно ею, как правило, определялся (будь то в IX, XII или в XX веке) ход дискуссий о первых столетиях ирландской истории. Одно из сказаний, особенно влиятельное, заняло центральное место в Уладском цикле, самые известные элементы которого соединились в « Tâin Во Cualnge» («Похищении быка из Куалънге»)35. Его действие происходит в мире, где жители Ольстера (Улада), правят всей северной Ирландией, и где нет ни намека на семью Уи Нейллов (которые в реальности правили на севере Ирландии в течение большей части раннего Средневековья). Налицо все условия для легкого вывода о том, что Улад действительно «правил» севером в конце доисторического периода.
Другой вызов для рядового читателя связан со сложностью и необычностью политических структур, которые были характерны для Ирландии VI-VII вв. На территории Ирландии в этот период существовало множество исключительно малых политических единиц - возможно 50, или 100, или даже больше - известных как tuatha36. Каждый tuath имел своего ri - короля, который нес военную и общую ответственность за сообщество, но не был (за исключением особых обстоятельств) законодателем37. Над этой базовой структурой допускалось существование верховной королевской власти: отдельные короли были также верховными королями. Это означало, что они могли рассчитывать на военную помощь от подвластных им королей, а также на дань, но не имели права (а на практике, судя по всему, и привычки) вмешиваться в tuatha своих подопечных. Верховная королевская власть предполагала не только двухсторонние отношения: кто-то из верховных королей мог быть и верховным королем верховных королей - соответственно, какой-нибудь король одновременно являлся верховным королем одной группы королей, но подчинялся другому, более могущественному и т.д. Дополнительная трудность в том, что в это самое время верховная королевская власть не была институализированной: она могла возникнуть в одном месте и исчезнуть в другом, согласуясь с политическими реалиями.
Нам гораздо больше известно о севере Ирландии в этот период, чем о других ее частях. Насколько мы можем судить о местной
35 Tâin; см. выше прим. 33.
36 В данном случае использовано множественное число. В единственном числе - tuath (рус. туат). - Прим, науч.ред.
37 См. Вормальд, глава 21 далее.
323
Венди Дэвис
политике, она подчинялась сложной системе взаимодействия между различными ветвями рода У и Ней л лов и правителей Оль- стера-Улада. К концу VI в. четыре главных tuatha Улада занимали крайний север Ирландии (совр. графства Антрим и Даун) и управлялись соответственно династиями Дал Риады, Дал Арайде, Дал Фиатах и Уи Эхах Кобо. Обычно один из представителей этих династий был верховным королем в Уладе. Род Уи Нейллов, включавший семьи, которые считали себя потомками легендарного Ниалла (произносится как Neil) Девяти Заложников, состоял из ветвей, проживавших в северной и центральной Ирландии. Из этих ветвей Кенел Эогайн, Кенел Конайлл и Кенел Кайрпри (графство Донегол) были самыми влиятельными на севере, в то время как Кенел Лоэгайри и Кенел Ардгайл (графство Мит) - наиболее могущественными в центральной Ирландии; две эти группы известны, соответственно, как северные и южные Уи Нейллы. Модель поведения королей из рода Уи Нейллов позволяет думать, что они не только стремились стать верховными королями в тех местах, где проживали, но и спорили за верховенство друг над другом. Этот процесс достиг логического финала - уже по завершении нашего периода - с утверждением в 730-х гг. единой верховной власти Уи Нейллов, переходившей от северных ветвей к южным. Улад и Уи Нейллы были не единственными народностями в северной и центральной Ирландии, ведь здесь существовали многие tuatha, которых Уи Нейллы особо старались подчинить; часть из них представляла собой нечто похожее на разрозненные остатки более ранних «племенных» групп (например, гайленга, луинги, киан- нахты), но наиболее важными были семь tuatha в центральной области ирландского Севера, известные в исторический период как Айргиалла, то есть «зависимое королевство» (см. Карту 4).
На протяжении столетия после 560 г. ирландская политика, на первый взгляд, поражает своей сложностью. Кенел Эогайн боролись с Кенел Конайлл; Дал Фиатах - с Дал Арайде; Кенел Конайлл воевали с Диармайтом мак Кербайллом из южных У и Нейллов (племянником Ардгала38); Дал Арайде - с Кенел Эогайн; Кенел Конайлл - с Дал Риадой и Дал Арайде; Сил Аэдо Слане (из южных Уи Нейллов) сражались с Кенел Эогайн и т.д. Можно заметить, однако, и ряд закономерностей: во-первых, неуклонный рост успешности Уи Нейллов в борьбе со всеми пришельцами, а,
38 Имеется в виду Ардгал мак Конайлл, правитель королевства Миде в период ок. 516-520 гг. - Прим, науч.ред.
324
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
Карта 4. Ирландия
во-вторых, тенденцию выживания наиболее успешных ветвей Уи Нейллов, символом чего, в итоге, стало обретение ими королевской власти в Таре. Конец VI и начало VII вв. были временем постоянных и однообразных по своему течению конфликтов между
325
Венди Дэвис
правителями Уи Нейллов и Улада; успех сопутствовал то одной, то другой стороне, то одна, то другая ветвь пыталась заключать союзы - вплоть до сражения при Маг Рот в 637 г. Так, Диармайт мак Кербайлл, король Тары из южных Уи Нейллов, был разбит в 561 г. королем Айнмере из Кенел Конайлл, действовавшим совместно с Кенел Эогайн в сражении при Кул Древне, инициатором которого, по всей видимости, стал св. Колумба - двоюродный брат Айнмере - в связи с нарушением защиты, предоставленной им жителям западного Коннахта39; в конце концов, Диармайт был убит в 565 г. верховным королем Улада Аэдом Черным40 из Дал Арайде. В это время правители Улада совершали походы на восток, за море - на остров Мэн и в юго-западную Шотландию, и для верховных королей Улада сражения стали очень затруднительны вследствие интересов Дал Риады (и власти) в Британии. Сын Айнмере Аэд своевременно поддержал Айдана мак Габрана41 из Дал Риады на так называемом «собрании» в Друм Кете против тогдашнего верховного короля Улада, которым вероятно был Баэ- тан из Дал Фиатах42; в результате было достигнуто соглашение о том, что шотландская Дал Риада не имеет обязательств перед верховным королем Улада. Сражения за верховную королевскую власть в Уладе продолжались на острове Мэн в 570-х и 580-х гг., и в самой Ирландии в 620-х гг., вплоть до 637 г. и сражения при Маг Рот; тогда сын Аэд а43 Домналл разбил войска Дал Риады во главе с Домналл ом Брекком как на суше в Ирландии, где Домналл мак Аэд о заключил союз с верховным королем Дал Арайде, так и на море44, для чего заключил союз с Кенел Эогайн. С этого времени интересы Дал Риады в основном были сосредоточены на Шотландии, конфликты вокруг верховной королевской власти в Уладе стали менее частыми, а Уи Ней л лам в них почти постоянно сопутствовал успех. Домналл мак Аэдо мирно скончался
39 Анналы Ульстера 561; см. Vita Columbae Ш.З, и р. 71-4.
40 Этого правителя (äed Dub mac Suibni) иногда отождествляют с Аэдом Калекой (äed Dub mac Colmâin или äed Cerr). - Прим, науч.ред.
41 Айдан мак Габран или Айдан Вероломный - правитель королевства Дал Риада в 574-608 гг. - Прим, науч.ред.
42 Общепринятой датой считается 575 г., но возможно, что он произошло не раньше 590 г., см. Meckler (1997).
43 Имеется в виду упомянутый выше сын Айнмере - Аэд мак Айнмере(х). - Прим, науч. ред.
44 Речь идет о состоявшейся в тот же день морской битве при Сайлтире, близ западного побережья Шотландии. - Прим, науч.ред.
326
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
в своей постели (и - благодаря своему необычайному успеху - был первым, кого современники-летописцы назвали «королем Ирландии»)45.
Хотя успех У и Нейл лов был более продолжительным (иначе говоря, они постоянно становились верховными королями и верховными королями верховных королей), до конца столетия они продолжили сражаться друг с другом за превосходство, т.е. за установление верховной королевской власти. Несмотря на то, что конфликты продолжались и внутри северной и южной ветвей У и Нейл лов, наиболее значительные столкновения происходили между самими этими ветвями и все чаще сосредотачивались вокруг символического центра - Тары: тот, кто владел Тарой, мог считаться верховным королем всех верховных королей Уи Ней л лов. Так, Диармайт мак Аэдо Слане из южных У и Ней л лов разделял королевскую власть в Таре со своим братом Блатмаком, и в 654 г. нанес поражение Коналлу из Кенел Конайлл. Его преемник Финснехта, убивший своего двоюродного брата-короля, в 675 г. разбил Маэл Дуйна из Кенел Эогайнов. Лоингсех мак Энгуссо из северных Кенел Конайлл, который был вторым правителем, называемым анналистами того времени «королем Ирландии», получил королевскую власть в Таре, не встретив сопротивления, и правил до 703 г.46. «Baile Chuind»47 - относящийся к концу VII в. первый перечень королей Тары, дошедший до нас, самим своим существованием подчеркивает, что теперь власть над Тарой имела первостепенное значение в политической жизни северной и центральной Ирландии48. В течение VII в. территория, которую контролировали наиболее могущественные верховные короли У и Нейллов значительно расширилась: изначально определяя политику в узких рамках нескольких tuatha, к 700 г. они распространили свою власть на половину Ирландии. В VIII в. они смогли еще больше расширить свое владычество, а также установить порядок передачи королевской власти в Таре, которая с 734 г. будет переходить от Кенел Эогайн из северных У и Нейллов к Кланн Холмайн
45 Анналы Ульстера 565, 574, 575, 577, 578, 580, 581, 582, 586, 626, 627, 629, 637, 642.
46 Анналы Ульстера 654, 675, 703.
47 «Видение Конна», или «Безумие Конна» - древнеирландская сага, датированная предположительно VII в., согласно которой, королю Конну Кедхатаху (Конну Ста Битв) был в виде пророчества представлен список будущих ирландских королей. - Прим, науч.ред.
48 Murphy (1952); Byrne (1973), р. 91, 104-5, 276-7; Irwin (1998).
327
Венди Дэвис
из южных Уи Нейллов. В 700 г. все еще существовали другие короли и верховные короли: как Улад, так и Айргиалла имели своих собственных верховных королей вплоть до IX в., но было совершенно очевидно, что именно из группы династий У и Нейллов выходили короли, которые стоят на вершине власти на севере и в центре Ирландии.
К этому времени велико было присутствие ирландцев в Шотландии. Как указано выше, мы не знаем ни о том, когда началось переселение ирландцев в западную Шотландию, ни о том, каковы были его масштабы, однако в VI-VII вв. они занимали здесь очень небольшую территорию. Несмотря на это, в конце VI и начале VII вв. правители Дал Риады широко распространили свою власть по всей северной Британии, вступив в конфликт с англами, которые основали королевства Берниция (Айдан мак Габран потерпел тяжелое поражение от англов при Доустоне49), а впоследствии столкнулись и с пиктами50. Собрание в Друм Кете было своего рода первой попыткой ослабить связи с Ирландией и остановить отток ресурсов к верховному королю Улада; сражения на острове Мэн в 580-х гг. стали еще одним проявлением этой борьбы. Но только после поражения при Маг Рот в 637 г., все внимание королей Дал Риады сосредоточилось на Шотландии. Хотя здесь существовали такие крепости, как Данаверти, Тарберт, Данолли, своим политическим центром они сделали Дуннад - место, хорошо изученное археологами - откуда в VII в. выдвинулись на север и восток51. Это внушило опасение бритт- скому королевству Стратклайд с центром в Дамбартоне (недалеко от Глазго), и привело ирландцев в горы - к центру владений пиктов в Файфе. К 700 г. обитатели Дал Риады все еще находились на раннем этапе развития государственности, что в VIII- IX вв. станет причиной большого числа конфликтов в центральной Шотландии, но в итоге, сделает их правителями Шотландии.
Еще в VII в. У и Нейллы иногда сталкивались с представителями виднейших династий юга и запада Ирландии. Лейн - жители юго- востока (Лейнстера) - тоже претендовали на королевскую власть в
49 Точное место битвы при Дегсастане не определено. Автор, по-видимому, придерживается отождествления с местечком Доустон-Ригг в Лотиане. - Прим, науч.ред.
50 Беда, НЕ 1.34; см. также Текер, глава 17 далее; Анналы Улъстера 681, 683, 694; Koch (1997), р. xxxv-xli.
51 Lane (1984); Campbell and Lane (1992); Lane and Campbell (1993).
328
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
Таре, порой совершали набеги на северо-запад (такие, как успешное нападение на Дун Болг против Аэда мак Айнмере в 598 г.), и сами подвергались нападениям (например, со стороны Домналла мак Аэдо в 628 г.). В Лейнстере две ведущие династии - Уи Дунлайнге на севере и Уи Хеннселайг на юге - претендовали на полное верховенство, и хотя Уи Дунлайнге чаще были верховными королями, такой порядок вещей не был неизменным. Имея семейные связи с главным монастырем Килдэра, они иногда заключали союзы с южными У и Нейллами в центральной части Ирландии (дочери Келлаха в 700 г., по всей видимости, заключили браки с Уи Нейллам), а их конфликты затрагивали территорию вплоть до западных границ Лейнстера, где в необычно большом по своим размерам tuath Осрайге правили короли, упорно сопротивлявшиеся власти верховных правителей (подобное положение сохранялось в течение многих столетий после 700 г.). Периодические столкновения между Уи Дунлайнге и Уи Хеннселайг продолжались в восьмом веке, и только в середине столетия первым удалось установить верховную королевскую власть над Лейнстером, которую они сохраняли до XI в.52
У и Нейллы также имели тесные связи с западом, который считается их прародиной, а одна из нескольких виднейших западных династий - У и Бриуйн - сражалась на стороне Кенел Эогайн и Кенел Конайлл против Диармайта в 561 г. при Кул Древне. Позже в 703 г. именно Келлах из Уи Бриуйнов нанес поражение королю Тары Лоингсеху. Другая династия - Уи Фиахрах - в 603 г. выступила против Кенел Кайрпри в Слайго - крайней точке распространения власти Уи Нейллов на западе - а в 649 г. и против Диармайта мак Аэдо Слане (из южных Уи Нейллов), который разбил их короля-долгожителя Гуайре53. На верховную королевскую власть претендовали и другие династии (в особенности У и Мане и Уи Айлелло), хотя наибольшим влиянием в VII в. обладали Уи Фиахрах, а к 700 г. Уи Фиахрах и Уи Бриуйн обычно держали в своих руках верховную королевскую власть в Коннахте. Но также и здесь на постоянной основе верховная королевская власть утвердилось за У и Бриуйн не раньше конца VIII в.54
52 Анналы Ульстера 598, 628, 738.
53 Гуайре Айдне - король Коннахта (655-663) из династии Уи Фиахрах и один из популярных героев ирландских саг королевского цикла. На момент битвы при Карн Конайлле в 649 г. Гуайре не был королем, хотя и претендовал на престол. - Прим. науч. ред.
54 Анналы Ульстера 561, 703, 603, 649, 754, 792.
329
Венди Дэвис
Юго-запад - Мунстер - является областью, о положении дел в которой на протяжении VI в. нам известно меньше всего, поскольку вплоть до VIII в. в анналах содержится крайне мало современных сведений. Вероятно, Томонд (в совр. графстве Клэр) был спорной территорией, на которую претендовали верховные короли юго- западной Ирландии и более северного Коннахта. Поражение, которое в 627 г. Файльбе Фланн из Мунстера нанес Гуайре из Уи Фиахрах и правителю Уи Мане55, могло означать, что Томонд переходил под власть королей Мунстера и отделился от Коннахта. Кроме того, это поражение ослабило южных У и Фиахрах. В самом Мунстере короли-Эоганахты установили верховную власть на востоке и западе, но говорить о каких-либо закономерностях их взаимоотношений преждевременно. Весьма вероятно, что скала Кашел, которая позже стала символическим центром верховной королевской власти, уже использовалась в качестве опорного пункта, но еще не обладала значением, которое приобретет к IX в. В самом деле, предположение о том, что единое верховное королевство на юго-западе образовалось к 700 г., было бы натяжкой. Подобное развитие событий еще ждало своего времени56.
К 700 г. мы можем наблюдать слабую тень той тенденции, которая станет очевидной в течение VIII в.: создание четырех основных верховных королевств, примерно одинаковых по площади, на севере, западе, юго-востоке и юго-западе (соответственно, Ольстер, Коннахт, Лейнстер и Мунстер), пусть борьба за учреждение верховного королевства в Мунстере еще только предстояла. В 700 г. политическая жизнь в «центре» Ирландии была довольно тесно связана с севером, хотя отсюда велись набеги на юг и запад. Дал Риада в 700 г. занимало достаточно прочное положение на шотландском юго-западе, и распространила свое влияние на политические процессы в Шотландии. Эти векторы развития очевидны, хотя условия политических изменений все еще могут вызывать недоумение, а наблюдателю приходится вопрошать, откуда такое множество конфликтов, была ли война хроническим недугом ирландцев, не пребывала ли Ирландия в состоянии вечной анархии. Ответы здесь не столь просты, но и не столь тоскливы. Источники полны сообщений о битвах, поскольку именно о них предпочли написать анналисты. Вполне вероятно, что сражения были регулярным занятием военной элиты, но, при этом, мы не должны забывать, что такие состязания
55 Коналл мак Маэл Дуйб, король У и Мане. - Прим, науч.ред.
56 Анналы Ульстера 627, 721, 737, 793; Анналы Инишфаллена 721, 735.
330
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
присущи скорее элите, чем обычным людям. Отдельные битвы не означали тотальной войны. Производство сохранялось (на самом деле, как я указывала выше, есть все основания полагать, что его уровень даже вырос в VII в.), процветала ученость: в этот период ученые осваивали письменную и устную речь на новых языках, пытались осуществлять сложные вычисления, и заложили основы высокого искусства книжной миниатюры57. Фундамент верховной королевской власти, несомненно, покоился на военных успехах; немногие ее проявления в тот период были институализированы, и она имела лишь малое (а, возможно, и никакое) отношение к управлению. Речь шла, по большому счету, об очень грубом и ненадежном понимании того, как присвоить и удержать излишки. Но и обычная королевская власть продолжала активно действовать в это время. Именно король все еще представлял и защищал свой tuât h, он разбирался с чрезвычайными ситуациями, обеспечивал процветание и удачу, его мудрость могла быть призвана для разрешения споров. Король вел переговоры со священнослужителями и - все чаще - обретал опору в лице процветающих религиозных общин. Даже если политическая повестка в основном определялась верховными королями, обычные короли сохраняли влияние и на местном, и на региональном уровнях. Король Осрайге, расположенного между Ленстером и Мунстером, возможно, владел необычайно большим tuât h, но он является отличным примером того, на что был способен король без обременений, связанных со статусом верховного правителя
Только справедливость правителя приносит мир, спокойствие, радость, свободу и утешение.
Только справедливость правителя позволяет ему посылать (огромные) отряды к вражеским рубежам...
Только справедливость правителя приносит в изобилии высокие, длинные колосья
Только справедливость правителя приносит изобилие рыбы, плавающей в ручьях...58
ЗЕМЛИ ПИКТОВ И СЕВЕРНАЯ БРИТАНИЯ
Хотя ирландцы в значительном количестве уже присутствовали в западной Шотландии в VI-VII вв., основными группами населения, занимавшего север Британии, были пикты, бритты и англы.
57 О христианской культуре в Ирландии см. Стэнклифф глава 15 далее.
58 Audacht Morainn, р. 7.
331
Венди Дэвис
332
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
Тот факт, что монастырь Айона был основан у западного побережья Шотландии в 563 г., а монастырь Джарроу — столетием позже на самом севере Англии, как и то, что оба они были центрами исто- риописания, книжности и образования, означает наличие у нас кое-каких знаний о взаимоотношениях этих групп в ранний период — знаний, определенно, более обширных, нежели те, которыми мы располагаем применительно к последующим векам.
К концу VI в. в регионе, который сейчас известен как шотландский Лоуленд и север Англии, существовало несколько брит- тских королевств, хотя до этого периода нам известно о них крайне мало59. На территории между Ньюкаслом и Бамбургом короли бриттов - Моркант, Уриен и, возможно, Гваллаук - подчинились англам в течение нескольких десятилетий до 600 г., но в южном Йоркшире бриттский король продолжил править примерно до 617 г.60 Несмотря на это, перед нами, по сути, история поражений - военной катастрофы, за которой последовала утрата политической идентичности и независимости. Ее обстоятельства и атмосферу отражает поэма, известная как «Гододин» (хотя более кратко, но емко они переданы в песнях «Книги Талиесина»).
Мужи шли в Катрает; они были готовы к битве;
Свежий мед был их пиром, но это был яд;
Триста их в боевом порядке -
И после стонов наступила тишина.
Хотя они ходили в церкви на покаяние,
Правдива повесть, смерть нашла их61.
Воины, собравшиеся отовсюду для защиты Регеда - большого королевства, расположенного в Пеннинских горах и, возможно, достигавшего области Галлоуэй -встретились с англами в решающей битве при Катраете (вероятно, Каттерике) вскоре после 600 г. По окончании боя Регед просто перестал существовать. Само королевство Гододин, расположенное вокруг залива Ферт-оф-Форт, чьи воины дали название поэме, просуществует еще одно поколение:
59 Однако о Стратклайде в V в. см. далее; все это см. в Koch (1997).
60 Historia Brittonump.63.
61 Анейрин «Гододин» строки 78-84; «Песни Талиесина». Цит. по: Диллон М., Чедвик H.K. История кельтских королевств / Пер. с анг. С.В. Иванов. М.: Вече, 2006. С. 265. - Прим. пер.
333
Венди Дэвис
его опорный пункт в Эдинбурге был, в итоге, захвачен англами в 688 г. (см. Карту 5).
Находившийся на востоке Стратклайд просуществовал намного дольше, и его короли, сведения о которых существуют до 1034 г., в течение длительного времени взаимодействовали как с ирландцами, так и с пиктами. Это королевство располагалось вокруг залива Ферт- оф-Клайд, а его политический центр находился в Дамбартоне. В V в. св. Патрик упоминал его короля Кередига, а Адомнан, писавший около 700 г., знал о существовании в конце VI в. могущественного короля Стратклайда Ридерха Хена, или Ридерха Старого, который имел дело с ирландским святым Колумбой62. Мы очень мало знаем о королевстве, за исключением того, что члены королевской семьи иногда заключали браки с представителями правящих семей пиктов, и что Дамбартон в середине VIII в. был достаточно притягательным и символичным местом, чтобы спровоцировать нападение предводителя пиктов Энгуса, а в конце IX в. - викингов. Несмотря на небольшую площадь, Стратклайд, очевидно, сохранял значимость в качестве независимого «анклава», который не могли игнорировать его более сильные соседи с запада, севера и востока.
Однако мы уже привыкли к тому, что изучение пиктов связано со многими проблемами63. Среди самых серьезных - проблемы идентичности, географии расселения и политической структуры, ибо сами пикты не оставили после себя письменных источников, кроме украшенных символами камней, чье прочтение до сих пор остается проблемой64. Наши знания о них почти полностью основываются на наблюдениях извне. Даже этноним пикт, скорее всего, был придуман за пределами Шотландии и, видимо, обнимал целый ряд племенных сообществ, поскольку римские авторы в I—II вв. еще используют названия конкретных племен, а не общее обозначение «пикт». Пикты поздне- и постримского периода были людьми, которые нападали на провинции римской Британии из своих поселений на севере, и этноним, вполне вероятно, мог применяться ко всему населению центральной и северной Шотландии за Антони- новым валом. Это отнюдь не означало бытования какой-то общей социальной или политической идентичности у людей, называемых пиктами, или даже общего языка. Должно быть, в V - начале VI вв. пикты представляли собой сразу несколько групп. Очевидно, что
62 Патрик, ‘Epistola’ с. 2; Vita Columbae I, с. 15.
63 Об этом свидетельствуют Wainwright (1955, переизд. 1980); Small (1987).
64 Forsyth (1997).
334
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
закрепление ирландцев на юго-западе и англов в шотландском Лоуленде привело к изменениям, точно так же, как и распространение христианства, и, несмотря на фрагментарность свидетельств, мы можем резонно предполагать формирование здесь к VII столетию единой политической идентичности65.
С этими проблемами связан и вопрос о сущности королевской власти у пиктов. Учитывая размеры, протяженность и коммуникации, маловероятно, что в V—VI вв. существовало лишь одно пикт- ское королевство, но уже в 739 г. мы узнаем, что король Атолла (в восточной Шотландии) был утоплен «королем пиктов». Более поздняя традиция указывает на семь потенциально независимых регионов (хотя, это мнение вполне может оказаться лишь проекцией существующего административного деления)66. Крайне редкие свидетельства все же позволяют предполагать, что до середины VIII в. в землях пиктов порой (или всегда) было несколько королей. На первый взгляд, кажется, что список пиктских королей противоречит этому выводу. Этот перечень был составлен исходя из предположения, что существовала единственная королевская линия королей, включавшая буквально каждого короля, который упоминается в каком-нибудь источнике того времени. Посему, он вроде бы подкрепляет память об исключительно долговечной монархии. Ясно, что первые записи в нем не соответствуют действительности, хотя под конец единое королевство у пиктов, несомненно, возникло. Разумеется, есть вероятность того, что этот список фиксирует череду не монархов, но верховных королей. Пусть Адомнан, писавший около 700 г., и впрямь говорит о великом короле конца VI в. Бруде и о regulus, т. е. младшем короле Оркнейских островов, здесь нет явного указания на верховную королевскую власть как систему отношений, и мало что еще подтверждает ее наличие у пиктов. Хотя последнее и возможно, еще необходимо доказать, что власти верховного короля в политической системе пиктов отводилось центральное место67.
Каковы бы ни были наши представления о первоначальной ситуации, но на протяжении большей части VII в. у пиктов был один главный король, правивший из политического центра, который находился в сердце пиктских земель на востоке Шотландии. Утверждение Беды о том, что королевская власть у пиктов пере¬
65 Henderson (1967), р. 15-18, 34-41; (1975).
66 Анналы Улъстера 739; Анналы Тигернаха 738 (Revue Celtique 17: 243).
67 См. Anderson (1973), р. 77-102; Vita Columbae И, с. 42.
335
Венди Дэвис
давалась по женской линии, не лишено смысла, хотя многие и оспаривали это свидетельство68. Как правило, королю наследовал не его собственный сын, а сын его сестры или брата. Отцы пиктских королей иногда носили бриттские имена, подобно Бели из Стратклайда, а подчас и имена англов, как Энфрит (из Берниции): есть все основания полагать, что предприимчивые мужи из окрестных регионов порою женились на подходящих женщинах из королевских пиктских родов, и таким образом становились или здешними королями, или отцами королей69. Имена англов указывают на их неустанный интерес к пиктским землям в течение большей части VII в. К концу VI столетия королевство англов Берниция прочно закрепилось на восточном побережье шотландского Лоуленда, а его короли регулярно совершали военные походы. Мы уже говорили, что Айдан мак Габран был разбит королем англов Этельфритом в 603 г. Во второй четверти VII в. англы предприняли походы на север, захватив крепость бриттов Этин (Эдинбург) и Стерлинг в 638 и 642 гг., что привело их в центр пиктских владений70. Власть короля Берниции, а затем и всей Нортумбрии, Освиу (643-671 гг.), который, возможно, был самым могущественным из королей англов, к 660-м гг., по-видимому, распространилась, как минимум, на южные владения пиктов. Он и его сын Эгфрит, предположительно, правили как верховные короли, которым подчинялись и короли пиктов71. Таким образом, территории пиктов в VII в. были не просто объектом военных вторжений англов; в течение примерно 25 лет англы также обладали политической властью над ними. Владычество англов встретило сопротивление: подвластного им короля Дреста свергли, пиктами поднимались восстания, и, наконец, Эгфрит был в 685 г. разгромлен и убит во время знаменитой битвы при Нехтансмере в Данничене королем пиктов Бруде, который был сыном короля бриттов из Стратклайда72. Таким образом, власть англов фактически была свергнута, хотя в 698 г. и в 711 г. произошли несколько военных столкновений, и в течение жизни еще одного поколения представители англов пытались вмешиваться в дела пиктов.
68 Беда, НЕ 1.1.
69 Остается весьма впечатляющим исследование этих проблем, проведенное Марджори Андерсон, см. Anderson (1973).
70 Anglo-Saxon Chronicle s .Si. 603; Анналы Улъстера 638; Historia Brittonum c.65.
71 См. Текер глава 17 далее.
72 Беда, НЕ IV.26.
336
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
В конце VII - начале VIII вв. встречаются упоминания о серьезной военной активности и осаде крепостей - Даннаттара на восточном побережье в 681 г., Дунадда на западном побережье и Дандерна в центральной части в 683 г., а чуть позже Скона и Монкрифа. Вероятно, конфликт включал в себя, как минимум, два компонента - борьбу за политическое превосходство среди пиктов (вероятно с целью установить единую королевскую власть), и борьбу (в частности, с ирландцами на западе) за контроль над территориями. В конце VI в. пикты были разбиты участниками грабительского рейда из Дал Риады; к середине VIII в. они сами совершали набеги, и смогли захватить сам Дуннад, который был центром Дал Риады на западном побережье73. Период между 685 и 730 гг., кажется, стал временем преобразования и консолидации пиктского королевства, их политической идентичности и управления. Хотя конфликты между пиктами по-прежнему случались, король Нехтон74 в начале VIII в. смог вступить в дипломатические отношения с нортумбрийцами и изгнать колумбанское (т. е. ирландское) духовенство из всех пиктских владений75, тогда как как король Энгус76 в середине VIII в. располагал большими военными силами, с которыми передвигался по центральной и западной Шотландии. Позднейшие источники позволяют думать, что тогда же в королевстве пиктов начали развиваться институты государственного управления77.
УЭЛЬС
Среди тех немногих источников, в которых говорится об Уэльсе начала VI в., чрезвычайно важной является работа Гильды, подтверждающая существование двух главных королевств - Гвинеда на северо-западе и Диведа на юго-западе78. Гильда явно дает понять, что они не были недавними образованиями, и что их короли принадлежали к династиям с устойчивыми интересами в регионе. Возможно, некоторые из упоминаемых Тильдой королей, которых он называет своими современниками, также правили в Уэльсе,
73 Анналы Ульстера 736.
74 Нехтон III, правивший пиктским королевством в 706-724 и 726-729 гг. - Прим, науч.ред.
75 См. Стэнклифф, глава 16 далее.
76 Энгус I, король пиктов в 729-761 гг. - Прим, науч.ред.
77 См. Barrow (1973), р. 7-68; Davies (1993).
78 Гильда, De Excidio сс. 31, 33.
337
Венди Дэвис
но мы не знаем, где именно автор писал свой «Плач», и не можем точно локализовать их правление. От периода конца VI-VII вв. сохранились - что необычно для кельтских регионов - отдельные грамоты из юго-западного Уэльса, большинство из которых включено в «Книгу Лландаффа», а еще несколько приплетены к «Житию Кадока из Лланкарвана»79. Эти материалы переписывались множество раз, «исправлялись» рядом редакторов, и не могут безоговорочно приниматься на веру. Однако базовые элементы, на
79 «Книга Лландаффа», № 72а-77, 121-127Ь, 140-66; Vita Cadoci сс.55-68. См. Davies (1979а) и (1982b), р. 260, критический разбор
338
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
которых основаны тексты дошедших до нас хартий, приоткрывают нам целостную и заслуживающую доверия модель политического развития региона80.
Материалы из Лландаффа наполняют содержанием историю политических структур шестого века, демонстрируя, что в конце этого столетия на юго-западе существовало несколько очень маленьких королевств: Гвент, Эргинг (на юго-запад Херефордшира), безымянное королевство рядом с Кардиффом и еще одно в Гауэре. Мы также можем довольно уверенно заключить, основываясь на известиях начала VII в. из других текстов, что ядро еще одного королевства находилось на северо-востоке; какое бы название оно ни носило тогда, оно было предшественником Поуиса. Таким образом, нам известно, что к 600 г. большая часть областей Уэльса входила в состав того или иного королевства, хотя они сильно различались по площади. Разумеется, могли существовать и гораздо более мелкие образования, которые не отражены в наших фрагментарных источниках. Мы меньше знаем о центральной части Уэльса, особенно о срединном участке восточных границ. Можно привести, например, аргументы в пользу существования королевств Рос (в центре северного Уэльса), Мейрионид и Кередигион (в центральной зоне западного побережья), Буилт и Брихейниог (на востоке, к югу от центральной части Уэльса), и Шропшир (или Центральный Уэльс). У нас отсутствуют свидетельства их существования в VI в., но, по крайней мере, о Кередигионе, Буилте и Брихейниоге есть сведения в VIII в. и, вполне вероятно, что они могли образоваться раньше этого времени (см. Карту 6)81.
Мы не знаем, как возникли королевства в Уэльсе. Дивед и Эргинг связаны с римским периодом истории: первое из них получило свое название (и основные территории) от civitas деме- тов, второе - от римского города Арикониум (совр. Уэстон андер Пеньярд) и, возможно, имело отношение к городской территории. Вследствие этого они могли, в каком-то смысле, выступать преемниками местной римской системы управления, но в ином политическом контексте исходя из новых принципов власти. Кадел- линги - династия, пришедшая к власти в Поуисе - вполне могли происходить из Честера. Появление других династий, возможно, стало результатом расселения мигрировавших групп, подобных ирландцам на западе. Позднейшие валлийские писатели призна¬
80 См. Davies (1978).
81 Более подробное обсуждение см. в Davies (1982а), р. 85-102.
339
Венди Дэвис
вали наличие устойчивой традиции, согласно которой, некоторые из вотадинов82 (т. е. обитателей королевства Гододин) прибыли из северной Британии во главе с предводителем по имени Кунедда, чтобы поселиться на северо-западе Уэльса83. Согласно другой традиции, семья Вортигерна (Гвортигирна) около V в. была связана с римским Глостером, из которого она была изгнана, и основала королевства Буилт и Гвортигирниаун84. Таковы наши представления об их происхождении. За ними стоят определенные модели развития, каждая из которых могла быть реализована на практике. Обе могут соотноситься - или нет - с реальными процессами формирования названных королевств85.
Прошлое V в. крайне туманно: мы попросту не способны проследить превращение римской имперской провинции (или части таковой) в совокупность королевств, хотя на более локальном (и более проприетарном) уровне можно увидеть, что на юго-востоке многие позднеримские поместья продолжили существовать в качестве структуры, обеспечивавшей землепользование - и земля продолжала использоваться (конечно, и потому, что она была пригодна для пахоты)86. История VI в. также во многом неясна, хотя мы знаем, что к этому времени в Уэльсе возник ряд независимых королевств, что какие-то из них были очень маленькими, а другие - большими, и что некоторыми - особенно Гвинедом - правили короли, считавшиеся необычайно могущественными. Мы знаем также, что политическая власть уже передавалась в королевских семьях от отца к сыну; что концепт королевства был строго территориальным: оно имело границы, физические пределы, и землю необходимо было защищать; что короли, как правило, окружали себя вооруженным comitatus - военной свитой; что от них, невзирая на малый вклад в управление, ожидали справедливости и мудрых решений.
Применительно к VII в. нам, наконец-то, кое-что понятно о динамике политических процессов. В этом столетии на юго-востоке было создано новое крупное королевство Гливисинг, а небольшие королевства, существовавшие в конце VI в., постепенно потеряли независимость и были поглощены им. Вскоре после 600 г. в зем¬
82 Вотадины (лат. Votadini) - одно из кельтских племен, проживавшее на территории совр. юго-западной Шотландии и северо-западной Англии. - Прим, науч.ред.
83 Historia Brittonum с. 62.
84 Historia Brittonum сс. 47, 48, 49.
85 См. Dark (1993), р. 78-86.
86 Davies (1978), особ. р. 24-64, и (1979b).
340
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
лях по нижнему течению реки У ай активизировался Мейриг ап Теудриг - новый предводитель неизвестного происхождения - в течение VII в. он и его семья стали управлять буквально всей территорией современного Гвента и Гламоргана. Они добились этого отчасти с помощью брачных союзов (вероятно, с правящим родом Гауэра и определенно с Эргингами), отчасти - с помощью военных завоеваний. Побежденным правителям часто сохраняли жизнь, и они продолжали жить (и кормиться) в старых своих владениях, однако их статус понижался: не являясь больше королями, они становились влиятельными аристократами. Со второй четверти VIII в. отсутствуют всякие следы малых королевств, а преемники Мейрига обзавелись личными владениями по всей их державе. К середине VIII в. они, видимо, начали создавать институты налогообложения и управления в стране, которая, должно быть, являлась столь же самодостаточной и значимой, что и Стратклайд87.
Политика королей на северо-западе велась, напротив, с гораздо большим размахом и сопрягалась с набегами на далекие районы в центре Англии и на британский Север. Коль скоро «Гододин» гласит, что бриттские войны отовсюду сходились на защиту Регеда, мы можем представить таких королей, как Кадваллон, идущими с войском из Гвинеда в Хексем. Кадваллон вообще оставил глубокий след в историографии VII в., поскольку Беда использовал его образ для демонстрации коварства бриттов: «христианин по имени и исповеданию, [он] был сущим варваром по природе» )88. Вместе с королем-язычником Пендой, который правил срединными областями Англии, Кадваллон сражался против христианского короля Нортумбрии Эдвина. После налета на остров Ангсли, предпринятого Эдвином, Кадваллон набросился на центральную Англию, а затем и на более северную Нортумбрию. Хотя походы эти совершались по принципу «бей-беги», их истинное значение в том, что короли Гвинеда были увлечены политикой в масштабах всей Британии. Недаром отец Кадваллона Кадван89, упомянут в одной надписи VII в. как «мудрейший и наиславнейший из всех королей»90.
87 Davies (1978), р. 65-95.
88 Беда, НЕ 11.20; Historia Brittonum с. 64 (цит. по: Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов // Пер. с лат В.В Эрлихмана. СПб.: Алетейя, 2003. С. 73. - Прим. пер.); см. также Текер, глава 17 далее.
89 Кадван ап Иаго, король Гвинеда в период 613-ок. 625 г. - Прим, науч.ред.
90 Nash-Williams (1950), прим. 13 (Латинский текст надписи выглядит так: «Catamanus rex sapientisimus opinatisimis omnium regum». - Прим, науч.ред.)
341
Венди Дэвис
Для северо-восточного Уэльса и центральных областей Марки91 были характерны, главным образом, утрата территорий и натиск англосаксов. В 616 г. их предводители одержали победу в крупной битве при Честере92, которая обеспечила англосаксам контроль над самим городом и Чеширской равниной93. Эти события могли привести к смещению Каделлингов и, определенно, ограничили зарождавшееся королевство Поуис валлийскими холмами. Кажется, что южнее семья Кинддилана94 в середине или конце VII в. потеряла контроль над Шропширом, поскольку к 700 г. короли Мерсии, по-видимому, управляли западной частью срединной Англии. В более поздней валлийской поэзии95 это поражение96 выглядело катастрофическим для династии: Хеледд, сестра Кинддилана, оставалась на холме Рикин, оплакивая гибель свои братьев97. Здесь, таким образом, валлийцы были загнаны в гористую местность, правящий род лишился власти, королевство пало - все это могло подвигнуть Каделлингов к закреплению в восточных районах центрального Уэльса. Не Честер, а Мейфод и Лланголлен стали ядром королевства Поуис. То был результат территориальных ограничений со стороны англосаксов, но не прямого их вторжения. VII век во многом явился периодом стабилизации рубежей Уэльса и пределов англосаксонского господства на западе (хотя статус валлийского Севера и контуры северной границы остались размытыми еще на пару столетий). Несмотря на удар Эдвина по Ангсли, рейды англосаксов в Уэльс не характерны для этого времени - частым явлением эти атаки (всякий раз с привлечением солидной военной силы) станут в VIII-IX вв.
91 Имеется в виду т. н. Валлийская Марка - распространенное название областей на границе Уэльса с Англией. - Прим, науч.ред.
92 Битва при Честере датируется исследователями по-разному. Наряду с чаще всего упоминаемыми 615/616 гг. в качестве возможной даты сражения называют также 605, 606, 613 годы. - Прим, науч.ред.
93 Анналы Камбрии 613; Bede, НЕ и.2.
94 Речь идет о Кинддилане ап Киндруине, правителе королевства Пенгверн в 620-ок. 655 гг. - Прим, науч.ред.
95 Гибель Кинддилана нашла отражение в «Песни о смерти Кинддилана» («Marwnad Cynddylan», VII в.) и «Песнях Хеледд» («Сапи Heledd», IX-X вв.). - Прим, науч.ред.
96 Автор подразумевает битву, в которой погиб Кинддилан. В качестве таковой часто фигурирует сражение при Винведе (655). - Прим, науч.ред.
97 Davies (1982а), р. 99-102; чуть более позднюю датировку см. в Rowland (1990), р.120-41.
342
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
Очертить главные тенденции внутриполитической жизни в Уэльсе того времени нереально. Мы можем уверенно говорить о противостоянии с англосаксами в VII столетии и об оформлении «границ» (или приграничной территории), но наши знания о VI в. крайне малы для подробного рассказа, знания о VII в. - недостаточны для понимания его истории, за вычетом очень немногих областей. Отчетливо просматриваются возникновение Гливисинга и принижение мелких королей юго-востока - точно так же, как интересы правителей Гвинеда и крах шропширского королевства. В лучшем случае мы можем утверждать, что сгинуло несколько малых королевств - они просто исчезли (в отличие от того, что происходило в Ирландии) - и начался процесс складывания более крупных и структурированных государств, которые были способны брать на себя управление и укреплять властные институты. Возможности для развития существовали, но еще не были реализованы.
КОРНУОЛЛ И БРЕТАНЬ
Переход территории под власть англосаксов в VII в. был характерен для Корнуолла и Девона так же, как и для восточного Уэльса. В 600 г. оба будущих графства входили в королевство Дум- нония, которое, вероятно, включало в себя изначально и западный Сомерсет, и Дорсет. К 700 г. королевство сократилось до границ современного Корнуолла. В 658 г. король Уэссекса Кенвал воевал на реке Парретт в Сомерсете; к 690 г. в Эксетере действовал англосаксонский монастырь; а в 710 г. король Уэссекса Инэ делал земельные пожалования недалеко от реки Теймар, которая традиционно выступала восточным рубежом Корнуолла98. Так, быстро и необратимо территория Думнонии сократилась наполовину по сравнению с былыми ее размерами (см. Карту 7).
Как можно было догадаться, мы ничего не знаем о формировании раннесредневековой Думнонии, но она совершенно точно существовала - и уже давно - когда в середине VI в. творил Гильда, упоминавший ее короля Константина99. Подобно Диведу на юго- западе Уэльса, название этого королевства увековечило имя соответствующей римской civitas - общины думнониев100, а его истоки
98 См. Текер, глава 17 далее.
99 Гильда, «De Excidio» сс.28-9.
100 Думнонии (также думноны) - кельтское племя, в древности населявшее западную часть Корнуолла. - Прим, науч.ред.
343
Венди Дэвис
могут связываться с сохранением римской единицы местного управления. Примечательно, что правитель Думнонии в начале VI в. носил прославленное императорское имя - местные лидеры, кажется, испытали особое влияние Рима. Более того, епископские владения здесь, похоже, остались непотревоженными в поздне- и постримское время; то же самое, возможно, справедливо и в отношении землевладельцев-мирян. Вероятно, однако, что на территории Думнонии (где встречаются камни, покрытые ирландскими огамическими письменами) существовало небольшое поселение ирландцев, которые беспокоили своими набегами северный Корнуолл и южный Девон101.
Все говорит о том, что власть в Думнонии принадлежала монарху, и королевство это было по кельтским меркам необычайно обширным. Нет повода сомневаться в единоличном характере королевской власти и в передаче ее династическим путем. Константин некогда убил двух королевских отпрысков мужского рода, предположительно, чтобы снизить вероятность претензий соперников на власть. Святой Самсон102 столкнулся здесь с обладавшим собственностью «графом», который явно пользовался влиянием среди местного населения; в королевстве могло быть несколько таких людей; но мы не можем понять, представляли они короля или же уподоблялись независимой знати103.
Текст бретонского «Жития Павла Аврелиана» (IX в.) позволяет предположить, что, по крайней мере, один из королей Думнонии правил по обе стороны Ла-Манша - это живший в начале VI в. Кономор (Cynfawr)104. Стоит серьезно рассмотреть подобную возможность, хотя у нас слишком мало источников для ее подтверждения. Исходя из языковых свидетельств вполне ясно, что жители Корнуолла и Бретани тесно контактировали в период раннего Средневековья: языки их были неразличимы вплоть до X-XI вв., а в VI в. и позднее претерпевали одни и те же изменения. Генеалогия королей Думнонии (безусловно, поздняя) включает - поколением раньше Константина - имя короля Кинвавра (Kynwawr), которое,
101 Pearce (1978), р. 82-92,165; Okasha (1993), р. 19; Thomas (1994), р. 331.
102 Св. Самсон Дольский (ок. 495-ок. 565) - уроженец Уэльса, ставший впоследствии епископом Дольским. Один из наиболее почитаемых святых в Бретани. - Прим, науч.ред.
103 Vita Samsonis I, с. 48.
104 Кономор ап Тутвал (или Кономор Проклятый) - один из возможных прототипов фольклорного героя Синей Бороды. - Прим, науч.ред.
344
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
вероятно, является искаженным вариантом имени Кономора. Надпись на камне из замка Дор (в восточном Корнуолле) гласит о погребении некоего Друстана, сына Кономора. Ясно, таким образом, что в Думнонии в начале VI в. правил Кинфавр. К югу от Ла-Манша у нас есть сведения «Жития Самсона» о появлении на севере Бретани где-то в период между 511 и 558 гг. «тирана» Кономора, который убил местного «наследного» правителя Йонаса и занимал его место вплоть до воцарения Юдвала, сына Йонаса. Так случилось, что династия Юдвала имела отношение к бретонской провинции Домнония105. Возможно ли, что бриттский король Думнонии пересекал Ла-Манш в поисках приключений? И возможно ли, что это самое (или сходное) приключение привело к переносу имени «Думнония» из Британии на континент106?
Наша неуверенность при обсуждении такого принципиального вопроса, как политические связи между областями, разделенными Ла-Маншем, напоминает о дефиците сведений из Бретани или о ней в VI-VII вв. Есть отдельные данные о жителях Арморики, «восставших» против имперских властей в V в., а также о людях, прибывших из Британии, чтобы поселиться на полуострове. Определенно, что к 461 г. здесь хватало бриттов, чтобы затребовать собственного епископа в рамках турского диоцеза; а к 567 г. их было достаточно для формирования значительной культурной группы, обособленной от «римлян»107. На континенте писатели, умершие в последнее десятилетие VI в., имели обыкновение называть этот полуостров Британией.
Для Григория Турского Бретань начиналась от реки Вилен, которая берет свой исток восточнее Ренна, бежит через этот город, а затем на юг, где впадает в море - в 30 км западнее устья Луары. Римские civitates редонов и намнетов (которые примерно соответствуют средневековым графствам Реннскому и Нантскому и современным департаментам Иль и Вилен и Атлантическая Луара) располагались, в основном восточнее этого естественного рубежа.
105 В оригинале автор использует название Dumnonia для обозначения и британской Думнонии, и бретонской Домнонии. При подготовке перевода мы, для удобства читателей, вводим второй топоним, когда речь идет о континентальном регионе. - Прим. пер.
106 Vita Pauli с. 8; Bartrum (1966), р. 45; Radford (1951), р. 117-19; VitaSamsonis I, с. 59; см. La Borderie (1896), I, p. 459-69. Некоторые из этих сведений переработаны в историю о Тристане, появившуюся в период позднего Средневековья; см. Pearce (1978), р. 152-5; Padel (1981), р. 55, 76-9.
107 См. выше с. 235-6.
345
Венди Дэвис
От Григория мы довольно много знаем о проблемах, возникавших у бретонцев с франками в 560-х, 570-х и 580-х гг.108 Франки претендовали на власть над Бретанью: они вступили в нее, и расположились лагерем вдоль реки Вилен. Формально передав город Ванн бретонскому «графу» Вароху, в обмен на ежегодную дань; они взяли заложников и поручителей. Бретонцы, в свою очередь, вновь и вновь нападали на Ренн и Нант, захватывая урожай с луарских виноградников и отступая с ним обратно в Бретань. Варох, как удрученно пишет Григорий, постоянно «забывал» о соглашениях, ранее заключенных с франками. Ясно, что взаимодействие сторон сопрягалось с убийствами и разрушениями. Но столь же очевидно, что оно было ограничено совсем небольшим районом на юго-востоке Бретани. Нет никаких свидетельств о том, что франки когда-либо вступали в западную или даже в центральную Бретань (турский епископ сообщает, что они доходили до Уста, притока Вилена, так, будто это был дальний форпост), и совершенно понятно, что на деле они никогда не управляли полуостровом. Ванн мог быть торжественно передан Вароху после одного похода, который закончился здесь, но к 589 г. франкские правители могли вступить в этот город, только договорившись с епископом. Им снова и снова приходилось договариваться с Варохом, однажды даже направив к нему епископа Бертрамна Ле-Манского в качестве члена посольства, которое просило мира. Ситуация здесь, по-видимому, была таковой: короли франков действительно контролировали территорию будущих графств Ренн и Нант, хотя действия бретонцев здесь могли быть дезорганизующе разрушительными. Франки делали все, чтобы получить власть над Ванном (главной civitas венетов): иногда им это удавалось, иногда - нет; и они не имели никакого отношения к остальной стране (см. Карту 7).
В самой Бретани, т. е. к западу от реки Вилен, Варох, безусловно, не представлял весь регион. Он был правителем civitas венетов - современного Морбиана, известного в Средние века как Бро-Верок. Иными областями управляли другие правители, и между ними случались конфликты. Отец Вароха Маклиав и его брат Иаго были убиты сыном Будика Теодорихом, род которого мог происходить с запада (несмотря на германское имя), в то время как Йонас на севере был убит тираном Кономором. Для этого периода источники позволяют выявить два объединения - Бро-Верок и северную Домнонию и
108 Григорий, Hist. IV.4, 20, р. 137,152-4; V.16, 26, 29, 31, р. 214, 232-6; IX.18, 24, р. 431—2, 443-4; Х.9; р. 491-4. См. также Форакр, глава 14 далее.
346
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
Карта 7. Корнуолл и Бретань
347
Венди Дэвис
еще двух правителей - семью Будика и Кономора. Несколько веков спустя в источниках фигурируют Корнуай (на западе) и Поэр (чуть западнее центра Бретани), а упомянутые выше правители традиционно связываются с этими регионами. Подобное предположение не лишено оснований; но возможно также, как уже сказано, что Кономор происходил с юго-запада Британии, и напал на Бретань с северного побережья Ла-Манша. В итоге правящая династия (бретонской) Домнонии была восстановлена в середине VI в., и у нас нет сведений о преемниках Кономора, правивших на континенте.
Как была устроена власть в политических объединениях Бретани VI в. независимо от их числа (а с уверенностью мы можем утверждать только то, что их было несколько)? Григорий Турский был твердо убежден, что бретонами правили графы, а не короли, и эта терминология политической власти находит свое отражение и подтверждение в современных и более поздних житиях святых. Конечно, подход Григория обусловлен его желанием изобразить бретонских правителей зависимыми от франков, и даже жития святых склонных представлять короля франков носителем высшей власти: «Житие Самсона», написанное в Доле на северо-востоке Бретани, несомненно, отражает точку зрения франков, повествуя, как таинственным образом плененный Хильдебертом Юдвал был освобожден, благодаря явлению Самсона франкскому королю, что позволило Юдвалу вернуться в Домнонию и убить Кономора109. Резонно полагать, что образованные и искушенные в политике франки верили в более низкий статус бретонских правителей, а отношения с франками дополняли политическую активность бретонцев тем новым элементом, который отсутствовал в иных кельтских регионах. Однако в реальности - пусть потестарная терминология и говорит, скорее, о зависимости бретонцев - не имело значения, как именовались правители: они вели себя независимо и действовали подобно королям Стратклайда, или Гвинеда, или Гливисинга. Их власть передавалась династически: сын наследовал отцу (Теодорих - Будику, Йонас, Варох - Маклиаву, Канао - Вароху), брат следовал за братом (Маклиав за Канао). Даже «Житие Самсона» отмечает, что Юдвал был родоначальником династии, которая в течение долгого времени правила Домнонией. Что касается формальных аспектов, то римское прошлое civitas задавало формы внутриполитической жизни Ренну и Нанту на
109 Vita Samsonis I, сс. 53-9.
348
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
востоке и Ванну/Бро-Вароху на запад от реки Вилен. Однако дальше на западе и севере Бретани формат civitates не поддерживался вплоть до классического Средневековья, и возможно, что эта территория обрела свою политическую организацию под влиянием переселения и/или господства уроженцев Британии110.
Хотя имеются некоторые археологические находки VII в. - изделия из металла на западе и востоке, монеты, отчеканенные в Ренне и Нанте - у нас есть только два упоминания о Бретани VII в. в источниках, и они не позволяют с какой-либо точностью говорить о происходивших здесь событиях. Франкская «Хроника» Фреде- гара передает рассказ о бретонском правителе Юдикаэле: бретонцы вновь (или все еще) атаковали франкские земли, и в 635 г. король Дагоберт потребовал от бретонцев возмещения ущерба и угрожал отправить армию, если оно не воспоследует. Юдикаэль совершил путешествие в К лиши, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, и, хотя отказался есть за одним столом с Дагобертом, пообещал возместить ущерб. В отличие от большинства франкских источников, «Хроника» называет Юдикаэля «королем» и представляет его правителем всей Бретани111. Это не должно подводить нас к гипотезе о том, что между 590 и 635 гг. сложились некие предпосылки к объединению: более обстоятельные материалы VIII и IX вв. ясно дают понять, что Бретань оставалась раздробленной до середины IX в., а Юдикаэль и его род прочно связывались с территорией Домнонии. Традиция IX в. утверждает родство Юдикаэля с Юдвалом (персонажем «Жития Самсона»), а Юдвала с Ривалом (его прапрадедом), предполагаемым основателем Домнонии112. Поэтому, представляется вероятным, что правители франков имели больше влияния в северной Бретани, и использовали свои связи там, пытаясь, по возможности, оказать давление на большее число бретонцев. Эта версия согласуется с историей Хильдеберта / Юдвала в «Житии Самсона» и длительным конфликтом между Домнонией и правителями Морбиана. Все это, определенно, не решило франкобретонскую проблему, поскольку майордом Австразии Пипин II, согласно «Ранним Мецским анналам», в 688 г., помимо других противников, разгромил бретонцев, а традиционные набеги и при¬
110 По крайней мере, Домнония, отчасти, отражала территорию кориосолитов, но вполне могла простираться дальше на запад; саму современную карту civitates см. в Galliou и Jones (1991), р. 80.
