И. И.-МЕЧНИКОВ
Страницы
воспоминаний

ЛК/4ДЕМИЯ НЛУК СОЮЗ/1 ССР
Н А у Ч НО — ПОПУЛЯРНАЯ СЕРИЯ
М Е М у А Р Ы
И. И. М е ч Н И ков
Стран uuy ы
воспоминании
<&Х
СБОРНИК
а $т о бно ip а ф шсескгис
С Т А Т Е И
И ü л /1 ТЕ/1 ьство
А К Л Л I. М II И И Л у К СССР
4 6

Иод редакцией Комиссии ЛИ СССР
по изданию научно-популярной литературы
Председатель Комиссии президент Академии Наук СССР
академик С. И. ВАВИЛОВ
Зам. председателя член-корреспондент Академии Наук
СССР П. Ф. ЮДИН
Ответственный редактор
член-корреспондент АН СССР Х. С. КОШТОЯНЦ
Редакция и примечания
А. Е. ГАЙСИНОВИЧА

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Мечников не оставил после себя систематических мемуа->
ров. Однако у нас есть данные, что в конце жизни, когда bö
время мировой войны 1914 г., Мечников, по его собствен¬
ным словам, «очутился в невозможности вести далее
опыты и в обладании продолжительного досужего вре¬
мени», он принялся за писание «Воспоминаний»; «Если я
Поправлюсь настолько, что смогу возобновить прерванные
работы, то сразу примусь за «Воспоминания», писал Меч ни-;
Кон издателю «Научного слова» Рахманову (письмо от дет
кабря 1915 г.). Сохранился даже проект предисловия к этим
«Воспоминаниям», написанный Рахмановым (1915). К вели к
кому сожалению, смерть помешала Мечникову осуществить;
*ти планы. Но, к счастью, среди обширного литературного
наследия Мечникова есть ряд прекрасных автобиографиче¬
ских и исторических статей. В этих статьях Мечников рас¬
сказывает нам на основе личных воспоминаний о выдающих¬
ся представителях русской науки, ближайших его друзьях-
н соратниках, бок-о-бок с которыми он боролся за науку в
тяжелых условиях царской России. Есть все основания по¬
лагать, что эти статьи должны быЛи быть включены в том- ил»
ином виде в ту книгу воспоминаний, которую собирался из-:
дать Мечников. За это говорит хотя бы часто повторяюще¬
еся в подзаголовках его мемуарных статей сходное обозна¬
чение их, как относящихся «к истории науки в России».
И действительно, в этих статьях Мечников обычно че огра¬
ничивается простой передачей тех событий, участником-кото-!
рых он был, но искусно обрамляет личные воспоминания ,рам”
ками исторической эпохи и научных исканий того времени/
Очевидно, эти статьи Мечникова—драгоценные докумен¬
ты не только для историк его исканий, но и для истории

4
От составителя
биологии и вообще науки в России. Между тем, рассеянные
большей частью в мало доступных газетах («Русское слово»
и «Русские ведомости»), они не только до сих пор не пере¬
печатывались, но так мало известны, что за немногими
исключениями даже не включены ни в один из списков ра¬
бот И. И. Мечникова. Нам кажется вполне своевременным
издание их особым сборником- Мы сочли нужным включить
в число помещаемых статей и воспоминания об иностран¬
ных ученых, поскольку в них нашла отражение история
борьбы Мечникова за его научные идеи и его многолетняя
научная деятельность вдали от родины по причинам, о ,ко¬
торых он сам повествует.
В расположении статей мы не придерживались хроноло¬
гического порядка их написания, а следовали, насколько это
возможно, тем этапам жизни Мечникова, к которым относят¬
ся излагаемые в соответствующих статьях события. Таким
образом, в статьях о Ковалевском, Сеченове, Пирогове и
Умове освещается первый период жизни и деятельности
Мечникова до окончательного переезда его за границу, про¬
шедший под знаком эмбриологических, в основном, интересов
его. Дальнейшие статьи касаются уже причин отъезда его из
России и периода жизни за границей, когда он целиком от¬
дался проблемам медицины. Таковы воспоминания о Пастере,
Листере и Кохе и некоторые другие. Особняком стоит ста¬
тья о Толстом, которого Мечников посетил во время своего
визита в Россию в 1909 г.
Стремясь, сосредоточить в настоящем сборнике по воз¬
можности все автобиографические 1материалы Мечникова,
мы собрали в «Приложениях» ряд дополнительных докумен¬
тов. Таковы краткая автобиография, написанная в свя¬
зи с получением Нобелевской премии (по-русски публи¬
куется впервые), две единственно сохранившиеся записи лич¬
ного характера из записной тетради и, наконец, ценнейший
человеческий документ — записи самонаблюдений последних
лет жизни Ильи" Ильича. Из немногих сохранившихся писем
Мё«$шКова выбраны1 лишь те, которые связаны с событиями,
йЗЛагаемыми в его статьях. Большой автобиографический и
йб^орйческий интерес представляет ряд писем в редакции

От составителя
5
газет и интервью, ярко отражающих отношение Мечникова к
тогдашней русской действительности. Наконец, ряд других,
частично неопубликованных материалов, печатаемых нами не
полностью, а в отрывках и цитатах, даны в примечаниях.
Мы сочли целесообразным привлечь ряд материалов, ка-.
сающихся Мечникова, в освещении других лиц. Таковы пре¬
жде всего письма к нему крупнейших ученых (Бэра; Пасте-
ра, де-Фриза), публикуемые впервые. Воспоминания и выска¬
зывания о Мечникове Сеченова, Толстого и многих других
приведены в основном в примечаниях. Широко использована
прекрасная книга О. Н. Мечниковой, представляющая в боль¬
шей своей части запись или пересказ воспоминаний самого
Ильи Ильича, частично им прочитанные. Вообще во - всех
случаях, когда о событиях, излагаемых Мечниковым, имеют¬
ся материалы в воспоминаниях, дневниках, письмах других
лиц, они цитируются или излагаются в наших примечаниях,
Считаю своим приятным долгом- выразить искреннюю при¬
знательность С. Я. Штрайху за его неизменную готовность
предоставить в мое распоряжение многие материалы, особен¬
но из подготовленной им переписки братьев Ковалевских.
Приношу также благодарность хранительнице Музея памяти
Мечникова Н. Л. Живаго за любезную помощь при работе
и Музее.
А. Е. Гайсинович

К ИСТОРИИ БИОЛОГИИ В РОССИИ ЗА ИСТЕКАЮЩЕЕ
ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕ
(По личным воспоминаниям)1
Редакция «Русских ведомостей», собирая материалы для
истории умственной деятельности России за последние 50 лет,
пожелала иметь и от меня некоторые сведения о развитии
тех отраслей биологии, которыми я особенно интересуюсь. 2
Более четверти века живя за границей, у меня нет под рука¬
ми нужных данных для получения точных справок. Но так
как это 50-летие совпадает с 50-летием моей научной дея¬
тельности, то, быть может, читателям не покажутся лишними
воспоминания, основанные на моих личных переживаниях.
Пятьдесят лет назад, в первый период царствования Але¬
ксандра II, в обществе чувствовались значительный подъем
и оживление умственной деятельности. В гимназиях относи¬
лись благожелательно к научным стремлениям и не подавля¬
ли их усиленными требованиями по части классической пре¬
мудрости. Греческий язык был вовсе устранен, а латынь све¬
лась на маловажную формальность. Зато было введено пре¬
подавание естественных наук, привлекшее к себе особенное
внимание молодежи.3 В университетах традиционное чтение
лекций «по книжкам» заменилось более живым изложением
из первоисточников науки, и постепенно на кафедрах стали
появляться самостоятельные ученые.
В области чистой и прикладной биологии звездами первой
величины, хотя уже устаревшими, в начале шестидесятых
годов были великий естествоиспытатель Карл Эрнст фон-Бэр
и доктор Пирогов. С обоими мне привелось познакомиться.
Последний, покинув научную медицину, отдался в то время
педагогии и был сначала попечителем Одесского и Киевского

К истории биологии в России
7
округов, а затем руководителем мЬлодых ученых, посылае-
мых Министерствам народного просвещения за границу для
подготовления к профессорской деятельности.4 Во время
пребывания Пирогова в Неаполе в 1865 г. я в качестве кан¬
дидата на профессуру отправился к нему. Он принял меня
очень ласково, расспросил о моих работах по части беспо¬
звоночных животных Неаполитанского залива и поощрил к
дальнейшим занятиям. Особенное внимание Пирогова ко мне
объясняется отчасти тем, что я получил командировку бла¬
годаря его содействию.5
Бэра я увидел впервые в день его рождения, в 1867 г.,
на торжественном заседании Петербургской Академии Наук,
когда А. О. Ковалевскому и мне была присуждена первая
премия его имени.6 Вечером он собрал нас у себя в перепол¬
ненной книгами небольшой квартире на Васильевском остро¬
ве. 70-летний старик, согбенный и уже одряхлевший телом,
был умственно очень крепок и поражал нас свежестью вос¬
поминаний и интересом рассказов. Заинтересовавшись тем,
что из Харьковского университета за короткое время вышло
несколько зоологов, обративших на себя внимание самостоя¬
тельными работами (Степанов, Ганин, нынешний академик
Заленский и я), 'он отнесся к профессору зоологйи Чернаю с
запросом, чем объяснить такой урожай молодых ученых.7
В ответ Чернай сострил, что в данном случае, очевидно,
имеется пример «самопроизвольного зарождения». В самом
деле, не он возбудил у своих слушателей любовь к науке.
Преподавание его совершалось по старинному шаблону. Он
аккуратно являлся на лекции с учебником Каруса и Герштек-
кера в русском переводе, читал из него выдержки, приводя
от себя лишь несколько общих замечаний на тему об «уди¬
вительном разнообразии» животного мира. Зоологической ла-
борнтории и то время не существовало, и все практические
ялнмтин ограничивались беглым осмотром коллекций в вит
ринах и в закупоренных склянках.8
По рядом с профессорами старого закала уже стали по¬
являться и ученые новой формации, способные к самостоя¬
тельной научной деятельности. В провинциальных универси¬
тетах их было еще чрезвычайно мало, и даже в Московском

8
Страницы воспоминаний
университете преподавание биологических наук сводилось1
главным образом к очень красноречивому чтению лекций не
по книжкам, а в свободном изложении.9 Но в Петербурге в
то время появился молодой адъюнкт на кафедре ботаники —-
Лев Семенович Ценковский. Это был первый русский биолог,
сделавший себе имя в европейской науке. Избрав своей* спе¬
циальностью пограничный мир между растениями и живот¬
ными, он в короткое время сделал целый ряд замечательных
исследований о низших водорослях и инфузориях. Ему меж-*
ду прочим принадлежит одна из первых работ о так назы¬
ваемых миксомицетах (слизистых грибах), являющихся то в
виде подвижной студени (самое столь часто употребляемое
название «пласмодйи» принадлежит ему) , то в виде малень¬
ких неподвижных грибков, наполненных спорами. Позже
Ценковский отдался изучению бактерий, явившись одним из
главных приверженцев теории об их видоизменяемости
(плеоморфизме).10
Ценковский выдавался не только как очень искусный и
точный наблюдатель микроскопической жизни, но и как
превосходный лектор, способный возбудить священный огонь
у слушателей. Целый ряд научных ботаников вышел из его
школы. Но влияние его заходило далеко за пределы его спе¬
циальности— ботаники. Наш знаменитый зоолог А. О. Кова¬
левский был увлечен лекциями Ценковского на научное по¬
прище, которому он остался верен всю жизнь, обогатив на¬
уку множеством самых основных данных по сравнительной
эмбриологии и анатомии. Его работы об истории развития
так называемого ланцетника (Amphioxus), асцидий и дру¬
гих беспозвоночных: составили эпоху в науке.
Деятельность Ценковского в России прервалась на не¬
сколько лет, которые он провел за границей. Но с основа¬
нием Одесского университета в 1865 г. он поступил туда
профессором ботаники й оставался там шесть лет, вынужден¬
ный выйти в отставку вследствие неприятных столкновений
с профессорами. 11 В Одессе я сошелся с Ценковским и, хотя
я уже не был совсем юнцом, тем не менее я испытывал на
себе его влияние как необыкновенно строгого к себе ученого
и бполне европейского, высококультурного человека. Он был

fC ттрш Миологиц. в Päecuu
большой спорщик,:И мы. ;с ним нередко проводили целые; часы
и прениях по научным вопросам.12
Последний период деятельности . Ценковского прошел в
Харькове, • где;, он увлекался . бактериологией; и : ее . прдктияе;
скими применениями.13
Ценковский и Ковалевский создали школу в России;
Многие из их учеников, заняли кафедры в университетах и
сделались- членами Академии Наук.14
.. Руководящей мыслью большей, части биологических ра¬
бот, произведенных в России в течение истекшего полустсн
летия, было учение Дарвина о преемственности видов. Меж¬
ду тем как в Европе оно натолкнулось на многочисленные,
предрассудки и нередко встречало упорное сопротивление, на
непочатой российской ниве оно привилось сразу и легло в
основание 'множества специальных- исследований. Все вопро¬
сы о строении и; развитии организмов освещались именно с .
этой точки -зрения,.
В физиологии, наоборот, вопрос о преемственном разви¬
тии отправлений организма человека, животных и растений
не занял подобающего ему места. В ней основным принци¬
пом сделалось стремление свести жизненные явления на
совокупность более простых физико-химических процессов.
Усилиями европейских ученых первой половины прошлого
столетия была доказана несостоятельность допущения особен¬
ной жизненной силы как основы физиологических, явлений.
Со всех сторон стали появляться работы с целью доказать,
что отправления организма подчиняются физическим и хими¬
ческим законам. Выделения сводили к простой фильтрации
соков; сосудистые движения рассматривались как- явления
упругости и пр. Направление это перешло в Россию главным
образом в конце пятидесятых и шёстидёсятых годов про¬
шлого века, когда целая плеяда молодых талантливых уче¬
ных поехала за границу, чтобы усвоить себе новые методы
физиологических исследований.15 Среди них первое ' место
Принадлежит' Ивану Михайловичу Сеченову, променявшему
военно-инженерную службу на науку. Проработав несколько
Лет в лучших заграничных -лабораториях (главным образом-
у проф. Лудвига, создавшего-большую школу физиологов),'

10
Страницы воспоминаний
Сеченов занял кафедру в Медико-хирургической академии,
где вскоре заявил себя не только как первоклассный уче¬
ный-экспериментатор, но и как блестящий лектор. 50 лет
тому назад появилось его исследование о нервных центрах,
задерживающих непроизвольные движения — рефлексы, а
несколько позже, в 1864 г., вышли в свет его знаменитые
«Рефлексы головного мозга», представлявшие попытку фи¬
зиологического объяснения некоторых душевных явлений.16
Сеченов по справедливости считается основателем научной
физиологии и физиологической психологии в России. Моя
многолетняя дружба с этим замечательным деятелем русской
мысли побуждает меня остановиться долее на воспоминаниях
о	нем, и я надеюсь вскоре посвятить ему отдельный очерк.17
Здесь же ограничусь указанием на то, что Сеченов, периоди¬
чески занимая кафедру в Медико-хирургической академии, в
Одесском, Петербургском и Московском университетах, всю¬
ду прививал глубокую преданность науке и распространял
вокруг себя атмосферу самого возвышенного идеализма. Не
удивительно, что он создал школу молодых физиологов и
оставил по себе неизгладимую память.
И помимо Сеченова, физиологии посчастливилось в Рос¬
сии. В области физиологии растений особенно выдвинулись
профессора Тимирязев, Фаминцын, Бородин и Палладии.
А медицинская физиология нашла себе блестящих предста¬
вителей в лице профессоров Эйнбродта в Москве, То-мса
в Киеве, Н. О. Ковалевского в Казани и некоторых других
ученых.
Особенная судьба выпала на долю Циона, недавно скон¬
чавшегося в печальном одиночестве в Париже. Многие знав¬
шие его — и я в том числе — его очень не любили за его
злобный характер и неспособность стать на сколько-нибудь
нравственно возвышенную точку зрения. Но справедливость
побуждает отнести его к числу особенно талантливых и ори¬
гинальных ученых, деятельность которого оставила по себе
неизгладимые следы. К положительным сторонам его сле¬
дует отнести то, что он дал науке такого первостепенного
ученого, как проф. И, П. Павлов, работы которого о пище-

К истории биологии в России	11
шфснии и об условных рефлексах сразу сделались класси¬
ческими. 18
Говоря о русских физиологах, не могу не сказать несколь¬
ко слов о моем учителе проф. И. П. Щелкове в Харькове.
До него преподавание физиологии в университете велось
по-старинному. Эту науку читал очень даровитый преподава¬
тель, доктор Калениченко, весь погрузившийся в.частную
практику и являвшийся в университет только за тем, чтобы
отбыть положенные для лекции часы, в которые он излагал
науку по книжкам. Положение дела изменилось сразу с воз¬
вращением из-за границы Щелкова, побывавшего в несколь¬
ких лучших немецких лабораториях. Преподавание его носило
вполне научный характер и сопровождалось искусно постав¬
ленными опытами. Щелков устроил крошечную лабораторию,
снабженную необходимыми пособиями, и приютил в ней сна¬
чала двух учеников, в числе которых—автора этих строк.
Там я сделал свою первую ученическую работу по физиоло¬
гии инфузорий.19
Хотя Щелков не оставил по себе заметного имени в на¬
уке, но деятельность его как первого научного преподавателя
ч|)изиологии в провинциальном университете не осталась бес¬
следной, так как из его лаборатории вышло несколько серь¬
езных ученых, между которыми особенно выдался В. Я. Да¬
нилевский.
В те времена, о которых мы говорим, научная медицина
(В России сосредоточивалась главным образом на физиологии.
В патологии всецело господствовала теория Вирхова о суще¬
ственной роли клеток организма в развитии болезней. Рус¬
ские медики, ученые и практики, восприняли это учение, не
ч>богатив его какими-нибудь новыми, мало-мальски выдаю¬
щимися данными. Молодые врачи, отправляясь для усовер¬
шенствовании за границу, под руководством таких светил,
как Траубе и Фрерихс, старались главным образом усвоить
ч'ебе новые методы распознавания болезней и изощрялись в
.искусстве постукивания и выслушивания внутренних органов.
В этом отношении достиг особенной виртуозности С. П. Бот-
ниш, развивший свой слух до чрезвычайной степени.20
Теоретическая область клинической медицины ведала

12
Страницы воспоминаний
больше всего сосудо-двигательные явления и искала всюду„
где только возможно, влияния нервных центров. Но мало-по¬
малу стало чувствоваться и новое веяние. За границей уже
заговорили, хотя еще очень осторожно, о роли микроскопи¬
ческих организмов в причинении болезней. Под влиянием
учения Пастера о брожениях французский врач Давэн стал
исследовать сибирскую язву и в работе, напечатанной пять¬
десят лет назад, высказал предположение, что микроскопи¬
ческие палочки, находящиеся в крови животных, больных
этой язвой, являются истинной причиной болезни.21 Несмотря
на то, что корифеи медицинской науки отнеслись равнодуш¬
но к этому мнению, тем не менее оно мало-помалу пробило
дорогу и сделалось источником нового направления, произ¬
ведшего переворот в учении о заразных болезнях.
В Россию новое учение перешло из Европы, где довольно
долгое время колебались признать решенным вопрос о бак¬
териальном происхождении многих болезней. Я живо помню>
в шестидесятых годах беседы на субботних вечерах у Бот¬
кина, где он проводил параллель между инфекционными бо¬
лезнями и припадками при отравлении грибами. Боткин от¬
носился сочувственно к новому течению научной медицины,,
но оно не вошло в плоть и кровь его мировоззрения. Ботани
явился основателем обширной школы русских клиницистов, и
влияние его сохранится на все времена.
После периода колебания, в западноевропейской науке
работы, вышедшие из школ Коха в Берлине и Пастера в
Париже, завоевали окончательное общественное мнение мыс¬
лящих врачей. В поразительно короткое время создалась
новая отрасль медицины — микробиология, которая заняла
первенствующее место не только в учении об инфекционных
болезнях в тесном смысле, но и овладела хирургией и аку¬
шерством.
Сравнивая отзывчивость русских ученых к новым веяниям
в биологических науках в прежние времена с почти-что рав¬
нодушным отношением их к новейшим течениям науки, не¬
вольно испытываешь удивление. В то время как теория Дар¬
вина нашла себе такого продолжателя, как А. О. Ковалев¬
ский, а приложение физики и химии к изучению жизненных

К истории биологии в России
13
лишений воодушевило целую плеяду русских физиологов, по
•отношению к микробиологическому направлению в медици¬
не русские ученые не проявили до сих пор большого усер¬
дия. Пример С. Н. Виноградского, с необыкновенным муже¬
ством решившего особенно трудные вопросы бактериологии
в ее применении к почвоведению, не заразил его товарищей
в области медицины. Нужно удивляться, что изучение та¬
ких важных для России болезней, как пятнистый и возврат¬
ный тифы, было подвинуто вперед не русскими учеными, а
•европейскими бактериологами, работающими в Индии, в Ту¬
нисе и даже в вечно бушующей Мексике. Чем объяснить
такое явление? В прежние времена, когда русские биологи
выдавались на первенствующее место, университетское обра¬
зование далеко не могло равняться с теперешним. Тогда было
и меньшее число университетов, и организация их значи¬
тельно отставала от теперешней. Лабораторий или не было
вовсе, или же они были недостаточно оборудованы и содер^
жались на нищенские средства, тогда как теперь Россия не
может пожаловаться на недостаточность научных учрежде¬
ний, хотя бы еще и не достигших идеального совершенства.
Нужно к тому же иметь в виду, что количество молодежи,,
учащейся в университетах и других высших учебных заве¬
дениях, нынче неизмеримо больше против прежнего, да и
самое народонаселение России очень значительно возросло за
последнее пятидесятилетие. Я только намечаю эти вопросы,
стоящие особенного внимания людей, которых они могут
интересовать. Стыдно признаться, что японцы за последние
десятилетия опередили русских ученых в области микробио¬
логии.
Можно надеяться, что этот период сравнительного упадка
а России есть лишь временное явление и что за ним после¬
дует новый период энтузиазма русских ученых к преуспева¬
нию науки, подобный тому, который так резко проявился в
первой части истекшего пятидесятилетия.
Париж,
И (27) декабря [1913]

АЛЕКСАНДР ОНУФРИЕВИЧ КОВАЛЕВСКИМ	\
(Очерк из истории науки в России)22
I
Хотя в настоящее время наука в России переживает не¬
сомненный кризис, и общее внимание отвлечено от нее в
сторону, тем не менее легко предвидеть, что уже в недале¬
ком будущем она завоюет себе место, которое ей подобает
в развитии русской мысли и культуры.23 Вот почему мы счи¬
таем уместным рассказать читателю историю не так давно
скончавшегося знаменитого русского ученого, труды и не¬
обыкновенно возвышенная личность которого заслуживают
того, чтобы на них было обращено внимание и не одних спе¬
циалистов.
А. О. Ковалевский занимался естественной историей низ¬
ших животных, изучению которой он посвятил сорок лет
своей жизни. Расцвет его научной деятельности падает как
раз на тот период русской жизни, когда интерес к положи¬
тельным наукам занял самое выдающееся место. Вот почему
будет нелишним представить читателю краткий очерк той
эпохи, во время которой выдался талант Ковалевского. Эта.
эпоха совпадает с началом царствования Александра IL
Мысль зашевелилась повсюду, и наряду с проектами практи¬
ческих реформ в России народилось и стремление к научно¬
му развитию.
В средней школе в то время не чувствовалось гнета ни
со стороны классицизма, ни со стороны излишнего форма¬
лизма. Греческий язык находился в полном загоне, и латынь
снизошла на очень второстепенную роль-24
В университетах преподавание шло во многом еще по-
старинному, но среди «адъюнктов» и некоторых молодых

Л. О. Ковалевский
профессоров уже обнаруживался новый дух. Естественные
науки преподавались большей частью очень сухо, по учебни*
кам и монографиям, чаще всего без практических занятий й
без сколько-нибудь правильного руководства.25
Отбывание уроков и экзаменов в средних и рыеших учеб¬
ных заведениях далеко не отнимало всего времени, остав¬
ляя много досуга для чтения и саморазвития. В этом отно¬
шении большую роль играли не только популярные статьи в
русских толстых журналах, но также и общедоступные кни¬
ги и брошюры из иностранной литературы. Тут были на пер¬
вом плане сочинения по естествознанию, дававшие общий
очерк тогдашних воззрений на природу и жизнь. Между
ними главное место занимала книжка Бюхнера «Kraft und
Stoff» *, распространившаяся не только среди студентов пят-
десятых годов, но проникшая также и в старшие классы
гимназий. Многие начали изучать немецкий язык для того,
чтобы читать произведения Бюхнера, Фохта, Молешотта в
подлиннике. В России эти сочинения были, правда, запреще¬
ны цензурой, но это еще более увеличивало их ценность во
мнении молодежи. Вскоре, впрочем, появились и гектографи¬
рованные русские переводы некоторых из этих книг, еще бо-
jice содействовавшие распространению позитивного и матери¬
алистического миросозерцания, которое, казалось, было спо¬
собно ответить на все вопросы, задаваемые юными умами.26
Но помимо этой «подпольной» литературы, м«огочислен-
ные переводы иностранных сочинений по естественным на¬
укам влияли с своей стороны на укрепление вкуса к: положи¬
тельному знанию и на утверждение в основах материалисти¬
ческого мировоззрения.
Ввиду »air© этого среди молодежи распространилось
убежд§ми§, что только положительное знание способно вести
к истинному прогрессу, что искусства и другие проявления
духовной жизни могут» наоборот, лишь тормозить движение
вперед.
Чуткий ко всем стремлениям молодого поколения, Турге¬
нев изобразил в Базарове тип молодого человека, верящего
*	«Сила и материя» (нем.). Ред.

19
Страницы воспоминаний
исключительно. в науку и относящегося презрительно к ис¬
кусству и религии. Для того чтобы получить ответ на возни¬
кавшие в его душе общие и основные вопросы, он углуб¬
ляется в мир животных и старается осветить таким образом
все касающееся и человека. От споров : об общественных за¬
дачах он. приглашает своего друга уйти, чтобы...
—	Надо-в сем глумиться,-г подхватил Павел Петрович.
—	Нет, лягушек резать («Отцы и дети», гл. X).
Заметив, что отец Аркадия читает Пушкина, Базаров об¬
ращается к своему другу со словами:
—	Растолкуй ему, пожалуйста, что: это никуда не годит¬
ся. Ведь, хит не мальчик; пора бросить эту ерунду. И охота
же быть романтиком в нынешнее время. Дай ему что-нибудь
дельное почитать.
—	Что бы ему дать? — спросил Аркадий.
—	Да я думаю, Бюхнерово «Stoff und Kraft» ца первый
случай (там же).
Появление в конце пятидесятых годов сочинения Дарвина
«О происхождении видов» дало новый и очень значительный
толчок в том же направлении. Объединяя человека с живот¬
ным миром общностью происхождения, Дарвин тем самым
усилил надежду решить проблему человеческого бытия при
помощи изучеййя законов, управляющих живыми суще¬
ствами.
Учение Дарвина при содействии многочисленных популя¬
ризаций и комментаторов быстро проникло в умы учащейся
(молодежи и завоевало все ее симпатии еще в то время, ко¬
гда многие из профессоров относились к нему скептически
или равнодушно.
Не удивительно, что новое направление захватило собою
все, что было наиболее отзывчивого и чуткого среди моло¬
дого поколения. Оно проникло не только в гимназии и уни¬
верситеты, где естествознание преподавалось систематически
и более или менее в полном Биде, но и в такие учебные за¬
ведения, где место его было гораздо более скромно, В Але¬
ксандровском:: лицее, куда поступали большей частью моло¬
дые люди из привилегированного слоя в надежде сделать
блестящую служебную карьеру* где занятие изящной лите-

Л. О. Ковалевский
17
I игу рой вошло в плоть и кровь и где на первом плане пре¬
подавались юридические и исторические науки, и там обра-
юнался кружок молодежи, увлекшийся стремлением к поло¬
жительному знанию. Некоторые члены этого кружка броси¬
ли даже лицей, чтобы немедленно же перейти к занятиям
еетестюэианием. Так как большая часть лицеистов были лю¬
ди с материальными средствами, то многие из них, по выхо¬
де im лицея, уезжали прямо в иностранные, главным обра-
юм немецкие университеты. Этому переселению за границу
мо многом содействовали студенческие беспорядки 1861 г.
Петербургский университет был закрыт, и тем юношам, ко¬
торые жадно стремились к приобретению знаний, предстояло
переселиться или в провинцию, или за границу. Провинци¬
альные университеты в это время не блистали выдающимися
шлангами. В Московском университете было, правда, не ма¬
ло профессоров с очень хорошим образованием, но среди
естественников это были большей частью начитанные и опыт¬
ные ораторы, не способные самостоятельно двигать науку.
И заботах о выборе места для серьезного изучения положи¬
тельных наук должно было без колебания предпочесть ино¬
странные университеты русским.
В это время — мы говорим о начале шестидесятых го¬
дом — особенной славой пользовался Гейдельбергский уни-
нерситет. Расположенный в живописной и уютной долине
Иеккара, Гейдельберг привлекал молодежь всех стран целой
плеядой первоклассных естествоиспытателей, между которы¬
ми достаточно назвать химика Бунзена, физика Кирхгофа,
физиолога Гельмгольца, зоолога Бронна. Рядом с ними было
не мило второстепенных, но тем не менее очень выдающихся
ученых. Не удивительно, что туда потянуло и жаждавшего
положительного знания А. О. Ковалевского.
II
Александр Онуфриевич Ковалевский происходил из поль¬
ских дворян. Отец его, помещик, владел небольшим имением
и Динабургском уезде, Витебской губернии. Он был католик,
по женился на православной. Поэтому и-Два сына Ковалев-
еких, старший Александр (родившийся 7 ноября 1840 г.) и
К II. И. Мочников. Страницы воспоминаний

18
Страницы воспоминаний
младший Владимир (впоследствии профессор геологии), бы¬
ли крещены в православную веру.
А. О. провел все детство в деревне, на редане, где и стал
приготовляться к поступлению в учебное заведение. Об этом
периоде его жизни мы не имеем подробных сведений.
Детские годы и обучение в родительском доме шли, как
и в других помещичьих домах. Детей нужно было поместить
в учебные заведения, причем выбор отца остановился на та¬
ких, которые должны были обеспечить правильную хорошую
карьеру. Старшего Александра он приготовил к корпусу пу¬
тей сообщения, который считался способным в короткое вре¬
мя доставить значительное материальное благосостояние. Же¬
лезнодорожное дело представляло огромную будущность, и
в те времена уже было не мало молодых инженеров, полу¬
чавших сравнительно очень большое содержание.
Младший сын Владимир готовился к поступлению в учи¬
лище правоведения, открывавшего путь к блестящей служеб¬
ной карьере.
Но ни один из Ковалевских не остался на пути, избран¬
ном для них их отцом. Они оба посвятили себя естественным
наукам. Поступив в 1856 г. в третий класс корпуса инжене¬
ров путей сообщения, А. О. Ковалевский подчиняется общему
течению и спустя три года выходит из корпуса с тем, чтобы
сделаться студентом естественно-исторического отделения фи¬
зико-математического факультета Петербургского универси¬
тета. Очевидно, его тянуло не к практической деятельности
инженера, а в храм чистой положительной науки.
В Петербургском университете того времени были та¬
лантливые профессора, способные живо передавать главные
результаты современной им науки, но не участвовавшие лич¬
но в научном движении. Исключением являлся Л. С. Цен-
ковский. Тогда еще молодой ученый, он был известен своими
самостоятельными исследованиями в области простейших жи¬
вотных и растений. Так как он, кроме того, отличался не¬
обыкновенным даром преподавания, то не удивительно, что
он более других повлиял на А. О. Ковалевского. В послед¬
нем он возбудил жажду разработки научных вопросов при¬
мером искреннего и серьезного отношения к науке.

А. О. Ковалевский.
19
I Io Ковалевский недолго пробыл в Петербургском универ¬
ситете. Студенческие беспорядки и общее неустройство уни¬
верситетских дел в России, крайне затруднявшие правильное
»инитие R ллборпториях. побудили А. О. оставить Петербург¬
ский университет и со второго курса его перейти в Гейдель¬
бергский университет. В то время Ковалевский особенно со-
шелен с некоторыми представителями лицейского кружка, о
котором я уже упоминал выше. В числе их я могу назвать
давно умершего Ножина и ныне живущего барона А. Ф. Сту-
нртй. Все вместе они проживали и учились в Германии. КОг
Виленского сначала привлекла лаборатория Бунзена, который
в то время был занят вместе с Кирхгофом разработкой от¬
крытия спектрального анализа. А: О. даже думал одно
время сделаться специалистом по химии и в начале шести¬
десятых годов напечатал две небольшие работы, вышедшие
h;i школы Бунзена.27 Но вскоре он покинул химию, и отдал¬
ся изучению живого мира.
•	Профессором зоологии в Гейдельберге в то время был
Пропп. Переводчик «Происхождения видов» Дарвина и
подготовленный своими предыдущими палеонтологическими
исследованиями к принятию теории великого английского есте¬
ствоиспытателя, Брони имел особенное влияние на Ковалев¬
ского в смысле привлечения его в число адептов нового уче¬
ния. 2* Бросив химию, Ковалевский сделался зоологом и сразу-'
стал ревностным поборником дарвинизма.
Не удовлетворяясь однако же общими местами, Ковалев¬
ский с свойственным ему складом ума и характера считал
необходимым провести в жизнь, облечь, так сказать, в плоть
и кровь, начала новой теории происхождения видов. В этом
отношении сильное влияние оказала на него небольшая бро-.
пнорка немецкого ученого, давно переселившегося в Брази¬
лию.— Фрица Мюллера, брошюра, вышедшая в 1864 г. и
озаглавленная «Für Darwin». Сочинение это было, вскоре по*
еле его появления, переведено на русский язык ближайшим
другом и сожителем Ковалевского — Ножиным. В ней основы '
учения Дарвина прилагаются в первый раз к истории разви¬
тия. На йримере ракообразных, которыми Фриц Мюллер за¬
нимался долгое время, этот ученый показывает всю пользу,

20
Страницы воспоминаний
какую можно извлечь из применения к изучению их принципа
общего происхождения видов. При помощи личиночной ста¬
дии развития, найденной Мюллером у некоторых высших
ракообразных — креветок (Penaeus), этот ученый устанавли¬
вает генеалогическую связь между ними и самыми низшими
представителями класса (циклопами и пр.).
Небольшая книжка Фрица Мюллера послужила исходной
точкой множества работ по истории развития низших живот¬
ных, между которыми исследования Ковалевского занимают
первое место.28 а.
Но, прежде чем погрузиться в глубь самостоятельной ра¬
боты, необходимо было выполнить некоторые формальные
требования и приобрести нужные познания по части специ¬
альной техники. С первой целью Ковалевский возвращается
в Петербург, где в 1862 г. выдерживает экзамен на канди¬
дата естественных наук. В качестве кандидатской диссерта¬
ции он представляет свое первое исследование об анатомии
Idothea, одного из наиболее распространенных представите¬
лей береговой фауны Финского залива. Работа эта была не¬
сколько позже (в 1864 г.) напечатана в сборнике, изданном
студентами С.-Петербургского университета.29 В ней Кова¬
левский является уже точным, осторожным и добросовестным
наблюдателем, но не дает еще никаких общих выводов.
Для самоусовершенствования в технике микроскопических
исследований Ковалевский направляется в Тюбинген, где
пользуется руководством еще ныне живущего профессора
Лейдига. Имя последнего было очень известно в конце пяти¬
десятых и в шестидесятых годах. Лейдиг отличался необык¬
новенной тщательностью и прилежанием. В течение короткого
времени он успел произвести огромное количество специаль¬
ных работ, направленных к выяснению микроскопического
строения множества самых разнообразных представителей
животного царства. Уже в 1857 г. он напечатал целый том
гистологии, преизобилующий массой фактов, но отличающий¬
ся столь же полным отсутствием общих идей. Не подлежит
сомнению, что Лейдиг мог преподать Ковалевскому правила
научной, осмотрительной и точной работы, но не мог сколь-

А. О. Ковалевский
21
кн.нибудь повлиять на него в смысле общего теоретического
образования.
И этом отношении А. О. скорее мог почерпнуть что-либо
среди окружавшей его молодежи, усердно впитавшей основы
новой теории видов и с нетерпением жаждавшей применить
их к миру низших животных. Подготовленный таким обра¬
тим, всего более во время своего пребывания в Тюбингене,
Ковалевский составляет себе обширный план самостоятель¬
ных работ, для выполнения которых он стремится в обето¬
ванную землю зоологов — в Неаполь.
III
Прежде чем приступить к выполнению своей задачи, Ко-
валевскому необходимо было вернуться в Россию для при¬
ведения в порядок своего материального положения. Сред¬
ства его были очень ограничены, и ему с большим трудом и
е неимоверными лишениями приходилось бороться за свою
страсть к науке. В 1864 г. он приехал в Петербург, где брат
ею‘занимался изданием переводных сочинений, главным об¬
разом по естествознанию.
Вскоре после того, летом 1864 г., и мне пришлось побы-
впть в Петербурге. Вращаясь среди профессоров тамошнего
университета, я впервые услышал о Ковалевском как о мо¬
лодом зоологе, необыкновенно выдающемся и очень много
обещающем. Я тотчас же отправился на его квартиру. От¬
крывший мне дверь мальчик-слуга спросил, какого из Кова-
левских. М1не надо: того ли, который издает книги, или же
того, «который исследует». Последнего уже не оказалось в
Петербурге: незадолго перед моим приездом он отправился
в Неаполь.
Осенью того же 1864 г. на съезд немецких естествоиспы¬
тателей и врачей в Гиссене прибыло несколько молодых рус¬
ских ученых из недалекого оттуда Гейдельберга. В числе их
был барон Стуарт, сообщивший о том, что его друзья, Ко-
иалевский и Ножин, деятельно занимаются в Италии исто¬
рией низших животных и что ими уже сделано несколько
капитальных открытий в этой области, способных пролить

22
Страницы воспоминаний
свет на генеалогию животного мира. Самый этот съезд, про¬
исходивший под председательством Лейкарта, самого выда¬
ющегося из зоологов того времени, может дать некоторое
представление о настроении умов по вопросу о сравнитель¬
ной истории развития организмов. Событием на этом съезде
было появление молодого ученого Вейсмана (сделавшегося
впоследствии столь известным благодаря своим исследовани¬
ям о происхождении видов и особенно благодаря своей те¬
ории наследственности), обратившего на себя всеобщее вни¬
мание своей талантливостью. Он сделал сообщение о своих
исследованиях над историей развития комаров и мух; по от¬
зыву всех авторитетов, присутствовавших на съезде, иссле¬
дования эти должны были быть признаны за классическую
работу, долженствующую лечь в основание современных
представлений об эмбриологии животных.
•	Работа Вейсмана была выполнена необыкновенно тща¬
тельно и изложена очень подробно. Главный ее вывод сво¬
дился к тому, что насекомые развиваются по совершенно
своеобразному типу и что немыслимо проводить какую бы
то ни было параллель между эмбриологией этих суставчато-
погих и развитием позвоночных. Вейсман особенно налег на
то, что образования, которые были ранее признаны у заро¬
дышей насекомых соответствующими зародышевым пластам
высших животных, не имеют ничего общего с ними. Он
описал их как складки зачатка, исключительно свойственные
насекомым и не представляющие никакой параллели ни с
зародышевыми пластами, ни с какими-либо другими при¬
надлежностями позвоночных.
Выводы Вейсмана являлись, таким образом, новой опо¬
рой мнению, которое в те времена было общепринято, что
каждый тип животных — позвоночные, мягкотелые, суставча¬
тоногие и пр.— представляют особое, строго замкнутое целое
и что поэтому нет никакой возможности проводить парал¬
лель между анатомическим устройством и историей разви¬
тия представителей этих различных типов.
Мнение это было особенно развито Гегенбауром в его
учебнике сравнительной анатомии, а основанием ему послу¬
жили соображения и работы Кювье начала девятнадцатого

А. О. Ковалевский
23
« причин. В лаборатории Лейкарта, куда очень часто приез¬
жие п немецкие и иностранные ученые, обсуждалось много
тучных вопросов, между которыми на первом плане была
I	гори и Дарвина, но о сравнительной эмбриологии сколько-
нибудь серьезно не упоминалось. Если и затрагивались во¬
просы по истории развития животных, то не иначе как ради
каких либо специальных сторон. В то время, например, осо¬
бенно интересовал факт размножения личинок некоторых
двукрылых, открытый профессором Н. Вагнером в Казани.
Разработка этого замечательного явления производилась
очень деятельно и была направлена к тому, чтобы объяс¬
нить происхождение зародышей, находимых в теле личи¬
нок. :ш
И вот, среди такого положения вещей в лаборатории
ЛеПкарта было получено мною весной 1865 г. длинное пись¬
мо от А. О. Ковалевского, в котором он в сжатой форме
перечисляет целый ряд открытий, сделанных им в Неаполе,
большинство их относилось к истории развития низших
животных, и на первом плане стоял факт, что у ланцетника
(Amphioxus) из яиц вылупляются личинки, покрытые реснич¬
ками и с виду более всего похожие на личинок столь низ¬
ших животных, как медузы, морские звезды и пр. Я тотчас
ж<‘ сообщил это изумительное и неожиданное открытие Лей-
каргу, который сразу оценил все его значение.31 Обстоя¬
тельное содержание письма и точность изложения не остав¬
ляли ни малейшего сомнения в истинности всего, что сооб¬
щал Ковалевский.
И то время я еще лично не был знаком с А. О., но не¬
сколько месяцев спустя, летом 1865 г., барон Стуарт и я
отправились в Неаполь. На одной из пригородных станций
итого города нас встретил Ковалевский. Небольшого роста,
но с большой красивой головой, казавшейся еще больше
вследствие огромной русой окладистой бороды, Ковалевский
место более поражал своими светлыми, приветливыми и за¬
мечательно добрыми глазами. Мы тотчас после первого зна¬
комства разговорились о наших работах и все вместе втроем
Поехали на Санта-Лючия, где жил А. О. и где мы с ба¬
роном Стуарт поселились рядом с ним.

24
Страницы воспоминаний
В Неаполе я мог не только воочию убедиться в истинно¬
сти и важности открытия личинок ланцетника, но в то же
время оценил возвышенный характер и научный склад Кова¬
левского. Более всего поражали его энергия и настойчи¬
вость. С раннего утра он отправлялся на экскурсию в море
в сопровождении рыбака Джиованни, получившего большую
известность среди зоологов, посещавших Неаполь. После
тщательной переборки собранного материала А. О. прини¬
мался за исследование его, прерывавшееся только кратко¬
временным отдыхом во время обеда в маленьком грязном
ресторане «Trattoria dePHarmonia». *
Для того чтобы закончить ряд столь блестяще начатых
работ, А. О. необходимо было прожить еще несколько меся¬
цев в Неаполе; но так как материальные средства его были
крайне ограничены, то ему приходилось делать всевозмож¬
ные уловки и натяжки. Он должен был в это время про¬
дать даже несколько рубах, чтобы достать ничтожную сум¬
му денег, без которой он не мог обойтись.
Он не щадил ни средств, ни времени, ни здоровья. Лан¬
цетники в Неаполе находились в те времена с большим тру¬
дом. Он переплачивал Джиованни, для того чтобы добыть
их в достаточном количестве, и сосредоточивал все свои уси¬
лия, чтобы заставить их положить икру. Долгое время это
ему не удавалось. Ланцетники, переполненные яйцами и се¬
менными телами, по несколько дней живали в его банках.
Обеспокоенные, они быстрыми движениями всплывали, что¬
бы затем как можно скорее снова зарыться в песок, выстав¬
ляя оттуда лишь свою головную часть тела. Но из всего
этого ничего не выходило, и ланцетники, выведенные из
нормальной обстановки, отказывались метать икру. Наконец,
однажды уже ночью Ковалевскому удалось найти несколько
оплодотворенных яичек в одной из банок. Он не засыпал
всю ночь, и тут-то ему представилась изумительная картина.
Яйцо, разделившись на целый ряд сегментов, превратилось
в пузырек, одна половина которого углубилась в другую.
Вскоре поверхность зародыша стала покрываться мерца-
*	«Трактир согласия» (ит.). Ред.

.4 О. Ковалевский
itviMihiMH волосками. Овальный зародыш закружился внутри
ийцшой оболочки и, прорвав последнюю, выплыл в виде
ЛИЧИНКИ.
Ланцетник в прежние времена считался рыбой и прирав-
ннмалеи скорее всего к миногам, с личинками которых он
имеет некоторое наружное сходство. Но по своей организа¬
ции ланцетник еще гораздо ниже миноги, хотя это ему не
мешает обладать всеми основными признаками позвоночного
животного.
Теория типов Кювье, о господстве которой в шестидеся¬
тых годах прошлого столетия было уже сказано выше, не
допускала и мысли о связи позвоночных с какой-либо из
ныне существующих групп животного царства. И вот, Кова¬
левский открывает личинку ланцетника, которая представ¬
ляет несравненно большее сходство с личинками низших
беспозвоночных, чем с зародышами миноги или какого бы
то ни было позвоночного вообще.
Ковалевский, разумеется, не остановился на открытии
личинки ланцетника. Несмотря на все препятствия, он раз¬
добыл достаточное количество материала и разработал исто¬
рию развития этого животного с тщательностью и полнотой,
лучше которой ничего нельзя было и желать. Тут он увидел,
что кишечный канал ланцетника развивается посредством
углубления зачатка и -что таким образом зародыш распа¬
дается на два пласта: наружный — кожный и внутренний —
кишечный. Он проследил образование нервной системы из
кожного пласта и сделал еще ряд других ценных наблю¬
дений.
Не удовольствовавшись историей развития ланцетника,
Копалевский в том же 1865 г. собрал еще множество инте¬
ресных фактов, относящихся как к анатомии низших живот¬
ных (анатомия загадочного животного — Balanoglossus) >
так н к их истории развития (эмбриология гребневиков, голо¬
турий). Собрав весь этот материал, Ковалевский в конце
лета покинул Неаполь и направился в Петербург, где ему.
нужно было подумать о своей служебной карьере. Там он
иыдержал экзамен на магистра зоологии и защитил свою
знаменитую диссертацию об истории развития «Amphioxus» 32_

26
Страницы воспоминаний
Получив степень магистра, А. О. уже мог искать места
штатного доцента при каком-либо университете, но его не¬
насытная жажда научных исследований отвлекла его от это¬
го. Собрав кое-какие средства, он еще в 1866 г. снова едет
в Неаполь. Ему было недостаточно открытия, что позвоноч¬
ные и беспозвоночные связаны неразрывным звеном в виде
блуждающей посредством ресничек личинки ланцетника.
Ему хотелось ближе определить, с какой именно группой
беспозвоночных находится в ближайшем родстве эта пора¬
зительная личинка.
С свойственной ему энергией и настойчивостью Ковалев¬
ский разрабатывает историю развития целого ряда низших
животных, причем ему удается открыть кое-какие родствен¬
ные черты с ланцетником. Но это его не удовлетворяет.
Подметив, что прозрачные зародыши асцидий (оригиналь¬
ных морских животных, прикрепленных к подводным пред¬
метам и с виду ничуть не похожих ни на какое позвоночное)
представляют стадии, напоминающие зародышей ланцетника,
Ковалевский делает усилия для того, чтобы исследовать по¬
дробно эту тему. Но подходящий для этого вид асцидий
(Phallusia mammilata) довольно редок в Неаполе. Тогда он
переезжает на остров Искию, где вступает в сношения с
местными рыбаками и добывает нужное ему животное в
•большом количестве и в достаточно свежем виде. Тотчас
же он устраивает свою маленькую подвижную лабораторию
(он и в Неаполе работал в своей — единственной — комнате)
и засаживается за эмбриологию асцидий. Работа эта дает ему
тот необыкновенно важный результат, что нервная система
-асцидий развивается в виде трубки кожного пласта по спо¬
собу, очень сходному с тем, который был открыт им у лан¬
цетника. Шаг за шагом Ковалевский сравнивает развитие
лоследнего с асцидиями и уподобляет их плавающую личин¬
ку позвоночному животному с примитивной спинной стру¬
ной, нервной трубкой и жаберным мешком.
Изучая развитие некоторых представителей из группы
асцидий, мне сначала казалось, что наблюденные мною фак¬
ты не вяжутся с выводами Ковалевского. Но потом я сам и

Л. О. Ковалевский
27
ми»и иг другие естествоиспытатели вполне подтвердили точ¬
ной!» данных, добытых А. О.
И конце 1866 г. Ковалевский возвращается в Петербург
I	ноной научной добычей, в которой на первый план должна
ftMTii поставлена его работа о развитии асцидий. Ему нужно
Оыло получить степень доктора зоологии, для чего не требо-
нйлось экзамена, а следовало лишь представить диссерта¬
цию, Темой дли последней А. О. избрал «Анатомию и исто¬
рию разнития Phoronis», низшего животного из отдела чер¬
ней, о котором ранее имелись лишь очень неопределенные
данные. Ковалевскому удалось проследить развитие из яиц
IMioronis маленьких, свободно плавающих личинок, совер-
IHHNIO похожих на ранние стадии существа, открытого зна-
мгинтым Иоганном Мюллером еще в сороковых годах прош¬
лого столетия и обозначенного им под названием Actinotro-
clia. Место последнего в системе животного царства вполне
определялось лишь благодаря исследованиям Ковалевского.
II	этой докторской диссертации, которую он защитил зи¬
мой 1867 г., Ковалевский затронул еще несколько вопросов
общей эмбриологии, не решаясь однако же еще подводить
Сколько-нибудь определенные общие итоги.
И г счение каких-нибудь двух-трех лет Ковалевский обо-
М гил науку множеством ценных вкладов. Пора было ему
Мосле этого осмотреться и позаботиться о своей участи.
Получив степень магистра, А. О. сделался приват-доцентом
йоологип Петербургского университета и начал читать лек-
МММ Но некоторым специальным отделам. Но преподаватель¬
ская деятельность не удовлетворяла его. К ней он чувствовал
ЮрйВДо менее призвания, чем к самостоятельной разра¬
ботке чисто научных вопросов. Пользуясь тем, что обязан¬
ное in ирииат-доцента оставляли ему много свободного вре¬
мени, он старался сколь возможно более уезжать из Петер¬
бурга н работать на берегу моря. Но, сделавшись доктором,
Л С), получил право на место профессора. В Петербургском
умммереитете в то время кафедра зоологии была замещена
»и» диуми ординарными профессорами: К. Ф. Кесслером,
(ЦИИОДанавшим зоологию и сравнительную анатомию, и
ф И Оисянниковым, преподававшим физиологию. Свободно¬

28
Страницы воспоминаний
го штатного места не было; о создании новой профессуры
нельзя было и помышлять при тогдашних условиях. Вот
почему А. О. согласился на предложение, сделанное ему со
стороны Казанского университета, и принял должность
экстраординарного профессора в 1867 г. Комбинация эта
пришлась тем более по сердцу А. О., что перед прибытием
к месту .нового служения он получил возможность снова на
несколько месяцев отправиться за границу для работ на бе¬
регу моря. В койне 1867 г. он уехал в Неаполь, но не один,
как прежде, а в сообществе молодой жены, Татьяны Кирил¬
ловны, урожденной Семеновой. С этих пор жизнь его, ранее
того посвященная исключительно науке, разделяется между
научной работой и привязанностью к семье. Последняя,
однако, никогда не мешала его занятиям: Татьяна Кирил¬
ловна поняла значение научных интересов для мужа и с
полной преданностью и самозабвением всю свою жизнь со¬
образовалась с ними. В этом же направлении воспитала она
и детей своих.
В Неаполе на этот раз А. О. оставался недолго. Работа
прежних лет уже собрала, так сказать, сливки с неаполи¬
танского зоологического материала, и Ковалевский с женой
и новорожденной дочерью переезжает в Мессину. Здесь
А. О. принимается за изучение плавающих на поверхности
моря животных, столь многочисленных в Мессинском про¬
ливе. Между ними он останавливается особенно долго на
своеобразном низшем животном, известном под названием
сагитты. Когда-то была сделана попытка (Мейснером) при¬
числить сагитту к низшим позвоночным, и потому со сторо¬
ны А. О. было совершенно естественно спросить себя, нель¬
зя ли и в ней найти звено, объединяющее две основные
группы животного царства? Подробное исследование исто¬
рии развития сагитты дало ему отрицательный ответ на
этот вопрос, но в то же время позволило Ковалевскому уста¬
новить несколько интересных новых фактов.
Любящий муж и отец, А. О. старался однако же сколь
возможно более отдавать свое время научной работе. Но
тем не менее семейные обязанности иногда по необходимо¬
сти отвлекали его. Новорожденную дочь, Ольгу, нужно было

А. О. Ковалевский
29
крепить. Для этого был приглашен священник греческой
церкви в Мессине. Я держал дитя в качестве крестного отца.
Ковалевский же был особенно озабочен тем, что как бы
остатки восковых свечей, употребленных во время церемо¬
нии, и© были потеряны, а послужили бы материалом для
«млимйиии препаратов, которые в те времена заключались в
см tv h ж к1 к а с оливковым маслом. Этот технический прием
А О, заимствовал у Штриккера н Вене, к которому он
ездил нарочно дли того, чтобы изучить наилучшую методу
техники разрезов с целью применить ее к эмбриологическим
исследованиям.
Из Мессины Ковалевский уехал на некоторое время в
Неаполь, а оттуда он направился к месту своего служе-
мия — в Казань. Тут он тотчас же принимается за работу.
За неимением морских животных он изучает фауну большо¬
го озера Кабан и находит в нем несколько кольчатых чер¬
ной, над которыми предпринимает ряд интереснейших эм¬
бриологических исследований. В то же время он принимает-
ги за разработку истории развития водолюба, и при помощи
техники разрезов, которой он так хорошо владел, он откры-
иает подробности первых стадий образования органов.
И «Мемуарах С.-Петербургской Академии» 1870 г. А. О.
печатает большую работу под заглавием:	«Embryologische
Studien an Würmern und Arthropoden»,* в которой он соеди¬
нил результаты своих мессинских и казанских исследований.
Н >том сочинении Ковалевский подробно описывает зароды -
шевые пласты у множества беспозвоночных животных и
устанавливает ряд новых фактов относительно первых ста¬
дий развития червей и суставчатоногих. Уже несколько
ранее учение Вейсмана об отсутствии этих пластов у беспозво¬
ночных было окончательно опровергнуто, но тем не менее но-
мые и точные данные, добытые А. О., содействуют во мно¬
гом укреплению новых взглядов в науке. Не подлежит ни
малейшему сомнению, что и эта монография Ковалевского
внесла основательный и прочный вклад в сравнительную
эмбриологию.
*	«Эмбриологические исследования червей и членистоногих» (нем.).
V	V д.

30
Страницы воспоминаний
Все свои мемуары Ковалевский излагал строго научным
образом, но придавал им часто довольно сухую внешнюю
форму. Он долго останавливался на описании фактов; часто
с большими подробностями описывал рисунки, приложенные
к тексту; но общие выводы излагал очень, иногда даже че¬
ресчур, кратко. Вследствие этого сочинения его не всегда
легко усваивались, и некоторые из них не обращали на себя
достаточного внимания. Всем, конечно, были известны са¬
мые главные результаты, но этого было мало, так как в них
заключалась масса самого ценного материала.
Из немецких ученых Клейненберг первый оценил по до¬
стоинству работы Ковалевского, что он и высказал в своей
замечательной монографии гидры33. Клейненберг был в то
время (в начале семидесятых годов) ассистентом у профес¬
сора Геккеля в Иене. Внимание последнего было таким об¬
разом обращено на мемуары Ковалевского. Геккель принял*
ся усердно их штудировать и долго беседовал по поводу их
с своими ассистентами. Видя это, Клейненберг сейчас же
сообразил, что такое усердие его принципала должно повлечь
за собой какие-нибудь особенные последствия. «Вы увиди¬
те,— говорил он своим товарищам,— что Геккель, который
теперь только начинает понимать Ковалевского, не преминет
воспользоваться им для какого-нибудь громкого подвига».
Клейненберг не ошибся. Вскоре после того, в 1872 г., Гек¬
кель высказал свою «теорию гастрэа», которая долгое время
занимала умы зоологов и несомненно служила возбудителем
множества новых специальных исследований.34
Так как я в праве предположить, что не все мои читате¬
ли достаточно знакомы с этой теорией, то считаю нелишним
сказать о ней несколько слов.
По теории Геккеля, все многоклеточные животные (Meta-
zoa) произошли от общего прародителя, который представ¬
лялся в виде плавающего посредством ресничек двойного
мешка. Наружный слой последнего служил для защиты и
восприятия внешних впечатлений, а внутренний слой испол¬
нял роль органа пищеварения. Этот первобытный кишечный
канал имел форму большого слепого мешка с единственным
отверстием, которое служило как для принятия пищи, так и

А. О. Ковалевский
3!
для прохождения непереваренных остатков ее. Это гипоте-
тчеекос первобытное существо было названо Геккелем «га-
upwi». Оно было мысленно воссоздано им на основании
фактов, добытых главным образом Ковалевским и состоя¬
щих преимущественно и том, что как у ланцетника, так рав¬
но и у множеств» беспозвоночных в течение зародышевого
развитии наблюдается переходная стадия, когда зародыш
мр#детанлмется именно в виде двойного мешка с одним на¬
ружным отверстием. Эту стадию развития Геккель назвал
«гаструдя» и признал ос за сохранившуюся доныне страницу
и» генеалогии многоклеточных животных, за остаток когда-
то жившей гастрэа. Впоследствии Геккель описал ныне су¬
ществующих животных, по организации вполне соответству¬
ющих гастрэа. Но от этих так называемых гастрэад в науке
ничего не осталось. Принятие их Геккелем было основано на
ошибке. Теория же гастреа имела последствием то, что мно¬
гочисленные молодые ученые принялись усердно за разра-
Потку истории развития всевозможных животных, причем им
ио множестве случаев удалось найти переходную зародыше¬
вую стадию — гаструла. Вследствие этого казалось, что тео¬
рии Геккеля действительно оправдывается всей суммой на¬
личных фактов.
Многие ученые даже спрашивали, почему же Ковалевский
гам, - так как именно он доставил главный фактический ма¬
териал для теории Геккеля,— не додумался до этого обобще¬
нии? Этот вопрос был, между прочим, выдвинут проф. Зален-
еким и его прекрасной речи о Ковалевском, произнесенной
на прошлогоднем съезде естествоиспытателей в Петербурге.
Мне кажется, что я в состоянии ответить на этот вопрос.
самого начала научной деятельности Ковалевского, с
!Н(1Г> г., вплоть до его преждевременной кончины я находил-
гн и самых близких отношениях с ним. Мы часто и подолгу
живали друг у друга и посвящали много времени на обсу¬
ждение научных вопросов. К тому же Ковалевский в этом
отношении не был скрытен: он охотно делился своими мыс¬
лями с товарищами по науке и любил подвергать их строгой
Критике. В нем не было и следа нетерпимости, столь неред¬
кой у нашей братии.

Страницы воспоминаний
Совершенно естественно, что, открыв у ланцетника стадии
^развития, которые почти буквально повторяли то, что ранее
было замечено Агасси у зародышей морских звезд, Кова¬
левскому пришла мысль о всеобщем значении таких фаз.
Он сам тотчас же убедился в справедливости наблюдений
американского зоолога и стал искать соответствующих стадий
у множества других животных. Ковалевский, столь сильно и
страстно увлекавшийся наукой, вообще был очень осторожен
в своих выводах и подвергал их самой строгой критике, от¬
личаясь и в этом отношении от большинства своих сотова¬
рищей по науке вообще, а от Геккеля в особенности.
Несмотря на свои несравненные качества как точного на¬
блюдателя, Ковалевскому, однако же, так сильно хотелось
тюдвести главные фазы развития под общий закон, что и он
одно время не уберегся от увлечения. Исследуя историю раз¬
вития низших беспозвоночных, ему казалось, что образование
кишечного канала посредством углубления зародышевого пу¬
зыря (бластодермы) составляет действительно всеобщий
факт. Он думал найти его и у сифонофор. Равным образом
•	обстоятельство, что единственное отверстие зародышевого
пищеварительного канала у ланцетника и у морских звезд
не есть рот, показалось ему также признаком, общим всем
многоклеточным животным. Вот почему в своей докторской
диссертации он высказался за то, что первоначальное отвер-
-стие кишечного мешка у личинки Phoronis соответствует то¬
му, чрез которое выбрасываются негодные остатки пищи.
Но такой ученый, как Ковалевский, не мог долго оста¬
ваться в заблуждении. Вскоре он убедился как в том, что
у некоторых низших беспозвоночных (гидрополипов и др.)
кишечный канал появляется не вследствие углубления бласто¬
дермы, так равно и в том, что первоначальное отверстие у
личинки Phoronis соответствует ротовому. Этого было доста¬
точно для того, чтобы удержать Ковалевского от излишних
обобщений и чтобы помешать ему высказать теорию, подоб¬
ную геккелевской теории гастрэа.
Геккель, наоборот, не работая самостоятельно над исто¬
рией развития животных, не углублялся в истинную сущ¬
ность фактов, а, порхая по вершкам, легко мог обходить и

А. О. Ковалевский
33
даже игнорировать препятствия, которые останавливали К@-
малевского. Вот почему А. О. относился всегда очень сдер¬
жанно к теории гастрэа. Масса новых факторов, накопляв¬
шихся в естественной истории низших организмов, убеждала
исе более и более в том, что первобытные животные не мог¬
ли быть построены по типу двойного мешка с одним отвер¬
стием и большой пищеварительной полостью. Наоборот, они
должны были являться в виде существ, наполненных сплошь
пищеварительными клетками. Полость, в которой соверша¬
лось внеклеточное пищеварение, должна была развиться лишь
более поздно, как специальное приспособление. С этим пред¬
ставлением легко мирился как факт, что многие низшие
беспозвоночные вовсе не проходят стадии гаструла, так рав¬
но и несоответствие между гаструлой различных животных,
как, например, ланцетника и Phoronis.
То обстоятельство, что Ковалевский не формулировал
самолично теории, подобной теории гастрэа, доказывает толь¬
ко, что он как ученый был неизмеримо выше Геккеля. Об
*том еще легче будет судить будущим поколениям ученых,
которые увидят, как много осталось от Ковалевского и как
мало, напротив, прочных следов оставит Геккель.35
IV
В предыдущей главе мы обозрели первый и несомненно
самый блестящий период деятельности Ковалевского. Он сво¬
дится к открытию массы первостепенной важности фактов по
сраинительной эмбриологии и к укреплению в том, что жи-
нптные типы не составляют строго обособленных групп, а
могут быть связываемы при помощи общих черт развития.
Этот период заканчивается исследованиями, произведен¬
ными А. О. во время его пребывания в Казани. Но на этом
отдаленном русском востоке он оставался недолго. Уже в
IВМ9 г. он переходит в Киевский университет, которому было
Листно иметь в своей среде такого первоклассного и знаме¬
нитого ученого. Переходом этим Ковалевский пользуется
инить для того, чтобы снова поработать на морском берегу.
Ом открывает крайне поразительный факт. У оригинального

34
Страницы воспоминаний
червя Bonellia до него не были известны самцы, и Ковалев¬
ский находит их в виде маленьких существ, живущих в ка¬
честве паразитов в теле самок. Ковалевский обставляет это
парадоксальное открытие такими доводами, что сомневаться
в нем не оказывается никакой возможности, и оно сразу
становится общим достоянием науки.36
Не удовлетворяясь ресурсами Адриатического и Средизем¬
ного морей, фауну которых Ковалевский уже узнал в совер¬
шенстве, он предпринимает длинное и трудное путешествие
к берегам Красного моря.37 Вместе с женой, никогда не по¬
кидавшей его в его многочисленных странствованиях за на¬
учной добычей, и крошечной, незадолго перед тем родившейся
второй дочерью А. О. пробирается на верблюдах в арабское
местечко Эль-Тор.38
Ковалевский для работы не нуждался в великолепной об¬
становке зоологических станций, из которых самая лучшая —
неаполитанская — возникла в значительной степени именно
благодаря блестящим работам Ковалевского, произведенным в
Неаполитанском заливе.39 Приехав в какое-нибудь место, А. О.
тотчас же раскладывал микроскоп и все необходимое для рабо¬
ты, вступал в сношения с рыбаками и моряками и, спустя
короткое время, вполне ориентировался при новых условиях.
Надежды Ковалевского найти в Красном море особенно
богатый новый материал оправдались лишь отчасти. Ему
удалось открыть оригинальное новое животное, относящееся
к гребневикам (Ctenophora) и в то же время родственное с
морскими планариями, животное, названное им Coeloplana.
Кроме того, он стал собирать материал по истории развития
и анатомии целого ряда интересных беспозвоночных.
Благодаря главным образом его же трудам, эмбриология
беспозвоночных стала приходить все в более и более строй¬
ный порядок. Оставалось лишь очень немного групп, относи¬
тельно которых наука не имела сколько-нибудь определенных
данных. К их числу относились так называемые плеченогие
(Brachiopoda), оригинальные, покрытые двустворчатой рако¬
виной животные, принимавшиеся за ближайших родичей на¬
стоящих мягкотелых. Пробел этот зависел от того, что пле-
ченогиё живут в море на значительной глубине и могут быть*

А. О. Ковалевский
35
добываемы с большим трудом. Их доставляют ловцы корал-
iHb, которые 13 своих продолжительных странствованиях при-
и«инт лишь одиночные, мало живущие экземпляры.
С твердым намерением осветить историю развития плече-
могмх KWMfiQtWtt в 1873 г. отправляется к берегам Алжи-
|)ии и, Ш удовлетиорннеь плохим материалом, который ему
.щщщщщцт нурдлиры. он отправляется с ними на их бар-
м»*| притаит по мфСКолму дней на море, часто при самых
MrâirtHHfpHHfityH услояияХ| и в конце концов добивается же-
HiNNut и р^ул^татв, Он открывает интереснейшие факты из
гмАрнодогми плеченогнх и показывает, что личинки их стоят
нфшдо ближе к кольчатым червям, нежели к моллюскам.
Исследование это и до сих пор остается наилучшим в этой
оАддоти,, Несмотря на все удобства, которыми в настоящее
время обставлены научные исследования, еще никому не уда¬
юсь уйти вперед после работы Ковалевского.
Пребывание А. О. в Киеве не было лишь продолжением
фнумфального въезда в университет св. Владимира. На бо¬
гатую коллекцию, привезенную им из Красного моря, поже¬
лали наложить руку лица, к которым А. О. не питал доста¬
точного доверия. Это послужило поводом к неприятностям,
которые сильно возросли еще оттого, что Ковалевский от¬
крыто порицал систему выбора профессоров по уставу
I8G3 г. Он находил гораздо более целесообразным, чтобы ка¬
федры замещались не факультетскими и советскими собра¬
нными, а комиссией из соответствующих профессоров других
университетов. Например, если где-нибудь освобождалась
кафедра зоологии, то кандидат на нее должен- быть, избран
не остальными профессорами того же университета, не име¬
ющими должной компетенции, а профессорами зоологии дру-
•	»ix университетов, как единственно компетентными судьями.
Такая ересь доставила Ковалевскому не мало врагов в
Киевском университете. Крайне впечатлительный, застенчивый
н новее не склонный к университетским распрям и интригам,
А, С), стал чувствовать себя в Киеве очень не по себе, что и
подало повод к его переходу в Одесский университет.40
Благодаря содействию тогдашнего министра народного про¬
свещения графа Д. А. Толстого в Одесском университете
а*

36
Страницы воспоминаний
оказалась возможность учредить в 1874 г. новую ординатуру
при кафедре зоологии. Несмотря на оппозицию со стороны
некоторых, коллег, которые боялись, чтобы переход Ковалев¬
ского в Одессу не повел к тому, «что каждый год то Кова¬
левский, то Мечников будут проситься за границу», нам уда¬
лось извлечь А. О. из Киева и устроить его в Одессе.41
Вскоре он освоился с новой жизнью, и после киевских пере¬
дряг жизнь в Одессе среди преданных ему друзей показа¬
лась ему настолько приятной, что он купил себе дом с садом
на Молдаванке и поселился в нем со всей семьей, состоящей
из двух дочерей и сына.42 В Одессе А. О. прожил 16 лет и
покинул ее только потому, что в 1890 г. он был избран на
более подходящее для такого ученого, как он, место члена
Академии Наук в Петербурге.
На Одессу выпал, таким образом, самый длинный период
научной деятельности Ковалевского. Основные данные срав¬
нительной эмбриологии были добыты еще до его перехода на
юг. Теперь подлежало разобраться в этой новой отрасли
знания и подвести по возможности общие итоги. Теорией
Геккеля, как мы уже видели, Ковалевский увлечься не мог:
слишком было ясно, что явления развития гораздо более за¬
путаны и сложны, чем это предполагал иенский зоолог. Необ¬
ходимо было найти какую-нибудь точку опоры для того, что¬
бы в явлениях эмбрионального развития отделить первобыт¬
ные черты от вторичных наслоений и отметить все то, что
может разъяснить истинную генеалогию животных. Ковалев¬
ский и раньше имел случай сравнивать у одного и того же
животного процессы, происходящие при развитии зародыша
из яйца, с теми, которые совершаются при почковании.
В начале своего одесского периода Ковалевский особенно
усердно принялся за изучение процессов почкования. С этой
целью он остановился с особенной тщательностью на Pyroso-
ma, ради чего и отправился к Средиземному морю, во' фран¬
цузскую Виллафранка. Он, разумеется, открыл при этом мно¬
го новых и интересных фактов, но с общей точки зрения ре¬
зультаты были скорее неутешительны на том основании, что
сравнение развития из яйца и из почки не давало возможно¬
сти разобраться в сложной смеси первичных явлений с вто-

А. О. Ковалевский
37
ричнымп. Оказалось, что даже понимание зародышевых пла-
VIом затемнялось обилием второстепенных наслоений. Один
и гит же орган одного и того же животного мог обнаружи-
ими» различное происхождение, смотря по тому, развивался
ли ом из яйца или из почки.
II	сриниительной эмбриологии после столь блестящего пе¬
риода сч* возникновения наступил несомненный кризис. Моло¬
дой поколение ученых старалось выйти из него, направив все
мнммаиие на явления оплодотворения, изучение которого
удилось значительно подвинуть вперед благодаря усовершен-
с питанной технике, а также введению опытного метода.
Можно было не только проследить проникновение семянного
тела в яйцевую клетку, но и изучить в подробностях процес¬
сы, совершающиеся при созревании яйца и следующие за
вхождением семенных тел. Эти исследования дали повод к
новым теориям наследственности, но Ковалевский, несмотря
ма весь интерес к новым приобретениям науки, сам не пошел
По этому пути.
Свою неутомимую жажду самостоятельной разработки на¬
учных вопросов он пытался утолить на другом поле. Посвя¬
ти столько лет на изучение истории развития зародыша из
мнца и из почки, он перешел в Одессе к исследованию про¬
цессов,•происходящих во время превращения насекомых. Он
и »брал одну из обыкновенных мух и разработал историю ее
метаморфозы со свойственным ему мастерством. Он шаг за
шагом проследил исчезновение личиночных органов, причем
он показал, что главнейшие из них, как, например, мускулы
it слюнные железы, исчезают, потому что поедаются и пере¬
париваются блуждающими клетками личинки. Эти клетки,
столь прожорливые по отношению к некоторым тканям, ста¬
новятся, однако же, бессильными, чтобы поесть молодые на¬
рождающиеся ткани, которые успевают развиться в новые
органы взрослой мухи.43
Эти результаты исследований Ковалевского были несколь¬
ко раз оспариваемы некоторыми молодыми наблюдателями,
но без малейшего успеха. Данные, добытые Ковалевским и
По этому вопросу, остались прочным и ценным вкладом в
Науку.

33
Страницы воспоминаний
Неожиданные и быстрые успехи морфологического изуче¬
ния животных привели, однако же, в конце концов к такому
выводу, что для суждения о значении явлений развития и ор¬
ганизации необходимо иметь ясное представление о физио¬
логическом отправлении органов и тканей. В одном и том
же зародыше могут быть соединены уже не функционирую¬
щие остатки первобытных органов с еще не совершающими
никакого отправления зачатками, и притом рядом с органа¬
ми и тканями, исполняющими определенную физиологическую
роль. Не ограничиваясь одним лишь наблюдением, необходи¬
мо было еще ввести в сравнительную зоологию эксперимен¬
тальную методу. Другими словами, нужно было приняться за
сравнительную физиологию низших организмов. Ковалевский
быстро освоился с этой необходимостью и с неменьшей, чем
прежде, энергией принялся за изучение деятельности неко¬
торых мало изученных органов.
Изучение превращения мух дало Ковалевскому случай
лично убедиться в важном значении явления, названного фа¬
гоцитозом и состоящего в поглощении некоторыми клетками
организма различных твердых веществ. Во время исчезнове¬
ния личиночных органов у мух многие ткани становятся жер¬
твой фагоцитоза. При помощи того же явления различные
посторонние тела, не исключая и вредоносных паразитов, мо¬
гут быть истребляемы подвижными клетками. С целью выяс¬
нить это явление Ковалевский занялся изучением фагоцитоза
у различных беспозвоночных и вскоре открыл целый ряд та¬
ких фагоцитарных органов, которые можно поставить в па¬
раллель с селезенкой и лимфатическими железами человека
и высших животных. Здесь нет надобности входить в подроб¬
ности, и достаточно упомянуть, что он опытным путем дока¬
зал присутствие таких органов у улиток, раков, сверчков,
кольчатых червей и пр.
Рядом с этими исследованиями нужно поставить большое
число опытов и наблюдений Ковалевского о мочеотделитель¬
ных органах беспозвоночных животных. Впрыскивая в их
тела разнообразные красящие вещества, Ковалевскому уда-'
лось определить отделы мочеотделительных органов, которые
поглощают эти краски с целью удаления их. из организма.

А. О. Ковалевский
39
Эти исследования, систематически продолжавшиеся более де¬
сяти лет, превратили главу о мочеотделительных органах
беспозвоночных в один из наиболее обработанных отделов
сравнительной физиологии.
Изучение фагоцитарных и выделительных органов натолк¬
нуло Ковалевского на систематическое исследование пиявок.
Сначала эти животные‘заинтересовали А. О. с точки зре¬
нии лишь тех органов, физиологией которых он занимался.
По мало-помалу он втянулся в подробное их изучение.
Разыскивая во время своих постоянных путешествий наибо¬
лее оригинальных представителей этого отряда, Ковалевский
остановился особенно на Archaeobdella, Acanthobdella, Нае-
menteria и Helobdella. Последние его мемуары, из которых
некоторые появились в свет лишь после смерти, в значитель¬
ной степени посвящены детальному изучению пиявок и неко¬
торых очень своеобразных моллюсков (Hedyle, Chaetoderma,
Pseudövermis).
V
В 1890 г. А. О. Ковалевский был приглашен ординарным
академиком в Петербург. Это место вполне соответствовало
всему его складу. Более всего на свете ценивший спокойную
работу в лаборатории и по своей застенчивости неохотно вы¬
ступавший на кафедре, А. О. была очень приятна перспек¬
тива отдаться всецело любимой науке. Но произошло неко¬
торое осложнение. Оказалось, что у Ковалевского недостава¬
ло нескольких лет службы в университете для выслуги пен¬
сии; и это обстоятельство обнаружилось лишь после его
переезда в Петербург. Тогда была придумана следующая
комбинация. Оставаясь академиком, А. О. должен был посту¬
пить профессором Петербургского университета и читать
курс гистологии. Ему это было тем более неприятно, что при¬
ходилось преподавать новую для него ветвь науки. Разумеет¬
ся, занимаясь всю жизнь микроскопическими исследованиями,
он очень хорошо знал и гистологию. Но все же- для чтения
с кафедры ему нужно было запастись множеством нового,
подчас мало интересовавшего его материала. Вот почему
Л. О. особенно тяготился этим последним актом своей про¬

40
Страницы воспоминаний
фессуры и почувствовал себя особенно счастливым, когда в
1894 г. он мог выйти в отставку из университета и сосредо¬
точить всю свою деятельность в Академии Наук.
Эта должность академика не была для него синекурой.
С юношеским рвением принялся он за разработку вопросов,
о	которых было упомянуто в конце предыдущей главы. Физи¬
чески очень бодрый и крепкий, он часто уезжал из Петербур¬
га и ездил для добывания нужного ему материала то в Пет¬
розаводск— на севере, то в Крым и Аккерман — на юге Рос¬
сии. Нередко он ездил и за границу как для исследований,
так и для различных научных справок у сотоварищей и в
коллекциях.
Особенно энергично принялся Ковалевский за организа¬
цию Севастопольской биологической станции. Учреждение это
существовало уже давно, но оно вело незаметную и вялую
жизнь, и в него нужно было вдохнуть душу. Никто не был
более для этого способен, как Ковалевский.44 Сделавшись
вполне безвозмездно главным директором станции, он стал
усиленно хлопотать как о материальном ее благополучии,
так и о том, чтобы приискать подходящий персонал. Подол¬
гу Ковалевский живал в Севастополе, уезжая оттуда в со¬
седние места для приискания морских животных. Таким об¬
разом, он посещал часто Константинополь и работал на бе¬
регах Мраморного моря, где добыл ценный материал для
своих последних работ, а также животных для лелеянного
им аквариума биологической станции.45 Заботы об этом
учреждении наполняли последнее время его жизни, и даже
смертельное кровоизлияние в мозг случилось с ним во
время визита у г. товарища министра народного просве¬
щения Мещанинова, визита, имевшего целью исходатайство¬
вать субсидию для станции.
Несмотря на то, что А. О. всего более отдавал себя на
служение чистой науке, он не мало увлекался и некоторыми
сторонами практической деятельности. Заботы о Севасто¬
польской станции еще можно было, пожалуй, отнести отчасти
за счет желания обставить и себя наилучшими условиями
для специальных исследований. Но этого нельзя никак ска¬
зать о трудах Ковалевского по вопросу о филлоксере.

