РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН
РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ И СТАТЬИ
О СПОРТИВНОЙ РЫБНОЙ ЛОВЛЕ
Книга третья
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 1953

Просьба к читателям свои
замечания по сборнику направлять по
адресу: г. Москва, Орликов пер.9 д. 39
Г ос. издательство «Физкультура и
спорт»
Составитель
Д. А. САМАРИН
Художники
В. И. КОНСТАНТИНОВ, П. И. КУЗМИЧЕВ,
Д. Я. МОЩЕВИТИН

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Государственное издательство «Физкультура и спорт» третий
раз выпускает сборник «Рыболов-спортсмен».
Первая книга вышла в 1950 году. В ней приняли
участие двадцать шесть писателей, рыболовов-практиков, имеющих
богатый опыт и ценные наблюдения по рыболовному спорту. В
книге — два основных раздела: рассказы и очерки о рыболовном
спорте в нашей стране; статьи и заметки о технике рыбной ловли
в различных районах СССР.
Вторая книга вышла в 1951 году. В ней приняли участие
двадцать девять авторов. В эту книгу, кроме рассказов и очерков,
статей и заметок, были включены такие новые разделы, как
«Новинки рыболовного спорта», «Календарь рыболова-спортсмена»
и «Критика и библиография». Последний раздел был посвящен
оценке вышедшей в послевоенные грды литературе по рыболовному
спорту.
Третья книга выходит в 1953 году. Построена она в основном
по типу второй книги.
С каждым годом увеличиваются ряды рыболовов-спортсменов.
Все больше и больше людей проводят свой досуг с удочкой в руках
на живописных берегах морей, рек, озер и прудов нашей
необъятной Родины. Увеличивается и число рыболовов-зимников,
занимающихся рыбной ловлей, когда водоемы скованы льдом.
Задача сборника «Рыболов-спортсмен» и состоит в том, чтобы
на своих страницах рассказывать широким массам рыболовов о
ценных наблюдениях отдельных спортсменов, давать сведения о
новых водохранилищах, созданных в стране, о рыбных богатствах
наших водных просторов, о новинках рыболовного спорта.

РЕГУЛИРОВАТЬ РЫБОЛОВСТВО, ОХРАНЯТЬ РЫБНЫЕ
ЗАПАСЫ НАШЕЙ СТРАНЫ
Постановлением правительства СССР «О регулировании
рыболовства и охране рыбных запасов» * лов рыбы для личного
потребления разрешается всем трудящимся во всех водоемах, за
исключением запретных мест, питомников и прудовых рыбных хозяйств,
с соблюдением правил, установленных органами регулирования
рыболовства.
Правила регулирования рыболовства издаются отдельно для
каждого района рыболовства. В этих правилах предусматриваются
запретные сроки и места для промысла — постоянные и временные,
размер ячей в орудиях лова и ограничение применения тех или иных
орудий или способов лова, минимальный размер рыб, ловля
которых допускается, и, наконец, предельные нормы вылова по
отдельным породам рыб. Теми же правилами запрещается:
1. Применять для лова рыбы взрывчатые, отравляющие или
одуряющие вещества. 2. Занимать ставными или плавными
орудиями лова более двух третей ширины реки или протока
3. Устраивать завалы и заграждения протоков, соединяющих
лиманы, ильмени, озера и полой с основными водоемами и между
собой, и спускать из них воду. 4. При сплаве леса — засорять
нерестовые реки и проходные пути к ним.
Повсеместно запрещается всякого рода сплошное
перегораживание рек, ручьев, протоков и канав, а также устройство на них
завалов, установка язов, заколов и т. п. При установке
промысловых ставных орудий лова одна треть ширины реки или протока по
фарватеру должна оставаться свободной.
Также запрещены лов рыбы шашковой и самоловной
крючковой снастью, мягким тралом и накидкой; бой всякой рыбы
огнестрельным оружием и острогой; применение для лова рыбы
взрывчатых и отравляющих веществ.
Этими же правилами запрещен промысловый и любительский
лов некоторых видов рыб в водоемах Московской области: стерляди
* С. 3. СССР. 1935 г., № 50, стр 420.
— 5 -

(в р. Оке с ее притоками); сазана (в водохранилищах канала имени
Москвы, в Акуловском и Истринском водохранилищах); рипуса,
чудского сига и рипушки (в тех же водохранилищах); леща (в
Истринском и Яхромском водохранилищах); большеротого окуня (в Косино,
на оз Белом, в Царицынском парковом пруду, Ленинского района,
в Медвежьих озерах, Щелковского района, в Яхромском
водохранилище, Дмитровского района) и орфы (в оз. Белом и в Царицынском
парковом пруду). В тех случаях, когда стерлядь, сазан, рипус, лещ,
черный окунь и орфа попадаются в орудия лова, их нужно
немедленно выпустить живыми и неповрежденными в воду.
Также не дозволяется добывать ракушку-перловицу с 1 мая по
15-е июня ежегодно и ловить раков во время их линьки.
Предусматриваются ограничения при ловле рыбы сетями, в
частности на Оке и ее притоках ячейки в мотне неводов должны быть
не менее 26, в приводах — 30 и в крыльях — 36 мм. В
других водоемах Московской области эти ячейки соответственно
могут быть уменьшены до 22—30 мм. В плавных и ставных
сетях для крупного частика ячейки не могут быть меньше 45 мм,
для мелкого частика — 22 мм. Длина приводов в неводах не
должна превышать более одной трети общей длины невода.
Совершенно определенные требования ставятся и перед
промысловыми рыболовными бригадами. Они не имеют права ловить
рыбу, раков и ракушек ниже установленного минимального
размера. Такими размерами являются следующие: для судака — 26,
жереха — 22, леща — 20, язя и голавля — 16, подуста и линя —
14, карася — 12, рака — 9 и ракушки — 7,5 см.
Рыбы, ракушки и раки, менее установленных размеров, должны
немедленно выпускаться в живом виде обратно в водоем.
Очень большую и действенную помощь в охране рыбных богатств
могут оказать и рыболовы-спортсмены.
Борьба за охрану и приумножение рыбных богатств — наша
насущная задача. И чем активнее мы будем осуществлять ее, тем
быстрее нанесем удар по пережиткам прошлого, проявляющимся
в нехозяйском, браконьерском отношении к народному богатству.
Строгое соблюдение законов об охране рыбных запасов страны
неотделимо от борьбы за воспитание культурного рыболова-
спортсмена, горячо любящего природу своей Родины.

X. Херсонский
СЛЕПОЙ РЫБАК
етер стих еще с ночи, но успел
закрыть небо плотными облаками. Утро
забрезжило поздно. Незаметно оно перешло
в сумеречный короткий день.
Пустынные, открытые места Вокруг ни
голоса, ни звука. Над бело-голубой
замерзшей рекой тишина...
Под нависшим холодным небом стынут
выкошенные пегие болота. Лишь кое-где
на них голубеет ранний снег У
горизонта видна жидкая щетинка мелколесья, она
тонет в болотной топи.
И нельзя понять: стоят они или
текут, серенькие облака. То ли они
растворились в зябнущем небе, то ли небо вместе с невидимым солнцем
без остатка смешалось с ними? Ненадежный рассеянный свет
лениво струится на оголенную равнину.
Поздняя осень устало переходит в зиму. Ноябрьский морозец
пронизал все живое и клонит к покою, к безмятежной дреме.
Не слышно даже птиц. Эта тишина и простор, и покрытая
прозрачным льдом река — все, к чему так рвешься из города, навевают
грусть...
Их осталось двое в Доме рыбака. Остальные любители
подледного блеснения, прожив здесь по три, четыре дня, двинулись
домой почти без улова еще вчера.
Эти двое не знали друг друга, но неудачи сблизили их.
В худощавом старике внимательный наблюдатель узнал бы
отставного военного.
«Что же?.. Остается привезти в город вместо рыбы недоеденные
горбушки высохшего хлеба с остатками колбасы?» Почему-то
возвращение домой без улова неизменно ощущллось как малодушие
и позор... «Что же делать?» — не находил выхода рыболов.
— Останусь еще на денек, — виновато сказал он вслух.
- 9 -

Поднял волочившуюся за ним на веревке пешню и острием ее
надрезал ледок, образовавшийся в оставленной кем-то лунке.
Пробивать новую не хотелось.
— С утра уже семь мест переменил. Только знай руби лунки.
А не легко они даются в наши годы...
Выбросив шумовкой осколки льда, он опустил блесну в воду.
Она плавно заскользила и на большой глубине легла на дно.
Привычным движением он смотал с полметра лески назад
на мотовильца, уселся на бадейку и, неторопливо подергивая
короткое удилище, спросил соседа:
— А вы что ж, все на одной лунке?
— Угу. Зачем их менять? — несловоохотливо ответил другой,
тоже пожилой человек в подтянутом широким ремнем полушубке
и меховой шапке-ушанке, как выяснилось — писатель.
Их разделяло шагов семь. По традиции считается бестактным
подсаживаться к незнакомому рыбаку ближе. Помолчали.
— Его, крокодила, искать надо, — неопределенно напомнил
военный в отставке (полковник, как выяснилось позже).
— Вчера многие искали. Все равно, даже не стукнул нигде.
Что же без толку за ним бегать?
— Сыт, во г и стоит. Первый год такая неудача по перволедку.
Полковник вздрогнул, круто поднял удочку, ловко сбросил
одну за другой рукавицы и быстро перехватил натянувшуюся лесу
руками. Внизу что-то тяжелое туго подавалось и очень тянуло
назад.
— Сел? — с волнением и завистью повернулся к нему сосед.
— Кой черт!.. Задев.
Отложив удочку, полковник достал из бадейки моток бечевы
с тяжелым кольцом отцепа. Но когда снова потянул леску, она
пошла свободно: очевидно, блесна отцепилась сама. Оно и лучше,
меньше хлопот. Он сунул отцеп обратно и продолжал с небольшими
паузами подергивать и опускать удочку вверх, вниз, чуть погодя—
еще немного вниз. Пауза на два полных вздоха и выдоха, потом
снова вверх. Сколько раз он проделал сегодня это движение?.
Тысячу? Две?
Нет, решительно не стоило оставаться здесь еще на один день.
На что он надеялся? Уж не повезет, так не повезет. Но очень не
хотелось возвращаться домой без рыбы. И вот еще этот дядя в
полушубке соблазнил его неизвестно чем, упрямством, что ли?..
А сосед, погруженный в свои думы, широко расставив руки
над двумя лунками, невозмутимо, как заведенный, опускал и
приподнимал то левую, то правую леску Две удочки у него работали,
как коромысло-маятник в часовом механизме. Полковнику, глядя
на него, вдруг стало смешно. Как может взрослый, серьезный,
видимо, человек проводить так нелепо дни? И, может быть, это не
упорство, а просто лень? Нежелание подняться и отравиться в путь-
дэрогу?
Но тут же полковник поймал себя на том, что и у него тоже есть
- Ю ^

еще надежда. День еще не кончился, — вот, вот повиснет ня
блесне сладко волнующая тяжесть.
Вверх, вниз, еще вниз, вдох-выдох, еще вдох-выдох, — пусть
руки не спешат. Если будешь спешить, рыба попросту не успеет
взять блесну. «Ну, возьми же, возьми!» Однако уговаривай,
не уговаривай, ничего не меняется... И, оглядываясь по сторонам,
он с грустью еще раз убедился, что день выдался на редкость серый,
унылый, природа вокруг безрадостна, сосед со своими
размеренными движениями просто неприятен, что в Доме рыбака сегодня
вечером будет страшно скучно.
Он уже хотел спросить соседа: — А не отправиться ли нам ломой?
Но его внимание привлекли старик и мальчик, спускающиеся с
берега.
Подросток лет тринадцати вел высокого сухого человека. Тот
палкой нащупывал перед собой дорогу и держал голову с
рыжевато-серебряной бородой неестественно высоко: словно он
настороженно прислушивался.
Когда они вышли на реку, поводырь, прикинув на глаз
расстояние от каких-то примет на берегу, стал рубить лунку.
— Слепой... Вы слышали о нем? — негромко спросил
полковник.
— Неужели будет рыбу ловить?
— Говорят, родился здесь, на берегу, в деревне. Тут же прожил
больше шестидесяти лет. И ослеп давно...
— Ловит по памяти?... — с трудом верил писатель. —
Помнит так, как будто видит?..
Он перевел взгляд на голую равнину. Луга, заболоченные
задержанными надолго паводками и высокими почвенными водами,
уже ничем не напоминали о том, что в этих местах было раньше.
До того, как река обратилась в залив Московского моря, к ее
берегам жались крестьянские селения. А сейчас здесь одно
раздолье уткам и зайцам, если бы не донимали их охотники и
расплодившиеся лисы... Вчера он спугнул в прибрежном тальнике
горностая. А в другой его приезд, вон в том перелеске, на холме, с шумом
поднялась из-под самых ног глухарка, кормившаяся, повидимому,
брусникой.
А ведь это было совсем недавно — избы и пашни, и огороды.
Писателю припомнилась строка поэта — «Сотрется след,
а миру хоть бы что...
След селений стерся. А вот челоиек пришел оттуда, с
исчезнувших улиц. Слепой принес в сеоих остановившихся глазах
призрачные виденья всего, что кануло и не вернется. Для него оно никогда
и не прекращалось. Он, должно быть, попрежнему видит
сверстников, деревню, а вокруг нее—огороды и поля. Ему машут на
околицах ветки старых ветел. Перед ним, скрипя, раскрываются двери
ветхих овинов.
Писатель с любопытством присматривался к слепому.
Неподвижная фигура старика, его глаза, застывшие навсегда, разросшаяся

кустом борода, вся в инее, — все говорило о жизни большой и
тяжелой в прошлом.
Парнишка пробил лунку и очистил ее от льда. Потом, чуть
отступя, он сделал во льду ямку, воткнул в нее припасенный на
берегу толстый прут, окружил его у основания кучкой осколков
льда и снега, примял поплотнее и полил водой. Подозвал старика.
Слепой, нащупав прут, взялся за него, а поводырь воткнул второй
такой же прут шагах в трех. Потребовалось не много времени,
чтобы мороз прихватил прутья. Тогда паренек привязал к ним
бечеву. Она пришлась слепому немного выше валенок: легкий
предупреждающий барьер, чтобы слепой не потерял ориентировку и
не оступился в воду
Приняв от парнишки можжевеловое зимнее удилище с большой
светлой блесной, слепой размотал леску, отмерил, закрепил спуск
и начал блеснить. А малый тем временем, сидя на льду, уже ловко
прилаживал к своим валенкам вынутые из мешка коньки. Он туго
прижал их веревкой и еще натянул ее, накрутив на палочки,
затем встал.
Старик тихо спросил его о чем-то. Полковник с писателем
поняли, что вопрос был задан о них, — паренек тотчас же поглядел
в нашу сторону, и, не скрывая задорной улыбки, бросил в
ответ что-то смешное.
Разминаясь, он сделал по льду крутой полукруг и лихо
привстал с разлету на острые носки коньков. Приладил съехавшую на
лоб шапчонку, подхватил на плечо пешню и покагил широким
шагом, как заправский конькобежец, вверх по реке. Куда? Должно
быть, поискать на отмелях окуньков. Из мешка за его спиной
торчала небольшая удочка. Что ему тут сидеть со стариками?
Не успел полковник поделиться с писателем завистью к шустрой
гонке, как услышали обращенный к ним спокойный глуховатый
голос слепого старика:
— Хватает?
Не напрягая голоса, он завел беседу,как будто хорошо их видел.
Нет, молчит, — ответил полковник.
— Вот позавчера с утра немного брал, поймали тут двое-трое,
а потом почему-то пропал, — добавил писатель.
— Еще не скатился. Гуляет далеко, — глядя попрежнему
куда-то поверх лугов, на край неба, невозмутимо сказал слепой.
— На Ламе? — заинтересовался писатель.
Судачок-то? Нет, он по Шоше поднялся. А вот лещ, тот,
поди, по Ламе ушел.
Старик произносил «лиощ», отчего эта рыба казалась особенно
большой и жирной.
— Почему же судак по Шоше?
— А он чистую водичку любит.
Писатель вспомнил: действительно, слева бежит в Волгу
быстрая Шоша, справа, из торфяных болот, вливается в нее тихая
Лама с мутноватой, дурной на вкус водой.
— 12 —

— И долго они там гулять собираются? — с ноткой недоверия
спросил писатель.
— Вода высокая, зачем им вниз спешить? — вопросом на
вопрос ответил старик. У него была своя манера блеснить: он
поднимал удочку в два или три приема как можно выше, потом опускал
ее медленно, со многими остановками, подманивал блесной рыбу
на разной глубине
— Чего судачку здесь искать? Малька? Так его в верховьях
да по заливам сейчас больше, — закончил он свою мысль.
— Далеко ли вверх идут Лама и Шоша?
— Далеко ли? — слепой улыбнулся. — Да вот по Ламе у
московских людей был путь в варяги, — он говорил спокойно, будто
давно прошедшее было ему близко, как вчерашний день. — Про
Волоколамск помните? Богатый город, торговый. В старинные
годы через него на север в Новгород, а дальше к варягам лодки
шли со всяким русским рукоделием
Вглядываясь в его морщинистое лицо, писатель на мгновение
потерял ощущение времени. Он живо увидел большие лодки и
сидевших на веслах смелых московских людей в остроконечных
шапках. Солнце брызнуло над ними из разрыва бегущих туч. Услышал
протяжную односложную песню. А старик продолжал:
— Много душ здесь прошло, где мы стоим. А на юг, в Москву-
реку, наши умельцы волоком перетаскивали лодки по суху, там
недалеко, потому — и Волоколамск. А дальше езжай хоть в
Персию... за всякой неписаной красотой.
—- За красотой? Почему же именно за красотой?
— А что еще дедов наших туда завлекало? — опять вопросом
на вопрос ответил писателю слепой.
— Вы из Павельцева родом или из Пузырева? — спросил
полковник, слышавший названия перенесенных отсюда деревень.
— Жохово звали нашу деревню. Жох был наш брат, одним
словом, — пошутил слепой. — А что же? Ведь Жохово как раз у
слияния Ламы и Шоши стояло на пути из варяг в персы.
— Удивительные названия своим поселениям дает русский
народ, — вставил писатель. — «Три отрока», «Верни-городок»,
«Острая могила», «Бабий гон», «Село Мудроголовы». Каково?
А то уже совсем просто и ясно- есть деревня — называется Жили.
Ничего больше, — Жили и только. Да. А вот в нашу честь этот
омуток на реке надо бы назвать, ну хотя бы «Зря сидели» или «Три
старика — три бездельника...»
Помолчали.
— Мудроголовы. И мне хорошо запомнилось название
Мудроголовы, — заговорил полковник, стараясь скрыть вспыхнувшее
от воспоминаний волнение, от которого у неге вдруг порозовели
уши и обветренная кожа на лице стала еще темнее. — Было
дело, повидал и я это село. Красивое оно тогда было, перед тем
как его подожгли фрицы. А сейчас там. конечно, колхозники
отстроились еще лучше прежнего Да. Мудроголовы. — Он помолчал
- 13 -

й добавил: — Жаль вот только нельзя человека отстроить так,
чтобы он стал моложе, кудрявее.
— К вечеру щука начнет хватать, — уверенно сказал слепой.
— Будет брать? Почему вы думаете? — переспросил писатель,
и безнадежно приподнял удочки.
И в это самое мгновение, по удивительному совпадению, какое
случается в жизни с охотниками и рыболовами очень часто, что-то
рвануло у пего блесну Рвануло, повисло трепеща, вновь рвануло.
Зазевавшийся рыболов вскочил, отбросил вторую удочку и,
уговаривая себя не спешить, стал дрожащими руками выбирать лесу.
В лунке метнулась ощеренная пасть, и писателю показалось, что
он увидел злой зеленый глаз. Пасть исчезла, последовал могучий
рывок, леску пришлось немного отпустить, отдать метра два-три
рыбе и потом осторожно начать выбирать снова. Чем короче
становилась леска, тем туже она натягивалась. Писатель продолжал
тянуть и вынимать леску, она падала около него на лед петлями.
Наконец, из воды на воздух вылезла рыбья морда, и за узкой
головой из лунки стало вываливаться холодное скользкое туловище.
Писатель поднял добычу и отбросил ее в сторону. Извивающаяся
на льду щука показалась ему очень красивой.
За свою жизнь он вынул из воды немало разной рыбы, но не мог
к этому привыкнуть. Каждый раз восхищался он сызнова то
красавцем язем, то грубоватым и пылким окунем, разодетым пышно,
как и подобает забияке-мушкетеру, или осторожным и
меланхоличным лещом и даже простушкой-смиренницей плотичкой, как
будто видел их в первый раз. Не в этом ли и находил он
неизъяснимую прелесть ловли?
Предстояла борьба из-за блесны. Щука упорно не хотела ее
возвращать. В гневе стиснула зубами Пришлось пустить в ход
пружину зевника. Уступая давлению стали, пасть раскрылась
неестественно широко. Но вид у щуки все еще был угрожающий.
Кого хотела она напугать, кому со злостью грозила? Хотя и была
она не длиннее полметра и весила всего-то немногим больше
килограмма. Теперь рыболов ясно видел, что добыча его невелика.
Он мечтал когда-нибудь поймать щуку хотя бы в полпуда,
ведь и иудовики-щуки в наших водоемах не должны быть редкостью.
Но каждый раз, когда он вынимал щуку, к чувству удовлетворения
примешивалась, — так это было и сейчас. — доля разочарования
от несбывшейся надежды.
Все же он не мог не любоваться рыбой и был взволнован. Вновь
уселся на свой ящичек и ногой огодвинул извивавшуюся щуку
подальше от лунки Затем, сдерживая себя, неторопливо опустил
блесну в воду, забрал, как прежде, в обе руки по удочке и принялся
поднимать и опускать их по очереди, все в том же, на первый взгляд,
безразличном, но точно выверенном ритме.
— Ну, вот и обрыбились! — с тайной надеждой, раз дело
началось, не отстать от соседа сказал полковник.
— С первым хвостом! — поздравил слепой. — А велика ли?

— Да нет, трехлетка, — подавляя гордость, ответил
счастливый рыболов. И тут же вспомнил его уверенное предсказание:
— А как вы угадали, что сегодня не судак, а щука начнет брать?
— Погода. Щучья нынче погодка, не больно морозная. А
судачок, он предпочтительно любит, чтобы было похолоднее.
— Но такая же погода и вчера была?
В прошедшую ночь слом в погоде произошел, потому рыба
и не брала. Теперь в небе порядок установился. Рыбка приобыкла,
у нее и аппетит, значит, появился.
— А еще?
— Сегодня ночью лед дюже трещал. Слыхали?
— Да. Спад воды начался
— Здесь, на Шоше и Ламе, это быстро может произойти, стоит
воду спустить на плотине в Иванькове*. Ну, а щука чувствует, из
заливов и с отмелей бросается в русло.
Писатель позавидовал знаниям слепого. Но все же мир его
представлений, вероятно, почти неподвижен и с каждым днем становится
беднее? Прошлое вместе со своими слезами и радостями высохнет
в памяти безвозвратно. А новое входит с трудом и, конечно, не
может возместить потерь.
Скорее из желания поддержать слепца, а не потому, что он
действительно думал так, писатель сказал:
— Река для вас раскрытая книга. Вы знаете и помните все.
Слепой хотел что-то ответить, но высоко поднял согнувшуюся
круто удочку и, перебирая леску, вытянул на лед извивающуюся
щуку.
Полковник и писатель хотели помочь ему снять рыбу с блесны,
но слепой, взяв щуку за туловище, с размаху ударил ее
затылком об лед и легко освободил крючок-тройник из открытой
пасти.
— Пошло дело. И вас — с хвостом! — крикнул ему писатель.
Полковник, скрывая зависть, промолчал.
Старик убрал щуку в мешок за спиной и снова взялся за удочку
Пожевав губами, проговорил:
— Помнить, конечно, кое-что помню. Слава богу Но на свою
память не надеюсь. Как это у Алексея Максимовича сказано: «В
карете прошлого далеко не уедешь... А нынче, спасибо, обо всем
писатели стараются в книгах рассказать. И про рыбу тоже.
Писатель смущенно улыбнулся. Прищурился. Обвел глазами
реку, поля и холмы на горизонте и с удивлением увидел, что день,
идущий к вечеру, переменился. На лугах и дальних перелесках
заиграли теплые краски. Вся долина порозовела и помолодела.
Не такими уж неприветливыми, как прежде, показались ему
висящие над землей облака. Скромный, простенький русский пейзаж
глянул на него ясно и радушно, как добрый верный др\г
«Удивительно глубокое чувство родства вызывает наша русская природа»,—
с нежностью подумал он, и задал себе вопрос: а что, собственно,
произошло за последние минуты? Что изменилось? И смогут ли
- 15 —

передать простые слова все то новое поэтическое содержание,
которое приобрели для него приближающиеся сумерки, рыбная ловля
втроем на пустынной реке, неожиданная беседа и даже эта
пойманная им щука?
С благодарностью посмотрел он на слепого.
Тот стоял все так же выпрямившись. Держал голову, будто
прислушивался к чему-то далекому. Глаза глядели вдаль, выше
лугов.
— Конечно, каждый рассказывает, как сам понимает. Но когда
книга хорошая — пишет ее хоть и один, а память в ней не его
одного, память в книге таится не только того человека. Книга —
памятка народная. Сердечная умная книга - это, как бы сказать...
Вот, к примеру, когда пишут нынче о высокой воде, — хоть в чем
бывает, и ошибутся по мелочи, а от большой правды не уйдешь
никуда.
Писатель почувствовал, что за этим лежит у слепого какая-то
невысказанная, главная мысль, для которой он сейчас подбирал
слова. Он взвешивал цену слова на обостренно чуткий слух.
И, конечно, такой читатель легко может обнаружить в книге
малейшую пустоту и фальшь. От него невозможно скрыть, когда автор
начнет писать без живой крови. Такой читатель тотчас же услышит, как
вместо биения писательского сердца принимается громко,
назойливо шелестеть бумага страниц. Чтобы такому читателю
рассказать о жизни, нужны слова глубокие, как музыка, слова, заменяющие
слепцу свет: сильные, как любовь, как сама жизнь.
— Переехали мы отсюда со всем скарбом в новое село на Большой
Волге, у Московского моря — неторопливо продолжал слепой.
— Ну, бабы всплакнули, конечно, больше для порядка Ведь легко
ли сказать, тут и погосты дедовские, и земля, их слезами и трудом
вскормленная. А сейчас на Большой Волге живем, и дела пошли
не маленькие.
«Высокая вода», — вспомнил писатель.
Старик продолжал:
— Сюда к старым ямам, я к дочке наведаться приехал. Дочка
тут, в Козлове, за лесом учительница в школе. А внучонок, он со
мной на Большой Волге. Он-то мне про все и читает где какие
новости.
— Помогитс-eL. — раздался вдруг отчаянный крик, в котором
одновременно слышались и восторг, и надежда, и схватившая
человека за сердце тревога
Кричал полковник. Писатель бросил удочки и побежал к нему
Нагнувшись над лункой полковник еле удерживал леску Она
натягивалась с такой силой, что резала пальцы и грозила
оборваться Рыболов в испу?е отпускал ее. Потом снова начинал подбирать.
Они стали понемногу подтягивать невидимого противника вдвоем.
Вскоре в глубине лунки метнулось что-то неправдоподобно белое,
но леска снова -трашно напряглась и вырвалась из пальцев, как
показалось писателю, со свистом. Пришлось все начинать сызнова.
- 16 —

Наконец, после многих усилий они снова подтащили к лунке что-то
широкое, белое.
— Багор! Скорей багор! — в два голоса закричали они друг
другу.
Острие багорчика вонзилось в упругое туловище. Из лунки
стало вылезать, еле протискиваясь, обессилевшее, согнутое
пополам тело щуки. Хорошо, что лунка была широкая, иначе пришлось
бы разбивать лед по краям.
— Вот это крокодил! — восторженно закричал писатель
слепому. — Он ее под живот забагрил! Ну она и давай рваться,
как черт.
Счастливый полковник молча возился с пастью
сопротивляющейся рыбы, освобождая блесну. А писатель залюбовался слепым.
Небо попрежнему было в седых облаках, но они не смогли
остановить потоков света. И невидимое солнце брызнуло алыми,
фиолетовыми, сиреневыми отсветами, отблесками вечерней зари на
притихшую землю, на рябые болота за спиной слепца и на порозовевший
лед реки.
Слепой улыбнулся. Улыбались даже его усы. Улыбка
приподняла кусты бровей и разгладила морщины на лбу. Он улыбался,
прислушиваясь к происходящему, а может быть слушая свои мысли.
С высоко поднятой головой, чуть запрокинутой, чтобы лучше
слышать, он казался веселым человеком. Вдруг писателю
почудилось, что слепой вслушивается в неслышную-для других далекую
песню.
Помолчав, он спросил:
— Как вас зовут, товарищ?
— Меня? — не сразу отозвался старик. — Тимофей Денисыч,
— Стало быть, правильно говорят, что человек ищет, где
получше, а рыба—где глубже? А, Тимофей Денисович?
Слепой пожевал губами и недовольно возразил:
— Я думаю, неправильная эта пословица. Несправедливая
к человеку. Да и к рыбе. Из рыбы разве что один сом-живоглот,
известный лентяй, всегда только на глубину устремляется. Но вся
рыбка первым делом не о себе печется, а о потомстве своем. А об
человеке нынче-то уж что и говорить. Человек человеку, конечно,
рознь, — но если стоящий человек, он всегда о будущем думает.
— Люди всякие бывают, — вставил полковник. — Встречались
мы на войне с разными.
— Война нашим людям нынче вовсе ни к чему. А хороший
человек — он для жизни всегда не сановник, а садовник.
— А как хорошего отличишь от дурного?
— Доброго-то от пустого?
-Да?!.
— Добрый человек, коли заглянет на самое дно своей души, как
в реку, так и увидит там не себя, а других людей, вот как я думаю.
Только от таких садоводов и пошло на свете все необходимое...
Вспомнить стоит ласку к людям Алексея Максимовича, а еще
2 «Рыболов-спортсмен»
- 17 —

лучше наших вождей — самых добрых сеятелей, от которых у нас
все пошло и кого русский народ крепко в сердце носит. Они для
всех дали пример, как сохранить секрет молодой жизни на
тысячи лет.
Тут он вдруг вспомнил что-то:
— Да, вот дело какое! Я давно ищу, кого бы спросить —
скажите, что такое бульдозер?
— Бульдозер? — оторопел полковник.
— Ну да. Читаем, видишь, на днях с внучонком. В остальном
разобрались. И про шагающий экскаватор он мне объяснил. И как
на Дону рыбоподъемник устроили для рыбы, что из Азовского моря
идет на нерест в верховья. Да вот, посмотрите, — он вынул из
кармана сложенную газету. — Вот тут и про бульдозер сказано.
А что оно такое бульдозер — как работает, описания нет. И кого
ни спрошу — рассказать не умеют...
Лишь только мелькнул крупный знакомый шрифт заголовков
газеты, писатель вспомнил очерк, о котором говорил слепой. Это
были с увлечением записанные впечатления одного из его
приятелей, побывавшего на строительстве канала Волга-Дон...
— Помню, о чем вы говорите. Читал. Бульдозер — это машина.
— А к чему назначена? Что делает?
— Кажется, дороги прокладывает, — не совсем уверенно
сказал полковник.
— Дороги? — еще больше оживился слепой. — Вот и у нас
в селе такой слушок пошел. А с дорогами нашими по берегу
Московского моря не иезде еще ладно. Хотелось бы получше знать,
что может бульдозер? Одним словом, как о нем людям наглядно
рассказать? Может, как раз его-то нам и нужно? Мы бы похлопотали.
Лицо старика в доверчивом ожидании было обращено к
собеседнику.
— Я.. Я точно не знаю, — сказал писатель, досадуя на самого
себя.
Краски на льду и лугах быстро менялись. Солнце, попрежнему
скрытое за облаками, должно быть, уже садилось низко к горизонту
и теряло силы. Дальний перелесок слился с рыжеватым болотом,
они обнялись и вместе стали тонуть в быстро сгущающихся
синеватых сумерках. Еще дальше лес расплылся в тумане, который
вдруг взялся неизвестно откуда и теперь сгущался и подымался
выше, сливаясь с облаками. С каждой минутой делалось темнее и
холоднее. Прозрачный лед на реке быстро почернел. Казалось,
что он становится все тоньше и тоньше и, наконец, попросту исчезает
под напором подступившей снизу таинственно угрожающей воды.
Вот он уже стал совсем невидимым. Неизвестно, что перед тобой
в одном-двух шагах: тонкое сгекло льда или вода?
Но стремительно приближавшаяся ночь не могла отогнать
глубокой радости, идущей от лугов, от прибрежного тальника, от
стогов сена, стоящих среди тумана на болотах, которые согревали
писателя.

— Ночевать, Тимофей Денисович, в Дом рыбака придете?..
— Да ведь у вас, поди, свежих газеток с собой нету? А я уже два
дня газет не слышал. Так, лучше уж мы с внуком у бакенщика,
у Пашки, сегодня погостим.
— А то милости просим! Уха будет.
— На уху гостей зовите завтра.
— А что, разве еще лучше будет брать?
— Щука-то?
Слепой поднял лицо, повернулся к югу, прислушался,
повернулся к западу, улыбнулся, словно ему потрясающе ясно были
слышны голоса на всех путях, по которым движется жизнь, и
ответил просто:
— Сегодня только начало. Ветерок с юга поднимается. Теплый
И месяц нынче молодой ведь?
— Мололой
— Планируйте на завтра свежую ушицу. Не прогадаете.
а»

Ефим Пермитин
В ЧЕРЕПАНОВСКОМ ЗАТОНЕ *
леша Рокотов никогда, никогда не
забудет Черепановский затон! И не потому,
что воды его тихи и глубоки, а заросшие
берега необыкновенно красивы. Нет, на
Черепановском в сердце Алеши впервые
появилось то, что не исчезает у человека до
последнего часа жизни.
Студентом первого курса лесного
института он приехал на каникулы в родной
город к матери, отцу, братьям.
Было Алеше Рокотову уже полных
семнадцать лет.
И тогда Алеша был уже высок,
широкоплеч, но еще несколько нескладен: руки
и ноги казались непропорционально большими, грудь
недостаточно объемной. Чуть заметный темный пушок пробивался над
верхней губою.
Серые, широко расставленные глаза смотрели на мир до
удивления пристально, словно видели его впервые.
Но явные признаки настойчивого, упрямого характера уже
появились за этот год со всей определенностью.
Ночи напролет просиживал Алеша за учебником. Борясь с
одолевавшим сном, он обливал себя ледяной водой.
Напористая сила суровых предков беглецов-раскольников
клокотала в Алеше Рокотове. Его влекли трудности, опьяняли новые
нехоженые дороги.
Подъезжая к родным местам на пароходе, он не сходил с палубы,
жадно всматриваясь в знакомые берега реки, отыскивая
любимые уголки, где не раз сиживал с удочкой, забрасывал переметы —
на стерлядей и налимов, жерлицы — на щук.
Близкие сердцу громады синих, окутанных маревом гор на
горизонте, цветущие заливные луга плыли навстречу: дыхание Алеши
* Глава из романа «Лесная поэма».
— 20 —

учащалось, сладкий ком подступал к горлу. Как прекрасен, широк
и величав родной край!..
И сколько радостей завтра, послезавтра. И так все лето...
Надвигался тихий июньский вечер; вбды взволнованной
пароходом реки розовели. День умирал, чтобы занового народиться,
когда он, Алеша Рокотов, будет уже дома босой ходить по теплой
земле родительского двора, а потом смотреть на поплавки удочек,
сидя на этих вот берегах, ощущать жгучий, рыбацкий озноб,
вываживая сильную брусковатую рыбу. Ведь начинается самый «жор»
язя1
Алеше вдруг неудержимо захотелось пройтись кубарем по
палубе или пронзительно свистнуть, но он только глуховато хмыкнул
«в усы» и осмотрел многочисленных пассажиров счастливыми,
увлажненными глазами.
... Отец приготовил подарок — челн для охоты и рыбалки.
Это была изумительная по изяществу и быстроходности лодочка:
узкая, длинная, как индейская пирога. Отец выдолбил ее из
тополя — самого подходящего для этой цели дерева.
Снаружи и внутри он старательно окрасил ее в защитный цвет
и назвал «Чайкой».
— Она, как игла. Я на ней сквозь любой камыш, в любое
озеро! Да ежели чего, я свою «Чайку» — на плечо и куда
угодно проберусь. Не челн — мечта! — ликовал Алеша.
Но у «Чайки» был и крупный недостаток — малая устойчивость.
Управлять челном надо было сидя с вытянутыми вдоль ногами.
— Стрелять стоя — ни в коем случае. Крупную рыбину
принимай на борт осторожно, — поучал отец.
... На рассвете Алешу разбудила мать.
Прикормка и все снасти были приготовлены с вечера. Челн
торжественно унесен на Иртыш и примкнут у лодочного причала.
Алеша быстро оделся и торопливо вышел со двора. — Мама,
оставь теста для пирога с рыбой, — самонадеянно сказал молодой
рыбак на прощанье.
Городок еще спал.
Со связкой удочек, с веслами на плече и с корзиной в руках
Алеша не шел, а летел по безлюдной улице.
Тихая Протока курилась дымками тумана. Лицо обдавало
ласковым речным теплом — словно любимые ладони матери нежно
дотрагивались до щек Алеши.
Рыбак сбежал с крутого спуска. У причала, примкнутая вместе
с большими, неуклюжими баркасами и старыми лодками, качалась
«Чайка»
Трясущимися пальцами Алеша открыл замок. Звякнула
цепочка. Торопясь, уложил он длинные удилища, поставил корзину
и осторожно надел весла.
За Протокой — главное русло Иртыша. На противоположном
— 21 -

берегу его Миновновская старица и в конце ее — знаменитый
Черепановский затон.
«Конечно, туда! А может быть, вверх по Иртышу на Битпаев-
ский омут?..» Там, у белого камня, всегда хорошо брали язи на
тесто.
Алеша окинул взглядом речные просторы. В предрассветный
час они казались задумчиво-притихшими, напряженно-ждущими
чего-то.
— Нет, только на Черепановский! — громко и решительно
сказал молодой рыбак, осторожно сел в долбленку и взмахнул
веслами. «Чайка», как пришпоренная лошадь, с места взяла в
карьер.
Спящий город, лодки у причала отодвинулись. Впереди,
повитые туманом, маячили зеленые берега.
За прибрежной кромкой кустов расплеснулись широкие
пойменные луга с озерами, старицами и затонами, полными
бронзовых карасей, толстых золотистых линей, пудовых щук, иртышских
стерлядей-«аршинниц» и чудовищных головастых осетров
величиною с «Чайку».
— Туда! Туда!..
Под ударами весел «Чайка» летела так стремительно, что
разрезаемые волны весело кипели, пузырились у бортов, оставляя
заметный след за кормой.
Алеше казалось, что он, как бесстрашный мореплаватель,
поставил все паруса на своем бриге и выходит в открытое море, полное
чудесных тайн, неожиданных волнующих приключений.
Огорчения начались при самом въезде в Черепановский затон.
Как ни спешил Алеша к заветному мысу, с которым у него было
связано столько рыбацких воспоминаний, любимое место, очевидно,
уже было занято каким-то другим, более расторопным рыбаком.
На глади затона пролег след: опрокинутые кувшинки,
забрызганные каплями воды лопухи, серебристые пузырьки воздуха —
все говорило о недавно прошедшей лодке.
«Проспал, и теперь, конечно, мыс уже занят... Кто же не знает
лучшего места в Черепановском затоне?..
Чудесное розовое утро померкло. Веселое, почти песенное
журчание струй у бортов «Чайки» сменилось неожиданно
возникшем в голове глупым назойливым куплетом:
«Проворонил, прозевал —
Мыс твой — кто-то уж занял...»
Мыс действительно был занят. Издали еще на любимом своем
месте Алеша увидел покачивающуюся на воде, тоже необычную
для Усть-Утесовска, ярко покрашенную лодочку с белыми
лопастями весел.
Рыбака на лодке не было. Он, очевидно, на правой стороне,
ставил за кустами свои снасти.
Самый же мыс и вся его левая сторона были утыканы удочками.
Ехать дальше в глубь затона не было смысла.
— 22 —

Алеша повернул к заросшему лопухами и осокой берегу, решив
поймать живцов и поставить жерлицы на щук, а в русло Иртыша
забросить перемет на стерлядь. Срывался увлекательный лов
язей на туго намятое и сдобренное анисовыми каплями 1есто.
Срывалась веселая ловля крупных горбатых окуней, берущих
«взаглот» и на червя, и на малька.
Алеша поставил перемет, раскрутил удочку и. наживив
извивающегося червя, забросил леску в просвет между лопухами.
Пурпурные от зари воды затона зазолотились — над горами
поднялось солнце.
«Как глупо опоздал! Сиди теперь и гадай, — поймаешь живца
или не поймаешь».
А с мыса, из-за кустов, донеслась сдержанная возня и всплески
вываживаемой крупной рыбы. Занятое другим любимое место
казалось теперь особенно дорогим.
Алеша повернулся к мысу спиной и стал глядеть на окружавший
его мир
На старой ветле, пригретая ранним солнцем, ворковала
горлинка. Упоснно, прикрыв тонкими пленками глаза и раздув
женственно-нежную грудку, она словно вспоминала что-то, словно и
тосковала и радовалась одновременно.
Над осокой и лопухами с сухим треском начали летать стрекозы.
Одна их них, пронесясь над самой водой, вдруг села на конец
гусиного пера. Отраженная в воде, трепеща прозрачными
крыльями, она глядела на сверкающий простор огромными изумрудными
глазами.
— Коромысло! — неожиданно вслух сказал Алеша детское
прозвище стрекоз и вспомнил примету рыбачки-бабки Надежды
Петровны: «Если до вылета стрекозы на игрище не поймал рыбы —
сматывай удочки».
С изумленно выпученными глазами стрекоза посидела в
раздумье на поплавке не менее минуты и, сорвавшись, как-то боком
унеслась в заросли осоки.
А поплавок все был неподвижен. Алеша снял с удочки червя
и насадил муху Но и на муху не было поклевки: густые заросли
лопухов и прибрежной осоки — постоянное прибежище щуки, и
плотва их, видимо, избегала.
А на мысу снова послышались возня и всплески.
Алеша не выдержал и оглянулся. С удочкой в левой и с
подсачком в правой руке у самой воды стояла тоненькая девушка в
соломенной шляпке с большими круглыми полями.
Ни лица, ни глаз девушки Алеша не рассмотрел, но вся поза
ее, уверенные движения маленьких рук, ловко подхвативших
подведенного к берегу язя, — все говорило Алеше, что рыболов
она настойчивый и искусный.
Девушка опустила язя в корзину, в которой, очевидно, плескалось
немало другой рыбы, наживила удочку и снова уверенно
закинула ее в омут против самого мыса. Потом она села на
~ 23 -

траву, положила руки на колени и задумалась, глядя на
поплавки.
Маленькая, легкая, в белом платьице и соломенной шляпке,
облитая солнцем, она показалась Алеше каким-то особенным
существом.
«Смотри-ка ты, как это у нее ловко все. И лодка не хуже моей,
и удочки расставила, как настоящий рыбак, и ловит, а я вот стрекоз
считаю...»
Чувство неприязни и зависти к рыбаку растаяло.
«Завтра я все равно раньше тебя приеду», — решил Алеша и
стал собираться домой.
На перемет попались лишь две небольших стерлядки, но Алеша
обрадовался и им: «Все не с пустыми руками, а то ведь мама и
тесто оставила для пирога», — подумал он, направляя свою «Чайку»
к городу.
* к*
*
...У юности большие радостные глаза, и нужно тяжелое горе,
чтобы омрачить их.
Летние ночи коротки, но Алеша встал, когда еще до утра
было далеко: небо, густо усеянное звездами, даже и не начинало
бледнеть.
Городок спал. Вразнобой заливались полуночники-петухи. По
воде крик их разносился особенно звонко и далеко.
И от реки, и с гор, и с заиртышских просторов тянуло влажным,
парным теплом.
Алеша не спешил: «Теперь-то не опоздаю, придется сидеть и
ждать рассвета».
Сегодня он был так же счастлив и весел, как и вчера, когда
ехал к Черепановскому затону. И хотя спал он совсем немного,
кровь играла в его жилах. Казалось, слышно со стороны, как она
падает, точно с высокого утеса, в сердце и стучит так громко
о самое сердечное «дно», что звенит, как вода в пороге.
Руки, ноги пружинят, сильно и радостно загребая веслами
густую темную воду. И хотя спешить было не нужно, «Чайка»,
подпрыгивая, летела по стрежи и, как вчера, журчала, пела за
кормой струя, дребезжали на носу челна удилища и подсачек.
«Да, вот только в такие часы и должен ехать на ловлю
настоящий рыбак!..
Из-за Иртыша, со стороны затона, доносился неумолчный
скрип коростелей, ночные вскряки диких уток.
— Опоздал — воду хлебал. Что бы тебе, Алексей, и вчера вот
так же с запасцем выехать. И был бы ты с рыбой, а не с двумя
стерлядками, — от полноты чувств громко сказал Алеша, не опасаясь
быть подслушанным.
Он переплыл тихую протоку, могучую- стрежь русла Иртыша
с мерцающими огоньками бакенов на перекатах и заплыл в Минов-
- 24 -

скую старицу. Придвинувшиеся вплотную прибрежные кусты
выглядели еще бесформенной темной грядой и, вероятно, так были
залиты холодной росой сверху донизу, что от них пахло, как от
горного родника.
Алеша поплыл вдоль старицы. Теперь осталось совсем недалеко
до заветного мыса, только обогнуть косу.
Звезды все еще не меркли и небо не начинало бледнеть.
Отраженные в густых, спокойных водах старицы, глубоко затонувшие
в них, они покачивались на поднятой Алешей волне, как
золотистые таинственные фонари в сказочном подводном царстве.
Казалось, запутались они в зеленых водорослях кувшинок и лопухов
и никогда уже не взмоют ввысь.
— Чудесно, чудесно! Именно только в такие часы должен ехать
на ловлю настоящий рыбак! — снова не сдерживаясь, громко
сказал Алеша. А вот и коса. Он ощутил ее по резко изменившейся
глубине: концы весел задели песок на ее дне. Рыбак круто повернул
на глубь затона, в два удара весел обогнув густую стену кустов.
От того, что Алеша увидел на заветном мысу, у него остановилось
сердце и холодный пот выступил на лбу.
Шагах в пяти от мыса горел костер И его пламя, и взлетающие
над огнем искры оранжевым кустом отражались в черной глади
затона. Большие, радостные глаза Алеши гневно сузились.
— Кого это принесло в такую рань?
Алешу охватила злоба. Он направил лодку прямо на мыс.
— «Что за бесстыдство!... Что за монополия? И двум места
хватит... Заставлю потесниться... Подумаешь!..»—все кипело в нем.
«Чайка» даже запрыгала под ударами весел. Алеша поравнялся
с костром. На противоположной стороне его, в плотной черной
раме ночи у ивового шалаша сидела та же девушка в белом платье
и соломенной шляпке.
Девушка посмотрела на проплывающего мимо костра рыбаки
и не могла удержаться от улыбки. Золотисто-розовое от огня лицо,
чуть припухшие от сна глаза, детски-хрупкая шея — все это среди
глухой ночи, на безлюдном далеком затоне показалось Алеше
совершенно необычным. Но самым необычным показалась ему улыбка
девушки. В ней было соединение наивности и доверчивой,
дружественной приветливости, которая располагает к себе с первого
взгляда даже самого предубежденного человека.
Гнев Алеши как-то сам собою погас Решение пристать к мысу
и занять половину омута тоже прошло: он смущенно покраснел под
доверчивым взглядом девушки, круто тормозя левым и сильно
загребая правым веслом, повернул лодку и поплыл к косе, где вчера
ставил перемет на стерлядей.
Сильно уменьшившийся кудрявый оранжевый куст костра все
плясал, брызгался искрами на мысу,
Алеша не отрываясь смотрел на него, стараясь разглядеть
девушку, но, отдаленная расстоянием, она как бы растворилась
в темноте ночи.
- 25 -

* *
*
Стерляди попали вчера на два последних крючка. Дома Алеша
удлинил хребгинку перемета. Крайний — глубинный — поводок
поставил с крючком необыкновенной прочности. Наживил его
тухлым пескарем — на осетра.
И дед, и бабка Алеши — страстные рыбаки—давно заверили
внука, что ежели такой перемет угадает на «осетровую струю»,
т>хлый пескарь — самое верное дело.
Совеш старых рыбаков не вызывали никаких сомнений: дед
прожил на свете сто семь лет, бабка — сто три года. За страсть
к рыболовству их звали «Баклан» и «Бакланиха».
«Бакланы» пойманных в Иртыше осетров приводили с глухой
заимки в город прикованными к лодке на цепях: им ли не знать,
на что берет осетр.
Переметов на стерлядь с мелкими прямыми крючками Алеша
взял три, и на каждом из них были очень прочные крючки,
предназначенные для осетра.
Никогда не вяжи на один перемет два осетровых крючка, —
говорил дед Каклан. Во-первых, без пользы: и с одним осетром
намаешься, а во-вторых,— ходят осетры летом завсегда в одиночку.
Это тебе не стерлядь, та — непременно в стае. Гуртуются осетры
только зимой, на ямах.
И сейчас Алеша видел деда Баклана — маленького, ссохшегося,
но до глубокой старости сохранившего и белые зубы, и кудри,
всегда необычайно оживлявшегося при сборах внука на рыбалку.
Святое это занятие — рыбальство, езжай-ка с богом, внучек,—
обычно напутствовал он Алешу И самое главное, старайся
нащупать «его» струю. Он из веку в век одной тропой ходит.
Растревоженный старик смотрел вслед рыбаку и все говорил
и говорил об осетрах.
Губа у него толстая, прочная, как подошвенная кожа,
зацепится — не порвется, только бы снасть выдержала.
Согнутый почти вдвое, дед стоял, опершись на костыль, и смот^
рел из-под руки затянутыми мутью глазами на реку
Алеша решил нащупать «осетровую» струю.
«Первый перемет поставлю на то же место, где вчера стоял,
длинная хребтинка обязательно захватит «стерляжий песок», —
рассуждал он.
Второй и третий переметы рыбак вынес на глубь, в русло реки
против косы. Отсюда ему был хорошо виден костер на мысу Еще
бродили предрассветные причудливые тени, обращаясь то в купу
кустарников, то в отдельные деревья, которые росли как бы из
поднимавшегося над травой тумана.
Из-за гор наплывал предутренний бледный свет. Нежно, нежно
румянились облака. Погасли звезды в небе, потухли золотые
таинственные фонари в сказочном подволном царстве.
Костер на мысу погас. «Начала ловлю. Да и пора», — подумал

Алеша и, не оглядываясь на мыс, отплыл к старой ветле, где вчера
слушал воркование горлинки.
Под кустами, нависшими над затоном, заплескалась рыба,
По воде, как торпеда, пронеслась щука. Молодь серебряными
брызгами вылетела из лопухов; потревоженные лопухи кувшинки
и осока закачались: начинался ранний утренний жор рыбы.
«Полчасика подожду и выеду проверять ближний перемет — не
сбила бы червей мелочь», — решил Алеша и сладко растянулся
на корме, закинув обе руки за голову
На мысу, за кустами, послышался первый всплеск — девушка
вываживала рыбу.
«Как по нотам получается у нее. Интересно, на что ловит?..
Алеше хотелось думать о девушке. И он чутко прислушивался к
тому, что происходит на мысу.
А рыбачка уже снова подхватывала сачком рыбу.
«Смотри, опять подцепила!»
И странно: сейчас Алеша не только не испытывал чувства
зависти к ней, а радовался ее удаче. Представлял, как раскраснелось
ее лицо, горят глаза, как приятно слышать ей плеск опущенных в
корзину язей. Рыба на мысу брала жадно, без перерыва. Девушка
то и дело вываживала и подхватывала подсачком язей.
Во время возни с рыбой, в рыбацком азарте, она что-то
негромко говорила сама с собой. Но как Алеша ни напрягал слух,
он не мог разобрать ни одного слова.
После очередной, особенно продолжительной, возни с рыбой,
когда язь с громким плеском был водворен в корзину, Алеша
явственно услыхал ее смех и, не удержавшись, тоже счастливо
засмеялся, точно сам он поймал большую и сильную красивую рыбу.
Восток уже полыхал чистейшим утренним золотом.
Откуда-то издалека по воде донесся стремительно
надвигавшийся ритмический шум пароходных колес.
Вскоре из-за густой зелени острова показался большой белый
пароход. Он быстро прошумел меж цветной гирляндой бакенов
на перекате и скрылся за поворотом.
Чуть заметное волнение докатилось и до затона: «Чайку» мягко
качнуло несколько раз. Качнуло и банку перемета на косе,
прошелестело осокой и снова заштилело. А заря все разгоралась и
разгоралась: вот-вот над горами появится солнце и ликующе
покатится над миром.
На душе у Алеши было так необыкновенно ясно, так трепетно,
точно и в глубинах его сердца разгоралась тихая розовая заря.
— Теперь пора! — неожиданно громко сказал Алеша, и
повернул лодку к перемету.
Алеша снял только небольшого, колючего, как терка, карасишка
и пять маленьких стерлядок.
«Вот тебе и осетровая струя, и стерляди-аршинницы»,—кисло»
-27 -

вато улыбнулся рыбак, вспомнив свои пылкие мечтания, когда он
ехал на затон. А на мысу шла почти беспрерывная ловля.
«У нее опять, наверняка, уже полная корзина язей, а у тебя,
Алексей, и на одну добрую уху не будет».
Жалкий свой улов Алеша закрыл плащом и опасливо покосился
на мыс. «Хорошо, хоть не видит она моего позора», — подумал
рыбак, как будто девушка оттуда могла рассмотреть его добычу.
Алеша решил сменить насадку и передвинуть переметы на
большую глубину.
До самого последнего момента ловли он никогда не терял
надежды. Этому тоже его научил дед Баклан.
— Рыбака кормит упорство. Не опускай рук, меняй места, ищи:
удача бежит навстречу тому, кто ее ищет, — не один раз говорил
ему старый рыбак.
Но и новые глубины не порадовали Алешу. Высмотренные им
два перемета дали снова только одного, редкого в это время года,
налимчика и одного язЯ| Стерлядей не было. Алеша решил, что
красная рыба уже отжировала, снял снасти и с тяжелым сердцем
поехал к последнему перемету.
Банка его была выдвинута против косы Отсюда хорошо были
видны и мыс, и метавшаяся от удочки к удочке девушка.
С замиранием сердца Алеша приподнял хребтину снасти и
осторожно потянул ее на себя.
Он все еще надеялся, что «казак не без доли», что на последнем,
самом большом перемете обязательно забьется большая рыбина.
Но и эта, последняя хребтинка была «мертва»: ни одного
движения не передавалось по ней напряженной руке рыбака.
— Нет, видно, Алексей, как уж оно пойдет — с грустью
сказал он, и стал снимать с крючков непотревоженных червей и в
строгом порядке складывать поводки перемета на борт «Чайки».
И. странно, — он все еще надеялся... Алеша поймал себя на
этом, и лицо его искривилось. — Надежды юношей питают, —снова
негромко сказал он.
Пятнадцать крючков уже лежали на борту долбленки. И вдруг
свободно вынимавшаяся из большой глубины хребтинка натянулась
в руке.
Алеша с осторожным, хорошо знакомым каждому рыбаку
напряжением потянул на себя снасть, ожидая малейшего признака
движения рыбы или неподвижного «гробового» зацепа.
Снасть, казалось, задела за буфер вагона.
— Этого еще не доставало! — и в озлоблении, решив
пожертвовать крючком и поводком перемета, Алеша с силой рванул
хребтинку
Все, что произошло ним позднее, он вспоминал, точно
во сне.
«Зацеп», повиснувший на хребтинке перемета страшной своею
тяжестью, вдруг сдвинулся с места и, поддаваясь усилию руки,
медленно пошел к лодке.
- 28 -

По тому, как покорно шел груз, Алеша определил:
последний крючок перемета зацепился за корягу, и она волочится по
песку.
Но в следующее мгновение он ощутил, что снасть, приближаясь
к лодке, одновременно уходит в сторону
Алешу охватил озноб: он ясно понял — не коряга это, а крупная
рыба почти без сопротивления, почти своим ходом, из глубины реки
идет к его «Чайке».
— Матушка! Родненькая!.. Родненькая, иди!... —
побледневшими губами залепетал Алеша.
Расширенными остановившимися глазами он смотрел на
уходившую в сторону хребтину и безуспешно силился завернуть великана
к лодке.
Сидя с вытянутыми ногами в лодке остановить или завернуть
рыбину было невозможно. Алеша вскочил на колени и,
ухватившись обеими руками за перемет, повернул чудовище к лодке.
Мир умер для Алеши: он и рыбина, рыбина и он — только двое
их существовало сейчас на свете.
С каждым выброшенным в лодку крючком и поводком расстояние
от рыбака до рыбины сокращалось.
Алеша вскочил на ноги: ему казалось — так он быстрее увидит
свою добычу.
И он увидел ее: из плотной речной глубины вывернулся
двухметровый, толщиною в хорошее бревно, темноспинный, тупорылый,
точно закованный в панцырь — в колючие жучки — осетр.
Но и спокойно шедший к лодке осетр увидел рыбака своими
маленькими, круглыми, светложемчужными глазками и рванулся
в глубину под лодку
Рывок был так силен, что Алеша, потеряв равновесие, сильно
накренил неустойчивую долбленку и упал в воду
Вылетевшая из челна хребтина с перепутавшимися поводками
одним из крючков зацепила Алешу за ногу и впилась в нее выше
колена.
От боли, от испуга рыбак вскрикнул на всю реку.
Когда Алеша вынырнул из воды и схватился за опрокинувшуюся
вверх дном «Чайку», — нестерпимо острая, режущая боль
продолжала разрывать ему левую ногу, а страшная сила, отрывая
его от лодки, неумолимо влекла в речную глубь.
Как Алеша перехватил правой рукой хребтину, каким
напряжением воли, удерживаясь на воде одной рукой, мог закинуть ее
на скользкую корму «Чайки», он не помнил.
После, когда Алеша попытался объяснить себе это, он решил,
что или смертельная опасность удесятерила его силы, или
метнувшийся в глубину осетр, достигнув дна, на какое-то мгновение
ослабил хребтину перемета, а воспользовавшийся этим
мгновением Алеша и перебросил бечеву через корму. Получился
упругий, прочный рычаг
Нестерпимо острая боль в ноге, прижатой к борту долбленки,
— 29 —

уменьшилась, но стоило Алеше чуть пошевелить ею, как он снова
вскрикнул на всю реку
Рыбак понял, что он, опрокинутая вверх дном «Чайка» и
пойманный им осетр прочно связаны переметом.
Складной нож, которым можно было бы отрезать злополучный
поводок, угонул вместе с уловом рыбы и двумя собранными
переметами.
Держитесь!.. — услышал вдруг Алеша голос, показавшийся
ему в этот момент необыкновенно нежным. Почти в тот же момент
Алеша услышал и всплеск весел, и накатывавшийся на него
переплеск струй пол килем быстро идущей лодки.
— Нож! Нож! — нетерпеливо выкрикнул Алеша, как только
лодка поравнялась с ним.
— Я сейчас! Спокойно!.. Очень спокойно!. И Алеша
почувствовал толчок в борт долбленки.
— Спокойно! Спокойно!... — негромко повторила девушка и,
осторожно пробираясь рукой вдоль борта долбленки, подвинулась
к нему вместе со своей лодкой так близко, что он ощутил
порывистое ее дыхание у своей щеки.
Нож! Нож! не переставая твердил Алеша. — Зацепило
крючком... Обрежьте поводок, сказал он.
Девушка взглянула на плотно прижатую к боргу согнутую в
колене лев vk, ногу Алеши и поняла все: полуметровый крученый
поводок тянулся вдоль его бедра к хребтине перемета.
— Готово! — сказала она.
Алеша все еще нерешигельно, очень осторожно опустил в воду
ногу. Боль не раздирала голени. Он был свободен.
— О^егр! На перемете осетр! — торопливо заговорил он, все
еще не видя девушки, не выпуская из судорожно сжатой правой
руки хребтинки перемета.
— Отпустите, лайте мне перемет, я привяжу его к своей лодке,—
все гак же негромко, но повелительно сказала девушка и положила
маленькую срою руку на руку Алеши.
Как величайшую драгоценность, Алеша передал перемет
девушке. Быстрыми движениями она обмотала хребтину перемета вокруг
носа своей лодки и, подхватив Алешу сзади, решительно помогла
ему выбраться из воды. Алеша очутился на дне удобной,
устойчивой килевой лодочки.
Алеша увидел теперь свою спасительницу. Девушка была без
шляпы. В разгоревшихся от возбуждения больших карих глазах
ее вспыхивали золотистые искорки.
Во всем ее облике было одновременно и что-то мальчишеское и
очеьь женственное.
— Ну вот, а теперь мы с ним поборемся, —сказала девушка,
уже не сдерживая голоса. И в веселом, радостном тоне, каким про-
изнесла она эти сло*я, и в решительном выражении ее лица Алеша
почувствовал и рыбацкую опытность, и покоряющую, уверенную в
себе силу.
- 30 -

Только закуканив измученного осетра, поймав и подняв
опрокинутую долбленку, молодые рыбаки вспомнили остерляжьем крючке,
вонзившемся в ног> Алеше.
— Больно? Очень больно? Домой, немедленно домой! —
заволновалась Анночка (так звали девушку).
— У меня в шалаше ни иода, ни спирту, а то бы мы здесь его
извлекли. — в голосе девушки было столько участия, нежности
и вместе с тем такой настойчивости, что Алеша и не подумал
возражать, хотя ему и очень хотелось показать ей, что ноге не так уж
больно.
— А может быть, вам грести, упираться ногой больно. Может,
я возьму «Чайку» на буксир? — предложила она.
Алеша решительно запротестовал:
— Что вы, что вы, Анночка, ранение не смертельное.
И хотя нога у него в том месте, где вонзился стерляжий крючок,
распухла и наступать на нее было очень больно, он топнул ею в
дно «Чайки»
— Смотрите!. Я же говорю, пустяки, Анночка
— Ну тогда до свиданья, Алеша, — сказала девушка и крепко
пожала ему руку
♦ *
Через день Алеша приехал в Черепановский затон на рассвете
и причалил «Чайку» против ивового шалаша к колышку, очевидно,
забитому девушкой. Он нетерпеливо стал ждать Анночку Сидел на
мысу и чутко прислушивался, не раздастся ли всплеск весел.
Заря разгоралась, а девушки не было.
«Неужто не приедет?!»
Любимый мыс был свободен, но как пусто и неуютно вдруг
стало на нем. Утро разом поблекло. Трава выглядела не такой
зеленой, цветы казались менее яркими и как будто даже не так хорошо
пахли.
— Ну что ж, Алексей, видно, тебе сегодня одному доведется
рыбалить здесь, — громко сказал рыбак и стал разматывать удочки.

