Плиска-Преслав. Том 2. Прабългарската култура - Ангелов Д., Ваклинов С.

Author: Ангелов Д. Ваклинов С.

Tags: история на българия култура на българия

Year: 1981

Similar

Плиска-Преслав. Том 4. Укрепителните съорьжения на Плиска и Преслав

Образуване на българската народност

Политическа география на средновековната Българска държава. Част 1. От 681 до 1018 г

Абевето на езиковата култура

Text

БЪЛГАРСКА АКАДЕМИЯ НА Н А У К И Т Е
А Р X Е о;л ОГИ ЧЕСКИ ИНСТИТУТ И МУЗЕЙ
ПЛИСКА-ПРеСААВ
ПРАБЪЛГА РСК АТ А КУЛТУРА
Материали от българо-съветската среша, Шумен, 1976
ТОМ 2
СОФИЯ 1981
ИЗДАТЕЛСТВО НА БЪЛГАРСКАТА АКАДЕМИЯ НА НАУКИТЕ

"\ <Й5С
РЕДАКЦИОННА КОЛЕГИЯ
Димитър Ангелов (отговорен редактор), Светлана Плетньова, Димитър Овчаров (секретар), Станчо Бакланов , Тотю Тотев, Рашо Рашев

©БАН, Археологически институт и музей 1981
с о Jusautor, Sofia
941Б(05)
ВСТЪПИТЕЛНО СЛОВО НА АКАДЕМИК ДИМИТЪР АНГЕЛОВ (Софи я)
В последно време сред българските исто-рици медиевисти, археологи, лингвисти, тра-колози, антрополози и етнографи нарасна осо-бено много интересы към изучаването на социално-икономическото и политического развитие, на материалната и духовната култура, на етнографския и антропологический облик и изобщо на цялостната историческа съдба на трите основни компонента на българската народност — славяни, прабългари и траки. Ин-, тересът към траките се изяви главно в провеж-дането на научни експедиции и разкопки, при конто се откриха нови тракийски селища и некрополи, както и в подготовката на забе-лежителната по своя успех изложба на тра-кийското изкуство. Интересы към изхчаването на исторического развитие и материалната и духовната култура на славяните намира из-раз във все по-подробното проследяване на процеса на заселването им на юг от р. Дунав и в разкриваие на оставените от тях много-бройни селища и некрополи в различии краи-ща на страната. Решаваща дума в тази облает имат представителите на българската архео-логическа наука. Паралелно с това изучаването на ранната история на славянските племена на Балканский полуостров привлича внимание™ на лингвисти и етнографи, конто из-следват въпроси на славянската топонимия и хидронимия, на елементи на материалното и духовного творчество на славяните от българската трупа, конто свидетелствуват за срод-ството на българския народ с другите славянски народи и т. н.
Настоящата научна среща, на която уча-ствуват български и съветски археологи, има за предмет въпроси на материалната и духовната култура и изкуство на прабългарите, т. е. на този компонент на българската народност, от който тя получи своего название, както и името на своята държава — Бълга-рия. Изследванията върху прабългарите бе-лежат напоследък значитепни успехи, но въп-реки това има отделим моменти от тяхната история и редица проблеми във връзка с тех-ния бит и култура, конто са все още слабо нзучени. Твърде неясни са още нашите познания за онзи продължителен период от време. когато прабългарите са влизали в общата торкско-алтайска етнолингвистична трупа и от когато почти липсват сведения за тяхното диференциране като отделен етнос. Трудно
може да бъде проследена историята на прабългарите и в рамките на военноплеменния съюз, създаден в Средна Азия и познат под името „Хунну". По-сигурен материал за пра-българския етнос има едва от средата и втората половина на IV в., когато намираме пра-българските племена заселени в обтастта се-верно от Кавказ. От това време (по-точно 354 г.) е и първото писмено известие за тях, запазено в страниците на т. нар. Анонимен Хронограф.
Обстоятелството, че от средата на IV в. насам изворовата база за прабътгарите става значително по-широка, не означава обаче, че изеледването на тяхната история и к\ лтура не е вече проблем за специалистите. В същност трудностите продължават и може определено да се каже, че за времето от края, на IV до средата на VII в., когато се разпада Велика България, са на лице голям бром проблеми от етнографски, лингвистичен, политически и социално-икономически характер, по конто съ-ществуват спорове и по конто все още не може да се постигне необходимата научна яснота. Затрудненията идат главно от това, че в своята ранна история, попаднал в една от пай невралгичните области в Югоизточна Европа, евързана с снова огромно раздвижване, известно под името „Велико преселение на народите", прабългарският етнос, или по-точно редицата прабългарски племена не са успели да залазят своята териториална цялост и от-там и своята относителна вътрешна етническа и културна хомогенност. Добре известно е, че в резултат на голямото хунско нашествие част от прабългарските племена, живеещп северно от Кавказ, бпват отвлечени на запад и попадат в състава на образования от хуните племенен съюз в провинцнята Панония (днеш-на Унгария). След разпадането на този съюз панонските прабългари се придвижват на из-ток и се установяват в стелите между Днепър и Днестър. Това е първото териториално раз-дробяване на прабългарския етнос, след ко-ето последват и други. Нови прабългарски племена биват отвлечени на запад по време на нашествието на аварите през втората половина на VI в. И този път те се установяват в Панония, където живеят в продължение на повече от едно столетие. Част от панонските прабългари преминава в Бавария, а друга отива в Италия (втора половина на VIII в.). А една
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
5
трупа, водена от Кубер, преминава на юг от Дунава, за да се озове към 685 г. в областта между Битоля и Прилеп.
При така отбелязаните раздвижвания за времето от края на IV до края на VII в. пра-българският етнос свързва своята социално-икономическа, политическа и етническа история с разнообразии етнолингвистични групп, като хуни, тюркюти, авари, сармата, алани, славян», фино-угри и пр. Това обуславя по-раждането на сложни асимилационни и кул-турни процеси, конто се разгръщат върху една обширна територия от Югоизточна и Централна Европа и конто допринасят да се измени чувствително първоначалният облик на прабългарите, да се създадат условия за тяхното сливане и кръстосване с други ет-носи от различен произход. Това обстоятел-ство се оказва решаващо за появата на сме-сени форми на бит и материална и духовна култура, при конто „прабългарското11 се на-мира в своеобразна симбиоза с елементи от други етноси и култури.
Процесът на смесване в етннческо и кул-турно отношение получава особено силен тла-сък, когато се разлада мощният племенен съюз на прабългарите, известен под името „Велика България11. Част от прабългарските племена, както се знае, попада под ударите на хазарите и продължава своето историческо развитие в пределите на Хазарския хаганат. Това са т. нар. „черни прабългари“, за конто намираме сведения в писмени извори чак до XI в. Друга трупа прабългари се отправя на север по течението на р. Волга, където през X в. се поставя началото на т. нар. Вол-жка България. Трета трупа прабългари, на-чело с Аспарух, се установява на юг от Дунав в днешните североизточни български земи, където се създава през 680—681 г. славянобъл-гарската държава. Поради стечението на много обстоятелства историческата съдба на така обособилите се три прабългарски етнически общности се оказва най-различна и връзката помежду им постепенно се прекратява. Особено очебийно е различного историческо развитие на волжките прабългари на Котраг и на дунавските прабългари на Аспарух. Добре известно е, че волжките прабългари се приобщават с течение на времето към мохамедан-ската религия и попадат в етническо обкръжение главно на фино-угри и татари, докато дунавските прабългари свързват своята етническа и политическа съдба с балканските славяни, образуват заедно с тях държава и влизат след покръства-нето през 865 г. в сферата на византийската християнска цивилизация. Така един и същ етнос поема по два напълно различии пътя на религиозно и културно развитие. Значи-телно по-разлпчна е съдбата на „черните прабългари1*, останали под властта на хазарския хаган и залазили, както можеше да се съди от някои данни, доста дълго време своята етническа и култу риа самобитност. А що се отнася до панонските прабългари, част от тях, както вече се отбелязва, преминава в югозападните
български краища, където скоро се слива с местните славяни, а друга част се изселва в Италия и Бавария.
Така отбелязаното голямо раздробяване на прабългарския етнос, осъществено в продолжение на няколко столетия и достигнало своя връх през втората половина на VII в., изисква диференциран подход при изучава-нето на неговата политическа, социално-ико-номическа и културна история. Наложително е не само да се проследява и изучава собстве-ното развитие на прабългарските племена, иръснати върху една обширна територия в Източна, Югоизточва и Централна Европа, но да се знае и изучава историята и на онези племена и племенни общности, с конто прабългарите са влезли в политическо-етнически и културен контакт, за да градят в много случаи съвместно своето историческо битие. Наложителен е комплексен метод, при който изследванията на археолога трябва да бъдат подкрепени и подпомогнати от изследвания на историци, етнографи, етнолози, лингвиста, антрополози. Само така могат да се по-стигнат убедителни и отговарящи на историческата правда резултати.
От гледна точка на българската археоло-гическа наука най-важна и заслужаваща внимание безспорно е съдбата на дунавските прабългари, конто създадоха заедно със славян-ските племена в Мизия обща държава и й завещаха своето име. Изучаването на тяхната материална култура и изкуство е предмет на редица изследвания. Интерес за българските учени представлява, разбира се, и съдбата на прабългарския етнос в пределите на Хазарския хаганат, както и на онези прабългарски племена, конто поставиха основите на Волжка България, просъществувала до пър-вата четвърт на XIII в. От особено значение би било пак от гледна точка на българската археологическа наука да се проследи исторического развитие и характерът на материал-ната и духовната култура на прабългарите в Прутско-Днестърското поречие и в Трансилва-ния, т. е. в онези райони, конто са влизали през VII—IX в. в границата на българската държава и са известии под названието „От-въддунавска България11.
Йзясняването на въпросите около мате-риалната култура и изкуството на прабългарския етнос в различии етапи от неговото историческо развитие няма отношение към голе-мня и вече разрешен проблем за формирането на българската народност в края на IX и началото на X в. и за нейния цялостен облик с основ-ните, типични за всяка народност черти — общ език, специфична материална и духовна култура и единно народностно самосъзнание. Ана-лизът на обширния изворов материал от данни на писмени паметници, на топоними и хидро-ними, на археологически находки от всякакъв род, на етнографски паралели с други народи сочи, че българската народност е славянска по своята съвкупност и че при нейното из-граждане и при извършилите се последовател-
6
но два продължителни аснмилационни про-песа славянският етнически елемент като по-многоброен и вътрешно по-хомогенен е прето-пил в крайна сметка и траки, и прабългари, за да се наложи като решаващ и определят. Славянският облик на българската народност проличава особено отчетливо, когато се запо-знаем с богатата и разнообразна по съдържа-ние старобългарска литература от края на IX и първата половина на X в., създадена от ученииите на Кирил и Методий. В тази литература българският народ е представен като един от първите славянски народи на своето съвремие, център на забележителна материал-на и духовна култура, намерила почва за раз-пространение не само в България, но и в други славянски страни. Особено ярко проличава схващането за славянский характер на българския народ в съчинението на Черноризец Храбър „За буквите".
Обстоителството, че по своята същина българският народ е славянски, не означава, разбира се, че другите два етнически компонента, конто са играли роля при неговото създаване, не заслужават внимание и не могат да бъдат предмет за изследване. Добре известно е, че при извършващите се асимила-ционни етногенетпчни пронеси наред с победи-тия етнос, чиито белези и особености влизат в основата на новоизградилата се общиост, определен дял се пада и на онези етноси, конто са вземали участие в осъществената етно-културна симбиоза, без техният принос да е бил определят. Такъв е случаят с траките и прабългарите, конто макар и изчезнали, са оставили следи от своето някогашно съществу-
ване в облика на формиралата се през IX— X в. българска народност. Налице е несъмне-но наследство и на прабългари, и на траки, чието изследване е първостепенна научна задача, върху която години наред са работали и продължават да работят историци, лингви-сти, археологи, етнографи, антрополози. Необходимо е това проучване да продължи и занапред. Нас ни интересува прабългарското наследство в два различии периода — от едва страна, времето, когато прабългари и сла-вяни са се развивали все още отделно един от друг, без да са обединени в обща държава, и от друга — времето, когато те са живеели вече съвместно на юг от Дунав и са започнали да се сливат постепенно помежду си.
Настоящата научна среща се свиква в изпълнение на плана за сътрудничество между Археологический институт при Българската академия на науките и Института за археология в Москва. Това сътрудничество, започнало преди няколко години, дава вече своите плодотворни резултати както в провежда-нето на археологически разкопки, така и при обнародването на научни публикации. Ние сме особено радостни. че можем да имаме научен разговор с изтъкнати съветски колеги, конто работят в продължение на години за изследване на материалната култура на прабългарите и чиито постижения са ни добре познати. Срещата бележи безспорно един нов и още по-висок етап в сътрудничеството между българската и съветската археологи-ческа наука и ние се надяваме, че в духа на заплануваните задачи това сътрудничество ще се задълбочава занапред все повече и повече.
7
ДРЕВНИЕ БОЛГАРЫ В БАССЕЙНЕ ДОНА И ПРИАЗОВЬЯ
С. А. Плетнева (Москва)
Письменные сведения о болгарах, обитавших в восточноевропейских степях, очень отрывочны и кратки. Упоминания болгар и родственных им народов и племен в византийских, сирийских и арабских сочинениях многократно комментировались и трактовались исследователями, начиная с середины XIX в. и кончая нашим временем. Наиболее обстоятельная попытка осмысления и обобщения всех письменных данных о восточноевропейских болгарах была предпринята М. И. Артамоновым.1 Однако даже этот капитальный труд нельзя считать решением прабол-гарской проблемы. Характерно, что сразу же после публикации труда Артамонова вышла в свет книжка В. Ф. Генинга и А. X. Халикова, в которой также подобраны почти все упоминания о болгарах Причерноморья и По-донья,2 но толкуются они уже по-новому, и следует признать, что читателю порой трудно решить, кто же из авторов прав в трактовке того или иного вопроса. Очевидно, происходит это не оттого, что исследователи недостаточно компетентны. Причина недоказанности, недостоверности всей совокупности известий кроется в их предельной фрагментарности. Попытки соединения этих фрагментов в нечто целое всегда будут только более или менее остроумно построенными гипотезами.
Совершенно ясно, что необходимо искать источники, которые дали бы нам хоть какие-то новые материалы для связи отдельных давно изученных фактов.
Поскольку находки неизвестных ранее письменных документов все реже и реже попадают в руки ученых, единственным доступным и практически неисчерпаемым источником, к тому же слабо исследованным, являются археологические материалы.
Накопление археологических материалов по праболгарам фактически началось с раскопок В. А. Городцова3 на знаменитом теперь Зливкинском могильнике, расположенном в среднем течении Северского Донца. Именно этот памятник стал эталонным при опреде-линии этнической принадлежности открываемых после него аналогичных могильников и отдельных погребений. Напомню характерные для него черты погребального обряда: 1. Неглубокие (до 1 м) могильные ямы с вертикальными стенками без следов перекрытий или гробов. 2. Одиночные захоронения. 3.
Вытянутая на спине поза погребенного с руками вдоль туловища. 4. Ориентировка головой на Запад. 5. Почти полное отсутствие вещей в могиле (исключая сосуды). 6. Сопровождение умершего запасом пищи: в сосудах и в виде кусков мяса, от которого сохраняются кости. Характерно при этом, что в мужские и детские могилы помещали баранину, а в женские— говядину или изредка свинину и конину (рис. 1) 7. Наконец, самой существенной особенностью Зливкинского могильника является антропологический состав погребенных. Все они брахикраны с широким лицом и выступающим носом, во всех прослеживается легкая примесь монголоидности. Изучались зливкинские черепа Анучиным, Трофимовой, Дебецом,4 выделившим благодаря им новый антропологический тип раннесредневекового населения Восточной Европы
В настоящее время могильников и отдельных погребений т. наз. „зливкинского типа" известно на территории Подонья и Приазовья уже более 20. После выхода в свет работы И. И. Ляпушкина о салтово-маяцкой культуре5 ни у кого из исследователей не возникает сомнения в принадлежности этих памятников болгарам. Основным аргументом для объединения их между собой, а также для сопоставления и связи их и древнеболгарскими погребениями Дунайской и Волжской Болгарии являются прежде всего антропологические материалы.
Остальные черты обряда, выделенные нами на зливкинском могильнике, характеризуют погребальный обряд праболгар в целом. Однако следует помнить, что большинство могильников имеют собственно специфические особенности, отличающие их от зливкинского. Этн отклонения от „классического1* обряда касаются буквально всех, перечисленных выше черт.
1. Могильные ямы бывают глубокие, с перекрытиями (с плечиками на длинных стенках), круглые, с неглубокими подбоями.
2. Погребения нередко совершались в гробах (деревянных ящиках-рамах без дна или в колодцах), иногда в каменных ящиках.
3. Дио могил посыпалось углем или устилалось камышом.
4. Попадались коллективные захоронения.
5. Изредка покойники погребались скорчено на боку.
2 Плиска — Преслав, 2. София, 1981
9
Рис. 1. Корреляционная таблица могильников с основными и дополнительными признаками погреба 1ьного обряда древних болгар
6. Помимо западной, были приняты северная, южная, восточная ориентировки.
7. В могилы помещался разнообразный, иногда богатый инвентарь.
8. Кости животных (жертвенная пища) нередко отсутствуют, сосуды тоже.
9. Наконец, погребения человека сопровождались одновременным захоронением коня (правда, всего в одном могильнике).
Корреляция всех особенностей погребального обряда праболгар („классических" и отклонений) с известными сейчас могильниками и погребениями позволила разделить имеющийся у нас в руках материал на несколько групп (рис. 1).
В первую, кроме Зливок, входят еще три могильника: Залиманье, Шейковка, Покровское.8 Все они характеризуются злнвкинским погребальным обрядом, без отклонений. Только в Покровском могильнике в одной могиле были зафиксированы следы гроба-рамы. Однако, поскольку и в зливкинском могильнике известны отдельные находки кованых гвоздей в могилах, свидетельствующие как будто о наличии гробов в них, то считать использование гроба важным отклонением от зливкин-ского обряда представляется нам неправомерным. Наличие или отсутствие гроба — признак скорее хронологический. Все четыре мо-
гильника первой группы локализуются в бассейне Среднего Донца (рис. 2).
Вторая группа отличается от первой только отсутствием костей животных в могилах, т. е. отсутствием заупокойной мясной пищи. К ней относятся три могильника и несколько отдельных погребений (Багаевский, Кри-вянский, Крымский, Танаисские погребения и одиночные погребения в Азове и Беглице7). Все эти памятники и отдельные находки расположены на Нижнем Дону и на берегах Таганрогского залива (в Приазовье).
К третьей группе относятся погребения, характеризующиеся почти полным отсутствием находок: в них нет ни костей животных, ни сосудов, ни мелких бытовых предметов и дешевых украшений, которые попадаются в обычных погребениях праболгар. Такие погребения были обнаружены на окраинах поселения у городища Ala яки, у стен Саркела, среди кладок Семикаракорского городища,6 7 8 9 на Правобережном Цимлянском городище и в Фанагории.® Четыре из них — крупные населенные пункты, а Правобережный замок находился в 15 км от Саркела и, естественно, что погребальный обряд в нем был тот же, что и в самом Саркеле. Очевидно, этот простейший обряд был принят рядовым населением городов и больших поселков. Впрочем неред
10
ко, особенно в обширном Саркельском могильнике попадались и различные нарушения: в могилы ставились горшочки с пищей, покойники укладывались скорчено, в качестве могил использовались круглые хозяйственные ямы, а в обычных ямах сооружались неглубокие подбойчики. Погребения встречались нередко прямо в городе, среди жилых построек. В таком случае их ориентировка подчинялась направлению стен построек (так было, в частности, на Семикаракорском городище). Особенный интерес представляют собой два подбойных саркельских погребения, подбои для которых были вырыты в стенках заброшенной полуземлянки. Такая же полуземлянка с подбойным погребением была вырыта на территории могильника. По-видимому, обряд захоронения в жилищах, иногда даже специально сооруженных для этой цели, также следует считать одной из характерных черт праболгарского погребального обряда.
В заключение характеристики погребений третьей группы следует подчеркнуть частые нарушения единообразия обряда в городских могильниках Саркела и Фанагории. Объясняется это, вероятно, некоторой смешанностью населения в городах — в них селились выходцы из разных земель, однако преобладающим было и в городах то население, на территории которого стоял город.
Четвертая группа представляет собой могильники и погребения, отличающиеся от „классического" варианта особенно сильно: пра-болгарский обряд приобретает десятки новых оригинальных особенностей, важнейшими из которых являются: подбои, уголь на дне могилы, скорченность, нарушения ориентировки, перемешанность костей покойников, большое количество вещей в могиле и захоронения коня вместе с погребенным. К этой группе относятся: Нетайловский могильник.10 Волоко-новский могильник,11 погребения на Дмитриевском12 и Ютановском катакомбных могильниках. Все эти памятники находятся в лесостепной зоне распространения катакомбных аланских могильников. (Нетайловский могильник находится напротив знаменитого Верх-не-Салтовского — на левом берегу Донца, Во-локоновский — напротив Ютановского могильника на левом берегу Оскола). Буквально все прослеженные в этих могильниках нарушения обряда свойственны катакомбным могилам, в Нетайловке могилы даже внешне напоминали обычные дромосы. Таким образом здесь явное изменение обряда под непосредственным воздействием живущих и погребавших рядом катакомбников-алан. Интересно, что влияние это было взаимным. На Дмитриевском могильнике обнаружено нескотько ямных погребений, в которых были захоронены доти-хокраны-аланы. В катакомбах нередко попадались женские скелеты праболгарок, уложенные вытянуто на спине, тогда как по аланскому обряду их следовало похоронить скорченно. Кроме того, в катакомбах Дмитриевского могильника около 25 процентов
всех скелетов — мезокраны. Очевидно, живущие рядом аланы и болгары поддерживали постоянные и тесные родственные связи. На одном из Дмитриевских селищ было обнаружено скорченное погребение девочки-подростка в круглой яме, а на другом — также скорченное захоронение женщины в подбойной могиле в жилище. Оба скелета принадлежали брахикранам-праболгарам и оба были погребены в соответствии с принятым у болгар обрядом.
Взаимовлияния алан и болгар в лесостепной зоне явственно выступают и иа Маяцких городище, селище и могильнике. На поселении попадаются жилища с сооруженными внутри их погребениями-катакомбами (а не подбоями, как у болгар). Весьма существенно и то обстоите тьство, что иа катакомбном могильнике почти половина покойников — брах-икраны и мезокраны, да и катакомбы на нем сильно отличаются от обычных — они скорее напоминают подбои, аналогичные подбоям, открытым на Саркельском могильнике.
Итак, в лесостепной зоне формировалась праболгарская группа, постепенно сливающаяся с аланами. Нашествие печенегов в IX в. прервало этот естественно эволюционный процесс слияния.
К пятой группе относятся два могильника, характеризующиеся прежде всего каменными обкладками могил, т. е. каменными ящиками вместо гробов. Один из них — Ры-гинский могильник близ Каменск-Шахтинского на Нижнем Донце, другой — Артугановский у станицы Багаевской на Нижнем Дону (расстояние между ними по прямой около 100 км). Рыгинский могильник имеет, кроме того, еще ряд оригинальных черт, от-
Рис. 2. Карта распространения могильников древних болгар на территории Подонья-Приазовья
1 — могильник: 2 — районы могильников определенных типов;
3 — намечающийся район могильников в низовьях С. Донца; 4 границы вариантов салтово-маяцкой культуры; 5 — связи могильников разных районов между собой

