Author: О’Келли Ю.
Tags: метафизика в целом общая метафизика учение о бытии онтология психология художественная литература смысл жизни
ISBN: 5-98124-173-Х
Year: 2007
Text
ЗА ЙжОЛЬЗАЮЩИМ
СВЕТОМ
Как грядущая смерть изменила мою жизнь
ПОСЛЕДНИЙ АУДИТОРСКИЙ ОТЧЕТ
ДОБРАЯ
КНИГА
Угасание собственной жизни и постепенное
прозрение Юджин О 'Келли описал
с пронзительной откровенностью. Эта книга,
в которой тревожные подробности борьбы
с раковой опухолью переплетены с сиюминутными
размышлениями о жизни и смерти, любви
и успехе, духовности и поисках смысла жизни,
свидетельствует о силе человеческого духа
и настойчиво призывает вести более яркую,
гармоничную и исполненную смысла жизнь.
Вдохновенная, страстная, бесконечно мудрая
книга «В погоне за ускользающим светом» —
дневник мучительного расставания незаурядного
человека с горячо любимым миром.
CHASING
DAYLIGHT
How My
Forthcoming Death
Transformed
My Life
A final account
Eugene O’Kelly
with Andrew Postman
McGraw-Hill
New York Chicago San Francisco Lisbon London
Madrid Mexico City Milan New Delhi Sanjuan Seoul
Singapore Sydney Toronto
В ПОГОНЕ ЗА
УСКОЛЬЗАЮЩИМ
СВЕТОМ
Как грядущая смерть изменила
мою жизнь
Последний аудиторский отчет Юджина О’Келли
(KPMG)
Юджин О’Келли
и Эндрю Постман
ДОБРАЯ КНИГА
МОСКВА 2007
УДК 111.82-94
050 О’Келли Ю.
В ПОГОНЕ ЗА УСКОЛЬЗАЮЩИМ СВЕТОМ/ЮДЖИН О’КЕЛЛИ; ПЕР.
с англ. — М.: Издательство «Добрая книга», 2007. — 176 с.
ISBN 5-98124-173-Х
Перевод с англ.: У. Сапцина Редактор: А. Калинин
Корректор: Л. Никифорова Верстка: О. Слюсарева
Юджин О’Келли, 53-летний руководитель американского отделе-
ния KPMG, одной из крупнейших аудиторских компаний мира, был
счастливчиком: блестящая карьера, замечательная семья, успех
и достаток. День 24 мая 2005 года стал для него переломным: не-
ожиданный диагноз «неоперабельный рак мозга» сократил пер-
спективы его жизни до трех месяцев. Шесть дней спустя Юджин
подал в отставку, чтобы начать новую жизнь, которую предыдущие
годы постоянно откладывал на будущее. Он спланировал все так,
как и подобает топ-менеджеру его масштаба: провел аудит про-
шлого, пересмотрел приоритеты, выполнил полный реинжиниринг
жизненных бизнес-процессе в, разработал подробный бизнес-план
с учетом новых горизонтов планирования и успешно выполнил его.
Цель: уйти достойно, сделав свои последние на этой земле дни луч-
шими из всех прежних. Результат: книга о том, чего действительно
стоит наша жизнь перед лицом смерти, как меняются человечес-
кие ценности и приоритеты, когда приходит время задуматься над
тем, что для тебя действительно важно.
Издательство «Добрая книга»
Телефон для оптовых покупателей: (495) 694-20-78
Адрес для переписки / e-mail: mail@dkniga.ru
Адрес нашей страницы в Интернете: www.dkniga.ru
Издание книги на русском языке осуществлено по соглашению
с компанией McGraw-Hill.
Все права защищены. Любое копирование, воспроизведение, хранение в
базах да иных или информационных системах или передача в любой форме
и любыми средствами — электронными, механическими, посредством фо-
токопирования, записи или иными, включая запись на магнитный носитель,
любой части этой книги запрещено без письменного разрешения владель-
цев авторских прав.
Сделано в России.
ISBN 5-98124-173-Х
© 2006 Eugene O’Kelly
© Издание на русском языке, перевод на русский
язык. Издательство «Добрая книга», 2006
Содержание
• Дар..........................9
• У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ...........26
• Смерть — дело трудное.......48
• Лучшая смерть из возможных. ... 75
• Светлые проводы.............99
• Переход....................121
• В ПОГОНЕ ЗА УСКОЛЬЗАЮЩИМ
светом .......................155
(написано Коринной (УКелли)
Посвящается Марианне и Джине,
величайшему дару моей жизни
Посвящается Коринне,
моей спутнице в этой жизни,
моему проводнику в приближающееся завтра
Через окно гостиной мы смотрели, как с бар-
жи Macys запускают фейерверки над Ист-
Ривер. Ровно год назад, в 2004-м, я видел
их вблизи — меня пригласили на борт Highlander,
яхты Форбсов. В то время, впрочем как и прежде,
я понятия не имел, что принесет следующий год.
Но я неточно выразился: фейерверки я не «смот-
рел». Вечер 4 июля 2005 года оставил отнюдь не зри-
тельные впечатления — по крайней мере, у меня. Да,
у меня ухудшилось зрение, пропала резкость, перед
глазами появились пятна, что, естественно, подпор-
тило великолепие зрелища — взмывающих огненных
шаров, которые рассыпались снопами искр в небе
за окном нашей квартиры. Но даже будь эта картина
отчетливой, в первую очередь меня потряс бы звук.
Эхо залпов металось среди небоскребов, грохота-
ло в каньонах манхэттенских авеню, громоподоб-
ный рокот пронизывал мое тело и мой город. Этот
звук был прекрасен, он дарил зрение. Ни за что бы
не подумал, что самое лучшее в фейерверках вовсе
не буйство красок.
Жизнь полна сюрпризов.
Ведь никто же не знает ни того, что такое
смерть, ни того, не есть ли она для человека
величайшее из благ, а все боятся ее, как будто
знают наверное, что она есть величайшее из зол.
Но не самое ли это позорное невежество —
думать, что знаешь то, чего не знаешь?
Дар
Мне повезло. Я узнал, что мне осталось жить
три месяца. Увидев рядом эти две фразы,
можно подумать, что я шучу. Или спятил.
Или моя жизнь настолько никчемна и безрадостна,
что чем скорее она кончится, тем лучше.
А вот и нет. Мне нравилось, как я живу. Я обожал
свою семью. С удовольствием общался с друзьями,
делал карьеру, участвовал в работе благотворитель-
ных организаций, играл в гольф. Я в своем уме и со-
вершенно серьезно заявляю: приговор, вынесенный
в последнюю неделю мая 2005 года и означавший,
что до первой недели сентября, когда моя дочь Джи-
на пойдет в восьмой класс, я вряд ли доживу, оказал-
ся подарком судьбы. Честное слово.
Ведь именно он заставил меня всерьез задуматься
о собственной смерти, а значит, и о жизни — глубже,
чем когда-либо прежде. Как ни досадно было, при-
шлось признать, что я вступил в завершающий этап
жизни, решать, как провести последние сто дней
10 В погоне за ускользающим светом
плюс-минус несколько недель, и впредь придержи-
ваться принятых решений.
Короче говоря, я задал себе два вопроса: долж-
но ли завершение жизни быть худшим из ее этапов?
Можно ли сделать этот процесс конструктивным
и даже лучшим во всей жизни?
«Нет» и «да» — вот как я ответил на них. Это
в моих силах — приблизиться к концу, оставаясь
в здравом уме (в основном), сохраняя физическую
форму (насколько это возможно), в кругу близких
людей.
Я же сказал: мне повезло.
Как правило, мысли о своей смерти мы гоним
прочь. И я старался не думать о ней, пока в этом
не было нужды. Мысли о смерти внушают нам смут-
ную и глубокую тревогу, но раскладывать по по-
лочкам предстоящие дела, дабы извлечь всю пользу
из оставшихся дней, а затем строго придерживаться
планов ради собственного блага и блага близких, не-
свойственно даже умирающим, а тем более крепким
и здоровым людям. Некоторые не успевают подумать
о кончине потому, что умирают преждевременно
и скоропостижно. Из тех немногих, кого постигает
такая участь — например, в автоаварии, — дале-
ко не все даже осознают, что они смертны. Моя же
смерть, хоть и преждевременная, так как диагноз
я узнал в 53 года, не внезапна (по крайней мере,
нельзя назвать ее внезапной через две недели пос-
ле того, как до меня дошел смысл этих слов): мне
без обиняков сообщили, что свой последний день
на земле я проживу в 2005 году.
Дар 11
Кое-кто не думает о том, как извлечь максимум
пользы из завершающего этапа жизни, еще по од-
ной причине: к тому моменту, как впереди отчетли-
во покажется финишная черта, эти люди физически
и психически уже не в состоянии прожить последние
дни так, как могли бы. В первую очередь их заботит
избавление от боли.
В отличие от меня. Таких мучений на мою
долю не выпало. За несколько недель до диагноза,
еще не заметив, что со мной творится нечто непри-
вычное, я совсем не испытывал боли, ровным счетом
никакой. Позднее мне объяснили, что и кончится все
безболезненно. На мой разум лягут тени, потом удли-
нятся, как на поле для гольфа ближе к вечеру — та-
инственное, мое самое излюбленное время для игры.
Угаснет свет. Высмотреть лунку, предмет моего при-
стального внимания, будет все труднее. В конце кон-
цов забудется даже ее название. Померкнет сознание,
на смену ему явится кома. Наступит ночь. И я умру.
Поскольку мое умирание отличали такие обстоя-
тельства, как относительная молодость, возможность
до конца оставаться в здравом уме и в целом сохра-
нить физическую форму, отсутствие ежедневных
приступов боли, общество близких людей в расцвете
сил, я решил прожить последние сто дней, не упуская
ни единой минуты, глядя на мир широко раскрыты-
ми глазами. Несмотря на ухудшающееся зрение.
Ах, да: был еще один фактор, вероятно, в первую
очередь обусловивший мой подход к кончине, — мое
мышление. То, как я думал. Поначалу в роли аудито-
ра, потом — инициативного бизнесмена и наконец —
12 В погоне за ускользающим светом
главы крупной американской компании. К работе,
обязанностям и достижениям я привык относиться
серьезно, последовательно и ответственно, и все это
настолько помогло мне в жизни, что я просто не мог
не применить все эти качества, выполняя свою пос-
леднюю задачу. Преуспевающий руководитель в лю-
бых обстоятельствах мыслит стратегически и всегда
нацелен на победу — так и меня привычки побужда-
ли в последние сто дней жизни действовать с макси-
мальной методичностью. Набор навыков, свойствен-
ных управленцам (умение видеть не только детали,
но и целое, справляться с разнообразными задачами,
строить планы на случай непредвиденных обсто-
ятельств и т.д.), пригодился мне и при подготовке
к смерти. (Да, и еще одно: события заключительных
дней жизни преподали мне уроки, которые помог-
ли бы мне как руководителю и как человеку, узнай
я их раньше.) Применяя систематический подход
к своему последнему проекту, я надеялся, что он не ос-
тавит тягостных воспоминаний у тех, кто окружает
меня, а сам я проживу три лучших месяца в жизни.
А если бы мне не сказали про последние сто дней?
Чем бы я тогда занялся?
Мне удивительно повезло.
Обдумывал очередную деловую поездку, скорее
всего в Азию. Искал способы привлечения новых
клиентов и одновременно планировал оказание ус-
луг уже имеющимся. Формулировал инициативы
на ближайшие полгода, год, пять лет. Список дел
Дар 13
у меня всегда был составлен на 12-18 месяцев —
к этому призывала работа. По должности мне было
положено непрестанно думать о будущем. О том,
как воспользоваться успехами фирмы. Как под-
держивать на должном уровне качество предостав-
ляемых услуг. Да, формально я существовал в насто-
ящем, но мой взгляд был прикован к ускользающей
точке будущего, которая представлялась мне более
важной. (Прежде чем я узнал диагноз, перед сном
я думал обычно о событиях, которых оставалось
ждать от одного до шести месяцев. Когда же диагноз
был поставлен, стал думать... о завтрашнем дне.)
В 2002 году меня избрали председателем совета ди-
ректоров и руководителем американского отделения
KPMG сроком на шесть лет. Но если бы все прошло
по плану, в 2006 году я мог бы возглавить органи-
зацию в целом и занимать этот пост четыре года.
А в 2010 году? Наверное, ушел бы на пенсию.
Я не из тех, кто строит догадки, — для этого у меня
слишком прямолинейное мышление, — но предста-
вим на минуту, что никакого смертного приговора
нет. Разве плохо было бы и впредь планировать, на-
ращивать, руководить, поднимать пыль? И да, и нет.
«Да» — потому что я не прочь своими глазами уви-
деть, как моя дочь Джина кончит школу и колледж,
выйдет замуж, обзаведется детьми, скорректирует
планы на будущее, в каком бы порядке это ни про-
изошло. Провести следующий сочельник, канун дня
рождения моей старшей дочери Марианны, в по-
исках еще не купленных подарков, подкрепляться
на бегу, болтать и смеяться, как бывало каждый год
14 В погоне за ускользающим светом
в этот день. Путешествовать и играть в гольф с моей
женой Коринной, «девушкой моей мечты», с ко-
торой я прожил Т1 лет, а после выхода на пенсию
поселиться вместе с ней в Аризоне, о чем мы давно
мечтали и заранее все продумали. Увидеть, как моя
компания, в которой я проработал больше тридца-
ти лет, с тех пор как кончил школу бизнеса, стано-
вится новым образцом качества и успеха. Стать оче-
видцем одной или даже трех побед нью-йоркской
команды «Янки» на чемпионате по бейсболу. По-
бывать на Олимпиаде 2008 года в Пекине. Видеть,
как растут мои внуки.
Но есть и другой ответ. «Нет» — потому
что если бы не сложившаяся ситуация, я остался бы
на том же уровне осознания, что и в первые 53 года
жизни. А теперь, когда я настолько обогатился,
я и представить себе не могу возврат к прежнему
образу мышления. Утратив нечто ценное, я в то же
время приобрел кое-что другое, не менее ценное.
Еще совсем недавно весь мир лежал у моих ног.
С высоты моего положения открывался редкостный
для американского бизнеса вид, благодаря взгляду
сверху я мог оценить внутреннюю работу самых
элитных и преуспевающих компаний мира в любой
отрасли, убедиться, что ими управляют незаурядные
личности. Я отчетливо видел, что происходит вокруг.
Мне удавалось довольно точно предсказывать пути
экономического развития на ближайшее будущее.
Порой я чувствовал себя могучим орлом на горной
вершине — и не потому, что был неуязвим, просто
сверху я видел картину в целом.
Дар 15
И вдруг оказалось, что я сижу не на вершине,
а на жестком металлическом стуле напротив врача,
сочувственное выражение лица которого способно
насторожить не только меня, но и кого угодно.
Его глаза говорили: вы скоро умрете. Кончалась
весна. Моя последняя осень в Нью-Йорке осталась
позади.
Все планы, которые я строил как глава компании,
вмиг рухнули — по крайней мере, так мне в то время
показалось. Я считал, что благодаря моей дальновид-
ности фирма многого добилась, но теперь ее предсто-
яло возглавить кому-нибудь другому. Будущее, о ко-
тором мечтали мы с Коринной, стало недостижимым.
Как ни прискорбно, главная причина, по которой мы
долгие годы жертвовали общением и я колесил по све-
ту и трудился не покладая рук, а именно надежда
на счастливую и безбедную жизнь вдвоем после мо-
его выхода на пенсию, оказалась пустым обещанием,
только мы раньше об этом не знали. Я даже хранил
в бумажнике снимок райского уголка, где мы собира-
лись поселиться, — Стоун-Кэньон, Аризона, — но те-
перь о нем можно было забыть. Как и о моих личных
целях на 2006, 2007 и все последующие годы.
Я всегда был целеустремленным человеком.
Как и Коринна. На протяжении всей совместной
жизни мы ставили перед собой долгосрочные цели,
а затем упорно стремились к ним. Иными словами,
мы выстраивали цепочки мелких промежуточных
целей, которые вели к большим и отдаленным. А ког-
да обстоятельства менялись, что происходило пос-
тоянно, мы пересматривали краткосрочные и дол-
16 В погоне за ускользающим светом
госрочные цели и вносили поправки в свои планы,
увеличивая вероятность достижения желаемого
результата. Цели на ближайшую неделю, к которым
я стремился, пока не наткнулся на сочувственный
взгляд врача, оказались недостижимыми. Чем рань-
ше меня перестанут тяготить прежние планы на уже
завершившуюся жизнь, тем лучше.
Мне требовалось поставить перед собой новые
цели. И побыстрее.
Всю жизнь мне приносила пользу способность
противостоять реальности. Помнится, сорок лет назад
противостояние было не столь масштабным, но оста-
вило глубокий след. Я вырос в Бейсайде — обособлен-
ном, не похожем на остальной Нью-Йорк «спальном
районе» Куинса. В детстве я обожал бейсбол, постоян-
но играл в него и был питчером школьной команды.
Мне казалось, что играю я неплохо. Однажды, ког-
да базы уже были заняты, силы практически равны,
а я последней дополнительной подачей спас команду,
про меня даже написали в местной газете. Я считал,
что это еще не предел моих возможностей.
Когда мне было четырнадцать, мама, которая го-
дами наблюдала, как я занимаюсь спортом, сказала,
что важно отличать страстное увлечение от таланта.
— Ты о чем? — не понял я.
— Даже если ты страстно мечтаешь стать вели-
ким бейсболистом, это еще не значит, что у тебя есть
талант.
Мне понадобилось почти все лето, чтобы свык-
нуться с тем, что сказала мама, желая мне только
добра. Она хотела, чтобы я сохранил увлечение бейс-
Дар 17
болом, но вместе с тем следовал пути, на котором
мог бы раскрыться мой истинный талант. Я не бросил
бейсбол, не перестал быть болельщиком, но в кон-
це концов понял, что мама права. На первом кур-
се я попытался пробиться в команду университета
Пенсильвании, но не попал даже во второй состав.
Даже моему брату, который способнее меня, не уда-
лось подняться выше известной ступени.
Нравилось мне это или нет, такова была реаль-
ность. И я приспособился к ней. Чем старше я ста-
новился, тем быстрее приспосабливался. Я развивал
в себе способность к почти мгновенным и карди-
нальным изменениям. То, что уже отслужило свое,
я оставлял в прошлом, не испытывая душевных мук.
Я никогда не оглядывался и не сворачивал с выбран-
ного пути. Мне казалось, бессмысленно цепляться
за то, что некогда имело смысл, а потом утратило его,
держаться за прошлое, каким бы неприятным оно
ни стало. Чем быстрее отделаешься от него, тем луч-
ше. Особенно полезным этот навык был в бизне-
се — отдельном мире, не менее стремительном и бес-
пощадном, чем большой.
В первые же несколько дней после рокового ви-
зита к врачу я сообразил, что отныне у меня свой ход
времени. Таково положение дел, был вынужден при-
знать я. Осталось только выбрать цели, достижимые
в моих нынешних временных рамках.
К счастью, поскольку я строил карьеру, к ко-
торой имел талант (и в конечном итоге, страсть),
то мог с помощью своих знаний и умений восполь-
зоваться преимуществами новой отрезвляющей
18 В погоне за ускользающим светом
реальности. Только теперь вместо того, чтобы ре-
шать, как оперативно перестроить работу компа-
нии в соответствии с новыми условиями рынка,
требовалось выяснить, что нужно мне, чтобы при-
способиться к новым условиям жизни. Благодаря
опыту и взглядам у меня был потенциал, я мог про-
вести эндшпиль лучше, чем многие, и считал этот
шанс даром судьбы.
Ключевое слово в предыдущем предложе-
нии — не дар или шанс. А потенциал. Превращение
этого потенциала в истинный дар, который никто
не сможет отнять у меня, моих близких и друзей,
должно было стать главным подвигом моей жизни.
Наверное, во все это нелегко поверить. Понимаю.
В конце концов, кто гак встречает смерть? Разве
кому-нибудь, пусть даже аудитору, под силу сделать
смерть сносной? Можно ли не отчаяться? Не увязнуть
в трясине отрицания и нескончаемой, пусть и тщет-
ной, погоне за чудом?
И правда, можно ли применить к смерти конс-
труктивный подход, как к любому другому этапу
жизни? Восприня гь ее если не с надеждой, то хотя бы
с радостью? Нет ли здесь неявного противоречия?
И самое невероя гное: как, черт возьми, можно вооб-
ще превратить этот страшный период в самый луч-
ший в жизни?
Большинство людей не выносят даже мысли
о призраке смерти, который маячит впереди. Не же-
лают тратить на размышления о ней ни единой ми-
Дар 19
нуты. Будь их воля, они навсегда забыли бы о смерти,
а если и подумали бы о ней, то когда-нибудь потом.
Гораздо позднее.
Но сам факт моего существования мешал им
игнорировать мысли о смерти — преждевремен-
ной, непредвиденной. Это было видно по их гла-
зам. Я выглядел гораздо старше своих 53 лет — са-
мое меньшее на 70, а может, на 75. Обвисла правая
сторона лица. Казалось, я перенес инсульт, притом
скверно. От облучения я вскоре облысел, кожа че-
репа стала тонкой и сухой, как папиросная бумага.
(Дочь Джина говорила, что я похож на Доктора Зло
из комедии «Остин Пауэрс», только доброго.) Речь
стала неразборчивой, я словно перекатывал во рту
стеклянные шарики. Кому-то из коллег показалось,
что я вдруг заговорил с массачусетским акцентом.
Даже близкие и давние друзья понимали меня да-
леко не с первого раза. В надежде на чудо меня не-
редко просили — даже умоляли — пройти какой-ни-
будь радикальный курс лечения. Кое-кого из друзей
и коллег почти оскорбляли моя позиция и избран-
ный путь, будто я разоблачал россказни о чудесах
и объявлял недостойной внимания саму веру в них.
(Само собой, втайне я продолжал надеяться, что за-
втра на первой полосе «Нью-Йорк Таймс» появится
статья об удивительном открытии медицины, ко-
торое обеспечит мне еще пару десятилетий жизни.
Но позволить себе тратить на эту надежду хотя бы
каплю энергии я не мог.) Почти все, с кем я встре-
чался, желали мне бессмертия или хотя бы еще не-
скольких лет жизни. В этом случае безотлагатель-
20 В погоне за ускользающим светом
ность того, что я олицетворял, была бы не такой
безотлагательной — для них.
Люди готовят надгробные речи о самих себе.
И обязательно выбирают участки на кладбище,
и четко оговаривают, как распорядиться их телом —
зарыть в землю, кремировать, пожертвовать на нуж-
ды медицины. Но до того как я сам приступил к вы-
полнению последних и самых важных задач в своей
жизни, я не знал ни единого человека, который по-
пытался бы осознанно управлять собственным
умиранием. За это дело я взялся не для того, чтобы
служить примером. Просто таким уж я был — мето-
дичным, организованным, прямым, основательным.
Ну что тут скажешь? Я — аудитор не только по про-
фессии, но и но своей сути. Те же качества, которые
позволили мне преуспеть в мире финансов и аудита,
превратили меня в человека, которому в любом деле
нужен план — даже в смерти.
Я давно уверовал, что и преуспевающий бизнес-
мен при желании может вести духовную жизнь,
и для этого ему вовсе не обязательно все бросать, по-
кидать зал совета директоров и переселяться в аш-
рам, как будто только физическая удаленность спо-
собствует мыслям о возвышенном, в том числе о душе.
В своей вере я не усомнился и после того, как узнал
свой диагноз. Но вместе с тем я обнаружил глубины,
неведомые бизнесменам, узнал, что гам стоит побы-
вать, и лучше раньше чем позже, потому что этот
опыт приносит еще больший успех в профессиональ-
ной и личной жизни. Можно сказать, что я совер-
шил духовное путешествие, или путешествие души.
Дар 21
И благодаря ему приобрел опыт, который все время
был рядом, но тайно, за завесой мирского.
В последние недели жизни я узнал столько ново-
го и удивительного (впрочем, как и ожидал), что счел
своим долгом помочь людям понять: у этого жизнен-
ного этапа есть свои достоинства, надо только под-
готовиться к встрече с ними. Недели через две после
того, как я узнал диагноз, в чудесный денек мы от-
правились побродить по Центральному парку Нью-
Йорка с одним из ближайших друзей — наставни-
ком, который готовил меня к последней должности.
И я сказал ему:
— Большинству людей и такого шанса не выпа-
дает. Они либо погружены в болезнь, либо понятия
не имеют, что скоро умрут. А у меня есть уникальная
возможность распланировать последние дни во всех
мыслимых подробностях.
Во взгляде собеседника восхищения, пожалуй,
было больше чем удивления, но ручаться не стану.
Еще в бытность свою руководителем компании
я разработал программу наставничества с таким
расчетом, чтобы у каждого из сотрудников был свой
наставник. Позднее, в ожидании смерти, я невольно
думал, что и этот опыт налагает на меня обязанность
поделиться им. Мне хотелось передать обретенное
знание хоть кому-нибудь, пусть даже единственному
подопечному. Рассказать, как сводить на нет взаимо-
отношения. Как радоваться каждой минуте — так,
чтобы время будто бы текло медленнее. Поведать
о том, что важнее времени (речь не про любовь). О яс-
ности и простоте. О том, как исчезает спонтанность
22 В погоне за ускользающим светом
и как необходимо возродить ее. Разве нельзя расска-
зать об этом людям, пока они здоровы, не дожидаясь
смертельной болезни? Звучит дико, но я на собствен-
ном опыте убедился: каждый из нас должен уделять
время мыслям о смерти и делах последних дней, пока
он еще в состоянии обдумывать их.
Меня удивил и даже озадачил вопрос: если ре-
шение о том, как именно мы умрем, является одним
из наиважнейших в нашей жизни (опять-таки в ситу-
ациях, когда мы имеем возможность решать или за-
ранее знаем о приближении смерти), почему боль-
шинство людей пренебрегают этой обязанностью7.
И тем самым лишают преимуществ не только себя,
но и тех, кого оставляют в этом мире. А гем, кто уже
подумывает когда-нибудь выбрать время и расплани-
ровать последние недели и месяцы, дам совет из двух
слов: не откладывайте. Если вам 50 и вы собирались
задуматься о смерти в 55 лет, не откладывайте эту
задачу. И если вам 30 лет, а вы хотели задаться воп-
росами смерти лет через двадцать, — тоже. Но если
смертельно больной человек вынужден жить по ус-
коренному расписанию, то у здорового нет никаких
стимулов хотя бы на минуту опередить график, даже
если он составлен с опозданием. В этом наш недоста-
ток, пожалуй, бич. Не откладывайте. Мой близкий
друг, приглашенный на Renaissance Weekend — раз-
влекательное мероприятие специально для самых
видных политиков, людей искусства, ученых, про-
мышленников, нобелевских лауреатов и так далее, —
рассказывал, что в конце выходных нескольких при-
глашенных просят произнести перед собравшимися
Дар 23
краткую речь. Оратору дают три минуты и ставят
одно условие: он должен говорить так, словно сра-
зу после окончания речи умрет. Мой друг уверял,
что все речи до единой были захватывающими,
а главное — неожиданными. Несомненно, мужчины
и женщины, которым выпала честь произносить их,
тщательно обдумывали каждое слово, но зачастую
самым важным, достойным последней речи оказы-
валось совсем не то, чего ждут от сенатора, физика
с мировым именем, крупного финансиста.
Не откладывайте.
Не хочу .сказать, что пример надо брать с меня.
Мне предстояла уйма работы. Я совершил множес-
тво ошибок. Стремясь сохранять ясность ума, я уже
через минуту понимал, что мои мысли блуждают
где-то далеко в будущем или в прошлом. Я сердился.
Часто плакал. Порой в меня словно бес вселялся. Вы-
полнить задуманное удавалось далеко не с первого
раза. Но я ни разу не пожалел о том, что взял под кон-
троль свою жизнь, оставшиеся драгоценные дюймы
жизненного пути в последний раз, пока еще мог.
В чем здесь неточность?
Неужели я всерьез считал, что склада ума, при-
сущего бизнесмену, мне хватит для осмысления
высоких истин о смерти и мире в целом и глубо-
чайших вопросов из всех, какие встают перед людь-
ми? Отнюдь. Это было бы самонадеянно. Я никогда
не замечал за собой склонности к рефлексии и фило-
софствованиям. И если я верил, что деловое мышле-
24 В погоне за ускользающим светом
ние пригодится мне на закате жизни (точно так же,
как оно приносило пользу, когда я чувствовал себя
полным сил, неутомимым и практически бессмерт-
ным), то стремление полностью подчинить собствен-
ную смерть казалось мне по меньшей мере диким.
Процесс умирания оказался настолько всеобъ-
емлющим и качественно отличающимся от моей
прежней жизни, что мне пришлось отказаться поч-
ти от всех былых привычек, связанных с работой.
Думать об этом мне было некогда, но, в сущности,
шла борьба между двумя противоположностями:
мной прежним и мной новым, формирующимся изо
дня в день. Эта борьба, а вовсе не само умирание,
и стала самым трудным испытанием для меня. Не-
легко, с одной стороны, оставаться руководителем,
менеджером, а с другой — раз и навсегда отказаться
от лидерских привычек. Какая часть меня уцелела?
Какая потерялась? Что мне поможет? Что навре-
дит? Стану ли я гибридом самого себя, только «до»
и «после»? Это хорошо? Неизбежно? Увенчается ли
процесс триумфом истинного «я»?
Чему конфликт в моей жизни может научить
других людей, какую пользу принесет им?
О себе я рассказываю для того, чтобы все, кому
не досталось подобного «дара», извлекли для себя
пользу на будущее (надеюсь, отдаленное) или насто-
ящее (надеюсь, насыщенное). Буду рад, если читате-
ли поймут, как важно осознать собственную смер-
тность и связанные с ней вопросы, причем лучше
раньше, чем позже, а мой опыт и взгляды помогут
им не только в смерти, но и в жизни.
Дар 25
Почти ровно четырнадцать лет назад медсестра
вложила в руки Коринны только что родившуюся
Джину. Я придвинулся ближе к жене и новорожденной
дочери, испытывая благоговейный трепет. Малышка
была поразительно прекрасна, разве что немного по-
мялась в пути. Не успел я прикоснуться к ней, как она,
к моему изумлению, сама протянула ручонку и ухва-
тила меня за палец. И крепко сжала его.
Тень потрясения легла на мое лицо.
