Author: Луконин Ю.В. Ксенофонтова Н.А. Панкратьев В.П.
Tags: новейшее время новое время история стран африки история уганды
Year: 1984
Text
ИСТОРИЯ
УГАНДЫ
в новое
и новейшее
время
1
— • <— Граашцы гсраийшгудй:
Улруа
Границы государственные
A
ги«о-Кам1
Гулу
Л •
В ”И 11 II и
11 урон го
лдп.к 1рума
оз. Кбаниа
22 «'Твампанга
X оима
Форт-Портал
©Бомбо
итьяна
Энтеббе
Болота
5Я9»
I
Калисизо
0—3=+Е-Р—0
Рукунгирн
70 км
я
Н'. -и. •
г.Ыорунголв-^
2749
/МадХайджи
*пил Uapiastima
Килембе
I
Иаквач
ПРОВ шн ц и я
МбалеЬ* г.Элгон
Г А^
воп
Кабарега
Касесе
И танга
^5*|Джинджа
КАМПАЛА
Мобуту-Сесе-
!$«***
оз. Джордж
Ж Н А Я
'М'Йарара
Ml I« о
С F\B г И л я
Д^Ж А
О I
Морото д
>?*
1
i
Кибога „ !146
С
СЕВЕРНАЯ БУГАНДА
О Мубенде
/ Ю Ж Н АДЯ
Л
Масана
Столица государства
© Центры провинций
G Прочна населённые пункты
Железные дороги
Беэрехьсовьье дороги
Пристани
Аэропорты
Воденадм
Отметки высот
ИСТОРИЯ
СТРАН
АФРИКИ
Редакционная коллегия
Ан. А. Громыко (ответственный редактор),
А. Б. Давидсон, Р. Н. Исмагилова,
А. Б. Летнев, | Г. А. Нерсесов.
Д. А. Ольдерогге, А. С. Покровский,
Л. Н. Прибытковский, Г. Б. Старушенко,
В. А. Субботин
Н. А. Ксенофонтова,
Ю. В. Луконин, В. П. Панкратьев
ИСТОРИЯ
УГАНДЫ
в новое
и новейшее
время
Главная редакция восточной литературы
Москва 1984
К 86
Редакторы тома
Ю. В. ЛУКОНИН, С. А. СЛИПЧЕНКО
Первый в советской африканистике обобщающий труд
по новой и новейшей истории Республики Уганда. Исследуется
самостоятельное развитие народов страны в доколонинальный
период, вскрываются методы колониального господства и уг-
нетения, применявшиеся английским империализмом. Анали-
зируются формирование новых социальных сил — противников
колониализма, этапы национально-освободительной борьбы,
приведшей к крушению колониального режима. Особое место
отводится исследованию политических, социальных, экономи-
ческих и культурных процессов в независимой Уганде, изуче-
нию идеологических позиций классовых сил угандского обще-
ства.
„ 0504000000-164
К---------------27-84
013(02)-84
©Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1984.
ВВЕДЕНИЕ
9 октября 1962 г. Уганда стала независимым государством.
До этого была одним из африканских протекторатов Велико-
британии.
Благодатный климат, плодородные почвы, обилие осадков,
выгодное стратегическое положение (истоки Белого Нила, бли-
зость к морским путям из Европы и Азии), предполагавшееся
богатство недр— все это по достоинству оценил У. Черчилль,,
который назвал страну «жемчужиной Африки» во время своего
визита в Уганду в начале XX в. А возможность эксплуатировать
почти даровой труд местных крестьян и рабочих, возраставший
приток сверхприбылей в метрополию из протектората позволи-
ли английским колонизаторам зачислить Уганду в разряд «об-
разцовых колоний». Эта «жемчужина Африки» и «образцовая
колония» в результате упорной борьбы ее народов сбросила
колониальное иго.
Республика Уганда расположена по обе стороны экватора:
к северу от него — большая ее часть, к югу — меньшая. Пло-
щадь страны (241,1 тыс. км2) больше площади Великобрита-
нии. Граничит па востоке с Кенией, на севере — с Суданом, на
западе — с Заиром и Руандой, на юге — с Танзанией (граница с
ней проходит также по северной части оз. Виктория). Прямого
выхода к морю не имеет. С побережьем Индийского океана свя-
зана железной дорогой.
Страна богата водными ресурсами: озера (Виктория, Кьога,
Мобуту-Сесе-Секо, Эдуард, Джордж), реки (Белый Нил с его
истоком — р. Катера), обширные болота покрывают почти шес-
тую часть ее территории. Наиболее важные с точки зрения со-
циально-экономического развития области лежат близ озер.
Здесь же находятся крупные городские центры, в которых раз-
мещаются главные государственные, а также социальные и
культурные учреждения: Кампала (с пригородами — около
500 тыс. жителей), Джинджа (до 90 тыс.), Энтеббе, Мбале, Ма-
сака, Масинди, Мбарара, Мубенде, Форт-Портал, Тороро,
Хоима.
Вся страна представляет собой возвышенную (1000—1200 м
над уровнем моря) волнистую равнину. На восточной и запад-
ной ее окраинах лежат горные массивы с потухшими вулкана-
ми: на границе с Кенией — Элгон (4322 м), с Заиром — Рувензо-
ри (5109 м), с Руандой — Мухавура (4127 м), Гахипга (3574 м),
5
( Н)ипио (3634 м). Высота местности значительно смягчает
клпм,)г, обладающий всеми характеристиками экваториально-
муссоппого, в основном влажного на большей части территории.
Среднемесячные температуры в озерной области колеблются от
Ч 18 до 22°. К северу от нее климат более жаркий и сухой.
Сезоны дождей зависят от расположения той или иной области
по отношению к экватору: если она лежит к северу от него, то
сезон начинается в марте и заканчивается в ноябре, если к югу,
то соответственно — в сентябре и в мае. Количество осадков
убывает с юга на север: с 1500 мм и более до 600—750 мм в год.
Большая часть территории занята высокотравными саванна-
ми паркового типа. Встречаются отдельные небольшие массивы
листопадно-вечнозеленых лесов. Нижние склоны гор покрыты
влажной вечнозеленой растительностью, которую выше сменяют
заросли бамбука и вереска, а еще выше альпийские луга.
Фауна Уганды также богата. В национальных парках Рувен-
зори и Кабарега встречаются слоны, носороги, бегемоты, буй-
волы, антилопы, жирафы, львы, леопарды, обезьяны, крокоди-
лы, змеи; разнообразен мир птиц, рыб, насекомых (в том числе
опасных для человека и животных — муха цеце, муха симу-
лиум).
Список разведанных минеральных ресурсов обширен, одна-
ко мощность месторождений невелика. На востоке страны от-
крыты залежи железа (Сукулу, Букусу), ниобия (Сукулу), цир-
кония (Сукулу), апатитов (Сукулу, Букусу); на западе (в пред-
горьях Рувензори)—меди и кобальта (Килембе); на юго-за-
паде— полиметаллов, а также золота, олова, вольфрама, берил-
лия, тантала, ниобия, лития, вермикулита, мусковита, талька,
драгоценных камней, огнеупорных глин, каменной соли. Про-
мышленное значение имеют и разрабатываются месторождения
кобальта и меди, железа, апатитов. Некоторые месторождения
(например, золота, олова) истощены или близки к истощению
(медно-кобальтовое).
Число жителей Уганды превышает 13 млн. Страну населяют
около 30 больших этнических групп. Народы, говорящие на язы-
ках банту, составляют 65—-66%. Они занимают области страны
к югу от Белого Нила и оз. Кьога (вплоть до границ с Танза-
нией и Руандой). К северу от этой линии живут народы, при-
надлежащие к пилотской языковой семье и составляющие при-
мерно 27-—28% населения. В областях, прилегающих к судан-
ской границе, расселились народы, которые говорят на языках
Центрального и Восточного Судана (5—6% населения Уганды).
3% населения составляют неафриканцы (выходцы из Индии,
Пакистана, арабских стран, Западной Европы).
Примерно 32% африканского населения придерживается
традиционных верований; христиан (католиков и англикан) на-
считывается 62—63%, последователей ислама — 5—6%.
В Уганде сохранились (хотя значительно трансформирован-
ные) уклады доколониального общества: патриархально-фео-
6
КОНГО-КОРДОфАНСКАЯ СЕМЬЯ НИлО-САХАРСКАЯ СЕМЬЯ
Группа Нигер—Конго
Подгруппа Бенуэ-Конго
Народы Банту
II I I II 1 Баганда EiiSl
Шари-Нильская группа
Востсчпосудапская подгруппа
6 Баняруанда,ба-
кига, 6 а рунди
10 Тесо
15 Ланго
2 Басога
3 Баяьяи-
коле
4 Баньоро
5 Баторо
У/////Л 7 Багишу.багвере,
бапьули, самиа
8 Баконджс,ба-
комо
12 Нанди
(саней)
13 Джолуо
9 Племена пигме-
ев батва, гово-
рящие на язы-
ках банту
Кумам
17 Адола(бадама)
18 АлУР
j 19 Барн
Центральносуданская подгруппа
Хд 20 Лугбара
21 Мади
60 0 60 120 км
Illi I.X-------I-------1
Народы Уганды
ы ii.iii.in, пл।у|).1Л1,пый пли полунатуральный. Сегодня они сосу-
...... ( мелкобуржуазным (мелкотоварным), частнокапита-
лп< iiriechUM, государственно-капиталистическим укладами. Два
ПОГПСД1Н1Х оказывают все возрастающее воздействие на всю эко-
номическую и социальную жизнь страны.
Уганда — страна аграрная. Свыше 90% населения живет в
деревне и занимается сельским хозяйством: в южных областях
в основном земледелием, в северных — скотоводством и частич-
но земледелием. Численность горожан — менее 10%. Среди них
наиболее многочисленные группы образуют служащие государ-
ственных учреждений и частных компаний, наемные рабочие,
торговцы, лица свободных профессий.
Доля сельского хозяйства в ВВП — 54—55%. Основная мас-
са продовольственных (три пятых посевных площадей) и экс-
портных культур выращивается в мелкотоварных крестьянских
хозяйствах па участках от 0,8 до 4 га. Исключение представля-
ют плантации чая и сахарного тростника, принадлежащие ино-
странному частному капиталу. Вывоз кофе и хлопка приносит
стране до 90% ее экспортной выручки.
Удельный вес промышленности в ВВП находится на уровне
11 —12%. Крупных предприятий мало. Это — медно-кобальтовый
рудник (Килембе) и обогатительная фабрика (Касесе), меде-
плавильный и сталепрокатный заводы, текстильный комбинат
(все в Джиндже), цементный и суперфосфатный заводы в То-
роро. Подавляющее большинство предприятий, занятых перера-
боткой продовольственных и экспортных культур,— мелкие
(первичная обработка кофе, хлопка, чая, табака, риса, проса,
кукурузы) или средние (производство сахара, табачных изде-
лий, пива и безалкогольных напитков). В стране также дейст-
вуют множество небольших производств (мебельное, маслобой-
ное, мукомольное, мыловаренное), мастерские по обслуживанию
населения. Если общая численность лиц, работающих по найму,
не превышает 400 тыс. человек, то непосредственно в промыш-
ленном производстве занято всего 60—70 тыс., или 15%, что
намного меньше, чем в сфере обслуживания (40%).
На карте Африки Уганда как административная единица
появилась в конце XIX в. в качестве протектората Велико-
британии. Но ее нынешние государственные границы были
окончательно установлены лишь в 1926 г. Они явились резуль-
татом, с одной стороны, торга и сделок между империалисти-
ческими державами Европы, с другой — произвола английских
колонизаторов.
До 40-х годов XIX в. народы нынешней Уганды жили, не ис-
пытывая влияния внешних факторов. Они развивались в усло-
виях относительной изоляции, взаимодействуя и взаимно влияя
друг на друга в рамках Северного Межозерья. Поэтому перед
исследователями открывается редкая возможность показать, что
даже в условиях изоляции народы Уганды развивались в основ-
ном *в соответствии с объективными законами общественного
8
развития. В XIX в. в Северном Межозерье существовали круп-
ные раннеклассовые государства Буньоро, Буганда, Нкоре, Торо
и множество мелких. Процесс развития этих государств носил
поступательный характер. Они могли подняться самостоятельно
на новую, более высокую ступень, если бы избежали вторжения
европейского империализма.
История оккупации и закабаления Уганды наглядно и убе-
дительно подтверждает слова В. И. Ленина о том, что «финан-
совый капитал вообще стремится захватить как можно больше
земель каких бы то ни было, где бы то ни было, как бы то ни
было, учитывая возможные источники сырья, боясь отстать в
бешеной борьбе за последние куски неподсленного мира или за
передел кусков, уже разделенных» [21, с. 381].
На примере Уганды можно видеть, как официальная англий-
ская историография фальсифицировала историю страны.
Утверждалось, например, что Великобритания чуть ли не про-
тив собственной воли установила протекторат над народами Се-
верного Межозерья. Лишь цели филантропии — борьба с рабо-
торговлей, устранение межплеменных войн и внутриплемепных
междоусобиц, продвижение африканцев к вершинам цивилиза-
ции— будто бы заставили английские правящие круги взвалить
на свои плечи «новое бремя». Однако факты опровергают эти
утверждения: достаточно вспомнить об англо-французской борь-
бе за контроль над истоками Нила, об англо-германском сопер-
ничестве в Восточной Африке, чтобы понять особую заинтере-
сованность английского империализма в этом регионе, в первую
очередь в Уганде.
Буржуазные исследователи настойчиво подчеркивают также,
что Восточная Африка (включая Уганду) больше нуждалась в
Англии, чем Англия в Восточной Африке. На самом же деле
английских империалистов удерживали в этом регионе конти-
нента источники сырья, дешевая рабочая сила, выгодные рын-
ки сбыта, прибыльные сферы приложения капиталов и, конеч-
но, исключительно важные военно-стратегические позиции. Изу-
чение периода протектората (1894—1962) опровергает «циви-
лизаторскую миссию» Англии в Уганде, делает несостоятельны-
ми попытки оправдать колониальный режим. Этот период—<
мрачная страница в истории Уганды. Английский империализм
несет ответственность за зло, причиненное ее народам: за эко-
номическую, социальную, культурную отсталость, за межэтниче-
скую и межрасовую напряженность.
Включение Уганды в мировое капиталистическое хозяйство,
ее эксплуатация в качестве аграрно-сырьевого придатка метро-
полии вели к развитию товарно-денежных и капиталистических
отношений, к разложению докапиталистических укладов и фор-
мированию капиталистического, появлению новых социальных
групп в африканском обществе. Однако колониальные условия,
господствовавшие в стране, придавали этим процессам крайне
уродливые формы. Например, зарождение и рост новых соци-
9
t'и.Н1.1Ч < nJ) p.iixi'irro класса и капиталистических элементов —
ri|ioin v»,/ni'и» в Уганде нс одновременно. Национальная буржуа-
iioi < ।.IJ1.I формироваться позже африканского рабочего класса.
Причем она росла не на почве торгового и ростовщического ка-
пп । .i.7ia, не после прохождения трех классических этапов разви-
тия промышленного капитализма (простая кооперация —
мануфактура — фабрика). Сначала она формировалась в экс-
портном секторе сельского хозяйства, затем в мелкой торговле
и, наконец, в сфере мелкого промышленного производства. Лишь
в последние годы протектората колонизаторы, стремясь напра-
вить развитие будущей независимой Уганды по капиталистиче-
скому пути, стали поощрять рост национальной буржуазии.
Английский капитал, участвуя в формировании новых со-
циальных сил Уганды, против своей воли создавал «могильщи-
ков» колониального режима. С выходом на политическую арену
рабочего класса и групп африканской буржуазии начался и не-
прерывно углублялся кризис системы «косвенного управления».
Антиколониальная борьба народов Уганды, не прекращавшаяся
с конца XIX в., вступила в новый, качественно более высокий
этап. Колонизаторы были вынуждены менять формы и методы
управления: метод «разделяй и властвуй» постепенно уступал
место методу «отступая, разделяй».
Под воздействием исторических результатов второй мировой
войны освободительная борьба в Уганде приняла массовый ха-
рактер. Она не была борьбой одиночек — «агитаторов и дема-
гогов» или узких групп «политических карьеристов», как ут-
верждала колониалистская пропаганда. В антиимпериалистиче-
ском лагере объединились рабочий класс, крестьянство, нацио-
нальная буржуазия, национальная интеллигенция, патриотиче-
ски настроенные феодальные элементы. Руководство находилось
в руках представителей африканской интеллигенции.
Национально-освободительное движение в Уганде знало при-
ливы и отливы, вооруженную и парламентскую борьбу, «пассив-
ное сопротивление», тактику временных союзов и всякого рода
компромиссов. Нередко расколы внутри партий, соперничество
между политическими группами и лидерами, религиозные рас-
при и «племенной» патриотизм уменьшали силу натиска против
колонизаторов. Отсутствие революционной рабочей партии не
дало рабочему классу Уганды возможности полностью проявить
себя в антиколониальной борьбе. Союз между рабочими и тру-
довыми слоями крестьянства только намечался. Крестьянство
еще находилось под влиянием феодальных и полуфеодальных
вождей, родовой знати, христианской церкви. Все это в значи-
тельной степени объясняет причины, почему английскому импе-
риализму удалось до 1962 г. сохранить свое политическое гос-
подство в Уганде.
Борьба народов Уганды за независимость была неотъемле-
мой частью мирового антиимпериалистического движения. Уган-
да внесла свой вклад в общую победу африканских народов над
10
колониализмом. Провозглашение государственной независимо-
сти Уганды 9 октября 1962 г. ознаменовало завершение первого
этапа антиимпериалистической революции. Согласно первой
конституции 1962 г. Уганда была провозглашена федеральным
государством: в ее состав наряду с десятью районами входили
четыре «королевства»: Анколе, Буганда, Буньоро, Торо и фе-
деральная территория Бусога, которые обладали правами внут-
ренней автономии. Период 1962—1971 гг.—период националь-
но-демократического режима, возглавлявшегося правящей пар-
тией Народный конгресс Уганды (лидер М. Оботе), ознамено-
вался заметными достижениями. Крупным завоеванием прогрес-
сивных, демократических сил Уганды явилась республиканская
конституция 1967 г., которая не только отменила автономию, но
и ликвидировала сами автономные единицы. (Позже была раз-
рушена материальная основа феодально-племенного сепаратиз-
ма: закон 1975 г. упразднил феодальное землевладение.)
В 1971 г. власть захватила армейская верхушка во главе
с генералом Иди Амином. Новейшая история Тропической Аф-
рики знает примеры, когда армия того или иного государства
брала власть в свои руки, чтобы направлять развитие по про-
грессивному пути. О своем намерении вести Уганду по такому
пути заявил и глава переворота. Однако ход событий в Уганде
в 1971 —1979 гг. показал, что его слова разошлись с делами.
Отсутствие у верхушки трезвого и всестороннего учета реально-
го положения в стране, ее однобокий и волюнтаристский подход
к осуществлению реформ в социальной и экономической сфере,
к урегулированию острых межэтнических и межрасовых отно-
шений, использование ею методов насильственного и нередко
террористического подавления политической оппозиции и недо-
вольства трудящихся масс, резкие повороты, непоследователь-
ность, а в последние годы и авантюризм в ее внешней политике
привели Уганду на грань национальной катастрофы. Военный
режим был изолирован и переживал глубокий кризис. Его кру-
шение в апреле 1979 г. было закономерным. Ойо означало на-
ступление нового этапа в истории страны.
Действие конституции 1967 г. было восстановлено. Законо-
дательная власть ныне принадлежит Национальному собранию
и президенту, исполнительная — президенту, как главе государ-
ства и правительства. Лидер партии, победившей на выборах,
становится президентом. В 1984 г. в Национальном собрании
из 126 мест 88 принадлежало Народному конгрессу Уганды
(НКУ) и 37 — Демократической партии (ДП). Однако разно-
гласия между бывшими противниками военного режима в
1980—1984 гг. взяли верх. Более чем 20-летний опыт независи-
мого развития Уганды показал, что освобождение от империа-
листических и неоколониальных пут, строительство нового об-
щества— дело не менее трудное, чем завоевание политической
самостоятельности и государственного суверенитета. Руководст-
во правящей партии Народный конгресс Уганды видит разреше-
11
ние противоречий на пути национального примирения и единст-
ва, восстановления подорванной в годы правления военных эко-
номики, укрепления законности и общественного порядка.
В предлагаемой читателю монографии введение, главы III—
V написаны Ю. В. Лукониным, глава I — Н. А. Ксенофонтовой,
глава II — Н. А. Ксенофонтовой и Ю. В. Лукониным, главы
VI—VII — В. П. Панкратьевым (разделы о культуре — Н. А. Ксе-
нофонтовой и Ю. В. Лукониным). Научно-техническая подготов-
ка издания осуществлена Т. Ю.. Железняковой, Н. С. Лащенко,
В. П. Хохловой.
Глава I
ДОКОЛОНИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
НАРОДОВ УГАНДЫ
В новое время Межозерье (историко-географический регион
Восточной Африки, ограниченный группой озер: Виктория,
Эдуард, Мобуту-Сесе-Секо, Киву, Танганьика, на территории
которого в настоящее время расположены государства Уганда,
Руанда и Бурунди) представляло собой один из развитых райо-
нов Тропической Африки, в северной части которого существо-
вали такие государственные образования, как Китара-Буньоро,
Нкоре, Буганда, со сложной и своеобразной системой социаль-
ных и политических отношений. К XVII в. территория современ-
ной Республики Уганда уже была заселена этносами — предка-
ми современных народов страны, определивших к тому време-
ни границы своего обитания, в рамках которых они проживают
и до сих пор. Все африканское население принадлежит к трем
этнолингвистическим группам: народы банту, нилотские народы
и пароды Центрального Судана.
В группу банту входят: баганда (округа Западная и Восточ-
ная Буганда, Мубенде), баньоро (округ Буньоро), басога (ок-
руг Бусога), баторо (округ Торо), баньянколе (округа Анколе
и Масака), баньяруанда (округа Кигези и Анколе), багишу (ок-
руг Тесо), барунди и баконджо (округ Торо) и др. К народам
пилотской группы принадлежат тесо (округ Тесо), карамоджо
(округа Северная и Южная Карамоджа), ачоли (округа Запад-
ное и Восточное Ачоли), Ланго (округ Ланго), кумам и адола
(в основном на границе с Кенией), алур (округ Западный Нил),
нанди (округ Себеи), сук (на юго-востоке Южной Карамоджи),
бари (на севере округа Западный Нил), лво (округ Букеди).
Представители группы Центрального Судана (мору-мади, луг-
бара и мангбету) населяют округа Западный Нил и Мади.
С XVIII—XIX вв. в стране стали проживать суахили, арабы из
Судана, с о-ва Занзибар, выходцы из Индии, европейцы.
Китара-Буньоро
Китара-Буньоро — первое государственное объединение Се-
верного Межозерья. Легенды, передаваемые из поколения в по-
коление баньоро, баторо, баньянколе, повествуют о том, что
первые правящие династии Северного Межозерья появились в
.западных его районах в начале II тысячелетия и. э. И хотя пре-
13
Государства Северного Межозерья
1500—1'800 гг.
дание о самой ранней династии — Абатембузи ученые относят
к разряду мифа [159; 309], в нем нашли отражение происходив-
шие в те далекие времена процессы создания союза племен,
социального расслоения и выделения господствующей верхушки
с передающимся по наследству постоянным именем-титулом
омукама.
Исследователи полагают, что Китара возникла потому, что
на ее территории удачно сочетались интересы земледельческого
населения (банту) и скотоводческого (по-видимому, мади-ндри).
Довольно развитое для того периода хозяйство первых создало
базис нового смешанного общества, а более совершенная воен-
ная организация вторых — его управленческую надстройку [159;
164; 259; 270; 309].
14
Несмотря на то что этнические компоненты народившегося
раннегосударственпого объединения и его хронологические рам-
ки (датировка колеблется от X—XI вв. до XII—XIII вв.) пока
невозможно определить достаточно точно, исторические тради-
ции указывают на некоторые элементы его социальной и поли-
тической организации (появление новой социальной прослойки,
противостоящей родовым старейшинам; поляризация имущих
членов общества и неимущих; деление страны на администра-
тивные единицы — саза и т. п.).
Расцвет Китары, как считают историки, начался в период
полулегендарной династии Бачвези (XIV—XV вв.), представи-
тели которой подчеркивали свою родственную связь (по жен-
ской линии) с последним из Абатембузи — Карубумби, приняв-
шим новое имя Ндахура и ставшим основателем новой правя-
щей династии. Предполагают, что смена власти была связана
с приходом в Межозерье миграционной волны скотоводов (по-
видимому, кушитов), которые, несмотря на господство в их об-
ществе родо-племенных отношений, сумели влиться в более со-
вершенную социально-политическую организацию завоеванных
ими жителей Китары. Обладая большими стадами скота — од-
ним из важнейших показателей богатства у африканских наро-
дов, пришельцы превратились в элиту общества, присвоив орга-
низаторские функции; в то же время они целиком восприняли
язык, культуру и ритуальные обычаи коренного населения госу-
дарства, основной этнический компонент которого составляли
бантуские племена.
Дальнейшее совершенствование комплексного скотоводческо-
земледельческого хозяйства, когда оба уклада дополняли друг
друга, дало новый импульс для развития и усиления господства
Китары в Северном Межозерье [268, с. 81].
Территория Китары была довольно обширной и простира-
лась между реками Кафу и Катонга, занимая современные рай-
оны Западной Буганды, Восточного Торо и Южного Буньоро
[272, предисл.]. Новые правители укрепили административно-
политическую структуру Китары и положение верховного прави-
теля — омукамы.
При Бачвези появились символы верховного правителя: ба-
рабан, стрелы и дротики, табурет и корона [479, 1935, т. 3, № 2;
1936, т. 4, № 1; 1937, т. 5, № 2]. Бакамы (мн. ч. от омукама)
строили резиденции, где содержалось большое количество жен
и рабов. В это же время возникает и культ священного вождя.
Один из видных представителей династии — Уамара построил
столицу государства в южном его районе — Бвера. Существова-
ла целая иерархия чиновников и администраторов как в столи-
це, так и в провинциях. Все они назначались верховным прави-
телем и только ему подчинялись. Устная традиция и данные
археологов свидетельствуют о развитии в обществе Китара
военного искусства и о строительстве оборонительных сооруже-
ний. По (всей территории Китары обнаружены многочисленные
15
«•м uiiihie укрепления (Мубепдс, Кибенго, Кагого, Касонко, Нту-
<’|1 н др), датируемые примерно 1350—1500 гг. [392, с. 180—181;
179, I960, г. 30, № 1, с. 4—5]. Предполагают, что администра-
тивным и военным центром было поселение на р. Катонга— Би-
го буа Мугьеньи, которое одновременно являлось и форпостом,
защищавшим южные границы государства [159, с. 6—65; 479,
1934, т. 2, № 1, с. 21]. При исследовании этого памятника обна-
ружена система рвов протяженностью 10,5 км, вырубленных в
скальной породе на глубину 5 м. В плане он похож на огром-
ный крааль, который напоминает подобные сооружения, встре-
чающиеся археологами в районах Карагве, Анколе, Руанды и
в Зимбабве [206, с. 129—134; 392, с. 18].
Наличие таких оборонительных сооружений подтверждает
предположения о том, что Бачвези имели армию и нередко со-
вершали военные походы, причиной которых было стремление
расширить территорию для увеличения пастбищ, получения да-
ни с подвластных областей (среди них традиция называет и
Буганду), привлечения рабочих рук в строительство укреплений
и жилищ знати.
Имеющиеся данные не позволяют с достаточной определен-
ностью говорить о типе социальных связей внутри самой Кита-
ры, между центром и подчиненными ему районами, о характе-
ре эксплуатации военнопленных. Предполагают, что ее власть
над провинциями была поминальной [304, с. 5], а отношения в
обществе носили сословно-кастовый характер, сложившийся на
основе данничества и неэквивалентного обмена между скотово-
дами и земледельцами [189, с. 159]. Иначе говоря, выделение
социальных слоев происходило в результате разделения труда
между различными хозяйственными типами. И хотя централь-
ные власти взимали с подданных дань в виде зерна, пива, кофе,
соли, мбугу, изделий ремесла, они, в свою очередь, посылали
последним скот [164, с. 51—60].
О применении в хозяйстве значительного количества рабо-
чих рук свидетельствуют обнаруженные в Нтуси остатки ирри-
гационной системы. О высоком развитии земледелия говорят
также многочисленные находки железных орудий труда и остат-
ки злаков.
Новая династия правила недолго. К концу XV в. она, как
говорят предания, внезапно исчезла. Большинство ученых пола-
гают, что этому способствовали несколько причин: эпидемии
среди населения (оспа) и скота, стихийные бедствия, междо-
усобные войны, недовольство подчиненных племен, вторжение
луо и т. п. [304, с. 5—6; 346, с. 123—124]. Заметим, что эти
предположения не имеют еще веских доказательств. По-видимо'
му, трудности внутреннего развития общества в сочетании с
рыхлостью политической структуры объединения и непроч-
ностью связей отдельных его частей ослабили власть верхов-
ных правителей, а вторжение новых мигрантов стало причиной
ее окончательного падения.
16
В легендах настойчиво подчеркивается, что внедрение луо
в уже существующую социальную структуру носило мирный
характер /[309, с. 46—47]. Однако ряд исторических данных,
собранных африканскими историками в последние годы, ставит
эти утверждения под сомнение [304, с. 6—8; 348, с. 291—292;
445, 1969, № 10, с. 46—47]. Можно предположить, что эти ле-
генды создали сами луо с целью идеологической обработки под-
властных им жителей для упрочения своего господства. С этой
же целью генеалогия основанной ими правящей династии Ба-
бито связывается с Бачвези, а через них — с Абатембузи [259,.
с. 58]. Предания, собранные угандскими исследователями Кару-
бангой и Дж. Ньякатурой, говорят о том, что основатель ди-
настии — Йсингома Мпуга Рукиди и многие его вожди были
породнены браками с ведущими родами Китары [159, с. 21].
В социально-культурном отношении новые правители стояли
ниже своих предшественников, от которых переняли религиоз-
ные верования, политическую структуру, ритуалы и обычаи,
связанные с верховной властью, титул правителя, архитектур-
ный стиль построек в резиденциях, язык и культуру.
Однако сохранить Китару в прежних границах не удалось.
Новое политическое объединение, созданное на развалинах Ки-
тары, стало называться Буньоро и просуществовало вплоть до
наших дней. Во главе его с XV до XX в. стояло 27 правителей
династии Бабито.
Бабито продолжали управлять страной по тем же нормам,
которые были выработаны при Бачвези, существенно не изменив
общественных отношений. По-прежнему правящая верхушка
формировалась из представителей скотоводческого населения,
связанных тесными узами с правящим родом. Кроме того, пре-
имущественно из скотоводов формировались военные отряды.
Основную массу населения, как и ранее, составляли земле-
дельцы и скотоводы банту, которые платили дань луо, стояв-
шим выше их на социальной лестнице.
Одним из новшеств было введение в Буньоро системы «бата-
ка», по которой за каждым родом или его подразделением за-
креплялись определенные участки — родовые земли (бутака).
При династии Бабито упрочилась власть омукамы. У него
появились новые регалии: рог, скребок и мешок проса [272,
с. 35]. Эти три символа, по-видимому, говорили о том, что пра-
витель представлял интересы и скотоводов и земледельцев.
В этот период впервые появились особые королевские захоро-
нения (тело и челюсть погребали отдельно), которые почитались
подданными как святыни. После смерти очередного омукамы
между его наследниками начиналась борьба за власть; его пре-
емником становился тот, кто завладевал челюстью покойного
(по-видимому, таков был символ, дающий право на власть)
[254, с. 47].
Вся полнота власти сосредоточилась в руках омукамы. При
нем существовала группа влиятельных вождей, которые давали
2 Зак. 274
17
верховному правителю советы по различным вопросам управ-
ления и замещали его после смерти вплоть до воцарения сле-
дующего омукамы. Верховному правителю подчинялись намест-
ники провинций (саза) и штат более мелких вождей и адми-
нистративных лиц. Однако исследователи подчеркивали, что эти
«администраторы», назначаемые из числа братьев (так, в Бу-
гапду и в Бусогу были назначены родные братья Рукиди — Ка-
то и Кииза), сыновей и прочих кровных родственников омукамы
или из других влиятельных родов, были в какой-то мере само-
стоятельны, особенно правители отдаленных районов государ-
ства [303, с. 20]. У каждого из них имелись отряды, которые
при случае могли направить оружие против центральной власти.
Нередко они игнорировали волю и решения омукамы, поднима-
ли мятежи [303, с. 21]. Все это ослабляло политическую целост-
ность Буньоро.
В политическом и административном плане Буньоро пред-
ставляло собой объединение 24 провинций. Под началом ому-
камы находилась большая армия, которая на протяжении XVI—
XVII вв. была сильнейшей в Межозерье.
Но к концу XVIII столетия могущество Буньоро стало па-
дать. Постепенно оно теряло одну провинцию за другой (Будду,
Коки и Кьяггве, производившие изделия из железа; Булемези
и Синго, располагавшие прекрасными пастбищами, ряд других
районов, снабжавших центр зерном), наместники которых объ-
являли себя самостоятельными и независимыми правителями.
Возникшие в других районах Межозерья в XV—XVIII вв. по-
литические объединения Нкоре, Хайа (Кизиба) и Карагве на
юге, Буганда на юго-востоке, мелкие политические объединения
Бусоги (Буколи, Бугвере, Буламоги, Бугабула) на востоке, ачо-
ли на севере стали серьезно угрожать бывшей метрополии. Пра-
вители большинства этих политических образований вели про-
исхождение от Бачвези или от Бабито, привнеся из своей преж-
ней родины многие элементы социальных, культурных и поли-
тических традиций. Государство Китара-Буньоро сыграло роль
ядра, давшего мощные импульсы развитию государственности в
других районах Межозерья.
Политические объединения
на севере и востоке Межозерья
Долгое время одной из отдаленных провинций Китара-Бунь-
оро была Бусога, расположенная к востоку от р. Виктория-Нил,
между озерами Виктория и Квота. На севере и северо-востоке
от Буньоро находилось множество небольших политических объ-
единений. Все эти общества образовались в результате слож-
ного этнического, социального и культурного взаимодействия
племен банту, мади, кушитов и нилотов в течение XV—XVIII вв.
[401]. В процессе взаимной ассимиляции возникли своеобразные
18
социальные организмы. В северных районах до сих пор наблю-
дается преобладание пилотского субстрата. Там проживают со-
временные народы ачоли, ланго, кумам, луо, алур, адола (зани-
мались преимущественно разведением крупного рогатого скота,
земледелие играло второстепенную роль), тесо (земледельцы),
карамоджо (скотоводы).
Первая группа (ачоли, алур) появилась в Северном Меж-
озерье в XV в. и, потеснив суданские народы (мади, ленду, оке-
бу), установила там власть своих родовых старейшин, возгла-
вивших небольшие политические объединения. В основе их ле-
жал союз группы родов нилотских племен, говоривших на язы-
ках группы луо, занимавших доминирующее положение в об-
ществе, и группы подчиненных родов (бантуских или судан-
ских). Исследователи отмечают, что социально-политическая си-
стема этих организмов не имела жесткой иерархической струк-
туры, как это наблюдалось в Китара-Буньоро. По-видимому, в
основе их лежал не принцип доминирования, а принцип коопе-
рации родов перед угрозой внешней опасности.
Родовая община была основной социально-политической еди-
ницей этих политических образований. Попрание интересов лю-
бого из родов было равносильно покушению на целостность все-
го объединения. Благополучие отдельного индивида всецело
зависело от поддержки его со стороны сородичей, что исключа-
ло крайнее проявление индивидуализма. Несмотря на это, в об-
ществе наблюдалась тенденция к возникновению зачатков иму-
щественного неравенства [304, с. 12—13]. Глава правящего ро-
да назывался руотом и считался не абсолютным властителем, а
«первым среди равных» старейшин других родов. Он назначал
вождей деревень — джаго, ответственных за сбор дани и на-
логов.
Для большинства нилотских групп, пришедших на север
Межозерья, были характерны наличие возрастных классов, зна-
чительная роль скотоводства в экономике и социальной жизни.
Однако, если почвенно-климатические условия не были благо-
приятны для развития скотоводства, они переходили к земле-
делию.
В большей части объединений на севере и северо-востоке
Межозерья военные подвиги и походы считались основой пре-
стижа и благополучия индивида и всего общества. Нередко вои-
ны ланго сражались за правителей Буньоро, получая в награду
медные и железные браслеты и сельскохозяйственные продукты
[254, с. 34]. Все рассматриваемые объединения (к XIX в. их
насчитывалось несколько десятков) имели сходные социальную
структуру и тип политического управления. Здесь в результате
многослойных социоэтнических процессов сложились современ-
ные народы ачоли, алур, падхола (адола), относимые лингви-
стами к северо-западной группе пилотской языковой семьи.
Народы юго-восточной группы этой семьи (тесо, карамоджо
и др.) сформировались в северо-восточных и восточных районах
2*
19
современной Уганды в результате неоднократных перемещений
и перемешиваний с населением бантуских и кушитских групп
(XVII—XVIII вв.) [349, т. 1]. Одной из своих мифических пра-
родин они считали гору Элгон.
Карамоджо, поселившиеся в засушливом равнинном районе,
занимались главным образом скотоводством; женщины на не-
больших участках выращивали сельскохозяйственные продукты.
У тесо доминирующим в экономике было земледелие. Его раз-
витию способствовало широкое применение железных орудий
труда, которые им доставляли торговцы из Буньоро и Бусоги.
В основе этих общественных организаций лежала родовая об-
щина с сильным авторитетом ее вождя, который вел все дела
рода и улаживал конфликты между его членами, не допуская
другие роды вмешиваться в жизнь его коллектива, ревностно со-
блюдая его интересы.
Производство значительного количества продуктов, рост на-
селения явились стимулом к развитию более высокой социаль-
ной организации общества, к образованию политического объ-
единения, в основе которого лежал союз родов — итем. Во главе
него стоял эмурон — вождь, объединяющий в своем лице ад-
министративные, жреческие и военно-организационные функции.
Более мелкой административной единицей была эйтела. Одной
из значительных фигур общества являлся военный предводи-
тель— арувон, выбираемый из среды наиболее храбрых и от-
личившихся в военных походах людей.
В XVI—XVIII вв. вследствие осложнившейся политической
обстановки в Буньоро (междоусобной борьбы в среде царству-
ющего рода) часть его населения мигрировала на восток и, сме-
шавшись с другими бантускими и нилотскими племенами (в
частности, с тесо), обосновалась в районе современных дистрик-
тов Букеди, Бугису и северной части Бусоги, где уже существо-
вали зачаточные формы политических организаций [303, с. 9—
10; 392, с. 186—189]. Согласно устным традициям, южные райо-
ны Бусоги были колонизованы группами банту из Буганды эпо-
хи Кинту (XIII—XIV вв.). Исследователи отмечают наличие в
обоих регионах родов, имеющих своими тотемами льва и лео-
парда и ведущих свое происхождение с горы Элгон [268, с. 87,
94, 117]. По-видимому, мигранты из Буньоро и Буганды при-
внесли в Бусогу более развитые формы социальной и политиче-
ской организации, институт наследственной власти верховного
вождя с. его атрибутами (королевский барабан, табурет, копья
и пр.). Поскольку в этом районе существовало более 200 родов,
там образовалось множество политических объединений (Буко-
ли, Бугвере, Буламоги, Буконо, Бугабула, Бугвери и др.; к кон-
цу XIX в. их насчитывалось до 68 [268, с. 12—14]), которые по-
стоянно боролись между собой за власть и влияние в этой ча-
сти Межозерья. Во главе многих из них стояли представители
династий Бабито [392, с. 189]. Однако в основном политические
объединения в Бусоге на протяжении столетий находились в
20
вассальной зависимости сначала от Китары-Буньоро, затем от
Буганды и платили им дань.
Многие из рассматриваемых нами политических объединений
севера и востока Межозерья западные и африканские ученые
(Л. Саутхолл, Б. Огот, С. Каругире и др.) относят к разряду
гак называемых сегментарных государств [479, 1954, № 19; 348,
с. 299; 303, с. 10—13]. Они выделяют следующие их характер-
ные черты: отсутствие жесткой иерархической социально-поли-
тической системы; ограничение власти верховного правителя
вождями входящих в объединение родовых общин; решение
важнейших вопросов, касающихся 'интересов государства, голо-
сами всех входящих в него родов; доминирующая роль в об-
ществе кровнородственных связей; небольшие размеры этих
объединений, непрочность внутренних связей, что нередко при-
водило к их распаду, и т. д.
Нкоре
Нкоре было расположено на крайнем юге Китары и в тече-
ние долгого времени находилось от нее в вассальной зависимо-
сти. В качестве самостоятельного политического объединения
оно заявило о себе в конце XV — начале XVI в.
В среде западных и африканских историков существует мно-
жество противоречивых точек зрения по поводу происхождения
Нкоре и его правящей элиты [270, с. 94—97, 102—103; 293,
с. 181 — 182; 295, с. 86; 349; 479, 1959, т. 22, № 3, с. 11 — 17; 479,
1935, т. 3, № 2]. Устная традиция относит этот процесс ко вре-
мени Абатембузи и их наследников Бачвези. В одной из легенд
говорится, что последний омукама Китары — Уамара, будучи в
столице Нкоре Мбараре, женился на местной девушке-рабыне
(или служанке) Нджунаке, которая родила ему сына — Рухин-
ду, ставшего первым главой нового рода и династии БахинДа,
основателем независимого «королевства» Нкоре, ядро которого
сформировалось в провинции Исипгиро (юг современной Уган-
ды) [303, с. 129].
По всей вероятности, в этой легенде содержится немалая до-
ля истины. Согласно исследованиям С. Р. Каругире и других
африканских историков, этот район, во-первых, был провинцией
Китары и связан с нею тесными политическими и экономически-
ми узами. Во-вторых, административно-политическая система
Бачвези распространялась и на подвластные ей территории, ко-
торыми управляли наместники омукамы. В-третьих, образование
на рубеже XV—XVI вв. в различных районах Межозерья само-
стоятельных политических объединений (Нкоре, Буганда, Ка-
рагве, Хайа, Руанда, Бурунди и др.) не является случайным яв-
лением [277; 304, с. 6—7; 303, с. 125—126; 414, 1979, т. 49, № 2].
По-видимому, миграционные волны групп луо с севера создали
определенную угрозу и явились стимулом для усиления центро-
21
стремительных тенденций, повлекших за собой укрепление ста-
рых или создание новых государственных образований. Пред-
полагают, что часть населения Китары вместе с. представителя-
ми рода Бачвези бежала и укрылась в этих районах. Причем
члены этой династии сыграли немалую роль в организации обо-
роны от угрозы со стороны нилотов и в большинстве случаев
возглавили эти политические организмы. Продвижение луо на
юг удалось остановить f[304, с. 6]. Нкоре явилось своего рода
форпостом, на северных границах которого находились важные-
укрепления Биго и Нтуси.
Первым реально существующим верховным правителем Нко-
ре считается, по мнению Каругире, сын Рухинды — Нкуба
(1447—1475±40), который принял титул омугабе и обладал не-
ограниченной властью. Ее символами были барабан багьендан-
ва, по преданию перешедший от самого Уамары; «священный»
огонь, который горел до самой смерти омугабе, и покрывало,
составленное из бус рутаре. Омугабе исполнял также функции
арбитра и верховного жреца, ответственного за вызывание дож-
дя и другие ритуальные действа [303, с. 28, 82, 104, 143]. В
Нкоре, как и в Китаре, сохранялся и высоко почитался культ
обожествленной власти верховного правителя. В песнях и ска-
заниях баньянколе омугабе за свои умственные и физические
способности, символизирующие силу и благополучие всего на-
рода, назывался «львом» и «ведущим быком» [346, с. 16—21,
136—137]. Последний термин свидетельствует еще и о том, что
доминирующее положение в обществе занимало скотоводческое
население.
Исследуя родо-племенную и социально-политическую струк-
туру Нкоре, ученые выделяют в нем две основные группы, раз-
личающиеся между собой хозяйственно-культурными укладами
и неодинаковым общественным положением, а именно скотово-
дов-бахима и земледельцев-баиру.
Байру, состоявшие в основном из бантуязычных групп, соз-
давали экономическую основу общества. Выращенные ими зер-
новые культуры (просо, сорго), а также ямс и батат составля-
ли основную долю всех пищевых запасов и продуктов, идущих
на обмен. Кроме того, главным образом из банту формирова-
лись касты ремесленников, которые обеспечивали все населе-
ние, в том числе и бахима, ремесленными изделиями: железны-
ми орудиями труда, стрелами и копьями, кожаной одеждой, ке-
рамикой, украшениями, музыкальными инструментами и т. п.
Помимо этих предметов бахима брали в качестве дани пиво,
просо и использовали баиру как рабочую силу. Исследователи
указывают, что существование земледельческих общин рядом
со скотоводческими было для бахима экономически выгодно
[346, с. 126]. В свою очередь, бахима снабжали баиру молоком,
маслом, мясом, шкурами и кожей, т. е. таким образом их хо-
зяйства взаимно дополняли друг друга [303, с. 38, 66]. Бахима
были прежде всего воинами.
22
Две группы населения принадлежали к различным родовым
общинам, имевшим своих традиционных предков и тотемы; они
отличались Друг от друга образом жизни и обычаями, религиоз-
ными верованиями и положением женщин в обществе (у земле-
дельцев женщины пользовались большим уважением и почетом)
и т. п. [303, с. 67—68]. Однако, несмотря на то что баиру по
численности намного превышали бахима (9:1) [27, с. 157], им
не разрешалось иметь крупный рогатый скот и селиться там,
где находились основные пастбища бахима (это в основном ка-
салось восточных, центральных и южных районов Нкоре); они
не могли быть воинами и администраторами. Иначе говоря, баи-
ру была отведена строго ограниченная социальная роль, кото-
рая почти исключала для них возможность участвовать в поли-
тической жизни [277; 427, 1974, № 33, с. 159—172].
В Нкоре земледелие считалось второстепенным и даже бо-
лее низким занятием, чем скотоводство [303, с. 68; 414, т. И,
№ 2, с. 138—139]. Земля еще не стала предметом собственности
общины или отдельных ее членов, тогда как у бахима скот уже
принадлежал индивиду или семейной группе. Владение ско-
том— основной ценностью возвело эту группу населения па бо-
лее высокую ступень социальной пирамиды. Скот был не толь-
ко материальным богатством, но и мерилом социального пре-
стижа: только обладание им позволяло стать полноправным
членом общества.
Итак, перед нами типичный пример общественного разделе-
ния труда в его кастовой форме, характерного для раннефео-
дальных государств с общинно-кастовой системой [403, 1980,
№ 5, с. 31, 33].
В обществе скотоводов исследователи отмечают экономиче-
скую и социальную дифференциацию и выделяют в нем слой
правителей бакама и его вассалов скотоводов-бахима [303,
с. 35—53, 77—80; 414, 1979, № 2, с. 149, 152, 154]. Самыми бо-
гатыми, а следовательно и могущественными, были собственни-
ки больших стад — омугабе и вожди. Простые общинники ред-
ко владели двумя—тремя животными и часто были вынуждены
работать пастухами у более богатых соплеменников или арен-
довать у них скот. Подобные отношения напоминают «клиснтс-
лу» [213, с. 170].
Скот давал возможность правителям вербовать себе верных
сторонников, обеспечивать их лояльность и увеличивать число
подданных. Омугабе по только раздавал скот в собственность
отдельным лицам за оказание ему услуг и военные подвиги, но
и отбирал имущество у провинившихся [303, с. 104—105].
Естественно, что ближайшие сподвижники верховного пра-
вителя были крупными собственниками скота. К ним относи-
лись: энганзи — советник омугабе; абагарагва — придворные,
исполняющие важные его поручения в различных районах; эми-
тве — командиры военных отрядов, которые часто исполняли и
обязанности глав административных единиц; абакунгу — вож-
23
ди, отвечающие за сбор дани и формирование военных отря-
дов; абакунгу абаруквехикира — приближенные к омугабе вож-
ди (представители влиятельнейших родов), от которых зависела
его реальная власть [303, с. НО—ИЗ].
При кажущейся «неограниченности прав» правителя Нкоре-
его пребывание на троне зависело от многих обстоятельств.
Прежде всего, поскольку семья каждого верховного прави-
теля была полигамна, а жены принадлежали к разным родам,
то при его жизни постоянными соперниками омугабе являлись
его братья, а после его смерти сыновья вели долгую борьбу за
престол, в чем им помогали их родовые общины [332, с. 10—
13]. Подобные междоусобицы часто сотрясали общество Нкоре
и нередко приводили к смене правителя. Чтобы избежать подоб-
ной участи, более дальновидные багабе (мн. ч. от омугабе), во-
первых, физически устраняли или изгоняли за пределы своей
территории родственников — соперников по мужской линии (на-
следование велось от отца к сыновьям, если их не было — к
братьям отца; право первородства, т. е. неоспоримое право стар-
шего сына на получение власти отца, отсутствовало) и их сто-
ронников [303, с. 22]. Во-вторых, они назначали на посты на-
местников провинций и военных предводителей лиц, не нахо-
дящихся с омугабе в родстве, а обязанных ему покровительст-
вом и привилегиями. В-третьих, омугабе постоянно перемещал
вождей с места на место, часто держал их при дворе. В-четвер-
тых, постоянные воинские подразделения, размещенные в воен-
ных поселениях около самого дворца и в различных районах,,
были призваны поддерживать верховную власть [303, с. 112—
113; 351, с. 226].
И все же, несмотря па создание покорной омугабе админи-
страции и преданных придворных, устойчивость его позиций и
политическое единство Нкоре находились в прямой зависимости
от сложившихся взаимоотношений между ним и его вассалами
(т. е. скотоводческими общинами, добровольно признавшими
его власть и принявшими его покровительство над ними), кото-
рые не выходили за рамки патриархально-феодальных связей.
Поскольку омугабе не всегда мог надеяться на поддержку сво-
их сородичей, он старался блюсти интересы родовых общин,
входивших в его политическое объединение. Несоблюдение это-
го условия грозило ему потерей власти.
Как уже говорилось, социально-политическую основу Нко-
ре составляли кочевники-скотоводы, значительная часть кото-
рых была и воинами. Номадизм, т. е. «особый вид производяще-
го хозяйства, при котором преобладает экстенсивное пастбищное
скотоводство и большая часть населения участвует в сезонных
перемещениях», известен уже много тысячелетий в различных
районах Африки и Евразии [403, 1980, № 2, с. 59]. Первона-
чально в Северном Межозерье истоки кочевого скотоводства
лежали в особенностях хозяйственного уклада (потребность в
новых пастбищах и водных источниках). Но с развитием об-
24
шественных отношений оно приобрело политическую окраску.
К). Илэм, проводивший полевые исследования среди бахима со-
временного Анколе, где номадизм существует до сих пор, пока-
i.iji, что на протяжении всей истории Нкоре это явление было
катализатором и регулятором политических и наследственных
споров и конфликтов [277, с. 156; 303, с. 68]. В зависимости от
обстановки общины бахима в одном случае сосредоточивали у
резиденции верховного правителя все свои силы, которые либо
поддерживали омугабе, либо свергали его. В другом—кочевни-
ки, недовольные политикой верховного правителя, выходили из-
лод его патроната и уводили свои семьи к другому вождю,
ослабляя тем самым могущество омугабе.
В конце XIV—начале XV в. отдельные подразделения рода
Бахипда откочевали к югу от р. Кагора и основали несколько
новых династий, которые возглавили группу политических обра-
зований Хайа (Кизиба), расположенных в дистрикте Букоба
современной Танзании. Социально-политическая система Хайа и
Нкоре была во многом схожа (вплоть до формирования двух
основных каст — бахима и баиру [303, с. 141 —142]). Отдельные
семьи и общины бахима нередко селились в Буганде, Бусоге,
Руанде, в Заире и Танзании, где они получили название «хема»
J303, с. 148—149; 403, 1980, № 5, с. 33].
Политическая нестабильность ослабляла Нкоре, делала его
объектом военных набегов со стороны Буньоро и других сосе-
дей. Но в начале XVIII в. верховным правителям удалось пре-
одолеть центробежные устремления родовых общин и укрепить
свою власть. Особенно преуспел омугабе Нтаре II (около
1699—1727), который создал большую армию, разбил вторг-
шиеся войска омукамы Буньоро — Квамали (Чва I), за что удо-
стоился титула киитабаньоро (победитель баньоро) [303,
с. 123]. Он значительно расширил северные границы до р. Ка-
тонга, а юго-западные территории увеличил за счет провинций
соседнего политического объединения Мпороро, с которым был
связан династическим браком.
Период с середины XVIII до середины XIX в., отличавшийся
внутренней нестабильностью (борьба за наследство), ознамено-
вался в то же время установлением дружеских и торговых кон-
тактов с. другими районами Межозерья и Восточной Африки.
Последующее укрепление могущества Нкоре началось, по
мнению С. Каругире, с. 1840 г. и продолжалось до 1895 г., когда
в стране была образована сильная военно-бюрократическая си-
стема [303, с. 200—250]. Правители Рвебишенгуе (1798—1825),
Мутамбука (1852—1879) и Нтаре V (1879—1906) вели успеш-
ные войны с Бугандой, Торо, Бусонгорой, Карагве и другими
соседями. Целью военных экспедиций было не только приобре-
тение скота, но и подчинение других народов и обладание но-
выми землями.
К концу прошлого столетия стихийные бедствия (засуха,
эпидемии оспы и столбняка среди людей и чумы среди скота),
25
грабительские набеги со стороны правителя Руанды — Мвами
Рвабугири подорвали силы Нкоре.
Буганда
После того как в конце XVIII в. Китара-Буньоро потеряла
доминирующее положение в Северном Межозерье, ведущая роль
в социально-политическом развитии региона перешла к ее быв-
шей южной провинции (саза) —Буганде, превратившейся к это-
му времени в сильное и влиятельное государство.
История этого политического объединения восходит к первым
годам нашего тысячелетия, когда оно занимало небольшую тер-
риторию на побережье оз. Виктория (будущая провинция Кья-
дондо). О его прошлом мы узнаем из археологических и лингви-
стических исследований, из устных традиций (эпических преда-
ний и придворного эпоса), собранных и записанных в конце
XIX в. представителями африканской интеллигенции и европей-
цами [154; 155; 167, с. 133—270].
Имеющиеся сведения довольно противоречивы и нет единого
мнения относительно происхождения баганда— жителей Буган-
ды и их правящей династии. Согласно устным источникам, авто-
хтонными насельниками этого района были племена банту, во
главе которых стоял вождь сабатака (старейшина старейшин)
[154, с. 12; 377, с. 102]. Одна группа ученых полагает, что в
XIII—XVI вв. с севера или северо-востока (по легенде, из райо-
на горы Элгон) сюда пришла миграционная волна банту с не-
большим кушитским субстратом во главе с легендарным вож-
дем Кинту, который одержал победу над жившими здесь родо-
выми старейшинами, узурпировал должность сабатаки и поло-
жил начало правящей династии [167, с. 141, 460—461; 268, ч. II,
с. 103; 308, с. 111 —122; 392, с. 184, 188]. Другая группа считает
основателем государства представителя рода Бачвези или Ба-
бито. Большинство исследователей сходится во мнении, что вер-
ховным правителем Буганды стал брат-близнец омукамы Бунь-
оро Исингомы Рукиди — Като, который, будучи наместником
провинции Буганда, объявил себя самостоятельным правите-
лем — кабакой и навсегда поселился здесь со своими сторонни-
ками [167, с. 215; 169, с. 252; 272, с. 34; 308, с. 105]. В дальней-
шем он получил имя Кимера, что означает «укореняться, пус-
кать ростки» [259, с. 54].
Устная традиция баганда настойчиво подчеркивает родствен-
ную связь между правящими династиями Буньоро и Буганды,
утверждая, что Като-Кимера был сыном одной из жен омукамы
и внука Кинту — Калимеры. На связь между этими государст-
вами указывают и некоторые историки, которые отмечают, что
ряд элементов религиозных (зарождение культа правителей, по-
читание мест их погребения и т. п.) и политических традиций,
административного устройства (разделение на провинции — са-
26
ja) был заимствован новым политическим объединением у
Буньоро [152, т. II, с. 682; 169, с. 253—254]. Однако на этом
все черты сходства кончаются. Буганда в экономическом и со-
циальном развитии пошла своим путем, во многом отличающим-
ся от других государств Межозерья.
Следует подчеркнуть, что население Буганды, окончательно
сформировавшееся к XV—XVI вв., в антропологическом и этни-
ческом плане — типичные негроиды (банту) с весьма слабо вы-
раженными чертами эфиопского или нилотского типа; этниче-
ская общность баганда складывалась на территории северо-за-
падного побережья оз. Виктория [190, с. 276—277].
Государство Буганда формировалось в зоне земледельче-
ского хозяйства, чему способствовали благоприятные географи-
ческие особенности района: теплый климат, большое количест-
во осадков (1500 мм в год), обилие плодородных красноземных
почв. В Буганде к середине II тысячелетия н. э. мотыжное зем-
леделие с разнообразным ассортиментом сельскохозяйственных
орудий (главным образом железных) и культур (бананы, сорго,
просо, кукуруза, ямс, кассава, батат, бобовые, овощи и фрукты),
с элементами ирригации и сложной агротехникой достигло от-
носительно высокого развития. Населению Буганды никогда не
угрожал голод [154, с. 163; 167, с. 426—444; 171, с. 27—28, 90—
100; 189, с. 146—148; 320, с. НО; 400, с. 16—18].
Преобладание в экономике баганда многолетней и высоко-
урожайной культуры банана, не требовавшей большого объема
работ по расчистке значительных земельных площадей, не толь-
ко содействовало более легкому получению необходимого и из-
быточного продукта, оседлости населения, но и сводило к ми-
нимуму участие мужчин в сельскохозяйственных работах и по-
требность в кооперации труда [142, с. 309; 143, с. 368; 167,
с. 429; 189, с. 147; 234, с. 125—126; 399, с. 6; 450, 1957, № 10;
479, 1956, т. 20, № 1, с. 29]. В результате в обществе в течение
столетий сложилось четкое половозрастное разделение труда:
земледелие стало чисто женским занятием, на долю мужчин
приходились подсобные отрасли хозяйства — охота, рыболовство
и ремесла; подростки пасли немногочисленный скот [435, 1972,
т. 14, № 3, с. 358].
Экологические и экономические факторы повлияли на осо-
бенности социального развития общества баганда. Высвобожде-
ние значительной части мужчин из сферы земледелия позволяло
им больше времени уделять военным походам [191, с. 85]. В ре-
зультате у баганда первостепенное значение приобрели военно-
организаторские функции глав родов и племен. Индивидуали-
зация производства в сельском хозяйстве делала главной эконо-
мической единицей общества малую (иногда полигамную) и
большую семью (два, реже три поколения) [190, с. 279], что
подтачивало родовые связи и приводило к становлению терри-
ториальных отношений, которые складывались в рамках дере-
вень, состоявших из 30—80 домохозяйств.
27
В экономике баганда скот играл второстепенную роль и ко-
личество его было незначительным. Однако в процессе разви-
тия обмена с другими районами Межозерья этот земледельче-
ский народ довольно быстро научился ценить скот, который пре-
вратился у них в символ социального престижа, в форму накоп-
ления личного богатства, возвышающего его обладателя над
другими сородичами и общинниками <[213, с. 168—170, 174; 190,
с. 149]. Стада скота военачальников, кабаки и вождей насчи-
тывали от нескольких десятков до нескольких тысяч голов, то-
гда как у рядового земледельца было не более двух—трех ко-
ров [167, с. 415; 306, с. 82; 339, с. 149]. Важно отметить, что
земля в Буганде принадлежала родовым общинам и индиви-
дуальное ее присвоение было практически невозможно. Иное
дело — скот, которым чаще всего владели либо индивид, либо1
семейная группа; его легко можно было отчуждать [213, с. 168—
169; 413, 1947, № 1, с. 26]. Таким образом, владение скотом
явилось одним из факторов социального расслоения в Буганде.
В сравнении с другими политическими объединениями Се-
верного Межозерья в Буганде не произошло разделения общест-
ва на этнокастовые и хозяйственные группы — земледельцев и
скотоводов. Как отмечает Э. С. Годинер, в процессы социальной
мобильности оказалось втянутым все население, а основным ее
каналом и важнейшим стимулом стала война [188, с. 16]. Этот
фактор, а также наступивший в связи с миграциями пилотских
и бантуских племен период политической нестабильности в
Межозерье (XIII—XV вв.) усилил центростремительные тенден-
ции, направленные на возрастание значения единого правителя,
что, в свою очередь, ослабило власть и социальную роль родо-
вых вождей (батака) [308, с. 80—91]. Если до XIV—XV вв. род
являлся одной из главных составных единиц общества, то за-
тем он потерял свое доминирующее значение [308, с. 88].
К середине II тысячелетия н. э. Буганда своим экономиче-
ским и социальным развитием стадиально была уже подготов-
лена к завершению формирования государственности [189,
с. 177; 308, с. 93—100].
По мнению С. Кивапуки, создавшего периодизацию исто-
рии Буганды, в 1500—1800 гг. происходил процесс расширения
и укрепления ее государственной системы, упрочения власти ка-
баки'[308, с. 153].
Функции кабаки далеко переросли рамки «первого среди
равных», «старейшины старейшин». Из сабатаки он превратил-
ся в неограниченного правителя. Этого он добился в результате
долгой и упорной борьбы с влиянием всех 38 родов, входивших
в состав Буганды [314, с. 14; 345, с. 25]. Прежде от родовых
старейшин зависело, кто займет место верховного правителя и
насколько прочна будет его власть. Если кабака пытался изме-
нить существующий порядок, он лишался тропа, а иногда и
жизни, как это, например, произошло в середине XVII в. с Му-
теби, когда вспыхнул мятеж родов [167, с. 219; 337, с. 12; 377,
28
с. 105]. Чтобы обеспечить поддержку всех родовых общин, пра-
витель Буганды из каждой брал себе жену (что позволяло лю-
бому роду надеяться на то, что кабакой станет свой представи-
тель), а отдельным их членам предоставлял важные должности
при дворе и на местах [167, с. 141 —172; 377, с. 100].
В ходе частых войн в стране складывалась новая социаль-
ная прослойка «служилых» людей (бакунгу), преданных каба-
ке и полностью зависящих от его милостей. На их долю по срав-
нению с батака приходилась большая часть военных трофеев.
Многие из них по распоряжению кабаки стали правителями
подвластных областей и наместниками округов (басаза), вы-
полняли значительную часть функций, ранее составлявших ис-
ключительную прерогативу родовых старейшин (судопроизвод-
ство, организация общественных работ и ополчения) [152,.
с. 682; 169, с. 254]. Этот процесс завершился при кабаке Ма-
канде в начале XVIII в.
Верховные правители Буганды создали разветвленную тер-
риториально-административную систему, стремясь том самым
сдержать центробежные тенденции родов. Вся страна была по-
дслепа на десять округов. Появилось множество новых долж-
ностей как в сфере управленческого аппарата (сборщики дани,,
наместники, их заместители, судьи, стражники, гонцы, надсмотр-
щики, казначеи, палачи и т. п.), так и среди придворных и че-
ляди, обслуживающей кабаку и бакунгу (ответственные за со-
блюдение обрядов и церемоний, надсмотрщики над ремеслен-
никами и т. п.). При выборе человека на ту или иную должность
учитывались не родственные, а личностные связи и деловые ка-
чества [167, с. 269, 354—355]. Так, при Маванде из десяти вож-
дей округов семь были назначены самим кабакой и лишь трое
басаза принадлежали к родовым старейшинам. Нередко прави-
тели Буганды в поисках новой социальной опоры рекрутировали
чиновников из низов, обеспечивая их наследственными привиле-
гиями [188, с. 17]. Начиная с XVIII в. уже бакунгу, а не бата-
ка избирали нового кабаку [ 169, с. 254].
Показателем укрепления позиции кабаки и усилением его
власти стало постепенное утверждение права наследования это-
го титула от отца к сыну [308, с. 110], что должно было свести
на пет споры из-за наследования между родами.
Между тем пережитки древних обычаев продолжали сохра-
няться, в том числе матрилинейный счет родства, свойственный
многим народам Африки, по которому равное положение с. ка-
бакой занимали его мать (намасоле) и сестра (лубуга), яв-
ляющаяся, согласно обычаю, одновременно и его главной женой.
Кроме того, несмотря на ослабление социальной роли родов и
некоторое ущемление прав батака, по-прежнему каждая родо-
вая община продолжала получать от кабаки определенные на-
следственные должности и привилегии. В данном случае род
проявлял «удивительную приспособительную гибкость, не толь-
ко уступив старые позиции, но и завоевав новые» [189, с. 181].
29
Кабака был не только арбитром в спорах между родами и
семейными группами, распорядителем земельного фонда госу-
дарства и подвластных ему территорий и военачальником. Он
стал объектом религиозного почитания. Культ кабаки приобрел
государственное значение, благополучие народа и страны свя-
зывалось с его здоровьем и физической силой [215, с. 25—28;
430, 1908, т. 3, № 2]. Кабаку нарекали такими именами, как
«бог земли», «бог воздуха», «лев» и т. п. [357, с. 51]. Священ-
ными считались и символы его власти — барабан, табурет, трон
(намулондо), рога быков и буйволов [167, с. 98—100]. Особен-
но почиталась область Бусиро, где находились гробницы (ма-
лало) всех верховных правителей Буганды, начиная с Кимеры.
При этих гробницах постоянно состоял штат жрецов и чинов-
ников, должности которых были наследственными [167, с. 103—
117; 306, с. 102; 453, 1967, т. VI, № 1, с. 73].
Баганда не отделяли религиозные верования от своей повсе-
дневной жизни и рассматривали религию как часть и высшее
выражение общественных отношений. Показательна в этом
смысле церемония вступления в должность батака, существо-
вавшая до середины XX в. Старейшина рода, потрясая копьем
в знак преданности верховному правителю, произносил имена
всех своих предков, получивших власть из рук кабак, клятву
сражаться за него, а затем падал перед кабакой ниц как перед
божеством '[274; 308, с. 102; 479, 1956, т. 20, № 1, с. 33].
Связи между кабакой и всеми жителями Буганды, хотя и
сохраняли внешние патриархальные формы, все более приобре-
тали черты отношения господства и подчинения. Существовав-
шие прежде традиционные обязанности сородичей-общинников
приносить подарки верховному вождю, участвовать в коллек-
тивном труде по обработке его поля и строительству его жи-
лищ, в вооруженных набегах превратились в обязательную и
поголовную повинность. Выплата дани и подарков приобрела
форму регулярного налога. Целый штат администраторов сго-
нял общинников на сооружение мостов и прокладку многочис-
ленных дорог, на строительство усыпальниц кабаки и его рези-
денций, вмещавших до несколько тысяч человек [141, с. 255—
259; 144, с. 345—349; 162, с. 67; 167, с. 203, 351, 366].
В XVII—XVIII вв. Буганда успешно соперничала с Буньоро,
значительно расширив свою территорию и включив в свои вла-
дения такие экономически богатые, стратегически важные про-
винции, как Будду, Хайа, Булемези, жители которых платили
кабаке дань.
С середины XVIII по середину XIX в. наблюдался экономи-
ческий, социальный и политический расцвет Буганды, о чем
свидетельствуют сообщения европейских путешественников, мис-
сионеров и колониальных деятелей.
Европейцы, попав в Буганду, были поражены увиденным.
Перед их взором предстали возделанные поля и ухоженные
плантации, сады, ирригационные сооружения, большие и малые
30
пороги (связывавшие столицу Менго с резиденциями наместни-
ков и со всеми деревнями). В стране процветали различные ре-
месла. Все это дало повод Г. М. Стэнли сравнить Буганду с
садом Эдема», а другим путешественникам назвать ее жите-
лей «японцами Черного континента» [170, с. 99; 353, с. 331].
В середине XIX в. Буганда контролировала значительную
часть территории Северного Межозерья, в ее состав входили бо-
гатейшие области (Бвера, Будду, Коки, Бувекула, Синго, Бу-
лсмези, Бурули, Бугерере и др.), а границы достигли примерно
современных пределов. По оценочным данным, численность на-
селения колебалась от 1 до 3 млн. человек, а в столице про-
живали до 10 тыс. [145, с. 296; 167, с. 6; 254, с. 53]. Все путе-
шественники отмечали, что по сравнению с другими государст-
вами Восточной Африки в Буганде верховная власть достигла
высокой степени централизации, особенно в период правления
Супы II (1824—1856) и Мутесы I (1856—1884).
В этот период в руках кабаки сосредоточились новые, более
могущественные рычаги власти. Прежде всего, правитель по-
заботился об устранении всех соперников, которые могли бы
претендовать на его место. Это распространялось в первую оче-
редь на всех потомков (балангира) кабаки, кроме официального
наследника. Они были лишены наследственного права не только
па титул верховного правителя, но и на принадлежность к уп-
равленческому сословию. Балангира отсылались в отдаленные
области страны, нередко их уничтожали физически [167,
с. 187—189].
Кабака отныпе нс только обладал монопольным правом да-
рования титулов и должностей, имущественных и социальных
привилегий, но и декретировал порядок наследования в родах
и семьях. Он назначал и утверждал в должностях всех старей-
ший и чиновников от высших до низших. Каждый из них при-
носил кабаке присягу, скрепленную дарами, и считался подот-
четным лично ему, а не непосредственно вышестоящим батонго-
ле (должностным лицам) [167, с. 238—240]. За свою службу
они получали от верховного правителя земельные наделы, осво-
божденные от уплаты налога, а собранная ими дань поступала
в их распоряжение [154, с. 95].
После верховного правителя Буганды значительными права-
ми и властью располагали кроме намасоле и лубуга его бли-
жайший советник — катикиро (функции которого можно срав-
нить с. должностью премьер-министра) и кимбугве (хранитель
королевских фетишей). Помимо этих двух лиц к высшим чи-
новникам государства принадлежали десять бакупгу. Все они
составляли ядро люкико (лукико) — консультативного совета
при кабаке, в который также входили и другие вожди. Самым
низшим должностным лицом считался старейшина деревни [ 163г
с. 185; 169, с. 253].
Верховный правитель Буганды установил жесткую систему
социальной регуляции всего общества, служившую целям укреп-
31
ления его личной власти и обеспечения политической стабиль-
ности государства. Ни один бакунгу или батонголе не оста-
вался долго на своем посту, кабака постоянно их перемещал с
места на место; большую часть года они обязаны были жить
при его дворе, ежедневно являясь к нему для обсуждения раз-
личных вопросов. По существу, не бакунгу управляли саза, а
их заместители — басигире (ед. ч. мусигире). Это были как бы
дублеры-соперники, которые следили за каждым шагом своих
начальников и доносили кабаке о всех их действиях, грозящих
центральной власти. Для этой же цели в государственном ап-
парате существовало некое подобие тайной полиции, укомплек-
тованной из сородичей кабаки по линии матери и добровольца-
ми-наушниками [167, с. 208]. Функциями надзора обладали и
специальные чиновники, которые представляли центральную ад-
министрацию на землях родовых общин и контролировали дея-
тельность их старейшин и всех общинников. Главам родов не
разрешалось даже встречаться, иначе на них падало подозрение
в заговоре [345, с. 26].
Опорой верховной власти была также армия. Ее подразде-
ления располагались на границах государства и во всех важ-
нейших его внутренних пунктах (при кабаке Суне II воины бы-
ли уже вооружены огнестрельным оружием). Военная служба
была обязательна для всех, по более состоятельные баганда
могли откупиться от нее, заплатив налог в 250 раковин каури.
Непосредственно кабаке подчинялась охранявшая его «личная
гвардия» (3 тыс. человек) и группа военачальников, возглав-
ляемая верховным командующим — муджаси [167, с. 2, 353,
359]. Все эти силы сдерживали недовольство различных со-
циальных слоев общества.
Неугодных или провинившихся перед кабакой лиц смещали
с должностей, лишали всех прав и привилегий, подвергали
штрафу, ссылке и даже физическому уничтожению (казнили
или приносили в жертву богам в особых храмах) [245, с. 125—
126]. Если в XV—XVII вв. кабаки уничтожали наследственные
права родов и их старейшин, то в XVIII—XIX вв. они боролись
уже с наследственными привилегиями бюрократии и служилой
.знати.
По мнению исследователей, общество Буганды отличалось
неустойчивостью, эластичностью и размытостью сословных
барьеров, легкостью перехода из одной социальной группы в
другую [170, т. 1, с. 288—290; 185, с. 43—46, 50; 363, с. 131 —
132; 400, с. 20]. Оно состояло из двух основных социальных
групп: омвами (человек, имеющий должность, господин) и ба-
копи (человек без должности). В зависимости от обстоятельств
они могли меняться местами, поскольку кабака, постоянно об-
новлявший руководящий слой, из рядов бакопи «рекрутировал
батонголе, а сыновья батонголе... снова становились бакопи»
[172, с. 193]. В этой системе нашлось место и для родовой зна-
ти, представители которой занимали посты в административной
32
н< p i p хии государства, правда не выше ранга главы деревни
| I 15, с. 94].
Подобная социальная мобильность в значительной степени
об в я снялась участием мужчин-баганда в военных походах, да-
п 111П1ПХ возможность любому члену общества обогатиться за
< 'к I награбленной добычи и взойти вверх по социальной лест-
нице. И хотя в самой Буганде вызревали элементы эксплуата-
ции, все же в течение долгого времени основной водораздел
проходил между победителями-баганда и покоренными — жите-
лями подвластных или захваченных областей и таким образом
нивелировались антагонизмы внутри общества [189, с. 186—
18/].
Но к концу XVIII — середине XIX в. социальная дифферен-
циация общества, начавшаяся с процесса монополизации об-
щественно-административных функций, что было свойственно
многим предклассовым обществам, углубилась за счет появле-
ния имущественного неравенства. Сначала оно выражалось в
неравномерном распределении дани, рабов-пленников, налогов,
в неодинаковых размерах стад крупного рогатого скота, в от-
личиях между скромной хижиной общинника-бакопи и резиден-
циями кабаки и представителей знати.
Как уже подчеркивалось, земля у баганда, как у многих аф-
риканских народов, не являлась предметом собственности инди-
видов. Однако с увеличением стад скота, приведенных с под-
властных областей, появилась необходимость в расширении зе-
мельных наделов для выделения пастбищ, что ранее не было
свойственно жителям Буганды. В. Н. Маглыш пишет, что «об-
ладание стадами означало реальную власть над большими пло-
щадями земли, а запрет владеть коровами был равносилен
ограничению прав на землю... стремление крестьян иметь более
одной—двух коров решительно пресекалось в Буганде... Моно-
полия на стада охранялась столь строго именно потому, что
служила закреплению монополии на землю» [214, с. 103]. Ка-
бака и служилая знать закрепляли за собой огромные земель-
ные территории во многом благодаря владению крупными ста-
дами [167, с. 415].
Кабака наделял чиновников и другие категории знати боль-
шими земельными наделами (институт дарения), что внешне
соответствовало его традиционным обязанностям как верховно-
го распорядителя земельного фонда страны. Однако участки все
чаще становились владениями «частных лиц» (условно-времен-
ное распоряжение землей, которое прекращалось после смеще-
ния чиновника с поста) [306, с. 35; 320, с. 58; 339, с. 194; 433,
1967, № 7, с. ИО], что свидетельствовало об изменении сложив-
шихся ранее обычаев. Кабака, олицетворявший все государст-
во, стал рассматриваться как верховный собственник всех ее
территорий [167, с. 238]. Видимо, этому способствовал и тот
факт, что род, лишившись функций регулятора общественных
отношений, потерял и свои родовые земли, так как гектильные
з Зак. 274
33
связи все более заменялись территориальными 1[320, с. 154].
Об этом, в частности, свидетельствует процесс формирования:
постоянной категории крестьян-басензе (ед. ч. мусензе), пли
поселенцев, не связанных родством со старейшиной деревни, и
появление института сенгука — права свободного перехода об-
щинника из деревни в деревню и выбора наиболее подходящего'
для себя покровителя [145, с. 96]. Охранительная политика ка-
баки и государства была направлена на ослабление родов. Ста-
новилось очевидным, как отмечает Э. С. Годинер, что «сохра-
нение общины в условиях (сложившегося к середине XIX в.—
Авт.) государства было возможно только ценой ее глубокого1
внутреннего перерождения. Социальная и имущественная диф-
ференциация исказила все объединяющие общинников связи.
Стадиально такую общину нужно отнести к промежуточной
между родовой и чисто соседскими формами, но заметно бли-
же к последней», которая с самого начала была «ориентирова-
на на отрицание равенства» [186, с. 178; 189, с. 186].
Такая территориальная община (или деревня кьяло) пред-
ставляла собой коллективного владельца земли и самую низ-
шую единицу в административной системе государства. Опа на-
ходилась в зависимости от всех чиновников, входивших в иерар-
хию служащих государственного аппарата. Но их антагонисти-
ческие взаимоотношения строились не на основе собственности,,
а на основе исполнения разных социальных ролей в государст-
венной системе. Подобная ситуация, а также чрезвычайная со-
циальная мобильность общества и неустойчивость позиций пред-
ставителей управленческой верхушки — все это тормозило окон-
чательное формирование классов в Буганде. Ведущим же «ти-
пом эксплуатации стала непосредственная эксплуатация общин-
ников государством», а «сохранность патриархально-родовых:
связей отчасти вуалировала, отчасти сдерживала проявления
эксплуатации» [188, с. 24].
Торо
Расположенное к западу от Буганды, южнее оз. Альберт,
восточнее р. Семлики, севернее р. Катонга, Торо как полити-
ческая единица — саза в составе Китара-Буньоро была известна
еще со времен последнего представителя династии Абатембузи
и основателя династии Бачвези — Ндахуры. Как свидетельству-
ет устная традиция, Ндахура, встретив теплый прием со сторо-
ны жителей этого района, назвал последний «1оого», т. е.
«празднество». По другой версии, страна получила название от
наименования одного из холмов горного массива Рувензори
[254, с. 50]. По-видимому, это предположение ближе к истине,
поскольку, как известно, многие жители Восточной и Южной
Африки селились на возвышенных местах в целях большей без-
опасности. Историческим центром этого политического объеди-
34
нения считается провинция Бурахья (вокруг современного го-
I» i.-i Форт-Портал).
Живущая в Торо с тех давних времен народность — баторо
(тиро) говорит на диалекте рутооро, который принадлежит к
северной группе языковой семьи банту. Основным занятием на-
селения было мотыжное тропическое земледелие (бананы, ма-
ниока, батат, чай, кофе), разводили также мелкий и крупный
рогатый скот (скотоводство распространилось из северных райо-
нов Межозерья в период миграций XV—XVII вв. [392, с. 178]).
Пелась разработка месторождений поваренной соли. Этим про-
дуктом, который был главным предметом обмена, баторо снаб-
жали всех соседей, проживавших на территории современной
Уганды [244, с. 175—176; 401, с. 26].
Так же как в Буньоро и Нкоре, в Торо население делилось
па две группы: земледельцы (баиру) и скотоводы (бахима)
1303, с. 42—43]. Нередко их взаимоотношения принимали фор-
му патроната [213, с. 177, 179, 186]. И хотя формы зависимо-
сти по поводу скота были не столь антагонистичны, как в Нко-
ре, они способствовали формированию иерархической системы
владения скотом и были одной из основных причин имуществен-
ного расслоения общества.
Процессы социального размежевания особенно обострились
в первой половине XIX в., после превращения Торо в самостоя-
тельное государство, что сопровождалось усилением власти вер-
ховного правителя, созданием административно-политической
системы, укреплением позиций лиц, принадлежащих к управ-
ленческому аппарату.
К сожалению, исследуемое общество не привлекло к себе
такого пристального внимания со стороны африканистов, как,
например, Буньоро, Буганда, Нкоре, Бусога. Лишь в 1975 г.
вышла первая работа по истории Торо, написанная известным
английским ученым, бывшим руководителем исторического от-
дела университета Макерере К. Ингэмом [299].
Исследователи выделяют несколько причин образования но-
вого государства [272; 299, с. 12; 303, с. 197, 217; 304, с. 19, 43]:
1) центробежные тенденции, возникшие в Буньоро, о которых
говорилось выше; 2) недовольство населения методами управ-
ления омукамы, протест против назначения в качестве намест-
ников женщин из правящей династии Буньоро; 3) постоянные
агрессивные действия со стороны восточного соседа — Буганды.
В 1830 г., во время правления в Буньоро омукамы Кьебам-
бе Ньямутукура III, его четыре сына подняли восстание. Один
из них — Кабойо Омуханва считался главою рода Бабито и, по
существующему обычаю, не имел права наследовать своему от-
цу, т. е. не мог осуществить свои честолюбивые планы на роди-
не. Кабойо, будучи наместником Торо, провозгласил себя пра-
вителем (омукамой) этой провинции, основал правящую дина-
стию и отделился от Буньоро. Основной его опорой стали воины
провинции Бусонгора. После долгой борьбы Кьебамбе признал
3*
35
своего сына правителем самостоятельного политического объ-
единения. Кабойо удалось значительно расширить территорию-
Торо путем военных захватов [299, с. 54—55].
Вся социально-политическая система Торо была создана по
образу и подобию Буньоро. Омукама являлся верховным ад-
министратором, судьей, военачальником и владыкой всей земли
в государстве. Страна была разделена на отдельные округа, во
главе которых стояли вожди, подчинявшиеся только омукаме.
Они управляли вверенными им территориями и собирали с на-
селения дань. Эти наместники составляли государственный со-
вет при верховном правителе. Резиденция последнего находи-
лась в столице — Кабароле. Основными источниками обогаще-
ния правящего слоя общества были собираемые с населения
налоги и доходы от монополии на торговлю солью.
После смерти Кабойо в 1850 г. начался «темный» период в
истории Торо, который ознаменовался 20-летней междоусобной
борьбой его наследников. Эта борьба закончилась приходом к
власти омукамы Ньяика I, убившего своего брата-соперника.
Воинственность нового омукамы и его постоянные набеги на
соседей обусловили вторжение в Торо в 1876 г. войск правителя
Буньоро Кабареги. Ньяика I был убит, а Торо, лишившись
независимости, вновь подпало под владычество Буньоро. Так
закончилась короткая история самого молодого политического
объединения Северного Межозерья.