личающих его от всех предыдущих групп: коллективные захоронения, южная ориентировка, угольные подсыпки. Покойники на Артугановском могильнике похоронены головами на северо-восток. Оба могильника выделяются из всех окружающих их погребений явной чужеродностью. Поскольку аналогии каменным обкладкам мы знаем только в Крыму, можно, очевидно, предполагать какое-то переселение части крымского населения в район Нижнего Донца и Донца.
Циркуляция населения в степях была весьма оживленной. Об этом свидетельствуют не только проникновение крымских традиций погребального обряда в Подонье, но и некоторая перемешанность городского населения и активное проникновение праболгар в лесостепные районы, и появление на Среднем Донце и в Фанагории погребального обряда, распространенного, в основном, в окрестностях Саркела, и откочевка какой-то части саркельпев на Верхний Дон (на Маяпкое городище).
Тем не менее мы можем сейчас наметить несколько районов с характерными чертами погребального обряда: среднедонецкий, нижнедонской, саркельский (цимлянский), лесостепной. Все эти районы являются, по-видимому, районами расселения каких-то древнеболгарских объединений: орд или племенных союзов (рис. 2).
Отождествлять их с союзами племен, названных в письменных источниках VI—VII вв., вряд ли правомерно, поскольку все перечисленные нами памятники датируются не раньше второй половины VIII — первыми десятилетиями X в. Все они синхронны катакомбным могильникам, изобилие инвентаря в которых позволяет датировать их достаточно убедительно.13 И ямные, и катакомбные могильники, а также десятки одновременных им поселений характерны для единой в целом культуры, получившей название сал-тово-маяцкой. Снивелированная на огромной территории, эта культура представляла собой, очевидно, государственную культуру Хазарского каганата, поскольку границы ее распространения совпадали с границами каганата, устанавливаемыми по письменным источникам (письму кагана Иосифа, русским летописям, трактату Константина Багрянородного).11 Становление салтово-маяцкой культуры в Подонье и Приазовских степях совпадает по времени с началом второго этапа существования Хазарского каганата, который начался после последнего похода арабов в глубь каганата (737). завершившего арабские войны с Хазарией. Существование центра государства в Прикаспийских степях, в любой момент подверженных новому нашествию, было невозможно, поэтому сам каган перебрался в новую столицу — Итиль на Нижней Волге, а обитавшие в Прикаспийских степях и предгорьях жители в массе, видимо, откочевали в плодородные и богатые донские
степи. В несколько десятилетий огромные пространства донских степей и лесостепи были освоены и заселены. Аланы в основной массе поселились в верховьях Дона и его притоков, поскольку высокие берега с обрывистыми склонами напоминали им, по-видимому, родные кавказские предгорья, а болгары из Приазовья и Предкавказья рассеялись сначала по степям и, очевидно, какое-то время занимались кочевничеством. Вот в этот период неустойчивости, первого освоения степей и происходила активная перетасовка всех известных ранее по письменным источникам пра-болгарских группировок. Степи Нижнего Дона и Приазовья были, очевидно, в то время заняты болгарской ордой Батбая. Пришедшие из Предкавказья орды болгар и отчасти хазар столкнулись с ними. Эти столкновения вызвали передвижения по степи, смешение орд, образование новых объединений. И только тогда, когда кочевая степь пришла в относительное равновесие, когда возникли оседлые поселения-зимовища, определились места кочевок, появились могильники, начали вырабатываться этнографические особенности населения каждого района. Прежде всего, эти особенности нашли выражение в погребальном обряде. При этом следует учитывать, что в основу погребального обряда каждой новой группировки, вполне возможно, лег обряд той старой орды, которая была самым крупным подразделением, вошедшим в новый союз. Но определить теперь название этой старой орды кажется нам нереальным. Всякие попытки сделать это в значительной степени фантастичны.
Наличие могильников уже является свидетельством относительной оседлости населения, оставившего их. Окружающие могильники оседлые поселения и укрепленные городища (наряду с явными следами летних кочевий) надежно подкрепляют этот вывод
Рассмотрим те черты поселений, которые представляются нам собственно болгарскими, свойственными исключительно или преимущественно болгарам. Прежде всего, только в степной зоне нашими разведками были обнаружены остатки кочевий, т. е. поселений без культурного слоя, без определенных границ, с минимальным количеством находок на поверхности.15 Находки — обломки лощеных сосудов и кухонных горшков с линейным орнаментом, позволяют датировать эти поселения в пределах VIII—IX вв.
Кочевья располагались обычно вдоль берегов рек, на первой надпойменной террасе. Размеры их иногда достигали нескольких гектаров. Точно такими же по внешнему виду были и оседлые поселения. Однако у них, как правило, есть культурный слой, довольно большое количество находок на поверхности и, главное, характерные зольные пятна — остатки зольных куч.
Для степных болгарских поселений По-донья характерные жилища типа юрт или / жилища, имеющие с юртами ряд общих черт:
12
почти неу глубленные в землю, с очагами в центре пола, со стенами каркасных (жердевых) конструкций. Встречаются на поселениях и обычные полуземлянки, но очаг у них всегда в центре пола, открытый, т. наз. „тарелкообразный". В лесостепной аланской зоне сал-тово-маяцкой культуры на поселениях преобладают полуземлянки, причем очаги в них нередко заменяются обычными славянскими печами — глинобитными или каменками, или же сооружаются в углу жилища с применением каменной обкладки. Юртообразные жилища также попадаются на лесостепных поселениях, но это и понятно, если вспомним, какое значительное количество болгар селилось в лесостепи, рядом с аланами.16
Совсем иные приемы домостроительства были приняты на приазовских поселениях. Особенно в этом отношении характерны поселения, возникшие на развалинах античных городов. Там просто использовались и реставрировались старые постройки или же по их образу и подобию возводились новые дома: каменные, двухкамерные или глинобитные на каменных цоколях и тоже двухкамерные. Открытые очаги помещались всегда в центре пола одной из комнаг. Второе помещение с внешним выходом служило сенями.
Всюду, где было византийское (позднеримское) влияние, строились такие жилища из камня. Все крымские поселения застроены аналогичными зданиями. Есть они в Дунайской Болгарии, в частности в Преславе. Интересно что в Крыму даже полуземлянки обкладывались камнем, т. е., по существу, строились по тому же принципу, что и наземные жилища — с каменными цоколями пли стенами.
Существенной особенностью праболгарских поселений является способ кладки стен, т. е. архитектурный прием, используемый праболгарами Подонья и Приазовья при строительстве зданий и укреплений. Этот способ можно назвать „панцирным" или „щитковым". Стена складывалась из двух щитов камней, сложенных плотно друг к другу и почти всегда без раствора или на жидкой глине. Между панцирями-щитами насыпался щебень и мелкий камень, утрамбовывавшийся и даже заливавшийся водой. В Приазовье и в Крыму камни „панциря" укладывались оригинальным приемом „в елочку". Этот прием появился в Приазовье в VIII и исчез в X в. Панцирная кладка стен использовалась и при строительстве фундаментальных строений, в частности стен крепостей. Особого внимания заслуживают сгены Правобережного Цимлянского городища, датирующегося по вещам VIII —началом IX вв., погибшего столь неожиданно, что бежавшие или уничтоженные жители не смогли даже похоронить убитых защитников крепости — трупы их так и остались лежать в заброшенных жилищах. Никто не вернулся в крепость п после ее взятия и не выкопал зарытые и спрятанные клады. Панцири стен этой крепости были сложены из тесаных крупных ме
ловых тщательно отделанных блоков. Пространство между панцирями было забито щебнем и битым камнем, утрамбованным так сильно, что создавалось впечатление известковой заливки. Толщина стен достигала 4 м. Еще более мощные стены были открыты на знаменитом Маяцком городище. Последние исследования на нем показали, что датируется это! памятник IX — началом X в. Вполне возможно, что его отстроили бежавшие из Правобережного Цимлянского городища жители. Блоки Ма-яцкого городища разной величины, некоторые длиной до 1 м, а ширина стен в наиболее уязвимых местах доходила до 7 м. Аналогии таким стенам, сложенным из блоков с забутовкой между панцирями, известны только в Дунайской Болгарии (Плиска, Преслав, Аул Омуртаг и др.). Только в дунайских столицах стены поставлены на фундаментах, а в Подонье фундаменты вообще не сооружались — стены ставились или на снивелированную материковую поверхность, или прямо на дерн.
Таким образом, в результате изучения болгарских поселений Подонья и Приазовья мы можем говорить, что для них характерны, во-первых, юрты и юртообразные жилища, во-вторых, наземные жилища с каменными стенами или на каменных цоколях, сложенных „панцирным" способом, и, в-третьих, каменные крепости из тесаных блоков.
Для степных поселений были характерны еще укрепления в виде рвов, отрезающих мыс с напольной стороны, и валов, сооруженных из выкида, образовавшегося при рытье рва. Такое строительство грандиозных по размерам и примитивных по технике укреплений прослеживается на всех поселениях, которые можно связать с праболгарами (Маяки, Карнаухове, Средний)17. Интересно, что тот же прием сооружения мощных укреплений из рва и выкида, укреплений, создавших как бы искусственный остров, был применен при строительстве Саркела и Маяцкого замка. У Саркела искусственный ров был соединен с рекой и превращен как бы в прочное дополнительное русло. Строительство земляных укреплений и применение панцирных кладок было распространено и среди аланского населения лесостепи, возводившего на приречных мысах белокаменные крепости из рваного дикого камня. Поэтому, выделяя праболгарские черты культуры в бытовом и крепостном строительстве, мы должны говорить только о преобладании того или иного строительного приема среди праболгарского степного населения, а не об исключительном его использовании только одними праболгарами.
Исследования салтово-маяцкой культуры в целом показали, что вещи, которыми пользовалось население Хазарского каганата, на всей его огромной площади были однотипны. Изменялись они только во времени. Единственная категория предметов, имеющая яркие локальные отличия и, возможно, определенную этническую принадлежность, является ку
13
хонная керамика. Для всех степных поселений характерны кухонные горшки, сделанные на ручном гончарном круге, яйцевидных или шаровидных пропорций, с отогнутым венчиком и нешироким дном. Венчик нередко украшен косыми насечками, отпечатками гребенчатого штампа, волной. Туловище покрыто сверху и почти до дна линейным орнаментом, нанесенным гребенчатым многозубым штампом. Иногда этот орнамент не сплошной, а зональный, а на плечиках он перекрывается волнистой тоже многолинейной полосой. Глина, из которой изготовлены сосуды, обезжирена примесью речного, иногда довольно крупного кварцевого песка, а в приазовских поселениях мастера подмешивали местный морской песок с примесью дробленой ракушки. Изучение этой керамики на разных поселениях показало, что формы их в различных районах имеют заметные отличия. Так на Среднем Донце (зливкинский погребальный обряд) преобладают горшки яйцевидные, вытянутых пропорций, в Саркеле, Тмутаракани п Фанагории — шаровидные, в Карнаухове — смешанные, как бы „метисированные". Дальнейшее исследование кухонной керамики несомненно позволит выделить вполне четкие границы распространения различных вариантов горшков в степях VIII—X вв. Помимо горшков, в степных поселениях был широко распространен еще один тип кухонной посуды — это т. наз. котлы с внутренними ушками.
Форма их — обычные приземистые горшки нередко с круглым дном, слабо отогнутым венчиком и налепами с двумя отверстиями на внутренней стороне венчика. В отверстия вставлялся ремень для подвешивания котлов над очагом. Котты распространены были в приазовских поселениях, на Нижнем Дону, много их в Саркеле. Попадаются они и на поселениях других районов степи, но в ограниченном количестве. Интересно, что довольно много котлов встречается в культурном слое Маяцкого городища и селища — на памятнике, который, несмотря на свое расположение
Рис. 3. План-схема Фанагории
1 — основные раскопы на городище: береговой и центральный; 2 — границы средневекового города
в лесостепи, рядом признаков свваетсяязы с праболгарами.
Изучение лощеной керамики также дает нам право говорить о преобладании определенных типов посуды в среде праболгар (см. статьи В. С. Флерова и В. Б. Ковалевской в этом сборнике).
Таким образом, в настоящее время можно считать, что этнографический облик праболгар, населявших степи Подонья и Приазовья, установлен. Выделенные нами особенности выявляются прежде всего в погребальном обряде, домостроительстве, архитектурных приемах кладки стен и возведения земляных укреплений, керамического комплекса, резко отличающегося от синхронных и близких ему аланского и славянского.
В дальнейшем при накоплении новых материалов и данных несомненно удастся более отчетливо, по ряду признаков выделить локальные варианты праболгарской культуры донских и приазовских степей. Сейчас они только намечаются. Вполне возможно, что открытие новых вещевых комплексов позволит выявить, как это сделано с керамикой, характерные для праболгар наборы оружия, украшений, амулетов. В настоящее время об этих категориях вещей можно сделать самые предварительные заключения. Так, в отличие от алан, праболгары очень редко пользовались боевыми топориками, предпочитая в ближнем бою листовидные копья. Стрелы у болгар также были преимущественно листовидные или неправильно ромбические, тогда как у алан они почти исключительно трехперые. В наборах украшений и амулетов также намечается некоторое своеобразие: болгары почти не пользовались браслетами, не обшивали одежду бубенчиками, служившими пуговками, значительно скромнее был их набор амулетов-оберегов.
Несмотря на выделение нами достаточно выразительных признаков собственно праболгарской культуры, следует помнить, что ни одна из выявленных или намеченных характерных болгарских черт, взятая в отдельности, не может служить определением этнической принадлежности памятника. Только сочетание нескольких признаков дает нам такую возможность. Даже привлечение наиболее устойчивых черт погребального обряда или наличие на памятнике характерных для праболгар форм сосудов неправомерно без обстоятельного рассмотрения всех фактов, которые получены при исследовании памятника. Поэтому открытые разведками остатки кочевий на берегах рек Донского бассейна и Таганрогского залива не всегда уверенно можно считать праболгарскими, несмотря на то, что подъемный материал на них состоит преимущественно из обломков горшков прабол-гарских типов и лощеных сосудов. Только наличие дополнительных данных: остатков на поселении каменных фундаментов наземных жилищ, обломков котлов с внутренними ушками, а иногда и открытие рядом с селищем
14
или кочевьем могильника или одиночного погребения праболгарского типа, позволяет с уверенностью делать выводы об этнической,именно пра-болгарской принадлежности данного памятника.
Выше >же говорилось, что все праболгар-ские материалы в Подонье и в Приазовье датируются салтово-маяцким временем (середина VIII — начало X вв.). До этого времени как будто и не было древних болгар. Нет ни одного достоверно праболгарского памятника, характеризующегося праболгарскими чертами, датируемого раньше середины VIII в. Однако по некоторым письменным источникам мы знаем, что болгары кочевали в приморских степях уже в VI в. (Йордан1"). В 30-х годах VII в. хан Кубрат из тюркского рода Дуло возглавил сильное племенное объединение болгар, известное в источниках под названием Великая Болгария.19 Территория ее определяется так: „На восточных берегах Меотийского озера за Фанагорией, кроме евреев, живут многие народы. За тем озером, выше Куфиса (Кубани — С. П ). . . находится древняя Великая Болгария и живут соплеменные болгары котраги".20 На земле Великой Болгарии теперь невозможно обнаружить ни одного памятника, который бы уверенно датировался XII в. Все кочевья, которые удалось нам обнаружить, нет оснований относить ко времени более раннему, чем остальные памятники салтово-маяцкой культуры. Значительный интерес для археологического изучения Великой Болгарии имеет упомянутая в цитированном отрывке Фанагория, тем более, что позже (695—705). в этом городе жил изгнанный византийский император Юстиниан II, женившийся в ссылке на хазарской принцессе, получившей в крещении имя Феодора.21 Фанагорийским правителем в то время был Болгиций. Возможно, это имя отражает этническое название подавляющего большинства жителей города — болгар.
Развалины древней Фанагории находятся на берегу Боспорского пролива около современной станицы Сенной (рис. 3). Городище давно исследуется археологами-античниками, поскольку античный город Фанагория существовал с середины VI в. до н. э. вплоть до гуннского разгрома IV в. н. э.22 После гуннов жизнь в городе только теплилась. В VI в. Прокопий Кесарийский называет „Фанагурис“ небольшим городком.23 Археологически это сообщение подтверждается полностью. На Фа-нагорийском городище практически отсутст-вуют слои V, VI и даже VII вв. К этим векам относятся только отдельные находки, в основном краснолаковой керамики. Очевидно, в этот ранний период жилые постройки были разбросаны на всей территории, занятой развалинами античного города и потому вещественные следы пребывания здесь какого-то населения проследить не удается: нет ни одной постройки, которую можно было бы уверенно датировать V—VI вв., невозможно уловить и уровень развития культуры людей, обитавших среди развалин.
Рис. 4. Распространение амфор в средневековом сюе Фанагории 1 — амфоры VIII—IX вв.: 2 — амфоры VII—VIII вв.
Основная масса находок в средневековом слое Фанагории — обломки разнообразной керамики. Слой датирован обломками амфор. Амфоры, характерные для салтово-маяцких памятников, распространены преимущественно на глубине от поверхности до 1,4 м, датируются они серединой VIII—IX вв. (рис. 4). Ниже, до глубины 2 м, т. е. до конца средневекового слоя (античный слой начинается на исследованных в Фанагории участках с глубины 2 м) они также встречаются, но значительно реже (только в перекопах). Амфоры более раннего времени, относящиеся к концу VII — первой половине VIII вв., в массе встречаются в слое, где почти нет салтово-маяцких амфор, т. е. на глубине от 1,4 до 2 м.24 Попадаются они, конечно, и в верхних слоях, особенно часто в мостовых, которые, как правило, мостились обломками керамики и костями животных. Естественно, что датировка черепков вторичного использования должна быть более ранней, чем слой в целом. Слоя позже конца IX или самого начала X в. в Фанагории нет — нет там находок поливной посуды, заполняющей слои других древних городищ, существовавших и в позднем средневековье (например, на Таманском городище, древней Тмутаракани-Таматархе,25 нет по той же причине красноглиняных высоких кувшинов, получивших распространение с X в., нет и амфор X в. Фанагория погибла от нашествия печенегов и больше не восстановилась. Недаром два источника X в. о Восточной Европе: трактат Константина Багрянородного и письмо кагана Иосифа, молчат об этом городе — в середине X в. его уже не было.26
Амфорный (массовый) материал не позволяет нам датировать слой Фанагории позже середины, а вернее второй половины VII в.
Интересно распределение лощеной и кухонной керамики в слое. Лощеная встречается в нем от поверхности до глубины 1,4 м, обломки кухонных горшков и котлов — тоже от поверхности до 1,6 — 1,8 м (отдельные
15
Рис. 5. Распространение кухонной и лощеной салтово-маяцкой керамики в средневековом слое Фанагории I — кухонные гончарные горшки с линейным орнаментом;
2 лощеная столовая посуда
находки ниже этой глубины попали в слой в результате перекопа (рис. 5). И та, и другая посуда имеют абсолютные аналогии в памятниках салтово-маяцкой культуры и в культурном слое ближайшего к Фанагории города — древней Таматархе, в которой обломки лощеной посуды и кухонных горшков салтово-маяцких типов распространены в слое, который датируется VIII — началом X вв., т, е., как в Фанагории.27
Средневековая Фанагория в период сво его расцвета занимала довольно значительный участок берега, равный в длину 1000 м, в ширину около 200 м. В основном эта была первая терраса берега и только на нескольких участках город заходил и на холмы второй террасы. Раскопы на городище были заложены на берегу, в центральной части, на холмах (начальником экспедиции в Фанагории долгое время была М. М. Кобылина.2” Особенно хорошо сохранился участок средневекового города на центральном раскопе (рис. 6) Там обнаружен довольно значительный отрезок улицы шириной 3 м, длиной около 20 м, идущей в направлении 3-В. К улице с севера примыкали два переулка (ширина 1,5 м). И переулки, и улица замощены черепками посуды и костями, причем на улице было прослежено четыре слоя мостовых, отделенные друг от друга прослойками по 15—20 см. Очевидно, по мере загрязнения и роста культурного слоя вокруг, примерно на каждые 20 лет у лица ремонтировалась,29 подновлялась (как в древнем Новгороде). Вдоль переулков и улицы располагались дома, от которых сохранились остатки каменных фундаментов более или менее хорошей сохранности. Большинство кладок сложено в „елочку", панцирной техникой. Вокруг кладок, внутри помещений прослеживаются слои расплывшейся глины, видимо, остатки глинобитных или саманных стен. Интересно, что дворики перед домами ограждались также весьма фундаментальными сте
нами. Внутри двориков нередко врывали в землю, почти по венчик, большие пифосы, заменяющие в городах Причерноморья и Приазовья обычные хозяйственные ямы, хотя попадались в фанагорийском слое и типичные для „салтовцев" хозяйственные ямы, как правило, обмазанные изнутри слоем глины, нередко слегка обожженной.
На этом центральном участке городища слой и сооружения VIII—IX вв. непосредственно перекрывают античный слой IV в. Нижний слой мостовой отделен от догуннского слоя 20—25 см. Перепланировка этой части города была полная. Улица была проложена над фундаментами и кладками древних строений, в основном разобранных для нового строительства. В дальнейшем перепланировок уже не было: мостовая ремонтировалась, над старыми домами строили новые, но при этом не разрушали установившиеся улицы и переулки.
На др\1 их участках города, судя по данным раскопок, также не было слоя, более раннего, чем прослеженный в центре городища. т. е. VIII—IX вв., судя по амфорам, эту дату можно углубить примерно — до 60—80 гг. VII в. Однако ярко выраженного слоя и сооружений VII, а тем более VI вв. в Фанагории пока не обнаружено. Очевидно, рост города начался в период пребывания там Юстиниана II, расцвет совпал с расцветом салтово-маяцкой культуры — середина VIII—середина IX вв и погиб город на рубеже IX и X вв.
Итак, как мы видим, основные вехи в истории Фанагории прослеживаются по письменным источникам, жизнь же ее восстанавливается только благодаря археологическим материалам. То же можно сказать и о Таматархе (Тмутаракани). История этого города, средневековые слои которого сохранились еще хуже фанагорийских, воссоздается по огромному количеству керамических материалов, извлеченных из его 10-метровой толщи.30
Таким же образом в свое время были написаны очерки по истории Саркела-Белой Вежи,31 хотя об этом городе в источниках сохранилось несколько узловых дат: время основания, время взятия хазарского города и появления Белой Вежи, и, наконец, гибель Белой Вежи в начале XII в.
Письменные источники позволяют и в общей истории народов юга Восточной Европы наметить главные события (рис. 7). Опираясь и отталкиваясь от них и сопоставляя их с археологическими данными, можно, по-видимому, объяснить многие ранее совершенно неясные, возбуждающие недоумение вопросы. Так в настоящее время нам представляется вполне логичным возникновение салтово-маяцкой культуры алано-болгар именно в середине VIII в. Она появилась вместе с расселением этих народов в южнорусских степях после арабских походов. Вполне сопоставляются исторически три археологически прослеженных события: гибель Правобережного
16
замка, строительство Саркела и строительство Маяцкого городища, во многом повторяющего Правобережную Цимлянскую крепость. Очевидно, все это связано со смутой, возникшей в каганате в связи с принятием каганом иудейской религии (т. наз. восстанием каба-ров).32 Правобережный замок, принадлежавший, видимо, мятежному болгарскому хану, был уничтожен, напротив его каган возвел новую мощную крепость Саркел, а уцелевшие обитатели замка и его окружения бежали на Верхний Дон и там поставили новый замок — Маяцкий. Восстание кабаров было вообще очень значительным событием в жизни каганата, в жизни народов, входивших в него. Мы знаем, что кабары, являвшиеся частью хазар, откочевали в Ателькузу к венграм.33 Ателькуза находилась между Днепром и Се-ретом. Вполне возможно, что многие болгарские роды тогда же ушли по уже проторенным дорогам в Дунайскую и Волжскую Болгарии.
Все три государства, в которые входили праболгарские орды — Волжская и Дунайская Болгарии и Хазарский каганат, на про
тяжении всего VIII и IX вв. находились в постоянном общении, о чем также есть данные письменных источников. В настоящее время это очевидно подтверждается и археологическими материалами: прежде всего сходством культуры всех трех государств и затем появлением в обеих Болгариях памятников, датирующихся периодами, тяжелыми для жи телей каганата. Кроме событий, связанных со смутой, можно указать также еще более тяжелое несчастье, а именно — нашествие печенегов, по существу, уничтоживших подавляющее большинство оседлых степных поселений. Это вызвало вновь движение в каганате. .Многие болгарские орды и роды переселились к северу — на самые окраины Хазарин. Так возник там поселок и могильник в верховьях Оскола (у Волоконовки).34 Чувствуется именно в это время приток нового болгарского населения в Волжской Болгарии. Появилось довольно много праболгар-ских памятников X в. в Молдавии (в междуречье Прута и Днестра). Думается, что таких археологических фактов, связанных с вполне конкретными событиями в жизни народов
план центрального раскопа, вскрытого до уровня VIII в.
Рис. 6. Схематический
1 — мостовые, утрамбованные обломками керамики и костями животных; 2 — глина; 3 — уголь зала; 4 — пифосы; 5 — гаи няный жертвенник; 6 — хозяйственные ямы // в
3 Плиска — Преслав, т. 2
амики и костями жмотм
I Н РОВНА Е-ИЬГИОТЕКА | .ИВ- ВАЗОВ" Пловдив
К
17
Рис. 7. Карта возможных передвижений жителей Хазарского каганата в периоды бедствий и войн
1 — движение болгарских орд в середине VI11 в.; 2 — движение древнеболгарского населения в начале IX в. (восста ние кабаров); 3 — передвижения населения в связи с нашествием на каганат печенегов; 4 — главные направления печенежского нашествия; 5 — города и заики каганата; 1 — Саркел, II — Правобережное Цимгчнское, 111 — Маяцкое городище
Хазарского каганата, мы можем указать несколько десятков. Таким образом, только археология даст нам новые данные и факты для построения стройной и фундированной истории праболгар, создавших в VII—VIII вв. в степях от Волги до Дуная три мощных го
сударственных объединения с развитой экономикой и яркой культурой, исследование которых является одной из основных задач археологов — специалистов по раннесредневековым древностям Южной и Юго-Восточной Европы.
1 М. И. Артамонов. История хазар. Л.. 1962.
2 В. Ф. Гений!, А. X. X а л и к о в. Ранние болгары на Волге. М., 1964, с. 100 148.
3 В А. Г о р о д ц о в. Результаты археологических исследований в Изюмском уезде. Материалы к тому же исследованию. —Труды XII Археологического съезда, г. I, 1905.
’ Г. Ф. Д е б е ц. Палеоантропология СССР. М.—Л., 1948, с. 254 256.
5 И. И. Л я и у ш к и н. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона. — МПА, 62, М. Л., 1958. '
6 С. А. Плетнев а. Ог кочевий к городам (салтово-маяцкая культхра). М., 1967, с. 192, 194 (№№_79б, 160, 161).
‘ С. А. Плетнев а. Указ, соч., с. 191, 192, 195 (№Xs 34, 35а, 57, 235, 250а); Полевой отчет Е. И. Савченко за 1975 г. — Архив ИА АН СССР.
8 О. А. Артамонова. Могильник Саркела-Белой Вежи. - МИА, 109, М,— Л., 1963, с. 11—27 и
сл.; Полевой отчет В. С. Флерова за 1974 г — Архив ИА АН СССР.
8 Полевые отчеты С. А. Плетневе й за 1958 1959 гг. — Архив ИА АН СССР; Полевой отчет М. М. К о б ы л н п о й о работах в Фанагории
за 1952 г. - Архив ИА АН СССР.
10 Д. Т. Б е р е з о в е ц. Раскопки в Верхнем
Салтове в 1959—1960 гг. КСИА АН УССР, 12.
Киев. 1962.
11 С. А. Плетнев а. X. Г. Нико л а с п-к о. Волоконовский древнеболгарский могильник — СА, 1976, № 3.
12 С. А. Плетнев а. Об этнической неодно-нородности населения северо-западного хазарского пограничья. В: Новое в археологии. М., 1972.
13 С. А. Плетнев a Oi кочевий к городам, с. 135 144.
14 М. И. А р г а м о и о в. Указ соч., с. 233—281.
15 С. А. Плетнев а. От кочевий к городам, с. 13—19.
16 С. А. Плетнев а. Указ, соч., с. 51—64.
18
’ С. Л. Плетнева От кочевий к городам, 23. 37.
13 II о р д а п. О происхождении и деянии ге Getica. М., 1960, с. 72.
19 М II. Артамонов.} каз. соч., с. 157—169
20 Летопись византийца Феофана — Чтения МОИДР, 1884 -1887, с. 262.
21 М. И. Лртамоно в. Указ, соч., с. 193—201.
22 М. М. Кобылина Фанагория — МИЛ. 5~, М , 1956, с. 15 и ел.
23 Прокопий из Кесарии. Война с готами М., 1950 с. 388.
24 Типологическая и эволюционная схема амфор VI—IX вв. составлена И. Л. Барановым в статье помещенной в этом же сборнике.
25 Т И. Макарова Поливная керамика Таманского городища. В' Керамика и стекло древ ней Тмутаракани. М., 1963, с 73—102
26 С. А. Плетнева. От кочевий к городам, с. 46.
2 С. Л. Плетнева. Средневековая керамика Таманского городища. — В: Керамика и стекло древней Тмутаракани, с. 25, 35.
2S Фанагория. — МИД, 57, М„ 1956. _
28 Наблюдения, сделанные советскими археологами при раскопках многих древних городов позволили заключить, что культурный слой в них нарастает в среднем по 1 см в год (так трехметровая толща Саркела наросла за 300 лет, 10 м слоя на Тамани за 1000 лет и т. д.)
30 См. Керамика и стекло тревней Тмутаракани. М 1963
34 См МИД. 62, 75, 109. М,—Л., 1959, 1963.
32 М Ц. Артамонов. Указ, соч., главы 15—17.
33 Константин Багрянородный Об управлении государством — ИГАИМК, вып. 91 М,— Л . 1934. с. 18.
34 С. А. Плетнев а, А. Г. Николае и к о, Указ, соч., с. 297—298.
19
ЗА РАЗНОРОДНА?А СЪЩНОСТ НА ПЪРВОБЪЛГАРИТЕ
Веселии Бешевлиев (София)
За заселилите се в Scythia minor и Moesia inferior първобългари се приема мълчаливо, че те са представили еднородно цяло. Поне противного становище не е застъпено никъде ясно. Обаче редица данни трудно могат да се съгла-суват с представата за еднородната същност на първобългарите.
Византийският хронист Теофан започва раз-каза си за началото на българската държава в Moesia inferior с изречението avayy.aiov бё м-лесу y.al лео1 zfjs арушотцто; тсоу OvvvoyovvdovQCOv BovJ.yaQwy xal KoiQayaiv,1 т. e. „Трябва да се каже и за миналото на българите уногундури и на котрагите." Почти същото изречение стой и в началото на известието на патриарх Никифор за това събитие: Лвктёоу бе »;б>, ле/х rij<; коу ksyo/Lierfor Ovvvcov wii BovZyaQojy aQxij;,2 T. e. „Трябва да се разкаже вече за държавата на така наречените хуни и българи." Отдавна вече е установено,3 че Теофан и Никифор са изпол-зували за началото на Българската държава един общ, сега загубен извор. Следователно изразът на Теофан rcb>< Ovwoyowdovocov Bovl-yriQcov би трябвало да съответствува на uov Аеуо.иегсот ОЬуусоу xal BovXyaQwv у Никифор. Раз-ногласието между двамата хронисти поставя въпроса, кой от тях предана първоначалния извор на това място. Карл де Боор, издателят на последнего критично издание на „Кратката история" на Никифор, прие,4 че изразът тЛ»> /.еуо-/лёусоу Ovvviov xal BovkyuQwr ще да е погрешно предаден, и предложи да се изхвърли съюзът y.ai, като се позова на id yard robs Ovwovs ум BovkydQovs, пак у Никифор (с. 69, 3), понеже българите не представили народ, отделен от хуните, а са хунско племе, което нерядко е било наричано само хуни. Дори когато се споменава само част от огромната хунска народност, про-дължава Де Боор, се казва Olvvoi XafhjQei;, Ovr-voi ’E<p&a)aim без съюза y.ai. Освен това Никифор, отбелязва същият издател, излага произхода и селищата само на българите, а не и на хуните.
Възприемайки почти изцяло възраженията на Де Боор за въпросния израз, трябва да от-бележим обаче, че тсог leyopiEycov Ovvycov ка1 ВогБ’аоюг и robs Ovwovq BovtydgovG у Никифор не отговарят точно на приведените от Де Боор приме ри Ovwoi EafiijQES, Ovvvoi ’Erp&alizai, понеже при тях не стой определителей член, както в двата израза у Никифор. В стария и визан-тийския гръцки език членуваната форма на да-дено етническо название означава, че то е част
от евързаното с него по-широко етническо понятие, например б тсот KoiQiyovQwy Осутсоу f)yE-шоу (Agathias rec. R. Keydell 177, 23—24) „вож-дът на хуните котригури", т. е. вождът на тази част от хуните, конто се наричат котригури. Че наистина така трябва да се разбира приве-деният израз, се вижда от следното място пак у същия автор: ovtoi де илапк хо/уЦ fiev Er.v-&ai y.al Ovvtoi е.лытоиа^оуто' idia be ката yevi] to uev и avriijr Kotoiyoi'QOi, zb be OirtfyovQoi... (Agathias rec. R. Keydell 177,1—3),т. e. „Всички тези се наричаха общо скити и хуни, а поотделно спо-ред племената едното от тях котригури, другого утигури ..." За този начин на изразяване могат да се приведат множество примери както от старогръцки, така и от средногръцки.6 Следователно изразите тсоу ХеуоиЁтсоу Ovvymy (ха!) BovhydQwy и roi'c Ovvvovs BovlydQovs биха озна-чавали, че хуните са част от българите, което обаче не би отговаряло на истинското положение на нещата. Напротив, га»»’ OvwoyovvbovQcov BovlyaQcov у Теофан значи, че уногундурите са били част от общото понятие „българи", което не противоречи на истината. Ето защо трябва да се приеме, че Теофан предава по-точно не-известния общ извор, който у Никифор е из-опачен или поради погрешно развързване на съ-кратеното окончание на „уногундури" под влияние на добре известния етникон „хуни", или поради производно заменяне на неизвестного иначе название „уногундури" чрез всеизвестното „хуни".
Но дори и да се приеме, че въпреки по-грешния начин на изразяване въпросното място е правилно предадено у Никифор, в изложение™ на този автор се явява вътрешно противоречие. Според предадения текст на Никифор Кобрат, т. е. Кубрат, бил господар на хуни, българи и котраги. Обаче според едно друго място пак у Никифор Кубрат бил господар на уногундурите (24, 9—10: Кокато? ... б тсоу OvvoyovydovQcoy kvqio<;), а не на споменатите племена. Освен това странно би било, ако в приведения разказ на Никифор за началото на българите не биха се споменавали никъде уногундурите, на конто именно е бил Кубрат господар. А това, от друга страна, налага предло-жената по-горе поправка на Никифоровия текст или най-малко да се приеме, че Никифор не е предал точно първоначалния извор.
Константин Багрянородни6 съобщава, че името българи станало известно, след като те
20
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
преминали Дунав, т. е. след като се заселили в Долна Мизия. Преди това те били наричани уногундури. И от това място се вижда, че ви-зантийците са имали стари връзки с уногунду-рите, за конто се говори и в съобщението на Никифор за Кубрат, а не с хуните, и че тези уногундури са били българи, т. е. българско племе.
Агатон, който бил дякон и хартофилакс на Цариградската патриаршия по време на VI Вселенски събор (680—681),7 съобщава в една добавка към актовете на събора,че византийците нарушили сключения с българите мирен договор, поради което „народът на българите оногурите" (е #>’о» tiov OuvvoyovQtov Bovkyaoo»') на-хлул в Тракия. Че и тук става дума пак за уногундурите, едва ли може да има съмнение. Под влияние на приведеното място Моравчик8 прие, че ,,уногор“ или „оногор" е била първо-началната форма, на която „уногундур" пред-ставя или една българо-тюркска форма, или преиначаване на първага поради „чуждоезично посредничество". Обаче обстоятелството, че формите „уногундур" се среща в три различии независими един от друг текста и че никъде оногурите не са посочени като част или племе от българите, а само като хунско племе (Aga-thias ed. Dindorf 243, 17—18: Ouvvtov ... ta>v df] OvoyovQwv &ttfayofieva>r..Theoph. Sim. 258, 20: OvvrovyovQoi xal Saplooi Ovvvixd те ziqos wvwie ttEoa e&rt]) и че най-сетне, както ще се види по-долу, и други имена на племена завършват на -дур, прави четенето съмнително. По всяка вероятност и тук трябва да се чете пак Ovv-voyovvdwfxov. Завършекът -дур, с който е образовано името Ovvvoyo vftovQoi (Теофан и Никифор) и ’OvoyovvdovQoi (Константин Багрянородни), се явява и в следните случаи: Bardores Bardu-res (Jord. Get. 128, 23) и Ultzindur (п. t. 127,2). Иорданес дава последното като лично име. Обаче, както показват примерите /lotreiyoi'e (Ргсор., Hist. II 503, 10), лично име покрай племенного название KovtQi'yovQoi (п. т. 503, 14), и KoiQuyo? (Theophan. 357, 22 и Niceph. 33, 28), лично име покрай племенно название KoiQayoi (Theophan. 356, 26 u Niceph. 33, 16—17), Ultzindur в същност пак е племенно название, което се среща като племе под формите Ultin-zures (Jord. Get. 128, 24) и Ovau'^ovqoi (Aga-thias rec. Keydall 177, 3 u 13, var. lect. Ovhiv-^ovqoi). Тук принадлежат навярно и племенните названия Alcildzuros и Alpidzuros (Jord. Get. 90, 11 —12 или ’A,uil^ovgoi (Prise. El. 121,4) и Tovv-oovqes (п. t. 121,5). Изглежда, че завършекът -дур след -п- и е преминал в -zur. Според О. Pritsak9 -dur може да бъде тюркският ко-лективен суфикс -d°d ~ -t°r или монголският колективен суфикс -d°r, например Bulgudur.10 Вече А. Бурмов11 отбелязва правилно, че „ча-стичката ндур“ се съдържа и в арменските фэрми на племенного название „уногундури" „Вх’ндур (Vghndur) Булгар" (у Моисей Хорен-ски) и „Огхондор (Woghkhondor) Булгар" (според четене на Патканов в географияга, припис-
вана на Мойсей Хоренски) или „Olchontor Blkar" (според четене на Маркварт в същата география) и хазарската форма „В-н-н т-р" (в писмото на хазарския хаган Иосиф). Очевидно завършекът -дур е бил суфикс за образуване на пле-менни названия, характерен за известна трупа тюркски племена, към конто са принадлежали и българите уногундури, но не и оногурите, и че в случая не може да се говори за „чуждо езиково посредничество", както мисли Г. Мо равчик, а се касае за различии племена.
Че наистина българите се делели на племена в старата си кавказка родина, съобщава изрично арменската география на Анания Ши-ракаци, приписвана на Мойсей Хоренски.12 Според този извор българите (Bulwark’) се делели на четири групи или племена, наречени според имената на тамошните реки Купи-булгар (Kup'i-Bulgar), Дучи-булкар (Duci-Bulkar), Олхонтор-блкар (Olchontor-Blkar) и Чдар-болкар (C’dar-Bolkar). Забележителио е, че котрагите, конто са били според Теофан и Никифор подвластни на господаря на уногундурите Кубрат, не се споменават в арменската география като българско племе. Те са изключени и в разказа на двамата хронисти за началото на Дунавска България от понятията „българи" и „България"^ Според този разказ те са били само сродни на уногундурите, т. е. едните и другите са принадлежали към общото понятие тюркски племена.
Обстоятелството, че уногундурите според Теофан са били част от българите, т. е. българско племе, и че според арменската география е имало четири групи българи, от конто групата олхонтор се отъждествява с уногундурите, показва, че българите се делели най-малко или главно на четири групи или племена. Трудно е обаче да се отговори на въ-проса, дали панонските българи, конто се споменават в V в., са били една от горните четири български групи или са представили съвър-шено отделна българска трупа, съотв. племе, или дори друг народ. Независимо от отговора на този въпрос е ясно, че българите се делели на няколко племена.
Едно от тези племена, а именно уногундурите, под предводителството на Аспарух се отделило от общото цяло и дошло в Долна Мизия. Не може да се отговори с положител-ност на въпроса, дали те са потеглили от кав-казките селища сами или в техните редици е имало и отломки от други български племенни групи. Обаче все пак може да се приеме с го-ляма вероятност, че между тях се намирали и членове на други български племена. В подкрепи на това предположение би говорило обстоятелството, че в един възпоменателен над-пис се явява първобългарски род на име Kovfr-aQii?, което напомни, както изтъкна Менгес,13 племенното название Купи-булгар в арменската география. Разбира се, тук може да се касае за случайно звуково съвпадение, но също и за далечни потомци на членове на споменатото българско племе.
21
Уногундурите обаче, както е известно, не са дошли направо в Долна Мизия. Те се наста-нили най-напред в т. нар. Онглос.където намерили и други тюркски племена и където оста-нали сравнително дълго време, може би около 30 години. В 680 г. уногундурите преминали Дунав вероятно заедно с други племенни групи от Онглос или с части от тях като техни съюз-ници или увлечени от общото движение на юг.
И така съществуват всички основания да се предполага, че българите още при заселва-нето си не са се състояли само от племето уногундури, а и от други по-малки части от чужди племена. Освен това трябва да се допуске, че след заселването на българите към тях се присъединили с течение на времето и други тюркски елементи.
В пет от достигналите до нас девет въз-поменателни първобългарски надписи от времето на Омуртаг освен името, титлата или служебного положение и съсловието на починалия сановник се съобщават още обстоятелствата на смъртта и неговият род. В четири от тези надписи родът завършва на -ар :и Ермиар (№ 62 Едрраоуе), Кубиар (№ 59 Kov^iaeijs), Чакарар (№ 58 и .... дуар(№ 61 ... Лотае»;с).
Само в петия надпис родът завършва на -гир'. Кюригир (№60 KvQiyrjo). Менгес16 обърна внимание, че завършекът -гир се среща днес у тунгузите евенки, за да означи племенна единица, например Kindigir, Capogir, Samagir и др. Според А. Ф. Анисимов10 с окончанието -гир са образувани родови имена, произведени от названия на животни, например Гурагир от гуран „див козел". Г. М. Василевич17 привежда осно-вата „курз ~ куры"18 у евенките, конто напомни кюри-, а О. Прицак19 — родовото име Дулугир у тунгузите кхинган, у трансбайкалските тун-гузи и др., което той сближава с родовото име Дуло у първобългарите.
Със завършека -гир са образувани и след-ните племенни названия, отбелязани в гръцки и латински извори от VI—VII в. Altziagiri (Jord. Get. 63, 11—12), Angisciri (п. т. 128, 23), Kot-Cayt]Qoi (Theop. Sim. 260, 19—20), KotQayrjgoi (Men. El. 170, 22; 171, 2; 196,30; 443, 18), Kctodyripoi (Theop. Sim. 260, 19) и kotoi'iytjeoi (Men. El. 170, 17). Последнего име се среща още и под формите KotQt'yovQoi (Agathias 177,2 и 24), KovtQiyovQoi (Men. El. 196,4), KovtgayovQoi (п. т. 196,19) и може би без колективен су фикс K6tQayoi (Niceph. 33, 16—17 и Theophan 356, 20; 357, 13). Следователно завършекът -гир се явява и под облика -гур. Т>к спадат още Bit-tigures (Jord. Get. 128,23), Hunuguri (n. m. 63,14), 'OvoyovQoi (Prise. El. 586,8) и Ovvtyovgoi (Men. El. 206,16 и 443,8). Според Менгес20 завършекът -гур невярно е един и същ с -гир.21
От изложеното дотук се вижда, че у засе-лилите се в Долна Мизия българи са същест-вували три суфикса за образуване на племенни или родови названия: -ар, -гир и -дур, конто са имали различии семантични значения, но от конто единият е бил предпочитай от едни, а другият от други тюркски племена за образуване на племенни и родови имена. Тези разно
образии суфикси говорят за племенни различия у първобългарите.
В ръкописа Vindobonensis Hist. Gr. 74, конто съдържа добавки към хрониката на Скилица, направени от деволския епископ Михаил, изда-дени ОтПрокич22,СТОИб>с<И<иро? 6
topenarov23 срешу Kovxuvoq б абелерб? Aopetiavov (353,50—51) в другите ръкописи. В същия ръко-пис на Скилица се чете Aopetiav6?67iyavo?2i вм., lope па то? б Kavxavos (352, 32—33). Същият ръкопис дава още иол/йуоу26 срещу Kavxavov (411,54) в другите. Най-сетне в два ръкописа на Skyhtzes Continuatus се чете Геыдую?, б Вбййуо? то? t&v Котгуйгеот yevovs xatayopevog (715, 20).26 ПослеД-ните две четения дават правото хлубггу; и л%й-voi да се поправят на хопхйгту; и холуаус?2"1 за xavxavos, което в първобългарските надписи гласи xavyavos.23
Формите xon%dvos и холуахт]?, конто съот-ветствуват почти точно на аварската титла сар-canus у Айнхард,29 произлизат според това от една първоначална първобългарска форма qap-уап или kapkan. Тази форма е станала в сла-вянската уста правилно на kopxan = холуах-о?, както старите славянски заемки от чужди езици преди IX в., в конто чуждото кратко или не-ударено а се е превърнало в о,30 например поган < paganus, сотона < oatavas, Тимок < Timaeus, Боян < ВаТахо?, Умор < Ovpago?, рус. бога-тир < fiayatovo и пр. Преходът на а в о показва, че формата qapyan > холуаха е съществувала в езика на първобългарите доста рано. В старотюркския надпис на Тоникук31 тя се среща като име Qapa/an. Византийският хронист Никифор съобщава, че когато българс-кият владетел Умар (= Умор в Именника) бил свален, убит бил от прислужниците си във Варна и един друг техен първенец, когото те наричат „кампаган" (а?Ао<; бе пс «е%соу avt&v, ох dropa^ovoi Карлауахох).32 Този „кампаган" е отдавна отъждествен с Паган у Теофан.83 Паган произлиза очевидно от „кампаган" под влияние на известного лично име Paganus и paganus. Както „кампаган", така и Паган са били смя-тани досега за лични имена. И затова Марк-варт34 изтълкува Карлауйхо? като евързване на владетелската титла xav(as) с Пбуахое. Това тъл-куване обаче е неприемливо, понеже нито у Теофан, нито у Никифор имената на българс-ките владетели се срещат придружени от титли-Поради същата причина е неприемливо и пред-ложеното от автора на тези редове тълкуване на „кампаган" като евързване на тюркското кам „шаман" с Паган.86 И двете тълкувания трябва да се отхвърлят и Цоради следната причина. Техният словоред би противоречил на тюркския начин на изказване, в който титлата идва след личного име, например Джингис хан, Али паша, Касим бег и пр. Преди всичко обаче предположението, че Паган е лично име, е по начало погрешно. Хронистът Никифор употребява обикновено думата охора, за да означи лично име, например BeioQyios ns ovoua (49, 5—6),36 Фсопо? бе tie tovvoua (4, 19),37 Ко/лрах дхдиаи (53,17). За същата цел той си служи два пъти с причастието леубрехк, например Всйатб? ... Я«-
22
yopevog.38 Равнозначните глаголи o>'o^afa>, ёлого-/id£co и хакёш имат у него значението „давам име“ само в аорист, например vids waerai тф fl'ioiJ.el, ov Nixtjim’ ibrdtiaaev (70,20).3м Напротив, Никифор употребява сегашното време на глагола ха/лсо, за да означи чужда дума или латински израз, например ... tcov Xa^docov fyyepdva (xaydvoi’i йе toitoiv autol xaAovoiv (40, 24—25), т. e. вождът на хазарите (тях те наричат хагани)” или ... a; ’Poiuaioi oexQEta жи.огси (76,20), т. е. конто римляните наричат секрета”. Същото значение има и сегашното време dvopd-£ovoi в изречението й/J.oj йе nj dgycov avrtov, ov ovopaCovci Kauziayavov.
В първобългарските надписи титлата хо.т-Zoi’o» <Г xanyavo? гласи xavywos. Въпросът е в какво отношение стоят тези две форми помежду си. Докато формата xonydros се потвърждава от аварското capcanus и старотюркското qapj'an, то формата хаг^агк се среща само в първобългарските надписи и Продължителя на Георги Монах (Georg, cont- А 893,5,40 а формата хаг-xavos — у Йоан Скилица41 и Продължителя на Георги Монах редакция В (Georg. Cont. В 49, 25),42 иначе не е засвидетелствувана никъде в тюркските езици. Може ли тук да се приеме диалектична разлика или се касае само за различно писане, съотв. предаване, на гръцки на една и съща дума?
Старогръцкият дифтонг аг е започнал до-ста рано, вече в III в. от н. е., да се произнася като „ави, поради това се явяват писания като ^йгйог? вм. frdpdovz, evdoutjxovTa вм. АЗйогщхогта48 И, обратно, rafitjlipi вм. tavQl^a, lapgarn ВМ. zar-para,44 ЧауРщла вм. Januaria в късен надгробен надпис от Добруджа45, а в новогръцки дори елацт вм. ETtuvoa, xdy от xivois поради прехода на звуковото съчетание fs (често вм. bs, vs) в ps ( = у?).46 Този начин на обратно писане се раз-пространил и върху предаването на чужди думи в гръцка транскрипция, например перс. Актона за *aftohm или *abtom,47 xavbtlavQov^3 вм. хагйе-j.dfiQov, oravkos за лат. stabulum, също Xxkapoi покрай ХхкагчиаьХ* Следователно формата xav-ydvos вм. очакваното *ха.т/а»'0ь представя само гръцки графичен начин на предаване на съче-танието ал чрез аг както -ab- в stabulum чрез аг: атагЛоь, а не особена форма или друга дума.
Напротив, при «аилауауо? срещу xai’zdroi ~ ^халуаго^ ~ холубуо? се касае за диалектични форми, т. е. за говора на две различии тюркски племена сред първобългарите или най-малко за хронологически различии форми.
Във фонетиката на първобългарските думи, предадени в първобългарските надписи,60 могат да се доловят известии диалектни особености. Тук принадлежат колебанията о ~ ov — и в липните имена /.{«оцгау ~ Opovoiay ~ Opvyrdy, Т^и-xos ~ Tgdxoi И В EOTQtoytjv ~ EOTQvytp', xovnefpi) — xvzte. Тук принадлежат и формите роаа? (№57)Б1 срещу fiovltpi и fkovke, срв. в Чивидалското евангелие Zergo bula и в адреса на писмото на папа Йоан VIII от 879 cerbula.62 Особено забе-лежигелен е следният случай.
Във всички инвентарни първобългарски надписи на гръцки език съответните първобългарски титли стоят в гръцки родителей падеж, за да се изрази, че споменатото в надписа въоръ-жение се с намирало в тяхна власт или разпо-ложение, например PayarovQ fiayaivov корахца гр opovvy', xaoibia не' (№ 48, срв. също № 49 и 50). В два надписа това е посочено още по-ясно чрез глаголните форми eypw (№ 51) и ё%1, а в трети чрез думата e-ovata (№ 49), пред конто стой съответната титла пак в родителей падеж. По аналогия на инвентарните надписи на гръцки език трябва да се очаква, че и в двата инвентарни надписа на първобългарски език ще се касае също за посесивни отношения между съответната първобългарска титла и изброеното въоръжение. В силно фрагментирания инвентарей надпис на първобългарски език (№53) това може да се установи със сигурност. Срещу холе в №52 същата дума се явява с по-друг вокализъм във формата хоелеа.. Завършекът -от представя, както правилно прие Ив. Венедиков,63 добре известният тюркски суфикс -si за изразяване на притежание в трето лице и стой след основи, завършващи на гласна.54 При основи, завършващи на съгласна, този суфикс гласи -г.бЕ Той се среща в сложната владетелска титла oL-ftr/i = sii-beg-i.
Следователно посесивните отношения в първобългарски са се изразявали по същия начин, както в старотюркски. В запазения изцяло съ-ставен на първобългарски език инвентарей надпис по-голямата част от въоръжението е пове рено на лице с титлата icirgu boilas. В надписа тази титла има същата фонетика, както в при-ведените по-горе латински форми, обаче за-вършва на -е: fkovke. По аналогия на съставе-ните на гръцки език инвентарни надписи тази форма би трябвало да отговаря по значение на гръцкия родителей падеж, за да изрази посесивни отношения. Ето защо тук би трябвало да се очаква в същност форма *Pa>vki — bull, т. е. форма с обичайния посесивен тюркски суфикс -I. Това -/ в тюркски може да се яви диалектно и като -Д -£.6С Затова с пълно основание може да се приеме, че формата Pcovke стой вм. *Рапш и представя диалектна разлика в първобългарските надписи. Тя обаче не стой изолирана. Във фрагментирания инвентарей надпис, в който трябва да се очакват също посесивни форми от титли, се среща xave от xava. И за тази форма може да се приеме със сигурност, че има посесивно значение и че за-стъпва *хап. Същата форма се среща и в един възпоменателен надпис от времето на Маламир, който започва с xave ovpvyt] (№ 67). И в този случай въпросната форма има посесивно значение. Поради това в превод надписът ще гласи: „На кан сюбиги Маламир Чепа багатур боила беше колобър и на архонта хранен човек...” Забележителен е словоредът на Раечке и на xave ovpryt], в който думата, снабдена с посесивен суфикс, стой пред думите, конто принадлежат към нея. Този словоред е познат и в старо-тюркски.61
23
Тези диалектни разлики също показват, че сред първобългарите са съществували отделни племенни групи със свои наречия.
Но не само езикови особености говорят за племенни различия. Охридският архиепископ Теофилакт съобщава, че т. нар. българи дошли от областите на Скития, преминали Дунав и се явили като тежък бич, изпратен от бога на западните области. Те „не познавали името Христово. Но поради скитско безумие слугу-вали както на слънцето, така и на останалите звезди. А имало и такива, който принасяли жертви и на кучетата.**58 На пръв поглед би могло да се приеме, че се касае за два различии народа: славяни и първобългари. Обаче посочването, че българите дошли от скитските области и преминали Дунав, показва, че авто-рът е имал пред вид само този народ. Двата вида богопочитания са засвидетелствувани пряко или непряко за българите и в други извори.59 На друго място Теофилакт80 пише, че българ-ският владетел Омуртаг изтъквал Слънцето и месеца като богове. За почитането на слънцето от първобългарите може да се заключи и от това, че те предпочитали юга като свешена посока спрямо изток у други тюркски народи.61 И в двата случая става дума в същност за по-читане на Слънцето, свързано с неговия изгрев или с най-висшата точка на неговото греене. За принасяне на жертви на кучетата у първобългарите съобщава и друг византийски извор, т. нар. Продължител на Теофана.63
Следователно и въз основа на различии версии обичаи у първобългарите може да се заключи, че те поне по вяра не са били едно-родни, а е имало най-малко два различии тюркски елемента или племена. Това се потвърж-дава отчасти и от погребалните им обичаи, установени въз основа на археологическите раз-копки. Д. Ил. Димитров63 намери в разкопания от него първобългарски некропол при Девня, наречен № 3, че повечето от гробовете са ориен-тирани север—юг и юг—север, а голям брой други гробове имат посоката запад—изток и няколко изток—запад. Освен това оказало се, че гробовете, ориентирани запад—изток, заемат определено място в некропола — неговата крайна се-вероизточна част. Очевидно тази разлика в ориентацията ан гробовете говори за две различии тюркски групи сред първобългарите. Известно е, че за едни тюркски народи свещената посока е юг, а за други — изток.61
Ориентация север— юг имат иповечетопървобългарски постройки в Плиска, Преслав и Ма-дара По същия начин е ориентиран и Ма-дарският конник. В няколко случая обаче, както при гробовете, сградите са ориентирани изток —
1 Theophanis Chronographia, ed. de Boor, I, 356, 19.
2 Nicephoros. Opuscula historica, ed. de Boor, 13, 13-14.
3 Gy. Moravcsik. Byzantinoturcica I2. Berlin, 1958, 533.
1 Praefatio XXV111—XXIX.
5 V. Besevliev. Deux corrections au „Breviarium" du Patriarche Nicephore. — Revue des fitudes Byzantines, XXVIII, 1970, 153—155.
запад. В Плиска и Мадара са открити основите на две сгради с вписани един в друг право-ъгълници, ориентирани изток—запад, за конто се приема, че са били първобългарски светилища. Изток — запад е ориентирано и т. нар. болярско жилище в Плиска, което се намира на север от Малкия дворец. Най-сетне същата посока имат и Девташларите. Разбира се, тук може да става дума за почетната страна у първобългарите, конто при ориентация север—юг с лице, обърнато на юг, се е намирала на лявата страна, т. е. на изток. Следователно и различната ориентация се дължи пак на наличието на различии племенни групи веред българите.
В т. нар. Именник на българските князе се съобщава, че първите петима български князе от-въд Дунав били с остригани глави. Тази бе-лежка се отнася очевидно според контекста само за владетелите. След заселването на българите отсам Дунав те имали дълги коси. Не е ясно обаче дали тази бележка важи и за останалите българи. Според Лиудпранд68 българският пра-теник в Цариград в 968 г. бил остриган по ун-гарски начин. Регино66 съобщава под №889, че унгарците стригали косите си до кожата, а Флориан67 добавя, че оставяли на главата си три плитки или перчема. Подобна била причес-ката и на хуните, конто според Прокопий68 стрижели косата си отпред чак до слепите очи, а отзад оставяли да се спуска много дълга. Заслужава да се отбележи, че мъжкият екземп-ляр на откопаните при Ендже (сега Златна нива) каменни баби има също отзад три плитки
Обичаят да се стрижат косите и да се оставя отзад плитка или перчем е бил хунски, но е съществувал и у първобългарските владетели, преди да дойдат отсам Дунав. Може. би под влияние на византийските императори, на конто те подражавали, или по друга причина първоначалната прическа била променена.
Разбира се, би могло да се приеме, че българите са се делели на две групи според при-ческата, при което след преминаването на Дунав техните канове са предпочели прическата на оная трупа, конто не е стригала косата си. Поради липса на повече и по-точни сведения прическата не може да служи като сигурно доказателство за съществуването на две племенни групи у българите, а само като въз-можно, което все пак трябва да се вземе под внимание при разглеждането на въпроса за хо-могенност на първобългарите.
И тук въз основа на езикови белези и на никои различии обичаи трябва да се приеме, че първобългарите не са били еднородно племе, а е имало сред тях и други тюркски племенни групи.
6 Constant Porph. De Thematibus, ed. Pertusi 85, 29—32.
7 Agathon. Mansi Sacrorum consiliarum nova et amplissima collectio XII (Florentiae, 1766), 193, В ; към това вж. Gy. Moravscik. Zur Geschichte der Onoguren — Ungarische Jahrbiicher, 10, 1930, 67 = Studia Byzantina. Budapest, 1967, p. 96.
6 Ibidem, p. 73 (102).
24
я Omeljan Pritsak. Stammesnamen und Titula-turen der altaischen Volker. - Ural-Altaische Jahrbiicher, XXIV, 1952, 77, No 9.
ю Ibidem, 81, № 14.
11 А. Бур mob. Избрани произведения. T I. С., 1968, с 48-49 и заб. 190—192.
12 В. Н. 3 л а т а р с к и. История иа българската дър-жава. Т. I, ч. 1. С., 1918, с. 103.
13 К. И. Menges. Altaic Elements in the Proto-Bulgarian Inscriptions. — Byzantion, XXL 1915, p. 104.
14 За този завършек вж. К. Н. Menges, р. 101—103.
15 Ibidem, р. 105—106; вж. още Г. М. Василевич. Ессейско-чирнгдинские эвенки. — Сбор. муз. аитро-пол. и этнографии, 13 (1951), с. 154 и сл.; О. Pritsak. Пос. съч., с. 82—83; К. Н. Menges. The Turkic Languages and Peoples. — An Introduction to Turkic Studies. Wiesbaden, 1968, p. 112.
16 А. Ф. Анисимов. Религия эвенков. M., 1958, с. 3.
17 Совет. Этнография, 1946, № 4, с. 36 и 46 и сл.
18 Към това А. П. Окладников Исторически журнал, 1943, № 10, с. 56 и сл.
19 Пак там, с. 83 и 102.
20 К. Н. Menges. Op. cit., р. 87.
21 Пак там, 76, № 2 а; 82—83, № 4.
22 Die Zusatze in der Handschrift des Johannes Sky-litzes Codex Vindobonensis hist, graec. LXX1V. Ein Beitrag zur Geschichte des sog. Westbuigarischen Reiches. Diss., Munchen, 1906.
23 Ibidem p. 32. 29. Текстът на Скилица се цитира според нового издание: loannis Scylitzae Synopsis Historia-rum, editio princeps, recensuit Joannes Thurn, Berolini et Novi Eboraci 1973.
24 Gy. Moravcsik. Byzantmoturcica, II2, Berlin, 1958, p. 156.
25 Ibidem.
2 ,1 Ibidem.
27 Поправката на Gy. Moravcsik II 156 хая/ап)? трябва да се отхвърли, понеже не е съобразена с вокализма на целите форми.
28 V. Besevliev. Die protobulgarischen luschriften. Berlin, 1963, p. 341.
29 Annales Einhard! ad. а. 80э (P e r t z. MGH. SS 1, p. 192): Capcanus, princeps Hunorum .. erat enim Cap-canus Christianos, nomine Theodorus.. В Annales Xantenses ad a. 805 (MGH. SS. II, p. 224) се среша cappanus, което Синор смята, че може да бъде вариант на capcanus, вж. qapajan. Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland, p. 3 and 4, London, 1954, p. 174—184, където се дават различиите опити за етимологията иа qapayan.
30 Р. Kretschmer. Die slavische Vertretung von indogerm. o. — Archiv fur slavische Philologie, 27, 1905, p. 228—240 и особено 230 и E. Schwarz. Zur Chrono-logie \on asl. n>o. — Пак там. 41,1927, с. 124—136 c лит.
31 Г. Айдаров. Язык орхонских памятников древнетюркской письменности VIII в. Алма-Ата, 1971, с. 104, 332 (51), 334 (60 и 61).
32 Nice ph. 71, 4—6.
"Theophan. 433, 22.
34 Die Chronologie der alttiirkischen Inschriften. Leipzig, 1893, p. 49, Anm. 1.
35 V. Besevliev. Die Berichte des Theophanes und Nikephoros fiber die Thronwirren in Bulgarien 763—765, — Jahrbuch des osterreichischen Byzantinistik, 20, 1971, p. 74.
36 Други примери : 19, 5; 33, 18—19; 34, 6; 40, 1 51, 6; 54, 3; 54, 7; 69, 6; 70, 41; 70, 24.
37 Други примери: 9, 6—7; 17, 20; 36, 25 ; 54, 24; 58, 7; 60, 18.
38 Също 33, 28
39 Други примери 5,31 ; 15, 20 ; 55,12,64, 21; 76,16.
40 Georg. Monach. Cont. 819, 4—5 = Извори, XI, 145, към това Gy. Moravcsik II 157.
41 Извори, XI, 286 и 303.
42 Georg Monach. Cont. В 49, 25 според Gy. Мо-r a v с s i k II 157.
43 Е S с h w у z е г. Griechische Grammatik. I. Miin-chen, 1939, p. 198.
44 St. P s a 11 e s. Grammatik der byzantinischen Chro-niken. Gottingen, 1913, p. 55, § 111, 124, § 232.
43 E. Popescu. Inscriptiile din secalele IV—XIII descoperta In Romania. Bucurejti, 1976, No 18.
49 A. Thum b. Handbuch der neugriechischen Voiks-sprache. 2 Anfl. Strassburg, 1910, p. 16, § 19.
47 E. Schwyzer Op. cit., p. 198.
48 St. Psaltes. Op. cit., 55, § 111; 124, § 232.
49 Ibidem.
30 Надписите са цитирани според моего издание.
51 G y. Moravcsik II 356—357.
52 Ibidem.
53 1. V e n e d i к о v. Trois inscriptions protobulga-res. — РП, IV, 1950, c. 179 и 187.
54 A. von G a b a i n. Alttiirkische Grammatik. 2 Auf I. Leipzig, 1950, p. 97, § 193, П. Айдаров. Пос. съч., с 144—145.
53 П. Айдаров. Пос. съч.
36 A vo п Ga bain. Op. cit., 5, § 4 ; 49, § 20 ; 97, § 193; Г. Айдаров. Пос. съч, с. 132.
37 A. v о п G a b a i п. Op. cit., р. 169, § 403.
38 Migne PG 126, 189 С, cap. 28: Ex япЬшг fie ye-roiih'Of torrov iov tdrovs, eregot' eneioij).&ev dro/twruror xal coiio-raror, ot leydiievoi Roviyagoi ex ton' rijs Exv&las /legcor, sro-raudv ’’laioor ovrot мубцетпг Ьигяедаоатгк, xal ffngeia iidaux стада Qeov af/rdlr rofc где di'oeoj; /leyrair. O'iXgiorov /uv ovoua ol'b' tjgeow ExvOixij bi dipooavr;) bovMonse те xal oeh'ivq xal rots ёопоТъ аотдотд' eloi bst oi xal rois xi’oi fh-oias лдооёчедог; вж. превода на това мяето у Митрополит Симеон. Писмата на Теофилакта Охридски. — СбБАН, кн. XXVII, 1931, с. 256.
39 Вж. заб. 62.
i;o Migne. PG 126, 193 A, cap. 30: El be /ш лоо<рг-о.т,- {j/лот xal oF/.ijryr, xal r»)r toi'tojv кыпобтцта f)av/To£eiv агаухаЦец ... Ov roiroi' ravra xgooxw>ioTO, fiij yh-oiro. Пре-водът у Митрополит Симеон. Пос. съч., с. 257.
61 В. Бещ ев л иев. За ориеитацията на първобъл-гарските сгради.—ИНМ— Варна, X (XXV), 1974, с. 103—107.
62 Т h е о р h а п, Contin Rec. J. Bekker. Bonn, 1838, 31 = Извори, IX, 113.
сз Д. Ил. Димитров. Раннобългарски некропол № 3 при Девня. — ИНМ—Варна, VII (XXIII), 1972, с. 49.
64 В. Б е ш е в л и е в За ориеитацията ..., с. 104.
63 Liudprandi relatio de legaione, MGH. SS. Ill, p. 19 = Извори, 326. t
66 G. P e r t z. Reginonis Chronicon, MGH. SS. I, p. 601. a. 889: Capitum usque ad cutem ferro cadunt.
67 M. Fiori anus. Fontes domestici, II, 154: dedi-cavit de demonis caput suum et cincinnos dimittens sibi per tres partes ritu pagano rum.
38 Prise. EL I, 135, 20—22 — Извори, 1,111, и Procop. Anecd. Ed. Нашу III 1, 44 = Извори, III, 149
4 Плиска — Преслав, т 2
25
СЪСТОЯНИЕ И ЗАДАЧИ НА АРХБОЛОГИМЕСКИТЕ ПРОУЧВАНИЯ НА ПРАБЪЛГАРИТЕ ПО ДОЛНИЯ ДУНАВ
Димитър Ил. Димитров (Варна)
Проучванията на паметниците на прабъл-гарнте по Долния Дунав продължават повече от осем десетилетия. Те преминават през три етапа, конто се различават рязко както по получените научнп резултати, така и по пелите и задачите, поставени пред тях.
Първият етап започва към края на XIX в. н завършва към средата на второто десетиле-тие на XX в. Той е свързан предп всичко с неуморната дейност иа Карел Шкорпил, който успява да събере огромен материал по укре-пителната, поселищната и съобщителната мрежа на българите в Североизточиа България и Добруджа.1 Особено важни, не загубили зна-чението си и до днес, са резултатите от разко-паването на първата българска столица Плиска.2 Трябва да се отбележи, че на този етап на проучванията прабългарските паметницн не са били разграничавани от тези на славян-ските, като едните и другите са били схващани като неделима част от старобългарската култура.
Вторият етап обхваща времето между две-те световни войни. По това време фашизираната буржоазна наука поде широко рекламирана кампания за доказване на пълния приоритет на прабългарите при изграждането на старобългарската материална и духовна култура.3 Това беше необходимо на управляващата про-германска върхушка, за да бъде откъснат българският народ от славянството и предп всичко от вековната му привързаност към Русия и Съветския съюз.4 В изпълненне на тази задача усилията на археолозите бяха насочеии главно към издирване на прабъл-гарски паметницн, с което трябваше да се докаже неславянският характер на старобългарската култура. За целта бяха разкопани редица обекти в ранните български цеитрове Мадара и Плиска.5 В много случаи резултатите от разкопките бяха тенденциозно тълку-вани, което довеждаше до създаване на не-вярна представа за истинския характер на старобългарската култура.6 Разбира се, би било несправедливо да се отрече напълно пзвършеното на този етап на проучванията. Разкрити бяха значителен брой архитектурпи паметницн, конто обогатиха знанията ни за старобългарската монументална архитектура.7 Добит беше сравнително богат битов материал,8 бяха получени някон данни върху прабългарския погребален обряд.® Иптересни наблюде
ния бяха направени върху произведепията на металната художествена индустрия, някои от конто с право бяха отнесени към художест-вения кръг на Южна Русия.10 Ценен принос съставлява и събпрането и издаването на ста-робътгарските надписи, писани на гръцки език.11
Третият етап на проучванията е пряко свързан с коренните промени, конто претър-пя българската наука след 9. IX. 1944 г. Под непосредственото впечатление от злополучии я опит да се пзползуват прабългарските памет-ници за създаване на антиславянски настроения българскпте археолози-медиевисти загу-биха интереса си към тях и насочнха усилията си към издирване и проучване на пренебрегва-ните дотогава славянски паметницн. Като реакция на получения шок някои от археолозите и историците започнаха да отричат прабългарския произход дори на явно принадле-жащи на прабългарите паметницн,12 ста-раеха се да докажат, че те почти с нищо не са допринесли за изграждането на старобългарската култура.13 Но преминалата на марксистки позиции и използуваща строго научив методи нова българска археология скоро започна да преодолява тези увлечения, да намира верния път. При проучванията на някои ранносредновековни обекти наред с ма-териалите, принадлежащи на славяните, започнаха да се откриват и паметницн, конто не можеха да се свържат с познатата ни от сла-вянските страни материална култура. Те обаче намираха близки аналогии сред паметниците на матерналната култура от степните области на Южна Русия — древната родина на прабългарите. С активната помощ на съвет-ските археологи нашнте изследвачп започнаха да улавят онези елементи на старобългарската култура, конто са навлезли в нея чрез прабългарите. Постепенно с увеличаването на броя на разкопаните ранносредновековни обекти нарастваше и броят на паметниците, конто можеха да се свържат с културните традиции както на славяните, така и на прабългарите. В някон елементи на архитектурата и изку-ството започнаха да се откриват черти и на античната културна традиция. Всичко това доказваше сложния, смесен характер на старобългарската култура, но не позволяваше да се установи конкретното участие на всеки от посочените три основни етнически компо
26 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
нента в нейното формиране. Същото се отнасяше и до мястото на всеки от тези компонента в етногенетнчния пронес, довел в крайна сметка до създаването на българския славянски народ. За да могат да се разкрият в дълбочина тези процеси, възникна необходимости да се разграничат чертите, характеризиращи отделяйте културни традиции. Само по този начин би могло да се установи сигурно кога, как и до-колко отделните етнически компонента са съ-действували за създаването на единната култура и единния народ. Засега най-ясно про-личават чертите на културната традиция на прабългарите. Това се дължи както на успеш-ните археологически изследвания на прабъл-гарски паметницн у нас през последните го-днни, така и на плодотворните резултати от проучванията на съветските археолози върху територията, населявана някога от прабългарите. По тази причина най-напред се за-почва с проучването на прабългарските черти в старобългарската култура. Въпрекп нашите безспорни успехи в тази насока ние все още не сме в състояние да определим етнически някои черти, срещани във или заедно с пра български паметницн.
През третия етап от нашите проучвания археологпческата депност се разшири тери-ториатно и наред със старобългарскпте сто-лични центрове и тяхната близка околност об.хвана и значнтелни части от Североизточ-на България и Добруджа. Разкопаните селища, укрепителни системи, некрополи и други предоставиха огромно количество матери-ални свидетелства както за славянского, така и за прабългарското население на района, съставляващ ядрото на Първата българска държава. Не може да не се отбележи и прино-сът на румънските археолози, конто разкри-ха по двата бряга па Долния Дунав немалък брой славянски и прабългарски паметницн. Всичко това позволи да се получи повече пли по-малко пълна картина за редица страни от общата старобългарска и собствен© прабългар-ската култура по тези места.
Твърде резултатнп бяха изследванията на неукрепените старобългарскн селища. Уста-новено беше, че основната част от тях са раз-положени по ниските незаливни терасп на речннте долини, а в Добруджа — предимно по дълбоките суходолия.14 Обикновено сели щата са с малки размери — до десетина декара, като жилищата са разположени близко едно до друго.15 В някон случаи, както е по долината на р. Канъ гьол, където вероятно е минавал старият път от столицата Плиска за Силистра (Дръстър), се откриват слабп следи от селища, конто продължават без пре-късване по няколко километра.10 Въпреки нашите усилия ние все още не сме в състояние да разграничим етнически отделните видове селища. В повечето случаи това не ни се удава дори тогава, когато те са проучени чрез раз-копки. От извършените досега проучвания става ясно, че основният тип масово жилище е била повече или по-малко вкопаната в те
рена четириъгълна полуземлянка с пещ в единия ъгъл, позната ни от многобройни при-мери на жилища в земите, заселени със славяни.17 Много рядко само в някои селища се срещат и полуземлянки, конто вместо пещ имат огнище в централната част на жилнщето.18 По-специално внимание заслужават полузе-млянките, стените на конто са били или обли-цовани, пли изцяло изградени от камък. Досега подобен тип жилища се срещаха заедно с обичайните полуземлянки в някои сравни-телно късни (втората половина на IX—X в.) селища в Добруджа и Варненско.19 Досега преобладаваше мнението, че този начин на оформяне на стените на полуземляпките е възникнал под влиянието на каменната архитектура в старобългарскпте големи центрове.20 Някои румънски археолози пък под-хвърляха пдеята, че този начин на оформяне на стените е продължение на запазена стара местна строителна традиция.21 Резултатите от проучванията на селпщата при с. Топола22 и Дуранкулак, Толбухинско,23 в конто всич-ки жилища от самого начало на изграждане-то на селищата (IX—X в.) са били с каменни стени, ни задължиха да потърсим и друго решение на произхода на тази строителна традиция.
Интересни проблеми поставя и проучването на кръглите жилнща-юрти, открити в ограничен брой ранносредновековни селища и отнасянн без колебание към прабългарската културна традиция.24 Досега се счпташе, че юртата в долнодунавските земп е едва културна преживелица, характерна само за ран-ния период от живота на прабългарското население, и че наскоро след трайното му усядане по тези места то я е заменило с много по-удобната славянска полуземлянка.25 Откри-тите напоследък в селището при Дуранкулак юртп и юртообразнп жилища със стени, обли-цовани с камък, конто са съществували най-малко през целия IX в., показват, че този тип жилище по причини, за конто ще стане дума по-нататък, се появява наново в една по-късна епоха сред дунавските прабългари.
Особено плодотворни бяха проучванията върху укрепителната система и архитектур-ния облик на двете първи столици на българската държава — Плиска и Преслав. Те дадоха много нови данни както за строителните принип-пп,2К така и за архитектурната концепция на строежите, условнонаричани строителство„плис-ковски‘‘тип.27 Тези нови наблюдения дадоха повод на изследвачите да излязатснови концепции за относителната и абсолютиата хронология на някон от паметниците от този тип, за техник някогашен облик и произход, конто значително се различават от устаиовило-то се становище, че това строителство се от-нася само към времето от Омуртаг нататък. Колкого и да е примамлива за нас тезата, че тези строителни традиции са били пренесени от прабългарите още при тяхното преселване на Балканите през VII в., ние ще трябва да бъдем внимателни и да я приемем само
27
след като получим безспорни доказателства за това.
Другояче стон въпросът със становището на двама наши нзтъкнати нзследвачи на това строителство, конто в градоустройствената схема и плана на никои сгради в старобългар-скнте ни центрове и предп всичко в Плиска откриват влиянието на архитектурните традиции на Изтока.28 Струва ми се, че тази пра-вилна в основата си теза бн могла да намери и друго обясненпе за времето и пътищата на прониквапето на това влияние.
Сернозни проблеми поставя пред нас и проучването на ранните селища във Въишния град на Плиска29 и особено на това, открито под монументалните строежи около Голямата базилика. Както показаха досегашните из-следвания, откритите в тях жилища-полуземлянки по нищо не се различават от полу-землянките в типично славянските селища. Решаването на въпроса за етиическата при-надлежност на притежателите на тезп жилища е от голямо значение за определянето на етническия състав на населеннето на първата българска столица и заедно с това — за уста-новяването на взаимоотношенпята между славян» и прабългари в самия цеитър на българската държава.
Важни резултати бяха получени и при изучаването на старобългарската укрепителна система. Установено беше, че тя се състои от система от крепости около столицата30 и верига от свързани помежду си гранични землей» укрепления.31 Остава да се реши окон-чателно въпросът с датировката на отделнпте укрепителни система, който вероятно ще бъде обсъден след запознаването ни с получените напоследък нови факти.
Интензивннте археологически проучванпя позволиха да се натрупа обилен археологически материал, който разкрива различии стра-нн от бита, пропзводствената дейност, худо-жествените вкусове и умение и религиознпте представи на старобългарското население, в това число и на прабългарите. Сред него особено важно място заема изучаването на керамиката.
Полученият при разкопките огромен керамичен материал позволява да добием твър-де ясна представа за нейното разпространение, видов състав, техническо изпълнение32 и особено за някои белези за етническо определение.33
От двата основни керамични вида, конто се срещат винаги на първоначалната те-ритория на Първата българска държава, значителен интерес винаги е представлявала керамиката от пречистена глина и стени, укра-сени с излъскване. След първоначалните съм-нения на някои наши археолози, конто отна-сяха този керампчен вид към керамичното наследство на античността, предадено от за-вареното население на славяните,34 сега за всичкп е ясно, че нейното прнсъствие на Бал-каните се дължи на прабългарите. Тук обаче възниква един принципно важен въпрос, решаването на който в една или друга насока ще ни доведе до различии исторически из
води. Работата се състон в това, че цялата известна ни досега керамика от този вид, открита както по десния, така и по левия бряг на Дунав, е изработена на различно по тип грънчарско колело, задвижвано на ръка; следователно тя винаги е продукт на занаят-чииско производство. От този факт би трябвало да се направи изводът, че при идването си на Балканите прабългарите са били вече с оформена керамична традиция. Но според утвърдилото се засега сред съветските археолози становище през VII в., т. е. непосред-ствено предп придвижването си към Долния Дунав, прабългарите са си служели само с керамика, изработвана на ръка.33 Ако прие-мем това мнение, то в такъв случай ще трябва да допуснем, че прабългарите са възприелн ръчния грънчарски кръг или по време на придвижването си от Южна Русия към долно-дунавските земи, или в северните части на Балканите непосредствено след трайното си усядане в тях. Като че ли иай-правдоподобно би изглеждало предположението, че те са възприелн ръчното грънчарско колело от местного население в балканските земи. Но против неговото прнемане има сериознп доводи. Добре известно е на всички археолози, че от VI в. балканского местно население си е служело изключинтелно с керамика, работена на тежко колело с крачно задвижване, докато раннобългарската керамика от този вид е източвана само на ръчно колело. Всичко това ни убеждава, че решаването на този сложен въпрос ще нзисква вероятно извършването на съвместни допълнителни проучвания.
При хронологнчното разглеждане на този керамичен вид ние се натъкваме на един факт, който също поражда въпрос. Отначало, през VIII в., тази керамика е с твърде беден асортимент — тя е представена почти само от гърнета без дръжки и кани. През IX в изведнъж настъпва разцвет, който се изра зява както в разнообразие™ на познатите по-стари видове, така и с появата на нови типове съдове — амфоровидни стомни и па-ници. При това с изключение на амфоровнд-ннте стомни почти всички видове съдове от тази керамична трупа намират твърде го-ляма прилика с керамиката на салтово-ма-яцката култура и до голяма степей с тази от Волжка България. С други думи, полу-чава се едно като че ли абсурдно явление — след като са изминали близо 200 години, откакто прабългарите са напускали южно-руските степи, приликата между тяхната керамика и керамичпата продукция на техните сънародници, останали да живеят в Източна Европа, не само не е намаляла, а напротив — се е засилила. Впрочем, както ще се види по-пататък, същото може да се проследи и при други видове археологически материал!!.
Твърде много въпроси възникват и около другая керамичен тип, който се среща винаги заедно с керамиката от споменатия вид — гърнетата от песъчлива глина и украса от врязани линии. Непосредствено след 9. IX.
28
1944 г. тази керамика беше изцяло отнесена към славянского културно наследство и беше пзползувана като сигурен белег за етническата принадлежност на срещаните с нея памегни-ци.36 С откриването на съдове от този тип в безспорно прабългарски обекти37 и особено след като стана известно, че този керамичен тип е много характерен за керамичната продукция на салтовската култура,38 беше разко-лебана първоначалната увереност, че тя е принадлежала само на славяните. Сега ня-кои наши археолози се опитват да разграничат етнически тази керамика по типологични признаци: съдовете с по-стройни, удължени пропорции те приписват на славяните, а по-заоблените, с яйцевидно тяло гърнета — на прабългарите.39 Доколкото образците на тази керамика в прабългарските паметници са нз-работенп винаги на ръчно грънчарско колело, ние и в този случай достигаме до въпроса за нейния произход. Ако бъде доказано, че прабългарите са донесли лекия грънчарски кръг с ръчно задвижване от южноруската си родина, то към тяхната керамична продукция ще трябва да отнесем и гърнетата на колело с врязана украса. Но това още не означава, че всички гърнета от този вид са само прабългарски. Както се знае от досегашните проуч-вания, още преди заселването на прабългарите по Долния Дунав славяните по тези места са изработвали на ръка големи гърнета със стройно тяло, конто наподобявали твър де много по форма прабългарските гърнета, изработвани на колело. Наскоро след идва-нето на прабългарите те са могли да вьзприе-мат от тях грънчарското колело с ръчно задвижване и да пзработват на него съдове, подобии на изработваните на ръка гърнета. Постепенно в резултат иа съвместния живот в пределите на българската държава започ-нала да се заличава разликата във формата на съдовете, произвеждани от славянските и прабългарските грънчари, като едните и другите изработвали едни и същи съдове, купувани както от славянското, така и от прабългарското население. По такъв начин известно време след като славяни и прабългари заживели заедно, гърнетата от този тип преставали да отразяват етнически различия.
Впрочем най-вероятно още твърде рано, не гю-късно от края на VIII в., керамиката, включително тази с излъскани стени, пре-става да бъде сигурен белег за етническо определение на обектите, с конто се открива. Като продукт на занаятчийско производство, тя е могла да бъде произвеждана и използувана както от прабългарите, така и от славяните. По тази причина ми се струват несъстоятелни опитите по наличието на съдове с излъскани стени да се обявят някои паметници за прабългарски. Особено типичен е случаят с некрополя при с. Юпер, който въпреки типич-ния за славяните погребален обряд — урнови погребения с трупоизгаряне, се обявява за прабългарски поради факта, че повечето съ-дове-урни са с излъскани стени.40
Разбнра се, в известии случаи появата дори твърде късно на някои керамични ви-дове, конто не биха могли да се обяснят с развитието на местните керамични традиции, може да се използува като признак за етническо разграиичаване. Л1ного характерна в това отношение е появата към края на IX в. в долнодунавските земи на гърнетата с вът-решни уши, конто се срещат обикновено заедно със съдове с врязана украса, съчетана с пояси от ямки.41 Възможно е и при други подобии случаи да успеем да определим етнически някои керамични групп. Необходимо е обаче винаги да пристъпваме много внимателно към използуването на керамичния материал за етнографски белег.
Интензивните археологически проучванпя значително обогатиха колекциите ни от произведения на металообработванего — оръдия на труда, оръжия, произведения на художе-ствената метална индустрия. От тях особен интерес представляват последните. Многоброй-ните коланни гарнитури, украшения, култови предмета и други42 намират близки аналогии сред паметниците на салтовската култура и трябва без съмнение да се отнесат към прабългарските културни традиции. Трябва обаче да се отбележи, че в някои случаи явно прабългарски по произход, вещи, като коланни гарнитури, копчета-звънчета и др., се откри-ват в славянски гробове, и обратно — предмета, конто обикновено се считат за славянски — гроздовидни и есовидни обеци, пан-дантиви-луиницп и пр., се срещат в прабългарски гробове. Всичко това ни принужда-ва и при подобен вид предмета да бъдем пред-пазливи при етническото определение на паметниците. От друга страна, подобии случаи са неоспоримо доказателство за тесните културни връзки, конто са се установили между прабългарското и славянското население в централната част на държавата още твърде рано.
Един вид паметници, конто без колебание можем да причислим към културните традиции на прабългарите, са рисунките вър-ху камък и глина, откривани напоследък в голямо количество предимно в старобългар-ските центрове с монументални строежи „пли-сковски" тип и особено в Плиска и Преслав.13 Тяхното най-широко разпространение се пада на времето IX—X в., ако и да се счита, че някои от тях може да са били и от VIII в.14 Трябва да се подчертае, че тези паметници на народното художествено творчество на прабългарите намират най-близки паралели веред паметниците на салтово-маяцката култура по Дон и Северски Донец, отнасяни от съвет-ските изеледвачи към VIII—X в.45 Засега сред познавачите на това изкуство е залегнало убеждението, че тази традиция е пренесена от прабългарите при преселването им в VII в. от Южна Русия на Балканите. Като се вземе пред вид, че рисунките върху камък и глина са масово разпространени само сред ограничена част от носителите на салтовската кул-
29
тура, а и у тях те се отнасят засега към един сравннтелно късен период — не по-рано от VIII в.,46 ще бъде може бн целесъобразно да се потърси и друго решение за времето и пътищата на проникването на тази традиция в балканскпте земи и особено за близостта на рнсунките от Долния Дунав и Дон през VIII— IX в.
Едиовременно със споменатнте рисунки пак върху камък и глина във всички по-го-леми старобългарски центрове и главно в тези, в конто се срещат монументални стро-ежи, се появяват в голямо количество рунически тюркски букви или буквени съчетания.47 Заедно с руническите знаци се срещат и някои символично-магически знаци, като свастика-та, дамата, нентаграмата и др.48 Също такива знаци — рунически букви и символични знаци, се срещат сравннтелно често и по дъната или стените и дръжките на съдовете от двата споменати типа.49 Необходимо е да се под-чертае, че повечето от тези знаци намират точна аналогия в салтовскпте центрове ио Дон и Северски Донец и особено веред ма-териалите от Саркел.50 Всичко това ни при-нуждава при търсенето на пътищата на иро-никване на тази традиция да се насочим към еднакво обяснение както за рнсунките, така и за знаците.
Разкопките на ранносредновековните обек-ти спомогнаха да се добият особено в послед-ио време и много материални доказателства за някои черти на религиозните представи на прабългарите. Особено ценив в това отношение се оказаха пзеледванията на прабъл-гарските некрополи. Откритият в тях обилен материал допринесе за нагрупването на обидна информация, спомагаща не само за задълбо-чаването на нашите познания върху бита и културата на прабългарското население, но и за много по-точното разграничаване на етни-ческата принадлежност на много групп ран-носредновековни паметници.
Проучванията показаха, че основният начин на погребение у прабългарите по Дол-пня Дунав е бил трупополагането. Мъртве-цът е бил поставеи в правоъгълна или слабо трапецевидна яма заедно с твърде беден ин-вентар, състоящ се от глинен съд и понякога храна от животински произход.51 В некропо-лите по десния бряг на Дунав решително пре-обладава северната ориентация на гробовете (глава на север), а по левия — западната.52 В някои некрополи се срещат рядко гробове, конто ио устройство се различават от спо-менатите. Така в некрополпте № 1 при Девин и този при Изворул са открити изря-занн в едната от стените ниши (подбои).J® Особено характерен в това отношение е гроб №91 от Девненския некропол № 1. При него в западната стена на гробната яма, ориен-тпрана север-юг, е била изкопана ниша, в която е бил положен по гръб покойннкът. Нишата е била плътно затворена откъм гробната яма чрез изправени големи плочести камъни.54 Жертвените дарове — месо от жи
вотин, са били поставяпи в гробната яма извън нишата. Най-отгоре върху гробната яма са били наредени в два реда големи камъни, конто образуват своеобразен канак, затварящ плътно гроба.55 В некропола при с. Гарван са открити гробове, гробната яма на конто има кръгла форма.56 Най-сетне особен интерес представлява един масов гроб, открит в северния край на некропол № 3 при Девня. Той има форма на пръетен с почти правнлна форма с външен диаметър 5,70 м.57 В пръетеновидния изкоп, вкопан на дълбо-чина над 3 м, са били нахвърляни предвари-телно избити около 69 индивида, предимно жени и деца. Важна особеност на антропо-логичния материал, открит в гроба е, че над 70% от погребаните в него прабългари са били с нзкуствено деформирани черепи.58
Проучванията на некрополпте, пръенати по двата бряга на Ду нава, сочат, че наред с общите черти, обхващащи главните елементи на обряда и устройство™ на гробпото съо-ръжение, се огкрояват и някои отличия във второстепенните детайлн на обряда, общи за групп паметници, разположени в определен район.59 Въз основа на тези токални различия ясно се очертават три групп некрополи — една на територията на Шуменски окръг, втора — в Добруджа и Варненско и трета — по левия бряг на Дунав.60 Засега най-пълно са изеледвани особеностите на обряда у некро полите от Добруджанско-Варненската трупа. Особено характерно за него е плътното за-кривапе на гробната яма с камъни и редицата действия, насочени към „обезвреждането“ на духа на мъртвеца — ампутирането на ходи-лата, завръзването на долните крайници, затискането с големи камъни на главата, краката или гърдите, послесмъртното разру-шаване на жизнено важни органи — главата, краката, сърдечната облает.61
Когато говорим за погребалния обряд па прабългарите, не може да не вземем отношение и към трупа гробни паметници, за етни-ческата принадлежност на конто мненията са коренно противоположив. Това са гробовете с трупоизгаряне в ями или по-рядко в урни, намирани винаги, и то в голямо количество, в познатите ни досега прабългарски некрополи от втората и третата трупа и сравннтелно по-малко в някои от некрополите от Шумен-ската трупа.62 Една част от българските археолози счита, че те принадлежат на славян ско население, което живее съвместно с прабългарите,®3 а друга — че те са също прабългарски.64 Решаването на този проблем сега пли при бъдещи съвместни изеледвания е особено важно, тъй като то засяга извънред-но важния въпрос за взаимоотношенията на славяни и прабългари в централната част на бъл1арската държава.
Несъмнени успехи бяха постпгиати и при търсенето на материални следи за прабългар-ската религия Сега вече почти всички из-следвачи приемат, че за нуждите на религиоз-ния си култ прабългарите са строели специ-
30
алии, понякога твърде внушителни сгради, най-типичната от конто представлява два пра-воъгълника, по-малкият вписан в по-големия.®5 Почти единодушно е мнението, че оградената с каменна стена голяма скала под мадарските скали е била обект на религиозния култ на прабългарите.е® Особен интерес за изследва-вето на религиозните представи на прабългарското население от Шуменската трупа пред-сгавляват девташларите около Плиска, конто за съжаление са все още много слабо изу-чени.67 До ннтересни изводи за религиозния живот на прабългарите доведе и разтълку-ването на няколко изображения на човешки лица или фигури върху един каменей модел на юрта, намерен в старобългарската кре-пост при Девня,®8 върху керемида от Мадара и по два амулета от Преслав.®8 Както убеди-телно доказаха техните изследвачи, при тях са изобразени шамани — факт, който доказва наличието на шаманство сред дунавските прабългари Най-сетне твърде ннтересни данни за религията дава и изследването на споме-натия масов гроб при Девня. Археологического изследване на паметника показва, че най-вероятната му дата е краят на IX в., или по-точно времето на княз Владимир (889— 893).70 Аиатомичното проучване на антропо-логичния материал пък сочи, че при него няма обикновено погребване на покойницп, както е при редовните гробове в некропола, но в гробната яма са били нахвърляни без определен ред телата на избитите непосред-ствено предп това, а в някои случаи дори неумъртвени, 69 индивида.71 Някои от тях са били обезглавени, на други са отсечена ръцете и краката, а при известен малък брой от избитите телата са нарязани на къ-сове.72 Най-вероятно е избитите и нахвър-лянн в гроба индивиди да са били привърже-ници на християнството, принесена в жертва на езпческите богове. от конто те са се били отрекли. Ако това предположение бъде Прието, то налице е едно масово човешко жертвоприношение, каквито, както знаем по писмени данни, прабългарите са извършвали при особено важни случаи.73 Необходимо е да се обър-не внимание върху обичая да се разсичат груповете, което е материално доказателство за съществуването сред религиозните схва-щания на прабългарите и т. нар. оренда — култови действия, отдавна засвидетелствува-ни по писмени пзвори.74
Значителни постижения бяха зарегистри-рани особено в последно време при антропологично изследване на костния материал, от-крпт в некрополите. Вече са налице редица данни, конто дават ценни сведения за физи-ческия тип на прабългарина. Особено трябва да се подчертае успешного начало в извърш-ването на черепно-лицева реконструкция, из-вършена по метода на проф. Герасимов. Всичко направено досега обаче е само едно добро начало. Крайне наложително е тази дейност да се разшири значително чрез привличането на по-голям брой специалисти-антрополози,
конто, както и археолозите, трябва да бъдат профилирани тясно. Особено важно е изелед-ванията на бъл1арските антрополози да бъдат подиомогнати от съветските специалист!!.
Казаното за антропологията важи в пъл-на сила и за палеозоологията. Досегашният опит в това отношение73 предоставя катего-ричнп доказателства за голямото научно значение на проучванията върху животинския костей материал, открвван в селищата и особено в некрополите. И тук е необходимо да се вземат спешни мерки за привличане на специалист!!, конто да работят в най-тясно съ-трудничество със съветските остеолози. Най-сетне за да се получат научни резултати, конто да отговарят на съвременното ниво на науката, би трябвало нашпроко да се из-ползуват възможностите на точните науки — химията, физиката, палеобота ни ката и др.
От този кратък обзор на състоянието на археологическите проучвания върху прабългарите в долнодунавските земн става ясно, че те са имали несъмнен принос в създаването на старобългарската култура. С решаването на въпроса за етническата принадлежност на още някои от паметниците ние ще получим богат материал за оценката на мястото на този етнос. Разбира се, ролята както на прабългарите, така и на двата други етнически компонента на българския народ ще може да се изясни най-добре само след като към изследването на тяхното културно наследство се приложи формата, която сега изиолзуваме при изучаването на прабългарите. Но и на настоящий етап на нашите знания ние бихме могли да направим опит да си представим някои страни на прабългарското ирисъетвие в земите на Долния Дунав. Авторът си поз-волява да направи опит да обясни въз основа на нзвестнпте факти някои въпроси по не-обичаен за нашите схващания начин.
Един въпрос, на който доскоро исторп-ческата наука не даваше дори приблизително верен отговор, беше определянето на числе-ността на прабългарите. Наистина, даваше се една цифра — около 10 000 вопий или общо 30—50 хиляди души, изведена но чисто умозрителен път.7® А може лесно да се разбере какво значение за определянето на ролята на отделните компонент]! в българската дър жава има установяването на тяхното числено съотношение. Сега, когато имаме възможност да разграничаваме етнически голяма част от старобългарскпте паметницн, сме в състояние значително по-точно да определим рай-онпте, конто са обнтавали прабългарите, и с това да си съставим далеч по-ясна представа за тяхната численост. Както беше посочено при проследяването иа некрополите, повече или по-малко компактно прабългарско население е заемало цяла Добруджа, Варненско, Шуменско и ивипата покрай левия бряг на Дунав от Олт до Кълараш. Като се сравни броят на откритите досега прабългарски и славянски паметницн в тези райони, се вижда, че в Шуменско преобладавали прабългарите,
31
а във Варненско и Добруджа като че ли славянското население е било малко по-миого-бройно от прабългарското.77 Ако се допуске, че гробовете с трупоизгаряне в двуобредните некрополи са също прабългарски, то броят на прабългарското население по тези места би трябвало да се увеличи още малко. Но дори да се приеме минпмалният вариант за принадлежащпте на прабългарите паметници, става несъмнено, че прабългарите в централ-ната част на българската държава са били значителна по броя си етническа трупа.
При разглеждането на некрополите беше иосочено, че по някои особености на погре-балния обряд в тази част на държавата се очертават три прабългарски групп, конто са ясно разграничен!! териториално. Първата трупа е съсредоточена в Шуменско, втората — в източната половина на Добруджа и Варненско, а третата — покрай левия бряг на Ду-нава.78 Най-вероятно е всяка от тези групп да е съставлявала отделно прабългарско племе. В такъв случай възниква въиросът, към кое от познатите прабългарски племена би трябвало да отнесем различните групп. Реша-ването на този въирос засега е много трудно. Все пак, ако се доверяваме на ««смените извори, бихме могли да приемем, че групата в Шуменско, начело на която е стоял Асиа-рух, е принадлежала към уногундурите.78 За племенната принадлежност на останалите две групп засега не бихме могли да кажем нищо определено. Но това не е най-важното. Струва ни се, че е целесъобразно да се потърсят ме-стага, откъдето всяка от труните е тръгнала към Балканите. Както показва досегашният опит от изучаването на добруджанско-варнен-ската трупа, това е напълно възможно. В погребалния обряд, гробните съоръжения и отчасти в битовия материал на паметниците от тази трупа ярко се очертават някои спе-цпфични черт!!, конто могат да послужат като изходна база за издирване на сходната им култура на територията на първоначал-иата южноруска родина на тези прабългари. За да се види колко далеч може да се стигне в тази насока, ни се иска да посочим само един пример. Вече беше отбелязано, че в некропол № 1 при Девня беше открнт един много своеобразен гроб (№91) с погребение в ниша. Обстоятелството, че той се среща в тозн некропол съвсем рядко, показва, че това гробно съоръжение отразява една много древна, вече отмираща погребална традиция. Затова иък в Бишкентската долина, по долното течение на р. Кафирниган, ляв приток на Аму-Даря, са открити няколко големы некропола от края на II в. пр. н. е. —-I в. от н. е., в конто по-голямата част от гробовете напомнят до най-малките детайли гроба от Девня.80 Необходимо е да се подчертае, че в тези некрополи над 50% от черепите носят следите от изкуствена деформация — един също така много специфичен белег.81 Всичко това дава сериозни основания да сметнем, че некрополите от поречието на Кафир
ниган са оставени от ранна ирабългарска трупа, която няколко столетия по-късно, след като е претърпяла по пътя си от Средна Азия към Европа значителни изменения в култу-рата и антропологичния си облик, се е озо-вала в долнодунавските земи.
Един друг проблем, на конто би било необходимо да се спрем, е обяснеиието за поразяващата близост в материалната култура на дунавските прабългари от IX—X в. с тази на прабългарите — носители на салтовската култура. При това тази близост е най-силна не толкова в първоначалния период на тяхното самостоятелно съществуване, когато те току-що са се разделили, а значнтелно по-късно, след продължителния им живот в различии враждуващи държави и отделени на голямо разстояние едни от други. С нара-стването на паметниците, конто свидетелству-ваха за тази близост, се усилваше уверено-стта, че между тези две групп прабългари са съществували и по-късно контакта.82 Тряб-ваше обаче да се открият пътищата, по конто са били осъществени тези контакта. Първата стъпка към това беше наиравена преди 15 годный от М. И. Артамонов в неговото енцикло-педично съчинение.83 Като говори за граждаи-ската война в Хазарския хаганат в началото на IX в., той отбелязва и участието в нея на българската феодална върхушка, опълчила се срещу групата на Обадий.81 След като хазар-ската трупа на Обадий взела връх, част от въстаниците били принудени да избягат от територията на хаганата. Както свидетелству-ва К. Багрянородни, някои от тях, под името кабари, тръгнали на запад и се озовали в земпте, в конто по негово време (X в.) са жи-веели печенезите.83 Кои са тези земи, ние знаем много добре — това е областта между Днепър и Диестър, т. е. територия на Първата българска държава през IX в. По такъв начин трупа прабългари от територията на Хазарския хаганат се озовала в земите на дунавските българи. Наистина малко по-нататък в своето съчинение К. Багрянородни говори, че кабарите са се преселили в Панония.80 Дори това да е вярно за кабарите или за част от тях, ние имаме изрични сведения за пре-селване по това време (началото на IX в.) на поданици от Хазарския хаганат в Дунав-ска България. Тези българи-емигранти, конто са принадлежали предимно към култур-ния елит,87 са пристигнали в един много благоприятен момент — във времето, когато Омур-таг е започнал голямо културно строителство. В Дунавска България те са могли да намерят благоприятна почва както за проява на свои-те знания и умение, така и за предаване на своя опит на местните творци. По такъв начин много черти на процъфтяващата през VIII—IX в. култура на Хазарския хаганат могли да проникнат сред дунавските българи чрез тяхното посредничество. Може би на отделни изолирани места, където емигран-тите са съставлявали по-компактни маси, те да са залазили за известно време някои спе-
32
цифични черти на своята култура. Възможно е на такива прабългари-преселници да се дължи създаването на селището при Дуран-кулак.
Ако бъде приета тезата за преселване в началото на IX в. на българи от територията на Хазарския хагаиат в Дунавска България, то нищо не пречи да се допусне, че подобии случаи може да е имало и по-рано, през VIII в. По такъв начин много по-лесно би могло да се облени проникването на някои черти на кул-турата на Изтока сред дунавските прабългари през VIII и особено през IX в. Всъщност ние разполагаме с твърде надеждни археологически доказателства за подобии връзки между прабългарите от Долния Дунав и Южна Ру-сня и за по-късно време — края на IX и началото на X в., т. е. след като печенезите са преминали Волга и са унищожили голяма част от селищата, принадлежащи към сал-тово-маяцката култура.88 Следите от такива преселници, главно от басейна на Дон, се откриват на много места в Добруджа и Вар-ненско. Най-характерният белег, който отли-чава културата на тази трупа, е наличието на гърнета с вътрешии уши, конто почти винаги се срещат заедно с гърнета от песъч-лива глина, стените на конто са украсени с коси линии, нанесени върху покритите с гъ-сти хоризоптални линии стени на съдовете.89 Изглежда, че селище, принадлежащо на компактна маса такива преселници, ще да е било това при с. Топола, Толбухинско.90 Най-вероятно е пак на такива емигранти от района около Саркел да са принадлежали прабългар-ските гробове с кръгла форма от селището при с. Гарван, Силистренско.91 Не случайно
в него са открити гърнета с вътрешии уши.92 На юг тези емигранти са достигнали Девня,93 Варна91 и Плиска95. Изглежда, че жилищата с каменни стени, открити в селището при Девня и напълно еднаквп с тези при Топола, имат същия произход. Най-сетне напълно е възможно към такава трупа прабългари да са принадлежали и някои от гробовете със западна ориентация и съдове от двата типа, открити в един некропол от края на IX—X в. в кв. М Иванов във Варна.96 Трябва да се подчертае, че следите от тези емигранти-пра-българи, бягащи от Подонието, са открити и в Бесарабия.97
Както може лесно да се прецени, ако тезата за продължаване на активните кон-такти между прабългарите в Южна Русия и техните сънародници по Долния Дунав и след като групата на Аспарух е напуснала южноруските степни райони и се е озовала на Балканите, бъде призната за приемлива, то пред българските и съветските археолози се откриват възможности за още по-тясно сътрудничество. В резултат на бъдещи съв-местни изследвания би могло да се намери задоволително решение иа много засега не-обясними културни явления в старобългар-ската култура и едиовременно с това да се разгледа в нова светлина ролята на прабългарите като активен фактор за пренасянето на културното влияние на Изтока на Балканите и оттам — в Европа. По такъв начин би могло не само да се обогати значително нашето познание за културния процес в Дунавска България, но и да се открият нови доказатечства за многовековната дружба, съществувала от най-дълбока древност между пашите два народа.
1 К. Ш к о р п и л. Окопы и земляные укрепления Болгарии. ПРАНК, X. 1905, с. 503—543, О земляных укреплениях и окопах. —• Пак там, с. 558—569; Старобългарски паметници —В: Добру т-жа. С., 1918, с.191 —234; X. Ш к о р п и л и К. Ш к о р-пил Древиебългарски паметници. —Притхрка към ИВАД, VII 1921, с. 9—27.
2 Абоба-Плиска. Материалы для болгарских древностей. ИРАИК, X, 1905.
3 Б. Филов Старобългарското изкуство. С., 1924; Г. Ф е х е р. Ролята и културата на прабъл гарите. Значението па прабългарската и старомаджар-ската култура в изграждането на цивилизацията на Източна Европа. С., 1940; Връзката на културата на прабългарите и на маджарите с Иран. — Родина, 1940 1941, № 3. с. 103 114
4 Д. П Димитров. Състояние и задачи на българската археологически наука. — ПАИ, XVII, 1950, с. 439 442; Съвременни задачи на българската археология. — В Първа научна сесия на Археологический институт, май 1950. С., 1950, с. 181 —184, 188
5 Д. П. Д и м и т р о в. Състояние и задачи . . ., С. 439, бел 81—83.
6 Най-ясно проличава тази тенденция в много-бройиите работи на Геза Фехер. вж. Ролята и културата на прабългарите.
7 К- М и я т е в. Кру.мовият дворец и други но-вооткрити постройки в Плиска. — ИВАН, XIV, 1940— 1942, с. 73—135; А. Р а ш е н о в. Мадарският строеж. В: Мадара. Т I, 1934, с. 179 -186; И. В е л-к о в. Разкопки в Мадара (1924—1928). —Пак там, с. 77—146; Р. К аг as i m е о п о V. Neue Ausgra-
bitngen in der Residenz von Pliska. — ИВАН, XIV. 1940—1942, c. 136—168.
8 V Раше нов Пещ. за глиненн изделия в Мадара. — В; Мадара. Т. II, 1936, с. 25—30; Р П о п о в. Материали от разкопките през 1934 —1935. — Пак там, с. 31—104.
9 В М н к о в. Послсдни могплни находки. — В: .Мадара. Т. II, с. 432—438.
10 Н. М а в р о д и н о в. Прабългарската ху-дожествепа индустрия. — В: Мадара. Т. II, с. 153—259.
11 В. Б е ш е в л и е в. Първобългарски надписи. — ГСУ ИФФ, XXXI, 1934; ГСУ ПФФ, XXXII, 1936, 5.
12 К. .М и я т е в Славянска керамика в България и нейното значение за славянската археология на Балкана. С., 1948, с. 66—68; С т. М и х а и л о в. Изказване на I научна сесия на АИМ, май 1950 г.— В: Първа научна сесия . . ., с. 293—302; Д. 1\ р ъ н-д ж а л о в. Землени укрепителпи съоръженйя на Балканскня полуостров и фалшивата прабългарска теория. С., 1948; D. К г a n d z а 1 о v. Sur la theo-rie сггопёе de rorigine protobulgare de la cite pres d’Aboba (Pliska). — In \ctcs XIIе Congres byz , III, 1964, p. 193-204.
13 К. M и я т e в. Цит. съч., с. 67—70; С т. М и х а й л о в. Цнт. съч., с. 296 297, С. Гео р-гнева. К вопросу о материальной культуре славян и праболгар на Нижнем Дунае. —- В: Изследвания в чест на М. Дринов. С., 1960, с. 366.
14 Д И л. Димитров. Някои въпроси по проучването па ранносредновековните селища в Се-вероизточна България. —МПК, 1967, № 4, с. 1—5;
5 Плиска — Преслав, т. 2
33
Ст. В а к л н н о в. За характера на раннобъл! ар-ската селищна мрежа в Североизточна България. — Археология. 1972 А® 1 с 10 11.
Д. И л. Димитров. Някои въпросп във връзка с изучаването на старобългарското масово жилище от VI XI в. в Североизточна България. — В Хрхитекту рата на Първата и Втората българска държава. С., 1975, с 213—214
‘“ Ст. В а к л н н о в. За характера. . ., с. 11.
11 Д. И л. Д и м и г р о в. Някои въпроси във връзка с изучаването. . .. с. 215 сл.
18 Пак там. с. 226— 227. 239 242.
Пак там, с. 235 236. 240.
20 С т. С т а н ч е в Старобългарската култура през VIII X в. Тр. ВПИКМВТ, т. I, С., 1964, с 28 30.
21 G г. F 1 о г е s с u, R. F 1 о г е s с u. Р. Diac о п и. Capidava. Vol. I Bucure^ti, 1958 p. 152; I. В a r ii e a, $. Stefan esc u. Din istoria Dobrogei. Vol. III. Bucurejti, 1971, p. 34—35.
22 Л. Б о б ч e в а. Жилищни и стопански сгради от средновековното селище при с. Топола, Толбухин-ски окръг. — ИНМВ, XII (XXVII), 1976, с. 122 сл.
23 X. Тодорова. К. Ботов Ранносред новековпо селище от Голе.мия остров при с. Дуран-ку так, Толбухписки окръг. — В: Плиска Преслав. Т. 2. С.. 1980. с 202—205
24 Д. И л. Димитров. Някои въпроси във връзка с изучаването. . ., с. 228 сл.
25 С т. В а к л и н о в. Изтокът в старобългарското изкуство от VII до XI век. — Тр. ВПИКМВТ, V 1967—1968. с. 135
26 Д. Овчаров. Хрхеоло! нчески аспектп на българската раниосредиовековна фортификация. — ВИСб 1973, № 1. с. 54 сл.; Ст. Б о я д ж и е в. По въпроса за приемствеността в архитектс рата на Първата и Втората българска 1ържава, с. 38 сл. Д. Василева. Основите на монументалните памет-ници от Първага българска държава. — Пак там, с. 283—309.
27 С т. Б о я д ж н е в. Цит. съч., с. 50 сл.
28 С т. В а к л и н о в Изтокът. . , с. 140 сл.; Ст Бояджнев Цит съч., с. 70 сл.
29 А т. М и л ч е в. Проучвания на раниосла-вянската култура в България и на Птиска през по-следните двадесет години. — Археология, 1964. А» 3, с. 28 35.
30 Д. О в ч а р о в. Цит. съч., с. 59 сл.
31 Пак там, с. 60 сл.; Р. Р а ш е в. Проучвания на старобългарския землей вал при с. Шкорпиловцн, Варпепско. през 1972—1973 г. — ИНМВ, XI(XXVI), 1975. с. 150- 155.
32 Л. ДончеваПеткова. Технология на раннославянската и старобългарската бнтова керамика (края на VI X в ) Археология 1969 As 2, с. 10—24. Транезнага керамика в България през VIII—XI в. — Археология, 1970, № 1, с. 12—25.
33 С т. С т а н ч е в. Старобългарската култура..., с. 37—38; Ж- Въжарова. Славянски н славя-нобългарски селища в българските земн от края на VI-IxIb. С., 1965, с. 167 сл.
34 С т. Миха й лов Отпоено пронзхода на раиносредновековната чернолъекава керамика в България. -Археология. 1961. № 4. с. 5—11; С. Г е о р г и е в а. К вопросу о материальной культуре. ., с 366.
3° ( А Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, с. 114 сл. и особ. с. 133—134; Средневековая керамика Таманского городища. — Керамика и стекло древней Тмутаракани. М., 1963, с. 66—67.
36 К. р. М и я т е в Славянска керамика. . ., с. 36 сл.; С. Георгиева Цит. съч . с 357—365.
37 С т. С т а н ч е в С т. И в а и о в. Некропо-лът до Нови пазар. С., 1958, с. 46 сл. и особ с. 56— 63; Д. И л. Димитров Керамиката от ранно българските некрополи във Варненско. ИНМВ, IX (XXIV), 1973. с. 65 сл.
38 С. А. Плетнева. Средневековая керамика. . ., с. 20—24.
39 Ж. Въжарова. Селища и некрополи (края иа VI—XI в). — Археология. 1974. А1» 3, с 13—14; Славяни и прабългари (Тюркобългари) в свеглината на археологическите данни.—Археология, 1971, № 1,с.З.
40 Ж- Въжарова. Славяни и прабългари в свеглината на археологическите данни. — Доклад на Международния симпозиум по Славянска археология. София, 21—28. IV. 1970, с. 5; Славяни и прабългари . ., с. 14.
41 Д. И л. Д и м и т р о в. Номадска керамика в Североизточна България. -ИНМВ XI (XXVI), 1975, с. 55.
42 Н М а в р о д и н о в. Старобългарското изкуство. Изкуството на Първого българско царство С., 1959, с. 65 сл.; С т. С т а и ч е в, С т. И в а н о в. Некрополът до Нови пазар, с. 95 сл.
43 Д О в ч а р о в. За характера и принадлеж-ността на средновековните рисунки от Басараб (Мур-фатлар). — Археология 1975. № 3. с. 3 сл.
14 Пак там, с. 8 -9.
4° С. X. Плетнева. От кочевий к i орода.м, с. 42 М. И. Артамонов Средневековые поселения на Нижнем Дону. —ГАИМК, 131. Л., 1935. с. 90-106.
16 С. А П л е т н е в а. Цит. съч., с. 42—43.
17 Абоба-Плиска. Альбом, табл. XLIX—LI; С т. С т а н ч е в. Грънчарски знаци от Плиска, Мадара и Преслав — РП. III 1948, с. 235 сл. и пит. лит
48 Д. О в ч а р о в. За характера. . ., с. 6—7; Р Р а ш е в. Знаци и рисунки по сгените на Крылата църква в Преслав. - ИНМШ, VI, 1973, с. 207 209
49 Д. И л. Д и м и г р о в. Керамиката ог рап-нобългарските некрополи във Варненско. ИНМВ, IX(XXIV). 1973, с. 86 сл. п особ. с. 95—^96 и цит. лит.
50 А М. Щербак. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела-Белон Вежи. МИА, 75, 1959, с. 363 сл
51 Д. И л. Д и м и т р о в. Погребалннят обред при раннобългарските некрополи във Варненско. ИАИ XXXIV, 1974, с 66 сл.
62 Д. И л. Д и м и т р о в. Археологически данни за ранната история на прабългарите по Долния Ду-иав. — Археология, 1975, As 4, с. 27—29.
33 Д. И л. Д и м н т р о в. Погребалннят обред. . ., с. 90.
04 Д И л. Д н у1 п т р о в. Новооткрнг рапнобъл-гарски некропол при Девня — ИНМВ VIl(XXII), 1971 с 61, обр. 5
а“ По недоглеждане на художника камъните-капак не са нарисувани па приложеното на обр. 5 изображение в горепосочеиата стадия.
66 Ж. Въжарова. Славяни и прабългари. . ., с. 11.
37 Д. И л. Димитров. Г. М а р и н о в. Раннобългарски масов гроб при град Девня. — ИНМВ, X(XXV), 1974, с. 109—143.
58 Й. II о р д а н о в. Аитропологичио изследване на костния материал от масовня гроб в некропол № 3 при Девня — ИНМВ, XIl(XXVII), 1976, с 171-192.
59 Д. И л. Димитров. Погребалннят обред. . ., с. 88—91.
60 Д. И л. Димитров. Археологически дан-ин. . ..с. 27 сл. и особ. с. 29.
61 Д. И л. Димитров. Погребалнияг обред..., с. 68 73.
“* Ст. Станчев С т. И в а н о в Некропо--лът до Нови пазар, с 29—36; Ж- В ъ ж а р о в а. Селища и некрополи, с 18, табл. 3.
63 Д И л. Димитров. Раннобългарски некропол АГ» 3 при Девня. —ИНМВ, VIII(XXIII), 1972, с. 57.
64 Ж- В ъ ж а р о в а. Селища и некрополи, с 18—20.
65 К р. М и я т е в. Архигекту рата в среднове-ковна България. С., 1965, с. 73 74; С г В а к л till ов Изтокът. ., с. 139.
66 К р. М и я т е в Цит. съч., с. 74 —76.
67 К Ш к о р п и л. Мегалитические памятники. ИРАИК, X, с. 373 сл.; С т. М и х а и л о в. Нови данни за девташларите около Плиска. —Археология, 1962. №2, с. 11—16.
68 Р. Р а ш е в. Модел на юрта от Девня. — Археология, 1976, № 1, с. 39—45.
89 Р. Раш е в. Прабългарски култов паметник от Мадара. — Археология, 1973, № 2, с. 29— 38, В Б е ш е в л и е в Първобългарски амулета.— ИНМВ, IX(XXIV), 1973, с. 53—55.
34
70 Д. И л. Д и м и т р о в, Г. Марино в. Раннобългарски масов гроб. с. 127—129.
71 Пак там, с. 111 сл.
72 Пак там, с. 113 сл. и особ. с. 115—116
73 В. Б е ш е в л и е в Гръики и латински извори за вярата на прабългарите. — ИНЕМ, VIII — IX, 1929, с. 179—181; Д. Ил. Димитров, Г. Мар инов. Цит. съч., с. 125.
74 В. Б е ш е в л и е в. Религията на прабългарите. БИБ, III, 1931, с. 30 сл. и особ. с. 40—41;
Д. И л. Д и м и т р о в, Г Марино в. Цит съч., с. 123—125.
76 Ст. Станчев. Ст. Иванов Некропо-лът до Новн пазар, с. 163—223; Ст. Иванов. Животински костни остатъци от раннобългарските некрополи във Варнеиско. —ИНМВ, XII(XXVII), 1976, с. 159 сл.
76 В. Н. 3 л а т а р с к и. История на българската държава през средните векове. Т. 1, ч. 1. С., 1970 с. 187 188
77 Д. И л. Д и м и т р о в. Раннобългарски некрополи във Варненско. — Автореф. на дисерт. С., 1975, с. 23—24.
78 Д. И л. Димитров. Археологически Дании , с. 29
79 В. Н. 3 л а т а р с к и История ... I, 1, с. 136—137, 161 -162.
80 А. М. М а н д е л ь ш т а м. Кочевники на пути в Индию. — МИД, 136, 1966, с. 9. и сл.
81 А. М. М а и д е л ь ш т а м. Памятники кочевников кушанского времени в Северной Бактрин. — Труды ТАЭ. т VII. Л., 1975 с. 211—212
82 С. А. Плетнев а. От кочевии к городам, с 43, 185 сл. и особ. с. 188.
83 М. И Артамонов. История хазар.Л ,1962.
81 Пак там, с. 324 сл.
85 Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. Вып. 1. Константин Багрянородный. Об управлении государством. - ИГАНМК. вып-91. М -Л., 1934, с 18.
“Константин Багрянородни. За управление™ на държавата. — В: ГИБИ, V, с. 214.
87 М. И. Артамонов. История хазар, с. 327—328.
88 С. А. Плетнева. Печенеги, горки и половцы в южнорусских степях. — МИА, 62, 1958, с 213—214; И. Й. Л я п у ш к и и. Памятники сал-тово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона. —МИА. 62, с. 148.
89 Ж- Въжарова. Славянски и славянобъл-гарски селища в българските земи от края на VI — XI в. С.. 1965, с. 17 20; Раннославянско н славя-нобългарско селище в м. Стареца край с. Гарван, Силистренско. — Археология, 1966, № 2, с. 21, обр. 4.
90 Л. Б о б ч е в а. Жилищнн и стопанскн сгра-радн ... с. 122 сл.
91 Ж В ъ ж а р о в а. Славяни и прабългари . ., с. 11.
92 Ж- Въжарова. Раннославянско и славя-иобългарско селнще. . ., с. 21.
93 Д. И л. Димитров Номадска керамика..., с. 39 п 46.
91 Непубликувани материалн от разкопки иа ОИМ-Варна.
95 С т. М и х а и л о в, А т. М и л ч е в. Разкопки в Плиска. с. 283, обр. 21.
96 Непубликувани материалн от разкопки на Ал. Кузев от ОИМ-Варна.
97 И. Г. X ы н к у. Некоторые болгарские черты в материальной культуре населения раннего средневековья Молдавии. — Etudes balkaniques, 1975, \’о 4, с. 96—102.
ИЗУЧЕНИЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ РАННИХ БОЛГАР НА ВОЛГЕ
А. X. Халиков (Казань)
В X—XIV вв. в Среднем Поволжье и Прикамье существовало обширное государство, известное под именем Волжской или Волжско-Камской Болгарии, сыгравшее значительную роль в исторических судьбах народов Поволжья и Приуралья.1 В формировании этого государства решающее значение имели болгарские племена, своими корнями уходящие к протоболгарам.2
История Волжской Болгарии, в том числе и ее археологические памятники, начали привлекать внимание исследователей давно. Однако вплоть до середины XX в. этот интерес сводился в основном к памятникам Болгарии развитой поры, т. е. к памятникам сформировавшегося государства. Все исследователи, в той или иной мере касавшиеся истории Болгарии, признавали факт возникновения государства на базе болгарских племен, пришедших из более южных районов и в той или иной степени связанных с т. наз. болгарами Аспаруха, проникшими в VII в. на Дунай. Первым этот факт отметил в середине XVIII в. еще В. Н. Татищев.3 Однако вопрос о том, как и когда появились болгары на Волге, что представляли они в археологическом отношении, оставался фактически долгое время открытым. Этому прежде всего препятствовало отсутствие археологических памятников ранних болгар на Волге.
Показательно в этом отношении опубликованное в 1921 г. исследование В. Ф. Смолина, посвященное, как гласит подзаголовок, „разбору главнейших теорий"1. В работе действительно разбираются предположения многих авторов, так или иначе касавшихся вопроса о ранних болгарах — от Енгеля и Клапрота до Златарского и Фирсова. Однако все эти предположения, сводящиеся в основном к возможной — то славянской5, то финно-угорской6, то к гунно-тюркской7, то к про-точувашской8 — этнической интерпретации ранних болгар, опирались в большинстве случаев на лингвистические сопоставления и почти никогда не подкреплялись достоверными, и в первую очередь, археологическими материалами.
Первую попытку выделения археологиче-ческой культуры ранних болгар на Волге предпринял один из ведущих советских болгароведов А. П. Смирнов. В статьях, опубликованных еще в предвоенные годы8, им были
выдвинуты основные положения о путях формирования культуры ранних болгар на Волге, которые А. П. Смирнов отстаивал до конца своей жизни. Наиболее четко эти положения были сформулированы в специальной статье, посвященной анализу археологических данных о сложении культу ры волжских болгар10 и в большой монографии „Волжские болгары"11.
А. П. Смирнов считал, что культура волжских болгар сформировалась в результате наложения культуры пришедших в VI—VII вв. н. э. из Приазовья болгар на культуру местного населения — „потомков ананьинско-пья-ноборской и городецкой культур"12. Приазовские болгары, по его мнению, „нздавно заселяли эти области и входили в число скифских, или, вернее всего, меотских племен"13, а позднее „в состав аланских племен"11, или сармато-алан. По мнению А. П. Смирнова, „в материальной культуре болгар сарматоаланский элемент сказывается и в керамике и в ювелирных изделиях"15.
А. П. Смирнов был сторонником восточноевропейского (приазовско-севернокавказского) происхождения болгарских племен на скифосарматской основе, которые подверглись тюр-кизации со стороны гуннов,16 испытали на Нижней Волге сильное славянское воздействие17 и затем одновременно (в VI—VII вв., по другим работам в VIII в.18) и массово переселились на Среднюю Волгу.
Несколько иной точки зрения придерживался казанский историк и археолог Н. Ф. Калинин, который полагал, что уже задолго до появления болгарских племен в Волго-Камье наблюдалось проникновение тюркоязычных племен,19 а „приход болгарских племен с юга. . . происходил путем постепенного просачивания в течение многих веков"20.
Однако все эти высказывания носили преимущественно предположительный характер. Археологических фактов у исследователей, подтвержающих приход болгар на Волгу, все еще не было. Дело начало изменяться в 50-е годы, когда на Волге были открыты первые археологические памятники ранних болгар.
В 1950 г. на территории больницы с. Большие Тарханы Тетюшского района Тат. АССР на правом берегу р. Волги был открыт могильник,21 отнесенный исследователями к ранним болгарам. Широкие раскопки могиль
36 Плиска-Преслав, 2. София, 1981
ника были проведены В. Ф. Генингом и А. X. Халиковым в 1957 и 1960 гг.22 Дополнительные раскопки с целью уточнения стратиграфии памятника проводились в 1970 г. Е. А. Халиковой.23
В 1953 г. Н. Я. Мерперт на южной окраине бывшего с. Каибелы Ульяновской области, на левом берегу Волги, открыл и исследовал другой раннеболгарский могильник.24 Первая научная интерпретация этих чрезвычайно важных памятников была проведена Н. Я- Мер-пертом, который, сопоставив их погребальный обряд и инвентарь с синхронными донецкими и дунайскими памятниками, отнес их к ранним болгарам и полагал, что они впервые археологически подтверждают „приход на среднюю Волгу большой и компактной группы приазовских болгар, принесших с юга новые для этих мест культурные традиции"23.
Н. Я- Мерперт считал, что болгары связаны „своим происхождением прежде всего с конкретной группой тюркоязычных племен, проникших еще в догуннскую эпоху в область Западного Прикаспия, а потом и в Северное Причерноморье"28, и что „уже с VI в. термин „болгары" употреблялся в собирательном смысле27. Он считал, что археологически „определенная часть памятников салтовской культуры принадлежала болгарским племенам"23. В свою очередь салтовская культура, по его мнению, выросла на базе сармато-аланской культуры „Предкавказья, испытавшей в первом тысячелетии нашей эры некоторое влияние со стороны двигавшихся из Азии кочевых племен"29.
В 1962 г. вышла книга ЛЕ И. Артамонова „История хазар", где мельком рассматривался вопрос и о ранних болгарах на Волге.30 Хотя в этой работе собственно раннеболгарские памятники Среднего Поволжья и не фигурируют, однако та глубокая характеристика эпохи, которая дается автором, имеет чрезвычайно важное значение для понимания истории ранних болгар на Волге.
В 1964 г. В Ф. Генингом и А. X. Халиковым была опубликована монография, специально посвященная вопросам археологии и истории ранних болгар на Волге.31 Основную часть монографии составляет публикация материалов раскопок I Больше-Тарханского могильника, где было вскрыто в общей сложности более 365 погребений (358 — в 1957, 1960 гг., 7 — в 1971 г.), что составляет около половины предполагаемого числа захоронений, совершенных во 2-й половине VIII, 1-й половине IX вв.32 Могильник не сохранил внешних признаков. Вскрытые на памятнике могилы преимущественно простых форм располагались рядами, вытянутыми в меридиональном направлении. 65% захоронений совершено в простых ямах, очевидно, в гробах; 35 — в ямах с заплечиками, расположенными на высоте 30—50 см от дна. В последних предполагается положение умерших без гробов с перекрытием из поперечных плах на заплечиках. Глубина ям в среднем 100—150 см.
Погребенные преимущественно одиночные, но есть и парные; лежали на спине вытянуто головой на запад. Большая часть погребенных (70%) взрослые, около 20% —детские и под ростковые.33
Более половины захоронений было ограблено в древности, что затрудняет решать вопрос о сопровождающем погребальном инвентаре. Но он, очевидно, был обязательным. Как установила Е. А. Халикова при контрольных раскопках над могилами, очевидно, были и поминальные комплексы в виде костей животных.
На дне могил и в засыпи встречались угли и редко обугленные предметы, возможно, упавшие из поминальных костров. Погребенные часто сопровождались остатками мясной пищи — на дне многих могил встречены кости лошадей, коров, овец (при взрослых захоронениях), реже птиц, рыб (в детских могилах), а также водой и напитками (по Ибн-Фадлану „набпзом") в глиняных и деревянных сосудах.34
Сосуды, обнаруженные преимущественно в изголовье погребенных, представлены приземистыми гончарными кувшинами и кринками (около 70 сосудов) серого цвета, покрытых по поверхности сплошным, реже штриховым лощением, нередко несущим и орнаментальные функции. На днищах четверти таких сосудов имеются гончарные клейма-тамги. Около 40 глиняных сосудов — лепные горшки и чаши. Деревянные сосудики имели форму круглодонных чашек с прикрепленными к краю горизонтальными ручками.35
Почти треть взрослых захоронений (почти все мужские) сопровождалась интересным комплексом — обычно в ногах, нередко на уровне заплечиков, располагались череп и ножные кости коня (сложенная вместе шкура коня с головой и конечностями). Л1ужские погребения сопровождались оружием— колчан со стрелами (от 1 до 4), очень редко сабля, копье почти всегда с ножом и комплексом огнива, конской сбруей — удила, стремена; женские — ножом, шилом, иглой, пряслицем, украшениями.38
Авторами было определено, что „погребальный обряд Бочьше-Тарханского могильника близок к обряду таких могильников, как Кай-бельский на Средней Волге, Зливкинский, Покровский, часть Салтовского на Харьковщине, Левобережного Цимлянского на Дону, болгарская принадлежность которых убедительно была доказана Н. Я. Мерпертом", а погребальный инвентарь — к салтово-маяц-ким древностям. На этом основании был сделан важный вывод о том, „что Больше-Тархан-ский могильник оставлен группой болгарского населения, откочевавшего из Подонья или Приазовья где-то в конце VII—nanaTeVIl 1 вв."37
В разделе, написанном. В. Ф. Генингом, предпринята попытка рассмотреть не только приазовские и северокавказские истоки болгарских племен, пришедших на Волгу, но и наметить более древние корни, уходящие к кочевым племенам Восточного Казахстана и
37
Юго-Западной Сибири. В связи с этим была отвергнута сармато-аланская теория происхождения протоболгар.38
В книгу авторы включили сведения и о других памятниках, которые, по их мнению, отражают культуру ранних болгар на Волге. Так, в 1960 г. J с. Большие Тарханы были обнаружены остатки еще одного раннеболгарского могильника, названного II Больше-Тар-ханским.39 Здесь были исследованы остатки двух погребений. Повторный осмотр в 1970 г. показал полную разрушенность памятника. Была отмечена большая близость погребального обряда и инвентаря I Больше-Тархан-ского могильника к исследованному Н. Я. Мерпертом Кайбельскому могильнику.40
В 1961 г. казанские археологи (Е. П. Казаков, Е. А. Халикова, А. X. Халиков) начали широкое изучение еще одного чрезвычайно важного для понимания истории и культуры ранних болгар на Волге памятника — Танкеевского могильника, расположенного на левом берегу Волги у с. Танкеевка Куйбышевского района Татарской АССР. Систематические работы, ведущиеся на памятнике и по сей день Е. П. Казаковым, вскрыли более 1000 погребений,41 отнесенных ко времени IX—X вв., с возможным заходом в начало XI в.42
Могильник — грунтовой, по обряду погребения и погребальному инвентарю значительно более сложный, чем I Больше-Тарханский, что заставило первоначально высказать мысль о неболгарском происхождении оставившего его населения.43 Детальное исследование, с привлечением значительно более широкого материала, погребального обряда44 и погребального инвентаря,46 проведенное соответственно Е. А. Халиковой и Е. П. Казаковым, показало, что здесь присутствует и несомнен ный болгарский комплекс, равнозначный или близкий основному содержанию I Больше-Тарханского могильника. Вместе с тем наблюдается и значительное своеобразие, что связано, с одной стороны, с несколько более поздним временем жизни оставившего его населения, уже практически обитавшего в период образования государства волжских болгар, а с другой — с вхождением в составе этого населения и не болгарских компонентов.
К числу особенностей могильника следует отнести наличие в его восточной и южной окраине мусульманских захоронений, произведенных по Е. А. Халиковой в X, начале XI вв.40 Погребальный обряд языческой (преобладающей) части могильника по ряду особенностей (грунтовой могильник с обрядом ингумации; простые ямы с гробовищами и ямы с заплечиками, расположенные рядами; наличие погребальных и поминальных комплексов, в т. ч. и положение шкуры коня с головой и конечностями; преобладающая ориентация погребенных головой на запад; сопровождение погребальным инвентарем, в т.ч. и сосудами) действительно близок больше-тарханскому и через него к раннеболгарскому.
Вместе с тем здесь отмечается и своеобразие, не характерное для раннеболгарских могильников, — это прежде всего наличие своеобразных лицевых покрытий, погребальных масок на лицах некоторых умерших,47 более широкий обряд поминания,48 значительный процент погребений с восточной ориентацией49.
Известные особенности наблюдаются и в погребальном инвентаре, в целом близком к больше-тарханскому и через него к болгаро-салтовскому.50 Однако, в отличие от Больше-Тарханского могильника, в Танкеевском четко выделяется еще один весьма выраженный этнокультурный пласт, представленный лепной круглодопной керамикой, шумящими подвесками, коньковыми привесками и пр., имеющий прикамско-приуральские истоки в памятниках т. наз ломоватовского круга.51 Все это позволило высказать интересную мысль о том, что основу населения Танкеевского могильника и близких ему памятников (Тетюшский, Кокрятьский могильники, Хрящевское погребение) составили прикамско-приуральские, а основу населения памятников типа Больше-Тарханского могильника — болгаро-салтов-ские племена.82 Таким образом определилась многокомпонентность населения Волжской Болгарии в период его формирования.
Параллельно с открытием в Среднем Поволжье и Прикамье раннеболгарских памят ников шло изучение и памятников предбол-гарского времени. В 1946 г. вЗакамье в 1948 г. в Предкамье и в 1949 г. в Предволжье экспедицией Н. Ф. Калинина была открыта серия своеобразных поселений (городищ и селищ) с грубой плоскодонной керамикой, культура которых была названа имвосточно-буртасской.53 А. П. Смирнов, исследовавший памятники подобного типа на территории Болгарского городища, относил их к городецкой или поздне-городецкой культуре.54 В 1953—1954 гг. было широко изучено Именьковское городище — типичное укрепленное поселение этой культуры,55 а в 1956—1957 гг. оригинальный комплекс памяников именьковского типа у с. Рож-дествено на р. Меше, в котором наибольший интерес .представил могильник V—VII вв. до н. э. с обрядом трупосожжения.56 Впоследствии памятники именьковской культуры67 широко изучались и исследуются до сих пор П. Н. Старостиным.68 Исследователи этой культуры полагают, что древние именьковцы, расселившиеся в предболгарское время почти по всей зоне будущей территории Волжской Болгарии (от р. Белой на востоке — до р. Суры на западе, от р. Камы на севере — до Самарской Луки на юге), были древнетюркскнми племенами, возможно, говорившими на проточуваш-ском языке.59 Но высказались и другие мнения, например, о принадлежности памятников именьковского типа протомадьярам.60
Хотя до сих пор и остается открытым вопрос о том, какое участие приняли именьков-ские племена в формировании населения Волжской Болгарии и какое отношение они имели к ранним болгарам, однако выдвинутая точка
38
зрения о тюркоязычности их этноса заставила по-новому смотреть на вопрос о начале тюркиза-ции края. В частности, была высказана мысль о возможной доболгарской тюркизации края двумя вочнами — тураевско-именьковской, относящейся к эпохе гуннских нашествий 111—V вв. н. э., и неволинско-поломской, относящейся к эпохе тюркских каганатов VI—VII вв. н. э.81
В 60-е годы на Средней Волге и Нижней Каме начали выявляться и изучаться первые поселения ранних болгар. Вопрос о них был постав чей еще А. П. Смирновым,82 но к сожалению, им раннеболгарскими считались поселения, относящиеся уже к периоду Волжской Болгарии п содержащие в основном материалы, характерные для сформировавшейся болгарской культуры83. Широкие разведочные работы, проведенные преимущественно казанскими археологами по выявлению болгарских памятников в Среднем Поволжье84 и особенно в зоне Куйбышевского водохранилища в пределах Тат. АССР,85 привели к открытию большого числа раннеболгарских поселений, содержащих т. наз. салтовскую горшечную керамику88.
Кардинальное значение для их определения имеют работы С. А. Плетневой, посвященные характеристике не только керамики,87 но и всего комплекса культуры памятников салтово-маяцкого типа,88 датированных VIII — началом X вв.
Т. А. Хлебниковой на основании изучения ряда раннеболгарских поселений (Мало-Пальцинское на Волге, Остолоповское и Алексеевское на Каме и др.), кроме основной массы общеболгарской гончарной керамики ремесленного производства, удалось выделить несколько своеобразных керамических групп, свидетельствующих о сложном этническом составе населения88 Волжской Болгарии в период его формирования. Так в керамических материалах Остолоповского селища,70 кроме общеболгарской, ею выделены следующие группы:
1 — керамика типа „Джуке-Тау“ с примесью крупнозернистого песка и мелкого шамота, возможно, имеющая южноказахстанские истоки;71
2 , 3, 4 — горшковидная, плоскодонная керамика салтово-маяцкого типа, внутри различающаяся по примесям и деталям формы;
5 (три подгруппы) — круглодонная лепная керамика с примесью в тесте толченных раковин, горшковидных форм, аналогичная керамике позднеломоватовских памятников, особенно бассейна р. Сылвы.72
На основании этих работ Т. А. Хлебникова высказала интересную и плодотворную мысль о том, что появление салтово-маяцкой керамики в раннеболгарских поселениях следует связать со второй волной бочгарских племен, переселившихся из районов Подонья в Нижнее Прикамье на рубеже IX—X вв.73В целом поддерживая эту идею, нам хотелось бы заметить, что горшечная керамика салтово-маяцкого типа известна и в более ранних памятниках
ранних болгар на Волге, в частности, в погр. 347 Болыпе-Тарханского могильника.71 Поэтому следует полагать, что вторая волна болгарского переселения началась, очевидно, несколько раньше, скорее в первой половине IX в.
С этой волной довочьно массового переселения болгар, очевидно, следует увязать уход не позже середины IX в. из районов Нижнего Прикамья протомадьярских племен, что отчетливо фиксируется после изучения Е. А. Халиковой весьма своеобразного и чрезвычайно важного для понимания сложных историко-этнических процессов, происходивших в Волго-Камье в IX в., Больше-Тиганского могильника.75 Как достаточно убедительно удалось доказать автору, этот памятник вместе с серией близких ему памятников Прикамья и Приуралья, содержащих т. наз. кушнаренков-скую керамику и характерный набор других предметов при определенной общности погребального обряда, был оставлен древними венгерскими племенами, создавшими в VI— IX вв. н. э. в лесостепной полосе Прикамья и Приуралья легендарную страну Magna Hungarian8
В связи с вопросом о времени проникновения и бытования горшечной салтово-маяцкой керамики на территории Волжской Болгарии особое значение приобретают широкие археологические исследования, развернувшиеся в последнее десятилетие на территории Бплярского городища, где предполагается размещение первой столицы Волжской Болгарии города Биляра-Булгара, или Великого города.77 В керамических комплексах из ранних отложений культурного слоя не только самого городища,78 но и окружающих его неукрепленных посадов,78 кроме общеболгарской ремесленной керамики, выявлены примерно те же группы лепной и близкой к ней гончарной посуды, что и на вышеотмеченных раннеболгарских поселениях. Преобладающими среди них являются салтово-маяцкая и прикамско-приуральские группы, достаточно подробно рассмотренные Н. А. Кокориной.80
Многолетние наблюдения показали, что первая группа (салтово-маяцкая) керамики бытует здесь только в X в. (ее уже нет в закрытых комплексах конца X и рубежа X—XI вв.),81 а вторая группа (прикамско-приуральская) продолжает сохраняться в более поздних отложениях82. Совместно с первой группой довольно часто встречаются оригинальные глиняные крышки с пестикообразнымн ручками, получившие название „билярских"83.
Итак, широко исследованные поселения раннеболгарского периода выявили примерно ту же картину, что и могильники — многоком-понентность культуры оставившего их населения. При этом, наряду с несомненно болгарскими (раннесалтовскнм и позднесалтовским) компонентами, выявлены и комплексы, особенно керамические, имееющие прикамско-приуральские, северно-среднеазиатского (ранние хорезмийские) и южно-казахстанские истоки. Изучение этих материалов, проводя
39
щееся в настоящее время Т. А. Хдебниковой, очевидно, позволит вплотную подойти к решению вопроса об этнокультурных корнях населения Волжской Болгарии в период его формирования.
Следует заметить, что многокомпонентность населения Волжской Болгарии в период его формирования отмечают и антропологи, выделяющие в антропологическом типе ранних болгар, с одной стороны, комплексы смешанного европеоидно-монголоидного облика (см. материалы Б.-Тарханского могильника)/1 а с другой — комплексы европеоидного облика, характерные для Прикамья и Приуралья (см. матералы Танкеевского и Билярских могильников)85. Работы в этом плане ведутся и палеозоологами, установившими, с одной стороны, значительное породное отличие домашних животных ранних и домонгольских болгар от домашних животных местного края,88 а с другой — показавшими их близость к до-машным животным предболгарского (пменьков-ского) населения и населения азиатских степей87.
Накопленные материалы в целом позволяют наметить следующую рабочую схему формирования населения Волжской Болгарии и участия в этом процессе протоболгар-ских племен.
Все имеющиеся данные позволяют утверждать, что население Волжской Болгарии в' основном формировалось на базе включавшихся несколькими волнами в Поволжье и Приуралье преимущественно тюркоязычных, тюр ко-угорских и угорских племен, почти постоянно ассимилировавших местное преимущественно финноязычное население.
Результатом наиболее раннего прихода нового населения в гуннское время (IV—V вв. н. э.) следует считать формирование имень-ковской культуры с господством трупосожже-ния в погребальном обряде.
Не позже рубежа VI—VII вв. в Приуралье из районов Западной Сибири проникают тюркоугорские племена (неволинско-кушнаренков-ский круг памятников), среди которых, вероятно, были не только предки мадьяр, но и сибирские родственники протоболгар. Почти
одновременно в юго-западных районах Среднего Поволжья наблюдается концентрация нового населения, которое можно увязывать с протобуртассами.
Ближе к середине VIII в., точнее после арабских походов на Северный Кавказ и Нижнюю Волгу в 735 г., на Средней Волге появляются собственно болгары (возможно, бар-силы или берсула, серебряные болгары), оставившие памятники типа Кайбельского и Болыие-Тарханского могильников.
Во 2-й половине VIII и на рубеже VIII— IX вв. в районы Нижнего Прикамья вплоть до левобережья Средней Волги происходит с востока сдвиг приуральских племен, входивших в область Великой Венгрии и оставивших памятники типа Больше-Тиганского могильника.
В 1-й половине IX в. преимущественно в левобережные районы Средней Волги и Нижней Камы проникают новые группы протоболгар (возможно, баранджары и савиры) с ярко выраженной горшечной керамикой сал-тово-маяцкого типа. Почти одновременно наблюдается сдвиг среднекамского (ломоватовско-поломского) населения, принесшего круглодонную горшковидную керамику с примесью в тесте толченных раковин прикамско-приуральского облика. Возможно, в этих племенах следует усматривать неизвестных на юге эсегель (эскел, ашкл).
В результате болгары и соединившиеся к ним другие, преимущественно тюркоязычные племена не позднее середины IX в. вытеснили из Волго-Уральского региона протомадьяр, появившихся в 895 г. в Паннонии.
В течение всего I тыс., особенно второй ее половины, очевидно, происходило включение в Волго-Камье и более юго-восточного (среднеазиатского и южно-казахстанского) населения, что наглядно отображается в керамических комплексах раннеболгарских поселений.
В X в. на основе всего предыдущего накопления в условиях образовавшегося государства Волжской Болгарии идет активный процесс формирования болгарской народности, завершившийся к XI—XII вв.
1 А. П. Смирнов. Волжские булгары. — Труды ГИМ, вып. XIX, М., 1951; История Татарской АССР. Казань, 1968.
2 В. Ф. Г е н и н г, А. X. X а л и к о в. Ранние болгары на Волге. М., 1964; С. А. Плетне-в а. От кочевий к городам. М., 1967.
3 В. Н. Т а т и щ. е в. История Российская. Т. I. Л., 1962, с. 326.
4 В. Ф. С м о л и н. К вопросу о происхождении народности камско-волжских болгар. Казань, 1921.
5 Сторонники славянской теории Ю. Венелин, Д. И. Иловайский, В. М. Флоринский.
6 К финно-уграм болгар относили Тунмани. Ен-гель, Клапрот.
7 См. работы В. Г. Веселовского, А. К уника, В. Радлова.
8 См. работы Н Ильинского. Н. Ашмарина, В. Смолина.
9 . А. П. Смирнов. О возникновении государства волжских булгар. — ВДИ, 1938, А° 2; Очерки по истории древних булгар. Труды ГИМ, вып. XI, 1940.
10 А. П. С м и р н о в. Новые археологические данные о сложении культуры волжских булгар. КСИИМК, вып. LX, 1951.
11 А. П. С м и р н о в. Волжские булгары, с. 10—27; Н. Я- М е р п е р т. Вопросы происхождения булгар. — В книге А. П. Смирнова „Волжские булгары". — СА, XVII, 1953.
42 А. П. Смирнов. Новые археологические данные. . ., с. 20.
13 Там же, с. 24.
14 Там же, с. 26
13 А. П, См и р но в. Новые археологические данные. . ., с. 26.
18 А. П. Смирнов. Волжские болгары. — В: Очерки истории СССР IX—XIII вв. М., 1956, с. 648.
40
17 Л. П. С м и р и о в Древиеславянскпе памятники Нижнего и Среднего Поволжья. —СЭ, 1948, № 2
18 А. П. Смирнов. Волжские болгары. . ., с 687; Археологические исследования Ульяновского областного краеведческого музея в 1957 г. Ульяновск, 1958 с. 29.
18 Н. Ф. К а л и н и н. К вопросу о происхождении казанских татар. — В: Происхождение казанских татар. Казань, 1948, с. 93.
20 История Татарской АССР. Казань, 1950, с 79.
21 И. Ф. Калинин, Л. X. X а л н к о в. Итоги археологических работ 1945—1952 гг. Казань, 1954, с. 54.
22 В. Ф. Г е н п н г, А X. X а л и к о в. Указ, соч.
23 Е. А. Халикова, А. X. Халиков. Раскопки в Бпляре Тетюшского могильника и караван-сарая. — АО 1970, М., 1971, с. 144.
24 А. П. Смирнов, Н. Я- Мер пер т. Из далекого прошлого народов Среднего Поволжья. В: По следам древних культур. ЛЕ. 1954, с. 36.
25 Н. Я- М е р п е р т. К вопросу о древнейших болгарских племенах. Казань, 1957, с. 35.
-8 Н. Я. Мерперт. Кочевые племена в средней полосе Восточной Европы. — В: Очерки истории СССР III IX вв. ЛЕ. 1953, с. 553.
27 Там же.
23 Н. Я Мерперт Вопросы происхождения булгар. . ., с. 281.
29 И Я. Мерперт О генезисе салтовской культуры. КСИГ1Л1К, вып. XXXVI, 1951; К вопросу о древнейших болгарских племенах. . ., с. 30.
30 АЕ И. А р т а м о и о в. История хазар. Л , 1962, с. 207.
31 В. Ф. Г е и и н г, А. X. X а л и к о в. Указ.соч.
32 Там же, с. 155.
3: 1 Там же, с. 8 31. В последние годы погребальный обряд этого могильника был подвергнут математической обработке с применением ЭВМ А. В. Кочкиной и И. А. Кузнецовой под руководством Е. А Беговатова и Е. А. Халиковой
34 В. Ф. Г е н и н г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч , с. 25—26.
35 Там же, с 31—43.
36 В. Ф. Г е и и н г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 31—63.
37 Там же, с. 65—66.
38 Там же, см. гл. III.
38 В. Ф. Генин г, А. X. Халиков. Указ, соч., с. 67—69.
40 Там же, с. 69—72.
41 См. сводку в статье Е. П. Казакова, помещенной в настоящем сборнике.
42 Е. II. К а з а к о в. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника. В Вопросы этногенеза поркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань 1971, с. 146.
43 В. Ф. Г е н и и г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 85.
44 Е. А. Халиков а. Погребальный обряд Танкеевского могильника. — В Вопросы этногенеза тюркоязычных пародов Среднего Поволжья. Казань, 1971.
45 Е П. К а з а к о в Указ. соч.
48 Е. А. Халиков а. Погребальный обряд. . ., с. 67.
47 Е. А. Халиков а Погребальный обряд. . ., с. 81—82; Е П. К а з а к о в Указ, соч., с. 123.
48 Е. А. Халиков а. Погребальный обряд. ., с. 85.
48 Там же, с. 74
50 Е. П. Казаков. Указ, соч., с. 149
51 Там же, с. 149
82 В. Ф. Г е и и и г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 84—85; см. также статью Е. П Казакова в настоящем сборнике.
53 Н. Ф Калин ц н. Экспедиция по западным районам Татарской АССР. — КСИИМК, вып. XLIA', 1952; Н. Ф. К а л и и и н, А. X. X а л и к о в Итоги археологических работ. ., с. 44—63.
54 А. П Смирнов. Новые археологические данные. . .; Железный век Чувашского Поволжья. —-МИА, 95, 1961,
55 Н. Ф. К а л инии, A X. X а л п к о в. Именьковское городище. МИ А, 80, 1960.
58 В. Ф Геи и и г, В. Е. С т о я и о в, Т. А. X л е б и и к о в а, И. С. В а и и е р, Е. П. Казаков, Р К. В а л е е в. Археологические памятники у с. Рождествено. Казань, 1962.
57 Так она была впервые названа В. Ф. Генин-гом - см. В. Ф. Г е н и н г. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа — ТКФАН, сер. гу м. наук, вып. И, Казань, 1959.
38 П. Н. С т а р о с т и н. Памятники именьков-ской культуры. —САИ, Д! 32, 1967; см. его статью в настоящем сборнике.
58 П. Н. Старости и. Этно-культурные общности предбулгарского времени в Нижнем Прикамье. - В: Вопросы этногенеза тюркоязычиых народов Среднего Поволжья. Казань, 1971, с. 53; А. X. X а л и к о в. Истоки формирования тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья. — В: Вопросы этногенеза тюркоязычиых народов Среднего Поволжья. Казань, 1971, с. 1.3 и сл.
60 П. Д. Степанов Ош-Папдо. Саранск, 1967.
81 А. X. X а л и к о в. Истоки формирования. .; К вопросу о начале тюркизацпи Среднего Поволжья.— СЭ, 1972; № I
82 А. П. С м и р и о в. Железный век Чуваш ского Поволжья. . ., с. 135 и сл.
83 В. Ф. Ге и и и г, А. X. X а дико в. Указ, соч., с. 89 и сл
84 Р. Г Ф а х р у т д и и о в. Археологические памятники Волжско-Камской Болгарии и ее территория. Казань, 1975, с. 16 и сл.
85 Р. С. Г а б я ш е в, Е. П. К а з а к о н, П. И Старостин, А X. Халиков, Г. А. Хлебникова. Исследования зоны Куйбышевского водохранилища в пределах Тат. АССР. — Археология и этнография Татарии, в. 2, Казань, 1976.
88 Т. А. Хлебникова. Некоторые итоги исследования болгарских памятников Нижнего Прикамья. — СА, 1974, № 1; Е. П К а з а к о в, Г. А. Хлебников а. Раннеболгарские памятники .
87 С. А. Плетнев а. Керамика Саркела-Бе-лой Вежи. — МИА, 75, 1959.
88 С. А. П л е т и е в а. Ог кочевий к городам. — МИА, 142, 1967.
88 См. статью Т. А. Хлебниковой в настоящем сборнике.
70 Т. А. X л е б и и к о в а. Некоторые итоги ., с. 60 и сл.
71 Т. А. Хлебников а. Алексеевское городище. — В: Вопросы этногенеза тюркоязычиых народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. с. 174.
72 Т. А. Хлебников а. Некоторые итоги. . ., с. 64—65.
73 Т А Хлебников а. Некоторые итоги. . ., с 67.
71 В. Ф. Г е*и и и г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., табл. VII, 4.
78 Е. А. X а л и к о в а. Болыпе-Тигапскпй могильник. - СА, 1976, № 2.
78 Е. A. X а л и к о в а Ранпевеи герские памятники Нижнего Прикамья и Приуралья. — СА, 1976, № 3
77 Исследования Великого города. ЛЕ, 1976.
78 А. X. X а л и к о в. История изучения Би-лярского городища и его историческая топография. — В' Исследования Великого города, с 45.
78 Ф. Ш. X у з и и. Отчет о разведочных работах в окрестностях Билярского городища в 1975 г.; см. Отчет Бплярской экспедиции КГУ и АН СССР за 1975 г., с. 83 и сл.
88 Н. А. К о к о р и и а. Лепная и близкая к ней керамика Билярского городища (по материалам 1967—1971 гг.) — В. Исследования Великого города.
81 Например, в материалах основного заполнения ямы № 5, вскрытой в траншее между XV и XVI раскопами и датированной концом X в. (см. A. X. X а л и к о в, Р. Ф. Шариф у л л и и. Караван-сарай древнего Биляра. — В: Расследования Вели
6 Плиска — Преслав, т. 2
41
кого города, с. 100) совершенно нет керамики салтово-маяцкого типа (см. Г В Григорьева, Л. С. Т е р е х и н а, Н. А. Терехина, А. X. Халиков Гончарная керамика Билярско-го городища. — В: Исследования Великого города, с. 196).
м Н. А. Кокорина. Указ, соч., с. 227.
83 А. X. Халиков. История изучения, с. 45.
84 М. С. А к и м о в а. Материалы к антропологии ранних болгар. — В: В. Ф. Г е н и н г, \ X. Халиков. Указ, соч., с. 185.
8л С. Г. Ефимов а. Антропологические материалы из Билярских некрополей. В: Исследова ния Великого города, с. 177.
86 А. Г. П е т р е и к о. Изучение костных остат ков животных из раскопок Билярского городища в 1967- 1971 гг. В: Исследования Великого города.
87 А. Г. Петре и к о. Некоторые особенности развития животноводства I тыс. н э. у пришлых племен Волжске-Камского края. — В Вопросы этногенеза гюркоязычиых народов Среднего Поволжья Казань, 1971, с. 63.
42
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ СЛЕДЫ ПРЕБЫВАНИЯ ДРЕВНИХ БОЛГАР НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
В. Б. Ковалевская (Москва)
Если мы обратимся к истории и археологии Северного Кавказа в эпоху раннего средневековья, то принуждены будем сказать, что этногенетические вопросы относятся к числу наиболее дискуссионных. Среди них одним из наиболее сложных является вопрос о том, как вычленить тюркский компонент, наличие которого на Северном Кавказе по письменным источникам, начиная с середины I тыс. н. э., безусловно.
Мы рассмотрим только один из вопросов, имеющих отношение к этому кругу проблем — археологические следы пребывания ботгар-ских племен на Северном Кавказе на основании анализа керамического материала. До самого последнего времени все сведения о раннеболгарских племенах, их происхождении, передвижениях, взаимодействии с другими племенами и народами мы могли черпать только из анализа письменных источников.1 Археологические материалы документировали интересующие нас вопросы только с VIII—IX вв., со времени существования салто во-мая цкой культуры, что же касается V—VIII вв., то археологические комплексы, которые можно было бы с полной уверенностью отнести к болгарам, оставались неизвестными. Исследованиями советских и болгарских археологов выяснено, что для VIII—IX вв. признаком болгарской принадлежности следует считать брахикранный антропологический тип погребенных, использование грунтовых ям с заплечиками, относительную немногочисленность керамики, юртообразные жилцща. Представляет интерес, во-первых, рассмотрение этих признаков для северокавказских древностей, а, во-вторых, углубление исследования с хронологической точки зрения. Надо постараться найти следы тех болгар, именами которых пестрят сообщения византийских, восточных и закавказских авторов VI—VIII вв. н. э.
Рассматривая во всем многообразии материальную культуру Северного Кавказа IV— IX вв., мы ставим перед собой задачу охарактеризовать черты, свидетельствующие о ее единстве, и выделить подгруппы, отличающиеся по ряду признаков между собой. Картографирование выделенных групп и сопоставление полученных результатов с данными по этнографии Кавказа, опирающимися на анатиз письменных источников, позволят их связать
с определенным этносом. Принятой нами методикой является выделение типичных черт аланской культуры, общих для всей территории и специфичных для тех районов (в частности для Центрального Предкавказья), где предки алан живут до наших дней.
Посмотрим, как помогает решению поставленной нами цели анализ раннесредневековой керамики Северного Кавказа. Подчеркнем, что по-разному идет исследование, имеем ли мы в нашем распоряжении целые формы из погребальных памятников или фрагменты керамики из культурного слоя поселений. Начнем с того, что процентное соотношение основных групп посуды (столовой, кухонной и тарной) различно в могильниках и поселениях. Так 1150 сосудов IV—X вв., происходящих в своем подавляющем большинстве из погребений Северного Кавказа и изученных мною, дают 96,3% тарной и столовой посуды (причем кувшины в ней достигают 92,6%) и всего лишь 3,7 “о — кухонной. Соотношение это, выдерживающееся для большой части памятников Северного Кавказа, ни в коей мере не характеризует особенностей гончарного производства, оно является отражением особенностей погребального обряда, когда кладут не столько зау покойную еду, сколько заупокойное питье. Если же мы займемся изучением керамики из поселений,2 то кухонная керамика будет составлять 77,7%, при 20,9% тарной и всего 1,4% столовой. Следовательно, кухонная керамика встречена в погребениях примерно раз в 20 реже, чем в поселениях, а столовые кувшинчики, кружки и чарочки—раз в 80 чаще.
Посмотрим, о чем может свидетельствовать количество сосудов в погребении?
Рассмотрим этот вопрос ретроспективно. В салтово-маяцкой культуре, как заметила С. А. Плетнева, те катакомбные могильники, которые исследователи связывают с аланами, содержат большее количество керамики, чем грунтовые могильники, связываемые с болгарами.3 В Нови-Пазарском могильнике комплексы, содержащие керамику, составтяют около трети всех погребений, причем только в каждом четвертом из них найдено по два сосуда, в остальных случаях — лишь по одному.4 В Больше-Тарханском могильнике, справедливо отнесенном его исследователями к болгарам, на 358 исследованных погребений
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
43
(больше половины которых ограблены в древности) приходится сто одно, содержащее керамику (117 сосудов).5
Анализируя распределение погребений с различным числом сосудов в болгарских памятниках Поволжья и Болгарии (табл. I), мы видим, что в могильниках число погребений, содержащих керамику, составляют около трети всех погребений (Среди них преобладают погребения, имеющие по одному сосуду.).
Если мы для сравнения проанализируем некоторые из раннесредиевековых могильни ков Северного Кавказа, то получим иные цифровые показатели. Так в катакомбном могильнике VI—VIII вв. Байтал-Чапкан, тщательно исследованном Т. М. Минаевой,® на одно погребение в среднем приходится около трех сосудов. Благодаря тому, что за одним исключением все катакомбы Байта т-Чапкана представляют собой одиночные погребения, удалось определить количество сосудов в зависимости от пола и возраста погребенных. На одно женское погребение приходится 3,8 сосудов, мужское — 2.8 сосуда и детское — 2,5 сосуда. В подземных склепах Гпляча верховьев Кубани V— VIII вв.7 на 19 склепов приходится коллекция в GO сосудов, причем количество сосудов в погребении колеблется от одного до шести, составляя в среднем три (причем для V в. число сосудов в погребении в среднем составляло 4,4, тогда как позже, в VI—VIII вв. — 2,7). В катакомбном могильнике Мокрая Балка, представляющем в настоящее время один из самых крупных раскопанных могильников,8 мы суммировали материал из 82 катакомб, исследованных В. Б. Ковалевской и А. П. Руничем. Причем комплексы, не содержащие керамики, составляют в среднем около 10% (в большинстве за счет полного ограбления катакомбы в древности и лишь в нескольких слу чаях это наиболее поздние погребения могильника, содержащие инвентарь, по не имевшие сосудов). В материалах Мокрой Балки мы находим подтверждение тому положению, что среднее число сосудов в одном погребении9 уменьшается от более ранних комплексов к
Таблица I
более поздним (табл. I). Еще нагляднее этот факт проявляется в материалах из раскопок автора в 1969 и 1971 гг. — в комплексах конца VI — нач. VIII вв. — в среднем три сосуда, второй половины VIII в. — сер. IX в. — один, второй половины IX в. — 0,6 (во всех подсчетах в этом случае участвуют и катакомбы, не содержащие керамики). Для территории Северной Осетии, где ираноязычное население известно с первых веков и. э. до наших дней, мы располагаем количественными данными по могильнику Чми VII—IX вв. из Дарпальского ущелья.
В Чми на 27 катакомб, исследованных Д Я- Самоквасовым,10 найден 51 глиняный сосуд, что составляет в среднем 2,0 сосуда на катакомбу. 4 сосуда находились при двух (катакомба 26) или же даже одном (катакомба 27) погребенном, тогда как в случаях с меньшим числом сосудов число погребенных в одной катакомбе достигало иногда 3—4 человек. Следовательно, число сосудов в катакомбе не связано с числом погребенных. В Чми оно не связано и с хронологией, так как в комплексах VII в. в среднем их 1,8, VIII в. — 2,2, а IX в. — 1,7.
Сравнивая погребальные комплексы катакомб и подземных склепов а тайской культуры Северного Кавказа V- IX вв с погребальными комплексами VIII—IX вв. из Подонья, Поволжья и Болгарии, которые исследователи считают болгарскими, мы видим, что различия заключаются в немногочисленности керамики в болгарских могилах по сравнению с аланскими. Поэтому при попытке выделить среди северокавказских древностей болгарские комплексы или элементы, следует обратить внимание на процент погребений, содержащих керамику, и на количество сосудов в погребениях. В этой связи следует привлечь материалы Чнрюртского могильника в Северном Дагестане.11 Этническое определение населения, оставившего этот могильник, расположенный вблизи исторического Белендже-ра, вызывает до сир пор оживленные споры между исследователями раииесредневековой
Распределение погребений с различным числом сосудов в аланских: и болгарских могильниках Поволжья. Болгарии и Северного Кавказа
Могильник Дата Количество сосудов в погребении Число погребений Общее число сосудов Среднее число сосудов
1 2 3 4 5 6 7 в
Нови-Пазар VIII—IX 12 3 15 18 1,2
Болыпе-Тарханский VIII—IX 90 8 2 0 101 117 1,1
Чир-Юрт VII—VIII 28 7 35 42 1,2
Байтал-Чапкан VI—VIII 6 10 6 4 2 2 30 82 2,7
Гиляч V 4 1 5 22 4,4
VI—VIII 4 1 6 1 2 14 38 2,7
Узун-Кол VII—VIII 2 1 1 10 22 2,2
Мокрая Балка VI—IX 37 29 13 1 2 1 82 158 1,9
VI —п. п. VIII 11 14 12 1 1 39 89 2,3
вт. п. VIII—IX 11 8 1 1 1 22 40 1,8
IX 6 1 6 8 1,3
Пашковский VI—VII 5 1 5 1 12 26 2,2
Чми VII—IX 8 13 3 2 26 51 2,0
44
Рис. 1. Основной датирующий материал из погребений Чир-Юрта.содержащих керамику болгарского типа 1 - п. 31: 2 - п. 101; 3 - п. 17;4 -п. 144.1, - п. 101;6 - п 40; 7 - 2°3 -
;• П.П1А'":^‘^;34
1 - ; 9n-40; 4^-7ni; rr24^.e70.nilS;-45 - п. 1: 40 - п. 13; 47 - п. 70
24
37
43
45
Рис. 2. Измерение диаметров и высот для погучения индексов на сосудах из Чир-Юрта
/ — погр. 82. As 815; 2 — случайная находка без номера; 3 — погр. 5. Аё 52; 4 — погр. 38. Ле 623
истории и археологии Юго-Восточной Европы. Его считали аланским,12 принадлежащим местным дагестанским племенам,13 савирским или савиро-болгарским.11 Так же противоречивы взгляды исследователей на датировку этого памятника. Если при первоначальной публикации он был датирован V—VIII вв.,15 несколько позже его дата была сужена до VI— VII вв.,1® то в настоящее время следует его относить к VII—VIII вв.17 (рис. 1).
Какую информацию можно почерпнуть из анализа керамической коллекции Чир-Юрта?
Начнем с того, что только в нескольких случаях (7 из 35, т. е. 20%) в погребениях найдено по два сосуда, причем в одном из этих случаев (кат. 119) вместе с двумя женскими костяками.18 Нет керамики более чем в 50 погребениях Чир-Юрта, причем среди них такие богатые комплексы, как, например, 53, 54, 56, 59, 72 и т. д. Среди указанных 35 погребений, содержащих керамику (42 сосуда), в 14 погребениях (40%) не было сопровождающего инвентаря, в 10 его было мало, а в 11 его бы то много, включая иногда и золотые вещи. Но никакой связи между увеличенным количеством сосудов и богатством погребенного нет — два сосуда в двух случаях найдены в погребениях без вещей, в двух — с малым количеством вещей и в трех — с большим количеством вещей. Так же неопределенна связь с погребальным сооружением (за счет, прежде всего, неполноты наших знаний о последних). По два сосуда найдено в двух грунтовых ямах, в одном подбойном и одном катакомбном погребении. Более определенна связь удвоенного количества сосу
дов с женскими погребениями (2 погребения плюс погребение с двумя сосудами и двумя женскими черепами и ни одного случая для мужских). Причем следует подчеркнуть, что в Чирюртском могильнике мы наблюдаем закономерность, выявленную нами на других, одновременных ему раннесредневековых памятников Северного Кавказа. Среднее число сосудов, приходящихся на одно женское погребение всегда выше, чем на одно мужское. Следовательно, уже этот невысокий процент погребений, содержащих керамику, свидетельствует в пользу савиро-болгарской принадлежности населения, оставившего Чирюртский могильник. Дальнейшую информацию нам может представить анализ погребального инвентаря, в частности изучение ассортимента керамики процентного соотношения различных групп посуды, положенных вместе с погребенным, в частности кухонной посуды и некоторых типов безручной столовой посуды „кубышек" или же „криночек".
Переходя к разбору конкретных типов, предварим этот раздел небольшим экскурсом в область типологии керамики.
В данной работе принимается классификация керамики, разработанная для салтово-маяцкой культуры Н. Я. Мерпертом, Ст. Р. Ваклиновым, Б. А. Шрам ко и обобщенная С. А. Плетневой.19 Но поскольку при анализе раннесредневековой керамики и Северного Кавказа вообще и рассмотренных ниже типов в частности мною быта принята определенная система в записи формы сосуда и качественные определения типов имеют вполне определенный количественный смысл, я коротко привожу эти данные.
В ряде изданных работ20 исследователи подробно останавливались как на номенклатуре, так и на характеристике принятых параметров, предлагая их различные обозначения. Нам кажется удобной следующая форма и последовательность записи, которой мы и будем придерживаться. Латинские буквы используются для параметров (h и d), а русские — для индексов, указывающих на их значение: диаметр венчика (или устья) — d„, диаметр наиболее широкой части тулова — D и диаметр дна — йд. Из высот мы измеряем высоту горла hr, высоту плечиков, или же верхней части тулова hBT, высоту нижней, или же придонной части тулова hHT и общую высоту Н (рис. 2). Это необходимый минимум измерений. Поскольку мы предлагаем самую предварительную типологию, мы можем удовлетвориться этим, хотя имеющиеся работы уже показали насколько продуктивны для целей хронологии значительно более тонкие и тщателные измерения.
Предложенные в вышеуказанных работах параметры и индексы могут быть применены к любой керамике, но градации размеров сосудов, их частей и формы в каждом конкретном случае должны быть подсчитаны исследователем на том материале (или его выборке), который подвергается анализу. Отно
46
сительно высоты сосуды (Н) мы принимаем следующие градации. Считаем „маленькими" сосуды, имеющие высоту до 10 см, „небольшими"— от 10,1 см до 13,0 см, „средними" — от 13,1 см до 20,0 см, „крупными" — от 20,1 см до 30,0 см и „очень крупными" — выше 30 см.
Объединение различных сосудов в типы происходит на основании сравнения их качественных признаков и параметров, куда включаются как абсолютные размеры, так и соотношения (причем последние гораздо легче сравнивать, чем размеры).
Так, нам важен индекс относительной высоты горла, который выражается в отношении высоты горла к общей высоте сосуда (т. е. мы узнаем, какую часть общей высоты сосуда составляет его горло) — hr, Н.
Другой индекс, применяющийся рядом исследователей, дает соотношение наибольшего диаметра и общей высоты сосуда. Он характеризует общую форму сосуда, и, поскольку высота сосуда нами принимается в качестве одного из основных параметров, мы берем ее в качестве знаменателя (Д Н).
Для характеристики формы тулова нами принимается отношение высот верхней и нижней части тулова.
Для характеристики горла мы берем отношение наименьшего диаметра горловины к наибольшему диаметру сосуда.
Место расположения наибольшего диаметра, как мы уже говорили, является очень важным признаком, в частности хронологическим, поэтому мы можем его рассматривать и в виде индекса h,IT, Н (а ие только в индексе hBT liHT), причем иногда он оказывается более четким показателем формы или даты сосуда.
Кроме того, в некоторых случаях мы характеризуем относительную ширину дна (отношение диаметра донца к наибольшему диаметру) — так как для салтово-маяцкой керамики этот индекс дна является хронологи
ческим признаком — с течением времени увеличивается относительная ширина дна так же, как и приземистость кувшинчиков — наибольший диаметр располагается все ближе к дну сосуда, пока последнее не окажется самой широкой частью.
Для удобства пользования этой работой все градации индексов (полученных путем соотнесения двух сравниваемых величин, выраженных в процентах) выражены в таблице II.
Ниже при описании типов керамики, которые мы считаем возможным связыват с болгарами, мы, как правило, будем давать только качественные характеристики формы, количественный смысл которых читатель почерпнет в таблице I.
Группа 1. Кухонная керамика (рис. 2,Д 3,/-7). Для всей северокавказской раннесредневековой керамики кухонная керамика составляет всего 3,7% (44 экз.), тогда как в Чирюртском могильнике она достигает 16,7% (7 экз). Тип I.
Все горшочки маленькие или небольшие (средняя высота 11,2 см), яйцевидной формы, сероглиняные, с линейным или линейноволнистым орнаментом. Их отличает очень низкий (менее 1,10 общей высоты) закругленный отогнутый венчик, округлое тулово, резко сужающееся книзу, очень высокие плечики, средней ширины горловина и очень высокая придонная часть (наибольшее расширение всегда находится в верхней половине сосуда). Горшки отличаются узким дном, составляющим меньше половины наибольшего диаметра. Все они подправлены иа кругу, изготовлены из серой или черной (в изломе) глины с примесями толченых сланца или ракушки, с заглаженной поверхностью светлосерого, желтоватого или черного цвета. Орнамент неряшливо нанесен палочкой. На дне горшочка в одном случае (погр. 82а, № 815) небольшое углубление прямоугольной формы (возможно, клеймо), в другом (погр. 24а,
Таблица II
Градации индексов керамики
Индекс I 2 3 4 5
Относительная высота горла очень низкое низкое среднее высокое очень высокое
h, Н до 17,5 17,6—27,5 27,6—37,5 37,6-47.5 >47,6
меньше 1,5 около 1 '5 около 1 '3 около 2/5 половина и более
Общая форма сосуда вытянутый стройный округленный приплюснутый сильно приплюс-
D/H нутый
до 80,0 80,1-95,0 95,1—105,0 105,1-120,0 более 120,1
Относительная высота плечика очень высокое высокое среднее низкое очень низкое
Ьвт/Ьнт до 60 60,1—80,0 80,1—100,0 100,1—200,0 выше 200,1
Относительный диаметър горла узкое неширокое среднее широкое очень широкое
dr/D до 50 50,1-65,0 65,1—75,0 75,1—90,0 выше 90,1
Относительная высота придонной очень низкая низкая средняя высокая очень высокая
части до 20,0 20,1—30,0 30,1—40,0 40,1—50,0 выше 50,1
Ьнт/Н меньше 1,5 около 1/4 около 1/3 до половины более половины
47
Рис. 3 Горшки и разного типа кубышки из Чир-К)рта
1 — п. 134; 2 — п. 24; 3 — п. 40; 4 — п. 143; 5 — п. 57; 6 — п. 132; 7 — п. 82; 8 — 13; 9 — п. 36; 10 — п. 31; 11 — п. 140; 12 — п 144 13; — п. 119; 14 — п.1; 15 — п 32; 16 — п. 17; 17 — п. 18; 18 — п 32; 19 — п.\2; 20 — п 13; 21 — п. 33. 22 — п. 79; 23 — п 126
48
№ 192) — две рельефные полосы, пересеченные одной перпендикулярной рельефной полосой, составляют клеймо, занимающее все донце горшка. Интерес горшочков рассмотренного типа заключается в том, что этот стандартизированный тип представляет собой наиболее ранние образцы горшков с линейноволнистым орнаментом в Юго-Восточной Европе по форме, пропорциям и характеру нанесения орнамента, резко отличающиеся от шарообразных горшков, типичных для сал-тово-маяцкой культуры VIII—IX вв. Подо-нья, Болгарии, Крыма, Поволжья и Северного Кавказа (от Средней Кубани до Дагестана, оставаясь на границе степей и предгорий и не уходя в глубь гор).
Группа 2. Столовая керамика (рис. 2,2-4, 3,5-25,4). Как мы уже говорили, она составляет основной набор керамики во всех северокавказских раннесредневековых могильниках прежде всего за счет кувшинов и чарочек разного размера. Безручные же формы в целом составляют очень невысокий процент (2,8% 32экз. для всего Северного Кавказа, тогда как в Чир-Юрте они достигают 38,1%).
Тип 1 — редкая форма керамики, специфичная для Чир-Юрта, их можно назвать кубышками с высоким горлом, или же кувшинчиками без ручек (2 экз., рис. 2,2, 3,8-9). Кроме Чирюртского могильника (погр. 13а, 36а и одна без паспорта), 1 экз. происходит из Галлы. Их отличает очень стандартная форма со средней высотой, нешироким, слабо расширяющимся горлом, округлым туловом, средней высотой плечика и придонной части, переход от горла к тулову очень плавный. По тулову сосудов идут аккуратные пояски углубленных линий, внутри которых наклонно расположенные наколы зубчатого штампа, ломаная линия и налепные уплощенные шарики (одинарно или треугольником из трех штук).
Эти сосуды выделяют высокое качество изготовления и обработки внешней поверхности. Глина в изломе темно-серая или серокоричневая, мелкослоистая, тонкоотмученная, без заметных включений или с мелкими примесями кварца. Поверхность темно-серая (погр. 36а, № 318) или палево-коричневая (без номера), лощение блестящее, вертикальное до сплошного по горлу и горизонтальное по тулову. Дно также залощено, что лишний раз подчеркивает парадность этой посуды. Аналогичные сосуды на территории Северного Кавказа мне неизвестны.
Тип 2 — маленькие (средняя высота 8,5 см) сероглиняные лощеные кубышки (рис. 3,10-16). В целом для Дагестана они составляют всего 8,0%, тогда как в Чир-Юрте доходят до 16,4%, составляя специфичную для него форму. По форме, пропорциям, характеру обжига и обработки поверхности (горизонтальные желобки и вертикальное или сплошное лощение) они очень близки между собой и с третьим типом, в чем проявляется очень определенный стандарт в производстве. В двух случаях на донцах были клейма —
крест в круге (погр. 1, 1957 г.) и крест в двух концентрических кругах с дополнительным перекрестием. Все сосуды отличает очень низкое горло с закругленным, отогнутым венчиком, приплюснутое и сильно приптюснутое тулово, высокие и средние плечики, неширокое и среднее горло и очень высокая (реже высокая) придонная часть. Глина в изломе темно-серая или красновато-коричневая с мелкими включениями. Поверхность серая или желтовато-коричневого цвета полностью залощена.
Тип 3 — маленькие (средняя высота 6,8 см) лепные или подправленные на кругу кубышки, . лепные, неорнаментированпые или украшенные рядами точек, либо линейно-волнистым орнаментом (рис. 3,17-23). Венчики часто украшены косыми насечками, а в одном случае тулово украшено коническими сосочками. Глина в изломе черепка красновато-коричневая с мелкими органическими включениями. Поверхность сплошного лощения, светло-коричневого или серовато-желтого цвета. По ряду примеров они не отличаются от предыдущего типа — в частности, по низкому горлу и приплюснутому (реже сильно приплюснутому) тулову. Отличие заключается в преобладании средней высоты плечика над высоким, средней ширины горла над неширокой и высокой (над очень высокой) придонной части. Это же отличие прослеживается в относительной ширине донца — во 2-м типе оно уже, в 3-м — шире.
2 тип 43 51 53 56 58 59 60 62 63
3 тип 64 65 66 67 69 72 73 79
(в % к наибольшей ширине тулова)
В Чир-Юрте 3 тип составляет 14,3%.
Аналогии кубышкам 2 и 3 типов найдены только в Пашковском и Ясеновополянском могильниках на Средней Кубани (где они составляют 22,5%—9 экз.), 1 экз. — в случайных коллекциях из Кабардино-Балкарии, 4 экз. — в Чми (3,1%), причем по форме, размерам, пропорциям и обработке поверхности они очень близки друг к другу, так что в целом второй и третий типы следует считать очень стандартной формой, бытовавшей на Северном Кавказе в памятниках VII — VIII вв. Аналогии они имеют прежде всего в Зливках, Нетайле,21 Больше-Тарханском22 и Нови-Пазар-ском23могильниках,т.е. в памятниках последующего периода. Само направление аналогий позволяет связать этот тип с памятниками болгар.
Среди кружечек и кувшинчиков Чир-Юрта большую часть представляют формы сероглп-няных лощеных нарядных сосудов, по форме и орнаментации имеющие аналогии в аланских древностях (рис. 4,5 6). Лишь один тип (5 экз. — 12,2%) (рис. 4,7-5), представляющий собой палево-желтые небольшие кувшинчики с низким цилиндрическим или коническим горлом, стройным туловом, высокими плечиками и высокой придонной частью составляет исключение.
На основании их отличия от аланских и близости с кувшинами из болгарских памят-
49
7 Плиска — Преслав, т. 2
Рис. 4 Кувшины из Чир-Юрта
1 — п. 57; 2 — п. 119; 3 — п. 101; 4 — п. 140; 5 — ч. 17;
6 — п 144
ников (Нови-Пазарский, Больше-Тарханский могильники) можно поставить вопрос об их свя зи с болгарами. Проникают они не только в Северный Дагестан, но и в приморскую часть, находящуюся под сильным влиянием Кавказской Албании — так М. М. Маммаев выделяет близкий рассмотренному тип Г палевых ангобированных кувшинчиков албано-сарматского времени из Урцеков.21
Особый вопрос в связи с поисками болгарских древностей на Северном Кавказе представляет тема о лепных глиняных котлах с внутренними ручками. Введены в научный оборот они были В. А Кузнецовым,23 обнаружившим их при поверхностных сборах и шурфовках на средневековых поселениях в окрестностях Кисловодска. Он же предложил их типологию на основании конфигурации внутренних ушек, датировал их по аналогиям с котлами из салтово-маяцкой культуры VIII— IX вв., принял их болгарскую принадлежность и на основании этих находок сделал вывод о появлении болгар на территориях Кавказских Минеральных вод в VIII, если не в VII вв. Дальнейшие исследования показали, что такая постановка вопроса преждевременна и неверна, особенно далеко идущие отсюда исторические выводы, на что указал и В. А. Кузнецов в своей недавней работе.26 Прежде всего внимательный анализ котлов с внутренними ручками в салтово-маяцкой культуре, произведенный С. А. Плетневой, показал что этот тип посуды возник только на рубеже IX—X вв., причем гончарные котлы появились раньше лепных. Тот же тип лепных котлов, который мы видим в окрестностях Кисловодска, типологически должен быть датирован временем не ранее X—XI вв. Это лепные круглодонные котлы из сероватобурой рыхлой глины с крупными включениями, с диаметром по венчику 20,0—22,0 см, прямыми стенками, округлым днищем, покрытые сплошным линейным орнаментом.
Раскопки автора в 1973 г в окрестностях Кисловодска на левом берегу Подкумка у подножия укрепленной раннесредневековой крепости жилища печенежско-половецкого времени юртообразной формы с центральным опорным столбом и открытым очагом, погибшего, по всей вероятности, в пожарище татаро-монгольского нашествия,27 дали в наше распоряжение весь комплекс керамики, сопровождавший находку -лепного котла с внутренними ручками, находившегося у открытого очага. В этом комплексе нет ни одного фрагмента, позволяющего говорить даже о конце I тыс., все материалы типичны для двух первых веков II тыс. Преобладают черепки буроглиняной кухонной керамики с органическими включениями и кварцевым песком. Поверхность грубо рифленая, серовато-палевая, изнутри беспорядочно рифленая или гладкая, венчики прямые, срезанные.
Подтверждают эту дату находки в жилище двух фрагментов тонкостенных белоглиняных гончарных кувшинчиков, на одном из которых видны следы коричневой росписи, аналогичные находкам XII—XIII вв. из Северной Осетии, возможно, по своему происхождению связанных с Закавказьем. Фрагменты пифосов из бурой глины, тонкостенных краснолощеных сосудиков, крупных красноглиняных плоскодонных корчаг свидетельствуют также в пользу начала II тыс. н. э., так как красноглиняная керамика (не считая амфор причерноморского происхождения) полностью отсутствует в материалах I тыс. н. э. Несколько маловыразительных фрагментов серолощеных кувшинов с носиком и небольших сосудов неясной формы не противоречат этой дате, поскольку имеют аналогии не среди кувшинов могильников VI—IX вв., а среди наиболее поздних — таких как Рим-Гора Об этом говорит характер лощения вдавленными полосами.
В целом фрагменты лепных котлов, впервые найденные в комплексе с другими керамическими находками, а не в виде случайных сборов, по-новому позволили поставить вопрос об их дате и этнической принадлежности населения, их использовавшего.
Сопоставление поселений, где разведками выявлены глиняные котлы, с материалом окружающих их могильников (Рим-Гора, Кольцо-Гора, Кисловодская Мебельная фабрика, Кисловодская горсвалка и т. д) также указывает на X—XII вв. как время их бытования. Причем интересно, что речь идет прежде всего о поселениях левобережья Подкумка, расположенных на южных отрогах Бургустанского хребта или на останцах правого берега, тогда как системы раннесредневековых крепостей, находящиеся в предгорьях на мысах глубоких долин, его правых притоков, котлов с внутренними ручками, как правило, не дают. Так, раскопки крепости на скале Указатель, давшие огромную керамическую коллекцию VII— XII вв.28 (кстати два юртообразных помещения VII—IX вв. на цитадели), не дали ни
50
одного фрагмента котлов с внутренними ушками. Следовательно, вопрос о глиняных котлах на Северном Кавказе связан с темой о печенежско-половецком вкладе в культуру племен, населявших Центральное Предкавказье в домонгольское время, но к проблеме проникновения болгар на Кавказ отношения не имеет.
Возвращаясь к анализу различных типов керамики VII—VIII вв., еще раз подчеркнем, что указанные особенности, которые мы считаем болгарскими (малое количество сосудов в погребении, высокий процент кухонной посуды и безручных форм столовой), оказываются тесно скоррелированными с брахикран-ным антропологическим типом (с некоторой монголоидной примесью), наличием (или подавляющим большинством) погребений в грунтовых ямах. Отличия в вещевом инвентаре оказываются менее выпуклыми: сюда следует отнести присутствие в памятниках, связываемых с болгарами VI—начала VII вв. гривен, двупластинчатых фибул, меньшее, чем в аланских памятниках, количество бронзовых амулетов и металлических зеркал, но эти наблюдения не несут столь определенной количественной характеристики. Возможно, с болгарами, а не с аланами, следует связывать появление в конце VI—начале VII вв. антропоморфных фаллических амулетов (за которыми в литературе закрепилось название „гуннский амулет"), дальнейшая эволюция которых происходит уже в аланской среде (VII— XII вв.).
Заканчивая сообщение, подведем некоторые итоги.
В результате анализа массового материала среди раннесредневековых древностей Северного Кавказа выделяются две группы
памятников (на западном и восточном пограничье аланской культуры), резко отличающиеся от аланской культуры по ассортименту погребальной посуды.
Речь идет о Пашковском29 и Ясеновопо-лянском30 могильниках VI—VII вв. на Кубани, где представлены в том же проценте кухонная посуда и безручные формы столовой, часто встречены гривны и пластинчатые фибулы, редки зеркала и амулеты.
На основании анализа письменных источников мы можем определить тот примерный круг народов, который в это время документирован на этой территории, и, поскольку отмеченные отличия объединяют эти две группы, выделяя ее от центрально-предкавказского аланского населения, мы вправе полагать, что таким народом могли быть только болгары.
Аналогии с более поздними болгарскими памятниками Донца, Волги и Болгарии по основным признакам, которые способствуют выделению их в специфическую группу, подтверждают высказанную точку зрения.
Котлы с внутренними ушками, которые признавались признаками проникновения болгар на аланскую территорию в VII—VIII вв., на самом деле должны быть связаны е проникновением печенегов в X в.
В целом нужно сказать, что проблема археологического выделения ранних тюркских памятников среди раннесредневековых древностей Кавказа является одной из наиболее сложных и только начинает разрабатываться. Поэтому необходим поиск конкретных материалов и четких критериев выделения, позволяющих объективно подходить к решению этой проблемы.
'М. И. Артамонов История хазар. Л., 1962; Н. Я. Мерперт. К вопросу о древнейших болгарских племенах. Казань, 1957; гл. 6, §4 в „Очерках Истории СССР 111 IX вв.“М., 1958, с. 586—615; В. Т. С и роте и к о Основные теории происхождения древних булгар и письменные источники Пермского Государственного Университета, т. XX. вып. 4. Пермь, 1961, с. 3—70; В, Ф. Г е и и н г, А. X. Халиков. Ранние болгары на Волге. М., 1964; А. А. Федорова, Г. С. Федоров. Ранние булгары иа Северном Кавказе. — Труды Карачаево-Черкесского научно-исследовательского института, вып. VI, серия историческая, 1970, с. 336—372.
2 Исследования раннесредневековых поселений Северного Кавказа еще только начинаются и приведенные нами процентные соотношения опираются иа давние подсчеты автором керамики Змейского средневекового селища В. Б. Деопик (Ковалевская). Змейское средневековое селище. —МАДИСО, т. 1. Орджоникидзе, 1961, с. 42.
3 С. А. П л е т н е в а. От кочевий к городам. М., 1967, с. 106—110
4Ст. Станчев, Ст. Иванов Некрополът до Нови-пазар. С., 1958, с. 46—94.
5 В. Ф. Генин г, А. X. Халиков. Указ, соч., с. 25—28, 31—43.
8 Т. М. Минаева. Могильник Байтал-Чап-кан в Черкесии. —СА, XXVI, 1956, с. 236—261.
7 Т. М. Минаева. Археологические памятники на р. Гиляч в верховьях Кубани. —МИА, 23, М.-Л., 1951, с. 273—301. Для подсчетов керамики по материалам Т. М. Минаевой использованы ее полевые
отчеты, хранящиеся в архиве ИА АН СССР, и керамика, находящаяся в краеведческих музеях гг. Ставрополя и Черкеска.
8 В. Б. К о в а л е в с к а я, А И. Р у н и ч. Раскопки аланского могильника в окрестностях г. Кисловодска. — АО 1969, М., 1970, с. 121 —
122; В Б. К о в а л с в с к а я Раскопки аланского могильника VI—IX вв. Мокрая Балка близ Кисловодска. — АО 1971, М., 1972, с. 158—159; А П. Рун и ч. Аланский могильник в „Мокрой Балке1’ у города Кисловодска. — В: Материалы ио археологии и древней истории Северной Осетии. Орджоникидзе, 1975, с. 132—150.
9 Как показали полевые наблюдения, большинство катакомб использовалось едииоразово и заключало основное погребение (обычно воина-мужчины) с сопровождавшим его женским (иногда детским) захоронением. Следовательно, хотя керамика н могла располагаться около нескольких захоронений, но относилась вся к основному погребению
гс Д. Я- С а м о к в а с о в. Могилы Русской Земли. М., 1908, с. 175—185.
11 Н. Д. Путинцев а. Верхнечнрюртовский могильник (предварительное сообщение). — МАД, т. II Махачкала, 1961, с. 248—264. Ниже в статье использованы материалы из раскопок 14. П. Костюченко в 1956 г.
12 В. А. Кузнецов. Аланы и средневековый Дагестан (К постановке вопроса). — Там же, с. 265—270.
18 Н. Д. Путинцева. Указ, соч., с. 264.
51
11 Я- А. Федоров, Г С. Федоров. Указ, соч., с. 347—354.
15 Н. Д Путинцева Указ, соч., с. 264.
16 В. Б Д е о п и к (Ковалевская). Классификация бус Юго-Восточной Европы \ 1—IX вв. — СА, 1961, № 3, с. 202; В. Б. Ковалевская. Производство и импорт средневековых бус Дагестана. — МАД, т. III. Махачкала, 1973, с. 62—79
17 Впервые эта датировка была предложена в 1970 г. автором в официальном отзыве на кандидатскую диссертацию Г. С. Федорова. „Северный Дагестан в раннем Средневековье (Историко-археологические очерки)". М., 1970, что, к сожалению, не нашло отражение в статье о бусах Дагестана, находившейся в редакции.
18 Т. С. К о и д у к т о р о в а. Антропологическая характеристика Верхнечирюртского могильника. — МАД, т. III. Махачкала, 1973, с. 117.
19 Н. Я- М е р п е р т. Верхнее Салтово (Сал-товская культура. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М , 1949. Архив ИА АН СССР, д. № 884 С т. С т а н ч е в, С т. И в а-и о в. Указ, съч., с. 46—94; Б. А. Ш р а м к о. Керамика салпвсько! культури. — Труды 1сторичного факультету Харьк1вського ордена трудового червоного прапора державного Ушверситету 1м. О М. Горького, т. 7, 1959, с. 241 267; С. А. Плетнев а. Керамика Саркела-Белой Вежи. — МИА, 62, М-Л., 1958; Средневековая керамика Таманского городища. •— В Керамика и стекло древней Тмутаракани. М., 1963; От кочевий к городам, с. 103—134.
20 Д. В. Д е о п и к, А. М. К а р а п е т ь я н ц. Некоторые принципы описания применительно к возможностям статистического анализа. — В Статистико-комбинаторные методы в археологии, с. ПО—119; В Ф Г е и и и г. Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок. — СА. 1973, № 1, с. 114—136; Б. А. Литвински й. Керамика из могильников Западной Ферганы. М.,1973;
21 Неопубликованные материалы Д. Т. Березо-вца.
22 В Ф Г е н и н г, А. X X а л и к о в. Указ соч., табл II, 1- 10, 12, IV, VII
23 С т. С т а н ч е в, С т. И в а н о в. Указ, соч., габл. X1V3,4 XV\.
21 М. М. Маммаев Ремесло Дагестана ал бапо сарматского и раннесредневекового времени (по материалам раскопок Урцекского городища ДАЭ в 1960 1964 гг.). Диссертация па соискание ученой степени кандидата исторических наук М., 1970. \р-хив ИА АН СССР, табл. 13
2э В \ Кузнецов. Археологические разведки в Кабардино-Балкарии в районе Кисловодска. — В: Сборник статен по истории Кабарды. Т IX. Нальчик, 1961, Глиняные котлы Северного Кавказа. — КСИА, вып. 99, 1964, с. 34 39.
26 В. А. Кузнецов. Аланы и гюркн в верховьях Кубани (о новой концепции истории алан Северного Кавказа). — Археолого-этнографический сборник, вып 1 Нальчик, 1974, с. 76—94
Г Е Афанасьев, X. К Бидж и е в, Ю. Н. Воронов, В. Б. К о в а л е в с к а я, Л Н. С и г н п к о в, Л. И. Ситников а. Работы Средневекового отряда Северокавказскон экспедиции — АО 1973, М , 1974 с. 96.
28 В. Б. Ковалевская. Раскопки аланской крепости в Карачаево Черкесии — АО 1975, М., 1976, с. 125 126.
29 М В П о к р о в с к н й. Пашковский могильник №1. —СА, I 1936, с. 159—169; Н В. Анфимов. Река Кубань. Археологические исследо ванпя в РСФСР 1934 1936 гг. М. Л., 1941, с 217— 219 К Ф. Смирнов. О некоторых итогах культуры Прикубанья и Дагестана. КСИИМК, вып. XXXVII. М.-Л-, 1951. с. 155-161.
30 П. А. Д и т л е р. Могильники в районе п. Келосовска на р. Фарс. — В. Сборник материалов по археологии Адыгеи. Т. II. Майкоп, 1961.
52
КЪМ ВЪПРОСА ЗА ЗАСЕЛВАНЕТО НА ПРАБЪЛГАРИТЕ НА ЮГ ОТ ДУНАВ
Станислав Станилов (София)
Заселването на Аспаруховнте прабългари в района на Долния Дунав е точно отбеляза-но географски и хронологически от истори-ческнте извори.1 Нивото на сегашните проучвания позволява да се твърди с увереност, че корекции в това отношение са невъзможни, като се изключат някои уточнявания. Не така обаче стоят нещата с археологическите проучвания Засега на юг от Ду нав не са открити прабългарски селища, конто със сигурност да бъдат датирани във втората половина на VII— началото на VIII в. Трябва да отбеле-жим, че характеристиката на селищната мрежа, която се отнася към епохата на Първата българска държава в съвременната територия на Североизточна България, е сравнител-но пълна.2 Данните са достатъчни за известии заключения, с конто да се хвърли нова свет лина по проблемите на първите десетилетия от съществуването на българската държава.
Районът, разположен като ветрило по северния и северозападния бряг на Черно море от Северен Кавказ до Хемус, погледнат най-общо, е единен в географско,3 отчасти в климатично, а оттам и до голяма степей в екологично отношение. Тук господствува степ-та, преминаваща в северните райони на По-донието и западннте района на Добруджа в лесостеп Лесостепей характер има и част от тясната ивица между Черно море и Карпатите.
Не съвсем ясната и сложна историческа обстановка в десетилетията, предшествуващи образуването на българската държава, се е отразила и на интерпретацията на археологическите данни. В многочислен!! спорове се утвърждава или отрича наличието на местно късноантично население през VI—VII в. в пространството между Дунав, Янтра, Стара планина и Черно море.4 Сигурни опорни точки да се утвърди тук за посочения период такова население засега няма, понеже лип-сват едни от най-важннте паметницн, опреде-лящи присъствието му — неговите некрополи.
След загиването на късноантичните гра-дове и селища в този район се появяват ран-ните славяни, чийто селища засега знаем само в една ивица по деснобрежието на Дунав и в неголям район на полупланинската зона по Тича (обр. 1). Тяхното датиране в края на \ I и през VII (VIII?) в. може да се смята за убедително.5 Керамика, направена на ръка, е открита и в района на север от Плиска.8
Но в тези селища досега не са правени раз-копки, а това ни лишава от възможността за по-категорични определения за славянски па-метници там.
Повече от сто са селищата, открити на територията на Североизточна България, конто се датират в VIII—X в. (обр. 1). За раз-лика от славянските селища7 те имат твърде разнообразно топографско разположение.® Едни са върху високи и ниски склонове на реки и суходолия (обр. 2), други заемат самите широки и сухи долини, трети са разположени върху издигнати надзаливни тераси (обр. 3). Много от тези селища се откриват върху остан-ките от късноантични градове и селища — най-удобните за заселване места. С изключе-ние на Дунав в Северозападното Причерно-морие големи реки напълно липсват и новите заселници се ориентирали към по-малки во-доизточници — потоци, извори, неголеми реки, каквито били по това време пресъхващите сега Кана гьол, Суха река, Караман дере, Батова. По техните брегове селищата са най-гъсто разположени.
По-голямата част от селищата са неукре-пени. Някои са малки — 10—20 дка, но има и обширни, достигащи до 50 дка. Разположени са много нагъсто — на разстояние от 1 до 3 км едно от друго. Така например при с. Ру-жица, Шуменско, са известии 6 селища, при с. Вълнаре, Шуменско — 4 селища, при с. Каолиново, Разградско — 5 селища и т. н. Близко стоящите едно до друго селища в слабо нагънатата равнина имат, както ви-дяхме, разнообразно топографско разположение. Тази констатация дава сериозно основание да се счита, че при заселването са съще-ствували фактори, непозволяващи спазването на традиционния избор на място за стойбища или селища.
В селищата, където са проведени раз-копки — Цар Асен,9 Кладенци,10 Топола,11 са установени значителни по дебелина културни напластявания. Въпреки че у нас засега няма отчетлива класификация на керамиката или други находки, конто да дадат възможност за отделяне на хоризонт, датиран в VIII, от хоризонт, датиран в IX в., прието е да се счита, че повечето от селищата са съществу-вали от VIII до края на X или началото на XI в. Възможна е известна хронология при проучването на селищата, укрепени със зем-
Плиска—Преслае, 2. София, 1981
53
Обр. 1. Карта на селищната мрежа от края на VI до XI в. в Сееероизточна България 1 — селища от VI—VII в.; ! — сечгща от VIII— XI е
лен вал и ров. Данните от селищата при с. Кладенци, Толбухинско,12 и при с. Полина, Силистренско,13 показват, че в ранния период от съществуването на селищата устройването на жилищата е било съобразено с укреплението В определен момент обаче валът станал ненужен и в него започнали да правят полуземлянки. Кой е този момент от развитието на общество™, когато се е наложило изоставя-нето на укреплението, станало вече ненужно, засега е трудно да се каже.11
В българската археологическа литература посочените по-горе открити селища се смятат за аили, в конто са живеели 20—30 семейства скотовъди, принадлежащи към сто-панството на богат роднина 15 Утвърждава ее, че аналогията между тях и аилите от стё-
Обр. 2. Селището в м Геленджик при с. Алеково, Си листренско
пите на Северного Причерноморие е пълна.18 Всички опорни точки за такова твърдение обаче още не са известии. В селищата от Се-вероизточна България са налице дебели кул-турни напластявания, конто в аилите от Северного Причерноморие почти отсъствуват.17 Това означава, че е напълно възможно всички аили на юг от Дунаев да са прераснали в селища,18 което е направило невъзможно откри-ването и проучването на истинските (според определение™ на С. А. Плетньова) аили. Освен това селищата на дунавските прабългари са разположени значително по-нагъсто и по-непретенциозно по отношение на топографи-ята. Този факт би трябвало да се обясни с липсата на пълноводни реки (подобии на Дон, Северски Донец и техниге притоци), с което е станало невъзможно да се спазва традицията в избора на място за стануване и заселване. Тази нужда е отпаднала и по друга причина. Територията на юг от Ду-нав няма онези размерн, конто има степта на Северного Причерноморие и Подонието. По ради това тук теренът не осигурява за пове-чето от заселниците типичните за северно-причерномоската степ „първи крайречни те-раси"19, а се налага заселване на други удоб-ни или недотам удобни места.
Между гъсто разположените селища много често, особено при оран, почвата е равномерно наситена с фрагментиран костен или керамичен материал. Напълно е възможно тези находки да представляват следи от об-ширни стойбища куренен тип.20 Отричането или утвърждаването на това предположение
54
е затруднено от факта, че селищата с културен пласт тук са разположени много нагъсто, а и теренът е бил дълги години обработван. Така костените и керамичните фрагменти са могли да бъдат разнесена между отделимте селища. При това, ако действително имаме работа с ранни стойбища, би трябвало при обхожда-нията да се открие номадска керамика, на-правена на ръка.21
От изложеното дотук следва, че ранимте следи от заселването са заличени от развива-щите се селища на вече уседналите прабългари. Ако началната дата на селищата — VIII в., се смята за сигурна, може да се твър-ди, че процесъг на седентаризация у дунав-ските прабългари е изживян много бързо,22 по-бързо, отколкото у салтовските,23 вероятно с 20—30 години.
Кои са главните причини за ускоряването на този процес?
Като се има пред вид, че селищата на прабългарите в състава на Кубратовата Велика България били стойбища-курени, трябва да предположим, че номадската обществена организация е реализирала четвъртия (по А. М. Хазанов) тип чергаруване, когато. . . „Ця-лото население чергарува пролетта, тятото и есента в меридионално и вертикално направление, връщайки се през зимата към посто-янни живелища. Заедно с номадското ското-въдство се практику ва и земеделието, но само като спомагателен вид стопанство“24. На юг от Дунав обаче политнката на соцналната върхушка, заинтересувана от земеделския продукт,25 по отношение на обеднелите еднопле-менници — номадци, едва ли е била при тагана, защото в новите земи вече близо век живеели земеделците-славяни, конто подси-гурявали този продукт. Влиянието на сла-вяните върху процеса на седентаризация21’ у прабългарите е вече отбелязано27 и затова тук не ще се спираме върху него.
По-съществена е ролята на политического положение.2* В първите десетилетия от съще-ствуването на българската държава, когато тя е изпитвала непосредствен политически, военен и икономически натиск от византпй-ската империя, необходимостта от консолидация на обществените снли силно е тласкала прабългарското общество към изменения в полза на уседналия живот. Чрез бързото преминаване към него бил избягнат застоеч-ният характер на номадската икономика29 и се създали предпоставки за победа в изтощи телната борба с могыцпя съсед.
Важен фактор, способствувал за седента-ризацията на прабългарите, била и природ-
1 ГИБИ, III, С , I960, с. 261—264, 295—296.
2 Една част от селищата са известии оше от об-хожданнята на братята Шкорпил; вж. К. и X. Ш к о р-п и л. Северопзточна България в географско и ар-хеологнческо отношение. —СбНУ. \ III, 1892; К Шкорпил Опис иа старините от Черноморската облает. II. 1927; Л. М артос. Материал» за архе-ологпческата карта на Добр^джа (по непубликуваии бележки па Шкорпил) — Добруджанска трибуна, бр. 97, авт. 1965; в по-ново време специално на ранно-
06 р 3. Селището в м. Каяето при с. Средище, Сили-стренско
ната среда. С. А. Плетньова е забелязала, че по Дон и Приазовието салтовските племена усядат значително по-бързо на север, отколкото на юг. Тя счита. че причината за това ускоряване е не само съседството със земеделците-славяни, но и присъствието на горските масиви, конто също създавали доб-ри условия за уседналия начин на живот.30 На юг от Дунав тази роля играели големите горски масиви, конто тогава са съществували в днешното Лудогорне (Делиорман, Телеор-ман).
Но една от най-съществените причини за ускорения процес на седентаризация у ду-навските прабългари в края на VII и началото на VIII в е липсата на достатъчно пасища за водене на интензивно скотовъдство. Голе-мият брой селища, гъстотата на разположе-нието им показват една значителна маса население, което на тази не голяма в сравнение с Подоннето и Приазовието територия не е могло да се занимава със скотовъдство в ма-щабите, в конто е правило това преди. Присъствието на земеделците славяни затрудня-вало още повече прабългарите в това отношение. Т. е. те били принудени „почти веднага" да поведат нов начин на живот под натиска не толкова на вътрешното развитие на номадското общество, колкого на външни фак-тори, появили се с преселването в Долния Дунав.
Бързото преминаване към уседнал живот позволило да се преодолеят центробежните сили, разкъеващи всяко номадско държавно образование.31 Българската държава получила втората (по А. М. Хазанов)32 форма на развитие — обществото престанало да носи но-мадски черти и придобило земеделско-градски облик.
срсдновековните селища са посветени три отделки публикации: Д. Ил. Д им нтро в. Някои въпроси па проучването на рапносредновековната селищна мрежа в Северопзточна България. — МПК, 1967, № 4; Някои въпроси по застрояването на ранносред-новековните селища в Североизточна България (VII— XI в.). — В: Wedzynarodovi kongres arheologiei slowianskiei, Wroclaw —Warszawa— Krakow, 1968 В Антонова, Цв Дреме и зов а. Принос към археологическата карта на Шуменски окръг. —
55
ИНМШ, \ I, 1973. На характеристиката на ранно-средиовековното селище в Североизточна България е отделено внимание в почти всички публикации, конто пряко или косвено засягат проблема за тяхната лоява и развитие.
3 С т. Вак л инов За характера на ранно-българската селищиа мрежа в Североизточна България.— Археология, 1972, № 1, с. 9.
4 Диск) снята е разгледана подробно от С т. С т а-н и л о в. Проучвания върху етническия състав на на-селенпетона Първата българска държава (по археологически данни). Археология, 1976, №2, с. 10 и сл.
5 Ж- Въжарова. Славянски и славянобъл-гарски селища в българските земи от края на VI-XI в. С., 1965, с. 11 — 12.
6 В. Антонова, Ц в. Дрем Сизов а. Лое. съч., с. 101, 109.
7 Ж- Въжарова Пос. съч., с 9, 115 и сл.
8 Ст. С т а и ч е в. Старобългарската култура през VIII —X в (Кратка археологическа характеристика). — ТВПИ ..Бр. Кирил и Методцй", т. I, 1964, с. 26.
9 Селищего е проучвано от Д. Ил. Димитров и данни не са публикувани; вж. Ж- Въжарова. Пос. съч., с. 137—138.
10 Селището е проучвано от Ст. Ваклинов и данни не са публикувани, вж. М. Чичикова. Шестата отчетна конференция иа Археологический институт и музей при БАН за 1960 г. Археология, 1961, X» 2, с 53.
11 Вж. настоящий сборник Л. Б о б ч е в а. Ран-носредновековпо селище при с. Топола, Толбухии-ски окръг.
13 По сведения на Ст. Ваклинов, за което му нз-казвам своята благодарност.
13 Р. Р а ш е в. Нови проучвания на землеиото крепление в м. Калето при с. Полина, (''илистренски кръг. — МПК, 1976. Х% 2, с. 39.
14 Р. Р а ш е в смята, че землянките във вала на градището при с. Полина датират от IX—X в., пос съч., с 39.
15 С т. Ваклинов. За характера на ран-нобългарската селищиа мрежа. . . с. 10.
16 С т. В а к л и н о в. Старобългарската култура VIII—X в.......с. 27.
17 С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, с. 18—19.
18 Което се наблюдава и в зоната на салтовскага култура; вж. С. А Плетнев а. Указ, съч., с. 20.
19 Пак там, с. 15.
20 С т. В а к л и н о в. За характера на ран-нобългарската селищна мрежа. . ., с. 11.
21 Каквато според С. А Плетньова е характерна за куренните стойбища в Приазовието и в басейна на р. Дон; вж. С. А. Плетньова. Номадскн посе-лища през VII—IX в в Приазовието и басейна на р. Дон. —Археология, 1964, №4, с. 7.
22 С т. Ваклинов смята, че това е станало ,.почти веднага"; вж. пос. съч., с. 11.
23 С. А. Плетньова утвърждава съществу-ването на куренните стойбища до VIII — IX в. (вж. От кочевий к городам, с. 20), което трябва да озна-чава, че усядането на прабългарите е напреднало едва тогава.
24 А. М X а з а н о в. Социальная история скифов. М., 1975, с. 11.
25 Пак там, с. 13.
26 Този термин, конто употребихмё и по-горе, е предложен от А. М Хазанов, пос. съч.
27 С т. С т а н ч е в. Пос. съч., с. 31—32
28 А. М. X азанов. Указ, съч., с. 13.
29 Пак там, с. 266.
30 С. А. Плетньова. Номадски поселища през VII—IX в.......с. 8.
31 А М. X азанов Указ съч., с. 251 и сл.
32 Пак там, с. 258.
56
НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ ИЗУЧЕНИЯ ТЮРКО-БОЛГАРСКИХ ПАМЯТНИКОВ КРЫМА
И А Баранов (Ужгород)
Со второй половины VII в. Таврика оказалась втянутой в орбиту деятельности Хазарского каганата. Одним из следствий политики последнего были значительные перемещения кочевых и полукочевых тюркских народов, часть которых проникла в Крым, существенно изменив политическую карту полуострова. При этом письменные источники, скудные и противоречивые, позволяют только в общих чертах представить ход этнокультурных процессов в Таврике. Конкретизация наших представлений о них возможна лишь на основании археологических данных. В этой связи особое значение приобретает введение в научный оборот и историческая интерпретация большой группы земледельческих поселений, обнаруженных в последние десятилетия на Керченском полуострове, в Центральной части Горной Тав-рики, а также на Юго-Восточном и Северо-Западном побережьях Крыма (рис. 1). И. И. Ляпушкин и А. Л. Якобсон отнесли эти памятники к салтово-маяцкой культуре, А. В. Гадло доказал тюрко-кочевническую природу ее носителей, а С А. Плетнева выделила их в самостоятельный крымско-болгарский ва риант салтово-маяцкой культуры.1
В настоящее время в Крыму известно 109 болгарских поселений и 10 грунтовых могильников; те и другие составляли единый комплекс. Все эти поселения погибли в результате каких-то катастроф; в их жилищах повсеместно прослеживаются следы пожаров и разрушений. Памятники в основном однослойны. Исключение составляют поселения Теп-сень и Кордон-Оба, где салтовскне слои перекрыли византийские строительные остатки середины VIII в.,2 а также поселение Героевка с двумя разновременными салтовскими горизонтами3. Систематическим раскопкам подвергались 21 салтовское поселение и 5 грунтовых могильников, т. е. около 25% всех крымско-салтовских памятников. На них открыты более 150 жилых и хозяйственных построек, свыше 50 зерновых ям и погребков, а также около 20 грунтовых могил. Мы не будем останавливаться на культурных признаках этих памятников — они те же, что в Приазовье и на Нижнем Дону. Заострим внимание на вопросах, не освещенных в работах наших предшественников. Важнейшим из них является хронологическая периодизация памятников и связан
ные с ней различия в культурном и социально экономическом обликах поселений.
Датировку болгарских памятников Крыма можно установить на основании 29 категорий надежно датируемых вещей. Это высокогор-лые кувшины (табл. I, 1), амфоры константинопольского (табл. I, 2) и причерноморского (табл. I, 8) типов, византийская белоглиняная поливная керамика (табл. 1,3), белоангобирован-ные желобчатые круглодонные амфоры (табл. I, 26), расписные ойнохойи баклинского типа и расписные двуручные кувшины с воронкообразным горлом (табл. I, 27, 28), а также типично салтовскне предметы торевтики: детали поясных наборов, копоушки, амулеты, серьги, перстни и бубенчики (табл. I, 4—7, 9—25). Все эти вещи можно разделить на три хронологические группы: 1—середина VII—VIII вв., 2 — вторая половина VIII — IX вв., 3 — середина IX—X вв. Их датировки, за исключением амфор I группы, общеприняты. Обоснование же хронологии последних приводится нами впервые.
Желобчатые круглодонные красноглиняные амфоры с белым ангобом (рис. 3, 7) обнаружены в закрытых комплексах Тау-Кипчака, Фронтового и уМелового, а также среди подъемного материала ряда салтовскнх поселений Горного Крыма. Типологически они близки широко известным амфорам причерноморского (т. наз. салтовского) типа второй половины VIII—IX вв., но отличаются от них более удлиненным туловом, сложной профилировкой венчика, несколько уплощенным дном и наличием белого ангоба. Их нижняя дата устанавливается по прямой аналогии с четырьмя амфорами из закрытого комплекса Ильичевского городища на Тамани.4 Последний датирован т. наз. амфорой с перехватом (вероятнее всего колхидского производства), западнопонтнйскими амфорами конца VI — первой половины VII вв. и двуручным распи-ным кувшином середины — второй половины VII в. Верхнюю дату таких амфор обусловливает, с одной стороны, их встречаемость (например, в Тау-Кипчаке) с амфорами с зональным рифлением VIII—IX вв., а с другой — отсутствие их в беспорных комплексах IX в. (с высокогорлымн кувшинами и византийской поливной керамикой). Таким образом, белоан-гобнрованпые желобчатые амфоры являются
8
Плиска—Прсслав, 2 София. 1981
57
Рис. 1. Археологическая карта Крыма VII—VIII вв.
I — болгарские поселения середины VII — VIНее.; 2 — болгарские поселения второй половины VIII— Хее.; 3 — византийские города; 4 — замки; 5 — монастыри; 6 — провинциально-византийские поселения
ранним вариантом амфор причерноморского типа и могут датироваться серединой VII— VIII вв.
Распределив датирующий материал по местам его находок можно наблюдать следующую закономерность. На 14 памятниках, подвергавшихся раскопкам (табл. I, №№ 1 —14),
Таблица I
имелись материалы исключительно второй половины VIII—X вв., на 7 же остальных — керамика, появляющаяся в VII в. и полностью выходящая из употребления к концу VIII в. На таких памятниках совершенно не обнаружено материалов IX—X вв. и почти нет вещей второй половины VIII в. Такая же кар
Название памитимка Число комплексов Середина IX—X вв. ..... Середина Вторая половина VIII — середина IX вв. VII—VIII вв.
дома ямы'могилы I 2 3 4 J S [ 6 | 7 j 8 9 10 11 12 13:14 15 16 17 'iSllS 20,21 22 ' 23 24 25 26 27 28 29 II 1 i
Кордон-Оба 6
Героевка (верхнийслой) 6
Тепсеиь 6
Мирмекий 3
Илурат 2
Тиритака 13
Алексеевка 1
Щебетовка 1
Судак 1
Бакла 3
Беляус 2
.Чайка" бол. 10
Инкерман 2
Херсонес
Тау-Кипчак 34
Героевка (нижний слой) 2
Пташкино 1
Маре 1
Ак-Кая 1
Фронтовое 1
Маловое 3
58
тина наблюдалась и при анализе подъемного материала других поселений, подвергнутых лишь разведочному обследованию. Таким образом, все болгарские поселения Крыма можно разделить на две хронологические группы, соответствующие, согласно периодизации Ге-роевки, двум периодам существования салтово-маяцкой культуры в Крыму.
Хронологические рамки памятников последнего периода соответствуют общепринятой датировке салтовских древностей Подолья и Приазовья. Между тем, наличие более ранних памятников позволяет выделить начальный этап сложения этой культуры. Верхняя дата этой группы памятников устанавливается на основании стратиграфии поселений Героевка, Тепсень и Кордон-Оба (около середины VIII в.). Датировка же нижнего рубежа более проблематична. Попытаемся установить ее методом корреляции вещей из некоторых закрытых комплексов раскопанного нами поселения Тау-Кипчак. В качестве опорных комплексов мы используем материал из хозяйственных ям-погребков № 5 и № 6. В них, с характерной салтовской керамикой, были обнаружены 20 амфор, разделенных нами на 9 типов.
В яме № 5 находились 10 амфор, 4 сероглиняных горшка, тонкостенный столовый красноглиняный кувшин и небольшой плоскодонный пифос (рис. 2л). Амфоры можно разделить на 5 типов.
Т и п 1 (рис. 2, а, 2, 3). Представлен тремя экземплярами амфор с удлиненным туловом,
плавно сужающимся к небольшому округлому дну. В нижней части тулова одной амфоры слабый „перехват**, а дно завершается круглым выступом-шишечкой. Горла сосудов узкие, стройные, с легким раструбом в верхней части; венчик одного — сложнопрофилиро-ванный, двух других — почти прямой. В 2 см ниже венчика прикреплены массивные ручки с ребром на лицевой стороне. Амфоры изготовлены из лиловато-красной глины и покрыты зеленовато-белым ангобом. Размеры средней амфоры; Н — 48 см, Нг — 7,5 см, Ов — 7,5 см, DT — 21 см.
По фактуре, форме тулова и технике обработке поверхности амфоры типа 1 близки амфоре из херсонесской цистерны № 92. Последняя датируется амфорами типа „Истрия** первой половиной VII в?
Тип 2 (рис. 2,а, 4—7). Представлен четырьмя амфорами со слабой желобчатостью и вытянутым туловом с легким „перехватом** в нижней части. Дно угловато-округлое. Горло вытянутое, сужающееся к слабо профилированному венчику. Ручки такие же, как на амфорах типа 1 Сосуды изготовлены из кирпично-красной глины и покрыты яркокрасным ангобом, напоминающим по плотности и блеску поздний красный лак. Размеры средней амфоры: Н — 50 см, Нг — 8,5 см, DB — 8,5 см, DT — 25 см.
Абсолютной аналогии таким амфорам мы не знаем. Наиболее близка по форме амфора из Ильичевского комплекса на Тамани,® дати
Рис 2 Поселение Тау-Кипчак. Керамика из хозяйственных ям 5 и 6
59
рованная, как говорилось выше, около середины VII в.
Т и п 3 (Рис. 2 а, 1). Представлен одним экземпляром желобчатой амфоры с удлиненным туловом и перехватом выше угловатоокруглого дна Горло узкое, удлиненное. Венчик массивный, валикообразный. Ручки аналогичны ручкам амфор предыдущих типов. Сосуд изготовлен из светло-красной глины с включениями шамота и покрыт жидким ангобом из той же глины. Размеры амфоры: Н — 32 см, Нг — 8 см, DB — 7,6 см, DT — 23 см.
Аналогий этой амфоре нам не известно, поэтому ее датировка вне комплекса затруднительна.
Тип 4 (Рис. 2,а, 8). Представлен единственным экземпляром бороздчатой амфоры. Тулово удлиненное, суживающееся к низу, с легким „перехватом11 у дна. Днище амфоры и ее венчик утрачены. Ручки овальио-упло-щенные с желобком на лицевой стороне. Сосуд изготовлен из светло-желтой глины и покрыт таким же ангобом.
Обломки аналогичных амфор встречены в засыпи VII в. на участке античного театра в Херсонесе в 1970 г. Близкие по фактуре сосуды обнаружены и в херсонесской цистерне № 92 в слое первой половины VII в.7
Тип 5 (рис. 2 а, 9). Представлен единственной в Крыму целой желобчатой амфорой с веретенообразным туловом и закругленным, почти острым дном. Этот тип амфор — промежуточный между остро- и круглодонными. Ее горло цилиндрическое, узкое, слегка расширенное в средней части и зауженное к профилированному венчику. Ручки такие же, как у амфор типа 1—2. Желобки шириной около 3 см в сечении напоминают крутую волну. Амфора изготовлена из хорошо отмученной кирпично-красной глины и покрыта блестящим плотным ангобом из той же глины. Ее размеры: Н — 47 см, Нг — 7,8 см, D,, — 7,3 см, Dr — 6,5 см, DT — 25 см.
Этот сосуд сроден амфорам из могильника близ Агойского аула на Кавказе.8 Совпадение их размеров, общих пропорций, формы дна, горла, размещение и характер желобков позволяют предполагать общий центр их производства и убеждает нас в их одновременности. В Агойском некрополе такие амфоры обнаружены в трех погребениях (6, 10, 18), из которых первые два содержали т-образные бляшки от геральдического поясного набора середины— второй половины VII в. Таким образом, подобные амфоры имеют наиболее узкие рамки бытования и позволяют датировать весь керамический комплекс из ямы № 5 серединой— второй половиной VII в.
Другим опорным комплексом для определения нижней даты Тау-Кипчака служит яма-погребок № 6, входившая в комплекс с полуземлянкой № 25. Ковшем экскаватора была срезана верхняя часть ямы и повреждены несколько сосудов. Остальные сосуды обнаружены в погребке совершенно целыми. В этой
яме оказались 10 амфор, 5 сероглиняных кухонных горшков, украшенных линейно-волнистым орнаментом (один из них был с пищей и накрыт крышкой с петлеобразной ручкой), лепной сероглиняный салтовский кувшин с волнистым орнаментом (уцелело лишь горло) и небольшой красноглиняный плоскодонный пифос с двумя петлеобразными ручками (рис. 2, б). Три амфоры из ямы № 6 (рис. 2, б, 4, 14) тождественны амфорам типа 2 из ямы № 5 и, следовательно, могут датироваться серединой—второй половиной VII в., датировка круглодонной желобчатой амфоры с белым ангобом обоснована выше (середина VII— VIII вв.): для корреляции она выделена в тип 9. Остальные амфоры в предыдущем комплексе не встречались и выделены нами в типы 6—8.
Тип 6 (рис. 2, б, 8). Представлен одним экземпляром верхней части реберчатой амфоры. Горло высокое, сужающееся к валикообразному венчику. Ребра острые, расположены через одинаковые промежутки; в сечении они напоминают волну. Амфора изготовлена из коричнево-красной глины с золотистыми включениями пиритов, черными включениями и с слюдой. Размеры сохранившейся части: Нг — 10 см, Dn — 7 см, DT — 18 см.
Прямой аналогии этой амфоре нам не известно. Близкие по форме сосуды найдены в цистерне № 92 в Херсонесе.9 Стенки таких амфор в значительном количестве встречались при раскопках засыпи VII в. на участке античного театра того же городища. По характеру рифления и составу керамического теста амфора типа 6 тождественна амфорам самосского производства, которые бытовали в Крыму в IV—V вв.10 На Самосе их производство продолжалось вплоть до конца VII в.11
Тип 7 (Рис. 2, б, 1—3). Представлен тремя желобчатыми амфорами с цилиндрическим, сужающимся к плоскому дну туловом. Горло прямое, укороченное; венчики амфор слабо профилированные. Массивные ручки прикреплены в 1—1,5 см ниже венчика. В центре дна одной амфоры (рис. 2, б, 1) имеется рудиментированнын выступ-шишечка. Же-лобчатость четкая, широкая; глубина желобков до 2 см. В сечении желобки напоминают равномерную крутую волну. Амфоры изготовлены из оранжевой глины. Обжиг неровный: цвет сосудов колеблется от светло-оранжевого до коричневого. В керамическом тесте включения пироксенов и слюды. Амфоры покрыты жидким белым ангобом, приобретшим, благодаря просвечивающей основе, золотистую окраску. Размер средней амфоры: Н — 49 см, Нг — 7,5 см, DB — 6,8 см, Ид — 11,8 см, Df — 21 см.
Амфоры типа 7 можно поставить в один типологический ряд с желобчатыми амфорами конца VI — первой половины VII вв., в большом количестве обнаруженных в византийских городах Нижнего Подунавья.12 Их сближают форма тулова и дна, наличие руди-ментированного выступа на дне, а также характер рифления. Румынские амфоры отлпчают-
60
ся от крымских лишь высотой горла. Однако этот признак можно отнести к разряду неустойчивых: горла всех амфор типа 7 различны по высоте.
Т и п 8 (рис. 2, б, 5). Представлен единственным экземпляром гладкостенной амфоры с широким низким горлом, расширяющимся к венчику в виде валика. Тулово яйцевидное, почти цилиндрическое. Ручки массивные, овальные в сечении, прикреплены в 1 см ниже венчика. Амфора изготовлена из красной глины с лиловым оттенком и покрыта белым ангобом. По составу керамического теста она близка амфорам причерноморского типа. Размеры амфоры: Н — 49 см, Нг — 6 см, Dr — 9,2 см, DB — 12,5 см, DT — 28,5 см.
Полной аналогии этой амфоре нам не известно, поэтому ее точная датировка вне комплекса затруднительна. Близкие по фактуре фрагменты амфор встречены в византийском слое Кордон-Обы, который, как говорилось выше, датируется около середины VIII в. С более поздними материалами амфоры подобной фактуры не встречались.
Из датировок приведенных амфор видно, что они могли сосуществовать в одном комплексе только с середины по конец VII в. Таким образом ямы № 5 и № 6 синхронны.
Для перепроверки нижней даты Тау-Кипчака мы скоррелировали амфоры из погребков с остальными амфорами из жилищ и хозяйственных ям этого поселения (рис. 3). В жилищах, на полах которых были обнаружены амфоры с зональным рифлением и амфоры причерноморского типа, заведомо появляющиеся вVIII столетии,найдены амфоры исключительно второй половины VII—VIII вв. Напротив, в яме 1 и землянках №№ 1, 3, 25 обнаружены только ранние амфоры. Следовательно, в Тау-Кипчаке имелись не менее 7 закрытых
комплексов VII в. Аналогичный материал обнаружен в нижнем слое Героевкн, а также в подъемном материале поселения в Старом Крыму.
Заканчивая хронологическую характеристику болгарских памятников Крыма, еще раз подчеркнем, что археологические материалы позволяют разделить их на две хронологические группы и выделить в одну из них материалы периода сложения салтово-маяцкой культуры. Предложенная периодизация позволяет внести некоторые уточнения в характеристику поселений.
Поселения VII—VIII вв. немногочисленны. Наиболее типичным из них является поселение Тау-Кипчак (рис. 4) — единственное в Крыму достаточно полно изученное ранне-салтовское поселение. Оно было обнаружено при строительстве Балановского водохранилища в верховьях реки Зуи в .Центральной части Горного Крыма. Поселение находилось в тесной речной долине на склонах невысоких, но крутых и поросших лесом гор. На площади около 100 га нами были исследованы 34 жилые и хозяйственные постройки, около 50 хозяйственных ям и 10 грунтовых могил.
Постройки Тау-Кипчака располагались пятью „кустами": по одному большому „кусту" на обоих берегах реки и три малых — в верхней части левобережной поймы (рис. 4). Каждый „куст" состоял из строений, группировавшихся внутри него по 2—3 вместе. Группы построек отстояли друг от друга внутри „куста" на расстоянии от 10 до 25 м. В „куст" на правом берегу входило 9 групп построек (изучено 11 и разрушено при строительстве водохранилища еще 6 полуземлянок), в большой левобережный „куст" — такое же количество групп. В 50 м выше последних по склону находилось скопление из 3 групп построек (двукамерные
61
Рис 4. П ган центра гьного участка поселения Тау 1 — землянки; 2 — хозяйственные ямы; 3 — грунтовые VIII вв.); 5 — современное русло реки Зуи
Кипчак
могилы; 4 — реконструкция древнего русла реки Зуи (VII —
наземные дома), а ниже по течению реки еще два „куста" с тремя группами построек. Если принять во внимание, что в каждой группе лишь одна постройка имела очаг (т. е. была жилой), то становится очевидным, что в Тау-Кипчаке могло проживать около 25 семей. Исходя из состава среднеевропейской семьи в VIII—IX вв. (5 человек в семье), можно предполагать, что население Тау-Кипчака составляло около 120 человек.
В Тау-Кипчаке удалось проследить еще одну особенность планировки поселения.Внутри двух больших „кустов", среди стандартных по площади и очертаниям землянок, выделяется по одной более значительной как по размерам, так и по количеству находок; остальные дома как бы группировались вокруг них (рнс. 4; 6, /—2). Такая планировка напоминает компактно-родовой (или большесемейный) принцип планировки ряда поселений высоко
горного Кавказа в XVIII — XIX вв. Как правило, там для главы большой семьи (в нее входили до 15 женатых сыновей) строили, как и в Тау-Кипчаке, дом значительно больших размеров; малые семьи занимали небольшие стандартные хижины, размещались вокруг дома патриарха. В село входили 2—3 подобных объединения.13
Помимо Кавказа, поселения описанного типа известны на Балканах и Средней Азии, а также среди раннесредневековых памятников Восточной и Центральной Европы. В качестве примера можно привести планировку стойбища на Правобережном Цимлянском городище, где вокруг большой юрты теснились юрты меньших размеров,14 или же планировку поселения Дриду в Румынии15 и родственные ему поселения Балкано-Дунайской культуры в Молдавии18.
Если принять большесемейный принцип за основу планировки Тау-Кипчака, становится
62
ownodaj — L ‘9 :ипъип^-По± — 6'S 'S~I п^оьо — a ravtnia a nugridna — д !наип пишзт,П anu-Hvaodn6dwmoxad — о яо 111Л—НА пнпдайяэ ппиэгээои naodunou хтпж nunj^ д -эи^
F
W £
Р _ M-UX
V
о
1111Ш11ПlLUJJlLL(ni.llllllllilllllLI, !U
ОБ
//Ш/////////1