111 «Хроника Фредегара» IV.78.65-7, также Форакр, глава 14 далее.
112 La Borderie (1896), i, С. 350-1.
349
Венди Дэвис
граничные стычки продолжались в VIII и даже в IX столетии, пусть и в совершенно иных политических условиях. По большей части, мы просто не знаем, что происходило в Бретани в VII в.
НЕКОТОРЫЕ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Несмотря на неравномерность имеющихся в нашем распоряжении источников, вполне реально сопоставить между собой кельтские регионы в VI-VII вв. Они, разумеется, демонстрируют определенное сходство: все это области со слабой государственной властью или без таковой, их лидеры не располагали средствами для поддержания регулярной коммуникации внутри сообществ и за их пределами. Тем не менее в них возникали королевства, а практики управления зиждились на чрезвычайно сильных династических интересах. Поразительно, что правящие династии обнаруживаются повсюду в кельтском мире с того самого момента, когда мы обретаем возможность наблюдать за их прошлым: многие среди них включают несколько королевских поколений, а некоторые царствуют на протяжении столетий. Существуют, однако, и различия между этими областями, и различия эти стоит подчеркнуть особо, чтобы «кельтский» ярлык не выглядел символом некой иллюзорной однородности. Королевства для кельтов были делом обычным, но они, пусть и несопоставимые по размерам с вестготской Испанией или Византией, заметно отличались друг от друга. Большинство ирландских tuatha не могли занимать территорию, протяженность которой превышала 15-20 км; такие королевства, как Стратклайд или Гливисинг простирались на 80-100 км, а объединения бретонцев были не намного меньше. В то же время ранняя бриттская Думнония занимала от края до края как минимум 200 км. Королевская власть в них не могла быть одинаковой. В Ирландии политическая динамика задавалась верховной королевской властью, которую, возможно, подкрепляли относительная легкость передвижения по стране и простота изъятия прибавочного продукта. Верховная королевская власть могла выступать фактором политических отношений и во владениях пиктов, но не в Корнуолле и не в Уэльсе и не у жителей Бретани. Вероятно, по этой причине, валлийские королевства к 700 г. были готовы развивать более сложные политические институты, подобно тому, как это проделали пикты в VIII в.
350
ГЛАВА 9. Кельтские королевства
В целом, однако, население Британии в этот период страдало от экспансии ирландцев и англосаксов, которая осуществлялась посредством и переселений, и завоеваний. Сложно определить масштабы миграций в VI в., но они имели место: в одном случае, к примеру, целью переселенцев был юго-запад Шотланди, а в другом - центральные районы Англии. Быстрыми темпами протекали завоевания и военные конфликты, инициированные ирландцами в западной Шотландии, и англосаксами в восточной Шотландии и западной Британии. Хотя англосаксонское господство в Шотландии оказалось кратковременным, ограничение территорий, занятых бриттами, было одним из главных политических событий VII в. Оно может статься банальностью, но остается фактом, невзирая на то, идет ли речь об утрате части земель Думнонией или об исчезновении Регеда.
Осуществлялось, наконец, и движение населения между кельтскими регионами, которое совсем не зависело от длительных военных походов Диармайта мак Кербайлла, или Айдана мак Габ- рана, Кадваллона ап Кадвана или Вароха, сына Маклиава. Вполне возможно, что массовый наплыв бриттов в Бретань, как и засвидетельствовано валлийскими и бретонскими преданиями, произошла в середине VI в. Множество перемещений между юго-западом Британии и полуостровом Бретань имело место и в последующие 150 лет, а, может быть, и в течение более длительного времени. Активные передвижения наблюдались и между северной Ирландией и западной Шотландией в годы, предшествовавшие битве при Маг Роте, и даже после нее они не прекратились полностью, подобно тому, как это случилось с приходом викингов. Некоторые кельты отправлялись в Англию и за пределы Бретани на континенте. Среди них, впрочем, преобладали монахи и клирики, а большинство было выходцами из Ирландии. В конце концов, те наиболее поразительные случаи переселений, которые оказывали мощное воздействие на Европу в целом, носили отчетливо религиозный, а не политический характер.
351
ГЛАВА 10
РАННЯЯ ИСТОРИЯ АНГЛОСАКСОНСКИХ КОРОЛЕВСТВ
Хелена Хамероу ВВЕДЕНИЕ
К тому времени, когда Беда начал1 писать «Historia Ecclesiastica»2, считалось, что истоки первых англосаксонских королевств были связаны с этническим происхождением германских завоевателей, прежде всего, трех племен, названных в «Церковной истории» англами, саксами и ютами, от которых большинство их первых королевств получили свои названия3. Действительно, в рамках традиционного взгляда на формирование этих королевств его отправной точкой считаются рассказы о вторжении из «Церковной истории» и «Англосаксонской хроники», а распространение поселений и захоронений англосаксов рассматривается в качестве маркеров военного завоевания и захвата политической власти, в ходе которых новые королевства обрели свою форму4. Прекрасным примером подобной школы мысли является глава «Тевтонское завоевание Британии», написанная Беком для первого тома «Кембриджской истории Средних веков», изданной в 1911г.5 Современные исследователи имеют в своем распоряжении большое количество материала, особенно в виде археологических находок, невообразимых во времена Бека, а «модель завоевания», которая была главным постулатом английской истории, начала рассыпаться в 1970-х гг., когда происхождение англосаксонских королевств подверглось повторному изучению.
1 Предположительно, во второй половине 720-х гг. Завершение работы над текстом «Церковной истории народа англов» обычно относят к 731 г. - Прим. науч.ред.
2 Далее в переводе основного текста главы - «Церковная история». - Прим. пер.
3 Беда, НЕ 1.15.1.
4 См., например, Leeds (1912) и Myres (1954).
5 На самом деле, речь должна идти о втором параграфе 13 главы в первом томе «Кембриджской истории Средних веков». - Прим, науч.ред.
352
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Родилось новое, хотя и не всеми разделяемое, представление, которое было более сложным, и в тоже время недостаточно всеобъемлющим, по сравнению со взглядами Бека. Этот новый взгляд на Англию в VI в. проистекает из непрерывной переоценки четырех взаимосвязанных проблем: масштаба и сущности переселения германцев, и, наоборот, выживания бриттов; формирования «англосаксонской» социальной идентичности; устройства системы власти; формирования новых экономических институтов, нашедших свое отражение в стратегиях производства и обмена.
В рамках подхода, используемого в этом обзоре, признается и даже подчеркивается региональная вариативность в отношении каждого из этих вопросов. Например, было давно признано, что влияние переселения германцев варьировалось в зависимости от региона. На некоторые регионы страны, т. е. на большую часть юга и востока, оно оказало непосредственное и глубокое воздействие, в то время как на другие территории - такие, как западная часть центральных районов Англии - германское переселение повлияло незначительно или вовсе не затронуло их напрямую, хотя его косвенные последствия, в конечном счете, были не менее важны. Кроме того, признание того факта, что первые письменные источники содержат мало достоверной информации о современных событиях, этническом происхождении и социальной идентичности в Англии VI в.6, означает, что любой обзор событий этого столетия должен в значительной степени опираться на сведения археологии, которые, хотя и предоставляют мало несомненных фактов, по крайней мере, существуют в относительно большом (и постоянно растущем) количестве.
ГЕРМАНСКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ АНГЛОСАКСОНСКОЙ АНГЛИИ
Вопрос преемственности: анализ погребений и поселений
Центральное место в переоценке переселения и его влияния на постримскую Британию занимает взаимосвязь между романобританскими7 и англосаксонскими захоронениями и поселениями.
6 См. Yorke (1993).
7 В литературе определение Romano-British иногда переводится как «романо- бриттский». - Прим. пер.
353
Хелена Хамероу
Подавляющее большинство захоронений, возникших в V-IV вв., были основаны de novos, несмотря на то, что многие располагались вблизи романо-британских кладбищ. Ярким примером является комплекс в Макинге (Эссекс) близ устья р. Темзы. Здесь располагаются не только два кладбища и значительное по своим размерам поселение англосаксов, которые возникли в первой половине V в., но и четыре романо-британских поселения. Последние по времени романо-британские захоронения в Макинге, вероятно, датируются временем после 350 г., а некоторые могут относиться к концу IV в., или даже V в.8 9 Поэтому период времени, который прошел между последними захоронениями на романо-британских кладбищах и возникновением «англосаксонского» кладбища, должен был быть коротким - можно даже предположить, что периоды их использования могли частично совпадать - однако последние были основаны на совершенно иных, новых местах. Таким образом, новое поселение и новое кладбище общины появлялись одновременно.
Сегодня мы знаем, впрочем, что некоторые романо-британские кладбища продолжали использоваться и в постримский период, хотя насколько распространена была подобная практика, неясно из-за трудностей с датировками последних римских захоронений. Например, романо-британское кладбище на ферме Квинфорд (Оксфорд) находится за пределами небольшого римского города Дорчестера-на-Темзе, на территории, где англосаксы проживали с начала V в. Тем не менее радиоуглеродная датировка показывает, что оно продолжало использоваться в VI столетии.10 На таких кладбищах могло быть захоронено множество бриттов, которые жили и умерли в V-VI вв., но остаются невидимыми для археологов из-за специфики обряда, не предполагавшего использование сколь-нибудь долговечного погребального инвентаря, по которому можно было бы провести датировку. Точное соотношение местных погребений с захоронениями на близлежащих «англосаксонских» кладбищах, как и их число, в настоящее время остается спорным.
В подавляющем большинстве случаев, как и в Макинге, в V- VI вв. сообщества основывали новые места захоронений, однако известно и небольшое число исключений из этого правила. В Вас- пертоне (Уорикшир) кладбище, возникшее в IV в., все еще использовалось в VII в., хотя на каком-то этапе в VI столетии коренным
8 На новом месте, заново (лат.). - Прим. пер.
9 Hamerow (1993); С. Going, личное сообщение.
10 Chambers (1988).
354
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
образом изменился похоронный обряд11. Из 182 погребений, изученных в Васпертоне, 36 были явно романо-британскими, 137 - англосаксонскими, а 9, по-видимому, представляли собой «гибридные» захоронения. Вероятно, что Васпертон являет нам семейное захоронение, охватывавшее позднеримский и англосаксонский периоды, в течение которых население существенно не менялось, даже несмотря на то, что погребальный обряд и материальная культура подверглись «англизации». Принятие этим сообществом новых мощных этнических символов говорит о глубоких изменениях, а на самом деле о культурной ассимиляции местного населения, которое стало относить себя к «англосаксам»12.
В свете такого рода свидетельств, а также неправдоподобности того факта, что население позднеримской Британии13 сильно уступало по численности или было вытеснено переселенцами, которые пересекли Северное море на маленьких лодках. Многие тысячи кремационных и ингумационных захоронений V-VI вв., в которых покойный был погребен с инвентарем и в одежде континентального образца, больше не считаются принадлежащими этим переселенцам, или даже их прямым потомкам. Вместо этого полагают, что резкое увеличение количества «англосаксонских» захоронений и кладбищ, по сравнению с теми, которые датируются V в., скорее всего, стало следствием культурной ассимиляции бриттов. Кроме того, большая часть населения V в. остается «невидимой» для археологов, из-за отсутствия среди инвентаря долговечных фрагментов керамики, стекла, металлических и каменных изделий. Вероятно, даже старые предметы использовались в течение длительного срока, что значительно усложняет выделение погребений, относящихся к V столетию.
Предпринимались различные попытки отыскать бриттов на «англосаксонских» кладбищах. Например, утверждалось, что многие захоронения со скудным инвентарем или вовсе без него, индивидуальные трупоположения в скорченном виде или погребения мужчин без оружия могли принадлежать именно брит¬
11 Esmonde Cleary (1989), р. 201; Wise (1991).
12 Кладбище в Фрайлфорд (Беркшир), не до конца изученное в XIX и начале XX вв., является другим вероятным примером продолжавшегося использования романо-бритских мест захоронения в англосаксонский период. См. Меапеу (1964), р. 46.
13 По современным оценкам, оно составляло 3-4 миллиона человек, хотя вполне вероятно, что в конце IV - начале V вв. значительно сократилось. См. Millett (1990), р. 180 и далее.
355
Хелена Хамероу
там14. Но что бы ни означал статус wealh (буквально, чужеземца, но также раба или бритта) в ранней англосаксонской Англии15, он явно не влек за собой преимуществ. Возможно, многие семьи бриттов перенимали «ортодоксальный» англосаксонский погребальный обряд, желая скрыть свои корни и улучшить социально-экономическое положение. В конце VII в., согласно законам короля Уэссекса Инэ, wealh мог рассчитывать на половину вергельда, выплачиваемого за убийство англосакса, а некоторые статьи позволяют полагать, что основная масса бриттов имела более низкий правовой статус, несмотря на то, что имена нескольких членов королевской династии Уэссекса содержали бриттские элементы (само по себе это указывает на возможность смешанных браков)16. Связанная с этим низким статусом социальная ущербность вкупе с масштабной ассимиляцией, представляется наиболее вероятным объяснением широкого и быстрого распространения древнеанглийского языка, и, напротив, очень малого числа заимствованных бриттских слов (всего около десяти), которые сохранились в английском даже на западе страны17. Если данная гипотеза верна, то археологическая идентификация бриттов в VI в. становится сложной или вовсе невозможной.
Наряду с распространением в Британии V—VI вв. новых форм погребального обряда, здесь фиксируются и два новых вида строений. Первый представлен различными землянками, полуземлянками или Grubenhäuser18, которые в эпоху великого переселения народов были распространены буквально повсюду в северо-западной Европе. Обычно они бывали небольшими, имели углубленные в землю полы, и значительно отличались по высоте внутреннего помещения. Способы их реконструкции - предмет серьезных споров, поскольку ряд наблюдений указывает, что под деревянным настилом какие-то строения имели своеобразный подпол, тогда как другие явно включают следы утрамбовки грунта на дне ямы. Совершенно точно, что назначение этих построек могло быть раз¬
14 См., например, Faull (1977) и Härke (1992b). В настоящее время изучено несколько постримских кладбищ на юго-западе Англии, раскопки которых показывают, какими на самом деле были захоронения бриттов. См. Leech (1986), Сох (1989) и Watts and Leech (1996).
15 EHD I, p. 402, n. 5.
16 См., например, статьи 23.3, 24.2, 32, 33. пер. EHD I, p. 367-8.
17 Cm. Hamerow (1991); Higham (1992), p. 181 и далее; Charles-Edwards (1995), p. 729-30, 733; Härke (1997), p. 149; Ward-Perkins (2000).
18 Ямными домами (нем.). - Прим. пер.
356
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
ным, хотя в большинстве своем они, вероятно, использовались как помещения для хранения и ремесленных работ. В любом случае, их континентальное происхождение никогда не подвергалось особым сомнениям. Зачастую рядом с ними встречаются деревянные строения иного типа, происхождение которых куда как более спорно. Они представляют собой прямоугольные конструкции (в среднем 10-12 м длиной и 5-6 м шириной) со стенами из бревен, врытых в землю, обычно с двумя дверными проемами, расположенными друг напротив друга по центру длинных стен. Как минимум у четверти таких построек фиксируется внутренняя перегородка, отделявшая небольшой закут. Строения эти, предположительно, являлись жилыми, хотя некоторые из них могли быть амбарами или иными хозяйственными помещениями. Данный вариант «англосаксонского дома» - с незначительными региональными различиями - распространился к VI в. по большей части Англии настолько, что планировка ряда таких зданий в Нортумбрии. Уэссексе и Эссексе почти полностью идентична как по части размеров, так и по внутреннему своему устройству, и даже по расположению и ширине дверных проемов. Постройки этого типа, однако, совсем не похожи ни на традиционные «длинные дома», встречающиеся на континенте (в которых люди и животные жили под одной крышей), ни на поздние романо-британские сооружения. По общему мнению, перед нами - своего рода гибридные конструкции, которые, впрочем, имеют ближайшие аналоги в традициях домостроения на северо-западе Европы19.
Значительное число ранних англосаксонских поселений располагалось рядом, или даже на том же месте, что и романо-британские поселения: это противоречит господствовавшему ранее убеждению, будто англосаксы избегали последних. Тем не менее, сложнейший вопрос о «континуитете» процессов расселения все еще актуален. Например, на ферме Бартон Корт (Оксфорд) деревянные строения и захоронения, характерные для раннего англосаксонского периода, появляются в V и VI вв. на месте процветавшей в IV столетии усадьбы, где не ранее 430 г. был зарыт клад20. Какие связи существовали между людьми, которые строились здесь, и предыдущими обитателями этой местности, если таковые вообще имелись? План англосаксонского поселения был в некоторой степени определен пограничными канавками прежней усадьбы, но нет никаких сви¬
19 См. Hamerow (1999).
20 Miles (1986).
357
Хелена Хамероу
детельств того, что новые жители продолжали использовать камеи- ные здания римского периода: в действительности, фермерский дом был снесен в конце IV или в начале V вв. При этом, несмотря на отсутствие сколь-нибудь серьезной дистанции (пространственной или временной) между двумя здешними сообществами, их материальная культура, по словам руководителя раскопок, «различалась полярно»21. Сходным образом и преемственность городской жизни в VI в. не представляется вероятной даже в самой малой степени22. Хотя «Англосаксонская хроника» сообщает о взятии англосаксами в VI в. нескольких романо-британских городов - таких как Бат, Сайренсестер и Глостер, что предполагает их наличие (по крайней мере в качестве укрепленных мест) - на протяжении V в.23, они были исключениями. И исключения эти похоже, подтверждают (наряду с данными археологии) тот факт, что большинство романобританских городов к середине V столетия фактически прекратило существование.
ДЕМОГРАФИЯ VI В. И ЗАРОЖДЕНИЕ АНГЛОСАКСОНСКИХ КОРОЛЕВСТВ
В 1911г. Беку казалось «невероятным, что... завоевание Британии могло свершиться без привлечения крупных и организованных отрядов», хотя он рискнул предположить, что «многие исследователи, вероятно, заходят слишком далеко, говоря о полном изгнании коренного населения»24. В 1980-х и начале 1990-х гг. маятник исследовательских предпочтений качнулся в другую сторону, и ранние рассказы о масштабных миграциях были отнесены к области мифологии. Вместо этого превращение римской Британии в англосаксонскую Англию виделось свершением немногочисленной военной элиты, которому посодействовали процессы экзогамии, ассимиляции и обмена25. Однако широкое распространение к середине VI в. одежды континентального образца26, которая
21 Miles (1986), р. 52. В число других примеров англосаксонских поселений на месте романо-британских ферм входят Ортон Холл, недалеко от Питерборо, и Ривенхолл в Эссексе. См. MacKreth (1996) и Rodwell and Rodwell (1985).
22 См. Biddle (1989) и Esmonde Cleary (1989).
23 ASC s.a. 577. См. Loseby (2000).
24 Beck (1911), p 388.
25 См., например, Arnold (1984), Hodges (1989) и Higham (1992).
26 Особенно в Норфолке и Саффолке, где было найдено более сотни ранних англосаксонских кладбищ. См. Scull (1993), р. 69.
358
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
сама по себе была важным символом группового самосознания и общего происхождения, - так же, как и тысячи кремационных урн, практически неотличимых от образцов с континента - нельзя убедительно объяснить, не приняв факт масштабных (по крайней мере, совокупно за несколько веков) переселений. В самом деле, археологические и палеонтологические материалы из Шлезвиг- Гольштейна, кажется, подтверждают рассказ Беды о резком оттоке населения из Angulus27 в V-VIII вв.27 28 Кроме того, и в равнинной Британии IV-VI вв. найдется крайне мало следов социально-экономической преемственности. Одним из важных исключений является характер землепользования: у нас все больше и больше данных (благодаря, в основном, анализу пыльцы растений), которые указывают на то, что расчищенные в римский период земли оставались таковыми вплоть до позднего англосаксонского периода, а масштабное облесение в V-VI вв. было скорее отклонением от нормы29.
Мнение о том, что переселенцы происходили из этнически сплоченных и четко очерченных сообществ или «народов» не подтверждается археологически. Европу V века, определенно, населяли группы, известные - по крайней мере среди чужеземцев - как англы, саксы и юты, разумеется, наряду с фризами, франками и прочими30. Материальные культуры в регионах предполагаемого их расселения также демонстрируют некие особенности, отличающие, например, области к востоку и западу от Эльбы или северную и южную Ютландию. Но между этими гипотетическими «культурными районами» существуют и совпадения, а потому невозможно допустить, что различия, например, в керамике прямо соотносятся с этнической принадлежностью. Этнические ярлыки наподобие «англов, саксов и ютов» - по крайней мере, в том виде, как их навешивали на сообщества V в. хронисты, пытавшиеся спустя столетия объяснить ход событий, - могли соответствовать группам, которые вышли из одного и того же региона (Беда и впрямь определяет gentes со ссылкой на географию, а не политическую или культурную принадлежность), однако эти группы были неустойчивыми,
27 Angulus (по-латыни букв, «угол») - в «Церковной истории» Беды Достопочтенного название области первоначального расселения англов между полуостровом Ютландия (родиной ютов) и Древней Саксонией, где проживали саксы. - Прим, науч.ред.
28 НЕ 1.15. См. Müller-Wille et al. (1988).
29 См. Murphy (1994) и Tyers et al. (1994).
30 Cm. Hines (1995).
359
Хелена Хамероу
мобильными союзами племен. Культурная унификация англов, саксов и обитателей Кента, предшествовавшая их политическому объединению в королевства, была достигнута после переселения в Британию31.
На сегодня мало кто сомневается, что первые рассказы о массовых вторжениях и смене населения в Британии V в. относятся, преимущественно, к «мифам о происхождении», созданным в интересах властной элиты следующих столетий и снабдившим ее той идеологией устойчивого единства, которая легитимировала бы актуальные порядки32. Тем не менее, археология свидетельствует, что переселение действительно сыграло решающую роль в формировании англосаксонской идентичности. При этом масштабная миграция в какой-то регион и сохранение там значительного числа коренных жителей отнюдь не исключают друг друга. Сложная и увлекательная проблема судеб автохтонного населения южной и восточной Британии в V—VI вв. пока что остается неразрешенной. Этническая идентичность, конечно же, определяется не биологией, но жизненными и историческими обстоятельствами. В определенных условиях люди способны пересмотреть свою принадлежность к какому-то этносу и «поменять привычный ярлык... на подобающий их образу жизни»33. Можно заключить, что множество бриттов поступило именно так, и поэтому прямые свидетельства их ассимиляции и гибридизации будут и дальше ускользать от нас. В тех областях, которые меньше пострадали от падения власти римлян и варварских нашествий - например, в Пик-Дистрикт34 и на западе центральной Англии - найдено очень мало захоронений англосаксонского типа, относящихся к VI в., а местные общины, видимо, сохранили свое положение. В восточном Йоркшире погребения по римскому обряду продолжались и в постримский период35. Проще говоря, одна и та же демографическая модель не применима для всех территорий англосаксонской Англии.
Хотя точный демографический состав населения Англии в VI веке, вероятно, навсегда останется неизвестным, мы можем быть уверены, что действительность отнюдь не была столь однозначной, как повествование Беды об англах, саксах и ютах. Однако,
31 См. Hines (1995) и Wood (1997), р. 45.
32 См. РоЫ(1997), р. 9.
33 Chapman (1992), р. 22.
34 Возвышенная местность в центральной и северной Англии. - Прим, науч.ред.
35 О захоронениях в гробницах из Элмсвелла см. Loveluck (1994).
360
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
к середине VI в. уже сформировались новые, относительно целостные региональные идентичности, нашедшие свое выражение в артефактах периода, который на несколько поколений отстоит от первых письменных свидетельств.
АНГЛОСАКСОНСКИЕ ОБЩИНЫ И ФОРМИРОВАНИЕ ИДЕНТИЧНОСТИ
Указанные идентичности формировались в рамках небольших, расположенных поблизости друг от друга сообществ (см. далее), посредством культурных кодов, в значительной мере связанных с северо-западом Европы. Сам процесс «англизации» остается скрытым для нас, но очевидно, что к середине VI в. многие жители южной и восточной Англии (а отчасти и Нортумбрии) верили - или, во всяком случае, ждали от других веры - в свое германское происхождение. Свидетельства, дошедшие от этого периода - в частности, элементы женского костюма и декор керамики, а также изделий из металла - позволяют полагать, что материальная культура активно использовалась, чтобы подчеркнуть этническую принадлежность. Региональные различия материального быта, и особенно женской одежды, были, действительно, наиболее четко выражены именно в VI в. Это должно быть в большей мере связано с формированием идентичности новых групп, нежели с какими-то исходными этническими характеристиками V в., ибо последние, как мы видели, крайне размыты. Так, в Восточной Англии «новая, единообразная англосаксонская культура была создана быстро - в течение жизни лишь нескольких поколений - благодаря комбинации отчетливо разных элементов»36. Важную роль в демонстрации этой культуры играл женский костюм с фибулами в скандинавском стиле и застежками для манжет на длинных рукавах платья. В Кенте выдающихся особ того или иного сообщества отличало - именно как настоящих «кентцев» - заимствование элементов франкской одежды. Эти региональные особенности женского костюма проявляются в начале VI в. Они не были продолжением традиций V столетия, им лишь предстояло сформироваться. Отдельные сообщества служили питательной средой унифицирующих культурных процессов на уровне регионов и, в конечном счете, формирования англосаксонских королевств.
36 Hines (1995), Ср. 81.
361
Хелена Хамероу
Поэтому уместно взглянуть на известные нам черты социальной организации англосаксов в VI столетии. Для этого можно обратиться и к позднейшим текстовым свидетельствам, но гораздо более благодатным источником информации о VI в. являются погребения, а растущее число поселений, изученных археологами, значительно дополняет наше понимание общественного уклада в этот период37.
СООБЩЕСТВА ПОГРЕБЕННЫХ
В V-VI вв. существовало два основных типа могильников. Первый из них - обширные кладбища кремированных останков - встречается относительно редко и только в районах проживания англов38. Лучшим изученным примером служит комплекс Спонг Хилл в Норфолке, где более 2 000 могил с кремированными телами свидетельствуют, по оценкам археологов, о сообществе с постоянной численностью около 450-750 человек39. Это число значительно превышает среднее количество жителей одного поселения (см. далее) и указывает на то, что погребенные на подобных «полях урн», происходили, по крайней мере, из дюжины больших - или примерно из 30 малых - поселений. Второй, более распространенный тип кладбищ включает лишь ингумации, либо сочетает захоронения ингумированных и кремированных тел. Такие кладбища намного меньше, а число погребений на них варьирует от нескольких дюжин до нескольких сотен: они, должно быть, принадлежали жителям одного поселения, хотя низкое количество детских погребений в большинстве подобных могильников, вызывает вопрос о том, все ли члены коллектива и впрямь хоронились на этих - явно «общественных» - кладбищах. С чем связано существование двух указанных типов кладбища (порой даже представленных в одной и той же местности - как, например, в норфолкских Кайсторе-
37 Понимание того, что из более 1500 ранних англосаксонских кладбищ, известных сегодня, только 50 или около того были изучены археологами в масштабах и по стандартам, которые позволяют (на момент написания этого обзора) осуществить содержательный статистический анализ, действует отрезвляюще. Кроме того, лишь около дюжины раскопанных комплексов содержали хорошо сохранившиеся костные останки, необходимые для определения возраста и пола. См. Härke (1992а).
38 На континенте похожие «поля урн» находят в северной Германии и южной Дании, особенно в Шлезвиг-Гольштейне и Нижней Саксонии.
39 McKinley (1994), р. 70. См. также Timby (1994).
362
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
у-Нориджа и Морнинг Торпе40 - совершенно неясно, хотя, гипотетически, они отсылают к двум разным способам определения «общности», включавшей, вероятно, различные виды кланов или экзогамных групп.
Там, где известна первоначальная площадь кладбища и изучено достаточное количество погребений, можно - как в случае Спонг Хилл - высчитать и численность сообщества, соотнесенного с ними; хотя такие подсчеты далеки от точности, они дают, по крайней мере, примерное представление о размерах поселений VI в. Небольшое кладбище со смешанными способами погребения в Нортоне (Кливленд) позволяет оценить численность жителей местного поселения приблизительно в 28 человек; сообщество в Беринсфилде (Оксфорд) насчитывало от 30 до 40 человек; в Морнинг Торпе - около 6041. Как мы увидим, эти показатели в целом соответствуют данным, получаемым при раскопках поселений.
Изучение собственно англосаксонских захоронений показывает, что внутреннее устройство сообществ VI в. было дифференцированным, а население ранжировалось в зависимости от возраста, пола, родственных уз - тех факторов, которыми лучше всего объяснимы различия в одежде покойных и погребальном инвентаре. Существование возрастной градации доказывается как археологическими находками, так и письменными источниками, которые позволяют предположить, что социальный статус был отчасти связан с достижением определенных порогов долголетия. Изменение объемов и вида погребального инвентаря, указывало на эти пороги. Например, количество и ассортимент предметов в женских захоронениях заметно возрастали, когда возраст покойных достигал 10-12 лет, в то время как мужчин хоронили с более- менее полным комплектом взрослого оружия примерно с двенадцати лет. Возрастной порог между десятью и двенадцатью годами хорошо согласовывается с данными англосаксонского законодательства42.
Гендерный фактор играл еще более очевидную роль при выборе костюма и погребального инвентаря в VI в., хотя в этой сфере многое предстоит изучать и далее43. Детские погребения в большинстве своем выглядят «гендерно нейтральными», как и более 40%
40 Myres and Green (1973); Green et al. (1987).
41 Myres and Green (1973); Green et al. (1987).
42 See Härke (1997). См. также Stoodley (1998) и Crawford (1999).
43 Stoodley (1999).
363
Хелена Хамероу
взрослых захоронений44. Тем не менее отдельные относительно распространённые предметы находили почти исключительно в могилах представителей одного пола. Так, фибулы, ожерелья, шат- лены (поясные цепочки с подвесками, к которым крепились разные мелочи из металла, включая ключи - как настоящие, так и их имитации) встречаются в женских погребениях, а оружие - в мужских. По-видимому, различались и кремационные урны, подходившие для покойных мужчин и женщин - прах последних чаще хоронили в более коротких урнах с зауженным горлышком45. Иногда частью погребения выступают кремированные останки животных: здесь также очевидна зависимость от возраста и пола - останки лошадей, например, сопровождают захоронения преимущественно взрослых мужчин46.
Хорошей иллюстрацией того, как погребальный инвентарь может транслировать социальную идентичность, являются захоронения с оружием, называемые обычно «могилами воинов». В VI в. около половины всех взрослых мужчин удостаивались погребения с оружием. Подробное изучение этих захоронений показало, что оружейные комплекты в них не были функциональными47 - иначе говоря, такое оружие не использовалось в битвах. С другой стороны, оно тщательно отбиралось, и содержание комплекта отчасти зависело от возраста покойного. Также погребения с оружием, как правило, являются более богатыми. Однако, некоторые из мужчин, похороненные с оружием, бывали слишком молоды, чтобы использовать его в бою, тогда как другие страдали серьезными физическими недугами. Эти сведения (в сочетании с распределением ряда эпигенетических черт) указывают на то, что погребения с оружием не обязательно принадлежали настоящим воинам, но, скорее, символизировали принадлежность к определенному роду или клану, происходившему, возможно, от кого-то из переселенцев.
Статус и социальная идентичность, таким образом, отражаются, по крайней мере косвенно, как при ингумациях, так и при кремациях. Тип, количество и ассортимент погребального инвентаря, костюм покойного и в целом погребальный обряд, определенным
44 См. Härke (1997), р. 132.
45 См. Richards (1987), р. 196.
46 См. Richards (1992), диаграмма 22; но см. также Hills (1998) который доказывает, что лошади могли встречаться в захоронениях с кремациями на территории Восточной Англии чаще, чем это принято считать.
47 См. Härke (1992а) и (1992b).
364
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
образом зависели от возраста и пола, которые, само собой, входили в число «структурообразующих принципов общества»48. Однако, хотя на англосаксонский погребальный обряд в VI в. явно влияли возраст и пол покойных, невидимые нам аспекты социальной идентичности - такие, как родство, этническая принадлежность и роль в общине, а еще, возможно, и вероисповедание - тоже должны были сильно воздействовать на отношение к умершим. По этой причине, корреляция между погребальным обрядом, возрастом и полом редко бывает абсолютной и обеспечивает нас лишь проблеском знаний о сложных общественных отношениях в VI в.49
Большая часть захоронений VI в. содержит разного рода погребальный инвентарь, и самые богатые могилы вплоть до конца столетия, вероятно, представляют лишь верхушку повсеместно распространенных практик снабжения умершего имуществом50. Большинство попыток ранжировать погребения этого периода по обилию инвентаря приводили к сомнительным результатам. В случаях, когда можно выделить секторы захоронений, редко находится тот, который бы значительно уступал другим (более-менее синхронным) группам погребений по количеству инвентаря51. Если на этих участках действительно погребены члены одной семьи (что представляется вероятным), то количество инвентаря свидетельствует, главным образом, о дифференциации внутри семьи, а не между семьями, и этот тезис подтверждают сведения, полученные при изучении поселений (см. далее). Так, примерно равное число мужских погребений с оружием и добротно снабженных инвентарем женских захоронений (по дюжине могил той и другой группы) на кладбище VI в. в Нортоне-на-Тисе52 предполагает наличие четырех «ведущих» пар в каждом из трех поколений, которые возглавляли четыре домохозяйства, включавших в себя по 9-10 человек53.
48 Richards (1992), р. 144. Представляется маловероятным, что большая часть погребального инвентаря предназначалась для использования покойным в загробной жизни.
49 Pader (1982); Richards (1987), р. 197, и (1995).
50 См. Shepherd (1979).
51 См., например, кладбища в Беринсфилде (Оксфорд), Нортоне (Кливленд) и Эппл Дауне (Суссекс). Down and Welch (1990), диаграмма 2.8 и 2.9; Sherlock and Welch (1992), диаграмма 21 и 24; Boyle et al. (1995), p. 133 и диаграмма 30; Härke (1997), p. 138.
52 На территории графства Дарем. - Прим, науч.ред.
53 Sherlock and Welch (1992), p. 102.
365
Хелена Хамероу
Письменные источники оставляют мало сомнений в том, что родство играло центральную роль для определения границ общины среди ранних англосаксов, и позволяют предполагать, что оно было преимущественно билатеральным (т. е. здесь не делалось различий между родственниками со стороны матери и отца), вирилокальным и экзогамным (человек должен был заключать брак за пределами собственной родственной группы, а большинство женщин проживали с родней своих супругов)54. Социальный и правовой статус частично определялся принадлежностью к той или иной группе родственников, которая предоставляла ему защиту и доступ к ресурсам55. Хотя имеется возможность выявить захоронения глав домохозяйств, сколь-нибудь точно определить состав родственной группы или домохозяйства крайне нелегко. Тем не менее, кажется верным предположить, что группа одинаково ориентированных или центрированных (например, вокруг расположенного посередине захоронения) могил принадлежит людям, которые были так или иначе связаны при жизни. На кладбище в Беринсфилде, к примеру, распространение ряда эпигенетических черт (таких, как зубные аномалии или наличие шестого поясничного позвонка), указывающих на генетические связи - наряду с распределением мужских, детских и женских погребений - подтверждает гипотезу о том, что на разных участках могильника захоронены члены отдельных домохозяйств56.
ПОСЕЛЕНИЯ
С 1970-х гг. несколько поселений были исследованы в масштабах, достаточных для того, чтобы более-менее четко представлять, как выглядела деревня или небольшое селение в VI веке. Хотя разнообразие их размеров и планировки делает спорным сам термин «деревня», большинство этих поселений обладали набором общих черт. Во-первых, они были сравнительно небольшими (их площадь коррелирует с количеством населения, которое рассчитывается по числу ингумаций или погребений на кладбищах смешанного типа) и находились поблизости друг от друга. В некоторых регионах, где проводились интенсивные археологические разведки и/или раскопки - таких как гравийные террасы в верхнем и нижнем течении
54 Härke (1997), р. 137.
55 Charles-Edwards (1997).
56 Boyle et al. (1995).
366
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Темзы - дистанция между первыми англосаксонскими поселениями оказывается очень короткой - около 2-5 км57.
Англосаксонское поселение в Макинге (Эссекс), расположенное на гравийной террасе с видом на устье Темзы, остается наиболее детально исследованным англосаксонским поселением, данные о котором опубликованы на сегодня58. Здесь в 1960-х и 1970-х гг. археологами изучено около 14 га территории, и в ходе изысканий открыто более 50 деревянных построек и более 200 полуземлянок. Однако, не все эти строения использовались одновременно. Центр поселения за 250-300 лет сместился почти на километр. Так, самое большое число обнаруженных строений на каждом временном срезе соотносилось лишь примерно с десятью домохозяйствами, что в целом соответствует численности населения, выявленной по результатам раскопок на двух кладбищах того же периода в Макинге. Появляется все больше свидетельств тому, что подобные поселения со смещающимся ядром были широко распространены в VI в.59
Третья черта, характерная для большинства поселений VI в. и явленная примером как Макинга, так и Уэст-Стоу в Саффолке60, - это отсутствие очевидных границ или иных признаков планировки, осуществленной самими общинниками, или навязанной извне (таких, как общие дорожки, огражденные комплексы зданий, которые указывали бы на усадьбы или отдельные владения, либо какое-то очевидное центральное сооружение или объект). Иногда встречаются следы изгородей61, но практически никаких более основательных оград, относившихся к периоду ранее конца VI - начала VII вв., до сих пор не найдено. Хотя группы или скопления построек здесь довольно распространены, а большая часть их ориентирована по линии восток-запад, они не обнаруживают явных следов упорядочивания - например, вокруг внутреннего
57 См. Hamerow (1993), диаграмма 52; Blair (1994), диаграмма 16 и 24.
58 См. Hamerow (1993). Поселение в Уэст-Хеслертоне в долине Пикеринг также было детально изучено и внесет значительный вклад в наши знания о поселениях в данном регионе, когда результаты исследований будут опубликованы,. Промежуточные отчеты позволяют предположить, что его планировка значительно отличалась от той, которую мы привыкли ожидать в случае с поселениями в южной и восточной Англии. См. Powlesland et al. (1986) и Powlesland (1997).
59 См. Hamerow (1991) и (1992).
60 См. West (1986).
61 Например, в Бишопстоуне (Суссекс) и Макинге (Эссекс). См. Welch (1992), диаграмма 16 и Hamerow (1993). В Пеннилэнде, неподалеку от Милтон-Кейнс, и в Уэст-Стоу, ограды появились самое раннее в конце VI в. См. West (1986) и Williams (1993).
367
Хелена Хамероу
двора - и потому мы редко можем быть уверены в одновременном их существовании.
Однако к концу VI в. несколько поселений, изученных археологами, совершенно очевидно имели четкий план и значительные ограждения, разделявшие владения или домохозяйства. Самые ранние из датированных примеров подобного устройства, которое становится более зримым в VII в., были обнаружены в поселениях Иверинг в Нортумберленде (королевская вилла Эдвина62)63 и Коу- дерис Даун в Хэмпшире. Несмотря на разделяющее их расстояние, эти поселения демонстрируют планировку с поразительно сходными чертами, включая линии из двух или более строений и огороженные прямоугольные участки, постройки внутри которых располагались по периметру (прикрывая, таким образом, внутреннее пространство), а другие здания примыкали или вели к этим огороженным территориям64.
Остатки построек VI в. относительно слабо различаются по площади и форме, хотя археологи делают выводы, наблюдая преимущественно за объектами, сохранившимися (часто не полностью) в земле, а надземные сооружения, разумеется, могли сильно отличаться. Изучение земельных планов, составленных археологами, показывает, что при возведении, по крайней мере, некоторых построек использовались стандартные строительные «шаблоны» или модули. Это проявляется в удивительном сходстве их размеров и планировки - даже если сравнивать английские и континентальные примеры - что позволяет предполагать наличие широко распространенной и устойчивой традиции деревянного строительства в северо-западной Европе65.
Впрочем, то, как на самом деле использовался англосаксонский дом с одним или двумя внутренними помещениями, остается неясным. Возможно, что службы - такие, как кухня и кладовая - находились в отдельных постройках, как это было в X столетии, судя по сводам законов и другим документам66. Интересно отметить, однако, сколь редко в англосаксонских домах обнаруживаются
62 Правил Нортумбрией в период ок. 616-633 г. - Прим, науч.ред.
63 НЕ 11.14.
64 See Hope-Taylor (1977), Millett with James (1984) и O'Brien and Miket (1991). Весьма вероятно, что поселение Чалтон (Хэмпшир), которое имело схожую планировку, было основано в VI в., однако точная его датировка и статус вызывают вопросы. См. Addyman (1972).
65 См. Zimmermann (1988) и Tummuscheit (1995), Abb. 66, 94, 95.
66 См. Dölling (1958), р. 55 и далее.
368
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
остатки очагов, которым отводят такую важную роль письменные источники67, хотя во многих случаях причиной тому может быть просто плохая сохранность68.
К концу VI - началу VII вв., появилось несколько строительных новшеств. Первым и наиболее распространенным стало использование фундаментных траншей, куда помещались69 массивные бревна стен, что стало повсеместно принятой практикой в течение VII-VIII вв.70 Однако, пожалуй, самым поразительным изменением было возведение незначительного числа очень больших построек (с наземной площадью больше 150 м2)71, начиная примерно с 600 г. Некоторые из этих больших домов имели еще и пристрой (с одной или двух сторон), но к VIII в. этот «дополнительный зал», как правило, исчезает.
ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД?
Итак, анализ погребений и поселений VI в. демонстрирует, что общество в рамках которого развивалась англосаксонская идентичность не было жестко стратифицированным, и обладатели высокого положения в нем оставались частью общины как при жизни, так и после смерти. Доступ к власти и богатству не определялся в первую очередь рождением, а социальный статус по большей части зависел от таких факторов, как возраст, пол, принадлежность к той или иной семье и способность к накоплению движимого имущества, хотя, предположительно, свою роль играл и контроль над землей (как мы увидим позже). Конечно, на большинстве кладбищ этого периода встречаются захоронения, которые содержат значительно больше погребального инвентаря, чем остальные72, однако их проще интерпретировать как могилы ведущих членов местного
67 Наиболее известный случай: Беда, НЕ 11.13.
68 See Hamerow (1999).
69 Видимо, как вертикально, так и горизонтально. Судя по чертежам в монографии автора (см. : Hamerow Н. Rural Settlements and Society in Anglo-Saxon England. Oxford: Oxford University Press, 2012, p. 17 ss.), имеется в виду переход от свайных столбов, которые устанавливались в отдельные столбовые ямы, к траншейному фундаменту по периметру здания. Тем не менее свайные постройки продолжали возводиться англосаксами и в более позднее время. - Прим, науч.ред.
70 См. Marshall and Marshall (1994) и Hamerow (1999).
71 Речь идет о т.н. деревянных залах (halls) англосаксов. - Прим, науч.ред.
72 Например, Могила 18 в Лечлэйде (Глостершир). См. Boyle et al. (1998), диаграммы 5.43-7.
369
Хелена Хамероу
сообщества - глав домохозяйств либо родственных групп, или иных объединений - но не как погребения представителей династий, господствующих над территорией73. Хотя, не исключено, разумеется, что отдельные семьи сохраняли первенство в течение нескольких поколений, и это было возможно только за счет щедрых трат с трудом добытого движимого богатства на показные пиршества или захоронения с обильным инвентарем. Тот факт, что высокая вариативность погребальных даров не отражается прямо на структуре поселений, подтверждает гипотезу о том, что ранжирование имело место по большей части внутри домохозяйств, а не между ними.
Признаки изменений этой общей модели начинают просматриваться в конце VI в. Самым впечатляющим среди них было появление надмогильных насыпей или курганов. Первые англосаксонские курганы появляются приблизительно в середине - второй половине VI в. на кладбищах с грунтовыми погребениями. К началу VII в. в некоторых районах возникают целые кладбища, включавшие преимущественно или только под курганные захоронения, а также ряд обособленных, исключительно богатых курганов74. Анализ этих памятников позволяет полагать, что их распространение - маркер серьезных «препон... на пути к значимым социальным позициям», хотя разглядеть господствующий слой можно лишь с появлением изолированных курганов, а статус причастных к нему, вероятно, не столько обретался, сколько приписывался75. Использование - впервые в постримский период - монументальных погребений указывает, по-видимому, на возникновение более упорядоченной, закрытой социальной организации в ответ на усиление борьбы за ресурсы и нестабильность общества, обусловленную этой борьбой. Курганы выступали также зримым инструментом, при помощи которого та или иная группа крепила связи с предками, и обозначала свои территориальные претензии76.
73 Scull (1993), р. 73.
74 См. Shepherd (1979); см. также Struth and Eagles (1999).
75 См. Shepherd (1979), р. 70. В VII в. погребения с оружием станут все чаще указывать на принадлежность к небольшой группе, позволявшей улучшить социальное положение, а не к широкому этническому сообществу. Так, хотя доля принадлежавших к «высшей» группе (т.е. тех, кто был погребен с мечом, топором или саксом) осталась неизменной на уровне около 6%, численность «средней группы» снизилась с 43 до 17 % , в то время как число мужчин, погребенных без оружия, выросло с 52 до 77% . См. H rke (1998), р. 45.
76 См. Shepherd (1979), р. 77; также van de Noort (1993).
370
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Значимым может быть и появление на некоторых кремационных кладбищах в середине-конце VI в. захоронений в форме ингумации, сопровождавшихся солидным погребальным инвентарем. Ярчайшим примером служит группа из 57 могил с трупоположениями в Спонг Хилл, расположенных на северо-западной окраине кремационного кладбища77. Здесь зафиксирована погребальная камера и 4 или 5 курганных насыпей, которые позволяют думать, что данные захоронения принадлежали группе родственников по восходящей линии, перебравшихся в этот регион в VI столетии и создавших практически отдельное, престижное кладбище78. Тот факт, что ингумации в Спонг Хилл представляют только один из эпизодов в истории кладбища (позднейшие погребения здесь были кремационными и совершались после ингумаций) указывает на возможную ассимиляцию потомков этой группы в местной среде, или же, более вероятно, на основание ими нового кладбища в другом месте.
На могильнике в Снейпе (Саффолк) примерно в 18 км от предполагаемого королевского кладбища в Саттон-Ху, в VI столетии также появляется отдельная группа захоронений. По-видимому, Снейп стал использоваться в качестве небольшого кремационного кладбища в V - начале VI вв. В период с середины до конца VI века здесь были осуществлены ингумационные захоронения нескольких человек (которые находятся, правда, в разных местах среди кремационных погребений, а не образуют особой группы как в Спонг Хилл). Часть из них содержит погребальный инвентарь, указывающий на высокий статус покойных79. По крайней мере девять умерших первоначально захоронили под курганами, один из них был исключительно богат и погребен в лодке. В одной из грунтовых могил, покойник (снабженный двумя роговыми кубками) покоился в долблёной лодке, а несколько других погребений содержали нечто похожее на части реальных лодок или их имитации. В этот период обряд погребения в лодках ассоциировался с элитами на территории Швеции; возможно, что захоронения указывают на коллектив родственников по восходящей линии, которые стремились подтвердить престижные связи со Скандинавией, переняв оттуда отдельный обряд80.
77 Hills et al. (1984).
78 Scull (1993). Однако различие между группами кремаций и захоронений в Спонг Хилл далеко не так однозначно. См. Hills (1999).
79 Filmer-Sankey (1992), р. 39-52.
80 Другими примерами первоначально кремационных кладбищ с более поздними захоронениями конца VI в. являются Кайстор-у-Нориджа и Касл Акр (оба - в Норфолке). См. Myres and Green (1973), р. 171-2; С. Scull, личное сообщение.
371
Хелена Хамероу
Во второй половине VI в. первый стиль Салина:81 - зооморфный декор, часто встречавшийся на металлических изделиях конца V - первой половины VI вв., сменяется вторым стилем Салина - более сложной разновидностью звериного стиля - который, подобно первому варианту, происходил из Скандинавии. Эта смена могла быть связана с произошедшими в обществе изменениями, поскольку использование второго стиля Салина почти полностью ограничивалось престижными изделиями из металла (самые знаменитые среди них - набор золотых предметов из Саттон-Ху) и манускриптами82. Подробное изучение мотивов второго стиля и обстоятельств бытования орнаментированных объектов в Скандинавии, позволяет полагать, что он возник в условиях политической борьбы и использовался в публичных обрядах (одним из которых был погребальный) как средство геральдической пропаганды нового могущественного «класса», стремившегося к самоутверждению83. К сожалению, объекты Второго стиля Салина в Англии встречаются редко и контекст их использования во многих случаях слишком размыт, чтобы подобные выводы оказались применительно к ним чем-то большим, нежели соблазнительной гипотезой84.
Женский костюм, по крайней мере у представительниц элиты, изменился в VII в., когда пеплос, застегивавшийся на плечах большими, тяжелыми фибулами, был вытеснен сшитым платьем, которое (в подражание средиземноморскому стилю) дополнялось изящными булавками и ожерельями. Этой смене предшествовало распространение в конце VI в. брошей, которое могло отражать новый акцент на «метках» высокого статуса85. Наиболее очевидным новшество было в регионах, занятых англами, где появились большие по размеру и богато украшенные броши, которые называют «цветущими» вариантами прежних фибул - особенно, крестовидных и больших фибул с квадратным навершием. Кроме того, стилистический анализ позволяет предположить существование в какой-то мере централизованного контроля за их производством. Фибулы с квадратными навершиями, в частности, были обнаружены в погребениях, которые включают большее чем обычно
81 Имеется в виду знаменитая классификация различных вариантов германского звериного стиля, которую предложил в начале XX в. шведский искусствовед и археолог Карл Бернхард Салин (1861-1931). - Прим, науч.ред.
82 См. Speake (1980) и Hoilund Nielsen (1997).
83 См. Hoilund Nielsen (1997) и Hines (1998), р. 309.
84 См. Hoilund Nielsen (1999).
85 See Hawkes and Meaney (1970).
372
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
количество погребального инвентаря и могли служить средством для демонстрации статуса ведущих семейств86.
Что касается расселения, то сегодня имеется достаточное число радиоуглеродных датировок, чтобы отнести появление и просторных домов, и отдельных статусных поселений, и планомерного их обустройства (с использованием оград и дорожек) к концу VI - началу VII вв. (см. выше). Однако интерпретация этих феноменов и понимание того, как они соотносятся между собой, вовсе не столь однозначны. Огромные холлы, на строительство которых тратилось значительное количество древесины и человеческого труда, могут резонно восприниматься в качестве усадеб «лучших людей» - новых землевладельцев, создававших отдельные поселения с образцовой застройкой и на основе четкого плана. Но, хотя Иверинг, как и Коудерис Даун, были основаны в конце
VI в., явные признаки статусных поселений они обрели не ранее
VII в., пусть даже ограды и упорядоченная разметка применялись в них с самого начала. В конце концов, тщательное планирование и использование оград (как в случае Иверинга и Коудерис Даун), явно производя впечатление и ограничивая доступ к отдельным постройкам и зонам, еще не обязательно подразумевают высокий статус поселения. Комплексы в Пенниленде (Бекингемшир), Риби- Кросс-Роудс (Линкольншир), Тирлингсе (Нортумберленд) и Кетолме (Стаффордшир) лишены больших зданий или исключительно богатой материальной культуры (хотя ни один из них не был раскопан полностью), однако в конце VI - начале VII вв. во всех этих поселениях имелись тропинки или дорожки, а также заборы вокруг зданий и выгулов87.
В период с середины до конца VI в. начинается и производство самого раннего типа постримской керамики - если и не в особо крупных масштабах, то, по крайней мере, в больших, нежели тогда было принято у англосаксов. В V—VI вв. керамика была лепной и сильно различалась - так, что буквально невозможно отыскать пару сосудов с одинаковыми формами и декором, хотя схожие мотивы и штампы на них попадаются часто. Тем не менее, архео¬
86 С. Mortimer, личное сообщение; Hines (1984), р. 30-1 и (1998), р. 34. На землях «саксов» в верхнем течении Темзы с V столетия использовались также литые броши в форме блюдца, которые получат более широкое распространение ближе к концу VI - началу VII вв. См. Dickinson (1993), р. 39.
87 См. O’Brien and Miket (1991), Williams (1993), Steedman (1995) и Kinsley (2002).
373
Хелена Хамероу
логами обнаружены фрагменты приблизительно 200 сосудов (очевидно, представляющие собой лишь малую часть некогда произведенной посуды данного типа), которые встречаются на территории примерно дюжины поселений и могильников. Указанные сосуды были лепными, как и другая керамика того времени, однако декорировались с использованием ряда характерных, единообразных мотивов и штампов88. Эта так называемая Иллингтон-Лекфордская керамика была распространена на небольшой территории (около 900 км2) в Восточной Англии, ограниченной тремя линиями земляных укреплений эпохи раннего Средневековья. То, что все эти сосуды вышли из одного производственного центра, расположенного где-то в долине реки Литтл Уз, остается не более чем гипотезой; неясен и механизм распространения керамики данного типа. Однако, независимо от того, определялось ли ее обращение практиками обмена, торговлей или дистрибуцией со стороны какого- нибудь местного лидера, выглядит правдоподобным и значимым сам тезис о том, что эту керамику «использовали для поддержания связей с соседними политическими сообществами, которыми контролировались торговые маршруты вдоль Икнилд-Уэй89»90.
