АКАДЕМИЯ НАУК СССР
.Литературные памятники:

ПУБЛИЦИСТИКА
ПИСЬМА
ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛИ
И Б ВОЛОДАРСКИЙ И ГА. КАЙКОВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА
19 6 3

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Академики: \В. П. В о л г инАН. И. Конрад (председатель),
В.В.Виноградов, С. Д. С к а з к и н, М.Н.Тихомиров,
М. П. Алексеев;
члены-корреспонденты АН СССР: И. И. А ни с им о в,
Д. Д. Влагой,
В. М. Жирмунский, Д. С. Лихачев;
член-корреспондент АН Таджикской ССР
И. С. Брагинскищ
лрофессоры: А. А. Елистратова, Ю. Г. Окема н,
С. Л. У т ч е н к о ;
доктор исторических наук А. М. Самсонов,
кандидат филологических наук Н. И. Балашов,
кандидат исторических наук Д. В. Ознобишин
(ученый секретарь)
отв. РЕДАКТОР
академик Н. А. ДРУЖИНИН

^ш ОгЛл^о- iо^*^^в^^слуг

ПУБЛИЦИСТИКА
ПРОЕКТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО освобождения
КРЕСТЬЯН
I
Необходимость быстрого разрешения крестьянского вопроса
усиливается с каждым днем. Дальнейшая медленность и колебания приведут к
печальным результатам.
Финансовое и политическое состояние государства далеко не
успокоительно.
Финансы наши вряд ли были когда-нибудь ib худшем положении.
Монета почти исчезла из обращения; бумажные 'знаки наводняют рынок;
доверие к ним поколебалось; непомерное возрастание дороговизны обличает
постоянное падение их курса; полумеры, вроде понижения внутреннего
достоинства монет, принесут только временное облегчение, а затем
усилят ело, уничтожив остаток нравственного доверия; возрастающий deficit
по торговому балансу будет почпрежнему требовать вывоза монеты.
Кредит внешний и внутренний потрясен до основания. Точное положение
государственного казначейства хотя и неизвестно, но финансовые
преобразования, предпринятые в последнее время, и обнародованные
правительством объяснения о финансовых 'затруднениях дают меру опасности1.
Би^ржа каждый день чувствует влияние кризиса, самые солидные дома
удаляются от дел и даже прекращают платежи; заграничный курс
причиняет ежедневно громадные потери. Панический страх распространяется.
Носятся слухи, что массы капиталов переводятся за границу. Одним
словом, финансы в крайнем расстройстве.
Состояние умов обнаруживает общее неудовольствие. Финансовый
кризисе поражает всех без исключения в материальных интересах;
нравственные чувства каждого оскорбляются на всяком шагу. Всех причин
неудовольствия не перечтешь: они непрерывно высказываются литературою.

6
H. A. Серно-Соловъевич
постановлениями дворянских собраний и губернских комитетов, адресами,
но сильнее всего — состоянием общественного мнения. Законность их не
подлежит ни1 малейшему сомнению; она торжественно признана самим
правительством: неопровержимым доказательством служат предпринятые
реформы. Но они только усилили затруднения, потому что потрясли до
основания государственный организм, не имея в себе настоящих условий
для устройства лучшего порядка. Первый шаг к реформам обнаружил,
что все -отрасли управления должны быть изменены. В целой громадной
машине не оказалось почти ни одного годного винтика. Лишь только
коснулись (крепостного права, пришлось изменять почти весь свод законов.
Уже теперь приготовляют перемены — общие или частные — в
судопроизводстве и судоустройстве, полицейском управлении, устройстве
министерств, местной администрации, податной системе, уставах — сельском,
лесном, монетном, кредитном, торговом, паспортном, цензурном,
законах — о состояниях, гражданских, межевых, уголовных. А между тем
крестьянский вопрос только еще обсуживается на бумаге. Что же будет,
когда его начнут применять к жизни?..
Множество комиссий работают над различными1 преобразованиями, но
работы их имеют пока один результат — учреждение новых комиссий.
Новые проекты, несмотря на добросовестные труды членов,
неудовлетворительны; их шаткость сознается с первого взгляда; сами комиссии, по
большей части, недовольны своими произведениями. Невозможность
правильных мер обусловливается неправильной постановкой крестьянского
вопроса; составляемые для переходного времени, они неминуемо должны
иметь характер полумер.
К этому коренному недостатку присоединяется отсутствие энергии и
доверия, нерешительность, боязнь сильных средств. Оттого положение
становится безвыходным: никакие частные преобразования не в
состоянии исправить существующую систему управления. Выход возможен
только посредством общих, радикальных реформ, и он под руками. Отмена
крепостного права есть краеугольный камень великого обновления
России.
Но необходимое условие ее — отмена действительная, не на бумаге
и словах, но и на деле.
Крестьяне должны быть освобождены с землею, всякие обязательные
отношения к помещикам прекращены. Только совокупность этих условий
будет соответствовать понятиям народа о свободе и осуществит его
надежды. Крестьяне, желая воли, ждут, без сомнения, материального
улучшения в своем быте; но вместе с тем в них сильно и нравственное
желание — перестать быть крепостными. Это чувство преимущественно
развито в оброчных крестьянах и дворовых, живущих в городах; отрицать
его — 'значит вовсе не знать русского народа. Перестать же быть
крепостными, в понятиях крестьян: платить подати не помещику, а в казну.

Проект действительного освобождения крестьян
7
Пока повинности будут уплачиваемы барину, до тех пор крестьяне не
перестанут считать себя — и весьма 'основательно —оброчными крепостными.
Значит, срочно-обязанное положение не будет в их глазах освобождением.
Напротив, они скорее не поверят в срочность этой меры, а сочтут свои
ожидания обманутыми. Объяснения и уверения, по всей вероятности, тем
менее йа них подействуют, что долгое ожидание в сильной степени
увеличило в народе природное недоверие.
Этим шутить нельзя. Спокойствие, с которым крестьяне ждали и ждут
обещанного освобождения, изумительно: но мы желали бы найти
человека, который возьмет на себя определить его продолжительность?
Терпение, правда, отличительное свойство русского народа, но история
свидетельствует, что и ему бывали пределы. Ведь со времени первого
рескрипта2 прошли уже два с половиною года, а 'слухи и толки о свободе
возникли гораздо прежде. Перед каждым праздником ожидания
пробуждаются с новой силой. Постоянное разочарование неминуемо должно
ожесточить; но вера в царское слово не исчезла еще в народе.
Обнародование срочно-обязанного положения 'может поколебать ее, и тогда
достаточно будет одной капли, чтоб переполнить чашу горечи...
Действительное освобождение возможно только при посредстве
обширной государственной финансовой 'операции. Это и составляло до сих пор
торжество противников его, 'защитников старой системы. Всякие реформы,
а тем более освобождение крестьян откладываются до исправления
финансов, но финансы, в свою очередь, могут быть исправлены только
вследствие реформ. Эта круговая порука 'запутывает дела более и более,
затруднения усиливаются, а средства отвратить их в той же пропорции
уменьшаются.
Горько ошибаются люди, иадеящиеся удержать такими способами
старый порядок. Они могут замедлить реформу, но отстранить ее нельзя;
противодействие ей приведет к одному результату: то, что могло
совершиться сверху, путем мирным, совершится снизу, насильственно.
Отстранить опасность, а вместе исправить финансы, может только
быстрая отмена крепостного права.
К несчастью, до 'сих пор не принято никаких мер к скорому и
правильному решению крестьянского вопроса; напротив того, дело
усложняется и сильно затягивается. Даже объявление личной свободы
систематически откладывается, а между тем условия освобождения становятся
невыгоднее для крестьян, помещичья партия получает уступку за
уступкой. Здесь необходимо небольшое отступление.
Предположения Редакционных комиссий неудовлетворительны3; они
не решают вопроса. Таков приговор общественного мнения. В этом
согласны люди самых противоположных убеждений. Проект комиссий не
найдет в России защитников, кроме его составителей; да и в их
собственной среде многие сознают недостатки положений. Отзыв депутатов

8
H. A. Серно-Соловъевич
первого приглашения4 и общее Сочувствие, встретившее их в губерниях,,
решают вопрос безапелляционно.
Но несмотря па это, мы не присоединим своего голоса к
многочисленным безусловным порицателям Редакционных (комиссий, а тем более к
бесконечно нелепым суждениям о них, самым достойным
представителем которых служит тупая брошюра: «О социализме Редакционных
комиссий» 5.
Большая часть обвинений против Редакционных комиссий, сделанных
иод влиянием увлечения и затронутых интересов, одностороння;
высказывавшие их не приняли во внимание трудностей, против которых
комиссии должны были бороться. Историк (крестьянского вопроса, спокойно
анализируя факты, должен будет сознаться, что Редакционные комиссии
много сделали для развития (вопроса, хотя полный труд их и не
разрешает ето.
Критикуя труды комиссий, необходимо иметь в виду два
обстоятельства: сильная и влиятельная партия противников освобождения, или
желающих обезземелить крестьян, постоянно противодействовала комиссиям
и весьма часто получала перевес и возможность пара лидировать их
стремления; борьба двух партий и попеременное преобладание их влияния
служат объяснением отсутствию единства и беспрерывным противоречиям в
направлении всего крестьянского дела6. С другой стороны, свобода
действий Редакционных комиссий была стеснена узкими рамками
переходного состояния и полюбовного выкупа. Все что можно было сделать в
пределах их, они сделали; они отстояли начало сохранения за крестьянами
существующих крестьянских наделов,— это великая васлуга.
Неудовлетворительность результатов, к которым пришли комиссии,
должна быть приписана неверности коренной мысли, положенной в
основание работ. Мысль о (переходном состоянии ошибочна и непрактична;
но она принадлежит не комиссиям. Она возникла два с половиною года
тому назад, когда крестьянский вопрос не был разъяснен, когда не знали,
как за него взяться. 12-летнее переходное состояние имело в глазах
изобретателей его огромное достоинство призрака, которым как будто
удовлетворялось желание государя освободить крестьян, а в сущности исполнялись
надежды желавших затянуть дело7.
Самый важный упрек, который можно сделать членам комиссий,—
недостаток гражданского мужества. Они очень хорошо сознавали
несостоятельность срочно^обязанного периода; но вместо ггого, чтоб решительно
отвергнуть его, порицали общими местами, видоизменяли, сокращали срок.
У них не хватило твердости: в предыдущих недостатка не было.
В два с половиною года вопрос вполне выработался. Чем более он
уяснялся, тем очевиднее становилась непрактичность первоначальной
обстановки. Губернские комитеты, обязанные составить срочно-обязанное
положение на основании программы, или прямо возражали против начал ее в

Проект действительного освобождения крестьян
9
обзорах оснований, или косвенно порицали их, сокращая двенадцатилет-
яий юрок переходного времени.
Комитеты предлагали выкуп как единственное средство разрешить
вопрос. Нижегородский просил о дозволении преобразовать местный
дворянский банк в выкупной,— ему было отказано8. Тверской пошел далее
и соединил в своих постановлениях выкуп поземельного надела с
обязательным выкупом усадьб, требуемым программою. Это возбудило против
него сильнейшее неудовольствие, и только вследствие личной поездки
губернского предводителя Унковского с депутатами в С.-Петербург разослан
был нерешительный циркуляр о том, что в постановлении Тверского
комитета надо различать цель от формы, в которую она облечена; что «цель,
хотя и не согласна -с буквою высочайшего рескрипта, но соответствует
его духу и цели, а форма, напротив того, есть чисто произвольное
толкование рескрипта» 9.
Наконец, Калужский, последний приступивший к занятиям,
энергически и единодушно выразил мнение о неестественности переходного
времени и просил до'зволения составить проект не срочно-обязанный, а выкуп-
ный. На эту просьбу последовало разрешение представить правительству
оба проекта 10.
Тогда почти все комитеты, не окончившие еще работ, занялись
составлением предположений о выкупе.
Это подтверждается следующими подлинными словами Финансовой
комиссии по крестьянскому делу.
«Губернские комитеты были уполномочены заняться вопросом о
выкупе в то время, когда работы некоторых из них были уже или окончены,
пли очень близки к окончанию. Несмотря на это, мысль о выкупе заявлена
была значительным большинством комитетов. Из работ, представленных
доселе по 37^ми губерниям, только в 6-ти не упоминается вовсе о выкупе
крестьянских наделов» (стр.3) и.
Более сильного доказательства против переходного состояния нельзя
представить. Его осудила та и'з (двух непосредственно заинтересованных
в деле сторон, в выгодах которой оно было предположено, и которая одна
имела право полоса.
Чтоб вполне убедиться в ненормальности переходного положения,
достаточно вникнуть в сущность того порядка, который должен водвориться
по введении его в действие.
Прежде всего грозит чувство недоверия, с каким его примут крестьяне,
со всеми страшными последствиями, о чем уже сказано выше.
Предположим, что, по особенному счастью, опасения окажутся преувеличенными,
и народ останется в первую минуту доволен. Следуют два года, в которые
составляются уставные грамоты 12 и сохраняется обязательная барщина.
В этот период отношения крестьян к помещикам совершенно непонятны.
Они получают личную свободу, но отбывают барщину и подлежат телес-

10
//. А. Серно-Соловъевич
ному наказанию от помещиков — значит, остаются крепостными. Неужели
есть люди, серьезно убежденные, что при таких условиях два года могут
пройти покойно? Неужели составители таких законов не видят, сколько
жертв они готовят? Если они не 'сознают этого, они не имеют никакого
понятия о человеческой природе.
Уже теперь со всех сторон слышны жалобы помещиков, что крестьяне
дурно, нерадиво отправляют барщину, неисправно платят оброки; жалобы
крестьян, что никогда повинности не были столь тяжелы, как в
последнее время. Когда крестьянам юбъявят личную свободу, не освободив их
от обязательных повинностей, отношения между обоими сословиями
сделаются еще натянутее. Крестьяне естественно будут отбывать барщину
с большим отвращением; в многих местах вовсе не захотят работать. Со
стороны дворянства невозможно ожидать благоразумных, кротких
действий: оно слишком сильно задето в материальных интересах; в среде
его множество личностей, недостаточно развитых, чтоб понять
необходимость уступок. Начнутся непрестанные жалобы с обеих сторон,
полицейские исследования, наказания, ссылки, военные экзекуции. Все это еще
более усилит антагонизм. Хозяйство и помещичье и крестьянское сильно
пострадает. Если1, к довершению всего, урожаи будут плохи, а этого
следует ожидать при плохих работах, положение всего государства окажется
весьма критическим.
Не отрадную перспективу представляют и остальные годы
переходного времени. Участь крестьян по-прежнему будет зависеть от личных
свойств помещиков. Урочные положения, нормальные оброки и тому
подобные постановления, ограничивающие помещичью власть, будут
ограждать крестьян от произвола только на бумаге, точно так же, как,
например, теперь закон о трехдневной барщине 13. Принцип крепостного права,
сохраненный в 'законодательстве, тем более сохранится в жизни.
Крепостное право пустило слишком глубокие корни в организм обоих сословий,
чтоб их могли истребить полумеры. Оставляемые за помещиками права
закладывать, продавать, покупать земли, населенные крестьянами, будут,
в сущности, правами на залог, продажу, покупку крестьян; юридические
тонкости, дающие возможность различать в теории новые права от старых,
исчезают на практике. Крестьяне, не участвуя свободным согласием в
сделках, предмет которых составляют их повинности, продолжают
оставаться вещами, а не лицами. Крепостный взгляд de jure, крепостное право
de facto не отменяются. Все принадлежности крепостного права могут
мало-помалу возвратиться. Конечно, стремление одной стороны к
преобладанию вызовет со стороны другой иное сопротивление, как два с
половиной века назад и: ресурсы угнетаемых возросли с тех пор пропорционально
изменению понятий. Но нельзя оставить без внимания, что и способы их
противников получают громадное приращение: исключительная
привилегия дворянства распространяется на всех капиталистов, которые будут

Проект действительного освобождения крестьян
И
или по праву или с помощью различных уловок покупать земли,
населенные крестьянами, т. е. крепостных.
Да, наконец, вопрос не в том, кто выйдет победителем из борьбы, а в
том что законодательная власть предоставляет случайностям борьбы
окончательное решение вопроса, который она сама должна была разрешить
на основании справедливости. Это чрезвычайно грустное явление.
В административном отношении невыгоды переходного времени столь
же сильны, как и в хозяйственном. Приходится постановлять новые
узаконения, учреждать присутственные места, которые будут действовать
всего несколько лет. Это значит делать заплаты в системе, требующей
радикального изменения. Подобные временные меры только отдалят
действительные преобразования. Если надеятся воспользоваться переходным
временем, чтоб выработать окончательные постановления, расчет этот
крайне ошибочен. Пусть только вспомнят о бесконечном множестве
недоразумений, которые возникнут при применении нового порядка; а между
тем старые не устранятся. Приведение в порядок этой путаницы потребует
столько времени и трудов, что о действительных преобразованиях некогда
будет и думать.
Что же, наконец, побуждает правительство так упорно настаивать на
переходном времени вопреки общему несочувствйю?
Желание дать дворянству время устроиться? Но ведь крестьянский
вопрос возбужден не со вчерашнего .дня. В два с половиной года каждый
имел возможность десять раз одуматься и осмотреться; кто не привел
своих дел в порядок теперь, тому это едва ли удастся в лихорадочное
переходное время. К тому же само (дворянство весьма категорически высказало,
что ему необходимо не переходное время, а выкуп, то есть деньги.
Трудность коренной ломки? Но едва ли она уменьшится тем, что вместо
одной их будет дае. Переход от настоящего порядка к временному
сопряжен с огромными издержками и затруднениями; только что с ним станут
свыкаться, придется заменять временные учреждения постоянными.
Предположения о мировых судьях и полицейском управлении15 составлены
исключительно для срочно-обязанного времени; проект о земских
банках написан в том же смысле; в трудах Редакционных комиссий обойдены
многие вопросы, предоставленные на разрешение временных местных
учреждений. Если составление новых проектов вообще стоило стольких
трудов членам комиссий, каково же будет народу при беспрерывных
метаморфозах в его ежедневной обстановке?
Еще один вопрос, и мы расстаемся с переходным временем. Ему
назначен девятилетний срок; что же последует по истечении девяти лет? Об
этом до сих пор и речи не было. Говорят, правда, о полюбовном
выкупе 16,— но вегдь никто же не станет серьезно утверждать, что это
государственная мера. Самое название «полюбовный» доказывает, что если он и
состоится, в многих имениях, то тем не менее другие могут остаться к

12
H. A. Серно-Соловъевич
концу девяти лет при срочно-обязанных отношениях; что сделают с ними?
Их может оказаться много. Целому государству придется жить на авось;
возможно ли при таких условиях какое-либо прочное устройство?
II
Ввиду всего этого, огромное большинство общественного мнения
сходится (в порицании переходного (времени. Но затем начинается
разногласие. Одни считают его злом неизбежным и потому подчиняются; другие
требуют устранения его именно потому, что оно зло.
Это различие (взглядов есть прямое следствие различных способов,
предлагаемых для решения крестьянского вопроса: выкупа полюбовного
и обязательного.
Против выкупа полюбовного представляется ряд самых сильных
опровержений:
1. При нем неизбежно переходное время.
2. Это не государственная мера, а ряд частных сделок: следственно,
освобождение крестьян ставится в зависимость от личного взгляда того
или другого помещика.
3. Правильная финансовая операция делается невозможною; все
прочие реформы замедляются.
4. Срочно-обязанные крестьяне, соседние освобожденным, конечно, не
останутся покойны.
5. Как скоро помещики получат из земских банков капиталы под
залог имений, полюбовный выкуп не состоится во многих местностях.
6. Тогда правительству придется или увековечить переходное время,
или согласиться на обезземеление крестьян, или же, отказавшись от
принятых начал, возвратиться к обязательному выкупу.
7. Все эти неудобства отстраняются обязательным выкупом.
Противники обязательного выкупа, в свою очередь, приводят доводы
против него. Финансовая комиссия выразила их следующим образом:
1. Обязательный выкуп не предотвращает срочно-обязанный период;
так как оценка всех имений в России потребовала бы значительного
времени, для кадастра недостает ни денежных средств, ни надежных
исполнителей; одна же общая оценка для всех имений была бы очевидно
невозможна.
2. Принуждение и помещиков и крестьян к непременному выкупу ли1-
шило бы оба заинтересованные сословия возможности устроиться в
некоторых случаях иным образом, более согласным с их нуждами и
сообразным видам правительства относительно устройства земледельческого
населения.
3. Обязательный выкуп представляет нравственное насилие
несовместное с условиями правильного государственного развития.

Проект действительного освобождения крестьян
13
4. Применение насильственных мер ко всякой кредитной операции
уничтожает главное 'основание ее успеха, ибо подрывает в самом корне
нравственное доверие — первую основу государственного кредита.
'Возражения ©ти, подкрепленные ученым авторитетом членов
Финансовой комиссии, могут иметь сильное значение в глазах многих; потому
мы позволим себе ответить на них следующее:
1. При обязательном выкупе отстранение переходного времени
возможно.
2. Предположение, что полюбовный выкуп даст возможность
помещикам и крестьянам устроиться в некоторых случаях иным образом, более
согласным с их нуждами и видами правительства,— гадательно,
неопределенно, узко и неуместно в столь жизненном вопросе. Если бы после
обязательного выкупа крестьяне пожелали устроиться иным образом (должно
быть, перейти на другие земли или приписаться к другим сословиям) и их
желания соответствуют видам правительства, кто мешает ему помочь им
в том? Помещики могут устроиться иначе, разве только удержав за собою
всю землю, т. е. обезземелив крестьян,— но вряд ли это согласно с видами
правительства. Наконец, неужели ради1 некоторых случаев играть судьбою
России!
3. Если называть обязательный выкуп, то есть вознаграждение
помещиков за крестьянскую землю, нравственным насилием, то какой же
эпитет придать безвозмездному освобождению личности крестьян? Ведь по
нашим .законам, крепостные точно такая же собственность помещиков, как
и земли этих крепостных; на деле же — право на первых было полнее, чем
на вторые: крестьян зачастую продавали на своз, а мы не слыхали, чтоб
когда-нибудь крестьянская земля была продана отдельно от крестьян.
К тому же принцип обязательного выкупа уже принят правительством 17.
но только распространен не на весь крестьянский надел, а на одни усадьбы.
Утверждать, что обязательный выкуп усадьбы и полевого участка —
«нравственное насилие», несовместное с условиями правильного
государственного развития, и в то же время защищать обязательный выкуп одних
усадьб — значит противоречить самому себе, чтоб не сказать более.
4. Последнее возражение кажется самым сильным; в сущности же,
оно только заключает абсолютно верную мысль,— нравственное доверие
есть необходимое условие кредита — не применимую к обязательному
выкупу, а тем менее к настоящему положению России.
Заключение Финансовой комиссии: «обязательный выкуп подрывает в
корне нравственное доверие в России», можно бы принять за самую злую
иронию, если б была возможность предположить шутку в таком вопросе.
Пусть укажут на тот класс или слой народа, город или деревню, где
развито в настоящую минуту нравственное доверие? Наше величайшее
несчастие — повсеместное отсутствие доверия, а нам утверждают, что
обязательный выкуп может потрясти основы его! Общественный голос

14
H. A. Серно-Соловъевич
в России говорит совершенно иное. Единственное средство возвратить
утраченное доверие — энергическая готовность правительства помочь
разрешению крестьянского вопроса гарантией обязательного выкупа; только
такая решительная мера способна успокоить взволнованные интересы.
Кроме приведенных возражений, противники обязательного выкупа
делают другие, внушенные, понвидимому, 'заботою о благосостоянии
крестьян:
а) Крестьяне барщинные по большей части не в состоянии платить
выкупной повинности; они долго еще будут предпочитать барщину
денежному оброку.
б) Обязательный выкуп не освобождает крестьян, оставляя их, да
погашения долга, крепкими земле.
в) Ведет к уменьшению существующих наделов.
Два первых возражения не имеют 'существенного значения:
а) Потребность в рабочих постоянно возрастает ib России; при
свободном труде требования на него будут еще значительнее; человек,
располагающий своим временем, никогда не затруднится у нас найти1 работу,
а следственно и деньги; упрекать же русского крестьянина в лености,
нежелании работать, я /думаю, никто не отважится. Ближайшие и самые
естественные заработки бывших барщинных крестьян будут у их
прежних помещиков; не занятым дома предстоят заработки в городах или на
юге, наем земель в черноземных местностях, работы на железных
дорогах и в других общественных предприятиях — всего не перечтешь.
Ссылаться на привязанность крестьян ik барщине <ради ее самой — чересчур
фантастическое предположение любителей крепостного права.
б) Второе возражение обличает или совершенное незнание русского
народа, или неискусно прикрытое желание сохранить всю землю за
помещиками. Русский крестьянин более всето дорожит своим корнем; если
он и уходит на заработки, то с тем, чтобы при первой возможности
побывать на родине; семья всегда остается дома. Следственно прикрепление
к земле не тягость для крестьянина, а необходимое условие его
существования. К тому же отдельным членам общины обязательный выкуп
не мешает ни переходить на другие земли, ни перечисляться в другие
сословия, если на то последует сотласие общины, которое равно
необходимо и при полюбовном выкупе. Переселение целых общин можно
предположить разве как редкое исключение. Наконец, допуская возможность
подобных исключений, они осуществимы только при общей финансовой
мере. Такое переселение немыслимо без разрешения и содействия
правительства: а оно в состояний дать то и другое только при правильной
податной системе, которой не может быть при полюбовном выкупе.
в) Последнее возражение, напротив того, так важно, что ради его
одного следовало бы отказаться от обязательного выкупа. К счастью, оно
применимо только к той системе, которой придерживается часть сторон-

Проект действительного освобождения крестьян
15
пиков обязательного выкупа, но система эта вовсе не необходимая
принадлежность, conditio sine qua non *, обязательного выкупа. Напротив, на
теорию нормальных' наделов следует смотреть как на первый
младенческий период развития идеи полюбовного выкупа. Непрактическая мысль
об ограничении поземельных наделов известною нормою, возбуждена
программою для занятия губернских комитетов, давшей всему крестьянскому
вопросу совершенно ложное направление. Когда губернские комитеты
перешли к выкупной системе, они естественно должны были1 остановиться
на нормальных наделах: им неизвестны были ни настоящие намерения
правительства относительно гарантии выкупных облигаций, ни его
способы. Каждый комитет имел в виду не общую государственную операцию,
а частную меру для своей губернии; даже те, (которые 'составили довольно
подробные выкупные проекты, были убеждены, что если правительство
и решится на выкуп, то оно не может принять вполне тот или другой
губернский проект, а должно составить общий финансовый план для всей
России. Поэтому главная цель (комитетов была (указать размеры
выкупной суммы, а из этого прямо вытекало назначение нормальных наделов.
С другой стороны, партия, противная освобождению, видела в
нормальных наделах средство урезать в пользу помещиков крестьянскую землю.
По мере того как начало обязательного выкупа выработывалось,
сделалось очевидным, что назначение известной нормы для поземельных
наделов не только не необходимо, но, напротив, противоречит основной
мысли, избежанию переходного времени. Тогда многие пришли к
обязательным выкупам с сохранением существующих наделов.
Доказав несостоятельность переходного состояния и полюбовного
выкупа и опровергнув возражения против обязательного выкупа, остается
решить самый существенный и вместе самый трудный вопрос:
Как совершить, при настоящем положений финансов, освобождение
крестьян посредством общей финансовой меры?
Ш
Прежде чем развивать свои предположения, нам окажется
необходимым представить в самом сжатом виде их теоретическую сторону.
Верность основных начал — существеннейшее условие успеха всякой меры.
Отмена крепостного права, с нравственной точки зрения, есть
прекращение насилия, произвола, несправедливости; с практической —
изменение общественного устройства, разорительного для государства.
Виновны в несправедливости: правительство, узаконившее ее и
покровительствовавшее ей; дворянство, пользовавшееся ею; крестьяне,
подчинявшиеся ей; все прочие сословия, попускавшие ее.
* Непременное условие (лат.).— Ред.

16
H. A. Серно-Соловъевич
Пользовались несправедливостью одни помещики.
Страдали от нее: крестьяне более всех как непосредственные жертвы
ее; дворянство — нравственным падением, результатом
противоестественного права; прочие 'сословия — потерею доходов и уменьшением
благосостояния вследствие неправильного развития экономических условий.
Отмена крепостного права, отстраняя условия, невыгодные для всех,
должна принести выгоды как всему государству, так и каждой из его
составных частей, отдельно взятой.
Но чтоб дать такие результаты, она должна совершиться правильно
и справедливо.
Для этого необходимо, чтоб ничьи интересы не были нарушены.
На первом плане стоят интересы крестьян — наиболее страдающих,
сословия, благосостояние которого есть лучшая гарантия общего
государственного благосостояния; затем — дворянства, которое одно имело
выгоды от прежнего порядка и, следственно, одно теряет что-нибудь с отменою
его; прочие сословия хотя и не заинтересованы непосредственно, но
коренная реформа в быте дворянства и крестьян так сильно отзовется во всех
сферах (государства, что неминуемо затронет все интересы.
Для обеспечения крестьян необходимо владение землею и
уменьшение повинностей; для помещиков — возмещение теряемых доходов.
Для других сословий — отстранение из законодательства всего, что
внесено в него крепостным правом.
Для всех — справедливый суд и правильное управление.
Лучшее обеспечение правительственных интересов — обеспечение
интересов всех и каждого.
Поземельным обеспечением крестьян служит земля, ныне ими вла-
деемая. Право на нее приобретено вековым владением и трудами, сто раз
оплатившими ее стоимость; оно подтверждается народными понятиями и
утверждено правительством и общественным мнением, признавшими
необходимость освобождения с землею. Размеры ее (кроме некоторых
исключений, следствий произвола) обозначены действительною потребностью,
дознанною вековым опытом; уменьшение их противоречит самой цели
освобождения — улучшению быта крестьян. В тех случаях, где размеры
окажутся недостаточными, государство должно оказать содействие своими
землями. Реформа должна иметь в виду не одно настоящее, но и будущее.
Сравнение крепостных в правах с прочими земледельдеекими
сословиями влечет за собой и уравнение относительно повинностей.
Возмещение помещикам теряемых доходов есть не вознаграждение, а пособие.
На вознаграждение они не имеют права: право на личность крестьян
было несправедливостью; прекращение же несправедливости не должно
сопровождаться вознаграждением того, кто пользовался ею: иначе
несправедливость будет оправдана в принципе. Земля крестьянская
непосредственно не приносила помещикам никакого дохода. К тому же оценка

H. A. С E P H О - С О Л О ВЬЕВИЧ.
Фотография конца 50 — начала 60-х гг.
Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР,
Москва.
2 H. A. Cfipao-CjojiOBbteMH

18
H. A. Серно-Соловъевич
ее физически невозможна, за неимением данных для вычисления
стоимости труда и издержек крестьян, удобривших землю.
Но пособие необходимо помещикам; без него они не могут дать нового
устройства своему хозяйству. В процветании же его заинтересованы не
только они лично, но и все государство.
Основанием размера пособий не могут служить доходы при
крепостном праве, так как: а) по большей части они зависели от произвола и
увеличивались пропорционально злоупотреблениям помещичьей власти и
б) чистый итог их не может быть вычислен ни в оброчных, ни тем более
в барщинных имениях. Оброк представлял валовой доход; из него следует
вычесть издержки, сопряженные с крепостным правом (недоимки; пособия
при несчастиях: пожарах, падежах, неурожаях; расходы по управлению:
на полицию, следствия, тяжбы и т. д.), которых высчитать нельзя даже
приблизительно. Верная оценка доходов от обязательного труда крестьян
еще более невозможна: все без исключения предлагаемые способы оценг
ки приводят к результатам произвольным и гадательным. Даже
собственные показания помещиков и крестьян не обнаружат справедливых цифр^
потому что будут зависеть единственно от личных свойств
показателей.
Затем остается определить размер пособия примерно, имея в виду при
назначении его, что для всего государства несравненно выгоднее, если
десять человек получат более нежели следует, чем чтобы один потерял
должное. Следственно, лучше несколько передать, чем недодать, не
упуская, однако, из виду и тех, на кого падет тяжесть издержек.
А она должна пасть на всех, виновных в существовании крепостного
права и получающих выгоды от отмены его, значит на правительство и
все сословия, не выключая дворянства и крестьян. При том мера и
характер участия в издержках должны соответствовать степени и характеру
вины и пользы, приходящихся на долю каждого. Таким образом,
правительство должно дать свою нравственную поддержку и принять на себя
инициативу всей операции, а каждое сословие оказать ей материальное
содействие платежом податей.
Из этого следует, что финансовая операция должна иметь характер не
изолированной выкупной, а общей государственной меры.
Обратить всю тяжесть издержек на одних крестьян — значит заставить
их заплатить за приобретение принадлежащего им по праву и sa
освобождение от переносимого вследствие несправедливости, то есть
сохранить ту же несправедливость под другою формою.
Распределение издержек между всеми сделает их нечувствительными
для каждого: платеж каждого будет только процентом с прибыли,
которую он получит от отмены крепостного права. Таким образом, в
конечном итоге окажется прибыль и во всех частных балансах, и в общем
государственном. Это логическое следствие отмены крепостного права.