'Ши 111 ШИ I////НИ,

О
1’0
nfJIUllUJJlJULLUL

вполне объяснимым и появление грех малых „кустов" на левом берегу Зум. Как показывают многочисленные этнографические параллели, от патриархальной семьи, в которой число малых семей превышает традиционную норму, нередко отделяется несколько „лишних"17.
Другим важным итогом раскопок Тау-Кипчака является уточнение классификации салтовских жилищ. На. основании стратиграфических данных можно построить их следую-щую типологию..
В Тау-Кипчаке открыты 24 полуземлянки и 10 наземных домов с каменными стенами. Таким образом, полуземлянки составляли около 70% общего числа построек. Они обнаружены исключительно в больших „кустах" поселения, которые, как отмечалось выше, возникли около середины VII в. Наземные же постройки известны лишь в „малых" кустах на левом берегу. Уже сама топография этих разнотипных построек наводит на мысль об их разновременности. Это подтвердили стратиграфические наблюдения, проведенные в чаше строящегося водохранилища. При изучении нескольких десятков срезов длиной до 2 км при глубине до 8 м удалось проследить, что салтовские землянки на правом берегу были впущены в слой луговой почвы, а на левом — горно-лесной. Таким образом, наиболее ранние постройки находились на правом берегу, где лес был вырублен задолго до появления в урочище болгар. Здесь обнаружены исключительно бесстолбовые полуземлянки, из которых лишь постройка № 15 (рис. 5, 3) имела каменную обкладку бортов, сложенную насухо „в елку". За исключением большой полуземлянки № 22, которая могла принадлежать главе большой семьи (ее размеры 5,4 X 5,Ох 1,0 м), остальные — стандартны по величине (3,0 >хЗ,5 и 3,0 Х4,О м при глубине до 1 м). Все они подпрямоугольной формы с сильно закругленными углами и входом, обращенным к реке. Тарелкообразный очаг без обкладки (диаметром до 1 м) находился в углах жилищ. Отсутствие капитальных стен позволяет предполагать у этих построек четырехскатную крышу, что делало их похожими с чумами полукочевых тюрок (рис. 7).
Строительство домов большого левобережного „куста" началось с вырубки леса, что указывает на более поздний, по сравнению с правобережным, строительный этап. Однако, судя по находкам, оба они датируются серединой — второй половиной VII в. Почти не отличаются они и в строительном отношении: здесь обнаружены такие-же полуземлянки, как и на правом берегу. Исключение составляет большая землянка № 1 (рис. 5, 2). Ее размеры 4,0x6,8X1,7 м. Таким образом по площади она совершенно одинакова с большой правобережной землянкой № 22. Внутри землянки № 1 зачищены основания четырех круглых столбов и развал каменной кладки, что позволяет предполагать каменные стены и двускатную крышу с коньковой балкой.
К третьему строительному периоду можно отнести „куст" из трех однокамерных наземных построек (№№ 29—31). По размерам (3,0 Х3,5 м) и планировке они совершенно не отличались от полуземлянок. Очаг обнаружен в углу постройки № 29; две другие имели хозяйственное назначение. Общим с землянками был и начальный строительный цикл наземных построек: при их сооружении первоначально был вырыт котлован подпрямоуголь ной формы, однако, в отличие от землянок, его глубина достигала всего 0,3—0,4 м. По краю котлована сооружены кладки стен, сложенные насухо „в елку"*.Они сохранились на высоту до 0,6 м при ширине 0,5—0,6 м. Не зная простейших приемов каменного строительства, болгары Тау-1\ипчака (вчерашние кочевники), не сумели перевязать углы стен в местах стыков и закруглили их, повторив контур котлована.
Четвертый строительный период представлен двумя двукамерными наземными домами с каменными стенами (рис. 5, 8—9). „Куст", в который они входили, был расположен в самой верхней части склона и лес был вырублен здесь в последнюю очередь. По строительной технике дома № 2, 14 не отличались от однокамерных построек. Размер их жилищ с тарелкообразными очагами приблизительно одинаков (№ 2 — 3,7x4,5 м; № 4 — 3,2X4,5 м). Однако хозяйственные помещения, пристрое-ные к одной из стен жилых, имели удлиненную форму. Их размеры 5,0X2,5 м и 5,2 Х2,2 м. Полы [обоих построек, как и в однокамерных домах, находились на 40 см ниже основания стен.
Мы проследили последовательность развития жилищ трех типов на материалах поселения Тау-Кипчак. Аналогичные постройки обнаружены в синхронных с Тау-Кипчаком слоях Героевки, Пташкино, Мелового, Фонтан и др. Следовательно, такие постройки характерны для крымских поселений раннесал-товского периода. Болгары, придя в Таврику около середины VII в., принесли присущий им тип жилища, не встречавшийся ранее в Крыму: полуземлянку с юртообразной крышей. В Крыму они столкнулись со зрелой традицией каменного строительства и дальнейшие изменения в строительном деле этих тюрок уже были связаны с ее влиянием. При сооружении землянки № 1 второго строительного периода болгары уже отступили от своей традиции, соорудив каменные стены и двускатную крышу. Еще большее влияние крымско-византийской строительной техники заметно в сооружении наземных построек. Однако пережитки земляночного строительства сохранялись до конца существования поселений этой группы. Первые наземные дома в деталях повторяли полуземлянку; сохраняется и характерное для кочевников и полукочевников разделение дома на хозяйственную и жилую половины и отсутствует типичный для крымско-византийских домов огороженный двор. В корне отличались и строительные приемы: именно с при-
64
fg]-« & 1ЖН
100 м
-J
Рис. 6. Планы поселений второй половины VIII—X вв.
а — контуры раскопов; б — средневековые постройки; в —оборонительные стены античного времени; г — современные дома. 1 — Тиритака; 2 — Героевка; 3 — Тепсень
9 Пл иска — Преслав, т. 2
65
ходом болгар и исключительно на поселениях последних в Крыму отмечается распространение принципиально новой для средневековья техники кладки „в елку“. Известная на византийских памятниках только как декоративная, у салтовцев она становится единственным видом каменной кладки и это, вероятнее всего, было связано с их неумением перевязывать углы.
Примитивная строительная техника сохранялась и на поселениях второго периода (вторая половина VIII—X вв.) (рис. 6). Однако последние по внешнему облику и планировке приблизились к поселениям провинциально-византийской культуры. На наш взгляд, это явление прежде всего было следствием прямых контактов салтовцев с греко-малоа-знйским населением, массовая миграция которого в Крым началась в 40—50-х г. VIII в.18 Прилив населения с высокоразвитой культурой не мог не отразиться на культуре всех поселений Таврики.
Болгарские поселения второй половины VIII—X вв. составляют подавляющее боть-шинство в Крыму. Из 109 салтовских поселений 82 — относятся к этому периоду, а 13 из них подвергались раскопкам. Однако, несмотря на количественное преобладание, поселения второго периода изучены значительно хуже первого. Ни одно из них не раскопано в той степени, чтобы можно было судить о характере его планировки (рис. 7), что сильно затрудняет социологический анализ. На поселениях второго периода изучались лишь отдельные строительные комплексы, позволяющие выяснить хронологию и проследить генезис жилищ.
На поселениях второго периода раскопано около 70 жилых и хозяйственных построек и два християнских храма. Жилища можно разделить на четыре типа: полуземлянки, однокамерные наземные дома, дома-пятистенки и усадьбы с огороженными дворами и хозяйственными службами.
Полуземлянка второй половины VIII в. раскопана на Кордон-Обе, остатки другой такой же — обнаружены нами в Щебетовке. По размерам и планировке эти землянки не отличаются от землянок поселений первого периода. Таким образом, исходный тип жилища на поселениях обоих хронологических периодов был одинаков. Различие между ними заключается в более быстром прогрессе салтовцев второй миграционной „волны". Чтобы перейти к новым типам жилищ, им потребовалось в два раза меньше времени, чем сал-товцам первой. У поселений первого периода этот переход занял около столетия, причем полуземлянки продолжали бытовать наряду с домами других типов до дня гибели поселений. Землянка же Кордон-Обы была заброшена в той же второй половине VIII в.,19 а ей на смену же пришли наземные каменные дома, отнесенные нами ко второму строительному периоду салтовского горизонта Кордон-Обы.
Салтовскне дома второго типа немногочисленны. Два дома раскопаны нами на Кордон-Обе и по одному на Тепсене, Героевке и в Тиритаке. Тепсенский дом по размерам (3,5X 2,5 м) близок однокамерным домам первого строительного периода, но отличается от них наличием печи-каменки (рис. 7, 2). Аналогичную конструкцию имели дома Героевки и Тиритаки (рис. 7, 1). Дома Кордон-Обы более византийские по внешнему виду. Размер наиболее хорошо сохранившегося дома8,1Х 5,1 м. Его дверные откосы выложены хорошо подогнанными плитами, а рядом с дверью имелось застекленное окно (рис. 8). Однако внешнее сходство на этом и кончалось. В отличие от провинциально-византийских построек Таврики, сложенных, как правило, на растворе из бута, болгарские дома Кордон-Обы и других поселений второго периода, строились насухо „в елку“. Отсутствовала и перевязь углов: стены большинства построек пристроены одна к другой (рис. 9), а на некоторых постройках Тиритаки (рис. 7, /) и Кордон-Обы закруглены. Как и в постройках первого периода, полы домов Тепсеня и Кордон-Обы были впущены в грунт и находились на 0,2—0,3 м ниже уровня основания стен. Кочевническая традиция еще более подчеркивалась наличием во всех салтовских домах Кордон-Обы (даже самых поздних) тарелкообразного очага в центре жилища и отсутствием типичного для византийских домов дымохода (салтовскне дома топились начерно).
Постройки второго типа существовали относительно короткий срок. На Кордон-Обе одна постройка (рис. 9) после какого-то пожара в первой половине IX в. была заброшена и разобрана на камень до основания (сохранился всего один ряд кладки), а другая — перестроена в жилое помещение усадьбы (рис.9). Дом же Тепсеня, ио данным В. П. Бабенчи-кова, был заброшен еще раньше: на его полу найдены три арабские бронзовые монеты VIII в., а более поздних материалов не было обнаружено.
Однокамерные дома в IX в. полностью были вытеснены еще более византинизирован-ными домами-пятистенками (рис. 7, 3) и усадьбами с огороженными дворами (рис. 8). Оба типа построек, судя по повсеместным находкам высокогорлых кувшинов и более редким византийским белоглиняным поливным сосудам, появляются около середины IX в. и доживают до последних дней салтовских поселений Крыма.
Дома-пятистенки — наиболее многочисленная группа салтовских построек IX—X вв. За исключением Кордон-Обы, они раскопаны на всех остальных поселениях второго периода и достаточно подробно описаны В. Ф. Гайдукевичем, Д. Б. Шеловым, М . А. Фронд-жуло, А. В. Гадло и др.20 Дома с аналогичной планировкой и близкие по размерам были повсеместно распространены на византийских поселениях Южного берега Крыма и Юго-Восточной Таврики. До VIII в. такой тип по-
66
о
Рис 7. Типы жилых построек поселений второй половины VIII—А вв а — кладки стен построек досалтовского периода; б — хозяйственные ямы; в — очаги. 1 — Тиритака; 2—4 — Тепсень
67
>WXJj
Рис. 8 Поселение Кордон-Оба. План и разрез усадьбы Л® 1
1 — кладки стен первого строите 1ьного периода; 2— кладки стен, сооруженные после пожара середины IX в' 3 — дерновый слой; 4 — слой с керамикой середины 1Х — Хвв; 5 — засыпь второй половины VIII - первой половины IX вв.; 6 -прослойки утлей и гари (следы пожара); 7 - нулевая линия