Проникновение арабов
и влияние арабо-суахилийской торговли
на развитие обществ Северного Межозерья
Характерная особенность государственных образований Се-
верного Межозерья в течение долгого исторического периода со-
стояла в их изолированности от других обществ и государств
Восточной и Тропической Африки. Почти до конца XVIII в. су-
ществовавшие там торговые пути «замыкались в автономную
систему, не имеющую выхода в другие районы Африки» [189,
с. 149]. Долгое время обмен носил натуральный характер и
представлял собой перераспределение недостающих продуктов
или предметов между отдельными народами и общинами. При-
чем не все жители и районы в равной степени нуждались в ре-
гулярности и интенсивности подобных контактов вследствие не-
одинаковых возможностей в развитии производства, в реализа-
ции прибавочного продукта и имеющихся природных богатств.
Основным партнером в системе обмена являлась более разви-
тая Буганда. Со всего Межозерья группы носильщиков по мно-
гочисленным дорогам несли соль и медь из Торо и Нкоре, желе-
зо из Будды и Буньоро, скот, кожи и керамику из других райо-
нов. Объектами торговли были материя из луба, сушеная рыба,
бананы, кофе, чай, орудия труда [141, с. 291; 146, т. 2, с. 1814;
36
|l>7, с. 39, 456]. Источники свидетельствуют о перевозке това-
ров па лодках к южным и восточным берегам оз. Виктория в
первой половине XIX в. при кабаке Суне II [167, с. 226—229,
181 385; 339, с. 10—17; 479, 1956, т. 20, № 1, с. 20—21]. Роль
iriier выполняли железные мотыги, скот, в небольших количест-
п.1 к раковины каури, проникшие с восточноафриканского побе*
режья, и изготовляемые в Буганде позднего периода диски из
( юповой кости — сайга [167, с. 269, 257; 435, 1972, № 4, с. 448—
1191.
11о никогда предметом купли-продажи не были люди, не-
гмогря на существование незначительного слоя рабов, эксплуа-
ыцня и социальное положение которых носили в основном пат-
риархальный характер. Причины этого кроются в том, что глав-
ным источником пополнения контингента рабов были только
поенные захваты, а экономическая необходимость использова-
ния подневольного и дополнительного труда пленных в хозяй-
ств была минимальной [167, с. 14; 188, с. 20—21; 320, с. 95].
Иноплеменники-мужчины служили в основном в качестве слуг
при дворах кабаки, омукамы, омугабе и других представителей
управленческой знати. Рабство в Буганде и во многих других
обществах Северного Межозерья было по преимуществу «жен-
ским». Пленницы становились женами свободных и вместе с ро-
дившимися от этих браков детьми обладали теми же правами,
что и все члены данного общества [167, с. 14, 415].
Однако всем этим установившимся традициям суждено было
претерпеть существенные изменения, начало которым было по-
ложено в первой половине XIX в. проникновением в Межозерье
арабо-суахилийских купцов, сумевших прорвать преграду, изо-
лировавшую в течение многих столетий этот регион от внешних
влияний.
Еще в VII—VIII вв. на восточном побережье континента
возникли первые арабские поселения, а в X в.— крупные торго-
вые города Килва, Момбаса, Пате, Малинди и другие, которые
в XVIII в. вошли в состав Занзибарского султаната, ставшего
крупнейшим центром торговли в Индийском океане. Одной из
основных статей дохода арабских феодалов была работорговля,
которая приобрела особый размах при султане Сеиде Саиде
бин Султане (1804—1856) и его преемниках. Рабов, добытых
арабскими и суахилийскими купцами из внутренних районов
Африки, поставляли в различные азиатские государства [267,
с. 203]. Как отмечает С. Ю. Абрамова, «в отличие от западно-
африканского побережья, работорговля на экспорт существова-
ла в Восточной Африке до появления там европейцев... Веро-
ятно, в целом... в Восточной Африке вывоз рабов в страны Во-
стока превышал вывоз невольников в колонии Нового Света»
[173, с. 33].
Задолго до прихода в этот район континента колонизаторов
арабские и суахилийские купцы, африканские торговцы (в ос-
новном ваяо, вакамба и ваньямвези) проложили для неволь-
37
пмчьих караванов постоянные маршруты к рынкам, расположен-
ным на побережье. Несколько таких путей было направлено
в сторону Великих озер, в частности к оз. Виктория, которое
они охватывали как с северо-восточной, так и с юго-западной
стороны 1[254, с. 91—97; 401, с. 216—219].
Буганда стала первым государством на территории совре-
менной Уганды, куда проникли иноземные купцы. Это случи-
лось в 1844 г. Арабы и суахили назвали страну Угандой и рас-
пространили это название на соседние с ней районы. Как отме-
чает Э. С. Годинер, «в этой аберрации, унаследованной евро-
пейцами и закрепленной впоследствии в названии британского
протектората, была, однако, своя логика... В известном смысле
первые свидетельства были не столь уже и далеки от истины,
определяя как нечто „угандское“ многие периферийные по от-
ношению к собственно Буганде области Межозерья, ибо ба-
ганда издавна играли важную, а с XVII—XIX вв. ведущую роль
в этническом и социально-политическом развитии региона» [190,
1979, № 9, с. 275].
Пришельцев благосклонно приняли при дворе кабаки Су-
ны II, поселили в особом квартале столицы и позволили вести
торговые операции, но при соблюдении определенных условий.
Прежде всего им запретили торговать с другими областями
Межозерья, особенно с вечными соперниками баганда — баньо-
ро. В результате Нкоре, Торо и другие политические объедине-
ния остались в стороне от контактов с арабо-суахилийской ци-
вилизацией, туда не проникла и работорговля. В Буньоро куп-
цам удалось попасть только в 70-е годы XIX в., но они не смог-
ли завоевать там прочных позиций [401, с. 230].
Несмотря на эти ограничения, арабы и суахили получали от
торговли с Бугандой огромные прибыли. В 1869 г. в Меиго был
аккредитован специальный представитель занзибарского султа-
на, который осуществлял руководство всеми торговыми опера-
циями [401, с. 231]. Кабака и его окружение получали дорогие
ткани, предметы роскоши, а главное — огнестрельное оружие.
В обмен иноземцы требовали медь, слоновую кость и рабов.
Вскоре не только верхушка общества, но и рядовые баганда
ощутили выгоду от торговли. Но необходимые для обмена с
арабами товары можно было получить только двумя путями:
либо путем активизации внутренней торговли, либо путем воен-
ных. набегов на соседние народы и государства.
Первый путь стимулировал экономические связи между раз-
личными обществами Межозерья, между ними и другими на-
родами Восточной Африки. Укрепление этих связей способст-
вовало превращению меновой торговли в денежную, к появле-
нию новых ее эквивалентов (завезенные арабами бусы-нсинда и
связки раковин каури-нсимби) и рынков [167, с. 456—457; 479,
1956, т. 20, № 1, с. 20—21]. Происходил полезный для всех сто-
рон обмен информацией, достижениями в области материальной
и духовной культуры.
38
Второй путь — нескончаемые набеги с целью заполучить как
можно больше военнопленных, чтобы продать их арабам,— об-
«нчрял политическую обстановку в Межозерье и превращал
кипи, многих народностей в настоящее бедствие. По караван-
ным дорогам невольников перегоняли партиями до 300—400 че-
iioiicK к побережью Индийского океана [170, т. 1, с. 280—281].
II шопилось внутри общества баганда и само отношение к плен-
никам, так как рабы приобрели товарную ценность. Так, за од-
ною мужчину можно было получить одну корову, а за женщи-
ну— от четырех до пяти животных [167, с. 456]. Как свиде-
юльствовали очевидцы, в Буганде с середины XIX в. начал фор-
мироваться рабовладельческий уклад /[149, с. 448; 170, т. 1,
г. 281].
Приход арабо-суахилийских торговцев внес некоторые изме-
нения в духовную и культурную жизнь страны. Они начали про-
пагандировать среди местного населения ислам. Приверженцы
нашлись в основном среди бугандской знати, образовавшей при
шоре кабаки религиозно-политическую группировку [479, 1958,.
г 22, с. 139—150]. В 60-х годах XIX в. в Буганде появились
первые мечети, кабака Мутеса I соблюдал рамадан и следовал
мусульманскому календарю [401, с. 231].
Таким образом, к моменту появления европейцев в Меж-
озерье его жители уже имели некоторый опыт контактов с ино-
емцами, а по караванным маршрутам, проложенным арабами,
суахили и африканскими торговцами, несколько десятилетий
спустя прошли колонизаторы-европейцы.
Некоторые черты традиционной культуры
Для всех этносов, населявших территорию Северного Меж-
озерья в доколониальный период, были свойственны глубокие
п разнообразные традиции в области устного народного творче-
ства, танцевально-музыкального искусства и ремесленного про-
изводства.
Особенностью традиционной материальной и духовной куль-
туры являлась ее тесная, неразрывная связь с повседневной
жизнью народа. Поскольку каждый вид культуры представлял
собой сумму знаний и навыков, выработанных в течение дли-
тельного периода времени и передающихся из поколения в по-
коление, он свидетельствовал об уровне развития общества, о
состоянии его производительных сил и об особенностях общест-
венной жизни.
Для баганда, баньоро, баньянколе, лугбара, ачоли, ланго,
тесо, луо и других народов исследуемого региона характерно
было развитие разнообразных ремесел, уходящих своими корня-
ми в далекое прошлое. Древнейшим ремеслом, прослеженным
археологами на протяжении нескольких столетий, являлось гон-
чарство. Несмотря на отсутствие гончарного круга, ремеслен-
39
ники достигли высокого мастерства в производстве горшков,
кувшинов, тонких бокалов, курительных трубок, которые отли-
чались большим разнообразием форм [140, с. 257; 164, с. 123—
127, 132—133, 225; 167, с. 401; 171, с. 123—127, 132—133]. Тра-
вяным валиком или деревянной палочкой на изделия наносили
орнамент (в виде елочки, треугольников, зигзагообразных и
волнистых линий). Особенно славилась тонкостенная посуда из
Буньоро, которую либо покрывали глазурью и обжигали на
костре, либо натирали графитом и отполировывали гладким
камнем до блеска, и сосуды приобретали красивый серебристо-
черный оттенок.
Высокое профессиональное мастерство было достигнуто в об-
ласти металлургии железа и производства металлических изде-
лий (орудий труда, оружия, украшений) [144, с. 265; 167,
с. 456; 171, с. 27, 101—108, 242—243; 339, с. 162], о чем свиде-
тельствуют и происшедшее несколько веков назад полное от-
деление металлургического и кузнечного ремесла от земледелия,
и сложность технологии, и узкая профессионализация внутри
этого вида ремесла. Так, среди ремесленников в Буньоро раз-
личались: баджугуси (люди, занимавшиеся добычей, обогаще-
нием, транспортировкой руды и получением первичной крицы),
омусами (люди, производившие первичную обработку крицы),
мвеси (кузнецы, выделывавшие железные предметы при помо-
щи каменных наковален, железного молота и деревянных кле-
щей) [164, с. 217—225]. Кузнецы Буньоро, Торо и Буганды из-
готовляли до 30 наименований металлических изделий от самых
простейших до чрезвычайно тонких (проволока и иголки мето-
дом волочения) и сложных (копии европейского огнестрельного
оружия).
Жители деревень различных районов Северного Межозерья
славились производством разнообразных сосудов из высушен-
ных тыкв, плетением (из волокон банановой пальмы и сизаля,
прутьев, соломы, травы, окрашенных в черный и красный цвет)
корзин, блюд, циновок, щитов, стен для хижин и зернохрани-
лищ.
Особенного мастерства жители достигли в выделке материи
из луба фикусовых деревьев — мбугу, которая требует исключи-
тельной трудоемкости и умения. Полученная материя тонка, как
фетр, и эластична, как замша. С давних времен из нее шили
одежду, покрывала и драпировки для внутреннего убранства
жилищ; все это украшалось орнаментом, вышитым цветным
бисером, раковинами каури и узкими металлическими полоска-
ми. В основном мбугу была кирпичного, светло- или темно-ко-
ричневого цвета, но для белого одеяния вождей выращивали
особые породы фикуса.
Многие ремесленные изделия не только имели утилитарное
значение, но и несли эстетическую нагрузку, превращаясь в про-
изведения искусства. Художественные образы воспроизводились
на сосудах и одежде в виде орнамента, изображающего стили-
40
। hi ... людей, животных и растения. Баганда, ланго, баньо-
р<| и некоторые другие народности вырезали небольшие деревян-
ные фигурки людей и животных часто в сатирическом плане
| I . I, с. 278].
На юго-западе Уганды Стэнли обнаружил несколько изоб-
||.ыкеиий животных из железа, выполненных с большим худо-
ыч тонным мастерством, а другие европейцы — отдельные
мужские и женские фигурки, вырезанные из дерева и связан-
ные, по-видимому, с культом предков [283, с. 146, 149]. Все эти
произведения искусства украшают экспозиции Штутгартского и
Берлинского музеев.
Искусные резчики по дереву изготовляли домашнюю утварь,
мебель, глубокие узкие овальные чаши на изящных дугообраз-
ных ножках и другие изделия, которые в большинстве случаев
покрывались символическими изображениями из меди, латуни,
олова.
Особой красотой отличались деревянные стульчики-под-
юювники для мужчин из Карамоджи. Железные инструменты
художников-резчиков отличались большим разнообразием [164,
е‘. 229—230; 165, с. 104; 479, 1956, т. 20, № 1, с. 20].
Пароды Северного Межозерья достигли большого мастер-
ства и в производстве ножных, ручных, головных и шейных
украшений из металла, слоновой кости, кожи, бисера и перьев.
I кпетощима была фантазия мастеров в сооружении замысло-
ватых причесок, особенно этим славились карамоджо, мади,
ланго, ачоли, алур [171, с. 278, 205—209].
Среди ремесленников, которые создавали музыкальные ин-
струменты, в наиболее привилегированном положении находи-
лись те, кто мастерил для правителя и вождей тамтамы из спе-
циально выделанных кож [141, с. 261; 160, с. 386—392; 164,
с. 230—237; 170, с. 311—415; 167, с. 25].
В каждом селении Северного Межозерья был свой оркестр
народных инструментов, состоящий из всевозможных бараба-
нов, тростниковых флейт, труб из рогов животных, ксилофонов,
трещоток, колокольчиков. Особой популярностью пользовалось
сочетание смычковой лютни, лиры, барабанов, трещоток и че-
ловеческого голоса. У тесо, алур, мади и других народностей
были распространены четырсх-пяти-семиструнные арфы. Во-
кальные стили различались по технике пения. Басога, баньоро,
баганда, алур отдавали предпочтение хоровому пению, кара-
моджо— сольному. Песенные жанры были представлены ри-
туальными, военными, трудовыми, игровыми, а также детскими
песнями, очень часто в них звучали исторические предания
[390].
Обычно песням сопутствовали коллективные танцы, в кото-
рые вовлекались все жители деревни и прибывшие к ним гости.
Танцы и песни сопровождали африканца в течение всей его
жизни — по случаю охоты, свадьбы, рождения детей, совершен-
нолетия, окончания сбора урожая или какого-либо религиоэно-
41
го праздника. Танцевально-музыкальное искусство являлось, с
одной стороны, принадлежностью повседневной жизни общинни-
ка, а с другой — выступало как одна из форм театрализован-
ного представления, в котором посредством пантомимы, песни,
танца или ораторского выступления показывался обобщенный
образ пародируемого человека или животного, давалась инфор-
мация о важнейших событиях, происшедших в семье или об-
щине.
Подобные зачаточные формы народного театра имели позна-
вательное и воспитательное значение.
Ту же смысловую нагрузку несло и повествовательное уст-
ное народное творчество, традиции которого складывались ве-
ками. Его характерными чертами была архаика и мифологич-
ность 1[204, с. 6]. Фольклор, игравший важную роль в общест-
венной жизни африканцев, представлял собой своеобразную па-
мять, «важнейший психологический механизм обеспечения куль-
турной преемственности» [179, с. 25]. В эпических сказаниях и
-Преданиях воссоздавались история того или иного народа, под-
виги героев и деяния вождей. В сказках (волшебных, бытовых,
из жизни животных), пословицах, поговорках, баснях, былинах
из поколения в поколение передавались морально-этические, ре-
лигиозные и правовые нормы, регулировавшие взаимоотноше-
ния членов семей и общины, специальные знания (производст-
венные, медицинские и т. д.) [167, с. 460—491; 237, № 28, 86,
170, 198, 199, 219, 224; 272, с. 1].
В то же время предания, легенды, эпические сказания яв-
лялись и первыми формами исторического мышления. В них
индивид и общество пытались осмыслить пройденный историче-
ский путь и объяснить происхождение своего народа, вождей,
правящих династий. В фольклоре баньоро, баганда, баньянколе,
баторо и других народов Северного Межозерья, проделавших
путь от патриархально-родового строя до появления ранних
форм государственности, герой также эволюционировал от об-
раза первопредка («первого среди равных», «старейшины ста-
рейшин») до образа обожествляемого верховного вождя — ка-
баки, омукамы и т. п. Особенно интересны предания о леген-
дарном «королевстве» Буньоро-Китара и мифическом основате-
ле правящей династии государства Буганда — Кинту [237,
с. 76—81; 259, с. 34—36; 159, с. 3].
Подобные исторические легенды становились официальным
придворным эпосом, а его хранителями были старейшины родов
или особые лица [222]. В Буганде это, например, было наслед-
ственной привилегией хранителей царских погребений, в Аико-
ле — певцов абавуги [453, 1967, т. VI, с. 73]. По мере укреп-
ления централизованной власти верховных правителей их рези-
денции становились не только административным, но и идеоло-
гическим центром [189, с. 168; 333]. Исторические предания
обязаны были запоминать наизусть сыновья высшей знати [155,
с. 78].
42
Произнесение эпических сказаний о героических деяниях
пр ।ин гелей-предков было важной составной частью церемонна-
। । приемов, устраиваемых верховными вождями Буньоро, Бу-
। in щ, Апколе и других политических объединений по случаю
I । «личных государственных событий [303, с. 6—8].
I 1ким образом, в середине XIX в., т. е. к началу проникно-
п« пня первых европейцев в Северное Межозерье, его народы
«шлялись носителями богатой материальной и духовной куль-
|\ры, элементы которой отражали определенный уровень со-
||п.1лыю-экономического развития общества.
Глава II
ГОСУДАРСТВА И НАРОДЫ
СЕВЕРНОГО МЕЖОЗЕРЬЯ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
Проникновение европейцев
и начало колониальной экспансии
Первые попытки европейцев проникнуть в Северное Меж-
озерье предпринимались с севера (из Судана) и с юга (из Тан-
ганьики) уже в 50-е годы XIX в. Хронологически проникновение
о обоих направлений происходило одновременно. Однако угро-
за колониальной оккупации Уганды с севера пришла раньше,
чем с юга.
Еще в 40-е годы XIX в. войска египетского правителя Му-
хаммеда Али установили контроль над экваториальными обла-
стями Судана [304, с. 56—57; 386, с. 8]. Вслед за ними туда
проникли европейцы [386, с. 8]. Сначала это были авантюри-
сты, которых интересовала слоновая кость и рабы. Некоторые
купцы, обосновавшиеся в Судане, снаряжали собственные во-
оруженные экспедиции в верховья Нила для захвата невольни-
ков.
В 1860 г. в экваториальных областях Судана действовали
восемь европейских компаний (четыре — французские, две —
английские, две—австрийские) [284, с. 129]. В 1861 г. маль-
тийцы Андреа де Боно и Амабиле основали лагерь Фалоро в
области Ачоли [298, с. 24]. Отсюда они и связанные с ними
работорговцы-арабы совершали набеги на Межозерье [284,
с. 130]. С 1863 г. они стали вторгаться в Буньоро <[298, с. 24;
304, с. 56].
В феврале 1864 г. в резиденции омукамы Буньоро Камраси
побывал первый европеец-англичанин С. Бейкер, который тогда
же открыл озеро, названное им «Альберт» в честь супруга ко-
ролевы Виктории [385, с. 33].
Укрепив в конце 60-х годов XIX в. свое влияние на египет-
ского хедива Исмаила, Англия использовала его флаг и армию
для экспансии в верховьях Пила. Туда была направлена воен-
ная экспедиция [385, с. 33—34], которой командовал Бейкер,
поступивший на службу к хедиву. В его задачу входили не
только захват территорий, по и управление ими. Однако и то
44
Межозерье и Восточная Африка
в начале XIX в.
и другое должно было проводиться под филантропическим ло-
зунгом борьбы с работорговлей [284, с. 132—133].
26 мая 1870 г. Бейкер объявил о присоединении всей обла-
сти экваториального Пила к египетским владениям [274, с. 105;
375, с. 280], дал ей название — провинция Экватория и стал се
губернатором. В Экватории, в состав которой вошло Ачоли, бу-
дущий район Уганды, начали сооружать военные форты и по-
сты. В мае 1872 г. Бейкер заявил, что к Египту присоединяется
Буньоро [304, с. 57; 479, 1961, т. 25, № 2]. Провозгласить при-
соединение этого государства оказалось легче, чем осуществить
его. Встретив вооруженный отпор омукамы Буньоро Кабареги
(1869—1899) и потерпев неудачу в битве при Масинди (8 июня
1872 г.), Бейкер отступил в Ачоли [304, с. 57; 479, 1961, т. 25,
№ 2]. Но и здесь его позиции не были прочными: приходилось
регулярно проводить операции по «умиротворению» коренных
жителей, нередко прибегая к помощи вооруженных шаек араб-
ских работорговцев. Ачоли восставали против налога (взимав-
45
шегося в форме бесплатных поставок продовольствия), который
превратился в открытый грабеж ([284, с. 140]. Бейкера на посту
губернатора Экватории в 1874 г. сменил полковник Ч. Гордон,
печально прославившийся своей жестокостью при подавлении
восстания тайпинов в Китае [385, с. 35].
Ч. Гордон выдвинул амбиционный план: распространить
власть Египта (и Англии) до оз. Виктория, создать цепь фор-
тов от оз. Альберт до Момбасы [386, с. 13]. Осуществление
плана должно было проходить под лозунгом борьбы с рабо-
торговлей. Попытки Ч. Гордона осуществить свой план натолк-
нулись на решительное противодействие со стороны омукамы
Кабареги и кабаки Буганды Мутесы I [386, с. 15]. Тогда Гор-
дон в 1876 г. предпринял военные действия против Буньоро, за-
хватив часть его территории и поставив над ней правителем
Руонгу, соперника Кабареги [304, с. 58; 385, с. 41].
В 1877 г. правительство Англии назначило Ч. Гордона гене-
рал-губернатором Судана. Губернатором Экватории стал Эмин-
паша, а точнее, австриец Шнитцер, принявший ислам и мусуль-
манское имя. Он продолжал экспансионистскую политику: стре-
мился укрепить английский контроль над Ачоли и Западным
Нилом, распространить влияние на земли, лежащие между озе-
рами Кьога и Альберт.
Махдистское восстание 1881 г. в Судане сорвало планы анг-
лийских колонизаторов в Межозерье, поставив Эмина-пашу в
критическое положение [479, 1960, т. 24, № 2]. Он был пол-
ностью отрезан от Египта и лишился возможности предприни-
мать активные действия. Узнав об успехах махдистов, подчи-
ненные народности, в том числе ачоли, мади, лугбара, заняли
открыто враждебную позицию [284, с. 144—147].
В Англии развернулась кампания по оказанию помощи Эми-
ну-паше. Эту задачу Англия и Египет поручили Г. Стэнли, ко-
торый еще в 1875 г. посетил Буганду и склонял Мутесу I к
принятию христианства '[284, с. 144]. Экспедиция Г. Стэнли от-
правилась с Атлантического побережья в 1887 г., пересекла тер-
риторию Конго и в апреле 1889 г. помогла силам Эмина-паши
вырваться из изоляции [298, с. 28].
Таким образом, попытки захвата Уганды с севера закончи-
лись неудачей. Сопротивление народов Межозерья, нередко1
принимавшее вооруженные формы, а также победы махдист-
ского восстания в Судане помешали этому. По-иному происхо-
дило иностранное проникновение в Северное Межозерье с юга.
В 1860 г. Мутеса I пригласил находившуюся в Танганьике
английскую экспедицию Дж. Спика посетить Буганду [298,
с. 30; 304, с. 60]. Кабака искал союзников в связи с нарастав-
шей угрозой со стороны Египта и Занзибара, правители кото-
рых претендовали на господство в Межозерье.
В январе 1862 г. экспедиция прибыла в Буганду. Ее глава
Дж. Спик, один из исследователей Африки (открыл истоки Бе-
лого Нила, дал описание Буганды, ее государственного устрой-
46
• ma, образа жизни населения), выдвинул план колонизации
Межозерья [479, 1962, т. 26, № 1]. Он предложил направить в
Буганду (через Буньоро) христианских миссионеров и сделать
ее базой для внедрения в восточноафриканский регион, и в пер-
вую очередь в Северное Межозерье. Однако в то время Цент-
ральное миссионерское общество (ЦМО) Англии оценило план
Дж. Спика как трудно осуществимый.
В июле 1862 г. экспедиция Дж. Спика покинула Буганду,
продвигаясь северным путем в направлении Судана. Это не мог-
ло не насторожить Мутесу I, у которого север ассоциировался
е угрозой со стороны Египта. Чтобы противостоять Египту, он
решил опереться на дружбу с Занзибаром. Занзибарский сул-
тап, преследуя в Межозерье собственные цели, приветствовал
это решение. В 1869 г. он отправил в Буганду караван с цен-
ными дарами [304, с. 60]. Кабака ответил тем же. Тревоги Му-
гесы относительно угрозы с севера усилились после попытки
Бейкера в 1872 г. присоединить Буньоро к Египту и визита в
Буганду в 1874 г. Ч. Лонга, эмиссара губернатора Экватории
Ч. Гордона. Лонг имел задачу навязать Мутесе соглашение, в
котором он признавал бы себя вассалом Египта [479, 1965, т. 29,
ч. 1]. В 1875 г. Гордон отправил к Мутесе Линанта де Белле-
<|>онда в качестве постоянного англо-египетского представителя
в Буганде. Прибыв в резиденцию Мутесы, эмиссар Гордона, од-
нако, встретил там Г. Стэнли, и его миссия стала беспредмет-
ной '[304, с. 31, 33]. О подлинном лице Г. Стэнли говорит сле-
дующий факт: после своего путешествия по Африке в 1871 —
1872 гг. он призывал англичан к захвату Восточной Африки, до-
казывая, что эксплуатация природных богатств этого региона
быстро окупит расходы по его колонизации.
Мутеса также не знал об истинных целях миссии Г. Стэнли.
Последний возродил план покойного Дж. Спика (умер в 1864 г.)
по превращению Буганды в базу миссионерских организаций
[284, с. 133]. Он ловко использовал настроения Мутесы. Каба-
ка, страшась угрозы с севера и полагая, что она исходит от
Египта, а не от хозяйничавших в Египте и Судане англичан,
рассчитывал отразить ее с помощью европейцев, а точнее —
миссионеров. Поэтому Мутеса согласился на приезд миссионе-
ров в Буганду. Стэнли поспешил послать в Англию телеграмму,
которая 15 ноября 1875 г. была опубликована в газете «Дейли
телеграф» [298, с. 34].
Мутеса скоро понял свою ошибку: приглашение миссионе-
ров не устранило угрозы с севера. Ч. Гордон упорно стремился
присоединить Буганду и ее соседей к Египту. В начале 1876 г.
он направил в Буганду военную экспедицию, чтобы водрузить
египетский флаг на берегах оз. Виктория [304, с. 61; 386, с. 15—
16]. Мутеса сначала впустил экспедицию в страну, но затем
сделал так, что она оказалась на положении заложников. Ка-
бака перехитрил Гордона. Последнему пришлось послать в Бу-
ганду Эмина-пашу. Мутеса, отпустив египетский отряд с ми-
47
ром, проявил мудрость и дипломатическое искусство: избежал
вооруженного столкновения с колонизаторами и одновременно
показал, что будет решительно сопротивляться любым покуше-
ниям на независимость Буганды.
Угроза независимости государств Межозерья оставалась.
Англия стремилась во что бы то ни стало утвердиться на бере-
гах оз. Виктория. В феврале 1876 г. Ч. Гордон, например, от-
крыто заявлял, что Египет (добавим, и Англия) не остановит-
ся у оз. Виктория, хотя, возможно, согласится объявить его
«нейтральным» и признать независимость Мутесы [298, с. 35].
Ои снова направил Эмина-пашу в Буньоро и Буганду, которо-
му, однако, не удалось рассеять подозрительность Кабареги и
Мутесы [385, с. 43; 479, 1960, т. 24, № 1]. Мутеса I попросил
султана Занзибара прислать оружие и снаряжение. Колонизато-
рам пришлось отступить. В ноябре 1878 г. Ч. Гордон приказал
эвакуировать военные посты к югу от Фатико [385, с. 17; 479,
1960, т. 24, № 1]. Таким образом, твердая позиция Буганды и
Буньоро временно избавила их от чужеземного вторжения.
Деятельность европейских христианских миссий. В 1877 г.
в Буганду прибыла первая группа миссионеров Центрального
миссионерского общества [304, с. 62; 386, с. 18], в начале
1879 г.— вторая группа англиканских, а вслед за ней и католи-
ческих миссионеров (ордена «белых отцов» из Алжира) >[385,
с. 45]. Они развернули активную работу по обращению баган-
да в христианство. Главное внимание они уделяли вербовке по-
следователей среди правящей верхушки. Постепенно в стране
сложились англиканская и католическая группировки, которые
противопоставили себя уже существовавшей мусульманской и
огромной массе последователей традиционных верований.
Мусульманские проповедники, проникшие в Буганду в середине XIX в.,
успели приобрести прочные позиции при местном дворе. Часть подданных Му-
тесы, прежде всего из верхних слоев (его брат Мбого был главой мусульман-
ской общины), приняла ислам.
Христианские миссионеры придали религиозным противоре-
чиям крайнюю нетерпимость, что объяснялось следующим. Во-
первых, они принадлежали к конкурирующим церквам, обвиняв-
шим друг друга в исповедовании ложной религии. Во-вторых,
опи были выходцами из двух соперничавших на Африканском
континенте империалистических держав — Англии и Франции.
Англиканскую общину в Буганде называли «английской парти-
ей», а католическую — «французской».
Деятельность христианских миссионеров в Уганде не следу-
ет оценивать только негативно. Среди них были люди, которые
искренне верили, что несут в Африку передовую цивилизацию
и культуру. Некоторые из них приняли участие в создании пись-
менности, разработке грамматики и словарей местных языков,
в организации начальных школ и ремесленных мастерских [298,
с. 79; 385, с. 44]. Рядовые миссионеры зачастую не понимали,
что являются пешками в большой политической игре, которая
48
имела конечной целью оккупацию Северного Межозерья и коло-
ниальное закабаление его населения [304, с. 62].
В ожесточенной борьбе христианских проповедников за влия-
ние при дворе Мутеса сумел разглядеть политический аспект.
Сначала он настороженно наблюдал за их действиями, а затем
ыпретил им работу за пределами его резиденции [386, с. 19].
Чем больше узнавал кабака об истинных намерениях миссио-
неров, тем враждебнее к ним относился. Дело дошло до того,
по в 1882 г. миссия «белых отцов» была вынуждена покинуть
буганду [385, с. 46]. Мутеса так и не принял христианства.
В 1884 г. он умер. Ему наследовал Мванга.
Нового кабаку возмущало вмешательство англиканских мис-
сионеров в его дела, как правителя. Поэтому он решил вернуть
«белых отцов», рассчитывая использовать их как своеобразный
противовес религиозным деятелям ЦМО. Противоречивость в
действиях Мванги К. Ингэм объясняет интригами арабов [298,
с. 37], которые поддерживали претензии султана Занзибара на
контроль над огромной областью от оз. Ньяса до Буганды вклю-
чительно. Именно поэтому они, по его мнению, всячески вредили
работе христианских миссий. В 1885—1887 гг. Мванга ограничи-
вал деятельность миссионеров, преследовал своих подданных,
принявших христианство [479, 1966, т. 30, ч. 2]. Однако кабака
стал тяготиться и активностью набиравших силу арабских куп-
цов и мулл. Уже в 1888 г. он решил изгнать из Буганды всех
чужеземцев, независимо от того, к какой религии они принадле-
жали. Но Мванга неправильно оценил соотношение сил. Против
пего объединились миссионеры, муллы, представители местной
верхушки, которые боролись не за свои религиозные убеждения,
а против сильной власти кабаки. В сентябре 1888 г. Мванга
был свергнут, а на трон возведен его старший брат Кивева.
Мванга бежал на южный берег оз. Виктория.
Первая междоусобная война в Буганде (1888—1890). В Бу-
ганде наступило смутное время. Лидеры мусульман, возглавив-
шие выступление против Мванги, стали претендовать (при под-
держке арабских купцов) на власть в государстве. Однако Ки-
всва назначил на пост катикиро католика Гопората Нтоно и
предоставил христианским миссиям полную свободу деятельно-
сти. Тогда мусульмане напали на христиан и вынудили их к бег-
ству '[359, 1972, т. VI]. Англикане и католики бежали в Нкоре,
где омугабе Нтаре дал им убежище. Миссионеры отсутствовали
в Буганде 12 месяцев. Кивева, не пожелавший быть марионет-
кой в руках арабов, пытался в ноябре 1888 г. бежать, но был
схвачен мусульманами и казнен [359, 1972, т. VI]. На трон они
посадили сводного брата Мванги—Карему. Последний принял
ислам и послушно выполнил волю арабов и лидеров местной
мусульманской общины. В Буганде началось насильственное
обращение жителей в ислам.
Чтобы свергнуть арабо-мусульманское господство в Буганде,
лидеры католической общины вступили в соглашение с Мван-
4 Зак. 274
49
гой, который принял католичество. Своей опорной базой союз-
ники сделали провинцию Будду, которая стала бастионом като-
ликов-баганда. В мае 1889 г. они попытались одни, без участия
англикан, захватить власть в Буганде [386, с. 26]. Хорошо во-
оруженные сторонники Каремы нанесли им поражение. Побеж-
денные во главе с Мвангой укрылись на островах Сесе. Вторую
попытку вернуть власть Мванга предпринял осенью 1889 г. [385,
с. 51]. На этот раз вместе с ними выступили англикане во гла-
ве с А. Кагвой. Союзники разбили силы Каремы и вынудили
последнего к бегству в Буньоро.
Мванга вернул трон. Все важные государственные посты бы-
ли разделены поровну между католической и англиканской
группировками. Первым министром (катикиро) был назначен
А. Кагва (на этом посту он оставался до 1926 г.) [298, с. 39].
Однако арабо-мусульманская группировка не собиралась сда-
ваться. Заключив договор с омукамой Буньоро Кабарегой и опи-
раясь на его поддержку, Карема в конце ноября 1889 г. нанес
поражение Мванге и снова стал править Бугандой [386, с. 26].
Лишь в феврале 1890 г. объединенные силы окончательно сло-
мили сопротивление арабо-мусульманской группировки [298,
с. 40]. Карема снова бежал в Буньоро, где в апреле умер '[386,
с. 28].
Первый этап религиозной гражданской войны (сентябрь
1888 — февраль 1890 г.) завершился победой христиан. Война
имела серьезные последствия. Кабака вернул трон, но он боль-
ше не обладал реальной властью [359, 1972, т. VI]. Судьбу госу-
дарства отныне определяла верхушка христианских группиро-
вок, за которой стояли руководители христианских миссий. Вой-
на еще больше углубила раскол среди баганда, поскольку рели-
гиозная принадлежность приобрела вполне конкретный полити-
ческий характер. Борьба за власть в государстве стала главной
целью лидеров двух христианских общин. Война нанесла силь-
ный удар по социально-политической структуре Буганды, при-
вела в движение большие массы людей, сломала перегородки
между родовыми группами, разрушила изолированность сель-
ских общин. Война ослабила бугандское общество, экономику
государства, сделала Буганду более уязвимой перед возросшей
угрозой колониальной экспансии. Английский генеральный кон-
сул на Занзибаре Дж. Кирк не без основания считал, что побе-
да христиан облегчит Англии осуществление ее планов в восточ-
ноафриканском регионе [315, с. 8].
Империалистический раздел сфер влияния в Восточной Аф-
рике. Вступление Мванги на престол Буганды совпало с рабо-
той Берлинской конференции 1884—1885 гг., положившей нача-
ло разделу Восточной Африки [304, с. 50—51; 369, с. 244—246].
В феврале 1885 г. кайзер Германии даровал хартию колониаль-
ной компании, возглавлявшейся К. Петерсом. В задачу компа-
нии входила колонизация побережья к югу от Момбасы и про-
никновение во внутренние области Восточной Африки. Встрево-
50
.к. Ния планами Германии Англия, в свою очередь, также при-
няла решение проводить в этом регионе политику территориаль-
IHI шхватов.
В 1886 г. Германия и Англия договорились о разделе сфер
п'шяппя на огромной территории, лежащей между реками Тана
и Ровума [369, с, 274]. Однако их договор не распространялся
। ('('верное Межозерье. Это обстоятельство подтолкнуло коло-
ниальные круги обеих держав к новому витку территориальной
им лаисии, который уже имел конкретную цель — Буганду,
Буньоро, Нкоре, Торо, Бусогу и соседние с ними области.
В сентябре 1888 г. Британская восточноафриканская компа-
ния (БВАК, основана в 1886 г.) получила от английской коро-
левы хартию с правом управления территориями, лежавшими в
сфере влияния Англии [308, с. 221]. Стремясь обогнать немцев
и ьчхвате внутренних областей Восточной Африки, БВАК в на-
чале 1889 г. направила вооруженную экспедицию под командо-
ванием Ф. Джексона для установления контроля над землями
между Момбасой и оз. Виктория. В это время в Буганде была
и разгаре гражданская война. Потерпев в июне 1889 г. пора-
жение от Каремы и укрывшись на островах Сесе, Мванга по
совету миссионеров направил письмо Джексону, прося его о по-
мощи [369, с. 275]. Джексон, не имевший па этот счет инструк-
ции директоров БВАК, медлил. Второе письмо Мванги к Джек-
сону в феврале 1890 г. попало в руки К. Петерса, который в это
время выполнял в германской сфере влияния примерно те же
задачи, что Джексон в английской. К. Петерс решил восполь-
юваться ситуацией в Буганде и предложил Мванге помощь, ко-
нчая, однако, запоздала: кабака 10 февраля 1890 г. вторично
вернул себе трон. Тем не менее К. Петерсу удалось заключить
договор с Мвангой [298, с. 43; 385, с. 62]. С условиями догово-
ра согласились даже католические и англиканские миссионеры,
окружавшие кабаку.
Узнав об этом, Джексон в середине апреля 1890 г. прибыл
в Буганду, чтобы навязать кабаке договор от имени БВАК. Но
Мванга, ознакомившись с условиями Джексона и считая их ме-
нее выгодными, чем условия договора с К. Петерсом, отверг
домогательства английского эмиссара. Трудно предположить,
как развивались бы события дальше, если бы 1 июля 1890 г.
не было заключено англо-германское соглашение: в обмен на
уступку ей о-ва Гельголанд в Северном морс Германия призна-
ла Северное Межозерье английской сферой влияния [369,
с. 276]. Так в двух европейских столицах была решена дальней-
шая судьба народов Уганды.
Протекторат БВАК над Угандой. В декабре 1890 г. в Бу-
ганду прибыла военная экспедиция БВАК во главе с капитаном
Ф. Лугардом. Последний имел инструкцию директоров компа-
нии: навязать Мванге договор о протекторате, получить право
па вмешательство во внутренние дела Буганды, добиться обя-
зательства кабаки не предоставлять концессий другим держа-
4*
51
вам без согласия компании. 26 декабря 1890 г. Мванга, испы-
тывавший сильное давление со стороны англиканской общины
и руководителей Центрального миссионерского общества, под-
писал такой договор [395, с. 45—50]. Отныне все важные во-
просы и дела Буганды кабака и его правительство могли ре-
шать лишь с согласия и одобрения резидента БВАК. Под конт-
роль резидента переходили все доходы и расходы Буганды, ее
армия. Договор был подписан на два года.
В июне 1891 г. Лугард покинул Буганду, чтобы зафиксиро-
вать западные границы английской сферы влияния [298, с. 45].
Перед этим он в мае 1891 г. помог христианам нанести пора-
жение мусульманской группировке, сосредоточившей силы на
границе Буньоро с Бугандой [308, с. 220—270; 479, 1960, т. 24,
№ 2]. Лугарду удалось вытеснить из Торо вооруженные отряды
омукамы Буньоро Кабареги и сделать Касагаму правителем
этого государства. Он заключил договоры о протекторате БВАК
с Касагамой [479, 1961, т. 25, № 2] и Нтаре — омугабе Нкоре
(2 74, с. 155]. В сентябре Лугард укрепил свой отряд за счет
остатков войск Эмина-паши, насчитывавших 600 солдат [479,
1960, т. 24, № 1]. Одну часть этих войск он разместил па грани-
це Торо с Буньоро для защиты Касагамы от Кабареги, другую
привел в Буганду, где отношения между католической и англи-
канской группировками крайне обострились.
В верхних слоях общества баганда шла ожесточенная меж-
доусобная борьба за власть. Католическая группировка была
сильнее и многочисленнее англиканской. Ее фактически возглав-
лял кабака Мванга. Руководители католиков, которых больше
не устраивал паритет в распределении главных постов, установ-
ленный в июне 1889 г., попытались захватить ключевые пози-
ции в государстве. Руководство англикап и стоявшие за ним
миссионеры ЦМО, рассчитывавшие на поддержку БВАК, стали
намеренно обострять ситуацию, чтобы спровоцировать воору-
женное вмешательство Лугарда.
Вторая междоусобная война в Буганде (1892 г.) Лугард
опасался, что в случае победы католиков над англиканами
БВАК и Англии не удастся сохранить свои позиции в Буганде
и остальной Уганде. Католики в то время выступали за буганд-
скую независимость. При неблагоприятном исходе событий они
предпочли бы иметь дело с немецкими, а не с английскими ко-
лонизаторами. Страх Лугарда разделяло руководство ЦМО,
которое учитывало, что во главе католиков находился Мванга,
давний противник экспансии Англии. И тогда Лугард решил
в корне изменить соотношение сил в Буганде [369, с. 277—278].
Он распорядился снабдить англикап огнестрельным оружием.
Это стало известно католикам и побудило их к выступлению.
В конце января 1892 г. они попытались разгромить англикан.
Однако все их атаки были отражены пулеметным огнем отряда
Лугарда. Англикане перешли в контрнаступление, разгромили
штаб-квартиру католической миссии в Рубаге, вынудили Мваи-
52
i и руководителей католиков бежать на о-в Булингугве
(и Виктория).
Кабака вернулся в Буганду в конце марта 1892 г., но уже
11 апреля ему пришлось заключить с Лугардом новый договор
1386, с. 32]. Чтобы сохранить трон, Мванга вынужден был пе-
ргГпп в лоно англиканской церкви. Лугард тем не менее про-
должал укреплять позиции верхушки англикан. Он передал под
их контроль около 70% бугандской территории. Католикам до-
с ллись лишь провинция Будду и некоторые из островов Сесе,
мусульманам — небольшая область в центре страны, которая
была со всех сторон окружена землями христиан.
Считая свою основную задачу в Уганде выполненной и край-
не обеспокоенный перспективой свертывания деятельности
БВАК в Межозерье, Лугард выехал в Англию, куда прибыл в
октябре 1892 г. [314, с. 55—83]. Лугард и ЦМО при поддержке
колониальных кругов подняли шумную кампанию под лозунга-
ми «сохранить Уганду для Англии», «защитить христиан Уган-
цы».
Правительство Англии «сопротивлялось», но, постепенно «от-
ступая», согласилось финансировать оккупацию Уганды силами
БВАК [298, с. 50; 385, с. 68]. В ноябре 1892 г. в Уганду был
направлен комиссаром Дж. Портал для изучения обстановки и
выработки рекомендаций [386, с. 33]. Поскольку с прекраще-
нием полномочий БВАК договор Лугарда с Мвангой от И ап-
реля 1892 г. терял силу, Дж. Портал уже от имени правительст-
ва Англии заключил с кабакой 29 мая 1893 г. временное согла-
шение о протекторате.
Незадолго до этого Дж. Портал заново распределил терри-
тории между религиозными группировками [298, с. 52; 385,
с. 69; 386, с. 34]. В результате католикам досталось больше зе-
мель (по сравнению с распределением 1892 г.), а мусульмане
не получили никакой территории. Сильное возмущение багаида-
мусульман было подавлено вооруженными методами [298, с. 56;
479, 1960, т. 24, № 2]. При посредничестве Дж. Портала было
достигнуто согласие о том, что должности катикиро, командую-
щего армией и адмирала флотилии будут занимать одновремен-
но два человека — англикапин и католик. Но английский комис-
сар настоял, чтобы первый был старшим. Такой порядок в рас-
пределении территории и в назначении на важные государст-
венные посты в Буганде сохранялся вплоть до заключения апг-
ло-бугандского соглашения 1900 г.
Колониальное подчинение Западной Уганды. Добившись
стабилизации внутриполитического положения в Буганде, коло-
низаторы стали готовиться к вооруженным действиям против
Кабареги [297, с. 10—11]. Поводов было несколько. Во-первых,
правитель Буньоро отказывался принять протекторат Англии;
во-вторых, предъявлял свои права на Торо, в котором на пре-
столе сидел английский ставленник — Касагама; в-третьих, пре-
доставлял убежище мусульманам-баганда.
53
В мае 1893 г. Дж. Портал покинул Буганду. Обязанности
комиссара стал исполнять майор Макдональд, который подгото-
вил план военной кампании против Буньоро. Он предложил
блокировать Буньоро, перерезать его торговые пути и таким об-
разом лишить его доступа к огнестрельному оружию и боепри-
пасам [369, с. 277].
В ноябре 1893 г. в Кампалу прибыл новый английский ко-
миссар, полковник Колвайл. Он одобрил план и действия Мак-
дональда. В декабре начались военные действия против Бунь-
оро [479, 1960, т. 24, № 2]. Силы Колвайла поддержала буганд-
ская армия. Через два месяца англо-бугандским соединениям
удалось овладеть столицей и рассечь буньорскую территорию
надвое. В 1894 г., когда омукаме пришлось уйти из Буньоро,
англичане посчитали, что он разгромлен и согласится на капи-
туляцию. Однако 'их расчеты не оправдались. Кабарега еще
пять лет возглавлял партизанскую войну против захватчиков.
Оккупанты довели хозяйство Буньоро до крайнего упадка.
Некогда богатейшая в Восточной Африке страна была разоре-
на. Оккупанты грабили скот, сжигали деревни, убивали лю-
дей. Прекратились сельскохозяйственные работы и торговля.
Верхушка баганда добилась от колонизаторов передачи Буган-
де лучших земель Буньоро, в том числе области Мубенде — ис-
торического центра государства [83, с. 3; 479, 1962, т. 26, № 2].
В первой половине 1894 г. колонизаторы закрепились в об-
ласти, которая в протекторате получила название Западный
Нил [298, с. 60], а в мае заключили соглашение с Бельгией о
границе между Угандой и «Свободным государством Конго»
(последнее получило анклав Ладо и доступ к оз. Альберт в об-
мен на уступки территории в районе гор Рувензори) [386, с. 36].
Колониальное управление Бугандой, Нкоре, Торо. В апреле
1894 г. обе палаты английского парламента провозгласили про-
текторат над Бугандой. Временный договор 1893 г. стал посто-
янным [395, с. 78—81]. По договору кабака не мог предпри-
нимать военных действий без согласия представителя Англии.
Одобрение последнего требовалось при назначении на посты
вождей и крупных чиновников, при распределении земель меж-
ду политическими и религиозными группировками. Обложение
налогами и их сбор, распоряжение всеми доходами Буганды
также ставились под его полный контроль. От налогов осво-
бождалось имущество Англии и ее чиновников. Таможенные
сборы с экспорта полностью шли в казну английской админист-
рации. Подданные Англии обладали правом экстерриториально-
сти. Таким образом, между Англией и Бугандой были установ-
лены отношения сюзерена и вассала.
После провозглашения протектората перед колонизаторами
встал вопрос: как управлять Бугандой? Были проекты упразд-
нить все традиционные учреждения и таким образом расчистить
путь для ввода в действие английских законов. Противниками
их выступили миссионеры, которые указывали на большую по-
54
литическую и экономическую выгоду управления баганда с по-
мощью их собственной государственной структуры [298, с. 64].
Лги соображения, а также боязнь вызвать взрыв недовольства
баганда ликвидацией традиционных институтов привели коло-
низаторов к заключению о необходимости создания во всей
Уганде системы «косвенного управления».
В марте 1894 г. был подписан временный договор с Каса-
гамой, правителем Торо <[479, 1961, т. 25, № 2]. Омукама взял
обязательство не уступать территории третьему государству и
по заключать с ним договоров без разрешения Англии. Он изъ-
явил готовность платить дань и содержать английские гарнизо-
ны. В августе 1894 г. подобный договор был заключен с Нта-
ре— омугабе Нкоре [274, с. 155; 297, с. 11]. Но Нтаре не со-
гласился с созданием английских фортов на своей территории.
Колонизаторы были довольны ходом дел в Уганде. Но их жда-
ли крупные потрясения, которые поставили под вопрос само
существование протектората.
Первые антиколониальные выступления. В июле 1897 г.
восстал кабака Мванга, не смирившийся с утратой власти и хо-
зяйничаньем чужеземцев в Буганде. В ночь на 5 июля он бежал
в провинцию Будду [386, с. 37]. Его поддержала группа сто-
ронников, давно готовившая антиколониальное восстание. К
Мванге стали стекаться баганда из других областей Буганды.
Боясь, что пожар восстания охватит всю страну, колонизаторы
направили против мятежного кабаки 500 суданских наемников
и силы своих союзников из верхушки Буганды. Отряды Мванги
не устояли. Кабака бежал на территорию Германской Восточ-
ной Африки (ГВА), где был интернирован. А повстанцы укры-
лись в Нкоре.
Заручившись поддержкой противников Мванги, исполняю-
щий обязанности комиссара Т. Тернан в августе 1897 г. сме-
стил мятежного кабаку и объявил кабакой его годовалого сына
Дауди Чву [298, с. 70]. Форин оффис поспешил утвердить этот
акт. Во время несовершеннолетия кабаки (до 1914 г.) дела Бу-
ганды находились в ведении трех регентов: англиканского кати-
киро А. Кагвы, католического катикиро С. Мугваньи, крупного
сановника 3. Кисингири (англиканина).
Однако сторонники Л^ванги продолжали борьбу, действуя
как с территории ГВА, так и Нкоре. Чтобы ограничить воз-
можности восставших использовать территорию Нкоре, Тернан
передал восточную часть этого государства — область Кабулу
Буганде [385, с. 73]. Окончательное включение Кабулы в Бу-
ганду было зафиксировано в англо-бугандском соглашении
1900 г. Основным силам Мванги пришлось уйти в ГВА. А сам
Мванга бежал из ГВА, чтобы присоединиться к Кабареге [298,
с. 71]. Оба правителя еще два года участвовали в борьбе с ко-
лонизаторами. Лишь в апреле 1899 г. объединенным силам анг-
личан и их союзников — баганда удалось захватить в плен
Мвангу и Кабарегу (последний был при этом серьезно ранен)
55
[316, с. 17—18]. Они были высланы на Сейшельские острова"
[385, с. 38; 479, 1960, т. 24, № 2].
В 1898 г. англичане сместили Кабарегу и возвели на трон
Китахимбву, его 12-летнего сына, находившегося в то время в
Буганде [298, с. 67]. К молодому омукаме был приставлен анг-
ликанский миссионер Левин, по инициативе которого в рези-
денции омукамы-—Масинди была построена церковь и нача-
лась подготовка проповедников из баньоро. В 1899 г. Китахимб-
ва принял христианство. Вскоре, однако, Т. Тернан лишил ому-
каму и его первого министра (нганзи) полномочий [298, с. 67].
Вся власть в Буньоро сосредоточилась в руках помощника ко-
миссара. Помощник назначал министров и территориальных
вождей, которым отводилась роль исполнителей его приказов.
Был создан совет в составе 10—12 таких вождей, мнение кото-
рого ничего не значило. Англичане вели себя в Буньоро как
полные хозяева. Например, колонизаторы закрепили за баганда
права на земли в переданных Буганде областях [298, с. 68].
Баньоро, жившие и обрабатывавшие эти земли, были превраще-
ны в бесправных держателей участков. Эта мера переполнила
чашу терпения баньоро. Они подняли восстание, штурмовали
английский форт в Хоиме, напали па католическую миссию, из-
гнали вождей-баганда [298, с. 68]. Восстание было жестоко по-
давлено.
Подчинение народов Северной и Восточной Уганды. В 1898—
1899 гг. колонизаторы установили свое физическое присутствие
(«эффективную оккупацию») в северных областях протектората.
Экспедиция Макдональда, шедшая па соединение с экспедицией
Китчинера в Судане, по пути заключила более 30 договоров с
местными вождями 1[479, 1966, т. 30, ч. 1]. В 1899 г. правитель-
ство Англии одобрило их. В северных областях строились не-
большие крепости, в которых размещались военные гарнизоны.
То же проделала военная экспедиция С. Мартира к северу от
оз. Альберт [479, 1964, т. 28, № 1]. Решающую роль в коло-
ниальном подчинении народов областей Тесо, Ланго, Бусога,
Букеди, Бугису сыграли вооруженные отряды баганда. Среди
командиров этих отрядов особенно отличился Семей Какунгуру
[316, с. 17—22; 479, 1963, т. 27, № 1; 1966, т. 30, ч. 1].
С. Какунгуру — наместник провинции Бугерере (Буганда), политический
соперник А. Кагвы. Опытный и удачливый военачальник, он избрал эффек-
тивную тактику: захватив ту или иную местность, строил крепости и дороги,
их связывавшие. Затем, опираясь на эти плацдармы, приступал к захвату
новых местностей. Комендантами крепостей он назначал своих приближенных.
Гарнизоны формировались главным образом из баганда. Закрепление на за-
хваченных территориях обычно начиналось с создания администрации по бу-
гандскому образцу. Сопротивление местных жителей жестоко подавлялось.
Таким образом, уже к началу XX в. обширная область, при-
легающая к озерам Виктория (к востоку от Нила) и Кьога, бы-
ла поставлена под власть английских колонизаторов. Их парт-
нерами выступали представители верхушки Буганды.
56
Подготовка условий для колониальной эксплуатации Уган-
иы. Английские правящие круги утверждали, что против собст-
венной воли установили протекторат над Угандой, что сделали
ио, исходя из филантропических соображений и принятых меж-
дународных обязательств. Между тем уже первые мероприятия
колонизаторов в 90-е годы XIX в., особенно в области экономи-
ки, свидетельствовали о намерении Англии прочно закрепиться
и Северном Межозерье. В 1894 г. правительство метрополии ре-
шило строить угандскую железную дорогу, чтобы связать про-
текторат с побережьем Индийского океана [385, с. 72; 386,
с. 36]. Строительство ветки Момбаса — Кисуму (порт на оз. Вик-
гория, до 1902 г. входивший в состав Уганды), начатое в 1896г.,
было завершено в 1901 г. Получив выход к морю, Уганда ста-
ла открытой для активного вторжения английских монополий.
Уже в 1896 г. две английские компании создали свои агентства
и Кампале [298, с. 82]. С 1899 г. между Энтеббе, ставшего еще
в 1893 г. столицей протектората, и Кисуму была установлена
регулярная пароходная связь. Из Уганды начался вывоз мест-
ных продуктов.
Но особенно большое внимание английские колонизаторы
уделили проблеме землевладения и землепользования. Уже в
конце XIX в. вопрос об отчуждении земли был поставлен в плос-
кость практического решения.
При комиссаре Бэркли (1894—1896) кабака, некоторые са-
новники и территориальные вожди (всего 33 человека) получи-
ли имения в частную собственность [315, с. 17]. Комиссар ут-
вердил также передачу земельных участков в пользу двух хри-
стианских миссий /[315, с. 17]. Поступая так, колонизаторы стре-
мились подорвать общинное пользование землей, передать зем-
лю в руки отдельных лиц, превратить ее в объект купли-прода-
жи и облегчить переход земли в собственность английских капи-
талистов.
В июле 1897 г. Форин оффис издал «Земельные правила
Уганды» [315, с. 17]. Эти правила давали английскому комис-
сару право сдавать землю в аренду любому лицу иа срок до
21 года, который мог продлеваться. Установилась обязательная
регистрация документов на частное или арендуемое владение.
Правила вводили две категории земель. Те земли, которые об-
рабатывались и находились в постоянном владении коренных
жителей, оставались под контролем кабаки и люкико. Осталь-
ные земли — необрабатываемые и незанятые — поступали в рас-
поряжение колониальной администрации. Таким образом, в кон-
це XIX в. закладывались основы земельного грабежа, осуществ-
ленного в начале XX в. Тогда же, в конце XIX в., колонизаторы
позаботились об идеологическом обосновании своей политики в
Северном Межозерье. Решающую роль в этом призваны были
сыграть христианские миссионеры.
Англиканское ЦМО и католические миссии распространяли
свою деятельность из Буганды на другие области. В конце
5?
XIX в. они основали станции в Буньоро, Торо, Бусоге, Нкоре
[298, с. 78]. В самой Буганде они готовили проповедников из
баганда, которые работали на родине и среди соседних наро-
дов. Часто случалось, что проповедники-баганда приходили в
восточные, северные, западные области протектората раньше,,
чем миссионеры. Некоторые баганда получили духовный сан.
В буржуазной литературе деятельность миссионеров в Уган-
де характеризовалась как цивилизаторская и прогрессивная.
Особенно высоко оценивалась их роль в насаждении европей-
ской культуры.
Миссионеры внесли вклад в культуру, но культуру коло-
ниального общества, в которой на первом месте стояла хри-
стианская религия. Они создали письменность и грамматику
местных языков. Однако это делалось главным образом для то-
го, чтобы облегчить религиозную и политическую обработку ко-
ренного населения. То же можно сказать о создании первых на-
чальных (точнее, элементарных) школ. Когда встал вопрос, на
каком языке будет вестись обучение, сначала предлагался язык
суахили, который имел некоторое распространение в восточных
и северных территориях Уганды. Однако вскоре миссионеры от-
казались от суахили под предлогом, что свои проповеди христи-
анские священнослужители вели только на луганда [298, с. 79].
На самом деле их пугало, что суахили широко используют му-
сульманские проповедники.
Деятельность миссионеров имела не только религиозный, но
и политический аспект. Стараниями миссий религиозные груп-
пировки— англиканская, католическая, мусульманская — пре-
вратились в постоянных соперников, что вело к устойчивому
расколу местного африканского общества. Миссионерам из
ЦМО удалось добиться того, чтобы англикане всюду заняли
господствующее положение. Эта группировка стала надежной
опорой колонизаторов.
Миссионерам принадлежит заслуга в создании медицинских
учреждений в Уганде. Однако усилий одних миссий было явно
недостаточно. Колониальные же власти не делали ничего для
создания системы медицинского обслуживания коренного насе-
ления. Между тем вторжение колонизаторов в Северное Меж-
озерье имело для его народов тяжелые последствия. Эту об-
ласть Восточной Африки поразили неведомые прежде голод и
эпидемии, которые унесли сотни тысяч человеческих жизней и
привели к массовому падежу скота. Например, сонная болезнь,
которую принесли с собой колонизаторы, буквально обезлюдила
северное побережье оз. Виктория.
Хотя оккупация Уганды длилась почти десять лет (с 1890 г.),
политическая обстановка в стране оставалась нестабильной.
Английская буржуазия требовала установить в Уганде твердые
колониальные порядки, которые позволили бы ей без риска
вкладывать капиталы, получать надежные и высокие прибыли.
А для этого надо было создать эффективную инфраструктуру.
58
Отвечая на эти требования, правительство Англии решило при-
нять действенные меры в Уганде. В протекторат был направ-
ив специальный комиссар Г. Джонстон, опытный колониаль-
ный администратор. Министр иностранных дел Солсбери глав-
ную задачу Джонстона видел в том, чтобы поставить управле-
ние протектората на «постоянную и удовлетворительную» осно-
ву [315, с. 15; 359, 1972, т. VI]. На языке колонизаторов это
означало: подавление всякого сопротивления коренных жителей,
создание благоприятных условий для деятельности частного ка-
нн гала метрополии.
Подготовка кабальных договоров с государствами Уганды.
Джонстон прибыл в Кампалу в конце 1899 г. и начал перегово-
ры с регентами Буганды. Особое внимание он уделил земель-
ной проблеме, полагая, что если африканцы не смогут доку-
ментально доказать свои права на владение и пользование зем-
лей, то она станет английской собственностью {315, с. 23]. В
Буганде Джонстон намеревался, с одной стороны, создать класс
частных феодальных землевладельцев, которым отводилась роль
социальной опоры английского господства, а с другой — уста-
новить контроль над «бесхозной» землей, средства от продажи
которой или сдачи в аренду поступали бы в казну колониаль-
ного правительства. Эта земля, по его мнению, стала бы одним
из главных источников доходов «самообеспечиваемого» протек-
тората.
Переговоры Джонстона с бугандскими регентами оказались
ле такими простыми, как рассчитывал комиссар .[315, с. 25—83].
Вместо предполагаемых трех недель он затратил на них более
одиннадцати. Джонстон встретил достойных партнеров, кото-
рые упорно и с дипломатическим искусством отстаивали свои
позиции. Надо сказать, что в таких кардинальных для судеб
Буганды вопросах, как суверенитет и независимость, бугандская
верхушка была податлива. Но там, где возникала опасность соб-
ственным привилегиям, она боролась с ожесточением. Чтобы
сломить ее сопротивление, Джонстону часто приходилось гово-
рить с «позиции силы», опираясь на колониальную армию [253,
с. 109], и прибегать к помощи христианских миссий [315, с. 26].
Верхушка Буганды стояла на узкоклассовых позициях: от-
стаивая традиционные привилегии, стремилась приобрести но-
вые. Ее усилия сводились к тому, чтобы Англия признала пра-
ва, которые она завоевала в борьбе против Мванги и которые
давали ей возможность усилить эксплуатацию крестьян. Джон-
стон пошел верхушке навстречу: обещал долю в налогах, част-
ные и официальные имения. Делал он это вынужденно. Колони-
заторы в то время были крайне заинтересованы в местном парт-
нере, поскольку не располагали возможностью удерживать под
контролем Буганду и без ее помощи — остальную Уганду. Та-
ким образом, был заключен компромисс. Радуясь этому, Джон-
стон решил наградить регентов. Награда походила на взятку.
Распоряжаясь имуществом, которое ему не принадлежало, ко-
59
миссар выделил участки площадью: А. Кагве — 5120 га, С. Му-
гаванье — 3840 га, Кангао — 2560 га [315, с. 80]. Не обошел
Джонстон своими дарами и миссионеров — они получили зе-
мельные участки общей площадью около 25,6 тыс. га [394,
с. 17].
А заслуги миссионеров, особенно англиканских, перед Анг-
лией были действительно большими. Сначала они выступили в
роли лоббистов, а затем и прямых участников переговоров.
Миссионеры были также защитниками интересов верхушки,
предав в то же время забвению интересы крестьян-баганда.
Именно по их рекомендации Джонстон отказался от первона-
чального намерения создать управление по опеке, в распоряже-
ние которого поступили бы земли, не попавшие в руки верхушки
и предназначавшиеся для пользования всеми баганда. Страну
строго разделили на две части: одну передали в распоряжение
верхушки, другая стала собственностью английской короны.
И когда 10 марта 1900 г. состоялась церемония подписания со-
глашения, Джонстон отдал должное миссионерам, прежде все-
го англиканам. «Без их помощи,— признавал он,— вряд ли
вожди Уганды (Буганды.— Авт.) согласились бы подписать до-
говор, который практически отдавал целиком их самих, их стра-
ну, их народ в руки английского правительства» [315, с. 85].
Он поблагодарил также и католических «белых отцов», или
«французских миссионеров», как он их называл {315, с. 85].
Обеспечив прочные позиции в Буганде, которые он не без
оснований оценивал как ключевые в протекторате, Джонстон
не церемонился с правителями других государств. Он не тра-
тил время на переговоры, а просто диктовал свои условия. Со-
глашение с Торо было подписано 26 июня 1900 г., с Аиколе
(так стало называться Нкоре) —7 августа 1901 г. Что касается
Буньоро, то в наказание за непокорность баньоро в 90-е годы
XIX в. верхушке этого государства было отказано в соглашении
до 1933 г.
Глава III
УГАНДА В 1900—1918 гг.
Англо-бугандское соглашение 1900 г.
Остановимся на соглашении подробно, ибо оно сыграло важ-
ную роль в истории Уганды. Английская буржуазная историо-
графия определяет его как классический образец системы «кос-
венного управления».
Условно соглашение можно разделить на две части: к пер-
вой относились статьи, определявшие статус Буганды в рамках
протектората Уганда, ко второй — статьи, фиксировавшие внут-
реннее устройство этого государства [315, с. 350—364; 395].
Статья 1 содержала описание границ Буганды (в соглаше-
нии— «королевства»). В ее состав включались собственно бу-
гандская территория, некоторые области, принадлежавшие госу-
дарствам Буньоро и Анколе, а также о-ва Бувума на оз. Вик-
тория. Эти области колонизаторы передали Буганде в качестве
«оплаты услуг» при подчинении английской короне других на-
родов протектората.
Кабака (в соглашении — «король») и вожди отказывались в
пользу Англии от дани, которую прежде платили им соседние
пароды (ст. 2). Отныне Буганда входила в состав протектората
как «провинция» (ст. 3). Доходы Буганды становились частью
общих доходов протектората (ст. 4). Все законы, издаваемые
правительством протектората, распространялись на Буганду,
если не противоречили условиям соглашения (ст. 5). В ст. 6
говорилось: «Пока кабака, вожди и народ Уганды (здесь и да-
лее в тексте соглашения под Угандой подразумевалась Буган-
да) будут подчиняться законам и правилам, вводимым для их
управления правительством ее величества, и лояльно сотруд-
ничать с правительством ее величества в организации и адми-
нистрации упомянутого королевства Уганды, правительство ее
величества соглашается признавать кабаку Уганды в качестве
правителя провинции Уганды под защитой и верховенством ее
величества». С этой статьей перекликаются положения ст. 20.
Ту часть соглашения, которая относилась к внутреннему
устройству Буганды, нередко называют «конституцией».
Соглашение устанавливало порядок наследования трона Бу-
ганды (ст. 6). После смерти правящего кабаки его преемник
избирался большинством туземного совета — люкико (лукико).
61
Круг выбора ограничивался потомками кабаки Мутесы I. Имя
избранника сообщалось правительству Англии для утвержде-
ния. «Впредь,— говорилось в ст. 6,— король Уганды будет но-
сить титул „его высочество кабака Уганды'4».
Кабака сохранял право осуществлять «прямое управление
туземцами» Буганды. Через люкико и своих чиновников он мог
вершить правосудие теми методами, какие одобрит английское
правительство. Юрисдикция туземного суда кабаки не распро-
странялась на лиц, которые не были туземцами Буганды. Все
дела — гражданские или уголовные,— участниками которых бы-
ли баганда и небаганда, подлежали разбору только в англий-
ских судах (ст. 8).
Буганда делилась на 20 административных единиц, называв-
шихся на луганда «саза» (ст. 9). Во главе каждого саза ставил-
ся вождь, подбиравшийся правительством кабаки и утверждав-
шийся представителем Англии. Вождям саза выплачивалось
жалованье — 200 ф. ст. в год. Вождь отвечал за соблюдение за-
кона и порядка, за сбор налогов и содержание дорог. За свои
действия, исключая сбор налогов, он отвечал перед министрами
кабаки (за сбор налогов — перед правительством протектора-
та). От них же он получал инструкции.
Кабака (ст. 10) назначал правительство в составе: премьер-
министра (катикиро), главного судьи (омуламузи), казначея
(омуваника). Кандидатуры министров предварительно согласо-
вывались с английским представителем. Эти должностные лица
получали жалованье в размере 300 ф. ст. в год.
Соглашение (ст. 11) устанавливало порядок формирования
люкико, определяло его права и обязанности в качестве тузем-
ного совета и туземного апелляционного суда.
Председателем люкико был катикиро. В состав совета вхо-
дили: по должности — другие два министра и 20 вождей саза,
60 нотаблей (так в соглашении называли представителей мест-
ной служилой или родовой знати), по три от каждого саза, и
шесть «других значительных лиц» (этих людей, так же как и но-
таблей, назначал кабака). Всего в люкико насчитывалось 89 со-
ветников. Кабака мог, с согласия представителя Англии, лишить
того или иного советника права заседать в люкико (даже под-
вергнуть его наказанию).
Люкико наделялся полномочиями обсуждать вопросы, отно-
сившиеся к юрисдикции туземной администрации Буганды, и
направлять кабаке резолюции, принятые большинством голосов.
Кабака, прежде чем дать ход какой-нибудь резолюции, консуль-
тировался с представителем Англии и следовал его совету.
Люкико выполнял функцию апелляционного суда по отно-
шению к туземным судам низших инстанций, а точнее, к су-
дам, которые возглавляли вожди на местах. Люкико мог пере-
сматривать приговоры, присуждавшие тюремное заключение —
от одной недели до пяти лет и к штрафу — до 100 ф. ст. Более
суровые приговоры (вплоть до смертной казни) люкико переда-
62
ii/ui кабаке, решение которого, скрепленное подписью предста-
пп к’ля Англии, считалось окончательным.
(’оглашение обязывало Буганду вносить вклад в общий бюд-
к< । протектората (ст. 12). В государстве вводились налоги.
Нго доходы, поступавшие от сбора налогов, передавались в рас-
пор окение представителя Англии. Баганда должны были пла-
III и. налог на хижину и налог на огнестрельное оружие.
Соглашение (ст. 14) упорядочило дорожную повинность
(лувало). Обязанность содержать в хорошем состоянии главные
троги возлагалась на вождей саза. Города, деревни и общи-
ны, находившиеся под юрисдикцией вождя, поставляли по его
рсбованию рабочую силу (по норме — один взрослый мужчина
<п ipcx хижин) для ремонта дорог. Вождь следил также за тем,
•нобы каждый взрослый мужчина в его саза отработал один
месяц в году. Европейцев и других небаганда, чьи земли при-
мыкали к главным дорогам, администрация протектората обя-
1ывала или поставить рабочую силу или уплатить соответствую-
щий денежный взнос.
Особое место в соглашении занимали статьи (15—17), от-
носившиеся к земле и другим природным ресурсам.
Общая площадь Буганды определялась в 19 600 миль2, или
50 176 км2. Леса (1,5 тыс. миль2, или 3840 км2) находились под
контролем властей протектората. Права на пустующие и необ-
рабатываемые земли (9 тыс. миль2, или 23 040 км2) переходили
в руки правительства Англии (земли короны). Таким образом,
около 46% земельной площади Буганды становилось собствен-
ностью английской короны, а 7,6% (леса) ставилось под конт-
роль администрации протектората. В итоге 53,6% бугандской
территории отчуждалось.
В награду за приобретение права контроля над этими землями и лесами
правительство Англии ежегодно выплачивало кабаке 500 ф. ст., катикиро —
•И)0 ф. ст., двум другим министрам — по 150 ф. ст. (ст. 18). Главе мусульман
Мбого устанавливалась пожизненная пенсия 250 ф. ст.
Остальные земли, или 46,4% площади, переходили в частную
собственность примерно 1 тыс. лиц, принадлежавших к верх-
нему слою общества Буганды. Эти земли стали называться
«маило» — от искаженного английского слова «миля». При этом
кабака, принцы и крупные вожди получили в частную собствен-
ность 912 миль2 (233,5 тыс. га), не считая официальных име-
ний, общая площадь которых составила 368 миль2 (94,8 тыс. га),
В частную собственность 1 тыс. младших вождей (бакунгу, ба-
топголе) и лиц, уже практически владевших земельными участ-
ками (хотя и не имевших юридических документов), выделялось
8 тыс. миль2, или более 2 млн. га. В среднем на каждого из них
приходилось 8 миль2. Осуществление операции по распределе-
нию этих земель поручалось люкико Буганды (ст. 15).
Трем миссионерским обществам предоставлялись земли во
владение «на правах опеки» (общая площадь 92 мили2, или бо-
лее 23,5 тыс. га).
63
Европейцам и небаганда, уже успевшим приобрести землю,
администрация протектората выдала документы, подтверждав-
шие их права собственности.
В соглашении ни слова не говорилось о землях (бутака),
•считавшихся родовыми святынями (захоронения сородичей, ме-
ста отправления традиционных религиозных культов). Так же
ни слова не было сказано и о правах свободных общинников
(бакопи).
13 октября 1900 г. от имени Г. Джонстона было опубликова-
но заявление [315, с. 364—365]. В нем говорилось, что после
раздела земли между различными категориями младших вож-
дей (бакунгу и батонголе) 1,2 тыс. миль2 (307,2 тыс. га) оста-
нутся нераспределенными. Джонстон отдал распоряжение о рас-
пределении и этих земель. Кабака дополнительно получил
10 тыс. га, министры: А. Кагва — 2,6 тыс., С. Мугванья —
2,3 тыс., 3. Кизито — 2 тыс., мать кабаки— 1 тыс. га. 189 миль2
(48,4 тыс. га) выделялось вождям саза и 618 миль2 (156,9 тыс.
га) — младшим вождям.
В результате этого последнего решения колонизаторов сек-
тор частного феодального владения расширился. Особенно вы-
играли министры. Если сложить участки, которые каждый из
них получил, то выходило, что владения катикиро А. Кагвы до-
стигли 62 миль2 (15 870 га), омуламузи С. Мугваньи — 54
(13820 га), омуваники 3. Кизито — 46 миль2 (1 1 770 га). Но
самым крупным помещиком был кабака: он обладал 450 ми-
лями2 (125,2 тыс. га). Таким образом, почти вся земля, остав-
ленная колонизаторами государству Буганда, попала в руки
небольшой кучки людей. Что касается крестьянства, то оно ос-
талось без земли.
Реализация условий соглашения 1900 г. Ключевыми вопро-
сами колонизаторы считали формирование государственной над-
стройки Буганды и создание института частной земельной соб-
ственности. Особое внимание было уделено формированию кор-
пуса вождей саза. Посты вождей саза распределялись по ре-
лигиозному принципу: туда, где преобладала англиканская об-
щина, назначался вождь-англикапин, а где католическая —
вождь-католик. Как и ожидалось, большинство постов получили
англикане: 11 из 20 (католики — 8, мусульмане—1) [315,
с. 95].
Одновременно проводилась реорганизация верхних эшелонов
власти в Буганде. Кабака сохранил трон, но лишился прерога-
тив абсолютного правителя и большинства реальных полномо-
чий. Этому способствовало немаловажное обстоятельство. По
•соглашению с олигархией крупных вождей в 1897 г. колониза-
торы свергли кабаку Мвангу и возвели на трон его сына Дауди
Чву, годовалого младенца [308, с. 250]. До совершеннолетия
Дауди Чвы в 1914 г. Бугандой правил всесильный регепт, круп-
нейший феодал и фаворит колонизаторов Аполо Кагва. В
1897—1914 гг. власть олигархии укрепилась настолько, что ка-
64
< ।к.। до своей смерти в 1939 г. оставался бессильной фигурой,
•.ч|црая лишь символизировала бугандскую государственность
1'1-12, с. 30].
Формально правительство было ответственным перед каба-
I oil. Но большинство вопросов министры согласовывали с ад-
мин не грацией протектората. Более того, многие дела, касав-
шиеся непосредственно Буганды, часто решались в обход пра-
ннгельства кабаки. Как уже отмечалось, Буганда делилась на
‘О округов (саза). Каждый округ имел подразделения: подокруг
(юмболола), приход (мирука), деревня. Вожди саза, гомболола
и чаже мирука назначались после согласования их кандидатур
• колониальными властями. Власть в деревнях обычно осу-
шггтвляли традиционные вожди — старейшины родовых групп
лноо больших родственных семей. Встречались случаи, когда
деревню заселяло четыре—пять групп или семей. Тогда в пей
функционировало соответствующее число старейшин.
Минуя правителей государств Уганды и их министров, ко-
лонизаторы давали вождям распоряжения и контролировали их
действия. В первые два десятилетия XX в. администрация про-
1сктората не встречала какого-либо сопротивления со стороны
правителей и правительств «договорных» государств. За этот
период она смогла не только подчинить себе вождей, но и от-
крыть перед ними возможность вести себя в определенной сте-
пени самостоятельно по отношению к своим туземным органам.
Гем более что жалованье и вознаграждения за хорошую службу
вожди получали от англичан. В последующие десятилетия, осо-
бенно в период зарождения антиколониального движения, непо-
средственное руководство действиями вождей приобрело для ко-
лонизаторов исключительно важное значение.
Функции законодательных органов в Буганде выполняли: в
центре — большой (или великий) люкико, на местах — малые
люкико (в саза, гомболола, мирука) и собрания-сходы глав ин-
дивидуальных семей в деревнях. Председателями люкико на
всех уровнях были вожди. Люкико могли давать вождям со-
веты, не имевшие обязательного характера. Принимал решения
вождь, предварительно согласовав его с вышестоящими органа-
ми местной власти и получив санкцию английского комиссара
района.
Большой люкико, заседавший в столице Буганды — Менго,
был полностью «аристократическим» органом. Западные бур-
жуазные историки приписывают честь создания этого учрежде-
ния колонизаторам, которые будто бы придали ему форму «на-
ционального собрания», даже «парламента» {253, с. 109; 334,
с. 37]. Из 89 членов люкико 60, или 67%, были крупными вож-
дями, а 69, или более 77% —крупными земельными собственни-
ками. Назначение в люкико зависело от принадлежности к той
или иной церкви. Колониальные власти позаботились, чтобы
большинство принадлежало их прямым союзникам — последова-
телям англиканской церкви. Из 89 мест они занимали 49, ка-
5 Зак. 274
65
толики — 35, мусульмане — 5. Что касается подавляющего боль-
шинства населения Буганды — последователей традиционных,
верований, то оно не имело ни одного представителя.
Таким образом, люкико, так же как и правительство Бу-
ганды, стал социально-политической опорой колониальных вла-
стей. В него входили люди, связавшие свою судьбу с режимом;
протектората. Их положение решающим образом зависело от
колонизаторов.
Распределение земли, сохранявшейся за Бугандой, было по-
ручено люкико, т. е. органу, который целиком состоял из пред-
ставителей господствующей прослойки бугандского общества'
[342, с. 46]. О масштабах земельного грабежа свидетельствует
официальный документ [315, с. 114—115]. В августе 1902 г.
Вильсон (заместитель комиссара) представил комиссару X. Сэд-
леру (сменил Г. Джонстона) список крупных вождей, которые
уже получили землю. Оказалось, что «ведущие магнаты» (выра-
жение Вильсона) вместо 618 миль2, отведенных по соглашению'
1900 г., успели заполучить 1198.
После того как кабака и его семья, министры, старшие вож-
ди захватили лучшие земли, наступила очередь представителей
среднего и низшего звеньев иерархии господствующего класса
Буганды. В соглашении 1900 г. численность претендентов опре-
делялась в 1 тыс. Однако к 1908 г. она приблизилась к 4 тыс.
[337, с. 23; 394, с. 19]. И колонизаторы и люкико признали
права этих людей законными. На позицию люкико оказали
влияние социальная солидарность и далеко идущий политиче-
ский расчет.
Старшие бакунгу во главе с А. Кагвой, низведя кабаку до
положения символической фигуры, лишив родовую знать (ба-
така) ее прежних привилегий, особенно прав на землю [315,.
с. 198—199], превратив массы крестьян в бесправных арендато-
ров, были озабочены лишь тем, как закрепить новый порядок.
Считая, что одного союза с колониальной властью мало, они ре-
шили расширить социальную базу этого порядка путем привле-
чения на свою сторону младших бакунгу и батонголе. Земель-
ный закон, принятый люкико в 1908 г. и утвержденный губер-
натором, юридически зафиксировал его решение [337, с. 15—16;
394, с. 43—50].
Частные владельцы земли (и крупные и мелкие) считали
закон 1908 г. хартией, стоявшей па страже их привилегий. Осо-
бенно большие права предоставлялись им в отношении свобод-
ных общинников, зависимых и полузависимых держателей
земли.
Закон 1908 г. практически ликвидировал обычное земельное
право и утвердил частную земельную собственность. Кабака пе-
рестал быть верховным собственником земли в Буганде, он стал
самым крупным владельцем частных и официальных имений
маило. Все население освобождалось от каких бы то ни было-
обязательств ленного характера по отношению к кабаке, в том
66
числе и от уплаты ему ежегодной дани. Отныне никто не мог
шпшть владельца его прав на полученный им в соответствии с
соглашением 1900 г. и законом 1908 г. участок.
Закон 1908 г., открывший перед частными владельцами воз-
можность эксплуатировать землю, тем не менее не стимулиро-
вал экономическое развитие. Владелец имения был рантье, а не
предприниматель. Система маило не способствовала улучшению
методов землепользования, переходу от натурального хозяйства
к товарному.
Особое место при разделе земли отводилось официальным
имениям. Этот институт, существовавший в доколониальный пе-
риод, колонизаторы сохранили, чтобы обеспечить поддержку
вождей. Сначала официальными имениями, или официальными
маило, наделялись лишь кабака и его семья, министры и вож-
ди саза. В результате небольшая кучка людей (всего 26 чело-
век) получила контроль над площадью в 135 тыс. га. В 1914 г.
эта группа выросла до 200 человек [383, с. 68]. Каждого вождя
саза обязали выделить из официального имения 1 милю2
(256 га) для раздела среди вождей гомболола [394, с. 49].
Такие участки (в среднем около 20 га) также получили статус
официальных имений.
Наряду с землями маило в Буганде возникла другая кате-
гория частных владений — условно назовем ее фриголд,— кото-
рая управлялась согласно английским земельным законам.