Должны ли мы искать связь между разнообразными изменениями в погребальных обрядах, организации поселений и производстве керамики? Отражают ли они один и тот же феномен и указывают ли (пусть косвенно) на создание подходящих условий для формирования «осознанной общеанглийской идентичности»91? Здесь важно отметить, что за пределами районов, контролируемых англами, впечатление о масштабном характере социальных изменений менее очевидно. Например, захоронения с богатым погребальным инвентарем оставались относительно распространенными в Кенте и в VII столетии, а аналогов Иллингтон-Лек- фордекой керамики нет нигде за пределами Восточной Англии92.
88 См. Russel (1984), р. 525 и далее.
89 Древняя дорога, пересекавшая территории между совр. Норфолком и Уилтширом. - Прим, науч.ред.
90 См. Russel (1984), р. 528. См. также Williams and Vince (1998) о керамике, часть которой, вероятно, довольно рано производилась в районе Чарнвуд-Форест на севере Лестершира, и распространялась по восточным и северо-восточным районам центральной Англии, а порой и дальше.
91 См. Hines (1995), р. 83.
92 Было определено несколько предполагаемых мастерских, но только Иллингтон-Лекфордская керамика была найдена в достаточном количестве, чтобы предположить производство, напоминающее массовое. См. Myres (1977).
374
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Кроме того, ввиду приблизительного характера археологических датировок, то, что выглядит резкой переменой с точки зрения археологии, на деле могло обнимать жизнь нескольких поколений. Наконец, из-за малого числа археологических свидетельств и трудностей исторической датировки процессов, фактически относившихся к «доисторическому» периоду, невозможно точно определить, развернулись ли эти процессы одновременно, и можно ли рассматривать их в качестве пролога к имевшим место в VII в. более широким и очевидным изменениям погребальных практик и структуры поселений - таким, например, как появление «княжеских» захоронений и королевских вилл93. Уже только это должно предостеречь нас от поисков единственного, телеологического объяснения трансформаций, и жесткого соотнесения их с далеко идущим, размеренным и необратимым формированием у англосаксов королевской власти. Все эти изменения, безусловно, не были устойчивыми и революционными, но скорее спорадическими и потенциально значимыми, они протекали по-разному в разных регионах, во многом зависели от каких-то частных, по большей степени не зафиксированных событий. Идея «переходных периодов» в истории ныне поставлена - довольно справедливо - под сомнение94, хотя определенная соотнесенность этих изменений и позволяет видеть в них нечто большее, чем фантом, рожденный тусклым светом, который источники VII в. отбросили на финал VI столетия.
ШЕСТОЙ ВЕК И ФОРМИРОВАНИЕ АНГЛОСАКСОНСКИХ КОРОЛЕВСТВ
Одна из сложностей работы с археологическими свидетельствами при отсутствии текстов - выяснение общих причин, которыми бы определялись описанные выше перемены в организации поселений, погребальных обрядах и материальной культуре. Для этого необходимо рассмотреть данные археологии в контексте политических и военных коллизий, подробно освещенных более поздними письменными источниками. Кроме того, проанализировав то, что нам известно о социальной структуре локальных
93 Некоторые из самых известных среди этих «княжеских» погребений находятся в Саттон-Ху (Саффолк) и Астхолле (Оксфорд). См. Carver (1992) и Dickinson and Speake (1992). См. также Boddington (1990) и Geake (1997).
94 См. Halsall (1995).
375
Хелена Хамероу
сообществ VI в., мы должны взглянуть на роль взаимоотношений между ними в процессе формирования королевской власти. Отношения эти лучше всего отражены в материалах, связанных с торговлей и обменом.
Но, прежде всего, небесполезно напомнить себе о том, что помимо основных королевств, упомянутых в письменных источниках VII- VIII вв. - Кента, Восточной и Срединной Англии, Линдси, Дейры, Берниции, Мерсии, Суссекса, Уэссекса, Эссекса - существовало и несколько меньших по размеру объединений (см. Карту 8)95. Самая распространенная теория возникновения этих королевства опирается на образ территориальных захватов. Нестабильный характер англосаксонского социума предоставлял амбициозным людям широкие возможности для конкурентного обретения высокого статуса и могущества, и существует достаточно доказательств того, что такое соперничество было обычным делом в VI в.
В результате появилась гипотеза о том, что основные королевства среднесаксонского периода (ок. 650-ок. 850 гг.) оформились в VI веке в результате интенсивной борьбы между множеством более мелких политических объединений. В ходе этой борьбы более успешные сообщества побеждали и поглощали менее успешные, а кульминацией процесса в VII в. стало создание небольшого числа династий с надрегиональной властью96.
Данная модель во многих отношениях соответствует свидетельствам как письменных, так и археологических источников. Среди дошедших до нас письменных источников, первостепенным значением обладает «Роспись племен»97 - документ, который был создан в Мерсии или Нортумбрии, датируется, возможно, концом
VII в.98 и обычно считается податным списком. В «Росписи» перечислены 34 объединения99, включая (помимо основных королевств)
95 См. Yorke (1990), карта 1.
96 См. Bassett (1989с).
97 Букв. « Tribal Hidage». Используемый нами перевод названия ( « Роспись племен » ) бытует в отечественной историографии, хотя с учетом общей направленности текста (на фиксацию количества гайд у разных англосаксонских сообществ) точнее было бы говорить о «Племенном гайдаже» или «Гайдаже племен». - Прим, науч.ред.
98 Это лишь один из возможных вариантов датировки памятника. В исследовательской литературе фигурируют и гораздо более поздние даты (вторая половина
VIII в., конец IX в. и т.д.). Подчеркнем, что наиболее ранний сохранившийся список «Росписи племен» относится к первой половине XI в. - Прим, науч.ред.
99 Из текста «Росписи» не вполне ясно, идет ли речь об отдельных племенных сообществах, небольших политических объединениях (к этому варианту склоняется автор главы) или областях на территории Англии. - Прим, науч.ред.
376
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Карта 8.
Главные англосаксонские области во времена составления «Росписи племен» и основные памятники, упоминаемые в главах 10 и 17 (сост. по Yorke (1990), карты 1 и 2).
377
Хелена Хамероу
несколько малых provinciae или regiones - таких, например, как Хикка, всего с 300 гайдами земли100. Соблазнительно рассматривать эти небольшие сообщества как «реликты» VI в., которые по какой-то причине избежали поглощения более крупными королевствами, и смогли сохранить некую самобытность101. Хотя этот тезис и не может быть доказан, представляется вероятным, что в VI в. существовало множество таких малых сообществ, которые не упомянуты в дошедших до нас письменных источниках. По крайней мере два из них - Элмедсэтна (Элмет) и Вихтвара (остров Уайт), оба по 600 гайд - имели своих собственных правителей, названных Бедой reges102. В юго-западной Англии и Уэльсе в VI в. также имелось несколько правителей - мелких «королей», на которых жаловался клирик-бритт Тильда в «De Excidio Britanniae», и которые, подобно своим англосаксонским коллегам на востоке, захватили власть после ее утраты римлянами103.
Картину дополняют сведения топонимики. Топонимы, оканчивающиеся на -ingas/-ингас (и обозначающие « людей/сторонников X») сегодня считают возникшими в конце VI - начале VII вв., а не в период основного расселения (V - начало VI вв.), как думали некогда104. Существует предположение, что в основе формирования групп -ingas/-ингас была отнюдь не добрая воля их участников, и не убежденность в общем происхождении, но «посессивное, навязанное извне описание»105. Учитывая, что группы -ingas/-ингас определялись в «Росписи племен» посредством указания на гайды (например, Фэрпингас), вполне вероятно, что к этому времени они обладали каким-то административным статусом - хотя и нет причин полагать, что так было всегда. Каким бы ни было их происхождение, маловероятно, что эти низовые структуры располагали территориями с четко очерченными границами - они могли быть просто группами поселений, которые платили дань одному и тому же центру исходя из системы гайдажа.
100 См. Davies and Vierck (1974) и Dumville (1989). Более скептический взгляд на Tribal Hidage см. в Keynes (1995). Реальная площадь англосаксонской гайды могла варьировать от приблизительно 40 до примерно 120 акров пахотной земли. - Прим, науч.ред.
101 См. Scull (1993), р. 68-9.
102 См. Yorke (1990), С. 11; Беда НЕ IV. 16, 19 и 23.
103 Гильда, «De excidio Brit.», ed. Winterbottom (текст и перевод).
104 Так, например, Гастингс происходит от Хэстингас (Haestingas) - «люди/ сторонники Хэстинга». См. Dodgson (1966).
105 См. Hines (1995), р. 82.
378
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
Более поздние сочинения, подобные «Церковной истории» Беды и «Англосаксонской хронике», описывают происхождение королевств так, как было выгодно правителям на момент их написания. Это делает их сведения сомнительными для тех, кто взыскует правдивого рассказа о событиях VI в., хотя они и вносят предельную ясность в один вопрос: войны, возникавшие в ходе борьбы за землю, были частыми, а территориальная экспансия была условием sine qua non106 обретения власти. Упоминание бога войны Бодена как прародителя во многих англосаксонских королевских генеалогиях, конечно, не случайно107. Сами же эти родословные указывают на то, что важнейшие династии берут свое начало в VI в., хотя для этого необходимо экстраполировать сведения о времени жизни исторически верифицированных правителей в приблизительные даты жизни их полумифических предков - таких, как Кердик из Уэссекса и Буффа из Восточной Англии. Кто-то утверждал, что данные генеалогии всего лишь отражают пределы народной памяти во времена письменной фиксации устных преданий, уходивших в прошлое не глубже, чем на несколько поколений108. Однако при комплексном анализе этих свидетельств кажется неизбежным вывод о том, что в VI в. существовали короли, пусть сущность и пределы их власти остаются для нас неясными. Законы короля Этельберта Кентского109, датируемые началом VII в., определенно, подразумевают, что он, как минимум, обладал и властью, и обязанностями по отношению не только к своим непосредственным сторонникам, но и к представителям «всех слоев общества - знати, свободных людей (керлов), несвободных крестьян и рабов»110.
Откуда брались эти короли? Если в рассказе Тильды о действиях восставших саксов-федератов в постримской Британии есть хоть какая-то доля правды, имеется и вероятность того, что некоторые правители конца VI в. «эволюционировали» (по аналогии, например, с франками) из беспринципных налетчиков, принявшихся захватывать территории, которыми они прежде пользовались с разрешения хозяев111. Другим возможным катализатором формирования королевств в восточной Британии были связи между
106 Необходимым условием (лат.). - Прим. пер.
107 См. Yorke (1990), р. 16.
108 См. Yorke (1990), р. 4 и Scull (1993), р. 68.
109 Правил в период ок. 590-616 гг.
110 Перевод EHDI. См. Yorke (1990), р. 17.
111 Я благодарна Барбаре Йорк за это предположение.
379
Хелена Хамероу
представителями кентских и восточно-английских элит и королев- сними дворами Меровингов. Тесные контакты между кентской и франкской элитами существовали в конце VI в. : их свидетельством является брак франкской принцессы Берты и короля Этельберта. Кроме того, один из пунктов «Салической правды» (созданной, вероятно, в конце V - начале VI вв.), касавшийся беглых рабов112, предполагал взаимные правовые обязательства между Франкией и некоторыми частями Британии113.
Перемены, произошедшие, судя поданным археологии, в конце VI в., хотя и не являются прямыми доказательствами территориальных захватов или военных действий, согласуются с появлением новой элиты и, возможно, господствующих родов. К этим изменениям, как уже было отмечено, относится появление первых поселений с «особыми функциями», подобных Иверингу и Коудерис Даун (застроенных в одном стиле и на основе плана), а также - мы это вскоре увидим - первых торговых станций. Вторым аспектом трансформации были изменения погребального обряда, в рамках которого большее значение стало отводиться предпочтениям элиты. Если пышное погребение и впрямь было средством для поддержания авторитета какой-нибудь влиятельной семьи в неспокойные времена, то распространение таких богатых захоронений говорит об усилении борьбы за власть на местах114. В-третьих же, перед нами - свидетельства демографического подъема, которые еще не рассматривались и которые крайне сложно интерпретировать. Число известных нам поселений и кладбищ, датируемых VI в., значительно выше, чем количество датируемых V в. С одной стороны, это во многом связано со сложностями распознавания материальной культуры V в., а, с другой - с культурной ассимиляцией тех групп коренного населения, которые (как мы могли убедиться выше) были прежде невидимы для археологов. Тем
112 Автор, вероятно, имеет в виду Прибавления 1 и 2 к первому параграфу XXXIX главы «Салической правды», хотя там (в частности, в Приб. 1) речь идет не о беглых, но похищенных рабах, которых силой увезли «за море» - т. е. в Британию. - Прим, науч.ред.
113 См. Wood (1997), р. 47-9.
114 Сведения из Меца, дошедшие от того же периода, подтверждают интерпретацию богатых могил в качестве маркера конкуренции за власть на местах. Подобные могилы в VI в. редко встречаются в районе 20-30 км от Меца: «вблизи самого Меца, конфликты могли быть разрешены путем обращения к королю, епископам, герцогам и графам, которые часто пребывали здесь. Вдали же от него, сделать это было сложнее, в связи с чем и была необходима более открытая демонстрация доступа к власти и ресурсам» (Halsall (1995), р. 48).
380
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
не менее, серьезного внимания заслуживает и сама возможность ситуации, при которой постепенный рост населения в VI в. изрядно подогревал соперничество за землю. К VII в. контроль над землей, несомненно, был сущностно значим для поддержания социального статуса и власти. Территория, таким образом, являлась не только экономическим, но и социальным ресурсом115, а жажда младших сыновей обладать землей в целях сохранения и укрепления власти, видимо, обостряла конфликты, которые, в итоге, привели к концентрации этой власти в руках меньшинства.
Если Англия в VI в. полнилась небольшими политическими образованиями, наподобие упомянутых в «Росписи племен» (по меньшей мере, часть которых может резонно именоваться королевствами), стало быть административная инфраструктура поздней Римской империи быстро распалась на разные более-менее автономные единицы. Как мы увидим, вопросы о том, в какой степени их состояние определялось позднеримской административной организацией, и впрямь ли они обладали очерченными территориями, остаются спорными. С учетом подобного развития событий, весомым фактором будущего объединения англосаксов должен быть потенциал тогдашних сетей торговли и обмена116.
В течение VII в. по всему английскому побережью и вдоль крупных рек было создано несколько торговых центров или «эмпориев», находившихся под королевским контролем (основные примеры - Саутгемптон, Лондон, Йорк и Ипсвич), а обширные, организованные торговые сети, которые питали их, вероятнее всего, основывались на существовавших прежде структурах обмена117. Сведения о торговых путях V—VI вв. поступают, главным образом, при выявлении в поселениях и на кладбищах неместных товаров. Хотя подобные сети обмена доисторической эпохи не поддаются точному определению, закономерности, которые обнаружатся, если картировать бытование импортной продукции, весьма показательны. Например, как уже было отмечено, распространение Иллингтон- Лекфордской керамики помогло проследить очертания обменной сети с центром в долине реки Литтл Уз и вдоль Икнилд-Уэй. Более распространенными (и, соответственно, более показательными для освещения механизмов обмена) артефактами, являются янтарные
115 См. Charles-Edwards (1972) и Scull (1993), Ср. 77 и далее.
116 В большинстве современных теорий возникновения королевской власти, однако, торговле уделяется на удивление мало внимания.
117 См. Scull (1997).
381
Хелена Хамероу
бусы, которые часто находят в женских могилах VI в. Находки этих бус (как и бус хрустальных - более редких и не особо характерных для VI в.) сосредоточены в нескольких «узлах» - таких, например, как кладбище в Слифорде (Линкольншир), где было обнаружено около 1 000 янтарных бусин118. Вокруг подобного рода узловых пунктов обычно располагается несколько кладбищ с меньшим количеством найденных бусин: эту закономерность лучше всего объяснять перераспределением янтаря силами местной элиты. О том, что доступ к янтарю строго контролировался и был привилегией, свидетельствует еще один факт: на указанных кладбищах обычно встречается одна женская могила, которая в среднем включает раз в десять больше бусин, чем другие погребения. Тщательного изучения заслуживает и распространение иного импорта - например, железа в регионах, где не было открытых источников руды119. Даже на основе столь ограниченных свидетельств начинает вырисовываться картина сетей обмена VI в., которые не были ориентированы на рынок или привязаны к денежному обращению: в рамках таких сетей перераспределение импорта, особенно престижных предметов роскоши, контролировалось лидерами местных сообществ.
Одним из признаков того, что экономика в VI в. становилась все более организованной, можно считать увеличение числа золотых меровингских монет, попадавших в юго-восточную Англию за 100 лет до появления первых собственно англосаксонских денег. Небольшое количество весов и гирь (в основном фрагментированных), использовавшихся для соотнесения стоимости монет и слитков, было найдено в погребениях. Они происходят главным образом из Кента, чье раннее процветание основывалось на фактически монопольной торговле с Франкией, а также из долины в верхнем течении Темзы, которая сегодня считается колыбелью королевства Уэссекс120.
В идеале информацию об обмене необходимо оценивать вкупе со сведениями о способах производства. Однако быстрое разложение романо-британской экономики привело к упадку ремесел около 400 г. (внезапное исчезновение в римской Британии гончарного
118 См. Huggett (1988), р. 89.
119 Недавняя работа, посвященная изучению структуры торговли в верхней течении Темзы, восточном Йоркшире и в Пик-Дистрикт, говорят о дифференцированном доступе к предметам даже в рамках довольно небольшого географического района. См. Loveluck (1994).
120 См. Scull (1990) и (1997).
382
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
производства при помощи круга, стало своеобразной приметой времени), и отсутствие производственных объектов на протяжении следующих 200 лет бросается в глаза. Так, были найдены тысячи англосаксонских фибул, но уцелевшие тигели и формы для их отливки, можно пересчитать по пальцам одной руки. При отсутствии данных о ремесленных центрах, характер производства - силами местных ли, «странствующих» или «частично занятых» специалистов - у ранних англосаксов остается, по большому счету, предметом умозрения. В конце VI в. мы можем разглядеть признаки некоего ограниченного возрождения ремесленных занятий - например, в появлении Иллингтон-Лекфордской керамики и, вероятно, изделий из металла (таких, как фибулы с квадратными навершиями), однако явные свидетельства концентрации ремесленного производства обнаруживаются только в торговых центрах VII в. Упомянутая выше модель «конкурентного исключения» применительно к формированию королевской власти выглядит - с учетом ее дарвинистского подтекста - мелкотравчатой и уязвима для критики121, однако именно она на протяжении многих лет оставалась ведущей, и не встречала серьезных противников. Основный посыл этой теории заключается в том, что англосаксонские королевства по большей части переняли политический ландшафт римской Британии. Давно признано, что названия нескольких первых англосаксонских королевств происходят от романо-британских племен или округов - таких, как Кантварена, Берниция, Дейра, Линдси. Данная связь породила гипотезу о том, что королевства эти были основаны в рамках существовавших ранее территориальных единиц, которые попросту захватили правители-англосаксы. Существует ряд доказательств территориальной преемственности между римским (а в действительности - даже доримским) и саксонским периодами122. В самом деле, постоянное использование старых границ и географических делений является весьма вероятным, но не обязательно означает, что эти границы сохранялись в смысле политическом. Так, сведения VII в. о захвате англосаксами западных районов центральной Англии123 формируют интересную
121 См. Halsall (1997).
122 О возможных римских истоках гайды и сотни см., например, Balkwi.ll (1993) и Barnwell (1996).
123 См., например, Pretty (1989). Бассетт, рассматривая критерии, использовавшиеся при выборе мест первых англосаксонских епископских кафедр, пришел к выводу, что хотя «некоторое значение придавалось использованию мест, которые имели региональное значение... в римский период... в большинстве случаев выбор
383
Хелена Хамероу
модель того, что в VI в. могло происходить в ее восточной части - а именно сочетание существенной территориальной преемственности с практиками реорганизации. С точки зрения археологов, однако, эти области выглядят совершенно по-разному. Коротко говоря, нам очень сложно как разграничить романо-британские виллы и первые королевские поместья англосаксов, так и отождествить их. Часто упоминаемым археологическим примером возможной политической преемственности является нортумбрийское поселение в Иверинге, которое было основано в VI в., а к VII столетию стало королевской виллой. Иверинг, безусловно, был (как минимум, с бронзового века) бриттским культовым центром, где отправлялись соответствующие ритуалы, но тщательное изучение топографии говорит о том, что, объясняя выбор англосаксами именно этой местности, не стоит придавать сколь-нибудь важного значения практикам политической преемственности124.
В отличие от других западных провинций, римская Британия не перешла в руки варваров невредимой, и не была для них легкой добычей. Прежний общественный уклад, институты и властные структуры претерпели насильственное разрушение. Социально- политическая система первых англосаксонских королевств, пришедших на смену римскому господству, не была совершенно новой. Но она, кажется, и не конструировалась (по крайней мере, в большинстве областей на юге и востоке Англии) из уцелевших блоков романо-британских структур.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Первые англосаксонские правители, не имея возможности собирать налоги или контролировать сторонников столь же успешно, сколь римское государство, вместо этого отнимали излишки, совершая набеги и получая дань продовольствием. Движимые богатства, накопленные таким способом, использовались, чтобы удержать соратников при помощи демонстративного потребления и ритуализованной раздачи престижных даров125. Последние десятилетия VI в. ознаменовали конец этой «экономики дара». Одно¬
был связан с тем, что они вновь (или все еще) играли важную политическую роль в VII в., а иногда и экономическую, а не из-за статуса, который они имели в позднеримский период per se» ((1989b), р. 247).
124 См. Bradley (1987).
125 См. Scull (1992).
384
ГЛАВА 10. Ранняя история англосаксонских королевств
временно можно было наблюдать и упадок сопутствующих этой экономике захоронений, появление первых княжеских погребений и статусных поселений. К 600 г. стало возможным возникновение первых англосаксонских эмпориев126. В этих центрах торговли и ремесла нашли свое выражение растущая дифференциация общества и крепнувшие механизмы территориального контроля, что позволяло элитам VII в. получать и перераспределять прибавочный продукт гораздо эффективнее, чем сочли бы их предшественники в VI в.127Иными словами, англосаксонское общество около 600 г. сильно отличалось, от того, каким оно было за 100 лет до этого. Но было бы ошибкой предположить, будто перед нами - результат неуклонной эволюции или прогресса. Несмотря на стремление современных исследователей разыскивать истоки раннесредневековых государств в более древней эпохе128, степень укорененности англосаксонских королевств VII-VIII вв. в недрах VI столетия остается дискуссионной. Хотя многие интерпретации, предложенные выше, являют собой лишь скромные попытки умозрения (каковыми они и должны быть, коль скоро речь идет, по сути, о доисторическом периоде), рассмотренные в комплексе сведения письменных и археологических источников указывают на то, что, по крайней мере, отдельные англосаксонские королевства возникли в конце VI в., т. е. в период усилившейся борьбы за ресурсы, исход которой был далеко не очевиден.
БЛАГОДАРНОСТИ
Я чрезвычайно признательна доктору Тане Дикинсон, доктору Джону Блэру, доктору Мартину Уэлчу и доктору Барбаре Йорк, комментарии и предложения которых существенно улучшили эту главу.
126 Возможно, что торговые центры уже возникли в течение VI в. в восточном Кенте - в Дувре, Сарре, Фордвиче и Сэндвиче.
127 См. Scull (1997), р. 285.
128 См. Halsall (1995). Эта тенденция особенно распространена в датской археологии, см., например, Axboe (1995).
385
ЧАСТЬ II
VII ВЕК (начало)
ГЛАВА 11
ВИЗАНТИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ В VII в.
Эндрю Лаут
Почти каждое столетие, в той или иной степени, может претендовать на статус переломного в истории Византии, но в случае VII века подобное утверждение особенно оправдано. В начале столетия Византийская империя была частью политической системы с центром в Средиземноморье, которая существовала на протяжении веков и характеризовалась двумя ключевыми аспектами - одним внешним и одним внутренним. Внутри основной экономической единицей этой системы являлся город и прилегавшая к нему территория: хотя он и утратил к этому времени значительную часть своей политической значимости, но все еще сохранял свои основные социальные, экономические и культурные позиции. С внешней точки зрения перед нами Средиземноморский мир: большинство регионов, окружавших Средиземноморье и граничивших на востоке с Персидской империей, входили в единое политическое образование - Римскую (или Византийскую) империю. В начале VII в. эта традиционная политическая система уже начала распадаться: значительная часть Италии находилась под властью лангобардов, Галлия была в руках франков, а прибрежные районы Испании, которые явились последним приобретением в ходе завоеваний Юстиниана, вскоре будут завоеваны вестготами. К концу столетия вся эта традиционная система перестанет существовать, и на смену ей придет другая, которая будет доминировать здесь на протяжении веков и которая во многом определяет специфику региона даже в настоящее время. Граница, которая отделяла Средиземноморье от Персидской империи, была сметена: после арабского завоевания восточных провинций в 630-640-х гг. эта граница - долина рек Тигр и Евфрат - станет одной из артерий новой империи со столицей сначала в Дамаске (660-750 гг.), а затем в Багдаде (с 750 г.), которая к середине VIII в. простиралась от Испании на западе до долин Амударьи и Инда на востоке. Эта империя, значительно превышающая по размерам Византию при Юстиниане, гораздо боль-
388
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
шая, чем когда-либо была Римская империя, и несравнимо более богатая, чем любая из ее соседних стран, вынудила Европу, Восточную Азию и Северную Африку изменить свою политическую ориентацию, буквально навязав Византийской империи (и зарождающейся империи франков) статус сателлита. Подобные радикальные перемены, вместе с непрекращающимися нападениями арабов на византийские территории, а также вторжение славян и других народов с территорий центральной Европейской равнины на Балканы, ускорило трансформацию городов восточного Средиземноморья, которая уже шла полным ходом, в связи с чем к концу столетия города потеряли большую часть своего социального и культурного значения, превратившись в укрепленные анклавы, часть которых выполняли функции торговых центров1. Единственным местом, сохранившим черты традиционного города оставался Константинополь, во многом благодаря пребыванию здесь имперского двора; но даже Константинополь был на грани выживания, и выжил в значительно урезанном виде2.
Эти масштабные перемены стали причиной своего рода кризиса веры в себя и даже идентичности в Византийской империи. По крайней мере дважды император раздумывал над тем, чтобы покинуть Константинополь, и вновь перенести столицу Империи ближе к ее традиционному центру в Риме: в 618 г. Ираклий размышлял над переездом в Карфаген, а в 660-х гг. Констант II перебрался на Сицилию. В обоих случаях мы можем видеть, что традиционная идея Средиземноморской империи продолжала жить в воображении византийских правителей. На самом деле, несмотря на значительные и непрекращавшиеся изменения, свидетелем которых был VII в., реакция Византии может рассматриваться как попытка сохранить то, что считалось традиционным. Но, как это обычно бывает в случае с византийцами, их риторика не должна вводить нас в заблуждение. Их рассуждения - и, как мы увидим, административные изменения, которые зашли дальше слов - велись с точки зрения централизации, повышенного внимания к фигуре императора и его двору, и растущего влияния патриарха и духовенства великой церкви Святой Софии в религиозных делах.
1 Темп этих перемен в городах и их объяснение, является предметом непрекра- щающихся дискуссий. См. Foss (1975) и (1977), который подчеркивает влияние персидского вторжения в первой четверти VII в. в., и обсуждение в Haldon (1997), р.92-124,459-61.
2 О Константинополе см. Mango (1985).
389
Эндрю Лаут
Однако в действительности события на периферии империи часто имели более важное значение, чем то, что происходило в ее центре. Перемены, начавшиеся в VII в., не получили завершения в этом столетии: переходный период в Византийской империи закончился не ранее конца VIII-IX в., когда, после переноса столицы Арабской империи (Халифата Омейядов) на восток из Дамаска в Багдад, давление арабов на Византию ослабло. В результате возникла империя и культура, сосредоточенная на императоре и столице. Вместе с тем, многое из того, что к этому моменту отстаивал центр, было выработано не в самом Константинополе, а на периферии.
История Византийской империи в VII в. с трудом поддается восстановлению. Традиционные источники редки и в основном написаны достаточно поздно3. Мы можем опираться на «Историю» Феофилакта Симокатты и «Пасхальную хронику», написанные, вероятно, при дворе патриарха Сергия около 630-х гг. в условиях эйфории, причиной которой стала победа Ираклия над персами. Прославление побед Ираклия над персами Георгием Писидой4 также относится к этому периоду, но, после него, историописание в Византии прекращается до конца VIII в. Поэтому нашими главными источниками сведений по политической истории Византии VII в. являются две более поздние работы: «Краткая история» патриарха Никифора, которая была написана в конце VIII в. и задумана как продолжение рассказа Феофилакта Симокатты, и «Хроника» начала IX в., приписываемая Феофану Исповеднику. В какой-то степени дефицит письменных источников в период 630- 790 гг. может рассматриваться как следствие упадка основных черт традиционного средиземноморского общества в этот период. Упадок древнего города означал крах традиционной основы системы образования: людей, для которых создавались литературные труды, становилось все меньше и меньше5. Меньше стало и событий, о которых можно было писать: подробности захвата арабами восточных провинций Византии и сопутствовавших поражений и потерь не были приятным материалом для византийских писателей, и либо опускались Никифором и Феофаном, либо брались
3 О проблемах с материалами литературных источников см. Cameron and Conrad (1992).
4 Византийский писатель и религиозный деятель VII в. в., автор ряда поэтических сочинений и в т.ч. поэмы «Ираклиада, или о совершенном поражении Хосроя, царя Персидского», которую имеет в виду автор. - Прим, науч.ред.
5 См. Whitby (1992).
390
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
из сирийских или арабских источников. Подобно этим византийским историкам, мы можем дополнить наши скудные источники восточными историческими сочинениями. Существует анонимная армянская история Ираклия, приписываемая армянскому епископу Себеосу и датируемая второй половиной VII в.6 В нашем распоряжении есть также всемирная «Хроника», написанная в конце столетия епископом Иоанном Никиусским в Египте, которая, однако, дошла до нас только в искаженной версии и в переводе на эфиопский язык. Имеется несколько современных и более поздних сирийских хроник: кроме анонимных, есть и написанные Илией бар Шинайя - митрополитом Нисибиса7 в XI в., и Михаилом Сирийцем - патриархом-яковитом Антиохии XII в., которые использовали более ранние источники. Правовые источники скудны для VII в., но, вероятно, что к VII в. относится «Земледельческий закон», так же, как и «Родосский морской закон». Поэтому традиционно VII-VIII в. считаются византийскими «темными веками», хотя в последнее время историки начали признавать, что лишь применительно к традиционной исторической литературе мы можем говорить о недостатке источников. В действительности, это был невероятно плодотворный период для византийского богословия, в котором главенствовал Максим Исповедник, возможно, величайший теолог православного Востока и безусловно величайший богослов Византии. Однако, чтобы в полной мере использовать эти «нетрадиционные» источники, потребуется написать другую историю, которая будет основываться не на рассказе о социальных институтах и политике, а скорее на той продуманной картине мира, которую содержат подобные сочинения8. Необходимо отметить, впрочем, что в самих богословских источниках имеется значительная лакуна. Все они происходят с периферии: Максим писал в основном в Северной Африке, Анастасий и Иоанн Лествичник - в Сирии. Сирия и Палестина были местами, где создавалось множество сочинений, по большей части полемических и агиографических. Мы ничего не знаем о константинопольском богословии между серединой VI в. (после вышедших из круга Юстиниана Леонтия Византийского и Леонтия Иерусалимского) и возрождением учености в IX в. (до богословов-иконопочитате-
6 Т. н. «История императора Иракла», доведенная до 661 г. - Прим, науч.ред.
7 Совр. Нусайбин на территории Турции. - Прим, науч.ред.
8 Серьезную попытку историка использовать эти богословские источники см. в Haldon (1992).
391
Эндрю Лаут
лей - Никифора и Феодора Студита, Фотия и других). Единственным исключением является столичный оппонент иконоборчества Герман, и некоторые следы богословия иконоборцев, о которых говорят их оппоненты. Буквально все богословие, относящееся к этому переходному периоду, дошло до нас с периферии.
В рамках подхода, используемого в данной главе, мы сначала дадим общее представление о политической истории этого периода, за которым последует описание изменений, свидетелем которых стало это столетие. Поступить иначе практически невозможно, поскольку элементы переходного периода - от преобразования городов до административных и религиозных изменений - нелегко точно датировать, и, соответственно, обозначить их место в нарративной истории.
НАРРАТИВНАЯ ИСТОРИЯ
В начале столетия имперский трон занимал Маврикий, заставлявший свои армии бороться с вторжением славян за Дунай. Растущее недовольство достигло своей кульминации в мятеже, причиной которого стал приказ Маврикия свои войскам продолжать поход против славян, расположившихся на северном берегу Дуная, зимой (когда славянам будет сложнее укрываться среди лишенных листвы деревьев). Во главе с Фокой - офицером относительно невысокого звания, армия подошла к Константинополю и свергла Маврикия, который был казнен вместе со своими сыновьями9. Фока был провозглашен императором. Его положение никогда не было надежным, и он столкнулся с несколькими восстаниями. Гораздо более опасным было то, что персидский шах Хосров II10 использовал убийство Маврикия, который защитил его в 590 г., когда он бежал из Персии во время восстания во дворце, в качестве предлога для объявления войны Византийской империи с целью отомстить за своего давнего защитника. С вторжения в Сирию началась война, которая продлилась до 626/627 г. В 610 г. Фока был свергнут Ираклием (сыном экзарха Карфагена, носившего то же имя), который занял трон, согласно Феофану, по приглашению сената в Константинополе. На кораблях Ираклия были размещены реликвии Богородицы, а на мачтах - ее иконы: признак
9 См. Лут, глава 4 выше.
10 Хосров II Парвиз, правивший Сасанидской империей в 591-628 гг. - Прим, науч.ред.
392
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
отождествления политической власти со сверхъестественными силами, наблюдаемый с последних десятилетий VI в. Фока был быстро свергнут и казнен, а Ираклий провозглашен императором и коронован патриархом в часовне св. Стефана во дворце. В тот же день он женился на своей невесте Евдокии, которую короновал в качестве августы.
Ираклий оказался в непростой ситуации. Персы подступали к Малой Азии (в 611 г. они захватили Кесарию Каппадокийскую), а к северу от Дуная серьезную опасность вновь стали представлять авары: в 615 г. оба врага совместно напали на Константинополь. Были предприняты попытки заключить мирный договор с персами (согласно восточным источникам, немедленно, а, судя по греческим в 615 г., после того как войска персов приблизились к Халкидону), но миротворческие инициативы были отвергнуты, поскольку персы верили, что Византийская империя находится у их ног. Конфликт приобрел характер священной войны между христианской армией, использовавшей в качестве знамен иконы Христа и Богоматери, и зороастрийской персидской армией. Кроме наступления на Малую Азию персы вторглись в Палестину, в начале марта 614 г. взяли Иерусалим, а затем Египет и Ливию. Падение Иерусалима, который к этому времени считался «Священным Городом» христиан, было катастрофой для Византии как христианской империи и для императора как Божьего наместника на земле; еще хуже был захват реликвий Животворящего Креста, которые были увезены в персидскую столицу Ктесифон, вместе с патриархом Иерусалимским Захарием и представителями знати из числа христиан, переживших захват города (сообщается, что были убиты десятки тысяч)11.
Только после того как Ираклий смог заключить перемирие с аварами, он предпринял серьезные попытки нанести поражение персам. Начиная с 622 г. он совершил несколько походов против персов. В 626 г., когда Ираклий был в походе, персы объединились с аварами, чтобы осадить Константинополь. Сам Ираклий не вернулся, но отправил армейский отряд, чтобы усилить защиту города, которой руководили два регента - патриарх Сергий и Бонос - magister officiorum. В течение 10 дней Константинополь осаждала огромная армия из различных племен, под командованием кагана авар, в то время как персидская армия во главе с
11 Наиболее тщательное изучение различных источников, содержащих инфор- мацию о взятии Иерусалима Персами см. Flusin (1992).
393
Эндрю Лаут
Шахрваразом12 удерживала азиатский берег Босфора. Осада потерпела неудачу, когда флот из лодок славян был уничтожен византийским флотом в бухте Золотой рог, напротив храма Богородицы во Влахерне. Успех жителей Константинополя в защите их города был приписан Богоматери, и, вероятно, что знаменитый акафист «Взбранной Воеводе победительная...», был сочинен патриархом Сергием в честь празднования этой победы. Ираклий предпринял атаку на центр государства персов, дух которых был сломлен неудачей их войска под командованием Шахрвараза при захвате Константинополя и гибелью под Шахином другой персидской армии, направлявшейся в Константинополь, от рук византийцев во главе с братом императора Теодором. Персы запросили мира. Вся территория, которую они захватили была возвращена Византийской империи, а долина между Тигром и Евфратом вновь стала границей между империями. Ираклий вернул Животворящий Крест и отпраздновал свой триумф, взяв реликвию в путешествие по возвращенной византийской территории, прежде чем вернуть ее в Иерусалим 21 марта 630 г.13
Представляется вероятным, что именно на этом этапе Ираклий столкнулся с религиозными проблемами, которые преследовали Византию со времен собора в Халкидоне в 451 г.14 Раскол между сторонниками решений Халкидонского собора и их противниками, которых называли монофизитами, приобрел официальный характер после появления отдельного монофизитского епископата в результате посвящения в 542 г. Иакова Барадея. Наибольшей поддержкой монофизиты пользовались в восточных провинциях, особенно в Сирии и Египте (армянские христиане также отказались признать решения Халкидонского собора). После завоевания восточных провинций Хосров пытался укрепить свою власть над новыми подданными, используя раскол среди христиан. В Ктеси- фоне он встретился с лидерами монофизитов, армянами, а также несторианами - основными христианскими сообществами, проживавшими в Персии. Последние из них выступили против осуждения Нестория на соборе в Эфесе в 413 г. и бежали в Персию, чтобы избежать преследования в Византийской империи. Было решено,
12 Фаррухан Шахрвараз - полководец Хосрова II, впоследствии на короткое время занявший престол Сасанидской империи. - Прим, науч.ред.
13 О дате см. Flusin (1992), II, р. 293-309, и цитируемую литературу.
14 О предшествующих религиозных проблемах см. Meyendorff (1989), р. 333-73, и Лут, глава 4 выше.
394
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
что несториане сохранят свое положение в пределах исконных сасанидских территорий, а персидские власти поддержат моно- физитов в Армении и в тех бывших византийских провинциях, где монофизиты составляли большинство, т.е. в Сирии и Египте. Монофизиты приветствовали это решение, монофизитский патриарх Антиохии Афанасий (прозванный «погонщиком верблюдов»), возрадовался «окончаниюхалкидонскойночи».
Если Ираклий хотел укрепить свою власть над возвращенными восточными провинциями, ему необходимо было заручиться поддержкой монофизитов. Он придерживался политики, предложенной константинопольским патриархом Сергием, который предвидел эту проблему и уже начал переговоры с монофизитами, поскольку сам он был сирийцем и, возможно, в прошлом моно- физитом. Было предложено объединиться на основе доктрины о моноэнергизме, т.е. учения о том, что Христос, хотя и имел две природы, как утверждал Халкидонский собор, был вовлечен только в одну божественно-человеческую деятельность. Эта политика имела некоторый успех в Армении, но сирийские монофизиты (яковиты) не поддались на уговоры, и требовали открытого осуждения Халкидона. Наибольших успехов моноэнергизм достиг в Египте, где Кир Фазийский, назначенный патриархом и префектом августалом в 631 г., заключил соглашение с основной группой монофизитов в Египте (называемых «феодосийцами» по имени александрийского патриарха VI в.). 3 июня 633 г. торжественная евхаристия отпраздновала единение с феодосийцами на основе тщательно сформулированного соглашения о единстве из девяти глав, которое помещало моноэнергизм в контекст кириллического халкидонизма, поддержанного императором Юстиниан и принятого Пятым Вселенским собором15.
Однако не только некоторые монофизиты отказались принять моноэнергизм. В тот момент, когда Кир собирался праздновать свой «экуменический» триумф, в Александрии присутствовал ученый и высокочтимый игумен Софроний. Для него «Девять глав» были равнозначны монофизитству. Он выступил против Кира, но безуспешно, и тогда отправился с протестом к Сергию в Константинополь. Сергий был достаточно обеспокоен протестом Софрония для того, чтобы опубликовать послание («Псефос»), в котором он запретил любые упоминания о единой или двоякой деятельности
15 См. глава 4 выше.
395
Эндрю Лаут
Христа. Но это едва ли удовлетворило Софрония, который отправился с жалобой к папе Гонорию16 в Рим. По всей видимости, он не достиг успеха у папы, и из Рима Софроний поехал в Палестину, где в 634 г. был избран иерусалимским патриархом. В синодальном письме он изобличил моноэнергизм как ересь, не вступая, однако, в явные противоречия с «Псефосом». Еще до прибытия Софрония в Рим, Сергий сообщил об успехе политики моноэнергизма в Александрии, и в своем ответе ему Гонорий использовал словосочетание, которое приведет к переработке моноэнергизма в доктрину монофелитства - «одна воля». Монофелитство - доктрина о том, что Христос имел лишь одну божественную волю - была провозглашена в качестве имперской ортодоксии в «Эктесисе», изданном Ираклием (хотя сочиненном, несомненно, Сергием) в 638 г.
К этому времени главная цель религиозного компромисса утратила свою значимость, поскольку триумф Ираклия над персами оказался пирровой победой. Уже во время его празднования Палестина и Сирия стали подвергаться нападениям арабских племен, которые в течение чуть более десяти лет приведут к потере восточных провинций Византийской империи (на этот раз окончательной), и полному краху государства Сасанидов. В 633 г. атаке подвергся гарнизон Газы. Вскоре арабские войска двинулись дальше на север. Между источниками существуют значительные разногласия о последовательности дальнейших событий17. Ираклий собрал армию и попытался нанести поражение арабам. Решающая битва произошла в 636 г. на реке Ярмук, где намного превосходящая противника византийская армия была уничтожена. В отчаянии Ираклий отступил из восточных провинций. Годом ранее арабами был захвачен (или, что более вероятно, им был сдан) Дамаск, а в 638 г. патриарх Софроний сдал Иерусалим халифу арабов Умару. Александрия была захвачена в 642 г., и хотя византийцы отбили ее, в 645 г. она была окончательно завоевана арабами. К этому времени арабы уже захватили Месопотамию, а с ней и государство Сасанидов. Быстроту, с которой арабы подчинили восточные провинции Византийской империи, историкам
16 Гонорий I - римский папа в 625-638 гг. - Прим, науч.ред.
17 Традиционный взгляд см. в Donner (1981) и Kaegi (1992), а также Хил- ленбранд, глава 12 далее. О трудностях, связанных с использование арабских источников см. Conrad (1992) и Leder (1992). Ревизионистский взгляд на арабское завоевание см. в Cook and Crone (1977), и последние книги Патрисии Кроун: Crone (1980) and (1987). Ясное изложение всей полемики о ценности первых исламских источников см. Humphries (1991), р. 69-103.
396
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
еще предстоит объяснить. Однако привлекательная, на первый взгляд, идея о том, что эти провинции, верные идеям монофизит- ства, уже были потеряны для Империи с точки зрения культуры, не подтверждается имеющимися сведениями. Напротив, существует множество свидетельств того, что эллинизм сохранял свое влияние в восточных провинциях и в VII в. и что эллинистическая культура здесь была более сильна, чем даже в столице империи18.
Когда Ираклий умер в 641 г., его смерть форсировала борьбу между претендентами на престол. Ему наследовали два его сына: Константин - сын от его первого брака с Евдокией, и Ираклий - известный как Ираклион - сын от его второго брака с Мартиной, которая была также его племянницей. Самой Мартине как августе была отведена особая роль. В свое время брак Ираклия со своей племянницей после смерти Евдокии вызвал недовольство, и возникла оппозиция правлению Мартины в качестве императрицы при двух императорах. Смерть Константина (который, согласно слухам, передаваемым Феофаном, был отравлен) только увеличила недовольство Мартиной и Ирак л ионом, и стали звучать требования, чтобы они разделили императорское достоинство с сыном Константина, которого также звали Константин, но чаще называли Константом. Когда отряды из расположенных в Анатолии армий, поддерживавшие эти требования, появились в Халкидоне, Ираклион, по всей видимости, согласился с ними. Тем не менее, Ираклион и его мать, вместе с двумя другими ее сыновьями, были свергнуты и отправлены в ссылку, а Констант II стал императором.
В наследство Константу досталось продолжающееся завоевание арабами восточных провинций. Он постепенно утрачивал власть над Египтом; в 642-643 гг. начались набеги арабов на Армению. В 647 г. Муавия возглавил отряды, напавшие на Анатолию и осадившие Кесарию, откуда они еще глубже проникли в Анатолию. Арабы не делали попыток поселиться здесь, но увезли огромную захваченную ими добычу в Дамаск. Муавия также осознал необходимость развивать военный флот, и в 649 г. он возглавил морскую экспедицию на Кипр, в ходе которой была захвачена Констанция19. В 654 г. был разорен Родос, захвачен Кос, разграблен Крит. В следующем году, пытаясь устранить угрозу власти Византии на море, византийский флот под командованием самого императора
18 См. Cameron (1991).
19 Т.е. Саламин, восстановленный из руин императором Констанцием II (337- 361 гг.) и получивший его имя. - Прим, науч.ред.
397
Эндрю Лаут
Константа вступил в битву с арабским флотом, но был разбит, а сам Констант едва спасся. Смерть халифа Усмана в 656 г. ускорила начало гражданской войны между арабами-сторонниками Муавии, провозглашенного халифом в Сирии, и сторонниками Али - зятя пророка Мухаммеда. Гражданская война закончилась со смертью Али и приходом к власти династии Омейядов при Муавии в 661-662 гг.: эти события стали причиной раскола в исламе между суннитами и шиитами, который сохраняется по сей день. Однако годы гражданской войны обеспечили Византии необходимую передышку. Констант смог сосредоточить внимание на Балканах, где власть авар сошла на нет, и в 658 г. он возглавил поход на Sklaviniai - т. е. регион, населенный славянами, где, согласно Феофану, добился значительного успеха и смог использовать захваченных пленников-славян для нового заселения районов Анатолии, которые были опустошены или обезлюдели. Эта политика по заселению Анатолии славянами была продолжена его преемниками - Константином IV и Юстинианом II.
Констант продолжил также и религиозную политику своего деда. К началу 640-х гг. возникла оппозиция монофелитству. Ее вдохновителем стал монах Максим в последующие столетия известный как Исповедник, являвшийся в прошлом близким соратником Софрония, который одним из первых выступил против моноэнер- гизма. Максим заручился поддержкой в Палестине и на Кипре, но, что еще более важно, в Северной Африке, где он находился в ссылке с конца 620-х гг., и в Италии. Это были регионы, которые в VI в. выступили против осуждения Юстинианом «Трех глав» как компрометирующих решения Халкидонскго собора20. В Северной Африке несколько соборов осудили монофелитство, и Максим повторил свои нападки на него в серии умело аргументированных трактатов и писем. В 645 г. в Северную Африку прибыл бывший патриарх Пирр, которого свергли за поддержку императрицы Мартины. В июле этого же года в Карфагене в присутствии экзарха Григория произошел диспут между бывшим патриархом-моно- фелитом и Максимом, в котором Пирр признал свое поражение и вернулся к ортодоксии21. Вероятно, именно сила сопротивления монофелитству привела к тому, что Григорий позволил провозгласить себя императором в противовес Константу в 646-647 гг., но его мятеж был недолгим, поскольку он умер в следующем году,
20 См. глава 4 выше.
21 Описание диспута дошло до нас в Максим, Opusc. 28: PG 91, col. 288-353.
398
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
обороняя свою провинцию от набегов арабов. Тем временем Пирр прибыл в Рим, чтобы объявить папе о том, что он вновь является приверженцем ортодоксии, вскоре за ним последовал и Максим. В 648 г. в напрасной попытке предупредить грядущий спор патриархом Павлом от имени императора был издан знаменитый «Типос», который запрещал дискуссии о числе деятельностей или воль Христа. В Риме Максим совместно с другими греками-монахами, которые бежали на запад от арабов или от имперской ереси, подготовил собор, в конце концов состоявшийся в римском Латеранском дворце в 649 г. под председательством новоизбранного папы Мартина. Этот собор осудил и «Эктпесис», и «Типос», а. также патриархов Сергия, Пирра и Павла (роль греков в организации собора стала очевидна благодаря недавним исследованиям, которые продемонстрировали, что первоначально «Acta» синода были написаны на греческом, а латинская версия была лишь переводом)22. Открытое неповиновение воле императора не могло остаться незамеченным. Экзарху Равенны Олимпию было приказано арестовать Мартина и заставить епископов, собравшихся в Риме, признать «Типос». Когда экзарх прибыл в Рим, он обнаружил, что вне зависимости от его действий, популярность папы Мартина делает арест последнего опасным для самого Олимпия. Вопреки воле императора, он помирился с Мартином, и отбыл на Сицилию для борьбы с набегами арабов. Там, подобно экзарху Северной Африки Григорию, Олимпий, возможно, был провозглашен императором. Но он умер в 652 г. На следующий год новый экзарх прибыл с войсками и преуспел в аресте папы. Мартин был привезен в Константинополь, предстал перед судом за измену (мятеж Олимпия был использован в качестве доказательства), и был приговорен к смерти. Смертная казнь была заменена на ссылку, и он был отправлен в крымский Херсонес, где умер в 655 г., будучи больным человеком, который считал, что его оставили те, кто должен был поддержать (его преемника избрали более чем за год до смерти Мартина). К этому времени Максима уже арестовали и осудили (также за измену). Его отправили в изгнание во Фракию, где были предприняты попытки сломить его оппозицию монофелит- ству. Когда они потерпели неудачу, Максима вновь доставили на суд в Константинополь, где он был осужден как еретик, подвергнут пыткам и отправлен в ссылку в Лазику23, где и умер 13 августа 662 г.
22 Riedinger (1982).
23 Лазское царство (Эгриси) на южном Кавказе, находившееся тогда в зависимости от Византии. - Прим. науч. ред.
399
Эндрю Лаут
К тому времени, когда Максим умер в ссылке, сам император находился в добровольном изгнании из Константинополя. В 662 г. Констант II и вместе со своим двором перебрался в Сиракузы, на Сицилию. Эта попытка оставить осаждаемый Константинополь и перенести двор ближе к центру сократившейся в размерах Римской империи, напоминает планы Ираклия и Маврикия, и демонстрирует, что Византийская империя не воспринималась современниками как ограниченная восточным Средиземноморьем. Из своей базы на Сицилии Констант, очевидно, намеревался освободить Италию от лангобардов. Перед прибытием в Сиракузы он возглавил поход в Италию, который имел некоторые успехи, хотя император не смог взять Беневенто и вскоре отступил в Неаполь, откуда совершил церемониальный визит в Рим. Но его проживание на Сицилии не вызывало радости у местного населения, поскольку вылилось в нежелательное финансовое бремя для острова. В Константинополе также наблюдалось ожесточенное сопротивление переезду двора, и в 668 г. император был убит слугой.
Константу II наследовал его сын Константин IV. Именно в его правление халиф Муавия из династии Омейядов предпринял серьезную попытку завершить арабскую экспансию, которая началась в 630-х гг. захватом Константинополя, и этим уничтожить единственное серьезное препятствие власти арабов в Средиземноморье. После победы над Али в гражданской войне Муавия возобновил свое наступление на Византийскую империю. К 670 г. острова Кипр, Родос и Кос, а также город Кизик на южном побережье Мраморного моря были заняты арабским флотом. В 672 г. была взята Смирна, а в 674 г. началось массированное наступление на Константинополь. Огромный флот арабов блокировал город с моря, и в течение следующих четырех лет этот самый флот устраивал блокаду Константинополя, укрываясь на зиму в Кизике. Оборона Константинополя оставалась прочной, а в последней морской битве византийцы одержали крупную победу. Она была достигнута за счет применения греческого огня, который впервые упоминается в источниках в связи с этой битвой. Он представлял собой легковоспламеняющуюся жидкость, вероятно, на основе сырой нефти, которая выливалась на вражеские корабли, заставляя их загораться. Одновременно с этой морской победой византийской армии удалось застать врасплох и разбить арабские вооруженные отряды в Анатолии. Муавия был вынужден отступить от Константинополя и просить мира. Эта крупная победа оказалась поворотным
400
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
моментом для империи: на время была снята угроза Константинополю со стороны арабов, а также возрос престиж Византии на Балканах и на Западе. В Константинополь прибыли посольства от кагана авар (чьи владения теперь были ограничены Алфёльдом24) и от балканских славян, доставившие дары и признавшие власть Византии.
Однако ситуация на Балканах вот-вот должна была измениться. Славяне здесь никогда не создавали какого-либо единого политического образования, хотя их присутствие ограничило византийцев Фессалониками и другими прибрежными поселениями. Булгары - тюркское племя - долгое время проживали среди кочевых племен Евразийской равнины25. Византийцев связывали с ними дружеские отношения, они поддержали булгар в борьбе с аварами. С появлением другой группы - хазар - каганат булгар, которые проживали к северу от Азовского моря, начал распадаться, и в 670 г. часть их во главе с Аспарухом перебралась в дельту Дуная с целью поселиться к югу от этой реки, на традиционно «византийской» территории. Византийцы не считали булгар угрозой, но и не хотели допускать их на территории к югу от Дуная. В 680 г. византийский флот прибыл в устье Дуная, а византийские войска выступили из Фракии, намереваясь изгнать булгар. Булгары избегали открытого столкновения, но, когда византийская армия отступила, они захватили ее врасплох и нанесли ей поражение. Константин IV заключил мир с Аспарухом, согласно условиям которого булгары получали уже занятые ими территории. В результате появления здесь булгар несколько славянских племен, до этого времени верных Византии, признали над собой их власть. Так началось создание булгаро-славянского государства со столицей в Плиске. Подобное независимое, а часто и враждебное формирование, расположенное в непосредственной близости от Константинополя и способное контролировать путь от дельты Дуная до Константинополя, надолго превратилось в угрозу стабильности Империи.