А. Шахов
ПРАЗДНИК РЫБОЛОВА
1ет такого рыболова, который не мечтал бы
.поймать крупную рыбу Бывает, ловится
|мелкий окунь, да так, что только успевай
^вытаскивать. На первых порах кажется,
гчто век провел бы за таким занятием, но
^проходит час, другой, ведро наполняется
и становится скучно и, если
продолжаешь сидеть на берегу, то только
потому, что надеешься вытащить
килограммового окуня. Но этого часто, очень
часто, не случается. Терпеливо досидев
до темноты, возвращаешься домой с
ведром, которое оттянуло руки. Казалось бы,
что еще надо? Но на вопрос соседа, как
ловилась рыба, вяло махнешь рукой и с досадой скажешь:
— Поймал много, да только мелочь. Никакого удовольствия!
Охотник за щуками, вта?же или явно, всегда мечтает о пудовой
рыбе. Проходят годы, мечта не осуществляется, но рыболов не
унывает — надежда с ним. Разве не позавидуешь ему? Разве не счастье
носить в себе легкокрылую птицу-мечту? Когда этих «птиц» много,
и одна нарядней другой, и всех их стараешься поймать — не
счастливая ли это жизнь?
От людей, не испытывающих влечения к рыбной ловле, рыболов
отличается уже тем, что он на одну мечту богаче других.
В бурных таежных протоках верхней Томи я много ловил
тайменей Из них ни одного не было более десяти килограммов. И все же,
когда наша экспедиция спускалась на лодке по этой реке, я каждый
день ждал, что рдруг за блесну схватит рыбина этак пуда на два.
Правда, мой спиннинг не выдержал бы, но, в конце концов, это
было и не так важно - ведь ради того, чтобы испытать, хотя бы

на миг, приятное, жгучее чувство, можно поступиться и дорогой
снастью. Острые переживания любят все рыболовы.
Узнав, что под осень рыба спускается в Томь, я снова стал
приглядываться к каждому перекату, где обычно таймени с громкими
всплесками гоняются за мелкой рыбешкой. Но на протяжении
нескольких десятков километров встретился лишь один таймень.
Но вот река сузилась, глубокий плес сменился мелью, под
лодкой показалась громадная каменная плита. Вода, падая с нее,
урчала. Лодка, пролетев над плитой, ухнула в водоворот и закачалась
на крутых волнах. То был последний порог
И вот тут, неподалеку от нас, выскочил из бурунов и со звоном
шлепнулся таймень, да какой! Таких великанов мне еще не
приходилось видеть. Вслед за этим прыжком последовал другой, третий...
Пока я взял спиннинг, пока поднялся и принял устойчивое
положение, течение отнесло лодку от водопада. Но еще не все
пропало: день клонится к вечеру, таймень будет жировать до темноты,
времени еще много, и он от меня не уйдет. Нужно только поскорее
остановиться на ночевку.
Я попросил гребцов причалить к берегу. Мои товарищи по экс»
педиции — их было четверо — запротестовали: до вечера еще
далеко, можно много проплыть, лесная поляна для стоянки мала,
а, главное, надо добраться до ближайшего колхоза, где можно
купить молока и овощей. Но разве я, рыболов, увидев такого
тайменя, мог им уступить?
Мы поспорили. Меня поддержал только один Артем, сборщик
трав — неунывающий, веснушчатый парень с веселыми глазами.
Он не был ни охотником, ни рыболовом, но вылетевший из-под
ног косач или плеснувшаяся рыба волновали его не меньше, чем меня.
Артем любил ходить со мной на охоту и рыбалку, однако не было
такого случая, чтоб он попросил у меня ружье или удочку.
Мы с ним настояли на своем и, разгрузив лодку, поплыли к
порогу. Наши спутники бросили нам вслед несколько упреков и
стали ставить палатку. Они считали себя правыми: ведь и рыба
давно не ловилась!
Пока мы добирались до водопада, нашу лодку обогнал катер с
маленькой баржей. Он не смог одолеть порог — в последние дни
вода сильно спала — и, попыхтев у каменной плиты, повернул
назад и остановился на ночевку у берега, рядом с нашей
палаткой.
Подплыв к стремнине, я бросил блесну сначала направо, в
высокие валы, затем налево, в пенистую, более спокойную воду. Этим
временем нас отнесло в сторону от потока. Артем повернул лодку
к сердитой воде. Так было много раз. Водил я блесну у дна и по
поверхности ни одной поклевки! И таймень не показывался из
воды.
— Катер напугал его, — заметил Артем. — Он спустился вниз.
Давайте отъедем пониже палатки.
Я послушался. Но и там таймень ничем себя не обнаруживал.
3 «Рыболов-спортсмен»
- 33 —

Блесна без толку бороздила реку. Руки утомились, да и сам я
после целого дня гребли устал. А тут еще неудача с рыбой.
Прекратив ловлю, я сел на скамейку. Артем перестал грести.
Лодка плыла еле-еле.
Тихо на реке перед закатом солнца. На голубой, прозрачной
воде — покой. И среди деревьев, и в голубом воздухе тоже тишина.
Хороша Томь! В верховьях она узкая, бурливая, бежит по
предгорьям Алтая среди дремучей, непролазной тайги; ниже Сталинска,
на холмистой степной равнине, она умеряет свой бег и вокруг
появляются широкие, спокойные плесы. Вскоре на правом берегу
опять показывается лес, на левом же, за поемными лугами,
продолжаются пшеничные поля. Потом тайга подходит к реке с обеих
сторон.
Август был теплым, золотистым. Солнце всходило ярко, весь
день сияло в безоблачной вышине и, красиво позолотив небо и воду,
уходило за земную черту. Ветер утихал, незаметно смеркалось,
в густой синеве неба вспыхивали звезды... Так было каждый день.
Но однажды вечером похолодало, ночью я впервые накинул поверх
одеяла полушубок, а утром, проснувшись, увидел на траве иней,
сверкавший на солнце.
Три дня стояли утренники. На колхозных огородах померзли
помидоры, в тайге исчезли комары. На четвертый день лес
неожиданно изменился: среди зеленой листвы берез появились желтые пятна,
покраснели молодые осины — в тайге будто расставили красные
факелы; на кедрах пожелтела хвоя, рябина зарумянилась,
вишневыми стали листья черемухи.
И теперь тайга была такой же красочной. Я перевел глаза на
воду—в ней те же разноцветные деревья, багряная з?ря. Втянул
носом воздух — вокруг какой-то новый, бодрый запах. Да ведь
это запах осени!
Лодка шла под нависшим кустом черемухи, с ветвей ее свисал
хмель. Я сорвал несколько его шишечек-плодов. Размял на ладони
и понюхал. Замечательный аромат!
Потом над нами оказалась высокая береза. Желтые,
сморщенные листья ее, кружась, неслышно падали на воду.
Осень! И мысли о пей невольно перевел на себя. Виски уже
давно седые — значит, подошла и моя осень! Как скоро! Правда, она
тоже бодрая и тоже вся в ярких красках, но... как бы осенние дни
ни были хороши, всегда вспоминается весна, в ней так много
радости!
А тут пришли на память давние неприятности, маленькие ссоры
с своими спутниками, неудача с тайменем, и мною овладела грусть.
— Ну, чего повесили голову? Поймаем!
От неожиданно раздавшегося в тишине громкого голоса я
дрогнул.
- 34 -

— Попробуйте половить здесь, — продолжал Артем. — Тут,
должно быть, омут Ишь, течения никакого, и кругом воронки.
Я начал ловить. Вскоре у берега поймал щуренка. Артем
оживился.
— Где водится мелкая рыба, там должна быть и крупная, —
сказал он. — Давайте-ка постоим здесь. Я брошу якорь.
И Артем спустил с лодки камень на веревке. Якорь спускался
долго — омут оказался очень глубоким.
Ловил я всюду: у берега, на середине плеса, выше лодки, ниже
ее. Рыба не брала. Солнце зашло, сумерки сгустились, вода
потемнела.
— Поедем домой. Уже поздно, — сказал я.
— Зачем торопиться? Половим еще, авось какая-нибудь
схватит. Нас ведь с рыбой ждут.
Уже без всякой надежды я кинул блесну еще раз к берегу и
почувствовал поклевку. От резкой подсечки рыба повернулась
и в темной воде на миг блеснул ее белый живот. Секунда, две
небольшого сопротивления и леса повисла. Катушка закрутилась свободно.
— Сорвалось? — спросил Артем с огорчением.
— Да, — ответил я, подматывая шнур, лежавший уже на воде.
— Но не горюйте — рыба была небольшая.
И вдруг леса натянулась. Я с трудом повернул катушку на
полоборота. Вслед за этим она, поставленная на тормоз, громко
затрещала.
— Ого! — воскликнул парень. — Рыба, оказывается, сидит на
крючке.
Катушка трещала долго. Задержать ее не было возможности:
ручки били по пальцам. Когда шнур смотался метров на двадцать,
она остановилась сама. Я начал вращать ее в обратную сторону.
Медленно, очень медленно рыба тащилась по дну, удилище гнулось
до предела. Подведя рыбу к лодке, я не мог поднять ее со дна.
Тяжелая, как большой камень, она была неподвижна. После
нескольких подергиваний удилищем вверх рыба метнулась на середину
омута. Пролетев опять такое же расстояние, она остановилась. Я снова
подвел ее к лодке и вновь подергал удилищем. Повторилась
прежняя история. Так было много раз. Желание посмотреть, что это за
великан, охватывало меня все больше.
— Это, должно быть, тот самый таймень, который играл у
порога. Больно упорный он!
Как только Артем сказал это, рыба, не останавливаясь у лодки,
помчалась мимо якоря и, миновав его, резко повернула в сторону.
Леса, касаясь веревки, сделала острый угол. Это грозило
неприятностями — еще поворот и она обовьется вокруг веревки.
Парень бросился поднимать якорь, но в это время рыба
повернула еще круче, леса сделала петлю. Мой помощник опустил руки.
Теперь леса скользила с трудом. Сильный рывок, и все пропадет.
— Эх, эх!.. — застонал Артем. — Да как же вы это допустили?
Но рыба не рвалась. Она медленно делала второй круг. И вот леса,
3*
- 35 -

обвившись вокруг веревки два раза, перестала скользить. Я с
отчаянием взглянул на Артема.
— Подтяну веревку и обрежу ее около шнура, — решил он.
Это была очень опасная операция: леса натянется, рыба
бросится и оборвет снасть. Я раздумывал, время шло.
— Ну что же? — нетерпеливо спросил парень.
— Режь!
Вытащив из кармана нож, Артем осторожно потянул веревку
к себе. Потревоженная рыба сдвинулась с места и пошла по кругу
в обратную сторону. Обойдя веревку два раза и не чувствуя
задержки, она устремилась вдоль берега.
— Какой он умник! — прошептал Артем, поспешно поднимая
якорь. — Теперь гуляй, где тебе хочется.
После этого началось все попрежиему: длинный пробег,
остановка, возвращение к лодке, отдых на дне.
Борьба с рыбой — это самые прекрасные минуты для рыболова.
В эти мгновения его чувства обостряются, сердце стучит усиленно.
Кроме режущей воду лесы, он ничего не видит, ничего не слышит.
Он полон упоения и боязни, как бы рыба не ушла.
То же самое испытывал тогда и я. Сосредоточенный, я молча
боролся. Артем волновался, что-то говорил, советовал, но не все его
слова доходили до моего сознания.
Мне хотелось и скорой победы и в то же время продления
счастливых минут. И наслаждался бы я борьбой долго, если бы не
существовала привычка. Она побеждает все: и страх и счастье.
Прошло много времени, я привык к однообразным движениям
рыбы. Уже без сердечного трепета я подматывал лесу, а потом,
когда рыба убегала от лодки, спокойно слушал треск тормоза.
— Должно быть, около часу бьемся мы с ним, а он никак не
дается, — заметил Артем, стараясь держать лодку на одном месте.
— Ничего нет удивительного, что придется здесь ночевать,—
сказал я в шутку, обретая дар речи.
— А что ж, и ночуем.
— Может быть, потянуть сильнее? — спросил я, поднимая
со дна упиравшуюся рыбу.
— Что вы! Что вы! — испугался мой помощник. — Шнур
ненадежный. Оборвется!
Но я все-таки нажал на ручку катушки с силой. Рыба подалась.
Еще небольшое усилие с моей стороны, и она покажется у лодки.
Но в это время ручка выскользнула из пальцев, тормоз вновь
затрещал. Вскоре рыба остановилась, я подтянул ее к себе. На этот
раз она не пошла на дно, а потащилась поверху. Скоро она
должна быть у борта лодки.
— Артем, приготовься!
Мой помощник, бросив весла, схватил стальной надежный багор,
которым он всегда помогал мне вытаскивать из воды тайменей.
Хотя сумерки и были густые, но мы все-таки увидели в темной
воде широкую черную спину уставшей рыбы. Расстояние между
— 36 —

нею и нами постепенно сокращалось. Наконец, она оказалась у
середины лодки. Хвост ее доходил почти до кормы.
— Да ведь это щука! — воскликнул Артем и, взмахнув багром,
с силой ударил им в бок рыбы.
Все кончено. Оставалось только втащить щуку в лодку. Я
облегченно вздохнул и представил себе, как мои проголодавшиеся
товарищи обрадуются добыче. Теперь они не будут спешить в
колхоз за продуктами и я на утренней заре смогу поехать к порогу
половить того тайменя. Словом, удар багром по щуке родил рой
мыслей.
После взмаха руки Артема я ожидал, что он тотчас потащит
рыбу в лодку, но вместо этого он поднял багор и окаменел. Щуки
у борта не было.
— Ушла, — чуть слышно произнес парень.
— Да как же ты мог промахнуться? — закричал я.
Артем молчал и глядел на то место, где была щука. Я
продолжал держать спиннинг в руках. Тормоз не трещал, удилище не
гнулось — значит, рыба сошла с крючка. Рыболовы поймут,
насколько было велико мое огорчение.
Забыв о том, что нужно смотать лесу, я с досадой бросил
спиннинг в лодку.
— Катушка-то вертится! Зачем же вы кинули удочку? — с
укором и в то же время обрадованно крикнул Артем.
Катушка в самом деле вращалась, но совершенно бесшумно:
когда мой помощник взмахнул багром, я машинально выключил
тормоз. Я схватил спиннинг и передвинул тормоз, который тотчас
затрещал. Щука мчалась на середину омута. Борьба началась снова.
Я успокоился. Артем тоже пришел в себя.
— Зря вы на меня накинулись: я ведь не промахнулся.
Ударил крепко, а почему она ушла — не знаю, — сказал он,
рассматривая свое оружие.
Вдруг парень оживился:
— Посмотрите-ка на багор!
На острие держалась чешуя величиной с пятикопеечную монету.
Она была настолько крепка, что багор не пробил ее.
На этот раз щука металась недолго. Вскоре она снова оказалась
около меня. Артем поддел ее под раскрытые жабры и с большими
усилиями втащил на борт. Лодка накренилась, зачерпнула воду.
Я помог парню, и через секунду громадная рыба растянулась на
дне лодки. Щука долго лежала без движений. Не веря, что нам
выпало такое счастье, мы смотрели на нее молча. Потом Артем
нагнулся, чтобы взять весла, и нечаянно наступил на щуку. Рыба
подскочила и перевалила хвост через борт. Парень упал на нее плашмя,
вытащил из кармана нож и вонзил его в голову рыбы. Щука затихла.
После этого мой помощник поднялся во весь рост и
взбудоражил тишину тайги диким, радостным криком. То было торжество
победителя.
Возвращаясь, он то и дело громко смеялся и восклицал:
— 37 -

— Здорово у нас получилось.
— Неплохо, — отвечал я. — Зацепилась она за якорь, ну,
думаю...
По нескольку раз мы перебирали все подробности борьбы,
В темноте у палатки светился яркий огонь. Услышав всплески
весел, сидевшие у костра завели шутливый разговор:
— Наши рыбаки едут.
— Возвращаются поздно — значит, лодка полна рыбы.
— Куда же мы будем ее девать? Теперь сколько хлопот с ней!
Ссора давно забылась. Все были в благодушном настроении.
Лодка стукнулась о берег. К нам подошел Филипп Иванович,
маленький старичок — наш повар, он же завхоз, сборщик семян и
счетовод.
— Как будем выгружать рыбу? — спросил он. — Мешками
или бежать в колхоз за телегой?
— Нет, Филипп Иванович, не надо ни мешков, ни телеги. Мы
поймали всего-навсего маленькою щуку, — ответил я с
напускной угрюмостью.
Артем бросил ему щуренка.
— И на этом спасибо. Поджарю ее только для вас. Вы трудились
больше всех.
— А эту возьми* в придаток,—сказал Артем, не выходя из лодки.
— Ну, давай. Две лучше, чем одна.
— Да я не найду ее. Иди сюда — поищем вместе.
Филипп Иванович вошел в лодку и, нащупав руками толстое
тело рыбы, с трудом поднял ее.
— Действительно, придаток, — сказал он с таким расчетом,
чтоб его слышали у костра. — Рыбка невелика.
И подойдя к костру, около которого вместе с нашими товарищами
сидели люди с катера и баржи, он выпустил из рук щуку. Она
тяжело и глухо шлепнулась на землю. Пламя огня закачалось.
После изумленных восклицаний и подробных расспросов все
заинтересовались, сколько же весит рыба. Моторист принес со
своего катера безмен и взвесил ее.
— Тридцать девять фунтов, или без фунта пуд, — заявил он.
— Хороша, ничего не скажешь!
— А сегодня я тоже чуть не поймал рыбу не меньше этой,—
заметил баржевой, пожилой человек с рыжей бородкой. — Когда мы
подошли к порогу, смотрю между катером и баржей что-то краснеет.
Пригляделся — на волнах рыба качается. Дохлая, думаю. Когда
же она стукнулась о баржу, то ожила: зашевелила плавниками,
перевернулась на живот и подалась в глубину. Громадная!
— Это таймень, —сказал моторист. — Под винт попал, его и
оглушило. Таймень всегда бросается туда, где кипит вода. Это для
— 38 -

него первое удовольствие. Чего же, ты, разиня, багром его не
ударил?
— Да багор был на корме. А то бы я, конечно, хватил им по
башке.
Мне стало понятно, почему я не смог поймать тайменя.
Взволнованный сильными переживаниями, ночью спал я не
очень крепко, но утром встал бодрым. Земля от густого инея была
на этот раз совсем белой. Факелы в тайге разгорелись еще больше.
Высоко над рекой летели на юг гуси.
Каждая радость оставляет след. Одна меркнет тотчас после
рождения, другая живет несколько дней. Есть и такие, которые
горят годами. В большинстве случаев это бывает тогда, когда этот
огонь мы поддерживаем, ухаживаем за ним. Но таких заботливых
людей мало. Большинство из них стремится к новым радостям.
Мои переживания на Томи были настолько сильны, что след от
них не исчезал несколько лет Мало того, он бмл как бы
противоядием против многих огорчений. Случалась какая-нибудь
неприятность, ночью вертишься с боку на бок, и вдруг вспомнишь, как
вокруг лодки ходила пудовая щука. Еще раз переживешь счастье
рыболова и крепко уснешь. Недаром мои друзья-рыболовы говорят:
поймать большую рыбу — праздник на всю жизнь.

С. Минаев
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
иновали жаркие летние дни. В полдень
солнце уже не пекло так сильно, а
утренники бодрили своей свежестью.
Тоненькие паутинки с нанизанными на них
капельками росы блестели, точно ожерелья.
Туманы Есе чаще и чаще заволакивали
землю и дольше обычного задерживались
в низинах.
Изумрудом отливали озимые хлеба, и их
яркая зелень еще более напоминала о
скором приближении осени.
Я обдумывал маршрут своей поездки.
Разные места тянули к себе. Вспомнил
и Лесное озеро. Мне довелось побывать на
нем в год окончания Великой Отечественной войны. Прошло
несколько лет, а я никак не мог забыть это озеро. Оно
притягивало не только красивым очертанием своих берегов, но и рыбными
богатствами. Здесь щуки-утятницы не раз сокрушали мои
столичные снасти, а окуни попадались такие темносиние и яркоперые,
что невозможно было на них наглядеться.
Тянули меня к себе и старики: дядя Николай и тетя Поля.
Жить с ними было одно удовольствие, а дядя Николай всегда был
не прочь провести со мной зорю на озере.
Правда, были и некоторые неудобства. От Сугробово, как звали
деревню, до озера — не менее пяти километров, а до станции
железной дороги — более тридцати. Расстояние от станции до деревни
меня не смущало. Но надоедало ходить на озеро, куда в иной день
приходилось совершать два рейса.
Вспомнил озеро, стариков и все эти помехи отбросил в
сторону— решил провести отпуск именно там. Сел в вагон и поехал.
Под монотонный стук колес я думал о том, что нужно будет
сколотить плот, а на берегу озера устроить хороший шалаш. Не
сновать же каждый день из деревни на озеро!
- 40 -

После пятнадцатичасового пути поезд приблизился к
маленькой станции. То же низенькое здание вокзала, тот же дребезжащий
звук колокола.
— Молодой человек! — обратился я к проходившему мимо меня
юноше. Паренек остановился. Я спросил у него, как добраться
до деревни Сугробово?
— Очень просто! — радушно ответил тот. — Если желаете,
можете и с нами. Мы тут на машине. Всего час, и на месте.
Минут через десять я уже лежал в кузове трехтонки на чем-то
мягком и покачивался, будто в лодке на волнах.
Машина катилась плавно. Шины ее тихо перешептывались с
гравием. Проехав километров пять, я даже усомнился, тем ли путем
ведет шофер. Уж больно ровно и гладко: ни ухабов, ни крутых
спусков.
Промелькнула одна деревня, другая, третья; протянулось
длинное село, залитое электрическим светом, машина въехала во
мрак леса, затем вырвалась на опушку и помчалась еще быстрее.
Теперь я хорошо припоминал, что от этой опушки до Сугробово
ровно пять километров. Я невольно посмотрел вперед. Из-за
шоферской будки мелькнули огни. Они быстро приближались и
становились все ярче и ярче.
«Туда ли едем?» — мелькнуло у меня подозрение.
Еще несколько минут, и наша машина замерла у знакомого
мне низенького крыльца. Стойки крыльца были выкрашены зеленой
краской. В окнах избы вспыхнул свет, щелкнула щеколда, и на
крыльце появился старик. Он шагнул мне навстречу и крепко
обнял.
— Никифоровна! Самовар! — крикнул Николай Петрович.
— Ставлю, ставлю! — донесся из избы знакомый мне голос
тети Поли.
Все по-старому: будто только вчера расстались.
В избе все так же опрятно. На окнах простенькие, чистые
занавески, в горшках — цветы. На стенах много новых картин.
Портреты Ленина и Сталина вставлены в добротные рамки, любовно
украшены васильками и незабудками.
— Не ждали, не ждали, — сказал Петрович. — А у нас, брат,
такие перемены, и не узнать.
Я невольно поднял глаза к потолку и прищурился от яркой
лампочки.
— Это что-о! — с задором произнес старик и погладил
окладистую, белую бороду. — Это, так сказать, для бытового
обслуживания. Посмотрел бы, что творится теперь у нас в хозяйстве.
— И не узнать! — подтпердила Никифоровна.
Мы сидели за столом, не торопясь пили чай, и вели разговор.
— Теперь, брат, наш колхоз не тот, что был раньше, пять
колхозов объединились, почесть пятьсот дворов. И называется он
«Путь к коммунизму». Мой труд тоже не пропал даром. Сад —
лучший в районе. В этом году думаем собрать первый урожай. Питом-
- 41 -

ник заложил на три тысячи корней. Да что и говорить, всего не
перескажешь. Вот завтра сам увидишь, — закончил
Петрович.
Спать я лег в амбаре. Все стены в нем были увешаны разными
травами. Это «аптека» Никифоровны. Тут и малина, и липовый
цвет. Откуда-то доносится пряный запах аира и других водных
растений.
Разные мысли не давали покоя. Сомкнул глаза только перед
самым рассветом, и тут же услышал голос Петровича:
— Заря-то, заря какая! Эх! Я уже и червяков накопал!
Я вскочил, что-то набросил на себя и зашагал рядом с
Петровичем. Оказалось, что вовсе не нужно итти куда-то за пять
километров: вода сама пришла почти к самому крыльцу!
Вот и плотина колхозной электростанции. В тот раз тут
протекал небольшой ручеек, а тепгрь простираются такие водные
просторы, что и глазом не охватишь.
— Видишь, что мы отгрохали! На целую округу
электроэнергии хватает, и молотим электричеством. Море! А желаешь на Лесное
озеро, садись в лодку и поезжай без пересадки.
Солнце только что выплыло из-за леса. Светлая дымка пара
окутывала камыши.
Мы сели в лодку и отчалили.
— Вот тут и порыбачим, — тихо сказал Петрович.
Я размотал удочку и насадил червяка. Петрович отковырнул
от ломтя кусочек мякиша, помял в пальцах, сделал шарик и
аккуратно проколол его крючком. Вторую удочку он наживил
кусочком картошки.
— Ты кого же собираешься кормить? — спросил я.
— А кто пожелает, — загадочно ответил старик.
Удочки поставлены, но на поплавки Петровича я, пожалуй,
смотрю с большим интересом, чем на свои. Чувствую, что старик
хитрит, утаивает что-то.
Поплавок его удочки вдруг скрылся под водой. Петрович схватил
удилище обеими руками и рванул вверх. Не тут-то было! Верхушка
удилища дает понять, что на конце лески большая рыба.
Петрович долго воюет с ней. Но вот она в лодке. Что за
красавица! Я не могу отвести от нее глаз. Толста, широка, мясиста!
Брюхо малинового цвета, а на боках такая чешуя, как осколки
зеркала. Хоть смотрись!
— Гляди-ка, что за рыбка у нас завелась. Раньше такой никогда
и не видали, — с чувством большого удовлетворения прошептал
Петрович и лукаво мне подмигнул. — До четырех килограммов
встречается. Как поросята! А пускали — с мизинец. На трудодни
выдаем. На крючок ловить никому не запрещается. Сумей
перехитрить!
С нескрываемой завистью посмотрел я на зеркального карпа.
А Петрович уже снова скатал мякиш, насадил на крючок и забросил
удочку.

Не мог пожаловаться и я: примерно за час мне удалось поймать
десяток хороших окуней.
Петрович подцепил еще одного красавца и сказал:
— Хватит! Вон Никифоровна уже и платочком машет. Сейчас
пожарит нам свеженьких.
С берега доносились посвистывание и гоготанье. Что это? Будто
снег выпал! Несметная туча уток и гусей расплывалась в разные
стороны.
— Птицеферма, — пояснил Петрович.
— И не мешают друг другу?
— Всем места хватает. И карпов не трогают. Теперь думаем
бобров завести: очень выгодная штука...
Когда мы сидели за столом, в избу вошел высокого роста
человек с копной черных непослушных волос на голове.
С председателем колхоза Яковом Тихоновичем мы поздоровались
так, будто давно были знакомы.
— Николай Петрович говорил мне про вас, — кивнул он в
сторону старика. — Немного в тот раз не встретились,
демобилизовался я поздней осенью. Грешным делом, и я рыбкой маленько
балуюсь. Как-нибудь посоревнуемся, — и попросил Никифоровну
налить ему стакан чаю.
— Да ты бы, Яшенька, рыбки отведал, — сказала тетя Поля.
— Отведаем и рыбки.
— Видала, видала, когда поднялся, еще до восхода солнышка.
Аль на току был?
— Был и на току...
Дня через два я уже имел некоторое представление о
хозяйстве колхоза. Сравнивал с тем, что видал пять лет тому назад, и не
верил своим глазам.
Больше всего меня интересовали рядовые колхозники.
— С таким народом гору своротить можно! — восторженно
говорил Яков Тихонович.
Быстро мелькали дни. Не успел присмотреться к новым
рыболовным местам, а недели уже и нет.
Однажды ночью растормошил меня Яков Тихонович.
Я проснулся, зажег свет и подумал: «Зачем же в такую пору?»
В глазах у Якова Тихоновича сверкали веселые лучики:
— Все закончили! Десять тонн свезли сверх плана! Вот теперь
мы и посоревнуемся с вами.
— Что ж! Пожалуй! — я снял с гвоздя спиннинг и направился
к выходу.
Нашим судьей оказался шофер Ваня, он же и механик, словом,—
парень на все руки.
Мы прыгнули в лодку, мотор слаженно запел, и наше судно
птицей понеслось вперед.
Вот и Лесное озеро. Его тоже трудно узнать: раздвинулось в
стороны, затопило низкие места, образовало красивые заводи.
Яков Тихонович рукой подал знак, и мотор замолк.
— 43 -

— Тут мы весной бредешком затянули. Одни щуки, и столько
их — еле выволокли, — шепнул мне Ваня.
Торопливо вынули снасти из чехлов. У Якова Тихоновича тоже
спиннинг! И видно, что новый, добротный.
«Посмотрим, как он будет действовать?» — с недоверием
подумал я.
Посидели, покурили, дожидаясь рассвета.
— Давненько не пробовал, пожалуй, отвык, — сказал Яков
Тихонович и сделал осторожный, пробный взмах. Блесна дугой
мелькнула в воздухе.
Второй заброс он сделал еще свободнее, а третий — уверенно.
— Яков Тихонович, признайтесь откровенно, вы где-нибудь
тренировались? — спросил я.
— А разве по этой части существуют какие-нибудь институты?
Вот не знал! Чего же стоите? Бросайте! — улыбнулся он.
Почувствовав толчок на удилище, Яков Тихонович дернул
блесну на себя и громко сказал:
— Ага!
Метрах в пятидесяти от лодки показались круги на воде. Леска
зазвенела.
Ваня выставил вперед руки, готовясь схватить рыбу. Прошло
минут пять, и аршинной длины щука запрыгала на дне лодки.
Не более как за два часа нам удалось поймать пять щук, из
которых на мою долю приходилась только одна.
От охотничьей обиды щеки мои зарделись.
— Ничего, — сказал Яков Тихонович. — Половите еще
недельки три-четыре, поприсмотритесь, и щуки от вас не будут
отворачиваться. Они чужих-то не очень любят.
Месяц прошел незаметно. Щуки, действительно, признали мейя
своим, и иногда мне удавалось поймать их гораздо больше, чем
Якову Тихоновичу.

В. Макаров
СЕРЕБРЯНЫЙ ДЕНЬ
ерез город Пензу протекает река того же
названия. Правильнее бы назвать ее речкой:
ширина ее не более пятидесяти шагов, а
глубина такая, что почти всю ее можно перейти в
брод. Но в черте города, у «Козьего болота»,
она широко разливается, глубина в этом
плесе достигает пяти метров.
Под старыми сваями и мостами лавлива-
лись сомы и карпы до пуда весом, водились
и судаки. На плесе ловились мелкие шере-
сперы, хотя течения- здесь почти не было.
Плес этот внизу перегорожен дамбой, по
которой проходит дорога в заречную часть
города. В дамбе сделана выемка для стока воды,
над ней деревянный мост, именуемый пензяками «Татарским».
Из-под моста вода льется в виде шумного потока длиною около
ста метров. Глубина тут — метр. На этой быстринке ничего,
кроме уклеек, не ловится, да и ловля здесь невозможна: по мосту
грохочут грузовики, на быстрине полощут белье, чуть подальше
купаются ребятишки. Мост над водой поднимается всего на один
метр и, чтобы его не унесло полой водой, он каждую весну
загружается камнями, которые потом сбрасываются поблизости куда
попало. Ниже Татарского моста речка становится широкой и
глубокой и впадает в Суру. Тут стоянка всякой рыбы, тут,
следовательно, и хорошая рыбная ловля.
Как-то раз в августе сговорился я с двумя товарищами идти
на верхнюю Суру, за восемь километров, ловить рыбу. Я ловил
на спиннинг, они на поплавочные и донные удочки. Накануне мы
добывали червей по новому способу: вынесли в сад аппарат для
электросварки, заземлили один электрод и включили ток.
Дождевые черви стали стремительно вылезать из земли на площади
радиусом метра два около аппарата. За полчаса, не более, мы набрали
полведерка червей.
- 45 —

На другой день около восьми часов утра мы тронулись в путь,
который лежал как раз через Татарский мост.
Все небо закрывалось светлой серебристой пеленой, однако
настолько густой, что солнце рассмотреть было нельзя. Духоты —
никакой, хотя температура достигала 25 градусов. Ветра не
ощущалось. Сказать, что было пасмурно — нельзя, было очень светло.
Накануне стояла ясная погода.
Мы шли в веселом настроении, засучив рукава по локти,
расстегнув воротники, шутили. Места на Суре были знакомы,
облюбованы, уловы верные, ночевать у костра мы любили...
Не всякой своей привычкой я могу похвалиться, но у меня
есть одна, несомненно хорошая: идя вдоль водоема, хотя бы и
безнадежного в смысле рыбной ловли, я пристально смотрю на воду.
По ее поверхности, как по открытой книге, можно прочесть многое
о том, что делается в водоеме: всплески рыб, кружки от мальков,
расположение струй, растительности, перекаты и ямы
показывают, какая рыба тут водится, где держится, чем кормится.
Летающие над водой насекомые напоминают о возможности ловить
рыбу нахлыстом. Берега тоже интересны: примятая трава,
насиженные места, следы костров, колья, вбитые в дно водоема,
растительность, песчаные или глинистые берега, следы ловли бреднем и
неводом говорят о любимых местах здешних рыболовов и о способах
ловли.
Идя через Татарский мост, я стал смотреть на струю,
вытекающую из-под моста. Место, давно знакомое и безнадежное, но...
привычка! И вдруг мне показалось, что на расстоянии метров
тридцати от моста, на струе, в самых ее вихрях, блеснул белый бок
рыбы, согнувшейся в дугу. Я остановился, словно налетел на
препятствие. Явление повторилось, вдобавок две уклейки вылетели из
воды. Сомнений нет: шереспер! Откуда он тут взялся? Но
размышлять было некогда, товарищи меня торопили. Я взмолился.
Зачем же идти на Суру, когда в таком месте и, вдруг, — рыба, надо
проверить место, половить, может быть, мы узнаем здесь
что-нибудь новое.
Завязался спор, был подвергнут сомнению самый факт
всплеска шереспера. Но шереспер снова ударил около камней на отмели.
Товарищи, наконец, сдались и решили ловить выше дамбы, в
расчете, что если у моста появилась рыба, то на плесе, у дамбы, она
будет и подавно. Компания наша разделилась, и я принялся задело.
Спустившись на камни ниже моста, я собрал спиннинг, пристегнул
к поводку девон и, не дожидаясь всплеска, бросил его подальше
в струю. До его падения на воду я взял удилище на себя и начал
быстро подматывать лесу. Это необходимо было сделать, чтобы
девон шел под самой поверхностью воды.
Резкий толчок остановил подмотку: шереспер взял. Он начал
быстро вертеться на одном месте, как это заведено у мелких шерес-
перов, и через несколько секунд благополучно сошел. Осмотрев
снасть, я нашел вместо девона только стерженек, проходивший
- 46 -

сквозь него: тройник остался во рту рыбы, девон пошел на дно,
стерженек на карабине был у меня перед глазами. Пришлось
доставать второй девон.
Второй заброс дал новую поклевку, и новый сход рыбы по той
же причине. Тут только я понял, что мои девоны никуда не годятся.
Ради быстроты изготовления я оставлял в теле девона узкий каналь-
чик только для проволоки, которую припаивал к тройнику. Шере-
спер, конечно, гнул и вертел проволочку беспощадно и легко ломал
ее о края девона. Когда я вспомнил, что в моей коробке таких дево-
нов целый десяток, а старых, кажется, нет, то мне стало холодно,
и я начал торопливо искать старые девоны.
Их нашлось всего два. У них был широкий канал, через который
проходила и медная проволочка, и карабин, а тройник свободно
висел в колечке. При поклевке девон вздергивался на поводок и
рыба имела во рту только тройник, что совершенно устраняло сходы.
Итак, на всю ловлю с ее неожиданностями у меня был самый
жалкий минимум приманок, и я решил быть до крайности осторожным.
Старые девоны не подвели... Началась такая ловля, какой я на
испытывал никогда. В черте города, при грохоте грузовиков по
мосту, при стуке вальков женщин, стирающих рядом белье, один
за другим шли шересперы, эта осторожнейшая из рыб, к которой и
на заброс приблизиться трудно. Шли подряд, без сходов, и все на
девон, и ни разу на грузило.
Чтобы придать ловле разнообразие, я повел девон поближе ко
дну, зная, что глубина тут не больше метра, а на дне — камни.
Сильный толчок остановил приманку, я перестал вращать катушку.
Рыба медленно согнула удилище и пошла вниз... Я за ней.... Вот
кончились камни и пошел песок. Рыба остановилась и начала бить-
по дну головой, это отлично чувствовалось по удилищу. Но ведь
она так могла сломать крючки! Надо было ее спугнуть. Я пошел
в воду прямо на рыбу и подошел к ней вплотную. От испуга рыба
вылетела из воды и тут же легла на бок. Шереспер весом в четыре
килограмма, это было ясно без всяких весов! Течение несло
его мимо меня, стоило только протянуть руку, чтобы взять, но я
побоялся. Снял с пояса складной багор, осторожно поддел рыбу под
жабры и вынес на песок. Однакож какой красавец! Его сизый
толстый у основания могучий хвост беспомощно раскинулся на
песке... Да, недаром природа дала этой беззубой рыбе такой хвост,
без него ей было бы плохо!
Однако такую хорошую ловлю пришлось кончить! От моста ко
мне бежал народ, женщины оставили белье и что-то кричали, на
мосту стояла густая толпа, автомашины гудели. Меня окружили,
рассматривали рыбу, снасти, ловить стало невозможно.
Забрав рыбу и мешок, я пошел к товарищам через дамбу. Они
сидели под кручей за своими удочками и ничего про меня не знали.
Обменялись впечатлениями, подивились. У них дела шли тоже
хорошо: кроме обычных здесь мелких язей и вездесущих окуней,
они поймали двух карпов килограмма по два, двух щук, налима и
- 47 -

двух судаков, что среди дня было довольно странно. Кроме того,
около их поплавков выбросился из воды карп длиною в метр,
товарищи мои теперь ожидали от него поклевки, но он не брал,
поэтому они были сосредоточены и даже расстроены.
Был еще полдень, надо было что-то придумать, чтобы
продолжать ловлю. В десяти минутах хода имелся еще один мост через
Суру, тоже деревянный, но высокий, и я решил сходить к нему.
Оставиз мешок у товарищей, я пошел туда и стал ловить прямо
с моста, так как устроиться иначе было нельзя. Поймал двух шере-
сперов, но отпустил их, рыба мне больше была не нужна; кроме
того, два сошли, да взяла одна щучка: этой я сам помог сойти с
крючка. Значит, и здесь клев был лучше, чем всегда.
Я хотел вернуться к товарищам, но Татарский мост не давал
мне покоя, я решил снова пробраться к нему. Народ уже разошелся.
Шересперы начали дружно брать, но я их всех отпускал в воду,
только по другую сторону дамбы, чтобы они не распугивали мне
рыбу. Эта ловля продолжалась еще час и к четырем часам сошла
на нет. Вскоре появилось солнце.
Мы вернулись домой, перегруженные рыбой, были веселы и
оживлены, и не жалели, что сменяли Суру на Пензу.
Вечером, на закате солнца, я решил пойти еще раз на
Татарский мост. Там, вдоль перил, стояло девять рыболовов с
удилищами, чего раньше никогда не было. Они водили по струе блесны,
видимо, наскоро приготовленные. Я прошел позади их. На меня
никто не обратил внимания. Струя была блокирована, делать тут
было нечего, и я ушел домой.
На другой день была ясная и жаркая погода. Я вышел наловлю
часом раньше и взял снасть, чтобы проверить шересперов у моста.
На камнях сидел старик в синих очках. Перед ним торчали три
донки, лесы их уходили по направлению к струе. Старик удил
вчерашних шересперов...
Десятка два забросов показали полное отсутствие рыбы.
Старик встал и подошел ко мне, держась обеими руками за поясницу.
— Нет, молодой человек, — сказал он мне, — ты не специалист.
Вчера тут был такой же высокий, как ты, так тот поубавил здесь
рыбы...
Вникая в причины этого исключительного клева и появления
рыбы в новых местах, я пришел к выводу, что дело, повидимому,
в погоде. Действительно, в августе нет других причин массового
скопления рыб разных пород в одном месте, вроде вылета поденки
или икромета, когда, например, те же шересперы собираются на
перекатах, где подуст мечет икру, чтобы лакомиться ею.
Спустя два года после этой ловли мне довелось быть в
Ленинграде, в Главной геофизической обсерватории по научным делам.
Там я мог пользоваться архивом синоптических карт и с особенным
интересом рассмотрел все три карты погоды памятного мне
«серебряного» дня. И что же оказалось? В тот день над Пензой проходил
отрог теплого фронта циклона, называемый у метеорологов «лож--
- 48 -

биной». К вечеру отрог ушел, появилось солнце и рыба перестала
брать. Конечно, ясному правилу — «лови рыбу в «ложбины» —
легко следовать. Для этого не надо смотреть в синоптические карты.
Погоду можно видеть и в окно, но причина миграций рыб в это
время остается загадочной.
Видно, слова С. Т Аксакова, что «жизнь рыб нам еще мало
известна, хотя и живет она в прозрачных чертогах», до сих пор
остаются верными. Много мы узнали о жизни обитателей воды,
но и многое остается еще узнать...
Прошли годы, много пришлось пережить «серебряных» дней,
всегда почти в эти дни хорошо ловилась рыба и ссегда в таких
местах, где обычно она не держится.
«Рыболов-спортсмен»

Ф. Кунилое
ИЗ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
аша бабушка Арина Васильевна не
ходила на полевые работы. Она вела домашнее
хозяйство семьи: топила печь, пекла хлебы,
готовила пкщу, поддерживала чистоту в доме
и присматривала за нами. В свободные часы
она чинила одежду, вязала из шерсти чулки
и варежки. В зимние вечера, усадив нас
около себя, рассказывала сказки.
Бабушка всегда была одета одинаково
просто. Поверх ситцевой рубахи она носила
сарафан серого цвета, подпоясанный узеньким
пояском с синими каемками и
разноцветными кисточками. На пояске были вытканы
слова: «Хлеб — соль ешь да правду режь».
Голову она повязывала клетчатым платком,
на ногах были неизменные лапти.
Только по воскресеньям и праздничным дням бабушка
наряжалась в белую рубаху и синий с крапинками сарафан, а на ноги
надевала башмаки или валенки, смотря по сезону. В этом наряде
она ездила с дедушкой в гости к своим дочерям, выданным замуж
в соседние деревни.
За всю свою жизнь бабушка износила, по ее словам, только три
пары башмаков: первую пару ей сшили, когда выходила замуж,
вторую подарил мой отец, а третью купила сама на вырученные
за лен деньги.
Мы очень любили бабушку. Она всегда была ласкова с нами,
входила во все наши детские радости и огорчения. Если кто-нибудь
из малышей начинал капризничать и не поддавался уговору, она
с напускной строгостью и плохо скрытой улыбкой на добром лице,
бывало, стращала ревуна:
— Вот ужо пожалуюсь дедушке, он тебя плеткой накажет!
Дедушкина плетка, связанная из трех ремешков, с давних
времен висела на стенке у окна. Однако, насколько я помню, плетка

никогда не пускалась в дело. Бабушка только грозилась
пожаловаться деду, а на самом деле никогда не жаловалась.
Когда кто-нибудь из нас заболевал, она терпеливо ухаживала за
больным и приносила ему из чулана блюдечко с медом.
— Попей малинки с медком. Вот хворь-то и пройдет, —
успокаивала она больного.
Как-то накануне праздничного дня бабушка обратилась к деду
с просьбой:
— Что-то я рыбки захотела, Андреич. Съездил бы порыбачить.
Может, на пирог поймал бы...
У дедушки была сеть, лодка, и в свободное время он лавливал
рыбу в реке Уржумке. Он, без сомнения, с большой охотой
отправился бы на рыбалку. Но на этот раз он не мог исполнить желание
бабушки:
— Надо бы добыть к празднику рыбки, Аринушка, да вода-то
в реке поднялась от дождей, толку не будет, — огорченно сказал он.
— Вот оно что. Ну, беды большой не будет, наловишь потом,—
сказала бабушка. — А на завтра испечем пирог с капустой, тоже
не плохо.
Но тут выступил я:
— Бабушка, я сбегаю на реку, половлю удочкой. Поймаю тебе
рыбы.
— На улице сыро. Промокнешь и простудишься. Посиди-ка
лучше дома.
— На удочку тоже ничего не поймаешь в мутную воду, —
заметил дедушка.
Но я не сдавался на уговоры стариков. Да и погода была
теплая, а дождь шел с перерывами. В такие дни рыба иногда не плохо
ловилась. А от дождя я всегда мог укрыться под стогом или под
деревом.
— Дождь скоро перестанет. Вот и солнышко показалось. А
рыбы я поймаю обязательно, — сказал я, торопливо натягивая на
голову отцовский картуз.
Бабушка, видимо, решила не уговаривать меня остаться дома.
Она только предложила:
— Возьми хлеба, есть захочешь.
Я живо отыскал берестяной бурак для рыбы, взял из-под навеса
на дворе удочку, колодку с червями и помчался к реке,
протекавшей по широким лугам, в полуверсте от нашей деревни.
Дождь то переставал, то моросил снова. Порой из туч
прорывались яркие лучи солнца. Они светлой полосой быстро
проносились по скошенным лугам и бесследно исчезали вдали.
Шлепая босыми ногами по мокрым лужам, я прибежал к реке.
Здесь, у коровьего брода, был устроен из жердей переход на тот
берег.
Вздувшаяся от дождей река стремительно катила мутные воды
к мельничной плотине, находившейся в трех верстах ниже по
течению.
4*
- 61 -

Озадаченный необычным видом реки, я остановился на берегу
в нерешительности. Быстрое течение и мутная вода не
благоприятствовали ловле. В такую погоду поймать рыбу можно было только
случайно. Я стоял над рекой в раздумье: вернуться домой или
развернуть удочку и начать ловлю?
Но возвращаться с пустыми руками мне не хотелось. Я решил
обудить все известные мне рыбные места и поймать хотя бы с
десяток мелких рыбок.
Перейдя на другой берег, я направился к высокому яру у
большой сосны. Здесь, на мыске, всегда ловились плотички и окуньки.
Живо размотал леску, привязал поплавок, насадил червя и закинул
в водоворот. Течение подхватило насадку и понесло на середину
реки. Я перекинул удочку ближе к берегу, где течение было
спокойнее. Насадку нанесло на затонувший куст, крючок зацепился за
сучок и оборвался.
Пришлось перейти на другое место, потом на третье. Пробовал
ловить со дна и в полводы, закидывал и на мелкие места в надежде
вызвать поклевку ерша или пескарика. По временам набегали
дождевые облака. Я прятался от дождя под кусты и деревья, а потом
снова бежал к реке и продолжал рыбачить.
Но рыба не ловилась нигде.
Уже под вечер, идя вниз по реке, добрался я до каменного
переката у Крутой горы. На этом перекате удавалось иногда
выуживать на кузнечика крупных голавлей. Я снял с лесы поплавок,
привязал к поводку железную гайку, хранившуюся у меня в
колодке с червями, и закинул насадку на середину реки. Груз немного
снесло по течению, но он скоро задержался на галечном дне.
Я воткнул комель удилища в берег, присел на кочку и стал
ждать поклевки.
Настроение у меня было подавленное. За весь день насадку не
тронула ни одна рыба. Мысль, что мне придется вернуться домой без
рыбы, угнетала меня.
День уже клонился к закату. Ветер стихал. По небу плыли
разорванные облака, предвещавшие на завтра хорошую погоду.
Я стал зябнуть, так как днем несколько раз попадал под дождь,
и рубашка на мне еще не совсем высохла. Да и голод давал себя
чувствовать. Пора было возвращаться домой.
Несколько раз я брался за удилище, намереваясь вынуть его
и кончить ловлю. Но так не хотелось уходить без рыбы. И я с какой-
то смутной надеждой продолжал сидеть на берегу и ждать поклевки.
Надвигались сумерки. Оставаться на реке до ночи не было
смысла. Я решительно взялся за удилище, чтобы выдернуть его
из берега. В этот момент вершинка удочки вдруг резко дрогнула
и затем быстро закачалась над водой. Гибкое березовое удилище
согнулось в дугу, а волосяная леса натянулась, как струна. Рука
ощутила знакомые, волнующие сердце рыболова рывки: на крючке
сидела рыба. Она сразу же и с большой силой потянула лесу на
середину реки. Я старался сдерживать ее порывы, давал ей походить
~ 52 —

на кругах. Вскоре рыба всплыла ка поверхность и показала свои
серебристо-серые бока.
— Голавль, да еще какой большой! — почти крикнул я, едва
веря своим глазам.
Голавль сопротивлялся недолго. Он не пытался больше
увильнуть в сторону и спокойно шел за лесой. Я завел его за кочку,
свалившуюся в воду, схватил за жабры и вынес на берег.
Красноперый красавец мирно лежал на траве и медленно
раскрывал свои красные жабры. Руки мои дрожали от волнения,
когда я вынимал крючок, засевший глубоко в пасти рыбы.
Моей радости и ликованию не было конца. Я готов был
расцеловать голавля, который так неожиданно выручил меня из
трудного положения. Бабушка будет довольна и похвалит меня.
Я свернул голавля кольцом, уложил его в бурак, крепко закрыл
крышкой и почти бегом направился к переходу через реку. Но здесь
меня ждало огорчение. Перехода не оказалось: поднявшейся за день
водой снесло жерди, и они уплыли вниз.
Эта новая беда повергла меня в отчаяние. Переходить реку
вброд было невозможно: вода почти сравнялась с берегами. Бежать
к плотине было далеко.
Наступала ночь, и обо мне могли начать беспокоиться дома.
Что делать?
Я вырос у реки и рано научился плавать, купаясь с товарищами
летом в Уржумке. Другого выхода я не видел: надо пускаться
вплавь. Я спрятал удочку и колодку с червями под ивовый куст,
снял рубаху, замотал ее на голове, а бурак с рыбой привязал
к поясу и перекинул через плечо. Затем смело вошел в воду и
энергично заработал руками.
Вода в реке была теплая, и плыть было легко. Бурак тянулся
за спиной и даже немного поддерживал меня, как надутый пузырь.
Я уже подплывал к берегу, как почувствовал, что бурак отвязался.
Я оглянулся назад. Бурак, покачиваясь на струе, плыл уже
вдалеке. Я, видимо, плохо прикрепил его к поясу.
Я вылез на берег и бросился вдогонку за бураком. Он плыл то
посередине реки, то приближался к берегу. Я пытался несколько
раз зацепить его суковатой палкой, найденной на берегу, но это мне
не удавалось. Лишь на повороте реки бурак задержался у
затонувшего куста. Я бросился в воду и живо достал его.
Я бежал домой во весь дух, не чувствуя усталости, холода,
хотя весь был мокрый. С каждым шагом мои силы как будто
прибывали, бежать было легко. Мне казалось, что я не бегу, а лечу, не
чувствуя ног под собой.
В гору я поднялся без передышки, стрелой промчался через
двор и сени и вихрем влетел в избу, раскрывая на ходу
бурак.
Над столом горела лампа. Бабушка сидела на лавке и
вязала чулок. Мои младшие сестры уже спали в сенях.
Бабушка! Вот рыба! — радостно воскликнул я и поднес ей
- 53 -

голавля. Бабушка взглянула на мою мокрую фигуру и всплеснула
руками.
— Где же ты пропадал так долго? Дедушка уже собрался искать
тебя. Да и мокрый ты весь, — сказала она строго, но в ее
прищуренных глазах заискрилась знакомая всем нам добрая усмешка.
Она вынула рыбу из бурака и уже совсем ласково сказала:
— Такая большая рыба! Как же ты ее вытащил? — удивлялась
она. — Ну, спасибо, внучек, постарался для бабушки. Завтра
пирог с рыбой будешь есть.
Я стал торопливо рассказывать, как поймал рыбу и что со мной
приключилось. Но бабушка не досл}шала меня. Она поднялась
с лавки, погладила меня по голове и сказала:
— Расскажешь потом. А теперь полезай на печку, перемени
белье и хорошенько согрейся. Вишь, иззяб весь. А я напою тебя
малиной с медком.
Бесконечно счастливый от бабушкиной похвалы, я живо забрался
на печку и скоро согрелся в тепле.
...Прошло очень много лет с того дня, когда я поймал того
голавля. И сама бабушка давно уже покоится на нашем
деревенском кладбище. Но тот день навсегда остался в моей памяти как
самый радостный и счастливый день моего детства.