Ш77777777Т7~ПУ7-ГГ77ТТГПГС^=.
68
Рис. У. Поселение Кордон-Оба. План и разрезы храма
1 — реконструкция стен первой половины IX в.; 2 — реконструкция стен притвора храма IX — X вв.; 3 — кладки стгн византийского храма (1 строительный период), разрушенного в середине VIII в.; 4 — сгой, образовавшийся после разрушения болгарского храма (насыщен строительным качнем и черепицей); 5 — продолжение того же слоя за пределами храма; 6 — стерильная прослойка; 7 — сгой строительного мусора византийского храма (насыщен известковым раствором); 8 — слой, насыщенный известковым раствором и щебнем в траншее фундамента византийского храма; 9— материковый суглинок; 10 — прослойки углей и гари (следы пожара); 11 — дерновый слой
строек в Крыму не известен. Его появление в Крыму можно связать с той же иконопо-читательской иммиграцией из Малой Азии, где совершенно тождественные постройки известны с IV—VI вв.21 Примером типично византийского дома, каким могли послужить салтовцам образцами для подражания, может являться дом-пятистенка с черепичной крышей и огороженным двором, относящийся к византийскому горизонту Тепсеня (рис. 7,4). Он состоял из двух смежных помещений, в каждом из которых имелся очажек, т. е. оба они были жилые. Кроме того, в одном помещении была сооружена печь-каменка. Стены дома, толщиной 0,85 м, были сложены из бута на глине и поставлены на фундамент, впущенный в материк на глубину 0,3 м. Они были оштукатурены и украшены резным каменным карнизом. Полы дома досчатые; они находились на одном уровне с древней дневной поверхностью двора. Углы постройки прямые с „перевязью" и частично выложены из пиленного ракушечника.22
Салтовские дома по внешним признакам близки византийским. Их размеры 5,5x10,0 м, 5,5x13,0 м и 5,8x10,5 м. Они также были целиком выстроены нз камня и имели по два помещения под одной крышей, четкую прямоугольную форму, выложенные из тесаного камня дверные проемы и застекленные окна
Однако с первого взгляда обнаруживается и существенная разница между салтовскими и византийскими постройками Крыма. В отличие от византийских домов, все салтовские постройки сооружены насухо „в елку", а их стены не перевязывались в углах: как и в постройках второго типа, они пристраивались одна к дрхгой. Стены стояли на грунте без фундамента, а их глинобитные полы находились на 0,2—0,3 м ниже уровня основания стен. Крыши всех салтовских домов были земляные.
Отличалась от византийской и функциональная планировка построек. Кочевнические пережитки проявились в них в способе отделения жилой части дома от хозяйственной: эти помещения имели отдельные входы со стороны двора. При этом, как и в большинстве домов первого периода, под жилье использовалось меньшее помещение с очагом. Большее применялось для хозяйственных нужд: в нем вырывались зерновые ямы или закапывались пифосы, а в зимнее время мог содержаться скот. Таким образом, заимствования из византийского строительства были чисто внешними.
Одновременно с домами-пятистенками на византинизированных болгарских поселениях Крыма встречается и другой тип построек — усадьбы с отдельно стоящими жилым и хо
69
зяйственными помещениями и огороженным двором. Два таких дома раскопаны нами на Кордон-Обе. Как уже говорилось, при сооружении одного из них было перестроено однокамерное жилище первой половины IX в., другая же усадьба строилась сразу по новому плану. В качестве примера рассмотрим первую.
Восстановив первоначальную постройку (ее размеры 8,1 X5,1 м), болгары построили рядом с ней еще одну — хозяйственную размером 4,0X3,6 м. (рис. 9). Так же, как и жилище, последняя была сложена насухо „в елку“, а ее полы были опущены на 0,3 м ниже основания стен. Пространство между двумя постройками было огорожено каменной стеной. Получившийся в результате небольшой дворик, с}дя по сильной утоптанности и полному отсутствию археологического материала, мог использоваться в качестве загона для скота. Аналогичную планировку имела и вторая усадьба.
В появлении подобных усадеб отразилась дальнейшая византинизация болгар в Крыму. Значительное увеличение размеров хозяйственных служб, по сравнению с другими сал-товскими постройками этого времени, может свидетельствовать о заметном усилении хозяйственной самостоятельности семьи. Можно предположить, что со второй половины IX в. византинизация наложила отпечаток не только на материальную культуру болгар, но и затронула их со стороны социально-экономической. Напомним, что большая патриархальная семья была основной хозяйственной ячейкой салтовского общества в VII—VIII вв. Новая группа кочевых или полукочевых тюрок, проникшая в Крым во второй половине VIII в., вероятнее всего имела такую-же социальную структуру. Однако непосредственные экономические и политические контакты тюрок с византинизированным населением Тав-рики неизбежно вели к кризису и распаду патриархально-родовой общины и замене ее соседской. Это подтверждается некоторым изменением характера планировки поселений в IX—X вв. и особенно — темпами перехода к новым типам жилища.
Помимо социально-экономических изменений в IX в византинизация привела и к изменениям в идеологической основе салтовского общества. Ее следствием было проникновение в среду болгар христианства. Нам известны две салтовские церкви: на Тепсене и на Кордон-Обе. Обе они построены на руинах византийских храмов середины VIII в. Храмы близки по планировке, а в их конструкциях характерно применение кладки „в елку" и отсутствие перевязи углов. В связи с тем, что тепсенский храм сильно разрушен, мы остановимся на церкви поселения Кордон-Оба (рис. 9).
Салтовский храм полностью повторил контуры византийского храма, руины которого он перекрыл. Размер храма 7,4 X 3,2 м при толщине стен 0,85 м. Его апсида полуэлип-соидной формы: при расстоянии между пле
чами храма 2.4 м она вытянута на глубину 1,6 м. На первоначальном этапе своего существования салтовский храм не имел притвора (он был пристроен несколько позднее). Крыша храма двускатная: на его полу найдена коньковая балка диаметром около 0,2 м. Обнаруженные здесь же целые черепицы (несколько деформированные в результате пожара) позволяют говорить, что крыша покрывалась обычным для византийских храмов способом: две положенные рядом керамиды перекрывались калиптером. Размеры керамид 0,42x0,23 м, 0,42x0,28 м, 0,39x0,29 м, 0,41X0,25 м; калиптеров — 0,42x0,12 м, 0,39 ХО,13 м. Все керамиды имели одну и ту же метку мастера — монограмму Христа, выполненную граффито. Подобные метки, правда, выполненные всегда в рельефе, ставились на черепицах, предназначенных для покрытия византийских храмов. Значительно меньшие размеры черепиц, чем обычные византийские VIII—X вв., отсутствие в них водонаправляющих дорожек, а также манера нанесения меток, совершенно не типичная для византийских черепиц, позволяют утверждать, что вся партия черепицы была изготовлена местным мастером. Таким образом, если в планировке и конструктивных особенностях салтовских жилищ VIII—X вв. ощутима принесенная болгарами в Крым кочевническая традиция, то при строительстве христианских храмов они полностью заимствовали византийский тип подобной постройки. Для византийских поселений Крыма VIII—X вв. характерны небольшие по площади и удлиненные в плане базилики со стропильными крышами и циркульными, реже полуэллнпсоид-ными, в плане апсидами. В этом отношении близки храму Кордон-Обы базилика византийского монастыря на скале Панеа в Симеизе, храм в Верхней Массандре, церковь на скале Ильяс-Кая в Ласпи и др.28 Помимо Крыма, такие же храмы были широко распространены в Сирии24, Палестине23 и Киликийской Армении28. В иконоборческую эпоху этот тип храма мог быть принесен из Малой Азии в Крым, а уже здесь, благодаря миссионерской деятельности византийского монашества, вероятно, проник вместе с христианством в салтовскую среду. Среди таких миссионеров можно найти имена епископа Иоанна Готского, обратившего в христианство хазарского наместника в Фуллах, византийского монаха Константина Философа, рубившего священные дубы того же „фульского“ народа, епископа Стефана Сурожского и др. Крымское средневековье небогато памятниками письменности, поэтому имена большинства миссионеров остались неизвестными истории. До потомков дошли их дела: культурно-проповедническая деятельность эмигрантов завершилась созданием в X в. епархии Ходзиров, которая несколько погодя была переименована в Фуль-скую. Центр епархии локализуется многими исследователями в Юго-Восточном Крыму. С такой локализацией полностью солидарны и мы.
70
1 И. И. Ляпушкн и. Славяно-русские поселения IX — XII столетия на Дону и Тамани. —МИА, 6, М.—Л-, 1941. с. 226—231; А. Л. Я к о б с о и. Ран-несредиевековые поселения Восточного Крыма. —МИА, 85, М.—Л, 1958, с. 485; А В. Г а д л о. Этнографическая характеристика перехода кочевников к оседлости (по материалам Восточно-Крымской степи и предгорий VIII IX вв 1 Изв Геогр. общества СССР, 1, Л., 1971; С А. П л е т н е в а. От кочевии к городам. М., 1967, с. 8.
2 А. И. А й бабин, И. А Баранов. Раскопки в пос. Курортный. АО, 1975, М., 1976, с 292—293.
3 А. В. Г а д л о Раскопки средневекового селища v деревни Героевкн в 1964 г. —СА, 1969. № I, с. 167?
4 Н И. С о к о л ь с к и й. Ильичевское городище. — СА, 1966, №4, с. 132. рис 5, 6.
5 И. А. Антонова, В. Н. Даниленко, Л. П. И в а ш у т а, В И К а д е е в, А. И. Романчук. Средневековые амфоры Херсонеса. Античная древность и средние века, вып. 7. Свердловск, 1971, с 85, рис. 7.
6 Н И. С о к о л ь с к и и, Указ, соч., с 132, рис. 2.
7 И. X. Антонова и др. Указ, соч., с. 87, рис 1 I
в А. М и л л е р. Разведки па Черноморском побережье Кавказа в 1907 г. —ИАК. 33. СПб., 1909, с. 92—93
9 И. А. А и т о н о в а и др. Указ, соч., рис. 6, 6 а.
10 И А Баранов Погребение \ в н. э. в Северо-Восточном Крыму. - СА, 1973, № 3, с. 245, рнс. 2.
11 Н Robinson, Pottery of the Roman Period. The Athenian Agora. Vol. V. \exx Jersey, 1959, M 373, 335, 307; А. M. Schneider. Samos in friihchristhcher und Bvzantinischer Zeit Mit
teil. des deutsch. archaolog. Instituts. Athenische Ah-teilung, LIV, 1929, t XLXIII.
12 E. К о n d u r a c h i. Ceramica. — Histria, 1, p. 455, fig. 380, 381; С. X’ i с о 1 e s c u, P. P e t r e s-c u Ceramica Romaneasca traditionala. Bucure^ti, 1974, p. 36, fig. 20a.
13 Ш. Д. И и а л-И п а. Историко-этнографические очерки. Сухуми, 1965, с. 167. 397.
14 С. А. Плетнев а. Указ, соч., с. 39
15 Е. Z a h а г i a. Sapaturile de la Dridu Bu-cure^ti, 1967, pl. 1.
16 П П. Б ы p н я. Кут — древний тип сель ского поселения на территории Молдавии. — Изв. Молд фил, АН СССР, 5, 1961.
17 Ш Д. И и а л-И п а Указ, соч., с. 403—404
18 И. А. Баранов. О восстании Иоанна Готского.— Феодальная Таврика. Киев, 1974, с 151 исл.
19 \ И. А и б а б и и, И А. Баранов. Указ, соч., с. 245.
20 А В. Гадло. Этнографическая характеристика. . ., с. 74.
21 G. Т с h а 1 е и к о. Villages antiques de la Sxrie du Xord. — In: Le massif du Belus а Гёро-que Romaine, Il Paris, 1953, Pl CXVI.
22 В. П. Б а б e н ч и к о в. Итоги исследования средневекового поселения на холме Тепсеиь. — В: История и археология средневекового Крыма М 1958, с. 96—98, рнс. 2.
23 О. И. Домбровский. Средневековые поселения и „исары“ Крымского Южнобережья. — Феодальная Таврика, с. 27, 36—37.
24 Библиографию по раннесредневековым базиликам Сирии см. G. Т с h а 1 е п с о. Тгауанх en coins dans la Syrie. — Syria. L, Paris, 1973, p. 116—129.
25 D. T. Rice. Arte cristiana in Asia. — Est-ratto da ,,Le eixilita dell oriente'1, Vol. I\ Roma, 1962, p. 434—436, fig. 3, 3.
26 S. Nercessi an. Armenia and Byzantine Empire Harxard, 1945.
71
К ВОПРОСУ О КОНТАКТАХ ДРЕВНИХ ВЕНГРОВ
С БОЛГАРО-ТЮРКСКИМИ ПЛЕМЕНАМИ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ
Е. А. Халикова (Казань)
В венгерском языке существует, как известно, значительный пласт древнетюркских заимствований, насчитывающий более двухсот слов. Он включает термины, связанные с пашенным земледелием — „соха“, „серп“, „ток“ и др., оседлым пастушеским скотоводством — „бык, „телка", „теленок", „свинья", „курица" и др., виноделием — „виноград", „дрожжи", „цедить вино", торговлей и обменом— „цена", „заем" и др., письмом и счетом — „писать", „число" и др., отдельные названия предметов домашнего обихода, одежды и т. п. Анализ заимствованных слов и категорий понятий, к которым они относятся, не оставляет сомнений в том, что предки венгров еще до переселения на Дунай в течение достаточно длительного времени контактировали с древнетюркскими племенами, оказавшими на них сильнейшее культурно-экономическое и этнолингвистическое влияние. Лингвистами давно высказана мысль, что такими племенами, некогда соседившими с венграми в Восточной Европе, были древние болгары.1 Эта точка зрения утвердилась в науке. Где же в таком случае, на какой территории и когда именно могли иметь место контакты древних болгар и мадьяр? Выяснение этого вопроса имеет принципиальное значение для изучения ранней истории как венгров, так и болгар, а также современных народов, генетически с ними связанных, для понимания их исторических судеб и этнических взаимоотношений. Не случайно данная проблема уже более восьмидесяти лет привлекает внимание исследователей. К ней обращались лингвисты, историки, археологи, этнографы, но единодушия в высказанных взглядах по сей день нет. Ряд ученых, посвятивших болгаромадьярской проблеме специальные работы, — 3. Гомбоц, Г. Фехер, Е. Дарко, Н. Н. Поппе и др.,2 считают, что наиболее вероятным местом контактов были районы, расположенные к северу от Кавказа, где ранние письменные источники — (автор „Начальной истории Армении" Мар Абае Катина (конец IV в.), анонимный хронограф 354 г., греческий епископ Митилены Захарий Ритор (VI в.) — упоминают племена болгар, и где, согласно византийским авторам, в Прикубанье и Приазовье, в середине VII в. находилась Великая Болгария. В этих же районах, по соседству с болгарами, многие историки, начиная с И. Мар-
кварта,3 склонны были помещать и мадьяр, считая эту область их древней родиной,4 хотя ни один средневековый источник не называет среди племен, обитавших в этот период к северу от Кавказа, племя под именем „мадьяр". Народ с таким этнонимом здесь фактически не известен. Стремясь выйти из этого затруднения, сторонники указанной гипотезы предпринимали попытки идентифицировать венгров с другими племенами, жившими на Кавказе и упомянутыми у средневековых авторов. Так, например, И. Маркварт отождествлял с мадьярами народ „тюрк’к", упомянутый Моисеем Хоренским;5 Г. Фехер идентифицировал их с сабирами, известными на Кавказе с V в.,6 а Г. Моравчик — с оногурами.7 Некоторые из ученых, разделяя теорию северо-кавказской локализации венгров, вместе с тем расширяли область их расселения от Прикубанья до излучины Дона и далее на север, допуская возможность контактов не только с Прикубанскими, но и с волжскими болгарами.8
Не отрицая возможности нахождения отдельных групп протовенгров на Северном Кавказе, в частности, в Прикубанье, что отнюдь не исключается и как будто бы даже отчасти подтверждается археологическими (к сожалению, пока очень скудными) материалами,9 мы тем не менее, основываясь на анализе письменных и археологических источников, полагаем, что основная масса протовенгерских племен (та, которая позднее составила ядро венгерского народа на Дунае) с VI до начала IX вв. расселялась не на Северном Кавказе, а значительно северо-восточнее, в Волго-Уральском регионе. Эта точка зрения не нова, она не раз высказывалась в литературе и ранее,10 но в последнее время она получила прекрасное подтверждение во вновь добытых археологических материалах, которые одновременно позволяют уточнить и конкретизировать вопрос о болгаро-мадьярских контактах в Восточной Европе.
Наиболее ранние из дошедших до нас и в то же время относительно наиболее полные сведения о локализации мадьяр в Восточной Европе содержатся в сочинении Ибн-Русте, написанном в самом начале X в. Сведения, сообщаемые им, по мнению востоковедов,11 следует относить к периоду не позднее конца IX в. „Земля их обширна, — пишет Ибн-Русте о мадьярах. — Одной окраиной своей
72
Плиска-Преслав, 2. София, 1981
прилегает она к Румскому (Черному) морю, в которое впадают две реки; одна из них больше Джейгуна (Аму-Дарьи); межд) этими-то двумя реками и находится местопребывание мадьяр"12. Если учесть, что речь идет о второй половине пли о конце IX в., то следует думать, что в приведенном отрывке имеется в виду та область Северного Причерноморья, в которой венгры размещались непосредственно перед переселением за Карпаты (имевшим место около 895—896 гг.), т. е. тот район их обитания, который у Константина Багрянородного назван Ателькузу13 и который, согласно этому автору, охватывает степи Северо-Западного Причерноморья от р. Днепра до рр. Прута и Се-рета (фактически междуречье Нижнего Днепра и низовьев Дуная).11 Время появления венгров в Ателькузу определяется различными исследователями по-разному,13 но в большинстве случаев не позднее 40-х годов IX в. До Пересе тения в эту страну мадьяры, по Константину Багрянородному, жили в местности, которая называлась Леведией и находилась „вблизи Хазарин", но прожили они там всего три года.10 Где же размещались они ранее-* Важные указания на этот счет имеются у того же Ибн-Русте. Первый из краев мадьярских, как он пишет, лежал „между землей печенегов и землей болгарских эсегель"17. Эсегели упомянуты еще раз в том же сочинении, в разделе, посвященном волжским болгарам, и названы среди „отделов", на которые эти болгары делились (берсула, эсегель, болгар).18 Кочевое племя эскэл отмечает в Волжской Болгарии и Пбн-Фадлан.19 Не вызывает поэтому сомнений, что в приведенном отрывке Ибн-Русте содержится прямое указание на соседство мадьяр именно с волжскими болгарами. Что же касается других соседей мадьяр — печенегов, то, они, согласно Константину Багрянородному,20 „первоначально", до вторжения в Причерноморье,21 расселялись между реками Волгой и Яиком (Уралом), „имея соседями хазаров и так называемых узов"22. Основываясь на совокупности этих исторических источников, вполне правомерно предположить, что „первый из краев мадьярских", о котором пишет Ибн-Русте, другими словами, Старая Венгрия (Magna hungaria), о которой упоминают средневековые латиноязычиые авторы, находился где-то между Волгой и Уралом, к северу от печенежских земель по соседству с волжскими болгарами. Свидетельства письменных источников согласуются с новыми археологическими данными, позволяющими уточнить локализацию протовенгров в Волго-Уральском районе.
В 1974 г. в Алексеевском районе Татарии у д. Большие Тиганы в левобережье Нижней Камы открыт могильник второй половины VIII — первой половины IX вв., обнаруживающий удивительное сходство с древневеи-герскими могильниками на Дунае эпохи завоевания родины (конца IX — первой половины X в.) типа Башхалом, Кенезлё, Тиса-бездед, Орошхаза и др.23 Своеобразный пог
ребальный обряд этого могильника характеризуют следующие черты: расположение на возвышенности вдали от реки; группировка могил вокруг богатых захоронений мужчин-воинов; длинные (до 300—350 см), широкие (до 100—150 см) и глубокие ( среднем 90— 100 см) могильные ямы с вертикальными стенками и лишь иногда с широкими ступеньками-заплечиками вдоль одной из продольных сторон; ориентировка погребенных головой на запад; применение деревянных гро-бовпщ и подстилок из войлока и тканей; угли и зола в засыпи и на дне; сопровождение умерших погребальной пищей (сосуды и кости животных); частичные захоронения коней в ногах у погребенных (шкура с головой и ногами), иногда со стременами, удилами, уздечными наборами; применение погребальных лицевых покрытий из ткани и наглазников в виде округлых или прямоугольных пластин из листового серебра; обилие в могилах украшений и деталей костюма (детали головных уборов, височные подвески и серьги, бусы, металлические подвески к ожерельям, пуговки, женские накосникп, перстни, браслеты, детали поясных наборов, серебряные нашивки на рукавах и обувь); немногочисленные орудия труда (ножи, шилья, кресала); оружие в мужских могилах (сабли, наконечники стрел и детали луков) и своеобразный поминальный обряд — черепа и кости ног коней (в свое время, видимо, шкуры), зарытые между могилами.
Такие специфические черты, как применение погребальных масок-наглазников и захоронение с умершими шкуры коня с головой и ногами, составляющие вместе с остальными перечисленными деталями целостный комплекс и повторяющиеся во многих погребениях, отличают Больше-Тиганский могильник как от памятников зливкинского типа в Подонье, связываемых с болгарами, так и от раннеболгарских памятников типа Нови-Пазар в Дунайской Болгарии. Зато весь комплекс признаков находит почти полные аналогии в могильниках древних венгров па Дунае.21 Параллели наблюдаются и в некоторых характерных особенностях женского костюма, форме и орнаментации поясных бляшек, стиле художественного оформления металлических изделий в целом.25 Все это не оставляет сомнений в принадлежности Болыне-Ти-ганского могильника к одной из групп ранних венгров, живших во второй половине VIII — первой половине IX вв. в левобережье Нижней Камы. Важно отметить, что Больше-Тиганский могильник не одинок в Волго-Уральском регионе. Выразительный археологический комплекс этого памятника, включающий некоторые особенности, не сохранившиеся в венгерских памятниках на Дунае, в частности, отдельные женские украшения (массивные височные подвески с трапециевидным ажурным щитком,20 шумящие подвески к косам27 и др.), а также лепную керамику т. наз. кушнаренковского типа,28 позволил выделить синхронные и близкие ему по куль-
10 Плиска— Преслав, т. 2
73
Рис. 1. Карта размещений дреенееенгерских и раннеболгарских могильников в Волго-Уральском регионе во второй половине VIП — первой половине IX вв.
а — могильники древних болгар; б — могильники древних венгров: в — отдельные погребения древних венгров; г — территория размещения болгарских племен; д — территория Magna Ilungaria
1 — Большие Тарханы; 2 — Кайбелы; 2 — Большие Тиганы; 4 — Чишма; 5 — Старое Халилово: 6 — Каранаево; 7 — Лагерево; 8 — Ишимбаево; 9 — Стерлитамак; 10 — Нпгкучуково; 11 — Ямаши-Тау (Валиши); 12— / Бекешево; 13 — II Бекешево; 14 — Хусайново; 1.5 — М уракаево
туре памятники в восточных районах совре-менной Татарской АССР и на территории Башкирии. В их число входят: Чишминский могильник в Актанышском районе Татарской АССР, Хусаиновский и Бекешевские I и II могильники на восточных склонах Южного Урала в Абзелиловском и Баймакском районах Башкирии, известный Стерлитамакский, Иткучуковский, отдельные курганы Лагерев-ского, Старо-Халиловского, Каранаевского, Муракаевского, Ишимбаевского могильников, содержащих также курганы с иной культурой, оставленные другими этническими группами.29 Картографирование перечисленных памятников очерчивает большую территорию, включавшую левобережье Нижней Камы. Южное Предуралье и отчасти восточные склоны Урала (долину верхнего течения р. Сакмары) (рис. 1). В пределах этой территории и располагался „первый из краев мадьярских*' в Восточной Европе, находилась легендарная Magna Hungaria.30
Неотъемлемой составной частью ранневенгерского археологического комплекса для зоны Прикамья и Приуралья является упомянутая выше керамика кушнаренковского и близкого ему караякуповского типов — лепные от руки небольших размеров тонкостенные круглодонные сосуды с шаровидным туловом, цилиндрической или открытой раструбом гор
ловиной и изящным многозонным орнаментом, нанесенным мелкозубчатым штампом или прочерченными линиями.31 Памятники с подобной керамикой, истоки которой прослеживаются в Западной Сибири — в лесостепном Приобье и Прииртышье, где, видимо, и происходило сложение ранних основ древневенгерского этноса, появляются в Западном Приуралье в VI в. В этот период, в VI—VII вв , основная масса кушнаренковских, протовенгерских племен сосредоточивалась в Икско-Бельском междуречье и на прилегающих к нему территориях. Их культура представлена погребальными памятниками и несколькими десяткими поселений с небольшим культурным слоем, свидетельствующим о полукочевом образе жизни.33
Для раннего периода пребывания протовенгров в Восточной Европе (VI — начало VIII вв.) у нас нет пока ни письменных, ни археологических данных об их контактах с болгарскими племенами, расселявшимися в VI— VII вв. к северу от Кавказа, в Прикубанье и в Северном Дагестане, а также, возможно, в Нижнем Поволжье,33 хотя в принципе такие контакты и не исключены. Мы так же, как и Р. Г. Кузеев,34 полагаем, что мадьярским племенам, находившимся на территории Magna Hungaria в Волго-Уральском регионе, были хорошо известны кочевые пути и на Нижнюю
74
Волг} и на Северный Кавказ. Не исключено, что уже к этим отдаленным временам восходит, переданная в хронике Шимона Кезаи35 венгерская легенда о близнецах Гуноре и Могоре, отразившая древние болгаро-алано-мадьярские контакты. В ней рассказывается о том, как юноши Гунор и Могор, родоначальники „всех гуннов и венгров", отправившись однажды из своих родных мест на охоту к болотам Меотиды, встретили в степях жен и детей народа белар и похитили их. Среди пленников оказались дочери аланского вождя Дула, вышедшие затем замуж за Гу нора и Могора. Исследователи, ссылаясь на Аль Гарнати, Абу-льфеда, Плано Карпинп и других средневековых авторов, считают упомянутое здесь имя народа белар (билер) одной из форм племенного названия болгар.36
Не располагая надежными данными о связях протовенгров с северокавказскпми болгарами в VI—VII вв., мы тем не менее склонны считать, что уже в этот ранний период своего пребывания в Восточной Европе мадьяры оказались непосредственными соседями других древнетюркских племен, говоривших на языке, возможно близком болгарскому. Я имею в виду племена именьковской37 и родственной ей романовской культур,38 которые по причине их большой близости объединяются рядом исследователей в одну этнокультурную общность с отдельными локальными вариантами.39 Памятники, входящие в эту общность, занимают обширную территорию от Среднего Поволжья на западе до р. Белой на востоке и датируются IV—VIII вв. н. э.40 Они представлены сотнями селищ, отличающихся крупными размерами и мощными культурными напластованиями, многочисленными сильно укрепленными городищами и известными пока в небольшом числе могильниками с обрядом трупосожжения (с кремацией на стороне и последующим захоронением праха в небольших квадратных ямах, куда ставились одновременно сосуды, возможно с погребальной пищей).41 Характерной чертой этих памятников является лепная плоскодонная неорнаментированная керамика горшковидных форм с примесью в тесте крупнозернистого шамота и реже песка.42
Многие археологи связывают именьков-ско-романовские племена с тюркским этническим кругом, в частности, с той его группой, которую лингвисты выделяют как древнетюркскую, рано отпочковавшуюся от основного тюркского массива. Интересную мысль высказал в свое время В Ф. Генинг, считавший возможным связывать их этнически с чувашами.43 Близкой точки зрения придерживается и А. X. Халиков, также утверждающий, что именьковские племена являлись тюркоязычным населением, и что язык их был, вероятно, близок к чувашскому.44 В пользу тюркской принадлежности именьковско-ро-мановских племен все уверенней вызказы-вается и П Н. Старостин, автор сводной работы по памятникам именьковской культуры.45
Именьковцы и романовцы были оседлыми земледельцами с достаточно высоко развитой культурой. Им было знакомо пашенное земледелие, о чем свидетельствуют находки на поселениях железных ральников, серпов, кос-горбуш, каменных ручных жерновов, а также многочисленные ямы-зернохранилища и находки зерен пшеницы, проса, ржи, овса, ячменя, полбы и гороха.46 Важную роль в их хозяйстве играло пастушеское оседлое скотоводство с преобладанием в стаде крупного рогатого скота, свиней и лошадей.47 А1ного-численные находки изделий из железа говорят о выделившемся кузнечном ремесле. Есть основания полагать зарождение товарно-денежных отношений. Таким образом, полукочевники-мадьяры, оказавшиеся непосредственными соседями именьковцев и романовцев, могли позаимствовать у них многие элементы производящего хозяйства и оседлой культуры, в значительной степени, по-видимому, и нашедшие отражение в венгерском языке. Фактически кушнаренковские (протовенгерские) и именьковско-романовские племена занимали в VI — начале VIII в. один и тот же регион и жили, видимо, „чересполосно": нменьков-цы тяготели к берегам крупных рек и краям широких долин их притоков,48 а протовенгры, в основной массе сохранившие полукочевой образ жизни, занимали междуречья и бассейны малых рек. Отношения между ними, по большей части, были, видимо, мирными. Именьковские укрепленные городища сосредоточены в основном по рр. Волге и Каме, на западных и северных рубежах, а внутри именьковской территории, и также на восточных и южных окраинах, граничащих со степью, их очень мало. Видимо, именьковцы, как подчеркивает П. Н. Старостин, не беспокоились за свои тылы.49
Археология дает много доказательств тесных связей протовенгров-кушнаренковцев с именьковско-романовскимп племенами в VI— начале VIII в.
Фрагменты кушнаренковской керамики обнаружены на поселениях именьковской культуры в Нижнем Прикамье50 и на многих романовских поселениях на территории Башкирии.
Наиболее ярким памятником непосредственных этнических контактов кушнаренков-ских и именьковско-романовских племен является собственно Кушнаренковский могильник VI—VIII вв. и связанное с ним селище, исследованные в бассейне р. Белой недалеко от г. Уфы. На этих памятниках преобладала керамика именьковско-романовского облика— описанные выше грубые лепные от руки плоскодонные неорнаментированные горшки, но вместе с тем присутствовала немногочисленная, но выразительная группа круглодонных сосудов кушнаренковского типа с высоким прямым горлом и округлым туловом, орнаментированных изящным, тщательно выполненным орнаментом из прочерченных полос, мелкозубчатого штампа и других элементов.51
75
Разнородные черты отмечались и в погребальном обряде могильника: две могилы содержали трупосожжения, типичные для именьковских племен, остальные представляли собой тру-поположения в могильных ямах простой или сложной конструкции со ступеньками-заплечиками; в некоторых погребениях у ног погребенного встречены частичные захоронения коней (голова и ноги), характерные, как мы видели, для древних венгров. В. Ф Ге-пинг, исследовавший могильник в 1959 г., уже тогда пришел к выводу, что население оставившее этот и некоторые другие памятники бассейна р. Белой, включало два компонента — угорский и тюркский. Уточняя этническую принадлежность угорского компонента, он считал возможным указать на мадьяр52 и был, видимо, прав.
Контакты протовенгров с именьковско-ро-мановскимн племенами продолжались в Волго-Уральском регионе вплоть до VII в. В VIII в. памятники именьковско-романовского типа прекращают существовать и дальнейшая судьба этих племен пока не совсем ясна. Зато примерно в это же время, около середины VIII в., у древних венгров появляются новые тюркоязычные соседи — болгарские племена, продвинувшиеся на Среднюю Волгу из Подонья или Приазовья и принадлежавшие по культуре к салтовскому миру.53 Судя по Болыпе-Тарханскому и Кайбельскому могильникам, которые рассматриваются всеми исследователями как памятники ранних болгар, во второй половине VIII — первой половине IX вв. болгарские племена расселялись в Среднем Поволжье по обеим берегам Волги в непосредственной близости от древних венгров, огибая территорию Magna Hungaria иа западе и юго-западе.54
О теснейших контактах протовеигров с болгаро-салтовскими племенами в этот период свидетельствуют многочисленные параллели в вещевом материале могильников Боль-ше-Тиганского типа на всей территории Magna Hungaria как на западе — в Нижнем Прикамье, так и на востоке — в Приуралье, с одной стороны, и салтовских памятников, включая Больше-Тарханский и Кайбельский могильники, с другой. Среди многочисленных общих типов вещей — не только оружие (слабоизогнутые сабли т. наз. хазарского типа,55 многие формы наконечников стрел, детали луков) и части конского снаряжения (удила с эсовидными и гвоздевидными псалиями,5* стремена с арочным верхом и плоской или округлой подножкой,57 бронзовые кольца от уздечек для соединения трех ремней), но и многие типы украшений и деталей костюма — поясные бляшки с пальметочным узором,58 круглопроволочные браслеты, перстни со вставкой, крестообразно закрепленной четырьмя лапками,58 бронзовые пуговки,80 коромы-слоидные подвески — „костыльки",61 копоуш-ки с ажурной ручкой — лопаточкой,82 многие типы бус83 и некоторые височные подвески — цельнолитые с овальным кольцом и стержень
ком, украшенным вздутиями,84 и составные с таким же кольцом и нанизанными на стержень металлическими бусами.85 Некоторые из перечисленных вещей в последней четверти I тыс. н. э. были вообще широко распространены в степной и лесостепной полосе Восточной Европы, однако в памятниках больше-тиганского типа есть и другие аналогии, непосредственно указывающие на связь с сал-товским миром. В одном из погребений Боль-ше-Тпганского могильника при раскопках 1975 г. вместе с традиционным сосудом куш-наренковского типа в изголовье погребенного найден кувшин, характерный для салтово-маяцкой культуры, — тщательно сформованный на гончарном круге с плотным тестом и полосчатым лощением на поверхности. Любопытна также сабля из погр. № 6 Болыие-Тпганского могильника.88 Серебряное навершие ее рукояти украшено изображением орла с распростертыми крыльями. И сам мотив и его трактовка очень близки изображениям иа некоторых поясных бляхах Сал-товского могильника.87
Аналогии в специфических женских украшениях такие, как отмеченные выше серьги салтовского типа с напускными бусами, встречающиеся в памятниках титанского типа, или, напротив, шумящие подвески-накосники со спиралевидными завитками на щитке, встреченные в Больше-Тарханском могильнике,88 но очень характерные для протовенгерских памятников,89 могут свидетельствовать не только о тесных торгово-обменных связях древних венгров и болгар, но и о смешанных браках.
С точки зрения непосредственных этнических контактов болгар с угорскими племенами, близкими по культуре и этносу древним мадьярам, большой интерес представляет Боть-ше-Тарханский могильник в целом. Впервые на угорский компонент в культуре этого памятника обратил внимание В. Ф. Генинг, выделивший в составе больше-тарханского населения две этнические группы. Одну, для которой характерны круговая посуда и лепные плоскодонные горшки салтовского облика,70 а также простые по конструкции могильные ямы с вертикальными стенками, он связал с болгарским этническим кругом, а другую, которой присущи круглодонные сосуды с хорошо выраженной шейкой и шаровидным туловом71 и сложные по конструкции ямы с заплечиками, — „с какими-то группами населения угорского происхождения"72.
Для характеристики угорского компонента в культуре Болыпе-Тархаиского могильника В. Ф. Генинг в свое время взял два признака — круглодонную керамику и сложные могилы с уступами-заплечиками, — не имеющие аналогий в болгаро-салтовских памятниках Подонья и Приазовья. Между тем погребальный обряд Больше-Тарханского могильника сложен, он включает десятки признаков, к тому же встречающихся в погребениях в различных сочетаниях,73 свидетельствующих о
76
Рис. 2. Карта размещения древневенгерских племен в Восточной Европе о VIII— IX вс. а — древневенгерские племена; б — болгарские племена
смешении населения, имевшего разные истоки. Чтобы проверить предположение В. Ф. Генннга и получить более полную характеристику составляющих компонентов, было решено провести статистический анализ погребального обряда этого могильника, закодированного по 70 признакам, — подсчитать с помощью ЭВМ взаимовстречаемость всех этих признаков и тесноту связи между ними, а затем попытаться выделить варианты погребального обряда на основе сочетания групп признаков, устойчивость которых определяется математически.74 В результате анализа полученной на машине таблицы коэффициентов связи 70 признаков, характеризующих погребения, были выделены группы наиболее тесно связанных признаков, отражающие, видимо, определенные древние традиции отдельных категорий больше-тарханского населения. В одну из групп вошли следующие признаки, наиболее часто встречающиеся совместно: неглубокие могильные ямы (глубиной до 60 см), положение костяка на спине с вытянутыми вдоль корпуса руками, кость животного от жертвенной пищи, круговой сосуд в изголовье, из орудий труда — шилья, напрясла, из украшений или деталей одежды — коромысловидные подвески — „костыльки" и перстни. Эта совокупность признаков находит аналогии в ямных могильниках сал-говской культуры Подонья зливкииского типа, обычно связываемых с болгарами. Для последних также характерны неглубокие могильные ямы и небогатый инвентарь: один-два сосуда (преимущественно круговые кув
шины и горшки), кость ?кивотного от погребальной мясной пищи, единичные украшения и орудия труда, отсутствие оружия, коня.75
Вторая выделенная группа тесно связанных признаков включила: длинные (свыше 260 см) и глубокие (141— 160 см) могильные ямы, частичные захоронения коней (голова и ноги), детали конского снаряжения, оружие— наконечники стрел и части колчанов, пряжки и бляшки от поясных наборов, ножи и кресала. Нетрудно узнать в этом сочетании комплекс особенностей, характерных для памятников больше-тиганского типа в Нижнем Прикамье и Приуралье.
В описанные группы, в том числе п во вторую, не вошли такие специфические признаки, как сложные могильные ямы с заплечиками и крутлодонные сосуды. Они были проанализированы отдельно. Анализ могил с круглодонными сосудами дал такое сочетание: короткие могильные ямы до 140 см, т. е. детские могилы, расположение сосуда в изголовье или ногах, серьги-колечки, серьги салтовского типа с напускными бусами, бляшки поясного набора, одинарные и шумящие подвески, шилья и иглы. По существу эта совокупность признаков характеризует группу детских могил с относительно богатым инвентарем, примыкающих в этом отношении к погребениям второй группы. Аналогичная картина наблюдается и в отношении могил сложной конструкции. Наиболее часто они встречаются в сочетании с глубокими ямами (141—160 см и свыше), деревянными чашами, деталями конской сбруи, деталями колчанов,
77
перстнями, подвесками — „костыльками", шильями, т. е. тоже примыкают по ряду особенностей к погребениям второй группы. Отсутствие сильных связей с остальными признаками второй группы объясняется, по-видимому, тем, что подобная конструкция могил не являлась обязательным атрибутом этих погребений. Действительно, ямы с заплечиками встречаются в могильниках больше-тиганско-го типа, но, как правило, в небольшом числе.
Таким образом, статистический анализ подтвердил мысль об участии в сложении болыпе-тарханского населения двух основных этнических компонентов — болгаро-салтовского и угорского. Мы не решаемся прямо назвать древних венгров, ибо в могильнике не встречена типичная для них кушнаренковская керамика. Найденные в нем круглодонные сосуды близки (особенно по форме и общему облику) кушнаренковским,™ но не идентичны им. Видимо те группы угров, которые влились в состав больше-тарханского населения, были близки протовенграм, входили с ними в одни этнический круг, хотя и отличались от них по отдельным нюансам культуры.
Болгаро-венгерские контакты в Среднем Поволжье, зафиксированные археологическими материалами, продолжались относительно недолго — менее столетия. Большинство протовенгерских могильников в Волге-Уральском регионе прекращает существовать в первой половине IX в. Видимо, в этот период основная масса древних венгров покидает Magna Hungaria и уходит па Запад за Волгу, перемещаясь первоначально в Леведию, которая, как нам уже приходилось писать,77 находилась, скорее всего, в бассейне Среднего Дона и на прилегающих территориях, к северу и северо-востоку от основной территории салтово-маяцкой культуре, а затем очень скоро венгры переселяются в степное Причерноморье — в Ателькузу (рис. 2). Причиной ухода древних венгров из Вол го-Уральского региона в первой половине IX в. явились, по-видимому, два основных фактора — продвижение в Южное Предуралье на территорию современной Башкирии новых племен, оставивших здесь памятники типа Мрясимовских курганов,78 и параллельно с этим консолидация в Среднем Поволжье болгарских племен, которые, судя по материалам Танкеевского и Тетюшского могильников, ближе к середине IX в. продвигаются к северу и северо-востоку, осваивая в левобережье Нижней Камы земли, занятые ранее венграми. Как свидетельствуют материалы этих могильников, датирующихся второй половиной IX—X вв., часть древних венгров не ушла с основной массой сородичей на запад, а осталась и приняла участие в сложении населения Волжской Болгарии (В Материалах Танкеевского и Тетюшского могильников представлена кушнаренковская керамика и отмечается ряд характерных особенностей, присущих древневенгерскому погребальному ритуалу79). Вместе с тем есть основания думать, что и некоторая часть болгаро
тюркских племен влилась в состав венгер ской конфедерации и ушла в Леведию, Ателькузу, а затем и в Паннонию, внося свой вклад в сложение венгерской культуры и языка. Об этом, в частности, на наш взгляд, может свидетельствовать параллель в названии одного из племен в Волжской Болгарии, а именно племени эсэгель (ас-к-л.) с известными в Венгрии секлерами —секелями (Szekely). Впервые на сходство этих этнонимов обратил внимание Д. А. Хвольсон, об этом же писал и Б. Мункачи.80 Нам эта параллель кажется важной и заслуживающей такого же внимания, как известные башкиро-мадьярские этно-нимические параллели.
Контакты ушедших из Magna Hungaria на запад венгров с болгаро-салтовскнми племенами могли продолжаться и наверняка продолжались в Леведии и в какой-то мере и в Ателькузу.81 О соседстве мадьяр с болгарскими племенами скорее всего именно в период пребывания венгров в Леведии (в тех ее пределах, которые мы обрисовали выше, т. е. в лесостепной полосе верхних притоков Хопра и Среднего Дона к северу от области распространения салтовской культуры) сохранились сведения в анонимной персидской географии X в. „Худуд ал-Алем“. Последняя называет область народа „В-н-н-д-р“82. Речь идет, видимо, о тех племенах, которые в известном письме хазарского кагана Иосифа названы „в-н-нт-р“ и которые П. 1\. Коковцев, основываясь на анализе текста этого письма, отождествлял с протоболгарским племенем оно-гуров.83 Описывая границы области „В-н-н-д-р“, „Худуд ал-Алем“ указывает: „К востоку от нее — барадасы; к югу от нее —• хазары; к западу7 от нее — горы; к северу от нее — мадьяры"84. Барадасы, которых обычно отождествляют с буртасами, судя по сообщениям арабо-персидских авторов,85 расселялись в правобережье Средней Волги. Западнее же, как явствует из „Худуд ал-Алем“, располагались венендеры (оногуры — болгары), что более или менее соответствует области распространения салтовской культуры в междуречье Северского Донца и Дона. Упомянутые в отрывке горы — возможно, Донецкий кряж, как в свое время предполагал и В. Ф. Генинг.88 Для нас же в этом отрывке важно упоминание мадьяр, соседивших с венендерами — болгарами на севере. Это их расположение соответствует нашему представлению о Леведии, так как о присутствии венгров в этих местах говорят и данные археологии — известное Во робьевское погребение IX в. в Воронежской области,87 давно связываемое с мадьярами, а также находки вещей, по стилю оформления характерных для ранних венгров, в мордовских могильниках Пензенской и Тамбовской областей88 и на древнерусских поселениях Среднего и Верхнего Дона.89 На этой территории, в Леведии, а потом и в Ателькузу, могли осуществляться засвидетельствованные историей венгерского языка синхронные контакты мадьяр с восточными славянами, болгарами-
78
оногурамн, п аланами, жившими в Подонье и на Северском Донце.
О связях и контактах населения салтов-ской культуры с леведийскими венграми свидетельствуют отдельные находки поясных бляшек венгерского типа с бордюром в виде цепочки из чередующихся овальных и округлых звеньев в Верхне-Салтовском могильнике,80 а также, возможно, неопубликованные пока материалы могильника у городища Гомольша, исследованного В. К. Михеевым91. В погребениях этого могильника было найдено 15 височных подвесок с булавообразным напуском, украшенных зернью,92 характерных для Прикамья и Приуралья.
Скорее всего именно в это время венгры заимствовали у болгар глиняные котлы с внутренними ушками, неизвестные в Среднем Поволжье, но представленные в болгарском круге памятников в Подонье, Приазовье и Дунайской Болгарии.93 Появление этих котлов у болгар археологи относят к середине IX в. и считают их специфической формой посуды кочевников, оседавших на землю.94 Заимствованные венграми в период пребывания в Ле-ведии или Ателькузу, котлы стали характерной особенностью их материальной культуры на Дунае и сохранились там дольше, нежели у самих болгар. Кроме котлов с внутренними ушками, венгры заимствовали у населения саттово-маяцкой культуры и некоторые другие разновидности круговой посуды, которая постепенно в течение нескольких десятилетий вытеснила у них традиционную лепную круглодонную керамику кушнаренковского облика. Видимо, уже в этот период, во второй половине, IX в., венгры сами перешли к ремесленному производству круговой посуды. Завершился этот процесс на Дунае.
Находясь в Леведии и Ателькузу, древние венгры впервые вступили в контакт и с дунайскими болгарами. Первые письменные сведения об этом относятся к периоду византийско-болгарской войны 836—837 гг., когда венгры, приглашенные дунайскими болгарами, приняли участие на стороне последних в войне с
Византией, в период правления императора Феофила.95 В данном случае мадьяры и дунайские болгары выступили союзниками, хотя в дальнейшем, на протяжении второй половины IX в., они неоднократно выступали и соперниками. Периоды мирных контактов, как свидетельствуют исторические источники, периодически сменялись военными конфликтами, пока около 895 г. венгры под натиском дунайских болгар и печенегов были вынуждены оставить Ателькузу и переселиться за Карпаты.
Но и здесь, на своей новой родине, венгры не сразу утратили контакты с теми районами Восточной Европы, где они обитали ранее, в частности с Magna Hungaria, западные области которой в конце IX — начале X вв. вошли в состав Волжской Болгарии. Связи были обоюдными. Об этом достаточно ярко свидетельствует древнейшая из сохранившихся венгерских хроник — хроника Анонима, рассказывающая, что около 970 г. при князе Токшуне в Венгрию из страны болгар (terra Bulgar) переселились два знатных господина — братья Билла и Бокшу — с большим количеством исмаилитов. Им были пожалованы земли и крепость Пешт. Немногим позже, как указывает тот же хронист, в Венгрию из Волжской Болгарии переселилась еще одна группа мусульман под начальством некоего Хетена.90 Видимо, отношения венгров с волжскими болгарами, ставшими уже мусульманами, были достаточно оживленными и близкими. Болгарские миссионеры, как сообщает Ибн-Якут, вели в Венгрии пропаганду ислама.!”
Изложенная в настоящей статье картина контактов ранних венгров с древнетюркскими (именьковско-романовскими и собственно болгарскими) племенами в Восточной Европе построена на основе совокупного рассмотрения письменных и археологических источников, известных науке на сегодняшний день. Тем не менее, в значительной степени это пока еще схема, которая потребует в дальнейшем дополнительной конкретизации и насыщения новыми материалами.
1 В. М u п k а с s i. Л magyar femuevck ostor-teneti vallomasai. —Ethnographia. Budapest, 1894, sz. 1; Z. GomLocz. Die bulgarisch-tiirkischen Leh-nworter in der ungarischen Sprache. Memoires de la societe finnio-ugrienne, XXX, Helsinki, 1912.
2 Z. G о m b о c z. A bolgar kerdes es a magyar litnimonda. Magyar nyelv, XVII, Budapest, 1921, G. Fe her. Bulgarisch-ungarische Beziehuhgen in den V—XI. Jahrhunderten. К e 1 e t i szemle, XI X, Budapest, 1921, №2. E Darko. Zur Frage der urmagy-arischen und urbulgarischen Beziehuugen. K< rosi csoina archivum, 1. Budapest, 1924, № 4, H H. Поппе. Булгары и венгры. — В: Чуваши и их соседи. Чебоксары, 1927.
3 J. Marquart. Osteuropaische und ostasia-tisehe Streifziige. Leipzig, 1903, p 30. sq , p 57, sq.
4 Эту точку зрения разделяют, например, авторы недавно вышедшего в Москве капитального труда по истории Венгрии. —История Венгрии. Т. 1. М.', 1971, с. 89.
6 J Marquart. Op. ci t., 57
8 G. F e Ii e r. Bulgarisch-ungarische Beziehungen, p. 56. Г. Ф e x e p допускал, что в конце VI в. значительная часть ,.сабиро-мадьяр“ ушла с Кавказа на северо-восток, в районы современной Башкирии, но он не отводил этой группе мадьяр активной роли в сложении дунайских венгров, считая, что предки последних вплоть до начала IX в. оставались па Северном Кавказе. И именно там, иа Кавказе, по его мнению, и имели место основные контакты с болгарами, нашедшие отражение в венгерском языке.
7 G. М о г a v с s i k. Zur Geschichte der Ono-guren. — Ungarischc Jahrbiicher, X, 1930, p. 53—90.
8 E. D а к к 6. Zur Frage. . . , p. 298—299.
9 И. Э p д e л и. К вопросу о пребывании древних венгров на Кубани. — В: Третий международный конгресс фннно угроведов. Тезисы II. Таллин, 1970, с. 5.
10 И. Эр дел и. Теории венгерских ученых о поволжском происхождении древних венгров. /\р-хеология и этнография Башкирии (в дальнейшем ЛЭБ), IV. Уфа, 1971, с. 108—112; Р. Г. Кузеев. О территории расселения древних венгров. — В: Про-
79
исхожденне башкирского народа. М., 1974, с. 405—412.
11 Б. Н. Заход е р Каспийский своз сведений о Восточной Европе. I. II. М., 1967, с 191.
12 Д. Л. X вильсон Известия о хазарах, бур-тасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах. Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста. СПб., 1869. с. 26.
1: 1 На возможность подобной идентификации указал еще Д. А. X в о л ь с о н. Указ, соч., с. 103.
11 К о и с т а н т и н Б а г р я и о р о д и ы н. Об управлении государством. — Изв. Гос. академии истории материальной культуры, в. 91 М.-Л , 1934, с. 17—19.
16 М. И. А р т а м о и о в. История хазар. Я., 1962, с. 339, 341—344, 347.
16 Константин Багрянородный. Указ, соч., с. 17
17 Д. А. X воль с он. Указ. соч.. с. 25. Вряд ли в этом отрывке может идти речь о Леведин, где, как указывалось, мадьяры пробыли очень недолго
18 Д А. X в о л ь с о и. Указ, соч., с. 22. Сам Д. А. Хвольсон был склонен локализовать эсегелей Иби-Русте на Дунас, однако эта точка зрения не получила признания Абсолютное большинство исследователей считает, что известие Ибн-Русте относится к волжским болгарам и что все перечисленные нм „подразделения" болгар жили смежно в Среднем Поволжье.
19 А П. К о в а л с в с к и й. Кинга Ахмеда Ибн-Фадлаиа о его путешествии на Волгу в 921 —922 гг. Харьков, 1956, с. 139.
“Константин Б а г р я и о р о д н ы й, Указ, соч , с. 15
21 Ссылаясь на хронику Реншо, исследователи обычно считают, что печенеги вторглись в степи Причерноморья только в 889 г - см. М. И. А р т а м о-н о в. Указ, соч , с. 345, 350.
22 В дошедшем тексте сочинен ня Констан типа Багрянородного значится не „хазарос", а „мазарос". Обычно исследователи считают это ошибкой переписчиков и читают „хазарос". К- Макарчни старался удержать чтение „мазарос", считая это именем мадьяр. (С. А. М а с а г I 1т и е у. The Magyars in the ninth century. Cambridge, 1930, p. 35.). Если это так, го свидетельство Константина Багрянородного прямо перекликается с сообщением Ибн-Русте и подтверждает его.
23 Е. А. X ал и к о в а. Больше-Tin анскпй могильник. — СА, 1976, №2, с. 158 178.
21 Е А. X а л и к о в а. Ранпевенгерскне памя! ники Нижнего Прикамья и Прихралья. — СА, 1976, № 3, с. 143—146.
Там же, с. 146 149. Реконструкция женского костюма по материалам Больше Титанского могильника приведена в статье Е. А. Халиковой „Больше-Титанский могильник", с. 168, рис. 9.
26 Е А X а л и койа Больше-Тигаискнй могильник, с 167, рис. 8, 6, 7
27 Там же. с. 162. рис. 3, 12; с. 165, рис. 6, 23; с. 166, рис. 7, 16; с. 167, рис. 8, 17.
28 Там же, с. 174. Венгры, пришедшие в конце IX в. в Карпатский бассейн, пользовались уже по судом, изготовленной на гончарном круге, и не сохранили традиционных лепных сосудов, так как и некоторых указанных выше видов старинных женских у крашений.
29 Е. А. Халиков а. Ранневенгерские памятники. . . , с. 149—151.
39 Е. А. Халиков а. Ч a g п a Hung а-r i а. Вопросы истории 1975, № 7, с. 37—42.
31 Е. A. X а л и к о в а. Больше-Тигаискнй могильник, с. 174, рис. 13.
32 В. Ф Г е и и и г. Южное Приуралье в 111 А П вв. и. э. — В: Проблемы археологии и древней истории угров. М-, 1972, с. 266—271; Е. А. Хал и-к о в а. Ратг венгерские памятники. . ., с. 153, рис. 2.
33 М. И. А р । а м о и о в. Указ. соч., с. 234—235.
34 Р. Г. К у з е е в. Указ, соч., с. 410.
35 A Magyar honfoglalas kutfol. Budapest, 1900, p. 479.
36 1. Sismanox. L'etymologic du nom bul-gare. — Kcleti szemle, IV, p. 350.
80
37 Именьковская культура в Нижнем Прикамье была выделена В. Ф. Генингом — см. В. Ф. Гении г. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа. — Труды Казанского филиала АН СССР, серия гуманитарных наук, т. 2. Казань. 1959, с. 208 -210. Сводная характеристика дана П. Н. Старостиным. П. Н. Старости н. Памятники именьковской культуры. - САИ Д I—32, М., 1967.
38 Романовская культура в бассейне уфимского течения р. Белой выделена К. В. Сальниковым — см. К. В Сальников Итоги и задачи изучения археологии Башкирии. —АЭБ, II. Уфа, 1964, с. 13.
39 П. Н. Старое т и н Этно культурные об щиости предбулгарского времени в Нижнем Прикамье. Археология и этнография Татарии (в дальнейшем АЭТ), в. 1. Казань, 1971, с. 43—45; В. Ф. Г е н и н г. Южное Приуралье в III—VII вв. и. э., с. 278 288.
40 П Н. С т а р о с т и и. Памятники нмеиьков скои культуры, с. 29.
11 Некоторые исследователи (В. Ф. Генннг, А X. Халиков) полагают, что для части нменьковско романовских племен могли быть характерны и могиль ники с трупоположениями, ио это предположение нуждается в проверке, так как подобные погребальные памятники с однородным комплексом имсньков-ско-романовской керамики пока не обнаружены
42 П. Н. Старости и Памятники именьковской культуры, табл. 25.
13 В. Ф. Генин г. К вопросу об этническом составе населения Башкирии в I тысячелетии н. э. АЭБ, II, 1964, с. 125.
44 А. X. X а л и к о в. Истоки формирования гюркоязычпых народов Поволжья и Приуралья. — АЭТ, в. 1. Казань. 1971, с. 20 .
4 ,1 П Н С i а р о с т и и. Э|но кулыу рныс общности. . ., с. 53.
4 ,i Там же, с. 48
17 Там же, с 49; В Ф Генннг. Южное При уралье в 111 -А II вв п. э , с. 290
48 П . Н Старостин. Памятники именьковской культуры, с. 49, табл. 1.
49 П. Н. Старостин Этно-культурные общности. ... с. 46
59 П. Н Старостин. Памятники именьковской культуры, с. 31; см. также табл. 26, 4.
51 В. Ф Ге н и н г, А X. X а л и к о в. Ранние болгары на Волге. М . 1964. с. 144. По имени мо гнлышка и селища этот тип керамики и получил название кушнаренковского.
32 Там же, с 144 145. Впоследствии В. Ф. Генннг изменил свою точку зрения и связал кушиа-
ренковскую керамику, которую он стал именовать куштерякскон, с самодийцами (В. Ф. Генннг. Южное Приуралье в 111—VII вв. н. э., с. 270 -274) Однако вновь открытые памятники с однородным комплексом кушнаренковской керамики, в частности описанный выше Больше-Тигаискнй могильник, имеющий в обряде прекрасные параллели с древневен-герскими памяитиками на Дунас, показали, что пер воначальная точка зрения В Ф. Генинга была ближе к истине.
53 Наиболее ранними из известных в настоящее время памятников болгар на Волге являются Больше-Тар-ханскнн и Кайбсльский могильники, датирующиеся второй половиной A III — первой половиной IX вв.
54 Языковеды давно обратили внимание, что древнегюркские заимствования в языке венгров происходят из двух родственных, но несколько отличающихся, друг от друга языков. Б. Мункачи полагал, что это были языки болгар и печенегов (В. М u rile а с s 1. A niagyar femnevek). С пашен точки зрения, вполне вероятно, что в нем нашли место, с одной стороны, заимствования у пменьковско-романовскпх племен, полученные в \'1—ATII вв., и болгарские заимствования VIII IX вв., с другой.
53 Е. А. X а л и к о в а. Больше-Титанский могильник, с. 164, рис 15, 22.
56 Там же, рис. 5, 18.
57 Там же, рис. 5, 19—20.
58 Там же, с. 170, рис. 11, 7—9.
59 Там же, с. 162, рис. 3, 13; с. 164, рис. 5,9 и др.
60 Там же, с. 163, рис. 4, 4, с. 165, рис 6, 26 и др-
61 Там же, с. 165, рис 6, 25; с. 166, рис. 7,15 и др.
02 Находка 1978, не опубликована.
63 Е. Л. Халикова Болыне-Тиганскин могильник, с. 167, рис. 8, 8-—9 и др.
с| Там же, рис. 8, 3.
65 Там же, с. 162, рис. 3. 1. Все перечисленные вещи известны и в могильниках Башкирии типа Хусаинова, Бекешева, ио к сожалению, они пока не опубликованы полностью.
0, 1 Е. А. X а л и к о в а. Больше-Титанский могильник, с 163 рнс 4, 21
67 С. А. Плетнев а. От кочевий к городам. М., 1967, с. 150, рис. 40. 10.
88 В . Ф Ген и и г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., табл. XVI, 18.
60 Е. А. X а л и к о в а. Больше-Тнганский могильник, с 165 рис 6. 23; Н А. М а ж и т о в. Башкортостан археологияЬы. Уфа, 1968, с. 153, рис. 30, 5—6; Е. П. Казаков. Два погребения Чиш-минского могильника СА, 1975, № 4 с. 261, рис. 2, 12. Подобные подвески найдены также в I и II Беке-шевских могильниках, материалы которых не опубликованы.
70 В. Ф. Г е и и и г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., табл. I—VII.
71 Там же, табл ATII 10— 15.
72 Taxi же, с. 139—142, 145.
73 Taxi же, с. 8—31.
74 Обычно археологи подсчитывают частоту вза имовстречаемости нескольких признаков, которые являются. с их точки зрения, наиболее важными. Задача просчета таблицы взанмовстречаемости всех или большинства признаков не ставится ввиду ее громоздкости при ручном счете. Из-за этого многие интересные связи могут быть упущены Еще более усложняется задача, если речь идет о выявлении тесноты взаимосвязи между признаками, г. е. о подсчете коэффициентов связи Естественно,что, поставив перед собой столь обширную задачу, мы прибегли к помощи ЭВМ Работа была выполнена в Казанском университете под руководствоу! автора статьи и кандидатов фи зико-математических наук Е А. Беговатова и Р. Н. Абайдуллина. В ней приняли участие студенты А Ф Кочкина, Н. Л. Кузнецова и В. Е. Поселённова
75 С. \. Плетнев а. Указ соч., с. 92; В Ф. Г е н н н г, A. X. X а л и к о в. Указ соч., с. 130- 131.
76 Не случайно В. Ф. Генинг указал для круглодонной керамики Больше-Тарханского могильника те же самые аналогии в Западной Сибири и Зауралье, что и для сосудов собственно кушнаренковского типа, тем самых! косвенно признавая их близость — см. В. Ф Генинг, А. X. X а л и к о в Указ, соч , с. 139, 144
77 Е. X. Халикова. Magna Hungaria. с. 41.
76 Материалы Мрясимовского курганного могиль ника, исследованного Н. А. Мажитовым, вольностью не опубликованы. Предварительное сообщение. — с.м. Н. А. М а ж и т о в. Новые материалы о ранней истории башкир. —АЭБ, II. Уфа, 1964, с. 150 153 Мы
склонны связывать подобные памятники на территории Башкирии, отличающиеся от могильников боль-ше-тигаиского типа, с протобашкирами.
70 Е. А. Халиков а. Погребальный обряд Танкеевского могильника и его венгерские параллели. — В: Проблемы археологии и древней истории угров, с 145 и сл.
®о В. М и п k а с s 1. A magyar femnevek. .
р. 25.
81 Точка зрения К. Макартни, М. И. Артамо нова и других исследователей, отрицавших существование Леведии в лесостепной области Подонья и отождествлявших Леведию с Ателькузу, не влияет иа существо нашей проблемы, так как восточная граница Ателькузу-Леведии. как правило, доводится этими исследователями до Дона и в этоу1 случае мадьяры остаются в Ателькузу соседями болгар и алан - носителей салтовской культуры.
82 Худуд ал-Алем. Рукопись Туманского. Л., 1930, с. 32.’
83 П. К. К о к о в ц с в. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л. 1932, с 92. Любопытно, что в древ-невенгерскох! языке дунайские болгары, основное ядро которых составили оногуры, назывались Пандор, т андор.
84 Худуд ал-Алем, с. 32.
85 Б. Н. Заходер Каспийский свод сведении о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX — X вв М.. 1962, с. 26 28
86 В. Ф. Ген и н г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с 126.
87 Отчет Имп. Археологический Комиссии за 1895 г. СПб., 1897, с. 54—55.
88 П П. И в а н о в. Крюковско-Кужновский могильник. Моршанск, 1952, с. 212, табл XXVIII, 2, 12; с. 217, табл. XXXIII, 4; с. 218, табл. XXXIV, 2; Материальная культура среднеинипскон мордвы VIII —XI вв. (по материалах! раскопок П П Иванова в 1927 -1928 гг. Под ред. А. Е. Алиховой). Саранск, 1969, с 79, табл. 2, 6, 7; с. 157, табл. 42, 13, 14, 17 и др.
89 А. Н. М о с к а л е н к о. Славяно-венгерские отношения в IX в и древнерусское население Среднего и Верхнего Доиа. — В: Проблех1Ы археологии и древней истории угров, с. 193—194.
110 А М П о к р о в с к и й. Верхне-Салтов-ский могильник. — Труды XII Археологическою съез-т. I. М., 1905, с. 472, табл. XXI, 55.
91 Доклад В. К. Михеева на советско-венгер-ском симпозиуме в Москве в декабре 1974 г
92 Типа височных подвесок из погр. 7 Больше-Тиганского могильника. — См. Е. А Халиков а. Больше-Тиганский могильник, с 165, рнс. 6, 3.
93 С. А. Плетнева. А каз. соч., с. 108— 109
94 Taxi же, с. 109.
95 ,М. И. Артамонов. Указ, соч , с. 341 343.
98 Anonjmi (Р. Alagistri) gesta hungarorum. Scrip-tores rerun hungaricarum. Ed. E. Ezentpetery. t. I. Budapest, 1937, p. 114—115.
97 Д. A X в о л ь с о н. Указ, соч., с. 107.
11 Плиска — Преслав, т. 2
81
ПАМЯТНИКИ ПРЕДБОЛ ГАРС КОГО ВРЕМЕНИ НИЖНЕГО ПРИКАМЬЯ
П. И. Старостин (Казань)
Волжская Болгария занимает важное место в истории народов Среднего Поволжья. Памятники предшествующего времени мы склонны выделять в особый предболгарский период. Он характеризуется дальнейшим развитием производительных сил, лепехами в металлургии железа, широким распространением пашенного земледелия с применением железных ра льников, развитием скотоводства и домашних ремесел. Изучение памятников предболгарского времени Нижнего Прикамья связано с именами археологов П. А. Пономарева, А. А. Спицына, В. Ф. Смолина, М. Г. Худякова, А. П. Смирнова, Н. Ф. Калинина и других исследователей.
В середине I тыс. н. э. полностью изменяется этническая карта Прикамья, формируются следующие культуры: в Волго-Вятском междуречье — азелинская, в западной части Среднего Поволжья — культура древней мордвы, в нижнем течении реки Белой и в правобережье среднего течения р. Камы — мазунин-ская, на территории уфимского течения р. Белой проникают племена, оставившие весьма разнообразные типы памятников, в регионе от среднего течения р.Суры до р. Белой в середине I тыс. н. э. расселяются именьковские племена.
В данной статье рассматриваются памятники лишь двух культур — азелинской и именьковской (рис. 1).
Рис 1. Территория распространения памятников азелинской и именьковской культур
1 — территория расселения именьковских племен; 2 — территория расселения азелинских племен
В последние годы подвергнуты значительным раскопкам такие азелинские могильники Нижнего Прикамья, как V Рождественский, Гремячкинский, Нармонский, Усть-Брыскин-ский; дали интересные комплексы Тюм-Тюм-ский могильник на р. Вятке и Уржумкинский могильник на левом берегу р. Волги. Мужские захоронения очень часто сопровождались богатым и разнообразным набором оружия (мечи, колчаны со стрелами, кольчуги, кинжалы, копья, шлемы) и остатками коней в засыпях могил (черепа и кости ног). В женских погребениях преобладают наборы украшений и принадлежностей костюма. Кроме того, получена серия находок, явно свидетельствующих о связях азелинских племен не только с соседними племенами, но и отдаленными территориями (поздние римские монеты, шлемы, мечи южных образцов, бусы и т. д.).
Одной из особенностей азелинских погребений Нижнего Прикамья является наличие в некоторых захоронениях жертвенных комплексов в виде наборов инструментов или орудий труда, положенных в изголовья, в ноги или сбоку от погребенных. Так в погребении № 75 V Рождественского могильника, выявленном на глубине 90 см от уровня современной поверхности, зафиксирован мужской костяк, лежащий вытянуто, на спине, головой на северо-запад. В засыпи могилы на глубине 73 см лежали остатки лошади (череп и кости ног). При костяке найдены бронзовый пластинчатый перстень (рис. 2, <?), остатки пояса с железной овальной четырехгранной в сечении пряжкой (рис. 2, 1) и бронзовыми накладками пластинчатого типа (рис. 2, 15), бронзовое круглое кольцо (рис. 2, 8), железный короткий (общая длина 43 см) меч (рис. 2, 14) с двумя вырезами у рукояти, принадлежащий к разновидностям, в основном характерным для времени с IV в. н. э. до VI— VII вв.;1 обломки железного ножа и шила (рис. 2, 13), железные двукольчатые удила (рис. 2, 16). В ногах погребенного обнаружен набор предметов; 6 костяных (рис. 2, 4—7, 11) и 1 железный (рис. 2, 1) наконечники стрел; железный нож (рис. 2, 10), железный ложкарный инструмент (рис. 2, 9)
В другом, 73-м погребении V Рождественского могильника, выявленном на глубине около 100 см от уровня современной поверхности и содержащем в засыпи остатки коня
82
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
Рис. 2. Вещи из погребения Ле 75 V Рождественского могильника
1 — поясная пряжка; 2, 4—7, 11, 12 — наконечники стрел; 3 — перстень; 8 — кольцо; 9 — ложкарь; 10 — нож; 13 — обломок шила; 14 — меч; 15 — поясные накладки; 16 — удила. 1, 2, 9. 10, 13, 11, 16 — железо;
4, 7, 11, 12 — кость; остальное — бронза
(череп и кости ног), костяк сопровождался литой коньковой привеской (рис. 3, 23), пластинчатым браслетом (рис. 3, 25), обломком железного ножа (рис. 3, 29), двумя бронзовыми обувными пряжками (рис. 3, 26), поясом с пластинчатыми накладками и бронзовой В-образной пряжкой и длинной задней пластиной, покрытой гравировкой (рис. 3, 24), характерной для VI—VII вв. У правой го
лени погребенного найдены 14 костяных наконечников стрел и две костяные поделки (рис. 3, 1—16). В ногах был обнаружен набор предметов: три костяных наконечника стрел (рис. 3, 17, 18, 22) и костяная заготовка (рис. 3, 21), железная пилка (рис. 3, 30), наконечник копья с кольцом на втулке (рис. 3, 19), круглый железный штырь (рис. 3, 20), обломок железного ножа (рис. 3, 31), звено же-
83
/0х ? А 8
Рис. 3. Вещи из погребения № 73 Г Рождественского могильника
1 — 8, 11 — 18, 22 — наконечники стрел; 9, 10, 21 — костяные поделки; 19 - наконечник копья; 20 — штырь; 23 - при. веска; 24 — поясная пр жка и накладка; 25 — браслет; 26 — пряжка; 2/ — привеска; 28 — звена удил; 29, 31 ооломки ножей; 30 пилка; 32 — ложкарь
84
лезных конских удил (рис. 3, 29) и железный ложкарь (рис. 3, 32).
Заслуживают внимания захоронения женщин-мастеров. Таким является погребение ЛЬ 10 Нармонского могильника. В засыпи ямы, вытянутой с северо-северо-востока на юго-юго-запад, на глубине 45 см выявлены остатки лошади (череп и кости ног). На глубине 55 см обнаружен женский костяк плохой сохранности, лежащий вытянуто, на спине, головой на северо-северо-восток. В ногах погребенной обнаружены железные конские двузвеньевые удила с круглыми кольцами (рис. 4, 4), на щиколотках ног быти мелкие бронзовые привески (рис. 4, /), на шее встречена железная дротовая гривна (рис. 4, 5) с напускными стеклянными колесовидными бусами и тремя халцедоновыми дисками; в области черепа найдены кусочки кожаной шапочки, покрытой бронзовыми тонкими пластинчатыми накладками и шумящими привесками (рис. 4, 12, 13)\ встречены также нагрудник из бронзовых пластин и бус (рис. 4, 14), бронзовые перевитые кольца с напускными бусами (рис. 4, 2), остатки кожаного пояса (рис. 4, 15) с эполетообразной застежкой, халцедоновыми дисками и бронзовыми пластинчатыми накладками, нагрудная коньковая литая привеска (рис. 4, 10). Справа от костяка лежал набор предметов: два миниатюрных железных молоточка (рис. 4, 8, 9), железная четырехгранная наковаленка (рис. 4, 11), железное миниатюрное зубило (рис. 4, 6), бронзовый трехгранный слиток (рис. 4, 7), а также мелкие распавшиеся трубицы. По набору вещей данное захоронение близко погребению № 33 V Рождественского могильника, погребению № 5 Суворовского могильника2 и погребению № 45 Тюм-Тюмского могильника3. В погребении № 33 V Рождественского могильника интересна бронзовая дротовая гривна с халцедоновым диском и напускными бусами. Среди последних примечательны коричневые шаровидные стеклянные с „шашечным" узором, аналогичные бусам из Пашковского могильника, датируемых В. Б Деопик (Ковалевской) IV—V вв. н. э.1
Эти материалы позволяют по-новому взглянуть на вопросы, связанные с историей азелинских племен, в том числе их происхождения. Общепризнано, что в основе азелинской культуры лежит культура пьяноборская. Ряд исследователей вообще памятники азе-линского типа относит к поздней стадии пьяноборской культуры. Однако, на наш взгляд, из пьяноборской культуры не могут быть выведены такие явления, имеющие место в азелинских комплексах, как наличие в засыпях могил остатков коня (черепа и костей ног), могильные ямы с подбоями и заплечиками, курганный обряд захоронений, а также ряд типов вещей. Один из путей поиска данных явлений дают материалы андреевско-писеральских курганов.5 Между ними и памятниками азелин-ского типа, по нашему мнению, есть некоторые черты сходства в погребальном обряде и вещах.
В свое время при изучении азелинских могильников „Атамановы кости"6, Мари-Лу-говского.7 Уржумкинского были зафиксированы отдельные захоронения с остатками коней (черепа и кости ног), лежащими на дне ям сбоку от костяков (Мари-Луговской могильник), или в ногах (Уржумкинский могильник). В последние годы при раскопках V Рождественского могильника их выявлено около 40, т. е. более трети всех захоронений; 7 захоронений из 15-го Нармонского могильника и 4 из 45-го Усть-Брыскинского. В погребении № 25 Андреевского могильника, представляющем захоронения вождя, помещенного в большую и глубокую яму вместе с двумя мужчинами-воинами и рабом, у самой стенки могилы в изголовьях экспедицией П. Д. Степанова в 1964 г. зафиксированы остатки конского черепа и кости четырех ног. Исследователь предполагает, что была положена конская шкура с черепом п конечностями. Дата погребений Андреевского кургана определена П. Д. Степановым I -II вв. н. э.8
Сопоставимы с андреевскими и некоторые погребения азелинского типа, имеющие ямы с заплечиками. Последние прослежены П. Д. Степановым в подкурганном захоронении (погребения ЛЬ 50 и 51), где находились два костяка. Длина ямы составляла около 4 м, ширина в верхней части 2,5 м Глубина до заплечиков 2,4 м, до дна ямы 3 м.® Погребения с заплечиками выявлены также на V Рождественском могильнике.
Следует остановиться и на остатках кургана, обнаруженного осенью 1974 г. на Усть-Брыскинском могильнике около села Имень-ково Дантевского района Татарской АССР в зоне Куйбышевского водохранилища. Часть кургана была смыта. Судя по останцу, его насыпь составляла в диаметре 8—10 м. Она сохранилась на высоту 40—50 см над уровнем поверхности террасы. Под насыпью кургана, в центральной его части, зафиксирована четырехугольная яма размером 2,4x4 м, вытянутая с северо-запада на юго-восток. В засыпи ямы обнаружены остатки лошади (череп и кости ног), уложенные, вероятно, со шкурой по всей яме. На глубине 160 см от уровня современной поверхности кургана в западной его части зафиксировано заплечико. Восточная часть ямы имела небольшой подбой и была глубже западной на 10—15 см. Здесь выявлены остатки женского и детского костяков на подстилке из луба и прикрытых сверху лубом. Погребенные были положены вытянуто, на спину, головами в сторону северо-запада. Женский костюм сопровождали широкий кожаный пояс с эполетообразной застежкой, украшенной халцедоновыми дисками и фигурными пластинами; две гривны, сложный нагрудник из пластин и бус. На голове женщины обнаружены остатки сферической кожаной шапочки, покрытой тонкими бронзовыми пластинками —обоймицами. В изголовьях лежали набор бус, пластин, бляшек,браслет, музыкальный пластинчатый инструмент — варган
85
Рис. 4 Вещи из погребения № 10 Нар.чонского могильника
1, 2, 10 — привески; 3 — бусина; 4 — удила; 5 — гривна;6 — зубило; 7 — слиток; 8, 9 — молоточки; 11 — наковаленка; 12 — кожаная полоска от шапочки с привесками-накладками; 13 — пластинки от головного убора; 14 — нагрудник; 15 — поясной набор. 1. 7, 10, 13 — бронза; 2, 14 — бронза, стекло; 3 — стекло; 4—6, 8, 9, 11 — железо; 5 — железо, бронза, стекло, халцедон; 12 — кожа, бронза; 15 — кожа, бронза, халцедон
86
Раскопками, проведенными в последние годы на территории Марийской АССР, и, в первую очередь, на Младшем Ахмыловском могильнике, получены материалы, позволяющие проследить процесс включения азелин-ских племен в этногенез марийского народа.10 Ряд комплексов этого могильника доживает до VII в. н. э.
Все болгароведы отмечают, что в сложении культуры и этноса Волжской Болгарии активное участие принимали финно-угорские племена. Участие же позднеазелинскпх племен в сложении волжских болгар археологически пока не прослеживается.
Другая группа памятников Нижнего При камья представлена многочисленными поселениями (городищами и селищами) именьков-ского типа. Большинство исследователей склонно датировать их V—VII вв. н. э. Весьма близкими именьковским являются романовские памятники в Башкирии, поселения типа Ош-Пандо на Средней Суре, а также группа поселений на Самарской Луке. Раскопками на именьковских поселениях собран значительный материал, позволяющий утверждать, что ведущими отраслями хозяйственной жизни этих племен были пашенное земледелие и домашнее скотоводство. Именьковские племена одними из первых на Средней Волге перешли к пашенному земледелию. Наличие земледелия убедительно подтверждается находками железных ральников, железных слабопзогнутых серпов с перпендикулярно загнутыми пяточками, ручных жерновов, ям-зернохранилищ, а также находками обугленного зерна. Состав зерновых культур, возделываемых именьков-скими племенами, довольно разнообразен. Например, с Балымерского „Шолома“ представлены зерна пшеницы, проса, ржи, овса, полбы и гороха.11 Обугленные зерна проса и ячменя найдены на II Маклашеевском и Троиц-ко-Урайском городищах. На последнем остатки обугленного зерна встречены вместе с много-числеными обломками каменных ручных жерновов и саса индскими монетами конца V столетия (Пероза — 457—483, и Кавада, первое правление — 488—497 гг.).
Исследовано большое количество ям, использовавшихся в древности в качестве зернохранилищ. Ряд их имеет специальную обработку поверхности стенок (обжиг, подмазку глиной, обкладку деревом и т. д.).
Второй, не менее важной отраслью хозяйственной деятельности именьковских племен было скотоводство, разведение лошадей, крупного рогатого скота, свиней, мелкого рогатого скота. На ряде поселений обнаружены кости верблюда. Анализ возрастного показателя костных остатков животных, проведенный А. Г. Петренко, позволяет предполагать, что именьковские племена использовали лошадь не только на мясо, но и для верховой езды и рабочих целей.12 Не исключено, что лошадь использовалась и в пашенном земледелии. О развитии коневодства свидетельствуют находки разнообразных типов удил, псалий, подпруж
ных пряжек и других принадлежностей конской сбруи.
Роль охоты, собирательства в предболгар-ское время отходит на второй план.
При раскопках II Маклашеевского городища и IV Рождественского селища13 обнаружены остатки глинобитных сыродутных горнов. Остатки горна II Маклашеевского городища представляли овальную глинобитную площадку с некоторым углублением в центре, устроенную на материковой глине. Края площадки — сломанные глинобитные стенки толщиной 15—20 см, были сильно ошлакованы. Около горна вскрыто подчетырехугольное предгорновое углубление размером 260x270 см, заполненное золой и шлаком.
Успехи в развитии металлургии железа именьковских племен документируются также разнообразием железных изделий (орудий труда, оружия, инструментов). Для исследования цветной металлургии рассматриваемого населения представляют интерес остатки меднолитейных мастерских, обнаруженные летом 1965 г. на I Щербетском островном селище. Здесь же был найден клад бронзовых слитков, которые есть основание рассматривать не только как заготовки сырья, но и как денежные еди ницы.
Раскопками ряда именьковских городищ, а также наблюдениями на разрушающихся памятниках зоны Куйбышевского водохранилища зафиксировано довольно значительное количество жилищ, подразделяющихся на полуземлянки и землянки. Посреди пола некоторых жилищ на земляном полу были кострища и очаги в деревянных ящиках, заполненных глиной с песком.
Все исследователи отмечали, что имень-ковское население было довольно сплоченным. Это проявляется в однородности материала и густом расположении памятников. В настоящее время только в центральной группе учтено около 400 именьковских памятников. Рассматриваемые поселения в основном тяготели к широким долинам рек Волги, Камы, Свияги, Белой, Суры и крупных их притоков. Уже давно подмечено, что именьковские памятники располагаются группами, иногда включающими по два городища и пять-шесть селищ. Судя по многочисленности селищ и крупным их размерам (площадь некоторых селищ более 200 тыс. кв. м.), эти памятники были основными центрами жизни именьковского населения. Городища использовались главным образом как убежища и места хранения припасов. Это подтверждается большой плотностью ям-кладовок на площадках.
Размер площадок именьковских городищ обычно не превышает 5 тыс. кв. м. Большинство городищ было защищено с напольной стороны одним валом и одним рвом, четыре городища имеют по два вала и рва, одно — три вала. Сложную систему оборонительных сооружений, включая валы и рвы, „волчьи ямы“, имеет Большетарханское городище. У основной части именьковских городищ валы шиш
87
кообразной и кокошниковидной формы. Судя по результатам раскопок, земляные насыпи валов имели в основе сложную деревянную конструкцию. При раскопках II Маклашеев-ского и Именьковского городищ зафиксированы остатки деревянных бревенчатых стен по краям площадок к верху валов. Оборонительные сооружения именьковских городищ отличаются от оборонительных сооружений предшествующих племен значительными размерами. Очень высоки (более 7 м) валы I Ташкир-менского, Татсунчелеевского, I и II Чиркибиб-кеевских городищ.
Наконец, говоря о топографии городищ, нельзя не отметить, что большинство их сосредоточено не в основном районе расселения именьковских племен (Закамье). а в более северо-западных районах. Очевидно, отношения азелииских и именьковских племен были не всегда мирными, что требовало создания многочисленных оборонительных сооружений.
Основные находки с памятников именьковского типа составляет керамика, изготовленная от руки. По характеру примесей в тесте она подразделяется на две группы. К группе А относится керамика с примесями в тесте песка и крупнозернистого шамота, составляющая от 79,8 до 92,12% общего количества фрагментов. Поверхность этих фрагментов неровная, бугристая со следами небрежного сглаживания травой или щепой. К группе Б принадлежит посуда с примесями песка (от 7,88 до 20,2% общего количества находок). Поверхность данных сосудов гладкая, иногда со следами лощения. Примечательно, что процентное соотношение керамики обеих групп ' с именьковских поселений Нижней Камы близко показателям, полученным в последние годы Г. И. Матвеевой при раскопках памятников именьковского типа на Самарской Луке.14 Это еще одно свидетельство близости данных памятников.
В подавляющем большинстве рассматриваемая керамика не орнаментирована, лишь на некоторых венчиках (их около 5% общего количества венчиков) орнамент в виде косых насечек и кольчатых защипов по срезу края, ямочных вдавлений на перегибе от венчиков к стенкам.
По наиболее общим признакам все имень-ковские сосуды подразделяются на плоскодонные горшки, чаши с уплощенными днищами и плоскодонные банки. В количественном отношении преобладают сосуды горшковидных форм (не менее 93,3%). Судя по имеющимся материалам, наибольшее количество среди них занимают сосуды высоких пропорций (наибольший диаметр их тулова расположен на 2.'3 общей высоты тулова) с подцилиндрическим пли блоковидным горлом.
Встречены крышки, обломки тиглей, льячек, воронок, пряслица. С поселений именьковской культуры представлено около сорока миниатюрных фигурок, изготовленных из глины с мелкими примесями. Их поверхность аккуратно заглажена пальцами, а иногда
и подлощена. Есть очень схематичные изображения человека и животных. Их назначение не ясно. На поселениях обнаружено более 500 глиняных пряслиц, подразделяющихся по форме на три типа (усеченно-биконпческие, цилиндрические, линзовидные). Преобладают усеченно-биконические, изготовленные, как правило, из хорошо промешанного теста, заг-таженные, а иногда и подлощениые. Диаметр пряслиц по ребру — от 1,7 см до 4,7 см, а диаметр отверстий — от 0,7 до 1,6 см. Поверх ность некоторых пряслиц украшена орнаментом в виде насечек, прочерченных линий, крестиков и т. д.
При раскопках именьковских поселений найдено большое количество изделий из железа (ножи, ральники, серпы, топоры, кузнечные инструменты, шилья, рыболовные крючки, наконечники стрел и копий, обрывки кольчуг и т. д.), кости (кочедыки, проколки, лощила, наконечники стрел), бронзы и камня.
Погребальный обряд именьковских племен изучен в основном по одному Рождественскому могильнику, раскапывавшемуся под руководством В. Ф. Генинга. Он характеризуется следующими чертами: 1) сжиганием умерших в полном одеянии на стороне; 2) помещением остатков кремации в ямы небольших размеров; 3) наличием в погребениях глиняных сосудов, не являющихся урнами. Приведенные в 1972 г. на II Рожденственском могильнике дополнительные раскопки позволили раскопать 16 погребений, в основном аналогичных ранее известным (рис. 5). Получена дополнительная серия глиняных сосудов (рис. 6), подразделяющихся на две группы: шамотную с неровной бугристой поверхностью и следами сглаживания; вторая группа керамики характеризуется наличием в тесте мелких примесей, гладкой, а иногда и подлощенной поверхностью стенок. В одном из погребений (погр. № 127) обнаружен круглодонный сосуд (диаметр горла сосуда — 9,4 см, его общая высота — 9,7 см), содержащий в глиняном серого цвета тесте примесь шамота. В погребении № 133 зафиксированы остатки жертвенной пищи (кость барана).
В последние годы выявлены также одиночные захоронения, аналогичные рождественским, например, захоронение около Старого Куйбышева, содержащее остатки пережженных костей человека, ссыпанные в небольшую яму, фрагменты плоскодонного глиняного сосуда, глиняное усеченно-биконическое пряслице с мелкими примесями в тесте.15 В низовьях р. Меши около бывшей д. Байчуга на II Байчугинском селище также обнаружены остатки ямы длиной около 75 см, шириной 45 см и глубиной от уровня современной поверхности около 40 см, на дне которой лежала кучка пережженных человеческих костей и „сырая“ кость быка. Остатки близкого захоронения обнаружены в 1976 г. на I Троицко-Урайском селище, расположенном за валом I Троицко-Урайского городища на правом берегу р. Камы.
88
Рис 5 Погребения II Рождественского могильника, раскопанные в 1973 г.
В плане изучения погребального обряда именьковских племен представляют интерес захоронения Кушнаренковского могильника в Башкирии. Два из погребений, раскопанные в 1959 г. В. Ф. Генингом, обнаруживают с рождественскими самое ближайшее сходство в деталях погребального обряда, устройстве ямы и керамике (лепных плоскодонных сосудах). Все перечисленное заставляет утверждать, что обряд кремации с перечисленными выше особенностями имел значительное распространение у именьковских племен.
Не останавливаясь на всех вопросах, связанных с памятниками нменьковского типа, заметим, что проблема этнической принадлежности населения, оставившего данные памятники, остается спорной. По-видимому, решение ее во многом объясняется отсутствием значительного количества могильников.
Что касается исторической судьбы именьковских племен, то я придерживаюсь уже высказанной точки зрения, полагая, что значительная часть именьковских племен была ассимилирована волжскими болгарами 10
12 Плиска — Преслав, т. 2
89
о 12 см
I—...... । I - ...............I,. .... I
Рис. 6. Керамика из погребений 11 Рождественского могильника, раскопанных летом 1973 г.
1, 2. 6 — погр. 134; 3. 10 — погр. 135; 4. 13 — погр. 130; 5 —погр. 129; 7. 12 — погр. 128; 8 — погр. 139; 11 — погр 137
90
Находки, собранные на памятниках имень-ковского типа, позволяют говорить о каких-то постепенных проникновениях болгар в имень-ковскую среду.В поздних наслоениях именьковских поселений зафиксирован ряд находок керамики салтово-маяцкого типа. Подобные находки керамики встречены в верхних горизонтах культурного слоя II Маклашеевского городища, раскопанного в 1963 г. В верхних частях заполнения ямы № 16 II Маклашеевского городища встречена шейка кувшина, изготовленного на гончарном круге и содержащего в тесте мелкие примеси. Диаметр горловины кувшина составлял около 8—9 см. Поверхность сосуда была покрыта лощением. Остатки керамики, сопоставимой с той салто-во-маяцких памятников, были найдены также на поселении Курган. Заслуживают внимания находки, обнаруженные экспедицией Мордовского университета на поселении Лопатино II, расположенном в Каре)неком районе Ульяновской области около с. Малая Кондарать.17 В культурных напластованиях этого памятника основную часть находок составляет лепная посуда с примесями шамота, иногда дресвы и толченых раковин, имеющая аналогии в материалах именьковского круга памятников. Кроме того, в нижних горизонтах напластований встречены фрагменты посуды, аналогичной посуде из раннеболгарских могильников. Находки рассматриваемой посуды и другой
вещевой материал позволили В. И. Вихляеву высказать мнение о существовании именьковских племен в Посурье до VIII—IX вв.18
Заслуживает внимания сопоставление пог ребеннй с остатками кремации Нижнего Прикамья (погребений типа Рождественского могильника) и погребений с остатками кремации бириту-альных могильников второй половины I тыс. н. э. на территории Дунайской Болгарии.18 Выше мы уже говорили, что обряд захоронения II Рождественского могильника и ряда захоронений Нижнего Прикамья довольно однотипен Обряд захоронений с остатками кремации Дунайской Болгарии более разнообразен (встречаются захоронения в каменных обкладках, урновые захоронения и безурновые). Последний тип захоронений, характеризующийся сжиганием умерших на стороне, помещением праха в небольшие ямы, наличием в ямах глиняных сосудов, а также жертвенной пищи, сопоставим с рождественским, на что уже обратил внимание Д. И. Димитров.20 Однако это пока нам не дает оснований ставить в генетический ряд рождественские погребения с остатками кремации и рассматриваемые погребения Дунайской Болгарии, так как не сопоставим вещевой материал и прежде всего, керамика. В погребениях на Дунае вся керамика изготовлена на гончарном круге, керамика из погребений Прикамья вся лепная
1 А. М. X а з а и о в Очерки военного дела сарматов. М., 1971, с. 24
2 В. Ф. Генинг. Азелнпская культура. Ижевск-Свердловск, 1963, с. 111.
3 Архив ИА АН СССР, р-1 4238
4 В. Б. Деопи к. Классификация бус Северного Кавказа IV—\ вв. — СА, 1955, № 3, с 62.
5 А. X. X ал и к о в. Очерки истории Марийского края в эпохе железа. Труды Марийской археологической экспедиции, т. 11. Йошкар-Ола, 1962. П. Д. Степанов Андреевский курган. -Труды МордНИ И, вып. XXIV. Саранск. 1964.
6 С. К. К v з н е ц о в. Атамановы кости. — ИОАИЭ т. 111.' Казань. 1884, с. 371 380.
7 А. X. X а л и к о в. Указ. соч.. с. 177.
8 П Д Степанов Указ, соч., с. 219. 248.
9 Там же, с. 242, 243.
10 Г. V Архипов Марийцы IX XI вв. По-шкар Ола, 1973, с. 66 и сл.
11 А. В. К и р ь я н о в. К вопросу о ранне-болгарском земледелии. МИА, 61 1958, с. 283.
12 А. Г. Петренко. Некоторые особенности развития животноводства I тыс и. э. у пришлых племен Волжско-Камского края. В Вопросы этно
генеза тюркоязычиых народов Среднего Поволжья. Казань. 1971 с. 59.
13 В. Ф. Ге п и и ги В. Е. С т о я и о в, Т. А. Хлебников а, И. С. В а й и е р, Е. П К а з а к о в, Р. К. В а л е е в. Археологические памятники у села Рождествепо. Казань. 1942, с. 19, 20.
14 Г. И. Матвеева. Памятники именьковской культуры на Самарской Луке. В: Самарская Лука в древности. Куйбышев, 1975, с. 118 119.
15 П. Н. С г а р о с т и и. Погребение с остатками кремации в низовьях р Камы. —СА, 1975, № 2.
16 П Н. С т а р о с т и п. Памятники пменьков-скон культуры. - САИ, вып. Д1-32, 1967, с. 32.
17 В II Вихляев Именьковское поселение нового типа в бассейне Среднего Посе рья. Первое Поволжское археолого-этнографическое совещание. Казань, 1974, с. 31.
1Й В. И. Вихляев Указ. соч.
19 Ж. В ы ж а р о в а. Селища п некрополи (края на VI XI в.). — Археология, 1974, №3; Д. П. Д и-м п т р о в Погребалннят обред при раниобългарски-те некрополи във Варненско (VIII X вв.). ПАИ, XXXIV, 1974.
20 Д И Д п м и т р о в. Указ. соч.
91
РАННОСРЕДНОВЕКОВНИТЕ ГРАФИТНИ РИСУНКИ ОТ БЪЛГАРИЯ И ВЪПРОСЪТ ЗА ТЕХНИЯ ПРОИЗХОД
Димитър Овчаров (София)
Двойнственият характер на културата в класово-антагонистпчното общество е устано-вен отдавна от марксистко-ленинската наука и е една от аксиомите на научния комунизъм. Маркс и Енгелс подчертават, че културата и нзкуството, освен че имат общочовешко съдър-жание, са също така определен!! класовн явления. Господствуващата класа, която вла-дее средствата за материално производство, разполага и със средствата за духовно производство, което се стреми да наложи на експлоа-тираното мнозинство.1 Налпчието на две на-ционални култури във всяка отделна нацио-нална култура, т. е. култура иа господствуващата класа и култура на народните маси, изтъква нееднократно и В. ГЕ Ленин в своите съчинения.2 Заедно с това създателите на марк-систко-ленинското учение посочиха, че обек-тивното историческо развитие очертава про-гресивния характер на културата и нзкуството, създадени от народа, въпреки подчинения им характер. Това предопредели важността и необходимостта от тяхното изследване и изу-чаване от марксистката историография.
В тази пасока средновековният историк е нзправен пред твърде големи трудности поради липсата или оскъдиото количество паметници, отразяващи културата и нзкуството на народните маси. И ако в някои области, като устнпя фолклор или прилежного изкуство, тази празнота може частично да се запълни, то в други сферн на културната дейност на народните слоеве, между конто и нзобразител-ното изкуство, това е много трудно, а поня-кога — невъзможно. Его защо откриването на произведения на народного изобразително изкуство, каквито са българските средновековни графитни рисунки, начертава благоприятни въз-можности в тази насока и те трябва да бъдат из-ползувани като пълноценен исторически извор.
Традицията за образно възпроизвеждане на действителността, на душевного съетоя-ние, мисли и чувства на средновековния бълга-рин бе засвидетелствувана още преди близо 80 години при първите разкопки на Плиска. Оттогава и до днес в нея са разкритп огромно количество рисунки, направени с остър же-лезен предмет върху камък, глина, стенна мазилка, кост и твърде рядко върху метал.
След Плиска най-много рисунки са откритн във втората българска столица — Преслав, ив култовото среднще Мадара. В Преслав те са
предимно по крепостните стени, но се намират и в някои от църквите.
Проучванията на средновековната култура през последните години дадоха възмож-ност да се установят няколко десетки место-находища на подобна рисунки, от конто само ранносредновековните са над двадесет. По голямата част от тях са съсредоточени в Севе-ронзточна България и това е естествено, като се има пред вид, че именно там е кипял най-интензивен живот през VIII—X в. Отделки рисунки са засвидетелствувана в Саластра (средновековния Дръсчър), Каварна, Балчик, г. Девнд, с. Овчарово, Тьрговищко, Търго-вище, с. Крива река, Шуменско, с. Длъжко. Шуменско, и друтаде. Най-северното и може би най-богатото находище след Птиска и Преслав е каменната кариера и манастир до с. Басараб (бивше Мурфатлар), днес в СР Ру-мъния. На запад иаходките намаляват постепенно и най-значителното находище на графитни рисунки е установено върху скалите до с Горталово (бивше Карагуй). Южната гра ница на тяхното разпространение е очертана от Стара планина — досега в Тракиц графитн от ранного средновековне не могат да се по-сочат със сигурност. Малко изолирано остава едно богато находище на врязани върху есте-ствената скала изображения, което се намира в околностите на г. Серес (Гърция), датирапо е в X в. и несъмнено принадлежи на една и съща раннобългарска художествена традиция.
Посочените по-горе находпща на примп-тивни рисунки се вместват хронологически в граииците на VIII—X в. и очертават първия период от развитието на това изкуство.8 Този период може да се раздели на два подпериода, конто в известии отношения имат самостоя телно значение, обусловено от въгрешного им съдържание. Първият обхвата началните ве-кове от съществу ването на българската държава до приемането на християнската религия за официатна държавна религия (края на VII — средата на IX в ). Това, което е харак терно за този период, е налпчието на едно примитивно в основата си, но емоционално и екс-пресивно изкуство, което съдържа реалистични сюжети и мотиви, а също така и редица сим-воли, инспирирани от езическата религия Най-много и най-добри примери в това отношение ни предлагат Плиска (най-ранните рисунки), Мадара, Карагуй и др.
92 Плиска—Преслае, 2 София, 1981
Вторият подпериод започва с прпемането на христпянството и завършва с падането на България иод византийско робсгво (средата на IX—началото на XI в.). През това време в графичното изкуство навлпзат разнообразии християнски символа и изображения, като кръгът на тех’ните сюжети се разширява още повече. На типе са и значителен брой езически елементи, останали като преживелици от до-християнската епоха. Рисунките продължават да се отличават с примитпвизъм и първичност, но сред тях се появяват и такива, конто издават ирофесионален усет и добре школувана ръка. Паметниците на изкуството от този период ще открием в Плиска (по-късните рисунки), Преслав, Басараб и редица други места.
Характерно за раннобътгарските гра-фитни рисунки е, че нямат официално-аристо-кратичен или приложно-занаятчпйски характер. Те са родени от примитивного и непосредствено възприятие на света от обикновения средновековен човек и отразяват неговите есте-тически схващания за живота. В технпче-ско отношение са изпълнявани най-вече върху лицевите плоскости на крепостните стени и други сгради (жилища, църкви и др.) пли върху естествени скални повърхности. Именно това предопредели и тяхното предназначение, което е било далеч от непосредствен!! утили-тарни нужди, но е било подчинено на едно вътрешно желание за художествена изява. Широките и удобни плоскости на мекия варо-вик (понякога пясъчник) са давали възмож-ност за създаване не само на единична изображения, но и за разгръщане на сложна композиции. Кръгът от теми и сюжети е бил доста широк и сред тях централно място заема жи-вотинската фигура. Любим обект на нзобра-зяване е конят.
Широкого застъпване на конската фигура сред народните рисунки е една от харак-терните отличителни черти на примитивного изкуство. Конят е бил рисуван с любов и голямо умение, което показва особеното място, което е заемал в живота на средновековния българин. В зависимост от индивидуалните способности на отделните „художници“ фи-гурите на коне имат или схематични очертания (обр. 1—2), или са изпълнени с голямо майсторство, като е било обръщано внимание не само на изящните и точни очертания на тя-лото, но и на редица подробности — грива, копита, конска сбруя, седло и др. (обр. 3). Този факт показва, че създателите на рисунките са коневъдци, че конят е бил използуван ие само в стопанската дейност, но е играл важна роля и в духовния живот на средновековния българин.4
Почти със същата вещи на, с която е изо-бразявал коня, средновековният народен художник рисува и другите животни. Той поз-нава добре характерните им пози и привички и понякога само с няколко щрихи предава вярно техния силует. Това особено му се от-дава при рисуване на дивите животни, конто били обект на лов — елени (обр. 4), сърни,
диви_бикове (турове), глнгани и пр. Много сполучливо са изобразявани различии птици— орли, соколи, щъркели и др. Тази юляма привързаност към животинската фигура като сюжет за художествено претворяване е вто-
93
Обр. 4. Рисунка на елсн от околностите на Серес (Гърция)
Обр. 6- Конник от Преслав
рата отличителна черта на средновековните графити.
Свидетелство за това, че българите са били конници и изкусни ездачи, се съдържа в многобройните исторически извори и в са-мите рисунки. Техннте автори са съумели да предадат много характерна момента от обяздването на коня (обр. 5). Такива рисунки са изпълненн с динамизъм и движение. В една сложна композиция от Плиска са показани табуни с охраняващи ги копни коняри. Много често са представяни конни бойци, облечена в железни ризница, конто яздят спокойно или участвуват в сражения. В някои случаи това са тежко въоръжени ездачи, при конто целият кон или част от тялото му са били покрити със защитна броня или ризница5 (обр. 6). За да се подсили или допълнн впечатлението от рисунките, понякога се е прибягвало до изписването на надписи около изображенията.® Трябва да се отбележи най-сетне, че в многобройните ловни спени лов-цнте са предимно конници и много рядко ло-вуват пеши ловца. Ловът се е извършвал с разнообразно оръжие, като на първо място са били лъкът и стрелата, копнете, арканът (ласото) и др. Преобладаването на сюжети с бойни и ловни сцени сред графитните рисунки отразява едва от най-съществените страна ог бита на българското население през тази епоха и това е третата отличителна черта на народного самобитно изкуство.
Като четвърта отличителна черта трябва да се отбележи присъствието сред рисунките на редица символична изображения. По съ-държание те се отнасят към две различна епохп — езическата и храстиянската. През първата сред рисунките се откриват фигу-рите на шамани или шамански условии знаци и принадлежности, различна символи, конто са имали предназначението да предпаз-ват човека от злите сила, и др. След приема-нето на хрнстиянството в репертоара на сред-новековния художник навлизат християнскн-те символични знаци, между конто на първо място е кръетът, а също така корабът, лаби-рпнтът и пр. Много често, особено в църк-вите, се рисуват образите на светци (обр. 7), могат да се видят рисунки на църковни сгра-ди и пр.
Многобройни са изображенията, конто от-разяват непосредствения бит и душевни пре-жнвявания на средновековния човек. Той ри-сува рала и други земеделскп сечива, сцени на оран, а от Плиска е позната една композиция, изобразяваща момент на доене на коза. В Преслав бе открита доста сполучливо ком-позирана пасторална сцена — стадо овци и кози, придружавани от овчари и кучета. Няг колко сексуални сцени отразяват най-интим-ните преживявания на българите, а изобра-зяването на бойни морски кораби показва настъпилите изменения във военния им бит, намерили бързо отражение и в изкуството. Това желание да се представи ежедневният живот в най-малките му и незначителни под-
94
робности и човешките преживявания по образен път, да бъдат показан» и запаметени чрез изображения различии страни от човешката дейност е петата и може би най-сыцествена особеност на средновековните прпмитивнп гра-фични рисунки.
Богагството и разнообразието на примитивною народно изкуство в българските земи през ранното средновековие показва налп-чието на една добре развита и дълбоко вкоренена в народною съзнание художествена традиция. Ею защо с голяма сила възниква въпро-сът, къде са корените на тази традиция и кон са нейните носители?
Историческата наука доказа, че българската народност се формирала на базата на три основни компонента: славяни, прабългари и завареното местно население.’ В момента на заселването на Балканский полуостров от славяните (V—VI в.) местною население е било твърде разнородно и в своята основа се е състояло предимно от романизи-рани и елиннзирани траки, гръцки и римски заселници и други по-малки етнически групп. Християнската религия дава силен отпе-чатък на изкуството от това време, което носи общото название ранновизантийско, но със значителни регионални особености. В това изкуство не могат да се открият онези харак-терни белези, конто отличават старобългар-ското изкуство. Липсва и не е отбелязан сред представителите на обикновеното население обичаят да се създават врязани рисунки. Наистина в отделни случаи (например върху мазилки в ранновизантийски гробници от София, Варна и другаде) могат да се видят врязани изображения на котви, лодки и кръстове, но те нямат нищо общо с духа на изображенп-ята от VIII—X в., а изразяват влиянието на християнската символика и догматика. Следователно трябва да се приеме със сигурност, че на местною заварено население тази художествена изява не е била позната.
Най-широко и първенствуващо участие във формирането на българската народност имат славяните. Преди заселването си на Балкаиския полуостров те населяват значи-гелни територии от Източна Европа. Проучванията на тяхната материална и духовна култура, конто са особено интензивни в последните десетилетия, показват, че подобии паметници на изобразителното изкуство не са известии в тяхната прародина. Не са известии те и от по-късно време, когато се обра-зуват първите славянски държавиУН—X в. Едва след приемането на християнството и особено след XI в. в Русия и другите славянски страни се появяват графитни рисунки и изображения (например върху стенни мазилки от Киев, върху тухли от Смоленск пли на Новгородските грамоти от брезова кора).
Тези паметници са обаче малобройни и най-важното е, че характерът им се отличава от този на раннобългарските рисунки. Те нито хронологически, нито по съдържание
Обр 7 Рисунка на светец от Басараб (Рум ъния)
Обр 8- Конник от Маяцкото градище
кел)
95
Обр. 10. Рисунки на елен а — ст Т мутаракан; б — ст Алтай
Обр. 11. Ловна сцена от Кобистан
могат да се свържат с раннобългарските от първня период на тяхното съществуване, тъй като подобна изобразителна традиция не е била присыла на ранните славяни.
Находки с аналогично на раннобългарските рисунки съдържание, еднакъв стил и художествени особености се откриват сред паметниците на една обширна облает в Азия и Евразия, населена с тюркски и тюркоезични племена и народи. Очертават се няколко рай
она, в конто това непреднамерено народно изкуство било разпространено през V—X в.
1. Първият от тях обхваща паметниците па салтово-маяцката култура. Може би най-близки по дух и по идеи са намерените преди седем десетилетия врязани изображения вър ху камъни от крепостната стена на Маяцкото градище.8 И в тях основен обект на изобразя-ване са животците (предимно конете) и езда-чите (обр. Ь). Рисунките са правени по сыция начин с остър предмет върху гладка повърх-ност и някои от тях притежават высоки ху-дожествени качества. Освен върху камъни графитни рисунки са били изпълнявани вър ху тухли от Цимлянского градище (Саркел), където освен тамгообразни знаци са рисува-ни различии жнвотни (обр. 9) и конници върху костени предмети, върху глинени съдове (вотнвни човешки фигурки) и други предмети.” Тази голяма близост на посочените рисунки с находките от Дунавска България беше отбелязана от М. И. Артамонов още през 1935 г.: „Наред със знаците в Абобското градище се срещат и рисунки, представляващи главно животин и живо напомнящи съответ-ни находки от Цимлянского и Маяцкото градище."10
2. Следващият обширен район, в конто се срещат врязани рисунки, обхваща Северного Причерноморие и Северен Кавказ. Виж-даме ги върху битова и строителна керамика (обр. 10,п), върху блокове от крепостиите степи на Дербент, върху скални масиви (Ко-бпетан на югоизточния край на Големия Кавказки хребет — обр. И).11
3. На изток от Каспийске море се очертава трети кръг, който обхваща находки от Запад-на Туркмения и Казахстан (Джамбулска обл.).12 Сред тях има изображения на коне, планин-ски козли, камили и значителен брой лову-ващи конници (обр. 12,а). Анализирайки тези рисунки и съпоставяйки ги с погребални съ-оръжения и различии вещи, изеледвачите ид-ват до извода за налпчието на връзки между Източното Прикаспие и Кавказ в резултат от разпространението на българската култура.13
4. Най-значителнпят район, изпълнен с десетки находитца на врязани рисунки, е Централна Азия — Тувинската АССР,14 Ха-каската автономна облает (Минусннската котловина),15 Бурятската АССР — около езеро-го Байкал,16 Монголия (Монголски Алтай)17 и др. Голямото разнообразие на сюжети и теми отразява една богата и сложна взаимна връзка между различии култури, на основата на конто израства хакаската (киргизката) култура. Освен многобройните животпнеки фп-гури (10,6) се срещат цели баталии, товни и битови сцени, композирани понякога твърде сложно, подобно на раннобългарските. В тях особено място заемат изображенията на конници (обр. 12,6, г, д, е, 13, 14,6). Въпреки известните различия, конто могат да се дъл-жат на регионалните особености, а също така и на личния почерк на техните създатели,
96
тези ажения са тясно свързани помежду си и уди) 1телно напомнят на онези от българ-ските паметници. Това се отнася както за отделимте фигури, така и за композициите, при конто понякога разположението на фи-гурите е абсолютно едно и също (например в товните сцени).
5. Съвършено аналогиями по съдържание и по стилови особености са находките от района на Якутска СССР — течението на р. Лена. Сред тях първо място зае.мат забележителните рисунки от комплекса край с. Шишкино.18 И в тях въображението на художниците е било подхранвано от един скотовъдно-ловен бит, в резултат на което са се поя вили изображения и цели сцени, в конто господствуват фигурите на животни или конници (обр. 14,а).
6. Най-източната точка в разпростране-иието на обичая да се създават врязани изображения от описания тип е установена по бреговете на р. Амур (Хабаровския край — обр. 12, е)19 По същество те не се разлнчават от останалите скалнп рисунки.
Сходството между паметниците на гра-фичното изкуство в очертанията на тази огромна географска територия са очевидни и безспорни. Като отбелязва поразителната прилика и „близост на целия комплекс от причер-номорските изображения върху тухли, камъни и скали както в юго-източните части на СССР, така и в България със скалните ри сунки на Алтай, особено с ловните сцени от Сулек. . М. И. Артамонов си зададе въпро-са, дали тази близост е резултат на „независимого социагно-икономическо развитие или е резултат на тюркски принос в културата на Северного Причерноморие, а оттам на България, свързани със сливането на местного население с ордите на тюркските завоеватели/*20 И ако тогава, в 1935 г., на този въпрос бе трудно да се отговори, сега е повече от ясно, че появата на графитни рисунки в раннобъл гарската култура е следствие на развитието на прабългарската култура. Тя се е развивала дълго време в близост и тесен контакт с подобии на нея култури, на конто е била също свойствена споменатата художествена традиция. Изброените по-горе територии в продълже-ние на много векове са влизали в едно или друге голямо държавно обединение (хунски съюз, I и II тюркски хаганати, Хазарски хаганат и др.). Близкият език, религиозни вярвания и обичаи и най-вече еднаквото ниво на обществено-икономическа организация са спомагали за развитието и разпространява-нето на еднакви естетически виждания. Разби-ра се, тук е играла огромна роля и историче-ската традиция, която поддържа този обичай в споменатите области дълги векове преди оформянето на тюркоезичните етнически общности.
Безспорно прав е и А. П. Окладников, когато подчертава, че българските изображения са характерни за ранния период от исто-рията на българската държава, „когато още добре са били запазени традициите на древ-
Обр 12. Изображения на конници
а — Туркмения; б — Тува (Куйлуг Хем); в — р. Амур (Секача А лян); г— Монголия; д— М анхай (Кудинските степи); е—Орео на Байкал
Обр. 13. Конник от Сулек {Хакасия)
ния номадски живот и култура на прабългар-ските племена** и, когато смята, че близостта на ленските писаници с рисунките па тюрк-
97
1 3 Плиска — Преслав, т. 2
Обр. 14. Конници
а — от Шишкино на р. Лена; б — от Бурун Турьон на р Ангара
ските племена от Кавказ, Дон и България през IX—X в. „свндетелствуват за наличието на определен!! културни връзкн между тюрк-ските номадски племена от Европа и Азия не само в по-ранно време,. . . но и в IX—X в., а може бп и по-късно.“21
Естествено голямата близост на паметниците от тази обширна територия на Европа и Азия не изключва известии различия, конто се изявяват предимно в разнообразието на представените образи и застъпените теми. Тези различия се дължат на редица причини, от конто главна роля пграят три фактора:
1. Различимте обществено-пкономически условия на живот, при конто продължават да се развиват откъснатите едно от друго изку-ства на Дунавска България и Централна Азия и Южен Сибир.
2. Влиянпето на средиземноморските кул-тури и на първо място на тази на Византия върху средновековна България. От своя страна на изкуството на тюрките в Азия оказва въздействие окръжаващата го среда и по-специално Китай, Иран, монголите.
3. Въздействието на християнската догматика и символика върху цялостния духовен живот на българското общество изменя също така съществено кръга от проблеми, застъ-пени в народного изкуство.
И все пак същността, дълбочината на това импулсивно, непреднамерено изкуство лежи в общия дух и съдържание, конто сближа-ват отдалечените на хиляди километри един от друг географски райони. Основните причини за това се крият в народния и демократичен характер на примитивного графитно изкуство, на което не са чужди известен кон-серватизъм и траднционализъм, спомогнали за трайното запазване на неговата свежест и първичноет.
Разбира се, установяванего на прабългарския произход на изобразителната традиция в раннобългарското графитно изкуство все още не разрешава въпроса за тяхното съдържание и за тяхното значение при изследването на материалната и духовната култура на българското общество през VIII—X в. Това може да се постигне само на базата на детайлен и цялостен анализ, което излиза извън рамките на поставените в тази статия задачи.
1 I\. М арке, Ф. Э н г е л ь с. Сочинения. Т. 3, с. 46.
3 В. И. Л е и н н. Съчипения. Т. 20, с. 17.