Два дня я провел как в тумане. Моя непривычная
отрешенность не ускользнула от внимания Коринны.
Наконец она не выдержала и спросила напрямик:
— Что с тобой? Ты на себя не похож.
Я отвел глаза.
— Скажи, что случилось?
Отмалчиваться дальше я не смог.
— Когда малышка схватила меня за палец, до ме-
ня вдруг дошло, что когда-нибудь придется с ней
попрощаться.
Вот оно, счастье. И горе. Вот чем оборачиваются
встречи и приветствия. Рано или поздно наступает
момент прощания. И не только с близкими и родны-
ми вам людьми, но и с целым миром.
Роль бизнесмена мне очень нравилась, но затем
пришел день, когда я утратил возможность играть
ее. Прежде чем угаснет свет моего разума, а удли-
нившиеся тени скроют из виду все вокруг, я спосо-
бен, по крайней мере, повелевать прощанием.
У последней черты
Хочу жить вечно. Пока получается.
C i и bi и Рл 111
то я?
В прошлой жизни, когда я был председателем
совета директоров и главой компании KPMG
(стоимость 4 млрд долларов, 20 тыс. служащих, ос-
нована более века назад, входит в четверку крупней-
ших аудиторских компаний Америки), у меня порой
выдавался идеальный день: я лично принимал одно-
го-двух клиентов, что особенно любил. Встречался
с кем-нибудь из непосредственных подчиненных.
Беседовал по телефону с партнерами из Нью-Йорка
и со всех кондов страны, выяснял, чем могу помочь
им. Решал несколько проблем. Иногда обсуждал
с кем-нибудь из конкурентов совместную работу
ради достижения общих профессиональных целей.
Выполнял многочисленные дела по списку из элек-
тронного органайзера. Двигался вперед хотя бы
У последней черты 27
в одной из трех областей, к улучшению в которых
стремился с тех пор, как три года назад был избран
партнерами на руководящий пост: добивался роста
нашей фирмы (и неудивительно — чтобы выжить,
любая компания должна развиваться), повышал
качество услуг, снижал риск и, что самое важное
для меня и для долговременного успеха компании,
старался сделать нашу фирму как можно более удоб-
ной для работы и престижной, а жизнь наших со-
трудников — более гармоничной. Я уже давно по-
нял, что работа пойдет успешнее, если служащие
компании поймут, что и в офисе, и за его пределами
они представляют собой части единого организма,
а не обособленные и конкурирующие существа.
Лично мне — как и любому руководителю, тем бо-
лее высшего ранга — последний пункт этого плана
казался особенно труднодостижимым. Не пойми-
те меня превратно: свою фирму я искренне любил
(собственно, отчасти поэтому и боролся за нее).
Меня радовали каждый рабочий день, каждое дейс-
твие, проблема, достижение. Аудит был моей страс-
тью (только не смейтесь!). Точность, ясность, логи-
ка. Казалось, для них созданы мой разум и характер.
Я отличался целеустремленностью, четко понимал
стоящую передо мной задачу, был готов выполнить
ее во что бы то ни стало. Разбудите меня среди ночи
и скажите, что ради завоевания или удержания кли-
ента я должен немедленно отправиться в аэропорт
и улететь на другой край света, — и я сделаю это. Та-
кое случалось и на самом деле. Будучи главой самого
крупного подразделения фирмы, отдела финансовых
28 В погоне за ускользающим светом
услуг, и зная, что мы боремся за право стать аудито-
ром крупного инвестиционного банка, я понимал:
ради этой цели мне лично необходимо встретиться
с президентом австралийского филиала этого банка.
В ближайшем будущем банк должен был принять
решение. Я сделал все возможное, чтобы добиться
встречи с главой банка — приготовился высвобо-
дить в своем плотном расписании любое время, не-
однократно звонил секретарю президента.
Обычно я слышал: «Сожалею, но...» Секретарь
объясняла: у босса расписана каждая минута на не-
сколько недель вперед. Если бы я ждал, когда он ос-
вободится, сделка не состоялась бы.
Я еще раз перезвонил секретарю. Благодаря час-
тому общению между нами возникло нечто вроде
взаимопонимания. Я решил рискнуть: выяснить, ка-
кие поездки в ближайшее время предстоят ее началь-
нику. Легкий на подъем, президент большую часть
дня проводил в разъездах — может быть, в дороге он
ничем не занят? Секретарь сообщила, что через два
дня ее босс летит из Сиднея в Мельбурн. На борту
самолета деловых встреч не запланировано.
— Прекрасно, — отозвался я.
И спросил, на какое место куплен билет. Выслу-
шав ответ, я позвонил в авиакомпанию, заброниро-
вал место первого класса рядом с президентом и стал
собираться в деловую поездку — пожалуй, самую да-
лекую в своей жизни, зато самую непродолжитель-
ную. Вечером я уложил вещи, принял душ, побрился,
провел 22 часа в самолете Нью-Йорк — Сидней, при-
землился, сразу направился на посадку на Мельбурн
У последней черты 29
и представился банкиру, ради 90-минутной встречи
с которым облетел полмира. Когда я объяснил, на ка-
кие ухищрения пустился, чтобы поговорить с ним,
он лишился дара речи. Я попросил разрешения объ-
яснить, почему мы считаем, что аудиторскую про-
верку его банка следует доверить именно нам. Через
полтора часа состоялась посадка. Я предложил со-
беседнику рекламные материалы нашей компании,
обменялся с ним рукопожатием и снова двинулся
на посадку: мне предстоял более чем 20-часовой
путь домой.
Клиента мы заполучили.
Через несколько лет, уже на посту председате-
ля совета директоров и главы компании, я считал,
что занимаю самое привилегированное положение,
какое только возможно в американском бизнесе.
В качестве представителя фирмы, осуществляющей
аудит таких промышленных гигантов, как Citigroup,
General Electric, Pfizer, Motorola, не говоря уже о мно-
гих других, я присутствовал на заседаниях советов
директоров этих компаний и общался с самыми вы-
дающимися умами страны. Мне довелось услышать,
что они думают о направлениях развития глобаль-
ной экономики. Постепенно я привык считать себя
равным таким известным руководителям, как Уор-
рен Баффетт, Сэнди Вейл (Citigroup), Джефф Им-
мельт (GE), Стэн О’Нил (Merryll Lynch), и вместе
с тем оставался их восхищенным почитателем. Вес-
ной 2005 года меня в числе 50 глав компаний при-
гласили принять участие в организованном в Белом
доме «круглом столе» с президентом Бушем.
30 В погоне за ускользающим светом
Кто может похвалиться более блестящей карье-
рой?
Но несмотря на все привилегии, работа главы
крупной компании — не сахар. Это в первую очередь
самоотдача. Вечные стрессы. И похоже, конца им
не предвиделось: мое время было расписано по мину-
там на ближайшие 18 месяцев. Я передвигался со ско-
ростью не менее 160 км в час. И все время работал.
По выходным, в будние дни допоздна. Я пропустил
почти все школьные мероприятия младшей доче-
ри. В среднем за год я преодолевал 240 тыс. км, и это
по самым скромным подсчетам. Первые десять лет
супружеской жизни, пока я взбирался по служебной
лестнице в KPMG, мы с Коринной редко бывали в от-
пусках. Потом отпуска чаще всего совпадали по вре-
мени с корпоративными пикниками, на которых мое
присутствие было обязательным. Помню, когда мы
еще жили в Сан-Франциско, в районе залива, круп-
нейший из наших клиентов в Нью-Йорке потребовал
моего пристального внимания. И я провел в Нью-
Йорке девять месяцев, мотаясь по выходным на Запад-
ное побережье, чтобы повидаться с близкими. Только
в последние десять лет работы в фирме мне удалось
в рабочий день пообедать вместе с женой.
Дважды.
А ведь так было не всегда. Когда-то и я был дру-
гим. Летом после первого года учебы в школе биз-
неса я поработал в одной компании на Уолл-стрит
и понял, что совсем не хочу подчинить всю свою
жизнь карьере. Я мечтал о гармонии и всегда стре-
мился к ней. В конце лета мне предложили сотруд-
У последней черты 31
ничество с одной из самых известных консалтинго-
вых компаний. Предложение я обсудил с Коринной.
Мне, Коринне и ее дочери Марианне, которую я сра-
зу полюбил и удочерил, предстояло принять первое
важное семейное решение. Если бы я взялся за эту
работу, то мог бы почти с уверенностью заявить,
что в ближайшее время у нас будет много, очень
много денег — но работать мне придется еще боль-
ше, как заведенному, и почти всегда жить вдали
от жены и ребенка. А можно было просто вернуться
к аудиту и должности, которую я два предыдущих
года занимал в KPMG. Меньше денег, меньше нерво-
трепки, зато больше времени в кругу семьи. Больше
гармонии в жизни. Я всегда мечтал стать человеком
с разносторонними интересами: разбираться в ви-
нах и опере, много читать. Я любил спорт, стремил-
ся к физической активности, желал хоть изредка
бывать на природе. Считая себя любознательным
человеком, я хотел знать все, что только возможно.
Короче говоря, в руководители я не рвался.
И я вновь занялся аудитом.
Но за четверть века службы в моей компании
я поднялся до самого верха служебной лестницы. Моя
жизнь изменилась. Гармоничность она утратила от-
части, спонтанность — полностью. В прошлом оста-
лись времена, когда можно было улизнуть на ночной
показ «Шоу ужасов Рокки», как сделали мы с Корин-
ной и Марианной однажды в Сан-Франциско. До або-
нементов в онеру не доходили руки. Еженедельники
о винах оставались непрочитанными, а если я и про-
сматривал их, то одновременно выполнял еще не-
32 В погоне за ускользающим светом
сколько дел, как заправский мастер многозадачности.
Мне постоянно приходилось отвлекаться на рабо-
ту. Постепенно количество людей, ответственность
за которых лежала на мне, достигло нескольких ты-
сяч. Если раньше работу компенсировали развлече-
ния, то теперь равновесие окончательно нарушилось.
Но прежде чем вы сочтете мой рассказ пото-
ком жалоб, признаюсь честно: поскольку я верил,
что способен справиться с такой ответственной
должностью, я хотел занимать ее, и пока это желание
сохранялось, меньшим я не удовлетворился бы. Не-
смотря на всю мою преданность и любовь к близким,
по достижении определенного профессионального
уровня я просто не смог бы ограничиться примитив-
ной работой, лишь бы каждый вечер возвращаться
домой к шести и бывать на родительских собраниях.
Люди не просто приходят на руководящие посты.
Их туда притягивает.
Единственной отдушиной в этой гонке был
гольф — главная страсть всей моей жизни. На поле
для гольфа у меня редко случались неудачи, если
вообще случались. Меня восхищали качества, ко-
торых требовала эта игра: достоинство, личная
ответственность, точность, внутренняя дисцип-
лина и стойкость. Разумеется, и без физических
способностей было не обойтись, но, по-моему, тот,
кто считает талант самой важной составляющей
успеха в этом виде спорта, не понимает сущности
гольфа. Благодаря занимаемой должности мне од-
нажды посчастливилось сыграть с прославленным
профессиональным гольфистом Реймондом Флой-
У последней черты 33
дом, и он объяснил, что физическая подготовка
к турниру — самая легкая задача для лучших игро-
ков. Гораздо труднее приучить себя сохранять та-
кую уравновешенность, чтобы делать максимально
точные удары — один за другим, изо дня в день, не-
делю за неделей.
Хорошим гольфистом я никогда себя не мнил:
имея гандикап (показатель класса), не превышаю-
щий 15, я привык считать себя посредственностью,
а в самые удачные дни рисковал употребить слово
«опытный». Но мои способности были ни при чем.
Благодаря гольфу у меня появились замечательные
друзья и обширный опыт (и успехи в бизнесе — если
учесть интенсивность общения среди фарвеев, пес-
чаных ловушек и полей Америки). Подобно мно-
гим руководителям высокого ранга я пользовался
правом играть на лучших полях мира (правда, пос-
ле того как я возглавил совет директоров, времени
на игру совсем не осталось).
Но в первую очередь я любил гольф за то,
что во время игры мы с Коринной могли немного по-
быть вместе. Нам особенно нравилось играть ближе
к вечеру. Поле понемногу пустело. Солнце клонилось
к горизонту, удлинялись тени, деревья вокруг лунок
будто разрастались и становились еще прекраснее.
Таинственное время. На нас нисходило умиление,
ощущения обострялись. Казалось, мы не просто иг-
раем в гольф, а устремляемся к свету, ловим каждую
минуту угасающего дня.
В начале мая 2005 года мы с Коринной играли
в гольф. Раунд я начал удачно. Но у восьмой лун-
34 В погоне за ускользающим светом
ки я уложил мяч на подставку, ударил, а он полетел
совсем не в ту сторону. Речь не об ударе, при кото-
ром мяч, правильно выбитый с подставки, в полете
меняет траекторию — такие у меня часто бывали.
Но в тот раз произошло нечто странное. Мяч проле-
тел по прямой, но очень далеко от лунки, как будто
я изначально наметил совсем другую цель.
С этого момента раунд пошел наперекосяк. Пос-
ле игры Коринна заметила, что я бледен.
Я привык к головокружительным темпам. Но весна
2005 года выдалась на редкость суматошной.
И не только для меня, но и для всей семьи. В том
1 оду мы продали особняк в манхэттенском Ист-сай-
де, и Коринна не только укладывала вещи и утрясала
детали переезда, но и подыскивала нам новое жилье.
Полгода проболевшая мононуклеозом Джина нако-
нец-то выздоровела и заканчивала реферат «Синие
кольца смерти», для которого смоделировала на ком-
пьютере защитные механизмы синекольчатого ось-
минога. Как всегда, деловые поездки помешали мне
посетить школьную научную конференцию. Все мы
знали: осталось продержаться еще несколько недель
до конца учебного года, и нас ждет редкостное раз-
влечение втроем — долгожданная поездка на две
недели на Гавайи. (Марианна, ведущая насыщенную
жизнь в Напе, недавно побывала в отпуске вместе
с мужем и двумя малышами.)
Но до вожделенного отдыха требовалось покон-
чить с уймой дел. Прежде всего — слетать в Шанхай
У последней черты 35
на международный экономический форум с участи-
ем виднейших лидеров бизнеса со всего мира, а за-
одно выяснить положение дел в нашем китайском
филиале и пообщаться с тамошним руководством.
Перед самой поездкой в Китай я побывал
в Форт-Уорте, у нашего давнего клиента Роберта
Басса из компании Bass Brothers, потом за четыре
дня слетал на встречи в Денвер, Вашингтон, Мон-
реаль и Сан-Франциско. Дома, в Калифорнии, наша
семья как раз готовилась к свадьбе моей племянни-
цы. На репетиции свадебного ужина Коринна вдруг
всмотрелась в мое лицо и коснулась его рукой.
— Вот здесь обвисло, — сказала она, дотронув-
шись до моей правой щеки. Но я не ощущал ниче-
го необычного. Позднее, глядя в зеркало, я заметил
обвисшую кожу только потому, что знал, куда смот-
реть. Казалось, я недавно от зубного врача и анесте-
зия еще не отошла.
Паниковать никто и не думал. В выходные Ко-
ринна заметила: мышцы вокруг моего рта перио-
дически напрягаются, а правая щека так и остается
дряблой. Это подтвердили еще несколько гостей,
но лишь после того, как Коринна обратила их вни-
мание на мое лицо. По ее мнению, причиной стал
стресс, возможно, прозопоплегия, или паралич Бел-
ла, — в Интернете мы узнали, что это одно из самых
распространенных неврологических заболеваний,
поражение лицевого нерва, возможно, вирусной
этиологии. Мы решили, что симптомы спровоциро-
ваны усталостью, ведь бывает же, что переутомлен-
ные мышцы начинают подергиваться.
36 В погоне за ускользающим светом
Коринна советовала мне сходить к врачу, но до по-
ездки в Китай времени оставалось мало, и я решил
заняться здоровьем после возвращения.
За границей о своей обвисшей щеке я и не вспо-
минал — не до того было.
Через неделю я вернулся домой через Сиэтл, где
проходил ежегодный саммит руководства Microsoft —
влиятельный форум, посещаемый более чем сотней
руководителей высокого ранга. Глава компании
Berkshire Hathaway Уоррен Баффетт, вероятно, самый
прозорливый в мире инвестор, не только блеснул аб-
солютно бесстрастным остроумием, но и поразил
меня глубиной познаний в моей сфере деятельности:
любое мнение, которое он высказывал по вопросам
аудита, свидетельствовало о полной осведомленнос-
ти. Стив Боллмер из компании Microsoft провел пре-
зентацию деловито и энергично, как всегда.
Когда мне случалось задуматься о своей жиз-
ни в свободную минутку {если таковая появлялась),
я приходил к выводу, что успешно справляюсь с ру-
тинными хлопотами, но слишком уж их много, этих
хлопот. А до рая, т.е. отдыха на Гавайях, уже рукой
подать.
В Нью-Йорке я обнаружил, что угол рта и мышца
щеки по-прежнему обвисают, и согласился на следую-
щей неделе пройти обследование у невролога.
В выходные накануне визита к врачу мы с Ко-
ринной пригласили на ужин давнего клиента с же-
ной, с которыми за годы знакомства успели под-
ружиться. За ужином я с энтузиазмом вспоминал
У последней черты У1
недавнюю поездку, мы вчетвером увлеченно бесе-
довали о Китае, Индии и растущей роли этих стран
в мировой экономике. После ужина мы направи-
лись в Мэдисон-сквер-гарден — у нас были биле-
ты на концерт U2. Никто из нас ни разу в жизни
не слышал более громкой музыки. Прослушав пер-
вые четыре песни, Коринна поднялась со своего
места. Точнее, вскочила.
— В чем дело? — прокричал я сквозь грохот.
— Наш мир вот-вот разлетится вдребезги! —
во весь голос выпалила она.
Я решил, что она имеет в виду децибелы.
В коридоре, где можно было разговаривать, не на-
прягая слух и голос, Коринна призналась, что изо
всех сил пыталась сосредоточиться на Боно, солисте
группы, и на происходящем на сцене, но у нее ни-
чего не получалось. Плохие предчувствия и трево-
га захлестнули ее. Ей вдруг показалось, что вскоре
от нашей прежней жизни не останется и следа. Она
почувствовала, что некая сила лишила ее выбора
и сорвала с места. Коринна добавила, что такого
с ней еще никогда не случалось.
Уже не в первый раз за нашу супружескую жизнь
Коринна принимала сигналы на волнах, на которые
я не был настроен.
Я заверил ее, что с нашей жизнью ничего не слу-
чится, и мы вернулись к друзьям и к Боно. Из-за пос-
тоянных стрессов я даже не осознал, как неуклюже
утешал Коринну.
Впрочем, у меня все равно ничего не вышло бы.
38 В погоне за ускользающим светом
Во вторник 24 мая, когда мы с Коринной явились
на прием к неврологу в Корнеллский медицинский
центр, мы оба были убеждены, что моя болезнь —
скорее всего паралич Белла — связана со стрессами.
Не то чтобы мы пытались успокоить себя — в кон-
це концов, я работал в состоянии вечного стресса,
особенно в последние месяцы и недели. Я не просто
колесил по свету. У нас, по сути, даже не было дома:
процесс переезда продолжался, несколько дней мы
провели в манхэттенском отеле. Несложно понять,
что напряжение наконец сломило меня, хотя раньше
кризисы только побуждали меня к действиям.
Прием назначили ближе к вечеру, поэтому ме-
нять расписание мне не пришлось. Направляясь
к кабинету врача, я невольно думал о том, как здоро-
во было бы сию минуту очутиться на поле для голь-
фа, насладиться угасающим светом дня и безмятеж-
ностью. И я улыбнулся мысли, что через несколько
недель вся эта роскошь будет доступна мне. Корин-
на, Джина ия — на Гавайях. А напряжение и стрес-
сы, какими бы они ни были, хоть ненадолго да отод-
винутся на второй план.
У невролога мне задали несколько вопросов, за-
тем подвергли самому обычному осмотру. Врач с мо-
лоточком проверила коленный рефлекс, посмотрела
в глаза, сравнила силу правой и левой рук и попро-
сила сделать несколько шагов по прямой.
А потом предложила на следующее утро явиться
на томографию.
У последней черты 39
Я как бизнесмен ценю эффективность и быс-
|роту. Но на этот раз оперативная реакция меня
не обрадовала. От такой сомнительной привилегии,
как экстренная, внеочередная томография, я пред-
почел бы отказаться. Если бы врач считала, что щека
и вся правая сторона лица у меня обвисли от парали-
ча Белла или по другой, не слишком серьезной при-
чине, тогда диагноз подтверждался бы без лишней
< пешки, нормальными темпами, и мне пришлось бы
с гоять в общей очереди. Неделю-другую.
Но когда в половине шестого во вторник врач
записывает вас на томографию на завтра, на восемь
утра, невольно начинаешь думать о худшем. Чуть ли
нс о самом страшном.
Впрочем, развивать мысль в этом направлении
я себе не дал, и думал, что Коринна поступила точ-
но так же. Тем вечером в разговоре она заметила,
что врачу, вероятно, понадобилось исключить неко-
торые предположения — на всякий случай.
На следующее утро я съездил на томографию,
а затем поспешил в офис на важное заседание руко-
водства компании. Спустя несколько часов невролог
позвонила мне на работу. Секретарь Кэрин связа-
лась с Коринной, и та перезвонила врачу. Поначалу
невролог хотела сообщить результаты обследования
мне одному, но Коринна переубедила ее.
— Мы кое-что нашли, — призналась врач. Это
«кое-что» обнаружилось в мозге. Неврологу требо-
валось провести вторую томографию, с контраст-
ным веществом, чтобы получить более отчетливые
снимки.
40 В погоне за ускользающим светом
Назавтра на вторую томографию мы отправи-
лись вместе с Коринной. Если бы мы просто соб-
рались куда-нибудь вдвоем, я засыпал бы Коринну
лавиной вопросов, допытываясь, что нам предстоит.
Никогда не любил сюрпризы. Мне всегда надо было
знать заранее, чего ожидать.
Но по пути к врачу я ни о чем не спрашивал.
После томографии я уехал на работу.
Вечером позвонила врач. Меня просили за-
втра же приехать за результатами обследования.
А у меня намечался на редкость беспокойный день,
вдобавок с заседанием совета. Нельзя ли перенести
визит хотя бы на послезавтра?..
— Нет, — отрезала врач. Откладывать встречу
она не советовала. Даже на день.
Назавтра мы с Коринной сидели в кабинете не-
вролога. Врач развесила томографические снимки
моего мозга на световой панели. Еще до того, как она
заговорила, а тем более объяснила, что мы видим,
мне подумалось: «Звездные войны».
По сравнению с безупречно-чистым правым по-
лушарием левое выглядело белесым и было сплошь
усыпано разнокалиберными точками. В целом кар-
тина напоминала космос. Точки соединялись лини-
ями — и отчетливыми, и размытыми, но сколько же
их было, этих линий! Как аудитор, я привык рассмат-
ривать то, что передо мной, и сразу разрабатывать
план атаки — упорядоченный, методичный, четкий
план. Но глядя на томографические снимки, я пред-
ставить себе не мог, как врач, пусть даже самый ге-
ниальный, приступит к разработке плана борьбы
У последней черты 41
с целым созвездием тонкого, похожего на паутину
вещества. С чего начать? Чем закончить? Повсюду
обширные галактики.
«Звездные войны».
Позднее Коринна рассказывала: ей показалось,
будто левое полушарие моего мозга волнообразно
избороздило Лохнесское чудовище.
Невролог объяснила, что поставить точный диа-
гноз она пока не может, но подозревает у меня аст-
роцитому или глиобластому; мои глиальные клетки,
которых в человеческом мозге насчитывается более
триллиона, стали злокачественными. Обнаруже-
ны три многоочаговые опухоли, каждая размером
не со что-нибудь, а с мяч для гольфа. Соединенные
между собой опухоли по-братски поделили жиз-
ненное пространство, расположившись по одной
в лобной коре (отвечающей за эмоции и принятие
решений), в двигательной зоне коры среднего мозга
и в зрительной зоне коры заднего мозга.
Между тем, врач записала нас назавтра на прием
к двум светилам нейрохирургии. Она держалась бод-
ро, и мы почти поверили, что еще не все потеряно.
Наверное, мы просто еще не осознали,
что произошло. Вечером в отеле Коринна призна-
лась, что впервые за всю нашу совместную жизнь
оказалась застигнутой врасплох. Мы гордились
слаженностью наших действий, дальновидностью,
умением заранее принимать меры и справляться
с обстоятельствами, сводить ущерб к минимуму
и извлекать все возможное из любой ситуации. Мы
дополняли друг друга, при этом каждый чутко реа-
42 В погоне за ускользающим светом
гировал на изменения в сфере своей компетенции,
благодаря чему мы успешно строили совместную
жизнь и до сих пор избегали неприятностей.
А сейчас не вышло.
— Нашим планам на будущее не суждено сбыть-
ся, — сказала глубоко опечаленная Коринна.
И вздохнула. В трудные минуты она всегда была
воплощением хладнокровия. «Не хочу когда-нибудь
спохватиться, — говорила она, — и пожалеть, что мы
потеряли впустую столько времени».
За годы супружества мы не раз заводили разго-
воры о необходимости развивать в себе внутрен-
нюю силу, без которой невозможно с достоинством
встретить смерть. Мы пытались осуществить заду-
манное. Обычно люди этим часто пренебрегают.
— По-моему, тебе пора браться за дело, — не-
много помолчав, высказалась Коринна. — Время
пришло. Похоже, на целый жизненный этап для под-
готовки рассчитывать не стоит.
Она будто прочла мои мысли.
— Но и торопиться я не хочу, — возразил я. —
Иначе ангелы скажут: «А, этот готов!» и явятся
за мной до срока.
Мое время, время инициативного и деятельного
человека, истекло. Вот и все.
М-да.
Существует ли хоть какой-нибудь способ подго-
товки к внезапности? К тому, что загнанная в даль-
ний угол, но неотступная боязнь того, что беда мо-
У последней черты 43
жет случиться, строго говоря, в любой момент, вдруг
в считанные дни или даже минуты превратится в ре-
альность? К тому, что страх, который удается пода-
вить хотя бы изредка, а чаще — почти всегда, при-
мет новую форму, и мы уже не сможем отрицать его
ни единой секунды?
Это была не просто встряска. Не хватило времени
даже опомниться. Меня будто пинком вышвырнули
в завершающий этап моей жизни, где мне полага-
лось демонстрировать мудрость — дочерям, внукам,
всем, кто моложе меня. А я пропустил главный курс
жизненных наук, мне требовалось еще многому на-
учиться.
Но переброска уже завершилась. И теперь, что-
бы принести хоть какую-нибудь пользу дочерям,
в особенности Джине, друзьям, коллегам и Корин-
не, на поразительную мудрость которой я гак долго
полагался, мне надлежало как можно быстрее свык-
нуться с новым состоянием.
На следующий день нас приняли нейрохирур-
ги. Первый порекомендовал экстренную операцию
на мозге — так называемое «иссечение» с целью
уменьшения объема самой крупной опухоли, чтобы
она не давила на мозг (впрочем, боли я не чувство-
вал). Он не мог сказать, продлит ли операция мне
жизнь; как уже упоминалось, до разговоров о том,
сколько мне осталось, было еще далеко. И в тот мо-
мент в таких прогнозах я не нуждался. Послеопера-
ционный восстановительный период должен был
занять около месяца. Немного погодя можно было
приступить к лучевой терапии.
44 В погоне за ускользающим светом
Но как бы ужасно ни звучали его слова, меня на-
пугали не они.
Страшнее всего были жалость и сочувствие,
с которыми врач смотрел на нас с Коринной. Они
исходили явно из глубины его существа. Такое про-
явление чувств со стороны врача не сулило ничего
хорошего.
Лишь тогда до меня начал доходить весь смысл
случившегося. К шоку, в состоянии которого я нахо-
дился, не осознавая этого и не подозревая, что он про-
длится еще несколько дней, прибавилось неприятное,
тоскливое ощущение беды. Случившейся со мной.
Днем, когда мы с Коринной ждали приема у вто-
рого знаменитого нейрохирурга, в голове у меня во-
царилась путаница. Повернувшись к жене, я сказал
ей первое, что пришло мне в голову:
— Прости.
Коринна ответила мне взглядом. У нее тоже был
шок. Но никаких слов я не ждал. И сам мог бы про-
молчать. С первых дней знакомства мы понимали
друг друга без слов. Только Коринне я всецело до-
верял. За тридцать лет узы, связавшие нас, не распа-
лись. Мы не нуждались в объяснениях.
Второй нейрохирург, специалист по топографии
мозга, предложил более консервативный выход.
— Иссечение опухоли — операция на мозге, —
напомнил он. — Реабилитационный период после
которой, как минимум, месяц.
Он настоятельно советовал сделать биопсию
опухоли. По его оценкам, процедура должна была
занять примерно два часа.
У последней черты 45
Что-то в этом человеке — его молодость, осто-
рожность, вполне понятная прямота — обнадежило
меня, хотя и без причины.
Из Калифорнии прилетела Марианна. У Джи-
ны намечались в Кентукки международные школь-
ные состязания по стратегическому мышлению,
она отказывалась уезжать, но я уговорил ее. Буд-
то бы для меня, но на самом деле для нее. Я понимал,
как важен для Джины этот шанс продемонстриро-
вать свои незаурядные способности: такие возмож-
ности попадаются не на каждом шагу. Она разры-
валась, но я продолжал настаивать и упрашивать.
Почти умолять ее.
И она уехала. Пообещала часто звонить и узна-
вать, как у меня дела.
В среду 1 июня биопсия, которая должна была
занять два часа, продолжалась целых три. Через пол-
тора часа после начала процедуры врач вышел в при-
емную (об этом я узнал позднее) и сообщил Коринне,
что ткани мозга в первой пробе оказались «некроти-
ческими» — омертвевшими. Не умирающими, а уже
мертвыми.
Впоследствии он пришел к заключению, что опу-
холи неоперабельны.
Дела обстояли неважно, и это еще мягко сказано.
Пока я лежал в послеоперационной палате, Ко-
ринна задала хирургу вопрос о нашей поездке на Га-
вайи.
— Обратно он не вернется, — ответил врач.
Потом, когда я оправился, и вместе с Коринной
поговорил с врачом, тот порекомендовал облуче-
46 В погоне за ускользающим светом
ние: оно могло бы продлить мою жизнь на пару
лишних месяцев. Но он предупредил, что болезнь
неизлечима.