К этой категории относились земли нсафриканских предприни-
мателей, которые эксплуатировались чаще всего как плантации
экспортных культур (каучуконосы, чай, кофе «арабика»). Эти
земли были куплены у частных владельцев-баганда. Общая их
площадь в Буганде составляла почти 33 тыс. га (подсчитано
по [394, с. 56]). В категорию фриголд входили также земли
христианских миссий — 82 мили2 (21 тыс. га) из 104 миль2, кон-
тролировавшихся миссионерами i[393, с. 54—56]. Это были
участки, разбросанные по всей Буганде. Наиболее крупные на-
ходились близ Кампалы, где размещались миссионерские церк-
ви, госпитали, школы. Сотни мелких (до четырех гектаров) за-
нимали сельские церкви, школы, жилища священнослужителей
и учителей.
Иным было положение на землях, ставших собственностью
метрополии. Общая площадь земель короны в Буганде состав-
ляла 8307 миль2, или 2,13 млн. га [393, с. 59]. Г. Джонстон
намеревался сделать их источником доходов администрации и
основным фондом «белой» колонизации [265, с. 600; 337, с. 16;
386, с. 105].
В 1910 г. губернатор утвердил ординанс, согласно которому
разрешалось изгонять крестьян, сидевших па землях короны,
если они продавались или сдавались в аренду «белым» колони-
стам [265, с. 600; 394, с. 60]. Крестьянам выплачивалась ком-
пенсация или предоставлялся равноценный участок в другой
местности. Однако спрос на землю короны был невысок: неаф-
5*
67
риканцы предпочитали приобретать участки такой земли в го-
родских и торговых центрах для коммерческих целей.
Таким образом, в результате раздела земли в Буганде сло-
жился класс земельных собственников. На вершине пирамиды
находились кабака и члены правившей династии, министры-ре-
генты, вожди саза и знать, получившая участки более 2 миль2,
или 500 га. Лоу называл их «аристократией внутри аристокра-
тии» (315, с. 125].
Раздел земли привел к подрыву социальной структуры бу-
гандского общества. Его организация на базе сельской общины
подвергалась разрушительному воздействию таких факторов,,
как принудительное перемещение родственно-семейных групп из
одной местности в другую, утрата (часто без возмещения) ро-
довых земель, обращение членов одних и тех же родственных
групп в англиканскую, католическую или мусульманскую веру,
экономическое и внеэкономическое принуждение со стороны ко-
лониальных властей протектората, бугандских землевладельцев.
Общинники лишились основного средства производства — зем-
ли, единственного источника существования, и превратились в
бесправных арендаторов.
Произошли также и значительные политические изменения.
Власть в Буганде, находившаяся в руках олигархии старших
вождей (бакунгу), после создания института частной земельной
собственности еще более упрочилась. Раньше кабака мог назна-
чать бакунгу, переводить их с места на место, повышать или
понижать в должности, смещать и наказывать (вплоть до ли-
шения жизни). Теперь положение бакунгу гарантировало согла-
шение 1900 г.: они обладали местными рычагами власти, рас-
поряжались выделенной им землей, имели право эксплуатиро-
вать крестьян. Особенно важным для них было приобретение
новых социальных и экономических привилегий. Отныне феодал
независимо от того, занимал он видный пост в государстве или
не занимал, оставался в рядах господствующего класса обще-
ства. Крупное владение и относительно высокие доходы так или
иначе обеспечивали ему высокое место в социальной структуре.
Для мелкой знати старший вождь оставался лидером, а для об-
щинников, сидевших на его земле,— господином.
Таковы были изменения в Буганде в начале XX в. По-иному
они происходили в Торо, Анколе и Буньоро.
Политический статус Торо, Анколе и Буньоро
Соглашения Англии с Торо и Анколе (а в 1933 г. и с Бунь-
оро) обычно называли «упрощенным» вариантом англо-буганд-
ского. Дело было не в «упрощении», а в юридической значимо-
сти этих документов. Административный статус Торо и Анколе
был ниже статуса Буганды: их приравняли к обычным районам,
на которые позже делился протекторат. Соответственно более
68
низким был статус и их правителей [342, с. 31]. Они отвечали
п<> перед комиссаром (с 1906 г.— губернатором) протектората,
к;н< кабака Буганды, а всего лишь перед комиссаром района*
Нот почему в политическом и юридическом плане оба эти «ко-
ролевства» (к ним следует причислить и Буньоро) в колониаль-
ны п период всегда стояли ниже Буганды '[335, с. 27].
Соглашения устанавливали, что Анколе и Торо управляют-
ся наследственными верховными вождями (соответственно —
омугабе и омукамой). Возведение на трон осуществлялось под
контролем колониальной администрации. Верховные вожди на-
ша чали правительство, состоявшее из двух министров: катикиро
(премьер) и омукенто (казначей). Помимо аппарата назначае-
мых вождей в Анколе, Торо и Буньоро функционировали мест-
ные советы (эйшенгьеро — в первом, рукурато — в двух послед-
них), своим устройством и полномочиями напоминавшие люкико.
Буганды.
Вожди саза и гомболола получали жалованье, которое ко-
чопиальные власти выплачивали из фонда, формировавшегося в.
результате сбора подушного налога [274, с. 136, 157—158].
Размер жалованья, выплачивавшегося вождям, не превышал
10% общей суммы налога, собранного в данный финансовый
год. Эта сумма (10%) делилась следующим образом: 70% шло
па жалованье вождей саза и 30%—на жалованье вождей гом-
болола. Верховные вожди получали жалованье в размере 20%
общей суммы налогов, собранных в их «королевствах» [265,
с. 562].
Почти вся земля в Торо и Анколе была объявлена собствен-
ностью английской короны. Вводилась частная собственность на
землю, хотя и не в таких масштабах, как в Буганде [253, с. 561,
599]. Например, в 1912 г. омукама Торо получил имение пло-
щадью 4090 га, а омугабе Анколе— 12 800 га. Частные вла-
дения сначала были дарованы только верховным вождям и вож-
дям саза (отчасти гомболола) [342, с. 47]. В Торо было розда-
но 56,3 тыс. га, в Анколе — более 50 тыс. га. Что касается млад-
ших вождей, то они получали лишь жалованье [342, с. 46]. В
Торо омукама мог раздавать участки принцам и высшим чинов-
никам фактически в наследственное владение, но без права про-
дажи [342, с. 47].
Соглашения Англии с Торо, Анколе и Буньоро [304, с. 108]
еще в меньшей степени, чем се соглашение с Бугандой, имели
для метрополии обязательный характер. Они, подчеркивал аф-
риканский юрист Г. Ибингира, были «обязательными» для Анг-
лии лишь тогда, когда она этого хотела.
Таким образом, уже из соглашений с Бугандой, Буньоро,
Торо и Анколе видно было, что Англия выступала по отношению
к ним не столько как «протектор», сколько как колониальный
хозяин.
В 1899 г. правительство Англии утвердило «договоры», ко-
торые в 1898 г. Макдональд навязывал вождям народов, насе-
69
лявших территории па севере и северо-востоке [479, 1964, т. 28,
№ 1; 1965, т. 29, ч. 1]. Однако власть колонизаторов там долгое
время была номинальной. Они создали у ачоли, мади, бари,
лугбара, алур военные посты, которые лишь обозначали «физи-
ческое» присутствие Англии. Гражданская администрация бы-
ла учреждена здесь в 1910 г., а демаркация границы с Суданом
завершилась в 1914 г.
Подчинение народов, населявших будущие районы Бусоги,
Ланго, Тесо, Букеди и Бугису, начал еще в 1896 г. по поручению
колонизаторов крупный феодал и видный военачальник Буганды
Семей Какунгуру. В течение 1896—1904 гг. он покорял одну
область за другой, насаждал формы и методы управления, дей-
ствовавшие в то время в Буганде [304, с. 104—107; 342, с. 32].
Начиная с 1907 г. администрация протектората систематиче-
ски посылала на крайний северо-восток, населенный народами
карамоджо, додот, сук, туркана, военные отряды, которым каж-
дый раз вплоть до 1914 г. приходилось утверждать власть Анг-
лии [255, с. 118].
В 1911 г. к протекторату была присоединена область, где
проживали бакига (позже стала районом Кигези) [385, с. 78].
С покорением этого народа колонизаторы вышли на юго-запад-
ную границу английской сферы влияния.
Таким образом, к 1914 г. протекторат на севере и западе
приобрел очертания, которые можно было видеть на картах Во-
сточной Африки 20-х годов XX в. Иным было положение на
востоке.
1 апреля 1902 г. огромная территория, позже образовавшая
кенийские провинции Наиваша и Ньянза, была отторгнута от
протектората Уганды. Новая граница между двумя английски-
ми владениями разрезала этнически родственные пилотские на-
роды (прежде всего луо). Но и отторжение этой территории от
Уганды не установило окончательно границы протектората на
востоке. Забегая вперед, скажем, что в 1926 г. от него был от-
резан большой кусок территории па северо-востоке, прилегав-
ший к оз. Рудольф, и снова передан Кении '[298, с. 121].
«Освоение» Уганды
Еще в 1901 г. Г. Джонстон особо подчеркивал, что коло-
ниальная администрация и коренное население Уганды должны
освободить английского налогоплательщика от необходимости
делать субсидии для сбалансирования бюджета протектората и
приносить метрополии возрастающие прибыли [386, с. 343]. Та-
ким образом, были сформулированы две задачи: 1) экономить
средства метрополии и 2) обеспечить постоянный приток в Анг-
лию прибылей путем «освоения» протектората.
На первых порах «освоение» Уганды капиталом метрополии
тормозилось трудностями с обеспечением дешевой рабочей си-
70
uni Выход из затруднений подсказали им регенты Буганды.
< >пн посоветовали, во-первых, увеличить размеры налогообло-
м пня в самой Буганде и, во-вторых, ввести налоги во всех ча-
< nix Уганды. Колониальные власти приняли этот совет: в 1905 г.
налоги стало платить все взрослое население протектората.
Оправдывая эту меру, комиссар X. Сэдлер говорил в 1904 г.,
чю налоги чуть ли не «создают страну», поскольку, с одной сто-
роны, они приносят доходы, а с другой — внедряют в африкан-
ское общество «привычку» трудиться [323, с. 51].
В 1900—1914 гг. колонизаторы проводили эксперименты по
определению возможностей Уганды в производстве тех сельско-
хозяйственных культур, которые были необходимы английской
промышленности.
Англию уже давно тяготили зависимость ее текстильной
промышленности от поставок хлопка из США и резкие колеба-
ния мировых цен на это сырье. В 1902 г. торговая палата Лан-
кашира и крупные торговцы Ливерпуля основали Британскую'
1ссоциацию производства хлопка (БАПХ) [342, с. 40]. БАПХ.
изыскивала в колониях районы, пригодные для выращивания
хлопчатника. Среди первых владений, привлекших внимание ас-
социации, была Уганда. В том же, 1902 г. была создана «Уган-
да компани», крупным пайщиком которой стало англиканское
ЦМО [323, с. 44; 402, с. 60]. В освоении Уганды Англия отвела
миссионерам особую роль. Одним из главных агентов БАПХ в
протекторате был К. Борап, сотрудник ЦМО ;[386, с. 127].
БАПХ и «Уганда компани» отдали предпочтение американ-
ским сортам хлопчатника и приступили к их внедрению в сель-
ское хозяйство Уганды. Начало было успешным. Первые посевы
были произведены в 1904 г., а уже в 1910 г. из Уганды было вы-
везено 2 тыс. т хлопка [55, с. 22]. Только в Буганде почти
1 тыс. вождей выполняли обязанности инструкторов по выра-
щиванию хлопка и, кроме того, помогали колонизаторам в на-
саждении этой культуры в Бусоге, Тесо, Ланго, Буксди [55,
с. 22; 399, с. 51].
Рвение вождей объяснялось тем, что их работа и размер жа-
лованья зависели от сданной хлопковой продукции в подведом-
ственных им административных единицах. Вождей поддержи-
вали крупные земельные собственники, доходы которых в ре-
зультате внедрения хлопчатника стали возрастать.
Итак, выращивали хлопчатник африканские крестьяне, а его
очистку взяли в свои руки английские предприниматели. Было
построено несколько предприятий, первое из которых, основан-
ное в 1906 г., принадлежало «Уганда компани». В 1914—
1915 гг. в протекторате действовало уже 20 предприятий мощ-
ностью 30 тыс. кип [386, с. 131] (1 кипа=400 ф.~ 181,5 кг).
Семена хлопчатника перерабатывались па месте, в английских
маслобойнях. Масло, как и волокно, вывозилось в метрополию.
В начале XX в. в колониальных кругах Англии преобладало
мнение, что экономическое развитие Уганды невозможно без
71
«белой» колонизации, без крупномасштабного капиталистиче-
ского плантационного хозяйства. Однако в тот период не было
условий для создания такого хозяйства. Колонизаторы просчи-
тались, допустив в Буганде раздел земли и переход лучшей ее
части в руки местных феодалов. Кроме того, земельный грабеж
вызвал здесь резкое обострение социальных и политических про-
тиворечий. В других районах Уганды, даже прилегающих к
оз. Виктория, власть колонизаторов еще не была прочной на-
столько, чтобы европейские предприниматели отважились пойти
на риск закладки плантаций. Вот почему по всей Уганде в
1914 г. насчитывалось лишь 140 европейских плантаторов [298,
с. 105]. Их хозяйства размещались на площади немногим более
23 тыс. га.
Насаждение европейского плантационного хозяйства связа-
но с распространением в протекторате системы принудительного
труда. Плантаторы требовали от властей обеспечить их дешевой
рабочей силой. В конце 1908 г. губернатор X. Белл отдал рас-
поряжение о вводе в протекторате в 1909 г. принудительного
труда '[265, с. 567—568]. Каждый взрослый мужчина-африканец
обязывался один месяц в году отработать на стройках департа-
мента общественных работ. Принудительный труд оплачивался
по «разумным», а точнее, низким ставкам. От него освобожда-
лись вожди и чиновники африканского аппарата управления,
частные землевладельцы, а также лица, запятые постоянным
наемным трудом. Чтобы избежать принудительного труда, аф-
риканцам приходилось искать наемную работу. Среди главных
работодателей были плантаторы.
Колониальное управление. Провозгласив протекторат над
Угандой, Англия столкнулась с проблемой: как управлять стра-
ной, как контролировать ее многомиллионное население? Преж-
де всего, колонизаторы прибегли к системе «косвенного управ-
ления», которая получила свое воплощение в англо-бугандском
соглашении 1900 г. Это соглашение привело к тому, что в про-
текторате стал складываться класс частных феодальных земле-
владельцев, привилегии которого зависели от сохранения коло-
ниального статус-кво. Вожди помогали колониальной админи-
страции контролировать положение до тех пор, пока их власть
в протекторате не укрепилась и не стабилизировалась [314,
с. 228].
Далее. Колонизаторы прибегли к созданию в Уганде боль-
шой неафриканской общины (целиком зависимой от них, отор-
ванной от коренного населения и противопоставляемой ему)
путем поощрения иммиграции выходцев из азиатских колоний
Англии, прежде всего из Индии. И если вождям отводилась
роль помощников колонизаторов в укреплении их политического
господства, то азиатская община становилась одним из инстру-
ментов экономического «освоения» Уганды.
Наряду с осевшими в Уганде бывшими индийскими рабочи-
ми и солдатами в протекторате действовали также индийские
72
купцы, давно обосновавшиеся на Занзибаре. Одним из таких
купцов был Аллидина Виерам, который еще в конце XIX в. по-
следовал за англичанами в Буганду и основал там свою первую
1лвку. В 1900 г. он уже имел лавки в Кампале, Джиндже, в
других местах по обоим берегам Нила. Этими торговыми заве-
дениями управляли бедные родственники А. Висрама, которых
он вывез из Индии. А. Виерам предоставлял им товары в кре-
дит и денежные займы, снабжал импортными изделиями, а они,
п свою очередь, поставляли ему скупавшиеся у африканцев
продукты, которые он вывозил на внешние рынки.
Семейные и кастовые отношения обеспечивали богатым индийцам деше-
вую рабочую силу. Бедные родственники принимали те условия труда и воз-
награждения, которые диктовал крупный оптовик. Кое-кому из них удавалось
пробиться «в люди», накопить капитал, основать свои лавки (поставив во
главе их уже собственных бедных родственников), стать новым оптовиком
|323, с. 80—-8*1]. Уже в 1903 г. индийцы контролировали всю розничную тор-
говлю в Уганде [297, с. 107].
Индийцы стремились прорваться в сферу хлопкоочистки.
Но европейцы твердо отстаивали свою монополию. Первая ми-
ровая война «помогла» индийцам. Военные действия на море
прервали пароходное сообщение между Восточной Африкой и
Англией. Урожай хлопка в сезон 1914—1915 гг. мог бы погиб-
нуть, если бы большую его часть не скупили (в ответ на призыв
губернатора) индийские торговцы. Впервые хлопок был выве-
зен не в метрополию, а в Индию и Японию. Тогда же А. Вис-
раму удалось на паях с другими индийскими торговцами осно-
вать первое хлопкоочистительное предприятие. Возросший ин-
терес индийских владельцев текстильных фабрик Бомбея к
угандскому тонковолокнистому хлопку привел к постройке вто-
рого предприятия. «Нэшнл бэнк оф Индиа» согласился финан-
сировать проникновение индийцев в хлопкоочистку Уганды
1323, с. 87]. Так война способствовала подрыву европейской
монополии в этой отрасли. Однако колониальные власти пре-
секли попытки индийцев основать в Уганде текстильные пред-
приятия. На их просьбу о разрешении построить такое пред-
приятие в Кампале или Джиндже губернатор X. Белл в 1908 г.
ответил: «Такие проекты открывают перспективы, которые не
могут быть выгодными для прядильных фабрик Ланкашира...»
323, с. 49].
Колонизаторы отводили индийцам роль посредников, «связу-
ющего звена», которое можно было легко изолировать от корен-
ного населения и противопоставить ему, сделать целиком зави-
симым от колониальных хозяев. Индийцам поручалась задача
компрадоров: продвигать товары английских монополий на
внутренний рынок Уганды и готовить сырье к экспорту в метро-
полию. Следовательно, в экономике связи между эксплуатато-
рами и эксплуатируемыми осуществлялись через прослойку, вы-
полнявшую роль буфера. Одновременно индийцы становились
громоотводом, который первым принимал на себя удары афри-
канского недовольства.
73
Социально-экономические изменения в африканском общест-
ве. Соглашение 1900 г. и особенно закон 1908 г. послужили
импульсом к созданию рынка недвижимости.
Земельный закон 1908 г. лишил люкико Буганды контроля
за отчуждением земель маило в пользу неафриканцев. Тем са-
мым облегчался переход этих земель в руки европейских план-
таторов. Взамен бугапдекая верхушка получила свободный от
всякого контроля рынок недвижимости. Именно с 1908 г. земля,
которой до сих пор распоряжались согласно обычному праву и
традициям, стала товаром. Долгое время ее стоимость опреде-
лялась лишь размером продававшегося участка. Не учитыва-
лись при продаже плодородие, месторасположение, наличие
арендаторов. Власти, поощрявшие продажу участков маило не-
африканцам, решительно пресекли предпринятую люкико в
1912 г. попытку приостановить отчуждение земель маило [394,
с. 135]. Но спекуляция приняла такие размеры, что власти все
же были вынуждены в 1913 г. ввести ограничение: владелец име-
ния маило мог продать не более половины своих владений [394,
с. 134].
Одновременно процесс купли-продажи захватил и земли ко-
роны. Здесь еще в 1903 г. были установлены следующие нормы:
если неафриканец покупал компактный участок, его размер не
должен был превышать 400 га; если же участки находились в
разных местах — 4 тыс. га [337, с. 16; 394, с. 134].
Сначала власти протектората спокойно взирали на разбаза-
ривание как земель маило, так и земель короны, но затем спо-
хватились. В первом случае их тревожил возможный подрыв
материальной основы союза с верхним слоем Буганды. А во вто-
ром случае они боялись понести тяжелые финансовые потери,
поскольку стоимость земли непрерывно росла. Именно эти тре-
воги и опасения, а не мнимая забота об интересах коренного
населения, как это пытались позже изобразить официальные
круги, вызвали в 1916 г. к жизни инструкции министра колоний
{394, с. 68]. В них содержались указания губернатору прекра-
тить выдачу неафриканцам разрешений на покупку земель маи-
ло и короны. Власти, державшие курс на создание европейских
плантационных хозяйств, подчинились, но рассчитывали, что со
временем убедят министерство колоний пересмотреть свою по-
зицию.
Превращение земли в товар, а также внедрение в земледелие
Буганды экспортных культур открывали перед частными земле-
владельцами новые перспективы. Однако хозяева имений маи-
ло по-разному отреагировали на такое новшество, как выращи-
вание хлопчатника. Большинство их ограничилось увеличением
денежных поборов с арендаторов. Меньшинство приступило к
созданию хлопковых полей,, которые сначала обрабатывали
арендаторы, а затем и отходники. Трудовая повинность, до сих
пор выполнявшаяся нерегулярно, теперь стала постоянной: экс-
плуатация крестьян резко усилилась.
74
Частных владельцев, которые вели собственное хозяйство и
возделывали хлопчатник, все больше интересовало производство
каучука и кофе, которое считалось сферой деятельности евро-
пейских предпринимателей. Уже в 1912 г. некоторые вожди вла-
нелн каучуковыми и кофейными плантациями [56, с. 24]. Экс-
плуатация подневольного труда арендаторов давала африкан-
ским «плантаторам» известные преимущества перед нсафрикан-
скпми [383, с. 24]. Последние помимо арендной платы колони-
альному государству, транспортных издержек несли также рас-
ходы па рабочую силу. Европейские предприниматели потребо-
вали от властей принять меры, которые оградили бы их от кон-
куренции африканцев. •' '
Таким образом, уже в 10-е годы в Буганде начали зарож-
даться элементы предпринимательства. Развитие этого процес-
са сразу же натолкнулось на противодействие иностранного ка-
питала и колониального государства, делавшего ставку на ев-
ропейское плантационное хозяйство.
Процесс изменений захватил и отдельные группы крестьян-
баганда. Многие из них не захотели мириться с бссправньшг по-
ложением арендаторов. Одни из них переселялись .на . земли
короны, другие старались изменить свое положение в..обществе»
11уть к этому лежал через покупку участка маило, что делало
крестьянина землевладельцем и приносило ему частичное из-
бавление от эксплуатации со стороны как местной верхушки
(дорожная повинность лувало), так и колониальных властей
(принудительный труд). Чтобы купить участок, надо было нако-
пить деньги. Поэтому такие крестьяне брались за любые заня-
тия, приносившие доход. Посеяв хлопок, глава семьи и взрослые
мужчины нанимались на неквалифицированную работу (черно-
рабочими по переноске грузов к озерным пристаням) или за-
нимались мелкой торговлей. Накопленной суммы, конечно, хва-
тало лишь для покупки небольшого участка. Но это давало но-
вый социальный и политический статус: бывший арендатор- ста-
новился хозяином, работодателем, эксплуататором отходников.
Путь покупки участков маило избрали также отдельные ба-
така и торговцы-баганда: первые — чтобы вернуться•в ряды
привилегированной части общества, вторые (наряду с такими
же стремлениями) — чтобы получить дополнительный денежный
доход.
Следовательно, превращение земли в товар обусловило серь-
езные социальные и экономические изменения в Буганде. Воз-
никали новые отрасли производства, зарождались новые со-
циальные группы, развивались необычные для Буганды, а так-
же для Уганды политические процессы. Лишение крестьян прав
па землю, а значит, и средств существования создавало условия
для зарождения рынка наемной рабочей силы. Земля стала но-
вым источником богатства вождей, владельцев участков маило.
Вожди начали требовать от крестьян-арендаторов уплаты дани
деньгами. В начале 1905 г. была введена земельная рента —
75
2 рупии в год (1 рупия—1,33 шилл.). На землях короны (в Бу-
ганде и остальной Уганде) ее (в форме налога) получала каз-
на протектората, на землях маило — их владельцы. Под пред-
логом, что доходы арендаторов, выращивавших экспортные
культуры, возросли (а заработная плата африканских рабочих
увеличилась), они в 1910 г. потребовали повысить ренту с 2 до
3,5 рупий [368, с. 6]. Колониальные власти не только удовле-
творили это требование, но и использовали его в своих инте-
ресах: они увеличили поземельный налог до 3,5 рупий также
на землях короны.
Лишение крестьян в Буганде прав на землю, ввод поземель-
ного налога на землях короны и ренты в частновладельческих
имениях Буганды, Анколе и Торо, закладка неафриканских
плантаций, дорожное и прочее строительство, осуществлявшее-
ся департаментом общественных работ, привели к возникнове-
нию в Уганде рынка африканской рабочей силы [366, с. 7].
В первое десятилетие XX в. баганда, занятых на наемной работе, можно
‘было встретить во многих районах протектората и даже за его пределами:
в других английских колониях, в германских и бельгийских владениях. Напри-
мер, в порту Кисуму на оз. Виктория трудилось до 500 баганда. Свою работу
там они объясняли более высокой, чем в Бугапде, заработной платой [366,
с. 7].
Не во всех районах Уганды можно было возделывать экс-
портные и товарные культуры, которые бы приносили денежные
доходы. В одних не позволяли природные условия, в других —
отсутствие средств сообщения и большая удаленность от озер-
ных портов, в третьих — еще не была создана колониальная ад-
министрация. К 1910 г., когда ускорился рост неафриканского
плантационного хозяйства, в социально-экономическом курсе
властей протектората взяла верх новая тенденция. Она была
направлена к тому, чтобы сохранить северные, северо-западные
и северо-восточные области Уганды в качестве резервуара де-
шевой рабочей силы. С этой целью было решено не допускать
в указанных частях страны производство экспортных культур.
Так в протекторате стало складываться искусственно навя-
зываемое колонизаторами территориальное разделение труда.
Северные (в меньшей степени — западные) области поставляли
рабочую силу в районы, прилегающие к оз. Виктория. Такое
разделение труда, сохранившееся до начала 30-х годов, надолго
задержало развитие Севера и Запада, явилось одной из причин
их отставания от Юга.
Приток отходников мог удовлетворить спрос на неквалифи-
цированную рабочую силу. Сложнее стоял вопрос о полуквали-
фицированной и квалифицированной. Па первых порах квали-
фицированные и полуквалифицированные рабочие привозились в
Уганду из Индии. Однако и власти и английские предпринимате-
ли были недовольны тем, что индийцам приходилось платить от-
носительно высокую заработную плату и что они нс проявляли
76
оеснрекословной покорности. Поэтому уже в 1900-х годах на-
чалось обучение африканцев.
В колониальном отчете за 1909—1910 гг. власти с удовлетво-
рением сообщали о замене быстрыми темпами рабочих-индийцев
рабочими-африканцами. Все каменщики, большинство плотни-
ков и кузнецов, занятых департаментом общественных работ,
были выходцами из Уганды [54, с. 4]. С особым удовольствием
в отчете сообщалось о дешевизне африканской рабочей силы:
опа оплачивалась в 6—7 раз ниже (10—12 рупий в месяц) ин-
дийской (70 рупий) <[54, с. 40]. Качество работы, выполненной
африканскими рабочими, нисколько не уступало качеству рабо-
ты индийских. «Мы,— говорилось в отчете,— можем поздравить
себя с тем, что ценность туземца как квалифицированного рабо-
чего доказана и что недалеко время, когда он полностью заме-
нит индийца» [54, с. 40].
В годы первой мировой войны десятки тысяч угандцсв про-
шли службу во вспомогательных частях английской армии: в
транспортных, строительных, санитарных. Многие из них приоб-
рели ту или иную трудовую специальность и квалификацию, ко-
торые могли применить в мирное время.
Главную роль в формировании образованной прослойки аф-
риканского общества Уганды в период 1900—1918 гг. сыграли
христианские миссии.
В доколониальный период определяющей целью миссионер-
ского образования было обращение «туземной» верхушки в хри-
стианство. После установления протектората его задачи рас-
ширились. Наряду с обращением африканцев в христианство
миссионеры стали готовить местные кадры для низших звеньев
аппарата колониального управления.
Миссионеры, конечно, не ставили перед собой задачи фор-
мирования местной интеллигенции. Их цели были чисто утили-
тарными: подготовить прослойку молодых африканцев, одни из
которых заменят старых (неграмотных или полуграмотных)
вождей, а другие — заполнят должности младших служащих в
колониальной и местной африканской администрации, в офисах
иностранных компаний. Миссионеры также взяли на себя под-
готовку обученной рабочей силы, которая могла бы заменить
высокооплачиваемых европейских и индийских рабочих. Особое
место в миссионерских школах отводилось идеологической об-
работке учащихся: воспитанию в них покорности и непротивле-
ния господству колонизаторов.
Первая мировая война. 28 августа 1914 г. во время цере-
монии присяги достигшего совершеннолетия кабаки Буганды
Дауди Чвы баганда и другие пароды Уганды вдруг узнали, что
они находятся в состоянии войны с кайзеровской Германией
[298, с. 133]. Глава колониальной администрации призвал мо-
лодого кабаку оказывать всестороннюю поддержку военным
усилиям метрополии.
Английские колонизаторы втянули Уганду в мировую войну,
77
не считаясь с волей ее народов. Они использовали ее людские
и материальные ресурсы в своих интересах. Что могло прине-
сти Уганде ее участие в войне? Ничего, кроме материального-
ущерба [298, с. 133] и людских потерь. Только действующая ар-
мия потеряла убитыми и искалеченными более 2 тыс. человек
[386, с. 267]. Кроме того, погибли десятки тысяч африканцев,
проходивших службу во вспомогательных частях [89, с. 55].
Уже на следующий день после начала войны цены на пред-
меты первой необходимости подскочили на 50%. Резко упали
мировые цены на главную экспортную культуру протектората —
хлопок. Дело дошло до того, что крестьяне-хлопкоробы в 1915 г,
отказались продавать за бесценок свой урожай [298, с. 137],
что привело к приостановке работы на многих хлопкоочисти-
тельных предприятиях.
В августе 1914 г. было введено чрезвычайное положение и
начались мобилизации мужчин-африканцев на военную службу
[89, с. 59—60]. В годы войны в армии служило около 192 тыс..
угандцев [57, с. 4], или значительная часть взрослого мужского
населения. Даже колонизаторы признавали, что Уганда внесла
немалый вклад в успех военных операций в Германской Восточ-
ной Африке [57, с. 4].
В 1914—1915 гг. военные действия ограничивались погранич-
ными стычками, в которых с обеих сторон участвовали афри-
канские иррегулярные отряды, вооруженные холодным оружи-
ем. Колонизаторы на первых порах не доверяли африканцам.
Лишь убедившись в их лояльности, они согласились выдать не-
которым африканским формированиям (в основном из баган-
да) огнестрельное оружие [89, с. 61]. Подавляющее же боль-
шинство мобилизованных направлялось во вспомогательные ча-
сти (транспортные, медицинские) и трудовые отряды (носиль-
щики, саперы) [57, с. 4—5].
В мае 1916 г. объединенные силы Уганды и Британской Во-
сточной Африки вторглись в германские владения и в июле ов-
ладели Мваизой. Активизация военных действий обусловила
новую мобилизацию. В апреле 1917 г. был издан ординанс о
воинской повинности: на военную службу призывались мужчи-
ны в возрасте от 18 до 45 лет. В армию попали многие учащиеся
старших классов школ и колледжей в Буганде, Бусоге, Анколе,
Торо. Солдат также набирали в Ланго, Ачоли, Тесо. Всего было
сформировано шесть батальонов корпуса королевских африкан-
ских стрелков (КАС).
Вынужденное участие Уганды в первой мировой войне не
прошло бесследно для африканского общества. Оно оказало
воздействие на политический и социальный климат в протек-
торате.
Формы антиколониального движения. В 1900—1918 гг. борь-
ба пародов Уганды против чужеземных оккупантов продолжа-
лась. Она имела различные формы: от пассивного сопротивле-
ния до вооруженных выступлений. Не было в протекторате об-
78
.ласти, в которой колонизаторы чувствовали бы себя полными
хозяевами положения.
Враждебность народов Уганды к поработителям росла по
мере «освоения» страны. Они протестовали против политики на-
ционального угнетения, подавления африканской культуры, эко-
номической эксплуатации, включавшей земельный грабеж, на-
логовый гнет, принудительный труд.
Особенно ненадежными были позиции колонизаторов на се-
вере и востоке Уганды. В течение всего периода до первой ми-
ровой войны они прилагали усилия к установлению контроля
над этими областями. Установить контроль им удалось, однако
оккупация не привела к стабилизации колониальной власти.
«Умиротворение» ачоли, ланго, тесо, багишу, карамоджо и
других народов затянулось на десятилетия и окончательно сло-
мить волю коренного населения к сопротивлению колонизаторам
не удалось.
В 1910—1911 гг. произошло более 100 вооруженных столк-
новений в Ланго, Тесо, Букеди [342, с. 32]. В 1912 г. вспыхну-
ло антиколониальное восстание в Ланго, которое затем распро-
странилось на Тесо и Букеди [342, с. 33]. Ачоли выступали про-
тив объявления их земли землями короны, против принудитель-
ных переселений и попыток навязать им отказ от общинного
землевладения и землепользования, против тяжелых денежных
налогов [255, с. 108—109, 119—126, 134; 284, с. 110—111, 174—
175, 184, 186]. Они, как и народы Карамоджи, не подчинялись
колониальным приказам сдать огнестрельное оружие, которое
приобрели путем обмена на слоновую кость. Население Бусо-
ги, Бугису, Тесо, Букеди оказывало ожесточенное сопротивле-
ние бугандским феодалам во главе с С. Какунгуру, которые на-
саждали в этих районах колониальные порядка, грабили и бес-
чинствовали [266, с. 131; 316, с. 21].
Колонизаторы не могли чувствовать себя уверенно и в Бунь-
оро, Анколе, Торо, Буганде. Уже в 1902 г. власти протектората
•сместили буньорского омукаму Китахимбву, так как он возра-
жал против передачи Буганде большой области Буньоро к югу
-от р. Кафу. Здесь были установлены бугандские порядки: почти
все административные посты заняли баганда. Вожди-баганда
получили крупные земельные участки в частную собственность,
а крестьяпе-баньоро превратились в их арендаторов, обучение
в школах велось не на руньоро, а на луганда [259, с. 79]. Ому-
кама также возмущался засильем агентов-баганда в его адми-
нистрации. Последнее обстоятельство послужило одной из при-
чин открытых массовых выступлений в 1906 г. под лозунгом
«Я отказываюсь!», что означало непризнание агентов-баганда
[266, с. 80]. Колонизаторы жестоко подавили выступления. А
бугандская верхушка предложила в наказание ликвидировать
Буньоро как государство и присоединить его к Буганде.
Убийство английского комиссара в Анколе в мае 1905 г. вы-
звало острый кризис, который продолжался до 1912 г. .[479,
79
1960, т. 24, № 1]. Нежелание омугабе и его правительства со-
действовать расследованию обстоятельства дела привело к при-
остановке действия англо-анкольского соглашения 1901 г. На
население была наложена тяжелая контрибуция.
Кризис назрел и в Торо. Верхушка этого государства была
недовольна соглашением 1900 г. В 1906 г. она потребовала вве-
сти такую же систему частного землевладения, как в Буганде,
значительно сократить территорию земель короны, преобразо-
вать административную структуру [479, 1961, т. 25, № 2]. Па-
раллельно росло недовольство крестьян, страдавших от грабе-
жа феодалов-баторо и налогового гнета. Спасаясь от того и дру-
гого, многие крестьяне бежали в Бельгийское Конго. Англий-
ский комиссар Торо с тревогой сообщал в Энтеббе о том, что
дух мятежа дает ростки, и рекомендовал принять меры.
Уже до первой мировой войны стали выявляться противоре-
чия между колонизаторами и их бугандскими партнерами. По-
следние заняли позицию «официального национализма», кото-
рый выражался в отстаивании автономии и в защите привиле-
гий господствующего класса [89, с. 41—42, 45—49].
Но если с правящими верхушками «королевств» колонизато-
рам удавалось договариваться, то сдерживать нараставшее не-
довольство основной массы коренного населения им было на-
много труднее.
В Буганде зародилось и росло движение батака, объединив-
шее старейшин тех родовых и родственно-семейных групп, ко-
торые лишились контроля над обширными землями в результате
апгло-бугандского соглашения 1900 г. и проведения в жизнь
земельного закона 1908 г. Это движение начало сливаться с
протестом крестьян-общинников (бакопи), превращенных в бес-
правных арендаторов, в объект эксплуатации со стороны коло-
ниального государства и «отечественного» класса частных зе-
мельных собственников.
В 1913 г. возникло движение под религиозными лозунгами,
основателем которого считают Малаки Мусаджакаву, бывшего
учителя школы ЦМО. Малаки и группа его последователей от-
кололись от англиканской церкви и создали еретическую секту.
Заручившись поддержкой некоторых вождей и старейшин, они
привлекли к себе многочисленных сторонников. Западные бур-
жуазные авторы считают это движение реакционным на том ос-
новании, что его участники требовали сохранить полигамию, от-
вергали медицинскую и ветеринарную помощь, выступали про-
тив официальной церкви. Однако такую оценку нельзя принять.
В ней антиколониальная направленность движения подменяется
оппозицией якобы «прогрессивным» мерам колониальных вла-
стей и «цивилизаторской» деятельности миссионеров. Именно
антиколониальные устремления движения объясняют быстрый
рост его рядов, превращение еретической поначалу секты в мас-
совую организацию. Движение из Буганды распространилось
на другие районы протектората.
80
Политика колонизаторов в области культуры. Колонизаторы
нс отрицали существования культуры у народов Уганды. Но их
признание было признанием высокомерных расистов. Они как
бы говорили: да, культура присутствует, но она примитивная,
отсталая и «антигуманная», лишена подлинного божественного
начала, а потому требует энергичного вмешательства со сторо-
ны более высокой, истинно «гуманной», освященной христиан-
ским учением культуры. И с момента установления протектора-
та эту культуртрегерскую задачу колонизаторы поручили хри-
стианским миссионерам.
Школьное образование с самого начала приняло элитарный
характер. Католическая миссия «Милл хилл» была первой, ос-
новавшей в 1901 г. в Намильянго школу [54, с. 19—20], в кото-
рую принимали только мальчиков из знатных фамилий. В ней,
например, учились два кузена молодого кабаки. Программа об-
учения включала английский язык, географию, математику, пе-
ние, инструментальную музыку. В школе был создан духовой
оркестр. Преподавателями были европейцы, плата за учебу со-
ставляла большую для того времени сумму — 60 рупий в год.
За католической миссией последовало англиканское ЦМО.
Оно открыло пансион для отпрысков вождей — «Менго хай
скул» [54, с. 18]. Каждый вождь строил для своих детей домик
и полностью обеспечивал их всем необходимым. Выпускники
этой школы продолжали свое образование в учебном заведе-
нии, созданном в 1906 г. и получившем название «Кингз-кол-
леджа» («Колледжа короля») [298, с. 124]. Она называлась
так потому, что была построена на участке, выделенном каба-
кой на холме Будо, где обычно проходила коронация нового
правителя. Девочки из знатных семей учились в пансионе, соз-
данном в 1905 г. в Гайяза '[54, с. 18]. Закрытые учебные заве-
дения (пансионы) ЦМО создало в период 1908—1910 гг. также
в городах Мбарара (Анколе), Хоима (Буньоро), Иганга (Бусо-
га), Нгора (Букеди).
Создание пансионов преследовало далеко идущие цели. Ре-
бенок-африканец полностью и надолго вырывался из африкан-
ской среды, становился объектом повседневной «промывки моз-
гов» со стороны миссионеров и действовавших под их контролем
школьных преподавателей (в основном европейцев). Такие шко-
лы не заботились о развитии подлинно африканской культуры,
в них готовили послушных слуг колонизаторов ц местных иму-
щих классов.
Уровень обучения был крайне низким. Из школ выходили
полуграмотные, но в то же время сословие амбициозные моло-
дые люди, которые заранее знали, что им обеспечены выгодные
посты в служебной иерархии. Ни о каком выборе профессии,
особенно в области культуры, тогда не могло идти речи. Даль-
ше умения читать, писать, считать, выполнять какую-то работу
по хозяйству школьные программы не шли.
Первая в протекторате газета, «Уганда ноуте» (основана в
6 Зак. 274
81
1900 г.) [298, с. 126], принадлежала ЦМО. Она выходила па
английском языке, и, конечно, читать ее могли только европей-
цы и немногие африканцы. Поэтому руководство ЦМО с янва-
ря 1907 г. стало издавать на луганда газету «Эбифа му Буган-
да» [298, с. 126]. Через четыре года (в январе 1911 г.) свою га-
зету на луганда «Мунно» («Твой друг») основали «белые отцы»
[298, с. 126]. Поскольку школьное обучение и богослужение в
областях, населенных банту, велось в основном на луганда, эти
две газеты имели значительную для предвоенного периода чи-
тательскую аудиторию. Миссионеры получили дополнительное
и весьма действенное средство для воздействия па умы и созна-
ние африканцев, для насаждения буржуазных культурных цен-
ностей.
Попытку катикиро А. Кагвы в 1913 г. основать газету на
луганда колониальные власти решительно пресекли на том ос-
новании, что ответственный государственный деятель не может
быть связан с изданием или редактированием печатного поли-
тического органа [454, 1973, т. 6, № 2].
До первой мировой войны в африканском обществе еще не
сложился социальный слой, который бы сознательно встал на
защиту культурных ценностей народов Уганды и поставил цель
формирования и развития национальной культуры, как одной из
форм борьбы против колониального режима. Большинство аф-
риканцев, получавших образование и воспитание в миссионер-
ских школах, преклонялось перед европейской буржуазной куль-
турой, перед образом жизни «белого человека» и с пренебре-
жением относилось к своей культуре, к африканскому образу
жизни. Однако были и другие примеры: встречались люди, ко-
торые идеализировали прошлое (даже его отрицательные явле-
ния) и отвергали все то положительное, что несла с собой ев-
ропейская культура. Зачастую такое отрицание было негатив-
ной реакцией на политику чужеземных поработителей, актив-
ным выражением протеста.
Глава IV
УГАНДА В 1918—1945 гг.
Эволюция режима управления протектората
Осуществлявшийся в 1894—1919 гг. принцип «косвенного
управления» не был застывшей догмой. Он эволюционировал в
зависимости от новых задач и менявшихся условий как внутри
Уганды, так и на международной арене.
В 1894—1919 гг., когда позиции колонизаторов в Уганде
были еще непрочными, «косвенное управление» опиралось на
помощь традиционных властей (там, где они существовали в
доколониальные времена) или лояльных людей, подобранных в
государствах, имевших централизованную администрацию. Так,
баганда назначались старшими вождями в одни области (Бупь-
оро, Анколе, Торо, Бусога, Бугису, Кигези, Тесо), а баньоро в
другие (Ачоли, Ланго, Западный Нил) [274, с. 84, 107, 158, 262,
285]. Это были агенты-администраторы, которые проводили по-
литический курс своих хозяев.
После первой мировой войны ситуация изменилась. Капи-
тал метрополии, усиливший эксплуатацию Уганды требовал вве-
дения более строгого контроля над местными африканскими де-
лами, более усовершенствованной администрации. Вмешательст-
во властей протектората во внутренние дела «гуземных» орга-
нов власти постепенно расширялось [323, с. 127] и управление
становилось более прямым [342, с. 125]. Комиссары районов
контролировали и направляли чуть ли не всю повседневную
работу вождей и местных органов.
Верховная ответственность за Уганду лежала па правитель-
стве Англии. Большинство вопросов решало министерство коло-
ний, обычно принимавшее предложения и проекты администра-
ции протектората. Министр колоний был ответствен перед па-
латой общин. Как же палата контролировала деятельность его
ведомства? Вот мнение английского буржуазного юриста
Г. Морриса: «В годы до второй мировой войны парламент в
общем проявлял подозрительно малый интерес к колониальной
администрации» [335, с. 5].
Губернатор Уганды подчинялся министру колоний. Он был
представителем английского монарха и главой исполнительной
власти. В первом качестве он был выше критики, во втором — в
одном лице одновременно автором и исполнителем собственной
6*
83
политики. По словам английской публицистки Э. Хэксли, коло-
ниальные губернаторы обладали «божественным правом» коро-
лей (цит. по [335, с. 7]).
Создание в июне 1920 г. исполнительного и законодательного советов прак-
тически не ограничило полномочий губернатора ([298, с. 173]. Правда, инструк-
ция английского правительства обязывала его консультироваться с исполни-
тельным советом в случае чрезвычайных обстоятельств [297, с. 31]. Но она же
давала ему право определять, когда следует и когда не следует советоваться
с этим органом. Роль губернатора еще больше усилилась, когда он в зако-
нодательном совете занял кресло председателя. В этом качестве он имел пра-
во не только первого голоса, но и голоса, дававшего перевес, когда мнения
делились поровну.
Подлинными хозяевами районов были комиссары — непо-
средственные проводники политики администрации протектора-
та. Главные обязанности их состояли в поддержании закона и
порядка, в регулярном сборе налогов. Методы их работы ука-
зывают, что «косвенное управление» содержало в себе немало
элементов прямого управления. Африканские власти, постав-
ленные под жесткий контроль, играли, по существу, роль про-
стых исполнителей. Позже губернатор Ч. Дэндас признавал, что
комиссары районов фактически подменяли «туземные власти»
(см. [335, с. 30]).
До первой мировой войны во всех районах протектората,
кроме Карамоджи, была введена бугандская модель африкан-
ского управления. Всюду, даже в Буганде, преобладал принцип
назначения вождей. В одних районах до 20-х годов, в других —
до 30-х посты вождей саза и частично гомболола занимали вы-
ходцы из верхушки Буганды [335, с. 28—29]. Во многих гомбо-
лола и мирука вождями обычно назначались главы родствен-
ных групп или лица, облеченные какой-то традиционной вла-
стью. Но при них долгое время в качестве наставников состоя-
ли все те же баганда.
В 20-е годы колонизаторы начали набирать вождей среди
людей, получивших образование и уже имевших опыт работы в
административных учреждениях протектората (в качестве клер-
ков, переводчиков). Процесс этот постепенно набирал силу. На-
пример, в 1925 г. в Анколе из десяти крупных вождей только
один был выходцем из традиционной знати и занимал пост на
правах наследования [335, с. 29]. Решающую роль в подборе
кандидатов на пост, в продвижении или смещении их играли
комиссары районов.
В 1920 г. структура колониального управления пополнилась
двумя новыми органами: законодательным и -исполнительным
советами [253, с. 161 —170]. Последний состоял только из офи-
циальных членов [298, с. 173]. В законодательный совет входи-
ли как официальные, так и неофициальные члены [297, с. 30].
Официальными автоматически становились члены исполнитель-
ного совета. Губернатор установил численный перевес неофи-
циальных представителей европейской общины над представи-
телями азиатской (2:1). С самого начала не предполагалось
84
включение в совет представителей коренного населения. Власти
решили, что его интересы будут «защищать» официальные чле-
ны. Таким образом, в основу формирования законодательного
совета был положен расистский принцип.
В 1921—1958 гг. законодательный совет даже отдаленно не
походил на представительный орган. Всех его членов (в том
числе неофициальных) назначал губернатор: кандидатов он вы-
бирал из лиц, предлагавшихся лидерами двух общин. Европей-
ские неофициальные члены обычно представляли палату тор-
говли и ассоциацию плантаторов.
Все законопроекты, как правило, разрабатывали централь-
ные исполнительные органы. Их прохождение через законода-
тельный совет было формальным. Серьезных дебатов не велось.
Постепенно в каждом районе протектората (Анколе, Буган-
да, Буньоро, Торо, Бусога, Кигези, Ланго) сформировалась
сложная структура местной администрации, которая включала
иерархию вождей и советов, казну, судебную систему. С самого
начала колонизаторы стремились к тому, чтобы юрисдикция
этой администрации совпадала с племенными границами. Они
проводили курс на возведение юридических и политических
барьеров между народами Уганды, осуществляя принцип «раз-
деляй и властвуй» [253, с. 43]. Советы, как правило, состояли
из вождей, т. е. из лиц, почти целиком зависевших от коло-
ниальных администраторов. Эта зависимость усилилась после
того, как колонизаторы начиная с 1920 г. стали переводить вож-
дей на твердые ставки жалованья.
По мере «освоения» Уганды старые институты наполнялись
новым содержанием, к ним предъявлялись современные требо-
вания. Вожди, например, должны были не только уметь читать
и писать, но и обладать специальными навыками: вести перепис-
ку с инстанциями по самым различным вопросам, ежегодно
представлять отчеты, руководить строительством дорог, внедре-
нием товарных и экспортных культур [315, с. 209]. Чтобы вы-
полнять такую работу, требовался вождь новой формации. По-
этому даже ограниченная децентрализация, характерная для
первых лет «косвенного управления», уступала место централи-
зации [315, с. 208—219]. Колониальный аппарат все меньше
считался с африканскими традициями в формировании местных
властей.
Насаждение в Уганде элементов капитализма ускорило фор-
мирование новых социальных сил—лиц наемного труда, обра-
зованной прослойки, торговцев, предпринимателей. Эти силы
уже не вписывались в рамки традиционного общества, институ-
ты которого «косвенное управление» призвано было охранять.
Они были противниками традиционных институтов, служивших
интересам феодальной и полуфеодальной иерархии, а значит,
и целям «косвенного управления».
85
Развитие капиталистических отношений в Уганде
Режим протектората открыл путь постепенному внедрения»
в Уганду элементов колониального капитализма, втягиванию ее
в систему мирового капиталистического хозяйства.
Как и в других африканских колониях, капитализм в Уганде
возник и развивался не в результате объективных социально-
экономических процессов в недрах африканского общества, а
насаждался извне, причем лишь в наиболее важной стратегиче-
ски и относительно развитой Буганде и южных областях Во-
сточной провинции. Надо сказать, что и там, где внедрялись
капиталистические отношения, они, как правило, сосуществова-
ли с докапиталистическими, не разрушая их до конца, консер-
вируя и приспосабливая к своим потребностям.
Африканское население втягивалось в капиталистическое
производство или через выращивание экспортных культур, или
через продажу рабочей силы. Развивались совершенно новые
для страны отношения — отношения между трудом и капита-
лом.
Наиболее полно колониальный капитализм в Уганде был
представлен плантациями и предприятиями по первичной пере-
работке растительного сырья, принадлежавшими иностранному
капиталу. Здесь производственные отношения были похожи на
отношения в странах развитого капитала. Однако иностранный
сектор играл специфическую роль. Во-первых, он был ориенти-
рован па экспорт: его прибыли не шли на развитие экономики
Уганды, а уплывали в Англию и Индию. Во-вторых, он был при-
вилегированным потребителем дешевой рабочей силы, единст-
венным получателем финансовой, технической и иной помощи со
стороны метрополии и властей протектората. При этом он не
сталкивался с сильными конкурентами. Что касается нацио-
нального сектора, то он только зарождался и сразу же был по-
ставлен в жесткие рамки ограничений и зависимости от ино-
странного сектора. Капиталистические отношения в африкан-
ском обществе могли развиваться лишь в сельском хозяйстве.
Но для них были характерны крайне замедленные темпы. Вме-
сте с тем в южных областях Уганды производство экспортных
культур становилось постоянным занятием для массы сельских
жителей.
Буржуазные авторы утверждают, что капитализм принес с
собой в колонии (в частности, в Уганду) передовую технологию
производства, что он повысил производительность труда, уве-
личил объем производимой продукции. Все это будто бы помог-
ло африканским пародам избавиться от голода, безболезненно1
переносить стихийные бедствия, расчистило путь к благосо-
стоянию.
На самом деле капитализм привел к усилению эксплуатации
основной массы коренного населения Уганды, к расширению
пропасти между верхами и низами, к утверждению практики
86
расовой дискриминации в сферах производства и сбыта, в рас-
пределении доходов, к увеличению уже существовавшего раз-
рыва в уровнях развития между прилегающими к оз. Виктория
областями и остальной страной. Современная технология не из-
бавила Уганду ни от частых вспышек голода, ни от стихийных
бедствий и эпидемий.
Английские капиталисты вкладывали средства в такие от-
расли, которые позволяли быстро и без большого риска полу-
чать сверхприбыли,— прежде всего в сферу обращения. При
этом расходы на административную, экономическую и социаль-
ную инфраструктуру, которая должна была содействовать экс-
плуатации коренного населения и разграблению природных ре-
сурсов страны, английские фирмы возложили на колониальные
власти. Последние, прибегая к экономическим и внеэкономиче-
ским рычагам, выколачивали из африканцев средства и направ-
ляли их на создание и содержание этой инфраструктуры.
Одним из последствий насаждения колониального капита-
лизма в Уганде было включение ее экономики в мировое капи-
талистическое хозяйство. В международном разделении труда
Уганде была отведена роль производителя дешевого сельскохо-
зяйственного сырья и потребителя дорогостоящих промышлен-
ных изделий метрополии. При таком разделении труда разви-
тию страны придавалось однобокое направление. Па десятиле-
тия хозяйственная жизнь страны была поставлена в полную за-
висимость от конъюнктуры мирового капиталистического рынка.
Главная экспортная культура Уганды — хлопок — приносила
протекторату 85—90% экспортной выручки. Площади под хлоп-
чатником выросли со 106,6 тыс. га в 1920 г. до 594,6 тыс. в
1937 г., или почти в 6 раз (подсчитано по [62, с. 9; 65, с. 14]).
На его производство большое влияние оказывали колебания ми-
ровых цеп. Например, падение цен в 1920 г. привело к сокра-
щению посевов в 1921 г. более чем на треть (подсчитано по
[62, с. 9]). В отчете колониальной администрации за 1925 г. го-
ворилось, что Уганда целиком зависит от хлопка и любая за-
минка в его производстве или сбыте может немедленно отра-
зиться на экономическом положении страны [59, с. 6].
Колониальные власти в 1927 г. предприняли усилия по повышению кон-
курентоспособности угандского хлопка на мировых рынках. В начале скупоч-
ного сезона устанавливался четырехнедельный период, во время которого
покупался хлопок-сырец в основном хорошего качества. Этот хлопок после
очистки шел на экспорт. Затем разрешалось закупать хлопок низших сор-
тов.
После первой мировой войны колониальные власти утверди-
ли разделение труда по расовому принципу: африканцы выра-
щивали хлопок, выходцы из Индии его скупали на корню и про-
давали европейским владельцам хлопкоочистительных пред-
приятий. Последние перерабатывали хлопок-сырец и сбывали
его на мировых рынках. Непосредственный производитель полу-
87
чал за хлопок цену в пять—шесть раз ниже мировой. При этом,
индийцы получали меньшую часть прибыли, а европейцы —
большую. Но львиная доля доставалась монополистической бур-
жуазии метрополии, которая диктовала мировые цены.
Мировые экономические кризисы 20—30-х годов нанесли
сильный удар европейским хозяевам хлопкоочистительных пред-
приятий. Многие предприятия сменили своих владельцев: анг-
лийские предприниматели продали свое дело индийцам. Уже к
концу 30-х годов индийцы заняли ведущее место в промышлен-
ности по очистке хлопка [323, с. 92]. А следовательно, изме-
нилась и географическая ориентация экспорта хлопка. Если ДО'
первой мировой войны вся продукция предприятий по очистке
хлопка вывозилась в Ливерпуль, то в 1932 г. 90% ее направля-
лось в Индию [342, с. 79; 386, с. 136].
Зависимость экономики протектората от конъюнктуры миро-
вых цен на хлопок обусловила принятие колониальными властя-
ми мер по расширению ассортимента товарной и экспортной
продукции земледелия. Среди новых культур особое место за-
няли кофе и табак.
Центром производства кофе-«робуста» стала Буганда (райо-
ны Меиго и Масака). В 1934 г. этот сорт занимал 10,5 тыс. га,
из которых 6,7 тыс. га, пли 64%, принадлежали африканцам
(подсчитано по /[386, с. 145]). «Арабика» выращивался в Во-
сточной (район Бугису, склоны горы Элгон) и Западной (пред-
горья Рувензори в Анколе и Торо) провинциях. В 1934 г. он
занимал 7,1 тыс. га, из которых на долю африканцев прихо-
дилось 4,56 тыс., или 64% (подсчитано по [386, с. 145]).
Табак стал выращиваться в Буньоро с 1927 г., в Буганде —
с 1928 г., в Западном Ниле — с 1931 г. Весь урожай скупала
английская фирма «Бритиш америкен тобакко».
В 30-е годы механизм ограбления африканских производите-
лей продолжал совершенствоваться. В 1932 г. были установлены
зоны, в границах которых скупать крестьянские продукты (хло-
пок, кофе, арахис, табак, кунжут) могли только лица, имевшие
торговую лицензию [342, с. 78; 386, с. 142—143]. Покупать эти
лицензии разрешалось лишь неафриканцам. Для каждой экс-
портной и товарной культуры создавались особые скупочные
центры. В зоне было несколько таких центров. Крестьяне при-
креплялись к определенному центру: только здесь они могли
продать свой урожай. Им не разрешалось перевозить урожай в
другую зону или сбывать его в других скупочных центрах, пред-
лагавших более высокую плату. По существу, крестьян вынуж-
дали продавать урожай по тем ценам, которые власти устанав-
ливали по рекомендации верхушки нсафриканских общин и ко-
торые были в 3—4, а то и в 5—6 раз ниже мировых. Африкан-
цы были окончательно устранены от операций по скупке и сбы-
ту экспортных культур. Эти операции монополизировали неаф-
риканцы (скупку — индийцы, сбыт — англичане). Расовое раз-
межевание труда в экономике закрепил закон.
88
Социальные сдвиги в африканском обществе
Привнесенные колонизаторами в африканское общество два
важных фактора (создание частного землевладения и внедрение
экспортных культур) оказали заметное влияние на социальное
и экономическое развитие Уганды.
Общинники, оказавшиеся на территории частного имения,
были поставлены в положение бесправных арендаторов. Они вы-
подняли в пользу владельца повинности (трудовые, в денежной
и натуральной форме). Эти повинности увеличивались по мере
расширения производства экспортных и товарных культур.
Обезземеливание общинников, однако, привело к возникнове-
нию в бугандской деревне новой ситуации: непосредственный
производитель теперь лично не подчинялся землевладельцу.
Прежние отношения личной зависимости постепенно трансфор-
мировались в отношения землевладелец-—арендатор, носившие
уже в основном экономический характер. И повинности и по-
боры являлись проявлением произвола, с которым временно ми-
рились арендаторы и на который пока закрывали глаза коло-
ниальные власти.
Если на частных участках в Буганде, Анколе, Торо, Бусогс
крестьяне стали арендаторами у владельцев, то на землях ко-
роны — арендаторами у колониального государства. Арендаторы
на этих землях платили только налоги. Их положение было лег-
че, чем у арендаторов в частных имениях. Официальная комис-
сия в 1925 г. отмечала, что землевладелец забирал у арендато-
ра треть урожая. В 1926 г. губернатор писал министру колоний,
что чрезмерные поборы землевладельцев грозили сокращением
производства экспортных культур [323, с. 122].
Колонизаторы различными средствами (в том числе законо-
дательными) удерживали крестьянина в узких рамках производ-
ства сельскохозяйственного сырья. Они не разрешали ему осу-
ществлять первичную обработку собственной продукции (дово-
дить хлопок и кофе до экспортной кондиции), самому сбывать
обработанные продукты, чтобы получать более высокую цену.
Все это делалось под предлогом необходимости «оберегать» аф-
риканцев от риска, связанного с включением в капиталистиче-
ское производство.
Однако крестьяне (в первую очередь в Буганде) не желали
мириться с произволом землевладельцев. Они выдвинули требо-
вания: ограничить эксплуатацию со стороны землевладельцев;
восстановить права крестьян на общинные земли; юридически
закрепить за ними участки, которые они обрабатывали. Кресть-
янское движение стало приобретать организованные формы.
Крестьяне поддерживали Ассоциацию батака, основанную в
1921 г., которая выступила в роли выразителя интересов родо-
вых старейшин и крестьян-общинников [323, с. 123—124; 386,
с. 104; 394. с. 70]. Надвигался социальный взрыв, и колониза-
89
торам пришлось вмешаться в отношения между частными зем-
левладельцами и арендаторами.
Этому решению способствовали и другие факторы. Во-пер-
вых, власть метрополии над Угандой укрепилась и колониаль-
ные власти уже меньше зависели от поддержки бугандской вер-
хушки. Во-вторых, «освобождая» крестьян от эксплуатации фео-
далов и избавляя их от феодальных пут, колонизаторы со-
здавали у них заинтересованность в результатах производства.
Перед английским капиталом открывалась возможность для
прямого, «цивилизованного» ограбления непосредственных про-
изводителей [342, с. 18].
Власти протектората, конечно, не намеревались ослаблять
свое партнерство с господствующим классом Буганды [394,
с. 70]. В главном вопросе — вопросе о земле — они твердо стоя-
ли па его стороне. Были отвергнуты требования крестьян и ба-
така вернуть общинные земли, захваченные крупными вождями.
Колонизаторы согласились лишь регламентировать эксплуата-
цию крестьян землевладельцами и таким образом сбить волну
крестьянского недовольства. Этим целям и служил закон о бу-
сулу и энвуджо, вступивший в силу 1 января 1928 г. [337,
с. 20—21; 46—68; 384, с. 25; 394, с. 72—77].
Закон 1928 г. зафиксировал право крестьянина на постоян-
ную аренду участка. Землевладелец мог согнать крестьянина,
если тот оставлял участок заброшенным более шести месяцев,
не платил вовремя ренту. Закон ввел два вида ренты, выплачи-
ваемой арендатором хозяину: бусулу — за право поселиться на
участке и обрабатывать его; энвуджо — за право выращивать
товарные и экспортные культуры. Бусулу был равен 10 шилл. в.
год (шиллинг заменил рупию после мировой войны), а эпвуд-
жо — 4 шилл. с каждого акра (0,4 га). Последнюю ренту арен-
датор платил, если эти культуры занимали площадь не более
разрешенных законом 3 акров (1,2 га). Если участок был боль-
ше нормы, то хозяин и арендатор вступали в соглашение о раз-
мере ренты со сверхлимитной площади.
Закон 1928 г. имел противоречивый характер. Лишив вла-
дельцев абсолютного контроля над своей землей, он превратил
их в простых сборщиков ренты. Практически большинство вла-
дельцев не могло вести современное хозяйство, так как их име-
ния были раздроблены на участки и заняты постоянными арен-
даторами.
В не менее сложных условиях оказались арендаторы. С од-
ной стороны, их проживание на участке и его обработка теоре-
тически гарантировались, а с другой—-они не имели реальных
возможностей улучшать технику и методы производства. Во-
первых, арендатор не был полностью застрахован от того, что
хозяин не отберет у него участок. Во-вторых, чтобы вести со-
временное хозяйство, надо было располагать средствами. Лич-
ных средств у арендатора не было. Что касается банковского
кредита, то его могли получать только частные владельцы.
90
Возник заколдованный круг: юридические владельцы практиче-
ски не могли эксплуатировать землю, а арендаторы, лишенные
надежных юридических гарантий, не имели и экономических
возможностей для ведения современного хозяйства.
Тем не менее закон 1928 г. имел важные последствия:
1) упразднил право землевладельцев на внеэкономическое при-
нуждение крестьян-арендаторов; 2) разрушил узы личной зави-
симости крестьян от землевладельцев; 3) поставил отношения
между землевладельцами и крестьянами на экономическую, до-
говорную основу; 4) юридически зафиксировал право крестья-
нина на постоянную обработку участка, право, переходившее по
наследству; 5) создал личную заинтересованность крестьянина
в производстве, так как теперь он работал не только на хозяи-
на, но и на самого себя. С течением времени подобная заинте-
ресованность увеличивалась. Повышение цен на экспортные
культуры в 1933—1938 гг., падение курса местной валюты, рас-
ширение возможностей для эксплуатации дешевого труда миг-
рантов-отходников позволили многим предприимчивым аренда-
торам в сравнительно короткие сроки накопить деньги и купить
собственные земельные участки [265, с. 597; 323, с. 120—121].
По мнению ряда ученых, именно в межвоенный период в Буган-
де начал формироваться аграрный «средний класс» [383,
с. 295].
Социальные и экономические процессы охватили и другие
области протектората.
Оккупация Буньоро привела к существенным изменениям в
местном поземельном праве. Омукама лишился статуса верхов-
ного собственника земли. Однако в отличие от кабаки Буганды
юн не получил частных имений. Вся территория Буньоро была
объявлена землей короны. Тем не менее и здесь появились зем-
левладельцы-бапьоро и земельные участки, позже превратив-
шиеся в наследственные держания.
Территория, находившаяся под юрисдикцией вождя, счита-
лась его официальным имением. Вождь сохранил право требо-
вать с населения денежные и другие повинности. В начале XX в.
доколониальную дань правителю (бусуру) заменили подушным
налогом: каждый взрослый мужчина ежегодно платил 4 шилл.
В 1914 г. налог повысили до 7 шилл. [259, с. 169]. Часть собран-
ной суммы налога шла на жалованье вождям. Вождь получал
жалованье и денежный доход с официального имения, пока за-
нимал пост. Оставив его, он мог лишиться средств существо-
вания. Чтобы обеспечить отставного вождя, ему выделяли зе-
мельный участок в пожизненное пользование. Такой участок
получал название «кибапджа» (мн. ч. «бибанджа»). Размер ки-
банджа зависел от ранга вождя: младший получал участок в
2—3 га, старший — в несколько сот и даже тысяч гектаров. Кре-
стьяне, жившие в кибанджа, должны были платить ренту его
владельцу (10 шилл. в год). Позже обладателям бибанджа раз-
решали передавать их по наследству. Уже в 20—30-е годы от-
91
ставные вожди рассматривали выделенную им в кормление зем-
лю как частное имение.
На первых порах омукама (самый крупный владелец би-
банджа) предоставлял бибанджа отставным вождям. Однако
вскоре он начал дарить их «достойным» лицам — членам правя-
щей династии, придворным, крупным чиновникам [259, с. 170].
Так, под предлогом заботы об отставных вождях развернулось
массовое отчуждение земли. Крестьяне-общинники лишались
прав на землю, становились объектом эксплуатации не только
колониального государства, но и отдельных лиц. К 1931 г. все
лучшие земли Буньоро были заняты либо под официальные
имения, либо под бибанджа.
В других районах протектората также происходили измене-
ния, хотя и меньших масштабов, чем в Буганде и Буньоро. На-
пример, в Анколе и Торо колониальные власти вручили неболь-
шой группе сельских жителей «сертификаты о занимании», что
означало подтверждение их прав на постоянную аренду участ-
ков в частных имениях. В Бусоге в 20-е годы отработки в поль-
зу вождей стали заменяться денежным налогом, а в 30-е годы
их отменили окончательно.
Таким образом, в 1918—1930 гг. африканское общество
Уганды подверглось серьезным социально-экономическим изме-
нениям. Старые социальные группы распадались, новые нарож-
дались и развивались. Росло имущественное неравенство, обост-
рялись противоречия между различными слоями.
Армия наемного труда. Послевоенный бум на мировых рын-
ках сельскохозяйственного сырья открыл перед европейцами
благоприятные возможности для расширения плантационных
хозяйств. Возросшие от экспорта доходы позволяли правитель-
ству протектората выделить значительные средства на различ-
ные проекты по дальнейшему «освоению» Уганды. Однако осу-
ществление намерений плантаторов и колониальных властей на-
толкнулось на острую нехватку дешевой рабочей силы '[342,
с. 108—109].
Система принудительного труда (касаиву) переживала кри-
зис. Во-первых, мировой кризис 1920—1922 гг. нанес сильный
удар по европейским плантаторам, основным его сторонникам.
Они либо сократили, либо полностью ликвидировали свои дела.
Уменьшилась необходимость в сгоне африканцев на принуди-
тельные работы, упал также спрос на рабочую силу. Во-вторых,
активизировала свои выступления против касаиву местная вер-
хушка, которую беспокоил рост недовольства трудовых слоев
[366, с. 32]. В-третьих, колониальные круги метрополии начали
отступать под давлением английской и мировой общественности,
требовавшей отмены принудительного труда в колониях Вели-
кобритании.
Согласно проведенному в 1919 г. обследованию, в Буганде 67% трудоспо-
собных мужчин было официально освобождено от касаиву (в это число вхо-
дили землевладельцы, ремесленники, а также лица, занятые на наемной ра-
92
юте), 18% сумели уклоняться от него тем или иным путем. Таким образом,
лишь 13% баганда привлекались к принудительному труду {365, с. 27].
Так под объединенными ударами внутренних и внешних сил
нала в Уганде система принудительного труда. С 1 января
1922 г. она была отменена в Буганде, Буньоро, Торо, а в конце
этого года — в остальных районах [365, с. 32].
Отменив касаиву, колонизаторы сделали ставку на отход-
ничество, которое было, по существу, замаскированным прину-
дительным трудом. Протекторат был разделен на производящую
(экспортные культуры) и непроизводящую области. Первая —
Буганда, Бусога, Тесо, отчасти Букеди — потребляла рабочую
силу, вторая — Северная и Западная провинции — ее постав-
ляла.
Основными нанимателями отходников были правительствен-
ные департаменты, неафриканские предприниматели, африкан-
ские производители экспортных культур [383, с. 26]. Последние:
успешно конкурировали с неафриканцами, предлагая отходни-
кам более высокую заработную плату, приемлемые для них пи-
тание и жилье. В Буганде в 20-е годы на долю отходников из
Анколе и Торо приходилось до 25% производства хлопка [366,
с. 38].
На созданный в 1924 г. департамент труда была возложена
задача удовлетворять растущий спрос на африканскую рабочую
силу, а на департамент образования (учрежден в том же го-
ду)— готовить полуквалифицированных и квалифицированных
рабочих [342, с. ПО; 366, с. 38—39].
Работу департамента труда облегчило резкое увеличение
миграции из Руанды-Урунди '[323, с. 149 —150]. В 1925 г. в про-
текторат оттуда пришли 13—14 тыс. человек. Но особенно боль-
шим был приток отходников в кризисные 1929—1933 гг. В
1929 г. только из Руанды-Урунди прибыло 50 тыс. человек, в
1930 г. из Танганьики и Руанды-Урунди — 36 тыс. [265, с. 570;
366, с. 50—52].
Сведения о лицах наемного труда появились лишь в 30-е го-
ды. По оценочным данным за 1931 г., среднемесячное их чис-
ло определялось в 410 тыс. человек [63, с. 31]. Это были глав-
ным образом крестьяне-отходники (точнее — иммигранты). Из
них 384 тыс., или 93,5%, трудились в сельском хозяйстве. В про-
мышленности было занято 9 тыс. (2,2%), в правительственных
департаментах и на железной дороге — немногим более 2 тыс.,
в домашнем услужении — 4,5—5 тыс.
В 1932 г. статистика стала публиковать данные о постоянных, в основном
обученных, порвавших связь с деревней рабочих. В 1932—1936 гг. их было
45—50 тыс. человек. В 1935 г. из 49,7 тыс. постоянных рабочих 17 тыс. ра-
ботали на плантациях и 17,8 тыс. на предприятиях по хлопкоочистке, которые
действовали только шесть месяцев в году |[65, с. 22—24]. По нашему мнению,
к категории постоянных рабочих следовало бы относить лишь горняков
(13 тыс.), водителей автотранспорта (2,9 тыс.), рабочих департамента обще-
ственных работ — плотников, каменщиков, маляров, механиков, слесарей (око-
ло 2 тыс.).
93
Таким образом, если в общей армии лиц наемного труда зачастую посто-
янными считались 10—4Й°/о, то практически промышленных рабочих было
3'—4%. А из этого следует вывод: хотя наемный труд в протекторате приоб-
рел относительно широкие масштабы, формирование рабочего класса проис-
ходило крайне медленно. Одна из причин этого — чрезвычайно тяжелые ус-
ловия труда и быта.
Продолжительность рабочего дня в колониальных департа-
ментах составляла 46 часов в неделю, на промышленных и
строительных предприятиях — 48, горных — 54, хлопкоочисти-
тельных— 60, на плантациях — 40—42 часа [65, с. 22—24; 342,
с. 112—113]. В условиях тропического климата и постоянного
недоедания рабочих такая продолжительность была чрезмерной.
За каторжную работу африканцы получали мизерную зара-
ботную плату. Ее уровень зависел от квалификации и разновид-
ности труда. Заработная плата неквалифицированных рабочих
на хлопкоочистительных предприятиях составляла 8—11 шилл.
в месяц без рациона и 7—10 шилл. с рационом, горнодобываю-
щих— соответственно 8—10 и 5—6 шилл., сельскохозяйствен-
ных—10 и 8 шилл. Квалифицированные рабочие получали
больше: плотники, каменщики, маляры, механики, слесари —
25—70 шилл., шоферы — 25—100 шилл. [65, с. 23].
Колонизаторы изображали как достижение выдачу рацио-
нов. Например, рабочему плантаций платили 8 шилл. в месяц
и выдавали ежедневный рацион, в который входили 680 г маи-
совой муки, ИЗ г бобов и 57 г арахиса. Мясо или рыбу, молоч-
ные продукты и жиры, фрукты и овощи он должен был поку-
пать на свои деньги. А вот какими были рыночные цены на не-
которые из этих продуктов: 1 кг мяса стоил 1 шилл., 1 кг кун-
жутных семян, из которых выжималось масло,— 0,25 шилл., три
десятка яиц—1 шилл.
Оправдывая низкий уровень заработной платы, колонизато-
ры утверждали, что рабочий прибывал на заработки один, что
его семья оставалась в деревне и могла сама прокормить себя.
При этом, однако, забывалось, что африканцы нанимались не
для того, чтобы накормить себя, одеть и обуть, удовлетворить
духовные запросы, хотя все это входило в круг его элементар-
ных потребностей, а скопить деньги для уплаты налогов, по-
купки предметов домашнего обихода и покрытия расходов, нс
всегда связанных с потреблением. Чтобы накопить требуемую
сумму, рабочему приходилось соблюдать режим строжайшей
экономии, что, как правило, делалось за счет здоровья.
Вторая мировая война обострила проблемы труда в Уган-
де. Резкое сокращение спроса на рабочую силу при растущем
притоке мигрантов привели к увеличению армии безработных.
Неафриканские предприниматели повели наступление на жиз-
ненный уровень рабочих [366, с. 68]. Обследование, проведен-
ное в 1942 г. па индийской сахарной плантации в Лугази (Бу-
ганда), показало, что рабочим платили мало, кормили их пло-
хо, селили в непригодных для проживания помещениях. Рабочие
94
голодали и болели. Смертность среди них, по признанию вла-
< (ей, была «ошеломляюще высокой». Среди рабочих росло не-
довольство. То там, то здесь вспыхивали забастовки.
Стихийные выступления начали принимать организованные
формы. Роль выразителя интересов рабочих взял на себя ос-
нованный И. Мусази и Дж. Киву в конце 1938 г. профсоюз —
Ассоциация шоферов Уганды (АШУ) [342, с. 121; 371, с. 9].
АШУ не была рабочим профсоюзом в прямом значении это-
1 о слова. Она играла более широкую роль. Зарегистрированная
как профсоюз, АШУ за шесть лет своего существования (1938—•
1945) действовала как национальная политическая организа-
ция. Деятельность политических партий или организаций с от-
крытой антиколониальной программой в протекторате не допу-
скалась. Поэтому националистические лидеры решили бороться,
прикрываясь вывеской тред-юнионизма, против которого мини-
стерство колоний не возражало. Параллельно решалась и дру-
гая задача: захватив руководство профсоюзами, они устанавли-
вали контроль над зарождавшимся рабочим движением.
Руководителей АШУ мало интересовала борьба между тру-
дом и капиталом. Для них профсоюз стал политической трибу-
ной, с которой критиковались колониальные порядки и местные
африканские власти. В их программе политические требования
превалировали над экономическими. Но первые были не столь-
ко требованиями рабочих, сколько требованиями мелкой бур-
жуазии города и деревни, торговцев, национальной интеллиген-
ции. АШУ объединяла в своих рядах как наемных рабочих, так
и владельцев автомобилей. Поэтому в списке ее требований ря-
дом стояли пункты о повышении заработной платы водителей
и о предоставлении государственных субсидий владельцам авто-
машин.
В январе 1945 г. профсоюз руководил первой в истории Уган-
ды всеобщей забастовкой [371, с. 10]. Выдвинув требования, от-
ражавшие интересы различных слоев населения, он выступил
как общенациональная организация. Колониальные власти, об-
винив АШУ в том, что опа преследовала не столько экономиче-
ские, сколько политические цели, запретили ее, а руководите-
лей— Дж. Киву и И. Мусази отправили в ссылку.
Формирование прослойки образованных африканцев. После
первой мировой войны увеличился спрос на образованных аф-
риканцев, способных выполнить работу, которая требовала
сравнительно широких знаний. Таких знаний миссионерские
школы Уганды дать не могли. Администрация и иностранный
капитал выражали недовольство уровнем обучения в этих шко-
лах. Им нужны были хорошо подготовленные и в то же время
дешевые работники [323, с. 156—157].
Именно их требования привели к созданию в Уганде первого
государственного учебного заведения. В августе 1922 г. был ос-
нован Макерере-колледж. На первых порах Макерере готовил
и квалифицированных рабочих и вспомогательный персонал
95
для учреждений протектората. Затем он сосредоточил свое ос-
новное внимание на подготовке учителей, клерков, специали-
стов низшего звена для работы в сельском хозяйстве, строи-
тельстве, в системе образования и здравоохранения. Однако
усилий одного Макерере-колледжа оказалось мало, чтобы удов-
летворить возросший спрос на образованных африканцев: в
1923 г. в нем обучалось 35, а в 1924 г.— 53 студента [57, с. 11;
58, с. 10].
Колонизаторам пришлось принять прямое участие в подго-
товке образованной африканской прослойки. Как уже отмеча-
лось, в 1924 г. был учрежден департамент образования [265,
с. 614]. Однако англичане не ставили перед собой цель изъять
африканское образование из рук миссионеров. Они лишь усили-
ли контроль за работой миссионеров в принадлежавших им
школах.
Власти протектората требовали от миссионеров проведения
соответствующей идеологической и политической обработки
школьников и студентов, беспрекословного принятия ими су-
ществовавших колониальных порядков. Усвоение христианских
учений и заповедей было обязательным составным элементом
программ обучения вплоть до Макерере-колледжа. Воспитание
в молодых африканцах психологии раба, преданного колониаль-
ному господину, внедрение в их сознание мировоззрения, отве-
чавшего интересам монополистической буржуазии метрополии,
отрыв их от ценностей национальной культуры и натаскивание
на образцах культуры, искусственно насаждавшейся колониза-
торами,— вот чего добивались миссионеры в своих учебных за-
ведениях.
Колонизаторы не хотели допустить возникновения в Уганде
африканской интеллигенции. Они понимали, что появление та-
кого социального слоя создаст противовес их идеологическому
господству и психологическому контролю, положит начало ор-
ганизованному и сознательному сопротивлению народных масс.
Колонизаторам были нужны образованные слуги, а не интел-
лектуальные противники. К тому же возможности для интеллек-
туальной деятельности были крайне ограниченными. В Уганде
отсутствовали высшая школа, научно-исследовательские учреж-
дения, творческие и культурные ассоциации. Интеллектуальные
способности африканцам можно было проявить только в систе-
ме школьного образования, в христианских миссиях и церкви.
Самой большой была группа школьных учителей и преподавате-
лей специальных учебных заведений: в 1934 г. их насчитывалось
8350 (подсчитано по [64, с. 38—39]).
В процессе формирования образованной прослойки наблюда-
лась социальная дифференциация. В привилегированные закры-
тые учебные заведения типа англиканского Кингз-колледжа
(Будо) принимались только дети правителей и крупных вождей
[323, с. 163]. Программа таких заведений по уровню прибли-
жалась к программам английских школ соответствующих сту-
96
попей. Учащихся специально готовили к замещению должно-
стей вождей, ответственных чиновников колониальной и местной
африканской администрации. Руководящий и преподаватель-
ский персонал Кингз-колледжа состоял из европейских настав-
ников, связанных с колониальным ведомством. Главной задачей
этих наставников было воспитание преданных и ревностных
проводников политики колонизаторов. Таким образом искусст-
венно формировалась аристократическая прослойка африкан-
ской образованной элиты, изолированная и оторванная от масс
населения, объединенная духом корпоративности и узкоклассо-
вого эгоизма. На базе этой прослойки формировались группы
пеотрадиционалистов, которые (в отличие от традиционалистов)
понимали необходимость нововведений и отказа от архаичных
институтов.
После первой мировой войны, когда колониальное «освое-
ние» Уганды приняло широкий размах и аристократические
колледжи не могли удовлетворить возросшие нужды в образо-
ванном африканском персонале, была создана система закры-
тых пансионов. В 1927 г. таких пансионов было 30 (17 англи-
канских и 13 католических), общее число учащихся— 2385 [61,
с. 26]. Пансионы готовили чиновников и служащих низшего
звена: клерков, переводчиков, ассистентов и т. д. [323, с. 162].
Из выпускников пансионов, средних общеобразовательных и
специальных учебных заведений складывалась «разночинная»
прослойка.
Различия между «аристократической» и «разночинной» про-
слойками проявлялись в социальном и экономическом статусе, в
политических взглядах и позициях. «Аристократическая» про-
слойка в Буганде создавала собственные политические органи-
зации. Так, в 1922 г. возникла организация с длинным назва-
нием «Ассоциация молодых баганда в защиту соглашения
1900 г.». Вдохновителем этой организации и ее покровителем
был катикиро А. Кагва. Ассоциация выступала за сотрудничест-
во с колониальной администрацией, которую ее руководители
считали гарантом привилегий, приобретенных знатью Буганды
до первой мировой войны.
К числу организаций, в которых активное участие принима-
ли «разночинцы», можно отнести Ассоциацию молодых баганда
(основана в 1919 г.), Ассоциацию африканского благосостояния
(1934 г.), организацию «Сыновья Кинту» (1938 г.).
Новые явления в африканской культуре
Одним из самых важных требований, с которыми выступили
африканские патриотические организации, была реформа обра-
зования. Уже в декабре 1919 г. секретарь Ассоциации молодых
баганда Дж. Камулегейя сделал заявление, в котором он под-
черкнул, что Уганда нуждается в таком образовании, которое
7 Зак. 274
97
позволило бы ее населению идти в ногу с современной жизнью.
Он оценил уровень обучения в миссионерских школах как край-
не низкий и призвал к созданию государственных школ [89,
с. 52—53].