Принуждение к монофелитству как имперская политика, хотя и поддерживалось папством в годы после ареста и ссылки Мартина, в конечном итоге стало неприемлемым для Запада, где считалось, что Халкидонский собор утвердил латинскую христологию папы
24 Часть Среднедунайской равнины, к востоку от Дуная. - Прим, науч.ред.
25 Говоря о Евразийской равнине (Eurasian plain), автор, вероятно, имеет в виду Евразийскую степь. - Прим, науч.ред.
401
Эндрю Лаут
Льва I. К 680 г. Константин пришел к выводу, что религиозное единство с Западом было важнее, чем хрупкая возможность союза с монофизитами (теперь в основном оказавшимися в империи Омейядов), которую обеспечивало монофелитство. Он предложил папе Агафону26 созвать вселенский собор для осуждения моно- фелитства. Агафон с энтузиазмом откликнулся и провел соборы в Италии и Англии для подготовки к вселенскому собору. Вооружившись осуждением монофелитства со стороны этих соборов, папские легаты прибыли в Константинополь. Шестой вселенский собор проходил в Константинополе с 3 ноября 680 г. по 11 сентября 681 г. Моноэнергизм и монофелитство были осуждены, патриархи Сергий, Кир, Пирр, Павел и Петр, а вместе с ними и папа Гонорий были преданы анафеме. Однако ни слова не было сказано о Мартине и Максиме - защитниках ортодоксии, оправданной собором, которые пострадали от рук Константа; не были упомянуты и императоры Констант и Ираклий. Сам же Константин IV на последнем заседании собора был провозглашен « новым Маркианом» и «новым Юстинианом».
Последний период правления Константина стал временем возвращения Византийской империей определенной стабильности. В 684/5 г. он возглавил успешный военный поход в Киликию, который заставил халифа Абдул-Малика просить мира и выплатить дань Византии. Урегулирование религиозных разногласий с Римом привело к заключению мира с лангобардами в Италии при посредничестве папы. В Северной Африке византийцы смогли приостановить продвижение арабов, заключив союз с берберскими племенами, хотя это позволило выиграть время только до тех пор, пока сами берберы не приняли ислам.
Константин IV умер в 685 г. Ему наследовал его сын Юстиниан II. Стоит отметить, что и Константин IV и Констант II свергли своих братьев в ходе правления - в случае Константина, несмотря на открытое недовольство сената и армии - чтобы обеспечить передачу трона своим старшим сыновьям. Юстиниан предпринял попытку воспользоваться относительной стабильностью, достигнутой в правление его отца, возглавив поход на Балканы и достигнув Фессалоник. Он продолжил политику отца и деда по переселению славян в Анатолию, а также переселил часть населения с Кипра в Кизик, который обезлюдел во время осады Константинополя, и
26 Римский папа в 678-681 гг. - Прим. науч. ред.
402
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
мардаитов27 из северной Сирии и Ливана на Пелопоннес и в другие места. Нарушение императором перемирия с Абдул-Маликом в 692-693 гг. в ходе нападения на арабские войска в Ираке обернулось катастрофой, когда славяне в его армии обратились в бегство. В результате армянские князья в очередной раз перешли под власть мусульман.
В 692 г. Юстиниан созвал собор, именуемый Квинисекстом (Пято-шестым собором), поскольку он дополнил доктринальные решения пятого и шестого вселенских соборов дисциплинарными канонами, охватывавшими все аспекты жизни христиан. Созывая подобный собор, Юстиниан следовал примеру своего отца (или, скорее, своего тезки) и демонстрировал собственные полномочия как императора и защитника ортодоксии, нашедшие отражение в его монетах, на которых образ императора с аверса монеты был перенесен на ее реверс и заменен изображением Христа - источника его императорской власти.
В 695 г. Юстиниан был свергнут в ходе дворцового переворота, ему на смену пришел Леонтий, который незадолго до этого был назначен командующим фемой Эллада. Юстиниану отрезали нос и отправили в ссылку в Херсонес, куда его дед ранее сослал папу Мартина. Леонтий правил три года, во время которых он стал свидетелем падения власти Византии в Северной Африке. Поражение и последовавшая за ним потеря Карфагена спровоцировали новое восстание, в ходе которого Леонтий был свергнут, а его место занял Апсимар - друнгарий (греч. ôponyydpioç) Курикиотского флота, который изменил свое имя на более звучное имперское имя Тиве- рий. Тиверий Апсимар правил с 698 по 705 гг., в течение которых Малая Азия постоянно подвергалась набегам арабов. Ему на смену пришел все тот же Юстиниан, который вернулся при поддержке хана булгар Тервеля, пробравшись в город по одному из акведуков. Последние шесть лет правления Юстиниана — годы террора и мести - завершились военным переворотом. После этого, вплоть до воцарения в 717 г. Льва III (который примерно через десять лет положит начало иконоборчеству), у власти, сменяя друг друга, оказались три военачальника28, периоды правления которых были короткими и бесславными.
27 Группа племен, живших в горах Ливана и исповедовавших христианство. - Прим, науч.ред.
28 Императоры Филиппин Вардан (711-713), Анастасий II (713-715), Феодосий III (715-717). - Прим, науч.ред.
403
Эндрю Лаут
АДМИНИСТРАТИВНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ
В начале VII в. управление Византийской империей, как гражданское, так и военное, по своей сути соответствовало реформам Диоклетиана и Константина конца III - начала IV вв. К концу VIII в. сформировалась совершенно другая управленческая модель. Мы достаточно ясно представляем себе ее первоначальное состояние, но гораздо меньше знаем о конечной ее форме, а в связи с характером свидетельств, которые редки и не имеют однозначного толкования, природа и темп преобразований все еще не до конца очевидны. В общих чертах сущность этих преобразований может быть сформулирована так: в начале VII в. империя была разделена на провинции, управлявшиеся гражданскими губернаторами, которые, хотя и назначались императором, подчинялись соответствующему префекту претория (провинции бы объединены в 4 префектуры), армия управлялась самостоятельно; в конце VIII в. империя была разделена на районы, называемые фемами (греч. Gspcc, мн.ч. Gépaxa), которые управлялись военачальниками, называемыми стратигами (греч. 0трахт|у6<;), отвечавшими за гражданское и военное управление провинцией, и непосредственно подчинёнными императору. Давайте подробнее рассмотрим связанные с эти изменения29.
ГРАЖДАНСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ
В системе гражданского управления, берущей свое начало от реформ Диоклетиана-Константина, параллельно с управлением империей через систему префектур, существовали подразделения, называемые res privata и sacrae largitiones, руководимые комитами (лат. comites), которые принадлежали ко двору императора (лат. comitatus). Comes rei privatae отвечал за все земельные владения и собственность, принадлежавшие государству (первоначально он управлял собственностью императора, о чем говорит название должности, но различия между ней и государственной собственностью давно исчезло): он нес ответственность за сбор платежей со всех зданий и земельных владений, принадлежавших государству, и за передачу государству всей собственности, на которую оно претендовало. Comes sacrarum largitionum контролировал
29 То, что изложено далее, в основном обязано изящному и убедительному освещению административных изменений Халдоном, см. Haldon (1997), р. 173-253.
404
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
монетные дворы, золотые (и, вероятно, серебряные) рудники и государственные ремесленные мастерские, в которых оружие и доспехи украшались драгоценными металлами. Он также отвечал за периодические подарки войскам золотом и серебром, имел дело со сбором или производством одежды и ее распределением во дворце, в армии и гражданских службах. Префекты претория отвечали за финансовую систему префектур, на которые была разделена империя. Эти префектуры состояли из провинций во главе с губернаторами (с различными титулами), которые в свою очередь объединялись в диоцезы, управлявшиеся викариями (лат. vicarii). Также префекты претория отвечали за довольствие или продовольственные пособия (лат. annonae), которые составляли основную часть вознаграждения в армии и на гражданской службе, за фураж или плату за корм лошадям (лат. capitus) офицеров и солдат и государственных служащих, занимавших равнозначные посты. Они должны были контролировать государственные должности и несли ответственность за общественные работы, дороги, мосты, почтовые станции и зернохранилища, которые не входили в юрисдикцию городских префектов в Риме и Константинополе или городских властей в провинциях, или армии на границах. Чтобы исполнять все эти обязанности, они должны были оценить годовые нужды их префектур и покрыть их за счет общего сбора или налога, называвшегося индикцией. Вся деятельность по взиманию этого налога и обеспечению управления империей находилось в руках префектов претория, которые передавали часть полномочий своим викариям и губернаторам. Только префект претория, в префектуре которого находился император и его двор, входил в состав двора: после того, как двор стал постоянно располагаться в Константинополе, этим префектом стал префект Востока (лат. Oriens). Влиянием на comitatus также обладали старшие чиновники из sacrum cubiculum - евнухи из императорских покоев (лат. cubicularii).
К концу восьмого века существенные отличия появились и в организации финансовой системы. Различия между публичным и «священным» (т.е. относящимся к особе императора) исчезло, и вместо res privata, sacrae largitiones и префектур появилось несколько учреждений, или аекрвта, с более или менее одинаковым статусом, подчинённых императору через чиновника, называемого сакелларием (греч. аакеХАярю<;). Руководство этими учреждениями находились в руках трех чиновников: дромологофета (греч. X,oyo0éTt)ç тоб бророп), который руководил почтовой службой,
405
Эндрю Лаут
дипломатией и внутренней безопасностью, логофета геникона (греч. X.oyo0éTr|ç той утков), стоявшего во главе yevikov TioyoGéoiov, который занимался финансами, и логофета армии (греч. Аоуобетг^ той GTpcracûTiKOB), возглавлявшего oxpaxicoxucov A-oyoGéaiov, который отвечал за выплату жалования армии. Было два казначея - XOtpTO'üÀ.âpioç той aaK£ÀÀ.vot>, ведавший наличными деньгами и большинством благотворительных учреждений, и %apxoBÀ.âpioç тов ßeaxiaploi), отвечавший за монетный двор и арсенал. Были также главы государственных учреждений: особый секретарь (греч. £7ii тов eiôikob), ведавший ремесленными мастерскими; великий куратор (греч. jiéyaç коврахсор), управлявший дворцами и императорскими поместьями; и орфанотроф (греч. орфауотрофо«;), стоявший во главе приютов. Кроме того, существовал чиновник, называвшийся протасикритом (греч. ярсохасгпкр^тц) - первым секретарем [канцелярии]. Отвечавший за Константинополь префект города или эпарх (греч. 87tap%oç), возглавлявший судебную систему квестор (греч. квоиатсор), и референдарий (греч. pœ^epevôâpioç), имевший дело с прошениями к императору, были главными магистратами, которые подчинялись лично императору и не зависели от сакеллария. Самая очевидная внешняя перемена связана с языком: в то время как в старой системе использовались латинские названия должностей, в новой системе преобладали в основном греческие. Это свидетельствует о смене официального языка империи: место латыни, которая была традиционным языком Римской империи, занимал (начиная со времен Юстиниана) греческий - язык Константинополя и эллинистического Востока. На более глубоком уровне можно отметить, что произошла смена задач, так что все они стали подконтрольны по существу гражданской администрации, в основе которой находился двор. Tevikov, eiöiKov и CTxpaxitoxiKov происходили от общего, специального и военного отделов префектур (в действительности, префектуры Востока, как нам предстоит убедиться); аакеМлоу - от sacellum, личной сокровищницы императора в sacrum cubiculum; а ßeaxiapiov - от отдела sacrum vestiarium в sacrae largitiones.
Возможно, ключ к пониманию сущности перемен дает изменившийся статус сакеллария. Находясь во главе личной сокровищницы императора, этот чиновник смог возвыситься благодаря своей близости к императору, что говорит о переходе от государственного управления, структура которого определялась нуждами руководства обширной империей, к управлению преимущественно
406
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
двором, до размеров которого сокращалась империя. Основанием для этого, разумеется, стало резкое сокращение имперской территории в первой половине VII в.: потеря восточных провинций, за которой последовала утрата Северной Африки, а к концу VIII в. и Италии, вместе с завоеванием Балкан славянами (и появлением Болгарской империи30 к югу от Дуная), означали, что Византийская империя сократилась до остатков двух префектур - Востока и Иллирика. Реорганизация гражданской администрации была произведена Константинополем за счет включения в структуру двора административных учреждений Империи. Рост власти саке л л а- рия прослеживается со времен Юстиниана; к середине VII в. этот чиновник превратился во влиятельного придворного, который нес персональную ответственность за дела, имевшие первостепенное значение для императора. Это очевидно из той роли, которую сакелларий сыграл в суде над Максимом Исповедником. Логофеты также упоминаются в источниках в начале VII в., но чиновники с традиционными званиями, такие как префект претория, не говоря уже о гражданских губернаторах провинций, продолжали фигурировать в источниках и в VIII столетии. Это указывает на то, что существовал период их параллельного функционирования, когда уже появилась новая администрация, но старая все еще продолжала исполнять некоторые свои функции. Однако общая картина возникает перед нами только с учетом изменений в военном управлении.
ВОЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
В результате реформ Диоклетиана и Константина римская армия была отделена от гражданской администрации, поэтому губернаторы больше не командовали армией провинций (хотя все еще отвечали за сбор средств на содержание армии). Армия была разделена на две части: войска, защищающие границы - limitanei - под командованием duces, и полевая армия - comitatenses, которая была мобильной и состояла из отрядов под командованием magistri militum. Кроме того, существовали дворцовые войска, и императорские телохранители, названия которых менялись в течение V-VI вв. К концу IX в. сложилась совершенно другая система: в ее
30 Первое Болгарское царство, существовавшее с 681 до 1018 г. - Прим, науч.ред.
407
Эндрю Лаут
рамках армия была разделена на отряды, называвшиеся фемами и базировавшиеся в провинциях, которые также назывались фемами. Во главе каждой фемы стоял стратиг, который отвечал за гражданское и военное управление в ней. Единое мнение по поводу того как быстро или почему произошло это изменение (стало ли оно результатом продуманного преобразования, или всего лишь реакцией на проблемы, возникшие в VII-VIII вв.) отсутствует. Однако наблюдается общее отторжение теории, связанной с именем великого византиниста Георгия Острогорского31 и пользовавшейся когда-то значительной поддержкой. Острогорский считал, что фемная армия возникла в результате намеренной реорганизации имперской армии и самой империи, проведенной императором Ираклием. Результатом, предположительно, стала крестьянская армия, основанная на фемах, в которых крестьянским семьям передавались небольшие земельные держания в обмен на то, что каждая семья будет предоставлять одного экипированного солдата32. Этот своего рода романтический взгляд на средневизантийскую эпоху, основанный на общественной поддержке свободного крестьянства, в настоящее время не пользуется большой популярностью. Считается, что эти преобразования произошли после правления Ираклия, и, вероятно, были постепенными. Идея о том, что солдаты в фемах содержались за счет своих семей, которые получали земельные пожалования, по всей видимости, возникла ретроспективно из более позднего института иронии (греч. лроуош), при которой солдаты действительно получали землю в обмен на военную службу. Но у нас нет сведений о пронийной системе до XII в., и те, кто получал подобные пожалования в то время, совершенно точно не были крестьянами.
Часть проблемы связана с терминологией. Первоначально слово Вера означало военный отряд, и упоминания 0£|шш в источниках VII в. могут относиться к военным отрядам, а не к территориям, где они были размещены. Но даже если кажется, что речь идет о территории, в связи с тем, что наши источники датированы IX в., к которому система фем уже давно существовала, мы не можем
31 Георгий Александрович Острогорский (1902-1976) - известный югославский историк-византинист русского происхождения, автор знаменитой «Истории византийского государства». — Прим, науч.ред.
32 KpaTKoeonHcamieBOstrogorsky(1969), р. 96-8. Более подробно в (1958). Наиболее ярко романтизированный взгляд Острогорского проявляется в Ostrogorsky (1962).
408
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
быть уверены, что подобные упоминания не являются анахронизмами. Как и в случае с переменами в гражданской администрации, которые нами уже обсуждались, возможно (а, на самом деле, и вероятно), что две системы существовали параллельно: хотя в VII в. встречаются упоминания отратг|уо1 и берата, все еще упоминаются и провинции (греч. E7tap%ioci), и губернаторы, а такие звания как magister militum использовались и в VIII в.
Первыми возникли фемы Опсикий (греч. 0époc ’0\|mrtot)), Анатолии (греч. ôépaÂvaTOÀiKcov), Армениак (греч. ©spa AppevmKcov), и Фракисий (греч. ©épa ©paicr|aîcov) вместе с пятым округом - морской фемой Карабисиан (греч. KapaßiGiävoi), в состав которой входили острова Эгейского моря и часть юго-западного побережья Малой Азии. Позже эти фемы были разделены, но их первоначальные границы совпадали с уже существовавшими границами провинций. Вероятное объяснение того, как появились эти фемы, без каких-либо временных отсылок, может быть следующим. После поражения византийской армии, которое ей нанесли арабы, войска отступили через Таврские горы в Анатолию. Годы, последовавшие за поражением, как упоминалось выше, стали свидетелями непре- кращающихся набегов арабских отрядов на Анатолию, которые, в конечном счете, привели к тому, что в 660-670-х гг. халиф Муавия предпринял попытку совместными усилиями пересечь Малую Азию и взять Константинополь. В ситуации неослабевающей военной угрозы византийские армии были расквартированы в различных провинциях Малой Азии. Они снабжались традиционным способом за счет сбора, взымаемого местными губернаторами с гражданского населения провинций. Территории, которые стали называться фемами Армениак и Анатолик, были группами провинций, где располагались армии под командованием magistri militum per Armeniam и per Orientem. Фема Фракисий занимала провинции в западной Анатолии, где была расквартирована армия magister militum per Thraciam, которая была переброшена сюда из Фракии, чтобы воевать с арабами, возможно, в то же время, когда армия magistri militum per Orientem отступила в Малую Азию. Фема Опсикий была занята армиями magistri militum praesentales, ряд из которых, вероятно, давно размещались на территории напротив Константинополя через пролив Босфор. Их название происходит от латинского слова obsequium, бывшего частью звания офицера, который во время правления Ираклия назначался командующим полевыми армиями от имени императора: он был командиром
409
Эндрю Лаут
палатинского корпуса доместиков (лат. domestici), которого называли comes domesticorum, а также comes Obsequii. Флот - Кара- бисианой - был частью старого quaestura exercitus, возможно, размещенного на Самосе. Представляется вероятным, что все они - военные соединения, называемые фемами и размещенные в провинциях Малой Азии - появились примерно к середине VII в. В какой момент и почему гражданская администрация пришла в упадок и была заменена военным управлением стратигов, остается неясным. Но, по-видимому, насущная необходимость снабжения постоянной армии в сочетании с окончательным крахом античной экономики, в основе которой лежали города, приводила к тому, что стратиги, поддерживаемые разрастающейся центральной администрацией, берущей начало при дворе, постепенно взяли на себя функции старой правящей элиты. Последняя утратила большую часть raison d’être33, в связи с растущей бюрократизацией гражданского управления.
ПРАВОВОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Учитывая глубокие изменения в военном и гражданском управлении, начавшиеся в VII в., на первый взгляд кажется удивительным, что в этом столетии законодательная активность была столь незначительной, и не имела ничего общего с энергичными попытками правовых реформ V-VI вв., свидетельством которых являются «Codex Theodosianus» и the «Codex Justinianus». Кроме «Земледельческого закона», время принятия которого является предметом споров и который, в любом случае, представляет собой компиляцию юстиниановского и доюстиниановского материала, императоры, как кажется, издавали крайне мало законов, а те, что издавали, были преимущественно церковными по своей сути (например, эдикт Ираклия от 632 г., требовавший обязательного обращения евреев, его «Эктесис», и «Типос» Константа II). Напротив, собор Квинисекст, собранный императором Юстинианом II, создал серьезную компиляцию канонического законодательства, которую можно сравнить с кодексом законов великого предшественника Юстиниана II (см. далее). Объяснение отсутствия законодательной активности в светской сфере, вероятно, можно обнаружить, если вспомнить о двойной природе римского законодательства: оно не
33 Смысл существования (фр.). - Прим. пер.
410
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
только являлось сводом правил, регулировавших повседневную жизнь, но, что более важно, способом провозглашения мировоззрения и системы ценностей, воспринятых, в данном случае, Римской (или Византийской) империей. Как сказал Джон Хал тон:
«С этой точки зрения, правовая «система» стала не столько практическим инструментом для вмешательства в дела людей с целью изменить отношения или поведение отдельных лиц, сколько сводом теорий, которые представляли желаемое (хотя и далеко не всегда достижимое) положение дел. Поэтому императорам нужно было не издавать новые законы, а создать (или воссоздать) условия, в которых традиционная система снова будет соответствовать реальной действительности34.
РЕЛИГИЯ И ЦЕРКОВЬ
Общепризнано, что начиная со второй половины VI в. мы постоянно наблюдаем растущее стремление получить прямой доступ к силе святости. Однако это стремление невозможно убедительно проиллюстрировать, поскольку средства для его достижения - культы святых и их реликвий, а, возможно, и почитание икон - были хорошо известны уже к VI в. Традиционно власть императора обосновывалась тем, что он находился под защитой богов, что находило выражение в его культе. Христианизация культа императора лишь привела к расширению его власти, поскольку наместник единого Бога едва ли мог иметь более низкий статус по сравнению с обожествленным императором, занимавшим относительно невысокое положение среди других богов. Очевидно, прочно связанные друг с другом христианизированная власть императора и власть иерархов христианской церкви, усилились благодаря власти, признаваемой за святыми мужами и святыми изображениями, которые претендовали на прямой доступ к сверхъестественным силам. Возможно, что даже традиционная власть императора все чаще передавалась в образах, которые говорили непосредственно о божественной власти. В начале VII в., это проявлялось в использовании икон христианских святых, особенно Богоматери, в качестве военных знамен, в том, что христианские армии рассматривались как сражающиеся во имя Богородицы, под ее защитой (и даже с ее помощью), и в
34 Haldon (1997), р. 259.
411
Эндрю Лаут
приписываемой Деве Марии роли защитницы Константинополя. Сакрализация власти проявлялась также и в растущем значении, которое придавалось коронации императора патриархом при вступлении на престол. С начала VII в. она всегда проводилась в церкви, а с 641 г. — только в великой церкви Святой Софии. В VII в. церковь как институт действительно могла чувствовать угрозу от «разрастающейся» святости: церковь на византийском Востоке определенно не смогла установить тот присущий святым, их изображениям и реликвиям уровень контроля над святостью, который имели папы и епископы в западной церкви35.
Мы имеем ограниченное количество свидетельств того, что между «разрастающейся» святостью и церковной иерархией на византийском Востоке в VII в. существовали противоречия (тот факт, что императоры-иконоборцы встречали, по всей видимости, неизменную поддержку среди высшего духовенства, может быть свидетельством реакции со стороны церкви в VIII в.). Однако у нас достаточно доказательств, что противоречия существовали между центром и периферией с точки зрения географии. Несмотря на большое количество богословской литературы, которая дошла до нас от VII в., мы мало знаем о богословии в столице, по той простой причине, что к IX в. никто в Константинополе не хотел, чтобы ему напоминали о нем. Богословие в Константинополе находилось под влиянием императора и политически инспирированных доктрин моноэнергизма, монофелитства, а в следующем столетии и иконоборчества. Сопротивление им, которое в конечном счете будет названо «православием», возникло на периферии, прежде всего, со стороны монахов из Палестины, известных в течение долгого времени своей приверженностью халкидонскому православию. Этот факт имел любопытные долгосрочные последствия для византийского православия, на которых стоит кратко остановиться. Сопротивление моноэнергизму началось с Софрония, который был монахом в Палестине, а позже стал патриархом в Иерусалиме; сопротивление монофелитству возглавил ученик Софрония Максим, чье влияние на православных в Палестине было таково, что монофелиты в Сирии и Палестине называли их «максимианами»36. Во второй половине VII в. диофелиты ( « православные » ) христиане
35 See Brown (1976).
36 Точка зрения, что Максим сам был палестинцем, как повествует его сирийское житие, опубликованное в 1973 г. (см. Brock (1973) в Brock (1984)), теряет сторонников среди исследователей.
412
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
в Палестине оказались в новом положении. Раньше они являлись приверженцами имперского православия, которое, в качестве крайнего средства, подкреплялось гонениями на противников. Теперь они оказались в ситуации, когда их религиозная позиция встретила сопротивление со стороны других групп христиан - монофизитов, монофелитов и даже несториан - и нехристиан, таких как иудеи, самаритяне и манихеи, а, в конечном счете, и мусульмане. Они были вынуждены защищать то, во что верили, и, в то же время, вырабатывать основные постулаты своей веры. Для того, чтобы достичь этого, им пришлось обратить внимание на логику и дефиниции, поскольку защитить и заинтересовывать в своей позиции можно было только путем убеждения других: они больше не могли рассчитывать на светскую власть. Одним из способов совершенствования представления и понимания христианского учения вселенских соборов являлись диалоги с иудеями или полемика против них. После длительного периода, в течение которого едва ли имел место диалог с иудеями, или даже простое упоминание иудаизма, вторая половина VII в. стала свидетельницей необычайного расцвета подобных произведений. Большинство из них происходили из провинций, захваченных арабами - Сирии, Палестины, Синайского полуострова и Кипра. Некоторые из этих сочинений явно говорят о том, что инициаторами подобных дебатов были сами иудеи, которые вынуждали христиан предоставлять новые обоснования собственных доктрин, например, доктрины о Троице, и практик, например, почитания святых, реликвий и икон37. Параллельно с уточнением доктрин, получили распространение, зародившиеся также в Палестине, прославления христианских доктрин в форме литургической поэзии, которые составили ядро монашеского богослужения. Они, в конце концов, стали частью культа православной церкви, то есть церкви Византии и церквей, которые приняли христианство из Византии. Важным столетием для определения, защиты и прославления православия был период 650-750 гг. Оно нашло воплощение в работах Иоанна Дамаскина - государственного служащего Омейядов, ставшего палестинским монахом, который считал себя византийским христианином. Первым испытанием для сторонников этих доктрин стало иконоборчество, провозглашенное византийскими императорами, вне пределов политической власти которых они жили38.
37 См. Déroche (1991) и Cameron (1996а).
38 Об этих изменениях и роли в них Иоанна Дамаскина см. see Louth (1996b).
413
Эндрю Лаут
Как мы уже знаем, враги православия прозвали эту ветвь христианства «максимизмом», но она была обязана Максиму гораздо большим, чем просто своей связью с диофелитским халкидониз- мом, как это было объявлено на Латеранском соборе в 649 г., и подтверждено на Шестом вселенском соборе 680-681 гг. Гениальность Максима как богослова состояла в том, что он свел воедино несколько направлений греческой богословской мысли, предприняв их грандиозный синтез. Одним направлением в этом синтезе было догматическое богословие александрийских патриархов Анастасия и Кирилла, которое легло в основу догм, принятых Вселенскими соборами IV-VI вв. Другим - христианский эллинизм каппадокийских отцов IV в. - Василия Кесарийского, Григория Назианзина и Григория Нисского. Еще одно направление было связано с аскетической мудростью египетских отцов-пустынников IV в. и их преемников из Иудейской пустыни к востоку от Иерусалима, из прибрежной пустыни в Газе, с безжизненных гор Синайского полуострова. Максим связал воедино три этих направления, прошив получившуюся ткань неоплатонической метафизикой (вероятно, начала VI в.) сирийского монаха, который писал под именем Дионисия Ареопагита, обращенного св. апостолом Павлом. Именно эти богословские взгляды св. Максима вдохновили более трезвый, даже суховатый доктринальный синтез, который мы встречаем у Иоанна Дамаскина. Взгляд Максима, в котором человечество, космос и само священное писание были взаимосвязаны, нашел свое отражение в купольной организации пространства византийской церкви. В этом пространстве, как объяснял Максим в своих рассуждениях о божественной литургии, получивших название «Мистагогия», богослужение при участии духовенства и мирян прославляло полное раскрытие христианского таинства от творения до второго пришествия Христа так, чтобы постигнуть глубины души человека и озарить тайны космоса39.
Но спустившись с кажущихся головокружительными высот (хотя они были выражены в жестах и движениях, мелодии и цвете, которые, как легко догадаться, впечатляли простых византийских христиан), мы можем более подробно рассмотреть картину жизни византийской церкви в VII в., которая возникает перед нами из 102 канонов так называемого собора Квинисекста, собранного императором Юстинианом в 692 г. Подобно своему предшествен¬
39 Введение в богословие Максима см. в Louth (1996а).
414
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
нику и тезке, Юстиниан II хотел прославить собственное правление и продемонстрировать свою императорскую власть, созвав вселенский собор. До сих пор все соборы, считавшиеся вселенскими, собирались в связи с какой-нибудь насущной доктринальной проблемой, однако после того, как были улажены противоречия, связанные с моноэнергизмом/монофелитством, не существовало доктринального вопроса, который мог бы стать причиной для созыва вселенского собора. Тем не менее, два предшествующих вселенских собора - второй и третий Константинопольские - издали только каноны, касавшиеся доктрины, тогда как все предыдущие рассматривали и доктринальные, и дисциплинарные вопросы. Поэтому собор, который в конце концов созвал Юстиниан и который издал только дисциплинарные каноны, считался завершением двух предыдущих соборов (пятого и шестого вселенских соборов) и назывался Пято-шестым вселенским собором (Квинисекстом или Пентактом). Он также известен как собор в труллах (Трулльский собор) по залу со сводами (troullos) в императорском дворце, где он проходил.
Сто два канона40, изданные собором, затрагивают многие аспекты жизни христиан, включая как религиозные их обязанности, так и поведение в повседневной жизни. Первые два канона подтверждают и разъясняют существующую традицию, которую подкрепляют остальные каноны: канон 1 подтверждает неизменность вероисповедания, определенного предыдущими шестью вселенскими соборами; канон 2 подтверждает действие совокупности (дисциплинарных) канонов, уже принятых церковью41. Остальные каноны дополняют этот свод канонического материала, а весь свод законов, принятый этим собором, можно сравнить с «Кодексом Юстиниана» в том плане, что он был призван стать окончательным выражением идеала христианской жизни, сформулированного в большом количестве детально прописанных установлений. Они до сих пор остаются основой канонического права Православной церкви. В этой связи стоит обратить внимание на последний канон, который подтверждает, что, назначая наказания в соответствии с канонами, необходимо учитывать характер греха и поведение грешника, поскольку главной целью канонического права является исцеление греха, а не только кара за него. Этот канон лишь
40 Discipline Générale, ed. Joannou, i.l, C. 98-241.
41 Краткое изложение истории развития христианского канонического права см. в Young, Ayres and Louth (2004), глава 36.
415
Эндрю Лаут
подтверждает принцип, уже содержавшийся в предшествующих канонах42, и обычно называемый принципом «экономии» (от греческого oikonomia). Как мы уже видели, подход мало чем отличается от того, при котором в VII в. светское право использовало свод законов в качестве эталона при рассмотрении конкретных вопросов путем «подгонки» под них идеала, а не путем издания новых законов.
Одним из главных принципов канонов собора Квинисекста было определение практик византийской церкви как осознанно противоположных складывающимся обычаям латинской церкви. Например, канон 55, который запрещает поститься в субботу и воскресенье, за исключением Великой субботы, прямо направлен против практики поститься по субботам во время Великого поста, существовавшей в Риме. Еще более важными являются каноны, которые предусматривают существование состоящего в браке духовенства, хотя бы только в сане священников и диаконов (женатые мужчины, ставшие епископами, должны были расстаться со своими женами, которые становились монахинями: каноны. 12, 48): здесь также встречается явное противоречие римским канонам, хотя пройдет еще несколько столетий, прежде чем целибат станет строго обязательным для священников в западной церкви. Схожая независимость от Рима демонстрируется в каноне 36, который, описывая иерархию патриархатов и, следуя за канонами первого вселенского собора в Константинополе (канон 3) и вселенского собора в Халкидоне (канон 28, который не был признан Римом), называет Константинополь вторым после Рима, с равными римским привилегиями. Хотя папские apocrisiarii признали каноны, папа Сергий отказался подписать их, а ожесточенные попытки Юстиниана II принудить папу согласиться с ними, лишь продемонстрировали пределы его власти в Италии. Введение папой Сергием аккламации «Agnus Dei» во время мессы в Риме, вероятно, можно рассматривать, как оскорбление собора (см. канон 82, обсуждаемый далее)43. Хотя папа Иоанн VII, по всей видимости, принял каноны собора в 705 г., когда Юстиниан вернул себе имперский трон, это не означало их долгосрочного одобрения западной церковью.
42 Каноны св. Василия 95 (ed. Joannou, ii, С. 193-8), см. 3 (ibid. С. 100-1); Каноны св. Григория Нисского 1 (там же, С. 203-9).
43 Введение Сергием Agnus Del в мессу подтверждается Liber Pontificalis 86 (Sergius), 14 (ed. Duchesne, I, p. 376).
416
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
Другие каноны регулировали жизни местных церквей, которые все еще рассматривались преимущественно в качестве городских храмов во главе с епископами, хотя, как мы уже видели, в реальной действительности города быстро исчезали. Представителям провинций, в которые объединялись городские церкви, во главе с митрополитом, предписывалось собираться вместе один раз в год (канон 8). Епископы обязаны были жить в своих епархиях, и возвращаться в них как можно быстрее, если им приходилось бежать во время нападения «варваров» (канон 18). Озабоченность присутствием епископа в его городе, отчасти была вызвана необходимостью обеспечить его постоянную заботу о пастве, а также контроль с его стороны над финансовыми вопросами, поскольку местные церкви часто имели значительные земельные владения, а их поместья управлялись епископами. К требованию епископам проживать в собственных епархиях относились серьезно, что следует из более многочисленных свидетельств от позднейших периодов, особенно от времени Комнинов, когда Империя была еще сильнее сосредоточена на Константинополе, и провинциальные епархии рассматривались их епископами в качестве места изгнания44. Существуют каноны, запрещавшие покупку церковных должностей и продажу святынь: то, что на Западе позже назовут симонией (каноны 22-23). Нормы, касавшиеся монашества, как и принятые ранее законы, пытались ограничить деятельность монахов их монастырем и контролировать власть святых мужей (каноны 40-49). Нормы, затрагивавшие мирян, запрещали ряд развлечений - таких, как игра в кости (канон 50), просмотр представлений мимов, боев животных или танцев на сцене (канон 51), соблюдение гражданских ритуалов, которые ассоциировались с язычеством (например, Календы, Вота или Врумалия), а также женские танцы на публике, поскольку танцы связывались с языческими обрядами, как и переодевание, использование комических, сатирических или трагических масок, и призыв Диониса во время давки винограда (канон 62). Все это церковь считала «обращающим к язычеству», хотя сами по себе эти практики, вероятно, стоит рассматривать не в качестве пережитков язычества, а как продолжение традиционных форм богослужений, в которых участвовали миряне45. Каноны также запрещают смешение традиционных богослужений с христианскими таинствами (например,
44 См. Angold (1995), р. 139-262.
45 См. Haldon (1997), р. 327-37.
417
Эндрю Лаут
канон 57 запрещает принесение молока и меда на христианские алтари), существовали и каноны, регулирующие институт брака и условия развода (каноны 53,54, 72,87,92,93). Несколько канонов касались отношений христиан и иудеев: канон 11 запрещал есть вместе с иудеем облатку, дружить с иудеями, обращаться к докторам-иудеям, или мыться с ними в банях; канон 33 запрещал «иудейскую» практику рукоположения только тех, чьими предками были священники. Оба этих канона свидетельствуют о том, что иудеям разрешено было существовать, но отдельно от православного сообщества Империи. В действительности VII в. стал свидетелем начала радикализации политики в отношении иудеев: их принуждали к крещению под угрозой смерти. В 632 г. инициатором подобной политики, против которой открыто выступил Максим Исповедник46, стал Ираклий, и она вновь будет проводиться в VIII и X вв. Львом III и Романом I Лакапином соответственно. Однако более распространенное отношение в Византии к иудеям, которые, имея ограниченные гражданские права, служили постоянным напоминанием об истинности христианской веры, было основано на канонах Трулльского собора47.
Два канона свидетельствуют о месте религиозного искусства в византийском мире. Канон 100 запрещает картинки, которые возбуждают нечестивые желания, и делает вывод о том, как легко телесные чувства руководят душой. В каноне 82 говорится о религиозной живописи, и запрещается изображение Христа в образе агнца, которое было популярной формой религиозного искусства, следовавшего за словами Иоанна Крестителя о Иисусе как «агнце Божьем, что возьмет грехи мира» (Иоанн 1:36). Канон утверждает, что данный символ был воплощен, поскольку Господь пришел к нам в человеческом обличье: реальность воплощения теперь должна выражаться в изображении воплощенного слова как человека. Такая обеспокоенность содержанием религиозных изображений (икон), выраженная в богословских терминах, предопределяет противоречия следующих двух столетий, вызванные иконоборчеством.
Однако, сравнительно устоявшаяся картина христианской жизни в Византийской империи, нашедшая отражение в канонах Квинисекста, не является исчерпывающей. Вторая половина VII в. станет временем создания в Сирии апокалиптических текстов.
46 Devreese (1937).
47 См. Лут, глава 4 выше.
418
ГЛАВА 11. Византийская империя в VII в.
Один из них, быстро переведенный на греческий, приписывался жившему в начале IV в. епископу Мефодию (согласно сирийскому оригиналу - Олимпискому, а, судя по греческому переводу, - Патарскому)48. Апокалипсис, приписываемый Псевдо-Мефодию, стал ответом на завоевание восточных провинций арабами, или исмаилитами - «дикими ослами пустыни» : здесь пересказывалась история Ближнего Востока с библейских времен, и предсказывалась окончательная победа над исмаилитами царем «греков» (в сирийском тексте; «ромеев» в греческой версии) под Иерусалимом, которая положит начало концу света49. Появление подобных апокалиптических надежд и страхов в конце VII в. резко контрастирует с духом хроники Иоанна Мал алы начала VI в., написанной отчасти в целях демонстрации того, что мир пережил переход от шестого к седьмому тысячелетию (около 500 г.) без катастрофы.
В конце VII в. Византия все еще находилась на этапе перехода и переосмысления трудностей: угроза Константинополю со стороны арабов продолжит существовать и в VIII в., а иконоборчество, которое выходит за рамки этой главы, вероятно, следует рассматривать в качестве следующей фазы поисков Византией собственной идентичности и способов ее выражения после кризиса VII в.50 Но в конце VII в. едва ли наблюдались какие-либо признаки зарождающегося иконоборчества: Квинисекст четко формулировал богословское значение религиозного искусства, и, наблюдаемый с конца VI в. процесс подтверждения права на политическую власть посредством обращения к образам, отсылавшим к сверхъестественному, в конце VII в., как мы увидели, зашел еще дальше благодаря появлению изображения Христа на аверсе имперских монет и переносу императорского изображения на реверс. Вместе с тем, структуры общества, которые, в итоге, должны были появиться как результат этого кризисного периода, уже были видны, хотя и в зачаточном состоянии (подобно некоторым ограничениям этого общества по сравнению с Римской империей, какой ее видел Юстиниан и каковой оно себя считало). Уже в канонах Книнисекста присутствует намек на то, что христиане, законы для которых
48 Эта путаница относительно места его служения встречается и в сочинениях самого Мефодия.
49 См. Alexander (1985), и Brock, Syriac Chronicles, перевод Palmer, р. 222-50.7
50 Не все исследователи согласны с тем, что седьмой век следует рассматривать как период кризиса Византийской империи: см. Treadgold (1990) и (1997), р. xvi и 287-413.
419
Эндрю Лаут
издаются в Константинополе, имеют обычаи, отличные от тех, которые преобладают среди христиан, подчиняющихся Риму: разобщение, которое углубится в VIII в. по мере перехода Рима из сферы влияния византийских императоров под контроль императоров франкских. Средиземное море теперь не объединяло территории, которые служили его границами, а разделяла несколько сообществ, которые претендовали на наследие утраченной единой империи.
420
ГЛАВА 12
МУХАММАД
И ЗАРОЖДЕНИЕ ИСЛАМА
Кэрол Хилленбранд
ДОМУСУЛЬМАНСКАЯ
АРАВИЯ
Традиционно исследователи проводят четкую грань между южной Аравией (особенно ее юго-западной частью, которая соответствует современному Йемену) и остальным полуостровом. Хотя, как мы увидим далее, жесткое разграничение юга и севера делается напрасно, дихотомия, по сути, продиктована географией: большая часть Аравии в позднеантичный период состояла преимущественно из обширных пустынных областей, перемежающихся с редкими оазисами, в то время как южной части полуострова - ‘Arabia Felix’1 древних - повезло с обильными и регулярными дождями, так что она могла поддерживать высокоразвитое сельское хозяйство, опиравшееся на обширные и сложные ирригационные системы.
Южная Аравия была густо населена, примерно с VIII в. до н.э. ее жители в основном были оседлыми земледельцами, а в городах создавалась среда, способствовавшая развитию политических институтов и материальной культуры. Из размытых образов истории южной Аравии, основанной на устной традиции, выделяется несколько царств или городов государств, таких как Майн, Саба, Катабан, Хадрамаут. Подобные государства могли переживать короткие периоды независимости или объединяться на некоторое время, как это было в случае с царством Химьяр в начале IV в. н.э.2
1 Счастливая Аравия (лат.). - Прим. пер.
2 Внятный обзор истории доисламской Аравии см. в Lammens (1928); Serjeant (1967); Shahid (1970).
421
Кэрол Хилленбранд
Достоверная информация о царствах в южной Аравии крайне фрагментарна. Классические авторы приводили лирические рассказы о сказочных богатствах сабеев (и особенно царицы Савской). Несмотря на неуточненную до сих пор хронологию правления властителей южной Аравии, данные археологии явно свидетельствуют о развитой городской культуре в этом регионе. В самом деле, жители южной Аравии были искусными архитекторами и оставили после себя большое количество монументальных надписей, статуй, вдохновленных греческим и римским искусством, а также знаменитые ирригационные сооружения в Марибе, впервые упоминаемые в VIII в. до н.э., которые славились в период Античности как инженерное чудо. Орошение за счет плотины в период своего расцвета создавало два плодородных оазиса, которые вполне могли in toto3 составлять около 10 000 га пахотной земли и, вероятно, обеспечивали значительное количество населения. Недавние археологические раскопки, проведенные немецкими археологами в районе Мариба, доказали на основе свидетельств эпиграфики, что имели место по крайней мере четыре крупных прорыва плотины (около 370, 449, 450 и 542 гг. н.э.), прежде чем она «рухнула» окончательно (или были прекращены дальнейшие попытки ее ремонта) в какой-то момент до распространения ислама. Внутренний дефект плотины, а именно, накопление ила, не был обнаружен теми, кто ее сооружал и ремонтировал. Конструкция плотины не позволяла ей справляться с этим дефектом самостоятельно, способы же, к которым прибегали инженеры доисламского времени - а именно увеличение высоты плотины, для чего необходимо было использовать все более тонкие каменные кладки - были лишь полумерами. Каждый раз, когда происходил прорыв плотины, следовали значительные экономические трудности и миграции населения. По всей видимости, они запускали разрушительную цепную реакцию на прилегающих территориях, и потрясения, вызванные катастрофой, со временем должны были ощущаться даже далеко на севере Аравии и за ее пределами, особенно в форме последовательного передвижения племен4. Разрушение марибской плотины в Сабе фактически было закреплено в исламской традиции как момент, символизирующий упадок южноаравийского царства.
3 В целом (лат.). - Прим. пер.
4 Brunner (1982-3), I и II; Glaser (1913).
422
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
Это практически все, что мы знаем о цивилизованной юго- западной части Аравии. Оставшаяся часть полуострова резко контрастирует с ней во многих аспектах. Здесь человеческая жизнь находилась во власти пустыни и насущной являлась необходимость приспосабливаться к ее суровым условиям. Обитатели этой огромной пустыни преимущественно занимались скотоводством, а их ненадежное существование основывалось на одомашнивании верблюдов и выращивании финиковых пальм. Кочевники-бедуины были выносливыми и находчивыми, пасли верблюдов глубоко в пустыне или выращивали овец ближе к сельскохозяйственным территориям около оазисов, таких как Ясриб, который позже будет называться Мединой, и Хайбар. Здесь фермеры растили финики и пшеницу. Кочевое разведение верблюдов развивалось в Аравии на протяжении многих веков. Как заметил знаменитый мусульманский мыслитель XIV в. Ибн Хальдун в своем хорошо известном размышлении о кочевой жизни, пастухи верблюдов были более подвижны, чем те, кто выращивал овец, и могли пересекать большие пространства между водопоями5. Баланс сил в пустынных регионах полуострова зависел от пастухов верблюдов, чьи животные могли снабдить большее количество людей мясом, молоком и шкурами. Их жизнь была связана с полуосед- лыми земледельцами в оазисах, у которых они обменивали продукты скотоводства на другие товары, включая оружие. Тем не менее пастухи верблюдов имели преимущество в военном отношении, и земледельцам периодически приходилось оплачивать их защиту.
Арабы в северной, центральной и восточной Аравии не имели централизованного управления. Подобные структуры существовали только в периферийных областях, таких как царство Петра6 в Иордании и Пальмира в Сирийской пустыне, которые процветали в римский период и испытали глубокое влияние классической культуры. Бедуинское общество отвергало авторитарные политические концепции, а вместо этого подразделялось на равноправные родственные группы. Подобная «племенная» организация пронизывала жизнь как кочевников, так и земледельцев. Меньшие или большие по размеру группы признавали общие связи и
5 Ибн Хальдун, Мукаддима («Введение»), перевод Rosenthal, р. 92.
6 Имеется в виду Набатейское царство (III в. до н. э. - 106 г. н. э.), столицей которого была Петра. - Прим, науч.ред.
423
Кэрол Хилленбранд
объединялись с экономическими или оборонительными целями. Ибн Хальдун писал о бедуинах: «Их оборона и защита успешна, только если они представляют собой сплоченную группу с общим происхождением»7 8. Племена и кланы (терминология в арабских источниках не очень точна) отличались по размерам, структуре и престижу. Быть может, здесь признавались и более широкие племенные связи, но повседневная жизнь, вероятно, основывалась на меньших по размеру и более практичных группах, которые совместно проживали и использовали источники воды. Такие группы не имели жесткой структуры и были достаточно гибкими, чтобы принимать пришельцев или изменяться в зависимости от обстоятельства. Группы кочевников часто владели признаваемыми за ними пастбищами, но они не имели четко установленных границ.
В принципе, общество бедуинов было равноправным, хотя каждое племя признавало над собой вождя (sharif или sayyid), чей личный статус зависел от его харизмы. Подобное племенное лидерство было как выборным, так и наследственным, поскольку новый вождь происходил из элитной группы внутри племени, но, тем не менее, выбирался исходя из его достоинств. В его обязанности входил третейский суд в спорах, прием гостей, защита племени и хранение его священных символов. Правосудие и осмотрительное поведение племен достигались строгим соблюдением lex talionis?: честь всей группы, к которой принадлежал потерпевший, требовала, чтобы она аналогичным образом покарала всю группу, к которой принадлежал виновник. Этот процесс соразмерного возмездия, который преобладал не только на территориях с оседлым населением, таких как Медина и Мекка, но и среди кочевников пустыни, мог тянуться до тех пор, пока не будет найден приемлемый выход из ситуации. Подобная система, которая предусматривала членство каждого индивида в более широкой группе, обеспечивала его личную безопасность, защиту его собственности и тех, кто зависел от него.
Члены племен бедуинов были вооружены. В условиях жизни в пустыне часто приходилось совершать набеги (ghazw) на территорию других племен или оседлого населения. Их общество действительно было военизированным. Правила ghazw определялись древними традициями. В суровой пустынной среде члены племен
7 Ибн Хальдун, Мукаддима («Введение»), перевод Rosenthal, р. 97.
8 Закон равного возмездия (лат.). - Прим. пер.
424
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
бедуинов долгое время следовали кодексу мужской чести (тиги- wwa), в котором особенно ценились такие качества как стойкость (sabr), щедрое гостеприимство, мужество и военное мастерство. Этот кодекс поведения был для них, вероятно, более важен, чем любое формальное отправление религиозных обрядов.
Религиозные обычаи арабов на севере, в центре и на востоке Аравии определить с точностью еще сложнее, чем те, что существовали на юге. Бедуинские культы были анимистическими и разнообразными; они поклонялись камням, деревьям и идолам. Мусульманская традиция сообщает о существовании предсказателей или колдунов (kahins) в доисламский период. Эти мужчины и женщины по своим функциям, по всей видимости, напоминали шаманов тюркского мира, и обладали даром предвидеть будущее, исцелять и находить воду. Они не были связаны с конкретными божествами. Бедуины признавали также святость некоторых священных территорий (haram или hawtàf. Некоторые из этих святилищ не имели хранителей; другие организовывались наследственной религиозной элитой. Священные анклавы стали убежищами и использовались как место встречи для разрешения споров. Само святилище и территория вокруг него объявлялись неприкосновенными, здесь были запрещены убийства и даже драки. Некоторые святилища обрели охраняющих их божества. Так, бог Хубал связывался со святилищем в Мекке, а триада богинь Аллат, ал-Узза (обе обычно отождествляются с Венерой) и Манат (богиня судьбы) особенно почитались в святилищах, расположенных рядом с Меккой. За ежегодными ярмарками следовали паломничества, которые включали здесь обход святилищ в ритуально чистом состоянии. Последние три богини получили статус «дочерей Аллаха», Бога-Творца, чья важность широко признавалась на полуострове. Они составляли часть религиозного окружения курайшитов - племени самого Пророка в период его жизни, и осуждаются нападкам в Коране (53/19-23)9 10.
Сложно оценить значение религиозных практик и верований в доисламской Аравии. Бедуины не сражались во имя конкретных божеств. Эти божества не посылали пророков, которые переда¬
9 См. Serjeant (1981).
10 Коран. 53:19-20, 23: «Не видели ли вы аль-Лат и аль-Уззу, и еще третью - Манат? ... Они - всего лишь имена, которыми нарекли их вы и ваши отцы» (Цит. в пер. Э. Кулиева. В оригинале ссылка на перевод, выполненный Picthall, р. 549 — Прим. пер.).
425
Кэрол Хилленбранд
вали бы верующим кодексы поведения. Эти божества крайне мало влияли на повседневную деятельность бедуинов, или на обряды и распри в их племенном обществе. Необходимо было прожить жизнь со всеми ее превратностями до тех пор, пока после отведенного ему времени, человек не погибнет в соответствии с неведомыми предписаниями Судьбы.
Эта пессимистичная Weltanschauung11 была распространена как среди жителей оазисов, так и среди кочевников. Общими для них являлись и другие культурные нормы, которые выходили за рамки племенного соперничества и поощряли чувства всеобъемлющей солидарности, единства и гордости за то, что они были арабами. Как уже было упомянуто, каждый год в течение нескольких месяцев перемирия, арабы из различных частей полуострова посещали ярмарки, а затем совместно совершали паломничества. На подобных ярмарках главным развлечением была декламация стихов, включая панегирики барда собственному племени и сатиру на его врагов. Эта древняя устная поэтическая традиция, сохраняемая в неизменном виде членами племени с феноменальной памятью, создавалась на высоком арабском языке. Он был настоящим lingua franca, который, несмотря на большое число различий в диалектах между доисламскими арабами, был понятен всем, и создавал у них чувство общей идентичности и общего наследия. Более того, несмотря на то, какими бы изменчивыми и прагматичными не были реалии племенной солидарности, может показаться, что доисламские арабы считали, что они имели общее происхождение, а их поэзия, по крайней мере в V-VI вв., содержала элементы высокой арабской культуры. Поэтому, хотя и в зачаточной форме, арабы обладали лингвистическим и этническим основанием, на котором Мухаммад сможет построить надплеменное сообщество. Фактором, который скрепит его, станет ислам - новое монотеистическое откровение из самой Аравии.
В рамках обсуждения доисламской Аравии уместным будет попытаться понять, какими путями внешние религиозные традиции проникали на полуостров, и шире взглянуть на внешнее влияние на обстановку в Мекке - родном городе Мухаммада. Существовали ли особые обстоятельства, которые привели к возникновению новой религии и нового сообщества? Во-первых, совершенно очевидно, что Хиджаз - колыбель ислама - был далеко не таким изо¬
11 Мировоззрение (нем.). - Прим. пер.
426
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
лированным местом, каким изображает его позднейшая исламская традиция. Подобный благочестивый взгляд на Аравию как место невежества и тьмы, лишь ярче подчеркивает славу новой веры и ее культурные проявления. На самом деле, в столетия, непосредственно предшествовавшие появлению ислама, Хиджаз был местом смешения внешних культурных и религиозных традиций и, в свою очередь, распространял собственное культурное влияние на близлежащие территории.
Несмотря на географические различия, грубое разделение Аравийского полуострова на «цивилизованный» юго-западный регион и остальную «отсталую» часть является упрощением. Слишком много научных гипотез, даже в последнее время, были основаны на подобной оппозиции и, соответственно, приписывали статические модели этим доиндустриальным обществам. Баланс сил менялся, и, на самом деле, фактические границы между оседлыми и кочевыми регионами часто смещались. Царства южной Аравии использовали кочевников (особенно племя Кинда) из центральной части полуострова в качестве наемников; время от времени кочевники вторгались на территории юга. Точно так же миграции населения с юга на север Аравии, которые произошли, когда южные царства пришли в упадок, должны были изменить религиозную и социальную организацию остальной части полуострова, а не только его демографию.
К концу VI в. н.э. на Аравийский полуостров проникли иудаизм и христианство, особенно на юго-запад и в пустынные регионы, которые граничили с Византийской империей. Обращение негуса12 Эфиопии в первой половине IV в. привело к образованию активного христианского государства вблизи южной Аравии13. Есть свидетельство существования христианских общин в Адане в IV в. Знаменитые христиане из Найрана в Хадрамауте в V в. контактировали с христианами-монофизитами Сирии. Свидетельства распространения иудаизма были обнаружены в оазисах Хиджаза, где его приверженцы успешно выращивали финиковые пальмы. Ряд влиятельных персон в южной Аравии были обращены в иудаизм. Царь Химьяра Юсуф Асар, известный в мусульманской традиции как Ду-Нувас, пришел к власти около 510 г. и стал распространять в своих владениях иудаизм, который исповедовал.