— Это конец. Надежды на выздоровление нет.
Мы спросили о химиотерапии.
— Разве что поможет выиграть немного време-
ни, — ответил врач.
Химиотерапия играет важную, зачастую огром-
ную роль в жизни больных с некоторыми онкологи-
ческими заболеваниями — как правило излечимы-
ми. Но наш случай был иным. Несмотря на это, наш
врач (и другие доктора) настаивал на курсе химио-
терапии. Как и лучевая терапия, она могла подарить
мне немного времени, если все три опухоли разме-
ром с мяч для гольфа начнут уменьшаться в разме-
рах. Но при моем заболевании, которое называлось
«полиморфная глиобластома», максимальную поль-
зу лучевая терапия приносила при ранней диагнос-
тике. Только таким больным удавалось протянуть
самое большее восемнадцать месяцев. Большинство
(около 80%) умирали в первые полгода. График рас-
пределения вероятностей оптимизма не внушал.
Но даже во вторую группу я не попадал. Если
терапия подействует, то и в этом случае мне остава-
лось жить не больше трех месяцев. Зрение уже нача-
ло ухудшаться. Неизвестно, когда появились первые
симптомы: мы с Коринной изо всех сил пытались
определить, но так и не смогли. Моя помощница Ко-
рин припомнила, что в последние месяцы я несколь-
ко раз жаловался на головную боль — несильную,
проходящую после таблетки аспирина, но прежде
У последней черты 47
у меня вообще никогда не болела голова. К числу па-
циентов, у которых болезнь выявлена на ранней ста-
дии, я не принадлежал. Вероятно, потому, что вечно
прибавлял ходу и не думая останавливаться.
Все врачи сошлись во мнении, что одна хорошая
новость все-таки есть: болей я не чувствую (это я мог
подтвердить), а значит, есть вероятность, что даже
в самом конце их не будет. Скорее всего, я просто
впаду в кому.
Еще неделю назад я планировал свою будущую
жизнь. А теперь обдумывал собственную смерть.
Покончив с биопсией, мы с Коринной снова по-
бывали у первого врача — того, который предлагал
более радикальные меры, немедленную операцию
мозга. Мы хотели предоставить ему результаты об-
следования, узнать, нет ли у него новых предложе-
ний, выяснить, порекомендует ли он и теперь ис-
сечение опухоли. Изучив последние снимки, врач
сказал:
— Все слишком запущено. Сроки для операции
давно прошли.
Болезнь тоже набирала обороты. Как и я, она
не умела сбавлять скорость.
Смерть — дело
трудное
Если мы возьмем на себя заботу о минутах, нам
не придется тревожиться о прожитых годах.
М хрия Эджх op ।
Дома Джина растерянно ходила вокруг меня,
явно не зная, как себя вести. И неудивитель-
но: ей было всего тринадцать, а ее обыч-
но здоровый и энергичный папа вернулся домой
со швом от биопсии на голове. Но ее старшая сестра
Марианна, по-житейски мудрая мать двоих детей,
подала ей пример. Едва увидев, Марианна заклю-
чила меня в объятия, тем самым побудила Джину
поступить так же, успокоила и немного примирила
ее с происходящим — болезнью, швами, неопреде-
ленностью.
Первые дни и ночи, проведенные вчетвером
в новой квартире, казались сюрреалистическими,
и единственным утешением служил привычный
Смерть — дело трудное 49
ритм жизни. Все мы поддерживали друг друга. Ма-
рианна с Джиной проводили много времени вместе,
смотрели кино и болтали. Нарушился прежний ре-
жим сна. От изнеможения все мы засыпали в раз-
ное время. Мы с Джиной часто поднимались среди
ночи. Она слышала, как я плакал. Иногда я заби-
рался к ней в постель. Или садился за стол и делал
первые записи, из которых составлена эта книга,
а Джина просто сидела рядом. Или читала мне сти-
хи. Я часто дарил ей томики стихов, в том числе
и тех, которые сам читал в детстве, но никогда не по-
нимал. На поэзию я не был настроен — в отличие
от Джины. А она и читала стихи, и писала их сама.
Мне всегда казалось, что ей досталось все лучшее
от матери и от меня. Но я не уставал удивляться
тому, что от меня и Коринны, самого близкого мне
человека, родилось совершенно непостижимое су-
щество.
Однажды ночью Джина прочла мне «Смерть»
Джона Донна:
Смерть, не гордись, когда тебя зовут
Могучей, грозной. Жалкие слова; ’
Смерть поэт уподоблял вечному сну. Я не мог со-
гласиться с ним. Представление о смерти как о сне
противоречило бы моим чувствам надежды и веры
в то, что мне предстоит нечто более осознанное, не-
жели сон.
Пер. С. Маршака. — Прим. пер.
50 В погоне за ускользающим светом
Все это произошло примерно в час ночи. В тот
момент я был не в состоянии судить и оценивать.
Просто выяснял, какие еще бывают точки зрения.
Незачем объяснять, что психологический сдвиг та-
кого масштаба я испытывал впервые. Ничто из пе-
режитого даже отдаленно не напоминало его. Ког-
да в 14 лег я услышал от мамы, что надо различать
страсть и талант — она просто пыталась уберечь
меня от разочарования, ведь я мог потратить уйму
времени на бейсбол и так и не продвинуться даль-
ше школьной команды — эти слова стали для меня
ударом, но я выстоял. И все-таки мне потребовалось
почти все лею 1966 года, чтобы свыкнуться с новой
реальностью.
А на этот раз такого лета в запасе у меня не было.
Хорошо, если я вообще дотяну до конца лета. Мне
необходима молниеносная и самая радикальная ме-
таморфоза в жизни. Чтобы выбраться из пучины от-
чаяния и извлечь из ситуации хоть сколько-нибудь
позитивный опыт, действовать надо быстро, эффек-
тивно и правильно с самого начала.
Короче говоря, мыслить мне придется как обыч-
но, строить планы как всегда, оставаться тем же че-
ловеком что и прежде — аудитором, бизнесменом,
руководителем.
Сразу после неудач в работе — допустим, узнав,
что нашего потенциального клиента переманили
конкуренты, — я задавал себе и моим подчиненным
несколько вопросов:
Смерть — депо трудное 51
Почему клиент не выбрал нас? Что заставило
его выбрать другую компанию? Действительно ли
мы сделали все возможное? Абсолютно все? Может
быть, в чем-то проявили безответственность?
Если такая ситуация создастся снова, как мы те-
перь поступим? Если иначе, то как именно?
Подчиненных я расспрашивал не агрессивно
и враждебно, а ободряюще. Если мы и вправду сде-
лали все возможное, нам нечего стыдиться. Если мы
чистосердечно ответим на эти вопросы, в следующий
раз будем чувствовать себя уверенно и подготовим-
ся лучше. Траур по упущенному шансу заканчивался
в два счета. Нора было двигаться вперед, искать но-
вые возможности.
Во г и теперь, узнав диагноз, я должен был как мож-
но быстрее, вдумчивее и корректнее сформулировать
наиважнейшие вопросы и найти ответы.
Коринна оказалась права: прежняя жизнь, кото-
рую мы строили вместе и которой так радовались,
разлетелась вдребезги.
Вдвоем мы долгие годы устремлялись к свету.
А теперь вместе должны были погнаться за ним в пос-
ледний раз — но на этот раз, когда свет угаснет, он
станет завершением не просто одного чудесного дня
из множества, а нашей прекрасной жизни. В послед-
ний раз удлинятся тени. В последний раз опустится
ночь. Доигрывать раунд Коринне придется без меня.
Среди моих знакомых не было ни единого больно-
го полиморфной глиобластомой. Называемая также
52 В погоне за ускользающим светом
астроцитомой четвертой степени злокачественнос-
ти, она принадлежит к числу самых распространен-
ных и скоротечных первичных опухолей мозга. Она
резко-злокачественна, стремительно захватывает
обширные участки мозга, иногда приобретает ог-
ромные размеры еще до появления симптомов, к ко-
торым относятся головные боли, спазмы, наруше-
ния зрения и координации движений, восприятия
и памяти, а также изменения личности. Причины
болезни неизвестны.
Никогда прежде моя смерть не оказывалась та-
кой близкой — по крайней мере, на срок дольше
доли секунды. Когда мне было тридцать с неболь-
шим, во время деловой поездки я сошел в Милане
с тротуара на проезжую часть с круговым движени-
ем, не подозревая, что с другой стороны, в которую
я не посмотрел, приближаются машины. Автобус
пронесся прямо у меня перед носом. Я перепугал-
ся, разволновался и запомнил тот случай навсегда.
Но к переоценке жизненных приоритетов он меня
не побудил.
А теперь... что же мне теперь делать? Какой от-
ныне станет наша жизнь? Изменения потребуются
во всех ее сферах.
Я понимал, что надежда еще есть и что лишь
от меня зависит, будет ли она жить. Мне вспомни-
лось, как мой близкий приятель Билл перенес шун-
тирование на семи коронарных артериях. После трех
дней постельного режима врач разрешил ему сде-
лать 25 шагов. Это упражнение Билл выполнил ут-
ром, а потом спросил, можно ли ему вечером того же
Смерть — дело трудное 53
дня сделать еще 25 шагов. Вскоре он уже четыре раза
в день проходил по коридору шаркающей походкой.
Во время одной из таких вылазок он заглянул в со-
седнюю палату, где под капельницами неподвижно
лежала пара пациентов-сердечников.
— Видно, это тяжелобольные, — сказал Билл
медсестре.
— На самом деле, ваш случай гораздо серьез-
нее, — возразила она. — Им удобнее считать себя
жертвами сердечного приступа. А вы пытаетесь
прийти в норму.
Мне требовалось именно такая сила духа. Но сна-
чала надо было обратиться к самому духу.
В воскресенье мы с Коринной побывали в на-
шей церкви Сент-Джеймс на углу Мэдисон-авеню
и 71-й улицы. Мы много лет ходили туда молиться,
хотя выкроить для этого время удавалось не всегда.
В церкви на меня нисходили покой и умиротворен-
ность. Иногда, если по работе мне требовалось при-
нять трудное решение, я шел в церковь — не только
в поисках безмятежности и важного момента исти-
ны, но и в надежде на помощь свыше. Чтобы успеш-
но справляться с обязанностями руководителя, мне
регулярно требовались покой и тишина — зачастую
самые верные решения рождались именно в такой
обстановке. Я не мог позволить себе все решать
на бегу, под влиянием страха, гнева или нетерпе-
ния. Конечно, временами в церковь меня приводило
беспокойство за близких — например, когда Джина
в первом классе болела ювенильным артритом и пол-
года была вынуждена передвигаться на костылях.
54 В погоне за ускользающим светом
В тот год меня часто можно было застать в храме.
В последнее время нам с Коринной нравилось в цер-
кви, когда там было немноголюдно. Нашим излюб-
ленным днем была суббота. Мы молча сидели бок
о бок, а потом шли куда-нибудь — обедать и делить-
ся впечатлениями.
Кажется, только во взрослые годы я толком на-
учился молиться. В детстве меня обучали молитвам,
девятый класс я провел в католической школе и даже
прислуживал в алтаре, но тесных уз с церковью
не чувствовал. Только повзрослев, я ощутил потреб-
ность в молитве.
Но такого острого желания помолиться и побыть
в храме, как в тот день в начале июня, я не испыты-
вал никогда.
В сумятице первых нескольких дней после диа-
гностики мне в голову не приходило задаться вопро-
сом: «Почему именно я?» До этих двух кошмарных
недель моя жизнь складывалась на редкость удачно,
на множество людей в мире обрушивались беды
и пострашнее, поэтому у меня и мысли не мелькало
о том, что мне нанесли удар ниже пояса. Я не со-
бирался доискиваться космических или иных при-
чин, по которым неоперабельная злокачественная
опухоль мозга в последней стадии возникла именно
у меня — из всех моих родных, друзей и знакомых,
из профессионалов, занимающих высокие пос-
ты, из всех 53-летних американцев с ирландскими
корнями. В нашем роду никто не болел раком моз-
га. Я всегда отличался крепким здоровьем и прак-
тически никогда не болел. Занимался бегом, играл
Смерть — дело трудное 55
в гольф и теннис, никогда не курил, не жаловался
на отсутствие аппетита, поднимался в половине
шестого каждое утро и ровно в одиннадцать вечера
ложился в постель. Далеко не все поддается объяс-
нению.
Но я, признаться, разволновался, когда мы с Ко-
ринной сели на скамью в церкви Сент-Джеймс, свя-
щенник встал за кафедру, и в церкви зазвучал тот же
отрывок Евангелия, который слышали в этот вос-
кресный день почти во всех христианских храмах
мира.
Евангелие от Луки, глава 18.
Притча о мытаре и фарисее.
Мы с Коринной переглянулись.
— Два человека вошли в храм помолиться: один
фарисей, а другой мытарь, — читал проповедник
текст Нового Завета. — Фарисей, став, молился сам
в себе так: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков,
как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбо-
деи или как этот мытарь: пощусь два раза в неде-
лю, даю десятую часть из всего, что приобретаю».
Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять гла-
за на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже!
будь милостив ко мне грешнику!»
Я невольно похолодел и даже горько улыбнул-
ся, услышав, что из всех Евангелий на сегодняшний
день по церковному календарю пришелся именно
этот отрывок.
— Ибо удобнее верблюду пройти сквозь иголь-
ные уши, — читал священник, — нежели богатому
войти в Царствие Божие.
56 В погоне за ускользающим светом
Как же мне наладить жизнь? Нет, не так: поскольку
к прежней жизни возврата нет, как наладить новую?
Пригодятся ли теперь навыки и оптимизм, ко-
торые так помогали мне в роли руководителя (на-
пример, способность быстро оправляться от потерь
в бизнесе, чтобы компания в целом и подчиненные
в частности как можно скорее вновь почувствова-
ли вкус успеха)? Не окажутся ли пустышками слова,
которыми я так часто подбадривал коллег и подчи-
ненных, ведь стоящая передо мной задача несрав-
нима с прежними? А может, не стоит сворачивать
с выбранного пути, тем самым доказывая ценность
своих жизненных принципов?
Я всегда ратовал за приверженность целям, сове-
товал ставить их перед собой, стремиться к ним, до-
стигать их. Вместе с врачами закончив поиск фактов,
я решил выполнить три задачи:
1) уйти с работы, а также
2) выбрать лечение, благодаря которому
3) оставшиеся дни будут лучшими не только
для меня, но и для всех, на ком отразилась моя
болезнь.
Решения я принял сравнительно быстро, но гораз-
до важнее было четко осознать их самому и донести
до сведения окружающих. Я обязан твердо придер-
живаться этих решений. Мне казалось, что многие
люди, очутившись в моем положении, знали верный
путь, но опасались им следовать. Не хочу сказать,
Смерть — дело трудное 57
что они слабее меня: просто в моих же интересах
и впредь жить по правилам бизнеса. Для которого
залог успеха — четкость поставленной задачи, от-
ветственность и исполнительность.
С приоритетов, расставленных для нашей
фирмы, я немедленно переключил все внимание
на новые приоритеты для последних месяцев жизни.
Как руководитель я ни на минуту не упускал из виду
строительство и планирование будущего. Теперь же
мне предстояло познать истинную ценность насто-
ящего.
8 июня, через две недели после первого,
еще не внушающего опасений медицинского обсле-
дования, я сообщил партнерам по KPMG, что ос-
тавляю пост председателя совета и главы компании.
Причина — переход по состоянию здоровья к сле-
дующему жизненному этапу. Я предупредил, что пе-
редам дела преемнику, а затем уйду. Слов временно
или даже на неопределенный срок я избегал. Я ухо-
дил, закрывая за собой все двери. Окончательно
и бесповоротно. Нечестно было бы подавать надеж-
ду компании, новому председателю, всем сотруд-
никам: в таком деле, как руководство, важна опре-
деленность. Я надеялся, что мой преемник оценит
и продолжит предпринятые мной инициативы, на-
правленные на улучшение работы компании. Но сам
стиль руководства будет другим, не моим.
Так или иначе, честная оценка моей ситуации
требовала признать, что любые надежды на воз-
вращение к работе — непростительный самообман:
симптомы болезни множились.
58 В погоне за ускользающим светом
Легко ли было пережить уход с работы? Конеч-
но, нет. Работа сформировала мой характер. В своей
компании я прослужил 33 года. Других мест рабо-
ты я не знал. Когда я пришел в компанию, она была
вдвое меньше нынешней; только что завершилась
эпоха, когда даже звонить клиентам полагалось на-
дев строгий костюм и шляпу. Теперь в компании ра-
ботало 20 тысяч человек.
Но если я хотел проявить верность себе, мне сле-
довало уйти, причем немедленно и навсегда, не до-
пуская даже возможности возвращения.
После того как распространилось известие о моей
отставке, на меня обрушился шквал сочувственных
писем и звонков. Мои друзья по бизнесу звонили
мне и домой, и в офис, чтобы выразить поддержку,
поведать о своей печали и потрясении. Поразило со-
чувствие со стороны моего коллеги из другой ком-
пании большой четверки, занимающего такую же
должность, как моя. Мне известно, что и работни-
ки других сфер пользуются взаимной поддержкой,
но наша профессия в первую очередь известна со-
лидарностью. В этот ужасный период крушения мо-
его мира было особенно отрадно знать, что где-то,
а гем более в моем бизнесе, по-прежнему существует
гармония.
Превращение из главы компании в бывшего со-
трудника произошло стремительно, как я и хотел
(статус старшего партнера я сохранил). Все запла-
нированные встречи и дела из моего пресловутого
календаря, расписанные на несколько недель и даже
на полгода вперед, были отменены, поручены дру-
Смерть — дело трудное 59
гим сотрудникам компании, должны были достать-
ся новому председателю совета. Я помогал подыс-
кивать его. Поиски заняли примерно три дня. Все
переговоры я проводил исключительно по телефону,
из дома.
На второй из этих трех дней, когда я разговари-
вал по телефону с членом совета, со мной случился
первый припадок.
Он был слабым — «парциальным», как его назва-
ли врачи, — потому что волны электрических им-
пульсов, простреливающие организм, охватывали
не весь мозг (как при большом судорожном припад-
ке), а только его ограниченную часть, нервную сеть.
Начался спазм мышц правой стороны лица. Это
произошло, когда я лежал в постели и по телефону
обсуждал передачу дел. Почему припадок насмешил
меня? Потому, что при другом отношении я не сдер-
жал бы сильные подергивания щеки, и моя речь ста-
ла бы неразборчивой.
Припадок продолжался полчаса. Потом мы
вызвали врача, он увеличил дозу лекарства. Через
три дня парциальный припадок с подергиванием
повторился, и дозу еще раз пришлось увеличить.
Не все припадки затрагивают двигательную зону
коры головного мозга, вызывающую судорожное
подергивание мышц. Некоторые нарушают рабо-
ту зрительной или лобной зоны. К счастью, у меня
пока не было так называемых больших или судо-
рожных припадков, при которых падаешь на пол
60 В погоне за ускользающим светом
и неудержимо бьешься в конвульсиях. Нередко я за-
крывал глаза, чтобы смягчить воздействие припад-
ка на зрительную зону. Коринна говорила, что при
этом у меня на лице появлялось отсутствующее вы-
ражение, я смотрел сквозь нее и словно находился
где-то далеко.
Но припадки были не первым симптомом.
В первую очередь пострадало мое зрение: одна
из опухолей давила на зрительную зону коры го-
ловного мозга. Зрение серьезно ухудшилось еще в пе-
риод уточнения диагноза. Все вокруг стало размы-
тым. Трудно было даже подписать чек. Примерно
треть поля зрения заняли слепые пятна, особенно
справа. Я без труда различал то, что находилось пря-
мо по курсу, но когда шел по улице, просил спут-
ника держаться справа от меня, чтобы не дать мне
врезаться в столб. Поскольку я часто опускал веки,
приходилось проявлять особую бдительность. Спус-
каясь или поднимаясь по лестнице, я начал раскиды-
вать руки, чтобы сохранить равновесие.
Временами сознание затуманивалось — несмот-
ря на то, что чаще всего оставалось ясным. Мне
пришлось заново учиться одеваться. Проделывать
это требовалось строго в определенном порядке.
Для меня, как для малого ребенка, раскладывали
одежду. Коринна клала мои рубашки на постель
пуговицами вниз, чтобы я мог надевать их так,
как взял, и пуговицы при этом не оказывались бы
сзади (все рубашки с отложными манжетами на за-
понках Коринна убрала: справляться с ними я ра-
зучился). В конце концов я привык выполнять эти
Смерть — дело трудное 61
действия, вот только надевать что-нибудь через
голову было по-прежнему трудно. Даже в лучшем
случае эта задача выматывала меня. Однажды
я увидел, что Джина стоит в дверях и наблюдает,
как я сражаюсь со свитером, пытаясь надеть его че-
рез голову. Не знаю, для кого из нас увиденное было
более мучительным. Ведь Джина привыкла, что ее
отец — энергичный, деятельный, компетентный че-
ловек.
Да и он сам привык воспринимать себя таким.
Впервые с тех пор, как я вырос, я начал заду-
мываться об элементарных движениях. Я осознал,
что существуют действия, которые мы осваиваем
однажды и с тех пор выполняем машинально. При-
шлось вновь призвать на помощь мою организован-
ность, но теперь — для выполнения простейших за-
дач. Отвечая на письма, я вдруг понимал, что знаю
то или иное слово, но никак не могу ни написать
его, ни произнести. Беда заключалась не в познава-
тельной части процесса мышления, а в чем-то дру-
гом, чего я не мог объяснить. К примеру, если бы
меня попросили написать слово злоупотребление,
я вспомнил бы, как оно пишется... а написать не смог.
Почему?
Моя речь стремительно теряла внятность.
Мы побывали у замечательного врача, легенды
семидесятых, «дедушки нейроонкологии». К тому
времени он занимался в основном преподаванием,
но иногда принимал пациентов. Я зада/i ему вопрос,
который не давал мне покоя:
— Сколько мне осталось?
62 В погоне за ускользающим светом
— В статистику вы не вписываетесь, — ответил
он. — В среднем больные живут около года с момен-
та постановки диагноза.
И мы с Коринной поняли, что сказав «один год»,
врач слишком щедро отмерил бы мне срок. На это
могли бы рассчитывать пациенты, у которых рано
проявились симптомы, и, следовательно, диагноз
был поставлен на ранней стадии.
Гем вечером мы с Коринной снова попыта-
лись припомнить, как я вел и как чувствовал себя
в последние недели и месяцы перед тем, как у меня
отвисла щека, и вдруг поняли, что я уже довольно
давно ощущал непривычную усталость, только мы
не придавали ей значения. Примерно в то же время,
когда состоялась свадьба моей племянницы, я на-
бил на ноге здоровый синяк — ударился о машину
на стоянке, просто наткнулся на нее. Зато стало ясно,
почему в последнее время в гольф я играл все хуже.
I (одсчеты показали, что мне осталось от трех ме-
сяцев до полугода, смотря по обстоятельствам.
Трудности с одеванием, а точнее, с последова-
тельностью выполнения действий затронули и дру-
гие сферы моей жизни. Однажды вечером я смотрел
бейсбольный матч New York Yankees, пришел в вос-
торг от одной дальней подачи и игры питчера и за-
хотел рассказать о них другу, бейсбольному болель-
щику. Я набрал его номер и по громкой связи начал
подробно описывать удар. Но ответной реакции так
и не дождался и заподозрил неладное. Потом взгля-
нул на телефон и понял, что забыл нажать кнопку
громкой связи.
Смерть — дело трудное 63
— Алло, — произнес я.
— Слушаю, Джин, — откликнулся друг. Как он
сказал, он понял, что у меня какие-то затруднения,
и просто ждал, когда я справлюсь с ними.
— Ты слышал, что я тебе говорил про игру?
— Нет, — ответил он. — Повтори, будь добр.
С поста председателя совета я ушел. Задача номер
один выполнена. Компания и ее сотрудники бла-
гополучно пережили период смены руководства.
Я был вправе гордиться моей фирмой, моей второй
семьей, — она работала четко, как часы, ни на секун-
ду не сбиваясь с ритма.
А передо мной встала задача номер два: выбор
эффективного лечения.
Насколько я понимал, химиотерапия таким ле-
чением не являлась. Врачи объяснили мне, что она
составляет ядро многих, если не всех комплексов
противораковых мер и довольно часто помогает
справиться с заболеванием. Химиотерапия входи-
ла и в стандартный курс лечения моей болезни,
но не давала ни единого шанса на выздоровление.
Консультации с лучшими специалистами — невро-
логом, двумя нейрохирургами и онкологом — сви-
детельствовали о том, что другого мнения быть
не может: я не поправлюсь. Значит, химиотерапия
только продлит мне жизнь на два-три месяца — мо-
жет быть, продлит, но за это никто не поручится.
Однако за слабую надежду расплачиваться придет-
ся влиянием токсичных веществ на мой организм,
64 В погоне за ускользающим светом
которое помешает мне радоваться жизни. В итоге
химиотерапия и не спасет меня, и станет преградой
на пути к цели.
Зачем тогда вообще соглашаться на нее?
Чтобы исследовать и эту возможность и утвер-
диться в правильности принятого решения — моего
решения. Я никому не желал верить на слово. При-
нимая важное деловое решение, я требовал, чтобы
мне предоставили на рассмотрение все имеющиеся
факты. Нынешняя ситуация призывала к тому же
подходу.
От химиотерапии я отказался через три дня.
Столько времени понадобилось, чтобы я ощутил
ее воздействие, или решил, что уже ощущаю, а это
почти одно и то же. Вся эта химия нарушала фун-
кции организма, привычную работу его систем.
Действовала на почки и печень. Меня тошнило, я,
казалось, ослабел настолько, что утратил иммунитет
к инфекциям и другим заболеваниям. Мало того, хи-
миотерапия мешала мне заниматься визуализацией,
т. е. представлять, как под воздействием облучения
опухоли уменьшаются.
— Печень и почки отвлекают меня, — жаловал-
ся я Коринне. — Никак не могу сосредоточиться
на опухолях в мозгу.
Не менее, а может и более тягостной, нежели фи-
зический ущерб от хорошо изученных побочных эф-
фектов химиотерапии, оказалась психологическая
нагрузка. Едва приступив к химиотерапии, я заметил,
что владею собой не так хорошо, как прежде. Я деле-
гировал свои полномочия лекарствам. Они отныне
Смерть — дело трудное 65
будут распоряжаться моей жизнью. Они определят
мой распорядок дня. И это еще не все: с началом
курса химиотерапии мне пришлось уделять внима-
ние не столько раку или обычным житейским делам,
сколько неожиданно возникшим проблемам (на-
пример, работе почек). Мне, как аудитору, не нрави-
лось отвлекаться от важных, первоочередных задач.
Как руководитель, привыкший все держать под лич-
ным контролем, я с отвращением наблюдал, как пе-
рехожу в подчинение к графику приема лекарств.
А досаднее всего было видеть, как от обилия меди-
каментов, особенно стероидов, мое собственное на-
строение перестает повиноваться мне.
Мне известно: чтобы устранить проблему, порой
достаточно на время отступить и взглянуть на нее
со стороны — это правило действует и в бизнесе,
и управлении. Но создание множества новых про-
блем для решения одной, и без того серьезной, не оп-
равдано ничем.
Иными словами, я травил сам себя. Зачем? Ради
лишних часов или недель? Стоит ли мучаться самому
и мучать родных и близких только для того, чтобы
немного продлить жизнь? Тем более что ее остаток
наверняка будет трудным, небогатым событиями
и жизненными силами, перестанет быть жизнью
во всех ее проявлениях — лишь из-за того, что я сам
себя травлю.
И я решил пожить недолго, но качественно.
Сразу после прекращения химиотерапии передо
мной ясно вырисовалась цель, и вскоре ее увидели
мои близкие. Вопрос побочных эффектов был ис-
66 В погоне за ускользающим светом
черпан. (И кстати, если боли в почках не дают житья,
никакие они не «побочные».) Я понимаю товарищей
по несчастью (а таковых большинство), которые
хватаются за любую соломинку, какой бы непрочной
она ни была, лишь бы продлить жизнь, — понимаю
и сочувствую им. Не удивлюсь, если человек, кото-
рому подобная участь не грозит, воспримет в шты-
ки мой быстрый отказ от химиотерапии и сочтет,
что я просто не желаю пошевелить пальцем ради
своего спасения.
Но с моей точки зрения ситуация выглядела ина-
че. Я любил жизнь. Хотел прожить как можно доль-
ше. Мечтал увидеть первый рассвет 2006 года, хоть
и понимал, что этому не бывать.
Отказавшись от химиотерапии, я не просто по-
чувствовал себя комфортнее. Я вырвался на свобо-
ду. И сразу воспрял духом.
Мне казалось, что не уход с работы, а этот отказ
стал первым шагом к управлению процессом умира-
ния. Откровенно говоря, поскольку я постановил,
что последний этап моей жизни станет самым луч-
шим, а качество жизни — максимально высоким,
принять решение насчет химиотерапии оказалось
не просто легко. Решать тут было нечего.
W
Вычеркнув из списка вариантов химиотерапию,
я остался верен лучевой терапии. Привести статис-
тику по выжившим онколог отказался, но сообщил,
что облучение — это реальный шанс, что опухоли,
скорее всего, уменьшатся, следовательно, смягчат-
Смерть — дело трудное 67
ся симптомы, вызванные их ростом и набуханием
соседних тканей, реже станут путаться мысли и ту-
маниться зрение, а значит, я успею завершить пос-
ледние намеченные дела. Вдобавок я получу мораль-
ную поддержку, осознавая, что каждый будний день
на протяжении шести недель курса предпринимаю
конкретные меры для замедления роста опухолей
и борьбы с ними. (Конечно, можно бороться с ними
и методами химиотерапии, но при этом сам попада-
ешь под удар и, кроме того, открываешь врагам во-
рота крепости. Нелегко поддерживать боевой дух,
когда понимаешь, что убиваешь больше союзников,
чем противников.) Облучение не мешает сосредота-
чиваться на опухолях и мысленно препятствовать
их росту. Правда, облучение все-таки утомляет, зато
не дает таких серьезных побочных эффектов, как хи-
миотерапия. Кроме того, пять дней в неделю в тече-
ние шести недель я прикован к одному месту, но,
по-моему, овчинка стоит выделки.