3 Следвагците периоди, обхващащи времето or XI до XVIII в., са предмет на друго наше изследване.
4 Срв. монументалния скален релеф при с. Мадара, в основата на койго лежат същите естетически, а може би и култови представи.
5 Д Овчаров. Въоръженнето на ранносред-новековната българска конница. — Векове, 1975, № 5, с 31—34.
6 С т. С т а н ч е в. Разкопкн и новооткритн ма-териали в Плиска през 1948 г. ПАП, XX, 1955, с. 211 сл., обр. 28; D. О v с а г о v. Le terme РОМАХ’НА sur une inscription, nouvellement decouverte a Pres-lav. — Studia Balcanica, 10. Recherche de geographic historique, 1975, p 105 sq.
7 Д. Ангелов. Образу ване на българскага народност. С., 1971.
8 Н. Е. Макаренко. Археологический исследования 1907 1909 г. ИАК вып. 43, 1911.
9 М. И. Артамонов. Саркел-Белая Вежа.— МИА, 62. Труды Волго-Донской археологической экспедиций, I, 1958, с. 46.
10 М. И. Артамонов. Средневековые поселения иа Нижнем Дону. Л-, 1935, с 103.
11 11. М Джафарзаде. Гобусган. Наскальные изображения. Баку. 1973.
12 С. П. Поляков. Этническая история Северо-Западной Туркмении в средние века. М., 1973; П. И. М а р и к о в с к и й. Наскальные рисунки гор Кульджабасы. — Тр. И-та истории, археологии и этнографии Казах. ССР, т. 12, 1961, с. 78—86.
13 С. П Поляков. Циг. съч. с. 141.
14 М. А. Д э в л е т, В. С. Т е р е б е и и н. О связях в искусстве древних тюрок Центральной Узин. - КСИИМК, 136, 1973, с. 30 -32.
15 С. Appelgren К i v а 1 о. Alt-altaische Kunst Denkmaler. Helsingfors, 1931.
1В А. П О к л а д н и к о в Петроглифы Байкала - памятники древней культуры народов Сибири. Новосибирск, 1974.
17 В. В. Волков, Э. А Н о в г о р о д о в а. Археологические работы в Монголии. В: Археологические открытия 1973 г., АТ, 1974, с. 536.
18 А. П. О к л а д н и к о в, В. Д. 3 а п о р о-ж с к а я. Ленские писаницы. М. Л . 1959.
19 А. П О к л а д н и к о в. Лики древнего Хмура. Петроглифы Сакачиаляна Новосибирск, 1968.
20 М. И. Уртамоно в. Средневековые поселения. . ., с. 106.
31 А. П. О к л а д н и к о в, В. Д. Запор о-ж с к а я. Указ, соч., с. 132.
ЗЕМЛЕНАТА УКРЕПИТЕЛНА СИСТЕМА НА ПЪРВОТО БЪЛГАРСКО ЦАРСТВО
Рашо Рашев (Шумен)
Проблемът за землените защитил стро-ежи по Долния Думав е стара тема за българската археология. В периода до края на Втората световна война изучаването на паметниците засегна само тяхната топография, външни конструктивни белези и етническа принадлеж-ност. Парадоксално е, че през този период не е бил обнародван нито един разрез на зе.млено съоръжение — факт, който придава на до-военните изследвания известна хипотетичност и тенденциозност. Традицията на земленото строителство се приписва на прабългарите и според някои автори била пренесена от Китай с посредничеството на хуните.1 В процеса на преоценката на приноса на прабългарите в културата на Дунавска България бе направен опит въпросът за валовете да бъде снет и зали-чен от проблематиката на средновековната археология и да бъде отнесен към изучаването на античного наследство на базата на фор-мално сравняване с подобии паметници на римского защитно строителство.2 Още първите проучвания на терена обаче показаха, че предатирането на землените строежи е при-бързано. Едновременно с това стана ясно, че превръщането им в пълноценен исторически източник е възможно само като се от-чита тяхната връзка с всички останали прояви на средновековната материална култура. На сегашния етап на изследвания българската принадлежност на редица паметници може да се счита за сигурно установена. Сыцеству-ват и такива, чиято датировка се определи на основание на съществуващите писмени из-точници или подемен археологически материал. Не липсват и строежи, чиято етническа принадлежност е затруднена от липсата на проучвания, в някои случаи невъзможни вследствие на силното разрушаване на паметниците, и единствено съображения от общо-исторически характер са в състояние да хвър-лят светлина върху техния произход.
Землените защитим съоръжения, конто могат да бъдат свързани с военного строителство на Първото българско царство, се разполагат в район, предлагащ изключително добри въз-можности за укрепяване. По периферията си Долнодунавската котловина е ограничена с естествени, труднодостъпни бариери. В цен-тралната си част тя е прорязана от Дунав и нейните притоци. Пресеченият характер на терена позволява изграждането на различии
по вид и предназначение защитим строежи както по 1раницпте на района, така и в него-вата вътрешност. До настоящия момент тук са известии 34 отворени землени строежа (валове), конто според своите функции могат да бъдат разделени на погранични и вътрешни. Пряко свързани с тях са 75 землени и каменнп лагери, разположени по фронта или фланго-вете на валовете. Тук се намират още 30 са-мостоятелни затворени землени укрепления, издигнати в средищната част на българската държава (обр. 1).
Появата на най-ранните паметници на българското землено строителство е свързана с пребиваването на Аспаруховите българи в делтата на Дунав.3 Те се разполагат на територията на Южна Бесарабия, Прутско-Серет-ското междуречие и Северна Добруджа. Юж-ната граница на тази територия е ограничена от Малкия землей вал по линията Черна вода-Констанца, северната — с Южния беса-рабскн вал и вала при Галац. Откъм изток и запад естествени граници са бреговете на Дунав и Черно море. В географския център на ограденото пространство лежи Никулицелски-ят лагер, който със своята площ от 48 км2 се нарежда на първо място сред подобните строежи на полуострова. Южната граница на този стратегически укрепен район — Малкият землей вал, е насочена с фронт на юг, срещу Византия, и ще е била издигната от население, което се е настанило със сила в земите на империята. Единственият народ, чнето трай-но присъствие в дунавската делта е засвиде-телствувано от писмените извори и на когото би могло да бъде приписано строителството на този комплекс от землени строежи, е групата на Аспаруховите българи. Най-вероят-ният паметник, с който може да бъде отъжде-ствен известният от изворите Онгъл, е Нику-лицелският лагер. Очевидно Онгълът е само част от владенията на Аспарух, и по-точно неговият укрепен център. По характера на своята укрепителна организация и по своята големина (около 15 000 км2) очертаната територия се доближава до статута на една държа-вна единица, просъществувала до прекия сблъ-сък с Византия в 680 г. С победата на българите при Онгъла тази държава само е уголе-мила своята територия, премествайки южната си граница от линията Черна вода — Констанца до билото на Стара планина, а своя център —
99
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
Обр. 1. Карта на раннасредновековните зем.гена стро-ежи в Долнодунавската обдаст
от Нпкулицелското плато в Плисковското поле4. Съществуването на своеобразна държавна организация със съответнпте погранични ва-лове се потвърждава не само от извънредните мерки, взети от Византия за нейното ликви-диране, но и от необичайно бързото организи-ране на новозавладените земи в Мпзия в зна-чително по-сложна географска, политическа и етническа обстановка.
Отбраната на новата територия била утеснена от наличието на естествено укрепени рубежи по нейната периферия: от изток и север — бреговете на Черно море и Дунав, от юг — гребена на Стара планина, от запад — тесния коридор между Дунав и Стара планина. Тази зависимост на укрепителната организация на държавата от физикогеографските условия е намерила отражение в хрониките на Теофан и Никифор, конто са единодушии, че „мястото е много снгурно, отзад поради река Дунав, отпред и отстрани поради тесни-ните и Понтийско море1'.5 Естествените за-щитни свойства на терена определят и разпо-ложението на първите погранични съоръже-ния, конто следват линията на тези рубежи, оставяйки зад себе си Плиска с прилежащите й централни области. Този пръв етап в из-граждането на землените строежи съвпада с периода на закрепване на държавата, вът-решните междуособици и войните с Византия през VIII в. и завършва с изживяването на политическата криза в България в началото на IX в. Тогава ще са били изградени по-го-лямата част от известните днес землени съо-
ръженпя. По своите функции те се разделят на погранични валове и землени укрепления във вътрешността на държавната територия.
Източните погранични валове са били издигнати покрай морето в сектора между нос Емине и р. Батова. Тук брегът е висок и стръмен. Достъпът до сушата е възможен единствено през устията на вливащите се в морето реки, където се образуват ниски и широки плажови ивици. Дължината на тезн валове, сполучливо определени от К. Шкорпил като противодесантна,е се колебае от 500 до 3000 м.
Южните погранични валове следват билото на Стара планина. С едно изключение те се разполагат в нейния източен дял, където тази планина е най-достъпна. Преграждат ни-ските проходни вододелни седловини, през конто са минавали пътищата от днешна Се-вероизточна България за земите на юг от планината. Единственият вал в западната част на планината (при Ботевград) е охранявал прохода към византийска Сердпка.7
Западните погранични валове преграждат тясната равнинна ивица между Дунав и Стара планина, като осигуряват южните си флан-гове с теченията на вливащите се в Дунав реки и използуват за северен фланг стръмния бряг на същата река с помощта на допълнително изградени землени укрепления, конструктивно и функционално свързани с валовете. Това е тройна линия от землени насини и ровове, средната от конто е отдалечена съответно на 25 и 44 км от крайните. Липсата на теренни проучвання затруднява хронологията на тези паметници. Обикновено се смята, че те отбе-лязват три последователни разширения на държавната територия,8 но незначителната им отдалеченост и сравннтелно малките им раз-мери позволяват да се допусне, че се касае за единна система от триешелонна защитна линия,® изградена в непродължптелен срок от време.
Твърде оскъдни са засега и данните за северната граница на държавата до началото на IX в. и свързаните с нея погранични землени строежи. По всяка вероятност в между-речието на Прут и Днестър е продължил да функционира Южният бесарабски вал. Във Влашката равнина са известии останките на два успоредни вала, от конто южният несъм-нено е по-ранен. И двата вала пресичат перпендикулярно двойния римски лимес от II— III в. по р. Олт. В румънската литература тези валове се датират веднага след датата на по-старите пресечени строежи и се припис-ват на Константин Велики.10 Необяснима обаче изглежда преориентацията на старата защитна линия от изток на север, при това за изключително кратък срок от време, по тра-сето на един 300-километров вал, който освен че не е снабден с обичайната за римските строежи система от лагери, е отдалечен на значи-телно разстояние от линията на дунавскпя лимес. Освен това в обширната територия на Мунтения източно от р. Олт и южно от двата вала общият брой на находищата от I—VI в.
100
е едва 9. Издигането на валовете, и особено на Северната Новакова бразда, е било осъ-ществено от държава, конто е имала пълен контрол върху тези земн и е била заинтересу-вана от тяхното укрепяване. След IV в. тази държава е могла да бъде единствено българската. За това свидетелствуват и многобройните паметницн на средновековната българска култура северно от Дунав.11 Що се отнася до относителната дата на валовете, трябва да се отбележи, че след началото на IX в., когато българската държава контролира земн в За-карпатието и Средния Дунав, тяхното изграж-дане би било безпредметно.
Основният защитен елемент на погранич-ните валове е земленият наспп, дублиран с ров, понякога с втори ров откъм тилната страна.12 Насипът е изграждан от каменно-землената маса, изкопана от рова, настилана на нееднакво дебели хоризонтатни сюеве.13 По-разлнчно е устройството на причерномор-ските ваюве. Тук основният строителен материал — пясъкът — е бил непригоден за из-граждане на устойчив защитен насип. Това е наложило да бъде използуван каменно-тухлен материал, вземан от по-стари антични сгради и крепости, при което често се срещат отломки от мраморни колони, бази, капители, оброчни плочи, преградни олтарни пло-чи, части от статуи и др.11 Сред преупотребе-ните архитектурни детайли особен интерес представя колоната от вала при Варна с вря-
зан знак
— нап-често срещаният
знак
в старобългарскпте центрове. В отделки уча-стъци на валовете при Варна и Шкорпиловци е била изграждана каменна стена, служеща като ядро на насипа, а пясъкът е бил примес-ван с хоросан, който му е придавал необпкно-вено висока якост и водоустойчивост.15 Очевидно констру кцнята на отделните съоръже-ния е била продиктувана от строител-ните качества на наличнпя материал, от релефа на терена и неговите защитни свойства.
В централната част на държавната територия е била изградена мрежа от затворени землени съоръжения (лагери). Нейно ядро е внушителното землеио укрепление на Плиска и укрепленията, разположени в непосред-ствена близост с него.16 Верига от подобии укрепления се открива по трасето на стратегический път, свързващ столицата на север с Дунав и отвъддунавските земи, на юг — с балканските проходи и Южна България. Са-мостоятелна система от лагери се проследява по десния бряг на Дунав чак до устието и отчасти по брега на Черно море. Планиров-ката на тези укрепления е многообразна и се дпктува изцяло от релефа на терена. В равнин-ните места преобладава четнриъгълният план, орнентиран по посоките на света. Различна е и конструкцията на защитните им насипн. Валът на земленото укрепление в Плиска е пзграден в централната си част от
дъговидно редуващи се глинени прослойки, върху конто лежи плътен слой от мергелна чакълеста маса (обр. 2).17 При някои укрепления край Дунав ядрото на насппа представ-лява ядро от чимове, изолирани с прослойки от чиста глина и укрепени по лицата с пръст, изкопана от рова (обр. З).18 При укреплението до Стърмен външното лице на чимовата стена е укрепено с еднолицев каменей зид.19 Тези отлики несъмнено са продиктувани от прила-гането на различии строители!! похвати, но не е изключено да се дължат и на хронологически различия между отделните паметницн на вътрешната укрепителна система. В тази насока внимание заслужават укрепленията по брега на Дунав и Черно море в Северна Добруджа, чиято планировка значително се отли-чава от тази на укрепленията в Североизточна България.20
Началото на IX в. отбелязва нов етап в развоя на землената защитна система. Всзед-ствие на успешните войни с Византия при хан Крум южната граница иа българската държава се премества от Стара плаиина в Пзточна Тракия. Балканските валове ще са загубили първоначалните си функции и от погранични съоръжения са се превърнали във вътрешни укрепени линии. Материална следа от новото териториално разширение е вну-шителният землей вал „Еркесия" между р. Марина и Черно море. Извършените напосле-дък проучвания потвърдиха неговата датировка в периода на Първото българско царство, доказана както от откритата в насипа ранносредновековна керамика,21 така и от неговата структура, аналогична на устройството на вала в Плиска (обр. 4). Точната дата на този паметник е била определяна в широки-те рамки на VIII—X в.22 В. Златарски смя-таше, че валът е бил издигнат като граница на отстъпената на Тервел облает Загоре,28 но подобна датировка е трудно приемлива, тъй като зад линията му оставят черноморските градове-пристанища Созопол, Анхиало и Ме-семврия, за конто е сигурно, че до началото на IX в. не са били българско владение Спо-
Обр. 2. Разррз на земления насип на укреплението в Плиска
101
Обр. 3. Разрез на земления насип на укреп гението при с. Дунавец, Силистренско
ред нас най-приемливо остава становището на К- Иречек, който отнася строежа към началото на IX в. и свързва появата му с те-риториалните придобивки на България през царуването на Крум и Омуртаг. Неговото становище се подкрепя от Д. Бъри и Ст. Рън-снман, конто го отдават на Омуртаг.24 Според нас с не по-малка вероятност валът може да бъде отнесен към последните години от управлението на Крум, когато според Хамбар-лийския надпис земите в Тракия са били под-ложени на административна и военна реорганизация.25 Вероятно при царуването на тези двама български владетели е бил изграден и Северният бесарабски вал.26
Териториалното разширение на българската държава след IX в. коренно е изменило функциите на съществуващите дотогава по-гранични землени съоръжения, а голямото протежение на новите граници не е позволя-вало изграждането на нови валове. Появила се е необходимостта от ограничени по обхват защитни строежи, затварящи само най-уяз-вимпте сектори на подходите към центъра на държавата. Началото на IX в. отбелязва тенденцията на отмиране на системата от погранични съоръжения, конто отстъпват мя-
Обр. 4. Разрез на земления вал „ЕркесшР в Южна България
сто на по-ефикасни във военно-тактическо отношение градежи, издигнати не по грани-ците, а във вътрешността на държавната територия. Паметник от това време е Големият землей вал в Добруджа, който прегражда изцяло сушата между Дунав и Черно море по линията Черна вода-Констанца.27 Последните проучвания до казаха, че този вал е паметник на средновековната българска фортификация.28 Въпросът за появата на този архаичен тип съоръжения, изградени по образец на по-стари римски образци, се нуждае от отделно проучване. Тук ще отбележим само, че не по-малко значение има проблемът за тяхното предназначение. Някои румънски из-следвачи тълкуват Големия землей вал като абсолютна граница между България и Византия, която според тях никога не е губила пряк контрол върху земите в Северна Добруджа през VII—X в. Тази констатация е в разрез с данните, конто свидетелствуват, че през посочения период тези земи са неотделима част от територията на българската държава.29 Следователно Големият землей вал е вътрешна отбранителна линия, предназначена за отбрана само в случай на военна опасност. Изглежда, в поддържането и охраната на вала са вземали участие и местните цивилни жители, обитавали веригата от неукрепени селища покрай неговото трасе.30 По аналогичен начин трябва да бъде тълкувано и предназна-чението на Каменния вал, който по разполо-жение и конструкция е пряко продължение на Големия землей вал. Що се отнася до него-вата точна дата, становището за византий-ския му произход от края на X и началото на XI в. е неприемливо.31 Трудно може да бъде защитен© и мнението, според което валът е издигнат при Самуил в периода 976— 992 г.32 Неспокойната вътрешна обстановка и голямата му отдалеченост от западните центрове на държавата не оправдават неговото предназначение. Както за изграждането на Големия землей вал, така и за Каменния се е изисквала обстановка на силна централна власт, големи материални възможности и от-носително спокойствие в тази част на държавата. Ако за Земления вал тези условия най-добре отговарят на царуването на Омуртаг, Каменният вал би могъл да бъде дело на Симеон.
Паметник на този втори етап в строител-ството на валове е и валът, разположен на десния бряг на Дунав западно от Тутракан. По своята схема от ритмично редуващи се лагери той е напълно аналогичен на Големия землей вал в Добруджа. Датировката на този единствен в днешните български земи строеж се определи от категоричните данни, получени от проучването на един от неговите лагери.33
Предложената дотук хронологично-типо-логическа характеристика на землените стро ежи естествено не може да бъде считана за окончателна, тъй като част от паметниците не са подлагани на археологическо проуч-
102
ване. Наличните данни позволяват да се твър-ди, че се касае за единна по замисъл и функции защитна система, която отразява различии етапи от историята на средновековната българска държава. Цялостното изследване на тази система, както и на отделив звена от нея, поставя за разрешаване редица въпроси, като например взаимоотношението с
римо-византийската укрепителна система, ет-ническия тип на носителите на тази традиция и нейните добалкански паметници и пр. Тяхното пълно изясняване ще бъде предмет п на бъдещите проучвания, което показва, че темата за средновековното землено стро-ителство продължава да бъде актуална за българската археология.
1 Г Фе.хер. Паметници на прабългарската kv.t тура ИЛИ, III, 1925. с. I 41.
2 Д. К р ъ н ж а л о в. Валовете в Добруджа и Бесарабия и прабългарската теория С., 1943; Землени укрепителнн съоръжения на Балканский полуостров и фалшнвата прабългарска теория. С., 1948.
3 К. Ш к о р п и л. Старобългарски паметници
В: Добруджа. С., 1918, с. 191 234; Пограничен бъл-гарски окоп между река Дунав и Черно море. — В: Сборник в мест на Басил Н. Златарски. С., 1925, с 543 -553; Р. Р а ш е в За обхвата на Лспаруховите владения до 680 година. — В: Образуване на българската държава и неината роля в политический и кул-турен живот на Югоизточна Европа (симпозиум на ВИД, Шумен, 12 -13 октомври, 1976 г.) (под печат).
4 В. Н. Златарски. История на българската държава през среднпте векове. Т I, ч. 1 С., 1970, с. 195 197.
° Гръцки пзворп за българската история, III, с. 263, 296.
“ К- III к о р п и л. Неизвестно писмо и край-брежни насипи. ИВАД, IV, 1910, с. 77 86; Древ небългарски паметници. — В: Статин из българската история. Варна, 1920, с. 9—11.
7 За валовете в Стара планина срв. К. В. Ш к о р п и л. Окопы и земляныя укрепления Болгарии.
ИР ДИК, X, 1905. 533-538:
8 К. В. III к о р п и л. Окопы. . ., с. 528 533; О земляных укреплениях и окопах. — ИРАИК, X, 1905, с. 566-569; В. Н. 3 л а т а р с к и. Цит. съч., с. 210—213.
9 Ж- А т а д ж о в. Западно-българските погранични валове. В: Студентски проучвания, III. С., 1975, с. 114 125.
10 D. Tudor. Oltenia romana. Ed. HI. Виси rest!, 1968, p. 251 — 258; R. Vu 1 p e. Les villa de la Valachie, de la Basse Moldavie et du Boudjak. — Actes du IXе co tig res international d’etudes sur les frontieres romaines. Bucure§ti—Koln- Wien, 1974, p. 15 25.
11 AL С о m s a Die bulgarische Herschaft nord-lich der Donaii wahrend des IX. und X. Jh. im Li-chte der archeologischen Forschungen. — Dacia, VI, S 395 422.
12 K. S k о r p i 1. Стратегически постройки в черноморската облает на Балканский полуостров. Byzantionoslavica, II 2, 1930, с. 212 213, обр. 9 If. с 228, обр. 20.
13 Р. Р а ш е в. Старопланинският землей вал „Преградата". — Векове, 1976, № 4, с 72—74
14 X. К. Ш к о р п и л. Песъчливият насип меж ду морето и езерото. ИВАД, II, 1909, с. 10—12; Неизвестно писмо. . ., с. 81 82. Пълен каталог на находките в иивентарната книга на Археологический музеи, Варна, отдел II и III.
13 Р. Р а ш е в. Проучвания на старобългарския землей вал при с Шкорпиловцн. Варненско през 1972 1973 г. ИНМВ, XI(XXVT), 1975, с. 150— 155, и необнародвани резултати от проучвания на вала при Варна през 1974 г.
16 Срв К. В. Шкорпил Укрепления Абоб-ской равнины. ИРАИК, X, 1905, с. 30—42.
17 Необнародвани проучвания от 1974- 1976 г.
18 Р. Раше в. Нови проучвания на землеиото укрепление в местността ,.Калето“ при с. Полина, Силистренски окръг. — МИК, XVI 1976. 2, с. 37 — 40. Подобна конструкция е установила и при земле-ното укрепление до с. Дунавец. Силистренски окръг (необнародвани проучвания на автора).
19 С т. М и хайлов Разкопки на градигцето при с. Стръмен. —Археология, 1963, №3, с. 5—7; Г. Д ж н и г о в. Городище эпохи раннего средневековья v с Стырмеп в Болгарии. — СА, 1968, № 2, с. 279- 280.
29 К Ш к о р п и л. Укрепления на първата българска държава в Северна Добруджа край Дунав и Черноморский бряг. ПИД. XVI XVIII, 1940, с. 525 535.
21 Д. Овчаров. Наблюдения и археологически разкопки на пограничния вал „Еркесията” в Южна България. — ГСУ'ФИФ, 63, 1971,3 - история, с. 453
22 За дискусияга срв. Д. Овчаров Цит. съч . с. 446- 447.
23 В. Н. 3 л а т а р с к и. Цит. съч., с. 231, 240- 243.
24 J. В. В игу. България през IX в. и покръ-щането на славяните и българите. ИНД, IV, 1915, с. 136—137; К. J irccek. Archeologische Fragmente aus Bulgarien. — АЕ.М, X, 1886. p. 136; St. R u c i-m a n. A History of the First Bulgarian Empire. London, 1930. p. 289—290.
25 I. V e n e d i к о v. La population byzantine en Bulgarie au debut du IXе siecle. — Byzantinobulga-rica, I, 1962, p. 261—277.
26 Подробно описание на вала у Р. В у л ь п е. Верхний вал Бессарабии и проблема гревтунгов к западу от Днестра. Материалы и исследования по археологии юго-запада СССР и Румынской народной республики. Кишинев, 1960, с. 259—278.
27 G. Т о с i 1 е s с о. Fouilles et recherches аг-cheologiques еп Roumanie. Bucarest, 1900, p. 142—184; C. S c h u c h h а г d t. Die sogenannten Trajanswalle in der Dorbrudscha. Berlin, 1918.
28 P. D i а с о n u. Citeva cosideratii in legatura cu valurile din Dobrogea. — Pontica, 5. 1972, p. 376.
29 Срв. критичннте бележки на Ив. Божилов и В. Гюзелев в ИПр, 1972, 3, с. 117, и ИНМВ. IX. 1973, с. 321.
30 Е. Coms a. Citeva descoperiri archeologice din raionul Medgidia. — MCA, IV, 1957, p. 325—333; St. Stefanescu. I В a r n e a. Din istoria Dob-rogei. III, 1969, p 115—116.
32 P. D i а с о n u. Zur Frage der Daticrung des Steinwalles in der Dobrudscha und der Lokalisierung der im Berichte des griechischen Toparchen geschil-derten Ereignisse. — Dacia, n. s., VI, 1962. p. 317— 335.
33 A. M и л ч e в. C t. А н г e л о в а. Археологически разкопки и проучвания в .местността „Калето” при с. Нова Черна, Силистренски окръг, през 1967 — 1969 г. ГСУ' ФИФ, 63, 1970, 111 — история, с. 13—20. Друто мнение за хронологията на паметника у Р. Раше в. За датировката на землеиото укрепление при с Нова Черна, Силистренско. — Векове, 1975, №3, с. 91—94.
103
СТАРОБЪЛГАРСКОТО КРЕПОСТЬЮ СТРОИТЕЛСТВО
В СВЕТЛИНАТА НА АРХЕОЛОГИЧЕСКИТЕ ПРОУЧВАНИЯ
НА АУЛА НА ХАН ОМУРТАГ ПРИ ГАРА ХАН КРУМ (ЧАТАЛАР)
Вера Антонова (Шумен)
През 1905 г. в близост до днешната тара Хан Крум (Чаталар), Шуменско, Рафаил Попов бе открыл известната каменна Чаталарска колона1 със следния надпис: „Хан ювиги Омуртаг, в земята, гдето се е родил, е от бога вла-детел. Оставайки в стана Плиска, направи а) л на Т нча и премести войската си срещу гърците и славяните и направи искустно мост на Тича заедно с аула и постави в същия аул четири стълба, а върху стълбовете постави два лъва. Бог да удостой от бога (поставения) владетел, като тъпче с крака императора, докато тече Туча и докато. . ., като владее над много(бройните) българи (и) подчинява своите врази, радостен и весел да живее сто години. Времето пък, когато се съгради, беше по български спгор елем по гръцки индиктион петнадесети. . ,2“
Горният надпис подкрепи тезата на Ф. Успенски и К- Шкорпил, че първата столица на българската държава се е именувала Плиска.3 Неговият текст предизвика и различии тълкувания. Болшинството от учените бяха на мнение, че споменатото укрепление е било построено на мястото на Преслав, който се намира на 9 км, а мостът на р. Тича иденти-фицираха с устоите на моста за м. „Патлей-на“. Тогава това изглеждаше убедително. Същевременно доби популярност мнението, че
Обр. 1 П шн на външната и вътрсшната крепост нй ay ia
двата лъва, с конто е бил украсен аулът, са били медни.4
Някои учени обаче още тогава смятаха, че аулът би трябвало да се търси в землището на с. Хан Крум, където е намерена колоната и където Шкорпил бе отбелязал вече нали-чието на землено укрепление.®
При археологическите разкопки, конто ние проведохме през 1958 г. в м. „Хисарлъка“, на 2 км южно от р. Тича (дн. Камчия), между селата Дивдядово и Хан Крум, действително попаднахме на старобългарско укрепление. И резултатите, конто се получиха, по безспорен начин доказаха, че то е именно аулът, за който се споменава в Чаталарския надпис. Тогава се установи, че в периметъра на земленото укрепление, посочено от Шкорпил, се намират развалини и от вътрешна каменна крепост, неизвестна дотогава.®
Земленото укрепление е с четириъгълна продълговата форма, ориентирано с посока изток—запад, с размери 512/405 м. Оградено е с окоп, състоящ се от ров и вал. Следи от берма не личат. Ровът е запазен най-добре в западната страна, където достига дълбочина от 6 до 8 м. На източната страна той е почти изравнен. В останалите страни личат проходи. В североизточния и югоизточния ъгъл на укреплението, една срещу друга се издигат две високи могыли, чието проучване започна през 1964 г. (обр. 1, 2).
Откриването на неизвестната дотогава вътрешна крепост позволи да се отбележи важною обстоятелство, че комплексът при тара Хан Крум в умален вид повтаря планиров-ката на столицата Плиска. Р. Рашев направи разрез на южната землена линия на укреплението, като проряза изцяло вала и отчасти рова и част от вътрешността на терена. Той установи, че валът е изграден изцяло от землена маса,7 вземана от рова. Плиска и Хан Крум си приличат не само по съчетанието от два вида защитни градежи, но и по конструк-цията на землените валове.
Укреплението е било построено на място, където, както сочат откритите землянки и керамика, е имало старо славянско селище, датиращо от VII—VIII в.8 Намиращпте се тук две раннохристиянски църкви и базилика от VI в., както и керамичните фрагмента, показват, че славянското селище е възникнало
104 Плиска—Преслае, 2. София. 1981
II
О 20 м
I I l-i I
Обр. 2. План на вътрешната крепост на ау га и обектите о нея
1 — източната порта на каменната вътрешна крепост; 2 — казарма; 3 — жилищна сграда; 4 — баня; 5 — караулно помещение; 6 — основа на дзураменно стъ гбище
върху още по-стари късноантични рушеви-ни.9
Каменного укрепление се намира в сре-дата на земленото. Има квадратна форма, ориентирано също по посоките на света със странн: северна и южна по 114 м и нзточна и западна 93 м (обр. 2).10 От каменните стени е запазена преднмно субструкцията и само на места по един, най-много по два реда камъни. Шприната на зида варира от 1,70 м до 1,90 м. Субструкцията представлява пласт, дебел
0,35 м, от речей чакъл и глина. Над нея минава основата иа зида от два реда го-леми оформени блокове със средни размерит 0,35—0,60/0,25 —0,40 м и височина 0,25 м. Основата е дълбока 1,10 м. Суперструкцията е от големи, правоъгълни, добре огладени варовикови блокове, дълги 1,20—0,80 м, широки 0,60—0,50 м и високи 0,50 м. Спойката е бял твърд хоросан, подобна на вътрешната и външната крепостна стена на Велики Преслав. В повечето места блоковете се редуват
14 Плиска — Преслав, то 2
105
Обр. 3. Източната порта на каменната крепост на аула
а — изглед на зида; б — подреждане на каменните блокове на източната стена в — подреждане на каменните блокове на север нота стена
по дължина и ширина. Зпдът е плътеп — без емплектон. Широките до 10 см фуги са за-пълнени с бял хоросан и отвън са замазани и загладенп с червей праховиден хоросан. Гра-дежът е еднакъв с този на монументалните сгради, по-специално на Големпя дворец в Плиска и отчасти на крепостните стени в Преслав.11
Наличието на много фрагментн от тухли с полепнал по тях хоросан около южната и западната крепостна стена, както и пластовете хоросан по протеженне на стените с отпеча-тъци от тухли, дават основание предпазливо да се приеме, че в някои участъци надземната част от стената е била нзградена от тухли — техника, подобна на приложената в третия укрепителен пояс в Плиска — в оградната стена на Малкия дворец.12 В ъглите и по стените на каменното укрепление нямаше следи от кули.
Почти в средата на нзточната стена, конструктивно евързана с нея, наддадена от вът-решната й страна, се откри източната порта на укреплението. Тя е с размери: изток—запад 8,20 м и север—юг 6, 80 м.13Градежът е като този на крепостната стена. В средата се откроява проход, широк 1,40 м, с настилка от големи, обработени плоски, каменни, че-тириъгълни блокове и праг от мраморна пло-ча (обр. 2, /, 3).
Входът е имал две врати — външна — катаракта, и вътрешна, подобно на Плиска и Преслав. Той е бил официалният вход. Води към моста на р. Тича и евързва укреплението с останалите селища отвъд реката. Малките размери на портата не позволяват да се раз-вият помещения или вътрешно стълбище. За-това ние приемаме, че тя е представлявала правоъгълен масив със засводен проход, в горната част оформен в кула, покрита с широки керемиди.14 По своя план източната порта е аналогична на южната порта на Вън-шння град на Преслав, открита в близост до брега на р. Тича.1г’
Аулът е имал два входа — северен и запа-ден (обр. 2) Те заемат страничнн места и
представляват проходи, врязани през крепостната стена и постлани с каменни плочи. Се-верният е водел към близкия извор, а запад-ният — по посока на Преслав към дълбокия прорез във вала, който съвпада с оста на прохода. Той бил по-широк.
Долепени към източната и западната крепостна стена, са се издигали двураменни стъл-бища (обр. 2, 6), от конто са останали почти само хоросанените подложки.18 По своето устройство стълбищата са близки до стълбата, която води до петоъгълната кула на източната крепостна стена в Плиска. Конструкцията им е следната: върху хоросанената подложка бил изграден зид от каменни блокове със спойка от твърд бял хоросан. Пространството между зида и крепостната стена било изпълнено с глина и камъни. Върху 1,20 м широка рампа са лежали стъпалата. Горе, при куртината на стената, стълбата завършвала също с площадка, широка около 2 м. Този начин на гра-деж на стълбища се различава коренно от градежа на римските и византийските стълби, където последните се евързват конструктивно със стената и се поддържат от арки.
Чрез двураменните стълби в аула се оси-гурявала връзката с куртината на стената, както и с кулата над източната порта. Върху площадка от 22 м могат да се развият от 35 до 40 стъпала - така височината на крепост ната стена е достигнала около 6,50 — 7 м. Подобно на Плиска и тук, в непосредствена близост до източната порта, се е намирало малко, солидно градено караулно помещение (обр. 2, 5).17
С археологическите про)чвання напълно вече е изяснена планировката на вътрешната каменна крепост. Сградите в нея са били разположени предимно край стените. Повече от две трети от площта е била свободна и постлана с тухли. Това вътрешно оформяне (организи-ране) на укреплението е било проднктувано от неговия чисто военен характер.
Откритите постройки в крепостта се обо-собяват в три групи: обществени, жилищна сграда и баня.
Покрай северната и западната стена са се намирали обширни казармени сгради с монументален, солиден градеж, подхождащ па крепостните стени, и на военния характер иа укреплението (обр. 2, 2). Планът им е прост — няколко големи помещения, наредени верижно с отделни входове към всяко, с навес пред лицевата страна, опрян на дървена колонада. Този тип сгради също са известии от Плиска и Преслав (обр. 4).18 Казармите са били едно-етажни със солидна покривна конструкция. Вътре в сградата са били разположени на два етажа нарове. Отопляването е ставало посредством глинена печка. Претърпели са преустройства в два строителни периода. Пта-нът им е Г-образен Този на по-късната сграда е по-сложен, като помещенията са разположени в два реда.1”
Основи на постройки, подобии на нашите, съставени от няколко помещения, наредени
106
по дължина, са разкопани в Саркел.20 Те се датират от периода, когато Саркел е имал чисто военно предназначение. Като ги сравним с римските казарми, за чиято архитектура има достатъчно данни, проличава голяма раз-лика. В укреплението при Хан Крум сградите не са групирани около вътрешен двор, както в римските крепости, и стайте не са малки за ио няколко войници. Те са различии и по вътрешно устройство. Можем да ги наречем „нндивидуални", а общнте наши големи помещения — „групови". Общ белег е само ко-лонадата пред сградата (при нас дървени стъл-бове, а не каменни колони, както в римските).
Втората монументална сграда е една об-ществена баня (обр. 2, 4), състояща се от две помещения: едното за caldarium, второ, слу-жещо едновременно за tepidarium и apoditerium. Градежъте подобен на останалитемонументални постройки — от големи обработени блокове, поставени върху субструкция от хоросан и колове (пилота).21 Спойката е твърд бял хоросан. Този вид субструкция е характерен за монументалните строежи в Плиска и Преслав. Към банята има голяма пещ и помещение за опалване на огъня, където са се поставили инструментите. Отопляването на горещото помещение е ставало чрез hipocaust, чпито колони са тухяени. Върху тях е била изградена вана. Солиден резервоар за студена вода и шахта има също към банята. По своя план, техника на градеж и строителни материалн на хипо-каустните колони и стеннн тръбички и по начин на отопляване банята от аула е аналогична на баните в Малкия дворец в Плиска22 и при Голямата базилика, както и на тази от Преслав. Върху блоковете на суперструк-цията се срещат прабългарски знаци.
Освен традицията на прабългарите тук е налице и античната строителна традиция, което се обяснява с традициите на античного наследство в този край.
Западно от банята, разделена от нея с тясна улица, постлана с тухли, се намират развалините на единствената по-солпдна жи-лищна сграда в аула23 (обр. 2,3). Градежът все пак е по-лек и по-примитивен в сравнение с този на казармата и банята. За лице са упо-требени полуобработенн камъни със спойка от кал. Основите са дълбокп и вероятно са поддър-жали два етажа. По своя сложен план тя напо-добява жилищни сгради в Плиска — „Болярско-то жилище", и в Преслав — в м. „Бял бряг“.
Откриването и проучването на укреплението при Чаталар (Хан Крум) допринася за изясняване на два проблема в науката:
1. Установяване местонахождението на аула, построен според Чаталарския надпис от хан Омуртаг, в 821 г. край р. Тича (дн. Камчня).
2. Изясняване характера на този старобългарски аул.
Нашите проучвания убедително показаха, че новооткритото укрепление на десния бряг на р. Тича е аулът, за който се говори в Чаталарския надпис. За доказателство могат да служат следните аргумента:
Обр. 4. Казармите в аила
1. Укреплението се намнра в района, където е открнта колоната с Чаталарския надпис. 2. То заема стратегическо разположе-ние между главните старопланпнски проходи Ришки и Върбишки и е бранело подстъ-пите откачало към столицата Плиска, а по-късно към Преслав. 3. Д1естността около укреплен пето е била много удобна за разполага-не и е имало пасбища за многобройна копна войска. 4. Въпреки малките си размери укреплението при Чаталар по своего устройство и план повтаря напълно Плисковската крепост. То е оградено също с два укрепителни пояса, от конто единият — землей, вторият — монументална каменна крепостна стена Строител-ната техника и материалн са напълно анало-гични на тези в Плиска, а по хоросаи — твърд и бял, то стой близко до Преслав. 5. По план и техника на градеж крепостната порта повтаря портата на външната крепост в Преслав. 6. По план, строителна техника и материал банята е аналогична на баните в Плиска и Преслав. 7. Значите, откривани по строителни материалн — каменни блокове и тухли, както и по дъната и дръжките на гърнетата и амфорите, повтарят значите от останалпте старобългарски цен-трове. 8. Тухлените и каменните настилки (тротоари) покрай крепостннте стени и монументалните сгради от аула напомнят каменните настилки и бордюри покрай Големия дворец н двора на Малкия дворец в Плиска. 9. Керампчннте и останалите оскъдни материала са аналогични на тези, откривани в останалите старобългарски средища. 10. Убедително доказателство е мраморна-та фигура на лъв, открнта в аула.21 По своята наработка, третиране на гърдите, гривата, кра-ката и другите подробности на животного, тя е образец на ранносредновековното българско изкуство. Освен това върху гривата на лъва е врязан прабългарски знак, еднакъв с този, който се вижда върху гривата на варовико-вия лъв, намерен при Източната крепостна
107
порта в Плиска. Всичко това води до извода, че животинската фигура от Хан Крум пред-ставлява единият от лъвовете, конто са кра-сели аула и за конто се говори в Чаталарския надпис.
Всички посоченп аргумента говорят за старобългарския произход на аула. Освен това чрез тях ние можем да го отъждествим с този аул, построен от хан Омуртаг, за който се говори в надписа. Оттук дойде и корек-цията на мястото на Чаталарския аул. Установи се, че той бил при г. Хан Крум, а не в Преслав, където е съществувал друг старобългарски аул, както убедител-но сочат последните археологически разкопки.
Що се отнася до характера на аула на р. Тича, резултатите от археологическите проучвания иоказват, че аулът е бил с чисто военен характер. Той не е бил обикновено укрепено селище, а малко укрепление, където са живеели само войници и където те са се упражнявали. За това говорят: 1. Воен-ните съоръжения — земленият укрепителен пояс от ров и вал, монументалната каменна крепостна степа със стълбшца и караулно помещение. 2. Най-примитивният градеж на землените укрепления в Плиска и в аула на хан Омуртаг доказва също така военната роля на двете крепости в първите векове от създа-ването на българската държава. 3. Обшир-ните свободни, незастроенн площи, както във вътрешната крепост, където войниците са се обучавали, така и в пространството между окопа и каменната крепост, удобна за много-бройната копна войска. 4. Най-представнтел-ната и обширна сграда тук била казармата.
Тя е единствената сграда, намираща се в аула, в която е могло да се поберат и да живеят по-голям брой войници. 5. Няколкото паянтови сгради, пръснати във външното укрепление, са служели за знмни конюшни в аула. 6. Във вътрешната крепост се намира единствено жилище, в което по всяка вероятност е живеел военачалникът на крепостта, а може би и ха-нът при посещение в аула. 7. Гъстата водо-проводна мрежа, доставяща достатъчно вода за живущите тук и за коиете. 8. Стратегического разположение на аула. 9. Най-после в самия Чаталарски надпис се казва, че аулът е издигнат срещу враговете гърци и славяни (тук вероятно се отнася за славяните в Солун-ско). 10. Материалите, открити в аула, макар и малко на брой, освен многобройната керамика, са предим . > стрели.
След всичко казано ние смятаме, че се осветлява и самата същност на Чаталарския аул — не като жилище или дворец, а като специфична старобългарска крепост с малки размери с чисто военно предназначение, да-тираща от VIII и началото на IX в. По-късно този вид аули, каквито има и други в Северо-източиа България, загубват военния си характер и се превръщат в средновековни укре-пени феодални селища.23
В своята каменна крепостна строителна техника, както и на другнте монументалнп сгради, като казарми, баня и пр., аудите носят традиципте отчасти на Византия, на цъф-тящите някога наблизо елинистически центрове и не по-малко строителните традиции на прабългарите от тяхната прародина (Саркел, Белая Вежа н пр.). Безспорно са оказали своето влияние и заварените тук славяни.
1 Ф. И. У с п с и с к и, К. В. Ill корпи л. Вновь открытая надпись Омортага ИРАИК, X, 1905, с. 545, табл. CXVIII.
2 И в. Д v и ч с н Старобългарска киижппна. I. I, 1940, с. 5'
3 Ф. И. У с п с и с к и, К В. Ш к о р п и л,— ИРАИК, X, 1905, с. 546.
4 Пак там, с. 546.
5 В. Аврамов Юбилеем сборник Плиска Преслав. И, С., 1929, с. 93 и сл.
, ! В Антонова, Ц в. Д р е м с и з о в а. Аулъг на Омуртаг край с. Цар Крум, Коларовград-ско (Шуменско). Проучвания през 1958 г. — Археология, 1960, № 2, с. 28 -39.
7 Резултатите не са публикувани.
14 В Антонова, Ц в. Д р с м с и з о в а. Пос. съч., с. 28, обр. 2 и иепубликуванн материал!!.
9 В Антонова. Две раннохристиянски цър-кви във външното укрепление в аула на хан Омуртаг при тара Цар Крум (Шуменско). —Археология, 1968, № 4, с. 52.
10 В. Антонов а. Аулът на Омуртаг при с. Цар Крум (Проучвания 1960 -1961 г.). Археология, 1963, №2, с. 49, обр. I.
11 В. Антонов а, Цв. Д р е м с и з о в а. Пос. съч., с. 29, обр. 1.
12 ИРАИК, X, 1905, с. 6.3,табл.IV2,табл.XIA^nXV.
1: 1 Планът на вътрешното укрепление, който тук даваме, е наново корнгнран.
14 В. Антонова, Ц в. Д р е м с и з о в а. Пос. съч., с. 29, обр. 3.
15 Разкопкнте проведе ст. и. с. Вера Мавроди-нова.
1В В. А нтоиов а. Аулът на Омуртаг, с. 51.
17 Пак там, с. 50, обр 2, с. 51, обр. 5.
19 К р. Мнят е в. Жилпщната архитектура в България през IX X в. —ИАИ, XXIII, с. 11, обр. 7; С т. ДА и х а н лов Разкопки в Плиска през 1945 47 г. РП, III, с. 207, обр. 32.
19 Ц в. Д р е м с и з о в а Омуртаговнят аул на Тича. — ИАИ, XXVIII, 1965, с. 7, обр. 2.
20 М. И. А р т а м о и о в. Саркел-Белая Вежа. МИЛ, 62, 1958, с 11 н сл., рис. 6, IV и 1
21 В. Антонов а. Нови проучвания в старо-българското укрепление при с. Цар Крум. - В: Изследвания в памет на Карел Шкорпил. С., 1961, с. 132 фиг. 1-19.
22 С т. Миха й л о в. Археологически матерна-ли г Плиска (1948 — 1951). ИАИ, XX, 1955, с. 102.
2: 1 В. Антонов а. Пос. съч., с. 147, обр. 21.
24 Пак там, с. 150 обр 26.
24 V. A n 1 о п о w a. Beitrag zur Frage der Ei-genart der bulgarischen Aule im Licht der archaolo-gischen Untersuchungen im Aul von Chan Omurtag bei Station Zar Krum. — Actes du premier Congres international des etudes Balkaniques et sud est Euro-peennes, II. 1970, p. 647—652.
108
НАСЕЛЕНИЕ ПРИМОРСКОГО ДАГЕСТАНА В VII—VIII вв.
М. Г. Магомедов (Махачкала)
События в Приморском Дагестане VII— VIII вв не раз оказывали влияние на происходящее в далекой, казалось бы, Дунайской Болгарии. В VII в. здесь сложился центр каганата хазар,1 в борьбе с которыми болгары Аспаруха ушли на Дунай и положили начало I Болгарскому царству. Болгары были и среди народов, вошедших в состав Хазарского каганата. Центральная область Хазарин приняла важное участие в сложении салтово-маяцкой культуры. Наконец, раскопки в Приморском Дагестане дают новые данные об облике, о культуре и обычаях правящих слоев кочевого общества именно того времени, когда этнически родственные хазарам болгары основали новое государство на Дунае.
В настоящее время в приморских районах Дагестана известно более 40 памятников, культура которых в той или иной степени связана с оседавшими здесь кочевниками.2 В междуречье рек Терека и Сулака в Северо-Восточном Дагестане культурные отложения поселений, достигающие 2—3 и более метров толщины, насыщены серой лощеной керамикой, связываемой с традициями кочевников. Здесь есть и обширные (до 50 га) городища с мощными системами укреплений из камня, глинобита и сырцового кирпича, окруженные грунтовыми и курганными могильниками (Верхнечирюртов-ское, Андрейаульское и др.). Есть небольшие открытые поселения, тяготеющие к крупным городам и малые городища-крепости. Другой район протянулся к югу от первого вдоль узкой приморской полосы Каспийского моря. На естественно защищенных участках долин в предгорьях также расположены многочисленные крупные городища с мощными укреплениями из камня (Таркинское, Урцекское и др.), мелкие поселения и сторожевые крепости на господствующих вершинах горных хребтов. На поселениях этого района выявлены нижние слои с отложениями местной, аланской культуры. И лишь в верхних слоях VII— VIII вв. довольно выразительно представлена также серая лощеная керамика.
Культура верхних слоев VII—VIII вв. близка салтово-маяцкой культуре Юго-Восточной Европы, но предшествует ей по времени. Связь салтово-маяцкой культуры с Хазарским каганатом убедительно доказана С. А. Плетневой.3 Согласно письменным источникам, в Приморском Дагестане расселились собственно хазарские племена и сложились первые поли
тические центры их каганата Беленджер и Семендер. Археологические исследования дали возможность сопоставить Семендер с Таркин-ским городищем у г. /Махачкала, а Беленджер с Верхнечирюртовским городищем на р. Судан.4
/Многолетние археологические раскопки Верхнечирюртовского городища дают возможность более конкретно ставить и решать многие вопросы, связанные с историей кочевников, объединенных в составе Хазарского каганата.
Городище расположено у выхода нзЧирюр-товской долины, образованной системой хребтов в предгорьях Дагестана (рис. 1). Сохранившиеся культурные отложения городища, перекрытые современным поселком, протянулись вдоль обоих берегов реки. Раскопками на городище выявлены культурные слои, достигавшие толщины 3 м и насыщенные обломками керамики, представленной в основном серолощеными фрагментами. Остатки многокамерных жилищ и хозяйственных помещений, исследованных здесь, выстроены из рваного известняка и речных валунов. Городище укреплено с открытой приморской стороны массивными, возведенными из камня, оборонительными сооружениями, достигавшими 10 м толщины. Они усилены регулярно расположенными перед ними округлыми башнями.5 Вокруг городища раскинулось несколько одновременных могильников, свидетельствующих о социальной и этнической пестроте его обитателей.
Могильники с захоронениями в грунтовых ямах и бескурганных катакомбах расположены к югу от городища на пойменных террасах правого берега Судака.6 Исследованные здесь около 150 погребений по своим конструкциям подразделяются на три группы: около 70% составляют погребения в катакомбах, 20% захоронения в простых грунтовых ямах, остальные погребения произведены в ямах с подбоями вдоль длинной стенки.
Катакомбы вырыты в твердом суглинке на глубине 0,7—1,3 м от поверхности и состоят из дромоса и погребальной камеры. Трапециевидные в плане дромосы, достигавшие в среднем до 1,7 м длины и 0,8 м ширины, имели горизонтальные основания. Погребальные камеры сооружались в торцовой стенке дромоса и имели овальные или подчертырехугольные в плане очертания размерами: 1,8x0,9x0,65 м (рис. 2). Зафиксировано несколько случаев,
Плиска — Прсслав, 2. София, 1981
109
Рис. 1. План Верхнечирюртовского городища и могильников. Цифры на плане обозначают номера моги .ь-ников
/ — курганы; 2 — древняя церковь; 3 - грунтовые моги 1Ьники; 4 — раскоп; 5 — оборонительные стены; 6 — дороги; 7 — овраг; 8 — территория городища; 9 — выходы культурных слоев
когда погребальные камеры сооружались напротив друг друга в обеих торцовых стенках дромоса. Изредка в дополнение к катакомбе в одной из длинных стенок дромоса устраивался подбой. Полы погребальных камер на 0,1 — 0,2 м находились ниже оснований дромосов. Входы в них прикрывались плитами или закладывались стеной из валунов. В катакомбах встречались от 1 до 7 погребенных, лежавших вытянуто на спине, чаще головой на С—В. Грунтовые прямоугольные могилы имели глубину 0,75—0,9 м. Погребенные лежат на спине с преобладанием северо-восточной ориентировки. Могилы всех трех типов расположены на могильниках совместно, что может свиде1ель-ствовать об общности оставившего их населения.
Инвентарь, выявленный в погребениях грунтовых могильников, довольно однороден по формам вещей и керамики, различаясь в основном по количеству. На окраинах могильников большинство погребений не содержало вещей. И наоборот, количество и ценность инвентаря возрастали в погребениях, расположенных ближе к городищу. Попытка этнического анализа находок из грунтовых могиль
ников дана в статье В. Б. Ковалевской в этом же сборнике.
Курганный могильник с захоронениями в катакомбах разделен на две группы, расположенные на плато к востоку от оборонительных стен Верхнечирюртовского городища Первая находится в непосредственной близости к городу, вторая примерно в трех км от него. Внушительные, достигающие нередко 5—6 м высоты и более 50 м в диаметре насыпи курганов, тщательно устроенные под ними погребальные катакомбы, а главное остатки богатого инвентаря из ограбленных погребений свидетельствуют о принадлежности могильника наиболее привилегированной части населения. Несмотря на то, что все курганы ограблены еще в древности, удается составить достаточно полное представление об их былом богатстве. Рассмотрим здесь в качестве примеров лишь несколько лучше сохранившихся погребений под курганами 5, 20, 29 (II группа), 39 и 47 (I группа). Описание кургана 17 уже опубликовано нами ранее.7
Курган № 5 достигал до 5 м высоты и более 45 м в диаметре. Дромос имел характерную
110
Рис. 2. Погребальный инвентарь из кургана № 5
1—6, 8, 9 — стрелы: 7 — обломок сабли; 11, 19, 20, 22—25,29 — костяные накладки мука; 13, 14, 21, 30, 31 — части доспехов; 27 — каменное точило; 10, 15, 16 — железные пряжки; 12 — нож; 17, 18, 26, 28 — обломки железных предметов
форму трапеции. Длина его 4,5 м, ширина в северном конце—1,5 м, глубина — 2,4 м. В северной его стенке находился вход в катакомбу, прикрытый каменной кладкой, толщиной около 1 м и высотой 0,7 м, возведенной на всю ширину дромоса. Стена, частично разобранная грабителями, была сложена без использования скрепляющего раствора из крупных каменных блоков.
Вход в катакомбу, надрезанный сверху грабителями, имел сводчатую форму. Катакомба овальной формы несколько вытянута с
запада на восток. Пол ее на 0,25 м опущен ниже уровня дромоса. Размеры катакомбы составляли: длина — 2,60 м, ширина — 2,10 м. высота сводчатого потолка — 1,90 м. Дно камеры было выстлано древесным углем толщиной до 15 см. Над слоем угля лежали остатки сгнившего камыша. Кости погребенного не сохранились При расчистке катакомбы вперемежку с углем и камышовой трухой были найдены костяные обкладки лука, фрагменты деревянной поделки, обрывки кожи (сбруи), железные спекшиеся черешковые наконечники стрел,
111
Рис. 3. Погребальный инвентарь из кургана № 20
3.13 — детали колчана; 6, 10, 16 — накладки седла; 8 — золотое наверише ножа; 14, 15, 19, 30 — обломки удил; 18 — стрелы, 22, 24. 29 накладки лука; 21 обрывок кольчуги; 23 — копье; 25 — мотыка; 26 — псалий удил и другие предметы; 1 3. 5, 13 — серебро; 6, 10, 16, 22, 24, 29 — Кость; 7 9, 12 — золоти; 20 — бронза;
14—15, 17—19, 21, 23, 25—28 — железо
фрагменты железной кольчуги, детали железного пластинчатого доспеха, фрагменты и целый железный нож, железные пряжкн, фрагменты сабли и др. (рис. 2).
У кургана № 20 насыпь имела высоту 2,40 м н диаметр 25 м. Дромос обычной формы, ориентированный на север, достигал 4,4 м длины. Ширина его в средней части составляла
1,10 м, глубина 2,2 м. Полуразрушенная грабителями стена, закрывавшая вход в погребальную камеру, была возведена на всю ширину дромоса из крупных и средних размеров рваных плит известняка на глиняном растворе и достигала до 0,8 м толщины. Погребальная камера имела вытянутые к востоку округло-подчетырехугольные очертания размерами:
112
Рис. 4. Погребальный инвентарь из кургана № 29
6—8. 18—21 — наконечники стрел; 4, 5, 10, 11 — детали колчана; 12, 14 — жегезные пряжки; 13, 24, 25. 28, 33 — части доспехов; 15, 22, 23, 30 — обрывки кожи; 28 — втулка копья;29 — обломок сабли и другие предметы; 1—2,10, 16 — 17 — бронза; 3—5, 9, 11 — серебро; 6 — 8, 12—14, 18—21, 24—29,33 — жегезо; 15, 22, 23, 30 — кожа; 21, 32 дерево
3,8x2,3x1,4 м. Потолок ее имеет сводчатодвускатную форму. В поперечных стенах камеры сохранились вырезанные в толще материковой глины дугообразные выступы, которые как бы имитируют стойки, на которые опирается потолок. Судя по этим деталям, можно предположить, что строители хотели придать помещению сходство с кочевническим жилищем — кибиткой.
На полу камеры сохранились перемешанные слон угля, остатков камышевого настила и гроба из жгутов камыша, а также костей и костной трухи. На отдельных непотревоженных участках прослеживалось чередование слоев, которыми был прикрыт пол камеры, вымощенный тонкими и плотно пригнанными друг к другу плитами. На них находился слой угля 2—5 см толщиной, прикрытый сверху камышовым настилом, над которым вытянуто па
спине в гробу из камышовых жгутов лежал погребенный. Сверху гроб был прикрыт материей.
В камере были найдены различные предметы погребального инвентаря: копье, фрагменты кольчуги с бронзовыми заклепками, удил, псалий, подпружных пряжек, крючок, неширокая мотыжка, обломки ножа, двух и трехлопастные наконечники стрел; фрагменты костяных накладок лука и обкладки седла с циркульным орнаментом, серебряная скоба от колчана; бронзовая крестовидная застежка. Много мелких предметов из серебра и золота. Из золота сделаны цилиндрическое навершие ножа, рельефная бляшка с растительным орнаментом, крестовидная зерненая накладка, петельки со следами припоя, солид императора Ираклия с сыном Ираклием Константином (613—641). Серебряные пряжки, крючок, кру-
15 Плиска — Преслав, т. 2
из
Рис. 5. Погребальный инвентарь из кургана № 37
1, 2 — стрелы; 3 — серьга; 11, 19, 23 — обрывки конской сбруй" с бронзовыми закгепками; 12, 13 — костяные застежки конских пут; 15 — гладкий наконечник ремня (пунктиром показаны боковая пластинка и остатки кожи); 16 — кольца удил и другие предметы. 1, 2, 16 —18, 20—25 — железо; 3 — золото; 4—10, 14 — бронза; 12, 13 — кость; 11, 19, 23 — кожа; 15 —серебро
жок с отверстием, отдельные заклепки. Помимо этих находок в камере было много мелких обломков железных, бронзовых (серебряных) и кожаных изделий (рис. 3).
Диаметр кургана № 29 составлял около 26 м, высота насыпи — 3 м. Дромос, вытянутый по линии С—Ю и расширяющийся к северу, достигал 3,2 м в длину и 1,9 м ширины у входа в камеру. Дно дромоса, наполненного рыхлой землей и камнями, имело наклон к северу. Глубина дромоса у входа в катакомбу 3,2 м. Перед камерой была установлена плита
размерами 1,3 ХО,8 м. К ней прислонены плиты меньших размеров. С наружной стороны они закрыты стенкой из камней, сложенных на глиняном растворе. Погребальна я камера овальная 3,2 >2 м, высотою 1,2 м, вытянута с востока на запад. Грабители проникли в нее, пробив сверху отверстие шириною около полуметра.
На полу камеры перемежались слои земли, угля и камышовой трухи. На менее потревоженных участках слой угля в 5—10 см толщиной был перекрыт остатками камышовых гро-
114
Рис. 6. Погребальный инвентарь из кургана № 49
8, 10 — предметы из золотого листка со штампованным орнаментом; 11 — обрывок кольчуги; 12, 16, 17 -- обломки ножей и сабли; 13, 14 — наконечники стрел; 15 — подпружная пряжка; 18 — втулка копья; 19 — скоба колчана и друг предметы. 1, 8, 10 — золото; 2—6 — бронза; 7—9 — серебро; 11 — 19 — железо
бов и настила. В отдельных случаях среди камыша встречались деревянные прутья, с помощью которых укреплялись камышовые жгуты гробов. В восточной половине камеры сохранились мелкие обломки костей погребенного и обнаружена основная масса инвентаря (рис. 4). Крупные и мелкие куски спекшейся кольчуги из сплетенных железных колец были свалены в кучу у выхода из камеры. Вместе с ними лежало много целых и поломанных железных пластинок панциря. От вооружения сохранились также фрагменты сабли и ножа, втулка и 13 двух- или трехперых наконеч
ников стрел. Вместе с ними лежали обломки массивных железных и трех, меньших по размерам, серебряной и бронзовых пряжек, а также обрывки сбруи, унизанные бронзовыми петельками. На одной из нетель от колчана сохранились на заклепках следы дерева. Бесформенные остатки деревянной трухи в восточном углу остались, вероятно, от седла.
В ближайшей к городищу курганной группе особенно интересны курганы № 37 и № 49. Первый из них расположен на восточной окраине группы. Его насыпь овальна, вытянута по линии С—Ю, длина ее 17 м, высота 1,3 м.
115
состоит из плотно слежавшегося суглинка. Трапециевидный дромос глубиной 4 м, длиною 8 м, имеет в южном конце ширину 0,75 м, в северном 1,6 м. Его стенки слегка наклонны вовнутрь, т. е. дромос расширялся у пола. Он был засыпан землею и камнями. У входа в погребальную камеру в северной стенке дромоса сохранились остатки полуразобранной стены из рваного известняка на глиняном растворе. Стенка выложена во всю ширину дромоса, ее толщина 1,2 м. Овальная погребальная камера вытянута с запада на восток. Размеры ее 3x1,9 м, высота сводчатого потолка 1,8 м. Пол камеры ниже пола дромоса на 0,6 м.
Над остатками закладной стенки входа было скопление обломков костей животных, в том числе остатки двух черепов и копыт лошадей. Кости были беспорядочно разбросаны и по всему дромосу. В самой камере хорошо сохранились следы камышовой подстилки. Обломки костей погребенного и остатки погребального инвентаря (рис. 5) обнаружены в камере близ входа. Это об ломки сабли, ножа, обрывки кольчуги, несколько трехлопастных черешковых наконечников стрел, серебряные и бронзовые бляшки и наконечник ремня, золотая серьга. Сохранились обрывки конской сбруи из сыромятной кожи, пронизанные бронзовыми петельками, к которым припаяны различные ажурные бляшки из бронзы и серебра. К конскому снаряжению принадлежали также две костяные пряжки от пут и две же лезные подпружные обломки удил Часть их вместе с обрывками кольчуги попала поверх разрушенной стены, преграждавшей вход в камеру.
Курган № 49 выделялся среди окружающих относительно крупными размерами. Диаметр его насыпи достигал 22 м, высота 1,7 м. Дромос в форме трапеции вытянут на 5 м с юга на север. Ширина его с южной стороны — 0,8 мне северной — 1,6 м. Со стороны входа в камеру он расширяется и книзу. Дромос был забит землей и утолщался с противоположной стороны до высоты сводчатого входа в камеру. У входа сохранилась каменная стена, сложенная на глиняном растворе. Толщина ее 1 м, ширина соответствовала ширине дромоса и составляла около 2 м. Грабители выбрали лишь несколько камней в средней части стены и, расширив входное отверстие сверху, проникли в камеру через образовавшийся лаз. Сама камера по форме напоминает кибитку с округло-сводчатым потолком, которая расширяется вовнутрь. Ее размеры 3x2 м, высота 1,7 м. У выхода имеются две боковые ниши.
По всей площади погребальной камеры, и особенно у выхода из нее, скопились перемешанные слои угля, древесной, костяной и Камышевой трухи, достигавшие местами до 15 см толщины. Здесь же свалена и основная масса фрагментов костей погребенного и остатков сопровождавшего его инвентаря (рис. 6). Судя по количеству сохранившихся костей, камера предназначалась для одиночного по
гребения. На это также указывает глубина и тщательность, с какой был замурован вход в нее, исключивший возможность вторичных захоронений. Обращало внимание обилие сохранившейся в камере Камышевой трухн, которая является остатками настила. Не исключено также, что погребенный лежал в гробу из камышовых жгутов, как это было прослежено нами в других погребениях. Скопление древесной трухи у выхода из камеры, относилось, очевидно, к остаткам развалившегося седла. Об этом свидетельствуют фрагменты двух массивных железных пряжек, предназначенных для крепления подпружных ремней. Обрывки сбруи сохранились здесь также в виде трухи. Среди остатков инвентаря преобладают предметы вооружения. Здесь найдены обломки сабли, ножей, копья, один наконечник стрелы „пулевидной" формы, остальные — трехлопастные. Сохранилось несколько обрывков спекшейся кольчуги, небольшая золотая пряжка, обрывок золотой фольги, покрытый штампованным орнаментом в виде чешуи. Пять штампованных золотых бляшек небольших размеров с помощью бронзовых петелек крепились когда-то к поясу или одежде погребенного. Помимо них, здесь выявлены поясные накладки, а также мелкие петельки, заклепки, скобы и т. и., которые изготовлены из бронзы и серебра.
Всего на могильнике исследовано 56 подкурганных захоронений. Насыпи наиболее крупных из них достигают 60 м в диаметре и 5—6 м высоты. Курганы меньших размеров составляют в среднем 15—20 м в диаметре и 1—3 м высоты. Они группируются вокруг крупных курганов. Для погребальных сооружений характерна устойчивая ориентация. Дромосы катакомб имели в большинстве своем форму трапеции и ориентированы строго на север. Длина их 2—7 м, ширина 0,8—2 м и глубина 1,5 м. Чаще они имели горизонтальные основания, лишь в 14 случаях прослежен уклон на север в сторону камеры и в двух случаях основания их были ступенчатыми. Дромосы заполнены землей, реже забутованы камнем (в 6 случаях) или сырцовым кирпичом (7 случаев).
Погребальные камеры (катакомбы) обычно вытянуты с запада на восток, округлые или подчетырехугольные в плане, длиной 1,5— 4 м и шириной 1,2—2,5 м. Высота большинства сводчатых и в шести случаях двускатных потолков достигает от 0,8 до 2 м. Размеры камер обычно пропорциональны размерам курганных насыпей и, видимо, могут служить показателями экономического или общественного положения погребенных. Различия простежп-ваются в способах закладки входа в погребальную камеру. В большинстве своем они были заложены каменной стеной в 12 случаях — массивными плитами и в 10 курганах — стеной из сырцовых кирпичей (рис. 7, 2). В отдельных случаях встречаются их комбинации. В 27 катакомбах из 56 полы покрыты тонким слоем угля, поверх которого выстлан камышовый настил. Остатки камыша, использован
ие
ного в качестве подстилки, прослежены еще в 15 камерах. Остатки камышовых гробов прослежены в 22 катакомбах (рис. 7, /). В 11 камерах полы вымощены тонкими и плотно пригнанными др\г к другу известняковыми плитами. Сверху они также покрыты углем или камышовым настилом. Различные способы оформления погребальной камеры являются, очевидно, отражением не только социальных, но и этнических или родовых различий погребенных. Разница между ними прослеживается и в характере погребального инвентаря. Наибольшее количество инвентаря на курганном могильнике представлено остатками вооружения и конского снаряжения (рис. 8). Лук был наиболее распространенным оружием, судя по находкам в погребениях его частей, а также стрел В курганах № 5 и 10 сохранитись об ломки костяных широких серединных накладок лука. Луки с большим числом накладок появились в Сибири и у сармат задолго до этого и в разных вариантах удержались вплоть до средневековья.8 Луки только со средними большими костяными накладками (такими, как в Верхнем Чир-Юрте), по данным А. А. Гавриловой, появились у тюркских народов Сибири в могилах катандинского типа (конец VII—VIII вв.) п их вариант с более мелкими накладками продолжал бытовать позднее.® На территории Восточной Европы аналогии верх-нечирюртовскпм лукам со средними накладками встречаются в памятниках салтово-маяц-кой культуры10 и в печенежских могилах IX— X вв.11.
Стрелы найдены в 13 курганах в количестве от 1 до 14 экземпляров. В курганах ,Nb 5, 23, 29 они обнаружены в виде спрессовавшихся кучек. Все стрелы железные, черешковые, крупных размеров. Их разделение на группы и типы данов соответствии с классификацией, разработанной А Ф. Медведевым.12
Трехлопастные наконечники стрел представлены двумя типами. Первый тип — трехлопастные узкие килевидные. Длина 7—8 см, длина острия 4—6 см, ширина лопастей 1,5 см. Насад круглый в сечении. Второй тип представлен килевидными широкими трехлопастными наконечниками, имеющими отверстия в лопастях. Длина их 9—10 см, длина острия 5—6 см. Для наконечников характерен большой размах лопастей, достигающих 2,5—3,5 см. По форме головок наконечники подразделяются на два варианта: с покатыми плечиками и с вертикальными гранями, лопасти которых срезаны под прямым или небольшим углом к черешку. Наконечники этого, ранее неизвестного в Дагестане типа выявлены здесь лишь в подкурганных захоронениях Верхнечпрюртов-ского могильника. Наконечники этого типа характерны для памятников тюркского времени на Алтае, в Туве и для аварских могил VII в. на Дунае 13 Они имеют там круглые отверстия на лопастях; иногда сопровождаются и костяными свистульками. В степях Юго-Восточной Европы они распространяются в VIII—IX вв 14 В Верхний Чир-Юрт они также
Рис. 7. Детали подкурганных погребений
1 — остатки камышового гроба в кургане №82; 2 — закладка входа из сырцовых кирпичей в кургане № 31
занесены кочевниками, поскольку этот тип стрел не характерен ни для Дагестана, ни для Кавказа в целом. Появиться здесь они могли скорее всего в VII—VIII вв.
Плоские черешковые стрелы встречались в погребениях совместно с трех лопастными, составляя более половины всего количества стрел. Они подразделяются на следующие группы:
1. Остролистные. Длина их 7—9 см, длина пера 5—6 см, ширина 2—3 см. Имеются экземпляры с небольшим ободком у основания пера. Наконечники этой группы были распространены в степях Юго-Восточной Европы в VIII - первой половине IX в.15
2. Килевидные с отверстиями на перьях. Длина 7—9 см, длина пера 6—5 см, ширина 2,5—3 см. Плоские килевидные наконечники имели распространение в VIII—IX вв. в Европейской части СССР.10 Сосуществуют они с трехлопастными и на памятниках салтово-маяцкой культуры.17 Интересно, что в Юго-Восточной Европе средн многочисленных наконечников этого типа не найдено ни одного плоского экземпляра с отверстиями на перьях. В этом плане Верхнечирюртовский могильник выступает своеобразным островком, где представлен этот оригинальный тип стрелы. На отдельных экземплярах стрел наблюдается не по два, а по четыре отверстия.
117
Рис. 8. Остатки вооружения и конской упряжи
1 — 11. 13 —17 — наконечники стрел; 12, 18 —25 — детали колчанов; 26 — обрывок кожаной уздечки
Местонахождения: 4, 6, 9, 10. 17. 19. 21, 22. 25 — к. № 29; 8 — к. № 17; 12 - к. № 80; 13 — к. 50,
18 — к. № 20;
20 — к. № 23; 23 — к. № 49
118
Рис. 9. Остатки вооружения
1-3. 10—12 —сабли; 4. 5. 13. 27-29 - ножи: 6-8 - копья, 14-26; 30 - кольчшпный и пластинчатый доспех.^ Местонаждения 4 -к Л6 35; 5. 6 - к. № 20; 12 - к Л.” 7/, 14.17. 21 -к. №29, 18 - к. № 49 20, 22, 24
26 — к „№ 5; 23 — к № 37; 27 — к №26
114
3. Срезни в виде широких лопаточек. Длина 4—6 см, длина пера 3—4,5 см, ширина пера 2—3,5 см. Стрелы этого типа были распространены в Юго-Восточной Европе в VIII— IX вв.18 Более ранние экземпляры известны в Южной Сибири и у авар на Дунае.19 Судя по спекшимся остаткам наконечников стрел, количество которых в отдельных кусках достигало до 10 штук, они лежали в колчанах, от которых сохранились лишь крюки и скобы, предназначенные для их подвешивания.
Серебряные и железные петли от колчанов с двумя заклепками на концах выявлены в курганах 49 (I группа) и 20, 23, 29, 80 (II группа). В некоторых случаях они обнаружены совместно с крючками. Встречались петли по две в камере, а в кургане № 29 (II группа) их выявлено четыре. На заклепках петлей можно было проследить остатки истлевшего дерева и кожи. Железные петли от колчанов с двумя заклепками встречаются в погребениях Юго-Восточной Европы в VIII— IX вв.20 В отдельных катакомбах могильника обнаружены и небольшие обломки древок стрел.21 На конце они имеют глубокий арочный вырез, служивший для вставки тетивы при стрельбе.
Обломки втульчатых наконечников копии выявлены в курганах № 49 (I группа), 20, 29, 35, 66а, 80 (II группа). От одного сохранилась часть квадратного в разрезе штыковидного пера, плавно переходящего во втулку, от второго — плоское основание пера, имевшего, очевидно, листовидную форму; от остальных лишь обломки втулок, достигавших не менее 10 см длины. Наконечники первого типа имеют близкие аналогии в раннесредневековых памятниках Дагестана (Большой Буйнакский курган и склеп, раскопанный в 1968 г. около с. Верхний Каранай), известны и на салтово-маяцких памятниках.22 Они были наиболее удобным оружием для боя с противником, защищенным доспехами. Копья с листовидным пером с ними сосуществуют. В грунтовом могильнике конусовидные наконечники сделаны в упрощенной технике: они выкованы из свернутого листа железа.
Сабли занимают особое место среди многочисленных предметов вооружения с Верхне-чирюртовского курганного могильника (рис. 9). В 12 погребениях выявлены небольшие обломки однолезвийных клинков, достигающие в среднем 3 см ширины. О форме клинков можно судить только по остаткам сабли из кургана № 17: слабоизогнутой, с двулезвийным концом (рис. 9, /2). Изгиб сабли заметен на сохранившейся ее концевой части, длиной 18 см. Ее отклонение от прямого продолжения клинка составляет 1,5 см. На седельной накладке с изображениями сцен охоты, выявленной в том же погребении 17, всадник вооружен коротким кривым кинжалом (ножом) и длинной равномерно изогнутой саблей,23 что не оставляет сомнения в распространении этого нового вида оружия среди верхнечирюр-товцев. На основании комплекса материалов,
выявленных в погребении, в том числе и византийской монеты 582—602 гг., оно датируется VII — началом VIII вв. (рис. 10). Появление изогнутой сабли на остальной территории Приморского Дагестана в это время археологически не засвидетельствовано. Так, на некрополе Урцекского городища, заключительные слои которого датируются VII—VIII вв.,24 зафиксирован обломок острия двулезвийного меча. В Бежтинском могильнике, датируемом VIII—X вв., выявлены 34 экземпляра клинков: 9 двулезвийных экземпляров и 25 однолезвийных.23 Лишь 5 из них имеют столь незаметный изгиб полосы, что не идет ни в какое сравнение с верхнечирюртовскими. Сабли верхнечирюртовского типа не известны, таким образом, не только в синхронных памятниках Дагестана, но и в более позднем и богатом Бежтинском могильнике.
Внезапное и массовое появление нового оружия ряд исследователей связывает с аланами.26 Подобное предположение было бы тем более возможно, что аланы выступают носителями распространенного в Верхнем Чир-Юрте катакомбного обряда погребения, да и сам могильник исследователями сопоставляется с ними. Однако сабли VII в. в Алании еще не найдены, поэтому появление сабли в Дагестане вряд ли может быть связано с аланами. Народы Кавказа восприняли новое оружие от кочевников, проникших в VII в. в Прикаспийские степи. Занести сюда саблю они должны были, разумеется, с той территории, где представлены наиболее ранние образцы этого оружия. На рубеже VII—VIII вв. изогнутые сабли встречаются в погребениях авар на Дунае.27 Слабо изогнутые сабли изображены в живописи Афрасиаба конца VII в., где ими вооружены тюркские и дальневосточные воины.28 Вхождение Верхнечирюртовского городища в область наиболее раннего распространения древней сабли хорошо согласуется с тем, что оно сопоставлено нами с ранним политическим центром Хазарского каганата — Беленджером. Вероятно, самый богатый могильник этой столицы, связанный с кочевым миром, принадлежал самим хазарам.
Однолезвийные ножи выявлены в 12 погребениях курганного могильника. Судя по наиболее сохранившимся экземплярам, ножи достигали не менее 20 см, а некоторые и 25 см в длину. Иногда их спинка изогнута. Целая серия аналогичных ножей в обломках выявлена на могильниках к югу от городища.29 Длина их составляет 13—21 см. На некоторых из них сохранились следы деревянных или костяных накладок рукоятей. Помимо бытового, ножи, очевидно, имели и боевое назначение, для чего их концы затачивали с двух сторон. Прямое съемное перекрестие, выявленное в одном из погребений, также указывает на боевое назначение ножей. Ножи обычно входят в набор вооружения на тюркских станциях Сибири и в живописи Афрасиаба наряду с саблей. В десяти курганах ВерхнегоЧир-Юрта
120
Рис. 10. Гравированные костчные накладки седел из ножи были найдены вместе с остатками сабель. То же сочетание видно на упоминавшейся костяной накладке с изображением всадника из кургана № 17. С. А. Плетнева справедливо отмечает, что длинные салтовские ножи, нередко принимавшиеся исследователями за кинжалы, вполне годились и в качестве оружия.30
Защитное вооружение также представлено в Верхнечирюртовскнх курганах (рис. 9). Остатки железной кольчуги найдены в курганах 37, 49 (I группа) и 5, 2D, 29 и 35 (II группа). Изготовлены они из проволочных колец диаметром 14—16 мм. Остатки пластинчатых панцирей обнаружены в курганах 5, 14, 14а, 29, 35 (II группа). При этом в курганах 5, 29 и 35 (II группа) сохранились вместе и кольчуги и панцири. Они выявлены здесь в виде скипевшихся крупных кусков, разбросанных в беспорядке у выхода из камер. Основную массу составляют прямоугольные пластины, по краям которых видны сквозные отверстия со следами заклепок и припаев. Реже встречаются пластины овальных форм с вогнутыми профилями. Размеры пластин также самые разнообразные. Длина их колеблется от 4 до 12 см, ширина 2—8 см. Форму кольчуг восстановить невозможно, однако, судя по количеству их обрывков, они могли принадлежать остаткам кольчужных рубашек, а не кольчужным поясам или нагрудникам.
Характер и общее количество защитного вооружения, выявленного здесь, также выделяет Верхнечнрюртовский могильник среди
кургана № 17
синхронных памятников Дагестана и Северного Кавказа в целом. Как дорогое оружие, которое производилось в ремесленных центрах с развитой производственной базой, кольчуги и панцири встречаются редко, и главным образом, в богатых погребальных комплексах. Наиболее ранние их остатки известны в Дагестане из Карабудахкентского могильника №3 II—III вв.31 Широкое распространение защитное вооружение получает в Дагестане в раннесредневековую эпоху. Обрывки кольчуги найдены при раскопках В. Г. Котовича в одном из помещений цитадели Урцекского городища. Фрагменты скипевшейся кольчуги из плетеных колец найдены в погребении воина у сел. Уллу-ая. Известны они из Бежтин-ского, Ботлихского, Верхпекаранаевского могильников и из других пунктов Дагестана. Широкое распространение кольчуги в Дагестане объясняется тем, что здесь, по сведениям арабских источников, было целое царство „зерекеран11 (персидское слово, означающее „кольчужные мастера41), продукция которых распространялась по всему Кавказу. Не исключено, что часть Верхнечирюр-товских кольчуг могла быть изготовлена местными оружейниками, по заказам хазарской военной знати.
Особенно наглядно богатство защитного вооружения, помещавшегося в погребения Вер-хнечирюртовского могильника, прослеживается на фоне других пямятников Северного Кавказа. Например, в синхронных аланских
16 Плиска — Преслав, т 2
121
памятниках пока найдены лишь небольшие кольчужные нагрудники. Обилие обнаруженных в катакомбах пластинок и остатков кольчуг свидетельствует в пользу того, что там, как правило, были положены и кольчуги и панцири. Поскольку остатки скелетов принадлежали единичным погребениям, а глубокие подкурганные катакомбы были столь тщательно заложены камнем и сырцовым кирпичом, что исключали возможность вторичных захоронений, можно думать, что в них сохранились остатки кольчуг и панцирей не только самих воинов, но и их коней. Подобная возможность подтверждается обилием целых и обломанных пластинок из кургана № 29, где выявлены 550 экземпляров общим весом 9 кг. Интересно, что в Так-и-Бустане (Иран) царь Хоеров II Парвиз изображен в кольчуге, а его конь в пластинчатом панцире.
Снаряжение коня В дромосах Верхне-чирюртовских катакомб неодонократно встречались разбросанные грабителями кости животных (остатки копыт, черепов). Найденные здесь копыта позволяют установить их принадлежность к конским захоронениям. В дро-мосе курганов № 37 (I группа) и 69 (II группа) обнаружены остатки черепов и копыт двух конских захоронений. Не удивительно поэтому, что в курганах довольно часто встречалось снаряжение коня. Остатки седла, позволяющие воссоздать его конструкцию, обнаружены лишь в кургане № 17. От него сохранились одна деревянная седельная полка, незначительные фрагменты кожи и костяные накладки, украшенные рисунками.32 Форма полки позволяет сопоставить ее с хорошо изученными в Сибири древнетюркскими седлами.33 Хуже сохранившиеся остатки седел зафиксированы в целом ряде погребений могильника. Так, в курганах № 49 (I группа) и № 29, 35, 66а (II группа) прослежены скопления деревянной трухи, которые могли являться остатками седел, судя по бывшим в них подпружным пряжкам. В кургане №6 (II группа) остатки луки седла отпечатались на просо-
Рис. 11. Находки из кургана е Манасе
1, 3—5 — остатки конского снаряжения (1 — блок уздечного чумбура, 3 — пряжка подпруги; 4—5 — обломки седла); 2— поясная накладка; 6 — глиняный сосуд. 1, 3 — кость, 2 — бронза, 4—5 — дерево
чившемся после грабителей наносном слое глины. Фрагменты костяных накладок седла найдены в кургане №20 (II группа). Они орнаментированы рядами резных, слегка сплюснутых кружочков, заключенных между окантовкой и украшенных штриховкой, подобно накладкам из кургана № 17. И, наконец, обломки найдены в кочевническом подерганном погребении у станции Манас (рис. И).34
Подпружные пряжки выявлены в одиннадцати погребениях. Все они массивные железные, имеют подчетырехугольную форму и встречались обычно по две в погребении, свидетельствуя о применении двух подпруг, необходимых для езды по горам.35 Привнесенный характер представленного здесь конского снаряжения находит отражения и в его мелких деталях. Пряжка и блок для чумбура, найденные в Манасе, а также подпружные пряжки из Верхнечирюртовских катакомб имеют близкие аналогии в памятниках Алтая и Тувы,36 как и костяные застежки от пут и треног из кургана № 37 (I группа) и блок для чумбура из кургана №6 (II группа).37 Единственное стремя найдено в грунтовом могильнике к югу от городища.38 Оно восьмеркообразное с широкой и слегка вогнутой подножкой. Восьмеркообразиые стремена бытовали в VII— IX вв.39
Уздечные ремни в небольших обрывках найдены в курганах № 37, 49 (I группа) и № 5, 6, 20, 29 (II группа). Ширина их составляет 1—2 см. Они обычно сложены вдвое и скреплены бляшками. Наиболее полное представление о них можно составить по остаткам сбруи из кургана № 6. Здесь обнаружены сложенные вдвое фрагменты прямых ремней, пронизанные через каждые 3 см бронзовыми заклепками. Всего в камере обнаружено 296 подобных заклепок, с которых сорваны бляшки. И только в двух случаях здесь сохранились штампованные золотые полусферические бляшки, с внутренней стороны которых имелись бронзовые подкладки с заклепками. Вместе с ними найдены восемь экземпляров полых бронзовых шаровидных бубенчиков.
Удила представлены маловыразительными железными обломками из курганов №37(I группа) и 5, 20 (II группа). От них сохранились фрагменты колец и стержней звеньев, которые относятся к типу однокольчатых удил, состоявших из двух звеньев.
Псалия найдена лишь в кургане № 20. Она имеет округлый стержень с несколько утолщенными концами. В двухдырчатой средней части стержня сохранились обломки колец. Не претерпев существенных изменений, кольчатые удила и двудырчатые псалии бытуют в Евразийских степях вплоть до X в.
Пряжки различаются по форме и назначению. Большие четырехугольные железные пряжки в основном следует связать с конским снаряжением. Нередко они даже находились среди деревянной трухи от седел. Пряжки из цветных металлов (рис. 12) выявлены в курганах № 37, 49 (I группа) и 6, 20, 23, 29, 66а,
122
Рис. 12. Детали одежды и украшения
1—4, 8, 9 — пряжки; 5, 10 — наконечники ремней; 6, 7. 11, 13 — 15, 19 — накладки на ремни; 16, 22—24 — пронизки; 20, 21 — перстни; 25 — 27 — пуговицы; 28 — бубенчик. 1—3,8, 9, 28 — бронза; 4—5 — серебро; 6, 7, 10, 11, 13—15, 17—21, 25—27 — золото (14 — с янтарем); 12 —
сердолик; 16 — хрусталь; 22—24 — фаянс Местонахождения; 2 — к. №23; 3, 13 —14, 28 — к № 6; 4, 5 — к. № 74; 6, 11, 12, 15, 16, 20, 22—24 — к. № 26; 7, 9, 10 — к. № 66а; 8 — к. № 80; 17 к. № 37; 18 — к. № 14а; 19 — к. № 35
74, 80 (II группа). В кургане № 22 было две пряжки, в №59— три. Обращает на себя внимание сравнительно большое количество пряжек, чуждых северокавказским, крымским и степным памятникам VI — начала VIII вв.40 Это цельнолитые пряжки восьмеркообразные, у которых ремень крепился за специальную рамчатую скобу, или с плоской задней пластиной (прикреплявшейся к ремню с помощью штифтиков) и заостренным спереди кольцом. Они появились в тюркской культуре Сибири и оттуда распространялись в Среднюю Азию и Приуралье второй половины VII—VIII вв.41 Только позднее, в период салтовской культуры второй половины VIII—IX вв. они широко распространились в Юго-Восточной Европе.42
Их раннее появление в курганах Верхнего Чир-Юрта — еще одно свидетельство близких связей оставившего их населения с тюркским миром. Полученную дату подтверждает находка в курганах № 14, 74, 80 (II группа) трех пряжек византийских типов, которые появились на Северном Кавказе в VII в. и не выходят за рамки VIII в.43
Небольшую, но яркую группу образуют накладки и наконечники ремней, то гладкие (как длинный наконечник из кургана № 37), то штампованные (как наконечник из кургана № 66а со стручковидными изображениями искаженного растительного орнамента), то прорезные (их узор в огрубленном варианте мы находим в Неволинском могильнике в Приу
123
ралье.44 Золотые украшения с зернью служили накладками ремней (с овальной янтарной вставкой массивная накладка с обломком шарнирной подвески из кургана № 6; бляшка-маска из кургана № 26).
Крест из кургана № 20 имеет в центре подвижной стержень и, вероятно, был прикреплен к дереву (седлу?). Нередкие находки на городище крестов из различных материалов, а, главное, две церкви, исследованные на курганном могильнике, свидетельствуют о широком проникновении христианства в языческую среду Хазарин. В кургане № 61 христианский крест процарапан на узкой восточной стене камеры.
Бляшки в виде лепестковых розеток или четырех полушарий встречаются в кочевнических погребениях от Алтая до Венгрии.45 Две овальные штампованные накладки из кургана № 26 (II группа) и одна, проще украшенная, из кургана № 66а входят в группу близких украшений из Комунты в Северной Осетии и Вознесенки в порожистой части Днепра.40 Зооморфный мотив 5 четырехугольных бляшек из кургана № 26 редок в Верхнем Чир-Юрте, ио позднее в Дагестане появились разнообразные украшения в зооморфном стиле (Бежта и др.).
Остается упомянуть перстни из курганов № 25 и 26, серьги из курганов № 37 и 14а (II группа), шаровидные пуговки из курганов № 6, 14а и 23 (II группа) — все из золота. В кургане № 26 были еще обломки массивного серебряного зеркала с узором из радиальных линий и концентрических кругов, небольшой сосуд из зеленоватого стекла с серебряной крышкой и кольцом-держателем на горлышке. В той же, по-видимому, женской могиле были фаянсовый скарабей, сердоликовая буса с серебряной ленточкой, синие ластовые подвески в виде мыши и петуха, хрустальная буса с вырезанным изображением петуха (?).
При раскопках найдено 5 золотых визан-тийскийх монет.47 В кургане № 14 была монета VII в., вероятно, солид Ираклия (613— 616). В кургане №16 — подражание солиду Ираклия (613—616). В кургане № 17 — солид Маврикия Тиберия (582—602). В кургане № 20 — солид Ираклия и его сына Ираклия Константина (613—641). В кургане №61 —солид Маврикия Тиберия (582—602). Золотые подражания византийским монетам 613—641 годов были и в двух погребениях грунтового могильника. Монеты формально ограничивают нижнюю дату могильников началом VII в. Все они имели припаи или отверстия для подвешивания, следовательно, могли использоваться задолго до того, как попали в землю.
Н. Д. Путинцева, исследовавшая Верхне-чирюртовский грунтовой могильник, датировала его V—VII вв.48 Опираясь на большой сравнительный материал из комплексов Европы, А. К. Амброз уточнил дату грунтового могильника, относя его к концу VII и первой половине VIII вв.49 Весь инвентарь из погре
бений курганного могильника также не выходит за рамки VII—VIII вв. А такие находки, как изогнутые сабли, луки только с серединными накладками, пряжки тюрко сибир ских типов, орнамент из петлевидных завитков на прорезных украшениях рамней и накладке седла, овальные штампованные бляшки, позволяют отнести курганный могильник Верхнего Чир-Юрта к тому же времени, что алтайские погребения Катандинской группы, Неволинский могильник, Вознесенское погребение и живопись дворца на Афрасиабе — т. е., не ранее второй половины VII в. и к VIII в. Это устанавливает синхронность всех трех могильников, окружающих Верхнечир-юртовское городище.
Раскопки дали материал о социальном расслоении обитателей Верхнечирюртовского городища. Из двух грунтовых могильников ближний к городищу дал обильные, в большинстве недорогие украшения и некоторые предметы во оружения. Другой, отделенный от него и от города оврагом, — только единичные украшения, чаще из железа и совсем не дал оружия. Из 42 погребений, исследованных на нем, инвентарь был лишь в 6, хотя большинство погребений не были ограблены. Вероятно, эти могильники принадлежали соответственно средним и беднейшим слоям городского населения. Курганный могильник содержал также катакомбы, как большинство грунтовых, но более обширные и тщательнее устроенные. Наличие разнообразных, в том числе золотых украшений, а также оружия и доспехов свидетельствует, что это было кладбище воен ной знати, родовой аристократии каганата и постоянной дружины. О делении хазар на классы сообщают и письменные источники (ал-Истахри, Масуди, ибн-Хаукаль).
Наиболее сложным остается до сего времени вопрос об этнической принадлежности погребенных на этих могильниках. Н Д. Путинцева подчеркивала самобытный характер представленной на грунтовом могильнике культуры, уходящей своими корнями в местные традиции. Другие исследователи сопоставляют тот же могильник с савирскими племенами, засвидетельствованными в Дагестане сообщениями письменных источников (И. П. Костюченко, Т. С. Кондукторова, В. Г. Котович). Некоторые археологи связывают погребения в ямах, составляющие на грунтовых некрополях около 30"ii, с болгарами (Г. С. Федоров, В. Б. Ковалевская). Вполне возможно, что часть савир и болгар могла остаться на Прикаспийской низменности после ухода основной части их племен. Это тем вероятнее, если учесть этническое родство болгар с хазарами Для их выделения среди этнически пестрого состава населения Хазарского каганата потребуются дальнейшие целенаправленные исследования.
Большое число исследователей связывает катакомбы Верхнечирюртовского грунтового могильника с аланами (В. А. Кузнецов, В. Б Ковалевская, Г С. Федоров, Т. С. Кондук-
124
торова). Не отрицая в целом того, что катакомбы — наиболее характерный обряд для аланских племен, генетически восходящей к сарматским погребальным традициям, мы исключаем возможность отнесения Верхнечпрюртов-ских катакомб к аланам на следующих основаниях. Для погребальных обрядов северо-кавказских алан необычно помещение в могилы слабо изогнутых сабель, кольчуг и панцирей. Аланскому набору украшений VII— VIII вв. чужды ряд форм пряжек, связанных с кочевниками Сибири. Здесь не лишне напомнить и о рисунке всадника с распущенными косами из кургана №17 — особенность, зафиксированная только у тюрок и у авар Среднего Подунавья. Не в Алании, а среди народов Азии и степей Поволжья представлен и верхнечирюртовский антропологический тип, характерный примесью монголоидных признаков и кольцевой деформацией черепов.50
Несмотря на кажущуюся общность форм катакомб Верхнечирюртовских и аланских погребений они отличаются в деталях устройства. Катакомбы алан ориентированы различно, в Верхнем Чир-Юрте в основном дромосы вытянуты с севера на юг, погребальные камеры — с запада на восток. Необычна для алан забутовка дромосов булыжником, рваным камнем или сырцовым кирпичом. Основная масса аланских катакомб содержала семейные погребения, под курганами Верхнего Чир-Юрта — одиночные захоронения при гораздо более крупных размерах камер. Встречающиеся иногда здесь погребальные камеры с двускатным потолком напоминают кочевнические кибитки.51 Чуждо аланам применение камышового настила в 42 из 56 подкурганных катакомб Верхнего Чир-Юрта и гробов из жгутов камыша в 22 камерах.
Если считать катакомбы Верхнего Чир-Юрта аланскими, чем объяснить такое заметное тяготение в деталях их устройства и в инвентаре к культуре восточных кочевников? „Аланские" катакомбы известны и в таких районах Центральною Кавказа, как вер-
1 М. И. Артамонов. История хазар. Л., 1962, с. 116,
3 М. Г Магомедов. Хазарские поселения в Дагестане СА, 1975, Кг 2.
3 С. А. Плетнев а. Ог кочевий к городам. М., 1967
4 М. Г. Магомеде в. Древние политические центры Хазарин. —СА, 1975, Кг 3, с. 63.
° М. Г Магомедов. Верхнечирюртовское городище. — Ученые записки ИИ ЯЛ Дагестанского фи лиала АН СССР, т. 19. Махачкала, 1970.
9 Н Д Путинце в а. Верхнечирюртовский могильник. МАД, II. Махачкала, 1961; также раскопки автора в 1971 —1974 гг.
7 М. Г. Магомедов. Костяные накладки седла из Верхнечирюртовского могильника. — СА, 1975, № 1, с. 275—281.
8 А. М. X азанов. Очерки поенного дела сарматов. М , 1971, с. 31—35.
9 А. А. Гаврилов а. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М.—Л., 1965, с. 64, 87, 88.
10 С. А. Плетнева. От кочевий к городам, с. 160, рис 43, 20; Е Милованов, А. И е р у-
ховья Кубани и Карачай, где территориально с ними совпадает область тюркской топонимики.52
Решение вопросов, связанных с катакомбной культурой, следует, по нашему мнению, начинать с выяснения насколько аланы являются единственными носителями этого обряда погребения на Северном Кавказе. Культура верхнечирюртовского типа представлена на многочисленных памятниках Приморского Дагестана. Бытование здесь собственно хазарских племен с их многочисленными поселениями и городами, а также возникновение каганата засвидетельствовано, как известно, в многочисленных письменных источниках.53
Возможно, что катакомба не была для пришлых кочевников, новым, неизвестным ранее погребальным сооружением. С ней хазары могли столкнуться в условиях Средней Азии, где катакомбы были широко распространены не только среди оседлого, но и кочевого населения.54 Там же известна забутовка дромосов камнями,55 гробы-футляры из камыша или веток,56 закладка сырцовыми кирпичами.57 Если в условиях Средней Азии кочевники, в том числе и хазары, могли перенять новый для них катакомбный обряд захоронений, то в степях Прикаспия он окончательно у них утвердился. Этому, очевидно, способствовало не только широкое распространение данного обряда на Северном Кавказе, но и то, что катакомба, как новая форма погребений, утвердилась у гунно-савирских племен, оказавшихся в Приморском Дагестане раньше хазар.58 Подсыпка угля в некоторых катакомбах, может быть, заимствована у алан. По-видимому, здесь жили не только пришлые хазары, но и остатки гунно-болгарского, а также, вероятно, аланского населения. Однако и в новых условиях в погребальном ритуале хазар сохраняются пережитки древних традиций. Не случайно кочевнические элементы больше всего сохранились в материалах богатого курганного могильника, прочно связывая его с пришлой хазарской знатью.
с а л и м с к а я. Лук из Мощсвой Балки. — Сообщения Гос. Эрмитажа, XL1. Л., 1976.
11 С. А. П л е т и е в а. Печенеги, горки и по ловцы в южнорусских степях МИА, 62, 1958, с. 159; А. Ф. Медведев Ручное метательное оружие (лук н стрелы, самострел) VIII XIV вв. — САИ EI-36, М., 1966, с. 119, табл. 2, 3, 5.
12 А. Ф. Медведев. Указ. соч.
13 А. А. Гаврилов а. Указ, соч., табл. XVII, XIX, XXII; С. И В а п и ш т е и и. Памятники второй половины 1 тыс. в Западной Туве. — Труды Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции, II. М.—Л., 1966, табл. Ill и VII; A. S а-I a m о п, I Е г d ё 1 у i Das volkeru anderuiigszeit-liclie Graberfeld von Kornye. Budapest, 1971, табл. 7, 27, табл. 10, 1, 4, би др.
14 А. Ф. Медведев. Указ, соч., с. 59—60.
13 Там ж, с. 7.3.
19 Там же. с. 64
17 С. А. Плетнева. Указ, соч., с. 161.
18 А. Ф. Медведев. Указ, соч., с. 71.
19 С. В. Киселе в. Древняя история Южной Сибири М., 1951, с. 521; А. А. Гаврилов а. Указ соч., с. 89, табл. XX, 12; A. S а 1 а гл о п,
125
I Er del ) i. Указ, соч , табл. 7, 28, табл. 25, 16, 17
20 V. Ф. Медведев. Указ, соч., с. 20.
21 М. Г Магомедов Костяные накладки седла. . рис. 1, 5.
22 С. А. Плетнев а. Указ, соч., с. 160, рис. 43, 3.
23 М. Г. Магомедов. Костяные накладки седла. . . , с. 277, рис. 1, 1.
24 В. Г. К о т о в и ч. Новые данные о ранне-средневековых городах Дагестана. — Материалы сессии, посвященной итогам археологических и этнографических исследований 1964, в СССР. Баку, 1965, с 154
25 Д М Л т а е в. Нагорный Дагестан в раннем средневековье. Махачкала, 1963, с. 166.
26 Н. Я. М е р п е р т. Из истории оружия племен Восточной Европы в раннем средневековье. — СЛ, XXIII, 1955, с. 165; Е. И. Крупнов. Из итогов археологических работ. — Изв Северо-Осетинского научно-псслед. инет., т. IX, 1940, с. 155.
27 А. К. А м б р о з. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы II. —СА, 1971, №3, с 128, 14, 4, 5.
28 Л. И. Альба у м. Живопись Афрасиаба. Ташкент, 1975, рис. 17 18, габл. XXXIV'—XXXVI.
29 Н. Д. Путинцева Указ соч., с. 117.
30 С. А. Плетнева. Указ, соч., с. 160.
31 К- Ф Смирнов. Грунтовые могильники албано-сарматского времени у сел. Карабудахкент МАД, т. II. Махачкала, 1961, с. 210.
32 М. Г Магомедов Костяные накладки седла. . .
33 А. И. В а й и ш т е й н. Памятники. ., с. 326—329, табл. X—XI; Историческая этнография тувинцев. М., 1972, с. 136; А. К. Кибиров Работа Тянь-Шаньского археологического отряда. —• КСИЭ, вып. XXVI. М., 1957, с. 86; А. А Гавр и-л о в а Указ соч , с. 85
34 Выявлено при строительных работах в 15 км к югу от г Махачкалы. Находки хранятся в музее Дагестанского Гос университета.
38 А. А. Г а в р и л о в а. Указ, соч., с. 34.
38 Там же, с. 34—35, табл. VIII XXIII
37 С. В. Киселев Указ, соч., с. 517; А. V. Г а в р и л о в а. Указ, соч., с. 35, табл. XXXIII; Л. Р. К ы з л а с о в. История Тувы в средние века. М., 1969, с 20, табл 1, 9.
38 И. Д. Путинцев а. Указ, соч., с. 118.
39 А. К. А м б р о з. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV— VIII вв.). -СА, 1973, №4, с. 87; С. А. Плетне-в а. Указ, соч., с. 167.
40 А. К А м б р о з. Проблемы рапнесредневе-ковой хронологии Восточной Европы. I. —СА, 1971, № 2, рис. 5—7; В. Б. Д е о п и к. Классификация и хронология аланских украшений VI— IX вв. — МИА, 114, М., 1963, рис. I.
41 В. И. Распопова. Поясный набор Согда VII—VIII вв. -СА, 1965, №4, рис 3.
42 С. А. Плетнева. Указ, соч., рис. 45.
43 А. К. Амброз. Указ, соч., рис. 7; В. Б-Д е о п и к. Указ соч., с. 127
44 В. Б. К о в а л е в с к а я, Ю. А. К р а с н о в. Рецензия на книгу И. Эрделн, Е. Ойгози, В. Ф. Ге-нинга —СА, 1973, №2, рис. I, 59—61, 76.
45 А. А. Гаврилова. Указ, соч., табл. XIX , 1—2, XXIV, 5.
46 А. К А м б р о з. Указ, соч I, рис. 5. 73.
47 Монеты были определены В. В. Кропоткиным, за что приношу ему свою глубокую благодарность.
48 Н. Д Путинцева Указ, соч., с. 264.
49 А. К. А м б р о з. Проблемы, I, с. 123; О дате могильника в Верхнем Чирюрте. — В: Пятые Круп-новские чтения по археологии Кавказа (тезисы докладов) Махачкала, 1975, с. 95—96.
50 Т. С. К о и д у к т о р о в а. Антропологическая характеристика черепов из Верхнечирюртов ского могильника в Дагестане. Вопросы антропологии, вып. 25. М., с. 128; А. Г. Г ад ж и ев. Древнее население Дагестана. М., 1975, с. 71.
51 Л. Г Нечаев а. О жилище кочевников Юго-Восточной Европы в железном веке. — В: Древнее жилище народов Восточной Европы М., 1975, с. 19
52 X. И. Хаджи л а е в. К топонимике Ка-рачая —Труды Карачаево-Черкесского иаучно-исслед инет , вып VI серия историческая. Ставрополь, 1970, с. 373.
83 М. II Артамонов Указ, соч , с. 116; С. А. Плетнева. Указ, соч., с 186.
54 А. К. Кибиров. Археологические работы в Центральном Тянь-Шане. — Труды Киргизской ар хеолого-этнографической экспедиции, т. II. М., 1959 с. 136; С. С. Сорокин. Среднеазиатские подбойные и катакомбные захоронения как памятник местной культуры. —СА, XXVI, 1956. с. 99 Е. Е. Н е разик. О некоторых направлениях этнических связей населения Южного и Юго-Восточного Приаралья в IV—VIII вв — В История, археология и этнография Средней Азии. М., 1968, с. 201.
55 Б. А. Л и г в и н с к и й. Курганы и куру-мы Западной Ферганы. М., 1972, с 70.
58 Работы Хорез.мийской археолого-этнографической экспедиции АН СССР в 1958—1961 гг. — МХЭ, вып. 6. М , 1963, с. 52, А. Н Б е р н ш г а м. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня И Памир-Алтая. МИА, 26, М,—Л., 1952, с. 193.
57 Б. А. Л н т в и и с к и й. Указ, соч., с. 91.
88 А. П Круглов. Археологические работы на Северном Кавказе. — КСИИМК, V, 1940, с. 67; В. Г. К о т о в и ч. Об этнической принадлежности раннесредневековых катакомбных захоронений прикаспийского Дагестана. — В: Пятые Крупновские чтения по археологии Кавказа (тезисы докладов). Махачкала, 1975, с. 97—100.
126
О БОЛГАРО-САЛТОВСКОМ КОМПОНЕНТЕ В ПОГРЕБАЛЬНЫХ ИНВЕНТАРЯХ РАННЕЙ ВОЛЖСКОЙ БОЛГАРИИ
Е. П. Казаков (Казань)
Культура Волжской Болгарии, образование которой историческая традиция связывает с переселением в первой половине VIII в. в Среднее Поволжье болгаро-салтовского населения из районов Подонья и Приазовья, являлась чрезвычайно сложной по своему составу, почти целиком привнесенной для этого региона. Она не обнаруживает какой-либо существенной связи с культурой именьков-ского населения, господствующего в этих районах в доболгарский период.
Образующие компоненты культуры особенно четко прослеживаются в раннеболгарский период, который мы ограничиваем VIII— X вв.1 В памятниках этого времени, представленных в основном могильниками — I Болъ-ше-Тарханским (изучено366 захоронений), Тан-кеевским (1105 погребений), Кайбельским (20 погребений), Тетюшским (56 языческих погребений) и другими, — фиксируются два основные компонента — болгаро-салтовский, связанный по своему происхождению с районами Подонья и Северного Кавказа, и прикамско-приуральский, имеющий истоки в районах Приуралья, Верхнего Прикамья и бассейна р. Чепцы.2
Многосоставной сам по себе прикамско-приуральский компонент, включающий полом-ские, ломоватовские, кушнаренковские элементы в культуре ранней Волжской Болгарии находился в тесном переплетении с бол-гаро-салтовским. Взаимодействие указанных основных компонентов достигало иногда органически слитого единства, многократно повторявшегося во всех раннеболгарских памятниках и придающего присущее только для этого периода своеобразие культуре Волжской Болгарии.
Такое тесное контактирование в Среднем Поволжье первоначально далеко расположенных друг от друга этнических групп было вызвано, видимо, многими причинами. Выделение болгаро-салтовского компонента в культуре ранней Волжской Болгарии в силу вышеуказанных причин представляет большую трудность, особенно для развитого и завершающего этапов периода. Сложность выделения салтово-маяцкого компонента усиливается еще и тем, что сам он был неоднороден, включая в себя наряду с болгарскими и аланские элементы, С. А. Плетнева, отмечая многообразие салтово-маяцкой культуры, гово
рит о семи вариантах ее, подчеркивая при этом, что количество их увеличивается по мере роста наших знаний.3 В данной статье предпринимается попытка выделить собственно болгарский компонент в культуре ранней Волжской Болгарии с тем, чтобы определить некоторые основные черты сходства и различия его с материалами районов, где формировалась эта культура: Подонья, Приазовья, Северного Кавказа, а также показать взаимоотношение его с другими компонентами и тенденцию эволюции в составе Волжской Болгарии.
Полнее всего салтовский компонент, вероятно, должен был отразиться в наиболее раннем и близком к болгарам по культуре I Больше-Тарханском могильнике. Действительно в материальной культуре этого памятника фиксируется самая непосредственная связь с салтово-маяцкой культурой. Салтовской по своем) происхождению является круговая черно-серая по цвету посуда, в основном с приземистым туловом и широким дном (рис.1, 17—24). Видимо, в комплексе с такой керамикой привнесены удила с гвоздевидными и, реже, с эсовиднымн псалиями; стремена преимущественно высокоарочного контура; мелкие трехперые, листовидные и шиповидные наконечники стрел; серьги салтовского типа; подвески-копоушки; накладки поясного набора; привески к поясам; в виде „самоварчиков" и в виде удлиненной петли с подвижно закрепленным фигурным кольцом на конце (рис. 2, 2, 3, 10—18, 22—25, 29—33, 40—45)2
Близки салтовским по форме и технике орнаментации костяные горлышки бурдюков (рис. 2, 52)2 Специфические, отлитые из бронзы амулеты, изображающие когти (рис. 2, 51), также встречаются как в салтовских памятниках, так и в I Больше-Тарханском могильнике.6
К этому же кругу памятников, по времени, судя по одноручному кувшину салтовского облика и бусам, относится II Больше-Тарханский могильник, где были расчищены остатки трех погребений.7
Большое сходство в керамике и остальном инвентаре, с болгаро-салтовскимп грунтовыми некрополями обнаруживает Кайбельский могильник, датированный VIII—IX вв. Н. Я-Мерперт отмечал близость инвентаря этого памятника: стремян высокоарочного контура,
Плиска—Преслаи, 2. София, 1981
127
О 5 см
Рис. 1. Керамика из / Бо.гыие-Тарханского и Танкеевского могильников
1 — 16, 27, 28, 30—33, 35—39 — сосуды из Танкеевского могильника. 1 — погр. 214; 2 — погр. 200; 3 — погр. 46; 4 — погр. 337; 5 — погр. 383; 6 — погр. 250; 7 — погр. 879; 8 — погр 351а; 9 — погр. 586; 10 — погр. 441; 11 — погр. 456; 12 — погр. 623; 13 — погр. 610а; 14 — погр. 527; 15 — погр. 555; 16 — пого. 760; 27 — погр. 406; 28 — погр. 652; 30—погр. 50; 31 — погр. 974; 32 — погр.789; 33 — погр. 990- 35 — р.111. уч. Д/3; 36 — р. 11, уч, Г/8; 37 — р. VI, уч. Б/8; 38 — погр.
752; 39 — погр. 436; 17—26, 29, 34, 40 41 — сосуды из 1 Б о ?ыие- Тар ха некого могильника. 17 —
погр. 325; 18 — погр 205; 19 — погр. 129; 20 — погр. 294; 21 — погр. 121; 22 — погр. 318; 23 —
погр. 143; 24 — погр. 268; 25 — погр. 75; 26 — погр. 235; 29 - погр. 347; 34 — погр. 102; 40 —
погр. 8; 41 — погр. 131
удил с эсовидными псалиями, предметов пояс-кого набора, наконечников стрел, сережек салтовского тина, одноручных кувшинов и плоскодонных горшков1 11 — не только к болгарским памятникам Подонья, но и к могильникам дунайских болгар.9
Болгарским, по-видимому, является погребение № 40, впущенное в курган № 4 у
с. Хрящевки, сопровождающееся лепным плоскодонным горшком с защипами по венчику.10 Форма этого сосуда имеет параллели в керамике других раннеболгарских могильников, а находка в насыпи кургана № 4 салтовских вещей VIII—X вв.11 позволяет предполагать датировку данного погребения этим же временем.
128
Вышеуказанными могильниками в основном и ограничиваются наиболее ранние памятники, археологически фиксирующие переселение салтово-маяцкого населения в Среднее Поволжье. Исследователи относят данные некрополи к собственно болгарам.12
Остальные могильники ранней Волжской Болгарии — Танкеевский, Кокрятский, Тетю-шский, Лебяжское и Хрящевское (с круглодонным сосудом) погребения датируются преимущественно более поздним временем и в культуре своей несут преобладающие черты культуры прикамско-приуральских этнических групп. Однако и в них, особенно в наиболее крупном из них — Танкеевском могильнике, четко прослеживается салтово-болгарский компонент. Наиболее хорошо выявляется он в керамике, поскольку остальной материал имеет широкое распространение, да к тому же сильно изменился в результате массового проникновения прикамско-приуральского населения. В танкеевской керамике можно выделить три основные группы, видимо, связанные по своему происхождению с болгаро-салтовским населением или его влиянием — круговую посуду, лепные одноручные кувшины и плоскодонные горшки
Наиболее ярким археологическим подтверждением появления болгаро-салтовского населения в Среднем Поволжье является круговая керамика (рис. 1, 1—26). Ранее неизвестная в крае, в большинстве случаев легко выделяющаяся, благодаря своей специфике в форме, орнаменте, фактуре, эта посуда зафиксирована в большом числе в I Больше-Тарханском (около 70 экз.), II Больше-Тарханском (1 экз.), Кайбельском (2 экз.), Танкеевском (свыше 190 экз.), Тетюшском (несколько экземпляров в обломках) могильниках. Фрагменты такой керамики обнаружены на ряде местонахождений и селищ (местонахождения на II Маклашеевском городище, на селище „Курган", Мантовское местонахождение и ряд других). Однако, несмотря на многолетние работы, эта посуда за редким (вышеуказанным) исключением не встречается на поселениях. Интересно, что и на поселениях собственно салтово-маяцкой культуры она составляет 1,5—20% всей керамики, в то время как в могильниках достигает 90%.13
В могильниках ранней Волжской Болгарии, как и в некрополях салтово-маяцкой культуры, круговая посуда, в основном, одноручные кувшины, была характерна для взрослых, обычно сравнительно богатых захоронений. Очевидно, они предназначались для жидкой пищи. Роль кружек выполняли находившиеся около кувшинов или поставленные прямо на них деревянные чашечки (рис. 2, 49, 53).
Наиболее близкие салтовским круговые сосуды встречены в I Больше-Тарханском14 (рис. 1, 17—24, 26) и на ранней части Танке-евского (рис. 1, 9—15) могильниках. Здесь они сохраняют характерные для Салтова формы, орнаментацию и цвет. Однако, в отли
чие от салтовских, в тесто их в большей мере примешивались растительные остатки. Возможно, в этом сказалось влияние собственно болгарского кочевого и полукочевого населения, применявшего органические примеси в тесте.15
Большой материал Танкеевского могильника дает благоприятную возможность проследить типологически развитие круговой бол-гаро-салтовской керамики на протяжении около 150 лет. На ранней части памятника в погребениях второй половины IX в. эта посуда, имея приземистое как бы срезанное снизу тулово, во многих чертах сохраняет сходство с болгаро-салтовской и тарханской посудой (рис. 1, 9—15). В конце IX — начале X вв. пропорции ее становятся более вытянутыми, наибольший диаметр тулова по отношению к высоте его становится выше, серочерный цвет поверхности постепенно заменяется желто-красным, реже применяется лощение (рис. 1, 7—8). К середине и особенно во второй половине X в. она несет уже все черты общеболгарской, характерной только для Волжской Болгарии периода существования государства, посуды. Тулово приобретает яйцевидную или шаровидную форму с наибольшим диаметром тулова по середине или даже в верхней части его, шейка сужается, растительная примесь заменяется примесью песка, цвет сосудов становится желто-красным или красножелтым (рис. 1, 1—5).
Значительное распространение в ранней Волжской Болгарии получили лепные одноручные кувшины. Более 60 таких сосудов встречено в погребениях Танкеевского могильника (рис. 1, 30—33). Все они круглодонные, плоскодонные или с уплощенным дном с раздутым, чаще всего приземистым туловом и довольно широкой горловиной, имеющей слив. Венчик плоский. Верхний конец ручки крепился к шейке, нижний к верхней части тулова. Примесью в тесте служили обожженная глина, толченая раковина, органические остатки, а в одном случае даже тальк. Редко встречаются экземпляры с примесью одного песка в тесте. При переходе от шейки к тулову и по тулову некоторые сосуды украшены каннелюрами (рис. 1, 30—33). На единичных экземплярах имеется орнамент в виде оттисков веревочки, рядов кссопоставленных насечек, резной волны (рис. 1, 30, 31.).
Форма большинства из этих сосудов имитирует формы салтовских одноручных кувшинов или кружек (кружкообразные одноручные сосуды также представлены в Танке-евке — рис. 1, 11). Однако веревочный орнамент, примесь раковины и тем более талька в тесте некоторых экземпляров, плоский венчик указывают на изготовление их прикамско-приуральским населением, участвующем в этногенезе волжских болгар. Интересно, что такие кувшины в массе появляются только в погребениях рубежа IX—X вв., где они составляют 40—50% керамического материала. Очевидно, танкеевское, в своем большинстве
17 Плиска — Преслав, т. 2
129
Рис. 2. Вещи из 1 Болыие-Тарханского и Танкеевского могильников
1, 4—9, 19 — 21. 26 — 28, 34 — 39, 46 — 49 — предметы из Танкеевского могильника, 1 — погр. 735; 4,5 — погр 5; 6 — погр
710; 7 — погр. 309; 8 — р. XII, уч. В!8; 9 — р. VII, уч. 9; 19 погр. 636: 20 — погр. 155; 21 — погр. 1071; 26 — погр.