В кампанию за реформу системы образования включились
газеты, принадлежавшие африканцам.
Первая африканская газета на луганда и суахили, «Секань-
олья» («Цапля»), была основана в 1920 г. в Найроби. Позже
стали выходить другие газеты [219, с. 107—121; 454, 1973, т. 6,
с. 2]. Этим газетам принадлежала несомненная заслуга в про-
буждении чувств национального самосознания, стремлений к
возрождению африканской культуры и к восприятию достиже-
ний всего человечества. Они высказывались по многим социаль-
ным, культурным, политическим, экономическим вопросам. Га-
зеты сделали многое в выработке принципов угандского нацио-
нализма. В условиях травли со стороны колониальных властей
они смело критиковали бугандскую феодальную верхушку, ли-
деров индийских иммигрантов, деятельность христианских мис-
сий.
Большой популярностью у африканских читателей пользова-
лись талантливые журналисты, разбиравшиеся в сложных во-
просах внутренней и международной жизни: Сефанио Сентопго,
Дауди Бассуде, Юсуф Бамута.
С. Сснтонго был автором острых материалов по многим во-
просам внутриполитической жизни Уганды. Особенно достава-
лось от него индийским предпринимателям [89, с. 54—55; 298,
с. 176]. Сентонго неоднократно обрушивался также на миссио-
нерские школы и даже на самих миссионеров '[454, т. 6, № 2].
Он являлся одним из учредителей первого в истории Уганды
профсоюза рабочих-баганда, который действовал в Найроби
(Кения).
Радикальными были газетные выступления Ю. Бамуты, осо-
бенно посвященные системе африканского образования. Любая
система, писал он, руководимая и направляемая европейцами,
ставит целью удержать африканцев в подчинении. Она обычно
основывается на принципе, что африканцы не могут управлять
сами собой, быть хозяевами в собственной стране. Ю. Бамута
ратовал за такое школьное образование, которое позволило бы
африканцам поступать в европейские университеты. Мнение
Ю. Бамуты о низком уровне системы образования африканцев
позже подтвердил омуваника Буганды Сервано Кулубья, вы-
ступивший в мае 1931 г. перед комиссией английского парла-
мента, которая изучала вопрос о создании федерации террито-
рий Восточной Африки [89, с. 95]. Он указал, что африканец,
окончивший даже Макерере-колледж, не может поступить в анг-
лийское высшее учебное заведение. С. Кулубья настаивал, что-
бы в протекторате была такая же система образования, как и в
Англии.
Резкое обострение националистических чувств, решительные
98
выступления в защиту национальной культуры вызвали попытки
колониальных властей в 1927 г. навязать язык суахили в ка-
честве общего для всей Уганды языка. До этого времени офи-
циальным языком протектората был луганда. Д. Бассуде воз-
мущался планом колонизаторов, в котором видел угрозу ин-
дивидуальности Буганды и языку ее народа [454, 1973, т. 6,
.№ 2.] С. Кулубья обратил внимание комиссии английского пар-
ламента на то, что суахили не имел в Уганде базы [89, с. 90].
Но его мнению, обучение в школах для африканцев должно вес-
тись на родных языках (луганда, руньоро, руторо и др.), а вто-
рым языком надлежит сделать английский.
Несмотря на протесты национальных кругов, колонизаторы
приступили к постепенному вытеснению луганда из неполных
средних школ в областях, населенных нилотскими народами, и
даже в некоторых бантуских районах. В 1928 г. в ряде государ-
ственных учебных заведений (например, в педагогических учи-
лищах) обучение стало вестись на английском и суахили [62,
с. 33]. Преподавание на луганда в неполных средних школах
сохранилось лишь в Буганде и Бусоге.
Свой протест против существовавшей системы образования,
против низкого уровня обучения в миссионерских школах пере-
довые люди выражали не только в форме публичных выступле-
ний, по и конкретными практическими действиями. Уже в
20-е годы зародилось и постепенно приняло широкие масштабы
движение за создание частных школ, в которых все было аф-
риканским— помещения и оборудование, штат руководителей и
преподавателей, программы, пособия, методика обучения [59,
с. 12]. Решающим в деятельности частных школ было намере-
ние дать учащимся-африканцам соответствовавшую английским
школам подготовку, которая обеспечила бы им возможность
получения не только среднего, но и высшего образования.
Миссионеры и колониальные власти, которые с раздражени-
ем наблюдали за деятельностью частных школ, надеялись, что
они не выдержат трудностей (финансовых, кадровых и др.). Од-
нако их надежды не оправдались. Количество школ увеличива-
лось: если в 1927 г. их насчитывалось 9, то в 1934 г.— 20 [61,
с. 26; 64, с. 39]. Чтобы поставить частные школы под свой кон-
троль, колониальные власти предложили им свою финансовую
помощь (в 1934 г. 5 из 20 получали ссуды). Однако большинст-
во владельцев этих заведений упорно боролись за самостоятель-
ность в осуществлении учебного процесса.
О состоянии африканской культуры впервые официально за-
говорили в отчетах колониальной администрации только в
30-е годы. Эти отчеты наглядно продемонстрировали, как мало
за 40 лет английского господства было сделано в этой области.
В протекторате не было ни одного учебного заведения, общест-
ва или организации, которые специально занимались бы обуче-
нием африканцев в сфере изобразительного и драматического
искусства, литературного и музыкального творчества.
7*
99
Даже то немногое, что было сделано колониальными вла-
стями в области африканской культуры, носило на себе черты
откровенного патернализма. В 1908 г. был учрежден музей
Уганды [128, с. 148]. Он представлял разделы национальной
одежды, танцев, игр, оружия, жилища, хозяйства (охоты, рыбо-
ловства) и ремесел (гончарного и кузнечного дела, изготовле-
ния тканей из луба, солеварения и др.). Экспозиции были со-
ставлены таким образом, чтобы противопоставить материаль-
ную и духовную культуру коренного населения так называемой
цивилизаторской миссии метрополии. Колонизаторы умилялись
своей культуртрегерской работой, нс заботясь о действительной
поддержке африканской культуры.
То же самое можно сказать и о деятельности основанного в
1923 г. Угандского литературного и научного общества, которое
в 1933 г. было переименовано в Угандское общество [128,
с. 135]. Общество в 1934 г. начало публиковать издание «Уган-
да джорнел». Руководители общества заявили, что его цель —
поощрять интерес к истории, литературе, культуре страны и ее
народа. Но материалы по африканской литературе и культуре
в «Уганда джорнел» появлялись крайне редко.
В 20—30-е годы в Уганде стала появляться литература на
местных языках. Это были прежде всего книги катикиро Буган-
ды А. Кагвы: «История королей Буганды, Буньоро, Коки, Торо
и Анколе» (вышла на луганда в 1927 г.), «Книга о кланах ба-
ганда», «Обычаи Буганды» (две последние были изданы сна-
чала на луганда, а затем на английском) [298, с. 292]. На лу-
ганда вышли исторические мемуары крупного бугандского фео-
дала Хама Мукасы. На руньоро была издана книга П. Бикуньи
«История королей Буньоро» (Лондон, 1927 г.) [298, с. 290].
В 1936—1938 гг. в «Уганда джорнел» публиковалась книга
буньорского омукамы Тито Виньи, посвященная династиям пра-
вителей Буньоро-Китары. По этой же тематике в конце 30-х го-
дов начал готовить на руньоро свой труд Дж. Ньякатура (его
книга «Короли Буньоро-Китара» вышла в 1947 г.) [298, с. 292].
О доколониальной истории Торо написал в 20-е годы книгу на
руторо омукама Касагама. Большинство этих трудов представ-
ляли собой исторические хроники.
Главное значение перечисленных работ заключалось в про-
буждении у африканцев Уганды национального самосознания,
укреплении чувства гордости за историческое прошлое, в том
числе за достижения в области материальной и духовной куль-
туры. И хотя их авторами были в основном феодальные прави-
тели и вожди, стремившиеся обосновать законность своих прав
и привилегий, упомянутые издания послужили толчком к со-
циальной и культурной активности африканского общества, осо-
бенно его образованной прослойки. Они были нс только отра-
жением обострявшейся классовой борьбы, но в то же время
определенным вкладом в развитие общественной мысли и на-
циональной культуры в Уганде.
100
Подъем антиколониальной борьбы
Катализатором роста политической активности в Уганде ста-
ли первая мировая война и особенно бурные события на зем-
ном шаре, вызванные Великой Октябрьской социалистической
революцией в России.
Одной из первых политических организаций была упомяну-
тая выше Ассоциация молодых баганда, основанная в 1919 г.
Она объединяла представителей молодой национальной интел-
лигенции и мелкой буржуазии, а также выходцев из верхнего
слоя общества Буганды 1(253, с. 183, 186; 298, с. 165]. Это были
выпускники миссионерских учебных заведений, младшие госу-
дарственные служащие. Помимо демократизации органов управ-
ления Буганды ассоциация требовала также покончить с прак-
тикой расовой дискриминации африканцев в области образова-
ния [89, с. 52—53]. Она призывала создать сеть государствен-
ных школ с программой обучения на уровне современных зна-
ний. Это был прямой удар по позициям миссионеров, монопо-
лизировавших школьное образование. Ассоциация требовала
для образованных африканцев такой же работы и таких же
должностей, какие предоставлялись пеафриканцам. Ассоциация
добивалась свободного (наравне с неафриканцами) доступа
африканцев к торговой деятельности. Члены ее призывали вла-
сти снять ограничения для них в скупке, переработке и сбыте
хлопка, освободить производимую ими продукцию от налогов..
Ассоциация искала помощи и поддержки за рубежом. Она
обратилась к связанному с М. Ганди миссионеру К. Эндрюсу с
предложением о сотрудничестве с индийскими бизнесменами
[89, с. 52—53]. В 1921 г. было направлено послание конферен-
ции американских фермеров-негров, в котором Ассоциация при-
звала негров США приехать в Уганду для оказания помощи в-,
развитии коренного населения [89, с. 53—54]. С таким же при-
зывом опа обратилась к Национальной ассоциации содействия
прогрессу цветного населения в Нью-Йорке. Эти факты свиде-
тельствуют о том, что руководители ассоциации уже мыслили
категориями, выходящими за рамки чисто бугандских проблем.
Они рассматривали себя членами мирового сообщества. Однако
лидеры ассоциации с самого начала встали на позиции ограни-
ченного буржуазного реформизма. Их действия сковывала ло-
яльность по отношению к властям — колониальным и буганд-
ским; на их сознание оказывали влияние социальная принад-
лежность к верхним слоям общества, верность догматам хри-
стианства и воззрениям консервативного традиционализма. Они
так и не поднялись до понимания необходимости борьбы с ко-
лониальным режимом.
Бугандскую верхушку сначала встревожила деятельность ас-
социации, ее требования. Против нее даже предпринимались
репрессивные меры. Однако вскоре А. Кагва и крупные вожди
10?
гоняли, что опасаться ассоциации не следует, что реальная уг-
роза исходила с другой стороны.
В мае 1921 г. была создана Федерация батака Буганды [253,
•с. 141; 265, с. 594—596]. Среди ее лидеров были Мугема,
Дж. Мити, Д. Бассуде. Федерация выражала интересы старей-
шин, лишившихся бутака (родовых земель), всех слоев кресть-
янства, пострадавших от земельного грабежа, торговцев, ие
имевших возможности пробиться даже на внутренний рынок,
наемных рабочих [342, с. 50—51, 129].
6 мая 1921 г. федерация направила колониальной админи-
страции петицию '[89, с. 62—63], в которой потребовала: воз-
вращения бутака их законным владельцам — батака (родовым
старейшинам); юридического признания прав батака и охраны
самого института бутака; признания родовых институтов;
предоставления каждому роду права посылать своих представи-
телей в люкико [253, с. 125]. Было заявлено о лояльности за-
конам протектората и выражена готовность служить английско-
му монарху. Федерация, объявившая себя сторонницей прогрес-
са, утверждала, что без батака, которые «образуют нацию Бу-
танду», прогресс невозможен. В петиции указывалось, что об-
ращение к бугапдекому правительству по вопросу о бутака ни-
чего нс дало. «Это потому,— писали секретари федерации
Д. Бассуде и Ю. Каса,— что те, от кого ждали роли арбитра,
сами незаконно получили земли (речь шла о бутака.— Ред.)».
Федерация активно действовала на политической арене, ис-
пользуя различные формы, в том числе национальную прессу.
Под ее контролем находилась выходившая на лугапда газета
-«Муньоньози» («Толкователь») [454, 1973, т. 6, № 2]. Газета
выступала за пересмотр земельных законов, принятых в Бу-
ганде в колониальный период (в первую очередь статей согла-
шения 1900 г., закона 1908 г.). Она остро критиковала поли-
тику бугандского правительства, действия его чиновников, осо-
бенно крупных вождей.
В феврале 1922 г. федерация направила кабаке Дауди Чве,
как верховному вождю батака, петицию, в которой содержалось
требование вернуть захваченные у батака родовые земли [89,
с. 64—65]. Признав, что в жалобах федерации «имеется исти-
на», что некоторые земли батака действительно были захваче-
ны и переданы лицам, которые не имели на них прав [253,
с. 144, 342, с. 51], кабака тем не менее подчеркнул, что ныне
этими землями владеют другие лица на основании юридических
документов, выданных колониальными и бугандскими властями.
Потерпев неудачу с обращением к кабаке, федерация апел-
лировала в 1923 г. к колониальным властям [89, с. 66—67]. Ее
руководство просило министра колоний принять в Лондоне де-
легацию в составе Д. Бассуде, С. Кулубьи, С. Лугвисы. При
этом было заявлено, что нынешнее состояние дел в Буганде —
«самое несправедливое и враждебное наивысшим интересам
подавляющих масс баганда». А чтобы баганда сохраняли лояль-
102
пость, необходимо, говорилось в послании, положительно ре-
шить жгучий вопрос о держании земли в соответствии с зако-
нами, обычаями и традициями королевства.
Колонизаторы не были заинтересованы в решении острой
земельной проблемы, поскольку в первую очередь сами несли
главную ответственность за земельный грабеж, от которого по-
страдало подавляющее большинство коренного населения — от
общинника до старейшины. И тем не менее им пришлось за-
няться этой проблемой. Долго копившееся народное недоволь-
ство могло привести к социальному взрыву. Надо было что-то
предпринять, чтобы выпустить пар из котла [342, с. 77].
В 1926 г., т. е. после пяти лет дискуссий, колониальная ад-
министрация решила подвести черту. Она объявила, что, хотя
жалобы батака были в основном законными, правительство Анг-
лии не аннулирует документы на частные имения маило [298,
с. 146—147]. Таким образом, колониальные власти встали па
сторону вождей. Одновременно они предприняли искусный ма-
невр, имевший целью лишить батака поддержки крестьян-арен-
даторов. Власти протектората предоставили крестьянам юриди-
ческие гарантии на участки, которые они арендовали и обраба-
тывали. В этом и заключалась политическая цель закона 1928 г..
о бусулу и энвуджо. И колонизаторы добились своего: Федера-
ция батака надолго лишилась активной поддержки крестьян-
ских масс.
Ассоциация молодых баганда и Федерация батака сыграли
заметную роль в активизации политической жизни Буганды и
Уганды в 20-е годы. Но они не были единственными, кто вы-
ражал общественное мнение в протекторате.
Еще в 1919 г. зародилось движение африканских государст-
венных служащих, протестовавших против расовой дискримина-
ции. Одной из причин протеста было исключение африканцев из.
списка лиц, которым полагались «военные премии» за участие-
в войне. В 1922 г. движение оформилось в Ассоциацию афри-
канских гражданских служащих Уганды, которая выражала ин-
тересы мелкобуржуазной интеллигенции, связанной с бюрокра-
тическим аппаратом [323, с. 164]. Филиалы ассоциации были
созданы в ряде городов протектората. Однако дальше защиты
узких профессиональных интересов образованных африканцев
сна так и не пошла.
В 20-е годы большой размах приняло малакитскос движе-
н ie. В 1929 г. число его участников превысило 100 тыс. [454г
1973, т. 6, № 2]. Лидеры движения прибегли к действенному
средству борьбы — отказу платить поземельный налог. Они на-
ладили контакты с политическими организациями. Напуганные
перспективой объединения этих организаций с массовым дви-
жением, власти ужесточили преследования малакитов, не оста-
навливаясь перед применением силы. В 1929 г. они арестовали
лидеров, а само движение запретили.
После первой мировой войны усилилась напряженность меж-
103
ду верхушкой Буганды и колониальной администрацией [89,
с. 45—49]. Первая продолжала упорно отстаивать автономию
«королевства» в рамках протектората. Верхушка хотела иметь
с колонизаторами отношения равноправного союзника, а не
бесправного младшего партнера. Но усилия ее лидеров нс име-
ли успеха. Авторы меморандума [89, с. 56], направленного аме-
риканскому буржуазному исследователю Африки Р. Бьюэллу,
с горечью отмечали, что положение, которое занимает кабака
Буганды, можно сравнить с положением ординарного вождя ка-
кого-нибудь небольшого племени. Он не имеет ни власти, ни
контроля над собственными вождями. Для вождей не кабака, а
комиссар провинции — «прямой правитель».
Отношения между бугандской верхушкой и колониальной
администрацией достигли стадии кризиса в «деле А. Кагвы»
[89, с. 70—73; 314, с. 212—219]. В 1925 г. катикиро в резкой
форме выразил недовольство тем, что колониальные чиновники
продолжали упорно игнорировать правительство и люкико Бу-
ганды, когда отдавали вождям те или иные приказы. Произо-
шел конфликт. Губернатор решил убрать строптивого катикиро
с политической арены. В 1926 г. А. Кагву вынудили уйти в от-
ставку. Кризис показал, что приходит конец старым временам,
когда колонизаторы, заинтересованные в поддержке бугандской
верхушки, соглашались играть в «автономию» [253, с. 149—
158]. Все меньше метрополия проявляла интерес к «союзу», да-
же к «партнерству» с ней.
Зарождение национализма в Уганде (в первую очередь в
Буганде) чаще всего относят к 20-м годам. Его связывают с
противодействием плану создания федерации Восточной Афри-
ки. Перед лицом внешней угрозы внутренние противоречия в
бугандском обществе были временно отодвинуты на второй
план, и баганда сплоченно выступили против колониалистского
плана. Их поддержали соседние народы, прежде всего в райо-
нах, населенных банту.
В 1921 г., когда был поставлен вопрос о федерации, кабака,
его министры и люкико заявили губернатору протест против
намерений Англии объединить Уганду с соседними территория-
ми [89, с. 78]. Протест был передан английскому министру
колоний, который в марте 1922 г. дал на него ответ. Министр
заверил, что федерация нс нарушит соглашения 1900 г., что
Буганда не будет подчинена юрисдикции какого-нибудь общего
для Восточной Африки законодательного органа. Однако заве-
рения министра не удовлетворили бугандскую верхушку. И ког-
да в 1924 г. вернувшиеся к власти в Англии консерваторы опять
подняли вопрос о федерации, Буганда снова решительно вы-
сказалась против нее [89, с. 78—80].
Тем не менее министр колоний Д. Эмери, опираясь на под-
держку белого меньшинства Кении и Уганды, решил осущест-
вить план федерации. В 1926 г. была создана постоянная кон-
ференция губернаторов Восточной и Центральной Африки, ко-
104
торая могла решать вопросы о повышении эффективности ад-
министрации этих территорий [298, с. 181]. Конференция была:
первым, уже конкретным шагом к федерации. В июле 1927 г.
Эмери направил в Восточную Африку комиссию X. Янга, на ко-
торую возложил большие надежды в осуществлении своего пла-
на [253, с. 173—175]. Но все дело испортили лидеры белого
меньшинства Кении. Они опубликовали к прибытию комиссии
меморандум, в котором заявили, что в случае создания федера-
ции Кения автоматически станет старшим партнером. В Уганде
подобные претензии возмутили не только африканцев, европей-
скую и индийскую общины, но даже официальные власти про-
тектората :[298, с. 183]. С возражением против федерации вы-
ступил также омукама Буньоро.
Англии снова пришлось отступить. Доклад комиссии X. Янга
был опубликован в январе 1929 г. [298, с. 184]. Но консерва-
тивное правительство не решилось принять ее рекомендации о»’
политическом слиянии. Оно согласилось лишь на создание об-
щих для трех территорий экономических учреждений. Лейбори-
сты, сменившие у власти консерваторов, в 1931 г. передали про-
блему федерации в объединенный комитет обеих палат парла-
мента. Изучив проблему, комитет сделал только одно предло-
жение: назначить в Восточную Африку верховного комиссара,
который займется созданием общих учреждений и служб [298,.
с. 184]. Предложение комитета с одобрением встретили в Уган-
де и Танганьике. Что касается верхушки белой общины в Кении,
то она обвинила английское правительство чуть ли не в преда-
тельстве, поскольку нарушило обещание обеспечить господству-
ющее положение этой общины в федерации [298, с. 186].
В 1931 г. объединенному комитету пришлось выслушать мне-
ние представителей африканского населения Уганды [89, с. 87—
98; 253, с. 177; 314, с. 96]. Это было крупной победой угандцев..
«Африканские лидеры могут сейчас говорить от имени своих на-
родов»,— подчеркивалось в статье «Африка заговорила», опуб-
ликованной в английской буржуазной газете «Нью стейтсмен
энд нейшн» [298, с. 187]. Газета называла «поразительным» сам-
факт заслушивания в парламенте точки зрения африканцев. В
состав африканской делегации входили представители Буганды,.
Буньоро, Бусоги. Особенно сильное впечатление у английских
парламентариев оставило выступление С. Кулубьи, о котором:
говорилось выше.
Объединенный комитет признал, что в данный период соз-
дать федерацию невозможно. Колониальные круги потерпели1
повое поражение в результате упорного сопротивления африкан-
цев Уганды.
Борьба с колониалистскими планами привела к росту поли-
тической активности в Уганде, прямому противоборству с чуже-
земным режимом. Перемены во внутриполитической обстанов-
ке нашли отражение в выступлениях местных африканских га-
зет. Например, газета «Гамбузе» открыто обвиняла колониза-
105
торов в том, что они ввели в протекторате принудительный
труд, отказывались вернуть батака общинные земли, покуша-
лись на автономию Буганды и культуру баганда ;Г454, 1973, т. 6,
№2].
Редактор газеты «Добози лья Буганда («Голос Буганды») и
секретарь люкико Ю. Бамута подверг резкой критике утверж-
дения колонизаторов, что африканцы якобы не в состоянии уп-
равлять собственными делами [454, 1973, т. 6, № 2]. Он выска-
зал сомнение, что цель политики Англии — подготовка Уганды
к самоуправлению. Бамута обличал произвол властей, которые
объявляли любое несогласие с ними «нелояльностью». Он тре-
бовал свободы слова и мнений.
Смелая критика Ю. Бамуты пришлась не но вкусу коло-
ниальным властям и бугандским лидерам. В октябре 1928 г. его
уволили с поста секретаря люкико. С протестами против рас-
правы с непокорными выступили передовые деятели. Они обра-
тились к министру колоний, который, конечно, отказался вме-
шиваться в дела люкико. С поддержкой Бамуты выступили ма-
лахиты [454, 1973, т. 6, № 2]. Этот факт опроверг утверждения
колонизаторов о том, что малакитское движение — движение
религиозных фанатиков. Руководители малакитов собрали ми-
тинг протеста, который перерос в бурное антиколониальное вы-
ступление, сопровождавшееся столкновениями с властями и че-
ловеческими жертвами.
В 1929 г. Ю. Бамута возглавил группу интеллигентов, вы-
ходцев из верхних слоев, которая основала Партию простых
людей Буганды. Партия выдвинула требования: предоставить
Буганде полную автономию; ввести в ней избирательное право;
учредить полномочный выборный законодательный орган; сде-
лать выборными посты министров и крупных вождей. Партия
выражала интересы слоев, выступавших за либерализацию уп-
равления путем частичных реформ на базе ограниченного бур-
жуазного права [89, с. 82—85; 323, с. 172—173]. Опа не стре-
милась подорвать позиции феодальной верхушки, а лишь доби-
валась, чтобы представителей нарождавшихся имущих слоев
допустили в местные органы власти и позволили им защищать
интересы этих слоев.
В 1934 г. возникла Ассоциация африканского благосостояния
[323, с. 173], которая выражала интересы более широких слоев
общества, чем Партия простых людей. У последней она заим-
ствовала часть политических требований, но дополнила их эко-
номическими. Ассоциация добивалась народного представитель-
ства при сохранении статуса кабаки и традиций баганда, требо-
вала повысить цены на хлопок и заработную плату африканских
рабочих, расширить доступ африканцев в сферу внутренней
торговли, увеличить возможности для получения африканцами
образования (вплоть до высшего). Ассоциация выступала в пер-
вую очередь от имени мелкой буржуазии — зажиточных кре-
стьян, торговцев, служащих, образованной прослойки.
106
Всем перечисленным политическим организациям 20—30-х го-
дов, недолговечным и слабым, противостояла своеобразная по-
литическая партия бугандской верхушки, которая приобрела,
большой опыт политических действий, располагала солидной
материальной базой, пользовалась влиянием на администрацию-
протектората, имела авторитетных лидеров. Ее главной целью
всегда оставалось сохранение господства иерархии крупных,
вождей. А это было возможно лишь при внутренней автономии
Буганды, за которую она так яростно боролась в течение всего
периода протектората. В таких вопросах, как федерация Во-
сточной Африки, она захватила инициативу, выступая с пози-
ций бугандского национализма.
Однако ряды бугандской верхушки нс были едины. Большая
и влиятельная группа вождей во главе с С. Вамалой выступала
против слишком тесного сотрудничества с колониальной адми-
нистрацией. Эта группа играла роль критика «справа»; опа на-
падала на правящую олигархию, претендуя на роль хранитель-
ницы традиций и противницы всяких нововведений, которые, по2
ее мнению, были инспирированы чужеземцами,
Крупным шагом к созданию массовой политической органи-
зации стало основание в 1938 г. общества «Сыновья Кинту»
[253, с. 203—206; 323, с. 175—177; 342, с. 131 — 132]. Это об-
щество объединило в своих рядах представителей тех слоев и-
групп, которые наиболее решительно выражали недовольство»
колониальными порядками. Его платформа учитывала интере-
сы крестьян, рабочих, торговцев и деловых людей, африканских
интеллигентов, оппозиционно настроенных вождей и старейшин.,
«Сыновья Кинту» были зародышем союза национально-демокра-
тических сил. Это была первая политическая организация, чьи
цели носили общеугандский характер. Конкретно общество»
требовало повышения закупочных цен на хлопок и кофе, финан-
совой поддержки африканских торговцев и предпринимателей,,
бесплатного образования. «Сыновья Кинту» особенно острым:
нападкам подвергали регентов, правивших Бугандой в связи с
несовершеннолетием молодого кабаки Мутесы II. Регентов об-
виняли в том, что они продали Буганду «иностранцам». Своим
знаменем общество избрало кабаку. Однако среди его лозунгов;
были также и лозунги традиционализма, трибализма, сепара-
тизма.
В руководство «Сыновей Кинту» входили представители раз-
личных социальных групп. Его возглавлял Игнатиус Мусази-—-
сын крупного вождя, получивший среднее и высшее образова-
ние в Уганде и Англии, бывший инспектор школ. Мусази имел:
репутацию «крестьянского» лидера, поскольку выступал в за-
щиту интересов производителей экспортных культур. В руко-
водство входили также крупный землевладелец Ш. Мукаса, гла-
ва православной церкви Уганды С. Мукаса, бывший предсе-
датель Партии простых людей Ю. Бамута, председатель Ассо-
циации шоферов Уганды (АШУ) Дж. Кива„
Организация предприняла попытки опереться на народные массы. Чтобы
обеспечить поддержку крестьян, руководство «Сыновей Кинту» обратилось
за помощью к младшим вождям и получило ее. Для привлечения на свою
сторону рабочих оно участвовало в создании Ассоциации шоферов Уганды.
«Сыновья Кинту» неоднократно апеллировали к общественности метрополии
(.в частности, были установлены контакты с фабианским колониальным бюро).
Совместно с Ассоциацией шоферов Уганды «Сыновья Кинту»
подготовили январскую всеобщую забастовку 1945 г. Колониза-
торы жестоко подавили народное выступление. Деятельность
«Сыновей Кинту» и профсоюза была запрещена. Многие руко-
водители были брошены в тюрьму или отправлены в ссылку.
Антиколониальное движение 20—30-х годов принимало не
только политические, социальные, религиозные, но и экономиче-
ские формы. Африканские предпринимательские элементы все
настойчивее добивались уступок от иностранного капитала.
Сразу же после первой мировой войны африканцы возобно-
вили попытки основать кооперативные общества [323, с. 194;
342, с. 130]. В 20-е годы власти пресекли эти попытки. Однако
в середине 30-х годов они пошли на уступки, приступив к выра-
ботке проектов законов, разрешающих африканцам создавать
кооперативные объединения. Не дожидаясь появления таких за-
конов, группа зажиточных баганда основала в 1935 г. Коопера-
тивный союз фермеров Уганды [253, с. 193—197].
Намерения властей открыть путь к созданию африканских
кооперативов натолкнулись па оппозицию как европейских и
азиатских экспортеров сельскохозяйственного сырья, так и им-
портеров промышленных товаров. Под их давлением власти от-
ложили принятие кооперативного законодательства. Коопера-
тивному союзу фермеров пришлось действовать полулегально.
Параллельно возникли новые, также незарегистрированные коо-
перативы. За период 1935—1945 гг. их число достигло 75 [471,
1976, № 186, с. 97—106]. Из них 50 занимались сбытом сельско-
хозяйственных продуктов, 8 — поставками продовольственных
товаров, 6 — снабжением промышленными изделиями. Было ос-
новано несколько кредитно-сберегательных и производственных
(рыболовецких) обществ. Центром кооперативного движения
кбыла Буганда.
Вторая мировая война и Уганда
В сентябре 1939 г. Уганда была вовлечена в мировую войну.
Ее людские и материальные ресурсы вновь были поставлены на
службу государственных интересов метрополии [316, с. 37—38].
Уганда втягивалась в войну во имя западных идеалов свободы
и демократии, оставаясь в то же время порабощенной и угне-
таемой страной. Колонизаторы, как и в 1914—1918 гг., не наме-
ревались вносить позитивных изменений в положение ее народов
[312, с. 59].
•108
Между тем военный вклад Уганды, учитывая ее возможности
и ресурсы, был существенным. В английской армии, действовав-
шей в Северо-Восточной Африке, на Ближнем Востоке и Мада-
гаскаре, в Бирме, воевало более 80 тыс. угандцев. Африканское
население протектората, как и других колоний Англии, факти-
чески субсидировало метрополию, передавая ей плоды своего
груда и неся тяжелое материальное бремя. Колониальные вла-
сти подчинили всю экономическую жизнь страны военным уси-
лиям Англии. Вскоре после начала войны был ужесточен кон-
троль над закупками и сбытом продовольствия и сырья. Моно-
полия Англии как скупщика осуществлялась посредством согла-
шений, заключавшихся с правительством протектората о так
называемых массовых закупках хлопка, кофе, чая, сахара, ку-
курузы [402, с. 213—215]. Какие цели преследовали эти закуп-
ки? Метрополия стремилась сохранить производство названных
продуктов на постоянном высоком уровне и вместе с тем полу-
чать эти продукты по низким ценам '[383, с. 28].
Меры контроля ударили прежде всего по крестьянам. Если,
например, в 1940 г., т. е. до массовых закупок, хлопкороб полу-
чал 50% экспортной цены, то в 1942—1943 гг.— всего 28% [402,
с. 215]. Крестьян грабили не только путем искусственного со-
хранения цен на низком уровне. Их заставляли платить более
высокие экспортные налоги. Ставки этих налогов систематиче-
ски повышались. Если в 1938 г. доходы казны протектората от
экспортных налогов составляли 8%, то к 1945 г. они удвоились,
достигнув 16% [402, с. 222]. Большая часть средств, накапли-
вавшихся путем ограбления крестьян, передавалась метрополии.
В Уганде был введен режим строжайшей экономии. Импорт
сократился до минимума. И не только потому, что шла битва
на морских торговых путях. Колонизаторы стремились эконо-
мить за счет потребления: для этого было введено нормирование
(система карточек). Ради экономии началось создание отрас-
лей, продукция которых должна была заменить товары, ввозив-
шиеся до войны.
Режим экономии ухудшил материальное положение корен-
ных жителей, особенно тех групп, которые были заняты на наем-
ной работе в городах. Если крестьяне могли прокормить себя в
личном хозяйстве, то большинство рабочих и служащих было
лишено этой возможности. Резко поднялись цены на промыш-
ленные изделия, особенно на текстиль. Хлопчатобумажные тка-
ни в 1944—1945 гг. продавались в несколько раз дороже, чем
до войны. Во всей стране господствовали цены «черного рын-
ка». Однако заработная плата рабочих и служащих оставалась
почти на довоенном уровне. Их материальное положение стано-
вилось катастрофическим.
Крестьянские хозяйства также переживали возраставшие
трудности [383, с. 28]. Особенно в тяжелом положении оказа-
лись скотоводческие районы Северной Уганды. В военное время
им была отведена роль главных поставщиков рекрутов. Поло-
109
жепие усугублялось тем, что здесь существовало строгое разде-
ление труда по признаку пола. Мужчины выполняли самую тру-
доемкую работу. Призыв их в армию стал одной из причин
резкого ухудшения состояния хозяйств скотоводов. Жестокий
голод 1945 г., поразивший скотоводческие районы, был прямым
следствием военных мобилизаций.
Вовлечение Уганды в войну колонизаторы обставили с большой помпой.
Не было недостатка в церемониях, на которых произносились громкие слова
о защите свободы и демократии. К этой кампании были подключены прави-
тели «королевств» и вожди, которые своим авторитетом должны были помочь
колонизаторам в мобилизации людских и материальных ресурсов. Однако про-
пагандистская кампания не принесла тех результатов, на которые рассчитыва-
ли ее инициаторы. Даже в 1939—1940 гг., когда военные тяготы еще не ощу-
щались с такой остротой, как в последующие годы, отношение простых аф-
риканцев к войне было далеким от энтузиазма. Они видели, что метрополия
берет у них все, ничего нс давая взамен.
Борьба африканцев Уганды за свои права в 1939—1945 гг.
не только нс ослабла, но приняла еще более широкий размах.
Чем дальше продолжалась война, тем выше поднимался уро-
вень антиколониального движения. Глубокое влияние на него
оказало усиление освободительного, антифашистского характе-
ра войны после вероломного нападения гитлеровской Германии
па СССР в июне 1941 г. Центром борьбы, как и до войны, была
Буганда.
Прямого и открытого вызова колониальному режиму нацио-
нальные силы пока не бросали. Главные удары они направляли
против тех представителей верхушки, которые демонстрировали
свою лояльность режиму [342, с. 134].
Политическая обстановка в Буганде накалялась. Почти каж-
дый шаг колонизаторов баганда встречали либо с повышенной
подозрительностью, либо с осуждением.
В ноябре 1939 г. умер кабака Дауди Чва '[298, с. 222—223].
Ему должен был наследовать его брат Мванда. Однако коло-
низаторы остались верны своей тактике возведения на трон ма-
лолетних принцев. Заручившись поддержкой министров и лояль-
ных вождей, они возвели на троп 15-летнего Мутесу. Исполнять
его обязанности (до совершеннолетия) они поручили регентско-
му совету в составе трех министров, известных своей предан-
ностью английской короне. Замена Мванды Мутесой и назначе-
ние в совет непопулярных министров встретили у большинства
баганда резкий протест.
Колониальные власти дали регентам указание осуществить
массовый набор баганда в армию. «Это была очень трудная
задача,— писал Э. Мулира,— и она сразу сделала их (реген-
тов.— Авт.) непопулярными» [338, с. 23]. Осуждению подверг-
лись и те деятели, которые также содействовали военным уси-
лиям метрополии. Росло недовольство и у мобилизованных ба-
ганда. Их возмущало обращение английских офицеров с ними,
как с людьми низшего сорта. Отдельные случаи дезертирства
НО
баганда со временем приобрели массовый характер [338, с. 21,
23 ].
В 1941 г. произошли два события, которые, по утверждению
Э. Мулиры, «убили доверие»: «Не стало доверия между афри-
канцами и европейцами, между народом и церковью, между од-
ной группой народа и другой» [338, с. 24]. «Доверия» между
угнетенными и угнетателями, конечно, никогда не было. Мулира,
однако, прав, когда говорит, что в 1941 г. «власти утратили свое
влияние на народ». Что же это за события?
Во-первых, англиканский епископ Стюарт и катикиро Нси-
бирва содействовали браку вдовы покойного Д. Чвы с простым
общинником [338, с. 24—25; 342, с. 134]. Поднялась буря про-
теста. Оппозиция охарактеризовала брак как покушение на
обычаи и национальную индивидуальность баганда. Кампания
протеста имела своей мишенью как непосредственных организа-
торов этого акта, так и их колониальных покровителей. Коло-
низаторам пришлось отступить: сделав козлом отпущения Нси-
бирву, они уволили его в отставку. Его пост занял лидер оппо-
зиционной группы вождей С. Вамала 253, с. 226—232].
Во-вторых, в 1941 г. колонизаторы попытались внести важ-
ное изменение в соглашение 1900 г. '[89, с. 119—124; 336, с. 275].
Они хотели предоставить кабаке право на принудительную скуп-
ку земель маило для передачи их властям протектората, кото-
рые могли использовать эти земли в «общественных» целях.
Намерение колонизаторов встретило упорное сопротивление.
Мощная оппозиция возникла даже в люкико. Ее организовала
влиятельная группа вождей — сторонников катикиро Вамалы.
Колонизаторам так и не удалось в годы войны подавить со-
противление баганда и навязать им новый план отчуждения
земли.
Активность оппозиционных сил нарастала. Рабочие требова-
ли увеличения заработной платы. Крестьяне, выращивавшие
экспортные культуры, добивались более высоких закупочных
цен. Торговцы-африканцы хотели извлекать выгоду из военной
конъюнктуры наравне с неафриканцами; они требовали, чтобы
колониальные власти снабжали их промышленными товарами
на базе одинаковых оптовых цен и общих норм прибыли. Аф-
риканская интеллигенция добивалась не только высокооплачи-
ваемых должностей, но и превращения органов местной админи-
страции в представительные учреждения. Вожди, объединившие-
ся вокруг катикиро С. Вамалы, требовали реформ для укреп-
ления автономии Буганды и собственных позиций.
Обстановку в Буганде губернатор Ч. Дэидас оценивал как
угрожающую. Чтобы сбить волну всеобщего недовольства, он с
одобрения министерства колоний в октябре 1944 г. провел ре-
форму системы колониальной администрации [89, с. 124—127;
253, с. 211—212, 218—222, 224—225; 297, с. 119—120]. Отныне
большей частью внутренних дел Буганды ведали кабака и его
правительство. Английский резидент сохранял лишь функции co-
lli
ветника и наблюдателя. Упразднялся пост комиссара района.
Английские чиновники, состоявшие при резиденте и комиссарах,
становились простыми агентами центральной колониальной ад-
министрации. Отдавать приказы вождям-баганда и контролиро-
вать их деятельность они больше не могли.
Позже реформа Дэндаса резко критиковалась в империали-
стических кругах Англии. На ее счет относились все «беды»
колонизаторов в последующий период. Утверждалось, что ослаб-
ление жесткой опеки над жизнью Буганды развязало руки анти-
английским элементам.
Реформа 1944 г. была вынужденным маневром. Система
«косвенного управления» в той форме, в какой она действовала
до сих пор, дискредитировала себя. Накалившаяся до предела
обстановка, особенно в Буганде, диктовала необходимость сроч-
ных мер.
Колонизаторы пытались оживить партнерство с имущими
слоями Буганды. В том же, 1944 г., уступая требованию земле-
владельцев-баганда, они внесли важную поправку в закон
1928 г. Отныне после покупки имения маило новый владелец
мог согнать наследственных арендаторов, если занимавшаяся
ими земля была необходима ему для хозяйственных целей [383,
с. 80, 83; 394, с. 89].
Соглашаясь на реформы, власти хотели посеять иллюзии
о либерализации колониального режима. Их разговоры о буду-
щем представительном характере органов «туземной» власти
должны были породить надежды на демократизацию политиче-
ской жизни. Реформа 1944 г. подыгрывала неотрадиционали-
стам. Она возвращала па политическую арену кабаку, который
с 1897 г. (после смещения Мванги) был чисто символической
фигурой. Спекулируя на национальных традициях и чувствах
баганда, колонизаторы добивались стабилизации своего поло-
жения.
Власти протектората были уверены в лояльности Мутесы II.
Он укрепил их в этой уверенности, внеся в люкико лежавший
с 1941 г. без движения законопроект о предоставлении ему пол-
номочий на принудительную скупку земель маило. Чтобы как-то
нейтрализовать неизбежную вспышку недовольства, он одновре-
менно заявил о своем намерении сделать люкико более предста-
вительным учреждением.
Реформы 1944 г. были верхушечными мерами. Они не устра-
нили тяжелого экономического положения масс, не ослабили на-
ционального и социального гнета. А поэтому маневры коло-
ниальных властей и феодальной верхушки уже не могли пред-
отвратить политического кризиса.
Прогрессивные и демократические круги Уганды оценивают
всеобщую забастовку в январе 1945 г. как начало освободи-
тельной революции. В официальных документах, в трудах анг-
лийских буржуазных ученых забастовка квалифицировалась как
«бунт» либо «мятеж», который-де вспыхнул по недоразумению
112
или в результате подстрекательства безответственных агитато-
ров. Утверждалось, что колониальная администрация и кабака
Буганды будто бы уже подготовили мероприятия, удовлетворяв-
шие требованиям различных прослоек общества Буганды, но не
успели провести в жизнь. Так искажалось и принижалось значе-
ние январских событий.
Январь 1945 г. занимает особое место в истории Уганды
[323, с. 179—180; 443, 8.II, 15.11, 2.VIII.1945]. Народные массы
впервые бросили открытый вызов колонизаторам. В авангарде
шли рабочие промышленности и транспорта, что придало дви-
жению особый характер.
Массовые выступления начались 8 января с рядовой заба-
стовки рабочих департамента общественных работ в Масаке
(Буганда). Однако эта забастовка стала той искрой, которая
разожгла пожар. Он охватил Буганду, а затем перекинулся на
Восточную и частично Западную провинции. Рабочие требовали
повышения заработной платы и надбавок на дороговизну. Глав-
ным политическим требованием было увольнение в отставку не-
навистного омуваники (министра финансов) С. Кулубьи.
Особенно бурно развивались события в Кампале. Они со-
провождались многотысячными демонстрациями и митингами.
Жизнь в городе была парализована. Полицейские власти не
могли контролировать положение. Движение захватило и сель-
ские районы. К рабочим присоединились крестьяне, установив-
шие продовольственную блокаду городов, заселенных неафри-
канцамн.
Борьбу рабочих возглавил профсоюз шоферов, лидеры кото-
рого взаимодействовали с руководителями «Сыновей Кинту», а
также поддерживали контакты с группой катикиро С. Вамалы.
Для расширения стачечной борьбы использовался автотранс-
порт. Представители профсоюза ездили по стране и разъясняли
цели движения. В период 18—22 января им удалось убедить
железнодорожников Джинджи, Мбуламути, Намасагали, ряда
более мелких станций оставить работу. Железнодорожные пе-
ревозки резко сократились. Властям пришлось взять железную
дорогу под охрану войск, прибегнуть к перевозкам по воздуху.
Из Кении были вызваны войска. Проводилась мобилизация
европейцев и азиатов в отряды «гражданской полиции». Борьба
с массовым движением приобретала расистский оттенок. Для
разгона бастующих, собиравшихся на митинги и демонстрации,
стали применяться бронетанковые части. Было разрешено пу-
скать в ход огнестрельное оружие [443, 2.VIII.1945], Против
безоружных забастовщиков велись настоящие военные действия.
Не проходило дня, чтобы солдаты и полицейские не стреляли в
африканцев. Проводились массовые облавы, обыски, аресты.
Стремясь подавить движение, колониальные власти прибегли
не только к оружию. В ход были пущены демагогия и ложь.
Рабочим внушали, что власти уже давно запланировали улуч-
шить их материальное положение. Их призывали прекратить за-
8 Зак. 274
из
бастовку и спокойно ждать проведения в жизнь этих мероприя-
тий. Однако по мере прибытия подкреплений из Кении уговоры
стали сменяться угрозами. 19 января губернатор Дж. Хэлл вы-
ступил по радио. Он потребовал от рабочих прекращения заба-
стовки и возвращения на работу. Свою лепту в антизабастовоч-
ные меры колонизаторов внес Мутеса. Он трижды встречался с
руководителями забастовки, чтобы оказать на них давление.
Не добившись от них уступок, кабака по совету губернатора
дал обещание изменить состав правительства. 23 января он за-
явил об отставке С. Кулубьи.
Характерной была реакция на события в Уганде колониаль-
ных кругов Англии. В метрополии о них просто молчали. Если
первое заявление властей протектората о забастовке было сде-
лано 19 января, то англичане узнали о ней лишь 31 января,
т. е. более чем через три недели после начала волнений (8 ян-
варя). Министру колоний пришлось выступить в палате общин
и сообщить о докладе губернатора Уганды [441, 1, 8.11.1945].
Дж. Хэлл признавал, что забастовка вспыхнула по причине не-
довольства африканской бедноты высокой стоимостью жизни и
низким уровнем заработной платы. Он утверждал также, что
события носят скорее политический, чем экономический харак-
тер. «Вину» за это он возлагал на «политических интриганов».
Таким образом, губернатор намеренно фальсифицировал харак-
тер движения, стремясь дезориентировать общественное мнение
метрополии.
К концу января движение стало ослабевать, а в начале фев-
раля забастовка прекратилась. Властям удалось подавить вы-
ступления масс, с одной стороны, путем жестоких мер (примене-
ние вооруженной силы, арест руководителей), а с другой — пу-
тем уступок (увеличение закупочных цен на экспортные куль-
туры, повышение заработной платы, реорганизация бугандского
правительства).
Январские события показали, что в сознании значительной
части африканского населения Уганды произошли серьезные
сдвиги. Патриотические силы впервые открыто выступили про-
тив колониального режима и феодальной реакции. Успехи, до-
стигнутые ими, убеждали массы, что права надо добывать в ре-
шительной борьбе.
Январская всеобщая забастовка стала школой антиколони-
альной борьбы. Национальные силы извлекли из событий цен-
ные уроки. Последующая история национально-освободительно-
го движения в Уганде свидетельствует о том, что эти уроки не
пропали даром.
Глава V
УГАНДА В 1945—1962 гг.
Жизнь Уганды в 1945—1962 гг. находилась под влиянием
исторических результатов второй мировой войны, которые круто
изменили соотношение сил на международной арене. Уганда
нс только испытывала на себе воздействие бурных мировых со-
бытий, она была непосредственным их участником. Эта страна
внесла свой вклад в окончательный подрыв позиций британско-
го колониализма в Африке.
Дальнейшее углубление кризиса системы
«косвенного управления»
Политические процессы в Уганде в 1945—1949 гг. развива-
лись под знаком январских событий. Колонизаторы и буганд-
ская верхушка подавили всеобщую забастовку. Но они уже не
могли править старыми методами. Трещина, которую дала си-
стема «косвенного управления» в 20—30-е годы, продолжала
расширяться. Система требовала срочного подновления.
Колонизаторы начали с Буганды, где обстановка была осо-
бенно тревожной. Они понимали неизбежность реформ, но по-
старались придать преобразованиям выгодное для себя направ-
ление. Они также осознавали, что реформы вызовут недоволь-
ство бугандских верхов, и, чтобы преодолеть их сопротивление,
кабака был возвращен на политическую арену.
Уже в ноябре 1945 г. кабака, следуя совету губернатора, из-
дал закон о неофициальных членах люкико {127, с. 9]. Преду-
сматривалось избрание 36 депутатов. Это была уступка нацио-
нально-демократическим силам. И хотя большинство в люкико
составляли феодалы (53 места), в работе этого органа впервые
принимали участие представители предпринимательских слоев
и образованной элиты. Правда, это участие ставилось в жесткие
рамки. Когда в феврале 1946 г. открылась сессия люкико, анг-
лийский резидент предупредил неофициальных членов, что им
разрешается только высказывать мнение, но не налагать вето
на акты колониальной администрации и правительства Буганды
[356, с. 127].
В феврале 1947 г. министерство колоний заявило о намере-
нии создать в своих владениях «эффективную и демократичен
8*
115
скую» систему местного управления. В Уганде это намерение
воплотилось в 1949 г. Во всех районах (кроме Буньоро и Ан-
коле) были созданы советы с весьма ограниченными полномо-
чиями. В советы входили официальные, назначенные и выбор-
ные члены: первых и вторых подбирали комиссары районов,
последних избирали налогоплательщики. Советы могли прини-
мать постановления, обязательные для коренных жителей.
В 1953 г. в ведение правительства Буганды перешли началь-
ные и неполные средние школы, здравоохранение, сельское хо-
зяйство [312, с. 90—91; 443, 26.III. 1953]. Соответственно были
созданы три министерства, руководители которых считались, од-
нако, младшими министрами. До 60 увеличивалось число не-
официальных членов люкико. Глава правительства (катикиро)
теперь утверждался этим органом. В результате реформы удель-
ный вес буржуазных элементов в правительстве (младших ми-
нистров подбирали из числа интеллигентов и предпринимате-
лей) и люкико повышался, правда, не настолько, чтобы ликви-
дировать контроль феодалов над ними (в люкико 75% неофи-
циальных членов владели землей; землевладельцами были так-
же 72% вождей мирука, 97% —вождей гомболола, 100% —вож-
дей саза) [383, с. 58]. Итогом всех этих реформ стало англо-
бугандское соглашение 1955 г.
Не заменяя соглашения 1900 г., оно вносило, однако, измене-
ния в управление Бугандой. Кабака стал конституционным мо-
нархом. Ответственность за управление была передана совету
министров во главе с катикиро. Последний назначал министров.
Люкико получил право смещать правительство. Если раньше
вождей и старших чиновников подбирал кабака, то теперь —
специальное управление. Контроль над этими категориями слу-
жащих перешел в руки правительства. В 1955—1956 гг. в ад-
министративном аппарате Буганды насчитывалось более 1 тыс.
служащих, получавших жалованье от 400—500 (младшие и
средние) до 1—2 тыс. ф. ст. (старшие) в год [253, с. 361].
Вожди, которые отныне подчинялись только правительству
Буганды, контролировали деятельность переданных Буганде уч-
реждений (здравоохранения, образования, сельского хозяйст-
ва). Поскольку для этого требовались знания, то при подборе
кандидатов на посты вождей традиционные права уже имели
меньшее значение. Традиционалистов стали вытеснять пеотра-
диционалисты, обладавшие сравнительно высоким образова-
тельным цензом и опытом работы, выступавшие за нововведе-
ния.
Соглашение 1955 г. допускало определенную демократиза-
цию политической жизни Буганды. Буржуазным элементам пре-
доставлялись новые возможности для доступа в органы мест-
ного управления. Идя на это, колонизаторы рассчитывали осла-
бить их участие в антиимпериалистическом движении, открыть
путь для их сближения с феодальной верхушкой. Как покажут
дальнейшие события, расчеты колонизаторов оправдались.
116
Аналогичные реформы местного управления были проведены
в Буньоро и Анколе в 1955 г. [298, с. 274].
1 июля 1955 г. вступило в силу новое постановление об уп-
равлении районов [253, с. 40—41, 414]. Исполнительные и за-
конодательные функции сосредоточились в руках совета райо-
на, состоявшего из официальных, неофициальных и назначен-
ных членов. Например, в совете Тесо было 90 членов, в том чис-
ле И—официальных, 50 — избираемых, 29 — назначенных [316,
с. 44]. Неофициальные избирались путем многоступенчатых вы-
боров; большую часть назначенных выбирали совместно офи-
циальные и неофициальные члены, меньшую — назначал комис-
сар района. Председателем совета мог быть только официаль-
ный член. Согласно постановлению часть служб протектората
передавалась советам. Теперь они отвечали за содержание шос-
сейных дорог, тюрем, за начальные школы. Районы делились на
саза, гомболола, мирука, деревни, которые возглавляли вожди.
Все вожди назначались советами и утверждались губернатором.
В отличие от Буганды вожди в районах отвечали как перед ко-
лониальными, так и африканскими властями. Советы получили
право вводить новые налоги и различные сборы. Например, на-
логи и сборы в доходах бюджета Тесо в 1955 г. составляли
55,7% [316, с. 45].
Реформы, предпринятые колонизаторами, преследовали да-
леко идущие цели. Колонизаторы поощряли трибализм, стре-
мясь не допустить создания общеугандского освободительного
движения, направить энергию масс на решение местных дел,
разжечь местный национализм. Ряд районов состоял из не-
скольких этнических групп. Создание советов усилило противо-
речия между верхушками этих групп из-за представительства
п постов [253, с. 40—41]. На словах выступая за единую Уган-
ду, колониальные власти проводили курс на се федерализацию.
Местничество раскалывало ряды противников колониального ре-
жима. Реформы не подорвали позиций феодально-племенной
верхушки. И хотя в местные органы власти допускались пред-
ставители африканской буржуазии и национальной интеллиген-
ции, они до конца существования протектората оставались ба-
стионами консерватизма и коллаборационизма, а нередко и
опорой противников самой национальной независимости.
Изменения в колониальной администрации. Высшая власть
в протекторате находилась в руках губернатора. С 1945 по
1952 г. администрацию возглавлял Джон Хэлл [300, с. 29]. Он
управлял протекторатом методами подавления. Лишь иногда
Дж. Хэлл позволял себе демагогические «либеральные» жесты.
Однако в условиях подъема антиколониальной борьбы в
Уганде появилась потребность в деятелях нового типа: более
гибких, искусных и коварных в тактике маневрирования. Одним
из них был Эндрю Коэн (занимал пост губернатора в 1952—-
1956 гг.) [342, с. 144—145]. Колониалистская пропаганда изоб-
ражала его «либеральным реформатором» [253, с. 30—31]. Гу-
117
бернатор провозгласил курс на медленную эволюцию страны к
самоуправлению [443, 10.IV. 1952].
Понимая необходимость расширения социальной базы коло-
низаторов, он сделал ставку на сотрудничество с умеренными
африканскими лидерами. Другую, не менее важную цель Э. Ко-
эн видел в создании предпосылок для развития Уганды по ка-
питалистическому пути. При нем стала осуществляться поли-
тика поощрения африканской буржуазии. При этом, конечно,
главное внимание уделялось формированию не национальной, а
проимпериалисгической буржуазии, связанной с английским ка-
питалом и заинтересованной в сохранении его контроля над
экономикой Уганды.
Э. Коэн выступал за сильное центральное правительство
[342, с. 146]. Между тем именно в его лице политика федерали-
зации Уганды нашла энергичного исполнителя. Он был твор-
цом соглашений 1955 г. с Бугандой, Буньоро, Анколе, постанов-
ления 1955 г. о советах районов.
При резком обострении внутриполитической обстановки гу-
бернатор-либерал превращался в жестокого диктатора. Он от-
брасывал в сторону демагогию и правил старыми, «падежными»
методами подавления.
Помощь губернатору оказывали исполнительный и законо-
дательный советы. В 1946 г. первый целиком состоял из анг-
лийских чиновников. В 1949 г. к семи официальным (англича-
не) членам присоединились два неофициальных (по одному от
европейской и азиатской общин; их рекомендовали лидеры этих
общин) [51, с. 91]. Первые неофициальные члены-африканцы
(С. Кулубья, Б. Мукаса) были допущены в совет в 1952 г. [443,
3.VII.1952], Исполнительный совет был консультативным орга-
ном. Его члены могли обсуждать различные проекты, участво-
вать в разработке предложений. Но принимал решения только-
губернатор.
В 1955 г. было создано центральное правительство протек-
тората, которое функционировало наряду с исполнительным со-
ветом [253, с. 394, 412]. Его создание колонизаторы изобража-
ли как радикальную реформу‘[443, 3.V.1955]: отныне-де в стра-
не действует не иностранное, а «национальное» правительство..
Что же представляло собой это правительство? Его возглав-
лял губернатор. Он назначал, перемещал, увольнял министров.
Мог распустить правительство и создать новое. Статус прави-
тельства был ниже статуса исполнительного совета. Министры
делились на официальных и неофициальных. Первые входили
в исполнительный совет, вторые не входили и поэтому имели
лишь совещательный голос. Из пяти африканских членов пра-
вительства в совет входил один.
Африканцы — члены правительства и исполнительного сове-
та были тщательно отобранными людьми [297, с. 65]. По пово-
ду участия африканцев в обоих этих органах лондонская.
«Таймс» писала: «Подобная форма африканизации аппарата уп-
118
равления вряд ли удовлетворит требования народов Уганды»
(ши. по [336, с. 239]).
Таким образом, полномочия правительства были крайне ог-
раниченными. Столь же ограниченными оставались полномочия
। 1коподатсльного совета.
Приоритет в законодательной инициативе принадлежал гу-
бернатору, а совет исполнял пассивную роль: обсуждал зако-
нопроекты, высказывал свое мнение, с которым губернатор и
контролируемые им исполнительный совет и правительство мог-
ли ле считаться. Поэтому изменения в составе законодательного
совета в пользу африканцев практически мало затрагивали ос-
новы колониального режима.
Первого африканца допустили в законодательный совет в
1945 г. В 1946 г. африканских советников стало 4, в 1949 г.—
8, в 1954 г —20, в 1955 г.—30, в 1957 г.—33.
Колониалистская пропаганда говорила об «африканизации»
законодательного совета, о «колоссальных» изменениях в его
составе. Изменения, конечно, были, но они происходили не по
милости колонизаторов, а под давлением национальных сил.
Реформы проводились, как правило, после очередного взрыва
антиколониального протеста. Колониальные власти шли на ус-
|упки, но стремились обесценить их. Например, изменения в
законодательном совете до 1955 г. носили количественный ха-
рактер. В 1954 г. в совете было 56 депутатов, в том числе всего
14 африканцев [133, с. 29]. Его состав свидетельствовал о со-
;хранении вопиющей расовой дискриминации. Если один евро-
пейский депутат представлял 1 тыс. жителей европейцев, азиат-
ский депутат — 6—7 тыс., то африканский — 350 тыс.
В конце 1955 г. число африканцев в законодательном совете
увеличилось до 18. Однако на этот раз произошло изменение
качественного характера. По англо-бугандскому соглашению
1955 г. Буганда посылала в совет пять представителей. Среди
них оказались четыре руководителя первой в стране обще-
угандской политической партии — Угандского национального
конгресса (УПК) [443, 8.IX.1955; 477, 17.VII.1958].
Присутствие в законодательном совете лидеров УНК имело
важное значение. Руководители партии использовали его как
трибуну для борьбы за национальные требования африканцев.
Они влияли на поведение других африканских представителей.
В законодательном совете начала складываться антиколониаль-
ная оппозиция.
Усиление экономической эксплуатации. Из второй мировой
войны Англия вышла серьезно ослабленной. Экономика метро-
полии оказалась в крайне тяжелом положении. Из страны-кре-
дитора она превратилась в страну-должника. Усиление эконо-
мической и финансовой зависимости от США лишали британ-
скую империю самостоятельности на мировой арене. Правящие
круги Англии прилагали большие усилия, чтобы восстановить
свои международные позиции. Особое внимание они уделили
119
укреплению экономического потенциала метрополии. Важное
место в осуществлении этой цели отводилось колониям.
В 1948 г. губернатор Дж. Хэлл заявил, что Уганда должна
помочь метрополии путем расширения производства сырья и
продовольствия, отказа от «ненужного» импорта [443,
11.11.1948]. А в 1950 г. он признал, что экономическую полити-
ку протектората диктует состояние платежного баланса между
зонами фунта стерлингов и доллара [443, 30.III.1950].
В первые послевоенные годы колониалистская пропаганда
много шумела по поводу планов развития колоний. Получила
такой план и Уганда. План развития Уганды в сумме 16 млн.
ф. ст. был рассчитан на десять лет (1948—1957) [342, с. 59,
103]. Основными источниками его финансирования были внут-
ренние ресурсы — 13,5 млп. ф. ст. Метрополия давала ссуду —
всего 2,5 млн. ф. ст. Вскоре, однако, план был пересмотрен: на
его осуществление отпускалось уже 34,25 млп. ф. ст. [253, с. 48].
С самого начала главным источником финансирования пла-
нов стали средства, которые колонизаторы похищали у непо-
средственных производителей. Они дважды — в 1948 г. (4,6 млн.)
и 1953 г. (11 млн.) —запускали руку в фонды стабилизации цен
на экспортные культуры [253, с. 49; 443, 29. VII. 1948,
27.VIII.1953]. Что касается метрополии, то Уганда получала от
нее подачки. За период 1946—1961 гг., или за 15 лет, Англия
предоставила протекторату 5,38 млн. ф. ст. [388, с. 8], или в
среднем 360 тыс. ф. ст. в год. Последняя сумма была меньше,
чем собиравшиеся ежегодно экспортные налоги, которые плати-
ли угандские производители.
В 1955 г. был принят пятилетний план на сумму 30 млн. ф. ст..
[443, 13.1.1955]. Он финансировался за счет внутренних источ-
ников— 20,5 млн. и внешних займов — 9,5 млн. ф. ст. В плане-
говорилось, что для обеспечения «растущего процветания и про-
гресса Уганды» необходимо сохранять в стране «мир и поря-
док». Поэтому расходы на администрацию и внутреннюю безо-
пасность составили 8,5 млн. ф. ст. (28%). На благоустройство
городов, в которых жили в основном неафриканцы, отпускалось-
7 млн. ф. ст. (23%), на расширение коммуникаций, способство-
вавших выкачке ресурсов,— 6 млн. (20%), а па развитие сель-
ского хозяйства и горной промышленности — всего 2 млн. ф. ст.
(6,6%). Созданной в 1952 г. Корпорации развития Уганды
(КРУ) выделялось 2,5 млн. ф. ст. (8,3%).
Роль рычага подъема производительных сил Уганды отво-
дилась КРУ. Колонизаторы изображали корпорацию как чисто<
государственную организацию [342, с. 104; 443, 18.XII. 1952].
В этом усомнился даже владелец журнала «Ист Эфрика энд Ро-
дезия» Джоэльсон, заявивший, что КРУ «скорее коммерческое,
нежели государственное учреждение» [443, 24.IV.1952]. И он
был прав: КРУ, действуя на базе государственных и частных
капиталов, была удобным прикрытием для иностранных компа-
ний [477, 13, 23.VII.1962]: во-первых, корпорация пользовалась
120
i.-ццитой администрации; во-вторых, получала от нее крупные
субсидии; в-трстьих, платила низкие налоги.
Изыскивая средства для бюджета протектората, колониза-
горы усовершенствовали финансовый механизм ограбления ко-
ренного населения. С 1938 по 1956 г. доходы казны Уганды уве-
личились почти в 10 раз (с 1,9 млп. до 18,6 млп. ф. ст.). Из ка-
ких источников и какими средствами власти, добывали эти до-
хо 1ы? На первом месте по-прежнему стояли экспортные налоги.
Выплачивая их, непосредственные производители теряли от 25
до 30% своих доходов. В 1953—1959 гг. они уплатили около
30 млн. ф. ст. [253, с. 50]. Африканцы считали экспортные на-
логи замаскированной формой подоходного налога. В Уганде
продолжала действовать система массовых закупок, введенная
в годы войны. Эта система означала открытый грабеж непосред-
ственных производителей, что признавали даже сами колониза-
торы. Президент торговой палаты Ливерпуля Хиггин считал, что
при существующем порядке крестьяне Уганды платили Англии
скрытую дотацию [443, 8.XII.1949]. Губернатор Дж. Хэлл при-
знавал, что массовые закупки дорого обходятся протекторату
|443, 30.III. 1949]. Еще дороже они обходились крестьянам.
Грабеж крестьян осуществлялся также через так называе-
мые фонды стабилизации цен. Эти фонды пополнялись за счет
разницы между фиксированной ценой па хлопок и кофе и це-
пами, господствовавшими на аукционах, куда выбрасывалась
часть этих продуктов, оставшихся от массовых закупок. О том,
как колониальное государство выигрывало на этой разнице, сви-
детельствуют следующие данные: если в 1948 г. в фондах было
3,9 млн. ф. ст. [443, 29.VII.1948], то к 1954 г. скопилось уже
37 млн. [77, с. 18], т. е. в 9,5 раза больше.
Африканцы платили также косвенные и прямые налоги. До-
ля косвенных в доходах протектората выросла с 40% в 1938 г.
до 61% в 1956 г. [470, 1958, т. 13, № 4, с. 312]. Право взимать
прямые налоги колонизаторы передали в руки африканских
властей. С 1948 по 1957 г. их доходы выросли с 878 тыс. до
6,2 млн. ф. ст., или в 7 раз [470, 1958, т. 13, № 4, с. 316].
Колонизаторы, увеличивая бремя налогов, утверждали, что
отчуждавшиеся у африканцев средства направляются на разви-
тие страны. Следующий ниже анализ их экономической и со-
циальной политики свидетельствует об обратном.
Миф об «индустриализации». Колонизаторы никогда не ста-
вили цели промышленного развития Уганды. Упор делался на
сельское хозяйство, ориентированное на экспорт. Богатства, ко-
торые производили крестьяне, уплывали в метрополию. Страна
лишалась накоплений и денежного капитала. Ес экономическая
отсталость была источником сверхприбылей монополистической
буржуазии Англии. Доля промышленности в ВВП протектората
составляла 10—12%. В обрабатывающей промышленности было
занято всего 10% лиц наемного труда. Промышленность осу-
ществляла главным образом первичную переработку раститель-
121
ного и минерального сырья. В Уганде не было ни одного пред-
приятия, связанного с производством средств производства.
Промышленность по переработке растительного сырья воз-
никла на базе производства экспортных культур. Первое пред-
приятие по очистке хлопка было основано в 1906 г., в 1959 г.
их насчитывалось 145 [365, с. 59]. 90% предприятий принадле-
жало индийским капиталистам, 10%—африканским кооперати-
вам. В 1956 г. кофеобрабатывающая промышленность насчиты-
вала 19 фабрик -[365, с. 61]. В 1957 г. право обработки кофе
получили все владельцы кофейных плантаций независимо от
расовой принадлежности. Число предприятий на плантациях,
принадлежавших африканцам, стало расти. Вывоз чая в 1960 г.
в экспорте Уганды занял пятое место. В 1950 г. было произве-
дено 1645 т готового чая, в 1960 г.— почти 4,6 тыс. т (подсчита-
но по [77, с. 184]). В 1955 г. действовало 18 чаеразвесочных
фабрик [365, с. 63], чья продукция шла на экспорт.
До 50-х годов колониальные власти препятствовали разви-
тию легкой и пищевой промышленности. После отмены в 1952 г.
системы массовых закупок Англия прекратила ввоз угандского
хлопка, который стал экспортироваться в Индию, Японию и За-
падную Европу. Произведенные из него ткани поступали в Уган-
ду уже не из Англии, а из Индии и Японии. Чтобы вести борь-
бу с индийскими и японскими конкурентами, метрополия раз-
решила построить в Джиндже крупную текстильную фабрику—-
«Ньянза текстайлз лтд» [365, с. 78; 449, 1957, т. IV, № 10]. На
фабрике трудились 1200 африканских рабочих. Первые ткани
появились на внутреннем рынке в 1956 г.
Расширялась и модернизировалась табачная промышлен-
ность. К фабрике трубочного табака в Кампале добавилась си-
гаретная фабрика в Джиндже [114, с. 208; 278, с. 6; 365, с. 83].
На обоих предприятиях трудились 1250 рабочих, в том числе
150 женщин. Большая часть (75%) изделий сбывалась на внут-
реннем рынке.
Иностранный капитал контролировал предприятия, произво-
дившие пиво (два завода) и безалкогольные напитки (19 фаб-
рик). Производство сахара полностью находилось в руках двух
индийских компаний: плантация и завод в Лугази (Буганда)
принадлежали «Мехта сане лтд» (акционерный капитал —
250 тыс. ф. ст.), а плантация и завод в Какира (Бусога) —•
«Мадвани шугэ уоркс» (акционерный капитал — 750 тыс. ф. ст.)
[77, с. 175'—177, 281; 114, с. 221, 223]. В 1960 г. обе компании
произвели более 90 тыс. т сахара. На плантациях и заводах бы-
ло занято более 20 тыс. рабочих. 75% их продукции потребля-
лось на внутреннем рынке.
Много других предприятий также принадлежало иностран-
ному, главным образом индийскому, капиталу. В 1961 г. насчи-
тывалось более 50 маслобоен (в 1950 г.— 28), 38 мыловарен (в
1950 г.— 1), 223 мельницы (в 1950 г.— 28), 183 лесопилки.
Создание в Уганде предприятий горнодобывающей промыш-
122
кнпости было вызвано увеличением спроса метрополии на ми-
неральное сырье (в 1945 г. в Англию поступило сырья на сумму
132 тыс. ф. ст., в 1960 г.-—на сумму 3,6 млп. .'[77, с. 261, 268]).
Медпо-кобальтовый рудник в Килембе (Торо) и медеплавиль-
ный завод в Джиндже, принадлежавшие канадско-американско-
му концерну, начали давать продукцию в 1956 г. [449, 1956,
т 111, № 9]. Рядом с рудником в Касесе была построена горно-
обогатительная фабрика. Она перерабатывала 450—480 тыс. т
руды, производила до 45 тыс. т концентратов (содержание ме-
ди— 25%, кобальта — 1,2%), которые по железной дороге пе-
ревозились в Джинджу. Завод в Джиндже выпускал около
10 тыс. т черновой меди. На всех предприятиях этой отрасли бы-
ло занято около 2 тыс. африканских рабочих.
Медеплавильный завод и другие предприятия работали на
электроэнергии, которую вырабатывала гидроэлектростанция на
р. Виктория-Нил, введенная в 1954 г. в эксплуатацию [133,
е. 103; 443, 22.1, 19.III.1953, 4.Ш.1954]. Эту ГЭС построило
колониальное государство, чтобы привлечь в страну иностран-
ный частный капитал и с его помощью совершить «промышлен-
ную революцию» [312, с. 72; 402, с. 130]. Но ни та пи другая
цель не были достигнуты. Частный капитал в Уганду не шел,
а «промышленная революция» ограничилась созданием всего
трех-четырех крупных предприятий, в которых главным участ-
ником было колониальное государство.
Дороговизна импортных строительных материалов и их пе-
ревозки на стройплощадки ГЭС заставили власти в 1953 г. по-
ел роить в Тороро цементный завод (принадлежал КРУ). В
1958 г. его мощность превысила 100 тыс. т [77, с. 273].
В промышленной переписи 1957 г. [279, с. 5—6] значилось
1178 предприятий, в том числе 360 — в пищевой, 254 — в лесо-
пильной и деревообделочной, 149 —в хлопкоочистительной и
текстильной, 38 — в полиграфической, 36 — в строительной от-
раслях, 63 — в коммунальном хозяйстве; насчитывалось также
233 ремонтные и механические мастерские. В докладе МБРР от
1962 г. указывалось, что главным полем деятельности молодой
африканский капитал избрал именно эти мастерские [77,
с. 284]. Крупные и средние предприятия принадлежали либо пе-
африканскому частному капиталу, либо полугосударственным и
государственным организациям типа Корпорации развития
Уганды.
Таким образом, несмотря на разрекламированные планы
«индустриализации», экономика Уганды оставалась аграрной.
В экспорте практически отсутствовали промышленные изделия.
Протекторат должен был ввозить все: от товаров широкого по-
требления (включая продовольствие) до оборудования и машин,
главными потребителями которых были неафрикапцы. Что ка-
сается предприятий, созданных после второй мировой войны,
io они в основном были связаны с разработкой ценного мине-
рального сырья в интересах иностранного частного капитала.
123
Торговый баланс Уганды был активным, что объяснялось
интенсивной выкачкой из страны растительного и минерального
сырья. Однако активное сальдо платежного баланса было ниже,
чем торгового. Дело в том, что Уганде постоянно приходилось
покрывать дефицит платежного баланса Кении, ее партнера по
таможенному союзу. Для европейской буржуазии Кении Уганда
была «деревней», выгодным рынком сбыта. Она сбывала в про-
текторате изделия своих промышленных предприятий, а также
те импортные товары, которые залеживались в самой Кении.
Вот почему сальдо в торговле Уганды с Кенией было пассивным
(в 1959 г.— 2,2 млн. ф. ст., 1960 г.— 1,1 млн.) [77, с. 449—450].
Английские монополии посредством неэквивалентного торго-
вого обмена, дискриминационной политики цеп, таможенных по-
шлин и транспортных тарифов грабили ресурсы Уганды.
Колониальная политика в области социальной инфраструк-
туры. Нараставшая антиколониальная борьба народов Уганды
заставляла колонизаторов вносить изменения в политику как в
области образования, так и здравоохранения. Однако анализ
этой политики показывает, что эти изменения не несли ничего
принципиально нового.
В 1953 г. была опубликована восьмилетняя программа раз-
вития образования — «программа де Банзепа» [443, 14.V.1953].
Предусматривались подготовка 1100 учителей в год, ежегодный
прирост учащихся на 23 тыс., доведение ежегодного выпуска
средних школ до 500 человек. Подавляющее большинство на-
чальных и неполных средних школ, однако, оставалось в руках
миссионерских обществ. В 1959 г. они контролировали 98%
первых и 90% вторых [300, с. 217]. Разделение школ по рели-
гиозному признаку по-прежнему использовалось в политике
«разделяй и властвуй». Сохранялся утилитарный подход к обу-
чению африканцев: колонизаторам были нужны квалифициро-
ванные рабочие и служащие, но не работники умственного тру-
да, ядро национальной интеллигенции. Свое отрицательное отно-
шение к введению среднего технического образования для аф-
риканцев колонизаторы оправдывали тем, что они якобы не ис-
пытывают к нему интереса. Один из немногих африканских
инженеров, М. Моске, опроверг подобные измышления [477,
18.11.1962]. Он утверждал, что власти умышленно игнорировали
техническое и инженерное образование африканцев. Он видел
в этом заговор против будущего прогресса страны.
Уровень знаний, которые получали африканцы в школах,
был низким. Основную ответственность за это африканские про-
грессивные круги возлагали на колонизаторов, упорно защи-
щавших монополию миссионерских организаций над школами.
Комиссия де Банзена жаловалась, что африканцы требовали
«создать школы, свободные от контроля миссий» [443,
14.V.1953], Реакцией на действия властей было расширение сети
частных школ. В 1953 г. их насчитывалось 200, в том числе
91 только в Буганде [443, 14.V. 1953]. Комиссия де Банзена при-
124
шавала что многие родители посылали своих детей в эти шко-
лы, считая их свободными от иностранного контроля и выражая
верснность, что они дадут учащимся более высокие знания,
чем миссионерские и даже государственные школы [433,
I 1.V.1953].
В 1953 г. угандцы получили, наконец, возможность учиться
и высшем учебном заведении на месте, не выезжая за пределы
Восточной Африки. Университетский колледж А^акерере стал
филиалом Лондонского университета. Его выпускники получали
университетские дипломы и могли сдавать экзамены на степени
бакалавра, магистра, лиценциата. Однако африканская интел-
лигенция выражала глубокое недовольство постановкой универ-
ситетского образования.
Результатом политики колонизаторов были культурная от-
сталость Уганды, высокий процент неграмотности ее населения,
почти полное отсутствие специалистов-африканцев в большинст-
ве отраслей народного хозяйства и учреждений социального об-
служивания.
Таким же было положение и в области здравоохранения.
«Планы развития» — десятилетний (1946—1954) и пятилетний
(1955—1959)—предусматривали расходы в размере 3 млн.
ф. ст., или менее 1 шилл. на душу населения в год (подсчитано
по [443, 22.VII.1948, 13.1.1955]). Б. Мукаса, умеренный афри-
канский деятель, йисал, что такой низкий уровень расходов на
нужды здравоохранения не может удовлетворить самые скром-
ные потребности охраны здоровья одного человека в течение го-
да [133, с. 108]. Другой умеренный деятель, Набета указывал в
1961 г., что если Англия только на одну лечебную работу еже-
годно расходовала на душу населения 280 шилл., то в Уганде
па всю систему здравоохранения тратилось в 40 раз меньше
[477, 29.IX.1961].
По данным ООН, в Уганде в 1956 г. было 283 врача, т. е.
один врач приходился на 20—22 тыс. жителей (подсчитано по
[134, с. 41]). В Англии один врач обслуживал 800—900 человек
[477, 29.IX.1961]. В том же году функционировали 48 больниц
(42 городские и 6 сельских) и 197 диспансеров. Во всех этих
учреждениях насчитывалось 6395 коек'[134, с. 41]. Однако это
были усредненные данные, не позволявшие правильно оценивать
состояние здравоохранения в протекторате. Власти заботились
об охране здоровья главным образом в городских центрах, где
сосредоточилось неафриканское население. Именно здесь и на-
ходились 42 больницы (около 4,5 тыс. коек) с современным
оборудованием и квалифицированным персоналом. По офици-
альным данным, в 1962 г. один врач приходился на 8—10 тыс.
городских жителей [477, 5.1.1962]. В сельской же местности в
1956 г. было всего 6 больниц и несколько десятков диспансеров,
имевших 2 тыс. коек. Здесь один врач обслуживал до 50 тыс.
сельских жителей [477, 5.1.1962].
И без того тяжелое положение с медицинским обслужива-
125
нием усугублялось дискриминационной практикой властей.
Каждая расовая группа имела свои лечебные учреждения. Да-
же в государственном госпитале Мулаго (пригород Кампалы)
было два корпуса: один для неафриканцев, другой для афри-
канцев [477, 4.VI.1959].
В 1957 г. власти отменили бесплатное лечение [447,
11.11.1957]. В 1959 г. взималось 30 шилл. в госпитале Мулаго
и родильных домах, 25 шилл. в больницах Джинджи, Мбале и
Масаки, 20 шилл.— в остальных больницах. Для приходящих
больных устанавливалась плата в размере 2—3 шилл. за прием.
Мало внимания власти уделяли подготовке африканского
персонала. Медицинский факультет Макерере выпустил первых
врачей-африканцев лишь в начале 50-х годов. В дальнейшем
выпускалось 3—5 врачей в год. Накануне провозглашения не-
зависимости число врачей-африканцев на государственной
службе не превышало 50.
Колониальные власти заботились о благоустройстве и сани-
тарно-гигиеническом обслуживании лишь городских кварталов,
населенных неафрикапцами. Что касается африканских кварта-
лов, то они были лишены дорожной сети, канализации, водо-
провода, электрического освещения, дренажных устройств, сани-
тарных учреждений. Африканцы жили в глинобитных хижинах,
в условиях большой скученности. Например, кварталы Кампа-
лы, не входившие в муниципальные границы, представляли со-
бой трущобы. Сами власти называли их «заразным поясом»,
угрожавшим городу. Еще хуже было положение в Джипдже,
Мбале, Тороро, Масаке.
Рост новых социальных сил
В 40—60-е годы процессы формирования новых социальных
сил Уганды ускорились. Этому содействовали все большая ин-
теграция экономики страны в систему мирового капиталисти-
ческого хозяйства, изменения в общественном разделении труда
внутри протектората.
Колониальный режим накладывал свою печать на социаль-
ные процессы в африканском обществе Уганды: одни — ускорял,
другие — замедлял. Но он оставался постоянным в одном — при-
давал этим процессам уродливые, нередко гипертрофированные
формы. Метрополия боялась естественного хода развития, так
как он угрожал ее господству.
Формирование африканского рабочего класса происходило
в условиях жестокой колониальной эксплуатации и пережитков
докапиталистических отношений. Возраставшие потребности в
рабочей силе удовлетворялись главным образом за счет отход-
ников из угандской деревни. При этом значительной была и им-
миграция отходников из соседних колоний — по официальным
данным, до 100 тыс. человек в год [383, с. 179].
126
Отходник соглашался на любые условия труда 1109, с. 153—
lid; 279а, с. 37]. И он оставался па наемной работе тем доль-
ше, чем ниже была заработная плата и чем дороже была жизнь
п городе. Это обеспечивало работодателям исключительно бла-
юнрпятный рынок труда. Отходничество оказывало понижаю-
щее воздействие на стоимость и цену как постоянной, так и
временной рабочей силы.
После войны процесс отрыва крестьян от земледелия уско-
рился, о чем свидетельствовали данные о росте численности го-
родского населения. За период 1948—1956 гг. число жителей
Кампалы, Джинджи, Энтеббе увеличилось на 85% по сравне-
нию с ростом всего населения Уганды на 9,6% [365, с. 92]. Про-
мышленное строительство в 40—50-е годы обусловило появление
постоянной прослойки африканского населения, занятого наем-
ной работой. Число лиц наемного труда в протекторате увели-
чилось с 72,7 тыс. в 1938 г. до 228,9 тыс. в 1960 г., т. с. утрои-
лось [77, с. 462; 85, с. 666]. Удельный вес работавших по найму
в общей массе самодеятельного населения в 1955 г. достиг 17%
(против 7,9% в 1938 г.) [85, с. 666].
Среди лиц наемного труда (в 1960 г.— 228,9 тыс.) промыш-
ленных рабочих было мало: в обрабатывающей промышленно-
сти— 24,6 тыс., на рудниках и карьерах — 5,3 тыс., на строи-
тельстве— 29,2 тыс., на транспорте и в учреждениях связи —
10,1 тыс., в торговле—10,7 тыс. [77, с. 462]. Большая группа
рабочих была занята в сельском хозяйстве (49,4 тыс.) и на
предприятиях по первичной переработке экспортных культур
(6,8 тыс.).
Географически армия наемного труда размещалась крайне
неравномерно. В одной лишь Кампале в 1959 г. было 16% на-
емных работников [477, 28.V.1959]. Почти 50% трудились в
двух районах — в Менго (Буганда) и Бусоге (Восточная про-
винция). В Уганде отмечалась сравнительно высокая концентра-
ция рабочей силы. В 50-е годы появились крупные заводы и
фабрики. В 1957 г. семь предприятий нанимали более 1 тыс. ра-
бочих ![279а, с. 31]. На долю 37 крупных работодателей (от
500 рабочих и больше) приходилось 30% рабочей силы, а на
долю 2010 мелких — только 11%. Самым крупным работодате-
лем была колониальная администрация — 41,7%.