Андрей Шманке вин
ЩУЧИЙ ПОРТРЕТ
не собираюсь подробно описывать, что
такое «не клюет», думаю, что вы это
отлично и сами знаете. На свете, к сожалению,
существует гораздо больше причин, чтобы не
клевало, чем клевало. Я лично пробовал один
раз подсчитать все эти причины (делать на
рыбалке было нечего — не клевало!), но
скоро от этой затеи отказался, так как мне
встретилось сразу же несколько примет,
совершенно противоположных друг другу.
Сегодня не клевало потому, что не было
ветерка, завтра выяснялось, что клев
отсутствует потому, что дул ветерок... Сегодня мешал
дождь, завтра — отсутствие дождя. Поэтому
я и пришел в своей любительско-рыболовной практике к одному
философскому выводу: рыба берет тогда, когда ей хочется. Уж
если не берет, ничего не сделаешь: сиди да жди!
Только ждать я предпочитаю активным способом: метаться по
берегу от одного места к другому, грести на лодке по десятку
километров в день, пробовать самые разнообразные наживки.
Еще я сделал такой вывод: не надо делать того, чего рыба не
любит. Например, лещ не любит шума—значит, не надо шуметь.
Голавль не любит, когда на него смотрят с чрезмерным
вожделением, поэтому лучше его не раздражать и не высовываться из-за
кустов с удочкой. Линь предпочитает смаковать насадку — значит,
не следует вырывать у него червя, раньше чем он проглотит его
вместе с крючком. А щуки, например, очень не любят, когда их
фотографируют. Просто терпеть не могут! Причины я не знаю, можно
лишь делать предположение: щука не любит шумной рекламы.
В доказательство я и расскажу совершенно невыдуманную
историю о щучьем портрете.
Я, Евгений Николаевич и жена его Нина Михайловна — все
страстные спиннингисты — решили поехать во время отпуска на

замечательную речку Пьяну, что за Арзамасом, в Горьковской
области. Речку эту в иных местах хороший спортсмен может легко
перепрыгнуть, но, тем не менее, она славится изобилием рыбы,
прозрачностью воды, омутами и непролазными зарослями камыша.
По широченной пойме Пьяна делает много замысловатых петель,
соединяется с массой озер и озерков, где рыба и размножается на
приволье. Ко всему этому надо добавить, что Пьяна имеет
непосредственное общение с рекой Сурой, которая, как известно, впадает
в Волгу.
После первого же заброса я решил, что нам некуда будет
девать рыбу. Доказательством этому была щука килограмма на два
с половиной. Она, как говорят, не дала блесне даже осмотреться
на новом месте. Но щука эта оставалась единственной в последующие
пять или шесть дней. В три спиннинга мутили мы воду на
протяжении десятка километров вверх и вниз по течению, и все напрасно.
И в полводы водили, на всякие блесны пробовали, снасточки
применяли — ничего!
— На дорожку еще надо попробовать, — сказал Евгений
Николаевич. — Вдоль берега, у камышика, надо поводить... Я щук
этих знаю... Стоят они сейчас у самого камыша...
Мы не стали с ним спорить, хотя точно знали, что он в гостях
у щук не бывал. Но когда не клюет, всякое предложение на первых
порах кажется разумным. Достали мы ботничок и на зорьке
следующего дня отправились ловить на дорожку.
— Грести будем по очереди, — командовал Евгений
Николаевич. — Первым буду я, и покажу вам, как это делается.
Мне очень понравилась его манера управлять вертким ботнич-
ком. Я даже предложил ему грести вместо меня, но он не оценил
этого и отказался. Самое выгодное положение было у Нины
Михайловны. Она занимала прочные позиции в центре ботничка, и ей не
надо было пересаживаться на корму с веслом в руках. Она ловила
беспрерывно, и, вероятно, тем только можно объяснить, что именно
ее блесной и прельстилась щука.
Щука стояла, действительно, у самого камыша, там, где по
мнению Евгения Николаевича, и должна была стоять. Взяла не
активно, словно в порядке одолжения. Нина Михайловна сначала
подумала, что на тройнике ее блесны повис совершенно
посторонний предмет, вроде старой коряги, и только когда щука поняла,
что во рту у нее совсем небеззащитная красноперка и пожелала снова
вернуться на свое место, Нина Михайловна подала голос с
признаками переживаний:
— Перестаньте грести! — крикнула она, — подсачек, да
поживее!
Каждый рыбак знает, — какое магическое действие
производит это слово на всех, кто хоть раз держал в руках удочку.
Подсачек! Это значит, что в глубине не пескарик сидит на крючках, не
карасик... Подсачек! Это значит, что... Ну, да вы сами знаете, что
это значит.
- 56 -

На Евгения Николаевича слово подсачек производило совсем
иное действие. В таких случаях он хватался не за требуемую снасть,
а за фотоаппарат. Можно подумать, что и на рыбалку он ездил
исключительно за тем, чтобы не ловить, а только фотографировать
рыбу.
Я не без основания предполагаю, что и жену он познакомил со
спиннингом, чтобы самому иметь свободные руки и в подходящий
момент щелкать затвором. Если бы вам довелось посмотреть все
его снимки, у вас сложилось бы впечатление, что Нина
Михайловна ничем и никогда не занималась, кроме рыбной ловли.
— Нина! Ниночка!— начал выкрикивать Евгений
Николаевич, и нам все стало понятно. Это означало, что сперва надо было
показать фотоаппарату, как гнется удилище, затем изобразить на
лице выражение, которое соответствовало бы подписи: «Есть!»
Дальше следовала целая гамма выражений, как то: «Ого!», «Не ушла
бы!..», «Ой!», «Напрасная тревога... и, наконец: «Вот она!».
Натренированная Нина Михайловна проделывала все это с
подлинно артистическим талантом, и Евгений Николаевич заранее
предвкушал приятные моменты, когда он будет в кругу друзей
и знакомых демонстрировать свои кадры.
Я давно уже перестал грести, сидел с подсачком и досадовал:
люди тратят время на пустяки! Щуку уже можно было бы
вытащить и блеснить снова. Если взяла одна, почему бы не взять
второй, например, на мою блесну? Но я молчал и, как мог, терпеливо
ждал.
Терпеливо ждала и щука. Она позволила снять себя и в профиль,
и в анфас, и в воде, и до половины в воздухе. Но фотографу все было
мало.
— Ниночка! Очень прошу, подними ей немного морду...
Хорошо, если бы она пасть ощерила... Такой кадр был бы, такой
кадр!
Я заметил на лице Нины Михайловны тень тревоги, но, видимо,
что скрывать, ей тоже хотелось иметь замечательный кадр со своим
участием, и она, по мере сил, постаралась приподнять голову
добычи как можно выше над водой.
Вот это, надо полагать, и не понравилось щуке... Даю слово,
я сам видел, как у нее гневно блеснули глаза и на морде мелькнула
ядовитая усмешка. Прыжок ее был могуч и грациозен... Звон
лопнувшей лески слился с воплем отчаянья Нины Михайловны.
Евгений Николаевич ничего не произнес, он только глотнул воздух,
точно так, как это недавно делала щука. В глазах у него было
такое выражение, точно он очень жалел, что не обладает
крыльями и не может сейчас вспорхнуть и улететь за тридевять
земель...
Вы знаете такую примету: когда срывается рыба и уходит,
самое благоразумное поступить точно так же и вам. Смотать удочки
и уйти, по крайней мере, хоть на другое место. Так мы и поступили.
До самого того бережка, где примыкался к столбу наш ботничок,
— 57 -

никто из нас не проронил ни слова, А потом я не выдержал
и сказал:
— Кажется, мы сегодня будем есть фотоуху.
Но, сознаюсь, не кстати сказал. За такую остроту меня чуть
не выбросили в воду...
Однако я не остался в обиде. Евгений Николаевич и Нина
Михайловна имеют только фотопортрет щуки, он у них и сейчас
висит на стене. А я, кроме портрета, который они мне, конечно,
подарили, написал еще и этот рассказ. Да к тому же и открытие
сделал: не любят щуки фотографироваться! Помните это, дорогие
товарищи-спиннингисты!

Л. Теглев
ДЕНЬ НА ТАЙПОЛЕН-ЙОКИ
то из ленинградских рыболовов не знает
систему рек и озер, называемую Вуоксинской,
проходящую почти через весь Карельский
перешеек и направляющуюся в Финляндию.
Живописнейшие места, где причудливо
сочетаются леса, горы, реки и озера!
Кто любит природу, тот с восхищением
смотрит вокруг и чувствует, как делается ему
милым суровый северный край, где
молчаливо стоят седые сосны, громоздятся вековые
камни и блестит полоска воды, отражая
лазоревое небо.
Поистине красива ты, страна Калевалы!
Моей потребностью стало каждый выходной день ездить на
красавицу Вуоксу, в излюбленное место, где она, стремительная
и быстрая, впадает в спокойную Ладогу.
На это место — часть реки с финским названием Тайполен-
Йоки — когда-то богатые туристы-спортсмены специально
приезжали из-за границы охотиться за лососем.
Сейчас это время отошло в далекое прошлое и на реке охотятся
любители-рыболовы, главным образом из Ленинграда.
По железной дороге нужно ехать до станции Раута, а затем
километров двадцать пять — на попутной машине. Попутных
машин много — кругом совхозы, МТС и подсобные хозяйства
заводов и предприятий.
Поезд идет почти три часа, но это время проходит незаметно.
Со мной едет такой же страстный рыболов, как и я, мой большой
друг Николай Владимирович.
Он так же любит лазоревые зори на Тайполен-Йоки и может,
если бы позволило время, сидеть на берегу безвылазно.
В вагоне шумно, но мы лишь одни едем до станции Раута; тут
и там видны городские рыбаки, проводящие свой выходной день
на берегах ближайших озер и рек.

Почти у каждого в руках чехол со спиннинговым удилищем,
каждый мечтает вернуться с лососем не менее пяти килограммов
весом. Каких только разговоров не услышишь в вагоне! Можно
подумать, что едут академики, обсуждающие тайны рыбной ловли,
еще далеко не разгаданные человеком.
Почему не клюет рыба? Виновата ли погода — ветер и солнце?
Или фаза луны не та? Или рыба ушла в глубину! Или?.. Тысячи
причин можно привести в оправдание тому, что в прошлый раз
ничего не было поймано, хотя все говорило за то, что клев должен
быть отличным.
Николай Владимирович, как всегда, серьезен и только
изредка роняет замечания, вроде того, что по ночам рыба обязана
спать, а днем питаться.
В реке Тайполен-Йоки много разнообразной рыбы, но по каким-
то причинам выудить ее не так легко. Я это хорошо знаю и потому
не надеюсь поймать лососей, а довольствуюсь малым —чудесным
отдыхом и в лучшем случае — отличнейшей ухой, сваренной на
костре.
Поезд останавливается, и мы спешим к виднеющимся около
станции машинам; все они идут в том направлении, куда нам
нужно.
Мы вылезли из кузова последними у деревни Мятсипирти и
направились к реке, до которой не дальше полутора километра.
Смеркалось, кое-где начинали просвечивать звездочки. От
реки веяло прохладой и тем особым ароматом, который всегда
приводит рыболова в восторг.
Вдалеке еле-еле слышна песня, слов нельзя разобрать, но
удивительно красиво и гармонично сочетается она с окружающей
природой и вызывает радостное настроение.
Мы пришли к реке. Наши опасения, что место будет занято
кем-нибудь другим, к счастью, не оправдались.
Развязали удочки, поставили по три донки. При насадке червей
приходилось пользоваться карманным фонариком.
Хорошо было бы поставить несколько жерлиц, но живцов не
было, и пришлось ждать утра.
Течение было очень сильное, донки пришлось забросить с
катушек, спиннинговыми удилищами, метров на сорок-сорок пять
от берега.
И хотя груз был поставлен достаточно тяжелый, его постепенно
сносило к берегу. С этим приходилось мириться, так как с более
тяжелым грузом невозможно сделать нужного заброса. Берег
был отлогий, но сразу же начиналась глубина и достигала в
середине реки почти десяти метров.
Прицепив к донкам колокольчики, мы отправились собирать
хворост для костра. Здесь его мало, пришлось отойти от берега
довольно далеко.
Вскоре ночь, темная и густая, окутала нас. Мы развели костер.
На реке слышались сильные всплески: очевидно, большая рыба
- 60 -

охотилась за мелочью. Мы старались не шуметь, разговаривали
шепотом.
Время — двенадцатый час До рассвета еще много времени,
и мы решили вздремнуть. Договорились так: каждый спит по часу,
а затем по часу дежурит у костра.
Перед тем как отдохнуть, проверили донки. У Николая
Владимировича на одной оказался небольшой налимчик. У меня —
ничего, но пучок навозных червей был съеден дочиста. Почему
же не звонили мои колокольчики?
Удочки были поставлены снова, Николай Владимирович
завернулся с головой в плащ-палатку и моментально заснул.
Пришлось начинать дежурство мне.
Как случилось, не помню, но вдруг мне стало холодно, и я...
проснулся. Небо уже серебрилось, звездочек почти не было видно.
На востоке светилась нежно-розовая полоска. «Вот тебе и
сторож»,—подумал я.
Мой друг тоже проснулся и побежал к своим донкам. Уж не
приснился ли ему звон колокольчика? Нет! Я вижу, как он
тащит что-то из воды и на его лице написаны радость и
волнение.
Попался хороший угорь. Он извивается и напоминает змею.
Значит, будет у нас очень вкусное блюдо на обед!
У меня на одной донке, оснащенной четырьмя крючками, были
крупный колючий ерш и хороший налимчик. На второй донке
пусто, хотя червей нет. Может быть, виноват я, а не колокольчики,
которые дежурили лучше меня!
Мы поздравили друг друга с почином и принялись за ловлю.
Ждать было нельзя: из-за розовой полоски зари уже показался
краешек солнца.
От реки белыми маленькими облачками поднимался легкий
туман. Река ожила, началась утренняя «игра» рыбы.
Поставив донки, я взял удочку и пошел по берегу охотиться за
живцами.
Скоро в моем котелке бойко плавали два окунька и большая
плотица. Установил две жерлицы. Только оснастил третью, как
услыхал нетерпеливый звон колокольчика на одной из донок.
Подсек, и почувствовал тяжесть и тупые удары на конце шнура.
Сердце начинало учащенно биться!
Если охотник считает счастливым тот миг, когда он целится
в глухаря или в лисицу, то рыболов испытывает его тогда, когда
рыба сидит у него на крючке.
Радостный миг завершился разочарованием. Почувствовав
сильный рывок, я не успел достаточно ослабить шнур, крючок
сломался, и рыба ушла!
В это время Николай Владимирович вытаскивал крупного
окуня и всем своим видом подчеркивал, что у него-то он не сойдет.
И, действительно, окунь скоро оказался на берегу.
Я взглянул на жерлицы. Шест, на котором была привязана
— 61 —

ближайшая рогулька, делал планомерные движения вершиной, то
опускаясь, то поднимаясь.
Я бросился к жерлице и попросил друга дать мне подсачек.
Николай Владимирович — человек почтенных лет — удивительно
быстро оказался рядом. ,
Подведя рыбу к берегу, мы увидели порядочную щуку. Она
решительно не хотела вваливаться в подсачек. Пришлось, засучив
рукава, помочь ей.
Утро кончилось, стало жарко.
Осмотрев снасти, мы уселись рядом, закурили и начали один
из длиннейших рыболовных разговоров, в котором то и дело
слышится: «А помните?», «Нет, а вы помните?..»
Клев прекратился, колокольчиков не было слышно, жерлицы
спокойно стояли над водой. Надо было отдохнуть, и мы легли
спать.
Около четырех часов я открыл глаза. Николая Владимировича
не было. Оказалось, что он ходил по берегу в поисках насадки.
Вернувшись, он принес лягушат разной величины и несколько
рыбок длиной со спичку. И лягушат, и рыбок мы насадили на
крючки и стали ждать поклевок.
Ожидать пришлось не менее часа, пока не зазвонил
колокольчик на донке у моего друга. Это был голавль, схвативший
лягушонка.
Скоро подал сигнал мой колокольчик. Окунь! Он был очень
подвижен у берега — голубоватый с яркокрасными плавниками.
Как не похож он на медлительных и темных окуней, обитающих
в озерах под Ленинградом!..
Подошел к жерлицам. На двух из них сорваны насадки, но
ставить новых живцов уже не было времени. Солнце подошло
к горизонту. Кончалась наша рыбалка. А как жаль покидать эти
живописные места!..
Снасти уже убраны в чехлы, рюкзаки за спиной. Мы
простились с рекой и тронулись в обратный путь.
До свидания, до следующей субботы, милый моему рыбацкому
сердцу край лесов, озер и рек!

М. Никольской
СЛУЧАЙ НА УРАЛЕ
аша работа в Чкалове подходила к
концу. Большая часть сотрудников уже
уехала, и с нею была отправлена машина. Нам
приходилось теперь попадать на реку
пешком, а это означало, что в один
конец нужно было пройти не меньше пяти
километров. Рыболовы поймут, что такая
прогулка не могла нас утомить.
Приблизительно в шести километрах от
города, ниже впадения Сагмары, были
прекрасные рыбные места. Берег в этом месте
обрывистый, а у самой реки — песчаная
коса, шириной до трех метров, с которой
было удобно ловить спиннингом.
На этом месте удили и местные жители. Они выкапывали в
крутом берегу реки пещеры, оборудовали их для жилья и выезжали
сюда на время отпусков, как на курорт. Около этих пещер в воде
стояли переметы, донные удочки на сомов, а иногда и сети.
В том месте, куда мы пришли, была всего лишь одна пещера,
и в ней жил старичок, который приезжал сюда с весны и ловил
рыбу до поздней осени. Мы решили с ним познакомиться.
— Здравствуй, дедушка! — приветствовал я старика. Дед
посмотрел на нас с видимым неудовольствием, что-то пробурчал про
себя, а громко сказал:
— Чего пришли? Видите, место занято! Проходите.
— А разве ты снял это место?
— Видите, стоит снасть.
— Послушай, старина! Мы твою рыбу ловить не будем, а ты
не поймаешь нашу, и снастей твоих мы беспокоить не будем. Как
тут насчет рыбки?
Дед призадумался:
— Снасть стоит — значит, и рыба есть, ну, проходите!
Но уходить нам не хотелось: в реке виднелись крупные коряги,
и рыба здесь могла быть крупная. Мы переглянулись с товарищем
- 63 -

и решили попробовать. Я снял рюкзак, вынул из него сумку с
принадлежностями и стал собирать спиннинг.
Старик явно сердился. Он искоса поглядел на мою снасть и
махнул рукой:
— Тут вот приезжали москвичи с такими же катушками,
крутили, крутили, да все зря, так и ушли ни с чем.
— Ну, а мы так не уйдем. Ты знаешь, как ловят на эту штуку?
— Как не знать! Лет сорок ловлю рыбу всякой снастью. Правда,
с катушкой не приходилось.
— Ну, хорошо. Я сейчас тебе покажу, как надо ловить. Но ты
мне помоги. Я в очках, вижу неважно, а ты, как увидишь рыбу,
сейчас же покажи ее мне. Рыбу заметим, сейчас же бросим вот
эту штуку (я показал блесну с крючком), да так, чтобы крючок
попал рыбе прямо в рот. Попадешь — твоя рыба. Промахнешься—
жди другую.
Дед оторопел. Он не находил слов, чтобы выразить свое
недоверие, и глядел на меня с удивлением.
Готовясь к забросу, я рассмотрел, как лежит коряга в воде, но
сделал вид, что высматриваю рыбу. Перед забросом я крикнул
старику: — Гляди, плывет! — и далеко забросил блесну. Она
полетела, сверйая на солнце плоскостями, и упала чуть выше конца
коряги и позади нее. Случилось, что после двух-трех оборотов
катушки ощутился довольно сильный удар, и я засек хорошую рыбу.
— Дед! Смотри! Попал!— крикнул я и стал вываживать рыбу.
— Врешь, небось! Зацепил за корягу, а думаешь — рыба, —
отозвался старик.
— Погляди, как удочку гнет! Неужто у вас коряги живые?
Дед с удивлением посмотрел на удочку, но ничего не сказал.
Попался язь, он скоро подошел к берегу. Тут я его и вынул
из воды. А деда попросил глядеть, куда я попал язю крючком?
Он посмотрел на меня, на рыбу, покрутил головой и,
наконец, сказал:
— Вестимо, в рот.
После этого он долго сидел на корточках около посаженного на
кукан язя и трогал его рукой.
Я делал бросок за броском, но рыбы не было. Тогда я снова
обратился к старику:
— Что ты язя рассматриваешь! Помог бы мне, я все
промахиваюсь.
Старик встал, заслонил ладонью глаза от солнца и стал
внимательно вглядываться в чистую воду. Перед очередным забросом
я крикнул:
— Кажись, плывет!— и сделал заброс.
На мое счастье снова произошла поклевка, и я вынул хорошего
окуня. Опять я поднял его на поводке и, обращаясь к деду,
спросил:
— Ну, а теперь куда попал? Блесна торчала изо рта окуня.
Дед растерянно смотрел, не говоря ни слова.
— 64 —

Я продолжал ловлю, и когда поймал пять рыб, в том числе й
судака, довольно большого, дед замахал руками и закричал:
— Уходите отсюда! Уходите: вы нам всю рыбу перепортите!
Я было начал его успокаивать, говоря, что попасть рыбе
крючком в рот очень трудно. А иначе я и не ловлю, и рыба не портится.
Дед плюнул, повернулся, ушел к себе в пещеру и лег там на
топчан. До нашего ухода он так и не вышел из своего угла.
Перед уходом мы попрощались с дедом и обещали придти дня
через три. Он ничего не сказал, но видно было, что мы его
заинтересовали своей ловлей.
В следующий раз мы пришли дня через четыре. Дед нас
поджидал накануне и даже сварил уху. Теперь с ним был какой-то
парнишка. Во время ловли они оба помогали мне и высматривали
рыбу. Поймали мы много. Отобрали для себя судаков и голавлей,
а остальное отдали деду.
Дед был очень доволен, приглашал нас приходить и все
сокрушался, что это он ни разу не мог увидеть рыбу, а мы ее видели и так
метко бросали ей под нос наши крючки.
Нам не удалось побывать еще раз в этих местах, но однажды
я встретил в городе знакомого рыбака, который, не успев даже
поздороваться, стал рассказывать, что на реке якобы появились два
рыболова, которые ловят рыбу новым способом. Они бросают в нее
какими-то пластинками с крючками, попадают рыбе прямо в рот
и ловят помногу. Его знакомый рыбак рассказывал, что при нем
эти рыболовы поймали пуда два крупной рыбы.
Я от души рассмеялся, и не стал его разуверять, что сам
содействовал появлению новой легенды...
«Рыболои-спортсмен»

л. Федулой
НА БУКСИРЕ У САЗАНА
а реке Северный Донец в 1939 году хорошо
брал сазан. Многие рыболовы в это лето
оторвались от своих насиженных мест на прудах
и перекочевали в Короповы хутора, на Донец.
Сюда каждого влекла не только радужная
перспектива поохотиться на одну из
красивых и могучих рыб, но и сказочная природа.
Август того года был прохладный и
безветренный, что благоприятствовало рыбалке.
Помню, я со своим приятелем приехал
сюда в пятницу вечером с тем, чтобы
порыбачить в субботу и воскресенье. В эти места,
находящиеся в пятидесяти километрах от
Харькова, приезжать на один день нет смысла.
Северный Донец здесь протекает в лесу, разрезая его в
некоторых местах на острова, полуострова, образуя ряд заливов. Сама
природа создала тут все условия для размножения многих пород
пресноводных рыб.
В этих местах много рыбы и размеры ее настолько внушительны,
что порой удивляют даже самого бывалого рыболова. К примеру
можно сказать, что пятипудовые сомы здесь не редкость, так же
как и пудовые сазаны. Припоминаю, как однажды мы
разговорились с одним из местных рыболовов, который посвятил этому
занятию более шестидесяти лет. Он нам рассказал, что в 1925 году
поймал щуку весом в два с половиной пуда и в ее чреве обнаружил
заглотанную щуку чуть ли не в пуд весом... Мы этот рассказ тогда
отнесли к числу «охотничьих» и добродушно посмеялись над дедом.
Он обиделся и, что-то бурча себе под нос, ушел от нас. А спустя
год я был свидетелем, как один из рыболовов поймал в этих же
местах щуку весом более пуда. В ее желудке он обнаружил щуку в три
килограмма.
Сижу мы подготовили на глубоких местах, с крепким дном
и выходами на отмель. С левой стороны моей сижи, у самого бе-
- 66 —

рега, лежало небольшое дерево, а с правой — были видны из воды
покрытые мхом пни. Это были излюбленные сазаньи места.
Посередине Донца зеленой шапкой возвышался обросший кугой и
камышом островок. Его тесно окружали заросли оооки, лопуха и
лилии — превосходное пристанище для рыбы в знойные дни. Вокруг
шумел густой векъвой лес, воздух был напоен его ароматом.
В окружающей нас природе было много очаровательного и
таинственного.
Снасть у меня тогда была без катушки, но зато крепкая:
миллиметровый хирургический шелк, кованый крючок и плотное
бамбуковое удилище.
С вечера мы забросили подкормку: жмых и вареный картофель,
а удочки наживили горохом и кукурузой.
За ужином и приятными разговорами быстро прошла ночь.
Мы пожелали друг другу «ни пуха, ни пера» и разошлись
по сижам.
Перед рассветом первым себя обнаружил бесшумным вскидом
лещ, а потом началось захватывающее зрелище: крупный сазан
во многих местах выбрасывался свечой из воды, переворачивался
в воздухе, блестя золотом чешуи, и с шумом падал в воду. С
особым вниманием следил я острым взглядом за застывшими в
волшебной неподвижности поплавками, которые в любой момент могли
уйти под воду.
В большом напряжении я ожидал такого момента. Но сазан,
как бы дразня рыболовов, продолжал часто вскидываться, а брать
не хотел.
Утренняя заря потухала. С восходом солнца уменьшалась
надежда на клев.
Часов в шесть утра поплавок моей средней удочки вдруг стал
вертикально и круто ушел под воду. Я подсек, но удилище выров-
нить не мог. Крупная рыба настойчиво тянула меня в воду. Быстро
сообразил: если бросить удилище в воду, то сазан утащит его в
корчу, если держать — леса вот-вот лопнет. Так как выбора не было,
я рискнул и бросил удилище в воду. Оно тотчас же скрылось из
виду. Вскочив в лодку, которая стояла неподалеку, я направился
на розыски. Сверх ожидания, на середине реки показался
сначала кончик, а потом и все удилище; я быстро схватил его, но вы-
ровнить опять не мог, пришлось снова бросить его в воду. Только
в третий раз мне удалось приподнять удилище немного вверх
вершинкой. Рыба натянула лесу и с большой силой потащила
лодку против течения. Оказавшись на буксире у сазана, я боялся,
что снасть не выдержит. Но лодка неожиданно остановилась. В этот
момент я невольно посмотрел по сторонам. И только сейчас
заметил, что по обоим берегам многие рыболовы с интересом
наблюдают за моей борьбой и, безусловно, сочувствуют мне. Это
подтверждалось сыпавшимися со всех сторон советами:
— Тяни его на берег!..
— Трави его, пусть еще покатает!..
6*
— 67 —

Положение у меня действительно было тяжелое. Рыба упорно
не сходила с места, она как бы делала передышку в ожидании
попуска лесы. Я начал подергивать кончиком удилища в надежде,
что причиняемая крючком боль расшевелит рыбу. Надежда
оправдалась, рыба оторвалась от дна и медленно начала ходить по
кругу. Воспользовавшись этим, я стал осторожно грести одним
веслом к отмели. И когда показалось песчаное дно, я заметил, что
на крючке сазан огромной величины. Он уже без особенного
сопротивления подходил к лодке. Я осторожно опустил подсачек в воду,
но в этот момент сазан снова потащил лодку на середину реки,
вытягивая лесу в прямую линию с удилищем. Когда это ему
удалось, он выбросился из воды и упал на лесу. После такого приема
я, потеряв равновесие, упал на дно лодки. Великолепная рыба
сошла с крючка.
Разгоряченный борьбой, анализируя происшедшее, я
возвращался к своей сиже, на ходу выслушивая запоздалые советы и
досадные замечания взволнованных редким зрелищем рыболовов.
Вместо крупного сазана, которого, конечно, не так просто было
поймать, на крючке висел оторванный кусок сазаньей губы,
свидетельство прочной снасти и жестокой борьбы с великаном.
Опытные рыболовы, разглядывая кусок сазаньей губы,
определили вес рыбы в полтора пуда. Не знаю, так ли это. Во всяком
случае, сазан был очень крупный и, конечно, не трудно было
определить на глаз, что весил он не меньше пуда.
В этот день сазан больше не брал. А в воскресенье мне и моему
приятелю удалось поймать лишь по два небольших сазана.
Приятно уставшие, мы со скромными трофеями возвращались
домой. Кроме того, я еще увозил с собой кусок сазаньей губы. А
остроту переживаний, полученных во время борьбы с этой рыбой,
не могу забыть и по сей день.

Михаил Заборе кий
«ДВАДЦАТЬ ДВА НЕСЧАСТЬЯ»
екоторые называли его Епиходовым, по
фамилии бессмертного персонажа «Вишневого
сада», другие «22 несчастья», третьи совсем
лаконично — «22».
Следует оговориться: преследовавшие его
неудачи касались единственной стороны
жизни нашего героя. Во всем остальном она была
заполнена благодарной творческой работой,
общественной деятельностью и,
следовательно, массой тех хлопот — больших и малых,—
которые осмысливают и красят
существование каждого из нас
У него была дружная веселая семья. И
со здоровьем было не так уж плохо. Чего
бы, казалось, еще надо человеку?
Но, оказалось, надо! На пятом десятке вмешалась страсть
к рыбной ловле — прилипчивая, неуемная. Все дни досуга
стали отдаваться любимому занятию. Но именно здесь и оказался
зарыт корень всех бед. Дело в том, что с рыбалкой чертовски не
везло.
Из описаний его неудач рождались бродячие рыбацкие
анекдоты. Узнавая раньше всех о счастливом месте, он, как правило,
попадал туда позже всех, когда уже заканчивался непостижимый
рыбий «жор»; если его кусал ,комар, то обязательно под глазом,
и, как на дрожжах, вздувалась обидная шишка; он приезжал
домой с перевязанными пальцами — зубастые щуки сторицей
платили ему за доставленные неприятности; летом он падал в воду
с самой устойчивой лодки (плавал он, кстати, неважно); осенью
прорезал жесткой болотной осокой резиновые сапоги, отчего часто
страдал флюсами; даже зимой ухитрился провалиться под лед,
шествуя в самом конце многолюдной компании рыболовов.
Рыбы, зацепившиеся за его снасти, обидно рвали их или
срывали с крючков самым непостижимым образом. Спрятанную на
- 69 -

берегу добычу безошибочно находили хори, коты или поросята.
Был случай, когда под самым его носом какой-то неприлично
бойкий петух выклевал глаза у пойманного им большого судака...
Всякие бывают рыболовы. Некоторые даже косились, и с
осторожностью делили с ним компанию, утверждая, что он несет
неудачи не только себе, но и своим спутникам. Многие давно привыкли
к этим неожиданностям и добродушно посмеивались, загадывая
очередной «номер» и даже заключая шутливые пари о возможных
приключениях нашего героя.
А вместе с тем это был истинный энтузиаст спорта.
Наблюдательный, дотошный, он никогда не удовлетворялся уже найденным
и всегда стремился вперед. Он рыскал в самых глухих затаенных
углах водоемов и, пожалуй, за двести километров вокруг столицы
не нашлось бы ни одной речки или ручья, которых он не обследовал
бы самым тщательным образом. Его знания были подобны живой
рыбацкой энциклопедии, которой многие бесцеремонно
пользовались, бессовестно подтрунивая над ее вдохновенным составителем...
Мы выехали на вокзал в теплый вечер мая. Так как среди нас
был «22», мы не нашли ничего незакономерного в том, что только
вчера расписание поездов изменилось, и час тому назад ушел
поезд. Следующий был утром. Нам предстояло провести хотя и
короткую, но свежую ночь в садике на вокзальной площади.
Плохой рыболов выезжает на ловлю без чувства уверенности
в успехе. Мы не причисляли себя к плохим. Общее настроение
поддерживалось тем, что совсем недавно приехал один наш общий
друг и сообщил волнующие подробности о найденном месте. Правда,
он прибыл без рыбы, но с поломанными снастями и буйным
восторгом от пережитого. Около устья светлой Нерли, впадающей в
Волгу, он наткнулся на один маленький островок. Рядом была
яма, и в этой яме...
В общем, мы тогда слушали его как хорошего докладчика — не
переводя дыхания.
Но когда он начал объяснять местонахождение этого
Эльдорадо, выяснилось, что найти островок не так-то легко. Тогда но
настоянию «22» на клочке ватмана был вычерчен со всеми
подробностями план, по виду очень напоминающий планы старинных
искателей кладов.
На этом плане среди бесчисленных островков, островов и ост-
ровищ, напоминавших по виду фигуры причудливых животных,
среди извилистых подводных русел рек, речуц/ек и ручьев, среди
кустов травы и осоки надо было найти небольшой холмик. На
южной оконечности этого островка были помечены пять сосенок,
расположенных в виде фигуры, называемой любителями игры в
городки — письмом. Кружок на северном конце острова
подразумевал большой черный плоский камень, хорошо видный под водой
в тихую погоду.
Вот и все отличительные особенности, которые были изображены
на плане. Мы условно назвали этот островок «Островом пережи-

ваний», решив увековечить, таким образом, взволнованный рассказ
нашего друга, которому помешала разделить jc нами поездку
неожиданная командировка.
Но в общем мы остались удовлетворены. «22» тщательно сложил
чертеж и заботливо упрятал его в особое отделение своего толстого
бумажника.
Теперь мы уже были твердо убеждены, что едем на «верное»
место...
Итак, мы провели эту майскую ночь в привокзальном садике.
«Чертовщина», по определению одного из наших спутников
(назовем его «Неустойчивым»), продолжалась. Как оказывается, и над
ним пронеслось темное крыло неудачи — он обнаружил, что забыл
дома коробку с блеснами. «Неустойчивый» с ожесточением
покосился в сторону «22». Больших трудов стоило нам его успокоить.
Мы ему собрали по блесне с «души». С миру по нитке. «22» выдал
даже две.
Перед рассветом пошел дождь, мелкий, частый. Все небо
обложило плотными тучами. Мы покорно приняли и это — ведь с нами
был «22»! Наконец, мы взяли билеты, стали в очередь у вагона
и вошли в крайнее свободное купе. Как только поезд тронулся,
выяснилось, что мы попали в служебное помещение. Мы сунулись
назад и обнаружили, что вагон набит до отказа. Конечно,
пришлось стоять. Когда вошел контроль и «22» вынул свой знаменитый
бумажник, мы вспомнили о плане. Тут он полез в заветное
отделение, поискал там пальцами и как-то нехорошо сморщился. Мы
поняли — плана нет. Все замолчали. Лишь «Неустойчивый» издал
зубами звук, напоминающий хруст битого стекла. Терять нам
больше уже было нечего.
Неласково встретила нас река. Май явно смотрел сентябрем,
и ничто не предвещало улучшения погоды. «Неустойчивый» остался
тут же, на станции, решив обратным поездом возвратиться в
Москву. Но мы трое — неспавшие, измученные все же пошли
к лодкам.
Конечно, ветер оказался встречным. Мы разделились, «22»
сел в отдельную лодку. Против такой волны нельзя было добраться
до места раньше чем к вечеру. Миновав широкое устье Нерли, мы
поняли, что дальнейшего пути нам не осилить. Добравшись до
небольшого лесного острова, мы оттащили лодку подальше от
берега. Вскоре, вслед за нами, подъехал «22».
Захотелось есть. Попытки разложить костер здесь же, на берегу,
окончились неудачей —кругом было сыро, а сверху сеял дождь.
Тогда мы решили уйти подальше в лес, за волнистые песчаные
дюны. «22» отказался сопровождать нас, он боялся простуды.
Накинув на голову плащ-палатку, он решил позавтракать здесь
же, в лодке. Пожевав немного, он вынес на берег все лишнее —
корзину, бадейку, весла, подтянул ялик и сел на лавочку.
Дальше дюны поросли лесом. Мы зашли за них и замечательно
устроились в затишье на песке, под густыми кронами сосен.
- 71 -

Какая сегодня ловля! Мы быстро и блаженно уснули под шум
и свист «погоды».
Пробуждение не порадовало нас. Еще издали было слышно,
как ревет взбушевавшаяся Волга. — Какая сегодня ловля! — уныло
повторили мы.
Посмотрев, нет ли поблизости нашего спутника, мы решили
пойти проверить лодки. Взобравшись на песчаный пригорок,
издали увидели темнеющий нос нашего ялика.
Однако, подойдя к берегу, мы не обнаружили второй лодки.
Начинало заметно темнеть. С запада шла очередная низкая туча.
Ветер продолжал рвать.— Наверно, отвел ялик куда-нибудь за
ветер,— решили мы. — Не будет же он сидеть все время здесь,
в этой «трубе»?
И вдруг мы увидели то, отчего холодная дрожь пробежала по
каждому из нас. Рядом на песке лежали корзинка, бадейка, весла.
Все стало непреложно ясно — значит, лодку унесло ветром,
а с ней и нашего злополучного спутника.
Мы стали совещаться: ехать искать его сейчас, в бурю, в темень,
в ночь, по неизвестному направлению — было бесцельно. Мы
начали кричать, но никакого ответного звука не услышали против
ветра из этой, уже посиневшей, мглы. Даже бакенщики в такой
шторм не выезжали зажигать фонари.
Мы опять провели тяжелую бессонную ночь. Ветер усилился
еще больше, однако стал дуть уже порывами. Это было для нас
хорошим предзнаменованием, предопределяющим изменение
погоды. В полночь он вдруг сменил направление, перешел на южный
и сразу стих. Еще не прочертилась первая полоска зари, как мы
уже рассмотрели величавое, еще сонное зеркало Волги.
Мы с наслаждением вдыхали бодрящий воздух большой воды.
Но как мы могли наслаждаться этой красотой, когда на сердце
у нас лежал тяжкий груз неведомого?
На отшибе горы стояла высокая кривая сосна, уходившая
цепкими толстыми корнями в поросший мохом бугор. Это была высшая
точка острова, на котором мы нашли себе убежище. Очень удобно
залезть на дерево. Так мы и сделали.
Всюду бьмщ величавая спокойная вода, окаймленная синеющим
лесом. Длинной извилистой цепью шла посреди Волги гряда
островов, то высоких песчаных) то низких луговых, вокруг которых
взлетали бесчисленные утиные стаи. В могучее русло реки были
как бы вкраплены многочисленные бакены, то белые как чайки, то
нарядные, щеголеватые, красные. Сказочным дворцом двигался
по реке большой теплоход. Нам был ясно слышен шум его
машины.
Но тот, кого мы так тщательно искали напряженным взором,
не находился.
И вдруг приятель, обладавший ястребиным зрением, закричал:
— Вижу, вижу! Дымок, дымок!
— Где?—перехваченным от волнения голосом спросил я.
- 72 -

— Вон, под дальним лесом! А вообще далеко, верных
километра три!
Мы кубарем скатились с сосны, не сговариваясь, очутились
в лодке и заработали веслами. Стоит ли говорить, как мы
понеслись! За кормой ялика, шипя, быстро росла полоса взбудораженной
воды. Мы гребли, гребли. Жалко, что не фиксируются такие
рекорды— наверно, мы поставили мировой! Часто утки, не успевая
спрятаться в траве, вырывались из-под самого носа лодки.
Дымок приближался — густой, молочным гейзером он
вздымался вверх: видимо, в костер подкидывали свежую зелень.
Наконец, легкий запах гари ударил нам в нос. Еще минута — и мы
с размаху врезались в песчаную отмель небольшого островка. На
углу острова увидели белый бакен. Видимо, его сорвал этой ночью
с якоря ветер и прибил к берегу. Мы быстро выскочили из лодки,
пересекли лужайку, вышли на другую сторону острова и с
облегчением вздохнули. У воды, на самом берегу, горел костер.
Неподалеку, около лодки, спиной к нам стоял «22» и... спиннинговал.
Услышав шаги, он обернулся, и мы увидели, как на его
посеревшем лице вспыхнула глубокая радость. Он бросил удилище на
траву. Мы подбежали к нему и крепко обнялись.
И тут же печать радости на его лице уступила место выражению
высокого торжества. Не говоря ни слова, он взял нас обоих за руки,
как маленьких ребят, и подвел к небольшой луже, метрах в
двадцати от берега. Невысокая залитая водой трава в нескольких
местах была раздвинута как бы длинными темными поленьями.
«22» приносил сюда пойманных хищников, желая сохранить их
живыми — день обещал быть жарким. Пять щук насчитали мы
в этой ямке. Но каких! Пожалуй, ни одна из них не весила меньше
трех килограммов.
Наше любование продолжалось недолго. Через несколько
мгновений мы уже стояли неподалеку друг от друга и бороздили
блеснами дно небольшой каменистой ямы под самым берегом. Со
второго заброса я почувствовал так хорошо знакомый тупой удар
хищника и ощущение живой тяжести, пришедшей ко мне откуда-то
из речной глубины.
А приятель рядом уже тащил хорошую щуку. Не отставал и
«22». Вот это была ловля!
И к тому времени, когда ослепительное майское солнце вошло
в зенит, у нас уже было очень много рыбы. В полдень поклевки
прекратились.
Теперь «22» начал подробно рассказывать нам о злоключениях
этой ночи. Начало событий мы угадали совершенно точно. Он
прикорнул в лодке и не заметил, как коварные боковые волны, подмыв
постепенно песок под яликом, повернули его и вынесли в широкую
протоку между островами.
Он очнулся, когда уже был вдалеке от берега. Шторм был в
самом разгаре. Ему как-то удалось отодрать одну из лавочек ялика
и использовать ее в качестве кормового весла. С величайшим
— 73 —

трудом он выправил нос отяжелевшей, полузалитой водой лодки
поперек волны. Но это была еще только малая доля победы: ялик
стремительно выносило из протоки в самый хаос бушующей Волги.
.Сопротивляться дальше он уже не мог. Сильный удар чуть не
выбросил его из ялика. И этот удар принес ему спасение. Лодка
налетела на небольшой травянистый «пятачок», случайно
встретившийся на его пути. Как он рассмотрел потом, это была верхушка
скрытого под водой холма, опоясанного глубокой пятиметровой
ямой. Всю ночь провел он на этой крохотной площадке,
заливаемой водой, придерживая лодку окоченевшим телом.
Как только стало светать, он дотащился до ближайшего острова.
На счастье у него сохранились спички, предусмотрительно
завернутые в резиновый чехольчик: он разложил костер и начал
сушиться. Но он не довел этого дела до конца — мощный всплеск
хищника под самым берегом заставил его схватиться за спиннинг,
оставленный в лодке. Через пять минут он уже тащил первую щуку.
Он отрывался от ловли только затем, чтобы подкинуть в костер
веток свежей хвои и вызвать к себе нас. Он говорил нам и, конечно,
мы понимали его всем сердцем, что он забыл в это время все
переживания тяжкой ночи и даже благодарил судьбу за неожиданный
конец этих приключений.
Наша беседа происходила теперь в обстановке, никак не
похожей на обстановку вчерашнего вечера. Мы расположились на
прогретом солнцем сухом песке, около небольшой тощей сосенки.
Тихо потрескивал костер, на закопченных ухватиках был подвешен
неизменный спутник охотников — котелок; в коричневой
бурлящей воде кружились распаренные хлопья чая. Постепенно
блаженная полудремота охватила нас. Наступила реакция после
бурных переживаний. Попив чаю, мы решили часика два поспать.
Все равно, успевали к поезду.
Нас разбудил незнакомый голос Облитый солнцем, перед
нами стоял пожилой коренастый мужчина в синей выгоревшей
косоворотке и в высоких резиновых сапогах.
— Рыбачки, помогите бакен снять, одному несподручно! —
попросил он.— Ишь, куда его пригнало!
Мы охотно пошли за ним и дружно подналегли на белый
дощаник. Однако он не поддавался.
— Погодите, его что-то держит внизу,— определил «22».
Мы наклонились и обнаружили, что бакен плотно сидит на
черном камне, который, как щупальцами спрута, был прихотливо
обвит куском толстой проволоки, которой якорится этот
волжский буй.
— Гляди, нарочно так не угадаешь! — подивился бакенщик.
Через минуту, поблагодарив нас, он уехал, увозя на своей
длинной лодке белую громаду бакена.
И тут нас осенило. Камень! Черный камень! Теперь он был
отчетливо виден под водой. Мы повернулись и поглядели в сторону
сосны, где только что отдыхали. Сосен было пять.
- 74 -

— Друзья! Мы на «Острове переживаний», — хрипло
воскликнул «22»...
На обратном пути злая судьба, видимо, забыла о «22». Впрочем,
нет, пожалуй, немного и вспомнила: при посадке в поезд он
выронил очки, а в поезде потерял билет. Больших трудов стоило нам
убедить контролера в отсутствии злонамеренности у нашего друга.
Потом, уже в Москве, в трамвае, у него лопнула лямка рюкзака,
и он чуть не переломил своим тяжелым мешком ногу случайного
соседа. На удачу тот оказался тоже рыболовом, и скандал был
своевременно погашен. Но все это были мелочи: из неудач
вчерашнего дня родилось счастье.
На другой день к вечеру «22» пришел к нам в новых очках и
принес план, забытый им дома. Этот план имел для нас уже
только архивную ценность, мы и без него безошибочно нашли бы
теперь дорогу к «Острову переживаний».
Затянувшуюся дружескую беседу прервал резкий звонок. Это
явился «Неустойчивый». Позорно он возвратился домой, не
разделив с нами горестей и радостей этого не совсем обычного
путешествия. Когда же он узнал о результатах, то изменился в лице, нервно
заходил по комнате и, наконец, подойдя вплотную к нашему
герою, каким-то чужим голосом отрывисто спросил:
— .Опять поедешь? Я с тобой! Возьми! Очень прошу!
— Но ведь со мной всегда случается чертовщина?— усмехаясь
через новые очки, ответил «22».
Увидев молящий взгляд приятеля, он не стал мучить его
долгим раздумьем и просто сказал:
— Еду в субботу. Приходи к поезду.

Л. Медонс
ЛИНЬ
детстве я очень много слышал интересных
рассказов о жизни и ловле линей.
Некоторые из них, благодаря своей
фантастичности, запомнились мне на всю жизнь,
и поэтому неудивительно, что линь мне
представлялся какой-то сказочной рыбой.
Я знал, что лини обитают в
таинственных озерах, заросших камышом, осокой,
кугой, кувшинками и рдестом, среди которых
есть «окна» светлой воды; слышал, что лини
особенно любят озера, изобилующие раками
и улитками, но бывают и в тине пересохших
прудов и озер. Из разговоров старших мне
удалось узнать, что лини* могут жить почти
без воздуха, благодаря особенному устройству их жабер, и что
однажды, раскапывая пруд, заваленный мусором, добрались до
небольшой ямы с водой, где развелось много линей самого
разнообразного размера, а когда стали копать еще глубже, то
обнаружили громадного линя. Об этом очень интересно рассказывает
Н. Ф. Золотницкий в книге «Аквариум любителя».
Случай половить линей представился мне неожиданно. Однажды
семья наша решила провести лето в селе Идолга, где есть речка
того же наименования.
Стоял июнь. В это время лини в большинстве водоемов уже
оканчивали метать икру и после раннего весеннего клева начинали
опять хорошо брать насадку, предлагаемую им рыболовами. По
времени это совпадало с цветением ржи.
Мне сказали, что сын мельника все лето пропадает на рыбной
ловле, и никто лучше его не знает места, где и на какую приманку
клюют лини. Он оказался весьма необщительным парнем, лет
семнадцати, но все же обещал пойти вместе со мной и с моим братом
ловить линей.
Речка Идолга, разливаясь в полую воду, образует поемные
луга, покрытые высокой душистой травой, и среди них небольшие
- 76 -

бзерки, часть из которых даже в летнее время соединяется
протоками с основным руслом. К одному из таких озер мы и подошли,
осторожно раздвигая высокую траву, доходившую нам до пояса,
и стараясь не мять ее. Края озера сильно заросли камышом,
осокой, кугой, ближе к середине плавали, держась на длинных
подводных стеблях, широкие листья кувшинок с белыми цветами, не
уступающими по красоте нежным лилиям. Середина озера была
свободна от надводной растительности и сверкала в утренних
лучах солнца как зеркало.
Глубина начиналась почти у высокого берега озера,
непосредственно за линией трав. Дно здесь было сильно заилено. Место,
повидимому, часто посещалось любителями ужения линей. Это
подтверждалось выкошенными и полностью расчищенными
участками, тянущимися от берега к середине озера, пучками сена у
воды, рогульками для подвешивания котелков и чайников и пеплом
костров.
Мы остановились около одной прогалины шириною не больше
метра. Наше внимание привлекла масса пузырьков, поднимавшихся
со дна непосредственно за линией береговой травы.
Повидимому, лини копались в тине, разыскивая червей и
личинок. Сын мельника сказал: — Здесь! — и отошел на другое место.
Мы с братом осторожно поставили по две рогульки, наживили
удочки червями и стали ждать поклевки.
Я воспользуюсь этим интересным для спортсмена моментом —
ожиданием при ужении рыбы — и несколько отвлекусь для того,
чтобы рассказать об устройстве удочки, применяемой для ловли
линей. Хотя линь довольно вялая рыба, но хорошо ловится только
на умело сделанную снасть.
Удилище при лове с берега должно быть длинное, до четырех
метров, чтобы конец его выходил за линию прибрежной зоны трав,
камыша и водорослей; леса из четырех-шести белых волос, а еще
лучше из сатурна, окрашенного в зеленый цвет, крючок — мелкий.
Хорошо на отдельном поводке, на расстоянии 10—12 см от нижнего
крючка, подвесить второй крючок. Поплавок должен быть
маленький, очень легкий, из куги с колечком или из осокоря с
трубочкой из пера, цветом не отличающийся от окружающей зелени;
груз, соответствующий поплавку,— небольшая дробинка, чтобы
насадка быстрее тонула. Иногда я ловлю линей и без грузила.
Но вот на крайней удочке поплавок чуть заметно стал
покачиваться и затем быстро пошел под воду и несколько в сторону. Я
подсек, и мне показалось, что крючок зацепился за корягу на дне. Все
же я осторожно, но настойчиво начал тянуть леску к себе, и, к
моему величайшему изумлению, вместо линя из воды показалась
сначала одна клешня, прочно ухватившаяся за леску повыше
крючка, затем вторая и, наконец, из воды появился большой рак,
который благополучно был вытащен на берег.
Не успел я его снять с крючка, как брат ловко выхватил одного
за другим двух раков, но значительно меньших размеров, а затем
— 77 -

fca одну из удочек попался небольшой линь, сверкнувший на солнце
золотом чешуи. Линь был совсем небольшой, на полфунта, и
поимка его не вызвала у нас большого энтузиазма. Зато поимка
раков навела нас на мысль, что они могут быть использованы в
качестве насадки для ловли больших линей. На два удилища были
немедленно привязаны лески для ловли более крупной рыбы. На
крючки мы насадили раковые шейки, предварительно освободив
их от щитков. Закинули лески в местах, где наиболее часто из тины
поднимались пузыри. Мы продолжали также и ужение на удочки,
наживленные красными навозными червями и выползками. Иногда
нам попадались небольшие линьки.
Время уже приближалось часам к десяти утра, солнце начало
сильно припекать, и мы стали подумывать о возвращении домой,
как вдруг поплавок на одной из удочек, наживленной раковой
шейкой, начал качаться в разные стороны, затем лег плашмя и
сначала тихо, а затем все ускоряясь, но не погружаясь в воду,
пошел в сторону.
Брат схватил в руки удилище, сделал подсечку, леса
натянулась, удилище изогнулось, рыба пошла сначала влево, к траве,
затем к середине озера и, наконец,— прямо на удочки.
Я быстро вытащил их и уложил на берегу, чтобы они не мешали
вываживанию рыбы. Брат сделал несколько попыток управлять
движением рыбы, но безрезультатно, рыба была очень сильна,
и инициатива борьбы долго была на ее стороне. Брат старался
силе и упористости рыбы противопоставить гибкость и
пружинистость удилища. Наконец, рыба начала заметно ослабевать и
послушно пошла к берегу. Я залез по колено в воду и с нетерпением
стал ждать, когда она будет подтянута к самому берегу и я смогу
схватить ее под жабры.
Пойманный линь оказался великолепным экземпляром, длиною
более полметра; чешуя, покрывавшая его, как панцырем, на боках
была зелено-желтая с золотистым отливом, спина темнозеленая,
плавники черные, глаза красные с черными зрачками. Рыба вполне
заслуживала названия — золотой линь. Но эта прекрасная
окраска начала быстро изменяться, рыба как бы линяла на наших
глазах. По всему громадному телу пошли темные пятна, слизь,
покрывавшая рыбу сплошь толстым слоем, твердела на воздухе.
С тех пор прошло много лет, мне неоднократно приходилось
удить линей на озерах, но поймать такого линя не приходилось.

С. каяновин
РЕДКИЙ ГОСТЬ
ом попадается на блесну очень редко.
Спиннинговым спортом я занимаюсь лет
двадцать, но за эти годы мне посчастливилось
выудить лишь одного сома.
Летом 1938 года я шагал с рюкзаком за
плечами и спиннингом по берегу Днепра.
Рядом шел мой приятель Женя.
По всей реке, куда только достигал взгляд,
серебрились уклейки, выскакивая над
поверхностью воды за мошкарой.
Вдруг послышался мощный всплеск, кто-
то сильно ударил по воде, затем второй раз,
третий. И с десяток оглушенных уклеек
закружились почти у самого берега.
Мы остановились.
— Жерех?— проговорил я.
— Не знаю,— недоумевающе сказал мой спутник, и почему-то
вспомнил, как с неделю назад в этом самом месте сом схватил
плывущего по реке гуся, а через два дня утащил белье у женщины,
которая стирала возле берега.
Только из вежливости я молча выслушал рассказ и,
посмеявшись в душе, сделал заброс.
Заброс на редкость был удачный. Метрах в пятидесяти от берега
плавно опустилась блесна как раз в тот момент, когда брызги
летели во все стороны от сильного удара жереха, и почти в центре
водоворота.
Ожидая хватки, я начал быструю подмотку. Вдруг слабый
толчок, похожий на поклевку маленького окунька. Сильно дернув
блесну, чтобы оборвать губу этой назойливой, как муха, рыбешке,
я все же повел блесну поверху. Но леса натянулась и запела,
как струна. Только удилище, правильно сработав, спасло
положение. Обрыв лесы был почти неминуем: мой рывок был усилен по-
тяжкой очень тяжелой рыбы, схватившей блесну. Радугой засвер-
— 79 —

кали мелкие капельки воды, отскакивая от натянутой дрожащей
лесы, удилище согнулось. Мгновенно затормозив катушку, я
отпустил рукоятку. Притормаживая большим пальцем и еле удерживая
катушку, которая буквально жгла пальцы, я с ужасом наблюдал,
как сбегала моток за мотком тающая леса. Еще пять-шесть метров
и всему конец! «Бросить удилище — утонет. Лезть в воду?»—
быстро промелькнуло в мозгу.
Вдруг направление лесы изменилось, рыба пошла серединой
реки.
Выше подняв конец удилища, я перелетел через куст, и во-время:
на катушке оставалось два-три мотка лесы. Но беда миновала.
Почти бегом следуя за рыбой, я успел сделать несколько оборотов
и увеличил на два-три метра запас лесы. Только теперь я заметил
улыбающуюся физиономию моего приятеля, который из-за куста
мне кричал:
— Да чего вы так волнуетесь? Это вы бревно подцепили, оно
и идет вниз по течению!
И в самом деле: движение лесы замедлилось и, наконец, совсем
остановилось. Я начал легонько подергивать лесу. Не тут-то было!
Блесна «села» прочно.
Было пять минут девятого, когда ко мне подошел Женя.
Передав ему спиннинг и часы, я разделся и, осторожно держа в левой
руке лесу, поплыл по ее направлению. В том месте, где почти
вертикально леса пошла вниз, я нырнул. Леса натянулась, я ее
отпустил и пошел наверх.
Еще в воде услыхал я трещотку своей катушки. Открыв глаза,
я увидел приятеля с разинутым ртом. Вытянутая почти в прямую
с удилищем, леса напряженно звенела: рыба повернула обратно
и прежним курсом шла против течения.
— Выше конец, бегите берегом! — успел я крикнуть. Рыбак
точно выполнил мою команду.
Пока я выбирался из воды, Женя был уже почти у самого куста.
Сумеет ли он преодолеть эту преграду? В это время большая лодка,
показавшись из-за поворота, круто пошла к нашему берегу. Она,
очевидно, и завернула рыбу обратно. Женя почти бегом следовал
за ней.
Только теперь, поспешно натягивая на мокрое тело рубаху,
я заметил человек пять-шесть, бегущих к берегу, и две лодки,
быстро скользящих к нам. Очевидно, заметив возню, дачники
ринулись к месту происшествия.
Рыба остановилась на том же месте, где и в первый раз. Я
спокойно взял спиннинг у товарища. Все было ясно. Здесь
оканчивался омут, начинался перекат, и рыбе не хотелось выходить из
облюбованной ямы.
Толпа быстро росла, шум усиливался. Посыпались вопросы,
кто-то предлагал помочь. Нашлись охотники повторить мой
прием: нырнуть к рыбе, чтобы ее поднять, но я попросил всех не
мешать мне.
- 80 -

Легоньким подергиванием лесы удалось поднять хищника.
Рыба прежним курсом пошла против течения.
Еще три раза пробежал я со своей добычей вперед и назад по
берегу.
Наконец, рыба начала сдавать. Все послушней и послушней
шла она туда, куда хочу я, а не куда ей бы хотелось. Это уже была
победа.
Не веря в благополучный исход борьбы, мне очень хотелось
посмотреть, что за рыба на крючке, и я вывел ее наверх...
Широченная черная голова с открытой пастью медленно
высунулась из воды. Показались два белых уса, почти метровой длины,
потом рыба во всю свою длину вытянулась на гладкой поверхности
реки. Это был сом.
В мгновенно наступившей тишине я отчетливо слышал удары
своего сердца. Это продолжалось секунд двадцать. Огромное тело
рыбы вдруг изогнулось, багрово-красный клиновидный хвост
развернулся, мощный удар! Шум расходящихся волн, возникших на
том месте, где секунду назад была рыба, затихая, катился к берегу.
Почти все зрители были уверены, что рыба сошла. Но я,
обжигая пальцы о катушку, понимал, что борьба еще не окончена.
Еще два раза я выводил сома на поверхность и легонько
направлял его к берегу. Наконец, рыба ослабла и послушно пошла
к отмели.
Голова сома была еще в воде, когда двое молодых людей уже
сидели верхом на рыбе. Я видел, как первый, сидящий ближе ко мне,
обхватив ее руками, пытался придавить ей голову. Очевидно,
собрав последние силы, сом рванулся в родную стихию и мои
незадачливые помощники полетели в воду.
Но мне положительно везло. Я до сих пор не могу понять, как
могло случиться, что парни, сидевшие на рыбе и разлетевшиеся
в разные стороны, не запутали и не оборвали лесу.
Сделав еще один круг, сом сдался. Приняв все меры
предосторожности, я вывел рыбу на отмель и, когда голова сома была уже
на песке, дал сигнал. Женя и еще несколько человек навалились
на рыбу и выволокли ее из воды.
Было десять минут десятого, следовательно, борьба
продолжалась шестьдесят пять минут.
Толпа окружила рыбу. Красавец-сом, длиной около трех метров,
лежал на траве и медленно то открывал, то закрывал громадную
пасть.
6
сРыболов-спор смен»

С. Кая но вин
ИНТЕРЕСНОЕ ЗНАКОМСТВО
брывистый левый берег Днепра, заросший
редкими кустами ивняка, круто
повернувшись, переходил в пологую песчаную
отмель. Метрах в пятидесяти от берега,
посреди реки, раскинулся небольшой островок,
заросший зеленой осокой и обрамленный
пышно разросшимися кустами лозы, ветки
которых нависли над самой водой.
Быстрое течение широкого переката,
задержанное островком, бурным потоком
врезалось в левый берег. Затем, ударившись в
него, поворачивалось к правому берегу, в
обход островка, и терялось в большом
омуте.
За три дня на этом месте я поймал много усачей, но
купающиеся сильно мешали рыбалке, и я решил на следующий день
выехать пораньше...
Предутренняя прохлада бодрила и настоятельно требовала
активной работы. Всплеск крупной рыбы заставил меня ускорить
монтировку снасти. Я сделал первый заброс — пусто!
Проведя еще раза два-три блесну в полводы, я забросил ее под
самый куст и опустил на дно. Блесна прекрасно «играла» под
действием быстрого течения реки, и я отчетливо чувствовал, как она
идет по дну. Вдруг леса натянулась. Выпрямив дугу, я легонько
дернул лесу, и мне почудился дребезжащий звук бубенчика.
Внимательно вглядываясь по направлению лесы, я дернул ее крепче.
Звук колокольчика повторился отчетливей.
В предрассветной мгле ничего не было видно на островке, но
мне показалось, что кусты зашевелились. Пристально
всматриваясь в это место, я заметил склонившуюся набок фигуру спящего
рыбака и прямое, как стрела, удилище, тонкий конец которого
заканчивался темным шариком.
Резко дернув лесу, я начал подматывать катушку, бубенчик
залился дребезжащим пением.
— 82 —

Рыбак мгновенно вскочил, быстро потер одну руку о Другую,
схватил свое удилище и рывком дернул его в сторону. Я резко
дернул свое удилище и, не вытерпев, расхохотался.
Только теперь незадачливый рыбак, заметив меня, понял шутку,
что-то пробурчал и круто повернул к своему берегу.
Я вытащил свою «добычу». Якорек моей блесны крепко держал
конический груз и перехлеснутую лесу. Мастерски устроенная
донка, оснащенная маленьким бубенчиком, который и
сигнализировал при ночной ловле о поклевке, указывала, что рыболов
опытный. Аккуратно свернув лесу незнакомца, я положил ее на куст
ивняка.
Сделав еще несколько пустых забросов и потеряв надежду на
поклевки, я начал выискивать причины моих неудач. Механически
подматывая катушку, я уже не обращал внимания на работу
блесны. Вдруг мягкий толчок. Леса мгновенно натянулась, я
затормозил катушку и сделал легкую подсечку. Усач пошел вверх,
против течения. Пришлось следовать за ним. Потом повернул
обратно и пошел в омут. Все мои попытки задержать рыбу оказались
тщетными, пришлось следовать за ней берегом.
Я возился минут пятнадцать-двадцать. Шум пойманной рыбы,
очевидно, привлек внимание рыбака с островка, и он выглянул из-
за кустов:
— Что вы здесь делаете?
— То же, что и вы!
— Я, молодой человек, вам дедушка и ловлю «миронов», а вам
со спиннингом тут делать нечего. Вы совершенно случайно
подцепили щуку, попробуйте ее взять. Больше вам тут ничего не поймать.
— Не щуку, а усача, и поймаю тут не одного, а штук пять-шесть.
— Как так, усач — мирная рыба!
— А блесной интересуется.
— Этому я никогда не поверю.
— Переселяйтесь ко мне, убедитесь сами.
Пока рыбак возился с лодкой на островке, усач килограммов
шести уже лежал на берегу, и я насаживал его на кукан.
Маленькая рыбачья лодка причалила к берегу. Медленно,
важно поднялся старик лет шестидесяти пяти, среднего роста,
хорошо сложенный. Правильные тонкие черты его выбритого лица
и внимательный, изучающий взгляд карих глаз меня совершенно
смутили. Я растерянно извинился и подал его удочку.
Еле заметная, улыбка изогнула линию его плотно сжатых губ,
й рыболов заговорил:
— Хотел я вас выругать за такую шутку, но понял, что сам
виноват — нельзя спать на рыбалке.
Разрешите представиться: доктор медицинских наук,— и он
назвал свою фамилию.
— Очень приятно, — я назвал себя, и мы разговорились.
— До сегодняшней встречи я считал усачей мирными рыбами.
И все же мне кажется, что здесь какая-то случайность.
6*
- 83 -

— Мет, я специально за ними охочусь.
И только когда я поймал еще несколько хороших усачей,
профессор сказал:
— Довольно, верю! Правда, я не занимаюсь спиннингом, но
за всю мою рыбацкую практику впервые сам убедился, что усача
можно обмануть блесной.
— Аксаков удивился, когда на живца ему попался язь, а, между
прочим, спиннинговая охота на язей очень занимательна. Мне
кажется, и леща можно поймать спиннингом. А как ваша охота?
— Да, вот поймал мелочишку, с вашим уловом, конечно, это
ни в какое сравнение не идет,— и он указал рукой на полдесятка
окуньков и двух мирончиков, лежащих на дне лодки под зеленой
травой.
— Моей охоте конец: видите, как припекает. Пора домой.
Я поделился с новым знакомым своей добычей, и мы расстались
хорошими друзьями...
Долго я наблюдал за уменьшающейся, легко скользящей вниз
лодкой профессора, пока она не скрылась за поворотом реки.