12 Царский титул в Эфиопии. - Прим, науч.ред.
13 См. Gibb et al. (1960), Habashat; см. также Glaser (1895).
427
Кэрол Хилленбранд
Кульминацией его усилий стала резня христиан в Найране. Эфиопы, вероятно поощряемые Византией, пересекли Красное море в 525 г., уничтожили Ду-Наваса и его царство, и установили здесь своей протекторат, который продолжался около пятидесяти лет. Абраха - авантюрист из Эфиопии - впоследствии захватил власть в южной Аравии, и, согласно мусульманской традиции, совершил поход (на который есть намеки в Коране), дойдя до Мекки. Саса- нидская Персия - вторая держава-колонизатор - также принесла свою официальную религию зороастризм на берега южной Аравии. В период 570-575 г. персы занимали Химьяр, и имело место несколько обращений в зороастризм14.
Таким образом, представление об отсталой с точки зрения религиозного развития Аравии несостоятельно. Безусловно, ни иудаизм, ни христианство не закрепились прочно на полуострове. Аравия имела исконные религиозные традиции, но она была также местом миссионерской активности внешних сил, стремившихся колонизировать ее. Распространение иудаизма и христианства, по всей видимости, было частичным и неравномерным. В Хиджазе племена на территориях, граничащих с византийской Сирией, попали под влияние христианства: некоторые, например, Гас- саниды, были обращены в монифизитство, и - среди простого населения - многие искали исцеления у святых столпников в Сирийской пустыне. Из частых упоминаний в Коране пророков, общих для иудео-христианской традиции, а также по краткости, с которой о них упоминается, можно также сделать вывод о том, что сообщества Мекки и Медины, вероятно, успели хорошо познакомиться с этими религиозными традициями, и что тем, кому в первую очередь были адресованы послания Корана, не требовалось подробно пересказывать истории, например, об Иосифе или Ное.
Аравийский полуостров также мог оказывать влияние на территорию Плодородного полумесяца. Арабы перемещались из Аравии на византийские территории. В результате баланс сил в восточных провинциях Византии сместился в сторону неэллинистической части населения, которая, кроме того, часто придерживалась иных религиозных верований, чем их византийские властители. Большинство обитателей византийской Сирии и Египта являлись монофизитами, которые служили литургию на сирийском или
14 Bosworth (1983), р. 593-612.
428
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
коптском языках. Отчуждение от халкидонской формы христианства, насаждаемой Константинополем, которое они переживали, усиливалось за счет понижения в правах и гонений.
Незадолго до начала арабских завоеваний сирийская провинция вновь попала под власть Византии; походы Ираклия в 620-х гг. (на которые есть намеки в Коране) рассматриваются в других главах этого тома. Однако этот военный успех Византии не мог остановить волну упадка городской жизни в Сирии, чуму, сокращение населения и возвращение к скотоводству как основе экономики. У Ираклия просто было недостаточно времени, чтобы восстановить централизованную власть и реорганизовать местную оборону до того, как арабы нанесли свой удар.
А что же другая сверхдержава - сасанидская Персия15? К VI в. империя царя царей {Shahanshah) включала Иранское нагорье и территорию, которую сейчас занимает Ирак. Ее северная граница с кавказскими землями проходила по долине реки Араке; на востоке, пограничным городом был Мерв, за которым в степи жили тюрки- кочевники. На юго-востоке империя простиралась до Систана, что в целом соответствует современной границе между Ираном и Пакистаном. Спорная западная граница в восточной Анатолии и северной Сирии перемещалась в зависимости от исхода борьбы за власть с Византией. Несмотря на свое персидское происхождение, династия Сасанидов сделала столицей город Ктесифон на реке Тигр, который был расположен недалеко от древнего Вавилона и будущего Багдада. Ирак был экономическим центром Империи, источником почти двух пятых ее дохода. В VI в. наблюдались признаки напряженности между централизованными управленческими структурами абсолютной монархии, официальной религией которой был зороастризм, сложной бюрократической системой и иерархией социальных классов, с одной стороны, и центробежными настроениями знати, желающей сохранить за собой власть в провинциях, с другой. XocpoBl Ануширван (531-579 гг.) провел широкомасштабные реформы, направленные на укрепление абсолютной централизованной власти. В частности, его финансовая политика позволила содержать регулярную армию, чья сила заключалась в тяжелой кавалерии - катафрактариях - которые оттачивали свои навыки в Центральной Азии, сражаясь против тюрков. Он также привлекал кочевников-арабов в качестве наемников.
15 См. Christensen (1944); также Frye (1984), р. 116-80.
429
Кэрол Хилленбранд
Однако эти реформы не устранили глубоких разногласий и недовольства в Сасанидской империи, особенно в Ираке. Сама сасанидская аристократия была стратифицирована; ее верхние эшелоны могли при случае посягнуть на власть самого царя царей, в то время как низшая знать - dihqans - имела намного меньше привилегий и часто обеспечивала связь между правительством и крестьянством. Религиозная ситуация в Сасанидской империи была далека от единства. Создается впечатление, что к VI в. государственная религия зороастризм, отождествляемая с консерватизмом, пользовалась лишь ограниченной популярностью. Это, прежде всего, относится к Ираку, где христианство, в частности несторианство, достигло значительных успехов даже среди верхушки персидской знати. Сасанидский Ирак также был центром активной еврейской жизни, несмотря на периодические гонения в V—VI вв., а иудеи составляли значительную часть населения в городах и деревнях. Большинство оседлого населения Ирака говорило на арамейском языке (персы составили здесь лишь правящее меньшинство), а арабский был языком Джазиры и Хиры. В связи с этим можно отметить, что население, по крайней мере, Ирака - первой сасанидской провинции, подвергшейся в военному нападению арабов - религиозно и этнически было отчуждено от своих сасанидских господ, и что оно не было сильно заинтересовано в защите ancien régime16, после того как персидские войска были разбиты пришедшими арабами.
Период, непосредственно предшествовавший завоеваниям арабов, оказался столь же катастрофическим для Сасанидской империи, как и для Византии. Хосров II Парвиз (591-628 гг.) казнил последнего из арабских царей Лахмиды Ан-Нумана в 602 г. и ликвидировал это поддерживаемое сасанидами государство, которое охраняло границу с арабами. Вероятно, в результате возобновившейся войны против Византии при Хосрове II Парвизе и крайне успешных походов Ираклия на сасанидскую территорию (627—628 гг.), земли к востоку от реки Тигр лишились своего населения. Некоторые районы Ирака пострадали от чумы, голода, наводнений и землетрясений. В период между смертью Хосрова в 628 г. и вступлением на престол Йездегерда III в 632 г, когда умер Мухаммад, десять претендентов пытались занять имперский трон. Сасанидская империя в самом деле была очень уязвима.
16 Старого порядка (фр.). - Прим. пер.
430
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
Из вышесказанного очевидно, что общее ослабленное состояние двух сверхдержав, слабость их границ и внутренний упадок городской жизни в провинциях, непосредственно соседствующих с Аравией, привело к образованию вакуума власти, который закончился переходом инициативы к кочевникам-арабам. Новые завоеватели придут в мир, в котором значительные изменения произошли еще до того, как они появились здесь и изменили его еще больше. На самом Аравийском полуострове в период деятельности пророка также оказалось, что баланс сил зависит от кочевников. Они уже наблюдали за конфликтами между серьезно ослабленными сверхдержавами в приграничных областях. Они проникли в южную Аравию, пользуясь ее слабостью, обозначенной внешними вторжениями из Эфиопии и Персии. Многие кочевники практически не проявили никакого интереса к религиям Византии или Персии, возможно, потому, что они означали отождествление с той или иной сверхдержавой. Влияние иудаизма, также, вероятно, было ограниченным. В исламской традиции часто упоминаются hanifs - монотеисты Аравии17, которые не ассоциировались с иудеями или христианами, но практиковали чистую религию Авраама - отца арабов, который основал святилище Кааба в Мекке. Спорным остается вопрос о том, был ли подобный концепт отражением исторической реальности или был создан ретроспективно, как предвестник грядущей религии мусульман, которая по самой своей сути является бескомпромиссно монотеистической. Достаточно сказать, что иудаизм и христианство - монотеистические религии, появившиеся ранее, были широко известны арабам, но не прижились среди них. Аравия оказалась плодородной почвой для новой религии, ставшей основой для создания беспрецедентного надплеменного образования, которое в свою очередь объединит и направит силу кочевников. Мухаммад появится в поворотный момент истории. Предшествовавшее обсуждение исторических условий помогает уяснить некоторые факторы - социальные, экономические, территориальные, религиозные и демографические - которые способствовали успеху деятельности пророка и облегчили распространение новой религии. Тем не менее, феномен возникновения ислама не поддается упрощенным объяснениям.
17 Gibb et al. (1960), hanif.
431
Кэрол Хилленбранд
ПРОБЛЕМА ИСТОЧНИКОВ
Несмотря на огромное количество научных исследований и изобилие появившихся в последнее время теорий, связанных с феноменом возникновения ислама и первой мусульманской империи до 750 г., структура подробных «фактов», лежащих в основе этого феномена, остается неопределенной с точки зрения историографии. Деятельность Пророка быстро стала центром благочестивой мусульманской традиции и священной истории: важные этапы его деятельности на земле приобрели символическое значение. В центре мусульманской традиции, повествующей о возникновении ислама, лежит не «вымысел» или искажение исторической правды, как утверждают некоторые. «Общепризнанная» версия возвышения ислама основана на «ниспосланной» истине о деятельности пророка и исламских завоеваниях, которая была заключена в дошедшем до наших дней корпусе мусульманских историографических работ. Другими словами, не только высказывания и мнения Мухаммада, но и его действия, включая военные походы, которые наблюдали и описывали его сподвижники и их преемники, превратились в примеры для всего мусульманского сообщества. Со временем они были дополнены другими сюжетами и аппаратом, детализирующим процесс распространения ислама. Таким образом создавался рассказ о событиях, компоненты которого были, так сказать, взаимосвязаны и взаимно дополняли друг друга. Завоевания также стали частью священной истории, а священная история не так легко подвержена изменениям, будь то в деталях, или в основных сюжетных линиях. Но означает ли это, что мы должны или согласиться с ней, или оставить ее в покое? Мы увидим, что, на самом деле, существуют некоторые объективные способы контроля, которые могут быть применены к информации, содержащейся в мусульманской литературной традиции, и что они склонны подтверждать общую достоверность основных сюжетных поворотов этой традиции. Возможно, именно небольшое количество таких способов контроля, спровоцировало ряд огульных нападок на достоверность рассказа мусульман о возникновении ислама18; но нам стоит помнить слова Карла Сагана19 о том, что «отсутствие доказательств не доказывает отсутствие
18 Конструктивные см. в Crone и Cook (1977), Wansborough (1978).
19 Известный американский астрофизик и популяризатор науки. - Прим, науч.ред.
432
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
явления». События 620-660-х гг., относящиеся к священной истории в мусульманской традиции, становятся неизменяемыми, как только получают дошедшую до нас письменную форму. События, представленные в подобном ключе, не подчиняются законам «обычной» истории; они функционируют на совершенно другом уровне. Но то, что они действительно включают реальные исторические события не подлежит сомнению - и не должно ему повергаться «из принципа», просто потому, что они представлены в форме религиозных текстов.
К ядру этой священной истории были добавлены (как мы увидим) элементы устной традиции, или прямая пропаганда. Их можно определить как маргинальные. И, разумеется, чем более удалены события от жизни самого пророка, тем чаще они попадают в категорию «традиционной» истории. Но при изучении первых десятилетий существования ислама сохраняется неразрешимая проблема: священная история представляет прошлое как единый монолитный блок, крайне разнообразные составные части которого были преобразованы в одно целое, и который изнутри отторгает попытки его анализа по частям. Здесь следует упомянуть и еще об одном аспекте исламской культуры. Источником самых ранних сведений о возникновении ислама является устная традиция. Память в племенных сообществах - это тонко настроенный инструмент, при помощи которого опытные рассказчики и поэты демонстрировали невероятное мастерство повествования и красноречия. И все же «исторические» временные рамки сообщества с устной традицией - размыты и обычно лишены точных хронологических отметок. На устную традицию нельзя полагаться при воссоздании строгой последовательности событий, касающихся исторической личности или деталей исторических ситуаций. Эти замечания совершенно точно не подразумевают, что корпус дошедшего до нас исламского исторического материала (датируемый в основном VIII-IX вв.) был основан на «вымысле». Как уже отмечалось, священная история имеет нормативное значение, а ключевые события и действующие лица на ранних стадиях приобретают исключительное значение для верующих. Даты и подробности закрепляются в священной традиции.
Общепринятый взгляд на возникновение ислама, выработанный великими исламскими историками аббасидского периода (и, прежде всего, ал-Балазури (ум. 892 г.) и ат-Табари (ум. 923 г.)), является результатом двухстороннего влияния: со стороны нескольких
433
Кэрол Хилленбранд
поколений устной традиции (тщательно оберегавшейся верующими, обеспокоенными сохранением памяти об основных этапах деятельности пророка и славных победах исламских завоевателей) и со стороны корпуса материалов, которые уцелели от первых письменных исламских исторических источников, не дошедших до нас целиком. Некоторые из великих аббасидских историков являлись «компиляторами» в истинном смысле этого слова; в основном они были богословами, собиравшими и фильтровавшими крупицы информации, дошедшие от их предшественников, не важно была ли она отрывочной или полной. Эти фрагменты и рассказы были снабжены аппаратом (так называемым isnads, который восстанавливал цепь рассказчиков), с целью демонстрации подлинности приводимых сведений. Поэтому, весьма вероятно, что хотя первые дошедшие до нас исламские исторические источники датируются периодом гораздо более поздним, чем многие события, зафиксированные в них, они все же содержат достоверные более ранние сведения. Несомненно, что многие традиционалисты, остро осознавая опасность передачи ненадежной информации, не просто повторяли материал, который они унаследовали или собрали, но приложили всевозможные усилия, чтобы проверить его, следуя инстинктам настоящих историков. В не меньшей степени вероятно, а иногда и неопровержимо доказано, что, аппарат isnad, хотя и интересный с просопографической точки зрения, не гарантирует «надежности» информации. Другие аббасидские историки, такие как ал-Якуби (ум. 897 г.) и ал-Масуди (ум. 956 г.), создали компендиумы, которые стали результатом отбора и интерпретации более ранних источников, утраченных в настоящее время. Таким образом в самой исламской традиции присутствуют зачатки внутренней критики историографии, и проверки достоверности событий путем сравнения одного источника с другим.
Это был небольшой шаг от провозглашения верности священной истории до использования ее в просопографических целях. Подобный подход легко применим к феномену первых исламских завоеваний. Аббасидские историки быстро использовали весь пропагандистский потенциал мусульманских побед - как для престижа халифов Аббасидов, так и для славы ислама. Военный успех был воспринят как явление людям на земле предначертанной божественной воли, неумолимо ведущей к его полному и окончательному откровению - исламу. Рассказ о знаменитой битве
434
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
часто содержит мало конкретной информации, но ей придается символическое значение на нескольких уровнях с узнаваемыми topoi20, в число которых входят крайне стилизованные диалоги между главными героями. Типичным примером является описание битвы при Кадисии, переданное ал-Балазури. Сасанидская конница не позволила «неотесанному» бедуину ал-Мугире ибн Шубба, вооруженному сломанным и завернутым в тряпье мечом, сидевшему верхом на изможденной лошади, усесться на помосте рядом с «цивилизованным» персидским командиром Рустамом. Но мусульманский лидер превзошел Рустама в последовавшим за этим обмене мнениями: ал-Мугира игнорирует насмешки Рустама над арабами, которые вторглись на сасанидскую территорию в связи с экономическими трудностями, и гордо заявляет, что он и его спутники пришли, чтобы призвать персов принять ислам21. Аналогичным образом и рассказы о взятии мусульманами отдельных городов часто содержат тексты, претендующие на то, что они являются настоящими договорами о капитуляции перед мусульманами. Они якобы содержат данные, подписи и даже «точный» размер подушного налога, подлежащего уплате, - но их не следует воспринимать буквально22. Они кажутся скорее идеализированными схемами ретроспективно приписанными к отдельным стадиям мусульманских завоеваний, а не «точными» рассказами о них. Они отражают заботы легистов периода Аббасидов, занятых кодификацией SharVa (Фикха), которые хотели создать модели поведения, основанные на Коране и Сунне (термин, который, в конце концов, станет означать идеализированное поведение пророка).
Сам Коран не легко использовать в качестве исторического источника, хотя предпринимались попытки извлечь из него биографию пророка. Несомненно, осуждение в нем некоторых сторон жизни арабов, проливает свет на основные социальные условия и практики, которые пророк хотел изменить, но попытка проследить последовательные этапы его деятельности через аллюзии Корана может привести к грубым и упрощенным выводам. Ведутся серьезные споры даже о настоящей хронологической последова¬
20 Общими местами (греч.). - Прим. пер.
21 ал-Балазури, Futuh al-buldan («Книга завоевания стран»), перевод Hitti and Murgotten, р. 412.
22 Например, соглашение, заключенное Халидом ибн аль-Валидом при взятии Дамаска в 14 г.х., приводимое ал-Балазури, р.187.
435
Кэрол Хилленбранд
тельности его глав. Hadith, который включает предполагаемые слова и поступки пророка, переданные его сподвижниками и последующими поколениями первых мусульман, использовался мусульманскими учеными совместно с Кораном, чтобы прояснить и снабдить подробностями отдельные краткие утверждения в Коране. Однако, Hadith также сложно использовать в качестве исторического источника. Их фрагментарный, иносказательный характер не позволяет связать их воедино. Они достоверно отражают подвижность, разнообразие и изменчивость некоторых аспектов ранних исламских ритуалов и законов, а также усилия верующих по определению сути «истинного ислама» в первые два-три столетия мусульманской эры. Hadith служит также основой большей части «общепринятой версии» жизни пророка - Sira (священная биография, составленная в VIII в. ибн Исхаком (ум. 767 г.) и переработанная ибн Хишамом (ум. 833 г.)). Хотя она включает чудеса и легенды, Sira служит основой для современных биографий пророка, включая те, что написаны западными востоковедами. Зная о связанных с Sira историографических проблемах, которые они всесторонне анализируют, эти ученые с неохотой прибегают к ее рассказам в условиях буквального отсутствия других источников.
Безусловно, не следует сбрасывать со счетов мусульманскую историографическую традицию, несмотря на сложности, связанные с ее использованием, не в последнюю очередь потому, что она является основным корпусом текстов, доступных нам по истории возникновения ислама и первой мусульманской империи. Не так давно была предпринята попытка выйти за рамки мусульманской историографической традиции и попытаться восстановить раннюю историю ислама по неисламским источникам. Подобный подход, хотя и казался захватывающим, оказался безрезультатным - христианские и еврейские источники смотрят на возникновение ислама через призму непонимания и предрассудков. Кроме того, они охватывают большой исторический период, часто отражают недопонимание событий, о которых рассказывают, и также изобилуют анахронизмами и идеологическими элементами, как и мусульманские источники. Прежде всего, они недостаточно объективны, чтобы по ним можно было корректировать исламскую традицию. Несомненно, сведения христианских источников VII-VIII вв. нуждаются в лучшем изучении, поскольку они отра¬
436
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
жают контекст, в условиях которого христиане реагировали на присутствие ислама. Однако при попытках восстановить первые шаги ислама опасно легковерно полагаться на немусульманские источники. Другие вопросы, такие как возможная взаимосвязь между мусульманским, еврейскими и христианскими источниками, все еще требуют дальнейшего изучения.
До какой степени современные данные нумизматики, папирусов, археологии и дошедших до нас памятников могут пролить свет на достоверность традиционных мусульманских письменных источников? Если существует совпадение между утверждениями исторических источников и свидетельствами материальной культуры, не следует ли нам более позитивно отнестись к ценности информации, содержащейся в исламских исторических источниках? Например, данные дошедших до нас монет ясно указывают на переход между позднеантичной и ранней исламской формой правления23. Арабы не сразу стали чеканить собственные монеты. Анализируя изменения первых исламских монет можно проследить переход контроля над монетным двором от византийских и сасанидских чиновников к их мусульманским коллегам, и все те изменения, к которым это привело в сфере государственного управления. Существуют убедительные доказательства того, что арабы сохраняли разделение между Византией и Персией, что византийские и сасанидские монеты продолжили хождение после захвата власти мусульманами, и что некоторые из них все еще чеканились, хотя технически были устаревшими, и предназначались для использования мусульманами - в этой связи показательно непропорциональное количество монет Йездегерда III и Ираклия. Двуязычные монеты середины VII в. с надписями на греческом или среднеперсидском одновременно с арабским языком, и постепенное изменение исламского дизайна монет (удаление крестов и огненных алтарей и замена религиозных формул, таких как Shahada, или изображений правящего халифа) отражают рост исламского самосознания и уверенности в себе, кульминацией которого станут монеты последнего десятилетия VII в., которые свидетельствуют о реформе монетного дела и превращении арабского в официальный язык исламской империи - событие, которое было зафиксировано в письменной истории. Данные нумизматики предоставляют нам
23 См., например, Walker (1941а) и (1941b); Grierson (1960); Morony (1984), р. 38-51.
437
Кэрол Хилленбранд
непрерывный список губернаторов провинций, например, в Иране и Ираке, и подтверждают информацию об административных округах, содержащуюся в текстах.
Дошедшие до нас папирусы относятся в основном к последним десятилетиям VII и VIII вв., хотя один из них, датируемый 643 г., подтверждает начало отсчета мусульманской эры от 622 г.24 Также и надгробный камень в Каире (Музей исламского искусства, №1508/20) с именем некоего Абд ал-Рахмана ибн Хайра датируется 31 Джумада ас-сани / январем-февралем 652 г.25. Недатированный фрагмент папируса с надписью на греческом, найденный в пустыне Негев израильскими археологами, содержит подтверждающие сведения другого рода. Его подлинность не вызывает сомнений. Он содержит имена и платежи, и, кажется, является частью армейского реестра (diwan). Таким образом, он представляет собой документальное доказательство одного из аспектов военного управления, хорошо описанного в письменных источниках.
Что касается архитектурных памятников, самым выдающимся монументом рассматриваемого периода является Купол Скалы в Иерусалиме, с фундаментальной надписью 72/692 г. Специалисты по Корану решительно отвернулись от эпиграфики Купола Скалы, с его 240-метровыми цитатами из Корана26. Хотя эти сведения были опубликованы ван Берхемом не позднее 1927 г., немногие исследователи Корана даже просто упоминают их, не говоря уже о том, чтобы делать какие-либо выводы на их основе. Это актуальная задача для будущих исследований. Тоже относится и к роскошному Корану, недавно обнаруженному в Йемене, который в настоящее время находится в Доме рукописей в Сане; анализ содержания углерода-14 с 95% точностью относит его к знаменательному периоду 645-690 гг.27
Как же нам двигаться вперед? Те, кто поддерживает теорию об историографической «черной дыре» на месте ранней истории Ислама, очень убедительно доказывают свою точку зрения по этому поводу и затем приступают - демонстрируя при этом весьма слабое представление о серьезной противоречивости своего поведения - к пересказу общепризнанного исламского взгляда на весь этот период во всех его подробностях. Вместо того, чтобы перенимать
24 Grohmann (1952), р. 4.
25 Combe et al. (1931), р. 6.
26 Kessler (1970).
27 См. von Botmer (1987), p. 4—20.
438
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
подобный шизофренический подход, можно действовать более осторожно и рассмотреть, какие части исламской историографии могут быть подтверждены внешними свидетельствами - материальными предметами или неисламскими письменными источниками. При использовании такого подхода в исторической картине могут быть намечены определенные устойчивые ориентиры. Точные даты и последовательность большей части событий, связанных с исламскими завоеваниями никогда не будут установлены, но относительно раннее создание новой исламской империи может быть подтверждено всей цепочкой арабо-византийских и арабо-сасанидских монет, выпущенных в ранний омейядский период на множестве широко рассеянных по империи монетных дворов. Если отдельные фундаментальные положения исламской традиции могут быть подтверждены внешними источниками, не является ли это основанием для более широкого признания как общего направления развития событий, которые описывает эта традиция, так и, по крайней мере, некоторых ее более подробных сведения?
Существует мнение, что лучшим средством совершенствования наших знаний было бы обобщение результатов, полученных археологами и историками. Подобный подход внушает доверие, но при его критическом рассмотрении становится ясно, что два эти направления не стыкуются. Слова историков и археологов проходят мимо друг друга, потому что у них очень разные цели. Археологи сообщают множество деталей о том, какую керамику использовали люди, в каких домах они жили, и как были организованы их поселения, но письменные исламские источники по большей части содержат очень мало информации о подобных вещах. Археология всего лишь доказывает то, на что и так указал бы здравый смысл, а именно, что имела место преемственность в повседневной жизни между поздней Античностью и исламским периодом. Все зависит от вопросов, которые мы задаем к этому ключевому периоду. Археология практически ничего не говорит о микрокосмических проблемах, которые традиционно привлекают внимание большинства историков раннего исламского периода. Но если центр внимания сместится и затронет макрокосмиче- ские вопросы, такие как условия жизни в деревнях и небольших городах Леванта в VII-VIII вв., или характер поселений в степи/ пустыни и хозяйственной деятельности в них, тогда, без сомнения,
439
Кэрол Хилленбранд
археология содержит в себе ключ к ответам на них. Это особенно актуально для периода 710-750 гг., когда была построена большая часть резиденций Омейядов в пустыне. Но все это очень мало связано с бурными спорами 1970-х гг. Тем, кто поставил под сомнение общую достоверность традиционного мусульманского рассказа о произошедшем в период между 600 и 650 гг., археология оказала незначительную помощь - не в последнюю очередь из-за отсутствия раскопок в ключевых местах Аравии, особенно в Мекке и Медине, и споров о датировке первых мечетей, которые могут рассказать об откровении, побудившим пророка изменить направление молитвы (qibla) с Иерусалима на Мекку.
ПУТЬ МУХАММАДА
Священные «камни» в традиционной биографии пророка зафиксированы в сознании мусульман в неизменном виде и почитаются в течение множества поколений. С точки зрения мусульман, деятельность Мухаммада не является подходящим предметом для исторического исследования. Тем не менее историки столкнулись с феноменом новой мировой религии и империи, явившимся непосредственным итогом деятельности Мухаммада. Поэтому любой, даже самый осторожный, исторический анализ должен начинаться с его жизни и пытаться выделить, по крайней мере, ее основные вехи. Последующий за этим короткий рассказ основан на традиционных исламских источниках; там, где это уместно, также упоминаются сведения из немусульманских работ.
Дата рождения пророка не может быть точно установлена ни по мусульманским, ни по внешним источникам, хотя вероятно она приходится на 570-е гг. Он родился в Мекке в Бану Хашим - одном из второстепенных кланов племени курайшитов, который обладал некоторым престижем, но чье богатство и политическая власть пошли на спад после 570-х гг. Его, рано осиротевшего (Коран 93:6 неоспоримо свидетельствует об этом)28, воспитал дядя Абу Талиб. В юности Мухаммад занимался торговлей, работая на богатую вдову Хадиджу, на которой он впоследствии женился (в работах византийского историка начала IX в. Феофана упомина¬
28 Коран. 93:6: «Разве Он не нашел тебя сиротой и не дал тебе приют?» (Цит. в пер. Э. Кулиева. В оригинале ссылка на перевод, выполненный Picthall, р. 656 - Прим. пер.).
440
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
ется как его сиротство, так и женитьба)29. В браке родилось семеро детей, только одна из которых - Фатима - дожила до взрослого возраста и стала матерью внуков Мухаммада - Хасана и более знаменитого Хусейна.
В зрелые годы (согласно традиции около сорока лет) Мухаммад начал уходить из Мекки, чтобы в течение длительного времени медитировать на горе Хира, где Господом ему были ниспосланы первые откровения. Они оказали на него ошеломляющее воздействие. После первоначальных сомнений в себе и при искренней поддержке Хадиджи, он все больше убеждался в истинности своего божественного призвания. Около 613 г. он посчитал своим долгом начать проповедь среди жителей Мекки. В первоначальных пророческих сообщениях, которые составляют самые первые мекканские главы (суры) Корана, подчеркивалась неотвратимость Судного дня и настоятельная необходимость людям покаяться. Язык Корана пронизан драматичностью, захватывающей тех, кто слышит его. Однако, его послание не было услышано. Тем не менее Мухаммад смог собрать вокруг себя небольшую группу увлеченных последователей, которые «склонились перед Господом » (что означает слово мусульманин). Откровения продолжились. Разлад с политеистами - жителями Мекки - усилился, по мере того как бескомпромиссный монотеистический акцент ислама (очевидный начиная со средних мекканских сур) становился все более выраженным. Мекканцы преследовали мусульман и некоторые из них, согласно исламской традиции, около 615 г. перебрались в Эфиопию, где их взял под защиту негус. Однако, на этом этапе Мухаммад все еще пользовался поддержкой своего клана и его главы - своего дяди Абу Талиба. Главным поворотным моментом для Мухаммада стал 619 г., когда умерли Хадиджа и Абу Талиб; другой его дядя Абу Лахаб, ставший новым главой клана, не стал мириться с его деятельностью. Лишенный зашиты, Мухаммад был вынужден искать новый центр пропаганды ислама.
Около 620 г. к нему обратились несколько жителей Ясриба, которые пригласили его выступить судьей во внутренних спорах, парализующих их жизнь. В конце концов он принял их предложение и 24 сентября 622 г. вступил в город (вскоре переименованный в Madinat al-nabi - «город пророка» - и известный с тех пор как Медина). Когда позже будет введен мусульманский календарь,
29 Феофан Исповедник, «Хронография», перевод Turtledove, р. 34.
441
Кэрол Хилленбранд
эта дата ознаменует начало исламской эры в память о hijra («переселении») Мухаммада из Мекки в Медину. Папирус от 643 г., датируемый «22 годом», подтверждает, как кажется, что 622 г. был началом новой эры. В Медине арабы делились на две основные враждебные друг другу племенные группы - Аус и Хазрадж. Там также проживали три основных еврейских клана - Курайза, ал-Надир и Кайнука. Сложно определить, как точную «этническую» идентичность этих «еврейских» элементов (были ли они евреями, говорившими по-арабски, или же принявшими иудаизм арабами?), так и то, какую форму иудаизма они исповедовали. Однако, очевидно, что они играли важную роль в экономической жизни Медины, и контактировали с группами евреев в других частях Аравии. Они вполне могли быть теми, кто познакомил арабов в Медине с концепциями монотеизма и библейскими историями. В течение следующего десятилетия (622-632 гг.) пророку была предоставлена возможность свободно проповедовать, открыто отправлять культ и создать теократическое исламское сообщество (итта) в Медине. Новоприбывшим мекканским мусульманам (так называемым Переселенцам - muhajirun - форма этого слова используется в ранних греческих и сирийских источниках), которые приехали без средств к существованию и поддержки, необходимо было стать частью общества Медины. Эта проблема первоначально была решена с помощью системы «братства», созданной Мухаммадом между отдельными переселенцами и мединскими мусульманами (так называемыми Помощниками - Ansar). Ибн Исхак приводит документ, известный как Мединская конституция30, аутентичность которой достаточно вероятна. Датируемая вторым или третьим годом мединского периода, она демонстрирует великолепные способности Мухаммада в качестве третейского судьи и его попытки преобразовать гетерогенные элементы общества Медины в единое сообщество. Текст демонстрирует, что даже на этой ранней стадии дух итта был чисто исламским - высшая власть была надпле- менной и принадлежала Богу и его пророку Мухаммаду - но Конституция допускала также включение в нее евреев и язычников и, говорила о том, что Мухаммад еще не был бесспорным лидером в Медине. Однако, прагматическая позиция этого документа вскоре претерпела изменение, в связи с усилением положения пророка и потребностью в исключительно мусульманском сообществе.
30 См. Serjeant (1964b), р. 3-16.
442
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
Когда Мухаммад заложил основы итта, откровения продолжились; мединские главы представляют более длинные высказывания о поведении мусульман в каждом аспекте их личной и общественной жизни. Сложно установить с хронологической точностью их внутреннее развитие в мединский период, но очевидно, что попытки Мухаммада добиться от мединских евреев, которых он хотел включить в сообщество, признания исламских откровений натолкнулись на противодействие. Его знакомство как с иудейскими, так и с христианским писаниями упоминается Феофаном. Однако Коран передает растущее разочарование в евреях и усиливающийся акцент на исключительности и самобытности новой веры - ислама. Коран также упоминает лицемеров (munafiqun), вероломных членов сообщества, подрывающих его основы, которые угрожали разрушить его.
Параллельно с построением гармоничного сообщества внутри, Мухаммад должен был отражать внешние атаки мекканцев, которые угрожали самому существованию итта. Исламская традиция фиксирует его борьбу против мекканцев в серии сражений, послуживших прообразом jihad, который определяется мусульманами как оборонительная борьба против внешней агрессии. Успешная борьба Мухаммада с внешним врагом сопровождалась усилением его решимости очистить Медину от опасных внутренних элементов, прежде всего, евреев. Битва при Бадре 624 г. - первая значительная победа мусульман над мекканцами - нанесла урон престижу Мекки и послужила жизненно важным стимулом, укрепившим дух мусульман, став мощным доказательством истинности новой веры. После нее Мухаммад изгнал еврейский клан Кайнука из Медины; их имущество стало собственностью итта. Годом позже, несмотря на то, что мекканцы нанесли поражение мусульманам в битве при Ухуде, они не смогли добиться устранения Мухаммада. Вскоре после этого он выступил против второй еврейской группы - Надир, и изгнал их в Хайбар и другие еврейские поселения. В 627 г. попытка мекканцев захватить Медину силой потерпела неудачу в так называемой Битве у рва. После нее Мухаммад расправился с оставшейся группой евреев - Курайза: мужчины были казнены, а женщины и дети обращены в рабство.
Мухаммад теперь обладал абсолютной властью в Медине и обратил свое внимание на Мекку. В идеале он предпочел бы мирно включить свой родной город в состав итта, в которую вскоре стали
443
Кэрол Хилленбранд
входить племена, проживающие на территории вокруг Медины; этого удалось добиться путем хитроумных переговоров и союзов, а не с помощью военной силы. Основания для мирного вступления в Мекку были созданы через два года. В то же время границы общины расширились и стали включать некоторые арабские племена на окраинах Сирийской пустыни, которых Мухаммад призвал принять ислам и подчиниться власти итта. В 628 г. он объявил о своем желание совершить паломничество в Мекку. В ходе него он достиг Аль-Худайбийи на окраине мекканского haram и заключил мир с мекканцами, позволивший ему вступить в город на следующий год. Вскоре после этого Мухаммад захватил принадлежавший евреем оазис Хайбар. Поведение пророка в этом случае - он позволил местным жителям (которые были «людьми Писания», располагавшими собственными Священными текстами) - остаться там и исповедовать свою веру при условии выплаты ежегодного подушного налога (jizya) - такой подход станет моделью поведения по отношению к завоеванным впоследствии народам. В 629 г. в соответствии с Худайбийским мирным договором, мекканцы на три дня покинули свой город, пока мусульмане совершали iumra’ (малое паломничество). На этой стадии жители Мекки все еще отказывались от предложений Мухаммада о перемирии. В январе 630 г. Мухаммад совершил триумфальный въезд в Мекку, которая мирно сдалась ему. Через несколько недель он разбил большую вражескую армию арабских племен из центральной Аравии при Хунейне.
Оставшуюся часть своей жизни - всего 2 года - он провел в Медине, продолжая политику по обеспечению северных путей в Сирию и расширяя итта. Уже в 629 г. он направил значительные военные силы под командованием своего приемного сына Зейда в Палестину. Поход оказался неудачным. Однако, импульс к экспансии был сохранен. Сам Мухаммад в 630 г. принял участие в сирийском походе на Табу к. В этом году многочисленные делегации племен заключили договоры с пророком, вероятно, подразумевающие с их стороны различную степень приверженности - религиозной и политической - умме.
В 632 г. пророк совершил Прощальное паломничество в Мекку - в этот раз исполняя все обычаи hajj’а, который стал моделью для будущей исламской практики - и по возвращении в Медину начал подготовку к масштабному походу за реку Иордан, который он
444
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
собирался возглавить сам. Незадолго до начала похода, Мухаммад внезапно и тяжело заболел. Он умер 8 июня 632 г. (Феофан указывает дату на год раньше)31. К моменту смерти Мухаммада большая часть арабов попала под его влияние. Были заложены основы новой веры - ислама, создано энергичное сообщество, которому вскоре предстояло разрастись в огромную мировую империю. Это стало возможным благодаря выдающейся личности пророка, его замечательным лидерским качествам и харизме, память о которых вдохновляла его последователей на продолжение предприятия, начатого им. Отмечая достойный подражания характер пророка и его религиозной деятельности среди мусульман, необходимо подчеркнуть, что он считал себя всего лишь человеком, и что его современники смотрели на него так же. Он был посредником, с помощью которой люди получили божественное откровение. В то же время он смог превратить откровения в основу для действий и организовать сообщество, способное увековечить новую веру.
Каковы были характерные черты «раннего ислама», первоначальной веры, проповедуемой и соблюдаемой пророком? Это нелегко понять, отталкиваясь от свидетельств Корана, который содержит откровения и организован не по тематическому принципу. Однако, он является самым ценным источником для изучения развития ислама. Последовательно раскрывая содержащиеся в нем смыслы, он отражает внутреннее определение ислама как всеобъемлющей веры и образа жизни, и развитие, в ходе которого ислам отмежевался от иудаизма и христианства, с одной стороны, и от доисламской политеистической среды, с другой. Ислам стал подчеркивать бескомпромиссное единство Бога, резко контрастируя как с арабским идолопоклонством, так и с христианскими доктринами о божественности Иисуса и Троице. Бог - трансцендентен, всемогущ, он - высший судья; и, тем не менее, он ближе к человеку, чем его собственная яремная вена. У ислама были общие черты с другими монотеистическими религиями Ближнего Востока: как и в сирийском христианстве, Судный день был пугающе неизбежен, в то же время, как и в иудаизме, мусульмане молились на священный город и подчеркивали важность поста. Но, несмотря на общее наследие, ислам считался вершиной и концом предшествующих откровений.
31 Феофан Исповедник, «Хронография», перевод Turtledove, р. 34.
445
Кэрол Хилленбранд
В начале его проповедей, казалось, что Мухаммад считал себя пророком, одним из длинной череды фигур, общей для иудеев и христиан, который пришёл «предупредить» новые поколения, что они сбились с пути истинного, что Божий суд неизбежен, и что необходимо срочно покаяться. Коран отсылает к тяжким наказаниям ада в запоминающихся образах. Если бы только человек заметил чудесные знаки Божественного творения, он без сомнения признал бы Бога всемогущим. Мекканские суры подчеркивают важность частой молитвы и милосердия по отношению к беднякам. Постепенно учащаются нападки на политеизм жителей Мекки; Кааба принадлежит Аллаху - единственному истинному Богу. Когда жители Мекки отказываются прислушаться к посланию, Коран напоминает об ужасной судьбе предыдущих поколений, которые пренебрегали своими пророками.
Как мы уже видели, разрыв с иудаизмом только увеличился в мединский период. Первоначально Мухаммад объявил десятый день Мухаррама днем поста для мусульман (см. Йом-Киппур), и в какой-то момент он перенял практику обращения к Иерусалиму при молитве. Пятница стала днем службы для прихожан, проводимой во дворе дома Мухаммада. Когда послание, которое он проповедовал, не получило признания среди евреев Медины, этот кризис привел к дальнейшему пересмотру новой веры; евреи получили только часть откровения (Коран 4:44). На второй год после хиджры (623-624 гг.) направление молитвы сменилось с Иерусалима на Каабу (Коран 2:142-150). Коран также подчеркивает роль Авраама как праотца арабов и первого мусульманина (Коран 3:67). Пророк должен был возвратить Каабу, основанную Авраамом (Коран 2:125), к ее первозданному единобожию. В начальный мединский период также обострился разрыв с арабским многобожием. Новая вера должна была прийти на смену и выйти за пределы как кровной верности (Коран 2:216), так и древних политеистических ритуалов, таких как запрет на столкновения в священные месяцы (Коран 2:217).
Роль паломничества как столпа ислама была определена еще при жизни пророка; Кааба стала центром преобразованного хрестоматийным поведением пророка в последний год его жизни мусульманского hajj’а. В самом деле, ко времени его смерти, пять столпов ислама - провозглашение веры, пост, молитва, раздача милостыни и паломничество - уже существовали. Откровения Корана использовались в раннем мусульманском богослужении
446
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
и заучивались верующими. Подобно Моисею до него, «печать пророков» участвовал в социальной активности и проповедовал. Его послания и поступки в Медине акцентировали необходимость поддержания братства и взаимной солидарности, но итта была сверхбратской общностью, определяемой по новым исламским критериям.
Кому пророк направлял послание ислама? Ответ на этот вопрос продолжает оставаться дискуссионным. Приводились веские доводы в поддержку мнения, что он считал целью своей миссии все человечество, а не только арабов. И, наоборот, на основе свидетельств Корана можно утверждать, что он работал в своей собственной среде и что, что его миссия была направлена на арабов. Подлинность писем пророка к различным властителям своего времени, включая византийского и сасанидского императоров и негуса Эфиопии, с предложением принять ислам, по праву была поставлена под сомнение. Однако, весьма вероятно, что пророк поддерживал регулярные контакты с местными правителями, чьи земли граничили с Аравией, и что он намеревался распространить ислам среди арабов на границах или уже в пределах византийских и сасанидских территорий. Об этом явно говорит эпизод в Му те и его участие в походе 630 г. на Табук.
ИСЛАМСКИЕ ЗАВОЕВАНИЯ В 632-711 гг.
Создание исламской империи, которое последовало за смертью пророка в 632 г., не строго, но удобно укалывается в два этапа. Первый представляет собой серию быстрых и удивительно легких завоеваний территорий ближайших к Аравии, которые вскоре привели византийскую Сирию, Палестину и Египет, а также саса- нидский Ирак под власть Медины. На втором этапе завоевания были затяжными и более трудными, но, в конце концов, добавили к владениям арабов сасанидский Иран, части Центральной Азии на Востоке и побережье Северной Африки на западе. 711г. удобен в качестве даты, к которой можно отнести конец завоевания обеих крайних пунктов исламской империи - Испании и Индии; установленные в этом году границы исламского государства в общих чертах останутся неизменными до XI в.32 К началу VIII в. араб-
32 Последние второстепенные работы по исламскому завоеванию: Donner (1981); Kaegi (1992).
447
Кэрол Хилленбранд
ска я мусульманская империя достигла пределов своей военной и управленческой жизнеспособности, и волна успешных завоеваний пошла на спад - поворотный момент в них традиционно связывается на Западе с битвой при Пуатье в 732 или 733 гг., чье значение было сильно преувеличено, но которая стала символизировать начало новой фазы сокращения мусульманских территорий и их консолидации. В результате мусульманской экспансии в период 632-711 гг. Сасанидская империя была «уничтожена, как если бы она никогда не существовала» (Ибн Хальдун)33. Византия, хотя и сильно уменьшилась в размерах и лишилась владений в Леванте, продолжила сражаться дальше, несмотря на несколько решительных, но неудачных нападений мусульман на Константинополь в этот период. После этого, столица Византии перестала быть главной их целью.
Первые внешние завоевания, совершенные под знаменем ислама, были на удивление быстрыми и успешными. Они имели место в то же время, когда первый халиф Абу Бакр пытался покорить весь Аравийский полуостров. В действительности, оба этих направления деятельности - начало завоевания византийских и сасанидских территорий и обретение полного контроля над самим полуостровом - были частью первого внешнего броска нового исламского государства в Медине, целью которого было распространение своей веры и власти. В царствование первых двух халифов - Абу Бакра (632-634 гг.) и Умара (634-644 гг.) - произошло подчинение всей Аравии, левантийских провинций Византии и сасанидского Ирана. Правители Медины, вероятно, с самого начала понимали необходимость поддерживать военный импульс, как для выживания единой итта, так и для расширения ее территории. Точную хронологию первой фазы завоеваний и вклад в него отдельных исламских предводителей невозможно восстановить досканально. Даже даты ключевых битв и капитуляции важных городов остаются предметом споров. Тем не менее общий размах мусульманских побед неопровержим. Первоначально, набеги часто совершались на двух или более направлениях одновременно. Они не всегда бывали одобрены или инициированы халифом в Медине. По мере увеличения расстояния, пройденного мусульманскими армиями, усиливалась проблема коммуникаций. Ряд военачальников, таких как Амр ибн ал-Ас и Халид ибн ал-Валид, в некоторых
33 Ибн Хальдун, Мукаддима («Введение»), перевод Rosenthal, р. 1.
448
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
случаях действовали по своей собственной инициативе. Даже на первых стадиях мусульманской экспансии имели место временные неудачи, и иногда арабам приходилось предпринимать несколько попыток захвата отдельных городов, таких как Дамаск и Александрия. Однако, как правило, арабы удерживали завоеванные территории и начинали создавать первичную инфраструктуру для управления ими.
Сасанидский Ирак оказался легкой мишенью для мусульманских армий. Согласно традиционным мусульманским свидетельствам, Мутанна ибн ал-Харит, глава племени Бакр, при поддержке отрядов из Медины под предводительском «меча ислама» Халида ибн ал-Валида воспользовался уязвимостью границы с Сасани- дами. После взятия Хиры арабы нанесли тяжелое поражение сасанидской армии в битве при Кадисии (636 г.) и построили две укрепленные базы - Басру и Куфу, из которых производились дальнейшие завоевания на востоке. С захватом сасанидской столицы Ктесифона и последовавшей за ним победой при Нехавенде в 642 г. арабы вскоре стали хозяевами сасанидского Ирака, а также западного и центрального Ирана. Последний сасанидский император Йездегерд III отступил в Хорасан, где и умер в 651 г.
Подобно арабскому завоеванию сасанидского Ирака, присоединение византийской Палестины и Сирии первоначально было результатом действий арабских племен, проживавших ближе всего к границе, и усиленных отрядами, которые отправил халиф из Медины. Решающими сражениями с византийцами, по всей видимости, были победа при Аджадайне в 634 г. (после того как Халид ибн ал-Валид совершил свой легендарный переход из Ирака в Сирию через безводную пустыню) и битва при Ярмуке, которую Феофан датирует 23 июля 636 г. Дамаск и Иерусалим пали в 638 г., а с захватом Кесарии Палестинской в 640 г. завоевание Сирии и Палестины было завершено. Перед смертью Умара в 644 г. арабские армии проникли в Армению, но еще не пересекли Таврские горы и не вступили в Малую Азию. Завоевание Египта совершил другой великий мусульманский полководец Амр, который вступил в нижний Египет (639 г.), разбил византийские войска у Гелиополя (640 г.) и договорился о сдаче Александрии (к 645 г.). Так завершилась первая фаза мусульманской экспансии. В Рождество 634 г. патриарх Софроний, проповедуя в Иерусалиме, расценил захват арабами Вифлеема как божественную кару за грехи христиан, и
449
Кэрол Хилленбранд
призвал покаяться, чтобы разбить «исмаилитов», но подобный первоначальный оптимизм византийской стороны вскоре стал сходить на нет. Действительно, в письме, датируемом 634-640 гг., византийский богослов Максим Исповедник, демонстрируя больший реализм, говорит о «варварском народе, пришедшем из пустыни, который захватил не принадлежащие ему земли»34.
Арабы предпочитали передвигаться по суше, в идеале по пустынным местностям. Но при халифе Усмане произошло важное событие - первый мусульманский морской поход, который возглавил правитель Сирии из династии Омейядов, будущий халиф Муавия. В 649 г. был захвачен Кипр, начались первые налеты на Сицилию, а в 655 г. арабы одержали победу в морском сражении над византийским флотом у побережья Ликии (Битва Мачт). Однако, вторая фаза завоевания длилась более шестидесяти лет. Можно утверждать, что первоначальный порыв прошел, что завоевателям предстояло многое организовать на новых территориях, что ход дальнейших завоеваний неизбежно должен был быть медленнее, чем в десятилетие после смерти Мухаммада. Другие факторы способствовали затруднению борьбы за контроль над территориями к западу от Египта и к востоку от Ирака. Внимание халифов было сосредоточено на внутренних разногласиях в колыбели нового исламского сообщества, что препятствовало триумфальному продвижению мусульманского господства. Местные условия также служили помехой мусульманским военачальникам. Завоевание арабами византийской Северной Африки, начавшееся из Египта, столкнулось с многочисленными препятствиями. Даже поверхностная арабизация прибрежной полосы западнее Ливии до Атлантики продолжалась вплоть до конца VII в. На юге естественную границу создавали горы Атлас. Постепенное продвижение арабов на запад было следствием естественного продолжения завоевания Египта. Новым для них обстоятельством в Северной Африке стало сопротивление местного населения, успешно организованное коренными жителями-берберами с помощью или без помощи византийских военных отрядов. Тем не менее, со временем берберы приняли ислам. В действительности, мусульманская армия, которая, в конце концов, пересекла пролив Гибралтар (в 710-711 гг.), состояла преимущественно из берберов, которыми командовали арабы. Однако, принятие берберами ислама не было быстрым или
34 О Максиме, см. Лут, глава 11 выше.
450
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
одномоментным. Наиболее ранняя дошедшая до нас мусульманская историография, в центре внимания которой находится завоевание Северной Африки, принадлежит египетскому историку Абд ал-Хакаму (ум. 871 г.), который собрал рассказы, основанные преимущественно на устной традиции. Его основной целью была легитимация завоевания мусульманами Египта и Северной Африки. Он упоминает двоих полулегендарных представителей берберов - воина Кусайлу и престарелую царицу Кахину, вокруг которых формировалась оппозиция мусульманским захватчикам. Хотя нам неизвестна точная хронология событий, вероятно, что по мере того, как арабы продвигались вдоль североафриканского побережья, состав их армий менялся, и в них стало входить все больше берберских отрядов, первоначально привлеченных к исламу, если не его заповедями, то перспективой добычи и регулярной оплаты. В 670 г. был построен новый важный гарнизонный город Кайруан (в современном Тунисе), который стал базой для дальнейших завоеваний на западе. Мусульманское завоевание Испании (ал-Андалуса) стало естественным следствием их присутствия в Марокко и было осуществлено достаточно легко. К 720 г. пали все крупные города южной Испании, включая Гранаду, Севилью и Кордову.
На другом краю исламского мира завоевание Иранского нагорья также шло медленно. Тем не менее, восточная провинция империи - Хорасан - была рано колонизирована арабскими переселенцами и стала главной базой набегов на центральную Азию35. На востоке битва на реке Талас (751 г.) против китайцев стала считаться событием, которое остановило здесь мусульманскую территориальную экспансию, и положило начало консолидации завоеванных территорий. С 711 г. отмечается также незначительное присутствие арабов-мусульман в Синде в северной Индии. Таким образом, в течение столетия после смерти пророка арабы- мусульмане стали править могущественной империей, в которую вошло большое число покоренных народов. Последние еще не приняли ислам, но погребальный звон по зороастризму и североафриканскому христианству уже раздавался. В некоторых частях империи - в Египте, Сирии, Ираке и Испании — христианские и иудейские сообщества продолжат существовать и сохранят свои характеристики и автономию под властью мусульман.
35 Gibb (1923).
451
Кэрол Хилленбранд
Много чернил было потрачено при обсуждении феномена исламских завоеваний, но мы можем сделать крайне мало однозначных выводов. Исследователи подчеркивали слабость Византийской и Сасанидской империй, а также отсутствие охраны на границах с Аравией; они заявляли о своего рода молчаливом согласии или активном пособничестве со стороны населения этих империй, недовольного центральной властью. Они также приводили различные комбинации религиозных, военных, демографических и экономических факторов, которые способствовали впечатляющему успеху арабов. Представляется маловероятным, что арабы обладали военным превосходством над своими противниками. Разумеется, они не владели секретным оружием, или новой тактикой. В действительности, в некоторых военных областях они совсем не имели опыта; например, они якобы научились вести осаду у персов. Они также не знали, как воевать на море. Однако благодаря своему образ жизни кочевники-арабы были выносливыми и воинственными. Они могли преодолевать огромные расстояния по труднопроходимой местности, используя преимущество хорошего знания ими пустыни и передвижение на верблюдах. Возможно, прежде всего, имело значение хорошее руководство первыми мусульманскими армиями со стороны опытных военачальников.
Как уже было отмечено, вероятно, имели место глубокие демографические изменения, очень кстати вызванные прорывом марибской плотины, в результате которого население с северной и восточной окраин Аравийского полуострова переселилось в Византийскую и Сасанидскую империи. Этими факторами нельзя пренебрегать при поиске объяснений, но они не связаны с тем, что завоевания начались так быстро после смерти пророка. Вывод, который напрашивается сам собой, состоит в том, что ключевую роль в первых военных успехах, должно быть, играл религиозный импульс, и что он дал арабам идеологическое преимущество перед их врагами. Без этого импульса достижения мусульман были бы эфемерными и локальными. Первоначально, те, кто был искренне воодушевлен исламом, вероятно, составляли небольшую элитарную группу людей, которым выпала честь примкнуть к деяниям Пророка. Это внутреннее ядро формировало религиозные, политические и социальные рамки сообщества. Ислам стал raison d’être зарождавшегося исламского государства. Вместо проверенных
452
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
временем традиционных для бедуинов приграничных рейдов с последующим возвращением в Аравию, или проникновения в приграничные районы, подвластные Византийской и Сасанид- ской империям, власть мусульман исходила теперь от Медины, а бедуины расселялись в специально построенных для этого гарнизонных городах на территории бывших сверхдержав. Кажется маловероятным, что рядовых кочевников, из которых состояли первые мусульманские армии, побуждало воевать главным образом религиозное рвение. Их знание ислама должно было быть крайне поверхностным. Сами исламские историки подчеркивают, что стимулом, обеспечивавшим верность воинов-арабов, была добыча и денежное вознаграждение. Постепенно, успехи должны были породить большую солидарность и укрепить моральный дух. Как только арабские племенные контингенты размещались в новых гарнизонных городах, получение наставлений в исламе становилось важным аспектом военной жизни, как и совместная «жизнь» по мусульманским правилам. Чтение Корана и ежедневное исполнение исламских ритуалов помогало укрепить чувство принадлежности движению, успех которого был предопределен Богом. Ислам, передаваемый через объединяющую силу арабского языка, помог арабам основать самую долговечную империю из всех, созданных кочевниками.