30, 27 — погр. 434; 28 — погр. 1057; 34 — р. XII, уч. Б В 11; 35 — погр. 460; 36 — погр. 450; 37 — погр. 56. 38 — погр.
550; 39 — погр. 300; 46 — погр. 464; 47 — погр. 648; 48 — погр. 563; 49 - погр. 101; 2 3, 10 18, 22—25, 40- 45, 50—53 -1 Больше- Тарханский могильник 1 — погр. 256; 3 — погр 143; 10 погр. 100; 11 — погр. 102; 12 — погр. 100; 13
погр 145; 14 — погр. 6; 15 — погр. 10; 16 — 17 — погр. 143, 18 - погр 212; 22 — погр 60; 23 погр 310; 24 погр
171 25 — погр. 145 29 погр. 125: 30 — уч Г19 31 - погр 100; 32 по р 256; 33 погр 221; 40 - погр. 204; 41—42
погр 4; 43 — погр 77; 44 — погр 241; 45 — погр 143; 50 — погр. 225; 51 погр. 310 52 — погр. 353; 53 — погр. 322; 1 -у. 9 — 16 — железо; 46—48, 50, 52 — кость, 49 — 53 — дерево и цветной металл; остальное — цветной металл
прикамско-приуральское, население именно в это время начинает в массе изготовлять лепные сосуды в подражание круговым кувшинам. На поздней языческой части, датируемой X в., количество таких сосудов резко падает, поскольку, видимо, более доступным для населения стало приобретение круговой керамики формирующихся общеболгарских форм.
Довольно широко представлена в памятниках ранней Волжской Болгарии горшковидная лепная керамика (рис. 1, 35—41). В Среднее Поволжье такие сосуды, вероятно, были привнесены болгарами из Подонья, хотя не исключено, что часть их принадлежала к иным, вошедшим в состав населения ранней Волжской Болгарии, этническим группам.
Распределение посуды в погребениях и в жертвенных комплексах Танкеевского могильника зависело, в основном, от половозрастной, социальной и этнической принадлежности погребенных. В богатых погребениях взрослых обычно ставились круговые или подражающие им лепные кувшины. Традиция ставить кувшины в погребения появилась у танке
евского, в основе своей прикамско-приуральского, населения, по всей вероятности, под влиянием болгаро-сатговских этнических групп Детские погребения сопровождались чаще всего традиционной, т. е. в основном круглодон-иой посудой прикамского облика или плоскодонными лепными горшками. В жертвенные комплексы также ставились только круглодонные или плоскодонные горшки. Подобное явление наблюдается и в тризнах Дмитриевского катакомбного могильника, где чаще всего ставились массивные кухонные горшки.10 В остальном вещевом материале Танке-евки можно выделить, хотя и в значительно меньшем числе, чем в 1 Больше-Тарханском могильнике, предметы, связанные по своему происхождению с салтово-маяцкой культурой. К ним относятся копоушки с орнаментированной шарнирной ручкой (рис. 2, 28), коромыслообразные подвески-копоушки (рис. 2, 26, 27). Салтовское происхождение имеют серьги с напускными бусами и литые серьги с имитацией бус (рис. 2, 35—39), костяные трубчатые поделки (рис. 2, 48), определенные С. А. Плет-
130
невой как шахматные фигурки,17 амулеты (рис. 2, 46, 47), видимо, некоторые предметы поясного набора (рис. 2, 19—21), колчана
(рис. 2, 7—9) и ряд других вещей (рис. 2, 1, 4—6, 34).
Заключительный этап салтово-маяцкого влияния на культуру ранней Волжской Болгарии можно проследить на примере сравнительно массового распространения категории круговой или подправленной на кругу кухонной,18 по определению С. А. Плетневой, керамики. Горшковидная по форме, украшенная резным волнистым или горизонтальным орнаментом, эта посуда по форме и примеси делится на ряд групп. С. А. Плетнева и другие исследователи отмечают широкое распространение ее преимущественно в степных и лесостепных районах.19 Подобная керамика зафиксирована как в памятниках у берегов Волги, так и в памятниках дунайских болгар.20
Довольно часто встречается такая посуда на ранних селищах Волжской Болгарии, возникших, судя по материалу, в X в. Составляя всего от одного до нескольких процентов керамического материала, она тем не менее встречается на всех более или менее широко исследованных как городских, так и сельских поселениях.21
Наиболее ранним из этой группы, видимо, является круговой сосудик с примесью большого количества кварцевого песка в тесте из погребения №347 I Больше-Тарханского могильника. Тулово его покрыто волнистыми и горизонтальными резными линиями (рис. 1, 29).22
Другой горшок этой же группы происходит из погребения 406 Танкеевского могильника, датированного второй половиной X в. (рнс. 1, 27). В отличие от Больше-Тарханского он только подправлен на ручном круге, имеет более вытянутые пропорции, отогнутую шейку со скошеным наружу плоским венчиком. В тесте горшка примесь обожженной глины. Плечики украшены пояском неровной многорядной волны. Особенности этого сосуда свидетельствуют об изготовлении его с использованием местных традиций.
Редкие находки такой посуды в языческих могильниках VIII—X вв. и ее появление в
массе на поселениях, возникших не ранее X в., требует своего объяснения. Одним из предложений может быть то, что только в X в. в период окончательного оформления государства происходит массовое оседание прежних кочевников и полукочевников и, прежде из-за неизученности кочевий23 неизвестная, эта керамика стала четко прослеживаться в культурном слое поселений.
Не исключено, однако, что в X в., как это предполагает Т. А. Хлебникова,24 имело место новое переселение салтово-маяцких этнических групп. Приток нового населения скорее всего мог идти из северных лесостепных районов салтово-маяцкой общности, подвергаемых ударам печенегов. В этих районах сал-тово-маяцкие группы находились в тесном контакте со славянским населением, оставившим памятники боршевского типа.25 Возможно, с влиянием славян следует связывать появление большого количества шамотной лепной посуды с резным линейным и гребенчатым орнаментом в памятниках Волжской Болгарии. В это время в указанных районах прекращает свое существование ряд славянских памятников, в частности, городище Титчиха26 и другие, а в Среднем Поволжье появляются первые поселения. На одном из них (I Семеновском селище) найдена пятилучевая височная подвеска, аналогичная подвеске на городище Титчиха.27 Вместе с ней находились бронзовая гнездовского типа накладка, аналогичная накладкам на венгерские поясные сумочки,28 и ряд других изделий, датирующихся X — началом XI вв.
На других ранних поселениях Волжской Болгарии (I Татарско-Из.мерском, Соколовском, Старо-Куйбышевских и других селищах) находятся вещи: кольцевидные серьги с нанизанной бусиной, круглые накладки с большим центральным отверстием, витые из двух проволок браслеты с шатонами на концах и прочее, аналогичные изделиям из поздних салтово-маяцких памятников.29 Возможно, их появление также связано с проникновением групп населения из Подонья в Среднее Поволжье, хотя последнее, конечно, находится в стадии предположения и требует дальнейших доказательств.
1 Е. П. Казаков. Танкеевскип могильник. (К вопросу об этнокультурных компонентах ранней Волжской Болгарии). Автореф канд дисс Казань, 1972, с. 4 -5.
2 Е. П. Казаков. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника. — В. Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971, с. 164—165; Танкеевский могильник. . ., с. 15—20. Немного слабее в культуре ранней Волжской Болгарии был представлен поволжско-финский компонент (Е. П. К а з а к о в. О .характере связей поволжских финноугров с населением ранней Волжской Болгарии — Вопросы финно-угроведения, B.V. Йошкар Ола, с. 253—260).
3 С. А. П л е т н е в а. От кочевий к городам. М., 1967, с. 8.
4 В Ф. Г е н и н г, А. X. Халиков. Ранние болгары на Волге. М., 1964, табл. II—VI; VII; XII; XIV, 1 — 12, 19—23; XVII, 7—15.
5 С. А. Плетнева. От кочевий к юродам, с. 155. рис. 42. 12; В. Ф. Г е и и н г, А. X. X а-л и к о в. Указ, соч., табл. XVIII, 18.
6 С. А Плетнева. От кочевий к городам, с 173, рнс. 47, 10—13; В. Ф. Г с п и н г, У. X. X а-ликов Указ, соч., табл. ХУ 20.
7 В. Ф. Ген п н г, У X X а л н к о в. Указ, соч., с. 67—69.
8 Н. Я Мерперт. Канбельскнн средневековый могильник Отчет Ку йбышевской археологической экспедиции за 1953 г. Архив НУ АН СССР, р-1, №815; ГМТР. № 12830- 12837 и другие.
9 Н. Я- Черпср т. К вопросу о древнейших болгарских племенах. Казань, 1957, с. 35
*° Н. Я- Мерпер т. Материалы по археологии Среднего Заволжья. —МП А, 42. 1954, с. 94, рис. 23, 2.
11 Там же, с. 104.
12 В Ф. Г е и и и г, А. X. Хал н к о в. Указ, соч., с. 68, рис. 17; Е. П. Казаков. К вопросу
131
об этническом составе и локализации населения раннеболгарского государства. Тезисы. Казань, 1967, с. 77.
13 С. А. Плетнев а. От кочевий к городам, с. 115.
14 В. Ф. Генин г. А. X X а л и к о в. Указ, соч., табл. I—VI.
16 С. А. П л е т н е в а. От кочевий к городам, с. 104
16 Там же, с. 85.
17 С. А. П л е т н е в а. От кочевий к городам, с. 155, рис. 42, 1—5; Е. П. Казаков. Погребальный инвентарь, с. 103, табл. VII, I; с. 116, табл. XVII, 3; с. 121, табл. XX, 45.
18 С. А. П л е т н е в а. От кочевий к городам, с. 106—114.
19 Та .1 же, с. 106.
20 Т. М. Минаев а. Погребение Зацарпцын-ского района г. Сталинграда. —Сообщения ГАИМК, № 3—5, 1932, с. 63; С т. С т а н ч е в, С т. И в а-н о в. Некрополът до Нови Пазар. С., 1958, с. 66, рис. 2, 7 и другие.
21 Т. А. Хлебникова, Е. П. К а з а к о в. К археологической карте ранней Волжской Болгарии на территории ТАССР. — В: К истории культуры и быта татарского народа. Казань, 1976,
с. 113—130; Н. А. Кокорина. Лепная и близкая к ней керамика Бнлярского городища. — В: Исследования Великого города. М., 1976,
с. 212—225.
22~В. Ф. Геи и и г, А. X. X а л и к о в Указ соч., табл. VII, 4.
2:1 В Среднем Поволжье совершенно не выявлены кочевья, которые, несомненно, должно было оставить население ранней Волжской Болгарии. Подобные памятники хорошо описаны С. А. Плетневой (С. А. Плетнев а. От кочевий к городам, с. 13—19).
24 Т. А. Хлебников а. Некоторые итоги исследования болгарских памятников Нижнего Прикамья. — СА, 1974, № 1, с. 67.
25 П. П. Е ф и м е и к о, П. Н. Т р е т ь я-к о в. Древнерусские поселения на Допу. .МИА, 8, 1948.
28 А. Н. М о с к а л е и к о. Городище Гитчиха. (Нз истории древнерусских поселений на Дону). Воронеж, 1965, с. 150.
27 Там же, с. 120, рис. 42.
26 I. Е г с! ё 1 у i. A bodrogszerdalielyi honfo-glaloskori temeto. Hvirezyliozi Museum Evkonyve, IV—V, Budapest, 1969, p. 17 30.
29 О. А. Артамонова. Могильник Саркела-Белой Вежи—МИА, 109, 1963, с. 9—215.
132
ДВОРЦОВИТЕ ЦЕНТРОВЕ В ПЛИСКА И ПРЕСЛАВ
Станчо Ваклинов (София)
Плисковският дворцов център отдавна е обект на проучвания. Някои от главните съ-ставки на ансамбъла и най-значнтелните сгради са известии още в края на миналия век. По-късно са допроучвани отделил негови части, разкривани са нови дялове и са прибавяни нови данни за историята на изграждането му. Още след 1900 г. се възприе становището, че монументалннте строежи — Големият и Мал-кият дворец и Дворцовата базилика, могат да датират нал общо от епохата на IX—X в. Когато по-късно в резултат на допълнителни разкопки и проучвания се разкриха нови части от ансамбъла, предп всичко сгради, чиито ос-нови се намират под нивото на каменната настилка около дворците или под основите на някои от постройкнте, бяха направени опити ва сравнителна и абсолютна датировка на отделните части на комплекса В тези опити, от една страна, съществува страх да бъде пре-крачена горната или долната (късната и ран-ната) хронологична граница на периода на IX—X в., а от друга страна, у някои автори се появи тенденнията да датират най-старите, първите монументални строежи в предбългар-гарскпя период. Така бе създадена известна несигурност изобщо във възможностите за по-точно датиране на монументатните сгради Една от основните причини за тази несигурност в датирането на представителните паметницн в Плисковския център е може би липсата на точно датиращи находки в непосредствена близост или вътре в сградите.
При общата периодизация и хронологията на строежите в Плисковския център може да се излезе от няколко изходни положения. При определяне относителната хронология на сградите значение имат връзката или отношен пето на всяка една от тях към нивото на основната дворна настилка в комплекса на Малкия дворец, взаимного разположение на сградите спрямо тайния подземен коридор, който свързва т. нар. Крумов дворец с по-старата жилищна сграда на Малкия дворец, и най-после отноше-нието на отделните сгради към останките от пожарища и рушевини, улавяни на различии места в комплекса.
Как бихме могли да си представим първо-началния вид на дворцовия център в Плиска?
В центъра на голямото землено укрепление се издига огромна, почти квадратна сграда, заемаща площ повече от четири декара От двете й странп — изток и запад — пред
фасадата й, се издигат по две четириъгълни кули. За вътрешното устройство на построй-ката трудно може да се говори с положителност, тъй като зидарията на сградата е изцяло из-вадеиа дори от леглата на основите й. Осно вите са правилна мрежа от квадрати и право ъгълници, конто обхващат изцяло площта на сградата. Върху такива основи теоретически може да се изгради всякаква надстройка. Съ-стоянието, в което са дошли до нас тези основи, не позволява вероятна възстановка, обосно вана от самите тях. Его защо, за да си представим цялата сграда, трябва да имаме пред-вид възможните исторически оправдани решения.
Големината на сградата показва въввсички случаи, че тя е играла ролята на укрепен дворец. Двете кули са служели за защита и са придавали монументален вид на сградата. Това отговаря на представите за типичен укрепен дворец, резиденция на централната държавна власт. Високо, плътно затворено отвън приземие е служело като цокъл, на който се е извишавал етажът. Покривната конструкция, подсвете на помещенията в горния етаж и някои други части вероятно са били от дърво, защото рушевините на сградата са примесени със значителни количества пепел и въглени.
Северозападно от този укрепен дворец е било жилището на хана. Основите на тази каменна сграда сега остават под източната постройка на т. нар. Малък дворец. По своя план тя ще да е напомняла по-късната, из-днгната на нейно място. Това е много типичен план, прилагай в различии варианта не само в Плиска, но и в Мадара и Преслав.
Западне от това жилище се намирали три постройки, евързани с интимния бит на оби-тателите на двореца. От север към юг те се подреждат така: кръгъл басейн с малки размери, но с дебета основи, градени от ломени камъни и грамадна цистерна — водохранилище, разделено на два басейна. Няколко тръбопровода откъм север са наливали вода в първия басейн, а през преливна тръба — след утаяване на тинята водата минавала в южния басейн. От там тя се използувала в баня, чиито останки са южно от басейна. Източно от двореца се издигала самостоятелна правоъгълна сграда.
Това са били, изглежда, първите сгради в дворцовия център на Плиска. Те са били открити, разположени пръенато веред големия
Плиска—Преслав, 2 София, 1981
133
онгъл. Положително това не са били единстве-ните жилища на управляващата родова ари-стокрация, групирана около ханското семейство. Навярно близко до тези постоянни постройки, също така пръснато, са се разпо-лагали традиционните юрти на длъжностните лица и обслужващия персонал около хана и държавната канцелария. Така сред землян-ките и юртите в България се появява монумен-талната архитектура.
Първите строежи — трайни и монументал-ни, се появяват не другаде, а в средищния онгъл на държавата, в нейната столица. Това, разбира се, не е случайно. В миналото могат да се намерят и социално-икономическнте, и историческите, и психологическите предпо-ставкн за появата на тази архитектура.
Плисковският дворец е съществувал в този си вид почти през целия VIII в. Но с течение па десетилетията настъпвали постепенно нови условия, конто налагали някои промени в него. Най-съществената е прокарването на подземен съобщителен коридор между укре-пения замък и жилището на хана. Причините за създаването на тази тайна съобщителна връз-ка имат вероятно политически характер. Може би това е станало в шестдесетте години на века, когато около централната ханска власт се създала натегната обстановка между отделните знатни прабългарски родове. Междуособните династични крамоли и съперничества, тайната и явна намеса на византийската дипломация в раздухването на страстите довеждали до смяна на хановете, създавала се неснгурност в ханския двор и в страната. Тайният подземен коридор вероятно е осъществявал безпрепят-ственото преминаване на хана от жилището в укрепената представителна резиденция.
Всички паметници от епохата могат да се датират, като се сравняват с тези от следва-щата епоха или като се вземат под внимание общоисторическите сведения и съображения. Тъкмо като се съпоставят паметници от един и същ вид или се изучават хронологическите или стратиграфските връзки между тях, може да се създаде относителна хронология или периодизация, която позволява някои от тях да се датират през VIII в. Такива съображения и такъв подход позволиха преди четири-десет години на акад. Кр. Миятев да нарече големия укрепен замък в центъра на Плиска „Крумов дворец" и това название, макар и условно, остана в употреба досега. Фактът, че големият укрепен замък е бил унищожен по всяка вероятност по време на Крумовите войнп, показва само, че той е съществувал в началото на IX в. и следователно е могъл да фъде издигнат и далеч преди Крум.
'1'оляма роля в преизграждането на Пли-сковския дворцов център и в голямото строителство през второго и третото десетилетие на IX в. е играл хан Омуртаг.
Най-голямата сграда, издигната във Вът-решния град на главния онгъл, при Омуртаг е бил приемният дворец, или тронната палата. При изграждането на т. нар. „Голям дворец"
строителите разчистват до основи развалините на стария укрепен замък. Новата сграда е надлъжна базиликална зала, изградена върху високо приземие, което служи и като своеобразен цокъл. Ориентирана е с дългата си ос в посока север-юг. В нея се влиза откъм тясната южна страна. Откритото приземие придава много своеобразен характер на тази дворцова сграда. За тази особеност не разполагаме със сигурни успоредици и това прави плисковската сграда уникална по характер, по-късно тя е повторена в преславския източен дворец. Не без основание в общия й характер някои изследвачи виждат идеи, навеяни от един ца-риградски дворец — прочутата Магнаура, която е изолирана сграда в дворцовия ансам-бъл, строена още при Константин Велики и тъкмо през IX в. подложена на поправки и преустройства. Тя също била базиликална зала, издигната върху висок цокъл. За съжа-ление от нея не се е залазило до наши дни нищо сигурно, но описанията на византийски автори позволяват все пак да виждаме в пли-сковския дворец оригинална реплика, която в общи черти напомня цариградската постройка.
Особено внимание се отдели и на ханското жилище. То се преизгражда до голяма степей върху основите на дотогавашната постройка и не се отличава съществено по план от нея.
Западно от жилищната част на комплекса през този период е издигната баня. Нейните основи застъпват и отчасти прерязват съще-ствуващото дотогава там съоръжение с кръ-гъл план (цистерна).
Вниманието ни привлича сградата, разполо-жена пред жилищните дворци, която има квадратен план. Предназначението й е предмет на много предположения. Обикновено тя се тълкува като култова — езически храм. От преддверието й се е влизало в своеобразен деамбулаторий, който огражда от всички страни вътрешното помещение, може би изцяло затворено за външна светлина. Свободният стълб ще да е бил жертвеник-олтар. Симетрично от двете страни на вътрешната зала в простран-ството на обиколния коридор са запазени основите иа два малки басейна, в конто е текла и се е събирала вода. Следователно в ритуала, съблюдаван в този храм, се е използувала и вода.
Друг езически храм е бил издигнат навярно по това време западно от тронната палата. По. общ замисъл тази сграда се отличава ют първата само по това, че тук вписаните един ъ друг обеми са с правоъгълен план.
За периодизацията и датировката на ук-репителната система в Плиска не разполагаме с документални свидетелства. Но сборът от епиграфски и хронологически данни от различен характер, съпоставката на сведения за други аналогични строежи от епохата на IX— X в., археологически и културно-историче-ски паралели позволяват, ако не абсолютна датировка, то ионе сигурно отнасяне на кре-постната стена на Вътрешния град към епохата на хан Омуртаг. Такава датировка съв-
134
пада и с историята на самия дворцов център, където постройките от този период са не само градени със същия инженерен похват и в същия архитектурен стал, но са.и вероятно функ-ционално свързани с живота на Малкия дворец чрез тайния подземен проход между последний и северната порта на вътрешната кре-.пост.
Историята на дворцовия комплекс в Цре-слав е изучена напълно. Той се състои от две големи сгради, съединени помежду си с помадка междинна постройка В историята на западната сграда пък бяха установени ранни фази, конто датират най-малко от първата половина на IX в., ако не и от по-ранен период.
Какво е представлявал дворецът? Може да се смята за най-вероятно, че в най-ранната му епоха дворецът е бил само една единствена сграда с двояко предназначение — приемна и жилищна. В долния етаж, или приземисто, сградата е имала голяма правоъгълна зала, ориентирана север-юг. На тясната южна страна залата е била с широка апсида. Но в този си вид сградата не ще да е съществувала дълго. Наложило се е да се преустрои апсидата. Новата аспида вече е по-малка по обем. Залата на север от нея остава в същия вид. Причините за това преустройство не са напълно яснп. Има известии данни, конто позволяват да се предполага, че неустойчивостта на зндарията е довела до улягане и събаряне на апсидата, въпреки че основите й са били положени върху стъпка от дълбоко набита колове. Прави впечатление, че независимо от укрепването на стъпката основите на сградата са положени много плитко в терена — само 0,40 м, и кон-струкцията ще да е била неустойчива. Стените са градени от плътна зидария с дялани варо-викови блокове на здрав бял хоросан. Такъв тежък градеж е трябвало да стъпва много по-дълбоко в земята.
На мястото, където княз Симеон наредил да се издигне новата столица на България в 893 г., още в първата половина на века е съ-ществувал укрепен дворец—аул. Неговият план до голяма стелен е нзяснен. Като концепция сградата на първоначалната дворцова западна постройка възпроизвежда идеята на Големия дворец в Плиска. Тук също се вижда зала с апсида в единия край, но осъществена в много по-елементарен вид, с много по-прости средства. Това обстоятелство може да бъде указание за по-ранната дата на тази сграда в сравнение с Големия дворец в Плиска. Съпо-ставяйки паметниците на дворцовия център в Преслав с тези в Плиска от чисто художест-вено-архитектурна гледна точка, не може да не признаем, че еволюцията на типа на двор-цовата зала идва от преславската зала към плисковския дворец. И ако изграждането на тронната палата в Плиска може да бъде отнесено към епохата на Омуртаг — след средата на второто десетнлетие на IX в., то с право можем да се запитаме: преславската зала не е ли издигната заедно с целия аул в епохата
на хан Крум и дори по-рано? Съществуват както археологически, така и художествено-исторически и историко-културни основания да виждаме в строителната дейност през първата половина на IX в. продължение и развитие на една предварително замислена про-грама.
Ярко се проявяват строителите на новата българска столица при изграждането на дворцовия център. В този случай се очертават две тенденции в тяхната дейност: от една страна, вярност към традициите на дворцовата пли-сковска архитектура, от друга — новатор-ство в интерпретацията на старите образци.
СТроежът и преустройството на дворците в Преслав не ще да е станало наведнаж. По чисто археологически данни може да се заключи, че то е траело дълго време.
Но как е бил преустроен старият дворец в Преслав? Тъй като горната част на западната сграда се е била съборила, наложило се е преизграждането й. За тази цел са били съ-борени стърчащите части от горните каменни редове на стените, а зидовете били изравнени на височина приблизнтелно 2,5—3 м от окол-ния терен. Изглежда, в долната си част до тази височина стените са били използувани. Върху това вече подсигурено ниво тези стени са били престроени нагоре с изключение на апсидата. В новата конструкция на сградата тя била елиминирана.
Но заедно с това престрояване старата сграда била включена като съставна вътрешна част на двойно по-голяма постройка, планира-на съвсем наново. За тази цел около старата постройка издигнали голям корпус с дебели каменни стени.
Строителите на преславските дворци са постъпили по интересен начин. Цялото пространство, върху което е била разположена старата сграда, и пространството между нея и новоизградените стени на новата голяма постройка е било запълнено на височина около два метра от първоначалното ниво с изкуствен насип. Върху този насип на новото ниво тере-нът на старата постройка е бил разделен с нови напречни стени, чиито основи стъпват върху новия насип, на четири напречно раз-положени зали, наредени в анфилада от север към юг. В бившата зала, превърната във вътрешна част на новата голяма постройка, пре-минавали от север към юг от зала в зала през входове, разположени по оста на сградата.
При оценката на сградата като архитектурен тип затруднява извънредно много об-стоятелството, че по устройство тя няма точни паралели сред паметниците на старобългар-ската архитектура. Същевременно обаче редица черти в плана й я свързват с вече известната тронна палата в ПлискачПреди всичко и двете постройки са ориентирани в посока север-юг. Но докато плисковският дворец има вход от-към юг, в преславския се е влизало откъм север. И единият, и другият дворец имат във входната си част вестибюл, но те са различно
135
оформени. В Плиска веднага вляво след входа полегата стълба или наклонена рампа под ъгъл отвежда към етажа. След входния вестибюл в Плиска следва базиликална зала, а в Преслав има редица от малки напречни зали. И докато плисковската сграда има ясно предназначе-нието на официална зала, то предназначението на преславската сграда в този неин вид остава неясно. Но редицата сыцествени различия между двете постройки, дължащи се на различайте условия, при конто са създадени, не намаляват значението на онази вътрешна връзка, която се долавя в общия замисъл на планираното преустройство на Преслав, замисъл, идващ от ясната концепция, залегнала в плисковската Дворцова сграда. Обратно на съпоставката на първата фаза на двореца с плисковската тронна зала, тук несъмне-на е приемствеността, идваща от Плиска в Преслав.
Голямото дело на княз Симеон в просла-вените дворци обаче е била новата тронна зала източно от стария дворец. С плана си тя напомня твърде много плана на големия пли-сковски дворец. Но заедно с приликите съще-ствуват и отлики, конто представят преслав-ския дворец като оригиналка архитектурна творба.
Планът на приземието се състои от две отличаващи се една от друга части — северна и южна. Северната част заема около една трета от общата площ на сградата. Тясната северна фасада на двореца е симетрично оформена с нет входа. Северната входна част на сградата е била разделена също симетрично на три дяла. Тя е била тържествен вестибюл, през който се е влизало право на юг в същинската тронна зала. Както в плисковския Голям дворец,така и тук залата се издига над приземието, съставено от надлъжни засводени ко-ридори.
Същинската тронна зала над приземието е имала базиликален план, но не в неговия кла-сически вид, познат от многобройните при-мери на християнски култови сгради в България и извън нея. Тя е била навярно зала с ширината на двата вътрешни надлъжни коридора на приземието и със странични кулоари, перпендикулярно насочени към нейната над-лъжна ос.
Вътрешното разпределение на сградата е било изразе-но и във външното вертикално и хоризонтално членение на фасадите. За раз-лика от двореца в Плиска фасадите на преславската тронна палата са имали богата архитек-тонична у краса, свързана с вътрешното устройство. Приземието е било ясно изразено като висок цокъл, над който е лежал етажът. Освен това вместо монотонни голи плоскости тук фасадите са били разнообразен!! с издадени много напред лизени в приземието-цокъл. Над цокъла лизените са продължавали като колони, чийто ред е рамкирал височината на страничните стени. Колоните са завършвали с капители под масивен корниз, украсен само с тежък дебел торус.
По-трудно е да си представим при съвре-менното състояние на сградата оформлението на южната, гръбната фасада. По всяка вероятност там се е очертавал стъпаловидният базиликален покрив, под който широка арка е излизала от две странични лизени, свързани със самите ъгли на сградата.
Както се вижда, тронната зала в Преслав в архитектурно-художествено отношение пред-ставлява значително развитие в сравнение със съответната плисковска сграда. Нейната челна фасада със симетрията си и страничните дълги фасади с членението си сочат към древни ели-нистическо-римски образци. И в това няма нищо необикновено, като се има пред вид, че тъкмо в епохата на Симеон се откриват всички възможности за културно и художествено заимствуване от големите византийски традиции, произхождащи от средиземноморската елинистическа култура.
Двете големи сгради не са стояли откъс-нато една от друга. Между тях се е простирала проста по план постройка, чиято северна фасада е била продължение на главната, северната фасада на тронната палата.
Още една сграда, навярно от ред помещения, е съединявала двете сгради и откъм юг. Така се е образувал малък вътрешен двор, ограден от сградите и предназначен вероятно за отдих.
Както се вижда, целият дворцов комплекс е бил обърнат с лице към север. Посетателят в княжеската столица е идвал откъм север, така че с преминаването през крепостните порти пред него постепенно са се разкривали под-стъпите към двореца. Картината, която по-гледът е обгръщал при влизане във Вътреш-ния град през северната порта, е ставала все по-примамлива със своята конкретност и красота. Не случайно Йоан Екзарх в X в. предава с такава непосредственост и живост вълнението си от очарованието на княжеския дворец в очите на своя безименен герой — простая и беден чужденец, който в своя край знае само сламени хижи.
Дворцовият комплекс е имал не само официална част. Зад големите челни корпуси, конто, изглежда, единствено са били достъпни за външни лица като представителни учреждения на княжеската и царската власт, се е простирал обширен двор, ограден с висока каменна стена. В този двор са се разполагали навярно всички неофициални частни сгради на двореца. Там ще да са били същинските покои на владетелското семейство, стопанските сгради, църквата и пр.
Във всеки случай от дворцовите сгради в Плиска и Преслав — двете първи български столици, става ясно, че в епохата между изграждането на първите известии ни от тях до най-представителните примери в Симеонови-те дворци се е развил типът на представител-ната дворцова постройка на IX—X в. Свидетели сме на това, как от простата апсидна зала под основите на Западния дворец в Преслав, през базиликалната с отворено приземие сграда
136
на Големия дворец в Плиска се достига до още по-изразения тип на базиликална, поставена на висок открит цокъл, представителна сграда в преславската тронна палата. Възприет вед-наж, планът на представителните дворци е получил приложение, промени и развитие тук, на наша почва. Той значптелно се отличава от репликите на веднаж вече възприети, но утвърдени, установени и закостенели планове на жилищни сгради — триделни и симетрични,
чиито източници са очевидно много древни, но чието развитие се е спряло и не е получило нов живот тук в нашата представителна жи-лищна архитектура.
Така в двата центъра Плиска и Преслав е било поставено началото на българската монументална архитектура, появили са се нейните първи прояви и са получили развитие форми и типове, характерни за ранносред-новековната архитектура в България.
18 Плиска — Преслав, т. 2
137
ПОРТИТЕ НА ПРАБЪЛГАРСКИТЕ КРЕПОСТНИ СТЕНИ
Стефан Бояджиев (София)
По планового си устройство и особено-стите на отбраната портите на плисковския тип крепостей стени представляват важна основа за изследването на прабългарското строително изкуство.
От познатите ни 17 порти ще спрем вни-манието си на шест, а именно: южната и западната порта на Плисковската каменна крепостна стена, северната и южната порта на Вът-решния град на Преслав, северната порта на Омуртаговия аул на остров Пъкуиул луи соаре и единствената порта на Омуртаговия аул край с. Хан Крум. Спираме се на посо-чените паметницн, първо, защото те с изклю-чение на последната порта са сравнителпо добре запазени, и, второ, защото в тях най-ясно могат да се доловят характерните черти на различните типове прабългарски порти и настъпилите променн при развитието на пла-новата и функционалната им същност.
1. ЮЖНАТА ПОРТА НА ПЛИСКОВСКАТА К АМЕ НН \ КРЕПОСТ1
С малките си размери и преди всичко с тесния си проход тази порта (обр. 1) предлага съществени изходни данни за изясняването както на обемно-пространствените й форми, така и на начина на нейната отбрана.
Първият извод, който се налага от тесния пешеходен проход на южната порта, е, че двете странични тела, конто го определят, не са стояли като самостоятелни кули, а са се сливали в горните си часта в едно общо приз-матично тяло. И наистина достатъчно е да погледнем възстановката на портата с две самостоятелни „кули“, за да се убедим в несъ-стоятелността на това решение (обр. 2). Тук освен неестетичното архитектурно оформяване се налага още и крайно неподходящего разпо-ложение на „кулите“, конто с нищо не допри-насят за отбраната на портата. От обр. 2 се вижда, че ефикасното обстрелване може да стане само ако бранителите на „кулите" се надвесват между зъберите на бойните им площадки. Явно е, значи, че в този случай бранителите се излагат на ударите на нападате-лите. Единственият начин, който би осигурил безопасного отбраняване на прохода, е изда-ването над предната му част на машикули. Но при крайно стеснения проход издаването на каквото и да е тяло между „кулите“ ще доведе
до сливането на техните обеми и до образува-нето на единно тяло. Следователно и чисто отбранителните функции на южната порта говорят в полза на еднообемността на плисковския тип порти.
По-нататъшното изследване на паметника предлага редица данни, конто разкрихме през 1973 г. От тях ще изтъкнем най-напред нали-чието на три строителни периода. За преу-стройствата в южната порта свидетелствуват не само наслояванията на подовата настилка на прохода, но преди всичко презиждапията на сводестото покритие над него.
По-внимателното вглеждане в направата на оцелялата част на петите на тухления свод ще ни покаже останки от два полуцилиндрич-ни свода, при което вторият, по-горен свод, е изграден върху разрушените пета на по-ран-ния долей свод (обр. 3). От друга страна, ако проследим плоскостта на петите на долния свод, ще забележим, че в северния си край той е лягал на мястото на съборени каменни блокове, чиито отвесни лица са се издигали на по-високо от досегашното си равнище. Ясно е следователно, че това по-високо равнище на свода принадлежи на първия строителен период на портата. След неговото събаряне вторият свод е бил преизграден на значително по-ниско равнище при запазване обаче на равнището на първоначалния под. А когато последвало повторно събаряне на портата и целият околен терен заедно с повдигнатия под на прохода бил за-вишен, се наложило третият свод да се изгради приблизително толкова по-високо, с колкото е бил повдигнат подът на прохода.
На какво равнище се е издигал първият свод над прохода и въобще какво е било про-странственото устройство и етажното деление на портата, можем да установим чрез характера на тухлената стълба, чиито останки са се залазили в източното вътрешно помещение (обр. 4). Наблюденията ни върху устройството на тази стълба показват, че тя се е състояла от една основна тухлена ядка, около която са се виели тухлени стъпала. В долната си оцеляла част стъпалата почиват върху плътна зидария, която заема почта половин обиколка около средната ядка. След тази точка, изди-гаща се на 1,80 м от пода на помещението, стъпалата са се носили от малко тухлено сводче. Неговите вътрешни пета стъпвали спиралевидно върху ръба на тухлената ядка, а външ-ните се вмъквали в един косо изсечен жлеб,
138 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
пълзящ по възходяща линия по каменните стени на помещението.
Като вземаме под внимание планового устройство на портата, при което вратата, водеща към стълбищното помещение, се намира в срещуположната страна на съседното нему външно помещение, където единствено може да ни изведе стълбата, ще ни стане ясно, че последната следва да се извне един и половина пъти около своята ос. Така, като изхождаме от броя на запазените стъпала, общата дъл-жина на една обиколка и средната височина на едно стъпало (20 см), можем с много голяма приблизителност да изчислим, че подът на първия етаж на южната порта се е издигал приблизително на 6,00 м.
Изясняването на въпроса за височината на прохода допринася и за изясняването на въпроса за неговата отбрана. Това, което се налага тук още от пръв поглед, е разположе-нието на двете врати, преграждали пътя на неприятеля. Обстоятелството, че спускащата се врата се намира някъде по средата на засво-дения проход, ни довежда до извода, че нами-ращото се пред нея пространство остава от-крито и следователно достъпно за неприятеля. На практика това означава, че под защитата на свода неприятелят спокойно би разбил най-напред първата, а след това втората врата.
Досегашните изследвачи, занимавали се с портите от „плисковски тип“, не са взимали под внимание това специфично устройство на портите и въпроса за тяхната отбрана. Несъм-нено налпчието на сводестото покритие над целия проход не е създадено за улесняване на неприятеле кото нападение, а напротив — съоб-разено е с по-ефективна отбрана. По какъв начин се е извършвала тази отбрана, свидетел ствуват редицата особени гнезда от половинки тухли, конто ние открихме в петите на втория поредей свод над прохода (обр. 5). По-внима-телното вглеждане в характера на тези гнезда показва, че това са местата на зидария от половинки тухли, конто не следват наклона на сводестите пети, а лежат водоравно и явно са пресичали дъговидната линия на свода и са се издигали над него. Това пресичане на свода недвусмислено показва, че се касае за особен род тесни процепи, предназначени за отбраната на прохода „отгоре". Общият брой на проце-пите е седем: три предшествуват външната, спускащата се врата, и четири се отварят пред вътрешната, въртящата се врата (обр. 6).
Естествено отбраната „отгоре" изисквала подходяще устройство на пространствата над прохода и съседните помещения. Преди всичко за нуждите на повдигащата се врата са били необходими освен приземния още два етажа. На горния, т. е. третия, се е намирало повди-гащото вратата съоръжение, а долният е бил празен, за да може свободно да се ползуват процеппте (обр. 7). Стените на външните помещения били прорязани с мазгали за отбраща, а симетрично разположеното на стълбището помещение, което оставало към вътрешността
Обр. 1. Плиска. Южната порта на камениста крепост. План на завареното състояние на приземния етаж
Обр. 2. Плиска. Южната порта на каменната крепост. Неправилна възстановка с две кули
на града, е било навярно снабдено с огнище за загряване на вода и смола, използувани за отбраната.
2. ЗЛПАДНАТА ПОРТ\ НА ПЛИСКОВСКЛТА
КАМЕННА КРЕПОСТ3
Заедно с разгледаната вече южна порта западната попълва нашите познания за устройство™ на първичния вид на „плисковския11 тип порти. И тук, подобно на южната порта, двата странични на прохода масива са се обе-динявали в горните етажи в един общ обем. Разликата в случая е само в по-голямата ши-рочина на прохода,» който явно е бил пригоден за пропускане на коли и конница. Еднаквото устройство на стълбището независимо от по-големите размери на неговото помещение
139
Обр. 3. Плиска. Южната порта на каиенната крепост. Останки от наслоените пети на 11 и Ill строителен период
Обр. 4. Плиска Южната порта на каменната крепост. Останки от витата тухлена стълба
140
Обр. 5. Плиска. Южната порта на каменната крепост. Водоравноположена тухла от основата на един omfnpoyenume на свода (I/ строите ген период)
Обр. 6. Плиска. Южната порта на каменната крепост. Западната страница на прохода с петите на сводовете от II и III строителен период
141
Обр. 7. Плиска. Южната порта на каменната крепост. Надлъжен разрез на прохода (/ строителен период)
Обр. 8 Плиска Западната порта на каменната крепост. План на първия стаж над прохода (/ строителен период)
Обр. 9. Плиска. Южната порта на каменната крепост. Лице от юг (/ строителен период)
определи и същата височина — 6 м на призем-ния етаж. Еднакво ще да е било разпределе-нието и на помещенията на двата горни ета-жа, специалното устройство на повдигащите механизма и процепите за отбраната (обр. 8).
Това устройство, еднакво за четирите порти на Плисковската каменна крепост, е специфичен белег, който ги отличава от зава-рените порти па местната традиция. Преди всичко следва да се изтъкне основната разлика в плановото им устройство. За сравнение ще посочим портата на Сердика, която също така има две врати — една външна, спускаща се, и една вътрешна, двукрыла. Характерного при този тип порти е, че споменатите врати затварят специфичная римски пропугнакулум, като отбрана „отгоре“ на вътрешната врата се е осъществявала не през прорязан свод, а през зъберите на страничните на пропугна-кулума стени. Външната врата обаче не се отбранявала „отгоре", а от двете странични кули, конто не стоят като пряко продължение на прохода, а са повече или по-малко отдале-чени от него.
За разлика от античната традиция българските порти представляват единно тяло, без странични кули, чпято външна, спускаща се врата се намира дълбоко навътре, под покрн-тието на свода. Благодарение на процепите в -.вода отворената предна част на прохода става много по-опасна за нападателя, тъй като той се чувствува притиснат в тясното пространство, в което не може да се вкара таран. Освен гова отбраната се улеснява от обстоятелството, че огнището, на което се загряват вода и смоли, се намира в непосредствена близост до процепите. И което е най-важното, изливането на вредите течности става непосредствено върху нападателите, без браннтелнте да бъдат за-страшенп от външни удари, нещо, което кла-сическият тип порти не предлага.
За архитектурного оформяне на пли-сковските порти нямаме преки данни. Гладките стени на запазените им части са безспорен факт, че ноне приземните етажи са били гладки. Ако обаче се обърнем към архитектурата на средноазиатските страни (Хорезъм, Мерв и Термез), където плисковските дворци нампрат свонте най-точни паралели, можем да приемем, че стените на портите са били „гофрпрапи" (обр. 9). В полза на това предположение говорят няколкото полуцилиндрични блока, на-мерени в Преслав, където, както знаем, имаме подобии порти и въобще архитектура от съ-щия.тип. Впрочем за безспорното членение на фасадите ни говорят както украсените с профили зъберни капаци, така и едрпте торусо-видни профили, конто най-вероятно са обра-зували венчалните корнизи и са разделяли приземния етаж от разчленената надстройка на портите.
По време на първото сериозно разрушава-не на Плисковската каменна крепост особено много пострадали портите й. При тяхното въз-становяване било потърсено известно подо-брение в устройството на отбраната, съетоя-
142
що се от въвеждането на още една двукрила врата, нанесена почти до външното лице на сградата. За тази цел към каменните лица на проходите била долепена тухлена зидария, като за по-плътна свръзка били изсечени жле-бове в каменните блокове. В получените по този начин хлътнати ъгли както във външната, така и във вътрешната страна на прохода била поставена, както свидетелствуват осовите им камъни, по една двукрила врата. И докато вътрешната врата се отваряла, както и преди, навътре, то външната поради невъзможността да се отваря навътре се е отваряла навън. Разбира се, това положение е наложило известно усложнение по закрепването на крилата срещу опитите на неприятеля чрез дълги куки да я отваря насилствено. В замяна на това обаче бързото отваряне навън е позволявало ненадейното излизане на бранителите за кон-траатакуване. С преустройството на портите стратезите са търсели съзнателно максималното издължаване на покритата част на прохода с оглед да се получат повече процепи за отбраната „отгоре". Това се вижда най-добре от обстоятелството, че вътрешната двукрила врата е нанесена с 1,78 м по-навътре, при което старите дупки за залостваща треда са затиснати от тухлената зидария и са пробити нови на казаното разстояние. На същото място са из-несени и осовите камъни за вратните крнла.
Южната порта също получила своя трета, външна врата, но неиният и без друго тесен проход не е бил повече стесняван. Всички вън-шни порти били достатъчно отдръпнати навътре, за да могат да се отбраняват от единствен про-цеп, вместен в челната стена. Като се съди по характера на стълбищата и подовите настилки на проходите, съхранили на едно и също рав-нище осовите камъни на двукрилите врати, може да се разбере, че и след първата поправка портите залазили етажните височини. Само височината на проходите поради вмъкването на тухления свод е била леко снижена.
При повторното преизграждане (т. е. третий строителен период) портите загубили своя монументален характер Това личи от обстоятелството, че сводовете над широките проходи били сннжени до 1,50 м над подовите настилки, а самите врати, както се вижда от третите осови гнезда, не били вече толкова здраво направени. При това състояние на не-щата изясняването на етажното членение е доста трудно. В случая това обстоятелство говори по-скоро за военно-нкономически упа-дък, чиято датировка може да се търси по вре-мето на Втората българска държава.
3. СЕВЕРНАТА ПОРТА НА ПРЕСЛАВ3
В планово и обемно-пространствено отношение северната порта на Преслав е напълно сходна с преустроените плисковски порти. Като тях тя представлява еднообемно тяло с проход, затварян с три врати. Но обстоятелството, че тя принадлежи към по-късно из
дигната стена на преславския аул, показва, че е била замислена и пзпълнена в духа на вече преустроените плисковски порти. И наи-стина в северната преславска порта външната врата не е вместепа в допълнително стеснен проход, а се е спускала в отвесна жлебове, изсечени още при строежа. Така са били пз-бягнати усложненията при залостването, конто отварящите се навън врати създават. Също с оглед да се подобри отбраната „отгоре" преславската врата, за разлика от плисков-ската, била леко отдръпната навътре. Така, без много да се пзтънява външната стена, е могло да се отвори процеп, който да брани вратата.
Чрез тези си особености северната порта па Преслав представлява твърда спорна точка за относителната хронология на крепостиото строителство на Плиска и Преслав Вече става ясно, че сходните в типологическо отношение порти от първите строителни периоди на тези два ранни прабългарски аула са били ед-накви. От своя страна обогатяването на преславската порта с трета врата още при плани-рането й дава основание да приемем, че раз-ширяването на преславския аул е станало одновременно с първото преустройство на плисковската порта.
Поради малкото оделяло северната порта не е съхранила останки от преправки от след-ващи периоди. В замяна на това южната порта на първоначалния преславки аул ни предлага твърде интересна Дании.
4. ЮЖНАТА ПОРТА Н\ РХННИЯ ПРЕСЛАВСКИ АУЛ4
Първата особеност, която отличава тази порта от останалите, са по-малкнте й размери. Единствено плисковската южна порта има почти същите размери. Второго отличие из-пъква в естеството и размерите на градивния материал. За разлика от цялостння градеж на двата аула, изпълнен от доста едри варо-викови блокове, останките иа южната порта са от сравнително по-дребни пясъчни блокове. Но най-съществената особеност на преславската порта е малката дебелина на стените, определящи прохода й.
Според някои автори това се дължало на обстоятелството, че тези стени не били изло-жени на иеприятелските удари и затова могли да бъдат по-тънки. На това тълкуване се про-тивопоставя фактът, че още по-недостъпните продължения на крепостната стена, намиращи се вътре между двете двойни помещения, са най-дебели. Явно е следователно, че причината на отъняването ще трябва да се обясни чрез други доводи. За да си ги изясним, ще си припомним, че размерите на двете южни порти — преславската и плисковската — са почти ед-накви. Това обстоятелство вече ни дава основание да приемем, че в първоначалното си състояние преславската порта е била също с тесен проход. И наистина, ако възстановим
143
отънените стени на прохода до размера на нормалната нм дебелина, т. е. колкото са де-бели външните стени, ще видим, че ще получим приблизително ширината на пешеходния проход на южната плисковска порта Не ще съмнение, че както ни убеждава разнородният и по-недоброкачествен пясъчник на вторичная градеж, при преизграждането на портата тес-ният пешеходен проход е бил разширен чрез отъняването на ограждащите го стени Изглежда, че след преизграждането на тази врата пе се е държало твърде много, защото тя се е затваряла само с две двойни врати — една двукрила вътрешна и друга двукрила външна, отваряща се навън
В сегашното си състояние паметникът пе ни предлага определен!! данни за височпната, вътрешното разпределение и функционалисте решение на отбраната. Като се основаваме на предпоставката, че в първоначалния си вид преславската южна порта е пмала еднакъв план с плисковската, следва да нрнемем, че п цялата надстройка е била подобна. Малко по-друго ще да е било положението след пре-устройството, когато редица елементи са били опростени. Сред тях ние вече знаем за съкра-щаването на средната, спускащата се врата. Навярно масивната вига тухлена стълба, за-свидетелствувана в плисковските порти и се-верната порта на Преслав, тук ще да е била заменена с многораменна дървена стълба, вместена в едно от вътрешнпте помещения.
Изпълнепа с по-недоброкачествени материала п по-опростен вид, преправката на южната преславска порта може да се отнесе към времето след изграждането на северното раз-шпрение на аула, включително и на неговата порта.
Освен разгледаните по-обемисти порти, чиито проход е обхванат с по две двойки помещения, прабългарите са пзползували и една по-опростена разновидност, състояща се само от проход и един етаж над пего. Типичен пример в това отношение ни предлага Се-верната порта на Омуртаговия аул на Дунав.
Обр. 10. Остров Пъкуиул луи соаре. План на приземисто и стажа, напречен разрез и изглед на северната порта отвътре
5. СЕВЕРНАТА ПОРТА НА ОМУРТАГОВИЯ АУЛ НА ДУНАВ
Този паметник, нампращ се на остров Пъкуиул луп соаре, е разкопан от румънските учени П. Дякону, Д. Вълчеану5 и др. Предло-женото от тях тълкуване не се подкрепя от фактите нито по отношение на датировката и принадлежността на паметника, нито по неговата възстановка.
Редица данни, като строителния материал, характера и техниката на градежа, наличието на типичните за Плиска и Преслав капаци за крепостните зъбери и нап-вече поз-
натите каменоделски знаци от типа । । се евързват по неоспорим начни със съдържа-нието на Омуртаговия надпис от църквата „Св Четиридесет мъченици" в Търново.
Що се отнася до пространственото и функ-ционалното възстановяване, ще посочим, че предложеното решение не е }бедптелно по много съображения. Преди всичко дървеното покритие на портата не се оправдава поради лесното опожаряване. И тук вътрешната порта е лишена от възможността за отбрана. При показаната възстановка и механизмы на портата не би могъл свободно да се задвижва. Изкачването до бойната площадка е също неу-бедително и не разкрива пълната възмож-ност за извиеяването на кулата-порта до ие-обходимата за отбраната височина.
Всички тези съображения ни дават осно ванне да възстановим северната порта на Пъкуиул луи соаре като едноделно тяло с масп-вен свод, носещ бойната площадка, и свод с процепи над прохода, за отбраняване „отгоре“ на вътрешната врата.
Достъпът до бойната пътека на стената се осигурява от долепената отвътре стълба, за-лепена до вътрешната стена на етажа, която продължава в права посока, за да изведе до бойната площадка над етажа. По този начин височпната на стената и на кулата-порта се завишава, за да достигне необходимата за отбраната височина (обр. 10).
6. ПОРТ А ГА НА ОМУРТАГОВИЯ АУЛ КРАЙ С ХАН КРУМ6
Тя се състои от обикновен прорез в стената (навярно със съотвегнпте зъбци), зад конто се издават два издатъка. Трябва да се предполага, че те са носили масивен свод с площадка над него. Така се създавало подходяще разширение, необходимо за струпване на повече бойци и бойни материали, нужни за отбраната. Навярно над портата се издавало и машикули. Вътрешна врата не е имало, ето защо и сводът не е бил прорязан or процепи.
* # #
Л1акар и накратко, се опитахме да разгле-даме характера, структурата и типологията на прабългарските порти. Само с няколко
144
примера посочихме, че те се различават ос-новно от разпространения тип ранновизантийски порти, при който наличието на две една след друга врати затваря едно открито пространство — пропугнакулума. Изтъкнахме раз-ликата в структурата и функцията на двете кули, фланкиращи предната врата на антич-ните порти и обединените в един общ обем предни части на помещенията на прабългарските порти.
След тези определени отлики между двата вида порти ще посочим и някои черти на ан-тичната традиция, конто показват, че отбраната „отгоре" не е била чужда и за римските военни строители. Да вземем само два случая — Южната порта (Камилите) на Диокле-тианополис (Хисар) и портата на кастела Ятрос (край с. Кривина). При първия случай налице е само една врата, отбранявана от две странични кули и трета, издигната високо над вратата. Като имаме пред вид, че „Камилите" принадлежат на възстановената от Диоклетиан стена на града, можем лесно да доловим, че това нововъведение има източен произход и че то е пренесено в Европа от оттеглящите се римски войски. Вторият случай предлага едно по-голямо сходство със северната порта на Пъкуиул луи соаре, а именно: две порти, затварящи прохода на една кула-порта. Тази толкова голяма прилика в устройството на двете порти, към която следва да прибавим и
1 Този паметннк е разкопан през годините 1961 — 1964 от А г. М ил че в. но досега не е ця.юстно об-народван Разкопвачът го споменава само в обзорната си статия „Разкопки в Плиска" (1945'1970) -Ар хеология, 1974, № 3, с. 43.
2 С г. М и хайл ов. Разкопки на западната порта в Плиска — ИЛИ, XXXIV, 1974. с. 213.
3 1\ Ш к о р п и л. Паметницн от столица Преслав — В: България 1000 години, с. 190 и сл.
1 В. Иванова. Южната порта на Вътрешния град в Прсслав, нейният градеж и архнтектурен тип—
географската им близост, дават основание да смятаме, че е налице безспорна приемстве-ност.
На пръв поглед тези доводи изглеждат убедителни, но достатъчно е да вземем под внимание, че не само Ятрос и неговите кре-постни стени, а и всички укрепени селища по Дунавския лимес и въобще на Балканите са претърпели многократны разрушения и преправки, за да се съгласим, че по време на заселването на прабългарите по тези места въ-просната порта, датираща от II в., е била вече обезличена. Освен това тя е единственият римски пример от този вид, който ни е познат.
Явно е следователно, че разгледаните потере порти, отличаващи се с напълно оригинал-иото си устройство, несвойствено за римови-зантийското крепостно строителство, не при надлежат на местната традиция. Единствено-то правилно определяне е да се потърси тех-ният произход в страните, където са живели техните строители — прабългарите. През про-сторните области на Средна Азия — храни-телница на древни традиции, ва преминали много други народи. Те носят общи белези на своето творчество, конто в много отношения си схождат с архнтектурата на аудите в Североизточна България. Именно на това основание можем напълно уверено да определим, че портите от плисковски тип са дело на прабългарите.
ПАИ, XXII, 1959, с. 133 - 160; Б. Игнатов. Южната врата на вътрешната крепост в Преслав като обект за консервация и реставрация Пак гам, с. 173 206.
“ Р D i aconu, I). V i 1 с с а п и. Pacuiul lui scare. - Cetatea bizantina, I. Bucurejti, 1972 и пос. литература.
•Цв. Дрем Сизов а, В. \ и т о н о в а. Аулът на Омуртаг край с. Цар Крум. Ко.таровград ско (проучвания през 1958 г.) — Хрхеология, 1960, № 2, с. 30, обр. 3.
19 Плиска — Преслав, т. 2
145
КЕРАМИКА БОЛГАР ПОВОЛЖЬЯ VIII — НАЧАЛА X ВВ. (ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ГРУППЫ И ИХ ИСТОКИ)
Т. А. Хлебникова (Казань)
Памятники ранних болгар в Поволжье стали известны сравнительно недавно, хотя еще в 30-х годах, когда А. П. Смирнов приступил к изучению Волжской Болгарии, он предвидел их наличие.1 Первым и одним из наиболее значительных является I Больше-Тархан-ский могильник VIII — первой половины IX вв. на юго-востоке Татарии, в правобережье Волги.2 Близ него расположен синхронный ему II Больше-Тарханский могильник.3 Если прослеживать памятники в последовательности их выявления, то далее следует указать на Кай-бельский могильник и Хрящевские погребения VIII—IX вв.4 в Ульяновской области. Танкеевский могильник второй половины IX— X вв. Kaie памятник раннеболгарской истории стал звучать в результате работ 60—70 годов.5 Тетюшский могильник, выявленный разведками 1949 г.,6 включен в круг раннеболгарских памятников также лишь по работам последнего десятилетия.7 Разведывательными работами 40—50 годов в правобережье Волги, в районе Больше-Тарханских могильников, а в 60-х—70-х годах в Закамье было обнаружено значительное число памятников в виде местонахождений, отдельных находок VIII—IX вв. и остатков поселений, возникших в конце раннеболгарского периода.8 Ряд поселений к настоящему времени уже подвергся раскопкам.9 В 50-х—60-х—70-х годах во время стационарных работ неоднократными были находки IX—X вв. на Болгарском городище и его окрестностях.10
На границе Татарии с Ульяновской областью и на территории Ульяновской области также есть поселения, изучавшиеся раскопками, возникновение которых восходит к концу рассматриваемого времени.11 Известны здесь и другие памятники IX — начала X вв.12 В последние годы выявлен ряд раннеболгарских памятников или возникших в это вре мя и в Куйбышевской области.13 Общее число памятников раннеболгарского времени выше 60.
Хронология раннеболгарских памятников еще недостаточно четко разработана. Попыткой сделать это была разбивка их на 2 хронологические группы (VIII — первой половины IX вв. и второй половины IX — начала X вв.) по памятникам на территории Татарии.14 Наиболее ранние из них, VIII — первой половины IX вв., представленные Больше-Тархан-
скими могильниками и несколькими местонахождениями и наиболее поздние, рубежа IX—X начала X вв., лежащие в основе постоянных многослойных поселений Волжской Болгарии домонгольского периода, имеют свои характерные черты. Что касается второй половины IX в., то этот короткий отрезок времени, представленный лишь ранними погребениями Танкеевского могильника, выделять в хронологии не представляется еще возможным. Однако наметить некоторые моменты, видимо, свойственные ему в начальном этапе формирования культуры и этноса волжских булгар, каковым является в целом раннеболгарский период VIII — начала X вв., уже можно. Придерживаясь деления ранне-болгарских памятников на 2 хронологических периода, обратимся к их керамическим материалам.
Памятники VIII — первой половины IX вв. (Больше-Тарханские I и II могильники, Кайбельский могильник, Хрящевские погребения и ряд местонахождений) содержат керамику нескольких этнокультурных групп. Эти группы выделяются по совокупности технических признаков, формы и орнаментации.
I группа посуды в основном гончарной выделки, со слабо заметным песком и мелко-рубленной растительностью в тесте, почти исключительного восстановительного обжига серого, дымчато-серого, черно-серого, а также палевого цвета, с обработкой поверхности почти сплошным лощением, с характерной орнаментацией из горизонтальных каннелюр и геометрического рисунка между каннелюрами, выполненного в основном неглубоким лощением (рис. 1,1—13). Форма посуды этой группы, преобладающего ее большинства определяется как кувшинообразная, ибо она характеризуется хорошо выраженной горловиной не больше 1/2 наибольшего диаметра тулова и не ниже 1/3 его высоты. По соотношению горизонтальных и вертикальных показателей для тулова выделяются сосуды приплюснутые, приземистые, с шаровидным туловом, с подцилиндрическим и с грушевидным. Горловина по соотношению ее высоты и диаметра широкая и низкая, широкой средней высоты, средняя по ширине и высоте, узкая средней высоты, узкая и высокая. Большая часть кувшинообразных сосудов имеет ручки — небольшую петлеобразную на тулове, или крупную от середины горла к
146 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
Рис. 1. Хронологическая таблица I группы посуды VIII — начала X вв.
1—9 — Б< гыие-Тарханский I могильник; 10 — 13 — Кайбельский могильник; 14 23 — Танкн’яский могильник: 24 — Алек-сеевское городище; 25 — У таковское городище; 26 — Остолоповское селище
середине тулова. У значительной части сосудов слив на горловине.
Варианты сочетаний указанных форм тулова и горла, а также связи с такими признаками формы, как ручка и слив, многочисленны. Устойчивой связью в них представляется соединение низкого приплюснутого и приземистого тулова с широкой и низкой горловиной. Причем сосуды с наиболее низким туловом и горловиной имеют только маленькую петлеобразную ручку на тулове и не имеют слива.
С некоторым увеличением высоты горла и тулова ручки крупнее и прикрепление ее верхней части переходит на середину горла, а горловина снабжена сливом. Среди сосудов с приземистым, шаровидным и грушевидным туловом есть экземпляры без ручек и слива. Им свойственна более узкая и достаточно высокая горловина.
В этой группе керамики имеется несколько сосудов, которые по своим пропорциям могут быть отнесены к горшковидной форме,
147
так как их горловина шире 1/2 наибольшего диаметра тулова и имеет сравнительно с туловом небольшую высоту. Форма тулова у них приземистая, шаровидная и яйцевидная. Но эти сосуды единичны, что лишает возможности выявления каких-либо соотношений.
Посуда I группы присутствует на всех памятниках периода, кроме Хрящевских вводных погребений. Полнее всего она представлена на достаточно широко раскопанном I Больше-Тарханском могильнике, где составляет больше половины всей керамики.
В определении истоков этой керамики исследователи ранних болгар Поволжья единодушны во мнении, что она связана своим происхождением с салтово-маяцкой культурой. Наиболее аргументировано это сделано В. Ф. Генингом. Подчеркивая характерность для керамики I Больше-Тарханского могильника низкого приплюснутого тулова, он интерпретирует ее как близкую к керамике Верхне-Салтовского могильника и цимлянских поселений Подонья.15
Наблюдая аналогии многим вариантам кувшинообразной формы больше-тарханской керамики с низким туловом, с низким и средней высоты горлом в Верхнем Салтове, в Дмитровском могильнике, в нижнем слое Саркела и других памятниках Подонья, следует подчеркнуть, что больше всего их все-таки в памятниках верховья Северского Донца и Оскола. Именно для этого лесостепного района аланского варианта салтово-маяцкой культуры С. А. Плетнева считает форму кувшинов с приземистым туловом наиболее характерной.16 В этом же районе находит аналогии форма кувшинов с подцилиндрическим и шаровидным туловом при невысокой горловине. А вот кувшины с шаровидной и грушевидной формой тулова при высокой узкой горловине, представленные в Кайбельском могильнике, здесь отсутствуют. Близкие аналогии им дают памятники Подунавья VIII—IX вв.17
Горшковидная форма I группы также может быть сопоставлена с посудой памятников салтово-маяцкой культуры Подонья18 и памятников Подунавья19. Причем горшковидному сосуду высоких пропорций Кайбельского могильника, похоже, имевшему две небольшие ручки, как и кувшинам этого могильника, ближе соответствующие образцы на Дунае.20 С другой стороны, этот Кайбельский сосуд сопоставим с сосудами кочевнической группы Саркела,21 стратиграфически восходящими к слою середины IX в.22 Свойственная кочевникам с аварского периода,23 эта форма могла быть исходной для памятников салтово-ма-яцкого круга.
II группа керамики рассматриваемого комплекса. памятников VIII — первой половины IX вв. составляется сосудами ручной лепки из теста с грубыми примесями (шамот, каменистая крошка, растительность), с выравненной при большей измельченности или с бугристой при более грубых примесях поверхностью, серого, буровато-серого и серовато-жел
того цвета в форме плоскодонного горшка с достаточно хорошо выраженной горловиной, обычно без закраины на переходе ко дну, но иногда и с небольшой закраиной (рис. 2, 1—6). Орнаментацию имеют около половины сосудов. Она нанесена обычно по наружному краю венчика сосудов в виде нарезок и защипов. По форме тулова намечаются сосуды с низким колоколовидной формы туловом, с шаровидным туловом, с грушевидным, с высоким яйцевидным и баночной формы со слабо выраженной горловиной. Горловина, почти исключительно блоковидная, разнообразна по ширине. Варианты сочетаний формы тулова и горловины различны. Устойчивым сочетанием является низкое тулово и широкая горловина. При более высоком тулове горловина уже.
Керамика этой группы, представленная полнее на Больше-Тарханском могильнике, где ее около 30% от общего количества посуды, присутствует, по сути, на всех других памятниках. Местонахождения по этой керамике не выделялись, так как по фрагментам это сделать затруднительно, ибо близкая ей керамика продолжает бытовать в Поволжье в памятниках последующего периода.
Истоки этой посуды — та же салтово-ма-яцкая культура. В. Ф. Генинг при публикации I Больше-Тарханского могильника совершенно определенно связал ее с посудой болгарских поселений Подонья.24 Работа с публикациями и коллекциями салтово-маяцких памятников убедила в возможности сопоставлений ее с т. наз. кочевнический керамикой в основании слоя IX в. Саркела, степных поселений и ямных могильников болгарских племен Подонья и Приазовья VIII — IX вв.25
Представителем III группы керамики, представленной в Больше-Тарханском I могильнике, является горшковидный сосуд гончарной выделки с обильной примесью песка в тесте с линейным и волнистым орнаментом по плечику и тулову и ногтевыми оттисками по краю венчика (рис. 3, /). Сосуд этот в рассматриваемом круге памятников единственный. В. Ф. Генинг справедливо указал ему истоки в болгарских поселениях VIII—IX вв. на Дону, но несколько преждевременно заключил, что этот тип керамики, „наиболее характерный для болгарских памятников юга“, не получил распространения на Волге.26 В памятниках рассматриваемого времени VIII — первой половины IX вв. этот сосуд, видимо, лишь первая ласточка. Данная керамика становится характерной в Поволжье для последующего времени.
Все три рассматриваемые группы керамики VIII — первой половины IX вв. связаны своим происхождением с памятниками салтово-маяцкой культуры. Определившееся выделение в ней аланского и болгарского вариантов, давших преимущественную связь типов глиняной посуды и погребальных комплексов, а именно, катакомбных могильников в основном с кувшинообразными сосудами мел-
148
Рис. 2. Хронологическая таблица II группы посуды VIII —начала X вв.
1—6 — Бо лъше- Тар ханский I могильник; 7—8 — Танкеевский могильник; 9 — Болгарское городище; 10—11, 13, 16—18 — М ало-П ельцинское селище; 12 — 111 Гоювкинское селище; 14 — Кайбельское селище; 15, 21 — Утяковское городище; 19 — Болыие-Тар ханское се чище; 20 -селище Мюд
кого теста в аланском лесостепном варианте л ямных погребений с посудой, главным образом, горшковидной в болгарском степном, важно для понимания памятников VIII — первой половины IX вв. в Поволжье. В наших памятниках по сути наблюдается сочетание ямного обряда захоронений с горшковидной плоскодонной посудой, свойственное болгарскому варианту. Сочетание кувшинообразной керамики с какими-либо чертами погребаль
ного ритуала в наших памятниках не прослеживается. Наличие этой посуды и в достаточно большом, надо сказать, количестве может быть, по-видимому, расценено как свидетельство участия аланского компонента в формировании культуры болгар Поволжья в ее истоках и, вероятно, ассимилированного болгарами ко времени появления рассматриваемых памятников на Волге, поскольку в них уже не прослеживается специфического для аланского вари
149
О 5 см
Рис. 3 Хронологически ч таблица 111, IV групп посуды VIII — начала X вв.
1 — 6 - III гриппа: 1 — Болыие-Тарханский I Могильник; 2, 4—5 — Остолоповское селище; 3, 6 — Утяковское городище;
7—15 — IV группа: 7—11 — Бо1Ыие-Тарханский 1 могильник 12 —15 — Танкеевский могильник
анта погребального обряда. Вывод о формировании салтово-маяцкой культуры в основном болгарами при смешении их с некоторым количеством алан27 может быть распространен и на раннеболгарские памятники Среднего Поволжья.
Керамическому комплексу поволжских раннеболгарских памятников VIII — первой половины IX вв. свойственно наличие еще двух групп посуды, отличающих его от салтово-
маяцких памятников Подонья и Приазовья. Больше-Тарханский I могильник дал группу (IV) лепной посуды в виде чаш и горшков с округлым или уплощенным дном из глины с песком и другими добавками (мелкий шамот, каменистая крошка, растительность) сероватожелтого, черного и серого цвета с веревочным, резным и гребенчатым орнаментом (рис. 3, 7—11). Следуя соотношению горизонтальных и высотных показателей тулова и горла,
150
в ней можно выделить по форме 5 типов. Закономерной здесь представляется связь наиболее высокой и узкой горловины с туловом, близким к шаровидному, а не низкой! и широкой с более низкими по тулову сосудами. Орнаментирована эта керамика по краю насечками, по шейке — нарезками или „веревочными" отпечатками, а по плечику — нарезками и гребенчатым штампом.
Истоки этой керамики представляется возможным искать в памятниках VII—VIII— IX вв. Восточного Прикамья, причем в большей мере Сылвенского бассейна, и в Башкирии, а кругу ее кушнаренковских, турбаслин-скпх, кара-якуповскнх памятников. Причем в керамике IV группы наблюдаются как черты, свойственные только башкирским памятникам (шаровидность тулова при высокой узкой горловине, песочное и мелкошамотное тесто), так и общие с сылвенскими памятниками (шаровидность тулова при достаточно высокой, но широкой горловине, гребенчатая и резная орнаментация по плечику и горловине, нарезки по краю венчика, уплощенно-шаровидная форма при невысокой блоковндной горловине). Ее можно понять как возникшую на сочетании традиций в керамике того или другого района. Наличие связей этих двух районов на протяжении длительного времени установлены. Наиболее интенсивными В. А. Оборин считает их для периода III—VIII вв., когда Среднее Прикамье и Северная Башкирия были, по его мнению, заняты племенами угорского происхождения.28 Последующие исследования доказывают весьма смешанный характер памятников Башкирии, отмечают в них не только угорский, но и тюркский и другие этнические компоненты.29 Памятники Сылвенского бассейна исследователи склонны определять в основном как угорские, но с участием в их образовании финского компонента.30
Таким образом, в отношении IV группы керамики из Больше-Тарханского могильника можно, по-видимому, предположить, что она могла принадлежать населению угорского происхождения, но уже с ощутимым финским, а также, вероятно, и тюркским участием.31 Небольшое количество рассматриваемой керамики в Больше-Тарханском I могильнике позволяет видеть включение в состав населения Среднего Поволжья VIII — первой половины IX в. лишь небольшого числа населения из Восточного Прикамья и Башкирии, вероятно, Северной.
К V группе рассматриваемого керамического комплекса можно отнести круглодонный ручной выделки сосуд из Хрящевского погребения № 1 в насыпи кургана № 8, оформленный веревочной орнаментацией по шейке и кружковыми отпечатками по плечику (рис. 4, I). Этот сосуд в какой-то мере сопоставим с горшковидными сосудами выше представленной IV группы керамики по Больше-Тарханскому I могильнику. Но по форме он более низких пропорций. Отличается и по мотивам орнамента Веревочная орнаментация
и кружковые отпечатки хрящевского сосуда ведут на Верхнюю Каму, в Деменковский,32 Банковский33 и Каневский31 могильники ло-моватовской культуры, где ему находятся более близкие аналогии и по форме.
Погребение с этим сосудом в Хрящевском кургане обнаруживает много общего с указанными памятниками Прикамья и в погребальном обряде. Поэтому небезосновательно, наверное, будет предположение, что оно принадлежало выходцу с Камы.
Памятники Верхнего Прикамья, в которых находит аналогии рассмотренное хрящев-ское погребение — несколько иной круг сравнительно с памятниками, в которых имеет истоки керамика IV группы и поэтому его сосуд выделяется в другую группу. Это лишь первая находка, засвидетельствовавшая появление верхнекамского финно-угорского, каким считают его большинство исследователей, компонента на территории будущей Волжской Болгарии. Значительное количество материала именно камских истоков появляется несколько позднее.
Рассмотрев керамику раннеболгарских памятников VIII — первой половины IX вв., по имеющимся к настоящему времени памятникам, следует заключить, что 90% ее (I— III группы) находят параллели в кругу салтово-маяцких памятников Приазовья и Подонья, а лишь около 10% (IV, V группы) иных истоков, с северо-востока, из Прикамья и Приуралья. На этом основании присоединяюсь к мнению С. А. Плетневой, интерпретировавшей памятники VIII — первой половины IX в. в Среднем Поволжье как волжский болгарский вариант салтово-маяцкой культуры.35
Керамическим комплексам каждого из вариантов этой культуры свойственны какие-то свои черты, отличающие их друг от друга. Волжскому варианту свойственно отличие прежде всего в виде включения керамики северо-восточных прикамско-приуральских истоков, внесенной финно-угорским компонентом, не имевшим места в салтово-маяцкой культуре Подонья и Приазовья. Есть некоторое отличие и в многообразии керамики салтово-маяцких типов, отразившем, вероятно, традиции племенных группировок, пришедших в значительное смешение после разрушения Болгарского Союза племен VII в. в Приазовье и при последующих передвижениях.
Будучи синхронны начальному этапу развития салтово-маяцкой культуры в Подонье, обнаруживая с ними культурную близость, памятники Поволжья VIII — первой половины IX вв. близки им по своему характеру и географическому положению. Это могильники и местонахождения, отражающие места недлительных сезонных поселений, расположенные по прибрежной зоне р. Волги и малых речек ее правобережья. То есть, райнеболгарские памятники VIII — первой половины IX вв. Поволжья свидетельствуют, по-видимому, о том же уровне общественного и хозяйственного развития, что и одновременные им салтово-
151
Рис. 4. Хронологическая таблица V, VI, VII групп посуды VIII—начала X ее.
1—7 — V группа; 1 — Хрящевский могильник; 2 — 4 — Танкеевский могильник; 5 — 6 — Остолоповское селище; 7 — Бол-арсков городище. 8 — 11 — VI группа — Танкеевский могильник; 12—15 — VII группа; 12—14 — Оствлоповское селище; •15 — Старо-Кашкинское городище
маяцкие памятники. Это 2-я стадия кочевания в салтово-маяцкой культуре, когда с весны до осени население перемещается по берегам, рек, по местности, богатой кормом для скота с местами недлительных становищ, а зиму проводит в местах поселений, тоже еще не ставших постоянным местом обитания.36 Эта форма кочевого хозяйства предполагает уже занятие земледелием и определенный начальный этап развития ремесленного производства. В процессе оседания на землю уже в рассматриваемый период определенную роль должно было играть включение в состав населения компонента из Прикамья и Приуралья.
Появление создателей рассматриваемых памятников на Средней Волге, исходя из датировки этих памятников VIII — первой половиной IX вв., т. е. синхронности их с памятниками начального периода салтово-маяцкой культуры в Подонье, из культурной их близости, учитывая историческую обстановку района Подонья и Приазовья этого и предшествующего времени, следует относить к первой половине VIII в. Вряд ли эту дату можно удрев-
нить,37 так как поволжские памятники уже несут характерные черты салтово-хмаяцкой культуры, датирующейся с VIII в., и в керамике, в том числе.
Что касается района, из которого произошло перемещение болгарских племен на Волгу, то это пока-что, видимо, неразрешимо. Сомневаюсь, однако, что следует связывать его с районом образования аланского варианта салтово-маяцкой культуры в лесостепном Подонье.38 Была ли свойственна болгарам этого района до появления алан столь ощутимая роль их культуры, какую мы наблюдаем в керамическом комплексе памятников больше-тарханского круга? Не вернее ли будет предположить независимое перемещение алан и болгар, уже впитавших аланские черты культуры, первых в лесостепное Подонье, а вторых на Волгу из близкого для них в предыдущий период района обитания.
Рассмотренные средневолжские памятники VIII — первой половины IX вв., образующие вариант салтово-маяцкой культуры, явились в то же время группой памятников, которые
152
дали начало самостоятельной, развившейся в последующее время культуре болгар Поволжья.
Переходя к материалам памятников следующего хронологического периода раннеболгарского времени второй половины IX — начала X вв., следует обратить внимание на тот факт, что ко второй половине IX в. относится материал лишь самой ранней части погребений Танкеевского могильника. Поселений этого времени не выделено. Все материалы с мест поселений датируются с рубежа IX— X — начала X столетий.
Несмотря на единичность памятника и отсутствие четкого отграничения материала самой ранней группы его погребений, попытка представить, что дает это время в сравнении с предыдущим, не лишена возможности. Типологический анализ керамики из наиболее ранних погребений могильника позволяет заметить, что она обнаруживает большую близость с керамическим комплексом предыдущего периода, особенно из Больше-Тарханских могильников.38 В самой ранней части Танкеевского могильника присутствуют по сути все группы керамического комплекса VIII — первой половины IX вв. Так керамика I группы салтовских истоков в виде гончарных кувшинов с приземистым туловом и небольших горшочков серого цвета, лощеных, с характерными в форме и орнаментации чертами представлена достаточно выразительно (рис. \,14—17). Некоторые типы кувшинов совершенно аналогичны. Другие, также чрезвычайно близкие тарханским, обнаруживают некоторое типологическое изменение.
II группа керамики типа кочевнических салтово-маяцких плоскодонных лепных горшков, грубоватых, с бугристой поверхностью представлена широкогорлыми со слабо выраженной горловиной формами (рис. 2, 7—8) и сопоставима с некоторыми типами больше-тархан-ских.
Что касается керамики прикамско-приуральских истоков, представленной в VIII — первой половине IX вв. в Больше-Тарханском и Хрящевском могильниках в виде керамики IV—V групп, то в раннем Танкеевском комплексе она занимает превалирующее место40 и сравнительно более многообразна. Исходя из понимания ее истоков, Е. П. Казаков видит в ней 3 группы: башкирскую, по-ломско-раннечепецкую и ломоватово-раннеро-дановскую. Все эти группы имеют место в самых ранних погребениях. Узкогорлые лепные сосуды, круглодонные с шаровидным туловом с тонкой и пышной резной и гребенчатой орнаментацией по горлу и верхней части тулова,41 которые он связывает с кушнаренковской керамикой, свидетельствуют о продолжающемся проникновении на Среднюю Волгу приуральского населения, начавшемся еще в VIII — начале IX вв. и прослеженным по IV группе керамики (рис. 3, 12—14) Широкогорлые круглодонные горшковидные сосуды Танкеевского могильника с шарообразным туловом и не
высоким блоковидным горлом, с веревочной и ямочно-гребенчатой орнаментацией,42 представленные ранее лишь одним сосудом Хря-щевского погребения, отнесенные к V группе керамики (рис. 4, 2—4), свидетельствуют не только о продолжении проникновения населения из районов верхнекамских ломоватов-ских памятников, но и об усилении его. А вот чашевидные лепные сосуды с несколько приземистым туловом, решетчато-шнуровой орнаментацией по горлу и плечику, имеющие истоки в поломских памятниках на р. Чепце,43 составляют совсем новую для Среднего Поволжья группу керамики. Назовем ее VI по нумерации этнокультурных групп в данной работе.
Наличие для второй половины IX в. уже не одной, а трех этнокультурных групп керамики прикамско-приуральских истоков, представленных достаточно выразительно, свидетельствует об усилении по сравнению с VIII — первой половиной IX вв. притока населения из Приуралья и Прикамья и о большом его многообразии.
Таким образом, население, хоронившее в самой ранней части Танкеевского могильника своих умерших, продолжало культуру населения Больше-Тарханского могильника со значительным усилением той ее стороны, которая определялась прикамским и приуральским компонентом и с обогащением вновь появившейся значительной группировкой с р. Чепцы. В этнокультурном отношении усилившийся прикамско-приуральский компонент в Танкеевке был неоднороден. В его истоках в отношении верхнекамской и чепецкой групп оно определяется как финно-угорское, в отношении же приуральской, как и ранее, с тюркскими, а, может быть, еще и иными включениями.
Это население, судя по расположению Танкеевского могильника в левобережье Волги, расширило освоение земель Поволжья сравнительно с предшествующим временем.
Об изменении в общественном и хозяйственном развитии этого населения на одном лишь памятнике судить трудно. Новый приток населения из Прикамья с их оседлым образом жизни должен быт бы наложить свой отпечаток. Но пока что постоянных поселений с культурным слоем для второй половины IX в. выделить не удалось. Ближайшее к Танкеевскому могильнику открытое поселение на месте Танкеевского городища датируется лишь с конца IX — рубежа IX—X вв. Нужны новые и весьма целенаправленные исследования для уяснения этого вопроса. Похоже, что заметные археологические изменения приходятся на последующий период, что и нашло выражение в памятниках с рубежа IX—X вв — начала X вв. Они уже свидетельствуют об оседании на землю значительной массы населения, так как эти памятники представляют собой поселения с культурным слоем, содержащим культурные остатки и сооружения. Это уже не зимовища, а места постоянного обитания, не прерывавшегося на протяжении столетий.
20 Плиска — Преслав, т. 2
153
Эти памятники занимают более широкую территорию Волго-Камья. По Волге от Самарской Луки и до устья Камы, а по Каме в ее низовье до устья рч. Шенталы и уже много глубже, чем более ранние, по речной системе малых правобережных и левобережных притоков р. Волги и левобережных р. Камы. В правобережье р. Камы они единичны и лишь по прибрежью ее.
В настоящий момент этих памятников известно более 50, но, конечно, число их по мере дальнейших исследований увеличится. Около 1/3 известных памятников намечено по отдельным находкам. Остальные —- места поселений и могильники. Примерно треть их числа подверглась раскопкам.
Керамику дают почти все памятники, но в большинстве их она не отграничена еще от более поздних материалов. Тем не менее попытаемся представить ее по имеющимся хронологическим, стратиграфическим и типологическим наблюдениям в сравнении с материалом предшествующего времени.
Керамика I группы — гончарная мелкого теста с почти незаметным песком, мелкоруб-ленной растительностью желтого и красновато-желтого цвета с лощением, но плохо прослеживаемым, с тонким резным линейным и волнообразным рисунком по плечику и тулову, с сохранившимися еще на некоторых сосудах каннелюрообразными бороздками в верхней и нижней части тулова. Форма в основном кувшинообразная, но есть единичные образцы корчаговидной, горшковидной и круж-кообразпой форм (рис. 1, 18—26). Эта группа керамики выделяется сейчас в основном по погребениям Танкеевского могильника, хотя есть находки во фрагментах и с мест поселений. Из поселений дат} по стратиграфическим данным имеют находки с Остолоповского и Кубасского селищ.
Керамика I группы сохраняет еще традиционные черты соответствующей посуды предшествующего времени в тесте, в орнаментации, типологически увязываясь с ней по форме. Но она имеет и отличия. Основным является желтый цвет ее в результате ставшего характерным для этого времени окислительного обжига, тогда как для предшествующего периода был присущ восстановительный. Лощение скромное и реже. Оно не образует уже пышных орнаментальных композиций. Характерным становится резной орнамент на ту-лове сосуда или в верхней его части. Формы более стройные, но есть еще и сосуды с традиционным расширением тулова в нижней части. Эта посуда сопоставима с керамикой Саркела — Белой Вежи, нижнего его слоя.4’ Горшковидная форма с двумя ручками Танкеевского могильника типологически увязывается с сосудами горшковидной формы Кай-бельского могильника, а сосуды кружкообразной формы Остолоповского селища и Утя-ковского городища, хотя они не восстанавливаются целиком, но на основании подцилиндрической их горловины могут быть сопостав
лены с соответствующими формами Саркела—Белой Вежи, его хазарского слоя43 и других салтово-маяцких памятников.46
Керамика II группы лепная серая и желтовато-серая шамотного или шамотно-растительного теста с бугристой или более гладкой при измельченности примесей поверхностью, в основном горшковидная, но с наличием кувшинообразных и стаканообразных форм, а также крышек (рис. 2, 9—21). Представлена она в Танкеевском и Тетюшском могильниках, но больше в поселениях. В памятниках на юге Татарии и особенно в Ульяновской области (Мало-Пальцинское, Криушское, Кай-бельское селища) она ощущается хорошо, тогда как в более северных памятниках гораздо слабее, а в Прикамье ее находки единичны. Данная керамика на указанных памятниках неоднородна, что является результатом изменения ее за время бытования. Сосуды Танкеевского и Тетюшского могильников, датированные вещевыми комплексами погребений, близки более ранним танкеевским же второй половины IX в. и больше-тарханским, обнаруживая некоторое отличие в результате развития. В поселенческих же материалах более ранние выделяются по аналогии с сар-кельской кочевнической керамикой хазарского периода47 и других памятников салтово-маяцкой культуры. Это горшки с грушевидным и яйцевидным туловом с более или менее хорошо выраженной блоковидной или более резко отогнутой раструбообразной горловиной без орнамента, но чаще с защипами, нарезками или вдавлениями по краю венчика, а у некоторых, кроме того, с волнообразной резной орнаментацией по плечику сосудов. Кувшинообразные сосуды с высокой подцилиндрической горловиной, оформленные на переходе к тулову резной волной. Стаканообразной формой назван детский горшок с круто отогнутым венчиком и туловом в виде усеченного конуса. Что касается крышек, то небольших грубых шамотного теста с резной орнаментацией в болгарских поселениях немного. Но они дают, без сомнения, развитие тем, что получают широкое распространение несколько позднее в шамотно-растительной и растительной фактуре.
Близость этой группы керамики в поселениях к саркельской позволяет время ее появления отнести к рубежу IX—X — началу X вв. Время же бытования ее определяется материалом селищ как X—XI вв., а на других и позднее, на протяжении которого наблюдаются в ней определенные изменения.
Керамика III группы преимущественно гончарная, но изредка и лепная горшковидная с яйцевидным или шаровидным туловом из теста с большим количеством песка серого и желтого цвета с рифленой поверхностью, с блоковидным и раструбообразным горлом (рис. 3, 2—6; рис. 5, 1—2). Представленная в предыдущем периоде всего лишь одним сосудом Больше-Тахранского могильника, она наблюдается теперь по всей территории рас-
154
Рис. 5. Образцы посуды рубежа IX—X—начала X ее.
12 — III группа: 1 — Остолоповское селище; 2 — Утяковское городище; 3 — IX группа — Алексеевское городище; 4 — X группа — Алексеевское городище; 5—6 — VII группа: 5 — Остолоповское селище; 6 — Тан-кеееское городище
155
Рис. 6. Таблица \ III, IX, X групп посуды рубежа IX—X — начала X вв.
1—5 — VIII группа — Остолоповское селище; 6 — 13 — IX группа — Алексеевское городище; 12. 14—24 — X группа —
Алексеевское городище
пространения поселений, начинающих свое существование на рубеже IX—X — начале X вв. Это время ее появления устанавливается по Остолоповскому селищу, где яма с данной керамикой перекрывается слоем X—XII вв.43
Ее связь с салтово-маяцкими памятниками уже не требует теперь подробного рассмотрения. Она чрезвычайно близка, можно сказать, тождественная керамике памятников Подонья49 и на Дунае60. Количественно она как будто-бы немногочисленная. Но имея широкое распространение, длительное бытование со значительным развитием в последующее время в типы, весьма характерные для керамического комплекса Волжской Болгарии, она может считаться типичной для раннеболгарского комплекса посуды, начиная с рубежа IX—X — начала X вв.
Керамика прикамско-приуральских истоков продолжает занимать в рассматриваемых памятниках значительное место. В поздней языческой части Танкеевского могильника продолжает встречаться посуда позднекушна-ренковского облика (рис. 3, /5).51 В поселенческих материалах имеет место посуда V группы верхнекамских истоков (рис. 4, 5—7). Керамика VI группы, неизвестная в поселениях рубежа IX—X — начала X вв., продолжает сохраняться, видимо, традиционно в Танкеев-
ском могильнике (рис. 4, 11). Но определяющей прикамско-приуральский компонент памятников рассматриваемого времени является керамика, которую можно по комплексу ее признаков выделить в самостоятельную группу— VII. Она составляется лепными раковинного теста круглодонными горшковидными сосудами с шаровидным несколько приуплю-щенным туловом и высокой цилиндрической или раструбом горловиной, имеющей более или менее резкий переход к тулову (рис. 4, 12—15; рис. 5, 5—6). Орнаментированы сосуды рядами, обычно парными, веревочных отпечатков по горлу, гребенчатыми различного рисунка по плечику и по скошенному во внутрь краю венчика. Эта группа сочетает в себе характерные черты ломоватовско-рода-новской и сылвенской керамики IX—X вв Прикамья.52 Определение ее Е. П. Казаковым, как развитие кушнаренковской с прикамским влиянием53 ошибочно. Керамика VII группы распространена во всех памятниках, но больше ее, пожалуй, в Нижнем Прикамье.
Близка по форме к посуде VII группы керамика VIII группы, отличающаяся более плотным и более крепким песочным тестом, иногда с добавлением раковины и мелкого шамота, с орнаментацией горизонтальными резными линиями по горлу и пояском нарезок
156
или гребенчатого штампа по плечику (рис. 6, 1—5). Цвет ее тоже серый, но светлее. Эти отличительные черты, хотя и находят аналогии в Прикамье, но, пожалуй, более присущи башкирскому Приуралью. Рассматривая прежде данную керамику и вышеописанную как подгруппы одной этнокультурной группы прикамских финно-угорских истоков, я склонна теперь выделить ее в самостоятельна ю этнокультурную группу, которую, и тут, вероятно, прав Е. П Казаков, можно будет рассматривать как развитие позднекушнарен-ковской.
В керамике поселений рассматриваемого периода есть еще одна группа — IX — восходящая, возможно, к памятникам Приуралья. Это лепная горшковидная круглодонная с шаровидным и приуплющенным туловом обычно с подцилиндрической или в виде раструба горловиной крепкого шамотно-известнякового теста с мелкобугристой поверхностью серого и желтоватого цвета (рис. 6, 6—13; рис. 5, 3). Орнамент встречен на единичных фрагментах в виде волны по плечику. Она компактной группой выявлена при раскопках Алексеевского городища54 в основании культурного слоя X—XII вв., но единичными находками представлена и на других памятниках. Эта посуда лежит в основе керамики типа джуке-тау, весьма характерной для Волжской Болгарии X—XIV вв., особенно в Нижнем Прикамье. В поисках ее истоков необходимо привлечь материалы турбаслинского круга памятников, в которых среди наиболее поздних (уфимские, например) есть нечто подобное, а также памятники более отдаленных от Поволжья районов Казахстана.
X группу керамики поселений с рубежа IX—X — начала X вв. составляет плоскодонная или с приуплющенным дном посуда ручной выделки мелкого теста коричневого и желтого цвета с почти сплошным лощением, нанесенным полосами разнообразных форм (рис. 6, 14—24; рис. 5, 4). Выявлена она по Алексеевскому городищу, его нижним напластованиям,55 но встречена и на других памятниках. Эта посуда по тесту, форме, отделке поверхности близка к гончарной домонголь
ской посуде Волжской Болгарии с учетом различной техники ее изготовления, но ближайшие ей аналогии дает керамика Саркела.50 Данная аналогия и залегание ее в нижнем слое позволяет связывать ее появление с рассматриваемым периодом.
XI в нашем анализе группа керамики — в основном лепные горшки с плоским дном шамотного теста с бугристой поверхностью, покрытой сплошным неровно нанесенным горизонтальным и волнистым орнаментом, образующим, как и на керамики III группы как бы рифление, но более грубое. Горловина горшков блоковндная. Ее край, срезанный наружу пли округленный, оформлен насечкой (рис. 7, 1—8). Это посуда представлена фрагментами, но по профилировке плечика видно, что наибольший диаметр тулова ее приходится на верхнюю часть, т. е. форма тулова может быть определена как яйцевидная или с конусовидной нижней частью. Данная группа керамики сопоставима с кухонной посудой, свойственной лесостепному варианту салтово-маяцкой культуры Подонья.57 Это посуда в Поволжье встречена широко как в поселениях, подвергшихся раскопкам, так и в подъемном материале при разведках. Так что ее следует, видимо, считать характерной для керамического комплекса болгар Поволжья рассматриваемого времени.
Еще одна этнокультурная группа керамики— XII—имеет основание быть включенной в керамический комплекс, начиная с рубежа IX—X — начала X вв. Это ленная горшковидная посуда серого цвета шамотного теста,грубая, с блоковидной довольно крутого изгиба невысокой горловиной и выступающими плечиками. Орнаментирована она отпечатками мягкого широкого с округлыми изгибами штампа типа гребенки или веревочки по плечику и по краю венчика (рис. 7, 9—13) По имеющимся фрагментам форма полностью не восстанавливается. По верхней части сосудов ее правомерно сопоставить с боршев-ской керамикой, бытовавшей в Саркеле58 или с 5—6 типами Титчихинского городища по классификации А. 3. Винникова.50 Эта группа керамики в памятниках болгар сравнительно
Рис. 7. Таблица XI, XII групп посуды рубежа IX—X — начала X вв.
1—8 — XI группа: 1,5 — Болгарское городище; 2 — III Старо-Куйбышевское селище; 3, 8 — Кубасское селище ; 4 — Муромский городок; 6—7 — Утяковское городище, 9—18 — XII группа: 9,10 — Утяковское городище; 11 — V Степно-Шен-талинское селище; 12 — 11 Свердлевецкое селище; 13— Соколовское селище
157
с предыдущей встречается реже, но, похоже, сопутствует ей.
Подводя итог разбору керамики рубежа IX—X — начала X столетий, необходимо подчеркнуть ее многообразие и значительное пополнение как материалами салтово-маяцких истоков, так и прикамско-приуральских. 6 групп керамики связаны с салтово-маяцким кругом памятников, находя аналогии в хазарском слое Саркела и памятников лесостепного района. Наличие в поселениях, возникающих на рубеже IX — X — начале X вв., значительного материала в виде гончарной и лепной керамики, кухонной же гончарной песочного теста рифленой свойственной степным районам и лепной шамотной рифленой лесостепного варианта, а также посуды типа бор-шевской, в сравнении с материалом предшествующего периода VIII —первой половины IX вв. свидетельствует о появлении к периоду образования этих поселений нового населения из Подонья — носителей салтово-маяцкой культуры — довольно смешанного, но в основном, наверное, все-таки болгарского.
Передвижение населения из Подонья в Поволжье в это время произошло, должно быть, вследствие печенежского нашествия, сдвину вше-го значительные массы людей из степей и лесостепной зоны. Перемещение под давлением печенегов в Поволжье было более значительным, чем в VIII в., ибо захватило гораздо большую территорию, оставив след во многих памятниках.
Однако несмотря на значительность, это передвижение болгар не могло полностью определить облик культуры, ибо еще во второй половине IX в. усилился приток населения из районов Прикамья и Приуралья, став еще более многообразным по культурному содержа нию в период рубежа IX—X — начала X вв. С ним в это время связано 3—4 этнокультурные группы керамического материала. Слабее, но о том же свидетельствует Тетюшский могиль
ник. Следует учесть при этом и появление таких памятников, как Чишминский,60 Игим-ский61 могильники, а несколько раньше и Больше-Тиганский62 могильник, которые, не относясь к культуре болгар, тем не менее свидетельствуют о притоке прикамско-приуральского населения в Волге-Камье в IX в. Поэтому вряд ли на культуру болгар Поволжья второй половины IX — начала X вв. следует распространять понимания ее как варианта салтово-маяцкой культуры, каковой она была в VIII — первой половине IX вв. Отражая сложный и многообразный этнокультурный состав ее компонентов, еще хорошо различимый в это время, в котором добрая половина керамического комплекса имеет корни в салтово-маяцком мире, она тем не менее значительно усилилась в отношении ее своеобразия.
Роль салтово-маяцкого компонента по керамическим материалам очень велика. Салтово-маяцких истоков керамика определила почти все формы столовой и многие формы кухонной посуды волжских болгар домонгольского периода, сыграв определяющую роль в их гончарстве и в технологическом отношении. Это был большой вклад в формирование культуры волжских болгар. С салтово-маяцкой культурой связано и хозяйственное развитие. Однако этот вопрос о роли болгар Подонья, финно-угорского и угро-тюркского населения Прикамья и Приуралья в развитии культуры и этноса вотжских болгар требует значительного расширения круга источников.
Что касается аналогий в керамике волжских и дунайских болгар, то они ограничиваются пока что частью форм I группы столовой гончарной сероглиняной посуды периода IX в. и III группой кухонной гончарной песочной с рифлением керамики конца IX — начала X столетий. Это то, что связано с алано-болгарским этносом в салтово-маяцкой культуре в целом.
1 А. П. Смирнов. О возникновении государства волжских булгар. — ВДИ, 1938, № 2 (3), с. 103, НО и др.
2 Н. Ф. К а л и и и и. А. X X а л и к о в. Итоги археологических работ 1945—1952 гг. Труды КФАН. серия исторических наук, Казань, 1954, с. 54; В. Ф Ге и и и г, А. X Халиков Ран ние болгары на Волге. ЛЕ, 1964.
3 В Ф Генинг, А X Халиков Указ, соч., с. 67—69.
4 А. П. С м и р н о в, Н. Я. М е р п е р i Из далекого прошлого народов Среднего Поволжья По следам древних культур. ЛЕ, 1954. с 36 и сл; Н. Я М е pnepi. Материалы по археологии Сред него Заволжья — МИА, 42, 1954, с. 100 126, 128, К вопросу о древнейших болгарских племенах. Казань, 1957, с. 34 -35; Очерки истопим СССР, Ill IX вв. ЛЕ, 1958, с. 614 615, 689; В Ф. Г е н и н г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 69 -72, 86.
5 В Ф. Генинг. А X. Халиков Указ, соч., с. 72—85; А. X. X а л и к о в, Е. А. Халиков а, Е. И. К а з а к о в. Танкеевский могильник. АО 1966, ' , 1967; Е. А Хал и к о в а, Е. П. К аз а к о в. Танкеевский могил' ник. — АО 1969, М, 1969; Е. П.Казаков. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника. — В: Вопросы этногене за тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971; Е А Халикова. Погребальный
обряд Танкеевского могильника - Там же, Е. П. Казаков. Танкеевский могильник. Автореф. канд. дисс. Казань, 1972.
6 Н. Ф Калинин А X. Халиков. Итоги археологических работ 1945- 1952 гг., с. 56.
7 В. Ф Генинг, А. X. Халиков. Указ, соч., с. 87—89; Е. А. X а л и к о в а, Е. П Казаков. Тетюшский могильник. АО 1969, ЛЕ, 1970; А. X. Халиков, Е. Л. X а л и к о в а. Раскопки в Биляре Тетюшского могильника и караван-сарая. — АО 1970, ЛЕ. 1971
8 Т. А. Хлеб и и к о в а, Е. П К а з а-к о в. К археологической карте ранней Волжской Булгарии на территории ТАССР. В : К истории культуры и быта татарского народа. Казань, 1976
9 Т. А. Хлебников а. Алексеевское городище. — В: Вопросы этногенеза тюркоязычиых народов Поволжья. Казань, 1971 Некоторые htoi и изучения болгарских памятников Нижнего Прикамья. — СА, 1971, № 1; Обследование булгарских памятников Нижнего Прикамья. — АО 1973, М., 1974; Исследования Великого города. ЛЕ, 1976.
10 Т. А. Хлебникова, Е П. К а з а-к о в. Указ. соч.
11 Т. А. Хлебникова. Краткие итоги исследования Танкеевского городища в 1963 г — Итоговая научная сессия КИЯЛИ АН СССР за 1963 г. Тезисы докладов. Казань, 1964, с. 66—67; Пальцин-
158
ские селища X — начала XIII вв, — МПА, 61, М., 1958; Н. Я- Т у хт и и а. Раскопки 1957 г. близ с. Криуши Ульяновской обл. — МИА, 80, 1960; А П. Смирно в. Археологические исследования Ульяновского областного музея в 1957 г. Ульяновск, I960.
12 Г М Буров. Археологические памятники Ульяновска и его окрестностей. — Краеведческие записки Ульяновского областного краеведческого музея, в III, 1971, с. 288—289; В. И. Вихляев, В. Н Щитов. Средневековое поселение бассейна Суры. — АО 1973, М.. 1974.
13 Самарская Лука в древности. — Краеведческие записки Куйбышевского областного музея краеведения, в. III, 1975, с. 106, 138; И. Б. Васильев, Г. И. Матвеева. Исследования в бассейне р Самары и на Самарской Луке. — АО 1975. М., 1976.
14 Т А Хлебникова, Е П. Казаков. Указ соч.
15 В. Ф. Генннг, А X X а л и к о в Указ, соч., с. 129.
16 С А. Плетнев а. От кочевий к городам. М., 1967, с. 116.
17 С. Р. Станче в. Новый памятник болгарской культуры. —СА, XXVII, М., 1957, с. 118— 120, 126; Д. И. Д и м и т р о в. Древпебол! арскне некрополи в Варненском округе. —Славяните и сре-диземноморският свят VI XI век. С., 1973. с. 85, 89; Керамиката от раннобългарските некрополи във Варненско —ИНМ —Варна, 1973, IX, табл. X, 4; XI, 1 2.
18 С А. Плетнев а. От кочевий к городам, с. 118, рис. 29, 89.
19 Д. И Д и м и т р о в. Керамиката от раннобългарските некрополи във Варненско, габл. VII; Раинобългарско селище при с. Брестак, Варненско. — ИНМ, —Варна, V, 1969, с. 126 128, группа II.
20 С. Р. С т а н ч е в. Указ. соч.. рис. 8, 10; Д. И. Д и м и т р о в. Керамиката от раниобългар-ските некрополи във Варненско, табл. VIII, 4—6
21 С А Плетнев а. Керамика Саркела-Бе-лой Вежи. — МИА. 75, М., 1959, рис 18, 2.
22 Там же, рис. 49
23 А С S б s. Le deuxieme cinietiere avare d'Cl-)o. — Acta Archaeologica, I. VI. Budapest, 1955, tabl. LX XV.
24 В. Ф. Г e и и и г, A. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 140.
23 С. А. Плетнев а. Керамика Саркела-Белой Вежи, с. 230, 233, 235, рис. 18, 6 12; рис. 19, 16—17; Ог кочевий к городам, с. 104, рис. 25,1 -3.
20 В. Ф Г е и и и г, А. X. Халиков Указ. соч. с 129, 141.
27 С А П л е т и е в а. От кочевий к городам, с. 188.
28 В А Оборин. О связях племен Верхнего и Среднего Прикамья с племенами Башкирии в эпоху железа. - АЭБ, т. И. Уфа, 1964, с. 130—135.
29 В. Ф. Г е н и н г. Южное Приуралье в III — VII вв. (Проблема этноса и его происхождения), — В: Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972, с. 272—278, 294—295.
30 В. А. Обор и н. Указ, соч., с. 132—133; В. Ф Г е н и н г. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа. — Тр КФАН СССР, серия гуманитарных наук, в. 2, 1959. с. 191; Памятники иеволинского типа и их место в истории уральского населения. — Acta Archaeologies Academiae Sientia-rum Hungaricae, t. XVII, 1969. Budapest, c. 342; В. А. Оборин, А. А. Б а л а ш e н к о. Итоги изучения памятников позднего железного века и русской колонизации Верхнего Прикамья. — Ученые записки ПГУ, № 191. Пермь, 1968, с. 43; Р. Д. Г о л-д и и а. К вопросу о своеобразии певолииских памятников бассейна р. Сылвы. — Ученые записки ПГУ, № 191. Пермь, 1968, с. 98.
31 Именно как финно-угорскую понимал ее и А. П. Смирнов (см. Об этническом составе Волж
скоп Болгарии -— В: Новое в археологии М., 1972, с. 303).
32 В. Ф. Г е и и н г. Демепковскин могильник — памятник ломоватовской культуры. — В АУ. в. 6. Свердловск, 1964, с. 117, габл. XI, 2 3; ГЮКМ, ДЕМ-2. 1224.
33 Колл. ПГУ, 374.
34 В. Ф. Г е и и н г, Р. Д. Голдин а. Поз-дне юмоваговские могильники в Коми-Пермяцком округе. — ВАУ, в. №9. Свердловск, 1970, с. 44, табл. 31, 1
35 С. А Плетнев а. Or кочевий к городам, с. 8, 187, 188 и др.
39 Там же, с. 180 и след.
37 В Ф. Ген и п г, А. X. X а л и к о в. Указ, соч., с. 116—117.
38 С. А. Плетнев а. Ог кочевий к городам, с. 188
39 Е. П Казаков Погребальный инвентарь Танкеевского могильника, с. 94—100.
10 Е. П. Казаков Танкеевский могильник. Автореферат канд. дпес. Казань, 1972, с. 16
41 Е. П. Казаков. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника, табл. И, подгруппа И; О башкирско-приуральском компоненте в материальной культуре Волжской Булгарии. — АЭБ, т. IV, 1971, табл II. 1.
42 Е. П К. а з а к о в. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника, с. 96, табл. II, подтип 1, вид А, В.
43 Е. П. Казаков. Погребальный инвентарь .., с. 96, табл. II, подтип 1 вид Б.
44 С. А. П л е г и е в а. Керамика Саркела-Бе-лой Вежи. с. 214. рис. 1, 7, 12, рис. 47.
45 Там же, рис. 7, 1
19 Б. А. Ш р а м к о. Керамика еалывсько кульгури. - Ученые записки ХГУ, т. 100, Труды исторического факультета, т. 7, 1959, рис. II, Vll, VIII.
47 С. А Плетнев а. Керамика Саркела-Бе-лой Вежи, с. 230 и сл.
18 Т А X л е б н и к о в а. Некоторые итоги исследования булгарских памятников Нижнего При камья —СА, 1974, № 1.
49 С. А. Плетнев а. О г кочевий к городам, с 106—108; рис. 25; Б. A. III р а м к о. Указ, соч., гр. I; И. И. Ляпушк и и. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона. МИА, 62, 1958, с. 108, рис. 6.
50 Д. И. Д и м и г р о в. Керамиката от раннобългарските некрополи във Варненско, тип. 1 II, табл. I—V; Раинобългарско селище при с. Брестак. Варненско, с. 123- 126 гр I
51 Е П. Казаков О башкирско-прпу раль-ском компоненте в материальной культуре Волжской Болгарин, табл. 1. 2, II, 3
52 Т. А. X л е б и и к о в а. Некоторые иroi и исследования. . ., с. 64 —66.
33 Е. П. К а з а к о в. О башкнреко-нриураль-ском компоненте. ... с. 127.
34 Т. А. Хлебникова. Алексеевское городище, с. 167 —168, табл. АЧ.
33 Там же, с. 164—167, табл. IV.
69 С. А. Плетнева. Керамика Саркела-Бе-лои Вежи, с. 214 219.
67 С. А. Плетнев а. От кочевий к городам, с. 110—112.
38 С. А. П л е г н с и а Керамика Саркела-Белой Вежи, с. 225- 226, рис. 12—13.
39 А. 3. В и и и и к о в. Славяне Верхнего н Среднего Подонья АЧП — X вв. (но керамическому материалу). Канд, дисс., 1974.
60 Е. А. К а з а к о в. Два погребения Чишмин-ского могильника. —СА, 1975, №4.
91 П. Н. С т а р о с г и н, Е. П К а з а к о в, Р. С. Г а б я ш е в. Игпмскпй могильник С А, 1973, № 1.
92 Е. А. Халиков а. Больше-Тиганский могильник.— СА, 1976, №2.
159
ПРАБЪЛГАРСКА КЕРАМИКА НА БЪЛГАРСКИ ЗЕМН
ТЕРИТОРИЯТА НА ДНЕШНИТЕ
Людмила Дончева-Пешкова (София)
Един от основнпте пзточнпци на данни при решаването на въпросите на етногеиезиса, нкономиката и културата са находките от битова керамика, Сигурни свидетели за при-съствпето на население с определена народност, обществен строй и култура. Неоспорим е вече фактът, че керамиката сочи известна етническа прпнадлежност и може да служи като иоказател в това отношение. В ранните си формы типичната славянска и тнпичната прабългарска керамика се отличават същест-вено. Пронесите на етнообразуването могат да се проследят в развитието и смесването на тези две основни групи. Успоредно с това стра-тиграфското им разположение при селища с продължителен живот потвърждава развитието на етническите процеси.
Преди четвърт век с открнването на некрополи до г. Нови пазар за първи път определено се заговори за прабългарска керамика, за първи път бяха посочени нейните видове и отличителна особености в техниката на наработка.1 Оттогава керамиката от некропола при Нови пазар стана еталон за проучване и датиране на сходни археологически находки. Тогава възникнаха и редица спорни въпроси около произхода и етническата принадлежност на съдовете.2 През последните години споро-вете относно ранносредновековната битова керамика заглъхнаха, но това не означава, че въпросите за произхода и етническото й определение са напълно изяснени.
С ежегодните разкопки се разкриха селища и редица некрополи, конто благодарение на намерените в тях находки и особено на керамиката се отнасят към материална га култура на прабългарите от първите ве-кове на тяхното заселване па Балкана или принадлежат към IX—X в. — време на слпване на двата етноса и на образуване на българската народност.
Археологическите материали потвърж-дават историческите известия, че Североизточна България е център, люлка на прабългар-ската култура и на българската държава. Във всички селища, проучени чрез археологически разкопки в гози район на страната, се откриват многобройни фрагмента и срав-нително малко цели съдове, конто се свързват с керамичните традиции на прабългарите. Селища с прабългарска керамика от централ
ната и западната част на Северна Бътгария са по-малко. Още по-малко са находките от Южна България.
Количествено най-много и разнообразии по форма съдове предоставят некрополите. Особено много цели съдове са намерен и в двуоб-редните езически некрополи — Нови пазар, Девня № 4 и № 3, Кюлевча, Бдинци и др. В некрополите с трупоизгаряне преобладават славянските урни — гърнета, но се срещат и прабългарскп съдове, и което е особено интересно — те са в процентно отношение повече в некропола при с. Юпер и този при г. Гърго-вище.
За съжаление досега не са открити селища или некрополи, конто въз основа на сигурно датнращи материали могат да се от-несат към последните десетилетия на VII и първите десетилетия на VIII в. Засега като най-ранен некропол се смята този до г. Нови пазар, който проф. Ст. Ваклинов напоследък е склонен да предатира от края на VIII3 в началото на VIII в. Други ранни некрополи са Кюлевча4 и Девня № 1® (средата на VIII — първата половина на IX в.), Бдинци (края на VIII—IX в.)® . Към първата половина на IX в. се отнася могила XXXIII в Плиска,7 нек-рополът при Търговище8 и др.