Д. О. Ковалевский
41
Когда этот бич виноделия был открыт в Бессарабии, Ко¬
валевский тотчас же принялся со свойственным ему энергией,
добросовестностью и бескорыстным увлечением за изучение
филлоксерного вопроса. С этой целью он поехал во Фран¬
цию, где воспользовался указаниями своего давнишнего дру¬
га, марсельского профессора Мариона, имевшего уже значи¬
тельную опытность в деле истребления филлоксеры. Кова¬
левский предложил применить в Бессарабии методу ради¬
кального истребления посредством сернистого углерода, ме¬
тоду, зарекомендовавшую себя в некоторых местностях За¬
падной Европы. По этому поводу А. О. пришлось выступить,
на новую для него арену практической деятельности и вы¬
терпеть множество неприятностей.
Не подлежит никакому сомнению, что ни в науке, ни
практической жизни никогда не следует останавливаться пе¬
ред авторитетами, каковы бы они ни были. Критика есть
необходимое орудие преуспеяния. Но отсюда еще не еле*
дует, чтобы, не разделяя мнения людей, безупречных во всех
отношениях и снискавших себе глубокое уважение всех ком¬
петентных судей, критики набрасывались с злобной яростью*
на лиц, осмеливающихся не разделять их мнения. Долгое
иремя Ковалевскому пришлось выносить настоящую травлю-
со стороны многочисленных призванных и непризванных
журналистов. Тем не менее до конца своего пребывания а
Одессе А. О. оставался заведующим борьбой против филлок¬
серы. Вопрос этот очень сложен, и я недостаточно знаком1
е ним, чтобы высказывать окончательное суждение. Но я
слишком хорошо знал Ковалевского, чтобы быть несомнен¬
но убежденным и том, что в деле ограждения виноградни¬
ком он всегда руководился лишь желанием принести посиль¬
ную пользу делу и был безусловно глух к голосу самолю¬
бии, не говори уже о каких-либо иных побуждениях личного«
характера.
Точно так же, как и в этом прикладном вопросе, вел:
Себя Ковалевский и во всех других случаях, когда ему при¬
ходилось соприкасаться с жизнью. Во время своей продол¬
жительной профессорской деятельности он очень не любил;
игчных интриг, которыми наполняется закулисная жизнь

42
Страницы воспоминаний
наших университетов. Из «лектории», где обыкновенно усилен¬
но обсуждались «дела», он убегал в лабораторию, где он
делал свое настоящее дело. Избегая, елико возможно, вме¬
шиваться в профессорские распри, ему приходилось, одна¬
ко же, время от времени принимать в них участие. Когда он
был избран проректором Одесского университета, первым
его движением было отказаться от этого звания. Друзьям
стоило большого труда уговорить его принять должность, на
что он согласился, надеясь быть полезным студентам. По¬
следние его вообще очень любили и уважали, но это не
мешало им, однако же, ставить его нередко в очень тяжелое
положение и требовать от него невозможного. Ковалевский
был поэтому очень рад, когда ему удалось избавиться от этой
проректорской службы и более чем когда-либо зарыться
в своей лаборатории.46 Тут он чувствовал себя в соответству¬
ющей среде и делился охотно своими открытиями с лицами,
которые его посещали. Тут же он принимал учеников, из
которых вышло не мало профессоров зоологии. Назовем в
числе их Бобрецкого, Насонова, Остроумова.
Ковалевский не только давал советы по своей специаль¬
ности, но содействовал решительно всем, чем мог, преуспе¬
ванию молодежи. Вечно он отправлялся с разного рода
ходатайствами, просьбами о приеме в университеты, о снис¬
хождении и пр. Часто ему приходилось возвращаться с пу¬
стыми руками, но когда попытка его увенчивалась успехом,
тогда он истинно сиял.
Вообще в свою деятельность Ковалевский вносил всю
душу.
Будучи почетным попечителем городских школ в Одессе,
он принимал в них самое живое участие как относительно
преподавания, так и улучшения положения учителей и учи¬
тельниц. Зная его теплое отношение, последние всегда об¬
ращались к нему с полным доверием.
Многие годы А. О. был председателем «Общества есте¬
ствоиспытателей» в Одессе, а затем в Петербурге. Всегда он
старался внести живой интерес в эти общества. Он посто!
янно делал в них сам сообщения и поощрял к тому же дру^
гих.

А. О. Ковалевский
43
Уже из всего предыдущего видно, что Ковалевский был
бесконечно преданный делу, благородный служитель науки.
И то же время он не был узким, сухим ученым. Он страшно
чутко относился ко всем общественным вопросам, сильно
волновался ими, постоянно следил за всеми отраслями
науки, радовался новым открытиям в них; он живо интере¬
совался литературой и искусством.
Все вопросы культуры страны его занимали, и последнее
нремя он даже усиленно мечтал о разведении образцового
сада на Кавказском побережье.
Характерными чертами А. О. были доброта, необыкно-
пенная кротость, безграничные скромность и деликатность.
В обращении с людьми он не только никогда не импониро¬
вал и не стремился к этому, но, напротив, был очень прост,
терпим и часто даже застенчив. Он не любил делать визитов
без дела. Вечно поглощенный исследованием какого-нибудь
вопроса, если ему приходилось итти к кому-нибудь за
справкой или разъяснением, он начинал с извинений в
том, что обеспокоил и отнимает время. Спустя несколько
минут он брался за часы, и движение это сделалось у него
привычным. С одной стороны, он оберегал время своих со¬
беседников, а с другой — боялся оторвать минуту от излюб¬
ленных занятий.
Не удивительно что, при своих душевных качествах Ко-
галевский был любим и уважаем всеми. В науке его имя
сделалось знаменитым после первых же самостоятельных ра¬
бот. Многие иностранные академии (в их числе английское
Королевское Общество, парижская, римская, венская, брюс¬
сельская, туринская и другие академии) и общества избра¬
ли его своим членом. В России он был почетным членом,
кажется, всех университетов, Медицинской академии и всех
обществ естествоиспытателей. В последние годы своей жиз¬
ни он был избран почетным доктором наук Кэмбриджского
университета и кавалером прусского ордена «pour le
mérite», * даваемого за научные заслуги.
Но не формулярный список Ковалевского я хочу пред¬
*	«За заслуги» (фр.). Ред.

44
Страницы воспоминаний
ставить читателю. Целью моей было охарактеризовать по
мере сил высокую личность почившего ученого, для которого
служение науке и безусловная вера в нее составляли все
содержание и весь смысл жизни. Таких людей у нас очень
немного, и потому весьма желательно, чтобы память и све¬
дения о них сохранялись и распространялись как можно
более.
Было время, когда, как в шестидесятых годах прошлого
века, молодые люди охотно отдавались науке и веровали в
то, что она поможет им обрести душевное равновесие и по¬
лучить ответ на главнейшие вопросы, мучащие человечество.
Но потом более нетерпеливое поколение отшатнулось от
науки и стало искать истины в иных областях. Это ложное
направление затянулось надолго, и плоды его не замедлили
обнаружиться. Я уже не говорю о том, что не нашлось лю¬
дей для того, чтобы заполнить пробел, оставленный такой
исключительной личностью, как Ковалевский. Но каждый
раз, когда приходится думать о выборе лиц для выполнения
серьезных культурных целей в России, поражаешься при*
скорбным фактом общего безлюдья.
Можно надеяться, что такое положение продлится недол¬
го, что роль науки в жизни будет снова признана в долж¬
ной мере и что среди чуткой и стремящейся к добру моло¬
дежи найдутся многие, которые пойдут по стопам А. О. Ко¬
валевского.
Париж

ВОСПОМИНАНИЯ О СЕЧЕНОВЕ
(К истории науки в России) 47
Осенью 1905 г., в Москве, на расстоянии немногих дней,
состоялось двое похорон. В конце октября хоронили моло¬
дого ветеринара Баумана, революционера, освобожденного
после манифеста 17 октября и убитого во время уличной
демонстрации каким-то темным противником совершившейся
реформы.
Толпа в несколько сот тысяч провозглашала социалисти¬
ческие стремления пением и речами окЛо гроба, покры¬
того красной тканью и сопровождаемого красными знаме¬
нами.
Недели две позднее (5 ноября) опустили в могилу зна¬
менитого ученого и профессора, скончавшегося после долгой
жизни упорного труда на пользу науки и человечества. На
похоронах Ивана Михайловича Сеченова присутствовали
почти исключительно его друзья и личные знакомые. Сту¬
дентов собралось всего лишь несколько человек. Трудно
представить себе более резкий контраст в проявлении чувств
к усопшему. А между тем труды Сеченова составили
прочный вклад в науку, достоинство которых, и теперь
общепризнанное, со временем получит еще более полную
оценку.48
Немного было и есть в России ученых, деятельность и
илияние которых оставили бы по себе такой глубокий след,
как более чем тридцатилетняя работа Сеченова. Не гово¬
ря о целом ряде специальных исследований в области физио¬
логии, его труды по рациональной психологии, преподава¬
ние в нескольких высших учебных заведениях, публичные
чтения, руководство многочисленными учениками,— все это

46
Страницы воспоминаний
составило такой крупный итог, который должен занять не
одну страницу в истории умственного развития России.
Так как мне привелось в течение более десяти лет нахо¬
диться в особенной близости к Сеченову и так как теперь
вряд ли осталось много лиц, хорошо знавших его в моло¬
дые годы, то я думаю, не будет лишним поделиться с чита¬
телями воспоминаниями об этом замечательном ученом и че¬
ловеке. Делая это, я к тому же исполняю долг перед дру¬
гом, которому считаю себя обязанным во многих отноше¬
ниях.
Начало деятельности Сеченова совпало с пробуждением
России после крымского поражения и вступлением на пре¬
стол Александра II, с эпохой, так мало похожей на тепе¬
решние времена. «К высокой жизни вечные стремления»
(«Фауст», 2-я часть) тогда не подавлялись, а по возможно¬
сти поощрялись. Пользуясь этим, молодой инженер бросает
военную службу и едет за границу учиться.49 По прошествии
короткого времени он заявляет себя выдающейся работой
по физиологии (о газах крови) 50 и вскоре возбуждает все¬
общее внимание в высшей степени талантливым сочинением
«Рефлексы головного мозга», трактующим о задерживании
непроизвольных движений и о механизме психической дея¬
тельности.
Повсюду в России заговорили о Сеченове. Маленькая
медицинская газета «Медицинский вестник», которая до тех
пор вращалась лишь среди врачей, стала переходить из рук
в руки всех образованных людей.51 Идеи Сеченова, выска¬
занные им в этом сочинении, не замедлили войти в плоть и
кровь молодого поколения, подготовленного к восприятию
их чтением выдающихся произведений иностранной научно-
популярной литературы. Известность Сеченова среди моло¬
дежи еще более увеличилась вследствие распространив¬
шихся слухов о том, что он изображен в виде одного из ге¬
роев романа Чернышевского «Что делать?» — Кирсанова.52
После этого Сеченов сразу был признан «новым» челове¬
ком, первообразом, которому нужно было следовать во всем.
Аудитория его наполнялась многочисленными слушателями,
в число которых попало и несколько женщин (из первых,

Воспоминания о Сеченове
47
получивших высшее образование) ; все они жадно ловили
каждое слово, выходящее из уст любимого профессора.
Сеченов, однако, вовсе не искал популярности. Он, на¬
против, скорее избегал ее. К репутации его среди студентов
примешивалась политическая нотка, которая была совершен¬
но не во вкусе молодого ученого. Сеченов всегда был очень
либерально настроен, но чужд какого бы то ни было поли¬
тического увлечения. Он страстно любил науку и лаборато¬
рию, в которой разрабатывал ее, но в политике придержи¬
вался принципа: «ни реакции, ни революции». Между тем,
после освобождения крестьян стало сильно сказываться в
молодой России крайнее направление в политике. Давно пу¬
щенная в ход мысль, что Россия должна показать загнив¬
шей Европе, как устроить общественную жизнь, чтобы не
было нищеты и чтобы благополучие сделалось всеобщим,,
нашла себе новую почву. Это направление завладело умами
очень многих среди умственно развитой, деятельной моло¬
дежи, но оно не входило в программу Сеченова. Вследствие
того он стал все более отстраняться от политики^ и все бо¬
лее уходить в науку, результатом чего было то, что о нем
распространилось мнение, будто он сделался недоступным и
что к нему крайне трудно проникнуть. К этому еще присо¬
единился слух, будто он живет по программе Кирсанова, что
еще более побуждает его уединиться от общества.
Все это очень смущало меня, которому чрезвычайно хо¬
телось познакомиться с учителем, видимо, способным к са¬
мому широкому полету мысли. Соблазн был тем более ве¬
лик, что но время пребывания моего на юге Италии в
I8Ü5 г. и оказался в двух шагах от Сеченова. Я жил в Неа¬
поле, предаваясь там изучению морских животных, а Сече¬
нов проводил каникулы в соседнем Сорренто. Как было не
попытаться встретиться с ним? По природе застенчивый, я
еще более боялся нтти к нему, так как Сеченов был физио¬
лог нового физико-химического направления, я же, погло¬
щенный всецело строением и историей развития животных,
flu л очень несведущ по физике и химии. Мой товарищ и со¬
житель А. О. Ковалевский (сделавшийся вскоре знаменитым
лоолагом) был не смелее меня. Самым храбрым из нашей

48
Страницы воспоминаний
компании оказался барон А. Ф. Стуарт, который взял на
себя почин поездки в Сорренто и визит к Сеченову. Так как
там в то же время проживала другая русская знамени¬
тость — Бакунин, то решено было заодно пойти и к нему.
Это было тем легче, что, в противоположность Сеченову,
Бакунин был известен большой доступностью. В последнюю
минуту к нам присоединился профессор и академик Ф. В.
Овсянников, которому захотелось при случае повидать зна*
мен и то го революционера.
Мы прежде всего и направились к Бакунину. Он принял
эас с распростертыми объятиями и тотчас же стал пропове-
дывать свою теорию о ниспровержении существующего об¬
щественного строя, наводя этим даже некоторый страх на
добродушного Овсянникова, который не замедлил спросить:
«Но что же, Михаил Александрович, будет после такого,
переворота?» — «Ну, этого теперь предсказать невозмож¬
но,— отвечал Бакунин,— непосредственная задача состоит
:в том, чтобы не оставить, что называется, камня на камне,
,а потом уже будет видно, как строить новую жизнь». Тем
временем принесли огромный кофейник, чтобы угощать нас
кофе. Бакунин, найдя, что жена его недостаточно растороп¬
на, сам стал распоряжаться; но не прошло нескольких ми¬
гнут, как своими энергичными движениями он опрокинул ко¬
фейник и разлил весь кофе на пол. Разумеется, это возбуди¬
ло особую веселость, а Бакунина еще более воодушевило. Он
стал уверять нас, что Россия накануне государственного пе¬
реворота, уже начавшегося с восстания киргизов, которые,
до последним газетным известиям, отказались платить пода¬
ти (ясак), а за киргизами и вся Россия не замедлит превра¬
титься в пылающий революционный очаг. Нечего и говорить,
что пламенные речи Бакунина не оказали на нас ни малей¬
шего влияния; но, тронутые его откровенностью и радушием,
мы расстались друзьями. 106
От Бакунина мы, трое молодых людей, отправились к
Сеченову, откуда вынесли совершенно другого рода впечат¬
ление.
Трудно представить себе, в самом деле, более резкий
контраст, чем тот, который оказался в характерах этих двух

Воспоминания о Сеченове
49
русских знаменитостей. С одной стороны, кипучая натура, не
знающая меры, вечно переливающаяся через край совер¬
шенно поверхностного бушевания; с другой — мысль и дело,
идущие из самой глубины души. Каждое слово Сеченова,
прежде чем выйти наружу, подвергалось строгому контролю
рассудка и воли. В то же время это был вовсе не сухой ре¬
зонер, а в высшей степени сердечная, чувствительная натура.
Сеченов принял нас ласково, очень просто, без всяких
лишних любезностей. Я сразу был поражен его замечатель¬
ной наружностью. На широком, некрасивом, со следами
оспин, очень смуглом лице несколько сглаженного монголь¬
ского типа блестели глаза необыкновенной красоты.53 В них
выражался глубокий ум и особенная проницательность, сое¬
диненная с необыкновенной добротой.
Разговор наш сразу принял деловой, научный характер и
вращался вокруг злободневных для того времени вопросов
знания. Сеченов стал посвящать нас в результаты его Новей¬
шей работы по физиологии нервных центров и прочитал
статью, приготовленную им к печати.54
Мы вышли совершенно очарованные новым знакомством,
сразу признав в Сеченове «учителя». Но лично я не был удо¬
влетворен тем, что не удалось побеседовать с ним с глазу
па глаз и высказать ему некоторые мои сокровенные мысли.
Среди физиологов в те времена до того господствовало
убеждение, что разработка вопросов жизни должна произ-
модиться с исключительной целью сводить физиологические
процессы на более простые физико-химические явления, что
мидедоминне этому направлению влекло за собой чуть не
игминннжр mi разряда биологов. Поощренный доброжела-
I	tviMMti м Приемом Сеченова, я на другой же день пошел к
и^му один, чтобы излить перед ним мои помыслы о науч¬
ном шмченим исследований в области сравнительной исто¬
рии ни имик оргмии шов,— отрасли науки, тогда только что
уродившейся.
И на этот раз отношение Сеченова было очень симпатич¬
но. что сии* более, чем и мерное посещение, привлекло меня
к нему. Он оказался вовсе не таким, узким последователем
4 И. N. Мечиикоп. Страницы иоспоминяниО

50
Страницы воспоминаний
нового направления физиологии, как большинство его сорат*.
ников.
Вскоре после нашего свидания Сеченов покинул южную
Италию, и следующий раз я встретился с ним лишь два года
спустя в Петербурге. Там он сделался центром небольшого,
почти замкнутого кружка, в который попало несколько вра¬
чей и других лиц, причастных к науке и литературе, в том
числе очень немного женщин. Я был охотно принят им в его
среду и не упускал случая, чтобы посетить его кружок',1 со¬
биравшийся по вечерам раз в неделю.65 Более близкое зна¬
комство лишь усилило обаяние, которое внушал характер и
отношение к людям Сеченова. Последний познакомил мёня с
Боткиным, Грубером, Пеликаном и некоторыми другими из
его хороших знакомых. Я очутился, таким образом, в близо¬
сти к светилам петербургского медицинского мира, среди
которого Сеченов был, бесспорно, звездой первой величины.
Получив место штатного доцента в только что учрежден-1
ном тогда Одесском университете, я с грустью Покинул
Петербург, не без тайной надежды вернуться обратно. Это
мне удалось несколько месяцев спустя,* но в такую пору,
когда Сеченов уже уехал за границу.
Сеченова не удовлетворяла преподавательская деятели
ность, особенно в Медицинской академии, где большинство
профессоров признавало главным образом чисто практическое
применение врачебной науки. Его постоянно тянуло в евро¬
пейские лаборатории для спокойной разработки особенно
интересовавших его вопросов; а после усиленных занятий
его привлекал непродолжительный отдых на лоне природы,!
особенно в Италии, которую он страстно любил.
Получив заграничную командировку, я по дороге к Сре*
диземному морю навестил Сеченова в Граце, где он с осо¬
бенным энтузиазмом работал в лаборатории Роллета над
раздражением чувствительных спинно-мозговых нервов ля-'
гушки. Мы провели несколько дней в постоянном общений!
причем становилось все более очевидным, что мы пришлись
друг другу по душе.56
В моем усиленном желании основаться в Петербурге вле*

Воспоминания о Сеченове
51
чение к Сеченову играло очень большую роль. Мне удалось
получить место доцента при кафедре зоологии в Петербург¬
ском университете, и я надеялся окончательно устроиться
там. К сожалению, условия, с которыми я встретился, ока¬
зались далеко не благоприятными. В те времена при кафе¬
дре не было лаборатории, так что работать приходилось в
нестерпимо холодном зимой помещении, среди двух шкафов
Зоологического музея. Ввиду невозможности приспособиться
к этому, я должен был устроить для себя и для малочислен¬
ных учеников моих рабочее помещение в моей и без того
крошечной квартире на Среднем проспекте Васильевского
острова. Так дело шло некоторое время, но было ясно, что
такое положение не могло тянуться долго. Между тем как
профессора Петербургского университета отнеслись к моему
горю без всякого участия, я нашел сочувственный отклик у
Сеченова, i
Раз как-то получаю я от него письмо (я в то время был
за границей), в котором он сообщает очень неприятные для
меня вести. Он узнал от академика Зинина, что мои петер¬
бургские коллеги были бы очень рады моему уходу из уни¬
верситета и замене меня казанским профессором Н. П. Ваг¬
нером, получившим преходящую славу открытием бесполого
размножения личинок одного комара и сделавшимся впо¬
следствии знаменитым сказочником под псевдонимом Кота
Мурлыки»57 Ввиду этого Сеченов предложил мне выйти из
университета с тем, чтобы занять освободившуюся кафедру
аоологии в Медицинской академии, где он в то время препо-
ди вал физиологию. * Я, разумеется, с распростертыми объя¬
тиями принял это предложение. Осуществление его еще бо-
лгс* приблизило бы меня к Сеченову и к тому же улучшило
бы мое материальное положение, которое было крайне тя¬
желым.
Сеченов немедленно стал хлопотать, выставив на первый
**ТТТЛ?—  . .о ?:ДОХО,,;.
*	В своей автобиографии (стр. 142) Сеченов, видимо, забыв историю
Mficro выхода из Петербургского университета, передает ее не соответ-
гтмующим действительности образом. Моя забаллотировка в Медицин-
гную «кпдсмию состоялась не в 1869, а в 1870 г.58
4*

Страницы воспоминаний
план, что было бы чрезвычайно полезно усилить научнук)
„часть преподавания в Медицинской академии, которая' очень
страдает от чересчур практического характера его.
Ввиду этого он предложил доктора, Голубева на кафедру
микроскопической анатомии, а меня на кафедру зооло¬
гии. Заручившись согласием некоторых своих товарищей,
главным образом Боткина и Грубера, Сеченов внес свое
предложение в канцелярию академии. .Он был в высшей Сте-
„пени огорчен и обижен, когда она забаллотировала обоих
Оего кандидатов. Этот провал был последней каплей,, пере-
. полнившей чащу терпения Сеченова. ?9 ! . . .	•	Г	-;'>
(iTj Он давно уже страдал от того, что большинство профес¬
соров^ академии, ударившись в медицинскую практику, не
.. только забрасывают научную сторону своей службы, но, еще,
. вдобавок,.; принижают,.сколько возможно научную деятель¬
ность учреждения. Такое отношение некоторых из его прак¬
тикующих деварищей выражалось, между прочим, в 'запус¬
кании шпилек по его адресу, придираясь к малейшему по¬
воду. Это: явление хорошо знакомо не только профессорам
Медицинской; академии. Вынужденные усилить доходы при¬
нятием мест в практических учреждениях, как городское
управление, дирекции банков И тому подобное, такие про¬
фессора смотрели с особенной недоброжелательностью Hia
тех своих товарищей, которые остаются верными науке и ни
«од каким предлогом не соблазняются материальными вы¬
годами.' Против них устраиваются всевозможные подкопы,
жадно ищут малейшей ошибки или несоблюдения какой-ни¬
будь пустой формальности, чтобы отравить им существова¬
ние и побудить их освободить место.
:	Выйдя из заседания конференции, Hâ которой Голубев и
я были забаллотированы, Сеченов решил подать в отставку
«з Медицинской академии.60 Преданный всецело науке, он
не имел других средств существования, кроме профессорско¬
го жалованья с придачей небольшого дохода от литератур¬
ной работы (журнальных статей, редакции переводов и пр.).
-* По вьгходе из Медицинской академии ему, которому поль|
зование лабораторией было необходимо для продолжений

Воспоминания о Сеченове
53
научной деятельности, представлялась перспектива сделаться
приват-доцентом в каком-нибудь университете, добывая сред¬
ства литературным трудом.61
После неудачи в Медицинской академии, решив во что
бы то ни стало уйти из негостеприимного Петербургского
университета, я согласился на предложение ректора Ново¬
российского университета занять кафедру зоологии в каче¬
стве ординарного профессора. Рассчитывая на «медовый ме¬
сяц», которым пользуются первое время вновь избранные
профессора, я составил план перетянуть в Одессу и Сечено¬
ва. Я надеялся, что мне удастся преодолеть неизбежные к
тому препятствия. Громкая научная репутация моего друга
должна была служить притяжением в глазах еще молодого
университета, которому представилась возможность привлечь
в свою среду знаменитого профессора. Наличность довольно
большого, еще не заполненного помещения (которое было до
того временно отдано в аренду под гостиницу) позволяла
устроить хотя и небольшую физиологическую лабораторию.
Сочувственное отношение тогдашнего попечителя Голубцова;
врача по профессии,— все это позволяло надеяться на осу¬
ществление моего плана.
Я был несказанно обрадован, получив согласие Сечено^
ва.62 Возможность приютиться на новом месте при условиях,
довольно благоприятных для научной работы, улыбалась ему.
К тому же на него повлияли еще два обстоятельства!
В Одесском университете в то время не было медицинского
факультета, вследствие *ïero он сразу был избавлен от тех
неприятностей, которые отравляли ему жизнь в Медицинской
иклдемии. Кроме того, Одесса приморский город, немного
нппоминающий итальянские города. Сеченов обожал Италию
и стрёмился туда каждый раз, как это было только возмож¬
но. Средиземное море, итальянская природа, люди и язык
приводили его в особенно повышенное настроение. :
После того как главные пункты задачи были разрешены,
оставалось еще оборудовать некоторые формальные вопросы.
Чтобы сделаться профессором на естественном факультете,
Но уставу нужно было иметь соответственную ученую сте¬

54
Страницы воспоминаний
пень; Сеченов же был только доктором медицины. Препят¬
ствие это было устранено избранием его почетным доктором
зоологии.63 Последнее затруднение состояло в некотором
противодействии со стороны министра народного просвеще¬
ния к утверждению Сеченова, известного своим либеральным
образом мыслей. В своей замечательной в литературном от¬
ношении автобиографии, * Сеченов рассказал, каким образом
это препятствие было благополучно устранено.64
Прежде чем покинуть Медицинскую академию, Сеченов
позаботился о достойном замещении его кафедры. У него в
то. время было несколько ближайших учеников, в числе ко¬
торых назовем будущего профессора Пашутина, Тарханова
и Спиро. Но он не считал их еще достаточно готовыми к
преподаванию. Поэтому он обратил внимание на только что
вернувшегося из-за границы молодого, но уже очень извест¬
ного талантливого физиолога Циона, вышедшего из той же
школы, что и Сеченов, из школы Лудвига. Хотя в то время
антисемитическое движение в России далеко 'не было так
сильно, как в последующие времена, тем не менее Сеченову
пришлось много хлопотать, чтобы заставить профессоров
академии и начальство согласиться поручить кафедру еврею
Циону. В конце концов это удалось. Цион вступил в отпра¬
вление своих обязанностей, и Сеченов радовался тому, что
кафедра попала в хорошие руки. Но, к сожалению, уже в
непродолжительном времени начались неприятности в Меди¬
цинской академии по поводу нового профессора. Нашлись
причастные к делу лица, которые очень одобряли препода¬
вание Циона. Так, служитель при кафедре, отставной солдат,
находил его лекции гораздо более интересными, чем лекции
Сеченова.
«Ну, что Иван Михайлович,— говорил он,— принесет на
лекцию несколько лягушек; все дело этим и ‘кончается. Сов*
сем не то Илья Фадеевич (Цион). Перед лекцией вокруг
кафедры поместит собак и кроликов, иногда даже гусей.
*	«Автобиографические записки И. М. Сеченова». Изд. «Научного
слова», Москва, 1907.

Воспоминания о Сеченове
55
И что же? К концу лекции никого из них не остается в жи¬
вых: все изрезано профессором». Это наивное сравнение
очень характерно для обоих физиологов. Сеченов был необык¬
новенно добр и отличался очень мягким сердцем. У него
хватало жестокости только для холоднокровных животных,
как лягушки и, пожалуй, черепахи; но ему было невыносимо
подвергать страданию более чувствительных животных, как
всякие теплокровные и особенно собаки.
Страдальческое выражение глаз собак, которых мучили
во время опытов в разных лабораториях, где он бывал, до¬
водило его до слез. Вообще доброта Сеченова была безгра¬
нична. Так, например, когда ему приходилось брать извозчи¬
ка, он обыкновенно выбирал самого захудалого, у которого
была самая несчастная кляча.
«Ну что, бедняга,— говаривал он,— его, очевидно, избе¬
гают; нужно же дать ему заработок».
Не таков был преемник Сеченова. Не стеснявшийся му¬
чить животных, он не обнаруживал особенно добрых чувств
и к людям. Эту сторону своего характера он не замедлил
проявить на своих лекциях. Чуть не с первой лекции он на¬
чал развенчивать своего предшественника, доказывая, что
ого репутация — дутая и что у него нет никаких научных
заслуг. Студенты, почитавшие Сеченова, возмутились таким
поведением Циона, и это было началом того раздора между
профессором и его слушателями, который повел к очень пе¬
чальным осложнениям. Не питая уважения к нравственной
личности Циона, студенты стали относиться отрицательно и
к pro научной деятельности. По малейшему поводу они гром¬
им мырмжшш ому знаки неодобрения. Отсюда — беспорядки
нй литиях. По встречая сочувствия в своих товарищах,
Циом ДОЛ Ж гм был подать в отставку. Но он сдался не доб¬
ром, Челоиек очень энергичный и не стеснявшийся в сред¬
ствах борьбы, он выступил открыто против молодежи, стал
обвинить ое и бунтарстве и проповедывал необходимость
принять радикальные моры против революции, которую они
будто бы систематически подготовляли. Не находя под собою
достаточно почвы в России, Циом уехал за границу, зани¬

56
Страницы воспоминаний '
маясь вперемежку наукой, финансовыми делами, журнали¬
стикой и политикой. Ему удалось составить значительное со¬
стояние, но он не сумел составить себе сколько-нибудь проч¬
ного положения; он нажил себе только врагов, перессорился
ро всеми и кончил свой век в печальном одиночестве.
Какой контраст с Сеченовым, который всюду, куда ни по¬
падал, встречал сочувственное, порой прямо восторженное
отношение окружающих. Весь его умственный и нравствен¬
ный облик внушал безграничное уважение, и влияние его
сказывалось на каждом« шагу. На шестнадцать лет моложе
его, я, однако же, был' не юнцом, когда сблизился с ним. Но
тем не менее я чувствовал на себе некоторый отпечаток его
личности, и мне было приятно сознавать его превосходство.
Когда шла избирательная борьба по поводу моей кандида¬
туры на кафедру в Медицинской академии, была пущена
мысль, что лестное мнение обо мне Сеченова было лишь
выражением нашей личной дружбы. «Кукушка хвалит пету¬
ха за то, что хвалит он кукушку». Этот стих баснописца дол¬
жен был служить одним из доказательств моей негодности к
занятию профессуры; Быть может, он и повлиял на мою за-
баллотировку, но не имел никакого успеха в попытке разроз¬
нить Сеченова со мной.
Приехав в Одессу, Сеченов устроился рядом со мною в
меблированных комнатах на Херсонской улице. Хотя оба же¬
натые, мы были вынуждены обстоятельствами жить «по-холо¬
стому» и зджили мы, что называется, душа в душу. Утром
мы отправлялись в университет, где чтение лекций и прак¬
тические занятия со студентами занимали несравненно мень¬
ше времени, чем наши специальные работы. Семёнов, закон¬
чивший к приезду в Одессу свои исследования по физиоло¬
гии нервной системы, вернулся к своей первоначальной Теме,,
к изучению газов крови и особенно к состоянию в ней уголь¬
ной кислоты и к отношению последней к различным солям..
По целым часам слышен, был периодический шум от выкачи¬
вания газов в воздушном насосе придуманного им устрой1
ства и привезенного нм с собой из Петербурга. Когда речь
заходила! о Сеченове и кто-нибудь спрашивал, где его можно»

Воспоминания о Сеченове
57
иайти, то обыкновенно следовал ответ: «Идите в его лабора¬
торию, он там качает».
По вечерам характер занятий менялся. Сеченов прини¬
мался за писание статей, которые помещал у Стасюлевич:а
в «Вестнике Европы». В Одессе он написал почти все свои
психологические работы и в том числе свои полемические
статьи против Кавелина.65 В конце вечера он часто звал
меня к себе или заходил ко мне, чтобы прочитать написан¬
ное, после чего мы отправлялись ужинать. Еще с офицер¬
ских и студенческих времен Сеченов сохранил любовь к хо¬
ждению по ресторанам, и ему доставляло большое удоволь¬
ствие пойти ужинать, с тем чтобы насладиться там полубу¬
тылкой красного вина. Он становился разговорчив и охотно
вступал в беседу со служителем, особенно когда встречал
итальянца и мог поговорить с ним по-итальянски. Вид моря,
теплые вечера в Одессе переносили его в Италию. Вспоми¬
ная прошлое, Сеченов рассказывал, как он в молодости пре¬
давался кутежам с товарищами и как они пили до того,
«чтобы не чувствовать, когда ворон станет клевать глаза».
Впоследствии от этого, разумеется, сохранились одни невин¬
ные следы в виде потребления небольшого количества вина:.
Помимо ужинов в ресторанах, Сеченов особенно любил
устраивать то, что он называл «балами». «Приходите ко мне
на бал», говорил он мне и своим ближайшим друзьям.
Вскоре по переезде в Одессу он сделался там центром
кружка, в котором на первом плане был доцент физики Умов
с молодой женой, которых Сеченов очень полюбил. Там же
участвовал ассистент Сеченова, его ученик Спиро, отличав¬
шийся особенной ловкостью в приготовлении физиологичен
ских опытов и необыкновенным искусством петь романсы и
арии. В те времена в Петербурге была еще жива слава те¬
нора Кальцолари, отличавшегося необыкновенно мягким тем¬
бром и передававшего содержание арий с особенной вырази¬
тельностью. Спиро, как никто, умел подражать ему.66 Бла¬
годаря этому таланту он играл большую роль на «балах»
Сеченова. В родословной этих балов участвовало происхож¬
дение Сеченова от помещиков крепостного времени, больших

58
Страницы воспоминаний
хлебосолов. Он чрезвычайно любил угощать своих гостей, и
его балы доставляли ему особенное удовольствие. Для этого
он накупал кучу устриц, которые открывал с большим ма¬
стерством, всякой провизии и, разумеется, вина; он потчевал
ими с особенными прибаутками. За ужином шли веселые
разговоры и пение. Так продолжалось до глубокой ночи,
когда усталые гости (на балах никогда не танцовали) расхо¬
дились по домам. На другое утро, разумеется, возобновля¬
лись серьезные занятия, непрерывно продолжавшиеся на мно*
гие недели.67
К числу отвлечений от преподавательской и научной дея¬
тельности нужно отнести участие Сеченова в окружном суде
«в качестве присяжного заседателя. Не знаю почему, его до¬
вольно часто призывали к выполнению этой обязанности и
всегда вместе со мною. Таким образом, неразлучные дома и
в университете, мы оказывались неразлучными и в суде, где
всегда голосовали одинаково. Нам приходилось большей
частью быть старшинами присяжных и выносить приговоры,
которые всего чаще были оправдательными. По этому поводу
у прокурора составилось ложное убеждение, будто мы оба
разделяем теорию о невменяемости преступлений. Один то¬
варищ прокурора в своей обвинительной речи долго распро¬
странялся о том, что среди присяжных есть такие, которые
на основании учения о рефлексах головного мозга считают
всякое преступление ненаказуемым. В действительности наши
яастые оправдательные приговоры едва ли не в большинстве
случаев объяснялись крайней неполнотой и небрежностью в
составлении предварительного следствия. Невозможно было
брать на свою совесть осуждение обвиняемых без достаточ¬
ного основания. Иногда же нам приходилось выносить оправ¬
дательные приговоры, несмотря на то, что мы подавали го¬
лоса в пользу обвинения. Это случалось всегда, когда дело
шло о мошенниках, совершивших различные подлоги с бо¬
лее или менее сложными приемами, или о. чиновниках, ули¬
ченных во взяточничестве и других преступлениях. В числе
присяжных всегда оказывалось достаточное число голосов за
оправдание, так как им был недоступен разбор сколько-ни*

Воспоминания о Сеченове
59
будь запутанного преступления. Что касается чиновников, то
такие присяжные ссылались на несправедливость наказания
только некоторых из них, в то время как все они— взяточ¬
ники и негодяи. Несмотря на все наше профессорское крас¬
норечие, нам не удавалось в таких случаях добиться обвине¬
ния ввиду противодействия низшей братии, которая упорно
стояла на своем «не виновник», как говорили крестьяне Одес¬
ского уезда. Наоборот, когда на скамье подсудимых оказы¬
вался кто-нибудь, обвиняемый в конокрадстве, то ему всегда
приходилось плохо от тех же присяжных, несмотря на недо¬
статочность предварительного и судебного следствия.
Обсуждая дела в суде, Сеченов и я основывались исклю¬
чительно на нашем понятии о справедливости, не внося ни
малейшего постороннего элемента, никакой политики.**
Такими же мы всегда были и в университетских делах.
Мы не присоединились ни к одной из существовавших пар¬
тий — московской и малороссийской — и сохраняли свою не¬
зависимость.69 Мы старались, по мере сил содействовать
научному успеху университета, невзирая на то, происходит
ли предлагаемый кандидат из местных и мало- и новорос¬
сийских ученых, или же он является чужим,— «москалем»,
К студентам мы относились сколь возможно снисходительно
на экзаменах и при обсуждении их провинностей, считая
вредной и излишней строгость. Мы на основании фактов
могли убедиться в том, с какой легкостью совершаются пре¬
вращения молодых людей, как бывшие крайние революцио¬
неры становятся ревностными охранителями, а социалисты
самого левого толка превращаются в настоящих кулаков.
При таких условиях жестоко карать недочеты и проступки
пеустановившейся молодежи, применяя к ним мерило, при¬
годное лишь к более зрелому возрасту.
Вполне солидарные по всем вопросам общественным и
нравственным, не ^удивительно, что наши отношения дошли
до большой интимности. Нам не оказывалось надобности
скрываться друг перед другом. Однажды, видя Сеченова с
некоторых пор особенно мрачным, я спросил его, что с ним.
«Вот в чем дело, мамаша (так называл он меня). С некото-

60;
Страницы воспоминаний•
рых пор я почувствовал особенное влечение к молодой женЛ
щине, которой даю уроки по математике и физике. Я реши!
тельно не знаю, как это; произошло, и думаю, что это лишь1
временное увлечение, зависящее, очевидно, от прилива крои
ви к продолговатому мозгу». С течением' времени, после]
окончания уроков и по отъезде, молодой дамы, Сеченов ухм
покоился, и жизнь вошла! в обычную колею,: без резких пере-:
мен настроения?духа.' •• > гг :\оо.ч	.>>	•	>	с	>о>Н
Я привел- этот случай как о^евь характерный для душев-j
ного склада моего друга и интересный даже са более общей
-точки зрения. Известный поборник допущения женщин к
высшему образованию, он с ранних пор стал испытывать вле¬
чение к прекрасному полу. Самый переход его от военной
службы, к науке: совершился под влиянием молодой женщи¬
ны, ßi\ которую он влюбился в Киеве,: еще будучи сапером.
Она; внушила ему стремление к высшим формам человече¬
ской деятельности и зажгла в нем тот священный огонь, ко¬
торый пылал в нем в течение всей его жизни.70 Разорвав
с прошлым, Сеченов. на свои небольшие средства поехал
учиться за границу; и сразу окунулся в европейскую н ауку.; 71
Сначала его работы вращались около вопросов с обществен¬
ным оттенком, как его исследования о действии спирта на!
органйзм; но мало-помаЛу ой перешёл к задачам чисто науч-1
ным. НеАьЗЯ' 'нет' йидеть Bf этом явлении нового доказатель¬
ства того закона,1 Что характерная для мужчин инициатива0 в
низших и высших проявлениях гениальности связана с отправ¬
лением, которое вследствие очень глубоко укоренившегося
предрассудка ©твоеи’гся к числу особенно презираемых:72 ' -
Подобно тому как мускульная сила была приобретена
еще животными предками человека в борьбе за обладание
самкой, так и умственное превосходство мужчины развилось
с той же целью. Связь поэзии, литературы, ораторского ис¬
кусства и музыки с любовью признана всеми до того, что
принято относиться снисходительно к увлечениям таких Ге¬
ниев, как Гете, Байрон, Виктор Гюго, Толстой, Вагнер и пр;
Но почему-то существует мнение, будто научная инициатива
составляет исключение из этого правила!. Так, например,

Воспоминания о Сеченове
61
Оствальд в своей биографии гениальных физиков и химиков
настаивает на том, что в жизни их любовная сторона не
играла заметной роли. Но на чем основывает он это убеж¬
дение? В автобиографиях принято не говорить об этом ще¬
котливом предмете. Ни в автобиографии Дарвина, ни в ав¬
тобиографии Герберта Спенсера (я выбираю их для примера)
пет ничего, что могло бы пролить некоторый свет на отно¬
шение их творчества к любви. Мимоходом Дарвин упоми¬
нает, что ему нравились красивые женщины, а Спенсер за¬
мечает, что он не мог бы жениться на Джордж Элиот уже
оттого, что она была некрасива; но оба автобиографа не идут
дальше в освещении этой стороны их жизни. Несмотря на
то, что Спенсер в своей двухтомной автобиографии уверяет
читателей, что он предлагает им свою естественную исто¬
рию, тем не менее он поступил, как тот русский сановник,
который, убеждая другого сановника, поборника класси¬
цизма, в пользе преподавания естественных наук в женских
институтах, заметил, что это преподавание должно доходить
лишь до пояса. А между тем было бы очець важно в инте¬
ресах человеческого преуспеяния иметь обстоятельные сведе¬
ния о любовной стороне жизни великих людей.
Не подлежит сомнению, что в ученом мире не должны
встречаться примеры похождений, подобных тем, которые
известны относительно гениальных литераторов и композито¬
ров, но это еще не доказывает, чтобы любовь не играла нат
правляющей роли в жизни ученых. Из числа известных мне
случаев сошлюсь на следующий. Кто не знает, что немецкий
бактериолог Роберт Кох принадлежит к числу величайших
благодетелей человечества и самых выдающихся ученых на¬
шего времени? После многолетней, упорной работы над ча¬
хоткой вот что случилось с ним. Разойдясь со своей женой,
доброй матерью и хорошей домохозяйкой, Кох пламенно
влюбился в молодую актрису, с которой он должен был, в
конце концов, сочетаться законным браком. Это событие сов¬
пало с открытием съезда немецких врачей в Лейпциге в
1892 г., в котором мне пришлось принять участие. Трудно
описать всю степень злорадства знаменитейших немецких

Страницы воспоминаний
профессоров, которые в-дружеской беседе за кружкой пива
разносили Коха за его поведение в виде Отместки за его
научное превосходство.73
Увлечения Сеченова не ограничивались теми двуш при¬
мерами, которые я Привел выше. Он очень мило рассказы¬
вал в своей автобиографии о случае, который произошел с
ним в Риме. В начале своего пребывания за границей, оста-
новясь в пансионе молодой, красивой итальянки, он сразу
страстно влюбился в нее и дошел до того в своем ослепле¬
ний, что предложил ей «руку и сердце». Стоило больших
усилий со стороны его друзей и его самого, чтобы расстроить
это безумное предприятие. 74 И в дальнейшей жизни Сечено¬
ва бывали случаи, подтверждающие несправедливость мне¬
ния Оствальда. '	■'
Говоря об интимной стороне характера моего друга, не
могу не коснуться еще следующей черты его. В высшей сте^
пени поразительно, что этот глубокий ум, проникший в со*
кровенные закоулки духовной жизни, внесший положитель¬
ный метод в изучение психологии, не мог отделаться от са¬
мых нелепых предрассудков. С ним ни за что нельзя было,
поздороваться через порог; он ни под каким видом не согла-1
шалея подать солонку с солью, всячески увертывался от чис¬
ла 13 И т. п. Наш общий товарищ, знаменитый профессор
Ценковский решительно не мог понять этой двойственности
сеченовской натуры. Между тем у Сеченова эта предрассу*
дочность была совершенно серьезна. Она доказывает, до ка*
кой степени укореняются впечатления первых лет: раз про-1
никнув в детскую душу, они остаются в ней навсегда или
же проходят с величайшим трудом. Я помню упорную борь¬
бу, которую должен был вести против нелепых предрассуд¬
ков (трех свечей, луны с левой стороны и т. п.), заимство*
ванных3 в раннем детстве у моей матери. Было бы очень ин¬
тересно изучить психологию этих заблуждений.? 1
Жизнь Сеченова, такая, какой я ее описал, продолжалась
в Одессе с небольшим пять лет. К концу этого срока' его
потянуло на север, отчасти по семейным соображениям,
отчасти йследствие потребности более широкой научной Дё-

Воспоминания о Сеченове
63-
ительности. В Одесском университете того времени был боль¬
шой недостаток в лабораторной обстановке и в составе про¬
фессоров, среди которых Сеченов, все более и более увле¬
кавшийся физико-химической стороной своей задачи, нуждал^
ся в опытном советнике (какого он нашел в Петербурге в
лице Менделеева). При отсутствии медицинского факультета
и малочисленности студентов на естественном, физиология не
могла занять подходящего ей места, вследствие чего он не
мог создать школы учеников, как ему это удалось в Меди¬
цинской академии.
Как при переходе в Одессу, так и для возвращения в Пе¬
тербург Сеченову нужно было преодолеть строгость мини¬
стра народного просвещения графа Д. А. Толстого. При по¬
мощи разных протекций это ему удалось, и он был, наконец,
переведен профессором в Петербургский университет.75 Так
как мне невозможно было следовать за ним, то мы рас¬
стались в 1876 г. Только два года спустя мы встретились во*
время Турецкой войны, которая нас обоих в высшей степени«
волновала. Но эта встреча была очень кратковременной. Го¬
раздо дольше мы были вместе в 1891 г., когда Сеченов при¬
ехал в Париж с тем, чтобы позаняться в Пастеровском ин¬
ституте с целью ближайшего ознакомления с учением о фер¬
ментах и с микробиологией вообще. Мы с ним виделись каж¬
дый день и подолгу беседовали.
Он оставался таким же добрым и преданным другом,
подчас веселым собеседником. Но временами у него про¬
скальзывали грустные ноты, и он без видимой причины об¬
наруживал мнительность. «Я вам не хочу мешать», «быть,
может, я вам надоел» и т. п. звучали странно в его речи.
Пму было тогда всего 62 года, но, несмотря на его сохра¬
нившуюся живость, старость уже давала себя чувствовать,
»го замечалось в характере его разговора и во многих ме¬
лочах жизни. Он сохранил прежнее хлебосольство и с осо¬
бенной любовью разыскивал разные редкости, чтобы угощать
Друзей.76
Как и прежде, мы сохранили полнейшее сходство во
имглядах на окружающее. Раз как-то спросил он меня, ду-

64
Страницы воспоминаний
маю ли я окончательно поселиться во Франции, и на мой
утвердительный ответ заметил, что. я делаю очень хорошо и
что он советует мне не возвращаться в Россию, где жить
особенно тяжело. Довольно продолжительное пребываний
Семенова в Париже перенесло нас в одесские времена, и мне
Жалко было расставаться с ним. После этого мне удалось
еще раз увидаться с ним в Москве в 1897 г. во время Меж«
дународного медицинского конгресса.77 Среди всеобщей су¬
толоки и калейдоскопической смены встреч и впечатлений
мы уединились у него на квартире, чтобы .еще раз побеседо¬
вать по душе и с сочувствием вспомнить былое. Это было
наше последнее свидание.: ';	:	^
-un Оба, ленивые корреспонденты, мы лишь изредка обмени-1
вались письмами, а через общих знакомых были осведомлен
ны. друг О. друге. ; :	■	,	.	.	: •	■	:	-V.
В возрасте 76 лет, заболев воспалением легких, столь гу*
бительным для стариков, Сеченов скончался. Чтобы, дать чич
га тел ю представление о его заслугах, не входя в разбор его
научных трудов, скажу, что наш современный .знаменитый
физиолог И. П. Павлов охарактеризовал Сеченова как отца
физиологии в России. Кроме многих первоклассных работ, он
создал немало учеников, к адслу которых, кроме упомяну-)
тых выше, нужно причислить еще профессоров Вериго и
Кравкова, учеников последнего периода его деятельности.
Но влиянре Сеченова распространялось и. далеко за пределы
èro специальности, и память о. нем сохранится на все вре-,
мена.
Я боюсь, что не сумел достаточно изобразить перед, чита¬
телем его возвышенную, чистую личность; но, все-таки на¬
деюсь, что мои воспоминания пригодятся историку русского
просвещения вообще, а имеющей быть изготовленной к по¬
лувековому юбилею истории Новороссийского университета,
в частности.
Saint Léger tvellnes
16 (29) июля 1914 г.

О Н. И. ПИРОГОВЕ 78
Собирая материалы для празднования столетия со дня
рождения Пирогова, вы, между прочим, обратились ко мне.
Не будучи ни анатомом, ни хирургом, ни педагогом, я не
мог бы ничего сказать вам о деятельности Николая Ивано¬
вича, если бы в моей собственной жизни не служилось об¬
стоятельства, в котором он сыграл большую роль.
Тотчас по окончании курса в Харьковском университете,
в 1864 г., я поехал за границу для усовершенствования своих
знаний в зоологии. Я отправился на маленький остров Гель¬
голанд с целью ближе познакомиться с миром морских жи¬
вотных. Там я сошелся с знаменитым немецким ботаником
Коном, который очень советовал мне поработать в Германии
под руководством кого-нибудь из лучших зоологов. В это
время как раз должен был собраться съезд немецких есте¬
ствоиспытателей и врачей в Гиссене, где тогда был профес
сором один из самых знаменитых зоологов того времени —
Лейкарт.
«Поезжайте в Гиссен,— сказал мне Кон,— и постарай¬
тесь воспользоваться советами Лейкарта и, если возможно,
останьтесь у него подольше». Я с увлечением ухватился за
отот план, но очень ограниченные средства моих родителей
давали мне малую надежду на его выполнение.79 При по¬
мощи всяческих лишений я скопил деньги, нужные для по¬
ездки на съезд, но должен был покинуть мечту остаться
дольше за границей для научного усовершенствования.
На съезде в Гиссене собрался весь цвет немецкого есте
г гвознания. Знакомство с Лейкартом и другими зоологами
пеелило во мне самое пламенное желание остаться в Герма¬
нии. Но как осуществить это? Я не мог рассчитывать ни на
помощь родителей, ни на командировку от министерства на-
(I И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

Страницы tux номинант)
родного просвещения, так как незадолго перед тем оно от¬
правило за границу целый штат молодых ученых и в числе
их зоолога Степанова из Харькова.
Когда я высказал Лейкарту сожаление, что не. могу
остаться у него надолго из-за недостатка средств, то бн
предложил мне обратиться к Пирогову, которого он знал
лично и которому было поручено наблюдение за молодыми
русскими учеными, командированными за границу для при¬
готовления к профессуре.80
Пирогов отнесся с большим вниманием к рекомендации
Лейкарта и выхлопотал мне стипендию министерства народ¬
ного просвещения на два года.
Благодаря Николаю Ивановичу я получил возможность
спокойн0 предаться научной работе и в то же время посту¬
пил в число поднадзорных ему молодых ученых. В качестве
такого я должен был лично явиться к нему и отдать от¬
чет в моей научной деятельности. Свидание наше состоялось
осенью 1865 г. в Неаполе, в одном из тамошних больших
кафе.
Пирогов принял меня очень любезно, расспрашивал о
моих занятиях, о неаполитанской фауне, о моих планах на
дальнейшее будущее и при этом выказал себя не начальни¬
ком, а добрейшим руководителем, симпатичный характер ко¬
торого запечатлелся у меня на всю жизнь. Я поэтому тем
более присоединяюсь с большой радостью к многочислен¬
ному голосу лиц, вспоминающих с теплым чувством Пирого¬
ва по случаю столетия со дня его рождения.
После неаполитанского свидания мне ни разу не удалось
больше встретиться с Николаем Ивановичем.
Севр,
4	(17) ноября 1910 г.

ПАМЯТИ Н. А. УМОВА П
Многоуважаемый господин редактор!
Мне только что доставили вашу телеграмму с печальным
известием о кончине профессора физики Н. А. Умова. В ней
Вы высказываете желание получить от меня несколько\£трок
о	моем умершем друге. Не будучи специалистом по части
физики, особенно математической, я не могу рассказать Ва¬
шим читателям содержание его многочисленных выдающихся
работ в этой области. Но я охотно поделюсь с ними воспо¬
минаниями о Н. А. Умове как об ученом, ставившем служе¬
ние науке выше всего в мире и представлявшем собой во
всех отношениях тип высоко благородной личности. До конца
жизни он остался верным идеалу, которому начал служить
с ранней молодости.
Сын врача, он с юных лет увлекся математикой, к кото¬
рой обнаружил большие способности, и вскоре погрузился в
изучение самых трудных задач математической физики. Он
был отчасти провозвестником теорий, которые лишь в по¬
следнее время выступили на первый план в науке.
Защитив магистерскую диссертацию в Москве, он был
утвержден штатным доцентом (по уставу того времени) в
Одесский (Новороссийский) университет, где он сразу про¬
извел очень хорошее впечатление * своей вступительной лек¬
цией. 82 Несмотря на то, что Умов был настоящий москвич,
в университете он примкнул^ не к так называемой москов¬
ской партии, а сразу сделался членом кружка, главой кото¬
рого в то время был знаменитый русский физиолог И. М. Се~
ченов. Этот маленький кружок, в состав которого входили,
*	См. «Автобиографические записки И, М. Сеченова», 'Москва, 1907.
стр. 148.

Страницы воспоминаний
казалось бы, самые разнородные элементы, имел девизом
науку в самом возвышенном значении.83 Не легко бывало
проводить в жизнь его принципы, но Умов всегда твердо
держался их. Не могло быть и речи о том, чтобы ради ка¬
кой-нибудь практической цели эта чистая личность отступила
от своих убеждений. Вот почему очень скоро Н. А. завоевал
любовь своих ближайших товарищей и уважение даже со
стороны своих противников. В сеченовском кружке он полу¬
чил репутацию идеалиста, далекого от всего земного. Одна
остроумная дама из нашего кружка обозначила его форму¬
лой: «кси, возвышенного в степень ро». Идеалистом Умов
оставался всю свою жизнь.
Я находился с ним в самой близкой дружбе, и общение
с ним не осталось без влияния на мою судьбу. Привив себе
возвратный тиф в 1881 г., я лежал больной, когда были на¬
значены ректорские выборы в Одесском университете.84 По¬
ложение дел было в высшей степени натянутое и трудное,
так как выборы эти состоялись в начале периода реакции,
последовавшей за убийством императора Александра II.
Главными кандидатами в ректоры были два профессора, ра¬
зумеется, из консервативного лагеря, из которых один отли¬
чался большим умом и необыкновенной ловкостью в обделы¬
вании дел своей партии, тогда как другой, не хватавший
звезд с неба, мог своим неумением лишь навредить дел$
реакции. Положение сложилось таким образом, что в инте¬
ресах спасения университета от невыносимого гнета здравый
смысл заставлял предпочесть недалекого реакционера та¬
лантливому. Не имея возможности по болезни присутствовать
при выборах, я доверил мой голос Умову в уверенности,
что он положит черный шар опасному для университетской
свободы кандидату. Но мой закадычный друг, верный своим
принципам, применил к выборам ректора ту же мерку, ко¬
торой мы следовали при выборах профессоров, и положил
мой шар в пользу кандидата, гораздо более достойного в
научном отношении, но несравненно более вредного с точки
зрения интересов университетской свободы. Этими выборами
была решена моя участь, и я сразу понял, что искусно орга-

Памяти Н. Ач Умова
69
пизованное реакционное течение выбросит меня из универ¬
ситета. 85
Само собой разумеется, что мне и в голову не приходило
обвинять Умова в распоряжении им моим шаром. Чистота
его намерений была настолько очевидна, что не могло быть
сомнения в его уверенности, что он действовал исключитель¬
но на пользу университета. Мы, конечно, остались друзьями
и после моего выхода в отставку.86
Перейдя в Москву в девяностых годах прошлого столе¬
тия, Умов', уже постаревший, и там остался тем же чистым,
преданным всецело науке идеалистом.87 Когда небывалая до
того реакция обрушилась с силой на Московский университет
и учинила в нем разгром, приведший в ужас истинных 'Слу¬
жителей науки и свободы преподавания, Умов с болью серд¬
ца ушел' из университета, лишившись физического кабинета,
необходимого ему для продолжения его научной деятель¬
ности. 88
За последние годы мне не раз приходилось встречаться
с Умовым в Москве и Париже и убеждаться в том, что он
ни на волос не отступал от своего юношеского идеала.
Я уверен, что, помимо его научных заслуг, память о нем
сохранится у всех, кому дорога наука и свобода преподава¬
ния ее.89
Прошу Вас, многоуважаемый господин редактор, принять
уверение в совершенном почтении Вашего Ил. Мечникова.
Париж,
9	(22) января 1915 г.

МОЕ ПРЕБЫВАНИЕ В МЕССИНЕ
(Из воспоминаний прошлого)90
Когда газеты вышли с заголовками статей: «Гибель Мес¬
сины», «Мессина совершенно разрушена» и т. п., то можно
было думать, что сообщаемые ими известия очень сильно
преувеличены ради возбуждения большего интереса в чи¬
тающей публике. Но и после получения более подробных
сведений действительность оказалась ужасной. Множество
домов пострадало от землетрясения и последовавшего за
ним наводнения морской волной. Бедствие усиливалось еще
вследствие пожара, вспыхнувшего во многих частях города
вследствие повреждения газовых труб и газометров. Число
человеческих жертв еще не определилось с точностью, но
если оно и ниже 100 ООО, возвещенных газетами, то во вся¬
ком случае оно должно быть очень велико. Уже теперь мож¬
но видеть, что облик прежней Мессины существенно изме¬
нился и что нынешняя катастрофа ужаснее всех бывших ра¬
нее в Сицилии землетрясений.91
После смерти кого-нибудь из близких является потреб¬
ность говорить об усопшем, вспоминать черты его лица и
характера, все до мелочей. Так и теперь. Катастрофа, по¬
стигшая Мессину, оставляет впечатление как о потерянном
близком друге, и сами собой напрашиваются воспоминания
о времени, проведенном мною в ней. Многократное пребыва¬
ние в Мессине оставило во мне глубокие следы, и потому,
кроме чувства жалости, которое теперь испытывается все¬
ми, во мне говорит еще особенное личное чувство.
Мессину я знал более сорока лет. Она издавна была из¬
любленным местом естествоиспытателей, интересующихся
жизнью низших морских животных. И я попал в нее с целью
их исследования. В первый раз меня увлек туда мой незаб¬

Мое пребывание в Мессине
венный товарищ и друг А. О. Ковалевский, который поехал
туда весной 1868 г. В своих письмах он так восторженно
описывал мне богатство мессинской морской фауны и так
усиленно меня звал к себе, что я, недолго думая, покинул
Неаполь и поплыл в Мессину.92
После ночи, проведенной на море, рано утром наш паро¬
ход причалил к мессинской пристани. Окруженная живопис¬
ными, но невысокими горами, Мессина расположилась полу¬
кругом вдоль пролива, в виду калабрийского берега и нахо¬
дящегося на нем небольшого города Реджио.
Часто говорят о прелести Мессины и о ее великолепных
дворцах на морской набережной. Особенно теперь, когда
большая часть Мессины подвержена действию землетрясе¬
ния, описывают красоту ее с особенным энтузиазмом. В дей¬
ствительности же Мессина далеко не была красивым горо¬
дом. При въезде в нее с моря прежде всего поражала гряз¬
ная набережная, загроможденная товарами, между которы¬
ми первое место занимают деревянные ящики с апельсина¬
ми. Здания, окаймляющие набережную, тоже грязны и не¬
гармоничны. Нижние этажи их заняты большей частью кон¬
торами пароходных компаний и разными коммерческими
предприятиями. Здесь же и большая гостиница «Тринакрия»
и несколько других, менее значительных. Параллельно с на¬
бережной тянется довольно широкая улица, главная артерия
города с многочисленными магазинами и лавками. С ней со¬
общается несколько площадей и между прочим Piazza del
<|iiatri cavalliicci * с четырьмя лошадиными бюстами на вы¬
соких цоколях.
Городской сад невелик, но красив и засажен многими
южными ристснимми, Особенно помню большое дерево с
пурпурно красными цистами и иидс мотыльков, под теныо
которого mim« приходилось подолгу сиживать и размышлять.
И оГИцгм город Мессина не представлял ничего сколько-
Н1*ПVUt. мыдлющогосм но красоте, но зато в высшей степени
жннописиы его окрестности. Стоило подняться на некото¬
рую высоту, чтобы увидеть чудный вид на море и на Калаб-
♦	11л<)|цлдь четырех коней (ит.). Р е д.

72
Страницы воспоминаний
рию, или же пройтись или проехать вдоль берега моря, по
направлению к деревне Фаро, чтобы насладиться дивной
природой.
В первое мое пребывание в Мессине я был еще очень
молод. Во мне бурлило усиленное желание возвыситься над
прозаическим уровнем школьной науки. Я усердно работал
над историй развития низших животные в надежде найти в*
ней ключ к пониманию генеалогии организмов. После дня,
проведенного за микроскопом, мы с Ковалевским обменива¬
лись добытыми результатами, спорили и проверяли друг
друга. Но усиленное микроскопирование в Мессине с ее яр¬
ким солнцем вскоре расстроило мое зрение. Мне приходи¬
лось отрываться от занятий по нескольку часов подряд,
и тут-то я уходил в городской сад, где предавался горю
о невозможности продолжать работу и мечтам о том, как
устроить жизнь, согласную с теоретическим мировоззре¬
нием. 93 Несмотря на препятствия, мне удалось все-таки
добыть кое-какие интересные результаты (особенно по исто¬
рии развития иглокожих); но ©се же болезнь глаз принудила
меня покинуть Мессину и снова вернуться в Неаполь. Для
перерыва в занятиях и для избежания морской болезни я
предпринял путешествие сухим путем из Реджио в Неаполь.
В те времена железнодорожного сообщения в Калабрии не
существовало, и мне пришлось несколько дней ехать в поч¬
товой карете до Эболи (недалеко от Неаполя).94 Дорогой
поражали многочисленные деревни, разрушенные бывшим
незадолго перед тем землетрясением, деревни, расположен¬
ные среди больших оливковых садов и каштановых рощ.
Пассажиры, бывшие в дилижансе, всю дорогу говорили о
калабрийских разбойниках, которых тогда было не мало на
пути. Одно время, когда наша карета завязла ночью в гря¬
зи, произошла почти паника между ними в ожидании раз¬
бойников, которые должны были, по их мнению, напасть на
нас из-за ближних развалин деревни, разрушенной землетря¬
сением. Ввиду этой перспективы некоторые путешественни¬
ки запрятывали деньги в чулки и готовили оружие. Я на
этот раз оказался спокойнее многих товарищей по дили¬
жансу: у меня не было ни денег, ни оружия. Страх оказал¬

Мое пребывание в Мессине
73-
ся напрасным, и мы благополучно доехали до железнодо¬
рожной станции в Эболи.
Во второй раз я посетил Мессину через двенадцать лет
после первого, но оставался в ней лишь несколько дней для
решения одного занимавшего меня тогда вопроса (есте-
ствейная история ортонектид).95 Мессину я нашел все в
том же виде грязного портового города среди чудной при¬
роды.
Главное мое пребывание в Мессине относится к 1882 и
1883 гг. Туда я поехал «отдыхать» после выхода в отстав¬
ку из Одесского университета. Уже несколько лет перед
тем я усиленно углубился в изучение ранних стадий разви¬
тия животных уже не только в надежде найти в них клю^
для понимания генеалогии этих организмов, но почти уве¬
ренный в успешном результате моих долгих исканий. Но,
прежде чем притти к выводам, было необходимо сделать
несколько фактических исследований, более или менее кро¬
потливых. К сожалению, жизнь в русских университетах на¬
лагала непреодолимое препятствие к достижению этой це¬
ли. Не говоря о недостаточности зоологического материала
даже в приморском городе, как Одесса, затруднение проис¬
текало от невозможности найти * достаточно времени для
спокойной няучной работы. С одной стороны, профессора
чересчур усердно занимались «делами», т. е. хлопотали о
выборах профессоров, об избрании на должности деканов,
ректора и пр. С этой целью в читальной постоянно соби¬
рались группы, обсуждая малейшие события университет¬
ской жизни. G другой же стороны, студенты вечно волно¬
вались, пользуясь для этого всевозможными обстоятель¬
ствами. После 1 марта 1881 г. положение в университете
особенно обострилось.96
И в то же время я дерзал соображать о происхождении
кишечного канала у животных и о том, каковым он должен
был быть у наших давно отошедших в вечность предков.
Для того чтобы найти сколько-нибудь спокойствия для ра¬
боты, я забрался в самую отдаленную комнату зоологическо¬
го отделения под защиту длинного ряда помещений чучел
животных и других коллекций. И вот в то время, когда я

74
Страницы воспоминаний
сидел над историей развития медуз, ко мне пришли два
профессора с (внушением вступить в бой по поводу универ¬
ситетских дел. Скрепя сердце, нужно было бросить микро¬
скоп и ринуться в водоворот советских заседаний, резуль¬
татом чего получилось мое прошение об отставке и после¬
довавшая затем в небывалый в канцелярских сферах крат¬
чайший срок и самая отставка.97
Очутившись на свободе, моей первой мыслью было
уехать за границу, куда-нибудь, где можно было бы в тиши
заняться продолжением моей научной работы. Мне чуди¬
лось, что избранные мною генеалогические вопросы способ¬
ны привести к интересным результатам общего характера.
Для продолжительного пребывания на море я по разным
соображениям выбрал Мессину, куда и двинулся с семьей,
т. е. с женой и ее братьями и сестрами, находившимися под
моей опекой.»98
На этот раз мы поселились не в самой Мессине, а в ее
окрестностях, в местечке Ринго,* на самом берегу моря, по
дороге © Фаро. Мы наняли небольшой домик довольно при¬
митивного устройства и взяли на прокат кое-какую мебель.
В «гостинной» я водрузил свой микроскоп и все, что нужно
Зыло для работы. Следуя сицилийским нравам, в этом от¬
ношении похожим на русские, нам пришлось взять три че¬
ловека прислуги: типичную смуглую сицилианку, горничную
Нину, подслеповатого повара Кармело и мальчика на побе¬
гушках Праджидо. Все они с вечными жестами и криками
исполняли роль и хотя и без соблюдения правил строгой чи¬
стоты, но все же кормили нас удовлетворительно.
В чудной обстановке Мессинского пролива, отдыхая от
университетских передряг, я со страстью отдался работе.
Однажды, когда вся семья отправилась в цирк смотреть ка-
ких-то удивительно дрессированных обезьян, а я остался
один над своим микроскопом, наблюдая за жизнью подвиж¬
ных клеток у прозрачной личинки морской звезды, меня
сразу осенила новая мысль. Мне пришло в голову, что по¬
добные клетки должны служить в организме для противо¬
действия вредным деятелям. Чувствуя, что тут кроется не¬
что особенно интересное, я до того взволновался, что стал

Мое пребывание в Мессине
75
шагать по комнате и даже (вышел на берег моря, чтобы со¬
браться с мыслями. Я сказал себе, что если мое предполо¬
жение справедливо, то заноза, вставленная в тело личинки
морской чзвезды, не имеющей ни сосудистой, ни нервной си¬
стемы, должна в короткое время окружиться налезшими на
нее подвижными клетками, подобно тому, как это наблю¬
дается у человека, занозившего себе палец. Сказано—сде¬
лано. В крошечном садике при нашем доме, в котором не¬
сколько дней перед тем на мандариновом деревце была
устроена детям рождественская «елка», я сорвал несколько
розовых шипов и тотчас же вставил их под кожу велико¬
лепных, прозрачных, как вода, личинок морской звезды. Я,
разумеется, всю ночь волновался в ожидании результата и
на другой день, рано утром, с радостью констатировал уда¬
чу опыта. Этот последний и составил основу «теории фаго¬
цитов», разработке которой были посвящены последующие
25	лет моей жизни.99
Целый ряд заключений вытек сам собой из основного
опыта с занозой, и мне представилась богатая перспектива
исследований в области научной медицины, которая преж¬
де мне была совершенно чужда. Вскоре я поделился новы¬
ми фактами и мыслями с мессинским профессором -зоологии,
моим большим приятелем Клейненбергом, который к тому
же имел медицинское образование. Он очень поощрил меня
в моих начинаниях, что вскоре было подтверждено судьей,
особенно компетентным в этих делах.
Весной 1883 г. знаменитый немецкий патолог Вирхов
приехал в Мессину с целью поправить здоровье в чудном
сицилийском климате. Я встретился с ним у мессинского
профессора Вейса (оставшегося, к счастью, в живых во
время последнего землетрясения) и разговорился с ним о
моих исследованиях и планах будущих работ в области ме¬
дицины. Вирхов пожелал видеть мои опыты и приехал к нам
в Ринго посмотреть на них. Отзыв его был крайне благо¬
приятный. 100
Таким образом, в Мессине совершился перелом в моей
научной жизни. До того зоолог, я сразу сделался патоло¬
гом. Я попал на новую дорогу, которая сделалась главным

7(5
Страницы воспоминаний
содержанием моей последующей деятельности. Я с особен¬
ным чувством вспоминаю это давно прошедшее время и с
нежностью думаю о Мессине, катастрофа которой меня
глубоко затронула. Говорят, что Мессину решено выстроить
вновь на том же месте, но совершенно иначе, чем прежде.
Это будут низкие здания, расположенные на широких ули¬
цах и построенные из особого материала. Это будет уже
новая Мессина, не моя, не та, с которой у меня связано
столько дорогих воспоминаний.
Париж,
25 декабря [1908].

PACCKÄß О ТОМ, КАК И ПОЧЕМУ Я ПОСЕЛИЛСЯ
за границей т.
После тяжелой бури, пережитой за последние годы, те¬
перь наступил в России период сосредоточения. Повсюду
заметно стремление выяснить себе положение дел и наме¬
тить программу деятельности, причем везде видно желание
содействовать преуспеванию страны. 102 Для того чтобы
наиболее сознательно решить задачу, очень важно ознако¬
миться с возможно большим количеством фактов, способ¬
ных осветить ее. Имея это в виду, я решился побороть
понятное читателю чувство неловкости говорить о себе и рас¬
сказать ему историю того, каким образом я уехал из Рос¬
сии и свил себе гнездо за пределами ее.
Ha-днях пошел двадцать второй год с тех пор, как я по¬
селился в Париже. После такого продолжительного периода
не удивительно, что я решил сложить в нем свои кости. Об¬
стоятельство это может служить ручательством того, что в
последующее изложение не будет внесено никакого личного
мотива, способного повлиять на искренность моего рассказа.
I
Еще рсбеЯкоМ у меня обнаружилось усиленное желание
отдаться науке, которое не иссякло даже несмотря на
школьную муштровку. Нужно, впрочем, сказать, что в то
время, когда я проходил гимназию, т. е. в начале царство¬
вания Александра II, не ощущалось гнета ни с какой сто¬
роны на свободное развитие душевных способностей. Свер¬
ху чувствовалось гуманное отношение начальства, а снизу
не проявлялось фанатического давления на стремления мо¬
лодежи. И в те времена «политика» понемногу прокрадыва¬

78
Страницы воспоминаний
лась в гимназические стены. В них распространяли загра¬
ничные издания Герцена, главным образом «Колокол».10*
Изредка гимназисты увлекались студентами в подпольные
заседания, на которых обсуждались политические дела и
шла речь о противоправительственной агитации. Но все это
не мешало удовлетворению стремления к науке. Не разда¬
валось проповеди о том, что занятие наукой и искусством
есть «подлость» ввиду бедствий, переживаемых народом.
Наоборот, вполне допускалась мысль, что успехи науки
способны наилучше содействовать общему прогрессу. 104
При таких условиях у пишущего эти строки беспрепят¬
ственно развивалось стремление к научной деятельности как
к единственному пути к тому, чтобы составить себе разум¬
ное мировоззрение. В университете, куда я поступил в нача¬
ле 60-х годов, еще господствовала рутина, но среди про¬
фессоров были молодые ученые, горячо преданные науке и
всячески содействовавшие научным стремлениям молодежи.
Среди студенчества уже замечалось нарождение политиче¬
ской нетерпимости. Мой культ науки и систематическое не¬
посещение сходок, на которых главным образом изощря¬
лись в красноречии юристы, создало мне дурную репутацию
у товарищей.
Мое отвращение от «политики» еще более усилрлось,
когда за границей я попал в общество русских эмигрантов
в Швейцарии. Мой старший брат, Лев Ильич, был одним из
деятельных членов русской колонии в Женеве, где в то вре¬
мя поселился Герцен. Я попал как раз тогда, когда против
него шла упорная борьба молодых революционеров. Мой
брат оставался одним из немногих сторонников Герцена.
Посещая последнего, я был очарован его необычайным умом
и остроумием. Слушая чтение его воспоминаний, я увлекал¬
ся им как литератором, но ©се, что у него касалось полити¬
ки, на меня не производило впечатления.105
Близость к герценовскому кружку в Женеве и к баку-
нинскому в Неаполе 106 содействовала лишь большему укре¬
плению моих стремлений к науке и убеждению в том, что
серьезное занятие ею способно неизмеримо больше принести
пользы людям, чем «политиканство».