Хотя эти невероятные военные подвиги и территориальные приобретения происходили в византийских и сасанидских землях, зарождавшееся исламское государство развивалось в центре итта. Вскоре проявилось внутреннее разобщение. В действительности, можно утверждать, что настоящая гармония существовала в Медине только под харизматической властью самого Мухаммада. Его неожиданная смерть в 632 г. внесла разлад в сообщество. Предвзятые исламские источники скрывают истинную сущность планов пророка, касавшихся преемственности. Он не оставил наследника мужского пола, и несколько достойных кандидатов считали, что они имеют полное право взять эту задачу на себя. Согласно источникам шиитского меньшинства, Мухаммад завещал власть своему двоюродному брату и зятю Али. Мусульманское большинство - сунниты - считают, что решение назначить Абу Бакра, который был свекром и преданным другом пророка, его преемником (khalifa, «халифом») соответствовало воле Мухаммада, и общему мнению зарождающейся мусульманской общины.
453
Кэрол Хилленбранд
Исламские политические мыслители склонны рассматривать период правления так называемых «праведных» халифов (632- 661 гг.) как безмятежный период истинной теократии. В действительности, источники рисуют парадоксальную картину: с одной стороны, огромная жизнеспособность и экспансия, и растущий внутренний раскол, с другой. Трое из четырех первых халифов были убиты. Халиф Абу Бакр, правивший только два года, был временным правителем. Исламские источники считают Умара - второго халифа, который стал преемником Абу Бакра после смерти последнего в 634 г. - создателем настоящей исламской системы управления. Однако, многие достижения, приписываемые ему, вполне могут быть ретроспективными проекциями: исламское государство должно было обрести свою специфическую форму по прошествии значительного времени. Тем не менее, ясно, что Умар поддерживал единство итта своей железной волей. После его смерти в 644 г., трещины в здании итта углубились, а завоевательный импульс был временно остановлен в бурный период правления третьего и четвертого халифов Усмана (655-656 гг.) и Али (656-661 гг.).
Раннее исламское государство было одновременно прагматичным и инновационным. Во главе государства стоял халиф, который назначал правителей отдельных провинций. Обычно они создавались на основе территориальных единиц, уже существовавших здесь в предшествующее правление Сасанидов, Византии или вестготов. Мусульмане удовлетворились использованием местных административных институтов (на самом деле, они были вынуждены делать это в связи с отсутствием у них опыта управления); это способствовало постепенной передаче власти вновь прибывшим. Несмотря на это, специфические исламские методы управления, вероятно, сложились достаточно рано. Первоначально империя управлялась из Медины - центра халифата, а позднее в течение недолгого периода из Куфы, прежде чем столица была перенесена в Дамаск после захвата власти Омейядами в 661 г. До этого времени завоевания были краеугольным камнем уммы. Ее воины имели право на долю в добыче; ее распределение происходило на месте, если речь шла о движимом имуществе, одна пятая отправлялась халифу на содержание нуждающихся групп населения, а оставшаяся часть распределялась среди тех, кто участвовал в боевых действиях. Исламская традиция также приписывает Умару созда¬
454
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
ние diwan - финансовой системы для выплаты военных пособий, которая была основана на надплеменном критерии, а именно на приоритете обращения в ислам.
«Людям Писания» (христианам, евреям, сабиям, зороастрий- цам, а позднее и буддистам) была гарантирована защита со стороны исламского государства, а также свобода вероисповедания, в обмен на выплату подушного налога (jizya), который собирался при помощи религиозных лидеров немусульманских сообществ. Раннее исламское государство устанавливало границы в отношениях между правителями и подданными. Халифы получали денежный доход с подчиненного населения; большего им не требовалось. Обращение в ислам, по-видимому, не было существенным фактором. На этой ранней стадии новая вера распространялась только на арабов. Исключительность уммы подчеркивалась физической обособленностью жилищ ее членов. Подчиненное население продолжало жить в давно существующих городских районах, в то время как завоеватели обычно селились во вновь построенных гарнизонных городах, которые в стратегических целях были расположены рядом с пустыней. Однако не в интересах мусульман было жестоко обращаться с населением гораздо более многочисленным, чем они сами - с людьми, которые могли внести важный вклад в развитие исламского государства.
Процесс, в ходе которого сасанидский Иран примирился с завоевателями, детально отражен в исламских источниках. Группа dihqan быстро договорилась с арабами о сохранении за ними их земель. Хронист ат-Табари также сообщает, что местное население в Ираке строило мосты и служило разведчиками и солдатами у арабов. Некоторые контингенты сасанидской армии, в частности, упоминаемая ат-Табари группа Натт’, приняли ислам и стали частью мусульманской армии в качестве союзников племени Тамим до и после битвы при Кадисии. Некоторые из Натга’ были пехотинцами; они перешли на сторону мусульман и поселились в Куфе. Такие новообращённые из числа не арабов - maivali (называемые «клиентами», потому что они должны были присоединиться к какому-либо арабскому племени) - строили баллисты и помогали арабам учиться использованию доспехов и тяжелых персидских лошадей. Таким образом, складывается картина, в которой отдельные группы населения государства Сасанидов, владевшие землей, а также военные контингенты, считали, что
455
Кэрол Хилленбранд
их выживание зависит от быстрого приспособления к завоевателям36.
Можем ли мы утверждать, что аналогичная ситуация сложилась в Византийской империи? Недавние исследования рисуют сложную картину и говорят о том, что население не встретило арабов с распростертыми объятьями. Было бы упрощением утверждать, что местные христиане-монофизиты поддержали мусульманских захватчиков из-за своих разногласий с Константинополем в религиозных вопросах. Однако, были влиятельные люди, которые, предположительно, помогали мусульманам. Правитель Дамаска Мансур ибн Сарьян явно хотел, чтобы они захватили город. Именно к его семье будет принадлежать целый ряд талантливых управленцев при халифах-Омейядах. Согласно Броку, мы можем оценить отношение христианского населения к переходу власти в руки мусульман37. Сирийские писатели ХП-ХШ вв., опиравшиеся на гораздо более ранние источники, особенно на Иакова Эдвеского (ум. 708 г.) и Дионисия Телль-Махрского (ум. 845 г.), отражают чувство облегчения, когда власть переходит от Византии к мусульманам после разрушительных византийско-сасанидских войн. На самом деле, вторжение арабов рассматривается, в первую очередь, как наказание за нечестивость византийской церковной политики38. Анонимный несторианский источник, датируемый периодом с 670 по 680 г., разделяет позитивное отношение к завоевателям, утверждая, что их победа «была дарована Богом». Сложно сказать, насколько такие заявления были продиктованы желанием выжить и иметь хорошие отношения с пришельцами-мусульманами.
Во время правления первых четырех так называемых «праведных» (Rashidun) халифов ислама не был утвержден четкий принцип передачи власти. Убийство Умара в 664 г. ввергло сообщество в кризис, который, в конце концов, не был разрешен даже после выдвижения Усмана в качестве компромиссной фигуры от совета, собранного умирающим Умаром с целью избрать преемника. С приходом к власти Усмана мусульманское государство стало свидетелем растущего влияния мекканской элиты и, прежде всего, клана Омейядов, которые, за явным исключением самого Усмана, были главными противниками попыток пророка создать новую веру и сообщество. Непотизм Усмана, в результате которого его
36 См. Могопу (1984), р. 181 и далее.
37 Brock (1982).
38 Brock (1982).
456
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
родственники-Омейяды заняли ключевые правительственные посты, оказался непопулярным. Однако, не вся ответственность за внутренние беспорядки может быть возложена на него: халифат Усмана совпал с повсеместным недовольством и волнениями в сообществе. Замедление темпов завоеваний и сокращение сопутствующей добычи, раздоры в гарнизонных городах, набирающая популярность идея о том, что халифат должен находиться в руках кровных родственников пророка (идея особенно популярная среди сторонников Али - так называемого ShVat ‘Ali, отсюда термин шиит), привели к убийству Усмана в Медине в 656 г. : престарелый халиф был убит во время чтения Корана. Смерть Усмана стала знаковым событием во внутреннем развитии сообщества. Али, которого обходили при выборе халифа в трех предыдущих случаях, наконец, получил эту должность, но правил лишь в течение двух неспокойных лет, прежде чем также был убит. Безупречная религиозная репутация Али, его кровные и брачные связи с Мухаммадом оказались бессильны остановить центробежные силы внутри сообщества, и особенно требования со стороны родственников Усмана Омейядов, настаивавших на мести за его убийство. Кризис завершился войной между Али и фракцией Омейядов во главе с талантливым правителем Сирии Муавией, руководившим ею со времен Усмана. Через три десятилетия после смерти Мухаммада, верховная власть в исламской империи должна была перейти к мекканской курайшитской элите. Омейяды правили империей с 661 по 750 гг. и значительно изменили исламское государство и общество.
Довольно сложно дать сбалансированную оценку периоду правления Омейядов39. До нас дошло немного современных ему источников, а достижения династии были искажены предвзятыми рассказами хронистов, писавших под покровительством их противников Аббасидов, которые свергли Омейядов в ходе переворота 750 г. Группы шиитов решительно осудили Омейядов, назвав их политическими узурпаторами, а не истинными теократическими правителями, утверждая, что они были всего лишь «царями», которые ввели принцип наследственной передачи власти в умме. Против Омейядов также выступили и религиозные нешиитские круги. Вот все, что мы можем почерпнуть из источников. Проведенная не так давно переоценка событий показала, что Омейяды
39 Четкий обзор см. в Hawting (1986).
457
Кэрол Хилленбранд
были истинными архитекторами межнациональной империи. Ключевыми фигурами в этом процессе были Муавия (661-680 гг.) и Абд ал-Малик (685-705 гг.). Во время правления Омейядов зарождавшееся исламское государство было освобождено от культурного ярма Византийской и Сасанидской империй и стало самостоятельным: этот процесс можно проследить по сведениям современной нумизматики, археологии и эпиграфики независимо от письменных источников, которые, несмотря на их проаббасид- скую направленность, также подтверждают это.
Муавия перенес столицу в центр своей державы - Дамаск, который был важным городским центром в позднеантичный период и стратегически более подходящим местом для управления огромной исламской империей. В Дамаске арабская мусульманская правящая элита проживала рядом с покоренным христианским населением, из рядов которого они привлекали своих высокопоставленных управленцев. Имел место симбиоз между византийскими методами управления и обществом и новыми исламскими институтами. В течение некоторого времени мусульмане и христиане отправляли религиозные культы в одних и тех же зданиях. Двор халифа стал местом открытых богословских дискуссий между христианами и мусульманами. Каждая из сторон влияла на другую и оттачивала свои полемические навыки в дебатах перед халифом. Ко времени правления Абд ал-Малика (685-705 гг.) уверенность в себе мусульман настолько возросла, что была инициирована программа строительства религиозных сооружений. Мечеть превратилась в тип здания, легко идентифицируемого с распространением и торжеством ислама. Мечеть Омейядов в Дамаске стала ощутимым свидетельством религиозного престижа ислама. Еще более явным было пропагандистское значение Купола Скалы, воздвигнутого в Иерусалиме - религиозном центре иудаизма и христианства - и украшенного надписями из Корана, провозглашающими триумф ислама. Арабский язык - священный посредник, с помощью которого последнее и полное откровение Бога было ниспослано людям - стал единственным языком системы управления и монетного дела. Халифы-Омейяды отдавали предпочтение арабам перед мусульма- нами-неарабами. Берберы и персы, принявшие ислам, страдали от дискриминации, и их недовольство режимом росло в течение VII в. Международная направленность исламского Послания, братство людей, упомянутое в Коране, стали подчеркиваться по мере того, как первоначальная «арабскость» откровения уходила на второй
458
ГЛАВА 12. Мухаммад и зарождение ислама
план. Ислам теперь предназначался для берберов и персов точно так же, как и для арабов. Это стремление переопределить его способствовало падению династии Омейядов в 750 г.
Предшествующие страницы продемонстрировали, что, несмотря на раннее возникновение разрушительных внутренних противоречий по поводу сущности истинной преемственности пророку, которые стали причиной гражданской войны и убийства халифов, волны исламских завоеваний, начавшихся незадолго до или вскоре после смерти Мухаммада в 632 г., к 732 г. привели к образованию огромной империи, на пространстве от Испании до Индии и Центральной Азии. Государство Сасанидов было стерто с лица земли, а Византийская империя сильно уменьшилась. Причины успеха арабской экспансии остаются сложными для понимания, но вторжение кочевников на территории за пределами Аравийского полуострова одновременно с появлением исламского откровения и деятельностью Мухаммада, указывает на новую веру как на главный источник того вдохновенного лидерства, которое легло в основу военных побед. За завоеванием последовало объединение, и в омейядский период череда талантливых халифов, правивших из Сирии, а не из Аравии, создала систему управления, способную руководить этой огромной империей. Арабский язык превратился в lingua franca, а ислам - четко определяемая новая религия - стала верой ее правящей элиты.
459
ГЛАВА 13
КАТОЛИЧЕСКОЕ КОРОЛЕВСТВО ВЕСТГОТОВ
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ДОМУСУЛЬМАНСКАЯ АРАВИЯ
С отказом от арианства на Третьем Толедском соборе в 589 г. начался новый этап в развитии королевства вестготов. Религиозное объединение способствовало окончательному сближению готской знати и верхушки римского общества, позволив католической церкви - главной хранительнице старой римской культуры - приобретать все большее значение в политической жизни королевства1. Ее политическая активность выразилась, прежде всего, в организации нескольких национальных церковных соборов в столице королевства - Толедо, начало которым положил собор 589 г. Казалось, что во время соборов церковь играла роль арбитра между королевской властью и аристократами, хотя внимательное чтение соборных актов выявляет ее склонность действовать солидарно со светской знатью. С другой стороны, короли лишь в исключительных случаях использовали соборы, чтобы утвердить свою волю, и, как правило, столкнувшись с могущественной светской знатью и церковью, были вынуждены прибегать к переговорам, что явилось одной из главных причин слабости централизованной власти. Религиозное объединение также открыло путь для постепенного взаимопроникновения духовного и светского начала в тех сферах жизни, где первое некогда служило для вестготского общества идеологической доминантой.
РЕЛИГИОЗНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ
Весной 586 г. королю Леовигильду (568-586 гг.) наследовал его сын Реккаред, который в течение четырех лет был его сопра¬
1 О первом шаге в этом направлении см. Барберо и Лоринг, глава 7 выше.
460
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
вителем: согласно хронисту Иоанну Бикларскому, переход власти произошел без особых сложностей2. В первый год своего правления новый король стремился к союзу со вдовой своего отца Гоисвинтой, которую он признал матерью, и пытался заключить мир с королем франков, хотя Гунтрамн Бургундский все еще сохранял вдоль Нарбоннской границы ту военную напряженность, которая была характерна для периода правления Леовигильда. В то же время Реккаред решил оставить арианство и обратился в католическую веру, объявив об этом на соборе арианского духовенства, которое призвал последовать своему примеру. Такое решение, кроме личных мотивов, было нацелено на завершение политических инициатив его отца, обеспечив Реккареду поддержку знати римского происхождения и католической церкви.
Новая ориентация монарха в вопросах веры, обслуживая те же цели, что и у его родителя, явила собой отход от пропаганды религиозного единства на основе арианства и вскоре стала причиной заговоров и восстаний: одно из них возглавил арианский епископ Мериды Сунна, рассчитывавший на помощь ряда знатных вестготов, другое (возможно, более серьезное) - королева Гоисвинта и епископ Ульдида, а третье - арианский епископ Нар- бонны Аталок. К нестабильности, вызванной этими восстаниями, добавилось наступление на Нарбонну франков. После обращения Реккаред отправил новые посольства к королям франков, сообщая им о произошедших изменениях. Он смог заключить договор с Хильдебертом Австразийским, который предусматривал брак Реккареда с сестрой Хильдеберта Хлодозиндой, внучкой королевы Гоисвинты. Однако Гунтрамн Бургундский отказался заключать мир и в 589 г. вторгся в Септиманию. Нападению, которое, вероятно, совпало с проарианским восстанием, дал сокрушительный отпор dux3 Лузитании Клавдий, который до этого уже отразил несколько вторжений франков. Предполагаемый брак Реккареда и Хлодозинды так никогда и не состоялся, поскольку монарх,
2 Первые годы правления Реккареда хорошо документированы, благодаря Хронике Иоанна Бикларского, которая охватывает события до 590 г., включая акты Третьего Толедского собора. Дополнительными источниками служит «История франков» Григория Турского, которая заканчивается событиями 591 г., «Historia Gothorum» Исидора Севильского, переписка папы Григория Великого и «Vitae Patrum Emeritensium» (в оригинале ошибочно «Vita Patrum Emâritensium» — Примеч. науч.ред.) - агиографический труд о епископах-митрополитах Меридских с 500 по 600 гг.
3 Дуке (лат.). - Прим. пер.
461
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
по-видимому, в том же году женился на Баде4, чье имя указывает на ее вестготское происхождение. Этот брак отвечал интересам новых союзов, заключенных с готской знатью и нацеленных на подавление восстаний.
Контроль над ситуацией внутри страны и необходимость сдерживания угрозы со стороны франков позволили Реккареду реализовать политику религиозного объединения, для чего он созвал большой собор в Толедо, который начал свои заседания 8 мая 589 г.5 Согласно актам собора, в нем приняли участие 63 епископа и неуточненное число иных священнослужителей, аббатов и представителей готской знати. Председательствовал на собрании епископ Севильи Леандр6 (проведший какое-то время в Константинополе и вследствие этого знакомый с имперской соборной традицией), а также Евтропий - аббат сервитанского монастыря7. Реккаред сам открыл заседание собора и представил письменное изложение веры, в котором пересказывалось ортодоксальное учение о Троице, осуждался и анафематствовался Арий, объявлялось обязательным следование доктрине, принятой первыми четырьмя вселенскими соборами в Никее, Константинополе, Эфесе и Халкидоне. Вероисповедный текст был подписан самим королем и королевой Бадой.
Когда выступление Реккареда подошло к концу, члены собрания поднялись со своих мест, прославляя Бога и своего монарха. Позже, восемь епископов вместе с каким-то числом священнослужителей и готских сановников подписали еще один вероисповедный текст, в котором торжественно отрекались от арианства. После этого собор занялся вопросами духовной дисциплины и организации, которые нашли свое выражение в двадцати трех канонах. Акты собора включали в себя королевский эдикт, подтверждавший эти постановления и возводивший их в статус обще-
4 Известна также как Баддо. - Прим, науч.ред.
5 Основными источниками для его изучения являются акты собора и сведения, приводимые Иоанном Бикларским. Акты этого и других соборов вестготской церкви содержатся в «Concilios Visigôticos», ed. Vives (1963); подробное исследование этого собора см. в Orlandis and Ramos Lisson (1986), p. 197-226; а также Orlandis (1991) и Abadal (1962-3).
6 Епископ Севильский с 578 или 579 г., называемый иногда «апостолом готов». Родной брат св. Исидора Севильского. - Прим, науч.ред.
7 О прошлом этой обители, основанной в VI в. выходцем из римской Африки Донатом, практически ничего неизвестно. Скорее всего, она находилась на территории современной провинции Валенсия. - Прим, науч.ред.
462
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
гражданскогб"законодательства, подписи присутствовавших епи- скопов во главе с самим королем, и, наконец, проповедь Леандра Севильского, подытожившую все, что свершилось на соборе. В ходе работы собора от арианства отреклись только восемь епископов. Их малочисленность - наряду со слабостью проарианских восстаний, подавленных до начала собора - по-видимому, указывает на то, что многие вестготы уже последовали примеру короля, который был обращен в 587 г., и что к началу собора католицизм добился значительных успехов. Впрочем, в 590 г. Реккаред столкнулся с еще одним мятежом, который возглавил Агримунд - dux provinciae8 9
и член cubiculumЛ Иоанн Бикларский, являющийся источником информации об Агримунде, не связывает его с проарианской реакцией, и в дальнейшем ничто не указывает на сохранение каких- либо групп ариан. Относительная легкость перехода к никейскому вероисповеданию объясняется как далеко зашедшим культурным взаимодействием готской знати и римского мира, так и укреплением монархии, которая, несмотря на отличия от Византии, представляла себя правопреемницей империи.
В данной связи необходимо отметить, что подписывая акты собора, Реккаред назвался Флавием - семейным именем династии Константина Великого, которое с тех пор использовали все короли вестготов. Таким образом, монарх представлял себя в качестве политического преемника римских и, в частности, христианских императоров. Иоанн Бикларский в сходной манере сравнивал короля вестготов с императорами Константином и Маркианом, по чьей инициативе состоялись соборы, соответственно, в Никее и Халкидоне; хронист считал Третий Толедский собор продолжением великих соборов Римской империи. Как Иоанн Бикларский, так и акты Третьего собора отвергали каноны Второго Константинопольского собора, созванного Юстинианом в 553 г.: этот собор принял ряд решений, против которых выступило большинство западных церквей - в том числе испанских. Служители последних были одними из самых ярых противников собора в Константинополе10. Независимая позиция испанских прелатов по отношению к религиозной политике Восточной империи, несомненно, способствовала
8 Дуке провинции (лат.). - Прим. пер.
9 Букв.: спальня (лат.), в данном случае, вероятно, имеется в виду должность постельничего в личных покоях короля. - Прим. пер.
10 Barberode Aguilera (1987), р. 123-44.
463
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
принятию вестготским королем никейского христианства, его реши- тельному отказу от арианства, и провозглашению себя защитником ортодоксии.
Со времени Третьего Толедского собора, государство, так же как и вестготское общество, существовало в условиях взаимопроникновения духовного и мирского начала во всех сферах жизни. Поэтому, в одном из своих обращений к участникам собора Реккаред указал на обязанность правителя заниматься не только светскими, но и религиозными вопросами. В свою очередь, laudesп, с которыми священнослужители обратились к королю, превозносили апостольский подвиг Реккаред а, указывая, что тем самым он заслужил славу земную и небесную. Каноны были созвучны этим теоретическим принципам: они регулировали не только литургические и дисциплинарные вопросы, но также и вопросы, которые не были, строго говоря, церковными. Хорошо известный восемнадцатый канон, адаптируя старое каноническое предписание о двух ежегодных встречах, провозглашал, что митрополитам необходимо собирать ежегодные провинциальные соборы, а правители округов (iudices locorum) и ответственные за налоговые поступления (actores fiscalium patrimoniorum) должны были подчиняться власти епископов, которые могли отлучить от причастия чиновников, ведущих себя недостойно.
Второй период правления Реккареда не так хорошо документирован. Исидор писал, что он воевал с Византией и басками, но минимизировал значение этих конфликтов для читателя, сравнивая их с состязаниями на арене. Враждебные действия басков, вероятно, ограничивались грабежами, но нападения византийцев должны были быть более масштабными. Вполне возможно, что они сумели вернуть некоторые территории, захваченные Леови- гильдом. Из надписи в Картахене - столице византийской провинции, известно, что около 589—590 гг. византийцы и вестготы оказались в состоянии войны, поскольку в ней упоминается, что патриций Коменциол - magister militum Spaniae11 12 13 14, был отправлен Маврикием бороться с hostes barbaros13, и. Кроме того, Реккаред обратился с просьбой к папе Григорию Великому (вместе с которым
11 Славословия (лат.). - Прим. пер.
12 Магистр армии в Испании (лат.). - Прим. пер.
13 Враждебными варварами (лат.). - Прим. пер.
14 Текст надписи в Vives (1969), р. 125-6.
464
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
Леандр Севильский и сам король присматривали за обращением вестготов), посотрудничать с византийцами, чтобы добыть у них копию договора, заключенного с вестготами в период завоевания последними Пиренейского полуострова. Папа отговорил Рекка- реда от этой затеи - потому, вероятно, что византийские владения, зафиксированные в договоре, были больше тех, которыми они располагали во времена Реккареда.
В отличие от своего отца Леовигильда, Реккаред поддерживал хорошие отношения со знатью, которой, по словам Иоанна Бикларского, он вернул в начале своего правления собственность, конфискованную предшественниками и, в частности, его отцом. Церковь тоже была облагодетельствована основанием церквей и монастырей, а также королевскими пожертвованиями. Схожую политику Реккаред проводил в отношении податей: ее наглядным выражением, как указывает Исидор, были и привилегии, и попытки удостовериться, что должностные лица не превысят свои полномочия неправедными поборами. Реккаред закрепил подобную политику на Третьем Толедском соборе, доверив надзор за распорядителями финансов епископам. Он также издал закон, усиливший этот надзор и предписавший епископам доносить о любых нарушениях15.
Реккаред умер в 601 г., ему наследовал его сын Лиува II, который был четвертым представителем одной и той же семьи, взошедшим на престол. Через два года он был свергнут. Заговор, который привел к свержению и смерти Лиувы II, возглавил Виттерих - представитель высшей знати, уже принимавший участие в арианском мятеже против Реккареда в Мериде. Будучи comes16, он смог тогда спасти свою жизнь, разоблачив сообщников. Свергнув Лиуву, знать, которая, несомненно, усилила свои позиции благодаря политике Реккареда, фактически воспрепятствовала торжеству принципа наследственной передачи королевской власти. Закрепление королевского достоинства за одним родом усилило бы институт королевской власти и ослабило бы их собственные позиции. Придя к власти, Виттерих (601-610 гг.) остался верен политике своих предшественников по отношению к франкам или Византии, и нет свидетельств того, что он поменял религиозную политику. В итоге и сам он стал жертвой заговора: история повторялась.
15 LV[«Lex Visigothorum»] XIII.1-2.407-8.
16 Комит (лат.). - Прим. пер.
465
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ВЕСТГОТСКАЯ МОНАРХИЯ И КОНЕЦ ВИЗАНТИЙСКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА НА ПОЛУОСТРОВЕ
В период между убийством Виттериха в 610 г. и свержением с престола Свинтилы в 631 г., правили несколько королей17. Самым значительным достижением этого периода стало уничтожение власти Византии на полуострове. Эти монархи знали, как извлечь выгоду из кризиса, в котором оказалась Империя из-за Персидской войны, и византийцы, в конце концов, были изгнаны из Испании18. Другим постоянным компонентом их правления была борьба с народами, известными как астуры и баски. Несмотря на некоторые успехи в борьбе с ними, эти народы не были разгромлены и оставались врагами вестготов до конца существования Толедского королевства. Этот период также характеризуется постоянной борьбой за трон: убийства королей и перевороты происходили с тревожной частотой. Хотя за это время ни один общий собор не был организован в Толедо, церковь с помощью местных соборов продолжала вмешиваться в светскую жизнь, а короли - в религиозную.
Самым значительным примером последнего вмешательства стало решение, принятое королем Гундемаром (610-612 гг.) при общем согласии епископов королевства, перенести региональную столицу Карфагенской Испании в Толедо. В действительности, Толедо являлся митрополией провинции Карпетана или Кельти- берия, которая, по всей видимости, отделилась от Карфагеники. Теперь Толедо стал духовной столицей всех церквей Карфагеники, вырвав первенство у Картахены, которая все еще находилась под властью Византии - тем самым власть вестготского монарха превзошла здесь авторитет империи. Митрополит Толедский, как епископ королевской столицы, превратился в первосвященника вестготской церкви, и его влияние распространилось на все королевство. Такой порядок было установлен шестым каноном Двенадцатого Толедского собора в 681 г., среди актов которого был сохранен декрет Гундемара.
17 Сведения об этом периоде мы продолжаем черпать из «Historia Gothorum» Исидора Севильского, которая заканчивается правлением Свинтилы; ее данные дополняются франкской «Хроникой» Фредегара, которая содержит некоторые сведения о королевстве вестготов, и «Хроникой 754 г.», написанной вестготским клириком в период мусульманского владычества, известной также как «Мосараб- ская хроника». Существуют еще и акты нескольких провинциальных соборов и письма короля Сисебута.
18 О Византии в VII в. см. Лут, глава 11 выше.
466
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
После смерти Гудемара на престол вступил Сисебут (612- 621 гг.). Он был выдающимся писателем, и некоторые из его писем, стихов и агиографическое сочинение - «Vita Sancti Desiderii»19 - дошли до наших дней. Сисебут имел репутацию религиозного человека; его переписка показывает, что он пытался обратить короля лангобардов в католицизм. Религиозные взгляды Сисе- бута проявлялись, прежде всего, в его антииудейских законах20. Антииудейское законодательство имело древние корни в римском праве. Предписания, собранные в четырнадцатом каноне Третьего Толедского собора и запрещавшие евреям вступать в смешанные браки, покупать рабов-христиан или занимать государственные должности были не более чем воспроизведением правил, содержавшихся в «Кодексе Феодосия», и позже приспособленных для «Бревиария Алариха». Реккаред ужесточил соборные установления, введя закон, который обязывал иудеев, сделавших обрезание рабам-христианам, освобождать их без какой-либо компенсации. Сисебут пошел еще дальше, запретив иудеям владеть рабами-христианами (что прежде сделал и Юстиниан) и обязав их безоговорочно продавать или освобождать их, без ссылок на obsequium21, т.е. без остаточной власти над ними. Он также приказал, чтобы дары, сделанные его предшественниками, были отобраны у евреев, подтвердил древний запрет на смешанные браки и приговорил к смертной казни - с сопутствующей конфискацией собственности - иудеев, которые обращали христиан, одновременно наказывая христиан, которые принимали иудаизм.
Антииудейское законодательство маргинализировало евреев в социальном, экономическом и политическом отношении, что косвенным образом должно было способствовать многочисленным обращениям. Исидор не без досады отмечал, что Сисебут принудил многих иудеев обратиться в католичество, и что этот факт подвергся осуждению в 633 г. на Четвертом Толедском соборе. Вследствие переплетения религиозных и политических аспектов (очевидного при анализе материалов Третьего Толедского собора) иудеи, лишенные fides22 Богу, виделись и отвергнувшими fides
19 «Житие святого Дезидерия» (лат.) - агиографическое сочинение, посвященное св. Дезидерию, епископу Вьенскому (убит в 606/607 г.). - Прим, науч.ред.
20 LFXII.2.13 и 14, р. 407-8, 418-20.
21 Подчинение, покорность (лат.). - Прим. пер.
22 Верность (лат.). - Прим. пер.
467
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
королю. В этом смысле они представляли собой не только религиозную, но также политическую проблему. Отсюда - и то значение, которое в гражданском законодательстве и в канонах соборов придавалось т. н. иудейской проблеме и тем, кто переходил из иудаизма в христианство. Число этих обращенных продолжало расти в результате постоянных усилий духовенства и монархов по искоренению иудаизма.
Сисебут был еще и выдающимся воителем. Во время его правления было предпринято несколько военных походов против Византии и полунезависимых народов полуострова. По словам Исидора, Сисебут победил византийцев, сумев занять некоторые из их городов, среди которых была Малага. Об этом свидетельствуют и акты провинциального собора, состоявшегося в Севилье в 619 г. Поражение заставило византийского губернатора патриция Цезария начать переговоры о мире. Хотя переписка Сисебута с Цезарием не содержит важных деталей подписанного договора, считается, что византийские территории сократились до города Картахены и некоторых населенных пунктов вдоль побережья. Среди полунезависимых племен, против которых посылал своих военачальников Сисебут, Исидор упоминает рукконов - племя, с которым уже сражались свевы, и которое теперь было покорено дуксом Свинтил ой - и астуров, которых одолел полководец Рехила, после того, как они подняли восстание.
Весьма вероятно, что блестящее правление Сисебута было прервано заговором, поскольку Исидор утверждал, что король мог быть отравлен. Его сын и преемник, юный принц Реккаред II, умер через несколько дней после восшествия на престол. В итоге трон занял Свинтила (621-631 гг.) - закаленный дукс провинции и опытный полководец. В начале своего правления он лично предпринял поход против басков, которые, по словам Исидора, своими набегами разоряли Тарраконику. После поражения их заставили построить город Ологик (Олите) для готов. Свинтила, подобно Леовигильду, ранее основавшему Викториакум (Виторию), приказал построить эту крепость на территории басков, чтобы ограничить их набеги на регионы рядом с долиной реки Эбро. За непрерывными войнами против астуров и басков лежали различия в социальной организации между ними и испано-готским обществом. Баски и астуры все еще сохраняли черты своего племенного прошлого, и хотя иногда терпели поражения от готских королей, никогда не подчинялись
468
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
им полностью23. Более значительную победу Свинтила одержал над византийцами. По словам Исидора, Свинтила добился триумфа, превзошедшего успехи всех других королей, поскольку он был первым государем, который правил всей межокеанической Испанией, и это говорит о том, что именно он положил конец присутствию Византии на полуострове. Последнее событие обычно датируется 623-625 гг.24
Свинтила назначил своим соправителем сына Рецимера, но отец и сын были свергнуты в 631 г. в результате переворота, совершенного представителем знати Сисенандом при помощи короля франков Дагоберта. Король франков отправил армию из Тулузы, которая под командованием Абунданция и Венеранда25 достигла Сарагосы, где Сисенанд был провозглашен королем готов. Фре- дегар, сообщивший эти сведения, утверждает, что Свинтила был ужасным королем, которого готы возненавидели. Это противоречит более ранним элегиям Исидора, который описывал Свинтилу в качестве короля, получившего скипетр божьей милостью, и наделял его всеми достоинствами хорошего правителя, называя «отцом бедняков». Контраст можно объяснить ухудшением отношений Свинтилы с церковью и знатью в последние годы его правления. На Четвертом Толедском соборе в 633 г., который узаконил захват власти Сисенандом и зачинщиком которого был Исидор Севильский, Свинтилу обвинили во всевозможных беззакониях. Собор попытался принудить его официально отречься от своей власти. Свергнутый король не лишился жизни, но он и его семья были отлучены от церкви и отправлены в изгнание, а их собственность - конфискована. Она, как утверждали церковные отцы, была получена за счет ограбления бедных. В VII в. это было равносильно утверждению, что ее отобрали у церкви.
САКРАЛИЗАЦИЯ КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ
Необходимо рассматривать свержение Свинтилы в контексте противоречий между нобилитетом и королем, защищавшими каждый свои интересы. Как мы видели, системы соправления,
23 Barbero and Vigil (1974), р. 51-67.
24 Vallego Girvés (1993), p. 307.
25 Франкские герцоги, соответственно, Тулузы и Бордо. - Прим, науч.ред.
469
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
навеянной позднеримскими и современными византийскими примерами, было недостаточно, чтобы положить конец практике насильственного свержения монархов. Последняя не только подрывала королевскую власть, но угрожала также стабильности королевства, оставляя его беззащитным перед вмешательством традиционно враждебных сил, наподобие франков. Во время царствований, последовавших за изгнанием Свинтилы, главную роль на политической сцене играли соборы, участники которых стремились найти выход из противостояния между знатью и королями за счет усиления монархии как института и регулирования вопросов, связанных с передачей власти. Церковь, далекая от идеала третейского суда, двигалась к этим целям совместно со знатью, вследствие чего роль и соборов, и знати в управлении королевством возрастала.
Первый из таких соборов был проведен Сисенандом (631-636 гг.) с целью узаконить свое восшествие на престол. Ключевой фигурой этого Четвертого Толедского собора, состоявшегося в 633 г., был Исидор Севильский, с которым может быть связана политическая и религиозная доктрина, выработанная собором. Несмотря на то, что одной из целей собора была легитимация захвата Сисенандом власти, его участники попытались избежать дальнейших актов насилия, которые могли угрожать королям и стабильности королевства. Семьдесят пятый канон начинается с напоминания о священном характере клятвы верности, принесенной королю, и о том, что нарушитель соглашения с королем, попирает и верность Богу, во имя которого давалась эта клятва. Постановлялось, что нарушившие присягу королю, будут отлучены от церкви. Равным образом отстаивалось мнение о священной природе королевской власти и богоизбранности монарха, в свете которых никто не должен был покушаться на его жизнь: святые отцы напоминали о библейском nolite tangere Christos meos26. Было предписано также, что королевский удел — умереть своей смертью, преемника же на престоле надлежит избирать знати и епископам - данный принцип выборности монарха развивался будущими соборами.
Четвертый Толедский собор имел важные последствия для жизни вестготской церкви и королевства, в силу утверждения здесь института национальных соборов. Хотя начало этому движению было положено Третьим Толедским собором, именно участники
26 «Не прикасайтесь к помазанным Моим» (Псал. 104:15). - Прим. пер.
470
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
Четвертого собора решили, что подобные собрания должны проходить регулярно, подчеркнув различие между ними и провинциальными соборами и указав на необходимость первых для рассмотрения вопросов веры и общецерковных проблем. Общие соборы в Толедо созывались еще одиннадцать раз, и их всегда инициировали короли: помимо призывов к епископам исправить дисциплинарные и догматические злоупотребления, монархи представляли для обсуждения - в рамках так называемого tomus regius27 - все важные вопросы управления королевством27 28 29. В этом смысле работа соборов в Толедо не ограничивалась церковными проблемами, но затрагивала и вопросы, связанные с политическими интересами, в полном согласии с проявившейся уже на Третьем Толедском соборе теорией гармоничного единства духовной и светской властей.
Во время короткого правления Хинтилы (636-639 гг.) были проведены два Толедских собора - Пятый и Шестой. На Пятом соборе, состоявшемся в начале его правления в 636 г., вопросы государственной важности, затронутые предыдущими соборами, стали почти единственным предметом обсуждения. С одной стороны, каноны, настаивавшие на личной неприкосновенности королей, запрещали покушения на их жизнь и нападения на их потомков или собственность, с другой же - в целях предотвращения заговоров, грозили церковным отлучением всем тем, кто при жизни короля плел интриги относительно престолонаследия. Для большего эффекта участникам последующих собраний вменялось в обязанность зачитывание семьдесят пятого канона Четвертого собора, который впервые озаботился данной проблемой. Предписывалось также избрание королей из готской знати, наследникам же престола не разрешалось лишать fideles regum29 имущества, которое те получили непосредственно от государя или праведно обрели вследствие верной службы ему.
Два года спустя (638 г.), на Шестом30 соборе эти вопросы поднимались вновь, и было решено, что fideles regum не должны
27 Королевское послание (лат.). - Прим, пер.
28 Серия Толедских соборов началась с Третьего в 589 г. и закончилась Восемнадцатым в 702 г. Однако Девятый и Десятый соборы имели провинциальный характер, а Четырнадцатый рассматривал только теологические вопросы. Акты Восемнадцатого собора до нас не дошли. Акты соборов в Толедо являются одним из основных источников информации о королевстве вестготов. О Толедских соборах см. Abadal (1962-3), р. 69-93, и Orlandis and Ramos Lisson (1986); акты изд. Vives (1963).
29 Верноподданные королей (лат.). - Прим. пер.
30 В английском тексте ошибочно указан Четвертый собор. - Прим. пер.
471
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
лишаться государственных должностей, и что они могли не только сохранить имущество, полученное от прежнего правителя, но и передавать его своим потомкам - за исключением тех случаев, когда они не были способны обеспечить fidele obsequium et sincerum servitium31, нарушили клятву верности монарху или не выполнили взятые на себя обязательства. Присутствовавшие на соборе отцы решили, что будет более справедливым, если церкви Господни сохранят имущество, переданное им королями, в своем вечном владении, поскольку они поддерживали бедняков. Собор вновь настаивал на личной неприкосновенности государя, его потомков и имущества, указав, что любому покусившемуся на жизнь монарха, должен отомстить его преемник на троне, которого в противном случае надлежит считать соучастником преступления. Наконец, дополнительно ограничивались и способы, посредством которых можно было получить трон. Никто не мог стать королем, если он захватил трон силой, носил церковную тонзуру или был обрит в знак позора, происходил из рабов или чужеземцев.
Правление королей Сисенанда и Хинтилы стало важной вехой в развитии политических институтов вестготского королевства. Последующие Толедские соборы укрепили институт монархии путем сакрализации личности короля: вероятно, что практика помазания короля впервые была введена Четвертым Толедским собором. Перенятое вестготским духовенством помазание на царство было ритуалом, который наделял короля статусом Божьего избранника и вдохновлялся библейскими прецедентами. Обряд этот также усиливал сплоченность королевства, делая священными те узы, которые возникали между подданными и монархом благодаря клятвам верности. Клятва верности, имевшая, возможно, германские корни, считалась чрезвычайно важным дополнением к древним обязательствам не злоумышлять против короля и родной страны. Получили развитие и более позитивные аспекты: так, fideles regum должны были защищать жизнь и интересы короля и королевства32.
Параллельно, соборы представили религиозное обоснование для участия знати и церкви в управлении королевством, усилив также их финансовые права. Они отдали предпочтение выборной системе, которая вверяла передачу престола в совместное веде¬
31 Истинное послушание и честное служение (лат.). - Прим. пер.
32 О содержании и сфере действия клятвы верности см. Barbero and Vigil (1978), р.126-54.
472
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
ние церкви и знати, и подтвердили права fideles regum обретать собственность и занимать должности в силу своей верности государю. Важно подчеркнуть, что fides или fidelitas, объединявшая подданных (включая духовенство) и короля, была выражением личных связей, которые влекли за собой не только обязательства по отношению к королю и королевству, но также и ответственность монарха перед fideles regum.
Несмотря на меры предосторожности, предпринятые соборами с целью предотвратить захват власти силой, вскоре последовал еще один - к счастью, бескровный - переворот. По словам Фредегара, король Хинтила перед смертью предложил в качестве преемника на троне своего сына. Юного Тульгу избрали королем, но через три года он был свергнут и пострижен в монахи, что, согласно предписаниям Четвертого Толедского собора, окончательно лишало его права на престол. Вместо него многочисленные « сенаторы »- готы и народные массы провозгласили королем знатного Хинда- свинта.
ПРАВЛЕНИЕ ХИНДАСВИНТА И РЕКЦЕСВИНТА
Правление Хиндасвинта и его сына Рекцесвинта охватывает длительный период (642-672 гг.), в течение которого оба активно занимались законотворчеством. Кульминацией стало издание «Liber Iudiciorum»33 - большого свода законов, начатого Хиндас- винтом и завершённого Рекцесвинтом в 654 г.34 Новый кодекс включал в себя многочисленные законы, описанные как antiquae35. Они, в основном, представляли собой переработку законов из Кодекса Леовигильда, а отчасти также из Кодексов Реккареда и Сисебута. Многие из вошедших в «Liber Iudiciorum» законов были
33 «Книга приговоров» (лат.), более известная в отечественной литературе как «Вестготская Правда». - Прим, науч.ред.
34 «Liber Iudiciorum» была опубликована Карлом Цоймером (1902 г.) вместе с другими сводами законов вестготов под заглавием «Lex Visigothorum». Вестготское законодательство долгое время было предметом полемики между сторонниками его территориального характера, см. Garcia Gallo (1942-43) и (1974) и D’Ors (1956), и теми, кто отличал ранний этап, характеризующийся национальным статусом права, от второго, связанного с территориальным принципом действия, который вступил в силу с «Liber Iudiciorum», см. Thompson (1969), р. 57-8, King (1972), р. 6-18, и Pérez Prendes (1991), р. 71-8.
35 Древние (лат.). - Прим. пер.
473
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
новыми, принятыми Хиндасвинтом и Рекцесвинтом, хотя ряд из них и был заимствован с небольшими изменениями из старого «Breviarium Alarici» («Бревиария Алариха» )36. Новый правовой свод заменял все ранее принятые законы, не вошедшие в него, особенно римские законы из «Breviarium Alarici». Однако, «Liber Iudiciorum» нельзя считать германским по своему характеру кодексом, учитывая, что она задумывалась в соответствие с римской юридической традицией и использовала идеи римского права, лишь в исключительных случаях применяя принципы права германского37. Ее появление отвечало необходимости приспособить множество законов, изданных за два столетия, к актуальным социальным условиям. Старые нормы, утратившие социальную значимость, были изменены. Среди законов Рекцесвинта стоит отметить строгость тех, которые были направлены против иудеев, запрещая им празднование Песаха и другие обычаи - такие, как обрезание. В последующие годы «Liber Iudiciorum» пополнилась новыми законами, а при Эрвигии была издана ее переработанная версия.
Законы в «Liber Iudiciorum» показывают, что значительная часть испано-готского населения продолжала жить в рабстве, что здесь - судя по частоте упоминаний - было много вольноотпущенников, но одновременно в этих текстах почти не фигурируют земледельцы-держатели. Подобное молчание, если учесть подтвержденное соборным источником 619 г. существование coloni38, объясняется ухудшением жизни этих держателей, которые, будучи прикрепленными к земле, еще и настолько сильно зависели от своего dominus39, что законодатели в итоге пренебрегли небольшими различиями между ними и рабами, включив их в категорию servi40,41. Такое понимание их статуса созвучно эволюции статуса вольноотпущенников, чья зависимость от господина, формально давшего им волю, на деле постоянно усиливалась: в конечном счете эта зависимость перестала ограничиваться вре-
36 99 законов Хиндасвинта и 87 Рекцесвинта составляют важный корпус информации о правлении двух этих королей; к данным источникам можно добавить сведения, содержащиеся в актах соборов, а также (в меньшей степени) у Фредегара и в «Мосарабской хронике 754 г.».
37 Zeumer (1944), р. 81.
38 Колоны (лат.). - Прим. пер.
39 Господин (лат.). - Прим. пер.
40 Сервы, рабы (лат.). - Прим. пер.
41 King (1972), р. 161.
474
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
менем жизни манумиттора и освобожденного, превратившись в наследственное состояние. Данное усиление зависимости распространялось и на свободных, живших in patrocinio42 43, которые, подобно вольноотпущенникам, получали от своих patroni43 имущество, хотя право распоряжаться им было ограничено, а взамен требовалось служить. Такие узы тоже тяготели к превращению в наследственные44 45. Все это говорит об укреплении зависимости лиц, находящихся в рабстве, или полусвободных - которые по большей части трудились в сельских поместьях - в пользу ограниченного числа domini vel patroni45,46. Первостепенное значение этой социальной группы было выражено и в правовой сфере: вестготское законодательство проводило различие между знатью и простыми свободными людьми, когда речь шла об определении наказания и денежной компенсации, которая всегда была выше для maiores47 48 у а в случае с humiliores48 могла привести виновного к потере свободы.
Законы, включенные в «Liber Iudiciorum», отражают также новшества в системе территориального управления, которая характеризовалось окончательным отказом от старого деления на военную и гражданскую администрации - по аналогии с тем, как это происходило в Византии49 50 51. Так, ко времени правления Хиндасвинта duces provinciae50 добавили к своим военным полномочиям, другие функции - правового характера, заняв место существовавших ранее rectores5\ которые больше не упоминаются. На более низком уровне эта эволюция началась еще раньше. Comes
42 Под покровительством (лат.). - Прим. пер.
43 Господь (лат.). - Прим. пер.
44 Barbero de Aguilera and Vigil (1978), p. 22-33.
45 Господа или покровители (лат.). - Прим. пер.
46 В современной историографии возникла гипотеза о том, что режим рабовладения был усилен при правителях-варварах, и что рабство, разумеется, не исчезло. Однако, по нашему мнению, большее значение имело превращение в зависимых лиц - через отношения патроната - некогда свободных крестьян, см. Loring and Fuentes (1998).
47 Букв.: большие, старшие (лат.); здесь: более знатные. - Прим. пер.
48 Букв.: более низкие, меньшие (лат.); здесь: простолюдины. - Прим. пер.
49 Мы не разделяем мнение Thompson (1969), р. 216, который считает эти нововведения результатом политически мер, направленных на ограничение власти испано-римлян. См. подробное исследование системы управления вестготского королевства в Garcia Moreno (1974а).
50 Дуксы провинций (лат.). - Прим. пер.
51 Ректоры (лат.). - Прим. пер.
475
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
civitatis52 53 54 у со времени появления этой должности в Тулузском королевстве вестготов, обладал военными, правовыми и финансовыми полномочиями, и они лишь увеличивались по мере исчезновения старых римских магистратур, хотя defensor civitatis52 упоминается вплоть до периода правления Рекцесвинта. В подчинении comes находилась еще пара должностных лиц - vicarius comitis54 и thiu- fadus55 56. Последний первоначально был главой военного отряда в тысячу человек, и подобно дуксу, расширил сферу своей деятельности за счет правовых компетенций. Возможно, что к этому времени duces и thiufadi стали выполнять обязанности, связанные с финансами, хотя они не упоминаются до закона, изданного Эрви- гием в 683 г. и аннулировавшего недоимки по налогам. Некоторые дуксы, кажется, уже занимали должность comes cubiculariorum56 и другие придворные посты - такие, как comes scanciarum57 - связанные с собственностью монарха и призванные, несомненно, решать вопросы содержания армии58.
Новыми были и важные полномочия зависимых или рабов короля - servi fiscales59 60, которые стали управлять ресурсами фиска и королевскими поместьями, что включало даже ответственность за отдельные службы officium palatinum60 (состоящего из различных подразделений административного органа), во главе которого находились магнаты с титулом комита. Короли таким образом удовлетворили свою потребность в опоре на верную бюрократию, которая уравновешивала влияние знати. Об этом свидетельствуют акты Тринадцатого Толедского собора 683 г., который попытался положить конец монополизации указанных функций королевскими рабами и вольноотпущенниками. Это решение было очень похоже на то, что уже было применено в Византии, где власть cubiculum усиливалась за счет иных служб центральной администрации, особенно потому, что он был укомплектован рабами и евнухами.
52 Комит города (лат.). - Прим, пер.
53 Защитник города (лат.) - Прим. пер.
54 Викарий (заместитель) комита (лат.).
55 Т.н. тиуфад или тысяцкий (от готск. thiufa - тысяча). - Прим. пер.
56 Комит кубикуляриев (лат.), т.е. служителей королевского cubiculum. - Прим. пер.
57 Комит стольников (лат.). - Прим. пер.
58 Barbero and Vigil (1978), р. 84-5.
59 Сервы (рабы) фиска (лат.). - Прим. пер.
60 Дворцовое ведомство (лат.). - Прим. пер.
476
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
Правление Хиндасвинта (642-653 гг.) было жестким и энергичным. По словам Фредегара, он подчинил знать, приказав казнить 200 primates61 и 500 mediocres62, других он изгнал и передал их жен и дочерей вместе с имуществом своим fideles. Хиндасвинт заручился правовыми средствами для проведения своей политики, укрепив королевскую власть, и на втором году своего правления издал закон против перебежчиков и тех, кто обвинялся в измене и заговоре против короля63. Согласно этому закону, участники заговоров против власти короля и народа готов, подлежали смертной казни и конфискации имущества. Жестокость закона была такова, что в случае помилования, король мог лишь заменить смертную казнь ослеплением и вернуть виновному двенадцатую часть конфискованного имущества. Кроме того, с целью более строгого соблюдения этого закона всех важных сановников (как светских, так и церковных) вынудили принести специальную клятву. Два года спустя, в 646 г., Хиндасвинт созвал Седьмой Толедский собор, который обсудил серьезность подобных преступлений и постановил, что совершившие их священнослужители должны отлучаться от церкви и смещаться с должностей. Наказание в виде отлучения от церкви было распространено и на мирян. Помимо этого, собор настаивал на долге духовенства хранить верность королю, напоминая ему о необходимости исполнения некогда принесенных клятв и недопустимости их нарушения посредством согласия на коронацию другого лица. Хиндасвинт был королем, суровость которого осуждалась его современниками. Так, Евгений Толедский64 посвятил ему эпитафию, в которой Хиндасвинт изображен нечестивым, несправедливым и безнравственным человеком. Однако он поддерживал дружеские отношения с другими видными представителями духовенства, например, с Браулионом Сарагосским65, который был советником короля по вопросам политики (рекомендовав ему, в частности, сделать сына своим соправителем) и помогал Хиндасвинту, в законотворчестве. Кроме законодательной деятельности, необходимо связать имя этого короля с восста¬
61 Букв.: главные, первенствующие лица (лат.); здесь: представители высшей знати. - Прим, пер.
62 Букв.: средние (лат.); здесь: знать средней руки. - Прим. пер.
63 LFII.1.8, р. 53-7.
64 Третий митрополит Толедский (646-657 гг.), бывший известным церковным писателем и автором ряда поэтических сочинений. - Прим, науч.ред.
65 Епископ Сарагосы (631-651 гг.), ученики друг Исидора Севильского. -Прим, науч.ред.
477
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
новлением финансовой системы, которая, несомненно, выиграла в результате конфискаций имущества у знати, и, вероятно, более эффективного сбора налогов. Свидетельством этой реорганизации является улучшение правовой ситуации и качества монеты по сравнению с более ранними периодами66.
В соответствии с политикой укрепления королевской власти, Хиндасвинт в 649 г. сделал своим соправителем сына, тем самым попытавшись еще раз основать королевскую династию. Рекцес- винт действительно наследовал отцу после его смерти в 653 г., хотя передача власти оказалась далеко не мирной. Представитель вестготской знати Фройя попытался захватить трон и в союзе с басками возглавил поход в долину реки Эбро, осадив там Сарагосу67. Правление Рекцесвинта (653-672 гг.) ознаменовало перемены в отношении знати и церкви к королевской власти. В первые месяцы своего правления новый король в одиночку созвал Седьмой Толедский собор, состоявшийся в декабре 653 г. Главной задачей этой ассамблеи был пересмотр политики Хиндасвинта. На соборе присутствовала большая часть епископов, а вместе с ними - впервые (если исключить представителей готской знати, отрекавшихся от арианства на Третьем соборе) - еще и группа аббатов, а также светских магнатов из officium palatinum. Их присутствие, ставшее с тех пор обычным, на момент созыва собора было явным новшеством, которое еще сильнее сплотило церковь и знатных мирян. Согласно основной задаче, собор обсудил возможность смягчения кары для обвиненных в измене королю по закону о перебежчиках и предателях. После длительных споров милосердие возобладало над беспокойством о нарушении клятвы, принесенной во имя Господа. Далее обсуждению подверглись условия, которые надлежит выполнять всем хорошим правителям. Было подчеркнуто, что восшествие на престол должно определяться избранием, которое осуществляют епископы и придворные магнаты в Толедо или там, где умер король. Наконец, в качестве высшего судебного органа собор издал постановление, в котором, вслед за жесткой критикой жадности правителей, были проведены различия между собственностью, полученной Хиндасвинтом после воцарения, и тем имуществом, которым он владел (по праву наследования или законного приобретения) до этого. Согласно решению собора, последнее должно было перейти его потомкам, но первой мог вла¬
66 Grierson (1979), XII, р. 86.
67 О наследовании Хундасвинту см. Orlandis (1977), р. 168-9.