Както керамиката от степните и лесостеп-ните райони на Дон и Приазовието,9 така и известната у нас прабългарска керамика в зависимост от начина на употреба се раздели на три големи групи: кухненска керамика, трапезна керамика, керамика за пренасяне и съхраняване на продукта. Разбира се, това деление е твърде условно и невинаги е възможно да се постави строга граница между съдовете, служещи за приготвяне на храна, и съдовете, употребявани за съхраняване на продукта. Аналогично е положението и при някои съдове, използувани за разливанеи запазване на теч-ност. Докато в некрополите с трупоизгаряне глинените съдове са изпълнявали ролята на погребални урни, в некрополите с трупопола-гане те са жертвени съдове — инвентар, т. е. „служели" са за същите цели, както в обик-новения живот. Тъй като особени различия между съдовете, произхождащи от селищата и некрополите, не се забелязват, условно тези от некрополите отнасяме към групите на кух-ненската и трапезната керамика. По-детайлното
160 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
Обр. I. Карта на разпространение на кухненската керамика в България 1 — гърнета, изработени от песъчгиеа глина с вряз ан орнамент; 2 — гърнета, изработени от чиста глина с изгъскан орнамент; 3 — гърнета с вътрешни уши
изследване на отделните характерны елементи на формата, като височини, устия, дъна, място и изпъкналост на раменете спрямо дъното, дава възможност да се разкрият многобройни ти-пове при различимте видове съдове.
Към кухненската керамика принадлежат гърнетата и една част от съдовете с вътрешни уши. Гърнетата са най-разпространеният и най-разнообразният керамичен вид, поради което класификацията при тях е особено трудна. Правп впечатление, че почти всички гърнета, открити на юг от Дунав и свързани с прабългарското керамично производство, са напра-вени на ръчно грънчарско колело. По този признак нашите съдове се отличават от салто-во-маяцките гърнета, някои от конто са фор-мувани на ръчен грънчарски кръг, други са изработени на ръка, а трети са подправени на грънчарско колело.10
По-голяма част от гърнетата са направени от глина с пясъчни примеси и стените им са покрити винаги с врязани линии. Друга част са изработени от чиста глина, а стените им са украсени чрез излъскване.
Гърнета, изработени от песъчлива глина, се срещат в цяла Северна България (обр. 1). Познати са и отделни по-късни екземпляри от Южна България. Най-ранни и сравнително широко разпространени са съдовете с приземисто или овално-бъчвовидно тяло (обр. 2, а). Обикновено това са средни по размер гърнета,
чиято височина е най-голямото измерение на тялото и варира между 12—20 см. Рядко се срещат малки гърненца, високи 8—10 см, конто като че ли не са имали практическо приложение. Шийката на съдовете е къса и прибрана, устието — по-тясно от максималния диаме-тър, слабо извито навън с полегато срязан, заоблен или запетаеобразно надебелен венец. Дъната са плоски, понякога с релефни знаци. Такива съдове се откриват в ранните некрополи — Нови пазар, Кюлевча, Девня № 1 и № 3, Разделна, Бдинци, могила XXXIII в Плиска и при с. Войвода, Шуменски окръг.11
Тази форма се е оказала устойчива и се е запазила през IX—X в. (обр. 2, е, н). Други гърнета имат почти сферично тяло с височина по-малка или равна на максималния диаме-тър. При някои екземпляри, устието е широко отворено (обр. 2, з), но в повечето случаи е тясно и прибрано (обр. 2, ж). Известии са от некропола при Разделна, могила XXXIII в Плиска, Девня № 3, с. Кипра, Варненски окръг, с. Люляково, Толбухински окръг, и др.12
Често срещани в селищата и некрополите, датирани предимно в IX—X в., са т. нар. гърнета-хибриди (обр. 2, и). По широките заоб-лени рамене, конто достигат до средата на тялото, те се сближават с описаните дотук съдове, но при дъното стените им постепенно се
21 Плиска — Преслав, т. 2
161
a
Обр. 2. Кухненска керамика
стесняват и нагюдобяват обърнат пресечен конус, характерен елемент за формата на ран-нославянските гърнета.
Разнообразната украса от врязани линии е типична декорация за основна част от опи-саните съдове. Стените на гърнетата, особено на тези с овално-бъчвовидно тяло, са покрити изцяло от шийката до 2—3 см над дъното с гъсти хоризонтални линии, врязани с гребено-виден инструмент непосредствено след източ-ването на сада при въртенето на колелото и свободно движение на ръката. Над или върху хоризонталните прави линии под шийката, а понякога и в най-широката част на тялото е вдълбано вълнисто снопче. В по-редки случаи правите линии са съчетани с няколко вълнн-сти или вълнисти с отвесни прави към дъното. Рядко вълнисти линии или ямички украсяват и венеца. Но по края на устния ръб на откри-тите у нас гърнета няма дълбоки ямички и коси насечки, каквито срещаме при някои съдове, принадлежащи към салтово-маяцката култура.13
Както вече посочихме, разгледаните съдове и редица близки на тях варианта са изработени от глина с пясъчни примеси с дебе-лина на стените 5—8 мм. Количество™ и видът на пясъка са различии. Срещат се гърнета, в състава на чиято глина са поставени като опо-стняващи примеси съвсем дребни песъчинки и други — със значително количество едри квар-цови зърна. В състава на прабългарската керамика южно от Дунава няма морски раковпнп (с изключение на някои съдове от селищата при с. Топола и с. Дуранкулак, Толбухинскц
б в
окръг), няма шамот или частици обгоряла слама.11 В зависимост от различимте примеси от органичен и неорганичен произход, от начина и температурата на опалване съдовете са различно оцветени — в сиво-жълто, сиво-черно, кафяво, керемиденочервено н охро-червено. В определен!! районщкато с. Кладенци, Толбухинскц окръг, с. Полина, Силистренски, и с. Кривина, Русенски окръг, се срещат гърнета, изработени от бяла глина. Опалването е сравнително равномерно и горният повърхно-стен слои на съдовете е еднакво оцветен. Но в разрез често се виждат различно оцветени сиви, сиво-черни или сиво-кафяви слоеве, конто показват, че температурата на пещите неви-наги е била достатъчно висока.
Гърнетата, изработени от чиста глина, са известии от редица селища и некрополи в Северна България (Шуменски, Търговищкп, Разградски, Варненскн, Толбухинскц, Силистренски и Русенски окръг (обр. 1)). От южната и югозападната част на страната са поз-нати едииични находки — няколко фрагмента от София, един цял съд от Стара Загора, няколко от Созопол и Несебър. Повечето съдове са открити при разкопки на некрополи, залазили са се цели и затова могат да се изучат основните форми и техните разновидности.
Сред гърнетата, направени от чиста глина, съдове с овално-бъчвовидно тяло се срещат рядко. Такова едно съдче, изработено на ръка, е открито в некропола при гара Разделна.10 От некропола при Нови пазар произлиза друго гърне с овално-бъчвовидно тяло, висока шийка и две дръжки (обр. 2, б). На него при-
162
лича още едно гърне от Нови пазар, но иай-широката част на тялото му е в долната половина и е почти сферично издута (обр. 2, в).16
Най-разпространени са гърнетата със сферично тяло. При едни от тях то е леко сплес-нато с висока шийка (обр. 2, г),17 при други образува почти пълна сфера с височина, равна на максималния диаметър (обр. 2, й). Шийката е къса, обикновено с вдълбани навътре контури. Устието не е широко, но по размери надминава големината на дъното. Понякога върху плоските дъна има релефни знаци. Такива гърнета са известии от некрополите при Нови пазар, могила ХХХШ в Плиска, Преслав, некрополите при Разделна и Блъсково, Варненски окръг, при Търговище и при с. Гарван, Силистренски окръг.18 И сред сферичните гърнета се срещат съдове с две дръжки — едни с къси шийки (могила XXXIII в Плиска. Девня № 3, Кладенци)19, други с високи и прави — Гарван и Девня № 3 20 Срещат се и гърнета с устие с форма на трилистник (обр. 2, д)21 и на четирилистник.22 Гърнетата със сферично тяло със или без дръжки са се оказали една твърде устойчива форма, характерна както за ранните некрополи, така и за селищата и некрополите от IX—X в.
От некропола Девня № 3 и от среднове-ковното селище в м. Хисарлъка при Разград са известии гърнета със сплеснато сфероидно тяло (обр. 2, к).28 Сред съдовете, изработени от чиста глина, също се откриват хибридни фор-ми — с широки заоблени рамене, обхващащи по-голяма част от тялото, и със стеснени към
дъното стени. Такива са намерени в Кюлевча. могила ХХХШ в Плиска, с. Дибич и с. Църквица, Шуменски окръг, с. Блъсково и с Гарван.2'1 Шийката при повечето от тези съдове е къса и прибрана с вдълбани навътре контури. По-редки са съдовете с права (Разделна и Блъсково) или конусовидно внсока шийка (Блъсково),23 подобна на съдовете пас-тирски тип. Но за разлика от пастирската керамика в средното поречие на Днепър, която е датирана в VI—VII в.,26 нашите материалн са сравнително късни и принадлежат към IX — началото на X в.
Разгледаните съдове, както се посочи, са направени от плътна, много добре почистена или взета от блатни райони глина. Изпича-нето е ставало в пещи като тези, открити в средновековното селище при с.Хотница, Велико-търновскн окръг, и с. Топола,27 но при недостъп на кислород, поради което основната част от съдовете имат сив или сиво-черен цвят. По-рядко се срещат кафяво или кафяво-червено оцветени гърнета (предимно в Плиска). Още ио-редки са съдовете от жълта глина. При фрагмента ге се виждат различно оцветени слоеве, напомнящи за невисоката температура на пещите.
Използувайки най-обпкновени инструмента — речни камъни, гладки костени или дървени пръчици, с умение и майсторство, до-стигащи в много случаи до съвършенство, средновековните грънчари са прилагали най-различни декоративни мотиви. Украсата е поставяна след лекото засъхване на стените. Повърхността на някои гърнета е изцяло из-лъскана, но най-често на по-широки поясн са
163
Обр. 3. Карта на разпространение на трапезната керамика в Бъ пария 1 — кани: 2 — амфороеидни стомни; 3 — паници; 4 — чайник
излъскани не целите съдове, а шийките, устията от вътрешната страна и стените при дъното. При повечето гърнета малко под най-издутата част на тялото с широка пръчица е врязан пояс от хоризонтални успоредни линии. Рядко тезп линии са вдълбани с гребеновиден инструмент. От шийката до пояса с врязани линии се спу-скат тесни отвесим излъскани ивици или тези ивици се пресичат под наклон, като образуват ромбовидна мрежа. При някои съдове повърх-ността е изцяло набраздена и след засъхва-нето е излъскана по механичен начин. При на-правените от жълта глина съдове механично излъскване почти не е прилагано.
За приготвяне и пренасяне на храна или течности са употребявани съдове с вътрешна. уши. По форма — сферично или яйцевидно тяло, орнамент — врязани линии в различии комбинации, и глина — с пясъчни примеси, тези съдове не се различават от гърнетата. Само от йътрешната страна на слабо извитото устие са залепвани след източването на съдовете два срещуположни издатъка с дупчици за про-виране на връвта. Досега у нас е открит само един цял съд — в средновековното селище при Девня. Фрагмента са известии от Плиска, Одърци, Цар Асен, м. Джеджови_дозя при с. Полина, с. Гарван, Малък Преславец, Хот-ница и Градешница, Врачански окръг (обр. 2, с). Тези гърнета с вътрешии уши се да-тират в IX—X в.28 и се свързват от повечето
съветски и български археолози с прабългарите28.
Трапезната керамика обхваща един голям дял от прабългарското керамично производство с разнообразии по форма, интереснн по на-права и украса съдове. Към тази трупа принадлежат съдове, употребявани за плене и разливане на течности — кани, чайнпци, амфоровидни стомни, и за хранене — па-ници.
Значителен дял от съдовете, употребявани на трапезата, заемат каните. Основного количество от тях произхождат от некрополи в Северонзточна България — Шуменски, Вар-ненскп, Толбухински и Силистренски окръг. От северозападната част на страната е известна само една кала от с. Софрониево, Врачански окръг. В Южна България такива съдове не са открити (обр. 3). Независимо от формата на тялото, преобладаваща част от каните имат цилиндрична или с леко вдълбани навътре контури шийка, която в горнпя си край се разширява фуниевидно и в повечето случаи завършва с трилистно (ойнохоевидно) устие. Дръжките са плоски или елипсовидни, дълги пли къси, извита дъговидно или иод прав ъгъл. Съедпняват средата на шийката с рамото на съда. По плоските дъна се виждат релефни, а на раменете — врязани знаци. Обикновено каните са с вместимост от 0,5 до 1—1,5 л и много рядко — 3—4 л.
164
Всички кани са източени от много добре обработена, силно пластична глина. Получе-ният след изпичането им цвятесив, сиво-черен, рядко охрожълт и изключително рядко охро-червен. Излъсканият орнамент еосновен декоративен мотив. Повърхността на някои съдове е изцяло излъскана, при други под шийката и под най-издутата част на тялото са врязани по няколко прави линии, между конто върху матовия фон на стените се спускат отвесни излъскани линии, преснчащи се във вид на мрежа или образуващи рибена кост. При други съдове повърхността е набраздена и излъскана или върху матовите стени са вдълбани ямички. Тялото на някои кани е украсено с релефни ленти и пъпчици. Особено интересна е украсата на една кана от некропола при Нови пазар — отвесни неизлъскани вдлъбнатинки, като че ли изчукани върху метален съд. Тази кана и още една (обр. 4, а) от същия некропол имат крушо-видно приземисто тядо.30 Други кани (от Нови пазар, м. Смесените лозя край Шумен, с. Ка-меняк, Шуменски окръг,м. Шашкъна при Варна, Девня № 1, с. Водно, Силистренски окръг, Каварна31) са със сплеснато сфероидно тяло (обр. 4, б). Най-многобройни са каните със сферично тяло (Нови пазар, могила ХХХШ, Кюлевча, Девня № 1, Мадара, с. Кипра и др.),32 (обр. 4, в, г). От Нови пазар, с. Каменяк до Плиска, м. Одабахча при Преслав, с. Аксаково, Варненски окръг, с. Софроннево и др. са известии кани с овално-яйцевидно тяло.33 При някои от тях под най-широката част на тялото са залепени псевдодръжки (обр. 4, Д е).
Останалите кащ1 са интереснн със своята форма, но са познати от единични примери. Една кана от Нови пазар има широки рамене и стеснена при дъното стени. Източена е на крачно грънчарско колело иповърхността й е покрита с червена ангоба (обр. 4, ж).34 Друга кана (от могила ХХХШ) по форма прилича на елнпса или на силно издута в хоризонтална посока сфера. Шийката е малка, тясна и завършва с вирнато нагоре чучурче (обр. 4, и).33 От некропола при Разделна и от средно-вековното селище над античния кастел Ятрус са познати кани с биконично тяло (обр. 4, и).зв За най-късен представител на съдовете от този вид прпемаме една кана с приземисто тяло, висока шийка, фуниевидно устие и с голям релефен знак по цялото дъно (обр. 4, с).37
Към групата па трапезната керамика принадлежи един съд, който по форма прилича на чайник (обр. 4, к). Открит е в могила ХХХШ в Плиска и се датира в първата половина на IX в.38
Амфоровидните мни са били един от най-разпространените съдове през ранното средновековие. Откриват се в цяла Северна България (обр. 3). Направенп са на ръчно грънчарско колело. Само от Плиска са известии цели съдове и фрагмента от други, работени на крачно колело.
А 1форовидните стомни, произвеждани от края на VIII до началото па X в., са напра-вени от много добре пречистеца плътна глина,
добила при опалването най-често тъмносив или сиво-черен цвят и по-рядко — охрожълт или охро-червен. Стените на някои от тях са без украса, на други са набраздени или са покрити с излъскани ивици в различии комбинации. Като изключение се срещат вълнисти ленти, врязани с гребеновиден инструмент. Амфоро-видните стомни от Плиска, изработени на крачно грънчарско колело, са от бяла глина и стените им са покрити с червена ангоба. По раменете, дръжките, шийките и дъната на съдовете често се срещат знаци.
Разнообразието във формите е голямо, но всички стомни имат фуниевидно устие, понякога украсено с релефен пръстен, две дръжки, конто съединяват средата на шията с раменете, и плоски дъна. Широко разпростра-нени са били амфоровидните стомни със сфе-рнчно тяло (Плиска, Брестак, Девня № 3, некропола при завода за манометри във Варна, Червен бряг, с. Борислав, Плевенски окръг, и др.)39. При тях колёбанията във височините са най-големи — едни са малки съдчета, високи 15—20 см, други — големи — 25—30 см с размери, близки до тези на амфорите(обр. 4, л). От некропола Девня № 3 са известии стомни с издуто яйцевидно тяло (обр. 4, л/).40 Друга част от амфоровидните стомни имат овално-бъчвовидно тяло, най-издуто в средата. Та-кава е формата на съдовете, покрити с червена ангоба от Плиска, на някои съдове от с. Каменяк и Ивански., Шуменски окръг, от Тър-говище, некрополите Девня № 1 и № 3, Завода за манометри, с. Чернево, Варненски окръг, от с. Долни Луковит, Плевенски окръг, и др.41 Тялото на други амфоровидни стомни е издъл-жено, като най-широката му част се намира в долната половина (обр. 4, о). Такива съдове са открити в Свищов, с. Галиче и Михайлово, Врачански окръг.42 В Плиска е намерена една стомна с цилиндрично тяло, релефен знак на дъното и врязани на шийката и раменете (обр. 4, п).43 От некрополите Девня № 3, с. Кривина, с. Лом, с. Долни Луковит и г. Кнежа, Врачански окръг, произлизат съдове с издължено бутилкообразно тяло, чиято най широка част се намира в горната половина (обр. 4, р).44 Дръжките на някои от тях са също пирами-дално удължени. Особено впечатление прави една стройна амфоровидна стомна от некропола Девня № 3. Върху плитко врязаните бразди повърхността е така излъскана и блестяща, че имитира глазура.
Известните досега паници са малко на брой. Направени са от добре обработена глина със сив цвят и повърхността им е изцяло излъскана. Две паници от некропола при Нови пазар.по форма наподобяват сплесната сфера. Шийката им е къса, а устието — извито навън със заоб7 лен ръб (обр. 4, т).45 В некрополите Кюлевча, Разделна и Девня №3, в сепищетопри с. Топо7 ла и в Мадара саоткрити други—-по-ниски и раз-лати съдове с извито навътре или навън устие (обр. 4, у)А6 Датират се в края на VIII^— IX в.
Към групата на съдовете, .употребяванй за съхраняване и пренасяне на продукты^ прщ
J65
Обр. 4. Трапез на керамика
надлежит глинените ведра и питосите. Ведрата са рядко срещани форми и досега са известии само от селището при с. Топола и от двуобред-ния некропол при с. Бдинци.47 Изработени са от фина сиво-черна глина и повърхността им е покрита с излъскани ивици, съчетани понякога с врязани с гребеновиден инструмент вълни. В горната част на тялото при устието вместо дръжки — уши са пробити по една или две срещуположни дупки, през конто е прокар-вана връв.
По форма питосите приличат на гърнетата, само че са с по-големи размери — от 35 до 55 см. Няколко съда от могила ХХХШ в Плиска (първата половина на IX в.) са по-тромави и дебелостенни (обр. 5, n)4S, докато други — от Плиска, Преслав и Търговище — са стройни и тънкостенни (обр. 5, б)50. Дебе-лината на стените им е 6—8 мм. Тези съдове се датират във втората половина на X в. и са един от последните представители на керамиката с излъскани ивици.
Прегледът, който направихме на прабъл-гарската керамика на територията на днеш-ните български земи, показва, че тя се отли-чава с необикновено голямо разнообразие на форми и декоративни мотиви. Въз основа на познатите ни материали засега като най-ранни и чисти форми на прабългарска керамика
приемаме тези от некропола при Нови пазар. При гърнетата с врязан орнамент от некрополите Кюлевча, Девня № 1 и могила ХХХШ в Плиска се проследява влияние на славян-ската керамика. Към края на IX и особено през X в. тези две традиции — славянската и прабългарската — до такава степей са се слели и са си повлияли, че не се наблюдава това единство на белези (запазен е само орна-ментът, но не и формата или обратно), което съществува през предишния период. Във формата на голяма част от гърнетата през този период са се наложили славянски елементи — съдовете наподобяват обърнат пресечен конус, макар и да се срещат такива със сферично или яйцевидно тяло. В орнамента е станало обратного. Доминиращо място са заели плътно врязаните по цялото тяло успоредни хоризон-тални линии, често съчетани с вълниста лента, ямички, отвесни или наклонени снопчета.
В по-друга насока е вървяло производ-ството на керамиката, източена от чиста глина. Нейните най-интересни форми — кани и амфоровидни стомни — са из лезли сравнително бързо от употреба. Каните, съдове изклю-чително близки на тези от Дон, Приазовието и Средна Волга, са били произвеждани през VIII—IX в. (обр. 4). Амфоровидните стомни са били разпространени главно през IX и пър-
166
вите десетилетня на X в. През X в. производство™ на източените от чиста глина съдове постепенно е било нзоставено, но формата им е била възприета и макар малко видоизменена е продължила да съществува и през втората половина на X в. През този период съдовете стават по-стройни и по-високи, израбо-тени са от глина с пясъчни примеси и стените им са покрити с глазура.
Характерно за керамиката от X в. у нас е, че украсените чрез излъскване съдове колн-чествено намаляват и особено разнообразие в орнамента, като се изключват никои примера от с. Цар Асен, не се наблюдава. През този период вече не се срещат паницн с излъскана повърхност. До X — началото на XI в. са се залазили само гърнетата и питосите. Орнамен-тът им е много разнообразен и дори при някои екземпляри е повлияй от украсата на славян-ската керамика.
Въз основа иа многобропни аналогични материали от района на Дон и Приазовието и на базата на известннте досега у нас съдове сме склонни да прпемем, че гърнетата с яйцевидно и сферично тяло, изработени от песъч-лива глина и украсени с прави и вълнпсти линии, гърнетата и каните с излъскан орнамент, ръчното грънчарско колело са донесени от прабългарите от тяхната южна родина.
Тъй като паратели на амфоровидните стомни сред салтово маяцката керамика не са ни поз-нати (с изключение на някои екземпляри от южните крайморски райони), смятаме, че тези съдове са повлияни от местни ранновиза -тийски образци. Но по начин на направа, по цвят и състав на глината стомните с две дръж-ки напълно се различават от предшествува-щпте ги ранновизантийски форми и се сбли-жават с прабългарските гърнета и кани, изработени от глина без пясъчни примеси. Пов-влияна от местни образци е може би и формата на паниците.
Трудно е да се определи произходът на каните и амфоровидните стомни, изработени от бяла глина, с удължени при съединяването с тялото дръжки и с покрити с червена ангоба стени. У нас са известии само от Плиска и Нови пазар и са почти единствените съдове, формувани на крачно грънчарско колело. Вли-янието на византийските форми, техника на наработка и орнаментация при тях е безспор-но. Ангобирани съдове са известии от Тама-тарха и Фанагория, Саркел и Салтово, от Деснобрежното Цимлянско градище в Съвет-ския съюз. За тях С. А. Плетньова предполага, че са произведени в ня кой южен крайморски град със силно византипско влияние.51 У нас посочените съдове след IX в. не се срещат.
167
Обр 5. Питоси
Но независимо дали са повлияни от местни или от донесените от прабългарите образци,
те се свързват с българското грънчарско производство. Неоспоримо свидетелство за това са врязаните върху раменете или по шийкпте им знаци и особено т. нар. ипсилон, фланкиран с две вертикални хасти.
Глинените съдове като най-масов археологически материал винаги ще предизвикват интерес сред археолозите от Съветския съюз и България. И макар че някои форми са характерна само за стелите на Дон и Приазовието, за района на Средна Волга и Кама, а други — за басейна на Долния Дунав, основ-ните видове съдове, особеностите в начина на изработка и орнаментът са едни и същи за този обширен район. Именно тези съдове говорят за единни традиции в керамичното производство и маркират пътя и движението на прабългарските племена от приазовските степи към Балкана.
1 С т. Ст ан ч ев. Ст. Иванов. Некропо-лът до Нови пазар. С., 1958, с. 46—94.
2 Ж- Въжарова. Славянски и славяно-бъл-гарски селища в българските земн от края на VI — XI век. С., 1965, с. 170 и сл. и цит. литература.
3 С т. Станчев, Ст. Иванов Цит. съч., с 109
1 Некрополът е проучен от Ж- Въжарова
5 Д И л. Д и м и т р о в. Керамиката от ран-нобътгарските некрополи във Варненско. — ИНМВ. IX (XXIV), 1973, с. 93.
6 Сведение на Ж- Въжарова.
7 С т. Станчев. Ст. Иванов. Цит. съч., с. 94.
— ' йСт. С т а н ил о в. Ранносредновековен некропол в град Търговище. — Векове, 1975, № 5, с. 77.
9 С А. Плетнева От кочевий к городам. М., 1967, с. 103 н сл.
10 Пак там, с. 103—114.
11 Нови пазар (Ст. Станчев, С т. И в а-н о в). Цит. съч., с. 46. кат. №1, табл. X1V112; Кюлев-ч а (Сведение на Ж- Въжарова); Разделна, Девня № 1 и Девня № 3 (Д. И л. Димитров. Цит. съч., с. 68, 70, 74, табл. I4, II5. V, 3, 4); Бдинци (Ж. Въжа-р о в а. Селища и некрополи (края на \1 — XI в.) — Археология, 1974, Vs 3, с. 19, обр 6е); могила XX XIII (С г. С т а н ч е в Керамиката от Голямата пошла в Плиска. —РП, III, 1948, с. 231, обр 23, с. 229, обр 1з,в,7.9,и; Войвода (Едно такова гърне е намерено в случайно открит в селото гроб).
12 Разделна (Д. И л. Д и м и т р о в. Цнт. съч., с. 73 и сл., табл. V2); могила ХХХШ (Ст. Станчев. Керамиката. . ., с. 229, обр. Цо); Девня № 3 (Д. И л. Д и м и т р о в. Раннобългарски некропол № 3 при Девня. — ИНМВ, VIII (XXIII), 1972, т. 1\г), Кипра (Находки от ранното средновековие от Варненско. — ИВАД, XII, 1961, с. 62, обр. 2): Люля-ково (Гърнето се намира в музея в Толбухин, иепуб-ликувано).
]3 С. А. Плетнева. Цнт. съч., с. 106 и с. 108, обр. 25 и 26z_6.
14 Такива опостняващи примеси се срещат сред салтово-маяцките гърнета, подправени на ръчен грън-чарски кръг; вж.: С. А. Плетнева. Цит. съч. с. 110 и с. 112.
15 Д Ил. Димитров. Керамиката • с. 786, абт. VI15.
16 С т. Станчев, С т. И в а н о в Цит съч., с. 47, кат. № 5, 6, табл. XV2,3.
17 Пак там, с. 47, кат. № 4, табл. XVt.
16 Могила ХХХШ (Ст. Станчев. Керами-ката. . ., с. 231, обр. 24_7); Преслав (С т. С т а н ч е в, Ст. Иванов. Цит. съч., с. 75, обр. 17); Разделна (Керамиката. . ., с. 76, т Х’Ц, VIЦ); Блъсково (Д-Ил Ди м и г р о в Ранносредновековен некропол при с. Блъсково, Варненски окръг. — ИНМВ, III (XVIII)" 1967, с. 140 и сл., обр. 11, Керамиката. с 76 т.
VI2—4); Търговище (Ст. С т а н и л о в. Цит съч., с. 73 и сл , обр. 12); Гарван (Разкопки иа Ж- Въжарова)
19 Плиска (Ст. Станчев. Керамиката. . ., с. 231, обр. 2S); Девня .Vs 3 (Д. И л. Д и м и т р о в. Керамиката. . ., с. 79, т. VIII5i6); Кладенци (Разкопки на Ст. Станчев и Зл Гочева, под лечат).
20 Ж Въжарова. Раннославянско и сла-вяиобългарско селище в м Стареца край с. Гарван, Силистренско. — Археология, 1966, № 2, с 25, обр. 5, а; Девня № 3 (Д. Ил. Димитров Керамиката. . ., с. 79 и сл., т. VIII36).
21 С т. С т а н ч е в. Ст. Иванов. Цит. съч.. с. 47, кат. № 7, т. XV4.
22 Д. И л. Д и м и т р о в. Керамиката. . ., с. 79, т. VIII4.
23 Девня № 3 (Д. И л. Димитров Керамиката . ., с. 77, т. VI14; Разград (С. Георгиева. Средновековно селище над развалиннте на античния град Абритус. —ИАИ, XXIV, 1961, с. 18, обр 22).
24 Кюлевча (Ж- Въжарова. Селища и некрополи. ... с. 19, обр. 6, ж); Плиска (Ст. Станчев. Керамиката. . .. с. 229, обр. 11В); Дибич и Църквица (В. Антонова. Средновековни погребения от Ко-ларовградско. —Археология, 1959, № 1—2, с. 89, обр. 70 и с. 91, обр. 76), Блъсково (Д. И л. Димитров. Керамиката. . ., с 76, обр. 14), Гарван (Ж-Въжарова. Селища и ... с. 17, обр. 5, г).
25 Д И л. Д н м и т р о в. Керамиката , с. 76, табл VI3>3.
26 М. И. Артамонов. Етническа принадлеж-ност и историческо значение на пастирската култура. — Археология, 1969, №3, с. 21.
27 Пегците в с. Хотница са разкопани от Й. Алек сиев, а в с. Тополя от Л. Бобчева.
28 Л. Дончева-Петкова. Средновековни глинени съдове с вътрешнн уши. — Археология, 1971, № 4, с. 32 и сл., обр 1 а, б, обр. 2; Д. И л. Д н-м и т р о в. Номадска керамика в Североизточна България. — ИНМВ, XI (XXVI), 1975, с. 39, табл Ц,2.
29 С. А. Плетнева. Цнт. съч., с. 108 и сл. и цит. литература.
30 Л. Дончева-Петкова. Трапезната керамика в България през VIII — XI в. — Археология, 1970, № I, с. 14, обр. 1, д.
31 Пак там, с. 14, обр. 1, г, н цит. в заб. 10—11 литература; вж. също Д. Ил. Димитров Но-вооткрит раннобългарски некропол при Девня. — ИНМВ, VII (XXII), 1971, с 77, обр. И; Керамиката . с 83, табл. Х4.
32 Л. Дончева-Петкова. Трапезната керамика. . ., с. 14, обр. 1, в, и цит. в заб. 7—9 литература; вж. също: Д. Ил. Димитров. Керамиката. . ., с. 83 и сл., табл. Х6, 1Ц—4;
33 Л Дончева-Петкова. Цнт съч., с.
13 и сл., обр. 1, а,б
34 Пак там, с. 14, обр 1 е, н цит. в заб 14 литература
168
33 Л. Д о н ч с в а П е т к о в а. Цит. съч., с. 14 и сл обр. 1, яс, и цит в заб. 15 литература.
36 Пак там, с. 15, обр. 1, з, и цит. в заб. 1 литература; вж. също: Д. Ил. Д и м и т р о в. Керами-ката. . ., с. 84, табл Х13
37 Л. Д о и ч е в а-П е т к о в а Цит съч., с. 15, обр. 1, и.
37 Пак там, с. 15, обр. 1, .?, и цит. в заб. 22 литература
39 Плиска — могила ХХХШ (С т. С т а н ч е в. Керамиката. . , с. 231, обр. 10); Брестак (Д. Ил. Димитров Раннобългарско селище при с. Брестак, Варненско. ИНМВ, V(XX), 1969, с 119, обр. 4,; Девня № 3, завода за манометри (Д. И л. Димитров. Керамиката. . ., с. 79, т. Х’1111гв,3); Червен бряг и с. Борислав (Материалите се намират в ОИМ гр. Плевен. Предстояща публикация и а Ев. Генова).
40 Д. И л Димитров. Керамиката. , с. 31, т. X, 3.
41 Л. Д о и ч е в а-П с т к о в а. Цит. съч., с. 16 и сл., обр. 2, в; вж. също; Ст. С т а и и л о в. Цмт. съч., с 74, обр. 1 Д. И л. Димитров. Керамиката. ., с. 80 и сл., табл IXj-3,5-
42 Л. Д о и ч е в а-П е т к о в а. Цит. съч., с. 15 и сл., обр 2, а, б, и цит. в заб. 24 литература.
43 Пак там, с. 17, обр. 2, е, и цит. в заб- 37 литература.
44 Пак там, с. 17, обр. 2, д, и цит. в заб. 36 литература; вж. също Д. И л Д и м и т р о в. Керамиката. . ., с. 81, табл. 1Х5.
45 Пак там, с. 21, обр. 3, ж, и цит. в заб. 64 литература.
46 Кюлевча (Ж- Въжарова. Селища и некрополи. . ., с. 19, обр. 6, з); Разделна и Девня 3 (Д. Ил. Димитров Керамиката. . ., с. 85, обр 2); Топола , Л. Б о б ч е в а. Раниосредновековпо селище при с. Топола, Толбухински окръг — В: Плиска— Преслав. Т. 2. С., 198Ц с. 198 -201
47 Л. Б о б ч е в а. (Цит съч.); Бдинци (Сведение на Ж- Въжарова).
19 С т. С т а и ч е в. Керамиката. . ., с. 231, обр. 2j.3.
50 Плиска (В. 'Антонова, С т. Д а м я н о в. Материалн от сондажни проучвания в Плиска. Археология, 1969, № 2, с. 30 и сл., обр. 6S); Преслав и Търговище — непубликувани материалн.
31 С. А Плетнева. Цит. съч., с 116
22 Плиска — Преслав, т 2
169
РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЛОЩЕНОЙ КЕРАМИКИ НА ТЕРРИТОРИИ САЛТОВО-МАЯЦКОЙ КУЛЬТУРЫ
В. С. Флеров (Таганрог)
В настоящее время, когда, с одной стороны, сложилось более или менее определенное представление об облике салтово-маяцкой культуры,1 а с другой стороны, с каждым годом растет число не только открытых, но и раскапываемых ее памятников, назрела необходимость детального изучения отдельных категорий вещей и явлений этой культуры. В частности, это относится к столовой лощеной керамике.
Лощеная керамика в сочетании с катакомбным обрядом погребения всегда рассматривалась по аналогии с памятниками Северного Кавказа как этнический признак алан, что в свою очередь дало возможность определить аланскую культуру как один из исходных составных компонентов салтово-маяцкой. Однако если аланский этнический массив сосредоточился на Среднем и Верхнем Северском Донце и в верховьях Дона, о чем можно судить по серии расположенных здесь катакомбных могильников, то лощеная керамика получила распространение на всей территории Хазарского каганата и предшествующей его Кубратовой Великой Болгарии, и за их пределами, в частности среди граничившего с каганатом славянского населения,2 а также у отдельных групп славян, волею судеб оказавшихся в окружении алано-болгарских племен.3
Известна лощеная керамика и в древних центрах Северного Причерноморья — Херсонесе, Фанагории, Пантикапее-Керчи, Гермо-нассе-Тмутаракани и других.4
Таким образом, лощеная керамика, в отрыве от катакомбного обряда погребения, может рассматриваться в данном случае лишь как культурный, но не этнический признак. Повсеместное распространение лощеной керамики в Подонье и Северо-Восточном Приазовье позволяет уверенно утверждать, что болгарские племена, расселившиеся на этой территории, не только использовали эту керамику, но и освоили ее производство. Причем по качеству и отделке лощения керамика, находимая на территории болгарских и хазарских вариантов салтово-маяцкой культуры, ни в чем не уступает собственно аланской лощеной керамике из катакомбных могильников. В качестве примера можно указать на Саркел, в котором производство лощеной керамики стояло на очень высоком уровне.5
Десять лет назад, составляя сводку памятников салтово-маяцкой культуры, С. А. Плетнева насчитала 271 пункт.® За истекшее десятилетие количество открытых памятников значительно возросло. Так, только мне во время разведок в Северо-Восточном Приазовье удалось обнаружить около пятидесяти новых местонахождений.7 Думаю, что в настоящее время число известных памятников приближается к пятистам и на большинстве местонахождений салтово-маяцкой культуры обнаружена столовая лощеная керамика.
Разумеется, научная значимость памятников и собранной на них керамики различна. Так, если функциональное назначение столовых сосудов по обломкам в ряде случаев можно установить (кувшин, миска, кружка и т. д.), то типологическую принадлежность можно установить лишь в редких случаях. Таким образом, разработка классификационных схем столовой лощеной керамики возможна в настоящее время лишь на основе изучения целых экземпляров сосудов.
В процессе работы над темой мне удалось собрать более 600 полностью или почти полностью сохранившихся сосудов, происходящих почти из 50-и памятников в основном бассейна Дона — Северского Донца и Приазовья. Этот материал и лег в основу предложенных ниже выводов.
Несмотря на то, что эти памятники изучены весьма неравномерно как в географическом отношении, так и по вскрытой площади, общая картина производства и распространения столовой керамики может быть намечена.
Итак, что же входило в комплекс салтово-маяцкой лощеной керамики? Совершенно определенно можно сказать, что его основу составляли: 1) кувшины одноручные, 2) кружки (с петлевидной ручкой и с зооморфной ручкой), 3) кубышки, 4) горшки с петлевидной ручкой, 5) миски и блюда, 6) кувшины двуручные, 7) кувшины трехручные, 8) пифосы и 9) корчаги.
Другие формы встречаются эпизодически, их типология и распространение пока остается неясным (кубышки с двумя ручками, стаканы и некоторые другие).
Второй вопрос, на который необходимо ответить — существуют ли формы лощеной керамики на всех памятниках, или же „сервиз" каждого памятника или группы памятни-
170 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
Рис. 1 Местонахождения столовой лощеной керамики в Приазовье и Подонье
1 — Лысая гора; 2 — Белая гора; 3 — Маяцкое городище и могильники; 4 — Городок; 5 — Волоконовский могильник; 6 — Ютановский могильник; 7 — Нижне-Лубянский могильник; 8 — Подгоровка; 9 — Дмитриевский могильник; 10 — Ржевка; 11 — Нетай ловка: 12 — Верхнее Салтово, могильники ямный и катакомбный; 13 — Мартовое; 14 — Волчавское городище; 15 — Сердюково; 16 — Покровка; 7/ Шведовка; 18 — Маяки, городище; 19 — Райгородок: 20 — Булгаковка; 21 — Подгаевка; 22 — Станично-Луганская; 23 — Суворовское; 24 — Карнаухове; 25 — Саркел; 26 — Хорошевская; 27 — Правобережное Цимлянское городище; 28 — Богоявленская; 29 — Кон-стантиновск; 30 — Борщевская балка; 31 — Бронницкая переправа; 32 — Крымский; 33 — Новошахтинск; 34 — Большая Мартыновка; 35 — Семикаракорское городище; 36 — Кобяково городище; 37 — Нижне-Гниловская; 38 — Левенцовка; 39 — Казачий Ерик; 40 — Танаис; 41 — Морской чулек; 42 — Комаровка; 43 — Беглица; 44 — устье реки Еланчик: 45 — Натальевка; 46 — Балаганы; 47 — Латоново; 48 — Фанагория; 49 — Таманское городище; 50 — Керчь; 51 — Херсонес; 52 — Канцерка; 53 — Новотроицкое городище.
Примечание: Нумерация местонахождений на всех последующих картах соответствует данной
ков был индивидуален по составу? Точность ответа на этот вопрос зависит от степени изученности каждого из учтенных памятников, а она совершенно различна. Однако если судить по четырем, наиболее полно исследованным памятникам, два из которых расположены в лесостепи верховьев Северского Донца: Верхне-Сал-товский и Дмитриевский могильники, один в степном Нижнем Подонье — Саркел, а один занимает промежуточное положение между двумя первыми — городище Маяки, то следует признать, что почти все перечисленные виды столовой керамики были известны практически навсейтер-ритории бассейна Дона и Приазовья, но соотношение отдельных видов в разных районах было различным.
Вместе с тем следует также учитывать и тот факт, что далеко не каждый исследуемый объект дает полную картину развития гончарного производства у оставившего его древнего населения. Так кочевья ввиду кратковременности жизни на них дают, безусловно, непол
ное представление о комплексе керамики оставивших их номадов. Что касается могильников, то при их исследовании выясняется не столько характер и состав керамической продукции, сколько роль каждой категории посуды в погребальном обряде. Объективную картину дает лишь комплексное использование данных о раскопках разных видов археологических памятников.
Наибольшее распространение получили одноручные кувшины, за ними соответственно следуют кружки (среди кружек наиболее распространены с ручкой-петелькой) и миски-блюда. Наименьшей популярностью пользовались горшки с ручкой и корчаги. Такова в самых общих чертах картина распространения лощеной керамики на основной территории салтово-маяцкой культуры.
Перейдем непосредственно к анализу распространения отдельных категорий лощеной керамики.
171
Ptic. 2. Местонахождения одноручных кувшинов
Кувшины одноручные. Целые экземпляры зафиксированы мною на 26 и памятниках, всего 247 экземпляров, из которых подавляющая часть происходит из Верхне-Салтовского катакомбного могильника, Дмитриевского могильника и Саркела. Одноручные кувшины салтово-маяцкой культуры Приазовья—Подонья чрезвычайно разнообразны. Как справедливо отмечала С. А. Плетнева, это самая нестандартная категория столовой керамики.8 В настоящее время удается выделить 45 типов кувшинов и по мере дальнейших раскопок число типов, безусловно, будет расти.
Я не буду характеризовать каждый из типов кувшинов. В данном случае важно отметить другое. На основе взаимовстречаемости типов кувшинов на трех указанных памятниках, а также ряда других стало возможным предварительно выделить три хронологические группы кувшинов в пределах VIII— X вв.
Находки целых экземпляров кувшинов первой хронологической группы, датируемые ориентировочно первой половиной VIII в., известны в Приазовье (Цобяковский некрополь у г. Ростова-на-Дону и в Керчи) и в верховьях Северского Донца (Верхне-Салтовскнй катакомбный могильник). Вероятно, к этой
же группе можно отнести некоторые кувшины Подгоровского могильника.
Большинство кувшинов относится к средней, второй хронологической группе — середины VIII — начала IX вв. Типологически они наиболее разнообразны. Распространены кувшины второй хронологической группы более или менее равномерно от Северо-Восточного Приазовья на юге до верховьев Северского Донца и Дона на севере.
Значительная часть типов этих кувшинов представлена в Верхне-Салтовском и Дмитриевском катакомбных могильниках.
Третья, самая поздняя хронологическая группа кувшинов датируется по материалам Саркела IX—X вв. Подавляющее большинство находок кувшинов этой группы сосредоточено на Нижнем Дону, известны они также в Фанагории и Херсонесе. В северных районах культуры кувшины поздней хронологической группы выявлены в Верхне-Салтовском, Дмитриевском и Волоконовском могильниках.
Итак, что же скрывается за основной хронологической трансформацией распространения в Приазовье—Подонье кувшинов наиболее многочисленной группы столовой керамики салтово-маяцкой культуры?
172
Наличие в Приазовье кувшинов ранней хронологической группы следует, по-моему, связывать с обитанием здесь ранних болгар, оставшихся здесь после разгрома Великой Болгарии.
На втором этапе, датируемом серединой VIII — началом IX в., время расцвета культуры, лощеные кувшины получают повсеместное широкое распространение. Как по общему количеству известных экземпляров, так и по числу типов кувшины этого периода наиболее многочисленны.
Необходимо подчеркнуть, что около половины из 19-и типов кувшинов второго хронологического этапа получили повсеместное распространение, включая Верхне-Салтовский и Дмитриевский катакомбные могильники. Другие типы известны только на одном памятнике. Так, восемь типов не найдены нигде, кроме Дмитриевского могильника, по одному „местному11 типу найдено на Покровском и Луганском могильниках.
В целом верховья Донца во второй половине VIII — начале IX в. следует признать главенствующим центром, из которого возникавшие здесь формы кувшинов распространялись в другие районы. Характерно, что именно здесь наблюдается наибольшая плотность в расположении поселений и городищ.® В то же время каждый из гончарных центров этого района придавал своим кувшинам специфический облик. Это особенно заметно на примере кувшинов Верхне-Салтовского, Дмитриевского и особенно Луганского могильников.
На последнем этапе, датируемом началом IX—X вв., центр гончарного производства вновь перемещается на юг на Нижнее Подонье. Надо полагать, это связано с процессом усиления и консолидации славянских племен, начинающих к этому времени представлять реальную угрозу для северо-западных густонаселенных районов Хазарского каганата, а также с угрозой со стороны печенегов. Это повлекло за собой отток отсюда населения, и, как следствие, сокращение гончарного производства.
О возрастании стратегической роли Нижнего Дона свидетельствует постройка Саркела. Саркел стал не только военным, но и ремесленным центром, в частности, центром по производству лощеных кувшинов, как, впрочем, и других категорий столовой посуды.10 Кувшины третьей хронологической группы известны на всем протяжении русла Нижнего Дона, в Приазовье и в Херсонесе. В то же время ни один из типов кувшинов этого района не остается неизвестным в Саркеле.
Производство кувшинов в верховьях Се верского Донца, несмотря на резкий спад, продолжает существовать. Целые формы кувшинов поздней хронологической группы зафиксированы в Верхне-Салтовском, Дмитриевском и Волоконовском могильниках, причем типы, известные на этих памятниках, опять-таки известны и в Саркеле.
Такова в самых общих чертах ситуация распространения в Приазовье—Подонье одноручных лощеных кувшинов.
Что касается других категорий столовой и тарной лощеной керамики, то в большинстве случаев центры их производств выявить с желаемой точностью пока не удается.
Кружки занимают в настоящее время второе место после одноручных кувшинов по количеству известных целых экземпляров и по типологическому разнообразию. Все кружки Подонья—Приазовья четко разделяются на две основные группы — кружки с петлевидной ручкой и кружки с зооморфной ручкой. Такое деление произведено не только по форме ручки, но и по общим морфологическим различиям кружек обеих групп.
Помимо этих, существовали и сосуды, которые могут быть названы „кружками без ручек". Находки их немногочисленны, а отнесение их к категории кружек остается под вопросом. В настоящее время они рассматриваться не будут.
Кружки с петлевидной ручкой имели повсеместное распространение как в степных, так и в лесостепных районах. Целые экземпляры (137) зафиксированы пока только на 16-и памятниках, но и это позволяет сделать некоторые выводы. Хронологическая градация типов кружек, а всего их насчитывается 28, пока не произведена. Условно они разделены на две группы — северско-донецкая и саркельская. В целом„северско-донецкие"кружки отличаются более приземистым туловом и удлиненным горлом. „Саркельские", южные типы, более объемистые, однако встречается и очень много исключений из этого правила. Так что безоговорочно говорить о преобладании тех или иных форм кружек в определенных районах нельзя.
„Северско-донецкие" типы формируются, видимо, раньше, однако в пределах конца VIII—X вв. обе группы могли сосуществовать.
Основная часть находок кружек первой группы приурочена к среднему и верхнему течению Северского Донца и верховьям Дона — это Дмитриевский, Верхне-Салтовский, Нетайловский, Ютановский, Нижне-Лубяп-ский, Маяцкий могильники и ряд других памятников. Однако изредка они встречаются и на Нижнем Дону — Танане, Константиновка.
Кружки „саркельских" типов как в количественном отношении, так и по числу местонахождений значительно уступают „северско-донецким". Территориально их находки сосредоточены от среднего течения Северского Донца до Саркела, причем основная часть известных экземпляров происходит из самого Саркела.
В памятниках, расположенных на стыке распространения основных групп кружек, встречаются как те, так и другие кружки. Это Райгородский и Луганский могильники и городище Маяки. Севернее этого района лишь в
173
Рис. 3. Местонахождения кружек
I — кружки северски-донецких типов; II — кружки саркельских типов; III — кружки с зооморфными ручками
Верхне-Салтовском могильнике найдена всего одна кружка „саркельского" образца.
Таким образом характер распространения кружек в целом тот же, что и одноручных столовых кувшинов — с одной стороны, верховья Северского Донца и Дона, с другой стороны, Нижний Дон. В то же время необходимо отметить, что в рамках общих традиций кружки каждого местного гончарного центра имеют свои характерные отличия. В то же время кружки, происхождящие с разных и подчас удаленных друг от друга памятников, бывают удивительно похожи, что явно сви детельствует о постоянных контактах и передвижениях гончаров. О том, что эти контакты и перемещения гончаров, а частично, видимо, и их продукции были постоянными, говорит то, что из 28 типов кружек лишь десять встречаются на одном памятнике, каждый из остальных 18-и встречается на двух-пяти и более памятниках
Если кружки с петлевидными ручками получали распространение в среде как болгарского, так и аланского этносов салтово-маяцкой культуры, то кружки с зооморфными ручками — только в аланской среде. Дело, надо полагать, заключалось в том, что у алан
с этими ручками были связаны многие культово-магические представления и обрядовая, в частности погребальная, традиция, чего не было у протоболгар. Прежде всего отмечу, что кружки с зооморфными ручками, являющимися стилизованными изображениями лошади,11 встречаются в катакомбах Дмитриевского могильника преимущественно вместе с детскими погребениями (так же, как и многие металлические амулеты-обереги).
Интересно отметить, что клейма на днищах кружек с зооморфными ручками встречаются значительно реже, нежели кружек с петлевидными ручками. Возможно, что зооморфная ручка, выполнявшая роль оберега, заменяла оберег-клеймо
Кружки с зооморфными ручками зафиксированы мною на семи памятниках, из которых только на двух они представлены в большем количестве — это Дмитриевский могильник и Маяцкое селище с примыкающим к нему могильником. Дмитриевский могильник дал целых кружек с зооморфными ручками более шестидесяти экземпляров, не считая обломков, происходящих с Дмитриевского селища. Маяцкий комплекс памятников исследован в меньшей степени, чем Дмитриевский,
174
Рис. 4. Местонахождения кубышек, горшков с ручками и мисок f — кубышки; // — горшки с ручками; III — миски
но судя по многочисленным находкам на Ма-яцком селище обломков ручек-,, лошадок", а также по находкам нескольких кружек с такими же ручками на Маяцком могильнике, исследование которого только еще начинается, можно совершенно уверенно указать и на Маяцкое селище как крупный центр производства и употребления кружек с зооморфными ручками. В верховьях Северского Донца, кроме того, единичные кружки с зооморфными ручками найдены на Верхне-Салтов-ском, а на Осколе — на Ютановском и Нижне-Лубянском катакомбных могильниках. Самые южные местонахождения этих сосудов расположены в среднем течении Северского Донца — городище Маяки и Луганский могильник. На Нижнем Дону и в Приазовье кружки с зооморфными ручками до сих пор найдены не были.
Кубышки. Эта категория салтово-маяцкой керамики одна из наиболее изученных. С. А. Плетнева, посвятившая им в обзоре салтово-маяцкой керамики всего несколько строк, писала, что „в лесостепи и степи они попадаются одинаково редко". Действительно, кубышки достаточно редкая находка, что же касается их распространения, но собранные
материалы позволяют несколько уточнить этот вопрос.
Мне удалось собрать 27 целых экземпляров, происходящих с десяти памятников. Опубликованы среди них лишь единицы.12 На Дмитриевском могильнике найдено семь экземпляров. на Верхне-Салтовском — шесть, на других памятниках — 1—3 экземпляра. Кубышки подразделяются иа одиннадцать типов, из которых лишь один тип — шаровидный и уплощенно-шаровидный, известен на семи памятниках как степи, так и лесостепи; три типа известны на 2—3 памятниках и семь представлены только на одном памятнике.
Таким образом, можно констатировать, что наряду с общеизвестным типом кубышек большинство гончарных центров производило специфические виды этой посуды, широкого распространения не получившие.
Таким образом, характер распространения кубышек по территории Подонья—Приазовья можно в настоящее время определять безотносительно с хронологическими периодами.
Большинство местонахождений целых кубышек сосредоточено на Верхнем и Среднем Северском Донце от Дмитриевского и Волоко-
175
невского могильников на севере, до Луганского могильника на юге.
В южных стенных районах салтово-маяцкой культуры кубышки имели незначительное распространение, о чем можно судить по материалам раскопок Саркела и Таманского городища. Характерно, что из трех типов кубышек, найденных на этих памятниках, два известны и в верховьях Северского Донца.
Итак, заключая краткий обзор распространения кубышек, можно совершенно определенно сказать, что кубышки были преимущественно распространены на территории верхнего и среднего течения Северского Донца.
Гдршки с петлевидной ручкой — своеобразные столовые сосуды. При всем разнообразии форм удается выделить 6 основных типов. Способ крепления ручек у них постоянен — верхний конец ручки сливается с краем венчика, нижний крепится к плечику. Во фрагментарном состоянии (разумеется, за исключением ручки в месте крепления к венчику) горшки с ручками практически неотличимы от ряда других категорий столовой керамики, в результате чего география их распространения может быть определена лишь на основе находок целых или почти целых экземпляров.
Собственно, после выхода монографии С. А. Плетневой, указавшей на Дмитриевский могильник как основное местонахождение этих сосудов,13 положение не изменилось. Дальнейшие же раскопки Дмитриевского могильника лишь подтвердили ее вывод. Всего на этом памятнике найдено 16 лощеных горшков с петлевидными ручками. Помимо лощеных, погребения и тризны этого могильника дали еще 17 экземпляров горшков, выполненных в традициях грубой кухонной керамики с шамотом и крупным песком в качестве примесей. Орнаментация их также характерна для кухонных горшков — линейный многорядный орнамент, наколки и насечки на венчике и т. д. Интересно, что некоторые из этих сосудов имели подлощенность на отдельных участках тулова.
Помимо Дмитриевского могильника, единичные экземпляры горшков с ручками встречены на Верхне-Салтовском, Нижне-Лубян-ском и могильнике у Маяцкого городища. Судя по большому числу находок обломков венчиков на селище у Маяцкого городища, весьма напоминающих венчики горшков с петлевидными ручками, здесь также мог находиться второй крупный центр по производству этой категории столовой керамики. Впрочем, без дальнейших раскопок решить это трудно.
На Среднем и Нижнем Донце, на Нижнем Дону и в Приазовье находки горшков с ручками пока неизвестны. Справедливости ради следует, однако, отметить находки кухонных горшков с ручками, но гораздо больших размеров в Херсонесе.14
Миски. До настоящего времени ни один из исследователей салтово-маяцкой столовой
керамики не предпринимал попыток проследить их распространение, хотя находки как целых, так и фрагментированных экземпляров известны как в степной, так и в лесостепной полосе.
Полностью сохранившиеся или реконструируемые миски общим числом тридцать шесть зафиксированы мною на тринадцати памятниках. Хронология каждого типа пока не может быть намечена ввиду малочисленности находок на каждом отдельном памятнике.
Прежде всего необходимо отметить, что большинство мисок происходит с поселений и городищ. В погребениях они зафиксированы лишь в Дмитриевском могильнике (5 экз.). Правда, следует помнить, что помимо керамических, как показали раскопки Нижне-Лубянского катакомбного могильника,15 в ходу были и деревянные миски. К сожалению, ввиду плохой сохранности дерева на памятниках салтово-маяцкой культуры, соотношение деревянных и керамических мисок установить невозможно.
Картографирование мисок показывает, что большинство местонахождений сосредоточено на Нижнем Дону и в Приазовье, включая Фанагорию и Таманское городище.
На Среднем Донце одним из центров изготовления своеобразных мисок, точнее блюд, было Подгаевское поселение.10
В верховьях Северского Донца миски известны, кроме Дмитриевского могильника, на Верхне-Салтовском поселении. Причем одна из трех верхне-салтовских мисок является уникальной благодаря наличию кольцевого поддона. Эта деталь не характерна не только для мисок, но и вообще для всей совокупности керамики салтово-маяцкой культуры.
Кроме Подгаевского поселения, в настоящее время трудно указать на определенные ведущие центры, где вырабатывались конкретные формы мисок, получившие затем широкое распространение. С большой вероятностью пока можно указать на Фанагорию и Таманское городище в Приазовье и Дмитри-евское селище на Донце. В целом же основным районом производства мисок следует признать Приазовье.
Двуручные кувшины, как все крупные сосуды, предназначенные для хранения припасов, представлены небольшим числом находок. Из четырнадцати имеющихся в нашем распоряжении определенных экземпляров лишь два происходят из погребений (Дмитриевский могильник), остальные найдены на поселениях и городищах, где сохранность керамических сосудов невелика. Однако редкость находок этих сосудов объясняется не только условиями культурного слоя поселений, но и тем, что вообще большие сосуды изготовлялись в значительно меньших количествах, чем обычные мелкие столовые сосуды. Наконец, и срок службы их был значительно больший. Благодаря большой толщине стенок и незначительным перемещениям, вероятнее всего в пределах одного помещения,
176
Рис 3. Местонахождения двуручных и трехручных кувшинов
I — кувшины двуручные; II — кувшины трехручные
разбивались они реже, нежели мелкие сосуды. Таким образом продолжительность жизни одного поколения больших толстостенных сосудов значительно превышала продолжительность жизни поколения мелких сосудов. Это следует учитывать при составлении хронологических корреляционных таблиц.
Двуручные кувшины зафиксированы на шести памятниках. Помимо Дмитриевского могильника, в верховьях Северского Донца два экземпляра происходят с Верхне-Салтовского поселения, а на Среднем Донце один кувшин найден на городище Маяки.
В степной полосе находки двуручных кувшинов сосредоточены на небольшом пространстве в районе Саркела. Сам Саркел дал наибольшее число находок — 6 экземпляров. Кроме того, два кувшина найдено на Суворовском поселении и один на Правобережном Цимлянском городище.
Формы двуручных кувшинов достаточно однообразны во всех местонахождениях, единообразна и схема орнаментации (формой выделяются лишь Дмитриевские кувшины). Таким образом, следует признать, что существовал единыгт первоначальный центр производства двуручных тарных кувшинов, в качестве
которого следует, судя по основному числу находок, выделить Саркел.
Можно с большой вероятностью утверждать, что если кувшины Верхне-Салтовского поселения и городища Маяки и не сделаны в самом Саркеле, то уж во всяком случае они изготовлены выходцами из Саркела или по саркельским образцам.
Трехручные кувшины представляют вторую разновидность сосудов для хранения жидкостей. Находки их еще более малочисленны, чем двуручных кувшинов; имеется одиннадцать целых экземпляров, происходящих с девяти памятников. Как п двуручные, трехручные кувшины известны в основном по находкам на поселениях и городищах. В погребальном обряде они использовались лишь на Дмитриевском и Маяцком могильниках.
Пространственно находки трехручных кувшинов выглядят следующим образом: в степях Подонья по одному экземпляру найдены в Саркеле, на р. Сал у с. Большая Мартыновна,17 два найдены на Карнауховском городище;18 на Среднем Донце один экземпляр происходит с городища Маяки; два небольших трехручных кувшина с шаровидным туловом происходят из Дмитриевского могильника. Не-
23 Плиска — Преслав, т. 2
177
Рнс. 6. Местонахождения корчаг и пифосов I — корчаги, 11 — пифосы.
однократные находки на Салтовской поселении отмечал В. А. Бабенко,18 обломки трехручного кувшина найдены здесь и в 1959 г. Один кувшин найден на славянском Новотроицком городище.20 От всех прочих его отличает отсутствие слива. Это самый поздний из известных в настоящее время трехручных кувшинов, датируется он не ранее X в. Хотя сосуд и найден на славянском памятнике, расположенном на значительном удалении от основной территории салтово-маяцкой культуры, точнее, от ее северо-западных границ, выполнен он вне всякого сомнения руками „сал-товцев1*. Об этом свидетельствует его форма, размеры, пропорции, состав глины и отделка поверхности. Контакты между населением северо-западных областей каганата и соседями — славянами, являются установленным и бесспорным фактом.
Особый интерес представляют большие трехручные кувшины, происходящие из мастерских балки Канцерки на Среднем Днепре.21 Они отличаются богатой орнаментацией, сочетающей пролощенные элементы с рельефными (вертикальные и горизонтальные валики, дуги, выступы-соски, налепы-глазки на сливе). Аналогичные кувшины зафиксиро
ваны в гончарных горнах у с. Мачехи.22 Таким образом, на Среднем Поднепровье мы имеем по крайней мере два центра по производству трехручных кувшинов со своеобразной богатой орнаментацией.
Аланская принадлежность кувшинов кан-церских мастерских широко признана в литературе.23
Благодаря раскопкам в 1975 г. катакомбного могильника и селища у Л!аяцкого городища, в степях был выявлен еще один центр производства таких сосудов.21 В тризне 10 найден трехручный кувшин, форма и орнаментация которого позволили бесспорно отнести его к канцерскому типу. Мало того, многочисленные находки фрагментов трехручных кувшинов и других видов керамики, орнаментированных лощением в сочетании с валиками на Маяцком селище позволяют считать его, хотя здесь и не найдены, как в Канцерке, гончарные горны, крупнейшим из известных центров по производству трехручных кувшинов. Таким образом, трехручные кувшины кан-церскоготипа следует рассматривать как один из типов салтово-маяцких трехручных кувшинов, а мастерские Канцерки и Мачехи как самые западные памятники салтово-маяцкого облика.
178
Пифосы и корчаги в отличие от больших двуручных и трехручных кувшинов служили для хранения сухих продуктов, хотя в отдельных случаях могли использоваться и для жидкостей. Так изредка на венчиках пифосов встречается слив, ясно указывающий, что данный сосуд изначально предназначался именно для жидкости. Но это исключение (пока зафиксировано лишь два пифоса со сливом, корчаги со сливом вообще не известны) лишь подчеркивает назначение этих категорий керамики. Были ли функциональные различия между пифосом и корчагой? Думаю, что нет. Картографирование находок тех и других показывает, что они были взаимозаменяемы, точнее, взаимоисключаемы: на одних памятниках преобладали пифосы, на других корчаги.
В целом же лощеная керамика, предназначенная для хранения провизии, была значительно шире распространена в северных районах культуры, нежели на Нижнем Дону и в Приазовье. Это связано вероятнее всего с тем, что население Нижнего Дона и Приазовья гораздо чаще использовало большемерную керамическую посуду, производимую в причерноморских центрах (амфоры, красноглиняные пифосы), нежели удаленное от этих центров население верховьев Донца и Дона.
Пифосы, представленные немногочисленными экземплярами, типологически подразделяются на десять групп, причем, на каждом памятнике, где они найдены, бытовали обычно пифосы одного, реже двух-трех типов Наибольшим типологическим разнообразием отличались пифосы Дмитриевского могильника (четыре типа). Целые экземпляры зафиксированы на десяти памятниках, причем все они подвергались систематическим раскопкам, что значительно уменьшает случайность выводов. Наибольшее число пифосов обнаружено на Дмитриевском могильнике (12).
В верховьях Северского Донца и на Осколе по одному пифосу найдено на Верхне-Салтовском поселении, Нижне-Лубянском катакомбном и Волоконовском ямном могильнике.
Крупным центром по изготовлению пифосов было селище Маяцкого городища. В настоящее время мы располагаем лишь двумя целыми своеобразными экземплярами пифосов, один из которых происходит непосредственно из жилища 6 Маяцкого селища, другой из тризны 10-го могильника. Однако многочисленные находки обломков пифосов, разбросанных по всей площади селища, составляющей более 20 га, не оставляют сомнений в том, что пифосы в быту его древних обитателей использовались очень широко. Большое число фрагментов пифосов на этом памятнике отмечено еще на материале разведок С. А Плетневой.25
В самых верховьях Дона один пифос найден на славянском Шиловском поселении, датируемом XI—XIV вв., это одна из наиболее поздних находок салтовской лощеной керамики.
На Нижнем Дону и в Приазовье как местонахождения, так и количество найденных пифосов значительно меньше. По одному пифосу найдено на Суворовском поселении и в Фанагории, два пифоса происходят из Саркела.
Итак, можно констатировать, что основным районом производства и потребления пифосов были верховья Северского Донца, Оскола и Дона. При этом совершенно определенно можно выделить и два наиболее крупных центра их производства — Дмитриевское и Ма-яцкое селища. На других поселениях этого района пифосы производились, вероятно, в меньших количествах или не производились вообще. На Нижнем Дону и в Приазовье пифосы распространения не получили, хотя и были достаточно хорошо известны. Если судить по орнаментации и форме нижнедонских и приазовских лощеных пифосов, то следует признать, что их производство находилось под влиянием северных образцов. Промежуточное положение между двумя указанными ареалами распространения пифосов занимает еще один центр их производства — городище Маяки. Только здесь наряду с пифосами с ручками бытовали пифосы без ручек. Что касается пифоса с ручками с городища Маяки, то аналогии ему известны и в Саркеле и на Верхне-Салтовском селище.
Распространение корчаг на степных и лесостепных пространствах Приазовья и бассейна Дона выглядит по-иному. Во-первых, корчаги, по крайней мере, целые экземпляры представлены в значительно меньшем количестве в сравнении с пифосами. Меньше и число памятников, на которых они найдены. В верховьях Северского Донца лишь один экземпляр известен по раскопкам Верхне-Салтовского городища. Одна корчага найдена и на городище Маяки. В то же время только один Саркел дал восемь целых экземпляров корчаг, по одной найдено на Правобережном Цимлянском и на Семикаракорском городищах. Кроме того, корчаги зафиксированы в обломках на Таманском городище.2<i
Из перечисленных пунктов в качестве основных центров, производивших корчаги, следует выделить Саркел и Таманское городище. В отношении остальных ничего определенного пока сказать нельзя.
Итак, в целом картина распространения корчаг и пифосов в Приазовье и в бассейне Дона достаточно ясна и красноречива — основным районом производства пифосов были городища и поселения верховьев Северского Донца и Дона, производство же корчаг концентрировалось на Нижнем Дону и в Приазовье. Граница между ареалами этих двух категорий керамики проходи та по среднему течению Северского Донца на широте городища Маяки.
Картография находок столовой керамики показывает, что на всей территории салтово-маяцкой культуры совершенно определенно можно выделить три основных района.
179
В рамках каждого из них комплекс столовой лощеной керамики имеет специфические черты как по представленным видам столовой керамики, так и по их соотношению: 1. Приазовье, 2. Бассейн верхнего и среднего течения Северского Донца и верховья Дона и 3. Нижний Дон. Объединяет эти районы лишь повсеместное преобладание в комплексе столовой керамики одноручных кувшинов и кружек с ручками-петельками.
Что касается других видов столовой керамики, то при повсеместном распространении почти всех ее видов локальные различия в ее производстве выступают очень четко. Так, в бассейне Северского Донца и верховьях Дона располагались основные центры производства кубышек, горшков с петлевидными ручками, трехручных кувшинов и пифосов. Отсюда началось их проникновение в другие районы салтовой-маяцкой культуры Подо-нья-Приазовья. Что касается кружек с зооморфными ручками, то за пределами указанного района они вообще неизвестны. Пожалуй, лишь производство двуручных больших кувшинов и корчаг носило здесь ограниченный характер. Эти виды столовой керамики получили большее распространение уже в другом районе, причем не ранее начала IX в., о чем можно судить по материалам раскопок Саркела. Излишне останавливаться на том, что и кувшины одноручные, кружки с простой ручкой и миски в бассейне Северского Донца представлены в большом типологическом разнообразии, хотя они и не входят в число узколокальных видов лощеной керамики, как перечисленные выше.
Специфическая черта нижнедонского ареала заключается в широком бытовании здесь двуручных кувшинов и корчаг, находки которых в двух других районах, особенно на Северском Донце, очень незначительны. В целом же в набор столовой! керамики здесь входят одноручные кувшины, кружки, а также значительно менее многочисленные кубышки и миски. Чрезвычайно редки находки трехручных кувшинов.
Наконец, Приазовье выделяется только находками многочисленных и типологически разнообразных мисок и блюд, а также отсутствием лощеных горшочков с ручками и двуручных кувшинов, и чрезвычайной редкостью трехручных кувшинов. В остальном здесь тот же набор лощеной керамики, что и на Северском Донце и на Дону.
Итак, в рамках салтово-маяцкой культуры Подонья-Приазовья выделено три района со специфическим составом столовой керамики. Попробуем разобраться, что кроется за этим территориальным делением.
Широкое распространение лощеной керамики в верхнем и среднем течении Северского Донца и на Верхнем Дону, а также особое многообразие здесь ее видов объясняется преобладанием в этом районе на всех этапах истории салтово-маяцкой культуры аланского эт
носа. Этот достаточно широко известный факт ие требует уже дополнительных обоснований. Лощеная керамика получила здесь широкое признание и среди болгарского населения, жившего в тесном и постоянном общении с аланами.
К началу IX в. лощеная керамика получает в Подонье повсеместное распространение, точнее, основные ее виды, прежде всего одноручные столовые кувшины и кружки с ручками-петельками. В IX и X вв. вплоть до похода Святослава важным густонаселенным хозяйственно-экономическим центром становится Нижнее Подонье с центром в Саркеле, где производство лощеной керамики не исчезает и после захвата города русскими полками .
Сложнее дело обстоит с Приазовьем, комплекс столовой керамики которого выглядит несколько количественно беднее и однообразнее в сравнении с бассейном Дона и Северского Донца.
Выделенные на основе сравнительного изучения столовой лощеной керамики зоны в рамках салтово-маяцкой культуры Приазовья-Подонья позволяют также внести некоторые коррективы в получившую широкое распространение практику проведения аналогий между культурами салтово-маяцкой и протоболгар Поду навья. В советской, а особенно в болгарской археологической литературе при сравнении элементов культур (жилищ, могильников, керамики и т. д.). Приазовской и Дунайской Болгарии стало принятым в территорию Приазовья включать также и территорию бассейна Северского Донца и Дона. Практика эта родилась из того, что в собственно Приазовье, особенно Северо-Восточном, прото-болгарская культура изучена далеко недостаточно и неполно. Так, здесь нет, за исключением отдельных погребений, сколько-либо полно исследованных могильников, городищ (исключая старые Причерноморские центры типа Фанагории и Гермонассы), поселений, отрывочны сведения о керамике и иных категориях вещей Приазовья. Напротив, бассейн Северного Донца является в настоящее время наиболее изученной территорией салтово-маяцкой культуры, здесь обследованы серия могильников и городищ, находки только целых форм керамики исчисляются сотнями, в том числе и лощеных. Этим богатым историко-археологическим материалом и стали многие исследователи заполнять лакуны в современном представлении о культуре Приазовской Болгарии. Как показало сравнительное изучение столовой лощеной керамики Приазовья и Северского Донца, такое смешение является неправомерным. Думаю, что изучение других категорий вещей и явлений культуры подтвердит этот вывод.
Проведенный в настоящей работе учет и картографирование местонахождений столовой лощеной керамики салтово-маяцкой культуры Приазовья и бассейна Дона, хотя и не отличается желаемой полнотой, во многом уточняет
180
существующие представления о географии ее распространения, о центрах производства ее основных видов, а также позволяет сделать некоторые выводы общеисторического плана.
Это, как мне кажется, может послужить базой для дальнейших исследований как самого гончарного ремесла, так и этнических процессов на территории Приазовья-Подонья в период раннего средневековья.
1 С Е Плетнева. От кочевий к городам. ЛЕ, 1967.
2 П П. Ефименко, П. Н Треть я-к о в. Древнерусские поселения на Дону. МИЛ, 8, ЛЕ—Д , 1948; Л. Н. М о с к а л е н к о. Городище Титчиха. Воронеж, 1965, с. 106; А. 3. В и н п и к о в. Раскопки на Белон Горе под Воронежем — АО 1972, ЛЕ, 1973, с. 54; \. 3. Винников, Н. Н Ф е-
д о с г е в а. Разведка по р. Воронеж — \О 1973, ЛЕ, 1974, с. 44; Л 3. В и н н и к о в Раскопки славянских памятников па р. Воронеж. —АО 1971 М 1975, с. 53.
3 И. 11. Л я п у ш к и н. Славянское поселение на территории хут. Ближняя Мельница - Тр. ВДАЭ, т. I, МИА, 62, ЛЕ—Л., 1958 с. 337- 347. В. С. Флеров. Поселение VI11 -IX вв уст. Богоявленской. С А. 1971, №2. с. 258 -265.
1 Вопрос о комплексе столовой керамики памятников Крыма VII — X вв., а также Таманского полуострова должен решаться особо ввиду наличия здесь сильных местных традиций. В настоящей работе он не затрагивается.
5 В. С. Флеров. Лощеная керамика Саркела-Белоп Вежи. — СЕ, 1976, №2, с. 57—66.
6 С. А. Плетнева. Указ, соч., с. 191—196.
7 В. С. Флеров. Памятники неолита и средневековья в Приазовье. —АО 1970, ЛЕ, 1971, с. 102; Г. В. Д у д ч е н к о, С. П. Т а р т а н о в а, В. С. Ф л е р о в Раниесредневековые памятники Северо-Восточного Приазовья. — \О 1972, ЛЕ, 1973, с. 125.
8 С. А. Плетнев а. Указ, соч , с. 115.
9 Там же, с. 21, рис. 5.
10 С. А. Плетнев а, Керамика Саркела-Бе-лой Вежи - Тр ВДАЭ, т II МИА, 75 ЕЕ—Л., 1959, с. 214—220.
11 С. А. Плетнева Указ, соч с. 118
12 С. А. Плетнев а. Керамика Саркела-Бе-лой Вежи, с. 219, рис. 7, 4—5; Средневековая кера
мика Таманского городища. — В; Керамика и стекло древней Тмутаракани. ЛЕ, 1963, с. 41, рнс. 24, I; От кочевий к городам, с. 119, рис. 29, 10; Б. А. III р а м-к о Древности Северского Донца. Харьков, 1962, с 274, рис 106, 4; И А. П и с л а р и й, А. Л. Ф и-л а т о в. Тайны степных курганов. Донецк, 1972, с 117.
13 С. \ Плетнева. Указ, соч., с. 118.
14 А. Л Я к о б с о н. Раннесредневековый Херсонес. —МИА, 63, М.— Л., 1959, с. 312, рис 164—3 -4.
15 Раскопки А. Г. Николаенко. Материалы не опубликованы.
16 К- И. К р а с и л ь н и к о в. Гончарная мастерская салтово-маяцкой культуры. — СА, 1976, № 3, с. 274.
17 Находка ростовского археолога Костенко В. ЛЕ
18 И. И. Л я п у ш к и н. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне р. Дона, с. 113, рис. 8.
19 В. А. Бабенко. Дополнение к докладу „Что дали нового последние раскопки в Верхнем Сал тове“. — Тр. XIII АС, т I. ЛЕ, 1907, с. 396.
20 И. И. Л я п у ш к и н. Городище Новотроицкое. — МИА. 74, ЛЕ—Л., 1958, с. 43, рис. 25, 10.
21 А. Т Б р а й ч е в с ь к а. Розкопки гончарсь кого горна в балц! Каицирка в 1955 р. — Археология т XIII, Киев, 1962, с. 114 118.
22 И. Е. Макаренко. Археологические исследования 1907—1909 гг. —ИИЛК, в. 43. СПб., 1911, с. 114—118.
23 Т. М М i н а е в а. Керам1ка балки Каицер-кн в св1тл! археолопчных досл1джень на П1вн1чному Кавказ!. — Археолопя, т. XIII, Киев, 1962.
24 С. А. Плетнев а. Работы Советско-Венгерской экспедиции. —АО 1975, М., 1976, с. 81.
25 С А Плетнева. От кочевий к городам, с 121
26 С. А. Плетнев а. Средневековая керамика Таманского городища, с. 40.
181
ПРАБЪЛГАРСКИ МЕТАЛНИ АМУЛЕТИ ОТ ПРЕСЛАВ
Тотю Тотее (Шумен)
Предмет на настоящата работа е една не-голяма трупа метални амулети, намерени през различно време в широките граници на укре-пената градска територия на Преслав. В инвен-тар ните описи на фонда на Археологическа база — музей „Велики Преслав1* амулетите фигурират записанн като случайни находки с най-общо отбелязване на местона.мирането. Само за три от тях е посочена годината на пос-тъпването и за два локализирането е стеснено с ориентири спрямо известии паметници като „около двореца** и „югозападно от крылата църква“.
Отсъствието на подробности за това, в кой точно сектор на стария град, кота, заедно с какви други материали и при какви обстоя-телства са намерени, е може би и една от причините за забавяне на по-цялостното разглеж-дане на тези интересни в много отношения на-находки. От изследвачите на Преслав единствен задържа вниманието си на тях Н. Л1авро-динов и им посвещава по няколко реда.1 Той разглежда амулетите като произведения на преславската художествена промишленост от IX—X в. — датировка, която в светлината на новите археологически разкопки и проучвания трудно може да бъде разколебана. По-иначе стоят нещата обаче с мнението на Мав-родинов за етническата принадлежност на преславските амулети, тъй като според него в българските некрополи не се откриват амулети и пандантиви и той ги отдава на славяните 2
I. АМУЛЕТИ, ИЗОБРАЗЯВАЩИ ПИШИ
Първите два амулета от разглежданата колекция са с форма на птици (обр. 1, 1—2). Това, което се знае за тях, е, че са намерени около двореца. Записването им с два по-следователни номера (2249 и 2250) е указание за едновременното им постъпване в музея.
Отлети от бронз, птиците са третирани обемно. Първата е висока 2,7 см, втората — 3,5 см. Крилата на двете са плътно прибрани към тялото. Опашката на по-малката е раздвоена, с извит нагоре завършек, а на втората — права, с плоско изтънен край. Изду-тите гърди преминават в сравннтелно дълги шии, конто завършват с кръгли глави, снаб-дени отгоре с халки за окачване. Главата на
по-малката птица завършва с мощен, подвит надолу клюн, а на другата с къса човка. Краката и при двете са обединени във форма на трапецевидна площадка (стожер). Известно различие се наблюдава при очите. Докато при малката птица те са отчетливо очертани с точковидно отбелязване на гледеца, то при голямата те са съвсем леко поде казаки. Посочените белези характеризират първата птица като хищна, най-вероятно орел (обр. 1, /), а втората като водноплаваща (обр. 1, 2).
Изображения на птици — хищни и водно-плаващи, изрязани релефно върху кост, гра-вирани върху камък, метални предмета и глина или рисувани върху керамични плочки и тра-пезни белоглинени съдове, изобилствуват от Преслав. Интерес за разглежданите два амулета с птичи изображения представляват три находки с подобно предназначение8. Едната е отлята от бронз и има 2 см високо пирами-дално тяло, което в горния си край завършва с ухо за окачване, а в другия стъпва на един-ствената си четвъртита стена — основата. Върху последната е гравиран орел с разпе-рени крила.4 Другите две находки представляват кръгли плочки — едната бронзова, втората от мед, откъм лицевата страна на конто е врязано едно и също изображение на водноплаваща птица с гръцки надпис: Kvqie /М#?, tov e'xovza /ле, който е бил нанесен допъл-нително.5 Смисълът на надписа, който в превод гласи: „Господи, помагай на този, който ме притежава!**, преди неговото врязване е бил вложен в изображението, но без призо-ваването на християнския бог.
Тук искам да обърна внимание на още една трупа метални предмета от Преслав, конто по примера на Н. Мавродинов приех, че са служели за нанасяне на позитивни отпеча-тъци и им посветих няколко статин.6 Обстоя-телството, че находки с подобно устройство и изображения не са известии от други места у нас, е сериозна пречка не толкова за ос-мислянето на представените отгоре им изображения, колкото за разрешаване на въ-проса, къде и с каква цел последните са били отпечатвани. В. Бешевлиев не без основание определи някои от тези находки като амулета.7
Амулети, изобразяващи хищни птици (орли и соколи), отлети от бронз, като тези от Преслав, и водноплаващи птици, изрязани от кост,
182 Плиска—Преслае. 2 София 1981
Обр. 1. Прабъггарски метални амулет и от Преслав (IX X в.)
са открити в Салтовския некропол и в Саркел, конто С. А. Плетньова свързва с разпростра-нения сред някои сибирски народи шамански култ на онгоните (духовете).8 Преславските амулета с птици в такъв случай, както и изображенията на животни върху споменатите метални предмета са отглас на стари тотеми-стични вярвания сред тюркските и аланските племена. Тези изображения по-късно се пре-върнали в онгони. През IX—X в. образите на птици и животни влезли в орнаменталния ре-пертоар на преславската художествена про-мишленост и украсявали коланни апликации, накитни предмета и др. Освен чисто декоративно предназначение в тях било влагано според вярата на тези, конто ги носят, апотро-пеична сила и въздействие. Преживелици от тези стари тюркски вярвания и представи се запазили и след приемане на християн-ството.
2. СЛЪНЧЕВИ АМУЛЕТИ
Следващите три амулета са свързани със слънчевата символика (обр. 1, 3, 4а,б, 5). Първите два произхождат от външния град, а третият е бил намерен през 1937 г. в югоза-падния край на вътрешния заедно със сре-бърна монета на Й. Цимисхи (969—976).
Първият амулет представлява отлято от бронз кръгче, от което излизат седем радиални „лъча“ с кръгли завършеци (обр. 1,з). За кръг-чето е заловено, отлято заедно с него и лъчите, профилирано ухо за нанизване и окачване на амулета при носене. Специален интерес представлява броят на лъчите, тъй като числото седем е било^извънредно популярно презУ! I1—I Хв. сред народите в басейна на р. Дон.9 Представите за неговата символика и мистическия му характер твърде отрано и нашироко проникнали сред населението на средновековна България.10
183
Вторият екземпляр е отлята посребрена бронзова плочка с крыла форма (с диаметър 1,4 см), снабдена с ухо за окачване. Едната страна на амулета е запълнена с плитко релефна шестлистна розета, обрамчета по краищата с бордюр, насечен от къси черточки, имитиращи низ от перли (обр. 1, 4а). Листата на розетката са разположени радиално около кръгче с от-белязан център подобно на лъчи. Върху дру-гата страна на амулета е представен равно-раменен кръст с точковидни завършеци на ра-мената, включен в очертан с точки кръг (4 точки са разположени срещу рамената и 4 — в междураменните пространства). По такъв начин в амулета са отразени едновременно езически и християнски сик воли. Подобна картина, както ще видим, предлага още един от преслав-ските амулети.
Описаните накратко два амулета (вторият с едно от изображенията си) са били свързани със слънчевата символика и се отнасят към тип първи, вид четвърти според класифика-цията за слънчевите амулети, предложена от С. А. Плетньова.11
Извънредно интересен е третият амулет от тази трупа (обр. 1,5) и на него се спряхме доста подробно в отделна статия.12 Той е отлят от бронз в плосък калъп и има размери: дъл-жина 5 см, ширина 1,5 см. Изобразява две срещупоставени силно извита накрая конски глави. При свързването им в долния край на шиите се образува триъгълен издатък, а в горния две островърхи шипчета, като че ли за-гатват за наличието на седло. Ушите над гла-вите са силуетно изрязани, а конската му-цуна е показана с увиснали устни. На главата е поместено око с изпъкнало отбелязване на гледеца. Три „щрихи“ върху шиите, показани по същия начин, загатват конската грива. Тесен релефен кантвървипо краищата на амулета и около кръглия отвор, с който той е снаб-ден по средата, и допринася за по-отчетливо възприемане на плоско и характерно трети-раните конски глави.
Между откритите досега у нас паметници от този род преки аналогии на преславския амулет не могат да бъдат посочени. По плоения начин на третиране изображението намира много общо с няколко амулета от сбир-ките на средновековния отдел на Археологический музей в София.13 Поразително е сход-ството му с няколко гробни находки от Унга-рия.14
Мотивът „двуглаво конче“, изобразен на амулета, е много стар и се радва на особено голяма популярност сред някои източни народи, населявали Южен Сибир. От гробни-ците на Енисей през таштикската епоха (I в. пр. н. е. — V в. от н. е.) е засвидетелствувана голяма колекция „двуглави кончета11, изпъл-нени силуетно и в голямата си част оттети от бронз.15
Амулетите от този тип продължават да се срещат и по-късно. През VII—VIII в. ги виж-даме сред киргизите,16 а в VIII—IX в. — сред някои народи от степните гориста области
на Дон и Приазовието. Амулети с такива изображения са открити и вСалтовските и Димит-ровските гробници.17
За разлика от други животни конят никога не е бил считан за онгон или тотем. Неговият образ винаги се е евързвал със слънцето. В последното намира обяснение и предпазният характер на конското изображение сред много народи. Според Мойсей Каганктаваци конят винаги е бил посвещаван на Тенгри-хан.
Отливането на „двуглави кончета11 от бронз с подобно на амулета предназначение намерило място като пандантиви и украси в облеклото на много народи. През IX—XI в. центрове за отливането им възникнали в При-камието, където култът към коня имал дъл-боки корени.18 Освен върху пандантиви този сюжет се среща върху железни огнива, гре-бени и др.19
Така сравнен, амулетът от Преслав не е изолирана находка и се евързва с паметници, намерили извънредно широк ареал на разпро-странение. За най-вероятни негови етнически носители трябва да признаем прабългарите. Като по-късна преживелица на мотива „двуглаво конче“ може да се търси обяснение и за появата му след няколко века върху бронзови свещници от Преслав, Силистра20 и Велико Търново21. По-нататъшният живот на мотива се илюстрира от голям брой етнографски ус-поредици в свещниците „кончета11 и главняр-ниците („огнищни кончета11) от ковано желязо и върху някои образци от т. нар. „пастирска резба11 върху дърво.22
В класификацията на С. А. Плетньова за този род слънчеви амулети преславското „двуглаво конче11 трябва да отнесем към тип пети и да се съгласим с извода й за значението му като олицетворение на бога на небето Тенгри-хан, който в същото време бил и бог на слънцето и в пределите на Хазарския хаганат бил наричан „чудовищен герой11.23 Оттук Плетньова извежда култа към хагана-вожд, култа към неговата божествена сила, който донякъде започва да се слива с култа на антропоморфи-зиране на бога на небето-слънце, считан като „герой11 — вожд, надарен с магическа сила.24
3. АМУЛЕТИ С ЧОВЕШКИ ИЗОБРАЖЕНИЯ
Следващите два екземпляра, намерени в пространството на външния град преди около тридесет години, се отнасят към антропоморф-ните амулети и трудно могат със сигурност да бъдат осмислени.
Единият от тях е отлят от мед и представлява плочка с листовидна форма (размери: височина 3 см, ширина 1,5 см) и ухо в единия край за окачване. Лицевата страна на плочката запълва силно стилизирана украса — може би човешки образ, върху който се наслагват ра-стителни мотиви и затрудняват да се видят очертанията му (обр. 1, 6). Позлатата на фона, върху който той се откроява, и тъмнокафявата патана на метала не дават възможност да
184
се долови сигурно образът. Стилизацията е разложила отделните съставки на човеш-кия образ до краен предел, както при някои коланни апликацни и ремъчнп краища от Преслав.23 С изображение™ си амулетът намира донякъде връзка с две метални кръгли плочки с човешки изображения от Преслав, конто напоследък В. Бешевлиев изтълкува като амулети с изображения на шамански маски и ги сравни с подобии маски върху аварски находки, обнародвани от А. Колауц.2®
В такава насока може да бъде осмислен и вторият амулет, който изобразява отлята от бронз човешка глава с плосък бюст (размери: 6,5x6 см). За главата, която е обемно третирана, се залавя голяма халка, отлята заедно с изображението (обр. 1,7). Издълженият овал на лицето завършва с къса заострена брада. Големите косо нзтеглени очи с почти склю-чени над тях вежди единствено го определят като източен тип и го свързват с някои врязани върху каменни блокове и строителна керамика изображения от Плиска и Преслав и особено много с образа, представен върху модел на юрта от Девня.27 Не по-малко трудности за осмислянето на образа създава и пло-ският бюст, у красен с ажурени орнаменти— палмета и кръгчета.
4 АМУЛЕТИ СЪС ЗНАЦИ
Тук става дума за един публикуван от нас бронзов медальон със знаци (обр. 1, 8а, б),28 който В. Бешевлиев29 прие за амулет. Наход-ката представлява кръгла бронзова плочка с диаметър 2 см и ухо за окачване при носене. Върху едната й страна е врязан най-често среща-
ният старобългарски знак — фланкиран с вер-тикални хасти ипсилон, а на другата — ше-стораменен кръст с раздвоени вилообразни краища на раменете (според В. Бешевлиев — съчетания от ипсилони). След като привежда редица примери за ипсилона, представен върху пръстени, каменни блокове, строителна керамика, глинени съдове, колони с прабългарски надписи и други предмета, той стига до извода, че знакът е имал магическо и апотропеично значение.30 Такова значение според него са имали и някои от другите старобългарски знаци.31 За това значение според Бешевлиев свидетел-ствуват и думите на Черноризец Храбър: „Прочее предп славяните нямаха книги, но бидейки езичници, четяха и гадаеха с черти и резки"32.
Завършвайки тези кратки бележки за преславските амулети, не смятам, че съм се до-коснал до много от въпросите, конто тези находки поставят. Безспорното засега е това, че те са резултат отедна традиция на прабългарски езически вярвания и представи, залазила се задълго сред население™ на средновековна България и са прекрасно потвърждеиие на малкото стигнали до нас сведения от писме-ните извори за носене на амулети и свърза-ните с тях вярвания и култове.33
Да се надяваме, че с издирването и изучаването иа основния източник за този род находки — некрополите в старите столици Плиска и Преслав, което все още е в своето начало, ще гюстъпи повече и сигурно датиран материал, който ще гарантира с по-голяма сила както застъпените тук въпроси за етническата принадлежност, така и мястото па тези лю-бопитни находки в езическите вярвания и представи на наши я народ през среднове-ковието.
1Н. Мавроди нов Старобьлгарското изку ство. С., 1959, с. 225—226, обр. 262 и 264.
2 Пак там.
3 Т. Т о т е в. Метални печатчета с образн на животни от Преслав. — В Преслав. Т. I С., 1968, с. 176—178, обр. 1, в, г, д.
4 Пак там, с. 177, обр 7.
5 Примери за допълнително врязване на старо-християиската формула Kvgu pot'i&i] могат да бъдат посоченн и за други находки от Преслав, вж: Т Т о-т е в. Проучвания в гробищата на Преслав през 1963 и 1964 г. — ИНМШ, V, 1972, с. 53, заб. 10.
11 Т. Tote v. Sur un groupe d’objets decouverts a Preslai a representations et marques. — Byzantinobul-garica, HI. S. 1970, pp. 133—153, fig. 1/2; Метални печатчета с образи на животни от Преслав. ., с. 173— 182. обр. 1; За образите върху три медни печата от Преслав. — ИНМВ, VI (XXI), 1970, с. 200—203 обр. 1, 2, 3; За един бронзов лечат с кръст и неясен над-пис. — ИНМВ, VII (XXII), 1972, с. 201—203, обр. 1 и 2; Ловна сцена върху три метални печатчета от Преслав ИНМВ, X (XXV), 1974, с 321 325, обр. 1 и 3.
7 В. Бешевлиев. Първобългарски амулети — ИНМВ, IX(.XXIV), 1973, с. 53—62.
8 С. А. Плетнева. От кочевий к городам. — МИА, № 142, М., 1967, с. 172,.
9 Пак там, с. 175.
1 ,1 Литературата за снмволиката на чпслото седом е събрана от И в. Д у й ч е в, Българско средне вековие. С., 1972, с. 76 и сл с цнт. литература.
11 С. А. Плетнев а Цит. съч., с. 175.
12 Т. Т о t с у. Sur une amulette еп bronze de Pres-lav a „petit cheval bicephaH. — Studia in honorem V. Besevliev S., 1978, c. 383 387.
13 H. M а в p о д инов Цнт. съч., с. 226, обр. 265.
14 I Hampel. Altertiimer des friihen Mittel-alters in Ungarn. Braunschweig, 1905, III, I08ls; N. F e t t i c h. Die Metalkunst der landnehmen den I'ngarn. Budapest, 1937, 1Ц; VI17.
15 С. В. Киселев Древняя история Южной Сибири. М., 1951, с. 440—442, габл. XXXVII; Л. Р. К ы з л а с о в. Таштикская эпоха. М., 1960, с. 88—89, 139—140, 130—132, рис. 32, 48, 52.
J li С. В. Киселев. Цит. съч., табл LIV2.
17 С. \ Плетнева Цит. съч., рис. 49.
18 М. Г. Худяков. Культ коня в Прикамье. — ИГАИМК, № 100, М., 1953, с. 260.
19 Литературата е посочеиа от мен: Т Т о t е у. Sur une amulette on bronze. .
20 T. Тоте в. Части от бропзовн свещници от Преслав и Силистра. — Археология, 1975, № 1, с. 50 и сл., обр. I и 2.
21 Я- Н и к о л о в а. Домашният бит и въоръ-жението в двореца на Царевец според археологиче-
24 Плиска — Преслав, т. 2
185
скп материал!!. — В: Царевград-Търиов II С., 1974, с. 232—233, обр. 51, а, б.
22 Етнографските успоредици на сюжета са по-сочени от мен: Т. Т о т е в. Части от бронзови свещ-ници . . , с. 55 и цит. литература.
23 С. А. Плетнева. Цит. съч.. с. 178.
24 Пак там. Въпросът за култа към хана в Дунавска България, който бил и върховеи жрец, е подробно разглеждан от В Б е ш е в л и е в Гръцки и латински извори за вярата на прабългарите ПНЕМ, VIII —IX. С., 1929, с. 177- 180.
25 С тях напоследък се занима Р. Рашев и е под-готвил за тях отделна статия.
26 В. Б е ш е в л и е в Първобългарски амулети. . ., с. 55 и сл.
21 Р. Рашев Модел на юрта от Девня — Археология, 1976, № 1, обр. 1 и обр. 4.
28 Т. Тоте в. Един бронзов медальон със знаци от Преслав. — Археология, 1967, № 2, с. 36 -39.
29 В. Б е ш е в л и е в. Първобългарски амулети. ., с. 55 и сл.
30 Пак там.
31 Пак там.
32 Преводът е на К. К у е в. Хрпстоматия по старобългарска литература. С., 1961, с. 156.
33 Извори за българската история, VII, 113, гл 79; Митрополит Симеон Писмата иа Теофилакт Охридски. —Сб. БАН. XXVIII, 1931, с. 256.
186
СЕРДИКА И ПРАБЪЛГАРИТЕ
Магдалина Станчева (София)
София, антнчната Сер дика, остава, както е известно, извън територията на Първата българска държава до края на първото десе-тилетие на IX в. През това време тя е значителен административен и стратегически възел на Византия с многобройно население и не малък гарнизон.1
Сведението за първото влизане на български войски в Сер дика се отнася за 809 г.2 Следователно тази дата става една terminus post quemnonsa датирането на всички археологически факти, конто могат да се свържат с прабългарите и с тяхната култура.
Това положение е от голямо значение при проучването на цяла редица въпроси. Но практически то би могло да се използува само ако археологического изследване на Сер дика — Сре-дец е на такъв етап, който позволява да се борави с достатъчно факти. През последните 20 години тъкмо това бе реализирано за пръв път. Средновековнпят град бе уловен в ан-тичния и над него в голям диапазон от време — от IX в. до неговия залез.3 Това е рядко постижение в изследването на градове с подобна съдба у нас.
Хронологическият термин, който София дава, може да бъде използуван в две посоки. От една страна, той има датиращо значение за онези находки, конто в Североизточна Бъл-рия се свързват с прабългарите, но не са много точно датирани. Тази неопределеност може да се премахне, що се отнася до долната хронологи-ческа граница и така да стесни датировката.
Но това положение може да се използува в много по-широк аспект за изясняването на някои етнокултурни проблеми в определена хронологическа граница Това са например въпросите за взаимоотношенията между двата етноса — славяни и прабългари, за чи-сленото съотношение, за взаимного проникване на характеризиращи културата явления, за отношението към местного късноантично (респ. ранновизантийско) култуно наследство, на участиего му в развитието на материалната култура на българите и пр.4
Второ извънредно важно обстоятелство е, че София е крайният западен пункт в днеш-ните граници на България, където са уста-новени архелогически данни за прабългарско присъствие, поне по досега известите и пуб-ликувани изследвания.
При много по-добрата изученост на Североизточна България София остава почти един
ствен пункт за сравнение и съпоставки на определено хронологическо пиво.
Изложените по-долу съображения и заключения почиват преди всичко върху опита за анализ на разнородни архелогически материалу факти и наблюдения. Някои факти и някои констатации са съобщеии вече.5 Но тяхното подвеждане под определена гледна точка създава по-пълна картина. Тук ние няма да се впускаме в подробно описание на наблюдения, а ще се задоволим с една рекапитулацпя на фактпте и ще се опитаме да обобщим резул-татите от тях.
Ако присъствието на едно ново население, на един нов етнос в един жив ранновпзан-тийски град може да се констатира най-сигурно по находките на типичната битова керамика на това ново население, софийските находки са твърде красноречиви. Те показват следното: при изобилие на гърнета от славянски тип с голямо разнообразие в гравираната декорация фрагментите от синхронната на тях сива керамика с излъскани ивици (прабългарски тип) се броят на пръстите на едната ръка. Тук отчитаме както по-специалното предназначение на тези сиви, сивочерни, сивокафяви съдове, поради което те се ползуват по-огра-ничено, така и съпътствуването им от един вид гърнета с врязана украса с по-особена характеристика като силует и като техника и материал, конто също се отнасят към прабългарите. Но отбелязаният факт остава в сила и е несравним с тези в североизточнобългар-ските територии.
Изводът, който може да се направи, е само един: през IX в. в Сердика, наречена вече Средец, се заселва население от славянски произход. Това не изключва, разбира се, присъствието тук и на обитатели от прабългарски произход. Но те се губят количествено спрямо славяните по данните на археологиче-ската документация.
Фактът, че археологическите находки (керамика) свидетелствуват за славянско домини-ращо присъствие в този много важен в поли-тическо и стратегическо отношение град, е много значителен за взаимоотношенията вътре в българската държава между двата етноса на този етап. Явно е, че славяните се ползуват с пълно доверие и им се възлага извънредно отговорна задача да заселят и отбраняват Средец. Явно е, че е създадена вече известна консолидация в състава на население™, като
Плиска-Преслав, 2. София, 1981
187
Обр. 1. Керамичен сферсконус и фрагмента от кера-мични съдове прабъкарски тип от София
Обр. 2. Костсна пластинка от лък и рогче от юзда
Обр. 3. Метални украси от облекло и амуниция
в този район то си остава с огромен превес на славяните. Трудно е да се приеме, че лип-сата на типичната прабългарска керамика е белег на нейното изчезване в началото на IX в. и у население от прабългарски произход, тъй като синхронно, в IX в., в Североизточна България тази керамика се среща масово.
Тук ще обърнем внимание на един друг факт — на името Средец, чисто славянско, осмислящо дълбоко чуждо звучащото за славянина име Сердика чрез една своеобразна трансформация. Това подкрепя изводите от керамичните находки.
Това са преки факта.
Но има и други, конто биха могли косвено да допълнят изложеното.
Незасягането, неразрушаването на две големи християнски църкви в Сердика, бази-ликата „Св. София" и ротондата „Св. Георги", след завладяването й от войските на хан Крум при господствуваща езическа религия в държавата може да бъде тълкувано като белег на толерантност към онази част от славянского население, участвуващо в това завладяване или заселено от по-раио в тази облает, която може би е възпрпета в една или друга степей хри-стиянство.
Можем да приемем като недвусмислен факт твърде слабого маркиране по археологически път на прабългарски етнически белези в масо-вата материална култура на IX в. в София. Това е показателно за възможностите (коли-чествени) на носителите на прабългарската култура, т. е. на прабългарите, да покрнят с присъствие новозавзетите земи. Явно е, че в извънредно порасналата територия на българската държава прабългарският етнос не може да се почувствува компактно навсякъде и да се улови по археологически материал!! определено.
Редица дребни находки в София, главно метални украси за облекло и части от оръжие, имат точки аналогии в центровете на Първата държава и са приети като елементи на прабългарската материална култура. Намерени в София и датирани в IX в. най-рано, те вече могат да се разглеждат не само като признак на физического присъствие на прабългари. Те могат да се тълкуват като проява на културно влия ние и проникване в процеса на формиране на българския етнос и култура.
Но особено важни са според нас онези археологически факта, по конто могат да се извадят заключения за отношението и пове-дението на ръководната сила в българската държава в началото на IX в., т. е. на прабългарската върхушка и на самия хан, спрямо някои новоизникнали проблеми.
Археологическите проучвания отхвърлят категорично сведението на Теофан за поведе-нието на хан Крум спрямо превзетата Сердика — за разрушаване на крепостните стени и на града изобщо. Тези факта са изложени и е направен опит за тяхното интерпретиране.6 Те са от изключително голямо значение за общата оценка на културата и държавническото пове-
188
дение на хана и неговите приближен» към завладения град. Те могат да се свържат и с настаняването веднага тук на немалък брой нови жители (предимно за защита) от славянски произход, навярно от недалечни от Сердпка места, вече заселен» със славяни.
Но, от друга страна, това е и беле! на едно именно държавническо отношение към новозавладените територии заедно с цялото тяхно военно и гражданско стопанство, част от много по-широкото понятие „антично наследство". Приемуществото да се използува завареното е било вече много добре познато и оценено. И при формирането на такова отношение и на стремеж за усвояването на античното наследство славяните навярно също са играли съществена роля. Известно е, че самите византийски автори с удивление отбелязват колко бързо славяните са възприемали много техники от византийците и са ги прилагали незабавно и умело. Така че навлизането на късно-антични елементи в материалната култура на новоформиращия се етнос сигурно се засилва с разширяването на територията на България през IX в чрез присъединяването на населен» със славяни земи.
В порядък на предположения и разсъж-дения може да се отиде и ио-далеч, т. е. да се погледне на въпросите с обратна насоченост — от новозавзетите земн към центъра на въз-ннкване на българската държава. Сердика е един от малкото градове, конто са влезли в българска територия с целия сложен жив градскн организъм — от фортификация до занаят-чийски производства. Без съмнение тук много е оценено и усвоено. И навярно и порадн това, че такъв, какъвто е бил, този град със своята крепост не се е огънал пред си лата на атаката, а е капитулирал пред безизходицата на про-дължителиата обсада. Да припомним един факт. След завръщането на хан Крум от тези далечни походи той заварва Плиска унищо-жена, опожарена, разграбена. Започва ново строителство и преди всичко на каменната крепост на Вътрешния град, на двореца. Из-впкани са и опитни византийски специалист».
Обр 4 Страницами на източната порта на Сер-дика-Средец със средновековни преустройства
Засега не ще довеждаме до каквито и да е на-силени заключения този ход на мисли. От извънредно голямо значение е сравнението на някои строителни методи главно във фортификационного строителство между Сердика и онези строежи на Плиска, конто следшеству-ват непосредствеио походите на хан Крум на югозапад. Тук няма да се спираме подробно на тези въпроси. Но вероятно градове като Сердика са изиграли голяма роля при усвояването па строителни техники и методи.
L При тези сложи» процеси на формиране на етноса и на неговата култура трябва да се отчита и ролята на местного заварено население, иначе казано—на тракпйския субстрат, като трансмисия в усвояването на редица умения и технически постижения, традиционни за тези земи. Съществуват сериозни основания да се приеме, че иа юг от Стара планина, а може би и особено в югозападпите район» тази роля е твърде значителна.
Изложеното по-горе изглежда на пръв поглед отдалечено от прабългарските проблеми. Но то е все пак пряко евързано с тях, доколкото отразява определен момент в един важен пункт на Първата българска държава.
1 За състоянието на града в навечерпето на пре-вземанетому ог българите вж. М. Станчев а. Ус-воиването иа античното наследство на Сердика от средновековния Средец ИБИД, XXIX, 1974, с. 209сл.
2 Извори те по този въпрос напоследък бяха разгледани отцово or Г. Цапков а-П с т к о в а. Страпнци нз историята па средповековна София (VI XII в ). — В: Серднка-Средец-Софня. С., 1976, с. 11 сл.
3 М. Станчев а. Пос съч., с. 210 сл.
* На този вънрос бе посветеиа през 1972 г. дву-дпевна научна сесия, организирапа от Секцнята по стара история и археология и Секцнята по средно-
вековна история при Българското историческо дружество. Всички доклади са публикувани в т. XXIX иа ИБИД в раздел „Проблеми на прехода or антич-иостта към срсдновековието (с 161—267).
5 Това с направено в отделим публикации. Обобщен поглед и последив резултати но тези нроучва-ния са изложепи в работата па М С т а и ч е в а. Лрхеоло! пческо проучваие па средновековния Средец (IX XIV')- Резултати и проблеми. В: Сер-днка-Средец-Софня. С., 1976, с. 20 -74. Там е посо-чена и литература по въпросите.
6 М. Ст а и ч е в а. Усвояването па антично наследство. - ., с. 210 сл.
189
РЛННОСРЕДНОВЕКОВНО СЕЛИЩЕ В РАЙОНА
НА ГОЛ ЯМ АТА БАЗИЛИКА В ПЛИСКА
Павел Георгиев (Шумен)
Провежданите през последните няколко години интензивни разкопки на манастирския комплекс около Голямата базилика в Плиска допринесоха за откриването на редица важнн данни за живота в първата българска столица в периода VIII—XII в.1 Основен резултат от досегашната работа е разкопаването на северната половина от манастира, известен още от проучванията на К. Шкорпил и Ф Успенски през 1899 и 1900 г.2 и от сондажите на 1<р. Л1иятев през 1935 г.3 Нов и особено важен за проучванията в Плиска факт е установяването на ранносредновековно селище, чийто първи период предшеств)ва по време монументални-те църковни и други сгради в комплекса.4
Останките от селището разкрихме при разкопките през 1974 г., когато започна раз-криването на нзточната част от манастирския двор, северно от базиликата. След изчерпване на насипа до строителното ниво на сградите от манастира културнпят пласт продължаваше и в по-голяма дълбочина. За разлика от наси-тения с голямо количество строителни мате-риали и трошляк насип, обхващащ монумен-талните и по-късните сгради в комплекса, културнпят пласт под него е от по-еднородна и с по-тъмен цвят пръст. Дебелината на този по-долен в стратиграфско отношение пласт се движи между 0,15 и 0,30 м. Откритата в него ранносредновековна керамика е от познатите три типа: с врязана украса, сива с излъскани ивици и пояси от врязани широки линии (жле-бове) и с покрита от червена ангоба повърх-ност. В пласта се откри и голямо количество животинскп кости, главно от дива свиня, овца или коза и по-рядко от едър рогат добитък и птици. Место срещана находка са каменните точила (брусчета), някои от конто имат в единиц си край отвор за провесвапе. Важен материал са няколкото токи и ремъчнп накрай-ници ог коланни гарнитури.
Културнпят пласт с находки от селището досега е проследен и изчерпан на площ от близо 4 дка. От разкритата в северната половина на манастира част можем само прибли-зително да установим границите на селището. Следи от него се забелязват на изток от Архиепископски я дворец и баня № 2. В южна посока селището включва площта, заета от Голямата базилика, а вероятно и терена южно от нея.5 В северна и южна посока пластът от селището продължава под неразкопаната част от тере
на. Възможно е според нас то да включва в обхвата си откритите от Ст. Михайлов и Ат. Милчев жилища-полуземлянки в обект № 31, който се намира на около 300—400 м източно от Голямата базилика.6
В селището досега от нас са проучени пет жилища.7
Жилище А° 1 (обр. I, 1 и 3). Жилището беше открито под подовата настилка в югоиз-точното помещение на Архиепископския дворец. На дълбочина 1,30 м от подовото ниво на помещението и до основите на източння зид се разкриха останките от каменна печка (обр. I, 3). Тя е вкопана на 0,15 м под пода на жилището, разрушен в по-късно време от овална по форма яма с размери 2.40 X 2,70 м. Изцяло бяха проследени само северната и западната граница на жилището. Южната и нзточната граница и отчасти намиращата се в ъгъла между тях печка попадат под основите на Архиепископския дворец. В жилището се откриха* следните находки? глинен съд с изображения на знак и орли, желязна келтообразна тесла-мотичка, нож, три броя халки (обр. IV, 3), прешлен за вретено (обр. V, 3, г), костено шило и ашик за игра.
Жилище As 2 (обр. I, 2). То се намира на 4,5 м източно от жилище № 1. Представлява полуземлянка, вкопана на 1,10 м в здравия терен до жълта глина.По план е правоъгълник, ориентиран с дългата си страна по посока север-юг. Размерите му са малки: 3,70x1,80 м Границите иа жилището се установиха по гнездата от колове, между конто се очертаха и по-малки по размери, но разположени на-гъсто дупки от пръти. В северния край на жилището се откри печка, изградена от дребни камъни, положени върху основа от по-едри. Отстрани са вкопани неголеми ями, в конто се огкриха само фрагмента от керамика и живо-гински кости. На пода на жилището се наме-риха прешлен за вретено, костно шило и камеи но точило.
Жилище As 3 (обр. II, /). Останките от него разкрихме в пространството между големия кладенец и баня № 2. Нзточната му част е разрушена от ямата1 на кладенеца. Отопли-телното му съоръжение е с правоъгълна форма и размери 0,85x0,65 м. То е оформено от Пластове глина, животинскп кости и керамични фрагмента. Дебелината му достига до 0,10— 0,12 м. Повърхността е гладко обмазана и
190 Плиска—Преслав. 2. София, 1981
Обр I. 1 — план и пзглед на жилище № 1
1 — сива пръст. принесена с въглени, керамика и животински кости; 2 — пясък; 3 — черна пръст, принесена с въаени; 4 — жълта глина с черна пръст; 5 — хоросанов трошляк; 6 — обгорала до червсно пръст; 7 — горял слои; 8 — розов хоросан
2—план на жилище № 2; 3 — каменна печка на жилище М 1 под основите на Архиепископская дворец
излечена до червено. От пода на жилището установихме само една ивица от трамбована черна пръст. Ако се съди по неголямата дъл-бочина, на конто е вкопано жилището — 0,20
м, от строителното ннво на оградната стена на манастира, може да се допусне, че то е било наземно, може би юрта. В пласта над него се откриха няколко ашика за игра, ашик с вря-
191
Обр. II. 1 — план на жилище № 3; 2 — план на жилище № 5; 3 — жилище № 5 — изглсд от запад; 4 и 5 — керамична съдове, открити в съседство с жилище № 5
192
зан знак (обр. V, 1, д) и фрагмент от прешлен за вретено (обр. V, 3, в).
Жилище As 5 (обр. II, 2 и 3). Жилището се откри в североизточння ъгъл на манастира. То е вкопано на дълбочнна 1,25—1,30 м. Формата му е четириъгълна, почти квадратна. Печката се намира в североизточння ъгъл. Гнезда за масивни греди се разкриха в средата на източната и западната стена. В средата на жилището също беше открито гнездо за под-порен стълб. До печката и в пласта над пода на жилището се откриха следннте находки: кремък, устие от стъклен съд, три костени шила, ашик с врязан знак (обр. V, 1, в), ре-мъчен накрайник (обр. IV, 2, а) и меден поз-латен пръстен с гравирано върху плочката му изображение (обр. IV, 1).
Керамичннят материал от откритнте жилища е многоброен и принадлежи към трите основни типа керамика, срещана в ранносред-новековните селища и некрополи в Североизточна България.
/ Керамика с врязана украса. Цели съдове не са открити. Фрагментите от този керамичен тип са само от гърнета и са най-многобройни. Особена трупа представляват частите от съдове със сравнително тънки стени (3—5 мм) и кере-миденочервен цвят след изпичането (обр. III, 1). Характерна е } красата от пояси свободно нанесени вълнообразнн линии, опасващи ця-лото тяло на съдовете. Последните са източ-
вани на лек грънчарски кръг. Гърнета със същите белези са открити при жилищата от преходния етап между селищата Джеджови лозя I и II при с. Попина, Силистренскн окръг. Крайната граница за използуването на тази керамика се определи в края на VIII или най-късно средата на IX в.8 Според Ж. Въжарова тя е резултат на развитие™ на собствено сла-вянската керамична традиция 9
Към керамиката, изработена на лек грън-чарскн кръг, се отиасят и фрагментите от дебе-лостенни гърнета със значително количество примеси от пясък. Украсата по стените се състоп от единична широка линия, врязана спиралевидно по цялото тяло на съдовете (обр. III, 2). Заедно с тази керамика се срещат и фрагмента от съдове, работени от пречистена глина и на усъвършенствуван грънчарски кръг (обр. III, 4).
За една по-детайлна типология на разнооб-разната по техника и начин на украса керамика с врязана украса сме затруднени от лип-сата на цели съдове, конто да позволят със сигурност да заключим и за формата им.
2. Керамика със сивочерна повърхност и излъекана украса. Изработена е от сипкава, добре пречистена от примеси глина. След изпичането повърхността й е добила светлосив до матов черен цвят, а в някои случаи и кре-мавочервен цвят. Най-често се откриват фрагмента от гърнета със и без дръжки. Много рядко