Проект действительного освобождения крестьян
19
С другой стороны, такое распределение издержек между всеми — не
что иное, в сущности, как обращение нескольких частных операций в одну
общую, упрощение механизма, сокращение издержек.
При отдельной выкупной операции необходима следующая процедура:
сбор правительством выкупных денег с крестьян; раздача их владельцам
облигаций; уплата другими сословиями крестьянам того, что они внесли
лишнего против приходящегося на их долю по законам (общей
государственной экономии, то есть возвышение заработной платы и цен на
произведения крестьян. При общей государственной операции каждое
сословие заплатит прямо правительству свою часть; значит последний расчет
делается излишним,— государство выигрывает дешевизну. Оверх того
правительство менее стеснено в расчетах, а следственно, может оказывать
большие льготы. Самое же важное последствие — коренное изменение
финансовой системы.
Наконец, так как крепостное право действовало на все государство и
притом весьма долго, отмена его должна быть повсеместна и сколь
возможно быстрая.
Для быстрого освобождения крестьян следует воспользоваться теми
средствами, которые имеются под руками. Как ни несовершенны
существующие учреждения, но они уже существуют. Откладывать освобожде-
ние до совершения других преобразований, значит бесплодно терять
время: пока крепостное право не уничтожено, ни одно преобразование не
действительно и не может иметь успеха. Освобождение крестьян
открывает целый ря!д коренных реформ, необходимых для обеспечения
интересов всего государства.
IV
На основании этих начал отмена крепостного права может быть
произведена следующим порядком:
1. Освобождение крестьян совершается одновременно во всей России.
Манифест обнародует условия, на которых оно совершается: личное
освобождение крестьян и дворовых, право их на землю, порядок управления,
размер повинностей, право помещиков на пособие, размер его и порядок
выдачи. Крестьяне и дворовые люди получают личную свободу со дня
манифеста, но до выдачи им уставных грамот отправляют в пользу
помещиков существующие повинности.
2. Крестьяне освобождаются со всею владеемою ими землею.
Владение остается сообразно местным обычаям, общинное или личное.
Переселение крестьян допускается не иначе как с их согласия.
Владельцы юброчных имений, в которых вся земля состоит в
крестьянском владении, сверх денежного пособия наделяются землями из
государственных имущсств в размере, определенном правительством.
2*

20
H. А. Серно-Соловьевич
3. В Западных губерниях крестьяне, не наделенные землей, получают
право на нее, и наделяется им из мирской земли, или помещиком, или из
государственных земель, смотря по местным условиям.
4. Дворовые люди или остаются членами сельских общин и тогда
наделяются землею наравне с крестьянами, или приписываются к
городским сословиям. В первом случае издержки на обзаведение их падают на
помещика.
5. Освобожденные крестьяне поступают в ведомство министерства
государственных имуществ и облагаются податьми в одинаковом размере с
соседними государственными крестьянами.
В управлении всеми сельскими обывателями, немедленно по
освобождении помещичьих крестьян, производятся преобразования, имеющие
целью ослабление бюрократизма и развитие мирского управления.
6. Для определения оснований и размера пособия в каждой губернии
сзывается чрезвычайное дворянское собрание. Оно представляет
правительству своп соображения, подкрепленные основательными данными.
Меньшинства, не согласные с определениями большинства, представляют
свои соображения; то же делают начальники губерний.
Получив эти данные и сообразив пх с собранными уже сведениями о
продажных ценах и постановлениями о залоге имений, правительство
определяет размер пособия поуездно.
Нормою для вычисления пособия может быть принято .или
повсеместное число ревизских душ, или же число душ для имений оброчных и
издельных в нечерноземных местностях и количество крестьянской земли
для издельных в черноземной полосе.
7. Для собрания подробных сведений о быте крестьян и об имениях,
особые выгоды которых дают владельцам право на преимущественное
вознаграждение, правительство посылает в каждую губернию нескольких
уполномеченных. Лица эти входят в состав губернских комиссий,
производящих расчеты с помещиками, где защищают крестьянские интересы.
8. Вся финансовая операция по освобождению крестьян
сосредоточивается в центральном государственном банке. Органами его в губерниях
служат губернские банки, государственные или частные.
Для производства расчетов с помещиками образуется в каждой
губернии комиссия под председательством губернатора из директоров банка,
губернского предводителя и депутатов дворянства, выборных от
городских сословий, депутата от ведомства государственных имуществ и
уполномоченных от правительства. По окончании расчетов комиссия
закрывается, передав все расчеты губернскому банку.
9. Пособие выдается частью процентными облигациями, частью
наличными деньгами.
10. Для получения наличных денег, .правительство заключает
срочный заграничный заем в 150 млн. руб. сер. по 6% на 100. Подписка от-

Проект действительного освобождения крестьян
21
крывается в Лондоне, Париже, Гамбурге, Амстердаме, Берлине, Нью-
Йорке и Филадельфии. Книги открываются у главнейших местных
банкиров или в банках. Minimum курса определяется 100; каждый
подписчик объявляет свой курс и вносит 1% подписной суммы. Срок подписки
назначается по возможности краткий. Результаты сообщаются в
Петербург, где и производится разверстка. Уплата процентов производится в
местах подписки, залогом на погашение отчисляется 1 % в год. Срок
взноса полной суммы и время, с которого начинается погашение,
определяется по соображениям правительства.
Цель займа должна быть подробно разъяснена.
11. Облигации выкупаются центральным государственным банком.
Обеспечением их служат государственные имущества.
Они приносят 3,65% и выпускаются на суммы: 50, 100, 500 и 1000 руб.
сер. К ним прикладываются месячные купоны с означением количества
процентов. Купоны могут обращаться отдельно от облигации.
Каждая облигация носит название губернии, в которой выпущена.
Облигацрш каждой губернии номеруются с № 1. В достоинстве они
отличаются по цвету; но цвета одинаковые для всей империи.
Для уплаты процентов и погашения тиражом назначаются
определенные сроки. Все расчеты по губеринии ведутся губернским банком.
Облигации принимаются казною в залоги, уплату податей и платежа
при покупках государственных имуществ рубль за рубль. Губернские
банки принимают их к учету и выдают под них ссуды по курсам, или
определяемым.
12. По определении суммы пособия центральный банк производит
ликвидацию долгов помещиков кредитным установлениям, а следующие
затем в каждую губернию суммы препровождает в губернские банки:
облигациями, монетой п кредитными билетами.
Предварительно 2/з суммы заграничного займа предназначаются для
размена кредитных билетов.
13. Помещики приглашаются к составлению уставных грамот.
По мере составления грамот помещики или их поверенные и
выборные от крестьян являются в комиссии. Если крестьяне не предъявят
спора, они получают грамоту, а помещик деньги.
В случае несогласия .между помещиком и крестьянами о земле
комиссия не выдает помещику денег, а по окончании общего по губернии
расчеты посылает на места своих членов для решения спора.
Копия с грамоты и расчет с помещиком вносятся в книгп с распиской
.обеих сторон. Одна из копий остается в банке, другая отсылается в палату
государственных имуществ; они служат документами на случай споров.
Уставная грамота имеет для крестьян силу крепостного акта на землю.
На совершение расчетов по губернии каждой комиссии назначается
срок, смотря по числу помещичьих имений, от 3 до 6 месяцев. В име~

22
H. A. Серно-Соловъевич
ниях, которых помещики не представят грамот в установленный срок, они
составляются по распоряжению комиссии. В расчетах с помещиками
комиссия строго наблюдает очередь; каждый помещик, являющийся для
расчета, »вписывает имя (Свое в реестр.
Заседания комиссии происходят публичио.
14. Принимая за среднюю цифру 150 руб. сер. на душу мужского
пола, финансовая операция выразится в следующих цифрах:
По 10-й ревизии числится:
Крестьян 9 798 207
Дворовых 724 314
10 522 521
Полагая для облегчения расчета круглым числом 10 1k млн.,
итог пособия составляет 1 575 000 000 руб. сер.
В том числе долгов кредитным
установлениям 425 000 000 » »
Затем в выдачу помещикам 1 150 000 000 руб. сер.
В это число выдается:
Наличными, вырученными займом 150 000 000 руб. сер.
Облигациями, приносящими
3,65% на =100 1000 000 000 » »
Долг кредитным установлениям уплатится облигациями.
Ежегодный расход составят:
Проценты по займу — 6 % на 100 ... 9 000 000 » »
Погашение займа — 1 % 1 500 000 » »
Проценты по облигациям
помещиков 36 500 000 » »
То же в кредитные установления . . 15 512 500 » »
Погашение всех облигаций по
V4 % в год 3 562 500 » »
Издержки по операции 1U% 3 562 500 » »
Итого. . . 69 637 500руб. сер.
Сумма эта будет вноситься в государственный бюджет.
Полагая, на первое время, повинность с крестьян по 7 руб. сер.
с души в год,
10 500 000 будут платить . . . . 73 500 000 руб. сер.
За вычетом платимых ныне
подушных по 95 коп. с души . 9 975 000 » »
Доходы увеличатся
63 525 000 » *

Проект действительного освобождения крестьян
23
Разница между расходом и
доходом составит 6112 500 » »
Но как погашение начнется не с
первого года, то издержки
уменьшаются на 5 062 500 » »
Дефицит * 1 050 000 руб. сер.
* Если сделать расчет не на 10 х/г млн. крестьян, а на
настоящее число 10 522 521, то количество облигаций
увеличится на 3 378 250 руб., но дефицит уменьшится на 12 948 руб.
Для покрытия этой суммы приступается к продаже государственных
ненаселенных земель и оброчных статей, но ближайшему усмотрению
этого ведомства.
V
Проект этот указывает только основания и главнейшие
характеристические черты великой меры освобождения крестьян. Подробности, частью
разработанные уже Редакционными комиссиями, правильнее всего
выяснятся на деле, при применении. Предусмотреть их, составляя проект, нет
возможности; самое тщательное обсуждение никогда не обнимет всех
проявлений жизни. Поэтому главное внимание должно быть обращено на то,
чтоб коренные основания были правильны и сколь возможно широки.
Регламентация подробностей затрудняет исполнителей закона и не только
не устраняет, но скорее усиливает злоупотребления.
Этим мы нисколько не хотим сказать, что наш проект полон или
совершенен. Напротив того, по глубокому нашему убеждению, составление
вполне хорошего проекта освобождения крестьян положительно
невозможно: промахи, упущения, недомолвки неизбежны; они исправляются
и сглаживаются до некоторой степени только на практике, но никак не
на бумаге. Тем важнее (верность основных начал.
Для большей ясности объясним пункт за пунктом значение
некоторых предположений и основания, по которым мы остановились на них:
1. Содержание манифеста имеет громадное значение. Освобождением
крестьян разрывается всякая связь со старыми началами, так долго
губившими Россию. Им должен начаться целый ряд коренных преобразований,
имеющих ту же цель — замену произвола законностью и справедливостью-
Это необходимо должно быть высказано в манифесте.
Отправление крестьянами повинностей в пользу помещиков со дня
манифеста до получения уставной грамоты не может быть поводом к
столкновениям.

24
H. A. Серно-Соловьевич
Время это, как сказано выше, не должно превышать шести месяцев;
сократить его зависит от доброй воли помещика.
Беспорядков со стороны крестьян — опасаться нечего: люди,
ждавшие терпеливо несколько лет, конечно, останутся покойны несколько
месяцев, если только получат удостоверение, что назначенный сро'К не будет
протянут.
Личная свобода, предоставляя крепостным права, присвоенные
прочим сельским податным обывателям, послужит некоторым ограждением
их от произвола. Конечно, ограждение это будет довольно слабо;
крестьяне, в сущности, останутся теми же крепостными,— но, повторяем, это
продлится несколько месяцев, несколько недель для многих.
2. Освобождение крестьян с землею — самый верный залог будущего
величия России. Оно сразу ставит нас в положение, которого Европа не
могла достигнуть, несмотря на реки пролитой крови, и никогда не
достигнет. Россия освобождается от пролетариата,— этой язвы Европе ничем не
залечить; она, постоянно усиливаясь, грозит разрушением и гибелью
всему существующему порядку. Одним словом, освобождение с землею —
признание и осуществление одного из начал, которые должны лечь в
основании нового общественного порядка.
Другое начало, необходимое для сохранения и упрочения первого,—
общинное владение с естественным последствием его — мирским
управлением.
Не вдаваясь в подробное сравнение относительных выгод общинного
владения и частной собственности, заметим только, что первое есть
единственный доселе известный оплот против порабощающего влияния
капитала, развития пролетариата и батрачества, неизменных* спутников
частной собственности. Этого слишком достаточно, чтоб решить, в принципе,
спор в пользу общинного владения; на практике оно у нас не только
существующий факт, но и самый главный элемент народного быта; более
сильных доводов ,в его защиту нельзя привести.
Упреки, делаемые противниками: стеснение личности, невозможность
хозяйственных улучшений и т. п., не могут быть признаны органическими
недостатками самого принципа, они, скорее, следствия неправильного,
несвободного развития его.
Освободите общину от двойного гнета крепостного права и
бюрократизма, дайте ей пожить несколько времени собственною, естественною
жизнью — тогда только вполне обнаружится громадная сила начала,
благодаря которому русский народ сохранился вопреки систематическому
вековому растлению.
Земля должна принадлежать крестьянам в том же количестве, каким
они владели в крепостном состоянии. Этого требуют те же самые
соображения, которые побудили правительство, вопреки примеру Остзейских
губерний и царства Польского 18, освободить русских крестьян с землею.

Проект действительного освобождения крестьян
25
Вековое владение освятило в понятиях крестьян права их на всю их
землю.
Они всегда считали самыми беззаконными действиями помещиков
отрезку земли от их полей и перенесение усадеб. Такие распоряжения
вызывали не только жалобы, но часто и сопротивление.
Земля дороже всего крестьянину; он скорее согласится больше
платить, чем уступить часть земли. Размер повинностей был делом
произвола, но никак нельзя сказать того же о поземельном наделе. Крестьянин
не мог иметь менее земли, иначе он становился недоимщиком. Помещики
очень хорошо сознавали это при крепостном праве, и сами считали
притеснителями тех, которые отрезывали у крестьян землю. На чем же
основаны теперь протесты и жалобы против сохранения существующих
наделов? Если б не было отмены крепостного права, крестьяне преспокойно
оставались бы при существующих наделах. Справедливо ли,
благоразумно ли поражать их и в материальных интересах, и в самых дорогих
понятиях единственно но случаю освобождения?
Наконец, на каком справедливом начале может быть основано
определение части, остающейся за помещиком? Отчего назначать именно третью
часть, а не половину, или, наоборот, не четвертую, пятую, десятую? Если
правительство скольконнибудь думает о будущем и не желает поставить
на карту государственные доходы,— оно не должно допустить отрезку
одной пяди крестьянской земли. Сколько бы ни приносил труд,
коренным обеспечением народного быта, а следственно и исправного
отбывания повинностей, служит и всегда будет служить поземельное владение.
Возвышение заработной платы никопда не поспеет за общим усилением
дороговизны. Земля, а не заработки крестьян, будут кормить семейства
огромного большинства русских крестьян.
Помещик оброчного имения, не имеющий в нем никаких
хозяйственных заведений, по большей части дорожит им только как источником
дохода. Для него, по прекращении крепостного права, имение вполне
заменится облигациями, приносящими верные проценты. Отрезывать у
крестьян такого помещика третью часть земли, им необходимой, значит
оставить за помещиком частицу крепостного права, возможность
притеснить крестьян. Если дело идет о доставлении ему денежных выгод,
гораздо проще увеличить размер пособия. Если он стоит за пользование
дворянскими привилегиями, правительству несравненно выгоднее
предоставить в его собственность соответствующий участок из государственных
оброчных статей: во-первых, этим увеличится их производительность, что,
в свою очередь, отзовется увеличением государственных доходов; во-дато-
рых, устранится важная причина народного неудовольствия.
Наконец, если будет обращена в продажу часть государственных иму-
ществ, помещик — владелец облигаций всегда имеет возможность
сделаться поземельным собственником.

26
H. Л. Серно-Соловъевич
Перенесение усадеб должно быть дозволено не иначе как с согласия
крестьян. Если оно влечет за собою обоюдную полызу, они или тотчас
изъявят согласие (что, конечно, встретится весьма редко), или войдут в
соглашение с бывшим помещиком по освобождении, ковда испытают
неудобства прежнего расселения. Дозволять же помещику перенесение
усадеб ради его личных выгод — значит заставить крестьян нести всю
жизнь последствия уничтожаемого теперь произвола. Отменяя
крепостное право, надо прежде всего освободить себя от крепостного взгляда;
иначе реформа будет не полна. Если помещик находит удобным
соседство крепостных, чем же мешает близость усадеб свободных людей?
Хозяйственного расстройства оставление усадеб на прежних местах ни в
каком случае не может произвести, потому что оно не нововведение, а
напротив, сохранение векового устройства. При добрых соседских
отношениях не будет никаких неприятных столкновений; а сохранение их всегда
во власти помещика, предполагая в нем человека более развитого.
Затем главною побудительною причиною желать переселения —
остается неприятное чувство видеть около себя своими равными тех, кого
привыкли считать собственностью... Но и первые бароны, которым
приходилось жить в городах, считали страшным для себя оскорблением
соседство мастеровых мещан; а ведь свыклись же.
Нельзя также упускать из виду, что прекращение крепостного
права — не внезапная новость, экспромт для помещиков. В течение двух с
половиной лет, прошедших со дня первого рескрипта, каждый имел
довольно времени обдумать будущее положение и устроиться сообразно
своим выгодам: переселение крестьян и обмен их полей на господскую
землю — к сожалению, до сей минуты помещичьи права. Не принявшие
своевременно мер или не нуждаются в них, или были беспечны; в
определении условий, дающих помещику право на перенесение усадеб, многие
увидят особенное приглашение правительства и поспешат
воспользоваться им. За что же ради каприза/ или беспечности помещика страдать
крестьянам, которым (особенно барщинным) и без того новое устройство
быта причинит не мало забот и у которых прдтом нет ровно никаких
денежных средств?
Обыкновенно приводят, что настоящие селитьбы возникли не
естественно, а под влиянием крепостного права и служат препятствием
развитию благосостояния крестьян; что выгоды и крестьян и всего
государства требуют изменения существующих поселений. Если бы это было и
так, новые правильные поселения могут возникать только постепенно,
а отнюдь не внезапно. Городской житель зачастую употребляет месяцы,
чтоб приискать новую квартиру в городе, которого все закоулки ему
известны. Каким же образом говорить о возможности правильно
расселить в течение переходного временд третью часть населения России?
В настоящую минуту менее чем когда-нибудь следует трогать крестьян-

Проект действительного освобождения крестьян
27
ские селения: железные дороги изменят торговые пути и будут иметь
решительное влияние на расселение народа; дайте же ему совершиться
свободно и непринужденно.
Наконец, и это весьма важное обстоятельство, высочайшими
рескриптами обещано улучшение быта крестьян. Это обещание не дозволяет
постановлять ни одной меры, в чем-либо ухудшающей их настоящее
положение. А крестьяне считают, чтр, кроме пожара, нет большего бедствия
в их быту, как переселение.
3. В западном крае общинное начало, к сожалению, не устояло.
Преобладание польского, латиночфеодального элемента и крепостное право
развили так называемое фермерское хозяйство с участковыми наделами и
батрачеством. Инвентарные правила 19 закрепили этот порядок.
Недостаточно зная местные условия, мы не берем на себя решать,
может ли общинное начало водвориться там по отмене крепостного права:
но думаем, что может — если не в Литве, то по крайней мере в Украине
и Белоруссии. Действительно, отчего ему не быть в губерниях
Черниговской, Полтавской, Киевской, в Волыни и Подолии, когда оно существует
у казаков, в Харьковской губернии, а также Курской и Воронежской,
населенных потомками выходцев из Киевщины и Подолии?
Хозяйственное отделение Редакционных комиссий нашло, что «оба
Малороссийские комитета — Черниговский и Полтавский — более или
менее ясно установляют разверстку угодий обществом и круговую поруку,
а Черниговское меньшинство высказывает с особенною силою
необходимость общественной раскладки земель» *.
Из губерний, населенных белоруссцами, в Смоленской община сущ* ■
ствует, а белорусские члены Витебского комитета допустили оба способа
владения — общинное и личное, предоставляя выбор между тем и другим
усмотрению помещика **.
Последняя оговорка необыкновенно важна. Она неопровержимо
обличает, что общинное землевладение уничтожено в том крае насильственно,
произволом .крепостного права.
Еще сильнейшее доказательство того же находится в высочайше
утвержденных инвентарных правилах для управления помещичьими
имениями в губерниях: Киевской, Волынской, Подольской (1848), Вилен-
ской, Гродненской, Минской, Ковенской, Витебской и Могилевской (1852).
Как те, так и другие правила начинаются следующим: «§ 1. Вся
земля, находящаяся ныне в пользовании крестьян и подробно означенная в
инвентаре, доляша, как мирская, остаться у них без всякого изменения ***.
* Доклад № 8, стр. 73, 7420.
** Там же, 'Стр. 13.
*** Инвентарные положения западных губерний изд. комиссии для составления
Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, стр. 153—^19121.

28
H. A. Серно-Соловъевич
Далее следует определение размера нормальных участков и
разделение крестьян, по существовавшим обычаям, на тяглых, полутяглых,
огородников и бобылей.
Значит, несмотря на Bice усилия помещиков, ни на хозяйственные
преобразования, очевидно клонившиеся к тому, чтоб доказать народу право
помещиков на всю землю и разрушить общину, понятие об общинном
владении, о мирской земле переживает века. Какова же должна быть
сила его, если правительство в постановлении, прямо враждебном
общинному началу, принимает его за основание, т. е. признает в принципе
«земля должна остаться за крестьянами как мирская».
По нашему глубокому убеждению, общинное устройство, то есть
владение землею миром и мирское управление, до того сродно славянскому
племени, что непременно должно взять верх, как скоро исчезнут
условия, давившие его. В настоящем случае дело законодательной
власти: не обязывать западных крестьян принять тот или другой способ
землевладения, но предоставить им самим свободу выбора, поставив их,
однако, в такое положение, чтобы выбор был действительно свободен,
т. е. чтоб были удалены все обстоятельства, мешающие развитию
общины.
Если бы даже нам было доказано, что народные понятия и обычаи в
западном крае до того исказились вековым гнетом крепостного права,
что восстановление там общинного начала уже сделалось
невозможностью, то и в таком случае мы решимся утверждать, что с отменою
крепостного права существующий порядок землевладения должен ' .быть
изменен.
Оставить целую массу земледельческого поселения безземельными
бобылями было бы верховною несправедливостью и величайшею
политическою ошибкою.
Говорят о невозможности нарушить существующую систему
хозяйства; но в силу этого довода нельзя ни отменять и крепостного права,
ни приступать ни к каким реформам, потому что каждая без исключения
клонится к нарушению существующего порядка. Ведь если бы,
например, инвентарные положения вместо того, чтоб требовать наделения
нормальными участками только тяглых и полутяглых крестьян,
распространили эту меру и на бобылей,— существующий порядок уже не
существовал бы.
Нам неизвестно численное отношение огородников и бобылей22 к
тяглым хозяевам, но каково бы оно ни было, вопрос не изменяется. Тут дело
не в числе, а в принципе. Закон не должен иметь любимцев; он равее
для всех, действуя на основании известных начал, признанных
справедливыми; правительство не может делать из них привилегии; оно не имеет
права усердствовать ими в пользу одних, обижая этим других. Каждый
бобыль или батрак должен получить при освобождении такое же прав®-

Проект действительного освобождения крестьян
29
на землю, как каждый крестьянин. Несправедливость совершить не
трудно, но надо подумать о последствиях. Безземельные бобыли и батраки
через несколько лет, при увеличении населения, будут в худшем
положении, чем теперь, несмотря на личную свободу. Пролетарии среди
собственников, они необходимо будут непримиримыми врагами
существующего порядка и рано или поздно заявят свои права на землю. Тогда
восстановление справедливости обойдется несравненно дороже, чем
теперь.
Проще всего, кажется, было бы признать в принципе право каждого
на пользование равным участком мирской земли, дозволив крестьянам
перейти к общинному владению. Тогда от взаимного соглашения
крестьян будет зависеть или принять общинное владение, или остаться при
прежних хозяйствах с тем, чтобы бобыли участвовали в доходах с
участка, или же уступили его вполне хозяину за вознаграждение. Где у
крестьян мало земли, там можно войти в соглашение с владельцами о
наделении огородников и бобылей, или же предоставить им право на
казенные земли.
Если все эти предположения невыполнимы, пусть люди, знающие
местные условия, предложат другие. Но только сохранить существующий
порядок нельзя. Те, которые ни во что не ставят экономические выгоды
наделения всего народа собственностью, пусть подумают о политическом
положении России. Вся западная половина государства состоит из
завоеванных частей; у них всегда будут существовать побуждения отделиться
от России; слабые, едва заметные при одних обстоятельствах, эти
побуждения могут возникнуть с необыкновенною силою при других.
Благосостояние народа, прочно обеспеченный поземельною собственностью
быт — самая прочная связь России с ее западным краем. Но зато может
прийти минута, когда пролетариат в западном крае сделается для нее
серьезной угрозой. В Европе никогда и нигде не было сочувствия к
России; до Крымской войны ее боялись; теперь же враги ее стараются
выместить презрением чувство страха, долго давившее их. Все готовящиеся
у нас реформы для них не более как доказательства нашей слабости;
настоящий смысл их непонятен Европе; она не верит, что для России
наступила эпоха развития всех ее громадных сил; только немногие
передовые люди предчувствуют это. Но когда объяснятся результаты
освобождения крестьян, ненависть к нам политического мира должна
достигнуть высших пределов. Россия, населенная 60 млн. поземельных
собственников, в то самое время как нищета рабочего населения всей Европы
не имеет другого выхода, кроме ряда кровавых революций, с другой
стороны, неотразимое развитие принпипа народности и естественное
тяготение славянского мира к России,— возможно ли согласовать это с
теорией политического равновесия?

30
H. A. Серно-Соловъевич
Малейшая попытка России взять инициативу в политических
событиях возбуждает недоверие и недоброжелательство: ее защита
достаточна, чтоб сделать в Европе непопулярным самое справедливое дело.
К чему повели предложения России о со'зваиии конгресса и конференций
по поводу итальянского и швейцарского вопросов? 23 Какие чувства
возбудила защита восточных христиан? Английский министр иностранных
дел спешит объявить парламенту, что положение христиан в Турции
могло бы быть гораздо хуж>е, а главная забота Англии должна состоять
в охранении неприкосновенности Турции24; Пруссия спешит сблизиться
с Австрией. Австрийские газеты отзываются о России с самым
возмутительным презрением и пренебрежением; тон французской журналистики
показывает, что она ждет только какого-нибудь нового фокусчпокуса в
политике своего повелителя, чтоб откровенно высказать свое мнение о
нас. Как только наши внутренние дела начнут устраиваться,
преобладание России опять сделается лозунгом соединения всех ее врагов.
Зная все это, видя ежедневно совершающиеся события, надо быть
или лишенным всякого политического смысла, или врагом России, чтоб
защищать систему, упрочшающую пролетариат в Остзейском крае,
Литве, Польше, Белоруссии и Украине.
4. Дворовым людям точно так же следует возвратить право на землю,
отнятое у них крепостным правом. Сказки 10-й народной переписи
обличают явное злоупотребление помещичьей власти. Естественное
приращение дворовых не могло составить 50% в промежуток от 9-й до 10-й
ревизии25; аналогия цифр уменьшения числа крестьян (233 008) и увеличения
дворовых (201688) не менее поразительна. Но самым сильным
моральным доказательством беззаконного перевода крестьян во двор служат
результаты движения населения по каждой губернии отдельно:
незначительная прибыль или убыль дворовых в одних; громадная, ни
с чем несообразная прибыль в других, большею частью черноземных
губерниях *.
Восстановить справедливость относительно этих несчастных людей
можно только возвратив им права на землю.
*>Для примера приведем несколько цифр; они поразительны.
Число дворовых Число дворовых
По 9-й По 10-й По 9-й По 10-й
ревизии ревизии ревизии ревизии
Екатеринославская... 7 762 28 349 Харьковская 13 388 44124
Костромская 108 14 766 Херсонская 7 251 31 075
Курская 43 017 69 052 Черниговская] 6 140 25 156
Минская 388 7 442 Бессарабия 0 3124
Полтавская 12 743 40 787

Проект действительного освобождения крестьян
31
Издержки на обзаведение их, само собою разумеется, должны пасть
на помещиков. Поэтому из общей суммы, приходящейся каждому
помещику, следует удержать часть, причитающуюся по расчету за дворовых
людей, и образовать из нее мирской капитал для обзаведения хозяйством:
дворовых, остающихся членами общины, и призрения тех из них, которые
не могут пропитать себя.
Важнейшим результатом такой меры будет значительное уменьшение
этого непроизводительного и крайне извращенного класса людей;
большая часть дворовых, имеющих семейства, непременно останутся членами
общин; таким образом уже дети их сделаются земледельцами, вместо
того чтобы быть такими же тунеядцами, каковы родители.
Капиталы, полученные общиною, достаточно вознаградят ее за
предстоящие тягости. Во многих случаях они дадут даже 'возможность
прикупить участок земли.
5. Предположение о подчинении освобождаемых крестьян ведомству
государственных имуществ, без сомнения, возбудит во многих сильное
неудовольствие. Это чувство вполне законно, если управление
государственными крестьянами останется в настоящем виде и при настоящих
принципах. Но оно не может не измениться, как скоро освобождение
крестьян совершится правильно.
Уничтожение различных ведомств и устройство общего управления
для сельского населения требуется всеми; такое преобразование —
естественное следствие освобождения крестьян, но его нельзя совершить
внезапно. Неужели же рада его отлагать самое освобождение? Или разве
лучше сочинять новые присутственные места и инстанции для
переходного времени? Такого рода полумеры весьма с руки бюрократизму; в них
его вернейшая гарантия: производя общую путаницу, распложая
переписку, они упрочивают ему продолжительное процветание. Напротив
того, коренные преобразования совершатся тем легче и скорее, чем будут
общее.,
Итак, подведомственность освобожденных крестьян ведомству
государственных имуществ имеет в наших глазах три больших выгоды:
1) представляет возможность немедленного освобождения; 2)
отстраняет учреждение новых инстанций; 3) облегчает коренную реформу в
управлении сельским населением.
Сравнение освобождаемых крестьян с государственными в платеже
повинностей удобно на практике и справедливо в теории. Всякое
различие между теми и другими в правах и обязанностях должно быть
уничтожено.
Отвергнув это начало, придется или удержать преяшие оброки, или
установлять не менее произвольные нормы; и то и другое гораздо
обременительнее для крестьян. Оброки, не говоря о злоупотреблениях, весьма
часто доходят до 30 руб. сер. с тягла, за среднюю цифру можно принять

32
H. A. Серно-Соловъевич
22 или 23 руб. сер., не считая множество мелких повинностей, которых
сойдет, по меньшей мере, рубля на три в год*; это составит от 12—
10 руб. сер. с души. Хозяйственное отделение Редакционных комиссий
определило высшими нормами оброков в нечерноземных местностях 9 и
10 руб., а в черноземельных 8 руб. с души. Но ко всем этим суммам для
правильности расчета следует прибавить платимую крестьянами
подушную подать по 95 коп. с души. Наш же расчет основан на душевой
повинности в 7 руб. сер.
Само собой разумеется, мы не считаем казенную повинность по
7 руб. с души удовлетворительною. Эта цифра слишком высока, мы
приняли ее только как средство решить вопрос, так как она все же
значительно уменьшает прежние платежи крестьян. Изменение податной
системы непременно будет одним из многочисленных следствий отмены
крепостного права.
6. Назначением цифры пособия дворянство более всего
заинтересовано в крестьянском вопросе. Коль скоро оно получит уверенность, что
материальные интересы не пострадают, никаким возражениям не будет
места. Положения меньшинств губернских комитетов (a m Тверском —
большинства) доказали, что часть дворянства не только понимает
требования времени, но и вполне способно удовлетворить им. Крепостное право
осуждено всеми без исключения комитетами. Это дает возможность
утверждать, что оппозиция дворянства исчезнет, если оно успокоится
относительно своих интересов.
Финансовая комиссия признает невозможным назначение общей
выкупной суммы для целой России; оспоривать это мнение трудно. Но выше
мы доказали, и Финансовая комиссия, конечно, согласится с нами, что
нет никаких данных для верного определения потерь помещиков, или
оценки крестьянских земель и труда, что все без исключения способы
оценки дадут результаты более или менее произвольные. В таком
положении остается избрать способ, представляющий наименее затруднений,
требующий менее времени и наиболее гарантирующий интересы
дворянства. Все эти условия выполняются предоставлением самому дворянству
представить правительству соображения и данные о цифре пособия. Для
этого сзываются единовременно во всей России чрезвычайные губернские
или уездные собрания. Меньшинства и начальники губерний получают
право представить отдельные соображения. Каждому собранию
разрешается определить одну общую цифру по губернии или уезду или
подразделить их на несколько местностей, тщательно обозначенных; принять
за норму число душ или количество десятин крестьянской земли, или же
* Также результаты представляет, например, Калужская губерния, в которой
5/э крепостного поселения на оброке.