Как и почему я поселился за границей
79
II
С такими-то' чувствами я взошел на кафедру в Одессе,
будучи тогда еще совсем молодым.
Еще в гимназии товарищи прозвали меня «жрецом», за¬
метив», что разговоры мои всегда смахивали на проповедь.
Такой же характер носили и мои лекции, на которых я не
устанно проповедывал веру 6 науку, причем я разумел на¬
стоящую науку, то, что нередко осмеивалось под назва¬
нием «науки для науки». Я доказывал, что изучение ее
необходимо для того, чтобы человек мог относиться созна¬
тельно к действительности, что и составляет источник вели¬
чайшего блага.
Проникнутый такими чувствами, я старался привить их
и молодежи, которая все более и более увлекалась в сторо¬
ну политики. Для того чтобы влиять на нее, я по возможно¬
сти сближался со студентами и никогда не изображал из
себя «ученого профессора», а держал себя совершенно про¬
сто. Но, разумеется, в мою программу не входило желание
приобрести популярность среди студентов, и я никогда не
потакал их увлечению политикой.107 Однажды, осенью
1879 г., когда я собрался урваться на Средиземное море,
с тем, чтобы заняться исследованием вопроса о генеалогии
низших животных, ко мне явилась студенческая депутация
о просьбой не уезжать за границу. Мне было поставлено
на вид при помощи прозрачных намеков, что в России гото¬
вятся важные политические события, которые потребуют
присутствия всех передовых сил страны. В своем ответе я
сказал, что считаю мою чисто научную деятельность слиш¬
ком высокой для того, чтобы пожертвовать ею для.чего бы
то ни было, и уехал в Неаполь.108
Но с каждым днем положение в России и особенно в
университете становилось все более и более . тяжелым. Поли¬
тика со всей силой ворвалась в учебные заведениями заня¬
тие наукой в них делалось все более и более затрудни¬
тельным.
Одесский университет с самого своего основания отли¬
чался особенным изобилием неприятных дрязг. Как учреж¬
дение тогда еще новое, он не сливался с городом. Профее-

‘80
Страницы воспоминаний
«сора, в большинстве выходцы из других университетов, бы¬
ли в Одессе новичками и не участвовали за крайними ред¬
кими исключениями ни в городском управлении, ни .в бай¬
ковых и тому подобных предприятиях. К тому же в Одессе
не было других высших учебных учреждений, в которых
университетские профессора могли бы занимать места.
Ввиду всего этого деятельность их сосредоточивалась ис¬
ключительно в университете. Все свободное от чтения лек¬
ций время профессора проводили в «лектории», где главным
образом перетирались косточки товарищей, созидались,
укреплялись и разрушались «партии». Выборы новых профес¬
соров и должностных лиц (деканов, секретарей и пр.)
составляли наиболее частую тему разговоров. Личные симпа¬
тии и антипатии играли очень важную роль при этом. Осо¬
бенно заметен был антагонизм между профессорами ме¬
стного происхождения, т. е. малороссами, и москвичами.
Научная оценка кандидатов большей частью подчинялась
личным чувствам. Политика в более тесном смысле Долгое
время оставалась в стороне. Очень немногие профессора ув¬
лекались Катковым и пропопзедывали ненависть к «польской
партии», т. е. к ничтожному числу профессоров — поляков илй
польского происхождения. 110 Большинство же профессоров
отличалось политическим индифферентизмом. Только >в са¬
мом конце 70-х годов между молодыми профессорами поя:
вились редчайшие представители более крайних направле¬
ний, т.. е. социалисты настоящие, или катедер-социалисть*у
Что касается меня, то я оставался все время моего ripe*
бывания в Одесском университете беспартийным и на выбо¬
рах подавал свой голос за кандидата, имеющего • наиболь¬
ший научный ценз. Таким образом, мне случилось положить
белый шар профессору церковного права, представителю
крайне правого направления, к которому я не был причастен,
и профессору политической экономии, крайне левому,
взглядов которого я также не разделял. Я поступил так по¬
тому, что первый был очень известен своими научными тру¬
дами, à второй, рекомендованный лучшими русскими поли-
тико-экономами, был умный, талантливый и ученый препо*
даватель.111

Как и почему я поселился за границей
81
Моя беспартийность порицалась моими товарищами, ко¬
торые уверяли, что общественная деятельность немыслима
при таких условиях, но я не отступал от своего правила, ценя
науку очень высоко, а политику, наоборот, очень низко. Ви¬
дя, однако же, что это мнение почти никем, кроме меня, не
разделяется и что политика сверху и снизу начала запол¬
нять университет, я все более и более стал уходить в свою
лабораторию. 112
III	- л
При таких-то условиях грянул гром. Последствия 1 мар¬
та 1881 г. чрезвычайно приострили все университетские от¬
ношения, и политический характер последних выступил с
особенной яркостью. Хотя по закону действовал еще устав
1863 г., но в воздухе уже носился будущий устав 1884 г.
Это выражалось в том, что очень многие постановления
совета кассировались высшей властью, видящей во всем
вопреки действительности, крамолу. В то время, когда край¬
ние левые партии были побеждены и деморализовёны, власть
как будто не замечала этого и продолжала преследовать
без всякого разбора. Положение профессоров, не имевших
ничего общего с противоправительственными направлениями,
но не видящих никакой надобности в этих преследованиях,
сделалось буквально невыносимым. Лица, как автор этих
строк, преданные исключительно науке и ненавидящие всякую
политику, почувствовали себя в крайне тяжелом положении
и стали тем более подумывать о выходе из него, что оно на¬
чало оказывать несомненное влияние на здордвье, особенно
на нерЁную систему.113 Посещение советских заседаний сде¬
лалось настоящей пыткой при виде того, что там творилось.
Кандидаты на кафедру, научный ценз которых был ниже
нсякой критики, делались профессорами и выставляли свое
невежество с невероятным цинизмом. Лица, возмущенные
этим, стали подумывать о выходе в отставку. Но как осу¬
ществить это намерение? (Почти все профессора в Одессе
были люди без средств, и некоторые при том обремененные
семьей. Выход <в отставку при таких условиях мог повлечь
м\ собой еще худшие последствия. Положение мое было
И И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

82
Страницы воспоминаний
лучше в том отношении, что жена моя имела небольшие
средства, а детей у нас не было никогда. Пользуясь этими
преимуществами, я написал прошение об отставке и держал
его в кармане на всякий случай.
IV
Такой случай не заставил себя долго ждать. За все вре¬
мя моего пребывания в университетах в качестве студента
и преподавателя все ненормальное в жизни их исходило
почти всегда из юридического факультета. Я уже упоминал
выше, что студенческие сходки всегда устраивались юри¬
стами. Впоследствии большинство препирательств в Одес¬
ском университете также начиналось среди профессоров
юридического факультета.
В то время, когда реакция косила без разбора, осенью
1881 г., декан юридического факультета, пересматривая кан¬
дидатские диссертации студентов, кончивших курс весной
того же года, нашел в числе их одну, своевременно одобрен¬
ную факультетом и посвященную разбору деятельности по-
литико-эконома Родбертуса фон Ягецова. Автором диссерта¬
ции был утвержденный кандидатом Герценштейн, впойяед
ствии депутат первой Государственной Думы, столь траги¬
чески и преждевременно погибший. Найдя, что в диссерта¬
ции этой проводятся социалистические тенденции, декан
предложил юридическому факультету постановить решение,
чтобы на будущее время подобные диссертаций бывали сис¬
тематически отклоняемы. Факультет согласился с таким
предложением.114 Постановление это вызвало целую бурю,
в результате которой мое прошение об отставке, до того
лежавшее в моем кармане, очутилось в руках ректора. 115
Студенты, а также многие профессора усмотрели в пос¬
тупке декана прием с целью выставить профессора, одоб¬
рившего диссертацию, «неблагонамеренным» в политическом
отношении. При господствовавшей в то время реакции пред¬
ложение декана и последовавшее за ним постановление
факультета могло повлечь за собой очень тяжелые послед¬
ствия. 116

Как и почему я поселился за границей
83
Несмотря на подавленность всего левого, ,.af особенно
крайне левого, студенты-юристы заволновались. Они устро¬
или враждебную демонстрацию своему декану, цовлекщую
за собой строгое осуждение нескольких из них. Университет¬
ский суд в своей поспешности наказал, между прочим, сту¬
дента, который, по убеждению его товарищей, не участвовал
в демонстрации. Из-за этого возникла новая, еще более
крупная история, сильно взволновавшая весь университет и
его высшее начальство. 117
Попечитель Одесского округа, опасаясь, чтобы универси¬
тетские беспорядки не произвели в правительственных сфе¬
рах особенно неблагоприятного впечатления, решил принять
чрезвычайные меры для успокоения студентов. С этой
целью он пригласил меня вместе с одним профессором ис¬
торико-филологического факультета и предложил нам убе*
дить студентов прекратить сходки и демонстрации и при¬
няться спокойно за продолжение прерванных занятий. Мы
оба согласились воздействовать, но, находя, что источником
зла был совершенно некорректный поступок декана юриди¬
ческого факультета, мы поставили условием, чтобы после
окончательного успокоения студентов попечитель пред¬
ложил декану сложить с себя эту должность, оставаясь
профессором. Попечитель дал нам слово выполнить эту
программу.
Заручившись таким обещанием, нам легко было угово¬
рить студентов возобновить мирные занятия, так что жизнь-
университета вошла вскоре в свою нормальную колею. По-'
печитель, однако же, не исполнил данного им слова, ссылаясь
на то, что он—лицо подначальное, чиновник, зависящий от
министра и лишенный возможности действовать самостоя*
тельно. не	.
После этого мне не оставалось ничего иного, как уйти
и;< университета. После всего, бывшего раньше, измена по¬
печителя переполнила чашу. 119 Так как средства мои не
позволяли жить самостоятельно, то я еще несколько меся¬
цев раньше заручился обещанием моего близкого друга,
председателя Полтавской земской управы, выхлопотать мне
место земского энтомолога. В те времена насекомые произ-
<»ф

84
Страницы воспоминаний
водили .онанительные опустошения на юге ' России, и мне
пришлось-'заняться вопросом о мерах против этой •> беды. Ц?
Полтавская земская управа выбрала меня на должность ме¬
стного энтомолога, и я готовился приступить к ней, когда
совершилось неожиданное семейное событие, изменившее
этот план. Жена/моя получила наследство, доходы с кото¬
рого могли обеспечить наше существование. Мы начали с
того, что поехали на Средиземное море, куда я давно стре¬
мился с целью продолжения своих научных работ. Таким
образом я не сделался полтавским этномологом.
Мое пребывание в Мессине, о котором я уже повество¬
вал читателям «Русских ведомостей» по случаю мессинско¬
го землетрясения, имело последствием то, что из зоолога я
должен был превратиться в патолога и бактериолога. Вер¬
нувшись в Россию, я снова поселился в Одессе, где устроил
маленькую лабораторию на своей квартире. Таким образом
шло дело около двух лет, но так как занятия бактериоло¬
гией требовали больших средств, то мною вместе с двумя
моими бывшими учениками было задумано устроить в
Одессе бактериологическую лабораторию для открытых в
то время Пастером прививок против бешенства, сибирской
язвы и пр.121
Одесское городское управление я* Херсонская земская
управа дали необходимые денежные средства для осущест¬
вления задуманного плана. Покинув государственную служ¬
бу, я таким образом попал в услужение городу и земству.
Поглощенный научной работой, практическую часть, т. е.
прививки и приготовление вакцин, я передал моим молодым
товарищам. Казалось бы, дело должно было пойти успешно.
Вновь возникшее бактериологическое учреждение с жаром
принялось за работу, по против него начали оказывать про¬
тиводействие. Местные представители врачебной власти ста¬
ли производить^ нашествия с тем, чтобы усмотреть какое-
нибудь нарушение правил. В Медицинском обществе устра¬
ивали настоящую травлю против всякой работы, выходящей
из новой лаборатории. Инстанции, Дававшие средства, тре¬
бовали практических результатов. Работы же для. достиже¬
ния последних встречали постоянные препятствия.122 Для

Как и почему я поселился за границей
85
истребления сусликов, вредящих посевам злаков^шам юге
России, нами было предложено испробовать действие бак¬
терий так называемой куриной холеры.123 С этой целью- в
лаборатории начали производить опыты, но в один пре¬
красный день мною было получено предписание одесского
градоначальника, чтобы немедленно прекратить их. Мера эта
была принята по воздействию местных врачей, которые под
влиянием фельетона одной петербургской газеты, написан¬
ного очень бойко автором, не имевшим понятия о бактерио¬
логии, уверили градоначальника, что бактерии куриной хо¬
леры могут превратиться в заразное начало азиатской
холеры.124	,	'	V	'	•
Генерал-губернатор, к которому я должен был обратить¬
ся, отменил постановление градоначальника, но тем не ме¬
нее вся эта перипетия не осталась без влияния на деятель¬
ность лаборатории. К тому же — и это оказалось особенно
важным впоследствии — среди немногочисленных деятелей
ее обнаружился глубокий раскол. Лида, взявшие в свои руки
прикладную деятельность, перестали работать согласно; я
же, погруженный в научную работу, не мог их заменить, и
это тем более, что, не имея диплома на звание врача, я не;
имел права делать прививок людям. Очутившись в таком
положении, я увидел ясно, что мне, теоретику, лучше всего
удалиться, предоставив лабораторию в руки практиков, ко-'
торые, приняв на себя ответственность, смогут лучше вы¬
полнить свою роль.125 Но так как я страстно хотел продол¬
жать свои научные работы, то мне нужно было во что бы то
НИ стало найти убежище, в котором бы я мог спокойно
предаться своим занятиям. В России в то время, кроме
ОДЕССКОЙ, не было другой бактериологической лаборатории.
ПрИНЦ A. II, Ольденбургский задумал основать в Петербур¬
ге большой бактериологический институт.126 Но проученный
одесским опытом и зная, как трудна борьба с противодей¬
ствиями, возникающими без всякой разумной причины со
исех сторон, я предпочел поехать за границу и найти себе
там тихий приют для научной работы. Сначала я посетил
несколько немецких лабораторий, но тотчас же убедился в
том, что условия там для меня совершенно неподходящие.

86
Страницы воспоминаний
Оттуда я поехал в Париж, где в то время (в 1887 г.) строил¬
ся Пастеровский институт.127 Увидя, что там готовится
большое здание с многочисленными лабораториями, но что
в то же время наличный персонал . очень невелик, я
спросил Пастера, согласился ли бы он предоставить мне од¬
ну или две комнаты в новом институте, в которых я мог бы
свободно работать в качестве частного лица. Пастер и его
сотрудники отнеслись к этому предложению очень сочув¬
ственно, и ко дню открытия института (2(14) ноября 1888 г.)
мне было предоставлено очень хорошее помещение и пред¬
ложено звание «заведующего отделением» {chef de ser¬
vice). 128 Вскоре у меня появились ученики, вследствие чего
мне было отведено целое большое отделение института; я
был привлечен к чтению лекций, и вот в течение двадцати и
одного года я продолжаю занятия, о которых я мечтал всю
жизнь. В Париже, таким образом, могла осуществиться
цель научной работы вне всякой политической или какой-ли¬
бо иной общественной деятельности. В России же препят¬
ствия, исходящие и сверху, и снизу, и сбоку, сделали подоб-
ную мечту невыполнимой. Можно было бы подумать, что для
России еще не настало время, когда наука может оказаться
полезной. Я с этим несогласен. Я думаю, напротив, что и в
России научная работа необходима, и от -всей души желаю,
чтобы в будущем условия для нее сложились более благо-,
приятно, чем в те времена, о которых я повествовал в пре¬
дыдущих строках.
Севр,
10	(23) октября 1909 г.

ВОСПОМИНАНИЯ О ПОСЛЕДНИХ ГОДАХ ЖИЗНИ ПАСТЕРА129
Втянутый в изучение заразных бактерий в первый пери¬
од возникновения медицинской микробиологии и поставлен¬
ный в необходимость обзавестись для того лабораторией, я
с радостью принял предложение Одесского городского уп¬
равления и Херсонской земской управы заведывать^ устраи¬
ваемой этими учреждениями бактериологической станцией, в
которой должны применяться открытия Пастера. Это прои¬
зошло вскоре после опубликования его метода прививок
против бешенства, в 1886 г. Я тогда уже вступил в пись¬
менные сношения с Пастером, но впервые я увидел его
осенью 1887 г. Придя в маленькую лабораторию барака, рас¬
положенного в так называемом Латинском квартале Пари¬
жа (на улице Воклена), наскоро устроенного для предохра¬
нительных прививок против бешенства, я увидел дряхлого
старика небольшого роста с полупарализованной левой по¬
ловиной тела, с проницательными серыми глазами, с седыми
усами и бородой, в черной ермолке, покрывавшей коротко
остриженные волосы с проседью. Поверх пиджака на нем
была одета широкая пелеринка. Болезненно бледный цвет
лица и утомленный вид подсказали мне, что я имею дело с
человеком, которому осталось жить недолгие годы, быть
может, лишь несколько месяцев.
Пастер принял меня очень радушно и тотчас заговорил
об особенно интересовавшем меня вопросе — о борьбе орга¬
низма против микробов. «В то время как мои молодые со¬
трудники очень скептически отнеслись к вашей теории,—
сказал он мне,— я сразу стал на вашу сторону, так как я
давно был поражен зрелищем борьбы между различными ми¬
кроскопическими существами, которых мне случалось наб¬
людать. Я думаю, что вы попали на верную дорогу».

88	Страницы воспоминаний
<•
Поглощенный вопросом о предохранительных прививках
против бешенства, которые тогда еще находились в первой
стадии практического применения, Пастер вскоре заговорил
о них и повел меня присутствовать при их выполнении. Он
останавливался на малейших подробностях, отчаивался при
малейшей неудаче, утешал детей, плакавших от боли, при¬
чиняемой впрыскиванием, совал им в руки медные деньги и
конфеты. Легко было видеть, что Пастер всем существом
своим предан делу и что страстность его натуры не умень¬
шилась с годами.
На другой день Пастер пригласил меня с женой к обеду
у него, в его квартире в Нормальной школе. Видя его не¬
обыкновенную простоту в обращении, мне не пришло в голо¬
ву, что обед будет носить сколько-нибудь парадный харак¬
тер* Поэтому я был уверен, что, надевши черный сюртук, я
окажусь одетым вполне подходящим образом. Каково же
было мое удивление и смущение, когда, поднимаясь по
лестнице, я встретил расфранченных дам и кавалеров во
фраках. Я тотчас же собрался вернуться домой, чтобы на¬
деть фрак, который случайно оказался у меня, ввиду того»
что я только что перед Парижем участвовал в Международ¬
ном гигиеническом конгрессе в Вене.130 Пастер стал меня
успокаивать, а для того чтобы я почувствовал себя непри^
нужденно, он сам пошел переодеться и надел сюртук. Обед
и послеобеденное сидение прошли в оживленной беседе, так
что мое смущение совершенно улеглось. Но в этот вечер
обнаружилась черта, очень характерная для Пастера и для
французов вообще. За обедом Пастер вручил доктору Те-
рильону (давно умершему хирургу, прикомандированному к.
Пастеровскому институту) исходатайствованный им у мини¬
стра орден Почетного легиона, что произвело всеобщий вос¬
торг и умиление. А после обеда, думая доставить моей жене
и мне особенное удовольствие, он стал нам показывать вит¬
рину с многочисленными полученными им орденами. Для
того чтобы произвести на нас особенное впечатление, он вы¬
нул какой-то орден на цепи, сделанный из украшений в1 виде
маленьких роз, и торжественно заявил, что это — очень-
важный бразильский орден, которым награждены только два

Воспоминания о Пастере
89
лица: фн и какой-то бразильский адмирал. Я не мог удер¬
жаться, чтобы не заметить ему, что я не вижу для Пастера
особенной чести в том, чтобы быть поставленным на одну
доску с адмиралом, хотя бы и очень достойным.
Преклонение перед орденами у Пастера играло очень,
важную роль. Вскоре после. моего переселения в Париж он
заботится о том, чтобы меня наградили Почетным легионом.
Раз как-то, увидя его удрученным в сильной степени, я
спросил его, ЧТО С ним. Л’Г,?!	r^'i■ Г п- rRpr
«Можете себе представить,— ответил он,— я только что
вернулся из министерства, где мне наотрез отказали дать вам
сразу офицера Почетного легиона, а, ссылаясь на какие-то
нелепые правила, согласились наградить вас лишь орденом
Кавалера». Я не мог удержаться от улыбки и стал всячески
успокаивать Пастера, уверяя ег,о, что я отношусь очень рав-'
нодушно к подобного рода отличиям. Вряд ли Пастер пове¬
рил моей искренности и не подумал, что я так говорю лишь
из деликатности по отношению к нему. И впоследствии, за
26	лет моей жизни во Франции, я не раз мог убедиться в
том преувеличенном значении, которое придается в ней
орденам.	■ ;	■ и >>;:М/Д <:•/': >	■/-	- -л.п - .■
К счастью, Пастера волновали и трогали не только забо¬
ты о Почетном легионе. В то время, когда я с ним позна¬
комился, и вообще в последние годы его жизни, его больше
всего интересовали результаты прививок против бешенства
и судьба основанного им института. Пастер не отличался
большой практичностью и потому не удивительно, что орга¬
низация этого учреждения была далека от совершенства.
Независимый характер Пастера не мог помириться с требо-
нательностью членов Парижского городского управления,
которые, прежде чем решить вопрос о бесплатной уступке
земли для института, стали вмешиваться в деятельность вей
ликого ученого и задумали проверять книги, в которых запи¬
сывались прививки против водобоязни. В основе неприязни со
стороны городского управления не малую роль играла, как
почти во всех делах во Франции, политическая подкладка.
Пастер считался монархистом и чуть не клерикалом, тогда
как городские гласные были большею частью крайние ради¬

<90
Страницы воспоминаний
калы и социалисты.131 Все это в конце концов привело к
тому, что город отказался уступить в дар участок земли,
вследствие чего последний пришлось купить за наличные
деньги, что значительно уменьшило средства зарождающе¬
гося учреждения. Постройка института была задумана в
слишком больших размерах, вследствие чего, когда он был
закончен в 1889 г., осталось лишь очень немного денег из
подписной суммы на его содержание. Отсюда заботы Пас¬
тера о приискании новых источников доходов, заботы, ко¬
торые немало отравляли последние годы его жизни.132
Выработка способа предохранения от бешенства была
последней законченной работой Пастера. Хотя он при испол¬
нении ее и пользовался сотрудничеством такого мастера, как
доктор Ру, но не подлежит сомнению, что гениальность
Пастера сказалась и в этой лебединой его песне. 133 Ру уве¬
рял меня, что без постоянного участия Пастера, направляв*
шего и воодушевлявшего своих учеников, они никогда не
дошли бы до тех результатов, которые были ими достигнуты.
Хлопоты по делу предохранительных прививок и заботы
о будущности института и особенно расстроенное здоровье
привели к тому, что Пастер должен был навсегда отказать¬
ся от научной деятельности. Приготовленная для него лабо¬
ратория, смежная с его квартирой, не могла служить ему.
Как-то раз. ему доставили индеек, погибших от инфекции.
Он пожелал вместе со мной изучить причину этой болезни,
но из этой работы не получилось положительного резуль¬
тата.
Не увенчалась успехом и его попытка лечения падучей
болезни посредством впрыскивания мозговой эмульсии. Кто-
то из числа врачей, посылавших Пастеру пациентов для
предохранения от бешенства, заметил, что они влияли очень
благоприятно на падучие припадки. Пастер по своему обык¬
новению сразу увлекся этим, и со свойственными ему жа¬
ром, энергией и отдачей всего себя на дело принялся за ле¬
чение. Он стал во всех больницах отыскивать подходящих
больных, следил подробно за частотой припадков и за влия¬
нием на них прививок мозгового вещества, но в конце кон¬
дов он больных не вылечил, а свое здоровье еще больше

Воспоминания о Пастере
91
расстроил. От беспокойства и волнения у него^сделалась
упорная бессонница, вследствие чего его родные и мы вде,
близкие ему, настояли на том, чтобы он прекратил затеян¬
ную работу.
Видя себя бесйомощным для продолжения столь дорогой
ему деятельности, Пастер стал сильно грустить. Он чувство¬
вал, что не выполнил всего того, что ему хотелось еще со¬
вершить, и эта неудовлетворенность мучила его. Напрасно мы
убеждали его, что он сделал так много для науки и челове¬
чества, что со спокойной совестью может почить на лаврах.
Все это нисколько не удовлетворяло его ненасытной потреб¬
ности к делу, которое стало его второй натурой.
Не будучи в состоянии сам продолжать работу, Пастер
нередко подымался в мою лабораторию, расспрашивал о
моих занятиях и предавался воспоминаниям о прош¬
лом. Свое воодушевление и необыкновенную энергию он
старался вложить в своих учеников и сотрудников. Он ни¬
когда не отравлял скептицизмом, cTOJ?b свойственным до¬
стигшим апогея своей славы ученым, а, наоборот, всегда
поддерживал дух и надежду на успех. Когда Ру удалось
получить яд дифтеритной бактерии, Пастер все время по¬
буждал его как можно скорее и энергичнее приняться за
предохранение животных от дифтерита. Озабоченный успе¬
хом института, он очень поощрял работавших в нем, надеясь
обеспечить этим будущность излюбленного им учреждения.134
По утрам Пастер спускался вниз и присутствовал при
прививках против бешенства. По окончании их он подымал¬
ся в лаборатории и осведомлялся о ходе работ. После же
завтрака он в дни заседаний регулярно посещал Академию
паук и так называемую Французскую академию, в которых
состоял членом. Раз в неделю он отправлялся в земельный
банк (Crédit foncier), где его выбрали в члены правления.
По этому поводу на него раздавались нарекания, указывав¬
шие на то, что ученый не должен принимать участия ни в
каких ненаучных, особенно денежных, делах. Но при этом
мабывали, что у Пастера была семья (сын, дочь и двое вну¬
ков) и жизненные условия, требовавшие немалых расходов.
Я помню, что когда здоровье Пастера уже очень пошатну¬

92
Страницы воспоминаний
лось и он мог выезжать только в экипаже, то возник вопрос
ос »найме, ему на год кареты в одну лошадь. Это было целое
событие, потребовавшее долгих расчетов и размышлений и
только после продолжительных переговоров увенчавшихся
успехом. Со временем, когда роль науки будет достаточно
оценена, покажется невероятным, чтобы такой человек, как
Пастер, принесший столь неисчислимые блага людям, мог
на высоте своей славы и на закате жизни озабочиваться
вопросом об экипаже.
Вскоре после основания института участие Пастера в
его деятельности и управлении им сделалось скорее при¬
зрачным. Во многом его заменил вице-директор Дюкло, но и
он стушевывался перед Ру, который собственно сначала и
до сих пор всегда был настоящим директором. Заседания
совета института были простой формальностью, на которых
подтверждались мероприятия Ру. Когда к Пастеру обраща¬
лись с каким бы то ни было вопросом, он постоянно отсы¬
лал к последнему.
Так как в то время, о котором я говорю (начало девяно
стых годов), бактериология разрабатывалась повсюду с ли¬
хорадочной поспешностью, Пастеру было трудно самому
следить за движением науки, и он часто обращался к кому-
нибудь из нас, особенно когда к нему являлись посетители.
Я помню, он как-то раз прислал за мной, когда у него си¬
дел какой-то совершенно в науке не известный, но очень
важный доктор из Мексики. Я застал его в кабинете Пасте¬
ра рассевшимся в кресле, с огромной золотой цепочкой и
необыкновенно самоуверенным видом. Он явился с проек¬
том нового лечения одной очень распространенной инфек¬
ционной болезни и был крайне удивлен, что Пастер ни¬
когда не слыхал о его методе. «Как странно,— сказал он,—
что, в то время как мы в* Мексике очень осведомлены о ва¬
ших открытиях, вы, г. Пастер, совершенно не знакомы
с моими работами». Разумеется, из предприятия мексикан¬
ского эскулапа ничего не вышло, и теперь даже трудно при¬
помнить, в чем заключалась его система лечения.
Пастера осаждали всевозможные посетители, обращав¬
шиеся к нему с самыми невероятными просьбами и предло¬

Воспоминания о Пастере
93
жениями. Его также забрасывали письмами, намкоторые он
отвечал с чисто ангельским терпением. Но по вечера шьон
оставался в одиночестве с бесконечно преданной л ему же¬
ной. Последняя читала ему вслух, большей частью истори¬
ческие воспоминания, причем Пастер нередко засыпал под
монотонные звуки ее чтения. Изредка я заходил к нему ве¬
чером, чтобы развлечь его беседой о новых открытиях и
вообще о движении в науке. Эти рассказы, видимо, зани¬
мали его.
Постепенно силы Пастера стали падать. Время от време¬
ни повторявшиеся мелкие мозговые кровоизлияния оконча¬
тельно разрушили как физическое здоровье, так и умствен¬
ную мощь этого гиганта мысли и дела. Однажды осенью я
застал Пастера в постели в очень ослабленною и угнетенном
состоянии. Несмотря, однако, на общий упадок сил, он
очень оживился, когда я сообщил, что в газетах пишут
о	проекте устроить ему грандиозное чествование по поводу
предстоящего семидесятилетия со дня его рождения. При
этом еще раз сказалось пристрастие Пастера ко всякого ро¬
да внешним проявлениям почтения. Все в доме зашевелились
в заботах о возможном сохранении здоровья и сил пред¬
стоящего юбиляра. На нем еще более сосредоточилось уча¬
стливое внимание всех окружающих. Юбилей, действитель¬
но, состоялся 22 декабря 1892 г., но, боже, в каком виде
предстал бедный Пастер перед многочисленной публикой,
собравшейся, чтобы его поздравить. Бледный, больной, дрях¬
лый, он не мог без слез выслушивать многочисленные под¬
несенные ему адреса и был не в состоянии сам прочитать
заранее написанное им выражение его благодарности.
Насколько я мог заметить, старость Пастера не была
счастливой. Несмотря на почитание, которое окружало его
i\ семье, и на бесконечное уважение и преданность со сто¬
роны всех соприкасавшихся с ним, он все же считал свою
роль незавершенной и вечно мучился, нередко даже без до¬
статочного к тому повода.
Вскоре после юбилея началось медленное угасание Пас¬
тера, и он постепенно умирал вплоть до настоящего конца,
наступившего 28 (16) сентября 1895 г. После очень холод

94
Страницы воспоминаний
ной первбй "половины лета в конце наступила сильная жара.
Пастер с1 семьей проводил каникулы в Вильнев л’Этан
(Villeneuve l’Etang), в помещении, служившем некогда для
конюхов Наполеона Третьего. Около станции Гарш, по до¬
роге в Марли ле-Руа и Сен-Жермен, находится чудный
парк, в котором когда-то был дворец, служивший летним
местопребыванием императора. После войны дворец этбт
был разрушен, но постройки для прислуги сохранились в це¬
лости. Когда Пастеру понадобилось просторное и удален¬
ное QT Парижа помещение для многочисленных собак, слу¬
живших для разработки вопроса о прививках бешенства, то
правительство уступило ему эту бывшую резиденцию импе¬
ратора. В ней были устроены собачники и сараи для мелких
лабораторных животных. Для этого послужили прежние ко¬
нюшни, а находившийся над ними очень легко когда-то
построенный этаж с целым рядом комнат был занят Пасте¬
ром с семьей (женой, дочерью с мужем и детьми) и ветери¬
наром, заведующим животными. К концу жизни Пастера в
конюшне, находившейся под его квартирой, были помещены
лошади, служившие для приготовления лечебных сывороток
против дифтерита и столбняка. Лошади эти производили
сильный шум, а запах от их навоза подымался наверх, и все
это вместе очень беспокоило Пастера и его близких. Но, не¬
смотря на эти неприятности, Пастер любил свою летнюю ре¬
зиденцию, так как она напоминала ему его прежнее рабочее
время, и к тому же он находился в обстановке, соответ¬
ствовавшей его вкусам; приготовление лечебных сывороток,
разведение лабораторных животных, разговоры с ветерина¬
ром и другими служащими,— все это развлекало его.
Каждое лето Пастер ездил в Вильнев л’Этан, и каждый
раз осенью он возвращался оттуда с подкрепленными силами.
Но осень и зима в Париже вредно влияли на него. Болезнь,
которая так подтачивала его здоровье, имела очень давнее
происхождение. 135 Она была причиной постигшего удара,
от которого он хотя и оправился, но. не настолько, чтобы не
чувствовать его последствий всю остальную жизнь. Полу¬
паралич левой половины тела мешал ему выполнять лабора¬
торную работу и вынуждал его пользоваться услугами ок-

Воспоминания о Пастере
9S
ружающих. Такое состояние, с временными ухудшениями м
улучшениями, длилось в продолжение многих лет.	»	г*
Когда весной 1895 г. Пастер снова поехал в Вильнев, та
никому не могло притти в голову, что он более не вернется
в Париж. Летнее пребывание на даче не только не восста¬
новило его сил, но, напротив, ослабило его сильнее прежне¬
го. В начале сентября я получил письмо от Ру (я тогда был
на каникулах в Дофинэ), в котором он предупреждал, что
состояние Пастера внушает серьезное опасение. Вернувшись
тотчас же в Париж и посетив Пастера в Вильневе, я уди¬
вился, застав его под тенью огромного темнокрасного бука
в сравнительно бодром состоянии. Он был в£сел, смеялся и
шутил, и хотя речь его и была несколько затруднена, но ни
что, повидимому, не оправдывало опасений Ру. Но такое
состояние продолжалось недолго. Новое мозговое кровоиз¬
лияние усилило параличное состояние и уложило его в по¬
стель, с которой он более уже не поднимался. Будучи дол¬
гое время подвержен хроническому воспалению почек (у не¬
го постоянно находился, хотя и не в большом количестве,
белок в моче), (Пастер скончался в припадке уремии, окру¬
женный всеми родными и близкими. Когда накануне смер¬
ти ему предложили немного молока, он с трудом ответил,
что не в силах выпить его. Коматозное состояние продол¬
жалось не менее суток. В это время к нему привели знако¬
мого ему монаха. На вопрос последнего:	«Страдаете ли
вы?», Пастер ответил: «Да». Это все, чего от него мог до¬
биться служитель церкви.
Из этого маловажного события составили целую исто¬
рию о том, что Пастер перед смертью пожелал причастить¬
ся и исповедаться, что он скончался в лоне католической
церкви, и многое другое в таком же роде. Рассказ об это^г
подогрел укоренившееся во многих умах убеждение, что
Пастер всю жизнь был ревностным католиком, чуть не ре¬
лигиозным фанатиком. В действительности он избегал раз¬
говоров на религиозные темы и всегда обнаруживал чрез¬
вычайную терпимость. Когда при мне ему случалось заго¬
ворить о религии, то он всегда отделывался самыми общи¬
ми фразами на тему о бесконечности и о том, что наука

Страницы воспоминаний
«ще не в состоянии решить множестваи,самых важных во¬
просов. Упрек Пастеру в том, что свои исследований;,):
целью разрушить веру в существование .произвольного за¬
рождения и доказать, что брожение составляет результат?
жизнедеятельности микробов, он предпринял ради, противо¬
действия материализму, неоснователен.; .Пастер много раз
настаивал на том, что в научную работу никогда не следует
вводить религиозных мотивов, и сам строго держался этого
правила. Предвзятая мысль его о несуществовании при ус :
ловиях действительности произвольного зарождения была
подсказана ему тем, что для возбуждения брожения в бес¬
плодной питательной среде ее необходимо было засевать
некоторым количеством живого бродила. Без последнего
среда никогда самостоятельно не изменялась. Соотношение
-брожения с наличностью живых микробов (мертвые дрож¬
жи и бактерии никогда не вызывают брожения) привело его
к убеждению, что первое обусловлено жизнью. Но Пастер
никогда не утверждал, чтобы не существовало неживого
-бродила, т. е. чтобы живые микробы не были в состояний
влиять на органические вещества посредством вырабатывае'-
■мого ими химически действующего фермента. Он только
подвергал критике работы о нахождении подобных ве¬
ществ.136 Как одно из доказательств в пользу того, что Пас¬
тер вовсе не настаивал на виталистической точке зрения, могу
привести его теорию о приобретенной невосприимчивости
против инфекционных болезней, которая была придумана им
на чисто химической почве. В действительности же в этой
невосприимчивости участвуют жизненные процессы, кото¬
рые Пастеру даже не приходили в голову.137
Зять Пастера, писатель Вальри Радо, бывший самым близ¬
ким другом его, уверяет, что Пастер веровал в загробную
жизнь. Но и он не разделяет мнения о католической рели¬
гиозности своего тестя. Если Пастер соблюдал некоторые
религиозные ритуалы (так, например, он ел постное по пят¬
ницам), то это происходило исключительно ради уступчиво¬
сти женским членам его семьи, которые, действительно, бы¬
ли очень религиозны. Эта снисходительность его доходила
.до того, что он перед сном повторял за своей женой вечер-

Воспоминания о Пастере
тою молитву, никогда не будучи в состоянии ее запом¬
нить. 138	■	; I .	7с]
Пастера упрекали еще в излишнем монархизме. Сын ун¬
тер-офицера наполеоновской эпохи, он, как впрочем и ог¬
ромное большинство французов, сохранил культ «великого
императора». Он чувствовал себя привольно , у Наполеона
Третьего и с большим удовольствием вспоминал часы, про¬
веденные при дворе его, где его просили делать научные
беседы. Пастер вообще был прийЕрженцем всякого суще¬
ствующего правительствами потому он легко освоился и с
Третьей республикой. Прежде всего Пастер был страстный
патриот и ненавистник немцев.139 Когда ему приносили
с почты немецкую книгу или брошюру, он брал ее двумя
пальцами и отдавал мне или отбрасывал с чувством 'вели¬
кого отвращения. Это не помешало ему, однако же, при¬
нять мое предложение отправить Коху поздравительную те¬
леграмму после оповещения им об открытии лекарства про¬
тив бугорчатки.
В то время, когда я попал в Пастеровский институт, уже
ходили толки о франко-русском союзе, к которому он отно¬
сился с необыкновенным увлечением. По этому поводу при¬
помню следующий случай. В числе моих учеников находил¬
ся в те годы один русский доктор, отличавшийся крайней
неаккуратностью. Уехав на несколько месяцев из’ Парижа,
он оставил свое место в моей лаборатории заполненным
массой старых препаратов и никому ненужным хламом.
Когда по возобновлении занятий после каникул потребова¬
лись места для новых учеников, я велел очистить стол и
шкап неисправного доктора и перенести его вещи в другую
комнату. По истечении некоторого времени этот доктор, од¬
нако же, вернулся и, узнав происшедшее, напал на меня са¬
мым грубым образом. Я, разумеется, не остался у него в
долгу и выпроводил его из института. На другой день при¬
ходит ко мне Пастер, ужасно взволнованный, с двумя боль¬
шими исписанными листами в руке. «Что ©ы наделали,—
обратился он ко мне,— вы выгнали князя, доктора А., отсю¬
да, между тем как он командирован русским правитель¬
ством. Прочитайте-ка его письмо ко мне, а вот и мой ответ,
7 И. И. Мечников, Страницы воспоминаний

98
Страницы воспоминаний
который, я уверен, вы вполне одобрите». В письме к Пасте¬
ру князь горько жаловался на меня и грозил, что русское
правительство не оставит так этого дела, намекая, что по¬
следнее может даже повлиять на франко-русскую дружбу.
В своем проектированном ответе Пастер стал усиленно из¬
виняться перед грозным князем и уверять его в самых луч¬
ших чувствах к нему. Я, разумеется, не согласился на от¬
правку такого письма, написанного почти в унизительном
тоне, и убедил Пастера в том, что мой противник вполне
заслужил наложенную кару, что командированный за
границу доктор — кавказский князь, человек крайне невоз¬
держанный и не серьезный работник — не должен быть тер¬
пим в нашем институте. Мне стоило не мало труда, чтобы
успокоить Пастера и уговорить его изменить редакцию свое¬
го ответа. Вскоре Пастер убедился, что уход раздраженного
князя от нас ничуть не помешал франко-русскому союзу.
У	Пастера, разумеется, как и у всех на свете, были свои
слабости, но не подлежит сомнению, что, помимо огромного
блага, принесенного им человечеству, это был во всех отно¬
шениях превосходный человек с необыкновенно отзывчивым
и добрым сердцем.140

СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ ПАСТЕРОВСКОГО ИНСТИТУТА *41
I
На-днях Парижскому Пастеровскому институту испол¬
нилось двадцать один год. В свое время официальное от¬
крытие было отпраздновано самым торжественным образом
в присутствии президента республики Сади . Карно, мини¬
стров, посланников иностранных держав и многочисленней¬
ших представителей науки со всех стран света. Пастер, ра¬
строганный до слез, принимал множество адресов и по¬
здравлений. От волнения он не мог прочитать составленную
им речь и передал ее своему сыну.
Теперь нравы переменились. Годовщина института прош¬
ла совершенно незамеченной, и я думаю, что огромное боль¬
шинство его многочисленного персонала даже не знало об
лом событии. За эти двадцать один год состав института'
очень значительно увеличился и настолько изменился, что»
из лиц, участвовавших при открытии его, осталось лишь
трое: нынешний директор института доктор Ру, заведующий^
лабораторией брожений Фернбах и пишущий эти строки.
11о	не только внешняя картина института, а и внутреннее*
содержание его во многом изменилось. Рядом с эффектив¬
ной внешностью, силы и средства его были очень слабы.
Удрученный хроническим недугом, Пастер уже не был в со-
СТОИИИИ риботать. Еще со свойственной ему страстностью
nil сдсдил ш прививками для предохранения от водобоязни
И ймдмоиллси при малейшей неудаче. Одно время он пробо-
М>! даже заняться лечением падучей болезни, но эти опыты
ли ШНоЛ степени возбуждали его нервную систему и вредно
м?р#ж«лнеь нл его расшатанном здоровье, что все окру-
ж и и > 1111 м его уговорили бросить это предприятие. Не будучи
м состоим мм работать сам, но, еще пламенно любя науку и

100
Страницы воспоминаний
живо интересуясь ею, Пастер обхаживал лаборатории и от¬
водил душу воспоминаниями о своей прежней деятельности.
Остальной персонал института был очень немногочисле-
нен, и к тому же большинство членов его уже глядело в
сторону, видя, что институт слишком беден, чтобы обеспе¬
чить существование. Из двух с половиной миллионов фран¬
ков, собранных по подписке на основание института, .полто¬
ра миллиона ушло на покупку земли и постройку здания.
Процентов с оставшегося миллиона, 30 ООО франков, было
недостаточно на покрытие текущих расходов. Правитель¬
ственная субсидия, тоже в 30 ООО франков, позволяла кое
как сводить концы с концами, но об организации сколько-
нибудь широкой деятельности института не могло быть и
речи. Положение это чрезвычайно удручало Пастера, кото¬
рый все придумывал разные средства, чтобы улучшить ма¬
териальное положение его любимого детища* Его всемирная
слава и бесконечные связи были недостаточно сильны, что¬
бы развязать кошельки богатых людей. С целью заинтере¬
совать их Пастер пригласил наиболее знатных из них в со¬
став совета института. В числе членов его был знаменитый
Альфонс Ротшильд, на которого особенно устремлялись взо¬
ры Пастера. Но, изредка участвуя в заседаниях совета, это!
богач вынимал из кармана не бумажник, а часы, выражая
нетерпение, что заседание еще не кончилось,
Ухаживание за сильными мира сего не выручило института
из беды. Особенно памятны попытки Пастера выудить кое-
какое пособие от барона Гирша, одного из самых богатых
людей того времени. Стоило огромного труда, чтобы заста*
вить его посетить институт. Все думали, что, раз побывав в
нем, Гирш не замедлит раскошелиться. Но ожидания эти не
сбылись. Барон с чрезвычайно надменным видом подошел
к Пастеру, сказав, что им взаимного представления не нуж¬
но, так как оба они всем хорошо известны. Бегло осмотрев
институт и взглянув на коллекцию микробов, которые были
ему показаны под целой батареей микроскопов, Гирш удив¬
ленно спросил : «Какая может быть от всего этого поль¬
за?» — и поспешно ушел.
Пастер все надеялся увеличить средства института и ку-1

Совершеннолетие Пастеровского Института	101
пить огороды, которые зеленели против его окон, но он так
и умер, не дождавшись исполнения своей мечты. Мате-,
риальное положение института былу^до того печально, что
когда понадобилось купить двух лошадей для попыток при^
готовления первых лечебных сывороток, то Ру должен был
это сделать из собственных, крайне скудных средств. Но
чти-то лошади и положили начало благополучию института.
Они послужили для проверки открытия Беринга об образо¬
вании в крови особенно приготовленных животных лечебно¬
го вещества против столбняка и дифтерита. Но в то время,
как целебное действие кровяной сыворотки лошади против
первой болезни оказалось незначительным, против дифтерита
она проявила магическую силу. Ввиду такого результата бы¬
ло куплено еще несколько лошадей, и вскоре институт стал
продавать большое количество противодифтеритной сыво¬
ротки, что дало ему возможность стать на ноги, т. е, уве¬
личить работающий персонал и вообще несколько расширить
свою деятельность. Затем поступили значительные пособия
от одной дамы, а также от баронессы Гирш, вдовы банки-,
ра, о котором было рассказано выше.
II
Бедственный период института продолжался около семи
лет, затем наступило сравнительное благоденствие и, нако¬
нец, к сроку своего совершеннолетия институт разбогател.
Вот как это случилось.
В пятидесятых годах прошлого столетия в Париж явил¬
ся из Бордо, чуть не пешком, молодой еврей по имени Иф~
ла, сын совершенно бедных родителей. Поступив на служ¬
бу в банк, к другому бордоскому еврею, очень богатому, он
стал заниматься разными спекуляциями, причем одно время
чуть не угодил в тюрьму. Мало-помалу он сам разбогател.
Сделавшись обладателем нескольких миллионов франков,
гн занял видное положение среди банковских деятелей, и
тут-то к нему со всех сторон приступили бедные родствен¬
ники, жаждавшие денежной помощи. Отличавшийся не¬
обыкновенной скупостью, Ифла вскоре перессорился с ними.

102
Страницы воспоминаний
Овдовев оч;ень, рано и не имея детей, он стал придумывать
о помещении своего состояния на случай смерти, причем
одной из главных целей было — как можно больше обойти
надоевших ему родственников. Вместе со скупостью у Иф-
ла разбилось необыкновенное тщеславие. Ему хотелось,
чтобы его имя перешло в потомство, и он все придумывал
средства добиться этого. ■ По совету одного из друзей ои
подарил большую сумму совету пяти парижских академий,
с тем, чтобы каждые три года из процентов с нее выдава¬
лась премия в сто тысяч франков. В первый раз премия эта
была выдана доктору Ру, бывшему тогда вице-директором
Пастеровского института, и, так сказать, преемнику пасте¬
ровской традиции. Ру отдал свою премию институту для
производства новых работ.142 На эти деньги было куплено
много очень дорого стоящих человекообразных обезьян, на
которых были проделаны опыты с прививкой сифилиса, дав¬
шие очень интересные результаты. Когда Ифла, уже задол¬
го перед тем переменивший свою фамилию на более гром¬
кую — Озирис, узнал о подарке Ру, человека, не имеющего
состояния, то он не хотел этому поверить. Но вскоре он
убедился в том, что есть люди, для которых общее дело
выше личного и, хотя сам Озирис не принадлежал к числу
таких людей, тем не менее симпатии его стали все более и
более клониться в пользу Пастеровского института.
Очень состарившись (ему подошло уже к восьмидесяти
годам), Озирис стал почти исключительно заботиться о пе¬
редаче имущества, доросшего уже до сорока миллионов
франков, в хорошие руки. Изверившись в правительстве, в
учреждении общественной помощи (Assistance publique), он,
по совету близких ему лиц, решил оставить значительную
часть своего состояния Пастеровскому институту для изу¬
чения главнейших человеческих болезней: бугорчатки, сифи:,
лиса и злокачественных опухолей. Гораздо меньшую долю
имущества ои завещал в пользу своих родных, а также на
разные благотворительные учреждения, на постройку па¬
мятников и пр.
Последние месяцы своей жизни Озирис вошел в сноше¬
ния с доктором Ру и со мною для словесной передачи его

Совершеннолетие Пастеровского Института	103
пожеланий. В его мысли было оставить институту около
двадцати миллионов франков, но по окончательной ликви¬
дации наследства на долю учреждения пришлось слишком
тридцать два миллиона.
Формальности по этому делу затянулись в течение двух
с половиной лет, но, наконец, нынешней весной было объяв¬
лено, что институт утвержден в своих правах. Хотя и до сих
пор он еще не получил в свою кассу следующих ему дохо¬
дов, но уже с некоторых пор заметно влияние большого
наследства. Работы в лабораториях оживились, прежняя
стесненность в средствах стала проходить, и около двух лет
назад институт приобрел по соседству большой кусок земли
с готовым зданием для новых лабораторий.
III
После всяческих перипетий институт к своему совершен¬
нолетию почувствовал себя вполне независимым в мате¬
риальном отношении. Подобно тому как дети к именинам
своих родителей подносят им выученные стихи, и мне захо¬
телось ознаменовать наступление новой эпохи з жизни ин¬
ститута каким-нибудь делом. Оставшись все лето в Париже,
я решил посвятить это время на исследование холеры детей,
губящей их в первый год жизни. Несмотря на то, что гигие¬
нические меры все же начинают постепенно распространяться
в народе, смертность от этой болезни еще очень значитель¬
на. Ежегодно от нее умирает в Париже белее дйух тысяч
детей. Но, помимо своего практического значения, изучение
детской холеры представляет и значительный общий интерес.
После тщательных поисков за бактериями, которым можно
было бы приписать эту болезнь, многие ученые изверились в
бактериологии и решили, что детская холера зависит от
отравления продуктами пищеварения в связи с действием
летних жаров.
Поставив изучение этой болезни на опытную почву, нам
удалось вскоре доказать, что она может быть воспроизве¬
дена у маленьких кроликов-сосунов и у маленьких шимпан¬
зе*. Детская холера оказалась, таким образом, такой же чисто

104
Страницы воспоминаний
инфекционной болезнью, как и настоящая азиатская холера.
Но в то время как последняя причиняется коховским вибри¬
онов, поступающим в тело человека с водой или, i реже, с
сырой пищей, детская- холера оказалась : зависящей от
очень распространенной в природе бактерии, известной под
названием протея (Bacillus proteus). Каким же образом
этот последний заражает маленьких детей? Ввиду того что
детская холера гораздо чаще и губительнее у детей, выкарм¬
ливаемых коровьим молоком, чем у кормящихся- грудью,
врачи давно уже решили, что причина болезни должна зак¬
лючаться в коровьем молоке. Поэтому они предписали ки¬
пятить молоко и соску, даваемые детям. Мера эта оказала
полезное действие, но не прекратила эпидемического рас¬
пространения детской холеры. Оказалось, что нередко, не¬
смотря на самые строгие меры относительно молока, дети
все же заражаются детской холерой и умирают от нее.
Притом же и среди грудных детей нередки случаи этой бо¬
лезни. Так, из 1210 детей, умерших от нее в Париже в тече¬
ние первых десяти месяцев текущего года, 229 были корм¬
лены грудью матери или кормилиц.	, ,	г
Открытие, что детская холера производится протеем,-
осветило темную сторону относительно ее распространения*
Дети заражаются, им лишь в редких случаях через посред¬
ство молока; чаще же всего они заболевают вследствие при¬
косновения к их рту и рукам рук, загрязненных протеем. Эта
бактерия, водящаяся в навозе, переносится в теплое время
мухами на пищу и с помощью последней поступает и- ки¬
шечный канал матерей и вообще лиц* ухаживающих за
младенцами. Хотя взрослые люди заболевают сами лишь в
редких случаях от протея (иногда он причиняет так называв-!
мую местную холеру — cholera nostras), но эта бактерия
легко размножается в их теле и может переходить из него1
на руки и на лицо младенцев.
В видах предохранения от детской холеры очень важно,
поэтому не только кипятить коровье молоко, даваемое де¬
тям, но и тщательно мыть руки как детей, так и лиц, уха-'
живающих за ними, а также по возможности оберегать их
of загрязнения мухами;

Совершеннолетие Пастеровского Института	105
Так как протей переносится в теплое время главнейшим
образом с виноградом и сырами, то желательно, чтобы
виноград перед едой опускали на несколько секунд в кипя¬
щую воду. Корку сыров следует счищать или, еще лучше,
обжигать на огне. Можно надеяться, что соблюдение ука¬
занных мер уменьшит детскую холеру еще более, чем это
сделало кипячение молока и соски.
Результаты нашего исследования были сообщены мною
в последнем заседаний Парижской медицинской академии,
но, ввиду того что желательно ознакомление с ними и воз¬
можно широкой публики, я воспользовался для этого лю¬
безным гостеприимством «Русского слова».
Как видно из предыдущих строк, деятельность Пасте¬
ровского института не ограничивается тремя бичами, наме¬
ченными Озирисом в его духовном завещании. Она распро¬
страняется и на множество других болезней. Есть поэтому
основание надеяться, что поступок бывшего еврейского бан¬
кира принесет обильные плоды на пользу всего человечества.
Севру
15 (28) ноября 1909, г.

ПАСТЕРОВСКИМ ИНСТИТУТ В ПАРИЖЕ
(По поводу его 25-летия) 143
За последнее время в газетах и в публике стали много
говорить об институте, открытом четверть столетия назад
для исследования инфекционных болезней и названном в
честь его основателя Пастеровским. Нужно, прежде всего,
заметить, что сам институт оо!вершенно неповинен в этом
газетном шуме, поднятом по его поводу. «Умысел другой тут
был». Высокопоставленные особы, совершенно непричастные
к институту, почему-то пожелали наградить некоторых близ¬
ких им лиц орденами и в поисках повода к этому вос¬
пользовались предстоящим двадцатипятилетием Пастеров¬
ского института. У парламента был испрошен новый закон
об ассигновании значительного количества орденов Почет¬
ного Легиона разных степеней, вследствие чего возникли
оживленные переписка и бесконечные толки о лицах, подле¬
жащих награде. В результате оказалось, что рядом с не¬
сколькими членами Пастеровского института большинство
орденов было ассигновано лицам, совершенно непричастным
к нему, хотя и получившим отличие по поводу его двадцати¬
пятилетия. Обстоятельство это произвело такое возбуждение
среди ученой и неученой братии, что можно было подумать
о каком-нибудь чрезвычайно важном событии.
Поразительна та необыкновенная роль, какую во Фран¬
ции играют ордена. В школах ими награждают детей, начи¬
ная с крошечного возраста, приучая их придавать этим зна¬
кам отличия особенное значение. Одно из первых впечатле¬
ний моего пребывания в Париже соединено с получением
уже давно умершим французским хирургом ордена кавалера
Почетного Легиона. В конце обеда у Пастера, на котором

flacTépoecKuü Институт в Парио/се
107
присутствовало довольно много близких к нему лиц, с осо¬
бенно торжественным видом он вынул небольшой ящичек и
передал его хирургу,144 Восторг последнего превзошел вся¬
кую меру. Он и его жена стали целовать руки Пастеру и
провозгласили, что этот день — лучший в их жизни. Все это
было совершенно искренно и серьезно.
После этого мне неоднократно приходилось видеть при¬
меры чрезвычайно важной роли, какую во Франции играют
ордена, хотя в присуждении их нередко участвуют мотивы,
ничего общего не имеющие с существом дела, как это и
произошло в настоящем случае. Но так как по поводу этих
орденов внимание публики было обращено йа Пастеровский
институт, то, быть может, ей будет небезынтересно получить
о нем некоторые сведения. Из числа лиц, принадлежащих к
этому-учреждению за все время его существования, нас
осталось всего трое. Мне поэтому очень близко известна
его история за эту четверть века. Знакомство с ней может
содействовать сближению публики с наукой, что очень важ¬
но в интересах общего прогресса.
Поводом к учреждению Пастеровского института послу¬
жило открытие Пастером способа предохранения лиц, ри¬
скующих заболеть бешенством. Эта работа была лебединой
песнью великого ученого, который потратил всю свою жизнь
на благо человечества. После оспопрививания, разработан¬
ного и введенного Дженнером, это было первое важное при¬
обретение науки, принесшее непосредственную пользу в
борьбе против заразных болезней человека помощью предо¬
хранительных прививок. Но в то время как оспенная вак¬
цина извлекалась из организма теленка или человека и
прививалась таковой, предохранительное вещество против бе¬
шенства приготовляется особенным способом, посредством
высушивания заразного материала при определенных усло¬
виях. В этом заключалось открытие нового пути в медицин¬
ской науке, и поэтому понятно то огромное впечатление, ко¬
торое оно произвело среди ученых и в публике. Под влия¬
нием этого впечатления была открыта подписка для основа¬
ния особого учреждения, в котором должны были произ-

108
Страницы воспоминаний
водиться предохранительные прививки против бешенства а\
кроме того, новые исследования о заразных болезнях. Для
этого было собрано около миллиона рублей и куплен уча'-*
сток земли в южной части Парижа, на котором начали
строить здание в стиле Людовика XIII. Собственно Пасте^
ровский институт существует уже более двадцати пяти лет*,
так как еще в то время, когда только' что начинали заклады¬
вать новое здание, вывеска с этим названием уже украшала
маленький барак, нанятый в Латинском квартале (на улице
Воклен), приспособленный к прививкам против бешенства!
Научные же работы производились в старой лаборатории
Пастера в Нормальной школе.	'''с:)
Постройка нового института затянулась довольно долго!
и только осенью 1888 г., 14 йоября, могло быть сделано erö
официальное открытие, обставленное очень величественной
Под председательством президента республики Сади Карно}
было открыто заседание, на которое были приглашены мини-*
стры, члены парламента и видные представители науки, ме*
дицины, финансового и промышленного мира. Особенно па-^
мятна фигура Рикора, знаменитого венеролога, которому
тогда было более 80 лет и который вошел, совершенна
дряхлый, опираясь на руку своего служителя. Было произЧ
несено несколько красноречивых речей, в которых воздава-
лась хвала Пастеру, и, разумеется, было роздано несколько
орденов Почетного Легиона. Пастер прочитал прочувствен-1
ную речь* в которой предостерегал своих учеников от скоро-*
спелого увлечения и настаивал на патриотических чувствах!
Вся эта церемония сошла очень торжественно, но на
душе у стоящих близко к делу не могло не быть тревож*
ного чувства при вопросе о том, что ожидает новый институт,!
привлекший внимание всего образованного мира. Пастер в
то время уже был совершенно не у дел. Его хроническая
болезнь состарила его преждевременно. Сотрудников было
очень мало и к тому же некоторые из них уже покинули ла¬
бораторию. Собранные по подписке деньги были почти цеА'
ликом потрачены на постройку здания, так что приходилось
рассчитывать каждую копейку. Все это озабочивало, прежде

Пастеровский Институт в Париже
109
всего самого Пастера. Его главное внимание было направ¬
лено к тому, чтобы добыть новые денежные средства. Энту¬
зиазм публики быстро охладел; богачи, привлеченные к
управлению институтом, не откликались на зов Пастера..
Чтобы помочь этому, нужно было поразить публику каким-
нибудь новым блестящим открытием и расшевелить ее при
помощи газетных писателей.
Такое положение, приводившее бедного Пастера в от¬
чаяние, продолжалось несколько лет. Выйти из него удалось
лишь после открытия сыворотки для- лечения дифтерита.
Сделанное Берингом в Берлине, оно основывалось на рабо¬
тах Ру и Иерсена, выполненных в Пастеровском институте.
Эти два ученых впервые открыли яд, посредством которого
дифтеритная бактерия оказывает свое губительное действие.
Только после этого можно было искать противоядия против
него, что и было сделано Берингом. Но хотя уже в Герма¬
нии стали пробовать противодифтеритную сыворотку для
лечения дифтерита, однако окончательно и систематически
этот вопрос был разрешен Ру через пять лет после откры¬
тия Пастеровского института. Его сообщение на съезде в
Будапеште обратило на себя всеобщее внимание, а француз¬
ские журналисты в пылу патриотического восторга припи¬
сали все открытие Ру. Когда Пастер стал упрекать одного
из репортеров в том, что он написал неправду, то последний
ответил: «Ах, дорогой учитель, правда ведь не интересует'
публику!». Результатом газетного шума явилось то, что, по
почину «Figaro», было собрано более хмиллиона франков для
приготовления противодифтеритной сыворотки в Пастеров¬
ском институте. Несмотря на противодействие со стороны
аптекарей и немалого количества врачей, это лекарство бы¬
стро распространилось повсюду и сделалось вскоре главным
источником дохода института. Материальное существование
последнего этим вполне обеспечивалось, но нельзя было и
думать, о чем так мечтал Пастер, чтобы купить участок
земли на противоположной стороне улицы.
Только после смерти великого учителя в 1895 г. одна
благотворительная дама в память его купила и подарила

110
Страницы воспоминаний
институту этот участок, с тем чтобы на нем была построена
больница для инфекционных болезней. К сожалению, эта
дама обусловила свой подарок некоторыми стеснительными
условиями и внесла очень нежелательный клерикальный
характер.
Сделавшись директором после смерти Пастера, химик
Дюкло начал постройку больницы, но главное внимание и
средства института обратил на создание большого института
биологической химии, во главе которого он поставил Бер¬
трана, сделавшегося известным открытием окисляющих бро¬
дил (оксидаз). Кроме того, Дюкло организовал лаборатории
для научной разработки пивоварения и для изучения физио¬
логии и сельскохозяйственной химии. Главнейшая же задача
института — изучение инфекционных болезней — была ото¬
двинута им на задний план. Бактериологические лаборато¬
рии, не пользуясь достаточными средствами, должны были
кое-как влачить существование, что не мешало, впрочем,,
производить в них интересные исследования. Так, например,,
в них был открыт способ разводить бактерии, проходящие
через фарфоровые фильтры, так называемые фильтрующиеся
бактерии, главным образом бактерию повального воспаления
легких рогатого скота. Приблизительно в то же время мо¬
им помощником Борде был открыт состав вещества кровя¬
ной сыворотки, убивающего бактерий, и было изучено рас¬
творение красных кровяных телец сыворотками. Когда това¬
рищи узнали об этих открытиях, последние показались им
до того отвлеченными, что они шутили, говоря, что Борде
изощряется в расщеплении волоса на четыре части. Впо¬
следствии, однако же, оказалось, что его открытия получили
очень важное практическое применение для диагноза сифили¬
са и некоторых других болезней, а также для судебно-меди¬
цинского исследования кровяных пятен. Этот пример да по¬
служит уроком для тех, кто не придает надлежащей цены
теоретическим научным работам.
Еще в то время, когда Пастер, ввиду бедственного поло¬
жения финансов института, искал средства привлечь внима¬
ние публики каким-нибудь выдающимся открытием, я сове-'

Пастеровский Институт в Париже
Ш
товал ему принести некоторую денежную жертву и ,купить
несколько человекообразных обезьян для того, чтобы вы¬
звать у них болезни, свойственные исключительно человеку.
Но Пастер на это не согласился. Гораздо позже, во время
директорства Дюкло, мое предложение могло, наконец, осу¬
ществиться. Воспользовавшись получением присужденной
мне Международным медицинским конгрессом в Мадриде
так называемой московской премии в пять тысяч франков, *
я приобрел на часть ее молодую самку шимпанзе, послужив-
шую для первого опыта прививки сифилиса. Опыт оказался
удачным, что не замедлило обратить особенное внимание
врачей и публики. В газетах появились статьи с иллюстра¬
циями, и всюду заговорили об экспериментальном сифилисе
как об открытии, подающем надежду на споспешествование
в борьбе против этой ужасной болезни. Разработка этого
вопроса значительно облегчилась благодаря содействию из¬
вестных своей благотворительностью москвичей В. А. и
И. А. Морозовых, предоставивших в мое распоряжение трид¬
цать тысяч франков для научных исследований. 145
Около того же времени «Французский институт» (так на¬
зывается собрание пяти академий) присудил премию Озири¬
са в сто тысяч франков вице-директору Пастеровского ин¬
ститута Ру, который целиком ассигновал ее на опыты с че¬
ловекообразными обезьянами. Факт этот возымел огромное
влияние на судьбу Пастеровского института. Одинокий, пре¬
старелый богач Ифла-Озирис, видевший вокруг себя толь¬
ко лиц, жадных к деньгам, был поражен великодушием Ру.
Это укрепило его в мысли завещать большую часть своего
состояния Пастеровскому институту, который, получив более
двадцати миллионов франков наследства, оказался обеспе¬
ченным на все времена. Это дало ему, прежде всего, воз¬
можность приобрести соседний участок земли с домом, в
*	Обращаю внимание на эти премии международных конгрессов. Хо-
1и сумма их неизмеримо меньше, чем премии Нобеля, но нравственное
рнлчсние их гораздо выше, так как они присуждаются несравненно бо¬
ли* компетентным жюри, состоящим из представителей медицинской
миуки и избранным международным конгрессом.

112
Страницы воспоминаний
котором в короткое время был организован институт для
исследования болезней тропических стран, под руководством
Лаврана, прославившегося открытием паразита перемещаю¬
щихся лихорадок, <и Мениля. В счет полученного наследства
было устроено несколько новых химических лабораторий,
считающихся образцовыми.. В ,них производятся исследования
по физиологии растений в .применении к: сельскому хозяйству
и разыскиваются новые химические соединения для излече¬
ния инфекционных болезней.146
Пастеровский институт, хотя и пользующийся небольшой
денежной поддержкой государства и находящийся в опреде¬
ленных сношениях с правительством, есть частное учрежде¬
ние, принадлежащее анонимному обществу. .Последнее изби¬
рает из своей 'Среды совет, управляющий институтом. В на¬
стоящее время в состав его входят: председатель Дарбу,
знаменитый геометр, непременный секретарь Академии наук;
вице-президент Вальри : РаДо, литератор, зять и биограф
Пастера; Леон Буржуа, бывший председатель совета мини¬
стров; Пуанкаре, нынешний президент республики;' Бетоло,
бывший старшина сословия адвокатов, душеприказчик Ози¬
риса и истинный благодетель института, так как он значи¬
тельно повлиял йа решение Озириса оставить состояние ин¬
ституту; ТисСран, бывший начальник хозяйственного отделе¬
ния в министерстве сельского хозяйства; Дени Кошен, депу¬
тат, один из'предводителей монархической партии парламен|
та; Шантмес, профессор гигиены; Лавран, иСПолняющА!
должность секретаря; Ру, директор института, и автор этйх
. строк, вице-директор последнего.
Совет, состоящий из лиц очбнь занятых, собирается очень
редко и предоставляет полную свободу директору. Послед¬
ний, с своей стороны, мало вмешивается и не стесняет рабо¬
тающих, вследствие чего в институте отсутствует дух при^
нуждения и дисциплины, столь дурно влияющий на серьезно
относящихся к делу ученых. Очень немногие злоупотребляют
этим; большинство же, чувствуя себя привольно в атмосфер
ре свободной научной деятельности, не причиняет ■приютив*;

Пастеровский институт в Париже
113
шему его институту ничего, кроме пользы. Вообще в инсти¬
туте, как французском учреждении, нравы отличаются мяг¬
костью, по сравнению с тем, что замечается в большинстве
вне-французских, сходных с Пастеровским, институтов.
После всего сказанного может показаться, что последний
представляет идеал научного учреждения, совершенный во
всех отношениях. Такое заключение было бы, однакоже, не¬
верно. Не отрицая того, что Пастеровский институт послужил
и продолжает служить на пользу людей и науки, ему еще
недостает не мало для достижения совершенства. Нарушен¬
ное еще во время директорства Дюкло равновесие между
химическим и медицинским отделениями до сих пор не вос¬
становлено. Последнее страдает отсутствием лабораторий и
недостатком клинического материала. Для более успешного
хода работ было бы очень желательно, чтобы, не стесняя
исследователей в их свободной деятельности, рядом с этим
были планомерно организованы работы, на заданные темы.
Институт обладает для этого достаточными материальными
средствами и вообще поставлен в условия, при которых эта
цель может быть вполне достигнута.
Взвешивая, однакоже, положительные и отрицательные
стороны Пастеровского института, нельзя не признать, что
первые очень значительно перевешивают последние. Вряд ли
существует другое научное учреждение, в котором было бы
так хорошо работать, как в нем. За двадцать пять лет суще¬
ствования он представил этому достаточно доказательств.
Севр,
5	(18) сентября 1913 г.
* И. И, Мечником. Страницы по-поминаний

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛИСТЕРЕ
Назначенный организатором Международного гигиениче¬
ского конгресса в 1891 г., Листер сделал мне предложение
прочитать доклад о невосприимчивости; но лично я познако¬
мился с ним несколько месяцев ранее съезда. Я увидел era
впервые в зале Лондонского Королевского Общества.14*
Меня подвели к высокого роста, еще не очень старому щж-
чине с типически английским лицом. Его выразительная кра¬
сивая физиономия, окаймленная седыми бакенбардами, вы¬
разила приветливую, добрую улыбку.149 Он сразу заговорил
о будущем конгрессе и о предмете моего сообщения. В тол¬
пе, собравшейся в Королевском Обществе, трудно было вести
продолжительную беседу, вследствие чего мы скоро разо¬
шлись.
Но гораздо чаще и больше мне пришлось видеться с Ли¬
стером во время гигиенического съезда. 150 После заседания,
на котором я отстаивал роль подвижных клеток в защите
организма от заразных микробов и указывал на важное зна¬
чение их движений по направлению к воспаленному очагу, ш
Листер подошел ко мне и сказал: «Я думаю, что в этих це¬
лесообразных движениях проявляется нечто высшее, чем про¬
стое химическое сродство». В этих словах ярко выразилось,
влечение Листера к таинственному, то мистически-религиоз-
ное настроение, к которому он был склонен в качестве члена
«Общества друзей». От всей его личности веяло возвышен¬
ным идеализмом. За несколько холодной внешностью у него
скрывалась добрейшая душа. Обращение его было просто;
в речи никогда не прорывалась фраза. Во всем его поведе¬
нии и образе жизни чувствовалось серьезное благородство.
Его дом не поражал роскошью, как у большинства его лон¬
донских собратий. Обеды у него не имели ничего общего с

Воспоминания о Листере
115
чревоугодием богатых английских собратий. В виде контра*
ста припомню обед у специалиста по части болезней моче¬
половых органов Томсона, знаменитого, между прочим, тем*
что он вырезал камни у Наполеона III. На этом обеде я при¬
сутствовал вместе с несколькими английскими врачами и в
том числе со Спенсером Уэльсом, введшим чревосечение в хи¬
рургию. Каждое блюдо, каждый сорт вина сопровождались
комментариями. Вино сначала обнюхивалось и потом уже
подносилось ко рту. Дом изображал из себя настоящий му¬
зей, и в одной только столовой была целая коллекция картин
Альма ТаДемы. Ничего подобного никогда не бывало у Ли¬
стера. Последний раз, когда я его видел, в 1906 г., Листер,
уже оченв состарившийся, но еще довольно бодрый, принял
меня в кабинете, заваленном книгами. Он уже не делал са¬
мостоятельных работ, но читал очень много и интересовался
»сем. Он изложил передо мною целую программу работ о
крови и советовал поручить кому-нибудь из моих учеников
ее разработку. Вскоре после этого посещения здоровье Ли¬
стера сильно пошатнулось, и он уже редко оставался в Лон¬
доне, и то не надолго.162
Судя по тому, что известно о личности и характере Дар
пина, Листер во многом напоминал его. У него никогда не
проглядывало ничего низменного, эгоистичного. Он был
джентльменом в лучшем значении слова. *
*	Биографические сведения о Листере можно почерпнуть в «Lan¬
cet* 1912, 17 февраля, и «British medical Journal» от того же числа.

ВОСПОМИНАНИЯ О КОХЕ 133
Знакомство с первой работой Коха тотчас после ее появг
тления на свет вызвало во мне чувство необыкновенного, ува¬
жения к нему. 154 Чувство это передало в настоящее прекло¬
нение, ..когда я прочитал его первый доклад о чахоточной
палочке. Завеса, которая долгие годы скрывала от тревож¬
ного человечества тайну о его самом сильном враге, сразу
спала. 155 Хотя прежние, работы Вильмена ’ установили не
оставлявшим сомнения образом, что бугорчатка есть инфек?
ционная болезнь,, передающаяся посредством заразного на¬
чала, но от этого, до открытия бактерии, которая является
причиной болезни, бактерии, которую можно выращивать в
искусственной среде и, зная .ее свойства, бороться против
нее,, расстояние было огромно. К тому же совершенство тех-
«ики, приведшее Коха к его поразительным результатам)
приводило всех знакомых с делом в настоящий восторг.155
Будучи руководителем целой школы молодых бактериоло¬
гов, Кох сразу сделался противником моей теории невоспри¬
имчивости против заразных болезней. Он внушал своим уче¬
никам темы работ, направленные против меня. Встретившись
на Международном съезде гигиенистов в Вене в 1887 г. с
его главным ассистентом, я узнал от него, что Кох очень же¬
лает видеть мои препараты, относящиеся к моей п-оследней
работе о возвратном тифе, и просит, чтобы я ему прислал
мх.157 Я, разумеется, согласился, но прибавил, что вместо
того, чтобы отправлять препараты, я повезу их сам и пока¬
жу Коху. Бывшие свидетелями этого разговора известные
мюнхенские бактериологи уговаривали меня не делать этого,
так как они были уверены, что я попаду впросак. Кох пред¬
намеренно не увидит на моих препаратах того, что я в них
описал, и объявит мои выводы опровергнутыми на основа-

Воспоминания о Кохе
117
нии личного осмотра моего материала. Я, разумеется, не по¬
слушался этой угрозы и, спустя некоторое время, поехал &
Берлин. Явившись в Гигиенический институт, в котором про¬
фессорствовал Кох, я застал там его ассистентов и учеников.
Осведомившись у Коха, они сказали, что свидание назначено
на следующее утро. Тем временем я выложил свои препара¬
ты и стал показывать их его молодым сотрудникам. Все в
один голос заявили, что то, что они только что увидели под.
микроскопом, безусловно подтверждает мои выводы.
Подбодренный этим, я с главным ассистентом отправился
на следующий день в лабораторию Коха. Я увидел сидящим!
за микроскопом пожилого, но не старого человека, с боль¬
шой лысиной и окладистой, еще не поседевшей бородой.
Красивое лицо имело важный, почти высокомерный вид. Ас¬
систент осторожно сообщил своему начальнику, что я при¬
шел, согласно назначенному им свиданию, и желаю показать
ему мои препараты. «Какие такие препараты,— сердито от¬
ветил Кох.— Я вам велел приготовить все, что нужно, к
моей сегодняшней лекции, а вижу, что далеко не все нали¬
цо». Ассистент стал униженно извиняться и снова указал на
меня. Кох, не подав мне руки, сказал, что он теперь очень
занят и что не может посвятить много времени для осмотра
моих препаратов. Наскоро было собрано несколько микроско-.
нов, и я стал ему указывать на особенно, по моему мнению,,
доказательные места. «Отчего же вы покрасили ваши препа^
раты в лиловый цвет, когда было бы гораздо лучше, чтобы
они были окрашены в голубой?». Я объяснил ему мои дово¬
ды, но Кох не успокоился. Уже через несколько минут он,
метал и заявил, что препараты мои совершенно недоказа¬
тельны и что он вовсе не усматривает на них подтверждения
моих взглядов. Этот отзыв и вся эта манера Коха задели
меня за живое. Я ответил, что ему, очевидно, недостаточно
нискольких минут, чтобы увидеть все тонкости препаратов* \ч
что поэтому прошу его назначить мне новое свидание, более
продолжительное. Тем временем окружавшие нас ассистен-
!ы и ученики, которые накануне были во всем согласны со
мною, хором заявили свое подтверждение мнения Коха. На

118
Страницы воспоминаний
втором свидании Кох был несколько уступчивее. После по¬
пытки несогласия со мною он все-таки увидел, что требова¬
лось, но в заключение заявил: «Знаете, ведь я не специалист
по микроскопической анатомии. Я гигиенист, и потому мне
совершенно безразлично, где лежат спириллы — внутри или
вне клеток». На этом я распростился с ним.158
Лишь спустя девятнадцать лет после этого сеанса Кох
заявил печатно, что я был прав в то время, когда показывал
ему мои препараты. Но между этими двумя событиями успе¬
ло утечь много воды. Кох тем временем опубликовал свои
работы о лечении бугорчатки, претерпел много гонений и вся¬
кого рода неприятностей. 159 Вместо Гигиенического институ¬
та он сделался «директором Института для инфекционных
болезней», при котором у него была собственная клиника.
В один из моих проездов через Берлин, в 1894 г., я зашел
к заведующему его лабораторией, профессору Пфейферу, с
которым у нас было много счетов (разумеется, бактериоло¬
гических). «А знаете, ведь тайный советник теперь здесь»,—
сказал он мне. Припомнив нелюбезный прием Коха во время
моего первого посещения, я не изъявил желания снова пред¬
стать перед его превосходительством. Почти тотчас после
этого Пфейфер вышел, вернувшись вскоре с Кохом. Это был
теперь совсем другой человек. В высшей степени любезный,
он повел меня осматривать его клинику, стал показывать
больных, входил во всевозможные подробности лечения ту¬
беркулином и резко критиковал врачей, не умеющих обра¬
щаться с ним. В заключение он пригласил меня с женой
обедать, с тем, чтобы познакомить нас с его супругой. Сле¬
ды от первого приема совершенно изгладились.160
Затем наступил период странствований Коха в Индию,
Африку и пр. Следующий раз я, через десять лет после вто¬
рого свидания, встретился с ним сначала в Берлине, а потом
в Париже, куда Кох приехал, чтобы показать его своей
жене.161 В качестве бывшей актрисы она стремилась посетить
парижские театры и послушать знаменитых актеров и актрис.
С первого же дня по приезде они каждый вечер ходили по
театрам. Так как Коху в то время уже перевалило за

Воспоминания о Кохе
119
шестьдесят, то я думал, что такое времяпровождение должно
бы его утомить. Поэтому в последний день их пребывания в
Париже, когда мадам Кох пожелала полунощничать в «мон¬
мартрских кабачках», я нашел ей провожатого среди моло¬
дых врачей, которые были не прочь повеселиться. Но Кох и
тут оказался неизменным, он сам повел жену смотреть глу¬
пейшие представления на Монмартре. С большим удоволь¬
ствием Кохи посещали парижские рестораны, обнаруживая
вкусы, не совсем совместимые с ролью Коха как гигиениста.
Он потешался над моей гигиенической последовательностью,
упрекая меня в педантизме. Я думаю, что это отсутствие
«педантизма» у Коха оказало ему дурную услугу, ускорив
<?го смертельную болезнь.
Было видно по всему, что Кох приехал в Париж не ради
научных целей. Тем не менее ему было показано все, что
могло его интересовать. В Пастеровском институте ему был
оказан прием, которого не удостаивались коронованные особы.
Весь персонал собрался в библиотеке, где Кох был встречен
радушным приветствием и единодушными рукоплесканиями.
Осматривая лаборатории, конюшни и остальное, он всего
более интересовался техническими подробностями. Он запи
сывал малейшие усовершенствования в способах взимания
крови у лошадей, в приемах впрыскиваний и пр. Я повел его
к Кюри, который показал нам опыты с радием и его эма~
иацией.
Во время своего пребывания в Париже, которым он
остался очень доволен, Кох успел посетить и некоторые му¬
зеи. Осмотр Луврской галлереи под руководством моей жены
убедил ее в том, что Кох был очень сведущ по части живо¬
писи и обнаруживал серьезный вкус к ней. Вообще он
оказался далеко не узким специалистом, как это могло пока¬
заться при чтении некоторых его статей. Он был очень начи¬
тан в различных областях знания. В философии он был
последователем Маха, одно из сочинений которого он мне по¬
том прислал на память. Мы с ним расстались друзьями. 162
Вскоре после Парижа Кох с женой снова отправился в
и(‘мецкие колонии восточной Африки. Он с любовью вспоми¬

120
Страницы воспоминаний
нал свои путешествия и уверял, что африканский климат
ему очень полезен и что вообще о последнем судят очень
неправильно. По его мнению, климат африканских плоско¬
горий — один из лучших на свете. В письмах к своей дочери,
напечатанных после смерти Коха, он выражал сожаление о
том, в каком дурном климате приходится жить европейцам,
чего они сами впрочем не сознают.
Последний раз мне привелось увидеть Коха летом 1909 \\
Я застал его в лаборатории увлекавшимся исследованиями
бугорчатки, которую он пробовал лечить новыми препара¬
тами турберкулина. Он имел здоровый, бодрый вид, и ничего
не предвещало близкого конца. Одиннадцать месяцев спустя
его уже не стало.