Вл. Архангельский
ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ ПО ПРИПЯТИ
есь август мы шли по Припяти от Пинс-
ка до Мозыря на двух лодках.
Первые десять-пятнадцать километров
ниже Пинска река казалась нам унылой. Не
было по ее берегам лесов и кустарников, по
обеим сторонам лежали пески, и только вдоль
низких мест, на берегах, были видны зеленые
островки осоки. Редко, и то по старицам,
появлялись заросли белой кувшинки и
небольшие «рощи» водяного ореха.
Но уже на первой ночевке мы нашли
полянку, окруженную непролазными
кустами пепельной ивы и ольшаника: это
начинались знаменитые Пинские болота.
Однако и в этой зоне обширной низины Белорусского Полесья
много дней рельеф казался однообразным: песок по берегам реки,
очень широкая пойма или расплывчатые по очертанию озерно-реч-
ные террасы с сотнями болот и озер, богатых рыбой и дичью,
бескрайние сенокосы со стогами пожелтевшего сена. А вдали — редкие
деревеньки, за которыми — густой и высокий синий лес. И тянется
этот лес, не прерываясь, сотни километров.
Дальше на восток, где кончаются Пинские болота, пойма
суживается, появляются дюно-бугристые пески и высокие холмы
Мозырской гряды на правом берегу. Вдоль фарватера кудрявятся
веселые пойменные леса, в воду Припяти смотрятся дубы и ясени,
грабы и серебристые тополи. Чаще встречаются вяз и липа, ильм
и берест.
В старицах и на берегах озер можно встретить такие редкие
растения, как водяной папоротник и альдрованда.
Альдрованда — реликтовое растение, оно- сохранилось от
далеких древних эпох. С плавающими стеблями, без корней,
оно питается насекомыми, водяными личинками и рачками.
- 85 -

И любопытно наблюдать, как схватывает альдрованда своими
листьями какую-либо личинку и медленно выпивает ее соки...
Выезжая из Москвы, мы опасались сырой погоды и комаров.
Но погода явно благоприятствовала нам: каждый день ласково
светило солнце и только однажды пришлось искать прибежища
в палатке, чтобы укрыться от грозового ливня. И комаров не
оказалось.
Лето было жарким, мелкие болота, неглубокие бочажины
и потные места — высохли. А многие крупные болота осушены:
колхозники Полесья, подготовляя земли под кок-сагыз, сахарную
свеклу, коноплю и пшеницу, проводят грандиозные
гидротехнические работы.
И вышло так, что само представление о Пинских болотах
совершенно изменилось: на многих, когда-то гиблых, местах
раскинулись обширнейшие сенокосные угодья и бескрайние колхозные
поля.
Всю дорогу мы с большим интересом наблюдали птичий мир
поймы. Повсюду почти ручные и какие-то не в меру серьезные
белые аисты с черными хвостами и осторожные, очень зоркие —
черные аисты с красным клювом, длинными пунцовыми ногами,
с белоснежными жилетами. Черных аистов местные охотники
употребляют в пищу.
На любой отмели много цапель: серыми подвижными
столбиками маячат они на песке, тревожно поводя хохлатыми головами
и срываясь вне выстрела.
В болотах и озерах довольно много кряковых уток, чернети
и чирков, а также куликов, чибисов и легкокрылых крачек.
Журавлей мало. Только один раз слыхали мы на рассвете их звонкую
утреннюю перекличку. Гусей не видели вовсе. Зато в первые
дни слышали кроншнепов, обычно уже улетающих в это время
из Подмосковья.
На берегах реки и в пойме часто можно было видеть
изумрудных зимородков, желтых, как овсянки, трясогузок, тучи скворцов
и большие колонии дроздов.
Чем ближе к Днепру, тем больше горлинок и витютней.
А если в кустах слышался неумолчный сорочий грай, мы уже
знали, что скоро появятся стан рыбаков, шалаш косцов или
будка бакенщика.
Путешествие стало куда интереснее, когда ближе к берегам реки
стали подступать обвешанные янтарными плодами колхозные сады,
а на стоянках нашу палатку окружали стеной заросли черной
смородины и ежевики.
Но, разумеется, всего интереснее были встречи с колхозниками
Западной Белоруссии. Они рассказывали о том, как после Великой
Отечественной войны начали с кипучей энергией строить новую
жизнь на земле, где когда-то хозяйничали графы Потоцкие и
Радзивиллы и больше трех лет грабили и убивали мирных
жителей орды немецких фашистов...

Если бы за время отпуска мы собирались только охотиться,
лучшего маршрута и выбирать не надо!
Уже на тридцатом километре от города начались хорошие места
для охоты и тянулись они верст двести, почти до Мозыря. И тот
из нас, кто отдавал предпочтение охоте, конечно, не жаловался
на недостаток дичи.
Рыболовам в первые дни не везло. И не потому, конечно, что
они не умели обращаться со спортивной снастью. Просто — на
этом перегоне не было интересной, крупной рыбы.
Припять — большая, широкая и глубокая река, в нижнем
течении легко соперничающая с Днепром, в верховьях изобилует
мелкими перекатами и неглубокими омутами. Чтобы поддерживать
глубину в фарватере и не нарушать движения судов, приходится
в широких масштабах вести взрывные работы. На наших глазах не
один раз взлетали на воздух пятидесятиметровые столбы воды с
песком, в берега ударялась мощная волна, тряслась земля от взрывов
тола. Где уж тут быть крупной рыбе!
Первую хорошую щуку мы взяли на спиннинг примерно на
десятый день, а все первые дни довольствовались щурятами до
одного фунта весом. Но ловились они так часто, как ловятся
пескари в мелкой речке, на быстриике: пять-семь оборотов катушки,
поклевка, подсечка — и тащи.
Изредка попадались некрупные окуни, подъязки. И наши
спиннингисты, конечно, не получали должного удовлетворения. Не
везло и удильщикам. Они запаслись червями в Пинске,
рассчитывали угостить нас лещом или большим окунем, но в изобилии
ловили лишь мелких красноперок, подлещиков, плотиц, окуньков,
ершей и шереспериков.
Событием в их походной жизни был странного вида ерш почти
в четверть килограмма весом. Светлый, нежного
зеленовато-желтого цвета, с длинным рылом, маленьким ртом и большими
янтарными глазами он напоминал судачка. Только на боках у него были
не полосы, а круглые темные пятна.
В отличие от ерша, широко распространенного в водоемах нашей
страны, эту рыбу называют на Дону носарем, в Западной
Белоруссии — остромусом, и высоко ценят за вкусовые качества.
И действительно, уха из сорока крупных остромусов выдалась
на славу!
Рыбалка с каждым километром становилась интереснее.
В самой Припяти, в ее многочисленных притоках (Стырь,
Ясельда и другие), в старицах и озерах резвится великое
множество красноперок.
Когда они большими стаями охотятся за насекомыми на
поверхности воды, никому из нас долго не удавалось опустить червя
на дно: на разных глубинах его немедленно схватывали
красноперки,
_ 87 -

Чтобы поймать линя или крупного окуня, которые берут насадку
со дна, один из наших удильщиков прибегнул к довольно странному
приему: он бил удилищем по воде, разгонял мелочь и только таким
путем доводил насадку до грунта. Но и на дне его червя гораздо
чаще хватал мелкий подлещик, чем линь или крупный окунь.
Как бы то ни было, но в жизни рыболовов наступил приятный
перелом. Только продолжался он, к сожалению, не долго: кончился
запас червей.
Пополнить же его никак не удавалось. Некоторые энтузиасты
ходили за шесть-семь километров в ближайшие деревни,
подговаривали мальчишек, сулили им* крючки и лески, но безуспешно:
слишком тяжело добывать червей в песчаной пойме Припяти!
Один из нас перекопал за колхозными огородами чуть ли не
гектар сухой земли, приплелся на стан, еле волоча ноги, а принес
в банке с десяток жалких, тощих червей.
Пришлось разводить опарышей, использовать для насадки
хлеб, кузнечиков, кашу, даже кишки убитых уток. Рыболовы
торопили охотников скорее добраться до Луниица, а затем до Петри-
кова, где, по слухам, можно было добыть червей. Но и в этих
городах не удалось сделать запасов.
Зато, когда обменяли у одного местного рыболова на крючки
целый солдатский котелок навозных червей, которых он сам
разводил в большом ящике, началось небывалое оживление.
Удильщики поймали леща фунтов на десять, хорошего соменка,
подуста, несколько очень крупных плотиц и красноперок,
оборвали прочные лески в борьбе с рыбой — вот уж было шума в нашем
лагере!
Но котелок скоро опустел, и опять начались вздохи:
— Ну, что делать? И почему бы не взять нам мешок червей
в Москве? Сплоховали, чорт возьми!
Из-за того что трудно добывать червей в песчаной пойме реки,
местное население ловит рыбу на самые разнообразные насадки.
Ребятишки, как правило, удят на хлеб. Опытные удильщики
используют обыкновенных пиявок: на них идет окунь, а иногда и
лещ. Кроме пиявок, применяют горох, куриные кишки и даже
нижние отростки корней молочая. О такой замечательной насадке, как
мотыль (личинка комара-дергуна), никто из местных рыболовов
не имеет ясного представления.
Ловят они главным образом в реке, у кустов, на выходе из омута,
в старицах, где никто не ходит с неводом, потому что там много
коряг, и, наконец, в рыбных озерах.
Пришлось нам наблюдать, как два рыболова выуживали окуней
в глубокой заводи, густо заросшей кустами. Были это старик
и юноша, прибывшие к нашему лагерю в лодке, за которой на
буксире тащилась лодчонка, напоминающая большое корыто.
В это корыто и пересели рыболовы, когда решили проверить
заводь. Старик искусно подводил свой утлый челн к береговым
кустам, а молодой держал в руках короткое удилище с недлинной
- 88 -

леской и осторожно опускал крючок с червем между
затопленными коряжками. И моментально выхватывал из воды большого
окуня.
Плыли они бесшумно, ловко орудуя одним веслом, и только
плеск пойманного окуня выдавал их присутствие. Хороший урок
дали они некоторым нашим рыболовам!
Ближе к Мозырю ловят исключительно «в проводку», на
горох.
Те рыболовы, которые любят побороться с язем, ставят кол на
быри, используют короткое удилище с большим поплавком и
тяжелым грузом. У каждого любителя есть две-три постоянных «точки»,
с которых и производится ужение, главным образом на зорях.
Насадку они ведут в шести или десяти сантиметрах от дна, много
гороха используют для приманки рыбы. Зацепиться за кол и
отойти от него на очень быстром течении — далеко не простая
штука. В этом нам пришлось убедиться!
Рыболовы, которые любят поохотиться за лещом, выбирают
места с тихим течением, иногда в самом омуте, насадку ведут по
дну, реже чем язевики работают удилищем, терпеливо ждут
поклевку и нередко добывают лещей до пяти килограммов весом.
Кроме лещей, попадается на горох и усач (мирон) до двух-че-
тырех килограммов весом, правда, редко и не каждый год. Иногда
ловятся и некрупные осетры. Сазан заходит в Припять не ежегодно,
и ловля его считается случайным делом.
Спиннингистов на реке очень мало, на жерлицы ловят
немногие, переметами, подпусками и особенно дорожками пользуются
гораздо чаще.
На дорожку ловят крупных окуней: в старицах — темных,
почти черных, в реках — светлых, нередко раскрашенных
зеленоватыми пятнами. Попадаются и щуки. Однако крупные экземпляры,
до полпуда весом, ловятся редко.
На озерах и в старицах можно встретить рыболовов с довольно
странным на первый взгляд снарядом. Называется он жаком, и
представляет собой разновидность наметки. Сверху у него
конусообразный купол из редких прутьев, а внизу, по каркасу, высотой
до полутора метров,— трехстенная сеть.
Обычно ставят жак возле травы и ботом пугают рыбу. Та,
которая накрыта снарядом, попадает в его ячейки изнутри, а та, что
бросается от удара ботом в стороны, зачастую запутывается в
ячейках с наружной стороны.
Такие снасти есть почти у всех сенокосных бригад. С их помощью
колхозники ловят себе на уху щурят, окуней и красноперок.
Среди рыболовов нашего лагеря началось праздничное
оживление, когда мы стали в устье реки Птичь, на двести восемнадцатом
километре от впадения Припяти в Днепр.
В этом месте Птичь одним из своих протоков заходит в озеро
Таловое, которое, в свою очередь, соединено с группой таких много?
водных озер, как Ореховое, Межов и другие.
- 89 -

Весной по всем этим озерам идет сплав леса. Собирают и
сортируют лес в озере Таловом, возле Птича. Все дно здесь забито ужбой—
перевязями от плотов — и топляками.
Всякий заброс спиннингом, если вести груз по дну, обязательно
приводит к зацепу, а иногда и к потере блесны. Зато после двух-
трех удачных забросов в лодке непременно бьется крупный
окунь или хорошая щука.
Рыболовы наши так разохотились и ловили с таким успехом,
что скоро по всему берегу возле лагеря стояли куканы с рыбой,
а когда мы двинулись вниз по течению, за второй лодкой тянулся
«руль» из окуней длиной больше двух метров.
С таким же обилием рыбы мы встретились и на следующей
стоянке, где с Припятью соединяется русло старого Птича. Здесь
поймать на спиннинг больше пуда окуней за одну утреннюю зорю
не так уже сложно. Да и окуни все мерные — от шестисот граммов
до килограмма.
Однажды вышло так, что наиболее рьяный наш спиннингист
израсходовал весь запас своих блесен.
Случайно удалось ему разыскать в заветной коробочке с
крючками три крупных мормышки. На одну из мормышек,
привязанную к леске на обыкновенной удочке, он надел червя и, соблюдая
осторожность, опустил блесенку между корягами.
В лодке немедленно забился фунтовый окунь. И дело пошло!
Так разновидность такой старой снасти, как «патер-ностер», была
случайно и с большим успехом использована нами на Припяти.
Окуни ловились отлично, хотя очень крупные экземпляры и не
попадались.
В устье Птича мы познакомились с одним местным рыболовом,
который ловил окуней только на самодельную зимнюю блесну
с одинарным крючком.
В дни, когда мы стояли там, он регулярно ловил за день до
десяти килограммов окуней, правда, средних по размеру,
беспрерывно передвигаясь по озеру в маленькой долбленке с помощью
одного короткого и легкого весла.
Щука, окунь, подлещик, плотва, красноперка не сходили у нас
со стола в течение всей поездки. Язь, подуст, лещ и сом бывали
реже, а шереспера так и не поймали.
В Припяти, чем ниже по течению, тем его больше. С утра до
вечера весь солнечный день бьет он малька на песчаных отмелях.
Но мастеров ловить его не оказалось. Несколько поклевок у двух
рыболовов не увенчались успехом. А может быть, виной было
увлечение окунями, из-за которых все хорошие блесны остались на
корягах возле Птича.
— Вот соберусь, да махну за шересперами на будущий год,—
сказал один из нас, когда поездка подходила к концу, а жерехи
слишком громко и смело поднимали буруны неподалеку от нашего
лагеря.
Но даже и неудача с жерехами никого не огорчила.
- 90 -

Триста пятьдесят километров проехали замечательно: тихие
вечера и утра над светлой рекой, подернутой туманом; веселый костер
рядом с палаткой; ежедневные поиски самого лучшего,
счастливого места; пляж на горячем, мягком песке; в котле рыба или
утки; непременные фрукты за столом.
— Ну, а теперь за работу, да с новыми силами! — сказал наш
старший товарищ, когда мы сдали лодки в Мозыре, любезно
предоставленные нам Пинским речным пароходством, и заняли места
в поезде, чтобы ехать домой, в Москву.

Л. Балашов
МОХОВ РУЧЕЙ
вгуст, четыре часа дня. Поезд, оставив за
своим хвостом мост через реку Волнушку и
уткнувшись головой в мост через реку
Нерль, остановился на станции Скнятино.
Выпрыгнув из вагона на песок насыпи,
я зашагал в деревню Волнога, что стоит на
слиянии вод Волнушки и Нерли,
неподалеку от станции. Впереди был целый
месяц отпуска, который можно провести на
берегу Волги. Волга! Почему это слово я с
детства всегда произношу с каким-то
восторженным волнением?
Через час я уже выгребаю на лодке к стрежню Нерли, а по
ней — вниз, к Волге. Предстоит проехать восемнадать километров
до деревни Дамажино, на левом берегу Волги, где меня уже ждет
приятель.
Свежий юго-западный ветер бьет высокими волнами в левый
борт, и брызги летят на мои колени; впереди, как два огромных
серых клыка, маячат «ворота» — береговые устои бывшего моста
через Нерль, а за ними в серо-голубом мареве, как далекий мираж,
лесистые острова и левый берег широко разлившейся Волги. Волны
зло бьются о серый камень устоев, а правее их с шумом
перекатываются через залитую на большом протяжении старую
железнодорожную дамбу Я решил перевалить через дамбу, это сокращало
путь.
Плывя вдоль нее, я нашел место, где без большого труда, по
мелководью, перетащил лодку на другую сторону. За дамбой было
тише. Левее, у трав, двое ловили с лодки окуней на зимние блесны,
пользуясь длинными бамбуковыми удилищами. Забрасывая блесны
к траве, они толчками вели их в сторону, то и дело выбрасывая
в лодку полосатых рыб.
Я повернул направо, где, далеко впереди, широкая лента
залитой реки Брычки отделялась от Волги большим лесистым островом.
Отсюда казалось, что высокий сосновый лес острова растет прямо
— 92 -

из воды. Ёетер и волны усиливались по мере того, как лодка ухд-
дила из-под защиты дамбы, но теперь они были попутными. Я
поставил «парус» — два щита от стланей лодки с натянутым на них
плащом. Лодка стала похожа на китайскую джонку. Пересел на
корму, упершись ногами в основания щитов и положив весла вдоль
бортов лодки. Крутые с белыми гребнями волны набегали на корму,
и она размеренно опускалась и поднималась, оставляя за собой
шипящий пузырчатый след. Ход был хороший.
Если лодка уклонялась от курса вправо, я опускал в воду
лопасть весла с левого борта. Плыть так было легко и приятно. Слева
уходили назад островки со стогами сена, справа — будка
бакенщика под одинокой высокой елью. Ушла влево и река Нерль, лодка
плыла уже по широкой Брычке. Вот знакомые ручьи — сначала
Панка, потом Клусовский с летающими над ними стаями диких
уток. Глухо шумят вершины высоких сосен на острове, рокочут
у его берегов мутные волны.
Осталась позади деревня Брыкино, где проводил я свой отпуск
в прошлом году, и лодка вышла на фарватер Волги.
Справа, на самом берегу, утопая в густой зелени, стоял дом
отдыха. Мне вспомнилась тихая и звездная летняя ночь прошлого
года, когда мы в лодке проплывали здесь, под берегом,
направляясь в Мохов ручей. Меня поразил тогда чудесный густой аромат
тополей старого парка, лившийся на темную гладь реки. Мы
бросили весла и долго молча сидели в едва покачивающихся лодках.
И сейчас, проезжая здесь, я снова почувствовал тот пьянящий
аромат.
Навстречу, вверх по Волге, разбивая носом высокую
встречную волну, шел белый пассажирский пароход, на нем играла
музыка, и высоко над ним трепетал на матче вымпел, голубой,
как небо.
Видна стала и деревня Дамажино на отвесном левом берегу.
За деревней Волга круто поворачивала влево. Вот и лодка моего
приятеля, привязанная под берегом к корням засохшей ивы. Моя
лодка с хода врезалась носом в желтый песок, я убрал парус и
побежал по крутой тропке...
Ранним утром на Волге было прохладно. Над водой стелился
густой туман. Из его серой пелены, как из воды, торчали вершины
сосен противоположного берега. Все в лодках отсырело от ночной
росы. Мы направлялись в Мохов ручей: я — со спиннингом,
приятель — с кружками.
Берега скрылись в тумане, мы плыли вниз по Волге вслепую.
Неожиданно, в упор, наткнулись на пароход, который стоял на
якоре, ожидая, когда солнце разгонит туман. На пароходе было
тихо, он казался покинутым, только под его кормой едва слышно
шипел пар. Через полчаса, все еще в густом тумане, мы въехали
в Мохов ручей. Я подогнал свою лодку к берегу под нависшее над
водой дерево и закурил. Приятель, собрав подъемку, поехал вдоль
берега ловить живцов.
- 93 -

Название «Мохов ручей» осталось от прошлого. Теперь это местб
менее всего походило на ручей. Волга, перегороженная плотиной
в Угличе, затопила русло и берега бывшего ручья, залила
обширное болото и низкие луга, образовав на этой обширной водной
глади много островов и отмелей с торчащими из воды пнями
спиленного леса. Захламленность бывшего русла ручья и его берегов
кустами, хворостом и огромное количество рыбьей молоди
привлекает сюда много хищной рыбы. Бывшие болота и луга, заросшие
густыми водорослями, изобилуют крупными линями.
Туман растаял. С листьев деревьев от тихого утреннего ветерка
на воду со звоном стали падать капли росы. Я начал собирать
спиннинг.
Якорь лодки был брошен на склоне подводного берега ручья,
тяжелая блесна, описав дугу и тускло блеснув над поверхностью
воды, погружаясь, быстро потопила сухую лесу. На счете «восемь»
леса легла на воду. Плавное движение удилищем и то быстрое, то
замедленное вращение катушки вызвало «игру» блесны в
таинственном подводном мире.
Поклевка, первая и всегда волнующая, последовала на втором
забросе, а через минуту в моей лодке билась пятнистая, с темной
спиной щука. Ловя, я подвигался вверх по ручью, меняя места.
Семь щук были пойманы, когда мое внимание привлекли частые
всплески с характерным отрывистым чавканьем. Сомнений не было:
у дальних зарослей камыша, в заливе, начал «бить» окунь. Щучья
блесна быстро заменилась небольшим желтым «спиннером» с
оперенным красной шерстью якорьком. Такой же якорь был подвешен
и к грузилу.
На небольшом пространстве вокруг зарослей камыша и
кувшинок поверхность воды кипела маленькими бурунчиками. Над
поверхностью, в брызгах воды, мелькали игольчатые спинные
плавники полосатых хищников, от них серебряными искрами
разлетались мальки.
Лодку я поставил метрах в десяти от этого кипящего котла.
Начиналась увлекательная ловля. Блесна мягко падала в самую
гущу охотящихся окуней. Немедленная и быстрая подмотка лесы
заставляла грузило прыгать, едва касаясь воды. Два резких толчка
на удилище один за другим почувствовались при первых же
оборотах катушки. Два буруна захлестнули и блесну и грузило, и
вот уже два крупных окуня устремились к лодке.
Стайка смелых хищников проводила попавших в беду собратьев
до самого борта лодки, на миг остановилась и, напуганная
подъемом в воздух окуней и стуком их о днище лодки, поспешно
скрылась в глубине.
Каждый заброс приносил то двух, то одного окуня, дно лодки
быстро покрылось их трепещущими полосатыми телами. Иногда
на короткий промежуток времени «бой» затухал, но всплеск
заброшенной блесны вызывал новый очаг неистовой окуневой охоты
за мальком. Отложив спиннинг, я пробовал опускать под лодку
— 94 —

Зимнюю блесну, окунь ловился и на нее, но более мелкий. День
разгорался. Под чистыми лучами утреннего солнца весело
заискрилась поверхность воды, затрепетали листья осин на берегу,
ясно открылись дали, ажурной паутиной повисли над зеркалом
сод стальные формы железнодорожного моста, вверх по Волге шла
тяжело нагруженная самоходная баржа, часто и гулко стучал на
ее корме мотор.
— Рыба есть? — кто-то крикнул в рупор с баржи. Ответ мой,
вероятно, не был расслышан, мотор заработал тише, и вопрос
повторился. Я ответил утвердительно, от баржи отвалила лодка с двумя
пассажирами и направилась в мою сторону. Осторожно
подъехав, пассажиры, как зачарованные, долго наблюдали за ловлей.
Особенно волновался один из них — светловолосый парень. Окуни
брали неистово. Забрав у меня десятка два окуней в обмен за
корзинку душистых яблок из Васильсурска, парень с
сожалением взялся за весла.
Солнце поднялось высоко, когда «бой» окуня и клев его вдруг
прекратились. Я начал спускаться к выходу ручья в Волгу, где
маячила лодка моего приятеля.
У него улов был тоже хороший. Особенно радовал его крупный
шереспер, пойманный на кружок.
Здесь, в залитом устье ручья, мне в это утро довелось быть
свидетелем сильного «боя» леща. Я говорю «боя», потому что слова
«лещ плавится» не подходили к этому лещевому игрищу. Такого
огромного косяка крупного леща, вышедшего на поверхность,
никогда мне не приходилось наблюдать. На огромном пространстве
залива несколько сот крупных рыб так звонко ударяли хвостами
по воде, что стоял непрерывный шум. Вода кипела, брызги, а
иногда и малек, залетали даже в наши лодки. Мы долго
любовались этим редким зрелищем.
В хмурые ветреные дни, когда по потемневшей и сердитой
Волге катились высокие, свирепые волны с белыми гребнями, мы
ездили на реку Каменку. Она впадает в Волгу с противоположного
берега, на повороте, и защищена от ветра лесом. Чтобы в нее
попасть, нужно наискось пересечь Волгу, ширина которой здесь
превышает километр. На случай крушения мы снимали с себя сапоги
и верхнюю одежду, привязывали все вещи к шпангоутам лодки и
плыли в каскаде брызг.
Иногда, обычно во второй половине дня, мы отправлялись на
противоположный берег на утиную охоту. Есть там, за высокой
лесистой береговой гривой, болото с небольшими, но глубокими
бочажками, заросшее непролазной чащей кустарника. Левый конец
его выходит на залив ручья Талица. В этой крепи днем
скрывается много уток.
Я становился с двумя ружьями в узком конце этого болота,
приятель заходил со стсроны залива. Подвигаясь по краю болота
в мою сторону, он начинал шуметь. Неистовый шум, треск и
хлопанье крыльев поднимающихся из чащи уток оглушали. Многие
- 95 -

таЬунки налетали и на меня. Неспешно гремели четыре выстрели,
трещала по кустам дробь, но в этом хаосе редко удавалось взять
несколько уток.
Прекрасны тихие летние вечера на Волге. Глядит глубокая
синь реки в окна нашего дома. Мы сидим на берегу, свесив ноги
с обрыва. Внизу, под нами, сонно плещутся о камни волны: это
прошел пароход. Сплошной темнозеленой стеной застыл сосновый
бор на другом берегу. Левее, за поворотом, па горизонте медленно
ползет маленький, как игрушка, поезд. Свистя крыльями, низко
над водой стремительно проносится стайка чирков. Заходящее
солнце заливает расплавленным золотом зеркало Волги.
Из реки Каменки выплывает лодка бакенщика. Через час над
потемневшей водой замигают белые и красные оградительные огни
на фарватере.
Из лесной расщелины, где протекает Талица, ползет на Волгу
вечерний туман...

А. Синельников
О СОМ АХ-ВЕЛИКАН АХ
тиховодных закоряженных реках Ворошилов-
градской области водится всякая рыба — от
уклейки и пескаря до сома.
В Северном Донце сомы достигают весьма
внушительных размеров.
Старики из сел, расположенных на
берегах Донца, рассказывают диковинные истории
о сомах-великанах, которые будто бы
хватали за хвосты купающихся лошадей и топили
их в бездонных омутах.
Истории эти относятся к далекому
прошлому. Я хочу рассказать о тех
сомах-великанах, которых видел собственными
глазами.
В поимке одного сома-великана я принимал непосредственное
участие. Другого такого же сома видел в селе Николаевке, на
подводе. В нем было до ста килограммов веса. Третий огромный
сом выбросился на песчаную косу и был убит колхозниками. Этого
сома я не видел. Видел его мой брат Григорий, который был
сельским учителем в Николаевке. Этот сом весил шесть пудов.
Сомы до 30—40 килограммов в наших реках вылавливаются
довольно часто. Способы ловли их и приманки применяются
различные.
Рыболовы, не имеющие лодок, ставят закидушки из прочного
крученого шнура с большим крючком двойной прочности. Но на
закидушки очень крупные сомы никогда не попадались.
Те, у кого есть лодки, ловят на квок, на дорожку, но настоящие
сомятники предпочитают дреголину, о которой я расскажу подробно.
Насадкой на всякую снасть служит мясо, опаленные на костре
воробьи, птенцы галок, ворон и других птиц, а то и взрослые
птицы. Используются также живцы и лягушки. Насадкой на
дреголину может служить только живец или лягушка. Мертвую,
неподвижную насадку на дреголину ставить нельзя.
За долгие годы спортивной рыбной ловли я выловил много
7 ^Рыболов-спортсмен»
- 97 -

всяких сомов, но самый большой из них весил не более 30
килограммов. Для охоты за очень большими сомами необходимы особые
условия. Надо жить вблизи реки, хорошо знать ее профиль,
обстоятельно изучить все омуты, пещеры и «завалы» (коряжники) —
излюбленные места больших сомов. Надо заводить особую снасть,
а главное — иметь лодку. Без нее все или почти все попытки
организовать охоту на крупного сома обречены на неудачу. Я лично
знаю, что на «закидушку» с берега, без лодки, был пойман лишь
один сом свыше сорока килограммов весом. Но такие случаи редки,
и полагаться на них не следует, особенно городским рыболовам-
спортсменам, которым приходится бывать на реке преимущественно
в выходной день.
Я никогда не охотился за очень большими сомами, но,
независимо от моих намерений, они, несомненно, изредка брали на мою
снасть. Обрывки прочных крученых шнуров и сломанные большие
и толстые крючки в темные июньские ночи довольно красноречиво
свидетельствовали об этом.
Конечно, настоящий рыболов-сомятник ни за что не оставит
в покое сома, оборвавшего у него снасть. Он до тех пор будет
продолжать охоту, пока виновник не сделается его добычей. Я же,
обнаружив обрыв прочного шнура или поломку большого крючка,
только дивился величине и силе сома, способного на такие дела, но
мысль о его преследовании никогда и в голову мне не приходила.
Но одна случайность, которыми так богата жизнь рыболова,
и меня ненадолго сделала охотником за сомом-великаном.
Случилось это в июне 1935 года на Северном Донце, вблизи
села Николаевки.
Как-то возвращаясь на каюке с братом Григорием с рыбной
ловли, мы повстречали суходольского рыбака Федосея и завели
длинный разговор о рыбной ловле.
Федосей показал нам два обрывка толстого и очень прочного
шнура и рассказал о том, как он два дня и две ночи охотился за
сомом, но не взял его.
— Хоть бы поглядеть на него, лешего, что он за дьявол такой,
что самолучшая снасть его не держит,— сокрушался Федосей.
Мы, как могли, выразили ему свое сочувствие и, подробно
расспросив, где это случилось, распростились с ним и поплыли своей
«дорогой».
Место неудачной охоты Федосея на сома находилось в
знаменитых «хомутках»— большом глубоком плесе, ниже шумного
каменистого переката, все заводи которого были густо завалены коряж-
ником, образуя у крутых берегов медленные водовороты. Оно
находилось в самом углу излучины Донца, где течение реки
упиралось в обрывистый берег, и во время весенних паводков выбило в нем
глубокую пещеру. Над ней нависла подмытая вешней водой
большая ива. Ее ветви купались в воде, образуя обширный зеленый
шатер, хорошо защищенный от знойных лучей летнего солнца и
ветров.
- 98 -

Пробившись каюком сквозь ветви ивы, мы очутились как бы
в прохладном помещении, величиной с небольшую комнату.
Никаких следов недавней схватки человека с рыбой мы не
обнаружили.
— Ну? — нарушил молчание Григорий.— Что ты об этом
думаешь?
— Да ведь что же думать. Оно хоть и не заметно следов, но,
видно, Федосей рассказал нам правду.
— Не попробовать ли нам с тобой поймать этого сома. Как
ты на это смотришь? — спросил Григорий.
— Вряд ли что-нибудь получится,— ответил я. У нас нет ни
опыта, ни необходимой снасти, и мне кажется, что эта затея
неминуемо потерпит крах.
— Вот что, брат, давай отправимся домой, отвезем рыбу и
займемся приготовлением снасти, а часам к четырем вернемся сюда и
поставим дреголину,— предложил Григорий.
Я согласился с его планом.
В кузнице мы отковали крючок и багор. Крючок был сделан
из сломанного рожка от вил и обладал исключительной
прочностью. Из шпагата мы скрутили двухметровый крепкий шнур.
В три часа дня мы уже грузили в каюк все снаряжение: багор,
топор, лопату-грабарку, старые провода, провизию и другие
необходимые вещи.
Чтобы не проспать поклевку сома, захватили с собой Мурзу —
маленькую лохматую дворняжку, которая поднимала лай, когда
слышала всплески крупных рыб.
Попутно занялись ловлей голавлей. Я сидел на веслах, а
Григорий, умело орудуя гибким бамбуковым удилищем, подбрасывал
им кузнечиков. Поймали трех голавлей от трехсот до шестисот
граммов весом. Чтобы не потревожить сома, стали табором
метрах в семидесяти от пещеры. Я срубил длинную упругую жердь,
толщиной в руку взрослого человека, на тонком конце ее оставил
сошку. Затем, захватив топор и провод, берегом потащил жердь
к пещере, а Григорий поплыл туда на каюке.
К вывороченным и обмытым водой кореньям я в двух местах
крепко-накрепко прикрутил жердь так, чтобы сошка ее
находилась в самом центре шатра, сантиметрах в семидесяти над
водой.
Григорий морским узлом привязал к жерди шнур с крючком,
продетым под спинной плавник самого большого голавля. Живец
бойко заходил на шнуре, мы полюбовались на него и отправились
на стоянку. Дреголина была поставлена!
— Ну, Саша, объявляю осадное положение,—пошутил
Григорий. По первому же тревожному сигналу Мурзы приказываю взять
«холодное оружие» и грузиться на «корабль». Всеми силами
и средствами надо постараться зацепить «противника»!
Но это была наигранная веселость. На самом же деле Григорию
было не до шуток, он волновался и не мог скрыть этого.
Т
— 99 —

Мне вся эта затея казалась несерьезной, поэтому я был спокоен.
Да и не верил, что сом возьмет на нашу снасть.
Сидеть и ждать сома — занятие довольно скучное. И чтобы
как-нибудь занять время, я предложил Григорию поставить
переметы. Он с радостью согласился на мое предложение.
В неглубоких илистых заводях мы нашли вьюнов, метрах в
пятидесяти от стоянки перетянули с одного берега на другой
переметный шнур, а немного дальше — другой. Навязали на них по
двадцати пяти поводков с крючками и наживили крючки вьюнами.
С переметами было покончено, но до сумерек оставалось еще
много времени, Григорий занялся «подкопкой» вьюнов для
ночной подживы переметов, а я захватил две удочки, ведерко с
мелкими вьюнами и поплыл в коряжник ловить окуней.
Мне посчастливилось напасть на окуневое место, и к заходу
солнца в моем садке шныряли около двадцати хороших окуней.
С наступлением сумерек мы развели костер и занялись
приготовлением ухи. Ночь выдалась темная и тихая, мощные всплески
крупной рыбы то и дело разносились по реке, вызывая
неистовый лай Мурзы. На всплески некрупной рыбешки даже
поблизости от самого костра она не обращала внимания. Будучи
маленькой и пугливой собачонкой, она, повидимому, испытывала страх
перед бултыхающимися чудовищами.
Григорий при каждом могучем ударе большой рыбы
вздрагивал и поворачивал голову в сторону поставленной нами дреголины.
Но там все было тихо.
Костер весело потрескивал, из кипящего ведерка аппетитно
пахло ухой. Григорий молчал.
— Ну, допустим,что сом возьмет голавля и засечется. А как
мы его будем брать, если он не меньше нашего каюка? — спросил
я Григория.
— Нечего вперед загадывать.— Пусть только возьмет, а там
уж видно будет.—Подумав немного, Григорий добавил: — Мы его
убьем топором, или багром.
Поужинав, мы поплыли «трусить» переметы. Сняли двух сомят-
аршинников, одного крупного голавля и вернулись на стоянку.
Как мы забылись сном, я не помню. Проснулся я, когда в
воздухе потянуло утренней свежестью.
Мурза стояла у самой воды и негромко тявкала на реку,
затянутую легким туманом. Посредине реки бесшумно скользил каюк,
в нем сидел древний, белый, как степной ковыль, торбатый старик.
В лесу звонко куковала кукушка и, словно перекликаясь с ней,
где-то голосисто запел проспавший зорю петух. По всей реке играла
мелкая рыбешка, но всплесков крупной рыбы не было.
Каюк со своим древним кормчим скрылся за изгибом реки.
Мурза, свернувшись клубочком у ног храпящего Григория, уснула.
Григорий спал крепко, повидимому, он долго не мог успокоиться
и забылся сном только под утро. Вспомнив о нашей дреголине, я
решил разбудить его.
~ 100 —

Вдруг что-то оглушительно бултыхнуло. Это было похоже
на падение лошади в воду с высокого отвесного берега. Мурза
сорвалась с места и залилась лаем. Я заметил, как дрогнули ветви
ивы, и вслед за этим от них пошли, нагоняя друг друга, широкие
круги.
Я растормошил Григория. Он порывисто вскочил, устремил
взор на иву и прошептал: — А? Что такое? Сом?
— Да! Да! Сом! Скорее! В каюк! — Я не узнавал себя, Григорий
взглянул на меня и побледнел.
Через минуту Григорий до боли в суставах сжимал багор, а
я изо всех сил налегал на весла.
Но почему под ивой так тихо? Ветви ее не колышатся и даже
вода не рябит. Неужели сорвался?
Мы осторожно пробирались сквозь ветви ивы и увидали сильно
наклоненную и глубоко ушедшую в воду жердь.
Я схватился за жердь и поднял ее. Она шла легко, вот уже
и сошка показалась из воды. А вот и шнур.
Не описать наших чувств и переживаний, когда мы увидели
над водой беспомощно повисший жалкий обрывок прочного шнура.
Мы глядели на него, как зачарованные, и каждый из нас
подумал:
«Что же это за сом, если он оборвал такую снасть?»
Первым опомнился Григорий:
— А черт с ним, с этим сомом! Хорошо, что ушел, утопил бы
он нас.
Мне вспомнилась басня Крылова «Лиса и виноград». Делать
было нечего, приходилось довольствоваться мудростью кумушки-
лисы. Вспомнились и слова Федосея: — Хоть бы поглядеть на
него, лешего...
Действительно, хоть бы глянуть на это чудище!..
Отвязали мы от жерди обрывок шнура и поплыли «трусить»
переметы.
Мудрая пословица гласит, что нет худа без добра: здесь нас
ожидал приятный сюрприз. Едва я взялся за шнур первой
перетяжки, как последовал рывок такой силы, что я чуть не потерял
равновесия и не вылетел из каюка. Вода за бортом забурлила,
как в большом кипящем котле. Изловчившись и выждав удобный
момент, Григорий забагрил полутораметрового сома и перевалил
его в каюк.
Счастливый перемет принес нам еще двух сомят, немногим
меньше метра в длину, и двух хороших голавлей. Второй перемет
был поставлен ближе к перекату, здесь мы сняли лишь одного
соменка-аршииника и двух хороших судаков.
Улов был хороший, но сом-великан так завладел мыслями
Григория, что, возвратившись домой, он занялся приготовлением
новой сверхпрочной снасти.
Обстоятельства помешали нам отправиться на рыбалку в тот
же день. Только на другой день утром мы снова погрузили снаря-

жение и отплыли в «хомутки». Но мы опоздали. Федосей еще с
вечера наставил дреголину над пещерой, и великан взял живца
вместе с новым крючком. И снасть оборвать не смог.
Федосей укрепил шпур не к жерди, а к ветке ивы, высоко над
водою. Он правильно рассчитал, что сом лишь потому оборвал
его крепкий шнур, что имел возможность вытянуть его в одну
линию с жердью. В этом случае жердь утратила свое назначение,
перестала пружинить и шнур лопнул.
Теперь же сом мог надавливать только вниз, а ветка ивы и до
некоторой степени вся ива прекрасно пружинили.
Очевидно, сом много раз принимался за этот роковой шнур, но,
несмотря на все усилия, не мог порвать его.
В конечном счете он так уходился, что, когда Федосей
пропихивал ему под жаберную крышку конец длинной и толстой веревки,
он не оказал ему никакого сопротивления, а только зевал
огромной пастью и таращил на рыбака колючие белесые глаза.
Продев под жабры сома веревку, Федосей привязал ее к дереву
и хотел плыть в село за подмогой, но тут из-за поворота реки
показался наш каюк.
— Готов! — вместо обычного приветствия сказал Федосей.
— Теперь надо вытащить этого беса на тот берег. Наш очень
крутой.
Убить сома Федосей не решался. Ему казалось, что после удара
багром или топором силы рыбы удесятерятся, она непременно
оборвет веревку и уйдет в пещеру.
Нам хотелось скорее взглянуть на это чудовище, и мы
высказали свое желание Федосею, но он попросил нас потерпеть.
— Вот уж поглядим, когда вытащим.
Постепенно разматывая длинную веревку, мы поплыли к
противоположному берегу. Причалив, оттащили каюки в сторону и стали
думать, как выволочь сома на берег.
— Надо очистить от коры вот это дерево,— указал Федосей
на небольшую иву.— Вы вдвоем будете подтягивать, а я обовью
веревку вокруг дерева, буду плотно приматывать ее к стволу.
Так-то надежней будет.
Укрепив конец веревки к дереву, Федосей поплыл на ту
сторону, чтобы перерубить топором ветку, к которой был
привязан сом.
Наконец, ветка перерублена, Федосей быстро гонит каюк к нам.
Теперь сом оказался на длинной привязи.
Причалив к берегу, Федосей подал команду:
— Тяните! Только плавно. Не дергайте!
Мы с Григорием начали тянуть веревку, а Федосей стал
притягивать ее к дереву.
Мы ожидали яростной борьбы, а сом, не оказывая ни
малейшего сопротивления, спокойно шел через весь Донец, как бык на
бойню.
Вот уже выбраны последние метры веревки, вода зарябила и
— 102 —

нахлынула к берегу, на поверхности, как щупальцы осьминога,
показались толстые и длинные усы сома.
Лучи солнца заиграли на лоснящейся черной спине. Тут только
сом показал свою исполинскую силу. Взвившись могучим телом,
как дикий степной конь, заарканенный отважным наездником, он
поднял каскады воды и окатил ею с ног до головы не только меня
с Григорием, но и Федосея, стоявшего поодаль.
Дерево задрожало под его могучим напором. Если бы веревка
не была примотана, мы и втроем не удержали бы этого богатыря.
— Ничего, ничего! — отозвался Федосей,— пусть побушует
напоследок.
Когда сом утих, Федосей приготовился и крикнул:
— Тяните сразу! Не давайте ему опомниться!
Что было силы мы потянули за мокрую скользкую веревку, и
могучее, почти трехметровое, тело сома с огромной и страшной
головой въехало на мокрый плоский берег
Здесь сом взвился, как гигантская стальная пружина, но подо-
спевший Федосей со всего размаха всадил ему между маленьких
свирепых глаз лезвие топора по самый обух. Сом так мотнул
рассеченной головой, что несчастный Федосей, как резиновый мяч,
кувырком отлетел от него в сторону, но вслед затем плавники сома
судорожно затрепетали, по огромному телу прошла волна
предсмертной агонии, гигантская туша вытянулась и замерла.
Так закончилась жизнь первого виденного мною сома-великана.
Во рту у него оказалось пять огромных крючков, и весил этот сом
более шести пудов.
Другой такой же сом был пойман николаевским рыболовом-
сомятником Микишом спустя два года, и я увидел его в селе на
подводе. Весил он не меньше того, что поймал Федосей...
Правильно ли рассказывали старики о сомах-великанах —
не знаю. Но если бы вот такому сому взбрело в голову уцепиться
за хвост купающейся лошади, то положение ее было бы тяжелым.