Я не учел одного: трудностей, связанных не с са-
мим облучением, а с организацией сеансов. Именно
они помогли мне усвоить один из первых, фундамен-
тальных уроков новой жизни.
Как правило, сеансы облучения проводились
ближе к вечеру. Коринна поступила мудро, выбрав
именно это время: благодаря ее предусмотритель-
ности, я почти весь день чувствовал себя достаточ-
но бодрым, а к вечеру, утомленный облучением,
мог позволить себе отдохнуть. Силы возвращались
ко мне как раз к семейному ужину.
Вот как проходили мои визиты в клинику.
68 В погоне за ускользающим светом
Для них я переодевался в костюм для гольфа,
который теперь носил, чтобы поднять себе настро-
ение, и делал вид, будто после процедур поеду иг-
рать. Подходила моя очередь, мне надевали на все
лицо нечто вроде маски фехтовальщика с ячеистым
покрытием. Ее застегивали под подбородком, и всю
эту конструкцию вместе со мной крепили на специ-
альном столе (хорошо еще, клаустрофобией я ни-
когда не страдал). Затем меня предупреждали, что-
бы я ни в коем случае не двигал головой, иначе лучи,
похожие на лазерные и направленные мне в голову
под пятью рассчитанными на компьютере углами,
не подействуют. Стоило мне пошевелиться, как про-
должительность процедуры увеличивалась: облуче-
ние некоторых участков мозга приходилось повто-
рять. Мне напоминали, что сглатывать тоже нельзя,
и я обнаружил, что могу довольно долго воздержи-
ваться от этого, особенно если процедура проходила
гладко.
Как и моя болезнь, облучение не причиняло боли.
Несмотря на все ограничения и утомительную под-
готовку, мне не было больно, когда лучи пронзали
мою голову с лицом, закрытым маской. Я чувствовал,
где именно в голову проникают лучи, но ощущения
не были болезненными или хотя бы неприятными.
Скорее, это напоминало вибрацию. Мне представля-
лось, будто я засунул голову в микроволновку — ко-
нечно, по своей воле этого лучше не делать, но и вре-
да от нее никакого.
Облучение опухолей продолжалось две-три ми-
нуты. А подготовка к нему — когда на меня надева-
Смерть — дело трудное 69
ли маску и фиксировали тело на столе, затем, после
процедуры, установку выключали, меня освобожда-
ли и отпускали до завтрашнего дня — занимала ми-
нут двадцать.
Если все шло по плану.
Но события идут по плану не всегда. Зачастую
планы приходится корректировать. Казалось бы,
опыт работы в бизнесе и жизненный опыт в целом
приучили меня воспринимать такие корректиров-
ки как должное, но этого не произошло. Внезап-
ный диагноз и контраст болезни с прежним креп-
ким здоровьем должны были преподать мне урок.
Но не преподали. Сомневаться и ожидать худшего
мне мешали оптимизм и нацеленность на результат.
Почему-то я был уверен, что больницы и онкологи-
ческие клиники не допускают сбоев в работе.
Вскоре я обнаружил, что так не бывает. Каки-
ми бы доброжелательными и сведущими в своем
деле ни были сотрудники клиники, им тоже случа-
лось ошибаться. Но гораздо чаще, примерно один
раз из трех, подводила аппаратура. Тогда мой распо-
рядок дня, как и распорядок других пациентов, зна-
чительно усложнялся.
Я уже упоминал, что с клаустрофобией раньше
не сталкивался. Но если процедура по какой-то при-
чине затягивалась и занимала больше предполагае-
мых 20 минут, невольно начинал паниковать. И дело
было не столько в маске и в облучении, сколько
в необходимости дольше управлять реакциями
собственного организма. Не сглатывать в течение
20 минут я привык. Но когда они проходили, слюна
70 В погоне за ускользающим светом
начинала неудержимо накапливаться и побеждать.
От нее было трудно дышать. Проходило полчаса.
Я боялся поперхнуться слюной. Сорок минут. А дви-
гать головой мне все еще не разрешали.
Прошло несколько сеансов, и одна из самых уп-
рямых лучевых установок сломалась. График проце-
дур сдвинулся, все сеансы начинались с опозданием.
Обстановка в клинике и без того чревата стрессами,
в очереди к каждой установке обычно собиралось
от четырех до шести пациентов, напряженное ожи-
дание никого не радовало. Нервозность в приемной
становилась почти осязаемой.
Один из лучевых аппаратов, в который были
внесены координаты моих опухолей, мы с Коринной
прозвали «Старым Надежным», и как указывало
это прозвище, он ломался реже остальных. Но из-за
проблем с механикой (например, никак не удавалось
сладить с каким-нибудь упрямым рычагом, приво-
дящим аппаратуру в нужное положение), на столе
порой приходилось лежать слишком долго. А иногда
требовалось еще сделать снимок.
Мне приходилось подчиняться прихотям техни-
ки и персонала, зависеть от людской компетентнос-
ти и переменчивой удачи. В матче человека против
машины я вел счет. Если ждать приходилось доль-
ше 25 минут, значит, в тот день выиграла аппарату-
ра. Но, несмотря на все эти задержки, я считал себя
самым везучим среди пациентов лучевого отделе-
ния. Некоторые мои товарищи по несчастью были
гораздо моложе меня. Многие в отличие от меня
терпели боль — зачастую мучительную, вызванную
Смерть — дело трудное 71
раком или побочными эффектами. Происходящее
угнетало их. Многие добирались до клиники по-
долгу, с пересадками, после сеансов отправлялись
обратно все тем же путем, и так четыре-пять раз
в неделю. Когда аппарат, в очереди к которому они
ждали, вдруг ломался, казалось, вот-вот будет слом-
лена и воля этих людей. Как и у меня, у многих был
рак в последней стадии, и они пытались постепен-
но свести жизнь на нет, но не были готовы к этому
и даже не представляли, с чего начать. В ожидании
сеанса одна из пациенток беспокойно вышагивала
по приемной и отрывисто говорила, а иногда и во-
пила по телефону, утрясая детали продажи своей
компании. Эти вопли нервировали остальных па-
циентов. Но, когда разговор закончился, она повер-
нулась ко всем нам и с неподдельной искренностью
извинилась.
Я кивнул в ответ. Меня не расстроили ни вспыш-
ки ее эмоций, ни сама мысль о продаже компании.
Я понимал ее.
Смерть — нелегкое дело. Оно требует полной са-
моотдачи. Бесконечные бумаги, консультации юрис-
тов. Все то, что нагоняет такую скуку и так бесит,
даже когда жизнь складывается удачно. Конечно,
и другие аспекты умирания — физический, чрезвы-
чайно важный эмоциональный — по-своему ужас-
ны. Но если бумажной работы достаточно, чтобы
сломить дух (а так обычно и бывает), то как справ-
ляться с остальными трудностями? Все это я начал
понимать, изо дня в день наблюдая за медицинским
персоналом и особенно за пациентами.
72 В погоне за ускользающим светом
Еще несколько месяцев назад, а до этого —
на протяжении всей жизни меня окружали люди,
работа которых отвечала самым жестким требова-
ниям, и ничего другого от них я не ждал. Если эти
люди все-таки обманывали мои ожидания, я пере-
ставал доверять им. Так устроен мир бизнеса. Но это
не значит, что мне чуждо сострадание: просто мы
оцениваем людей в зависимости от степени их ком-
петентности. Профессионализма. Качества работы.
Так и должно быть. Услышав от кого-нибудь необду-
манную фразу, будь то от старшего партнера компа-
нии или моей дочери-школьницы, я без колебаний
указывал, что они ляпнули глупость. К себе я был
так же требователен, как к другим. При случае мог
и вспылить.
Благодаря ежедневным визитам в онкологичес-
кую клинику я понял, что отныне такой критерий
оценки, как профессионализм, мне придется приме-
нять не всегда. А точнее, очень редко. Далеко не все
способны демонстрировать эффективность, какой
от них ждут. И даже какой ждут они сами. Просто
не могут, несмотря на все старания. Возможно, им
не хватает физической энергии. Или виной всему
слабоволие. А может, задача прощания с жизнью ка-
жется им невыполнимой, ошеломляет масштабами.
Какими бы тягостными ни были мои визиты в кли-
нику, я чувствовал, что с каждым разом становлюсь
все терпимее к людям — точнее, к несовершенству.
Я понял, насколько широк диапазон человеческих
возможностей — гораздо шире, чем мне казалось.
В прежней жизни я имел дело в основном с людьми,
Смерть — дело трудное 73
которые многого добились. А теперь меня окружали
люди, возможности которых были ограничены —
болезнью, сомнениями, усталостью.
События не всегда развиваются согласно плану.
В сущности, это не исключение, а почти прави-
ло. Наконец-то я понял, почему каждый день обла-
чаюсь в костюм для гольфа: теперь я знал, как это
замечательно — прожить так, как задумал, хотя бы
один день. Лучший подарок. Никто из присутству-
ющих в приемной не надеялся на сложнейший удар
«двойной орел» или мяч, загнанный в лунку одним
ударом, хотя они обрадовались бы такому чуду, про-
изойди оно само собой. Когда все сеансы происходи-
ли точно по расписанию, аппаратура не ломалась, и,
пользуясь терминами гольфа, лишние удары не тре-
бовались, — это было отлично. Хорошая игра. Пре-
красная. Изумительная.
А если без лишних ударов было все-таки не обой-
тись? Если планы рушились?
И это еще не катастрофа. Всегда найдется что-ни-
будь, что скрасит тяжелый день или неудачный ра-
унд. Один-единственный, но красивый удар. Добрый
жест. Что-нибудь еще.
Сидя в приемной в ожидании, когда мне на лицо
наденут маску, уложат меня на стол и будут расстре-
ливать излучением опухоли в мозгу, я учился смире-
нию. Я просто должен был смириться. Ничего дру-
гого мне не оставалось.
Я замечал, в какое раздражение приходят люди
вокруг, когда приходится корректировать планы.
И старался не поддаваться общим настроениям.
74 В погоне за ускользающим светом
Ни я, ни окружающие ничего не могли изменить.
Но если бы они примирились со случившимся, им
стало бы гораздо легче.
Наблюдая, как нервничают остальные пациенты,
я словно видел самого себя в прошлой жизни.
Постигать смысл смирения я начал лишь
в клинике. Если угодно, примирился со смирением.
А что еще мне оставалось на завершающем этапе
жизни, кроме как смириться? Судя по всему, и в моем
возрасте учиться еще не поздно. Нельзя держать
под контролем все сразу, твердил я себе столько,
сколько требовалось такой деятельной личнос-
ти, как я, чтобы проникнуться смыслом этих слов.
Я не позволю неполадкам, неудачам и особенно по-
раженческим мыслям отвратить меня от целей, одна
из которых — сделать каждый день лучшим в моей
жизни. Руководителю и придирчивому менеджеру
во мне пора наконец умыть руки.
Я закрыл глаза. Я смирился.
Лучшая смерть
из возможных
Да удастся вам прожить каждый день
своей жизни.
Джон \ I \ 11 С в 11 <i> ।
С моего места за столом в окно гостиной
было видно величественное здание ООН,
а за ним — Ист-Ривер. Один конец стола
завалили бумаги, на которые так щедра обычная
жизнь — счета, еще не прочитанные журналы и га-
зеты, приглашения на приемы и благотворительные
мероприятия. Рядом возвышалась гора побольше —
бумаги, имеющие отношение к жизни незаурядной:
десятки открыток с соболезнованиями, пожелания-
ми, молитвами от друзей и коллег, знавших о моей
болезни. Тут же разместилась внушительная кол-
лекция флаконов с лекарствами. «Кеппра», чтобы
снижать вероятность очередного припадка. Стероид
дексаметазон, чтобы уменьшить отечность тканей
76 В погоне за ускользающим светом
мозга. Антибиотики. Несколькими днями ранее по-
явились новые симптомы: возбужденное состояние
(от стероида) и новые сложности с последователь-
ностями действий, зато зрение слегка прояснилось.
Передо мной стоял ноутбук Apple, принадле-
жащий моей дочери, хотя работать на компьютере
мне становилось все труднее. Рядом лежал большой
блокнот, который я начал заполнять мыслями для бу-
дущей книги о том, как смириться со смертью, пос-
ледним приключением в жизни, и какие уроки сле-
дует извлечь из нее. На мыслительных способностях
болезнь еще не отразилась (по крайней мере, так мне
казалось), чего нельзя было сказать о почерке.
Автограф Ю. О’Келли.
Перевод: Я крепок, физически ничем не болею
и поскольку отказался от химиотерапии,
не подвергаюсь этой медленной смерти.
Делая записи, каждые несколько минут я поглядывал
на часы и убеждался, что не выбился из графика.
Но какого? Что будет, если вместо того, чтобы рас-
пыляться, тратить энергию и держать в голове после-
дующие действия, я полностью сосредоточусь на том,
чем занят в настоящий момент? Замедлится или уско-
рится время, если я всецело погружусь в одно дело?
Такой опыт будет явно в новинку.
Лучшая смерть из возможных 77
Я подозревал, что поглядывание на часы и не-
прерывный тайм-менеджмент — привычки из пре-
жней жизни, со временем забудутся или, по крайней
мере, адаптируются к новым условиям. Если у меня
теперь другие запасы времени, значит, и отноше-
ние к нему должно радикально измениться. Дожи-
ви я до 80 лет, — что казалось вполне возможным
еще несколько месяцев назад, ведь до постановки
диагноза я всегда отличался отменным здоровь-
ем, — в мои нынешние 53 года у меня оставалось бы
в запасе примерно 10 тыс. дней. Но мне перепал все-
го один процент от этого количества — 100 дней. Ос-
тавшиеся 99% требовалось компенсировать новой
психологической установкой: более глубоким и упо-
рядоченным осознанием каждой минуты.
Но я понятия не имел, как подступиться к этой
задаче.
На учебу у меня почти не осталось времени,
но как ни парадоксально, первым (а может, и пос-
ледним) делом предстояло научиться сбрасывать
газ. Долгие годы я носился со скоростью 160 км
в час, всегда по прямой, не сворачивая. Когда я умру,
скорость станет равна нулю. Подобно большинству
людей, я полагал, что в старости мне все-таки при-
дется свернуть с пути — например, лет в 65 выйти
на пенсию, вступить в борьбу с болезнями: просто
вспыхнет какой-нибудь световой сигнал, и я пой-
му, что пора сбавлять скорость. Сигнал и вправду
вспыхнул, но без предупреждения. Как сказала Ко-
ринна, «времени на подготовку к смерти тебе почти
не оставили». Да, я сбрасывал газ, но беспорядочно,
78 В погоне за ускользающим светом
отчасти бесконтрольно. А именно здесь мне хотелось
сохранить контроль за собой. Уйдя с поста предсе-
дателя совета, лишившись привычной, особенно
для жителя Нью-Йорка, круговерти дел, я подсчи-
тал, что теперь передвигаюсь со скоростью 80 км
в час, а может, 65 или 50. Мне хотелось осознанно
понизить передачу, сделать это по своей воле, чтобы
предстоящие недели, дни, а также последние мину-
ты жизни были исполнены покоя и умиротворения.
Умирать в автоаварии я не желал.
V
За столом в гостиной я составил список дел на пос-
ледние дни.
❖ Привести в порядок юридические и финан-
совые дела.
❖ Завершить отношения с близкими и друзьями.
❖ Быть проще.
£ Жить каждой минутой.
Ф Пережить запоминающиеся моменты — за-
мечать и создавать их.
£ I кктепенно переходить к следующему этапу.
❖ Подготовиться к похоронам.
Короче говоря, последний период должен ознамено-
ваться развязками и финалами, обостренным вос-
приятием, радостями жизни. А если совсем коротко,
мне требовалось немногое:
Ясность. Глубина. Завершенность.
Чего еще можно пожелать?
Лучшая смерть из возможных 79
Есть замечательная поговорка, кажется ир-
ландская: жизнь должна быть хороша, а смерть —
еще лучше. А я мечтал о лучшей смерти из возмож-
ных. Но не из чувства соперничества, не потому,
что привык побеждать во всем, и даже в смерти
не хотел отступать от своих принципов: иными
словами, лучшей смерти, чем кому-либо другому,
мне не нужно. Просто в смерти я мечтал достичь
того, к чему всегда стремился в жизни: сделать все,
на что я способен. С годами я пристрастился к вину,
а для этого перепробовал все мыслимые сорта, под-
писался на все издания о винах и по мере возмож-
ности читал их. Оперу я полюбил и начал понимать
потому что смотрел, слушал ее, читал о ней заранее.
Роль дилетанта меня не устраивала.
А теперь у меня появился стимул «преуспеть»
в смерти, т. е. отнестись к ней конструктивно
и тем самым обставить смерть наиболее подходя-
щим для меня образом. Иметь о ней ясное представ-
ление, присутствовать при ней. Приветствовать ее
с распростертыми объятиями.
Загвоздка, однако, заключалась в том, что прежде
следовало изменить свои представления о положении
вещей, вносить в них необходимые и частые поправ-
ки (чтобы действовать более осознанно), к тому же
справиться с этой задачей за короткие два-три меся-
ца. Чтобы открыть тайну, насладиться ею и постичь
всю ее глубину, одного упорного труда было мало.
Требовалось забыть прежние уроки и усвоить новые.
К счастью, у меня уже было двое учителей. Од-
ного я пригласил в помощники, когда возглавлял
80 В погоне за ускользающим светом
компанию. А второй почти полжизни пробыл моим
личным шерпой — проводником в горах.
В прежней жизни я нанял консультанта, чтобы по-
мочь нашей фирме осуществить одну из трех задач,
которые я наметил после избрания на пост председа-
теля совета. Эту задачу я считал самой важной из трех
и надеялся, что она станет моим наследием, а заклю-
чалась она в том, чтобы помочь нашим сотрудникам
вести более гармоничный образ жизни. К тому вре-
мени, как мне поставили диагноз, в сфере гармонии
мы добились значительного прогресса — в основном
благодаря однодневным практическим семинарам,
которые проводились в филиалах по всей стране.
В их работе участвовали и сотрудники, и их супру-
ги. По моему мнению и по мнению многих других,
наиболее важна была одна из высказанных консуль-
тантом мыслей: более эффективный способ дости-
жения целей отнюдь не контроль времени, которое
нам неподвластно и находится вне нас, а управление
энергией, существующей в нас и потому поддающей-
ся контролю.
Теперь, когда передо мной встало труднейшее
из жизненных испытаний, стало совершенно ясно,
что принцип, изменивший к лучшему культуру на-
шей компании, создавший гармонию между личной
и профессиональной жизнью, в широком смысле
применим и ко мне. Мне настоятельно требовался
новый образ мышления и представления о мире,
время пребывания в котором для меня так резко
Лучшая смерть из возможных 81
сократилось, а также представления о моем месте
в этом мире. Наиболее подходящим казался образ
мышления, не зависящий от времени и не ориенти-
рованный на будущее.
Однако принимая на вооружение этот образ,
я не имел права отказываться от своих главных
убеждений. В конце концов, вплоть до моей пятьде-
сят четвертой весны мои ценности, представления
и общее мировоззрение, какими бы они ни были,
оказывались на редкость эффективными и помог-
ли занять видное место в профессиональной сфере.
Я был верен себе и своим принципам, хотя и пони-
мал, что пора обрести новые. Но я просто не мог
взять и отказаться от всего, что составляло мою
сущность. Пожалуй, я предпочел бы переориен-
тацию принципов, чтобы преуспеть и в духовном
мире, мире своей души.
Я осознал, что переориентацию придется начи-
нать с одной из фундаментальных ценностей.
Я всегда свято верил в ответственноеть во всех
жизненных сферах, имеющих значение для меня.
Во всю полноту ответственности перед супругом,
детьми, страной, коллегами, компанией, соседями
и просто себе подобными. Для меня ответственность
тождественна самоотречению, зрелости, нравствен-
ности, опрсч^’ . к она придает им смысл,
по крайней мере, для меня. Увы, ответственность
нередко приравнивают ко времени, особенно в мире
бизнеса. Слишком часто мерилом ответственности
становится количество часов, посвященных работе.
Время, отнятое у семьи. Количество лет, которое ты
82 В погоне за ускользающим светом
готов прожить в отрыве от семьи, чтобы полностью
уделять внимание одному клиенту. Ответственность
стала синонимом безотказности, свидетельством
того, что сотрудник уже справлялся с подобными
заданиями и готов браться за них вновь. Если жер-
твуешь значительным временем, значит, демонстри-
руешь ответственность. Если отдаешь работе мень-
ше времени, значит, степень твоей ответственности
по определению сомнительна. Время — единствен-
ный показатель.
Но после того, как в нашей фирме появился кон-
сультант, а особенно после двух кошмарных недель,
которые чудом пережили я и мои близкие, я заду-
мался об истинном смысле ответственности. На са-
мом деле время тут не главное. Как и безотказность
и предсказуемость. Ответственность — интенсив-
ность участия в работе. Это затраченные усилия.
Увлеченность. Стремление оказаться не где-нибудь,
а в строго определенном месте. Конечно, в расчет
принимается и время, и было бы наивно и нелогич-
но предполагать обратное. Но ответственность из-
меряется не временем и желанием потратить его,
а вложением сил и причастностью к работе.
11ридя к этой мысли, я почувствовал, что подсту-
пил вплотную к чему-то важному. Управлять вре-
менем нельзя. Управлять окружением можно лишь
частично. Зато мои силы полностью подчинены мне.
Только мне решать, как распределить их. Как их ис-
пользовать, реагируя на влияние извне. Эта мысль,
этот руководящий принцип должен был помочь мне
сосредоточиться на главном. Осознание, а не ответ-
Лучшая смерть из возможных 83
ственность — вот более точное, удачное, менее свя-
занное со временем слово, применительное к пос-
леднему отрезку моего пути.
Довольно жить будущим. (И кстати сказать,
прошлым — в отличие от меня, оно для многих
представляет проблему.) Хватит думать на два ме-
сяца, на неделю или на несколько часов вперед.
И даже на несколько минут. Отныне шестьдесят се-
кунд — такой же неопределенный срок, как и шес-
тьдесят лет, и навсегда останется им. Как утоми-
тельно это (было) — жить в несуществующем мире.
Да еще и глупо, ведь нам даровано такое удивитель-
ное «здесь и сейчас».
Казалось, научившись жить настоящим и пол-
ностью осознавать то, что происходит сию минуту,
я обрету уйму времени, недоступного мне в те годы,
когда я был здоров. (Подумать только — сколько
потеряно часов, недель и лет. Подумали — и хватит.
Незачем на них зацикливаться.) И если с жестокой
правдой — что жить мне осталось от силы три ме-
сяца — я ничего не могу поделать, то новый образ
мышления поможет мне перестроиться и в конеч-
ном итоге компенсирует потерю продолжительнос-
ти жизни ее полнотой, качеством, насыщенностью.
Пусть дней мне осталось немного, зато пройдут они
как никогда прежде.
Кто отважится на столь радикальные перемены
перед самой кончиной?
Впрочем, вскоре я понял, что жить минутой
и по-настоящему осознавать, что происходит вок-
руг — одна из сложнейших задач, какие мне выпа-
84 В погоне за ускользающим светом
дали. По сравнению с ней восхождение до самого
верха служебной лестницы, управление 20 тысяча-
ми сотрудников компании и даже проход по пер-
вым девяти лункам с первых ударов — ничто. Жить
настоящим не умел не только я. Едва я стал острее
реагировать на вопросы времени и наших взаимо-
отношений с ним, мне вспомнились два наглядных
примера:
# Один коллега рассказывал: каждый раз, наве-
щая мать, живущую на расстоянии несколь-
ких часов езды, он первым делом слышит
от нее вопрос: «А когда приедешь в следую-
щий раз?»
# Мы с дочерью Джиной сходили на фильм
«Бэтмен возвращается». Прекрасно провели
два часа. Знаете, что она сказала, едва мы вы-
шли из кинотеатра? «Хорошо бы сняли про-
должение». По вполне понятным причинам
она так мечтала продлить настоящее, что,
по сути дела, не замечала его! Мечта о несу-
ществующем вытеснила реальность сиюми-
нутного, помешала радоваться ему.
Возможно, эти примеры покажутся вам утрирован-
ными, но, по-моему, они как нельзя более кстати.
У кого из нас никогда не возникало желания и даже
навязчивого стремления узнать, что будет дальше?
Эта потребность свойственна и старикам, и молоде-
жи. Даже тринадцатилетнему подростку, у которого
в отличие от людей постарше, впереди вся жизнь,
трудно жить настоящим.
Лучшая смерть из возможных 85
Вскоре я научился отличать целые группы лю-
дей, которые не живут настоящим, даже если убеж-
дены в обратном. Их время — прошлое или будущее,
или вообще никакое. Вот примеры этих групп:
Люди, которые не умеют слушать, задают вопро-
сы и не ждут ответов.
Злые и ожесточенные люди.
Людям, которым, как и мне, кажется, что они ви-
дят и лес, и деревья, но деревьям почти не уделяют
внимания. Или лесу?
Мне предстояло каким-то образом научиться
жить настоящим, задерживаться в нем хотя бы не-
надолго. Поначалу ничего не получалось. Мысли
уводили в сторону. Даже когда я готовил материалы
для этой книги, движимый сознанием малочисленнос-
ти и ценности оставшихся мне часов, воспоминания
то и дело уводили меня к былой профессиональной
жизни, к прежним затруднениям, которые я преодо-
лел, но не забыл. Втянутый в борьбу прошлого и бу-
дущего, я лишался последнего шанса прочувствовать
нечто новое, полностью подчиненное мне — насто-
ящее. Возможно, непрекращающаяся одержимость
будущим и прошлым отчасти и даже в целом объяс-
няется эго, свойственным человеку стремлением най-
ти свою нишу и до конца жизни занимать положение
полезного члена общества, и это неизбежно. Или же
она вызвана моим вечным стремлением управлять
и руководить — ведь я же пишу книгу, чтобы поде-
литься с людьми опытом, и, само собой, думаю о том,
что хотел сказать бывшему коллеге, племяннику,
как общался бы с тем или иным клиентом...
86 В погоне за ускользающим светом
Короче, жить настоящим — тяжкое испытание.
Но если смертный приговор уже вынесен, задача
упрощается, втолковывал я себе.
Разве не так?
Каждое утро я с самого момента пробуждения изо
всех сил старался жить настоящим. Просто радо-
ваться каждую секунду всему, что меня окружает.
Пребывая в настоящем, обращаешь меньше внима-
ния на ход времени — на час дня, на время, остав-
шееся на выполнение работы, время года, остаток
отпущенного мне времени. В настоящем осознаешь
только сиюминутные впечатления, не задумываясь
о том, что, возможно, получаешь их в последний раз.
Обстоятельства и предыстория в настоящем не на-
столько важны. В отличие от впечатлений.
Я старался осознавать, что происходит вокруг,
осознавать по-настоящему, всецело.
Но не мог.
По-видимому, в основе моего настойчивого стрем-
ления к настоящему лежало утверждение, что исто-
рию и прошлое необходимо отодвинуть на задний
план. А читать меня тянуло (точнее, слушать, потому
что зрение по-прежнему ухудшалось) не что-нибудь,
а книги по истории. Из книги Томаса Кахилла «Как
ирландцы спасли цивилизацию» я узнал, что в пери-
од распада Римской империи манускрипты увозили
в монастыри далекой в то время Ирландии, где обра-
Лучшая смерть аз возможных 87
зованные монахи в буквальном смысле слова спаса-
ли историю от уничтожения.
Или они все вместе и более упорядоченно пыта-
лись сделать то же, что и я, — добиться максимально
возможного осознания?
Может, прошлое и настоящее не настолько обо-
соблены, как мне казалось? Разве это не одно и то же,
с единственной разницей — во времени?
На закате моей жизни мы с Коринной задумали
в последний раз побывать где-нибудь втроем, вместе
с Джиной. Отъезд был намечен на середину сентяб-
ря, когда закончится курс облучения, ко мне вернут-
ся силы и я успею закончить намеченные дела. Я,
то есть мы, выбрали три города, которым я прида-
вал большое значение: Прагу, Рим и Венецию. Пра-
гу — как исторический и духовный центр (в средние
века через город пролегал путь паломников в свя-
тую землю), Рим — как памятник истории и архе-
ологии (в этом городе буквально видны наслоения
исторических периодов), а Венецию — как воплоще-
ние умирающей красоты. (В последнем случае нам
предстояло своего рода триумфальное возвращение
в роскошный, погружающийся под воду город: ког-
да-то мы с Коринной побывали в нем почти нищими
молодоженами, а теперь могли явиться с кредитны-
ми карточками.)
Я с юности любил книги но истории и ценил
уроки, которые она преподносит всем, кто готов
их услышать. Мне всегда казалось, что исполненную
смысла, полезную жизнь ведет лишь тот, кто ощуща-
ет свою причастность к истории. Теперь же, на по-
88 В погоне за ускользающим светом
роге смерти, я осознал: наряду со страстным, почти
отчаянным стремлением познать настоящее, во мне
живет еще одно, не менее острое желание — впи-
тать историю, окунуться в нее, почувствовать ход
столетий.
Предстоящая поездка воодушевила меня. На-
столько, что я поставил перед собой еще одну цель:
в начале ноября, т. е. по прошествии пары месяцев
после завершения отпущенного мне срока, посетить
очередное собрание партнеров KPMG.
Я хотел присутствовать на нем.
Я не сомневался, что сумею научиться управлять
энергией, а не временем, если припомню уроки семи-
наров, которые проводил наш консультант. Для ком-
пании решение оказалось выгодным, так почему бы
не опробовать его в домашних условиях, в моих ны-
нешних обстоятельствах?
Мы изучали корпоративную культуру, стара-
ясь понять, чему придают наибольшее значение
наши партнеры. На собеседованиях они объяснили,
что именно ценят. Разумеется, свои семьи. Увлека-
тельную работу. Возможность заниматься чем-либо
помимо нее. Общество умных, оптимистичных кол-
лег, сплоченную команду. Роль наставника.
Затем тот же вопрос о приоритетах мы задали
супругам наших сотрудников. Мы считали, что по-
мочь развиться профессионалам можно лишь одним
способом: уделяя внимание другим, важным для них
жизненным сферам.
Лучшая смерть из возможных 89
Чтобы создать в компании более доброжелатель-
ную, «человекоцентрическую» обстановку, требова-
лось внедрить новое мышление, а также атмосферу,
в которой можно спокойно отбыть в заслуженный
отпуск, не считая себя обязанным дважды в час
проверять почту. Атмосферу, в которой отец мо-
жет отпроситься в четверг пораньше, чтобы успеть
на футбольный матч команды дочери, и не терзаться,
думая, что из-за него теперь развалится вся компа-
ния. Мы изучали культуру внутрикорпоративного
общения. Выясняли, насколько мы многозадачны.