Проект действительного освобождения крестьян
33
обе данные; указать на имения, владельцы которых, по особым
уважениям, имеют право на высший размер пособия.
Подробности эти, кажется, заставляют отдать предпочтение уездным
собраниям. Сильной несправедливости в определениях дворянских
собраний нельзя ожидать при настоящем настроении умов и общем желании
покончить с крестьянским вопросом. Предполагать, что все до одного
собрания окажутся недобросовестными,— невозможно. Мы далеко не
принадлежим к числу горячих поклонников нашего сословия, но тем не
менее, станем утверждать, что его действия при обсуждении
крестьянского вопроса не заслуживают безусловного укора. Приступая к выбору
членов в губернские комитеты, дворянство не получило от правительства
никаких гарантий. Надо было составлять проекты на основаниях, заранее
указанных; но в чем настоящее их назначение? будут ли они утверждены
целиком или с изменениями, послужат ли только материалами для
общего положения, или же просто составляются для проформы — никто не
знал, начиная с правительства. А обсуждению подвергался вопрос,
считаемый большинством дворянства жизненным для себя. При такой
обстановке следовало ожидать в губернских комитетах исключительно
«крепостников». Между тем, почти в каждом комитете образовалось передовое
меньшинство. Можно назвать имена, делающие большую честь избирателям.
Соображая все это, можно рассчитывать, что присутствие
меньшинства и значение, приобретаемое с каждым днем общественным мнением,
воздержат дворянство от несправедливости и побудят его быть
умеренным. Сословное самолюбие достаточно сильно в нем; каждое отдельное
уездное или губернское собрание, не зная приговоров других, видя в
собственной среде меньшинство, имея в виду правительственный контроль,
посовестится осрамить себя перед целой Россией чрезмерными
притязаниями. Нам случилось видеть пример определения выкупной суммы, и
потому мы по опыту26 знаем, до какой степени сильно действует эта слабая
струна. Надо только, чтоб правительство удостоверило, что
добросовестные отзывы будут приняты в уважение.
Если бы, несмотря на все это, требования оказались неумеренными,
правительство всегда имеет возможность определить свои условия,
основываясь на отзывах губернаторов, сведениях о продажных ценах имений и
постановлениях о залоге; но тогда на его стороне будет огромный перевес
и поддержка общественного мнения.
Наконец, надо иметь в виду, что в уплате пособия будут участвовать
не одни крестьяне, но все выигрывающие при отмене крепостного права,
следственно и дворяне. При изменении податной системы, оценка самим
дворянством отходящей части имений послужит основанием для
обложения повинностями земель, остающихся в его владении.
Таким образом, несправедливость дворянства падет на него же
значительною тягостью.
3 Н. А. Серно-Соловьевич

34
IL A. Серно-Соловъевич
7. Посылка в губернии уполномоченных даст прекрасные результаты
при хорошей обстановке этой меры и выборе достойных людей. С одной
стороны, могут быть отстранены частные несправедливости гуртовой
оценки; с другой, Россия приобретет многих деятелей знакомых с бытом
и нуждами народа. Это необыкновенно важное условие для страны,
готовящейся к коронным преобразованиям.
Затруднения в приискании лиц не будет, если только не поставят
первым условием необходимости иметь известный чин, не станут стеснять
посылаемых бюрократическими формальностями и дадут им
самостоятельное положение. При таких условиях, без сомнения, предложат свое
содействие многие из членов Редакционных комиссий и губернских
комитетов, близко знакомых с крестьянским вопросом и сроднившихся с
самостоятельною деятельностью. Множество образованных молодых людей,
окончивших курс в университетах, лицеях, жаждущих деятельности,
осуждены организацией) нашей администрации прозябать в канцеляриях
и департаментах, ничего не делать, числясь по министерств'ам, или
пропадать в глуши губернских присутственных мест; они сочтут за счастье
подобный случай узнать Россию, применить к делу способности и
образование; наконец, еще большее число достойных людей не служащих,
потому что государственная служба становится более и более
невозможною для человека независимых убеждений и твердых правил,— не
откажутся быть полезными в таком деле. Надо только, чтоб исполнение
подобных поручений было делом не служебной обязанности, а собственного
побуждения. Это достигается весьма .легко следующим образом.
Министерство внутренних дел приглашает чрез столичные и губернские
ведомости как служащих (своего и других ведомств), так и неслужащих
оказать содействие ib собрании сведений о положении помещичьих имений,
потребностях крестьян и вообще внутреннем состоянии России, объясняя
при этом свои требования и условия. Желающие обращаются в
С.-Петербурге к лицу, назначенному министром внутренних дел, в губернии —
к губернатору, избирают для исследования губернию и получают
инструкцию. По приезде на место условливаются с губернатором о местности и
состоят в непосредственном сношении с ним и с высшим чиновником
Министерства внутренних дел, заведующим этим делом. Инструкция
должна быть составлена сколь возможно широко. Результатами
исследований может быть не только собрание подробных статистических сведений
(которые послужат драгоценными данными для всех последующих
реформ), но и составление предположений об улучшениях по всем частям
управления.
По открытии губернских комиссий лица, сбиравшие сведения, входят в
их состав; им поручается в особенности защита крестьянских интересов.
8. Финансовая операция освобождения крестьян должна иметь
решительное влияние на всю нашу кредитную систему; следственно, правиль-

Проект действительного освобождения крестьян
35
ное осуществление ее — вопрос жизненной важности для России; в нем
непосредственно 'заинтересованы лица всех состояний.
Громадное влияние кредита в обществе слишком общеизвестно, чтоб
настаивать на его значении. В настоящем случае к нам -вполне
применимы знаменательные слова одного из «знаменитейших государственных
людей Англии — Роберта Пиля при (внесении в парламент билля о
банковой реформе:
«Нет ни одного договора общественного или частного, ни одного
обязательства народного 'Или личного, ни одного коммерческого предприятия,
ни одного домашнего дела, которых бы не коснулась предстоящая
реформа; влияние ее равно отразится на (заработной плате и спекуляциях
громадных размеров, на государственном долге, сумме народных издержек и
удовлетворении самым скромным потребностям жизни»!27.
Эти слова могут быть теперь применены к нам.
Настоящее положение дел в России как нелызя более
благоприятствует правильной организации кредита. Как ни смело покажется это
предположение, оно справедливо. Существовавшая кредитная система
устарела, признана и общественным мнением и правительством
несоответствующею общественным потребностям и разрушается до основания.
Государственные банки ликвидируются, частных не существует;
вексельный устав изменяется, поземельный кредит преобразовывается; монетная
система исправляется, циркуляционная в анархическом состоянии28.
Следственно, существующий порядок не может служить препятствием к
преобразованиям; правительство совершенно свободно в выборе начал для
нового. Это весьма важное преимущество. Существующий порядок самый
сильный враг реформ. Интересы, им покровительствуемые, противостоят
всяким новым мерам; пренебречь ими не решается ни одно правительство,
да и не всегда имеет право на то; отсюда необходимость паллиативных
средств, полумер.
Русское правительство находится в положении, почти беспримерном,
Защитников старой кредитной системы у нас не может быть; она для всех
невыгодна; общее сочувствие будет поддерживать всякую меру,
основанную на верных началах. Таким образом, представляется возможность
рядом с решением поземельного вопроса дать правильную организацию
кредиту. Полумеры оказываются не только излишними, но вредными; чем
глубже и радикальнее реформы, тем блистательнее должны быть их
результаты.
Потому простое подражание 'учреждениям других стран не будет
соответствовать ни потребностям, ни ожиданиям России. Организация кре
дита в Европе, бесспорно, превосходнее нашей, но она имеет много
недостатков, почти всюду усилия правительства и передовых людей
направлены к изменению ее.
3*

36
H. A. Серно-Соловъевич
Это убеждает, что мы" должны быть крайне 'осмотрительны в
подражании; ©веденное 'сегодня с большими пожертвованиями, придется
отменять завтра по примеру той самой страны, которую взяли ^а образец.
А с другой стороны, естественные ресурсы России так громадны, что их
с избыткам хватит на осуществление самых отважных предположений.
Отсюда рождается 'мысль, что нам надо или создать свое, или же
пытаться осуществить предположения (великих мыслителей, не приводимые
доселе ib исполнение только вследствие их смелости.
К числу таких великих писателей, по части кредита, без сомнения
принадлежит граф Август Цешковский. Его книга: «Du credit el de la
circulation» 29 полна глубоких философскинпрактических взглядов, требующих
тщательного изучения. Осуществление его проекта было бы благодеянием
для ютраны, и 'мне кажется, что оно отчасти .возможно при решении
крестьянского вопроса. Понятно, что усовершенствование кредитной системы
ее может быть делом мгновенным: оно требует времени, изучения
местных условий, близкого 'знакомства с положением всех отраслей
действующей системы, обширных соображений. Но тем не менее, громадная
финансовая операция, разрешающая крестьянский вопрос, сразу дает
богатые материалы |для устройства системы банков, развития поземельного
кредита, изменения циркуляционной системы и т. п. Мы старались
применить основную мысль графа Цешковского — мобилизацию
государственных имуществ выпуском процентных ценностей, лучших посредников
обращения,— к крестьянскому вопросу, имея в виду, < по возможности,
упростить операцию и воспользоваться существующими учреждениями.
Без всякого сомнения, против наших предположений можно сделать
множество (возражений; но, насколько мы понимаем дело, основания верны;
подробности осуществления их могут быть исправлены.
Вся операция должна сосредоточиться в центральном государственном
банке; он выпускает облигации, ведет все расчеты с государственным
казначейством, распоряжается заграничным займом, распределяет
выкупную сумму между губернскими банками, ликвидирует долги помещиков
кредитным установлениям, служит центром всех последующих действий
по операции. Органами его служат губернские банки, учреждения
самостоятельные, но состоящие с ним в тесной связи. Они будут или
государственные, преобразованные из контор коммерческого банка и приказов
общественного призрения, частные или, еще лучше, общественные,
учреждение которых должно быть повсеместно дозволено.
Собственно для производства расчетов с помещиками в каждой
губернии учреждается временная комиссия из названных в проекте лиц;
делопроизводством в комиссии 'занимаются служащие в банке и
чиновники присутственных: мест но назначению губернатора. На содержание
комиссии определяется известный процент с приходящейся на губернию
суммы пособия.

Титульный лист издания «Голоса из России», где была напечатана статья
Серно-Соловьевича «Проект действительного освобождения крестьян»

J>8
H. А. Серно-Соловъевич
Комиссии закрываются по окончании расчетов со всеми помещиками
и передают все расчеты губернским банкам, которые сводят
окончательные счеты и представляют их центральному банку. Затем начинаются
их правильные операции.
9. Выдача пособия невозможна пи исключительно облигациями, ни
одними наличными деньгами.
Помещикам прежде всего нужен оборотный капитал для покупки
машин, найма рабочих, различных хозяйственных улучшений. Имея в
руках одни облигации, доверие к которым установится не прежде
известного времени, они должны будут обратить их немедленно оз продажу, но
в местностях, отдаленных от торговых центров, едва ли могут встретиться
на первых порах покупщики; таким образом вся операция поколеблется
в самом начале. Сверх того, в настоящую минуту наш денежный рынок
более всего нуждается в ввонкой монете,— прилив массы одних бумажных
ценностей неминуемо произведет общее смятение, при котором прежде
всего пострадают владельцы облигаций. Для выдачи всего пособия
наличными деньгами, пришлось бы прибегнуть, независимо от внешнего займа,
ко внутреннему. Эта операция неосуществима по своей громадности. Все
обращающиеся в государстве денежные >знаки не представляют суммы,
требующейся для пособия. О выпуске новых кредитных билетов не может
быть и речи; (заграничный 'заем, падающий на государство страшным
бременем, неосуществим далее известных пределов, которые пришлось
бы переступить в настоящем случае. Наконец, после всех жертв,
принесенных государством, помещики, получившие наличные деньги, были бы
больше всех затруднены помещением их.
Затем, самою рациональною мерою оказывается выдача пособий
облигациями при известном проценте наличных денег. Этим не только
отстраняются все затруднения, но и кладется основание реформы
циркуляционной системы. Наличные деньги послужат для удовлетворения первым
необходимым потребностям, в это время облигации будут
производительным капиталом, принося проценты. Появление на рынке монеты (успокоит
умы, а первая исправная уплата процентов по облигациям, прием их по
казенным платежам и постепенное появление в обращении скоро упрочат
доверие к ним.
Ближайшее определение пропорции между наличными деньгами и
облигациями зависит от государственных соображений и большей или
меньшей легкости (заключения заграничного займа.
ilO. Монета получается 'заграничным займом. На вопрос, возможен ли
он, мы ответим: он необходим. Необходим как для освобождения
крестьян, так и для восстановления доверия к кредитным билетам.
Автор весьма дельной брошюры «Beitrag zur russischen Finanzlage» 30
высказал практическое верное мнение о нашем денежном рынке; он
доказывает, что критическое положение его обусловливается не столько

Проект действительного освобождения крестьян 39
излишеством бумажных знаков, сколько отсутствием монеты; как скоро
правительство будет в состоянии открыть на некоторое время размен,
требования на него прекратятся, а затем возвратится доверие к кредитным
билетам. .
Экономисты нагни точно так те признают необходимость приобретения
монеты. Они считают ее 'даже до такой степени настоятельной, что не
отступают перед самыми тяжкими пожертвованиями, советуя, например,
продажу Николаевской железной дороги иностранным банкирам с
уступкой нескольких десятков миллионов против ее стоимости31.
За (границей не умолкают слухи о намерении русского правительства
заключить заем; газеты говорят даже о посылке с этой целью агентов в
Лондон и Париж *.
Следственно, со всех сторон высказывается мнение о необходимости
займа. Но заключение его при нашем финансовом положении требует
больших пожертвований. Новый fiasco был бы смертельным ударом
заграничным торговым сношениям.
Отсюда естественный вывод, что если заем необходим и невозможен
без пожертвований, то следует направить все усилия к извлечению из этих
пожертвований наибольших выгод. Вместо того, чтоб занимать для
обмена .кредитных билетов, следует (занять для освобождения крестьян. Вся
разница состоит в количестве 'займа, то есть в больших жертвах; но »зато
первая операция есть временная мера, польза которой имеет характер
скорее отрицательный, чем положительный, тогда как вторая, обнимая
первую, вместе с тем дает громадное развитие государственным ресурсам.
При таких условиях выбор не затруднителен.
Определение количества (займа зависит от ближайших
правительственных соображений. Мы приняли в своем расчете 150 млн. руб. сер., имея
в виду, что эта сумма должна удовлетворить двум требованиям: а)
предварительному размену кредитных билетов, необходимому для
восстановления к ним доверия, и на что —сколько мы слыхали от наших
экономистов— требуется от 90—100 млн. и б) уплате части пособия звонкой
монетой, в пропорции к кредитным билетам как 1 : 2; эта пропорция
невелика, потому что размененные кредитные билеты будут не
уничтожены, а опять пущены в обращение.
Подписку на заем следует открыть не только на главнейших
европейских рынках, но и в Соединенных Штатах Северной Америки. Европа еще
ни разу не обращалась за «займами к американскому рынку, а между тем
он изобилует капиталами и в особенности звонкой монетой. Причина
этому, как мне объясняли экономисты, дороговизна американских капи-
* Телеграфические депеши извещают о займе в Лондоне 8 млн. ф. ст. Это опять
полумера. Эти деньги исчезнут в несколько месяцев, и финансы не исправятся, а
государству большая тяжесть.

40
H. A. Серно-Соловъевич
талов; в сущности, легко мЪжет быть, что и рутина играет тут не малую
роль. Во 'всяком случае, »принужденные принять невыгодные условия и
платить дорого за капитал, мы можем рассчитывать на вероятность
успеха, обращаясь к Америке.
Цель займа найдет в Северных Штатах более сочувствия, чем где бы
то ни было в Европе, это условие чрезвычайно важно. Антагонизм
свободных и невольнических штатов принимает более и более страстный
характер; теперь предстоит упорная борьба еа президентство;
обстоятельства эти должны благоприятствовать займу для 'освобождения крестьян.
Взаимные отношения наши к Соединенным Штатам совершенно иные,
как к Европе. Те же причины, которые 'заставляют Европу бояться и
ненавидеть нас, должны укрепить нашу связь с Соединенными Штатами;
они и Россия представляют новые начала общественного быта, радикально
противоположные римско-феодальным началам европейских (государств;
им и России принадлежит будущее. Американцы всегда были хорошо
расположены к России, и наша истинная политика состоит в упрочении
дружеских сношений с ними. Развитие Амурского края заставляет нас
дорожить дружбою Америки, а китайские и японские дела легко могут
поставить нас с американцами в один лагерь, а в другой — Францию и
Англию.
Если бы наше правительство решилось следовать этой политике, оно
имеет в руках средство расположить к нам Соединенные Штаты и вместе
с тем поправить финансы: это не что иное, как уступка Соединенным
Штатам наших американских владений.
Владения эти, находясь в монопольном пользовании Северо-Американ-
ской компании, не приносят государству ровно никакой пользы. Да и сама
компания ведет дела рутинным образом: по крайней мере это
свидетельствует дивиденд, выдаваемый акционерам в течение бесчисленного
множества лет в одинаковом размере. Из американских владений важно было
удержать только колонию Росс в Калифорнии: но она то и была отчуж-
дена; затем, ни в политическом, ни в экономическом отношении они не
имеют, да и не могут никогда иметь для России никакого значения. Для
Американских же Штатов они важны потому, что могут образовать новую
территорию, усиливающую влияние противоневольничьих штатов. Судя
по распространению Штатов, можно предсказать, что наши владения рано
или поздно будут принадлежать им. Лучше же добровольным действием
приобрести себе друзей, чем быть вынужденным уступить силе
обстоятельств 32.
Процент 'займа назначен 6 на 100 в том предположении, что ав
настоящее время едва ли можно получить дешевле значительную массу
капиталов. Так как все подобные расчеты, делаемые частным человеком, не
могут быть совершенно точны, мы предпочли брать за основание их
самые невыгодные условия. Одно правительство может определить в точ-

Проект действительного освобождения крестьян
41
ности условия еайма. Мы стоим только на том, что а) в настоящем случае
не следует отступать ни перед какими жертвами и, б) решась заключить
заем, надо обставить его так, чтоб не потерпеть неудачи.
Можно ли достать капиталы дешевле, докажется лучше всего
конкуренцией) подписчиков. Такой способ был употреблен с отличным успехом
в конце прошлого года английским правительством: при заключении
последнего индийского займа33.
Посредниками по заключению (займа, уплате процентов и погашения,
без сомнения, согласятся быть значительнейшие банкиры, а может быть
и банки. Все расчеты с ними будет вести центральный банк. Назначение
срока взносам подписной суммы «зависит от времени осуществления других
мер для освобождения. Разумеется, он должен быть по возможности
краткий, принимая в соображение время, необходимое для доставки сумм из
мест подписки в Россию, обмена частию их кредитных билетов и рассылки
в губернии. На обмен кредитных билетов может быть употреблено до
2/з суммы займа.
Обязательство уплаты процентов золотом особенно тяжело, но оно
исполнимо при отстранении стеснительных узаконений, против которых
беспрестанно слышатся жалобы золотопромышленников.
Предварительно заключению займа необходимо объяснить за границей
назначение его и принципы последующей политики; без этого
морального обязательства не может быть полного доверия.
11. Если бы в нашем обществе выразилась сильная оппозиция
решению крестьянского вопроса выпуском громадного количества облигаций,
это было бы весьма естественно. Слабое развитие финансовых знаний
и пагубные результаты неумеренного выпуска бумажных знаков легко
могли вывести нас на ложную дорогу, но и тогда правительству, в
котором предполагается большая финансовая опытность, чем в публике,
следовало бы остаться верным правильным началам и, вопреки оппозиции,
решить крестьянский вопрос посредством финансовой операции.
Такое теоретическое рассуждение вправе был сделать три года тому
назад всякий знакомый с финансового наукою.
На деле произошло совершенно противное. Не правительство
возбудило вопрос о выкупе, а общество. Глубокий здравый смысл и
понимание восполнили в нем недостаток опытности; оно быстро сообразило
разницу между кредитными билетами и процентными бумагами, поняло,
что опасности, неразлучные с неумеренным выпуском первых, отнюдь не
составляют принадлежности вторых. Губернские комитеты и литература
разработали выкупной вопрос, общественное мнение стало требовать
осуществления его. Оппозиция встретилась со стороны правительства.
Не служит ли этот факт, как и множество других, обозначившихся в
последнее время, блистательным доказательством богатых элементов,
чудных задатков, для широкого проявления которых русскому народу нужен

42
В. А. Серно-Соловъевич
только простор? Выпуск государственных процентных облигаций не
только не представляет опасности нашим финансам, но, напротив, даст
возможность приступить к исправлению системы обращения кредитных
билетов.
Такие облигации, обеспеченные государственными недвижимыми иму-
ществами, представляя капитализацию 'известной части государственных
доходов и принося проценты, будут одновременно действительными
капиталами и превосходными денежными представителями. Представляя
ценности и 'сами обеспеченные ценностями, они соединяют в 'себе
разнородные свойства монеты и бумажек, служат -и знаками, и залогом.
Принося проценты, они составляют не мнимый, а действительный капитал.
Таким образом в них 'сосредоточиваются в'се условия, требуемые и
теорией и практикой от денег и которым не удовлетворяют вполне ни
монета, ни бумажки. Этот двойной характер облигаций делает обладание
ими равно выгодным при всяких колебаниях денежного рынка. При
излишестве денег они будут играть роль неподвижных капиталов, покоясь
и доставляя верный доход; при недостатке денег будут в обращении,
отправляя их обязанность. Но как в том, так и в другом случае будут
каждый день доставлять прибыль.
Эти (драгоценные свойства облигаций не замедлят приобрести им
расположение публики и заставят предпочитать их прочим видам денег.
Как скоро это предпочтение станет явно обнаруживаться, можно будет
приступить к постепенной замене кредитных билетов такими процентными
бумагами и к применению, посредством их, кредита к поземельной
собственности, промышленности и торговле, а быть может, впоследствии и к
труду. А как у нас вся масса населения будет владеть землею, то весь
народ воспользуется благодеяниями кредита.
Успешное обращение облигаций не подлежит сомнению. Это
доказывается лучше всего примером серий — самых любимых публикою знаков;
премия на них возрастает и при падении кредитных бумаг, и при
понижении курса монеты, а между тем серии не-имеют столь сильных
гарантий как предполагаемые облигации34.
Назначение процента, приносимого этими ценностями,— вопрос
первостепенной важности. Значение его особенно усиливается, если иметь в
виду де только настоящую операцию, но и дальнейшее преобразование
финансовой системы.
Возвышение процента налагает тяжелые издержки на народ не только
в настоящем, но и в будущем; насильственно возвышает процент по всем
денежным операциям в государстве; может произвести внезапное
перемещение капиталов и, следственно, потрясти промышленность и торговлю;
открывает поле биржевой игре.
Понижение его далее известных границ отзовется понижением курса
облигаций, что может подорвать в самом начале доверие к ним.

Проект действительного освобождения крестьян 43
Определение этих границ требует самых тщательных теоретических
и. практических соображений.
Нельзя не сознаться, что в этом отношении наше положение весьма
невыгодно. На бирже обращается значительное количество бумаг,
пользующихся правительственною гарантией) 5% на '100; само правительство
только что совершило большую 'операцию, основанием которой служит тот
же процент. Но он слишком высок, чтоб можно было согласиться
признать его нормальным.
Мы приняли нормою для облигаций 3,65 на 100. С первого взгляда
гакая разница между процентами по внешнему займу и облигациям может
показаться величайшей несообразностью. Между тем она легко
объясняется различными свойствами этих двух операций — заключения
внешнего займа и выпуска облигаций. Занимая за границей, государство
получает деньги; выпуская внутренние облигации, оно само платит. В
первом случае при затруднительных финансовых обстоятельствах приходится
или возвышать процент, или понижать курс, то есть считать 90—80 за
100; 1во втором, наоборот, возвышению процента соответствует
увеличение платимой суммы.
В настоящем случае выгоднее решиться на возвышение процента при
'»ажме, так как он должен быть совершен на большую сумму; и напротив
того, при выпуске облигаций увеличить размер платежа и тем уменьшить
процент.
Если бы при обеих операциях (держаться одинакой системы, то
разница в процентах была бы не столь велика; что она неизбежна в пользу
займа, этого, конечно, никто не станет оспоривать.
Остается доказать возможность процента 3,65 на 100.
4) Если облигации не упадут в цене, для каждого помещика
выгоднее уменьшение приносимого ими процента при соразмерном увеличении
капитальной суммы пособия. Получая тот же доход, он будет владеть
гораздо большим капиталом; следственно, для того, кто удержит
облигации, уменьшение процента при увеличении суммы не принесет никакой
потери, тот же, кто предпочтет дать им другое назначение, очевидно,
выиграет. Имея это в виду, мы остановились на следующем расчете:
в предположениях о выкупе со стороны правительства и в литературе
высказывалось мнение о назначении выкупной суммы не свыше 100 руб.
сер. на душу; меньшинства дворянских комитетов возвышали ее до 120;
процент обыкновенно назначался 5 на 100; приняв среднюю цифру
НО руб., доход помещиков составил бы 5 руб. 50 коп. с души. Мы
возвысили сумму пособия со 110 на 150 руб. и уменьшили процент с 5% до
3,65%,— доход остается почти тот же, именно 5 руб. 47 коп. с души, но
владелец 100 душ, вместо ill 000 руб. получит 15 000 руб. сер. Против
этого можно возразить, что при высшем проценте курс облигаций
может подняться Но это а) входит уже в область биржевой игры, которая,

44
H. A. Сернэ-Соловъевич
поставляя иногда нежданные и незаслуженные выгоды, в конечном
результате всегда приносит барыши более искусным игрокам в ущерб публике,
и б) самое предложение о возвышении курса доказывает необходимость
понижения процента; (возвышение курса свидетельствует, что процент
может быть ниже: а в настоящем случае правительство обязано найти
возмооюно низкий процент, помня, что выигрыш предстоит немногим,
а платить будет весь народ.
2) Когда банки платили по 4%, прилив капиталов был так велик, что
правительство нашлось вынужденным понизить его до 3%; несмотря на
слабость этого процента, не все капиталы были взяты из банков.
Fiacso непрерывно^доходпых билетов вовсе не служит доказательством,
что 4% считается уже недостаточным процентом; неуспех должен быть
приписан, главнейше, свойствам непрерывно-доходных билетов,
неискренности, с которой было объявлено об этой операции, и вообще отсутствию
доверия. В доказательство сошлемся опять на серии: в то самое время
как никто не отозвался поместить свои деньги по 4% в
непрерывно-доходные билеты, серии, приносящие 4,32%, почти исчезли из обращения и
покупались охотно с нремиею 7, 8 и даже 11 месяцев; премия эта мало
понизилась даже после объявления о выпуске 5% билетов.
3) Процент 3,65 на 100 чрезвычайно удобен для обращения купонов
отдельно от облигаций. Каждые 100 руб. приносят 1 коп. в день;
облигации, выпущенные на суммы 50, 100, 500 и 1000 руб., будут приносить
72, 1, 5, 10 коп. сер, в день;, при таком легком счете купоны скоро получат
ход даже в деревнях и чрезвычайно облегчат мелкие счеты, заменяя
собою деньги *. Значительная часть купонов будет, вероятно, поступать в
казну в уплату податей, чем операция чрезвычайно упростится.
Выгода обращения купонов доказывается примером гарантированных
правительством акций и облигаций Главного общества железных дорог.
Премия на купоны их, доходящая до 7 и 8%, не зависит от курса самих
ценностей. Купоны эти имеют, правда, на своей стороне преимущество
заграничного обращения, но 'зато они неизвестны внутри государства.
Одно другого стоит.
4) Конкуренция других ценностей, приносящих высший процент,
недостаточно сильна, чтоб повлиять на курс облигаций. Между ними не
может быть столкновений, так как первые обращаются почти
исключительно в Петербурге, Москве и немногих других пунктах, вторые же будут
иметь ход преимущественно в губерниях.
Для того, чтобы прочнее оградить облигации от влияния ажиотажа
и внушить доверие лицам, вообще мало привычным к финансовым опе-
* Это соображение, точно так же как и о преимуществе процентных бумаг над
прочими денежными представителями, заимствовано нами из названного выше
превосходного сочинения графа Цешковского «Du credit et de la circulation».