478
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
деть как королевским патримонием лишь Рекцесвинт - «таким образом, что каждый мог получить принадлежащее ему по праву, а остальное было бы употреблено, согласно воле правителя, на благо его подданных»68.
Эти последние меры играли решающую роль для обеспечения интересов знати и церкви, которые в равной мере стремились положить конец усилению одной семьи, предотвратить закрепление трона за одним родом, обеспечить доступ к «принадлежащей им по праву собственности», а также уравновесить принципы вассальной верности, провозглашенные пятым и шестым соборами в Толедо. Другой закон Рекцесвинта, обнародованный на соборе, подкреплял решения собора, гарантировав, что впредь никто не может быть произвольно лишен собственности правителем, и утвердив нормы, посредством которых возвращалось бы неправомерно конфискованное. Кроме того, в соответствии с решением собора, закон предусматривал, что вся собственность, полученная королями со времен правления Свинтилы, если она не была передана по завещанию, должна стать частью королевского патримония и находиться в распоряжении наследников престола.
ВАМБА, ЭРВИГИЙ И ВОЕННЫЕ РЕФОРМЫ
Правление Вамбы (672-680 гг.) - преемника Рекцесвинта - является одним из наиболее освещенных периодов, благодаря «Historia Wambae», которую написал епископ69 Толедо Юлиан, являвшийся современником короля. «История» начинается с избрания Вамбы, которое произошло в день смерти Рекцесвинта, в Гертикосе - небольшом местечке примерно в 190 км от столицы. Вамба был помазан на царство в Толедо только через 19 дней. Это помазание - первое, о котором сохранились сведения, хотя со слов Юлиана можно заключить, что ритуал уже был известен - провел митрополит Квирик.
В том же году Вамба столкнулся с мятежом в Септимании, который возглавил комит Нима Ильдерик. Вамба отправил на его подавление дукса Павла, который, в свою очередь, тоже восстал и привлек на свою сторону большую часть знати в Тарраконике.
68 ‘ita ut iuste sibi debita quique percipat, et de reliquis ad remedia subiectorum... principis voluntas exerceat’, Vives (1963), p. 292.
69 Правильнее было бы называть его епископом-митрополитом Толедским. - Прим, науч.ред.
479
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
Павел заключил соглашение с Ильдериком и его сторонниками, провозгласив себя королем в Нарбонне. Он был помазан на царство и отправил Вамбе послание, в котором именовался «Flavius Paulus unctus rex orientalis»70. Затем он принялся искать новых союзников среди традиционных врагов вестготов - таких, как франки и баски71. Вамба в это время воевал с басками, которых покорил в ходе быстрой кампании, вынудив их заключить мир с предоставлением заложников и выплатой дани. После этого король отправился в Галлию. Подчинив себе тарраконские города Барселону и Жирону, Вамба разделил войско на три части с целью пройти через Пиренеи по трем перевалам и занять охранявшие их крепости. В Нарбоннской Галлии он вновь объединил армию, взял Нарбонну, ряд других городов, и, наконец, Ним, где укрылся Павел, и где он сдался Вамбе. Победоносная компания не завершилась казнью мятежников. Удовлетворив прошение нарбоннского епископа о милосердии для него и других замешанных в восстании, Вамба простил их. Когда, возвращаясь из похода, король совершил триумфальный въезд в Толедо, Павла и его сообщников провели в составе процессии через город, жители которого публично порицали мятежников.
Вследствие этого мятежа Вамба, вскоре после победы над Павлом, обнародовал закон, предполагавший реорганизацию армии72. В данном законе можно выделить две части: одна касалась нападений извне, а вторая - внутренних волнений. В первой части сказано, что епископы, священнослужители любого ранга, военачальники, дуксы, комиты, тиуфады, викарии комитов, гардингив73 и всякий, кто находится на атакованной территории или в близлежащих землях (в радиусе 160 км), должен помочь королю в защите коррлевства, как только местный дукс, либо комит, либо тиуфад или викарий объявят об опасности74. Все вышеназванные обязаны были явиться на подмогу королю со своими отрядами.
70 «Флавий Павел, миропомазанный король Востока» (лат.). - Прим. пер.
71 Об участии франков в восстании см., Форакр, глава 14 далее.
72 LFIX.2.8, р. 370-3. Об этом законе и последующем законе Эрвига см. Barbero and Vigil (1978), р. 140-50, и Pérez Sanchez (1989), р. 155-74.
73 См. след, примечание. В английском тексте использована форма единственного числа — gardingus. - Прим. пер.
74 Gardingos, по словам Sanchez Albornoz (1974), I, р. 77-88, были вооруженными клиентами из королевской свиты, происходящей от германского comitatus (т.е. комитата. - Прим, пер.), схожие с меровингскими antrustiones (антрустионами. - Прим, пер.); хотя здесь они, кажется, наделенными правом военного командования. Однако источники не позволяют нам отнести их к остальным лица, отвечавшим за
480
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
Если же это обязательство не будет выполнено, и королевству причинят ущерб, а в атакованных провинциях будут захвачены пленники, то перечисленные лица подвергнутся наказанию. Так, епископы и прочие высокопоставленные клирики должны компенсировать причиненный врагом ущерб из своих собственных средств или отправиться в изгнание. Низшее духовенство и всех мирян надлежало лишить права быть свидетелями в суде, отдать в рабство, вверив их жизни королевской милости, а их собственность конфисковать для компенсации тем, кто утратил свою. Во второй ситуации, то есть в случае внутреннего мятежа, наказания для мирян и епископов были одинаково суровыми: конфискация собственности и изгнание.
Текст этого закона свидетельствует об одном, несомненно, важном явлении: вестготская армия в последние десятилетия VII в. еще не утратила окончательно своего государственного характера, поскольку управлялась законами, которые регламентировали власть военачальников, способных официально объявлять войну. Армия эта состояла из отрядов различного происхождения - как государственных, так и частных. Военачальники в королевстве вестготов могли содержать под своим командованием постоянные отряды и наращивать их за счет людей из тех самых поместий, которые принадлежали им лично или же прилагались к занимаемой ими должности. Кроме этих подразделений, существовали еще вооруженные отряды, подчиненные видным служителям церкви (участники их вербовались подобным же образом), а также дружины тех крупных землевладельцев, которые не занимали государственных постов.
Правление Вамбы неожиданно завершилось в октябре 680 г. переворотом, который был реализован бескровно и, судя по всему, с опорой на нормы права. Согласно актам Двенадцатого Толедского собора, собравшегося несколько месяцев спустя, король, будучи серьезно болен, в присутствии важных придворных сановников обрел отпущение грехов, а следом - монашеское одеяние и постриг. Согласно предписаниям Шестого Толедского собора, это лишало его права царствовать дальше. По всей видимости, Вамба также подписал документы, подробно изученные собором, в которых он избирал своим преемником Эрвигия75 и просил Толедского
управление: закон Вамбы не упоминает их вместе с другими сановниками, которым было разрешено объявлять призыв к оружию.
75 Или Эрвиг (Ervig). В оригинале использован этот второй вариант имени. - Прим, науч.ред.
481
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
митрополита Юлиана без промедления совершить помазание. Впрочем, одна астурийская хроника конца IX в. сообщает, что Вамба был одурманен, а заговорщики выстригли ему тонзуру и облачили в рясу, что заставило его отказаться от жизни в миру и до конца своих дней остаться монахом76. Эта версия свержения Вамбы кажется более правдоподобной, поскольку во втором каноне участники Двенадцатого Толедского собора обсуждали получивших покаяние в бессознательном состоянии, и явно намекали на короля Вамбу, когда объявляли, что «обретшие покаяние, каким бы образом оно ни было получено, больше никогда не смогут вернуть себе воинские инсигнии»77.
Смещение Вамбы должно быть связано с серьезными последствиями его закона о военных обязанностях для церкви и знати. Преемник Вамбы Эрвигий (680-687 гг.) приступил в начале своего правления к пересмотру закона, хотя задача была сложной, и потребовалось два собора (начиная с XII Толедского в 681 г.), чтобы этот пересмотр состоялся78. Участники ассамблеи 681 г. согласились с тем, что пострадавшим от закона Вамбы надлежит вернуть их прежние чины и право выступать истцами в суде. Точно так же собор снял отлучение с тех, кто действовал против короля или patria79, но был помилован новым монархом. Два года спустя Тринадцатый Толедский собор закрепил эти меры и решил вернуть тем, кто участвовал в заговоре Павла - и даже тем, кто со времен короля Хинтилы запятнал себя подобным бесчестием - право предъявлять иски. Было решено также вернуть конфискованную собственность при условии, что она не была передана кому-то другому, или пожалована causa stipendii80. Во втором каноне участники собора, ходатайствуя от имени утративших достоинство из-за неправедных обвинений либо признаний под давлением короля, постановили, что церковнослу¬
76 Имеется в виду т.н. «Хроника короля Альфонсо III» из цикла астурийских хроник. Однако в ней рассказ о свержении Вамбы выглядит несколько иначе: Вамба впадает в беспамятство из-за напитка, поднесенного ему комитом Эрвигием (Эрвигом), а ничего не знавшие об этом и преданные королю придворные и местный епископ спешат позаботиться о душе Вамбы и устраивают ему «очищение от грехов». Придя в себя, Вамба понимает, что случилось, и удаляется в монастырь, где проживет еще семь с лишним лет. - Прим, науч.ред.
77 ‘hos qui qualibet sorte poenitentiam susceperint ne ulterius ad militare cinculum redeant’, Vives (1963), p. 389.
78 LVIX.2.9,p. 374-9.
79 Родная страна, отечество (лат.). - Прим, науч.ред.
80 Как вознаграждение за военную службу (лат.). - Прим. пер.
482
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
жители и знать обретут гарантии: отныне их смогут судить только публично и перед трибуналом, включающим людей одного с ними сословия. Содержание этого канона разоблачает противоборство между церковью и знатью, с одной стороны, и королевской властью, с другой. Он выставляет королей зачинщиками незаконных судебных процессов и обвиняет их в применении физического насилия к знатным лицам и клиру ради доказательства вины. А те, кто был и впрямь виновен в причинении ущерба королевству, этим каноном превращаются в невинных жертв.
Эрвигий пошел на дальнейшие уступки церкви и знати. Третий канон собора санкционировал королевский указ о прощении недоимок, согласно которому списывались подати (начиная с первого года его правления), которые должны были поступить в государственную казну, за исключением уже полученных сборщиками, но еще не переданных ими в фиск. Нарушителям этого указа грозило церковное отлучение. Внимание, которое собор уделил королевскому решению (не только посвятив ему один из канонов, но и включив его текст в акты), видимо, указывает на то, что главными бенефициарами налоговой амнистии были церковь и знать. В шестом каноне участники собора попытались ограничить возможность развития королевской бюрократии. Отныне занимать должности при дворе или управлять собственностью фиска либо короны могли только вольноотпущенники и servi fiscales81, но не иные рабы или вольноотпущенники - дабы избежать возвышения последних и превращения их в «палачей собственных господ».
Эрвигий исправлял политический курс Вамбы не только с помощью соборов: он использовал и возможности гражданского законодательства, издав новый закон, касавшийся армии82. Законодатель сетовал на то, что лица, обязанные отправляться в поход со своими сервами, не берут собой и двадцатой их части. Он вводил ряд правил, обязывавших все население откликаться на призыв короля о помощи, присоединившись в указанный день к его войску либо к отрядам дуксов или комитов. В законе указывалось, что прибыть должен каждый - и готы, и римлянине, и свободные, и вольноотпущенники, а также servi fiscales, — приведя с собой десятую часть подвластных ему сервов, вооруженных за свой счет. В случае нарушения закона дуксом, комитом или гардингом они
81 Рабы фиска (лат.). - Прим. пер.
82 LFIX.2.9,p. 374-9.
483
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
лишались имущества и изгонялись из страны. Тиуфады и нижестоящие чины должны были быть обриты, приговаривались к двумстам ударам плетью и штрафу золотом, неуплата которого грозила вечной кабалой.
Данный закон Эрвигия местами соотносился с законом Вамбы, но по части ответственности был более мягким. Бросается в глаза исключение из числа военнообязанных представителей клира. Еще одним новшеством стала градация наказаний в зависимости от административного и военного статуса нарушителей: в рабов теперь обращались единственно лица невысокого ранга, да и то лишь в случае неуплаты положенного штрафа. Наконец, если во времена Вамбы требовалось помочь королю всеми силами и средствами, то закон Эрвигия предписывал привлечение только десятой части сервов. Все эти модификации не отменяли наполовину публичный, наполовину частный характер армии, обретенный, как минимум, с правления Вамбы. Она продолжала в большинстве своем состоять из частных отрядов, хотя король не отказался от своего права официально созывать войско и руководить им - лично или при помощи полководцев.
Законодательная деятельность Эрвигия не ограничивалась изданием новых законов, поскольку он еще и переработал «Liber Iudiciorum», новая редакция которой была издана 21 октября 681 г., спустя год после его воцарения. Среди законов этого обновленного свода, необходимо отметить те, что были направлены против иудеев. Нормы эти, представленные Эрвигием на Двенадцатом Толедском соборе и утвержденные его восьмым каноном, были крайне суровы, превосходя по жестокости прежнее законодательство. Иудаизм как особая религия фактически запрещался, а иудеям давался один год на переход в христианство, вновь звучал запрет на празднование Песаха и отправление иудейских обрядов вроде обрезания. В результате этих мер, если будущие законы - гражданские или канонические - и упоминают евреев, то речь там идет лишь об обращенных в христианство.
ЭГИКА И ПОПЫТКА УСТАНОВИТЬ ДИНАСТИЧЕСКУЮ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ
Перед смертью - в середине ноября 687 г. - Эрвигий назначил своего зятя Эгику, женатого на Киксилоне, наследником, обойдя
484
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
тем самым собственных сыновей. Это преемство, видимо, выросло из соглашения с мощной группировкой знати, поскольку шесть месяцев спустя, в мае 688 г., Эгика созвал Пятнадцатый Толедский собор, чтобы освободить себя от договоренностей с семьей тестя, что перекликается с данными астурийских хроник конца IX в.83, связывавших Эгику с семьей Вамбы. Королевский tomus, представленный Эгикой Пятнадцатому собору, утверждал, что король оказался связан двумя клятвами, которые противоречили друг другу. По случаю его женитьбы на Киксилоне Эрвигий заставил Эгику присягнуть, что тот защитит детей короля, но в качестве условия избрания королем Эгика также поклялся вести себя праведно с вверенным ему народом. По словам Эгики, семья его тестя извлекла выгоду из злоупотреблений и несправедливых конфискаций, проведенных Эрвигием в бытность того королем. Собор счел, что исполнить оба этих обещания, не преступив клятвы, конечно же, нельзя. В этой связи было решено, что вторая клятва должна возыметь преимущество над первой, ибо ее действие было шире (т. е. она не позволила бы Эгике оставить без защиты королевскую семью, тогда как защита оной совсем не мешала ему обвинять кого-то из знати. За этой дилеммой и опасением Эгики нарушить клятву в реальности скрывалась судьба собственности, ранее полученной Эрвигием в ходе конфискаций и перешедшей его потомкам. Новый монарх ныне пытался отобрать эту собственность у своих родственников по свойству - с целью ослабить их и упредить возможное соперничество.
В 693 г. Эгика созвал еще один собор в Толедо - шестнадцатый по счету. Его акты сообщают, что незадолго до этого произошло серьезное восстание. Оно возглавлялось епископом Сисбертом, сменившим на толедской кафедре Юлиана, и, согласно актам, пытавшимся лишить Эгику трона и убить. В качестве высшей судебной инстанции собор осудил и низложил Сисберта. Затем его участники вновь утвердили доктрину о личной неприкосновенности короля как избранника и помазанника Божьего, настояв на соблюдении клятву верности монарху. Собор установил суровые наказания для виновных в государственной измене и усилил строгость тех, которые уже были предписаны прежними канонами - т. е. лишение сана и изгнание для духовенства, а для мирян - превращение в рабов фиска, смещение с должностей и конфискацию собствен¬
83 См. прим. 77 выше. -Науч.ред.
485
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
ности (изымаемой королем). Дополнительной карой служило отлучение от церкви.
С этим заговором могут быть связаны еще два закона Эгики84. Согласно одному из них, клятвы, принесенные не королю, а также в судах, карались примерно так же, как государственная измена. Другой закон был разработан с целью урегулировать способы принесения клятвы верности: члены officium palatinum должны были приносить ее лично королю, а иные свободные люди - перед чиновниками, именуемыми discussores iuramenti85, которые с этой целью объезжали все королевство. И члены officium palatinum, и прочие свободные люди, уклонившиеся от клятвы без объяснения причин, должны были лишаться собственности и поступить в полное распоряжение короля. Эти законы подтверждают, что fideles regum - не просто узкая группа подчиненных лично королю (таков историографический штамп, глубоко засевший в умах), но совокупность всех его подданных.
В 694 г. в Толедо проходил Семнадцатый собор, сосредоточившийся на еврейском вопросе. Король направил собору tomus, в котором осудил предполагаемый заговор иудеев, утверждая, что они - вместе с евреями, жившими за пределами страны - злоумышляли против христиан. Эгика также утверждал, что несмотря на его благосклонность к ним (которой было обусловлено и возвращение рабов-христиан тем, кто ранее лишился их по причине собственной неверности), евреи, прикрываясь посулами искреннего обращения, продолжали отправлять свои ритуалы и хранить обычаи. В итоге король попросил собрание твердо решить, как ему следует поступать в отношении самих иудеев и их имущества. Участники собора подтвердили королевские обвинения и в одиннадцатом каноне согласились с тем, что евреи - покуда они упорствуют в своей неверности - должны быть лишены всей собственности, вместе с женами и детьми обращены в рабство, и рассеяны по испанским провинциям, дабы у них не было возможности вновь обрести свободу. Их рабам-христианам король мог давать вольные грамоты, наделяя их, к тому же, и частью владений прежних хозяев. Наконец, еврейских детей старше семи лет надлежало разлучать с родителями, чтобы воспитать в качестве христиан. Меры эти не распространялись на евреев Нарбоннской Галлии
84 LFII.5.19, р. 118-20 и II. 1.7, р. 52 и далее.
85 Клятвоблюстители (лат.). - Прим. пер.
486
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
в связи с тем, что число ее жителей сильно сократилось из-за чумы, однако и там они были обязаны помочь дуксу за счет своего имущества.
За рассказом о предполагаемом заговоре иудеев против христиан вообще и готского королевства в частности, нельзя отыскать какой-то исторической основы, хотя упоминание евреев-чужезем- цев и может отсылать к ситуации в восточной и северной Африки, завоеванной мусульманами, где к иудаизму относились с большей терпимостью. Содержание одиннадцатого канона стало кульминацией всеобъемлющего антииудейского законодательства вестготских королей. Стоит отметить, что серьезные меры, принятые на Семнадцатом соборе, были направлены не против евреев как таковых, но против иудеев, обращенных в христианство, поскольку в тексте утверждается, что «они запятнали тунику Веры, полученную от Святой Матери Церкви при крещении»86. В эпоху, когда границы между религиозным и политическим были размыты, а вера в Бога связана с верностью королю, все, кто не принадлежал к господствующей религии, становились маргиналами и, в итоге, обвинялись в намерениях стяжать себе и трон, и королевство.
Другой интересный вопрос, занимавший участников Семнадцатого собора, касался безопасности супруги и потомков короля. Он уже рассматривался предыдущим собором, который постановил предоставить защиту и помощь королевской семье, чтобы предотвратить насилие против них самих или захват их имущества: принуждать их к постригу и рясе было запрещено, и вдобавок во всех церквях королевства надлежало ежедневно молиться за королевскую семью. Семнадцатый собор подтвердил эти решения, причислив к нуждающимся в защите королеву Киксилону, и расширил круг мер, связанных с собственностью королевских отпрысков. Дети короля, при условии их невиновности (подтвержденной в судебном порядке), могли беспрепятственно владеть всем, что получили по наследству либо в дар от отца или же приобрели законным путем; они также обладали правом свободно отчуждать эту собственность. Наконец, если они оставались без защиты, епископы должны были предложить им помощь. Все эти гарантии, предоставленные собором с целью обезопасить королевское потомство, стали новшеством, благодаря которому крепла роль 8888 ‘tunicam fidei, qua eos per undam baptismatis induit sancta mater ecclesia maculaverint’, Vives (1963), p. 535.
487
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
семейных связей среди высшей знати, а корона не могла достаться кому-то из чужаков. Тринадцатый собор в правление Эрвигия впервые дал королям подобные гарантии. Хотя они и ставились под вопрос Эгикой и отчасти не были реализованы, этот факт не помешал ему стяжать аналогичные преференции для собственной семьи.
С целью усилить династический принцип, Эгика прибегнул также к общепризнанной практике провозглашения кого-нибудь из королевской семьи своим соправителем. В данном случае это был его сын Витица, который, по сообщению «Мосарабской хроники 754 г.», начиная с 698 г. правил вместе с отцом Запись в каталоге вестготских королей, известном как «Chronica Regum Visigothorum»87 88 89, говорит, что наряду с привычным статусом соправителя, Витица при жизни отца (в конце 700 г.) удостоился еще и помазания на царство. Оно делало причастность Витицы трону чем-то большим, нежели соправительством или простой попыткой преемства от отца к сыну, ибо король здесь превращался в священную фигуру. De facto88 он был монархом, которого Бог избрал на царство благодаря обряду помазания, осуществленному, безусловно, по приказу его соправителя и предшественника Витицы. Таким образом gratia Dei89, эманацией которой мыслилась власть королей, была закреплена за одним-единственным родом.
ВИТИЦА, РОДЕРИК И ПАДЕНИЕ ВЕСТГОТСКОГО КОРОЛЕВСТВА
Сведения о правлении Витицы (698/702-710 гг.) крайне скудны. Образ этого монарха искажен более поздними легендами, которые создали ему репутацию распутника, якобы развращавшего епископов и народ, а в итоге навлекшего на них гнев Господень. Согласно обычаю последних вестготских королей, Витица, начиная править, по собственной воле отменил приговоры тем представителям готской знати, которых преследовал его отец. Судя по «Мосарабской хронике», он вернул им их титулы и земли. Витицей были помилованы и вновь одарены королевским
87 «Хроника вестготских королей», составленная, предположительно, как дополнение к «Liber Iudiciorum». Самый ранний список этого каталога датирован VIII столетием. - Прим, науч.ред.
88 Фактически (лат.). - Прим. пер.
89 Милость Божья (лат.). - Прим. пер.
488
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
расположением участники мятежа Сисберта. Благодеяния этого короля по отношению к знатным лицам, которых ранее притеснял Эгика, вероятно, имели место на Восемнадцатом Толедском соборе - он состоялся в начале правления Витицы, но его акты до нас не дошли.
«Мосарабская хроника 754 г.» содержит неясный пассаж, говорящий о том, что в 701 г. Эгика и Витица покинули свой дворец и разъезжали по всей Испании из-за бедствия, прежде упомянутого хронистом. Это известие связывали с мятежом некого Сениофреда, в последние годы VII в. чеканившего монеты в Толедо. Более вероятно, что Сениофред вместе с епископом Сисбертом руководил восстанием 693-694 гг., поскольку эпицентром последнего был Толедо, а хронист ссылается на чуму - единственное всеобщее бедствие, которое отмечено им за время правления Эгики. Согласно актам Семнадцатого Толедского собора, эпидемия опустошила Нарбоннскую провинцию около 694 г. и оттуда, по-видимому, распространилась к югу от Пиренеев, а ее разрушительные последствия ощущались вплоть до 701 г. Закон о беглых рабах, который незадолго до своей смерти (в конце 702 г.) обнародовал Эгика, доказывает, что король оставил Толедо, ибо текст этот был издан в Кордове90. «Мосарабская хроника» сообщает ряд сведений о коротком совместном правлении двух королей между 698 и 702 гг., повествуя, например, что комит Теодемир победоносно отбил атаку византийцев с моря. Известие это соотносится с историей той борьбы между византийцами и мусульманами в Северной Африке, которая привела к потере Карфагена (698 г.).
Не совсем понятно, как закончилось правление Витицы. У нас нет ясных сведений о его смерти или обстоятельствах передачи им власти. Но мы знаем достаточно для того, чтобы утверждать: она сопрягалась с трудностями и не была мирной. Согласно «Моса- рабской хронике», хотя Витица и наследовал трон умершего отца в условиях полного спокойствия, переход короны к Родерику в 711 г. сопровождался повсеместными беспорядками. Из христианских и мусульманских источников нам известно также, что дети Витицы пытались сохранить за собой престол вкупе с обширными землями, которые унаследовали. С другой стороны, «Continuatio Soriensis»91 для «Chronica Regum Visigothorum» упоминает двух
90 LVIX.1.21.
91 Продолжение «Хроники вестготских королей», содержавшееся в Кодексе из Сории (ГХ-Х вв.), утраченном при пожаре в Эскориале 7 июня 1671 г. - Прим, науч.ред.
489
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
человек — Агилу и Ардо, правивших после Витицы: первый в течение трех лет, а второй - семи. Находки монет из Таррагоны и Нарбонны, чеканившихся от имени Агилы II, повлекли за собой предположение, что он мог быть сыном Витицы. Но подобное отождествление не соответствует информации о том, что семья Витицы помогала мусульманам и с готовностью приняла исламское владычество. В свете подобных известий не приходится сомневаться, что исчезновение Витицы как главы королевства (вероятно, в силу естественных обстоятельств), положило начало междоусобицам, на которые недвусмысленно намекает «Мосарабская хроника» в сообщениях о поспешном захвате Родериком королевства и о том, что последнее, погрузившись в пучину гражданской войны, на момент мусульманского вторжения «intestino furore confligetur»92.
Именно в условиях вмешательства в эту гражданскую войну началось мусульманское завоевание. Нашествия чужеземных войск с целью поддержать претендента на корону случались и раньше, но на этот раз вторжение имело самые глубокие последствия для вестготского королевства. Арабы, которые в последней трети VII в., после изгнания византийцев и покорения берберских племен, закрепились в Северной Африке, увидели в междоусобном конфликте возможность завоевать полуостров. В июле 710 г. произошел незначительный налет во главе с неким Тарифом, а следующей весной Тарик ибн Зияд - клиент-вольноотпущенник наместника Ифрикии Мусы ибн Нусайра - переправился в Испанию с большим войском. Король Толедо Родерик, когда ему сообщили о высадке мусульманской армии (которая в основном состояла из североафриканских берберов), воевал на севере против басков и, собрав воедино свои отряды, выступил ей навстречу. Решающее сражение, согласно мусульманским источникам, произошло у Вади Дакка - в местности, связанной с реками Гвадалетой либо Барбате (обе в провинции Кадис). В ходе битвы, согласно «Мосарабской хронике», Родерика предали собственные войска, которые перешли на сторону его соперника в борьбе за трон — король был разбит и погиб в бою. Как мы уже видели, вестготское войско в основном состояло из частных вооруженных отрядов, что было причиной его слабости, которой воспользовались мусульмане. Последние, согласно «Мосарабской хронике», убили также и соперников Родерика.
92 Сотрясалось внутренней смутой (лат.). - Прим. пер.
490
ГЛАВА 13. Католическое королевство вестготов
Затем Тарик двинулся на Толедо и, согласно «Мосарабской хронике» , захватил королевскую столицу при поддержке севильского епископа Оппы, бывшего братом Витицы. Сохраняя акцент на гражданской войне как факторе победы мусульман, хроника приписывает Оппе решающую роль в событиях. Данное обстоятельство также стало главным аргументом в пользу того, что именно Витица и его семья ответственны за появление захватчиков, поскольку Оппа, видимо, сотрудничал с ними изначально. Быстрое вторжение в Толедо показывает: уже с момента высадки на полуострове мусульмане стремились захватить королевство. «Мосарабская хроника» сообщает, что ряд знатных лиц был казнен в столице, и что епископ93 Синдеред покинул Толедо и полуостров с целью бежать в Рим. Казнь для nobiles viros94 после захвата города (не повторившаяся при взятии других городов), бегство или изгнание митрополита было частью стратегии по противодействию выборам нового короля, который бы оказался способен организовать отпор захватчикам. Вследствие ее успеха исламскому войску надлежало расправиться лишь с локальными очагами сопротивления95.
В результате успешных действий Тарика летом 712 г. наместник Ифрикии Муса ибн Нусайр вместе с сыном Абдул-Азизом лично прибыл на полуостров во главе новой арабо-берберской армии. Пребывание здесь наместника продолжалось до 714 г., когда Муса и Тарик покинули полуостров - оставив главой войска и администрации Абдул-Азиза - и отправились в Дамаск, куда Мусу вызвал халиф. К этому времени только северо-западная часть Тарраконики и Нарбоннская Галлия избежали мусульманского господства. Здесь Ардо пришел на смену Агиле и правил семь лет. Семилетнее правление Ардо96 97 соответствует сведениям «Мосарабской хроники», которая сообщает, что «Вали Аль-Хурр» управлял всей Испанией - как citerior, так и ulterior31 — между 716 и 719 гг. Стремительное завоевание завершилось захватом Нарбоннской провинции между 721 и 725 гг.
Таким образом, падение вестготской монархии стало следствием разнообразных, но взаимосвязанных причин. Прежде всего,
93 Т.е. епископ-митрополит. - Прим, науч.ред.
94 Знатных мужей (лат.). - Прим. пер.
95 Garcia Moreno (1989), р. 189.
96 В оригинале ошибочно указан Агила. - Прим. пер.
97 Т.е. как по эту, так и по ту сторону Пиренеев. - Прим. пер.
491
Абилио Барберо, Мария Исабель Лоринг
необходимо упомянуть причины политические, важнейшей среди которых была, безусловно, сила исламской экспансии. Но к ней стоит добавить и гражданскую войну, последовавшую за смертью Витицы. Fideles regum обладали значительной свободой действий, что опровергает мнения о явно централизованном характере вестготского государства. А значит завоеватели могли договариваться с дуксами и комитами различных провинций, которых, несомненно, больше интересовало сохранение собственных позиций, чем защита всего королевства. Еще один фактор дезинтеграции, вероятно, просматривается в законе Эгики о беглых рабах, многочисленность которых свидетельствует о враждебном отношении масс к господствующему социальному порядку и об их безразличии к политическим неурядицам. Наконец, и еврейское меньшинство не могло не симпатизировать любым переменам в общественнорелигиозной жизни98.
98 Мнение о том, что не существует никаких доказательств присутствия в Испании на протяжении всего вестготского периода большого числа евреев см. у Тоха, в главе 20 далее.
492
ГЛАВА 14
ФРАНКИЯ В VII в.1
Пол Форакр
Нарративная история Франкии в VII столетии сфокусирована, главным образом, на правящей династии Меровингов. Причина кроется в том, что ценнейшие и крайне редкие свидетельства франкских авторов, комментировавших современные им события, уделяют основное внимание малочисленной элите, которая участвовала в отправлении власти благодаря влиянию при королевском дворе. В не меньшей степени, чем они, мы ныне вынуждены выстраивать собственное понимание событий, прежде всего, вокруг деяний королей и королев, а также практик распределения власти внутри дворца и за его пределами. Уже периодизация данного этапа обусловлена тем, кто из королей где правил и насколько долго. Сами Меровинги заслужили дурную репутацию — теперь они знамениты в качестве «ленивых королей» - и, коль скоро мы учтем характер наших источников, утянули за собой все VII столетие. Его главной особенностью, согласно наиболее пессимистичным взглядам, стало возвышение семьи, сформировавшей новую королевскую династию - династию Каролингов. Посему именно «упадок Меровингов и взлет Каролингов» зачастую служит лейтмотивом в исследованиях по истории Франкии VII в. Но начало транзита власти от одной династии к другой вовсе не является характернейшей приметой времени. Гораздо важнее было вызревание политической культуры, которая переживет и Меровингов, и Каролингов, и распространится далеко за пределы франкской державы. По мере постепенного исчезновения прямых налогов и расширения территории, подвластной одному правителю, VII столетие увидело развитие нового режима, оформленного благодаря консенсусу между различными группами магнатов. Такое перераспределение господства было необходимо предпослать той масштабной сцепке интересов, которая для Каролингов выглядела как простая утрата власти неискушенными Меровингами. Два текста
1 Перевод главы подготовлен Ю.Е. Вершининой и А.Н. Масловым.
493
Пол Форакр
начала IX века - «Ранние Мецские анналы» и «Жизнь Карла Великого» Эйнхарда - особенно сильно повлияли на наше видение указанного периода2. И стойкость подобных взглядов - поистине, дань уважения тому мастерству, с которым авторы данных трудов оправдывали захват Каролингами трона в 751 г. Описанная ими деградация Меровингов, казалась столь полной, что вмешательство Каролингов виделась насущной моральной потребностью.
Рассказ Эйнхарда о последних королях Меровингах убедителен, но в итоге дезориентирует нас. Он повествует, что лишенные всякой силы Меровинги более не пользовались обширными некогда владениями: все, что осталось им, - это одна-единственная villa да длинные волосы, как символ былого могущества. Воспреемники их, предки Карла Великого, в целом более деятельные, относились к своим номинальным государям уважительно, позволяя им исполнять церемониальные обязанности, каковые весьма нелепо отправлялись с телеги, запряжённой волами3. Никто из современных историков не станет всерьез оспаривать то, что Эйнхард крайне пристрастен в своем сочинении, что он демонстрирует незнание меровингских обычаев и что рассказ этот основан на сведениях из вторых, а то и третьих рук. Вместе с тем, многие подлинно меровингские источники прочитывались в свете финала, предложенного Эйнхардом. При поверхностном взгляде, может показаться, что эти тексты подтверждают его суждение, или, скорее, оно подтверждает их. В исходной точке нашего периода довольно пессимистичный взгляд Григория Турского на успехи франков VI столетия также подводит к мысли о дальнейшем упадке в VII веке4. Сопоставление велеречивой «Истории» с обрывочными сведениями хроник VII-VIII вв. на первый взгляд и впрямь подтверждает мнение об упадке. Нам следует, однако, проявить осторожность и не слишком полагаться на то, что, в конечном счете, остается сугубо литературным сравнением.
Общей канвой истории VII - начала VIII вв. мы обязаны только что обозначенным хроникам - а именно четвертой книге «Хроники Фредегара» (попросту называемой «Фредегаром»), которые закан¬
2 «Annales Mettenses Priores», р. 1-19, перевод первой части с комментариями см. у Fouracre and Gerberding (1996), р. 330-70; Эйнхард, «Vita Karoli» I, c.l, перевод Dutton (1999), p. 16-17.
3 Эйнхард, «Vita Karoli» I, c.l, Dutton (1999), p. 16-17.
4 Gregorii Episcopi Turonensis, «Decem Libri Historiarum». О взглядах Григория на историю см. Goffart (1988), р. 112-234, и Heinzeimann (1994), р. 136-67.
494
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
чиваются 642 г., но были написаны или скомпилированы двадцатью годами позже, и «Liber Historiae Francorum», которая доведена до 727 г., когда ее автор и завершил свой труд5. Кроме того, «Liber Historiae Francorum» послужила основой для вдохновленных Каролингами «Продолжений Фредегара», первое из которых следовало известиям «Liber» о событиях с середины VII до начала VIII вв. Вдобавок к весьма скупым сведениям хронистов, мы можем опереться и на многочисленные жития святых, составленные непосредственно в меровингский период или вскоре после него. Наделе, количество этих житий столь велико, что их публикация заняла не меньше пяти увесистых томов в серии «Monumenta Germaniae Historica»6. До нашего времени дошел также один эпистолярный сборник и несколько отдельных писем7. Только один памятник светского законодательства (датированный 614 г.) сохранился от VII в., но существуют еще и постановления не менее десяти церковных соборов8. Помимо них уцелели примерно две сотни актов, относящихся к этому периоду, из которых 37 являются оригиналами9. К данному перечню можно добавить различные образцы для составления грамот, собранные в «Формулярии Маркулъфа»10, и, наконец, сведения, записанные иноземными авторами - Эддием Стефаном и Бедой в Англии, Юлианом Толедским в Испании, Павлом Диаконом в Италии11. Как мы уже видели, этот корпус материалов может анализироваться - в свете известий об окончательном падении династии Меровингов - на предмет все большей и большей ее деградации. Альтернативный подход предполагал бы отказ от темы «упадка Меровингов - возвышения Каролингов» и попытку вглядеться в VII век как таковой. Чтобы осуществить
5 «Четвертая книга Хроники Фредегара» у гл. 20-90, р. 13-79. О хронике и ее продолжателях см. Collins (1996); «Liber Historiae Francorum», cc.37-53, p. 306-28; cc.43-53, перевод и комментарии см. у Fouracre and Gerberding (1996), p. 79-96. См. также Gerberding (1987).
6 MGH S RM III-VII.
7 «Epistolae S. Desiderii Cadurcensis».
8 «Clotharii II Edictum», MGH Cap. I, p. 20-3; «Concilia Galliae 511-695», p. 273-326.
9 Подлинные грамоты см. в ChLA 13, 14. Все тексты грамот см. в «Diplomata, chartae, epistolae. Leges, aliaque instrumenta ad res Gallo-Francicas spectantia», ed. J. Pardessus. Королевские хартии заново изданы в MGHDiplomata Regum Francorum.
10 «Marculfi Formularum Libri Duo».
11 «Житие епископа Вилфрида» Эддия Стефана; Беда «Церковная история народа англов»; Юлиан Толедский «Historia Wambae»; Павел Диакон, «Historia Langobardorum».
495
Пол Форакр
ее, перенесемся в начало VII столетия, отмеченное консолидацией франкских территорий под властью единственного правителя, которая усилила разрыв между ним и его подданными и обусловила формирование политического консенсуса.
В 613 г. король Бургундии Теодорих II напал на своего брата - короля Австразии Теодеберта II, в отместку за набег, который последний совершил на Эльзас тремя годами ранее. Теодорих разбил Теодеберта в жестокой битве при Цюльпихе и захватил его сокровищницу в близлежащем Кёльне. Сначала Теодорих взял в плен, а затем убил побежденного брата, а также его юного сына. После этого бургундский король обратил оружие против родного дяди - короля Нейстрии Хлотаря II, но умер раньше, чем смог на него напасть. Теперь уже Хлотарь, стремясь извлечь выгоду из смерти своих конкурентов-Меровингов, вступил в Бургундию и захватил бабку Теодориха Брунгильду и трех ее правнуков. Брун- гильду, с которой Хлотарь враждовал всю свою жизнь, замучили до смерти, убиты были и двое из ее правнуков. В результате этой бойни Хлотарь оказался правителем всех трех королевств, составлявших Франкию. На первый взгляд, победа Хлотаря была весьма маловероятной. Лишь несколькими годами ранее он был на волоске от потери трона Нейстрии, когда два его племянника - Теодорих и Теодеберт - объединились против него. В 613 г. он превратился из неудачника в подлинного властелина - скорее, по воле случая, а не в результате завоевания, и именно феноменальная привязанность франков к королевскому дому Меровингов позволила Хло- тарю использовать эту случайность в свою пользу: австразийцы и бургундцы предпочли обзавестись меровингским королем из Нейстрии, нежели вовсе остаться без государя-Меровинга.
Согласно «Хронике Фредегара», Хлотарь установил контроль над Бугундией и Австразией по договоренности с магнатами каждого королевства12. Такое известие заставило многих историков счесть, что Хлотарь в результате оказался зависим от этих лиц и что в обмен на их помощь против Брунгильды и сыновей Теодориха король в 614 г. издал «Парижский эдикт», который гарантировал сохранность занятых аристократами должностей, фактически делая их наследственными. В данной связи часто говорят, что «Парижский эдикт» знаменовал собой поворотный момент в судьбе Меровингов: впредь они будут скованы этой уступкой,
12 Фредегар, Chron. IV.40-2, р. 32-6.
496
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
закрепившей независимость аристократии. Подобное прочтение текстов «Фредегара» и «Эдикта» не особо удачно, поскольку в большей степени связано с финалом меровингского правления, а не с реалиями 613-614 гг. По-видимому, поступившие Хлотарю предложения стать королем Австразии и Бургундии в действительности выросли из борьбы различных группировок, так что соглашения заключались Хлотарем с отдельными магнатами, выступавшими против Брунгильды, а не между королем и аристократией в целом. Второй очевидный факт - в том, что на деле «Парижский эдикт» не был для магнатов гарантией в привычном смысле. Эдикт состоит из двадцати четырех статей (лат. capitularia), но обычно цитировался - в отрыве от контекста - лишь один фрагмент двенадцатой статьи. Он гласил, что отныне графы (лат. iudices) должны происходить из тех регионов, в которых занимали свои должности13. На первый взгляд, это положение однозначно поощряет тот процесс, который иные государства, как правило, стремились предотвратить - утрату контроля над должностными лицами, укоренявшимися в провинции и отстаивавшими интересы не центра, но местных сообществ. Однако оставшийся фрагмент двенадцатой статьи поясняет: причиной, по которой графы должны быть местными жителями и владеть здесь наследственными землями, было то, что их действия могли бы контролироваться путем отчуждения их же собственности. Отнюдь не являясь принципиальным новшеством, эта идея восходила к законодательству VI в., которое артикулировало потенциальную опасность захвата графами - под предлогом ареста имущества - чужой собственности. Ответной мерой на злоупотребления графа теперь становилось изъятие его собственных владений14.
Вследствие этого способ, при помощи которого Хлотарь II завладел Бургундией и Австразией, как и вскоре изданный им эдикт, нельзя использовать для иллюстрации мнения о том, что власть Меровингов уже клонилась к упадку. Династия Меровингов продержится еще 137 лет после «Парижского эдикта», и события 613- 614 гг. помогают нам уяснить, скорее, подоплеку столь долгого ее существования, а не причины окончательного угасания. События эти проливают свет на две сущностные черты позднемеровингской
18 «Chlotharii Edictum» с. 12, MGH Cap. I, p. 22 (в оригинале ошибочно указана стр. 32. - Прим, научн.ред.): ‘Ut nullus iudex de aliis provinciis aut regionibus in alia loca ordinetur’.
14 «Edictus Chilperici» c. 8, MGH Cap. I, p. 9-10.
497
Пол Форакр
государственности - во-первых, стремление перевести внутренние конфликты между аристократами в борьбу за влияние при королевском дворце, а, во-вторых, соотнесенность поддержки на местах в адрес институтов и конкретных лиц, облеченных публичной властью (иными словами, в адрес государства), с их умением обеспечить и легитимировать интересы собственников. Обе тенденции, скорее, вовлекали подданных в политическую активность вокруг короля, нежели толкали их на путь самообеспечения и непокорства.
Хлодвиг происходил от суассонских королей, и все последующие правители Меровинги были его прямыми потомками. Поэтому территория к северу от Парижа в направлении Суассона стала своего рода новой отчизной для всей династии, а обитель Сен-Дени, построенная в начале VII столетия в 12 км севернее Парижа, - главным королевским монастырем. На протяжении VII в. франкские короли все реже покидали этот регион. Бургундия после 613 г. уже не обретет собственного монарха. Австразия (согласно «Хронике Фредегара», равнявшаяся по территории и числу жителей Нейстрии и Бургундии вместе взятым) управлялась королем Нейстрии в 613-622 гг., 628-632 гг., а также, вероятно, в 656-662 гг., и затем постоянно с 679 г. В остальные годы существовало отдельное королевство Австразия, но за время жизни двух поколений так и не сложилась самостоятельная австразийская династия. Такой исход не удивителен, если учесть, что королевский дом после 613 г. включал потомство лишь одного правителя. В течение седьмого столетия превратности биологии вкупе с тремя убийствами крайне уменьшат количество потомков Хлотаря II. Вследствие этого, станет исключительно вопросом времени и то, что единственными имеющимися в наличии Меровингами окажутся дети. Именно эволюция управления, опиравшегося на королевские дворцы в тех самых центрах, добраться до которых были готовы даже магнаты из дальних регионов, делала возможным царствование детей. Как раз-таки в правление Хлотаря и его сына Дагоберта (ум. 638 г.) первые лица всех франкских регионов привыкли посещать нейстрийский двор. Что касается будущих сложностей, то среди них — растущее недовольство привилегиями нейстрийцев, которыми те были обязаны территориальной близостью к королю, и соотносимая с этим недовольством склонность магнатов к открытым конфликтам в ходе встреч при дворе.
498
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
Хлотарь II начинал с подчинения Бургундии и Австразии, которого он добился благодаря дворцам, расположенным в двух королевствах. Ключевыми фигурами в этих, ныне лишенных королевского присутствия, дворцах стали майордомы: в Бургундии - Варнахар, а в Австразии - Радон. Майордомы являлись важнейшими региональными лидерами, не обладавшими королевским происхождением. Источником их влияния был статус посредника между королем и магнатами, и усиление их власти в VII в. отразило возросшую концентрацию политической активности внутри королевского дворца. Однако в 622 г. Хлотарь сделал своего сына Дагоберта австразийским королем. Если десятилетний интервал о чем-то и говорит, то, по-видимому, о том, что в 622 г. австразийцы вытребовали себе короля: отчасти, чтобы покончить с зависимостью от нейстрийцев, отчасти же - для усиления своих позиций перед лицом племен, давивших на регион с востока. В 626 г. умер майордом Бургундии Варнахар и, по словам «Фредегара», бургундские магнаты попросили Хлотаря не назначать его преемника, а управлять ими напрямую. С этого времени бургундцы регулярно наведывались в нейстрийский дворец - например, поехав через год на ассамблею, проходившую в Клиши, близ Парижа. Рассказ «Фредегара» о встрече в Клиши крайне интересен15. Он демонстрирует нам совещательный характер тех ежегодных собраний короля и магнатов, которые позднее пародировал Эйнхард, но которые значили для Каролингов не меньше, чем для Меровингов. Тот же источник показывает, как собрание первых лиц, сопровождаемых вооруженной свитой, грозило обернуться кровопролитием, и каким образом король смог сохранить мир между различными группировками магнатов. Успешное правление подразумевало обретение силы за счет вражды между магнатами, но при этом их стычки не должны были выходить из-под контроля.
Когда Хлотарь в 628 г. умер, его сын Дагоберт занял место отца в Нейстрии и Бургундии, создав к югу от Луары субкоролевство для своего единокровного брата Хариберта. Но через три года Хари- берт умер. Считается, что после этого Дагоберт приказал убить маленького сына Хариберта, южное королевство прекратило свое существование, а семья Меровингов вновь сократилась до одной ветви. После смерти Хлотаря Дагоберт посетил Бургундию, чтобы обозначить здесь королевское присутствие. Он демонстрировал
15 Фредегар, Chron. IV. 55, р. 46.
499
Пол Форакр
собственную власть, делая то, что лучше всего удавалось королям раннего Средневековья, - отправляя правосудие. В следующем году он совершил поездку по Австразии, но затем, как с явным неодобрением сообщает «Хроника Фредегара», постоянно проживал в Нейстрии. Благодаря этому всплеску активности в 628- 629 гг. Дагоберт запомнился королем, все время находившимся в движении, по-настоящему энергичным правителем. Однако с тех пор, как он поселился в Нейстрии, у нас нет известий о других его передвижениях за исключением трех экспедиций в Австразию - а именно двух военных походов против вендов (в 630 г. и 631 г.) и еще одной поездки (632 г.), предпринятой Дагобертом, чтобы утвердить своего сына Сигиберта в качестве австразийского короля. В то время как обитатели Бургундии, по-видимому, довольствовались общим с нейстрийцами королем, австразийцы явно не были рады этому. По сообщению «Хроники Фредегара», они пали духом, когда Дагоберт предпочел жить в Нейстрии, и в результате плохо зарекомендовали себя в противостоянии с вендами на восточной границе королевства. Как только австразийцы вновь обрели собственного короля, они сплотились и ныне отважно сражались с врагом. Все это указывает на необходимость присутствия короля (даже если король - ребенок вроде двухлетнего Сигиберта), чтобы военные действия были эффективными. Более поздние свидетельства позволяют считать, что выполнение воинских обязанностей осуществлялось по королевскому приказу. Судя по тексту «Фредегара», еще одним важным фактором консолидации представляется щедрость правителей. Так, сделав Сигиберта королем Австразии, Дагоберт передал своему сыну и «казну, каковая была ему потребна»16. Перспектива вознаграждения из нее, должно быть, укрепила боевой дух подданных. Наконец, обустройство нового королевского дворца в Австразии позволило нескольким местным лидерам сохранять свое превосходство, используя замкнутую на этот дворец систему управления. В данной связи, военный подъем в Австразии после прибытия сюда Сигиберта, возможно, был обусловлен как усилением региональной аристократии, так и всеобщим воодушевлением австразийцев.
Среди выигравших от возвращения в Австразию короля был Пипин Ланденский (известный еще и под именем Пипина I), который в конце концов стал при Сигиберте майордомом - точно таким
16 Фредегар, Chron. IV. 75, р. 63: ‘Tinsaurum quod suffecerit filium tradens’.
500
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
же, каким он в свое время являлся и при Дагоберте, когда тот владел дворцом в Австразии. Возглавляемая Пипином и епископом Меда Арнульфом партия изначально обрела ведущую роль в регионе на фоне прибытия туда Хлотаря Пв613г. По-видимому, Пипин Ланденский столкнулся с противодействием иных австразийцев в период между отъездом Дагоберта в Нейстрию и появлением Сигиберта. Воцарение последнего каким-то образом позволило партии Пипина восстановить былое господство. Однако почти невозможно уяснить, что на самом деле творилось во внутренней политике Австразии в это самое время. Крайне сложно определить и удельный политический вес Пипина и его семейства, коль скоро на эту оценку влияет наше знание о том, что в итоге Пипиниды сменят Меровингов в качестве династии, правившей всеми франками.
При Хлотаре и Дагоберте Франкия оставалась сильной и способна была предотвращать вторжения соседей на свою территорию. К востоку от Рейна франки сохранили влияние на саксов, тюрин- гов, алеманнов и баваров. «Liber Historiae Francorum» включает пространный и драматичный рассказ о том, как Хлотарь и Дагоберт вместе сражались с саксами у реки Везер, но автор, кажется, перепутал второго Хлотаря с первым (ум. 561 г.), который и впрямь воевал с саксами, заставив их платить дань, что саксы и делали, пока Дагоберт не освободил их от выплат в обмен на военную службу17. Тюрингов и алеманнов возглавляли франкские герцоги, Дагоберт же смог привести к повиновению баваров. «Фредегар» подразумевает, что земли всех этих народов считались франкской территорией, по крайней мере в связи с необходимостью ее защиты от славян-вендов и явившихся из Азии аваров.
В течение всего VI в. группы славян селились на территории, именуемой сегодня Центральной Европой - от нижнего течения Эльбы на севере до слияния Энса и Дуная (в современной Нижней Австрии) на юге18. В конце VI в. авары - кочевники из Центральной Азии - прорвались в Паннонию (нынешнюю Венгрию), поработив всех окрестных славян. В итоге ускорилось объединение ранее разрозненных славянских сообществ в большие политические и военные союзы, а первым его плодом явилось восстание славян против аваров в 620-х гг. Согласно «Хронике Фредегара», единственному источнику сведений об этих событиях, в 623 г. вождем
17 «Liber Historiae Francorum» с. 41, р. 311-14.
18 О развитии славянской культуры и территорий см. Кобылиньски, глава 19 далее.
501
Пол Фор акр
вновь созданного славянского королевства, которое располагалось, вероятно, в Богемии (севернее аварских владений), стал именно нейстрийский франк Само19. При Само славяне, или венды, совершали набеги вглубь франкской территории, хотя и невозможно определить, насколько далеко. Безусловно, пострадала Тюрингия, а «Фредегар» повествует об австразийцах, защищавших «свою границу», однако при нападении Дагоберта на вендов (630 г.), они укрылись в местечке Вогастисбург, которое, видимо, находилось далеко на востоке, в самой Богемии. Отсюда - и корни общего представления о расположенном где-то в Богемии государстве славян, которые при случае проникали вглубь Тюрингии, но в реальности не смогли сдвинуть границу с германцами дальше на запад. Когда рассказ «Хроники Фредегара» завершается на событиях середины VII в., мы больше почти ничего не слышим о происходящем на восточной границе. После того, как в конце VIII в. известий о ней становится больше, приграничная ситуация кажется уже сильно изменившейся.
На юге соседями франков были лангобарды, вестготы и баски, а на западе - бретонцы. Лангобарды с момента их расселения в Италии в конце VI в., видимо, являлись данниками франков, которым они ежегодно платили по 12000 солидов вплоть до 617 г., когда их освободили от этого бремени в обмен на единовременную выплату. Уплата дани говорит о признании лангобардами военного превосходства франков, последние же в VII в. неоднократно вмешивались в лангобардские дела. Более всего их, согласно «Фредегару», заботило отношение к королеве Гундеберге, матерью которой была Теоделинда, происходившая из франкского (возможно даже, меро- вингского) рода и состоявшая в браке с королями лангобардов Аго и Агилульфом20. В следующем поколении, после смерти в 626 г. брата Гундеберги21, королевская власть у лангобардов прочно ассоциирована с ее именем. Брак с Гундебергой обеспечивал доступ к трону, и не удивительно, что оба ее мужа-короля попробовали избавиться от нее сразу же после своего воцарения. Оба раза (в 629 г. и в 641 г.) Гундебергу освобождали из застенков после решительного протеста франков. Вероятно, в превратностях ее жизни отрази¬
19 Фредегар, Chron. IV. 48, р. 39—40.