Обр. III. 1 — фрагмента от керамични съдове, изработени на леко грънчарско колем; 2 — фрагмента от керамични съдове със значителни примеси от пясък в глината; 3 фрагмента от съдове с излъскани украса; 4 — фрагмента от съдове с врязана украса
25 Плиска — Преслав, т. 2
193
Обр. IV. la — д — меден позлатен пръстен с изображение на човешко лице; 16 — изображението въргу пръстена; 2 — части от коланни гарнитури; 3 железни предмета от жилище № 1
се срещат фрагмента от кани с фуниевидно устие. Недалече от жилище № 5 беше открита шнрокоотворена паница с изправен и леко завит навътре устен ръб (обр. И, 5). Гърнетата са с обичайната си сферична или яйцевидна форма. Голяма част от тях са с елипсовидни, плоски или правоъгълни в сечение дръжкн-уши (обр. III, 3). Украсата е предимно от излъскани, косо пресичащи се линии, образу-ващи между пояси от широки врязани линии (канелюри) мрежа от ромбове (обр. II, 4). По свонте особености керамиката от този тип е близка до керамиката от Голямата могила ХХХШ в Плиска,10 некропола до Нови пазар11 и др. Несъмнената й близост с керамиката от салтовската култура даде възможност на М. И. Артамонов12 и Ст. Станчев13 да я определят етнически като прабългарска.
3. Керамика с покршпа от червена ангоба повърхност. Тя е представена от фрагмента и части от амфоровидни стомни или кани с фуниевидно устие. Съдовете са изработени от пречнстена глина на бързовъртящ се грънчар скн кръг. Повърхността им е покрита със светло или тъмночервена ангоба. Керамиката от този
тип се открива при различии паметници в Плиска, некропола до Нови пазар п други селища и некрополи, главно в Северонзточна България. Засега тази керамика се датира общо в границите на VIII—X в.14
Находките от селището при Голямата базилика в Плиска не са многобройнп, но харак-тернн. Тук ще се спрем на по-важннте от тях. Специален интерес представлява келтообраз-ната тесла-мотичка от жилище № 1 (обр. IV, 3). Тя има трапецевидна форма на работната си част, като в горния й край ръбовете са подвита навътре и образуват „ухо" за втикване на дръжка. Подобии теслообразнн инструмента са известии от много ранносредновековнн на-ходнща в Северонзточна България.15 По форма тези находки са сходни с един от най-древннге землеобработващи оръдия в Източна Европа10 и Южен Сибир17. Теслообразнн инструмента като нашия са често срещана находка в салтовските некрополи. В гроб от Дмнтровския некропол е открит такъв инструмент със запазена „Г“-образна дръжка, което обяснява начина на работа с него Според С. А. Плетньова той е разпространен в Подонието в VIII IX в.18 По повод на широкото разпространение на тези инструмента сред номадските и полуно-мадските народи и техните съседи през ранного средновековие С. А. Плетньова отбелязва слабото им разпространение сред „българските древности от Подунавието"18. Нашата и други подобии находки запълват тази празни-на в познанията ни за блпзостта между салтовската и ранпосредновековната българска култура.
Железните халкп с овална форма (обр. IV, 3) са по всяка вероятност от конска амуниция. Аналогична на нашата находка халка е открита под конското погребение в гроб № 33 на некропола до Нови пазар.20
Особен интерес представляват ремъчните накрайници и лировидна тока от коланни гарнитури (обр. IV, 2). Близки по форма и начин на украса са един оловен (обр. IV, 2, а) и един бронзов (обр. IV, 2, б) ремъчни накрайници. Те са правоъгълни с езичест завършек в дол-ния си край. В горната си част имат прорез с овална или правоъгълна форма. Лицевата им страна е разделена от отвесни линии, между конто е вместен орнаментът „рибена кост“. На обратната си страна имат отвесни, хори-зонтални или косо пресичащи се линии, обра-зуващи ромбове или трнъгълннцн. Бронзо-вият ремъчен накрайник, по форма и отчасти по начин на украса е сходен с формата за подобии накрайници върху каменния калъп, открит недалече от Дворцовия център в Плиска.21 Ремъчни накрайници с подобна на нашитенаходки украса от силно стилизираното „дърво на живота" или елховиден орнамент се откри-ват и в ареала на салтовската култура.22 Тре-тият ремъчен накрайник (обр. IV, 2, г) е нап-равеп от тънкн медни пластики и е без украса. Находки като лировидната тока (обр. IV, 2, в), открита в пласта на селището, са често сре-щани в ранносредновековните селища и не
194
крополи в Югоизточна и Източна Европа до X—XI в.23
Датировката на селището в района на Голямата базилика в Плиска може да бъде изведена на базата на комплексная археологически материал и на стратиграфските наблюдения при разкопките. Съществено значение има керамиката, работена на леко колело. Горната й хронологическа граница не над-хвърля средата на IX в. Към края на VIII или първата половина на IX в. ни насочват и ана-логиите за голяма част от останалата керамика и находките с материали от Плиска, некропола до Нови пазар и други ранносредновековни находища от това време. Важни данни за точ-ното датиране на селището дават стратиграфските наблюдения и факти. Обстоятелството, че над селището след средата на IX в. се из-граждат монументални архитектурни паметници, е сигурен terminus post quem non за крайната дата на първия период от съществу-ването му. По-трудно може да бъде определена началната дата на живот в селището. Засега въз основа на посочения по-горе материал ще посочнм само ориентировъчно за такава края на VIII л.___
Добитите от селището данни позволяват да бъде поставен и въпросът за населението, което живее в него в края на VIII и първата половина на IX в. Основен тип жилище в селището е полуземлян ката с каменна печка в един от ъглите. У нас и в Източна Европа през ранното средновековие този тип жилище е характерен за славяните.21 Важен етнопока-зателен материал е керамиката. Наред със значителното количество славянска керамика в селището се открива и прабългарска керамика. На прабългарите може да се отдадат и намерени-те части от коланни гарнитурп. От всичко това следва да бъде направен изводът, че в селището се откриват черти от материалната култура на славяни и прабългари. Да се заключи обаче със сигурност, че в селището двата етноса са живели заедно, са необходими повече данни. Важни в това отношение са материалнте, свързани с някои от проявите на духовната култура на населението, обитавало селището.
В жилище № 1 се открн част от глннен съд, върху чиято повърхност преди изпича-пето е врязан ранносредновековен знак, флан-киран от изображения на орел анфас и в профил. Семантиката на изображенията върху съда намира обяснение в кръга на религиоз-нн вярвания и обредност на тюркоезичните народи. Орелът у тях, наред със знака (там-гата) е родов символ-онгон. Изобразяването на орли-онгони върху съда според нас има апо-тропеична, предпазваща роля, както към знака, така и към самия съд. Безспорната връзка между знак и рисунка ни кара да допуснем ритуалното предназначение на съда — вероятно родов култов съд на някой прабългарски род или семейство.25
В жилище № 2 върху фрагменти от кера-мични съдове се среща един и същ знак —
Обр. Г 1а — д - ашици със знаци от селището, 2 костени шила, открити в жили щита-, 3 — ке-рамични прешлени за вретено
, врязан след изпичането. Родова тамга ли е този знак26 или предпочитай магически символ,27 е трудно да се каже. Важно е да отбе-лежим, че освен по ранносредновековни бъл-гарскн материали той се среща и върху кера-мични съдове и тухли от Саркел.28
Интересна трупа находки представляват и ашиците с врязани знаци, открити в жилища № 3 и 5 и в близост до тях (обр. V, 1). Знаци върху ашици, макар и рядко, са откривани и на други места в Плиска,29 аула на хан Омур-таг30 и други ранносредновековни находища. В СССР те се срещат сред славянски паметници в Поднепровието,31 от таштикско и древ-нохакаско време в Южен Сибир32 и др. Важни за нас са самите знаци. У нас те се откриват върху различии материали от ранното средновековие, главно в Североизточна България. Точни аналогии за тях са известии и от ареала на салтовската култура — предимно върху камъни, керамични фрагменти и тухли от Маяцкото градище и Саркел. Напълно идентичен със знак върху керамичен фрагмент от
195
Саркел е знакът върху първия ашик (обр. V, 1, о)33. Другият знак (обр. V, 1, б), предста-вящ най-вероятно схематично изображение на „родово“ или „свещенно дърво",34 е познат върху керамични материали от Плиска, Мадара и с. Нова Черна, Силистренскн окръг.35 Същият знак се проследява и върху керамични съдове от Саркел и върху каменни блокове от Маяц-кото градище.36 По начертание знакът на обр. V, /, г, също е сходен със знаци от Саркел.37 Останалите два знака върху обр. V, 1, в, д, са с неясно начертание. Известно сходство със знак върху ашик от Плиска отбелязва единият от тях (обр. V, 1, д)38. Броят на ашицнте със знаци от селището в района на Голямата базилика е все още малък, за да се правят окон-чателни изводи за решаването на въпроса за населението, на което принадлежат. Анало-гиите, конто знаците отбелязват със знаковия материал от ранното средновековни находнща в Североизточна България, от една страна, н този от центровете на салтовската култура — от друга, ни карат засега да ги схващаме като проява на прабългарската култура.39
От жилище № 5 произхожда медён позлатен пръстен с гравирано върху плочката му изображение на човешко лице (обр. IV, /). Пръ-стенът има елнпсовидна плочка и незатворена отзад халка. Пръстени с подобна форма не се откриват за пръв път у нас. В гроб с трупоизгаряне от некропола до Нови пазар е от-крит подобен пръстен с гравирани върху плочката седем малки кръгчета.40 Аналогичен пръстен с украса от врязани точки, образуващп скачени ромбове, е известен от Дворцовия център в Плиска.41 От същня тип е и златният пръстен от Вндин, върху който е врязан знакът .42 Сходен, само че със затворена халка, е нзвестпият златен пръстен от Престовац, върху чиято плочка е врязан широко раз-
пространеният у нас знак
.13 Въз основа
на датата на последний Ст. Станчев датира този тип пръстени в VIII—IX в.44 Както се вижда от посочените примери, върху всички пръстени има изображения. При два от тях това са ранносредновековни знаци, а един е находка от прабългарски некропол. Тези факти сочат дадения тип пръстени като характернн
1 Разкопките се провеждат под ръководството на П. Георгиев с участие на Ст. Витлянов. Материа-лите са непубликувани.
2 К- Ш к о р п и л. Постройки в Абобском \ к-реплении. — ИРАИК, X, 1905, с. 144—145, табл IV, 1, I.
3 К р. М и я т е в. Круыовнят дворец и други новооткрити постройки в Плиска. - ИБАИ, XIV, 1940—1942, с. 75—85.
4 В настоящата работа ще се занимаем с резул-татите от проучените четири жилища от първия пе риод (VIII — IX в.) на съществуване на селището Материалите, датиращи от XI в., ще бъдат публикувани от Ст. Витлянов
6 С т. Ваклинов. Плиска през 1971 г. — Векове, 1972, №3, с. 9. 10. Материали от селящего,
за прабългарите. Изображението върху на шия пръстен потвърждава тази констатация. В елипсовидното по форма поле на пръстена е гравирано снлно стнлизирано антропоморфно изображение.45 Представена е глава на брадат мъж с коничен шлем отгоре. О г долния край на шлема (островърха шапка) излизат две, извиващи една срещу друга полуволутп, с конто са представени съвсем обобщено скулите, очните орбити и носът. В долната част на лпцето линиите се раздалечават и оформят малка брада, завършваща отделу с дълга линия. Шлемът и брадата са запълнени с точки. Изображението, макар и стнлизирано, издава според нас образа на монголоид. Това особено добре личи при предаването на лицевите скули — изпъкналн. Това златарят е постигнал с нзчукване от обратната страна на пръстена.
Разгледаните материали, отразяващи ду-ховната култура на обитателите на откритпте досега четири жилища от селището, са във връзка предимно с паметницн на прабългарската културна традиция в Североизточна България и салтовската култура от Подониего Това ни дава основание да предположим, че в тях са живели прабългари. Заедно с това обаче трябва да се отчетат и значителните черти на славянската материална култура (жилище, керамика и др.). Тяхното наличие в селището в района на Голямата базилика в Плиска може да бъде обяснено с присъствнето на славянски етнос в него или пък с влияние на тяхната култура над прабългарската. Засега на този въпрос е трудно да се даде отговор. Такъв ще можем да дадем след продължителни проучвания в селището и особено след открнването на некропола му.
В заключение трябва да изтъкнем, че бъдещите проучвания на селището в района на Голямата базилика в Плиска са от голямо значение за изучаването на масовата култура на населението на първата българска столица в началния период на съществуванието й. На този етап от проучвания то е второто селище, открито на територията на Външния град в Плиска.46 От друга страна, открнването на жилища и ями от селището под основите на монументалните градежи при Голямата базилика е факт от нзключително важно значение за правилното определяне на датата и етниче-ската принадлежност на тези градежи.
Iдавно фрагмента or керамични съдове и жнвотннски кости, бяха огкритн в две ями, вкопани под сгроител-ното ниво на разкопаната or Т. Тотев кръеговндна сграда.
6 С т. Михайлов Хрхеологически материали от Плиска. —ПАИ, XX, 1955, с. 138—168; Ст. М и х а й лови А т. М и л ч е в. Разкопки в Плиска през 1955 г. — ПАИ, XXII, 1959, с. 268 -288; Ст М и х а й л о в. Разкопки в Плиска през 1959—1961.— ПАИ, XXVI, 1963, с. 12—21.
7 Жилище № 4 принадлежи към по-късен период на съществуване на селището и на него гук няма да се спираме.
8 Ж- Въжарова. Славянски и славянобъл-гарски селища в българските земи VI—XI век. С., 1965, с. 96—99, 158, обр. 66—68.
196
9 Пак там, с. ИЗ, 167—168.
10 С т. С т а и ч е в Керамика от Голямата могила в Плиска. РП, III, 1948 с 229—230, обр 2,.7.
!1 С т. С т а и ч е в, Ст. Иванов Не-крополът до Нови пазар. С., 1958, с. 63 93, табл. XV.
12 М. И Артамонов. К вопросу об архе ологпческпх памятниках славян и праболгар. — В: Славяно-българското селище край с. Полина. Си-листренско. С., 1956, с. 7—8.
13 С т. С т а н ч е в Ст Иванов. Пос. съч. с. 87— 89, 93.
14 Л. Д о и ч е в а-П е т к о в а. Ранносредно-вековни ангобирапи съдове. — Археология, 1973, № 3, с. 14—21.
15 К р. М и я т с в. Пос. съч., с. 86. обр. 154, С. Георгиева. Средновековното селище над раз валините на античния град Абритус. —ИЛИ. XXIV, 1961, с. 15—16, обр. 6В; Л т. М и л ч е в, С т. А н-г е л о в а. Археологически проучвания в м. „Калето" при с. Нова Черна, Силистренски окръг, през 1967 1969 г. — ГСУ ФИФ, III, 1970, т 63, с. 69, табл. XXXVIIIS; Л. Б о б ч е в а. Археологическа карта на Толбухински окръг, с 30. обр 28.
16 Ю. А. Краснов. О системах и технике раннего земледелия в лесной полосе Восточной Европы. -СА, 1967, № 1, с 3-10
17 С. В. Киселев Древняя история южной Сибири. М., 1951. с. 118, табл. Х1х,, с. 125, 255, и 529 -530; Л. Р. К ы з л а с о в. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины М , 1960, с. 180 181, рис. 62.
18 С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, с. 146. рис. 38т
19 Пак там, с. 147.
20 Ст. С т а и ч е в, С т. И в а и о в. Пос. съч., с. 12 и 96, табл. ХХ\’И5.
21 Ст. С т а н ч е в. Разкопки и новооткрити ма терпали в Плиска пред 1948 г. ИЛИ, XX. 1955, с. 193- 194, обр. 12.
22 С. \ Плетнева Указ, соч., с 162 рис 44se.
23 С т. С т а н ч е в. Керамика. . ., с. 205—206, обр. 26„f R Н а г h о 1 и. О katarama descoperita la Tirgsor. -SCIV, 23, 1972, 3, p. 417—425.
24 Ж- Въжарова. Пос. съч., с. (66; И. И. Л я п у ш к и н. Днепровское лесостепное левобережье в эпоху железа МИЛ, 104 1961 с. 191; С.
Л. П л е т н е в а. О связях алано болгарских племен Подонья со славянами в VIII—IX вв. —СЛ. 1962, № 1. с 86 и сл.
2о На тази находка сме посветили отделив стадия и тук на нея ще се спрем съвсем накратко.
28 С т. С т а н ч е в. Грънчарски знаци от Плиска, Мадара и Преслав. — РП, III, 1948, с. 243—244.
27 В. Б е ш е в л и е в. Първобългарски амулети. — ИНМВ, IX(XXIV), 1973, с. 56 сл.
28 А. М. Щ е р б а к. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела-Белой Вежи (к вопросу о языке и письменности печенегов). — МИА, 75, 1959 с. 367, табл. VI и XXII.
29 Разкопки на Л. Дончева на Западна крепостна стена-юг. Непубликувани.
30 Ц в. Дрем Сизов а. Проучване на аула па Омуртаг през 1959 г. — В: Изследвания в памет на К. Шкорпил. С , 1961, с. 123, обр. 13х.
31 И. И. Ля п ушки н. Городище Новотроицкое. — МИА, 74, 1958, с. 48. рис. 30х.
32 С. В. Киселев. Указ, соч., с. 462 и сл., табл. XXXVHI15; Л. Р К ы з л а с о в. Указ, соч, с. 141 145, рис. 53.
33 А. М. Щербак. Указ. соч., табл. IX.
34 Ю. Б. С ы м ч е н к о. Тамги народов Сибири XVII в. М., 1965, с 117—118, 164, табл. 108.
36 Л. Д о н ч е в а-П е т к о в а. Знаци върху археологически паметници от средновековна България VII—X век С., 1980, табл. II, 35—37.
36 С. А. Плетнев а. Керамика Саркела-Белой Вежи. — МИА, 75, 1958, с. 237, рис. 23, рис. 15; А. М Щербак Указ, соч., с 365, табл. Ill, IX
37 А. М. Щербак Указ, соч., табл. X.
38 Разкопки на Л. Дончева. Непубликувани.
39 С. А. Плетнев а. Указ, соч., с. 237, бел. 46.
40 С т. С т а н ч е в, Ст. Иванов. Пос. съч., с. 102, табл. XXV7.
44 Ст. Станчев Материалн. ., с. 30, обр. 3 В„ и 945.
42 С т. Станчев, Ст. Иванов. Пос. съч., с. 102, обр. 28.
43 N. М a v г о d i п о V. Le tresor protobnlgare de Xagyszentmiklos. — АН, XXIX, 1943, p. 81—82. fig. 432.
44 C t. С т а н ч e в, С т. Иванов. Пос. съч , с. 105.
45 Пръстен с подобно изображение е открит и в жилище от същото селище при обект №31; срв. Ст. М и х а н лов, \ т. М и л ч е в. Пос. съч., с. 287, обр. 256. Авторнте схващат изображението като растителен орнамент.
48 Другото селище се намира на запад от Вътреш-нпя град; срв. А т. М и л ч е в. Разкопки в Плиска западно от вътрешния град през 1959 г. •— Археология 1960, №3, с 30—43; Археологически разкопки и проучвания в м „Асар-дере“ — Плиска, през 1959г. — ГСУ ФИФ, LHI, 1959, 2 с. 33—66.
197
ПРАБЪЛГАРСКО СЕЛИЩЕ ПРИ с. ТОПОЛА, ТОЛБУХИНСКИ ОКРЪГ
Любка Бобчева (Толбухин)
Село Топола е разположено на високия черноморски бряг 8 км южно от г. Каварна. На 3 км северозападно от селото, в местността Кованлъка по време на дълбока оран бяха намерени в изобилие антични и средновековни керамични фрагменти, много камъни и други археологически материали. Наличието на керамика с излъскани стени, богата по форми и орнамента, привлече вниманието на музей-ните работники от Толбухински окръг и те успяха да издействуват отчуждаването на 60дка от поземлената площ и с това спасиха от по-нататъшно унищожаване археологическия обект.
.Местността Кованлъка е равна, само в южната й част се издига надгробна тракийска могила, конто сега се ползува за водоем.
Редовни археологически изследвания за-почнаха през 1971 г. До 1976 г. включително е разкопана над 4000 кв. м площ на дълбо-чнна от 1,60 до 2,00 м. Пръстта върху цялата разкопана площ на дълбочина до 0,80 м е черна на цвят и наситена с керамични фрагмента и камъни. Тя е орана и затова керамиката е смееена: елинистическа, антична и средновековна. В пласта на дълбочина от 0,80 до 1,50 м пръстта сменя цвета си в тъмно-кафяв и е все още богата с керамични материали и археологически находки, по те за-почват да намаляват. В този пласт са открити остаикнте от ранносредновековното селище. Следващият пласт е дебел от 0,60 до 0,80 м и достига на дълбочина от съвременото ниво
Обр. 1. Грънчарско пещ
от 2,00 до 2,20 м. Пръстта в него постепенно добива все по-светъл цвят до жълт и съдържа съвсем малко останки от дейността на човека. Жълтата пръст е стерилна. При дълбоката оран за щастне средновековният културен пласт не е бил напълно унищожен и се е залазил на дълбочина от 0,60 до 1,50 м от съвременното ниво. В него именно са раз-крити две грънчарски пещи за изпичане на съдове, две — за обработка па желязо, 15 помещения и няколко печки и пещи извън тях. Така бе изследвана част от ранносредновековното селище.
Битът на местните жители се определи от следните по-важни археологически находки от селището. Няколкото сърпа и ръчннте мелници (хромелите) свидетелствуват, че зе-меделието е поминък на населението му. На-мереният костен материал от едър и дребен рогат добитък и коне дава информация за развитието на скотовъдството. Тежестн за ри-барска мрежа от керамика и камък и въдички доказват, че риболовът също е бил източник за прехрана. Пещите за обработка на желязо свидетелствуват, че сред местните жители има и ковачи. Двете грънчарски пещи поставят нзключително важния проблем за производ-ството на прабългарска керамика.
Грънчарските пещи са еднакви по план. Скарите им са с неправилна кръгла форма, с диаметри 1,20x1,30 м. Те са дебели от 0,30 до 0,40 м и имат едната 9, а другата 10 отвора, наредени покрай стените им, през конто е ми-навал горещият въздух. Средната част па скарите им е разрушена, защото нямат колонки за подпори, но намерените отломки от нея показват, че и тя е имала отвори за горещня въздух. Стените на пещите са добре изпечени и запазенн на височина до 1 м (обр. 1). Отворите на огннщата им са облицовани с камъни. Пещ № 2 има предверие от две аси-метрични каменни стени пред отвора на ог-нището (обр. 2). И до двете пещи бе намерена в изобилие дефектна и неповредена керамика, до 2000 фрагментна в пласт от 0,20 м. Това изобилие говори, че пещите са произвеждалн продукция в продължение на дълго време и то интензивно. Сред керамичния материал, открит вътре в пещите и до тях, намираме предимно керамика с излъскани стени. Тя преобладава и в останалите части на селището. Ето защо приемаме, че тя е била произвеждана
198 Плиска—Преслае, 2. София, 1981
тук, че сме разкрили един от производстве-ните центрове на този вид керамика, която се среща в селищата от периода на Първата българска държава и в столиците Плиска и Преслав, но в сравннтелно по-ограннчено количество, представлява по-малък процент от общия брой на ранносредновековната керамика. Тя е работена на грънчарско колело, върху' дъната й има релефни знаци. Десет дъна носят знака релефен кръг с пет радиуса. Пет от дъната с този знак са извадени от пещ № 2 при почистването й. Това ни даде основание да мислим, че е възможно този да е знакът на производителя и собственика на пещта. Керамиката е обикновено сивочерна на цвят, но се срещат съдове с кафяв, светлокафяв, жълт и червен цвят, получен при по-доброто нм изппчане. Стените й са с матов блясък, излъскани и украсени също с излъскан орнамент от ромбовидни или прави вертикални линии. Често ромбовидният орнамент е съче-тан с пасма от врязани вълнообразни линии или единичнн прави. Има съдове с пъпковнд-на украса, с релефни орнамента, украсени от дупчицн, правени с гребен, с кръгчета или кръгчета с точка в средата. По форма керамиката е представена от канн с трилистно устие, сферични съдове с по две дръжки, па-ници, чашки и гърнета (обр. 3). Срещат се и ведроподобни съдове с прави устиета. без венче, пробита, за да бъдат окачвани.
Друг вид ранносредновековна керамика е тази с примеси от пясък и стрити мидени черупки в глината си. Тя има врязана украса от прави (хоризонтални и вертикални) и вълнообразни линии в различии съчетания. Среща се и украса от точнцн, правена от гребен с три до осем зъба. Точиците са подредени в прави или паклоненп линии под устието на съдовете или по венчето им. По форма тази керамика, която е синхронна с първия вид. е представена от гърнета със сферично тято, извито навън устие, леко удебелено, и ниска шийка, изразително подчертана от широките плещи на съда. Преобладават обаче съдовете с леко извито навън устие, без удебе-ляване на венчето, конто принадлежат на VIII в.
Такъв е съставът на глината и на съдове с вътрешни и външни уши, подобии на котли.
Сходна с тази керамика е намерена в селища и некрополи не само у нас, но и в Ру-мъния, Бесарабия и СССР.1 Тя принадлежи на VIII—X в.
В селището при Топола има и трети вид ранносредновековна керамика. Това са няколко фрагмента с кафява и зелена глеч. Върху пода на помещение № 13 бе намерена и цяла каничка с една дръжка и фуниевпдно устие, покрита изцяло с плътна зелена глеч. Глазирана керамика е известна от Плиска, Преслав, Попина, Нова Черна и други ранносредновековни центрове на българската държава.2
Друг важен проблем, който поставиха резултатите от археологическите изследвания
Обр 2. Каменно преддверие пред пещ № 2
в местността Кованлъка, е този за жилищного строителство. От проучените 16 сгради 15 са от средновековния културен пласт. Те са вкопани в земята, на каменни основи, градени от необработени камъни върху кал. Стените им са еднолицеви, с лице само от вътре, от един ред камъни са и затова са широки до 0.35 м. По план се делят на два основни вида: едните са правоъгълни с пристройка, а другнте са почти квадратни, без пристройка. Две помещения правят нзключение, ед-ното е типично двуделно, а другото е с Г-обра-зен план. Сградите се отличават и по вътрешното си устройство. Правоъгълннте освен при-стройката имат и на едно и също място по две каменни колонки с жлебове, побита успоредно една на друга, а пред тях на 0,60 м разстоя-ние има отвор от трамбована глина под наклон, за дървепа греда с диаметър от 0,15 до 0,20 м. Отворът завършва отделу с издълбан камък за опора на гредата (обр. 4). Такива съоръжения се срещат и в други ранносредновековни селища у нас. За тяхното предназначение съществуват две предположения: едно-то е, че са служели за точене на земеделски и друг домашен инвентар, а другото е, че са били за механично мелене на жито. Възник-ва въпросът за предназначението на пристрой-ките. Те заемат малка площ, отделени са от отоплението на помещенията и в гях са на-мерени шлака и костени шила, затова считаме, че са имали стопански функции. Пристрой-ките и съоръженията за мелене или точене иодчертават стопанския характер на право-ъгълните сгради с разширение.
Обр 3. Съдове от прабългарски тип керамика
199
Обр. 4^ Съоръисенце за мелене или точене в сграда Л" 5
Малка част от сградите са имали каменни стени, както личи от колнчеството на изва-дения камък при разкриването им, а другите са били със стени, изплетени от прътн и изма-зани от глина. От тях са намерени стенни глинепн замазки. Върху подовете на две от помещенията са намерени останки от овъгле-ни дървени гредн с диаметър от 4—5 см, вероятно от покривната им конструкция. Това ни дава основание да прнемем, че сградите са имали лека дървена покрнвна конструкция.
Отоплението им се е осъществявало от каменни печки, разположени обпкновено в северозападния ъгъл на помещенията^ Ед-_ ната от сградите, а именно двуделната, има утечка от камък, но с дебели замазки от глина отвън 1Т отвътре,- Разпбложена е_в севе-роизточния ъгъл на по-голя ата й част. Същата печка, измазана-с глина, е’разкрита и в сграда № 15. Отоплитёлните съоръжения на две от помещенията са само~От~Т1одове пзггечёпа глина, затова е трудно да се установи за как-во се касае: за печка, пещ или огнище. Тези подове са разположени в средата на сградите, затова възниква въпросът дали не са открнтй огнища — характерного отопление за прабъл-гарския тип житище.
По ориентацията си сградите в местността Ковантька са също два вида. Повечето са ориентнрани в посока север-юг, а само пет от тях са в посока северозапад-югонзток. За входовете им може да се предполага, че три от сградите са имали вход от изток, една е с вход от югоизток и една — от юг.
Подобии помещения са открити на нос Калпакра, в крепостта при с. Одърци и на Големия остров при Дуранкулак в Толбухински окръг.3 Тяхното откриване потвърди, че през VIII—X в. в този крайбрежен район на Южна Добруджа характерните битовн и стопански постройки не са полуземлянкнте, а сгради с каменни основи и леки надземни конструкции. Този вид помещения са разкрити и в Северна Добруджа при Капидава и Ис-трия,4 а също така и в Североизточна Бълга
рия, респ. в Шуменски, Варненскн, Разград-ски, Силистренски и Русенскн окръг.8 С тях нмат пълно сходство почти квадратните по план помещения от Топола, но правоъгълннте с пристройки и съоръжения за мелене или точене нмат подобии в селището при с. Дуранкулак и това на нос Калиакра. В селищата от Североизточна България този вид битови и стопански сгради се срещат само поеднннч-но, наред с полуземлянкнте, докато при Топола и Дуранкулак те са едннственият вид жилнщно или стопанско помещение. Тяхното появаване и съществуване е свързано с периода VIII—X в.
В селището при Топола бе установено, че край сграда № 6 мннава каменна настилка, синхронна с нея. Тази настилка бе бткрита отново след известно прекъсване. Тя преснча центъра на ранновизантийска сграда. Този факт подкрепя предположението ни, че на-стнлката принадлежи към средновековния кул-турен пласт. Каменната настилка би могла да бъде от улица, вероятцо_е селището да е имало улици и наценки на планировка. Прави впечатление групирането на помещенията две' по две, а именно едно квадратно — жилищно^ и едно правоъгълно — стопанско. Двойките сгради, например 5 и 6, 10 и 11, са разположени в близост една от друга, а са на по-голямо разстояние от останалнте.
Според керамичния материал от селището» при Топола то се^датнра в VII J—IX в. Тази датировка се потвърждава и от други археологически материали: например, от тока с форма на лира. Такива са публнкуванн от Плиска — две,6 една от Румъння7 и една про-нзхожда от с. Кладенци, Толбухннско. Принадлежат на IX в. Останалнят материал е типичен за ранносредновековните селища. Съ-стон се от стъкленн гривни и маннста, от железин ножчета и въднчки, от костенн шила и тежестн за вретено и рибарска мрежа.
Археологическите изследвания на селището при Топола отговорнха на някои проблеми и поставиха други. Те доказаха, че у нас е била произвеждана керамика с излъскани стени и майсторите-грънчарн са проявили творчество и умение и са създалн орнгннални и нови по форма и украса, съдове.
Уточнена бе специфнката на гражданска-та ни архитектура през периода на Първата българска държава, като бе утвърден типът на жилнщни и стопански помещения, вко-пани в земята до 0,60 м, на каменни основи. Уточненн бяха планът и вътрешното устройство на сградите. Обогатени са данните за отоплителните им съоръжения. Оказа се, че извън сградите има печки, пещи и огнища, свързани с домакинските нужди на местного население. Ръчните мелници се намират вътре в сградите и дори са открити и спе-циални съоръжения за механичного им при-движване.
Възникна проблемът за етническата принадлежност на обитателнте на селището при Топола. Той ще бъде доуточнен след откри-
200
ването и изследването и на некропола на се-лището, който ще даде необходимия антропологически материал и ще допълнн данните и за датнровката му. Засега имаме основание да мислим, че жилищата от местността 1\о-ванлъка имат прабългарски произход поради сходството им с такива от Приазовнето.8 Друге основание ни дава керамиката с излъскани стени, произвеждани тук, а нейни създатели безспорно са прабългари, макар че би могла
и сигурно е ползувана и от славяните. Най-сернозният ни аргумент за прабългарския произход на селището е пронзвежданата тук керамика.
Резултатите от разкопките показват, че сме открили част от занаятчийския център иа значително ранносредновековно селище от VIII—IX в., което пази много елементи от културата на прабългарския етнически компонент на българската народност.
1 С т. Станчев, С т. И в а н о в. Некропо-лът до Нови Пазар. С., 1958, с. 56 и сл.; /К- В ъ ж а-р о в а. Славяните на юг от Дунава. — Археология, 1964, № 2, с. 29 30, обр. 11; Д. И л. Димитров. Ранносредновековен некропол при тара Разделна. — Археология, 1959, № 3—4,; М. С т а н ч е в а, Л. Д о п ч е в а-П е т к о в а. Средновековна битова керамика от Ескус при с. Гиген. Археология, 1972, № 1, с. 22 и сл., обр. 10, б; Л. Д о п ч е в а-П е т к о в а. Средновековни глнненп съдове с вътрешни хши. — Археология, 1971, № 4, с. 32—37; Г. Б. Федоров, Л Л. П о л е в о й. Археология Румынии. М., 1974, с. 317; G г. F 1 о г е s с и, R. F 1 о г е s с u, Р. D i а-coni. Capidava. Biicuresti, 1958, р. 143—152. Г. Б. Федоров, Г Ф. Ч ебот арен ко. Памятники древних славян (VI- XIII вв.). Кишинев, 1974. Археологическая карта Молдавской ССР, .Vs 6, с. 40, с. 42, 43 и рис. 5; И. И. Л я п у ш к н н. Памятники салтово-маяцкой культуры в басейне р. Дона. — МИА, 62, с. 108 и сл.; М. И. Артамонов. Сар-кел-Белая Вежа. —МИА, 62, т. 1,М—Л., с. 30 и сл; В. А. Кузнецов. Глиняные котлы Северного Кавказа.’ 1\СИА АН СССР, 99, с. 39, обр. 15 и 16; С. А. Плетнева. От кочевий к городам. М., 1967, с. 103, рис. 25 (7—10, И) и рис. 26, 28 и 29; С. А. Плетнев а. Печенеги, торкн и половцы и южнорусских степях. — МИА, 62, рис. 9; С. А. Плетнева. Керамика Саркел-Белой Вежи. — МИА, /5, с. 123. Ст. Станчев. Домашната керамика от Преслав. РП, III, 1949, с. 129—148; С. Георгиев а. К вопросу о материальной культуре славян и праболгар на Нижнем Дунае. — В: Йзследва-ния в чест на Марин Дринов. С., 1960, с. 357—368; Д. Стоянов а-С е р а ф и м о в а. Разкопки на кре-постта при с. Долно Церово, Благоевградско. — Археология, 1963, № 4, с. 19 и сл.; Ж- В ъ ж а р о в а. Селища и некрополи (края на VI—X в.). — Археология, 1974, № 3, табл. I и II, с. 12 и сл.; А. Л. Яко б-с о н. Крым в средние века. М., 1973. с. 42; Г. Б. Федоров, Л. Л. Полевой. Указ, соч., с. 308, 311 и 313; М. И. Артамонов. Болгарские культуры Северного и Западного Причерноморья. — Доклады географического общества СССР, 15, 1970, с. 40 и сл.
2 С т. М п х а й л о в. Археологически материалы от Плиска (1948—1951). — И All, XX, 1955, с.134; А т. М и л ч е в. Археологически разкопки в м. „Асар дере" — Плиска, през 1959 г. ГСУ ФИФ, LIII, 1960. 2, с. 40 и сл.; Й. Ч а н г о в а. Търговски помещения край южната крепостна стена в Преслав. ПАИ, XXI, 1957, с. 254—258; Ж- Въжарова. Славянобългарско селище край с. Полина, Силистреп-ско. С., 1965, с. 48; А т. М и л ч е в, С т. А н г е-л о в а. Разкопки и проучвания в м. „Калето" при с. Нова Черна, Силистренски окръг през 1967 г. Археология, 1969, № 3, с. 41 42; И. Ч а н г о в а, Средновековна битова керамика в България. — Археология, 1959, .Xs 1 2. с. 137 138.
2 Л. Б о б ч е в а. Дъсноримска баня па нос Калиакра. Изв. на ОИМ и БИД — Толбухин, т. I. С., 1973, с. 149; селищата при Одърци и Дуранкулак не са публикуванн.
1 R. Florescu, X. С 11 е 1 u t a-G е о г g е -s с и. Sapatnrile de la Capidava. —Pontica, 7, 1974, p. 425, fig. 5; Г. Б. Федоров, Л. Л. П о л e в о ii. Указ. еоч.. с. 327.
5 К р. М пяте в. Архитектурата в средновековна България. С., 1965, с. 63; Д. И л. Д и м и т-р о в. Някои въпроси във връзка с изучаването на старобългарското масово жилище от VI — XI в. в Северонзточна България. Архитектурата на Първага и Втората българска уьржава. С , 1975, с. 235; В. Антонова. Масовпте жилища през рапното средневековые (VIII—X в.) в Северонзточна България; В. Антонова, Це. Д р е м с и з о в а. Проу ч-вания в м. „Селище" при Преслав през 1960 п 1961 г. — В: Преслав. Т. I. С., 1968, с. 159.
“Ст. С т а н ч е в. Разкопки н новооткритн ма-терпали в Плиска през 1948 г. — ИАН, XX, 1955, с. 208, обр. 26; С т. М и х а й л о в, А т. М и л ч е в. Разкопки в Плиска през 1955 г. ИЛИ, XXI, 1959, с 287, обр. 25, 3.
7 J. В а г п е а, $ t. $ tef anescu. Din Isto-ria Dobrugei. Bucuresti, 1971, Ill, p. 308 -309, fig. 104, 10, fig. 105; R. H arbor ui. О catarama in forma de lira. — Studii $i cercetari de istorie veche, 3, 1972, p. 417.
8 А. Л. Якобсон. Указ, соч., с. 43; С. А. Плетнева. Ог кочевий г: городам, с. 63 и сл.
26 Плиска — Преслав, т. 2
201
РАННОСРЕДНОВЕКОВНО СЕЛИЩЕ ОТ ГОЛЕМИЯ ОСТРОВ ПРИ С. ДУРАНКУЛАК, ТОЛБУХИНСКИ ОКРЪГ
Хенриета Тодорова (София), Карал
Ботов (Толбухин)
Големият остров при с. Дуранкулак, Тол-бухински окръг, е разположен на около 100 м източно от западния бряг на Дуранкулаш-кото езеро, в близост до карстовн извори с годна за пиене вода. Той е висок 11 м и има площ 17 дка. Почти цялата му повърхност е заета от голяма праисторическа селищна могила — единствена по рода си в Югоизточна Добруджа (обр. 1). Културните й напластя-вания са дебели над 3 м, образувани върху висока карстова тераса. Могилата съдържа културни останки от неолита, енеолита, брон-зовата и халщадската епоха, в конто на дъл-бочина от 0,40 до 1,00 м са вкопани построй ките на едно обширно ранпосредновековно селище. Неговите строежи са нарушили и в значителна степей унищожили халщадското селище, като останките от бронзовата епоха и най-горния енеолитен жилищен хоризонт са запазени само между средновековните жилища и под паважа на един от двата пло-щада.
Селището е възникнало през IX в., вероятно непосредствеио преди покръстването. Стратиграфски се проследяват три строитеч ни периода. Най-ранният (А) строителен период е разпространен предимно в централната част на острова. Констатирани бяха 5 основни
Обр. 1
архитектурни форми на сградите — кръгли (юртообразни) (обр. 2), овално-абсидни (обр. 3), абсидни, правоъгълни със заоблени ъгли и правоъгълни (обр. 4). Те са вкопани в пра-историческите жилищни хоризонти и стените им са подзидани в камък. В някои случаи подзиждането започва на известна височина над първоначалния под иа постройката , и камъните лягат върху вкопан в терена отстъп. Строежите са извършвани от местен камък, черпен от самия остров. Местата на кариерите бяха констатирани. Измерено™ в кубицн количество камъни, съдържащи се в деструк-цията на сградите, ни дава основание да твър-дим, че над нивото на терена е имало каменни зидове, достигащи на височина около 0,50 м. На много места бяха открити гнезда от ко-лове, конто по всяка вероятност са носили покривната конструкция. Разполагаме с ин-тересни данни за характера на стените над каменния цокъл до покрива. Те са били вероятно глинобитни, тъй като въпреки конста-тираните следи от пожар никъде в селището не бе открита излечена стенна мазилка. Та-кава може да възннкне само при опожаряване на плетена, обмазана с глина стена, докато глинобитната стена не се изпича даже при най-силен пожар. Отложения във вид на сива прослойка, произхождащи от глинобитните стени, се откриха вътре и около средновековните жилища.
Размерите и вътрешното устройство на сградите от период А са стандартен, което говори за отсъствието на съществени различия в материалните възможности на отделните семейства. Площта на сградите е малка. Подът им е измазан с жълта глина и добре опален навсякъде. Характерно отоплително съоръжеиие е кръглата куполовидна пещ. / диаметър на основата от 0,80 до 1 40 м. Не _ г всички постройки обаче имат пещи. В някои овално-абсидни сгради се срещат огнища, раз~ положени в средата на помещението или аси-метричжщ. Почти във всяко жилище бе кон-статирано механично, хромелно съоръжение (обр. 5, 6), състоящо се от два изправени осови камъка с полуцилиндрнчни жлебове на мястото, където се е въртяла оста. Пред тях винаги се открива площадка от излечена глина с кръгла дупка в средата и подложка от камък — плосък или чашковиден. Често пло-щадката е ограничена от перваз, имащ веро-
202
ятно предназначението да предпазва смля-ното брашно от разпиляване. В случая става дума за най-ранната средновековна механи-зирана мелница в нашите земи. Действието й се реконструира по следния начин: двата хромелни камъка са лежали на известна височина (около 0,10 м) над земята върху дър-вен кол с железна ос, поставен от своя страна под малък наклон в обмазана с глина дупка. Дървен лост, здраво прикрепен към горния хромелен камък, е бил свързан с друг, вертикален лост, поставен в хоризонталната дър-вена ос, лежаща напряко на осовите камъни в осовите жлебове. Движейки вляво и вдясно вертикалния лост, човек без големи усилия е могъл да завърта горния хромелен камък. В резултат на триенето между двата хромелни камъка се е получавало грубо мливо, което благодарение на наклона им се изсипвало на оградената с перваз площадка. За пред-варителната подготовка на зърното за смилане са били нзползувани каменни хавани.
По всичко изглежда, че след определен период на съществуване, през конто броят на населението значитетно е нараснал и е укрепнала вътрешната социална организация, е предприето генерално преустройство на селището. То се свързва с налагането на основ-ната архитектурна форма — правоъгълното_жи _ лище. Някои овално-абсидни постройки обаче се запазват, но с второ подово ниво и нов вид отоплително съоръжение — каменна печ-ка._ Единично явление е възникналото през този период Г-образно жилище.
Камъните от подзиждането на стените от по-ранните постройки частично са извадени и нзползувани в по-късните. На много места ямите от по-ранните сгради личаха само в негатив във вид на сиви петна на фона на по-светлия праисторическн културен пласт. Срещат се случаи, когато постройка от строителен период В препокрива по-старата сграда. Докато под зидовете на най-ранните сгради в няколко случая в ъгъла зад пещта се откриха съзнателно поставени цели черепи на едър рогат добитък или куче, а под пода на най-ранното кръгло, юртообразно жилище бе от-крито детско скелетче в кърмаческа възраст, то през по-късния В строителен етап тези езически елементи не се проследяват, с едно изключенпе — череп на крава, паднал от по-крива в средата на една сграда от С строителен период, което вероятно е стана-ло след окончателното напускане на селището.
През В строителен период цялата площ на се чищётоТДима гъсто застроена Използу-вани са и склоновете на острова, където се разполагат жилища, образуващи терасовндни редове. При преустройството всеки_дрм при-близително остава на мястото си, но се уве-личава жилищната площ. Увеличава се броят на помещенията и най-вече на малкнте стопански пристройки към тях. Старите сгради след преустройствата се свързват в комплекси (обикновено от две сгради). Характерна осо-
Обр. 2
Обр. 4
203
Обр 5
Обр 6
Обр 7
беност са малките каменни площадки пред входовете на сградите.
В_общия план на селището се очертават две незастроени площи, застлани с- каменни^ плочи, конто вероятно са били площади. Еди~ ният от тях се намира на най-високата из-точна част иа острова. Тук е бил разположеи култовият център на селището. _Другият пло-щад е в средата на острова. Той има право-ъгълна форма и е ориентиран североизток— югозапад. Около него са разположени сгради с много преустройства. Оформя се и една добре изразена улица, ориентирана подобно на площада
Покривите на сградите са били от дървен гредоред, за което съдим от запазените овъг-лени части от греди в сграда № 49.
Козенко___изменение през В строителен
период претърпяват и отоплителните съоръжения. Кръглите и куполовндните пещи отстъп-ват на заден план, като се появяват право-ъгълнатд, кръглата и ьгловата каменни печки. Хромелните съоръжения остават без про-мени. Констатирано бе обаче едно ново явление — двойно хромелно съоръжение, при което лостът е задвижвал едновременно два чифта хромелни камъни, подреденн в права линия.
Откритите две монета, сечени от византийский император Лъв VI, намерени в строн-телните комплекси от В строителен период ни насочват към тогавашното политическо положение — времето на двадесетгодишния мирен договор, сключен между България и Византия.
Последният С строителен период се про-следява отчетливо, от една страна, поради промяната на каменната кариера, а от друга, поради съществените изменения в строител-ната техника. Той се свързва и с опита да се строят първите надземни сгради. При тях основите не са вкопавани, в резултат на което до нас са достигнали само големи купчини камъни, в конто е трудно да се доловят ос-новните направления на стелите. Трябва да се има пред вид обаче, че голяма част от сградите на В период продължават съществуване-то си и през следващия етап.
В центъра на острова, върху най-високата западна част на селищната могила, още при създаването на селището е възникнала малка кръгла култова сграда с два пъти обмазван под, открито огнище, няколко големи и малки ямичкн за съхраняване на жар и луновиден жертвен камък (обр. 7).
След покръстването в нзточната стена на сградата е взидан християнски гроб. В един по-късен етап тя е била преустроена в едно-абсидна църква, като за абсида е използу-вана нзточната дъга па кръглата постройка, преградена от права степа. Около абсидата и на запад от църквата са разположени християнски гробове, оградени и покрити с каменки плочи. Преустройството на кръглата постройка в раннохристиянска еднокорабиа църква и групирането на християнски гро-
204
бове около нея ни дава основание да изкажем предположение™, че ранната крыла сграда е имала също култово предназначение в до-християнския период. Обаче тя трябва да е имала и пряко отношение към прпемането на християнството, защото иначе трудно бих-ме могли да си обясним следните факти: 1. Вграждането в източната й стена на хри-стиянски каменей гроб. 2. Преустройството й в еднокорабна църква и 3. Разположените наоколо християнски гробове.
В източната част на селището бе открито единично езическо погребение. Касае се за хокер наляво с глава на изток на възрастен инвалид с отделяй монголоидни белези на черепа (по определение на д-р Йорданов). Положен е в двукамерен каменей гроб. В източната камера се откри скелетът, а в западната — единични кости от тур, дива и дома-шна свиня, крава и пр. Цялото погребение е разположено върху части от ранен зид от А строителен период на селището, чиито камъни са послужили за подложка на гроба. Може да се допуске, че погребението се отнася към периода, непосредствено предхождаЩ покръ-стването.
Животът на селището приключва след един силен пожар, дагиращ вероятно_към края на X в. Най-отчетливо опожаряването се проследява в сграда № 49, в която се от-криха няколко килограма овъглени зърнени храни: леща, просо, ечемик, еднозърнеста и двузърнеста пшеница, уров (фин) и плевели. Определени са от н. с. Иван Панайотов, к. с. н. от Института за пшеница и слънчоглед край Генерал Тошево. Находката има голямо значение, защото е важно указание за земеделско-скотовъдния характер на поминъка на селището. Нямаме данни населението да се е за-нимавало със специализпрани занаяти, тъй като достоверни следи от работилници не бяха открити. Явно е, че в основата на препита-пието са лежали земеделието, скотовъдството, риболовът и ловът. Не са открити отбрани-телни съоръжения. Островът, обграден с вода, е бил естествено защитен. Вероятно е селището да не е имало стратегическо значение. Това се потвърждава от факта, че най-големият му разцвет е по времето на 20-го-дишния мирен договор с Византия.
При напускането на Големия остров жи-телите му са взели със себе си всичкия годен за употреба инвентар, в това число и хромел-ните камъни, та дори и някои основни камъни.
Jn situ не е открпт пито един цял съд. След това островът не е бил населяван до началото на нашия век. Под действие™ иа природните фактори средновековният културен пласт, об-разуван около жилищата, е бил отмит като запълнител иа същите, след което е започиало отминаването на праисторическите културни наслаги и тяхното отлагане във и около жилищата. По този начин е възппкнала една обърната стратиграфска ситуация Вътре в сградите праисторическите материали са изцяло разбъркани със средновековните, а на места дори ги припокриват. Затворени ком-плекси имаме само между две подови нива на дълго използувани сгради.
Сред находките, характеризиращи ран-носредновековното селище, първо място за-ема керамиката. Тя се състои преди всичко от гърнета, работени на усъвършенствувано грънчарско колело, украсени с т. пар. „рифление", съчетано с вълни, насечки и пр. Чер-ната и сивата из.тьсквана керамика има незначителен дял — 0,5 на сто от общия брой на средновековните фрагменти. Единични са фрагментите от жълто-зелена гледжосана керамика и белоглинепите с червена ангоба. Откритите 60 железни предмета са предп всичко обковки, ножчета, стрели, пирони, токи, харпун, ключалки и др. Бронзовите предмети са малко. Сред тях заслужават внимание два малки нагръднн кръста, пръстенът от гроб № 2 и др. Открити са и глинени прешлени за времето, тежести за вертикален тъкачен стаи и др. Предметите от кост са многобройни — шила, рогчета, кънки от конски кости, календарей рабош от сърнешка кост и т. н.
Находките от селището на острова при с. Дуранкулак дават основание да се предположи, че тук е отседнало прабългарско население, което в резултат на дълготрайния живот по новите места е еволюирало значп-телно. То се е приспособило към новата еко-логическа обстановка и етнпческо обкръжение и е развило по-нататък своята висока материална култура.
В резултат от продължптелиото взаимодействие между славяни и прабългари през IX—X в. на територията на Добруджа се оформя един нов, твърде характерен етнокул-турен облик, който с особена яснота се проследява именно в селището на острова при Дуранкулак. По наше мнение той може да се индентифицира с особеностите на консолиди-ращата се тук българска народност.
205
ПОРТРЕТНА РЕКОНСТРУКЦИЯ НА ЛИЦЕТО И ГЛАВАТА ПО ЧЕТИРИ ПРАБЪЛГАРСКИ ЧЕРЕПА ОТ IX И X В., ИЛИ ЗА ФИЗИЧЕСКИ# ОБЛИК НА ПРАБЪЛГАРИТЕ
Йордан Ал. Йорданов (София)
Прабългарите при своето идване на Балканская полуостров са били тюркоезичен ег-нос и най-аргументирано е становището, че тяхната прародина е северно от Кавказките планпни. До иашествието на хунските племена през първата половина на IV в. те са живеели спокоен и уседнал живот. Идващите от Централна Азия хунски племена, спадащи към тюркоезичната езикова трупа, образуват хунския племенен съюз, в конто включват последователно по своя път различии етнически общности — от т. нар. угорска етни-ческа трупа (оногури, сарагурн, огури), след това прабългари, готи, алани, както<и различии етноси от Югоизточна и Централна Европа (остготи, славяни, гепиди и др.). Прабългарите, макар и иодчпнени, нграят голяма роля в хунския племенен съюз. Участието им в него е довело до известно смесване на племената помежду им, осъществяване на вза-имни влияния в областта на материалната и духовната култура. Освен това прабългарите са загубили предишната си териториална ця-лост и от края на IV в. те са били разпръснати по различните крапща на хунския племенен съюз, положение, което се запазва и в последствие. След разпадането на хунския племенен съюз прабългарите се освобождават от хунска власт и от 80-те години на V в. насам те са самостоятелен в политическо отношение етнос, част от който се заселва в крайния ъгъл на Малка Скития и Севериото Причерноморие (между Днепър и Прут, на юг до входа на Кримския полуостров и територията на Долния Дунав), други остават да живеят в старата си родина в Северното Прикавказие и може да се предполага, че трета част е останала в някогашния център на хунския племенен съюз, в раввината на Средняя Дунав. Към края на V в. прабългарите започват да премина-ват р. Дунав и да навлизат във византпйските земи.1
През втората половина на VI в. аварите, идващи от Средна Азия племена, сродни на хуните, покоряват прабългарите и част от тях стигат до Среднодунавската равнина. Това способствува за допълнителното им терито-риално разпокъсване; тяхно ядро се заселва в провинция Панония.
По същото време тюркютите подчиняват кавказките прабългари, движении се по край-
брежния район на Азовско и Черно море, стигат до територията на другата прабългар-ска трупа. В резултат прабългарите са били включени в обширния тюркски хаганаг, като запазват все пак своята самостоятелност. След разпадането на хаганата те образуват силен племенен съюз, известен в началото на VII в като Велика България.
В пределите на Велика България в про-дължение на почти цяло столетие се осъщест-вява освен процес на политическо обединение на племената и асимилационен процес на споя-ване на различните групп, водеща роля при което нмат прабългарите. Създава се по-хо-могенна в езиково и културно отношение ет-ническа общност. Тези обстоятелства способ-ствуват и за биологичннте контакти между отделяйте племена, което неминуемо води до смесване на различните антропологични ра-сови типове.
Под ударите на хазарите, племе от тюркски произход, сродно по език и бит с прабългарите, Велика България се разлада (около 650 г.). Трайно и окончателно прабългарският етнос се разпръсва. С част от прабългарите Аспарух минава Днепър и Днестър и се заселва в днешна Бесарабия, в съседство с Византия, вероятно около 660 година.2
Проследяването на политическою и историческою развитие на прабългарския етнос и произтичащите от това развитие контакти с различии етнически общности дават пред-става за неговата голяма пъстрота в антропологично отношение.
Прабългарите показват най-често типове на „раса на Средноазиатско междуречие", „ту-ранска раса1* и „уралска раса", конто са кон-тактни расови типове между европеоидната и монголоидната раса, характерни за тюркските народи. В тях се срещат също северян и средиземноморски расови типове, доказателство за прямее със сарматски племена още преди идването им на Балканский полуостров3 (вероятно алани, конто са били ирански народ) и в по-късно време — със славяните. Тюркската принадлежност на прабългарите се потвърж-дава и от символичните трепанации и изку-ственнте деформации на черепа.4
„Тип на Средноазиатско междуречие" (Ошанин) или „Памнро-фергански тип** (Ярхо) се среща в днешна Туркмения. Той се характери-
206 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
зира със средно високо лице, пзпъкващ тесен прав нос, право чело със слабо нзразен над-очен релеф. Отличителни неговп особености са доста шнрокото лице и брахикефалпята (83—84), с тъмна пигментация и сходни бе-лези с алпийския, динарския и предноазиат-ския расов тип. Той е хибрид между европеопд-ната и монголоидната раса, с различии по стелен на изразеност монголоидни белезп.5Според Чебоксаров той е брахикранен вариант на индо-средиземноморската раса, а според Гинзбург той е създадеи в района на Туркмения на базата на андроновския расов тип, чрез неговата грацилизация, който после се при-месва с брахикефализирания медитерански расов тип и по-късно — с монголоидната раса. Налпчието на расовия „тип на Средноазиатско междуречие" в прабългарските некрополи пот-вържадава тяхната прабългарска принадлежност.6
„Туранската (южпосибирската), раса" е междинна между европеоидната и монголоидната раса. Тя се характеризира с брахикефалия (84—85), с общо нерязко изразени монголоидни черти, с много големи размери за височината на лпцето и скуловата ширина, с изпъкнал пли прав, висок нос, средни по дебетина устни, слабо развит епикантус.7
„Уралската раса", за която е мною характерен вдлъбнатият нос, заема средно мя-сто между беломорско-балтийската и северно-азиатската раса. Всичките особености на мон-голоидния расов тип в нея са смекчени.®
В днешнага територия на България, особено в нейната северонзточна част, вече са намерени прабългарски некрополи и ранно-християнски български некрополи, в конто са погребани прабългари.91°.11.12 Участие-то на прабългарите в образуванего на българската народност е важен от историческа и
интересен и труден от антропологична гледна точка въпрос. Наред с пълната антропологична характеристика на костния материал от прабългарските и раннохристиянските некрополи методът на портретната реконстукция на лпцето и главата по черепа дава възможност да се получи реална представа за физически» облик на прабългарите, населявали днешните български земи. Получените чрез този метод ре-зултати биха допринесли за оценката на уча-стието на прабългарите в етиогенезиса на бъл-гарския народ, важен въпрос, който е свързан и с предстоящего чествуване на 1300-годиш-нпната на Българската държава.
Настоящего съобщенне засяга резултати-те от четири портретам реконструкции по прабългарски черепи от края на IX и средата на X в. Три от тях са от некропол № 3 при г. Девня, разкопаии от Д. Ил. Димитров,13 а четвъртият е на чъргубиля Мостпч от Преслав, открпт през 1952 г. от проф. Станчо Ваклинов.11
Черепите бяха пзеледвани с познатите в антропологията методи. Цифровите данни за част от най-важните размери иа черепа и индексите, изчислени между тях, са предста-вени в таблица 1.
Използувана беше методиката на съвет-скпя проф. Михаил М. Герасимов1-’ с даде-ните от него данни за дебелината па меките тъкани, съобразени с пола и възрастта, опре-делени по черепа. Л1оделирането се извършп върху гипсова отливка от черепа при съблю-даване на етаппте па работа. След изработва-нето на двата чифта дъвкателнп мускули се възстанови едната лицева половина и след това другата.
Две от реконструкциите са направени върху черепи от кръговия рапнохристияиски масов гроб на некропол № 3 при г. Девня.16 В него са погребани 76 ipynn от кости, условно
Таблица 1
№ по Martin Из сл едв ани черепи Размери и иидекси Некропол № 3 г. Девня Преслав Мостнч
кръгов масов гроб № 51
№ 1 № 71
I най-голяма черепна дължина 177? 179 160 —
8 най-голяма черепна ширина 130 136 138 —
20 ушно-брегма височина 121 128 129 105,6
9 най-малка ширина на челото 99 98 99 97
45 скулова ширина 128? 136? 142 132
48 горна височина на лицею 71 82 61 75
51 орбитиа ширина 41 39 41? 35
52 орбитна височина 41 39 39 35,7
55 височииа на носа 50 6о 44 51,4
54 ширина иа носа — 23 24? 27,3
66 ъглова ширина на долната челюст 97 105 111 117
38 черепен обем в см3 (Pearson) 1340,5 1496,6 1364,5 —
8:1 черепен индекс 78,5 76,0 86,3 —
20: 1 височинно-дължинен индекс 68,9 71,5 80,6 —
20:8 височинно-ширинен индекс 91,3 94,1 93,5 —
9:8 напречен челно-теменен индекс 76,2 72,1 71,7 —
43:8 напречен черепио-лицев индекс 98,5 100,0 102,9 —
48:45 горно-лицев индекс 55,5 60,3 42,8 56,8
54:55 носов индекс — 55,0 54,5 53,1
52:51 орбитен индекс 100,0 100,0 95,1 102,0
66:45 скулово-челюстен индекс 75,1 77,2 78,2 88,6
207
Обр /. Портретна реконструкция на лицето и ела вата по прабългарски череп, принадлежат на млада жена от кръговия .часов гроб на некропол № 3 при г. Девня. Погребение Л® /
Обр. 2. Портретна реконструкция на лицето и г гавота по прабългарски череп, принадлежат на млад яъж от кръговия масов гроб на некропол \s 3 при г. Девня- Погребение №71
Р' ч<
ж о о U,
наречени „погребения". Археологическите до-казателства и анатомично описание на разио-ложението и броя на намерените костни останки дават основание да се предположи, „че това масово погребение представлява поли-тическо убийство, което е приело форма на човешко жертвоприношение", вероятно по времето иа княз Владимир (889—893) при него-вия опит да възстанови езическата религия.17 Антропологичното изследване на скелетнте от този масов гроб, проведено заедно и под ръко-водството на ироф. д-р Милко Балан,18 показ-ва, че погребаните в това уникално гробно съоръжение са прабългари-европеоиди с различии по степей монголоидни белези.18 На-личието на изкуствена деформация на черепа в 75,5% потвърждава принадлежността им към прабългарския етнос, а разпределението по пол и възраст и някои следи от поси-чане върху костите дават основание да се предполага насилствена смърт за погребаните.20
Черепът от погребение № 1 от кръговия гроб край г. Девня принадлежи иа индивид от женски пол на възраст 25—30 години, със силно проявена изкуствена деформация. Той прнтежава европеоидни черти с примеси от някои монголоидни белези (например кръгли-те орбити с индекс 100) и се отнася към прабългарската етническа общност, което кате
горично се потвърждава и о г изкуствената деформация.
Получената след реконструкцията глава (обр. 1) е със средни размери, със силно наклонено назад, плоско, средне голямо чело. Лицето е овално, продълговато, скулите са добре очертани, брадичката е оформена, изпък-нала, долната челюст е масивна. Носът е със средни размери, почти прав, със заоблен, хоризонтално разположеи връх. Очпте са средне големи, а клепачите, конто са с монголска гънка, заграждат тесни, хоризонтално раз-положенн цепки. Устата е средно голяма, а горната устна е дълга и леко нанесена напред, което се обуславя от вида на захапката. Уши-те са средно големи, прилепени до главата. Косите са прави, а прическата е подбрана така, че да подчертае формата и големината на челото и изкуствената деформация на черепа.
Другият череп от кръговия гроб на некропол № 3 при г. Девня принадлежи на скелета от погребение №71 — индивид от мъж-ки пол, на възраст от 30 до 35 години, със средно проявена изкуствена деформация. Той се отнася към европейский расов ствол и прнтежава в слаба степей прямее от монголоидни белези. Наличието на изкуствената деформация потвърждава принадлежността му към прабългарската етническа трупа.
208
Получения! скулптурен портрет характе-ризира мъжка глава (обр. 2) с високо, плоско чело, силно наклонено назад. Лицето е овал-но, силно профилирано. Очните цепки са средно широки, хоризонтално разположени, със слаба монголска гънка на горния клепач. Скулите са слабо очертани. Носът е голям, силно изпъкнал напред, разположен върху широка основа, леко гърбав, с хоризонтално разположен връх. Ноздрнте му са високи, средно изпъкнали в страни. Горната устна е къса. Устната цепка е хоризонтално разполо-жена. Долната лицева третина е висока. Бра-дичката е плоска, неизпъкнала, разположена върху широка основа. Средна по масивност и размер» долна челюст, със заоблени ъгли. Ушната мида е със средна големина, малко отделена от главата. Шията е широка, силна, със средна височина. Веждите са средно големи, слабо дъговидно извити. Косата е права, сресана назад. Слаб релеф на меките тъкани на лицето.
Черепът от погребение К? 51 е от некропол № 3 при г. Девня. Некропол № 3 е разположен с част от своята площ върху кръговия масов гроб. Черепът принадлежи на индивид от женски пол на възраст 60—65 години, с добре изразена изкуствена деформация. Той е доста разрушен; притежава монголоидни белези, бра-хикрания, много широко лице, кръгли орбита. Отнася се към прабългарската етническа трупа, въпреки че погребението е било извър-шено по християнски; датирането на некро-пола съответствува на периода непосредствено след приемането на християнската религия у нас.21
Реконструкцията показва широка глава (обр. 3), широко лице с правоъгълна форма, скъсена долна третина и по-изпъкнала напред лява лицева половина. Челото е високо, плоско, наклонено назад, слабо релефно. Очните цепки са хоризонтално разположени, средно широки; горният клепач е с монголска гънка. Скулите са изпъкнали напред и в страни и подсилват плоскостта на лицето. Горната устна е скъсена, а устната цепка е с хлътнали навътре ъгли, повдигнати нагоре. Долната устна е прегъната и увиснала на-долу. Брадичката е нанесена напред и нагоре. Тези особености в устройство™ на долната лицева третина се обуславят от състоянието на зъбно-челюстния апарат — наличие само на няколко от фронталните зъби и много силна атрофия на двете челюстни кости. Долната челюст е широка. Носът е дълъг, с широка основа, прав, ннсък, с малко увиснал връх; средно изпъкнали ниски ноздри. Веждите са малки, косата е права, сресана на среден път и сплетена на две плитки. Ушната мида е тясна и тънка. Кожата на шията е увиснала и, както кожата на лицето, е набръчкана. Кожин гънки и бръчки с различна големина и посока са струпани най-вече около носа, очи-те и устата.
Черепът на чъргубиля Мостич е реставри-ран от проф. д-р М. Балан, а в настоящото
Обр. 3. Портретна реконструкция на лицето и гш-вата по прабългарски череп, принадлежат на възра-слпна жена от некропол Л® 3 при г. Девня- Погребение Л® 51
изследване са включени и нзползувани мет-рични данни на М. Балан и П. Боев.22 Гро-бът на Мостич като археологически паметник хвърля светлина върху редица важни въпроси от историята на българската култура през средата на X в. Надписът върху надгробната плоча отразява големите държавни традиции в България и дълбоките промени в старо-българското общество по пътя на цялостното славянизиране на държавния апарат.23 Ан-тропологичното изследване на черепа на чъргубиля Мостич показва, че той има подчер-тано изразени европеоидни белези наред с монголоидни черти. Някои от белезите, като например широкнте скули, могат да се дъл-жат както на монголоиден примес, така и на остатък от протоевропейския расов тип. С положителност може да се твърди, че европеоидните и монголоидните белези в черепа на Мостич потвърждават неговата принадлежност към прабългарската етническа трупа.
Лицето на Мостич е широко, с пентаго-нална форма (обр. 4). Носът е гърбав, леко клюновиден, малко изкривен наляво, с увиснал надолу тънък връх, с прибрани, средно широки ноздри. Коренът на носа е тесен, изпъкнал напред; основата на носа е широка. Спрямо размерите на лицето носът е голям,
27 Плиска — Преслав, т. 2
209
Обр. 4. Портретна реконструкция на лицето и гла-еата по черепа на чъргибиля Мостич от Пресню
хрущялест, с характерен профил, силно пз-пъкнал напред. Особеностнте на дъвкателния апарат, за конто свидетелствува черепът, определят положение™ и формата на устните. Устата на Мостич е с хлътнали ъгли, леко полуотворена, очертана от околоустните браз-ди, устните са изнесени напред. Брадичката е заострена, изпъкнала напред. Очните цепки са почти хоризонтално разположени, с мон-голска гънка на горния клепач, чието развитие се засилва с възрастта. Скулите са изпък.
нали, което се подсилва от хлътването на бузите и устните ъгли. Без да е било тлъсто, лицето на Мостич е било с добре развит» му-скули, със средно изразена, на места по-ос-къдна маетна тъкан. Кожата на лицето,, ши-ята и челото образува гънки и бръчки съо-бразно с възрастта на Мостич. Вероятно е към края на своя живот да е бил полуплешив, затова моделирахме косата само в тплно-страничните области на главата. Окосмява-нето на лицето е оскъдно, каквото е най-често у мъже на тази възраст, затова мустаците и брадата са редки. Предполагаме, че гримът и дрехите са в съгласие с последните години от живота на Мостич. Той е бил чъргубиля при цар Симеон и при цар Петър, евършнл своя жизнен път като монах, затова в портрет-ната реконструкция е запазен монашеският вид, с желание да се подчертае неговото усър-дие за утвърждаването на християнската религия, за укрепването на българската държава.
След направените четири портретни реконструкции по прабългарски черепи полу-ченият от тях обобщен физически образ на прабългарите, населявали нашите земн през IX и X в., е следният: главите са със средни по големина размери, лицето е овално, широко. Челото е плоско, широко и силно наклонено назад (в резултат от изкуствената деформация на черепа). Очите са почти хоризонтално разположени, със средно отворени очни цепки. Горният клепач е със средно или слабо изразена монголска гънка. Носът е прав или гърбав, с широка основа, средно или силно изпъкнал напред. Скулите са добре очертани, изнесени напред и в страни. Устната цепка е средно голяма, със средно дебели устни. Брадичката е изпъкнала. Ушната мида е средно голяма, слабо отделена от главата. Косите са прави.
Направената в настоящего съобщение характеристика на физическия облик на прабългарите не е изчерпателна. Пълна характеристика може да се нзвърши след получаване на резултати от следващите портретни реконструкции върху прабългарски черепи, което е предстояща задача.
1 Д Ангелов. Образуване на българската народност. С., 1971, с. 116—136.
2 Пак там, с. 190 198.
5 Р. Boev Die Rassentypen der Balkanhalbin-sel und der Ostagaischen Inselvvelt und deren Bedeut-ung fiir die Herkunt ihrer Bevolkerung. Sofia, 1972, p. 190—191.
4 П. Боев. Върху изкуствените деформации на главата. — Изв. инет, морф., т. II, 1957, с. 264—268.
6 Я- Я. Р о г и н с к и й, М. Г. Лев и и. Основы антропологии. М., 1955, с. 387.
6 Р. Boev. Op. cit., р 191.
7 Я. Я- Р о г и н с к и и, М. Г. Л евин Цит. соч., с. 387.
в Пак там, с. 381.
9 Ж- Въжарова. Славянн и прабългари (тюр-кобългари) в свеглината иа археологическите Дании.— Археология, 1971, №1, с. 1—23.
10 Д. И л. Д и м и трон. Старобългарски некропол № 2 при Девня. ИНМВ, VI (XXI), 1970, с. 10 -30
11 Д. Ил. Ди м и г р о в. Новооткрнт раннобъл-Гарскп некропол при Девня. —ИНМВ, VII (XXII), 1971, с. 50—72.
12 Д. И л. Д и м и т р о в. Раннобългарски некропол №3 при Девня —ИНМВ, VIII (XXIII), 1972, с. 45 65
13 Д. И л. Д и интрон, Г. Р М а р и и о в Раннобългарски масов гроб при град Девня. — ИНМВ, X (XXV), 1974, с. 109—141.
210
14 С т. С т а н ч е в, В. И в а н о в а, М Балан, П. Б о е в Надписът на чъргубиля Мостич. С., 1955, с. 3—42.
16 М. М. Герасимов. Восстановление липа по черепу. — ТИЭ, новая серия, т XXVIII. М., 1933, с. 21—89, с. 91—136.
16 Д. II л. Д н м и т р о в, Г Р Марино в. Цнт. съч., с. 109—141.
17 Пак там. с. 127—128.
18 .1. J о г d а п о \ , G. М а г. i п о V, Ч В а-I an. Altbulgarische Schade! aus Dewnja bei M arna.— Forth National Conference of Anatomy, Histology and Embryology (Summaries of Raports), Varna, 12—16 September, 1971, p. 144 —145.
19 M. Балай, Г. Маринов, Й. Й о р д я-п о в Предварителни резултати от анагомичното и антропологичното проучване на погребаните в кръ говня изкоп на некропол № 3 край Девня. — МПК, 4, 1972, с. 29—32.
’° Й. Ал. II о р д а н о в. Антрополог ичио из-следване на костните останки от раннобългарски масов гроб при град Девня. —ИНМВ, XII (XXVII), 1976, с. 171—213.
21 Д. И л. Д и м и т р о в. Раннобългарски иек-ропол №3 при Девня —ИНМВ, VHI (XX1I1), 1972, с. 50—60
22 С т. Станчев, В. И в а в о в а, М. Б а-л а и, II. Бое в. Цит. съч., с. 145—161.
23 Пак там, с. I —18.
211
ОЩЕ ВЕДНЪЖ ЗА НАДПИСА НА ТУРДАЧИС
Йордан Андреев (Велико Търново)
През 1970 г. около Голямата базилика в Плиска бе открит каменей саркофаг с прабългарски надпис на гръцки език.1 В превод надписът гласи: „Кана сюбиги Омуртаг (каз-ва). Кандидата Турдачис беше мой хранен човек и почина вътре"2.
Пръв публикува надписа Ст. Михайлов. След това, както се очакваше, върху надписа се спря изтъкнатият познавач на прабългарската каменна летопис проф. В. Бешевлиев.3 От последвалия отговор на Ст. Михайлов пролп-ча, че той не споделя становищата, застъп-вани от проф. Бешевлиев.4 В нашето съобще-ние няма да се спираме на въпросите, по конто полемизират двамата автори. Делта ни е да обърнем внимание върху някои особености в надписа на Турдачис, конто така или иначе са останали незабелязани от тях.
На първо място особено внимание заслу-жава обстоятелството, че в разглеждания надпис липсва указание за рода на покойника; т. е. той не се побира в задължителната схема, спазвана при изписването на погребалните надписи от времето на хан Омуртаг. Както е известно, тази схема е следната: в началото се чете името на българския владетел, следва името и титлата на покойника, отбелязва се, че той бил „хранен човек" на хана, посоч-ват се обстоятелствата на неговата смърт и накрая е отбелязан родът на починалия.5 Изключение от това правило освен в нашия надпис се забелязва и в един друг надпис от времето на хан Омуртаг, където става дума за багатур багаина Славна.6 В последняя случай, както имахме възможност да обясним, този пропуск трябва да се обясни със славяи-ския произход на Славна.7 Обстоятелството, че за разлика от прабългарите сред славяните не съществувало толкова развито чувство за родова принадлежност, очевидно е дало основание на летописеца да не изпише родовото име в погребалния надпис на Славна. В надписа на Турдачис имаме аналогично положение. Този пропуск е извънредно важен и свидетелствува против едно евентуално твър-дение за прабългарския произход на покойника. Наистина изследователите на надписа не се спират подробно на този въпрос, но по всичко личи, че за тях прабългарският произход на Турдачис е вън от всякакво съмне-ние. Но ако това е действително така, защо в надписа, изписан в иегова чест, няма обикно-
вената заключителна формула: .,. . той беше от рода. . .“
Налице са също така известии указания, конто позволяват да изкажем съмнеиие откосно прабългарския произход на името Турдачис. Известно е, че това име има предно-азиатски произход и по всяка вероятност пропзлиза от пехлевийското Tlrdat. В древно-персийския език то се среща под формата Tlridata, т. е. „даден от бога Тир". В иран-ската митология този бог се считал за покро-вител на науката и пзкуствата. В речника на иранските имена на Юсти се срещат няколко стотин човека със същото име.6 Името Тири-дат, което според нас представлява първо-образът на Турдачис, са носили последова-телно няколко арменски и партски царе — то и досега се радва на особена почит сред арменците.9 Известно е също така, че името Тиридат е носил и арменският владетел, при когото през IV в. арменският народ приел християнската религия При това положение се открива една друга възможност — името Тиридат (Турдачис) да е принадлежало на византийски аристократ от арменски произход, преминал на българска служба. За това ще стане дума по-надолу, тъй като изя-сняването на този въпрос стой в пряка връз-ка с титлата xa»'<5z<5aro?, с която е споменат покойникът във възпоменателния надпис.
Тази титла10 е необичайна и чужда за българската държавна терминология от времето на Първата българска държава. Известно е, че редица обстоятелства наложили прабългарския характер на административ-ната терминология, която навлязла дълбоко в народния живот.11 Що се отнася до т. нар византийски влияния, в нашата историография е прието само да се говори, без те да се посочват конкретно. Тези влияния се отнася! предимно само до заемането на някои външни белези на императорската власт, без да са свързани с едно вертикално навлизане в ад-министративно-управленческия апарат. Запа-зените извори свидетелствуват, че тъкмо пра-българските образци предавали изцяло фи-зиономията на административната ни уредба през IX—X в И затова присъствието на титлата „кандидат" в надписа озадачава. Според проф. Бешевлиев по времето на хан Омуртаг в България бил създаден по византийски образец кандидатски корпус.12 В подкрепа на мне-нието си той привежда многобройни примери,
212 Плиска—Преслав, 2. София, 1981
конто, нека още веднъж да подчертаем, се отнасят изключително за ханската институция и представителния й блясък, а не до вто-ростепенните ресори на държавния и военния апарат. Така че титлата „кандидат’1 стоп някак си изолирано и може да се свърже единствено с византийската титла „стратег", която се среща в т. нар. Хамбарлийски надписи на хан Крум. От тези надписи ние съдим за новата административна политика, която започнал този знаменит български владетел. На практика тя означавала ликвидирането на властта на местните славянски вождове и заменинето им с лица, пряко назначавани от българския владетел.13 Тази политика българският владетел започнал най-напред в новозавоюваните земи на юг от Стара планина.14 В единия от надписите се съобщава, че за помощници на кавхана и ичиргубоила били назначени стра-тезите Варданис, Янис, Кордилас и Грего-рас.15 По вснчко личи, че за помощници на внсшите български служители били назначени местните византийски стратези, конто преминали на българска служба. Те залазили своите длъжности и титли благодарение на екстрените обстоятелства, при конто бил длъ-жен да действува българският владетел. Това от своя страна идва да покаже, че в някои случаи българските владетели отстъпвали персоналке някои византийски титли на лица, конто премннавали под тяхна власт. Това обаче е било само временна мярка, която се практикувала преднмно по места, където гръц-кото население преобладавало.1'1 Заслужава внимание още един интересен факт — двама от споменатите по-горе стратези, преминали на българска служба, са от арменски произход: Кордилас и Варданис.17 Може да се пред-полага, че случаят с кандидата Турдачис е приблпзително същият. Основание за това ни дават следните съображения:
1. Липсата на указание за рода във възпоменателнпя надпис изключва възмож-ността за прабългарския произход на Турдачис.
2. Имаме сериозни основания да твърдим, че името Турдачис има арменски произход.
3. Не били редки случайте, когато в България намирали убежище висшн византийски сановници. Българските владетели охотно ги приемалп на служба, като при това запазвали старите им титли и привилегии.
Случаят с Турдачис не е бил нито пръв, нито последен. В България той залазил титлата „кандидат", с която се подвпзавал във ви-зантийския двор, и останал до смъртта си верен на българския владетел. Това впрочем е фиксирано и в погребалния надпис, от който личи, че още приживе Турдачис бил включен в кръга на т. нар. „храненн хора" на хан Омуртаг.
Следващият въпрос, върху който желаем иакратко да се спрем, е свързан със значението на израза Dqftiioq av&Qconos. Проф. Бешевлиев предлага едно обяснение на този израз, който не е новост в историческата литература.18
Тон смята, че под т. нар. „храненн хора" трябва да се разбират лица, отхранени 'лично от българския владетел и-членове на личната му гвардия. По византийски обичай те вземали участие в тържествените угощения на хана, какъвто бил случаят с корпуса на кандида-тите във Византия.18
На времето, когато разглеждахме значението на този израз, ние стигнахме да заклю-чението, че т. нар. „храненн хора" в никакъв случай не бива да се отъждествяват с члено-вете на личната дружина на българския владетел. Изворовите данни позволяват да се установи, че личната дружина на българския хан била набирана изключително от средите на прабългарите. А в числото на „хранените хора" освен прабългари били включени и сла-вяни, какъвто е случаят със Славна, и армен-ци на българска служба,, за което свидетелст-вува надписът на Турдачис. Налице е следователно една много по-широка представител-ност, което от своя страна изключва тясното етническо тълкуване на разглеждания израз. Според нас смисълът на този израз трябва да се тълкува много по-широко, като се свърже с промените в българската държава по времето на Крум и Омуртаг, т. е. времето на укрепване авторитета на ханската власт. От тптулатурата на хан Омуртаг например можем да съдим как с помощта на външния блясък и реториката българският владетел започнал да се обгражда постепенно с един авторитет, който изисквал абсолютно подчинение и зависимост от страна на болярското съсловие. Тъкмо израз на тези новоизграж-дащи се отношения е и изразът „хранен чо-век". Чрез него владетелят желаел да мани-фестира своята еднолична власт, от една страна, и подчиненото положение на болярството, от друга. При това положение в зависимост от владетеля (т. е. като негови „хранени хора") се оказали не само членовете на личната му дружина, но и представителите на славян-ската аристокрация и даже чужденците, по-стъпили на българска служба.
В този израз В. Гюзелев виждаше стре-межа на българските владетели да превърнат родовата аристокрация в послужебна и по този начин да я поставят под свой контрол. Българските владетели „се стремели по вся-какъв начин да подчертаят зависимостта и послужебния характер на аристокрацията от волята на кана"20.
Следователно изразът av&Qconos
в никакъв случай не бива да се разбира в буквалния му смисъл. Чрез него били изразя-вани определени отношения между владетеля и новоизграждащата се феодална аристокрация — подчертавало се, че една или друга личност дължи своето място в служебната иерархия на личното ханско благоволение. И не случайно тази формула се явява за пръв път по времето на хан Омуртаг. По същество тя е израз на онези големи промени в българската държава, конто свързваме обикновено с името на този владетел.
213
1 Пръв публикува надписа С т. М и х а й л о в. Новооткрит старобългарски надпис от Плиска. — Археология, 1970, Л% 4, с. 1—8.
2 Надписи давамс според четенето на В Бешевлиев. Нов възпомеиателен прабългарски надпис. — В: Сборник в памет на проф. Александър Бурмов. С., 1973, с 412.
3 В. Бешевлиев. Пос. съч., с. 412 и сл.
4 С т. М и х а й л о в. В Бешевлиев. Нов възпоменателсн първобългарски надпис (рецензия). — Археология, 1974, № 1, с. 73—75.
6 За тази схема вж. В. Бешевлиев. Първобългарски и късни латински и гръцки надписи. — Археология. 1975, № 1. с. 21.
8 V. Besev 1 i е v. Die Protobulgarischen Inschrif-ten Berlin, 1963, p. 292, № 63 Има още един надпис (вж. V'. В е s е v 1 i е v PI. р. 293, No 64, в който също лнпсва указание за рода на покойника, но той е толкова повредеи, че не дава възможност за никак ви ио-сигурии тълкгвании.
7 За това вж. Й. Андреев. Няколко въпроса около flgearros "аг^оюло,' в Първата българска държава. — Трудове на ВПП ,.Бр. Кирил и Методий, т. VI, 1968—1969, с. 33.
8 F. J u s t i. iranisches. Namenbuch. Marburg, 1895, p. 326—327. Вж. също и P. А ч a p я н Словарь армянских личных имен. Т 5. Ереван, 1962, с. 174—1/9.
9 Вж. за това Р. А ч а р я и. Указ, соч., с. 174 и сл.
10 За тази визйнтийска титла вж Б. Бешевлиев. Пос съч., с. 415 и пос. литература.
11 В. Г ю з е л е в. Функциите и ролята на кав-хана в живота на Първата българска държава. — ГСУ ФИФ LX, 1966, 3, с. 134.
12 В Бешевлиев. Пос. съч., с. 417.
13 В. Г ю з е л е в. Ичергу боилите на Първата българска държава. — ГСУ ФИФ, 1971, 3, е. 132.
“ 1 v. V е ne d i к о v. La population byzantine еп Bulgarle au debut du IXe siecle. — Byzantinobul-ganca, I, 1962, p. 271—272.
16 V. В e s e v 1 i e v. Op. cit., 220—221, No 47.
16 Така например впоследствие един от тези стратези, Кордилас, бил назначен за управител на онези гърци, конто българският хан Крум поселил на север от р. Дунав. За това вж. подробно В 3 лата р с к и. История на българската държава през средните векове. Т. I, ч. 1. С., 1918, с. 339 и сл.
17 За тях вж по-подробно Е F о 1 1 i е г i, IDuj с е v. Una acolutia inedita per i martiri di Bulgaria dell’anno 813. - Byzantina, XXXIII, I, 1963, pp. 76, 84.
18 В. Бешевлиев. Пос. съч., с. 418.
19 Пак там.
20 В. Г ю з е л е в Княз Борис 1. С., 1969, с. 392.
214
СЛЕДИ ОТ ПРАБЪЛГАРСКО ЗАСЕЛ В АНЕ ПО ЮЖНОТО ЧЕРНОМОРИЕ
Божидар Димитров (София)
Както е известно, останките на римския и средновековен град 'Аух^од са локалн-зирани отдавна в местността Палеокастро край Поморие1 Аполонийската колония и предхождащото я тракийско селище Ак-helon — тракийското име според В. Георгиев означава ’приморие’, осмислено така и от гър-ците'2 — са били разположени на друго място, сега погълнато от морето3. При разкоп-ките на М. Лазаров преди няколко години над римския Анхиало бе открит на дълбочина от 0.40 м до 1,40 м средновековен пласт,1 наситен с тънкостенна, добре изпечена керамика с украса от врязани вълнообразни и хоризонтални линии и излъскани ивици. Как-то е известно, тази керамика се приписва на прабългарското население в Северна България и Влахия от VII—XI в.5 Заедно с тази керамика са открити византийски монета от IX—XII в. и белоглинена рисувана и ранна сграфито керамика. Това позволява целият пласт да се датира в периода IX—XII в. М. Лазаров не се съмнява (и ние сме съгласни с него) в принадлежността на керамиката с украса от врязани вълнообразни и хоризонтални линии и излъскани ивици към културата на Първата българска държава — пара-лелите от Северна и Североизточна България са достатъчно убедителни.
Находки от такава керамика са открити в Созопол (въпреки, че разкопки на широк фронт на Созополския полуостров не са пра-вени) и в Несебър. В Несебър според Ив. Ве-недиков на няколко места ясно се различават пластовете от половинвековния престой на българския гарнизон в града след 813 г.8
Всичко това даде основание на М. Лазаров да се запита дали находките не са свързани с „известно колонизиране на градовете по крайбрежието от българска страна4*7. В светлината дорн само на археологическите данни, конто притежаваме, отговорът на този въпрос би трябвало да бъде утвърдителен и диренето да се насочи към установяване на причините за българското заселване на района, през което то е извършено, и на съдбата на това население. Някои данни в писмената традиция, с конто разполагаме (отдавна известии, впрочем, но без да им е обърнато внимание), като потвърждават българското заселване в района, са в състояние да хвърлят известна светлина върху поставените въпроси.
* & *
Още В. Златарски8 забеляза, че в старо-българския превод на гръцката хроника на Симеон Метафраст и Логотет, там където в гръцкия текст се среща название™ ’AyxicAog, в превода стой името твтхон9. Малката река ‘АуеЛыг до Анхиало, където на 20 август 917 г. българските армии, командувани от Симеон, нанесоха страшно поражение на византий-ските войски, в превода е наречена тйтуон ст-вн p'EU.-ts-10 Без да обяснява етимологията на името, Златарски правилно заключава, че българските названия на Анхиало и Ахелой в средните векове са били Тутхон и Тутхонска река, и предположи, че името вероятно не е славянско.
Действително етимологичното значение на Тутхон би следвало да се търси по-скоро в тюркските езици. В чувашкия език е запазен коренът -тхт, който има закономерни съот-ветствия в други тюркски езици, срв. тур. TUT тат. TYT и др. със значение ’хващам’, ’държа’, ’задържам’. Обаче това начално значение в чувашкия език се е развило и разши-рило в производни от този корен — намираме значение™ ’сила’, ’мощ’, ’крепост’, ’укрепление’— тхтхх; ’пазя се’, ’опазвам се’ — тхтух; ’сила’, ’мощ’, ’крепост’ — тхтух; ’задържам се’ — тхт^хн; ’основа’, ’мощ’, ’крепост’ — тхтшхн11
Вероятно първобългарската форма т8ту;сн ще трябва да се разложи на т8т и ^он, където у он е наставка за образуване на причастия, както кур — гхн. Замяната на г, к с у и на х с о трябва да се обясни с фонетич-ните особености на първобългарския език.12
Единственият препис на старобългарския превод на хрониката е от XVII в. и е направен в Молдавия. Особеностите на езика и писмото сочат обаче, че е препис на български памет-ник от XIV в.13 Разбира се, прабългарското име на Анхиало т8ту«н (със значение на силна, мощна крепост) не може да се появи в XIV в., то е било дадено от прабългарското население, заселено в предходните столетия в Анхиало
Прабългарското име на града, предадено в развалената форма TUCHON, се среща още
Плиска—Преслав, 2. София, 1981
215
веднъж в писмената традиция — в писмото на „банът на България14 и Видин Петер Химфи до унгарската кралипа Елизабет от 15 април 1367 г. В него банът известява, че влашкият воевода Влайко (Владислав) получил 180 000 флоринга от Иоан V Палеолог, като се задъл-жил да отвоюва от унгарците Видин и да го предаде на българския цар Иван Александър.
В замяна на това Византийският император щял да получи от българския цар „tres civitates penes mare — Warna, Nezembur, T u c h о n“14.
Очевидно название™ на града може да бъде запазено до края на XIV в. само от по-томците на прабългарското население, конто са живели в града и тогава. В тази епоха византийските писатели наричат града аЯо?, ’АхеЛсо, 'Ay%ia2ov.1б Българското население от околните села, вероятно от славянски произход, заселено тук още преди основава-нето на българската държава, нарича града и в наши дни Въхело — реставрираната от Ив. Гълъбов средновековна форма жХело.16 Според Гълъбов то е приело (както на много места в България) неофициалното гръцко или римско име на града, а предгръцкото тракий-ско име — направо от тракпйското население на района.17
Следователно можем да заключим, че прабългарското име на града е било живо и се е употребявало между VIII и XIV в. от българското население на района, потомци на коло-нистите от първата половина на IX в. Именно затова считаме, че информаторът на Химфи е българин и произхожда от някои от трите черноморски града, тъй като е предал и вместо употребяваното през тази епоха във Византия име на Несебър — Mecenfiola-MeoripfSQia срещащата се в средновековни български паметници форма Нбсевръ,18 деформирана в NE-ZEMBUR. Противопоставянето на имената на двата града, конто в случая Анхиало — Тет-хон имат дори различно етимологично значение, е възможно само на народностна основа.
В топонимията на района е запазено още едно име, което според В. Гюзелев18 е от тюркски произход, и тъй като се среща в паметници от среднобългарски произход,20 очевидно трябва да се счита наследено от заселените в IX в. прабългари. Става дума за название™ Чи-мос на средното течение на р. Ахелой и едно-именно средновековно селище, разположено между Поморие и с. Равда.
Датата на прабългарското заселване в Анхиало и другите селища по южното Черно-морско крайбрежие може да бъде точно определена при едно внимателно разглеждане на историческата съдба на района през VIII и началото на IX в. Известно е, че Месемврия и Анхиало влнзат в областта Загоре, преда-дена на България в 705 г. от Юстиниан II в отплата за помощта, оказана му от хан Тер-вел при възвръщането на трона. Изглежда, обаче, че двата големи приморски града-крепости останали във византийски ръце заедно с принадлежащите им околностн: когато в
708 г. Юстиниан предприема поход по море срещу България, византийските войски де-баркират в Анхиало като в собствено владение — българските войски са дислоцирани по околните планини.21 В един епархийски спи-сък, съставен между 733—787 г. (според някои мнения около 746 г.) срещаме Л1есемврия и Анхиало като седалища на автокефалии архиепископии22 — едно потвърждение за владение™ им от Византия — независимо от обстоятелството, че според мирния договор от 716 г., сключен между Тервел и Теодосий III, областта Загоре оставала в пределите на българската държава.23
От 755 г. до края на века районът между Анхиало и Месемврия става арена на ожесто-чени сражения в българо-византийскпте вой-ни и придобива важно стратегическо значение и за двете страни, обусловено от няколко фактора. На първо място през нея минава един от най-кратките пътища между7 двете столици. Разполагаща с неоспорвано морско превъзходство, Византия има възможност да превози до двете големи крепости войските си, край самата граница на българската държава, избягвайки изнурителните преходи по тракийските пътища и тормозещите нападения на леките български конни отряди. За българите полетата при Анхиало заедно с естествената крепост на Старопланинската верига дават възможност за разгръщане на войските и за убежище в случай на неуспех — да употребяват ефективно предимствата на тежката конница, с която разполагат.24 Об-стоен преглед на военните действия през VIII в. ни се струва излишен. По-важен в случая е крайният извод, че двете крепости оставят през това време във византийски ръце — и дума не може да става за някакво прабългар-ско заселване на района.26
Южното българско черноморие е завла-дяно трайно от българите през юни — октом-ври 812 г.26 Важното стратегическо значение на района, осъзнато от българите, наложило, както става ясно от Хамбарлийския надпис,27 за управптел на областта да бъде назначен кавханът Иратаис — вторият функционер в йерархичната стълба на българската държав-на институция28. Същата причина е наложила именно тогава в градовете на Южночерномор-ската облает да бъде настанен не само гарнизон, но и контингент българско население, съставен вероятно от семействата на българските войници и офицери. Тъкмо това население е оставило и керамиката с излъскани ивици и топонимичните следи, конто просле-дяваме до XIV в.
Появява се въпросът, защо само името на Анхиало от трите черноморски крепости, в конто са заселени прабългари, е заменено с прабългарско. Описвайки перипетиите на съ-битията през юни 812 г., Теофан съобщава, че след като Крум превзема Дебелт, „христи-яните, без никой да ги преследва, избягали и изоставили Анхиало и Вероя, също и Никея (става дума за малка Никея — б. а.) и
216
крепостта Проват и някои други укрепления, както и Филипопол и Филипп".28 В Созо-пол и Месемврия, изглежда, остава част от гръцкото население, което е залазило и наложило името на селищата на новпте поселници. Изцяло опразненият според приведения текст на Теофан Анхиало обаче, изглежда, е бил заселен и останал населен само с прабългари, конто са дали и ново име на града.
Резултатите от анализа на приведените данни могат да бъдат обобщени така:
След завладяването на днешното Южно българско черноморце през юни — октомври 812 г. пред вид нзключително важного страте-гическо положение на района в Месемврия, Анхиало и Созопол са настанени прабългарски гарнизони и заселници Докато в Месемврия и Созопол е останала и част от старого население на града, опразненият напълно през юни 812 г. Анхиало е бил населен изцяло от прабългари, което е довело до замяна на гръцкото име на града с прабългарско. Въп-реки превратностите на историческата съдба потомците на това население с българско на-родностно съзнание могат да се забележат като жители на градовете до втората половина на XIV в.
Като се има пред вид, че в изворите се срещат десеткп имена на административни
функционер!! от прабългарски произход в Македония, Белградската облает, Банат, Тран-силвания и Горнотракийската низина през IX, X и XI в., установили се при завладяването им вероятно заедно с войскови части и семействата им, можем да заключим, че слу-чаят с прабългарското заселване на Южного черноморско крайбрежие в началото на IX в. е част от една обичайна практика в Първата българска държава през първите векове от съществуването й.
Тази практика е включване на обширни територия в Българската държава през първата половина на IX в. (Тракия, Македония, Родоните, Беломорието, Белградската и Бра-ничевската облает, Банат, Трансилвания, стелите на Причерноморието) и е довела несъм-нено до разпръекваието на компактного прабългарско население, обитаващо в VII—VIII в. Добруджа и Влахия, на малки островчета по всички краища на голямата държава, населена с разноезично, предимно славянско население. Този факт обяснява до голяма степей нсторическия парадокс — стопяването иа прабългарското население в IX—X в., но налагането на неговото народностно име на цялото население на държавата от Адриатика до Днепър и от Трансилвания до окол-ностите на Адрианопол.
1 К. Ирече к. Пътхвания по България. С., 1974, с 852—85.3.
2 В Георгиев Тракннският езнк. С., 1957, с. 67.
3 В. Dimitrov. Beobachtungen fiber die ап-tike Topographic der Siidlichen Schwarzmeerkiiste. — Studia Balcanica, 10, p. 14.
4 Al. Лазаров. Археологически разкопки и проучвания в Бургаскп окръг — резултати, проблеми, задачи. — ИБМ, 1, 1969, с. 16
“Ст. Станчев. Славяни и прабългари в старобългарската култура. —Археология, 1962, Ars 4, с. 1—6; /К. Въжарова. Славянски и славяно-български селища в българските земи от края на VI до XI век. С., 1965, с 169—177
6 И в. Венед и ко в. Разкопките н пробле-мите на нашето Черноморце. — Археология, 1964, № 3, с. 51, J. С а п g о v a. La ceramique recueillie dans la Tour No 2, Nessebre. Sofia 1969, p 121—125.
7 M. Лазаро в. Цит. съч., с. 18.
8 В. 3 л а т а р с к и. Известия за българите в хрониката на Симеон Метафраст н Логотет. — Избрани произведения. Т 1. С., 1972, с 338.
9 В. С р е з и с в с к и й. Славянский перевод хроники Симеона Логотета. СПб., 1905, с. 81, 82. 84.
10 Пак там, с. 127
11 Н. А ш м а р и н. Thesaurus lingvae tschu-vaschorum. Чебоксары, 1941, с. 3.
12 Езнковнте бележки дължа на доц. Е.мил Боев от катедрата по турска филология в СУ „Кл. Охрид-ски“. Смитам за свой приятен дълг тук да му благодаря.
13 В. С р е з н е в с к и й. Цит. соч. Предисловие. . .IV; В. 3 л а т а р с к и. Цит. съч., с. 360 — 373; И. Д у и ч е в. Преглед на българската историография. — Jugoslovenski istoriski casopis, 4, 1938, sv. 1—2, p. 46—47.
14 В. Г ю з е л е в Очерк върху нсторията иа град Несебър в периода 1352—1453 — ГСУ ФИФ, XIX, 1970, 3, с. 63.
*“ в. J/ a v до ft а г 1] Q. Ay/ia/.oi, 'А/е/м, Ayylat.o’v, Ag/eiov tov Yoaxixov Aaoygapixov xai ykoaxov fttjoavgov, 18, 1953, ой 302 и сл. Една твърде интересна
форма на това име (гу/глюР) вж. в: V. I. а и г е n t. La vie merveilletise de saint Pierre d’Atroi.— In: Sub-sidia hagiographies, No 29, Bruxelles, 1956, cap. 66, p. 193.
16 Ив. Г ъ л ъ б о в. Въхело—Анхиало, Атия — Антея_ -ИИБЕ, III. 1957, с. 407.
17 Пак там, с. 408
18 И. Иванов. Апокрифно видение иа пророк Исая. — Богомилскп книги и легенди. С., 1925, с. 287, В. Стоянов Български ръкоппсен памет-11ик от XIV век. — ПСп, 5, 1887, 21 -22, с 285; В. 3 л а т а р с к н. Житие и жизнь преподобного отца нашего Феодосия Териовского. —СбНУ, 20, 1904, с. 173
19 Изразявам своята благодарност към проф. Г1. Д у н ч е в н дон. В. Гюзелев както за извор-ннте сведения, конто ми посочнха и конто допълват моята идея, така и за ценинте прспоръки, конто ми дадоха при паписването на тази работа
20 В. Г ю з е л е в. Choronicon Alesembriae. — ГСУ ИФ, 66, 1972—1973. С., 1975, с. 149 и 166—167.
21 Theophanes, р. 376 (ed. Boor) ГИБИ, VI, 1960, с. 267 -268; В. 3 л а т а р с к и. Цнт съч., с. 235—236; И. Т р и ф о н о в. Визаптийските хроники в църковно-славянската книжника. — ИИД, 6, 1924, с. 175—176.
22 Епархнйскп списъин от А’Н—VIII в. ГИБИ, VI, 1960, с. 190.
23 Т h е о р h а п е s, р. 492, 408 (ed Boor)—ГИБИ, VI, 1960, с. 285
24 Д. Овчаров. Въоръжението на раниосред-повсковната българска конница. — Векове. 1975, №5, с. 31—34.
25 В. 3 л а т а р с к и. Цит. съч , с. 266—321.
29 Theophan е s, р. 492, 498 (ed Boor) ГИБИ, VI, с. 284—287.
27 V. Besevliev. Die Protobulgarischen In-schriften. Berlin, 1963 p. 125—126, 220—221.
28 В. Г ю з e л e в. Функциите и ролята на кав-хана в живота на Първата българска държава (А’Н — XI в.). — ГСУ ФИФ, IX, 1966, 3, с. 33—57.
29 Т h е о р h a n е s,p. 492 (ed Boor) ГИБИ, VI, 1960, с 284.
28 Плиска — Преслав, т 2
217
ДНЕВНИК НА СРЕЩАТА
15 октомври, петък
Откриване на срещата, представяне на участниците в нея от н. с. Т. Тотев, зав. филиал на АИМ в Шумен, приветствие от П. Иванов, секретар на ОК на БКП в Шумен, приветствено слово на акад. Д. Ангелов, директор на АИМ в София.
ДОКЛАД!!
С. А. Плетнева. Древние болгары в бассейне Дона и Приазовье
В. Б е ш е в л и е в. За разнородната същност на първобългарите
Д. И л. Д и м и т р о в. Състояние и задачи на археологическнте проучвания върху прабългарите по Долния Дунав
А. X. Халиков. Изучение археологической культуры ранних болгар на Волге
А. К. Амброз. Археологические памятники VI—VII вв. в степях Восточной Европы
А. В. Г а д л о. Памятники салтово-маяцкой (протоболгарской) культуры в Центральном Предкавказье
М. А. Магомедов. Население Приморского Дагестана в VII—VIII вв.
П. Н. Старостин. Памятники пред-болгарского времени Нижнего Прикамья
РАЗИСКВАНИЯ
П. Петров: Прабългарите не са ма-лобройна етпическа трупа. Според налипните данни техният брой достига 300 000 души. Трябва да се приеме, че те са били етнически разнородно население. Възразн па идеята да се обяснява появата на българската култура с късни преселвания на прабългари от Север-ното Причерноморие.
Д. Овчаров: При търсенето на аналогии между отделимте паметници те трябва внимателно да се подбират. В този смисъл данните за каменисто строителство в Подо-ннето са твърде важни за находките южно от р. Дунав. Паралелите от Волжка България са ннтересни, но не бнва да се премълчават съществуващите различия при крепостните стени, валовете, хнпокаустните съоръжения-та, конто сочат наличието на местно наследство. Градежът на Хумаринското градище напомня устройство™ на крепостните стени
в Плиска. Произходът на тази строителна техника може да се търси в Закавказието, където има аналогични строежи от периода VI—VII в. Графитният знак от два вписани правоъгълника вероятно символизира плана на езически храм от типа на храмовете в Хумаринското градище н в раниобългарските сред ища.
А. К. Амброз: За характера на културата на народите от епохата на великите преселения съществуват много писмени из-точници, но материалните останки от техния бит и култура са извънредно оскъдни. Такъв е случаят и с прабългарите от периода на нап-ранната им история.
Ст. Б о я д ж и е в; Данните от доклада на А. В. Гадло трябва да се вземат предвид при изучаването на българските паметници
Т. Тотев: Изнесените доклади имат голямо значение за обясняването на редица паметници в старобългарските центрове. Няма основание знакът „вавилон“ да се приеме за символично изображение на култова сграда.
А В. Г а д л о: Между Хумаринското градище, Цимлянского градище и Плиска съществуват редица аналогии. Що се отнася до произхода на строителната техника, в момента този въпрос не може да се реши с категоричност. Проучената сграда в градището вероятно трябва да се отдаде на иранска култова традиция.
Ат. М и л ч е в: Проучванията в Се-верен Кавказ трябва да се съсредоточат върху културата на аланите. Въпросът за връз-ката на прабългарската култура със салтово-маяцката не е ясен.
16 октомври, събота
ДОКЛАД!!
|Е. А. Халикова]. К вопросу о контактах древних венгров с болгаро-тюркскими племенами в Восточной Европе
Е. П. Казаков. О болгаро-салтовском компоненте в погребальных инвентарях ранней Волжской Болгарии
Л. Б о б ч е в а. Прабългарско селище при с. Топола, Толбухински окръг
М. С т а и ч е в а. Сердика и прабългарите
Ст. Станилов. Към въпроса за заселването на прабългарите на юг от Дунав
218
Р. Р а ш е в. Землената укрепителна система на Първото българско царство
Б. Димитров. Следи от прабългар-ско заселване по Южното Черноморце
Т. А. Хлебникова. Керамика болгар Поволжья VIII — начала X вв.
В. С. Флеров. Распространение лощеной керамики на территории салтово-маяцкой культуры
Л. Д о н ч е в а-П е т к о в а. Прабългар-ската керамика на територията на днешните български земи
X. Тодорова, К- Ботов. Ранно-средновековно селище от Големия остров при с. Дуранкулак, Толбухински окръг
Й. Й о р д а н о в. Портретна реконструкция на лпцето и главата по четири прабългарски черепа от IX и X в., или за физическия облик на прабългарите
РЛЗИСКВхния
Ж. Въжарова: Все още има редица нерешени проблеми в изучаването на прабългар-ската култура, особено в периода непосред-ствено след образуването на българската държава. Не са достатъчно изяснени контакти-те със славянската култура. Трудно може да-се определи етническият тип на населението само по керамиката. Това особено се отнася за паметниците южно от р. Дунав Важен е въпросът за връзката между прабългарите южно и северно от р. Дунав. Засега не може да се установи и появата на прабългарска култура от края на IX и X в., представена със селищата при Топола и Дуранкулак. Най-категорични данни за това предлагат некрополите от Варненско, Нови пазар, Кюлевча, Бдинци и др.
А. В. Гад л о: В Придунавието могат да се проследят няколко вълни от заселване. В етническо отношение прабългарите не са однородна трупа. Диференциацията се обяс-нява както от локални форми на културата, така и от близки аналогии между паметниците в Подонието и Придунавието. Процесите, про-изтичащи по периферията на голямата степ, по своята същност се изразяват в контакта на номадите с уседналите земеделски племена. В тези контакта прабългарските групп в Северного Причерноморие са играли активна културна роля. В резултат на това и в зависимост от степента на адаптация към култур-ното наследство в тези райони еа се появили оригиналки форми на материалната култура. Пример за това са показаните материалн от Топола и Дуранкулак, както и аналогичните примери от Крим. Керамиката е основен индикатор за археологията. Източниците на сал-товския керамичен комплекс трябва да се търсят в местната кавказка керамика, където могат да се открият и други културни традиции, оказали влияние върху формирането на салтовската култура. По повод портретната реконструкция на прабългарите могат да се
вземат под внимание сведенията на Приск за Атила и изображенията на хунски владетели върху медальони от Западна Европа.
М. А. М а г о м е д о в: Между прабългар-ската керамика в България и керамиката от Северен Кавказ има поразителни аналогии. Това се обяснява с трайното пребиваване на прабългарите в този район, конто са имали стари културни традиции. Арабо-хазарските войни са спомагалн за иренасянето и формирането на керамични типове в северните части на хаганата и на запад до Дунав.
А т. М и л ч е в: За придвижване на прабългарски етнически групп от Северного Причерноморие за времето след VIII в. няма племени източници, затова трудно може да се говори и за вторични преселвания. Земленото укрепление при Нова Черна не е от ранното българско средновековие, а от времето на късната античност. Неоправдано е да се говори за компактно прабългарско население в Северонзточна България.
С т. С т а н и л о в: В централната и южната част на Добруджа и отчасти в Северного Причерноморие е имало компактно прабългарско население. Селищата у нас от X—XI в. не са били унищожени, а напуснати, като съдбата на тяхното население не е съвсем ясна.
А. X. Халиков: Анализът на керами ката от средното Поволжие, Подонието и Долния Дунав повдига въпроса за собствено салтовските черти в нея и влиянието на други културни традиции. В тази връзка интерес представляват антропологическите материалн. Характерен белег за някои прабългарски некрополи от Долния Дунав е деформацията на черепите, което не се среща в салтовските некрополи, но се среща в хуно-сарматските паметници. Затова една бъдеща задача е про-учването на прабългарската култура от V— VII в. в хунска и раннотюркска етническа среда.
В. Б е ш е в л и е в: При портретната реконструкция на прабългари трябва да се използуват изображенията от тюркските ор-хонски паметници, рисунки на тюрки от китайски паметници и т. нар. „каменни баби“.
Сл. Дончев: Монголоидните белези трябва да се обяснят с близостта на прабългарската етническа трупа до границата между монголоидния и европеоидния расов тип, която е минавала около езерото Байкал.
А. К. Амброз: При портретна реконструкция трябва да се използуват изображения на тюрки в средноазиатската живопис, където се наблюдава строга диференциация на различните етнически типове.
Р. Р a in е в: Валът при Нова Черна е ранносредновековен.
П. Г а т е в: При изучаването на прабългарските керамични типове трябва да се използуват етнографски данни от днешна Добруджа, където съдовете се изработват при спе-циална технология с цел да се запази ниската температура на съхраняваните в тях течно-
219
сти. По аналогичен начин е изработвана вероятно и номадската сивочерна керамика.
Й. Йорданов: Сравнителният материал от ( ССР е много полезен при работата върху портретните реконструкции.
Д. Д и м и т р о в: Много важно е да се установи дали в откритите градища в Кавказ не се срещат следи от най-раннлто пребива-ване на прабългарите.
17 октомври, неделя
ДОКЛАДИ
Ст. Ваклинов . Дворцовите центрове в Плиска и Преслав
Ст. Б о я д ж и е в. Портите на прабъл-гарските крепостни стени
П. Георгиев. Ранносредновековно селище в района на Голямата базилика в Плиска.
Д. Овчаров. Ранносредновековните графитни рисунки от България и въпросът за техния произход
Т. Тотев. Прабългарски метални амулети от Преслав
В. Антонова. Старобългарското кре-постно строителство в светлината на архео-логическите проучвания на аула на хан Омуртаг при гара Хан Крум (Чаталар)
РАЗИСКВАНИЯ
С л. Д о н ч е в: Мадарският конник Памира иконографски аналогии в будисткото изображение Ла-мо от XII—XVII в. В такъв дух — като будистки храмове — трябва да се тълкуват култовите езически сгради в старо-българските центрове. Това навежда на ми-сълта за наличието на будистка религия у прабългарите.
А. К- Амброз: Реконструкцията на Ст. Бояджиев дава вярна представа за първоначалния вид на сградите. Сечището при Голямата базилика е интересен паметник, но категорично етническо определение на някои находки трябва да става много виимателно. Астрагалите са характерни не само за степ-ните народи, но и за славянската роменска култура. Землянките с печка в ъгъла са белег за славянска култура. Изображението върху пръстена вероятно не е човешко липе, а сти-лизиран цвят.
Ат. М и л ч е в: Селището под Голямата базилика е славянско. Не е вярно, че при
Южната порта на Плиска има три строителнн периода. Те са само два.
А. X. Халиков: Периодизацията на крепостните съоръжения трябва да се съобра-зява с тази на дворцовите сгради. Въпросът за етническата принадлежност на астрагалите, открити при Голямата базилика, е спорен. В Плиска особено важно е изучаването на историческата топография. По отношение на Мадарския конник е възможно обратното влияние — от номадската култура към буди зм а.
Д. Д и м и т р о в: Малко вероятно е стро-ежът на дворци в Плиска да е започнал още в първите години след образуването на българската държава. Материалът от селището при Голямата базилика не предлага достатъч-но данни за етническата принадлежност па населението.
П. Георгиев: При определянето на прабългарската принадлежност на астрагалите съм се ръководил не от това, че те са характерни единствеио за прабългарите, а от знацнте по тях. Тяхна близост със знаците от салтово-маяцката култура е без-спорна. Изображението върху пръстена при-тежава елементи, конто го определят като човешко лице.
С. Н. П л е т и ь о в а: Интерпретацията на археологическите паметници трябва да се предшествува от цялостна обработка на материала, за да се превърнат те в исторически източници. В тази връзка необходимо е да се прилага съвременна методика на обработка-та на материала.
В. Бешевлиев: Изразът от Чаталарския надпис, където се съобщава за поставяне на войска срещу славяните, може би отразява участието на Омуртаг в потушаването на бунта на Тома Славянина.
Д. Овчаров: В доклада на Т. Тотев се тълкуват твърде интересни паметници. Аму-четът с изображението на кръст и прабългарски знак вероятно отразява езически прежи-велици в християнската епоха.
А. В. Г а д л о: Графитните рисунки от българските земи имат точни аналогии в редица райони на СССР. Трябва да се посочат и рисунките от Крим в съчетание с рунически надписи, конто принадлежат на прабългарския етнос.
Т. Тотев: Част от графитните рисунки са отражение не само на реални събития, но и израз на недостигнал до нас фолклор, в който главен герой е конникът — ловец и воин.
220
С П II С Ъ к н л с ъ кр аще н и я т л
Л О Хрхеологические открытия
ХЭБ — Археология н этнография Башкирии
БИБ — Българска историчсска библиотека
ВЛ У — Вопросы археологии Урала
В ДИ — Вестник древней истории
ВИСб — Военно-исторически сборник
ГИБИ — Гръики извори за българската история
ГИМ — Государственный исторический музей
ГМТР — Государственный музей Татарской республики
ГСУ ИФФ — Годишинк па Софийския университет — нс тор и ко-фи дологически факултет
ГСУ ФИФ Годишинк на Софийский университет — философско-исторически факултет
И ХН(ИБ XII) — Известия на Археологпческия институт — София
ИБИД Известия на Българското историческо дружество
ИВЛД Известия па Варненското историческо дружество
иглимк — Известия Государственной Академии истории материальной культуры
ИИБЕ — Известия иа Института за български език
ПНЕМ Известия на Народпня етпограф-скп музеи
ИНМВ — Известия па Народпня музей Варна
инмш Известия на Народпня музей-Шу мен
иолиэ Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете
ИР хи к — Известия русского археологического института в Константинополе
КСИ A(KCIIIIMK) — Краткие сообщения Института нс тории материальной культуры ЛИ СССР
КФЛН Казанский филиал академии паск СССР
МАД — Материалы по археологии Дагестана
МЛДИСО - Материалы по археологии и древней истории Северной Осет пи
МарНИИ — Марийский научно-исследова- тельский институт языка, литературы и истории при Совете Министров Марийской ЛССР
МИХ Материалы и исследования по археоло! и и
МОИДР - Московское общество истории и древностей Российских
мпк Музеи и паметницн па култу-рата
ИГУ — Пермский государственный университет
покм Пермский областной краеведческий музей
ПСп Периодическо списание
РП Разкопки и проучвания
сл — Советская археология
с хи -Свод археологических источников
СбНУ — Сборник пародии умотвореиня
ТрВПИКМВТ Трутове па Внешня педагогически институт „Кнрил и Ме-тоди" — Велико Търново
ХГУ — Харьковский государственный университет
ЛЕМ Archaologich cpigraliische Millei-luiigcn
хн Arclieologia Hungarica
мел — Matcrialc §i cercetari archeo-logice
SC1V — Studii $i cercetari de istorie veche
221
СЪДЪРЖАНИЕ
Встъпнтелно слово на Д. А н г е л о в . .......... 5
С. А. Плетнева — Древние болгары в бассейне Дона н Приа-
зовье ..................................................... 9
В. Б е ш е в л и е в — За разнородната същност на първобългарите 20
Д Ил. Димитров — Състояние и задачи на археологическите проучвания на прабългарите по Долния Дунав.............. 26
А. \ Халиков - Изучение археологической культуры ранних болгар на Волге ................................................ 36
В Б Ковалевская — Археологические следы пребывания древних болгар на Северном Кавказе ... 43
Ст Станилов — Към въпроса за заселването на прабългарите на юг от Дунав ..................................... . 53
И. А. Баранов — Некоторые итоги изучения тюрко-болгарских памятников Крыма . . ... . . 57
Е А. X а л и к о в а — К вопросу о контактах древиых венгров с болгаро-тюркскими племенами в Восточной Европе 72
П. Н. Старостин — Памятники прсдболгарского времени Нижнего Прикамья ... ........... 82
Д. Овчаров — Средновековиите графитни рисунки от България и въпросът за техния произход ...................... .... 92
Р. Р а ш е в — Землената укрепителна система на Първото българско царство .................................................... 99
В Антонова — Старобългарското крепостио строителство в све-тлината па археологическите проучвания на аула на хан Омуртаг при тара Хан Крум (Чаталар) . ........... . 104
хМ. Г. Магомедов — Население Приморского Дагестана в VII—
VIII вв. ...............................109
Е. П Казаков -О болгаро-салтовском компоненте в погребальных инвентарях ранней Волжской Болгарии .................. 127
Ст Ваклннов Дворцовите центрове в Плиска и Преслав . 133
Ст. Б о я д ж и е в — Портите на прабългарските крепостни стени ................................................. • 138
Т. А. .Хлебникова — Керамика болгар Поволжья VIII — начала X вв. (Этнокультурные группы и их истоки) . 146
Л Д о п ч е в а-П е т к о в а Прабългарската керамика на територията на днешните български земи . . ... ч1б()
В. С. Флеров — Распространение лощеной керамики на территории салтово-маяцкой культуры ............................. 170
Т. Т о т е в — Прабългарски метални амулети от Преслав . . . 182
М. С т а н ч е в а — Серднка и прабългарите ................... 187
П. Георгиев Ранносредновековно селище в района на Голя-
мага базилика в Плиска .................................. 190
Л Бобчева — Прабългарско селище при с. Топола, Толбухин ски окръг .............................................. 198
X Тодорова, К- Ботов — Ранносредновековно селище от Големия остров при с. Дуранкулак, Толбухински окръг . . 202
И. Ал. Йорданов — Портретна реконструкция на лпцето н гла-вата по четпри прабългарски черепа от IX и X в или за физи-ческия облик на прабългарите ...................... . . 206
II Андреев - Още веднъж за падписа на Турдачис ... . 212
Б. Димитров — Следи от прабългарско заселване по Южното
Черноморце ............................. 215
Дневник иа срещата ... ........... • 218
Списък иа съкращенията ...................................... 221
222
ПЛИСКА — ПРЕСЛАВ, т. 2 ПРАБЪЛГ \PCKATA КУЛТУРА Материал)! ог българо-съветската среща Шумен, 1976
Редактор Л- Гениева Художник Г Георгиев Худ. редактор Д. Данков Техн, редактор Т. Панова Корок гори Е. Чухова и С. Желев * * *
Изд. индекс 7318
Дадена за набор на 27. XI. 1980 г.
Подписана за печат на 10. III. 1981 Формат 60 84'8 Тираж 1000 Печ коли 28 Изд коли 26,12
УИК 31,13
„ OW95314785U
Код 28-----------
0622-1-81
Цена 5,34 лв.
* * *
Печатиица на Издателството на БАН 1113 София, ул. Акад. Г. Бончев Поръчка № 58