И насколько сосредоточены. Все мы наслушались
почти одинаковых историй о том, как менеджер,
не расстающийся с сотовым телефоном, входит
в дом после трехдневной поездки и первым делом,
к досаде всех близких, бежит проверять электрон-
ную почту! Разве в этом есть необходимость? Од-
нако на собеседовании на вопрос о том, почему он
так много и упорно работает, тот же менеджер охот-
но отвечал, что любит свою семью! И хочет, чтобы
близкие об этом знали! (И все-таки клиенты видят
его чаще, чем члены семьи.)
Это было как-то неправильно. Мы понимали: не-
обходимо серьезно поработать над тем, чтобы цели
компании соответствовали целям ее сотрудников.
С помощью семинаров мы убеждали сотрудни-
ков компании вести себя иначе. Менеджеру из на-
шей истории следовало бы привыкнуть к простому
и приятному ритуалу ужина в кругу семьи, с от-
ключенным телефоном. Ради блага родных, самих
себя и компании первые тридцать минут после воз-
90 В погоне за ускользающим светом
вращения следует безраздельно посвятить семье.
(Но, поскольку в мире бизнеса обострена конкурен-
ция, но прошествии этого получаса менеджер имеет
право удалиться минут на 15—20, проверить почту,
может быть, немного выпить.)
В интересах достижения гармонии мы принялись
совершенствовать образ жизни и привычки в пита-
нии. Мы изучали и пропагандировали продолжи-
тельный, здоровый, правильный сон. Разминки
с ходьбой, потягиваниями и другими несложными
движениями не реже чем каждые 90 минут. (Вы-
яснилось, что в противном случае работа организ-
ма замедляется, внимание рассеивается, затяжные
совещания превращаются в пародию, поскольку
мало кому хватает сил высидеть их до конца.) При-
ступать к работе лучше пораньше утром, в период
оптимального снабжения организма кислородом.
Чтобы поддерживать уровень содержания сахара
в крови и избегать приступов гипогликемии, есть
следует не реже чем раз в четыре часа, иначе работа
станет неэффективной. Лучше есть часто и понем-
ногу, чем набивать желудок редко, но доверху. От-
казывать себе в воде не стоит. Многие принципы
мы позаимствовали из спорта: чтобы поддерживать
форму и показывать достойные результаты, спорт-
сменам приходится заботиться о своем организме
(наш консультант прежде работал со спортсменами
мирового уровня).
Короче говоря, все эти перемены были призваны
сделать нас более бодрыми и энергичными. Помочь
извлекать максимальную пользу из каждого дня
Лучшая смерть из возможных 91
и минуты, работать ради собственного блага и блага
компании, а не просто коротать время.
Теперь те же действия требовались от меня.
Я не сомневался, что справлюсь, потому что уже
убедился в эффективности методики, применяе-
мой в нашей компании. Я видел, как преображались
наши партнеры, следуя основополагающему прин-
ципу: любому делу отдавай все силы. Сколько вре-
мени ты ему посвятишь — неважно.
Тем не менее есть причины утверждать: ничто
не внушает нам такой одержимости и ни от чего мы
не зависим так, как от времени. Время — определен-
ная величина, как бы мы ни проводили его. Давным-
давно, когда Марианне было девять лет, мы с ней
вместе участвовали в знаменитом 11-километровом
пробеге «От залива до волноломов», проходящем
по улицам Сан-Франциско. (Каждый год в пробеге
участвуют несколько человек от нашей компании;
в том году Марианна захотела состязаться, а я с удо-
вольствием составил ей компанию.) Дистанцию она
преодолела прекрасно. На бегу мы обогнали несколь-
ких ребят из ее школы и пришли к финишу с достой-
ным результатом.
На следующий день в школе Марианна с гордос-
тью объявила о своих достижениях.
— Мы с папой уложились в час и сорок пять
минут.
Один из ее одноклассников, вероятно не желая
уступать девочке, похвастался:
— А мы с папой тоже бежали — целых два часа,
значит, больше вас.
92 В погоне за ускользающим светом
Сосредоточиться не удавалось. Я все еще слишком
много думал о работе и прежней жизни. Но с каж-
дым днем работа уходила в прошлое, сосредоточен-
ности прибавлялось. Прежние стрессы отступили.
Я немного расслабился. Начал чаще радоваться.
Чаще, но не часто. Предстоял длинный путь.
(Одна из моих близких знакомых, бывший топ-ме-
неджер крупных компаний, призналась, что после
выхода на пенсию ей понадобилось целых три года,
чтобы отойти от привычного ритма жизни.)
Еще одна попытка сосредоточиться. И вновь
фиаско.
Мне не следовало бы удивляться неудачам. В кон-
це концов, я привык выполнять несколько дел одно-
временно: например, смотрел бейсбольный матч, бе-
седовал, читал газету и периодически просматривал
биржевые котировки. Сознание при этом как будто
делилось на ячейки.
Мы с Коринной и Джиной удостоились пригла-
шения к главе нью-йоркской католической епар-
хии — кардиналу Игену. Я рассудил, что о вечнос-
ти, смерти и душе он думает гораздо чаще, чем я,
значит, встречей следует воспользоваться. Мы при-
частились в покоях кардинала, затем разговори-
лись. Я признался, что ушел с работы, оставив уйму
незаконченных дел. Как бы мне научиться жить
и умирать, несмотря на этот груз? Меня неудержи-
мо манит настоящее, но как преодолеть притяже-
ние прошлого?
Лучшая смерть из возможных 93
— Как научиться жить настоящим? — спросил я.
Кардинал рассказал, что когда он начинал слу-
жить Богу, то провел много лет в Риме, изучая
не только католицизм, но и образ мышления италь-
янцев. Будучи ирландцем и почитая традиции свое-
го народа, он тем не менее оценил фундаментальное
различие мировоззрений, свойственных итальянцам
и ирландцам. Типичный ирландец ни за что не из-
менит принятого решения, считая его единственно
возможным на определенный момент времени и при
наличии конкретной информации, и даже если сде-
ланный выбор окажется неудачным, ирландец все
равно будет считать принятое решение верным —
на тот момент.
— Сосредоточить внимание следует лишь на том
решении, которое вы в состоянии принять, — за-
ключил кардинал.
Я кивнул. Мы, ирландцы, придерживаемся дав-
ней традиции смотреть в прошлое, искать решения
давних проблем — возможно, генетически предрас-
положены к этому.
— Говорят, ирландцы уносят с собой в могилу
лишь обиды, — вспомнил я.
Визит подходил к концу, я сказал кардиналу
Игену:
— Я считаю себя обязанным умереть макси-
мально осознанно, — это был не вопрос, а утвержде-
ние. Я хотел увидеть реакцию собеседника.
— Кому многое дано, с тех больше спрос, —
отозвался он. — Стремитесь к высшему осозна-
нию.
94 В погоне за ускользающим светом
Не сочтите за непочтительность к кардиналу, но пос-
ле этой встречи мне невольно вспомнилась сцена
из фильма Caddyshack*. Персонаж, которого играет
Билл Мюррей, рассказывает товарищу, как однажды
во время игры в гольф он был подручным у далай-
ламы, а тот после окончания раунда и не подумал
заплатить. «Эй, лама, мне за труды причитается!» —
заявил Мюррей.
На это далай-лама ответил: «Э-э, денег не дам,
зато на смертном одре ты обретешь истинное осоз-
нание».
И Билл Мюррей закончил, глядя на товарища:
«Так я получил то, к чему стремился, и это здорово».
До болезни я считал ответственность главной
добродетелью. Но после того, как мне поставили
диагноз, пришел к выводу, что важнейшая из доб-
родетелей — осознание. По-моему, первоочередная
обязанность каждого — ни на минуту не терять осоз-
нания, особенно в конце жизни и перед самой смер-
тью. Во-первых, это поможет окружающим понять,
что такое смерть. Гакова наша обязанность перед
близкими, в том числе и последующим поколением.
Может быть, так мы и поймем, что умирать совсем
не страшно. Несомненно, такую частицу знания сто-
ит передать. А может, мы даже поймем, что смерть
надо встречать с распростертыми объятиями.
В российском прокате «Шалопаи» или «Гольф-клуб». —
Прим. пер.
Лучшая смерть из возможных 95
Если раньше я считал, что ответственность спо-
собна изменить к лучшему почти все, что угодно
(и до сих пор отчасти придерживаюсь этого мне-
ния), то теперь мне кажется, что этим же свойством
обладает осознание.
Моя жена знала о смерти больше, чем я. В первые
годы нашего супружества она работала в больни-
це в районе залива и повидала немало умирающих
от СПИДа еще в то время, когда сам СПИД не был
изучен. Пациенты умирали, а Коринна сидела ря-
дом. У нее на глазах смертельно больные люди теря-
ли волю к жизни раньше, чем организм отказывался
служить им. Они превращались в живых мертвецов.
Наблюдать за ними было мучительно, но этот тягос-
тный опыт дарил прозрение. Мало-помалу Корин-
на занялась глубоким изучением вопросов смерти
и умирания.
Мне невероятно повезло, что рядом была Корин-
на — разумеется, и до болезни, но особенно во вре-
мя нее. Я знал, что она будет со мной и в последнюю
минуту. Она мой друг, советчик, мое первое и пос-
леднее доверенное лицо.
Мало того, Коринна — мой проводник-шерпа
(мне нравилось называть ее гак), мой духовный на-
ставник на пути из нашего мира в мир иной. Всю
нашу совместную жизнь ее непоколебимая вера
вселяла в меня смелость, необходимую, чтобы
действовать и добиваться своего. Гармонией в зре-
лые годы я во многом обязан Коринне, ее трудам
96 В погоне за ускользающим светом
и мудрости. К ней последней я прикоснусь, покидая
этот мир.
Пытаясь помочь мне жить настоящим, Коринна
предложила упражнения на концентрацию созна-
ния — этот навык мог мне пригодиться. Коринна за-
нималась медитацией, а также изучала когнитологию
и психологию в Беркли и Колумбийском универси-
тете. Похоже, она интуитивно чувствовала принци-
пы функционирования человеческой психики.
— Закрой глаза, — учила она. — Сосредоточься
на шишковидном теле. Эта железа находится при-
мерно посреди головы, между ушами, на уровне пе-
реносицы.
В конце 70-х, когда я учился в Стэнфордской шко-
ле бизнеса и познакомился с Коринной, я практико-
вал трансцендентальную медитацию — неожидан-
ное, пожалуй, даже забавное увлечение для такого
приземленного человека, как я. Однажды Коринна
навестила меня как раз во время сеанса медитации.
Впоследствии она оценила достоинства медитации,
изучила ее лучше, чем я, но тогда, глядя, как я бор-
мочу мантры, но ее собственному признанию, все-
рьез задумалась, стоит ли тратить на меня время
и силы.
И вот теперь, восседая на взятой напрокат ку-
ше гке в еще не обжитой гостиной нашей новой
квартиры, куда мебель должны были привезти лишь
через несколько недель, я старательно следовал ука-
заниям жены.
Я закрыл глаза. С этим упражнением я справ-
люсь, как никто другой, думал я, — ведь мне час-
Лучшая смерть из возможных 97
то приходится закрывать их, чтобы предотвратить
спазм зрительной зоны.
Потом представил себе точку ровно в центре го-
ловы.
И прогнал все мысли.
Точнее, попытался прогнать.
Концентрироваться мое сознание отказывалось
наотрез. Мысленно я видел, как оно переместилось
куда-то на уровень моих бровей — явный признак,
что я по-прежнему напряжен.
— Не выходит, — промучавшись пару минут,
признался я Коринне.
В последующие дни я предпринял еще несколь-
ко попыток. Коринна описала прием, помогающий
монахам сосредоточиться: представив себе символ
бесконечности, лежащую на боку восьмерку, они на-
блюдали, как она вращается в центре их головы.
Мне этот способ не помог. Каждая попытка за-
канчивалась неудачей. Даже приблизиться к центру
головы не удавалось. Ни насколько.
Если я хочу научиться жить настоящим и кон-
центрировать сознание, придется добиваться этого
другими методами. Может, даже хитростью. А это
будет нелегко.
Вот и отлично. К трудностям мне не привыкать.
Всю жизнь они воодушевляли меня. Преодолевая
их, я наполнялся оптимизмом. Я не сомневался,
что всем людям от рождения присуща способность
к осознанию. (А как же иначе? Или мы не существа,
98 В погоне за ускользающим светом
наделенные сознанием?) Кроме того, многолетний
и разнообразный опыт подсказывал мне, что путем
упражнений способности можно развить. Осозна-
ние — та же мышца, думал я, от тренировок оно ок-
репнет.
Но прежде придется распрощаться с давними
привычками. Когда в детстве я возвращался из шко-
лы расстроенным, я с грохотом кидал книги на стол
и громко возмущался, а мама слушала. Постепенно
я успокаивался, умолкал, садился за уроки, и день
продолжался. Мама обладала проницательностью,
присущей только матерям интуицией: пока я изли-
вал обиду, она слушала молча, без объяснений по-
нимая, что мне необходимо выговориться, чтобы пе-
рейти из одного состояния психики в другое.
От прежней жизни я еще не отошел.
Борьба продолжалась. В отчаянии я искал способ
жить настоящим. Я знал, что где-то во мне скрыто
подлинное осознание. И что душой я тянусь к нему.
Но это еще не значит, что я найду его прежде,
чем пробьет мой последний час.
Светлые проводы
— Затягивать проводы незачем, — говорила
она. — Они продлевают не время, проведенное
вместе, а расставание.
J.I и з \ ы I ?)( кни I - Би ы с ко.
« Б.1 к и и \. । нм \»
Стремление жить настоящим не стало для меня
всепоглощающей борьбой (возможно, пото-
му за него и пришлось бороться). Пользуясь
моментом, я занимался и другими делами. А среди
них самым важным были прощания.
Тринадцать лет назад, накануне первого дня
рождения Джины, мой отец умирал от рака лег-
ких. Чтобы повидаться с ним — как впоследствии
оказалось, в последний раз, — я прилетел из Кали-
форнии во Флориду. Отцу было всего 63, но на свою
участь он не роптал. (Нет, я не прав — можно поду-
мать, есть такой возраст, в котором легко смириться
с приближением смерти! Уверен, умирать не хочется
и 88-летним, и 103-летним. И это их право.)
100 Bn огоне за ускользающим светом
Не припомню, чтобы в последние дни отец делил-
ся со мной нажитой мудростью, объяснял, что такое
жизнь, смерть и так далее. О Боге мы тоже не говори-
ли. От меня не требовали никаких клятв, обещаний
измениться или, наоборот, жить как раньше. Отец
всегда был немногословным. Помню, от его смире-
ния, будь оно истинным или видимым, мне стано-
вилось легче.
Перед смертью мне предстояло закрыть, свести
на нет, или, как я говорил, красиво завершить, лич-
ные взаимоотношения. Зачем мне это понадобилось?
К чему он, этот отчасти символический и отчасти
буквальный разрыв с теми, кто мне дорог? Вскоре
выяснилось, что далеко не все знакомые и друзья
понимают смысл моих намерений и соглашаются
со мной. Но, приступив к делу, я понял, что не ошиб-
ся. И мне подумалось, что мой подход, пусть видо-
измененный, мог бы пригодиться даже тем, кому
осталось гораздо больше, чем мне, — например не-
сколько десятилетий.
Вот четыре причины, по которым я решил завер-
шить отношения:
# Мне казалось, это доставит мне и тем,
с кем я прощаюсь, больше радости, нежели
печали (поверьте, я прекрасно понимал, ка-
ким горестным может стать прощание).
Ф У меня появится важное дело, благодаря ему
я глубоко задумаюсь обо всем том, о чем сле-
дует подумать перед смертью.
Светлые проводы 101
Характер и воспитание не позволят мне уйти,
не попрощавшись.
И, наконец, последнее по порядку, но не по значе-
нию —
Это в моих силах.
Начнем с первой причины: «Прощание доставит
мне и тем, с кем я прощаюсь, больше радости, неже-
ли печали».
В этом утверждении две части. Во-первых, каким
образом прощание может доставить мне радость?
Очень простым. Составляя список людей, с которы-
ми я собирался связаться и встретиться в последний
раз, я невольно задерживался на каждом имени и ду-
мал о том, сколько дорогих воспоминаний связывает
нас. Как мы познакомились. Почему подружились.
Какие качества я особенно ценил в этих людях. Чему
научился у них. Как благодаря им изменился к луч-
шему.
Короче говоря, это упражнение вынудило меня
заняться тем самым, что настоятельно советуют муд-
рые люди — остановиться, оглядеться, задуматься
о тех, кого мы любим, понять, почему мы любим их,
а затем подробно и понятно объяснить свои чувства,
ведь такой возможности может больше не предста-
виться. (Но это переход к последнему пункту, а забе-
гать вперед я не хочу.)
Прощания порадовали меня тем, что дали воз-
можность вспомнить всех, чья жизнь соприкос-
нулась с моей, пусть даже ненадолго. Количест-
102 В погоне за ускользающим светом
во — не главное, но я удивился, обнаружив, сколько
у меня друзей и знакомых, и если вы попробуете
выполнить это упражнение, то наверняка удивитесь
тому, как на самом деле широк обманчиво узкий
круг вашего общения. Одной длины списка хватило,
чтобы вселить в меня гордость.
И вторая часть утверждения: разве может про-
щание доставить больше радости, чем горя, хоть
кому-нибудь? При чем вообще тут радость? Ведь
по моей вине человек сталкивается лицом к лицу
с реальностью. Я втягиваю его в события, прини-
мать участие в которых он мог и не захотеть. (И даже
не спрашиваю его согласия, действую командными
методами, пользуясь правом умирающего.) Ско-
рее всего, несколько человек из моего прощального
списка вообще не готовы иметь дело со мной — точ-
нее, со смертью, которую я олицетворяю.
Выяснилось, что я... ошибался.
Какой бы печальной и тягостной для некото-
рых людей (о них я расскажу немного подробнее)
ни была последняя переписка со мной, последний
ужин, последняя прогулка по парку (стоит отметить,
что в некоторых случаях неспешная прогулка вдвоем
становилась не только последней, но и первой), я от-
четливо и видел и слышал, как благодарны они за эту
возможность, за время, предоставленное только им,
за признание уз, которые связывали меня с ними
и больше ни с кем. Серьезность ситуации призыва-
ла моих друзей, коллег и знакомых остановиться,
вспомнить, что я значу для них, а они — для меня.
Узнав, какую роль они играют в моей жизни, они бы-
Светлые проводы 103
вали растроганы, а иногда и ошеломлены. Я благода-
рил их за появление на моем пути, за то, что они по-
делились со мной добротой и талантами. Прощаясь,
я стремился хоть чем-нибудь порадовать этих людей,
возместить им потерю будущего общения со мной.
Мне хотелось оставить им напоминание о себе, ко-
торое принесет радость если не в настоящий момент,
то позже. Если в жизни кого-то из них я играл роль
наставника, то теперь старался дать понять, что им
по-прежнему есть к кому обратиться за советом.
Для прощальных встреч я приберегал лучшие вос-
поминания, про плохое даже не упоминал, и обычно
меня понимали без объяснений, соглашаясь со мной.
Ничего трудного ни от кого не требовалось. Мне,
как оптимисту, нравилось думать, что все самое от-
радное и конструктивное в наших отношениях тор-
жествует над предстоящей разлукой и горем. Наши
последние встречи угрожали омрачить слезы, не-
внятное бормотание, страшная тень бесповоротнос-
ти, но гораздо чаще они заканчивались улыбками
и смехом. Если мы встречались лично, все, что я хо-
тел увидеть, я читал в глазах. Если общались по те-
лефону — улавливал в голосе. Если обменивались
письмами по обычной или электронной почте — ви-
дел между строк. Заканчиваясь позитивно, наши от-
ношения внушали оптимизм обеим сторонам.
Завершить отношения мне хотелось еще по одной
очевидной причине: чтобы иметь повод глубоко заду-
маться обо всем, о чем следует. Прощания не только
104 В погоне за ускользающим светом
будили хорошие воспоминания, но и приковывали
внимание к жизни, а не к смерти. Благодаря им я ду-
мал о моих многочисленных знакомствах, а не о том,
как я одинок. Они напоминали об узах, а это бальзам
на душу любого человека, будь он верующим, как я,
или нет. Мне хотелось бы верить, что я не склонен
к банальностям, а обязанность думать о прощаль-
ных встречах, которую я сам себе вменил, служила
гарантией, что я не стану растекаться мыслью.
Третья причина: я прощался потому, что верил
в завершенность.
Пожалуй, объяснения в этом случае не понадобят-
ся. Человек, который составляет список предстоящих
дел через два дня после того, как узнает, что жить ему
осталось три месяца, просто не в состоянии уйти,
не доведя работу до конца. Будучи руководителем,
я придерживался мнения, что эффективность невоз-
можна и даже немыслима, пока не определены рамки,
не поставлены цели, не очевиден конечный резуль-
тат. Если мои взаимоотношения с людьми в любом
случае завершатся смертью, почему бы не выбрать
наиболее знакомый и привычный мне способ дейс-
твия? Да, во мне опять проснулся бизнесмен, а я пом-
ню, что жизнь сложнее любого бизнеса. Но возмож-
но, не настолько, как кажется. Разве можно успешно
руководить компанией, не добиваясь завершения
всех дел — аудиторских проверок, проектов, годовых
отчетов? Разумеется, нельзя. Завершенность прино-
сит удовлетворение. Подтверждает проделанную
работу. У меня наконец появляются результаты, ко-
торые можно изучать и обрабатывать, радоваться им,
Светлые проводы 105
ценить, делать выводы. Если бы бейсбольные пра-
вила до неузнаваемости изменились и теперь игра
не заканчивалась бы девятью подачами (и большим
количеством очков у одной команды), она переста-
ла бы вызывать интерес. Если бейсбольный матч
моей жизни заканчивался после шести подач вместо
требуемых девяти, это еще не значило, что его можно
оставить без финала.
Без прощания самые важные для меня взаимо-
отношения (не все, а некоторые) не получат призна-
ния, останутся непонятными и для меня, и для вто-
рой стороны. И мы оба многое потеряем.
И наконец, четвертая и последняя причина: я за-
вершаю взаимоотношения потому, что это в моих
силах.
Я и не думал шутить, когда написал в самом нача-
ле этой книги, что мне повезло, потому что мне ска-
зали, сколько мне осталось жить. Каким бы трагичес-
ким ни казалось со стороны мое положение, у меня
в отличие от многих оставалось время для последне-
го жеста: для завершения всех отношений, которые
хоть что-нибудь значили для меня. Далеко не к каж-
дому смерть стучится в двери, пока он еще полон
сил, не испытывает боли, сохраняет ясность мыслей,
окружен близкими; в сущности, такая удача редко
кому выпадает. Многие, кто был бы не прочь завер-
шить отношения так, как сделал я, слишком долго
медлят и упускают свой шанс. Остальные о проща-
ниях и не задумываются, и потому не знают, сколько
радости и озарений теряют (я и сам не представлял,
пока не взялся за дело).
106 В погоне за ускользающим светом
Одна из самых ценных удач моей благополучной
американской жизни — извиняться за сентимен-
тальность и патриотизм я не намерен — заключа-
ется в том, что у меня есть возможность радоваться
не только самой жизни, но и последним дням перед
смертью. Я завершал отношения просто потому,
что мне даровали этот шанс.
Есть и еще одна причина, пожалуй важнейшая
из всех.
Благодаря прощаниям я нашел гармонию во всех
отношениях. Это не значит, что я вел учет собс-
твенным и чужим жестам и поступкам. Но прежде,
чем покинуть этот мир, мне требовалось обрести
равновесие (или создать его), потому что в моей
жизни явно недоставало гармонии, особенно в пос-
ледние годы. Прощания помогли мне исправить по-
ложение.
Однажды ночью, через несколько дней после
того, как диагноз подтвердился, я сел за обеденный
стол и нарисовал схему (см. с. 107).
Я задумал начать с внешних кругов и двигаться
к центру. Бессмысленно вначале завершать самые
важные отношения, а затем переходить к менее
значительным — прощаться со знакомыми и това-
рищами по колледжу. И потом, чем ближе смерть,
тем сильнее мне захочется уделять время только са-
мым близким. Над порядком действий я задумался
всерьез.
Светлые проводы 107
Диаграмма, нарисованная Ю. О'Келли.
Перевод, от большого круга к маленькому:
люди, с которыми меня связывают общие
позитивные воспоминания, благодаря кото-
рым я сам и моя жизнь изменились к лучше-
му; близкие деловые знакомые; давние друзья;
родственники; дети; жена.
В пользу движения от центра к внешним кру-
гам имелись не менее веские доводы. Поскольку
умирающий человек теряет силы, не разумнее ли
будет покончить с самыми важными прощаниями
в первую очередь, пока сил еще хватает? И только
затем, если будет возможность и желание, завер-
шить отношения с теми, кто не настолько дорог?
А если я проживу меньше, чем думал (что уж гут
скрывать — это вполне вероятно, мои невыполнен-
ные дела смерти не помеха), если потрачу драго-
108 В погоне за ускользающим светом
ценные дни и силы на то, чтобы закончить отно-
шения с теми, кто значит для меня гораздо меньше,
чем родные? Что тогда?
Но у меня был выбор. И я вернулся к схеме, кото-
рую нарисовал первым делом. Безмолвное прощание
с детьми и женой будет самым трудным, значит, оно
по праву должно происходить в последнюю очередь.
Затем я решил, что прощания должны быть за-
поминающимися событиями, а не просто рядовыми
встречами. Чем-то они должны выделяться из об-
щего ряда, возмещать печальный повод. Обставить
последние встречи следовало как можно прият-
нее — вкусная еда, хорошее вино. Можно выбрать
живописный уголок, где мы посидим, любуясь водой
или цветами. Или сделать прощание тематичес-
ким — в зависимости от интересов человека, с кото-
рым прощаюсь. Например, расставаясь со Скоттом,
сыном моего близкого друга и отличным парнем,
с которым мы в Сан-Франциско не раз бывали
на матчах футбольной команды San Francisco 49ers,
я обменялся с ним по электронной почте письмами
с воспоминаниями (в том числе и о том, как мы за-
гоняли билеты). В качестве последнего жеста я за-
шел на электронный аукцион eBay, купил открыт-
ку с портретом знаменитого игрока Джо Монтана
и послал Скотту.
Я старался не создавать у знакомых впечатле-
ния, будто я просто ставлю на них точку, и сам так
не считал. Просто в нашей общей книге появлялась
непредвиденная, насыщенная событиями и незабы-
ваемая глава.
Светлые проводы 109
Прощание с людьми из внешнего круга стало
для меня драгоценным подарком судьбы.
Этот круг состоял в основном из одноклассников,
знакомых, бывших коллег, соседей, друзей по раз-
ным клубам и организациям — благодаря всем этим
людям моя жизнь стала богаче, а они выиграли по-
тому, что у нас были общие воспоминания и увле-
чения: школа бизнеса, интерес к винам, благотвори-
тельная деятельность, футбол и т. д. Закончив список
всех знакомых, достойных внесения во внешний
круг, я с изумлением увидел, что в нем почти тыся-
ча пунктов. 1000\ Да, работа руководителя, особенно
в последнее десятилетие жизни, способствовала зна-
комствам и общению. Тем не менее список наглядно
свидетельствовал, что мы даже не осознаем, с каким
множеством людей соприкасаемся, особенно если
не ведем скрупулезный учет (!) знакомствам — лишь
изредка перебираем их мысленно. Пожалуй, это
не просто чудо, а потрясение и даже трагедия: мы
живем, постепенно забывая людей, благодаря кото-
рым приобрели пусть незначительный, но от этого
не менее ценный опыт, а также испытали радость.
Еще печальнее то, что в силу забывчивости, беспеч-
ности или неумения остановиться хоть на минуту
мы забываем поблагодарить за все этих людей.
Невероятно — целая тысяча. На меня нахлынули
отрадные, казалось бы, давно улетучившиеся вос-
поминания, о которых я и не задумался бы, если бы
не рак мозга, не подлежащий операции. Удивитель-
ПО В погоне за ускользающим светом
но, какой наполненной общением и событиями ока-
залась моя жизнь.
Может, и не стоило уделять этому кругу слишком
много драгоценного времени, но это занятие по-на-
стоящему порадовало меня. Я с удовольствием вос-
пользовался шансом вновь связаться со знакомыми.
Дорогой Мартин,
... и бережно храню воспоминания о том,
как в Шотландии мы играли в гольф под про-
ливным дождем.
Дорогой Стив,
... тот ужин в L’Impero был прекрасным, беспо-
добным дополнением к беседе.
Дорогие Ричард и Элейн,
... хорошо, что у нас есть общие воспомина-
ния — никогда не забуду, как мы катались
на лыжах в Аспене.
Но мою смерть никто не отменял. По этой причи-
не, а также потому, что список знакомых из внешне-
го круга был слишком велик, я не мог завершить все
отношения. Примерно с половиной людей из этого
списка, с которыми я связался, я в силу необходи-
мости пообщался почти исключительно по элект-
ронной почте. Некоторым позвонил.
Светлые проводы 111
Прощаясь, я выражал признательность и благо-
дарность. Уделял внимание прежде всего тому осо-
бенному, что отличало наши отношения. Пытался
превратить общение в идеальный момент.
Что такое идеальный момент? Иногда он возни-
кает неожиданно, но я несколько раз видел, как он
развивается. Порой сам помогал создавать его, точ-
нее, обстоятельства, благоприятствующие его воз-
никновению, но лучшее и самое главное в нем даже
для меня оставалось тайной. Идеальным моментом
могла стать сиюминутная радость, памятный час
или день. Его продолжительность не имела значе-
ния. Важно не пропустить идеальный момент, когда
он наступит. Лучевые установки ломаются, наступа-
ет и проходит час, тратить который впустую непоз-
волительно; впрочем, ненадежность техники всем
известна. Незачем раздражаться. Это опять-таки
пустая трата сил. Лучше подумать о чем-нибудь при-
ятном. Вслушаться в ритм собственного дыхания.
Изучить лицо сидящего напротив человека. Вспом-
нить прекрасные стихи, которые написала дочь, на-
звав «Страх путешественника». Полюбоваться цве-
том неба за окном.