Городское африканское население и соответственно армия
наемного труда отличались большой пестротой в национальном,
возрастном, половом составе. Например, в Джиндже в 1950—
1951 гг. жили и работали представители 80 народностей и пле-
мен Восточной Африки [374, с. 17—18]. Среди них преоблада-
ли мужчины (65%) в возрасте от 16 до 45 лет (75%). В 1957г.
в Кампале трудились 34% рабочих-багапда, 25% были выход-
цами из западных областей, 10%—из северных, 6%—из во-
сточных, 25%—из соседних колоний [279а, с. 31]. Новым для
Уганды явлением была миграция и работа по найму женщин:
в 1952 г.— 3—4 тыс., в 1956 г.— 6 тыс. [85, с. 355].
127
Подавляющее большинство африканцев, занятых по найму,
составляли неквалифицированные рабочие. В 1955 г. их было
67,5% против квалифицированных (включая низшее звено уп-
равления)— 12,1% [277, с. 49]. Остальные (20,4%) причисля-
лись к категории обученных или полуквалифицированных. Вла-
сти и работодатели жаловались па низкий уровень образова-
ния, который отрицательно влиял на производительность труда.
Действительно, в Кампале и Джиндже число совершенно негра-
мотных превышало 50% [374, с. 39].
После войны обострилась проблема постоянной рабочей си-
лы. В 1948 г. па нее приходилось 10%, в 1952 г.— 12% [253,
с. 40]. Решение ее упиралось в проблему улучшения материаль-
ного положения африканских рабочих. Впервые минимум зара-
ботной платы был введен в 1950 г. [443, 16.11.1950]. Его низшая
граница устанавливалась на уровне 33 шилл. в месяц. Между
тем, даже по официальным данным, 50 шилл. не обеспечивали
прожиточного минимума [376, с. 55—58]. Рост недовольства
рабочих заставил власти ввести в 1959 г. в шести городах но-
вый минимум заработной платы — от 57 до 75 шилл. [477,
9.VII.1959], Однако и этот минимум не удовлетворил профсою-
зы, которые считали, что он занижен в 1,5—2 раза и распро-
странялся лишь на 25% рабочих, живших в городах.
Африканские рабочие трудились в тяжелых условиях. Про-
должительность рабочей недели равнялась 45—50 часам. Пред-
приниматели постоянно жаловались на низкую производитель-
ность труда рабочих, обвиняя их в «лени» и «безответственно-
сти». Обвинения работодателей опровергла даже королевская
комиссия 1953—1955 гг. Низкую производительность труда ра-
бочих она сочла результатом таких факторов, как недостаточ-
ное питание, физическая слабость, отсутствие квалификации и
экономической заинтересованности [109, с. 149].
Официально расовой дискриминации африканских рабочих
не проводилось, юридически «цветного барьера» в промышлен-
ности не устанавливалось. Однако и дискриминация и барьер
существовали. Основную массу неквалифицированных рабочих
составляли африканцы. Получить специальность и квалифика-
цию африканцу было трудно [109, с. 149; 296, с. 249; 443,
12.VII.1952]. В 1957 г. действовали всего шесть государствен-
ных технических школ [128, с. 75]. Обучение в них было плат-
ным. В основном школы готовили рабочих для сельского хозяй-
ства, строительства, коммунальных учреждений, но не для про-
мышленности. Подготовка африканцев на производстве тормо-
зилась тем, что работодатели располагали штатом европейских
и азиатских рабочих. Однако вскоре владельцы предприятий
поняли выгоду, которую могли извлечь из эксплуатации квали-
фицированных африканцев. Они приступили к созданию приви-
легированных групп обученных африканцев, которые оплачива-
лись лучше и служили им опорой. А в середине 50-х годов на
таких предприятиях, как рудники Килембе, ГЭС Оуэн-фолз,
128
кт гнльная фабрика в Джиндже, функционировали технические
курсы для африканцев.
Работодатели обычно квалифицированных африканцев за-
числяли в разряд полуквалифицированных и таким образом
снижали их заработную плату. Но и тем африканцам, которые
признавались квалифицированными, платили намного меньше,
чем европейцам или индийцам [66, с. 20; 443, 15.11.1951]. На-
пример, в 1955 г. квалифицированный африканец получал в
день 8—И шилл., индиец — 15—30 шилл., европеец — 40—
70 шилл. И такая оплата производилась за равный труд.
В 1959—1962 гг. угрожающие размеры приняла безработи-
ца Но данным департамента труда, только один из десяти аф-
риканцев, искавших работу, мог получить ее [477, 30.V.1962].
В 1961 г. возникла африканская ассоциация безработных, в
। л дач,и которой входило подыскание работы для ее членов
| 177, 30.VI.1961]. Крайне тяжелые материальные условия, ра-
совая дискриминация, национальный и политический гнет при-
водили африканских рабочих на путь борьбы с иностранными
исснлуататорами. Эта борьба вливалась в общий поток анти-
империалистического движения народов Уганды.
Зарождение предпринимательских элементов в африканском
обществе Уганды происходило в 20—40-е годы. После войны
нот процесс получил дальнейшее развитие.
Наиболее благоприятной средой для роста предпринимате-
лей оставалось сельское хозяйство, особенно в южной части
Уганды. В Буганде позиции общины были окончательно подор-
ваны. Земля стала постоянным объектом коммерческих опера-
ций: продавалась, покупалась, закладывалась [300, с. 306—
307]. Число частных землевладельцев с 1910 по 1960 г. увели-
чилось с 4 тыс. до 50 тыс. Количественный рост происходил за
счет как дробления феодальных имений [383, с. 78, 124—149],
так и перехода земли из рук в руки. В Буганде сложилась про-
слойка сельской буржуазии.
В период высоких мировых цен на хлопок и кофе (1946—
1957 гг.) многие производители расширяли участки под экспорт-
ные культуры. Чтобы расширить посевы и посадки, сберечь и
снять урожай, в больших размерах привлекался труд отходни-
ков и батраков (с наделами) [383, с. 179, 183—184]. Эта экс-
плуатация уже носила капиталистические черты: рабочие обра-
батывали землю инвентарем землевладельца и получали за свой
труд плату в денежной и натуральной форме. Прослойка кре-
стьян-землевладельцев, связанная с товарным производством,
богатела, накапливала денежные капиталы. Этих крестьян на-
зывали «прогрессивными фермерами».
Другой социальной средой, в которой формировалась сель-
ская буржуазия, был слой наследственных арендаторов. Гаран-
тия наследственного пользования землей и уменьшавшаяся с
годами тяжесть феодальной ренты [383, с. 290] позволили арен-
даторам расширить товарный сектор своего хозяйства. Большой
9 Зак. 274
129
спрос па продовольствие и сырье после второй мировой войны,
ускорил переход этих хозяйств на современные рельсы.
Поскольку площади под товарными культурами часто пре-
вышали возможности семей фермеров обработать их своими
силами, широко использовался наемный труд. Меньшую часть
прибавочного продукта, созданного рабочими, фермер отдавал
землевладельцу, большую оставлял себе. Обогащению фермеров
способствовали постоянный с 1928 г. уровень земельной ренты,,
повышение цен на продукты сельского хозяйства, падение стои-
мости фунта стерлингов и связанное с ним снижение заработной
платы наемных рабочих [383, с. 187]. Следовательно, доходы фер-
меров росли за счет как землевладельцев, таки наемных рабочих.
До 50-х годов формирование прослойки «прогрессивных фер-
меров» было стихийным. Она росла вопреки политике колони-
заторов, которые запрещали производителям самостоятельно
распоряжаться своими продуктами, отказывали им в материаль-
ной и финансовой помощи. Но даже в этих условиях в Буганде,.
Бусоге, Тесо сложился слой зажиточных крестьян. Такие кре-
стьяне (например, в Буганде) имели кофейные плантации, пред-
приятия по обработке кофе, применяли наемный труд, машины,
искусственные удобрения, инсектициды [316, с. 137; 368, с. 208,
227; 449, 1956, т. 3, № 5; 477, 7.VI, 4.VII, 1.1Х.1958]. Богатые-
сельские хозяева были активными участниками движения за
отмену иностранной монополии на первичную переработку и:
сбыт хлопка и кофе. И если колонизаторы согласились отменить
монополию, то сделали это под давлением представителей на-
циональной буржуазии, в том числе сельской.
В конце 50-х годов колонизаторы объявили зажиточных кре-
стьян «становым хребтом» аграрной экономики Уганды. В апре-
ле 1961 г. власти заявили, что ссуды и займы будут получать в
первую очередь «прогрессивные фермеры» [477, 29.IV, 9.V.1961],
Кредиты кооперативам увеличивались при условии, что те, в-
свою очередь, увеличат ссуды «прогрессивным фермерам» [417,
1961, т. 1, № 10]. Оценивая политику властей, Ингрэме писал:
«Очевидно, что рост тысяч зажиточных фермеров в стране, ожи-
дающей самоуправления, является весомым политическим фак-
тором, который нельзя игнорировать» [300, с. 307].
Землевладельцы уже предпочитали сдавать участки па срок
в один—три пода. Эта практика получила название «укупанси-
га» [368, с. 129—130]. Землю арендатор получал не для посе-
ления, а для выращивания экспортных культур (в основном
хлопка). Этот вид аренды базировался на чисто коммерческой
основе и носил договорный характер. Арендная плата вносилась
в денежной (60—70 шилл. за сезон) или натуральной форме
(из доли урожая—два—три мешка хлопка) [376, с. 33]. Сна-
чала участки во временную аренду брали отходники. В 50-е го-
ды к ней стали прибегать зажиточные крестьяне-баганда для
расширения производства экспортных культур, создания торго-
вых заведений.
130
Таким образом, проникновение капиталистических отноше-
ний в деревню вело к расслоению африканского сельского об-
пит гва {290, ч. 1, с. 7—8]. Больше всего этот процесс затронул
Буганду, Бусогу, Тесо, Буньоро. В городах и торговых центрах
ыу роль играли африканские торговцы, бизнесмены, промыш-
'Н'ННИКИ.
После войны численность африканских торговцев увеличи-
ть. В 1953 г. их было около 12 тыс. (70% всех торговцев в
протекторате), а в 1956 г.— 15 тыс. [126, с. 14; 443, 2.11.1956].
Отмена в 1950 г. контроля властей над рынком поставила
африканских торговцев перед серьезными проблемами. Возоб-
новилась конкурентная борьба, в которой верх брали азиаты.
Африканская торговая буржуазия бурно протестовала. Уступая
<*е давлению, власти основали Кредитно-сберегательный банк
для оказания африканцам помощи в торговом и промышленном
предпринимательстве [323, с. 202; 342, с. 96]. На первых порах
банк давал деньги под залог земли или имущества. А с 1959 г.
выдавал африканским торговцам «гарантийные» письма, позво-
лявшие брать товары в кредит у неафриканских оптовиков.
Усиление конкуренции на внутреннем рынке обусловило воз-
никновение африканских ассоциаций, торговых палат, коопера-
тивов. В 1958 г. насчитывалось 113 ассоциаций [477,
24.XII.1958]. В том же году низовые ассоциации объединились
в районные, которые оказывали финансовую помощь своим чле-
нам [477, 8.1.1959]. Ассоциация торговцев Уганды объединяла
35 тыс. членов (включая фермеров и рыбаков, занимавшихся
торговлей).
Африканская буржуазия добивалась ликвидации монополии иностранных
фирм на импортную и оптовую торговлю. В 1958—1959 г. ей, наконец, уда-
лось прорваться к оптовой торговле. Иностранный капитал пошел на уступ-
ки: примерно 200 африканских торговцев стали действовать как оптовые аген-
||>! ряда английских и индийских фирм [477, 11.VIII.1961]. Однако африкан-
ской торговой буржуазии хотелось действовать самостоятельно. В 1959 г.
Ассоциация торговцев Уганды заявила о создании акционерной компании
для ведения различных торговых операций [477, 8i VIII. 1959]. В октябре 1959 г.
она основала оптовую компанию, которая специализировалась на текстильных
товарах. Ассоциация поставила цель захватить внутреннюю торговлю и вы-
теснить с рынка иммигрантов из Азии [477, 20.IV.1959].
Национальная буржуазия еще нс располагала средствами
тля создания крупных промышленных предприятий. Этому не
могла помочь и акционерная или кооперативная форма объеди-
нения. Корпорация развития Уганды отказывала национальному
капиталу в поддержке. Средства, скопившиеся в фондах «ста-
билизации цен» и «африканского развития», вкладывались вне
Уганды чаще, чем внутри страны '[477, 29.IV.1959]. Так же по-
ступали коммерческие банки: до 80% местных вкладов они на-
правляли за границу [477, 21.XI. 1958]. Поскольку внутренний
рынок находился в руках неафриканского капитала, перед на-
циональной буржуазией стоял выбор: либо добиваться участия
в иностранных компаниях, либо создавать предприятия, продук-
9*
131
ция которых не сталкивалась бы с изделиями иностранных кон-
курентов.
На предприятиях, принадлежавших африканцам, производи-
лись изделия традиционного потребления: одежда, обувь, ме-
бель, продукты питания. Уровень использования труда, мате-
риалов и машин был низким, а поэтому цены на эти товары бы-
ли высокими. И хотя товары находили сбыт па внутреннем рын-
ке, предприятия получали небольшую прибыль. Африканской
буржуазии принадлежали также вело- и авторемонтные, дерево-
обделочные, пошивочные мастерские, прачечные, химчистки,
отели, столовые. Она вкладывала капиталы и в автомобильный
транспорт. Возникло несколько компаний, занимавшихся пасса-
жирскими и грузовыми перевозками.
В конкурентной борьбе национальная буржуазия апеллиро-
вала к местным африканским властям, стремясь получить до-
ступ к средствам, которыми те располагали. Она добивалась
кредитов, предлагала совместное участие в коммерческих пред-
приятиях. В 1961 г., например, группа африканских бизнесменов
и бугандское правительство основали компанию «Буганда деве-
лопмент эдженси» (51% акций — доля правительства, 49% —
частных лиц), которая действовала в промышленности, сельском
хозяйстве, торговле [477, 28.1, 8.II, 2.III, 22.IX.1961].
Таким образом, в 50—60-х годах наметилась тенденция к
переливу африканских капиталов из сферы сельского хозяйства
и торговли в сферу промышленной деятельности. В ряде отрас-
лей (мебельная, мыловаренная, хлебопекарная, рыбоперераба-
тывающая и некоторые другие) национальная буржуазия заня-
ла прочные позиции. Там, где приходилось сталкиваться с силь-
ной конкуренцией иностранного капитала, она стремилась к со-
трудничеству с ним.
Африканская интеллигенция в социальном отношении была
неоднородной: в ее среде были выходцы из феодальной и пле-
менной знати, из буржуазных и мелкобуржуазных слоев. В ее
ряды пробились отдельные представители трудящихся.
Самым большим отрядом интеллигенции были учителя: в
1945 г.—9,5 тыс., в 1960 г.— 15 тыс. [336, с. 32; 443, 27.Х.1960].
Уровень их квалификации был различным. Так, в 1955 г. из
12 тыс. учителей только 140 имели диплом Макерере, 369 — ат-
тестат полной средней и 11,5 тыс.— неполной средней школы
[134, с. 51]. Многие учителя не имели специального педагогиче-
ского образования.
Заметную роль в общественно-политической жизни играли
африканские служители культа, особенно в деревне. В их руках
находились школы. С церковной кафедры они могли формиро-
вать общественное мнение. В 1952 г. в штатах англиканской
церкви было 185 священников и 7,2 тыс. учителей-проповедни-
ков [443, 7.II.1952], в штатах католической (1957 г.)—соот-
ветственно 165 и 930 [128, с. 91].
Единственным учебным заведением, где готовились африкан-
132
скис кадры высокой квалификации, был университетский кол-
шдж Макерере. Однако с 1948 г. распределением мест в нем
ведала Верховная комиссия Восточной Африки [443, 12.V.1949].
Поэтому, например, в 1960 г. из 881 студента угандцев насчи-
тывалось только .284, или меньше трети [74, с. 263].
До 1953 г. окончание колледжа не давало права на полу-
чение университетского диплома. Поэтому некоторые его вы-
пускники, преимущественно из богатых семей, поступали в уни-
верситеты метрополии, США, Индии. Лишь в 1953 г. Макерере,
сi.iB филиалом Лондонского университета, получил право да-
вать университетские дипломы. Но диплом Макерере не гаран-
тировал его обладателю высокооплачиваемую должность. Коло-
ниальные власти отдавали предпочтение выпускнику зарубеж-
ного университета. Впрочем, и последнего не всегда и не сразу
допускали к ответственной работе. Видный африканский уче-
ный Э. Мулира писал: «В Восточной Африке господствует фаль-
шивая идея, что африканец не может делать то, что делает бе-
лый человек» [338, с. 40].
В годы протектората неукоснительно соблюдалось правило:
ноет начальника занимал европеец, подчиненного — африканец
1122]. Африканец не мог стоять на служебной лестнице выше
европейца, даже если первый был выпускником университета, а
второй — имел неполное среднее образование. Считалось, что
только «белый» мог принимать решение, а «черный» — его вы-
полнять.
Посты в административном аппарате делились на категории
А, Б, В. Однако в одной и той же категории жалованье афри-
канцев всегда было ниже жалованья индийцев и тем более ев-
ропейцев. В 1959 г. из 582 африканских служащих к катего-
рии А относились 62, к категории Б — 62, к категории В — 458
|477, 28.IX. 1959]. Труд образованных африканцев использовал-
ся в иностранных частных компаниях (в 1955 г.—-более 7 тыс.
человек [279а, с. 49]).
Крупным отрядом национальной интеллигенции были студен-
ты. В 1959/60 учебном году их было 787, в том числе 270 учи-
лись в Макерере, 70 — в Королевском техническом колледже в
Кении (Найроби), 360 — в Англии, 24 — в США, 63 — в Индии и
Пакистане [477, 25.1.1962]. Стипендию получали немногие: в
1960 г. из 507 студентов, обучавшихся за границей,— только 89
(17,5%) [477, 8.V.1961].
Подавляющая масса представителей интеллигенции состояла
па жалованье у колониальной администрации, миссионерских
организаций и иностранных предпринимателей (85%) или у
местных правительств (10%). Лишь небольшая группа (5%)
имела независимые источники доходов. К их числу относились
врачи и юристы, купившие частную практику, журналисты, пи-
сатели, артисты и художники, владельцы и учителя частных
школ. Многие из них занимали должности в кооперативах и
профсоюзах, участвуя в прибылях или получая жалованье.
133
С каждым годом получить должность становилось все труд-
нее и труднее. Особенно большие трудности испытывали выпуск-
ники средних школ. Например, в 1960 г. неполную среднюю
школу закончили 6190 африканцев, а работу нашли только
1200, или меньше 20% [477, 15.11.1961]. Число безработных сре-
ди африканской интеллигенции росло. Безработица захватыва-
ла даже людей с университетскими дипломами.
Лишь верхняя прослойка интеллигенции была обеспечена и
работой и доходами. Ее представители вышли из семей богатых
землевладельцев и чиновников Буганды. Прогрессивные круги
называли их «лоялистской богатой группой», которая «на все
100% соглашается с иностранным управлением» '.[122, с. 10].
Африканцы, занимавшие посты А и Б, составляли «элиту», ко-
торая не помышляла об освобождении и независимости Уганды.
Что касается подавляющей массы африканской интеллигенции,
то ее материальное положение было лишь немного лучше, чем
у квалифицированных и даже полуквалифицированных рабочих
[477, 21.IV.1961].
В 1958 г. губернатор Ф. Кроуфорд объявил программу, на-
мечавшую в течение пяти лет довести число африканцев на по-
стах А и Б до 25% [475, 10.IV.1958]. Он назвал это решение
крупным шагом па пути к независимости Уганды. Африканские
прогрессивные круги осудили программу. Депутат Дж. Магези
заявил в 1959 г. в законодательном совете, что если «африкани-
зация» будет идти такими темпами, то страна получит незави-
симость через 20—25 лет [477, 19.III. 1959].
Проблемы национальной культуры. Колонизаторы открыто
говорили, что их цель — «приобщить» африканцев к «европей-
ской» культуре, к «западным» ценностям и идеалам. При этом
они стремились насадить в Уганде наиболее консервативные
элементы буржуазной культуры метрополии. Превознося эту
культуру, колониальные культуртрегеры одновременно чернили
достижения культуры демократических и прогрессивных слоев
Англии. На них обычно ставился ярлык «красной», а то и «ком-
мунистической». Колониалистская обработка африканцев при-
носила свои плоды: большинство получивших образование в
протекторате или в метрополии имело искаженное представле-
ние о буржуазной культуре и абсолютно превратное о пролетар-
ской.
Колонизаторы благосклонно относились к намерениям мест-
ных господствующих групп охранять те явления традиционной
культуры, которые оправдывали привилегии этих групп. Многие
представители верхушки принимали новшества, порождавшиеся
условиями колониального режима, и даже начали отказываться
от некоторых наиболее архаичных обычаев, нравов, привычек,
связанных с традиционными верованиями. По делалось это
опять же тогда, когда не затрагивались господствующие пози-
ции верхушки.
В официальных документах, в трудах западных буржуазных
134
ученых редко встречаются материалы о национальной культуре
народов Уганды — ее состоянии и развитии. В годовых коло-
ниальных отчетах 40—50-х годов стали появляться отрывочные
снедения о прессе, радиовещании, кинофикации, о библиотеках,
музеях, культурных и научных учреждениях. Эти скудные дан-
ные позволяют сделать выводы о тяжелом положении, в кото-
ром находилась национальная культура.
В 1960 г. в Уганде выходила 21 газета. Четыре из них изда-
вались африканцами, шесть — миссионерскими организациями,
одна («Уганда аргус»)—европейцами, десять — религиозными
правительственными учреждениями. За исключением «Уганда
аргус», выходившей на английском языке, все остальные газе-
ты публиковались на местных языках. Большинство газет выхо-
дило на луганда: в 1957 г.— 13 из 24 [131, с. 113—114].
Африканская пресса действовала в тяжелейших условиях:
| 128, с. 124—125; 129, с. 119; 131, с. 114]. Газеты постоянно'
испытывали трудности с финансовыми средствами, помещения-
ми, типографскими машинами, персоналом. Многие из них не
располагали даже телефонной связью. Поэтому газеты выходи-
ли нерегулярно, часто закрывались на продолжительные сроки,
теряли читательскую аудиторию. Например, в 1958 г. перестали
выходить сразу четыре газеты: три на луганда, одна — на рунь-
иро.
Сильным конкурентом национальной прессы была печать ко-
лониального государства, миссионерских центров, частного анг-
лийского капитала. В колониальном отчете за 1957 г. особо
подчеркивалось, что две трети читателей покупали газеты, из-
дававшиеся администрацией. Из этого следовало, что сознание
и взгляды большой части образованной прослойки африканско-
го общества формировались под влиянием колониалистской про-
паганды и официальной информации. То же можно сказать и о
радио, кино, библиотеках и других культурных учреждениях.
Служба радиовещания была создана в 1954 г. [128, с. 125;
129, с. 120; 131, с. 115—117]; опа находилась в ведении депар-
тамента информации. До 1959 г. радиопередачи велись на пяти
языках — английском, луганда, рупьоро, луо, атесо, а в 1958 г.—
на восьми; добавились передачи на руньянкоре, лугбара, хинди.
Отсутствие единого африканского языка общения создавало до-
полнительные трудности: приходилось составлять отдельные
программы на каждом языке вещания. Радио быстро приобре-
ло популярность: несмотря на дороговизну радиоприемников
(180—240 шилл., что равнялось заработной плате рабочих и
многих служащих за четыре-пять месяцев), их число в частном
владении увеличивалось ежегодно в среднем на 11—12 тыс., до-
стигнув в 1959 г. 75 тыс.
В подчинении департамента информации находилась также
секция кино [1.28, с. 126—127; 129, с. 120]. Эта секция выпуска-
ла лишь учебные и видовые узкоформатные фильмы. В ее шта-
тах в 1959 г. числилось всего два оператора: один европеец и
135
один африканец. Кинопрокат находился в руках иностранного
частного капитала. В 1957 г. в Уганде насчитывалось 13 кино-
залов, принадлежавших индийцам. В них демонстрировалась
кинопродукция только капиталистических стран.
На низком уровне находилось библиотечное дело [128,
с. 135]. В стране была лишь одна публичная библиотека, откры-
тая при муниципалитете Кампалы в 1953 г. На ее полках стояло
всего 7 тыс. книг. Самой большой была библиотека универси-
тетского колледжа Макерере: в 1957 г. она имела 46 тыс. книг,
44 тыс. брошюр, а также микрофильмы. Меньшими фондами
располагала библиотека медицинской школы при Макерере: в
1957 г.— 12 тыс. книг и 4 тыс. брошюр.
Большую роль в активизации культурной жизни могли бы
сыграть различные общества, ассоциации, союзы, клубы. Тако-
вые в протекторате существовали (например, музыкальное об-
щество, клуб изящных искусств, спортивные ассоциации). Сре-
ди них были и африканские, которые, однако, влачили жалкое
существование, не получая никакой материальной поддержки со
стороны администрации.
Некоторые культурные учреждения и объединения носили
названия «национальных», например Национальный театр. Но
их подлинными хозяевами были колонизаторы, а редкими и не
всегда желанными гостями — африканцы, хотя отдельные аф-
риканские деятели культуры и значились среди учредителей и
даже руководителей. Театр был открыт в декабре 1959 г. [482,
13.Х. 1981]. Его первым директором стал англичанин М. Джек-
сон. Когда театр создавался, власти говорили, что делается это
для поощрения африканского драматического искусства. Одна-
ко первые же попытки М. Джексона выполнить поставленные
цели стоили ему директорского кресла: его уволили именно за
то, что он стал поощрять участие угандцев в работе театра.
Другие директора таких попыток не предпринимали.
В национальном культурном центре [128, с. 135], деятель-
ность которого финансировалась за счет государственных субси-
дий и пожертвований опекунов, также хозяйничали выходцы из
неафриканских стран. Обычно ставились пьесы и оперы из ре-
пертуара театров Европы и Азии. Африканское драматическое
искусство в программе культурного центра отсутствовало, хотя
в это время в Уганде, например, существовала ассоциация аф-
риканских артистов [482, 13.X.1981], которая объединяла дра-
матургов, режиссеров, актеров.
Почти полная изолированность от африканской среды, свое-
образная культурная сегрегация характеризовали деятельность
подавляющего большинства культурных и творческих объедине-
ний, действовавших в 40—60-е годы. Африканское население
имело крайне ограниченные возможности не только для разви-
тия собственной культуры, но и для ознакомления с мировыми
культурными достижениями.
С таким положением в области национальной культурной
136
жизни не могли и не хотели мириться прогрессивные и демокра-
тческие силы африканского общества Уганды.
Основанные в 50-е годы африканские партии поставили пе-
ред собой не только политические, но и социально-культурные
задачи. В программный манифест Угандского национального
конгресса было включено специальное требование о бесплатном
начальном образовании ![89, с. 183]. Конгресс взял на себя обя-
зательство поддерживать всякую деятельность, направленную
на раскрытие и развитие национальных талантов в области
пауки, искусства, культуры. По мнению Прогрессивной партии
(ПП), образование должно дать африканцу нс только средст-
ва для доступа к знаниям, но одновременно стать инструментом
сохранения и развития всего лучшего в африканской культуре.
Естественно, в программах национальных партий главное
место занимали политические цели, прежде всего цель завоева-
ния государственной самостоятельности. Но их руководство по-
нимало важность постановки проблем африканской культуры
для мобилизации масс на антиколониальную борьбу.
Подъем национально-освободительного движения
Разгром итало-германского фашизма в Европе и японского
милитаризма в Азии привел к углублению общего кризиса ка-
питализма, к ослаблению позиций колониальных держав, к бур-
ному росту национально-освободительной борьбы порабощен-
ных народов. Зашатались основы колониализма и на Африкан-
ском континенте. В 1951 г. обрела независимость Ливия, в
1952 г. египетский народ сверг феодальную монархию и добился
вывода английских войск со своей территории (1955 г.), в 1956г.
была провозглашена независимость Марокко, Туниса, Судана,
соседа Уганды, в 1957 г. свободной стала Гана, в 1958 г.— Гви-
нея.
Борьба Советского Союза в ООН против колониализма, ра-
стущее давление мировой прогрессивной общественности заста-
вили империалистические державы пойти на уступки. Англии,
например, пришлось заняться планированием развития своих
колоний па пути к независимости. Наступил 1960 год — «год
Африки», когда независимыми были провозглашены сразу
17 африканских государств.
Огромное влияние на решение Англии предоставить Уганде
независимость оказало национально-освободительное движение
народов протектората. Десятки тысяч угандцев непосредственно
испытали на себе развитие мировых событий: участвовали в
войне против фашизма, собственными глазами видели, как бо-
рются другие народы. Всеобщая январская забастовка 1945 г.
указала им путь борьбы. Она вызвала цепную реакцию, кото-
рую колонизаторы так и не смогли остановить.
137
Борьбу народов Уганды возглавила молодая национальная
интеллигенция. Центром освободительного движения, как и до
войны, была Буганда.
Партия Батака (ПБ) и Союз африканских фермеров (САФ).
Подавив январскую забастовку 1945 г., колонизаторы застави-
ли Мутесу II убрать со своих постов антиколониально настроен-
ных деятелей. Катикир-о С. Вамала был объявлен «слабоумным»
и уволен в отставку 1336, с. 275—276]. Вместо него был назна-
чен М. Л. Нсибирва, снискавший позорную славу прислужника
колонизаторов. В обращении к народу в 1945 г. он заявил, что
главная цель его правительства — искоренение последствий «ян-
варских беспорядков» и лояльное сотрудничество с колониаль-
ной администрацией [443, 13.IX.1945]. Верноподданническое вы-
ступление катикиро оказалось для него роковым. 5 сентября
1945 г. террорист Дж. Сснкатука убил Нсибирву [443,
13.IX.1945]. Колониальные власти использовали этот акт для
развязывания новой кампании репрессий. С. Вамалу и 16 оп-
позиционно настроенных вождей арестовали и без суда отпра-
вили в ссылку. На пост катикиро был назначен Майкл Кавалья,
сын А. Кагвы, крупнейший землевладелец.
Нсибирва протащил через люкико закон о принудительной
скупке земель маило, но не успел его подписать. Это в сентябре
1945 г. сделал Кавалья. Мало того, в закон была включена до-
полнительная статья, согласно которой любое противодействие
скупке наказывалось тюремным заключением и крупным штра-
фом.
Однако колонизаторы и бугандская верхушка, напуганные
размахом народного сопротивления, решили прибегнуть не толь-
ко к кнуту, но и к прянику. 14 ноября 1945 г. кабака провел
конституционную реформу, согласно которой в люкико для не-
официальных членов отводилось 31 место (позже было добавле-
но еще 5) '[127, с. 9—10]. Несмотря на реформу, силы оппози-
ции расширялись [342, с. 137].
Обстановка в протекторате поставила перед национально-
демократическими силами задачу создания партии, способной
организовать и направить борьбу масс. Если до войны попытки
создать политическую организацию терпели неудачу из-за от-
сутствия массового движения, то теперь ситуация изменилась.
В начале 1946 г. возникла партия «Батака» (ПБ) [342, с. 132—
133]. Это была антиколониальная и антифеодальная политиче-
ская организация. Хотя ПБ действовала в Буганде, ее требова-
ния носили общеугандский характер. Партию поддерживали
крестьяне, торговцы, рабочие, часть землевладельцев. С боль-
шим подозрением отнесясь к созданию ПБ, власти не дали ей
разрешения на легальную деятельность.
ПБ предприняла попытку заставить колониальные власти
выслушать -народные требования. Вести переговоры с кабакой
и вождями партия отказалась, так как считала их агентами им-
периализма. Однако на петицию губернатору, в которой ПБ тре-
•138
бовала отмены земельного закона 1945 г. в Буганде, она ответа
нс получила [336, с. 277]. Партия развернула кампанию за от-
мену земельного закона 1945 г., решительно выступила против
возрождения колониалистского плана федерации Восточной Аф-
рики и уклончивой позиции бугандского правительства по этому
жизненно важному для всей Уганды вопросу [342, с. 138—139].
Поскольку власти протектората отказались говорить с ПБ,
ее руководство обратилось к правительству и парламенту Анг-
лии, к общественности метрополии. В июле 1947 г. в Англию
был послан один из ее руководителей — Семакула Мулумба
[253, с. 256—257; 342, с. 139]. Он вез петицию, которая требо-
вала отказа от плана создания федерации Восточной Африки,
отмены земельного закона 1945 г., расследования незаконного
ареста С. Вамалы и оппозиционных вождей, разрешения афри-
канцам вывозить свою продукцию на внешние рынки, обеспе-
чения им возможности для получения образования. С. Мулумба
встретился с помощником министра колоний, но тот отказался
обсуждать эти требования '[127, с. 87; 336, с. 277]. Не добив-
шись результатов в министерстве колоний Англии, С. Мулумба
в апреле 1948 г. направил в ООН обвинительный документ [127,
с. 87; 381, с. 41]. Однако Англия и другие империалистические
державы не допустили обсуждения вопроса об Уганде в ООН.
ПБ избрала эффективную тактику мобилизации масс. Доку-
менты, направлявшиеся властям, затем в форме открытых писем
распространялись по всей стране. Проводились также публич-
ные обсуждения петиций, которые становились, таким образом,
народными наказами.
В антиколониальное движение вливались новые силы. Это
были прибывшие в 1946—1947 гг. в Уганду демобилизованные
солдаты, убежденные противники колониальных порядков. В
те же годы вернулись из ссылок и мест заключения лидеры и
участники январских событий 1945 г. Среди них был И Мусази.
И. Мусази сразу же включился в активную деятельность.
Он начал с создания кооперативов и профсоюзов. Будучи защит-
ником интересов зажиточных слоев крестьянства и националь-
ной буржуазии, он в кооперативах видел удобную форму кон-
солидации африканского капитала, а в профсоюзах — возмож-
ность подчинить энергию рабочего класса политическим и со-
циальным целям местной буржуазии. При его участии были ос-
нованы Всеобщий профсоюз рабочих, Ассоциация африканских
шоферов, Ассоциация африканских портных [127, с. 98; 342,
с. 122], у руководства которых стояли буржуазно-националисти-
ческие деятели.
В апреле 1948 г. И. Мусази основал Союз африканских фер-
меров (САФ) [253, с. 251—254]. Непосредственной задачей
САФ была защита интересов производителей экспортных куль-
тур. Однако союз преследовал и политические цели. Националь-
ный капитал добивался контроля над скупкой, переработкой и
экспортом хлопка и кофе. Осуществление этой цели нанесло бы
139
удар по иностранному капиталу. Поэтому программа САФ име-
ла антиколониальный характер.
В мае 1948 г. САФ потребовал создать специальный банк
для африканцев и повысить цены на хлопок, предоставить союзу
право открыть скупочные склады, построить хлопкоочиститель-
ные предприятия, продавать очищенный хлопок в метрополии и
странах Содружества [127, с. 74—75]. Однако делегацию, кото-
рая должиа была вручить эти требования, губернатор отказался
принять. Он держал сторону неафриканских капиталистов,
яростно возражавших против любых реформ в сфере экономики.
Союзниками колонизаторов выступали феодальные круги.
В Буганде регенты и крупные вожди, напуганные ростом влия-
ния ПБ и САФ, созвали в мае 1948 г. люкико. На заседании
присутствовало всего 19 его членов из 89. Участники заседания,
точнее, заговора, направили губернатору резолюцию, в которой
призвали к запрету партии «Батака» и аресту С. Мулумбы [336,
с. 278]i
Заговор реакционеров осудило большинство других членов
люкико. В сентябре 1948 г., когда в Буганду вернулся из Анг-
лии Мутеса II, партия направила ему требования: 1) создать
представительную комиссию для расследования действий реген-
тов и вождей; 2) увеличить число неофициальных членов люки-
ко с 36 до 60; 3) ввести принцип выборности вождей; 4) разре-
шить африканцам постройку хлопкоочистительных предприятий
[336, с. 278]. Кабака, однако, согласился только расследовать
факт незаконного заседания люкико и обещал добиться разре-
шения на строительство одного предприятия. Остальные требо-
вания он оставил без ответа.
Видя, что события в протекторате выходят из-под контроля,
колониальные власти перешли в наступление. В августе 1948 г.
они издали ординансы, направленные против массовых митин-
гов и африканской прессы. На митингах не могло присутство-
вать более 500 участников. Власти получили право принуждать
газеты помещать опровержения «ложной» информации [1.27,
•с. 16, 115].
В декабре 1948 г. обстановка в Уганде еще более обостри-
лась. Поводом послужил доклад комиссии, в котором состояние
хлопковой отрасли признавалось неудовлетворительным. Тем
самым косвенно подтверждались аргументы САФ в пользу до-
пуска африканцев к скупке, очистке и сбыту хлопка. Руковод-
ство союза так и расценило выводы комиссии. Союз начал
строить склады и призвал хлопкоробов сдавать хлопок Союзу
африканских фермеров. В поисках рынка сбыта хлопка САФ
Мусази выехал в Англию [127, с. 78].
Активность САФ встревожила иностранных капиталистов,
власти протектората и Буганды. Были перекрыты все каналы,
которые позволили бы африканцам самостоятельно распоря-
жаться своей продукцией. С. Мулумба писал губернатору, что
он осуществляет меры, которые противоречат африканским ин-
140
тсресам и защищают только английские и индийские интересы
[127, с. 82].
Жесткие меры колонизаторов, однако, не предотвратили
социального взрыва. Он произошел в конце апреля 1949 г.
События апреля — мая 1949 г. Народные выступления весной
1949 г. занимают важное место в истории Уганды: во-первых,
они носили массовый характер; во-вторых, ими руководили по-
литические организации, которые выдвинули четкую программу
требований; в-третьих, они привлекли к проблемам Уганды вни-
мание мировой общественности.
ПБ и САФ долго ждали выполнения Мутесой II обещаний,
которые он дал в сентябре 1948 г. Наконец они решили напом-
нить о них. 15 апреля по призыву ПБ в пригороде Кампалы
состоялось многолюдное собрание, которое приняло решение
25 апреля идти к дворцу и вручить кабаке свои жалобы [127,
с. 17; 342, с. 140]. Колониальные власти и бугаидское прави-
тельство стали готовиться к расправе с участниками шествия.
Сотни вооруженных полицейских установили охрану дворца, а
колониальные войска заняли стратегические пункты Кампалы.
Губернатор распорядился воспрепятствовать проведению демон-
страций всеми средствами, вплоть до применения огнестрельно-
го оружия.
Утром 25 апреля у дворца Мутесы II собралось более 4 тыс.
человек [336, с. 280—281]. Они надеялись, что кабака отклик-
нется на их жалобы. Кабака принял делегацию, ознакомился с
петицией, повторявшей сентябрьские требования 1948 г., и дал
на нее в основном отрицательный ответ '[89, с. 135—143; 127,
с. 21—25; 314, с. 150].
26 апреля перед дворцом снова собралась большая толпа.
Люди думали, что отрицательный ответ кабаки — результат
козней министров. Английские офицеры, командовавшие поли-
цией, не пустили делегатов во дворец, приказали разогнать
толпу и провести аресты. Однако атака полицейских встретила
отпор. Сначала перед дворцом, а затем на улицах города раз-
горелись рукопашные схватки [127, с. 28—30].
Из Кампалы волнения перебросились па всю Буганду и от-
части на Восточную провинцию. Известия о предательстве ка-
баки, расправах полиции поднимали па борьбу новые массы лю-
дей. Блокировались дороги, ведущие к городам, подвергались
атакам административные учреждения и тюрьмы, освобожда-
лись заключенные. Многие линии телеграфной и телефонной
связи были перерезаны.
Однако когда из Кении прибыли части Корпуса африканских
-стрелков, усиленные авиацией и бронемашинами, властям уда-
лось перехватить инициативу. Они ввели чрезвычайное положе-
ние в Буганде и Восточной провинции, объявили ПБ и САФ вне
закона, ввели строжайшую цензуру, арестовали более 1700 че-
ловек, в том числе лидеров ПБ и САФ [127, с. 34—39].
Колонизаторам помогали кабака и вожди. Мутеса II назвал
141
репрессии «необходимыми мерами», призвал своих подданных
к борьбе с «бунтовщиками». Он утверждал, что действия ПБ
направляли «чужаки» [127, с. 50].
Распр.авы колонизаторов не привели к прекращению дея-
тельности ПБ и САФ. Видный деятель лейбористской партии
Ф. Брокуэй, посетивший Уганду в 1950 г., рассказывал, как
САФ организовал в 20 различных местах протектората его
встречи с африканцами, па которых присутствовало от 500 до
5 тыс. человек [264, с. 51]. Психологией патриотических сил
Уганды, отмечал он, стала психология движения сопротивления
в оккупированной гитлеровцами Европе в годы второй мировой
войны.
События апреля — мая 1949 г. напугали колонизаторов и за-
ставили их пойти на новые уступки. В том же году они повыси-
ли жалованье многим категориям рабочих и служащих (на 25—
30%), а в 1950 г. впервые ввели минимум заработной платы
(33 шилл. в месяц) [342, с. 119]. Многие рекомендации специ-
альной комиссии Кингдона, изучавшей причины беспорядков
(повышение цеп на экспортные культуры, создание банка для
африканцев, введение принципа выборности депутатов люкико,
ограничение срока полномочий бугандских министров), власти
приняли и проводили в жизнь в последующие годы '[323, с. 189].
Эти уступки стали базой для развертывания дальнейшей борьбы
национально-демократических сил Уганды.
Угандский национальный конгресс (УНК). В 1950 г. из
ссылки вернулся И. Мусази. Он основал Федерацию африкан-
ских фермеров Уганды (ФАФУ), унаследовавшую программу
САФ [253, с. 310—311]. В ее рядах насчитывалось свыше
80 тыс. членов. Лидеры ФАФУ считали, что их организация
представляет собой не только кооперативное объединение, но и
движение крестьян за освобождение Уганды [373, с. 93].
Ситуация в Буганде оставалась напряженной. Массовые вы-
ступления охватили Восточную провинцию [342, с. 143]. Здесь
крестьяне и рабочие поднялись против тяжелых налогов, при-
нудительного труда. Проводились массовые демонстрации и ми-
тинги протеста, сжигались административные здания и дома
африканской знати.
Обстановка диктовала необходимость основания общеуганд-
ской партии, которая возглавила бы борьбу масс. В марте
1952 г. в Кампале состоялась учредительная конференция, на
которой было заявлено о создании Угандского национального
конгресса [314, с. 178—181]. Конференция приняла программу
(манифест) УНК из десяти пунктов: 1) объединение всех на-
родов страны; 2) самоуправление; 3) демократическое разви-
тие; 4) гарантия полных демократических прав личности в со-
ответствии с Декларацией ООН о правах человека; 5) всеобщее
избирательное право; 6) сотрудничество или объединение с ор-
ганизациями, которые преследуют те же цели, что УНК;
7) дружба, единство, братство народов Уганды со всеми наро-
142
дами мира; 8) повышение жизненного уровня населения Уган-
ды; 9) передача контроля над угандской экономикой в руки се
народов; 10) всеобщее образование [89, с. 181 —183; 484, 1954,
т. 6, № 6]. Идеологией конгресса провозглашался африканский
национализм, сформулированный лидерами панафриканского
движения ;[306, с. 17].
6 апреля ШЭД г. состоялось первое заседание УНК, -на котором присутст-
вовали представители от всех районов протектората. Президент конгресса
И. Мусази обратил особое внимание на этот факт. «Англичане,—сказал он,—
пытались убедить ланго, тесо, басога, баньоро и северные племена, что они
не могут сотрудничать с баганда. Однако мы сегодня видим огромную об-
щую жажду политической свободы, и ничто не должно стоять на нашем пу-
ти» [373, с. 255].
Несмотря на то что руководство УНК находилось в руках
баганда, позиции партии в Буганде были слабыми [323, с. 208].
Его база была в соседних провинциях. В Буганде организации
противостоял опытный и влиятельный административный аппа-
рат, стоявший на страже интересов верхушки, опиравшийся на
авторитет кабаки и традиции. Вожди при негласной поддержке
колонизаторов начали травлю членов УНК [312, с. 82—83].
Понятно, что в такой обстановке создать в Буганде массовую
базу партии было трудно.
Основатели УНК хотели создать организацию, охватываю-
щую все расовые группы и социальные слои общества. Это была
утопия, и лидеры УНК вскоре это поняли [253, с. 314]. «Евро-
пейские и азиатские резиденты в Уганде,— писал секретарь
УНК А. Майянджа,— не оставляют у нас никаких сомнений,
что они стремятся сохранить свое привилегированное положе-
ние за наш счет, что они не получат никакой выгоды от полной
демократии, при которой голос каждого человека будет иметь
одинаковую ценность, независимо от его цвета и расовой при-
надлежности» [484, 1955, т. 7, № 2]. Столь же утопичным был
расчет объединить все слои африканского общества. Феодаль-
ная верхушка и обуржуазившиеся землевладельцы, племенная
знать увидели в конгрессе организацию, программа которой
угрожала их привилегиям. Поэтому УНК мог рассчитывать на
поддержку лишь части национальной буржуазии, а также афри-
канской интеллигенции, крестьянства, рабочего класса.
То, что многие лидеры конгресса были выходцами из иму-
щих слоев [253, с. 317, 321], наложило свой отпечаток па его
организационные и идеологические принципы, стратегию и так-
тику. Профессиональных партийных работников, кроме И. Му-
сази, Б. Кунунки, Дж. Кивануки, не было. Даже члены руко-
водства посвящали партийной работе незначительную часть
своего времени. Исполком и ЦК не контролировали деятель-
ность районных отделений, а генеральный секретарь УНК зача-
стую не знал, что делают местные лидеры.
Чтобы стать членом УНК, было достаточно заявить о согла-
сии с его программой. От членов не требовали ни активной ра-
143
боты, пи уплаты взносов (в 1953—1955 гг. УНК насчитывал
более 50 тыс. членов, а взносы платили только 10 тыс.) {253,
с. 332]. Фонды УНК пополнялись за счет пожертвований и сбо-
ров на те или иные цели. О партийной дисциплине руководите-
ли, функционеры, рядовые члены .имели смутное представление.
Большинство в ЦК и исполкоме принадлежало сторонникам
И. Мусази из баганда [253, с. 318]. Представительство от дру-
гих провинций в руководящих органах было незначительным.
И. Мусази зачастую единолично вводил в них своих людей. Все
это вызывало протест со стороны местных отделений и вносило
разлад в ряды УНК.
В идеологии УНК уживались воззрения разных обществен-
ных формаций и политических течений. Когда некоторые лиде-
ры УНК называли себя социалистами, это означало, что их
убеждения близки к позициям правых лейбористов.
Провозгласив главной целью самоуправление в рамках Бри-
танского содружества, конгресс избрал тактикой борьбы пере-
говоры с властями и легальные действия: выступления в печа-
ти, сбор подписей под петициями, мирные демонстрации [342,
с. 156]. Самым радикальным средством считался бойкот ино-
странных товаров, торговых заведений и транспортных средств.
В 1954 г. И. Мусази заявил, что УНК придерживается тактики
«позитивных действий» [443, 13.V.1954],
Политический кризис 1953—1955 гг.
и обострение политической борьбы
По мере углубления процессов социально-экономической эво-
люции африканского общества, роста антиколониального дви-
жения усиливался и сепаратизм господствующих слоев. Особен-
но заметно это было в Буганде. Здесь верхушка со страхом на-
блюдала, как Буганда утрачивает особое положение. Создание
в 1949 г. в других районах страны органов местного самоуправ-
ления она расценила как попытку поднять эти районы до уров-
ня Буганды. Она также видела, что прежний разрыв в уровнях
развития между Бугандой и остальной Угандой сокращается.
Например, Восточная провинция обогнала Буганду в производ-
стве хлопка и кофе «арабика». Иностранные монополии постро-
или здесь крупные предприятия. Широкий размах получило коо-
перативное и профсоюзное движение. Джинджа и Мбалс стали
важными политическими и культурными центрами. Более того,
новые социальные силы Северной и Восточной провинций были
противниками монархической формы правления. Они выступали
за унитарное государство и республику. Вот почему верхушка
Буганды с такой неохотой шла на конституционные реформы.
17 марта 1953 г. губернатор и кабака обнародовали совмест-
ный меморандум [315, с. 318—323; 443, 26.1II.1953], в котором
144
сообщалось об увеличении числа избиравшихся членов люкико
до 60. Кабака становился конституционным монархом с огра-
ниченными прерогативами. Открытое недовольство верхушки
вызвало то положение меморандума, которое подчеркивало, что
Вуганда — составная часть Уганды. И это говорилось тогда, ко-
гда консервативное правительство Англии активизировало поли-
гпку создания в Африке колониальных федераций. Федерация
Восточной Африки, которой добивалось «белое» меньшинство Ке-
нии, поставило бы под вопрос особое положение Буганды и при-
вилегии ее верхушки. После того как в июне 1953 г. министр ко-
лоний О. Литтлтон заявил о «более тесном федеративном объ-
единении» восточноафриканских территорий, верхушка «взбун-
товалась» ‘[253, с. 275—277, 283—286; 342, с. 158]. На этот раз
она действовала совместно (разумеется, преследуя собственные
цели) с демократическими и патриотическими силами, которые
возглавил УНК. События развивались стремительно: 6 июля
1953 г. бугандское правительство в письме губернатору отвергла
план федерации [137, с. 23—24], в августе Мутеса II обвинил
Англию в нарушении соглашения 1900 г. и потребовал предо-
ставить Буганде независимость [137, с. 25—28].
УНК созвал 19 ноября 1953 г. в Кампале массовый митинг,,
па котором была принята резолюция с требованием передать
управление Угандой в Форин оффис, отказаться от плана феде-
рации, созвать конституционную ассамблею с выборным боль-
шинством [312, с. 80—81]. Против федерации выступили прави-
тели Анколе, Буньоро, Торо [253, с. 284]. К движению протеста
присоединились «республиканские» Север и Восток [253, с. 285].
Натолкнувшись на единодушную и упорную оппозицию в Бу-
ганде, колонизаторы отступили. После консультаций в Лондоне
губернатор заявил, что в ближайшее время Уганде не угрожает
включение в федерацию '[297, с. 121]. Это было поражение, ре-
ванш за которое колонизаторы решили взять по другому вопро-
су. Они попытались низвести Буганду до положения обычной
провинции. Для этого надо было заставить ее правительство по-
слать своих представителей в законодательный совет. Тем са-
мым Буганда подчинилась бы решениям этого органа. Губерна-
тор Э. Коэн подготовил проект заявления, которое кабаке над-
лежало зачитать в люкико как собственное.
Однако кабака не только отказался сделать это, но и при-
грозил публично выступить против проекта. Тогда губернатор с
одобрения министерства колоний арестовал Мутесу II и выслал
его в Англию. В Уганде было введено чрезвычайное положение
[137, с. 12; 443, З.ХП.1953]. «Бунт» кабаки был понятен. Капи-
туляция Мутесы в условиях роста освободительного движения
в протекторате полностью и навсегда дискредитировала бы его
в глазах баганда и других народов Уганды. Кабака предпочел
изгнание и венец «великомученика». Этот выбор свидетельство-
вал о его дальновидности.
Изгнание Мутесы оказалось не финалом, а началом кризиса.
10 Зак. 274 1 45
Взрыв негодования обратился против колонизаторов. Требова-
ние о возвращении Мутесы II на престол было главным лозун-
гом антиколониального движения. Кабака стал знаменем на-
ционализма. В кампанию в защиту кабаки включился УНК,
отодвинув на второй план решение общеугандских проблем. Его
руководство обратилось к парламенту Англии с просьбой при-
слать в Уганду комиссию, чтобы расследовать возникшую ситуа-
цию [300, с. 72; 443, 10.XII.1953].
Лейбористы использовали «дело кабаки» в своих интересах
[312, с. 107—ПО, 112]. На их запрос, какие меры правитель-
ство намерено предпринять для устранения кризиса, О. Литтл-
тон ответил, что решение об изгнании Мутесы II является окон-
чательным. Как показали дальнейшие события, жесткая пози-
ция консервативного правительства была грубым просчетом.
К. Лиджем писал, что Англии следовало бы согласиться на «кон-
структивное» урегулирование в Уганде. В условиях, когда вос-
стали народы Кении, обострилась ситуация в Египте и Судане,
росло напряжение в Центральной Африке и ЮАС, метрополии
было крайне 'необходимо добиться «временной передышки».
Консервативное правительство вскоре убедилось, что ему
не удалось запугать ни патриотические силы Уганды, ни буганд-
скую верхушку. И оно перешло от грубого давления к маневри-
рованию. В феврале 1954 г. О. Литтлтон заявил [312, с. 118—
119, 443, 4.III.1954], что конечная цель Англии — самоуправле-
ние Уганды. Он сообщил о назначении специальной комиссии
для урегулирования отношений с Бугандой. Это заявление удов-
летворило бугандскую верхушку. Успокоившись за судьбу своих
привилегий, она проявила готовность вступить в сговор с ко-
лонизаторами.
Колонизаторы учли это и перешли в наступление на демо-
кратические силы [443, 13.V.1954]. Начались аресты и высылки
участников антиколониального движения на основании ординан-
са о депортациях. Среди высланных был один из лидеров УНК,
издатель газет «Уганда пост» и «Уганда экспресс» Дж. Кива-
нука.
УНК ответил требованием отменить ординаис и объявил бой-
кот иностранных товаров ![323, с. 214; 381, с. 109; 443,
22. IV, 13.V.1954].
Под предлогом охраны «законности и порядка» власти при-
вели войска в боевую готовность, начали набор «добровольцев»
среди неафрикапцев. Газеты «Уганда пост» и «Уганда экспресс»
были запрещены [381, с. 110]. Власти вели себя провокацион-
но, угрожая применить в Уганде «кенийский вариант» расправы
со своими противниками.
В июне 1954 г. в Уганду прибыл К- Хэнкок, глава специаль-
ной комиссии [300, с. 105; 342, с. 159—160]. Чрезвычайное по-
ложение, в условиях которого она работала, по мнению
О. Литтлтона, обеспечивало «более спокойную атмосферу пере-
говоров» [443, 10.VI.1954]. Переговоры завершились 17 сентяб-
146
ря 1954 г.: было принято решение о конституционных реформах
и Буганде [52].
Урегулированию кризиса помог разбор в Верховном суде
Уганды дела о высылке Мутесы II. Истцом был люкико Буган-
ды, ответчиком — правительство протектората '[443, 7.Х.1954].
Верховный суд отверг иск люкико, сочтя, что власти имели
юридические основания для высылки кабаки. Но власти допу-
стили «ошибку»: вместо ст. 6 соглашения 1900 г. применили
сг. 20 [381, с. 112]. Тем самым законность действий властей
ставилась под сомнение. Так закладывалась еще одна основа
для компромисса. Его заключение ускорило назначение минист-
ром колоний Леннокс-Бойда. Последний 16 ноября 1954 г. за-
явил, что приговор Верховного суда Уганды и решение 17 сен-
тября 1954 г. создали ситуацию для положительного решения
вопроса о восстановлении Мутесы II на престоле [443,.
18.XI.1954].
В результате его переговоров с представителями Буганды
было подготовлено новое англо-бугандское соглашение [443,
28.VII. 1955]. Это соглашение 18 октября 1955 г. подписали гу-
бернатор Э. Коэн и вернувшийся в Буганду Мутеса II [253,
с. 353]. Колониальные круги Англии с облегчением встретили
столь удачное для них разрешение кризиса.
По мнению лидеров УНК, соглашение 1955 г. было компро-
миссом, который не продвинул вперед дело самоуправления всей
Уганды [443, 10.11, 17.III, 5, 12.V.1955]. Однако они проявили
непоследовательность, согласившись принять четыре места (из
пяти) в законодательном совете, предоставленных Буганде в
соответствии с этим соглашением ф253, с. 299; 443, 8.1Х.1955].
Туда их послал люкико, не предложив в то же время УНК ни
одного поста в бугандском правительстве.
Во время кризиса 1953—1955 гг. колонизаторам противо-
стоял единый фронт, в который входили различные силы. Един-
ство обеспечило успех. Однако компромисс между колонизато-
рами и бугандской верхушкой положил конец этому единству.
Верхушку Буганды и других «королевств» пугала перспектива
независимости Уганды и радикальных перемен. Каким будет
статус «королевств» и правителей в молодом государстве? Со-
хранятся ли феодальные привилегии? Эти вопросы усиливали
сепаратистские настроения, особенно в Буганде. Стремление га-
рантировать свои позиции, пока колонизаторы не ушли и не пе-
редали суверенную власть общеугандскому парламенту, стало
превалирующим в политической платформе верхушки Буганды.
С ней солидаризировалась умеренная часть буржуазии, связан-
ная с землевладением и выступающая за сохранение преиму-
ществ Буганды перед остальной Угандой.
От УНК откололись попутчики. В 1955—1957 гг. в Уганде
возникли новые партии: Прогрессивная, Демократическая, Пар-
тия объединенного конгресса (ПОК).
Внешне программа Прогрессивной партии (ПП), которую
10*
147
в 1955 г. основал Эридаде Мулира, видный политический и ре-
лигиозный деятель, ученый-лингвист, мало отличалась от про-
граммы УНК [29, с. 183—190; 342, с. 157]. Но деятельность ПП
замыкалась границами Буганды. Опа звала к самоуправлению
Уганды на основе многопартийности, к «созданию правительст-
ва народа для парода», была сторонницей федеративного госу-
дарства. Лидеры ее твердили об «угрозе коммунизма», считали,
что УНК инспирирован коммунистами. ПП объединяла в своих
рядах «добродетельных, умеренных и солидных горожан» [438,
1956, №. 177], т. е. представителей обуржуазившихся феодалов
и бюрократов, интеллигентов, стоявших на позициях бугандско-
го национализма. Ее руководители гордились тем, что ПП яв-
ляется «партией лидеров». Пока ПП действовала в интересах
перечисленных выше социальных групп, бугандская верхушка
терпела ее. Когда же опа попыталась выступать с обшеуганд-
ских позиций, се отношения с верхушкой ухудшились. Напуган-
ные этим, лидеры ПП отступили на старые позиции, т. е. снова
стали уделять главное внимание проблемам Буганды.
Если ПП возникла в результате столкновения бугапдекого
национализма с общеугандским, то главную роль в создании в
1956 г. Демократической партии (ДП) сыграли политические и
религиозные причины [297, с. 80—84; 306, с. 380; 464, 1974, т. 4,
№ 2, с. 151 —154]. Ее лидеры считали, что УНК выражал ин-
тересы англикан и что он возник под влиянием коммунизма
[342, с. 156]. Членами партии были в основном баганда. Осно-
ватели ДП (лидер—Матайо Мугванья, крупный феодал, быв-
ший омуламузи, глава католической общины Буганды) прояв-
ляли умеренность и склонность к соглашательству. Недаром ДП
называли партией «выхолощенного национализма», сторонницей
развития страны по капиталистическому Пути, другом империа-
листического Запада. Главными ее требованиями были африка-
низация государственного аппарата и создание унитарного госу-
дарства.
Таким образом, противостоявшие друг другу политические
силы имели разный подход к решению национальных проблем.
Например, по такому кардинальному вопросу, как самоуправле-
ние, руководители УНК, ПП и ДП серьезно расходились. УНК
требовал «самоуправления сейчас», ПП — «самоуправления в
1960 или 1961 г.», ДП не выдвигала сроков.
Партиям противостояли силы консерватизма (традициона-
листы, неотрадиционалисты) и реакции. Особенно могуществен-
ными они были в Буганде. Укреплению их способствовала попу-
лярность Мутесы II. Венец «великомученика» в годы изгнания
и ореол «героя» при возвращении гипнотизировали многих ба-
ганда [306, с. 358—360].
Но это были старые противники. Появились и новые. Бога-
тые крестьяне и капиталистические фермеры, нарождавшиеся в
Буганде, стали объектом особых забот колонизаторов, которые
решили оживить и омолодить «косвенное управление» на основе
148
партнерства со «средним классом». Экономические и конститу-
ционные реформы 40—50-х годов колониальные власти адресо-
вали мелкой буржуазии всего протектората, но особенно Буган-
ды. Здесь она находилась в лучшем положении — экономиче-
ском,— чем мелкобуржуазные слои остальной Уганды. Пытаясь
сохранить превосходство и выжить в борьбе с иностранным ка-
питалом, она склонялась к сепаратизму, к союзу с феодальной
верхушкой.
Для мелких буржуа-баганда были свойственны непоследова-
тельность и узкоклассовый эгоизм. В трудные для них времена
(1945—1952) они участвовали в общеугандском антиколониаль-
ном и антифеодальном движении, в годы «процветания» (1952—
1957)—отходили от него. В середине 50-х годов мелкая бур-
жуазия (в первую очередь сельская) перешла в лагерь тради-
ционалистов и неотрадиционалистов, значительно укрепив его.
Свою деятельность в законодательном совете УПК начал с
требования провести в 1957 г. прямые выборы на базе общего
списка '[443, 26.1.1956]. Контролируемое колонизаторами боль-
шинство отклонило это требование (45 — «против», 9 — «за»).
Э. Коэн также отклонил его, заявив, что сначала надо решить
такой вопрос, как «гарантии адекватного и эффективного уча-
стия» неафриканских общин в высших законодательных и ис-
полнительных органах будущей самоуправляемой Уганды. В ка-
честве эксперимента он предложил провести в 1957 г. прямые
выборы депутатов законодательного совета в одной Буганде
[443, 3.V. 1956]. Это предложение было провокационным: губер-
натор знал, что верхушка «королевства» встретит его в штыки,
вызвав тем самым обострение политических противоречий.
В июне 1956 г. произошло открытое столкновение политиче-
ских партий с консервативными силами Буганды [253, с. 333;
297, с. 122]. В одной из резолюций люкико содержалось требо-
вание о принудительной регистрации политических организаций
и строгом контроле за их деятельностью [443, 5.VI.1956; 463,
30.VI.1956]. Когда депутаты, представлявшие партии, предло-
жили провести прямые выборы в люкико, традиционалисты и
нсотрадиционалисты провалили это предложение. Многоступен-
чатые выборы, обеспечивавшие прочность их политических по-
зиций в люкико, сохранялись почти до конца протектората.
Бугандская верхушка стремилась избавиться от тех партий,
которые стояли на общеугандских позициях и мешали осуществ-
лению се сепаратистских планов. Добившись этого, она могла
бы выступать от имени всей Буганды. Достижению цели помог-
ли, с одной стороны, попустительство колонизаторов, а с дру-
гой— слабость партий, в первую очередь УНК.
В 1956 г. УНК оказался на грани раскола. Его лидер И. Му-
сази поддержал ходатайство о продлении срока полномочий
Э. Коэна. Радикальное крыло УНК подвергло его резкой кри-
тике. Исполком осудил всякие просьбы о продлении полномочий
любого «иностранца» в Уганде [463, З.Х.1956]. Конфликт внутри
149
партии обострялся. Осенью 1956 г. из УНК вышли 14 видных,
деятелей, которые обвинили И. Мусази в постоянном нарушении
дисциплины и принципа коллегиальности. Лишь в январе 1957 г.
конфликт удалось уладить [342, с. 157; 443, 24.1.1957]. Но в
1958 г. эта группа все же ушла из УНК и основала Партию
объединенного конгресса (ПОК) ![253, с. 336—337]. Ее возглав-
лял бывший казначей УНК Эриза Мувази, врач и владелец,
частной больницы. ^Деятельность ПОК ограничивалась Буган-
дой, где она, однако,"не имела массовой базы. С мнением пар-
тии поэтому не считались ни колонизаторы, ни верхушка. Своим
главным противником они по-прежнему считали УНК.
В январе 1957 г. УНК направил министру колоний письмо,,
в котором выдвинул против метрополии ряд обвинений [443,
21.III.1957]. Конгресс считал, что ординансы 1949 и 1955 гг. о
реформах местного управления — не что иное, как замаскиро-
ванная тактика «разделяй и властвуй», ведущая к расколу стра-
ны на враждебные политические образования. УНК протесто-
вал против намерения властей провести прямые выборы только
в Буганде, а не во всей стране. В заключение УНК предложил
созвать конституционную конференцию для обсуждения вопро-
сов, касавшихся Уганды как африканского государства, сроков
введения всебщего избирательного права, мер по отмене орди-
нансов 1949 и 1955 гг. Леннокс-Бойд отверг и обвинения УНК
и его предложение о созыве конференции [447, 14.III. 1957].
Руководители УНК, однако, были снисходительны к сепара-
тистским маневрам бугандской верхушки. Например, в феврале
1957 г. они поддержали ее требование предоставить Буганде
самоуправление [447, 6, 8.IV. 1957]. Позиция конгресса вызыва-
ла недоумение. С одной стороны, в интересах единства страны
он выступал против отделения «королевства», требовал отмены
ординансов 1949 и 1955 гг., усиливавших местную автономию
районов, а с другой — по существу, мирился с бугандским сепа-
ратизмом. Такая политика порождала недовольство прогрессив-
ных кругов вне Буганды. В Восточной, Северной, Западной про-
винциях политику УНК стали отождествлять с защитой интере-
сов Буганды [447, 1, 2.V.1957].
А бугандская верхушка продолжала сеять новые семена раз-
доров. В июле 1957 г. она выдвинула план развития Уганды как
федеративного государства во главе с Мутесой II [447,
30.VII.1957]. Этот план вызвал негодование соседей Буганды
[447, 3.VIII.1957; 443, 19.IX.1957]. Рукурато (совет) Буньоро
заявил, что баньоро никогда не согласятся на власть кабаки.
Аналогичную позицию заняли Анколе и Торо. Что касается Се-
верной и Восточной провинций, то там еще тверже стали вы-
ступать за унитарное государство с республиканской формой
правления.
В этой обстановке в конце августа 1957 г. началось обсуж-
дение вопроса о прямых выборах [443, 5.IX. 1957]. Колонизато-
ры пошли на открытый шантаж. Они соглашались на прямые
150
выборы африканских депутатов, но при условии, если будет
принят их план всеобщих выборов в 1961 г., который содержал
гарантии прав неафриканских общин.
Вокруг вопроса о гарантиях развернулась острая борьба.
Комиссия законодательного совета, изучавшая этот вопрос, рас-
кололась на большинство (колониальные чиновники, африкан-
цы, сотрудничавшие с колонизаторами) и меньшинство (три аф-
риканских представительных члена). Каждое из них представи-
ло свой доклад. Большинство поддержало принцип гарантий,
меньшинство отвергло. В докладе меньшинства указывалось,
что гарантии противоречат самой идее всеобщих выборов, так
как сохраняют представительство на основе расовой принадлеж-
ности. Несмотря на сопротивление африканских депутатов, за-
конодательный совет принял доклад большинства.
Выход УНК на международную арену. Колонизаторы стре-
мились изолировать Уганду от антиимпериалистических движе-
ний в Африке и Азии. Долго это им удавалось [342, с. 156].
Однако в начале 1958 г. УНК принял участие в работе между-
народной конференции в Каире [253, с. 33]. Конференция выра-
зила солидарность с освободительной борьбой пародов Уганды.
УНК принял решение создать информационные бюро в Каире
и Лондоне [475, 2.IV.1958]. Бюро в Каире стало издавать еже-
месячный журнал «Уганда ренессанс». В июле 1958 г. делега-
ция УНК присутствовала на Стокгольмском конгрессе за раз-
оружение и международное сотрудничество. Она вынесла на об-
суждение документ «Колониализм несовместим с миром» [50].
Сообщения о создании бюро в Каире и Лондоне, об участии
делегации УНК в Стокгольмском конгрессе вызвали злобную
реакцию у колонизаторов и местных верхушек. Они обвинили
УНК в связях с коммунистами и развернули антикоммунистиче-
скую кампанию [477, 5, 18, 19, 24.VII.1958].
УНК, а также некоторые другие партии приняли участие в
ряде всеафриканских конференций. В сентябре 1958 г. в Мван-
зе (Танганьика) была создана региональная организация Пан-
африканское движение за свободу Восточной и Центральной
Африки (ПАФМЕКА) [253, с. 344; 477, 20.IX.1958]. В конфе-
ренции участвовали представители Уганды, Кении, Танганьики,
Занзибара, Ньясаленда.
В ноябре 1958 г. состоялось совещание партий Уганды, со-
званное для обсуждения вопроса о связях с ПАФМЕКА [253,
с. 345; 477, 3.XI.1958]. ДП отказалась участвовать в этом меро-
приятии. На совещании присутствовали Дж. Ньерере—предсе-
датель ПАФМЕКА и нерезидент ТАНУ и Том Мбойя — лидер
КАНУ. Оба деятеля предприняли безуспешные попытки устра-
нить раскол в антиколониальном движении Уганды, который
вызывали маневры бугандской верхушки.
Прогрессивные круги Уганды были возмущены поведением
правительства Буганды. Оно, например, опубликовало офици-
альный документ, в котором потребовало реформы законода-
151
тельного совета, признания за Бугандой права вести перегово-
ры о самоуправлении от имени всей Уганды, согласия титуло-
вать кабаку не «ваше высочество», а «ваше величество» [443,
5.VI.1958]. В документе утверждалось, что переговоры о само-
управлении могут вести только местные советы, но не партии..
УНК, ДП и ПП выступили с заявлением, в котором разоблачи-
ли маневры сепаратистов и предъявили правительству Буганды
обвинение в том, что оно боится прямых выборов и не хочет
самоуправления Уганды [443, 5.VI.1958; 447, 22.V.1958]. С
осуждением бугандской позиции выступили правительства Ан-
коле, Буньоро, Торо .'[477, 14.VI.1958, 1.VII.1958].
Выборы 1958 г. в законодательный совет и кампания пас-
сивного сопротивления 1959—1960 гг. В июле 1958 г. началось
выдвижение кандидатов в Бусоге, Букеди, Тесо, Буньоро, Киге-
зи, Ланго, Ачоли, Западном Ниле. Здесь проводились прямые
выборы, в Буганде, Анколе, Бугису — косвенные. Избирательная
кампания продолжалась до октября. Партии выступили с от-
дельными избирательными платформами и действовали как кон-
куренты. Каждая стремилась доказать общественному мнению
Уганды, Африки, метрополии, что только она может и должна
представлять интересы африканского населения.
Выборы опровергли утверждения колонизаторов о том, что
народы Уганды будто не готовы к самоуправлению и не способ-
ны пользоваться демократическими правами. В голосовании
участвовало 85% избирателей. Пять из десяти мест завоевал
УНК, одно — ДП, четыре — «независимые» [253, с. 430—431;
477, 27.X.1958].
На выборах в люкико Буганды в ноябре 1958 г. УНК, ДП и
ПП выступили единым фронтом [477, 1 .XII. 1958]. Они призвали
к «революционным изменениям», к избранию людей, которые
будут бороться за демократию и прогресс. И хотя партии завое-
вали 30 мандатов из 89 (в том числе ДП — 19, УНК — 3, ПП —
2, ПОК — 2), они остались в меньшинстве [253, с. 387; 477,
1.XII. 1958]. Итоги выборов показали их слабость и силу сепа-
ратистов. Это подтвердили бурные события, последовавшие за
выборами.
В начале января 1959 г. был опубликован билль о введении
контроля властей протектората над частными школами [477г
8.1.1959]. Поскольку подавляющее большинство этих школ на-
ходилось в Буганде, люкико оцепил билль как еще одну попыт-
ку ущемить интересы «королевства».
Подлинный взрыв негодования бугандских сепаратистов вы-
звал объявленный в феврале 1959 г. состав конституционной
комиссии (комиссии Уайлда), в которую был включен только
один муганда, да и тот не являлся представителем Буганды
[297, с. 89—92; 306, с. 371; 477, 5.11.1959]. Состав комиссии и
особенно ее ограниченные задачи (подготовка всеобщих выбо-
ров 1961 г.) все партии подвергли критике, но верхушка Бу-
ганды использовала то и другое для новой пробы сил. Она под
152
«яла крик о покушении на «особые права королевства» и от-
казалась иметь дело с комиссией Уайлда.
Бугандские сепаратисты созвали 8 февраля 1959 г. собрание,
на котором был создан единый фронт—Национальное движе-
ние Уганды (НДУ) '[306, с. 371; 477, 8.II, 30.V.1959]. В него
вошли ПП, ПОК, отколовшаяся в январе 1959 г. от УНК груп-
па И. Мусази, мелкие организации, действовавшие в Буганде
[421, 1960, т. 5, № 21]. За спиной руководителей НДУ стояли
лидеры бугандской верхушки.
8 марта руководство НДУ потребовало от губернатора рас-
пустить комиссию и начать переговоры о независимости Уганды
[477, 9, 12.III. 1959]. Одновременно был провозглашен бойкот
иностранных товаров и торговых заведений [306, с. 371—372;
381, с. 113—114]. Администрация ответила арестом лидеров
НДУ, разгромом митингов и демонстраций. В конце мая на-
циональное движение было объявлено вне закона [476, 23,
25.V.1959]. НДУ несколько раз меняло название фронта, и
столько же раз власти запрещали его. Раздраженные упорством
НДУ, колонизаторы усилили репрессии. 30 мая они арестовали
новую группу лидеров, в том числе 14. Мусази и Э. Мулиру.
4 июня полиция расстреляла демонстрацию в Кампале [477, 1,
5.VI.1959]..
В тот момент, когда борьба достигла наибольшего накала,
бугандская верхушка, уступив давлению колониальной админи-
страции, угрожавшей лишить «королевство» субсидий, нанесла
НДУ удар в спину. Правительство Буганды публично отреклось
от него '[477, 2.VI.1959, 10, 14, 16, 23.VII.I959]. Судьба НДУ
была решена: к 1960 г. оно практически распалось.
Подводя итог, следует сказать, что НДУ сыграло положи-
тельную роль [342, с. 161 —163]. Хотя движение было стихий-
ным, плохо организованным, оно отразило решительный протест
против иноземного господства. Однако его характер был столь
же противоречив, как и состав участников. В одном лагере ока-
зались народные массы и сепаратисты, страшившиеся прибли-
жения независимости Уганды. Сепаратисты понимали, что на-
род отвергнет тех, кто сотрудничал с колонизаторами. Поэто-
му они попытались опередить события, перехватить инициати-
ву у политических партий, выступить с демагогическими лозун-
гами, которые в какой-то мере показали бы различие между
ними и иностранными хозяевами. Это была отчаянная попытка
направить энергию масс в русло сепаратистского течения.
Лидеры европейской общины хранили молчание до послед-
них дней работы комиссии Уайлда. Однако их позиция была
ясной: сохранить привилегии во всех областях жизни как «са-
моуправляемой», так и «независимой» Уганды.
Сложнее обстояло дело с азиатской общиной. Когда борьба
пародов Уганды вынудила колонизаторов вступить на путь кон-
ституционных реформ, ее верхушка заняла выжидательную по-
зицию, рассчитывая на такой поворот событий, который позво-
лил бы ей сохранить приобретенные в прошлом преимущества.
153
Против такой тактики выступили прогрессивные и демократиче-
ские круги общины. В начале февраля 1959 г. возникла Группа
действия (ГД), поставившая задачу — добиться взаимопонима-
ния и сотрудничества с африканскими национальными силами.
[477, 9.11.1959]. Появление ГД заставило лидеров азиатской
общины 'изменить свою позицию по основным вопросам консти-
туционного развития Уганды [477, 14.IV. 1959].
Создание Группы действия сыграло важную роль. До 1959 г.
не могло быть речи о совместной политической борьбе выходцев
из различных расовых групп. Неафриканцы предпочитали не
входить в африканские партии (хотя двери последних были для
них открыты), что позволяло колонизаторам называть эти пар-
тии «расистскими». Стена расовой предубежденности была вы-
годна верхушке неафриканских общин, проповедовавшей «ра-
совую» солидарность. ГД подорвала миф об этой солидарности.
Она показала наличие внутри азиатской общины глубоких со-
циальных противоречий. Группа действий протянула руку друж-
бы африканским партиям. Убедившись в искренности ее руко-
водителей, партии согласились сначала на контакты, а затем и
на тесное сотрудничество [477, 1.VII.1952].
Раскол УНК и образование Народного конгресса Уганды
(НКУ). В декабре 1958 г. в УНК возник острый кризис, вызван-
ный разногласиями по вопросу об участии в конференции наро-
дов Африки в Аккре (Гана). Тех деятелей, которые высказа-
лись за участие, президент УНК И. Мусази сместил с занимае-
мых постов [477, 4.XII. 1958]. Оправдывая свое решение, он
утверждал, что смещенные лица игнорировали опасность для
Уганды «замены одного империализма другим». В результате
из УНК вышел ряд деятелей (небаганда), которые основали
партию Союз народов Уганды [477, 17.XII.1958]. Союз выступил
с антиколониальной платформой, выдвинув на первый план пар-
ламентскую деятельность.
И все-таки делегация УНК в составе Дж. Кивануки, Б. Ку-
нунки, Дж. Калекези, А. Майянджи поехала в Гану, активно
участвовала в конференции, внесла на ее обсуждение официаль-
ный документ [38, 1958, т. 1, ч. II].
В начале января 1959 г. раскол УНК был закреплен орга-
низационно. Группа И. Мусази созвала свою партийную конфе-
ренцию в Кампале, группа Дж. Кивануки—Б. Кунунки свою —
в Мбале. В феврале 1959 г. И. Мусази и его сторонники при-
соединились к НДУ.
Уход группы И. Мусази не укрепил УНК. А отказ его лиде-
ров от сотрудничества с НДУ еще больше углубил разногласия.
Дж. Кивануку и Б. Купупку обвиняли в том, что они уступили
руководство массами сепаратистам и тем самым свели влияние
конгресса в Буганде на нет [421, 1960, т. 5, № 2]. Отделения
УНК в Ланго и Ачоли потребовали их отставки. В августе
1959 г. большинство исполкома временно сместило обоих лиде-
ров с их постов [477, 7.VI.14, 24.VIII.1959]. Киванука и Кунун-
154
ка отказались подчиниться решению исполкома и создали соб-
ственную организацию. В Уганде снова действовали два кон-
гресса: УНК во главе с М. Оботе и УНК во главе с Дж. Кйва-
пукой и Б. Кунункой. В решающий период борьбы за незави-
симость группа М. Оботе выступила за сплочение национальных
сил. Именно стремление к национальному единству привело эту
группу к слиянию с Союзом народов Уганды.
9 марта 1960 г. в результате объединения УНК и Союза на-
родов Уганды возникла партия Народный конгресс Уганды [342,
с. 162]. Ее президентом был избран Милтон Оботе.
Новая партия встала на антиимпериалистическую платфор-
му. В своей программе она выдвинула требование немедленной
и полной независимости, сохранения единства Уганды, управля-
емой сильным центральным правительством. Этих целей она на-
меревалась добиваться конституционными средствами.
НКУ был самой молодой партией. Но он с самого начала
располагал сильными позициями. В законодательном совете
конгресс имел семь мест из десяти. У НКУ было и другое пре-
имущество перед партиями, которые базировались в Буганде.
Хотя эти партии также выступали за национальное единство
и с общеугандскими требованиями, их влияние вне Буганды бы-
ло слабым. Более того, создание НКУ ускорили домогательст-
ва бугандской верхушки па «особое» (господствующее) положе-
ние в независимой Уганде и недоверие к старым партиям (УНК,
ДП, ПП) вне Буганды. Таким образом, преобладающее влия-
ние в Западной, Восточной, Северной провинциях НКУ сразу
было обеспечено. Задача состояла в том, чтобы не растерять
его, а приумножить. Как покажут дальнейшие события, НКУ
эту задачу решил успешно.
НКУ поддерживали крестьяне, рабочие, интеллигенты, тор-
говцы, бизнесмены, отдельные представители традиционных
слоев. Руководящим ядром партии были выходны из мелкобур-
жуазных прослоек. Поэтому для политической и идеологической
платформы НКУ были свойственны мелкобуржуазное мировоз-
зрение, крайняя эклектичность взглядов, неприятие интернацио-
нального подхода к событиям в мире и Африке, повышенное
внимание к решению частных злободневных вопросов. Разно-
шерстный социальный состав, узость взглядов и интересов про-
слоек мелкой буржуазии были причиной непоследовательности
и противоречивости политики руководства НКУ.
Завоевание независимости
НКУ включился в подготовку к всеобщим выборам в зако-
нодательный совет, назначенным на март 1961 г. По мере их
приближения политическая борьба в стране приобретала все
большую остроту. Особенно усердствовала бугандская верхуш-
ка, которая искусственно накаляла обстановку и стремилась
создать кризисную ситуацию. Она категорически отказалась
участвовать в выборах [443, 29.IX. 1960]. А 31 декабря 1960 г.
155
люкико в одностороннем порядке провозгласил независимость
Буганды ![297, с. 137]. Этот шаг вызвал новые противоречия в
общеугандском антиколониальном движении. Бугандская вер-
хушка требовала предоставить Буганде статус полной автоно-
мии, сохранить в ней монархический строй, провозгласить Му-
тесу II главой независимой Уганды. Претензии правящих групп
Буньоро, Анколе, Торо, Бусоги были скромнее — полуавтоном-
ный статус и сохранение монархических порядков [477, 2,
7.11.1'961]. Таким образом, правящие круги «королевств» проти-
вопоставили свои эгоистические интересы интересам всей
Уганды.
В ответ НКУ заявил, что будет добиваться немедленной не-
зависимости и унитарной формы правления, что федеральная
или полуфедеральная неизбежно вызовет раскол страны [477,
2, 7.11.1961]. Руководство ДП предпочло отмолчаться. Его по-
ведение было оппортунистическим. Оно намеревалось восполь-
зоваться отказом бугандской верхушки от участия в выборах
и захватить 21 мандат, выделявшийся Буганде. Руководство ДП
учло позицию колониальных властей, заявивших, что выборы в
Буганде состоятся даже при условии участия в них меньшин-
ства избирателей [477, 2.11.1961]. Оно было уверено, что среди
этого меньшинства большинство будет за католиками — сторон-
никами ДП. Его уверенность оправдалась.
В марте 1961 г. в выборах участвовало почти 1,3 млн. изби-
рателей. За НК[У было подано около 695 тыс. голосов, за ДП —
примерно 494 тыс., за УНК — лишь 40 тыс. Однако распреде-
ление мандатов было иным. ДП благодаря 11,5 тыс. голосов.