Проект действительного освобождения крестьян
45
рациям, правительство прежде всего должно само выразить полное
доверие к этим ценностям. Для этого оно будет принимать их по номинальной
доне, рубль за рубль в залоги по подрядам, в уплату податей и платежи
при продаже государственных имуществ. Но могут быть частные случаи,
когда владельцы облигаций, нуждаясь в деньгах, не найдут возможности
сбыть их или принуждены будут продать с большим убытком. Двух-трех
подобных случаев достаточно, чтоб встревожить несколько смежных
губерний,.
Для предотвращения этого губернские банки должны принимать
облигации к учету и выдавать под них краткосрочные ссуды. Чтоб не
поставить банков в затруднение от многочисленных требований, можно
распространить на них право, предоставленное сохранным казнам, выдавать
деньги предъявителям облигаций по прошествии известного срока; таким
образом, банки могут оказывать один другому взаимную помощь.
Учетный процент определяется банками, смотря по обстоятельствам.
Облигации, принятые к учету, банки могут, в свою очередь,
обменивать на деньги; на это может быть значительное требование от лиц,
капиталы которых, быстро обращаясь, возвращаются на короткие сроки, в
особенности же тех, которые должны постоянно иметь в наличности
известные суммы. Из этого видно, что банк не может быть никогда затруднен
учетом облигаций, потому что все находящиеся у него налицо будут
немедленно обмениваемы если не частными лицами, то присутственными
местами.
Впоследствии, когда облигации укоренятся в обращении, банкам,
вероятно, придется выдавать их в ссуду под другие ценности. Тогда
наступит время постепенной замены ими других денежных знаков. Самым
естественным следствием выпуска облигаций и учреждения банков будет
сильное развитие общественной деятельности внутри России. Настоящий
застой должен быть приписан по крайней мере настолько же отсутствию
капиталов, насколько недостатку предприимчивости. Выпуск облигаций
создает громадные капиталы или, правильнее сказать, даст движение
части гигантского мертвого капитала, заключающегося в займе.
Предприимчивость явится вместе € капиталами: один шаг будет вызывать
другой.
Облигации выпускаются центральным государственным банком. На
каждой должны быть обозначены: 'сумма, год и название губернии;
последнее необходимо для нумерации, погашения и облегчения расчетов банков;
в каждой губернии нумерация начинается с № 1; облигации различного
достоинства отличаются по цвету; цвета одинаковы во всей империи; на
купонах, кроме названия губернии, номера и года, означаются месяцы и
количество процентов. Эти подробности, нам кажется, имеют свое
практическое значение. Сроки уплаты процентов п погашения облигаций
тиражом применяются к поступлению податей. Потребные суммы, опреде-

46
H. A. Серно-Соловъевич
ленные каждый год бюджетом, банки получают из казенных палат или
уездных казначейств.
Действия центрального и губернских банков, будут ли последние
государственные, акционерные, частные или общественные, должны
сопровождаться полною гласностью. Состояние их публикуется каждую неделю.
Права и обязанности банков, состав управления и порядок отчетности
определяются по ближайшему усмотрению правительства; но во всяком
случае необходимо предоставить сословиям участие в управлении делами
банков, если они будут государственные. Никакие исключительные
правления и монополии не должны быть предоставляемы.
12. По определении правительством размера пособия центральный
банк делает примерный расчет сумм, приходящихся на каждую губернию
и затем приступает к ликвидации долгов помещиков кредитным
установлениям; долги уплачиваются облигациями; остальные суммы
препровождаются губернским банкам. Если окажутся недочеты, приказы
общественного призрения могут ссудить банки суммами, полученными в уплату
долгов.
Ликвидация долгов необходима для изменения системы поземельного
кредита. Суммы, полученные (кредитными установлениями уплатою дол
гов, послужат фондами для организации (кредита, сперва поземельного,
а потом промышленного и торгового. Для исследования местных условий,
введения ипотечных книг, тщательного 'обсуждения проектов — одним
словом, правильной организации кредита — будет достаточно времени,
так как помещики, располагая значительными капиталами, долго не
будут нуждаться в 'залоге имений. Для немедленного пособия крестьянским
общинам, которым необходимы денежные средства в первое же время
по освобождении, можно разрешить губернским банкам (если они будут
преобразованы из приказов) выдачу общинам краткосрочных ссуд в
ограниченных размерах.
13. Развод крестьян с помещиками и выдачи последним
причитающихся сумм не представят затруднений и займут немного времени при
содействии самого сильного рычага — собственного интереса. А прямой интерес-
каждого помещика — покончить как можно скорее со старым положением
и получить средства для нового хозяйственного устройства.
Правительство, приготовясь к финансовой операции и объявив о соз-
вании чрезвычайных дворянских собраний для назначения суммы
пособий, в то же время приглашает помещиков к составлению уставных
грамот. К открытию (комиссий многие успеют составить грамоты. Остальным
назначится обязательный срок от 3 до 6 месяцев со дня открытия
комиссии, смотря по количеству имений в губернии. Принимая в
соображение время, прошедшее уже со дня возбуждения крестьянского вопроса,
мера эта не может быть названа стеснительной, ни срок коротким.
Лица, находящиеся в отсутствии, имеют достаточно времени, чтобы вер-

Проект действительного освобождения крестьян
47
нуться или дать уполномочие. Признание общим правилом (сохранение
существующих наделов и усадеб (делает развод весьма несложным. Если
помещик согласится с крестьянами о переносе усадеб или о;бмене полей,
но это не успеет совершиться к сроку, то условие ©носится в грамоту,
а разверстка угодий производится впоследствии. Где грамоты не
составятся к сроку, там они составляются по окончании всех расчетов членами
комиссии на основании показаний самих крестьян.
Присутствие выборных от крестьян каждого имения при расчете и
требование согласия на принятие грамоты можно считать достаточным
ограждением их от притеснений. Кроме того, интересы их будут
охраняемы присутствием в комиссии »лиц, добровольно принявших на себя эту
обязанность, а такжо (депутата того ведомства, ib ведение которого они
поступят.
Вели крестьяне откажутся от принятия грамоты и предъявят в
комиссии спор против нее, то выдача помещику пособия приостанавливается,
а по окончании общего расчета комиссия посылает членов своих для
исследования и решения спора та месте; споры, могущие возникнуть по
освобождении крестьян за несоблюдение одною из сторон условий,
означенных в грамоте, решаются на основании ее гражданским или
административным порядком.
Грамоты составляются по установленной форме, отступления от
которой, однако, отнюдь не должны служить предлогом непринятия их
комиссией.
Публичность заседаний (комиссии будет служить лучшим
ручательством правильности ее действий.
14. Расход, требующийся «ежегодно на финансовую операцию,
исчисляется ежегодно центральным банком по сметам, составляемым
губернскими банками, и вносится в роспись государственных доходов.
Из цифр, входящих в мой расчет, уже объяснены основания
процентов по займу и облигациям и суммы пособия. Здесь остается только
сказать, что хотя исчисление сделано примерно, но во всяком случае средняя
цифра пособия не может превышать 150 руб. на душу. Эта цена в
большей части России считается хорошей при продаже имения в полном
составе. Даже большинства многих комитетов не простирали своих
требований выше этой цифры, и хотя они назначали высший процент, но не
следует забывать, что при определении выкупной суммы они должны
были иметь в виду возможность понижения ее правительством. Это
обстоятельство сильно влияло на расчеты.
Цифры крепостного населения и долгов помещиков кредитным
установлениям взяты из трудов: первая — хозяйственного отделения
редакционных комиссий, вторая — комиссии о земских банках.
Относительно погашения мы имели в виду возможно скорейшее
погашение тяжелого заграничного займа и, наоборот, медленное — облигаций.

48
H. A. Серно-Соловъевич
Последнее, как и 'вообще отнесение операции на счет общих
государственных доходов, встретит возражение со стороны тех, которые
представляют себе крестьян по уплате 'выкупной суммы собственниками, не
обязанными никакими платежами. Если б подобное предположение могло
осуществиться, мы не были бы его поборниками, считая его величайшей
несправедливостью относительно (других сословий, на которые падет вся
тяжесть налогов. Но юно даже и немыслимо. Вековой опыт доказывает —
а свидетельство его весьма важно <в настоящем случае,— что значительные
подати, однажды наложенные, не слагаются; устанавливаемые на время,
для специальных целей или чрезвычайных потребностей, они
обыкновенно обращаются в постоянные. Каждая страна представляет множество
подобных примеров; приведем несколько приходящих на память.
Существующий почти (во всех государствах Западной Европы налог, известный
под именем octroi*, лежащий на народе тяжелым бременем, возник
несколько веков тому назад и всегда был налагаем как временная мера для
покрытия чрезвычайных расходов города или коммуны; ©о Франции
взимание первого décime de guerre ** определено Наполеоном I для
покрытия чрезвычайных военных издержек; с тех нор он уплачивался до
Крымской 1войны, когда стали взимать (также »в виде специального налога для
издержек кампании) вместо одного две décimes; теперь 'второй décime
de guerre обращен на покрытие недочета в бюджете от изменения
тарифов, первый же сделался постоянным налогом. В Англии множество
существующих общественных повинностей были установлены в XIII и
XIV веке также как временные; income — tax *** также временный
налог; (в 1853 году канцлер казначейства Гладстон думал об отмене его —
тенперь он же (возвысил его до 10 пенсов с фунта стерлинга.
Соображая это, гораздо благоразумнее не рассчитывать, что крестьяне
через 37 или 50 лет будут освобождены от платежей, а позаботиться об
уменьшении их повинностей в настоящее время.
Имея в виду, что облигации могут сделаться у нас преобладающими
деньгами, мы, однако, думаем, что погашение, хотя ib самых
ограниченных размерах, необходимо до тех пор, пока с ними вполне свыкнутся.
В случае сильного требования можно разрешить центральному банку
заменять в известной пропорции погашенные облигации новыми.
Значительная сумм'а на издержки по операции назначена собственно
на первоначальные расходы; впоследствии банки будут содержать себя
собственными средствами.
* Городская ввозная пошлина (на продукты и некоторые товары): акциз
(франц.).— Ред.
** Военная десятина (франц.).—Ред.
*** Подоходный налог (англ.).—Ред.

Проект действительного освобождения крестьян
49
Подать с (крестьян по 7 руб. с души определена, применяясь к средним
платежам государственных крестьян; -в последнее время они увеличены,
следственно, если расчет не верен, то в действительности общая сумма
повинностей должна быть еще выше. Часть уплачиваемых
государственными крестьянами повинностей сбирается не в государственные доходы,
а на управление и разные хозяйственные потребности; но как суммы эти
не состоят в непосредственном распоряжении крестьян, то сбор их
составляет такую же тяжесть, как и казенные подати. Без сомнения,
освобождаемые крестьяне получат большую самостоятельность в
хозяйственном отношении; следственно, издержки их на внутреннее управление и
хозяйство будут гораздо умереннее.
Но тем не менее мы вполне понимаем и сами делаем своему расчету
упрек в обременении крестьян. Повторяем еще раз то, что уже сказано
выше: такой размер повинностей допущен единственно как временный,
необходимый для скорейшего решения крестьянского вопроса и в твердом
убеждении, что реформа податной системы должна следовать
непосредственно за крестьянской: тогда 7-рублевая подать понизится.
Настоящая податная система не выдерживает никакой критики.
Государственные доходы ничтожны в сравнении со средствами России, а
между тем народ изнемогает под бременем поборов.
Государственные доходы со слишком 60 млн. жителей простираются:
по Редену (в 1852 т.) и по Горну (в 1860 г.) свыше 275 млн. руб. сер.,
а по Гагемейстеру (рукоп. зап. 1857 г.) до 216 млн.; 'значит, по первому
исчислению около 4 руб. 60 коп., по второму — около 3 руб. 30 коп. с
человека 35. По Горну *, из 22 европейских и американских (государств
Россия, по средней доходности с человека, занимает семнадцатое место; ниже
ее (кроме Соединенных Штатов и Швейцарии, в которых государственная
деятельность заменяется в значительной степени общественною, а
следственно, доходы и расходы государственные несравненно меньше, чем в
монархических государствах) только Бразилия, Австрия и Турция. Но
того, что в действительности платит народ, нельзя исчислить даже
приблизительно. Земские и мирские сборы составляют огромные суммы;
приходящихся на долю помещиков, откупщиков и чиновников никто не
перечтет. В итоге оказывается, что тяжелый, бесконечный труд народа
доставляет ему полунищенское состояние, 'а государству — доходы,
недостаточные для удовлетворения его потребностей; львиная часть достается
крепостному праву, откупу и бюрократизму.
Эти три злейших врага России так тесно связаны между собой
круговою порукою, что падение первого непременно должно увлечь за собою
двух остальных.
* «Annuaire international du crédit public, pour 1в60». Paris, I860.
4 H. A. Серно-Соловьевич

50
H. A. Серпо-Соловъевич
VI
Целью нашего расчета было доказать, что разрешение крестьянского
вопроса финансового операцией) не поставит государственного
казначейства ни на одну .минуту в затруднение. Надеемся, что нам удалось
опровергнуть самое капитальное возражение противников освобождения: где
взять деньги?
Не недостаток денег главная помеха свободе русского народа, а
отсутствие энергии и решительности разорвать со старым порядком.
Веяв в основание расчета самую высшую сумму пособия, на 50%
превосходящую первоначальные предположения правительства *, и высший
процент заграничного займа, мы получили, на операцию в 1 575 млн.,
годовой дефицит в 1 млн.
Но и этот незначительный дефицит только кажущийся. В
действительности усиление производительности — естественное последствие
правильной отмены крепостного права — само собою увеличит доходы.
Другой ресурс — обращение ib продажу части государственных
незаселенных земель и оброчных статей.
Но здесь, во избежание всяких недоразумений, мы считаем
необходимым оговориться; мы разумеем продажу в частные руки угодий, не
находящихся в пользовании государственных крестьян, а отнюдь не продажу
последним их земель.
Нам известно существование подобного проекта, но, конечно, он
останется не более как проектом.
Здесь не место распространяться о предположении, для порицания
которого нельзя найти достаточно сильных слов; составители его обличили
в себе: или полное отсутствие всяких финансовых соображений или же
злейшее коварство.
Подать, платимая государственными крестьянами, не что иное, как
поземельный налог (impôt foncier) **. При настоящем направлении науки,
когда свобода торговли постепенно вводится во все государства, прямые
налоги очевидно вытесняют косвенные: из них (прямых) самый
правильный, самый обильный и неистощимый — поземельный. В России, по
отмене крепостного права и откупа, поземельный налог должен быть
важнейшею статьею государственных доходов. Продажа земель
государственным крестьянам, временно облегчая государственное казначейство, или
пресекает в будущем самую доходную статью, или, чего должно скорее
ожидать,— ибо государственные потребности возрастают — заставит
правительство сделаться бесчестным, обложив податью землю, за которую
теперь государственные крестьяне заплатят деньги. Этого не поймет разве
тот, кто не хочет понять.
* Бывшего председателя Редакционных комиссий.
** Налог с недвижимого имущества. Поземельный налог (франц.).— Ред.

Проект действительного освобождения крестьян
51
Такие проекты, возбуждая (Негодование всех честных людей, лучше
всего доказывают, к чему должно повести Россию сохранение
существующего порядка управления. Злонамеренность, 'своекорыстие, невежество
или неспособность одного человека, высоко поставленного, губит не только
наше настоящее, но и будущее на многие годы.
В то самое время как повсеместно свобода и .законность признаются
коренными принципами государственного быта, мы возвращаемся к году-
новским временам. Нет, мы в положении несравненно худшем, чем
тогда.
Борис Годунов, уничтоживший свободу русского народа,
подчинивший Россию крепостному праву — действовал самодержавно,
произвольно, но по крайней мере он действовал сам и один: у него была известная
система36; народ знал, от кого исходит все, и хорошее и дурное. Теперь
же гроза нисходит на Россию, нежданно и нечаянно, грозит с тринадцати
сторон, и тут ни плана, ни системы: одному вздумается — Россия
подчиняется откупу, развращающему и разграбляющему народ, другому —
Россия наводняется бумажными знаками, производящими общее разорение;
третьему — в России нет дорог; четвертому — Россия не смеет ни писать,
ни учиться; пятому — Россия теряет крепости, флоты, земли, людей —
потому, что у солдат нет ни оружия, ни снарядов; шестому — Россия
отдается на разграбление иностранцам; седьмому — уничтожается
русская община, и русский народ накануне избавления от векового гнета
крепостного права отдается в вечную кабалу капиталу, осуждается на
пролетариат.
Неужели же всему этому не будет предела?
Предел должен быть — и весьма скоро.
Для России наступила одна из тех великих, но вместе страшных эпох,
когда старый порядок готов рухнуть: все его основы уже подкопаны;
мысль — у нас точно так же, как и в целой Европе,— стремится вперед,
поддерживаемая двойным могуществом пара и электричества: этой силы
не удержат ни штыки, ни картечь.
Весь вопрос в том, сумеет ли настоящее правительство повести
Россию вперед путем мирным, предугадывая потребности времени, само
уступая народу свои привилегии; или же оно будет упорствовать на том
пути, которым идет теперь, который ведет народ к совершению реформ
путем насильственным?
К счастию России, рубежом между старым порядком и новым лег
крестьянский вопрос. Способ решения его даст тон и цвет всему
остальному.
Во всяком случае люди, искренно желающие успеха мирным путем,
добросовестно исполнили свой долг. Они отыскивали всевозможные
способы предупреждать правительство, пренебрегая из любви к России
собственной опасностью: многие уже пострадали за это37. Пренебрегая этими
4*

52
H. A. Серно-Соловьевич
предостережениями, правительство оставляет за собой всю ответственность
за все могущие произойти несчастья.
В заключение перечислим главнейшие требования общественного
мнения, требования не только вполне законные, но и крайне умеренные,
потому что ими давно уже пользуются все сколько нибудь образованные
государства.
1. Освобождение крестьян с землею.
2. Равенство всех перед судом и законом.
3. Совершенное отделение судебной власти от административной;
гласность судопроизводства; суд присяжных.
4. Преобразование полицейского управления.
5. Ответственность всех органов управления, начиная с министров.
6. Право поверки над сбиранием и расходованием платимых народом
в казну денег.
7. Право контроля над изданием новых законов.
8. Свобода совести и вероисповедания.
9. Свобода печати.
(10. Отмена откупной монополии и изменение законов, стесняющих
торговлю, промышленность и народный труд.
11. Отмена гражданских чинов.
12. Полная амнистия всех страдающих за политические убеждения.
Одиннадцать последних пунктов естественное следствие первого —
отмены крепостного права. Говоря иностранными словами — это
конституция: по нашему — это правильное государственное устройство. Это не
более как сколько хотел сделать для России 40 лет тому назад
Александр 138. Многое из этого утверждено императором Николаем, согласно
предположениям комитета 6 декабря 1825 года39, (Окончательно
составленным в 1830 году, обнародование которых остановили события в
Западной Европе и в Польше. Все это — первый шаг к преобразованиям,
после которых Россия займет место, свойственное ее гигантским
средствам.
15 июня 1860 г.

РАЗБОР ТРУДОВ КОМИССИИ ДЛЯ УСТРОЙСТВА
ЗЕМСКИХ БАНКОВ
Личный состав Комиссии для устройства земских банков давал право
ожидать многого от ее трудов: самые известные наши экономисты,
лучшие государственные деятели принимали в них участие 1.
Действительно, с первого взгляда видны хорошие стороны работы:
прежде всего за ней надо признать добросовестность, лучшим
доказательством которой служит придание проекту гласности2, желание уяснить
печатным обсуждением практическую применимость .составленного
положения. Одно это — уже заслуга (комиссии. Кроме того, многие частные
принципы, принятые в основание труда, абсолютно верны, таковы в
особенности: необходимость уравнения прав казны и частных лиц,
устранения правительственного вмешательства, централизации и привилегий,
польза гласности в администрации и т. д. Наконец, нельзя оставить без
внимания собранных комиссиею данных, могущих служить прекрасными
статистическими материалами. Недостаток у нас всякого рода данных
и, еще более, неверность имеющихся, заставляют быть особенно
признательным IK труду, доставляющему точные сведения.
Все эти достоинства находятся в трудах комиссии; но тем не менее
проект комиссии нельзя считать удовлетворительным.
Шаткость общих основных теоретических начал,
неудовлетворительные последствия при практическом их применении составляют недостатки
проекта, далеко перевешивающие его хорошие стороны.
Комиссия в объяснении к § 1-му проекта сказала: «Настоящее
законоположение должно разрешить только свою собственную специальную
задачу: учреждение частных земских банков взамен казенных, не более
и не менее, на основаниях, возможно более благоприятных для общества
и свободы частных кредитных сделок» (стр. 7) 3.
Этим она ясно определила границы арены, далее которых не желала
бы выступать; но при настоящих обстоятельствах, нет возможности
признать обязательности подобного условия, разбирая труды комиссии.

54
H. A. Серно-Соловьевич
Устройство земских банков не есть самостоятельная, независимая
мера; она неразрывно связана с нашею главною коренною реформою —
с крестьянским вопросом, а потому и может быть рассматриваема только
по применению к нему. Всякая другая точка зрения будет неправильна.
Но лишь только признана связь земских банков с крестьянским
вопросом — а комиссия неоднократно признает ее в своих трудах —
основания, на которых комиссия построила проект, оказываются неверными.
Laissez faire — было девизом ее4; уставы иностранных кредитных
обществ — моделями, с которых она старалась скопировать лучше.
Другими словами, комиссия пошла по колее, пробитой Западом; быть
может, там она и хороша, но при нашем настоящем положении для
России она положительно не годится. В настоящую минуту люди,
призванные составлять новые законоположения; менее чем когда-нибудь имеют
право проводить в объяснение и защиту принимаемых правил, что они
«'заимствованы из положений других стран, где состоятельность их
доказана многими годами опыта» 5.
Вспомним только серьезно, какую эпоху переживает Россия. Всякая
вновь предположенная реформа имеет необходимым последствием
десятки других; безошибочно можно сказать, что надо будет переделать
значительную часть законов.
При таком положении дел невольно останавливаешься над двумя
вопросами: 1) каким образом могло произойти, что в несколько месяцев
обнаружилась надобность в стольких преобразованиях, и 2) каким
образом есть люди, убежденные в возможности совершить подобные
перемены легко?
Ответ на оба вопроса один — учреждения, оказавшиеся
несостоятельными, чужды нашему народу; они не вытекли из народной жизни;
заимствованные извне и пересаженные на нашу почву, они не укоренились на
ней. Ведь и растение, перенесенное в чужую ему среду, держится
некоторое время искусственным образом; но, не получая питания корнем, оно
умирает весьма быстро.
Наши учреждения держались единственно поддержкою правительства;
как только оно захотело изменить их — все условия их существования
прекратились.
При настоящем преобразовании Россия имеет полное право желать,
чтобы былп взяты прочные материалы при новой постройке.
Поэтому-то нам дороже всего, чтобы крестьянский вопрос, развившись
самобытно, дал тон всем остальным реформам.
В таком положении нам не следует много заимствовать у Западной
Европы. Кто следит за ходом событий, тому ясно, до какой степени
прочен настоящий порядок дел в Европе,— большая часть ее учреждений,
основанных на началах римского и феодального прав, одряхлели;
коренные перемены становятся более и более неизбежны.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
55
«Если ваши крестьяне будут освобождены с землею, вы будете
диктовать законы всему миру»,— сказал мне один из величайших мыслителей,
человек не имеющий обыкновения говорить комплименты6.
Неужели же мы сами не оценим своего положения и не сумеем
воспользоваться минутами, которые редко повторяются в жизни народов?
Это было бы непростительною ошибкою, а подобные ошибки могут
встретиться на каждом шагу. Скажу более, они уже делаются, потому что
крестьянский вопрос становится в зависимость от других мер.
Одною из этих ошибок следует считать труды комиссии. Если они
получат практическое применение, результатом их будет неестественное
развитие кредита и вредное влияние земских банков на выкуп крестьянских
земель.
А это потому, что комиссия поставила себе задачею составление
проекта для образования частных кредитных обществ во что бы ни стало.
Если бы, напротив того, она вникла в настоящее положение России,
она логически должна была прийти к следующим заключениям: что
в настоящее время правильная система кредита невозможна в России;
что развитие его может совершиться теперь только путем искусственным,
то есть ненормально; что только по решении крестьянского вопроса может
организоваться кредит.
Эти положения могут быть доказаны большей частью доводами самой
комиссии, а между тем она пришла к противоположным выводам.
Значит, она пришла в противоречие сама с собой. Это убеждение и остается
после внимательного разбора «Трудов» комиссии.
Проследим нить рассуждений комиссии.
Необходимость преобразования всей банковой системы побудила
правительство прекратить выдачу из кредитных установлений ссуд под залог
недвижимых имуществ7; это ставит поземельных собственников в
стеснительные обстоятельства, тем более, что сельские недвижимые имущества
готовятся перейти к коренному изменению условий своего хозяйства;
потому признано необходимым образовать земские банки с достаточными
средствами и организацией), приспособленною к новым экономическим
отношениям *.
Вот поводы к образованию комиссии и вместе исходная точка ее
занятий. Отправляясь от нее, комиссия приняла следующие начала:
«Земские банки других стран превосходнее нашей кредитной
системы; коренное их различие заключается прежде всего в государственной
банковой монополии, на которой построена вся система кредитных
установлений; более правильная организация земских банков,
сопровождавшаяся столь благодетельными последствиями для народного хозяйства и
доказавшая свою состоятельность многими летами опыта, неразрывно
* См. стр. III, IV, V.

56
H. A. Серно-Соловъевич
связана с началами частного товарищества; потому комиссия сочла
невозможным приступить к каким-либо существенным преобразованиям в
операциях наших кредитных установлений по поземельному кредиту с
сохранением им характера казенных учреждений и положила принять за
основание и цель всех своих предположений систему частных банков» *.
Изложение обстоятельств, вызвавших учреждение комиссии, служит
доказательством, что назначение ее — искусственное развитие кредита.
Не потребность страны побудила приступить к устройству частных
банков, а финансовые затруднения правительства. Землевладельцы были
чрезвычайно довольны кредитом,, доставляемым им государственными
кредитными учреждениями; все их желания в этом отношении
ограничивались отменою разных 'стеснительных формальностей и прекращением
разных злоупотреблений. Монополия государства не была для них тягостью.
Оно давало им ссуды под такими выгодными условиями, каких не дает
никакой частный банк: процент был не высок ('сравнительно с ходячим
процентом) ; при взыскании недоимок допускались всевозможные льготы;
продажа имений отлагалась до последней крайности; не только при
общественных бедствиях, но даже при частных государство являлось на помощь
заемщикам, давало надбавочные ссуды, делало рассрочки платежей,
причисляло проценты к капитальной сумме.
При частных банках эти льготы едва ли возможны. Акционерные
банки не захотят давать их: хозяева банков, капиталисты будут заботиться
исключительно о своих выгодах, интересы заемщиков окажутся
противоположны с их собственными. Землевладельческие товарищества, если бы
и желали, не могут оказывать снисхождения: не имея запасных
капиталов, они по необходимости должны строго требовать от заемщиков точного
исполнения обязательств; только при этом условии они могут быть сами
исправны относительно своих кредиторов, то есть владельцев закладных
листов. Впрочем, сама комиссия соглашается, что при устройстве частных
земских банков, условия кредита будут для заемщиков тяжеле, чем
прежде. Она говорит, что «поземельные собственники привыкли к
беззаботному и слишком легкому пользованию кредитом из государственных
банков» **, а также, что «размер ходячего процента по кредитным сделкам
вообще у нас высок; посредство даже землевладельческих товариществ
не обещает на первое время особенно выгодных условий для поземельной
собственности, а акционерные банки, если только операции их будут
строго обдуманы, должны еще возвысить процент для извлечения своих
выгод» ***.
* Стр. IX8.
** См. стр. XXIV.
:** См. там же.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
57
Таким образом, сличая эти слова комиссии с началами,
высказанными ею в начале, оказывается: комиссия, желая поставить кредит наш
в более выгодные условия и видя, что в других странах существуют
частные банки, а у нас государственные, вспомнила экономический закон:
монополия вредна, а конкуренция полезна; применив его к кредиту, она
принялась доказывать, что государственная монополия вредна, а частная
конкуренция полезна; в результате оказалось, что вред монополии состоит
в дешевизне и легких условиях кредита, а польза частной конкуренции
будет заключаться в дороговизне его. Таким образом, комиссия пришла
к началам, прямо противоречащим требованиям жизни и науки.
Конечно, я не стану защищать монополии или преимущества
государственной деятельности над частной. Но ведь надо же наконец,
прилагая к действительности известный принцип, понимать настоящий смысл
его, а не придерживаться безусловно буквы.
Наши экономисты вооружились против государственной монопольной
системы кредита, в этом им нельзя не сочувствовать. Но какое же начало
они выставляют взамен этого? — Монополию частных банков,
несравненно вреднейшую. Ведь, по предположению комиссии, всякий банк будет
ограничен известным районом. Хотя рядом с этим она и допустила, что в
одном районе могут возникать несколько товариществ, но можно ли
серьезно рассчитывать на это, после того как в целой Европе два
кредитных товарищества для одной местности существуют только в Познаяьской
провинции, а между тем во Франции и Бельгии весь поземельный кредит
сосредоточен в одном акционерном банке.
Следственно, всякое частное кредитное учреждение у нас явится
монополистом в своем районе (исключения могут быть разве в двух, трех
центрах), и уж, конечно, монополия его отзовется тяжеле
государственной,— ведь несмотря на все неустройства, государство все же
олицетворяет интересы всего народа, тогда как частный банк может иметь в виду
только личные выгоды своих членов.
Это очевидно, как очевидно и то, что комиссия, занявшись
исключительно системою поземельного кредита — не бол&е, не менее — и видя с
одной стороны различные системы кредита у нас и на Западе, а с другой,
что наша поземельная собственность поставлена в условия менее
выгодные, чем в других странах,— приписала исключительно монополии
государственных кредитных установлений то, что есть прямое следствие иных
неоспоримых недостатков.
Неверное начало, принятое комиссиею за основание, привело ее, как
окажется ниже, к таким мерам, которые, отстраняя частное неудобство,
могут значительно замедлить исправление общего неустройства.
Определив столь категорически основания и цель своих
предположений и тем признав частные земские банки без всякой правительственной
гарантии учреждениями, соединяющими в себе наиболее благоприятных

58
В. А. Серно-Соловъевич
условий для развития поземельного кредита*, комиссия сама усумни-
лась в возможности успешного применения их у нас в настоящее время
и пришла к мысли о переходных или временных мерах
правительственного содействия к образованию частных земских банков. Но и
относительно переходных мер убеждения комиссии представляются как будто
не вполне установившимися, в начале объяснительной записки, она
говорит, что пришла к убеждению в их необходимости**, потом, что не
отвергает их пользы***, и наконец, что на них не следует смотреть, как на
меру рациональную****. Вообще все то место, где говорится о переходных
мерах, отличается неясностью и неопределительностью. Выписываю
подлинные сло'ва: «Признав частные земские банки без всякой
правительственной гарантии кредитными учреждениями, соединяющими в себе
наиболее благоприятных условий для развития поземельного кредита,
Комиссия вместе с тем не отвергла пользы некоторых со стороны
правительства временных мер содействия к образованию частных земских
банков ввиду тех всеобщих народнохозяйственных интересов, которые
связаны с поземельною собственностью в государстве (?). Такие переходные
или временные меры содействия могут умерить слишком крутой (?)
переход от прежней, исключительно государственной и монопольной системы
поземельного кредита к новой системе частных и свободных кредитных
учреждений и отклонить некоторые потрясения, могущие при этом
обнаружиться в народном хозяйстве (?)»*****. Не желание придираться к
словам заставляет меня останавливаться на этом, а убеждение, что неясность
выражения, по большей части, есть признак неверной мысли,
неправильного или не вполне сознанного принципа.
Польза и необходимость — далеко не синонимы. Разве не приходится
беспрестанно подчинять полезное необходимому, отвергать первое ради
второго?
Весь настоящий вопрос именно и подходит под один из подобных
случаев,— развитие частного кредита, без сомнения, полезно, но правильное
решение крестьянского вопроса есть дело жизненной необходимости для
России; потому, е'сли справедливо, что частные банки могут невыгодно
повлиять на ход <выкупной операции, следует отложить до (времени всякие
попытки организации частного поземельного кредита.
Итак, что же собственно побудило комиссию прийти к переходным
мерам — польза или необходимость их?
Бели комиссия считает переходные меры полезными, то против этого
.взгляда можно многое возразить.
* См. стр. XII.
** См. стр. X.
*** См. стр. XII.
**** См. стр. XIX.
***** См стр. XXII и XXIII.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
59
Переходные меры или, правильнее, полумеры, могут быть
оправдываемы разве в теории афоризмами; на практике — никогда. К ним
обыкновенно прибегают в двух случаях: когда хотят ввести учреждение,
чуждое духу народа, несоответствующее настоящим потребностям времени,
или же когда сам законодатель не вполне уяснил себе предположенную
меру: тогда по большей части начала действительно хорошие искажаются,
и страна терпит двойной ущерб. Опыт истории свидетельствует о
всегдашней несостоятельности полумер, неудаче их в применении. В
основании их лежит шаткость и нерешительность — самые вредные свойства
для реформ; общество, для которого они проектируются, всегда
против них.
В применении к поземельному кредиту общий принцип остается
неизменным. Переходные меры, предложенные комиссией), основаны на
таких началах, которые она сама признала вредными для правильной
организации кредита.
Таким образом, признав по единодушному убеждению членов
частные совершенно свободные земские банки лучшею формою кредита,
комиссия допустила и другую, значит, худшую. Устранив вовсе мысль о
непосредственной гарантии правительством hoibbix кредитных знаков *,
в явное противоречие этому положила, что при переходных мерах
правительство может принять па себя обеспечение точной уплаты
процентов л возврата капитала по закладным листам отделений при Приказах
общественного призрения **, объяснив, что невмешательство
правительства в управление банков есть одно из существеннейших условий
правильного хода операций,— требует, чтобы оно взяло на себя
наблюдение за правильностью операций образовавшегося при Приказе
товарищества заемщиков ***, наконец, отвергая пользу искусственного
возбуждения кредита, желая иметь в земских банках учреждения, возникшие
естественным путем,—предлагает ограничить на переходное время ссуды
возможно узкими пределами, чтоб побудить землевладельцев образовать
кредитные товарищества****.
Которые же из этих прямо противоположных начал следует считать
верными и нужными для правильного развития кредита и каким образом
в виду стольких противоречий допускать пользу переходных мер? Но
может быть они не долевны, а необходимы?
Ответом на это служат следующие строки из объяснительной записки:
«Но на все эти переходные меры и возникающую из них систему кредита
никак не следует смотреть как на меру и систему постоянные и рацио-
* См. стр. XII.
** См. стр. XIII.
*** См. стр. LXIII.
**** См. стр. LXVI.