ЧЕСТВОВАНИЕ ДАРВИНА В КЭМБРИДЖЕ *63
Читатели «Русского слова» уже знают, что недавно в
Кембридже состоялся праздник в память столетия со време¬
ни рождения Чарльза Дарвина и пятидесятилетия со време¬
ни выхода в свет его книги о происхождении видов путем
естественного подбора наиболее приспособленных особей.
Из напечатанных в «Русском слове» телеграмм и краткого
отчета лондонского корреспондента читатели могли заклю¬
чить, что празднество это было обставлено самым блестя¬
щим образом и удалось на-славу.
В виду всестороннего интереса, который представляет
учение Дарвина об изменяемости видов, быть может, не
лишне рассказать подробнее обо всем происшедшем за три
дня чествования памяти Дарвина в живописном старинном
университетском центре Англии.
Прежде всего нужно отметить, что уже самый факт вы¬
бора Кэмбриджа для такого празднества имеет большое зна¬
чение. Кэмбриджский университет, в котором богословский
факультет играет немаловажную роль, долгое время отно¬
сился далеко не дружелюбно к уяснению об изменяемости ви¬
дов и о происхождении человека от обезьяны или обезьяно¬
подобных предков. К тому же трехлетнее пребывание
Дарвина в Кембридже не связано непосредственно с его
(‘стественно-исторической деятельностью. В то время он гото-
нился быть пастором, изучал богословие и только начинал
интересоваться природой под влиянием Генслоу.
Первое время после обнародования теории Дарвина мно¬
гие профессора Кэмбриджского университета относились к
ней отрицательно и только гораздо позже примирились с ней
и оценили ее. Поэтому-то так знаменательно, что Кэмбридж

122
Страницы воспоминаний
захотел отпраздновать память Дарвина. С этой целью он
пригласил множество ученых и собрал весь цвет биологиче¬
ской науки обоих полушарий.
Накануне официального торжества съехалось большое ко¬
личество ученых со всего земного шара. Они собрались ве¬
чером в торжественном зале Кэмбриджского университета.
Многие явились в форменной одежде, что придало собранию
вид какого-то маскарада. Большею частью тут были доктора
великобританских университетов в красных мантиях с раз¬
ного цвета обшлагами; изредка встречались русские ученые
в звездах с лентами. Особенное внимание обратили порту¬
гальские представители с лиловыми шляпами в виде каких-
то пирожных. Шляпы эти до того понравились бывшему тут
же директору Берлинского этнографического музея, что он
выпросил себе одну из них для пополнения его коллекции.
Немецкие ученые были в мантиях менее ярких, но с разно¬
образными атрибутами, смотря по университету или акаде¬
мии, представителями которых они были. Рассматривая эту
пеструю толпу, сосед мой поразился проходившим мимо уче¬
ным, осененным длинной седой бородой и одетым в средне¬
вековую черную мантию и такой же берет. На обращенный
ко мне вопрос, кто бы мог быть этот муж с такой величе¬
ственной осанкой и красивой физиономией, я, не долго ду¬
мая, ответил, что это — сам доктор Фауст, легенда о котбром
была увековечена Гете. В действительности же это был зна¬
менитый профессор Бючли из Гейдельберга, один из выдаю¬
щихся немецких биологов.
Но больше всех обратил на себя внимание старик Гукер,
друг и современник Дарвина, ранее всех посвященный в тео¬
рию последнего о происхождении видов путем естественно¬
го подбора. Ему теперь почти девяносто три года, и особен¬
но поэтому на него были обращены взоры всей собравшейся
публики. Из других стариков — свидетелей возникновения
дарвиновской теории, оставшихся в живых, никого не было.
Не было Уоллеса, не решившегося приехать из боязни уста¬
лости. Не было и менее старого Дайера, бывшего директора
сада в Кью, помогавшего Дарвину в его работах по ботани¬

Чествование Дарвина в Кэмбридже
123
ке. Немецкие ветераны дарвинизма Геккель и Вейсман тоже
отсутствовали.
На Гукера смотрели как на особенную диковину. В дей¬
ствительности он очень дряхл и может служить указанием
на то, что долгая жизнь ценна не сама по себе, а лишь в
том случае, когда она совпадает с сохранением умственных
способностей. Было жалко смотреть на этого старца с откры¬
тым ртом, машинально повинующегося жестам и указаниям
его гораздо менее старой супруги. Нет, такое долговечие
совсем нежелательно.
Первое вечернее собрание было исключительно посвяще¬
но личному знакомству съехавшихся многочисленных ученых,
одним присутствием своим доказывавших то чрезвычайно
высокое положение, которое занял Дарвин в современной
науке.
На другой день состоялось официальное заседание, на ко¬
тором были поднесены многочисленные адресы всевозмож¬
ных академий, университетов и ученых обществ. Адресов
этих было такое большое количество, что их читать оказалось
невозможно. Со временем они будут напечатаны в сборнике,
посвященном описанию празднества в честь Дарвина. Из
всех этих адресов я знаю только один,— тот, который был
поднесен мною от имени Пастеровского института в Париже.
Он краток и потому может быть приведен здесь целиком.
Вот его содержание:
«Пастеровский институт присоединяет свое чествование
к тем, которые со всех сторон высказываются сегодня для
почтения памяти великого мыслителя, каким был Чарльз
Дарвин. Наука о микробах, как и вообще все отрасли биоло¬
гии, воспользовалась теорией развития, и, со своей стороны,
она сама представила поразительное подтверждение дарви¬
новской теории. Великое открытие Пастера об ослаблении
болезнетворных начал является доказательством пластич¬
ности видов микробов и легкости, с которой изменяются их
основные признаки. История болезней, вызываемых микроба¬
ми, указывает также на великую роль, которую бесконечно
малые играют в естественном подборе. Не они ли ведут в

124
Страницы воспоминаний
течение веков к исчезновению многие виды растений и жи¬
вотных, недостаточно приспособленные для того, чтобы
устоять против них? Поэтому возможно предвидеть, что раз¬
витие микробиологии даст учению об изменяемости видоа
новые и осязательные примеры истинности учения Дарвина.
Пастеровский институт не мог не принять участия в этих
празднествах и не поднести сегодня этого адреса в знак вос¬
хищения его членов перед гением Чарльза Дарвина».
После длинной процессии приветствий и адресов предста¬
вителей всех пяти частей земного шара были произнесены
четыре речи. Одна из них, сказанная берлинским анатомом
Оскаром Гертвигом, касалась влияния, оказанного дарвинов¬
ской теорией на германскую науку, равно как о роли, какую
сыграла эта наука в распространении и признании учения
Дарвина. Речь американского представителя, известного па¬
леонтолога Осборна, осветила значение дарвинизма в пале¬
онтологии, которая с таким успехом разрабатывается в Аме¬
рике. Представитель английских ученых сэр Рай Ланкестер
с особым ударением отметил, что все основные положения
теории Дарвина остались незыблемы, несмотря на нападе¬
ния, которым она подвергалась в течение пятидесяти лет.
Краткая речь автора этих строк была посвящена связи ме¬
жду дарвинизмом и медицинской наукой. 164 Та истина, что
человек находится в кровном родстве с животным миром,
легла в основу сравнительной патологии. При помощи
изучения низших организмов оказалось возможным устано¬
вить, что воспаление не есть проявление болезни, а лишь
реакция организма против болезнетворных начал. При раз¬
работке труднейших задач медицинской науки, между кото¬
рыми первое место занимает вопрос о злокачественных опу¬
холях (рак, саркомы), теория о происхождении видов дает
ценные указания. Она не допускает предположения, которое
очень распространено среди патологов, что эти опухоли раз¬
виваются из заблудившихся зачатков зародышевых пластов-
Наоборот, с точки зрения дарвинизма, тот факт, что у низ¬
ших животных, имеющих зародышевые пласты, опухоли все¬

Чествование Дарвина в Кэмбридже
125
гда развиваются под влиянием паразитов, указывает на по¬
добное же происхождение раковых опухолей у человека.
Послеполуденное время 10 (23) июня было посвящено
«garden party»* в коллегии Христа (Christ’s College), за ко¬
торым следовал банкет, собравший более пятисот сотрапез¬
ников, и, наконец, ночной праздник у вице-канцлера Кэмб-
риджского университета, на котором посетители прогулива¬
лись в парке, освещенном феерически разноцветными огнями.
На другой день состоялось торжественное собрание, на
котором были провозглашены почетные доктора и между ни¬
ми наш известный симпатичный соотечественник, московский
профессор ботаники К. А. Тимирязев. После «garden party»,
устроенной семьей Дарвина, большинство посетителей разъ¬
ехалось по домам.
Все празднество было организовано превосходно и вызва¬
ло единогласные восторженные отзывы. Главное его достоин¬
ство заключалось, однакоже, не в самых торжествах, а во
встрече лучших биологов всего земного шара, что дало воз¬
можность в самое короткое время многому поучиться.
Первое время после провозглашения теории Дарвина ее
старались опровергнуть в самом основании. Все возражения,
однакоже, оказались несостоятельными, так что с годами
теория получила еще более прочную почву под ногами. По¬
том стали изучать явления изменяемости и наследствен¬
ности—этих главных факторов происхождения видов. С те¬
чением времени возникло новое направление, приписывающее
особенно важное значение резким скачкам в деле возникно¬
вения новых видов. Одним из первых провозвестников этого
учения был скончавшийся петербургский академик Кор-
жинский. Позже в том же направлении стал работать из¬
вестный амстердамский ботаник Гуго-де-Фриз. Ему удалось
из' семян одного американского растения (Oenothera Lamar-
kiana) получить целый ряд резко друг от друга отличающих¬
ся форм, которые с первого раза можнб признать за сЬвер-
*	«Прием в саду» (англ.). Ред.

126
Страницы воспоминаний
А шенно самостоятельные виды. Несколько лет назад мне уда¬
лось самому убедиться в справедливости показаний де-Фри¬
за», который показал мне в амстердамском ботаническом сад)г
выращенные им разновидности и дал их образчики.165
Наблюдения этого ученого легли в основу его теории
о	происхождении видов путем «мутаций», т. е. посредством^
изменяемости резкими скачками, При этом естественный
подбор, обнаруживающийся переживанием особей, наилучше
приспособленных к окружающим условиям, имеет дело не
с мельчайшими, трудно улавливаемыми индивидуальным»
признаками, а со значительными отличиями, легко кидающи¬
мися в глаза.
К теории де-Фриза примкнули многие ученые, между ко¬
торыми назовем кэмбриджскогр профессора биологии Бэтсо¬
на и утрехтского зоолога Губрехта. Даже сын Дарвина
Фрэнсис, известный ботаник, разделяет воззрения неодарви¬
нистов. Против них, однакоже, восстали правоверные дарви¬
нисты, к передовым бойцам которых принадлежит вышеупо¬
мянутый Рай Ланкестер. В своей речи на дарвиновском
празднестве он задел де-Фриза и Бэтсона, хотя и не назы¬
вая их. Подобно другим правоверным, Ланкестер думает, что*
явления, замеченные на Oenothera, не имеют общего значе¬
ния, так как они относятся не к дикорастущему растению, а
к искусственно разводимой разновидности, являющейся, ве¬
роятно, продуктом скрещивания с очень давних времен.
Здесь, конечно, нет возможности распространяться о двух:
современных школах по вопросу о происхождении видов.
Достаточно сказать, что обмен мыслей, который оживленно;
происходил во все времена продолжения кэмбриджских тор¬
жеств, привел к тому, что новодарвинизм имеет серьезное
основание, и что если и невозможно считать правоверный
дарвинизм сданным в архив, то, очевидно, многие из поло¬
жений Дарвина должны подлежать новой переработке.16*
Отсюда, конечно, не следует, чтобы было возможно умалять
огромную заслугу дарвинизма. Учение об естественном под¬
боре как о регуляторе изменяемости организмов остается в
полной силе. Благодаря ему сделался понятным факт гармо¬

Чествование Дарвина в Кэмбридже
127
нического приспособления организации к окружающим усло¬
виям — факт, до Дарвина не поддававшийся рациональному
объяснению и открывавший двери метафизике. И ранее Дар¬
вина многие думали, что виды произошли путем изменчи¬
вости, но никто не имел уверенности в этом, и поэтому никто
не смел строить на этом положении дальнейшие выводы.
С вмешательством Дарвина все изменилось. Открытие есте¬
ственного подбора дало прочную точку опоры, на которой
уже построено много новых истин и немаловажных прило¬
жений. Так как эти результаты заслужили всеобщее призна¬
ние и так как дальнейшая разработка учения о происхожде¬
нии видов, в том числе и неодарвинизм касаются лишь
второстепенных пунктов, то отсюда ясен тот всеобщий энту¬
зиазм, выразившийся в чествовании Дарвина в Кэмбридже.
Париж,
5 июля (22 июня) 1909 г.

ДЕНЬ У ТОЛСТОГО В ЯСНО Я ПОЛЯНЕ 167
I
Благодаря ) обязательному содействию М. А. Стаховича
мне удалось провести целый день в Я<5ной Поляне в обще-*
стве Льва Николаевича Толстого. 168 Это было в конце мая
1909 г. Так как некоторым читателям, быть может, не
безынтересно познакомиться с содержанием наших бесед, то
я передаю их по воспоминаниям.
Я с давних пор интересовался Толстым не только как
гениальным писателем, но и как человеком, старавшимся
разрешить некоторые самые общие вопросы, волнующие мыс¬
лящее человечество. Меня особенно задевала его проповедь
против науки, так как я опасался, чтобы она не оказала
дурного влияния на, молодежь. Я даже в начале девяностых
годов напечатал в «Вестнике Европы» статью «Закон жиз¬
ни», в которой старался разобрать и по возможности опро¬
вергнуть нападки Толстого на науку. На основании чтения
его статей, и особенно статьи «О назначении науки и искус¬
ства», я думал, что выводы Толстого основаны на некотором
рациональном мировоззрении, приведшем его к отрицанию
положительного знания и его результатов, в которых я видел
и теперь вижу залог лучшего будущего. Однако же мои
поиски какой-нибудь системы у Толстого, т. е. цельного и
последовательного развития его взглядов, не привели к по¬
ложительным результатам. 169
Хотя впоследствии и оказалось, что влияние Толстого на
учащуюся молодежь очень незначительно именно в философ¬
ском отношении, тем не менее меня всегда очень интересо¬
вал вопрос о том, каким образом гениальный писатель, жи¬
вущий в век усиленного научного развития, может так упор¬

День у Толстого в Ясной Поляне
129
но отрицать науку и оказывать ей всяческое противодей¬
ствие.
Давно умерший мой старший брат Иван Ильич (смерть
которого послужила канвой для всем известного рассказа
Толстого),170 хорошо знавший Толстого, уверял меня, что,
несмотря на его поразительную гениальность, он не отли¬
чался глубоким и логическим умом. Чтобы пояснить свою
мысль, мой брат сделал следующее сравнение: «Вот ты,—
говорил он мне,— профессор зоологии; ты отлично знаешь
все учение, касающееся лесной дичи. Ты знаешь, например,
что написано о вальдшнепе на разных языках, как устроены
его внутренности и тому подобное. Но, идя на охоту, я возь¬
му не тебя, чтобы ты помог мне найти вальдшнепа в лесу,
а собаку, которая, ничего не зная о нем, разыщет его гораз¬
до лучше, чем ты, одним чутьем. Таков и Толстой. Чутье его
относительно внутреннего содержания человеческой души
необыкновенно, и он отгадывает самые скрытые побуждения
с изумительной верностью. Там же, где нужно решить вопрос
при помощи рассуждения и логики, Толстой очень часто не
выдерживает критики».
С молодых лет интересующемуся общими вопросами о че¬
ловеческих делах и особенно вопросом об основе нравствен
ности, о смысле жизни и неизбежности конца ее, мне давно
хотелось ближе познакомиться с Толстым и из личного об¬
щения узнать его истинное отношение к ним. Я поэтому с
радостью воспользовался случаем побывать у него.
Весной 1909 г. мы с женою ранним утром приехали в Яс¬
ную Поляну.171 Войдя в переднюю старого и довольно об¬
ветшалого помещичьего дома, я увидел сходящего с лест¬
ницы Льва Николаевича в белой подпоясанной блузе. Он
пристально посмотрел на меня своими проницательными
светлыми глазами и, прежде всего, сказал, что находит ме¬
ня мало похожим на виденные им мои изображения. После
нескольких слов приветствия он оставил нас со своими деть¬
ми и, по обыкновению, ушел работать к себе наверх.172 Вер¬
нулся он к завтраку в приветливом настроении и весело го¬
ворил на разные темы. Ел он кушанья отдельные, приготов¬
и И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

130
Страницы воспоминаний
ленные для него: яйцо, молоко и растительную пищу. В кон¬
це завтрака он выпил немного белого вина с водою.
За столом Толстой намеренно не возбуждал разговора на
интересные общие темы, так как хотел это сделать с глазу
на глаз.173 Для этого он предпринял поездку в соседнее име¬
ние Чертковых и взял меня в свой маленький экипаж, запря¬
женный одной лошадью, которой он правил сам. Только
что мы выехали за ворота усадьбы, как он повел, очевидно,,
уже ранее продуманную речь. 174 «Меня напрасно обвиняют,—
начал он,— в том, что я противник религии и науки. И то и
другое совершенно несправедливо. Я, напротив, глубоко ве¬
рующий; но я восстаю против церкви с ее искажением истин¬
ной религии. То же и относительно науки. Я высоко ценю
истинную науку, ту, которая интересуется человеком, его сча¬
стием и судьбою, но я враг той ложной науки, которая вооб¬
ражает, что она сделала что-то необыкновенно важное и по¬
лезное, когда она определила вес спутников Сатурна или
что-нибудь в этом роде. Истинная наука прекрасно вяжется
с истинной религией». Развивая далее эту тему, Толстой
упомянул о том, что, прежде чем выработать свое тепереш¬
нее окончательно мировоззрение, он боялся смерти, но побо¬
рол этот страх благодаря своей вере.
Когда он кончил, я сказал ему, что наука далеко не от¬
ворачивается от вопросов, которые он считает наиболее су¬
щественными, а старается по возможности разрешить их.
В кратких словах я изложил ему свое воззрение, основанное
на том, что человек — животное, которое унаследовало неко¬
торые черты организации, ставшие источником его несчастий.
С этим связаны краткость человеческой жизни и зависящий
от нее страх смерти. Когда со временем наука доведет лю¬
дей до того, что они смогут рационально прожить полный
цикл, то инстинктивный страх смерти сам собою уступит
место тоже инстинктивной потребности небытия. Когда че¬
ловечество дойдет до этого, то беспокойство о болезнях, ста¬
рости и смерти и все сопряженное с этим прекратятся, и лю¬
ди смогут полнее и спокойнее отдаться искусству и чистой
науке.

День у Толстого в Ясной Поляне
131
Внимательно выслушав меня, Толстой заметил, что в кон¬
це концов наши мировоззрения сходятся, но с тою разницей»,
что он стоит на спиритуалистической, а я на материалист-
ческой точке зрения. Тем временем мы подъехали к дюму
Чертковых, и разговор, естественно, переменил свой харак¬
тер. чЗатрагивая самые различные темы, мы оба, видимо,,
хотели подойти ближе к общим вопросам. После нескольких:
попыток к этому Толстой стал говорить о людской неспра¬
ведливости и о том, до чего возмутительно, что прислугя/
подающая господам за обедом самые роскошные блюда, са¬
ма питается объедками и вообще питается очень нехорошо.
Я подхватил разговор в том же направлении и развил ту
мысль, что со временем, когда наука войдет в плоть и кровь
повседневной жизни, она, наверное, устранит эту действи¬
тельно вопиющую несправедливость. Не подлежит сомнению,
что излишнее и роскошное питание не может содействовать
желанному правильному циклу жизни и что поэтому много¬
численные блюда с повторением нескольких мясных кушаний
должны будут отойти в область истории. В то же время
питание низших классов должно будет соответственным об¬
разом улучшиться. Для того чтобы пояснить, что этот про¬
гресс может быть обоснован не столько на чувстве любви
людей друг к другу, сколько на более эгоистической подклад¬
ке, а также для того, чтобы показать на частном примере, что
забота о благе господ должна отразиться и на благополучии
прислуги, я привел пример из моего личного опыта. Я рас¬
сказал, как мне пришлось однажды посетить в центральной
Франции великолепную помещичью усадьбу, обитатели кото¬
рой среди господ и прислуги обнаруживали поразительные
частые случаи заболевания воспалением червеобразного от¬
ростка слепой кишки (аппендицитом). После тщательного
исследования всей обстановки оказалось, что несмотря на!
необыкновенно роскошное и, повидимому, рационалытое;
устройство ее, обитатели, в том числе и господа, заражались,
извержениями прислуги, скоплявшимися в помещении, сооб¬
щившемся с запасом навоза, которым удобрялся огород.
С сырыми овощами яйца паразитов переходили в кишечный

13?
Страницы воспоминаний
канал людей, где вылупившиеся из них личинки содействова¬
ли: развитию аппендицита. Тотчас после этого «открытия»
-были приняты меры, к устранению беды, приведшие к удовле¬
творительному результату; В этом случае побуждение« яви¬
лось правильно распознанное чувство, далеко не лишенное
эгоистических мотивов. Я привел его здесь не только, потому,-
что он прямо идет к делу, но еще и потому, что в одном .из
воспоминаний о Толстом, написанном одним из его приблит
ценных, ему был придан совершенно ^неверный: характер
чего-то совсем бессмысленного.175	•	:	•:.-.т.	сл!(д	мГ'
Так как, наш разговор пошел по рельсам нравственно-
ггигиенических соображений, то достаточно-было, чтобы вер:
Нуться к тому же сюжету.	.	:	о-;:’	,й!	.	t,’
•	Среди беседы вбегает маленькая девочка, внучка Толсто-!
го, и начинает заигрывать с собакой. Она берет ее на. рукиу
прижимает, ласкает, целует. Я заметил, что такая близость
с животным может оказаться очень вредной для ребенка, так
как собаки нередко заражают обильными у них паразитами,
-особенно кистой эхинококка. Хозяйка до.ма возразила, что в
данном случае этого не может быть, потому что собака, как
и вее; обитатели усадьбы Чертковых, строгие вегетарианцы.
Разговор, разумеется* сейчас же направился на эту,- столь
животрепещущую для Толстого и окружающих. его тему. Лев
Николаевич оживился и стал развивать свои мысли по этому
роводу. Он, по его словам, дошел до того, что вид приноси:
мого окорока или другого какого-нибудь мясного блюда ему
сделался отвратительным до тошноты. «Я теперь не могу
понять,— сказал он далее,— как это я в былые годы мог
увлекаться охотой и по целым дням думать о том,1 как,бь?
побольше настрелять дичи».		.	,	;.*ч
. -л Вмешавшись в беседу, я заметил, что, не сделав в моей
жизни ни одного выстрела и ни разу не охотившись ни на
какое животное, я, тем не менее, не считаю охоту делом
•дурным. Не имея возможности прожить полный цикл жизни,
да и; очевидно, не сознавая потребности в последнем, живот¬
ные почти всегда умирают насильственной смертью. Раз на¬
чиная стареть, они неизбежно становятся добычей други^

День у Толстого в Ясной Поляне
животных. Смерть же от хищников и от всякого рода пара¬
зитов должна быть несравненно мучительнее, чем большей
частью неожиданная и очень быстрая смерть от пули или
дроби охотника. Если бы прекратилась охота, то количество
хищных животных значительно бы увеличилось, что было бы
прямым ущербом и для людей. Что же касается вегетариан¬
ства, так пекущегося о счастье животных, то не подлежит
сомнению, что всеобщее распространение его повело бы за
собой значительное уменьшение этого счастья. Если бы люди
перестали есть мясо и внутренности животных, то сохрани¬
лись бы только такие породы, которые доставляют молоко и
яйца (не говоря, разумеется, о животных, от которых чело¬
век извлекает шерсть и перья, и о животных, служащих для
передвижения и переноски тяжестей). Тогда бы исчезли та¬
кие породы, как свиньи, эти эпикурейцы животного мира,
видимо, наслаждающиеся своим существованием, и счастье
которых так бросается в глаза.
«Послушайте,— возразил Толстой,— если мы будем
все подвергать рассуждению, то мы сможем
дойти до самых невероятных нелепостей.
Пожалуй, в таком случае можно будет оправдать и людоед¬
ство». В этом ответе на мои взгляды сказался весь Толстой,
и из всего нашего разговора эти слова его мне показались
самыми знаменательными. В вопросе такой важности, как
вопрос об ядении мяса, захватывающий столько сторон ги¬
гиенической и экономической жизни, Толстой видит лишь
вопрос, разрешаемый бесповоротно чувством, без всякого
соображения с тем, чего требует «рассуждение». Впечатли¬
тельность и чувствительность Толстого до такой степени
овладели всей его чисто художественной натурой, что ум¬
ственная сторона, рассуждение и логика у него отошли на
задний план. Эта основная черта его характера бросается в
глаза во всей его жизни, во всех его произведениях и ска¬
залась также и в разговорах, которые он вел со мною.
Когда в ответ на слова Толстого о людоедстве я сказал,
что в Центральной Африке, в Конго, существуют негритян¬
ские племена, у которых победители поедают своих пленни¬

134
Страницы воспоминаний
ков, и когда я рассказал ему подробности о том, как это
делается, то Лев Николаевич пришел в волнение и спросил,
существуют ли у таких негров какие-нибудв религиозные
представления. Я ответил, что им не чуждо поклонение пред¬
кам, что религия их сходна с верованиями многих других ди¬
карей и что людоеды Конго считаются не. более злыми и
дурными, чем их соплеменники, не едящие человеческого мя¬
са. Людоедство в Центральной Африке путешественники объ-
до такой степени губительна для животных, что делает раз-
ведение их невозможным. При таких условиях, в виду ин¬
стинктивной потребности к питанию мясом, негры и прибег¬
ли к поеданию себе подобных.
Толстой настолько заинтересовался этими сведениями, что
просил меня прислать ему подробные данные об этом вопро¬
се й еще при прощании сказал моей жене, чтобы она мне
напомнила сделать это. Вскоре после возвращения в Париж
я выслал ему несколько статей французских путешественни¬
ков, побывавших в Конго. 176
Наша беседа на балконе дома Чертковых произвела силь¬
ное впечатление на меня, так как я нашел в ней ключ к по¬
ниманию мировоззрения Толстого.
На возвратном пути в Ясную Поляну Толстой сел верхом
на лошадь. Он сразу вскочил на нее, поскакал молодцом,
перепрыгивал с нею через ров и вообще имел вид очень
бодрый и точно щеголял этим. В эти минуты с его плеч как
будто спадало несколько десятков лет.
Когда мы со Львом Николаевичем поднялись в его рабо¬
чий. кабинет, он, пристально посмотрев на меня, спросил:
«Скажите мне, зачем вы, в сущности, приехали сюда?». Не¬
сколько смутившись, я ответил, что хотел ближе познако¬
миться с его возражениями против науки и высказать ему
мое глубокое уважение к его художественной деятельности,
которую я ставлю несравненно выше, чем его произведения
на философские темы. Я затем привел несколько примеров,
доказывающих, какое огромное влияние в жизни имеет чи¬
стое искусство. «Так как вы так цените мои литературные
меняют распространением болезни
которая

День у Толстого в Ясной Поляне
135
труды, то могу сказать вам, что в настоящую минуту я за¬
нят чисто художественной работой, в которой хочу изобра¬
зить недавнее революционное движение в России; но это дол¬
жно остаться между нами. Я боюсь только, чтобы из этого
не вышло что-нибудь очень скверное, вроде второй части
Фауста». Когда я возразил, что, по-моему, в этом произве¬
дении глубокой старости есть в высшей степени художе¬
ственные места, Толстой выразил сомнение, сославшись на
то, что в нем много ни к чему не нужных сцен. Тогда я раз¬
вил ему свое толкование этой части Фауста, по которому
Гете хотел изобразить в ней силу старческой любви, но,
боясь вызвать насмешки, опутал свою главную тему множе¬
ством туманностей и, действительно, совершенно лишних,
нарушающих целостное впечатление сцен. Толстой, заинтере¬
совавшийся этим объяснением, сказал, что в его последней
литературной деятельности страстная любовь не играет ни¬
какой роли, но что, тем не менее, он непременно перечитает
«Фауста»; я же пообещал выслать ему мою книгу «Essais op¬
timistes», в которой я развил мои мысли по поводу этого про¬
изведения. 177
Остальная часть дня, проведенная в Ясной Поляне, была,
посвящена главным образом музыке. Оба мы с наслажде¬
нием слушали превосходное исполнение Гольденвейзером не-
которых вещей, среди которых Толстому особенно понрави
лись произведения Шопена. Окруженный близкими, он более
не возбуждал общих вопросов.
Перед нашим отъездом, довольно поздно вечером, Лев
Николаевич очень радушно попрощался с нами и сказал, что,
для того чтобы доставить мне удовольствие, он готов даже
прожить до ста лет. Когда мы сели в экипаж, он вышел на
балкон и оттуда жестом пожелал нам счастливого пути.
Несмотря на то, что черты лица обнаруживали признаки
дряхлости, и на то, что память, видимо, была значительно
притуплена (он уверял даже, что забыл содержание «Анны
Карениной», с чем, впрочем, не согласилась Софья Андреев¬
на), Толстой сохранил в то время, когда я его видел и когда
ему было без малого 81 год, еще много физической и ду¬

136
Страницы ■ воспоминаний-
шевной бодрости. Из некоторых его посмертных сочинений
видно, что его необыкновенный художественный дар не по¬
кидал его до самого конца. Его тонкая чувствительность и
чуткость сохранились гораздо полнее, чем чисто умственная
способность рассуждения. В общем он произвел на мою же¬
ну и на меня самое симпатичное и обаятельное впечатление.
II
Вскоре по возвращении домой я выслал в Ясную’Поляну
статьи об африканских людоедах и «Essais optimistes». В От¬
вет на это я получил от Льва Николаевича несколько офи¬
циальных, очень сухих строк, поразивших меня резким кон¬
трастом с его почти дружелюбным отношением ко мне'в
Ясной Поляне. Эту перемену я понял только после его смер¬
ти, прочитав воспоминания секретаря его Гусева («Два года
с Толстым», Москва, 1912). Из них оказывается, что, полу¬
чив мою кйигу, Толстой прочитал в ней отдел не о Фаусте,
а о нравственности, и пришел от него в негодование. Вот
его слова в передаче Гусева: «Вчера Л. Н. получил от Меч¬
никова его книгу «Essaies optimistes». Прочитав из нее главу
•о мбрали, он сказал: «Это —• та же самоуверенность, что у
теперешней молодежи. Всех разносить. Старики никуда не
годятся. Не то, чтобы признавать в них известные недостат¬
ки, а ничего в них нет хорошего» (стр. 302). Я очень удивил¬
ся, прочитав эти строки, так как чувствую себя совершенно
неповинным в юношеской самоуверенности, в которой меня
обвинил Толстой. Мое желание научного объективного изло¬
жения навеяло на меня спокойный и холодный тон, ничего
общего не имеющий ни с юношеским нетерпимым задором,
ни с вспыльчивыми отзывами самого Толстого, которые так
часто встречаются даже в произведениях последнего периода
его жизни, как, например, об ученых, желающих опраЬдать
свою праздную жизнь, и пр. Я объясняю себе , возмущение
Толстого по поводу моей статьи о нравственности его чрез¬
вычайной, сохранившейся до конца дней, почти болезненной
впечатлительностью. Несмотря на то, что я развивал вопрос
о	противниках вивисекций на животных совершенно сгюкой-

День у Толстого в Ясной Поляне
137
по, но мое отрицательное отношение к ним, вероятно, очень
задело чувствительную струну великого писателя, как и все
то, что я говорил о вреде чересчур усиленного преобладания
чувства над рассудком.178
Хотя Толстой был совершенно прав, когда во время на¬
шей поездки вдвоем он говорил, что наши цели сошлись в
решении главного вопроса человеческой жизни, вопроса о
пределе ее, смерти, но пути, по которым каждый из нас шел
для этого, совершенно различны, часто даже прямо проти¬
воположны.
На основании чтения произведений Толстого и того, что я
узнал от него самого й от его близких, я следующим обра¬
зом представляю себе развитие его взгляда на жизнь и
смерть. Крайне чувствительный от природы, при виде вблизи
случаев смерти, особенно кончины его любимого брата и
других близких ему лиц, он должен был вынести чрезвычай¬
но сильное, прямо подавляющее впечатление. Когда позже
наступление старости вызвало в нем мысль о близости соб¬
ственной смерти с той рельефностью, с какой ему вообще
представлялись душевные движения даже посторонних лю¬
дей, он пришел в настоящий ужас. Состояние это описано им
с мастёрством, на которое только он был способен, в его
«Исповеди» и в «Анне Карениной» устами Левина, его alter
ego [второе я]. Вопрос о неизбежности смерти и бессмыслен¬
ности жизни, ведущей к такому страшному концу, совершен¬
но овладел им. Находясь тогда в периоде развития, когда он
разделял материалистическую точку зрения, он стал искать
решения мучивших его вопросов в науке. Искание это вряд
ли шло дальше поверхности, как и его материализм, так как
научные познания его были очень неглубоки. Но даже если бы
c'ivry удалось и основательнее проникнуть в научное мировоз¬
зрение того времени, то он все-таки не нашел бы удовлетво¬
рительного ответа на вопрос, который казался ему самым важ¬
ным, даже единственным, достойным серьезного внимания.
Под тонким поверхностным слоем материалистического
или, пожалуй, позитивного миросозерцания у Толстого была
глубокая залежь непосредственной прямолинейной чувстви-

138
Страницы воспоминаний
телыюсти и религиозного настроения. Это видно и из его
биографии и из его литературных произведений. Герои его,
более всего похожие на него, отличались именно значитель¬
ным преобладанием чувства над рассудком. Желая отметить
эту особенность, Толстой часто впадает в преувеличение, вы¬
ставляя их чересчур непрактическими, неспособными к логи¬
ческому мышлению. Так, Пьер в «Войне и мире», очень ин¬
тересовавшийся вопросами о человеческой судьбе, о смысле
жизни и смерти, пожелав принять участие в разговоре, «вы¬
двинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам нё зная
еще чем и сам не зная еще, что он скажет» (т. VII, 131).
Или дальше: «Пьер слушал слова Беннигсена, напрягая все
свои умственные силы к тому, чтобы понять сущность пред¬
стоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что ум¬
ственные способности его были недостаточны. Он ничего не
понимал» (т. VII, 283). Или еще: «У всех были дела до
Пьера, которые он должен был разрешить, Пьер ничего не
понимал, не интересовался этими делами и давал на все во¬
просы только такие ответы, которые бы освободили его от
этих людей» (т. VII, 416). Копию Толстого, Левина, «рас¬
суждения приводили в сомнения и мешали ему видеть, что
должно и что не должно..., он жил, не зная и не видя воз¬
можности знать, что он такое и для чего живет на свете»
(т. XI, 362),
Эти оба Толстые — Пьер и Левин — нашли свою дорогу
под сильным впечатлением от разговоров с очень первобыт¬
ными людьми. Когда повлиявший так на Пьера солдат Пла¬
тон Каратаев «говорил свои речи, он, начиная их, казалось,
не знал, чем он их кончит». Каратаев «не мог вспомнить то¬
го, что он сказал минуту назад» (т. VIII, 70). Несмотря на
это, Пьер вывел из такой несвязной речи, что жизнь его
«имела смысл только как частица целого, которое он посто¬
янно чувствовал» (т. VIII, 71).
Левин, мучимый страхом смерти, мыслью, что его «зако¬
пают и ничего не останется», и остановившийся перед вопро-
еохМ «к чему?», услышал от одного мужика, что богатый
крестьянин, тоже называвшийся Платоном, «для души жи¬

День у Толстого в Ясной Поляне
139
вет». Эти слова поразили его, как громом. «При словах му¬
жика о том, что Фоканыч (Платон) живет для души, по
правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою
как будто вырвались откуда-то из заперти и, все стремясь
к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим
светом... Левин шел большими шагами по большой дороге,
прислушиваясь не столько к своим мыслям (он не мог еще
разобрать их), сколько к душевному состоянию, прежде ни¬
когда им не испытанному» (т. XI, 366).
Как прежде под влиянием Каратаева у Пьера проснулось
пантеистическое верование, так потом у Левина под влия¬
нием слов мужика пробудилось скрытое христианское
чувство. В обоих случаях тонкий слой позитивизма легко про¬
рвался и уступил внушенному с детства религиозному веро¬
ванию. Убедившись в том, что нужно жить «по-Божью», Тол¬
стой решил, что в смерти «нет ничего ни неприятного, ни
страшного» (т. XII, 513). Ему показалось, что если взглянуть
на жизнь в ее истинном значении, то становится трудным
понять даже, на чем держится странное суеверие смерти»
(т. XII, 536). Несмотря на все подобные соображения, Тол¬
стой, однако же, не переставал бояться смерти. Около десяти
лет после того, как он написал приведенные здесь строки,
он в беседе с Лазурским «стал говорить о том, как грустно
человеку, который всю жизнь работает, волнуется, стремит¬
ся к чему-то, всегда иметь в сознании, что все эти страда¬
ния должны разом прекратиться и от нас не останется и
следа» («Воспоминания о Толстом». Москва, 1911, стр. 78).
Близкие Толстому лица мне подтверждали, что страх смерти
не покидал его и в старости. И не удивительно, так как этот
-страх является не в результате умствований, а есть прояв¬
ление инстинктивного чувства, которого не побороть никаки¬
ми соображениями, но которое может иссякнуть само с го¬
дами, как половое чувство. Несмотря на то, что у Толстого
инстинкт жизни и страха смерти был чрезвычайно упорен,
несмотря на всю его религию и философию, и у него под
конец стало изредка проявляться чувство пресыщения
жизнью. В этом отношении особенно характерна его запись

140
Страницы воспоминаний
в дневник, сделанная им, когда ему было 80 лет. «Нынче
ночью испытал без всякой внешней причины особенно силь¬
ное и, мало сказать, приятное, а серьезное, радостное чув¬
ство — совершенное отпадение не страха даже, а несогласия
со смертью» (Гусев, стр. 187). Это новое чувство, которое
начинает проскальзывать иногда раньше, иногда позже, чем
у Толстого, и есть инстинкт потребности небытия, подобный;
инстинкту потребностей во сне.
Таким образом, не своим учением, а своей жизнью Тол¬
стой посодействовал разрешению вопроса о смысле жизни и
смерти; только он в этом не дал себе отчета. Став на точку
зрения, навеянную ему разговором с Фоканычем, Толстой не
мог не увидеть, что она в полном разрезе с положительным
знанием. Отсюда его враждебное отношение к науке. Чтобы
оправдать его, он пользовался всяким случаем, чтобы выста¬
вить отрицательные стороны научных построений и отметить
смешные черты ученых, в чем, разумеется, недостатка ни»
когда не было. 179
Так как из всей области знания к жизни всего ближе
медицина и так как она до недавнего времени стояла на
весьма-шатком основании, то не удивительно, что Толстой с
особенным удовольствием отмечает ее недостатки.180 Но, по
принципу своей религии, враждебный науке, он не хотел ви¬
деть ее успехов даже тогда, когда они уже прямо бросались
в глаза. В этом отношении особенно интересна его беседа с
доктором Белоголовым. «Мне очень хотелось бы знать,—
спросил Толстой,— ваше мнение относительно этого нового
открытия противодифтеритного лечения, о котором так много
пишут теперь. Признаете ли вы его действительность?» Здесь
явно проглядывает недоверие к успехам экспериментальной
медицины. Но еще очевиднее оно из продолжения этого раз¬
говора. На ответ доктора о громадном целебном значении
сыворотки против дифтерита и вообще открытий, опираю¬
щихся на работы Пастера, Толстой воз'разил: «Разве уж его
лечение водобоязни так оправдало себя? Мне кажется, это
еще спорно,—сказал Толстой.— Я признаюсь, пока верю
только успеху его лечения сибирской язвы» (Белоголовый,

День у Толстого в Ясной Поляне
141
«Воспоминания», СПб., 1901, 557). Этот разговор происходил
в конце 1894 г., т. е. в такое время, когда даже в Германии
было признано достоинство пастеровских прививок против
бешенства. В нем бросается в глаза всегда проявлявшаяся
у Толстого самоуверенность в суждении о вопросах, которые
ему были совершенно не знакомы, и которая мешала ему
видеть истину. Подобно тому как он не оценил сделавших
переворот в медицине открытий Пастера, так же точно он
ошибся и в суждении о науке вообще. Несмотря на его
огромную популярность, Толстой не оказал никакого сколь¬
ко-нибудь заметного влияния в смысле противодействия нау¬
ке, которая пошла и идет дальше вперед, обогащая человече¬
ство все новыми и новыми приобретениями ради достижения
блага и цели человеческой жизни. Можно предвидеть время,
когда науке удастся справиться с бедствиями, тяготеющими
над людьми, когда заботы о болезнях, страх смерти и боязнь
старческих невзгод будут преодолены. Жизнь сложится не
помимо рассудка, не против него, а в гармоническом сочета¬
нии чувства и разума. Только таким образом люди будут из¬
бавлены от тех вечных противоречий, в которых запутывал¬
ся Толстой и которые привели его к следующему возгласу,
вложенному в уста героя его превосходной драмы «И свет
во тьме светит» и, очевидно, выражающему мысль самого
автора: «Неужели я заблуждаюсь? Заблуждаюсь в том, что
верю тебе? Нет, Отец! помоги-мне» («Посмертные произве¬
дения», т. II, 229).
Можно предвидеть, что человечество не пойдет по следам
Толстого в искании истины; но когда оно будет избавлено от
теперешних бед, оно подымется на высший уровень и от¬
дастся науке и искусству в такой мере, о какой теперь мож¬
но только мечтать. Тогда оно вполне вкусит то совершенство
художественного гения Толстого, которому равного трудно
найти на всем протяжении истории литературы.
Севр,
13 (26) сентября [1912]

АВТОБИОГРАФИЯ 181
Илья Мечников родился 16 мая 1845 г. в России, в дерев¬
не Харьковской губернии. Его отец был офицером царской
гвардии и помещиком в степных районах Украины. Его мать,
урожденная Невахович, была еврейского происхождения.
Мечников получил свое образование сначала в Харьковской
гимназии, а затем на факультете естественных наук в уни¬
верситете этого города.182 После двух лет занятий в универси¬
тете Мечников сдал выпускные экзамены на кандидата и
тотчас же уехал за границу для завершения своего научного
образования. Сначала он изучал морскую фауну на Гельго¬
ланде и продолжал свои зоологические исследования,в Гис¬
сенском университете под руководством Лейкарта, в Геттин¬
генском университете и в Мюнхенской академии, в лабора¬
тории профессора Зибольда. Кроме того, он работал в Неа¬
поле, где подготовил свои докторские диссертации (эмбрио¬
нальное развитие Sepiola и Nebalia).183
Возвратившись в 1867 г. в Россию, он получил место
доцента зоологии в Новороссийском университете в Одессе,
откуда он вскоре перешел с тем же званием в Петербург¬
ский университет. Но в 1870 г. он снова возвратился в Одес¬
ский университет в качестве ординарного профессора зооло¬
гии и сравнительной анатомии. Там он оставался вплоть до
1882 г., когда он подал в отставку в связи с университет¬
скими волнениями, происшедшими в период правительствен¬
ной реакции, последовавшей за убийством царя Алексан¬
дра II.
После выхода в отставку с профессорской должности
Мечников отпоавился в Мессину в целях продолжения своих
исследований по сравнительной эмбриологии. Именно там он
10 И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

146
Приложения
сделал открытие явлений фагоцитоза у низших животных.
Это открытие направило его научную деятельность в сторо¬
ну изучения инфекционных заболеваний и защиты организма
против болезнетворных микробов. В течение ряда лет он ра¬
ботает в своей частной лаборатории, но ввиду недостаточно¬
сти последней он согласился занять место заведующего
бактериологической лабораторией в Одессе, созданной в
1886 г. для изготовления вакцин Пастера против бешенства
и сибирской язвы.
Фагоцитарная теория, вызвавшая весьма многочисленные
возражения, потребовала новых исследований в широком
масштабе. В целях их осуществления в наилучших условиях
Мечников обратился в 1888 г. к Пастеру с просьбой принять
его в свой только-что построенный Институт. Великий ученый
предоставил ему исследовательскую лабораторию и назначил
заведующим отделением в своем Институте. В 1905 г. Меч¬
ников получил звание заместителя директора Института
Пастера, которое он сохраняет и в настоящее время
(1909).
Первый период своей научной деятельности Мечников по¬
святил сравнительной эмбриологии низших животных. В этой
области он опубликовал ряд работ, среди которых один том
по эмбриологии насекомых («Embryologische Studien an
Insecten», 1866) и другой — по эмбриологии медуз («Embryo-
logische Studien an Medusen», 1886).
С 1883 г. Мечников посвятил себя микробиологии. Снача¬
ла он опубликовал (1884—1888) серию работ в «Virchow’s
Archiv für pathologische Anatomie», а с 1887 г. он стал со¬
трудничать в «Annales de l’Institut Pasteur». Именно в этом
последнем он опубликовал большое количество мемуаров,
составленных как им самим, так и его учениками. Кроме
того, Мечников опубликовал в 1892 г. книгу о сравнительной
патологии воспаления, и в 1901 г.— свой труд «Невосприим¬
чивость в инфекционных болезнях».184
После установления клеточной теории иммунитета Мечни¬
ков в сотрудничестве с д-ром Ру проделал работы по экспе¬
риментальному сифилису у обезьян. В последние годы Меч¬

Автобиография
147
ников посвятил себя изучению кишечной флоры в связи с
болезнями кишечного канала и обмена веществ.
В 1891 г. Мечникову была присвоена степень почетного
доктора наук Кэмбриджского университета. Кроме того, он
был избран иностранным членом Лондонского Королевского»
Общества и членом Парижской Академии медицины, а также
почетным академиком Петербургской Академии Наук и Во-
енно-медицинской академии и членом-корреспондентом мно¬
гих, других академий, в том числе членом Шведского меди¬
цинского общества в Стокгольме.185
Мечников удостоен медали Коплея и Института народно¬
го здравия в Лондоне, медали Уайльда в Манчестере и Но¬
белевской Медали в Стокгольме.18&

ИСТОРИЯ УЧЕНОГО; БЫВШЕГО ПЕССИМИСТОМ. В МОЛОДОСТИ
И СТАВШЕГО ВПОСЛЕДСТВИИ ОПТИМИСТОМ
К счастью, я очень близко знаком с лицом, прошедшим
через пёриод жизни, окрашенный крайне мрачным миросо¬
зерцанием. Большая близость к этому другу позволяет мне
воспользоваться моими наблюдениями для вышеизложенной
цели.188
Родители его обладали хорошим здоровьем, он был вос¬
питан при средней зажиточности и вообще в хороших усло¬
виях. Благодаря деревенской жизни он избег детских болез¬
ней, развивался вполне здоровым, хорошо учился в гимназии
и в университете. Убежденный в том, что лишь одна наука
способна доставить людям истинное счастье, и страстно любя
ее, юноша с большим рвением и настойчивостью пошел по
научной дороге.
Он был крайне нервен, и это, с одной стороны, помогало
ему в его работе, а с другой — служило источником множе¬
ства бедствий. Он стремился поскорее достигнуть цели, и
встречаемые по дороге препятствия сильно склоняли его к
пессимизму. Так, сознавая свои способности, он считал, что
старшие должны помогать его развитию. Но, видя равноду¬
шие, довольно естественное и особенно распространенное
среди людей, уже достигших цели, молодой ученый пришел
к заключению, что против него интригуют и что хотят пода¬
вить его научные силы. Отсюда возник целый ряд столкно¬
вений и бед. Невозможность выйти из этого положения так
скоро, как это было желательно, вызывала в нем очень
пессимистическое настроение. Он говорил себе, что в жизни
главное — уметь приспособляться к внешним условиям. Те же,

История ученого, ставшего оптимистом
149
которые не способны на это, устраняются путем дарви¬
новского закона естественного подбора. Выживают не луч¬
шие, а более ловкие. Разве история земного шара не пока¬
чивает нам, йто множество низших животных пережило
существа, несравненно более разйиТйе и сложные по органи¬
зации? В то время как навсегда йсчезло столько ближай¬
ших к человеку высших млекопитающих, низшие животные,
как, например, зловонные тараканы, сдхранились с отдален¬
ных времен и кишат вокруг человека, не особенно смущаясь
всем тем, что он делает для их уничтожений.	'
Как животный мир, так и эволюция *кёловека показывают,
что утонченность нервной системы развивает умственную чув-
ствитёльность, мешающую приспособлению и служащую
источником непоправимого зла.	■	(	:	i	:
Малейшее* оскорбление самолюбия, колкость со стороны
товарища—- все это повергала нашего пессимиста в самое
тягостное настроение. Нет, не стоит иметь друзей, если это
служит поводом к постоянным глубоким уязвлениям! Лучше
забиться в какой-нибудь угол и жить спокойно среди своих
научных занятий.	j	•	;г	;	г	?	,
Молодой ученый обожал музыку и; часто* посещал оперу.
Мёжду прочим, ему: запала в душу арйя из «Волшебной
флейты» «Будь я мал, как уйитка, забился б я ё свою Скор-
ЛуАкУ!»;	'	'	Г:-'*	|
К усиленной нравственной чувствительности присоедини¬
лась не менее повышенная и физическая;'Всякие' шуШ:,: гйак
свист паровика, выкрикивания уличных1 Продавцов, лай собак
и т* д., вызывали в нашем ученом крайне боЛезненнйё ощу¬
щения. : : !	‘	г	'’à	г-	л":;
Малейший просвет среди ночи мешал ему спать. Непри¬
ятный вкус большинства лекарств делал применение их для
него невозможным.	<■:;
«О! тысячу pas правы философы-пессимисты,—говорил он
сеёе,— утверждая, что неприятные ощущения несравненно
сильнее'приятных!». Ему незачем было делать опытов с «гу-
стйямй» или «олфактиями» (вкусовыми или обонятельными
единицами) для того, чтобы в этом убедиться.189

150
Прилооюения
Он был уверен, что род человеческий не в состоянии при¬
способиться к внешним условиям благодаря своей физиче-
чжой организации и что его должна постигнуть та же участь,
как человекообразных обезьян и мамонтов, исчезнувших из
Европы вследствие неспособности примениться к перемене
обстановки.
Обстоятельства жизни еще более усилили пессимизм
моего друга. Женившись на чахоточной и не имея состояния,
он должен был стать лицом к лицу с самыми крупными бед¬
ствиями в жизни. Прежде здоровая молодая девушка сильно
простуживается в одном из северных городов. «О, это не
важно,—говорят доктора,— грипп теперь везде свирепствует
и никому его не избежать. Немного терпения и спокойствия,
и все пройдет!» Но «грипп» не проходил, а привел к общему
ослаблению и видимому исхуданию. На этот раз врачи
нашли небольшое притупление в верхушке левого лег¬
кого. «Несомненно, есть кое-что, но, ввиду отсутствия на¬
следственного предрасположения, нет причины к серьезным
опасениям».
Не стану описывать продолжения общеизвестного (?ода
этой истории. Незначительный грипп превратился в «катар
левой верхушки» и через 4 года привел к смерти после не¬
описуемых страданий. Под конец, когда весь организм был
уже расшатан, больную облегчал один морфий. Под его
влиянием она проводила относительно спокойные чась} без
болезненных ощущений. Возбужденное воображение ее вы¬
зывало всякие представления, почти галлюцинации, ш
Неудивительно, что эта болезнь и смерть страшно сра¬
зили моего друга. Пессимизм его был уже прочно установ¬
лен. Вдовец в 28 лет, истощенный физически и нравственно,
он по примеру своей жены искал успокоения в морфии. «Но
морфий -г- яд и в конце концов расстроит организм, и погу¬
бит трудовую жизнь»,— говорил он себе. «Но к чему жить?
'Наш организм так плохо устроен, что приспособление к
внешним условиям невозможно, по крайней мере, для людей
со слишком чувствительной нервной системой! Не лучше ли
способствовать естественному подбору и уступить , место дру-

История ученого, ставшего оптимистом
151
i hm?» И действительно, слишком большой прием .морфия
почти разрешил задачу. Он вызвал необычайно блаженное
состояние одновременно с почти окончательным упадком фи¬
зических сил...191
Мало-по-малу жизненный инстинкт стал, однако, пробуж¬
даться, и мой приятель снова принялся за работу. Но песси¬
мизм продолжал составлять основу его характера. «Нет, не
стоит дорожить жизнью и преступно создавать новые суще¬
ства!» *
Нравственная и физическая чувствительность не умень¬
шались и приводили к множеству страданий. «Несправедли¬
вость» и «непонимание» людей отравляли жизнь моего друга,
а через это отражались и на его близких. Однако преданный
уход и усиленная забота сделали его существование более
сносным, хотя нимало не уменьшили его пессимистического
образа мыслей. Ему ничего не стоило прибегать к морфию
из-за какой-нибудь «несправедливости» или раздражения.
Наконец, новый припадок отравления положил предел зло¬
употреблению ядом.
Прошли годы. В спорах с близкими о цели жизни прия¬
тель мой продолжал с увлечением отстаивать пессимистиче¬
ские теории. Однако изредка в него стало прокрадываться
сомнение в искренности его доводов. Такое недоверие к себе
удивляло его, так как он был вообще правдивым и искрен¬
ним по природе.
Разбираясь в своем душевном состоянии, он подметил в
себе нечто новое.
*	Мой критик, К. К. Толстой, очень дурного мнения о моем друге.
Он считает его трусом и сравнивает с «зайцем, которому со всех сто-
{юн грозят опасности», и думает, что он «мирится с жизнью потому,
что она стала давать ему личные наслаждения, хотя и очень скромные»
(I. с., стр. 168). По обыкновению мой критик поспешно судит о том, чего
не знает достаточно. Мой друг, которого К. К. Толстой представляет се¬
бе в виде трусливого зайца, неоднократно прививал себе болезнетвор¬
ных микробов и во время своих работ чересчур часто подвергался опас¬
ности заразиться самыми страшными бактериями, не исключая чумных.
Что же касается «личных наслаждений» моего друга, то среди них пер-
rvoe место занимало йсследование научных задач, в которых он видел са¬
мую действительную пользу для люд^й.192

152
Приложения
За эти длинные годы изменились в нем не Идеи, а ско¬
рее чувства и ощущения. В интенсивности последних произо¬
шла большая перемена с тех пор, как он достиг зрелого воз¬
раста, между 45 и 50 годами.193 Неприятные звуки уже не
так сильно действовали на него, как прежде, и он мог спо¬
койнее слышать мяуканье кошки или уличные крики продав¬
цов. Вместе с ослаблением чувствительности и характер стал
спокойнее. Те несправедливости и уколы самолюбия, которые
прежде неминуемо приводили к уколам морфия, теперь y?ké
не вызывали никаких внешних признаков огорчения. Ему
легко удавалось скрывать последнее, да и ощущал он его
без прежней остроты. Вследствие этого и характер его стал
гораздо лучше для окружающих и несравненно более уравно¬
вешенным. «Это — наступление старости,— сказал себе мой
друг.— Я с меньшей силой воспринимаю неприятные ощуще¬
ния, но зато и к приятным отношусь равнодушнее. Однако
относительная пропорция их должна быть та же, т. е. зло
все-таки вызывает гораздо более сильное впечатление, чем
ДОбрО».		' - jj
Благодаря анализу и взвешиванию своих впечатлений
приятель мой открыл в себе еще нечто новое, так сказать,
пену нейтральных ощущений. Он менее страдал от дисгар¬
моничных звуков и менее наслаждался музыкальными, но
тишина доставляла ему громадное удовольствие.
Просыпаясь среди ночи, он ощущал род блаженства, на¬
поминавшего ему то, которое в былое время доставлял ему
морфий: оно заключалось в отсутствии всяких звуков, как
приятных, так и неприятных.
Приятель мой становился выносливее к невкусным лекар¬
ствам, но в то же время равнодушнее к изысканной еде»
которую ценил в молодости. Теперь всего больше удоволь¬
ствия доставляли ему самые простые кушанья.
Стакан воды и кусок черного хлеба сделались для него
настоящим лакомством. Он полюбил пресные блюда, кото¬
рых прежде избегал.
В психическом развитии моего старого друга произошла
перемена, аналогичная той, которая наступила одно время в.

История ученого, ставшего оптимистом
153
эволюции искусства и литературы, когда яркие краски усту-
пили место полинялым, как у Пювис-де-Шаванна, когда изо¬
бражение полей и лугов заменили горы и озера, а трагиче¬
ские и романтические сцены уступили место картинам
обыденной жизни. Вместо того, чтобы искать наслаждения в
горах и вообще в «живописных» местностях, он стал удовле¬
творяться видом распускающихся листьев в своем саду и на¬
блюдением того, как улитка, поборов свою робость, выпу¬
скает щупальцы из раковины. Самые простые явления, как
лепет или улыбка грудного ребенка, первые слова и рассуж¬
дения детей, стали для него источником настоящего счастья.
Как объяснить эти перемены, потребовавшие столько лет
для своего осуществления? Развитием чувства жизни, ду¬
маю я. В молодости инстинкт этот слабо выражен.
Подобно тому, как вначале половые сношения достав¬
ляют молодой женщине скорее страдания, чем наслаждение,
подобно тому, как ребенок плачет при рождении, точно так
же и в жизненных впечатлениях в продолжение долгого пе¬
риода страдания воспринимаются сильнее наслаждений, осо¬
бенно при усиленной чувствительности. Но чувства и ощуще¬
ния могут изменяться: они следуют определенному развитию,
которое и приводит, при нормальных условиях, к психическо¬
му равновесию. Поэтому даже такой упорный пессимист, как
мой приятель, кончил тем, что присоединился'к моему опти¬
мистическому мировоззрению. Споры, которые мы вели так
давно по этому поводу, привели нас к полнейшему соглаше¬
нию. «Но для того, чтобы йонять смысл жизни,— говорил
он,—- надо долго прожить; без этого находишься в положе¬
нии слепорожденного, которому воспевают красоту красок!»
Одним словом, на склоне лет мой приятель из бывшего пес¬
симиста обратился в убежденнейшего оптимиста, хотя это
не мешало ему сильно страдать, всего более ввиду болезни
или горя близких ему лиц.194	•

ПИСЬМА К МАТЕРИ
(1864—1868) 193
I
Гельголанд, 31 июля (12 августа) 1864 г.
Милая мама... я думаю остаться на острове еще целый
месяц, по прошествии которого я поеду (желаю поехать) на
десять дней в Гиссен, где будет от 1.7/5 до 25/13 сентября
собрание натуралистов и врачей со всей Европы. Это собра¬
ние слишком заманчиво, чтобы я не предпринял всевозмож¬
ных средств для того, чтобы посетить его; кроме большой
пользы от совещания с ученейшими людьми, я имею возмож¬
ность заняться в богатейших коллекциях профессора Лейкар-
та, что очень важно для довершения моих работ на морском
берегу, которые продолжают итти очень успешно. Для при¬
ведения в исполнение моего горячего желания воспользо¬
ваться такими сокровищами я должен прожить, лишних три
недели на Гельголанде, сделать путешествие в Гиссен и
обратно и прожить в Гиссене десять дней на ту сумму, с ко¬
торой я думал протянуть до 24/12 августа...196 Вместо квар¬
тиры в гостинице, я нанял себе комнату у одного рыбака, за
которую плачу вдвое дешевле. Вместо обеда и кофе, кото¬
рые я имел, я питаюсь, чем Бог пошлет, издерживая 30 коп.
на еду. (которая здесь дешевле, так как все получается из
Гамбурга или из Англии); вместо двух или трех раз, я пере¬
меняю белье один или два раза в неделю (за что плачу
меньше прачке). Таким образом, сбереженные деньги с при¬
бавлением моей запасной суммы (которую я берег для пер¬
воначальной жизни в Петербурге) составляют достаточный
капитал, на который я могу доставить себе столько пользы и
наслаждения: 1) я пробуду лишних три недели на морском

Письма к матери
155
берегу и тем значительно увеличу свои познания и коллек¬
ции; 2) я посещу собрание и 3) буду работать в коллекциях
Лейкарта и пользоваться его советами и книгами. Ради Бога
не сочти описание моей новой жизни за жалобу или ропот;
наоборот, я так счастлив, имея в виду столько пользы, и еще
тем, что я не могу упрекнуть свою совесть в бесполезном
растрачивании денег, добытых любовью и заботой, что в та¬
кой обстановке я готов бы находиться почаще. Пожалуйста
не вообрази также, чтобы я занятиями расстроил свое здо¬
ровье; даю тебе честное слово, что до сих пор у меня даже
ни разу голова не болела. Да я и не верю, чтобы занятиями
можно расстроить здоровье: я видел много ученых немцев,
которые кулаком вола убьют. Вообще я умоляю тебя быть
насчет меня совершенно спокойной, тебе и без меня много
тяжелых забот, а я теперь поставлен в такие хорошие усло¬
вия, что, кажется, печалиться нечего. Крепко целую твои
ручки и остаюсь любящий тебя Ил. Мечников... Пиши, пожа¬
луйста, чаще. Я так дорожу каждым твоим словом.
II
[Осень, 1868]
...Недавно у меня в течение двух недель было воспале¬
ние в горле — вещь, которая теперь уж совсем прошла и о
которой я тебе не писал бы вовсе, если бы она не имела
связи с другим делом. Когда я сделался нездоров, то Беке¬
товы перевели меня к себе, так как в моей квартире, где я
совершенно один, невозможно мне было справиться. 197 Живя
у них, я имел отличный случай убедиться в том, что мои
возлюбленные дети меня совершенно не любят, особенно та,
к которой я был более всех привязан... Так и лопнули те
планы, о которых я мечтал. 198 Мне это было весьма неприят¬
но, так как после моих научных дел это обстоятельство
меня все-таки близко касалось. Я ведь никаких знакомств
почти не имею и терпеть их не могу; люблю же, чтобы был
кто-нибудь, к кому можно было бы привязаться и в сооб¬
ществе с кем я мог бы отдыхать. Я бы огорчился еще хуже,
если бы -не видел, что моим неприятностям, какого бы рода

156
Приложения
они ни были, сочувствует Людмила, о которой я тебе летом
рассказывал.199 Я и тогда с ней был в большой дружбе,
теперь же мы сблизились еще больше, и, чего доброго, лиш¬
ние 800 рублей, которые я буду получать, мне, пожалуй, по¬
надобятся. Я тебе буду обо всем писать, милая мама, пото¬
му что уверен, что ты будешь мне более всех сочувствовать,
и потому что я сам тебя больше всех люблю и более дове¬
ряю. До свиданья, дорогая моя, целую твои ручки. Твой
Ил. Мечников.
III
[Декабрь, 1868]
Сегодня я получил твое письмо от 19 декабря, милая
мама, которое меня очень огорчило. Ты с сомнением отно¬
сишься к моему делу, советуешь быть осторожным и хотя
пишешь, что веришь в мое благоразумие, но все-таки боишь¬
ся, что я увлекаюсь. 200 Если я в самом деле благоразумен,
то зачем предполагать слепое увлечение; если же теперь
увлекаюсь, то вряд ли меня можно сделать благоразумным.
Я тебе в самом деле говорил, что очень люблю Бекетовских
детей, но разве я тебе хоть раз выговорил, что они меня
любят также?... Ты совершенно несправедливо думаешь, что
Людмила мне прежде не нравилась. Я в нее не был влюблен,
но находился с ней в очень дружеских отношениях и хотя
не считал ее идеалом женщины, но все-таки был уверен в
том, что она вполне честный, добрый и хороший человек.
Именно то обстоятельство, что я долго знал Людмилу, пре¬
жде чем притти к мысли на ней жениться, может тебе по¬
казать, что существуют шансы в пользу моего беспристраст¬
ного отношения к ней и отсутствия слепого увлечения. Она
меня весьма любит, и это не подлежит сомнению, как ты*
наверно, сама узнаешь, если познакомишься с нею. Я ее
также люблю весьма сильно, и это уже составляет весьма
основательный фундамент для будущего счастья, хотя, разу¬
меется, я не могу тебе поручиться, что мы во что бы то Hto
стало будем весь век жить голубками. Какое-то розовое,
беспредельное блаженство вовсе не входит в мои планы от-

Письма к матери
157
«осигельно отдаленной будущности. А я никак не могу
сообразить, почему бы было лучше, если бы я стал ждать,
пока у меня разовьется мизантропия — вещь, на которую я
оказываюсь весьма способным. Ты, пожалуйста, не подумай,
что если я не мечтаю о розовом счастье, то это означает,
что я не ощущаю счастья вовсе. Это совершенно несправед¬
ливо, так как я нахожусь совершенно на середине. Я очень
люблю Людмилу, и мне весьма хорошо с нею, но в то же
время я сохраняю способность ощущать неудовольствие от
каких бы то ни было неудобств и отнюдь не считаю, что до¬
статочно любить друг друга для того, чтобы быть счастли¬
выми. Оттого-то я на первом плане хлопотал о профессуре
и принимал это финансовое дело очень близко к сердцу.201
IV
[Декабрь, 1868]
Милая мама, в прошлом письме я тебя уже предупреж¬
дал относительно Людмилы Федорович, так что теперь могу
сообщить о ней некоторые сведения, которые тебе,, разумеет¬
ся, интересны. Она недурна собой, но не более. У нее хоро¬
шие волосы, но зато дурной цвет лица. Ей почти столько же
лет, как и мне, т. е. 23 с лишним года. Родилась она в
Оренбурге, потом долго жила в Кяхте, затем она года два
жила за границей и, наконец, поселилась в Москве. Эта
Людмила, или Люся, как ты помнишь, весьма старательно
была посредником между мною и детьми Бекетовых, к ко¬
торым я был очень сильно привязан. 202 Но она сама меня
тогда любила, хотя и уверяла себя постоянно, что я, так
сильно любящий детей Бекетовых, ни под каким видом не
могу ей сочувствовать. И она была совершенно права, но до
тех только пор, пока сохранялась моя любовь к детям; с тех же
нор, как она- прекратилась, я, само собой разумеется, стал
более обращать внимание на расположение ко мне Люси и
не удивляюсь поэтому, что сильно полюбил ее. В ней такие
недостатки, которые, на мои глаза, покажутся большими, чем
тебе, но что же с этим делать! Хорошо, что она сама их
знает. Недостаток ее самый существенный состоит в слишком

158
Приложения
покойном характере, в отсутствии большой живости и пред¬
приимчивости, в способности скоро сживаться с дурной об¬
становкой. Но зато, будучи покойным, у нее характер силь¬
ный,— она ' может много переносить и оставаться вполне
рассудительной. Она в высшей степени добрая и милая, и в
характере у нее я до сих цор не нашел ни одной грубой
черты. Я ведь пишу тебе и о недостатках, следовательно, ты
не должна думать, что я чересчур увлекаюсь Люсей и пото¬
му нахожу в ней достоинства. Факт положительный тот, и я
забыть этого не могу, что всегда, когда я себя чувствовал
почему-либо скверно, то она, т. е. сношения с нею меня
успокаивали. Как бы мрачно я ни смотрел на будущее
(а мой характер, как знаешь, не особенно побуждает меня
смотреть сквозь розовые очки), все-таки я не могу не при»
знавать того, что, живя вместе с Люсей, я по крайней мере
на довольно долгое время сделаюсь спокойным и перестану
страдать от той нелюдимости, которая на меня напала в по¬
следнее время. А это для меня крайне важно. Детей иметь
не предполагается; это тебе говорит эмбриолог, т. е. специа¬
лист по истории развития. Предполагается, напротив, как
можно меньше связываться, хотя нельзя будет обойти за¬
конных треб, которые совершены будут, вероятно, в янва¬
ре. 203 Хотя Люся имеет только незначительную собствен¬
ность, но я буду вполне обеспечен повышением оклада.
Жаль, что это дело вследствие всегда присущих формально¬
стей несколько затягивается, но во всяком случае состоится.
Пожалуйста, пиши мне, моя дорогая, милая мама, все, что
тебе придет в голову по поводу моего дела. Порадуйся тому,
что я теперь очень счастлив, и пожелай мне и впредь всего
хорошего. Прошу о том же и папу, которому шлю поклон.
Целую тебя, моя родная, и остаюсь сильно любящий тебя
Ил. Мечников.

ПИСЬМО ПИРОГОВУ (1864) 204
Его превосходительству действительному статскому совет¬
нику и кавалеру Николаю Ивановичу Пирогову
Ильи Мечникова записка
Вследствие письма Вашего превосходительства к профес¬
сору Лейкарту исполняю неотлагательно Ваше требование и
сообщаю в следующих строках данные, имеющие значение в
деле получения стипендии от министерства народного про¬
свещения, за обязательное участие в котором я глубоко
благодарю Ваше превосходительство...205
Еще во время пребывания во 2-й Харьковской гимназии
я занимался естественными науками и штудировал гисто¬
логию (впоследствии и зоологию) под руководством проф.
Щелкова. Кончив гимназический курс в 1862 г., я вступил в
императорский Харьковский университет, где продолжал
заниматься в лаборатории названного профессора и где
сделал следующие работы: «Исследования о Штиле Ворти-
целлей», «Заметки о новом виде из рода Diplogaster», «О па-
разитизхме у инфузорий (Sphaerophrya)» и «Новые заметки
о	Штиле Вортицеллин»; эти работы напечатаны в «Записках
императорской Академии Наук» и частью, в пополненном
виде, в «Archiv für Anatomie und Physiologie» («Untersuchun¬
gen über den Stiel der Vorticellen», 1863, № 2; «Bemerkungen
über eine neue Diplogasterast», 1863, № 4; «Über die Gattung
Sphaerophrya», 1864, № 2; «Nachträgliche Bemerkungen über
den Stil der Vorticellinen», 1864, № 3).
В этом году, по совету некоторых профессоров естествен¬
ного факультета в Харькове, я приступил к держанию окон¬
чательных экзаменов (для чего за короткое время перед этим
перешел из студентов в вольные слушатели) и, выдержав

160
Приложения
их с кандидатскими отметками, поехал (в начале июня),
чтобы познакомиться с фауной моря, на о-в Гельголанд, где
пробыл до половины сентября и где, кроме штудий, сделал
следующие работы: «Zur Naturgeschicte der Rhabdocoelen»
(эта статья печатается и войдет в состав ближайшей книжки
«Archiv für Naturgeschichte»), «Beitrage zur Kenntnis der
Chaetopoden» и «Über die Nematoden der Nordsee»; послед¬
ние две работы уже приготовлены к печати. Кроме того, я
сообщил в редакцию «Отчета о собрании натуралистов и
врачей в Гиссене» изложение произнесенной мною на этом
собрании речи «об органах чувств аннелид», краткое извле¬
чение из которой помещено в «Tagblatt der Naturforscher-
Versammlung», № 4. На Гельголанде я приготовил также
свое кандидатское рассуждение «Исследование фабриции Се¬
верного моря», которое уже одобрено факультетом.
Приехав с о-ва Гельголанда прямо в Гиссен, я остался
здесь с целью заниматься под руководством проф. Лейкарта
зоологией (в обширном смысле), обращая сначала наиболь¬
шее внимание на нематод, организация и развитие которых
составляют теперь предмет моих специальных исследований...
Не имея, однако, возможности обеспеченно существовать
за границей на счет моих родителей, я стал хлопотать о по¬
лучении стипендии от министерства (на правах молодых лю¬
дей, посылаемых министерством на два года для продолже¬
ния ученых занятий), что я решился сделать, опираясь на
рекомендацию,^ которую Харьковский университет послал в
министерство вместе с просьбой утвердить меня кандидатом
(без коллоквиума), и на участие его высокопревосходитель¬
ства Евграфа Петровича Ковалевского, предложившего свое
ходатайство в моем деле.
Находя необходимым содействие Вашего превосходитель¬
ства, я с большой благодарностью принял предложение про¬
фессора Лейкарта обратиться к Вам с просьбой об участии.
Благосклонный ответ Вашего превосходительства профессо¬
ру Лейкарту вызвал предыдущие строки, содержащие сведе¬
ния, которые Вы находите нужными для хода дела.206
Гиссен, 6 декабря 1861 г.

ИЗ ЗАПИСНОИ ТЕТРАДИ307
Мессина, 22 апреля, утро, 1868
Когда я получил письмо от Клапареда, в котором он пи-
пит о скором выходе Сравнительной истории развития Ар-
I	роиод Дорна, то дурное расположение духа, дурное, вслед-
« I пне постоянной, мешающей работать боли глаз, сделалось
« ще хуже: мне стало скверно, оттого, что вырывают из моих
рук одну из моих целей, и оттого, что вследствие глазной
Поли я, может быть, лишен буду возможности отстоять свои
положения, которые я прежде высказал. 208 Я бродил и по-
•Iумствовал ужасную потребность быть любимым, потребность
нгмкнх нежных излияний. Конечно, тотчас же стал вспоми-
н||и» и думать о детях, но больше думал о Лю.209 — Очевидно,
чю любовь является отличной поддержкой в тех случаях,
когда чувствуются удары в самые больные места. Но при
iMKo/i постановке [зачеркнуто: в таком положении] любовь
пип ты нается, очевидно, стоящей на втором плане; без такой
люГши можно обойтись в то время, когда ударов не ощу-
мимтчн, когда все идет нормально. Это не та любовь, кото-
рпн еостяшляет дли человека половину всего его существова¬
нии н котории должна сопутствовать с е м е й н о е счастье. Из
псегп елгдует, ч1ч>, пока человек не разбит, пока он силен,
««му не еледует ничего основывать на поддерживательной
иобни, Пели же человек чувствует себя совсем и навсегда
|нидерганным, то ему можно основывать кое-что и на под-
держииательной любви, но тогда уже прочь семейство —
де т.—

ПИСЬМО ШПЕНГЕЛЮ (1905)™
Париж, 21 апреля 1905
Почтеннейший друг,
Хотя я высоко ценю работы Шаудинна, но мне невозмож¬
но выполнить Ваше пожелание о предложении его моим
кандидатом на Нобелевскую премию, так как я уже много
лет выступаю за Коха. Пока Кох не получает никакой пре¬
мии, я принципиально не буду рекомендовать никакого дру¬
гого исследователя, так как, по моему мнению, по своим
заслугам перед медициной Кох далеко превосходит всех
своих конкурентов. С наилучшим приветом дружески предан¬
ный Вам
Ил. Мечников

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО к КОРРЕСПОНДЕНТУ ГАЗЕТЫ
«ОДЕССКИЕ ЬОВОСТИ» (1903) 211
Париж, 15 апреля 1908 г.
Милостивый государь!
Я узнал из русских газет о моем забаллотировании в
Одессе.
Несколько месяцев раньше я получил от исправляющего
должность одесского городского головы запрос о моем иму¬
щественном цензе. Так как весь этот вопрос меня нимало
но интересует, то я не ответил на этот запрос.
Будучи профессором в Одессе, я был избран почетным
мировым судьей и участвовал как таковой в заседаниях
С1»езда мировых* судей и окружного суда. Покинув Одессу
двадцать лет тому назад, я этим самым стал вне всякой дея¬
тельности в ней в качестве почетного мирового судьи. Я знаю,
что меня выбирали в таковые, но я нахожу совершенно есте¬
ственным, что теперь, после окончательного выезда из Одес¬
сы, меня забаллотировали.
Я совершенно не знаю подкладки этого дела, если она
существует, но был бы очень удивлен, если бы в нее заме¬
нимте!» политика. Я ведь всю жизнь провожу в лаборатории
it устраняюсь от всяческой политической деятельности» как
Пряной, так и левой.
С истинным почтением Ванг
Илья Мечников.

ПИСЬМО ЗАБОЛОТНОМУ (1913)212
Париж, 26 (12) марта 1913
Дорогой Даниил Кириллович!
Я все ждал предложения, о котором Вы писали, чтобы
ответить Вам. Не получив его, отвечаю Вам теперь, изви¬
няясь прежде всего за то, что запаздываю с ответом. Но все
это время, да и теперь еще, я буквально завален работой и
помехами в работе.
Прочитав Ваше дружелюбное письмо, я расчувствовался,
и у меня зашевелилось в душе чуть не желание вернуться в
Россию. Но после зрелого размышления я решил, что было
бы невозможно мне приняться за новые дела. Посудите са¬
ми: мне скоро минет 68 лет. Это такой возраст, когда ста¬
риков нужно гнать в шею. Где же мне переселяться на но¬
вое место и взяться за управление большим институтом, ко¬
торое и ранее мне было не по силам. К тому же хотя я и
враг всякой политики, но все же мне было бы невозможно
присутствовать равнодушно при виде того разрушения науки,
которое теперь с таким цинизмом производится в России.
В конце концов я решил доживать конец моей научной дея¬
тельности на старом месте, где я сижу почти 25 лет. Види¬
мо, здесь мне придется сложить и мои кости. Мне надо ду¬
мать о приготовлении себя к доставлению роскошного яства
Perfringens’y * и его родичам, а не рисковать в новом деле,
на котором я могу запутаться.
Примите же мою сердечную благодарность за Ваши доб¬
рые пожелания. Искренне преданный Вам
Ил. Ил. Мечников
P. S. Передайте мой привет Вашим товарищам.
*	Бацилла, вызывающая гниение трупов.— Ред.

HH< t,ПА Г СОТРУ/}tlHKAMH ЖУРНАЛА
*НИ< ГППК ИПРППЫ» (1913)™
Й д*'Н» HHitivH.Hn поучил <JT одного нз профессоров Ин-
•	ннущ эноЩфИМснгальноЛ медицины письмо, в котором за-
i|iai ннплисн, как отнесусь и к предложению занять место
директор« институт« — предложению, мысль о котором воз¬
никли и соответствующих кругах. В письме было высказано
уверение, что согласие мое было бы встречено с удоволь¬
ствием псеми, в том числе моими будущими товарищами по
работе...
Вы спрашиваете, не было ли это письмо делом частной,
инициативы? Нет, оно было написано по поручению. Выждав
некоторое время, я ответил отказом. Я отклонил совершенно
категорически мысль о переезде в Петербург. Причины? Йх
несколько. Во-первых, мне недавно минуло 68 лет. В эти
годи вообще поздно становиться на новые рельсы и брать на
оной плечи ту усиленную работу, которая связана с подобной
переменой. Имеются, во-вторых, специальные причины, ме¬
шающие ,мне стать именно на русские рельсы. Я не инте¬
ресуюсь политикой или интересуюсь ею весьма мало. Я ек>
никогда не занимался и не занимаюсь. Но зато я интере¬
суюсь наукой и нуждами научной работы и не могу не защи¬
щать их от вторжения политики; я предвижу поэтому ряд
неизбежных конфликтов, из которых я в Петербурге никогда
бы не выбрался. Вы говорите, что я мог бы поставить свои
условия и стать вне политики? Все равно, я оказался бы
внутри ее...
Начать с того, что я не был бы, как здесь, свободен в
выборе моих товарищей и учеников. Здесь, в Париже, у ме-
нн составился круг учеников и товарищей по работе, вместе
о	которыми мы трудимся над решением ряда вопросов. Я не

166
Приложения
вижу оснований да и не считаю желательным прекращение
этого сотрудничества. Между тем я не могу рассчитывать на
то, чтобы, например, докторам Безредка и Вольману были
предоставлены места в институте, так как д-р Безредка и
д-р Вольман — евреи. Оба они даровитые ученые, пользую¬
щиеся известностью вследствие своих работ, своих несомнен¬
ных заслуг, но они — евреи, и потому двери института были
бы для них закрыты, как оказывались они закрытыми для
другого моего ученика, д-ра Бардаха, тоже еврея. Я реко¬
мендовал д-ра Бардаха в институте в то время, когда под¬
бирался первый контингент профессоров. Рекомендация моя
успеха не имела, и наука потеряла даровитого работника,'
принужденного заниматься частной медицинской практикой,
вместо того чтобы следовать своему призванию. С меня до*
вольно й этого опыта...
Да дело и не в одной национальной политике. У нас!
можно быть и не евреем, можно быть даровитым ученым и
остаться за флагом. И можно быть бездарным и малозна¬
чащим 'человеком и получить профессуру. Насколько я слежу
за деятельностью министерства народного просвещения, я на-*
хожу ее направленной к ущербу науки в России.214 Это мне*
ние мое сложилось на основании общеизвестных фактов, а
также на основании некоторого личного опыта. Я имею в вш
ду назначения на профессорские должности моих бывших
слушателей и учеников. Зная их относительные достоинства,
я могу утверждать, что некоторые из этих назначений отно¬
сятся к лицам, научный ценз которых очень низок. Очевид*
но, назначения этй были вызваны соображениями, посторон¬
ними науке. Здесь, в Париже, мы работаем в условиях пол¬
ной автономии; единственный критерий, признаваемый нами,
это научная ценность работника; научной работы в иных
условиях я принять не могу. Вот почему я и считаю за луч¬
шее остаться в Париже, где моя лаборатория открыта для
всех русских ученых, желающих работать и способных рабо¬
тать. Здесь они — у себя. В Петербурге я этих условий им
дать бы не мог.215

ПИСЬМО К ГГДЛККН'У . РУССКОГО СЛОВА* (1914)210
Париж. 7 ноября (нов. ст.) 1914 г,
AI / , ,ч fnnhinrof)/
Нм*п н> I' Ni им письмом и посылаю вам мои «Воспомина-
мнн о ГЪн'Ифг», нлннсйипыс мною во ьрсмя каникул, которые
« проподпл летом п тиши леса Рамбулье. Я думал, что эти
ийспимпнании могут заинтересовать тех из ваших читателей,
которым дорого все, что касается личности деятелей, оказав¬
ших человечеству благодеяния. Я не подозревал тогда, чтз
мы находимся накануне катастрофы. Несмотря на постоянные
угрозы и все увеличивающееся вооружение европейских на¬
родов, можно было надеяться на мирное улажение между¬
народных недоразумений. Я помню, с каким ужасом герман¬
ский посланник в Париже Радолин относился к возможности
войны во время международного совещания в Алхесирасе в
190G г., уверяя меня, что оно приведет к миролюбивому раз¬
решению спора. Не менее миролюбивое предсказание давал
мне Lord Chancellor,* лорд Хольден (Lord Haldane), бывший
великобританский военный министр, в самый разгар балкан¬
ской войны 1912 г. Когда даже недавнее столкновение Се-
неро-Американских Соединенных Штатов с полудикой Мекси¬
кой разрешилось почти без кровопролития, то как можно
было ожидать жесточайшей войны европейских народов?
Тем не менее, невероятное сделалось фактом. Война раз-
p.-лилась в неслыханных раньше размерах, перевернув весь
нормальный ход жизни. Неудивительно, что при таких усло-
пинх читателю нет дела до мирных тружеников науки, хотя
бы и оказавших человечеству очень большие услуги. Но, ко¬
гда первое возбуждение несколько уляжется, читатели вашей
Лорд-канцлер.— Ред.