(4% избирателей) в Буганде получила 43 места (21—в Буган-
де и 22 — в других провинциях), НКУ — 35, УНК— 1, «незави-
симые»— 2. Оценивая результаты выборов, М. Оботе сказал,
что ДП одержала победу в результате обструкции бугандской
верхушки и активному вмешательству католической церкви в
избирательную кампанию [418, 1961, № 6; 477, 27.III.1961].
В апреле 1961 г. было сформировано правительство, в кото-
рое вошли девять африканцев (члены ДП), три европейца и
один индиец. Президент ДП Б. Киванука стал лидером законо-
дательного совета и министром без портфеля [418, 1961, № 6].
Бугандская верхушка отказалась признать законодательный
совет и правительство протектората на основании неучастия Бу-
ганды во всеобщих выборах [477, 14.IV. 1961].
Первая конституционная конференция (сентябрь 1961 г.).
В апреле 1961 г. губернатор Ф. Кроуфорд заявил, что конститу-
ционная конференция соберется в Лондоне в сентябре [417,
2—7.IX. 1961]. Партии стали готовиться к конференции.
Большинство требований НКУ и ДП совпадало. Но если ру-
ководство конгресса боролось за подлинную независимость, то
лидеры «демократов» стремились привязать Уганду к империа-
листическому Западу, направить развитие страны по капитали-
стическому пути. Руководители ДП пытались дискредитировать
156
НКУ, обвиняя его в «связях с коммунизмом» [477, 7.III.1961J.
Однако расчеты ДП на дискриминацию и изоляцию НКУ не
оправдались. В течение 1961 —1962 гг. конгресс завоевал боль-
шинство во всех советах районов (исключая Буганду).
Отказ бугандской верхушки признать законодательный совет
и новое правительство протектората поставил конституционную'
конференцию в Лондоне под угрозу срыва. А это привело бы
к отсрочке провозглашения независимости Уганды. Лидеров ДП
это не беспокоило: они соглашались на то, чтобы страна стала
независимой в 1966 г. [477, 7.III 1961].
Подлинную заботу о судьбах Уганды проявили руководители:
НКУ. Они понимали: чтобы ускорить процесс освобождения:
страны, надо, во-первых, обеспечить участие Буганды в конфе-
ренции и, во-вторых, подорвать позиции ДП. В сентябре 1961 г..
М. Оботе предложил верхушке Буганды коалицию [297, с. 200—
205]. Он заявил, что если в главном вопросе — вопросе незави-
симости НКУ будет бескомпромиссным, то по второстепенным,
вопросам возможны соглашения. После переговоров с НКУ
правящие круги Буганды изменили свое отношение к конферен-
ции в Лондоне [477, 19.IX.1961]. Таким образом, первая цель,
которую ставил НКУ, была осуществлена. Достижение второй
зависело от результатов конференции. Конференция открылась.
18 сентября 1961 г. '[314, с. 205—234]. Двадцать дней заседа-
ний были заполнены упорной борьбой.
Позиция делегаций Буганды, Анколе, Буньоро, Торо облег-
чала колонизаторам проведение тактики маневрирования и шан-
тажа. Для правящих кругов «королевств» главным было сохра-
нение привилегий. И они не только сохранили их, но приобрели
новые. Буганда добилась права самой определять порядок вы-
боров своих представителей в высший законодательный орган,
иметь собственный верховный суд, другие прерогативы, обеспе-
чивавшие полную автономию во внутренних делах. Тех же прав
и прерогатив домогались делегации Анколе, Буньоро и Торо.
Делегация ДП подыгрывала колонизаторам, которые утверж-
дали, что прежде чем решать вопрос о независимости, надо уре-
гулировать все внутренние проблемы 417, 7—13.X.1961]. Ради
приближения срока независимости делегации НКУ пришлось
согласиться па уступки «королевствам».
Конференция закончилась 9 октября 1961 г. Были приняты
следующие решения: 1 марта 1962 г. Уганда получит самоуправ-
ление, 9 октября 1962 г.— независимость; место законодатель-
ного совета займет Национальное собрание, выборы в которое
состоятся в апреле 1962 г. [434, 24.X. 1961]. Буганде предостав-
лялись полные автономные права.
Консолидация консервативных сил в Буганде. В конце 1961 г.,
бугандская верхушка начала подготовку к предстоявшим в фев-
рале 1962 г. выборам в люкико, которые должны были решить,
сохранит ДП свои позиции в переходном правительстве протек-
тората или не сохранит. Она жаждала отомстить «демократам»
157
за их поведение до и во время конституционной конференции
[306, с. 381].
В начале ноября 1961 г. в Буганде было создано политиче-
ское объединение «Кабака екка» («Только кабака») [477,
11.XI.1961]. Один из его лидеров заявил, что «Кабака екка»
(КЕ) — движение, а не партия, что оно выступает за сохранение
в Буганде монархического строя, традиционных институтов и
будет бороться с коммунизмом в Уганде и во всей Африке [477,
10.XI.1961].
Предстояло избрать 68 депутатов из 100. Выборы были пря-
мыми. Списки кандидатов КЕ утвердил Мутеса II. На выборах
КЕ и НКУ выступили единым фронтом '[306, с. 374; 314, с. 213;
342, с. 157].
ДП потерпела сокрушительное поражение, завоевав лишь
три места из 68 [434, 13.III. 1962]. Результаты голосования ста-
вили под вопрос законность тех мандатов, которые она полу-
чила на выборах 1961 г. НКУ и КЕ потребовали отставки пере-
ходного правительства [417, 3—9.III. 1962]. Однако руководство
ДП отклонило это требование.
Руководство ДП понимало, что партию ждет поражение па
предстоящих в апреле 1962 г. выборах в Национальное собра-
ние. Оно попыталось отсрочить их, выдвинув два условия:
1) еще до выборов решить вопрос об автономии Анколе, Бунь-
оро, Торо, Бусоги, 2) урегулировать проблему «потерянных ок-
ругов» [417, 14—20.IV. 1962]. Но даже министерство колоний не
согласилось со вторым условием [477, 23.III. 1962]. Что касает-
ся первого, то оно дало инструкции губернатору немедленно на-
чать переговоры об автономии Анколе, Буньоро, Торо, Бусоги,
которые 13 апреля 1962 г. успешно завершились. Что касается
проблемы «потерянных округов», то было решено рассмотреть
ее на второй конституционной конференции, т. е. после апрель-
ских выборов.
Выборы в Национальное собрание и провозглашение незави-
симости. В конце апреля 1962 г. в Уганде состоялись выборы в
Национальное собрание. В голосовании участвовал 1 033 941 че-
ловек (66% избирателей). За НКУ было подано 537,6 тыс. го-
лосов (52%), за ДП — 474,2 тыс. (45,9%). НКУ получил 43 ман-
дата, ДП — 24, КЕ—24, выделенные Буганде [417, 12—
I8.V.1962].
1 мая 1962 г. был объявлен состав коалиционного прави-
тельства во главе с М. Оботе [306, с. 361]. В пего вошли
12 представителей НКУ и 4 — «Кабака екка». КЕ получило важ-
ные министерства — финансов, экономики, образования, здраво-
охранения. От поведения его фракции в Национальном собрании
зависела судьба коалиции.
В июне 1962 г. состоялась вторая конституционная конфе-
ренция, которая подготовила окончательные условия независи-
мости Уганды [434, 19.VI.1962]. Анколе, Буньоро, Торо, Бусога
получили автономный статус. Между делегациями Буганды и
158
Byньоро возник острый спор по вопросу о «потерянных округах»
1'164, 1974, т. 4, № 2]. Было принято компромиссное решение:
та округа, в котором баньоро составляли большинство, переда-
вались центральному правительству. Намечалось в 1964 г. про-
вести в них референдум.
9 октября 1962 г. в новой столице страны — Кампале со-
стоялась торжественная церемония: под звуки национального
гимна был поднят государственный флаг Уганды [434,
23.Х.1962]. Уганда стала независимым государством.
Первый этап антиимпериалистической революции в Уганде
завершился. В результате долгой и упорной борьбы ее народы
обрели политическую независимость. Перед молодой страной во
весь рост встала задача ликвидации экономической отсталости.
Глава VI
УГАНДА В 1962—1971 гг.
Первые шаги независимого правительства.
Противоборство различных политических группировок
за влияние в стране
9 октября 1962 г. Уганда была провозглашена независимым
государством со статусом доминиона Великобритании. Герцог
Кентский, представитель английской королевы, передал преро-
гативу власти Национальному собранию и правительству
Уганды.
Программное заявление, зачитанное на заседании Нацио-
нального собрания от имени королевы Великобритании ее пред-
ставителем, было составлено в осторожных выражениях, не за-
трагивавших ряда острых вопросов, доставшихся стране в на-
следие от колониального периода. После торжественного засе-
дания перед представителями прессы с разъяснениями полити-
ческой программы правительства выступил премьер-министр
М. Оботе. Он заявил, что во внешней политике Уганда будет
развивать дружеские отношения со всеми государствами, ува-
жающими ее суверенитет, сотрудничать с ООН, поддерживать
борьбу африканских пародов против колониализма и расизма.
Премьер-министр заявил также, что Уганда не станет наследо-
вать ни друзей, ни врагов своих бывших хозяев и будет твердо
придерживаться курса неприсоединения.
Во внутренней политике, заявил премьер-министр, прави-
тельство будет последовательно выступать за национальное
единство, укрепление политической независимости и экономиче-
ской самостоятельности Уганды. Он подчеркнул, что не наме-
рен добиваться изменения конституционного статуса историче-
ски сформировавшихся в стране «королевств».
Уганда установила дипломатические отношения с СССР
(13 октября 1962 г.) и рядом других социалистических стран,
объявила о намерении развивать с ними экономические и тор-
говые связи. Угандское руководство рассматривало сотрудниче-
ство со странами социалистического содружества как важный
фактор противодействия неоколониальной политике Запада.
Национальное собрание утвердило проект конституции. Гла-
вой государства оставалась английская королева, которую пред-
ставлял генерал-губернатор. Законодательную власть осуществ-
160
лило Национальное собрание, исполнительную — кабинет ми-
нистров, возглавляемый премьер-министром. Правительство нес-
ло ответственность за организацию, координацию и финансиро-
вание общественных служб, за поддержание внутреннего поряд-
ка, за оборону и внешние сношения.
Являясь унитарным государством, Уганда включала несколь-
ко автономных единиц. В административном отношении де-
лилась на «королевства» Анколе, Буганда, Буньоро, Торо, тер-
риторию Бусога и десять пемопархических районов. Каждое
«королевство» имело собственное законодательное собрание
(люкико — в Буганде, эйшенгьеро — в Анколе, рукурато — в
Буньоро и Торо) и правительство, обладавшее полномочиями
принимать законы, касавшиеся феодальных и родо-племенных
институтов. Несмотря на то что права наследственных прави-
телей ограничивались в основном церемониальными функция-
ми, они пользовались большим влиянием в феодальной иерар-
хии. Сильная Буганда имела более широкую автономию по
сравнению с Анколе, Буньоро и Торо. Последние не имели спе-
циального представительства в Национальном собрании, и их
система здравоохранения и образования контролировалась цен-
тральным правительством. Буганда добилась 25% выборных
мест в парламенте Уганды и права на собственные органы юсти-
ции, образования и здравоохранения [334, с. 126—141]. Адми-
нистрация немонархических районов подчинялась непосредст-
венно центральному правительству. Управление районами осу-
ществлялось через районные советы, члены которых избирались
путем прямого голосования. В некоторых районах, где были
сильны родо-племенные устои, разрешалось с согласия прави-
тельства иметь так называемых конституционных глав.
Навязанная Лондоном конституция 1962 г. заключала в се-
бе запрограммированную разрушительную силу, направленную
против стабильности правительства Уганды и единства ее на-
родов. Она сохранила феодальные институты, особые права
«королевств», прежде всего Буганды. Располагая четвертой
частью голосов в Национальном собрании, феодальные круги
Буганды могли оказывать давление на правительство М. Оботе,
которое не имело абсолютного большинства в законодательном
органе страны. Они осуществляли безраздельный политический
контроль над Бугандой и стремились не только укрепить свое
привилегированное положение, но распространить влияние на
центральное правительство. Добиться этой цели они намерева-
лись путем продвижения наиболее подготовленных в стране бу-
гандских административных кадров в центральные органы ис-
полнительной власти. Кроме того, они опирались на поддержку
кабаки, которого прочили на пост главы государства, что было
оговорено соглашением о создании коалиции Народного кон-
гресса Уганды и «Кабака екка» (НКУ—КЕ). Тот факт, что мно-
гие важные посты в правительстве захватили представители КЕ,
серьезно осложнил положение премьер-министра М. Оботе.
11 Зак. 274
161
Действия феодалов, стремившихся увековечить раздроблен-
ность страны, разжигавших межнациональную и религиозную
рознь, отрицательно сказывались на внутриполитической обста-
новке. Так, большую опасность для центрального правительства
представляла конфронтация между бугандскими и буньорскими
феодалами, грозившая взрывом насилия вплоть до развязыва-
ния гражданской войны. Буньоро требовало возврата так назы-
ваемых потерянных округов, отторгнутых колониальными вла-
стями в пользу Буганды еще в 1894 г. Д272, с. 189—193]. Бунь-
орское население аннексированных районов попало в зависи-
мость от бугандских феодалов и подвергалось жестокой экс-
плуатации. На спорной территории находились могилы почитае-
мых в Буньоро правителей, и передача «священных» мест в руки
иноплеменников ущемляла национальные чувства баньоро. Про-
блема «потерянных округов» отражала, с одной стороны, внут-
риклассовое соперничество феодалов, а с другой — классовую
борьбу крестьян-баньоро против феодалов-баганда, а также
межэтнические трения.
Бугапдскис феодалы, стремясь удержать контроль над «по-
терянными округами», разработали с привлечением израильских
экспертов план переселения в этот район бывших бугандских
военнослужащих (аскари) и создания военизированного посе-
ления в местечке Ндаига. Контролем за реализацией этого пла-
на, к которому приступили в 1963 г., занялся лично кабака. В
округе Буйяга, где была расположена Ндаига, в 1963 г. вспых-
нули волнения среди населения, большинство которого состав-
ляли баньоро. В мае 1963 г. в район «потерянных округов» было
переброшено 2 тыс. бугандских аскари и ожидалось прибытие
еще 3 тыс. [233, с. 85]. Региональное руководство Народного
конгресса Уганды в Буньоро заявило протест против действий
кабаки.
Ввиду того что феодальная междоусобица наносила ущерб
интересам крестьян обеих народностей, которых натравливали
друг на друга феодалы, и угрожала безопасности страны, пра-
вительство взяло под свое управление территорию «потерянных
округов» и приняло решение провести референдум об их статусе
в 1964 г. [111].
В октябре 1963 г., в первую годовщину независимости стра-
ны, Национальному собранию предстояло избрать главу госу-
дарства Уганды. В соответствии с поправкой к конституции им
мог стать один из правителей «королевств» или «конституцион-
ных глав» немонархических районов. Помимо кабаки Мутесы
свою кандидатуру выставил традиционный глава Бусоги В. На-
диопе, вице-президент НКУ, крупнейший фермер и бизнесмен.
М. Оботе и его сторонники в правительстве и НКУ полагали,
что сделав Мутесу главой государства, можно добиться умень-
шения сепаратистских устремлений наиболее сильной феодаль-
ной группировки Буганды и ее приобщения к выполнению обще-
национальных задач. М. Оботе считал, что возможно мирное
162
приспособление монархических институтов к парламентской си-
стеме страны. Тактическая линия лидера НКУ была направлена
на завоевание большинства в Национальном собрании и в лю-
кико Буганды, после чего, по его мнению, открылся бы беспре-
пятственный путь для осуществления прогрессивных преобра-
зований.
За назначением кандидата на пост президента скрывалась
острая политическая борьба между феодалами КЕ и мелкой
буржуазией НКУ. Чтобы ослабить противодействие бугандских
феодалов мероприятиям НКУ на территории Буганды, прези-
дент НКУ М. Оботе высказался в поддержку Мутесы. На со-
стоявшемся 3 октября 1963 г. решающем заседании ЦК НКУ
М. Оботе удалось убедить членов ЦК в необходимости поддер-
жать кандидатуру Мутесы на пост президента Уганды [476,
1963, № 21; 478, 8.Х.1963]. 9 октября 1963 г. Национальное со-
брание избрало Мутесу президентом Уганды. Вице-президентом
стал В. Надиопе.
Несмотря на этот демонстративный примирительный жест
НКУ КЕ не прекратила враждебного отношения к центрально-
му правительству. Так, когда М. Оботе ввел контроль за рабо-
той миссионерских школ, финансируемых государством, что вы-
звало обострение отношений с церковью, КЕ совместно с ДП
обрушились на правительство с обвинениями в неконституцион-
ных действиях, выразившихся якобы в национализации частных
школ, хотя правительство не помышляло об этом [416, 1964,
№ 4] В ноябре 1963 г. оппозиции удалось спровоцировать огра-
ниченные по масштабам выступления бугандских фермеров
[420, 1964, № 9].
На правительство сильное воздействие оказывали факторы,
связанные с финансово-экономической и военной зависимостью
от бывшей метрополии. Великобритания, используя экономиче-
ские, финансовые и прочие рычаги, опираясь на феодально-три-
балистские круги, оказывала давление на правительство Уган-
ды, чтобы заставить его осуществлять прозападную политику,
гарантировать неприкосновенность иностранного капитала, со-
хранить привилегированное положение европейской общины.
Наглядным примером такого давления явилась организованная
в марте 1962 г. отставка 546 английских чиновников из 1150 на-
ходившихся на службе в Уганде. Такая акция вызвала острый
дефицит административных кадров, что обусловило вынужден-
ное, непропорциональное использование баганда на ответствен-
ных постах в государственном аппарате. Пренебрежительное
отношение к местному населению со стороны английских спе-
циалистов, громадная разница в жизненном уровне англичан и
коренных жителей вызывали возмущение угандцев, справедливо
считавших, что с завоеванием независимости должно быть по-
кончено с расовой дискриминацией. Наиболее опасным прояв-
лением напряженности во взаимоотношениях между европей-
ской общиной и угандцами явился мятеж в армии против анг-
11*
163
лийских офицеров, вспыхнувший в начале 1964 г. В целях са-
мозащиты правительство было вынуждено прибегнуть к военной
помощи Великобритании, т. е. действовать именно так, как это
предсказывали неоколониальные круги [477, 24.1.1964]. Конф-
ликт был улажен без применения силы: премьер-министр обе-
щал заменить до конца года английских офицеров в угандской
армии. Вскоре после этого командирами двух батальонов были
назначены майоры Ш. Ополот и И. Амин, впоследствии сыграв-
шие зловещую роль в истории страны. Было повышено жало-
ванье всем категориям военнослужащих. Во время обсуждения
в Национальном собрании событий, связанных с армейским бун-
том, премьер-министр указал на причастность к нему правых
оппозиционных кругов, которые активизировали антиправитель-
ственную деятельность и использовали любой предлог, чтобы
подорвать доверие к правительству [477, 27.1., 7.11.1964].
Несмотря на достаточное количество естественных ресурсов,
Уганда являлась слаборазвитой страной. Две трети производи-
мой в стране продукции приходилось на долю 1 млн. мелких
крестьянских хозяйств, в которых основными орудиями труда
оставались мотыга и мачете. Три пятых обрабатываемых земель
использовались под продовольственные культуры, употребляе-
мые в основном для внутренних нужд хозяйств. Доходы страны
зависели от производства двух сельскохозяйственных культур —
хлопка и кофе и их реализации на международном рынке. Про-
мышленность страны была ориентирована в основном на обра-
ботку экспортной сельскохозяйственной продукции. В стране хо-
зяйничали иностранные банки, которые были заинтересованы не
в развитии национальной экономики, а в получении доходов от
коммерческих операций по экспорту и импорту. Опасаясь за
судьбу своих денег в преддверии независимости, иностранные
вкладчики начали переводить капиталы за рубеж. Отток капи-
тала из Уганды во второй половине 50-х годов составил 5 млн.
уг. ф. в год [77, с. 30].
Английское правительство накануне независимости ежегодно
выделяло около 1 млн. ф. ст. на оплату услуг английских спе-
циалистов в Уганде и около 600 тыс. ф. ст. для угандской ар-
мии, которой командовали английские офицеры [77, с. 46].
О финансовой зависимости Уганды от метрополии свидетельст-
вовал тот факт, что 48% правительственных расходов, преду-
смотренных на 1961 —1965 гг., должно было финансироваться
за счет английских займов и даров [77, с. 47, 49].
Строительство новых заводов и фабрик, подъем и диверси-
фикация отсталого сельского хозяйства, подготовка националь-
ных кадров, развитие системы здравоохранения, увеличение за-
работной платы государственным служащим и рабочим, улуч-
шение положения крестьянства путем повышения закупочных
цен на сельскохозяйственную продукцию — таковы задачи, кото-
рые выдвинуло правительство независимой Уганды. Была про-
возглашена цель укрепления экономической самостоятельности
164
па основе развития государственного и частного секторов в про-
мышленности, кооперативного сектора в сельском хозяйстве, пе-
рехода к плановому ведению хозяйства.
В 1963 г. были опубликованы данные первого пятилетнего
плана. Он предусматривал общие правительственные расходы в
сумме 52 млн. уг. ф.» из которых 33,8 млн. уг. ф. выделяло цен-
тральное правительство. В частности, на развитие промышлен-
ности предполагалось направить 7 млн. уг. ф., сельского хозяй-
ства (включая ирригационные работы, лесные посадки и рыбо-
ловство)— 6,4 млн., на строительство шоссейных дорог, желез-
нодорожных путей и аэропортов—10 млн., па социальные нуж-
ды (образование, здравоохранение и пр.) —8 млн. уг. ф. [77,
с. 44].
Правительство выдвинуло задачу укрепления кооперативов,
повышения их рентабельности и увеличения доли в переработке
сельскохозяйственного сырья, в первую очередь хлопка [107,
с. 100]. Кооперативам были предоставлены займы на несколько
миллионов угандских фунтов для приобретения фабрик по об-
работке сельскохозяйственного сырья. Почти в 7 раз возросли
правительственные кредиты кооперативам — с 38 тыс. уг. ф. в
1961 г. до 255 тыс. уг. ф. в 1965 г. [107, с. 64]. Политика прави’
тсльства по укреплению кооперативного движения не замедли-
ла сказаться. Число кооперативов с 1961 по 1965 г. выросло с
1622 до 1825, число членов — с 252 тыс. до 450 тыс., количество
хлопкообрабатывающих предприятий, принадлежавших коопе-
ративам,— с 15 до 48, кофсобрабатывающих фабрик — с 7 до 10.
Если в сезон 1961/62 г. кооперативы закупили 47,8% произво-
димого в стране хлопка и обработали 29,5%, то в 1965 г. эти
цифры соответственно составили 62,5 и 52,7% [107, с. 107].
В этот период в противовес кооперативам, осуществлявшим
закупку продукции у крестьян, появились псевдоассоциаций
сельскохозяйственных производителей, большинство которых
финансировалось и контролировалось частным капиталом. Пра-
вительство решительно выступило на стороне кооперативов, за-
претив деятельность ассоциаций. В ответ частные предпринима-
тели (в основном — выходцы из Азии) попытались дезорганизо-
вать торговлю, саботировали решения правительства о повыше-
нии закупочных цен на кофе и хлопок, отказывались передавать
кооперативам даже за солидную компенсацию обрабатывающие
предприятия и т. д. [107, с. 109—110].
Правительство в июне 1965 г. приняло так называемую Ин-
дустриальную хартию, в которой сформулировало политику ин-
дустриализации. Главная стратегическая линия была направ-
лена на развитие тех отраслей производства, которые выпускали
товары для внутреннего потребления (политика импортзамеще-
ния) и для рынков соседних африканских стран. Правительство
надеялось, что иностранные предприниматели будут «вести де-
ла не только ради собственных прибылей, но и ради прогресса
Уганды». Хартия подчеркивала, что конституция защищает ино-
165
странные предприятия от национализации, за исключением осо-
бых случаев, при которых владельцам выплачивается компен-
сация.
Были приняты меры по установлению контроля за движени-
ем капиталов и их распределением по отраслям внутри страны,
зю ограничению утечки валюты за рубеж, для чего в 1965 г. был
учрежден государственный банк Уганды .[477, 12.VI.1965].
Рассчитывая завоевать доверие частного сектора, правитель-
ство приняло в 1964 г. закон об урегулировании трудовых конф-
ликтов, запрещавший забастовки. Впредь все производственные
«споры должны были решаться при посредничестве правитель-
ства, которое могло выносить их на решение «арбитражных три-
буналов» или «индустриальных судов» [334, с. 334]. Таким об-
разом, стремясь к установлению «гармоничных» отношений
между рабочими и предпринимателями, правительство фактиче-
ски ограничило права профсоюзов и объективно выступило на
стороне иностранной и местной буржуазии, что вызвало трения
с профсоюзным движением.
Фракция правых деятелей НКУ в правительстве потребова-
ла заморозить заработную плату рабочих, мотивируя это тем,
что сначала необходимо поднять уровень доходов в сельских
районах [477, 18.11.1966]. Правые не допустили введения кон-
троля за арендной платой, так как для многих членов Нацио-
нального собрания, министров и высокопоставленных чиновни-
ков аренда была статьей личных доходов [477, 18.1.1966].
Особенность рассматриваемого периода заключалась в об-
острении классовых, этнических, религиозных противоречий в
угандском обществе, фракционной борьбы внутри партий и меж-
партийных разногласий.
Если Народный конгресс Уганды, приведший страну к неза-
висимости (в блоке с КЕ), провозгласил цель национального
возрождения страны путем развития государственного и коопе-
ративного секторов, то «Кабака екка» провозгласила сепара-
тистский лозунг «Буганда — бугапдцам!», утверждая, что инте-
ресы баганда могут представлять только кабака и люкико. КЕ
выступила против государственного регулирования экономиче-
ского развития, в поддержку иностранных и национальных част-
нокапиталистических кругов. Бугандская феодальная верхушка
всячески препятствовала развертыванию деятельности НКУ на
территории Буганды. Она стремилась навязать однопартийную
систему КЕ в Буганде и многопартийную в остальных районах
страны. Это позволяло бы ей маневрировать в политической
игре с НКУ и при необходимости выступать против нее совмест-
но с ДП.
Пестрота социального состава НКУ обусловила формирова-
ние трех группировок внутри партии. Самая многочисленная —
центристская — опиралась па бедное и среднее крестьянство,
средние городские слои и рабочих. Создание в стране однопар-
тийной системы эта группировка рассматривала как необходи-
166
мое условие внутриполитической стабильности. Для достижения
пой цели она избрала метод парламентской борьбы, пытаясь
склонить на свою сторону депутатов парламента от соперничав-;
ших за лидерство в правительстве КЕ и оппозиционной ДП.
Малочисленная левая группировка опиралась на часть молоде-
жи и интеллигенции и требовала немедленной реализации про-
граммных принципов НК.У, невзирая на сложность внутриполи-
тической обстановки. Правая группировка, связанная как с на-
циональной буржуазией, так и с земельной аристократией, вся-
чески препятствовала постановке вопроса об ограничении бес-
контрольной деятельности иностранного капитала, о расшире-
нии связей с социалистическими странами. Она допускала так-
тический союз с КЕ и ДП, добиваясь изменений ряда револю-
ционных программных установок партии. Особую позицию
занимало региональное руководство НКУ в Буньоро и Торо, вы-
ступавшее за укрепление позиций «своих» феодалов и за предо-
ставление этим «королевствам» таких же привилегий, которые
получила Буганда. В то же время в силу противоречий с фео-
далами Буганды оно тяготело к центристской группировке.
В свою очередь, КЕ разделялась на две фракции: консерва-
тивно-традиционалистскую и исотрадиционалистскую. Консерва-
тивная представляла интересы земельной аристократии. Она пы-
талась удержать контроль в партии путем превращения в ис-
полком партии люкико, в котором удерживала сильные позиции,
и назначения кабаки на пост председателя партии [306, с. 385].,
Эта фракция была склонна к тактическому союзу с правым кры-
лом НКУ; ее альянсу с ДП мешала традиционная религиозная
вражда с католиками. Неотрадиционалисты опирались на бу-
гандскую буржуазию и крупных фермеров. Они добивались вы-
теснения из люкико феодальных вождей, ограничения абсолют-
ной власти кабаки, подчинения правительства Буганды люкико,.
пересмотра системы землевладения [420, 1964, № 9]. Неотра-
диционалисты выступали за союз с НКУ или с ДП в зависи-
мости от политической конъюнктуры.
Борьба за власть в КЕ остро проявилась в сентябре 1962 г.,,
когда было принято решение о создании партийных отделений
на основе мирука и избирательных округов. Председателем пар-
тии был избран катикиро М. Кинту, получивший этот пост
против воли неотрадиционалистов [306, с. 385].
Борьба НКУ за введение однопартийной системы
и поляризации сил в правительстве
Политическая кампания НКУ за укрепление позиций в Бу-
ганде была начата весной 1963 г. и достигла наибольшего раз-
маха в январе—феврале 1964 г. К августу 1964 г. здесь уже
функционировало около 80 отделений НКУ [477, 3.VI 11.1964].
Учитывая высокую степень влияния традиций в Буганде, веру
167
безграмотных крестьян в кабаку и непопулярность коррумпи-
рованной феодальной верхушки, лидеры НКУ обещали населе-
нию района защиту от феодалов, заявив при этом, что Народ-
ный конгресс Уганды будет лоялен по отношению к кабаке и
местным обычаям.
Активные действия НКУ в Буганде вызвали растерянность
в руководстве КЕ, в рядах которого произошел раскол, о чем
свидетельствовал переход в апреле 1963 г. на сторону НКУ се-
ми парламентариев от КЕ. После этого НКУ получил прочное
большинство в Национальном собрании и практически перестал
нуждаться в коалиции с КЕ [420, 1964, № 9]. Однако, посколь-
ку до завоевания большинства в люкико было еще далеко, ру-
ководство НКУ не торопилось с расторжением союза с КЕ, пы-
таясь склонить КЕ к самороспуску и присоединению к НКУ.
Расчеты па то, что с избранием Мутесы на пост главы государ-
ства в октябре 1963 г. он отойдет от сепаратистской деятельно-
сти КЕ и станет сотрудничать с правящей партией, не оправ-
дались.
В январе 1964 г. М. Оботе впервые выступил с призывом к
введению однопартийной системы в стране на массовом митин-
ге НКУ в своем родном районе Ланго. В феврале 1964 г. он
сделал официальное заявление по этому поводу в Националь-
ном собрании, подчеркнув, что принятие закона об однопартий-
ной системе отвечает интересам нации. Свою аргументацию он
подкрепил примером Танзании, в которой комиссия по выработ-
ке новой конституции включила положение об однопартийно-
сти, а также Ганы, где в ходе референдума народ отверг много-
партийную систему [471, 28, 29.1.1964].
Предложение М. Оботе об однопартийной системе было под-
держано в немонархических районах, а также в Анколе и Бусо-
ге. Буньоро и Торо заняли выжидательную позицию. Бугандскос
правительство выступило с резким протестом. Однако его пози-
ции были ослаблены отсутствием единства в КЕ. В Буганде на-
растал протест представителей мелкой буржуазии, выступившей
за демократизацию системы бугандской администрации, за пра-
во свободной торговли землей. Крестьяне требовали отменить
феодальные поборы и закрепить за ними землю. Лидеры КЕ
теряли доверие масс. Растущее недовольство и возмущение вы-
зывали коррупция в среде феодальной верхушки, ее пренебре-
жение народными интересами.
В феврале 1964 г. в люкико разразился крупный скандал в
связи с финансовыми злоупотреблениями министров. Бугандско-
му правительству был вынесен вотум недоверия, что свидетель-
ствовало об углублении разногласий в КЕ, и только личное вме-
шательство кабаки отсрочило на несколько месяцев отставку
катикиро М. Кинту.
Чтобы отвлечь внимание бугандцев от волнующих их проб-
лем, феодалы развернули шовинистическую кампанию вокруг
предстоящего референдума о статусе «потерянных округов»,
168
стараясь сорвать его проведение или угрозами навязать свою
волю населению этого района.
Несмотря на противодействие бугандских феодалов, цент-
ральное правительство в соответствии с решением Националь-
ного собрания провело 5 ноября 1964 г. опрос населения «поте-
рянных округов», которое высказалось за присоединение к Бунь-
оро [418, 1965, № 4]
После опубликования результатов референдума бугандские
феодалы организовали в старом районе Кампалы демонстрацию
протеста и спровоцировали столкновения с полицией, во время
которых погибло несколько человек [477, 9.XI. 1964]. Однако
центральному правительству удалось овладеть положением, не
допустить распространения беспорядков.
В ноябре 1964 г. бугандское правительство, возглавляемое
в течение 11 лет видным феодальным деятелем М. Кинту, кото-
рый пытался удержаться у власти на волне шовинизма, пало..
Новым катикиро Буганды был избран бывший министр в цен-
тральном правительстве Дж. Нканги, представитель неотради-
ционной фракции КЕ. В Буганде создалась ситуация, благо-
приятная в определенной степени для тех сил КЕ, которые вы-
ступали за укрепление традиционных институтов на основе са-
мороспуска партии и слияния с НКУ.
Противодействуя наступлению НКУ в Буганде, КЕ предпри-
няла ряд контрмер. Она приступила к организационному ук-
реплению ячеек партии, административным секретарем ее стал
близкий кабаке энергичный бизнесмен Д. Оченг. Благодаря
скрытой поддержке КЕ оппозиционная ДП одержала победу в
феврале 1964 г. на муниципальных выборах в Кампале и
Джиндже.
Борьба за введение однопартийной системы ускорила идео-
логические столкновения как с оппозицией, так и внутри самого
НКУ. Отсутствие четкой идеологической платформы мешало
партии мобилизовывать массы на построение независимого
угандского общества. Предстояло решить вопрос, каким это-
общество должно быть, по какому пути ему следует идти к на-
меченной цели.
В манифесте НКУ, опубликованном весной 1961 г., содер-
жалось положение о необходимости «построения в Уганде со-
циализма». Но, как справедливо указывал видный угандский
ученый Окот п’Битек, многим членам партии не было ясно, ка-
кой смысл вкладывается в понятие «социализм», ибо ряд руко-
водителей НКУ находился под влиянием концепции «африкан-
ского социализма» кенийского политического деятеля Т. Мбойи
[477, 24.IV. 1964]. Нечеткая идеологическая платформа НКУ
позволяла правым под прикрытием социалистической фразео-
логии подталкивать страну на путь капиталистического разви-
тия.
В апреле 1964 г. НКУ наметил провести первую в условиях
независимости конференцию. Предстояло уточнить ряд теоре-
169
тических положений манифеста партии, провести дискуссию о
выборе пути развития, прежде всего по принципиальному вопро-
су о национализации, разработать программу действий. ЦК и
национальный совет НКУ единогласно утвердили доклад гене-
рального секретаря НКУ Дж. Каконге, и, казалось, ничто не
.предвещало неожиданностей на предстоящем форуме НКУ. Од-
нако накануне конференции правая группировка во главе с го-
сударственным министром Г. Ибиигирой разработала секрет-
ный план по ослаблению позиций М. Оботе в ЦК НКУ и срыву
намеченных на конференции мероприятий. За это Г. Ибингира
получил в США несколько позднее 1 млн. долл. {250, с. 120].
Что касается центристов, то они подходили к проблеме на-
ционализации с позиций установления государственного контро-
ля над смешанной экономикой.
Конференция НКУ в Гулу. На открывшейся 27 апреля 1964 г.
в Гулу конференции правые подвергли уничтожающей критике
доклад Дж. Каконге, воспрепятствовали его обсуждению деле-
гациями районных отделений, пытались протащить резолюцию
ес «осуждением коммунизма», но были вынуждены снять ее вви-
ду враждебной реакции подавляющего большинства делегатов
{477, 6.V.1964].
Сторонники М. Оботе оказались захваченными врасплох. На
конференции не удалось принять ни одной из намеченных
ЦК НКУ резолюций, в том числе по главному вопросу — о на-
ционализации. Конференция ограничилась подведением итогов
двухлетнего периода независимого развития Уганды: замена
английского генерал-губернатора угандским главой государст-
ва, создание общественных служб, некоторое улучшение систе-
мы здравоохранения и образования, предоставление автономных
прав «королевствам» и т. п. [418, 1964, т. XII, № 1]. Конферен-
ция высказалась за поощрение частного предпринимательства в
промышленности и кооперативного движения в сельском хо-
зяйстве.
Выступив против политической линии М. Оботе, правые не
отважились на открытую конфронтацию с самим президентом
НКУ, который пользовался большим авторитетом и широкой
поддержкой в партии. Они добились устранения с поста гене-
рального секретаря НКУ Дж. Каконге, на которого опирался
М. Оботе, и провели своего кандидата Г. Ибипгиру на этот пост.
По мнению угандской прессы, победа Г. Ибингиры стала воз-
можной в результате махинаций правых с выдачей мандатов.
В знак протеста против результатов голосования конференцию
покинуло 300 делегатов [477, 1, 4.V. 1964]. Таким образом, линия
правых, направленная на противодействие государственному
контролю за деятельностью иностранного капитала и на упро-
чение своих позиций в руководстве НКУ, восторжествовала. Ее
поддержало руководство ДП, которому был па руку раскол в
НКУ- ДП в этот период стремилась подорвать процесс консо-
лидации НКУ в Буганде, склонить КЕ к изменению партиер-
170
ства в правительственной коалиции и таким образом вызвать
правительственный кризис.
В начале августа 1964 г. состоялась региональная конферен-
ция НКУ в Буганде. Делегаты одобрили курс НКУ в защиту
интересов «простого человека» и предупредили, что кампания
против НКУ в Буганде наносит ущерб интересам страны. В сво-
их выступлениях участники конференции подчеркивали мысль
о недопустимости сепаратистской деятельности феодалов Буган-
ды, о необходимости укрепления единства народов Уганды. На
конференции восторжествовала линия центристов, что частично
компенсировало их поражение в Гулу [477, 3.VIII.1964].
В период обострения фракционной борьбы внутри НКУ цен-
тристская группировка подвергалась давлению как справа (на
конференции в Гулу), так и слева — на конференции молодеж-
ного крыла Н1\У, состоявшейся в конце августа 1964 г. [477;,,
26.VIII. 1964]. Но если центристы стремились взять под конт-
роль деятельность молодежного крыла партии, то правые ста-
вили целью покончить с левой группировкой. В ЦК НКУ был-
поднят вопрос о несоблюдении партийной дисциплины некото-
рыми членами НКУ. Правые обвинили молодежное крыло в
том, что оно подпало под «коммунистическое влияние». При
поддержке КЕ и ДП они развернули в стране «антикоммунисти-
ческую кампанию», в ходе которой левое крыло НКУ было пол-
ностью разгромлено'[477, 9.XII.1964; И.II., 10.III.1965].
Политическая обстановка в стране продолжала осложняться.
В знак протеста против жесткого курса руководства КЕ пар-
тию начали покидать видные политические деятели — неотради-
ционалисты, а также сотни ее рядовых членов. Несколько депу-
татов КЕ в Национальном собрании перешло на сторону НКУ-
Аналогичный процесс переживала и Демократическая партия..
Одна часть руководства (Б. Киванука и его сторонники) высту-
пала за союз с КЕ, другая (Б. Батарингайя и его группа) —за
самороспуск ДП и присоединение к НКУ.
В этих условиях М. Оботе и его сторонники в правительст-
ве и партии стремились к укреплению позиций в Национальном:
собрании. В августе 1964 г. НКУ одержал важную победу на до-
полнительных выборах в эйшенгьеро Анколе, в октябре 1964 г..
Н1\У завоевал большинство мест в рукурато Буньоро, в декаб-
ре— в местных советах восточных районов Букеди и Себеи, в-,
январе 1965 г.— в рукурато Торо и совете Кигези. На сторону
НКУ перешла группа деятелей ДП во главе с лидером оппози-
ции в собрании Б. Батарингайей.
Заговор против правительства М. Оботе. Переход в Нацио-
нальном собрании на сторону правительства большой группы
депутатов КЕ и ДП, присоединение к НКУ сотен рядовых чле-
нов этих партий явились результатом кризиса в рядах оппози-
ции, что нанесло ей серьезный удар. В начале 1965 г. состоя-
лось несколько экстренных заседаний исполкомов КЕ и ДП для-
обсуждения создавшейся ситуации. Президент ДП Б. Киванука
.Щ
организовал в январе—марте 1965 г. серию шумных митингов
и демонстраций в защиту «демократии», к которым не премину-
ли присоединиться лидеры КЕ, угрожавшие центральному пра-
вительству кампанией неповиновения, торговым бойкотом и от-
делением Буганды от Уганды в случае принятия законодатель-
ства об однопартийной системе [477, 11.1, 4, 15.11, 18.III. 1965].
Параллельно активизировалась террористическая деятельность
против НКУ в Буганде. Резкое ухудшение обстановки в Буганде
стало предметом обсуждения в Национальном собрании в мар-
те 1965 г. Депутаты НКУ приводили многочисленные факты за-
пугивания и угроз в адрес бугандских крестьян за поддержку
центрального правительства. В это время было зарегистрирова-
но более 200 поджогов домов, свыше 1 тыс. случаев уничтоже-
ния посадок кофе и бананов, скота и птицы [477, 16—18,
23.III. 1965]. Правые деятели НКУ развернули «антикоммуни-
стическую кампанию» против левых, поддержанную КЕ и ДП,
в ходе которой правительство голословно обвинялось в неспо-
собности защитить страну от мифической «коммунистической
угрозы».
Оппозиционные партии уже в это время начали координиро-
вать свои действия с правым крылом НКУ по смешению М. Обо-
те. Об этом свидетельствовал, например, санкционированный
кабакой переход упомянутой группы руководителей КЕ в НКУ
и прием их в НКУ на основе личного распоряжения Г. Ибннги-
ры, игнорировавшего требуемое одобрение исполкома НКУ [477,
12, 19.VII.1967]. Монархисты-перебежчики должны были сыг-
рать роль троянского коня и помочь Г. Ибингире вытеснить из
правительства М. Оботе [416, 4.III.1965]. Планы правой фрак-
ции НКУ предусматривали выдвижение на пост президента
Уганды В. Надиопе, на пост премьер-министра — Г. Ибингиру.
Предполагаемое выдвижение на пост президента Надиопе
вместо кабаки Буганды вызвали у Мутесы протест. Кабака ис-
подволь стал готовить захват власти. Таким образом, сложились
две параллельные линии развития заговора против М. Оботе,
которые в конце концов слились воедино.
Приток большого числа оппозиционных парламентариев в
НКУ укрепил положение правой фракции Конгресса в Нацио-
нальном собрании. После этого правые задались целью завое-
вать командные посты в НКУ, чтобы от имени партии диктовать
условия Национальному собранию и изменить в свою пользу
состав правительства. При содействии Г. Ибингиры им удалось
провести своих сторонников в руководство отделений НКУ в Бу-
соге, Букеди и Буганде, получить важные посты в администра-
ции Анколе, вызвать раскол в партийных организациях в Ачо-
ли, Буньоро и Себеи [420, 1966, № 9; 477, 28.VIII, 25.XI1.1965,
12.1, 12.11.1966].
• . На мартовской и сентябрьской сессиях Национального со-
брания в 1965 г. заговорщики выступили с завуалированными
обвинениями правительства «в коррупции, а армии — в падении
И 72
морали» '[416, 15.VI.1965; 418, 1965, № 3]. Обвинение было вы-
двинуто советником кабаки, депутатом от КЕ Д. Оченгом, ко-
торый представил в «подтверждение» своих слов копию банков-
ского счета начальника штаба И. Амина о поступлениях круп-
ных денежных переводов. С критикой премьер-министра за рас-
ширение связей с социалистическими странами выступил
Г. Ибингира, поддержанный оппозиционными депутатами [477,
8.1Х.1965].
Параллельно заговорщики готовили военный переворот. Его
дата была назначена на празднование третье?! годовщины неза-
висимости Уганды. Примкнувший к оппозиции командующий ар-
мией Ш. Ополот, состоявший в родстве с бывшим катикиро
П. Кавуму, должен был передислоцировать верные ему войска
в Кампалу, арестовать и убить премьер-министра. В координа-
ции военных действий активное участие принял брат Ибингиры,
офицер армии [477, 13.VI.1966].
Вечером 8 октября 1965 г. офицеры штаба армии и коман-
диры верных Оботе частей, расположенных в Кампале и ее ок-
рестностях, были схвачены и посажены под домашний арест.
В этой опасной для правительства ситуации премьер-министр
М. Оботе созвал в ночь с 8 на 9 октября экстренное совещание
совета обороны, на котором отменил распоряжение Ш. Ополота,
сорвав первую попытку армейского мятежа.
В январе 1966 г. заговорщики от фраз о неспособности пра-
вительства НКУ защитить политических деятелей от якобы го-
товящихся на них покушений со стороны «коммунистов» пере-
шли к конкретным обвинениям премьер-министра М. Оботе,
сфабрикованным Мутесой. По поручению последнего Д. Очепг
на январской сессии Национального собрания 1966 г. заявил о
присвоении М. Оботе конголезских золота, кофе и слоновой ко-
сти и потребовал расследования этого дела [416, 1966, № 4].
Правительством М. Оботе было принято секретное решение о помощи
конголезским повстанцам, выступавшим против режима в Киншасе. Для за-
купки оружия руководство повстанцев передало представителям угандского
правительства золото, кофе и слоновую кость. Правые решили использовать
секретность этой операции, чтобы сфабриковать обвинения против Оботе.
Д. Оченг утверждает, что премьер-министр якобы вступил
в сговор со своими сторонниками, добиваясь изменения государ-
ственного устройства страны. Для реализации этого плана они
будто бы привлекли начальника штаба армии И. Амина. Однако
Национальное собрание не поддержало требование оппозиции
о проведении расследования обвинений против М. Оботе и
И. Амина [250, с. 28, 124].
Как только стало ясно, что план Мутесы, связанный с изо-
ляцией премьер-министра в Национальном собрании и последу-
ющим его отстранением от государственных дел, не удался, ка-
бака обратился к Г. Ибингире с предложением о прямых сов-
местных действиях [250, с. 29]. Мутеса и Ибингира решили вос-
пользоваться отъездом М. Оботе в северные районы страны, где
173
проводилась очередная кампания НКУ, чтобы заставить Нацио-
нальное собрание пересмотреть дело о «похищенном конголез-
ском золоте».
4 февраля 1966 г. было незаконно проведено заседание ка-
бинета министров (в отсутствие премьер-министра и двух третей
состава), на котором было принято решение о повторном рас-
смотрении Национальным собранием обвинений Д. Оченга вви-
ду «нарушения процедурных правил» на январской сессии [250,
с. 124]. Парламентская фракция НКУ под давлением правой
группировки поддержала министров-заговорщиков, и Нацио-
нальное собрание собралось в тот же день на дополнительное
заседание, на котором было принято решение о расследовании
дела со счетами И. Амина [477, 5.11.1966]. Это было важно для
Мутесы и Ибингиры, так как давало возможность хотя бы вре-
менно нейтрализовать начальника штаба армии, который ме-
шал командующему армией Ш. Ополоту использовать против
М. Оботе те военные подразделения, в которых служили оппози-
ционно настроенные офицеры.
7 февраля 1966 г. Ш. Ополот направил на север к М. Оботе
военный отряд под предлогом передачи письма с приглашением
на заседание совета обороны Уганды. Солдаты получили секрет-
ный приказ арестовать и расправиться с М. Оботе [477,
13.VI.1966]. Об этом приказе стало известно службе безопас-
ности. Посланный Ополотом отряд был разоружен [250, с. 59].
8 февраля 1966 г. Ополот предпринял третью попытку воен-
ного переворота с помощью верных заговорщикам частей, но и
она была сорвана, как две предыдущие. В тот же день Мутеса
обратился к Великобритании с просьбой об оказании военной
помощи. Затем кабака провел совещание с верховным судьей
Уганды (подданным Великобритании) для получения консуль-
тации о применении юридических санкций для отстранения от
дел премьер-министра [416, 1966, № 14]. Подготавливая почву
для этого, президент ДП Б. Киванука призвал «общественность»
страны потребовать отставки М. Оботе [416, 1966, № 4 .
После секретного совещания 9 февраля 1966 г. Мутесы с
министрами-заговорщиками последние приняли решение об аре-
сте И. Амина, по их приказ не был выполнен.
Далее события развивались стремительно. 12 февраля 1966 г.
М. Оботе вернулся из поездки по северным районам и прямо
в аэропорту на пресс-конференции решительно отверг обвине-
ния Оченга. 14 февраля он собрал заседание кабинета минист-
ров и потребовал отставки тех из них, кто поддерживал Оченга.
Никто из фракции заговорщиков не пожелал подать в отстав-
ку. С 17 по 19 февраля М. Оботе должен был присутствовать
на заседании глав правительств восточноафриканских стран, и
заговорщики воспользовались его отлетом в Найроби, чтобы
форсировать подготовку к военному перевороту. В соответствии
с их планом Ш. Ополот должен был отдать приказ о проведе-
нии армейских учений, в ходе которых верные М. Оботе части
174
должны были покинуть Кампалу и охрана столицы и централь-
ного аэропорта перешла бы к частям, возглавляемым мятеж-
ными офицерами. Премьер-министр распорядился отменить
военные учения и провел расследование, которое выявило, что
на 22 февраля антиправительственными элементами был назна-
чен военный путч .'[250, с. 67, 127].
На рассвете 22 февраля М. Оботе созвал совещание своих
ближайших соратников в правительстве и партии, на котором
было принято решение об аресте пяти министров-заговорщиков.
В 13 часов они были арестованы прямо в ходе заседания ка-
бинета министров в Энтеббе [250, с. 68; 418, 1966, № 5]. 24 фев-
раля 1966 г. премьер-министр М. Оботе приостановил действие
конституции и проинформировал страну об антиправительствен-
ном заговоре. В специально опубликованном заявлении прави-
тельства было сообщено об отставке президента и вице-прези-
дента и о сосредоточении всей полноты власти в руках премьер-
министра [418, 1966, № 9; 477, З.Ш.1966]. 27 февраля была на-
значена комиссия для рассмотрения дела пяти бывших минист-
ров, обвинявшихся в заговоре против правительства. Она долж-
на была определить и достоверность обвинений Д. Оченга, кото-
рый поспешно покинул Уганду [418, 1966, № 5]. Комиссия уста-
новила, что обвинения Оченгом премьер-министра основывались
на ложных слухах [250, с. 78—79]. Была выявлена причастность
к заговору ряда высокопоставленных лиц. В ответ оппозиция
начала яростную кампанию против М. Оботе, требуя восстанов-
ления действия конституции.
3 апреля М. Оботе выступил с заявлением по телевидению,
в котором обвинил в антиправительственной деятельности Му-
тесу. Он пояснил, что отставка президента и вице-президента
диктуется требованиями поддержания безопасности и порядка
и обещал предпринять меры по скорейшей нормализации об-
становки в стране [477, 4.III. 1966]. На следующий день кабака
через личного секретаря в ответ на обвинения премьер-минист-
ра заявил, что «в период неопределенности, возникшей в связи
с предположениями Оченга, в обстановке тревожных слухов... он
был вынужден предпринять меры предосторожности» [477,
5.Ш.1966]. Тем самым кабака признал свое участие в антипра-
вительственной деятельности.
Народный конгресс Уганды развернул работу в поддержку
премьер-министра Оботе. Из районов в Кампалу поступали мно-
гочисленные резолюции партийных и общественных организаций
с одобрением его действий по восстановлению законности и по-
рядка. М. Оботе заручился поддержкой армии. Он провел серию
встреч с представителями воинских частей, которые заверили
его в верности правительству [477, 28.III, 8, 21.IV.1966]. Одно-
временно была начата работа по подготовке новой конституции
[420, 1966, № 91. _ ... I
175
Обострение борьбы между сторонниками и противниками
прогрессивного курса
15 апреля 1966 г. премьер-министр представил на рассмот-
рение Национального собрания проект временной конституции,
которая существенно урезала власть феодальной аристократии.
Вожди округов устранялись из люкико и рукурато монархиче-
ских районов и лишались прав на официальные земли, которые
предоставлялись им по закону 1900 г. По новой конституции
они должны были назначаться на официальные посты не на-
следственными правителями, а министрами районной админи-
страции. Административные службы и финансы «королевств»
переходили в руки центрального правительства [416, 1966,
№ 14]. Оботе был приведен к присяге в качестве президента
страны. НКУ выдвинул новый политический лозунг: «Один пар-
ламент, одно правительство, один народ!». На данном этапе
развития событий правительство еще не решалось изменить по-
ложение наследственных правителей. Однако они были лишены
права назначать (и увольнять) чиновников на государственные
посты и выдвигать кандидатов в местные собрания. Апрельская
конституция имела временный характер, поэтому предстояло
еще выработать постоянную конституцию.
Бугандские феодалы перед неминуемым концом предприни-
мали отчаянные попытки, чтобы сорвать обсуждение и принятие
новой конституции. 26 апреля 1966 г. феодалы, контролировав-
шие люкико Буганды, приняли решение об объявлении торгово-
го бойкота и о восстании против центрального правительства,
если не будет возобновлена конституция 1962 г. Однако буганд-
ское правительство, в котором доминировали нсотрадиционали-
сты, отклонило это предложение [477, 27.IV. 1966]. Часть фрак-
ции «Кабака екка» во главе с А. Семпа отказалась принять но-
вую конституцию и покинула парламент [477, 17.V.1966], В то
же время десять парламентариев — членов «Кабака екка» вме-
сте с девятью «демократами» дали клятву верности новой кон-
ституции [477, 18.IV. 1966].
В Буганде нарастала подрывная деятельность против цен-
трального правительства: распространялись листовки за под-
писью «секретный совет», которые призывали к торговому бой-
коту и неповиновению правительству в знак протеста против
приостановления конституции 1962 г. [477, 13, 14.V.1962]. 20 мая
люкико принял решение о предъявлении ультиматума централь-
ному правительству, которое расценило этот шаг как акт непо-
виновения и призыв к мятежу [250, с. 97; 477, 21.V.1966],
23 мая, упреждая действия феодалов в организации мятежа,
правительство отдало приказ об аресте нескольких вождей саза,
готовивших восстание. В ответ в различных районах Буганды
зазвучали военные барабаны, Утром 23 мая мятежники забло-
кировали дорогу Кампала—Энтеббе. Солдаты, отправившиеся
на устранение завалов, были обстреляны мятежниками. 24 мая
176-
во дворец кабаки направился отряд правительственных войск,
который был встречен огнем сторонников Мутесы. Дворец был
взят штурмом. Кабака бежал и укрылся в католической миссии
в Рубага. Затем через Танзанию и Бурунди он переправился в
Лондон, откуда продолжал подрывную деятельность против цен-
трального правительства [420, 1966, № 6; 477, 21, 23.VI. 1966].
26 мая 1966 г. президент Оботе выступил в Национальном
собрании, а 31 мая — по радио и телевидению с информацией
о заговоре и мятеже. Центральное правительство приняло реше-
ние об аннулировании «королевства» Буганда, территория кото-
рого была разделена на четыре административных района [477,
7, 11.VI. 1966].
Сторонники феодалов, бежавшие за рубеж, вскоре развер-
нули активную антиправительственную деятельность. В стране
начали распространяться промонархические брошюры, изданные
в Лондоне за подписью подпольной феодальной организации
«1966 стади групп» [477, 3, 10.VII, 9.XI.1966]. Ход событий вы-
явил прямую связь заговорщиков с английским правительством.
При расследовании заговора 1966 г. было доказано, что между
кабакой Мутесой и английским верховным комиссаром в Кам-
пале существовала договоренность о возможности «военного ма-
невра в стиле парашютного десанта на Стэнливиль». Более того,
английское посольство было разоблачено в участии в новом за-
говоре: в феврале 1966 г. была раскрыта крупная террористиче-
ская группа сторонников Мутесы, в результате чего английский
верховный комиссар Р. Хант был вынужден покинуть Уганду
[477, 6.III. 1966]. Феодалы-заговорщики сколотили еще одну тер-
рористическую группу, действовавшую из Найроби. В январе
1967 г. эта группа обстреляла автомобиль, в котором находился
вице-президент Бабииха (заговорщики полагали, что стреляют
по Оботе) [477, 6.III, 26.VI, 26.VII.1967, 22.XI.1968].
Судебные процессы над военными, принимавшими участие в
заговоре, привели к разоблачению бывшего командующего
Ш. Ополота, который в октябре 1966 г. был уволен из армии и
арестован [477, 13, 20.VI, 1, 23.IX, 10.Х.1966]. В июне 1966 г.
генеральный прокурор Г. Бинаиса сообщил Национальному со-
бранию, что показания бывших министров свидетельствуют о
том, что Ибингира и другие выступали против Оботе и наме-
ревались устранить его [477, 27.VI. 1966]. Но, несмотря на ра-
зоблачение оппозиционеров и их признание в участии в подрыв-
ной деятельности, правительство так и нс решилось провести
судебный процесс над бывшими министрами и кабакой. Это
объяснялось, в частности, тем, что судебная система страны
фактически контролировалась симпатизировавшими оппозицио-
нерам иностранцами или сторонниками Мутесы.
Серия процессов, состоявшаяся в феврале и марте 1967 г.,
выявила ряд уголовных преступлений, совершенных рядовыми
участниками мятежа. Но при этом, не была вскрыта политиче-
ская подоплека трагических событий и не были официально
12 Зак. 274
177.
осуждены те, кто замышлял заговор и отдавал приказы жечь и
убивать [477, 16, 27.11, 18.III.1967].
В острой внутриполитической обстановке оппозиция высту-
пала против разрушения традиционных институтов, выдвигала
требование провести всеобщие выборы [477, 17.VI1.1966]. Одна-
ко Народный конгресс Уганды твердо заявил об отсрочке выбо-
ров на пятилетний срок до 'восстановления нормального внутрен-
него положения в стране, в первую очередь в Буганде, на тер-
ритории которой феодалы вели широкую подрывную деятель-
ность [477, 17.VII.1966]. М. Оботе и его сторонники в партии
развернули работу по разъяснению происшедших событий и
принимаемых правительством мер по нормализации положения.
В стране проходили собрания в поддержку мероприятий НКУ.
В ходе митингов и встреч выяснилось стремление широких масс
покончить с изжившей и дискредитировавшей себя феодальной
системой.
После того как правительство выступило с предложениями,
предусматривавшими упразднение «королевств» и введение еди-
ной административной системы с целью «сближения народов
Уганды и предоставления им возможности участвовать в управ-
лении страной», проект новой конституции был передан на рас-
смотрение конституционной ассамблее, созданной в апреле
1967 г. В течение трех месяцев члены ассамблеи обсуждали
проект конституции. Против введения республиканского строя
выступили Демократическая партия, «Кабака екка» и члены
НКУ — перебежчики из КЕ: А. Майянджа, Г. Сембегуйя и
Дж. Киванука. Они пытались представить новую конституцию
как документ, ограничивающий демократию [416, 1967, № 19;
477, 1, 8.VII, 2. 8, 30.VIII.1967].
Конституционные предложения активно и широко обсужда-
лись по всей стране. Они получили поддержку населения боль-
шинства районов. В процессе обсуждения было принято более
50 поправок к проекту конституции, что указывало па стремле-
ние правительства учесть мнение широких народных масс [416,
1967, № 19]. В сентябре 1967 г. национальный совет НКУ за-
слушал доклад президента партии о кризисе 1966 г. Он исклю-
чил из партии 12 человек, в том числе пять арестованных ми-
нистров. Национальный совет одобрил проект новой конститу-
ции и передал его на рассмотрение Национального собрания
[477, 6.VIL1967],
Национальное собрание утвердило республиканскую консти-
туцию, и 8 сентября 1967 г. Уганда была провозглашена рес-
публикой. В сентябре в бывших «королевствах» приступила к
выполнению обязанностей назначенная центральным правитель-
ством администрация во главе е районными комиссарами [416,
1967, № 19; 477, 22.IX.1967].
Политика «африканизации». Победа правительства и НКУ
над феодальными элементами расчистила путь для проведения
ряда новых экономических мероприятий, в том числе направлен-
ие
ных на поощрение и развертывание экономической активности
национальной буржуазии. НКУ ставил принципиальный вопрос:
кто в стране владеет богатством и как оно распределяется?
Одним из первых шагов правительства было его заявление о
намерении расширить участие африканцев в частном предпри-
нимательстве. Одновременно правительство укрепило государст-
венный и кооперативный секторы: в мае 1966 г. было объявлено
о том, что передача хлопкоочистительных предприятий коопера-
тивам подняла их участие в обработке хлопка с 50 до 60% [476,
21.V.1966]; в июне была учреждена Национальная торговая
корпорация, в августе был создан Национальный банк Уганды,
взявший контроль за распределением средств в экономике. Го-
сударство совместно с частными предпринимателями приняло
участие в строительстве ряда промышленных объектов (в основ-
ном в легкой и обрабатывающей промышленности), кооперати-
вы получили право обработки и продажи государству всего вы-
ращиваемого в стране кофе [477, 25.IX.1969]. Национальной
торговой корпорации было передано право распределения ряда
товаров для организации торговли внутри страны :[477,
8.III.1968]. В 1969 г. был принят ряд законов, направленных на
ограничение деятельности иностранных фирм в торговле и про-
мышленности и на укрепление положения национального пред-
принимательства [477, 1.XI. 1969].
Ряд иностранных бизнесменов предприняли попытку укре-
пить свои позиции, встав на путь сотрудничества с правитель-
ством Уганды. Так, «Грипдлейз банк» создал Совет для кон-
сультаций по развитию предпринимательства в Уганде во главе
с С. Ньянзи, председателем Корпорации развития Уганды [477,
8.П.1968]. Для защиты своих интересов представители частного
капитала, вовлекаемого правительством в реализацию проектов;
второго пятилетнего плана, основали Федерацию угандской про-
мышленности.
С целью постепенной замены иностранцев африканцами в
экономике страны в январе 1968 г. была создана Комиссия по
африканизации торговли и промышленности в Уганде, которая
работала по май 1968 г. [105]. Комиссия пришла к выводу, что
угандская промышленность почти на 100% находится в руках
иностранцев, контролирующих также и торговлю, что картина
занятости местного населения в экономике почти не измени-
лась с колониальных времен [105, с. 18]. Па основании выводов
и рекомендаций Комиссии по африканизации торговли и про-
мышленности были приняты три закона, в которых была выра-
жена суть «африканизации». Первый регулировал въезд в стра-
ну иностранных граждан и давал возможность правительству
решать, в каких специалистах нуждается страна, кто из ино-
странцев и па какой срок и в каких отраслях останется в- Уган-
де. Второй закон, ограничивший торговлю иностранцев опреде-
ленными видами товаров и определенными районами, ставил
целью «африканизировать» торговлю сначала в сельской мест-
12*
179
пости, а затем в городах. Третий закон был призван контроли-
ровать деятельность иностранных банков по инвестированию
[477, 11.III, 23.IX, 1.XI.1969].
Второй пятилетний план экономического развития 1966—
1971 гг. содержал ряд важных целей стратегии развития: повы-
шение уровня потребления и благосостояния угандцев, вовлече-
ние все большего числа лиц в растущую экономику, расширение
основных услуг для жителей страны '[49, с. 5—6]. План ставил
задачу увеличить товарную часть ВВП с 200 млн. уг. ф. в
1966 г. до 280 млн. уг. ф. в 1971 г. (в расчете на душу населе-
ния —соответственно с 25,7 уг. ф. до 31,8 уг. ф.). Общий объем
ВВП, включая натуральное хозяйство, должен был возрасти с
261 млн. до 354 млн. уг. ф. Финансировать проекты второго пя-
тилетнего плана должны были государство (90 млн. уг. ф.),
частный капитал (90 млн. уг. ф.) и смешанные компании
(60 млн. уг. ф.), 155 млн. уг. ф. (65% от общей запланирован-
ной суммы расходов) предполагалось изыскать за счет внутрен-
них средств, а 85 млн. уг. ф. (35%) получить из иностранных
источников [49, с. 53]. В основу развития промышленности, на-
ходившейся в «эмбриональной стадии», был положен принцип
импортзамещепия, ориентировавший соответствующие отрасли
на производство продукции для внутреннего рынка и соседних
африканских стран [138, с. 82]. Общий объем капиталовложе-
ний в промышленность был запланирован в сумме 40 млн. уг. ф.,
которые направлялись в основном в отрасли по обработке сель-
скохозяйственного сырья, в пищевую и текстильную промышлен-
ность [138, табл. 23—25]. Среднегодовой прирост промышлен-
ного производства (включая отрасли по обработке сельскохо-
зяйственной продукции) был установлен в размере 10% [138,
с. 21].
Главное внимание второй пятилетний план уделял развитию
сельского хозяйства, в котором было занято 90% населения и
которое давало 75% валютных поступлений [49, с. 71]. Преду-
сматривалось довести производство хлопка до 575 тыс. кип,
чая — до 19 тыс. т, сахара — до 230 тыс. т, табака — до 18 млн.
фунтов. Намечалось расширить площади под кофе «арабика» с
5 тыс. до 10 тыс. акров '[49, с. 73—74]. В реализации планов
развития сельского хозяйства особая роль отводилась коопера-
тивам. Объединив в них разрозненные мелкие крестьянские хо-
зяйства, правительство намеревалось применять машинную об-
работку земли, внедрять передовые методы агротехники и таким
образом повышать производительность труда в сельском хо-
зяйстве. Концентрация населения в сельскохозяйственных коо-
перативах облегчала проведение мер по расширению систем
здравоохранения и образования, на которые соответственно вы-
делялось 12,8 млн. и 18,5 млн. уг. ф.
Второй пятилетний план отражал стремление руководства
НКУ к укреплению экономической самостоятельности страны, к
ограничению бесконтрольной деятельности иностранного капи-
180
тала, направлению его в нужные для страны отрасли экономи-
ки. Однако многие наметки плана были нереальны (например,
задача за 15 лет удвоить ВВП па душу населения), план вклю-
чал ряд плохо обоснованных дорогостоящих проектов, от кото-
рых позднее пришлось отказаться. Одной из социальных задач
плана было уменьшение контрастов в доходах между различ-
ными категориями населения. По мнению руководства НКУ,
неравенство в доходах можно было сгладить за счет «сдержи-
вания верхнего уровня доходов и перераспределения части до-
ходов в пользу тех, кто находился внизу» [49, с. 35]. Однако
методы, которые предлагал пятилетний план для достижения
«экономической справедливости» (в частности, обучение мелких
фермеров современным методам сельскохозяйственного произ-
водства за счет средств, получаемых в качестве налогов от бо-
лее состоятельных слоев населения), были явно несостоя-
тельны.
Внешняя политика независимого правительства Уганды.
Внешнеполитический курс страны в 60-е годы был направлен на
укрепление государственного суверенитета, установление равно-
правных международных отношений с бывшей метрополией и
другими государствами Запада, от которых Уганда зависела,
будучи связанной с ними многочисленными нитями в мировой
капиталистической системе хозяйства.
В ООН Уганда активно выступала в поддержку предложений,
направленных на укрепление мира и развитие взаимовыгодного
сотрудничества между народами, окончательную ликвидацию
колониальной системы. В подходе к решению проблем обеспече-
ния мира и безопасности позиция Уганды совпадала или была
близка к позиции СССР и других стран социалистического со-
дружества. Правительство Уганды присоединилось к Москов-
скому договору о запрещении ядерных испытаний и поддержало
в ООН предложение о превращении Африки в безъядерную зо-
ну. Уганда оказывала моральную и материальную поддержку
национально-освободительному движению африканских наро-
дов, выступала против политики попустительства США и Вели-
кобритании расистским режимам Юга Африки, разоблачала
деятельность империалистических держав в поддержку порту-
гальских колонизаторов.
Правительство Уганды поддерживало дружеские отношения
с Советским Союзом и другими социалистическими странами.
Советские люди, с симпатией и сочувствием следившие за
борьбой угандского парода против английских колонизаторов,
протянули руку дружбы молодому африканскому государству.
В приветственной телеграмме Советского Правительства, на-
правленной угандскому руководству по случаю провозглашения
независимости, говорилось, что Советский Союз, «являясь ис-
кренним и верным другом народов, борющихся и освободивших-
ся от колониального ига, готов развивать плодотворное сотруд-
ничество с Угандой на основе принципов равноправия, уважения
181
суверенитета и невмешательства во вну1рсиние дела» [29,
с. 398—399].
В 1964 г. между СССР и Угандой было заключено соглаше-
ние об экономическом и техническом сотрудничестве, оно'
предусматривало оказание Уганде помощи в развитии и укреп-
лении государственного сектора промышленности, а также в
области здравоохранения и образования. В Уганду были на-
правлены советские специалисты, которые приняли участие в
налаживании системы здравоохранения, в организации ветери-
нарных пунктов и т. д. В соответствии с соглашением в Уганду
были поставлены советские бульдозеры, оборудование для вете-
ринарных пунктов, медикаменты. Премьер-министр М. Оботе,
посетивший в 1965 г. Советский Союз с дружеским визитом, вы-
соко отозвался о советско-угандском сотрудничестве, осуществ-
ляемом на равноправной основе.
Реализация советско-угандского соглашения об экономиче-
ском и техническом сотрудничестве тормозилась из-за сложной
внутриполитической обстановки, противодействия представите-
лей иностранного капитала, английских специалистов, работав-
ших в государственном аппарате, и прозападно настроенных
угандских кругов. Активное претворение в жизнь этого согла-
шения началось в конце 60-х годов. Советский Союз участвовал
в сооружении крупнейшей в Восточной Африке хлопкопрядиль-
ной фабрики в г. Лира мощностью около 4 тыс. т пряжи в год,
что дало Уганде возможность перерабатывать большую часть
производимого в стране хлопка [244, с. 191]. СССР помог в
строительстве учебного центра по подготовке кадров сельскохо-
зяйственных механизаторов в поселке Бузитема.
Между СССР и Угандой поддерживались торговые отноше-
ния. В обмен на советское оборудование, автомобили, продо-
вольственные товары Уганда поставляла в Советский Союз то-
вары традиционного экспорта.
В соответствии с советско-угандским соглашением о культур-
ном сотрудничестве, возобновляемым через каждые два года,
обе страны обменивались информацией для прессы, радио и те-
левидения, посылали группы артистов, в СССР на учебу в выс-
шие учебные заведения направлялись студенты.
Конференция НКУ (июнь 1968 г.). Весной 1968 г. НКУ раз-
вернул широкую кампанию по разъяснению мероприятий пар-
тии, направленных на укрепление единства страны. Президент
НКУ и многие члены ЦК совершили поездки по ряду районов
страны для встреч с пародом. В это время партия отмечала
восьмую годовщину своего основания.
В июне 1968 г. в Кампале состоялась конференция НКУ-
Делегаты заслушали доклад президента партии о событиях,
связанных с феодальным мятежом 1966 г., и о мероприятиях по
установлению, и укреплению республиканских институтов. Кон-
ференция с удовлетворением одобрила меры по устранению с
политической сцепы антинациональных и феодальных элемен-
182
тов, препятствовавших ломке доставшихся в наследство от ко-
лониального периода структур, и приветствовала принятие рес-
публиканской конституции. Был принят новый устав партии, от-
разивший победу народа в борьбе за установление республи-
канского строя. По-новому формулировались цели НКУ, глав-
ными из которых были: построение республики — «единой стра-
ны с единым народом, единым парламентом и единым прави-
тельством»; предоставление возможности народу самому опреде-
лять судьбу страны; отмена социальных привилегий, вытекав-
ших из происхождения, родства, наследства [94, с. 3]. Делега-
ты констатировали, что республиканский статус, учрежденный в
результате победы над феодалами, явился шагом вперед па пу-
ти к укреплению суверенитета Уганды.
Руководство НКУ понимало, что на следующем этапе борь-
бы за введение более строгого государственного контроля в эко-
номике и ограничение предпринимательской деятельности ино-
странцев возрастет противодействие иностранной буржуазии,
которая стремилась сохранить положение, существовавшее до
претворения в жизнь политики «африканизации». Поэтому кон-
ференция по предложению ЦК и Национального совета пред-
приняла ряд шагов, направленных на укрепление партии. За
партийную работу на местах стали отвечать не руководители
районных отделений, а депутаты парламента от НКУ, представ-
лявшие избирательные округа. Это, по мнению руководства
НКУ, соответствовало большей централизации организационной
работы и улучшению ее качества. Одновременно с ослаблением
роли руководителей районных исполкомов была усилена роль
президента НКУ: ему было передано право назначать на важ-
ные посты в ЦК вице-президента, казначея, генерального сек-
ретаря (в состав ЦК включались также по два человека от
каждого районного исполкома). В Национальный совет НКУ —
исполнительный орган партии между конференциями — вошли
члены ЦК, члены парламента от НКУ, по одному представите-
лю от парламентских избирательных округов и от районных ис-
полкомов НКУ [468, 30.III, 7, 11.VI.1968].
Работа НКУ с молодежью. После завершения конференции
руководство партии подготовило документ Предложения по на-
циональной службе. Этот документ ставил задачей привлечь
молодежь к «участию в национальных и общинных проектах».
Центральный орган НКУ газета «Пипл» писала: «Молодежь
представляет будущих граждан, из ее рядов выйдут будущие
лидеры. Поэтому необходимо знакомить ее с национальными
ценностями, с проблемами внутренними и внешними, стоящими
перед страной... Но это знакомство не должно ограничиваться
классной комнатой или лекционным залом: оно должно быть
результатом участия в социальной и экономической деятельно-
сти на всех уровнях» {468, 4.1.1969].
В январе 1968 г. специально созданная комиссия министер-
ства образования опубликовала рекомендации по изменению
183
структуры начальной школы, которая ранее слепо копировала
английскую систему и создавала барьер при переходе учащихся
из начальной в среднюю школу (в среднюю школу попадало-
всего лишь 4% учащихся). Для расширения объема знаний и
более широкого охвата детей начальной школой обучение в ней
было продлено до семи лет. В колониальный период даже на-
чальная школа была доступна лишь относительно состоятель-
ным слоям населения. После завоевания независимости приток
в начальную школу увеличился в 4 раза: 634 тыс. ученика в
1966 г. по сравнению с 163 тыс. в 1950 г. С целью приближе-
ния школы к жизни намечалась перестройка программ и вве-
дение практических предметов с уклоном в сельское хозяйство.
В декабре 1969 г. ЦК НКУ принял решение о перестройке
учебного процесса в колледже Макерере, который с 1 июля
1970 г. должен был стать национальным университетом. Пред-
ложения о перестройке включали следующие основные пункты?
создание равных возможностей учиться в Макерере для всех,,
построение учебного процесса в соответствии с нуждами об-
щества, введение правительственного контроля над университе-
том, африканизация преподавательских кадров, изучение ряда
предметов, которым ранее не уделялось внимания (политиче-
ский курс Уганды и идеологические основы НКУ, африканские
языки, африканская литература), перестройка по-новому препо-
давания истории, философии, географии и других гуманитарных
предметов, уделение большего внимания подготовке специали-
стов по точным наукам (открытие ряда новых факультетов: по-
литехнического, ветеринарного, коммерческого и лесного хозяй-
ства) [ИЗ].
Пристальное внимание молодежи и ее проблемам уделял
президент Оботе. Он обращался к юношам и девушкам с при-
зывом принять участие в мероприятиях партии, направленных
на 'сплочение нации [477, 2.III.1968], покончить с колониальны-
ми мерками отрицательного отношения к «черной» работе [477,
19.VI.1968], подчеркивал роль молодежи в «формировании бу-
дущего страны» [477, 8.IX. 1968], в решении важных задач, сто-
явших перед страной. На одной из своих встреч со студентами
Оботе упомянул об одном из своих самых сокровенных пла-
нов— разработке новой политики НКУ («движение влево»)
[477, 1.XI.1968]. В марте 1969 г. Оботе выступил перед студен-
тами колледжей в Кисуму и Нтаре. Он дал разъяснение по ряду
острых вопросов, на которых оппозиция пыталась нажить поли-
тический капитал (в частности, была разъяснена причина от-
срочки всеобщих выборов).
Реакция молодых угандцев на призывы президента об уси-
лении их участия в строительстве новой жизни в стране была
в целом положительная.
Аграрная реформа. С начала 1969 г. в стране развернулась
острая дискуссия по вопросу аграрной реформы. Левые элемен-
ты и часть центристов в правительстве и НКУ требовали логи-
184
ясского завершения «антифеодальной революции»: национали-
зации земель феодалов и издания законов, которые защищали
бы права крестьян, живущих на этих землях.
В середине 60-х годов начала ощущаться нехватка земли в
высокоплодородных районах, прилегающих к оз. Виктория, в
результате миграции населения из перенаселенных горных и
малоплодородных северных районов. В Буганде, фактически ве-
дущем районе с частным землевладением, введенным в коло-
ниальный период, численность землевладельцев выросла с 4 тыс.
в начале XX в. до 112 тыс. На частных землях маило прожива-
ло около 200—250 тыс. арендаторов, пользовавшихся наслед-
ственным правом аренды, и около 50 тыс. арендаторов, платив-
ших «свободную» аренду, устанавливаемую землевладельцами
в соответствии с возросшей стоимостью земли [244, с. 117—132].
Землевладельцы стремились к сгону наследственных арендато-
ров со своих земель и к введению закона о «свободной» аренде.
В этом их поддерживала кулацкая прослойка крестьянства
(примерно 19% хозяйств). Среди сторонников «свободной»
аренды были и государственные чиновники, которые, используя
служебное положение и доступ к кредитам, создали высокото-
варные хозяйства.
Правительство выступило на стороне арендаторов, заявив,
что будет защищать их право традиционного пользования зем-
лей. Было принято также решение выдвинуть на рассмотрение
Национального собрания предложение о передаче в аренду го-
сударственных земель. В феврале 1969 г. депутаты от НКУ внес-
ли на рассмотрение Национального собрания проект нового за-
кона о земле, предлагавшего ограничить размеры землевладения
и «защитить права, интересы и достоинство большинства уганд-
цев» [468, 25.11.1969]. Законопроект, который касался только
государственных земель и не затрагивал 10 тыс. миль2 част-
ных земель, принадлежавших феодалам и капиталистическим
компаниям, предполагал упорядочить сдачу в аренду земли,
ограничив сдаваемые участки тремя категориями: для мелких
крестьян— 15 акрами, для средних — 100 акрами, крупных фер-
меров— 500 акрами [461, 7.III.1969]. Государственная земель-
ная комиссия не имела права передавать в аренду землю, если
она находилась в традиционном землепользовании. В этом слу-
чае требовалось получить согласие находившихся на указанной
земле крестьян и выплатить им компенсацию. Таким образом,
при сохранении традиционного землепользования предполага-
лось поощрение частной инициативы для более интенсивного ис-
пользования земли. Как подчеркнул министр региональной ад-
министрации Дж. Очола, законопроект должен «предоставить
возможность сотням тысяч угапдцев стать капиталистами» [468,
15.Х. 1969]'.
Во время обсуждения законопроекта часть членов НКУ вы-
ступила с требованием конфискации частных земель кабаки и
феодалов, участвовавших в мятеже 1966 г., а также аннулиро-
185
вания системы землевладения маило [468, 7.Ш, 16, 18.IV,
4.VI.1969], Однако правым удалось отстоять законопроект в его
первоначальном виде, не допустив национализации земли.
Хартия простого человека. После заявления президента Обо-
те о намерении начать «движение влево» на страницах уганд-
ской прессы была организована дискуссия по вопросу о выборе
дальнейшего пути развития. В статье «Революция во имя со-
циальной справедливости» один из идеологов угандской нацио-
нальной демократии, А. Адоко, писал: «Мы должны проанали-
зировать результаты пройденного пути, наши успехи и пораже-
ния и дать конкретные ответы на то, как претворить социали-
стические принципы в соответствии с существующими в стране
условиями. Пришло время выразить словами не только задачи
нашей революции, но и средства их достижения» [468,
25.III.1969].
В развернувшейся дискуссии никто не подвергал сомнению
тот факт, что капитализм связан с колониальными структурами,
которые НКУ пытается перестроить. Однако существовало два
противоположных мнения по вопросу о модернизации общества.
Одна точка зрения исходила из того, что исправление исто-
рической несправедливости возможно путем высвобождения
мест наверху и заполнение их снизу африканцами. Такой над-
классовый националистический подход к перестройке колониаль-
ных структур, закамуфлированный лозунгами о построении
«процветающего общества», был выгоден национальной бур-
жуазии. Сторонники этого подхода утверждали, что «африкани-
зация коммерции и промышленности» может стать средством
излечения от экономической отсталости.
Другую точку зрения отстаивали сторонники классового
подхода, которые считали, что «африканизация» иностранных
частных предприятий и замена их «местным капитализмом» не
изменит эксплуататорской сути общества, приведет к созданию
новой пирамиды и, главное, затруднит национальное развитие,
ибо местный капитализм будет искать протекционизм за счет
налогоплательщиков или станет придатком международных мо-
нополий, что поставит страну в зависимое от них положение.
8 октября 1969 г. президент НКУ Оботе обратился по радио
и телевидению к народу с призывом установить «экономическую
демократию» и покончить с парадоксальным положением, при
котором народ производит национальные богатства, но не име-
ет возможности контролировать и справедливо распределять
плоды своего труда [469, 9.IX.1969].
9 октября НКУ опубликовал программный документ — Хар-
тию простого человека. «Учитывая факт происходящего в на-
стоящее время роста экономики,— говорилось в Хартии,— мы
должны признать, что если сейчас не будет принята новая стра-
тегия развития, то неравенство в распределении доходов драма-
тически скажется на распределении доходов миллионов людей:
у нас образуются две нации — одна фантастически богатая, жи-
186
вущая за счет другой, вторая — абсолютно бедная; при этом обе
живут в одной стране» [94, с. 14, § 26].