20 Гундеберга является главной героиней трех глав: см. Фредегар, Chron. IV. 51, 70,72,р. 41-3, 59-60.
21 Имеется ввиду Аделоальд, король лангобардов в 616—625/626 гг., являвшийся сыном Агилульфа и Теоделинды. - Прим. науч. ред.
502
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
лись и попытки лангобардов избежать франкской опеки на фоне укрепления собственных позиций в Италии. К 663 г. они сумели разгромить франков в Провансе, хотя рассказ Павла Диакона об этой победе и позволяет думать, что она была одержана вопреки обстоятельствам - за счет хитрости, а не военного превосходства22.
Вестготы тоже относились к франкам настороженно. Какое-то время им удавалось сохранять свой галльский анклав в Септимании, но в 630 г. они не смогли противостоять армии, которая была собрана в Бургундии и отправилась на помощь Сисенанду, притязавшему на трон. «Фредегар» сообщает, что франки вторглись в Испанию исключительно как наемники, и тогда же Сисенанд посулил Дагоберту знаменитое золотое блюдо. В итоге вестготы отказались передать его франкам, которые получили вместо него огромную сумму - 200 000 золотых солидов23. Есть поводы сомневаться в истинности сказания о блюде, но данные нумизматики свидетельствуют о значительном притоке золота во франкскую экономику тех лет24. В западной части Пиренеев франки сталкивались с басками. С конца VI в. появляются свидетельства о басках, вторгавшихся на земли к северу - во Франкию, и на юг - в долину реки Эбро. Считают, что единокровный брат Дагоберта Хариберт подчинил их в 631 г., действуя из опорного пункта в Тулузе, являвшейся, по-видимому, главной франкской твердыней в регионе еще со времен Хлодвига, который в начале VI в. разместил здесь гарнизон против готов. Однако в 635 г. баски снова начали вторгаться на территорию бывшего королевства Хариберта, и поэтому Дагоберт набрал еще одну армию в Бургундии: она вытеснила басков обратно в горы и вынудила их вождей дать согласие на личную поездку к королю франков. Однако на обратном пути часть франкского войска, словно предвосхитив легендарную гибель Роланда в Ронсевале, попала в засаду в одной из пиренейских долин и была уничтожена.
Набрав армию, чтобы разобраться с басками, Дагоберт мог пригрозить ею и бретонцам, которых он вынудил пойти на уступки и «быстро возместить причинённый ими ущерб, подчинившись его власти»25. Остается лишь гадать о скрытых за этим известием
22 Павел Диакон, HL V. 5, р. 185-6.
23 Фредегар, Chron. IV. 73, р. 61-2.
24 Kent (1972).
25 Фредегар, Chron. IV. 78, р. 65-6: ‘Dagobertus ad Clippiaco resedens mittit nun- cius in Brittania que Brittones male admiserant veluciter emendarint et dicione suae se traderint.*
503
Пол Форакр
мотивах, поскольку о франко-бретонских отношениях в VII в. мы практически ничего не знаем, но, согласно «Фредегару», бретонцы отказывались признать власть франков и захватывали их собственность. По аналогии с событиями конца VI в. могли иметься в виду бретонские набеги на земли вокруг Нанта и Ренна. В отличие от столкновений VI в., подчинение бретонцев в 636 г. случилось до отправки в Бретань франкской армии, а бретонский правитель Юдикаэль прибыл в Клиши, чтобы покориться Дагоберту. На следующий год в Клиши также приехали и формально подчинились королю вожди басков.
Со слов «Фредегара» ясно, что Дагоберт пользовался уважением окрестных народов. Историки, как правило, считали его последним Меровингом, который контролировал всю Франкию и царствовал, находясь на передовой, в качестве «короля-полко- водца» (Heerkönig), превратившего собственное королевство в бич для соседей. Однако гипотеза о вырождении франкской монархии, начавшемся после Дагоберта, требует ряда уточнений. Во-первых, следует помнить, что она основывается, главным образом, на сведениях «Фредегара». Подлинного автора этой хроники весьма интересовали не только династическая политика ближайших соседей Франкии, но и византийские дела. Потому «международные отношения» занимают важное место в его рассказе. Когда он обрывается на событиях 642 г., мы вынуждены полагаться на «Liber Historiae Francorum» - источник с куда более узким видением материала, который, например, никогда не упоминает Италию или Испанию. Такое молчание могло бы свидетельствовать о том, что влияние франков на соседей и впрямь ослабло во второй половине VII в., а контроль над приграничными областями был ими утрачен. Но этому выводу противоречит Павел Диакон, давая понять, что франков все еще опасались в 660-х гг. Существует также и подробный рассказ современника событий Юлиана Толедского о франкском вторжении в Септиманию в 673 г.26 Как мы увидим далее, связанный с последней датой конфликт в центре Франкии, заставляет удивиться той внешней экспансии, которая нашла отражение в увлекательном рассказе Юлиана: гражданская война на территории вестготской Септимании привлекла, помимо вторгшегося сюда франкского войска, и отдельных воинов-франков, сражавшихся за каждую из сторон. Возможно, на излете VII в. во
26 «Historia Wambae» сс. 11-29, р. 510-25.
504
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
Франкии наблюдался своеобразный избыток воинов - по крайней мере, в этом плане, она отнюдь не «деградировала» после смерти Дагоберта. Действительно, за весь период меровингского правления границы франкской державы, если сравнить их с рубежами соседних государств, изменились крайне незначительно - вне зависимости от судеб ее королей. Стоит учесть это обстоятельство, оценивая успехи Дагоберта. Во-вторых, судить о Дагоберте как «короле-полководце» следует, помня о том, что и в 630, и в 635 г. он оставался в Нейстрии, пока его войско, набранное в Бургундии, билось с вестготами и басками. Военная организация здесь отражала политическое устройство королевства, ведомого герцогами и графами, которые прикрывались интересами короны в той же мере, что и служили ей. В этом смысле «успех» Дагоберта заключался не столько в постоянных разъездах, сколько в прозорливом управлении на уровне дворцовых структур. Готовность магнатов сотрудничать с ними позволила Дагоберту в 638 г. передать свои королевства двум сыновьям - примерно восьми и пяти лет отроду.
Практика воцарения детей-Меровингов впоследствии часто порицалась, но редко удостаивалась внятного объяснения. Сотрудничество королевского дворца с более широким кругом франкских магнатов (которое, собственно, и позволяло детям занимать престол) на языке социологии, вероятно, легче всего выводить из наличия сплоченной элиты. Дворец играл ключевую роль в ее консолидации не только из-за того, что многие магнаты с юных лет воспитывались здесь - он также же помогал обрести публичную значимость тем, чья власть основывалась на служении королю. Публичная сопряженность региональных лидеров способствовала формированию политической культуры, посредством которой различные традиции приспосабливались друг к другу на фоне весьма подвижного понимания обычаев. Так, в правовой сфере привычным сделалось использование записанных норм римского происхождения наряду с более архаичными ритуальными практиками27. Подобная гибкость требовалась для успешного посредничества между носителями разных традиций, а ее производным стал расхожий образ власти, зиждившейся на идее законности. Отсюда и четкий акцент на судебных процедурах, которые фигурируют в рассказах того времени, посвященных борьбе за власть. Политическая культура в этой связи явно ориентировалась на практическую выгоду, и
27 См. Fouracre (1986), р. 40-3.
505
Пол Форакр
более-менее сопрягаясь с письменной традицией, предполагала обширный документооборот - как по вопросам управления, так и в целях защиты собственности. Данное обстоятельство опять-таки привлекало элиту ко дворцу, где сохранились бюрократические навыки и издавались документы, подкрепленные авторитетом королей. Свою роль в унификации политической жизни играла и сила, ибо отдельные магнаты редко осмеливались дистанцироваться от практик коллективного принуждения, которое могло срабатывать всякий раз, когда основные лидеры собирались вместе.
В деле консолидации элиты были значимы и социорелиги- озные компоненты. Седьмой век ознаменован заметным ростом религиозной активности в силу того, что христианская культура выплеснулась за пределы своих традиционных городских цитаделей, проникая далеко в сельскую местность. Элита участвовала в этой деятельности, основывая на собственных землях монастыри. Одновременно ее представители все чаще и чаще занимали ведущие позиции в церковной иерархии. Таким образом, причастность общей духовной миссии на территории Франкии в целом формировало религиозную идентичность, способную преодолевать этнические и региональные различия. Поскольку согласие короля, по-видимому, оставалось необходимым при назначении епископа, а сами Меровинги были главными покровителями монастырей, дворец обеспечивал доступ как к духовному, так и к мирскому престижу, тем самым помогая освящать (и в равной мере - легитимировать) власть аристократов. Ключом к пониманию детских царствований является вывод о том, что указанные тенденции взаимно подкрепляли друг друга. Элита не могла легко распадаться в периоды царствования детей. До тех пор, пока магнаты поддерживали первенство Меровингов, от которого, в конечном счете, зависела легитимность их собственной власти на местах, королевы-регентши и майордомы могли править, опираясь на дворцовые структуры, от имени малолетних монархов.
Основание монастырей - лучшее свидетельство укрепления позиций церкви в VII в. Подъем монастырского движения традиционно приписывался влиянию ирландского святого Колумбана, который основал монастырь Люксёй в Бургундии. Изгнанный из Бургундии Брунгильдой и Теодорихом (610 г.) Колумбан посетил Нейстрию и Австразию, обустроив затем обитель Боббио в Италии, где он и умер в 615 г. По словам одного современного писателя, «перечень аристократов, на которых повлиял Колумбан, можно
506
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
читать наподобие справочника «Who is Who»28 среди франкской аристократии»29. Воздействие этого святого на них было двояким. Во-первых, он вдохновлял магнатов на основание монастырей в областях, удаленных от традиционных центров монашества на галло-римском юге. Во-вторых же, Колумбан утверждал новую форму монашеского движения, в котором акцентировалась независимость монастыря от местного епископа. Очевидно, что подобные новшества привлекали франкских аристократов, и от периода 637 г. - конца 660-х г. до нас дошли девять грамот, посредством которых епископы предоставляли независимость - совсем в колум- бановском стиле - как новым, так и старым монастырям. Историки равным образом сочли это «колумбановское» или «ирландско- франкское» монашеское движение весьма интересным для современников30 - здесь появлялась возможность продемонстрировать то, как могущественные семьи в северной и восточной Франкии подвизались на религиозной ниве и обретали духовный престиж, ведь по прошествии лет основатели монастырей зачастую становились святыми патронами успешных обителей. Политический курс Меровингов также может объясняться с учетом этой новой формы монашеского движения: правители пользовались идеей Колумбана о независимости монастырей, чтобы подрезать крылья заносчивым представителям епископата в рамках так называемой Klosterpolitik (монастырской политики).
Тем не менее, и новизна, и принципиальное значение колумба- новского монашества ставились под сомнение31. Представление о строго очерченном движении с одинаковым монастырским уставом ныне кажется результатом, скорее, использования общих терминов в хартиях, даровавших привилегии обителям, нежели их реального положения. Кроме того, роль Колумбана, по-видимому, была преувеличена благодаря убедительности его биографа Ионы из Боббио. На деле, во Франкии середины VII в. находились и другие ирландцы, которые основывали монастыри и влияли на представителей знати. Таким образом, имело место не одно, а несколько ирландско-франкских движений. К тому же, монахи
28 Кто есть кто (англ.). - Прим. пер.
29 Geary (1988), р. 172.
30 Основополагающая работа по франкскому монашеству этого периода: Prinz (1965).
31 Параметры критики традиционных представлений о колумбановском монашестве определил Wood (1981).
507
Пол Форакр
вроде бы чтили несметное множество правил, связанных с именами знаменитых аббатов (в т.ч. Колумбана), но при этом вовсе не обязательно следовали единому уставу, названному в чью-то честь. Не было и безоговорочной оппозиции новых обителей старым епархиальным центрам: вместо этого речь должна идти об исключительно сложных отношениях, которые во многом зависели от локального контекста. Так, руанский епископ Аудоин (641-684 гг.) пожаловал независимость от епископской кафедры основанному им же монастырю в Ребе (его грамота - первый документ подобного плана, дошедший до нас), но на практике он, судя по всему, при желании активно вмешивался в дела монашеских сообществ внутри епархии. Точно так же, и обустройство новых монастырей в сельской местности отнюдь не означало, что монашеские традиции в городах и предместьях сошли на нет. Данные оговорки призваны показать, что колумбановское монашество - и впрямь выделявшееся в силу лучшей сохранности документов - было лишь частью того более широкого распространения христианской культуры на сельские территории, которое удовлетворяло чаяниям местных жителей, и в первую очередь - господ. Впрочем, процесс христианизации на селе протекал медленно, ибо, вкупе с непрерывными жалобами на сохранение языческих обычаев, археологические раскопки свидетельствуют о том, что, по крайней мере, до конца VII в. кладбища многих сельских общин не подчинялись христианской традиции. Более того, за христианизацией следовала и реорганизация поселений вокруг господского дома и церкви. Во многих регионах страны эта модель в конце VII в., опять-таки, только развивалась32.
Влияние христианской культуры на политическую жизнь сказалось на карьере тех деятелей, которые провели свою молодость при королевском дворце, а впоследствии стали епископами, основателями или даже насельниками монастырей. В период середины - конца VII в. большей частью Франкии управляли люди, получившие образование при дворе Хлотаря II, Дагоберта и его сына Хлодвига II. Письма и «Житие» одного из них - каорского епископа Дезидерия (630-655 гг.) - дают некое представление о товарищеских чувствах ряда влиятельных персон, когда-то деливших школьную скамью. В широко известном письме к руанскому епископу Аудоину Дезидерий вспоминает своих друзей при коро¬
32 Общее обсуждение этого процесса см. в Fouracre (2000), р. 126-9; подробное исследование последствий христианизации на местах см. в Theuws (1991)
508
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
левском дворе33. В этот дружеский круг входили, наряду с самим Дезидерием, два его брата, Аудоин, Элигий, ставший позднее епископом Нуайона, Павел - епископ Вердена, а также Сульпи- ций, занявший кафедру Буржа. Поразительно, что к данной группе - как и к более обширному сообществу корреспондентов Дезидерия - принадлежали мужи и галло-римского, и франкского происхождения, занимавшие важные посты в Аквитании, Ней- стрии и Австразии. Тот факт, что первоначально все они сошлись при дворе, а впоследствии поддерживали связь друг с другом, убедительно свидетельствует о консолидирующем потенциале королевского дворца и церковной корпорации. Поскольку нам гораздо больше известно о церкви, мы используем далее пример епископов, чтобы осветить положение франкских магнатов в целом.
«Житие Дезидерия» изображает каорского епископа и блюстителем общественных учреждений, и защитником города34. Большая часть еще восемнадцати «Житий» епископов VII в., демонстрирует, что они сходным образом служили обществу - по сути, сочетая епископские и графские функции. Но от чьего имени действовали эти горделивые иерархи? На столь важный вопрос были даны два противоположных по смыслу ответа, послуживших выражением совершенно различных подходов к истории VII в. Если предположить, что эти епископы действовали независимо в рамках так называемых «епископских республик», то придется признать, что меровингское государство к середине VII в. утратило контроль над большей частью своей территории35. С другой стороны, сочтя епископов действующими от имени государства, можно утверждать, что последнее в это время было довольно сильным36. Третий, менее однозначный вариант ответа, как ни странно, позволит лучше понять имеющиеся у нас свидетельства: епископы, подобно своим светским коллегам-графам, обладали широким кругом полномочий, делегированных им королевской властью, однако способы реализации этих полномочий определялись политическими соображениями как на локальном, так и на центральном уровне. Чтобы обрести независимость, епископам и другим магнатам, занимавшим официальные государственные должности, надлежало избавиться от соперников на местах,
33 «Epistolae S. Desiderii Cadurcensis» I, no. Il, p. 30-1.
34 «Vita Desiderii Cadurcensis» cc.16-17, p. 574-6.
35 Подобный взгляд на правление епископов в городах см. в Prinz (1974).
36 См., например, аргумент Durliat (1979).
509
Пол Форакр
которые были способны искать помощи в королевском дворце, а также организовать коллективное противодействие магнатского сообщества37. Как видно из агиографических текстов, подобная мобилизация общих усилий могла достигаться посредством формального судебного процесса. Для осуществления последнего королевский дворец должен был находиться в центре политической жизни, а магнаты способны поддержать судебный процесс. В течение большей части VII в. почти всюду на территории Франкии возобладали эти условия. Господа, как светские, так и духовные, обычно и впрямь имели региональных конкурентов, и епископы в результате содействовали общему расширению, а не сокращению прерогатив центральной власти. История Франкии от смерти Дагоберта до появления Карла Мартелла в начале VIII в., фактически являет собой процесс эскалации политических конфликтов вплоть до того момента, когда названные условия были изменены, а режим озаботился самовосстановлением. Именно к этой истории мы сейчас и обратимся.
Дагоберт умер 19 января 638 г. Его сын Сигиберт III, которому тогда было около восьми лет, продолжил править в Австразии под опекой майордома Пипина и епископа Кельна Куниберта. В Нейстрии и Бургундии Дагоберта сменил его сын Хлодвиг (примерно четырех лет отроду), но реальное управление осуществляли посредством дворца его мать Нантехильда38 и майордом Эга. То немногое, что мы знаем о Нантехильде, позволяет предположить, что она была могущественной правительницей, подобной Брун- гильде, Батильде и Химнехильде - все три в VII столетии являлись вдовствующими королевами-регентшами. Власть их была сродни власти майордомов в том, что основывалась на политическом влиянии, которое формировалось вследствие управления дворцом и выполнения административных функций от имени короля. Кроме того, Нантехильда наследовала столь же большую долю сокровищницы Дагоберта, сколь и его сыновья. В 641 г. мы находим ее разрешающей междоусобный конфликт, который вспыхнул на судебном собрании в местечке Ожер (Хлотарь II в 627 г. сходным образом урегулировал усобицу, начатую в Клиши). Когда в 641 г. умер Эга, союзник Нантехильды Эрхиноальд стал майордомом нейстрийского дворца. Затем Нантехильда и Эрхиноальд восстано¬
37 См. Fouracre (1990), р. 32-3.
38 В русскоязычной литературе ее чаще называют Нантильдой. - Прим, науч.ред.
510
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
вили институт майор домов в Бургундии, возведя в это достоинство некоего Флаохада, женившегося на племяннице Нантехильды. Вскоре после этого, однако, Нантехильда умерла, и вражда, тлевшая между Флаохадом и патрицием (то есть правителем) Южной Бургундии Виллебадом переросла в открытое столкновение между двумя группировками магнатов. Восьми летний король Хлодвиг II не смог обуздать насилие. Виллебад был убит, а вскоре умер и Фла- охад. Что происходило дальше - неизвестно, поскольку «Хроника Фредегара» обрывается на этом моменте. Когда по прошествии десяти лет события вновь начинают освещаться источниками, мы понимаем, что бургундские и нейстрийские магнаты все еще образуют единое политическое сообщество и посещают одни и те же собрания. Таким образом, «дело Флаохада» могло иметь незначительные последствия, несмотря на то, что «Фредегар» уделил ему больше внимания, чем любому из иных событий VII в. (за исключением сведений о разногласиях св. Колумбана с Теодорихом и Брунгильдой).
В Австразии примерно через год после смерти Дагоберта умер Пипин, и в должности майордома его сменил некий Оттон, хотя «Фредегар» дает ясно понять, что Гримоальд, сын Пипина, намеревался занять место отца и движимый этой целью вступил в заговор с Кунибертом Кельнским. Два года спустя, в 641 г. Оттон был убит, а на смену ему пришел Гримоальд. В то же самое время события в Тюрингии снабжают нас замечательным примером такой политической ситуации, в которой один из локальных лидеров действительно пренебрег сообществом остальных магнатов и смог противостоять их коллективному давлению, вследствие чего из-под власти Меровингов был выведен целый регион. Речь идет о герцоге Тюрингии Радульфе, который в 639 г. восстал против СигибертаШ. Герцогом Радульфа сделал Дагоберт, и он хорошо справлялся с защитой Тюрингии от вендов, но это означало также, что Радульф обрел военную силу для защиты собственных интересов. Данное обстоятельство, в свою очередь, позволило ему не признать власть Сигиберта - возможно, из-за разногласий с другим герцогом, Адальгизелом. В этих условиях австразийцы могли ответить лишь силой и собрали войско, чтобы напасть на Радульфа. Тот выиграл последовавшую за этим битву и впредь правил самостоятельно, закрепив свои позиции при помощи союза с вендами. Несмотря на это, Радульф не создал отдельного королевства и, согласно «Фредегару», по-настоящему не отвергал верховную власть Меро-
511
Пол Форакр
вингов39. Сепаратизм такого рода будет неоднократно наблюдаться и в Меровингский, и в Каролингский периоды, когда отдельные вожди или регионы, вставшие на путь независимости, пренебрегают созданием совершенно новых политических образований. Подобный консерватизм, выступающий еще одним признаком тесной сплоченности элит, крайне важен для объяснения столь продолжительной устойчивости франкских границ.
Относительно событий следующего десятилетия мы осведомлены из рук вон плохо, хотя и можем предположить - основываясь на агиографии и позднейших источниках, упоминающих этот период - что в целом он был мирным. Сигиберт достиг совершеннолетия около 645 г., а Хлодвиг - около 649 г. Оба короля женились на особах, которые переживут их более чем на двадцать лет и сыграют важную роль, оказавшись королевскими вдовами. Хлодвиг вступил в брак с Батильдой, женщиной англосаксонского происхождения, которой позднее было посвящено отдельное житие святой40. Говорили, что Батильда, бывшая рабыней, прислуживала в доме Эрхиноальда, отвергла его домогательства и одержала победу, выйдя замуж за короля. История этого перерождения «из грязи в князи» может, впрочем, оказаться и не столь простой, так как Батильда, вероятно, принадлежала к англосаксонской знати, или даже была принцессой, а не обычной рабыней. Ее муж Хлодвиг умер в 657 г. В «Liber Historiae Francorum» ему посвящен неодобрительный некролог, который намекает на его насильственную смерть41. Батилда осталась регентом при восьмилетием X л отаре III - старшем из трех ее сыновей. Сигиберт III женился на Химнехильде, не являвшейся, вероятно, матерью его сына - Даго- берта II, хотя в итоге именно она стала регентом при ее зяте - третьем сыне Бати льды Хильдерике II, который женился на ее дочери Билихильде. Обстоятельства заключения брака и появления ней- стрийского короля в Австразии были связаны с так называемым «переворотом Гримоальда». Событие это привлекало пристальное внимание, поскольку на первый взгляд казалось наиболее ранней попыткой Каро л ингов отнять престол у меровингской династии42.
39 История Радульфа содержится в тексте: Фредегар, Chron. IV. 77, 87, р. 64-5, 73-4.
40 «Vita Balthildis», перевод с комментариями у Fouracre and Gerberding (1996), р. 97-132.
41 «Liber Historiae Francorum» c.44, Fouracre and Gerberding (1996), p. 89.
42 Различные объяснения этих событий см. в Krusch (1910), Levillain (1913) и (1945- 6), Ewig (1965), Gerberding (1987), p. 47-66, Wood (1994), p. 222-4, и Becher (1994).
512
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
Король Сигиберт умер, оставив малолетнего сына Дагоберта. Вместо того, чтобы сделать его королем, майордом Гримоальд захватил Дагоберта и постриг в монахи, передав епископу Пуатье. Тот отправил Дагоберта в Ирландию. После этого Гримоальд возвел на престол собственного сына. Этот король, получив меро- вингское имя Хильдеберт, считался приемным сыном Сигиберта и правил в течение пяти лет, пока, в свою очередь, не был устроен переворот против самого Гримоальда. Что случилось с Хильде- бертом нам неизвестно, а Гримоальд попал в руки нейстрийцев и претерпел мучительную смерть в Париже. В 662 г. самый младший сын Батильды Хильдерик был помолвлен с Билихильдой и провозглашен королем Австразии при майордоме Вульфоальде и королеве-регенте Химнехильде. За этой, по всей видимости, простой историей, стоят сложные хронологические проблемы, не в последнюю очередь потому, что единственный источник, который содержит связанный рассказ о ней - «Liber Historiae Francorum» - указывает, что свержением Гримоальда руководил Хлодвиг II. Это означает, что переворот произошел не позднее осени 657 г., в то время как восшествие Хильдерика на австразийский престол не могло случиться ранее 661 г.43 Датой смерти Сигиберта, а, следовательно, и началом описываемых событий традиционно считают 656 г., что опять-таки противоречит «Liber», коль скоро мы относим усыновление Хильдеберта к его правлению. Однакосторон- ники достоверности «Liber» ставят под сомнение известия о том, что Сигиберт пережил 651 г.44 Ситуация осложняется гипотезой, согласно которой, правивший в VIII в. король Дагоберт и майордом Гримоальд были перепутаны со своими тезками, жившими в VII в., а сын Сигиберта III Дагоберт царствововал в течение какого-то времени перед тем, как был изгнан в Ирландию.
Историков чаще вдохновляло желание восстановить хронологию этих событий, нежели объяснить их, поскольку многие специалисты были согласны с тем, что переворот, реализованный предком Карла Великого, говорит сам за себя, будучи, скорее, несвоевременным, чем непродуманным предприятием. Версия, выстроенная от противного, т.е. последствий переворота, сводится к тому, что нейстрийцы сперва поддержали Гримоальда, а затем предали его. Хотя вопросы хронологии и далеки от разрешения, один историк недавно продемонстрировал возможность интерпре¬
43 «Liber Historiae Francorum» с.43; Fouracre and Gerberding (1996), p. 87-8.
44 Gerberding (1987), p. 47-66.
513
Пол Форакр
тировать этот эпизод более достоверно и менее анахронистично по сравнению с рассказами о том, как предки Карла Великого пробовали воплотить свое историческое предназначение45. Присмотревшись получше к роли женщин в контексте прошлого, автор новой интерпретации утверждает, что Химнехильда, не будучи матерью Дагоберта, по всей вероятности, вступила в заговор с целью изгнания этой последней и сохранения собственных позиций. Для политического выживания ей требовалось кое в чем договориться с Гримоальдом, а в понимании самого Гримоальда, брак его сына с дочерью Химнехильды от короля мог обеспечить восшествие на престол по аналогии с теми лангобардами, что добились короны, вступая в брак с Гундебергой. Когда же Гримоальд лишился поддержки (вещь неудивительная, если учесть вероятное появление желающих отомстить за предшественника), Химнехильда могла озаботиться поисками нового супруга для Би лихи льды, договорившись с Батильдой, что этим новым мужем станет Хильде- рик И. Главным достоинством этой гипотезы стало стремление учесть сохранявшееся влияние Химнехильды, до сей поры едва ли замеченное теми, кто связывал переворот исключительно с Гримоальдом. Все специалисты, впрочем, сходятся в том, что на данном этапе воцарение не-Меровинга казалось еще совершенно неприемлемым.
Мы мало что знаем о регентстве Химнехильды, но о Батильде, благодаря ее «Житию», известно больше. Она управляла королевством с 657 г. до тех пор, пока ее старший сын Хлотарь в 664 г. не достиг совершеннолетия в возрасте пятнадцати лет. Вместе с Батильдой во дворце пребывали епископы Парижа и Руана, неназванные по имени светские магнаты и майордомы - сначала Эрхиноальд, а затем Эброин, унаследовавший обязанности Эрхиональда после его смерти в 658 г. или 659 г. Об Эброине в VII в. было написано больше, чем о любом другом мирянине некоролевского происхождения - главным образом потому, что он фигурирует в качестве архизлодея на страницах популярного «Passio Leudegarii»46 - рассказа о мученичестве его основного политического оппонента, отёнского епископа Леодегара. Впоследствии злодеяния Эброина обросли легендарными деталями, так что теперь нам трудно представить его биографию в нейтральном свете. Очевидно, тем не менее, что Эброин и поддержавшая его группировка нейстрийских магнатов нарушили политический
45 Wood (1994), р. 222-4.
46 «Мученичество Леодегара» (лат.). - Прим. пер.
514
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
баланс во Франкии, лишив чересчур широкий круг лиц возможности пользоваться плодами власти. Процесс этот, предположительно, начался с Бати льды. Все наши сведения опять-таки связаны с церковью, однако можно заметить, что Батильда продвигала своих сторонников на руководящие посты в нейстрийско-бургундском королевстве, назначая их, к примеру, епископами Отёна, Лиона или Тулузы. Кроме того, согласно «Житию Батильды», она вынуждала «старшие церкви» (то есть, ведущие культовые центры королевства) принимать монашеские уставы и заставляла местных епископов предоставлять этим центрам независимость во вполне колумбанов- ском стиле, что и являлось для нее так называемой Klosterpolitik47. Англосаксонский источник - «Житие св.Вилфрида» - повествует, как Онемунд, епископ Лиона, был казнен Батильдой, стремившейся установить свою власть над церковью и королевством, и добавляет, что были убиты еще восемь епископов48. Иных сведений о столь масштабном кровопролитии не сохранилось, но существует другой рассказ - о том, что смерть Онемунда позволила передать его должность капеллану из дворца королевы49. Это повествование равным образом предостерегает нас от взгляда на политику того времени исключительно сквозь призму «централизации», якобы осуществлявшейся королевским дворцом в пику провинциальному «сепаратизму» - ведь в тексте рассказывается и о том, как жители Лиона объединились с королевской администрацией для того, чтобы свергнуть Онемунда. Кроме того, несмотря на свои поистине княжеские полномочия в Лионе, Онемунд был всецело интегрирован в более широкое сообщество магнатов. Его называли даже крестным отцом Хлотаря, сына Батильды.
Вскоре по достижении этим самым Хлотарем формального совершеннолетия, Батильду выдавили с политической сцены в Шельский монастырь, но Эброин оставался при власти. Коль скоро известие Беды о том, что в 668 г. архиепископ Теодор50 и аббат Адриан (добираясь из Рима в Кентербери по территории Франкии) повсюду отслеживались людьми Эброина, указывает на размах и степень власти этого майордома, то она и впрямь поразительна51. Однако такая
47 «Vita Balthildis» с. 9, Fouracre and Gerberding (1996), p. 125-6.
48 «Житие святого Вилфрида» с. 6, р. 13-15.
49 «Acta S.Aunemundi», перевод с комментариями см. у Fouracre and Gerberding (1996), p. 166-92.
50 Святой Феодор Кентерберийский. - Прим, науч.ред.
51 Беда, НЕ IV. 1.
515
Пол Форакр
система управления, при которой майордом правит от имени короля, препятствуя доступу иных магнатов к монарху, взламывала тради- ционный консенсус, скреплявший франкскую государственность. Согласно почти синхронному этим событиям «Passio Leudegarii», Эброин, превратившись в тирана, запретил бургундским магнатам посещать дворец без его собственного разрешения52. Впрочем, в 673 г. Хлотарь III умер, а Эброин, несмотря на все усилия, не сумел воспрепятствовать общему съезду магнатов, задумавших возвести на престол нового короля. После этого ассамблея выступила против майордома, и он оказался бессилен противиться коллективной власти магнатов. «Passio Leudegarii» объясняет поступок магнатов страхом, что Эброин будет контролировать нового короля (второго сына Бати льды — Теодориха) и, бесконтрольно действуя от королевского имени, сможет напасть на любого из них53. Так Эброин лишился власти и был отправлен в ссылку54. Затем нейстрийцы и бургундцы обратились к королю Австразии Хильдерику с просьбой стать и их королем - вместо старшего брата Теодориха. Но оказалось, что восстановить единство Франкии невозможно, поскольку Хильд ерик, естественно, привез с собой близких ему австразийцев, и королевский дворец теперь раздирала вражда между нейстро- бургундцами во главе с Леодегаром Отёнским, и австразийцами под предводительством майордома Вульфоальда. Леодегар обвинил Хильдерика в нарушении собственных обещаний о невмешательстве в дела провинции и попытался, что интересно, разлучить короля с его женой - Билихильдой. Неудивительно, что Хильдерик II, Вульфоальд (а также Химнехильда) выступили против Леодегара и отослали его по стопам ранее изгнанного Эброина. Все описанное происходило на Пасху 675 года. Шесть месяцев спустя нейстрийцы убили Хильдерика, Билихильду (которая была беременна) и их малолетнего сына Дагоберта. Ими двигала решимость искоренить австразийскую ветвь династии.
После смерти Хильдерика Эброин и Леодегар, вернувшись из ссылки, вступили в драматичное состязание с целью попасть во дворец и установить новый правящий режим во главе с королем Тео- дорихом. Эброин, осознав, что на этом этапе является слабейшей
52 «Passio Leudegarii», перевод с комментариями у Fouracre and Gerberding (1996), р. 193-253, здесь гл. 4, р. 220-1.
53 «Passio Leudegarii» с. 5, Fouracre and Gerberding (1996), p. 222.
54 Он был пострижен в монахи и помещен в Люксёйский монастырь. - Прим, науч.ред.
516
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
стороной, повернул на восток, чтобы собраться с силами в западной Австразии. «Passio Leudegarii» утверждает, что для этого ему был необходим собственный король, и потому он выдвинул претендента по имени Хлодвиг - предположительно, сына Хлотаря III. Затем Эброин атаковал нейстрийский дворец, захватил там Теодориха и убил недавно назначенного майордомом Леудезия, сына Эрхино- альда. После этого Эброин отправил войско в Отён против своего старинного врага Леодегара. Хотя епископ был пленен, часть той же самой армии не сумела захватить Лион и Прованс. Далее Эброин устранил своего претендента Хлодвига, восстановил на престоле Теодориха, и, как опять став майордомом, сразу прибегнул к судебным процессам, дабы наказать противников. Леодегара, в итоге, казнили в 677 г. или в 678 г., предварительно ослепив и изувечив. Сам Эброин встретил смерть в 680 г. благодаря упреждающему удару еще одной потенциальной жертвы. Таков, в общих чертах, рассказ из «Passio Leudegarii»55, и хотя он явно тенденциозен, его подтверждают, по большей части, и другие источники.
«Liber Historiae Francorum» говорит, что союзником Эброина стал Аудоин Руанский, бывший одним из наиболее уважаемых людей во всей Франкии56. Этот союз позволяет предполагать, что майордом не являлся политическим выскочкой, но представлял группировку ведущих нейстрийских семей. Когда не вошедшие в нее магнаты осознали, что они лишены или скоро лишатся доступа к королю, который позволил бы им защищать себя, участвуя в принятии решений, наметились некие признаки политического распада. Источники, современные этим событиям, ясно дают понять, что королей или майордомов, которые не прислушивались к советам магнатов, считали крайне опасными. Средством против такой несправедливости виделась ликвидация допустившего ее режима, что и произошло в 673 г. и в 675 г. Но и дезинтеграция имела свои пределы, ведь масштабные и продолжительные беспорядки также грозили утратой собственности и привилегий. Именно этим соображением может объясняться то, как вернувшийся во власть Эброин сумел восстановить своего рода политический консенсус и вновь использовать судебные, а не военные решения для своих задач. Примечательно, что одной из первых его инициатив было наведение порядка в отношениях собственности.
55 «Passio Leudegarii» сс. 4-35, Fouracre and Gerberding (1996), p. 220-48.
56 «Liber Historiae Francorum» с. 45, Fouracre and Gerberding (1996), p. 89-91.
517
Пол Фор акр
Пусть потрясения этого периода, как согласится большинство историков, и были вызваны дрязгами внутри дворца, а не попытками сепаратизма региональных группировок, произошедшее и впрямь повлекло за собой формирование независимого княжества к югу от Луары, то есть в Аквитании. Здесь герцог Луп, проживавший в Тулузе, по-видимому, присоединился в 673 г. к мятежу против Эброина. Именно Луп в этот раз возглавил упомянутое выше вторжение франков в вестготскую Септиманию. На состоявшемся в Бордо (где-то между 673 и 675 гг.) церковном соборе, герцог присутствовал как сторонник короля Хильдерика, и хотя (согласно одному источнику) он был причастен к убийству последнего, ясно, что это событие не привело к соглашению с Эброином. Подобно Радульфу в Тюрингии, Луп двинулся собственной дорогой, располагая возможностью обезопасить себя за счет военного контроля над регионом. Нейстрийские власти в ответ конфисковали семейные владения герцога рядом с Орлеаном, что делало маловероятным возвращение Лупа в их лагерь. Еще одной жертвой конфликта пали порой проблемные, но в целом (с начала VII в.) мирные отношения между Нейстрией и Австразией.
Убийство Хильдерика и его семьи означало, что королевство Авст- разия исчезнет, коль скоро австразийцы не найдут себе другого Меровинга. Что ж, они сделали это. Их королем стал сын Сиги- берта III - Дагоберт, двадцатью годами ранее сосланный в Ирландию. Понимание дальнейшего хода событий зависит от интерпретации второго хронологически спорного отрывка «Liber Historiae Francorum». Новейшие исследования этого текста убедительно доказывают, что события следовали друг за другом так57: после убийства Хильдерика Вульфоальд бежал в Австразию и (подобно Химнехильду) сошел с политической сцены. Лидерами австра- зийских магнатов стали теперь некий Мартин и его вероятный родственник Пипин - члены семейства, к которому принадлежал Гримоальд и которое знакомо историкам как «Пипиниды» или «Арнульфинги». Пипиниды восстановили свои позиции после падения Гримоальда. Именно они при посредничестве англосаксонского епископа Вилфрида вывезли Дагоберта из Ирландии. Но Эброин и нейстрийцы не признавали последнего королем, вынудив австразийцев сражаться за независимость. Те собрали вокруг Дагоберта большое войско и атаковали армию Эброина. В ходе большого
57 Gerberding (1987), р. 78-84.
518
ГЛАВА 14. Франция в VII в.
сражения в районе Арденн Мартин и Пипин были разбиты; Мартин позднее был убит. Когда именно это произошло, неизвестно, но в декабре 679 г. короля Дагоберта также убили, поскольку, согласно «Житию св. Вилфрида», он не советовался со своими магнатами и обложил данью верных ему людей58. Возможно, Дагоберт чересчур энергично пытался вернуть свое наследство. Несмотря на то, что австразийцы вновь лишились короля, они сохранили свою независимость, видимо, по причине смерти в том же году Эброина. Преемник последнего на посту майордома Вараттон заключил мир с Пипином.
Кажется, что на данном этапе нейстрийцы разделились на тех, кто, подобно Вараттону и Аудоину Руанскому, хотели как-нибудь договориться с Пипином, и тех, кто вслед за сыном Вараттона Гиз- лемаром и его зятем Берхаром, желали войны. Последняя группировка, по-видимому, все еще болезненно переживала неудобства, доставленные десятью годами ранее австразийским окружением Хильдерика II. С точки зрения австразийцев, доступ к королевскому дворцу и влияние на него были необходимы для удержания власти и привилегий в военном, политическом и правовом отношении. Он обладал огромной привлекательностью и в финансовом плане. В 684 г. умирает епископ Аудоин Руанский - так завершилась карьера, начатая при дворе Хлотаря II, а в последний год его жизни ознаменованная миротворческой миссией в Австразию, где Аудоина чтили в качестве святого. Затем в 686 г. умер Вараттон, а майордомом стал его зять Берхар; ряд несогласных с этим решением перебрался в Австразию, к Пипину. В следующем году Берхар и Теодорих III сошлись с Пипином на бранном поле у реки Соммы. Пипин победил. Часто считают, что данная победа (687 г.) в знаменитой битве при Тертри возвестила конец эры Меровингов и фактическое начало правления Каролингов. Мнение это, впервые изложенное в тексте начала IX в. - «Ранних Мецских анналах» - не отражает реалий VII столетия: Пипин и австразийцы боролись за право вновь сделаться частью старого порядка, а не сменить его59.
Пипин был, определенно богат и могущественен, он распоряжался огромными владениями семьи к востоку от реки Маас, но в 687 г. он еще не обладал силами, достаточными для покорения Нейстрии и Бургундии60. Примерно через год после битвы при
58 «Житие се. Вилфрида» гл. 33, р. 66-9.
59 «Annales Mettenses Priores», Fouracre and Gerberding (1996), p. 359-61.
60 Тщательное исследование семьи и ее владения см. у М. Werner (1982).
519
Пол Форакр
Тертри Берхара убили по наущению его тещи Ансфледы, вдовы Вараттона. Затем сын Пипина Дрогон женился на вдове Берхара Анструде, а Пипин взял на себя обязанности нейстрийского майор- дома. Брак Дрогона в не меньшей степени, чем победа при Тертри, обеспечивали Пипину доступ к нейстрийскому дворцу, который, в свою очередь, помогал расширять его влияние и в Астразии, и в Нейстрии. В этой связи можно утверждать, что «взлет Каролингов» следовал за победой при Тертри, а не предшествовал ей, что состоялся он при содействии нейстрийцев и ко времени смерти Пипина (в 714 г.) был далеко не гарантирован. Источники, по которым мы можем реконструировать хоть какие-то аспекты возвышения Пипина, имеют, как водится, церковное происхождение и соответствующие цели, но тексты эти, по крайней мере, указывают, где именно он пользовался влиянием. Заняв место Берхара, Пипин обозначил свое присутствие на территории Руана, где проживала семья его снохи. Между 689 и 691 гг. он вынудил Ансберта, преемника Аудоина на руанской кафедре, отправиться в ссылку и заменил его одним из своих сторонников Грифоном. Точно так же в 701 г. другой приближенный Пипина стал аббатом близлежащего монастыря св. Вандрия. В других текстах он проявляется на протяжении 690-х гг. и в начале VIII в. в связи с интересом к ряду монастырей и епархий, которые образовывали огромный полукруг, тянувшийся от реки Самбры по владениям его семьи на Маасе, далее - пересекая Рейн и спускаясь к Мозелю. В число монастырей входили Лоб, Мон, Нивель, Фос, Ставло-Мальмеди, Кайзерсверт, Сент-Юбер и Эхтернах. Среди епископских центров были Утрехт, Тонгр-Маастрихт, Кёльн, Трир, Мец и Реймс. Хотя список и впечатляет, сразу бросается в глаза, что, за исключением Руана, влияние Пипина на церковные институты не распространялось на бассейн Сены-Уазы, находившийся в центре нейстрийского королевства.
Пипин сходным образом не лишил положения те старые ней- стрийские семьи, которые сплотились вокруг короля, хотя он и смог обеспечить передачу должности майордома своему сыну Гри- моальду. Его старший сын Дрогон получил герцогство Шампань, и не стал селиться в Руане, несмотря на брак с дочерью Вараттона. Сын Гуго, рожденный в этом браке, воспитывался в Руане, но в доме вдовы Вараттона Ансфледы. Документы, вышедшие в этот период из канцелярии дворца, проливают дополнительный свет на медленный рост влиятельности Пипина в Нейстрии. Девятнадцать уцелевших подлинников, изданных от королевского
520
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
имени в Нейстрии между 691 и 717 гг., упоминают восемьдесят человек61. Из восьмидесяти лишь девятнадцать имен могут так или иначе соотноситься или с Австразией, или с семьей Пипина. И только шестеро из этих девятнадцати персон упоминаются среди пятидесяти восьми лиц, фигурирующих как свидетели в актах, изданных Пипинидами в Австразии на протяжении 702-726 гг. Другими словами, Пипин сознательно не заполонял нейстрийский двор своими соратниками, как это попытался сделать Хильд ерик двумя десятилетиями ранее. Два документа из Нейстрии представляют собой королевские приговоры, где перечислены все магнаты, которые присутствовали при рассмотрении дел. Из этих перечней можно заключить, что аристократы со всего королевства, помимо западной Аквитании, продолжали посещать нейстрийский двор. Если Пипин желал подкреплять свою деятельность, опираясь на коллегиальный орган, который собирался при дворе, то очевидно, что и сам майордом был связан такими коллективными решениями. Один из вышеупомянутых документов и два других приговора наглядно демонстрируют это, так как содержат тексты судебных решений относительно родственников Пипина, вынесенные в то самое время, когда его семья пыталась прибрать к рукам земли и привилегии наиважнейшего нейстрийского аббатства - Сен-Дени. Все это крайне непохоже на образ, созданный «Ранними Мецскими анналами» и Эйнхардом, согласно которым, Пипин полностью контролировал окружение короля. Столь же ошибочны их заверения, будто бы все короли того времени - совершенно незначащие фигуры. Это неверно, по крайней мере, в случае одного из монархов - Хильдеберта III, который правил в 695-711 гг.
Отец Хильдеберта Теодорих III вполне мог быть марионеткой в руках сменявших друг друга магнатских кликг, как этого и боялись подданные в 673 г. Его старший сын Хлодвиг III (691—695 гг.) взошел на трон, будучи несовершеннолетним, а в качестве взрослого короля правил всего три года. Но его младший брат Хиль- деберт царствовал, будучи взрослым, примерно пятнадцать лет. Возможно, поэтому автор «Liber Historiae Francorum» и демонстрирует особое уважение к нему, называя Хильдеберта «знаменитым», «славным» и «справедливым»62. Именно при Хильдеберте
61 ChLA 14, Документы №№ 572-9, 581, 583—91,593. См. также Fouracre (1984).
62 «Liber Historiae Francorum» с. 49, p. 323, описывает Хильдерика при его восхождении на престол как «vir inclytus», см. также с. 50, р. 324, где он упоминается как «bonae memoriae gloriosus domnus Childebertus rex iustus».
521
Пол Фор акр
были вынесены три судебных решения против семейства Пипина, и тогда же Антенор, правитель далекого Прованса, посетил ней- стрийский дворец. Кроме того, в это время в Марселе чеканились монеты с именем короля. В данной связи вероятно, что Хильдеберт обладал самостоятельным политическим весом и притягательностью. После кончины его в Марселе уже не чеканили королевски монет, и, возможно, в то самое время Антенор восстал против Пипина. Примерно тогда же, согласно источнику IX в., алеманн- ский правитель и прочие вожди на востоке разорвали отношения с остальными частями Франкии, ибо «они больше не могли служить королям-Меровингам так, как привыкли это делать ранее»63. Тем не менее, успешность правящего режима на исходе VII в. (до того, как смерть Хильдеберта вызовет некое политическое отчуждение), могла заключаться как раз-таки в том, что Хильдеберт и Пипин создали сильный тандем. Король мог рассчитывать на поддержку, позволявшую его курии выступать главным орудием правосудия, военное же превосходство Пипина препятствовало той борьбе группировок, которая могла бы мешать инициативам двора. Сам Пипин был, в первую очередь, полководцем, чей авторитет укреплялся за счет побед над фризами и народами, жившими к востоку от Рейна - войны с ними «Liber Historiae Francorum» относит к периоду царствования Хильдеберта.
Поведение Антенора и алеманнов свидетельствует о том, что негодование накапливалось так же быстро, как возрастало могущество Пипина и его родни. В 714 г. семью Пипинидов постигла беда. Пипин заболел, а его сын Гримоальд был убит во время визита к отцу. Дрогон умер еще в 707 г., а отпрыски мужского пола в следующем поколении были совсем малы. Пипин попытался защитить семью, сделав внука Теодоальда майордомом, а собственную жену Плектруду - своеобразной регентшей при нем. На самом деле, у Пипина была и другая жена, и взрослый сын Карл, но он, по-видимому, тогда являлся лишь второстепенным членом семейства и не имел отношения к его богатству и власти64. Когда в конце 714 г. Пипин умер, нейстрийцы изгнали Теодоальда, а после вступили в союз с фризами, чтобы ударить по центру владений Пипинидов на реке Маас. Карлу, позднее известному в качестве Карла Мартелла, пришлось, сплотив союзников и средства семьи, начать кампанию с партизанских действий против победоносных ней-
63 «Erchanberti Breviarunt» с. 1, р. 328.
64 Fouracre (2000), р. 56.
522
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
стрийцев и фризов. События 714 г. привели к периоду затяжных военных конфликтов, которые, в итоге, разрушат старинный уклад меровингского мира: франкская политическая система сначала была сокрушена, а затем принудительно реорганизована вокруг Карла Мартелла. В отличие от отца, он смог превратить королевскую власть Меровингов в пустую формальность, и даже править страною без короля на троне. В конце концов, Карл Мартелл будет погребен в аббатстве Сен-Дени — самом элитном нейстрийском монастыре, который ранее фактически отверг покровительство Пипинидов.
Мы проследили основную канву событий, учтенных письменными источниками по истории Франкии в VII веке. Одна из наиболее различимых примет того времени - значимость королевского дворца в политической жизни франкской державы. Собственно политическая история на этом фоне раскрылась нам в качестве сложного взаимодействия королей, королев, майордомов и магнатов. Форматы данного взаимодействия определило, прежде всего, объединение Франкии при Хлотаре II, повлекшее за собой появление надрегиональной элиты, а также долгий период мирного развития. В отличие от предыдущего столетия, на протяжении VII века внутри самой Франкии было относительно мало военных конфликтов. Количество внешних угроз также снизилось после того, как Дагоберт I разобрался с вендами, басками и бретонцами, и оставалось сравнительно невысоким вплоть до вторжений фризов на северо-востоке в конце столетия. Мирное время, однако, несколько затруднило консолидацию ведущих политических сил, поскольку лидеры, лишившись перспектив обогащения в ходе войн, начинали бороться за ограниченные внутренние ресурсы. Хотя конкуренцией среди магнатов было под силу манипулировать на благо королевской власти, перерастание прежнего соперничества в неконтролируемые распри, могло парализовать деятельность дворца, что и продемонстрировали события середины 670-х гг. «Внутренние раздоры» и «распри группировок» - термины, лучше всего передающие суть этих отношений, так как они акцентируют, что столкновения между factiones65 происходили в рамках того же самого политического сообщества, а не между различными этническими, социальными или религиозными коллективами. Данное наблюдение позволяет нам убедиться, что структура франкского
65 Группы влияния, партии (лат.). - Прим. пер.
523
Пол Форакр
общества VII в. несколько пошатнулась на верхних своих этажах, но отсюда вовсе не следует, будто оно было в целом нестабильно или неупорядочено политически.
Фактически, именно общей стабильностью франкского государства были обусловлены возможности для царствования несовершеннолетних королей. Признание важности государственной власти сохранилось даже после того, как исчезло некогда подкреплявшее ее прямое налогообложение. Королевские прерогативы все чаще осуществлялись на местном уровне без надзора центрального правительства, и короли, даруя иммунитет владениям привилегированных церковных институтов, фактически запрещали своим чиновникам реализовывать эти прерогативы во многих областях королевства. Истолкование государственных интересов, впрочем, принадлежало тем, кто извлекал из него выгоду, не попадая при этом под непосредственный контроль королевской власти или будучи свободными от обязательств и службы в пользу короля (как это было в случае с обладателями иммунитетов). Подобные деятели не могли отрицать власть королей, не подвергнув сомнению законность их собственной власти. Вследствие этого даже Карл Мартелл вынужден был формально соглашаться с властью Меровингов. Таким образом, государственная власть превращалась из фискального механизма в культурный феномен, ибо фискальные полномочия переходили к магнатам, а центральное правление формировалось скорее за счет сопряженности властных, а не бюрократических функций. Именно в этих условиях, вероятно, и протекало развитие позднемеровингского государства - но отнюдь не в силу превосходства «германской» (или аристократической) системы управления над «римской» (иначе - «централистской») моделью правления, как следует из одного объяснения победы австразийцев при Тертри66.
В конечном счете, власть внутри общества основывалась на контроле за землей, ведь именно он обеспечивал доступ к единственному источнику возобновляемых богатств, которые производились тогда и свободными, и зависимыми крестьянами. В то же время существовал очень сильный спрос на дорогое движимое богатство - «сокровища», которые можно было приобрести в обмен на сельскохозяйственные продукты, или же, более впечатляющим образом - с помощью войн или политического господства. Письменные источ¬
66 К.-F. Werner (1972), р. 493-4.
524
ГЛАВА 14. Франкия в VII в.
ники этого периода полны упоминаний о сокровищах. Большое их количество было необходимым условием для отправления власти, так как служило своеобразным магнитом лояльности подданных, а одной из наиболее привлекательных характеристик распоряжения публичной властью был доступ к движимому богатству в виде судебных штрафов и тех немногих налогов, которые все еще собирались. Предоставление иммунитета церквям, позволявшее им сохранять при себе прибыли, которые обретались вследствие управления на местах, весьма помогло аграрному производству в рамках крупных и хорошо организованных хозяйств. Рост производительности труда в аграрной сфере - будучи то ли банальным следствием упомянутых привилегий, то ли итогом более широкого укрепления прав землевладельцев (или же бонусом мирной, стабильной жизни) - наметился именно в VII столетии. Он, в свою очередь влек за собой первые - пусть еще и робкие - признаки общего улучшения экономики. Именно в этом контексте стоит взглянуть на переход от золотых монет к серебряным (в 670-х гг.) и на самые ранние сигналы демографического роста. В VII в. Франкия обретала зрелость и в экономическом, и в политическом, и в культурном плане. Она стала королевством, которое обладало обширнейшей территорией, невзирая на скудость ресурсов и рудиментарный характер управления. Таковы важнейшие черты наследия, оставленного Меровингами своим преемникам.
525
THE NEW CAMBRIGE MEDIEVAL HISTORY
Volume 1 c. 500-c. 700
Edited by Paul Fouracre
НОВАЯ КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ
500-700 гг.
TOMI ЧАСТЬ 1
Под редакцией Пола Форакра
На обложке использовано: аверс золотого солида с изображением Константа II и его сына Константина IV. 654-659 гг.
Перевод с английского Ю. Е. Вершинина, А. Н. Маслов Научные редакторы А. Н. Маслов, А. В. Махлаюк Редактор А. В. Вититинов Корректор О. Н. Исип-Чернова Технический редактор М. В. Таранова Дизайн-верстка М. В. Таранова, E. Н. Шевченко
Подписано в печать 11.03.2020.
Формат 70x100/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура SchoolBook.
Уел. печ. л. 29. Тираж 100 экз.
www.kliobooks.ru
ISBN 978-5-906518-40-8
Типография «Рада Реклама»
125284, г. Москва, Ленинградский пр-т, д. 27