168
Приложения
газеты, быть может, не отвернутся от рассказа о человеке,
деятельность которого сказалась даже и в сохранении жизни
в военное время. На закате жизни, в день основания инсти¬
тута, носящего его имя, в 1888 г., Пастер произнес следую¬
щие слова:
«Два противоположных закона, повидимому, борются в
настоящее время: закон крови и смерти, ежедневно приду¬
мывающий новые средства борьбы и вынуждающий народы
вечно готовиться к войне, и закон мира, труда, благоден¬
ствия, который стремится лишь к освобождению людей от
преследующих их бедствий. Первый закон ищет жестоких
завоеваний, а второй — облегчений человечества. Этот закон
ставит человеческую жизнь выше всевозможных побед, тогда
как первый закон готов жертвовать сотней тысяч жизней
ради удовлетворения самолюбия одного. Закон, которому мы
следуем, старается даже среди битвы исцелить зло, причи¬
няемое войной. Повязки, придуманные на основании моей
антисептической методы, способны предохранить тысячи сол¬
дат. Какой из этих двух законов восторжествует? Это из¬
вестно одному Богу. Единственное, что можно утверждать,
это то, что французская наука, подчиняясь закону гуман¬
ности, сделала всевозможные усилия, чтобы отодвинуть пре¬
дел жизни».
До какой степени применение на войне основ учения Па¬
стера оказалось благодетельным, могут свидетельствовать
следующие данные. Среди русских войск в Крымскую кампа¬
нию 1853—1856 гг., т. е. в до-пастеровскую эпоху, было уби¬
то 25 000, а от ран умерло 16 000, между тем как в Япон¬
скую войну 1904—1905 гг., в период полного применения
принципов, выработанных Пастером, рядом с таким же ко¬
личеством убитых (25 000) от ран умерло всего 6000, т. е.
почти в три раза меньше. Отсюда можно заключить, что ге*
ний Пастера помог спасти во время Японской войны 10 000
русских жизней.
Если вы найдете удобным поместить мой воспоминания,
то, быть может, предыдущие строки послужат им в качестве
предисловия. С совершенным почтением
Ил. Мечников

ЗАПИСИ САМОПАВЛЮДЦПИП
(!т^!9!в)<м
(Imp* 19/Х 1913 г.» 7 ч. 45 м. утра 218
Сегодня утром, после хорошо проведенной ночи, сердца
начало работать хорошо: было 58—59 ударов правильных.
По когда я встал, то сразу почувствовал сильнейшую боль
идоль грудной клетки; в то же время сделался сильнейший
припадок тахикардии, подобного которому я никогда в жизни
ut имел.219
19/Х, 3 часа
Припадок продолжался до часу (всего длился 6 часов).
По временам боль в груди была невыносима. Жажда побу¬
ждала пить (очень жидкий чай), после чего меня вырвало.
Чувствовал, что меня мучают газы в желудке и в кишках.
К полудню боль стала стихать, но сердце билось часто и
ужасно неправильно. Чтобы не беспокоить д., 220 я сел к за¬
втраку, но боялся, чтобы наполнение желудка, не усилило
припадка. Оказалось как раз наоборот: после первых же
глотков (я ел, разумеется, очень мало) боль стала сноснее,
и сердце начало биться реже. После завтрака все вошло
и норму: боль прекратилась, и сердце стало биться мед-
лямнго (78—80) и гораздо правильнее. Перебои стали
очень редки, и несколько раз я мог сосчитать 100 ударов
Йг i них.
Но все время припадка сознание не обнаруживало ни ма-
лЫЫкто ущерба, и, что меня особенно радует, я не испыты¬
вал страха смерти, хотя ждал ее с минуты на минуту. Я не
Циько рассудком понимал, что лучше умереть теперь, когда
Mt* умственные силы меня не покинули и когда я уже, оче-
iHÄNo, сделал все, на что был способен, но и чувства "мои

170
Приложения
спокойно мирились с предстоящей катастрофой. Последняя
для меня не будет неожиданна. Моя мать большую часть
жизни страдала сердечными припадками и умерла от них в
65 лет. Отец умер от апоплексического удара на 68-м году.
Старшая сестра умерла от отека мозга. Брат Николай (си¬
филитик) умер на 57-м году от грудной жабы. Сердечная на¬
следственность у меня несомненно плохая. С молодости я
страдал от сердца. Тридцати трех лет я страдал такими бо¬
лями в сердце, что по временам не мог сделать несколько
шагов без передышки. В 34 года у меня сделались сильней¬
шие головокружения и ощущение тяжести в голове. Дошло
до того, что чтение нескольких строк или даже вывесок на
улице вызывало у меня эти тяжелые ощущения. В 1881 t.
во время припадка возвратного тифа у меня сделались очень
сильные и утомительные перебои, против которых я принимал
маленькие дозы наперстянки.221 После того у меня периоди¬
чески бывали приступы перебоев, но тахикардических при¬
падков не было вовсе, или же они продолжались всего не¬
сколько секунд. Во время перебоев я принимал несколько
капель strophantus и чувствовал от них облегчение.
Особенно сильные периоды перебоев у меня были в 1887,
1894, 1895 и 1896 гг. Под конец я пошел к Вакесу (в декабре
18Э6 г.), но от его лечения не почувствовал облегчения.
Предположив, что причиной являются яды кишечных бак¬
терий, я решил не есть никакой сырой пищи и от время до
времени принимать «carabana». Успех этого лечения был
очень заметен, и весной 1897 г. перебои прекратились. Но С
осени 1898 г. меня стала мучить полакурия, от которой я
надеялся получить исцеление у Альбарана. Последний поса¬
дил меня на Contrexville, * вызвавший у меня белковую
реакцию мочи. В октябре 1898 г. я советовался с Hoop*
деном во Франкфурте и Leube в Париже во время выставки
1900 г. Оба не нашли ничего угрожающего. Ноорден мне
сказал, что у меня признаки артериосклероз«,
соответствующие моему возрасту (53 года),
Посадив себя на смешанный режим с кислым молоком и
*	Целебная минеральная вода.— Прим. О. Н. 'Мечниковой.

Запаси самонаблюдений
культурой болгарского бацилла, я несколько лет чувствовал
себя удовлетворительно, и только после поездки в Россию в
1909 г. у меня обнаружилось резкое ухудшение: в груди,
пдоль sternum* появились острые боли, особенно после еды
и ходьбы. В 1911 г, снопа стали чисто делаться приступы
переводя, Н январе 1911 г. я сопетоиался с д-ром Heitz,
чтобы узнать, могу ли ехать п калмыцкие степи, где гигие*
ничгекна условия оч^нь неблагоприятны. Heitz нашел у меня
увеличенное с t? р д ц е, *(' h n и с h е de bruit de
у ft I о р». ** «рте p и n л ь tf о е даплснис по Пешену
н 17,—10,—-15. Он сказал, что я могу предпринять путеше-
•ггние и прибавил, однако: «On rneur subitement avec moins
(|iie ce que vous avez au coeur». *** Путешествие сошло благо¬
получно, хотя я страдал от частых перебоев и от боли вдоль
♦.tormim во время ходьбы. По возвращении здоровье мое еде»
лалось довольно удовлетворительным. Главное, что меня уте¬
шало, это полная работоспособность, увлечение в работе и со¬
хранение умственных сил. Но, разумеется, я каждую минуту
1	отов был умереть. В начале нынешнего лета меня исследовали
д*р Манухин и проф. Н. Я. Чистович. Оба нашли сердечные
гоны удовлетворительными, но Манухин смутился, найдя у
меня первый тон аорты очень слабым, а второй тон усилен¬
ным. 222 Перебои были у меня очень часты, но с нормальны¬
ми промежутками. Последнее время в этом отношении стало
лучше, да и боль вдоль sternum давала себя чувствовать
только в экстренных случаях.
Готовясь к концу, я радуюсь тому, что предвижу его му¬
жественно, спокойно. Перебирая свою жизнь, нахожу, что я
провел ее, сколь возможно, «ортобиотически». Если
может показаться, что смерть в 68 лет и 5 месяцев прежде-
нременна, то нельзя забывать того, что я начал жить очень
рано (уже в 18 лет я напечатал первую научную работу),
что всю жизнь очень волновался, прямо кипел. Полемика по
♦	Грудина, (лат.) —Ред.
•♦«Следы галопирующего ритма» (фр.)*—Ред.
*++ «Можно внезапно умереть <и с меньшей болезнью сердца, чем
ямил». (ф.р.) — Р е д.

172
Приложения
поводу фагоцитов могла убить или совершенно ослабить ме*
ня еще гораздо раньше. Бывали минуты (помню, например*
нападки Лубарша в 1889 г. и Пфейффера в 1894 г.), когда
я готов был расстаться с жизнью. К тому же рациональной
(с моей точки зрения) гигиене я стал следовать только после
53 лет, когда у меня были уже признаки артериосклероза.
Мне удалось порядочно побороть кишечное гниение (фенолы
и индол), * но я никак не мог и не могу справиться с
обилием Clostridium butyricum, который завелся
в моих кишках.
В общем меня радует сознание, что я прожил не 6eci
смысленно, и меня утешает мысль, что я считаю все свое
мировоззрение правильным. Собираясь умереть, у меня нет
и тени надежды на жизнь au delà, ** и я спокойно предвижу
полное уничтожение. Возможно, что начал жить очень рано,
и, живя очень интенсивно, я в 68 лет уже дожил до начала
появления инстинкта пресыщения жизнью, подобно тому как
есть женщины, у которых регулы прекращаются гораздо
раньше, чем у громадного большинства их.
Ил. Мечников
P. S. Кажется, что все нужное в виду конца (завещание,
дела и пр.) у меня в порядке.
P. S. Пусть те, которые воображают, что, по моим прави¬
лам, я должен был бы прожить до 100 лет и более, «про¬
стят» мне преждевременную смерть ввиду указанных выше
обстоятельств (раннее начало кипучей деятельности, очень
беспокойный, нервный темперамент и то, что я начал вести
правильную жизнь лишь очень поздно).	^
Севр, 28 (15) декабря 1915
С тех пор. как я написал предыдущие строки, прошло
более двух месяцев, которые я провел удовлетворительно,
*	28 июня 1914 г. Возобновив исследование мочи, я нашел, что ин-
дикан у меня появился вновь и нередко в довольно значительном коли¬
честве. И это, несмотря на сколь возможно рациональный режим! Ста¬
раюсь выяснить это странное противоречие.
** «По ту сторону», т. е. загробную.— Ред.

Записи самонаблюдений
173
каждый день спрашивая, будет ли он последним. Ввиду это¬
го очень торопился написать работу «О холере сосунов»,
считая ее интересной. Несмотря на то, что сердечные пере¬
лои давали себя чувствовать более или менее часто, все же
каждый день бывали периоды, когда сердце билось правиль¬
но* обыкновенным темпом, и 58—66—72 удара. Третьего дня
у меня едМилси сильный насморк с небольшой лихорадкой,
и щ бПрЭДнл еебн, иг обратится ли он в воспаление легких.
Нриду sTofo оннть приострился вопрос о возможности близ¬
кого конца, Миг было интересно анализировать мои мысли,
чувства и ощущения.
Мне кажется, что у меня под 70 лет потихоньку начинает
развиваться чувство пресыщения жизнью, что я назвал «ин¬
стинктом естественной смерти».
Когда осенью 1910 г., делая опыты с тифозными культу¬
рами, я обрызгал себе лицо и рот, то я, разумеется, задался
вопросом, не может ли от этого последовать заражение.
Я облил себе лицо и бороду раствором сулемы и мылом, но
псе же не считал себя обеспеченным от заразы. Когда я раз¬
мышлял об этом, мысль мне подсказывала, что заболеть
гифом и умереть от него (в моем возрасте брюшной тиф
большей частью смертелен; раньше я никогда не болел им и
потому не мог считать себя невосприимчивым) было бы хо*
рошо. Хорошо умереть на поле битвы и к тому же в таком
возрасте, когда деятельность и жизнь уже кончены.
Но это были одни рассуждения. Инстинктивно же
и чувствовал еще большую потребность жизни, и я с ра¬
достью отмечал протекшие дни, удаляющие меня от возмож¬
ности заболеть тифом. Когда прошли две недели после про¬
исшествия, я почувствовал облегчение, считая этот срок пре¬
дельным для инкубации брюшного тифа. Итак, рассуждение
говорило одно, а чувство, инстинкт подсказывали другое.
С тех пор, за протекшие три года, в моем душевном состоя¬
нии произошла перемена. Перспектива смерти меня ме¬
нее пугает, чем прежде (во время припадка 19/Х
щ даже вовсе не испытывал страха смерти), и удовлетворе¬
ние при выздоровлении менее ощутительно, чем

174
Приложения
бывало раньше. Думаю, что эта количественная разница »
составляет первые признаки равнодушия.
Так как пресыщение жизнью наблюдается иногда у ста¬
риков, перешедших за 80 лет, то неудивительно, если на¬
чальные его проблески дают себя чувствовать в возрасте
под 70 лет, и тем более у человека, подобного мне, начавше¬
го очень рано вести крайне интенсивную жизнь. На эту
преждевременность пресыщения влияют еще особенные усло¬
вия. Между тем как я становлюсь равнодушнее к собствен¬
ной жизни, у меня в высшей степени становится острым бес¬
покойство о здоровье, жизни и счастье близких мне лиц..
В этом отношении особенное горе доставляет сознание несо¬
вершенства современной медицины. Несмотря на все ее успе¬
хи за последнее время, все же она беспомощна против мно¬
жества грозящих со всех сторон болезней. Легочные болезни
(чахотка, пневмония и пр.), нефриты и многое множества
других болезней еще не могут ни предупреждаться, ни из¬
лечиваться. Поэтому испытываешь вечный страх за близких..
Современем, когда медицина (в чем я уверен) справится
с этими бедствиями, то отпадет одна из больших причин
жизненной горечи, но пока этого нет. Поэтому рядом с при¬
туплением инстинкта жизни является примирение с перспек¬
тивой смерти как средства не чувствовать бедствий, пости¬
гающих близких сердцу. Современем, когда медицина устра¬
нит этот источник несчастья, старость сложится гораздо
краше, и жизнь' по ортобиозу сделается гораздо более
возможной и нормальной. В возрасте между 50, 60 и 65 года¬
ми радость жизни, как я описал в «Этюдах о природе чело¬
века» и «Этюдах оптимизма», мною ощущалась очень сильно;
за последние же годы она начинает заметно ослабевать. Науч¬
ная работа еще вызывает у меня неугасаемый энтузиазм, но
ко многим благам жизни я сделался равнодушным.
Севр, 16 (3) мая 1914 г.
Сегодня я вступил в 70-й год жизни. Для меня это боль¬
шое событие. Анализируя свои чувства, все больше убеж*
даюсь, что «инстинкт жизни» у меня ослабел. Я нарочно
слушал те музыкальные вещи, которые прежде доводили ме-

Записи самонаблюдений
175
пн до слез восторга (как, например, 7-я симфония Бетхове¬
на, ария Баха дли скрипки и т. д.), чтобы проверить впечат¬
ление. Последнее значительно ослабело против прежнего.
Несмотря НА легкость, с которой плачут старики, у меня не
помнилось ни одной слезинки за крайне редкими исключе¬
ниями.
Ту же и и других областях. Нынешней весной распуска-
пип и цветение кустов и деревьев, проявление оживления
природы не иьпыиали во мне и тени того восторженного чув-
» пт, которое я испытывал в прежние годы. Я скорее ощу¬
щал грусть ne от предвидения конца моей жизни, а от созна¬
нии тяжести существования. О наслаждении жизнью, как в
прежние годы, не может быть и речи. Чувством, преобла-
дшощим над всеми прочими, является бесконечная
I	ре вог а из-за здоровья и счастья ближних. Я теперь так
хорошо понимаю Петенкофера, который лишил себя жизни
и 84 года после потери всех близких. Он их потерял, оче-
мидно, преждевременно, вследствие несовершенства медици¬
ны. Это несовершенство приводит в отчаянье. На каждом
шагу видишь случаи, когда ни гигиена, ни терапия не спо¬
собны помочь. Какая масса туберкулезных, заразившихся не-
H ihccTHo когда и как! Как помочь этой беде? А последствия
кори, скарлатины, даже простой ангины, влекущие за собой
нередко туберкулез и нефрит? Какой толк в том, что опре¬
деление мочевины в крови дает возможность предсказать на¬
ступление смерти у больного, одержимого «азотемией», когда
нет возможности ни предотвратить ее, ни вылечить!
Это несовершенство медицинской науки значительно пре¬
пятствует настоящему ортобиозу, и я понимаю, что при те¬
перешнем ее состоянии чувство «тягости жизни» может на¬
ступать очень преждевременно, как у меня.
Но не подлежит сомнению, что, несмотря на вялость, с
какой разрабатывают медицину, последняя в будущем дойдет
до степени, когда можно будет не дрожать перед возмож¬
ностью всяких неизлечимых болезней. Тогда ортобиоз разо¬
вьется не в теперешней очень несовершенной форме, а ста¬
нет действительно прочным и главным содержанием жизни.

176
Приложения
16/V 19)5 г.
Сегодня мне, наконец, исполнилось 70 лет. Я дошел до
предела нормальной жизни, определенного еще царем Дави¬
дом и подтвержденного статистическими исследованиями
Лексиса и Боддио. Я еще способен работать *и мыслить. Но
изменения в моем душевном складе, которые я заметил год
назад, усилились в немалой степени.
Разница в силе приятных и неприятных ощущений оказы¬
вается все более и более. Приятные ощущения ослабевают;
я сделался равнодушным к благам, которые прежде были
мною очень ценимы. Нечего и говорить, что я сделался рав¬
нодушным к качеству пищи. Потребность к музыкальным
ощущениям настолько ослабела, что я почти не испытываю
желания их удовлетворения. Прелесть весны меня не тро¬
гает, а возбуждает грусть. Наоборот, тревога из-за счастья
и здоровья близких становится все сильнее. Мне трудно по¬
нять, как я раньше мог переносить эту тревогу. Сознание
бессилья медицины меня все более и более повергает в от¬
чаянье.
Вдобавок война остановила все работы, направленные на
борьбу против болезней.
Неудивительно, что при таких условиях у меня все более
развивается «пресыщение жизнью». В течение прошедшего
года (с 16/V 1914 по 16/V 1915 г.) у меня было два присту¬
па тахиаритмии (25/Х 1914 и 15/V 1915), во время которых
я был бы очень рад перестать жить. Вообще же мое здо¬
ровье удовлетворительно, что поддерживает меня. Что было
бы со мною, если бы вдобавок ко всему присоединились бо¬
лезни. Я положительно теперь не боюсь смерти, но хотел бы
умереть во время сердечного припадка, не подвергаясь ка-
кой-нибудь тянущейся болезни.
Моя относительная долговечность зависит не от семейно¬
го предрасположения (мой оте^ умер на 68-м году, мать на
66-м году, старшая сестра на 65-м, старший брат в 45 лет,
второй брат в 50 лет, третий брат на 57-м году). Я никогда
не знал моих дедов. То, что я дожил до 70 лет в сравни¬
тельно удовлетворительном состоянии, я приписываю своей

Записи самонаблюдений
гигиене: более 18 лет я не ем ничего сырого, по возможно¬
сти засеваю кишки молочнокислыми бактериями. Но это
лишь первый шаг. Я отравляюсь маслянокислыми бактерия¬
ми. Одним словом, я дошел до сокращенного нормального
предела жизни, чем уже могу быть удовлетворён. Я, так
сказать, выполнил программы «сокращенного, кратчайшего
ортобиоэа*. Когда макробиотика сделается более совершен¬
ной, когда хорошая кишечная флора будет засеваться, начи¬
на« со времени отнятия детей от груди, то нормальный срок
ЖНЭНН значительно продлится, дойдя, быть может, до пре¬
дела вдвое большего, чем теперешний в 70 лет. Тогда и чув¬
ство пресыщения жизнью наступит значительно позже, чем
у меня.
Сегодня в Пастеровском институте мне устроили чество¬
вание, которое меня очень тронуло, так как, несмотря на мое
недоверие к проявлениям добрых чувств, я убедился в ис¬
кренности последних.
Я хотел было высказать программу исследований, кото¬
рые бы следовало исполнить в Пастеровском институте, но
боялся отнять слишком много времени у посетителей. Я ве¬
рю р то, что наука решит все главные задачи жизни и смер¬
ти и даст возможность людям проводить их жизненный путь
в смысле истинного ортобиоза, не карикатурного и скомкан¬
ного» как у меня.
Во всяком случае, я считаю что опыт, который я проделал
над собой, уже дал немалый результат. Это доставляет мне
чувство истинного удовлетворения.
St. Läger en Yvellnes,
24 июня 1915 f.
Когда я говорил о развивающемся у меня отсутствии
страха смерти, те я имел в виду отсутствие страха «du
néant», т. е. полного небытия. Страх этот, проявляющийся в
течение продолжительного периода жизни и в конце ее пре¬
кращающийся, можно уподобить боязни темноты, испытыва¬
емой детьми инстинктивно и затем само собой проходящей.
Когда в конце жизни прекращается страх небытия, то не
№ И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

178
Приложения
является ни малейшей потребности в переживании бессмер¬
тии души. Наоборот, отвратительно было бы думать, что ду¬
ша переживает тело и будет на «том свете» видеть бедствия,,
переживаемые на земле. Наоборот, на закате жизни разви¬
вается потребность полнейшего небытия.
16	мая 1916 г.223
Против ожидания я дожил до сегодняшнего дня. Мне
исполнилось 71 год. Моя мечта умереть быстро, без тяну¬
щейся болезни, не осуществилась. Вот пять с лишком меся¬
цев, что я пригвожден к постели. После нескольких припад¬
ков тахикардии, небольшого гриппа с одышкой, у меня сде¬
лалось «congestion pulmonaire» * с плевритическим выпотом..
У меня трижды извлекали по одному литру этого выпота.
Хотя после этого наступило облегчение, но, несмотря на это,,
меня мучают припадки пота и следующие за ним одышка й
кашель. Особенно припадки эти мучительны по ночам, обусло¬
вливая бессонницу, от которой меня спасает лишь пантопон.
Душевное мое состояние двойственное. С одной стороны,
я очень желаю выздороветь, с другой же стороны, я не ви¬
жу толка в дальнейшей жизни. Болезнь не вызвала у меня
страха смерти, и я больше чем прежде лишен чувства на¬
слаждения жизнью. Пробуждение весны оставляет меня со¬
вершенно равнодушным. О наслаждении, которое испыты¬
вают на пути к выздоровлению, как и вообще о наслажде¬
нии, не может быть и речи. К бедствию, испытываемому
мною от несовершенства медицины по отношению к моим
близким, присоединяется чувство этого несовершенства по>
отношению ко мне самому. Я думаю, что в моем желании
выздороветь и продолжать жить играют роль отчасти
практические обстоятельства. Война расстроила финансы; до¬
ходы из России значительно уменьшились. В случае моей
смерти положение жены может очень стесниться, что при ее
непрактичности может повести к очень печальным послед
ствиям. Ликвидирование имущества до прекращения войны и
до восстановления нормальных условий прямо немыслимо.
*	Застой крови в легких.— Ред.

Записи самонаблюдений
179
18	июня 1916 г. 224
Моя болезнь, тянущаяся уже 7-й месяц, не может не на¬
водить постоянно мыслей на серьезность моего положения.
Я поэтому отдаю себе постоянно отчет о чувстве удовлетво¬
рения жизнью, которое испытывал за свои долгие годы. Не¬
сколько лет уже начавшее появляться отмирание жизненного
инстинкта становится теперь определеннее и реальнее.
«Наслаждение» составляет уже удел прошлого; я не испы¬
тываю больше той степени «удовольствий», которую ощущал
еще немного лет тому назад* Любовь к самым близким те¬
перь гораздо сильнее выражается в тревогах и страданиях
о их болезнях и горестях, чем в удовольствии от их радо¬
стей и нормальной жизни. Лица, которым я излагаю своя
чувства, возражают, что пресыщение жизнью в моем воз¬
расте (71 год) не должно быть нормальным. На это замечу
им следующее: продолжительность жизни до известной сте¬
пени, по крайней мере, связана с наследственностью. Я уже
упоминал раньше, в беседе на моем 70-летнем юбилее, что
мои родители, сестра и братья умерли раньше моего настоя¬
щего возраста. Дедов своих я никого не знал, что указывает
на то, что они умерли не очень старыми. Обратимся теперь
к профессии, так как известно, что она влияет на продолжи¬
тельность жизни. Пастер умер 72 с лишком лет, но уже дав¬
но он сделался неспособным к научной работе. Кох дожил
до G7 лет; другие бактериологи (Дюкло, Нокар, Шамберлан,
Бухнер, Эрлих, Лефлер, Пфейффер, Карл Френкен, Эмме-
рих, Эшерих) умерли, будучи значительно моложе меня. Из
оставшихся бактериологов моего поколения большая часть
прекратили научную работу. Псе это может служить указа¬
нием на то, что мои научная жизнь окончилась, и подтвер
ждениом того, что мой ортобиоз действительно достиг же¬
ланного предела.

ПИСЬМО БЭРА МЕЧНИКОВУ223
(1868)
С.-Петербург
Уважаемый господин Мечников!
К сожалению, я отвечаю на Ваше уважаемое письмо с
большим опозданием. Не примите это за недостаток интере¬
са. Это лето было для меня, к сожалению, поистине горест¬
ным периодом. Не только я сам подвергся заболеванию хо¬
лерой, но я потерял от этой болезни сестру, которая была
моей хозяйкой. Почти внезапно умер сын в расцвете лет и
оставил на мне заботу о его семье и имение без хозяина.
Поэтому, как только я оправился, что произошло довольно
скоро, я должен был предпринять некоторые поездки.
Ваше письмо пришло во время академического собрания,
иначе я представил бы его тотчас же в Академию для на¬
печатания в «Записках». Однако в августе я отсутствовал.
В первом же сентябрьском заседании я направил его в ре¬
дакцию, и оно появится в ближайшем томе «Записок» с
мрим кратким прибавлением.226
О	наличии в яйцах двукрылых зародышевого пузырька
(Keimbläschen) никогда не сомневались. Стоит только за¬
явить, что я его видел, и в это поверит каждый человек, или
по крайней мере каждый анатом. 227 Что же касается приме¬
нения к цецидомиям выражения «яичник» (Eierstock), то
оно мне кажется совершенно неподходящим, особенно если
он образует зародышевые камеры (Keimfäche) или яйцевые
трубки (Keimröhren). Лучше всего [одно слово неразб.] нуж¬
но подыскать новое слово или придать выражению зародыш-
ник (Keimstock) более расширительное, по сравнению с д»
сих пор принятым, значение.228

Письмо Бэра Мечникову
181
Я радуюсь вашей энергии и способностям и надеюсь, что
Ны составите честь Вашему отечеству. Окажите некоторое
шшмание старому человеку, совершенно уже преодолевшему
собственное честолюбие, когда он выражает пожелание, что¬
бы Вы поменьше вступали в полемику. Кювье лишь очень
редко полемизировал, а Гумбольдт — никогда! Новые откры¬
тии и основательность работы сами по себе прокладывают
путь. Так, в существование зародышевого пузырька поверит
каждый, как только надежный наблюдатель докажет, что он
его видел. То, что господин Ганин принимает всех личинок
цецидомий на протяжении большей части года за самок, ко¬
нечно, нельзя признать; однако он может сослаться на преж¬
ние авторитеты, которые всех тайнобрачных (Kryptogamen)
считают женскими, так как они дают плоды. Этот взгляд не
может теперь получить одобрения. 229
Прекрасно нарисованные таблицы я уже представил. Они
еще не выгравированы, так как они относятся к еще неопу¬
бликованным работам, о чем отсутствуют сведения.230
Мы надеемся, что Вы подадите сочинение на конкурс на
премию моего имени по естественной истории — работу о
развитии двукрылых. К сожалению, конкурс закрывается
уже к 1(13) ноября т. г.231
Я писал, не задумываясь, на немецком языке, так как Вы
его не только понимаете, но и совершенно правильно и хо¬
рошо пишете.
В заключение сердечное Macte virtute. * С совершенней¬
шим почтением Паш покорнейший слуга
д-р Бэр
*	Хпллй теАе, доАлвтюму (ляг.) —Ред.

ПИСЬМО ПАСТЕРА МЕЧНИКОВУ m
Париж, 17 декабря 1888 г.
Дорогой Мечников!
Вы спрашиваете у меня, что я думаю о применении ми¬
кроба куриной холеры для уничтожения некоторых грызунов
и существует ли какая-нибудь опасность для домашних жи¬
вотных, связанная с применением этога способа. Кажется,
в ряде русских журналов опасаются того, что куриная холе¬
ра может принести вред крупным животным, и мне даже
приписывают опыты, подтверждающие последнее мнение.
Все, что мне известно по этому вопросу, сводится к следую¬
щему. Микроб куриной холеры, конечно, опасен для кур и
домашней птицы. Он еще более опасен для кроликов: дайте
любому числу кроликов хотя бы один раз в пищу траву,
зараженную культурой микроба куриной холеры, и не прой¬
дет суток, как все эти кролики погибнут. Если Вы проде¬
лаете подобный же опыт на баранах, свиньях, коровах, ло¬
шадях, козах, собаках, то, даже если Вы не один раз, а не¬
однократно дадите им зараженную микробом пищу, они не
почувствуют никакого вреда от этого на протяжении несколь¬
ких дней и даже недель. Если кто-либо «з авторов опубли¬
ковал что-нибудь противное этому, то они ошибались.
Совершенно же ошибочно приписывать мне мнение, что
домашние животные могут пострадать от пищи, зараженной
микробом куриной холеры. Я не хочу этим сказать, что при
введении непосредственно под кожу иглой Праваза культуры
этого микроба не вызываются более или менее тяжелые
абсцессы; но я сейчас говорю о совершенно ином способе
инфекции в результате заражения пищи. В этом последнем
случае опасности не существует. Что же касается морских
свинок, то мною экспериментально доказано, что введение
непосредственно под кожу вызывает абсцессы, но не смер¬
тельные; и это несмотря на то, что микроб в них живет и
размножается точно так, как в стеклянном сосуде.

Письмо Пастера Мечникову
183
Только что описанные результаты дали опыты, проделан-
• шг моими представителями в Австралии, докторами Жер-
моп, Хиндс и Луар, совсем недавно, а именно, что пища,
сраженная микробом куриной холеры, убила кроликов в те¬
чение суток и, напротив, не отразилась на жизни и здоровье
домашних животных. Таким образом, эти явления протекают
одинаково в любых климатах и в отношении всех обычных
пород домашних животных. Могу добавить, что на француз¬
ских фермах, где куриная холера довольно часто наблюдает¬
ся среди домашних птиц, никогда не приходилось констати-
ронать случаев заражения людей; а между тем, при вспыш¬
ках на ферме подобных эпидемий большое количество жи¬
вотных забивается непосредственно перед падежом или за
I	2 дня до этого и потребляется в пищу жителями фермы.
Итак, нет никакой опасности в попытке уничтожения в
полевых условиях того или иного рода грызунов при посред¬
стве микроба куриной холеры. Вы сами рассказывали мне,
что в Одесской микробиологической лаборатории были пред¬
приняты успешные попытки уничтожения сусликов при помо
щи этого же микроба. 'ш Много легенд распространяют в
микробиологии, дорогой Мечников, с тех пор как новая на¬
ука развивается во всевозможных направлениях. Могу даже
Нам рассказать, что наши молодые представители в Австра^
лии, посланные мной по пожеланию правительства Сиднея
(Новый Южный Уэлльс), встретили весьма странное противо¬
действие со стороны лиц, .казалось бы, вполне просвещен¬
ных или долженствовавших быть таковыми. Не превратится
.чм Наша куриная холера, было им заявлено, в азиатскую
нилгру? Опровержением этим опасениям служит то, что я
Ним иыпге рассказывал о случаях, происходящих на наших
ферм АХ и Киропе, где подчас свирепствует куриная холера.
И конце концов эти опасения основываются на простых
предположениях пли предвзятых мнениях. Виной всему этому
милмгтеи слово «холера». Отсюда вполне понятная ассоциа¬
ция идей, но лишенная самого малого научного оправдания.
Не существует никакой связи между микробом азиатской
холеры и микробом куриной холеры. Примите и пр.
J1. Пастер.

ПИСЬМО ГУГО ДЕ-ФРИЗА МЕЧНИКОВУ 884
Амстердам, 19 апреля 1907
Милостивый государь!
Я горячо благодарю Вас за дар Ваших «Этюдов опти¬
мизма», Который Вы мне сделали. Я прочел их с большим
интересом и пользой. Это — книга, которая должна делать
своих читателей лучше. В течение всей своей жизни я много
страдал от пессимизма, и я всегда был убежден, что это зло
органического происхождения, с которым следует бороться
как можно больше. Одним из лучших моих способов было
убеждение, что моим долгом является сокрытие его проявле¬
ний. Однако всего лишь несколько лет я замечаю, что этот
пессимизм пошел на убыль. Теперь я узнал из Ваших «Этю¬
дов», что это — общее явление для моего возраста и, следо¬
вательно, более надежное. Я почерпнул из Ваших «Этюдов»
уверенность, что этот пессимизм все более и 'более будет
перёходить в оптимизм и принесет мне удовлетворение своей
работой. Я очень счастлив теперь тем, что никогда не допу¬
стил ошибки, отмечаемой Вами на 306-й странице такими
страшными словами: «Никакой цели передо мной».
Я пишу Вам эти строки, чтобы показать, до какой степе¬
ни я чувствую себя Вашим должником за написание Ваших
этюдов и присылку их мне. Весьма преданный вам
Гуго де-Фриз.

П. Н. ТОЛСТОЙ О МЕЧНИКОВЕ 235
На следующий день после отъезда И. И. Мечникова из
Ясной Поляны Лев Николаевич высказал мне свои впечатле¬
ния о И. И. и сообщил наиболее выдающиеся подробности
из бесед, которые они вели. «И. И. произвел на меня самое
приятное впечатление. Я не встретил в нем обычной черты
узости специалистов, ученых людей. Напротив, широкий ин¬
терес ко всему и в особенности к эстетическим сторонам
жизни.
С другой стороны, самые специальные вопросы и откры
тия в области науки он так просто излагал, что они невольна
захватывали своим интересом.
Я был поражен его энергией: несмотря на ночь, прове¬
денную в вагоне, он так был оживлен и бодр, что представ¬
лял прекрасное доказательство верности его гигиенического^
отчасти даже нравственно-гигиенического режима, в кото¬
ром, по-моему, важное значение имеет то, что он не пьет,
не курит инивкакие игры не играет.
—	Вы говорили о художественных произведениях?
—	Да. Между прочим, он никак не хотел верить, что я
1§был содержание «Анны Карениной».
Я ему говорил, что если бы я теперь что-нибудь написал,,
fti §то было бы вроде второй части «Фауста», т. е. такая же
чщпукш, А он мне рассказал свое объяснение этой второй5
чести, очень остроумное.236
В разговоре мы вспомнили, что я знал его брата Ивана
Ильича, даже моя повесть «Смерть Ивана Ильича». имеет
некоторое отношение к покойному, очень милому человеку,
бывшему прокурором тульского суда».237
Лев Николаевич на минуту задумался и потом вспомнив
еще один очень интересный эпизод.

186
Приложения
После разговора о вегетарианстве, о котором говорили
домашние, Мечников стал рассказывать о племени антропо¬
фагов, живущем в Африке, в Конго. Он рассказал интерес¬
ные подробности о том, как они едят своих пленных. Снача¬
ла пленного ведут к военачальнику, который отмечает у не¬
го на коже тот кусок, который он оставляет для себя. Затем
пленного поочередно подводят для таких отметок к осталь¬
ным по старшинству, пока всего не исполосуют.
—	Меня это в высшей степени заинтересовало,— продол*
жал Л. H.,— и я спросил у Мечникова: «есть ли у этих лю¬
дей религиозное миросозерцание?».
И на это он ответил. По его словам, они веруют в «обо¬
готворение» предков. Я попросил сообщить мне более под¬
робные материалы, касающиеся жизни этих людей, и он
обещал мне прислать их, а также прислать свое сочинение
«Les essais optimistes», в котором изложено его объяснение
второй части «Фауста».238
—	Вообще,— сказал в заключение Лев Николаевич,— я от
этого свидания получил гораздо больше всего того хорошего,
чего ожидал».239

ПРИМЕЧАНИЯ
А. Е. ГЛЙСИНОВИЧ
1	«Русские ведомости», 1914, 1 января, № 1 (годичный обзор). 6.
2	Статья Мечникова помещена в особом новогоднем приложении
«Русских ведомостей», выпущенном под следующим заголозком: «1913.
Россия дореформенная, земская и современная». Выпуском этого прило¬
жения газета отмечала пятидесятилетний юбилей земской и судебной ре¬
формы (1864). 6. '<
3	Мечников имеет в виду 50-е годы XIX в., к которым относятся его
гимназические годы. То была эпоха, когда не только еще не было «клас¬
сицизма» и средней школе, а, наоборот, древние языки были необяза¬
тельны. По уставу 1849 г., была введена «бифуркация» с IV класса гим"
назяй, но которому лишь для лиц, готовящихся к поступлению в универ¬
ситеты, были особые уроки по латинскому языку и, для желающих, по
греческому. С 1851 г. греческий язык практически вовсе не преподавался
и взамен его введено было преподавание естественных наук. Мечников
поступил во 2-й класс гимназии в 1856 г. «То было время, полное на¬
рождающихся надежд с наступлением либерального начала царствования
Александра II. В гимназии оставались лишь незначительные следы нико¬
лаевской эпохи с ее военной выправкой. Уже обнаружилось сильное
влияние нового свободного духа. Узкое доктринальное преподавание и
♦убрение уступали место более рациональным идеям. Классические языки
отупили на задний план, а на первый были выдвинуты история, лите-
рйтурм и особенно физико-естественные науки» (О. Н. Мечникова.
4<»имь И. И. Мечникова, М. 1926, стр. 23). 6.
1	Пирогов был командирован в Берлин в марте 1862 г. по распоря-
•*м мню министра народного просвещения А. В. Головнина на четыре го¬
ми *Г,ыт10с поручение, которое возлагается на Вас по воле государя,
нн'тши и руководстве и направлении тех молодых ученых, коих мини¬
стерство народного просвещения отправит за границу для приготовления
и профессорскому званию и коим предписано будет являться к Вам и
itelteîtionnTb по Вашим наставлениям» (цитирую по Ш т р а й х у. И. И. Меч-
МНКОИ и Н. И. Пирогов. «Обществ, врач»,' 1916, № 10, 503—508). 7.
•	Приводимые в примечаниях отрывки из писем и сочинений Мечникова напеча-
vtfitM а отступом от края страницы. Цифра, стоящая в конце каждого примечания
у мам*im страницу, к которой оно относится.

188
А. Я. Гайсинович
5	'Мечников не мог быть включен в число кандидатов, выделен¬
ных университетами для посылки за границу, так как от Харьковского»
университета, который он тогда еще не окончил, уже был послан зоолог
Степанов. После неудачной первой поездки (1862), еще до поступления
в университет, Мечников вторично поехал за границу уже после его'
окончания в 1864 г. Лето 1864 г. Мечников провел на о. Гельголанд, изу¬
чая морскую фауну, а осенью поехал в Гиссен на съезд естествоиспы¬
тателей и врачей. Там он познакомился с знаменитым зоологом Лейкар-
том и остался работать в его лаборатории. Очевидно, по просьбе Меч¬
никова, Лейкарт обратился к Пирогову с ходатайством о зачислении'
Мечникова в стипендиаты МНП (см. рассказ Мечникова об этом на
стр. 66 настоящего сборника). Пирогов затребовал у Мечникова' необ¬
ходимые сведения (см. письмо Мечникова Пирогову в настоящем сбор¬
нике (стр. 159) и исходатайствовал ему © министерстве стипендию. Меч¬
ников числился стипендиатом МНП с 21 января 1865 г. по март 1867 г.
О свидании Мечникова с Пироговым см. еще в его статье «О Н. И. Пи¬
рогове» (стр. 66 настоящего сборника). 7.
6	Премия имени Бэра была учреждена Академией Наук в
1864 г. в честь 50-летнего юбилея присуждения Бэру докторской степе¬
ни. По положению премии присуждались в первую очередь «по части
физиологии и анатомии и преимущественно эмбриологии», следовательно
в той области, в которой особенно прославился Бэр. Лишь при отсут¬
ствии достойных эмбриологических работ премия могла быть присужде¬
на «исследованиям палеонтологическим, произведенным с точки зрения
зоотомии или фитотомии»; в последнюю очередь могли быть награждае¬
мы работы по систематике, а «фауны и флоры могут быть удостоены
премии только в том случае, если они обнимают значительные про¬
странства в Российской империи». Премии присуждались комиссией под
председательством Бэра. Как относился Бэр к работам Мечникова, ви¬
дно из его письма к нему, призывающего к участию в конкурсе: «Я ра¬
дуюсь! Вашей энергии и способностям и надеюсь, что Вы составите
честь Вашему отечеству... Мы надеемся, что Вы подадите сочинение на
конкурс на премию моего имени — работу о развитии двукрылых» (см*
в Приложениях, стр. 180—181, это письмо1 полностью). Мечников пред¬
ставил, помимо своей большой работы о развитии насекомых («Embryo¬
logische Studien an Insecten». Zs. Wiss. Zool., 1866, 16, 389—500), еще
две, более мелкие работы. В конкурсе участвовал и А. Ковалевский,
представивший пять работ. Премия была присуждена обеим пополам.
Мечникову еще дважды присуждалась премия имени Бэра — в 1870 г.
(снова пополам с А. Ковалевским) и в 1891 г. (пополам с В. Заленским). 7.
7	П. Т. Степанов учился в Харьковском университете в 1857—1861 гг.,
М. С. Ганин в 1859—1863 гг., Мечников в 1862—1864 гг., В. В. Зален¬
ский в 1864—1867 гг. 7.
8	Вот что пишет об этом О. Н. Мечникова, очевидно, со слов
И, И.: «В то время как в гимназию широко, проникло новое направление,

Примечания
№
Харьковский университет оставался крайне отсталым. Это зависело от
того, что учителя гимназии были молодые люди, сами недавно окончив¬
шие курс, профессора же большей частью были пожилыми людьми ста¬
рого закала* Скорее чиновники, чем ученые, они довольствовались ста¬
ринными методами преподавания. Лекции читались по отсталым учебни¬
кам; практических занятий почти вовсе не было. Некоторые из старых
профессоров пили, другие относились к своему делу халатно или по-
чи но вни чески. На естественном и медицинском факультетах в то время
было только Д1ва молодых адъюнкта (доцента) нового направления, на¬
стоящих ученых и «учителей* молодежи. Это были: химик Бекетов и фи¬
зиолог Щелков. У них одних можно былр серьезно заниматься; осталь¬
ные лекции были одной формальностью» («Жизнь'Мечникова», стр. 54). 7.
е Мечников, очевидно, имеет в виду блестящие лекции К. Ф. Рулье
•(профессора зоологии Московского университета с 1836 г. и с перерыва¬
ми до 1858 г.). Преемниками его были А. П. Богданов (с 1858 г.),
Я. А. Борзенков (с 1858 г. читал зоологию ~и сравнительную анатомию)
к С. А. Усов (с. 1861 г. преподавал зоологию позвоночных). Все они
старались продолжить традицию Рулье и живо откликались на. общебио-
логические идеи того времени. 8.
10	Теория плеоморфизма отрицала видовую специфичность
микробов и утверждала, что один и тот же вид бактерий может, видо¬
изменяясь, вызывать совершенно различные химические и болезнетворные
процессы. •...........	-
Мечников сам пытался использовать учение о плеоморфйзме для
-объяснения больших колебаний в вирулентности (болезнетворной силе)
бактерий («Contribution a l’étude du pléomorphisme des bactéries». Ann.
•de rinst. Pasteur, 1889). Описав новый грибок, вызывающий смертель¬
ную болезнь дафний (род низших рачков), он назвал его в честь Цен-
ковского Spirobacillus Cienkowskii как «одного из поборников теории
плеоморфизма».
В настоящее время теория плеоморфйзма отвергнута наукой, призна¬
ющей и для микробов такую же видовую обособленность и специфич¬
ность» как и для высших многоклеточных организмов. Это не исключает,
«мшннш, наличия у микробов разновидностей и значительной изменчиво¬
сти, кпк морфологической, так и физиологической. 8.
11	Цснковский покинул Новороссийский университет в апреле 1871 г.
в аиак протеста против неутверждения Советом университета профессо¬
ром химика А. А. Вериго. Доцент Вериго был избран физико-математи¬
ческим факультетом (по представлению профессоров Соколова, Ценков-
<*кого, Мечникова и др.) профессором химии. Однако Совет университета,
придравшись к некоторым формальностям, дважды отказал факультету
в утверждении его решения. Повидймому, это было результатом интриг
некоторых профессоров-националистов против поляка по национальности.
Ценковский подал университету резкое заявление и покинул его, не¬

190
A. E. Гайсинович
смотря на попытки уладить конфликт (см. Маркевич. Двадцатипяти¬
летие Новороссийского университета. Одесса, 1890, стр. 388, 422).
В попытках отговорить Ценковского от ухода участвовал и И. М. Се¬
ченов, ставший как-раз незадолго до этого (в марте 1871 г.) профессо¬
ром Новороссийского университета. Он писал об этом Мечникову, быв¬
шему тогда в заграничной командировке: «Первое лицо, с которым по¬
знакомился по приезде, был, разумеется, Ценковский, и он понравился
мне, как редко кто. Вначале я было, надеялся, что его можно вернуть
и даже начал действовать соответственным образом, но вскоре он за¬
упрямился и просил меня прекратить дело. Уехал он в 20-х числах сен¬
тября и с тех пор никому не пишет» (письмо от 7/XII 1871 г., «Борьба
за науку в царской России», М. 1931, стр. 78). Вместе с Ценковским
ушел из университета и проф. Соколов. Повидимому, Ценковский ожи¬
дал, что так же поступят Мечников и Сеченов (см. «Борьба за науку»,
стр. 130—133, письма его к Мечникову в связи с инцидентом). Однако
Мечников в связи с затруднительным материальным положением (связан¬
ным с тяжелой болезнью жены) не решился на это. По этому поводу
О.	Н. Мечникова пишет: «Илья Ильич был на его стороне, рвался по¬
ступить так же, как он, но это было ему недоступно, и он глубоко*
страдал» (О. Н. Мечникова. Жизнь И. И. Мечникова. М. 1926*
стр. 59). Сеченов добился вскоре утверждения Вериго профессором (см.
его рассказ об этом в вышеупомянутом письме к Мечникозу). 8.
12	Мечников познакомился с Ценковским еще в 1867 г. в Крыму.
Вот как описывает О. Н. Мечникова их отношения: «Ценковскому было
тогда сорок шесть лет; Илье Ильичу — всего двадцать два; тем не ме¬
нее они быстро сошлись. Ценковский был выдающимся, культурным,
европейским человеком, большим спорщиком и скептиком. Несмотря на-
свое страстное отношение к науке, критический ум его подвергал все
строгому анализу. Он заинтересовался Ильей Ильичем и отнесся к не¬
му с большой симпатией, что, однако, не мешало ему часто строго кри¬
тиковать его. Он особенно нападал на него за несдержанность и отече¬
ски взялся «цивилизовать» чересчур пылкого, импульсивного и часто
резкого юношу. Он доказывал ему невозможность всегда итти напролом*
необходимость сообразоваться с мнением других, проповедывал ему тер¬
пимость, самообладание, даже неизбежность подчинения известным об¬
щепринятым условностям, против которых Илья Ильич восставал с юно¬
шеской прямолинейностью. Ценковский имел большое влияние на него.
Илья Ильич старался сообразоваться с его советами, поскольку позволя¬
ла это его страстная натура. Часто даже в последующей жизни любил
он приводить изречения своего старого друга» («Жизнь Мечникова»*
стр. 48). 9.
13	Ценковский провел в Харькове последние 15 лет овоей жизни
( 187.1—1887), занимая кафедру ботаники в университете. В 1882 г., по по¬
ручению Вольного экономического общества, Ценковский ездил в Па¬
риж к Пастеру для изучения прививок против сибирской язеы. Однако,

Примечания
191
так как Пастер отказался принять его к себе в лабораторию, Ценков-
екий самостоятельно освоил методы производства вакцин. Работая бакте¬
риологом в Херсонском земстве (1883—1886), Ценковский широко приме¬
нил противосибиреязааенные вакцины на стадах овец своего ученика»
богатого помещика Г. Л. Скадовского. Против этих опытов резко высту¬
пил Мечников (18 мая 1888 г. на заседании Общества сельского хозяй¬
ства южной России; см. «Отзыв Мечникова о белозерском опыте пред¬
охранения овец от сибирской язвы». «Одесский листок», 1888, № 140),
критикуя методику изготовления вакцин и работу Комиссии по проверке
результатов опытов. Ему не менее резко отвечал Г. Л. Скадовский
(«Новороссийский телеграф», 1888, № 4109, 4110), обвиняя его и Н. Га-
мался в пристрастии и в заинтересованности пропаганды методов Пасте¬
ра, продавшего свое открытие французскому акционерному обществу. 9.
14	Среди учеников Ценковского укажем акад. М. С. Воронина
(1838—1903) и акад. А. С. Фаминцына (1835—1918). У Ковалевского учи¬
лись или работали проф. Н. В. Бобрецкий (1843—1908), акад. Н. В. На¬
сонов (1855—1939), М. А. Шульгин (1851—?), К. Н. Давыдов»
С. И. Метальников и другие. 9.
15	В конце 50-х годов были за границей будущие физиологи: И. М. Се¬
ченов (1856—il860), П. И. Эйнбродт (1858—1861), И. П. Щелков (1858—
1861), И. Ф. Цион (1858— 1861). Основная масса молодых! специалистов
была послана в 1862 г., когда для руководства над ними был направлен
за границу Н. И. Пирогов (см. прим. 4). Тогда были посланы специали¬
зироваться по физиологии А. И. Бабухин, Н. И. Бакст, Н. О. Ковалев¬
ский. Несколько позже ездил И. М. Догель (1865—1868), Шефер, Томса
и другие. Интересно отметить, что все. они, подобно Сеченову, среди дру¬
гих иностранных профессоров учились у Людвига, а кроме того, у Дюбуа -
Реймона, Гельмгольца и многих других корифеев. 9.
16	Знаменитая работа Сеченова о центрах головного мозга, тормозя¬
щих спинномозговые рефлексы, была опубликована в 1863 г. по-француз¬
ски, немецки и русски («Исследования центров, задерживающих отра¬
женные движения в мозгу лягушки». «Медицинский вестник», №1, 2, 3).
«Рефлексы головного мозга» были сначала напечатаны в «Медицин¬
ском вестнике» за 1863 г. (а не 1864 г., как пишет Мечников). Перво¬
начальное название было:	«Попытка ввести ' физиологические основы
и психические процессы», однако редактор журнала, ссылаясь на цензу¬
ру, просил изменить его (И. М. Сеченов. Автобиографические запис¬
ки. М. 1907, стр. 125; см. подробнее об этом: Коштоянц. Сеченов,
М. 1945, стр. 64 и ел.). 10.	^	k	--
17	См. «Воспоминания об И. М. Сеченове» в настоящем сборнике,
gTp, 45 И СЛ.	 10.	^	%	.V*..
16	Павлов избрал своей специальностью физиологию под влиянием
лекций проф. Циона, которого он слушал в Медико-хирургической акаде¬
мии (1872—1874). Под руководством Циона Павлов (совместно с М. И. Афа¬

192
A. E. Гайсинович
насьевым) сделал одну из первых своих работ об иннервации деятельно¬
сти поджелудочной железы («Pflüger’s Archiv», Bd. XV, 1878). //.
19	Мечников имеет в виду опубликованную в 1863 г. по-немецки
и по-русски работу «Исследования о Штиле Вортицеллей» («Записки
Академии Наук», т. 4, стр. 45—50). Вот что пишет об этом О. Н. Меч¬
никова: «Щелков также советовал ему поступить на естественный фа¬
культет, более подходящий для чисто научной деятельности. Илья
Ильич на это и решился и стал заниматься физиологией в его лабора¬
тории. Так как юноше хотелось сейчас же приняться за самостоятель¬
ную работу, то Щелков предложил ему исследовать стебелек одной рес¬
ничной инфузории — сувойки, или вортицеллы. Надо было установить,
представляет ли этот стебелек аналогию с мускульной тканью и так же
ли, как она, относится к различным реактивам. Тщательные исследова¬
ния привели Илью к отрицательным выводам. Свои результаты он напе¬
чатал в 1863 г. в «Мюллеровском архиве». Вскоре появилась статья
знаменитого физиолога Кюне, который вызывающе резко опровергал его.
Это крайне огорчило молодого человека; однако возражения еще более
возбудили его энергию. Он тотчас повторил свои опыты и, получив
прежние результаты, ответил Кюне также довольно резко, задетый то¬
ном его статьи» («Жизнь Мечникова», стр. 34—35).
Однако следует иметь в виду, что Мечников неточен, называя эту
работу «первой». Как известно, уже в 1862 г. Мечников написал статью
об	инфузориях и послал ее для напечатания в «Бюллетень Московского
общества испытателей природы», о чем есть протокольные данные [в про¬
токоле от 13 декабря 1862 г., см. «Бюлл. Общ. испыт. природы», т. 35
(90): «Мечников посылает некоторые наблюдения о жизни инфузорий»].
Как пишет О. Н. Мечникова, статья по требованию Мечникова не была
напечатана: «Он был обрадован согласием редактора поместить его ста¬
тью, но тут же нашел, что сделал ошибочные выводы, приняв явления
дегенерации за размножение. Тотчас написал он в редакцию, чтобы оста¬
новить печатание. Так эта первая статья и не увидела света» (Жизнь
Мечникова», стр. 26).
Но, повидимому, она ошибается вслед за самим Мечниковым. Статья
была опубликована, но не в «Бюллетене», а в «Вестнике естественных
наук», научно-популярном журнале, издававшемся Обществом испытате¬
лей природы. Ее публикация, возможно, осталась неизвестной Мечникову
потому, что она осуществилась не только в другом журнале, но и зна¬
чительно позже, в 1865 г. Еще курьезнее то обстоятельство, что она по¬
мещена в последнем выпуске этого журнала за... 1860 г., который вышел
с опозданием почти в пять лет. В № 47—52 этого журнала мы находим
статью «Некоторые факты из жизни инфузорий, статья Ильи Мечникова
из Харькова» (стр. 1564—1569). В конце статьи имеется дата написания —
«ноябрь 1862 г.» Таким образом, статья эта является первой научной
публикацией Мечникова, что осталось неизвестным самому автору (по¬

Примечания
193
дробное см. Ач Гайсинович. Первые научные интересы И. И. Меч¬
никова. Бюлл. Общ. исп. прир., 1946,' отд. биол.). //.
20	Вот что пишет об этом Сеченов в своих «Записках»: «Тонкая
диагностика была его страстью, и в приобретении способов к ней он
упражнялся столько же, как артисты, вроде Ант. Рубинштейна, упраж¬
няются в с doom искусстве перед концертами. Раз, в начале своей профес¬
сорской карьеры, он взял меня оценщиком его уменья различать звуки
молоточка по плессиметру. Становясь посредине большой комнаты с за¬
жмуренными глазами, он велел обертывать себя вокруг продольной оси не¬
сколько pits, чтобы hi* знать положения, в котором остановился, и затем,
стуча молотком но плессиметру, узнавал, обращен ли плессиметр к сплош¬
ной стен*, к стене с окнами, к открытой двери ъ другую комнату или даже
к печке с открытой заслонкой* («Автобиографические записки», стр. 65).//.
•	Дайэн изучал кровь сибиреязвенных животных еще в 1850 г. Одна¬
ко лишь после того, как Пастер в 1861 г. показал, что маслянокислое
брожение вызывается «палочкой» (микробом), Давэн начал поиски болез¬
нетворных сибиреязвенных бактерий, что и увенчалось успехом. Свой
доклад об этом он сообщил Парижской Академии наук 27 июля -1863 г.
(см. подробнее: Мечников. Основатели современной медицины. М.,
1915, стр. 45—48). 12.
22 «Вестник Европы», 1902, № 12, стр. 772—799. 14.
аз Говоря об отвлечении «общего внимания... в сторону», Мечников,
невидимому, имеет в виду то оживление общественно-революционных на¬
строений в России, массовые забастовки и демонстрации, которые отме¬
чают 1902 и последующие годы —время написания статьи — как годы
нарастания предреволюционной грозы. Следует иметь в виду, что Меч¬
ником постоянно противопоставлял науку «политике», считая их несо¬
вместимыми. На ошибочности и непоследовательности в этом взглядов
Мечникова нам неоднократно придется останавливаться (см. прим. 48.
102, 101). 14.
'и См, об этом прим. 3. Однако к Ковалевскому это прямого отно¬
шений Не может иметь, так как он получил первоначальное образование
ßmiß,	и имении отца, и	в гимназии не учился («Первоначальное воспита-
ffifp Hi mi учи л дома»; см.	А. Богданов. Материалы	для	научной, и при*
Деятельности в	России по зоологии... т. 1,	М.	1888, где поме¬
щена	йМТОбнография (?)	А. О. Ковалевского). 14.
»» М#ЧИМКон повторяет здесь в основном ту же характеристику уни-
ьёреитетеиого яре пода на и и я, которую он дал в предыдущей статье спе¬
циально Харьковскому университету (см. стр. 7—8 и прим. 8). 15
Из упоминаемых Мечниковым произведений полностью запрещен¬
ным было лишь сочинение Бюхнера «Kraft und Stoff» (1855). Именно
mm и Лило поэтому издано » нелегальном гектографированном издании
московским революционным кружком студентов в 1860 г. («Сила и ма¬
тери«, Естественная философия в общепонятном изложении»). Что же ка¬
рается сочинений К. Фогта, то большинство из них было переведено и

194
А. В. Гайсинович
издано на русском языке («Зоологические письма», СПб, 1864, под ре¬
дакцией и в издании В. О. Ковалевского; «Человек и его место в при¬
роде». СПб. 1866; «Физиологические письма». СПб, 1867, и другие). Про¬
изведения Я. Молешотта также имелись в русском издании («Антропо¬
логия», СПб. 1865, издание В. О. Ковалевского; «Единство жизни» и
«Граница человека» в сборнике «Общий вывод положительного метода».
СПб. 1866). 15.
27	А. О. Ковалевский работал, повидимому, не у самого Бунзена, а
у одного из его учеников, Людвига Кариуса (L. Cariuis 1829—1875). Ка-
риус был до 1861 г. ассистентом, а затем приват-доцентом у Бунзена..
Под его руководством Ковалевский опубликовал по-немецки в 1861 г.
две небольшие работы: «О воздействии ангидрида серофосфорной кислоты
на метиловый и амиловый спирт» и «О существовании метастирола». Та¬
ким образом, Мечников вовсе не ошибается утверждая, что химические
работы Ковалевского вышли «из школы Бунзена». 19.
28	Хотя Бронн и явился первым переводчиком «Происхождения ви¬
дов», он не был сторонником теории Дарвина. В своих палеонтологиче¬
ских и общебиологических работах, опубликованных (1858) перед самым
появлением учения Дарвина, Бронн отстаивал чисто натурфилософские
взгляды на процесс «совершенствования» органического мира. Он искал
какие-то внутренние «законы развития», определявшие смену примитивных
форм более совершенными. При этом он не допускал происхождения
одних от других, а принимал непрерывное создание новых видов взамен
вымирающих старых. Таким образом, Бронн никак не мог повлиять на
Ковалевского в смысле «привлечения его в число адептов нового учения»,
как пишет Мечников. Однако, общение с Бронном, естественно, помогло
Ковалевскому очень рано познакомиться с новым учением и принимать
постоянное участие в обсуждении животрепещущих научных проблем,
возбужденных Дарвином. Если Ковалевский стал убежденным дарвини¬
стом, то вопреки многочисленным нападкам, посыпавшимся на Дар¬
вина со стороны старых ученых, в числе которых был и Бронн.
28а Вопрос о влиянии книги Ф. Мюллера на начало эмбриологических
исследований Ковалевского весьма спорен. Прежд всего, сам Мечников
далее указывает, что еще «во время своего пребывания в Тюбингене
Ковалевский составляет себе обширный план самостоятельных работ»
(стр. 21). Однако, как известно, в Тюбингене Ковалевский был в 1862 г.»
а в 1863 г. вернулся в Россию. Книга Ф. Мюллера вышла, повидимому,
в начале 1864 г. (предисловие к ней подписано им в Южной Америке
7	сентября 1863 г.). Сомнительно, чтобы Ковалевский мог ознакомиться
с ней до приезда в Неаполь, куда он прибыл в октябре 1864 г. Но и
независимо от этого план работ Ковалевского, хотя бы в выборе объ¬
ектов исследования, не обнаруживает влияния книги Мюллера. Как из¬
вестно, Мюллер доказывает свои положения исключительно на ракооб¬
разных. Между тем, пишет Ковалевский, «при посещении Неаполя в

Примечания
195
1К1Я г., моей первой заботой было изучить историю развития Amphioxus».
И и дальнейшем Ковалевский ие работал над эмбриологией ракообраз*
них. Выбор его первых объектом' исследования явно обнаруживает на-
личио каких-то других, особых, соображений. Быть может, в этом вы¬
боре! екпзялгмч. влияния школы Лейдигл, и отрицании которого 'Мечни¬
ков тякже ошибается, и влияние близкого его друга Н. Д. Ножина
(впоследствии переводчики книги Мюллера). К сожалению, литературное
Ийслелне Ппжинп осталось почти неопубликонаниым и, повидимому,
утерями »мюле его ранней смерти (IR(Ml). lïe па него ли измокает Меч¬
ников яаляе, говори fi влиянии на Ковалеиского «окружавшей его мо-
ЛнДвМИ»^ (етр, УI), 20,
•* Работа Коиялевскпго «Анатомия морского таракана Idotliea ento-
lioffl il перечпи* ракообразных, которые встречаются п подах С.-Петер¬
бургской губернии», напечатана и сборнике «Естественно-исторические ис¬
следования С.-Петербургской губернии, производимые членами Русского
штомологичсского общества», т. I. СПб. 1864 (стр. 241—265). 20.
•10 Открытие казанским профессором Н. П. Вагнером явления размно¬
жения личинок насекомых было сделано в 1861 г. и опубликовано им
и следующем году («Самопроизвольное размножение гусениц у насекой
мых». Казань. 1802). Вагнер обнаружил это явление у личинок орехо-;
творчатых комаров (цецидомнй), внутри которых образуются дочерние ли¬
чинки, выходящие из материнской личинки путем ее поедания. Это откры¬
тие произвело большую сенсацию среди иностранных ученых, не сразу
поверивших в него. Академик К. Бэр, также весьма заинтересовавшийся
тгой новой формой размножения, дал (1864) ей наименование педоге¬
нез и с а («детское размножение»), и, по его отзыву, Н. Вагнеру была
присуждена Демидовская премия Академии Наук. Вагнер и современники
ошибочно полагали, что педогенезис является формой бесполого размно¬
жения. Спорным являлся вопрос, где и из-каких клеток возникают до¬
черние личинки. Об этом вел оживленную полемику Мечников с Ганиным
и 1865—1866 гг. (см. письмо Бэра к Мечникову на стр. 180—181 настояще-
in сборника и примечания к нему). В настоящее время установлено, что пе¬
догенезис является частным случаем партеногенезиса, т. е. является фор¬
мой полового размножения без оплодотворения. 23.
31	Ланцетник (Amphioxus) является представителем низших позвоноч¬
ных животных, так наз. бесчерепных. Поэтому обнаружение (1865) Ко¬
валевским того обстоятельства, что развитие его протекает совершенно
сходно с беспозвоночными, произвело огромное впечатление и доказы-
вало происхождение позвоночных от беспозвоночных, а главное, показало
единство закономерностей развития обоих этих разделов животного мира,
что отрицалось до этого (ом. ниже об этом у Мечникова). 23.
32	Ковалевский защищал магистерскую диссертацию в декабре 1865 г.
при Петербургском университете («История развития Amphioxus lanceo-
IiiIiis или Branchiostoma lumbricum». Диссертация для получения степени

,196
А. Е/ Гайсинович
магистра зоологии. СПб. 1865, 47 стр., 3 табл.). Не следует думать, что
результаты, полученные Ковалевским, были сразу приняты и встречены
положительно. Мечников умалчивает о том, что никто иной, как он сам,
сгтал в резкую оппозицию к выводам Ковалевского. Так, уже на защите
диссертации Мечников выступил против диссертанта. Вот что сообщает
об	этом ученик Ковалевского К, Н. Давыдов: «Как нам рассказывал сам
Ковалевский, в день защиты диссертации один оппонент публично} зая>
аил, что „все это — недоразумение“:- никогда, ни у какого животного
первичная кишечная трубка не образуется столь странным образом». Воз¬
ражавшим был Мечников» (Dawydoff. Traité d’embryologfe comparée
des invertebrés. Paris. 1928, стр. 899—900. См. также его же статью о
'Ковалевском, в «Природе», 1916, стр. 476). Мечников не ограничился вы¬
ступлением на магистерском диспуте. В- следующем, 1866 г. Мечников в
своей статье «Ö развитии низших ракообразных в яйце» («Натуралист»,
(1866, № 5, стр. ,65,-72) повторяет свои возражения против выводов Ко¬
валевского. , Мнение Мечникова произвело соответствующее впечатление,
так как его научные статьи уже обратили на себя всеобщее внимание.
Поэтом у[ неудивительно, что „и ( редакция «Натуралиста» встретила дис¬
сертацию Ковалевского очень сдержанно (см. «Натуралист», 1866, стр.
197—198) й напомнила о возражениях Мечникова. .	/			,,
Ковалевский собирался сначала печатно отвечать Мечникову. Вот
что он писал Мечникову И июня 1866 г, из Неаполя: «Вашу ругательную
статью я получил еще в Мессине, и у меня уже давно написан 'ответ,
да о« как-то залежался; впрочем, на-днях непременно пошлю егс Ми¬
хайлову [редактору «Натуралиста».—Л. Т.]... Как бы там ни было, я на
прошлой неделе повторил опять мои наблюдения, просидел всю ночь и
не пропустил ни одного ш!агу, ‘так’ что теперь у меня от яйца до заро¬
дыша (табл.’ i, р. 21) Исследование совершенно полное... Теперь, я ду¬
маю, мои рисунки будут более убедительны». * Однако свое возражение
Ковалевский почему-то не( послал, либо оно не было, опубликовано.
Ковалевский ответил на возражения Мечникова лишь в своей док¬
торской диссертации («Анатомия и история развития ' Phoronis». СПб.
Ï867, стр. 27—31). Он пишет там, между прочим: «В «Натуралисте» появи¬
лась статья г. * Мечникова, где он говорит, что мои утверждения проти¬
воречат всем существующим фактам, что ни пищеварительный кан^л, ни
гюлость тела никогда так не образуются, что мы уже имеем ряд к л а с-
jc и ч е с к и х исследований о переходе сегментацйонной полости в полость
пищеварительного канала и что, следовательно, мои исследования под¬
лежат сомнению.. В мое нынешнее пребывание в Неаполе я вновь повто¬
рил и значительно дополнил мои прошлогодние исследования и убедился
Письмо не опубликовано. Здесь и в дальнейшем d неоднократно буду приводить
éyiipÎKiÔf’.'ilps''йёоп^бййкь'зйнной переписки А. О. Ковалевского с Мечниковым, в ос-
я^оад’хранящейся Музее памяти Мечяикоза ,в Могкве, специмьно этого не оговд-
^«вдя. .Ç о.тно.ш^нии ж,е дсех опубликованных материалов мною даю гея точные ссылки
|на источник. ‘ v*	".	' 4 *	'	*'■	д

Примечания
Ш
и полной верности всех прежних данных как относительно развития.тки
л ости тела, так и пищеварительного канала».	:	■
Мечников и в дальнейшие годы в своей переписке с Ковалевским^
к п обзорных статьях еще долго не соглашался с рядом научных положе¬
ний работ Ковалевского (е<м, статью М е ч и и к о в а. Современное состоя¬
ние науки о рачйитнн жииогных. Ж.М.Н.П., март 1869, стр. 177—181, à так¬
же прим. Ш), 'Мн разногласии очень нолиоппли и огорчали обоих. Позже:
Ковании* кий признавался Мечиикоиу: «Ваши статьи, например, мне хаЧ
mimt. чаето ужасно резкими (но тону) относительно меня, но из-з^
tfогл мы не !Н1Дралиец а и конце коицон мирно относились друг к
яругу* (инеьмн IK/lÄfü)i Позже Мечников признал ошибочность своих
уСй«з{ШлснШЙ, fJÔ,
w ДДоцннной имеет в виду следующую книгу Клейненберга:
N. К 1 е I п е n h е г g. Hydra. Eine anatomisch-enhvicklungsgeschichtliche
Untersuchung. .Leipzig. 1872. 30.
Геккель впервые сформулировал теорию гастреи во втором томе
своей монографии об известковых губках («Die Kalkschwämme», Bd. II,
Berlin,- 1872). Однако широкое обоснование и подробное изложение ее он
дал в ряде статей, начиная с .1874 г. В-них Геккель ■ широко использует
работы Ковалевского. Так он, между- прочим* пишет: «Для меня особую
ценность представляли выдающиеся исследования онтогении различных
низших животных, опубликованные А. Ковалевским за последние семь
лет (в «Мемуарах Петербургской Академии»), являющиеся, на мой взгляд/
важнейшими и наиболее плодотворными из всех новейших, работ в области»
онтогении» (ем. Мю.ллер-Геккель.'Основной биогенетический закон.
М. 1940. стр. 201). 30,
г> В своей оценке Геккеля и его теорий Мечников чрезвычайно ре-,
аок. Это объясняется тем, что он всегда выступал против теории, гастреи.
Свои доводы против теории Геккеля Мечников черпал из своих образцо¬
вых работ по эмбриологии губок и кишечнополостных, единственных ти->
нов животных, у которых первые этапы развития не идут но той схеме,
которая следует из теории гастреи. Уже в 1874 г. Мечников указал, что
Геккель развитие губок «придумал a priori». В дальнейшем Мечников:
обнаружил у губок и кишечнополостных, вместо гаструлы, особую форму
развития, которую он назвал паренхимулой. На основании обнару¬
женных им новых фактов Мечников-создал, в противовес теории гастреи,
Геккеля, свою теорию паренхимеллы. "
Вопрос о том, какая из этих теорий верна,, окончательно не решен,
(‘корее всего обе они применимы для разных этапов истории животного
мира. В общем,. хотя. Мечников ■ прав,- обвиняя Геккеля в чрезмерной, по¬
спешности в своих теоретических выводах, но роль последнего в историй
фнрмирования эволюционных идей неоспорима. Однако это ке мешает,
иг и чески подчеркнуть то Значение, которое имели работы Ковалевского
я ли создания теории Геккеля. Это сделать тем более необходимо, что
соотечественники Геккеля и вслед за ними иностранные и, к стыду на^

198
А. Е. Гайсинович
шему, многие русские авторы, замалчивая или забывая источники его тео¬
рий, не только не отмечают в должной мере значение работ Ковалев¬
ского, а иногда даже зачисляют его в... ученики или последователи Гек¬
келя (см. об этом у А. Д. Некрасова. А. О. Ковалевский. Усп. совр.
биол., 1940, т. XIII, стр. 551). 33.
36	Ковалевский обнаружил самца Bonellia в 1869 г; его статья об
этом появилась в следующем, 1870 году: «О планариеобразном самце
Бонелии» (Зап. Киевск. общ. естествоисп., т. 1, вып. 1, стр. 101—107). 34.
37	Планы Ковалевского в отношении Красного моря были связаны
с открытием Суэцкого канала 16 ноября 1869 г. Ковалевского осенила
мысль исследовать судьбу морских животных Красного и Средиземного
морей, вступивших впервые в соприкосновение в результате прорытия ка¬
нала. 19 января 1870 г. Ковалевский выдвинул на заседании Киевского
общества естествоиспытателей план экспедиции на Красное море. «С про¬
рытием Суэцкого канала воды Красного и Средиземного морей, точно
так же как и флоры и фауны, встречаются между собой, а так как свой¬
ства обоих морей до крайности различны, то и непременным результатом
этой встречи будет значительное изменение как физических, так и фау-
нических условий местностей, недалеко отстоящих от устьев канала».
«Растительные и животные формы того и другого моря... должны будут
подвергнуться влиянию новой для них среды и во многих случаях всту¬
пить в борьбу за существование; не подлежит сомнению, что результа¬
том этого слияния морей явится вскоре образование новых разновидно¬
стей и видов» («Предложение о снаряжении экспедиции в Красное море
для исследования фауны». Зап. Киевск. общ. естествоисп., т. 1, вып. 2,
стр. 299—302). Ковалевский сумел осуществить свой замысел лишь в кон¬
це 1870 г. 34.
38	Вот что пишет об этом дочь А. О. Ковалевского: «Одним из лю¬
бимых рассказов (родителей.— А. Г.) было описание путешествия на Кра¬
сное море в 1870 г., куда повезли и меня, когда мне не было еще и году.
Из экономии ехали, кажется, на парусном судне из Италии в Александ¬
рию, выдержали ужасную качку и чуть ли не худшую на верблюдах при
переходе из Александрии в Эль-Тор (у подножья Синая). Там жили в
палатке, питались только рисом и финиками, а меня няньчил туземец
араб. Купали в большой раковине — tridacna. Назад вернулись через
Иерусалим, Родос, Константинополь» (В. А. Ковалевская-Чисто-
в и ч. Александр Онуфриевич Ковалевский. Воспоминания дочери. «При¬
рода», 1926, № 7—8, стр. 9).
О	пребывании на Красном море Ковалевский подробно писал Мечни¬
кову. Приводим некоторые отрывки из этих писем. 11 декабря 1870 г
Ковалевский писал из Тора: «Что касается вообще Красного моря, то я
покуда слишком недолго живу на нем, чтобы что-нибудь сделать; вот
краткая история моего пребывания. В Судане я пробыл 8 дней и ничего
не мог сделать, прожил в это время почти 300 фр. и едва убрался в Тор...
В Торе прожил 8 дней, исследовал развитие двух кораллов и затем по-

Примечания
199
«•хал на несколько дней в Ras Mohamed, т. е. к мысу, которым оканчи-
пается Синайский полуостров, месту, восхваляемому здешними рыбаками.
'Гам прожил 6 дней, собрал тьму превосходного добра, но сделать уже
» потому ничего не мог, что должен был жить в лодке, а следовательно,
и с лупой работать не било возможности, да экскурсии поглощали все
силы,.. Вообще, море мне очень понравилось, и я решил остаться на нем
до летя, но, как всегда, я один не могу прожить и еду сегодня в Суэц,
а оттуда и Александрию, чтобы встретить Таню и Веру [жену и дочь
Л, О,] н перееду с ними или в Тор, где и дешевле и хорошо жить, или
умлекуп», ОмТй может, югом и поеду в Джедду.» По своем возвращении
г Красного мори Коиалгнский писал: «В Торс я прожил целых три ме-
снцй, т, е, от 24 иииарн до 24 апрели, и, несмотря на этот долгий проме¬
жуток иремеии, несмотря на самое горячее желание работать, почти ни¬
чего не сделал; псе это время дул сильный северный ветер, так что пла¬
вающие формы были сведены почти на сагит да дафний, ни кораллы, ни
моллюски не развивались, так что и располагая даже множеством взрос¬
лых зверей, я мог только любоваться ими. В апреле мы, наконец, уехали
из Тора,— жара становилась уже весьма сильной, и все усиливающийся
северный ветер не давал никакой надежды добраться в Суэц на лодке;
мы раз даже выехали в путь, но на следующий день, прокачавшись очень
долго, должны были вернуться обратно в Тор и пуститься сухим путем.
Кое-как после шестидневного шествия на верблюдах мы добрались до
Суэца и затем через Порт-Саид в Яффу, где и застряли покуда, отчасти
в ожидании денег, отчасти по другим причинам.» (Письмо от 27 июля
1871 г.). 34.
39	Неаполитанская зоологическая станция была открыта в 1874 г.
Она была организована Антоном Дорном как на личные средства, так и
при широкой поддержке ученых всего мира. Дарвин встретил идею орга¬
низации станции с энтузиазмом. Он совместно с Лайеллем, Гексли и
Леббоком собрал среди английских натуралистов 1000 фунтов стерлин¬
гов на постройку станции. В России Карл Бэр поддержал это мероприя¬
тие. Ряд правительств, в том числе и русское, арендовал постоянные ме¬
ста на станции для своих ученых. СССР по сей день оплачивает два
места на станции (см. Щепотьев. Антон Дорн и зоологическая стан¬
ция в Неаполе. Вестник Европы, 1910, № 6; И. Шмальгаузен. Антон
Дорн, в книге: А. Дорн. Происхождение позвоночных животных и прин¬
цип смены функций, М. 1937, стр. 10—15). 34.
40	Так Ковалевский писал Мечникову 12 (24) сентября 1873 г: «Я хо¬
тел было ехать к Вам, чтобы слезно молить избавить меня от киевского
идя. Здесь мне теперь хуже, чем в прошлом году; все относятся больше
чем враждебно. В прошлом году, когда Вы были здесь, они думали, что
и скоро перейду, и были любезнее; теперь же мне становится ужасно
тмжело». 35.
41	Как видно из переписки Ковалевского с Мечниковым, последнему
’удалось это при помощи весьма хитроумных мероприятий при содействии