А. Синельников
МАРЕНА
жаркий июньский полдень 1946 года я
одиноко сидел на днище старой опрокинутой
баржи у пароходной пристани города
Днепропетровска и любовался величественной
панорамой могучей и прекрасной реки.
В Днепропетровске я был впервые,
проездом. День был субботний, на улицах
города стояла нестерпимая духота, а здесь,
у реки, веяло приятной свежестью; мягкий,
бархатный ветерок ласково обвевал
разгоряченное лицо и шею и легонько трепал
мою парусиновую пару.
Пониже пристани, словно стайка уток,
покачивалась небольшая флотилия лодок
рыболовов-любителей.
Рыболовы часто поднимались со своих сидений, выбирали из
глубин реки снасти и снимали с них какую-то крупную рыбу.
«Что это у них за снасти, и какую рыбу они снимают?» —
раздумывал я.
Чего бы я не дал, чтобы присоединиться к этой рыболовецкой
флотилии и покачиваться в лодке на легкой зыби, выбирать из
воды снасти, снимать с них неведомую мне рыбу!
Но у меня не было ни рыболовной снасти, ни лодки.
Прошло с полчаса, и неподалеку от меня появились двое. Один
был невысокого роста, полный старик лет шестидесяти пяти,
с седыми висячими усами и косматыми черными, как смоль,
бровями.
Другой был значительно моложе первого, худой и высокий,
безусое лицо его почти наполовину было закрыто большими
очками с черными стеклами.
— Поедем, Павел Матвеевич, на дальние «заборы», говорят,
марена* идет на кормачки! — горячо заговорил первый.
* Мареной днепропетровские рыболовы называют мирона-усача.
- 104 —

— Не могу, Иван Прокофьевич, у меня неотложное дело.
— Завтра же воскресенье, какие у тебя неотложные дела?
— Именно завтра есть у меня неотложное дело.
— Вот беда! — горестно воскликнул первый.— Ну что же
мне делать? Я бы и один поплыл, да лодку обратно не выгребу. —
Помолчав немного, он спросил снова: — Может быть, махнем,
Павел Матвеевич?
— Не могу! И не тревожь ты меня напрасно.
— Пройдет марена! — с отчаянием в голосе сказал старик.—
Смотри, смотри! Не иначе как ее тянет! — указал он на лодки
рыболовов. — А вон другой тоже... Э-э-х!
— Пойдем, Иван Прокофьевич, меня ждут.
— Иди, Павел Матвеевич, а я хоть посижу, да погляжу, как
другие марену таскают,— упавшим голосом ответил старик и,
простившись с ним, подошел ко мне.
— Отдыхаете? — вместо обычного приветствия спросил он
меня, присаживаясь на баржу.
— Да, спасаюсь от городской духоты, наблюдаю вот за
товарищами по страсти,— указал я на лодки рыболовов.
— Вы рыбачок? — удивленно спросил он.
— Еще бы! С большим стажем.
— Так что же вы сидите на этом разбитом корыте? Почему не
ловите марену, как они? — кивнув в сторону рыболовов,
вскричал мой собеседник.
— Я здесь проездом, дорогой... Иван Прокофьевич, и лишен
возможности последовать их примеру.
— Откуда вам известно, как зовут меня? — спросил он
удивленно.
— Услышал от вашего приятеля.
— Значит, и весь наш разговор вы слышали?
— Слышал.
— Ну и что ж? Вам не пришла в голову какая-нибудь этакая
идея?...— оживленно спросил он.
— Пришла! — ответил я смеясь.
— Какая же?
— Махнуть с вами на «дальние заборы», наловить марены и
помочь вам выгрести лодку.
— Ах, черт возьми! — сорвав с головы фуражку и хлопнув
ею по днищу баржи, возбужденно крикнул Иван Прокофьевич.—
А я уж духом упал! Но чего же вы молчали?
— Я ждал, как закончится разговор и, признаться,очень
волновался.
— Вы думали, что он согласится на поездку?
— Разве я мог думать иначе? Я бы ни за что не отказался.
— Недаром говорится: «не было бы счастья, да несчастье
помогло» — просиял от удовольствия Иван Прокофьевич.— Что же
это мы транжирим драгоценное время, — вскочил он с баржи.—
Двинулись!
— 105 —

Я встал, поспешил назвать себя, и мы отправились.
Часа через два мы, нагруженные корзинами, веслами,
удочками, садком, подсачком, связкой толстых старых проводов и
множеством других необходимых предметов, снова подошли к
реке, где на приколе стояла лодка Ивана Прокофьевича.
Оставив на берегу снаряжение, мы занялись ловлей ракушек
для прикормки рыбы. Превращенные при помощи двух плоских
камней в студенистую массу и помещенные в густую сетку, эти
ракушки, по утверждению Ивана Прокофьевича, являлись
превосходной прикормкой. Будучи же не помяты, а только очищены от
скорлупок, они служили насадкой на удочку.
— Ну, в добрый час! Ни пера нам ни пуха!—воскликнул
Иван Прокофьевич, сталкивая лодку с камней и молодцевато
прыгая в нее на ходу.
Просторная окрашенная в зеленый цвет плоскодонка Ивана
Прокофьевича, вольно покачиваясь на легкой волне, поплыла
вниз по течению к неведомым мне «дальним заборам».
— Далеко ли эти «заборы»? — спросил я.
— Не близко! Пожалуй, поболе трех километров до них будет,
на то они и дальние,— ответил он.
Наша лодка свободно скользила сквозь рассыпанный строй
рыболовецкой флотилии. В ближайшей от нас лодке юный рыболов,
почти мальчик, вываживал на тонкой сатурновой лесе какую-то,
повидимому очень большую и сильную, рыбу.
— Тяни ее, Вася! Да не торопись! Дай ей походить! Поводи,
поводи ее, пускай уходится! — кричали рыболовы.
— Марену вываживает! — с плохо скрываемой завистью
сказал Иван Прокофьевич.
В момент, когда наша плоскодонка поравнялась с лодкой
увлеченного упорной борьбой паренька, рыба у него вылетела из воды
и, сверкнув на солнце, метнулась под лодку. В руках озадаченного
рыболова остался жалкий обрывок лесы.
— Какую рыбу упустил, разиня!—не утерпел Иван Прокофьевич.
— Не видите, что оборвала! — сверкнув на него полными
слез глазами и с ожесточением потрясая в воздухе обрывком лесы,
обиженно крикнул паренек.— Упусти-и-л!..
Наша плоскодонка попала в струю быстрого течения, и лодки
рыболовов скоро остались далеко позади.
Впереди на середине Днепра замаячил какой-то красный
предмет.
— Вы видите вон тот красный буек? — указывая на него рукой,
спросил Иван Прокофьевич.
— Вижу!
— А рубец на реке, что тянется от него до правого берега?
— Тоже вижу!
— Вот это и есть «дальние заборы», вода через них
переваливает и бугрится над ними. Давайте привяжем якоря, они нам скоро
понадобятся.
— 106 —

— Что вы называете «заборами» и почему именуете их
дальними? — спросил я.
— «Заборами» у нас зовутся скрытые под водой скалистые
пороги, а «дальние», потому что есть еще одни, «ближние». Те
рыбаки, что остались позади, ловят рыбу на ближних «заборах»,-
пояснил он.— Мы станем чуть правее буйка, якоря бросим перед
самыми «заборами», а лодку перевалим через них. Это одно из
самых лучших мест, правда, зацепов там много, но зато и рыбы же
там — видимо-невидимо. Садитесь на распашные весла, а я на
рулевое!—скомандовал он.— Да быстрее! Лодку относит в
сторону от буйка. Приналягте на весла! Здесь течение идет в обход
заборов. Еще! Еще! Хорошо! Сто-о-п! Бросайте весла! Берите в
руки носовой якорь! Так! Приготовьтесь! Рр-раз, дв-ва, тр-ри!
Бросайте!
Тяжелый камень бултыхнулся за борт лодки, в следующее
мгновение с шумом полетел кормовой якорь.
Лодка, перевалив через рубец над «заборами», дернулась носом
и, развернувшись кормой, закачалась на месте, удерживаемая
вибрирующими проводами — «якорными канатами», как назвал
их Иван Прокофьевич.
— Поздравляю! — возбужденно и радостно сказал он.—
Здорово заякорились! Я теперь займусь привадой, а вы насаживайте
выползков на кормачки,— и подал мне два мотовила с намотанными
на них двумя сатурновыми подпусками, на десять крючков
каждый.
Приваду Иван Прокофьевич опустил со стороны «заборов»,
чтобы она не путалась при вываживании рыбы.
Кормачки запустили с носа и с кормы лодки, привязав их к
укрепленным на лодке стальным прутикам с колокольчиками.
— Ну, ловись, рыбка!—сверкнул глазами Иван
Прокофьевич.
— А пока давайте перекусим.
Едва мы уселись, как на корме зазвонил колокольчик.
— Есть! — вскакивая и устремляясь к корме, вскричал Иван
Прокофьевич.— Неважнецкое что-то попалось, ну да ничего,
дорог почин,— сказал он, выбирая из воды кормачек.
Через минуту у борта лодки плеснулась какая-то рыба.
— Отгадайте-ка, что поймалось? — спросил он меня.
— Должен быть соменок! — ответил я.
— Отгадали! Держите-ка! — и Иван Прокофьевич бросил к
моим ногам соменка-аршинника.
Устраиваясь на ночлег, мы услышали тревожный звон другого
колокольчика и, выбрав носовой кормачек, сняли с него другого
такого же соменка.
— Надо бы вынуть на ночь кормачки, позапутают они их,
полуночники! — сказал Иван Прокофьевич, но я попросил его
оставить кормачки на месте.
Просторная для сидения плоскодонка оказалась тесной
_ 107 —

и не удобной для ночлега, но, несмотря на неудобства, мы скоро
укачались в ней, как в люльке, и заснули...
Проснулся я, когда уже светало. Иван Прокофьевич возился
с кормовым кормачком и недовольно ворчал:
— Завел, родимец! Успел-таки, каналья!
— Что случилось? — спросил я.
— Зацеп!
— Что ж вы хотите делать?
— А ничего! — ответил он, выбрасывая шнур кормачка за
борт лодки.— Сам завел, сам же и выведет.
Иван Прокофьевич оказался прав. Через несколько минут
колокольчик кормачка робко звякнул, потом — еще и еще. Иван
Прокофьевич благополучно выбрал его из воды вместе с
соменком.— Назвался груздем, полезай в кузов! — приговаривал
старик, опуская рыбу в садок.
На реке заметно посветлело. Отступая в темный лес и за серые
глыбы скал, ночной мрак уступал место свету наступающего дня*
Над пробудившейся рекой дохнул свежий ветерок, в воздухе
зареяла первая чайка.
— Шабаш! Сомята больше брать не будут! Теперь ждите
другую рыбу,— запустив кормачек, сказал Иван Прокофьевич.
— Какую же?
— А всякую! В Днепре рыбы достаточно, ее в нем пополам с
водою! — убежденно ответил он.
Я невольно улыбнулся умело сказанному словечку.
— Вы ловили когда-нибудь рыбу в проводку? — старик
поднял черные брови.
— Ловил, а что?
— Начинайте, время! — сказал он.
Я размотал удочку, очистил от скорлупок несколько ракушек
и начал проводку.
Переваливаясь через подводную гряду порогов, вода
образовывала стремительное верхнее течение, с шумом и рокотом
ударялась о правый борт лодки, затем, бурля и пенясь, быстрыми
струями вырывалась из-под лодки, но за левым бортом имелась
заводь с относительно тихим течением.
Уже на втором рейсе поплавок моей удочки, словно
споткнувшись обо что-то, остановился и юркнул в воду. Резкая подсечка
согнула гибкое бамбуковое удилище, и на крючке, звеня натянутой
лесой, заметалась какая-то сильная рыба.
— Есть! Держу-у! — в порыве страсти громко, восторженно
вскричал я.
Сила и тяжесть рыбы увеличивались течением.
— Осторожно! Не торопитесь! Дайте ей походить! Видать,
крупная попалась,— тревожась за исход борьбы и опуская в воду
подсачек, сдерживал меня Иван Прокофьевич.
Показавшись на поверхности, рыба еще раз рванулась в сторону,
но силы уже оставляли ее.
- 108 —

Перевернувшись вверх брюшком, она покорно приблизилась
к борту лодки и угодила в широкий подсачек Ивана Прокофьевича.
Это оказался крупный, не менее трех килограммов весом,
подуст.
— С почином вас, Александр Васильевич! Не плохо, не
плохо для начала.
Вдруг на носу лодки зазвонил колокольчик. Иван
Прокофьевич бросился туда.
Колокольчик кормовой снасти тоже залился дребезжащим
звоном, я бросил удочку и поспешил к нему.
Взявшись за шнур кормачка, я почувствовал на нем мощные
рывки тяжелой рыбы, в следующее мгновение они прекратились.
— Сорвалась! — разочарованно воскликнул я, продолжая
выбирать снасть.
Но тревога оказалась напрасной. На последнем крючке
кормачка, опережая его, к лодке своим ходом плыл большой лещ.
Иван Прокофьевич снял крупного голавля и, бросив его в лодку,
поспешил ко мне на помощь.
Управившись с рыбой, снова запустили кормачки, и я
возобновил ловлю в проводку. Прикормка из ракушечьего «теста»,
повидимому, действовала не плохо. На первом же пробеге поплавок
исчез под водой.
Иван Прокофьевич с опущенным в воду подсачком стоял рядом
и тревожно шептал:
— Потише! Как бы не оборвала лесу!
Это снова был подуст. Опустив его в садок, мы собрались было
покурить, но на носу снова задребезжал колокольчик.
— Подсак! — взявшись за кормачек, крикнул Иван
Прокофьевич. И через две минуты я подхватил огромного леща.
— Вот это лещ! Вы только посмотрите на этого красавца,—
сияя от счастья, говорил Иван Прокофьевич.
На дне лодки, судорожно зевая влажным ртом и топорща
темные плавники, лежал такой лещ, какого я еще и не видывал.
К одиннадцати часам наш вместительный садок был наполнен
рыбой. Чего только в нем не было! Сомята, лещи, подусты, голавли,
язи, густера.
— Все! — воскликнул Иван Прокофьевич, снимая с крючка
некрупного язя и складывая кормачек.— Ждите звонка,
выбирайте кормовой кормачек и не запускайте его, будем завтракать,—
сказал он.
Когда мы вымыли руки, освежили лица мягкой днепровской
водой и сели завтракать, Иван Прокофьевич вдруг встрепенулся:
— А марена? Мы же не поймали ни одной марены! — изумленно
и огорченно воскликнул он.
— Не жадничайте, Иван Прокофьевич, рыбы и так много, и все
отборная,— упрекнул я его.
— Не в жадности дело! Не желает поймать марену только тот
рыболов, который ее не знает.— Помолчав минуту, он добавил:
— 109 -

Марену нельзя сравнивать ни с одной из рыб, даже с тем лещом,—-
кивнул он в сторону садка.
В это мгновение у правого борта лодки, обдав нас брызгами,
звонко плеснулась какая-то крупная рыба.
— Марена! Марена! — чуть не перевалившись через борт лодки,
возбужденно закричал Иван Прокофьевич.— Видали?
— Брызги, что ли?
— Какие там брызги! — рассердился Иван Прокофьевич.— Я
о марене, видели вы ее или нет?
— Ну, конечно, не видел.
— А ведь ясно были видны розовые хвост и плавник,—
настаивал он.
— Не знаю, Иван Прокофьевич, не видел.
— Ну, может быть, вы не успели разглядеть, она ведь
плеснулась позади вас, а я ясно различил ее розовое оперение,—
примирительно сказал он.
Через час мы снова наживили и запустили оба кормачка.
Увидев, что я берусь за удочку, Иван Прокофьевич попросил
меня отложить ее в сторону.
— Будьте начеку! Посмотрите, что делается,— повел он
вокруг глазами.
По реке раздавались мощные всплески крупной марены. Я
покорно отложил удочку и придвинул к себе подсак.
— Вы никогда не ловили марену? — как бы извиняясь за то,
что он лишил меня удовольствия заняться проводкой, ласково
спросил Иван Прокофьевич.
— Не только не ловил, но и не видел ее никогда,— ответил я.
— Скоро увидите. Скоро. Только вы с нею поосторожнее, не
тяните ее, как леща или подуста,— заметно волнуясь,
предупредил он меня. Колокольчик звонил редко, брали преимущественно
густера и подуст. При каждом звонке кормачка Иван Прокофьевич
вздрагивал и бледнел, судорожно хватаясь за шнур снасти.
Но, убедившись, что взяла не марена, вздыхал:
— Не понимаю! Хоть убейте, ничего не понимаю!
Прошел час, другой, а марена не брала.
Мне стало скучно без проводки, во всем теле почувствовалась
сильная усталость. Особенно сильно болели спина и колени.
Всплески марены почти прекратились.
— Ничего не понимаю! — говорил Иван Прокофьевич.
— Дррррр! Дррррр! — очень громко задребезжал у него за
спиной колокольчик.
— Она! Она! — бледнея, выдохнул Иван Прокофьевич,
бросаясь к носу лодки. Его волнение передалось мне. Дрожащими
руками я схватил подсак и тоже поспешил к носу лодки.
Натянутый, как тетива лука, шнур кормачка вздрагивал и с характерным
«вжиканием» чертил по воде. Рыба упорно держалась у дна реки и,
силясь освободиться от крючка, яростно металась по сто:
ронам.
- ПО -

— Врешь! Не уйдешь! — в порыве страсти выкрикнул Иван
Прокофьевич, сдерживая могучие броски рыбы.
Вдруг, подняв фонтан искрящихся брызг, из воды вынеслось
длинное сигарообразное тело марены и, сверкнув на солнце
серебристыми боками и яркими плавниками, с шумом и плеском упало
в реку.
— Под лодку! Не пускайте под лодку! — сдерживая бешеные
рывки марены, взволнованно крикнул Иван Прокофьевич.
Но марена опять зарылась в глубину. Она рвала звеневшую
снасть из его рук и стремилась затянуть ее за острые подводные
камни.
— Не уйдешь! Не-е-ет не-е уйдешь! — с трудом удерживая
снасть, твердил охваченный азартом Иван Прокофьевич.
Вдруг шнур ослабел в руках старика и он едва не опрокинулся
в воду.
Марена снова взлетела в воздух и слету, врезавшись в воду,
метнулась под лодку. Только счастливой случайностью можно
объяснить, что марена не ушла под нашу плоскодонку и не
оборвала поводка снасти. Молниеносно устремившись под лодку, она
вскочила в опущенный мною широкий подсак.
— Так вот ты какая! — воскликнул я, разглядывая лежавши
на дне лодки восьмидесятисантиметровую марену.
В ней, собственно, не было ничего особенного. Формой тела
она напоминала судака с большими усами; розовые хвост и
плавники придавали ей какую-то особую прелесть.
Но, повидимому, не за это ее любили днепровские рыболовы.
Они ценили в ней стойкого и неутомимого противника.
— Ну, что вы скажете? — торжествующе спросил Иван
Прокофьевич.
— Хороша рыбка! Другого ничего не скажешь,— ответил я.
— То-то же, это вам не какой-нибудь соменок или подуст! —
восхищенно воскликнул он.
Едва мы успели запустить кормачек и приколоть марену, как
на корме отчаянно зазвонил колокольчик. От неожиданности я
растерялся и не мог сразу сообразить, что мне делать.
— Берите! Да берите же, что ж вы стоите? — снова, меняясь
в лице, закричал Иван Прокофьевич, хватая подсак и переступая
через среднее сидение лодки.
Кровь отхлынула от моего лица, сердце рванулось и замерло.
Дрожащими руками я схватился за шнур кормачка и ощутил такие
рывки, что у меня мурашки забегали по телу.
— Не тяните! Отпустите шнур! — взволнованно прошептал
Иван Прокофьевич.
Мощные рывки марены сменились сильными потяжками в
стороны. Вдруг она метнулась вверх и, вылетев из воды, изогнулась,
описала дугу и «глиссером» забороздила воду поверху.
— Да не тяните же, что вы делаете!—дрожа всем телом и
сверкая глазами из-под сдвинутых к переносице черных, косма-

тых бровей, угрожающе кричал Иван Прокофьевич, хотя я и не
думал тянуть шнур.
— Подождите, Иван Прокофьевич! — вскричал я, рассерженный
его неуместными наставлениями.
Я потянул рыбу к себе. Не переставая метаться из стороны
в сторону, она все ж*е стала подаваться назад, к лодке.
— Оборвет! Что вы делаете? Отпустите! — словно
помешанный, кричал Иван Прокофьевич.
Но я, охваченный яростью борьбы с упрямой и сильной рыбой,
ничего не слышал и изо всех сил тянул марену к себе.
Она снова огромной искрящейся ракетой взвилась над водою и,
сверкая на солнце, пролетела над рекой не менее трех метров,
затем с шумом и плеском, подняв каскады брызг, обрушилась в
воду и устремилась под лодку.
Если бы Иван Прокофьевич заранее опустил подсак в воду,
а не держал его над головою, возможно, ему и удалось бы
подхватить марену, но он этого не сделал. А когда опомнился и сунул
подсак в воду, марены уже не было.
— Говорил же я, что оборвет,— вынимая из воды пустой
подсак и опуская глаза, как-то неуверенно сказал Иван Прокофьевич.
Я удивленно взглянул на него. Он все еще был бледен, руки
его заметно дрожали.
— Надо было дать ей походить,— упрямствовал он.
— Кажется, вы и так дали ей возможность ходить, куда ей
вздумается,— ответил я, смеясь.
— Я! Я дал ей ходить? — морща лоб, отозвался он удивленно.
— Ну, конечно же, вы, Иван Прокофьевич. Если бы вы ловили
ее в воде, а не в воздухе, возможно, она лежала бы теперь рядом
с первой, а не ходила бы в Днепре.
— Гм... как же это?...—сконфужен но забормотал он.— Неужели
я упустил марену? А, пожалуй, верно, почему же я не опустил
подсак в воду? Вот всегда так, таскаю этих сомят, голавлей,
подустов и ничего, а как марена, так черт знает, что со мной делается!
Всегда ералаш получается. Э, да что там... Марена же? — как-то
неопределенно закончил он свои пояснения.
После напряженной борьбы с метровой мареной мною овладела
такая усталость, что я утратил всякий интерес к рыбной ловле и
попросил Ивана Прокофьевича кончать рыбалку. Повидимому,
он испытывал то же чувство, что и я, так как охотно согласился и
начал собирать снасти.
Через час, мы, усталые от двадцатичетырехчасового
пребывания в качающейся лодке и напряженной гребли в три весла,
пристали к берегу.
Но приключения этого дня еще не окончились: самая веселая
часть их ожидала нас на суше. Иван Прокофьевич, повидимому,
знал об этом, да помалкивал, а для меня это было неожиданностью:
мы совершенно разучились ходить по земле. Нас качало и бросало
из одной стороны в другую.
- 112 —

Я присел на большой плоский камень, но и он качался подо
мною, и я, теряя равновесие, не мог усидеть на нем.
Иван Прокофьевич до слез хохотал над моей беспомощностью,
хотя и сам он был далеко не в лучшем положении.
Нас качало по дороге к его дому, качало и за столом, когда мы
ели жареную марену.
По дороге в гостиницу я замечал на лицах встречной публики
снисходительные улыбки и не раз слышал позади себя:
— Как его, сердечного, шатает!
Добравшись до кровати, я разделся и с наслаждением
растянулся во весь рост.
Но и постель жестоко обманула мои надежды. Словно под нею
были зыбкие днепровские волны, она, то поднимаясь, то опускаясь,
не переставая качала меня. А на белоснежных стенах и на потолке
номера, появляясь и исчезая, мелькали какие-то розовые пятна,
принимавшие очертания хвостов и плавников марены,
переставшей быть для меня загадкой.
8 «Рыболов-спортсмен»

Т. Дмитриев
РЫБАЦКОЕ СЧАСТЬЕ
зрелые годы жизни Иван Васильевич
Поздняков обрел, как говорится, тихую
пристань. Работу свою он любил, жену нашел
с хорошим характером, единственный сын
кончал десятилетку и мечтал стать
инженером.
Уроженец деревни, Иван Васильевич
любил природу. Но особенно нравилось
ему приехать на берег какой-нибудь речки
или озера, выбрать подходящее местечко,
забросить удочки и, сидя в тиши,
наслаждаться солнцем, погожим днем, чистым
воздухом.
В разговорах с приятелями, по большей
части такими же рыболовами, Иван Васильевич часто высказывал
свою точку зрения на этот вид спорта:
— Мне, знаете ли, все равно, наловлю я рыбы или нет. Для меня
важно, чтобы почаще клевало, чтобы я чувствовал на другом конце
лесы что-то живое. А щука там или скромный пескаришка,— не
все ли равно? Пускай эта рыба поволнует меня, а потом сорвется
и уйдет. Жалеть не буду!..
Так говорил он вслух, но про себя думал совсем иначе. Приятно
ли заядлому рыболову возвращаться домой с десятком пескариков
или ершей и наблюдать, как жена при виде такого «улова»
укоризненно качает головой, а сын с трудом сдерживает насмешливую
улыбку?
Лет десять назад Поздняков стал брать сына Борьку на
рыбалку. Он считал, что мальчику полезнее быть с отцом на реке
или озере, нежели бездельничать с приятелями во дворе. Поддастся
влиянию какого-нибудь сорванца, тогда его трудно будет
повернуть на хороший путь. И Борька пристрастился к ловле, а года
через три начал обгонять в этом деле самого папашу. Пока тот
сидел в тени, спокойно следя за неподвижными поплавками,
шустрый мальчуган то забрасывал крючок за травку или в окно среди
- 114 —

водорослей, то опускал приманку под самый берег, то ловил на
быстринке. Не там, так тут у него обязательно брала рыба. Иной
раз попадалась и такая, что отцу волей-неволей приходилось
спешить на помощь сыну.
Постепенно Борька стал смелеть и в разговорах с отцом иногда
намекал, что, дескать, не такой уж тот хороший и опытный рыбак.
Иван Васильевич только улыбался. Смешно было бы обижаться на
сына или завидовать ему. Дети всегда должны опережать
родителей, добиваться новых успехов. Ничего не попишешь!
Сам Подзняков все надежды возлагал на рыбацкое счастье.
Повезет человеку — значит, будет с уловом, не повезет —
обижаться не на кого. Сколько раз, приходя на водоем, он замечал,
что другие рыболовы сидят спокойно, или собираются группами,
закусывают. Это означало, что клева нет, счастье отвернулось от
рыболовов. Но разве невозможно занять случайно такое местечко,
где не успеешь закинуть удочки, как поплавки начнут нырять
один за другим. Рыбы-то в реке много! Вот только попасть бы на
такое местечко! И с тайной надеждой, что оно именно здесь, где
располагался он, Поздняков с замирающим сердцем долго не отводил
взгляда от поплавков. Но они почему-то спокойно покачивались
на воде. Да, хитрая это штука — рыбацкое счастье!
Однажды Борька, явно подражая кому-то, сказал отцу:
— Знаешь, папка, что говорил Мичурин?..
— О чем?
— О природе... «Мы не можем ждать милостей от природы,
взять их у нее — вот наша задача».
— А какое отношение имеют эти слова к рыбной ловле?
— А такое... Ведь и река, и рыба в ней — частицы природы.
Иван Васильевич покосился на сына. Растет парнишка,
умнеет. Теперь вот подковыривает батьку Мичуриным, а что на это
можно возразить? Мысль высказана не каким-нибудь рыболовом-
любителем, а ученым с мировым именем. И Поздняков счел за
лучшее промолчать.
С каждым выездом на ловлю Иван Васильевич по крупице терял
свою веру в рыбацкое счастье. Особенно поразил его один случай.
Вместе с Борькой выехал он на реку, богатую лещом. Каких только
приманок не набрали они: и мотыля, и опарыша, и сдобренного
медом хлеба, и навозных червей. По совету одного рыболова
захватили даже красную смесь губной помады и белого хлеба.
Приступили к лову. Борька больше всего надеялся на мотыля и успел
вытащить на него полдюжины пескарей, двух голавликов и окунька.
Позднякову же не давали покоя уклейки. В чистой воде ясно было
видно, как эти прожорливые, вечно голодные рыбешки налетали на
опарыш и хлеб с губной помадой, подбрасывали насадку, точно
футболист кожаный мяч, не давая ей опуститься поглубже. Легкий
поплавок из гусиного пера метался на поверхности воды. Подсечки
не давали результатов. Наконец, Поздняков плюнул и в
изнеможении сел на землю, равнодушно поглядывая на поплавок.
8*
- 115 —

Борька исчез за поворотом берега. Вскоре он примчался обратно
и, задыхаясь, доложил:
— Папка, там какой-то рыбак таскает лещей!
— На чего ловит?
— На червяка!
Иван Васильевич воспрянул духом: ведь эта насадка имеется
и у них. Значит, тому рыболову улыбнулось счастье, он напал на
стаю. Хорошо бы передвинуться поближе к нему, авось и на их
долю достанется какой-нибудь лещишка.
Они обогнули выступ берега и очутились в двух десятках шагов
от незнакомого рыболова. Тот отчаянно дымил толстой цыгаркой,
не спуская глаз с поплавка. В его левой руке, точно копье у
старинного воина, торчал наготове подсачек. Не успел Иван
Васильевич получше разглядеть соперника, как тот быстро наклонился,
подхватил удилище и замер над водою, как корявая ива над омутом.
Взмаха руки Поздняков не заметил, только по натянутой лесе и
согнувшемуся удилищу понял, что попалась крупная добыча. Леса
подергалась из стороны в сторону, потом удилище стало
выпрямляться. И вот у поверхности воды появился лещ. Шел он боком.
Казалось, что из глубины поднимается не рыба, а широкий
латунный поднос. Подсачек описал в воздухе дугу и неслышно скрылся
в воде. Лещ, как бы по собственному желанию, вошел в него и
вскоре очутился на берегу.
Поздняков лихорадочно размотал удочку. Незнакомый рыболов
повернулся в его сторону и прохрипел:
— У меня чтобы не шуметь, а то лучше убирайтесь отсюда!
Вместо ответа Поздняков погрозил Борьке пальцем и закинул
червяка поближе к тому месту, откуда только что был вытащен
лещ. Поплавок встал на воде и замер. Испуганный Борька скромно
присел на бережок. Незнакомый рыболов спрятал леща в садок,
насадил нового червяка, вытащил из кармана какую-то склянку
с темной жидкостью и окунул в нее кончик насаженного червяка.
Иван Васильевич даже вспотел от волнения и зависти. Пока
его сосед заканчивал свои операции с насадкой, он перебросил
леску еще дальше от себя. Рыболов неодобрительно покосился, но
промолчал, а свою леску забросил почти рядом с поплавком
Позднякова. Минут через десять последовала новая поклевка, но только
не у Ивана Васильевича.
Чтобы не выдать волнения, Поздняков со вздохом присел на
траву. Ветерок потянул со стороны незнакомого рыболова, в
воздухе слегка запахло дегтем. Откуда такой запах? Никакой телеги
поблизости не было, только на поверхности воды переливались,
какие-то радужные пятна.
Этот же запах почувствовал и Борька, и чуть не ползком
приблизился к рыболову.
— Что это у вас в баночке? — прошептал он.
— Секретно, оглашению не подлежит, — загадочно ответил
рыболов и, подумав, добавил: — химически чистый.
- 116 —

Рыбацкое счастье и на этот раз обошло Позднякова. На его
навозных червей ни разу не клюнуло, как ни старался он
закидывать крючок на счастливое место. Только дома, узнав о разговоре
Борьки с рыболовом, он понял, что тот смачивал приваду
и насадку химически чистым дегтем. Очевидно, этот запах и
привлекал леща.
Этот случай сильно поколебал веру Позднякова в рыбацкое
счастье, но окончательно ее не уничтожил.
Вскоре он записался на соревнование удильщиков. Получив на
базе общества «Рыболов-спортсмен» лодку и малька, Иван
Васильевич приехал на место и, как полководец перед боем, оглядел
водохранилище. По всему водному простору рассыпались рыбачьи
лодки. В них сидели сейчас соперники Ивана Васильевича,
каждый из них надеялся на свое счастье и мечтал о
призе.
Над прибрежным лесом появилось солнышко. Ветерок слегка
зарябил воду, над нею кружились прожорливые чайки. Нужно
было учесть направление ветра, чтобы в скором времени поплавки
не запрыгали на волнах. Поздняков выбрал место под высоким
берегом. Рядом синели на отмели водоросли, вдоль берега торчала
осока. Пожалуй, местечко попалось счастливое, сюда, к травке,
должны подходить за мальком окуни и щуки.
Мимо тихо проплывала лодка. Рыболов положил весла на борта
и время от времени подергивал зимнюю блесну, привязанную к
короткому удилищу. Сначала он ловил в верхних слоях воды, потом
постепенно опускал блесну все ниже и ниже. Поздняков
скептически улыбнулся: «Дергай, если не лень, на другое-то ума нехватает!
Теперь не зима, окунь не глупее рыбака, его жестянкой не
обманешь». И отвернулся к своим удочкам. Поплавки чуть-чуть двигались
на воде. Видно, мальки попались хорошие и честно приманивали
хищную рыбу. Начались поклевки, стали попадаться окуньки.
На третьем десятке клев почти прекратился, Иван Васильевич
от скуки стал поглядывать на своих соперников.
Метрах в полутораста от себя он увидел рыболова с зимней
блесной. Теперь его лодка стояла на месте, а сам он азартно снимал
с крючка какую-то добычу, спешил, волновался. Должно быть,
дело у него шло полным ходом.
«Не зря говорят, что дуракам — счастье, — с завистью подумал
Поздняков. — На жестянку и таскает».
Вечером судейская коллегия присудила первый приз рыболову
с зимней блесной. Иван Васильевич только руками развел: где
же логика, где справедливость?
В сентябре установилась прекрасная погода, необычная для
этого месяца. До Ивана Васильевича дошли слухи, что в одном
загородном пруду хорошо берет карась, главным образом на
опарыша. Поздняков не поверил: карась — рыба умная, станет ли
он брать на личинку, которая выращивается на тухлом мясе?
Другое дело — мотыль, особенно если его повесить целой кисточкой,
- 117 -

На него и посмотреть приятно, а в рот взять — и того лучше. И он
запасся мотылем.
На станцию приехали с рассветом. Вместе с Поздняковым и
Борькой на платформу сошел еще один рыболов — молодой,
разговорчивый. Новый знакомый рассказал, что он никуда больше
не ездит, что здесь можно наловить за день до сотни карасей. Все
дело в погоде и в том счастье, которое может и побаловать, а может
и отвернуться. Поздняков слушал и улыбался: человек этот помнил
о рыбацком счастье.
Сели они на плотине рядыщком. Спутник Позднякова не успел
закинуть первую удочку, как вскоре же подцепил карася. Вот это
здорово! Надо торопиться! Иван Васильевич отбросил мысль о
целой кисточке мотылей, закрыл кончик крючка четвертой
личинкой и забросил подальше. Вторую удочку он не разматывал,ожидая,
что вот-вот нужно будет тащить первую добычу.
Но клева не было. Сосед спрятал в садок уже второго карася,
за ним — третьего. Потом удилище у него согнулось, и почти
самого берега сорвался карась, скрывшись в недрах пруда. Иван
асильевич с облегчением вздохнул: теперь этот великан
обязательно клюнет на красную насадку. Но все же спросил:
— Сосед, а на что вы ловите?
— Конечно, на опарыша, — коротко ответил тот, еще не остыв
от недавнего волнения.
Позднякова даже передернуло: вот тебе и карась — рыба
умная! Он, оказывается, лучше берет на вонючую насадку.
Наконец, и Поздняков начал изредка потаскивать
пузатеньких карасей. Приятно было брать в руки таких толстячков,
чувствовать, как бьются они, зажатые в ладони. Борька тоже
потаскивал рыбу и ворчливо ругал себя за то, что оказался дураком
и не купил опарыша.
Часам к десяти утра клев почти прекратился. Мотыль на
крючке висел до тех пор, пока не становился серым, а сосед, хотя и редко,
но все же ловил карасей на свою насадку.
Вечером рыболовы подсчитали добычу. Поздняков и Борька
поймали вместе пятьдесят шесть, а их новый знакомый — сто два
карася, среди которых больше десятка крупных. Иван Васильевич
подумал: счастье — счастьем, но, очевидно, пора им с Борькой
понимать толк и в насадках.
Вступила в свои права поздняя осень. Начались дожди,
холода. На мелкой воде появились ледяные корочки. Иван Васильевич
наблюдал за изменениями в природе и радовался: скоро можно
будет ловить со льда. Он мысленно торопил зиму: подходило время,
когда он мог идти в очередной отпуск. Летний лов рыбы все меньше
и меньше прельщал его. В теплые дни рыба капризна, она любит,
чтобы ее баловали подкормкой, любимой насадкой. То ли дело —
лов со льда. Подвесишь какую-нибудь мудреную мормышку,
украсишь ее кисточкой мотыля, опустишь—и потягивай кверху. Подо
льдом рыба хватает все, что только движется в поле ее зрения.
- 118 -

И ездить на зимний лов удобнее, не нужно таскать с собой
длинные удочки. А какую радость испытаешь, когда посчастливится
попасть на стоянку рыбы. Ведь были же случаи — недаром о
них писали и рассказывали, — что из одной лунки вылавливали
больше сотни окуней.
Поздняков наметил свой первый выезд. Теперь он мог не
торопиться на обратный поезд. Было у него на примете богатое рыбой
озеро, а в селе, раскинувшемся на берегу, жил его приятель —
колхозник Гриша. У него можно переночевать, а хозяйка и
самоварчик согреет, и разбудит на заре.
Борька хотел взять малька, но отец воспротивился: зачем тащить
ведро с живыми рыбками? Лучше возьмем блесны. И он выбрал
несколько зимних блесен желтого цвета: в озере живут золотые
карасики, хищная рыба питается ими, значит, цвет — самый
подходящий. По просьбе сына добавил к желтым одну белую блесенку,
так — на всякий случай. Тайком от отца Борька засунул в чемодан
полдюжины зимних жерлиц.
Когда вечером вылезли из вагона, сын отобрал у отца пешню,
чемодан и бодро зашагал по запорошенной снегом дороге. Дошли
быстро. Гриша еще не ложился спать, встретил их радостно и
согласился половить вместе.
— Вот только у меня снастей нет, не успел еще обзавестись, —
пожалел он.
Иван Васильевич радушно разложил перед ним свои блесны
и предложил взять любую. Гриша сразу же выбрал белую.
Поздняков не совсем был доволен его выбором. Все-таки белая блесна
одна, вдруг да и окажется она счастливее других? Но слово — не
воробей, вылетит — не поймаешь.
В синих предрассветных сумерках втроем вышли на улицу.
Впереди шел Гриша. Он лучше знал подступы к озеру по
торфяным берегам. Тонкий слой снега вместе с рыхлым торфом мягко
оседал под ногами. Утро было удивительно тихое, чуть-чуть
тянуло влажным ветерком, предвещая оттепель. На льду снег
лежал ровным тонким слоем, лишь кое-где чернели пятна воды
в тех местах, где со дна озера выбивались ключи.
Иван Васильевич проверил пешней лед. Он был крепкий, держал
хорошо, не потрескивал. Гриша расположился метрах в двух от
берега и пустил в ход свой топор. Поздняков рассудил, что дальше
от берега рыба должна быть крупнее, и, отмерив полсотни шагов,
пробил три лунки. Борька взял освободившуюся пешню и вернулся
к берегу.
Утренние сумерки еще не успели окончательно рассеяться,
наблюдать за лесой у самого кончика удочки было трудно. Но
Иван Васильевич не мог ждать рассвета, он опустил мормышку с
мотылем, начал медленно поднимать ее вверх и скоро вытащил на
лед окуня. Хорошая штука — мормышка!.. Спасибо тому
рыболову, который первым выдумал такую прекрасную снасть!
Мелкие окунишки изредка чередовались с более крупными.
- 119 -

Около лунки подпрыгивали обвалявшиеся в снегу полосатые
красавцы.
Потаскивая добычу, Иван Васильевич не забывал наблюдать
и за спутниками. И Гриша, и Борька успели переменить по
нескольку лунок. Борька вскоре побежал на глубокое место и,
повернувшись к отцу спиной, стал что-то делать на льду. Когда он вернулся
к берегу, на прежнем месте торчал короткий прутик с накинутой
на него лесой.
«За щуками ударился, — подумал Поздняков, — хочет батьку
перешибить. Ну, и задорный же парень уродился!»
Часа через два у Позднякова клев прекратился, очевидно ему
еще не посчастливилось найти большую стоянку рыбы. Улов не
превышал двух десятков мелких окуньков и четырех покрупнее.
За это время Борька не один раз прибегал к нему и отбирал
живцов. Гриша долго бродил вдоль берега, звонким топором рубил
лед, снова и снова останавливался возле уже обловленных лунок.
Иван Васильевич положил свое удилище на лед и пошел к
нему.
Гриша сидел на ведре, лениво подергивая блесну. Рядом с
лункой бился только что пойманный им окунь. Такого красавца
Поздняков и не видал за все утро. Полосатый, крупный, он подпрыгивал
на льду, окрашивая снег кровью. Иван Васильевич поморщился:
на его блесну да его же и обловили! А когда Гриша поднялся, чтобы
перейти на другую лунку, зависть овладела всем существом
Позднякова. Окуни, крупные окуни заполняли больше половины ведра.
Не лучше ли позабыть о мормышке и приняться за блесну?
Вскоре желтая полоска металла, слегка колеблясь, начала
опускаться ко дну. Много раз Иван Васильевич поддернул ее, а
поклевок не ощутил. Наконец, что-то рвануло удилище из руки, и
бойкий щуренок заметался подо льдом. В азарте Поздняков усердно
потащил его к лунке. У самого льда добыча сорвалась и исчезла.
Сколько потом Иван Васильевич ни поддергивал блесну, ничего
не попадалось. И снова он взялся за мормышку.
Подбежал запыхавшийся Борька:
— Папка, нет ли у тебя свеженького окунька?
— А что, щуки берут? — насторожился отец.
— Вон погляди, — и Борька показал в ту сторону, где торчала
воткнутая в лед пешня.
Метрах в трех от нее билась какая-то крупная рыба,
облепленная снегом. Она сердито взлетала кверху, падала и снова
подпрыгивала. Черт знает, что такое! Даже мальчишка обловил отца,
разрушил его веру в мормышку!
— С килограммчик потянет? — стараясь не выдать своего
волнения, спросил отец.
— Думаю, перешагнет и за два, — со скрытой гордостью
ответил сын.
Иван Васильевич что-то промычал, но беспрекословно отдал
Борьке недавно пойманного окунишку. Огляделся. У берега изо
- 120 -

льда торчал старый, полусгнивший пень. Поздняков направился
туда. Почти у самого пня темнела готовая лунка.
Гриша успел уже обловить и это место. Пробовать здесь или не
стоит? Раздумывая, Поздняков сделал окошечко в битом льду и,
опустив мормышку, раза два медленно поднял ее. Пусто. Но когда
он приподнимал ее в восьмой раз, какая-то рыбина рванула удочку.
При подсечке из лунки вылетел жалкий обрывок лесы. Мормышка
исчезла. Видно, жадная щука соблазнилась блестящим кусочком
металла и схватила его. Иван. Васильевич опустился на колени,
заглянул в лунку. Дно с поблекшими водорослями раскинулось
перед его глазами, но ни рыбы, ни мормышки в поле зрения
не было.
Первой мыслью Позднякова было — скорее нацепить новую
мормышку. Он уже полез было в карман за коробкой с запасными
крючками, но раздумал. Надо попросить у Гриши белую блесну!
Гриша всегда живет на озере, он наверстает потерянное. Можно
обещать ему привезти в следующий раз новые блесны, этим,
кстати, намекнуть и на новый приезд к нему.
И Поздняков нарочно ахнул погромче, точно щука лишь
сейчас оборвала его снасть. Гриша откликнулся. Этого Иван
Васильевич только и ждал, направился к нему и попросил половить на
счастливую белую блесну. Гриша с удовольствием отдал ее.
Наконец-то, она была у него в руках. Взамен он дал желтую
и поспешил отойти, чтобы Гриша не успел сообразить, что его
«объегорили».
С белой блесной дело пошло гораздо лучше. То в той, то в другой
лунке Поздняков вытаскивал окуней. На Гришу он не смотрел,
стараясь избегать его укоризненных взглядов. Он уже заметил,
что у того дело шло плохо, он чаще переходил с места на место,
усердно, почти со злостью, рубил лед топором. Чтобы успокоить
свою совесть, Поздняков решил подарить ему уловистую блесну.
Обиженный Гриша ушел с озера, а Иван Васильевич все еще
потаскивал окуней. Уже в сумерках, когда клев почти прекратился
и Поздняков лениво, лишь бы протянуть время, подергивал блесну,
новая щука подарила его своим вниманием. И опять Иван
Васильевич вытащил из лунки жалкий обрывок лесы. Новая потеря его
просто ошеломила. Что же теперь подарит он Грише? И поверит
ли парень, что виновата именно щука?
Поздняков хотел переночевать и половить еще денек. Но теперь
уловистой снасти у него не было, смотреть в глаза Грише он
стыдился. Пожалуй, лучше уехать. Правда, на станции придется часа
два ждать поезда, но лучше немножко позябнуть, а денька через
два явиться сюда вновь со спокойной совестью и привезти блесну
Грише.
Поздняков смотал удочку и зашагал к сыну. Борька забрался
почти на середину озера и прогуливался по какому-то замкнутому
кругу. Никакой добычи отец на льду не заметил, только прутики
едва заметно чернели на снегу.
- 121 -

— Сынок, пора собираться.
— Можно и собираться,— охотно согласился сын.
— Каковы твои успехи?
— Помаленьку ловим. Вон посмотри в чемодане!
Иван Васильевич устало наклонился, приподнял крышку и
ахнул. В чемодане, точно поленья, лежали уложенные рядами
щуки и крупные окуни. Их было больше десятка.
— Ну, сынок, ты потрудился добросовестно, — признал Иван
Васильевич заслуги сына.
— А я, папка, так рассудил: смешно на этом озере ловить мелочь;
лучше уж иметь поклевки пореже, но ловить надо такую рыбу,
чтобы сердце радовалось.
Поздняков, не отвечая, высыпал в чемодан своих окуней.
Оставалось место только для снасти, остальное пространство
чемодана было заполнено рыбой. Да, съездили они не напрасно, есть
что дома показать!
Иван Васильевич шагал впереди и думал, думал. На душе у него
было тоскливо: он потерял свою веру в рыбацкое счастье. Да и
какой разговор может быть об этом счастье? Пора, наконец, задуматься
и над тем, на какие снасти и насадки, в какое время лучше
попадается хорошая рыба. Сколько раз, надеясь на счастье, он подвергался
насмешкам за свои уловы! А ведь не каждому рыболову приятно,
когда над ним смеются, советуют ловить в рыбном магазине на
«серебряный крючок» или вечерком перехватывать на вокзалах
более счастливых рыболовов и покупать у них рыбу. Секрет удачи—
не в рыбацком счастье, а в умении, в знаниях. Иных путей в этом
деле нет!..

Александр Волков
НА РЕКЕ БУЖЕ
ало кто из московских рыболовов знает
приток Оки — Бужу На автомобиле туда
не проедешь; единственный путь —
Казанская железная дорога.
Если вы хотите попасть на Бужу,
садитесь в муромский поезд и, проехав
Шатуру и Кривандино, сойдите на разъезде
Тасин (171-й километр от Москвы).
Дальнейший путь идет по шпалам, в
направлении движения поезда, который вы
только что оставили. Пройдя два
километра, вы увидите железнодорожный мост,
под ним и протекает река Бужа.
Такой путь проделал я с двумя
спутниками в августе 1951 года и хочу поделиться с читателем своими
впечатлениями.
Сюда я поехал впервые. Не скрою, что меня прельстило описание
этой реки в «Спутнике рыболова-удильщика» (авторы А. Клыков,
В. Любинский, С. Скворцов; издательство «Московский рабочий»,
1947).
Разрешу себе привести описание реки Бужи, данное в
справочнике:
«Река Бужа. Эта река впадает в большой водный бассейн,
состоящий из ряда крупных озер, общим протяжением около 40
километров. Озера сообщаются протоками. Наиболее крупные из озер—
Святое и Великое.
В реке водятся крупные щуки, окуни, голавли, шересперы, язи,
лещи и плотва. Ловить в реке можно спиннингом, на дорожку,
жерлицами, нахлыстом, в проводку и, наконец, обычной и донной
удочками.
Река Бужа очень глубокая с прекрасными перекатами и омутами,
протекает в живописных лесистых, малонаселенных местах. Ловить
можно в течение всего летнего сезона».
К реке мы подошли в пять часов утра. И по первому впечат?
— 123 -

лению вполне можно поверить, что Бужа действительно
многоводна. Ширина ее у моста метров шестьдесят, течение незаметное,
а глубина... Но глубину с берега не определишь, тем более, что
Бужа не может похвастать прозрачностью: вода ее имеет цвет
довольно густого чая. По правде говоря, мы вначале даже не решались
пить ее в сыром виде, пока местные жители не уверили нас, что это
не грозит опасностью для здоровья. Мы им поверили, воду пили...
и ничего!
На берегу, несмотря на ранний час, уже сидел рыболов. Он
оказался сторожем моста и ловил живцов для жерлиц. Величиной и
обилием вылавливаемых щук рыбак похвалиться не мог.— Как
далеко отсюда до первого озера, в которое впадает Бужа? —
спросил я.
— Говорят, километров восемь, — ответил рыболов.
Это не слишком далеко, и мы решили доплыть до озер. Надули
резиновую лодку, спустили ее на воду, уложили багаж, уселись,
и плавание по Буже началось.
Глубина реки, которую мы на ходу промеривали неоднократно,
оказалась совсем небольшой: полтора-два метра.
Предложение «Спутника рыболова» ловить в Буже на дорожку
оказалось явно не приемлемым в первые же минуты нашего пути:
река до такой степени захламлена корягами, что тащить за собой
дорожку невозможно.
«Спутник рыболова» оказался прав: у Бужи берега
действительно живописны. Почти всюду они отвесны, поднимаются на
три-четыре метра и сплошь покрыты лесом. Преобладают могучие
дубы с огромными развесистыми кронами. Изредка среди дубов
возвышаются великаны-сосны и огромные белоствольные
березы.
На подмытых весенними водами берегах видишь наклоненные
над водой деревья то слегка, то так сильно, что кажется уже
следующий паводок заставит их свалиться в воду И таких упавших
деревьев нам попадалось очень много. Случалось, что вершина дерева
почти достигала противоположного берега и для лодки оставался
лишь очень узкий проход. А бывало и так, что лесной великан
начисто перегораживал реку: местные рыболовы выпилили
посередине большой кусок ствола, устроив проход для лодок.
Повсюду из воды угрожающе торчали коряги, их легко
удавалось объехать, иногда же они коварно скрывались под
поверхностью реки, и нам приходилось очень внимательно следить за
путем нашей резиновой лодки, чтобы не прорвать ее дна о
подводный сучок.
Километра за два от моста начались заколы, или «язы», как
называет их Сабанеев. Реку преграждал прочный частокол из
кольев, к которым река нанесла много всякого хлама. И лишь
посередине или поближе к одному из берегов оставался узкий проход.
В этом проходе местные рыбаки ставили весной свои рыболовные
сраряды. В ту пору, когда ехали мы, проходы были свободны и
- 124 —

вода слегка струилась в них. Но назвать эти места с едва
заметным течением «прекрасными перекатами» нельзя.
Мы закидывали удочки в таких местах и ловили небольших
подъязков и окуньков, весом не больше 500 граммов.
Некоторые проходы в язах были настолько узки, что с
резиновой лодкой приходилось буквально продираться сквозь них,
рискуя прорвать ее стенки.
В общем, чудесное путешествие для любителей препятствий.
Закол, завал, закол, завал, и так далее. И это через каждую сотню
метров, а то и чаще.
Но с обеих сторон — красивые берега, поросшие деревьями,
вверху голубое небо с ярким солнцем, под нами тихая река с
кофейной водой — и мы не роптали на судьбу, которая забросила нас
в этот безлюдный живописный уголок.
Единственное жилье, которое мы встретили в первый день
нашего плавания, была сторожка при колесном производстве
местного леспромсовхоза. Само «производство», где гнут дуги и ободья
для колес, раскинулось под открытым небом, и в эту пору осенней
уборки урожая пустовало. Но сторож сообщил нам, что от этого
места до озера считается километров десять. А от моста мы уже
проехали километров пять.
К вечеру, когда сторожка осталась позади, нам повстречался
местный рыболов на лодке-долбленке. Он сказал, что до озера
еще километров двенадцать. Словом, таинственное озеро
отодвигалось по мере того, как мы к нему подъезжали!
Впрочем, те сведения, которые мы получили от этого, безусловно,
осведомленного человека, охладили наше желание попасть на
озера. Оказалось, что после сухого, жаркого лета в первом озере воды
по колено и все оно заросло камышом и водорослями, так что там
и делать нечего. А дорога к озеру дальше становится совершенно
непроходимой.
Узнали мы также, что невдалеке от места, где мы встретились
с рыбаком, начинаются большие омута: восемь-десять метров
глубины и сотни метров длины.
У первого такого омута мы и заночевали под стогом. Выражение
«под стогом» надо понимать буквально, так как стог, очевидно, из-
за сырости почвы, воздвигнут на плетеном основании, высотой с
полметра. Под это основание можно забраться и, обложив его
изнутри сеном, устроиться уютно и в безопасности от комаров;
а комаров после солнечного заката было множество.
— А какая же рыба водится в Буже? — спросит читатель.
И тут я опять — увы! — должен опровергнуть почтенных
составителей «Спутника рыболова»: ни голавль, ни шереспер, ни
даже лещ в Буже не водятся. Может быть, они и есть в реке, когда
она выходит из больших озер, но ведь справочник говорит об
определенном районе, доступном московскому рыболову,
располагающему двумя-тремя свободными днями. И в этом районе основные
виды рыб: щука и язь.
— 125 —

Щук мы ловили на кружки, которые пускать на Буже,
безусловно, можно: для этого есть подходящие места. В некоторых
реках, как известно, добыть живцов бывает труднее, чем щуку.
Бужа не такова: за день можно наудить на червя сотню живцов.
Одновременно мы сделали весьма интересное наблюдение.
Когда мы ставили кружки на мелких местах, глубиною немного
более метра, наши живцы — подъязки и окуньки — оставались
живыми в продолжение нескольких часов, и ловля шла
нормальным порядком. Но стоило пустить кружки в омуте с живцом на
глубине пяти — восьми метров, как через полчаса-час все без
исключения живцы, и даже самые бойкие, засыпали! Выяснение
этого, вначале непонятного, явления потребовало от нас
нескольких часов и обошлось в несколько непойманных щук.
Вода в омутах в это сухое лето застоялась; течения почти нет,
и перегнивание тех бесчисленных органических частичек, которые
находятся в воде Бужи, отняли у нижних слоев весь кислород.
Понятно, что там, на глубине, живцы жить не могли, не было там
и щук. На мелких же местах вода снабжалась воздухом во время
ветра, и получилось так, что только в этих местах и держалась
рыба, спасаясь от удушья.
Совет тем, кто поедет на Бужу с кружками: проверять нижние
слои омутов, спуская туда одного-двух живцов, прежде чем начать
активную ловлю.
Местные рыбаки ловят очень много щук весной; каждый из них
расставляет десятки жерлиц по берегам, но ставит их с лодки.
Берега Бужи трудно проходимы, и закидывать жерлицы с берега
почти невозможно. На крючки предпочитают наживлять вьюнов —
очень живучую насадку, а ловят их подъемками.
Но самое интересное на Буже — ловля язей.
Язей на Буже ловят с лодки. Снасть такова: длинное, легкое
удилище; леска чуть длиннее удилища; крючок примерно № 7;
легкий поплавок; грузильце.
Местные рыболовы надевают на толстую леску из сатурна
(0,5—0,6 мм) гусиные перья на расстоянии 1—1,5 метра друг от
друга; это делается для того, чтобы леса не тонула и тем самым
подтягивала поплавок и крючок к рыболову. Если нет под рукой
перьев, их заменяют трубочками из бересты. Но мне думается, что
при тонкой леске такие предосторожности не нужны. Мы, по
крайней мере, обходились без них.
Поплавок закрепляется на расстоянии 30—40 см от крючка.
В качестве наживки местные рыболовы употребляют кузнечика:
на берегах Бужи их можно наловить сколько угодно. Правда,
они обычно маловаты, но можно насаживать на крючок сразу
двух. Можно ловить на опарыша, на червя, на хлеб, на пареный
горох. Но червей надо привозить с собой: на песчаных берегах
Бужи их нет
Ловля производится так: рыболов едет на лодке посередине реки
и подкидывает крючок то под один, то под другой берег. Насадка
- 126 -

должна падать на метр от берега и даже ближе: там, под крутыми
берегами Бужи, стоят крупные язи, ожидая падающих с яра
насекомых.
Поклевки долго ждать не приходится: если поблизости есть язь,
он берет сразу; поплавок качнется раз-другой и неторопливо
поедет в сторону. Тут и нужно подсекать. Подсачек необходим, так
как неудобно поднимать крупного, сильного бьющегося язя в
лодку: в трех случаях из четырех он может уйти.
Неизъяснимое очарование скрыто в этом способе ловли.
Медленно, еле шевеля веслами, плывешь по тихой реке, куда ветру
прегражден путь столетними дубами, обступившими Бужу с обеих
сторон. Удочку надо закидывать с большим искусством: над рекой
нависли кроны деревьев, и приходится всячески изощряться, чтобы
подкинуть насадку в намеченное местечко: в тихий, глубокий
заливчик, где вода покрыта нанесенными туда веточками и желтыми
листьями; или под корни дуба, который уже так наклонился, что,
кажется, вот-вот свалится в воду. Тут не применишь простой заброс
через голову, так как при этом крючок у тебя зацепится за ветку
дерева за твоей спиной, на которое придется карабкаться, чтобы
отцепить крючок, а не сумеешь отцепить — прощай и крючок,
и поплавок!
Удилищем взмахиваешь вбок так, чтобы леса в полете шла
параллельно воде, не цепляясь за свисающие к воде ветки и листья.
Но рассказать о всех приемах невозможно: им учит практика.
Когда поплаваешь несколько часов по извилинам Бужи, когда
потеряешь парочку поплавков и пяток крючков, то и искусство
заброса появится само собой.
А какое сильное чувство овладевает тобой, когда после
подсечки вода у берега забурлит, и сильная, упористая рыба начнет
ходить на конце лесы, в дугу сгибая удилище!
Восемь, десять килограммов хороших язей может наловить
на Буже искусный рыбак за длинный летний день, и это в разгар
глухого сезона, когда хищники не берут, когда спиннингисты
изнывают от скуки, печально посматривая на свое
бездействующее «оружие»...