Хартия выдвигала на первый план задачи национального
строительства, достижения единства, укрепления республикан-
ских институтов, выступала в защиту прав трудящегося челове-
ка, осуждала эксплуатацию бедных богатыми [94, с. 2—5, § 2—
5]. При этом такой важный вопрос, в чьих руках будут сосредо-
точены средства производства, был сформулирован недостаточ-
но четко. Неясно было, кого следует причислять к категории
«простой человек». Документ не раскрывал, каким путем НКУ
будет претворять в жизнь социалистические принципы, хотя в
ст. 30 упоминалось, что «движение влево» предусматривает
«участие граждан во всех секторах экономики» на основе кол-
лективного владения собственностью в кооперативах и государ-
ственных предприятиях. Подчеркивалось право правительства
на национализацию любого частного предприятия или частных
владений (включая земли маило) в интересах народа [94,
с. 17—18, § 39].
Противоречивость теоретических положений Хартии не ума-
ляет се значения для истории страны. Передовая часть нацио-
нальной демократии поднялась до определенного признания
классовой борьбы, которая понималась ею как борьба против
империализма, феодальных сил и иностранных эксплуататоров.
В концепции угандских национальных демократов нашло отра-
жение «сочетание глубоких общественных преобразований в
пользу трудящихся, преследующих цель установления экономи-
ческой демократии, социальной справедливости, с политически-
ми правами, свободами и гражданской активностью масс» [242,
с. 538].
Хартия простого человека широко обсуждалась. Газета
«Пипл» в октябре 1969 г. писала, что «ни одна политическая
дискуссия относительно Хартии не обходилась без вопроса по
поводу формы, которую примет угандский социализм» [468,
7.Х. 1969]. Она также утверждала: «Кажется маловероятным,
что Уганда будет полностью копировать опыт Танзании... частич-
но потому, чтобы избежать некоторых ошибок арушского экспе-
римента, а главным образом потому, что в Уганде имеются бо-
лее сильные капиталистические элементы» [468, 7.VIII.1969].
Именно наличие буржуазии, связанной зачастую с феодальными
элементами, объясняло упорное противодействие принятию Хар-
тии. Главным объектом нападок противники Хартии избрали
статью о возможности национализации частных предприятий и
земель, подчеркивая, что документ НКУ «заходит слишком да-
леко».
В свою очередь, сторонники Хартии заявляли, что не пони-
мают термина «движение влево», выражали недовольство тем,
что социализм как цель не упоминается в документе, и настаи-
вали на четкой формулировке социалистических принципов.
Ряд лиц выступил с требованием исключения из документа тер-
187
мина «простой человек» под тем предлогом, что он распростра-
нял действие Хартии на всех граждан страны [468, 13.XII.1969].
Конференция НКУ 1969 г. 17 декабря 1969 г. в Кампале на
стадионе Лугого открылась конференция НКУ [468, 18—
20.XII.1969]. На ее обсуждение были вынесены проекты двух
важных документов: Хартия простого человека и Предложения
по национальной службе. Участники конференции поддержали
мероприятия руководства НКУ и республиканского правитель-
ства по дальнейшему развитию «антифеодальной революции»
1967 г. Конференция приняла решение выдвинуть на рассмот-
рение Национального собрания вопрос о переходе страны к од-
нопартийной системе для прекращения подрывной деятельно-
сти оппозиции.
В то время как призывы конференции покончить раз и на-
всегда с раздробленностью и разобщенностью страны и присту-
пить к национальному строительству под лозунгом «один парод,
одно правительство, один парламент» были ясны, решения, свя-
занные с переводом страны на рельсы некапиталистического
развития, были нечетко выражены и противоречивы. Это объ-
яснялось выдвижением на политическую арену и расширением
влияния национальной буржуазии и мелкобуржуазных элемен-
тов. Часть из них получила доступ к обогащению за счет экс-
плуатации трудящихся, на что с негодованием указывали рядо-
вые делегаты конференции. Представители национальной бур-
жуазии в руководстве НКУ, правительстве и Национальном
собрании выступали за поощрение «африканизации» экономики,
т. е. передачу промышленных и торговых предприятий и планта-
ций из рук иностранцев в руки африканских предпринимателей.
Но они не были заинтересованы в ограничении собственной ка-
питалистической деятельности и враждебно отнеслись к провоз-
глашению нового курса, направленного на передачу «экономи-
ческой власти» в руки трудящихся.
Сильная оппозиция планам ограничения деятельности ино-
странного капитала заставила М. Оботе и его сподвижников
отложить осуществление этих и других важных планов до более
благоприятного времени, когда правительство сможет больше
опираться на трудящихся в результате консолидации нацио-
нального единства, оздоровления экономики и уменьшения ино-
странного влияния.
В день закрытия конференции НКУ, 19 декабря 1969 г., оп-
позиционеры организовали покушение па Оботе. Выстрелом из
пистолета он был ранен.
Следствие показало, что покушавшиеся на жизнь президента
лица были связаны с бугандскими феодальными кругами и фи-
нансировались из Лондона. Однако республиканские власти не
сумели воспользоваться судебным процессом для разоблачения
политической подоплеки действий феодалов и их связей с импе-
риалистическими кругами, преследовавших общую цель — со-
рвать намеченные прогрессивные мероприятия.
188
После покушения на президента Оботе деятельность оппози-
ционных Демократической партии и «Кабака екка» была за-
прещена.
Программные документы НКУ 1970 г. В начале января
1970 г. правительство приступило к претворению в жизнь поли-
тики «африканизации» торговли, в которой лишь 5% капитала
контролировалось угандскими гражданами [468, 10.III.I970].
Был издан закон о лицензировании в коммерции и торговле.
Политика «резервирования мест» в коммерции и торговле за
угандцами предусматривала ограничение оттока валюты из
страны. Предполагалось, что передача торговли в руки уганд-
цев обеспечит циркуляцию денег внутри страны и их аккуму-
ляцию в национальном банке. НКУ призывал преодолеть пси-
хологический барьер и отмести расовые предрассудки, связан-
ные с тем, что торговлей якобы могли успешно заниматься лишь
выходцы из Азии. Согласно закону о лицензировании в коммер-
ции и торговле компании, основанные до 1 января 1969 г., в
которых 51% акций принадлежал угандским гражданам, ква-
лифицировались как национальные [468, 10.III. 1970].
Введение закона вызвало сильное противодействие со сторо-
ны азиатской общины, контролировавшей в основном розничную
торговлю в стране. Чтобы затруднить передачу торговых поме-
щений в руки африканцев, хозяева домов — выходцы из Азии
резко подняли стоимость аренды помещений. Местная пресса от-
мечала «арендный рэкет», к которому, кстати, не преминули
присоединиться африканские домовладельцы, и уклонение от
соблюдения закона о лицензировании. В связи с введением за-
кона о лицензировании возникла проблема угандского граждан-
ства. Разъясняя позицию правительства и НКУ, министр тор-
говли и промышленности и национальный казначей партии
У. Калема дал понять, что за иностранных граждан с англий-
скими паспортами, среди которых много выходцев из Азии, не-
сет ответственность Великобритания, а не угандские власти, ко-
торые мирятся с присутствием иностранцев в Уганде до поры
до времени, что настанет такой момент, когда в их услугах от-
падет необходимость и им придется покинуть страну [477,
13.1.1969]. Это заявление вызвало обострение взаимоотношений
с Великобританией.
В апреле 1970 г. президент Оботе объявил на весенней сес-
сии Национального собрания о предложениях правительства и
руководства НКУ по укреплению государственного аппарата.
Намечалось введение единой системы административных орга-
нов, объединяющей центральную и районную администрации,
полное подчинение последней центральному правительству, а
также упорядочение заработной платы. Правительство объяви-
ло «войну» коррупции и заявило о решимости покончить с за-
соренностью государственного аппарата нерадивыми чиновника-
ми, занимающими посты благодаря происхождению или связям
[468, 21.IV.1970]. В обращении к депутатам парламента было
189
указано на то, что правительство и руководство НКУ, претво-
ряя в жизнь положения Хартии простого человека, разработали
вопрос о роли «государственных институтов и предприятий».
К «государственным институтам и предприятиям» были отне-
сены правительственные органы, Национальное собрание, про-
куратура и суд, районная администрация, городские власти,
а к предприятиям — государственные и смешанные компании,
контролируемые правительством. Предполагалось добавить к
этому списку Народный конгресс Уганды, профсоюзные и коо-
перативные организации [468, 21.IV. 1970].
В апреле 1970 г. была создана комиссия по проведению все-
общих выборов, которая должна была представить свои сооб-
ражения об организации народного представительства в буду-
щем законодательном органе страны [468, 21.V.1970],
1 мая 1970 г. президент Уганды и руководитель НКУ Оботе
во время торжеств по случаю международного дня солидарно-
сти трудящихся выступил в Кампале на стадионе Накивубо с
важным политическим заявлением от имени ЦК НКУ. Он объ-
явил о намерении правительства приобрести 60% акций жизнен-
но важных для экономики страны заводов, фабрик, плантаций,
банков, кредитных учреждений, страховых компаний, общест-
венного транспорта, а также о введении государственного кон-
троля над экспортом и импортом. Контроль над общественным
транспортом должен был перейти к городским властям, район-
ной администрации, профсоюзным и кооперативным организа-
циям. Погашение перешедшей в руки государства и обществен-
ных организаций доли акций предполагалось осуществить за
счет доходов упомянутых компаний [468, 2.V.1970].
Итак, спустя полгода после принятия Хартии простого чело-
века руководство НКУ конкретизировало положения о «спра-
ведливом распределении общественной продукции, производи-
мой трудящимися». Речь шла о введении государственного кон-
троля и государственного регулирования в ключевых отраслях
экономики, а также в экспорте и импорте страны. Майское за-
явление президента Уганды вызвало, с одной стороны, широкую
поддержку трудящихся, а с другой — противодействие иностран-
ных компаний, национальной буржуазии и феодально-традицио-
налистских кругов.
Лондон потребовал от Уганды пересмотра условий раздела
акций и пригрозил свернуть в противном случае деятельность
английских фирм. С угрозами в адрес Уганды выступили и аме-
риканские нефтяные монополии. В результате правительству
пришлось отступить. На переговорах между президентом Оботе
и председателем «Гриндлейз банк» Арлингтоном было достиг-
нуто соглашение о том, что передача 60% акций будет рассмат-
риваться как «продажа акций на добровольной основе». Уганд-
ское правительство согласилось выплатить банку согласованную
сумму, а остаток считать обыкновенным займом, который дол-
жен был погашаться в фунтах стерлингов в согласованные сро-
190
ки. [416, 2.Х.1970]. Это явилось уступкой иностранному капита-
лу по сравнению с первомайским заявлением, которое преду-
сматривало погашение 60% акций в течение 15-летиего срока из
доходной части банковских активов. Испытывая острую нехват-
ку валюты, угандское правительство было вынуждено пойти на
сделку с «Гриндлейз банк». Последний предложил учредить
международный коммерческий банк, в котором 60% должно
было принадлежать банку, а 40% угандскому правительству.
По словам английского журнала, «это был тихий переворот,
указавший путь остальным иностранным фирмам» [416,
2.Х.1970]. Уганда была вынуждена согласиться на раздел ак-
ций с нефтяными монополиями «Шелл» и «Бритиш петролеум»
в соотношении 50: 50 [416, 2.Х.1970].
В июле 1970 г. НКУ опубликовал документ Предложения о
новых методах выборов народных представителей в парламент
[467, 18.VII.1970]. Документ ставил целью расширить предста-
вительство трудящихся в Национальном собрании, закрыть до-
ступ оппозиционерам в парламент, ввести однопартийную систе-
му, повысить роль партии в общественной жизни страны.
Вслед за принятием важных политических решений партия
начала готовиться к предстоящим выборам. Успех их во многом
зависел от активности местных партийных организаций, эффек-
тивности политической работы НКУ в массах. В сентябре 1970 г.
ЦК НКУ объявил о роспуске старых исполкомов и о выборах
новых руководящих органов партии в октябре 1970 г. [477,
30.IX.1970]. Переизбрание руководства в низовых и окружных
организациях НКУ ставило целью обеспечить успешное прове-
дение предстоящих в апреле 1971 г. всеобщих выборов. Сообще-
ния партийной прессы свидетельствовали о большой политиче-
ской активности НКУ. Был проведен социальный анализ состава
кандидатов НКУ на посты председателей окружных организа-
ций, многие из них должны были войти в состав нового Нацио-
нального собрания, которое обновлялось на одну треть. Этот
анализ показал, что в руководящих кадрах НКУ произошел
сдвиг в пользу торговцев и мелких предпринимателей. На их
долю приходилось 46,3%, на долю различных специалистов и
учителей — 20%, фермеров — 9,3%. Число лиц с начальным об-
разованием возросло с 5,3% в 1961 г. до 17,3% в 1970 г., а с
неполным средним образованием уменьшилось с 50% в 1961 г.
до 36% в 1970 г. Активная прослойка мелких предпринимателей,
торговцев и фермеров оказалась поднятой на гребень политиче-
ской активности масс и готовилась к борьбе за парламентские
места, за усиление своих позиций в обществе.
В 1967—1970 гг. в Уганде происходило углубление процесса
демократических преобразований, шло укрепление независимо-
го государства. Начальная стадия (1967—1968) этого процесса
характеризовалась противоречивостью, проявлявшейся в прове-
дении надстроечными институтами мероприятий, которые содей-
ствовали повышению активности национального капитала и ог-
191
раничению иностранного капитала при одновременном осужде-
нии эксплуататорской сути частного капитала вообще.
Существуют два вида «модификации» буржуазно-демократи-
ческих преобразований в молодых государствах Азии и Африки,
которые могут способствовать либо становлению капитализма,
либо сознательному его ограничению (подробнее см. [236,
с. 263—264]). В Уганде произошло как бы наложение друг на
друга обоих видов «модификации». При этом мероприятия, пре-
дусмотренные Хартией простого человека, начали накладывать-
ся на ранее принятый курс «африканизации» торговли и про-
мышленности и осуществляться еще до того, как была создана
новая демократическая надстройка, верная идеалам «движения
влево» (как известно, национальные демократы рассчитывали
обновить парламент и правительство в 1971 г.). В этом, равно
как и в незавершенности радикальных мероприятий предыдуще-
го антифеодального этапа, проявилось «забегание» политиче-
ской революции в Уганде, за которым последовал «откат», что
в конечном итоге обусловило приход к власти военных.
Культурное развитие в 60-е годы. Среди первоочередных за-
дач, поставленных правительством независимой Уганды, была
также задача борьбы с культурной отсталостью. Несмотря на
трудности становления молодого государства, правительство
последовательно проводило политику культурного строительст-
ва. Пятилетние планы, республиканская конституция 1967 г.,
программные документы правящей партии НКУ заложили проч-
ный фундамент правительственной политики развития нацио-
нальной культуры [35; 94; 118].
Усилия правительства М. Оботе и НКУ принесли весомые
результаты. Период 1962—1971 гг. характеризуется крупными
достижениями народов Уганды в культурном строительстве. В
его основу были положены принципы национального единства,
борьбы с трибализмом и сепаратизмом.
По конституции общегосударственным языком был признан
английский. Местные языки были поставлены в равноправное
положение. На этих языках осуществлялось обучение в началь-
ной школе, составлялись специальные программы на общена-
циональном радио и телевидении, издавались учебные пособия,
книги по самой различной проблематике, выходили газеты и
журналы [200, с. 154, 213, 226]. Особое внимание руководство
НКУ уделяло идеологическому воспитанию подрастающего по-
коления. В Хартии простого человека утверждалось, что моло-
дежь «необходимо воспитывать в духе отрицания племенного
превосходства, религиозного ханжества и фанатизма, эгоизма
феодалов и алчности капиталистов» :[94, п. 16]. Таким образом,
культурное строительство опиралось на политическую и соци-
альную основу.
Главными инструментами культурного строительства стали
система образования, средства информации, .научные учрежде-
ния, творческие объединения и союзы.
192
>v
Фрагмент керамики
Бш о
Ритуальный цилиндр
Глиняная голова
Г1туси
ш Дузнры
Карикатур?! из английского журнала
Владелец (БВАК) белого слона (Уганды)
принять на себя «попечение»
«Панч».
предлагает Джону Булю
о животном
Кабарсга— национальный герой сопротивления во главе войска
Парад воипов-баганда перед кабакой Мутссой I (справа—Дж. Спик)
Столица Буганды (XIX в.)
Деревенский рынок в Ачоли
Музыкант-мугве
Предметы традиционных ремесел
Здание парламента (фото R. II. Панкратьева)
Плотина и ГЭС на р. Нил у г. Джинджа (фото В. П. Панкратьева)
Сборщица кофе
Собран урожай хлопка (фото В. П. Панкратьева)
Кампала. Центральная улица (фото В. П. Панкратьева)
«3
Гончар-мугнсу (фито В. 11. Панкратьева)
Празднование 1 мая 196У г. на стадионе Лугого.
Выступление танцевального ансамбля (фото В. П. Панкратьева)
Ху тожественная школа
Перед системой школьного и высшего образования стояла
задача подготовки национальных кадров, которые заменили бы
неугандских граждан на ответственных постах в администрации,
экономике, социальных и культурных учреждениях. Чтобы си-
стема образования смогла выполнять поставленные перед ней
задачи, правительство решило провести ее реформу.
В основу реформы был положен принцип демократизации
системы образования, предусматривавший ликвидацию ее эли-
тарности, малодоступности для широких слоев населения, пе-
рестройку учебного процесса и изменение содержания самого
обучения. Но здесь правительство сразу же столкнулось с боль-
шими трудностями. Недостаток финансовых средств и подготов-
ленных кадров не позволял планировать ввод всеобщего на-
чального образования в ближайшем будущем.
Реформа предусматривала контроль государства над всеми
школами, в том числе миссионерскими и частными, введение
единой программы и методики обучения, пересмотр содержания
учебников, увеличение выпуска учителей-африканцев и замену
преподавательского персонала, не имевшего угандского граж-
данства. Было налажено издание учебников в государственных
типографиях. Только за 1962—1965 гг. число школьных помеще-
ний увеличилось с 2 тыс. до 6 тыс. Постепенно расширялось про-
фессионально-техническое обучение. Резко увеличился выпуск
учителей из педагогических училищ. Однако это были лишь
первые шаги. Хотя число неграмотных в 60-е годы стало умень-
шаться, оно еще оставалось высоким — 70%. Даже в 1968 г.
80% преподавателей средних школ не имели угандского граж-
данства [477, 10.VII.1968]. По-прежнему крайне остро стоял
вопрос о трудоустройстве выпускников школ [447, 15.VI.1968].
Правительство предприняло также важные меры в области
высшего образования. Стремясь теснее связать его с народным
хозяйством, максимально приблизить к реальной жизни, оно соз-
дало новые факультеты и расширило старые в университете
Макерере, учредило новые институты и колледжи, в которых в
отличие от колониального периода приоритет начали получать
не гуманитарные, а естественные науки. В 1970 г. Макерере стал
национальным университетом. Число студентов в нем увеличи-
лось с 880 в 1960 г. до 2720 в 1970 г., а преподавателей-афри-
канцев— с 10 до 115 [74, с. 263]. Многие государственные и
партийные деятели (в том числе президент М. Оботе), извест-
ные ученые, писатели и поэты были выпускниками Макерере.
Макерере был не только главным учебным, но и научным
центром Уганды. Многие его преподаватели, которые одновре-
менно вели активную научно-исследовательскую работу по про-
грамме Института социальных исследований, подготовили и
опубликовали крупные научные труды. Важными областями
научных исследований были история и культура. Ученые-афри-
канисты видели свою задачу в том, чтобы опровергнуть раз-
личные расистские теории («хамитскую» и др.), воссоздать
13 Зак. 274
193
правдивую картину прошлого угандских пародов, правильно
оценить их вклад в сокровищницу общеафриканской и мировой
культуры. Исследования имели не только научное значение. Они
содействовали росту национального сознания, служили целям
сплочения народов страны на общеафриканской основе.
Угандские историки ввели в научный оборот много новых
ценных источников. Благодаря их усилиям законное место за-
няла устная традиция [205, с. 9—25; 220, с. 155—164]. А такие,
например, ученые, как С. Киванука и С. Каругире, допускали
возможность исторического исследования, полностью опираясь
на устную традицию (особенно в решении вопросов этногенеза,
датировки событий, определении происхождения государств и
династий [303; 304; 308]).
Крупными научными центрами Уганды стали ботанический
сад, национальные парки, музеи. Например, музей Уганды в
Кампале располагает богатой коллекцией экспонатов по разде-
лам этнографии, археологии, палеонтологии, африканского ре-
месла, материальной и духовной культуры местных народов.
Важная роль в социальном и культурном строительстве от-
водилась средствам массовой информации '[94, п. 42]. Прави-
тельство установило свой контроль над корпорацией «Радио
Уганды». В 1963 г. в Кампале был основан телевизионный
центр. Радио и телевидение играли большую роль в культур-
ном строительстве. Количество радиоприемников, находившихся
во владении африканцев, увеличилось с 92 тыс. в 1964 г. до
250 тыс. в 1975 г. [116, с. 702—716].
Власти предпринимали энергичные меры к тому, чтобы про-
тивопоставить существовавшему до второй половины 60-х годов
засилью неафриканцев в периодической печати национальную
прессу. Последняя была призвана бороться за укрепление поли-
тической, экономической, идеологической и культурной незави-
симости. После бурных событий 1966 г. правительство закрыло
газеты «Уганда эйогера» и «Секаньолья», выражавшие взгляды
консервативной партии «Кабака екка». Решительные меры вла-
стей вынудили более осторожно действовать такие проимпериа-
лисгические и неоколониалистические органы, как «Уганда ар-
гус», «Тайфа эмпья», «Мунно». Названные газеты пропаган-
дировали капиталистический путь развития, буржуазный образ
жизни, проводили западное идеологическое и культурное влия-
ние, насаждали антикоммунизм, поддерживали антиправитель-
ственную оппозицию в лице «Кабака екка» и Демократической
партии.
Правительство М. Оботе добивалось, чтобы африканская пе-
риодическая печать активно участвовала в строительстве повой
Уганды, в формировании человека, свободного от вековых пред-
рассудков, сознающего свой долг перед народом. Оно считало,
что стоящая на подлинно патриотических позициях печать
должна пропагандировать принципы, провозглашенные Хартией
простого человека и «движением влево». Такую роль взяли на
194
себя прежде всего следующие издания: «Мукулембезе» (осно-
вана в 1962 г., тираж — 50 тыс.) и «Маулире» (тираж — 40тыс.}
[219, с. 120—121]. «Маулире», а также ряд других газет (на-
пример, «Вамапья», «Лок аминья», «Аппупета») издавались на
основных языках страны ( луганда, атесо, ланго, луо) и рас-
пространялись бесплатно. В периодической печати преобладали,,
конечно, политические материалы. Но нередко упомянутые вы-
ше газеты, а также официальный орган правительства и НКУ
газета «Пипл» представляли свои страницы писателям, худож-
никам, другим деятелям культуры.
Государство оказывало моральную и материальную под-
держку творческой интеллигенции, которая активно включалась
в жизнь, принимала участие в осуществлении правительствен-
ных мероприятий в области культуры.
В 60-е годы передовые представители творческой интеллиген-
ции выступали с теоретическими статьями о целях и задачах:
культуры [37]. Они считали, что отказ от национальных худо-
жественных традиций сголь же вреден, как и искусственное;
культивирование или консервация всего старого и отжившего.
Только преемственность на здоровой основе в сочетании с глу-
боким осмыслением ведущих тенденций современного мирового
культурного развития и закономерностей эволюции местных ху-
дожественных принципов, утверждали они, позволяет художни-
кам, писателям, музыкантам, артистам найти точное направле-
ние для выражения чаяний своего народа.
Вкладом в обобщение достижений традиционного творчест-
ва, в их пропаганду стали работы историков, этнографов, лите-
ратуроведов и искусствоведов. Среди этих работ выделялись,
труды музыковеда Дж. Кьягамбиддвы и особенно диссертация
О. п’Битека на тему «Устная литература и ее социальные осно-
вы у ачоли и ланго» [246, с. 4; 310].
Центрами по исследованию культуры и народного творчества
были Национальный музей Уганды, факультет искусств при Ма-
керере, культурный центр (основан в 1966 г., первый дирек-
тор— О. п’Битек). Работа этих учреждений осуществлялась в;
тесном контакте и под руководством министерства культуры и
общинного развития.
В годы независимости появились первые профессиональные
писатели. Многие из них сочетали литературную деятельность с
научной и педагогической. В основе их произведений (за. ред-
ким исключением) лежали сюжеты, заимствованные из народ-
ного творчества и повседневной жизни. По мнению специали-
стов, эти произведения не только органично влились в общее*
русло новой африканской литературы, но и заметно обогатили;
ее [181, с. 206; 216, с. 6]. С 1963 г. в стране действовала Ассо-
циация журналистов и писателей.
Писательская интеллигенция, конечно, нс была однородной..
Среди них имелись и такие, кто слепо следовал различным за-
падным модным течениям, заимствовал внешние стороны бур-
13*
•195
жуазной культуры. Им противостояли писатели, стоявшие на
патриотических и демократических позициях [232, с. 90—95].
Одним из первых, кто ощутил необходимость подчинить свое
творчество насущным проблемам новой жизни, был писатель,
поэт и ученый Окот п’Битск. Известность ему принесла поэма
«Песнь Лавино», написанная в 1956 г. на языке ачоли. В ко-
лониальный период поэма могла распространяться только полу-
легально. Опубликована впервые в 1966 г. [407, 1973, № 9].
В этом и других стихотворных произведениях («Песнь Окола»,
«Песнь узника» и др.) Окот п’Битек выступил против пережит-
ков прошлого, приветствовал поступательное развитие молодой
Уганды, критиковал тех, кто преклонялся перед буржуазной за-
падной литературой. Авюр поднялся до широких социальных
обобщений, он призывал африканскую интеллигенцию, патрио-
тические круги национальной буржуазии объединиться с кре-
стьянами и рабочими в борьбе против империализма, наследия
колониального прошлого.
Многие писатели и поэты поддержали эти призывы. Острая
социальная проблематика и гражданственность отличали рома-
ны, повести, рассказы, поэмы многих писателей и поэтов Уган-
ды [181; 232, с. 90—95]. Б. Кименье дал правдивое, без идеа-
лизации изображение патриархального быта деревни. О. Окули
писал о тяжелом и бесправном положении женщины (поэма
«Сирота», роман «Гулящая») [347]; Б. Лубега в повести «От-
верженные» рассказал о бунте «маленького человека» против
«черных господ» [317]. Р. Серумага в романе «Возвращение к
теням» изобразил жизнь средних городских слоев, остро поста-
вил вопрос о позиции и судьбах африканской интеллигенции
[372].
В романе «Опыт» и новелле «Продается сердце» Э. Се-
руме выразил протест против социальных язв, порожденных на-
саждением в обществе буржуазных отношений. В рассказах и
стихах Т. Ло Лийоига говорится о революционной роли молоде-
жи в се борьбе с миром насилия, с ханжеством буржуазной мо-
рали.
Уганда совместно с Кенией и Объединенной Республикой
Танзанией (ОРТ) участвовала в налаживании издательского
дела в области художественной и научной литературы.
В 60-е годы наметились тенденции к формированию нацио-
нальной школы изобразительного искусства. Большинство ху-
дожников все еще находились под сильным влиянием западно-
европейских течений [331]. Даже посвящая свои произведения
различным сторонам жизни независимого государства, быту ее
народов, многие из них продолжали следовать европейским об-
разцам. Тем не менее было положено начало освобождению от
европейского влияния [192, с. 39]. В стране пользовались из-
вестностью многие мастера станковой живописи, графики,
скульптуры. Скульптор Г. Малоба был создателем монумента
свободы в Кампале, изображавшего Мать-Африку. В культурном
196
центре Уганды (в Кампале) была развернута постоянная экс-
позиция произведений угандских художников; периодически
проводились другие художественные выставки.
Большое внимание уделялось подготовке национальных му-
зыкальных кадров. Эту задачу выполняли факультет искусств
при университете Макерере, музыкальные колледжи (выпускав-
шие преподавателей), национальный департамент музыки 190].
Действовала система семинаров, на которых повышалась ква-
лификация преподавателей музыкальных школ.
Традиционное музыкальное творчество возрождалось и поощ-
рялось. В Уганде были созданы национальный фольклорный ан-
самбль «Биение сердца Африки», ансамбль ксилофонистов эм-
байре, хор и танцевальный коллектив при культурном центре,
другие коллективы, которые гастролировали по стране и за ру-
бежом, выступали на радио и телевидении. Среди музыкантов
популярностью пользовались Дж. У. Какома (автор националь-
ного гимна), А. Окело, Б. Мубапгизи, Л. Ньямайялво, П. Ки-
вумби, Дж. Сенога Заке, Е. О. Задок Адолу.
Значительных успехов добилось театральное искусство [212,.
с. 208—220]. Драматурги начали переходить от создания афри-
канских вариаций западноевропейских пьес к сочинению само-
стоятельных и самобытных произведений. Наиболее известными
были пьесы Р. Серумаги («Слоны», «Пьеса», «Ренга Мой»),
В. Кийинджи («Гвоссуса Эмваньи», «Долина Сении», «Доктор
Касаво»), Б. Каваддвы («Это — Кампала», «Желание», «Святая
Луанда») [477, 5.VIII.1963, 9.IV, 7.V.1965, 27.IV.1967,
10.VII.1968; 485, 19.V. 1973]. В них затрагивались актуальные
проблемы жизни молодой республики.
Ведущую роль в развитии национального театра по-прежне-
му играла студия при университете Макерере, которая пропа-
гандировала достижения угандской и африканской драматур-
гии, вносила вклад в просвещение, идеологическое и эстетиче-
ское воспитание масс. В 1965 г. студенческий коллектив создал
передвижную бригаду, которая в каникулы гастролировала no>
стране и давала бесплатные представления. Эти гастроли по-
служили толчком к созданию во многих местностях Уганды
театральных студий. Со временем в ряде городов (Кампала,
Мбале, Форт-Портал) стали проводиться фестивали любитель-
ских коллективов.
Отдельные популярные коллективы, отличавшиеся высоким
профессионализмом, группировались вокруг таких известных пи-
сателей, драматургов и актеров, как В. Кийинджа («Ассоциация
африканских актеров», основана в 1963 г.) и Б. Каваддва («Ак-
теры Кампалы», 1964 г.) [477, 5.VIII.1963, 17.IX.1964]. Видный
писатель, драматург и актер Р. Серумага основал в 1962 г. пер-
вый профессиональный театр — «Лимитед театр» [477,
21.XI.1983]. Труппа состояла из африканских и европейских ак-
теров. В репертуаре театра находились произведения африкан-
ских (в том числе угандских) и неафриканских авторов (вклю-
197
чая европейских классиков). Среди пьес, ставившихся театраль-
ными коллективами, были пьесы Шекспира, Мольера, Гоголя
(«Ревизор»), Чехова («Предложение», «Медведь»), Политика
«африканизации» затронула и действовавший еще в колониаль-
ное время Национальный театр. В 1966 г. его директором стал
Окот п’Битек, которому принадлежит заслуга превращения
театра в подлинно национальный [482, 13.Х.1981].
Осуществляя программу культурного строительства, прави-
тельство М. Оботе не замыкалось в узких национальных рам-
ках, а выступало за активное культурное сотрудничество Уган-
ды с другими государствами. Особенно широкие связи Уганда
установила со странами Восточной Африки. В рамках Восточно-
африканского сообщества действовали общие культурные и
научные центры, объединенные издательства, осуществлялось
«самое тесное сотрудничество в различных областях культуры.
Несмотря на то что в Уганде начался процесс высвобожде-
ния из-под идеологического и культурного влияния империали-
стического Запада, позиции последнего в области культурной
.жизни страны все еще были сильными. Буржуазная прослойка
национальной интеллигенции сознательно ориентировалась на
Запад, особенно на бывшую метрополию и США Прогрессив-
ным кругам страны приходилось преодолевать сопротивление
этой прослойки в борьбе за самостоятельность национальной
культуры, за упрочение в ней подлинно демократических тен-
денций.
Правительство М. Оботе приветствовало культурные контак-
ты с неприсоединившимися государствами, со странами социа-
листического содружества. В 1965 г. Уганда подписала с СССР
Соглашение о культурном и научном сотрудничестве. В стране
;было образовано общество «Уганда—СССР» (первый прези-
дент— И. Мусази). Советские специалисты приняли участие в
подготовке национальных кадров в самой Уганде. Сотни уганд-
ских студентов получили высшее и среднее техническое образо-
вание в СССР. Расширился обмен деятелями культуры, художе-
ственными коллективами. Советский Союз посетили Окот п’Би-
тек, Б. Каваддва и другие, на гастроли в Москву выезжали ан-
самбль «Биение сердца Африки», «Лимитед театр» и др.
В представленном Национальному собранию третьем пяти-
летием плане развития на 1971/72—1975/76 гг. содержалась об-
ширная программа, охватывавшая весь комплекс культурного
строительства [118]. Однако проведению в жизнь этой програм-
мы, как и других, помешал военный переворот в январе 1971 г.
Глава VII
УГАНДА В 1971 — 1981 гг.
Военный переворот. Укрепление власти военных
25 января 1971 г. часть угандской армии подняла мятеж и
захватила власть, свергнув находившегося в Сингапуре на кон-
ференции глав государств стран Содружества президента
М. Оботе. Это произошло семь лет спустя после армейского вос-
стания, подавленного с помощью вызванных правительством
Уганды английских войск. Тогда в «умиротворении» солдат ак-
тивное участие принимал майор И. Амин. Теперь генерал-майор
И. Амин, командующий вооруженными силами, возглавил анти-
правительственный мятеж.
Бои между верными М. Оботе частями, включавшими спе-
циальные силы, ряд армейских подразделений и силы безопас-
ности, и мятежными войсками продолжались 12 часов [416,
1971, № 10, с. 5370].
После захвата стратегических пунктов в столице представи-
тель восставших от имени вооруженных сил зачитал по радио
декларацию о переходе власти в руки военных. Декларация об-
виняла правительство М. Оботе в «коррупции и антиконститу-
ционной деятельности». Захват столицы и арест членов прави-
тельства НКУ деморализовали воинские части, находившиеся в
отдаленных районах. Верное М. Оботе военное руководство не
сумело скоординировать действия по подавлению мятежа. По-
пытка М. Оботе вернуться в Уганду и силой своего авторитета
восстановить порядок в стране, как это имело место во время
антиправительственного заговора в 1966 г., была пресечена мя-
тежниками, захватившими аэропорт Энтеббе.
Мятежу в армии предшествовали прогрессивные мероприя-
тия правительства М. Оботе, о которых говорилось в гл. VI. Ре-
шение о введении государственного контроля над ключевыми
отраслями экономики вызвало недовольство и противодействие
со стороны многих предпринимателей. Так, Конфедерация анг-
лийских промышленников открыто призвала правительства за-
интересованных стран к вмешательству и защите интересов сво-
их компаний [458, 1973, № 2, с. 141 —158].
Под сильным давлением западных монополий, инспирировав-
ших «бегство» частных капиталистов из Уганды, правительство
НКУ было вынуждено пойти на ряд уступок крупным иностран-
199
ным фирмам. Однако в штаб-квартирах этих фирм, находивших-
ся в основном в США и Великобритании, отдавали себе отчет
в том, что полученные уступки имеют временный характер и что
после всеобщих выборов, намеченных на апрель 1971 г., прези-
дент Оботе, получив мандат на претворение в жизнь решений
НКУ, будет упорно добиваться поставленных целей.
В победе НКУ на выборах мало кто сомневался. Разгром-
ленные во второй половине 60-х годов прозападные оппозицион-
ные партии — Демократическая и «Кабака екка» не имели до-
статочной социальной опоры и было бесполезно рассчитывать
на их приход к власти конституционным путем. Поэтому была
поставлена задача насильственно устранить лидера НКУ
М. Оботе до проведения выборов. Этим объясняется тот факт,
что ставка была сделана на «сильную личность» в армии, ко-
торая сумела бы осуществить быстрый захват столицы, взять
под контроль правительственные учреждения и свергнуть за-
конное правительство. Выполнение этого плана осложнялось
тем, что ядро офицерского корпуса (особенно высший команд-
ный состав) и армии в целом традиционно составляли пред-
ставители пилотских народностей — ачоли и ланго, верные пре-
зиденту (М. Оботе — ланго). Жребий пал на генерала Амина,
поддерживавшего связи с израильской разведкой «Мосад».
В открытом письме М. Оботе, опубликованном газетой «Пипл», прямо
говорилось: «Сговор с Амином с целью свержения законного правительства
Уганды стал логическим продолжением тесных связей, которые поддерживал
с ним представитель израильской разведки „Мосад“ в Кампале» (см. [468,
ЗО.Х..1980]. Не вызывает сомнений, что подрывная деятельность «Мосад» ко-
ординировалась с деятельностью спецслужб ОША и Великобритании.
При выборе кандидатуры И. Амина принимались в расчет
следующие соображения: наличие трений между М. Оботе и
И. Амином, вызванных попытками последнего замять назре-
вавший публичный скандал из-за крупной растраты государст-
венных средств, совершенной близким к генералу офицером —
начальником армейских складов [459, 1972, № 10, с. 19—35];
связанная с этим боязнь И. Амина потерять высший армейский
пост; его склонность к авантюризму; принадлежность генерала
не к пилотским, а к малым, суданским народностям, представи-
тели которых занимали в армии в основном младшие команд-
ные должности, в связи с чем предполагалось, что И. Амину
удастся повести за собой «суданцев», если им будет обещано
быстрое продвижение по службе.
С помощью небольшого числа младших офицеров и сержан-
тов— выходцев из суданских народностей И. Амину удалось
привлечь к мятежу несколько пехотных подразделений и бро-
нетанковый батальон «Мулире». В сражении с верными прави-
тельству войсками именно танки решили его исход в пользу
мятежников.
Внешние и внутренние реакционные круги предполагали, что
армейские офицеры, не обладавшие государственным и полити-
ческим опытом, вернутся в казармы после свержения прави-
тельства М. Оботе и передадут бразды правления в руки про-
западных политиков, противников «движения влево». Однако
после переворота события развивались не совсем так, как это
предусматривал задуманный сценарий. И. Амин, захватив ре-
зиденцию президента страны, не пожелал ее покинуть.
28 января 1971 г. Амин распустил правительство, запретил
всякую политическую деятельность. Военные провозгласили
Амина главой государства и председателем совета обороны,
присвоив ему звание полного генерала. В качестве главы госу-
дарства Амин сформировал кабинет министров. Этнический со-
став нового правительства был тщательно продуман и включал
шесть представителей с севера, шесть — с востока, трех — из
Буганды (однако не были представлены западные районы —
Анколе и Буньоро) [306, с. 47; 416, 1971, № 2]. В состав пра-
вительства вошли как гражданские лица, так и военные, что
должно было закамуфлировать установленную Амином военную
диктатуру. Все важные политические решения Амин принимал
единолично, информировал о них офицеров, а затем проводил
эти решения через кабинет министров, который автоматически
их утверждал.
В начале февраля И. Амин распустил парламент, а вслед за
парламентом разогнал местные советы, уволил председателей
этих советов и мэров городов. Однако он сохранил «вождей» —
чиновников местной администрации, проводивших в жизнь ди-
рективы центрального правительства и собиравших налоги с
населения. Амин приступил к реорганизации административной
системы. Страна была разделена на 17 районов [416, 1972,
№ 12]. До завершения реорганизации районы должны были
управляться административными секретарями бывших советов,
ответственными перед назначенными военными властями район-
ными комиссарами, а города — муниципальными секретарями
[416, 1971, № 10].
Поскольку Амин совершил переворот, не опираясь ни на од-
ну из оппозиционных партий, он решил удерживать захвачен-
ную власть с помощью армии, лавируя между различными
классовыми, этническими, традиционалистскими и религиозны-
ми группировками, используя при этом старый государственный
аппарат. Он предпринял энергичные меры, направленные на
укрепление своей власти и завоевание поддержки среди населе-
ния и в армии. Амин совершил ряд поездок по районам страны,
призывая армию и народ сплотиться вокруг нового правитель-
ства. Генерал выступил с недвусмысленными угрозами в адрес
населения, предупредив, что любая попытка поддержки сверг-
нутого президента М. Оботе вызовет карательные акции со сто-
роны армии.
Одной из первых мер военных после захвата власти явилось
освобождение из заключения политических противников НКУ.
Было заявлено также о намерении властей вернуть из Лондона
200
I
201
прах бывшего кабаки Буганды. 31 марта 1971 г. забальзами-
рованное тело кабаки было доставлено из Лондона в Энтеббе.
В течение трех дней баганда нескончаемой чередой шли в ка-
федральный собор Намирембе в Кампале, чтобы попрощаться с
последним из бугандских монархов. 4 апреля 1971 г. прах Му-
тесы II был захоронен в королевской усыпальнице в Кисуби с
государственными почестями [416, 1971, № 20].
Таким образом военный режим намеревался завоевать по-
пулярность в массах (особенно на территории Буганды, где рас-
полагались центральные правительственные учреждения) и за-
ручиться поддержкой оппозиционных НКУ деятелей и чинов-
ничьей верхушки, в услугах которой он нуждался (в первый пе-
риод после переворота Амин оказался в окружении группы по-
литических деятелей, которые пытались уговорить его возвра-
титься к конституции 1962 г.). Одновременно глава военного
режима рассчитывал привлечь на свою сторону неотрадициона-
листов и традиционалистов Буганды, выступавших против быв-
шего правительства. Заигрывание военных с традиционными
кругами проявилось во время ряда встреч Амина не только со
старейшинами-баганда, но и со старейшинами остальных народ-
ностей страны.
Монархисты и традиционалисты предприняли несколько по-
пыток оказать нажим на военные власти, чтобы восстановить
статус кабаки. В своих петициях Амину бугандские старейшины,
ссылаясь на пример Нигерии и Ганы, предлагали установить
«мирное сосуществование» республиканских и монархических
институтов [417, 1971, № 5, 6]. К выступлениям традициона-
листов в Уганде присоединили свой голос бугандские эмигран-
ты в Лондоне. От их имени бывший генеральный прокурор Бу-
ганды Ф. Мпага через редакцию «Дейли телеграф» обратился
к И. Амину с 'настоятельным призывом «предпринять важные
шаги по восстановлению монархии», что отвечало бы и инте-
ресам Англии. Но если И. Амин в августе занимал по этому
вопросу еще неопределенную позицию, ссылаясь на сложность
проблемы |и необходимость ее всенародного обсуждения, то к
октябрю 1971 г. под воздействием офицеров, подавляющее боль-
шинство которых было выходцами из немонархических районов,
он определенно заявил: «Уганда останется республикой. Коро-
левства не будут восстановлены. Страна не вернется к консти-
туции 1962 г.» [417, 1971, № 6]. Таким образом, наметившийся
было альянс И. Амина с монархистами не состоялся. Позже
монархисты перешли в оппозицию к военному режиму.
Для укрепления власти Амину требовалась надежная под-
держка армии, с помощью которой он намеревался контролиро-
вать положение в стране. С этой целью была произведена чист-
ка в армии и осуществлена ее реорганизация. Генерал окружил
себя преданными офицерами, выдвинув па командные посты
вчерашних лейтенантов и сержантов, отличившихся во время
переворота. Изменился этнический состав вооруженных сил: в
202
их ряды набрали солдат — соплеменников Амина. В результате
численность армии выросла в 3 раза.
В марте 1971 г. Амин издал декрет, дававший армии право
задерживать и содержать под арестом без суда и следствия
подозреваемых в антиправительственных настроениях [306,
с. 88]. В Уганде царили произвол и беззаконие. Солдаты хва-
тали по доносам людей, и те бесследно исчезали в застенках
созданной в марте 1971 г. охранки, прикрывшейся невинным
названием — «Государственное исследовательское бюро».
В письме, тайно разосланном М. Оботе главам африканских государств
в 1973 г., указывалось, что режим Амина уничтожил десятки тысяч солдат
и мирных граждан. В письме были приведены подробности убийства 3,5 тыс.
угапдцев, которые составили лишь небольшую часть от общего числа -—80—
'90 тыс. погибших [417, 1973, № 22].
Тем не менее позиции Амина на первых порах не были до-
статочно прочными. В северных районах наблюдалось пассив-
ное сопротивление населения: молодежь ланго и ачоли уходила
в соседние страны, чтобы присоединиться к формируемым анти-
аминовским партизанским отрядам. В центральных районах
традиционалисты-баганда в награду за лояльность правитель-
ству требовали восстановления монархии в Буганде. Этому про-
тивились армейские офицеры — выходцы из других районов.
Рвались к управлению страной бывшие политические деятели,
дискредитировавшие себя ранее при правительстве НКУ. Они
полагали, что настал их час вернуться к власти (как отмеча-
лось, это не входило в планы диктатора). Возникали осложне-
ния во взаимоотношениях с гражданскими членами правитель-
ства, которые ради максимального подчинения военной хунте
были зачислены в армию. В самой армии в ходе ее реорганиза-
ции возникали беспорядки на этнической основе.
Наиболее крупные волнения в казармах произошли в феврале 1971 г. в
Кампале, в июне—июле 1971 г. в Морото, Джиндже, Мбараре, когда во вре-
мя столкновений солдат различной этнической принадлежности и в ходе по-
давления беспорядков погибло не менее 1 тыс. человек. Амин использовал
межэтнические противоречия для укрепления своей диктаторской власти, вме-
шиваясь в качестве третейского судьи в урегулирование конфликтов или, на-
оборот, разжигая их, когда это было ему выгодно.
Немалые сложности для правительства Амина создавала по-
литическая изоляция страны, нежелание многих африканских
государств признавать его законность. Особые опасения у дик-
татора вызывала поддержка М. Оботе руководством Танзании
и Судана, с территории которых сторонники свергнутого пре-
зидента готовились начать военные действия в Уганде.
Примерно через восемь месяцев после переворота, установив
жестокий террор, Амину удалось добиться некоторой стабилиза-
ции внутриполитической обстановки, чему в немалой степени
способствовали западные государства, быстро признавшие воен-
ный режим и оказавшие диктатору военную и экономическую
помощь.
203
Консолидация власти военных осуществлялась постепенно.
В 1974 г. Амин создал военную администрацию сначала в про-
винциях, а в 1975 г. реорганизовал центральное правительство,
в котором военные составили большинство. В 1976 г. Амин стал
пожизненным президентом.
Юридически укрепление власти в руках военных началось с создания в
197'3 г. верховного государственного совета во главе с Амином, в состав ко-
торого вошли вице-президент (военный), командующие родами вооруженных
сил, министр обороны, начальник штаба армии и министр провинциальной
администрации (военный). Верховный государственный совет осуществлял
контроль за работой кабинета министров. Вместо национального собрания
был учрежден так называемый национальный форум, имевший лишь совеща-
тельный статус.
В 1973 г. завершилась реорганизация административной си-
стемы. На карте страны появилось десять провинций: Цент-
ральная (города Кампала и Энтеббе), Северная Буганда (центр
г. Бомбо), Южная Буганда (г. Масака), Бусога (г. Джинджа),
Восточная (г. Мбале), Южная (г. Мбарара), Западная (г. Форт-
Портал), Северная (г. Гулу), Нил (г. Аруа) и Карамоджа
(г. Морото) ![311, с. 114]. Провинции были разделены на
38 районов, в состав которых, как и ранее, входили более мел-
кие территориально-административные единицы — саза, гомбо-
лола и мирука. Провинциальная администрация низшего звена
была сформирована в 1973 г. после проведения под контролем
военных первых в истории страны выборов вождей саза, гом-
болола и мирука [307, с. 113].
Правление военной хунты во главе с Амином можно условно
разделить на два отличавшихся друг от друга периода.
Политика военной хунты в первый период правления
(январь 1971 — август 1972 г.)
Вскоре после переворота был объявлен внешнеполитический
курс военной хунты, провозгласивший преемственность полити-
ки неприсоединения и верность взятым ранее обязательствам.
Стремясь получить дипломатическую поддержку и экономиче-
скую помощь, Амин заявил о готовности пойти на сближение с
капиталистическими странами Запада, пообещав пересмотреть
закон о контроле за деятельностью крупных иностранных ком-
паний (май 1970 г.). Он совершил турне по западноевропейским
столицам. Подталкивая Амина на принятие прозападного кур-
са, английское правительство предложило ему заем в 10 млн.
ф. ст., американская администрация—3 млн. долл. Предложе-
ния о помощи последовали также от Франции, ФРГ, Италии,
Голландии и Израиля. Великобритания и Израиль заявили о
готовности оказать содействие в перевооружении угандской ар-
мии [307, с. 44, 55, 58].
Более сложной оказалась задача налаживания отношений с
204
африканскими государствами. С незаконным угандским режи-
мом отказались иметь дело Танзания, Судан, Замбия, Сомали
и Гвинея. Выжидательную позицию заняла Кения. Если Танза-
ния, Замбия, Сомали и Гвинея не признавали новое угандское
правительство ввиду того, что поддерживали близкие отношения
со свергнутым правительством НКУ, то Судан был озабочен
израильско-угандским сотрудничеством и возможностью усиле-
ния сепаратистского движения на юге Судана, поддерживаемого
Израилем через Уганду.
Для преодоления политической изоляции в Африке Амин
прибегнул к шантажу и военному давлению на соседние госу-
дарства, прежде всего на Танзанию и Судан, на границах с
которыми провоцировались конфликты. Это давало ему также
возможность мобилизовать армию на подавление внутренней
оппозиции под предлогом борьбы с прооботовскими повстанцами.
Создание конфликтных ситуаций на границах соседних с
Угандой государств было выгодно империалистическим государ-
ствам, политика которых была направлена на то, чтобы вбить
клип между африканскими странами и арабо-африканским Су-
даном, выступавшим в ту пору против израильской агрессии на
Ближнем Востоке. Зависимость Уганды от западных поставок
оружия давала Западу возможность противопоставить Уганду
блоку африканских стран, борющихся против расистских режи-
мов на юге Африки (Амин выступил с предложением о диалоге
с расистским режимом Претории).
Стремясь к урегулированию быстро ухудшавшегося положе-
ния на угандско-танзанийской границе, которое грозило пере-
расти из эпизодически возникавших артиллерийских дуэлей и
воздушных налетов ВВС Уганды на танзанийскую территорию в
более широкие военные действия, правительство Нигерии пред-
ложило свои услуги в качестве посредника. После попыток при-
мирения, позже предпринятых также Эфиопией, Либерией, Заи-
ром и Кенией, удалось добиться временного урегулирования
угандско-танзанийских отношений.
Начав осуществлять исламизацию армии и населения, Амин
стал искать возможности развития связей с арабскими государ-
ствами, для чего нанес визиты в Ливию и Египет. Однако улуч-
шению угандско-арабских отношений препятствовал наметив-
шийся альянс Уганды с Израилем.
Внутренняя политика правительства Амина была сформули-
рована лишь в мае 1971 г. Идя навстречу настойчивым требова-
ниям представителей иностранного капитала, правительство ан-
нулировало постановление о государственном контроле над
крупными иностранными предприятиями, отказавшись от фор-
мулы участия: 60% государственных и 40% частных акций.
Этот шаг мотивировался отсутствием у правительства финансо-
вых средств и кадров, необходимых государственному сектору.
Одновременно было объявлено о разграничении сфер деятель-
ности государственного и частного секторов. Правительство со-
205
хранило за собой контроль за энергетикой, экспортом кофе,
хлопка и табака. Доля государства в банках, страховых компа-
ниях, промышленных и транспортных предприятиях была сокра-
щена до 49%. Государственное участие в экономике в соответ-
ствии с новой политикой должно было определяться «не идео-
логическими доктринами, а экономической целесообразностью»,
без «ущемления интересов частного сектора».
Иностранным компаниям разрешалось пересмотреть совмест-
но с правительством условия их деятельности в стране. Вместе
с тем правительство обратилось к предпринимателям с призы-
вом осуществить «угандизацию» своих кадров. В целях более
широкого участия угандцев в деятельности иностранных ком-
паний их владельцам предлагалось выпустить и распределить
среди населения акции. Правительство предполагало резко со-
кратить государственные расходы за счет повышения доли уча-
стия частного сектора, так как Уганда оказалась в исключитель-
но тяжелом финансовом положении. Внешняя задолженность
страны достигла 1,2 млрд. шилл. Дефицит бюджета составил
огромную сумму — 700 млп. шилл. Хотя доходы в 1970/71 г. воз-
росли на 4%, расходная часть бюджета превысила контрольные
цифры на 25% [418, 1971, № 8]. Власти буквально задыхались
от недостатка финансовых средств. Амин ожидал, что его курс,
направленный на сотрудничество с частным капиталом, помо-
жет справиться с финансовыми трудностями. Однако на практике
политика поощрения частного предпринимательства усугубила и
без того сложное экономическое положение страны. Так, когда
власти аннулировали государственный контроль над закупкой
у крестьян продовольственной сельскохозяйственной продукции,
оптовые торговцы начали поднимать цены на продовольствие,
создавать искусственную нехватку продовольственных товаров.
Попытки властей ввести контроль над ценами не дали положи-
тельных результатов. Многие товары, на которые были установ-
лены контрольные цены, исчезли с прилавков. В стране воз-
ник «черный рынок» [477, 4.XI.1971].
Одновременно ухудшилось положение с импортом и торгов-
лей товарами широкого потребления. Правительство, остро нуж-
давшееся в твердой валюте, ограничило импорт товаров первой
необходимости. Контроль за импортом и торговлей был передан
Национальной торговой корпорации (НТК). Но НТК оказалась
не в состоянии справиться с поставленной перед ней задачей
и начала назначать на комиссионных началах торговых агентов
для осуществления импорта. Воздействуя на руководство НТК,
африканская буржуазия Уганды добивалась получения лицен-
зий на импорт продовольствия и товаров широкого потребления
и тем самым вступила в острую конкурентную борьбу с азиат-
скими торговыми фирмами. Многие компании в погоне за при-
былями обходили государственный контроль, прибегая к нару-
шению валютного законодательства, контрабанде товаров в со-
седние страны. Это усугубляло валютный и товарный дефицит,
206
вело к разорению африканских предпринимателей, занятых в
розничной торговле. Правительство подверглось активному дав-
лению со стороны мелкой африканской буржуазии, требовавшей
помочь ей получить доступ в те отрасли хозяйства, в которых
укоренился азиатский капитал. За перераспределение сфер
влияния в торговле выступали многие армейские офицеры, свя-
занные родственными узами или деловыми контактами с афри-
канскими предпринимателями. Они требовали принятия реши-
тельных мер по ограждению интересов африканского капитала.
Представители азиатской буржуазии с настороженностью от-
неслись к экономическим программам правительства, особенно
к призывам африканизировать иностранные предприятия. Они
не торопились вкладывать капиталы в проекты развития, как
того требовали власти. Постепенно назревал конфликт. Первым
его проявлением послужило выступление Амина 8 декабря
1971 г. на встрече с представителями азиатской общины: он
обвинил проживавших в стране выходцев из Азии в подрыве
экономической стабильности и «неоколониальном отношении» к
африканцам [445, 1972, № 2]. Однако в это время никто еще не
подозревал о том, что Амин готовится к резкому повороту в
политике.
Другим признаком, касавшимся изменений уже во внешней
политике, явился разрыв дипломатических отношений с Израи-
лем в конце марта 1972 г. [306, с. 163—164]. Угандское прави-
тельство, заявившее о поддержке арабских государств в ближ-
невосточном конфликте, начало предпринимать энергичные ша-
ги, направленные на сближение с Ливией, Египтом, Саудовской
Аравией и Кувейтом, на нормализацию отношений с Суданом
[416, 24.XI.1972]. В феврале 1972 г. Уганда выступила инициа-
тором подготовки соглашения о примирении между южносу-
данским повстанческим движением «анья-нья», имевшим пред-
ставительство в Кампале, и суданским правительством. Это ока-
зало положительное влияние на улучшение судано-угандских
отношений [416, 24.XI.1972].
Политика военной хунты во второй период правления
(август 1972 — апрель 1979 г.)
Объявление «экономической войны» иностранному капиталу.
Во второй половине 1972 г. правительство Уганды совершило
резкий поворот во внутренней политике, начав наступление на
позиции азиатских торговцев — граждан Великобритании. За-
явив о намерении «передать под контроль африканцев экономи-
ку Уганды», Амин распорядился 4 августа 1972 г. выслать в
трехмесячный срок всех торговцев — выходцев из Азии, а 19 ав-
густа— вообще всех членов азиатской общины [417, 1972, № 36,
с. 6164]. Это привело к ухудшению отношений с Великобрита-
нией и другими западными государствами. 31 августа 1972 г.
207
английское правительство объявило о задержке выплаты Уган-
де займа в 10 млн. ф. ст., а 30 ноября аннулировало соглаше-
ние о предоставлении Уганде других займов. 14 сентября пре-
кратили выплату займов США, Япония, Канада, Дания и Нор-
вегия. Вслед за этим правительства западных государств ото-
звали из Уганды своих технических специалистов, медицинский
и педагогический персонал. В короткий срок страну покинуло
примерно 2 тыс. европейцев. Все это обусловило внешнеполи-
тическую переориентацию Уганды с Запада на Арабский Во-
сток [417, 1972, № 41, с. 6172—73].
Сравним сложившуюся в августе 1972 г. ситуацию с положением в Кении
накануне независимости, когда там решался вопрос о возврате африканцам
обширных земель, захваченных англичанами. Если в Кении Великобритания
пошла на предоставление африканскому правительству займов для выкупа
африканцами ферм «белых поселенцев» и на эвакуацию англичан в целях со-
хранения контроля над кенийской промышленностью, то в Уганде дело каса-
лось лиц, которых английские власти рассматривали как граждан «второго
сорта». К тому же «реформы» Амина были подготовлены без участия Велико-
британии и противоречили ее интересам. Английское правительство, проводя
расистскую политику в отношении цветного населения, под разными пред-
логами ограничивало иммиграцию индийцев и пакистанцев — граждан Вели-
кобритании— с Африканского континента.
Неожиданное изменение внутриполитической линии и вызов,
брошенный бывшей метрополии, объяснялись стремлением дик-
таторского режима найти поддержку в стране и добиться дип-
ломатического признания в Африке. Предложив массам про-
грамму передачи торговли в руки мелкой национальной буржуа-
зии, Амин рассчитывал таким образом сплотить народ вокруг
нового правительства. Для прикрытия расистского характера
своей политики и придания ей националистической окраски гла-
ва военного режима во имя экономической независимости стра-
ны объявил войну азиатскому засилью в торговом секторе. В
социальной политике Амин выступил с позицией эгалитаризма,
заявив о стремлении превратить всех членов угандского об-
щества в частных собственников: «каждому угандцу — собствен-
ный дом и частное предприятие» [485, 4.11.1974]. Национализм
и «антиимпериализм» уживались у Амина с антидемократизмом
и жестокостью в борьбе за достижение выдвинутых задач.
Неудачный рейд прооботовских повстанцев. Военные столк-
новения на границе с Танзанией. В стремлении сорвать меро-
приятия военных властей Уганды западная пресса представля-
ла их как непопулярные среди угандцев. На самом деле дейст-
вия военных получили значительную поддержку прежде всего
мелкой буржуазии и армейских кругов, которые надеялись при-
обрести реквизируемые у индийцев и пакистанцев торговые
предприятия, а также довольно широких кругов населения, вве-
денных в заблуждение демагогическими заявлениями Амина об
«избавлении» страны от «иностранных эксплуататоров».
В значительной степени под влиянием западной информации
о якобы неспокойном положении в стране 17 сентября 1972 г.
208
прооботовские силы численностью около 800 человек вступили
в Уганду с территории Танзании с целью свергнуть военное пра-
вительство и вернуть к власти М. Оботе. Как отмечал журнал
«Тайм», прооботовские повстанцы, называвшие себя «народной
милицией», прошли подготовку в военных лагерях Танзании и
были хорошо вооружены. Наступление прооботовских сил осу-
ществлялось тремя колоннами '[474, 1972, т. 100, № 14]. Пер-
вая пересекла заболоченную местность долины р. Катера в юго-
западном секторе танзанийско-угандской границы, разгромила
гарнизон населенного пункта Кьебе и па захваченном транспор-
те совершила бросок к поселку Сандже. Вторая колонна на
грузовиках прорвалась с боем через пограничный пункт Муту-
кула и соединилась с первой в поселке Сандже. Отсюда обе ко-
лонны направились на север к г. Масака, где были встречены
подразделением бронетанковых частей угандской армии и от-
брошены на юг. Третья колонна пересекла границу в 80 км к
западу от Мутукула. После ожесточенного боя у поселка Кикап-
гати она прорвалась к г. Мбарара и неожиданным ударом вы-
била из него гарнизон. Однако отступившая из города воинская
часть перегруппировала силы и после короткого боя вновь овла-
дела им. 19 сентября 1972 г. представитель военного командо-
вания в Кампале сообщил, что угандская армия овладела по-
ложением.
В ходе боевых действий ВВС Уганды совершили несколько
налетов и на территорию Танзании: 17, 19 и 20 сентября они
бомбили танзанийский город Букоба [417, 1972, № 42, с. 6130].
На угандско-танзанийской границе создалось напряженное по-
ложение. Танзания подтянула к границе с Угандой войска. Пре-
зидент Дж. Ньерере выступил с протестом против воздушных
рейдов угандских ВВС на танзанийские города. В ответ Амин
заявил, что, если Танзания не запретит «антиугандскую деятель-
ность» на своей территории, он отдаст приказ нанести удары
по военным лагерям прооботовских отрядов, находящимся в Тан-
зании ([417, 1972, № 42, с. 6130].
19 сентября 1972 г. Дж. Ньерере информировал председа-
теля ОАЕ короля Марокко Хасана о серьезности сложившейся
ситуации. В Восточную Африку был срочно направлен гене-
ральный секретарь ОАЕ Н. Экангати. Одновременно с посред-
нической миссией в Уганде и Танзании находилась сомалийская
делегация. 21 сентября 1972 г. Танзания и Уганда согласились
на «временное перемирие и прекращение состояния вражды».
Угандская сторона обязалась прекратить бомбардировки танза-
нийских городов, ia танзанийская — отвести войска от границы.
Вслед за этим шагом должны были последовать мирные пере-
говоры.
Однако 22 сентября 1972 г. вновь возникла угроза военных
действий. Представитель угандской армии объявил о возобнов-
лении боев с повстанцами в пограничном районе около Мутуку-
ла и обвинил Танзанию в том, что она направила повстанцам
14 Зак. 274
209
подкрепления. Амин повторил угрозы в адрес Танзании. ВВС
Уганды возобновили налеты на танзанийскую территорию. Бом-
бардировке подвергся г. Мванза.
23 сентября 1972 г. на юго-западе Уганды снова вспыхнули
ожесточенные бои между угандской армией и повстанцами [418,
1972, № 6]. Угандской армии удалось разбить распыленные си-
лы повстанцев, которые потеряли примерно 200 человек убиты-
ми; 50 повстанцев были захвачены в плен [417, 1972, № 42].
Расчет сторонников ЛА. Оботе на восстание в угандской армии и
па широкую поддержку населения не оправдался. К этому вре-
мени Амин успел сместить, арестовать и уничтожить верных.
М. Оботе офицеров, нейтрализовать или расстрелять подозре-
ваемых в сочувствии прежнему правительству солдат; значи-
тельная часть населения страны поддалась на пропагандистскую
кампанию Амина и поддерживала политику правительства, а
районы, в которых могли возникнуть оппозиционные настрое-
ния, были взяты под строгий контроль армии.
Президент Танзании Дж. Ньерере обратился к руководите-
лям государств — членов ОАЕ с призывом предпринять срочные
меры в связи с продолжающимся ухудшением положения на
танзанийско-угандской границе. 24 сентября 1972 г. в столицу
Танзании прибыли президент Судана Нимейри и президент Зам-
бии Каунда для обсуждения возможных путей урегулирования
конфликта. Вскоре было объявлено, что обе стороны согласи-
лись на прекращение «враждебных действий». 6 октября 1972 г.
министры иностранных дел Уганды и Танзании подписали в Мо-
гадишо соглашение, включавшее пять следующих пунктов: пре-
кращение военных действий; отвод войск от границы на рас-
стояние не менее 10 км; прекращение враждебной пропаганды
друг против друга по радио, телевидению и в прессе; прекраще-
ние деятельности подрывных элементов, направленной против
другой стороны; возвращение собственности, захваченной во
время боевых действий [417, 1972, № 42; 418, 1972, № 6].
Изгнание членов азиатской общины. Две фазы «экономиче-
ской войны». В конце сентября 1972 г. военные власти Уганды
возобновили прерванную во время боев с повстанцами высылку
членов азиатской общины. К 7 ноября 1972 г.— сроку, установ-
ленному Амином, страну покинуло практически все азиатское
население. 40 тыс. человек выехали в Англию, 10 тыс.— в Ин-
дию, 10 тыс.— в разные страны Европы и Канаду [473, 1973,.
№ 1].
Правящие круги Уганды первоначально не намеревались
предпринимать каких-либо репрессивных мер ни против азиат-
ского промышленного, пи тем более против западного капитала.
Однако борьба за достижение выдвинутых политических целей
подталкивала их па ликвидацию любых препятствий, не счита-
ясь с возможными отрицательными последствиями такого рода
акций для экономики страны. На пути реализации экономиче-
ских реформ военных стояли нс только азиатская община, ио
210
связанная с ней Англия, а в ее лице и западный капитал и пред-
ставлявшая его интересы европейская община, находившаяся в
стране. Именно желанием устранить эти препятствия объясня-
ются последующие действия военных, направивших свой оче-
редной удар против азиатского промышленного и западного ка-
питала. Натолкнувшись на противодействие азиатской и евро-
пейской общин, военные власти решили не ограничиваться экс-
проприацией лишь азиатских торговых предприятий и перешли
к экспроприации сначала крупных азиатских, а затем и евро-
пейских коммерческих, промышленных и сельскохозяйственных
предприятий.
4 и 8 ноября 1972 г. правительство Уганды объявило о на-
ционализации собственности крупнейших в Восточной Африке
предпринимателей-мультимиллионеров Мадвани и Мехта. За-
тем правительство национализировало 20 других крупных азиат-
ских компаний. 30 октября 1972 г. было объявлено о предстоя-
шей в ноябре экспроприации европейских плантаций с целью
продажи их угандцам [417, 1972, № 48, с. 6248—6250].
В декабре 1972 г. правительство приступило к осуществле-
нию второй фазы «экономической войны», направленной уже не-
посредственно против европейских и американских компаний.
Был издан декрет о национализации более 40 крупных ино-
странных компаний, среди которых — «Ист африкэн ти эстейтс»
и «Митчел котте групп» (контролировали чайные и кофейные
плантации), «Брук бонд оксо» (владела животноводческими
ранчо и чайными фабриками), «Бритиш америкен тобакко»
(экспортировала угандский табак), ряд промышленных и транс-
портных фирм, таких, как «Бритиш метал корпорейшн», «Чи-
лингтон тул компани», «Данлоп», «Консолидейтед принтерз»,
«Уганда транспорт» и др. [473, 1973, № 1]. В январе 1973 г.
правительство национализировало или закрыло около 500 сред-
них и мелких европейских компаний. Из общего числа нацио-
нализированных иностранных компаний 164 были английские.
Это объясняет ведущую роль Англии в антиугандской кампа-
нии при отстаивании экономических интересов иностранного ка-
питала в Уганде.
Высокая степень концентрации капитала крупных иностран-
ных компаний в угандской экономике не позволила экспроприи-
ровать его в пользу частного сектора, как это намечали воен-
ные, так как национальная буржуазия еще нс располагала до-
статочным капиталом для приобретения крупных предприятий.
По оценке английских экономистов, правительство Уганды экс-
проприировало частную собственность общей стоимостью
250 млн. ф. ст. Из них 50% принадлежало 20 крупным азиат-
ским компаниям (причем 64% этой суммы приходилось на долю
двух миллионеров: Мадвани — 50 млн. ф. ст. и Мехта —30 млн.
ф. ст.), 40%—европейским и американским компаниям, 10% —
находилось на блокированных счетах банков и страховых ком-
паний, большей частью принадлежавших мелким вкладчикам
14*
211
[426, 1973, № 11, с. 15]. Поэтому все крупные и подавляющая
часть средних иностранных предприятий перешли в собствен-
ность государства. Вдобавок правительство заявило о национа-
лизации недвижимого имущества независимо от национальной
принадлежности владельцев. В правительственном заявлении по
этому поводу указывалось: «Все здания, оставленные иностран-
цами, автоматически переходят в собственность правительства.
Хозяева новых предприятий будут вести предпринимательскую
деятельность на правах арендаторов и выплачивать правитель-
ству арендную плату за пользование производственными и тор-
говыми помещениями» [417, 1972, № 49, с. 6276]. Национализа-
ция недвижимого иностранного имущества также была вынуж-
денной мерой. Предполагалось, что после погашения задолжен-
ности правительству новые собственники станут полноправными
владельцами передаваемого им иностранного имущества.
В начале 1973 г. правительство провело распределение ино-
странных предприятий среди угандских бизнесменов. Значитель-
ная часть предприятий, магазинов, гостиниц, домов и другой
иностранной собственности была роздана военной элите. По
признанию Амина, многие офицеры из высшего командного со-
става получили предприятия и дома во всех крупных городах
страны и занимались бизнесом. В общей сложности в руки аф-
риканских предпринимателей было передано от 3 до 4 тыс.
предприятий. Условия их передачи были сформулированы позд-
нее, в конце 1973 г. В специально изданном декрете подчерки-
валось, что правительство сохранит за собой право на экспро-
приацию передаваемых предприятий, в случае если этого потре-
буют национальные интересы. Таким образом военный режим
намеревался сохранить в своих руках рычаги воздействия на
новую группу мелкой буржуазии, чтобы обеспечить лояльность
военному режиму.
Осуществление экономических реформ потребовало от пра-
вительства значительных кредитов, предоставляемых новым биз-
несменам для выкупа иностранных предприятий, приобретения
товаров и сырья. Банковские кредиты частному сектору в
1971/72 п 1972/73 гг. составили огромные суммы в 890 и
940 млп. шилл. Потребность в кредитах была удовлетворена за
счет эмиссии денежных знаков, не обеспеченных товарной про-
дукцией. Это повлекло за собой углубление инфляционного про-
цесса и ухудшение жизненного уровня трудящихся* дезорганиза-
цию хозяйства. Отрицательное воздействие мероприятий воен-
ных властей испытали на себе не только промышленность,
транспорт, импортно-экспортная торговля, коммунальные служ-
бы и сфера услуг в городах, но также система здравоохранения
и образования.
В результате осуществления реформ на вершину пирамиды
общества выдвинулась мелкая буржуазия во главе с ее состав-
ной частью — военной элитой. Захватив власть в условиях обост-
рившихся в обществе противоречий, мелкая буржуазия в силу
212
двойственности своего характера, непрочности экономических
позиций начала шарахаться из стороны в сторону, демонстри-
руя неразборчивость и беспринципность в поисках устойчивого
положения. «Комплекс неполноценности», неуверенность в спо-
собности удержать власть и утвердиться экономически подтал-
кивали ее под «зонт» военной диктатуры. Все это сопровожда-
лось ростом реакционных тенденций. «Объективно выражаясь
в аптипролетарских тенденциях хозяйчиков мелкотоварного и
мелкокапиталистического секторов, в приверженности опреде-
ленной части интеллигенции и средних слоев к прокапитализму
и „западной цивилизации11, в националистическом волюнтариз-
ме правого крыла офицерства и бюрократическом тоталитариз-
ме старого чиновничества, реакционные течения мелкой бур-
жуазии часто вырастают в большую и опасную силу, нередко
способствующую сдвигу вправо в развитии той или иной стра-
ны» [195, с. 366]. Именно это и произошло в Уганде. Мероприя-
тия военной хунты были проведены в первую очередь в интере^
сах военной элиты и лавочников, а не трудящихся, которых пра-
вительству удалось увлечь за собой демагогическими лозун-
гами.
Отношения между военной хунтой и различными классами
и слоями угандского общества. В условиях свободного развер-
тывания частной инициативы армейская верхушка, получившая
немалый куш за «заслуги» в перевороте, оказалась охваченной
стяжательством. Военные контролировали политическую и хо-
зяйственную жизнь страны, игнорируя интересы трудящихся,
беспощадно расправляясь с инакомыслящими. Возникло проти-
воречие между стремлением военных способствовать развитию
частного национального капитала и ограничением политической
власти его представителей. Вскоре в различных слоях общества
началось отрезвление. Все больше людей понимали, что ино-
странных эксплуататоров сменили национальные. Газета «Войс
оф Уганда» привела характерное письмо читателя, отражавшее
мнение большинства населения: «Иностранцы доили нашу эко-
номику, и слава богу, что мы от них отделались. Наши братья
получили иностранные предприятия. Но если они не пьют нашу
кровь, то как назвать то, что они делают?» [485, 7.1.1974].
Военные власти практически не могли полностью опереться
ни на один из классов общества. Мелкая буржуазия, составляв-
шая большинство в предпринимательской среде, представляла
собой «конгломерат мелкособственнических классов» различных
укладов общества. Внутри класса мелкой буржуазии наиболее
активной была городская прослойка: мелкие торговцы, кустари
и ремесленники, число которых выросло примерно с 10 тыс. до
15 тыс. Мелкая сельская буржуазия (ее количественный состав
увеличился приблизительно с 240 тыс. до 350 тыс. человек) на-
много превосходила городскую, но была менее опытна в поли-
тическом отношении, плохо организована, теснее связана с до-
капиталистическими укладами.
213
Активизировался процесс разорения мелкой буржуазии за
счет обогащения се верхних слоев и национальной буржуазии
(городских предпринимателей и сельского кулачества), разме-
жевания между теми предпринимателями, которые стремились к
копированию западных стандартов деятельности, и неотради-
ционалистами.
Пытаясь обрести равновесие и избавиться от чувства собст-
венного бессилья перед лицом более сильного соперника — на-
циональной буржуазии, мелкая буржуазия безуспешно апелли-
ровала к своим представителям в военной среде. Военный же
режим не мог дать ей желаемого — обеспечить защиту в общест-
ве, в котором выживали наиболее коикурентпоспособные. Отсю-
да разочарование мелкой буржуазии в реформах, проведенных
военными, ее пессимизм и недовольство своим положением.
Реформы способствовали ускоренному образованию прослой-
ки национальной промышленной буржуазии. Если в 60-е годы в
стране насчитывалось всего 250—300 африканских промышлен-
ников, то в 70-е годы их число примерно удвоилось. По данным
газеты «Войс оф Уганда», за период с 1972 по 1978 г. прави-
тельство выдало угандским предпринимателям 270 лицензий па
сооружение средних и мелких промышленных объектов: фабрик
и заводов по производству таких видов продукции, как одежда,
обувь, мебель, строительные материалы, мастерских по ремонту
автомашин, автомобильных и велосипедных покрышек и т. rf. В
их руках сконцентрировался выпуск значительной части това-
ров широкого спроса, что позволило им монополизировать внут-
ренний рынок, аккумулировать капитал, диктовать цены [485,
1.V.1978]. Большинство африканских предпринимателей предпо-
читало заниматься торговлей или вкладывать капитал в те от-
расли экономики, которые давали наибольшие доходы и обес-
печивали быстрый возврат затраченных средств,— в строитель-
ную, текстильную, пищевкусовую отрасли промышленности, в
транспорт, сферу услуг и сельское хозяйство.
Национальная буржуазия, роль которой в хозяйственной
жизни страны существенно возросла, пыталась добиться от
военных доступа к решению государственных дел. Она выступа-
ла против навязывания армейскими офицерами военных мето-
дов управления государством и экономикой. Обострение отно-
шений между военными властями и буржуазией происходило и в
результате недовольства «старой» буржуазии, сформировавшей-
ся до переворота, быстрым выдвижением новых предпринимате-
лей, многие из которых были связаны с военной элитой или при-
надлежали к ней, применением методов запугивания или дис-
криминационных мер в зависимости от принадлежности пред-
принимателей к той или иной этнической группе.
В страхе перед произволом военных страну покинуло боль-
шое число предпринимателей, чиновников, интеллигенции. Мно-
гие граждане пропали без вести, став жертвами расправ дик-
таторского режима. Это получило настолько широкую огласку,
214
что правительство было вынуждено опубликовать списки более
300 видных угандских граждан, пропавших без вести, и создать
комиссию по расследованию. При этом власти заявили, что мно-
гие лица из этого списка были якобы похищены противниками:
режима с целью создания в стране обстановки паники и недо-
вольства военными властями.
Возмущение в Уганде и за ее пределами вызывали физиче-
ские расправы военного режима над своими противниками. Так,
большого труда стоило Амину приглушить волну недовольства
христианской части населения убийством в 1977 г. главы англи-
канской церкви Уганды архиепископа Д. Лувума (принад-
лежавшего к народности ачоли) и двух министров правительст-
ва, Э. Приема (ачоли) и О. Офумби (мадама), а также группы
офицеров ачоли, обвиненных в антиправительственном загово-
ре. Умертвив арестованных архиепископа и министров, военные
власти затем неуклюже инсценировали их гибель в автомобиль-
ной катастрофе {485, 19, 22.11.1977]. Чтобы как-то сгладить от-
рицательный эффект этой кровавой акции, Амин отдал распоря-
жение торжественно отметить столетний юбилей угандской
церкви.
С целью склонить церковь на свою сторону и уменьшить тре-
ния между религиозными общинами (вслед за убийством архи-
епископа Д. Лувума в стране распространились слухи о поку-
шении на жизнь муфтия Уганды шейха Сулеймана Матову)
[485, 30.VI.1977] Амин назначил новым архиепископом С. Вани,
выходца из северо-западного района, издал декрет о выделении
церкви земель, предприятий, домов для сдачи в аренду, школ,
больниц и об освобождении церкви от уплаты налогов [485,
24.III.1977].
В ответ на растущее сопротивление в буржуазной среде дик-
таторскому режиму (по подсчетам лондонской «Файнэпшл
тайме», на Амина было совершено не менее 13 покушений [452,
3.IIL1979]) военные власти усиливали репрессии. Так, в 1975 г.
правительство объявило о конфискации имущества лиц, бежав-
ших из Уганды. По мнению индийского журнала, это распоря-
жение «затрагивало большое количество домов, предприятий и
прочей собственности многих угандцев, покинувших страну»
[417, 1975, № 23].
Рабочие и служащие после переворота столкнулись с резко
ухудшившимся экономическим положением — замораживанием
заработной платы, непомерно высоким ростом цен на товары
первой необходимости, с пренебрежением властей к вопросам
социального обеспечения, здравоохранения и образования. Ин-
декс стоимости жизни в Кампале в 1971 —1975 гг. для населения
с низкими доходами вырос на 67 пунктов индексной шкалы
[426, 1976, № 1]. Установленный властями минимум заработной
платы в 240 шилл. предпринимателями не соблюдался. Напри-
мер, рабочие сталелитейного завода в г. Джинджа получали
заработную плату равную 146—161 шилл. в месяц [485,
215
23.111.1974]. Представление о том, что можно было купить па
такую заработную плату, дают следующие данные: 1 кг хлеба,
чая, сахара, мяса, овощей, десяток яиц и 1 л молока по офи-
циальным ценам стоили в общей сумме 132 шилл. По призна-
нию правительственной газеты «Войс оф Уганда», трудящиеся
не могли приобрести по доступным ценам одежду и обувь. Все
это вызывало недовольство широких слоев населения, находив-
шее свое выражение в протестах и забастовках.
Под давлением рабочего движения военные власти были вы-
нуждены пойти на частичное удовлетворение его требований.
В 1974 г. были возрождены профсоюзы. Контроль за деятель-
ностью отраслевых профсоюзов осуществляла созданная пра-
вительством Национальная организация профсоюзов Уганды
(НОТУ), которая несла ответственность перед властями за под-
держание «гармоничных отношений» между рабочими и пред-
принимателями. Забастовки были запрещены. Для решения про-
изводственных конфликтов была возобновлена практика арбит-
ража при посредстве министерства труда и «индустриального
суда» [485, 2.V.1975],
На словах правительство признало законность требований
трудящихся о выплате заработной платы не ниже установлен-
ного минимума и несколько упорядочило трудовое законода-
тельство. Была предпринята безуспешная попытка ввести твер-
дые цепы на продовольственные товары. В 1974 г. правитель-
ство прибегло даже к национализации мукомольных предприя-
тий и заводов по производству растительного масла, передан-
ных в ходе реформ в частные руки. Согласно изданному в
1975 г. декрету предусматривались суровые наказания за «эко-
номический саботаж» (припрятывание товаров, взимание повы-
шенных цен, спекуляцию и т. п.). Однако погрязшая в корруп-
ции армейская верхушка провалила мероприятия, направлен-
ные на облегчение положения трудящихся.
Влияние рабочего класса на общественную жизнь страны
было ограниченным из-за его малочисленности, распыленности и
слабой организованности. Промышленные рабочие составляли
15% лиц, работавших по найму; на долю квалифицированных
рабочих приходился 21% всех промышленных рабочих. Из
800 промышленных предприятий страны только в четырех на-
считывалась 1 тыс. рабочих и более. В 1977 г. численность по-
стоянно работавших по найму возросла по сравнению с концом
60-х годов с 300 тыс. до 358,5 тыс. человек. Но это составляло
всего 8% экономически активного населения страны. Хозяйство
могло ежегодно поглощать 15—20 тыс. человек при приросте
рабочей силы на 50—70 тыс. человек в год [426, 1970, № 6,
с. 1121—1123]. Проблема безработицы создавала дополнитель-
ную социальную напряженность. Амин издал в 1977 г. декрет
-'«'О поселении безработных в коммунальных деревнях» [485,
13.IV.1977]. Декрет и преследование безработных усилили вол-
нения и недовольство в городской среде.
216
Основная масса промышленных рабочих была занята на
мелких и средних предприятиях легкой и обрабатывающей
промышленности (48 тыс. человек), а также на хлопкоочисти-
тельных и кофеобрабатывающих фабриках (13 тыс.). На долю
сельскохозяйственных рабочих приходилось 220 тыс. человек.
Из них 160 тыс. человек работали на частных фермах и 60 тыс.
человек — на государственных и частных плантациях. Трудя-
щихся, занятых вне производственной сферы, насчитывалось
135 тыс. (14 тыс.— в торговле, 76 тыс.— в сфере обслуживания,
45 тыс.— на государственной службе [244, с. 63; 485,
21.VI.1974]).