200
Л. Е. Гайсинович
С. П. Голубцова, попечителя Одесского учебного округа, бывшего в
дружбе с министром Д. А. Толстым. Воспользовавшись пребыванием в
Киеве, Толстого и Голубцова, Ковалевский окончательно добивается у них
разрешения в переходе из Киевского в Новороссийский университет. Вот
как излагает дело о переходе Ковалевского историограф Новороссийского
университета: «В начале 1873 г. пр. Мечников, Сеченов и Вальц.. пред¬
ставили [в сверхштатные (за отсутствием кафедры) ординарные профессора
знаменитого зоолога, в; то время профессора Киевского университета
А. О. Ковалевского... Факультет в 1873 г. его избрал, хотя и было мне¬
ние, что на1 кафедре зоологии профессоров много, а на других, например,
на кафедре математики,1 ‘ их недостаточно. Совет 18 января тоже избрал
А. О. Ковалевского, отнеся его жалованье на остатки от суммы на/лич¬
ный ■ состав университета/ Министр • отказал в сверхштатной ординатуре
зоолбги'и, точно так же отказал он Совету и во второй раз, когда Совет
осенью 1873 г.1 снова ходатайствовал о назначении А. О. Ковалевского; но
зимой 1873 г. попечитель С. П» Голубцов, Еиделся в Киеве с гр.
Дчй. Андр. Толстым и попросил у него согласие на учреждение сверх¬
штатной ординатуры ио зоологии и перемещение проф. Ковалевского.
Сообщив об этом Совету, С. П. Голубцов писал, что необходимо поста-»
НовЛёние об отнесении расходов на эту ординатуру насчет остатков. Но*
вое4 ходатайство Совета после этого было уважено, и А.! О. Ковалевский
в начале 1874 г. утвержден ординарным профессором по кафедре зоологии
Новороссийского' университета» (И. А. М аркеви ч. Двадцатипятилетие
Новороссийского университета. Одесса. 1890, стр. 430—431).
Передавая свой разговор с Толстым, Ковалевский, между прочим, пи*-
шет в письме к Мечникову: «В виду новых настояний он нисколько не
&очет задерживать меня в Киеве, если, мне здёсь плохо живется. Далее
говорил, что благодарен мне За мнение, что я сказал только правду, что
Он это теперь положительно знает. На отговорку, что у Вас море и etc.,
он и рукой махнул, а суть сводит на мои неприятности с Киевским уни¬
верситетом» (письмо от 30 сентября 1873 г.).	.
После окончательного успеха дела Ковалевского он писал Мечник
кову:А «Я уже собирался послать Вам сегодня письмо с жалкими ело*
вами, гкак неожиданно принесли в 9 часов вечера и Ваше письмо от
*284 октября и депешу. Весьма и весьМй Вам благодарен за все хлопоты^
решительно Вам одним я обязан благоприятным исходом этого дела, без
Вас оно бы наверно застряло на последнем постановлении Совета» (пись-t
mœ 0т ?3: ноября! 1873 г.). 36.	;	\ г	;	"
42	О; жизни А. О. Ковалевского в Одессе сообщает в упомянутых
воспоминаниях его дочь: «жизнь в городе была не по душе А< О. :ц не
соответствовала) его здоровью. Вечно волнующийся, с постоянными мук
чительными головными. болями он* С; трудом перенреил ( городскую çiy-TQ?
локу. Горячая любовь к природе, стремление жить к ней близко и забота
о	гигиениче<?кой обстановке; для детей побудили его купить уже в
1876 Г. на. окраине Одессы — Молдаванке—дом с большим садом. Тогда

Примечания
201
*то било совершенно глухое предместье, с темной немощеной улицей,
f-e.i водопровода. Зато сад был чудесный, с редкими для юга хвойными ра¬
стениями, массой цветов и фруктов. А. О. с увлечением занимался разве¬
дением роз* фруктовых деревьев. винограда, спаржи, вечно возился с ка¬
талогами епдоводетв и очень гордился подобранными им ранними сортами
земляники и винограда, Завел образцовый пчельник со стеклянным ульем
и вообще все досуги проводил на воздухе, за садовой физической рабо¬
той и нае веех приучил помогать ему в этих занятиях. А. О. посвящал
детнм много иременн, читал нам вслух, следил за учением, постоянно был в
Kÿfièe недагопиеекнч течений, Мы много ^кскурсировали с ним, помогали
вемвнрвннн нужного «му материала и были в курсе работ —конечно, по
мере разумения», (И. А. К о в а л е в с к а я - Ч и с т о в и ч, стр. 6—7). 36.
Н еаоих работах но метаморфозу у насекомых Ковалевский исполь¬
зует теорию фагоцитоза, созданную незадолго до этого (с 1883 г.) его
лругом Мечниковым, Б дальнейших работах Ковалевский широко иссле¬
дует явления фагоцитоза у различных беспозвоночных, способствуя этим
укреплению и разработке теории фагоцитоза. 37.
44	Севастопольская биологическая станция была организована .по. по¬
становлению 2-го съезда русских естествоиспытателей в Москве в 1869 г.
Организацию станции взяло на себя Новороссийское общество естеством
испытателей в Одессе	по	предложению ее	председателя Л. С. Ценков-.
ского. В течение	1870	г.	Ценковский и А.	Ф. Стуарт осуществили все
необходимые мероприятия по созданию станции, которая и была открыта
весной 1871 г. С	1875	г.	станция перешла	на правительственную су бси->
дшо. а с 1892 г.	была	передана Академии	Наук., Ковалевский был..на?
зиачен ее директором и приступил к строительству и переоборудованию
ее. 40.
45	О работе Ковалевского на берегах Мраморного моря см. у В. .'Ко-
налевской-Чистович' стр. 14—19, где приведены его письма оттуда. .40.\
46	Вот что пишет в связи с этим В. Ковалевская-Чистович: «В 1878 .г.;
А. О заболел каким-то нервным заболеванием, которое, было вызвано
но л нениями в связи с .студенческим политическим движением. А.; О. был
» то время проректором. Для поправки пошатнувшегося здорозья А. О.
получил годичную командировку, и мы всей семьей провели зиму неда¬
леко от <Нйццьг, в местечке St. Jean (упом. статья, стр. 10). 42.
47	«Вестник Европы», 1915, Ш 5, стр. 68—85. Статья была задумана; •
Мечниковым в 1913 г, В ответ на приглашение fM.‘ М. Ковалевского на-'
писать -статью для «Вестника Европы» Мечников писал ему г ’ «Я решил:
па писать для Вас воспоминания о Сеченове в связи с. состоянием науч^
кого движения в' России в его. эпоху» (письмо от 29/16 октября : 1913 г.
Архив Академии Наук, фонд 103, оп. 2, № 158). Статья ’была написана
летом 1914 г., перед самой войной. О. Н. Мечников в своей книге, об
И. И. Мечникове вспоминаем*. «Во время, каникул - этого года ...Илья
Ильич написал воспоминания о своем:друге Сеченове, предназначая их-
дли «Вестника Европы» («Жизнь Мечникова», стр. 192). Рукопись статьи

202
A. E. Гайсинович
хранится в Музее памяти Мечникова (1-я страница автографа воспроиз¬
ведена в этой книге).
При сличении печатного текста с рукописным обнаруживается ряд
разночтений. Однако нами дается текст, опубликованный в «Вестнике
Европы». Большая и важная работа установления аутентичного текста
произведений Мечникова должна быть проделана над всеми сохранив¬
шимися его рукописями при издании «Полного собрания сочинений. 45.
48	В своем противопоставлении похорон революционера Баумана и
ученого Сеченова Мечников верен своим неоднократно высказываемым
воззрениям о несовместимости политики и науки (см. еще прим. 102,
104). Но он глубоко неправ. Раньше всего, не следует думать, что
здесь проявился «резкий контраст в проявлении чувств к усопшему».
Похороны Баумана не были просто данью народа к памяти трагически
погибшего революционера. Это была мощная демонстрация московского
пролетариата против темных сил реакции, против всего существовавшего
тогда самодержавного строя. Личные заслуги Баумана отступали на зад¬
ний план, уступая место общему протесту против невыносимых условий
царского режима. Но ведь тяжесть этого гнета повседневно ощущал
сам Мечников и достаточно резко на него реагировал, правда, лишь в
тех случаях, когда это грозило свободе университетской жизни и его
личной научной независимости. Даже свой уход из университета и по¬
следовавший затем отъезд навсегда за границу Мечников всегда свя¬
зывал с реакцией, разразившейся после 1 марта 1881 г. (см. его «Авто¬
биографию», стр. 145, и «Рассказ о том, как и почему я поселился за
границей», стр. 81). Мечников, конечно, оказался бессильным побо*
роть эти силы реакции, хотя бы в пределах университета. Но откуда
могла притти та сила, которая сумела бы бороться с реакцией, победить
ее и создать необходимые условия для такого свободного развития на¬
уки, о котором так болел душой Мечников? Конечно, только пролетари¬
ат, руководимый революционной партией, мог это осуществить.
С другой стороны, похороны Сеченова носили столь скромный ха¬
рактер отчасти по воле покойного. В объявлении о смерти его, к тому же
запоздавшем и появившемся лишь в день похорон, было сообщено:
«Профессор Иван Михайлович Сеченов скончался 2 ноября. Вынос из
квартиры покойного (Пречистенка, Полуэктов пер., 8) в церковь универ¬
ситета в субботу 5 ноября в 9 ч. у. Погребение на Ваганьковском
кладбище. Согласно воле покойного, просят ни венков, ни цветов не
возлагать и речей на могиле не произносить» («Русские ведомости», № 29,
5	ноября 1905 г.).
В пожеланиях покойного отразились, повидимому, настроения, весь¬
ма близкие к взглядам Мечникова. Быть может, повлияли и впечатления
от грандиозных похорон, устроенных как раз накануне смерти Сеченова
ректору Московского университета проф. С. Н. Трубецкому. Вот как
описывает очевидец эти похороны: «2 октября происходили, сопровожда¬
емые грандиозной демонстрацией похороны ректора университета

Примечания
203
< II Трубецкого, умершего скоропостижно в Петербурге 29 сентября,
tu гмипсчпан процессия, прослоенная плакатами, знаменами и оркестрами,
пришли за его гробом мимо университета» (Б. М. Житков. И. М. Се¬
ченой и жизни. М. 1944, стр. 30—31).
Как видим, похороны этого ученого, отнюдь не революционера, но
протестовавшего против произвола царских чиновников по отношению
н университету, также вылились в общественную демонстрацию.
11ежелание Сеченова, чтобы его похоронам придавали общественно-
политический характер, конечно, и определило их скромный характер,
h М. Житков так описывает эти похороны: «Хоронили И. М. в сум¬
рачное ноябрьское утро. На выносе в его квартире присутствовало, на¬
сколько помню, не более десяти человек. Но церковь постепенно напол¬
нились профессорами, младшими преподавателями, студентами и частны¬
ми лицами. Чрезвычайно простой гроб по Большой Никитской несли на
руках. Не было ни венков, ни орденов на подушках, а на кладбище не
Лыло	речей.	Воля умершего была	исполнена. Я помню	вблизи гроба фи-
» уры	ректора А. А. Мануйлова,	В. И. Вернадского,	П. А. Минакова
и М. Н. Шатерникова. Небольшая кучка провожающих дошла до клад¬
бища» (там же, стр. 31).
Можно себе представить, какие похороны устроила бы научная и ре¬
волюционная общественность Москвы Сеченову, неоднократно на протя¬
жении своей жизни входившему в конфликты с официальными кругами
и господствующим мировоззрением и уволенному за год до смерти со
*	Нромиой должности преподавателя Пречистенских курсов для рабочих,
*ч ли	бы не	формальный запрет покойного. Но, конечно,	лишь при совет-
*	Hilft	иласти	пролетариат получил	настоящую возможность узнать уче¬
ны« сноси страны и выразить полностью дань уважения к ним. В наши
кин немыслимо, чтобы похороны крупнейшего ученого страны прошли
*	юль незаметно, как это было при похоронах Сеченова. 45.
4t) Сеченов учился в Военном инженерном училище до 1848 г., по-
Mt» »того служил в саперном батальоне (1849—1850), вышел в отставку
и поступил на медицинский факультет Московского университета. За
»ряимиу Сеченов поехал по окончании университета в 1856 г. и пробыл
мм вплоть до 1860 г. Сеченов слушал лекции у И. Мюллера, Дюбуа-
ИрИмони и Гоппе-Зейлера в Берлине, у Функе в Лейпциге и год рабо-
у Людвига в Вене. 46.
** Первые работы Сеченова были посвящены вопросу о поглощении
к|м«1Ыо кислорода и о влиянии на этот процесс паров алкоголя. Этот во¬
прос Пыл навеян Сеченову общественным значением борьбы с алкоголиз-
инм м России («задуманный мною план заняться острым отравлением алко*
Им ем, естественно, вызван в моей голове ролью водки в русской жизни».
фАмТобИОГрпфические записки». М. 1907, стр. 76). По возвращении
I	Иоссию Сеченов защитил в 1866 г. диссертацию на эту тему («Матери¬
кам дли будущей физиологии алкогольного опьянения». СПб. 1860). 46.

204
A. E. Гайсинович
61 «Рефлексы головного мозга» впервые были опубликованы в 1863 г.
в газете «Медицинский вестник» (см. еще прим. 16). 46.	'■ '■■■■
52	Вопрос о том. что прототипом Кирсанова являлся Сеченов, спорШ
Хотя Чернышевский был знаком с Сеченовым и есть ряд утверди¬
тельных свидетельств современников (в том’ числе и жены Чернышев¬
ского), но вряд ли можно настаивать на фотографически точном воспро¬
изведении в романе облика Сеченова. Бесспорно отражение некоторых
черт мировоззрения Сеченова в характеристике Кирсанова (см. подробнее
об	этом у X; С. Коштоянца, Сеченов, М. 1945, стр. 46—48. 46,
?3 Сеченов пишет в своих «Записках»: «Из всех братьев я вышел
в черную родню матери [мать Сеченова была крестьянкой и в «ее кроф
ви, по преданию, была через прабабку примесь калмыцкой крови»] и от
нее же получил тот облик, благодаря которому Мечников, возвратись из'
путешествия по Ногайской степи, говорил мне, что в этих палестинах,-
что ни татарин—'Вылитый Иван Михайлович» («Автобиографические за¬
писки», стр, 2—3). 40. ч Г:'. ;	п	;	::	•
54	Вот как вспоминает об этом Сеченов: «Помшо, как теперь, из жизни
в Сорренто апельсиновый сад вокруг домика (villa Grehan), в котором
мы жили, и его террасу, на которой в один прекрасный день появились
два очень молодых человека знакомиться с нами. Это были будущая
гордость России Илья Ильич Мечников и Александр Онуфриевич Кова¬
левский. Помню, что я тогда только-что • окончил писать иннервацию ды¬
хательных движений [повидимому, главу из книги «Физиология нервной
системы». СПб. 1866.— А. Г.] и почему-то прочел им этот отрывок.
С обоими я noToiv? часто встречался в жизни и буду еще иметь случай
говорить о них, а теперь наше знакомство продолжалось лишь несколько*
дней» («Автобиографические записки», стр. 137). 49. •
55	Об этих «вечерах»' Сечено® пишет: «По возвращению в 1863 : гМ
в Петербург я начал вести оседлую жизнь (стал, должно быть, богаче) гг
нашел чистенькую квартиру из трех комнат, обзавелся Нехитрым хозяй¬
ством, обедал дома и стал даже, изредка зазывать приятелей на вечера,
которые в шутку назывались «балами», так как, кроме освещения ком-«
нат a giprno и чая со сластями от неизбежного в то время для всех;
обитателей Литейной части Бабикова, ничего не полагалось... И жизнь
потекла на долгие годы так, как она идет у всех рабочих вообще — не¬
деля за делом, а там отдых в кружке приятелей. Приятели наши . тога
времени были все люди хорошие, работники, как мы, н* нуждающиеся
ни в каких особенных прикрасах к после-недольному отдыху, кроме про¬
стой дружеской беседы» («Автобиографические записки», стр. 126—127). 50.
56 Сеченов пишет: «Я получил весной 1867 г. годовой отпуск за."
границу. Начало лета провел в Карлсбаде, поправ'ился благодаря еже¬
дневным длинным прогулкам на воздухе и отправился в Грац kJ про¬
фессорствовавшему там старому другу Роллету..Л Работа, сделанная и'
напечатанная в Граце [«Об электрических и химических раздражениях
чувствительных спинномозговых нервов лягушки», издана по-немецки' в

Примечания
205
i‘p»mc в 1868 г.— А. Л], оказалась крайне благодарной» («Автобиогра¬
фические записки», стр. 137—139).' Повидимому, Мечников был у Сече-
noua в Граце в марте I860 г., проездом в Неаполь (см. прим. 92).
Сеченов писал М. А. Боковой из Граца 17 марта 1868 г.: «Мечников,
уехал отсюда: вчера утром. Он собирается с сентября заниматься у
меня в лаборатории и вообще начинает мечтать об том, как бы сде¬
латься физиологом, Я. конечно, всячески поддерживаю в нем эту мысль,
»ютому чти он господин очень талантливый» (цнт. по тексту, опублн
К1»йАНН'>му X. С, Коштоянцем, Очерки по истории физиологии в
РжИЖм, М, №40). &ТНМ мечтам Мечникова удалось осуществиться лишь
чтгнчио и значительно ноЬжо, в одесский период совместной работы
«п> g Сеченовым в Новороссийском университете. Свидетельством этому
слу/наг две опубликованные ими совместно в 1873 г. работы о действии
п, vagus на сердце (Cenl/alblatt für die medicinische Wissenschaft, 1873,
.■Ne 11 и 19). 50.
17	По этому поводу О. Н. Мечникова пишет: «Для Ильи Ильича
опить началась тяжелая трудовая жизнь. Будучи доцентом Петербург¬
ского университета, он отказался от Горного института и стал хлопотать.
0	прибавке жалованья; ему дали 800 рублей, что составляло в общем
жалованье экстраординарного профессора. Но положение его было крайне
неловким из-за того, что партия, к которой он не принадлежал (Казан¬
ская, с Бутлеровым и Овсянниковым во главе), желала привлечь своего
кандидата, зоолога Вагнера, на место, предназначавшееся Илье Ильичу»
1	«Жизнь Мечникова», стр. 56). 51.
53	Повидимому, Сеченов, не желая вспоминать • неприятный для Меч¬
никова и непонятный для читателей XX в., когда Мечников был в зените
славы, эпизод с предпочтением Петербургским университетом Вагнера
’Мечникову, обходит его туманной фразой: «И. И. Мечников, имевший
уже в то время большое имя в зоологии, не мог пристроиться к Петер¬
бургскому университету за неимением там профессорского места и уехал
профессором в Одессу, но продолжал тяготеть к Петербургу и, списав¬
шись со мной, охотно соглашался поступить на место Брандта» («Авто¬
биографические. записки»;, стр. 142). Действительно, Сеченов перемешал
нею последовательность событий. Как уже ясно из воспоминаний . Мечни¬
кова, причина ухода из Петербургского университета была иная: Меч¬
ников крайне нуждался (ввиду болезни жены, лечившейся за границей)
и именно поэтому настаивал на профессорском окладе. О том, что ему не
приходится на это рассчитывать в' Петербургском университете, Мечников
узнал (из письма Сеченова), будучи за границей. В Одессу же он поехал
позже, уже после его вабаллотирования в Академии (см. ниже).
Дело в том, что, как уже правильно указал С. Я. Штрайх (см.
*Борьба за науку в царской России». М. 1931, стр. 52), Мечников оши¬
бается, относя свою забаллотировку в Академии- к 1870 г. Но. и Сеченов
ошибается в том же смысле.
Это .было в 1869 г. 8 мая Сеченов писал Мечникову: «На кафедру

206
A. E. Гайсинович
зоологии в нашей Академии Вы могли быть представлены мной лишь в
субботу на прошлой неделе, т. е. 3 мая, потому что в предшествующую*
этой конференции было лишь объявлено о вакантности кафедры... Пред¬
ложил я Вас в ординарные или по крайней мере в исправляющие долж¬
ность ординарного (жалование в обоих случаях 3 тыс.), напирая на по¬
лезность привлечь Вас исключительно на сторону Академии... Что ка¬
сается окончательного решения Вашего дела, то оно последует, веро¬
ятно, в начале будущего семестра, т. е. в конце сентября» («Борьба за
науку», стр. 51).
Однако еще 15 (27) октября 1869 г. Мечников писал Ковалевскому
в Монтрэ (Швейцария):
«Мое дело в Академии еще настолько не приведено в ясность*
что меня до сих пор не баллотировали. Обещают, впрочем, что это-
недолго затянется».
Приблизительно в это время Новороссийский университет обратился
с предложением места ординарного профессора (после отставки проф.
Маркузена): «Ректор (Ф. И. Леонтович) рекомендовал факультету на ка¬
федру зоологии И. И. Мечникова, который согласился занять ее орди¬
нарным профессором. Факультет его избрал, но в это время получено
было известие, что его приглашает Петербургская медицинская хирур)и-
ческая академия. Ректор телеграфировал находившемуся тогда в Веве
И. И. Мечникову и довольно долго ждал ответа» (Маркевич. Двад¬
цатипятилетие Новороссийского университета..., стр. 447). Это было, по-
видимому, в конце ноября — начале декабря 1869 г. Мечников не давал
ответа на телеграмму, ожидая решения Академии. За отсутствием ответа
от Мечникова факультет обратился в конце декабря с аналогичным за¬
просом к Ковалевскому (см. его письмо к Мечникову от 28/XII 1869 г.).
15 ноября состоялась злополучная баллотировка в Академии и 10 (22) де¬
кабря 1869 г. Мечников писал А. Ковалевскому из Вилла-Франки:
«Я, впрочем, еще наверное не знаю, когда именно и куда я поеду*
Так как меня не выбрали профессором Медицинской академии, то я
изъявил согласие на переход в Одессу (откуда вышел в отставку
Маркузен); и теперь спрашивается, когда меня там утвердят, выбе¬
рут и вообще когда все это разрешится».
По получении от Мечникова долгожданной телеграммы, «4 января-
1870 г., когда| стало официально известно о согласии занять кафедру,
Совет избрал его ординарным профессором зоологии, впрочем разрешив
ему командировку до лета 1870 г. Таким образом, лекции профессора
Мечникова начались в 1870/71 г.» (Маркевич, стр. 447). Приведен¬
ная последовательность событий й объясняет, почему Мечников харак¬
теризует изложение Сеченова «не соответствующим действитель¬
ности». 51.
59	Вот как описывал Сеченов Мечникову это злополучное заседание:
«Пишу Вам, мой милый, добрый, хороший Илья Ильич, с страшно тяже¬
лым черством: с одной стороны, я все-таки чувствую себя перед Вами

Примечания
207
йМНонптым, что втянул Вас в дело, которое кончилось неудачей, а с дру-
inft — все еще не могу притти в себя от чувства негодования и омерзе¬
нии, которое вызвала во мне вчерашняя процедура Вашего неизбраиия.
Дело происходило следующим образом. Я предложил Вас, как Вам изве¬
стно, в ординарные; комиссия, разбиравшая Ваши труды, тоже предло¬
жила Вас в ординарные, а когда отчет ее был прочитан, я снова заявил
конференции, что Вы желаете баллотироваться только в ординарные.
Иг лед за этим и по закону и по разуму следовало бы пустить на шары
«опрос о Вашем избрании, а между тем президент академии, а вслед за
ним Юнге и Забелин, предводители партии молодой академии, потребо-
нпли вдруг предварительного решения следующего вопроса: нуждается
ли вообще7 наша академия в преподавателе зоологии в качестве ординар¬
ного профессора? Это подлое и беззаконное заявление в связи со слуха¬
ми, начавшими доходить до меня в последнее время (об этих слухах я
Вам скажу после), сразу выяснило для меня положение Вашего дела: до¬
стойная партия молодой академии не желала Вас принять в свою среду, но
имеете с тем не хотела положить на себя срама забаллотировать Вас.
Под влиянием этой мысли я стал протестовать против незаконности
и неуместности (так как мое предложение Вас в ординарные не встре¬
тило ни малейшего возражения) предложения президента, сколько во мне
било сил, и при этом руководствовался следующим соображением: уж
осли гг. профессора решили не пускать Вас в академию, то пусть они
по крайней мере публично позорят себя, провалив Вас на баллотировке.
Так как предложение президента было в самом деле незаконно, то и
пущено было на шары Ваше избрание.
Все положили шары в ящик, доходит очередь до Юнге; он начинает
кобениться, говоря, что при этой баллотировке смешаны разом два воп¬
роса. Ему возражают, что все, кроме его, решили баллотировку, стало
fif4Ti> ему одному кобениться нечего; тогда он встает и произносит сле¬
дующий торжественный спич: «По научным заслугам г. Мечникова я при¬
шлю его не только достойным звания ординарного профессора, но даже
Циния академика, но по моему убеждению нашей академии не нужно
зоолога — ординарного профессора, а потому я кладу ему черный шар».
И вообразите себя злую насмешку судьбы — его-то именно шар и
иропллил Вас, потому что он был 13-м черным против 12 белых.
Верьте мне или не верьте, но вслед за этой подлой комедией меня
мило одну минуту такое омерзение и горе, что я заплакал. Хорошо еще,
что успел во-время закрыть лицо, чтобы не доставить удовольствия окру¬
жающим меня лакеям...
Простите же меня еще раз, что я позволил себе ошибиться, как ре¬
бенок, насчет моральных свойств большинства моих почтенных товари¬
щей, но вместе с тем посмотрите, в какую помойную яму попали бы Вы,
будучи избраны. Говорить перед этим собранием об том, чтобы Вы чита¬
ли по крайней мере по найму, я не имел положительно слов и, при¬

208
A. E. Гайсинович
знаюсь Вам откровенно, не возьмусь и впредь, потому что отныне нога
моя не будет в конференции. >
После заседания на вечере у Боткина Якубович старался доказать
мне, что :я проиграл оттого, что вел дело не практически и не заискивал
в Вашу пользу у таких господ, как Herr Цабелин [господин Забелин.—
А. Г.]: и К°. Может быть,: он и прав, >но Вы* конечно, не обвините меня
в том, что я не насиловал ни своей совести, ни своих убеждений ради
доставления победы Вашему делу; да признаюсь, до самого последнего
времени, мне и в голову не приходило, чтобы . Вас могли провалить.
Только за	неделю до Вашего	избрания Зинин .сказал Мне, что ста¬
рики (и это	он соврал) не хотят Вас в ординарные, что было	бы,
впрочем, не опасно/так как их меньшинство, : и вместе с этим сделалось
известно, что Сорокин представляется за ученые заслуги в ординарные.
Мне тотчас же пришло в голову, что последнее обстоятельство предста¬
вляет уловку	заместить одну из	вакантных кафедр и	уменьшить	тем
шансы Вашего	избрания». (Письмо	от 16 ноября 18G9 г.	«Борьба за	нау¬
ку в царской России», стр. 53—55). 52.	•	>	••
60	В своих «Автобиографических записках» Сеченов утверждает, что
он «в тот же или на другой день подал в отставку из академии»
(стр. 144). Но он ошибается. Вот, что он писал Мечникову 3 декабря
1869 г.: «В академии я не останусь — это положительно» потому
что быть хотя и невольным участником в процессе погружения ее в бо¬
лото не имею ни малейшей охоты».
«Дело мое с академией вероятно покончится в августе будущего го¬
да, но возможно, что затянется еще на полгода... А как я буду (рад вый¬
ти наконец из сотоварищества с такими лицами, как Herr Z. [господин
Забелин.— А. А] и К°. И теперь мне до такой степени тошно встре¬
чаться с ними, что я не хожу более на конференцйю, тем более что
часто приходилось бы подписывать свое имя под очень некрасивыми ре
тениями.
Нужно ли говорить, что Ваше письмо бй.ло для меня действитель¬
ной отрадой при моем теперешнем душевном мраке? Поверьте честному
слову, что оно освежило и ободрило меня; особенно радовался я Ваше¬
му решению не итти теперь ни на какие соглашения с нашей досто-
хвальной академией. Признаюсь откровенно, этот вопрос страшно лежал
у меня на душе: с одной стороны, думаю, вопрос этот важен для че¬
ловека, потому что без денег он сядет на мель, а с другой —итти i|
тем же самым господам'с новым предложением было просто омер’зитель*]
но» («Борьба за науку в царской России», стр. 56—£7).
12	июля 1870 г. Сеченов писал: «В отставку же из поганой Медико-
хирургической академии я подаю 10 сентября тотчас по окончании экза¬
мена из физиологии, который был отложен до начала сентября По просЬ|
бе студентов» («Борьба за науку»... стр. 63). И действительно 1 в письме
от 15 сентября Сеченов извещает Мечникова о том, что он подал в от¬
ставку. Но, повидимому, eto долго уговаривали ’ взять ’заявление o6pâTr|

Примечания
209
il	», так как 25 сентября он пишет Мечникову: «С уговорами угомони¬
лись, так как все убедились, что удержать меня в Медицинской ака¬
демии невозможно». («Борьба за науку», стр. 66). По официальным дан¬
ным, Сеченов уволен из академии с 20 декабря 1870 г. (см. примечание-
c. Штрайха, «Борьба за науку», стр. 63). 52.
01.	06^ этом есть указания в письмах Сеченова к Мечникову: «Неде¬
ли через две я перестану читать лекции в академии и переселяюсь в ла¬
бораторию Менделеева, чтобы учиться химии. Если дело пойдет на лад,
in я останусь, может быть, у него с год. А затем... затем у меня в ру¬
ках одним оружием будет больше для борьбы за существование в про¬
фессорском звании» (письмо от 24 ноября 1870 г. «Борьба за науку»,
сгр. 71). «Я начинаю заниматься с будущей недели химией. Менделеев
дал мне комнату, тему для работы из чистой органической химии (кото¬
рую я и намерен проштудировать, так как никогда не занимался ею),
и я чувствую теперь себя до-нельзя счастливым... Кто знает..., моя ме¬
дицинская карьера должна быть кончена. Возможно, например, что я сде¬
лаюсь химиком. Но, коцечно, это мечты» (там же, стр. 73). Вспоминая
и б этом в своих записках, Сеченов писал: «В эти месяцы я отправился
и лабораторию Дм. Ив. Менделеева; он дал мне тему, рассказав, как
приготовлять вещество, азотистометиловый эфир, что делать с ним, дал
мне комнату, посуду, материалы, и я с великим удовольствием принялся
:и\ работу, тем более что не имел до того в руках веществ, кипящих
при низких температурах, а это кипело при 12° С. Результаты этой уче¬
нической работы описал сам Дм. Ив. Быть учеником такого учителя,
кик Менделеев, было, конечно, и приятно и полезно, но я уже слишком
много вкусил от физиологии, чтобы изменить ей, и химиком не сделал-
си* («Автобиографические записки», стр. 144). 53.
г’2 Судя по письмам Сеченова, он первый деликатно намекнул Меч¬
никову, что единственная вакансия для него — в Новороссийском универ¬
ситете («В одной только Одессе нет физиолога, стало быть... я вполне
С'ОЭНлю, что шансов на это очень мало, так как министр народного про-
Цетения меня ■ недолюбливает, но ведь я и не придаю этой мысли ни¬
чего иного, как значение проекта, мечты». Письмо от 3 декабря 1869 г.
«Борьба за науку», стр. 56). Мечников сейчас же откликнулся и прямо
предложил Сеченову добиваться его зачисления в Новороссийский уни-
Мрситст. Но Сеченов долго не решался дать согласие на это. «Нечего
И гшюрить, что я Вам до-нельзя благодарен за Ваши помышления о
t’Mntft будущей судьбе. Будь я в несколько ином положении, например
помоложе, поздоровее, я, конечно, ухватился бы обеими руками за Ваше
Предложение начать дело в Одессе, но...
Шутки в сторону, нынешний год я чувствую себя таким разбитым,
что мне нет возможности и помыслить о том, чтобы приняться за по-
■ТроАку нового гнезда у Вас на юге. На весь будущий академический

210
Л. Е. Гайсинович
год я уже припас себе средства на жизнь и целый год намерен отды¬
хать, т. е. делать, что вздумается».
«Хоть в нынешнем году я и положительно отказываюсь от мысли
ехать в Одессу, но возможность для меня попасть туда через это еще
не окончательно исчезает: до сих пор говорят о предстоящем открытии
у вас медицинского факультета, стало быть, со временем будут нужны
два физиолога. На этом основании я и заключаю письмо, словами: до
свидания» (письмо от 30 марта 1870 г., «Борьба за науку», стр. 58).
Судя по его письмам этого времени, Сеченов был морально подавлен
и оскорблен. К тому же у него возникла надежда уйти целиком на на¬
учную работу в Академию Наук. Он писал Мечникову 19 апреля: «Со
времени моего последнего письма к Вам, мой милый, добрый, хороший
Илья Ильич, я, конечно, продолжал думать усиленным образом о Ва¬
ших предложениях, а так как в течение этого же времени некоторые из
основных условий моего существования несколько изменились, то я сно¬
ва возвращаюсь к покинутому вопросу.
Место в Одессе я взял бы тотчас по выходе в отставку, если бы
мне дали, разумеется, без всякого жалования год отдыха и если бы в
течение этого времени меня не выбрал!и в Академию Наук».
Дело в том, что как раз в это время Сеченов был избран (29 дека¬
бря 1869 г.) членом-корреспондентом Академии Наук. К нему особенна
дружественно относился академик Овсянников, по отзыву которого Се¬
ченову была присуждена в 1863 г. Демидовская премия; к тому же,
быть может, Овсянников считал себя морально обязанным содействовать
избранию Сеченова в академики, так как в 1863 г. он оказался конку¬
рентом последнего, а в 1868 г. Сеченову нехватило одного голоса для
избрания в академики. Повидимому, Сеченов все же рассчитывал на ка¬
кие-то обнадеживающие обещания, возможно того же Овсянникова, а так¬
же академика Зинина (см. «Борьба за науку», стр. 66, 68). Так, он пи¬
сал Мечникову 12 июля 1870 г.: «Намерения мои относительно Одессы
нисколько не изменились; я думаю даже похерить год отдыха, о кото¬
ром писал прежде. Чур только не забывать моего первоначального усло¬
вия: если меня выберут в Академию Наук, я остаюсь в Петербурге».
Как известно, Сеченов так и не попал в Академию при следующих вы¬
борах (в 1873 г.); пройдя на выборах в отделении, он был забаллотиро¬
ван; двумя голосами (быть может, президента) (см. подробно обо всем
этом: Г. Князев и М. Князева. Научные связи Сеченова с Акаде¬
мией Наук. Арх. ист. науки и техники, 1935, в. 7, стр. 399—427). Нако¬
нец, в августе 1870 г. Сеченов решается дать согласие Мечникову, и по¬
следний начинает действовать официально.
«В августе 1870 г. проф. Мечников предложил отделить преподава¬
ние физиологии от анатомии и наг кафедру физиологии представил
знаменитого ученого, в то время проф. Медико-хирургической академии,
доктора медицины^ Сеченова. Совет принял предложение и 19 августа

'Примечания
211
»ибрал И. М. Сеченова ординарным профессором, а так как на фтико-
матомэтическом факультете все ординатуры были заняты, то постановил
додатайствовать об учреждении еще одной/ ординатуры» (Маркевич
стр. 472). 58
03	Сеченов избран доктором зоологии по представлении Мечникова
и доц. Н.#0. Бернштейна Советом университета 9 сентября 1870 г. еди¬
ногласно. См. представление Мечникова и Бернштейна в протоколах Но¬
вороссийского университета. Зап. Новоросс. уннв., 1871, т. 6, стр. 246—250.
fi4 Сеченов в своих записках рассказывает колоритные детали хлопот
за него Боткина и других лиц. Но они оставались безуспешными. Тор¬
мозил дело Девинов (товарищ министра просвещения), воспользовавшись
финансовыми формальностями. Тогда Сеченов сообщил университету, что
он «готов поступить в университет не только на жалованье экстраорди¬
нарного профессора, но даже на жалованье доцента, притом в каком
угодно звании», так как «единственным мотивом, продиктовавшим ему
ныеказанное решение, было желание сохранить дорогую для него воз¬
можность служить делу развития русской молодежи» (Маркевич,
стр. 472—473). Но и это не помогло. На самом деле, как теперь стало
известно, Делянов даже запугивал Голубцова, попечителя Одесского
учебного округа, той ответственностью, которую он берет на себя: «г. Се¬
менов имеет репутацию отъявленного материалиста, который старается
проводить материализм не только в науку, но и в самую жизнь... Покор¬
нейше прошу Вас сообщить мне: можете ли Вы иметь уверенность, что
преподавание г. Сеченова в Новороссийском университете и близкие его
отношения к юношеству не будут иметь вредные последствия на его
нравственное развитие и не повлияют вредным образом на спокойствие
п университете» (см. у Князева и Князевой, стр. 408).
Спасла дело случайная рекомендация. Вот как описывает это Сече¬
нов: «Когда я вышел из Медицинской академии, вскоре за этим Одесский
университет выбрал меня профессором физиологии на физико-математи¬
ческий факультет, но Ив. Дав. Делянов, замещавший тогда находивше¬
юся в отпуску графа Толстого, не решился или не хотел дать делу ход
и течение почти полугода, с осени 1870 по весну 1871 г. Весной 71-го
года в Константинополе имела собраться международная комиссия по
противохолерному вопросу, и Пеликан отправился туда делегатом рус¬
ского правительства. Проездом через Одессу он встретился с тамошним
попечителем: округа Голубцовым, и между ними произошел разговор на
мои счет. При этом нужно заметить, что Голубцов был медик, а Пели¬
кан как крупное лицо в медицинском маре имел в его глазах большое
значение. Зная по слухам, что он лично знаком сю мною, Голубцоз по¬
интересовался узнать, действительно ли я очень опасный и вредный че¬
ловек для молодежи, и прибавил, что это обстоятельство мешает моему
назначению в университет. Пеликан на это даже рассмеялся и настолько

212
4. Е. Гайсинович
уверил Голубцова в моей безвредности, что тот взял мое назначение на
свой страх, и я был утвержден.
Всю эту Историю я слышал от самого Пеликана» («Автобиографи¬
ческие записки», стр. 131) 54.
65	Мечников имеет в виду следующие статьи Сеченова: «Замечания
на книгу г. Кавелина «Задачи психологии» («Вестник Европы», 1872,
№ 11); «Кому и как разрабатывать психологию» («В. E.», 1873, № 4).
Знаменитые «Элементы мысли» появились уже в 1878 г., после перехода
Сеченова в Петербург. 57.
66	Об этом пишет и Сеченов в своих «Записках»: «В Медицинской
академии все мои ученики работали обыкновенно в одной комнате со
мной, и за работой все, кто из нас умел петь, часто певали хором, бла¬
го лаборатория наша стояла особняком и нашим пением не нарушалось
благочиние учебного заведения. Между нами, певцами, Спиро всегда
признавался наиболее искусным; но его певческие таланты обнаружились
лишь в Одессе, когда он получил казенную квартиру — комнату чуть не
в танцовальную залу величиной, с превосходным резонансом — и обза¬
велся инструментом. Не пройдя никакой школы, он пел, однако, так, что
умел вызывать слезы (я был свидетелем этого); пел с итальянским по¬
шибом и превосходно передразнивал Тамберлика. Не попал он, бедный,
на свою настоящую дорогу, а теперь сворачивать на нее было уже
поздно — слишком долго он пренебрегал данным ему от Бога талантом»
{«Автобиографические записки», стр. 147). 57.
67	Быть может, здесь Мечников смешивает сеченовские «балы» пер¬
вого петербургского периода (см. прим. 55) с одесскими воспоминаниями.
Сеченов в своих «Записках» ничего не сообщает об этом, а подробно по¬
вествует о «салоне» у проф. Умова, где «душой» кружка был Мечников.
Вот как он описывает жизнь «кружка»: «Для дружеского кружка тру¬
дящихся семейный дом столько же необходим, как теплый уютный угол
для усталого. Только в семейном доме, с приветливой улыбкой и ласко¬
вым словом хозяйки, собрание приятелей отдыхает душевно и принимает
тот характер порядочности и сердечности, который немцы выражают
словом Gemütlichkeit [приятность]. Таким соединительным звеном-сало¬
ном кружка стала квартира Умовых. Хозяин, кроме утонченной любезно¬
сти, оказался завзятым хлебосолом; хозяйка представляла элемент сер¬
дечности; я имел значение еще не совсем состарившегося дядюшки, а
душою кружка был И. И. Мечников. Из всех молодых людей, которых
я знавал, более увлекательного, чем молодой И. И., по подвижности ума,
неистощимому остроумию и разностороннему образованию, я не встре¬
чал в жизни.
Насколько он был серьезен и продуктивен в науке — уже тогда он
произвел в зоологии очень много и имел в ней большое имя,— настолько
жив, занимателен и разнообразен в дружеском обществе. Одной из утех
для кружка была его способность ловко подмечать комическую сторону

Примечания
213
I* текущих событиях-и- смешные черты в характере лиц с удивительным
уменьем подражать их голосу, движениям и манере говорить. Кто из нас*
одесситов того времени, может забыть, например, нарисованный им образ-
хромого астронома, как он в халате и ночном колпаке глядит череэ
открытое окно своей спальни на звездное небо, делая таким образом
астрономические наблюдения; или ботаника с павлиньим голосом, выкри¬
кивающего с одушевлением и гордостью длинный ряд иностранных на-
эмяий растительных пигментов; .или, наконец, пищание одного малень¬
кого забитого субинспектора, который при всяком новом знакомстве ре¬
комендовал себя племянником генерал-фельдцейхмейстера австрийской
службы. Все эуо Мечников делал без малейшей злобы, не будучи ни¬
сколько насмешником. Да и сердце у него стояло в отношении близких
и а уровне его талантов: без всяких побочных средств, с одним профес¬
сорским жалованьем он отвез свою первую больную жену на Мадеру,*
думая спасти ее, а сам в это время отказывал себе во многом и ни разу
не проронил об этом ни слова. Был большой любитель музыки и умел
напевать множество классических вещей; любил театр, но не любил хо¬
дить на трагедии, потому что неудержимо плакал...
Жили мы тихо, утро за делом в лаборатории, а вечером большей ча¬
стью в нашем, салоне, за дружеской беседой и нередко за картами.
Грешный человек, карточную игру, но безнадежную, ввел я, и как лю¬
битель оной яростно нападал на нашу милую хозяйку, когда она делала
ошибки.* Помимо этих вспышек, вел я себя смирно: не совратил с пути
за два года ни единого студента, не вызвал ни одного бунта, не строил
баррикад и привел всем этим взявшего меня на поруки попечителя в
такой восторг, что в Святую 1873 г. он сделал меня действительным
статским советником и даже самолично приехал ко мне на квартиру по¬
здравить с этой радостью. Из дальнейшего будет видно, что он про¬
должал свидетельствовать перед высшим начальством о моей благонадеж-
ыости и в последующие годы» («Автобиографические записки», стр. 148—
140, 151). 58.
б8. В связи со своей деятельностью в суде Мечников избран был
почетным мировым судьей. Значительно позже, уже когда Мечников
много лет как жил за границей, он был забаллотирован при выборах в
1008 г. Этому событию газеты того времени придавали известный поли¬
тический смысл. Ввиду этого Мечников, верный своей тенденции устра¬
ниться от «политики», в специальном «письме в редакцию» русских газет
подчеркнул свое мнение об этом (см. настоящий сборник, стр. 163). 59.
6f). «Московская» и «малороссийская» партии оформились в резуль¬
тате постоянной борьбы при утверждении новых преподавателей и выбо¬
рах должностных лиц в Новороссийском университете. Как поясняет сам
•	У Мечникова была наследственная страсть к картам, но он боялся играть даже
Aft денег; садился подле нас, когда мы играли, и даже в качестве зрителя волновал-
ги, краснел, следя за перипетиями нашей борьбы.

214
Л. Е. Гайсинович
Мечников, «малороссийская» пар тая состояла в основном из мастных уро¬
женцев и питомцев Новороссийского университета (профессора П. П. Ци^
тович, К. И. Карастелев, Е. Ф. Сабинин, И. И. Патлаевский и позжэ
Ф. Н. Шведов и другие). «Московская» партия в основном состояла из
приезжих, большей частью московских и петербургских профессоров
(А. С. Посников, В. В. Преображенский, Ю. С. Гамбаров и другие). Меч¬
ников,' Сеченов, Умов и Ковалевский бесспорно в большинстве случаев
поддерживали «московскую» партию и совместно с ней голосовали. Не¬
даром, когда одна из «партий» хотела провести своего кандидата или ка¬
кое-либо мероприятие, она часто использовала время отсутствия многих
из сторонников другой «партии». Так было, например, и в вопросе об
отставке Мечникова (см. прим. 119). В случае своего заболезания членам
«партий» поручали голосовать за себя в определенном направлении своих
товарищей (см., например, рассказ Мечникова о выборах ректора в 1881 г.
(стр. 68 настоящего сборника). Так что Мечников несколько преувеличи¬
вает свою «беспартийность». И Сеченов в своих письмах к Мечникову
пишет о «богопротивном Карастелеве и его «приятелях».
Вообще же всех передовых профессоров университета, естественно,
объединяли прогрессивные взгляды и борьба за университетскую авто¬
номию, так что для их единомыслия против консервативной группы не
требовалось наличия какой-то оформленной «партии». 59.
70.	Мечников имеет в виду Ольгу Александровну, описанную Се¬
ченовым в «Автобиографических записках» (стр. 38—41). Отсылая чи¬
тателя к страницам «Записок», приведем лишь ту оценку ее влияния,
которую дает сам Сеченов: «Выше я назвал Ольгу Александровну моей
благодетельницей, и не даром. В дом ее я вошел юношей, плывшим до
того инертно по руслу, в которое меня бросила судьба, без ясного со¬
знания, куда оно может привести меня, а из ее дома я вышел* с гото¬
вым жизненным планом, зная, куда итти и что делать, Кто, как не
она, вывел меня из положения, которое могло сделаться для меня
мертвой петлей, указав1 возможность выхода. Чему, как не ее внуше¬
ниям, я обязан тем, что пошел в университет, и именно тот, который
она считала передовым, чтобы учиться медицине и помогать ближнему.
Возможно, наконец, что некоторая доля ее влияния сказалась в моем
позднем служении интересам женщин, пробившихся на самостоятель¬
ную дорогу» («Автобиографические записки», стр. 41). 60.
71.	Не совсем ясно, что имеет в виду Мечников под «разрывом» с
«прошлым». Возможно, это относится к решению Сеченова «выделиться»
от своих братьев, получивших как раз к моменту окончания И. М. Се¬
ченовым университета отцовское наследство.
«По духовному завещанию отца все имение передавалось матери
в полное ее распоряжение до кончины, и воля отца была уважена.
По кончине матери братья выделили сестрам все костромское имение,
а симбирское решили не делить, прибавив к условию пункт, что же¬
лающий тем не мевее выделиться получает б ООО рублей и отказы-

Примечания
215
метем от дальнейших прав на отцовское наследство. Имея в виду
uni раниться учиться за границу, я пожелал быть выделенным на ска-
ihiiiiom условии и получил, кроме того, вольную для моего верного
топирища и слуги Феофана Васильевича» («Автобиографические за¬
пинки», стр. 71). 60.
72	Вопрос о роли половой функции в творчестве одаренных людей
исегда приковывал внимание Мечникова. Как раз во время написания
нм «Воспоминаний о Сеченове» (лето 1914 г.) Мечников уже задумы-
инлеи над специальным сочинением на эту тему. Это было последнее
произведение Мечникова, гак и оставшееся неоконченным. Им напи¬
тано было лишь введение * (см. «Этюды о половом вопросе», «Русские
недомости», 191'7, № 1). Однако в воспоминаниях О. Н. Мечниковой
имеются некоторые детали о планах Мечникова в связи с работой над
*гой книгой,' «Ввиду задуманной работы о половой функции его инте¬
ресовало влияние любви на творчество знаменитых людей, и мы чита¬
ли биографии Бетховена, Моцарта и Вагнера».
В этой работе он развивал положение, что идеи относительно по¬
ловой функции были извращены боязнью заразительности венериче¬
скими болезнями в такую эпоху, когда не умели ни избегать, ни ле¬
чить их. Он доказывал, что именно на этом страхе было основано
осуждение естественной половой функции различными религиями. Он
рассматривал дурные последствия этого и излагал свои доводы отно¬
сительно необходимости вернуться - к более здравым понятиям, соответ¬
ствующим природе и, позволяющим изучать зло и этим избегать мно¬
жества бед; он считал совершенно необходимым в этом отношении
новое направление в воспитании юношества.
Затем он рассматривал роль половой функции в жизни гениальных
людей и с этой целью читал их биографии и много литературных про¬
изведений. Уже в разгаре болезни он читал биографии Виктора Гюго,
Наполеона I, Ж. Ж. Руссо. Он перечитал «Исповедь» последнего и
пробегал даже «Новую Элоизу» (О. Н. Мечникова. Жизнь
И. И. Мечникова. М. 1926, стр. 201, 208). 60.
Очевидно, что и последующие страницы «Воспоминаний о Сечено-
ис > отражают его мысли в! этом направлении.
73	См. еще об этом в «Воспоминаниях о Кохе» (в настоящем сбор¬
нике, стр. 118, и прим. 161). 62.
74	Мечников имеет в виду эпизод с синьорой Марией. См. «Авто¬
биографические записки» Сеченова, стр. 87—89. Повидимому, ее звали
н действительности Джулия (см. Коштоянц. Сеченов, стр. 42). 62.
7Г> В одесский период у Сеченова не было никаких инцидентов с
♦	начальством»; он «вел себя смирно» (см. в прим. 67 характеристику
Сеченовым отношения к нему попечителя Голубцова). Под влиянием
и пинов Голубцова и министр Толстой, повидимому, стал «благосклон¬
нее V к Сеченову, что проявлялось и1 при личных встречах (см. «Авто¬
биографические записки», стр. 154). Толстой сам предложил Сеченову

216
A. E. Гайсинович
перейти в Петербург в связи с вакансией в университете. «Незадолго
до того с естественного факультета Петербургского университета ушел
г. Цион, бывший там экстраординарным,	и университет,	желая	полу¬
чить меня на его место без разжалования в экстраординарные, справ¬
лялся в министерстве, возможно ли это.	Министр,	будучи в Одессе,
очевидно, знал об этом. Перед его приездом Одесская дума, хлопотав¬
шая получить политехнический институт, давала в честь министра
обед, на который приглашены были и все профессора университета.
Прощаясь с нами после этого обеда, министр спросил меня, желаю ли
я быть переведённым в Петербург, и, получив в ответ согласие и бла¬
годарность, перевел меня весной следующего года.	По	поводу	моего
двойного переселения — из Медицинской	академии	в	Одессу,	а из
Одессы в Петербургский университет — кто-то не без остроумия за¬
метил: «Сеченов употребил пять лет на переход с Выборгской стороны
на Васильевский остров». 63.
76	Сеченов писал Мечникову 14 апреля 1891 г.: «Нужно ли гово¬
рить, что я вспоминаю о вас обоих с величайшей нежностью и ни¬
когда не забуду, какие вы были милые и добрые ко мне, несмотря на
то, что из-за меня в последнее время/ вам было, вероятно, немало до¬
сад» («Борьба за науку», стр. 111). В 1892 г. Сеченов собирался снова
в Париж: «очень возможно, что будущим летом| я увижу вас на ко¬
роткое время в Париже» («Борьба за науку», стр. 114). Но поездка
не состоялась. 63.
77	В августе 1897 г. в Москве состоялся XII международный ме¬
дицинский конгресс, на котором присутствовали виднейшие предста¬
вители европейской науки, в том числе "Вирхов. Мечников сделал ка
нем доклады о воздействии организма на токсины и о современном по¬
ложении проблемы чумы. 64.
78	«Русское слово», 13 ноября 1910 г., под заглавием: «И. И. Меч¬
ников о Н. И. Пирогове». 65.
79	Вот что пишет об этом О. Н. Мечникова: «Эта мысль очень
улыбалась Илье Ильичу; он решил привести ее в исполнение, несмот¬
ря на затруднение, заключавшееся в недостатке денег для продления
пребывания за границей. Он не хотел просить новой субсидии у роди¬
телей, зная, что и деньги, данные ему на поездку, были собраны с
трудом. Поэтому он выполнил следующий план, изложенный в письме
к матери, постоянной поверенной всехг его намерений и мечтаний. Вот
что писал он ей...» (см. письмо на стр. 154 настоящего сборника.— А. Г.),
«Он не говорил матери, что живет впроголодь. Он не хотел также,
чтобы об этом знали Кон и другие знакомые, и тщательно скрывал от
них свой образ жизни» («Жизнь Мечникова», стр. 335—36). 65.
80. О. Н. Мечникова так излагает пребывание Мечникова на съез¬
де и все дальнейшие события: «К открытию съезда он поехал в Гиссен
и с успехом сделал два сообщения о своих исследованиях на Гель¬
голанде. Он и Энгельман, впоследствии сделавшийся знаменитым фи-

Примечания
217
экологом, были такими юными членами конгресса, что обращали на
себя всеобщее внимание. При первом знакомств^ Лейкарт крайне по-
привился Илье Ильичу, и он решил немедленно заниматься у него.
Ни иду этого он стал хлопотать о получении стипендии от русского
министерства народного просвещения и о заграничной командировке.
11о просьбе родных за него ходатайствовал бывший министр народно-
го просвещения Евграф Ковалевский. Лейкарт написал рекомендатель¬
ное письмо ПирогОву, ^.и стипендия была выдана на два года, пр
НИК) руб. в год» («Жизнь 'Мечникова», стр. 36—37; см. еще прим.
4	и 5). 66.
81	«Русское^ слово», 4 февраля 1915 г. 67.
82	Умов был избран доцентом Новороссийского университета
22 ноября 1871 г. (Маркевич, стр. 377). Сеченов пишет в своих
«Записках»: «Приехал из Москвы на кафедру математической физики
совсем еще молодой человек, Н. А. Умов, произведший1 большее впе¬
чатление своей вступительной лекцией» (стр. 148). 67.
83	Об этом «кружке» Сеченов вспоминает в своих «Записках»
(стр. 148—151). В качестве своего «салона» кружок избрал квартиру
Умова (см. прим. 67). Основными членами «кружка», помимо Сеченова,
Мечникова и Умова, были Дювернуа,. Кондаков и А. О. Ковалевский.
Нот как характеризует Сеченов этот «кружок»: «Кружок наш составлял
нартою в университете лишь в следующем отношении: мы не искали
пи деканства, ни ректорства, не старались пристроить к университету
своих родственников и не ходили ни с жалобами, ни с просьбами о по-
кровительстве к попечителю, чем занимались довольно многие в универ¬
ситете» («Автобиографические записки», стр. 151). 68.
Н4 Это была попытка самоубийства, вызванная общими нервными
переживаниями. Вот что сообщает об этом О. Н. Мечникова: «Универ¬
ситетские волнения и неприятности дурно отзывались на здоровье Ильи
Ильича. Уже в 1877 г. вследствие крупной университетской, истории *
V него в первый раз разболелось сердце—начало продолжительно г э
болезненного периода. В 1878 г. он советовался в Вене с знаменитым
клиницистом Бамбергером; тот, однако, не нашел у него ничего серьез¬
ного и ограничился запрещением курить и пить вино, чего Илья Ильич
к без того никогда не делал. Состояние его здоровья еще ухудшилось
и следующем году, вследствие тревоги и утомления, связанных с моим
заболеванием тяжелой формой тифа в Неаполе. Он ухаживал за мной,
не покидая изголовья, со свойственными ему заботливостью и беспо¬
кой сивом и сильно переутомился. Болезненные сердечные симптомы
сменились упорными головокружениями и бессонницей, что привело его к
црпйие нервному состоянию. На основании легкого затруднения речи он
Предположил, что у него начало бульбарного паралича; это окончательно
Подкосило его, и в 1881 г. под влиянием нервного возбуждения он ре¬
•	Но поводу диссертации'Посникоза, против которой восстал профессор финан-
iMiHfiro права Цитович.

218
A. E. Гайсинович
шил покончить с собой. Чтобы скрыть от близких, что смерть его про¬
извольна, оц привил себе возвратный тиф, избрав именно эту болезнь
для решения вопроса, заразительна ли она через кровь. Ответ оказался
положительным: он заболел крайне тяжелой формой возвратного тифа.
Несмотря на серьезность своего положения, он, однако, продолжал от¬
давать себе отчет в окружающих событиях. Покушение 1 марта вызвало
в нем сильнейшее волнение, так как он предвидел, что оно приведет
к крайней реакции; выборы нового реакционного ректора заставляли
его бояться еще большей реакции в самом университете» («Жизнь
Мечникова», стр. 84—85). 68.
85	Выборы происходили 16 марта 1881 г. Избран был профессор
математики С. П. Ярошенко. 69.
86	Мечников вышел в отставку в мае 1882 г. в связи с «делом Гер-
ценштейна» (см. его рассказ об этом на стр. 81—83 настоящего сборника
и прим. 114).
87	Умов перешел в Московский университет в 1893 г. На решение
о	переходе, повидимому, большое влияние имели плохие отношения с
проф. Шведовым, руководителем кафедры и влиятельным представите¬
лем консервативной группы профессоров в Новороссийском универси¬
тете. Так, биограф Умова пишет: «Отношения Умова и Шведова, быз-
шие и вначале не очень хорошими, к началу 90-х годов настолько об¬
острились, что Умову пришлось подумать о переезде в другой город»
(П. П. Лазарев. Николай Алексеевич Умов. М. 1940, стр. 16). 69.
88	Мечнико-в имеет в виду знаменитый разгром Московского уни¬
верситета, учиненный реакционным министром народного просвещения
Кассо в 1911 г. В ответ на отстранение Каесо от должности профессо¬
ров А. Мануйлова (ректора университета), М. Мензбира (пом. ректора)
и П. Минакова (проректора) подали заявление об отставке свыше
100 профессоров И доцентов. Среди них естественно был Умов, пре¬
вративший первым чтение лекций. 69.
89	В качестве редактора журнала и издательства «Научного слова»
Умов неоднократно обращался . к Мечникову с предложениями о на¬
писании статей и издании его книг. В журнале «Научное слово» Меч¬
ников опубликовал ряд статей, вошедших потом в его книги «Этюды оп¬
тимизма» и «Этюды о природе человека», выпущенные издательством
«Научное слово». К последней книге, со 2-го издания (1905), Умов на¬
писал предисловие («прошу не осудить меня за помещенное в нем пре¬
дисловие»,— писал Умов Мечникову в письме от 4 ноября 1905 г.).
Умову приходилось наблюдать за изданием этих книг и вносит^ ряд
изменений. «Не раз ему приходилось бывать у цензора и отстаивать'
неприкосновенность рукописей и среди них научные статьи самого
И. И. Мечникова»,— пишет издатель «Научного слова» Рахманов («Борь¬
ба за науку», стр. 184). Так, в письме к Мечникову от 22 июля 1903 г.
Умов пишет ему в связи с изданием «Этюдов о природе человека* •
«Дорогой Илья Ильич. Получил IV главу Вашей книги. Глава III про¬

Примечания
219
пущена цензурой. Для обеспечения пропуска были: сделаны некоторые
изменения в тексте, не касающиеся, как Вы сами увидите, сущности
дела. Так, в заголовке, вместо «происхождение человека от обезьяны»,
поставлено: «гипотеза о происхождении» и т. д. Вместо «кровное род¬
ство человека и /обезьяны», поставлено: «родство крови человека и
обезьяны». Вместо того, что происхождение человека указывается «ре¬
лигиозным догматом», сказано: «древними преданиями». Я думаю, что
Вы ничего не будете иметь против этого и только удивитесь, какие лу-
(ТЯКИ обеспечивают проникновение в публику научных истин. Я покор¬
нейше просил бы Вас разрешить -мне делать подобные изменения, тем
более что Вами сказано в особом! предисловии, что Вы считаетесь с
нн отними условиями при русском издании. Сообразно указанным изме¬
нениям Вы сами, вероятно, усмотрите, какие обороты речи следует
употреблять в критических местах. Русская публика привыкла к эзо¬
повскому языку» («Борьба за науку», стр. 183). Когда Мечников заду¬
мал после смерти Умова (1915) издать книгу воспоминаний, то он решил
посвятить эту! книгу его памяти (Проект предисловия издателя Рзхма.
нова к этой неосуществленной Мечниковым книге см. в «Борьбе за
науку», стр.ч 184). 69.
90	«Русские ведомости», 31 декабря 1908, № 302.
91	Мессинское землетрясение произошло 28 декабря 1908 г. Число
жертв достигало 80 ООО чел.
92	С. Н. Мечникова пишет: «Он получил... заграничную командиров
ку и весной 1868 г. направился в, Неаполь, где рассчитывал застать
А. О. Ковалевского. Но он нашел лишь от него письмо, сообщающее о
спешном отъезде для исследования в Мессину» («Жизнь Мечникова»,
стр. 49). Ковалевский, уезжая из Неаполя в Мессину, оставил следую¬
щее письмо Мечникову: «Илья Ильич, я Вас ждал, несколько раз от¬
кладывал отъезд, а Вас все нет. Наконец, я сегодня еду в Мессину;
но в этом случае, я думаю, Вам удобнее прежде написать мне, чтобы
не терять времени. Я еду тоже отчасти со страхом» (письмо от 17 мар¬
та 1868 г.). Но уже 21 марта он писал: «Уж как мне досадно, что я
не отложил моего отъезда до пятницы, видно так у нас на роду напи¬
сано, что как я в дверь, так Вы за дверь, и vice versa [наоборот]. Мне
так хочется Вас видеть, и я здесь так скучаю, что право бы готов вер¬
нуться в Неаполь, но, батюшка вы мой, pour la science [ради науки]
чего человек не делает?! Как тут помирить наши интересы! Исследоваг
развитие одной сифонофоры, захотелось проследить нескольких, то же
для медуз, и поэтому мне и казалось, что не следует упустить такого
богатства, как Мессина. Я останусь в Мессине, das ist fest [это твердо];
такого изобилия, Coelenterat и прозрачной икры моллюсков, как здесь,
и нигде не найду; остается, значит, потолковать о том, стоит ли Вас
уговаривать (что мне очень хочется) переехать сюда, или нет. Я могу
Нам, конечно, привести доводы только из моей ловли и, чтобы не
брать греха на душу, скажу Вам, как обстоит дело».

220
A. E. Гайсинович
30 марта Ковалевский, ожидая Мечникова, торопит его: «Отвечай¬
те сейчас, я пропишу что непонятно; но лучше приезжайте же[ поско-.
рее». Как "видно из научного содержания писем, оба лихорадочно рабо¬
тают. Богатство размножающихся форм Мессины так захватило Кова¬
левского, что он; не может ни от чего отказаться. Тут и сифонофоры*
ради которых он поехал, но здесь же и медузы, моллюски и личинкк
множества других животных. В это время в Неаполе Мечников не мс-.
жет оторваться от развития асцидий. Ему кажется, что он обнаружил'
явления, противоречащие работам Ковалевского.
«С самого приезда и по сих пор я все сижу над асцидиями, но
не дошел еще до такого состояния, чтобы сообщить Вам вполне не¬
сомненные и положительные результаты. Я знаю и знаю наверное, что
es steckt noch sehr vieles drin [в этом еще многое увязло], и удив*'
ляюсь тому, что Вы так решительно говорите, будто все видели и
уяснили себе относительно Botryllus. Асцидии здесь задерживают
меня потому, что я не решусь тронуться, прежде чем окончательно
не выясню их развития. Известите меня поскорее, можно ли в Мес¬
сине достать Botryllus и Phalhisia. Если можно, то я немедленно
приеду. Иначе буду коптеть здесь, пока не решу хоть главнейших
вопросов» (письмо от 31 марта 1868 г.).
Это еще долго будет служить предметом спора и обид друзей
(см. еще прим. 32). В первых числах апреля Мечников, наконец, выры-1
вается в Мессину. 71.
93	«Друзья работали запоем. Глаза Ильи Ильича не выдержали]
и он принужден был на| время прервать микроскопические исследова¬
ния. В этот период переутомления и насильственного отдыха впервые
почувствовал он потребность сердечной личной жизни. Он мечтал о'
подруге, соответствующей его идеалам» (О. Н. Мечникова. Жизнь
Мечникова, стр. 50). Быть может, в этом смысле и надо понимать фра¬
зу Мечникова о том, «как устроить жизнь». Об этом же‘ свидетельствует
запись1 в тетради Мечникова 22 апреля 1868 г., относящаяся как раз
ко времени пребывания в Мессине (см. ее в настоящем сборнике/
стр. 161). У Мечникова уже зрели тогда идеи «о дисгармониях» чело¬
веческого развития, среди которых «дисгармония» в половой жизни
особенно привлекала его внимание) (разрыв между «общей физической
зрелостью» и «брачной зрелостью»; см. статью Мечникова «Возраст
вступления в брак», 1872). Как известно, Мечников женился на Людми¬
ле Федорович («Лю») в том же году, по возвращении в Петербург. 72.
94. «Его деятельная природа не могла долго останавливаться на
мечтах и продолжительном бездействии. Поэтому он предпринял малень¬
кое путешествие через Реджио и Калабрию в Неаполь, рассчитывая*
что за это время зрение его оправится. Надежда его оправдалась, но
пребывание в Неаполе на этот ра? оказалось неудачным» (О. Н. Меч¬
никова, стр. 50). 72.

Примечания
221
95	Мечников был в Италии в конце 1879 г. и всю первую половину
IH80 г. Он жил преимущественно в Неаполе [«С конца ноября до конца
апреля я работал на зоологической станции проф. Дорна в Неаполе»
(«Отчет о заграничной командировке в 1879/80 г.» Зап. Нозоросс. унив.,
т. 31, стр. 291)], а в Мессине был в мае (н. ст.) 1880 г. В письме Кова¬
левскому от 1 (13) мая 1880 г. он писал:
«Письмо Ваше, дорогой Александр Онуфриевич, я получил треть¬
его дня в Мессине, откуда только что возвратился... В Сицилию мы
ездили отчасти для того, чтобы полюбоваться ею, отчасти же для
исследования ранних стадий пилидия, т. е. образования гаструлы.
Главная цель, т. е. подробность относительно инвагинации, бластопора
и устройства гаструлы, удалось проследить, Кроме того, я в Мессине
занимался новой ортонектидой, найденной в немертинах».
В своем отчете Мечников пишет:
«Две первые недели мая были проведены мною в Мессине, куда
я отправлялся с специальной целью изучить образование гаструлы
немертин и где, кроме того, мне удалось найти , вышеупомянутую
ортонектиду Rophalura Intoshii» («Отчет...», стр. 292).
Группа ортонектид была подробно описана как раз в том же году
французским исследователем Жиаром. Мечникову удается, как видим,
открыть новый вид этих загадочных примитивных животных, представ¬
ляющих переходную форму между одноклеточными и настоящими мно¬
гоклеточными. Для Мечникова группа ортонектид представляла огром¬
ный теоретический интерес. У него формируются тогда идеи о роли
пнутриклеточного пищеварения и происхождении двуслойности много¬
клеточных в противовес геккелевской теории гастреи (см. прим. 35).
Следующим шагом явилось создание теории фагоцитоза (см. дальше рас¬
сказ Мечникова об этом). 73.
96	Мечников имеет в виду последовавший после убийства Алексан¬
дра II разгул-реакции, сильнейшим образом отразившийся на универси¬
тетах. Об этих событиях см. рассказ Мечникова в следующей статье и
комментарии к нему. 73.
97	Мечников имеет в виду, очевидно, «дело Герценштейна» (см.
прим. 114). Два упоминаемых им профессора были, возможно, А. С. Пос-
киков и В. В. Преображенский. Мечников подал прошение об отставке
1Î2 мая 1882 г. (см. подробнее в прим. 119). 18 июня‘министр Делянов
уволил его «по прошению». 74.
98	Неожиданное получение наследства от родителей его жены позво¬
лило Мечникову не искать немедленно новой работы и уехать за гра¬
ницу. «Для своих исследований ему необходимо было ехать на море, и
йог осенью 1882 г. мы отправились на всю зиму в Мессину» (О. Н.
М о ч н и к о в а, стр. 93). 74.
99	Как пишет несколько раньше Мечнико®, его занимал в то время
жшрос «о происхождении кишечного канала у животных и о том, каким
он должен быть у наших давно отошедших в (вечность, предков (стр. 73

222
A. E. Гайсинович
настоящего сборника). Решение этого вопроса он искал в своих наблю¬
дениях над внутриклеточным пищеварением у низших животных. Меч¬
ников установил, что у животных, не имеющих обособленной кишечной
полости, существуют особые подвижные клетки, захватывающие пище*
вые частицы и переваривающие их внутри себя. Мечников и приходит
к выводу, что первичным было такое внутриклеточное пищеварение и
наиболее примитивные многоклеточные животные не имели еще обособ¬
ленной пищеварительной полости. Ему удалось найти подтверждение
этому наблюдениями над развитием губок и кишечнополостных^ у ко¬
торых он обнаружил бесполостную личинку, названную им паренхиму¬
лой. Поэтому, в противовес господствовавшим тогда взглядам Геккеля
(«теория гастреи», 1874), он заключил, что предком многоклеточных
был не двуслойный организм с полостью внутри, а бесполостиое живот¬
ное с подвижными клетками внутри его.
Самым интересным было для Мечникова то, что и у низших живот¬
ных, обладающих кишечником, подобные блуждающие клетки продол¬
жают существовать и сохраняют свои пищеварительные функции. И вот
в наблюдение подобных подвижных клеток и углубился Мечников в
Мессине. Тут-то и блеснула у него идея, что эти клетки могут погло*
щать не только пищевые частицы, но и чужеродные тела. Таким обра¬
зом, эти клетки, которые Мечников назвал фагоцитами («пожи¬
рающие клетки»), поедая вредоносные тела (в том числе и микробов),
играют целебную роль в организме. В дальнейшем Мечников развил
эту свою гениальную догадку в разработанную фагоцитарную
теорию, и поныне служащую объяснением1 многих явлений воспале¬
ния и невосприимчивости организмов к инфекционным заболеваниям. 75.
юо вот что пишет об этом О. Н. Мечникова: «В Мессине в то
время профессором зоологии был известный немецкий ученый Клейнен*
берг, которому Илья Ильич сообщил свои опыты и теорию. Клейнен-
берг очень увлекался ею, находя ее «чисто гиппократовской» мыслью..
«Das ist ein wahrer Hippokratischer Gedanke», повторял он и советовал
поскорее изложить ее в научном журнале. Илью Ильича также очень
поощрял Вирхов, приезжавший в Мессину и видевший его опыты и
препараты. Он находил их весьма показательными, но в то же время
советовал большую осторожность в| истолковании явления, говоря, что-
в медицине принято как раз обратное объяснение: в то время думали,
что белые кровяные шарики не только не уничтожают микробов, а,
напротив, служат им благоприятной средой и разносят их по всему
организму.
Илья Ильич навсегда сохранил глубокую признательность к Клей-
ненбергу и Вирхову за их доброжелательное отношение при вступле-|
нии его в новую область своей научной деятельности» («Жизнь Мечни¬
кова», стр. 96—97). 75.
]01 «Русские ведомости», 18 октября 1909 г, № 239. 77.

Примечания
22а.
102. Поразительное непонимание Мечниковым общественно-политиче¬
ской обстановки, сложившейся в России после разгрома революции.
1905 года, объясняется все тем же упрямым противопоставлением «по¬
литики» и науки, которое было свойственно ему (см.! прим. 48, 104).
И то же вре^мя следует снова вспомнить причины, заставившие Мечни¬
кова навсегда; покинуть родину, о которых он повествует на дальней¬
ших страницах. Уже вскоре после написания этой статьи Мечников
должен был убедиться в своей ошибке и резко осудить условия научной
работы в России несколькими годами позже, когда его снова стали
приглашать на работу в Россию (см. интервью, данное Мечниковым со¬
труднику «Вестника Европы», настоящий сборник, стр. 165). 77.
103	«Колокол» издавался Герценом в Лондоне с 1 июля 1857 г.
но 25 мая 1865 г., зктем в Женеве/ до августа 1867 г.; в 1868 г. он
ьыходил на французском языке, после чего издание его прекратилось
окончательно. «Колокол» являлся приложением («прибавочные листы»)
к сборникам «Полярная звезда» (1855—1858). Кроме того, Герцен вы¬
пускал в отдельных изданиях свои памфлеты. Все эти, издания неле¬
гально распространялись в России и пользовались огромным успехом. 78.
104	Мечников здесь' намекает на то противопоставление обществен¬
ных интересов занятиям наукой, которое было распространено в годы
предреволюционного подъема и революции 1905 г. Что Мечников бо¬
лезненно переживал это противопоставление, свидетельствует письмо к
нему народника Л. П. Шишко в связи со спорами с ним на эту тему.
В этом письме имеются указания о разногласиях по поводу «чуткости
к общественным вопросам и мирного занятия наукой». Желая успокоить
Мечникова, Шишко соглашался, что его взгляды о несовместимости
общественной «чуткости» с «мирным занятием наукой» не могут отно¬
ситься «к некоторым исключительным представителям русской интелли¬
генции, не подходящим под среднюю мерку; по отношению к ним я не
могу отстаивать верности моего замечания, и в таком применении оно
не может быть возложено на мою ответственность. Я вовсе не имел
и виду сказать, например, чтобы юноша с поэтическими способностями
Пушкина обнаружил отсутствие чуткости, если бы стал писать стихи,
и не устраивать сапожные мастерские, подобно Войнаральскому и Ро¬
гачеву в 1874 г.; и если бы юноша с самыми средними задатками поэ¬
тического творчества посвятил свою жизнь на писание посредственных
пиршей при настоящих условиях русской общественной жизни, то я
думаю, что и Вы также не причислили бы его к разряду особенно чут¬
ких молодых натур. Такого же рода особая связь, не подходящая под
общую мерку, должна быть установлена между Вами и мирным заня¬
тием наукой» («Борьба за науку», стр. 186). 78.
105	Мечников встречался с Герценом, повидимому, уже в первую
поездку на юг Европы — в Женеве (1864—1865), куда он поехал для
нстречи со своим братом Львом Ильичем. Последний был близок к Гер¬
цену и являлся постоянным сотрудником его изданий. Очевидно, он и
познакомил Илью Ильича с Герценом. Вот что об этом пишет О. Н. Меч¬

224
A. E. Гайсинович
никова: «Необыкновенно глубокое впечатление произвел на него Гер¬
цен, живший тогда в Женеве. Молодое поколение революционеров от¬
носилось к нему отрицательно, считая его деятельность слишком лите¬
ратурной, теоретической, и стремилось, напротив, к более активному
образу действий.
Однако Лев Ильич оставался одним из немногих, горячих сторон¬
ников Герцена. Часто вечером собирались у последнего, и он блестяще
читал своим гостям «Былое и думы» в рукописи. Герцен производил
глубокое, почти подавляющее впечатление мощью ума, остроумием и
благородством всей своей личности. Обаяние его было так велико и
неотразимо, что осталось одним из самых сильных впечатлений жизни
Ильи Ильича. Это пребывание в революционном центре очень заинте¬
ресовало его, но в то же время он еще больше укрепился в мысли о
превосходстве научной деятельности над политической и в том, что из¬
брал благую часть» («Жизнь Мечникова», стр. 38).	1
Снова Мечников встретился с Герценом в следующую свою поездку
за границу, в 1868 г. Об этом имеется свидетельство в письме Герцена
к сыну от 16 июня 1868 г.: «В Женеве я встретился с Мечниковым —
натуралистом; он очень поумнел и очень делен. Напиши мне, зачем ты
с ним сухо встретился и Шифф тоже, как мне показалось из его слов.
Фогт, хваля его Клапареду, сказал:	«немцы его не любят».*
Мне кажется, что это не causa sufficlens [существенная причина] для
тебя. Об этом напиши.» (Полное собрание сочинений и писем, т. XX,
378, 1923).
Герцен следил и позже за научной деятельностью Мечникова. Тал,
он писал сыну 18 мая 1869 г.: «Мечников-зоолог, говорят, в Петербург
ге отличается» (Там же, т. XXI, 385). 78.
106	С Бакуниным Мечников познакомился в 1865 г. и сам описал
свою встречу с ним (см. настоящий сборник, стр. 48). Позже ему неод¬
нократно приходилось встречаться с Бакуниным и его «кружком». Так,
О. Н. Мечникова пишет: «Когда уехал Ковалевский [в 1865 г.], он
{Мечников] примкнул к бакунинскому кружку, члены которого обедали
вместе в ресторане благополучного названия «Trattoria delPArmonia»
(«Жизнь Мечникова», стр. 42). Летом 1866 г. Мечников снова встретил¬
ся с Бакуниным в Италии: «Здесь он вновь встретил Бакунина, на не¬
которое время между ними завязались приятельские отношения. Баку¬
нин даже прозвал Илью Ильича «мамашей»' за его нежно-заботливый
характер (название это давалось ему впоследствии и другими близкими
по той же причине). Однако между приятелями не было действительного
сродства душ и мыслей. Илья Ильич считал теории Бакунина поверх¬
ностными, его сектантский образ мышления и действий ему не нравил¬
ся, и мало-помалу он отдалился от него» («Там же, стр. 45). 78.
107	Характеристику его умонастроений того времени мы находим у
О. Н. Мечниковой, которая,* конечно, написана с одобрения И. И. Меч¬
никова: «Между Ильею Ильичем и студентами были отличные отноше-

Примечания
225
it и н, несмотря на то, что он нисколько не искал популярности. Не толь¬
ко не поощрял он тенденцию молодежи к политике, но, наоборот,
употреблял все/ свое влияние, чтобы направить ее в сторону) научных
занятий. Он доказывал, что политические задачи требуют образования
и серьезной практической подготовки. Без этого, говорил он, в социаль¬
ной жизни долучится то же, что было в медицине до вступления ее на
почву, точной науки, когда, чтобы лечить, достаточно было быть пожи¬
лой женщиной или знахарем. Тем не менее студенты всегда находили
п Илье Ильиче горячего заступника в гонениях на них и серьезную опо¬
ру в работе, если обнаруживали малейший интерес к ней. Он неизмен¬
но старался открыть1 и раздуть всякую искру священного огня. Влия¬
ние его на молодежь было велико благодаря независимости его убеж¬
дений и поведения. В административных сферах его за это считали
«красным» и чуть не агитатором. В действительности же он боролся
только с косностью и гасительством, задерживающими развитие культу¬
ры и знания в России, Сам он называл себя «прогрессивным эволю¬
ционистом», считая, что одно сознательное, внутреннее развитие может
дать прочные результаты и вести к действительному прогрессу» («Жизнь
Мечникова», стр. 80—91). 79.
108	В июне 1879 г. произошел раскол в революционной организации
«Земля и воля». Она распалась на две группы — «Народную волю» и
«Черный передел». Группа «Народная воля» стала решительно на путь
ниспровержения самодержавия путем террористической деятельности.
Очевидно* студенческая делегация, посетившая Мечникова, и отражала
настроения этой группы, лихорадочно готовившей покушения на царя и
ожидавшей после этого падения самодержавия. Обращение делегации
и Мечникову показывает, что, несмотря на его постоянные уверения в
’«аполитичности», он расценивался как представитель прогрессивных кру¬
гов, противопоставлявших себя господствующему строю. 79.
^ юз вот как характеризовал эти «партии» Мёчников в своем ин¬
тервью с корреспондентом газеты «Русское слово»' (27 мая 1909 г.)
«В Новороссийском университете, особенно на юридическом фа-
культёте, образовались в то время две партии: партия «малорусская»
(тогда консервативная), во главе которой стоял проф. 1 Цитович, и
партия «московская» с проф. Посниковым вс* главе». (См. подроб¬
нее; прим. 69). 80.
110 Очевидно, проявлением этого было «дело Вериго», из-за .которо¬
го проф. Ценковский (также поляк по национальности) подал в отстав¬
ку (см. прим. 11). 80.
1,1 Повидимому, Мечников имеет в виду профессора канонического
права А. С. Павлова (в Новороссийском университете с 1869 по 1875 г.)
и проф. политической экономии А. С. Посникова (с 1876 по 1882 г.).
И то время лекции и сочинения Посникова, сторонника общинного земле¬
пользования, привлекали огромное внимание и считались настолько анти^
16 И. И. Мечников. Страницы воспоминаний

226
A. £. Гайсинович
правительственными, что вызвали специальную кампанию со стороны реак*
ционного проф. П. П. Цитовича. На защиту Пооникова встала вся пере¬
довая пресса. Мечников был инициатором протеста против памфлетов
Цитовича, который вынужден был уйти (январь 1880 г.) из Новороссий'
ского университета (см. подробнее у Штрайха в сборнике «Борьба за
науку»* стр. 99—100). В дальнейшем Посникоз был видным деятелем
партии кадетов и одним из редакторов «Русских ведомостей», так( что
«крайне-левым» Мечников его называет именно в связи с его деятель¬
ностью в Новороссийском университете. 80.
112	Насколько Мечников преувеличивает свою «беспартийность»,,
видно хотя бы из его собственного рассказа о выборах в ректоры Яро¬
шенко, одного из столпов реакционной группы (см. настоящий сборник,
стр. 68). При всей своей неприязни к «политике» .Мечников всегда был
политически активен и непримирим в своей борьбе с реакционерами (см.
еще прим. 116, 119)* 8.1,
113	См. прим. 84. 81.
1р4 Это заседание факультета происходило 9 ноября 1881 г. Руково¬
дителем диссертанта был проф. Посников. Очевидно, решение факуль¬
тета было направлено) против него. Деканом факультета был проф.
И. И. Патлаевский. «Консервативная партия юридического факультета
подняла вопрос о ранее признанной, очень талантливой и дельной дис¬
сертации Герценштейна (ставшего впоследствии видным деятелем Госу¬
дарственной думы и убитого черной сотней). Усматривая в ней социали¬
стическое направление, партий эта желала нанести удар либеральному
профессору, признавшему диссертацию. Декан юридического! факультета
предложил впредь не принимать подобных диссертаций, на что факуль¬
тет согласился» (Мечникова* Жизнь Мечникова, стр. 83—84). 82.
1,5	Мечников подал заявление об отставке значительно позже
(22 мая 1882 г.), так что в этой фразе дается как бы резюме. будущих
событий, излагаемых им в дальнейшем (см. прим. 119). 82
116 Постановление факультета было рассказано, естественно, сту¬
дентам, вероятно, самим проф. Посниковым и другими несогласными
профессорами, в том числе и Мечниковым, Это обстоятельство особенно
возмутило министра народного просвещения Николаи. Он указывал з--
своем обращении к ректору университета: «От кого студенты узнали
происходившем в факультетском собрании и почему впечатление, произ¬
веденное на «их происшедшим в этом собрании разногласием, обратилось
с Такой страстностью против главного представителя [т. е. декана Пат-
лаевского.— А. Г.] одного из мнений, высказанных в этом собрании? Эта
сторона дела остается совершенно неразъясненной». И далее совершенное
недвусмысленно намекалось, что министерство не остановится в привле¬
чении к ответственности *й профессоров университета, не только не под¬
держивающих Официальные власти, но «сеющих сМуту» среди студен¬
чества. «Правительство имеет право рассчитывать на to, что преподаватели*
в университетах будут служить ему ие для одного только чтения лекций

Примечания
227
№ и для внушения своим слушателям и словом и примером тех начал
гысокой нравственности, уважения к закону и порядку, которые состав¬
ляют условия гражданской доблести. Всякое уклонение от этого путл и
всякое отсутствие единодушия в его преследовании должны поколебать
доверие, которое правительство выказывает к ученой коллегии в сово*
купкости и к каждому из ее членов в отдельности; они поставили бы
правительство, при повторении беспорядков в печальную необходимость
искать кор(ня их возникновения не в одной только среде увлекающегося
юношества, но и между членами профессорской корпорации». (Зап. Но-
ворос. унив., т. 35, стр. 40—41, 1SS3). ^
1!7 Вот как описывается студенческая демонстрация в официальном
изложении попечителя одесского учебного округа: «20 ноября (1881 г.—
А. Г.,Г толп а студентов, собравшаяся в передней главного здания Ново¬
российского университета, встретила проходившего декана юридического
факультета профессора Патлаевского свистками и криками, что на тре¬
бование явившегося ^немедленно на место события проректора о выдачё
своих билетов или объявления фамилий студенты ответили отказом, что
на вопрос проректора о причине беспорядка студенты с наглостью отве¬
тили, что сходка освистала декана Патлаевского» («Зап. Новорос. унив.*
т. 36, стр. 38, 1883). В результате университетский суд уволил трех сту¬
дентов. Тогда «25 ноября, по объявлению решения университетского суда*
толпа студентов, около 70 человек, с шумом и криком бросилась для
совещания в верхний этаж университетского здания и не расходилась^
несмотря на повторительные требования инспектора» (там же). 28 ноября
решение университетского суда рассматривалось в Совете университета*
и большинство его кассировало это решение. Однако попечитель утвер*
лил решение суда, а взбешенный министр обратился с грозным поуче¬
нием к Совету университета. Мы уже приводили в прим. 116 содержание
его угроз по адресу профессуры. Все это непосредственно касалось,
конечно, и Мечникова, который явно был- в числе «подстрекателей» сту¬
денчества. 83.
118	Повидимому, попечитель дал это обещание до получения упоми¬
навшегося в прим. 116 и 117 свирепого поучения министра народного
просвещения от 3 февраля 1882 г. Хотя попечителей не отменил решения
университетского суда,’ но он разрешил университету принять уже с
1	января 1882 г. уволенных студентов обратно. Очевидно, попечитель
лавировал, не желая восстанавливать против себя профессуру, но й не
решаясь стать целиком на' ее сторону. После же письма министра от
3	февраля, где .прямо инкриминировались группе сторонников Посни-
кова и Мечникова попытки «нравственного! растления» студенчества и
резко осуждалось нежелание не только «выражения порицания преступ-
них деяний, совершенный студентами», но их стремление «даже привлечь
К ответственности самого декана юридического факультета», попечитель
Hi мог уже исполнить своего обещания. 83.