Или вместе с женой прогуляться мимо лодочной
станции в Центральном парке — и вот вам идеаль-
ный момент, чудесный день. Раньше в славный денек
вам и в голову не пришло бы спрашивать в рестора-
не у причала, есть ли свободные столики — такого
просто не могло быть. Но раньше вы и не ждали иде-
альных моментов. И вы спрашиваете, есть ли места.
Каким-то чудом свободный столик находится. Са-
112 В погоне за ускользающим светом
дитесь. День развивается так, что ему просто суж-
дено стать идеальным. Обед в разгаре, когда вдруг
начинается дождь — нет, гроза, ливень, всемирный
потоп. Прежде дождь был для вас лишь помехой. Он
вынуждал менять планы. А этот дождь — подарок,
настоящее угощение.
Я понял, что для меня обостренное восприятие
идеальных моментов — возвращение к тому, с чего
я начал, к осознанию, к жизни в настоящем. Раньше
я его не воспринимал.
Что тоже в некотором смысле совершенство.
Прощания со знакомыми я также пытался пре-
вратить в идеальные моменты или хотя бы создать
эти моменты в процессе общения. Когда я зво-
нил кому-нибудь, печальное известие становилось
для моих собеседников потрясением, и неудиви-
тельно. Но я тут же предлагал назначить встречу,
поговорить о нашей дружбе, давая понять, как мно-
го эти люди значат для меня. Прощальные разгово-
ры оказывались насыщенными и оживленными, мы
оба привносили в них каждый свое и извлекали не-
что важное (уверен, кое-кто сочтет, что пользу эти
разговоры приносили лишь одному из нас — мне).
Мы наперебой вспоминали прошлое, особенно его
лучшие моменты, и постепенно понимали, что таких
бесед никогда прежде не вели. И мне, и, пожалуй,
большинству моих собеседников казалось, что в про-
щальных разговорах возникает нечто важное, ранее
не существовавшее. Причиной тому — новизна и не-
избитость такого расставания. Эти события я назы-
ваю завершениями, но чаще всего они оказывались
Светлые проводы ИЗ
продолжениями и развитиями. Вместо прощания
я мог бы употреблять слово «развязка», указываю-
щее на нечто распадающееся, но эти беседы и письма
зачастую скрепляли узы между мной и знакомыми
из внешнего круга, сближали нас, как раньше. А мо-
жет, как никогда прежде.
Так было, к примеру, с моим соседом по комнате
в колледже, Дугом, ныне журналистом. В последнее
время мы общались не чаще раза в год, но нам было
что вспомнить, мы радовались, интересовались де-
лами друг друга. Я послал Дугу краткое письмо:
Дуг,
ты, наверное, уже слышал, что меня подвело
здоровье: у меня рак в последней стадии. Пишу,
чтобы сказать тебе, как высоко я ценил нашу
дружбу все эти годы, с самых студенческих
времен.
Всего тебе наилучшего.
Да хранит тебя Господь.
Джин
Я собирался еще позвонить Дугу и выразить призна-
тельность за все, но сначала мне хотелось вспомнить
все хорошее, что было в нашей жизни. Как летом
после первого курса мы с Дугом проходили подго-
товку в качестве офицеров запаса, выслеживали
русские подлодки по всей Атлантике на авианосце
«Уосп» времен Второй мировой. Как резались в кар-
ты с геми парнями из Майами, штат Огайо. Как нас
114 В погоне за ускользающим светом
кормили четыре раза в день, как мы вкалывали
на взлетно-посадочной палубе и в машинном отде-
лении, какая там стояла жарища.
Дуг позвонил первым. Нет, он ничего не слышал,
известие потрясло его, и тем не менее мы славно
побеседовали. Повспоминали прошлое. Я и забыл,
что опережал всю нашу группу по главным жиз-
ненным вехам: первым женился, первым стал от-
цом, а теперь первым из однокашников готовился
к смерти. Дуг пообещал вместе с ребятами догнать
меня.
Разговор уже подходил к концу, и я поблагода-
рил Дуга за все хорошее, чем я ему обязан. И он от-
ветил гем же. Ни один из нас не всплакнул — ни я,
ни он.
— Вот такие дела, — сказал я.
Мы обошлись без фейерверков. Без изумитель-
ного шоколадного торта и вида на Большой Каньон.
И гем не менее мы пережили самый настоящий иде-
альный момент.
Дуг попрощался словами «до свидания». Не «уда-
чи», не «мужайся». Никаких банальностей и отрица-
ний. Просто «до свидания». Я оценил.
Поскольку я стараюсь не упускать из виду мело-
чи и любое дело выполнять тщательно, мне прихо-
дилось напоминать себе: если потратить слишком
много времени на знакомых из внешнего круга,
на близких из внутренних кругов времени может
Светлые проводы 115
не хватить. Мне пришло в голову, что в прежней
жизни я, пожалуй, уделял внешнему кругу общения
слишком много внимания. Работа постоянно требо-
вала встреч с определенными людьми — милыми,
замечательными, и тем не менее не близкими. Стои-
ло ли завтракать с ними четыре раза в месяц? Хвати-
ло бы и половины. Если бы меня осенило нарисовать
свои круги общения пораньше, когда впереди у меня
была вся жизнь, я разобрался бы, кто важен для меня
и насколько, а затем научился правильно распреде-
лять время (или силы). Тогда, может быть, за послед-
ние десять лет я пообедал бы с женой в выходные
не два раза, а гораздо больше. Как мне хватило духу
настаивать на пересмотре принципов культуры на-
шей компании, побуждать партнеров и сотрудников
вести более гармоничную жизнь, если я сам давно
лишился гармонии?
Оказывается, тысяча человек во внешнем круге
общения отнюдь не повод для гордости. Наоборот,
тревожный сигнал. Не поймите меня превратно:
иметь внешний, пятый круг общения — это замеча-
тельно. Эту дальнюю орбиту занимают достойные
люди, каждый из них для кого-то занимает место
в первом кругу. Но не они должны были первыми
претендовать на мое время и силы.
Пятым кругом я занимался почти три недели,
а потом решил, что этого хватит.
Ради простоты я отказался от прощания
как с этим кругом, так и с несколькими последующи-
ми, и перешел сразу к внутренним. Но для человека,
116 В погоне за ускользающим светом
которому осталось жить от силы три месяца, тратить
три недели на внешний круг общения — роскошь.
Пожалуй, непозволительная.
В расчетах я ошибся. И теперь надеялся, что за эту
ошибку не придется слишком дорого платить.
Пора переходить к внутренним кругам.
Чем больше я вдумывался, тем отчетливее понимал:
в попытках развить осознание и научиться жить на-
стоящим я уже преуспел. Достаточно было рассла-
биться и радоваться каждой прожитой минуте. До-
садно, что я не понял этого сразу. С другой стороны,
тому были причины.
Когда наступает идеальный момент, время словно
замирает. Идеальным моментом может стать и ожив-
ленный телефонный разговор продолжительностью
минут пять, и неспешная четырехчасовая трапеза
с хорошим вином и приятными беседами. Этот мо-
мент может тянуться сколь угодно долго, потому
что он, по сути, не момент, а надлежащая атмосфера.
Чем чаще в моей жизни случались идеальные мо-
менты, тем чаще думалось, что возможен и идеаль-
ный день — череда идеальных моментов. В идеальном
мире такой момент длился бы, пока бодрствовал че-
ловек, или даже дольше. А может, и до конца жизни.
Удивительно, как часто я теперь переживал иде-
альные моменты. С каждым разом это удавалось
мне все лучше. Каждый был прекрасен. Несмотря
Светлые проводы 117
на всю любовь к прежней, стремительной и бурля-
щей жизни, я невольно думал о том, как мало в ней
было идеальных моментов по сравнению с нынеш-
ним изобилием. Конечно, такие моменты случались
и в прошлом — день, когда я женился на Коринне.
Когда удочерил Марианну. Когда родилась Джина.
Когда я стал партнером компании.
Почти все эти моменты можно было предуга-
дать. Они выбивались из привычной канвы жизни.
Наверное, другие (уверен, таких немало) способны
оценить совершенство кратких минут, а меня так
увлекала быстрая и напряженная жизнь, что возвы-
шенности этих минут я не успевал прочувствовать.
Вполне допускаю. Но дело было не столько в мимо-
летности моментов, сколько в том, что они застига-
ли меня врасплох. Оказывались почти неожиданны-
ми. В прежней жизни, где я еще не знал когда умру,
спонтанная красота была редкостью. А может, я был
слишком занят и не замечал ее.
Помню один такой идеальный момент, случив-
шийся в Шотландии. Мне нравилось играть в гольф
в этой стране. Рельеф поля бросал игрокам совсем
иной вызов. Холмы напоминали волны. Ветер чаще
всего дул со стороны моря. Невиданно дикая при-
рода. Даже после десяти вечера светло, как днем.
История и традиции. Магическое обаяние поля.
Честно говоря, мне даже казалось, что это не просто
ощущения, а нечто более осязаемое, будто из земли
исходит энергия.
Однажды, играя на поле Королевского гольф-
клуба в Дорнохе, близ Инвернесса, я почувствовал,
118 В погоне за ускользающим светом
как земля вздрогнула. Волна энергии пронзила снизу
вверх мою руку, пройдя через ладонь. Но на земле-
трясение она не походила. Просто я отчетливо ощу-
тил, что осознал нечто. Иначе не объяснить.
Впоследствии оказалось, что я почти угадал.
По всей территории Великобритании пролегают
энергетические каналы — «вены Земли», по которым
передается электромагнитная или гравитационная
энергия. Положение этих каналов указано на картах,
силу потока энергии в них можно измерить (каналы
подобны путям грунтовых вод, проводящих элект-
рический ток; их обнаруживают с помощью маги-
ческих жезлов). На самых мощных энергетических
каналах по всей Великобритании выстроены храмы,
в том числе Стоунхендж (понятие энергетических
каналов лежит в основе китайского учения фэн-
шуй). Говорят, некоторые люди чувствуют эту энер-
гию. Видимо, я принадлежу к их числу. И Коринна
тоже. Должно быть, этой энергии поля для гольфа
и обязаны своей притягательностью. Она придавала
волшебство моменту.
Мое осознание все чаще обострялось. Одни люди
особенно восприимчивы к свету, другие — к звукам,
третьи — к запахам, детям или животным. А я остро
ощущал саму жизнь.
Постепенно я слабел (мне казалось — очень, очень
медленно), и редкие вспышки досады вылились
в нечто вроде предпринимательского озарения
и осознания упущенной возможности: я вдруг по-
Светлые проводы 119
нял, что наши потребительские товары слишком
сложны. А должны быть гораздо проще. Каждое
устройство чересчур много умеет. Слишком много
режимов. А я хотел простоты. Не думал, что стану
инвалидом сравнительно рано. Всего несколько ме-
сяцев назад я летал с континента на континент, ра-
ботал по 90 часов в неделю, иногда набирал 90 очков,
играя в гольф — и на тебе. Меня стали дико раздра-
жать сотовые телефоны с сотнями ненужных фун-
кций, интуитивное понимание которых я утратил.
Я путался в режимах работы с включенной и отклю-
ченной камерой. Телефон я покупал не ради камеры.
А для того, чтобы звонить по телефону. Ни к чему
мне все эти загружаемые мелодии, игры, доступ
в Интернет. Зато пригодился бы ускоренный и об-
легченный набор номеров по списку, чтобы в экс-
тренной ситуации связаться с врачами и родными.
Телефон мне нужен для того, чтобы звонить людям.
Разве я многого прошу? Многозадачность доступна
молодежи, а мне она уже не под силу. Бесит, что аме-
риканский бизнес всецело ориентирован на молодых
покупателей. А мне бы чего-нибудь попроще, совсем
простого. И не только мне, но и другим пожилым
американцам, старикам, пенсионерам, больным.
Простой сотовый телефон. Простой компьютер.
Простой КПК. Мне кажется, на них будет спрос. Так
возьмитесь же кто-нибудь за дело. Примените при-
нцип «лучше меньше да лучше» — для тех, кто жаж-
дет простоты.
Может, я старел, потому и рассуждал иначе?
Кем я становился — мудрецом или брюзгой?
120 В погоне за ускользающим светом
Этого я не знал. Просто хотел иметь удобный
в обращении телефон.
Без этой проклятой камеры.
Мне вспомнился один момент из прошлого — каза-
лось бы, напрочь забытый. Место действия — вновь
поле для гольфа. Шагая по фарвею вдоль озерца
на поле моего излюбленного клуба Olympic на ок-
раине Сан-Франциско, я увидел, как неподалеку яс-
треб спикировал вниз, выхватил из воды рыбешку,
пролетел прямо над моей головой и скрылся за де-
ревьями.
Идеальный момент. Но я понял это лишь теперь.
Переход
Ведь смерти нет! Ей имя — переход.
А жизнь есть круговерть,
Что к кущам райским прямиком ведет.
Ворота рая — смерть.
Г । при У оде уорт Лои I ФI .ио
аконец-то я нашел свою стихию.
Это вода.
Однажды утром перед сеансом облучения
мы с Коринной побывали в Клойстерс — средневе-
ковом замке-музее в Верхнем Вест-сайде на Манхэт-
тене. Он всегда нравился мне, потому что имел свою
родословную, богатую историю. Мы присели в об-
несенном высокими стенами внутреннем дворике,
неподалеку от клумб. Я решил еще раз попытаться
сконцентрировать сознание.
На этот раз получилось.
— Вода! — осенило меня. — Вода помогла.
122 В погоне за ускользающим светом
Центр дворика занимал большой каменный
фонтан. Меня манил не только его вид — течение
воды, цвет или его отсутствие, сплетение струй —
но и звук. Пожалуй, звук даже сильнее. Он эхом от-
давался в замкнутом дворике, отражался от высоких
стен. И я понял, что этот уголок создан для меня.
Раньше о воде я как-то не думал. Ни в детстве,
ни в последующие годы она не играла заметной роли
в моей жизни. Плавал я средне. Парусным спортом
не интересовался. Мой тесть, опытный моряк, од-
нажды пригласил меня на яхту. По такому случаю
я приобрел штормовку. Предстояло плавание по за-
ливу Сан-Франциско. С воодушевлением я прыгнул
в яхту через борт... и почти все плавание провисел
на нем, извергая или пытаясь извергнуть содержимое
желудка. Впервые встав на водные лыжи, я тут же
упал, но веревку не отпустил, и моторка протащи-
ла меня по воде, как тряпичную куклу. Нет, с водой
я не ладил.
А оказалось, это и есть моя стихия. Глядя на воду
и слушая, как она журчит, я с легкостью отрешался
от мыслей и жил настоящим — точнее, мысли не ме-
шали мне переходить в иное состояние, каким бы
оно ни было. Должно быть, мне помогала свободная
текучесть воды, ее переходная природа.
Каждый день я старался проводить в изменен-
ном состоянии обостренного восприятия хотя бы
полчаса, глядя на воду и слушая ее журчание, —
не обязательно в физическом мире, но и не за его
пределами. Где-то между ними. В переходном со-
стоянии.
Переход 123
Поначалу я смотрел на воду. Потом закрывал
глаза, но продолжал слушать ее. Я сосредотачивал
внимание на ином мире. Изучал его.
В Клойстерс мне казалось, будто я вернулся до-
мой. Туда, где все создано для меня. Порой удачные
находки попадаются в совершенно неожиданных
местах.
Когда мне не хватало сил, чтобы добраться
до Клойстерс, я смотрел в окно гостиной на Ист-
Ривер, но увы, журчания воды не слышал. В те дни,
когда я чувствовал себя достаточно бодрым, излюб-
ленное место во внутреннем дворике Клойстерс мы
занимали уже к десяти часам утра. Я закрывал глаза
и расслаблялся. И освобождался от бремени всего
никчемного, что накопилось во мне. Сперва в про-
межуточном состоянии я мог пробыть не более по-
лучаса. Постепенно довел продолжительность ме-
дитации до часа. (Впрочем, за временем я не следил:
о том, сколько длился сеанс, мне сообщала Коринна,
которая медитировала вместе со мной.)
Вернувшись в привычное состояние, мы обмени-
вались впечатлениями. Я рассказывал о том, какие
истины мне открылись. А если состояние оказыва-
лось поверхностным, объяснял, какими свойствами
оно обладало. Однажды я спросил Коринну:
— Как ты узнаёшь, что попала куда надо?
— B i акие моменты мне кажется, что у меня вот-
вот разорвется сердце, — ответила она. — Будто его
переполняет возбуждение или любовь.
— А со мной ничего подобного не бывает, —
признался я.
124 В погоне за ускользающим светом
Это не значило, что приемы медитации на меня
не действуют, — напротив. Я испытывал ощущение
полного покоя. Истинного равновесия. Мне нрави-
лось бывать в этом состоянии. После выхода из него
все чувства обострялись.
Но каким бы приятным ни было это состояние,
задержаться в нем дольше чем на час мне никог-
да не удавалось. Наступал момент, когда я просто
чувствовал, что пора выходить, хотя мне удобно
и в этом состоянии. Ангелам было еще рано при-
легать за мной. Я хотел обратно в мир, к Коринне,
к Джине, к Марианне, к радостям жизни. Хотел
роскошно обедать — вкусно, сытно, с десертами,
буквально насыщенными холестерином, которыми
я лакомился с тех пор, как узнал свой диагноз, с тол-
стыми сочными бифштексами, и чтобы побольше
мороженого, печенья и масла.
Ведь я еще жив.
Река — артерия, соединяющая два пункта. Да, звучит
слишком упрощенно. Но река и вправду не что иное,
как связующее звено. Однако это еще не все. Истина
гораздо сложнее. Направление реки может меняться.
Я хотел бы объяснить, что подразумеваю под эти-
ми словами. Но не могу.
Планы я строил несколько недель.
Панихида состоится в епископальной церкви
Сент-Джеймс, куда мы с Коринной ходили молить-
Переход 125
ся. Мой гроб понесут шестеро людей, которых я сам
выбрал. Надеюсь, этим носильщикам небезразлич-
но, что их выбрали как сильных духом и ответствен-
ных людей.
Я выбрал и священника, который будет читать
проповеди. Мне нравилось, как он их произносил.
От органной музыки я отказался. Коринна пред-
ложила арфу и флейту, и я согласился. Джина с на-
чальной школы училась играть на флейте.
Будет много родных и друзей. Коллег из KPMG
и других компаний. Одну надгробную речь произ-
несет Тим Флинн — мой давний друг и преемник.
Вторую, надеюсь, — Стэн О’Нил. С этой просьбой
я обращусь к нему не просто как к близкому и на-
дежному другу, но и как к главе Merrill Lynch — пусть
расскажет, что означали для меня работа и ответс-
твенность.
Последнее слово — за моим младшим братом
Уильямом. Сердце подскажет ему верные слова, он
не забудет и то, что я написал в последние месяцы
и отослал ему. Я хотел, чтобы слова, обращенные
к Коринне, Марианне и Джине, доставленные Уиль-
яму уже после моей смерти, прозвучали в присутс-
твии всех собравшихся.
Надеюсь, к похоронам Джина напишет стихи.
Но прочесть их сама она вряд ли сможет. Может
быть, попросит старшую сестру. С другой стороны,
написать такие стихи — нелегкая задача.
Двух близких друзей я попросил устроить после
похорон ирландские поминки — праздник жизни,
веселую встречу для всех, кого я любил. Возмож-
126 В погоне за ускользающим светом
ность собраться вместе, познакомиться, обменять-
ся воспоминаниями, осознать, что их объединяет.
И в итоге порадоваться жизни.
Надеюсь, погода не подведет, спадет жара, от ко-
торой Нью-Йорк задыхался все лето... впрочем, из-
менить ее не в моих силах. Но если мне повезет, небо
будет чистым и голубым, подует легкий ветерок —
идеальный нью-йоркский день. Правда, я не знал,
на конец лето или на начало осени придутся похоро-
ны. Меня устраивало и то и другое.
Я распорядился кремировать меня. Но пока
не знал, как поступить с прахом.
Как мне стало известно, в районе залива в Сан-
Франциско готовилась еще одна заупокойная служба,
сразу после похорон. Гам у меня осталось много дру-
зей и коллег со времен учебы в Стэнфордской школе
бизнеса и работы в филиалах компании, расположен-
ных в Сан-Франциско и Пало-Альто. Мне бы не хоте-
лось гонять через всю страну на похороны моих кали-
форнийских друзей. Прощаясь с одним из партнеров
KPMG, моей протеже и, что еще важнее, подругой,
пользующейся уважением в компании, я спросил,
не согласится ли она посетить только заупокойную
службу в Калифорнии. К ней прислушаются, другие
мои знакомые из Сан-Франциско не будут считать
себя обязанными лететь в Нью-Йорк (и тратить де-
ньги), чтобы попрощаться со мной.
Составив подробные планы, я понял, что сделал
все от меня зависящее. Похороны пройдут идеаль-
но. Как наша свадьба. И как свадьба Марианны.
Жаль, что я их не увижу.
Переход 127
Иногда мне с трудом дается вербальное общение
и проявление эмоций. Когда наступают такие мо-
менты, кажется, будто мой разум накрыла тень — так
объясняла Коринна.
Лично мне лучшим сравнением кажется первое,
которое пришло в голову — опять-таки из области
гольфа, вызвавшее мысль о том, что «устремлять-
ся к свету» — не просто красивый оборот. Ког-
да я ощущал трудности в общении, мне казалось,
что я на поле, знаю, что мяч где-то рядом, но не могу
найти его.
И все-таки, почему финал жизни не может быть
ее лучшим этапом? Да, все мы видим, как стареют
и слабеют здоровьем родители, бабушки и дедушки.
Но если физической болью можно управлять, поче-
му нельзя сделать предсмертный период самым ду-
ховным и интеллектуально насыщенным? Или рас-
считывать на это слишком самонадеянно?
Однажды, участвуя в турнире в клубе Monterey
Peninsula, в ходе пар-файв (игры с определен-
ным количеством ударов и расстоянием 428-540 м
от подставки до места приземления мяча) я сбил мяч
с подставки. Казалось, удар очень удачный, но мяч
ушел за пределы зоны. При втором ударе я не попал
по мячу. Совсем промазал. Конфуз невероятный.
Конечно, взмах клюшкой засчитали за удар. Тре-
тий удар оказался немногим лучше — он увел меня
128 В погоне за ускользающим светом
на добрых 180 м от грина. Четвертым ударом я вер-
нулся в него.
Дойдя до грина, я никак не мог найти мяч... не-
ужели укатился? Улетел дальше, чем мне казалось,
в песок далеко за зоной? Поиски затянулись.
А мяч лежал в лунке.
Я израсходовал четыре удара в пар-файв, один
раз совсем промахнулся, второй едва попал по мячу.
По-моему, неожиданность — просто неизбеж-
ность, которую мы не в силах предвидеть.
Глубокое удовлетворение мне доставили прощания
с самыми близкими деловыми знакомыми и дру-
зьями, особенно из KPMG. Нас объединяло общее
дело (развитие компании), и хотя его результат
я не увижу, прощание подтвердило, что моя про-
фессиональная задача будет выполнена. Наступит
будущее, ради которого я столько работал. Да, меня
там будет недоставать, но я вполне заменим. Вот
и хорошо.
Каждому из друзей я сказал, что работа с ними
была удовольствием, и поблагодарил за все, что они
для меня сделали.
Каждого я старался хоть чем-нибудь порадо-
вать напоследок. Для одной подопечной, одаренного
младшего партнера, мой уход был особенно досад-
ным: она делала успехи, а я играл роль ее наставни-
ка и друга. Прощаясь, я сообщил ей, что приготовил
последний подарок: связался с давним другом, вид-
ным руководителем примерно моих лет, и попросил
Переход 129
помогать моей ученице до тех пор, пока необходи-
мость в такой помощи не отпадет.
Откровенно говоря, не знаю, кому был важнее
этот жест. Ей или мне.
Еще одно прощание, с двумя близкими товарищами
по бизнесу. Главами германского и британского фи-
лиалов KPMG. Ужин, хорошее вино, общие воспо-
минания. Настоящий мальчишник. Расставаясь, мы
знали, что видим друг друга в последний раз.
С еще одним близким другом, поклонником ис-
кусства и коллекционером, я побывал в Музее сов-
ременного искусства.
Со Стэном О’Нилом и его женой Нэнси мы с Ко-
ринной выпили вина и побеседовали о вечном. Пре-
красное прощание.
Моим излюбленным местом прощаний стал Цен-
тральный парк. Неспешные прогулки по главной ал-
лее. Лучшие воспоминания, слова благодарности.
Один из друзей пожелал на прощание прокатить
меня на своем новом «мазерати».
Мои ощущения стали простыми и приглушенными.
Внимание сосредоточилось на настоящем.
Но это не значит, что будущим следует пренебре-
гать, особенно тем, у кого впереди долгая жизнь. До-
стижение почти всех целей происходит в будущем.
Без него нам не проложить дороги к исполнению
мечты. Просто мне кажется, что призрак будущего
130 В погоне за ускользающим светом
мешает нам по достоинству оценить день, час, мину-
ту, в которых мы существуем, и извлечь из них всю
пользу.
Надеюсь, мое стремление к осознанию и жизни
в настоящем не покажется вам проявлением эгоиз-
ма, хотя и такое возможно. Все это я делал не толь-
ко ради себя, но и ради близких. По крайней мере,
старался. Моя дочь Марианна и зять Уильям труди-
лись не покладая рук на работе и дома, чтобы обес-
печить своих детей; я высоко ценил преданность
делу и целостность, которую они демонстрировали,
закладывая прочный фундамент для будущего своих
детей, моих внуков. Но эта устремленность в буду-
щее не давала им уделять настоящему больше време-
ни и средств. Однажды мы с Коринной пригласили
их на ужин. Марианна нарядилась в платье пастель-
ного оттенка, которое я видел впервые, и буквально
сияла.
— Когда ты надевала его в прошлый раз? — по-
интересовался я.
— Год назад.
— Так давно? Платье чудесное, тебе надо носить
его почаще.
Но если мне было совершенно ясно, что жизнью
надо наслаждаться постоянно, ловить каждую мину-
ту, го окружающим, которые рассчитывали прожить
гораздо дольше меня, ситуация представлялась более
запутанной. Чтобы выстроить свое будущее, надо
много работать. Надо чем-то жертвовать. Хорошо,
конечно, упиваться ароматом роз, когда пожелаешь,
но не заниматься же этим целыми днями. Просто
Переход 131
нельзя, и все. За время болезни я пришел к выводу,
что в трудное время людям свойственно становиться
эгоцентричными и ограниченными. Это относилось
и ко мне. На происходящее я смотрел сквозь призму
болезни. У каждой мудрости — свое применение.
Я не знал даже, каким из качеств мне теперь сле-
довало гордиться. Впервые я осознал, что порой
последовательность, которую я так высоко ценил
раньше, теряет всю свою ценность. А ее место реши-
тельно занимает непосредственность.
На этом этапе вы, конечно, поначалу потерпите фи-
аско. Только вдумайтесь, чему вы воспротивились!
Но если вы начнете жить настоящим уже сейчас, вы
сможете не только насладиться им (что само по себе
немало), но и подготовиться к будущему, которое рано
или поздно окажется совсем близким, рукой подать.
Благодаря тренировкам вы научитесь жить в нем.
У вас разовьется соответствующая мышца. Она ок-
репнет.
Настоящее я воспринимал как дар (возможно, сто-
ило бы поставить знак равенства между двумя зна-
чениями английского слова present: «насгоящее»
н «подарок»). Существуя в нем, пожалуй, впервые
в жизни, я за две недели испытал больше идеальных
моментов и идеальных дней, чем за предыдущие
пять лет — или за последующие пять, продолжайся
моя жизнь так, как до болезни.
132 В погоне за ускользающим светом
Загляните в календарь. Видите впереди идеальные
дни? Или они скрыты из виду и к ним надо подобрать
ключ? А если я попрошу вас наметить на ближай-
шее будущее тридцать идеальных дней — сможете?
Сколько времени вам понадобится, чтобы прожить
их? Месяц? Полгода? Десять лет? Вечность?
Похоже, за один день я проживал целую неделю,
за неделю — месяц, за месяц — год.
Простота — такая редкость, думал я, и это при том,
что благодаря ей многие выиграли бы, преобрази-
лись. Наблюдая, как распоряжаются жизнью окру-
жающие, я сокрушался, что на их долю не выпало
такой же встряски, как на мою. У них нет ни весомых
мотивов, ни времени, чтобы бросить дела, оглядеть-
ся, задаться вопросом, а чего, собственно, они хотят
в жизни? Многие из них располагают средствами,
у многих денег больше, чем нужно. Почему же они
так боятся задать себе простой вопрос: зачем я зани-
маюсь тем, чем занимаюсь? В сущности, я понимаю,
как затягивают дела. Отчасти мне понятно, почему
эти люди не могут остановиться, особенно если они
добились значительного успеха: остановившись, они
«выпадут из обоймы». Понимаю. Прекрасно пони-
маю.
Но «находиться в обойме» не всегда уместно.
Рано или поздно, предпочтительно в выбранный
вами момент, начинается переходный этап. Подго-
товка к финалу. Боюсь, многие мои друзья будут
оттягивать этот момент до последнего, цепляться
Переход 133
за обойму изо всех сил, пока окончательно не ли-
шатся возможности делать выбор. «Старение — бес-
помощная обида», — говорил звезда бейсбола Уил-
ли Мейз на закате карьеры, после того, как целый
год играл, превратившись в бледное подобие самого
себя.
Приближение старости не отменить. Тягостным
оно будет наверняка. Среди нас есть люди — немно-
го, но есть, — которые понимают, что начинать от-
кладывать деньги на старость надо еще в то время,
пока она далеко, чтобы успела скопиться определен-
ная сумма.
Так почему бы заодно не позаботиться и о том,
что важнее денег, — о душе?
Что помогает в подобных приготовлениях? Все-
возможные лекарства, медицинская аппаратура,
клиники и даже хосписы продлевают и максималь-
но облегчают жизнь — но кто поможет научиться
философски относиться к смерти? Кто объяснит,
как важно встретить и принять ее? Найдется ли
в природе такой человек? Пробудет ли он с вами
до самого конца?
Мне повезло: рядом всегда была Коринна.
Как только ни проходили мои прощания с давними
друзьями! Я заметил, что легче всего расставаться,
если друзья удовлетворяют одному, а еще лучше —
двум критериям: верят в Бога или в целом склонны
134 В погоне за ускользающим светом
к духовности, или же состоят в прочных супружес-
ких или партнерских отношениях.