Г. Абрамов
НА ЗИМНЕЙ РЫБАЛКЕ
нвалид дядя Илья — личность
легендарная. Необыкновенно верные его суждения
насчет зимних «жоров» и кочевок леща
и подлещика, обычно залегающих в первые
недели зимы на глубинах обширного
Химкинского водохранилища, передаются
рыболовами из уст в уста.
Несмотря на деревянный протез, дядя
Илья выглядит молодцом. Его пышные
прокуренные махорочным дымом усы
затейливо подкручены. Из-под мохнатых
бровей проницательно смотрят стального цвета
глаза, о которых говорят, что они видят
сквозь толщу льда.
Конечно, эта лестная характеристика
несколько преувеличена. Но уж несомненно, что дядя Илья —
воплощение безупречной правдивости. Он умеет устоять от
соблазна и никогда не отнесет пойманного на той неделе подлещика
в четыреста граммов к килограммовым лещам. Точен дядя Илья
до педантизма. Он не расстается с безменом, и если подлещик
весит четыреста пятьдесят граммов, ни за что никогда не скажет,
что поймал леща в килограмм, и даже не «округлит» вес под-%
лещика до пятисот граммов. Суть лишь в том, что дяде Илье,
в отличие от многих, почти всегда есть что взвешивать после
рыбалки. Возможно, поэтому он не терпит любителей-бахвалов,
несущих околесицу о «мировых» уловах. Как только какой-либо
бахвал начинает плести вздор, глаза дяди Ильи угрожающе
темнеют, стальной их цвет приобретает оттенок пасмурного зимнего
неба, и он произносит:
— Эх, ты... дачник!
По глубокому убеждению Ильи быть рыболовом-дачником —
предел падения. О рыболове, которого дядя Илья удостаивает
своим высоким признанием, он обычно говорит:
— Это не дачник, а рыбачок!
— 128 —

Выход дяди Ильи на лед — целое событие. В очередное
воскресенье за поспешающим Ильей идут гуськом и степенные
«рыбачки» и не в меру торопливые «дачники». Сам же Илья со своей
тяжеловесной пешней в эти незабываемые мгновения похож на
спешившегося Илью-Муромца, ведущего свое славное воинство на
битву с лютым врагом. Однако нынешний «враг» нашего Муромца
и всей его ватаги — всего лишь мирный и флегматичный подлещик,
который и вызывает у зимних любителей настоящий спортивный
азарт.
Клев леща и подлещика зимой весьма капризен. Рыба берет то
в оттепель, то в мороз, то утром, то днем, то к вечеру, а то даже и
ночью, и тогда приходится ловить ее с фонарем. Подобная
привередливость донных обитателей водохранилища действует на
большинство любителей угнетающе. Но дядя Илья не в их числе. Он,
как всегда, невозмутим...
Тянет на мороз. Резко дует сиверко. В такой ветер, как
показывает опыт, рыба вообще перестает брать. А Илья ловит и — успешно!
Знай, потаскивает из лунки! Эту лунку знают многие. Идеально
круглая, без единого осколка льда по краям, со множеством
вокруг нее разбросанных окурков эта «насиженная» лунка сразу
бросается в глаза. Вокруг нее снег утоптан, как на торной дороге.
Лунка дяди Ильи — по молчаливому согласию любителей —
пользуется правом экстерриториальности: никто не осмеливается
ловить в ней рыбу. И если какой-нибудь непосвященный
облюбовывает знаменитую лунку, раздаются предостерегающие голоса:
— Отвались!
— Отчаливай!
— Ничего не выйдет, малый!
— Не ты рубил — не тебе и садиться!
— А что?
— Это лунка дяди Ильи!
— Нынче что-то опаздывает дядя Илья, да, видать, с минуты
на минуту нагрянет!
Непосвященный, правда, еще не знает, кто же этот дядя Илья,
лунку которого так дружно отстаивают рыболовы, но уже
понимает, что, действительно, ничего не выйдет — надо отчаливать.
И выбирает другую лунку или рубит новую.
Вскоре показывается дядя Илья. Его черный полушубок и
ковыляющую походку можно узнать издалека. Дядя Илья степенно
подходит к «стану». Все его почтительно приветствуют, наперебой
угощают папиросами, хотя знают пристрастие рыбака к махорке.
Дядя Илья медленно снимает рюкзак, не торопясь очищает
лунку, садится на чемоданчик и закуривает цыгарку толщиной
в палец.
Почина еще нет ни у кого. Сиверко! Не берет, да и весь сказ.
Все ловят из трех лунок, многие сидят в палатках, как за щиткам
ми. А у дяди Ильи и лунка одна, и палатки нет: — Вы бы еще
кровать с собой на ловлю притащили! — посмеивается он.
9 «Рыболов -спортсм
- 129 —

Приход дяди Ильи вносит в ряды приунывших любителей
заметное оживление.
— Вишь, какое дело, — обыкновенно объясняет он
любопытным, — ежели есть «жор», тогда ты из одной лунки только
поспевай таскать, нет «жора», хоть на все триста лунок навались, а толку
не будет... Ну, брат, садись, садись. Баять некогда. Денек нынче
короткий... — и дядя Илья сурово склоняется над лункой.
Проходят несколько минут, поплавок дяди Ильи вздрагивает и
медленно плывет кверху. А это значит, что берет подлещик или лещ.
В последние годы московские любители очень остроумно
усовершенствовали зимнюю поплавочную удочку. «Прыгающий» поплавок
работает с точностью хорошо выверенного часового механизма и,
как всякая истинно хитроумная выдумка, основан, в сущности
говоря, на простом принципе.
Лещ и подлещик берут со дна и из-за своего высокого и
округлого тела вынуждены становиться углом к насадке, приподнимая
при этом хвост чуть ли не вертикально к площади дна. Взяв насадку
в рот, лещ или подлещик подымают ее кверху, постепенно принимая
горизонтальное положение. С учетом характерных особенностей
такого клева и оснащена лещовая леска. На расстоянии трех
пальцев от крючка прикреплена большая, величиной с горошину, дрс-
бинка, которая топит поплавок, пробочный или «пеночный»,
пропущенный сквозь леску А выше на две четверти от большой
дробинки прикреплена маленькая. Она по весу в два раза меньше
большой и держит поплавок «по-летнему»—на поверхности воды,
если большая дробинка приподнята от дна.
Когда большая нижняя дробинка достигает дна, то рыболов
спускает поплавок на несколько сантиметров под воду. И стоит
только лещу или подлещику взять насадку в рот и приподнять ее
вместе с нижним грузом кверху, как освобожденный от нижнего
груза поплавок вскинется кверху, потянув за собой леску с
маленьким верхним грузом. В этот миг рыбак производит подсечку.
За это свойство зимний лещовый поплавок назвали «прыгающим».
Замечено, что чем крупнее подлещик, тем медленнее выбрасывается
поплавок. На этом признаке основана сила подсечки: в одном
случае она производится широким, в другом — коротким движением
одной только кисти руки.
Зимой ловят на тонкий «перелои» — леску капронового типа,
сечением 0,2 миллиметра. Что же касается дяди Ильи, то он отдает
предпочтение еще более тонкой снасти —леске 0,15 миллиметров.
И ничего! Случалось дяде Илье на эту, казалось бы, ненадежную
снасть вываживать и килограммовых лещей. А иной «дачник» не
выведет на такой леске и фунтового подлещика...
Минул полдень. Сиверко становится еще резче, горизонт —
темнее. «Рыбачки» и «дачники» носятся вокруг своих лунок и,
как продрогшие возницы, отчаянно машут руками. Ни у кого ничего:
— И поклевки не видал!
— Пропади ты пропадом! Разве это ловля?
— 130 -

У Сабанеева же сказано: северный ветер — сиди Дома, чини
снасть!
— За весь день только и поймал, — сокрушается один
любитель и в сердцах ударяет об лед ершика, весом этак в десять-пят-
надцать граммов, вытащенного с двенадцатиметровой глубины и
уже успевшего превратиться в льдышку.
Быстро темнеет. Рыбаки собирают палатки, кряхтят, охают,
затягивают пустые рюкзаки.
Но что там у лунки дяди Ильи?
Оханье переходит в аханье. Скоро там топчется чуть ли не весь
«стан».
— Вот это да!
— Уловчик!
— А говорят, в сиверко рыба не берет? Как же это, ребята?
А опыт? А Сабанеев? — недоумевает рыболов, похожий на
взъерошенного ерша, которого он ухитрился поймать за целый день.
— Это у тебя пусто, а у Ильи густо!
— А ты много поймал?—огрызается «ерш».
Рыбаки смеются, а дядя Илья невозмутимо пересчитывает
трофеи:
— Семь... одиннадцать.... шестнадцать.,.. девятнадцать
подлещиков....
Все прикидывают, подсчитывают, восторгаются. Общим весом
это не менее шести килограммов. И когда? В сиверко!
Об уловах дяди Ильи ходят баснословные слухи. По его снасти
мастерят свои удочки. Но никто не может обловить дядю Илью!
Разгадка «заколдованной» лунки дяди Ильи пришла
неожиданно. Ее тайну раскрыл сам Илья.
Окруженный тесной толпой почитателей, сидел он, опершись
на могучую пешню-палицу, и рассказывал.
— Так вот в чем дело, — раздумчиво сказал дядя Илья, —
подлещик свой норов имеет. Он, рыбачки, оседлость любит. Его
и летом без прикормки не очень-то возьмешь. А прикормил —
подлещик твой. Зимой тем более. Ежели он скинулся в яму, значит,
будет стоять, покуда всей стаей не перекочует на новое место. Он
и зимой кочует, но редко. Зато ежели стал, то надолго, словно
прилип ко дну. Тут ты его и привадь. Может рядом, в каком-нибудь
метре от него — мотыль, а ему хоть бы что. Мотыль рядом. Ан нет!
Ты ему, окаянному, своего мотылька подсыпь. Лень ему. Неохота
двигаться. Зима, значит, действует. Ты ему ко рту и поднеси мотыля.
Почему бы не глотнуть, ежели пища сама в рот лезет? Я и привадил
его в одном-то месте. Вот и все мое «колдовство». Почему, думаете,
нынче-то я позже вас на рыбалку попал? Да я вчера только в
одиннадцать вечера был у своей луночки. Не ловил, а три кормушки
мелкого мотыля скинул. Закон! Итак ведь пять ден подряд. А как вы
думали? Так свой отпуск и провожу. Посылали в дом отдыха, не
поехал. Потому узнал от верных людей: ни речки там, ни канала —
так какой-то прудок завалящий. А приваживать утром — без
9*
- 131 -

Пользы. Это все одно, что на охоту ехать — собак кормить. Лещ
приваду вечернюю уважает. Вечером подсыплешь, а к утру
аппетит у него и разгорится. Об эту пору и я тут как тут.
Это, рыбачки, понимать надо!...
* *
*
Перволедье кончилось. Наступает, как говорят рыболовы,
«глухая» пора зимнего сезона. И полосатый хищник-окунь с
каждым днем берет все хуже и хуже, особенно на блесну. Все чаще и
чаще приходится пользоваться мормышкой.
На крохотный, но крепкий и цепкий крючок мормышки
подсаживаешь мотыль и на тончайшей леске опускаешь в лунку.
Придаешь мормышке при одновременном спуске или подъеме
лески различные, едва заметные колебательные движения, отчасти
смахивающие на тремоло, т. е. на затухающее дрожание струны.
На известном горизонте, преимущественно ближе ко дну, иногда
в полводы, а в редких случаях и под самым льдом, окунь в
благоприятствующую клеву погоду начинает «вешаться» на
мормышку.
Зимний клев окуня очень вял и настолько незаметен, что
приходится применять особый сверхчуткий сигнализатор,
прикрепляемый к кончику зимнего удилища в виде тонкой петли из перелона,
гибкой пружинящейся проволоки или резинки. Такой
сигнализатор клева рыбаки называют «сторожком».
Еле заметное движение лески, производимое вялым зимним
окунем, берущим мормышку самым краем рта, сообщается
«сторожку», который быстро вздрагивает, если окунь мелкий, или,
наоборот, медленно подымается, если хищник покрупнее.
Но уже с конца ноября бывают дни, когда клев окуня совсем
ослабевает. Его невидимая на глаз хватка не отражается даже на
чутком «сторожке». В такое время сидит рыболов над лункой и,
как говорится, ждет погоды, а клева все нет и нет.
Рыболов переходит с места на место, бьет новые лунки, а все
остается по-старому: никаких результатов...
В один из таких глухих деньков, когда мормышечники
продвигались с середины Химкинского водохранилища к берегу и сетовали
на свою судьбу, они набрели на рыбака, около которого было
навалено много окуней. Были среди них и довольно крупные.
Обладатель счастливого улова расположился над лункой в
необычной позе: на... животе. Лунка была почти у самого берега. —
Какая же тут глубина? — удивились искатели рыбных троп.
Между тем, лежащий на льду рыбак, загородив чемоданом и левой
рукой свет, падающий со стороны солнца, склонился над самой
лункой так низко, что его ушанка-цыгейка почти касалась воды.
Он внимательно вглядывался в лунку и вдруг — гоп! —
последовала молниеносная подсечка, и очередной окунь был
извлечен.
— 132 —

Рыбак не обращал никакого внимания на «сторожок» и вообще
на леску: он смотрел только в лунку и одного за одним
выбрасывал окуней.
К лунке с гиком и свистом подкатила группа подростков на
коньках.
— Эй, Колюн, как дела? — спросил кто-то из них лежащего
рыбака.
—Идут...—лаконично ответил Колюн, и поднял лицо от лунки:
толпу рыболовов смерили смышленые карие глаза мальчика лет
двенадцати. Подув на пальто, Колюн достал из-за пазухи коробок
с мотылем. Рыболовы не выдержали.
—А ну, покажи-ка свой театр,—сказал ему дядя Илья.—Сегодня
даже Илья без рыбы.
Рыбаки поочередно ложились на живот и наклонялись над
лункой.
— Батюшки! Да здесь глубина-то сантиметров семьдесят, —
поразился дядя Илья.
Вся глубина в лунке Колюна не более трех четвертей метра,
причем сантиметров тридцать из них приходится на лед.
— И здесь стоит окунь?!—с удивлением спросил один любитель.
— Эх... «дачники»,—с укоризною прошептал дядя Илья,—
опростоволосились... Колюн этот похитрее нас оказался.
— Это я вприглядку приладился,— объяснил Колюн,
польщенный вниманием бывалых рыболовов.
— Это, то-есть как «вприглядку»?
— А так — глядите сами!
И рыболовы увидели в самом деле нечто необычайное, о чем
никто никогда не догадывался —от Сабанеева до дяди Ильи.
Считалось непреклонной истиной, что и весь окунь на зиму
залегает в ямы. И что же? Относительно зимних кочевок окуня
ошибся даже такой непререкаемый авторитет, как Сабанеев.
Оказывается, окунь великолепно живет всю зиму не только в ямах,
по и на отмелях. Приходилось лавливать его на высоте в сорок
сантиметров ото дна, при ледяном покрове в тридцать сантиметров!
И ничего: окунь преспокойно ходил под таким толстым ледяным
потолком.
Дядя Илья, как завороженный, смотрел в лунку. Отчетливо
видно песчаное дно, ракушки, сгнившие стебли рдеста. И ни
одного окуня! Но блеск мормышки привлекал полосатых разбойников.
И они со всех сторон, не спеша, подходили под самую лунку.
Останавливались, медленно шевелили плавниками и не брали.
Мормышка вверх — окуни вверх, мормышка вниз — окуни
вниз Мормышка остановится —окуни остановятся. Вот это театр!
— Дяденька, — поучал Колюн Илью, который уже успел
оценить все достоинство ловли «вприглядку», — колебай лесу, коле-
бай ее!
И дядя Илья не обижался на Колюна. Он передавал мормышке
быстрое колебательное движение, и мормышка начинала дрожать.
- 133 -

И чем быстрее и короче ее колебания, тем привлекательнее для
окуней.
— Когда жор, — бурчал себе под нос дядя Илья, — и «дачник»
поймает. А ты вот сумей взять сейчас!
Мормышка дрожала. Наконец, из стаи отделился окунь,
кандидат на сковородку, и начал пятиться. Рыбак приготовился к
подсечке! Отойдя от мотыля сантиметров на пять-шесть назад,
смельчак-окунь бросился вперед и взял мормышку самым краем рта,
стараясь захватить лишь один мотыль, великолепно отличая его
от кусочка металла.
Какую-то долю секунды окунь держал мотыль краем рта. Это
тот момент, единственный и неповторимый, когда надо немедленно
подсечь и одновременно выбросить окуня из лунки. Достаточно
опоздать на мгновение, и окунь, почувствовав неладное,
энергично выплюнет мормышку изо рта с такой силой, что она отлетит
на леске в сторону, как маятник!
Примечательно, что в такие дни выбрасываемые на лед
окуньки, как правило, не засечены бородкой, и сами сходят с острия
крючка— настолько деликатен и осторожен их клев. Какой уж тут
«сторожок»! Надо надеяться только на собственное зрение. Поэтому
приходится шумовкой ежеминутно очищать лунку от шуги, через
которую свет преломляется, все очертания дна из-за этого
искажаются, и легко окуня принять за ракушку, а ракушку — за
окуня...
Вся ватага перекочевавших к берегу рыболовов под началом
дяди Ильи последовала примеру Колюна, являя собой
удивительное зрелище лежащих на льду взрослых людей с короткими
зимними удилищами в руках и неутолимой страстью в глазах. Это
были люди различных специальностей. И всем им по душе был
ледяной простор, колючий сиверко и розовощекая красавица —
русская зима.

Анатолий Волков
ДЕВЯТЬ ЩУК
солнечный день второй половины сентября
я вышел из поезда на Сухумском вокзале
с легким багажом и спиннингом. На
душе у меня было отрадно: предстояло
целых полтора месяца отдыхать и ловить
рыбу на Черноморском побережье.
Из многих поездок на рыбалку в ту осень
особенно запомнилась одна.
В шесть часов вечера автомашина с
группой местных охотников и
рыболовов подкатила к озеру Скурчио, одному
из старых русел реки Кодори.
Короткие южные сумерки. Уже в
темноте команда наловила бреднем щук и
линей на пару добрых ведер ухи, съеденной с отменным
аппетитом.
Утром охотники отправились за перепелами, а мы с
Константином Никандровичем пошли к другому концу озера, где я собрался
половить спиннингом.
Подходов к берегу почти не оказалось. Всюду вдоль озера
тянулись густые заросли кустарников и деревьев, густо заплетенные
ежевикой и колючими лианами.
Привычный к мягким береговым зарослям уральских рек, я
бесстрашло «нырнул» к озеру в один из небольших просветов, но
был немедленно схвачен колючками и освободился лишь с помощью
Константина Никандровича.
Но вот и конец озера. Собственно, оно тянется еще куда-то вглубь
от морского берега двумя рукавами, но они завалены хламом и так
заросли, что ни с какой снастью не подступишься. И лишь у
мостика, переброшенного через один из рукавов, я обнаружил в зарослях
ольхи прогалину, ведущую к воде. Против прогалины был довольно
широкий плес с торчащими из воды сучьями огромной коряги.
Место было не очень удобное, но единственное. Быстро собрав
спиннинг, я сделал пробный заброс и убедился: глубина плеса не
— 135 -

больше метра. Следующий заброс дал... палку, а потом пришлось
тащить такую корягу, что лопнул шнур.
Пока я обследовал плес, Константин Никаидрович наладил
удочку с зимней блесной и направился блеснить с мостика.
Подобрав оставленную Константином Никандровичем
поплавочную удочку, я с горя принялся удить на червя в небольшом
заливчике, метрах в тридцати от плеса. Бойко клевали вершковые
красноперки, которых я бросал в котелок с водой.
Вдруг за пятой или шестой рыбкой с плеском погналась щука,
впрочем безрезультатно.
«Ага, вот ты где!» — радостно подумал я.
План лова возник быстро. Достав поводок с небольшим
тройником, я пропустил его.под жабры, а затем с помощью шила — под
спинной плавник красноперки. Потом прикрепил поводок к шнуру
спиннинга, а на полметра выше привязал большой поплавок.
Смотав с катушки метров двадцать шнура, я раскачал насадку
и послал ее на середину плеса. Быстро пробежала по воде рябь,
поднятая падением живца и поплавка. Несколько раз качнувшись,
поплавок замер.
Живец не двигался. Вращая барабан катушки, я двинул живца
к берегу. Поплэеок тихо приближался, скоро пришлось бы его
перебрасывать, но он вдруг ожил, окунулся раз и другой, с плеском
нырнул и потащил за собой шнур. Сбросив с катушки несколько
оборотов, я дал шнуру натянуться и энергично подсек.
Удилище согнулось. Впрочем сопротивление было небольшим.
Подмотав шнур, я подвел щуку к берегу и волоком, забыв о
подсачке, вытащил ее на берег. Щука была небольшая.
«Итак, первая есть!» — с торжеством подумал я.
Торопясь, освободил тройник, насадил живца и... запутал
шнур!
Ведь знаю, что нельзя волноваться и нервничать на рыбалке,
3 вот поди ж ты, каждый раз случается одна и та же история.
Но вот и вторая красноперка, описав в воздухе дугу,
шлепнулась на середину плеса.
Что это? Смотрю и не верю глазам: даже не успев успокоиться^
поплавок исчез под водой, а леска пошла к коряге.
Небольшая выдержка, чтобы натянулся шнур и чтобы щука
успела проглотить живца, подсечка, есть! На этот раз щука
ходила упористо и все тянула к коряге. Но поворотом удилища
я направил ее в другую сторону и, постепенно укорачивая шнур,
вскоре подвел к берегу, где и подхватил подсачком. На этот раз
щука оказалась больше двух килограммов весом.
Я был окрылен. Утро только начиналось, а у меня в сетке уже
лежали две щуки.
А хватит ли живцов?
Впрочем, задумываться не приходилось. Не успел я забросить,
как взяла третья щука, немного поменьше второй. И с ней я
справился благополучно.
- 136 -

Уложив трофей в сетку, я насаживал очередного живца, когда
подошел Константин Никандрович.
— Ну, как дела? — спросил я у него.
— Плохо. Одна хватила блесну, да слабо засеклась, сошла.
А как у вас?
— Да что там у меня... Всего только трех поймал, — сказал я,
поднимая садок.
— На блесну?
— К сожалению, нет. Для блесны место не годится, — и тут
же, с наглядной демонстрацией, объяснил механику лова.
Щука не заставила себя ждать. Пока Константин Никандрович
рассматривал рыбу в сетке, заторможенная катушка спиннинга
уже затрещала: снова началась борьба.
На этот раз добыча засеклась крупная. Я осторожно водил
рыбу, то отпуская шнур, то вновь его подбирая.
Щука уже выдохлась и покорно пошла к берегу. Еще метр,
и она будет в наших руках. Но не тут-то было! Собрав последние
силы, рыба бешено рванулась, шнур повис, а щука исчезла. Ушла
крупная добыча, сломав стальной поводок.
Я спешно принялся налаживать новый поводок, а Константин
Никандрович отправился ловить живцов.
К десяти часам утра, не сходя с места, мы поймали девять щук
и трех упустили, причем две просто сорвались, а одна сломала
Гройник.
Трудно сказать, сколько щук могли бы мы поймать на этом месте.
Но нам помешало солнце. Поднявшись высоко, оно осветило плес,
и мы увидели дно от берега до берега, усыпанное крупными и
мелкими корягами и без всяких признаков рыбы. Щуки покинули
освещенный плес.
Так кончилась эта ловля.
Думаю, что и в других случаях, когда спиннингом нельзя
воспользоваться по прямому назначению из-за малой глубины
водоема и его захламленности, можно не без успеха применять
спиннинг в виде поплавочной щучьей удочки. На Скурчио такой способ
вполне себя оправдал.
Быть может, кто-либо из читателей захочет, проводя отпуск
в Сухуми, попытать «счастья» на озере Скурчио. Надд проехать по
Тбилисскому шоссе километров тридцать до местечка «Дача»,
а оттуда — в сторону моря (направо) пешком три километра.

Я. Киселев
С ПОБРОДКОМ
амереваясь провести свой отпуск в Зубцо-
ве — старинном городе Калининской
области, сосед стал уговаривать меня ехать
с ним.
— Все равно, ты не поедешь ни в
санаторий, ни в дом отдыха, а проведешь
отпуск на рыбалке, — говорил он.
Видя, что я колеблюсь, сосед стал
расхваливать городок: через него протекает
Волга, в городской черте впадает в Волгу
река Вазуза, а в нее, тоже в черте
города, впадает Шешма. Три реки! Это было
веским доводом, я согласился и начал
собираться!
На другой день, под вечер, машина остановилась около домика
на самом берегу Волги, и мы стали выгружать свои чемоданы и
свертки. Впрочем, я был плохим помощником соседу: начинался
вечерний клев, забрав удочки, я отправился на реку.
На Волге меня ждало разочарование: около Зубцова она течет
в очень ровном русле: ни заводей, ни омутов, ни зарослей камыша.
Такими же голыми были и берега Вазузы. Правда, на Шешме
нашлось много заводей и перекатов. Была здесь и плотина. Но Шешма
оказалась весьма небольшой речкой, и надеяться на то, чтобы
поймать здесь крупную рыбу, не приходилось.
Два дня ушло впустую. Я ходил по берегам Волги и Вазузы
то вверх, то вниз, тщетно разыскивая места, подходящие для ловли.
Возвращался с уловом, который вполне умещался на небольшой
сковородке. Конечно, я поругивал соседа, который за всю свою
жизнь поймал с десяток уклеек и примерно столько же окуней,
а рискнул предложить мне рыболовный маршрут.
День на третий Вася — племянник плотника, у которого мы
остановились, — словно сжалившись надо мной, сказал:
— У нас не ловят так: с поплавком да с грузилом.
Действительно, на берегах Волги и Вазузы мне встречались
— 138 —

рыбаки, ловившие только нахлыстом, да еще какие-то чудаки
с коротенькими удочками, стоящие по пояс в воде.
— Вот завтра воскресенье, я буду свободен и покажу тебе, как
нужно ловить с побродком, — сказал Вася.
— Нет, это меня не интересует, — ответил я, думая, что он
имеет в виду ловлю бреднем или чем-нибудь вроде него.—Я люблю
ловить удочками.
— Так и это удочка, — возразил Вася. — Сейчас покажу.
Он сбегал в сени и принес гибкий можжевеловый удильник
в метр длиной. К концу удильника была привязана такой же
длины леска с тремя поводками. Ни поплавка, ни грузил у этой
снасти не было. Видя мое недоумение, Вася сказал:
— Обязательно рыба будет. А на быринку пойдем, — и сигов
наловим.
Я усмехнулся, но ничего не сказал: какие уж тут сиги, хорошо,
если пескари будут попадаться. Однако отказываться было
неудобно, да и хотелось пошутить над самоуверенным пареньком.
Рано утром следующего дня Вася зашел за мной. Через несколько
минут мы были на берегу Волги, и он стал раздеваться. Я сел
неподалеку, закурил и подумал, что нелепо теряю время: накануне
около устья Вазузы я нашел заводь, в которой поймал несколько
густерок. Наступало время клева, и мне хотелось еще раз сходить
в ту заводь.
Вася зашел в воду по пояс, поставил побродок перпендикулярно
дну и время от времени стал подергивать им. Вскоре он вытащил
порядочного окуня, затем ельца. А потом пошло и пошло!
Особенно много было окуней. Иногда Вася сразу же вынимал по две-
три рыбы разной породы.
Я все больше и больше удивлялся. Наконец, не выдержал и
крикнул:
— Дай-ка я половлю.
Он охотно вышел из воды и сказал:
— А ты сомневался! Ну, попробуй, — и передал мне
побродок.
Следуя примеру Васи, я зашел в воду и стал подергивать удиль-
ником. Однако прошло минут пятнадцать, но я ничего не поймал.
— Вылезай! — крикнул Вася. — Ничего у тебя не выйдет.
— Рыба отошла, вот и не берет.
— Не в том дело! Сколько бы ты ни стоял в воде, у тебя ничего
не выйдет.
— Почему?
— Потому что нужно делать натирку, без нее ничего не поймаешь.
Вася опять зашел в воду, я — за ним. Он встал лицом, к берегу
и начал левой ногой ворошить гальку. От ноги потянулась мутная
полоса; вода несла грязь и мелкий песок. Через минуту на эту
мутную полосу пришло несколько окуней и ельцов. Вася
благополучно вытащил их. Затем он сделал шаг вверх по течению и опять
стал «делать натирку». А я увидел, как у светлого пятна, образо-
— 139 -

вавшегося на том месте, где Вася ногой ворошил гальку, набиралось
все больше разной рыбы. Окуни, плотва, ельцы, уткнувшись
головами в это пятно, искали корм и натыкались на подброшенные
Васей концы побродка. Когда рука чувствовала потяжку, он
подсекал рыбу
Техника ловли оказалась несложной, на другое утро я поймал
уже не меньше Васи. В течение отпуска я несколько раз выходил
с побродком и всегда врзвращался с богатым уловом. Были и
неудобства: иногда на мою «натирку» набиралась такая масса
отважных пескарей, что они садились на все крючки, ничего не оставляя
другой рыбе. В таких случаях я менял место.
Как и говорил Вася,, на быринке — неглубоком каменистом
месте, где вода бурлила, — попадались и сиги. Эта крупная и, я
бы сказал, благородная рыба, брала так же, как и окуни: смело и
дружно. Проходило каких-нибудь полтора-два часа, и я вынужден
был выходить на берег: на кукане было насажено столько сигов,
что они не давали стоять на месте, тянули за собой.
Конечно, ранней весной или во второй половине лета ловить
побродком нельзя: ведь приходится все время стоять по пояс в воде.
Однако с лодки можно ловить и в это время.
Осенью прошлого года я ловил так: зажав в одной руке
небольшой шест, я ворошил им гальку, а в другой держал побродок.
Интересно отметить, что ловить побродком можно и в любое
время дня, а не только в обычные часы клева. Только дно реки
должно быть обязательно песчаным или галечным. На реке с
илистым дном ловля с побродком дает плохие результаты...
Через месяц, когда я уезжал из Зубцова, сосед и Вася помогали
мне тащить чемодан, набитый копченой рыбой. Прощаясь, Вася
сказал:
— Ты о нашем способе не рассказывай там, в Москве.
— Это почему же? Разве нам с тобой нехватит рыбы?
— Впрочем... рассказывай, пусть и другие знают. А если не
поверят, покажи рыбу.

Ф. Кунилов
ЛОВЛЯ СУДАКА НА ВУОКСЕ
На реку Вуоксу, протекающую у шлюза Таппола, мы приехали
в чудесный августовский день. Погода была хорошая, ярко светило
солнце, еле заметно дул юго-восточный ветерок.
Вуокса, стесненная в этом месте гранитными мысами, глубоким
протоком вливает свои синие воды в широкий плес и далее
стремительно бежит между островами, покрытыми смешанным лесом.
Прорвавшаяся из теснины волна, крутясь и пенясь, пересекает
широкое водное пространство на протяжении трехсот метров,
образуя справа и слева многочисленные спокойные водовороты.
Глубина протока и окружающих его водоворотов значительная — от
5 до 18 м. Дно довольно чистое, с ямами, над которыми всегда есть
водовороты.
Из Ладожского озера по Вуоксе поднимаются лососи, форели
и сиги. Пройдя проток, они отдыхают в верхнем плесе и затем
продолжают путь в верховья реки на свои обычные нерестилища.
В первый день приезда мы посидели на гранитном берегу, у
выхода реки на плес. Вечером половили на поплавочные и донные
удочки подлещиков и окуней. Мне, кроме того, попала на червя,
насаженного на крючок № 10, килограммовая щучка, которую я
благополучно подвел к берегу, а товарищ взял в подсачек.
Приехавший вместе со мной на Вуоксу московский спортсмен профессор
Л. Н. Федоров на спиннинг взял килограммового судака, а на
червя — такого же веса леща. Следующим утром мы выехали
с Федоровым на лодке на большой плес, чтобы полозить судаков,
которые здесь должны были водиться.
Выбрав место глубиной до 8 м, недалеко от главной струи, мы
бросили якорь и начали ловлю спиннингом. Мой спутник ловил
на желтую трофимовскую блесну, а я на блесенку «Кеми»
небольшого размера. Судак, как известно держится на глубине, а потому
блесну нужно было вести над дном, чтобы вызвать его хватку.
Пришлось применить способ ведения блесны «уступами».
Забросив блесну на дно, я, поднимая ее рывком выше дна, делал пять-шесть
оборотов катушки, останавливал вращение и левой рукой стягивал
лесу со шпульки, чтобы груз и блесна снова опустились на дно.
— 143 —

Затем опять поднимал блесну и после нескольких оборотов
катушки опускал ее на дно. Это ведение приманки уступами, с
отрывом от дна и опусканием, дало свои результаты.
Судаки брали в тихих водоворотах, на спокойных местах и на
границе главной струи. Забросы в быстрину были безрезультатными.
Дальнейшая ловля показала, что
судак предпочитал желтые трофи-
мовские блесны.
Один вечер мы посвятили ловле на
донную дорожку, или
пульку-зеркальце. Пульку я несколько
реконструировал. Вместо зеркальца прикрепил
к лицевой стороне пластинку из
белой жести, вырезав в головной части
пластинки загибы с боков.
Хвостовую часть пульки расплющил, придав
ей вид лопатки, на которой с боков
сделал надрезы для привязывания
рыбки. Положенная на пластинку
плотичка была зажата головой в загибах,
а туловище я привязал нитками к
хвосту пульки (см. рисунок). Позади
жабер в тело рыбки был воткнут
одним рожком тройник,
прикрепленный к пульке проволочкой.
При таком способе насадки рыбка
долго держалась на пульке.
На пульку в вечерние часы мы
взяли шесть судаков, причем все они
садились на головной тройничок, а
хвостовой крючок оставался
свободным. Судак хватал рыбку сбоку
и напарывался на тройник.
На пульку пришлось ловить вдвоем. Гребец вел лодку, а ловец
тянул пульку короткими подергиваниями сзади лодки, скачками.
Пулька все время шла над самым дном, как и блесна, которую
ведут уступами.
Судаков мы ловили с 7 до 12 часов дня и с 5 до 8 часов вечера.
Другие хищники на этой ловле нам не попадались. Как потом
мы выяснили, щука, обильно населяющая Вуоксу, держалась около
прибрежных камышей, на более мелких и спокойных местах.
В выпотрошенных двадцати судаках мы нашли только одного
ерша, у остальных хищников желудки были пусты. Видимо, не
без труда добывают судаки пищу в этих местах.
Ловля судака уступами и на пульку может быть очень
интересной в любом глубоком водоеме, где держится этот хищник, который
редко попадается спиннингистам при обыкновенной ловле.

Вас. Цакунов
НА ПРОСТОРАХ БИИ
Каждый год, хотя бы на короткий срок, я выезжаю со
спиннингом на реки Алтая.
В июне 1952 года я был там вместе с женой. Порыбачить нам
пришлось всего девять дней. На беду, все эти дни шел дождь: то
моросящий, то проливной. Но повидали мы немало интересного
и пережили несколько очень острых ощущений в борьбе с
тайменями.
Свой маршрут мы начали с Телецкого озера. Там достали лодку
и благополучно миновали на ней семь порогов, в том числе и Сара-
кокшинский, в котором вода мчалась со скоростью до тридцати
километров в час.
В Турочаке к нам присоединился пятнадцатилетний сын
знаменитого на Алтае охотника Е. С. Валентея — Володя. С ним мы
и прошли до самого Бийска — больше двухсот километров.
Об одном, наиболее удачном дне нашей рыбалки я и хочу
рассказать.
В путь мы тронулись с рассветом, когда еще не успело
показаться солнце за вершинами могучих кедров. Накануне ловля была
хорошей, и в лодке у нас лежал таймень больше двадцати
килограммов весом. Но как ни велик был этот красавец, хотелось поймать
хотя бы еще одного, да покрупнее.
На плесе, под Барсучьим Яром, первая поклевка была у
Володи. Он сделал подсечку и сказал:
— Задел, кажется.
А когда подмотал часть лесы, почувствовал, как дергает рыба,
и крикнул:
— Нет, таймень!
Этот плес я знал хорошо и не сомневался, что он одарит нас
крупной рыбой. Судя по «задеву», я и решил, что пареньку придется
хорошо потрудиться.
Так и вышло. Таймень, действительно, очень сильно повел
в сторону, леска у Володи зазвенела и соскочила с катушки. Боясь,
что образуется «парик», а леска лопнет от сильного напряжения,
я взял у паренька удилище и удачно освободил леску.
10 «Рыболов* спор гсм ей»
145 —

— Греби к берегу, — сказал я жене. — С этим «дядей» не скоро
управишься!
Таймень сделал очень длинный бросок, завертелся на месте,
в радуге брызг выскочил из воды. Я водил его не меньше двадцати
минут, и жена успела даже дважды сфотографировать его невдалеке
от берега. Наконец, этот буйный таймень был извлечен из воды и,
к нашему удивлению, оказался не таким уж большим.
Примерно через полчаса очень резкая поклевка была у меня.
Рыба стремительно бросилась в омут, я снова решил повернуть
лодку, но опасения оказались напрасными: в таймене не было
и пяти килограммов. Однако если бы он сошел в тот самый миг,
когда схватил блесну, я наивно считал бы, что упустил очень
большую и сильную рыбу.
Дождь шел беспрерывно, но вопреки указаниям некоторых
опытных рыболовов, которые говорят, что в такую погоду нет смысла
выезжать на водоем, рыба брала отлично.
После полудня мы стали на якорь в том месте, где проток
сходится с основным руслом, чуть пониже острова. Первая поклевка
была у нас относительно слабая, и небольшого тайменя мы свободно
подбагрили возле лодки.
Вторая поклевка произошла очень далеко от места нашей
стоянки, в том месте, где сходятся две струи бурного речного
потока.
Поклевка показалась удивительно мягкой, и рыба несколько
метров легко прошла в сторону лодки.
— Ну, что ж, возьмем и этого прямо в лодку, — сказал я жене,
когда она вопросительно взглянула на меня, берясь за весла.
Таймень тем временем вышел на струю, очень сильно нажал
и несколько раз тряхнул головой.
— Не ошибся ли, рыба, кажется, приличная! — успел сказать
я, быстро сдавая шнур. Но уверенности в том, что попалась
действительно очень сильная рыба, еще не было: сопротивлялась
она слабо, а ведь на быстрой струе и маленького тайменя тащить
не легко.
В прочности лесы я не сомневался и крепко потянул шнур на
себя. И снова показалось, что таймень небольшой, ведь так
послушно идет он к лодке! Только я не заметил, что лодка
сдвинулась с места и мы довольно быстро приближались к рыбе.
Таймень на минуту оказался возле лодки. Я попытался
приподнять его, но не смог. Рыба показала только хвост. И этот хвост
был таким широким, что Володя с испугом глянул в мою сторону
и сказал:
— С лодки я его багрить не буду! Такого мне и видеть не
приходилось!
Таймень круто развернулся и пошел в глубину.
— Снимайся с якоря, правь к берегу! — успел я сказать жене,
следя за тем, как метр за метром сбегает шнур с катушки.
Лодка развернулась носом к левому берегу, и не без труда нам
— Нб —

Удалось пересечь струю. Рыба же упорно стояла на одном месте,
шнура оставалось все меньше и меньше.
— Хватит ли шнура? —спросил Володя.
— Думаю, хватит: сто тридцать метров, — сказал я, с тревогой
оглядываясь на берег.
Когда мы добрались до песчаной косы, с катушки сошло уже
более восьмидесяти метров. На мои неоднократные позывы таймень
неохотно двигался в сторону лодки, за десять минут я не сделал и
пяти оборотов на катушке.
Впечатление было такое, что не рыба, а очень большое бревно
медленно движется вместе с блесной. Но и это движение
прекратилось. Таймень ошалело замотал головой, затем показал из воды
свой широченный ярко-красный хвост, развернулся в глубину и
стремительно потянул.
На катушке осталось не больше тридцати метров. Бежать по
берегу мешали кусты и валуны. Пришлось прыгнуть в лодку и
начать преследование. Лодку подхватило быстрым течением, и
через несколько минут мы проскочили мимо того места, где
неподвижно стояла рыба. Прибились мы к берегу, участок здесь
удобный для вываживания, но глубина была очень небольшая.
Раздумывать, конечно, не пришлось, и я стал с усилием выбирать шнур.
Метрах в двадцати от берега таймень показал нам толстую
темную спину, с головокружительной быстротой бросился к омуту,
но, видимо, утомился и скоро снова всплыл метрах в двадцати.
Володя вскочил почти по пояс в холодную воду Бии и с
напряжением стал следить за тайменем, который то нырял почти до
самого дна, то поднимал буруны на поверхности воды.
Нацелившись, паренек ударил тайменя в голову, но промахнулся.
Багор скользнул по крутому боку рыбы и вдруг впился в тело
возле плавника. Огромная рыбина, извиваясь и мотая головой,
медленно потащилась к отмели.
Жена взглянула на часы и сказала:
— Вот и кончено! А провозились вы с ним больше часа!
Я лег на берегу рядом с рыбой, но не мог от усталости
шевельнуть рукой, чтобы даже перевернуть с боку на бок краснохвостого
великана.
И только уже на базе, в ближайшем селении, я смог точно
установить, что было в нем 148 сантиметров длины и весил он ровно
34 килограмма.
В этот день я уже не выезжал на рыбалку. И хотя мне говорили,
что недавно один москвич поймал в этом же плесе тайменя в сорок
пять килограммов весом, я считал, что пережитых мной волнений
вполне достаточно на все время путешествия по просторам
бурной Бии.
10*

В. Макаров
РАННЕЙ ВЕСНОЙ СО СПИННИНГОМ
Как-то ранней весной, когда ледоход подходил к концу, решил
я прогуляться по берегу Клязьмы с фотоаппаратом и поснимать
пейзажи. Весенний разлив рек, полузатопленные кусты и рощи
снимаются давно и все же не перестают интересовать фотографов.
Клязьма около станции «Тарасовка» Северной дороги в
Московской области узка и мелка, в полую воду ее уровень поднимается
на один-два метра, но в этом году она поднялась на целых шесть
метров и необыкновенно широко разлилась. Сюжетов для
фотосъемки было много, и я медленно подвигался вниз по берегу, то
и дело останавливаясь и фотографируя.
Незаметно я дошел до своего излюбленного омута, где
последние годы летом так удачно ловил шересперов спиннингом и
нахлыстом. Крутые берега омута были переполнены водой,
мощная струя шла вдоль правого берега, неся траву, ветви и
последние мелкие льдины. С моего левого берега было затишье, тут
образовался большой залив с водоворотом. Вода медленно кружила
пену, льдины и всякий мусор. Над водой тут и там виднелись
знакомые деревья и верхушки кустов, под которыми я отдыхал летом.
Обойдя омут и сделав несколько снимков, я присел около
воды отдохнуть, достал из сумки термос, хлеб и на просторе занялся
чаепитием, любуясь широкой картиной весеннего разлива.
Поверхность воды казалась выпуклой.
Скоро я обратил внимание на звуки коротких всплесков,
шедшие с залива. Легкий ветерок и волны от струи мешали
рассмотреть круги на воде, но всплески слышались отчетливо. Два, три
всплеска появились недалеко от меня, и я увидел круги на воде.
Плескалась довольно крупная рыба. Что за причина? Метать икру
на поверхности глубокой воды рыба не станет. Следовательно,
она охотится за мальком... Но ведь вода совершенно мутная.
Вдруг мне вспомнилась статья из журнала «Рыболов и
охотник». Год издания и фамилию автора я забыл, но содержание
статьи помнил отчетливо: полая вода, бьющая в открытые вешняки,
ловля на спиннинг щук, поклевки на «Байкал», колеблющиеся
— 148 —

блесны успеха не имели. Смысл статьи: поклевки были на бурно
идущие блесны.
Мне очень захотелось половить на спиннинг сейчас же.
Благодушное созерцательное настроение улетучилось, внезапно я
почувствовал, что руки мои соскучились за долгую зиму по привычным
движениям, страстно захотелось пережить моменты поклевки,
подсечки крупной рыбы и следующего за ними вываживания.
Соображение, что путь до дома и обратно по лесной дороге с грязью
и снегом составляет пять километров, недолго смущало меня, и я
пошел домой за снастями.
Возвратился я скоро, по привычке собрал снасть вдали от
воды. Забрасывать пришлось осторожно, в воде было много травы
и пены. Первые же забросы, к моей радости, дали поклевку, и
я подвел к берегу голавля весом килограмма на два. Но он забился
в траве на мелком месте, сошел с крючка, я не успел его схватить,
и он ушел. Потом попался еще такой же голавль. Этого я взял.
За ним последовали два хороших шереспера, третий, крутясь,
сломал поводок. Я очень жалел, что не взял багор. У берега в
траве, на глубине двух метров, взяла щука. Эта выскочила наверх
и бросилась в куст. Пришлось ее тащить сквозь ветви, терзаясь
сомнениями, выдержит ли снасть и хорошо ли засели крючки в
пасти рыбы. В куст было нанесено много травы, щука прибыла
к берегу в травяном «плаще» и еле шевелила хвостом.
Солнце пошло на закат, и поклевки прекратились. Улов вышел
хороший по нашим местам, а главное — разнообразный. Ловил
я на большой «Девон».
Вечером, предаваясь отдыху после удачной вылазки, я тешился
мыслью, что так рано открыл сезон спиннинговой ловли, мечтал
о завтрашнем дне. Моему воображению представлялась рыба в
условиях весеннего паводка, плавающая и ищущая пищу в
полном мраке, воспринимающая ритмические колебания воды от
вращения турбинки «Девона» и бросающаяся к источнику этих
колебаний. Конечно, рыба воспринимала эти колебания своими
боковыми линиями, которых у нее две, подобно тому как мы находим
направление источника звука и расстояние до него при помощи
слуха. Значит, зрение тут не участвует. Вполне логично я пришел
к мысли, что если все это так, то сам-то «Девон» не нужен, а нужны
только его турбины.
Чем больше я думал об этих турбинах, тем больше они мне
нравились. Попробовать спиннинг без блесен, так сказать
«турбинный спиннинг»,— эта мысль не давала мне покоя, и я засел
за работу. Второй раз за день рыба нарушала мой отдых...
Скоро я сделал четыре турбинных приманки. Получилось вот
что: через кольцо карабина пропущена медная проволочка,
согнутая пополам и скрученная. На этот стержень надеты турбина и
бусинка, в стержне сделано колечко, чтобы они оставались
непосредственно под карабином. К концу стержня подвешен хвостовой
тройник, а к колечку — два боковых, на поводках, и так, что
- 149 -

один был ближе к турбине, а другой — к хвостовому тройнику.
Турбины были сделаны с двумя, тремя и четырьмя лопастями.
Второе утро ловли выдалось тихое, пасмурное и теплое. Вода
несколько прибыла. Блесен я никаких не взял. Намерения мои
были твердые: желает рыба брать, пусть берет на турбины, не
желает — как хочет, блесен ей, все равно, не будет, и кончено!
И рыба покорилась моей воле! Начала брать дружно. Опять пошли
шересперы, голавли и щуки. Между прочим, попались окунь и
язь, оба крупные. Второй окунь, весом около килограмма, попался
нечаянно, тройничок зацепил его за брюшко при подъеме приманки
со дна. Так как он не бросался на мою приманку, то я не счел
себя вправе брать его. Он был отпущен в воду. Вся рыба
отличалась каким-то особенно свежим видом, хотя вода была очень мутна.
Водил я турбины по своей теории, которую описал в
предыдущем сборнике «Рыболов-спортсмен» и от которой в последние
годы не отступал. То я сильно и ровно вел турбину под
поверхностью воды, то клал ее на дно и резко поднимал, совмещая подъем
удилища и вращение катушки.
Обнаружилось, что не все вибрации рыбе нравятся, как того
и следовало ожидать. От чрезмерно сильных вибраций рыба
спасалась, что прекрасно было видно по направлению всплесков.
Лучшими оказались трехлопастные турбины: при средней скорости
они давали вибрации надлежащей силы. Улов был больше, чем
вчера, потому что я ловил дольше и обстоятельнее.
На третий день ловли вода пошла на убыль. Поклевки
кончились. Позже пришли вести сверху: вода прорвала дамбу, хлынула
в сторону, поэтому и пошла на убыль раньше времени. Конечно,
рыба бросилась вниз и в русло реки.
Меня сильно беспокоила судьба омута. Вода могла его
уничтожить! Знавал я большой и глубокий омут, где ловились карпы.
Но когда однажды мы пришли на него в мае, то не верили своим
глазам: вместо омута было обыкновенное русло реки, все же
остальное пространство омута было занесено белым песком на
метр выше уровня воды. От широкого и красивого омута не
осталось и следов! Но опасения насчет этого омута оказались
напрасными. Он устоял в борьбе со стихией. Но и он год от году мелеет.
Собирался я попробовать свои турбины летом, в паводок, и
при ночной ловле, но обстоятельства так сложились, что этого
сделать не пришлось. Преимущество этих турбин перед обычными
блеснами: простота и ничего лишнего, особенно если их
вооружить одним хвостовым тройником.
Когда река вошла в русло и берега просохли, я посетил место
ловли. Было любопытно по кустам и другим ориентирам мысленно
восстановить траектории полета приманок, места и точки
поклевок. В одном кусте я нашел застрявший в нем свой «Девон». Он
висел на полметра над землей...

Анатолий Волков
ОБ УЖЕНИИ ХАРИУСОВ В ОКРЕСТНОСТЯХ
ГОРОДА МОЛОТОВА
В рыболовной литературе хариус описан неоднократно.
Скажу только, что относится он к семейству лососевых. Как
известно, отличительным признаком этого семейства является
жировой плавник, расположенный позади спинного. Есть такой
плавник и у хариуса. Особенностью хариуса, о которой следует
упомянуть, является большая величина спинного плавника.
В кормных речках хариус достигает веса до двух килограммов.
Однако такие «гиганты» встречаются не часто и еще реже
попадаются на удочку. Один рыбак — сторож у дровяного склада близ
Сыры — как-то рассказал о своей встрече с таким хариусом. Дело
было летом 1949 года на Сыре, километрах в двенадцати ниже
Кольцова. Хариус клюнул на червя и ушел, оборвав леску. По словам
сторожа, рыба начала выскакивать из воды на высоту до метра и
на третьем прыжке перешибла леску. Как говорил
«пострадавший», хариус был длиною в аршин и толщиной в спине чуть ли не
в четверть.
В таких речках, как Мулянка с притоком Сарабаихой, Василь-
евка, хариусы крупнее полкилограмма не встречаются, а обычный
их вес здесь — пятьдесят-двести граммов. Другое дело — речки
более крупные и глубокие — Сыра, Бырма, Кутамыш,— там
хариусы значительно крупнее. Один мой товарищ по рыбной ловле
в течение десяти минут выловил на Бырме из одного омутка семь
хариусов, в среднем по двести пятьдесят граммов каждый.
Вообще же для молотовских речек, в частности таких, как
Мулянка, не являются исключением дневные уловы до сотни
хариусов, особенно в дни после дождя, когда вода в речках становится
менее прозрачной.
Какие места любят хариусы? Каковы приемы и особенности
ловли хариусов?
Вот, например, Нижняя Мулянка в ее верхнем течении выше
Башкиро- Кул таева.
Это небольшая речка, шириною в три-пять метров,
принимающая в себя в этом районе два или три притока.
- 151 -

Течет Мулянка по широкой, а кое-где и глубокой долине.
Местами она проходит серединой долины, извиваясь самым
замысловатым образом, местами подходит под один из береговых склонов,
где образует глинистый обрыв.
По всему течению долина Мулянки покрыта густыми
зарослями черемухи, тальника, ракитника, березы, осины и других
деревьев и кустарников. Все это сплелось и перепуталось так,
что над водой кое-где образуются бросающие густую тень зеленые
туннели, сквозь которые, весело журча, бежит речка.
Иногда заросли кустарников разрываются, и к самому берегу
подступают высокие травы сенокосных лугов. Прекрасен вид
этих полян! На земле, богато удобренной вековыми наносами ила,
травы вырастают по пояс и выше. А какое богатство цветов! Белые,
желтые, лиловые, голубые — ромашки, львиные зевы,
колокольчики, незабудки — образуют ласкающий глаз, ковер,
полный чудесных ароматов.
Отовсюду из травы несется жужжание, треск и гудение
насекомых, с цветка на цветок перепархивают бабочки, а сверху на
все это великолепие щедро льются солнечные лучи и звонкие трели
жаворонков.
В местах крутых поворотов, а также там, где дно речки
завалено колодником, есть небольшие омутки. Их поперечник
невелик — от пяти до десяти метров. Их глубина редко больше одного-
полутора метров.
В этих омутках и находят себе пристанище хариусы. Здесь,
под защитой крутых берегов, в тени нависших над водою
кустарников, стоит хариус, поджидая свою добычу: падающих в воду или
приносимых течением насекомых.
Подойдите, не соблюдая осторожности, к берегу такого омутка.
Вы, может быть, успеете увидеть, как, мелькнув, наподобие
теней, исчезают силуэты каких-то рыб. Это хариусы. Напуганные
вашим появлением, они стремительно бросаются в стороны и
прячутся за всякими укрытиями. И теперь, сколько бы вы ни стояли
у воды, хариусы не покажутся. Разве только промелькнет чья-то
тень по светлому дну, да еще вы увидите, как беспечные гольяны
снуют у самого дна, не смущаясь присутствием
наблюдателя.
Спрячьтесь на несколько минут или подкрадитесь к берегу
другого омутка, и вы увидите в чистой воде тройку, пятерку, а то
и десяток хариусов различной величины, спокойно стоящих на.
середине омутка. Бросьте в воду кузнечика: секунда, другая,
всплеск, кузнечик исчезает. А «закусивший» хариус вновь
становится на свое место.
Такова Мулянка. Таковы и другие речки — Сарабаиха, Сыра,
Бырма. Они только размером больше или меньше.
А теперь представьте себе рыболова, впервые занявшегося
ужением хариусов. Вот он подходит к омутку, удобно устраивается у
воды, с плеском забрасывает удочку, оборудованную тяжелым
- 152 -

грузилом и ярко раскрашенным поплавком, и начинает ждать
поклевки.
Если омуток достаточно глубок, рыболов может дождаться:
какой-нибудь «малыш» клюнет и попадется. В большинстве же
случаев ожидание будет напрасным: ни один хариус не клюнет.
Встанет рыболов, плюнет и пойдет дальше в поисках нового
омутка. А найти его не так-то просто: оба берега густо поросли
кустарником, через который порой невозможно пробраться,
особенно с удочкой, и приходится идти в обход, оставляя позади сотни
метров необследованной речки.
Но вот снова найдено хорошее место, насадка заброшена, а
поклевки нет.
Тем временем по стопам нашего неудачника передвигается
опытный рыболов.
Его одежда удобна и легка. На плечах брезентовый плащ,
на ногах резиновые сапоги. Через одно плечо висит небольшая
кожаная сумка с провизией, через другое — холщовый мешок для
рыбы. На груди, наподобие бинокля, подвешен небольшой
деревянный ящичек с выдвижной, как у пенала, крышкой. В ящичке—
черви.
Из тех же самых омутков, у которых злился и негодовал наш
неудачник, этот рыболов одного за другим вылавливает
хариусов. Задерживаясь у каждого омутка, он отстает от своего
предшественника по пройденному расстоянию, но быстро обгоняет
его по количеству и качеству пойманной рыбы.
В чем же секрет его успешной ловли?
Не только в удочке. Удилище хариусовой удочки должно по
возможности гармонировать с окружающей растительностью.
Местные рыболовы знают об этом отлично и употребляют чаще
всего черемуховые или рябиновые удилища, не снимая с них коры.
Иногда практикуется окраска удилищ в зеленый цвет.
Для хариусовой удочки лучше всего подходит леска из капрона,
или «сатурна», сечением 0,2—0,3 мм с крючком № 5—6. В
тридцати сантиметрах выше крючка монтируется грузило из одной или
двух дробинок. Для ужения на быстром течении грузило
соответственно увеличивают.
Некоторые рыболовы применяют поплавок, но обязательно
куговый или пробковый. Я лично нахожу, что с поплавком ловля
интереснее, да и промахов при подсечке бывает меньше. Впрочем,
поплавок — дело вкуса. Длина лески в большой степени зависит
от ширины речки и наличия зарослей по ее берегам. Например,
на Мулянке удобнее всего леска длиной от половины до двух
третей длины удилища. На более крупных речках, вроде Кутамыша,
с успехом может быть использована катушечная снасть. При
наличии катушки и запаса лесы в тридцать-пятьдесят метров
оправдывает себя отпуск насадки по течению на расстояние, намного
превышающее самый дальний заброс обыкновенной удочки. В этом
случае хариус хватает насадку безбоязненно.
- 153 -

Итак, удочка оборудована. Но «секрет» хорошей ловли
хариусов не только в удочке и даже не в насадке.
Хариус клюет и на червей, и на различных насекомых: мух,
кузнечиков, мотыльков, стрекоз, а также на короедов. Когда в
воздухе много насекомых, с успехом можно ловить хариуса и на
искусственную мушку.
В первой половине лета, до появления насекомых, единственной
насадкой является червь: красный навозный или земляной.
С конца, а в иные годы и с середины июня хариус хорошо
начинает брать на насекомых, главным образом на кузнечиков. Но и
в эту пору, если в результате дождей происходит помутнение воды
в речках, хариус вновь начинает энергично хватать червя. Вообще
можно сказать: при ужении хариусов черви никогда не бывают
лишними.
В течение осенних месяцев, до полного замерзания речек и
даже после него, главной насадкой при ловле хариусов вновь
становятся черви.
Все дело в маскировке, в осторожном подходе к водоему.
Опытный рыболов приближается к реке, стараясь не шуметь и не
показаться на глаза чутким и пугливым рыбам. Он учитывает все: как
падает тень (не на воду ли?), есть ли у берега кустик или высокая
трава, обеспечивающие маскировку, удобно ли забрасывать леску
и вытаскивать рыбу.
В густой заросли высоких трав, растущих во множестве по
берегам Мулянки, он обнаруживает просвет, позволяющий скрытно
осмотреть омуток. Пригнувшись, рыбак подходит ближе и,
вытянув шею, бросает взгляд на воду. Надо ориентироваться:
заметить, где и какие лежат коряги, какие ветки растущих на берегу
кустарников могут помешать забросу, — словом, многое надо
предусмотреть на этой ловле!
Осторожно выдвинув удилище над водой, рыболов опускает
его вниз, стараясь без шума и плеска положить насадку в
намеченное место.
Тихо покачиваясь в прозрачной воде, медленно тонет крючок
с червяком, увлекаемый легким грузилом. Вдруг откуда-то, не то
из-под берегового обрыва, не то из-под затонувшего бревна,
мелькает стремительный силуэт хариуса, леска натягивается —
подсечка, и на удочке трепещет, разбрызгивая холодные капли воды,
красавец хариус.
Продолжая прятаться, рыболов укладывает добычу в сумку
или в корзинку, поправляет насадку и снова забрасывает леску.
Через минуту — новая поклевка, и следующий хариус
отправляется в сумку.
Если омут достаточно велик, можно выловить из него до десятка
хариусов.
Но вот забросы уже не дают ничего. Не прячась, рыболов
поднимается, сматывает удочку и отправляется дальше.
Заросль, через которую он прошел, внезапно обрывается. Впе-
- 154 -

реди чистая лужайка с выкошенной травой, кончающаяся у воды
невысоким обрывом. Под обрывом омуток. Не долго думая,
рыболов ложится на траву и быстро подползает почти к самому берегу.
Чуть приподнявшись, делает заброс. Хариус! Новый заброс —
опять хариус!
Поклевки кончаются, рыболов идет дальше. Лужайка
сменяется густыми зарослями. Здесь речка делает крутой поворот,
и на самом мысу стоит толстая ольха. Вот прекрасное укрытие!
И омут хорош, но есть неудобство: почти над всей его
поверхностью распростерлась, близко припав к воде, широкая ветка
черемухи. Но ничего! Между отдельными прутьями есть просветы,
куда можно опустить червя.
Леска опускается к воде. Грузило, качнувшись от ветра,
ложится на тонкую ветку, и червяк, извиваясь, повисает в
двадцати сантиметрах над водой.
Из воды стремительно вылетает крупный хариус, хватает
насадку и через секунду бьется на крючке. Оказывается, хариус
может вести себя довольно смело лишь тогда, когда не видит
рыболова.
Ловля хариусов — очень живое дело, требующее от рыбака
подвижности, хитрости, сметливости, осторожности, умения делать
трудные и длинные переходы, умения маскироваться.
Ужение хариусов развивает в рыболове выносливость, выдержку,
наблюдательность — качества, особенно ценные для наших
спортсменов.
Ужение хариусов богато сменой ярких впечатлений, острых
переживаний, живописных пейзажей.
Если учесть еще возможность осеннего и предзимнего ужения
хариусов, то в актив рыболова-«харьюзятника» надо записать еще
и такие качества, как закалка и привычка легко переносить все
капризы погоды.
Многие полагают, что с наступлением осенних холодов клев
хариусов прекращается. Это заблуждение. Почти в любую погоду—
в моросящий дождь, в ветер, если он не ураганный, в снегопад—
хариуса можно успешно удить, лишь бы вода не была чрезмерно
мутной. Даже когда речка замерзает и открытая вода остается
только на перекатах, и тогда клев хариуса не прекращается.
Осень постепенно переходит в зиму. Нетерпеливый рыболов-
зимник, соблюдая предосторожности, выходит на середину омута,
ложится на лед, чуть припорошенный снегом, и смотрит в воду,
прикрыв от света глаза ладонями.
Лед и вода прозрачны, как воздух: видно все до мельчайших
подробностей. Дно покрыто сплошным слоем темнобурых листьев
березы, ольхи, черемухи, тальника, какими-то ветками, опавшими
водяными растениями.
Проходит несколько минут и откуда-то появляется хариус.
Он выходит на глубину и останавливается в полводы,
повернувшись головой против течения. Видно, как двигаются плавники
- 155 —

и жаберные крышки рыбы. Еще минута ожидания — к первому
хариусу присоединяется еще пара, за ней другая.
Рыбы почти не двигаются. Как привязанные, стоят они в воде,
чуть-чуть шевеля плавниками. Время от времени один из
хариусов без всякого заметного усилия смещается на несколько
сантиметров вправо, влево или назад и снова застывает в полном
спокойствии.
Впрочем, это спокойствие кошки, подкарауливающей мышь.
Один из хариусов вдруг стремительно срывается с места и
исчезает из поля зрения. Что вызвало этот бросок? Появление чего-то
съедобного? Желание размяться? А через минуту хариус снова
занимает свое место.
Немного спустя вся пятерка, как по команде, перемещается
на метр вперед, но вдруг, чем-то потревоженная, внезапно
рассыпается, чтобы скоро снова возвратиться на старое место.
Стоит рыболову сделать движение, и в омутке — пусто.
Хариусов как ветром сдуло.
Впереди слышен шум быстро текущей воды. Сквозь
потерявшие листву заросли кустарника виден бурливый незамерзший
перекат.
Мелькает мысль: «А будут ли клевать хариусы?» Рыболов
разматывает удочку, достает из-за пазухи мешочек с червями,
насаживает на крючок крупного червя.
Леска без поплавка, оснащена грузилом в виде двух
небольших дробин. Течение подхватывает червя и сразу уносит его под
лед в омут. Леска вытягивается. Вот она качнулась, как будю
слегка подалась вперед. Рыболов подсекает и чувствует: есть!
Тащит, подо льдом мелькает что-то белое, поворачиваясь, как
лист бумаги, увлекаемый ветром. На берег вылетает хариус.
Рыболов передвигается к широкой полынье, и его внимание
привлекает какой-то всплеск. Впечатление такое, будто
обломилась льдинка. Да вот и она плывет, увлекаемая под лед быстрым
течением. Но почему она обломилась?
Разгадка приходит быстро: из воды, навстречу падающей
снежинке, выскакивает крупный хариус и с плеском шлепается в
воду, вероятно, удивленный странным вкусом пойманного
«насекомого».
Вдруг новый «взлет», и хариус падает на лед, взметнув облачко
снега. Значит, тот хариус упал у самого края полыньи, и лед под
ним обломился. Хорошо, что так кончилось! А бывает, что хариус,
подскочив раз-другой на льду, еще дальше откатывается от воды
и попадает в сумку рыболова.
*
Возле города Молотова есть несколько речек, в которых водятся
хариусы. Взять хотя бы Нижнюю Мулянку
Она берет свое начало на лесистых возвышенностях восточнее

Юго-Камска. Сначала течет в направлении на север, затем около
деревни Крохово круто поворачивает на запад и впадает в Каму у
села Нижние Муллы.
Немного ниже села Култаево Мулянка принимает слева
приток Сарабаиху, текущую из района Ключики параллельно
Казанскому тракту.
В Сарабаихе хариусы держатся в верхнем течении примерно
до деревни Копидоны. Впрочем, в последние годы в связи с
выпасом скота по берегам Сарабаихи вода в ней портится, а хариус
уходит в верховья.
В Мулянке хариусы в небольшом количестве попадаются в
районе села Башкиро-Култаево. Но лучшее ужение начинается в
двух-трех километрах выше по течению — от заброшенной
мельницы. Здесь хариусы многочисленны как в самой Мулянке, так
и в ее притоках.
В бассейне Мулянки, включая сюда и Сарабаиху, обычный
вес хариусов — пятьдесят-двести граммов. Изредка встречаются
экземпляры до полукилограмма весом.
Выше Башкиро-Култаево на Мулянке населенных пунктов
нет, нет также и пастбищ. Это создает благоприятные условия для
размножения и существования хариусов.
Добавлю, что в Нижней Мулянке и ее притоках водится налим.
Это позволяет в весенний и осенний периоды охоты ночевки на ее
берегу разнообразить ужением налимов.
Расстояние от Молотова до заброшенной мельницы составляет
около пятидесяти километров. Маршрут следования — по
Казанскому тракту до села Култаево, оттуда по улучшенной дороге до
Башкиро-Култаево.
В хорошую погоду, точнее, если долго не было дождей, можно
по полевой дороге проехать еще вверх по речке пять-семь
километров и оттуда начинать ловлю.
В дождливую пору автотранспорт целесообразнее оставить в
селе и дальше идти пешком.
Лучшим способом попасть на Мулянку является коллективный
выезд, объединяющий охотников и рыболовов. Для одиночек можно
рекомендовать проезд до Култаево на городском автобусе
(отправление от Колхозного рынка), а оттуда восемь-десять километров
пешком или на попутной автомашине.
Вполне доступен этот район для тренированного велосипедиста,
но таскать за собою велосипед по речке утомительно и надоедливо,
поэтому лучше на время ужения оставить его в Башкиро-Култаево.
Как и другие речки Западного Урала, Мулянка густо поросла
всякими кустарниками. На ней можно увидеть черемуху — весьма
распространенный здесь ягодный кустарник, заросли малины,
кусты черной и красной смородины, длинные плети хмеля,
увешанные пряно пахнущими шишками. В лесах, подступающих с
обеих сторон к долине речки, много грибов.
Подходы к Мулянке, в общем, неважные, требующие от рыбо-
- 157 -

лова большой ловкости в забрасывании удочки и вытаскивании
рыбы.
Местами на протяжении ста-двухсот метров нет ни одного мало-
мальски удобного для заброса места. Часто встречаются омутки,
берега которых так густо поросли кустарником, что без расчистки
заброса не сделаешь. Однако во многих местах такая расчистка
уже сделана местными рыболовами.
Хорошо, если рыболов обут в резиновые сапоги. Это
значительно расширит сферу его деятельности, так как даст возможность,
когда это нужно, не теряя времени, перейти с одного берега речки
на другой, если там обнаружен удобный подход.
Кроме Нижней Мулянки, хариусов много в Бырме. Бырма —
один из притоков Бабки. Бабка — довольно значительная,
имеющая сплавное значение речка, впадающая в Сылву недалеко от
Кунгура.
В самой Бабке хариус встречается уже в районе между Яны-
чами и Нижним Пальником, но здесь он немногочислен и держится
преимущественно на самых бурных перекатах. Например, в
первой половине лета хариус попадается на удочку на длинном и
быстром перекате в ста метрах выше впадения в Бабку речки Юг.
Зато много хариуса во всех притоках Бабки и в ее верховьях.
Начало свое Бырма берет на тех же лесистых холмах, что и
Нижняя Мулянка, но течет на восток, впадая в Бабку недалеко
от деревни Н. Пальник.
Русло Бырмы проходит по глубокой долине, к которой с обоих
берегов подступает густой, большею частью смешанный лес,
богатый грибами и боровой дичью. Долина носит преимущественно
луговой характер и после сенокоса местами используется под
пастбище.
Как и Нижняя Мулянка, Бырма причудливо петляет по всей
долине. То она стремительно несется по перекату, то спокойно
уходит под зеленый свод ракитника, таинственно переливаясь
синевой омута, то неторопливо огибает широкую сенокосную
лужайку, то сердито роется у подножия берегового склона. В таком
месте обязательно лежит подмытая водой ель или береза и купает
свои ветви в быстро текущей воде.
Средняя ширина Бырмы — десять-двенадцать метров,
глубина — около метра. В омутах, которые на Бырме достигают
значительных размеров, встречаются глубины до трех-четырех метров.
В нижнем течении Бырмы на протяжении шести-восьми
километров от впадения ее в Бабку встречаются щучки, окуни, ельцы,
пескари, а выше основными жителями речки являются хариусы и
налимы.
Хариусы в Бырме крупнее, чем в Нижней Мулянке. По
словам местных жителей, хариусы весом от полкилограмма до
килограмма — не редкость, а иногда попадаются и более крупные
экземпляры.
Хотя долина Бырмы основательно заросла кустарниками и
- 158 -

деревьями, но все же не в такой степени, как Нижняя Мулянка.
Берега Бырмы носят более открытый характер, есть много хороших
и удобных подходов. С лугового берега можно ловить нахлыстом.
Проехать на Бырму несколько сложнее, чем на Нижнюю Мулянку.
Собственно, проезд на автомашине обеспечен в любую погоду
до села Юг (по Сибирскому тракту до села Кояново, оттуда по
улучшенной дороге — к Югу). Расстояние приблизительно сорок
километров.
От села Юг по широкой просеке идет лесная дорога в деревню
Ковалевку, лежащую около Бырмы. Эта дорога имеет
направление почти строго с севера на юг и выводит прямо на Бырму.
Расстояние — десять километров.
Для автомашин эта дорога является проезжей лишь в сухую
погоду, и не везде. На полпути между Югом и Ковалевкой есть
небольшой хуторок на берегу лесного ручья, около которого и
можно оставить автомашину. Остальной путь до Бырмы надо
совершить пешком.
В селе Юг имеется автобусное сообщение, что позволяет
выезжать рыбакам и охотникам на Бырму одиночно или небольшими
группами, если нет возможности организовать коллективный
выезд.
Отличную прогулку по живописной дороге можно совершить
к Бырме на велосипедах группой в три-четыре человека.
Очень интересна и река Сыра. Она вытекает из мощных,
изрезанных оврагами лесных массивов, лежащих юго-восточнее Моло-
това.
Населенным пунктом, от которого можно начать ловлю хариуса,
двигаясь вниз по Сыре, является деревня Софроны.
На участке между Софронами и Меркушовой речка принимает
в себя до десятка притоков, таких, как речки Сырка, Каменка,
Черная, Белая, Бертешиха и другие. В некоторых из них, как в
Бертешихе, встречается мелкий хариус. Впрочем, и в самой Сыре
выше Софронов хариус не крупный и лишь вниз от Софронов
величина хариуса в отдельных случаях достигает 400—500 граммов.
В среднем течении, примерно от села Кольцово, ширина речки
увеличивается до семи-пятнадцати метров, появляются широкие
и глубокие омуты — пристанища крупных хариусов. По
свидетельству местных жителей, вес их в Сыре достигает двух килограммов.
В нижнем течении, от Рассольной до впадения в Сылву, на
Сыре есть мельницы с плотинами, и хариус на этом участке
встречается в виде исключения. Здесь чаще встречаются голавли, щуки,
окуни и пескари.
По всему течению Сыра петляет по дну долины среди обильных
черемуховых зарослей.
Пробежав по узкому перекату с торчащими из воды кольями,
речка разливается в широкий и глубокий омут, густо поросший
по берегам кустарником и водяными травами. Мысок у верхней
части омута утоптан, здесь часто бывают рыбаки.
— 159 —

Затем в Сыру впадает ручеек. В этом месте рыболову
приходится по корням кустарников и набросанным поленьям
преодолевать широкую полосу жирной черной грязи.
Дальше — просторная лужайка, за ней несколько крупных
елей, подступающих к самой воде и обещающих рыболову уютный
уголок для ночлега. Здесь остатки костра и несколько брошенных
свежесрубленных удилищ с обрывками нитяных лесок на них:
это ночевали рыбаки и ловили налимов...
Попасть на Сыру можно несколькими способами. Есть полевая
дорога в Софроны от Сибирского тракта через Плишки, Пазде-
рино, Большую Мось. Дорога эта доступна для автотранспорта
лишь в сухую погоду.
К селу Кольцову, расположенному в среднем течении Сыры,
ведет улучшенная дорога также с Сибирского тракта через
село Лобаново и деревню Горбунята.
От Горбунят уходит полевая дорога в деревню Меркушово,
лежащую на Сыре несколько выше Кольцово.
Кольцовский тракт доступен для автотранспорта в любую
погоду, хотя местами имеются на нем труднопроходимые места.
По обоим маршрутам расстояние до Сыры не превышает двад-
цати-двадцати пяти километров от черты города и вполне под силу
велосипедисту.
Для любителей велосипедного спорта можно предложить
интересный и в летнее время нетрудный маршрут: Молотов—Софроны —
вниз по Сыре с удочкой — Меркушово — Горбунята —
Лобаново — Молотов. Длина этого маршрута около шестидесяти
километров.
В район Меркушово можно проехать по железной дороге
дачным поездом до станции Клестята или Мулянка, а оттуда — три?
четыре километра пешком до Сыры.