228
A. E. Гайсинович
119	Мечников подал официальное заявление об отставке не сразу
после этого, iho решение это у него уже созрело. Так, еще 9 января
1882 г. А. Ковалевский писал Мечникову, уговаривая его не делать этого.
«К моему ужасу, узнаю, что эта подлая университетская история может
повести даже к тому, что Вы бросите Одесский университет. Это будет,
конечно, ужасным ударом для университета и притом вполне, конечно,
на руку тем силам, против которых Вы сражались. Ведь с будущего
года, т. е. с сентября месяца, с выходом Сабинина и Карастелева, выбо¬
ром Воеводского и моим возвращением на Вашей стороне будет такое
подавляющее большинство, что все дела будут решаться согласно Вашим
воззрениям. Из-за чего, И. И., выходить?».
Но приведенные выше угрозы министра, выслушанные им в заседа¬
нии от 25 февраля, не могли не усилить настроений Мечникова. Надежды
на уход за выслугой лет из университета столпов реакционной группы —
Сабинина и Карастелева — также не оправдались. Между тем, происхо¬
дившее в Совете обсуждение «правил для студентов» все время ставило
перед Мечниковым неизбежность борьбы за университетскую автономию
вразрез с указаниями начальства. Особенно ожесточенные прения выз¬
вали пункты «Правил», посвященные праву Совета кассации решения
университетского суда. В заседании от 22 апреля Мечников настаивает
•на этом праве. Той же точки зрения держатся его единомышленники
Посников, Кондаков, Умов, Трачевский и другие; большинством 11 голо¬
сов против 10 они добиваются принятия своего проекта.
Естественно, что все это не улучшало атмосферы, а, наоборот, обо¬
стряло обстановку. В ряде вопросов' проходят решения реакционной
группы. Мечников и его единомышленники видели неизбежность ухода из
университета. Сеченов пишет Мечникову 14 апреля 1882 г.: «Я уже слы¬
шал от Дювернуа о Вашем намерении оставить университет; нахожу его,
конечно, совершенно естественным, естественно же, проклинаю те
условия, которые делают заштатным такого человека, как Вы». Посников
я Гамбаров стремились уехать в длительную командировку или отпуск,
я Преображенский первый подал прошение об отставке.
Эти настроения стали известны студентам, которые решили поддер¬
жать любимых профессоров, всегда стоявших на защите их интересов.
15	мая 1882 г. на имя ректора университета Ярошенко подается заявле*
ние за подписью 95 студентов, в котором они пишут между прочим:
«После года Вашего управления университетом, года, в продолжение ко¬
торого было так много недоразумений и столкновений, дела университета,
направляемые Вашей рукой, приняли такой оборот, при котором профес¬
сора, составляющие гордость университета, вынуждены оставить его.
'Всех нас — и, мы думаем, также всех профессоров и Вас лично — глу¬
боко поразило решение Преображенского*Посникова, Мечникова и Гам*
«барова уйти из университета... Потому мы ждем от Вас, что для предот*
©ращения такого большого несчастья от университета, как потеря луч-

Примечания
229
Шич профессоров, Вы откажетесь от дальнейшей ректорской деятель¬
ное пи (Зап. Новорос. унив., т. 35, стр. 139—140).
Кик вспоминает один из подписавших это заявление — будущий ака-
Н'мик Н, И. Андрусов (назовем еще Н. Д. Зелинского, ныне академика,
будущего проф. А. А. Мануйлова и известного в дальнейшем бактериолога .
М. Хавкина, между прочим, исключенного за это из университета), были
приняты. все меры запугивания, чтобы заставить студентов отказаться
от подписания этого заявления: «Нас по фамилиям стали вызывать и
спрашивать, согласны ли мы подписаться под запиской, и так два раза.
Путем этого искушения из, кажется, 200 подписей осталось всего что-то
НО» (Академик Н. И. Андрусов. Воспоминания. 1871—1890. Париж,
1925, стр. 51). Ректор созвал 19 мая «чрезвычайное заседание Совета»,
на котором ему легко удалось (почти все передовые профессора, в том
числе и названные в заявлении, были в отпуску) добиться увольнения
семи студентов и объявления выговора всем остальным.
После этого откладывать 'далее свое решение об отставке Мечников
уже не мог. В следующем же заседании Совета, 22 мая, рассматривается
заявление Мечникова:
«Не имея возможности по расстроенному здоровью продолжать,
службу в Новороссийском университете, честь имею покорнейше про-,
сить Совет ходатайствовать об увольнении меня от нее».
Попытки немногочисленных друзей Мечникова отложить дело до сен¬
тября (очевидно, в надежде на более благоприятный состав Совета по воз-'
иращении из отпуска ряда профессоров) не увенчались успехом. Враги
Мечникова поторопились освободиться от «смутьяна». Попытки Ковалев¬
ского уговорить Мечникова вернуться также ни к чему не привели.
Мечников писал Ковалевскому 19 (31) января 1883 г.:
«Я ни под каким видом не вступлю в какие-либо отношения к
Новороссийскому университету до тех пор, пока радикально не изме¬
нятся условия, сделавшие пребывание в нем до того отвратительным,
что воспоминание о нем и теперь вызывает во мне болезненное чув¬
ство и дрожь. Так как, однако же, как видно из Ваших же писем,'
дурные условия в университете могут лишь ухудшиться, то о поступ¬
лении моем в Новороссийский или в какой бы то ни было другой уни¬
верситет не может быть и речи. Я буду крайне удивлен, если новый
устав, о котором Вы пишете, не вызовет выхода в отставку тех из
профессоров, которые имеют хотя какую-либо возможность выйти». 83*
120	Вот что пишет об этом О. Н. Мечникова: «Лето 1880 г. мы про¬
мели в Киевской губернии, в имении моих родных. Злаки в то время
сильно страдали от жуков (Anisoplia austriaca), причинявших большой
нред всему краю. Близко принимая к сердцу такое бедствие, Илья
Ильич придумывал, как бы помочь ему. Несколько лет раньше, случайно
эймгпш ий окне большую мертвую муху, всю поросшую плесенью, пови-
димому причинившей ее болезнь и смерть, он спросил себя:, нельзя ли

230
A. E. Гайсиноеич
бороться с вредными насекомыми, распространяя на них искусственные
эпидемии?
Теперь он вернулся к этой мысли и усердно занялся разработкой ее.
Найдя на трупах "жуков! (Aînisoplia) грибок м ю с к а р д и н у, обволаки¬
вающий его своими нитями, он успешно стал заражать здоровые особи
этим грибком. Сначала он производил свои опыты лабораторным путем,
впоследствии же граф Бобринский предоставил ему для этого опытные
поля. Результаты оказались очень ободряющими, и он передал разра¬
ботку прикладной стороны вопроса одному молодому энтомологу Красиль¬
щику. Илье Ильичу же работа эта послужила исходной точкой для
исследований инфекционных болезней» («Жизнь Мечникова», стр. 90). 84.
121	Открытие Пастером способа предохранительных прививок от
бешенства было осуществлено в 1885 г. Первая прививка была им сде¬
лана 6 июня. Инициатива в создании в Одессе станции для прививок от
бешенства по методу Пастера исходила от врачебного инспектора Л. А. Ма-
ровского, внесшего этот проект на рассмотрение Городской думы. В на¬
чале 1886 г. Общество одесских врачей, со своей стороны, послало на
благотворительные средства доктора Н. Ф. Гамалея к Пастеру для изу¬
чения его метода прививок (Мечников от поездки отказался). Возглавляв¬
ший созданную Городской управой комиссию, Мечников поставил перед
станцией более широкие задачи изучения всего, «что касается бактерио¬
логии и ее практического применения». В результате была создана «Бак¬
териологическая станция», открытая 12(25) июня 1886 г. Помощниками
Мечникова были Н. Ф. Гамалея и Я. Ю. Бардах (см. С. М. Щастный.
И. И. Мечников и Одесский бактериологический институт его имени
(1886—1926). Одесса, 1926;Н. Ф. Гамалея. Два отрывка из воспоми¬
наний микробиологи. М. 1940). 84.
122	Нужно иметь в виду, что в то время роль микробов в эпидемио¬
логии еще не была общепризнанной. Достаточно указать, что такой авто¬
ритет того времени в вопросах гигиены, как проф. Ф. Ф. Эрисман
(1842—1916), выступая в 1887 г. на съезде земских врачей с речью о зна¬
чении бактериологии для современной гигиены, высказался против «бак-
териологов-фанатиков», давал советы городским и земским самоуправле¬
ниям не придавать значения бактериологическому, анализу воды, считая
ненужным некоторые меры .дезинфекции против холеры и т. д. Мечников
отвечал Эрисману в специальной статье «По поводу речи Эрисмана»
(«Сборник Херсонского земства», 1887, № 3). 85.
123	Идея об использовании куриной холеры для борьбы с сусликами
возникла у Мечникова в 1888 г. под влиянием предложения Пастером,
этих бактерий для истребления кроликов в Австралии. Как мы видели
(см. прим. 120), Мечников уже пытался применить подобный «биологи¬
ческий метод» борьбы с вредителями еще в 1880 г. 85.
124	Повидимому, в связи с этими нападками Мечников обратился к
Пастеру с просьбой подтвердить вздорность подобных утверждений. Па-

Примечания
231
•стер ирислал 17 декабря 1888 г. ему подробное письмо с опровержением
чтих обвинений (ем. это письмо в наст, сборнике, стр. 182).
li5	Решающую роль в этом, повидимому, сыграла крупная неудача,
дюстигшая станцию при применении сибиреязвенных вакцин на овцах.
Вот что пишет об этом С. М. Щастный:	«И. И. Мечников под влиянием
успехов Пастера с только что открытыми им прививками против сибир¬
ской язвы предложил провести эти прививки среди скота в виде широ¬
кого опыта. Предварительно были поставлены опыты на самой станции.
Н. Ф. Гамалея практически ознакомился с приготовлением вакцины в
Париже у Пастера, и, казалось, налицо были все данные, чтобы эти
прививки провести в жизнь. Земство согласилось на эти опыты, и в пер¬
вое время они протекали с полным успехом. Однако эта важная работа
неожиданно прерывается — по невыясненной причине прививки, прово¬
димые станцией в имении помещика Панкеева в августе 1888 г., кон¬
чаются смертью 3549 овец из 4414 привитых. Прививки приостанавли¬
ваются до выяснения причины '‘этого несчастного случая, а через неко¬
торое время окончательно запрещаются».
Тяжелое впечатление от этой неудачи усугублялось еще тем, что
•совсем незадолго до этого Мечников сам выступал с резкой критикой
опытов Ценковского по прививке овцам сибиреязвенных вакцин по ме¬
тоду последнего (см. прим. 13). Теперь Мечникову самому приходится от
вечать на газетные нападки («Ответ на обвинения по поводу Панкеевского
дела». «Одесский листок», 1886, 11/XI, № 304). Панкеев, повидимому,
возбудил иск против станции, однако Мечникова он не считал ответ¬
ственным за случившуюся катастрофу (см. письмо Я- Ю. Бардаха Меч¬
никову в сборнике «Борьба за науку», стр. 152—153). О том же свиде¬
тельствует О. Н. Мечникова:	«Будучи	уже в деревне, Илья Ильич
получил телеграмму о том, что после прививки первой вакцины погибло
несколько тысяч овец. Хотя он фактически более не нес1 ответствен¬
ности, тем не менее был страшно удручен таким оборотом дела и тот¬
час поехал в Одессу, чтобы разобрать причину катастрофы. Но она
осталась темной... Этот тяжелый эпизод был последней) каплей, пере¬
полнившей чашу. Наше переселение во Францию было окончательно
решено» («Жизнь Мечникова», стр. 108). 85.
126	Упоминаемый здесь институт был основан в 1890 г. под назва¬
нием «Института экспёриментальной медицины», * являющегося предше¬
ственником ВИЭМ. Принц Ольденбургский предлагал Мечникову стать
директором этого института. Вот что писал 27/VIII 1888 г. по этому
поводу Мечникову Гамалея:	«Уезжая,	принц	поручил	Шорштейну
.(лично он не хотел получить отказа) сделать Вам следующее предло¬
жение. Он устраивает на свой счет новый бактериологический институт
с самыми блестящими средствами. Учреждение это будет совершенно
независимым. Вам он предлагает быть его директором,; заране^ подчи¬
няясь всем вашим условиям. Он говорит, что готов сделать все, что
Ны захотите, лишь бы Россия не лишилась' Вас». Вторично вопрос о

232
A. E. Гайсинович
приглашении Мечникова директором института возникал в 1913 г. (см.
стр. 165 и прим. 212). 85.
127	Вот что пишет об этом О. Н.; Мечникова: «Осенью 1387 г. мы
поехали в, Вену на Международный конгресс гигиенистов, где в первый
раз собирались бактериологи. Это , дало возможность Илье . Ильичу
познакомиться со многими из них и несколько ориентироваться относи¬
тельно. заграничных лабораторий. Известный немецкий ученый Гюппе
весьма . любезно приглашал его в Висбаден работать в его лаборатории.
Это. очень,,соблазняло Илью Ильича, считавшего тихцй университетский
городок всего, благоприятнее, для научных занятий. Но, побывав ;в Вис
бадене, он увидел, что положение его там было бы крайне неудобным,
ввиду враждебного отношения между собой лабораторий этого города;
пришлось отказаться от плана, столь заманчивого на первый взгляд.
В то время уже возникали многочисленные возражения против фа-
гоцитной теории. На, нее яростно, нападал, между прочим, немецкий уче-,
ный Эммерих. Илья Ильич воспользовался своим пребыванием за гра¬
ницей, чтобы съездить в Мюнхен, объясниться с ним. При этом случае
он убедился, что и там условия лабораторий не подходят ему.
Так как ему очень хотелось познакомиться с Пастером и его сот¬
рудниками, сыгравшими 9 то время такую выдающуюся роль в науке,
то мы направились в Париж, хотя вовсе не думали найти там приют и
не подозревали даже, что это возможно» («Жизнь Мечникова», стр. 101 >
867	,■	..	■ , . .
128	Мечников в своих «Воспоминаниях о Пастере» описал первую
встречу с ним осенью 1887 г. (см. настоящий сборник, стр. 87). Хотя
Пастер уже тогда, повидимому, согласился предоставить Мечникову
лабораторию, Илья Ильич еще не решил окончательно вопроса о пере¬
езде в Париж. Вот что пишет О. Н. Мечникова: «Все это склоняло его
к переезду в Париж. Однако его еще пугала мысль о жизни в огром¬
ном, шумном городе; ему казалось, что для спокойной научной работы'
благоприятнее маленький университетский городок. Поэтому, прежде
чем принять окончательное решение, он хотел осмотреть еще несколько
бактериологических лабораторий. Мы съездили в Страсбург, Франкфурт,
Бреславль, но всюду условия оказались неподходящими... Вернувшись в
Одессу, он стал понемногу подготовлять свой отъезд и уход со стан¬
ции. Тем не менее он еще не успел сделать некоторые исследования в
ответ на нападки, сыпавшиеся на его теорию со всех сторон. Между
прочим, он исследовал фагоцитоз при бугорчатке и получил очень убе¬
дительные результаты в пользу своих воззрений. Весною он взял отпуск
и передал зшравление станцией д-ру Гамалея. Мы же переехали в де¬
ревню в ожидании окончательного отъезда», Летом 1888 г. Ру, помощ¬
ник Пастера, посылает Мечникову пла^ы строящегося института. В
письме (3 июня) он просит Мечникова сообщить свои пожелания об
устройстве предназначенных для него комнат. После «Панкеевского
дела» Мечников принимает окончательное решение и осенью 1888 г.

Примечания
покидает навсегда Россию. Как сообщает О. Н. Мечникова, они при¬
ехали в Париж 15 октября. 86.
129	Печатается по тексту, опубликованному Мечниковым в его-
книге «Основатели современной медицины. Пастер ■— Листер — Кох» (М.
И) 15, стр. 80—94). Впервые эти «Воспоминания» были опубликованы Меч¬
никовым в виде отдельной статьи, в газете «Русское слово», в . 1915 г.
(♦Воспоминания о Пастере», «Русское ; слово», 10 января 1915, № 7).
В газете «Воспоминаниям» было* предпослано письмо к редактору (от
7	ноября! 1914 г.),; посвященное разразившейся как раз в этот момент
мировой войне (см* это письмо в! Приложениях, стр. 167 настоящего
сборника). «Воспоминания» начинаются кратким изложением научных
открытий Пастера. В книге этого изложения не требовалось, так как
работам Пастера в ней уделено гораздо больше места, в особых главах
первой части ее. Наконец, текст непосредственных «Воспоминаний», Меч¬
никова был! несколько переработан, преимущественно в стилистическом*
отношении, и уточнены некоторые: факты и, описания.. Из более крупных,
«ставок отмечу лишь добавление, об отношении Пастера к немцам (см¬
ирим, 139). Некоторые другие разночтения будут. оговорены в примеча¬
ниях 87.
130	Это был VII Международный конгресс по гигиене и демогра-4
фии. См. в прим. 127 воспоминания О. Н. Мечниковой о пребывании
Ильи Ильича на этом конгрессе. 88
131	В тексте книги напечатано:	«клерикалы и социалисты». Пови-
лимому, это опечатка и следует, как и было в газетном тексте — «ради-’
килы и социалисты». 90.
ш См. об этом в статьях о Пастеровском институте (стр. 100 и сл.„
109. к сл. настоящего сборника). 90.
133	Последняя работа Пастера «О методе профилактики от бе¬
шенства после укуса» была опубликована в 1889 г. После нее, ; ничего*
кроме юбилейной речи (1892) Пастер не опубликовал. 90.
134	ру сообщил о своем открытии способа лечения дифтерита сы¬
вороткой иммунизированных лошадей в 1894 г. на международном кон¬
грессе в Будапеште. Это открытие произвело столь сильное впечатление
ии широкую публику* что обеспечило сбор миллиона франков в пользу
11петеро»ского института (см. об этом в настоящем сборйшке, стр. 109). 9L
13,5	В газетном тексте статьи далее следовала следующая фраза:
«Еще молодым студентом, вскоре после приезда из провинции
и Париж, он серьезно заболел и хотя, как казалось, и оправился
совсем, но время от времени все-таки чувствовал себя нехорошо. Так
продолжалось долгие годы, пока в возрасте 46 лет у него не сде¬
лался удар, который чуть не свел erol в могилу. Пастер, однако,
оправился, но сохранил на всю жизнь полупаралич...», и далее шла
фрмам, идущая второй в настоящем тексте. Взамен этой вычеркнутой
ф|»й114 в тексте книги вставлена дальнейшая, идущая первой фраза. 94~

:234
А. Е. Гайсинович
136	В газетном тексте далее следовала фраза:
«...и действительно, лишь только несколько лет после смерти
Пастера такое бродило было извлечено из дрожжей Бухнером».
Эта фраза вычеркнута, очевидно, потому, что в тексте книги об этом
уже было подробно изложено ранее (см. стр. 25 книги). 95.
137	Как известно, в эпоху исследований Пастера о самозарождении
'(1859—1864) считалось, что допущение самозарождения является необхо¬
димым с материалистической точки зрения, а отрицание его поддержи¬
валось всеми церковниками и идеалистами. Именно поэтому католиче-
ские круги Франции провозгласили Пастера своим апостолом, а пози¬
тивисты (Пуше и другие, у нас в России знаменитый критик Писарев)
обрушились на Пастера, как пособника клерикалов. Нам теперь ясно,
что это все основано на теоретическом недомыслии (см. об этом: «Э н-
гельгардт. JI. Пастер, СПб, 1897, стр. 35—40). Мечников и пытается
снять с Пастера обвинение в предвзятости и идеализме. Однако, если
!Пастер действительно проводил свои опыты строго объективной никогда
не вводил в свои исследования религиозных и идеалистических тенден¬
ций, то все же не следует забывать, что он никогда не отмежевывался
от своих католических покровителей. Бесспорно Пастер в своих религи¬
озно-философских воззрениях никогда не пытался отойти от идей офи¬
циальной католической церкви. 96.
138	Как уже ясно из прим. 137, Мечников пытается во что бы то ни
стало доказать иерелигиозность Пастера. Однако является историческим
фактом, что Пастер никогда не только не отрицал своей религиозности,
но сам характеризовал ее, хотя и с иронией, как «слепую веру бретон¬
ской бабы» (см. Э н г е л ь г а р д т. Указ. соч., стр. 36; Оме л янски й,
Луи Пастер, П. 1922, стр. ИЗ). 97.
139	Слова «и ненавистник немцев», а также две последующие фразы
вставлены Мечниковым в текст книги. Очевидно, когда Мечников писал
шпервые свою статыо перед самым началом мировой войны (см. его
«Письмо к редактору» стр. 167), он не хотел подчеркивать официаль¬
ное отношение Пастера к немцам, но в 1915 г. добавил об этом. 97.
140	В газетном тексте под статьей было указание на место написания
•ее: Saint-Léger en Yvelines. 98.
141	«Русское слово», 1909, 21 ноября, № 268. 99,.
142	См. еще об этой премии на стр. 111 настоящего сборника. Она
была присуждена в 1903 г. 102.
143	«Русское слово», 1913, 1 ноября. 106.
144	Очевидно, Мечников имеет в виду хирурга Терильона. См. рас¬
сказ его об этом же эпизоде в «Воспоминаниях о Пастере» (стр. 88 на¬
стоящего сборника).
145	Работы Мечникова по экспериментальному сифилису обезьян
^относятся к 1903 и последующим годам. В Мечниковском музее сохра¬
нился черновик письма к В. А. Морозовой от 21 декабря 1904 г., в ко»
тором Мечников излагает свои работы в этой области и просит разрв*

Примечания
235
1ИНИ1Я Морозовой расходовать жертвуемые ею суммы в этом направле¬
нии. 111,
116	Следовавшее далее изложение научных работ Пастеровского
института в области туберкулеза, рака и других болезней нами опущено,
тик как не содержит никаких личных воспоминаний Мечникова и уста¬
рело с научной стороны. 112.
147	Из книги Мечникова «Основатели современной медицины».
<М. 1915, стр. 98—100). 114.
148	Мечников был в Англии весной 1891 г. Вот, что сообщает об
*том О. Н. Мечникова: «Весной 1891 г. Илья Ильич ездил в Англию по
поводу своего избрания почетным доктором Кембриджского универси¬
тета. За это пребывание он успел ближе познакомиться с англичанами;
они внушали ему большую симпатию, которая* с годами должна была
«чце более возрасти. Он любил оригинальность их серьезного обобщаю¬
щего ума, их лойяльность и энергию; он был им благодарен за внима¬
тельное, доброжелательное отношение к его научной деятельности и
лично к нему самому. Поэтому его радовало, что именно в Англии, а
не во враждебной ему Германии состоится съезд, на котором ему при¬
дется выступать и дать решающий отпор своим противникам» («Жизнь
Мечникова», стр. 122). 114.
149	В другом месте своей книги (стр. 95) Мечников дает такую
характеристику Листера, сравнивая его с Пастером:
«Трудно представить себе ббльшую противоположность, как та,
которую являли Пастер и Листер. С одной . стороны, небольшого
роста, страстный, вечно волнующийся Пастер, с жаром выискиваю¬
щий противников и накидывающийся на них, а с другой — высокий,
невозмутимо хладнокровный, не обращающий внимания на нападки
Листер. Это не мешало им быть большими друзьями и относиться с
необыкновенным уважением друг к другу». 114.
150	Речь идет о IX Международном съезде по гигиене и демографии,
состоявшемся в Лондоне 10—17 августа 1891 г. 114.
151	Мечников сделал на съезде небольшое сообщение о своих рабо¬
тах по туберкулезу, а основная дискуссия за и против фагоцитной тео¬
рии происходила по докладам Ру и Бухнера. О своем участии! в
прениях и говорит, очевидно, Мечников. Вот что пишет об этом
О. Н. Мечникова: «Главными докладчиками на Съезде были Ру и
Бухнер.' Доклад первого был всецело в пользу фагоцитной теории, а
второго — в пользу гуморальной. Сам Илья Ильич выступил со сводкой
результатов своих исследований и возражений против нападок; на его
теорию. В результате съезда ясно было, что фагоцитная* теория начи¬
нала приобретать серьезные права гражданства. Вот что писал; Ру из
Лондона по поводу доклада Ильи Ильича: «Мечников сейчас занят
демонстрацией своих препаратов и к тому же он не рассказал бы Вам
всего своего собственного успеха. Он говорил с такой страстью, что

236
A. E. Гайсинович
всех воспламенил. Мне кажется, что с сегодняшнего дня теория фаго¬
цитов приобрела много новых друзей» («Жизнь Мечникова», стр. 122). 114.
152	В Мечниковском музее хранится 6 писем Листера к Мечникову:
18/11 1892, 19/1 1893, 11/И 1894, 24/И 1894, 22/XI 1901 и 6/XI 1901. 115.
153	Печатается по тексту из книги Мечникова «Основатели совре¬
менной медицины» (М. 1915, стр. 107—112). Впервые воспоминания
Мечникова о Кохе были опубликованы им в 1910 г. в ‘ газете «Русские
ведомости» («Воспоминания о Роберте Кохе», 1910, 25 мая). В газетном
тексте ^собственно воспоминаниям предшествует изложение научных
заслуг Коха и его краткая биография. В книге эти материалы изло¬
жены в других главах ее. Что же касается текста самих «Воспомина¬
ний», то он подвергся коренной переработке. При этом исключен был
ряд мест, важнейшие из которых будут оговорены в специальных при¬
мечаниях (см. примечания 154, 156, 157, 158, 160, 161). 116.
154	В газетном тексте глава И, посвященная собственно воспоми¬
наниям, начиналась так:
«Несмотря на то, что во время выступления Коха на научную
деятельность я предавался ревностно изучению зоологии, успехи
медицины меня также чрезвычайно интересовали,, Я, разумеется,
был горячим последователем теории о происхождении болезней от
микроскопических паразитов, но сознавал всю недостаточность дока¬
зательства ее. Поэтому-то, когда в 1876 г. появилась первая работа
Коха о сибирской язве, я тотчас же понял ее огромное значение и
сразу проникся чувством глубокого почитания к ее автору». 116.
105 Сообщение Коха об открытии им туберкулезной палочки было
сделано 24 марта 1882 г. в Берлинском физиологическом обществе. Как
пишет в другом месте Мечников, это открытие «с молниеносной бы¬
стротой облетело весь мир, произведя на всех неописуемое и неизгла¬
димое впечатление» («Основатёли современной медицины», стр. 54). 116.
156	В газетном тексте в соответствующем месте следовало:
«Вскоре после этого и мне пришлось выступить на медицинское
поприще. Когда я пришел к заключению, что возбудители болезней
наталкиваются в организме на злейшего врага в виде белых кровя¬
ных шариков и подобных им элементов, я сразу возбудил сильное
противодействие со стороны многих ученых. Особенно опасного
противника я встретил в лице Коха, который внушил своим учени¬
кам необходимость бороться против моего учения». 116.
157	В газетном тексте следовала фраза:
«Зная отношение Коха к моей теории, я сообразил, что он хотел
бы усмотреть противоречие в добытых фактах со сделанными мною
из них выводами». 116.
158	В газетном тексте Мечников несколько иначе излагает мнение
Коха и добавляет:	^
«Это не помешало ему три года спустя в публичной речи на Бер«

Примечания
237
линском конгрессе заявить, что он считает мою теорию неверной и
сданной в архив». 118.
159	Мечников имеет в виду неудачи Коха, связанные с его попытка¬
ми получить средство против туберкулеза. Как известно, в 1890 г. он
заявил на Международном медицинском съезде, что им открыто веще¬
ство, с помощью которого может быть излечен туберкулез в начальной
стадии. Это сообщение, естественно, вызвало сенсацию во всем мире.
Однако, дальнейшие опыты с «туберкулином» не подтвердили самоуве¬
ренного заявления Коха и вызвали резкую критику. 118.
160	В газетном тексте в соответствующем месте следовало:
«Мы расстались в самых лучших отношениях. Что могло побу¬
дить Коха к такой резкой перемене? Я думаю, что на это, с одной
стороны, повлияла его неудача с лечением опасных случаев чахотки
туберкулином, которая умалила его самоуверенность, а с другой —
убеждение в том, что я не так не Ърав в моем учении, как это ему
казалось раньше». 118.
161	Это была вторая жена Коха. Увлечение Коха на склоне ‘своих
лет молодой артисткой неоднократно служило Мечникову одним из
примеров для доказательства его взгляда на роль любви в творчестве
(выдающихся людей (см. в «Воспоминаниях о Сеченове», стр. 61 настоя¬
щего сборника и прим. 72). Вот как излагал Мечников этот же эпизод
увлечения и второго брака Коха в книге «Основатели современной ме¬
дицины»:
«Когда Кох, поглощенный требовавшей напряжения всех сил
борьбой против бугорчатки, утомлялся ‘ после дневной работы, он
для отдыха ходил в соседний с его институтом театр — Lessing
Theater. Там он увлекся молодой, умной и талантливой актрисой,
исполнявшей второстепенные роли. В результате возник роман, при¬
ведший Коха к разводу с первой женой и к бракосочетанию с актри¬
сой. Это событие вызвало, разумеется, целую бурю. На немецком
съезде врачей в Лейпциге в 1892 г., на котором я присутствовал,
роман Коха не сходил с уст его собратий. На Коха, который не
«сумел заставить простить ему его научное превосходство, посыпа¬
лись самые тяжкие обвинения. Роман Коха интересовав профессо¬
ров, конечно, гораздо больше, чем все сообщения на съезде»
(стр. 106). 118.
,г’2 Свои впечатления о Кохе во время его пребывания в Париже
Мечников в газетном тексте излагал так:
«Особенно много мы были вместе во врёмя его десятидневного
пребывания в/ Париже в 1904 г., когда мы успели переговорить с
ним об очень многом. За очень холодной, подчас черствой и почти
грубой внешностью у него скрывалось доброе, временами нежное
сердце».

238
A. E. Гайсинович
Это заставило Мечникова забыть былое отношение Коха к нему ir
проявить истинное благородство в вопросе о выставлении его в кандн-
даты на Нобелевскую премию (см. стр. 162 настоящего сборника). 119.
163	Печатается по тексту, опубликованному в газете «Русское слово»
1 июля, 1909, № 149). На эту же тему Мечников опубликовал по-фран*
цузски статью с значительно отличающимся текстом («Les fêtes en
l’honneur de Darwin à Cambridge Rev. Sc. 1909, v. 47, pp. 545—548).
Хранящаяся в Мечниковском музее французская рукопись под тем же
названием является, очевидно, ее оригиналом. В русском переводе она
опубликована в сборнике Мечников. О дарвинизме (М.	1943,
стр. 220—^227). Интересно, что автор «Аннотации», предпосланной к это¬
му изданию, полагал, что им опубликована впервые «нигде еще не опу¬
бликованная записка» Мечникова. Очевидно, ему остались неизвестными
оба опубликованных варианта статьи. Эти варианты настолько разли¬
чаются между собой, что каждый из них представляет самостоятельный
интерес. При этом газетный вариант, публикуемый нами, носит больше
характер непосредственных впечатлений. 121.
164	Во французском тексте (и соответственно в русском издании
1943 г.) речь Мечникова дана, повидимому, дословно (см. русское изда¬
ние, стр. 222—224). 124.
165	g Мечниковском музее хранятся два письма де-Фриза к Меч¬
никову. В приложении мы даем перевод одного из них (см. стр. 184
настоящего сборника). 126.*
166	Во французском тексте Мечников несколько подробнее излагает
точку зрения неодарвинизма и, приведя свои наблюдения над крыла¬
тыми насекомыми на о-ве Мадера, склоняется к мутационной теории. Далее
им высказываются своеобразные соображения из области микробиологии,
которые он пытается применить к явлениям мутаций (см. «О дарвинизме»,
стр. 224—227). 126.
167	«Русское слово»,	1912 г.,	30 сентября, №	225. 128.
168	У H. Н. Гусева,	бывшего	в то время секретарем Л.	Н.	Толсто¬
го, имеется об этом следующая запись: «13 мая С. А. Стахович сказала.
Л. Н-чу, что его желал бы видеть профессор Мечников. По этому поводу;
был разговор о Мечникове и его научных занятиях. Л. Н. сказал, что
то, чем занят Мечников,— изыскание средств увеличения продолжитель¬
ности жизни,— не имеет значения.
—	Вот если бы ‘ он придумал,— сказал Л. H.,— что-нибудь такое,,
что бы могло избавлять от страданий смерти, это было бы хорошо. По¬
тому что часто в агонии	человек	не может слова	сказать, а	он	многое-
мог бы рассказать, очень	многое»	(H. Н. Гусев.	Два года	с Толстым..
М. 1912, стр. 279). 128.
169	Статья Мечникова «Закон жизни (по поводу некоторых проиэ«
ведений гр. Л. Н. Толстого)», напечатана в 1891 г. («Вестник Европы»,
1891, № 5, стр. 228—260) и перепечатана была затем в сборнике его
статей «Сорок лет искания рационального мировоззрения» (М. 1913*

Примечания
239*
2-е изд., 1914, нов. изд. 1925, стр. 200—226). В этой статье Мечников-
критикует, как он выражается, «рационалистический, естественно-исто¬
рический принцип» Толстого, который «возводится на чисто зоологи¬
ческой почве и подкрепляется гр. Л. Толстым примерами из животного*
мира». Мечников, остроумно и едко анализируя мнимый «Закон жизни»,,
провозглашенный Л. Толстым, показывает его полную биологическую
несостоятельность. В отношении взглядов Толстого на науку он заме¬
чает:
«Казалось бы, что, придя к воззрениям, опирающимся на есте¬
ственно-исторические данные, гр. Л. Толстому следовало бы смот¬
реть на точную науку и ее выводы как на истинное основание уче¬
ния о человеческих поступках». Однако, произошло, как известно,,
обратное: «гр. Толстой выработал себе до подробности кодекс пра¬
вил поведения, а заметив разлад последних с некоторыми положе¬
ниями науки и вообще современной культуры, ополчился и стал
проповедывать крестовый поход против этих последних». 128.
170	Старший брат Ильи Ильича — Иван Ильич (1836—1881) умер
от рака желудка. Он был одно время членом Тульского окружного су¬
да. Хорошо знавший его Толстой, под впечатлением этой смерти написал
(1882—1885) рассказ «Смерть Ивана Ильича»! (впервые опубликован в
1886 г.). См. мнение Толстого о нем в настоящем сборнике (стр. 185).
Воспоминания самого Мечникова о смерти Ивана Ильича см. в прим..
187, 129.
171	Мечниковы приехали в Ясную Поляну 30 мая 1909 г. В своих
воспоминаниях О. Н. Мечникова сообщает некоторые дополнительные'
подробности о пребывании в Ясной Поляне (см. еще прим. 172)j Так
о приезде в . Ясную Поляну она пишет: «Рано утром сошли мы с поезда
мн ст. «Засеки», куда за нами выслали'лошадей. Было чудное росистое
утро после дождя. Уже сама поездка по полям, через леса и луга
приводила в повышенное настроение, а предвидение встречи с Львом
Николаевичем еще более волновала нас. Вот показалась деревня; р-
стороне старый сад с открытыми воротами; это была Ясная Поляна. С
иолпением въехали мы в длинную! тенистую аллею, в конце которой
скрывалась в зелени усадьба. Весна была в полном разгаре; все вокруг
ЦМЛО и благоухало. От дома и старого сада веяло поэтической преле¬
стью старинных русских «дворянских гнезд». У подъезда* встретила нас
дочь Льва Николаевича Александра Львовна. Своей дружелюбной про¬
стотой она сразу создала атмосферу спокойной непринужденности»-
(«Жизнь Мечникова», стр. 161). 129,
172	О. Н. Мечникова пишет подробнее: «После приветствия первыми
уловами его были: «Между вами есть сходство; это бывает, когда люди
ДОЛГО и хорошо живут вместе». Расспросив о нашем путешествии и впе-
мйтлемии, произведенном Россией после продолжительного' отсутствия,,
он сказал, что пойдет кончать свой утренний урок» («Жизнь Мечникова»,,
gîp, 161). 129.

A. E. Гайсинович
173	О. H. Мечникова излагает значительно подробнее беседы за
столом (см.. «Жизнь Мечникова», стр. 162—163), причем их содержание
явно касалось и «интересных общих тем». Принимая во внимание, что
Мечников описал свое пребывание у Толстого всего два года спустя
(к тому же хорошо известна его блестящая память), приходится отно¬
ситься с осторожностью к более «художественным» воспоминаниям
О.	Н. Мечниковой. Впрочем, и она пишет: «после завтрака он выразил
желание поговорить наедине с Ильей Ильичем». Так что содержание
этих бесед Ольга Николаевна узнала уже из устных и печатных рас¬
сказов Ильи Ильича. О том, что она писала свои воспоминания по па¬
мяти (спустя 10 лет) и не согласовывала их со статьей Ильи Ильича,
свидетельствует такой факт, что пример Толстого с весом спутников Са¬
турна (см. в статье И. И. Мечникова) у нее заменен на «вес и разме¬
ры планеты Марса» («Жизнь Мечникова», стр. 163). 130.
174	Как теперь известно из дневников самого Толстого и ряда при¬
ближенных к ним лиц, Толстой хотел выяснить «с глазу-на-глаз» отно¬
шение Мечникова к религии. Вот что записал Толстой 31 мая 1909 г.:
«Я нарочно выбрал время, чтобы поговорить с ним один-на-один о нау¬
ке и религии. О науке ничего, кроме веры в то состояние науки, оправ¬
дания которого я требовал. О религии умолчание, очевидно, отрицание
того, что считается религией, и непонимание и нежелание понять того,
что такое религия. Нет внутреннего определения ни того, ни другого —
ни науки, ни религии» (цитирую по Омелянскому, «Природа», 1926,
.№ 7—8, стр. 47). Интересные дополнительные подробности о впечатле¬
ниях Толстого мы находим в записях других лиц.
Вот что записал со слов Толстого Гусев: «Дорогой [после завтрака
они ездили вдвоем к А. К- Чертковой] я попробовал с ним заговорить о
религии; он из уважения ко мне не возражал, но я увидел, что это его
совершенно не интересует. Я даже рад, что сам мало говорил, а пре¬
доставил ему говорить» (H. Н. Гусев. Указ. соч., стр. 284).
Об этом же сообщает Гольденвейзер: «2 июня 1909 г. JI. Н. рас¬
сказывал о Мечникове: «Когда мы поехали в Телятенки, я нарочно по¬
ехал с ним, чтобы поговорить о религиозных вопросах. Но попробовал
и замолчал. Он верит в свою науку, как в священное писание, а вопро¬
сы религиозно-нравственные, вытекающие из простого нравственного чув¬
ства, ему совершенно чужды» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Тол¬
стого. т. 1. 1922, стр. 271). 130.
175	Повидимому, Толстой поражен был не самим примером, который,
как увидим ниже, он правильно понял, а связью его с темой разгово¬
ра — о неравенстве господ и слуг. Вот что записал А. Б. Гольденвейзер
со слов Толстого: «JI. Н. сказал: «Я — по английской пословице, чтобы
узнать человека, нужно побыть с ним вдвоем — и предложил ему по¬
ехать в Телятенки. Я начал разговор с того, как тяжело иметь слуг.
Иногда старик слуга ходит за молодым. Мечников мне ответил: «Да, я
расскажу вам вот какой случай...» и рассказал*' как у его знакомой
семьи французского буржуа, живущей в своем поместье, кажется, где-то

Примечания
241
недалеко от Парижа, у всех членов семьи стали повторяться заболевания
аппендицита. Знакомые эти просили Мечникова приехать к ним, чтобы
постараться найти причину этих заболеваний... Мечников поехал и,
осмотрев все у них внимательно, сказал им: «Ничего нет удивительного,
что вы хвораете: вы едите испражнения своих слуг». Оказалось, что в
доме не было устроено для прислуг отхожих мест, и( они для своих
надобностей пользовались огородом.
Рассказав это, Мечников прибавил: «Вот видите, наука приходит к
тем же выводам. Это en toutes lettres» [буквально]. И представьте, он
прислал мне свою книгу, и там рассказан этот случай, и повторяется
это да и в! тех же выражениях. Я и замолчал... Он — милый, простой
человек, но как бывает у людей слабость — другой выпивает,— так и он
со своей наукой. Вот мне не поверили, а я интересовался и смотрел в
словаре. Как вы думаете, сколько ученые насчитали разных видов мух?
Семь тысяч. Ну, где же тут найти время для духовных вопросов?»
(Д. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого, т. 1, стр. 361). 132.
176	О впечатлении, произведенном на Толстого рассказом Мечникова
про людоедов, см. его собственные высказывания корреспонденту
(а настоящем сборнике стр. 186). Мечников действительно прислал Тол¬
стому книгу Ed. Foa. La traversée de l’Afrique du Zambèze au Congo
Trançais, о чем есть запись в дневнике Толстого 17 июля 1909 г.1 134.
177	В книге Мечникова «Этюды оптимизма», вышедшей сначала по-
французски в 1907 г., специальная часть (восьмая) посвящена «Гете и
Фаусту» В главе V разбирается) вторая часть «Фауста», где и даетс^
упоминаемое Мечниковым объяснение ее. 135.
178	Толстой никогда не мог примириться с рационалистическим под¬
ходом Мечникова к проблемам, пограничным с вопросами нравственно¬
сти, а таковыми для него всегда были вопросы о старости и смерти. Вот
как он реагировал еще в 1904 г. на другую книгу Мечникова: «22 ок¬
тября 1904 г. Мечников прислал JI. Н-чу свою книгу «Этюды о природе
человека» на французском языке. J1. Н. ее прочитал. Нынче он сказал
мне: «Я много вынес из этой книги интересных сведений, так как не¬
сомненно Мечников большой ученый. Только удивительна в нем само¬
довольная ограниченность, с какой он убежден, что решил чуть ли не все
«опросы, волнующие человека. Он так уверен, что счастье человека в
©го животном довольстве, что, называя старость сном (вследствие ограни¬
чения в ней способности физического наслаждения), даже и не пони¬
мает, что есть люди, думающие и чувствующие совершенно наоборот. Да
и дорожу своей старостью и не променяю ее ни на какие блага мира»
(Гольденвейзер. Указ. соч., стр. 142). 137.
179	Толстого особенно выводило из себя безразличное или тем более
«теистическое отношение науки и ученых к вопросам нравственности и
религии. Вот что записал Гольденвейзер еще в 1902 г.: «Вчера JI. Н,
порицал ученых (поминал при этом Мечникова) за их отрицание и непо¬
нимание религиозного миропонимания» (Запись 25 июля 1902 г., Голь¬

242
A. E. Гайсинович
денвейзер, стр. 92). См. также в прим. 175 сравнение ученого (Меч¬
никова) с пьяницей, 140.
18° Гусев в своих записях сообщает мнение Толстого о: медицине:
«Не знаю, хорошо ли это, или плохо, но я совсем не верю в медицину»
(Запись 18 мая 1909 г., Гусев, стр. 280). 140.
181	«Автобиография» была написана в связи с присуждением Меч¬
никову Нобелевской премии 1908 г. и опубликована по-французски в
сборнике «Les Prix Nobel en 1908j Stockholm. 1909. По-русски публи¬
куется впервые. 145.
182	Вернее, на естественное отделение физико-математического фа¬
культета. Здесь и в других местах «Автобиографии» Мечников приспо¬
сабливается Kj принятым на французском языке выражениям. 145.
183	Вернее, магистерскую (1867) и докторскую (1868). В европейских
странах не существует степени магистра, и диссертация, защищаемая по
окончании высшего учебного заведения, именуется докторской. 145.
184	Мечников имеет в виду «Лекции о сравнительной патологии вос¬
паления», читанные в апреле и мае 1891 г. в Пастеровском институте и
изданные сначала по-французски (1892), а затем по-русски (1892). Книга
«Невосприимчивость в инфекционных болезнях» также вышла сначала
по-французски (1901), а позже (1903) в русском переводе. 146.
185	Мечников был избран иностранным членом (Foreign member)
Королевского Общества • (Royal Society) в 1895 г., членом (membre
associé) Парижской Академии медицины в 1900 г., почетным академиком
Петербургской Академии Наук в 1902 г., Военно-медицинской академии
в 1908 г. и членом Шведского медицинского общества (Societas Medico-
rum Suecana) в 1900 г. Кроме того, Мечников был почетным членом
Венской (1911), Нью-Йоркской (1912), Ирландской (1912), Румынской
(1911), Парижской (1904) и Бельгийской (1905) Академий наук и мно¬
жества других институтов, университетов и обществ. (Полный перечень
см. H. Zeiss. Elias Metchnikow. Jena. 1932, стр. 95—97). 147.
186. Медаль Коплея (Copley medal) Мечников получил от Лондонского
Королевского Общества! (1906). Институт народного здравия (Royal
Institute of public health, London) ему присудил т. наз. Harben golden,
medal (1906). Медаль Уайльда (Golden Wilde medal) присудило Манче¬
стерское общество литературы и философии (Literary and Philosophical
Society) в 1901 г. Нобелевская медаль присуждалась одновременно с
одноименной премией (97 000 франков). 147.
187	Перепечатывается из книга «Этюды оптимизма» (4-е изд., М.
1917, стр. 218—223). Заглавие отрывка взято из оглавления этой книги.
Что «молодым ученым» и «другом», жизнь которого описывается в этом
интереснейшем психологическом документе, является сам ЛАечников, не
подлежит никакому сомнению. Все конкретные факты, обстоятельства и
даты жизни «приятеля» Мечникова полностью совпадают с его собствен,
ными. Деревенская жизнь, любовь к музыке,' женитьба на чахоточной,
обстоятельства ее смерти и возраст молодого вдовца («28 лет», т, #,

Примечания
24а
IH73 г., что совпадает с годом смерти первой жены Мечникова), попыт¬
ки отравления морфием (см. в прим. 191 рассказ О. Н. Мечниковой, в
котором есть даже буквальные повторения выражения Ильи Ильича от¬
носительно своего «друга»: «к чему жить?», «блаженное состояние» после
принятая чрезмерно большой дозы морфия и т. д.), прививка себе бо¬
лезнетворных микробов (см. прим. 84) и работа с чумными| и другими
бактериями, время перелома в мироощущении и перехода к оптимизму
(гм. прим. 193), страх] за близких при одновременной потере интереса
к «благам жизни» (см. прим. 194) и многие другие,— все эти факты из
жизни «близкого друга» абсолютно совпадают с обстоятельствами жизни
самого Мечникова. Наконец, все психологические; черты (нервозность,
ранимость и «улитковая» реакция), тенденция объяснять все явления че¬
ловеческой жизни путем аналогий с животным миром и на основе -есте¬
ственного отбора, совершенно непонятная для «друга» осведомленность
о	мельчайших обстоятельствах болезни и смерти его жены, к тому же
>1 lino не имеющих прямого отношения к основной теме повествования,
чересчур острое реагирование на колкое замечание критика (К. Толсто¬
го), заподозрившего в «друге» трусость и вынужденное в связи с этим
сообщение о занятиях его бактериологией — также становятся понятны¬
ми лишь при допущении, что Мечников повествует о самом себе. Инте¬
ресно, что О. Н. Мечникова, касаясь этого в своей книге, ставит в ка-
нычки «близкого друга» (см. стр. 156 ее книги).
Подобный пример «засекречивания» автобиографические данных, ис¬
пользуемых для иллюстрации своих научных воззрений, применялся Меч¬
никовым неоднократно. Так, в полемике с Л. Толстым, Мечников также
рассказывает об одном «молодом ученом», жизнь которого он «близко*
апает (см. прим. 197, где приведен этот рассказ) и доказательства его
пмтобиографичности). Совсем прозрачно использует этот прием Мечников
и другом месте своей книги «Этюды оптимизма». Говоря в разделе
«Паука и нравственность» о безнравственности пороков с точки зрения
«цикла идеального человеческого существования», Мечников иллюстри¬
рует свою идею следующим рассказом*
«Я очень близко знал двух братьев, почти одних лет, воспи¬
танных иод одинаковыми влияниями1 и в одной и той же среде.
Тем не менее их вкусы и поведение были очень различны. Стар,
ишй брат, несмотря на очень большой ум, будучи в гимназии, глав¬
ным образом любил упражнять свою мускульную силу и развивать
свои склонности к всевозможным удовольствиям. «Так как цель жиз¬
ни в счастии,— говорил он,— то следует как можно более итти ему
навстречу».
Поэтому он безустанно посещал такие места, где можно было
нсего лучше веселиться. Источниками наслаждения служили ему
карты, вкусная еда и женщины. Благодаря необыкновенным способа
ноетям он выдерживал экзамены, почти не работая.

244
A. E. Гайсинович
Его нисколько не соблазнял пример младшего брата, вечно
погруженного в книги.
«Ты находишь счастье в учении,— говорил он,— это твое дело.
Я же терпеть не могу книг и счастлив лишь тогда, когда веселюсь.
Всякий должен итти по своей собственной дороге для достижения
цели жизни».
ß результате поведения старшего брата здоровье его сильно по»
шатнулось. Он умер 56 лет от болезни сосудистой системы, вполне
сознавая себя погибшим.
Он был очень несчастен в последние) годы, так как у него в
высшей степени сильно развилось чувство жизни. Он погиб жертвой
своего неведения, потому что в юности не подозревал, что настоящее
чувство жизни развивается поздно и в старости становится гораздо
сильнее, чем в молодости.
Брат его точно так же не знал этой истины; но, поглощенный
научными занятиями, он держался в стороне от обычных юношеских
развлечений и вел умеренный образ жизни.
Благодаря такому поведению, он оставался полным сил и бод¬
рости, в то время как его бедный брат стал уже развалиной. («Этю¬
ды оптимизма», стр. 27Q—271).
Рассказав эту историю двух братьев, которых он «очень близко
знал», Мечников двумя фразами далее рассказывает о преждевременной
смерти своего старшего брата, умершего в сорокапятилетнем возрасте:
«Я присутствовал при последних минутах жизни моего старшего
брата. Сорокапятилетний брат мой, чувствуя приближение смерти от
гнойного заражения, сохранил полную ясность своего большого ума.
Пока я сидел у его изголовья, он сообщал мне свои размышления,
преисполненные величайшим позитивизмом. Мысль о смерти долго
страшила его. Но так как все мы должны умереть, то он кончил
тем, что примирился, говоря себе, что в сущности между смертью
в 45 лет или позднее — лишь одна количественная разница».
Очевидно, что Мечников рассказывает в обоих случаях о трагиче¬
ских судьбах двух разных лиц, умерших в различном возрасте и от
несходных болезней. Но тем не менее, не трудно установить, что и в
первом случае речь идет о нем самом и его брате Николае, старше его
на два года. Так, в своих записях 1913 г. Мечников сообщает. «Брат
Николай (сифилитик) умер на 57-м году от грудной жабы» (см. настоя*
щий сборник, стр. 170, что в точности совпадает с повествованием о
«двух братьях». Что же касается второго рассказа, то здесь Мечников
имеет в виду самого старшего своего брата Ивана (см. прим. 170). 148,
188	Мечников имеет в виду вопрос о связи пессимистического миро»
ощущения с отклонениями от здоровья в жизни людей. Как ясно из по¬
следующего, Мечников приходит к отрицанию подобной связи и объяс*
няет пессимистические настроения недостаточным развитием в молодо»

Примечания
245
cru «чувства жизни», которое достигает полного своего развития лишь
и зрелом возрасте. 148.
189	«Густии» и «олфактии»—понятия, предложенные немецким пси¬
хологом Арнольдом Ковалевским, который пытался подвергнуть точному
количественному анализу приятные и неприятные ощущения для объяс¬
нения явлений пессимизма в человеческой психике (Studien zur Psycho¬
loge des Pessimismus». Wiesbaden. 1904). В предыдущей главе своей
книги Мечников излагает эти эксперименты Ковалевского, подвергая их
критике («Этюды оптимизма», стр, 213—216). 149.
190	Мечников описывает болезнь и смерть своей первой жены, Люд¬
милы Васильевны Федорович, которая умерла на о. Мадера 10 апреля
1873 г. Подробности ее болезни, вполне совпадающие с описанием Меч-'
никова, см. у О. Н. Мечниковой («Жизнь 'Мечникова», стр. 53—65). 150.
191	Вот как описывает этот же эпизод О. Н. Мечникова: «Он спра¬
шивал себя: «К чему жить? Личная жизнь кончена:» глаза так плохи,
что скоро ослепну, работать больше не смогу. К чем^ же жить?» Не
»идя исхода, он проглотил свой запас морфия. Он не знал, что очень
большие дозы, вызывая рвоту, удаляют яд. Так «и случилось с ним. Он
ипал в блаженное состояние, сопровождаемое ощущениями бестелесно-
сти и полного покоя. Однако он не терял сознания и ничуть не боялся
смерти. Его, конечно, больше не спускали с глаз. Придя в себя, он
совсем растерялся. «Быть может всего лучше сильно заболеть,— думал
ом,— тогда или умрешь, или вернется жизненный инстанкт». Он взял
очень горячую ванну, после которой облился ледяной водой и вышел'на
холод, надеясь сильно простудиться. Проходя по мосту, через Рону, он
идруг увидел насекомых, летающих вокруг пламени фонаря. Это были
фннгоны, но издали он принял их за поденок (эфемер) и подумал: «Как
применить теорию естественного отбора к этим насекомым, когда они
ж пнут всего несколько часов, вовсе не питаясь, следовательно, не под-
wrp жены борьбе за существование и не имеют времени приспособиться
к внешним условиям?» Мысль его направилась к научным вопросам.
Он был спасен. Связь с жизнью восстановилась!» («Жизнь Мечникова»»
ГТр. 63). 151.
т Мечников возражает здесь на замечания бывшего земского вра¬
чи К. К. Толстого, опубликовавшего специальный памфлет против Меч¬
никова («Корни беспросветного пессимизма». СПб. 1909). Подробно Меч-
НМКои отвечает на критику Толстого в предисловии ко второму изданию
•М подов оптимизма», где впервые появилась и эта сноска (1909). 151.
,оя «Разбирая свои ощущения, он приходил к выводу, что у него
и 53 года очень сильно развита привязанность к жизни» (О. H. Me ч-
никова. Жизнь Мечникова, стр. 146). См. собственные самонаблюде¬
нии Мечникова (стр. 173, 174, 176 настоящего сборника). 152.
194	В своих записях Мечников неоднократно упоминает о горестных
и*фижннинийх, связанных с тревогой за здоровье и благополучие близ¬
ких (см. стр. 174, 175, 179 настоящего сборника). 153.

246
A. E. Гайсинович
195	Письма перепечатаны из книги О. Н. Мечниковой («Жизнь Меч¬
никова», стр. 35—36, 52—54). В Мечниковском музее отсутствуют ориги¬
налы как этих, так и каких-либо других писем Ильи Ильича к родным.
Очевидно, оригиналы этих писем остались у О. Н. Мечниковой, и по¬
этому не представляется возможным восстановить сделанные ею
купюры. 154.
196	См. прим. 79. 154.
197	Это письмо относится к тому периоду жизни Мечникова в Петер¬
бурге, который весьма красочно характеризует О. Н. Мечникова: «Ча¬
стная жизнь его также была неприглядна. По принципам и из экономии
он хотел обходиться без посторонней помощи, сам готовить и хозяйни¬
чать. Однако все шло у него из рук вон плохо. Прежде всего, ему на¬
доело прибирать, и скоро в комнате завелся хаотический беспорядок;
потом и готовить было скучно; он стал ходить обедать в какую-то пло¬
хую немецкую кухмистерскую. И все же, несмотря на все лишения, он
не мог сводить концов с концами. Пришлось читать лекции в отдаленном
Горном корпусе. Из экономии туда приходилось ходить пешком даже
в самую страшную стужу; ученики вовсе не интересовались отвлеченной
наукой, так что заработок этот был тяжелой повинностью, без всякого
нравственного удовлетворения. И вот пребывание в Петербурге, от кото¬
рого он ждал столько хорошего, принесло ему ряд тяжких разочарова¬
ний. Его столь радостное настроение вскоре стало уступать место песси¬
мизму и мизантропии» («Жизнь Мечникова», стр. 51).
Упоминаемые в этом отрывке житейские «принципы» Мечникова на¬
ходят свое разъяснение в его статье 1891 г. «Закон жизни», посвященной
критике «учения» Л. Н. Толстого. Едко критикуя требование Толстою
об обязательном совмещении умственного труда с физическим, Мечни¬
ков приводит, между прочим, следующий пример:
«Я близко знаю одного русского ученого, который, будучи со¬
всем молодым человеком, в шестидесятых годах (следовательно, за¬
долго до проповедей гр. Л. Толстого) задумал соединить занятия
естественными науками с образом жизни, основанным на теории
«гармонического отправления частей для блага целого». С этой
целью; он стал жить, стараясь по возможности сам удовлетворять
своим потребностям, совершенно вроде того, как впоследствии гр.
Л. Толстой, когда он решил, что он должен делать! все, что ему
«самому нужно — мой самовар, моя печка, моя вода, моя одежда»
(XII, 432). Только мой ученый обходился вовсе без самовара и ста¬
рался, елико возможно, упростить жизненный обиход, лиш^ в ред¬
ких случаях чистя платье и сапоги, прибирая комнату и! пр. Не¬
смотря на то, что уже вскоре стали сказываться очень чувствителен
ные неудобства от такого «соединения труда», тем не менее молодой
естествоиспытатель оставался верным принципу и крепился сколько
было сил. Но однажды, глубокой осенью, он серьезно захворал и,
находясь в беспомощном состоянии, был перевезен друзьями на их

Примечания
247
квартиру и принят на их доброе попечение. С тех пор он уже
возвращался к «естественному» и «гармоническому» образу жизни»
(И. И. Мечников. Сорок лет искания рационального мировоз¬
зрения; М. 1925, стр. 213).
Сопоставление письма Мечникова и характеристики О. Н. Мечнико¬
вой с этим воспоминанием не оставляет сомнений в том, что «молодым
естествоиспытателем» является он сам. (О других случаях «засекречива¬
ния» автобиографических материалов Мечниковым см. в прим. 187). Ука¬
зания Мечникова, что он заболел глубокой осенью, позволяют датиро¬
вать письмо осенью — зимой 1868 г. 155.
198	Мечников мечтал «воспитать» себе будущую жену. Вот что пи¬
шет об этом О. Н. Мечникова: «Илья Ильич отводил душу в семье
Бекетовых. С детьми у него установилась нежная дружба. Он водил
их гулять, в театр, читал им вслух и всячески баловал их. Все силь*
нее привязываясь| к ним, он продолжал мечтать подготовить себе по
другу жизни из одной из этих девочек. Все более ^интересовала его стар¬
шая, кивая, умная и талантливая тринадцатилетняя девочка. Но по
степенно он стал убеждаться в том, что они не могут сойтись характе¬
рами; между ними часто происходили столкновения по самым незначи¬
тельным поводам» («Жизнь Мечникова», стр. 52). 155.
199	Людмила Васильевна Федорович, будущая жена Мечникова
(1868—1873). Мечников познакомился,' с ней летом 1868 г. на подмос¬
ковной даче Бекетовых (см. О. Н. Мечникова, стр. 50—51). В сле¬
дующих письмах Мечников подробно обсуждает планы своей женитьбы. 156.
2°° Мать Ильи Ильича отговаривала его от женитьбы на Людмиле
Федорович, ввиду ее болезненности. Вот что пишет О. Н. Мечникова:
«Во время его болезни Людмила Васильевна безустанно ухаживала за
ним. Не успел он оправиться, как сама она слегла. Симпатия, которую
он, в свою очередь, высказывал ей, еще более сблизила их, и тогда-то
написал он матери вышеприведенное письмо о возможности брака. Из-
нестие это очень встревожило ее; она боялась, что в случае женитьбы
на девушке слабого здоровья Илье Ильичу при скромности его средств
будет предстоять непосильно тяжелая жизнь, и она старалась отговорить
его. Такое отрицательное отношение очень огорчило его» («Жизнь Меч-
ННКоиа», стр. 53). 156.
201	Мечников, состоявший в то время доцентом в Петербургском
университете, ходатайствовал о переводе его в профессора, имея в виду
повышение оклада, в котором он был! крайне заинтересован. Ему на¬
значили жалованье в 800 руб. (см. предыдущее письмо и прим. 57). 157.
202	О. Н. Мечникова пишет: «Их общий друг Людмила Васильевна
Федорович старалась мирить их и вообще высказывала Илье Ильичу
горячую симпатию» («Жизнь Мечникова», стр. 52). 157.
203	Венчание действительно состоялось в январе 1869 г. «Для венча¬
нии Людмилу Васильевну должны были внести в церковь на кресле, так
как она не могла ходить из-за одышки» («Жизнь Мечникова», стр. 65). 158,

248
A. E. Гайсинович
204	Печатается по тексту, опубликованному С. Я. Штрайхом («Обще¬
ственный врач», 1916, № 10, стр. 504—505), с исправлением опечаток.
Письмо хранилось в Архиве Министерства народного просвещения и
опубликовано с сокращениями. 159.
205	См. прим. 4 и 5. Троеточия здесь и далее указывают, очевидно,
на сокращения, произведенные в тексте.
206	См. прим. 80. 160.
207	Впервые опубликовано было С. Я. Штрайхом в сборнике «Борьба
за науку в царской России» (М. 1931, стр. 218). Воспроизводится нами
с исправлениями по оригиналу, хранящемуся в Мечниковском музее.'
Эта запись не является «отрывком из дневника», как названа она в ука*
занном сборнике (о существовании дневника нет никаких указаний), а
представляет собой единичную запись, вкрапленную среди других чисто
научных заметок и рефератов в записной тетради Мечникова (тетрадь
10, стр. 71). Повидимому, Мечников никакого дневника не вел, а в тет¬
ради, в которой он конспектировал прочитанные статьи и книш, он
вносил, по мере их возникновения, ряд мыслей и планов. Интересующая
нас тетрадь имеет датированные записи 1867 г. (Панасовка, Ялта), 1868 г.
(Неаполь, Панасовка, Петербург) и более поздние,! вплоть до 1871 г.
(Одесса). Повидимому, иногда Мечников вписывал тут же и интимные
записи. Однако, помимо воспроизводимого отрывка, в тетради сохранился
лишь обрывок какого-то воспоминания о детских играх. Он является
остатком от грубо вырванных кем-то 5 листков (10 страниц). Вот этот
отрывок:
«оловянные с[олдатики]... Я помню, что у Ко[ли]... какие-то ка¬
заки. в желтых кафтанах, несшихся навскач. У меня кажется были
кавалергарды и еще уланы. Наши полки! вели между собой, раз¬
умеется, кровопролитную войну. Когда к нам приходили Жорж и
Леонид, то они обыкновенно принимали сторону Коли и вообще
симпатизировали ему гораздо более, чем мне, к которому они всегда
относились более или менее презрительно.
Коля, у которого фантазия была довольно сильна и развивалась
особенно в воинственном направлении, создал воображаемый народ
забалканцев, о которых рассказывал необыкновенно удалые и за¬
манчивые происшествия. Он тогда весьма любил стихи, охотно пере¬
писывал их, но особенно ему нравился «Хаджи-Абрек» Лермонтова,
которого^ знал наизусть. Около того же времени был создан им
какой-то удалой герой Чевчевадпаша, которого главная функция».»
(оборот страницы сверху оторван).
Этот отрывок не имел, повидимому, отношения к остальным записям,
так как записан в перевернутом к ним направлении, конец записи обо»
рван на уровне окончания какого-то текста на другой стороне листка (см.
фотографию). В этой же тетради сохранились следы и другой вырезки#
произведенной бритвой или ножом: между 74 и 75 страницами тетради

Примечания
249
вырезано 14 листков (28 страниц). Очевидно, эти купюры записей про¬
изведены Ильей Ильичем или Ольгой Николаевной до передачи тетради
в Музей. 161.
208	Среди хранящихся в Мечниковском музее писем Клапареда
имеется письмо от 15 апреля 1868 г., в котором, между прочим, он пи¬
шет: «Несколько дней назад меня посетил Антон Дорн. Вы увидите его
работы в издании «Сравнительной истории развития членистоногих»»
которые выйдут под таким названием уже в следующем месяце.
Боюсь только, что это несколько поспешная работа и по крайней мере
высказываемые им против меня некоторые взгляды кажутся мне мало
обоснованными. Так, например, на основании воображаемой истории
развития он хочет совершенно отделить клещей от пауков и присоеди¬
нить их к ракообразным. Его основания кажутся мне мало убедитель*
ными. Что личинки пикногонид похожи на клещей, не подлежит сомне¬
нию, но сами пикногониды — паукообразные рачки, если только они
вообще рачки, чего ^ многие не находят. Дорн хочет~также идентифици¬
ровать амнион насекомых с фрицмюллеровской личинкой изопод, но
это совершенно неподходяще, так как последние не клеточны [? нераз¬
борчиво]. Все же надо обождать появления книги, чтобы правильно
судить об этом».
Очевидно, об этом именно письме говорится у Мечникова. Его
огорчило предвосхищение Дорном каких-то филогенетических построений
в отношении членистоногих (артропод). Надо иметь в виду, что У)тогда под
влиянием выхода незадолго перед этим книги Ф. Мюллера «За Дарвина»-
(1864) всеобщее внимание привлекало развитие именно ракообразных,
на примере которых он и строил свои предположения о родстве и про¬
исхождении разных групп таковых. 161.
209	Говоря «о детях», Мечников имеет, повидимому, в| виду детей
Бекетова в Петербурге; в отношении старшей из них Мечников питал
серьезные надежды (см. прим. 198). «Лю» — Людмила Федорович
(см. прим. 199). 161.	,
210	Переведено с немецкого оригинала, опубликованного Г. Цей¬
сом (H. Zeiss. Elias MetschniKOV. Jena, 1932, стр. 174 и табл. V). Оно-
является ответом на обращение проф. И. В. Шпенгеля, с просьбой под¬
держать кандидатуру Шаудинна на Нобелевскую премию. В письме от
17 марта 1905 г., хранящемся в Мечниковском музее, Шпенгель, между
прочим, пишет: «Обращаться к немецким врачам было бы потому рис*
кованно, что единственно имеющие значение в этом гигиенисты и* бак¬
териологи являются почти исключительно учениками и личными! друзь¬
ями Роберта Коха, который видит в Шаудинне очень неудобного и*
опасного конкурента; и поэтому они скорее попытаются,1 по крайней
мере в большинстве своем, выставить Коха контркандидатом на пре¬
мию»^ Как известно, Шаудинну удалось как раз в это время обнару¬
жить спирохету—возбудителя сифилиса. Мечников, работавший тогда
над экспериментальным сифилисом у обезьян, сейчас же обратился к

.250
A. E. Гайсинович
Шаудинну с просьбой прислать ему препараты спирохет и вскоре обна¬
руживает таких же спирохет у обезьян, зараженных сифилисом чело¬
века. В Мечниковском музее хранятся два письма Шаудинна к Мечни¬
кову в связи с этим (письма от 2 и 8 мая 1905 г.).
Ответ Мечникова Шпенгелю — ярчайшее свидетельство его научной
беспристрастности. Несмотря на возмутительное отношение Коха к
Мечникову (см. «Воспоминания	о	Кохе»),	последний, как	видим из
письма, не следует примеру немецких ученых и не только не исполь¬
зует возможности отвести кандидатуру Коха, а настойчиво ее поддер¬
живает. Кох получил Нобелевскую премию в том же году. 162.
211	Письмо является ответом на обращение к Мечникову коррес¬
пондента газеты «Одесские новости» Ренодо. Опубликовано в «Одесских
новостях» 9 апреля 1908 г. (№ 7488), в «Русском слове» и других газе¬
тах. Воспроизводится нами по	автографу,	помещенному в	последней
газете. О своей деятельности в	качестве	мирового судьи	Мечников
вспоминает в) «Воспоминаниях	о	Сеченове» (см. настоящий сборник,
стр. 58). 163.
212. Печатается по тексту, опубликованному акад. Д. К. Заболот¬
ным «(Природа», 1926, № 7—8, стр. 55—56). Оно является ответом на
нижеследующее письмо последнего:
СПб. 4 февраля 1913 г.
Дорогой Илья Ильич! Пишу вам под впечатлением событий, кото¬
рые разыгрались в институте во время моей поездки на чуму.
Со смертью В. В. Подвысоцкого выдвигается вопрос не столько о
.директоре /института, сколько о крайней животрепещущей потребности
общепризнанного научного руководителя научных сил в России.
Нам, разбросанным по разным лабораториям, несущим посильную
работу в глухих местах, нужен вождь. И таковым можете быть только
Вы. Поэтому, когда Вам предложат, не отказывайтесь на этот раз. Я
уверен, что все Ваши условия будут приняты, Вам дадут помощника для
административных дел. Мы же все будем беречь Вас для лучшего дела
и оградим от всяких ненужных посягательств и треволнений. Я говорю
это, зная хорошо настроение окружающих; Ваше возвращение было бы
событием в России и подняло бы энергию научных работников, контингент
которых за последние годы значительно возрос. Под этими словами под¬
пишутся многие, для которых Ваш приезд является давнишней мечтой.
Шлем Вам сердечный привет и надеемся, что Вы не оставите Ва¬
ших старых и новых учеников. Ваш Д. Заболотный». («Борьба за науиу
в царской России», стр. 175—176).
Как вспоминает академик Заболотный, «в Институте эксперимен¬
тальной медицины за смертью профессора В. В. Подвысоцкого освобо¬
дилось место директора, и настойчиво ходили слухи о возможности
приглашения И. И. Мечникова. По соглашению с многочисленными
друзьями и учениками Ильи Ильича, мною было написано ему письмо

Примечания
251
■с убедительной просьбой в случае предложения, не отказаться от ди¬
ректорства» («Природа», 1926, № 7—8. стр. 54). Как известно, уже при
основании Института экспериментальной медицины Мечникову было
сделано предложение стать его директором (см. воспоминания об этом
Мечникова, стр. 85 настоящего сборника и прим. 126). Возможно, и на
^тот раз, опасаясь отказа Мечникова, принц Ольденбургский так и не
обратился прямо к нему с предложением. Однако вопрос! о необходи¬
мости привлечения Мечникова получил, повидимому, широкую огласку и
полновал ученые круги России. Свидетельством тому является интервью,
данное Мечниковым корреспонденту «Вестника Европы» (см. настг.ящий
с 6 с. р ник, стр. 165).i 164.
213 «Вестник Европы», 1913, №	6,	стр.	382—385 (под заголовком
«Беседа с И. И. Мечниковым»). «Беседа» подписана Белоруссовым,
корреспондентом «Вестника Европы». Мы перепечатываем лишь выска¬
зывания самого Мечникова. 165.
214	Очевидно, Мечников намекает здесь на деятельность гонителя
пауки и профессуры, министра Кассо. 166.	<
215	«Беседа» заканчивается следующей заключительной фразой
Белоруссова: «Русский читатель оценит горькую иронию этого факта:
знаменитый ученый может лучше служить интересам русских ученых и
интересам науки в России, живя за границей, чем стоя во главе рус¬
ского научного учреждения». Как видим, вся «беседа» была использо¬
вана как Мечниковым, так и редакцией журнала для У политической
демонстрации против! политики, царского правительства. 166.
2,6 «Русское слово», 1915, 10 января, № 7. «Письмо» было опубли-
иоишю вместе со статьей «Воспоминания о. Пастере» (см. прим. 129).
Датировка письма воспроизведена по оригиналу, хранящемуся в Библио¬
теке им. Ленина (Москва). 167.
217	Записи хранятся в Мечниковском музее. Они написаны на лист¬
ках плотной бумаги, которые затем были вклеены, вероятно О. Н. Меч¬
никовой, после смерти Ильи Ильича в специальную тетрадь. Послед¬
няя запись сделана Ольгой Николаевной под диктовку Ильи Ильича
(см. прим./ 224). Записи не имеют никакого заголовка или названия и
названы нами «Записями самонаблюдений» по аналогии с названными
так протоколами пищевого режима и анализами выделений, которые
пел И. И. Мечников последние годы своей жизни.
Впервые записи были опубликованы О. Н. Мечниковой в ее книге
об	Илье Ильиче (см. «Жизнь Мечникова», стр. 185—190,	200—202,
211—212). Она разбила их на отдельные отрывки, в рукописи же ника¬
ких разделений нет. Текст, публикуемый нами, тщательно сверен с ру¬
кописью, в соответствии с которой и внесен ряд изменений и дополнений
и текст, опубликованный Ольгой Николаевной. 169.
218	Первая запись сделана была Мечниковым после внезапного
сердечного припадка. Вот как описывает О. Н. Мечникова этот момент:

252
A. E. Гайсинович
«Между тем, 19 октября, рано утром, без всякой видимой причины у
него сделался сильнейший сердечный припадок. Войдя в его комнату, я
застала его за письменным столом и пришла в ужас, увидав его лицо/
Он был смертельно бледен, губы посинели, он тяжело дышал... Тем не
менее, он описывал свое состояние». «Жизнь Мечникова», стр. 185). 169.
219	Приведя' эту запись Ильи Ильича, Ольга Николаевна говорит:
«Он не мог продолжать, так как припадок усилился, страданья сдела¬
лись нестерпимыми; но уже через несколько часов после прекращения
их Он опять взялся за перо, чтобы изложить свое физическое и нрав
ственное самочувствие» (Там же, стр. 186). 169.
220	Д.— «девочку», как называл Мечников свою жену. 169.
221	Об обстоятельствах этих заболеваний см. в прим. 84. 170.
222	Очень интересные детали об этом рассказывает в своих воспо¬
минаниях сам д-р Манухин: «Однажды, когда по случаю воскресного
дня лаборатории в отделении И. И. Мечникова пустовали, в комнату,
где я работал, вошел И. И. и обратился с просьбой исследовать его
сердце. Подобная просьба удивила меня, потому что И. И. не чувство¬
вал себя больным и с этим еще никогда ко мне не обращался. Это было
19 мая 1913 г*. И. И. спокойно и внимательно следил за определением
границ своего сердца и вместе со мною отметил его расширение: верх¬
няя граница сердца начиналась между 2 и 3 ребрами, левая заходила
на IV2 пальца за сосковую линию, а правая—на V2 пальца за правый
край грудины. «Это для меня не ново», заметил И. И. Тогда я перешел
к выслушиванию сердца, а1 И. И. строгим, испытующим взглядом сле¬
дил за выражением моего лица и по окончании исследования спросил:
—	Не правда ли, у меня выслушиваются систолические шумы на
аорте и у верхушки сердца? Их у меня всегда находили.
После утвердительного ответа он спросил меня, не слышал ли 9
также диастолических шумов?
—	Нет, я их не слышал.
—	Спасибо вам. Я нарочно обманывал Вас, пока Вы не сказали
мне правды, так как хотел, наконец, узнать ее. Мне мои друзья гово¬
рили, что у меня очень хорошее сердце. Даже настолько хорошее, что
шутя называли его «детским сердцем». «Детское сердце» в мои-то годы?
А я, старый дурак, верил... Представьте себе, верил... и думал, что
предохраню себя* от склероза благодаря своему режиму... Как же они
не понимают, в какое глупое положение поставят меня, когда на вскры¬
тии найдут такой сильный артериосклероз? Обидно, не поверите,
ужасно обидно, что я уже стариком стал применять тот режим, кото¬
рый продлил бы мою жизнь, если бы я начал применять его до раз¬
вития артериосклероза..
И. И. был очень взволнован...
—	Обещайте мне,— продолжал он,— что после моей смерти Вы
опубликуете все, что нашли сегодня у меня.
Я дал обещание... Однако на следующий день мне пришлось ряо*

Примечания
253
каяться в происшедшем накануне. И. И. пришел в Институт позднее
обыкновенного, мрачный, подавленный, говорил о своей близкой смерти
и выглядел больным. Он следил за своим пульсом, прислушивался к
деятельности своего сердца, и ему стало казаться, что оно уже отка¬
зывается работать. Через несколько дней произошел такой случай, что
И. И., перейдя в расположенное напротив здание Химического отделе¬
ния Пастеровского института, в) котором помещаются обезьяны, неожи¬
данно для сопровождавшего его служителя сел на лестнице и заявил,
что ему плохо, что он умирает и необходимо ему скорее впрыснуть
камфору... Как я узнал, истинное состояние здоровья всегда скрывалось
от И. И. друзьями, чтобы не волновать его мыслью о смерти. Пришлось
исправить его ошибку, постараться уверить его, что мною были полу¬
чены) неточные результаты исследования благодаря случайно оказав¬
шемуся засорению трубки, которой я выслушивал сердце, и прибегнуть
к повторным исследованиям последнего его друзьями, чтобы уладить
печальный инцидент. И. И., казалось, дал себя убедить, 4Tq действи¬
тельно произошло недоразумение. Несколько месяцев спустя) я даже
как-то случайно в разговоре снова услыхал от него знакомые слова о
«детском сердце». Когда же через полгода, покидая Пастеровский
институт, я пришел проститься с И. И. и уже выходил из его комнаты,
он вдруг остановил меня и неожиданно сказал:	«А вы помните, что
обещали мне весной? Так не забудьте же» (И. Манухин. Памяти
Мечникова, «Летопись», 1916, № 9). 171.
223	Это — последняя запись, сделанная собственноручно Ильей Ильи¬
чом. Она написана карандашом, дрожащим, сильно изменившимся почерком.
224	Запись написана Ольгой Николаевной под диктовку Ильи Иль¬
ича. Она является последней. Через месяц, 15 июля, Мечников скон¬
чался.
226 Переведено с немецкого оригинала, хранящегося в Мечников-
оком музее. Публикуется полностью впервые. Датируется по содер¬
жанию. 180
226	Письмо Мечникова к Бэру было написано из Мюнхена 23 июня
1866 г. Оно было опубликовано, по указанию Бэра, в виде статьи:
«Исследования о двукрылых насекомых. Письмо к К. М. Бэру» («Запис¬
ки Академии Наук», 1866, т. X, стр. 78—82). При этом, как показывает
сличение текста статьи с оригиналом письма, хранящимся в Архиве
Академии Наук (Разр. 1, он. 2—1866, № 26), вычеркнут конец письма
со следующим! постскриптумом:
«P. S. Само собою разумеется, что участь этого письма вполне
предоставляется Вашему превосходительству, если бы Вам угодно
было обрадовать меня ответом на это письмо, то я был бы Вам
весьма благодарен (письмо ко мне вернее всего дойдет через проф.
Ф. Зибольда). В заключение прошу извинение за русский язык
настоящего письма: но, как ни скучно по-русски, оно гораздо хуже
оышло бы на моем немецком диалекте».