Труднее всего наше прощание давалось тем,
кто не соответствовал ни одному из этих критери-
ев. Как правило, имелась и третья причина — серь-
езная личная проблема, а я растравлял рану, напо-
минал о том, сколько страданий им еще предстош.
Без меня в их жизни возникало пустое пространс-
тво, и это их злило. Я понимал их и спрашивал са-
мого себя: чьи желания должны стоять на первом
месте? Мои или моих знакомых? Есть ли обоюдовы-
годный способ, при условии что у нас обоих крайне
серьезные затруднения? Ответа я не знал. Но за-
вершить отношения удавалось с трудом. Разговор
со мной приносил этим людям не радость и ощу-
щение полноты, а боль и гнев. Разумеется, этого
я не хотел, но ничего не мог поделать. И не думал,
что полезнее и даже великодушнее было бы совсем
отказаться от прощания. Это не облегчило бы му-
чения моих друзей.
Я следовал своим принципам. Для каждого
прощания у меня были установлены границы. Гак,
я следил, чтобы разговор не уводил нас в прошлое
(эго не значит, что воспоминания были под запре-
том. Разумеется, нет. Чаще всего мы только и об-
менивались воспоминаниями — но в позитивном
ключе, увлеченно и без предположений вроде «а вот
если бы...»). И такую же четкую позицию занимал
насчет продолжений: их не будет. (С самыми близ-
кими людьми все происходило иначе, но об этом по-
говорим позже.)
Переход 135
Если прощание складывалось удачно, некото-
рые друзья, испытывавшие трудности с работой
или с супругами, неверующие и отрицающие су-
ществование высших сил, хотели продлить пос-
леднюю встречу. Они советовали активнее бороть-
ся с болезнью. Призывали не сдаваться, как будто
я и вправду пал духом. Пару раз после прощания
они продолжали мне звонить, не желая отпускать
меня.
— Чему быть, того не миновать, — обычно от-
вечал я. — Встречу я устроил специально, чтобы
мы попрощались. Мы создали идеальный момент.
А теперь пора двигаться дальше. Думаю, нам больше
не стоит встречаться. Попытки сделать идеальный
момент более совершенным ничего не дают.
Не очень-то любезный ответ. Слишком катего-
ричный. И пожалуй, холодный. Зачастую собесед-
ник начинал горячиться. А если договориться так
и не удавалось? I Io-моему, в этих случаях решающим
должен быть голос умирающего. Мой тесть, умирав-
ший три года назад, упрямо твердил, что ему стано-
вится лучше. Помню, как мне хотелось попрощаться
с ним, а он отводил глаза. К жизни он был привязан
настолько, что так и не смирился с тем, что для него
она вскоре закончится... но, несмотря на мою пот-
ребность довести наши отношения до логического
финала, настаивать я не стал: право выбора прина-
длежало ему. Ведь умирал он.
А теперь на его месте я. Я умирающий. Мне и ус-
танавливать правила. Для себя я решил так: после
встречи я думал о ней еще немного, может, несколь-
136 В погоне за ускользающим светом
ко часов, и больше не вспоминал. (Если впоследс-
твии кто-нибудь спрашивал меня об этом прощании
или самом человеке, я, разумеется, отвечал, но сам
к нему не возвращался.)
От меня требовалось сосредоточиться на пред-
стоящем. На дороге вперед, которая с каждым днем
становилась короче.
А моим друзьям, обремененным заботами? Про-
стившись со мной, они должны были вернуться
к своим делам. Возможно, прощание вразумляло их,
придавало сил.
Мысли все чаще уводили меня к предстоя-
щему прощанию с Джиной, — но время для него
еще не пришло, я забегал вперед, хотя и старался
не делать этого. В последние недели мы проводили
вместе больше времени, чем когда-либо. Недавно ей
исполнилось четырнадцать, и, как у любого подрос-
тка в этом возрасте, у нее впереди была вся жизнь.
Мы часто выбирались куда-нибудь перекусить, по-
долгу и с увлечением обсуждали религии, вечность,
устройство мышления. Но мы оба вспыльчивы,
а происходящее раздражало нас. Порой горе пред-
ставлялось Джине непреодолимым. А иногда каза-
лось, что она примирилась с ним. Я знал, что как лич-
ность она еще только формируется, но тем не менее
остро осознает, что творится вокруг. Мне хотелось,
чтобы Джина понимала, как я верю в нее, горжусь
ею и люблю ее всем сердцем.
Думая о нашем прощании, я искал наилучший
способ, каким отец может дать дочери понять,
Переход 137
кто он на самом деле, неважно, долго он прожил
или нет.
Разумеется, о мире ином я не имел ни малейше-
го представления. Но мне казалось, я попаду туда
по воде вроде реки. Как я уже говорил, особой тяги
к воде я никогда не испытывал, никаких чувств к ней
не питал. Интересно, считается или нет моя любовь
к вину? Вино обладает сложным вкусом (а вода —
живительная влага), вину требуется время, чтобы
созреть и стать выдержанным (притягательность
воды я осознал лишь в 53 года), вино протекает че-
рез меня (поток воды бесконечен)... значит, сходс-
тво все-таки есть?
Но моя усиливающаяся тяга к воде оставалась
чувством, а не образом. Пребывание на Земле вы-
зывает уникальные ощущения. Как и пребывание
в воде. Проводя по часу в день в состоянии, изме-
ненном с помощью воды, я отдалялся от земного
мира.
Марианна купила мне домашний фонтанчик
длиной около 60 см и высотой 30 см. Я полюбил его.
Что ждет меня и всех остальных ниже по тече-
нию? Какой опыт мы приобретем? Неужели там,
впереди, — все, кто когда-то жил на Земле, в той
или иной форме? Значит, я встречусь с историчес-
кими личностями, о которых читал? С ушедшими
близкими? Я верил в рай, и в ад тоже. И не притво-
рялся, будто знаю, где находится грань.
138 В погоне за ускользающим светом
Иной мир лежит за пределами моего понимания,
по крайней мере, пока. А вода? Воду я понимал.
Вода — мой переход.
Нет, не так. Неправильно называть воду переходом.
Ведь переход совершал я.
Я по-прежнему жил на Земле, мне нравилось
здесь, я создавал идеальные моменты и дни. И заод-
но готовился. Каждый день я посвящал некоторое
время подготовке. Мне приходилось вводить себя
в медитативное пространство. Отрешаться от мыс-
лей. Становиться проще. Всецело отдаваться под-
готовке к очередному путешествию. Мои действия
были до сих пор в лучшем случае неуверенны. Меня
не смущало, что в процессе медитации я полуопус-
кал веки, все еще видел свет сего мира, и в то же
время отгораживался от него. Вместе с Коринной
я приходил во внутренний дворик музея Клойстерс
и слушал бормотание фонтана. А если от усталости
мне становилось не до прогулок, достаточно было
перейти в гостиную с видом на Ист-Ривер, чтобы на-
браться если не слуховых, то все равно внушающих
удовлетворение зрительных впечатлений. Я думал
о том, как эта река и вода в целом служит связую-
щим звеном между нашим миром и миром иным.
Вода соединяет миры.
У воды нет ни начала, ни конца. Вода бесконечна.
Вода — жизнь.
Этим состоянием я владел далеко не в совер-
шенстве. Моей целью было задерживаться в нем,
Переход 139
но мне иногда мешали. Я поставил перед собой
задачу постоянно существовать в этом состоянии,
чтобы даже не вспоминать о будущем, но это мне
не всегда удавалось. Иногда я вдруг видел собствен-
ный мозг в процессе облучения. Или опыт не давал
мне абстрагироваться от жизни. Я все еще мало
чем отличался от окружающих. Входить в такое
состояние было удобнее с утра пораньше, а когда
я запаздывал, усталость и дневные впечатления вы-
зывали никчемные посторонние мысли, которыми
я не мог управлять...
Чем лучше ты овладеешь этим искусством,
тем большего добьешься, думал я. И тем большее
облегчение почувствуешь, когда придет время. Ра-
бота продолжается. Мой час, когда он придет, будет
не так уж плох. Скорее всего не будет, и точка. Новое
упражнение увлекло меня. Казалось, я выполняю
одновременно духовную и практическую задачу:
облегчаю себе переход. Если мир иной хоть как-то
связан с нашим, тогда, ежедневно тратя время на пе-
реход, я прокладываю путь в него. Мой путь.
Я вдруг почувствовал, что уже не так беспомо-
щен, хотя и умираю.
W
Спонтанность.
Зачастую идеальное и незапланированное идут
рука об руку. Проведенный с Коринной и Джи-
ной день оказался идеальным не просто потому,
что я прове/i его в обществе жены и дочери, но и по-
тому, что события сложились сами собой. Что про-
140 В погоне за ускользающим светом
изошло бы, если бы я чаще уделял внимание спон-
танности в моей жизни? Или в какой-нибудь из ее
сфер? Неужели пришлось бы пожертвовать успехом
в бизнесе, которому я так радовался и ради которого
решился на такие жертвы?
Аудит — это, по сути дела, предсказуемость,
стремление избежать сюрпризов. В сущности, конт-
роль. А разве в спонтанности мало «неподконтроль-
ного»? И тем не менее она — неотъемлемый элемент
жизни. Настоящее открытие для человека, ведущего
продуманную жизнь.
Я понял, что в катании на лыжах спонтаннос-
ти больше, чем в гольфе. Катаясь на лыжах, мы де-
монстрируем реакцию. Можем даже ошибаться,
и эти ошибки простительны. Ошибка, допущенная
в катании на лыжах, пусть даже серьезная, прогул-
ку не испортит. При игре в гольф мы лишены такой
роскоши.
Не поймите меня превратно: я люблю гольф.
Но пожалуй, мне следовало чаще кататься на лыжах.
Любой подтвердит: даже на пороге смерти я про-
должал усваивать уроки.
Шесть недель курса лучевой терапии завершились,
и мы с Коринной и Джиной отправились в наш лет-
ний дом на озере Тахо. Поначалу от слабости мне
было трудно даже одеваться самому. Немного оп-
равившись после облучения и поездки, я решил
восстановить силы. В доме на озере были бассейн
и тренажеры. Мне не терпелось покататься по полю
Переход 141
для гольфа на специально изготовленном трехко-
лесном велосипеде (чувство равновесия часто под-
водило меня), с головокружительной скоростью
8 км в час. Хорошо уже то, что я снова мог катать-
ся, хотя и не на двухколесном велосипеде. Сайт из-
готовителей велосипедов с тремя колесами я нашел
в Интернете. И задумался о том, почему в бытность
руководителем так редко пользовался трехколесны-
ми велосипедами — иными словами, неожиданны-
ми творческими решениями. Я уже не сомневался,
что благодаря болезни приобрел нестандартное
мышление, более гибкое, чем когда-либо.
Приятно было думать о том, что я отлично
справлялся с работой, пока был здоров. Но если бы
в то время я знал все то, что знаю сейчас, то руково-
дил бы гораздо эффективнее. Наверняка я нашел бы
способ привнести в жизнь гармонию и уделять близ-
ким больше времени. А прежде я всегда считал необ-
ходимым физически отделяться от них. Дом домом,
а офис офисом. Мое мышление было слишком огра-
ниченным, рамки чересчур жесткими.
И хотя я не принадлежал к числу руководителей,
которые считают своим долгом служить для подчи-
ненных образцом трудолюбия, мне всегда казалось,
что я должен занимать место в авангарде трудоголи-
ков, иначе неизбежно упаду в глазах других сотруд-
ников.
А если бы я работал не так помногу? Ес-
ли бы продолжал добросовестно трудиться, но вмес-
те с тем пользовался привилегиями своей должнос-
ти, чтобы служить образцом гармонии? Если бы
142 В погоне за ускользающим светом
я додумался до этого своевременно, я мог бы реа-
лизовать замысел и проявить фантазию. Но я не до-
думался. Ни разу за годы упорного труда. Только
неоперабельный рак мозга заставил меня изменить
угол зрения.
Я слышал об одном руководителе, который
жил неподалеку от офиса, и потому заезжал туда
по выходным, задерживался и проводил за работой
но много часов. Верно, а почему бы и нет?
Каким-то образом этот человек приобщился
к религии. И увидел, что идет но неверному пути.
И как же он поступил? Переехал. Поселился так
далеко от офиса, чтобы уже не иметь возможности
заглядывать туда но выходным. Каждый день ему
приходится дольше добираться от дома до работы
и обратно, зато по выходным он свободен. И может
посвящать это время жене и детям.
А мне и в голову не приходило урезать рабо-
чие часы. Но если бы я поступил так умышленно,
к то скажет, что, проводя больше времени с родными,
я стал бы меньше думать о работе? 11рименять менее
творческий подход? Рабо тать менее эффективпо?
Если бы я знал тогда, что значит жить настоя-
щим, — так, как знаю это сейчас!
К нам на Тахо приехали друзья, с которыми я в пос-
ледний раз виделся в разгар курса лучевой терапии.
Всем нам представилась возможность ощутить вкус
«здесь и сейчас» — полюбоваться поразительной
красотой природы. Мне хотелось прочувствовать
Переход 143
каждый обед и ужин, каждую прогулку, каждую бе-
седу — а не туманное будущее, в котором меня не су-
ществовало физически.
Я написал письма внукам — пятилетнему Оли-
веру и трехлетней Шарлотте, объяснил, как люблю
их, как восхищаюсь задатками, которые сумел в них
разглядеть, — особенно теми, которых сам лишен.
Письма я отдал Коринне; в день окончания школы
внуки получат их.
Эта неделя была щедра на идеальные дни. Я уве-
ровал, что большинству людей (в том числе и мне
до болезни) понадобилось бы десятилетие, чтобы
пережить столько же идеальных дней, сколько вы-
пало на мою долю за последний месяц. С тех пор
как мне поставили диагноз, идеальным оказывался
не каждый день, но большинство, процентов семь-
десят пять. А я стремился к сотне.
Я решил, что для прощания с Джиной приду-
маю что-нибудь особенное по пути в Прагу (мы за-
планировали отъезд на 16 сентября). Мы полетим
частным самолетом, нам потребуется дозаправка
далеко на севере, где Джине представится случай
познакомиться и пообщаться с эскимосами. Затея
впечатлила ее. Я надеялся, что силы меня не поки-
нут. Скоро выяснится, уменьшились ли опухоли
от облучения.
Природные явления я начал воспринимать
по-новому. Когда мы жили в Калифорнии, я прово-
дил много времени на свежем воздухе: играл в тен-
144 В погоне за ускользающим светом
нис, подолгу гулял пешком. Среди полей для гольфа
попадались совсем заброшенные, почти пустыри.
Но за последние несколько лет, особенно прове-
денных на руководящем посту, я как-то отдалился
от природы.
Пришлось заново учиться ценить ее. Я стал ост-
рее чувствовать ветер. (Вероятно, потому, что почти
всегда прикрывал или полностью закрывал глаза,
чтобы не напрягаться и предотвращать припадки.
Зрение уже не играло в моей жизни такой роли,
как прежде.) Обедая в клубе неподалеку от восем-
надцатого грина, я слышал голоса и свист клюшек.
Мне нравилось, как шелестят на ветру сосновые
иголки. Этот шум чем-то напоминал журчание воды
и океанский прибой. Я вдыхал запах сосновой смо-
лы. Над головой вились ярко-голубые и красные
птицы. Еще год назад на этом же месте я не оценил
и даже не заметил бы все эти чудеса и красоту.
А для тех, кто не возьмет в толк, как маленькие
радости могут значить больше, чем крупные, у меня
есть четыре слова: каждой лунке — свой удар.
Но я погрешил бы против истины, заявив,
что болезнь преобразила меня и научила ценить
каждую мелочь. Что может быть обширнее приро-
ды? И воды?
Хорошие новости: нам позвонили и сообщили,
что опухоли слегка уменьшились. Из-за отека сосед-
них тканей трудно определить, насколько именно.
Когда отеки спадут, картина прояснится.
Переход 145
w*
Вам наверняка не терпится задать вопрос: каково
это — путешествовать по духовному миру? Увы, сло-
вами не выразишь, но я все-таки попытаюсь.
Это было невообразимо приятно.
Атмосфера буквально дышала удивительной
энергией, покоем, любовью.
Она успокаивала.
Помогала расслабиться.
Чтобы достичь этого состояния, требовалось
что угодно, только не самодисциплина (и я чувство-
вал это, пребывая в нем). Скорее, прогресс был ес-
тественным.
Вернувшись в привычное состояние, я «помнил»
все, что творилось вокруг: прикосновение ветерка,
щебет птиц — все-все. Но в сконцентрированном,
неразбавленном виде.
В этом состоянии время сдавало позиции. Оно за-
мирало. Я уже не осознавал, что набираюсь впечатле-
ний: они впитывались сами собой. Я был ни при чем.
Наградой становилось пребывание в другом мире, его
изучение, но не окончательный уход. Казалось, я сам
становился осознанием. Не попадал в переходный
этап, а как я уже упоминал, совершал переход.
Мне вспомнился случай времен учебы — он про-
изошел в 1970 году, в разгар войны во Вьетнаме.
Меня, студента, известного своей порядочнос-
тью, изучавшего аудит в университете Пенсильва-
нии, назначили казначеем студенческого совета.
Я отвечал за распределение средств между различ-
146 В погоне за ускользающим светом
ними студенческими организациями. Левая орга-
низация «Студенты за демократическое общество»
(СДО) выдвинула список кандидатов на руководя-
щие посты, ее лидер был избран президентом сту-
денческого совета. Он поставил перед собой цели
добиться роста численности различных антивоен-
ных акций, а для этого финансировать их из сту-
денческой казны. Формально он имел на эго право,
но правилами запрещалось тратить правительствен-
ные субсидии (университет Пенсильвании — госу-
дарственное учебное заведение) на политические
цели, например оплачу выступлений радикальных
ораторов на территории кампуса. С другой сторо-
ны, нрезидента организации избрали студенты, и он
имел право выделять средства на печатные матери-
алы или микрофоны. Я объяснил, что он вправе по-
лучать деньги на такие расходы, но, если он захочет
opi анизовать выступления радикальных ораторов,
ему придется прежде найти другие источники фи-
нансирования. В субботу вечером он собрал десять
тысяч долларов, распродав все до единого билеты
на показ контркультурной классики, фильма Reefer
Madness,' толпе обкуренных студентов. Всю выруч-
ку этого вечера, разложенную по продуктовым паке-
там, я унес в помещение студенческой организации,
в понедельник утром положил деньги в банк, а затем
выдал лидеру требуемую сумму.
В российском прокате «Косячное безумие» (1936 г.) —
Прим. пер.
Переход 147
Но какое отношение эти воспоминания имели
к путешествию в мир иной? К переходу? Моему пе-
реходу?
До меня вдруг дошло, что эта история — на-
глядный пример тому, как можно хранить верность
принципам, но при этом видоизменять мышление.
Пример одновременного роста и приверженнос-
ти корням. Гому, как можно одной ногой стоять
на твердой почве, а пальцами другой ощупывать не-
знакомую, неизведанную. Именно так мне предстоя-
ло изменит вся, чтобы перейти в иной мир.
Известный проповедник Норман Винсент Пил
однажды сказал: «Измени ход мыслей, и изменишь
свой мир». Я, решительный бизнесмен, бывший ру-
ководитель, бессилен против поворота своей судь-
бы. К счастью, в моих силах изменить положение
к лучшему. Такая возможность у меня есн>.
Тени надо мной пока не сгустились. Я еще видел свет.
Мыслительные процессы не нарущились, я по-пре-
жнему был способен видеть кар 1 ину в целом.
Зато день ого дня ухудшались речь, внешний вид
и способность выполнять мелкие повседневные за-
дачи. Манипуляции с радиотелефоном преврат ились
в тяжелое испытание. Утреннее одевание — тоже.
Но именно благодаря этим мелким неприятностям,
а не вопреки им, я убедился, что верный путь к иде-
альному моменту — принятие. Конечный результат
и цель идеальною момента — попробован) на вкус
148 В погоне за ускользающим светом
все, что постоянно предлагает нам жизнь. Но путь
к этой цели лежит через принятие.
Когда у меня случался особенно удачный день,
состоящий из множества идеальных моментов,
я ни на минуту не забывал: причина — в том, что я ни-
кем и ничем не руковожу. Неожиданное откровение
из уст недавнего главы компании! Я слабел. Не мог
даже поставить в плейер компакт-диск с аудиокни-
гой. Но я не обращал внимания на мелкие неприят-
ности, отсрочки, повседневные неудобства: я учился
входить в идеальные моменты и продлевать их.
Опухоли уменьшились. Похоже, в Прагу я все-таки
поеду.
Этот день стал лучшим в моей жизни.
Мы отправились кататься на лодке по озеру Тахо.
Впервые в лодке я сидел на носу — на том месте, ко-
торое прежде всегда занимала Джина. Так мне до-
ставалось гораздо больше зрительных впечатлений.
Вода напоминала стекло. Нигде не было видно дру-
гих лодок. Мы развили скорость около 50 км в час,
точнее сказать не могу. Переплыли озеро. Казалось,
мы не погружаемся в воду, а скользим по ее поверх-
ности. Я словно слился с водой. Это ощущение со-
хранялось долгие километры пути.
Близость воды приводила меня в восторг. Вер-
нее, не то чтобы я восторгался вслух, просто во всей
полноте переживал это ощущение.
Переход 149
Тем днем мы с Коринной решили, что завещаем
развеять наш прах над Эмералд-Бей — заливом, ко-
торый мы оба любили.
Мы с Коринной и Джиной решили прокатить одно-
го из друзей по полю для гольфа, потому что день
уже клонился к вечеру, а мы хотели показать гостю
миг умиротворенности, приглушенного света и ги-
гантских теней, да и сами были не прочь увидеть все
это еще раз. Джина охотно согласилась сесть за руль
кара, да и кто из четырнадцатилетиях подростков
на ее месте отказался бы?
На поле играли четверо. Заметив, что один
из гольфистов готовится к удару, Джина остановила
кар, и мы принялись наблюдать. Коринна, прекрас-
ная гольфистка, невольно оценивала замах, а я вооб-
ще не обратил на него внимания. И неудивительно.
Коринна была мне не просто супругой, но и родс-
твенной душой, в буквальном смысле поддерживала
меня в молитвах, медитациях, Ца каждом этапе мое-
го пути, но в эти последние месяцы что-то отделяло
меня от нее. Как и от всех знакомых и родных.
Мы катились вперед, а тени незаметно, но неумо-
лимо удлинялись. Деревья будто подросли и навева-
ли покой. В прошлом, когда мне случалось играть
в такое время суток (или с Коринной, или с друзья-
ми), и я ударял по мячу, мне казалось, что я целюсь
в плоскую, двумерную картинку. Отыскать мяч ста-
новилось труднее, даже если я посылал его в сере-
дину фарвея. Поскольку это умиротворяющее время
150 В погоне ui уекольинотим светом
дня отличалось покоем и неподвижностью — в от-
личие от утренних раундов, когда повсюду хлопо-
чут газонокосилыцики, вертятся разбрызгиватели
и на поле полно бодрых гольфистов, — игра пре-
вращалась в вызов, брошенный лично мне. Из нее
уходило все лишнее, оставалась сущность: ты один
(или с партнером) — и поле, на котором все труднее
отыскать мяч. Уследить за его полетом невозможно,
он перелетает из тени в свет и обратно. Приближа-
ясь к последним лункам, вдруг начинаешь с волне-
нием и даже радостью осознавать, что, кроме тебя,
на поле никого пег. Ни одной души. Наступили су-
мерки. Товарищей по клубу заменили тени.
Мы вернули кар в пункт проката. Близилось вре-
мя ужина. Молодой служащий клуба вышел пожать
мне руку и согласился пройтись со мной но лункам
через пару недель, если я буду в состоянии. Посмот-
рим, способен ли я еще махать клюшкой и попадать
по мячу.
Периодически каждому случается проигрывать. Ког-
да проигрывал я, мне нравилось, что товарищи-голь-
фисты, несмотря на дух соперничества, поддержива-
ли меня, давали отыграться. А когда я хотел пережи гь
поражение в одиночестве, меня оставляли в покое.
К проигрышу я приблизился в идеальное время
дня. Сбросил скорость почти до нуля километров
в час. Но я по-прежнему продолжал двигаться вне-
Переход 151
ред. Вслед за последними лучами света и тенями,
предвещающими сумерки. В сумерках тени исчез-
ли. Было еще не темно, но теней я больше не видел.
Сумерки — вот что отделяет день от ночи. Только
ты — и поле, игра с собой, за мячом трудно уследить,
свет тускнеет, как на картине, надвигаются тени,
мяч то в тени, то на свету. Солнце висит над самым
горизонтом. Тени все длиннее, игра становится ис-
пытанием. Деревья будто вырастают. Излучают уми-
ротворенность. На поле никого. Только ты. Вот-вот
наступят сумерки. Леней все больше.
Припадки участились. Ясно, что они предвещали.
Я быстро слабел. На прогулках мне приходилось об-
нимать Коринну за плечи и тяжело опираться на нее.
Все больше времени я проводил в постели.
Мы взяли напрокат лодку и провели еще один день
на озере — я, Коринна, Джина, моя невестка Дарлин,
племянник Корвин. Мы говорили обо всем на свете,
в том числе и о Боге. 25-летний инженер Корвин, та-
лантливый юноша, отрицал церковь, не верил в Бога
и заявлял, что верит в науку. Чтобы поверить, объ-
яснял он, ему нужны убедительные доказательства.
Это неверие тревожило меня по двум причинам: он
гак умен и так молод. С тех пор как я заболел, я стал
все реже интересоваться мнениями моих ровесников
и людей постарше, но гораздо чаще — взглядами мо-
лодежи: Корвина, Джины, Марианны, других моло-
152 В погоне за ускользающим светом
дых людей, сама юность которых, как мне казалось,
заставляет к ним прислушаться. Что они думают
о мире и его будущем? Их разум более податлив, вы-
сказанные мысли уместнее мыслей моих ровесников
или моих собственных мнений.
Завязался оживленный спор. Когда мы вышли
из лодки, я обернулся к Коринне:
— Это был лучший день в моей жизни, — сказал
я. И ничуть не преувеличил.
Вечером после ужина я вдруг разволновался.
Дарлин и Корвину предстояло провести четыре часа
в пути, возвращаясь в Сан-Франциско, но я не желал
отпускать их, не выяснив прежде кое-что для себя.
Я попросил всех сесть.
— Ладно, я понимаю, что верить в Бога никто
не обязан, — начал я. — Но я хочу понять другое:
как можно в него не верить. Это же все равно что ре-
шить никогда в жизни не любить!
Корвин отмел мою теорию на том основании,
что я будто бы ставлю любовь на второе место после
Бога. Он заявил, что человеку незачем верить в него,
чтобы любить или вести духовную жизнь.
Беседа приобрела нежелательный для меня обо-
рот. Я зашел в тупик и разозлился. Позднее, когда
мы с Коринной остались вдвоем, она напомнила:
— Говорят, что Бог и есть любовь.
После этого в голове у меня слегка прояснилось.
Я видел ястреба, который спикировал вдоль фарвея
так близко от меня, что я мог бы задеть его рукой.
Переход 153
На расстоянии нескольких метров от меня ястреб вы-
хватил из воды рыбешку — совсем рядом, я смог бы
отнять ее, если бы захотел. С рыбой в клюве ястреб
взмыл в небо и скрылся за верхушками деревьев.
Прощание с Джиной должно быть особенным,
не похожим ни на одно другое. Она поэтесса, изоб-
ретательница, блестящая мыслительница. Она — моя
дочь. Прощание должно быть поэтичным, как она,
и эффектным.
Настал новый день.
Моя мать и брат прилетели на озеро, чтобы провес-
ти со мной прощальные выходные. Я уже попро-
щался с сестрами Розой и Линдой. При желании они
могли звонить мне и звонили, и мы вели разговоры.
Расставаясь с самыми близкими, я, как и при других
прощаниях, мирился с ними и выражал признатель-
ность. Но это не значило, что прощанием заканчива-
лось наше общение: просто я приводил к логическо-
му завершению нечто неосязаемое и совершенное.
В субботу все мы вкусно пообедали, приятно по-
беседовали, а затем мне понадобилось отдохнуть.
В воскресенье мы взяли лодку и повезли маму
с Уильямом кататься по живописному озеру. Я долго
думал, чем развлечь гостей, и выбрал прогулку в лод-
ке потому, что понимал: она особенно порадует и ус-
покоит моих близких, а мы с Коринной прекрасно
проведем время. Если прогулка придется им по душе,
значит, она надолго останется в их памяти как не-
что осязаемое, долговечное, будто мы и не разлуча-
154 В погоне за ускользающим светом
лись. Неделю назад наша прогулка по озеру с Дар-
лин и Корвином запомнилась мне как лучший день
в жизни, один из множества идеальных. Напряже-
ние улетучилось. Значит, прекрасно могла пройти
и поездка вместе с мамой и Уильямом.
Когда мы отплыли от берега, я отвел маму на нос
лодки, чтобы поговорить с глазу на глаз. Сказал,
что со мной все будет хорошо. Что мы увидимся
на небесах. Мама, глубоко верующий человек, явно
успокоилась.
Потом я поговорил с братом. Он злился, но не
на меня, а на жизнь, которая так жестоко обошлась
со мной.
— Злость никому из нас не поможет, — объяс-
нил я. — Только утоми 1. 11олезнее попробовать жить
настоящим.
Я рассказал брату, как надо собирать энергию,
которую он тратит, злясь на весь мир, удваивать ее
и обращать в любовь к детям (еще большую любовь,
уточнил я, потому что Уильям и без того любил до-
черей и сына).
Он пообещал мне ностараться, а я признался,
что горжусь им. И добавил, что считаю его прекрас-
ным отцом — пусть и впредь будет таким.
Это был идеальный день. Я чувствовал себя удов-
летворенным. Усталым, но довольным.
В погоне
за ускользающим
светом
( и \iiii( \но Корн и поп О' Ki I in)
К концу лета прощания окончательно вымота-
ли Джина. Я наблюдала, как он угасает: осо-
бенно быстро — к концу нашего пребывания
на озере Тахо. Джин по-прежнему сохранял порази-
тельную ясность ума, в основном благодаря внут-
ренней силе и отваге, но понимать его становилось
все труднее. Все реже он излагал мысли в свойствен-
ной ему логичной, упорядоченной манере. Иногда
приходилось подолгу выяснять, что он имеет в виду,
и лишь после этого до меня доходил смысл его слов.