А. Авилов
ЛОВЛЯ ПЛОТВЫ НА КУЗНЕЧИКА В ВОДОЕМАХ
ОЗЕРНОГО ТИПА
Темная августовская ночь. Рассвет только еще угадывается:
за кромкой леса по ту сторону озера небо начинает светлеть. Справа
в ночной мгле сверкают огни города и доносятся протяжные гудки
поездов.
Тихо на пристани рыболовной станции Сенеж. Только иногда
предрассветный ветерок шевелит прибрежные камыши и
поднимает на озере легкую рябь, которая тихонько покачивает лодки,
тесно стоящие у причала. Затем ветерок становится заметнее, и
одновременно над озером появляются густые клубы тумана.
Свежеет. Три часа утра.
Поеживаясь от предрассветной сырости, складываю в лодку
свои нехитрые снасти (удочку, рюкзак и корзинку для рыбы),
берусь за весла и отчаливаю от пристани.
Туман становится гуще. Сначала пропадают далекие огни города,
и уже не видно фонаря на пристани рыболовной станции.
Плыву, ориентируясь по еле заметным звездам над головой и
по направлению легкой волны на воде.
Скоро скрываются и звезды. Но направление волны и сигналы
редких автомашин на шоссе, которое проходит недалеко по дамбе
озера, позволяет мне безошибочно достигнуть минут через сорок
устья реки Сестры в районе Малинового острова.
Здесь почти сплошные заросли надводной и подводной
растительности: местами стеной стоит камыш, а там, где между ним
виднеются прогалины, вода покрыта листьями кувшинок. Только
устье Сестры, свободное от растительности, вьется узкой лентой
среди высокого густого камыша.
Беспрерывно слышится какое-то чавканье: повидимому, рыба
обсасывает водоросли у самой поверхности воды или хватает
падающих на воду ночных насекомых. Временами то в отдалении, то
совсем близко от лодки раздаются сильные всплески.
Вдвинув лодку в заросли камыша, бесшумно налаживаю снасть,
пропускаю крючок через голову в брюшко кузнечика, ставлю
спуск на 60 см и осторожно закидываю через камыш насадку в
ближайшее «окно» чистой воды.
11 «Рыболов-спортсмен»
- 161 -

Еще темновато, но кончик поплавка виден достаточно
отчетливо.
Рыба плещется вокруг, но поплавок стоит неподвижно —
повидимому, плотва жирует у самой поверхности воды.
Убавляю спуск до 20 см. Не успевает насадка коснуться воды,
как возникает бурун и поплавок моментально скрывается под
водой. Это — плотва граммов двести, она уже бьется в лодке.
После поимки еще двух рыб приходится менять место, так как
поклевок больше нет. Несколько продвигаюсь вперед и пытаю
счастье в небольшом «окне» среди листьев кувшинок. Поплавок
мгновенно исчезает, крупная плотва при вываживании поднимает
такую возню, что, повидимому, распугивает рыбу поблизости.
Снова меняю место, и почти при каждом первом удачном забросе
в новом месте следуют поклевки.
За ловлей незаметно летит время. Уже десятка два плотвы
попало в мою корзину. Всходит солнце. Рыба становится более
осторожной: поклевки вблизи от поверхности воды становятся
реже.
Увеличиваю спуск до 50—60 см, клев возобновляется снова.
В одном месте, где вода между листьями кувшинок густо покрыта
мелкими листочками зеленой ряски, мне удается вытащить две
крупных плотвы. Рыба беспрерывно плавится недалеко от лодки,
но поклевок больше нет. Чтобы дать рыбе успокоиться, временно
прекращаю ловлю, вынимаю удочку.
Солнце начинает припекать, десятки тысяч белых болотных
лилий раскрывают свои лепестки. Легкий ветерок чуть шевелит
верхушки камыша.
Через несколько минут осторожно забрасываю насадку еще
в одно «окно». Поплавок очень недолго неподвижен, затем слегка
наклоняется и плавно уходит в воду.
Часов с десяти клев начинает ослабевать: рыба берет весьма
осторожно, часто теребит насадку мелочь.
Пора заканчивать ловлю. В корзине у меня около пятидесяти
крупных плотиц и четыре окуня. Окуни взяли тоже на кузнечика
в верхних слоях воды, когда уже рассвело.
Между прочим, в это утро 2 августа 1951 года почти все
удильщики, ловившие на озере плотву на мотыля, на хлеб и на
червя, жаловались на плохой ее клев, и действительно, успехи
их были весьма скромными. Они удивились, когда узнали, что я
ловил на кузнечика.
Несложные снасти для ловли плотвы на кузнечика должны
быть высокого качества.
Удилище 3,5—4,5 м, с тонким кончиком, немного «хлысто-
ватое». Оно легкое и удобное, иначе рука за несколько часов ловли
основательно утомится.
Леса — перелон 0,2—0,15 мм, с поводком несколько меньшей
толщины. Длина поводка 40—50 см. Общая длина лесы (кроме
запаса) обычно равна длине удилища или даже немного короче
— 162 —

его. Такой удочкой можно метко посылать насадку в «окна»,
имеющие диаметр до полметра.
Крючок № 3 (по ГОСТ) должен быть хорошего качества,
тонкий и очень острый. Лучше пользоваться «полудлинным»
крючком с прямым загибом.
Груз—одна дробинка №7, закрепленная на расстоянии 10—12 см
от крючка.
Для ловли ранним утром, при темной заре, у поверхности воды
удобнее пользоваться самопогружающимся поплавком и не
пользоваться дробинкой: это повышает точность заброса.
Поплавок — проводочный, овальной формы, длиной 2—2,5 см,
лучше всего пробковый.
В сумерках удобнее пользоваться поплавком черного цвета,
так как он более отчетливо виден на отсвечивающей поверхности
воды, а днем — белого цвета. Перяные и куговые поплавки не
пригодны: они очень легки и с ними трудно сделать точный
заброс.
Обычно расстояние от поплавка до крючка не превышает 60 см.
В сумерках спуск следует уменьшать до 15—20 см, а днем
увеличивать до 1—2,5 м.
Мелких кузнечиков нужно наловить в траве накануне и держать
их по 20—30 штук в спичечных коробках.
Чтобы кузнечики сохранились живыми, нужно положить в
коробки по нескольку травинок или листиков. Для одной ловли
надо иметь три-четыре коробки с кузнечиками.
Чтобы достать насадку, открывать коробку следует осторожно,
прикрывая образующуюся щель указательным пальцем, тогда
из нее вылезет только один кузнечик.
Пойманную рыбу лучше всего складывать в корзину,
помещенную в корме лодки. Опускать рыбу в воду в сетчатом садке не
следует, так как во время переезда, особенно по камышам, она
скоро заснет. Кроме того, рыба в садке создает около лодки
излишний шум, а это мешает ловле.
Передвигать лодку нужно бесшумно. Лучше всего осторожно
отталкиваться шестом с кормы. Надо избегать резких движений и
по возможности не качать лодку. Пользоваться якорем тоже не
следует. В крайнем случае нужно привязать лодку бечевой за
камыш.
Даже при соблюдении всех этих требований редко удается
поймать в одном месте двух крупных плотиц.
Обычно после поимки крупной плотвы клев на некоторое время
прекращается или начинает ловиться мелкая плотва. Но если
после поклевки плотва не была подсечена, при повторном забросе
она берет почти всегда.
Если место почему-либо окажется очень удобным, иногда бывает
целесообразно на короткое время прекратить ловлю и спокойно
посидеть в лодке. После такого перерыва обычно следует
мгновенная поклевка крупной плотвы.
11*
163 —

Иногда бывает возможно с одного места облавливать несколько
«окон» вокруг лодки. В таких случаях лучше всего посылать
насадку то в одно, то в другое «окно». Однако если чаще
передвигаться с места на место, то ловля бывает более добычливой.
Очень хорошо ловить с лодки вдвоем: один, находясь на корме
с шестом или сидя на веслах, бесшумно направляет лодку, другой
забрасывает насадку с носа. Разумеется, гребец и удильщик время
от времени меняются местами.
Заброс при ловле плотвы в зарослях должен быть предельно
точным. Если же кузнечик перелетит облюбованное «окно» и
упадет на листья кувшинки, его можно осторожно стащить в воду,
тихонько потянув леску на себя.
Хуже, если насадка и груз запутаются в водорослях:
приходится подъезжать и вытаскивать крючок вместе с травой. После
такой возни нужно менять место.
Для того, чтобы не дать плотве запутаться в траве, после
подсечки ее необходимо сразу же выводить на поверхность и тащить
к себе даже по листьям кувшинок. Плотву до 200—250 г можно
«подавать» по воздуху прямо в лодку. Более крупную рыбу нужно
брать руками или подхватывать подсачком.
Поклевка плотвы при ловле на кузнечика разнообразна.
Крупная рыба или сразу топит поплавок или ведет в сторону и
одновременно плавно погружает его. Иногда же кладет поплавок, как лещ.
Поклевка иногда происходит в момент погружения кузнечика
в воду или в тот момент, когда рыболов вытаскивает насадку для
перезакидывания.
На кузнечика, долго находящегося в воде, плотва клюет реже.
Поэтому нужно чаще перезакидывать насадку или приподнимать
ее время от времени и снова опускать.
Нередко приходилось наблюдать, как плотва, охотясь вблизи
поверхности, бьет по заброшенному поплавку, как это делают
голавли и язи. Это говорит о том, что ее можно ловить нахлыстом
и не только на кузнечика, но и на искусственную муху.

А. Клыков
ИСКУССТВЕННОЕ РАЗВЕДЕНИЕ РЫБЫ
Скоро на подступах к Сталинграду мощная плотина
перегородит Волгу. Что же будет с рыбами, которые ежегодно входят в реку
из Каспийского моря? Ведь многие из них поднимаются по Волге
значительно выше Сталинграда. Они плывут на определенные места
и только там мечут икру.
После постройки Сталинградской гидроэлектростанции проход
этим рыбам будет закрыт. Однако, чтобы сохранить и увеличить
рыбные богатства Волго-Каспия, советские рыбоводы возьмут в
свои руки все дело размножения проходных рыб — осетровых и
белорыбицы. Оно тогда будет происходить не в Волге, а в
искусственных условиях, на рыбоводных заводах.
* *
Искусственное разведение рыб ставит своей целью увеличить
запасы рыбы в реках, озерах и в таких морях, как Каспийское.
Надо сказать, что одни рыбы мечут много икринок, а другие —
очень мало. Треска, например, откладывает за один раз от двух
до пяти миллионов икринок, кета и горбуша — обычно не более
четырех тысяч. Кроме того, кета, как и другие лососи Дальнего
Востока, мечет икру только один раз в своей жизни, после чего
погибает от истощения. Все это сказывается на ее размножении.
Кроме того, на увеличение потомства рыб влияют естественные
условия, в которых происходит икрометание, в первую очередь
время и место нереста.
Вот как, например, происходит икрометание воблы весной в
низовьях Волги. Поднявшись из моря, стая воблы подходит к
одному из волжских протоков. Его низкие берега уже немного
залиты тонким слоем полой воды. На затопленном зеленом лугу
стоит теплая, прогретая весенним солнцем вода. Течение
незаметно.
Рыбы, одна за другой, постепенно пробираются на мелкий
луг и спокойно откладывают икру на траву. Дней через пять или
шесть из икринок выводится молодь воблы. Еда для нее тут же:
— 165 —

водоросли, червяки, рачки. Смотришь, через неделю-другую
мальки выросли и ловко прячутся от врагов в подводных рощицах
из водяных сосенок.
Конечно, не мало мальков погибает от разных причин, но много
их вырастет.
Осетровые рыбы тоже мечут икру в теплое время года. Но только
не на разливе реки, а в ее русле. Эти рыбы откладывают икру на
гальку, на каменистое дно Волги под Саратовом, у Жигулей, а
иногда и в устье Камы. В этих местах весной очень быстрое
течение и большая глубина. Поэтому большая часть молок рыбы
относится от икринок сильным течением реки в сторону и очень много
икринок остаются не оплодотворенными.
Кроме того, клейкая икра осетровых, лежащая в куче на
каменистой подводной гряде, часто «задыхается» от недостатка
кислорода и гибнет от плесени.
И хотя осетровые мечут за раз несколько сот тысяч и даже более
миллиона икринок (белуга), мальков этих рыб в естественных
условиях появляется не так уж много.
Белорыбица, из семьи лососевых, выходит из Каспийского
моря и поднимается по Волге и Каме вплоть до самых верхних
притоков реки Белой. Здесь, уже. поздней осенью, разыскав на дне
какого-либо ручья россыпи гальки, она мечет икру, раскидывая
ее между камешками. Часть оплодотворенных икринок сносится
стремительным течением и, ударясь о каменистое дно, гибнет.
Другая часть икры поедается раками, а очень часто
хариусами, живущими в тех же местах, где белорыбицы откладывают свою
икру. Да и зародыши, уцелевшие в икринках, выметанных рыбами
осенью в воду, не развиваются так быстро, как у воблы. Они
растут, окруженные холодной водой всю зиму. Лишь весной слабенькая
молодь белорыбицы появляется из икринок.
Сколько же погибает молоди, начиная от икринки и до бойкого
малька! Но и это еще не все беды. Ведь малькам, как и взрослым
рыбам, надо проделать с места их родины путь длиной не менее
2500 километров в Каспий. Здесь белорыбицы живут, пока не
настанет время метать икру.
Разумеется, человек может увеличить плодовитость рыб путем
искусственного разведения их.
Слово «искусственное» означает, что оплодотворение икры
производится не в естественных условиях, а в помещении, где
рыбоводы наблюдают за развитием и выходом молоди из икринок,
охраняя ее от разного рода случайностей.
*
Возможность полезного вмешательства человека в дело
размножения рыбы была доказана русским наблюдателем природы
Эладимиром Павловичем Враским в 1856 году.
- 166 -

Однажды осенью В. П. Враский шел по берегу речки Пестовки,
протекающей около села Никольского, Новгородской губернии.
Внимание ученого привлекли форельки: рыбы вертелись на одном
месте. Затем одна форелька опустилась над галькой и тотчас же
ее оранжевые икринки покатились на дно речки, а молоки другой
форели, вертевшейся около первой, сносились течением и не всегда
попадали на икринки.
Когда через несколько дней Враский снова пришел на это
место, то он увидел небольшой бугорок из гальки на дне реки.
Разобрав камешки, Враский нашел там икринки форели. Рассмот*
рев их под микроскопом, он убедился, что в них развиваются
зародыши форели. Несколько ниже по течению речки Враский
обнаружил побелевшие, неоплодотворенные икринки, прибитые к берегу.
Враский стал размышлять. Если у всех лососей икрометание в
реках протекает так же, как он сам наблюдал у форелей, то
лососей будет водиться все меньше и меньше. Надо попытаться
увеличить прирост рыбы путем искусственного оплодотворения икры,
взятой у зрелых рыб, и выращивания мальков под наблюдением
человека.
Зарубежные рыбоводы, как об этом читал Враский, в таких
случаях слепо подражали природе. Они все делали так, как это
происходит у рыб в реке. Весь процесс они вели, погрузив икру и
молоки в воду.
Что же у них получалось? Из ста икринок, оплодотворенных в
воде, только семь или восемь оказывались с зародышами
развивающихся рыбок.
Такой результат не удовлетворял настойчивого и
изобретательного исследователя. Враский решил добиться большего. После
многолетних опытов он выяснил, что если брать икру в тазик без
воды и поливать сухие икринки разведенными в воде молоками, то
оплодотворяются они все без исключения.
Этот способ Враского, предложенный им в 1856 году, получил
у нас название «сухой». А за рубежом, где он тотчас же был принят
рыбоводами, стал называться «русским способом искусственного
оплодотворения икры».
Получив отличный результат, Враский решил заселить все
Валдайские озера ценными рыбами — лососями, форелями и
осетрами.
«Положить свои труды,— писал Враский,— и сколько было
капитала на устройство завода с целью извлечения пользы как
для себя, так и для отечества».
С того времени помещение, где находятся аппараты для
выведения из икры мальков, стало называться у нас «рыбоводным
заводом».
На речке Пестовке, около села Никольского, Враский построил
такой первый в России рыбоводный завод.
Чиновник, посланный Министерством государственных иму-
ществ для обследования этого завода, писал в министерство:
- 167-

«Построенный Враским завод превосходит заграничные
учреждения этого рода. Пусть французы возносятся тем, что их гюнин-
гентское заведение великолепнее всех на свете, пусть немцы
гордятся мюнхенским заведением, но эти заведения не соединяют в
себе тех удобств, которыми обладает никольское заведение. В этом
последнем соединены все качества для успешного ведения
дела».
Никольский рыбоводный завод оказался тем зерном, из
которого потом развилось наше отечественное рыбоводство. Умирая,
Враский оставил после себя несколько обученных им рыбоводов
из местных крестьян.
Долгие годы этот заводик служил рассадником икры и мальков
форели. Он также служил той школой, где подготовлялись первые
рыбоводные кадры нашей страны и первой озерной рыбохозяй-
ственной станции. Здесь проходили практику лица, окончившие
учебные заведения и избравшие своей специальностью
рыборазведение.
Значение и польза искусственного разведения рыбы в том, что
рыбоводы повышают количество молоди ценных рыб в наших
водоемах и охраняют мальков до тех пор, пока они не смогут с успехом
бороться за свою жизнь.
После постройки Сталинградской гидроэлектростанции
главнейшим способом поддержания запасов осетровых и белорыбицы
будет массовое разведение этих рыб в рыбоводных заводах на
берегах Волги.
Что же собой представляет это разведение?
Прежде всего — получение икры и молок от зрелых взрослых
рыб; затем — искусственное оплодотворение икры молоками;
далее — выдерживание икры во все время ее развития в особых
рыбоводных аппаратах или в водоемах, воспитание выведшихся
из икринок рыбешек до всасывания желточного пузыря или до
поздней степени развития мальков и, наконец, — выпуск мальков
в реку или в озеро.
Рыбоводные заводы устраиваются для выдерживания икры и
мальков. Они оборудованы особой водопроводной сетью, аппаратами
различных систем или желобами, где лежат икринки или мальки.
Рыбоводы постоянно просматривают всю живую икру и удаляют
побелевшие, отмершие икринки. Эта работа с икрой лососевых
рыб продолжается несколько месяцев, вплоть до выхода молоди
из икры.
Вода также поступает в соседнее с заводом помещение
—«фабрику живого корма».
Надо сказать, что у только что выклюнувшегося из икринки
осетренка или форельки на верхней части живота имеется
желточный пузырек, вроде маленького мешочка, с запасом питательного
- 168 -

желтка. Это запас пищи, которым природа наделила рыбешек на
первое очень короткое время их жизни. Через несколько суток
желточный пузырек рассасывается, и малек уже может глотать
пищу.
И когда наступает этот момент у мальков, выращиваемых
миллионами штук в заводе, тогда рыбоводам приходится
заботиться о том, чтобы досыта кормить этих рыбешек живым кормом.
Получают его на фабрике живого корма. В одних бассейнах на
открытом воздухе (если погода теплая) рыбоводы разводят
водоросли для тех рачков и червей, которыми придется кормить
мальков. А так как и водоросли нужно подкармливать, то им дают
различные минеральные соли,
В других бассейнах разводят дафний, циклопов или червей.
А их-то и кормят-водорослями, которые ежедневно доставляются
по трубам вместе с водой из первых бассейнов, где размножаются
ракообразные или черви.
Так рыбоводы получают необходимый корм для своих
питомцев-мальков. Когда мальки вырастают до трех граммов весом в
среднем, их выпускают в водоем.
В далеком прошлом, при царском строе, рыборазведение в
России проводилось без всякого плана. Каждый, кто имел
желание и средства, делал что хотел и как хотел. Поэтому и результаты
были весьма незначительные.
Советская власть неизмеримо расширила сеть рыбоводных
заводов. Искусственное разведение ценных рыб — осетровых,
лососей, сигов, белорыбицы, карповых, окуневых — получило
огромное развитие.
Уже в 1922—1923 годах было выпущено в водоемы Советского
Союза более 152 миллионов мальков.
В последующие годы рыборазведение продолжало непрерывно
развиваться. Советские рыбоводы начали разводить таких рыб,
как кета, горбуша, омуль, ряпушка, лещ, сазан, вобла,
кутум.
В наше время выращивание молоди промысловых рыб
поставлено исключительно широко. Во всех краях и областях, где имеются
рыбные реки, озера, заливы и водохранилища, устроены
рыбоводные заводы, где оплодотворяется икра. Выводятся из нее миллиарды
мальков.
Устройство плотин, как известно, меняет условия жизни рыб,
населяющих данную реку, а следовательно, изменяет и условия
их размножения. В то же время создание гидростанций ведет к
образованию совершенно новых, зачастую громадных водоемов,
где могут успешно обитать промысловые рыбы. Достаточно
напомнить о таких водохранилищах, как Рыбинское, Московское и
Цимлянское моря, Угличское и Днепровское, Карповское и другие
- 169 -

водохранилища. Таким образом, перед рыборазведением
открывается широчайший, невиданный ранее, путь
развития.
Вполне возможно, что искусственное разведение наших рыб
в некоторых случаях постепенно заменит естественное их
размножение.
В связи с этим возникает желание — посильно помочь
государственному рыбоводству в деле размножения рыб, населяющих
наши речки и другие водоемы, наиболее доступными для рыбаков-
колхозников способами. Мы имеем в виду разведение таких рыб,
как лещ, судак, язь, линь, карась, сазан, которые мечут икру в
тепхоэ время года. Икру и молоки «зрелых» рыб не трудно иметь
на местах их добычи. «Зрелыми» называются те
рыбы-производители, у которых икринки и молоки вполне пригодны для
оплодотворения. У таких самок брюшко Полное и мягкое. При легком
нажиме на него (двумя пальцами) струйкой льются икринки.
У зрелых самцов также свободно вытекают молоки в виде густых
сливок.
В момент отцеживания икры рыбу сгибают над тазом брюшной
стороной наружу. Икра и молоки собираются в отдельные чистые
и сухие сосуды. После этого икринки немедля поливают небольшим
(на 150 г икры — 1,5 г молок) количеством молок... Затем все
перемешивают очень осторожно, не прибавляя воды. Перемешав же,
прибавляют воду, после чего икринкам дают спокойно постоять
две или три минуты.
Икра таких рыб, как судак, лещ, сазан и другие, в воде очень
быстро выделяет клейкие вещества.
Наиболее простым и недорогим способом выведения мальков
из икринок является помещение клейкой оплодотворенной икры
на связках веток, погруженных в воду. Для этого заранее
намоченные ветки елки, можжевельника или других деревьев с достаточно
развитой листвой или хвоей кладут на дно ванны (корыта),
наполненной водой. Вода должна покрывать ветки на несколько
сантиметров (15—20). Затем оплодотворенную икру набирают из таза
и осторожно раскладывают небольшими частями на лежащие в
воде пучки веток. При этом каждый пучок веток поворачивают,
чтобы икринки равномерно, не толстым слоем, распределились по
всей поверхности веток.
Икра рыб, выделяющих клейкость, быстро и очень прочно
прилипает к веткам. Такие «венички» привязывают на растянутой,
как перемет, веревке. Их устанавливают в водоеме на небольшой
глубине, но так, чтобы они не касались дна водоема и не всплывали
на его поверхность.
Икринки в живом виде содержат в себе большое количество
воды. Если они продолжительное время находятся на воздухе,
это может на них пагубно отразиться.
Поэтому все описанные действия с икрой надо выполнять
возможно быстрее.
- 170-

В качестве меры по охране икры, развивающейся на
«веничках», от разного рода хищников, живущих в воде, можно применять
следующий способ.
Те места, где находится развивающаяся на ветках икра,
огораживаются со всех сторон мелкоячейными сетями, и «любители
чужой икры» вылавливаются.
Так рыбаки-колхозники могут выращивать молодь ценных
рыб, населяющих местные речки, озера и водохранилища, и еще
больше увеличивать рыбные запасы страны.

А. Мухряков
УЖЕНИЕ РЫБЫ «С НАВЕСА»
На средней Волге, в районе г. Хвалынска, мне пришлось в
течение последних лет применять способ ловли, носящий название
у местных рыболовов — ужение «с навеса».
Этим способом ловят язей и густеру, реже лещей и очень редко
сазанов. Если технику лова несколько изменить, можно ловить и
голавля. Способ этот интересный и напоминает в какой-то мере
ловлю рыбы «в проводку», но имеет и существенные отличия.
Ужение «с навеса» производится обычно с лодки,
установленной на якоре вдоль течения реки, на глубине 2—3 м.
Место для ловли выбирается на участке с ровным течением,
без водоворотов. Дно реки должно быть песчаное или галечное,
ровное и не захламленное. Хорошо, если выше и ниже имеются
коряги, сваи или камни.
Удилище надо подготовить надежное, крепкое, с утолщенным
комлем, но достаточно легкое, чтобы держать его одной рукой, и
не очень длинное (до 2,5 м). Удилище надо оборудовать
мотовил ыдами и петелькой или проводочной катушкой и кольцами.
Леса применяется сатурновая, от 0,5 до 0,6 мм толщиной, с
коротким поводком 0,4—0,5 мм в диаметре. Конечно, можно
применять более тонкие поводки и лесы, но в этом случае необходима
катушка.
Крючок берется крупный (№ 10—12 по ГОСТ), хорошей закалки,
лучше прямой. Грузило —свинцовое, овальное, удлиненной формы,
весом от 20 до 30 г. Закрепляется оно в 15—20 см от крючка.
Волжские рыболовы, как правило, по концам грузила
высверливают отверстия, и к одному из них прикрепляют поводок с
крючком, а ко второму — лесу. Некоторые рыболовы делают сквозное
отверстие по всей длине грузила и, пропустив через него лесу,
закрепляют ее. Третьи пропускают через сквозное отверстие
медную проволоку, по концам ее делают петельки, и уж к ним
прикрепляют лесу и поводок.
Очень важно придать грузилу правильную форму. Внешне
грузило должно напоминать два сильно вытянутых конуса,
сложенных основаниями. Длина грузила в зависимости от веса колеб-
172 -

лется от 4,5 до б см, толщина в самой широкой части от 0,6 до 0,7 см,
а по концам — от 0,2 до 0,3 см. Всякие другие формы грузил
неудобны: они вращаются на течении, путают лесу, создают
излишний шум при забросах.
Поплавок при этой ловле не нужен.
Ужение производится без предварительной прикормки.
Прикармливают рыбу лишь непосредственно перед ловлей и в
процессе ее. Для прикормки обычно употребляют распаренный
подсолнечный жмых, овес и отруби, смешанные с вязкой глиной.
Насадкой служит тесто из пшеничной муки простого помола
или выползки. Тесто насаживается овальными катышками
величиной с фасольку.
Ужение заключается в непрерывных забросах и движении
удилища со скоростью движения насадки, сносимой течением.
Забросы делаются вперед навстречу течению, после чего удилище
опускается почти до поверхности воды.
Насадка, потопленная грузилом до дна и подхваченная
течением, движется вдоль дна параллельно лодке. Это движение насадки
рыболов сопровождает движением руки, держащей удилище,
стремясь к тому, чтобы леса по отношению к удилищу находилась в
отвесном положении. Ничего, если насадка несколько опережает
движение кончика удилища, но нельзя допускать, чтобы конец
удилища двигался впереди насадки. Забросы повторяются, когда
насадка минует лодку и вынесется за кормой на поверхность воды.
Поклевки обычно бывают на второй половине маршрута, когда
насадка проходит примерно три четверти своего пути.
Поклевка очень хорошо ощущается рукой, и подсечка
производится как бы механически. Подсечка рекомендуется резкая, с
«потяжкой», и обязательно против течения. Подсачек при этой
ловле, безусловно, необходим.
Для того, чтобы ловить голавля, нужно несколько изменить
технику ужения. В конце движения насадки не следует торопиться,
чтобы сделать новый заброс, а дать возможность течению вынести
насадку в верхние слои воды.
Ужение «с навеса» производится на Волге с мая по октябрь.
Особенно хорошие уловы бывают с конца июня до середины
сентября.
Лучшее время ловли—от рассвета до 10 часов утра и с 16
часов до темноты.
Отсутствие клева обычно бывает связано с изменением погоды,
помутнением или резким спадом воды. Мешает ловле и сильный
ветер, особенно низовой. Легкое волнение и особенно «рябь»
способствуют успешному лову.
Новичку могут показаться утомительными частые забросы,
неизбежные при этом способе ловли. Но когда он подсечет крупного
язя да хорошенько повозится с ним на течении, можно с
уверенностью сказать, что он станет энтузиастом ужения «с навеса»

И. Шубин
ОТ ЧЕГО ЗАВИСИТ УСПЕХ ЛОВА РЫБЫ СПИННИНГОМ
Среди некоторой части спиннингистов существует такое
мнение: чем больше они сделают забросов за день, тем больше поймают
рыбы. Все, дескать, зависит от физических усилий рыболова и от
водоема; есть реки и озера, в которых на каждую пойманную рыбу
надо сделать по сто забросов, а в других — и того больше.
Это мнение ошибочно. Оно исключает основной момент:
мастерство спиннингиста, его практический опыт и знание биологии
рыб. Более того, спиннинг как бы превращается в механическое
орудие, а спиннингист — лишь в придаток к нему.
В действительности же дело обстоит иначе. Спиннингист
должен в совершенстве владеть техникой заброса, быстро
ориентироваться на водоеме и правильно применять свои знания — в этом
залог успешной ловли без применения максимальных физических
усилий.
В ряде случаев успех лова рыбы на спиннинг не зависит от
рыболова. К таким случаям надо отнести изменения уровня воды
в водоемах, перемену погоды и другие подобные явления. Но
рыболов должен знать, как они влияют на поведение рыбы. А знание —
это верный путь к успеху.
Наблюдения говорят о том, что в весеннее и летнее время
всякое понижение атмосферного давления вызывает у рыбы
беспокойство, и она зачастую совершенно прекращает в это время ловиться
на спортивные удочки. Только поздней осенью, когда хищники
собираются в ямах, иногда наблюдаются отступления от этого
правила.
Северный и северо-восточный ветры также зачастую оказывают
отрицательное влияние на клев рыбы.
Летом отрицательно сказываются на спиннинговой ловле и
яркая солнечная и безветренная погода. В такие дни осторожные
шересперы или лососи отлично видят рыболова и редко хватают
его приманки. В самую жару, когда на мелких, более прогретых
участках водоемов количество кислорода в воде снижается, круп?
— 174 -

ная рыба уходит на более глубокие места с низкой температурой и
там отстаивается. В средней и южной полосе СССР летний жаркий
месяц июль считается «мертвым» для спиннингового ужения.
В июле даже щуки ловятся значительно хуже, а если и берут, то
только на зорях.
Дождливая погода, вызывающая помутнение воды, также не
благоприятствует ловле на спиннинг.
Летом лучше всего ловится рыба в теплую пасмурную погоду
с ветерком, вызывающим рябь на поверхности воды. В это время
происходит сильная аэрация верхних слоев воды, обогащение ее
кислородом и перемешивание с нижними слоями. В такую погоду
хищники не видят рыболова, близко подходят к берегам и усиленно
охотятся за молодью чуть ли не весь день.
В водоеме с прозрачной водой в солнечные летние дни рыба
лучше ловится на более мелкие блесны золотистого цвета или
разного рода вабики, окрашенные в менее яркие цвета. В это же
время темный свинцовый груз, оснащенный тройником, нередко
становится добычливой приманкой.
Большое беспокойство у рыбы вызывают изменения уровня
воды. При подъеме уровня хищники становятся активнее,
выходят на разливы рек и мелкие места охотиться за молодью и неплохо
ловятся на спиннинговые приманки.
При понижении уровня воды рыба бросается в русла рек и
там некоторое время отстаивается. При медленном спаде воды
хищников надо искать ниже устьев ериков, по которым сливается
вода с залитых мест. Здесь хищники жадно хватают сносимую
течением молодь рыбы и хорошо идут на блесну. При резком же
падении уровня рыба не клюет совершенно.
Летом рыба никогда не задерживается долгое время на одном
месте. Косяки судака выходят после захода солнца на мелкие
места, идут против течения и приводят в такое состояние всю
молодь рыбы, что она иной раз выбрасывается даже на берег. Судаки
доходят до первого большого переката и там, разбившись на
мелкие группы, охотятся за молодью всю ночь до утра. На рассвете
судаки скатываются вниз по течению на свои ямы.
Кто знает эти ежедневные перемещения судака, тот может
отлично поохотиться на эту рыбу, строго соблюдая при этом
правила маскировки. Судак, как и шереспер, никогда не хватает спин-
нинговых приманок, если он замечает на берегу фигуру рыболова.
Ловить судака нужно на острые крючки, подсечку делать
молниеносно и резко.
Перемещения других хищников целиком зависят от
передвижения молоди рыбы, которой они питаются. Щуку поздней осенью
надо искать не на мелких и охлажденных участках водоемов, а
в глубоких ямах: там собирается рыба на зимнюю стоянку. Тунца
и пеламиду в Черном море следует искать около косяков хамсы и
сельдей.
Летом в реках средней полосы СССР охота со спиннингом луч-
— 175 -

шие результаты дает в местах, заросших водными растениями.
Блесну в этих районах необходимо вести над водорослями или в
прогалах между кувшинками и камышами.
Хищники азартнее хватают приманку там, где наблюдаются
их скопления. Это объясняется тем, что у всех хищников — и
наземных, и водных — инстинкт перехватить добычу у своего
конкурента действует сильней, чем его обычный инстинкт. И там,
где осенью спиннингисту удается поймать одного хищника, всегда
надо ожидать поклевки и второго, и третьего.
Опытные спиннингисты при ловле щук осенью применяют
такой прием: сначала пускают блесну как дорожку и, передвигаясь
на лодке по разным участкам водоема, ведут разведку стоянок
хищника. Там, где происходят поклевки, рыболов ставит лодку
на якорь и начинает интенсивно обуживать эти участки,
забрасывая блесну спиннингом.
На успех лова рыбы влияет также и освещение водоема
солнечными лучами. Волжские спиннингисты давно установили, что
хищник редко бросается за блесной, когда солнечные лучи бьют
ему в глаза, или когда тень рыболова падает на воду. Спиннингист
должен так передвигаться по водоему, чтобы солнце при забросах
светило ему в лицо. В таком случае солнечные лучи будут падать
на блесну сзади, в направлении ее движения, не будут ослеплять
рыбу, и она скорей схватит ярко освещенную, убегающую от нее
приманку. Это обстоятельство необходимо иметь в виду особенно
при обуживании спиннингом неглубоких мест, а также при ловле
хищников, охотящихся в верхних слоях водоемов (шереспер и окунь).
Многие спиннингисты недооценивают значения правильной
регулировки всех частей, составляющих спиининговую снасть.
А между тем, это зачастую оказывает решающее влияние на
успех лова.
Молниеносно и сильно подсечь судака и щуку лучше всего
удается более мощными спиннинговыми удилищами с жестким
концом. Леса, поводки и крючки при такой ловле должны быть
весьма прочными.
В 1946 году при поездке на юг за большеротым черным окунем
в первые одиннадцать дней я не поймал ни одной рыбы, хотя
ежедневно у меня было до пятнадцати поклевок. Причиной этих
неудач оказалась неслаженность снасти. Конец спиннингового
удилища был жестким, а ротовые части черного окуня слишком
нежными, пожалуй, слабее, чем у обыкновенного окуня. Они легко
разрывались, потому что сопротивлялся окунь очень сильно.
И только после того, как верхнее жесткое колено спиннинга было
заменено гибким, более эластичным, сходы рыбы прекратились.
Вообще, следует сделать вывод, что при ловле на легкие приманки,
небольшие вабики, или на маленьких мертвых рыбок снасть надо
- 176 -

иметь более тонкую: гибкое и легкое удилище, небольшую с легким
барабаном катушку, тонкие лесу и поводок.
Такая снасть в горных реках Северного Кавказа обеспечивает
хорошие уловы лососей и форели.
Большое значение в настрое удилища имеет установление
правильного баланса. У одноручного удилища центр тяжести должен
находиться в том месте комля, где оно обхватывается рукой
спиннингиста. А у двуручного — посредине, между правой и левой
руками. Достигается установление такого баланса путем
передвижения катушки и утяжеления нижней части ручки спиннинга
(у одноручных спиннингов).
При ловле на правильно сбалансированное спиннинговое
удилище рыболов может, не переутомляясь, делать забросы в течение
всего дня. И наоборот, он быстро устает при
ловле на удилище, не имеющее правильного I
баланса.
В спиннинговой снасти имеет значение даже
такая «мелочь», как вращение ручек катушки. S ?
Дайте любому спиннингисту катушку с туго iff
повертывающимися ручками, и он через час-два II
интенсивной ловли потеряет силы. I L
Еще большее значение имеет острота крюч- х|
ков и тройников на приманках: добрая полови- I
на сходов рыбы происходит из-за тупых крючков. \J)%
Крючки всех приманок должны быть настоль- о
ко острыми чтобы они при малейшем
прикосновении к ногтю пальца впивались в него,
а не скользили по нему. Кроме того, важное значение имеют
размер крючков и тройников и угол наклона их жала. Вот пример
правильной (а) и неправильной (б) оснастки тройниками спиннин-
говых приманок (рис. 1).
При ловле шересперов необходимо быстрее вести блесну, чтобы
она подпрыгивала на поверхности воды. Этого можно достигнуть
только в том случае, когда диаметр рабочей части шпульки катушки
будет не менее 11—13 см. У многих катушек он обычно не более
8 см.
Большое значение имеет подбор приманок и их ведение.
Приманки для осенней ловли таких хищников как щука, судак,
должны быть тяжелыми и более крупными. Только их и можно
провести замедленным темпом вблизи самого дна, где стоят
хищники. Легкие же приманки в этих условиях постоянно будут
всплывать к поверхности воды. Можно, конечно, применять легкие
приманки с тяжелыми грузами на поводках, но их трудно бросать
на далекие расстояния, и они часто захлестываются за поводок.
На глубины свыше трех метров световые лучи проникают слабо,
поэтому в омутах лучшие результаты дают крупные
посеребренные или никелированные блесны. Идеальной приманкой для обу-
живания глубоких мест является наша русская блесна «Уралка»
12 «Рыболов-cnopi смен»
- 177 ~

с одним крючком. Благодаря своей особой форме (лодочка) эта
блесна при погружении всегда ложится выпуклой стороной на дно,
а крючком вверх, и это устраняет зацепы.
Рис. 2.
Следующей очень хорошей приманкой для ловли щук в
глубоких местах надо признать мертвую рыбку (до 12 см в длину),
надетую на снасточку при двух тройниках среднего размера
(рис. 2).
Рис. <У.
Этой приманке придается изогнутая форма, благодаря чему
она так же ложится на дно (выпуклой стороной), как и «Уралка».
Главное преимущество всех больших и малых мертвых рыбок
с легкими снасточками в том, что в воде они находятся почти во
взвешенном состоянии и при малейшем движении вперед дают
— 178 —

хорошую «игру». При ловле на мертвых рыбок выгоднее
применять более тяжелые грузы, чем утяжеленные снасточки. Тяжелые
заграничные снасточки типа «Крокодил» в действительности и
годятся только для ловли крокодилов, а не рыбы
Рис. 4.
На рис. 3 показаны лучшие снасточки для ловли хищников
на мертвые рыбки.
При ловле хищников, охотящихся за молодью рыбы в верхних
слоях водоемов, приманки должны отвечать другим требованиям.
Рис. 5.
Они прежде всего должны быть упористыми, т. е. при движении
в воде оказывать большое сопротивление. Этому требованию
отвечают «Девоны» и все аналогичные приманки, снабженные лопос-
тями (рис 4, 5). В тех случаях, когда приходится делать дальние
забросы, применяются тяжелые «Девоны» (рис 4 б, в). Такие же
12*
— 179 —

кДевоны» дают лучшие результаты при ловле лососевых в глубоко*
водных мощных горных потоках. Дальний заброс позволяет
незаметно подходить к осторожным хищникам.
Часто, чтобы вызвать хватку такого хищника, как шереспер,
приманка должна изображать мечущуюся испуганную рыбку.
В таких случаях приманка, предложенная волжским
спиннингистом врачом Н. Жегалкиным еще в 1915 году, является незамени-
Рис. 6. Рис. 7
мой и самой уловистой. Она представляет собой черенок ложки
с пробуравленным в точке центра тяжести отверстием, через
которое проходит коротенький стальной поводочек с тройником на
нижнем конце (рис 6).
Вабик из беличьего хвоста, изображенный на рис. 7, должен
напоминать плывущую з верхнем слое воды мышь: на зорях и в
ночное время мыши часто переплывают плесы горных рек Восточной
Сибири. При ведении этой приманки с короткими остановками
(1—2 сек.) шерсть приманки то сжимается в пучок, то распускается.
Таймени и ленки горных рек с азартом хватают такие приманки-
вабики.
Точно установлено, что лучшие результаты дают приманки,
которые по размеру, цвету и «игре» схожи с теми натуральными
рыбками и насекомыми, которыми в данном водоеме питаются
хищники.
Самые большие уловы хариуса у Никольских рыболовов на
Ангаре получаются на вабики, в точности воспроизводящие мор-
мыша, который в огромных количествах выносится из озера Байкал
в Ангару и является основной пищей хариусов. Никакие блесны
не могут сравниться с этой приманкой.
В летнее жаркое время, когда наши водоемы зарастают
водорослями и рыба переходит на питание теми насекомыми и личин-
- 180 —

ками их, которые обитают в зарослях этих растений, едва ли не
лучшей спиннинговой приманкой является темное свинцовое
грузило, оснащенное тройничком. По всей вероятности, это грузило
Рис. Я.
своими размерами, формой и расцветкой напоминает водяных
насекомых и их личинок (рис. 8).
В летнее время, особенно в жаркие солнечные дни, приманки
должны иметь расцветку, более близкую к расцветке насекомых
и мелких рыбок. В частности, голавль и язь лучше ловятся на
небольшие «спиннеры» золотистой расцветки.
Спиннинг представляет собой универсальную рыболовно-спор-
тивную снасть. С помощью спиннингового удилища можно ловить
не только хищную рыбу, но и
мирную, питающуюся растительной
пищей, червями, насекомыми и их
личинками. Так с помощью спиннинга
можно ловить не только на спиннин-
говые приманки методом верчения,
но и «в проводку» с тяжелыми
поплавками, на крючки, наживленные
пучком червей и другими насадками,
и, наконец, по способу нахлыста с
помощью поплавка-груза.
Ужение «в проводку» с берега
со спиннингового удилища широко
применяется местным населением в
горных реках нашего Севера. На рис. 9
изображена оснастка поводка при
ужении в проводку со спиннинга.
На Севере даже самые опытные
спиннингисты при плохом клеве на
обычные спиннинговые приманки
часто переходят на ловлю «в
проводку» с тяжелым поплавком, и
таким путем берут лососевых рыб:
кумжу, форель, а иногда даже и
селгу. рас. 9,
- 181 ^

Процесс ловли заключается в том, что рыболов-спортсмен
закидывает на середину горной реки не груз с блесной, а
изображенный на рис. 9 тяжелый поплавок с поводком и крючком,
наживленным пучком красных червей. Закинув с помощью спиннинга
и катушки приманку, рыболов идет по берегу и -следит за
поплавком, сносимым течением. После поклевки рыболов обычным путем
утомляет рыбу, подводит ее к берегу и с помощью багорика
вытаскивает на берег. С помощью спиннинга этим способом можно ловить
язя и голавля «в проводку» с берега и в равнинных реках средней
полосы СССР и лососевых — в горных реках Юга и Сибири. Особенно
рекомендуется этот прием лова в период так называемого
«мертвого» сезона, в июле, когда хищники зачастую перестают брать на
обычные спиннинговые приманки.
Рис. 10.
Еще большего внимания заслуживает другое, не менее
интересное приспособление к спиннингу — поплавок-груз (рис. 10).
С помощью этого приспособления прекрасно ловятся все рыбы,
питающиеся насекомыми.
Автору настоящей статьи удавалось получать в верховьях
реки Камы и ее притоке Обве при ловле с поплавком-грузом
отличные уловы голавлей и язей на крупных кузнечиков и стрекоз.
Особенно добычлива эта ловля под крутоярами, где по краю
нависших над водой берегов обильно растет высокая сорная трава,
изобилующая разнообразными насекомыми. Попробуйте сорвать
несколько пучков этой травы и забросить ее в воду, подальше от
берега. А затем туда же забросьте спиннингом поплавок-груз с
насекомым, наживленным на обыкновенный острый крючок. Через
короткое время ваша приманка будет схвачена крупным голавлем,
и вам придется затратить немало усилий, чтобы его подвести к
берегу и взять подсачком.
Следует особо остановиться на оснастке спиннинговых
приманок, особенно при ловле лососевых и щук, оказывающих при поимке
большое сопротивление.
Недостатком оснастки многих крупных блесен является
прикрепление тройников к нижнему краю блесны. При ловле семги,
кумжи, тайменя и ленка оснащенная этим способом блесна
занимает в пасти рыбы такое положение, что становится рычагом,
длинный конец которого оказывается снаружи челюстей рыбы.
Такое положение блесна обычно занимает, когда семга бросается
- 182 -

вниз по течению. Когда это происходит, тройник неизбежно
выворачивается из пасти вместе с ротовыми тканями рыбы или же
ломается.
Никогда этого не бывает при ловле на «Девон» и блесны,
оснащенные по московскому способу. На рис. 11 изображены блесны,
Еще в 1946 году была предложена подобная же оснастка
«Уралки». На рис 12 показаны два варианта такой оснастки.
С переходом опытных московских спиннингистов на блесны
с этой новой оснасткой их уловы семги в реках Севера значительно
возросли. Да и при ловле всех хищников рекомендуется оснащать
блесны по московскому способу.
Можно быть рекордсменом по забросам спиннингом на
дальность и меткость, но плохо ловить рыбу. Нужно не только уметь
далеко и в цель забрасывать хорошие блесны, но и уметь правильно
их вести, чтобы они попадали в поле зрения хищника и давали
необходимую «игру».
Существует много проверенных и общепризнанных приемов
ведения блесны.
При ловле щуки приманку надо вести не выше чем на метр от
дна водоема, уступами, с остановками, давая блесне погрузиться
ближе ко дну. В этом случае приманке придается ход больной,
выбившейся из сил рыбки. Этот прием вызывает хватку даже
сытого хищника. При ловле щуки в глубоких водоемах на «Уралку»
с одним крючком блесну также следует вести уступами, временами
оснащенные тройниками на
гибких эластичных поводках. При
ловле крупных хищников с такой
оснасткой никогда не получается
сильных напряжений рычага в
пасти рыбы.
Рис. 11.
Рис. 12.
— 183 —

совершенно опускать ее на дно, а затем плавным взмахом удилища
снимать со дна. Часто щуки хватают в тот момент, когда рыболов
начинает поднимать блесну со дна. Также рекомендуется при ловле
щуки вести и мертвых рыбок.
При ловле шересперов (жерех, белизна), которые жируют в
верхнем слое или на перекатах, приманку следует вести у самой
поверхности и позволять ей иногда выпрыгивать из воды.
При ловле шереспера лучшие результаты дают забросы под
намеченную рыбу. Опытный спиннингист, заметив, где жирует
шереспер, скрытно подбирается к нему, подготовившись к забросу
приманки, начинает ждать очередного удара хищника. Как только
такой удар последует, спиннингист бросает блесну чуть подальше
того места, где был бурун, и в следующее же мгновение быстро
протаскивает блесну по тому месту, где образовался круг от удара
хищника.
На плесах рек со спокойным течением шереспера можно
поймать летом только таким приемом.
При ловле осторожных хищников (шереспера, судака и форели)
на плесах со спокойным течением рекомендуется подходить к рыбе
против течения реки и забросы делать также против течения.
Приманка в этих случаях ведется по течению. При ужении на перека-

тах или с отлогих мелких берегов лучшие результаты дает ужение
в забродку.
При ловле судака не требуется делать дальних забросов. Во
время жировки он обычно идет вблизи берега и задерживается
около береговых мысов на отбойной струе. Приманку, лучше всего
мертвую рыбку, следует вести уступами против струи обратного
течения, временами класть на дно, а затем снова поднимать. Такой
способ обуживания под крутоярами высоких берегов обычно дает
лучшие результаты.
Следует обратить внимание на способы обуживания горных
рек при ловле лососевых рыб. На рис. 13 показан обычный прием
обуживания. Блесна забрасывается несколько наискось против
течения, чтобы к тому моменту, когда рыболов начнет подмотку,
она погрузилась до дна. Чтобы лосось схватил приманку, она
должна идти около дна «изводяще медленно». Для этого рыболов
обычно перестает подматывать лесу и заставляет блесну
развернуться, пройти по окружности, вернее по дуге, к берегу В этот
момент обычно и происходит поклевка семги и лосося.
При вываживании семги не нужно подводить ее к берегу, пока
она не утомлена.
Приблизительно таким же способом следует обуживать и
перекаты равнинных рек при ловле на спиннинг голавля. Голавль
хватает приманки только при медленном их ведении.
Большое значение для успешного лова имеет поведение самого
спиннингиста, его состояние, его настроение. Если у него нет
уверенности в успехе предстоящего лова, то и результаты будут
плохими.
Успех приходит ко всякому рыболову только тогда, когда
его действия носят строго продуманный характер и основаны на
твердых знаниях и навыках.
Рыболов должен в совершенстве владеть спиннинговой
техникой, уметь незаметно подходить к месту лова рыбы, маскироваться
в любых условиях: стоя — из-за кустов или из-за дерева, сидя,
лежа на боку, делать точные забросы в намеченное место справа
и слева.
Спиннингист должен знать биологию тех хищников, на
которых он собирается охотиться, знать их повадки, уметь быстро
ориентироваться в обстановке на любом водоеме. Выбирая маршрут
для предстоящей спиннинговой ловли, он должен ясно себе
представить, где и какую рыбу в данном сезоне и на что можно ловить.
Разумеется, знания приходят вместе с практическим опытом.
А опыт приобретается быстрее, если спиннингист систематически
ведет записи своих наблюдений и время от времени их обобщает
Таким образом, успех зависит не от того, сколько спиннингист
сделает забросов, а от правильного и умелого использования спиц-
- 185 -

нинговой техники и от знаний. Опытный спиннингист зачастую
при одном взгляде на водоем проходит мимо него, в то время как
неопытный рыболов бесцельно проводит здесь несколько часов.
На Севере при ловле семги часто бывает так: опытные
спиннингисты приходят на плес, делают два-три заброса и, убедившись,
что рыба еще не подошла с моря, ставят удилища к кустам, разг-
водят костер и попивают чаек, все время посматривая в сторону
головной части порога.
Проходит час, другой, а иногда и больше. Вдруг один из
рыболовов быстро поднимается, берет спиннинг и направляется к воде.
За ним идут остальные. Это значит,что семга подошла. Когда она
преодолевает последнее препятствие и переходит через гребень
слива в голове порэга, то обязательно сплавляется. Рыбы весом до
10—12 кг, как правило, делают прыжок вверх («свечу»), а более
крупные показывают только спину, как играющие в море
дельфины. Это подмечают опытные рыболовы-спиннингисты и
начинают обуживать плес только тогда, когда в него заходит семга.
Таких примеров из практики спиннингистов можно привести
десятки. Все они говорят об одном: когда наблюдательный
рыболов обладает необходимыми знаниями и навыками, ему не
приходится делать сто или полтораста забросов, чтобы поймать одну
рыбу Он обычно берет ее с первых же забросов.
Спиннинг — прекрасная универсальная спортивная удочка.
В руках опытного и умелого рыболова она всегда может
обеспечить хороший улов и доставить истинное удовлетворение самому
требовательному рыболову-спортсмену.