254
A. E. Гайсинович
I	IiicbMo Мечникова было представлено Бэром в заседании Физико-
математического отделения 6 сентября 1866 г. (см. «Записки», т. X*
стр. 37). Статья посвящена критике исследований Ганина над педогене¬
зом у цецидомий (см. прим. 30). Она написана, как указано в конце
ее, в Мюнхене 23 июня 1866 г. После статьи Мечникова помещено
«Примечание К. М. Бэра» (стр. 83—84). 180.
227	Мечников оспаривал мнение Ганина о том, что яйцо у двукры¬
лых образуется из слияния многих клеток, и об отсутствии у них заро*
дышевых пузырько®, т. е. настоящей яйцевой клетки. 180.
228	В своем «Примечании» к статье Мечникова Бэр странным обра*
зом говорит противоположное, заявляя, что «здесь нельзя избегнуть-
слова «яичники» и что этим устраняется название «зародышник». 180.
229	Бэр полагал, что при «педогенезе» «производящие неделимые не
зрелы и, следовательно, бесполы». Но он ошибался в последнем (см*
прим. 30). 181.
230	В своей статье Мечников пишет:
«Чтобы дать Вам [т. е. Бэру] самый легкий способ узнать, на чьей
стороне правда, я прилагаю при этом письме две таблицы, принадле-
жащие к моему еще ненапечатанному сочинению об эмбриологии на¬
секомых».
Он имеет в виду, очевидно, свою большую работу «Embryologische
Studien an Insecten», опубликованную по-немецки в том же) году. 18L
231	Мечников действительно подал эту и другие работы на премию
им. Бэра, которую и получил совместно с А. О. Ковалевским (см*
прим. 6). 181.
232	Переведено с французского оригинала, хранящегося в Мечни¬
ковском музее (см. прим. 124). Публикуется впервые. 182.
233	См. рассказ Мечникова об этих работах, стр. 85 настоящего'
сборника и прим. 123. 183.
234	Перевод с французского оригинала, хранящегося в Мечникова
ском музее. Публикуется впервые. Письмо написано в ответ на при¬
сылку французского издания «Essais optimistes» (1907). Как упоминает
Мечников (см. стр. 125—126 настоящего сборника), он был у де Фриза
в Амстердаме и знакомился с его мутациями. В музее хранится еще
сдно письмо де Фриза к Мечникову. См. также в «Этюдах оптимизма»,
М. 1917, стр. 97, о взаимоотношениях Мечникова с де Фризом по во¬
просу о долголетии растений. 184.
235	«Русское слово», 1 июня 1909, № 125. Статья эта, подписанная
С. П. Спиро, представляет собой интервью с JI. Н. Толстым. Однако
текст его в корректуре читал и исправлял сам Лев Николаевич
(см. Н, Г у с е в. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, М. 1936,
стр. 743). Эта беседа была перепечатана вместе с другими] в книге
С. П. Спиро. Беседы с Л. Н. Толстым (1909 и 1910 гг.) (М., 1911,
стр. 34—36). В этом издании, которому мы следовали (опустив вводные
фразы Спиро), отсутствует одна фраза, имеющаяся в газетном тексте:

Примечания
255*
«Особенно приятное впечатление произвела на меня и на всех нас его
жена Ольга Николаевна». 185.
236.	См. наст, сборник, стр. 135 и прим. 177. 185
237.	См. прим. 170. 185.
238.	См. прим. 176. 186.
239 Крайне любезный характер интервью определяется, конечно,
токтом Л. Н. Толстого к только что покинувшим его гостям. Но, как
нам известно ныне по интимным записям и беседам Толстого, это во-
многом не соответствовало его истинным взглядам. См. об этом прим..
174, 175, 178, 179. 186.

ЛИТЕРАТУРА О МЕЧНИКОВЕ1
Общие очерки жизни и деятельности
Безредка А. М. История одной идеи. Творчество Мечникова. С пре¬
дисловием автора к русскому изданию. Пер. А. Л. Ясной под
ред. В. М. Когана. Харьков, 1926. 104 стр.
Г ремяцкий М. А. Илья Ильич Мечников. Его жизнь и работа.
М. 1945. 127 стр.
Заленский В. В. Илья Ильич Мечников (к 70-летию). «Вестн.
Европы», № 5, стр. 15Р—170, 1915.
Заленский В. В. Илья Ильич Мечников. Некролог. Изв. АН 1916,
стр. 1713—1730.
3	и л ь б е р JI. А. Мечников и его учение. (К столетию со дня рожде¬
ния). М. 1945. 28 стр.
Карлик Л. Н. Мечников — человек, ученый, мыслитель. Усп. совр.
биол. т. 15, стр. 360—382, 1942.
р ю и де П. Охотники за микробами.	М.	1940.
а с тер с Д. Победа над болезнями.	Л.	1927,	стр.	266—273.
ельник М. И. И. Мечников. Жизнь — труды — мировоззрение.
Введение в изучение Мечникова. Харьков, 1924, 171 стр.
Мечникова О. Н. Жизнь Ильи Ильича Мечникова. Москва. 1926,
222	стр.
О м е л я н с к и й В. Л. И. И. Мечников,	его жизнь	и	труды. Журн.
микробиол., т. 4, стр. 1—46, 1917.
Розенблюм А. Илья Мечников. Харьков. 1920. 100 стр.
Тарасевич Л. Памяти И. И. Мечникова. «Вестн. Европы», № 10,
стр. 175—192, 1916.
X а н и с о в Г. А. И. И. Мечников, его жизнь и научная деятельность.
М., 1939, 110 стр.
4	и с т о в и ч Н. Я. И. И. Мечников. Берлин. 1923. 81 стр.
Zeiss H. Elias Metschnikow, Leben und Werk. Uebersetzt und bear¬
beitet nach der von Frau Olga Metschnikowa geschriebenen Bio¬
graphie, dem Quellenmaterial des Moskauer-Metschnikow-Museums
und eigenen Nachforschungen. Jena, 1932, 196 стр.
1 Приведена лишь важнейшая литература.

Литература о Мечникове
257
Биографические материалы и воспоминания
Анучин Д. Н. К биографии И. И. Мечникова. «Русские ведом.», 5/VII,
1916.
Бардах Я. Ю. Воспоминания об И. И. Мечникове. Врачебное дело,
№ 15—17, стр. 1195—1201, 1925.
Безредка А. М. Воспоминания' об И. И. Мечникове. Природа,
№ 7—8, стр. 38—42, 1926.
Белкин Р. И. К избранию Мечникова в Российскую Академию Наук.
Усп. совр. биол., т. XX, стр. 26—41, 1945.
Борьба за науку в царской России. Неизданные письма
И. М. Сеченова, И. И. Мечникова, Л. С. Ценковского. В. О. Кова¬
левского, С. Н. Виноградского, М. М. Ковалевского и других. Ста¬
тьи П. Н. Диатроптова, О. Н. Мечниковой, Л. А. Тарасевича,
М. Н. Шатерникова, С. Я. Штрайха. Примечания С. Штрайха.
М., 1931. 224 стр. \
Гамалея Н. Ф. Два отрывка из воспоминаний микробиолога
М., 1940.
Горовиц -Власова Л. Личные воспоминания об И. И. Мечни¬
кове. Вестн. Европы, № 11, стр. 153—160, 1916.
Ефремов В. П. Мечников в Москве. Мед. обозр., т. 72, стр.
101—106, 1909.-
Заболотный Д. К. Почему Мечников остался за границей. При¬
рода, № 7—8, стр. 49—56, 1926.
Зимницкий С. С.' Две встречи. Каз. Мед. журн. 1925, № 3, стр.
321—323.
И n п и о п С. А. Воспоминания об Илье Ильиче Мечникове. Киевск.
мысль, 14/VIII 1916.
Л. М. День в обществе И. И. Мечникова. Одесск. нов., 6/VII 1916.
Ma ну хин И. Памяти И. И. Мечникова. Летопись, № 9, стр. 186—191.
1916.
Мечникова О. Н. Дружба между А. О. Ковалевским и Ил. Ил.
Мечниковым. Природа, № 7—8, стр. 31—38,	1926 (То же в сборн.
«Борьба за науку в царской России», стр. 27—32).
Музей памяти Мечникова. М. 1930, 69 стр.
О мел я некий В. Л. Мечников и Толстой (Встреча в Ясной Поляне).
Природа, № 7—8, стр. 42—50, 1926.
Сеченов И. М. Автобиографические записки, М. 1907;	2 изд..
М. 1945.
Тарасевич Л. А. Памяти И. И. Мечникова. Обществ, врач, № 6,
1916; То же в сборн. «Борьба за науку», стр. 23—27.
Фатеев А. Гимназические и студенческие годы И. И. Мечникова.
«Вестн. Европы», № 11, стр. 145—151, 1916.
Ц и к л и н е к а я П. В. Мечников. Из личных воспоминаний. Русск.
ведом., 31/XI1 1916.
17 И. И. Мечников. Страницы вовпоуянаниЛ

25в
А. Ё. tайсиноёаЧ
Штрайх С. Я-i Из профессорской деятельности Мечникова. Русская
школа, № 5—6, 1916.
Штрайх Я. Мечников в Новороссийском университете. Русская
школа, № 5—6, стр. 191.
Штрайх С. Я. Мечников и Пирогов. Обществ, врач, № 10, 1916.
Штрайх С. Я. Мечников О развитии естествознания в России. При¬
рода, № 1, стр. 110—116, 1917.
Штрайх С. Я. Сеченов и Мечников. Борьба за науку* стр. 46—51.
Щ а с т н ы й С. М. Мечников и Одесский бактериологический институт
его имени. Бюлл. Оргбюро X Всес. съезда бактер. эпидем. и сан.
врачей, № 2, 1926. (отд. оттиск, 20 стр.).
Оценка научной деятельности
Анучин Д. Н. Мечников и его антропологические статьи. Русск.
антр. журн. т. 20, стр. 129—138, 1916.
Богомолец А. А. Продление жизни. Киев. 1938.
Вайндрайх Г. М. Учение Мечникова о воспалении и иммунитете.
Журн. микробиол., эпвд.| иммун., 1941, № 7—8, стр. 1929.
Ж у к о в - В е р е ж н и к о в H. Н. Илья Ильич Мечников и биологиче¬
ские основы иммунологии. Усп. совр. биол., т. XVIII, стр. 93—104,
1944.
Зенкевич Л. А. Мечников как биолог-эволюционист. Усп. совр. биол.
т. XX, стр. 20—26, 1945.
Зильбер JI. А. Теория фагоцитоза Мечникова в свете современных
экспериментальных данных. Усп. совр. биол., т. XX, стр. 6—20, 1945.
Кулагин H. М. Мечников как зоолог. «Природа», № 5, стр. 703—706,
1915.
Любарский В. и Тогунова А. Исследования Мечникова в обла¬
сти туберкулеза. Врачебное дело, № 8, 1927 (отд. оттиск, 41 стр.),
Нагорный А. В. Проблема старения и долголетия. Харьков. 1940.
Николаев Н. Значение целлюлярной теории Мечникова в развитии
учения об иммунитете. Мед. обозр., т. 86, стр. 524—535, 1916.
Сахаров Г. П.:	Мечников как патолог. Мед. обозр., г. 86.
стр. 507—523, 1916.
С е м е н о в - Т я н ь - Ш а н ь с к и й А. Памяти Ильи Ильича Мечни¬
кова. Русск.. энтомол. обозр., т. 16, стр. 399—404, 1916.
С и р о т и н и и H. Н. Мечников — основатель фагоцитарной теории#
Усп. совр. биол., т. XVIII, стр. 340—851, 1944.
Устинов А. Значение работ Мечникова для медицины. Мед. обозр,
т. 86, стр. 535, 1916.
Филипченко Ю. А. Экспериментальная зоология. Л. 1932,
(стр. 11—19).
Холод к о вс кий Н. А. Илья Ильич Мечников. Ное. энц*. с л.,, т. 29,‘
IX—XI, 1916.

Литература о Мечникове
259
Холодковский Н. А. Мечников как зоолог и значение его зооло¬
гических исследований для медицины. Вестн. Воен.-мед. акад.,
т. 34, стр. 1—8, 1917.
Bulloch W. The history of bacteriology. London. 1938.
Dawydow C. Traité d’embryologie comparée des Invertébrés. Paris, 1928.
Сборники, посвященные Мечникову
Памяти И. И. Мечникова. Торжественное заседание состоящих
при Казанском университете ученых обществ 5 февраля 1917 г., Ка¬
зань, 1918, 68 стр.
Сборник, посвященный И. И. Мечникову в память пребы¬
вания его в Петербурге 14—26 мая 1909 г. СПб. 1909.
Сборник статей, посвященный И. И. Мечникову. Обще¬
ство русских врачей. М. 1909, стр. 108 (оттиск из «Медицинского
обозрения»).
Mémoires publiés à; l’occasion du jubilé d’Elie Metchnikoff 16 mai
1915. Paris, 1921.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН'
Агассиц (Агасси; Agassiz), Луи (1807—1873), американский геолог,
палеонтолог и зоолог, швейцарец по происхождению. Занимал анти-
эволюционные и антидарвинистические позйции. 32..
Альбаран (Albarrhan), Жоакэн (1860—1912), французский уролог-,
хирург, испанец по происхождению. 170.
Альма-Тадема (Alma-Tadema), Лоренс (1836—1912), голландский
художник, живший и работавший в Англии. Представитель англий¬
ского салонного классицизма, писавший на античные темы и поль¬
зовавшийся большим успехом в светском обществе. 115.
Байрон (Byron), Джррдж Гордон (1788—1824), великий английский
поэт. 60.
Бакунин, Михаил Александрович (1814—1876), знаменитый револю¬
ционер-анархист, 48, 78, 224.
Бардах, Яков Юльевич (1857—1929), бактериолог. Ближайший помощ¬
ник Мечникова при< организации первой в России одесской бакте¬
риологической станции (1886). После отъезда Мечникова был
руководителем станции, однако в 1891 г. был отстранен, как
еврей. С 1895 г. доцент, а позже профессор кафедры общей мик¬
робиологии в Новороссийском университете. Написал воспоминания
о	Мечникове. 166, 230, 231.
Бауман, Николай Эрнестович (1873—1905), выдающийся профессио¬
нальный революционер-большевик. Был убит 18 октября 1905 г.
подосланным черносотенцем ib тот момент, когда он с красным зна¬
менем в руках собирался возглавить рабочую демонстрацию. Смерть
его вызвала огромное возбуждение среди рабочих Москвы, и ему
были устроены грандиозные похороны, вылившиеся в демонстрацию
против царизма. 45, 202.
Бах (Bach), Себастьян (1685—1750), знаменитый немецкий компози¬
тор. 174.
Безредка, Александр, Михайлович (1870—1940), выдающийся бакте¬
риолог, ближайший ученик Мечникова и его преемник по Пастеров¬
скому институту. Получив образование в Одессе, вынужден был в
1892 г. покинуть Россию, лишенный возможности, как еврей, спе-
1 В указатель вошли лишь имена, упоминаемые в основном тексте. Страницы, на*
печатанные курсивом, относятся к тексту примечаний. Сообщаемые биографические
сведения освещают в основном лишь детали, важные для понимания текста статей
и материалов книги. Имена даны в общепринятой русской транскрипции, .отступления
от нее, встречающиеся у Мечникова, приводятся в скобках.

Указатель имен
261
анализироваться в области медицииы. Написал книгу и воспомина¬
ния о 'Мечникове. Посетил незадолго до смерти Советский
Союз. 1,56.
Бекетовы, семья Андрея Николаевича Бекетова (1825—1902), бота¬
ника, ректора Петербургского университета (1876—1883). Мечников
был весьма близок с этой семьей еще с 1867—1868 г. Он уделял
много внимания детям, особенно старшей, тринадцатилетней, дочке
(см. прим. 198). В этой же семье он сблизился с будущей своей
женой, Людмилой Васильевной Федорбвнч (см. прим. 199), племян¬
ницей -А. Н. Бекетова. .155—157.
Белоголовый, Николай Андреевич (1834—1895), известный практи¬
ческий врач-общественник. Друг С. П. Боткина. .Лечнл многих круп¬
ных писателей (Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Тургенева). Напи¬
сал воспоминания. 140—141.
Беринг (Behring), Эмиль (1854—1917), выдающийся! немецкий бакте¬
риолог, ученик^ Р. Коха, основоположник учения об антитоксинах и
серотерапий. Несмотря на теоретические разногласия, находился в
весьма дружеских отношениях с И. И. Мечниковым, который неод¬
нократно гостил у него в Марбурге и был даже крестным отцом
одного из сыновей Беринга. В Музее памяти Мечникова хранятся
55 писем Беринга к нему. 23 письма Мечникова к Берингу находи?
лись у вдовы последнего. 109.
Бет о л о, адвокат, член Совета Пастеровского института в Париже. 112.
Бетховен (Beethoven), Людвиг (1770—1827), великий немецкий ком¬
позитор. 174	*	;	п
Бобрецкий, Николай Васильевич (1843—1908), зоолог,- профессор
Киевского университета. Учился и работал у А. О. Ковалевского. 42.
Боддио, статистик. 176.
Борде (Bordet), Жюль (р.	1870), бельгийский бактериолог, ...ученик
Мечникова (1894—1901). Создатель ряда весьма важных иммуноло¬
гических обобщений. Нобелевский лауреат (1919). В Музее памяти
Мечникова хранятся 15 писем его rç Мечникову. 110.	,	fr	г
Бородин, Иван Парфеньевич (1847—1930), ботаник, автор многих
учебников и организатор Русского ботанического общества (1916),
академик (с 1902 г.). В области физиологии растений известны его
работы по дыханию растений (1875^ 1876). 10.
Боткин, Сергей Петрович (1832—1889), знаменитый врач-клиницист
профессор Медико-хирургической Академии. Получив прекрасную
подготовку у крупнейших иностранных физиологов,, настойчиво
внедрял физиологические методы в клиническую практику,) Прддер*
живал тесную дружбу с крупнейшими иностранными и русскими
учеными-медиками («Боткинские субботы», с 1860 г,).	1L, 12, 50,
52, 211. -	,	-	L;	;	■	”	'	-	•	^	Т.	^ ^ Г.^
Б р о н н ; (Bronn), Генрих (180Ö—1862), немецкий палеонтолог ,и зоолог,
профессор Гейдельбергского университета. Хотя Бронн перевел
И. И. Мечников, Страницы воспоминаний

2t2
A. E. Гайсинович
«Происхождение видов» Дарвина на немецкий язык, он остался
противником его учения (см. прим. 28). Написал капитальное про¬
изведение «Отряды и классы животного мира», частично переведен¬
ное на русский язык и служившее первым пособием Мечникову при
изучении простейших. У Бронна учился А. О. Ковалевский
(в 1860—1861 гг.). 19, 194.
Бунзен (Bunsen), Роберт (1811—1899), знаменитый немецкий химик,
профессор Гейдельбергского университета, открывший совместно с
Кирхгофом метод спектрального анализа веществ (1859). Открытие
это произвело огромное впечатление на ученый мир и сделало
Гейдельберг й кафедру Бунзена притягательным местом для уча^
щейся молодежи. 17, 19, 194.
Буржуа (Bourgeois), Леои (1851—1925), французский политический
деятель, сенатор,* неоднократно был министром. Член совета Пасте¬
ровского института. 112.
Бухнер (Buchner), Ганс (1850—1902), немецкий бактериолог. Являясь
противником фагоцитной теории, выступал против нее на Лондон¬
ском съезде по гигиене и демографии (1891; см. прим. 151). В Музее
памяти Мечникова хранятся 5 писем Бухнера к Мечникову. 179,
234„ 235,
Бэр (Baer), Карл Максимович (1792—1876), великий естествоиспыта¬
тель, русский академик. Основоположник современной эмбриологии
(учение о зародышевых пластах). Его работы и личный престиж
бесспорно оказали большое влияние на расцвет эмбриологии в
России, начиная с 60-х годов, определив и первые интересы
А.	О. Ковалевского и И. И. Мечникова. 6—7,	180-481, 188, 195;
253—254.
Бэтсон (Bateson), Вильям (1861—1926), английский зоолог и генетик.
Один из провозвестников мутационной теории ‘ (1894), критик клас¬
сического дарвинизма и ярый сторонник неодарвинизма и комби¬
национной теории эволюции. 126.
Бюхнер (Büchner), Людвиг <1824—1899), философ, популяризатор
вульгарного, механистического материализма. Его основное произ¬
ведение «Сила и материя» (1855) в свое время произвело огромное
впечатление на передовые круги и вызвало резкие нападки клери¬
калов. Исключительно велико было' влияние этой книги в России,,
где ее издавали сначала (1860) нелегально. 15, 16, 193.
Б ю ч л и (Bütschli), Отто (1848—1920), немецкий зоолог, профессор'
Гейдельбергского университета. Наибольшую известность имели его
теория «пенисто-ячеистой» структуры протоплазмы и труды по
простейшим животным. 122.
Вагнер, Николай Петрович (1829—1907), русский зоолог, популяриза¬
тор и беллетрист (художественные произведения писал под псевдо¬
нимом «Кот-Мурлыка»). Наибольшую известность получило его
открытие «педогенеза» у насекомых (1862; см. прим. *30). 23,. 51, 195*

Указатель имен
263
Вагнер (Wagner), Рихард (1813—1883), великий немецкий композитор
и драматург. 60.
В а к е с (Vaquez), Анри (р. 1860), французский! клиницист, профессор
университета в Париже. Специалист по болезням сердечно-сосуди¬
стой системы. Описал так называемую 'Болезнь Влкеза» (лолици*
турия). 170
Вальри Радо (Vallery Radot), Рене (1853—?), французский писа¬
тель. Зять Пастера. Написал его биографию (1884 г., многочислен¬
ные позднейшие издания). 96, 112.
Вейс (Weiss), Джиованни (1844—1917), профессор общей патологии я
и патологической анатомии в 'Мессине (с 1883). 75.
Вейсман (Weismann), Август (1834—1914), знаменитый немецкий
биолог. Наибольшую известность приобрели его работы! по теории
эволюции и созданное им учение о «зародышевой плазме», легшее
в основу неодарвинизма. 22, 29, 123.
Вер и г о, Александр Андреевич (1835—1905), химик, nojyiK по нацио¬
нальности, доцент (1866) Новороссийского университета, позднее
профессор в Киеве и Одессе. Был забаллотирован в 1871 т. в
профессора в результате происков шовинистической группы (см.
прим. 11). 64, 189, 225.
Вильмен (Villemin), Жан (1827—1892), французский патолог. Наи¬
большую известность' имеют его экспериментальные исследования
по туберкулезу (1862—1865). Ему удалось доказать инфекционную
природу туберкулеза. 116.*
Виноградский, Сергей Николаевич (р. 1856), знаменитый микро¬
биолог. Работал! в Институте экспериментальной медицины до
1912 г. С 1922 г. работал в Париже в Пастеровском институте.
Обнаружил у особых бактерий процесс так называемого «хемосин¬
теза», при котором эти микроорганизмы способны образовывать
органические вещества непосредственно из неорганических (Нитри¬
фицирующие бактерии, серо- и железобактерии). 13.
Вирхов (Virchow), Рудольф (1821—1902), знаменитый немецкий пато¬
лог. Под влиянием клеточного учения создал «целлюлярную патоло-
гию» (1859), сыгравшую огромную! роль в развитии медицины.
Учение Вирхова бесспорно оказало значительное влияние на Мечни¬
кова, и его фагоцитная теория может рассматриваться] как раз¬
витие принципов целлюлярной патологии. Понятно поэтому, что
Вирхов с большим интересом относился1 к фагоцитной теории Меч¬
никова и одним из первых обратил на нее внимание. 11, 75, 216.
В о л ь м а н, микробиолог, ученик Мечникова в Пастеровском инсти¬
туте. 166.
Ганин, Митрофан Степанович (1839—?), зоолог. Учился в Харьков¬
ском университете почти одновременно с Мечниковым (1859—1863) ir
работал тякже в области эмбриологии, в связи с чем неоднократна

264
А. Е. Гайсинович
между ними возникала полемика (см. прим. 226 и 227). С 1869 но
1885 г.— профессор Варшавского университета. 7, 181* 188, 195, 254
Гегенбаур (Gegen,baur),	Карл (1826—1903), известный немецкий
зоолог. Крупнейший представитель эволюционной сравнительной
анатомии. 22.
Гейц (Heitz), врач в Париже. 171.
Геккель (Haeckel), Эрнст! (1834—1919), знаменитый немецкий биологу
выдающийся пропагандист дарвинизма. На основании работ
Ф. Мюллера и А. Ковалевского сформулировал «основной биогене¬
тический закон» (1866) и построил на его основе «теорию гастреи*
(1874). Идеи Геккеля лег^и в основу филогенетического направления и
биологии, имевшего очень большое влияние на развитие эволюцион¬
ного принципа. Мечников всегда резко выступал против обобщений
Геккеля, считая их скороспелыми и необоснованными (см. прим. 35).
30—33, 36, 123, 197—198.
Г е н с л о у (Heinslow), Джон Стивенс (1796—1861), английский ботаник
и геолог.* Сыграл важную роль в жизни Дарвина, склонив его к
занятиям] в области естествознания, и способствовал участию его
в экспедиции на корабле «Бигль». 121.
Гертвиг (Hertwig), Оскар (1849—1922), немецкий зоолог. Работал
преимущественно в области эмбриологии. В последний период своей
жизни—противник дарвинизма. 124.
Герцен, Александр Иванович (1812—1870), великий русский обще¬
ственный деятель, революционер и писатель. С ним близок был
брат И. И. Мечникова, Лев Ильич, который и познакомил его с
Герценом (см. прим. 105). 78, 223—224.
Гер цен штейн, Михаил Яковлевич (.1859—1906), правовед и поли¬
тический деятель, представитель партии к.-д.( в Московской город¬
ской думе и в Первой государственной думе. Убит черносотенцем-
анти.семитом в Тержжах. 82, 218, 221.
Г ерштекер (Gerstaecker), немецкий зоолог. 7
Гете (Goethe), Вольфганг (1749—1832), великий немецкий поэт и мысг
литель. 46, 50, 122, 135, 186, 241.
Гирш, барон, французский банкир. 100.
Гирш, баронесса, вдова банкира, французская меценатка. 101.
Г о л у б е в, Александр Ефимович (1836?—1926), профессор гистологии
в Медико-хирургической академии. 52.
Голубцов, С. П. (1810—1888), доктор, попечитель Одесского учеб¬
ного округа (с, 1866 г.). 53, 200, 211, 215.
Гольденвейзер, Александр Борисович (р. 1875), пианист, профес¬
сор Московской консерватории. В последние годы жизни Л. Н. Тол¬
стого (1896—1910) был с ним близок и описал.свои беседы с ним
(«Вблизи Толстого», 2 тт. М., 1922, 1923). 135, 240—242
Грубер (Gruber), Венцель Леопольдович (1*814—1890), анатом, профес¬

Указатель имен
265
сор Петербургской медико-хирургической академии, был пригла¬
шен Н. И. Пироговым из Праги (1846). 50, 52.
Г у б р е х т, голландский зоолог. 126.
Гукер (Hooker),' Джозеф (1817—1911), английский ботаник, друг и
последователь Ч. Дарвина. 122, 123.	* >
Гумбольдт (Humboldt), Александр (1769—1859), знаменитый немец¬
кий естествоиспытатель и путешественник. 181.
Гусев, Николай Николаевич (р; 1882), личный секретарь Л. II. Тол¬
стого, 136, 140, 2$6, 240, 242, 254.
Гюго (Hugo), Виктор (1802—1885), великий французский писатель.
60, 215.
Да вэн (Davaine), Казимир Жозеф (1812—1882), французский врач и
паразитолог. Первый обнаружил бациллу сибирской язвы (1863;
см. прим. 21). Один из основателей; французского биологического
общества (1848). 12, 193.	.	.
Дайер (Dyer),, Вильяй Тизельтон, английский ботаник, директор Бота¬
нического сада в Кью, помогал Дарвину в его ботанических рабо¬
тах, 122.	'•
Данилевский Василий Яковлевич (1852—?) физиолог, профессор
Харьковского университета. 11.
Дар,б у (Darboux), Гастон (1842—1917), французский] математик, не¬
пременный секретарь, а позже президент Французской академии
наук, председатель Совета Пастеровского института. 112.
Дарвин, Чарльз (1809—1882), великий естествоиспытатель. 9; 12, 15,
19, 115, 121—127, 194, 238. *
Дженн ер (Jenner), Эдуард	(1749—1823), знаменитый	английский
врач, обнаруживший и доказавший возможность выработки невос¬
приимчивости к натуральной оспе в 'результате прививки лимфы ко¬
ровьей т оспы (так' называемая	«вакцинация»). 107.
Д ж и о в а н н и, неаполитанский	рыбак, помогавший А. О.	Ковалев¬
скому. 24.
Доры (Dohm), Антон (1840—1910), немецкий зоолог, основатель Неа¬
политанский зоологической станции (1874; см. прим. 39). Большой
известностью пользуется установленный им «принцип смены функ¬
ций» (1875). 161, 199, 249,
Дюкло (Duelaux), Эмиль (1840—1904), французский химик и бактерио¬
лог. Был сотрудником Пастера и работал с ним при .изучении бо¬
лезней шелковичного червя.	Директор Пастеровского	института
после смерти Пастера. 92, 110, 111, 139.
Ж е р м о н, доктор, сотрудник Пастера, 183.
Заболотный, Даниил Кириллович (1866—1929), бактериолог и
эпидемиолог. Работал у Мечникова в Одессе и Париже. Профессор
Военно-медицинской академии (1924). Президент Всеукраицской
Академии Наук (1928). 164, 250.
Заленский, Владимир Владимирович (1847—1918), выдающийся зо¬

266
A. E. Гайсинович
олог. Образование получил в тех же харьковских учебных заведе¬
ниях (гимназии, университете), что и Мечников, но несколько
позже. Основные работы его посвящены эмбриологии беспозвоноч¬
ных. 7, 31, 188.
Зибольд (Siebold), Карл (1804—1885), выдающийся немецкий зоолог;
профессор в Мюнхене. Наибольшее значение имеют его работы,
посвященные размножению у насекомых. Мечников учился у него и
в дальнейшем сохранил с ним дружеские отношения. В Музее памя¬
ти Мечникова хранится И писем Зибольда (1866—1872) к нему. 145.
Зинин, Николай Николаевич (1812—1880), знаменитый химик-органик.
Академик (с 1858). 51, 210.
Мерсей (Yersin), Александр (р. 1863), французский бактериолог. Ра¬
ботал в Пастеровском институте под руководством Ру. Выделил
дифтерийный токсин (1888). Открыл независимо от Китазато возбу¬
дителя чумы — чумную палочку (1894). 109.
И ф л (Озирис), парижский банкир (р. в 30—40 годах XIX в%% ум.
и 1907), выходец из Венгрии (?), еврей. Пожертвовал все свое мно¬
гомиллионное состояние Пастеровскому институту. Учредил пре¬
мию своего имени (премия Озириса), впервые присужденную Ру
в 1903 г. 101—103, 111—112.
Калениченко, Иван Осипович (1805—1876), врач, профессор физио¬
логии Харьковского университета. Напечатал несколько работ зооло¬
гического характера. 11.
Кальцолари, итальянский певец-тенор середины XIX в. 57
Карно (Carnot), Сади, (1837—1894), французский политический дея¬
тель, президент республики (с 1887 г.). Убит анархистом. 99, 108.
Ка рус (Carus), Юлий Виктор (1823—1903), немецкий зоолог. Наиболь¬
шей известностью пользуются его труды по истории зоологии. Опу¬
бликовал вместе с Герштекером «Руководство по зоологии» (1863).
переведенное на русский язык. 7.
Катков, Михаил Никифорович (1818—1887), реакционный публицист.
Редактор журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведо¬
мости». 80.
Кесслер, Карл Федорович (1815—1881), русский зоолог, профессор
Киевского и Петербургского университетов. Инициатор-организа¬
тор съездов русских естествоиспытателей и врачей. 27.
Кирхгоф (Kirchoff), Густав (1824—1887), знаменитый немецкий
физик, профессор Гейдельбергского университета. Открыл совместно
с Бунзеном метод спектрального анализа. 19.
Клапаред (Claparède), Эдуард (1832—1871), швейцарский зоолог.
Профессор Женевского университета. Работы его относятся к бес¬
позвоночным. Мечников одно время работал у него, и они опубли¬
ковали совместно работу о развитии некоторых щетинконогих чер¬
вей (1869). 161, 224, 249.

Указатель имен
267
Клейненберг (Kiemenberg), Николай (1842—1897), немецкий зоолог.
Работал ассистентом у Геккеля и Дорна. Профессор в Мессине и
Палермо. Наибольшей известностью пользуется установленный им
«принцип субституции (замещения) органов» (1886). Восторженный
и преданный друг Мечникова. 30, 75, 197.
Ковалевская (урожд. Семенова), Татьяна Кирилловна (1845—1913),
жена А. О. Ковалевского. 28, 34, 199.
Ковалев с кая-Чисто вич, Ольга Александровна (1870—1928),
дочь А. О. Ковалевского. 28—29, 34, 198—199, 201.
Ковалевский, Александр Онуфриевич (1840—1901), знаменитый
эмбриолог, ближайший друг Мечникова. 7, 8, 9, 12, 14—44, 47, 71,
72, 188, 193—201, 204, 206, 217, 219—221, 224, 228, 229.
Ковалевский, Владимир Онуфриевич (1842—1883), знаменитый па¬
леонтолог, брат А. О. Ковалевского. Получив юридическое образова¬
ние, В. Ковалевский в молодые годы увлекся издательской дея¬
тельностью. Ой переводил, редактировал й издавал многочисленные
книги крупнейших и наиболее передовых европейских ученых -г-
Дарвина, Фохта, Молешотта. Вирхова, Гекели, Келликера, Ляйелля,
Агассиса, Брэма и др. Однако запутанные материальные обстоя¬
тельства вынудили его прекратить издательскую деятельность.
Вступив в фиктивный, сначала, брак с С. В. Ковалевской, В. О. Ко¬
валевский уехал за границу, где окончательно специализировался
по геологии и палеонтологии. В конце своей короткой жизни
В.	О. Ковалевский снова пустился в различные коммерческие пред¬
приятия, приведшие его к банкротству и самоубийству. 18, 21, 194.
Ко валевский, Евграф Петрович (1790—1867), государственный дея¬
тель, министр народного просвещения (1858—1861). Проводил про¬
грессивную политику в народном образовании и был противником
классической системы Д. А. Толстого. 160, 217.
Ко валевский, Николай Осипович (1840—1891), физиолог, профессор
физиологии Казанского университета. Работал за границей у
Брююгс и Людвига. 10, 191.
Ковалевский, Онуфрий Осипович (?—1867), отец А. О. и В. О. Ко¬
валевских. 17.
Кон (Cohn), Фердинанд (1828—1898), выдающийся немецкий ботаник
и один из основоположников бактериологии. Сформулировал учение
п мономорфизме, лежащее в основе современной морфологии и
систематики бактерий. Познакомившись с Мечниковым еще в
1864 г., сразу оценил его выдающиеся способности и оказал на
него благотворное влияние в направлении первых научных интере¬
сов. 65.
Кох (Koch), Роберт (1843—1910), знаменитый немецкий бактериолог.
Окончательно доказал роль сибиреязвенных бактерий как возбуди¬
телей болезни (1876); открыл туберкулезную бациллу («палочка
Коха», 1882) и холерный вибрион (1883). Нобелевский лауреат

268
А. Е. Гайсинович
(1905). Сначала относился враждебно к работам Мечникова, но за¬
тем признал их значение и сдружился с ним. 12, 61—62, 116—120
162, 215, 236—238.
Кошен (Cochin), Дени, французский политический деятель, монар¬
хист, депутат. Член совета Пастеровского института. 112.
К р а в к о в, Николай Павлович (1865—1924), фармаколог и физиолог.
Особенную известность получили его работы по переживанию тка¬
ней при высушивании. 64.
Кювье (Cuvier), Жорж (1769—1832), великий французский естество¬
испытатель, основоположник современной сравнительной анатомии
и палеонтологии. Противник идеи эволюции, Кювье выставил уче¬
ние о четырех типах животного мира, строение и развитие которых,
по его мнению, не имеют ничего общего между собой. 23, 25, 181.
К ю р и (Curie), Пьер (1859—1906), знаменитый французский физик,
открывший радий и радиоактивность. Нобелевский лауреат (1903).
119.
Л а вер а н (Лавран; Laveran), Альфонс^ (1845—1922), французский па¬
разитолог. Открыл возбудителя малярии (1881). Нобелевский лау¬
реат (1907). С 1897 г. in до самой смерти работал в Пастеровском
институте. 112.
Л аз у ,рский, Александр Федорович (1874—1917), психолог и психи¬
атр, ученик Бехтерева. Автор «Воспоминаний о Толстом» (1911). 139.
Лейбе (Leube), Вильгельм Оливье (1842—1922), немецкий клиницист,
специалист по желудочным болезням, профессор Вюрцбургского
университета. 170.
Лейдиг (Leydig), Франц (1821—1905), выдающийся немецкий гистолог,
профессор Тюбингенского университета. Одним из первых применил
клеточное учение к явлениям развития, подготовив этим возрожде¬
ние учения о зародышевых пластах на гистологической основе.
Оказал большое влияние на А. О. Ковалезского, который у него
изучал гистологию и микроскопическую технику. 20, 195.
Л ей карт (Leuckajrt), Рудольф (1828—1898), выдающейся немецкий
зоолог. Важнейшие работы его относятся к области паразитологии
и явлений размножения. Оказал большое влияние на Мечникова,
который у него начал свои первые эмбриологические работы. Од¬
нако попытка Лейкарта приписать себе открытие, сделанное Мечни¬
ковым у него в лаборатории, привела к полному разрыву их отно¬
шений. 22, 23, 65—66, 145, 154, 155, 153—159, 188, 217.
Лек си с (Lexis), Вильгельм (1837—1914), немецкий экономист, и ста¬
тистик/ 176.
Лефлер (Loeffler), Фридрих (1852—1915), крупный немецкий бакте¬
риолог, ученик Коха. Профессор гигиены в Грейфсвальде и дирек¬
тор Института инфекционных болезней в Берлине. Открыл возбу¬
дителя дифтерии (1884) ц других болезней. Внес большие усовер-

Указатель имен
щёнствования «в бактериологическую технику. Умер после опера¬
ции. 179.
Листер (Lister), Джозеф (1827—1912), знаменитый английский хи¬
рург и бактериолог. Ввел в практику хирургии антисептические
(обеззараживающие) методы (1867). Одним из первых получил чис¬
тую бактериальную культуру (1878). 114—115, 2У5-~236.
Л у а р, доктор, сотрудник Пастера. 183.
Л ю б а р ш (Лубарщ; Lubarsch), Отто (1860—1933), немецкий патолог..
В 1889 г. выступил со. статьей прртии фагоцитной теории; эта
статья произвела на Мечникова очень тяжелое впечатление. Однако,
по уверениям самого Любарша (см. Zeiss, стр. 181—182), в даль¬
нейшем он был в дружеских' отношениях с Мечниковым. 171.
Людвиг (Лудвиг; Ludwig), Карл (1816—1895), выдающийся немецкий
физиолог. Один из крупнейших представителей экспериментального,
механистического направления в физиологии середины XIX в. Мно¬
гие крупные русские физиологи, в том числе Сеченов, Циан, Паз¬
лов, у него работали (см. прим. 15). 9, 191, 203.	, л... ;
Манухин, И; И., врач, лечивший И. И. Мечникова. Написал воспо¬
минания о нем (см. прим. 222). 171, 250—251.
М а р и о н (Marion), Антуан (1846—?): французский зоолог, профессор
университета и директор Музея . естественной истории в Марселе-
Друг А. О. Ковалевского, который у него подолгу живал и совме¬
стно с ним работал. 41.
Мах (Mach), Эрнст< (1838—1916), австрийский физик и философ. Соз¬
дал философскую систему, по которой все наши представления cv
мире — это лишь наши ощущения. Поэтому научные обобщения яв¬
ляются, по Маху, только наиболее экономным описанием наших
восприятий. Таким образом, его» философия неизбежно приводит к;
отрицанию объективности внешнего мира. Одно время взгляды Ма¬
ха имели большой успех среди чуравшиеся материализма естество¬
испытателей. 119.
М с й ен е р (Meissner), Георг (1829—1905), немецкий анатом и физио¬
лог, ученик Иоганна Мюллера. 28.	.	,
М е н д е л е е в,- Дмитрий Иванович (1834—1907), великий русский хи¬
мик 63, 209.
М с ни ль (Mesnil) (р. 1868),- французский паразитолог, специалист по-
протозойным заболеваниям. Работает в Пастеровском институте. 112.
Мечникова, Екатерина Ильинишна, старшая сестра И. И. Мёчни'
кова. 170, 176.
Мечникова, Людмила Васильевна, см. Федорович.
Мечникова, Ольга Николаевна (урожд. Белокопытова, 1858—1944),
вторая жена (с 1875 г.) И. И. Мечникова. Художница. ’Сотрудница
Ильи Ильича. Переданные ею материалы легли в основу Музея па¬
мяти Мечникова в Москве (создан в 1926 г.). Написала, частью со
слов Ильи Ильича, «Жизнь И. И. Мечникова». Жила в Париже..

70
A. E. Гайсинович
где и умерла. 4, 129, 169, 187, 188, 190, 192, 205,.215, 216, 217, 219,
225, 226, 229—230, 231, 232f 235. 239, 240, 243, 245, 246, 247—249;
251—253.
■ .Мечникова, Эмйлия Львовна, мать И. И. Мечникова. Дочь извест¬
ного еврейского общественного деятеля и писателя Л. Н. Невахо-
вича (1776—1831). 145, 154—158, 176.
Мечников, Иван Ильич (1836—1881), старший брат Ильи Ильича.
Был прокурором Тульского окружного суда, затем председателем
Киевского окружного суда. Его смерть от рака желудка описал
Л. Н. Толстой в рассказе «Смерть Ивана Ильича» (см. прим. 170 и
187) 129, 176, 185, 239, 244.
.Мечников, Илья Иванович (?—1878), отец Ильи Ильича. Гвардей¬
ский офицер, помещик. 145, 170, 176.
-Мечников, Лев Ильич (1838—1888), брат Ильи Ильича. Разно¬
сторонний ученый и революционный деятель. Жил в Италии.
Швейцарии и Японии. Друг и соратник Гарибальди, Герцена и
Бакунина. Написал ряд работ, среди которых наиболее известна
книга «Цивилизация и великие исторические реки» (1889). 78,' 176.
223—224.
Мечников, Николай Ильич, брат Ильича. Присяжный поверенный
в Харькове и Одессе. 170, 176, 243—244.
.Мещанинов, товарищ министра народного просвещения. 40.
Молешотт (Moleschott), Якоб (1822—1893), профессор физиологии
в Швейцарии и Италии, голландец по происхождению. Пропагаи
диет вульгарного, механистического материализма, пользовавшийся,
наравне с Бюхнером) и Фохтом, большой популярностью среди
русской молодежи 60*х годов. 15, 194.
Морозов, И. А., московский меценат. 111.
.Морозова, В. А., московская меценатка. 11, 234—235.
Мюллер (Müller), Иоганн (1801—1858), знаменитый немецкий физио'
лог, один из основоположников современной физиологии. Опубли¬
ковал также ряд крупных сравнительно-анатомических работ. 27.
.Мюллер' (Müller), Фриц (1822—1897), выдающийся немецкий биолог.
Своей книгой «За Дарвина» (1864) заложил основы эволюционной
эмбриологии. В ней он впервые выдвинул обобщение, позже наз¬
ванное Геккелем «биогенетическим законом». Прожил бблыпую
часть своей жизни в Бразилии. 19—20, 194, 197.
"Насонов, Николай Викторович (1855—1939), зоолог. Академик (с 1906 г.).
Работал у А. О. Ковалевского. Многочисленные его работы поспи -
щены эмбриологии, энтомологии и другим разделам описательипЛ
и экспериментальной зоологии. 42.
Нобель (Nobel), Альфред (1833—1896), шведский! инженер и изобрг
татель. Завещал значительный капитал для создания премии егг
имени (Нобелевская премия). Ежегодно выдается пять премий,
среди них три — по физике, химии и медицине и физиологии. Ии

Указатель имен
271
русских ученых Нобелевскую премию получили И. П. Павлов
(1904)	и И. И. Мечников (1908). 111, 147, 162.
Ножин, Николай Дмитриевич (1841—1866), русский зоолог и рево¬
люционер. Последователь М. А. Бакунина и участник кружка Кара¬
козова. Умер в тюрьме. Близкий друг А. О. и В. О. Ковалевских.
Успел опубликовать лишь одну научную работу, ряд других остался
неопубликованным и затерян. Оказал большое влияние на научные
интересы А. О. Ковалевского (см. прим. 28а). 19, 21, 195.
Но кар (Nocard), Эдмон (1850—1903), французский бактериолог. Автор
многочисленных работ, посвященных инфёкциоиным болезням до¬
машних животных. 179.
Но орден (Noorden), Карл (1855—?), немецкий клиницист, специа¬
лист по болезням обмена веществ. Профессор Берлинского и Вен¬
ского университетов. 170.
Овсянников, Филипп Васильевич (1827—1906/, физиолог и гисто¬
лог. Академик (с 1862 г.) и профессор Петербургского универси¬
тета. 27, 48, 210.
Ольденбургский, принц. Александр Петрович (1844—?), военный
и государственный деятель. Организатор Института эксперименталь¬
ной медицины. 86, 231.
Осборн (Osborn), 1>нри Ферфильд (1857—1935), американский пале¬
онтолог и антрополог. Считая себя сторонником »дарвинизма, выд¬
вигал в действительности ряд антидарвинистических обобщений. 124.
Оствальд (Ostwald), Вильгельм (1853—1932), выдающийся немецкий
химик и натурфилософ. Пытался обосновать особое «энергетиче¬
ское» мировоззрение, желая обойтись без понятия материи; оспари¬
вал реальность атомов. Биографиям великих физиков и химиков
посвящена его книга «Великие люди». 61.
Остроумов, Алексей Александрович ( 1858—?), зоолог и эмбриолог. Рабо¬
тал у А. О. Ковалевского. Профессор Казанского университета. 42.
Павлов, Иван* Петрович (1849—1936), великий русский физиолог.
Реформировал учение о пищеварении, за что получил нобелевскую
премию (1904). Однако величайшей заслугой И. П. Павлова
является создание учения об условных рефлексах, представляющее
материалистическую теорию высшей нервной деятельности и пове¬
дения животных. 10, 64, 191.
Палладии, Владимир Иванович (1859—1922), выдающийся физиолог
растений, академик! (с .1914 г.). Автор ряда классических учебни¬
ков. Основные его научные заслуги относятся к проблеме дыхания
у растений. 10.
Пастер (Pasteur), Луи (1822—1895), великий французский микро¬
биолог и химик. Опроверг учение о самозарождении микроорганиз¬
мов (1861). Выяснил микробиологические процессы, происходящие
при брожениях (1857—1876). Открыл защитные свойства ослаблен¬
ных вирусов инфекционных болезней, чем положил начало борьбе

272
A. E. Гайсинович
с. сибирской язвой (1881), бешенством (1884) и другими болезнями.
Основал специальный институт (Пастеровский' институт) для изуче¬
ния и приготовления защитных вакцин и сывороток. Оказал огром¬
ное влияние на И. И. Мечникова, который переехал работать к
нему в Институт. 12, 86,	87—100,	106—112,	123,	140—141,	146*
167—168, 182—183, 190—191, 193, 230—231, 232—235.
Пеликан, Евгений Венцеславович (1824—1884), профессор Медико-
хирургической академии, Директор Медицинского . департамента
Министерства внутренних дел. 50, 211.
I	I е т é н к о ф е р (PettenKofer), Макс (1818:—1901). немецкий гигиенист.
Наибольшей известностью пользуются его работы по научным осно¬
вам гигиены помещений, одежды, почвы, по газообмену и питанию,
по эпидемиологии холеры. Покончил жизнь самоубийством. 175.
Пирогов, Николай Иванович (1810—1881), великий русский хирург.
Профессор) Медико-хирургической академии (1841—1856). Работал
также в области народного образования и был попечителем Одес¬
ского и Киевского учебных округов (1856—1861). Руководил про¬
фессорскими стипендиатами Министерства народного просвещения
за границей (1862—1866).	6—7, 65—66,	159^-160, 187,	188, 191,
216—217.
Пуанкаре (Poincaré), Раймон (1860—1934), французский политиче¬
ский деятель. Президент республики (1913—1920). Член совета
Пастеровского института. 112.
Пфейффер (Pfeiffer),; Рихард (1858^-?), немецкий бактериолог.
Открыл бациллу инфлуэнцы (1892). Изучал иммунитет против хо¬
леры и предложил прививку против тифа (1896). Являясь против¬
ником фагоцитной теории Мечникова, выступал с экспериментальной
критикой ее. В Музее памяти Мечникова хранится 13 писем Пфейф-
фера к нему. 13, 118, 171, 179.
П ю в и с де Ш аванн (Pùvis de Chavannes)* Пьер (1824—1898), фран¬
цузский художник; 153.
Ра до лиц (Radolin), Гуго (1841—1917), немецкий дипломат. Посол у
Париже (19,00—1910). 167.
Р е й Ланке с тер (Рай Лаикестер; Ray Lankester), Эдвин (1847—1929),
английский зоолог. Наибольшей известностью пользуются его ра¬
боты по филогении и развитию. .Находился в весьма дружеских
отношениях с И. И. Мечниковым. 124, 126.
Рикор (Ricord), Филипп (1800—1889), знаменитый' французский кли¬
ницист. Основатель современной венерологии. 108.
Родбертус фон Ягецов (Rodbertus von Jagetzow), Карл
(1805—1875), немецкий экономист. 82.
Рол лет (Rollet), Александр (1834—?), австрийский физиолог, профес¬
сор университета в Граце (с 1863). С ним дружил и работал в его
лаборатории И. М. Сеченов (1867—1868). Там его навестил
И. И. Мечников (см. прим. 56).

УказатФЛЬ наши
273
Ротшильд, Альфонс, французский миллионер, глав« банкирского
дома Ротшильдов. 100.
Р у (Roux), Эмиль (1853—1933), видающийся французский бактериолог,
ближайший сподвижник Пастера. Сначйлй препаратор (1878—1883),
затем заместитель Пастера, а после его смерти директор Пасте¬
ровского института (1904—1933). Работав »месте с Пастером над
сибирской язвой и бешенством. Предложил цместе с Иерееном
антидифтерийную сыворотку (см. прим. 142). Искренний друг
И. И. Мечникова, совместно с которым работал над эксперимен¬
тальным сифилисом. 90—92, 96, 99, 101,1 102, 109,	111,	112,	146.
232—233, 235.
’Сеченов, Иван Михайлович (1829—1905), великий русский физиолог.
Верный и горячий друг И. i И. Мечникова. 3, 4, 9, 45—64, 67, 190,
191, 193, 200, 202—217, 228.
•Спенсер (Spencer), Герберт (1820—1903), знаменитый английский фи¬
лософ-позитивист." Его «система синтетической философии» построена
на эволюционной теории. Помимо многочисленных; трудов написал
обширную автобиографию («Естественная история самого себя»,
2	тома, 1903; сокр. русск. изд. «Автобиография», СГ16). 61.
С п и р о, Петр Антонович (1844—1894), физиолог, ученик! И. М. Сече¬
нова, у которого работал в Медико-хирургической академии в
Петербурге и в * Новороссийском университете. Позже профессор
Новороссийского университета. 57, 212.	%
.Стахович, Михаил Александрович (1861—1923), земский и политиче¬
ский деятель. . Орловский предводитель дворянства. Умеренный
либерал. Находился в дружеских отношениях с Л. Н. Толстым. 128.
Степанов, Павел Тихонович (1839—?), зоолог, профессор Харьков¬
ского университета. 7, 66,' 188.
Стуарт, Александр Федорович (1842—1916), барон, русский зоолог.
Доцент Новороссийского университета (1868—1870). Дружил с
А. О. Ковалевским и И. И. Мечниковым. 19, 21, 23, 24, 48, 201.
Терильон (Terrillon), Октав (1844—1895), французский хирург. 88.
234,
Тимирязев, Климент Аркадьевич (1843—1920), знаменитый русский
ботаник и дарвинист. Наибольшую известность приобрели его ра¬
боты по исследованию энергетики процессов фотосинтеза у растем
ний. Горячий поборник учения Дарвина, которое он пропагандиро¬
вал и отстаивал всю жизнь, начиная с 1864 г. 10, 125.
Тис сран {Tisserand), французский деятель Министерства сельского
хозяйства. Член совета Пастеровского института. 112.
Толстая, Софья Андреевна (1844—1919), жена Л. Н. Толстого. 132, 135.
Толстой, Дмитрий Андреевич (1823—1889), министр народного прос¬
вещения (1866—1880). Произвел реакционную «классическую ре¬
форму» (1871) в средней школе. Президент Академии Наук
.(1882—1889). 35, 63, 200, 21 /, 215.

274
A. E. Гайсинович
Толстой, Константин Константинович (1842—?), врач и писатель.
Сотрудничал в1 ряде общественно-медицинских журналов. Выступил
с памфлетом против учения И. И. Мечникова («Корни беспросвет¬
ного пессимизма». СПб., 1909). 151, 243, 245.
Толстой, Лев Николаевич (1828—1910), великий русский писатель,
В последний период своей жизни резко. критиковал науку и отри¬
цал ее значение для человечества. И. И. Мечников, начиная с
1888 г., постоянно полемизировал с Л. Н. Толстым, а з 1891 г.
выступил со специальной статьей против него («Закон жизни» — см.
прим. 169). И. И. Мечников посетил Л. Н. Толстого в Ясной По¬
ляке 30 мая 1909 г. 60, 128—141, 185—186, 236—246, 254—255.
Т о м с а, Владимир Богумилович (1831—1895), профессор	физиологи ч
Киевского1 университета (1865—1884), чех по национальности. Рабо¬
тал в Вене у Людвига (1859—1865), откуда и приглашен был в
Россию. Позже уехал обратно в Прагу, где занял кафедру в уни¬
верситете. 10.
Томсон (Thompson), Генри (1820—1904), английский хирург, спе¬
циалист по мочеполовым болезням. 115.
Траубе (Traube), Людвиг (1818—1876), выдающийся немецкий физио¬
лог и клиницист, ученик Пуркинье и И. Мюллера. Сделал ряд
открытий в области патофизиологии и клиники дыхания и крово¬
обращения (феномен Траубе, волны Траубе Геринга, пространство
Траубе и др.). 11.
Тургенев, Иван Сергевич (1818—1883), великий русский писатель.
В своих романах, особенно в романе «Отцы и дети», отразил увле¬
чение молодежи 60-х годов естествознанием и революционный
нигилизм. 1.5—16.
Умов, Николай Алексеевич (1846—1915), выдающийся физик. Доцент,
а затем профессор Новороссийского университета (1871—1893).
В этот период возникла горячая дружба с И. М. Сеченовым и
И. Й. Мечниковым, сохранившаяся на всю жизнь. С 1893 г. про*
фессор Московского университета, откуда ушел в результате
разгрома, учиненного министром просвещения Кассо. Будучи ре¬
дактором издательства и журнала «Научное слово», редактировал
книги и статьи Мечникова, печатавшиеся там (см. прим. 89). 67—69,
212, 214, 217—219.
Уоллес (Wallace), Альфред (1823—1913), английский натуралист и
путешественник. Выдвинул теорию естественного отбора одновре¬
менно с Дарвином и независимо от него. 122.
Уэльс (Wells), Томас Спенсер (1818—1897), английский хирург-гинеко¬
лог. Ввел в хирургию чревосечение. 115.
Фаминцын, Андрей Сергеевич (1835—1919), ботаник. Академик
(с 1884 г.). Работал преимущественно в области физиологии расте¬
ний (фотосинтез и дыхание). 10.
Федорович, Людмила Васильевна ( 1845—1873; первая жена

Указатель имен
(с 1868 г.) И. И. 'Мечникова. Племянница проф. Л. II. Бекетова, к.
доме которого И. И. с ней познакомило*. Помогала и научной ра¬
боте Илье Ильичу. Все время их совместной жизни болела тубер¬
кулезом, ввиду чего вынуждена была жить на курортах м\ границей.
Умерла на о. 'Мадера. 150, 156—158, 161, 220, 245, 247, 249.
Фернбах (Fernbach), A., французский микробиолог, заведующий
лабораторией брожений Пастеровского института. 99.
Фохт (Vogt), Карл (1817—1895), знаменитый немецкий естествоиспы¬
татель и политический деятель. Вместе с Молеиюттом и Бюхнером
выступил с пропагандой механистического материализма. Его мно¬
гочисленные произведения, преимущественно но биологии, в боль-*
шинстве переведены на русский язык (см. прим. ‘26) и пользова¬
лись огромной популярностью среди русской молодежи 60-х годов.
15, 193—194, 224.
Френкен (FraenKen), Карл (1861—1915), немецкий бактериолог, уче¬
ник Р. Коха. 179.	У
Ф рерих с (Frerichs). Фридрих Теодор (1819—1885), немецкий клини¬
цист-физиолог. Ввел многочисленные биохимические? и патофизиоло¬
гические методы в клинические исследования, особенно в отноше¬
ний болезней пищеварения и обмена веществ. 11.
Фриз, де (de Vries), Гуго (1848—1J335), знаменитый голландский бота¬
ник. Выдвинул Tibн. «мутационную» теорию о скачкообразной из¬
менчивости организмов, противопоставив ее сначала учению о
естественном отборе. 125—126, 184, 236, 254.
Хиндс, французский врач, сотрудник Пастера. 183
X о л д е й н (Хольден; Haldane), Ричард (1856—1926), английский госу¬
дарственный деятель. С 1912 г. лорд-канцлер. 167.
Чернай, Александр Викентьевич (1821—1898), профессор зоологии
Харьковского университета (1848—1873). 7.
Чернышевский, Николай Гавршлович (1828—1889), великий рус¬
ский мыслитель, революционер и писатель. Его роман о «новом
человеке»,— «Что делать?» (1863) имел огромное влияние на' pemv
люционную молодежь 60-х годов. 46, 204.
Чисто вич, Николай Яковлевич (1860—1926), патолог и клиницист,,
один из первых учеников И. И. Мечникова в Париже. Профессор
Военно-медицинской академии. 171.
Ценковский, Лев Семенович (1822—1887), знаменитый микробиолог
и ботаник, поляк по происхождению. Профессор ботаники Петер¬
бургского (1855—1859), Новороссийского (1865—1871) и Харьков¬
ского (1871—1887) университетов. Был дружен с И. М.) Сеченовы vr
и И. И. Мечниковым, на которого оказал большое влияние. 8—9,
18, 62, 189, 191, 201, 225, 231.
Ц и о н, Илья Фаддеевич (1835—1912), выдающийся русский физиолог.
Занимая реакционные и антиматериалистические позиции, вел борьбу
против передовых представителей науки, особенно против И. М. Сс-
18*

:276
A. E. Гайсинович
ченова, которого заместил на кафедре физиологии Медико-хирур¬
гической академии. В результате постоянных. конфликтов со студен*
тами вынужден был уйти из Академии и уехал за границу.
Занимался темными финансово-политическими махинациями по
поручению царского правительства; -10, 5Ф—56, 191, 216.
III а м б ё р л а н (Chamberland), Шарль (1851—1908), французский бак¬
териолог, ученик Пастера. Внес ряд важных нововведений в мето¬
дику бактериологических исследований (фильтр Шамберлана). 179.
Шантмес (Chantemësse), Андрэ (1851—1919), французский патолог и
гигиенист, сотрудничал с Пастером. Профессор Парижского универ¬
ситета. Член совета Пастеровского института. 112.
III а у дин н (Schaudinn), Фриц (1871—1904), выдающийся немецкий
зоолог и микробиолог. Открыл «бледную спирохету», возбудителя
сифилиса (1905), 162.
Шопен (Chopin), Фредерик (1810—1849), великий польский компози¬
тор. 135.
Ш пен гель (Spengel), Иоганн Вильгельм (1852—1921), немецкий зоолог.
. Профессор Гиссенского университета. 162, 249.
Штриккер (StricKer), Саломон (1834—1898), профессор гистологии
Венского университета. 29.
Щелков, Иван Петрович (1833—1909), физиолог, профессор Харьков¬
ского университета (1861—1889). Работал за границей у крупней¬
ших физиологов и патологов Вирхова, Дюбу-a-Реймона, Гоппе-
Зейлера, Людвига и др. Его личные работы малозначительны, но
он оказал большое влияние на учащуюся Молодежь, в* том числе и
на Мечникова, приобщая ее к духу и идеям новой науки. И, 159,
189, 191 f 192.
Эйнбродт, Павел Петрович (?—1865), русский физиолог. Работал
за границей (1858—1861) у Людвига и Дюбуа-РейМона. Профессор
Московского университета. 10.
Элиот, Джордж, псевдоним английской писательницы М. Эзапс
(1819—1880). 61.
Эммер их (Emmerich), Рудольф (1852—1914), немецкий бактериолог и
гигиенист. Противник мечниковской фагоцитной теории. 179,
Эрлих (Ehrlich), Пауль (1854—1915), знаменитый немецкий бакте¬
риолог, еврей, один из основоположников современной иммуноло¬
гии, и создатель учения о хемотерапии. Получил совместно с Мечни¬
ковым Нобелевскую премию (1908). В гитлеровской Германии
Эрлих был вычеркнут из числа германских ученых .как «не^ариец».
В Музее памяти Мечникова хранятся ,14 писем-Эрлиха к послед¬
нему. 179.
Э	ш е р и х (Escherich), Теодср (1857—1911), немецкий бактериолог.
Открыл ряд кишечных бактерий. 179.

ПЕРЕЧЕНЬ ИЛЛЮСТРАЦИИ
1.	И.	И.	Мечников	(1907) — фронтиспис.
2.	И.	И.	Мечников	(1870) — между 16—17	стр.
3.	И.	И.	Мечников	(1898) — между 16—17	стр.
4.	Рукопись статьи	Мечникова «Воспоминания о Сеченове»,- первая
. страница (автограф) — между 44—45 стр.
5.	И. И. Мечников в своей лаборатории! в Пастеровском институте —
между 112—113 стр.
6.	И. И. Мечников с женой Ольгой Николаевной (1905) —между
112—113 стр.
7	и 8. Диплом! о присуждении И. И. Мечникову Нобелевской пре¬
мии— между 144—145 стр.
9.	Диплом о присуждении И. И. Мечникову звания почетного акаде¬
мика— между 160—161 стр.
10.	Из записной тетради Мечникова. Запись 22 августа 1868 г. (авто¬
граф)—между 160—161 стр.1
И. Страница из записей самонаблюдения И. И. Мечникова (авто¬
граф)— между 176—177 стр.
12.	И. И. Мечников в гробу—между 176—177 стр.
13.	Записная тетрадь Мечникова с вырезанными страницами — между
248—249 стр.

СОДЕРЖАНИЕ
От составителя. А. Е. Гайсинович . — - 						3
и. и. м е ч ников
К истории биологии в России за истекающее пятидесяти¬
летие (По личным воспоминаниям) (1913)	......	6
Александр Онуфриевич Ковалевский (Очерк из истории
науки в России) (.1902)		14
Воспоминания о Сеченове (К истории науки в России)
(1914)		 . . 			45
О Н. И. Пирогове (1910) . . ...............	65
Памяти Н. А. Умова (1915)				67
Мое пребывание в Мессине (Из воспрминаний прошлого)
(1908)						70
Рассказ о том, как и почему я поселился за границей
(1909)						77
Воспоминания о последних годах жизни Пастера (1914) . .	87
Совершеннолетие Пастеровского института (1909)		99
Пастеровский институт в Париже (По поводу его 25-летия)
(1913)	•			106
Воспоминания о Листере (1914)			114
Воспоминания о Кохе (1914) . . 			 •	116
Чествование Дарвина в Кэмбридже (1909)		121
День у Толстого в Ясной Поляне (1912)		128
приложения
Автобиография (1909)		145
История ученого, бывшего пессимистом в молодости и
ставшего впоследствии оптимистом (1907)		148
Письма к матери (1864, 1868) • . . 			154
Письмо Пирогову (1864)		159

Содержание
т
Из записной тетради (1868)		 .	•	•	•	IÖ1
Письмо Шпенгелю (1905)			1Щ(
Открытое письмо к корреспонденту гляеты «Олессим# Но¬
вости» П908)		 » . . Ift«1
Письмо Заболотному (1913)			НИ
Беседа с сотрудником журнала	«Вестник Нироиы»	(IWlä)	I6A
Письмо	к редактору «Русского слот»	(I9I4)		107
Записи	самонаблюдений (,1913—1910)'.	..........	I&9
Письмо	Бэра Мечникову ( 18СН>)•		1 НО
Письмо	Пастера Мечникову (1888) 	 			1Н2
Письмо	Гуго де-Фриза Мечникову (1907)’		184
Л. Н. Толстой о Мечиикоие (1S09)		185
Примечания. А. Е. Гайсинович 		-	187
Литература о Мечникове	. • .v . .........	256
Указатель иМеи		• - .	260
Перечень иллюстраций ,	. . * . » ,	......	277

И. И. МЕЧНИКОВ —
СТРАНИЦЫ ВОСПОМИНАНИЙ
Печатается по постановлению
Редакционно-издательскою совета
Академии Наук СССР
*
Технический редактор О. В. Залышкина
Корректор Е. М. Отто
Переплет и титул художника Пожарского
*
РИСО АН СССР Кя 2431. А-00248. Издат. № 7ог
Тип. заказ JM? 691. Сдано в набор 23/VIII 1945 г.
Подп. к печ. 29/Ш 1945 г. Формат бум. 60Х921/1в
Печ. л. 177*4*1 лист вклеек. Уч.-издат. л. 14*/а.
Тираж 10 ООО.
2-я типография Издательства Академии Наук СССР
Москва, Шубинский пер., д» 10.

Диплом о присуждении И. И. Мечникову Нобелевской премии
(2 страница)

Диплом о присуждении И. И. Мечникову Нобелевской премии
(2 страница)

И. Я. Мечников в своей лаборатории в Пастеровском институте

//. II. Л ÎC'IHUKOQ
(1S70)

II.	II. Мечников
(1898)

И. И. Мечников с женой Ольгой Николаевной
(1905)

ИМПЕРАТОРСКАЯ АКАДЕМ 1Я НАУКЪ,
на основан»! Устава, Высочайше даррннаго ей т, 8 день
Января 1836 года, избрала дМствительнаго статского советника
ИЛЬЮ ИЛЬИЧА МЕЧНИКОВА
т. свои почетные члены и постановила выдать ему настояицй
диплом!), С.-Петер§ургъ, 29 Декабря 1902 год
НепремЪнный С.щтщ)ЬсА'<
Дин MMI и и/нии ni h’tlttlt II, II, Мечникову Овиния
ночгтпшч! акайелтни

с вырезанными страницами

ßC%^ß.	*ß*	£^
С ^	*	*ч$*>2*««* ****** ék ß*J^
*^l1u^ •^~j' ^=/ ’'“ ^—'f~~-«Ч6~1_
ÇT	~-*&~»V-'ÿ*-
jc7 ^ Jb	*Ик*&*	&*&*&*«»
/>и г—7к <**~~~~~	туг	'	<*
4о^ -4	^	/г;
>£: * Ws*- Æ/
t; w~ *	^	т^г,
3.	w^£A-	^ 4h^f*4~ 4 ~г*0* "
* ~Г^ ГТЛ^ ^г«~~^,
^'^a^r4Z»- ^ '•£*
А*	^ *^Г t	V—"^"- ^
/ ^ ^	а/W*	—* У*^ " 7
ж ** *л~г*^
4	**	^Л&~	#nßdJk~
г	^.ét«*Jt	; А/. ’%«-/	—•-jC .
txs. ju^cC «*	^
^	А	^	^ <i4uu#iMJ4am * С«гм
X-
Г^ 4 *£ <И-*у *"?“''	^	^ 4
t| 4-— ^	-w
'	—	^	^	✓.	..	.- ü£ ^	“	*	^	.	W,
,„ . ^Jht»' у^СЖу- «*-	'	«г*-*	Лб
'£2	<^h^,	e*«^'^t **~ ^V/,
Ls. ^ ^5«	^	m*~,+~f*~.
с^н4	^	"^	*
ZW	*	д^/«^
: <z*^J^f э- «t-т ^*4~~	^
фЛ4~~	"Г®'/	*	'
Из записной тетради И. И. Мечникова
Запись 22 августа 1868 г.
(автограф)

с Ж
<^.tr +*&	é£	bl*jk~****-£*,	мм *
4>
И
r-
+*4Ul*fi*	^
севЛ~р*+~*"*^ *Г* 'К+У’Ь'^** *ш*»*«л
/ÿo^s/j *'A*- *	Mh^A,.
Лл Л^,ЛМЙ ;«л^	*r»	«м.	fL«—		v	^	itfr
*Ъ&ь*Чи
■r- ^
«tau.«
£C=
y-
£#ÿ&A з£'Л%<е,Я&%»£ Ш&
чрп»	Ï
&0£>4U***$*& *м**»-А~-* ^ ^гЛ^Яг^ш	y*w4mtf: 4b«é&p&SZm*~
гуЧН*
Mi ;!v
«л**
*+ Ы	’*£И*' *4?	<тф6р**М
Ьь^ррЬ*- Jt^	ßbOLjp&t,**	to 2£U4^6sMM«^	^ ДмМ^*«М* *■$***?
«‘ ^«. ^ -T »..f Jt^M-	^i^-flfirr	Sfr-P**-*~y '**^Г-~ЖV	1ыГ»«*м-
/r^^jr *' ^ ^ **£»•■■>''	jL i	-	^
\\щ «u ^Hfp^KtUä'	$&U#	,аа«**ш£	МмMä*v**
/>*„.. А.**. Шрр»* уХ)^и1м^/л^* у»**^ - — —	*
‘•/'-'1Л-—1~ Vyflc.f.U /»	</С	й	«Я-	»&*-<#
^П '■ i«4*»<H#» Л«» Г$т>. •»*++* yf*	®г
(#+*»4*0
/
I И)Я й«4* С.«/»	**Г}
л Ф* t /»•(«A H+y*JSj*0**** ******* f* C~rr>y,*
>-v »//Л.	Cmc+**~£«J*	Y***
-y ^УГ
/' ' ^	*	Ф^рт^т	**.	«	9t.,.ÿ*«t«* 'n*	Ь	•+•*++'/**	#,tT,^r’
ЛАчтф^, Л**ф * b# # A ^U*> ÿw^.i^ p4.4^C- l$+**4 * ^ÂJ|M'
•'*****» *W ,^. «Il Ж	Jèf	n~ %+&
l'yHomwb статьи Мечникова
Нт пчмшшнич о ( '04ûHO66i>t первая страница
(аотовраф)

/*/С—^ .г^я*.™ **» WKM ^»îbS^'--*^|^'*^	&*■
с^	6>£у++* }-~*р№,7
/	v	э	*Д~
y&^o|*v лс stâZfStU*.	&U #аш	Зм£-	<»<**«**£*'■*•*	г
: '^4%/' "‘ -	'	~л V-
е*у&*«Лч ъф*.*£г$ #%ß+U	Ok $ш*у л ét ér S «^«r-мх. £rjU
) ' ' >1§JM**%: ': * ' Г	y
j ^	n^AéLjb^z«,,,	ÿ+*4ru*~.-
j ^ j /*>-'*'■ -*-*>=>“■
' iiiMMiiiift ”	'	x.	-1	^	„	.é^é~~*№'
Ai*4uf£W. “"гл м*~&
<M# ^
As\ £^~,	*-	«-*•>
Лл^-и *i *4p>J f ♦*-*••* ^	•
/// ‘X,^ ,^vi- -—*^V-^
—-I	-* A-* y~frjs/f —«» ” /;~**^ П^4ф
I lw**4V.rf% P^jÿ	£/С*%£ят+**'*	*	_.,
^t*4*&jju*C..p,	«М.»»'	»»/‘йиу*/
„ » W	-*-/Г”'г“/	« «**■> W“'
j « «**«*« iu«^ y.~f*.~<y y,' t-t* —*‘--^'•V’"/
Страница ив описей самонаблюдений
(абтовраф)
И. И. Мечникова

ИСПРАВЛЕНИЯ
Страницы
Строка
Напечатано
Должно быть
Иллюстрация *
(стр. 160-161)
и 277
*
2 сн. \
7 сн. /
августа
апреля
163
2 св.
(1903)
(19С8)
165
1 »
сотрудниками
сотрудником
180
2 »
(1868)
(1866)
И. И. Мечников. Страницы воспоминаний