Власти, заинтересованные в быстром увеличении товарного
сельскохозяйственного производства (в первую очередь хлопка
и кофе, приносивших 90% валютных доходов), стимулировали
товарные отношения в деревне. В результате усилилось расслое-
ние крестьянства. Из 1,6 млн. крестьянских хозяйств примерно
46% относилось к категории мелких, 26,3%—к средним,
19,4%—к «зажиточным» и 8,3%—к крупным фермерским хо-
зяйствам [244, с. 129]. Правительство оказывало помощь в пер-
вую очередь крепким товарным хозяйствам, предоставляя им
займы под земельный залог, содействуя приобретению ими сель-
скохозяйственной техники, инвентаря, удобрений и т. п.
В целях повышения производственных возможностей слабых
мелкотоварных хозяйств власти поощряли кооперативное дви-
жение. Число первичных кооперативных организаций выросло с
2,5 тыс. в конце 60-х годов до 3 тыс. в 1974 г. В их распоряже-
ние перешли все хлопкоочистительные предприятия и более
90% кофеобрабатывающих фабрик [485, 5.VII.1974]. Однако
вплоть до 1976 г. власти держали кооперативы на «голодном
пайке», отказываясь авансировать закупку экспортных культур
у крестьян (между приобретением у производителей сельскохо-
зяйственной продукции и ее реализацией на международном
рынке существовал разрыв во времени). Это вызывало растущее
недовольство крестьян, с которыми кооперативы рассчитывались
не наличными, а квитанциями. Их последующее погашение, как
правило, было связано с многочисленными трудностями [306,
с. 111].
Таким образом, правительство Амина оказалось перед фак-
том резкого усиления социальной напряженности. Военные рас-
считывали избавиться от нее путем быстрого налаживания про-
изводства и упорядочения системы распределения.
Зигзаги и провалы экономической политики И. Амина. В на-
чале 1972 г. был опубликован третий пятилетний план экономи-
ческого развития (1971/72—1975/76). В нем выдвигалась зада-
ча увеличения ВНП с 7 млрд, до 9,7 млрд. шилл. при росте про-
мышленного производства на 7,6% в год, транспорта — на 6 и
сельского хозяйства — на 4,8%. Предстояло в первую очередь
организовать управление расширившимся государственным сек-
тором промышленности. Если в 1970 г. под контролем государ-
15 Зак. 274
217
ства находилось около 30 предприятий, то после завершения
экспроприации иностранной собственности в 1973 г.— более
100 заводов и фабрик. Всего в государственном секторе было
зарегистрировано 1200 предприятий, включая банки, страховые
компании, промышленные, сельскохозяйственные компании и
предприятия сферы обслуживания.
В январе 1973 г. правительство приняло решение о реорга-
низации системы управления государственными предприятиями
и о создании 15 правительственных организаций и корпораций,
каждая из которых отвечала бы за соответствующую отрасль
производства, закупку сырья и сбыт продукции. В 1975 г. для
руководства промышленными корпорациями было создано ми-
нистерство промышленности и энергетики.
Реорганизация управления промышленностью и предшест-
вовавшие ей мероприятия по передаче иностранной собственно-
сти угандским бизнесменам, реорганизация армии и админист-
рации— все это требовало громадных расходов. Ввиду отсут-
ствия средств пришлось прибегнуть к увеличению налогов и
эмиссии денег. Банковские кредиты, выделяемые для правитель-
ственных нужд, составили в 1972 г. 0,9 млрд, шилл., в 1974 г.—
2,2 млрд., в 1976 г.— 4,6 млрд. шилл. За указанный период ни
разу не был сбалансирован бюджет. Его дефицит в 1976 г. рав-
нялся 1,1 млрд. шилл. Крупные средства отвлекались на содер-
жание армии и закупку вооружения. Непроизводительные рас-
ходы на оборону поглощали 25—30% бюджета. Расходы же на
промышленное развитие в этот период ни разу не превысили
0,1%.
Некомпетентность военных властей, неопытность кадров, по-
ставленных во главе государственных корпораций и предприя-
тий, отсутствие амортизационных фондов, нехватка средств для
импорта сырья (доля которого в химической отрасли составля-
ла 84—90%, в металлообработке — 76—83, в текстильной и це-
ментной промышленности — 45, в пищевой — 30%) и ряд дру-
гих причин привели к резкому сокращению производства [291,
с. 20]. Ряд отраслей переживал подлинный кризис. Так, за
1972—1977 гг. производство черновой меди упало с 14 тыс. до
1 тыс. т, стального проката — с 11 тыс. до 0,6 тыс. т, оцинкован-
ного железа — с 13 тыс. до 1 тыс. т, суперфосфата — с 22 тыс. до
2 тыс. т, цемента — с 166 тыс. до 8,5 тыс. т. Самая «благополуч-
ная», текстильная отрасль удовлетворяла всего 30% спроса в
товарах.
В этой крайне неблагоприятной обстановке правительство
приняло решение изменить политику ограничения иностранного
капитала и открыть для него двери в страну. В 1977 г. оно объ-
явило, что приглашает иностранные компании к активному со-
трудничеству в развитии промышленности Уганды. Специаль-
ным декретом были разрешены иностранные капиталовложения
в горнодобывающую, сталелитейную, химическую, строительную
и некоторые другие отрасли промышленности и гарантирована
218
неприкосновенность иностранной собственности. Иностранные
фирмы получали право на перевод прибылей без обложения
налогами до компенсации 50% вложенного капитала, освобож-
дались от «корпорационного» налога, составлявшего 45% го-
довых прибылей, а также от налога на ввозимое оборудование
[485, 7.IX, 14.Х, 1.XI.1977].
Столь же плачевными оказались плоды сельскохозяйствен-
ной политики военной хунты, направленной на поощрение про-
изводства экспортной сельскохозяйственной продукции путем
стимулирования капиталистического предпринимательства в де-
ревне. С этой целью правительство провело в 1975 г. аграрную
реформу, покончившую с феодальной формой землевладения.
Все земли были национализированы. Земельные владения при
этом не были изъяты у бывших собственников, а закреплены
за ними на условиях аренды сроком на 99 лет для частных лиц
и на 199 лет для различных организаций. Арендаторы получили
право пользоваться землей при условии ее хозяйственного освое-
ния, на что предоставлялся срок не более восьми лет. В случае
нарушения этого условия правительство могло изъять землю и
передать ее другим лицам и организациям. Была выдвинута
задача укрупнения разрозненных мелких наделов и создания в
каждой деревне не менее одного участка площадью 10 акров,
а также организации крупных государственных и частных ферм.
Однако для получения ощутимых результатов земельной рефор-
мы требовалось длительное время. Между тем производство ко-
фе сократилось с 1972 по 1977 г. со 175 тыс. до 137 тыс. т, хлоп-
ка с 76 тыс. до 33 тыс. т [104, 1972—1974]. С целью восстано-
вить производство экспортных культур (прежде всего — хлоп-
ка) правящие военные круги с опозданием пошли на выделение
кооперативам 200 млн. шилл., подняли закупочные цены и из-
дали декрет об удвоении производства хлопка. Однако все это
не могло поправить положения в сельском хозяйстве, а значит,
и улучшить положение непосредственных производителей.
Еще менее плодотворной оказалась правительственная дея-
тельность в упорядочении системы снабжения населения това-
рами первой необходимости и продовольствием. Реформа си-
стемы распределения товаров, осуществленная в 1974 г., и бо-
лее поздние попытки покончить со злоупотреблениями в сфере
торговли оказались столь же малоэффективными, как и другие
хозяйственные мероприятия военной хунты. В 1975 г. положе-
ние стало настолько нетерпимым, что И. Амин издал декрет,
предусматривавший суровые наказания за «экономический са-
ботаж» (припрятывание товаров, взимание повышенных цен,
присваивание чужих средств, спекуляция валютой и т. п.) —•
тюремное заключение от пяти до десяти лет, а за особо тяжкие
преступления — пожизненное заключение или даже смертную
казнь. Однако карательные меры не коснулись угандских тор-
говцев. Под давлением армейской верхушки, которая сама по-
грязла в коррупции, получала взятки от распределения торго-
219
вых лицензий и также наживалась на спекуляции товарами,
Амин вскоре отменил этот декрет.
В 1975 г. стало ясно, что третий пятилетний план экономи-
ческого развития выполнить невозможно. Правительству не уда-
лось оживить промышленность и стимулировать производство
экспортных сельскохозяйственных культур. Тогда военные вла-
сти выдвинули задачу восстановить производство хотя бы до
уровня 1972 г. В январе 1977 г. правительство опубликовало
экономический план на 1977—1980 гг., получивший громкое на-
звание «Программа действий». Однако и этому плану не суж-
дено было сбыться. Широко разрекламированные военным ре-
жимом экономические реформы закончились полным провалом.
Военная хунта проявила неспособность в управлении государ-
ственным сектором экономики и подорвала экспортный сектор
сельского хозяйства.
Политика военных в области культуры. На первых порах
военный режим сохранил программу культурного строительства
свергнутого правительства. Продолжали действовать культур-
ные ассоциации, творческие организации, поддерживались ма-
териально театр, музыкальные и танцевальные коллективы, му-
зеи, библиотеки. Писатели и поэты, художники и скульпторы,
композиторы создавали новые произведения. Но все более ста-
новилось заметным, что культурная жизнь страны мало инте-
ресовала военных. Все происходило как бы по инерции. Куль-
турное строительство, получив хороший толчок при правитель-
стве М. Оботе, продолжалось, не имея дополнительных импуль-
сов (новых идей и социально-политических программ).
После сентября 1972 г., когда оппозиция предприняла не-
удавшуюся попытку свергнуть военный режим, правительство
И. Амина расширило террористическую кампанию против сто-
ронников М. Оботе, среди которых были и деятели культуры.
Многие из них эмигрировали: большинство в соседние Танза-
нию и Кению, меньшинство в Западную Европу и США. Они
продолжали творить и в эмиграции, но уже не могли оказывать
непосредственное влияние на культурную жизнь Уганды, пря-
мо участвовать в ней. Военный режим начал менять свой курс
в социальной и культурной политике. Прогрессивные течения в
сфере культуры стали подавляться. Поощрялись те организации,
те деятели культуры, которые безоговорочно поддерживали су-
ществующие порядки. Но и они не могли чувствовать себя уве-
ренно, особенно в годы, когда утвердился режим личной власти
И. Амина.
В 1972—1973 гг. военный режим приступил к принудительной
исламизации общественной и культурной жизни страны.
На ответственные посты в государственных учреждениях, ве-
давших культурой, назначались мусульмане. Ширилась пропа-
ганда догм ислама в печати, на радио и телевидении.
На общественную жизнь страны растущее влияние оказы-
вали церковники. Культурные ассоциации, например, уже не
220
могли действовать как «светские», не связанные с той или иной
церковью. Предпочтение отдавалось тем ассоциациям, которые
находились под контролем мусульманской церковной верхушки.
Стремясь завоевать популярность у масс и отвлечь их вни-
мание от насущных нужд, военные искусственно культивирова-
ли вражду по отношению к европейскому и азиатскому насе-
лению. Из страны не только по принуждению, по и по своей во-
ле начали уезжать не только квалифицированные специалисты,
но и деятели культуры. А среди них были люди, которые по-
стоянно проживали в Уганде и приносили ей несомненную
пользу. В результате Уганде был причинен большой ущерб.
Например, средняя, средняя специальная и высшая школы, где
профессорско-преподавательский персонал все еще заполнялся
в основном за счет иностранцев, лишились многих необходимых
кадров. Положение еще больше осложнилось, когда многие
прогрессивные преподаватели и профессора, граждане Уганды,
не согласные с порядками военного режима, также выехали из
страны. Властям пришлось принимать меры для вербовки пре-
подавателей за границей.
Непрерывно возраставшие расходы на армию и репрессив-
ный аппарат, неуклонно ухудшавшееся экономическое и финан-
совое положение страны не могли не сказаться отрицательно
на различных сферах культурной жизни. Система образования
(школьного и высшего) переживала глубокий кризис. Литера-
тура, большинство видов искусства прозябали.
Обострившиеся по вине военного режима Уганды отношения
с Танзанией и Кенией привели к нарушению давних традицион-
ных культурных и научных связей между тремя странами. Этот
процесс особенно ускорился после распада в 1977 г. Восточно-
африканского сообщества (ВАС), что также внесло «вклад» в
наступивший застой в культурной жизни Уганды.
Неудивительно, что большинство деятелей культуры Уган-
ды, принадлежавших к самым различным идейным и политиче-
ским течениям, находились в оппозиции к военному режиму.
Многие из них активно боролись против этого режима в рядах
Фронта национального освобождения Уганды. После свержения-
власти военных они включились в работу по восстановлению
того уровня, которого достигла национальная культура в 1962—
1971 гг. Это было необходимо, чтобы успешно двигаться вперед
в области культурного строительства.
Свержение военной диктатуры
Паразитический образ жизни правящей военной элиты, про-
цветание коррупции, спекуляции, произвол и беззаконие воен-
ных вызывали всеобщую ненависть населения. В 1973 г. за пре-
делами Уганды была создана первая антиаминовская организа-
ция, затем появилось еще 20 гйодобных организаций. Их лидеры
221
придерживались различных политических взглядов, но их объ-
единяла общая цель — свергнуть диктаторский режим, восста-
новить в стране демократию и провести свободные выборы.
В 1977 г. в г. Лусаке (Замбия) была предпринята первая по-
пытка объединения разнородных эмигрантских организаций в
единый антиаминовский фронт. Было достигнуто соглашение
создать военный комитет для подготовки и координации воору-
женного сопротивления диктаторскому режиму.
Авантюризм во внутренней политике военного режима про-
ецировался и на внешнюю политику. Для отвлечения внимания
народа от серьезных внутренних проблем диктаторский режим
Амина создавал напряженную обстановку на границах с сосед-
ними странами, выдвигая неоправданные территориальные пре-
тензии к Кении, Судану и особенно к Танзании, давшей приют
М. Оботе и многим его сторонникам.
В октябре 1978 г. угандская армия вторглась в Танзанию и
захватила значительную часть ее территории к северу от р. Ка-
тера. Правительство Танзании обратилось в ОАЕ с просьбой
осудить агрессию и потребовало от угандских властей отвести
свои части с территории ОРТ и гарантировать иепов''орение
подобных инцидентов в будущем. Из-за нежелания угандского
правительства отказаться от политики демонстрации силы в от-
ношении Танзании угандско-танзанийский пограничный конф-
ликт перерос в серьезные боевые действия.
На встрече 4—5 марта 1979 г. президентов «прифронтовых
государств» — Анголы, Мозамбика, Замбии и Ботсваны была
резко осуждена угандская агрессия, которая, как сказано в сов-
местном заявлении, «отвлекает внимание и ресурсы Танзании
от задач национально-освободительного движения, заставляя
расходовать их на защиту суверенитета и территориальной це-
лостности своей страны». В специальном послании президенту
Ньерере главы государств выразили «чувства солидарности с
танзанийским народом, борющимся с фашистской и экспансио-
нистской агрессией И. Амина», и заявили, что «эта агрессия
одновременно направлена против „прифронтовых государств'4,
став, таким образом, международным конфликтом» [440,
6.Ш.1979].
С февраля 1979 г. бои велись уже на территории Уганды.
Армия Амина оказывала вялое сопротивление наступавшим.
Народ же тепло встречал освободителей. В марте 1979 г. на
встрече в Аруше (Танзания) участники антиаминовского фронта
создали организационную структуру Фронта национального ос-
вобождения Уганды (ФНОУ), который, опираясь на поддержку
народа, развернул широкие военные действия против диктатор-
ского режима. Многие офицеры и солдаты переходили на сто-
рону ФНОУ, часть дезертировала, остальные бежали за пре-
делы страны, прихватив с собой награбленное имущество.
12 апреля 1979 г. после падения Кампалы исполнительный
совет ФНОУ создал временное правительство Уганды. Верные
222
Амину разбитые части-отступили в Судан и Заир. Сам дикта-
тор бежал за границу. Амину не нашлось места в Африке. Да-
же сотрудничавшие с ним ранее африканские прозападные во-
енные режимы не решились предоставить ему убежище. Слиш-
ком одиозна была фигура этого человека. Падение угандской
военной диктатуры было с облегчением встречено не только в
Уганде, но и в большинстве африканских стран.
Созданное ФНОУ временное правительство дало обязатель-
ство не придерживаться ни одной из программ действовавших
ранее политических партий, заняться восстановлением разру-
шенной экономики и через два года провести всеобщие выборы..
Однако острая фракционная борьба политических группировок
ФНОУ не позволила сдержать это обещание. За короткий срок
в Уганде сменилось два временных президента. В мае 1980 г.
президентские полномочия взял на себя военный комитет
ФНОУ, который возобновил деятельность политических партий
и заявил о намерении провести выборы до конца 1980 г.
В борьбу за места в Национальное собрание включились
вернувшиеся на политическую арену активисты Народного кон
гресса Уганды, Демократической партии, Консервативной пар'
тии — преемницы «Кабака екка» и Патриотического движение
Уганды. Победу на выборах, состоявшихся 10—11 декабря
1980 г., одержал НКУ. 15 декабря лидер НКУ М. Оботе стал
президентом Уганды.
Новое правительство Уганды провозгласило курс на дости-
жение политической и экономической независимости, восстанов-
ление законности и порядка в стране, налаживание нарушенно-
го диктаторским режимом государственного и хозяйственного
механизма, повышение жизненного уровня трудящихся, рекон-
струкцию экономики и культуры [135].
Выполнение выдвинутых правительством НКУ задач ослож-
нялось в 1981 —1982 гг. недостатком средств для финансирова-
ния экономических планов восстановления и развития хозяйст-
ва, давлением империалистических государств, пытающихся за-
ставить Уганду свернуть с намеченного пути, подрывными дей-
ствиями прозападных и других группировок, потерпевших пора-
жение на выборах.
Падение военной диктатуры и выборы гражданского прави-
тельства в Уганде ознаменовали начало нового этапа истории
страны.
БИБЛИОГРАФИЯ
I. Труды классиков марксизма-ленинизма *.
Документы и материалы КПСС,
международного коммунистического и рабочего движения
1. М а р к с К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта.— Т. 8.
2. Маркс К. Британское владычество в Индии.— Т. 9.
3. МарксК. Критика Готской программы.— Т. 19.
4. Маркс К- Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»).—Т. 26,
ч. II.
5. М а р к с К. Формы, предшествующие капиталистическому производству.—
Т. 46, ч. I.
>6. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке.— Т. 19.
7. Энгельс Ф. Общественные классы — необходимые и излишние.— Т. 19.
8. Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— Т. 20.
9. Энгельс Ф. О разложении феодализма и возникновении национальных
государств,—Т. 2|1.
10. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государ-
ства.— Т. 21.
11. Ленин В. И. Национальный вопрос в нашей программе.— Т. 7.
12. Ленин В. И. Последнее слово бундовского национализма.— Т. 7.
13. Ленин В. 14. Революционная демократическая диктатура пролетариата
и крестьянства.— Т. 10.
14. Ленин В. И. Отношение социал-демократии к крестьянскому движе-
нию.—Т. 11.
15. Лепин В. И. Мелкобуржуазный и пролетарский социализм.— Т. 12.
16. Ленин В. И. Этапы, направление и перспективы революции.— Т. 12.
17. Лепин В. И. «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьяпская ре-
волюция.— Т. 20.
18. Л е н и п В. И. Пробуждение Азии.— Т. 23.
19. Ленин В. И. Тезисы по национальному вопросу.— Т. 23.
20. Ленин В. И. О праве наций на самоопределение.— Т. 25.
21. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма.— Т. 27.
22. Левин В. И. Итоги дискуссии о самоопределении.— Т. 30.
23. Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государ-
стве и задачи пролетариата в революции.— Т. 33.
24. Л е п и н В. И. О конституционных иллюзиях.— Т. 34.
25. Лени н В. И. Собрание партийных работников Москвы 27 ноября
1918 г.—Т. 37.
26. Ленин В. И. I конгресс Коммунистического Интернационала 2—6 мар-
та 1919 г.—Т. 37.
27. Лепин В. И. II конгресс Коммунистического Интернационала 19 июля—
7 августа 1920 г.— Т. 41.
28. Ленин В. И. О кооперации.— Т. 45.
29. Внешняя политика СССР. Сб. документов. 1962. М., 1963.
30. XXIV съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографиче-
ский отчет. М., 19711.
* Произведения К- Маркса и Ф. Энгельса даются по 2-му изданию их Со-
чинений, произведения В. И. Ленина—по Полному собранию сочинений.
224
31. Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976.
32. Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981.
33. Международное Совещание коммунистических и рабочих партий. Доку-
менты и материалы. М., 1969.
34. Программные документы борьбы за мир, демократию и социализм. До-
кументы совещаний представителей коммунистических и рабочих партий,
состоявшихся в Москве в ноябре 195/ г., в Бухаресте в июне 1960 г., М.»
1965.
II. Законодательные источники, документы и материалы
министерства колоний Великобритании,
колониальной администрации, правительства Уганды,
политических партий, международных организаций,
конгрессов и конференций, статистические
и справочные издания
35. Конституции государств Африки. Т. 2. М., 1966.
36. African Population of Uganda. Geographical and Tribal Studies. Entebbe,
1958.
37. Africa’s Cultural Revolution. Nairobi, 1973.
38. All-Africa People’s Conference. New Bulletin Accra, 1958.
39. Ankole Agreement, 1901. Laws of Uganda. [Б. m.], 11951, vol. VI.
40. Ankole Agreement, 1962, Entebbe, 1962.
41. Annual Report on the Social and Economic Progress of the People of Ugan-
da Protectorate. 1931, L., 1932.
42. Annual Report on the Social and Economic Progress of the People of
Uganda Protectorate. 1934, L., 1935.
43. Atlas of Uganda, 1962. ЦБ. м., б. г.].
44. Atlas of Uganda, 1969. {Б. м., б. г.].
45. Buganda Agreement, 1900. Laws of Uganda. [Б. m.], 1951, vol. VI.
46. Buganda Agreement, il955. Entebbe, 1955.
47. Buganda Agreement, 1961. Entebbe, 1966.
48. Buganda Busuulu and Envujjo Law, 1928. Native Laws of Buganda. [Б. mJ,
1957.
49. The Challenge of Uganda’s Second Five-Year Development Plan. Kampala,
1967.
50. Colonialism is Incompatible with Peace. Cairo, 1958.
51. Colonial Office Report on Uganda for the 1949. L., 1950.
52. Colonial Office. Uganda Protectorate. Buganda. L., 1954.
53. Colonial Office. Uganda Report for the Year 1955. L., 1956.
54. Colonial Reports. Annual. № 670. Uganda Report for 1909—1910. L., 191 IL
55. Colonial Reports. Annual № 708. Uganda Report for 1910—1911. L., 1912.
56. Colonial Reports. Annual № 743. Uganda Report for 1911—1912. L„ 1913.
57. Colonial Reports. Annual № 1220. Uganda Report for 1923. L., 1924.
58. Colonial Reports. Annual № 1280. Uganda Report for 1924. L., 1925.
59. Colonial Reports. Annual № 13181. Uganda Report for '1925. L., 1926.
60. Colonial Reports. Annual № 1377. Uganda Report for 1926. L., 1928..
61. Colonial Reports. Annual № 1392. Uganda Report for 1927. L., 1928.
62. Colonial Reports. Annual № 1556. Uganda Report for 1930. L., 1931.
63. Colonial Reports. Annual № 1601. Annual Report on the Social and Eco-
nomic Progress of the People of Uganda Protectorate. '1931. L., 1932.
64. Colonial Reports. Annual № 1729. Annual Report on the Social and Eco-
nomic Progress of the People of the Uganda Protectorate. 1934. L„ 1935.
65. Colonial Reports. Annual № 1810. Annual Report on the Social and Econo-
mic Progress of the People of the Uganda Protectorate. 1936. L., 1937.
66. Colonial Reports. Uganda. 1955, L„ 1956. 1
67. Congres International des Africanistes. 2e session. Dakar, 11—42 decombre
1967. P., 1972. j = u :
225
68. Constitution of the Uganda People’s Congress, 1962 |[Б. м., б. г.].
69. Constitution of Uganda, '1962. [Б. м., б. г.].
70. Constitution of Uganda, 1967. [Б. м., б. г,.].
71. Cooperative Societies Ordinance, 1946. Laws of Uganda. (Б. м.], 1951,
vol. V.
72. Department of Lands and Surveys Annual Reports, from 1923 to 1963.
Entebbe, ;[б. r.].
73. Development in Uganda. 1947—1956. Entebbe, 1956.
74. The Development of Higher Education in Africa. Report of the Conference
•on the Development of Higher Education in Africa. Tananarive, 3—12
September 1962. UNESCO.
75. Development Plan for Uganda, 1947—1956. Entebbe; 1946.
76. District Administration (District Councils) Ordinance. [-Б. m.], 1955.
77. The Economic Development of Uganda. Report of the Mission Organised
by IBRD at the Request of Uganda. Baltimore, 1962.
78. Emerging Themes of African History, Proceedings of the International
Congress of African Historians held at the University College. Dar es Sa-
laam, October 1965. L., 1968.
79. Employment Rules, 1954. Entebbe, 1957.
80. Ennumeration of Employees. 1949—195'2, 1952;—1955, 1959—4965, 1969.
|Б. м., б. r.].
81. First Five-Year Development Plan, 196'1/62—1965/66. Entebbe, 1963.
82. Five-year Capital Development Plan, 1955—1960. Entebbe, 1954.
83. Great Britain. Commission of Privy Counsellors on a Dispute between Bu-
ganda and Bunyoro. L., 1962.
84. High Levele Man Power Survey, 1967 and Analyses of Requirements, 1967—
1981. Entebbe, 1968.
85. ILO. African Labour Survey. Geneva, 1958. !
86. Land Tenure in Uganda, 1957. [Б. м., б.г.].
87. Land Aquisition Act, 1965. [Б. м., б.г.].
88. Local Government Ordinance. 1949. Laws of Uganda, ch. 74. {Б. м., б. r.].
89. Low D. A. (ed.). The Mind of Baganda: Documents of Modern History of
an African Kingdom. Berkeley—London, 4971.
90. Makerere University. Main Library. Library Guide. Kampala, 1975.
91. Memorandum by UPC President to Mbale Conference, August, 1970 [Б. m.,
6. r.].
92. Native Official Estates Ordinance. 1919. Laws of Uganda. [Б. m.], 1951,
vol. III.
93. Obote M. Constitutional and Political Report to 1968 UPC Delegates
Conference. Kampala, 1968.
94. О b о t e M. The Common Man’s Charter. Kampala, 1969.
95. Obote M. National Service Proposals. October, 1969. Kampala, {б.г.].
96. Obote M. Move to the Left Document № 1. The Common Man’s Charter.
’ Kampala, 1969.
97. Obote M. Speech at the Annual UPC Delegates Conference al Lugogo
Stadium, December 18, 1969. {Kampala].
98. Obote M. Address to the Nation at Nakivubo Stadium.—«The People»
(Kampala), 2.V. 4970.
99. A Paper Submitted to the International Congress of Africanists. 3d ses-
sion, December 9—19, 1973, Addis-Ababa (Ethiopia). [Б. м., б.г.].
100. Pattern of Income, Expenditure and Consumption of African Unskilled
Workers for Kampala, Jinja, Mbale, Fort-Portal, Gulu, 1960, 1961, 1965
and 1967. [Б. м., б. r.].
101. Policy Statement. Uganda People’s Congress. Kampala, 1962.
102. Proceedings of the First International Congress of Africanists, Accra, Il-
ls December 4962. L., 1964.
103. Programme of Action. 1977—1980. Entebbe, 1'977.
104 Quarterly Economic and Statistical Bulletin. Entebbe.
105. Report of the Commission of Africanisation of Commerce and Industry.
Entebbe, 1968.
226
106. Report of the Comission of Inquiry into the Disturbances which Occured
in Uganda during January 1945 (Whitley Commission). Entebbe, 1945.
107. Report of the Committe on Inquiry into Affaires of all Cooperative Unions.
Entebbe, 1968.
108. Report of the Constitutional Committee. 1959 (Wild Committee Report)..
Entebbe, 4959.
109. Report of East Africa Royal Commission, 1953—1955. H. M. S. O. Omd..
9475. L„ 1955.
110. Report of the Uganda Relationship Commission, 1961 (Munster Commissi-
on Report). Entebbe, 1961.
141. Report on Uganda Census of Agriculture. Vol. 1—4. Entebbe, 1963, 1965,
4966, 1967.
11£. Report of the Visitation Committee to Makerere University College. [Б. m.],
1970. , ;-
143. Saben’s Commercial Directory and Handbook of Uganda. 1953—-1954. [Б. m.?
6. r.]. .
144. Self-government for Uganda, an African State: Manifesto, Published by
the Central Committee of the Executive of the Progressive Party. Kampa-
la, 1956.
115. Statistical Abstract. Annually from 1957. Entebbe.
116. Statistical Yearbook-Annuaire Statistique. 1965. UNESCO. P„ 1976.
117. Trades Disputes (Arbitration and Settlement) Act, 1964. (Б. m., б.г.].
118. Third Five-Year Development Plan 1971/72—1975/76. Entebbe, 1972.
119. Trade Unions Act, il965. |[Б. м., б.г.].
120. Uganda Census, 1959. [Б. м., б.г.].
121. Uganda Census, 1969. [Б. м., б.г.].
122. Uganda: Colonial Regime Versus National Aspiration. Cairo, [б.г.].
123. Uganda Constitutional Conference, 1961. H. M. S. O., Cmd., 1529. L., 1961.
124. Uganda Independence Conference. 1962. FI. M. S. O., Cmd. 1778. L., 1962..
125. Uganda (Independence) Order in Council. 1962. L. N. 251 of 1962. [Б. m.„
6. r.].
126. Uganda Protectorate. The Advancement of Africans in Trade Report. Kam-
pala, 1955.
127. Uganda Protectorate. Report of the Commissions of Inquiry into the Dis-
turbance in Uganda during April 1949. Entebbe, 1950.
128. Uganda Report for the Year 1957. L., 1958.
129. Uganda Report for the Year 1958. L., 1959.
130. Uganda Report for the Year 1959. L., 1960.
131. Uganda Report for the Year I960. L., 1961.
1:32. Uganda Report for the Year 1961. L., 1962.
133. Uganda to-day and to-morrow. L., 1954.
134. UN. Non-self-government Territories. Summaries of Information Transmit-
ted to the Secretary-General for 1956 and 1956/57. Vol. III. N. Y., 1958.
135. UPC. Manifesto 1980. Elections. Kampala, 1980.
136. Voice of UPC. Most Democratic Representation in secret behind Elections
Proposals. August, 1970. Kampala.
137. Withdrawal of Recognition from Kabaka Mutesa II of Buganda. H. M. S. O.P
Cmd. 9028. L„ 1953.
138. Work for Progress. Uganda’s Second Five-Year Development Plan, 1966—
1971. [Б.м., б.г]
139. Workmen’s Compensation Act, 1964. [Б. м., б.г.].
III. Мемуары, дневники, переписка, описания путешествий,
биографии, документальные материалы по истории
и этнографии традиционных обществ
140. Бэкер С. У. Измаилия. Рассказ об экспедиции в Среднюю Африку.
СПб., 1876. . .
141. Бэкер С. У. Путешествие к верховьям Нила. М., 1875.
15* 227
142. Стенли Г. М. В дебрях Африки. М., 1948.
143. Юнкер В. В. Путешествие по Африке (1877—1878 и 1879—1886). М.,
1949.
144. Ashe R. Р. The Chronicles of Uganda. L., 1894.
145. Ashe R. P. Two Kings of Uganda. L., 1899.
146. Burton R. F. The Lake Region of Central Africa. A Picture of Explora-
tion. Vol. 2. L., 1961.
147. Cunningham J. F. Uganda and its Peoples. L., 1905.
148. Diaries of Lord Lugard. Vol. 2. L., 1959.
149. [Emin Pash a], Emin Pasha in Central Africa. A Collection of His Let-
ters and Journals. L., 1880.
150. G r a n t J. A. A Walk across Africa. Edinbourgh—London, 1864.
15'1. H a 11 e r s 1 e у C. W. The Baganda at Home. L., 1908.
152. Johnston H. H. The Uganda Protectorate. Vol. II. L., 1902.
153. K. W. (T. Winyi). The Kings of Bunyoro-Kitara.—«The Uganda Journal»
([Kampala], October, 1935, vol. 3, № 2.
154. К a g gw a A. The Customs of the Buganda. L., 1934.
1155. Kaggwa A. The Kings of Buganda. Translated and Edited by M. S. Ki-
wanuka. Nairobi—Dar es Salam—Kampala, 1971.
156. Lugard F. D. British East Africa and Uganda. L., 1892.
157. Lugard F. D. The Rise of Our East-Africa Empire. Vol. 2. L., 189G.
158. Lugard F. D. The Story of the Uganda Protectorate. L., 1897.
159. Nyakatura J. W. Anatomy of an African Kingdom. A History of Bu-
nyoro-Kitara. N. Y., 1973.
160. Peters C. New Light on Dark Africa: Narrative of the German Emin Pa-
sha Expedition. L., 1891.
161. Portal G. The British Mission in Uganda in 1898. L., 1894.
162. Roscoe J. Two Kings of Uganda or Life by the Shores of Victoria Nian-
za. L_, 1889.
163. Roscoe J. Twenty-five Years in East Africa. Cambridge, 1921.
164. Roscoe J. The Bakitara of Banyoro. Cambridge, 1923.
165. Roscoe J. The Banyankole. Cambridge, 1923.
166. Roscoe J. The Bagesu and Other Tribes of the Protectorate of Uganda.
Cambridge, 1924.
167. Roscoe J. The Baganda. An Account of Their Native Customs and Be-
liefs. L., 1965.
168. Roscoe J The Nothern Bantu. An Account of Some Central African Tri-
bes of the Uganda Protectorate. L., 1966.
169. Speke J. H. The Journal of the Discovery of the Source of the Nile. L.,
1863.
170. Stanley H. M. Through the Dark Continent. Vol. 1. L., 1878.
171. Trowel] M. and Wachsmann К- P. Tribal Crafts of Uganda. L.,
1953.
172. Wilson С. T. and Felkin R. W. Uganda and the Egyptian Sudan.
Vol. 1—2. L„ 1882.
IV. Литература
173. Абрамова С. Ю. Африка: четыре столетия работорговли. М„ 1978.
174. Алексеев В. П. География человеческих рас. AL, 1974.
175. Алиман А. Доисторическая Африка. М., 1960.
176. Асоян Н. С. Восточная Африка. Очерки географии хозяйства Кении,
Уганды, Танзании. М., 1976.
177. п’Битек О. Жалоба Лавино. Из поэмы «Песнь Лавино» — «Иностран-
ная литература». 1973, № 9.
178. п’Битек О. Африканские традиционные религии. М„ 1979.
179 Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии М., 1981.
180. Брутен ц К- Н. Современная революционная демократия. М., 1968.
>228
181. Вавилов В. Новые цвета времени. Заметки об лфрпклп* 1«ом |><imhii<’
70-х годов.— «Иностранная литература». 1974, № К).
182. Воронина В. Л. Современная архитектура стран Тропической Африки
М, 1973.
183. Гальперина Е. Трагедии и фарсы Тропической Африки.—«Ипострап
пая литература». 11973, № 9.
184. Гафуров Б.. Г. Октябрьская революция и национально-освободитель-
ное движение. М., 1967.
185. Годинер Э. С. Поземельные отношения в доколониальной Буганде (се-
редина XIX в.).— Труды Института этногоафии. Т. 96. М., 4971.
186. Годинер Э. С. О характере общины у баганда (середина XIX в.).—
Основные проблемы африканистики. Этнография, история, филология. М.,
1973.
187. Годинер Э. С. Природные условия и некоторые особенности социально-
экономического развития Буганды.— Карта, схема и число в этнической
географии. М., 1975.
188. Годинер Э. С. Возникновение и эволюция государства в Буганде
(XIII—сер. XIX в.). М., 1976. Автореф. канд. дис.
189. Годинер Э. С. Становление государства в Буганде.— Становление
классов и государства. М., 1976.
190. Годинер Э. С. Баганда.— Расы и народы. М., 11979, № 9.
191. Годинер Э. С. Возникновение и эволюция государства в Буганде. М.,
1982.
192. Григорович Н., Стерлигов А. Искусство Африки. М., 1962.
193. Демкина Л. А. Национальные меньшинства в странах Восточной Аф-
рики. М., 1972.
194. Зарубежный Восток и современность. Основные закономерности развития
освободившихся стран. Т. I—И. М., 1974.
195. Иванов Ю. М. Аграрный вопрос и формирование армии наемного тру-
да в Тропической Африке. М., 1974.
196. Исмагилова Р. Н. Этнические проблемы современной Тропической
Африки. М., 1973.
197. Историческая паука в странах Африки. М., 11979.
198. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новое
время. М., 1976.
199. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новей-
шее время. М„ 1978.
200. Карева Т. К. и др. Печать, радио и телевидение стран Африки. М.,
1965.
201. Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка. М., 1977.
202. Коллонтай В. М. Пути преодоления экономической отсталости.—
Критика современных буржуазных теорий. М., 1967.
203. Косухин Н. Д. Восточная Африка: борьба против колониализма и его
последствий. М., 1970.
204. Котляр Е. С. Предисловие.— Сказки народов Африки. М., 1976.
205. К о ч а к о в а Н. Б. История Африки в трудах африканских ученых. М„
11976.
206. Ксенофонтова Н. А. К вопросу о происхождении каменного строи-
тельства в Юго-Восточной Африке.—'Некоторые вопросы истории стран
Африки. М., 1968.
206а. Ксенофонтова Н. А. Уганда.— Африка: культура и общественное
развитие. М., 1984.
207. Левковский А. И. Третий мир в современном мире. М., 1970.
208. Летнее А. Б. Проблема африканских партий в буржуазной африка-
нистике.— «Вопросы истории». 1968, № 8.
209. Л и В. Ф. На пути некапиталистического развития. М., 1967.
210. Луконин Ю. В. Подъем национально-освободительного движения в
Уганде в 40—60-х годах XX в.— История Африки. Сборник статей. М..,
1971.
211. Луконин Ю. В. Формирование новых социальных сил Уганды в годы
229
английского протектората.— Тропическая Африка (проблемы истории).
М„ 1973. I
212. Львов Н. И. Современный театр Тропической Африки. М., 1977.
213. Маглы ш В. Н. Институт патроната в скотоводческом хозяйстве об-
ществ Межозерья (XIX в.).— Африка в новое и новейшее время. М.,
1976.
214. Магл ыш В. Н. Проблема формационной природы и типологии доко-
лониальных обществ восточноафриканского Межозерья XVIII—XIX вв.
М., 1981. Канд. дис.
215. Малышева Д. Б. Религия и политика в странах Восточной Африки.
М„ 1974.
216. Мы из Восточной Африки. А.-А. 1977.
217. Народы Африки. М., 1954.
21'8 . Национально-освободительное движение в Азии и Африке. Т. 1. Века не-
равной борьбы. М., 1967; т. 2. Пробуждение угнетенных. М., 1967; т. 3.
На новом пути. М., 1968.
219 Ньянзи А. Пресса Уганды. Проблемы современной зарубежной печати,
Л., 1969.
220. Овчинников В. Е., Филатова И. И., Ба лез ин А. С. Станов-
ление исторической науки в странах Восточной Африки.— Историческая
паука в странах Африки. М., 4979.
221. Ольдерогге Д. А. Хамитская проблема в африканистике.— «Совет-
ская этнография». 1949, № 3.
222. Ольдерогге Д. А. Об изучении эпоса народов Африки. Современное
состояние.— Африканский этнографический сборник. Т. IX. М., 1972.
223. Орлова А. С. Источники по истории общественного строя народов
Межозерья.— Африканский сборник. История. М., 1963.
224. Панкратьев В. П., Капелуш С. И. Уганда. М., 1976.
225. Панкратьев В. П. Политические силы Уганды накануне независи-
мости.— «Народы Азии и Африки». 1979, № 2.
226. Панкратьев В. П. Уганда: этапы политической борьбы (1960-е го-
ды).— «Народы Азии и Африки». 1981, № 2.
227. Панкратьев В. П. Уганда: период военной диктатуры.—'«Народы
Азии и Африки». 19'83, № 6.
228. Пономарев Д. К. Проблемы просвещения и подготовки кадров в
Африке. М., 1980.
229. Потехин И. И. Об африканском «социализме». Ответ моим оппонен-
там.— «Международная жизнь». 1963, № 1.
230. Поэты Восточной Африки. М., 1979.
231. Рабочий класс Африки. М., 4966.
232. Развитие литературы в независимых странах Африки. М., 1980.
233. Румянцев А. М. Проблема современной науки об обществе. М., 1969.
234. Сванидзе И. И. Сельское хозяйство Тропической Африки. М., 4972.
235. Сельскохозяйственные рабочие в странах Азии и Африки. М., 1969.
236. Симония Н. А. Страны Востока: пути и развитие. М., 1975.
237. Сказки пародов Африки. М., 1976.
238. Скачкова И. Политическая борьба и конституционные изменения в
Уганде (1962—1967 гг.).— Некоторые вопросы экономики и истории со-
временной Африки. М., 1974.
239. Солодовников В. Г. Африка выбирает путь. Социально-экономиче-
ские проблемы и перспективы. М., 1970.
240. Старушенко Г. Б. Нация и государство в освобождающихся стра-
нах. М., 1967.
241. Тернбул Колин М. Человек в Африке. М., 198k
242. Ульяновский Р. А. Социализм и освободившиеся страны. М., 1972.
243. Хазанов А. М. Освободительная борьба народов Восточной Африки.
М„ 1962.
244. Чижов Н., ШлихтерС. Уганда. М., 1977.
245. Шаре века я Б. И. Старые и новые религии Тропической Африки. М.»
1964.
230
246. ШаревскаяБ. И. На пути духовной деколонизации.— О. п’Б и т е к.
Африканские традиционные религии. М., ‘1979.
247. Шпажников Г. А. Религии стран Африки. М., 1981.
248. Экономика 'Независимых стран Африки. М., 1972.
249. Яблочко.в Л. Д. Социальные предпосылки и проблемы становления
основных принципов внешней политики африканских государств. М., 1973.
250. Ad ок о A. Uganda Crisis. Kampala, 1970.
251. Africa’s Cultural Revolution. Nairobi, 1973.
252. African Agrarian Systems. L., 1963.
253. Apter D. The Political Kingdom in Uganda. A Study in Bureaucratic
Nationalism. Princeton, 1'967.
254. A t i e n о О d h i a m b о E. S., О u s о T. I., W111 i a m s J. F. M. A Histo-
ry of East Africa. L., 1977.
255. Barber J. P. Imperial Frontier. Nairobi, 1968.
256. Baryaruha A. Factors Affecting Industrial Employment. Nairobi, 1967.
257. В e a 11 i e J. Bunyoro. An African Kingdom. N. Y., 1960.
258. Beattie J. Understanding an African Kingdom: Bunyoro. N. Y., 1965.
259. В e a 11 i e J. H. M. The Nyoro State. Ox., 1971.
260. Braguinski M., Loukonine Y. Apere^u d’histoire du Mouvement
de liberation national dans les pays d’Afrique oriental. Moscou, [1964].
261. P’Bitek O. Songe of Lavino. Nairobi, 1966.
262. P’B i tek O. Song of OcoL Nairobi, 1970.
263. P’B i t e к О. Two Songs’ Song of a Prisoner. Song of Malaya. Nairobi,
197 k
264. Brockway F. African Journeys. L„ 1955.
265. В uel I R. C. The Native Problem in Africa. N. Y., 1928.
266. Burke F. Lokal Government and Politics in Uganda. N. Y., 1964.
267. Buxton T. F. The African Slave Trade and Its Remedy. L., 1967. (1-st
ed. 1845).
268. Cohen D. W. The Historical Tradition of Busoga. Ox., 1972.
269. Coupland R. East Africa and Its Invaders from the Earliest Times to
Seyyid Said in 1856. Ox., 1938.
270. Crazzol ar a J. P. The Lwoo. Pt. III. Verona, 1954.
271. Davidson B. Can Africa Survive? Boston, 1974.
272. Dunbar A. R. A History of Bunyoro-Kitara. Nairobi, 1965'.
273. East Africa: Its Peoples and Resources. Ox., 1969.
274. East African Chiefs. Ed. by Richards A. J. L., 1960.
275. Economic Independence in Africa. Nairobi, 1973.
276. African Employment. Kampala, 1956.
277. Elam J. Nomadism in Ankole as a Substitute for Rebellion.— «Africa».
Vol. 49, 1979, № 2.
278. Elken W. An African Labour Force. Kampala, 1956.
279. Elken W. The Economic Development of Uganda, il961.
279a. Elken W. Migrants and Proletarians. London — New York — Nairobi,
1960.
280. Fallers L. A. The Politics of Landholding in Busoga.— Economic De-
velopment and Cultural Change. Chicago, 1955.
281. Fallers L. Bantu Burocracy: a Study of Integration and Conflict in
the Political Institutions of an East African People. L., '1956.
282. Fallers L. A. Bantu Bureaucracy. A Century of Political Evolution
among the Busoga of Uganda. Chicago — London, 1965.
283. G i 11 о n W. Collecting African Art. N. Y., 1980.
284. G i r I i n g F. K. The Acholi of Uganda. L., 1960.
285. Glen D. Amin Dada: Le cancer de 1’Afrique. P., 1978.
286. Goody J. Technology, Tradition and State. L., 1974.
287. G о r j u J. Entre le Victoria, 1’Albert et 1’Edouard. Rennes, 1920.
288. Gray R., Birmingham D. (eds.). Pre-colonial Africa Trade. L., 1970.
289. Greenberg J. H. Africa as a Linguistic Area.— Bascom W R. and
Herscovits M. I. (eds.). Continuity and Change in African Cultures.
Chicago, 1959.
231
290. H a i 1 у W. M. Native Administration in the British African Territories.
Vol. I. L., 1950.
291. Halbach A. Industristructur und Industrialisierungs politic in Uganda.
1963—il972. Munchen, 1974.
292. Hill. The White Pumpkin. L„ 1975.
293. History of East Africa, ed. by Oliver R. and Mathew G. L., 1968.
294. Hughes A. East Africa: Kenya, Tanzania, Uganda. L., 1969.
295. Huntingford G. W. The Peopling of the Interior of East Africa by
Its Modern Inhabitans.— History of East Africa. Eds. Oliver R. and Ma-
thew G. Vol. I. L„ 1963.
296. Huxley E. The Sorcerer’s Apprentice. L., 1949.
297. I b i n g i r a G. S. K. The Forging of an African Nation. New York — Kam-
pala, 1973.
298. I n gh a m K. The Making of Modern Uganda. L., 1955.
299. I n g h a m K. The Kingdom of Toro in Uganda. L., 1974.
300. Ingrams H. Uganda. A Crisis of Nationhood. L., 1960.
301. I r st am T. The King of Ganda. Studies in the Institutions of Sacral
Kingship in Africa. Lund., 1944.
302. Jacobson D. Itinerant Townsmen: Friendship and Social Order in Ur-
ban Uganda. Menlo Park (Cal.), 1973.
303. К a r u g i r e S. R. A History of the Kingdom of Nkore in Western Uganda
to 1896. Ox., 19711.
304. К a r u g i r e S. R. A Political History of Uganda. Nairobi — London,
1980.
305. Kalema W. Private Enterprise in Uganda: Companies and National De-
velopment. Dar es Salaam, 1969.
306. The King’s Men: Leadership and Status in Buganda on the Eve of Inde-
pendence. L., 1964.
307. К i w a n u к a S. Amin and the Tragedy of Uganda. Munchen, 1979.
308. Kiwanuka S. A History of Buganda. From Foundation of the King-
dom to 1900. N. Y„ 1972.
309. Kiwanuka S. The Empire of Bunyoro-Kitara. Myth or Reality?—«East
Africa Journal». 1969, October.
310. Kyagambiddwa J. African Music from the Source of the Nile. N. Y.,
1955.
31il. Kyemba H. State of Blood. L„ 1977.
312. Legum C. Must We Lose Africa? L., '1955.
313. Low D. Religion and Society in Buganda 18751—1900. Kampala, 1957.
314. Low D. A. Buganda in Modern History. Berkeley — Los Angeles, 1971.
315. Low D. A. and Pratt R. C. Buganda and British Overrule. 1900—
1955'. London — New York — Nairobi, 1960.
316. L о w r e n ce J. C. D. The Iteso. L., 1957.
317. Lubega B. The Outcasts. L., 11’971-.
318. Lu bo go J. K. A History of Busoga. Kampala, 1960.
319. Macpherson M. They Built for the Future. A Chronicle of Makercre
University College. 1922—1962. Cambridge, 11964.
320. Mair L. P. An African People in the Twentieth Century. L., 1936.
321. Mair L. P. African Societies. Cambridge, 1974.
322. Maitra P. Import Substitutional Potential in East Africa. Nairobi, 1967.
323. Mamdani M. Politics and Class Formation in Uganda. London—New
York, 1967.
324. M a n g a t J. A History of Asians in East Africa. L„ 1969.
325. Marsh Z. and Kingsnorth G. An Introduction to the History of
East Africa. Cambridge, 1966.
326. Martin D. General Amin. L., 1978.
327. M a z r u i A. Soldiers and Kinsmen in Uganda. L., 1974.
328. Me. Master D. N. A Subsistence Crop Geography of Uganda. L., >1962.
329. M i d d 1 e t on J. Lugbara Religion. L., 1964.
330. M i d d 1 e t on J. The Lugbara of Uganda. N. Y., 1965.
232
331. Miller D. J. von. Art in East Africa. A Guide to Contemporary Art.
London — Nairobi, 11975.
332. Morris H. F. A History of Ankole. Kampala, 1962.
333. Morris H. F. The Heroic Recitations of the Bahima of Ankole. Oxford
Library of African Literature. Ox., 1964.
334. Morris H. F. and Read J. S. Uganda. The Development of Its Laws
and Constitution. L., 1966.
335. Morris H. F. and Read J. S. Indirect Rule and the Search for Justice.
Ox., 1972.
336. Mukherjee R. The Problem of Uganda. B., 1956.
337. Mukwaya A. B. Land Tenure in Buganda and Present Day Tendenci-
es.— East African Studies. L., 1953.
33'8. M u 1 i r a E. M. K- Troubled Uganda. L„ 1950.
339. M u 11 i n s J. D. The Wonderful Story of Uganda. L., 1908.
340. Murdock G. P. Africa. Its Peoples and Their Culture History. N. Y.,
1959.
341. Mutes a F. Desecration of My Kingdom. L., 1967.
342. Nabudere D. Imperialism and Revolution in Uganda. London — Dar es
Salaam, 1980.
343. N d e g w a Ph. The Common Market and Development in East Africa. Nai-
robi, 1965.
344. Ndologoza P. Kigezi and Its People. Nairobi, 1969.
345. N z i m b i M. The Clan System in Buganda.— «Uganda Journal». Vol. 24,
1964, № 1.
346. Oberg K. The Kingdom of Ankole in Uganda.—F о r t e s M. and
Evans-Pritchard E. E. (eds.). African Political Systems. Ox., 1941.
347. Oculi O. Orphan. Nairobi, 1969.
348. О g о t B. A. Kingship and Statelessness among the Nilotes.— The Histo-
rian in Tropical Africa. L., 1964.
349. О got B. A. History of the Southern Luo. Migration and Settlement
1500—1900. Vol. 1. Nairobi, 1967.
350. О g о t B. A. The Role of the Pastoralists and the Agriculturalists in Afri-
can History.— Emerging Themes of African History. Dar es Salaam, 1968.
351. О got B. A. Economic and Social History of East Africa. Nairobi, >1975.
352. Oliver R. O. Oral Tradition.— History and Archaeology in Africa. L.,
1955
353. Oliver R. Sir Harry Johnston. L., 1957.
354. Oliver R. and Mathew G. (eds.). History of East Africa. Vol. 1. Ox.,
1963.
355. О I о у a J. Coffee, Cotton, Sisal and Tea in the East African Economies.
Nairobi, '1969.
356. P a d m о r e G. Africa. Britain’s Third Empire. L., 1948.
357. Parrinder G. African Mythology. L., 1967.
358. Pawlikova V. Buganda and the Agreement of 1900.— «Asian and
African Studies». Vol. IV. Bratislava, 1968.
359. Pawlikova V. The Transformation in Buganda 1894—1914.— «Asian
and African Studies». Vol. VI. 1970.
360. P c a r s on D. Industrial Development in East Africa. Nairobi, 1969.
361. Peoples of Africa. Ed. by J. Gibbs. N. Y., 1965.
362. Perham M. Lugard. The Gears of Adventure 1858—1898. L„ 1956.
363. Perlman M. L. The Traditional Systems of Stratification among the
Ganda and the Nyoro of Uganda. — Tuden A. and Plotnikov L.
(eds.). Social Stratification in Africa. L., 1970.
364. Posnansky M. Historical Geography in Africa.— Africa From Early
Times to 1800. L., 1968.
365. Power in Uganda. 1957—1970. L., 1957.
366. Powesland P. G. Economic Policy and Labour. Kampala, 1957.
367. R a d о E. Wages and Employment in Uganda. Nairobi, 1965.
368. Richards A. Economic Development and Tribal Change: a Study of
Immigrant Labour in Buganda. Cambridge, 1954.
369. Rotberg J. A Political History of Tropical Africa. N. Y., Chicago, 1965.
233
370. Scanlon D. Education in Uganda. Wash., 1964.
371. Scott R. The Development of Trade Unions in Uganda. Nairobi, 1966.
3712. S er urn a g a R. Return to the Shadows. L., l<97il.
373. Shepherd J. They Wait in Darkness. N. Y., 1955.
374. Sofer C. and Sofer R. Jinja Transformed. Kampala, 4955.
375. S a u t h a 11 A. W. Alur Society. Cambridge, 1953.
376. Southall A. and Gutkind P. Townsmen in the Making: Kampala
and Its Suburbs.—«East African Studies». Nairobi, 1956, № 9.
377. Southwold M. Succession to the Throne in Buganda.— Succession to
High Office. Cambridge, 1966.
378. Stacey T. Summons to Ruwenziri. L., 1965.
379. Steinhart E. I. Conflict and Collaboration. The Kingdoms of Western
Uganda 1-890—1907. Princeton, 1977.
380. S t e w e n s о n W. 90 Minutes at Entebbe. L., 1976.
381. Stonehause J. Prohibited Immigrant. L., 1960.
382. Stoutjesdijk E. Uganda’s Manufacturing Sector. Nairobi, 1967.
383. Subsistence to Commercial Farming in Present—Day Buganda. Camb-
ridge, 1973.
384. Taylor J. W. The Growth of the Church of Buganda. L., 1958.
385. Thomas H. B. The Story of Uganda. Ox., 1939.
386. Thomas H. B. and Scott R. Uganda. London — New York — Toronto,
1935.
387. To thill J. D. Agriculture in Uganda. L., 1940.
388. Uganda: the Making of a Nation. L., 1-962.
389. Wamjala Ch. L. (ed.). Standpoint on African Literature. Nairobi, 1971.
390. W a s h m a n n К- P. Folk Musicians in Uganda. Kampala, 1959.
391. W elb our n F. Religion and Politics in Uganda, 1952—1962. Nairobi,
1965.
392. We r c G. S. The Western Bantu Peoples from A. D. 1300 to 1800. Zamani.
Kenya, 1968.
393. West H. The Mailosystem in Buganda. Entebbe, 1964.
394. W e s t H. W. Land Policy in Buganda. Cambridge, 1972.
395. W i 1 d J. V. The Story of Uganda Agreement. L., 1955.
396. Willcox A. R. The Rock Art of South Africa. Johannesburg, 1963.
397. Williamson T. Counter Strike Entebbe. L., 1976.
398. Winter E. Bwamba: a Structural-functional Analysis of a Patrilineal
Society. Cambridge, 1956.
399. Wrigley С. C. Crops and Wealth in Uganda. Kampala, 1959.
400. Wrigley С. C. The Changing Economic Structure of Buganda.— Fal-
lers L. A. (ed.). The King’s Men. L., 1964.
401. Zamani A. Survey of East African History. Longman. Kenya, 1971.
402. Z w a n e n b e r g R. M. A. van, and King A. An Economic History of
Kenya and Uganda, 1800—1-970. Plymouth, 1975.
V. Периодика
403. «Азия и Африка сегодня». М.
404. «Вопросы истории». М.
405. «Известия». М.
406. «Коммунист». М.
407. «Иностранная литература». М.
408. «Международная жизнь». М.
409. «Мировая экономика и международные отношения». М.
410. «Народы Азии и Африки». М.
411. «Правда». М.
412. «Проблемы мира и социализма». Прага.
413. «Советская этнография». М.
414. Africa. L.
234
415. Africa Affaires. L.
416. «Africa Confidential». L.
417. «Africa Diary». New Delhi.
418. «Africa Digest». L.
419. «Africa Quarterly». New Delhi.
420. «Africa Report». Wash.
421. «Africa Special Report». Wash.
422. «Africa Today» N Y.
423. «African Abstracts». L.
424. African Arts (Arts d’Afrique)». Los Angeles.
425. «African Communist». L.
426. «African Development». L.
427. «African Studies». Johannesburg.
428. «African Review». Nairobi.
429. «Afriscope». Lagos.
430. «Anthropos». Wien.
431 «Asania». Nairobi.
432. «Asian and African Studies». Bratislawa.
433. «Cahicrs d’ctudcs africaines». P.
434. «Commonwealth Survey». L.
435. «Comparative Studies in Society and History». Cambridge.
436. .«Cultural Events in Africa». L.
437. «Current Anthropology». Chicago.
43'8 . «Current History». Wash.
439. .«Daily Nation». Nairobi.
440. «Daily News». Dar es Salaam.
441. «Daily Worker». L.
442. «Developing Countries World». Calcutta.
443. «East Africa and Rhodesia». L.
444. «East Africa Geographical Review». Nairobi.
445. «East Africa Journal». Nairobi.
446. «East Africa Report». Nairobi.
447. «East African Standard». Nairobi.
448. «East African Studies». Nairobi.
449. «East African Trade and Industry». Nairobi.
450. «Economic History Review».
451. «Empire Forestry Review». L.
452. «Financial Times». L.
453. «Geneve Afrique». Geneve.
454. «International Journal of African Historical Studies». Boston.
455. «International Journal of American Linguistics». Chicago.
456. «International Labour Review». Geneva.
457. '«Journal of African History». L.
458. «Journal of Commonwealth Political Studies». Leicester.
459. «Journal of Modern African Studies». L.
460. «Journal of Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ire-
land». L.
461. «Kenya Weekly Magazine». Nairobi.
462. «Makerere Journal». Kampala.
463. «Manchester Guardian». Manchester.
464. «Mawazo». Kampala.
465. «ЛАиппо». Kampala.
466. «Observer». L.
467. «Overseas Business Report». Wash.
468. «The People». Kampala.
469. «The People Week-end Review». Kampala.
470. «Public Finance». Haarlem.
471. «Revue des etudes cooperatives». P.
472. «Sunday Telegraph». L.
473. «Survey of Current Affaires». L.
474. «Time». Wash.
235
475. «The Times». L.
476. «Transition». Kampala.
477. «Uganda Argus». Kampala.
478. «Uganda Gazette». Kampala.
479. «Uganda Journal». Kampala.
480. «Uganda News». Kampala.
481. «Uganda Renaissance». Cairo.
482. «Uganda Times». Kampala.
483. «Uganda Trade Journal». Kampala.
484. «United Asia». Bombay.
485. «Voice of Uganda». Kampala.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абатембузи 14, 15, 17, 21, 34
Абрамова С. Ю. 37
Адоко А. 186
Амабиле 44
Амин И. И, 164, 173, 174, 199—210,
212, 215—217, 219, 220, 222, 223
Арлингтон, лорд 190
Бабииха 177
Бабмто 17, 18, 20, 26, 35
Бамута Ю. 98, 106, 107
Банзсн де 124
Б ассуде Д. 9'8, 99, 102
Батарингайя Б. 171
Бахинда 21, 25
Бачвези 15—18, 21, 22, 26, 34
Бейкер С. 44—-47
Белл X. 72, 73
Беллсфонд Лина нт де 47
Викунья П. 100
Бинапса Г. 177
п’Битек Окот 169, 195, 196, 198
Бопо Андреа де 44
Борап К. 71
Брокуэй Ф. 142
Бьюэлл Р. 104
Бэркли Э. Дж. Л. 57
Вамала С. 107, 111, 113, 138, 139
Вани С. 215
Виктория, королева Великобритании
44
Вильсон Д. Ж. 66
Виньи Т. 100
Виерам А. 73
Ганди М. 101
Гоголь Н. В. 198
Годинер Э. С. 28, 34, 38
Гордон Ч. 46—48
Джексон М. 136
Джексон Ф. 51
Джонстон Г. 59, 60, 64, 66, 67, 70
Джоэльсон 120
Дэндас Ч. 84, 111—113
Задок Адолу С. О. 197
Ибипгира Г. 69, 170, 172—174, 177
И л эм Ю. 25
Ингрэме Г. 130
Ингэм К. 35, 49
Исингома Мпуга Рукиди 17, 18, 26
Исмаил, хедив Египта 44
Кабарега 36, 45, 46, 48, 50, 52—56
Кабойо Омуханва 35, 36
Каваддва Б. 197, 198
Кавалья М. 138
Кавума П. 173
Кагва А. 50, 55, 56, 60, 64, 66, 82, 97,
100, 101, 104, 138
К а ком а Дж. У. 197
Каконге Дж. 170
Какунгуру С. 56, 70, 79
Калекези Дж. 154
Калема У. 189
Калимера 26
Калубья Сервано 98, 99
Камулегеня Дж. 97
Капгао 60
Карема 49—51
Карубанга 17
Карубумби 15
Каругире С. Р. 21, 22, 25, 194
Каса Ю. 102
Касагама 52, 53, 55, 100
Като 18, 26
Каунда К. 210
Квамали (Чва I) 25
Кива Дж. 95, 107
Киванука Б. 156, 171, 174
Киванука Дж. 143, 146, 154, 155, 178
Киванука С. 2'8, 194
Кивева 49
Кивумби П. 197
Кизито 3. 64
Кимза 18
Кийипджа В. 197
Кименье Б. 196
237
Кимера 26, 30
Кингдон Д. 142
Кинту 20, 26, 42, 97, 107, 108, 113
Кинту М. 167—169
Кирк Дж. 50
Кисингири 3. 55
Кигчинер 56
Китахимбва 56, 79
Колвайл Г. Э. 54
Коэн Э. 117, 118, 145, 147, 149
Кроуфорд Ф. 134, 156
Кулубья С. 98, 99, 102, 105, 113, 114,
118
Кунунка Б. 143, 154, 155
Кьебамбе Ньямутукура III 35
Кьягамбиддва Дж. 195
Левин 56
Ленин В. И. 9
Леннокс-Бойд А. А. Г. 147, 150
Л и джем К. 146
Литтлтон О. 145, 146
Л о Лийонг Т. 196
Лонг Ч. 47
Л оу Д. 68
Лубега Б. 196
Лувума Д. 215
Лугард Ф. 51—53
Лугвиса С. 102
Маванда 29
Магези Дж. 134
Маглыш В. Н. 33
Мадвани М. 211
Майянджа А. 143, 154, 178
Макдональд Дж. Р. Л. 54, 56, 69
Малаки Мусаджакава 80
Малоба Г. 196
Мартир С. 56
Матова Сулейман 215
Мбого 48
Мбойя Т. 151, 169
Мвами Рвабугири 26
Мванга 49—53, 55, 59, 64, 112
Мехта 211
Мити Дж. 102
/Мольер 198
Моррис Г. 83
Моске Л4. 124
Мпага Ф. 202
Мубангизи Б. 197
Мувази Э. 150
Мугема М. 102
Мугванья С. 55, 60, 64, 148
Мукаса Б. 118, 125
Мукаса С. 107
Мукаса Ш. 107
Мулира Э. 100, 110, Ill, 133, 148,
153
Мулумба С. 139, 140
238
Мусази И. 95, 107, 139, 140, 142—144,
149, 150, 153, 154, 198
Мутамбука 25
Мутеби 28
Мутеса I 31, 39, 46—49, 62
Мутеса II 107, НО, 112, 114, 138, 140,
141, 145, 146, 148, 150, 156, 158,
162, 163, 172—175, 177, 202
Мухаммед Али 44
Набета 125
Надиопе В. 162, 163-, 172
Ндахура 15, 34
Нджунака 21
Нимейри Джафар 210
Нканги Дж. 169
Нкуба 22
Нсибирва М. Л. 111, 138
Нтаре II 25
Нтаре V 25, 49, 52, 55
Нтопо Г. 49
Ньямайялво Л. 197
Ньерере Дж. 151, 209, 210, 222
Ньяика I 36
Ньякатура Дж. 17, 100
Ньянзи С. 179
Оботе М. 11, 155, 156, 158, 160—163,
168, 170—178, 182, 184, 186, 188—
190, 192—194, 198—201, 203,
209—210, 220, 222, 223
Огот Б. А. 21
Окело А. 197
Окули О. 196
Ополот Ш. 164, 173, 174, 177
Ориема Э. 215
Офумби О. 215
Оченг Д. 169, 173—175
Очола Дж. 185
Петерс К- 50, 51
Портал Дж. 53, 54
Рвебишенгуе 25
Руонга 46
Рухинда 21, 22
Саутхолл А. 21
Сеид Саид бин Султан 37
Сембсгуйя Г. 178
Семпа А. 176
Сенкатука Дж. 138
Сспога Заке Дж. 197
Септонго Сефанио 98
Серумага Р. 196, 197
Серуме Э. 196
Солсбери Р. А. 59
Спик Дж. 46, 47
Стэнли Г. М. 31, 41, 46, 47
Стюарт Д. 111
Суна II 31, 32, 37, 38
Сэдлер X. 66, 71
Тернан Т. 55, 56
Уайлд Дж. В. 152, 153
Уамара 15, 21, 22
Хант Р. 177
Хасан, король Марокко 209
Хэлл Дж. 114, 117, 120, 121
Хэнкок К. 146
Чехов А. П. 198
Чва Дауди 55, 64, 77, 102, 110, 111
Черчилль У. 5
Шекспир У. 198
Швитцер см. Эмпн-паша
Экангати Н. 209
Эмери Д. 104, 105
Эмин-паша 46—48, 52, 104, 105
Эндрюс К- 101
Янг X. 105
УКАЗАТЕЛЬ ЭТНИЧЕСКИХ И ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
адола (падхола), эти. 13, 19
Азия 5, 131, 136, 137, 151, 165, 189,
192, 207
Аккра 154
Алжир 48
алур, эти. 13, 19, 41, 70
Альберт, оз. см. Мобуту-Сесе-Секо,
оз.
англичане, эти. 47, 56, 88, 96, 143, 208
Англия см. Великобритания
Ангола 222
Анколе (Нкоре) 9, И, 13, 16, 18, 21—
.23—25, 26, 35, 36, 38, 42, 43, 49,
51, 52, 54, 55, 58, 60, 61, 68, 69,
76, 78, 79, 81, 83, 85, 88, 89, 92,
93, 100, 116—118, 145, 150, 152,
156—158, 161, 168, 171, 172, 201
арабы, этн. 13, 38, 39, 44, 49
Аруа 204
Аруша 222
Африка
Восточная 9, 13, 25, 31, 34, 36—
38, 47, 50, 51, 54, 58, 70, 73, 98,
104—105, 107, 125, 127, 133, 139,
151, 182, 198, 209, 211
Германия Восточная 55, 78
Северо-Восточная 109
Тропическая 13, 36
Центральная 104, 146, 151
Южная 34
ачоли, этн. 13, 18, 19, 39, 41, 45, 46,
70, 79, 195, 200, 203, 215
Ачоли 13, 44—46, 78, 83, 152, 154,
172
баганда, этн. 13, 26—28, 30, 3'8, 39,
41, 42, 48, 50, 52—56, 58, 60, 62,
63, 75—77, 79, 83, 93, 97, 100,
102, 103, 106, 110, 112, 143, 145,
148, 149’, 162, 202, 203
багишу, этн. 13, 79
бакига, этн. 70
баконджо, этн. 13
баньоро, этн. 13, 25, 39, 41, 42, 56
60, 79, 83, 91, 143, 150, 162
баньянколе, этн. 13, 22, 39, 42
баньяруанда, этн. 13
бари, этн. 13, 70
барунди, этн. 13
басога, этн. 13, 41, 143
баторо (батооро, торо), этн. 13, 35,
42
Бвера 15, 31
Бельгия 54
Биго буа Мугьеньи 16, 22
Бирма 109
Бомбей 73
Бомбо 204
Бувекула 31
Бувума, о-в 61
Бугабула 18, 20
Буганда 9, II, 13, 15, 16, 18, 21, 25—
40, 42, 43, 46—54, 55, 57—80, 84—
86, 88—94, 97—108, 110—113,
115—119, 122, 124, 127, 129—132,
134, 138^152, 154—159, 161—163,
167—172, 176—178, 185, 201—204
Бугвере 18, 20
Бугерере 31. 56
Бугису 20, 56, 70, 79, 83, 88, 152
Будду 18, 30, 31, 36, 50, 53, 55
Будо 81, 96
Бузитема 182
Буйяга 162
Букеди 13, 20, 56, 70, 71, 79, 81, 93,
152, 171, 172
Букоба 25, 209
Б уколют 18, 20
Буконо 20
Букусу 6
Буламоги 18, 20
Булемези 18, 30, 31
Буньоро 9, 11, 13, 15, 17—21, 25—27,
34—36, 38, 40, 42, 43, 44, 46—48,
50—54, 56, 58, 60, 61, 68, 69, 79,
81, 83, 85, 88, 91—93, 100, 105,
116—118, 131, 145, 150, 152, 156—
158, 161, 162, 167—169, 171, 172,
201
Бурахья 35
Бу рул и 31
Бурунди 13, 21, 177
240
Бусонгора 25, 35
Буоиро 30
Бусога 11, 13, 18, 20, 25, 35, 51, 56,
58, 70, 71, 78, 79, 81, 83, 85, 89;
92, 93, 99, 105, 122, 127, 130, 131,
152, 156, 158, 161, 162, 168, 172,
204
вакамба, этн. 37
ваньямвези, этн. 37
ваяо, этн. 37
Великобритания 5, 8, 9, 44, 461—48,
50—57, 59—63, 68—73, 83, 86, 92,
98, 103—105, 107, 109, 112, 114,
119—123, 125, 133, 134, 137, 139,
140, 145—147, 160, 163, 164, 174,
181, 189, 200, 202, 204, 207, 208,
210, 211
Виктория, оз. 5, 13, 18, 26, 27, 37,
38, 46—49, 51, 53, 56—58, 61, 72,
76, 87, 185
Восток Ближний 109, 205
Восточная провинция 86, 88, 113, 127,
141, 142, 144, 150, 155, 204
Гапа 137, 154, 168, 202
Гайяза 81
Гахинга 5
Гвинея 137, 205
Гельголанд, о-в 51
Геймания 50, 51, 77, НО
Голландия 204
Гулу 170, 171, 204
Давня 208
Джииджа 5, 8, 73, 113, 122, 123, 126—
128, 129, 144, 169, 203, 204, 215
Джордж, оз. 5
Европа 5, 136, 137, 142, 210
Западная 6, 122, 220
Египет 45, 46—48, 146, 205, 207
Заир 5, 25, 205, 223
Замбия 205, 210, 222
Занзибар, о-в 13, 46—50, 73, 151
Западная провинция 88, 93, 113, 150,
155, 204
Зимбабве 16
Игаига 81
Израиль 204, 205, 207
Индийский океан 5, 37, 39, 57
индийцы 73, 77, 88, 129, 156, 208
Индия 6, 13, 72, 73, 76, 86—88, 122,
133, 210
Исингиро 21
Италия 204
Кабароле 36
Кабулу 55
Кагера, р. 5, 25, 209, 222
Кагого 16
Каир 151
Какпра 122
Кампала 5, 54, 57, 59, 67, 73, 113,
122, 126—128, 136, 141, 142, 145,
152, 154, 159, 169, 173, 175, 176,
182, 188, 190, 194, 196, 197, 200,
204, 207, 209, 215, 223
Канада 208, 210
Карагве 16, 18, 21, 25
Карамоджа 13, 41, 79, 84, 204
карамоджо, этн. 13, 19, 20, 41, 79
Касссе 8, 123
Касонко 16
Катонга, р. 15, 16, 25, 34
Кафу, р. 15, 79
Кения 5, 13, 70, 98, 104, 105, 113, 114,
124, 133, 140, 145, 146, 151, 205,
208, 220—222
Кибенго 16
Киву, оз. 13
Кигези 13, 70, 83, 85, 152, 171
Кикангати 209
Килва 37
Килембе 6, 8, 123, 128
Киншаса 173
Кисуби 202
Кисуму 57, 76, 184
Китай 46
Китара 13—19, 21, 22, 26, 34, 42, 100
Коки 18, 31, 100
Конго 46, 54
Конго Бельгийское 80
Кувейт 207
кумам, этн. 13, 19
Кьебе 209
Кьога, оз. 5, 6, 18, 46, 56
Кьяггве 18
Кьядондо 2'6
Л а до 54
Ланго 13, 56, 70, 71, 78, 79, 83, 152,
154, 168
ланго, этн. 13, 19, 39, 41, 79, 143, 195,
200, 203
Ланкашир 71, 73
ленду, этн. 19
Либерия 205
Ливерпуль 71, 88, 121
Ливия 137, 205, 207
Лира 182
Лондон 100, 102, 145, 151, 156, 157,
161, 177, 188, 190, 201, 202
Лугази 94, 122
лугбара, этн. 13, 39, 46, 70
луо (лво), этн. 13, 16, 17, 19, 21, 22,
70
Лусака 222
16 Зак. 274
241
Мадагаскар 109
мадама, эти. 215
Мади 13
мади, эти. 14, 18, 19, 41, 46, 70
Малинди 37
мальтийцы, эти. 44
мапгбету, эти. 13
Марокко 137, 209
Масака 5, 13, 88, 113, 126, 204, 209
Маспиди 5, 45, 56
Мбале 5, 126, 144, 154, 197, 204
Мбарара 5, 21, 81, 203, 204, 209
Мб ул а мути 113
Мванза 78, 151, 210
Межозерье 13, 15, 18—21, 25, 26—28,
35, 37—39, 44, 46—48, 53
Межозерье Северное 8, 9, 13, 19, 22,
26, 28, 31, 36, 37, 39, 40—44, 46,
47, 49, 51, 57, 58
Мспго 31, 38, 65, 88, 127
Мобуту-Сесе-Сско, оз. 5, 13, 34, 44,
46, 54, 56
Могадишо 37, 210
Момбаса 37, 46, 50, 51, 57
Морото 203, 204
мору-мади, этн. 13, 14
Москва 198
Мпороро 25
Мубендс 5, 13, 16, 54
Мутукула 209
Мухавура 5
Найроби 98, 133, 174. 177
Наиваша 70
Намасагали 113
Намильянго 81
напди, этн. 13
Нгора 81
Ндаига 162
Нигерия 202, 205
Нил, р. 9, 44, 45, 56, 73
Нил Белый, р. 5, 6, 46
Нил Западный 13, 46, 54, 83, 88, 152,
204
Норвегия 208
Нтарс 184
Нтуси 16, 22
Ныо-Иорк 101
Ньянза 70
Ньяса, оз. 49
Ньясалепд 151
Ровума, р. 51
Родезии 120
Россия 101
Руанда 5, 6, 13, 16, 21, 25, 26
Руанда-Урунди 93
Рубага 52, 177
Рувензори 5, 6, 34, 54, 88
Рудольф, оз. 70
Сабинио 6
Сандже 209
Саудовская Аравия 207
Себеи 13, 171, 172
Северная провинция 93, 144, 150, 155,
204
Северное море 51
Сейшельские Острова 56
Семлики, р. 34
Сесе, о-ва 50, 51, 53'
Сингапур 199
Сипго 18, 31
Сомали 205
СССР (Союз Советских Социалисти-
ческих Республик) 110, 137, 160,
181, 182, 198
Стэнливиль 177
суахили, эти. 13, 38, 39, 58, 98, 99
Судан 5, 6, 13, 44, 46, 47, 56, 70, 137,
146, 203, 205, 207, 210, 222, 223
суданцы, эти. 200
сук, этн. 13
Сукулу 6
США (Соединенные Штаты Амери-
ки) 101, 133, 170, 181, 193, 200;
208, 220
Тана, р. 51
Танганьика, оз. 13
Танганьика 44, 93, 105, 151
Танзания 5, 6, 25, 168, 177, 187, 196,
203, 205, 208—210, 220—222
Тесо 13, 56, 70, 71, 78, 79, 83, 93, 117,
130, 131, 152
тесо, этн. 13, 19, 20, 41, 79, 143
Торо 13, 15, 25, 34—36, 38, 40, 51—55,
58, 60, 68, 69, 76, 78—80, 83, 85,
88, 89, 92, 93, 100, 123, 145, 150,
152, 156—158, 161, 167, 168, 171
Тороро 5, 123, 126
Тунис 137
окебу, этн. 19
Пакистан 6, 133
Пате 37
Претория 205
Фалоро 44
Фатико 48
Федерация Восточной Африки 145
Форт-Портал 5, 35, 197, 204
Франция 48, 204
ФРГ (Федеративная Республика Гер-
мании) 204
Центральная провинция 204
Xaiia (Кнзиба) 18, 21, 25, 30
Хоима 5, 56, 81
Эдуард, оз. 5, 13
Экватория 45—47
jjiioii !>, Ю 88
Энтеббе Г», !»7, 80, Г.'7, 175, I
202, 201
Эфиопия 205
ЮАР (Южно-Африканская 1’с< иуо
лика) 146
Южная провинция 204
Япония 73, 122, 208
содержание
Введение ............................................................ 5
Глава 1. Доколониальная история народов Уганды...................... 13
Китара-Буньоро................................................13
Политические объединения на севере и востоке Межозерья. 18
Нкоре.........................................................21
Буганда.......................................................26
Торо..........................................................34
Проникновение арабов и влияние арабо-суахилийской торговли
на развитие обществ Северного Межозерья.......................36
Некоторые черты традиционной культуры.........................39
Глава II. Государства и народы Северного Межозерья во второй по-
ловине XIX в.....................................................44
Проникновение европейцев и начало колониальной экспансии 44
Глава III. Уганда в 1900—1918 гг.....................................61
Англо-бугандское соглашение 1900 г............................61
Политический статус Торо, Анколе и Буньоро....................68
«Освоение» Уганды.............................................70
Глава IV. Уганда в 1918—1945 гг......................................83
Эволюция режима управления протектората.......................83
Развитие капиталистических отношений в Уганде .... 86
Социальные сдвиги в африканском обществе......................89
Новые явления в африканской культуре..........................97
Подъем антиколониальной борьбы ......... 101
Вторая мировая война и Уганда .............................. 108
Глава V. Уганда в 1945—1962 гг......................................115
Дальнейшее углубление кризиса системы «косвенного управ-
ления» .................................................... 115
Рост новых социальных оил...............................126
Подъем национально-освободительного движения .... 137
Политический кризис 1953—-1955 гг. и обострение политической
борьбы..................................................144
Завоевание независимости................................155
Глава VI. Уганда в 1962—1971 гг................................160
Первые шаги независимого правительства. Противоборство раз-
личных политических группировок за влияние в стране . . 160
Борьба НКУ за введение однопартийной системы и поляриза-
ция сил в правительстве......................................167
Обострение борьбы между сторонниками и противниками прог-
рессивного курса.............................................176
246
Глава VII. Уганда в 1971—1981 гг....................................199
Военный переворот. Укрепление власти военных .... 199
Политика военной хунты в первый период правления (январь
1971 — август 1972 г.)..................204
Политика военной хунты во второй период правления (август
11972—апрель 1979 г.)..................207
Свержение военной диктатуры...............221
Библиография........................................................224
Указатель имен......................................................237
Указатель этнических и географических названий......................240
Summary.............................................................244
Н. А. Ксенофонтова, Ю. В. Луконин,
В. П. Панкратьев
ИСТОРИЯ УГАНДЫ
в новое н новейшее время
Утверокдено к печати
Институтом Африки
Академии наук СССР
Редактор Г. М. Козловская
Младший редактор Г. С. Горюнова
Художник Э Л. Эрман
Художественный редактор Б. Л. Резников
Технический редактор Г. А. Никитина
Корректор И. И. Чернышева
ИБ № 14901
Сдано в набор 00.04.84. Подписано к печати
14.08.84. А-13442. Формат бОХОО'Лв- Бумага ти-
пографская № 2. Гарнитура литературная. Пе-
чать высокая. Усл. п. л. 15,5+0,5 п. л. на мел.
бум. Усл кр.-отт. 16. Уч.-изд. л. 17,8. Ти-
раж 1100 экз. Зак. 274. Изд. № 5643. Цена 3 р.
Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука»
Москва К-31, ул. Жданова, 12/1
3-я типография издательства «Наука»
Москва Б-143, Открытое шоссе. 28
t< И I IIIAK UUAII lll'i IMI.IIII DIHKH I
• I l< •llx* рУ •
feaalla aa. a atraa.i aa py t
►•ii,.|.piw.|n.i» py д
u* Hiajx руд
C > |i ч
ф IWj.aa a aai. > ana |>y I
ф **><<)i<ipuii>«
I P eouatpa niton a >a >11
1‘Л 1И1 [.AltIJI.ll Mil ШК1ЖД1 IIIDI
Ш *• ir ntrjx py <
llplIMiMultlU bo irt iu»'illl' iMIt-u цгнгры дМп.'Ш
ныла- irtiM KjayianijM Лыком
Ф Геи 1опы« и 1>*к i рогтапцми
Ф
Гн дровлектрос такции
Рыболовные порты
СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
Экстенсивное пастбищное животно-
водство (кочевое и полукочевое)
Т сварное земледелие (кофе, чай,
овощи) с очагами возделывания тех-
нических культур
Потребительское земледелие—посевы
зерповых(кукуруза, пшеница, рис, про-
со, сорго) в сочетании с пастбищным
животноводством
Потребительское земледелие-плодовые
(бананы) в сочетании с пастбищным
животноводством
РА Й ОН Ы РАСПРОСТРА Н ЕН И Я
V картофеля
кофе
чая
арахиса
бананов
батата
кассавы
Э
I
сахарного трост-
ника
хлопчатника
табака
>
Национальные парки и заповедники
Железнодорожные паромы
35 О
1 А Ь ' ' '
35
I
70 км
-I