К. Риске
КАК СОХРАНИТЬ РЫБУ В ЖАРКУЮ ПОГОДУ
Я хочу рассказать о двух видах консервирования пойманной
рыбы при жаркой погоде.
Первый вид — это обсушивание рыбы. Он применяется в
тех случаях, когда рыбалка продолжается не больше трех дней.
Второй вид — копчение рыбы. Этот способ хорошо применять
при выезде на длительную рыбалку.
При кратковременной рыбной ловле совершенно необходимо
соблюдать такие правила:
1) Пойманную рыбу не мять, не бросать, не топтать, так как
побитые и мятые места рыбы очень быстро загнивают.
2) Рыбу после ее поимки немедленно умерщвлять, лучше всего
ударом дубинки по голове, и лишь затем освобождать крючок или
тройник. Не допускать, чтобы рыба билась, медленно засыпая от
недостатка кислорода.
Не рекомендуется умерщвлять рыбу путем переламывания
хребта, прокалывания мозжечка или ударом-броском о землю.
Если после умерщвления рыба загрязнится, то нужно обмыть
ее водой.
4) В сильную жару нужно удалить жабры (лучше всего
скошенными кусачками), а у таких нестойких рыб, как плотва, вместе с
жабрами удалить и внутренности, но не вскрывая брюшной
полости, а через рот, предварительно сделав надрез около анального
отверстия. Вообще же потрошить рыбу не обязательно. Чешую
рыбы не трогать, а, наоборот, сохранить этот покров без
повреждений.
5) Удалив жабры, следует плотно закрыть жаберные крышки,
чтобы избежать проникновения бактерий внутрь рыбы.
6) Если рыба не загрязнена, ее не следует мыть. Нужно
стараться держать рыбу подальше от сырости и воды. Рыба очень легко
впитывает влагу, способствующую ускорению процесса
разложения белков и жира рыбы.
7) Выполнив все эти несложные операции, следует быстро и
основательно обсушить всю поверхность рыбы. Для этого надо
выложить добычу на сухое, ярко освещенное солнцем место. Через
- 189 —

2—3 минуты сушки рыбу перевернуть На другую сторону. У более
крупных рыб подсушиваются отдельно спина и живот. Подсушку
нужно производить до тех пор, пока вся поверхность рыбы не
станет совершенно сухой. Но перегревать ее на солнце не нужно.
Важно, чтобы рыбы все время находились в наиболее сухом и
вентилируемом месте и не соприкасались одна с другой.
Когда подсушка окончена, рыбу нужно убрать в тень и покрыть
куском кисеи или марли, чтобы предохранить от мух. В конечном
счете рыба примет внешне непривлекательный, сухой снаружи и
как бы дряблый внутри, вид деревяшки. Однако огорчаться этим
не следует.
8) Закончив ловлю, подсушенную рыбу можно убрать в
рюкзак или в кисейный мешок, переложив лапником.
9) По возвращении домой рыбу нужно выложить в таз с
холодной свежей водой и продержать там не более 3—5 минут. За это
время подсушенный покров размокнет и рыба примет свой
естественный вид.
Теперь рыболов легко убедится в том, какое большое значение
для сохранения рыбы имеет чистота и охранение ее от воды и
сырости.
Спрашивается, что же произошло с рыбой после ее
подсушивания на солнце, к которому рыболовы относятся столь недоверчиво,
что прячут свой улов в воду или в землю?
Тело всякой рыбы покрыто защитной слизью. Попадая под
жгучие лучи солнца, эта слизь засыхает и образует твердую и
плотную оболочку, как бы герметически закрытый чехол. Под лучами
солнца жаберные крышки и рот склеиваются слизью рыбы с ее
туловищем в единую массу. Сквозь эту затвердевшую оболочку
микробам трудно, почти невозможно, проникнуть к белкам и к
•жиру рыбы. Под действием солнца, которое вообще убивает
гнилостные микробы, процесс подсыхания слизи происходит столь
быстро, что толща рыбы не успевает нагреться. А это чрезвычайно
важно во избежание «брожения» рыбы изнутри.
В пасмурные дни подсушка достигается обветриванием рыбы.
При длительных выездах на рыбалку часто приходится
использовать рыбу в ближайшие же часы. В этих случаях живую и
бойкую еще рыбу помещают в воду на возможно большей глубине,
уснувшую же рыбу, вынув из воды, обсушивают и сохраняют в
тени, в сухом месте.
Если же рыбу хотят заготовить впрок на 2—3 дня, с ней
поступают так же, как при кратковременных рыбалках, и хранят
подвешенной в темном, проветриваемом и прохладном сарае или в
погребе.
Для более длительного сохранения рыбы и для увеличения
разнообразия своего рыбного стола нужно применять горячее
копчение в земляной коптилке, устройство которой не сложно.
Копчение имеет много общего с вялением; в сущности, эго то же
явление, или сушка, но не на вольном воздухе, а в дыму.
- 190 —

Для придания большего вкуса и для более глубокого
проникновения газообразных антисептиков дыма рыба перед копчением
просаливается.
Способов копчения существует два: горячий и холодный.
Горячее копчение менее хлопотливо, требует всего 3—4 часа времени
и незначительного расхода топлива. Способ холодного копчения
хотя и делает продукт более стойким, чем способ горячего
копчения, но значительно слсжнее и длительнее. Личные,
потребительские, надобности рыболовов-спортсменов вполне удовлетворит
способ горячего копчения, поэтому я расскажу только о нем.
Рыба, предназначенная для копчения, должна быть свежей,
выпотрошенной через разрезанное брюшко, освобожденной от
жабер и основательно вытертой. Особенно тщательно нужно
вытирать сгустки крови, чтобы избежать появления в мясе рыбы
дурного запаха. Чешуя не снимается. После этого рыба протирается
изнутри и снаружи солью, складывается в посуду и пересыпается
солью. Вес соли не должен превышать 10—12°/0 веса рыбы.
Приготовленную таким образом рыбу ставят под груз в прохладное
темное место, где она подвергается просаливанию и
обезвоживанию. Длительность этой операции зависит от величины рыбы и
вкуса рыболова. Однако менее 14—16 часов просаливать рыбу не
рекомендуется.
По окончании просолки рыбу нужно провялить, основательно
просушить, развесив в тени, лучше на ветру, под навесом. Для
предохранения от мух рыбу следует покрыть кисеей или марлей.
Сушка в зависимости от размера рыбы и условий сушки
продолжается не менее восьми часов. Чем лучше рыба просушена, тем
лучше она сохранится в дальнейшем. Плохо просушенная рыба
после копчения приобретает неприятный вкус, плохо сохраняется
и быстро покрывается плесенью.
Закончив просушивание, наиболее крупные экземпляры
необходимо перевязать шпагатом, чтобы один конец его, пропущенный
через глаза рыбы, образовал петлю; за нее рыба будет
подвешиваться на вешала коптилки.
В брюшко рыбы нужно вставить деревянную палочку —
распорку.
Пока рыба просушивается, производится заготовка топлива
для копчения и подготовка коптилки.
Пригодно не всякое топливо. Не годятся хвойные породы
деревьев, содержащие смолистые вещества. Непригодно сырое
топливо, выделяющее большое количество пара.
Лучшим топливом являются сухие гнилушки ольхи и осины.
К ним хорошо добавлять можжевельник, вереск, ароматические
травы — полынь, шалфей, базилику, богородскую траву и т. д.
Однако нужно помнить, что это дополнительное ароматическое
топливо при сгорании сильно пылит и дает излишний для
копчения жар.
Подготовка самой коптилки заключается в ее предварительном
— 191 -

прогревании, сушке, чистке от пыли и золы, оставшейся от
прежнего копчения.
Закончив все эти приготовления, приступают к копчению.
Развесить рыбы на вешалах надо так, чтобы они не
соприкасались друг с другом. В коптилке рыбу выдерживают в течение
3—4 часов. Длительность копчения зависит от величины рыбы,
постоянства и силы жара. Во время копчения следят за пламенем
в топке и постоянством жара в коптильной камере, чтобы не было
резких температурных колебаний. После первого часа копчения
Рис. L Как сохранить рыбу в жаркую погоду: /—дымоход верхний.
2 — крышка, 3 — вешалка, 4 — коптильная камера, 5 — дымоход
нижний, 6 — вьюшка, 7 — печь, 8 — коптильная камера, 9 — щели
для дыма, 10 — вешала, 11 — топка, 12 — дымоход
температуру в камере постепенно снижают. Это предохраняет рыбу
от потери жира и от пересушки. Во избежание порчи рыбы не
следует отходить от коптилки.
Готовность рыбы можно определить пробой. Отсутствие крови
вокруг хребта, легкое отставание кожи, наличие небольшого
количества сока между кожей и мясом означают, что рыба готова.
Закончив копчение, рыбу убирают в сухое, прохладное и
проветриваемое помещение.
Есть много коптилок разных типов — и сложных и простых.
Копчение можно производить даже в дымоходе обычной печки.
Однако в условиях длительных любительских рыбалок наиболее
оправдывает себя коптилка, устраиваемая в земляном косогоре
из материалов, имеющихся всегда на месте. Преаде всего на
косогоре вырывается дымоход в виде слегка наклонной квадратной,
- 192 —

трехгранной (вершиной вниз) или полукруглой (плоской стороной
вверх) траншеи длиной 1,5—2 м и шириной с лопату. Для
ускорения и облегчения откапывания траншеи на всем ее протяжении
лопатой снимается дерн (он будет нужен позже), дальше копают
открытым способом. Затем с тупой стороны косогора конец
траншеи расширяется под топку в квадрат со сторонами до 0,5 м. Верх
топки находится на одном уровне с верхом траншеи (дымохода).
Таким образом, пол топки находится ниже уровня дымохода.
Чтобы не осыпались земляные стенки топки, их нужно
выложить битым кирпичом, камнями, старым железом и т. п. Затем
на другой конец дымохода ставится коптильная камера в виде
старой бочки без дна и крышки, ящика, бака или корзины. Все щели
этой камеры тщательно замазываются глиной. Открытая траншея
дымохода сверху покрывается кусками старого железа, большими
плоскими камнями, плитами, толстыми сучьями и поверх их —
снятым при копке траншей дерном и тщательно засыпается землей.
Низ коптильной камеры также обкладывается дерном и засыпается
землей, выброшенной при рытье траншеи. Таким образом, над
траншеей и топкой появляется холмик, по которому можно и ходить.
Закончив эту часть работы, заготавливают штук 5—6 вешал
из сучьев толщиной побольше пальца и длиной более поперечника
коптильной камеры. Вешала кладутся на верхние ребра камеры.
Кроме того, нужно изготовить из обрезков старой толстой
проволоки или толстых гвоздей штук 15 крючков для
развешивания их на вешалах и под рыбу. Когда рыба помещена в
коптильную камеру, нужно положить сверху крышку (из фанеры, железа
и т. п.). Образовавшиеся благодаря вешалам щели между крышкой
и камерой служат выходом для дыма.
Затратив на всю эту работу 3—4 часа, мы подготовим коптилку,
которой можно пользоваться весь отпуск.
Попутно я привожу схему удобной переносной коптилки,
принятой для установки в охотничьих хозяйствах ВВОО и
опубликованной в 1935 г. охотоведом ВВОО А. Кун. Понятное и простое
устройство этой коптилки едва ли требует дополнительных
пояснений.
13 «Рыболов-спортсмен»

Ф. Коробович
МУШКА-ОБМАНКА
Всякий рыболов-любитель преследует цель не только
отдохнуть на лоне природы, но и поймать рыбу.
Однако не всегда удается рыболову вернуться домой с
добычей, особенно летом, когда в воде появляется масса водорослей,
а в воздухе — множество насекомых.
В этот период рыболов вынужден
отказаться от червей и искать другую
насадку.
Разумеется, возникает очень много
неудобств. Насекомых ловить
трудно, некоторые из них не
выдерживают и двух забросов и, намокнув,
тонут.
Как правило, и искусственные
мушки, изготовляемые из птичьих
перьев, быстро намокают и
перестают держаться на воде.
Чтобы избежать этих неудобств,
рекомендую товарищам-рыболовам
способ изготовления искусственных
насекомых.
Положим, вы решили сделать
искусственную синюю мясную муху.
Возьмите кусочек пробки и с помощью
острого ножа, напильника или
наждачной бумаги придайте ему форму,
изображенную на рис. 1а.
Из небольшого кусочка фотопленки, с которой предварительно
следует смыть эмульсию, изготовьте крылышки будущей «мухи».
Для этого сложите пленку вдвое, ножницами вырежьте из нее
фигуру, изображенную на рис 16.
Приготовив рыболовный крючок (№ 6 или 7), аккуратно
разрежьте пробку-туловище вдоль на две половинки, вложите между
Рис. 1. Мушка-обманка
— 194 —

полученными половинками крючок и основание крылышек,
скрепите все это в двух или трех местах тонкой шелковой ниткой, и
«муха» готова (рис. 1в).
Для придания мухе натурального, синего (или другого) цвета,
покрасьте ее соответствующей масляной краской или лаком. Пока
краска не высохла, излишек ее нужно осторожно снять с
крылышек пальцами и тогда крылышки примут естественную,
полупрозрачную окраску, свойственную данному насекомому.
Аккуратно сделанная по такому способу синяя мясная муха
настолько похожа на натуральную, что не только рыба, но и
рыболов может спутать ее с настоящей.
Безусловные достоинства пробочной мушки — ее
исключительная пловучесть и достаточная прочность — делают этот вид
искусственной насадки очень удобным для летней ловли таких пород
рыб, как хариус, плотва, ельцы, голавли.
Таким же порядком можно изготовить и любую, самую пеструю
бабочку.
Чтобы изготовить искусственную пеструю мушку, вместо
целлулоидных крыльев следует взять и закрепить между половинками
пробки-туловища крылышки из перьев птиц. Сделанная таким
образом пестрая «бабочка» будет иметь то преимущество, что не
потонет даже на самой быстрой струе.
Если необходимо сделать насекомое по типу стрекозы, с
длинными тонкими крыльями, вместо фотопленки, которая в этом
случае окажется чересчур жесткой, следует применить целлофан —
тонкую и мягкую пленку, которой иногда обертывают колбасу и
некоторые кондитерские изделия.
Применение мною таких искусственных насекомых на реках
Западного Урала в середине лета почти всегда давало хорошие
результаты.

М. Заборений
Если щука, посаженная на кукан, перевертывается брюхом
вверх — это плохой признак. Он означает, что рыба скоро заснет.
И если рыбалка продолжается несколько дней, вдали от дома,
добычу следует считать потерянной.
Однако есть возможность исправить дело. Попробуйте такую
щуку поставить в воде в естественное для нее положение и
придержите ее руками. Держать придется три, пять, иногда десять минут,
пока рыба не перестанет перевертываться. И когда хищник
«отстоится», восстановит силы, то после этого он может жить достаточно
долго.
Таким образом я спас не один десяток щук, казалось бы,
совсем безнадежных.
Лучше всего сажать щук на куканы в мелких травянистых
заливах, избегая мест, заросших «водяной чумой» — элодеей. Шнуры
для куканов следует употреблять не короче двух метров.
Разумеется, оставлять рыбу следует в защищенном от ветра месте.
Сажая на кукан, ни в коем случае нельзя прокалывать языка
щуки, иначе все меры предосторожности окажутся бесцельными,
и рыба обязательно заснет. У щук, пойманных «в заглот», не
следует вытаскивать крючки. Нельзя давать щуке долго биться о берег
и тем более о борта лодки: она может отбить себе печень и тогда
уж не помогут никакие меры «лечения».
О СОХРАНЕНИИ ЩУК

М. Заборе кий
СПОСОБ КРЕПЛЕНИЯ «ПРОВОДОЧНОГЧЬ ПОПЛАВКА
Бесспорно, что лучшим поплавком для ловли «в проводку»
является тот, который соединен с лесою лишь в одной точке, у
своего нижнего конца. Эта мысль была высказана еще полвека
назад известным русским рыболовом П. Г Черкасовым.
Исходя из этого и применяются различные приемы
присоединения поплавка к лесе, и чаще всего либо через проволочную петлю,
вмонтированную в основание
поплавка, либо через такую
же «восьмерку».
Но эти приемы нельзя
признать совершенными,
особенно при ловле на «жилко-
вую лесу», которая часто
затягивается в месте
крепления поплавка настолько, что
приходится тратить много
времени на устранение узлов,
а иногда даже обрывать ее.
Можно поступить проще,
заменив восьмерку
металлическим штырем. В качестве
такого штыря можно
применять цевье с колечком от
старого сломанного крючка. Рис. /.
На лесу надевается короткий
отрезок резиновой трубки или отрезок ниппельной резины. Затем
плотно всовывается штырь в трубку. Разумеется, следует очень
точно подбирать ось (цевье) ко втулке (трубке), применяя достаточно
тугую посадку. Передвижение такого поплавка по лесе никогда
не вызывает никаких затруднений. Кроме того, поплавок,
соединенный с лесой таким способом, предельно чуток, он передает
малейшее прикосновение рыбы к насадке.
При таком способе крепления очень просто поставить взамен
одного Другой поплавок любой грузоподъемности.

М. Заборений
Вопрос о том, какой форме крючка следует отдать
предпочтение— одногибой или двугибой,— с давних пор служит предметом
оживленных споров среди рыболоьов. Не собираясь примыкать
ни к одной из спорящих сторон, считаю возможным отметить, что
и та и другая формы имеют преимущества и недостатки.
Весьма удачную конструкцию крючка для
ловли некрупной рыбы давно применяет один
из московских рыболовов С. М. Вязников. С
его согласия я коротко излагаю способ
изготовления и описание крючка.
Крючок любой формы нагревается до свет-
ловишневого цвета, охлаждается и отгибается
на грани между цевьем и затылком под углом
30°; жало крючка устанавливается параллельно
цевью. После этого крючок закаливается и отпускается до
побежалого цвета.
Сходы рыбы с крючка указанного типа — явление
исключительное. Особенно незаменим он при зимней ловле на поплавоч:
ные удочки с насадкой мотыля.
О КРЮЧКАХ С. М. ВЯЗНИКОВА

М. Семушкин
СПИННИНГОВАЯ КАТУШКА
С АВТОМАТИЧЕСКИМ ТОРМОЗОМ
До последнего времени спиннинговые катушки с автоматическим
тормозом были мало распространены среди
рыболовов-спортсменов. Я хочу рассказать об одной такой катушке, которая снабжена
одноколодочным автоматическим тормозом.
Назначение тормоза в том, чтобы в процессе заброса приманки
регулировать вращение барабана и сбег шнура; при хватке и выва-
живании рыбы задерживать вращение барабана и сбегание шнура,
увлекаемого рыбой; в нерабочем состоянии держать барабан
катушки приторможенным.
Составные части катушки: станок, барабан и тормозной
механизм (см. рисунок).
Станок состоит из диска (7) с лапкой (2) для крепления к
удилищу. Край диска имеет выточку, которая вместе^со щечкой
барабана образует лабиринт, защищающий механизм катушки от
загрязнения.
Барабан катушки состоит из втулки (3), к которой
прикреплена передняя щечка (4), привинчена задняя щечка (5) и
тормозной шкив (6) с помощью трех винтов (7).
Передняя щечка имеет облегчающие выезды, задняя — нет,
чтобы не загрязнялись внутренние части катушки. Щечки
соединяются между собою двенадцатью спицами (8). К ним грикле-
паны две шайбы (9), оси ручек (10), на которые надеты рукоятки
(11) для вращения барабана. Назначение шайб — предохранять
шнур от попадания под рукоятки.
Внутри втулки помещена ось (12) с двумя
шарикоподшипниками. Передний шарикоподшипник — 3x10x4 (13) и задний —
5x16x5 (14) укреплены во втулке при помощи крышки (18), а
наружное кольце шарикоподшипника (14) укреплено при помощи
закернирования в четырех точках по торцу втулки.
Снаружи втулка закрывается крышкой (18) с помощью
винтов (19). Между осью и диском помещена упорная шайба (15) и
колпачок (20), предохраняющий шарикоподшипник от загрязне-
— 199 —

ния. Ось крепится к станку гайкой (21), которая одновременно
зажимает внутреннее кольцо шарикоподшипника (14).
Тормозной механизм состоит из основного рычага (22),
прикрепленного к станку посредством оси (23) и гайки (24). Рычаг
проходит через продолговатый вырез в диске (1) и оканчивается
резиновой рукояткой (25).
К основному рычагу (22) жестко укреплена ось (26), на которую
посажен дополнительный рычаг (27), несущий на себе упор (29) и
карман. В карман вложена тормозная колодка (28). Пружина (34)
одним концом прикреплена к рычагу (27), а другим —к хвосто-
вине шайбы (35). Эта шайба жестко крепится к оси (35) регулятора
настройки с помощью гаек (37). Она прижимается к станку и
создает трение, удерживающее регулятор в положении настройки.
Головка оси (36) имеет шлиц, при помощи которого регулируется
натяжение пружины (34) по шкале, нанесенной на диске (1).
С наружной стороны станка на ось (26) навинчена кнопка (16).
Для того, чтобы катушка получилась легкой, станок, щечки
и спицы делаются из дюралюминия, втулка и тормозной шкив —
из алюминия. Ось ручки делается из латун*и, ось рукоятки — из
эбонита. Ось катушки, винты и гайки — стальные. Рычаги — из
латуни. Тормозная колодка—из кожи.
Заброс блесны может производиться с катушкой,
поставленной с верхней или нижней стороны ручки удилища. Перед
началом забросов устанавливается регулятор по весу груза и блесны.
Груз, спущенный на шнуре, должен при потряхивании удилищем
медленно спускаться к земле.

Если заброс производится вниз катушкой, надо нажать
указательным пальцем на рычаг (22); если же вверх катушкой, то
нажать кнопку (16). Это положение «Л». Основной рычаг отойдет
до упора в вырезе диска, оттянет дополнительный рычаг (27) и
заставит тормозную колодку работать по шкиву частью «d—еь.
Упор (29) дополнительного рычага отойдет от основного рычага
(22), и рычаг (27) с тормозной колодкой будет работать как
самостоятельный тормоз с осью вращения 02* Барабан катушки будет
вращаться по стрелке II.
По окончании заброса нужно снять палец с рычага или кндпки
и наматывать шнур. Пружина (32) возвратит тормозной механизм
в исходное положение «5».
Барабан вращается по стрелке I, тормозная колодка касается
шкива частью «с—d», и тормозной механизм оказывает
сопротивление обратному вращению барабана по стрелке II. Тормоз
поставлен так, что трение очень незначительно, и намотка идет при
легком подтормаживании. При хватке или вываживании крупной
рыбы шкив (6) вращается по стрелке II. Рычаг (27) своим упором
(29) давит на основной рычаг (22), составляя с ним как бы один
жесткий рычаг с осью вращения Ох. Размеры рычагов «а» и «в»
и ось вращения их Ох выработаны так, что тормоз вступает в работу
автоматически. Сила трения, создаваемая тормозом, велика, и
увлекаемый рыбой шнур сматывается с барабана катушки со
значительным усилием.
Таким образом, тормозной механизм позволяет осуществить
торможение при забросе приманки; легкое подтормаживание при
наматывании шнура на катушку и сильное торможение сбегающего
шнура, увлекаемого рыбой.
Эта катушка испытывалась несколько сезонов на ловле
ладожского лосося и щук и показала такие результаты: при
настроенном механизме торможения перебежки шнура отсутствовали;
облегчалось вываживание крупной рыбы, ручки барабана не
вырывались из рук и шнур не путался; прочность частей была
достаточной, а катушка простой и надежной в обращении.

Вл. Чудодеев
ХОРОШАЯ КОНСТРУКЦИЯ КОРМУШКИ
В некоторых видах рыбной ловли кормушка является весьма
необходимой, так как прикормка рыбы без всякого
приспособления зачастую не достигает цели.
Особенно трудно обойтись без кормушки в глубоких водоемах
с быстрым течением, где разбрасываемый корм для рыбы редко
попадает в надлежащее место.
Существует очень много разнообразных
кормушек. Есть так называемые «глухие»
кормушки в виде цилиндрического или
конического сосуда с отверстием посредине,
куда и закладывается корм. Отверстие
затыкается пробкой. По бокам сосуда есть
небольшие отверстия, через которые корм
постепенно выходит наружу (мотыль,
мучная прикормка и т. д.). Но есть и
«открытый» тип кормушки. Через
открывающееся дно в нее закладывается порция
корма. Затем кормушка с помощью шнура
опускается на дно водоема, и там из нее
высыпается вся порция корма.
Некоторые рыболовы делают подобные
кормушки с автоматически открывающимся
дном. Именно такую кормушку недавно
демонстрировал в московском обществе
«Рыболов-спортсмен» П. М. Клепиков. Ее
мы и предлагаем вниманию читателя.
Кормушка по идее чрезвычайно проста и оригинальна (см.
рисунок).
Сделана она из обыкновенного электрического патрона (/).
К нижней, открытой части патрона приклепан шарнир-петля (Р),
на котором вращается алюминиевое дно кормушки (3). Снаружи
к дну, в центре его, приклепан еще шарнир (4), на котором может
ювершать колебательные движения особый рычаг (5), сделанный

из тонкой медной пластинки и имеющий на верхнем конце
небольшой загиб, которым он при закрытом дне кормушки цепляется
за круговой выступ патрона. На правом нижнем конце рычага (5)
имеется головка винта (6), наглухо прикрепленная к рычагу.
Наконец, на левой половине рычага есть еще небольшой
передвижной контр грузик (7). Вот и все.
Кормушка открывается, как только головка (6) коснется дна
водоема.

М. Камышев
ИЗГОТОВЛЕНИЕ МОРМЫШКИ «ДРОБИНКА»
Во второй книге «Рыболов-спортсмен» была помещена заметка
об изготовлении свинцовой мормышки. Если описанная ранее
мормышка была проста в изготовлении, то предлагаемая
конструкция и способ изготовления мормышки «дробинка» несравненно
проще и требует меньшей затраты времени.
Практика зимней ловли показала, что
уловистость мормышки «дробинки» не
только не хуже любых мормышек, применяемых
до сих пор, но зачастую и значительно лучше.
Мормышка изготовляется из охотничьей
дроби и не требует сложной и длительной
обработки напильником.
Рекомендуется делать одновременно 10
мормышек пооперационно. Обычная затрата
времени 20—30 минут.
Операция 1-я
Легким ударом молотка дробинка
слегка сплющивается на ровной металлической
плите.
Операция 2-я
Положив дробинку на деревянную доску,
стальной иглой № 9 или тонким шилом
прокалывают в центре дробинки сквозное
отверстие.
Операция 3-я
Не вынимая иглы, поворачивают дробинку
на 90°, острым ножом (ударом молотка)
делают в ней надрез до соприкосновения лезвия с иглой и
протравливают его кислотой.
Операция 4-я
Откусив кусачками лопаточку или колечко крючка, зачищают
цевье мелким напильником и шкуркой, протравливают кислотой и
шика аловон
- 204 -

Вкладывают в прорезь, следя за правильным положением крючка.
Прорезь с вложенным в нее цевьем крючка слегка зажимают
плоскогубцами.
Операция 5-я
Нагретым и очищенным в кислоте небольшим паяльником
берут небольшой кусочек чистого олова и пропаивают кромку
вокруг крючка. После остывания олова сглаживают припой нат-
филем или мелким напильником.
Сняв мормышку с иглы, раззенкуют оба отверстия и затачивают
жало крючка. Обычно употребляют дробь диаметром 3—5 мм.
Крючки № 2,5—3,5—4. Леска жилковая 0,10—0,15 мм. Волосяная —
в 1—2 волоса.

Л. Федулов
УСОВЕРШЕНСТВОВАННЫЕ РЫБОЛОВНЫЕ СНАСТИ
К числу рыболовов-новаторов, которые с любовью
усовершенствуют снасти, можно отнести харьковского
рыболова-любителя Андрея Игнатьевича Феденко.
Вместо обычных фарфоровых замкнутых колец,
привязываемых на удилище, он применяет так называемые вводные кольца.
Вводное кольцо изготовляется из латунной проволоки и
состоит из двух незамкнутых колец. Они привязываются по длине
удилища кольцо к кольцу Между ними легко входит леса (рис 1).
Рис. 1. Вводное кольцо: / — две части вводного кольца, 2 — вводное
кольцо в готовом виде, 3 — вводной концевой замок
На конце удилища прикрепляется так называемый концевой
замок. Он отличается от вводных колец одним удлиненным
усиком, через который проходит леса.
Леса, введенная в такой замок при любом положении удилища,
не выскакивает из гнезда.
Пользуясь подобным удилищем, рыболову необязательно иметь
поводки. Он снимает с дощечки или сматывает с катушки цельную
лесу (с крючком и грузом) и легко и быстро вводит ее в кольцо.
Уже было сказано, что на рыбалке дорога каждая минута.
Подсчитано, что, пользуясь вводными кольцами, рыболов
надевает лесу в несколько раз быстрее, чем при продевании ее
- 206 —

Рис. if. Бамбуковый подсачек
- 2Э7 —

в замкнутые кольца с последующим привязыванием поводка и
надеванием груза.
Подставки для удилищ, или рассошки, сконструированные
А. И. Феденко, значительно легче существующих и удобны при
переездах.
Подставки изготовляются из
дюралюминия или легкого дерева (липа, сосна, вяз).
Откидные боковые стойки прикрепляются на
петельках к ножкам. Интервал между
поперечными планками создается с помощью
шнурков, которые прикреплены по бокам
ножек (рис 2).
Применяемый многими рыболовами
складной подсачек прост и удобен в обращении.
Но, как говорят, хорошему нет предела.
А. И. Феденко решил несколько
усовершенствовать и эту конструкцию. Он изготовил
складной подсачек из бамбука.
Бамбуковый подсачек очень легкий, сетка
все время находится на рогульках и ее не
приходится то подымать по рогулькам вверх,
то опускать вниз. Наконец, подсачек
Феденко быстро приводится в готовность (рис. 3).
Соединительный механизм подсачка
состоит из трех латунных трубок и двух
соединяющих пластинок. В трубки, куда вставляются
рогульки, впаивается по одному усику,
которые входят в пазы надвижного кольца,
надетого на рукоятку. Когда подсачек нужно
собрать, кольцо сдвигается с усиков и
концы рогулек заходят один за другой. В
таком положении подсачек ввязывается с
удилищами и помещается в чехол.
Когда подсачек надо разложить, усики
прижимаются одной рукой к рукоятке,
другой на них надевается кольцо. На все это
уходит лишь несколько секунд.
Рогульки можно сделать любого размера
и любой формы: ровные, овальные или с
немного согнутыми концами, как это показано на рисунке.
Перед выгибанием рогулек бамбук слегка смачивается водой.
После чего ту часть, которую нужно согнуть, надо две-три минуты
подержать над огнем (электрической печкой или спиртовкой),
вращая ее в разные стороны. При этом необходимо следить, чтобы
поверхность бамбука не загорелась. В процессе нагревания надо
постепенно выгибать бамбук, придавая рогулькам нужную форму.
Когда форма получена, нужно тотчас же бамбук охладить водой,
продолжая держать его в согнутом положении, пока он совершенно
Рис. 4. Поплавок:
/ — ченки для ввода
лесы, 2 — пробка,
5— леса, 4— гусиное
перо, 5 — вводное
кольцо
- 208 -

не остынет. Вся эта процедура занимает не более 5—6 минут.
Согнутые таким способом рогульки сохраняют приданную форму как
в воде, так и на солнце.
После того как катушка прочно вошла в быт рыболова, возник
вопрос об удобном поплавке, который бы в момент заброса лесы не
запутывался в ней, а при подсечке рыбы легко опускался вниз.
Несовершенный поплавок иногда служит помехой при выва-
живании крупной рыбы. Он часто в момент подсечки плотно
держится на лесе, а когда леса подмотана до поплавка, застревает в
первом кольце. В таких случаях рыболову приходится
вытаскивать рыбу без участия катушки, а это значит, создавать ненужное
ослабление лесы. Нередко такая возня завершается сходом крупной
рыбы.
Предложенный А. И. Феденко поплавок (рис. 4) делается из
обыкновенного гусиного пера. Он имеет в начале одно вводное
кольцо, а в конец пера вставляется из латунной проволоки два
усика. На конец плотно надевается грушеобразная пробка.
Кончик пера и пробка окрашиваются в красный цвет.
Леса вводится в кольцо и продевается между усиками, а
грушеобразная пробка создает нужный угол, позволяющий лесе при
подсечке рыбы легко выскользнуть из усиков.
Такой поплавок можно быстро передвигать на любое
расстояние, при забросе лесы он не спадает и не запутывает ее. При
подсечке рыбы леса легко выскальзывает из усиков, поплавок плавно
опускается к воде, а рыболов беспрепятственно сматывает лесу на
катушку.
14 «Рыболов-спортсмен»

В. Макаров
СОВЕТЫ РЫБОЛОВА
Зигзагообразные движения север о-у рал ь-
ской дорожки. Северо-уральская дорожка, описанная еще
у Сабанеева в книге «Рыбы России», до сих пор считается одной из
лучших блесен. Эта старинная русская блесна имеет
колеблющиеся движения. Ее можно заставить совершать азигзагообразные
движения, если припаять к выпуклой поверхности колечко на
расстоянии полутора-двух сантиметров от головного. Поводок
зацепляется за него. Блесна будет делать неожиданные броски в
стороны наподобие «Несравненной». При этом она будет идти
крючком вниз. Это надо иметь в виду.
Резиновая рыбка для ловли спиннингом
и нахлыстом. Вырезается она из велосипедной камеры или
клеенки желтого или красного цвета. При вырезании складывается
вдвое. Между вырезками вкладывается стержень с крылышками
из латуни или жести, затем вырезки склеиваются резиновым
клеем. Можно делать без крылышек, но тогда рыбку надо
изогнуть.
Разные способы консервирования рыбок
для спиннинга. Вытереть рыбок досуха и уложить в вату,
но так, чтобы они не соприкасались. Это первый способ. Второй
способ: вытереть рыбок и уложить в коробку с отрубями, с
толченым сахаром, с борной кислотой или с солью (соль обесцвечивает
рыбок через 2—3 дня).
Третий способ: опустить рыбок в 5—10% раствор формалина.
Лучше опускать живых рыбок. Засыпая, они изгибаются и
раскрывают плавники как раз так, как нужно для наилучшей игры в
воде. Хранятся рыбки в формалине неограниченное время.
Хорошая насадка для ловли карпа и
голавля. Таковой насадкой по справедливости считается
личинка навозного жука. Ее с большим успехом можно заменить
личинкой бронзовки, обитающей в муравьиных кучах, где она
питается отбросами муравьев. Длина личинки бронзовки около
3 см, цвет кремовый, в воде она не чернеет, живет долго.
Сохраняется в отрубях. Насаживается на крючок с лопаточкой так,
- 210 —

чтобы лопаточка вошла в ее тело, тогда при забросе и поклевке
личинка не съезжает на сгиб крючка.
Приготовление отвара богородской
травы. Этот отвар — отличное средство для сдабривания
насадок, особенно при ловле карпа. Траву — сушеную или свежую —
помещают в сосуд, заливают горячей водой, затем сосуд крепко
закупоривают и помещают в водяную баню, где кипятят отвар
полчаса. Водой отвар не разбавляется. На нем замешивается тесто
или им смачивается хлеб. Он же добавляется в приваду из
распаренных зерен, жмыха или отрубей.
Как утолить жажду? В знойную погоду жажда водой
не утоляется. Рекомендуется смесь: поваренной соли, питьевой
соды, лимонной или винно-каменной кислоты (по одному грамму),
5 граммов сахара и динатрий-фосфата (0,1 грамма) на стакан воды
два-три раза в день. Если нет лимонной кислоты и
динатрий-фосфата, то можно ограничиться смесью соды, соли и сахара с водой
в указанной пропорции.

А. Афанасьев
БЛЕСНА ДЛЯ ЛОВЛИ В ЗАКОРЯЖЕННЫХ МЕСТАХ
Закоряженные места водоемов, где чаще всего держатся
хищники, весьма интересны для спиннингистов.
Однако ловля в таких местах обычно связана с большой
потерей блесен и обрывами лесы. Применить отцеп не всегда возможно,
кроме того, возня с отцепом отпугивает рыбу.
Для уменьшения количества «аварий» я уже много лет подряд
успешно применяю блесну вращающегося типа, смонтированную
вместе с грузом и оснащенную одинарным крючком (рис. 1).
Рис. /.
Эксцентричный груз не дает крючку повернуться изгибом вниз,
как это обычно бывает у колеблющихся блесен с одним крючком.
В моей практике применения этой блесны количество сходов с нее
не превышало сходов с такой же блесны, но оснащенной
тройником.
Указанное на рисунке крепление поводка к грузу и
ниппельная резина в том месте, где укреплен крючок, совершенно
устраняют возможность захлестывания блесны за леску
Соединение поводка с лесой через карабин устраняет возможное
перекручивание лесы летящей блесной.
- 212 -

Для соединения поводка с лесой можно применять любого типа
застежки, облегчающие быструю смену блесны и одновременно
предохраняющие лесу от перерезания металлическим поводком.
Хороша для этой цели двусторонняя застежка, описанная
в сборнике «Рыболов-спортсмен» № 1, уже много лет применяемая
спиннингистами.
Изготовление колечек для облегчения вращения блесны
На стальной стержень на 0,2—0,3 мм больше диаметра
проволоки оснастки блесны наматывается плотными витками проволока
из красной меди диаметром 1,5 мм.
Рис. 2.
Стержень с витками проволоки зажимается в тиски, лобзиком
витки распиливаются вдоль стержня (поперек витков).
Теперь уже отдельные витки, распиленные поперек в одном
месте, правятся на плоскости молотком.
Получаются колечки, годные для надевания под вращающуюся
часть блесны и заменяющие дефицитные бусы.

«Лесная газета» пропагандирует запретный способ
охоты на щук
Книга В. Бианки «Лесная газета» впервые вышла в 1927 году и с тех
пор переиздавалась несколько раз. Ее знают сотни тысяч и юных и взрослых
читателей.
В статье «Неожиданная добыча» читатели имели возможность прочитать
такие строки:
«Один наш лескор — охотник — подкрадывался к уткам, сидевшим
за кустами на озере. Он тихонько передвигал ноги в высоких резиновых
сапогах, — вода, выступившая из берегов, доходила до колен.
Вдруг за кустом перед собой он услышал шум, всплеск — и увидел
длинную серую гладкую спину какого-то чудовища, барахтавшегося в
мелкой воде. Долго не раздумывая, он один за другим пустил два заряда
утиной дроби в это неизвестное чудовище.
Вода за кустом закипела, вспенилась — и все замолкло. Охотник подошел и
увидел там убитую им щуку длиной метра в полтора...» (изд. 1949 г., стр. 59).
Как расценивается такой поступок охотника-лескора автором книги,
весьма известным натуралистом? Видимо, сочувственно, потому что на стр. 66
в отделе «Тир» (игра в вопросы) под № 11 стоит такой вопрос: «На каких
рыб в весенний разлив разрешается охота с ружьем?»
Об этом автор говорит в предисловии:
«В этом «Тире» читатели могут состязаться в меткости ответов. Кто
внимательно читал текст газеты, тот легко ответит на большую часть вопросов.
За каждый ответ, попавший в цель, засчитывается два очка».
В конце книги, на стр. 336, дан ответ на вопрос, имеющийся на стр. 66:
«11. На крупных щук, когда в конце апреля они выходят метать икру по
разливам полой воды на такие мелкие места, что спины их часто высовываются
наружу».
И ни одного слова о том, что стрельба рыбы во время нереста запрещена
законом как браконьерский, вредительский способ, ведущий к истреблению
рыбных богатств страны.
Автор «Лесной газеты» и Ленинградское отделение Детгиза должны в
следующем издании книги устранить этот чрезвычайно досадный недосмотр и
разъяснить читателям, что стрельба рыбы во время нереста совершенно
недопустимое, вредное явление, с которым всячески надо бороться, а не
пропагандировать его как весьма добычливый и легкий способ охоты.
Борис Озерный, Хорошего улова!, Саратовское областное
государственное издательство, 1951, 96 стр., цена 1 руб. 75 коп. тираж 5000 экз.
По замыслу автора книга должна быть справочником для начинающих
рыболовов-любителей.
Некоторые справки она действительно дает. Но вся беда в том, что
адресована она не тем, для кого предназначена. Начинающему рыболову по
прочтении книги многое остается неясным, опытному рыболову она ничего нового
не сообщает. На наш взгляд, объясняется это тем, что автор использовал
- 217 -

только свои, недостаточно продуманные наблюдения и не воспользовался
интересными сообщениями рыболовов-практиков за последние годы.
По этой причине книга не только мало интересна, она кажется устаревшей,
хотя выпущена совсем недавно.
Наконец, в ней содержатся сообщения, которые нельзя признать
правильными.
Автор, например, категорически утверждает, что белорыбица поднимается
вверх по Волге для икрометания на 2950 километров. Разумеется, такая
«точность» маршрута белорыбицы более чем странна. А что, если рыба пройдет
2951 километр или 3017 километров?
В книге есть попытка показать, как в условиях грандиозного
гидротехнического строительства в СССР создаются условия для нереста рыбы.
Рассказано об отводных каналах, строящихся для этой цели. Но что это за
каналы и как по ним может проходить рыба, понять невозможно (стр. 11).
Автор хотел объяснить такие понятия, как капрон и сатурн, но,
повидимому, не знает, из какого материала они изготовляются (стр. 14—15).
По крайней мере, странным является утверждение автора о том, что
только перья гуся, беркута и вороны могут годиться для изготовления
поплавков (стр. 15—16).
Не отвечает истине указание автора, что поплавок занимает
вертикальное положение, когда крючок лежит на дне (стр. 16). В одном месте автор
советует держать насадку при ловле всех рыб в 2—4 см от дна (стр. 16), а
в другом говорит, что надо поднимать насадку на 5—10 сантиметров от дна
(стр. 32).
Классификацию размера крючков автор заимствует из устаревших
русских и заграничных источников и, видимо, не имеет представления о том,
что в последние годы такая классификация у нас в стране производится по
ГОСТ (стр. 17).
Такой же устаревшей кажется и рекомендация применять гитарную
струну в качестве поводка для ловли хищных рыб. У нас имеются
значительно лучшие материалы для этой цели (стр. 22).
Весь раздел о кружках написан слабо.
Во всяком случае, по тексту и по рисункам трудно научиться делать и
оснащать кружки (стр. 23).
Раздел о спиннинге написан примитивно, многое в нем неправильно.
Нет никаких сведений о том, как ловят рыбу наши лучшие спиннингисты,
каких рекордов по забросу блесны достигли они в послевоенные годы (стр.
24—26).
Автор неправильно пишет о такой насадке, как мотыль (стр. 36), всего
два слова говорит о подледном лове. Да и чего стоят советы автора брать с
собой на рыбалку примус и делать зимнее удилище с проволочной стойкой
(стр. 75 и др.).
Удивительно, что Саратовское издательство выпустило в свет такое
«пособие»!
Наша охота. Сборник рассказов, очерков и статей, Ленгосиздат, 1950,
стр. 551, цена 15 руб., тираж 30 000 экз.
Ленинградские спортсмены — охотники и рыболовы — выпустили хоро*
ший сборник.
Он составлен по типу сборника «Охота в Подмосковье», содержит много
материалов об охоте и рыбной ловле под Ленинградом, хорошо иллюстрирован,
снабжен обстоятельной статьей об охоте в СССР.
Сборник предназначен для ленинградцев. Но в связи с тем, что в нем
приняли участие писатели, живо интересующиеся природой, он будет с
интересом читаться в любом уголке нашей страны. Любой охотник и рыболов
сможет почерпнуть полезное для себя из богатого опыта ленинградских
товарищей.
Весь раздел сборника «На реках и озерах» посвящен рыбной ловле
(стр. 363—415). Кроме того, в разделе «В помощь охотнику и рыболову»
даны две обстоятельных статьи: Ф. Кунилова — «Снасти рыболова-любителя»
И А. Александрова — «Спиннинговый спорт». Статья Кунилова говорит 00
- 218 -

оснащении рыболова, статья мастера спорта Александрова посвященя
описанию соревнований по забросу блесны на дальность и на меткость.
Рассказы и очерки о рыбной ловле читаются с большим интересом.
Особенно хочется отметить рассказ В. Гарновского «Афанасьевы заботы».
В нем последовательно проводится правильная мысль: маленькую рыбку
побережешь, — большую поймаешь.
Н. Плавильщиков, Жизнь пруда, Детгиз, 1951, 127 стр.
иена 3 руб. 90 коп., тираж 30 ООО экз.
Автор с большим знанием дела описывает жизнь разнообразных
водяных растений и животных.
Рыболовы-любители могут получить в книге интересные сведения о Md-
тыле, ручейнике и о других личинках и водорослях, которые с успехом
применяются в качестве насадок при рыбной ловле.
Книга неплохо иллюстрирована художником Порывкиным.
Л. Г С а м а р ц е в, На родной реке, Ростовское областное
книгоиздательство, 1951 г., 166 стр., цена 4 руб., тираж 7000 экз.
Автор книги — патриот родного края, он с большой теплотой и
знанием дела описывает ужение рыбы на Дону. Отдельные эпизоды ловли
сазана и сома объединены в главах «На родной реке» и «Поездки в гирла».
Интересно рассказано о зимней ловле ростовчан в главе «Зимой на реке». С
большой любовью й наблюдательностью описана природа в главе «Вешние воды».
В заключительной главе книги «Любители и промысел» автор приводит
ряд фактов, свидетельствующих о недостатках работы Госрыбнадзора по
охране и воспроизводству рыбных запасов Азовского бассейна, критически
разбирает их и указывает пути к их устранению, справедливо подчеркивая
ту большую помощь, которую могут оказать в этом государственном деле
рыболовы-любители.
В книге просто и правдиво рассказано об энтузиастах-рыбоводах и
инспекторах рыбнадзора, честных советских людях, полюбивших свой труд,
смело идущих на борьбу с трудностями и побеждающими их. Особенно
запоминается образ старого ученого-рыбовода Алексея Федоровича, директора
рыбоводно-биологической лаборатории, неутомимого организатора и
новатора, всю свою трудовую жизнь посвятившего глубокому изучению условий
приумножения рыбных богатств. Старый специалист, ученый, с
неистощимой энергией борется за создание социалистического планового рыбного
хозяйства, за сохранение и воспроизводство ценных осетровых рыб в
условиях нового режима Дона. Его забота о сохранении и увеличении запасов
белуги — этой ценной рыбы — глубоко патриотичны, правдивы и
характерны для передовых людей нашего времени, строящих счастливое будущее
человечества — коммунизм.
Книга «На родной реке» хорошая и нужная. Но крайне ограниченный
тираж издания не дает возможности ознакомиться с ней широким массам
читателей.
Издана книга хорошо, но мало в ней рисунков, и не все помещенные
рисунки равноценны.
Ф. П. К у н и л о в, Рыболовный спорт, Ленинградское газетно-жур-
нальное и книжное издательство, 1952, 235 стр. цена 5 руб. 30 коп.
тираж 100 000 экз.
Книга задумана автором как всеобъемлющее пособие для рыболовов-
спортсменов, и в первую очередь для ленинградцев; для них написаны даже
специальные главы: «Спортивные рыбы Ленинградской области» и
«Рыболовные водоемы в окрестностях Ленинграда».
Остальные главы посвящены описанию отдельных видов спортивной
ловли рыбы. Эти описания сделаны довольно подробно, с большим знанием
дела, изложены простым, понятным языком. Много внимания уделено
описанию ловли на дорожку, автор дает много ценных советов и указаний.
Особый интерес представляет описание ловли на пульку-зеркальце.
Так же интересно написана глава «Отвесное блеснение». Этот вид ловли пока
еще не имеет широкого распространения, но может завоевать большие
симпатии у обширного круга рыболовов.

Подробно освещены способы, ловли поплавочной и донной удочками,
ловля «в проводку», ловля сомов на «квок» и ловл» раков. Несколько сжато
по сравнению с другими написана глава «Ужение рыбы зимой». Нельзя
согласиться с автором, когда он ловлю на мормышку отождествляет с ловлей
на блесну. Это совершенно обособленный способ, резко отличающийся по
технике от блеснения.
Обстоятельно и подробно описаны в книге приманки и прикормки.
В упрек автору можно поставить лишь то, что между прикормкой и
привадой он не видит разницы и считает их равнозначными, тогда как назначение
и применение, их различно.
В конце книги помещены интересные для рыболовов указания об
изготовлении, починке рыболовного инвентаря и ухода за ним, даны сведения
о влиянии погоды на рыбную ловлю, календарь рыболова-спортсмена и
советы по сохранению рыбы.
Уместны и полезны сообщения о новой нумерации крючков по ГОСТ
и сведения о спиннинговом спорте. В разделе о спиннинге дан чертеж стенда
и описан порядок и условия соревнований. Наконец названы ленинградские
рекордсмены по дальности и меткости заброса спиннингом с указанием их
результатов.
Книга заканчивается справкой об изданных книгах по рыболовному
спорту за последние годы.
В целом книга составлена продуманно, она дает исчерпывающие ответы
на многие вопросы, интересующие не только начинающих, но и опытных
рыболовов-спортсменов. Издана книга хорошо; красочная обложка, четкая
печать, отлично выполнены рисунки художником В. И. Кудровым.
Распространение этой книги 100000 тиражом можно только
приветствовать как ценный и нужный вклад в литературу по рыболовному спорту.
«Рыболов-спортсмен». Сборник, книга вторая, Государственное
издательство «Физкультура и спорт», 1951, 290 стр. цена 10 руб. 35 коп., тираж
20 000 экз.
Книга вторая сборника «Рыболов-спортсмен» издана в 1951 г. в несколько
увеличенном объеме по сравнению с первой книгой. Второй раздел первой
книги «Техника рыбной ловли» переименован в раздел «Статьи и заметки», что
позволило расширить тематику помещенного в нем материала. Добавлены
новые разделы; «Новинки рыболовного спорта», «Календарь
рыболова-спортсмена», «Критика и библиография».
К участию в сборнике приглашены 15 новых авторов — писателей и
рыболовов-практиков. Интересны рисунки художника Д. П. Мощевитина.

СОДЕРЖАНИЕ
От издательства Я
Регулировать рыболовство, охранять рыбные запасы нашей страны ... 5
Рассказы и очерки
X. Херсонский, Слепой рыбак 9
Ефим Пермитин, В Черепановском затоне 20
A. Шахов, Праздник рыболова 32
С. Минаев, Лесное озеро 40
B. Макаров, Серебряный день 45
Ф. Куналов, Из детских воспоминаний 50
Андрей Шманкевич, Щучий портрет 55
Л. Теглев, День на Тайполен-Йоки 59
М. Никольской, Случай на Урале 63
Л. Федулов, На буксире у сазана 66
Михаил Заборский, «Двадцать два несчастья» \ . 69
Л. Медокс, Линь 76
C. Каянович, Редкий гость 79
С. Каянович, Интересное знакомство 82
Вл. Архангельский, Тридцать дней по Припяти 85
А. Балашов, Мохов ручей 92
А. Синельников, О сомах-великанах 97
A. Синельников, Марена 104
Т Дмитриев, Рыбацкое счастье 114
Александр Волков, На реке Буже 123
Г Абрамов, На зимней рыбалке 128
Анатолий Волков, Девять щук 135
Я- Киселев, С побродком 138
Статьи и заметки
Ф. Кунилов, Ловля судака на Вуоксе 14'J
Вас. Цикунов, На просторах Бии 145
B. Макаров, Ранней весной со спиннингом 148
Анат. Волков, Об ужении хариусов в окрестностях города Молотова 151
А. Авилов, Ловля плотвы на кузнечика в водоемах озерного типа . . 161
А. Клыков, Искусственное разведение рыбы 165
А. Мухряков, Ужение рыбы «с навеса» 173
И. Шубин, От чего зависит успех лова рыбы спиннингом 174
Обмен опытом
К. Риске, Как сохранить рыбу в жаркую погоду 189
Ф. Коробович, Мушка-обманка 194
М. Заборский, О сохранении щук 195
— 221 -

М. Заборский, Способ крепления «проводомного» поплавка 19?
М. Заборский, О крючках С. М. Вязникова 198
М. Семушкин, Спиннинговая катушка с автоматическим тормозом . .199
Вл. Чудодеев, Хорошая конструкция кормушки 202
М. Камышеву Изготовление мормышки «дробинка» 204
Л. Федулов, Усовершенствованные рыболовные снасти 206
В. Макаров, Советы рыболова 210
А Афанасьев, Блесна для ловли в закоряженных местах 212
Критика и библиография 215
Редактор Т Н Сумарокова. Технические редакторы Л. Д. Сайшаниди
к 3. Г Малышева
Подписано к набору 28/XI 1952 г. Подписано к печати 30/IV 1953 г.
Формат 60x92Vie. Объем 7 бум. л. 14 п. л. 13,41 уч.-изд. л. 38321 зн.
в 1 п. л. Л-138081. Тираж 30 000 экз. Заказ 1830. Цена в переплете №5
5 р. 70 к.
3-я типография «Красный пролетарий» Союзполиграфпрома Главиздата
Министерава культуры СССР. Москва, Краснопролетарская, 16.

ГОСУДАРСТВЕННЫМ ИЗДАТЕЛЬСТВОМ
«ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ»
выпущены книги по рыбной ловле и охоте
С. М. Бернштейн, Ловля рыбы на кружки, 1952,
40 стр. тир. 30 ООО, цена 70 коп.
Данная книга дает основные сведения для начинающего
рыболова-кружочника. В ней описываются снаряжение
кружочника, техника ловли различных хищных рыб, даются
советы по выбору места ловли хранению пойманной
рыбы.
Книга предназначена в основном для начинающих
рыболовов, но представляет интерес и для имеющих опыт
рыболовов-спортсменов.
Коллектив авторов (составитель И, Я.
Шубин), Юный рыболов, 1952, 222 стр. тир. 30 000, цена
6 руб. 45 коп.
Книга в форме рассказов и очерков сообщает юным
читателям ценные сведения о рыбной ловле, призывает любить
природу и охранять ее богатства. Кроме того, в книге даны
интересные сведения о новинках рыболовного спорта и
календарь юного рыболова.
Книга предназначается для широкого круга читателей,
Д. А. Самарин, Подледный лов, 1952, 80 стр.,
тир. 50 000, цена 1 руб. 40 коп.
Книга является руководством по подледному лову рыбы
различными спортивными снастями: поплавочной удочкой,
мормышкой, блесной, жерлицами. В книге изложены
правила безопасности, которые должен соблюдать рыболов
зимой на льду.
Книга предназначается для широкого круга читателей.
В. Е. Герман, Охота на вальдшнепа, 1952, 64 стр.,
тир. 50 000, цена 1 руб. 15 кои.
В книге рассказывается об основных способах охоты на
вальдшнепа, дается описание жизни и повадок лесного
кулика, рассказывается о снаряжении и оружии охотника и
о технике стрельбы, приводятся сведения о собаках,
используемых на охоте по вальдшнепу.
Книга предназначается для начинающего охотника.
Б. А. Крейцер, Обучение спортивной стрельбе
из охотничьих ружей, 1952, 64 стр. тир. 20 000, цена 1 руб.
Книга содержит описание метода обучения стрельбе из
охотничьих ружей по летящим целям — дичи на охоте и

тарелочкам на стенде. В книге изложен план тренировочных
занятий по стрельбе с новичками.
Книга предназначена для инструкторов по охотничьей
стрельбе и для всех желающих самостоятельно изучить
этот вид спорта.
A. В. Михеев, Охота на рябчика, 1952, 48 стр..
тир. 50 ООО, цена 75 коп.
В брошюре рассказывается об охоте на рябчика.
Приводятся подробные данные о его образе жизни и районах
распространения. Освещены разновидности охоты на рябчика:
охота с подхода, охота с пищиком, охота нагоном, охота с
легавой и лайкой, промысловые способы. Специальная глава
посвящена снаряжению охотника.
Брошюра предназначается для широкого круга
охотников.
П. Ф. П у п ы ш е в, Спортивная охота с легавой,
1952, 56 стр., тир. 50 ООО, цена 95 коп.
В брошюре кратко рассказывается о том, что надо знать
начинающему охотнику о легавой собаке, как выбрать
подружейную легавую, какие требования надо предъявлять к
собаке дома и на охоте, как руководить легавой на охоте и
как ее тренировать. В брошюре даются краткие сведения об
охоте на болотную, полевую и степную дичь.
Брошюра предназначается для широких масс
начинающих охотников.
B. В. Рябов, Охота на уток (2-е исправленное и
дополненное издание), 1952, 84 стр., тир. 50 ООО, цена 1 руб.
50 коп.
В книге рассказывается об охоте на уток. Описаны районы
обитания уток в Советском Союзе, сроки прилета их и отлета.
В специальных разделах рассказано об охоте с подсадными
утками и с охотничьими собаками. Даны советы по технике
безопасности в обращении с оружием» сведения о
снаряжении охотника, об охотничьей литературе, приведены сроки
охоты на водоплавающую дичь для различных зон на
территории РСФСР.
Книга предназначается для широкого круга начинающих
охотников.
Н. П. Смирнов, Охотничьи времена года (очерки и
наблюдения), 1952, 116 стр., тир. 15 ООО, цена 1 руб. 85 коп.
В книге изложены воспоминания охотника. С большой
теплотой автор рисует красоту и богатство русской природы.
В книге много познавательного материала.
Книга предназначается для широкого круга читателей.