60
И. А. Серно-Соловъевич
нальные; напротив того, вникая в цель этих мер и самую сущность такой
системы, нельзя не убедиться, что подобное положение поземельного
кредита, опирающегося на обеспечение казны, есть положение временное
и нисколько нерациональное, вынуждаемое лишь чрезвычайными
обстоятельствами (времени и государственною необходимостью» *. Признаюсь,
грустно читать эти строки в трудах комиссии. Государственная
необходимость заставляет принимать нерациональные меры? Находить подобные
убеждения в лучших передовых людях науки, в деятелях, призванных
изменять старый порядок,— слишком, слишком тяжело.
Что же именно побудило комиссию обратиться к нерациональным
мерам?
«'Вюнпервых, существующие у нас препятствия к развитию
поземельного кредита на рациональных началах» **.
Я могу допустить, что в математике минус на минус дает плюс; но
чтобы в действительности препятствия к развитию разумных мер
устранялись мерами неразумными,— это решительно не укладывается в моей
голове.
Препятствия, на которые указывает комиссия и которые должны быть
устранены переходными мерами, состоят «в недостатке духа
предприимчивости и товарищества со стороны землевладельцев и в недостатке
доверия капиталов к новым кредитным бумагам» ***.
Опять не знаешь, коопда верить комиссии,— в этом ли случае, или
когда она говорит: «признавая первым и необходимым условием
возникновения частных банков доверие капиталов к новым кредитным листам
и обсудив подробно вопрос, следует ли даровать им гарантию, она вовсе
устранила мысль о непосредственной гарантии правительства» ****, или,
что то же, признала, что закладные листы будут пользоваться доверием
капиталов... Другое побуждение к принятию переходных мер комиссия
объясняет следующим образом: «наша поземельная собственность,
привыкшая к беззаботному пользованию кредитом при посредстве
государственных кредитных учреждений, особенно нуждается в нем в настоящее
время; крутой переход к системе частных банков может быть сопряжен
с потрясениями в сельском быте; вместе с тем неудачи в образовании
сельских кредитных товариществ моспут на первых порах подорвать в
публике самое доверие.к частным банкам, 'затруднить еще более
правильное развитие последних на будущее время и затем, при готовящихся
преобразованиях в сельском быте, вызвать разные меры временной необ-
* См. стр. LXIX.
** См. стр. LIX.
*** См. стр. LXI.
**** См. стр. XXI-XXIV.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
61
ходимости, которые желательно было бы избежать (sic) или по крайней
мере наперед тщательно обдумать» *.
Это уже сювершенно 'сбивает с толку. Во-первых, для избежания мер
временной необходимости комиссия предлагает временные же меры; во-
вторых, проект комиссии допускает рядом с переходными мерами и
образование земских банков; значит, или опасности, о которых она говорит,
не существуют —в таком случае не нужны и переходные меры,— или же
они существуют, и тогда комиссия не вполне отстранила их, потому что
допустила возможность и крутого «перехода от государственной
монопольной системы к системе частных банков, могущих подорвать к ним
доверие» и т. д. (ом. выше). Таких противоречий множество.
Из них комиссия не нашла другого выхода, как нерациональные меры.
Мне кажется, гораздо рациональнее было бы сознаться в несвое(временно-
сти составления правильной системы поземельного кредита.
Необходимое основание кредита — доверие. Это показывает даже
этимология слова, а его-то у нас ш недостает.
Зачем у комиссии не хватило духу энергически высказать это,
выставить рельефно все препятствия, делающие невозможным доверие в
России?
Вся государственная система перестраивается; основания будущего
устройства неизвестны; возможно ли при таких условиях правильное
развитие поземельного кредита?..
Каковы будут следствия неправильного развития его, покажет
дальнейший разбор трудов комиссии.
Ближайший вопрО'С, который комиссия должна была решить,
остановлюсь на системе частных банков, в какой форме следует дозволять их
учреждение?
Из двух существующих в других странах систем —
землевладельческих товариществ и акционерных банков — она признала последние менее
благоприятными для хозяйственных и государственных интересов
общества ** по следующим обстоятельствам, особенно невыгодным для
правильного развития поземельного кредита:
1. Акционерные банки обыкновенно прибегают к рискованным
кредитным операциям, чуждым нормальному развитию кредита. Это
доказывается опытом важнейших акционерных земских банков в Европе и в
особенности парижской компании поземельного кредита (Crédit foncier) 9,
занимающейся опасными биржевыми операциями и оказавшей собственно
поземельной собственности ничтожные услуги.
2. Они по природе своей заботятся об интересах капиталистов, а не
землевладельцев, и потому возвышают проценты по ссудам.
* См. стр. LIX.
** См. стр. XVI.

62
H. A. Серно-Соловъевич
3. Производят искусственное возбуждение к ипотечным займам и
побуждают землевладельцев к необдуманным оборотам.
4. Эти обстоятельства всеща привлекают правительство к строгому
надзору и контролю над действиями банков, что весьма неудобно для
развития частного кредита.
5. Оценка закладываемых имуществ, наблюдение за исправностью
должников, взыскание недоимок сопровождаются крутыми мерами и
стеснительными распоряжениями.
6. Акционерные банки обыкновенно вымогают правительственные
привилегии, которые надолго останавливают поземельный кредит на
опасном пути искусственного развития *.
Можно ли было ожидать, что комиссия, описав так верно дурные
стороны акционерных земских банков, указав, что невыгоды их будут
особенно сильны в России**, признав, что все это внушает опасения
насчет их благонадежности***, пришла к заключениям, прямо
подчиняющим поземельный кредит в России акционерным банкам?
Члены комиссии, вероятно, возразят, что это обвинение
несправедливо: что они допустили образование акционерных банков наравне с
землевладельческими товариществами, считая вредным всякого рода стеснения
промышленной предприимчивости, ж приведут десятки мест из «Трудов»,
где весьма определительыо высказано сочувствие их к
землевладельческим товариществам и желание, чтобы они, а не акционерные банки,
явились преобладающею формою для новых земских кредитных учреждений.
На это я моту только отвечать, что отдаю полную справедливость
чистоте желаний комиссии, но что, к сожалению, между сочувствием
известной идее и ее осуществлением неизмеримая разница.
Вероятно, увлекшись своими чувствами, члены комиссии забыли это.
Иначе, говоря «о вредном влиянии всякого рода стеснений
промышленной предприимчивости в каких бы то ни было заранее определенных
законом границах»****,— они вспомнили бы, что правило справедливо
только относительно, а не безусловно, что при ненормальном развитии
других экономических условий могут встретиться случаи, когда
предоставление свободы известному началу есть не что иное, как стеснение
другого; следственно, нарушение справедливости и равновесия.
Ведь при одинаковой свободе, предоставляемой законодательною
властью, обе названные системы поземельного кредита имеют далеко не
равные шансы развития.
Это признано комиссией), и тем непонятнее ее последующие
рассуждения.
* См. стр. XVI—XXII.
** См. стр. XVI—XXII.
*** См. стр. XXIII—XXV.
**** См. стр. XXV.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
63
«Должно полагать (говорит она), что проекты акционерных компании
для ипотечных операций,— и преимущественно коошпаний непрочных,
подстрекаемых биржевою 'спекуляцией),— вероятно, возникнут весьма
быстро и гораздо скорее землевладельческих; а затем образование одного-
акционерного земского банка с обширным кругом действий может при
нынешней настоятельной нужде землевладельцев в кредите надолго
решить судьбу организации поземельного кредита в России» *.
А в другом месте:
«Акционерные компании вследствие большей силы инициативы и
предприимчивости в среде капиталистов, чем землевладельцев, могут
образоваться скорее, чем землевладельческие товарищества» **.
Не имею ли я права вывести из этого заключение, что Комиссия
подчинила наш поземельный кредит акционерным банкам, особенно приняв-
в соображение еще следующие ее доводы:
«Форма, в которой возникнет первый земский банк в России, будет,
по всей вероятности, служить толчком для постепенного пробуждения
деятельности по ипотечному кредиту. Форма эта будет признана как
образец во всех последующих предприятиях и может дать на долгое время
направление всему развитию поземельного кредита в России» ***.
Ввиду этого комиссии остается — или отказаться от своих собственных
слов, или согласиться с моими выводами.
Должно быть, что она со'знавала свою непоследовательность, потому
что, признав неблагонадежность акционерных банков, внезапно
принялась доказывать, что у нас существуют некоторые особенные
обстоятельства, могущие дать даже преимущество (sic) акционерной форме
земских банков над землевладельческою ****.
Ряд следующих за тем доказательств не выдерживает критики и
противоречит доводам комиссии в пользу землевладельческих товариществ.
Важнейшее из них: поземельная собственность нуждается в пособииг
а акционерные банки образуются скорее землевладельческих *****.
Но последнего-то и опасалась комиссия, и желала избежать!
Все эти несообразности — логическое следствие ненормальности
положения, желания организовать частный поземельный кредит во что бы ни
стало.
Чтоб только образовать как можно скорее земские банки, комиссия
соглашается содействовать биржевой спекуляции, дороговизне капиталов,
подчинению сельского хозяйства различным репрессальным мерам,
усилению правительственной опеки, образованию новых привилегий — всему,
* См. стр. XV.
** См. стр. XXV.
*** См. стр. XV.
**** См. стр. XXV.
***** См. стр. XXV, XXVI.

64
H. A. Серно-Соловьевич
что, по ее же собственному объяснению, может остановить у нас на долгое
время правильное развитие кредита.
Яз1вы, подтачивающие наш экономический быт, усиливаются, а нам
приводят в утешение, что у нас будет такая же система кредита, как в
Европе. Но если, заимствуя у Европы, члены комиссии не желали
воспользоваться уроками, достающимися нам даром из чужого быта,— пусть
бы они огляделись вокруг себя и вспомнили то, за что мы уже немало
поплатились.
Плоды акционерной деятельности у нас перед глазами: чуть не
ежедневно открываются новые злоупотребления. Изо ста слишком компаний
много ли можно насчитать таких, где дела ведутся хорошо? Теперь
готовится та же участь поземельному кредиту.
Вдобавок, вот одно из неизбежных следствий образования
акционерных банков, не упомянутое комиссией.
Лишь только будет дозволено их учреждение, иностранные
капиталисты не замедлят предложить нам свои услуги.
Мы, разумеется, поспешим воспользоваться их великодушием:
во-первых, у нас недостаток в свободных капиталах и в опытности,— они дадут и
то и другое; во-вторых, наши банкиры, которые непременно станут во
главе операций, сообразят, что если дадут случай иностранным нажиться у
нас, то и они, в свою очередь, отплатят им тем же. Последствия ясны.
Иностранцы наживут у нас десятки миллионов и удалят свои капиталы.
Тут мне, без сомнения, возразят; опыт других стран указывает на
благодетельные услуги, оказанные частным кредитом народному
хозяйству *,— отчего же не ожидать и у нас подобных результатов?
Говоря об услугах, оказанных кредитом народному хозяйству,
комиссия сослалась на Остзейский край и Царство Польское. Я с
удовольствием принимаю эти примеры, но попрошу членов комиссии вдуматься,
в чем именно состоят благодеяния кредита в этих странах и кто ими
пользуется.
В Остзейском крае дворянство может, правда, похвалиться своею
кредитного системою,— в короткое время цены имений поднялись до
чрезвычайности, а между тем благодаря кредиту остзейский дворянин может
приобрести поместье, имея в наличности только восьмую, десятую часть
его цены, уплачивая остальное бе1з обременения из доходов. Но что
выигрывает при этом масса земледельческого населения?
Царство Польское^ представляет не лучшие результаты: там кредит
облагодетельствовал разве евреев, захвативших в свои руки все отрасли
народного хозяйства.
Таким образом, в приведенных выше словах комиссии о благодеяниях,
оказанных кредитом народному хозяйству, придется сделать маленькое из-
* См. стр. IX.

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
65
менение и сказать: части народного хозяйства, то есть дворянскому,
помещичьему хозяйству.
Затем укажу на Францию. Ее пример тем поучительнее для нас, что
вследствие многих аналогических условий, она скорее, чем другие страны,
послужит образцом для России. Сама комиссия отозвалась, что парижская
компания поземельного кредита, занимаясь преимущественно биржевыми
спекуляциями, оказала ничтожные услуги собственно поземельной
собственности. Далее, в «Трудах» комиссии упомянуто, что первоначальная
мысль французского правительства, заключавшаяся в образовании
нескольких поземельных банков, исказилась под влиянием могущественных
политических и биржевых обстоятельств, и поземельный кредит сделался
монополией) компании Crédit foncier de France *. К этим слишком сильным
указаниям прибавлю еще несколько характеристических подробностей.
Устав общества Crédit foncier подвергался несколько раз изменениям,
и, наконец, вследствие разных затруднений, встреченных обществом, и
беспорядка в делах его, декрет 6 июля 1854 года объявил его
правительственным учреждением. В 80 департаментах, на которые распространяется
действие Crédit foncier, общая сумма, записанная в ипотечные книги,
превышает 12 миллиардов франков, а ссуды его к 1856 году составляли всего
56 миллионов франков. Для поддержания курса облигаций прибегли к
премиям и лотерейным выигрышам при тиражах. Цены акций менялись от
1275 фр. до 400 фр. Эти страшные колебания в бумагах, которых
преимущественное свойство должна быть прочность, служат лучшим
доказательством, в какой мере учреждение не соответствует настоящей своей цели.
Наконец, в Пруссии, где поземельный кредит оказал, действительно,
весьма значительные услуги,—но где, заметьте, нет ни одного
акционерного земского банка,— характер этого рода учреждений не лишен
сословного 0THef4aTKa. Таково ли должно быть значение поземельного кредита
в России? Подстать ли акционерные или замкнуто^сословные банки
государству, в котором все население становится землевладельцами?
Кажется, нельзя считать слишком дерзким желание найти в
поземельном кредите кое-что другое, как обширное поле для биржевой спекуляции
и эксплуатации поземельной собственности капиталом.
Мне кажется, что если бы комиссия посмотрела на свою задачу с этой
точки зрения, единственно правильной,— она пришла бы к иным
результатам.
За недостатком времени я не стану разбирать подробно остальные части
«Трудов» комиссии, имеющие более или менее второстепенный интерес.
Как бы широко ни были поставлены подробности, значение их
утрачивается при узком основании.
* См. стр. XXII, XXIII.
5 Н А. Серно-Соловьевич

66
H. A. Серно-Соловъевич
Результаты «Трудов» комиссии выразятся яснее последовательной
картиной практического их применения:
1. Поземельная собственность, как и все прочее в государстве,
находится в состоянии ненормальном и переходном; ценность земель не
установилась еще; между землевладельцами не существует взаимного доверия;
предприимчивость в их среде не развита: следственно, нет никаких данных
рассчитывать на успешное образование землевладельческих кредитных
товариществ под условием кругового ручательства.
2. Переходные меры, то есть отделения при Приказах общественного
призрения,'по тем же самым причинам могут получить только слабое
применение. Образованию их будет содействовать главнейше инициатива и
гарантия правительства. Но воспользуются ими по обыкновению богатые
и влиятельные помещики. Такие товарищества явятся, без сомнения,
поборниками исключительно сословных интересов; значение их будет тем
сильнее, что по образовании отделения от членов его будет зависеть
принимать новых участников, то есть дозволять остальным землевладельцам
пользоваться кредитом.
3. Акционерные банки не замедлят образоваться; в них будут играть
важную роль иностранные капиталисты. Но как 1) нельзя ожидать
образования очень многих банков; 2) те, которые образуются, поймут, что прямой
расчет их действовать сообща; 3) правительство сочтет несправедливым
лишать одни местности преимуществ, предоставляемых другим,— то
акционерные банки соединятся и обнимут своею монопольного,деятельностью
большую часть России. Последствия этого уже известны.
4. Пользование кредитом будет привилегией дворянства, купцо'в, зем->
левладельцев и казны. Вся масса землевладельческого населения —
крестьяне государственные, удельные, помещичьи или
срочно-обязанные,—наиболее нуждающаяся в кредите, будет лишена его: помещики могут
заложить на 56 лет земли бывших своих крестьян, казна — земли крестьян
государственных.
5. Когда помещики получат добавочные ссуды, то есть капиталы,
необходимые для нового устройства хозяйств, тогда исчезнет самая сильная
побудительная для них причина — желать выкупа крестьянских земель.
Итак, вот какие могут быть последствия приведения в исполнение в
настоящее время предположений комиссии: 1) неправильная организация
подземельного кредита в форме акционерных банков, имеющих по
преимуществу спекулятивный характер; 2) образование сословных корпораций;
3) обращение кредита в привилегию; 4) лишение массы
землевладельческого населения возможности пользоваться им; 5) отдаление на
неопределенное время правильного решения крестьянского вопроса,
представляемого выкупом.
Все это для скорейшего доставления денежных средств помещикам.

Разбор трудов Ко-миссии по земским банкам
-67
Но и относительно этого обстоятельства я обращу внимание комиссии
на следующее:
Вю Франции мысль о правильной организации поземельного кредита
возбуждена центральным земледельческим конгрессом в 1847 году10.
Докладчик комиссии, избранной для разработки проекта, гр. Цешков'ский,—
в докладе конгрессу объяснил, что условие, sine qua non* организации
кредита,— правильная ипотечная система, без которой ничего нельзя
предпринять **. В то время правительством уже были предприняты обширные
работы для введения ипотечной системы, но декрет о дозволении
образовать земские банки последовал-не прежде как через 4 года, в 1851 году;
а первое общество поземельного кредита учреждено слишком год спустя,
30 июня 1852 года.
* Непременное условие (лат.).— Ред.
** «Du crédit et de la circulation» par le c-te Augustin Gieszkowski, 2 ed., 1847,
381 etc.11
5*

РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ СТАТЬИ г. ШИЛЛЯ
О ГОСУДАРСТВЕННОМ ИЛИ ЗЕМСКОМ ЗАЕМНОМ БАНКЕ
Затруднителышсть экономичею/кого положения России в настоящую мв-
вуту — 'самый важный из наших общественных вопросов. Все более или
менее стеснены в своих обстоятельствах, страдают, жалуются и, главное,
не видят близкого выхода из тяжелого положения. Различные меры,
осуществляемые правительством или предлагаемые частными лицами,
обещают улучшения, или слишком отдаленные, или частные, не изменяющие
общего хода дел.
Трудно представить себе, чтобы хозяйственное положение страны
могло быть в более трудном положении, чем теперь у нас. Поземельного
общественного кредита не существует. Личный кредит потрясен до основания,
чтобы не сказать — уничтожен. Почти нет возможности получить долга
или найти кредиторов; для капиталов нет верных помещений; акционерный
разгром, упадок цен почти всех общественных бумаг разорил всех,
поместивших в них свои деньги; во всех отраслях промышленности и торговли
застой; самые солидные дома падают; со всех сторон раздаются жалобы
на бевденежье, даже на недостаток денежных знаков; монета редка; а
между тем торговый баланс требует вы)во)за ее за границу в огромном
количестве; вексельный курс причиняет каждый день громадные потери; начатые
предприятия остаются недоконченными; дороговизна возрастает
непомерно; невыгоды переходного положения в крестьянском вопросе ежедневно
становятся ощутительнее.
Администраторы, ученые, торговые люди, комиссии, комитеты,
канцелярии выбиваются из сил, стараясь придумать средства помочь злу; но их
изолированные усилия, руководимые абстрактными теориями, или
личными воззрениями, или, наконец, отдельными интересами, не только не
подвигают общего дела, но даже не разъясняют причин затруднений. Одни
приписывают их излишку кредитных билетов, другие — недостатку их,
и требуют выпуска но1вых знаков; одни ссылаются на невыгодный торговый
баланс; другие считают теорию торгового баланса устаревшим предрассуд-

Размышления по поводу статьи г. Шилля
69
ком; одни требуют тортовой и промышленной свободы, другие жалуются
на недостаток покровительства; oi/щи нападают на реформу кредитных
установлений, другие видят в ней спасение 1. Проверить эти противоречия
с действительностью, согласить их с настоящими нуждами страны, к
несчастью, нет возможности...
Если б общность зла могла служить утешением, мы легко могли бы
утешиться. Различного рада кризисы и финансовые затруднения сделались
почти нормальными явлениями во всей Европе. Почти всюду
экономическое положение и производимое им настроение умов одинаковы.
Кажущееся равновесие бюджета, но действительный дефицит; прогрессивное
возрастание внутреннего и внешнего долга, уплата или сокращение которого
не имеют ни малейшей вероятности; увеличение налогов; преобразования,
постоянно оказывающиеся полумерами; общие жалобы на возрастающую
дороговизну; дурное положение коммерческих дел; быстрые обогащения,
сменяемые еще быстрейшими банкротствами; противоположность и
враждебность интересов капитала и труда; громадная сплошная масса
рабочего населения, вечно трудящегося и вечно нуждающегося, ничем не
обеспеченного и представляющего живое противоречие экономической гипотезе
будто «(капитал есть накопленный труд»,— вот в общих чертах физиономия
финансового и экономического положения, установившегося в Европе. От
времени до времени общество выводится из обычной колеи каким-нибудь
мировым открытием, громадно умножающим общую сумму богатства, но
делающим еще более неравномерным его распределение, или внезапным
разгромом, разоряющим тысячи, обогащающим десятки; но затем, жизнь
опять идет прежнею чередою, полная наслаждений для капитала,
безвыходных лишений для труда.
Но однохарактерность затруднений не уравнивает положений. Для
Европы прошли те времена, когда кризисы являлись реже, но зато наводили
поголовный панический страх и проходя оставляли за собою призрак,
надолго грезившийся запуганным народам. Теперь к ним привыкли,
освоились с ними, так что не успеет кризис миновать, спекуляция мчится на
всех парах, рискуя либо воротить его, либо наверстать потерянное.
Олицетворение спекуляции — биржа и банк, храмы богатства, царящие над
Европою; в их узкие двери непрестанно врываются толпы, толкая, давя,
разбивая друг друга; привратники равнодушно выкидывают убитых и
раненых подчас сами выбрасываются нахлынувшей толпою; а новые толпы
второпях считают трупы, шагая через них, чтоб занять опроставшиеся
места. Вооруженная цепь пропускает к дверям только прилично одетых
людей, сдерживая напор грязных и голодных масс, от времени до времени
с остервенением силящихся прорваться, но всякий раз отбрасываемых
с уроном. Между этими массами и людьми храмов богатства примирения
быть не может, потому что в храмах слишком мало места для всех; а
сделать их вмещающими всех или получать богатство и силу без них — еще

70
H. A. Серно-Соловъевич
не придуманы средства. Хотя при таком порядке большинству скверно, но
зато людям, попавшим в храмы, хорошо,— до тех пор, пока их не
раздавят; но как места раздавленных никогда не остаются праедными и храмы
всегда наполнены, а законы и общественное мнение исходят от них и в
них же делается оценка положения, то оно почти всегда оказывается более
или менее удовлетворительным.
Несколько затруднительным оно считается только тогда, когда
приходится делать большие издержки для удержания напирающей массы.
Совеем не таково положение у нас. Мы до сих пор жили почти
первобытною жизнью; потому кризисы до сих пор совершенно расстраивают все
наше существование на продолжительное время. В последнее время мы
было рискнули до примеру других кинуться в спекуляцию, забыв правило:
«не спросись броду, не суйся в воду»,— не справясь ни с обстановкой, ни
с средствами, ни с познаниями,— и теперь не знаем, как выбраться из
омута, из которого другие, по-видимому, так легко выныряют. С другой
стороны, живя по первобытному манеру, мы не имели храмов богатства; люди,
помещавшиеся в них в Европе, собирались у нас по каким-то каморкам,
о существовании которых не имели никакого понятия массы, неразвитые
и жившие совершенно отдельною, замкнутою жизнью. У нас не было целой
организованной экономической системы, основанной на известных
принципах, представлявшей нечто целое. Наш экономический быт состоял из
пестрой смеси явлений, остававшихся без перемены в течение нескольких
веков, разнородных начал, заимствованных в различные времена у
различных народов, и фактов, происшедших из помеси этих двух
противоположных элементов. В нем до сих пор найдешь следы славян, варягов,
Византии, татар, всякой немечины и двунадесяти языков. Только теперь
начинается рассортировка ©того разнокалиберного хаоса, в котором наряду с
негодным хламом есть начала, могущие дать России великую будущность.
Это переходное время — одно из самых томительных для современников,
но для страны один из важнейших моментов: теперь определяется
программа ее будущей истории. Каждый промах теперь важнее веех предыдущих
ошибок. В такое время финансовый кризис опаснее, чем когда-нибудь: он
может вызвать меры, которые горько откликнутся впоследствии, и надолго
исказить правильное решение вопросов первостепенной важности.
Устранить финансовые затруднения в России — дело далеко не трудное:
Это исполинское царство со всевозможными естественными богатствами,
способным, даровитым населением, с угодьями, достаточными для
привольной жизни тройного населения,— могло бы быть неисчерпаемым
золотым дном. Нужно только изменить порядок, при котором сокровища,
лежа под спудом, тлели и уничтожались и страна, способная быть первою
по благосостоянию, была одною из беднейших в Европе. С этим нельзя
не согласиться, имея хоть маленькое понятие о прошедшем наших
государственных финансов.

Размышления по поводу статьи г. Щилля
11
В начале нынешнего столетня они были в бедственном положении,
дошедшем почти до крайности в 1810 поду. Расходы превышали доходы на
80 млн. руб.; государственный кредит был в сильном упадке; внешних
займов заключать было невозможно, да они и не помогли бы, потому что
неравновесие бюджета было явлением не случайным, а нормальным;
обычным ресурсом — выпуском ассигнаций—нельзя было более пользоваться:
ассигнаций в обращении было на 576 млн.; ценность ассигнационного
рубля, в прежнее время равного рублю серебряному, упала до 40 коп.
Правительство решилось на всевозможные пожертвования.
Государственный совет предположил ряд решительных мер: сокращение расходов,
назначение новых не иначе как с разрешения государственного совета,
лучшее устройство экономических земель, обращение всех казенных
экономических сумм и всех статей казенного дохода в государственное
казначейство, преобразование налогов, прекращение делания ассигнаций,
объявление, что новые выпуски будут производиться не иначе, как по
предварительному о том манифесту, прекращение негласных 7% займов у
частных лиц, предоставление купечеству участия в управлении банком,
учреждение по городам контор для размена ассигнаций2. Мин'истр
финансов предоставил государственному совету подробный план финансов,
в котором указывались меры для изъятия из обращения ассигнаций,
поднятия их курса, восстановления государственного кредита и уравнения
бюджета3.
По тому времени все эти предположения составляли весьма важные,
почти коренные реформы; но им было не суждено осуществиться.
Приготовление к войне, потом четыре года исполинской борьбы отвлекли
внимание от внутренних реформ и еще более разорили казну и государство.
Затем следует несколько лет, народивших новые затруднения потомству.
Беспрестанно заключаются займы для погашения ассигнаций, но масса
ассигнаций почти не уменьшается, курс их поправляется едва заметно,
а между тем Россия приобретает значительное бремя и бюджет
отягощается новыми расходами по займам. Вступление в министерство Кан-
крина4 несколько улучшает дела, но события 1828, 30, 31 годов — войны
турецкая и польская, холера, восстания в поселениях5 —опять
расстраивают их. Казалось бы, после стольких продолжительно упорных,
систематических невзгод не было возможности поправить финансы в стране,
удрученной крепостным правом, преграждавшим всякую возможность
экономического развития. Но проходят 15 лет и Россия представляется
оправившейся. В 1847 году денежный, торговый и продовольственный кризисы
одновременно разразились над Европой; Франция и Англия вынуждены
делать огромные закупки хлеба, почти все правительства делают займы;
французскому банку угрожает банкротство; его металлический запас
быстро уменьшился с 252 до 71 млн. фр., тогда когда предстоящие
платежи простираются до 368 млн.; 'английский банк в большом затруднении;

72
H. A. Серно-Соловъевич
денежные средства его недостаточны для удовлетворения требований
торговли; парламент отменяет изданный 4 года назад билль, ограничивающий
выпуск билетов. {
В эту критическую для всех эпоху финансы России достигают апогея.
Порты Черного и Азовского морей завалены хлебом; подвалы крепости
переполнены золотом; государственное казначейство отделяет из своих
средств 1272 млн. наличностью в резервный фонд; 147 млн. звонкою
монетою обеспечивают 290 млн. кредитных билетов, находящихся в
обращении; заграничный вексельный курс стоит выше пари 6. Правительство
обменивает 50 млн. фр. наличности на 3% и 5% ренты, спасая этим
французский банк от кризиса, и покупает на 30 млн. руб. сер. английских
и голландских фондов:,— являя изумленной Европе небывалый прргмер
денежного изобилия.
И эти результаты были достигнуты в короткий промежуток, 15 лет, не
какими-нибудь гениальными мерами или коренными реформами,— словом,
не особою системою, а просто обыкновенного немецкою аккуратностью и
рассчётливою бережливостью, опиравшимися на громадные ресурсы
страны. Если б это было делом правильной системы, она пережила бы лицо,
и мы не донгли бы, спустя 14 лет, до настоящего положения. Но, значит,
тем более шансов выйти из него в такое время, когда подняты важнейшие
финансовые вопросы, когда у всех устаревших учреждений подрезаны
якоря.
Весь вопрос теперь в понимании. Мы должны во что бы'ни стало
понять свое положение, свои потребности, свои силы,—иначе неизбежны
ошибки за ошибкой. А нельзя не со>знаться, что такое понимание до сих
пор для нас дело, по-видимому, непривычное. Вместо того чтоб развивать
и разработыватъ почву, находящуюся у нас под ногами и строить новый
быт по широкой мерке нашего привольного отечества,— у нас на каждом
шагу, при всякой новой мере протягивают руку на Запад, чтоб позаим-
ствоватыся какими-нибудь формочками или лекалами. И водь вовсе не для
того делается это, чтоб сличить их с своими потребностями, да
позаимствовать только то, что может пригодиться у нас,— нет, так-таки целиком
пригоняют под них наш быт, не обращая даже внимания на то, что у себя,
дома, они части целого, в котором все пригнано одно к одному, тогда как
у нас по старой привычке опять составляется мозаика; что дома они
приправлены различными условиями, которых у нас нельзя принять в расчет;
что, наконец, и там-то многое из них признано уже негодным лучшими
ум'ами.
Таким образом, весьма легко может случиться, что в то самое время,
KaiK у нас с величайшим трудом и пожертвованиями разрушаются
вместе с одряхлевшими учреждениями зародыши собственных хороших
начал для того, чтоб переделать их на иностранный манер, у владельцев
этого манера готовятся также преобразования, гораздо ближе подходящие

Размышления по поводу статьи г. Шилля
73
к нашим прежним началам, чем к тем, которые выводятся с такими
усилиями.
Употребляя слово «у нас»» говоря о том, что делается в России, мы
вовсе не имеем в виду, чтоб непонимание своего и пристрастие к чужому
были общими недостатками всех русских или хотя большинства общества.
Но ведь для дела решительно все равно, каковы чувства и симпатии
большинства народа или образованного меньшинства, если они ровно ничем
не проявляются и не имеют никакого влияния на общее положение. Ни
одна из реформ не удовлетворяла до сих пор вполне общественного
мнения, но от этого следующие не становились более удовлетворительными.
Это великое несчастие, тем более ощутительное, что немалая доля его
принадлежит не рутинерам, не людям старого порядка, а деятелям нового
поколения. Стремлениям министерства финансов надо отдать полную
справедливость: оно де только не отвергает науки, но старается
воспользоваться всеми наличными учеными силами, поручая предварительные работы
по каждой новой реформе известнейшим нашим экономистам и
финансистам. Общество, с своей стороны, с величайшим вниманием и стоическим
терпением прислушивается к их голосу, расположенное принять с
сочувствием всякую порядочную мысль, превознести ее автора. Затем это уже
чистое несчастие страны, если в числе этих будущих государственных
людей так мало способностей выше посредственности.
Обыкновенно ссылаются на невозможность сделать что-либо серьезно
хорошее при известной неблагоприятной обстановке и отсутствии
некоторых необходимых условий. Это совершенно справедливо относительно
частных лиц. Человек, занимающийся, например, финансовыми и
экономическими вопросами, в литературе очевидно не имеет возможности вполне
высказаться; ему беспрестанно приходится глотать мысли, урезывать
выводы и заключения; если к тому же его направление несколько разнится
от господствующего, ему часто вовсе невозможно высказаться и никаким
образом не удастся получить личного влияния на ход дел. Но для
человека, раз попавшего к государственному станку и продолжающего стоять
у него, подобные доводы немыслимы; они означают только собственную
шаткость или несостоятельность. Это правило, верное везде, особенно
справедливо в таких странах, где нет разделения властей, и для правительства
задумать, значит исполнить. В такой стране человек, у которого
спрашивают его мнение, может вполне рассчитывать на возможность
осуществления его не сегодня, так завтра, в полном объеме. Затем, если эти мнения
неудовлетворительны, причиною тому исключительно личность
выразившего их.
Много совершено финансовых реформ в последнее время, много
предполагается новых, и нельзя назвать положительно ни одной, которая бы
вполне удовлетворила общественное мнение. А ведь у нас нет организи-
рованных партий, из которых каждая считает священною обязанностью