Чтобы сохранить его опыт в чистом виде, я скрупу-
лезно записывала наши разговоры.
В одну из последних ночей на Тахо я почувство-
вала, что Джин уходит. Внезапно он стал далеким
156 В погоне за ускользающим светом
и чужим. Это случилось после приезда его матери
и брата. Обнявшись, мы лежали на диване. Я ска-
зала Джину, что он выглядит отсутствующим, а он
ответил:
— Дальше иди одна. Я сделал все, что мог.
Мне стало нечем дышать.
На следующий день мы с Джином, Джиной и Ка-
рин (секретарем Джина) смотрели фильм. Джин ус-
троился в большом кожаном кресле, я — перед ним,
на подушке. Я все время касалась его ноги, каждые
несколько секунд оборачивалась и смотрела на него.
Внезапно Джина затрясло.
Я попросила Карин увести Джину. За последние
месяцы наша дочь столько пережила, что мне не хо-
телось, чтобы она запомнила отца содрогающимся
в припадке. Джин пытался позвать меня по имени,
я чувствовала себя беспомощной. К счастью, Карин
уже присутствовала при больших припадках, и это
слегка утешало меня.
Я позвонила в службу 911. Через пять минут
припадок кончился. Приехала «скорая». Три часа мы
провели в кабинете неотложной помощи в Рино.
На следующий день в больнице Джин припом-
нил, что во время припадка не чувствовал ни боли,
ни страха. Но решил избежать очередных судорог.
— А как путешествуют те, у кого бывают при-
падки? — спросил он.
Я сказала, что придется взять в самолет врача
и медицинскую аппаратуру. Джину понадобилось
всего три секунды, чтобы понять: преодолеть этот
В погоне за ускользающим светом 157
барьер ему не под силу. Значит, он так и не сумеет
свозить Джину в Прагу.
Все это возвестило начало перехода. Джину при-
шлось понять, что с запланированными делами он
не справится. Пришлось смириться с ограничен-
ными возможностями слабеющего тела. Признать,
что путешествие в Европу будет слишком трудным
и изнурительным.
Он взглянул на меня.
— Пообещай съездить с Джиной в Прагу, — поп-
росил он.
Я пообещала.
Прощание Марианны с отцом началось в больни-
це. Взрослая женщина и мать, Марианна понимала,
что жизнь, супружество, родительские обязанности
не так просты, как кажется, и ценила жертвы, при-
несенные ее отцом. К тому же она увидела в новом
свете одну из самых характерных особенностей
Джина — умение быстро переходить к самой сути,
которое принесло ему успех в бизнесе, но в личных
отношениях иногда выглядело резкостью. Послед-
ние несколько лет, когда Джин постоянно находился
в разъездах, а Марианна в Калифорнии растила дво-
их детей, он звонил ей раз в неделю, обычно по дороге
в аэропорт, перед очередной деловой поездкой. Вмес-
то того чтобы начать с бессодержательной болтовни,
он с места в карьер спрашивал, что гнетет Марианну,
и это одновременно беспокоило и радовало ее.
158 В погоне за ускользающим светом
Но теперь, в больнице Рино, Марианна с отцом
впервые за несколько десятилетий могли поговорить
без помех (не считая кратких перерывов на сон).
Это был чудесный, легкий разговор, какие случа-
лись между ними редко. Целых полчаса они сравни-
вали записи о том, как нравится обоим плавленый
сыр, а потом еще полчаса со смехом обсуждали его.
Смысл разговора не имел ни малейшего значения —
тем лучше. Они болтали обо всем. Джип пустился
в воспоминания о детстве Марианны. Заговорил
о том, о чем никогда прежде не упоминал. Рассказал,
как ему повезло с матерью, какой терпеливой, забот-
ливой и энергичной опа была. Его рассказы об отце
были проникнуты особой любовью. Джина расстра-
ивали отношения с ним. Оп понимал, что ею oien,
взвалил на себя нешуточную ношу — обеспечение
семьи, и все-гаки недостаток отцовского внимания
больно ранил Джина.
Марианну явно радовала эта последователь-
ность: даже перед смертью се отец сосредоточился
на самом важном.
Проведя два дня в больнице Рино, мы вылетели
в Нью-Йорк, где Джина поместили в больницу Сло-
ун-Кеттеринг. Врачи собирались через пару дней от-
пустить его домой, но поскольку приближался День
груда, мы понимали, что выпишут Джина не раньше
вторника.
Эти выходные стали сущим кошмаром. Джин
слабел, он потерял аппетит. На праздники почти
В погоне за ускользающим светом 159
весь персонал больницы распустили отдыхать. Я це-
лые сутки проводила в палате.
Во вторник вернулись врачи. Анализы показали,
что припадки у Джина вызваны эмболией легкого.
Чтобы предотвратить повторный припадок, ему на-
значили антикоагулянт. У Джина развилась пневмо-
ния, слабость стала особенно заметной. Тело отка-
зывалось служить ему, и он это понимал.
Врачи решили сделать эхограмму желудка.
— Хватит обследований, — сказал Джин и на-
отрез отказался ради анализов выбираться из пос-
тели.
Он рассуждал разумно. 11еред ним не стояла цель
выжи гь любой ценой, потому он и не желал тратить
драгоценные силы на утомительные и явно беспо-
лезные медицинские процедуры.
Так начался следующий этан перехода Джина
в иной мир. От намерения жить, смирившись с уми-
ранием, пришлось отказаться. Чтобы упокоиться
с миром, требовалось признать, что умираешь.
Джин не говорил почти ни с кем, кроме меня и вра-
чей.
— Я прожил замечательную жизнь, — сказал он
мне, когда мы лежали обнявшись на узкой койке.
Мы вели личные разговоры, предназначенные
только для нас двоих. Обсуждали эту книгу — куль-
минацию почти тридцатилетней совместной работы.
Джин объяснял, что мои познания о смерти и уми-
рании помогли ему преодолеть страх. Как медик, ко-
160 В погоне за ускользающим светом
торый каждый день сталкивается со смертью, я дав-
но поняла: если победишь страх, победишь и саму
смерть. Я помогала умирающим пациентам понять:
тот, кто движим страхом, не способен выбрать на-
илучший путь ни в жизни, ни в смерти. Именно это
я втолковывала Джину последние три месяца.
И он наконец понял, что я имела в виду.
Во вторник, 6 сентября, он окончательно отказался
от еды. И в тот же день сказал мне:
— Кажется, сегодня ночью я умру.
— Это пойдет на пользу книге, — попыталась
пошутить я. — Ты пытался распоряжаться даже
смертью. Предсказание ее точного времени — до-
стойный финал.
Он улыбнулся. Я тоже.
— Такой контроль никому не под силу, — заме-
тила я. — Тело — удивительный механизм, а мозг —
еще удивительнее. Но вряд ли можно полностью
подчинить тело своим желаниям. Даже если мечта-
ешь об эффектном финале.
Нас навестил глава отделения психиатрии. Не-
которое время мы беседовали втроем. Я рассказа-
ла врачу о том, что Джин предчувствует близкую
смерть, и спросила, сталкивался ли он с подобными
явлениями. Врач объяснил, что некоторым людям
дано предвидеть смерть.
Но в тот день Джин не умер. Он был уже готов
к смерти, оставалось дождаться, когда приготовится
тело. Несмотря на болезнь и слабость, он все еще ос-
В погоне за ускользающим светом 161
тавался сравнительно молодым человеком с креп-
ким сердцем.
Спокойствие Джина и старания нашей семьи по-
мочь ему изумляли весь персонал хосписа.
Джин не умер и в среду. В этот день мы наконец
смогли увезти его домой, куда он давно рвался.
В нашу нью-йоркскую квартиру, ту самую, кото-
рую мы подыскали всего три месяца назад и еще не ус-
пели толком обжить к тому времени, как Джину пос-
тавили диагноз, внесли больничную кровать. Джин
хотел умереть дома — как большинство людей, будь
у них возможность выбирать. Он считал, что жизнь
ко многим несправедлива, а ему удивительно повез-
ло. Мало кто может себе позволить уход на дому,
присмотр опытной медсестры. Редко кому привозят
домой больничную кровать. Чаще всего больные
вынуждены находиться в одной палате с незнакомы-
ми людьми, видеть, как к тем приходят посетители.
Даже если за ними прекрасно ухаживают и проявля-
ют к ним сочувствие, то лишь время от времени. Все
это Джин хорошо понимал.
Пить он больше не просил. Его никто не угова-
ривал: ведь он ясно дал понять, что в последние дни
не будет принимать лекарства ни в каком виде.
В последние недели он все реже открывал глаза,
а теперь почти все время держал веки опущенными.
И приподнимал лишь в особых случаях.
В четверг к нам приходил врач из нью-йорк-
ской патронажной службы хосписов. Некоторое
162 В погоне за ускользающим светом
время он пробыл с Джином. Позднее он говорил,
что за шесть лет работы в системе хосписов пови-
дал немало людей, как молодых, так и старых, с пер-
вичными опухолями мозга, как у Джина, и заметил,
что у них часто возникает «предсмертное возбуж-
дение» или «беспокойство последней стадии» —
состояние волнения, которое приходится гасить
большими дозами нейролептиков, опиоидов и бен-
зодиазепинов (транквилизаторов). Это состояние
вызвано сочетанием факторов, в том числе воздейс-
твием жидкости на нервные импульсы, или других,
менее физических. Может быть, возбуждение имеет
социальную или духовную причину. Молодые часто
беспокоятся потому, что чего-то не успели — сожа-
леют не просто о несбывшихся мечтах и разрушен-
ных надеждах, но и о том, что не успели завершить
отношения и попрощаться. Очень многие перехо-
дят в эту финальную стадию, не проделав психосо-
циальной и духовной работы, которая принесла бы
им успокоение. Это справедливо и для людей пос-
тарше, но особенно — для сравнительно молодых,
как Джин. Врач сказал, что составленный Джином
план завершения отношений характерен для навяз-
чивых состояний и личностей типа А, свидетельству-
ет о стремлении уладить все и в конечном итоге дает
положительные результаты. Врач не мог не сравнить
позицию Джина с позицией еще одного недавнего
пациента — руководителя высокого ранга одной
из крупных фармацевтических компаний. Тому пе-
ревалило за шестьдесят, он не был близок с детьми
и родственниками, чужд духовности, и на последней
В погоне за ускользающим светом 163
стадии разговаривал, бормотал и даже плакал среди
ночи, сердито выпаливал фамилии коллег и руко-
водства (излюбленным мальчиком для битья был
глава компании). Это поведение нервировало его
жену и остальных близких, пришедших проститься
с ним. Его пришлось успокаивать большими дозами
препаратов. Он умер беспокойно.
Джину повезло не только в том, что он не чувс-
твовал физической боли: он сумел создать для себя
и окружающих позитивную атмосферу, вовремя за-
вершив взаимоотношения и примирившись с тем,
что его ждало.
— Ваш муж не тревожится, — сказал врач из хос-
писа. — Он абсолютно спокоен.
Один из посетителей тем днем спросил у Джина,
ощущает ли тот умиротворенность.
— Да, — ответил Джин.
Посетитель спросил, чувствует ли он боль.
— Нет.
Джин объяснил, что у него не болит голова, от-
сутствие еды и воды тоже не причиняют никаких
неудобств. И страха он не чувствовал.
— Это переход? — уточнил посетитель.
— Да, — подтвердил Джин.
— Место, куда ты переходишь, — хорошее?
— Замечательное.
Всю жизнь Джин говорил только то, что думал,
и даже на пороге смерти не изменился. Лишь стал
чувствовать глубже, чем когда-либо.
164 В погоне за ускользающим светом
После продолжительного молчания Джин доба-
вил:
— С той стороны мне оказывают поддержку.
Я не стала расспрашивать, что он имеет в виду.
Похоже, ему удалось установить позитивный контакт
с «той стороной». В переходе участвует его душа.
Он задремал. Мы с посетителем вышли в гос-
тиную.
Через полчаса Джин, глаза которого были откры-
ты шире, чем когда-либо в последнее время, позвал
Дарлин. Устремленный на нее взгляд был абсолютно
осмысленным.
— Пожалуйста, скажи им, — попросил Джин, —
что между той стороной и этой нет боли.
Позднее Джин попросил Марианну принести ему
кофе-глясе из Starbucks. Когда она вернулась, он сде-
лал несколько глотков. И попросил апельсинового
сока из той же кофейни. Марианна поспешила выпол-
нить просьбу. Это были первые жидкости, которые
Джин проглотил за несколько дней. Врач объяснил,
что поскольку Джин ничего не пьет, от обезвожива-
ния организма отеки в мозгу спали. Именно поэтому
кажется, будто Джину становится легче. Врач пре-
дупредил, что после этого сравнительно короткого
и вселяющего надежду периода начнется финальное
ухудшение.
В какой-то момент мы с Джиной и Марианной
собрались вокруг постели Джина. Он обвел нас
взглядом.
В погоне за ускользающим светом 165
— Самое прекрасное зрелище на земле, — ска-
зал он.
Спустя некоторое время, когда я работала на ком-
пьютере в другой комнате, ко мне вошла медсестра.
Джин зовет меня, объяснила она. Я подошла к пос-
тели и услышала:
— Не могу найти реку.
— Хочешь выглянуть в окно? — спросила я. —
Посмотреть на реку?
— Нет. Я не могу ее найти.
Я установила рядом с постелью фонтанчик, пода-
ренный Марианной. Послушав журчание несколько
минут, Джин кивнул:
— Так гораздо лучше.
Через какое-то время он снова сказал:
— Не могу найти реку.
И повторил уже с беспокойством:
— Не могу найти реку.
Я держала его за руку. Долго сидела рядом.
— Я могу поддерживать связь с тобой и с Божи-
ей любовью, — помолчав, объяснил он, — ас рекой
никак. Ты легко входишь в контакт с рекой. Оставай-
ся в нем, а я буду в контакте с тобой и Богом и найду
Дорогу.
Он уснул. Остаток ночи прошел спокойно.
На следующее утро, в пятницу, он вновь начал
искать воду и старался остаться в контакте с ней
166 в погоне за ускользающим светом
или с тем, что символизировала вода. Он вел некую
борьбу.
11о опыту мне известно, что перед самым концом
умирающего особенно тяготят одна-две мысли. Од-
нажды моим подопечным был человек, два года стра-
давший болезнями, сопутствующими СПИДу. В пос-
ледние часы он всеми силами цеплялся за жизнь,
лишь бы еще раз увидеть мать: он знал, что она спе-
шит к нему на самолете. Через два часа после ее при-
езда он умер. Но многие умирают, не дождавшись
исполнения последних желаний. Тело наотрез отка-
зывается служить им.
С тех пор как Джину поставили диагноз, он час-
то беспокоился о том, как я выдержу первые полгода
после его смерти. Он боялся моих страданий.
Я знала, что эти мысли не давали ему покоя.
Приехали сестры Джина, Роза и Линда. Он сумел
уделить им несколько минут.
Днем он попросил меня сделать так, чтобы его
ноги поднялись на 20 градусов, а голова — на 40.
— Зачем? — удивилась я.
— Тело, которое покидаешь, связано с водой, —
объяснил он. — Покидая его, надо находиться в га-
ком положении... это удобнее всего.
Мне вспомнилось, что тибетские монахи ве-
рят, будто умирать надо в положении сидя, потому
что сознание покидает тело через высшую точку,
и если оно выходит из головы, то смерть произойдет
максимально осознанно и поможет в дальнейшей
реинкарнации. Невозможно было выяснить, читал
Джин об этом тибетском учении, слышал или же
В погоне за ускользающим светом 167
знания пришли к нему из другого, неизвестного ис-
точника — может быть, даже изнутри.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— Так будет правильно, вот и все.
Время от времени Джин отпивал глоток кофе
или апельсинового сока. Его навестил священник.
У постели сидели сестры. Марианна и Джина при-
ходили к отцу.
Как бы тяжело ни приходилось Джину, он по-пре-
жнему переживал за меня. Когда я предложила всю
ночь держать его за руку, он ответил:
— Если тебя это не затруднит.
Мы лежали на разных кроватях. Больничную
койку придвинули к нашей, и я всю ночь держала
Джина за руку.
В субботу из Массачусетса приехал Дональд, мой
брат. Они с Джином поговорили наедине в спаль-
не. Когда Дональд вышел, он рассказал, что Джин
тревожится за меня, не зная, как отразится на мне
его смерть. Дональд постарался убедить Джина,
что со мной все будет в порядке, и пообещал забо-
титься обо мне.
Улетела Марианна. Позднее она рассказывала
по телефону, что в самолете ею овладело острое же-
лание остаться.
В течение дня к нам заезжали близкие. Общение
с ними утомляло Джина.
168 В погоне за ускользающим светом
Когда его в последний раз навестила Корин, во-
семь лет проработавшая у него секретарем, он от-
крыл глаза, чтобы взглянуть на нее. Давние друзья
приходили в надежде на еще одну минуту рядом
с Джином. Приезжал попрощаться Тим Флинн —
друг Джина и его преемник в KPMG.
Днем Джин сказал мне:
— Большинству людей разум и тело не дают уме-
реть осознанно.
Как всегда, меня всерьез заинтересовал смысл
его слов. Наконец удалось понять, что под разумом
он подразумевает духовную дисциплину, а под те-
лом — душу.
Я спросила Джина, готов ли он расстаться
со мной.
— Пожалуй, да, — ответил он. Тогда я посо-
ветовала ему не цепляться за жизнь и заверила,
что со мной все будет хорошо. Началась последняя
стадия перехода. Он был готов уйти.
Менее чем через три часа, в 8:01 вечером в субботу,
10 сентября, мой муж умер. У него вновь образова-
лась эмболия легкого, и врачи сказали, что в данных
обстоятельствах это лучший исход из возможных.
Эмболия препятствует снабжению мозга кислоро-
дом, мозг просто отключается, а потом и тело. При-
нято считать, что это самая быстрая и безболезнен-
ная смерть. В момент смерти Джин был окружен
В погоне за ускользающим светом 169
четырьмя женщинами, имеющими медицинское
образование: рядом были сестра Роза, моя сестра
Дарлин (двадцать лет проработавшая медсестрой
в отделении интенсивной терапии), патронажная
сестра и я. Своим присутствием мы поддерживали
не только Джина, но и друг друга.
Несмотря на всю нашу готовность к смерти Джи-
на, напряжение достигло пика. Я никогда не видела
умирающих от легочной эмболии и боялась лишь
одного — что Джин ощутит страх, неизбежно со-
провождающий удушье. Роза знала, что происхо-
дит, и объясняла мне. Мирная кончина Джина стала
для нее утешением: в больницах она привыкла стал-
киваться с более тягостной смертью.
Осознав, что путь Джина окончен, я испытала
нечто вроде облегчения. Весь вечер я провела словно
в оцепенении. Мы с Розой и Дарлин приняли пос-
ледний вздох Джина, а потом ушли в кухню, выпили
его любимого вина и долго говорили о недавних со-
бытиях.
На следующее утро я почувствовала возвышенную
радость и умиротворенность. Боль утраты еще не про-
явилась. Пока для нее не было причин. Джин упоко-
ился с миром. Я посмотрела в окно на реку и увидела
мерцающий на воде солнечный луч.
Это был идеальный момент.
Похороны прошли безупречно, именно так, как и хо-
тел Джин. Собралось несколько сотен человек — род-
ные, друзья, коллеги, поклонники. Жизнь Джина
170 В погоне за ускользающим светом
была недолгой, но щедрой на знакомства. Мы с сес-
трой Дарлин старательно составили план панихиды.
Музыканты исполняли на флейте и арфе возвышен-
ную музыку — такую, как «Танец духов» из «Орфея
и Эвридики». Все три речи прозвучали необычно
и трогательно: Тим Флинн, Стэн О’Нил и брат Джи-
на Уильям говорили о разных достоинствах покой-
ного. Стэн вспоминал, как получил от Джина пись-
мо с просьбой выступить на панихиде. Поскольку
письмо дошло до адресата уже после смерти Джина,
отказаться он не смог. Так Стэн и сказал. В церкви
послышался смех, обстановка разрядилась. По-
минки прошли радостно и оживленно, именно так,
как хотел Джин.
В последние дни жизни Джин упорно работал
над проектом «смерть». Если он не спал, то сосре-
дотачивал внимание на настоящем. Любую работу
Джин выполнял добросовестно, но лишь в послед-
ние 72 или 96 часов его жизни я по-новому оценила
его силу духа. Труд его последних трех-четырех дней
стал нелегким испытанием для окружающих и поч-
ти невыносимой мукой для самого исполнителя.
Невольно я сравнивала его с сосредоточеннос-
тью, необходимой для удара по мячу в гольфе. Удары
особенно удаются, если устремить взгляд на одну-
единственную точку на поверхности мяча. Отводить
глаза нельзя, отвлекаться — тоже. Не стоит думать
«отправлю мяч прямо» или «пошлю его вбок». Надо
просто дождаться момента, взмахнуть клюшкой
В погони 4i ускользающим светом 171
и нанести удар. Сохранять сосредоточенность в те-
чение пяти секунд очень трудно. А тем более — в те-
чение трех-четырех предсмертных дней.
Как всегда, после смерти Джина возникли мысли
о том, что все могло быть по-другому. Мы облуча-
ли опухоли, надеясь, что они уменьшатся в размерах
и симптомы смягчатся, но впоследствии я не раз за-
думывалась, правильно ли мы поступили, растянув
этот процесс на целых шесть недель. Облучению под-
верглось все левое полушарие мозга Джина, а зна-
чит, все зоны мозга, управляющие правой стороной
тела. Может быть, резкое ухудшение было вызвано
слишком интенсивным лечением? Могли ли мы гар-
моничнее сочетать лечение симптомов и сохранение
функций организма? Не знаю. И гак во всем.
С другой стороны, облучение стало для нас по-
дарком судьбы. Бывая в клинике каждый день
на протяжении шести недель, встречаясь с онколо-
гическими больными, которым повезло еще мень-
ше — не имеющими средств, лишенными поддержки
родных, слишком робкими, чтобы протестовать,
когда ломалась установка или когда ими пренебре-
гали, напуганными безотрадным будущим своей
семьи, — Джин решил основать благотворительный
фонд, чтобы оказывать помощь людям, нуждаю-
щимся в лечении раковых заболеваний.
Возможно, кое-где в прощаниях тоже были до-
пущены ошибки, но в целом идея оказалась пра-
вильной и осуществленной продуманно. Характер
172 Bn огоне за ускользающим светом
прощаний менялся по мере того, как Джин близил-
ся к центру кругов своего общения; если прощания
с знакомыми и друзьями из внешнего круга часто
оказывались «идеальными», то для родных было
нелегко найти единственный верный жест, сказать
последнее «прости». Примерно так же был устроен
сам Джин (как и любой другой человек): внешние
слои — личность, а ближние к центру — душа, нечто
гораздо более сложное и тонкое. Прощания приоб-
ретают совсем иной оттенок по мере приближения
к центру круга, поскольку в них неизбежно задейс-
твована сама твоя сущность. Такие отношения мож-
но успешно завершить лишь в случае согласия обеих
сторон. Эго трудно и мучительно. Только любовь
к Джину помогла мне отпустить его. Появись он пе-
редо мной сейчас, я могла бы и не выдержать.
То же самое и с прощанием с Джиной: Джин изо
всех сил старался выбрать идеальную поездку, жест,
подарок, который навсегда остался бы в ее памяти...
но разве это возможно? Как завершить отношения
с ребенком? С родной дочерью? С четырнадцати-
летней девочкой? Джин, вечный деятель и опти-
мист, ориентированный на результат, был убеж-
ден, что рано или поздно его осенит верная мысль.
А я твердила, что задача невыполнима. Но Джин
оставался самим собой: он все думал о том, что дол-
жен сделать или сказать, хотя уже сделал и сказал
все, что требовалось... будь Джина взрослой. Все
компоненты были в сборе. Но Джин не довольс-
твовался этим результатом: ему недоставало одного
В погоне за ускользающим светом 173
важного компонента, который он не мог возместить,
как ни пытался.
Времени.
Возможно, кого-то удивляет стремление Джина к на-
ивысшему сознанию в момент смерти. Джин верил,
что в таком состоянии он особенно близок к собс-
твенной душе, частице божественного, живущей
в каждом из нас. А что может быть лучше в момент
перехода из нашего мира в мир иной, чем близость
к божеству? Джин считал, что при соприкосновении
со своим божественным «я» нам незачем преодо-
левать мосты. Но для этого требовались не только
практика и сосредоточенность, но и отказ от всех
земных привязанностей. Та же мысль лежала в осно-
ве его прощаний.
Стремясь к максимально возможному осозна-
нию в самое трудное время, он подавал пример всем
нам, окружающим. Наша семья вновь убедилась
в силе целеустремленности и в том, что сумма может
быть больше, чем совокупность слагаемых. Когда ты
занят повседневными делами и над тобой не висит
дамоклов меч, сбиться с пути очень легко. Но если
проживаешь целую жизнь — невероятно длинную
и вместе с тем немыслимо короткую, которую мы
прожили с конца мая до начала сентября, — неволь-
но испытываешь благоговейный трепет. Постигая
смысл силы, ответственности, любви и самое глав-
ное — жизни, обретаешь смирение.
174 В погоне за ускользающим светом
Этот последний дар он преподнес всем нам. Пла-
нируя свои последние дни, он превратил кошмар
в позитивный опыт для дочерей, жены, родных, дру-
зей и коллег. Целеустремленность наполняла каж-
дый продуманный шаг. Джин сделал все возможное,
чтобы привести в порядок наши дела. Практичес-
ки с того момента, когда ему поставили диагноз, он
полностью отказался от любимой работы в дорогой
ему компании — этот жест был всецело продикто-
ван любовью, Джин старался облегчить участь ком-
пании и ее сотрудников. Когда он задумал написать
книгу о выборе наилучшего пути к смерти, он по-
долгу делал все менее разборчивые записи в боль-
ших блокнотах, затем просил перепечатать их (сам
он уже не мог), потом искал издателя и при этом от-
давал себе отчет, что к моменту выхода книги в свет
его уже не будет в живых. Значит, за работу при-
дется взяться мне, иными словами, у нас появится
еще одно общее важное дело — помимо нашей се-
мьи, дома, карьеры Джина.
Марианне он до самого конца показывал своим
примером, что жить — значит полностью осозна-
вать, что живешь. Скользя по поверхности, не при-
носишь пользы ни миру, ни себе. Джин доказал всем
нам, что усилий и перемен к лучшему не бывает
слишком много. Марианна убеждена, что отец помог
ей измениться как личности и как матери, и намере-
на приложить все старания, чтобы Джин стал при-
мером для ее детей.
Никакие мудрости и объяснения не избавят
Джину от боли, и даже эта книга, хроники послед-
В погоне за ускользающим светом 175
них, во многих отношениях лучших дней из жиз-
ни ее отца, лишь отчасти способна примирить ее
с действительностью. Ведь отца у нее больше нет.
Но стремление к лучшему, попытки извлечь всю
мыслимую пользу даже из смерти, ободрить, вселить
уверенность — все это, по-моему, прекрасный пода-
рок от папы. Мне отрадно думать, что если Джин
прожил достойную жизнь, значит, на это способна
и дочь, названная в честь него.
А я? Помимо прочего, что дал мне этот опыт, на-
ряду с глубокими чувствами и озарениями — боль,
связанная с ними, еще слишком остра, — Джин сде-
лал мне еще один подарок: да, пользуясь его метафо-
рой, он оставил меня посреди раунда, на озаренном
закатными лучами поле для гольфа. Однако послед-
ним ударом он расположил мяч так продуманно,
что облегчил мне весь остаток игры.
Не только Джин старался сохранять ясность ума
и сосредоточенность на протяжении последних ме-
сяцев жизни. Я тоже усердно вела его по этому пути
и одновременно поддерживала дочерей в тяжелом
испытании.
Теперь, когда Джина со мной нет и мне прихо-
дится обходиться без него, я возлагаю все надежды
на те же ясность и сосредоточенность — не только
в конце пути, но и каждый прожитый день.
Юджин О’Келли родился и вырос в Нью-Йорке.
В 1972 г. он начал карьеру в одной из крупнейших
в мире аудиторских фирм KPMG в должности по-
мощника аудитора. За тридцать лет прошел путь до
СЕО, высшего топ-менеджера, пробыл на этом посту
с апреля 2002 г. по июнь 2005 г., а затем стал старшим
партнером фирмы. Он скончался 10 сентября 2005 г.
ООО «Издательство «Добрая книга»
121615, Москва, Рублевское ш., 16-3-216.
Адрес для переписки/е-mail: mail@dkniga. ru
Подписано к печати 01.09.06. Формат 84x108’/з?.
Печ. л. 6,0. Тираж 3000 экз. Заказ №4683
Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200. г Можайск, ул. Мира. 93.
В ПОГОНЕ ЗА УСКОЛЬЗАЮЩИМ СВЕТОМ
Как грядущая смерть изменила мою жизнь
ПОСЛЕДНИЙ АУДИТОРСКИЙ ОТЧЕТ ЮДЖИНА О'КЕЛЛИ
Юджин О’Келли, 53-летний руководитель американ-
ского отделения KPMG. одной из крупнейших ауди-
торских компаний мира, был счастливчиком: блестя-
щая карьера, замечательная семья, успехи, достаток.
День 24 мая 2005 года стал для него переломным:
неожиданный диагноз «неоперабельный рак мозга»
сократил перспективы его жизни до трех месяцев.
Шесть дней спустя Юджин подал в отставку, что-
бы начать новую жизнь, которую предыдущие годы
постоянно откладывал на будущее.
Он спланировал все так, как и подобает топ-
менеджеру егб масштаба: провел аудит прошлого,
пересмотрел приоритеты, выполнил полный реин-
жиниринг жизненных бизнес-процессов, разработал
подробный бизнес-план с учетом новых горизонтов
планирования и успешно выполнил его. Цель: уйти
достойно, сделав свои последние на этой земле дни
лучшими из всех прежних.
Результат: книга о том, чего действительно стоит
наша жизнь перед лицом смерти, как меняются че-
ловеческие ценности и приоритеты, когда приходит
время задуматься над тем, что для тебя действитель-
но важно.
www.dkniga.ru
ДОБРАЯ КНИГА
КНИГИ ДЛЯ высокоэффективной жизни71*