74
H. А. Серно-Соловъевич
ругать все, что бы ни сделала противная; у нас никто не родится тори или
вигом, бонапартистом или легитимистом, и решительно все готовы были
бы приветствовать каждую истинно дельную меру, потому что всем
неловко. Но могут ли они считаться удовлетворительным®, когда во многих
случаях, сами составители, наслаждавшиеся своими детищами в
комиссиях, теряют значительную долю симпатий к ним, видя их — даже не в
деле, а только в печати. А между тем положение таково, что, право, пора
бы серьезно помочь ему.
Всякий понимает, что у нас в настоящее время инициатива в этом деле
может выйти только от правительства; к нему и обращаются общие
надежды. Предположения частных людей стали в последнее время
появляться чаще прежнего; в пих иногда встречаются весьма дельные указания,
разумеется, только по отдельным вопросам; но без правительственной
санкции они но имеют силы.
К числу таких предположений принадлежит недавно напечатанная
статья И. Н. Шилля: «Предположения об учреждении русского государ-'
ственного или земского заемного банка» и т. д. Она, без сомнения,
возбудила общее внимание, потому что предмет ее — вопрос животрепещущего
интереса, и она содержит не только анализ и критику, но и полный
выработанный проект. Г. Шилль уже не раз затрогивал одно из самых
больных мест нашего общественного организма — затруднительное положение
государственных и частных финансов,— развивая причины * этого
грустного явления, приписывая его в значительной степени слишком крутой
ликвидации прежних государственных кредитных учреждений и
недостаточности заменившего их государственного банка для удовлетворения
насущных потребностей русской жизни; теперь он предлагает средство
поправить наше положение.
Статьи г. Шилля мы всегда читали внимательно, хотя и не во всем
разделяем его взгляды и вообще держимся в экономических вопросах не
того воззрения, как он. У г. Шилля вовсе не заметно несносного
доктринерства и педантизма, которыми часто отличаются экономисты; у него,
напротив, широкий и ясный взгляд, много сердца и понимания русской
жизни. Поэтому, несмотря на различие общих воззрений, мы находили
возможность разделять многие из его мнений. В оценке преобразования
наших кредитных установлений мы почти сходимся.
Отдавая полнейшую справедливость познаниям, побуждениям,
намерениям главного двигателя банковой реформы, более того — ставя его
весьма высоко как человека 7, мы тем не менее полагаем, что некоторая доля
настоящих затруднений принадлежит, прямо или косвенно, этой реформе.
Прежние кредитные установления требовали преобразований — это факт
бесспорный. Но отсюда еще не следует, чтобы всякое, какое бы то ни было
преобразование было удовлетворительно. Настоящее наше положение
лучше всего подтверждает эту мысль. Автор «Исторического очерка денеж-

Размышления по поводу статьи г. Шилля
75
кого обращения в России» и «Статистического обзора операций
государственных кредитных установлений» 8 лучше всех должен был знать, что
наши банки были не сколком с учреждений других стран, вызванным
модою подражания или прихотью какой-нибудь финансовой теории, а
явлением, возникшим и развившимся вследствие насущной необходимости
и требований народной жизни. Поэтому рядом с недостатками у них были
и хорошие стороны, которые необходимо было сохранить при
преобразовании. Недостатки банков происходили отчасти от их собственной
организации, отчасти от общих коренных недостатков нашего общественного
устройства: например, от неограниченности выпуска кредитных билетов,
непризнания полноправности всей массы рабочего населения и т. д.
Собственные недостатки банков можно было устранить преобразованием их
организации, не уничтожая их хороших сторон, по крайней -мере
главной —наделения России поземельным кредитом, пока нет для того других
учреждений. Что касается до общих недостатков, то они будут
существовать до тех пор, пока не отстранятся основные причины их; одно
преобразование банков тут не поможет; оно только видоизменит форму прежних
действий, представит их в более благовидном или усложненном, то есть
менее понятном для массы, виде, но сущности их не изменит.
Недостатки самого государственного банка обнаружились вслед за его
учреждением по трем важнейшим, можно сказать жизненным, для России
вопросам: он лишил землевладельцев поземельного кредита, не мог ничего
сделать для предотвращения настоящих затруднений и, главное, не
оказывает никакого содействия окончательному разрешению крестьянского
вопроса.
Пользование поземельным кредитом — не милость, получаемая
землевладельцами от правительства; такой взгляд мог быть в ходу только в
младенчестве экономического развития; при настоящих условиях
наделение землевладельцев, как и вообще всех граждан, кредитом — прямая
выгода государства, потому что: во-первых, с этим тесно связано его
благосостояние, а во-вторых, оно не вправо не кредитовать тех, кем само
кредитуется. Государственный банк, очевидно, и не думал вовсе лишать
землевладельцев кредита. Он полагал, что рискует только кратковременного
приостановкою, рассчитывая на учреждение частных земских банков.
Частные банки для поземельного кредита были необходимым дополнением
государственного банка. Их думали вызвать, учредив Комиссию земских
банков. Результаты трудов ее известны. Ее проект, могущий привести
в восторг любого политшдаэконома, остался проектом, не более; жизнь не
приняла его или, правильнее, у нас не оказалось готовых материалов для
создания банков, указанных комиссиею. Непонятно, как об этом не
догадались раньше учреждения комиссии. Ровно год назад, мы высказали
в этом же журнале наше мнение о «Трудах» Комиссии земских банков9.
События этого года, к несчастию, оправдали наши опасения и еще более

76
H. A. Серно-Соловъевич
утвердили нас в прежнем мнении. Со времени прекращения выдачи ссуд
под недвижимые имущества прошло уже более двух с половиною лет 10.
Это время тяжело упало на землевладельцев и невыгодно отразилось на
всех отраслях их деятельности.
Отстраняя от себя всякое содействие недвижимой собственности,
государственный банк задал себе специальную цель — содействовать
оживлению торговых оборотов. Когда же, как не теперь был случай ему выказать
себя, а обществу рассчитывать на его услуги? А между тем может ли
торговый мир сказать, что в критическое время чувствовалась мощная
поддержка центрального кредитного учреждения, имеющего монополию
государственного кредита? Очевидно нет, потому что в противном случае
уже не раз раздались бы из среды торгового класса голоса сочувствия и
признательности к государственному банку; но их не было слышно;
напротив того, весьма часто говорилось противное. И говорилось не только
со стороны сильных капиталистов и банкиров,—их речи могли быть
искусственными, направленными досадою на всесильного конкурента;
напротив, банк сделал всевозможные учтивости и авансы сильным
капиталистам; горько плакалась на него мелкая торговля, не получившая
никакого содействия; а ей-то и принадлежит самая значительная доля
торгового движения России, потому что ею пробавляется вся сплошная
масса потребителей из рабочих классов. Доступ к учету банка имеют
только значительные'капиталисты; пользуясь дисконтом11 по 6 и 7% со
100, они, в свою очередь, учитывали мелких торговцев' по 8 и 10% со 100.
Если в прежних кредитных установлениях был капитальный недостаток,
который следовало исправить реформою, то это именно незначительность
содействия торговле и содействие только значительным капиталистам. Но
оба эти свойства государственный банк удержал в своей организации.
Апрельский баланс показывает: учетных векселей и других срочных
бумаг 13 648 344 руб. 61 коп.; ссуд под залог товаров 1 195 655 руб.; ссуд под
залог государственных бумаг, акций и облигаций, золота и серебра
772 млн. Итого на 22 млн. содействия торговле и владельцам акций. Если
отношение учетной операции контор банка к учетной операции
центрального банка остается теперь то же, как было прежде, то есть
приблизительно, как 172 ' 1, то общая сумма содействия банка торговле составит
около 40 млн. руб. сер. на государство с населением в 69 млн. Учетные
и ссудные операции французского банка и его контор в 1856 году
составляли 5 635 800 000 фр. *. Если при банковой реформе у нас взяли за
образец французский банк и централизировали государственный кредит в
одном учреждении, то самое меньшее, что мы обязаны были сделать, это
подражать ему в обширности оборотов и степени содействия торговле и
* Мы взяли 1856 год по той простой причине, что в ту минуту, как пишем
статью, у нас не случилось под рукою более новых данных.

Размышления по поводу статьи г. Шилля
11
промышленности. К тюрму же не забудем, что во Франции, кроме
центрального банка с тридцатью девятью конторами (а у нас их всего 7
постоянных во 4 временные), существуют -следующие кредитные
учреждения: парижская нацрюналъная учетная контора, операции которой
простираются до 300 млж. фр., общество поземельного кредита, общество
движимого кредита и 18 частных кредитных учреждений для ссуд и
учета, с многочисленными конторами. У нас же, кроме государственного
банка и eiro контор, существует всего несколько небольших городских или
общественных банков (осташковский, нижегородский дворянский).
Но оказывая содействие' преимущественно сильным капиталистам,
государственный банк и для них не сделаот всего, что можно*; в последнее
время упали дома, едва ли не первые по капиталам. Если частные банки
могут быть равнодушны к подобным падениям, то для банка
государственного они сильный упрек. У частного банка, естественно, на первом плане
свои собственные интересы, которым он всем готов жертвовать;
государственному банку, понимающему свое настоящее назначение и истинные
интересы государства), следует действовать иным образом. Если бы наш
государственный банк принимал горячее участие в судьбе нашей торговли,
он нашел бы средства помочь настоящему затруднительному положению.
Ведь его произвели не какие-нибудь неожиданные, внезапные бедствия,
являющиеся подобно урагану, предвидеть и отстранить которых нет
возможности. Мы дятъ лет пользуемся миром, не имели в этот период ни
повальных болезней, ни голода, ни даже рекрутских наборов; вся Европа
провела эти годы в тревоге, постоянно усиливая вооружения, а у нас
занимались внутренними вопросами и уменьшал pi армию, значит,
сокращали самый непроизводительный расход и увеличивали рабочие силы.
Если, несмотря на эти благоприятные условия, экономическое положение
становится хуже и хуже, расстройство финансов все увеличивается, то
очевидно причины этих явлений надо искать отчасти в общих
исторических условиях государства, отчасти в неблагоприятной обстановке
торговли, промышленности, земледелия. Если государственный банк не может
отстранить первые, то тем более следовало ему цринятъ в расчет и
изменить вторую. Недостаток кредита тяготеет над всеми. Начатые
предприятия остаются недоконченными, старые ликвидируются, фабрики и
заводы останавливаются,— все это порождает дороговизну, которая, в
свою очередь парализирует внутреннюю и внешнюю торговлю.
Расстройство землевладельцев, фабрикантов, торговцев прежде всего падает на
тех, кем они живут и богатеют,— на рабочие классы. В последнее время>
неизвестно на каких данных, пустили в ход мнение, будто в руках
народа находятся значительные' деньги; люди, привыкшие загребать жар
руками народа, весьма охотно распускают это предположение, выдают его
чуть не за аксиому. Главнейшим образом ссылаются на возвышение
заработной платы, но при этом не принимают в расчет непомерное вздоро-

78
H, A. Серно-Соло-вьевич
жание всех предметов потребления, потеря при расчетах, особенно
умножившиеся в последнее время, и, главное, значительное увеличение
повинностей господских и казенных. Сличив эти данные, окажемся, что всеу
что берется одной рукой, отдается другой. Если б положение рабочих
классов действительно улучшилось, затруднения капиталистов были бы
явлением проходящим без особой важности для государства. В том-то и
беда, что- при затруднительном финансовом положении никто не
выигрывает, а все теряют. А все оттого, что нет правильно организованного
кредита. «Нет капиталов, вот главное зло!» —восклицают экономисты. А
десятки миллиардов, лежащие в земле, угодьях, рудниках, домах — разве
это не капитал? а народный труд около 100 млн. рабочих рук — разве это
не достаточный залог для кредита? Вольно же государственному банку
давать отрицательные ответы и оставлять эти несметные богатства
неподвижными и малопроизводительными.
22 млн. руб. ссуд и учетов в главном центре государства с 69 млн.
жителей, 7 000 000 руб. капитала банковых контор во всей империи, ни
одного действующего учреждения для поземельного кредита, но одного
учреждения для личного кредита — вот самое красноречивое объяснение нашего
настоящего экономического положения.
Этот новый гордиев узел мог бы быть не разрублен, а правильно
развязан рядом предначертанных реформ, в главе которых стояло
освобождение крестьян с землею. Но для этого первое необходимейшее условие —
окончательное разрешение крестьянского вопроса финансового выкупною
операцией). Ее задерживают финансовые затруднения, а государственный
банк совершенно отстранил себя от этого дела.
Мы вовсе не имели намерения выступать именно против действий
государственного банка. Нам хотелось указать, что главная потребность
России — самое широкое развитие кредита, но что государственный банк,
единственное действующее кредитное' учреждение, не удовлетворяет и
не может удовлетворить ей.
Г. Шпиль понял, что в развитии кредита — спасение России. Поэтому
он и настаивает на образовании «русского государственного или земского
заемного банка». Главные основания этого банка заключаются в
следующем. Банк составляется компаниек) русских и иностранных капиталистов
с целью производить ссуды под залог недвижимых имуществ. Банк не
получает никаких привилегий. Действия его находятся под контролем
правительства и депутатов от учредителей и участников банка, владельцев
'Заложенных имуществ и владельцев облигаций из дворянского и
купеческого сословий. Ссуды производятся процентными облигациями под залог
частных, государственных и общественных недвижимых имуществ.
Министерство финансов с соизволения верховной власти обязуется
прекратить навсегда выпуск беспроцентных кредитных билетов и предоставляет
себе право выпускать в случае надобности и в течение известного периода

Размышления по поводу статьи г. Шияля
79
времени только процентные обязательства на условиях, возможно точно
определенных при учреждении заемного банка. Облигации, выданные
заемным банком казне за заложенные имущества, выпускаются казною в
обращение не иначе, как под условием уничтожения кредитных билетов
на сумму, представляемую облигациями. Учредители банка вносят в
существующий государственный банк капитал (фонд), который должен
увеличиваться с развитием операций и составлять в первые годы не менее
10%, а потом 9, 8, 7, 6, 5% с .суммы» представляемой облигациями. Если
с развитием оборотов банка учре^дители не пожелают вносить своих
капиталов, то могут пригласить других капиталистов, предоставив им участие
в управлении банком. Фонд заемного банка вносится в государственный
банк золотою или серебряною монетою или пятипроцентными банковыми
билетами. Государственный банк выдает на него свидетельство и платит
по 5% в год. Свидетельства хранятся в заемном банке и не могут быть
пускаемы в обращение. Государственный банк может пускать фонд в
обращение, но в таком случае обязан уничтожить на соответствующую
сумму кредитные билеты, находящиеся в обращении или в банке. Облигации
выпускаются в размере ссуд; заемный банк выпускает и принимает их
как в России, так и за границею по нарицательной цене. Они приносят
(примерно) 5% в год гарантированных правительством и погашаются
периодически по тиражу. При погашении облигаций владельцы их
получают премию, постепенно увеличивающуюся, так что по примерному
расчету она составит на каждый рубль в 1-й год 5 коп., а в последний,
35-й,—2 руб. 62 коп. Облигации могут быть в 25, 50, 100, 250, 500, 1000,
10 000 руб. сер., именные и безъименные, краткосрочные и долгосрочные.
Конторы государственного банка, казначейства и все казенные места
принимают облигации заемного банка по поминальной цене, наравне с
сериями. В ссуду под них государственный банк выдает не менее 90% их
нарицательной цены. Эти ссуды производятся кредитными билетами, а по
уничтожении их — процентными или беспроцентными банковыми
билетами или звонкою монетою с открытия разменной кассы государственного
банка. Взносы заемщиками процентов и уплата процентов, премии и
погашения по облигациям производятся или кредитными билетами по курсу,
или банковыми билетами государственного банка. Конторы
государственного банка и казначейства принимают следующие банку взносы и
производят уплаты по облигациям. Заемный банк может производить ссуды
и под вторую ипотеку 12. Заемщики платят 5 или 572% интереса, 1% на
расходы банка, 1, 2, 3% или более — погашения, смотря по роду имущества
и условиям. Правление банка избирается учредителями и участниками;
старшие члены утверждаются правительством. Местные (губернские и
другие) агенты банка (ценовщики) избираются местными владельцами
недвижимых имуществ, которые отвечают за их честность и
состоятельность. Служба их равняется службе по выборам. Они утверждаются пр'а-

80
H. A. Серно-Соловъевич
вительетвом, получают вознаграждение и пользуются долею прибыли.
Агентами банка за границею могут быть только банкиры учредители и
участники банка; их обязанности должны состоять в продаже облигаций,
уплате процентов, погашения и премии; размер вознаграждения их
определяется с точностью в уставе. Чистая прибыль банка делится: между
казною, его учредителями, участниками, агентами и правлением.
Полученные казною доходы употребляются на уничтожение кредитных билетов,
а потом и других обязательств казны. Отчет банка публикуется каждое
полугодие, а баланс ежемесячно. Заемный банк учреждение временное;
правительство всегда может закрыть его с условием принять на себя его
обязательства и вознаградить учредителей и 'агентов согласно заключенному
договору. В случае недоразумений об этом или другом предмете дело
должно быть решено третейским судом, о котором выговаривается в уставе.
Статья г. Шилля особенно полезна тем, что энергически затрогивает
вопрос, на который непременно должно быть устремлено общественное
внимание.
Что касается практического значения его проекта, то учреждение
предлагаемого им заемного банка, бесспорно', было бы значительным
временным подспорьем для владельцев недвижимых имуществ,— но не такая
мера, которая бы значительно поправила общее экономическое положение.
Г. Шилль сам говорит, что его банк есть мера переходная; а нам
кажется, что ставить себе задачею создание переходного, временного
учреждения — 'Значит уничтожать девять десятых значения своей меры.
Временные меры — всегда полумеры, совершенно противоречащие правильной
экономии сил, без которой государство непременно должно разориться.
Г. ПЬшоль отлично знает это; он сам не раз высказывался против
паллиативов, полумер; а между тем теперь не только предлагает переходную
меру, но и оправдывает необходимость ее нашим переходным положением.
Но в переходное-то время и нужны такие меры, которые бы скорее
прекратили его; а меры переходные производят совершенно противное,
вызывая целый ряд последовательных и совершенно бесполезных ломок и
делая через это переходное время более продолжительным и трудным. Но
г. Шилль совершенно логически был приведен в противоречие с самим
собою свойством заданных себе задач. Он ищет выхода из
затруднительного положения и думает найти его в преобразовании системы денежного
обращения и наделения землевладельцев кредитом. Как ни важны оба
эти вопроса, но при настоящем положении нашего отечества и они отходят
на второй план; первостепенное значение принадлежит другим вопросам,
до окончательной и правильной развязки которых не могут быть
основательно решены и другие. Значит, и проекты решения их могут быть
только полумерами.
Первостепенный экономический вопрос у нас — освобождение крестьян
с землею. В нем судьба России; во имя его и должно совершиться преоб-

Размышления по поводу статьи г. Шилля
81
разование кредитной системы и все другие важные преобразования нашего
общественного быта. Крестьянский вопрос не кончен, а только начат
Положением 19 февраля.
Всякий понимает, что правильное решение крестьянского вопроса
возможно только с прекращением обязательных отношений крестьян к
помещикам, посредством выкупной операции. Положение 19 февраля указало
на это 13. Значит, главная задача банков — содействовать выкупу.
Наделение землевладельцев кредитом явится прямым следствием выкупа.
Напротив того, если назначением банка будет только производство ссуд
землевладельцам,— этим не ускорится, а, напротив, отдалится исход,
указанный Положением.
Сами собою обязательные отношения не прекратятся правильным
путем; для осуществления финансовой операции необходима чья-нибудь
инициатива и притом весьма энергическая. Но ее не дает ни Положение, ни
заемный банк. Меры, указанные Положением, надо рассмотреть подробно,
и мы постараемся сделать это в следующей статье14. Что касается до
учредителей банка, разумеется, они не займутся выкупною операциею.
Исключительною заботою их будет увеличение прибылей банка, а сделать
спекуляцию из выкупа крестьянских земель — невозможно. Выкупная
операция может быть только делом государственным или общественным,
но ни как не частным, особенно руководимым иностранцами. А между тем
возможность получить ссуды из нового банка отвратит многих владельцев
от выкупных сделок. Но этим важным вопросом мы займемся особо; а
теперь обратимся к другой задаче банка — изменению системы денежного
обращения, изъятию кредитных билетов, замене их процентными
облигациями заемного банка и билетами государственного банка.
Предлагая эту меру, г. Шилль решительно утверждал, что «всякий
сколько-нибудь знакомый с условиями народного благосостояния и
притом с ходом дел у нас видит, что одна из причин наших финансовых и
некоторых других затруднений заключается в значительном количестве
беспроцентных билетов», и далее — что «всякий согласится, что
облигации предлагаемого им заемного банка неизмеримо выгоднее для всего
и всех и представляют собою явление более рациональное во всех
отношениях, нежели кредитные билеты» 15. Действительно, большая часть
наших экономистов разделяют нелюбовь г. Шилля к кредитным билетам
и домогаются замены их процентными банковыми билетами, приписывая
излишку их значительнейшую часть настоящих затруднений. Но далеко
не безусловно согласны с этим практические требования России. В то
время как экономисты восстают на излишество кредитных билетов, со всех
сторон раздаются жалобы на недостаток их. Прения в
политико-экономическом комитете о бумажных деньгах далеко не разрешили этого
противоречия. В заседании 17 декабря, по вопросу: «страдаем ли мы
излишеством бумажных денег?» — 10 членов дали утвердительный ответ, а 7 —
£ Н. А. Серно-Соловьевич

82
H. A Серно-Соловьевич
отрицательный16. Очевидно, что не таким случайным большинством в
собрании, составленном из лиц приблизительно однородных взглядов,
решаются вопросы подобного значения для страны. Доводы экономистов не
убедили коммерческий мир. Представители его в заседании того же
комитета, 8 февраля, вторично утверждали, что торговля не испытывает
затруднений от излишества кредитных билетов, но что, напротив того, недостает
денег для окончания начатых предприятий. Тот же отзыв они повторяли
еще несколько раз при прениях о кризисах, приписывая недостаток
меновых знаков изъятию из обращения билетов коммерческого банка 17.
Вслед затем не переставали раздаваться печатно голоса
представителей промышленности и торговли, жалующихся на недостаток денег,
подтверждающих свои положения статистическими данными; они предлагали
различные комбинации для увеличения количества денежных знаков:
выпуск кредитных билетов в пособие торговле и промышленности на
определенные сроки под верные залоги; выпуск билетов в счет будущей
продажи Московской железной дороги 18 и т. д. Московское купечество даже
ходатайствовало о новом выпуске кредитных билетов обычным порядком.
О веех этих предложениях можно судить весьма различно; но каков бы
ни был приговор о них, одно несомненно: что если и есть у нас
излишество кредитных билетов, то прямая причина затруднений наших не в нем»
а в обстоятельстве столь сильном, что им заслоняется от коммерческих
людей самое влияние излишества кредитных билетов.
Бели это обстоятельство — недостаток доверия и расстройство
государственного кредита, то доверие не восстановится, сколько бы ни
уничтожили кредитных билетов; оно возвратится только с совершенным
изменением обстановки, возбудившей недоверие.
Не касаясь других причин, расстроивших наш кредит, обратим
внимание лишь на одну, не самую сильную, но все-таки имевшую значительное
участие в произведении этого результата.
Говоря безотносительно, мы не признаем, чтобы капиталисты имели
право на получение от банка какого бы то ни было процента, потому что
всякий процент представляет для них премию за бездействие и
непроизводительность. Но обращаясь к бывшему у нас понижению банковых
процентов, мы не можем не признать этого распоряжения мерою
искусственною. Она не вызвана ни принципом, нами высказанным, ни
действительными потребностями народной жизни. Напротив того, она сама должна
была вызвать народную жизнь на известные проявления, к которым та
не была готова и которых не допускала вся существовавшая обстановка,
нисколько не изменившаяся с понижением процентов.
Гильдейское устройство, торговый, кредитный, таможенный уставы,
пути сообщения, народное образование, судопроизводство, чиновничество»
крепостное право и т. п. обусловливали существовавшее состояние
торговли и промышленности, делали его именно таким, каким оно было в то

Размышления по поводу статьи г. Шилля
83
время. Очевидно, оно не могло измениться, когда все главные условия
оставались в прежнем виде. А между тем понижением процентов
говорилось капиталистам: «обратите ваши капиталы в торговлю и
промышленность». Они и обратили. Акционерные общества вырастали, как
грибы; учредители платили участникам по 15, по 20% из капитала; цены
акций неимоверно возросли; ловкие спекуляторы быстро нажились или
обеспечили себе пожизненные доходы; акционерная лихорадка овладела
всеми; самые осторожные не могли устоять перед соблазном и очевидностью
огромных барышей. Казалось, все как нельзя лучше, но неумолимая
логика взяла-таки свое. В самую блестящую пору акционерства оказалось,
что не хватает ни честности» ни знаний, ни необходимой обстановки.
Однако призрачные успехи всех ввели в заблуждение, то есть всех
капиталистов. Владелец 100 тыс. руб. считал свой капитал в 120, 150, 200 тысяч
и жил в эту силу. Купцы и фабриканты, рассчитывая на умножение
богатства и роскоши, усиливали обороты сверх средств; громадные
предприятия учреждались на счет мнимого богатства; участниками их являлись
люди, бравшие в надежде перепродажи с барытпем столько акций, на
сколько хватало их капитала для первых взносов; домовладельцы охотно
променивали дома на акции; откупщики надбили безмерно откупные
суммы; казна приступила к ликвидации банков. Войти во вкус биржевой
игры недолго; наша публика обещала сделаться на этом поприще
достойною подражательницею французов, но даже на это недостало времени,—
так быстро последовал разгром. Дивиденды или вовсе прекратились, или
сократились до микроскопических размеров; пришлось жить на капитал,
а между тем акции не только упали в цене, но самый сбыт большей части
их сделался невозможен; на новые взносы не хватает денег, акции
подлежат конфискации; но она не увеличивает денежных средств,
необходимых для продолжения предприятий: они ликвидируются недоконченные
или в самом начале действий; самые значительные банкирские и торговые
дома, всегда заранее сведущие об общем положении, спешили выйти из
дел; другие, всегда считавшиеся за самые прочные, пали, увлекая за собою
множество клиентов и поражая торговый мир паническим страхом;
громадные спекуляции, зачатые под влиянием духа биржебесия, лопнули,
разорив значительнейшие отрасли народной промышленности; неурядица
и дороговизна, неизбежные спутницы такого хода дел, сделали
невозможным сбыт многих товаров за границу; товары вывезенные лежали в
складах и портились, не находя покупателей; а между тем постройка
железных дорог, пароходов, заводов и значительно увеличившаяся роскошь
усилили привое; большие заказы были сделаны в счет будущих благ; за все
это нужно расплачиваться, а денег нет. Среда всего этого как снег на
голову — прекращение ссуд под недвижимые имущества, лишающее
дворянство главного источника расточительности, и ликвидация банков,
закрепившая капиталы и изъявшая из обращения банковые билеты.
6*

84
H. A. Серно-Соловъевич
Разумеется, должники перестали платить долги, а ростовщики увеличили
проценты.
Воя эта кутерьма происходила почти исключительно в Петербурге, но
так как он притянул к себе все соки России, то дризис в Петербурге
отразился на всю Россию.
Непричастным этому лихорадочному движению оставался только
народ. У него ни акций, ни имений, которые бы банк принимал в залог, ни
векселей, принимаемых к учету, ни вкладов в банках не было и не
сделалось; сделались было получше заработки, зато вюе стало дороже,
больше сделались недоплаты при расчетах, увеличились повинности казенные
и помещичьи, больше стал тянуть откуп,— а затем все осталось
по-прежнему, все, что заработывалось безысходным, кровным трудом, выходило
без остатка на харчи да поборы.
Таково положение общественных финансов. Финансы государственные
необходимо должны соответствовать им.
Вся совокупность совпадших неблагоприятных условий,
неправильность общественных отношений, незнание, неурядица, недостаток
правильной организации [кредита, кризисы — денежный, торговый, промышленный,
аукционерный,— вот причины настоящих затруднений. Отстранить
затруднения нельзя иначе, как отстранив все причины, их произведшие, или по
крайней jvrepe важнейшие из них.
Трудно предположить, чтоб предложенное г. Шиллем изменение
системы денежного обращения могло отстранить настоящие затруднения или
уничтожить причины, их развивающие.
Но прежде чем рассматривать вероятные последствия этих
предложений, надо, чтоб они осуществились. А тут с первого взгляда видно много
затруднений. Допустим даже, что просвещенное финансовое начальство
будет действовать в духе г. Шилля. Прежде всего представляется ряд
весьма серьезных вопросов относительно залога государственных иму-
щеетв. Как определится количество их, могущее быть заложено? Какие
выгоды представит для государства залог имущ ее тв для превращения
беспроцентных кредитных билетов в процентные бумаги? Из каких средств
будут платиться проценты по залогу, которые по проекту г. Шилля могут
быть 9% и более со 100? Далее, каким образом совершится обмен
кредитных билетов на облигации заемного' банка и каким образом можно
контролировать, что обмененные кредитные билеты будут изъяты из
обращения? Для обмена необходимо содействие народа, в руках которого
находятся кредитные билеты. Как будут обменены облигации — по
нарицательной цене или по курсу? В первом случае операция должна иметь
обязательный характер. Но может ли правительство гарантировать
постоянный курс облигаций частного банка 100 за 100, когда пятипроцентные
билеты государственного банка стоят 987г и стояли еще ниже? Притом,
•обязательный курс облигаций прямо противоречил бы направлению всех

Размышления по поводу статьи г. Шилля
85
настоящих реформ по кредитной системе. Обмен же но ходячему курсу
представлял бы ликвидацию, которая может подвергнуть казну
немедленной и весьма значительной потере. Естественно, что эта операция глав-
нейше перейдет через руки банкиров, а они, имея в виду, что казна не
иначе может пустить облигации в обращение, как обменяв их на
соответствующую сумму кредитными билетами, легко' мюогут производить
искусственное движение курсов. Таким образом, как обыкновенно- водится при
подобных операциях, и казна, и народ понесут потерю, а банкиры
/Останутся с двойными барышами.
Услювия, предложенные г. Шиллем государственному банку, едва ли
могут быть выполнены. Государственный банк должен платить
учредителям заемного банка 5% за внесенный фонд, если же захочет пустить его
в обращение, то должен уничтожить на соответственную сумму
кредитные билеты, переходящие в обращение или в банк. Каким же образом
банк мояЯет выполнить это условие? В постоянном его распоряжении
находятся двоякого рода суммы: 1) его собственный капитал и резерв
и 2) частные вклады, то есть суммы, которые он должен возвратить
владельцам или по востребованию, или в известные сроки. Но ведь и фонд
заемного банка не составит собственности государственного банка, а
может быть потребован в известных случаях обратно. Значит, уничтожение
кредитных билетов будет или уничтожением банком чужого капитала, или
сокращением своего собственного; и следовательно, всякая сумма фонда,
пущенная в обращение, должна выручить следующую прибыль: 1)
уничтоженный капитал, то есть 100%, 2) процент, платимый на
уничтоженный капитал, 3) 5% платимых заемному банку, 4) прибыль
государственному банку. Возможно ли это? Если возможно,— еначит,
государственный банк разоряет государство; если нет,— значит, фонд заемного
банка нельзя пускать в обращение; в таком случае, из чего и за что
платить владельцам за него 5%? А если им не платить их, за что же
обязывать их отдавать фонд в посторонние руки? Нам скажут, быть может, что
банк может получать суммы от государственного казначейства; но ведь
это не что иное, как мистификация: средства государственного
казначейства далеко не таковы, чтоб оно могло уделять миллионы на истребление.
Осуществлением предположений г. Шилля достигнется один
положительный результат: замена беспроцентных кредитных билетов
процентными. Два же главнейших недостатка настоящей денежной системы не
устраняются. Такими мы считаем неограниченность выпуска кредитных
билетов и неисполнение обязательства размена билетов на монету.
Неограниченный выпуск билетов вреден не потому, чтобы выпущенная масса
их произвела затруднение в денежном обращении,—а потому, что он
означает жизнь свыше средств, превышение расходов над доходами. Но
ни частный человек, ни община, ни государство не могут постоянно жить
свыше доходов. Это удается в начале — более или менее продолжите льт

86
Я. А. Серно-Соловъевич
яюе время, смотря по тому, в какой мере велика репутация богатства
и состоятельности лица или (государства. В начале все охотно верят в долг
тому, кого считают богатым, потому что находят такое помещение верным
и выгодным, думая, что заем есть следствие временного, скоропереходя-
щего затруднения; в течение известного времени кредит поддерживается,
но уже не потому, чтобы твердо верили в состоятельность должника, а
потому, что кредиторы могут извлечь из его затруднений значительные
единовременные выгоды и рассчитывают на возможность сбыта векселей
или обязательств людям, не посвященным в тайны денежного положения
должника. Естественно, чем более количество долговых обязательств, тем
более падают в цене прежние, тем больших пожертвований стоит
заключение новых; а между тем без них становится невозможным существовать.
Обыкновенные расходы, давно ужо превышавшие доходы, возрастают
пропорционально долгу. Кредит падает, падает. Страдает уже не один
должник, но и кредиторы, имеющие в руках обесценившиеся долговые
обязательства, не находящие сбыта. Если не какой-нибудь чрезвычайный
оборот — исход такого положения банкротство. Всякий знает, что оно
ежедневно постигает отдельные лица, торговые дома, общества. Что
касается правительств — новейпг&я история представляет катастрофу
австрийского в 1811, 13—15 годах. В 1811 году австрийское правительство
ликвидировало свои бапкоцетели19 по 20 за 100; владелец 1000 флоринов
должен: был обменять их (на) 200 флор, новыми бумажными знаками; но
так как неблагоприятные обстоятельства не устранились новыми
денежными знаками, то курс снова упал на 70%, так что владевший в 1810 году
1000 флор, имел в 1815 году всего 57 флор. В настоящее время до
введения октябрьского патента австрийские финансы были не далеки от
вторичного банкротства. Теперь подобная, если не худшая катастрофа грозит
турецкому правительству.
У нас также было нечто подобное: ассигнационный рубль стоил
первоначально 21/2 руб. сер.; впоследствии он был уравнен серебряному рублю;
малонпо-малу возник лаж20, сначала незначительный — 2,3% со 100,
потом разница быстро возрастала, так что в начале нынешнего столетия,
отношение серебряного рубля к ассигнационному было 1 : 4,13. В 1834 году
правительство установило денежною единицею рубль серебряный и
определяло постоянное отношение его к ассигнационному 1 : 3,50. Нынешние
обстоятельства лучше всего показывают, насколько ошибаются люди,
думающие поправлять органические недостатки такими поверхностными
мерами.
Естественно, что правительство может жить несравненно дольше
свыше средств, чем частные люди: представляя собою государство, оно может
в известной степени располагать всеми его средствами. Таким образом,
хотя долги и превышают средства самого правительства, но оно может
покрывать их, опираясь на ресурсы страны. Но на них правительство

Размышления по поводу статьи г. Шилля
87
может вполне рассчитывать только в таком случае, когда страна
участвовала в заключении дела своим согласием... Эту истину
неопровержимо доказывает современное положение кредита различных европейских
правительств.
Английское правительство не имеет права распорядиться фунтом стер-
Л1ШГ01В без согласия палаты общин, а кредит его, несмотря на долг в
5 млрд. руб. сер., прочнее чьего-либо. В Италии финансы расстроены;
последний бюджет представляет дефицит в 300 млн. фр., и тем не менее
стоит правительству объявить с разрешения палат заем,— он наверно
будет без труда покрыт, несмотря на то, что всем известно, что
полученные суммы употребляются самым непроизводительным образом — на
вооружение. В Турции, где у правительства всего 220 млн. долга и оно
может деспотически распоряжаться достоянием всех и каждого,— оно
фактически банкрот. Австрийское правительство, также неограниченный
распорядитель государственных финансов, накануне вторичного
банкротства видело единственное средство спасения в предоставлении стране
контроля над финансами.
Разбор финансового положения всех других государств дал бы
решительно тот же результат: чем свободнее и непринужденнее контроль над
финансовым управлением, тем прочнее государственный кредит.
Контроль — а не превращение процентных бумаг в беспроцентные —
поможет нашим кредитным финансовым затруднениям. Предоставление
выпуска билетов государственному банку вместо казначейства, как
предлагает г. Шилль,— одна игра слов. Пример Австрии неопровержимо
доказывает это. Там выпуск билетов предоставлен венскому банку,
учреждению не чисто казенному, а акционерному, разумеется, с участием
правительственного влияния. И несмотря на то, ни на всевозможные обещания,
беспрестанно даваемые и правительством и банком, выпуск билетов
постоянно производится в неограниченном количестве. Билетам присваивали
обязательный курс и прекращение платежей по ним сделалось
нормальным положением. Если же таковы отношения акционерного банка к
государственному казначейству, могут ли они быть иными в казенном банке?
Ведь совершенно естественно, что если расходы не могут быть
покрыты ни доходами, ни внешними займами без обременительных условий,
а между тем под рукою столь удобное средство, как выпуск банковых
билетов,— то к нему и прибегнут.
Таким образом, в сущности, совершенно безразлично, само ли
казначейство выпустит билеты, казенный ли банк или частный банк, под
влиянием казны. В каждой из этих трех гипотез выражаются те же самые
идеи.
Остается рассмотреть еще один вопрос: желательно ли, чтоб
кредитные билеты заменились теперь процентными билетами? Мы, не колеблясь
даем отрицательный ответ по следующим соображениям.

В. А. Серно-Соловъевич
Значительнейшая часть обращающихся кредитных билетов есть долг,
возникший вследствие хозяйства, в котором расходы систематически
превышают доходы. Обращением беспроцентного долга в процентный
положение не только не улучшится, но значительно ухудшится. Процентные
билеты, оставляя общую сумму долга неизмененного, увеличат ежегодные
расходы всею суммою процентов, платимых по билетам. Представьте себе
должника, частное лицо, которого бы кредиторы вздумали уверять, что
состояние его поправится, если он прибавит им на свою должную сумму
4% или 5%? Не то ли же самое говорить правительству, что оно выйдет
из затруднительного положения, обратив беспроцентный долг в
процентный? Кредит его нисколько от того не понравится, мы выше объяснили
почему. Напротив, подобная мера скорее окончательно расстроит его;
всякий будет считать ее последним отчаянным средством, потому что
иначе трудно объяснить себе ежегодную жертву в несколько десятков
миллионов рублей.
Состоятельнее правительство также не сделается, превратив
кредитные билеты в банковые. При всяком кризисе или общем затруднении
владельцы банковых билетов> будут осаждать банк с требованиями
размена и уплаты,— и у банка не будет других средств избавиться от
требований, как поставить к дверям жандармов и объявить о приостановлении
платежей. (
Дешевизна также не возвратится от этой меры. Никто не будет брать
процентными билетами дешевле того, что брал беспроцентными; в этом
всякий может убедиться сию минуту, предложив домохозяину, лавочнику,
портному, сапожнику, вместо кредитных билетов, взять 5% -ньге,
уменьшив цену. Наверно, ни один не согласится.
— Но по крайней мере банковые билеты будут приносить проценты.
— Это будет новым бременем для народа. Какие источники у казны
для платежа процентов? Других нет, кроме новых налогов. Правда, эти же
суммы возвратятся в народ; но, во-первых, однажды взятый налог всегда
уже чистая потеря; а, во-вторых, налог, по обыкновению, падет всею
тяжестью на рабочие классы, а проценты достанутся капиталистам. Их получит
только тот, кто имеет возможность продержать у себя билеты несколько
времени; а тот, у кого они сегодня в руках до завтрашнего дня, только
прочтет,— если умеет читать,— что этот билет приносит 5%.
Капиталистам, конечно, такая реформа будет с руки, только не народу.
То же самое надо сказать о подвижности курса билетов. При
незнакомстве народа с биржевыми фокусами, при том влиянии, которое у нас
богатый имеет на бедного, введение в употребление бумаг с изменяющимся
курсом будет совершенным бедствием для всех живущих трудом.
Притеснениям и обманам не будет конца. Явится крестьянин платить подати,—
приемщик скажет: сегодня курс рубля 90 коп., да начальство не
принимает по этой цене; давай больше,— а не дашь сегодня, завтра заплатишь

Размышления по поводу статьи г. Шилля
89
дороже. Чиновник получит жалованье по одному курсу, а домохозяин
примет деньги за квартиру по низшему. Мелкий торговец не может
продавать иначе, как в кредит; подаст счет должнику, — тот заплатит по
произвольному курсу; зато лавочник будет поступать таким же образом
со всеми покупающими на наличные, то есть с мелкими потребителями.
В провинциях постоянно будут обсчитывать, ссылаясь на петербургские
курсы. Это будет повторяться при каждом деле, при каждом платеже.
Попробуйте где бы то ни было за границей расплачиваться на железной
дороге, на почте или в каком другом казенном и общественном месте
иностранным золотом или какими-нибудь бумагами с переменяющимся
курсом, всегда будет значительная потеря. Напр.— биржевой курс русского
золота 5 th. 12 sgr., а на железной дороге его принимают в 5 th. 8 sgr.
и т. п. Если такие злоупотребления возможны за границей, что же б-удет
у нас? При каждом долге, при каждом платеже богатый и сильный найдет
в подвижном курсе новое средство прижать бедного. Дороговизна
останется по-прежнему, -а сверх того прибавится прижимка в курсе.
Если во Франции, Англии и Бельгии восстают против обязательного
курса банковых билетов, то это еще не причина, чтоб восставать у нас
против постоянного курса кредитных билетов. Во всех этих странах,
главное орудие обращения не банковые билеты, а звонкая монета, имеющая
постоянный курс: пятифранковая монета всегда стоит 5 франков; билеты
обращаются преимущественно между капиталистами; в народе они редки;
самое принятие их необязательно. При таких условиях взаимное
соглашение в курсе возможно. Но возможно ли сделать звонкую монету главным
орудием обращения у нас, где громадность пространства и младенческая,
первобытная организация кредитных сделок потребуют металла в
несравненно большей пропорции, чем где бы то ни было! Если возможно,—
значит, тем более возможно восстановить свободный размен кредитных
билетов на монету. А как только это будет обеспечено, кредитные билеты
опять становятся гораздо удобнейшим орудием обращения, чем монета.
В Пруссии, например, где, как у нас, ходят бумажные деньги, ценою-
в 1, 5, 10, 25, 50 и 100 таллеров, но нет недостатка в разменной монете
(большею частью билонной) 21 и выпуск билетов ограничен,— никто и не
думает жаловаться на обязательность курса или беспроцентиость бумажек.
Да и в самой России жаловался ли кто-нибудь собственно на кредитные
билеты, когда не было недостатка в мелких деньгах?
Русский народ в денежных делах одарен верным практическим
смыслом и не легко поддается той или другой теории, старающейся извратить
его понятия. Для народа деньги — орудие мены, не более. Поэтому для
него всего важнее, чтобы это орудие было как можно удобнее для
ежедневных потребностей. Дайте ему, при недостатке монеты, какие угодно
мелкие знаки, и он будет покупать и продавать на них как бы на монету.
Почтовые марки, жидовские билетики, бумажки в 10, 25 коп., выпущенные

90
H. A. Серно-Соловъевич
частными лицами, совершенно свободно обращались в последнее время
в некоторых губерниях и оказывали большие услуги. Народ понимает,
что ценность денег составляет общее согласие на принятие их.
Остальные замечания, которые можно бы сделать на статью г. Шилля,
мы оставляем в стороне, так как цель этой статьи вовсе не критика проекта
г. Шилля. Прибавим только, что мы не сочувствуем системе премий,
играющей довольно важную роль в проекте. Система премий — не правильная
финансовая операция, а одно из порождений биржевой спекуляции, еще
ледавно гордо торжествовавшей над теориями противных ей утопистов,
ло теперь сказавшей последнее слово разгромом Миреса 22 и подобных ему
биржевых шарлатанов. У нас и без того не мало отечественных пороков,—
-зачем же стараться прививать к нам чужие, вроде биржевой игры, к
которой мы очень падки. Премия — или удочка для приманки к нам иностран -
ных капиталистов, или возбудительное для нас самих. Но ведь первые
всегда превзойдут нас в ловкости и если пойдут на удочку, то с тем, чтоб
•самим сорваться и посадить нас. Неужели же постройка железных дорог
недостаточно внушила нам, что значит содействие иностранных
капиталистов? 23
Что касается до возбудительного для нас, оно быть может и
подействует, но по неизменному физиологическому зак'ону последствием
неестественного возбуждения — всегда увеличение истощения.
В заключение, вот категорически наш взгляд на различные финансовые
вопросы, затронутые в статье г. Шилля:
Причины настоящих финансовых затруднений двоякого рода: одни,
хронические, наслоившиеся в течение веков, обусловленные нашим
историческим развитием; другие, вызванные отсутствием однородной системы
ж некоторыми отдельными мерами, ^соответствовавшими пи нашему
развитию, ни потребностям.
Никакие отдельные частные меры не исправят положения; полумеры
только ухудшат его.
Правильное хозяйство весьма скоро может поправить финансы; но для
этого необходима стройно организованная система, основанная на
сочетании интересов всего народа, а не на выгодах одной части общества.
Не излишество, не беспроцентность кредитных билетов причиной
затруднений, следовательно не изъятие их из обращения, п не замена их
процентными отвратит трудность положения. Контроль мог бы сделать
из напрей денежной системы лучшую в Европе.
Разрешение крестьянского вопроса выкупною опорациею должно быть
главною задачею государственного кредита.
Вместе с тем необходимо сильное содействие кредитом всему сельскому
и городскому населению, ремеслам, промышленности, торговле.
Чем богаче народ, тем прочнее государственные финансы — это
сделалось уже аксиомой. Но чтоб обогатиться, надо, чтоб государство и обще-

Размышления по поводу статьи г. Шиллл
91
«етво поняли, как обращаться с находящимся у них в руках сокровищем —
кредитом. Чем больше и разумнее разработывать его, тем он становится
^производительнее. Содействие кредита нескольким десяткам тысяч купцов
способствует образованию громадного богатства... Что же должен
произвести он, явись на помощь всей массе рабочего населения?
Освобождением крестьян с землею Россия может доказать возможность
осуществления утопии — распространения права собственности на всю
массу населения.
Правильное разрешение этого вопроса может привести ее к
разрешению двух мировых задач: создания общественного кредита и признания
права труда на кредит, то есть уравнения его в правах с капиталом.
Мы постараемся вслед за сим представить несколько соображений о
выкупной операции для решения крестьянского вопроса 24.

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ КРЕСТЬЯНСКОГО
ВОПРОСА
Проект, составляющий предмет этой статьи, без сомнения, найдег
сочувствие в каждом честно и искренно любящем Россию, желающем
видеть ее счастливою.
Осуществление его, само по себе, не трудно, оно не требует от
государства никакого пожертвования, никакой предварительной ломки в
существующем быте, не нарушает ничьих интересов. Мало того, оно мгновенно
отстраняет важнейшие, роковые затруднения настоящей минуты —
прекращает для крестьян военное положение со всеми его неистовствами и
бедствиями, открывает помещикам возможность вести хозяйства; спасает
Россию от банкротства.
Ближайшим результатом осуществления его было бы изумительное
развитие экономического и финансового благосостояния.
И несмотря на всю совокупность этих условий, несмотря на то, что
наши государственные и общественные финансы стоят па самом краю
бездны, что поправить их могло бы только быстрое и коренное
преобразование, вроде предлагаемого этим проектом,— иметь хоть тень надежды
на его осуществление значило бы жестоко увлекаться.
Ни одно коренное и дельное преобразование невозможно у нас при
настоящем канцелярском порядке.
Он неспособен и несостоятелен, он анахронизм, он живучая руина,
соприкосновение с которою мертвит и губит самые лучшие мысли и
планы.
Ход и исход крестьянского вопроса и всех предпринятых в последнее
время реформ окончательно доказали это. Если б нужны были еще
доказательства, их доставили бы — всярюе проявление частной и общественной
жизни, всякий шаг, который приходится делать каждому из нас как члену
общества.
Да каких же еще нужно доказательств, когда такую статью как эта
нельзя напечатать дома, а приходится прибегать к заграничным станкам?..

Окончательное решение крестьянского вопроса
93
Не имея ни малейшей надежды на осуществление в настоящее время
своего проекта, я тем не менее изложил его в статье, которой придал самый
примирительный характер и умеренный тон; публикую его; публикую под
своим именем. Многим это покажется тройною непоследовательностью.
Но вот соображения, руководившие мною.
Я дал статье умеренный тон и примирительный характер.
потому, что самый предмет ее,— вопрос, разжигающий страсти, глубоко
разъединяющий интересы, следовательно и силы России, а теперь более
чем когда-нибудь необходимо, чтоб они были соединены;
потому, что этим я заранее отнимаю у людей враждебного образа
мыслей, людей рутины и канцеляризма придирку, обыкновенно
употребляемую ими против всякой горячо и резко высказанной мысли, опровергнуть
которую логически они не могут;
потому, что таким образом резче всего выказывается, как легко было
правильно решить крестьянский вопрос, как легко можно бы исправить
испорченное уже решение.
Я публикую проект — потому, что крестьянский вопрос, нерешенный
или, правильнее, искаженный Положениями 19 февраля, разрешим только
двумя способами: или общею выкупною мерою, или топорами; третьего
исхода нет, а нерешенным вопрос оставаться не может; стало люди,
нежелающие насилия, должны употреблять все, что только в их власти, для
содействия выкупу;
потому еще, что считаю основные мысли проекта верными,
следовательно осуществимыми, если не теперь, то в более благоприятное время,
быть может не очень отдаленное.
Я публикую его под своим именем,— потому что думаю, что пора нам
перестать бояться;
потому, что желая, чтоб с нами перестали обращаться как с детьми, мы
должны перестать действовать по-детски;
потому, что тот, кто хочет правды и справедливости, должен уметь
безбоязненно стоять за них.
С.-Петербург. Июнь 1861
I
«А счастье было так возможно и
так близко...»
Пускаться в длинные объяснения для доказательства важности
окончательного решения крестьянского вопроса было бы совершенно
неуместно. Всякий, знакомый с настоящим положением дел, должен знать, что для
России нет и не может быть ничего важнее правильной и конечной
развязки крепостного вопроса. Отмена крепостного права — начало ликвидации
нашего старого общественного быта; освобождение крестьян — фундамент
нового устройства. Пока он не окончательно отстроен, переходному поло-

94
Я. А. Серно-Соловъевич
жению государства не может быть конца; все меры могут иметь только*
временный характер, а между тем неудобства переходного времени
возрастают прямо пропорционально его продолжительности, и в такой же*
степени усиливаются затруднения для выхода из него. Пока не решен
крестьянский вопрос, и притом не решен правильно, в общей экономии
государственных сил все труды и усилия по каким бы то ни было
преобразованиям должны считаться потерянными. Это не может быть
оспариваемо, потому что, как бы хороши ни казались результаты этих трудов
относительно настоящего порядка, они необходимо должны будут
измениться при новом, созданном отменою крепостного права; значит, они илж
вовсе не успеют примениться на практике, или, примененные, должны-
будут уступить место новым преобразованиям, то есть произведут в
народном быте лишнюю ломку, выгоды которой никаким образом не
уравновесят неудобств; они только отсрочат действительно необходимые
преобразования. Короче, до решения крестьянского вопроса нет выхода из
круга, в который нас поставило наше историческое развитие; все
предварительные частные перемены — это вращение в круге по разным
направлениям, но не выход из него, даже не расширение окружности. А что
выход необходим, доказывает лучше всего самое поднятие крестьянского
вопроса.
Положение 19 февраля не решило крестьянского вопроса. Отмена
помещичьего крепостного права в России будет окончательно совершена
тогда, когда крепостное население окончательно преобразуется в
свободных поземельных владельцев вне всякой зависимости от помещиков, вне*
всяких обязательных отношений к ним. Это было доказано бесчисленное^
множество раз всеми, научно рассматривавшими вопрос; это сознана
общественным мнением, это коренное понятие народа об освобождении.
К этому заключению, наконец, пришло само правительство; но у него
недостало твердости осуществить его. Противного мнения только
незначительная кучка людей упорствующих ради эгоистических и притом дурно-
сознаваемых интересов, в предрассудках, неосновательность которых
очевидна; но и число таких людей ежедневно уменьшается перед
неотразимою очевидностью совершившегося факта. Предоставление крестьянам к
собственность их наделов, прекращение всяких обязательных отношений
их к помещикам, справедливое вознаграждение последних — вот как
понимали исход крестьянского дела все благомыслящие люди. Многие
замечательные проекты частных лиц указывали на подобное решение-
крестьянского вопроса; литература развивала мысль о выкупной
финансовой операции все время, пока ей предоставлено было заниматься
крестьянским вопросом; в губернских комитетах возникли предположения о
выкупе, сначала робко и нерешительно, но потом развиваясь все более и
более, так что под конец комитетских занятий желание выкупа сделалось
решительно господствующим мнением. В самой правительственной среде-

Окончательное решение крестьянского вопроса
9S
первоначально предположенный способ отмены крепостного права срочно-
обязанным положением мало-помалу начал утрачивать исключительное
преобладание. Предположения Тверского комитета о выкупе уже не были
прямо и безусловно отвергнуты, как предположения первых комитетов —
Нижегородского, Виленского и Ковенского,— а признаны верными духу,
хотя и противными букве высочайшего рескрипта. Представление
Калужского комитета о дозволении ему составить не срочно-обязанный, а
выкупной проект, было разрешено высочайшим повелением: составить оба
проекта1. В журнале Главного комитета 4 декабря 1858 года сказано:
«Необходимо стараться, чтобы крестьяне делались постепенно поземельными
собственниками. Для сего следует: а) сообразить, какие именно способы
могут быть предоставлены со стороны правительства для содействия
крестьянам к выкупу поземельных их угодий, и б) определить условия
прекращения срочно-обязанного положения крестьян»2. Член Главного
комитета генерал-адъютант Ростовцев3, бывший вначале приверженцем
и поборником обязанного положения, предложивший его за основание
реформы, посвятив себя исключительно изучению крестьянского вопроса,
сделался решительным сторонником выкупа. По поводу срочно-обязанного
положения он писал: «срочно-обязанный период, в том смысле как era
доселе разумеют, т. е. с барщинною работою, будет и для помещиков и для
России чрезвычайно труден. Соединить права свободного человека с
требованием от него обязательного труда без сильной власти на месте
составляет такое искусственное условие, что исхода его, как относительно
обоюдных недоумений двух сословий, так и относительно государственного^
хозяйства, и предвидеть во всех подробностях невозможно. Посему не
только полезно, но даже необходимо, чтобы правительство старалось срочно-
обязанного периода в этом смысле избежать вовсе или, по крайней мере^
по возможности, сократить. Вопрос об улучшении быта крестьян
можно будет почитать благополучно-оконченным только тогда, когда
крестьянское общество будет собственником — владельцем своей надельной земли,
а помещик удовлетворен за уступленный им надел и совершенно
отмежеван от равноправного с ним по поземельному своему владению соседа —
крестьянского общества» 4.
Человек, всю жизнь служивший произволу, не мог отрешиться от
превратных понятий, наслоившихся под его влиянием; надежда Ростовцева,
на то, что сильная власть на месте могла что-нибудь сделать для решения
крестьянского вопроса, была и несбыточна и вредна: сквозь нее
просвечивали временные генерал-губернаторы и уездные начальники с военным
терроризмом. Но перемена его образа мыслей относительно
срочно-обязанных отношений была в высшей степени благоприятна и сильно
обнадеживала всех действительно сочувствовавших освобождению крестьян, что
реформа совершится правильно и благополучно посредством выкупа.
Действительно, при Редакционных комиссиях была учреждена Финансовая

f6
H. А. Серно-Соловъевич
комиссия для рассмотрения предположений о выкупе и составления
выкупного проекта5.
Тогда объяснилось, как смотрит на срочно-обязанные отношения само
дворянство, в исключительных интересах которого был придуман такой
исход освобождению крестьян. Из 42 губернских комитетов, только 7:
Бессарабский, Вятский, Таврический, Черниговский, Екатеринославский,
Костромской и Херсонский, да еще большинство в двух губерниях,
Тульской и Рязанской, вовсе не упомянули о выкупе. Но и в этих 9 губерниях
мысль о выкупе была в ходу между дворянством: меньшинства Тульского
ж Рязанского комитетов представили выкупные проекты, а в Таврическом
три члена входили даже в комитет с проектом выкупа. Кроме того, по
отзыву Финансовой комиссии, из приложений к проектам видно, что
некоторые члены комитетов, не упомянувших о выкупе, сочувствовали ему.
Затем все остальные комитеты или заявили мысль или представили более
шги менее подробные предположения о выкупе; а из 16 губерний:
Гродненской, Владимирской (от меньшинства 5 и 6 членов), Воронежской,
Калужской (большинства и меньшинства), Минской, Могилевской,
Московской (меньшинства 14 членов), Оренбургской, Пензенской (большинства),
Рязанской (1 и 2 меньшинства), Саратовской, Самарской, Тамбовской
(7 и 10 членов), Тверской (большинства), Тульской (меньшинства),
Харьковской, представлены целые планы выкупной операции.
Обзоры оснований, которыми комитеты подкрепляли требования выку-
ла, лучше всего доказывают, до какой степени он примиряет различные
интересы, затронутые крестьянским вопросом. Для крестьян, для
помещиков, для всего государства срочно-обязанное положение признавалось
одинаково невыгодным; выкуп одинаково благоприятным.
Комитеты объясняли, что срочно-обязанное время будет крайне
стеснительно для обоих сословий и вредно для общих государственных интересов.
«Причина этого лежит в самых началах, на которых построена срочно-
обязанная система: они представляют явные противоречия. Крестьяне
признаются лично свободными, получают все права свободных податных
состояний, но вместе с тем остаются подчиненными хозяйственным
распоряжениям помещиков, должны отбывать им барщину и обязательную
службу. Крепостное право, отменяемое на словах, сохраняется на деле и
только ставится в известные границы, которые будут переступаемы столь
же легко и удобно, как доселе нарушались законы, имевшие в виду
ограничение помещичьей власти. Самое название новых отношений «срочно-
обязанными» доказывает, что правительство не желает остановиться на
них. Но в таком случае не лучше ли вовсе избежать этой, так сказать
лишней инстанции, замедляющей ход дела и значительно усложняющей
решюние и без того трудного вопроса? При всякой перемене новый порядок
устанавливается не скоро; пока все устроится, потребуются большие
взаимные пожертвования. Очевидно, что при переходной, промежуточной

Окончательное решение крестьянского вопроса 97
мере все трудности, сопряженные с изменением старого порядка, будут
вдвое сильнее и чувствительнее как для помещиков, так и для крестьян,
ибо оба эти сословия перенесут две ломки в своем быте. К
срочно-обязанным отношениям, новым, непривычным, оба сословия долго не
приноровятся; между ними беспрестанно будут возникать неприязненные
столкновения, которые совершенно разделят помещиков с крестьянами, тогда
как интересы всего государства и их собственные выгоды настоятельно
требуют взаимного доброго согласия. Привыкнуть к новым отношениям,
освоиться с ними не будет возможности как вследствие их
неестественности, так и от ожидания другого, окончательного устройства. Таким
образом, переходное время будет совершенно потеряно для хозяйства. Старый
порядок отменен, в ожидании новой ломки невозможно будет предпринять
никаких улучшений. Для крестьян срочно-обязанное время будет тяжким
испытанием. Они с замечательным терпением ожидают освобождения, но
освобождения полного и с землею. Народ наш не поймет юридическую
тонкость — личную свободу при обязательном труде; можно быть
уверенным, что он неохотно примет такую свободу. Сохранение на известное
время барщинного труда при объявлении личных прав крестьянам —
мера опасная и едва ли сбыточная; ожидая полного освобождения,
крестьяне будут неприятно удивлены, что, несмотря на некоторые облегчения,
отношения их к помещикам остались почти те же, какие были и прежде.
Крестьяне не мыслят свободы без земли, а при убеждении, что земля есть
их принадлежность, им трудно будет внушить, почему они и после
освобождения должны отбывать работы в пользу помещиков или платить им
оброк. Обязательное положение не откроет жаждущему полной свободы
крестьянину исхода из тех принудительных отношений к помещику,
которые уже сами по себе стали ненавистны народу, независимо от большей
или меньшей степени их вещественной тягости. Пока крестьяне
прикреплены к земле за обязательные повинности, личность является далеко не
свободною на деле. Несовместимы: ни понятия о личном праве с
обязательным трудом, исполняемом при полицейском надзоре прежнего помещика,
ни понятия о праве собственности с обязательною уступкою части этой
собственности в чужое владение на условиях, определенных и
ограниченных до бесконечности. При этом общем праве на одну и ту же
собственность опять является крестьянин на помещичьей земле, опять обязан он
пред помещиком исполнением разных повинностей, опять помещик через
уступленную в пользование землю обеспечивает своим имуществом его быт
и выполнение его обязанностей перед правительством, опять помещик
облечен полицейскою властию, словом, опять он является в глазах
крестьянина прежним помещиком. Невольно напомнятся как помещику, так и
крестьянину все виды прежнего крепостного состояния; застарелые
привычки прежнего времени встретятся с неразвившимися еще понятиями
нового положения, возникнут беспрестанные распри. При объявлении
7 н. А. Серно-Соловьевич

98
H. A. Серно-Соловъевич
крестьянам cpочногобязанного положения, рушатся их надежды;
дарованные им права не удовлетворят их ожиданиям; им будет только ясно, что
земля не их собственность и что они по-прежнему должны отбывать
барщину или платить оброк помещику. Они не поймут и не поверят, что
объявленное им положение есть срочное, временное, установленное впредь до
окончательного устройства их быта. Им трудно уяснить себе, что
правительство не имело времени окончательно приготовиться к освобождению
их — ибо о нем говорят уже очень давно и они ждут его с давнего
времени; к том|у же понятия их о могуществе правительства не совмещаются с
невозможностью окончить б столь долгий срок такое простое дело как
освобождение их от помещичьей власти. В объявленном положении они увидят
окончательное разрешение вопроса и сочтут себя обманутыми.
Для помещиков обязательное положение невыгодно, отнюдь не
обеспечивая их. Какие гарантии имеют они в исправном отбывании крестьянами
повинностей? Право вотчинной полиции или окажется несостоятельным
против неисправных плательщиков, или будет тем же произволом
крепостного права. Обращение с жалобами и просьбами к властям судебным и
полицейским принесет весьма мало пользы как той, так и другой стороне,
до тех пор пока суд и полиция не будут преобразованы на совершенно
новых началах. Теперь же следствием их будет только ничем не
вознаграждаемая в хозяйстве потеря времени и новые убытки.
Короче, по мнению большинства комитетов, срочно-обязанное
положение, не завершенное выкупом, повлечет за собою частые, столкновения
между двумя сословиями, доброе согласие между которыми теперь
необходимее чем когда-нибудь; жалобы на неопределенность прав
собственности; неизбежную и бесплодную регламентацию и, наконец, безвыходность
такого порядка.
Все эти невыгоды, по мнению большинства комитетов, отстранялись
выкупом. Он даст крестьянам прочную оседлость, значительно улучшит
их материальный быт, разовьет их нравственные силы, даст значение
всему настоящему имуществу крестьян, состоящему в хозяйственном
обзаведении, которое имеет ценность только при владении землею, доставит
им выгоды от возвышения ренты и ценности земли, труда и
земледельческих произведений. Только приобретение земли доставит крестьянам
истинную свободу; свободу же без земли с правом перехода народ наш
называет волчъею волею.
Для помещиков выгоды выкупа еще более ощутительны. Выкуп
надежнейшее, или лучше сказать, единственное средство освободить
крепостных без нарушения вещественных интересов помещиков. Покупка наделов-
оградит права собственности помещиков, обеспечив действительность
получения вознаграждения за принадлежащую им землю, и устранит
отношения, стесняющие владельцев в свободном распоряжении собственностью.
Без выкупа переход к свободному труду по миновании срока обязательно-

Окончательное решение крестьянского вопроса
99
го периода невозможен для помещиков. Чтобы приложить свободный труд
к земледелию, необходимы два условия — капитал и рабочие руки. Если
при крепостном труде помещики не составили себе капитала, то при
обязательном тем более не достигнут этого. Для устранения столь гибельного
положения для помещиков необходим выкуп. В нем обеспечение их
интересов; посредством него они избавятся от тяготеющих над ними банковых
долгов, будут в состоянии устроить правильное хозяйство на остальных
землях и дать занятие соседям своим, крестьянам.
Выкуп, наконец, облегчит устройство администрацпи, с меньшими
издержками для правительства и при лучшем устройстве сельского
общества» *.
После столь многочисленных и неопровержимых доводов не было
возможности сомневаться, что выкуп, тольк'о один выкуп — правильное и
примиряющее противоположные интересы решение крестьянского вопроса.
Естественно, он имел и противников. Там, где сильно затронуты
вещественные интересы и закоренелые предрассудки господствующего
сословия, страсти должны были во многих заглушать и чувство справедливости
и голос рассудка. Возражения противников выкупа, заключаясь большею
частию в недоверии к возможности совершения выкупной операции или в
невыгодах для дворянства отчуждения поземельной собственности,
обнаруживали, ни более ни менее, как нежелание расстаться с крепостным
правом. Противники выкупа были противники освобождения крестьян, но
не имея достаточно смелости, чтобы высказаться открыто против отмены
крепостного права, они избрали пунктом оппозиции сопротивление выкупу
под благовидным для массы предлогом защиты права собственности. Они
отлично понимали, точно так же как все другие, что у нас освобождение
без земли — нелепость, невозможность, что оно поставило бы крестьян в
положение несравненно худшее, чем при крепостном праве, и потому-то
именно рассчитывали противодействием выкупу парализировать самое
освобождение. Но чем более свыкалось дворянство с мыслью о неизбежности
отмены крепостного права, тем многочисленнее становились сторонники
выкупа. Из отзывов депутатов, присланных губернскими комитетами в
Петербург, оказалось, что почти всюду выкуп рассматривается как
необходимая развязка крестьянского вопроса; прямо или косвенно взгляд этот
выражен в отзывах 69 членов от 34 комитетов и 2 общих комиссий —
значит, от 40 губерний. Кроме того, из записки наместника кавказского видно,
что Ставропольский комитет, от которого не было вызвано депутатов,
желал выкупа. Никакого мнения о выкупе не было дано только от членов
2 комитетов: Псковского и Симбирского, но при этом следует заметить, что
член от меньшинства Симбирского комитета не прибыл в Петербург; а оно
указало на выкуп как на исход крестьянского вопроса **.
* См. Первое изд. материалов Ред. ком., т. XI, стр. 3'—276.
** ,Там же, стр. 97—98.
7*

100
H. A. Серно-Соловъевич
Если б Редакционные комиссии поняли свою роль, если б они
взглянули на свой труд не с канцелярской точки зрения, они должны были бы
вовсе отстранить мысль о срочно-обязанных отношениях как не
практическую и прямо составлять выкупной проект. Но у них не хватило
мужества, чтобы выбиться из канцелярской рутины. Они в своих рассуждениях
не раз доказали несостоятельность срочно-обязанного положения и,
однако ж, по заведенному порядку составили вместо проекта освобождения
крестьян проект временно-обязанного положения, то есть нового
крепостного права.
II
Финансовая комиссия пошла было по хорошей дороге, высказавшись
решительно в пользу выкупа. Вот заключительные ее соображения о
значении выкупа для окончательного разрешения крестьянского вопроса.
«Никогда еще общее желание не выражалось так сильно и настойчиво,
как оно выражается ныне в пользу выкупа. Не только выгоды обоих
сословий, но п высшие государственные интересы влекут неизбежно к этой
естественной развязке крестьянского дела, ибо при всех усилиях
правительства тяжкие и искусственные условия срочно-обязанного периода не
могут удовлетворить ни помещиков, ни крестьян. И те и другие
примирятся со своим новым положением лишь в надежде, что правительство
дарует им все возможные средства для выкупа, который может один
окончательно развязать и успокоить оба сословия. Конечно', столь
обширное дело требует времени и большой осторожности, так как с ним связана
будущность нашего кредита и финансов, но по этой причине
правительству предстоит ныне же дать твердое, решительное направление сей
важнейшей государственной мере»7. После таких слов конечные результаты
трудов комиссии ничем не могут быть оправданы. В ее власти было решить,
быть ли выкупу обязательным или добровольным, то есть быть ему или
не быть; от этого вопроса зависела вся будущность крестьянского вопроса.
Комиссия сознавала это и дала отрицательное решение.
Приступив к работам, она положила в основание своих соображений
высочайшую волю, что выкуп должен быть не обязательный, а
полюбовный. Этим она заранее отказывалась от правильной и добросовестной
разработки вопроса. Это означало: каковы бы ни были преимущества
обязательного выкупа, он будет отвергнут, потому что, на основании
высочайшей воли, он должен быть полюбовный. Увлеченная этим чисто
чиновничьим усердием, комиссия забыла даже обратить внимание на
предыдущие {документы], бывшие у нее в руках. На основании
высочайших рескриптов комитеты должны были составить проекты
срочно-обязанного положения по программе, высочайше утвержденной. Все они.
высказали, что и срочно-обязанное положение, и программа неудовлетворитель-

Окончательное решение крестьянского вопроса
101
ны, что крестьянский вопрос должен быть решен на других основаниях.
Председатель Редакционных комиссий — автор злополучной программы —
высказал то же самое; Редакционные комиссии совершенно отстранили
программу. Сама Финансовая комиссия логически доказала
необходимость выкупа, то есть изменения высочайше утвержденных начал. Разве
нельзя было действовать точно так же относительно полюбовного выкупа?
Дело в том, что принимая его, комиссия проводила свои собственные
экономические убеждения,— и тут-то она всецело выказала свою
непроницательность, незнание России, условий и потребностей русской жизни.
Результаты занятий Финансовой комиссии, как известно, выразились в
двух работах: «Предварительных соображениях о выкупе», составленных
в августе 1859 года по рассмотрении проектов 37 губернских комитетов,
и «Докладе о выкупе», представленном в августе 1860 года, то есть в
последнем периоде работ Редакционных комиссий, когда уже были
представлены не только проекты от всех комитетов, но и все отзывы депутатов
обоих приглашений.
В предварительных соображениях комиссия, сославшись на
высочайшую волю о полюбовном выкупе, взялась доказать невозможность выкупа
обязательного. Доказательства эти заключаются в следующем:
«Выкуп и продажа земли обязательные и несправедливы и неполезны.
Несправедливы они и для помещика, и для крестьянина: для помещика
потому, что он был бы обязан продать свою землю по нормальной оценке,
определенной правительственными учреждениями; для крестьянина
потому, что он был бы поставлен в обязательную необходимость купить
именно такую собственность, приобретать которую он по своим расчетам,
считал бы, может быть, невыгодным.
Неполезны потому, что обязательные выкуп и продажа земли нисколько
не были бы и действительны для предотвращения срочно-обязанного
периода, так как для оценки всех имений в России посредством каких бы
то ни было комиссий потребовалось бы, конечно, несколько лет,
следственно срочно-обязанный период сделался бы все-таки неизбежным.
Таким образом, если б правительство приняло начало обязательного
выкупа, то не только цель защитников оного не была бы достигнута, но и
возродились бы новые непреодолимые затруднения. Одна общая оценка
для всех имений была бы очевидно невозможною. Надлежало бы открыть
кадастр одновременно во всей России, для чего недостало бы ни
вещественных средств, ни надежных исполнителей. Такая многосложная
операция, при обширности пространств и разнообразии местных обстоятельств,
не ускорила бы, а значительно замедлила правильный исход крестьянского
дела. Наконец, принуждение и помещиков и крестьян к непременному
выкупу (не говоря о нравственном насилии подобного способа,
несовместного с условиями правильного государственного развития) лишило бы оба
заинтересованные сословия возможности устроиться в некоторых случаях

102
H. A. Серно-Соловъевич
иным образом, более согласным с их нуждами и сообразным видам
правительства относительно устройства земледельческого населения.
Финансовая комиссия не может также умолчать, что применение
насильственных мер ко всякой кредитной операции уничтожает главное
условие ее успеха, ибо подрывает в самом корне нравственное доверие —
эту первую основу государственного кредита. При таких обстоятельствах
внезапный выпуск огромного количества кредитных бумаг не мог бы
показаться безопасным. Новые бумаги, выпускаемые в обращение не по
добровольному требованию приобретателей, а лишь по мере окончания
выкупных сделок, подвергались бы неминуемо значительным колебаниям
и упадку курса. Устранить это было бы не во власти правительства, если б
оно, возложив на землевладельцев обязательный >выкуп, вместе с тем
связало и себя подобным обязательством.
Напротив того, приняв за коренное условие выкупа добровольные
соглашения, правительство получит возможность найти прочное
основание к исполнению выкупной операции, с полным ограждением своего
кредита от всех случайностей, а землевладельцев — от напрасных потерь.
Защитники обязательного выкупа выставляют обыкновенно сомнение
в возможности добровольных соглашений между помещиками и
крестьянами. Это опасение едва ли оправдается на деле. При даровании личных
прав крестьянам, вместе с введением обязательного пользования землею
за постоянные повинности, можно надеяться, что и помещики и крестьяне
оценят обоюдные выгоды выкупа. Помещики, имея в виду, с одной
стороны, гарантию правительства, а с другой, невозможность полного
распоряжения поземельною собственностью, предоставленною крестьянам в
бессрочное пользование на определенных условиях, во многих случаях найдут
для себя выгодным отчуждение ее за соответствующее одновременное
вознаграждение, которое даст им средство улучшить и упрочить свое
хозяйство. Точно так же для крестьян выкуп представит несомненные
выгоды, если он не будет сопряжен ни с потерею каких-либо выгод, ни с
усилением повинностей. Платя одни и то же, они получат возможность
сделаться поземельными собственниками и выйти из обязательных
отношений, а при таких условиях противодействие с их стороны было бы
очевидно противно их собственным интересам.
С этой точки зрения, Финансовая комиссия полагает, что при
начертании правил о выкупе земли крестьянами необходимо для обеспечения
успеха дела иметь постоянно в виду три коренные начала:
1) Предложить помещикам верное обеспечение в получении выкупной
суммы; 2) поставить платежи крестьян по выкупу в полное соответствие с
их способами и с предоставленными им выгодами и 3) оставаясь в пределах
полюбовных соглашений, соразмерить участие правительства в выкупной
операции с его средствами и с требованиями государственного кредита» *.
* См. Предварительные соображения Финансовой комиссии, стр. 12—168.

Окончательное решение крестьянского вопроса
103
В докладе, представленном чрез год, после того как написаны были
эти страницы, комиссия отступила от некоторых из своих частных
предположений о выкупе, встретивших возражения со стороны депутатов, но
мнение ее о полюбовности выкупа осталось то же, только доводы несколько
изменились. Начав с опровержения соображении, представленных в пользу
обязательного выкупа, то есть сказав, что «невозможно приводить все
рассуждения, представленные в пользу обязательного выкупа, так как они
не столько доказывают удобство сего последнего, сколько развивают
неудобство срочно-обязанного положения»9, комиссия сочла достаточным
возразить против двух доводов, считаемых ею главнейшими: а)
обязательный выкуп составляет окончательное средство для прекращения
обязательных отношений; добровольные же соглашения как частные сделки
не могут иметь значения общей государственной меры, и б) в местах
плодородных помещики не будут согласны на продажу земель, а в
губерниях промышленных крестьяне не будут согласны на покупку.
Против первого довода комиссия возражает, «что и при добровольном
выкупе обязательные отношения также прекращаются окончательно, по
мере приложения его; следовательно, добровольный выкуп по сущности
и цели своей имеет то же значение и будет иметь те же последствия, как
и выкуп обязательный. Конечно, действие первого медленнее, но с
течением времениЕ оно, бесспорно, окажется столь же верным и несомненным» 1С*.
Относительно второго довода, разделяемого комиссией на два, она
полагает, «что если опасение и может оправдаться в некоторых случаях, то нет
никакой причины возводить его в общее правило, что обоюдные выгоды,
извлекаемые от выкупа, побудят и помещиков и крестьян приступить к
нему» и.
Затем комиссия говорит, что «нельзя упускать из виду двух, весьма
важных обстоятельств: во-первых, обязательный выкуп в виде общей
меры — требует повсеместного уничтожения барщины и замены „ее
оброком, чего очевидно нельзя достигнуть одновременным и общим
правительственным распоряжением; и во-вторых, обязательный выкуп потребовал
бы внезапного выпуска кредитных бумаг в громадных размерах, что
произвело бы самые пагубные последствия и для всего внутреннего кредита
и для самих землевладельцев; утверждать противное или требовать, чтобы
выкуп произведен был на казенные капиталы, можно только при
совершеннейшем незнании основных начал государственного кредита и средств,
которыми располагает правительство» 12.
К этому комиссия прибавляет: «Эти краткие указания не требуют,
как кажется, подробнейшего развития. Нужно ли распространяться также
о практических неудобствах обязательного выкупа, примененного к таким
обширным пространствам, к такой массе имений и земель, которые
вмещают в себе население в 20 миллионов?
Стоит внимательно изучить все стороны предмета, чтоб удостовериться

104
H. A. Серно-Соловъевич
в том, что общий и одновременный обязательный выкуп был бы в
настоящее время столь же бесполезен и даже вреден, сколько невозможен в
финансовом отношении. Посему, при всем глубоком убеждении в важности
и в совершенной неизбежности выкупа для успешного разрешения
крестьянского вопроса и для дальнейшего мирного и правильного развития
целого государства, члены Финансовой комиссии убеждены также, что к
предпринимаемой ныне выкупной операции можно приступить лишь на
началах добровольного соглашения между помещиками и крестьянами» 13.
III
Мы сочли за лучшее привести доводы комиссии в возможной полноте,
потому что, по нашему мнению, аргументация комиссии служит лучшею
защитою обязательного выкупа, обнаруживая несостоятельность
приводимых против него доводов. Комиссия соединила все, что только могли
привести его противники, и ни одно, решительно ни одно из ее возражений
не выдерживает критики. Мы докажем зто, разобрав их последовательно.
1. Выкуп и продажа земли обязательные несправедливы и для
помещика и для крестьянина (говорит комиссия), потому что один должен
продать свою землю по оценке, определенной правительственными
учреждениями, другой же купить такую собственность, которую он по своим
расчетам считал бы, может быть, невыгодной.
При способе решения крестьянского вопроса, принятом правительством,
такое возражение со стороны правительственного же органа решительно
непонятно; оно положительно ставит в тупик. Основные начала срочно-
обязанного положения: обязательные для помещика продажа усадьбы и
наделение крестьян землею в постоянное пользование за определенные
правительством повинности; обязательное для крестьян пользование
наделом за установленные повинности, — а Финансовая комиссия называет
нешраведливюстью обязательный выкуп? Отчего же обязательная продажа
клочка земли, усадьбы, не вознаграждающая продавца, не обеспечивающая
покупщика, справедлива, а обязательная продажа поземельного надела,
вполне устроивающая и того и другого, —несправедливость? Отчего
правительственная оценка для продажи несправедлива, а правительственная
оценка для отдачи в постоянное пользование справедлива? Отчего
постоянно платить определенные повинности за землю, не приобретая на нее
никаких прав, выгодно и справедливо, а платить то же самое с тем, чтоб
приобрести эту землю в собственность, невыгодно и несправедливо? Тут
уже такая непоследовательность, что из уважения к членам комиссии
лучше и не останавливаться на ней. Какая же, в самом деле, на практике
разница между обязательными отдачею и принятием земли в постоянное
пользование, с одной стороны, и обязательною продажею и покупкою,
с другой? Только та, что при вторых отстраняются для обеих сторон все

Окончательное решение крестьянского вопроса
105
невыгоды первых. И это-то отстранение невыгод называют
несправедливостью.
2. Они неполезны, потому что не отвратили бы срочно-обязанного
периода, так как оценка всех имений потребовала бы продолоюителъного
времени: одна общая оценка, очевидно, невозможна, надлежало бы открыть
кадастр, для чего не достало бы ни средств, ни исполнителей; такая
сложная операция при обширности пространств и разнообразии местных
условий не ускорила бы, а значительно замедлила правильный исход
крестьянского вопроса.
Лучшим ответом на эту тираду служит проект Редакционных
комиссий, в составлении которого участвовали сами члены Финансовой
комиссии. Каким кадастром руководствовались комиссии для определения
размера повинностей за землю? Или разве им понадобился на это
необыкновенно долгий срок? Ведь ни обширность пространств, ни разнообразие
местных обстоятельств не помешали комиссиям определить размеры
оброков по полосам и количество дней за десятину. А разве оценка для
определения повинностей не то же самое, что оценка для продажи? Ведь,
по первоначальному предположению, денежные повинности должны были
быть постоянные, неизменяемые; допущение переоброчки есть уже
последующая уступка; а именно в то самое время как Финансовая комиссия
выражала мнение о невозможности оценки без кадастра, в Редакционной
комиссии определялись постоянные повинности. Наконец, и, по
обнародованному высочайше утвержденному Положению, для выкупа
поземельных угодий выкупная сумма определяется капитализациею повинностей,
назначение которых не потребовало ни кадастра, ни продолжительного
времени, ни особых усилий. Могут ответить, что, по Положению, рядом
с установленными нормами допущено добровольное соглашение; но разве
нельзя было, приняв начало обязательности выкупа, допустить при нем
добровольное соглашение относительно условий,— разумеется, определив
и нормы на случай, если б оно не состоялось? Проект меньшинства
Калужского комитета, основанный именно на этих началах, доказывает, что
такое предположение весьма осуществимо 14. Не очевидно ли и тут
противоречие доводов Финансовой комиссии с действительностью?
3. Принуждение помещиков и крестьян к обязательному выкупу
лишило бы оба сословия возможности устроиться в некоторых случаях иным
образом, более согласным, с их нуждами и сообразным видам правительства
относительно устройства земледельческого населения.
Это предположение на некоторые случаи гадательно, неопределенно,
узко, неуместно в таком жизненном вопросе. Как могут устроиться
крестьяне иным образом? Перейти в другие сословия или на другие земли?
Но если в этом состоят виды правительства, о которых глухо говорит
комиссия, то они гораздо удобнее осуществимы при выкупе, чем при
обязательных отношениях к помещику. При выкупе крестьяне сделаются

106
H. A. Серно-Соловъевич
должниками правительства; следовательно, для перехода их на другие
земли или перечисления в другие сословия достаточно (если бы они
совершились целыми обществами) простого разрешения или, много-много,
содействия правительства обменом земель; без выкупа же сверх этого
необходимо еще условие — согласие помещика; а оно в большей части
случаев немыслимо без выкупа. Что касается до устройства помещиков,
более сообразного с их видами, то мы не понимаем о каком устройстве
здесь говорится; ведь, конечно, комиссия не имела в виду обезземеления
крестьян. Наконец, неужели же ради возможности некоторых невыгодных
случаев играть участью крестьянского вопроса, то есть судьбою России?
4. Обязательный выкуп — нравственное насилие, несовместное с
условиями правильного государственного развития.
Подобные аргументы возможны только в таких законодательных
собраниях, где всякие доводы и пояснения составляют роскошь, где
постановление закона не нуждается ни в каких соображениях и нет никакой
опасности встретить возражение. При иной обстановке противники
освобождения, воспользовавшись этим отзывом комиссии, могли бы привести
ее к осуждению отмены крепостного права или к логическому
противоречию с ее собственными словами; им стоило бы только спросить: «Если
называть нравственным насилием выкуп, то есть вознаграждение
помещиков за крестьянскую землю, то какой же эпитет придать признанному
правительством началу безвозмездного освобождения личности крестьян?
Ведь по прежним законам личность крепостных была точно такая же
собственность помещиков, как и земли этих крепостных; на деле же право
на первых было полнее, чем на вторые; крестьян зачастую продавали на
своз, а крестьянские земли никогда не продавались из под них».
Вот к чему ведет желание опровергнуть во что бы ни стало то, чего
логически нельзя опровергнуть. Комиссия называет обязательный выкуп
нравственным насилием, а депутаты от губернских комитетов говорят в
своих отзывах, что в обязательном выкупе нет и тени того нравственного
насилия, которое заключается в отдаче угодий в постоянное пользование
и что он представляет единственное справедливое решение вопроса.
5. Сомнения в возможности добровольных соглашений между
помещиками и крестьянами едва ли оправдаются на деле. Помешгиков побудит к
выкупу гарантия правительства и невозможность полного распоряжения
поземельною собственностью, для крестьян выкуп представит несомненные
выгоды, если не будет сопряжен ни с потерею каких-либо выгод, ни с
усилением повинностей.
Но эти-то соображения говорят именно в пользу обязательного выкупа.
Оттого-то и желают его, что выкуп выгоден для обеих сторон, а условие
полюбовности может помешать ему во множестве частных случаев, чем
сильно затруднится вся выкупная операция. Кто вникал в характер
настоящих отношений крестьян к помещикам и в настроение тех и других,

Окончательное решение крестьянского вопроса
107
тот поймет, до какой степени ошибочен расчет на добровольные
соглашения. Вся клика помещиков, противившихся освобождению вообще и
освобождению с землею в особенности, не пойдет на добровольные
соглашения; крестьяне, в огромном большинстве, не пойдут ни на какие соглашения
по весьма простой причине: недоверию. Сверх того, в этом доводе комиссии
есть мысль, вероятно вырвавшаяся против воли, с которою мы никак не
можем согласиться,— тут ясно высказана надежда, что невыгоды
обязательных отношений вынудят помещиков согласиться на выкуп.
Расчет этот может быть верен; но нельзя забывать, что, во-первых,
прежде чем уступить крайности и согласиться на выкуп, помещик не
желавший его, сильно выместит эту уступку на крестьянах, на что, при
обязательных отношениях с вотчинной полицией, у него всегда будут
средства, и во-вторых — держаться такой системы было бы позволительно
в таком случае, если бы помещики противились выкупу, но не тогда, когда
огромное большинство комитетов домогалось его. Депутаты губернских
комитетов, выражая сочувствие выкупу обязательному, сильно восстают
против выкупа принудительного, являющегося следствием теории
Финансовой комиссии.
6. Добровольный выкуп по сущности и цели будет иметь то же значение
и те же последствия, как и выкуп обязательный. Конечно, действие
первого медленнее, но с течением времени оно бесспорно окажется столь же
.верным и несомненным.
Это весьма убедительно. Вероятно, того же мнения был и тот депутат,
который писал в своем отзыве: «необязательный выкуп, быть может,
оттянет окончательную и полную эманцилацшо на сотню лет».
7. Обязательный выкуп в виде общей меры требует повсеместно
уничтожения барщины и замены ее оброком, чего очевидно нельзя достигнуть
одновременным и общим правительственным распоряжением.
За это возражение, встречающееся не в предварительных сообраоюени-
ях, а в последующих, в докладе, комиссия хватается как утопающий за
соломинку. Число сторонников обязательного выкупа чрезвычайно
усилилось, значительная часть депутатов стояла за него; таким образом
отпадали сами собою важнейшие аргументы комиссии о несправедливости и
насильственности обязательного выкупа; приходилось обратиться к
другому порядку мыслей,— и комиссия указала на невозможность
одновременной отмены барщины. Но каким же образом пропустила она этот важный
довод в своих предварительных соображениях? Как могли упустить из
вида такое важное обстоятельство депутаты, особенно от земледельческих
губерний? Они, однако, утверждали, что единственное препятствие для
помещиков к заведению вольнонаемного труда — недостаток капиталов;
следовательно, что при немедленном получении денежных средств, отмена
барщины возможна. В самых Редакционных комиссиях вопрос о
сохранении барщины был не бесспорный; напротив того, общественное мнение

108
H. A. Серно-Соловъевич
ожидало, что они примут одну денежную повинность. Не оттого ли и в-
предварительных соображениях Финансовой комиссии не упомянуто о
барщине, что в то время, когда они составлялись, не было еще известно
решение Редакционных комиссии? Наконец, сами положения весьма
основательно допускают в принципе возможность повсеместной отмены
барщины, предоставив крестьянам право перехода с барщины на оброк.^
В заключение следует два специальных финансовых возражения:
8. Применение насильственных мер ко всякой кредитной операции
уничтожает главное условие ее успеха, ибо подрывает в самом корне
нравственное доверие, эту первую основу государственного кредита.
и 9. Обязательный выкуп потребовал бы внезапного выпуска кредитных
бумаг в громадных размерах, что произвело бы самые пагубные
последствия и для всего внутреннего кредита и для самих землевладельцев;
утверждать противное или требовать, чтобы выкуп произведен был на казенные
капиталы, можно только при совершеннейшем незнании основных начал
государственного кредита и средств, которыми располагает правительство.
Поверхностность этих двух возражений в высшей степени изумительна.
Тут комиссия коснулась своей специальности, такой стороны вопроса, где
ее авторитет имеет преобладающее значение, и разрешила в двух строчках
вопрос, о котором спорит вся Россия,— объявив, что те, которые держатся
противного ей мнения, не имеют ни малейшего понятия об основных
началах государственного кредита. Нечего сказать, это чрезвычайно удобный
метод для решения споров, особенно когда дело идет о явлении, равного
которому по громадности не было, да и не может быть у нас.
Может быть, Финансовая комиссия права; может быть, ее противников
действительно следует посадить на школьную скамью, но, во всяком
случае, вопрос далеко еще не исчерпывается ее докторальным
приговором.
«Нравственное доверие есть необходимое условие государственного
кредита»,— говорит комиссия, а насильственные меры подрывают его;
значит, обязательный выкуп невозможен. Если б можно было предполагать
шутку в таком вопросе, отзыв комиссии, что обязательный выкуп подорвет
в корне нравственное доверие в России, можно бы принять за злейшую
иронию. Пусть комиссия указала бы на тот класс или слой народа, город
или деревню, где в настоящую минуту развито доверие. Наше величайшее
несчастие — повсеместное отсутствие доверия, а нам утверждают, что
обязательный выкуп может потрясти его основы? Общественный голос
говорит иное. «Единственное средство возвратить утраченное доверие —
энергическое содействие правительства решению крестьянского вопроса
общим, то есть обязательным выкупом; только такая мера может
удовлетворить ожидания и успокоить взволнованные интересы». Вот что сказали
58 депутатов 15. Если бы крестьянам дан был голос, они, без сомнения,
поголовно сказали бы то же самое. Стоит только вникнуть в роль прав и-

Окончательное решение крестьянского вопроса 109
тельства при обязательном выкупе, то есть при вполне организованной
финансовой операции, чтоб понять, что для осуществления этой операции
ему вовсе не нужно никаких чрезвычайных средств и что самое свойство
участия его в ней должно упрочить его кредит. Роль правительства при
выкупной операции — роль посредника, не обязывающая ни к каким
пожертвованиям, ни к каким тратам. Обязанности его: определить порядок
восстановления нарушенных прав одной стороны и размер пособия другой
за убытки, возникающие при этом, и потом наблюдать, чтоб условия были
выполнены с обеих сторон. Для этого нужны добросовестность, знание
местных условий и способности, но не пожертвования. Личное
освобождение крестьян совершается постановлением закона; земли, следующие им,
уже находятся фактически в их владении; надо только определить их
размеры, но это дело не трудное потому, что их лучше всего определяет
тот же существующий факт; к тому же размеры должны быть определены
не только при обязательном выкупе, но и при каком бы то ни было
решении крестьянского вопроса; размежевэние земель — обязанность обеих
-заинтересованных сторон; определение пособия теряющей стороне
обусловливается собранием полных сведений о количестве потерь и о размере
средств, нужных для нового устройства,— собрав эти сведения от каждой
стороны п от правительственных органов, можно получить данные
приблизительно точные, по крайней мере весьма удовлетворительные. Затем
остается уплата денег, следующих по расчету одной стороне от другой; это
самая сложная часть операции, потому что у должника нет в наличности
должных им сумм; тут-то и является важнейшая обязанность посредника-
правительства: но она не требует жертв и не представляет риска.
Облигации, выдаваемые правительством помещикам, обеспечены двойным залогом:
землею, ценность которой они представляют, и повинностями —
источником уплаты по ним; значит, если только оценка земли произведена
добросовестно, а повинности крестьян, соразмерные оценке, будут
умеренны,—посредничество не представляет для правительства никакого риска;
а соблюдение обоих этих условий зависит от него самого. Кроме того, в его
же власти устроить операцию так, чтобы в случае неточности крестьянских
платежей покрывать свой долг платежами других сословий, для которых
будет вовсе не тяжело жертвовать долею тех выгод, которые они получат
от отмены крепостного права. Правительству следует только позаботиться
об устройстве целой системы кредитных установлений, существование
которых необходимо для правильного хода операции. В этом главная его
задача, также требующая не жертв, а понимания. Ниже мы объясним,
как, по нашему мнению, удобнее всего устроить это. Что касается до
общего надзора, то есть порядка управления за сословием, выходящим из
крепостной зависимости, то благодаря общинному элементу, присущему
в нашем народе, правительство может иметь тут так мало хлопот, как
только оно само захочет. Вот и все. Где же тут затруднения, насилия,

HO
H. Л. Серно-Соловъевич
потрясение кредита, расстройство государственных средств? Не очевидно
ли, напротив, что для правительства являлся единственный в истории
случай сделаться посредником громаднейшей в мире операции, разрешить
своим посредничеством трехвековую тяжбу, примирить интересы,
органически враждебные, и тем самым — выйти самому из положения, иначе
безвыходного, поднять до нельзя свой кредит в то время, когда он потрясен
до основания. Такие случаи не повторяются дважды. Что значит в виду
этих гигантских результатов жалкое опасение излишества кредитных
бумаг?., даже если бы оно было основательно. Но таким мы его не считаем.
Выкупные облигации — не кредитные билеты, ничем не обеспеченные,
выпускаемые без всякой нормы для удовлетворения расходов, по большей
части непроизводительных. Вдвойне обеспеченные землями и платежами
крестьян, они мобилизированные ценности, настоящие капиталы. А
денежные капиталы нам нужны; недостаток их, особенно внутри России, пара-
лизирует предприимчивость, промышленное и торговое движение. Теперь
повсюду раздаются жалобы на недостаток денег, то есть капиталов;
излишка их нам нечего опасаться; чтоб построить железные дороги и
телеграфы, устроить сухопутные и водяные пути сообщения, преобразовать
хозяйство сельское и городское, правильно разработывать рудники и
лесные богатства, оживить торговлю внутреннюю и внешнюю, создать
промышленность, начать народное образование, получить правильный суд и
сносное управление,— словом, чтоб сравняться в удобствах жизни с любою
европейскою страною,— нам нужны громадные капиталы; а для того, чтоб
дать производительным силам России все развитие, на которое они
способны,—капиталов нужно столько, что ни один экономист и перечесть не в
состоянии. Не есть ли чистая химера опасение излишества их? Если б оно
могло произойти в действительности, это было бы великим счастием, потому
что капиталы подешевели бы, а труд вознаграждался бы лучше; значит,
придался бы новый толчок производительности и народному
благосостоянию. Если бы в нашем обществе выразилась сильная оппозиция решению
крестьянского вопроса выпуском громадного количества облигаций, это
было бы весьма естественно. Слабое развитие финансовых знаний и
пагубные следствия неумеренного выпуска кредитных билетов легко могли
вывести нас на ложную дорогу; но и тогда правительству, в котором
предполагается большая финансовая опытность, чем в публике, следовало бы
остаться верным правильным началам и, вопреки оппозиции, решить
крестьянский вопрос посредством финансовой операции. На деле
произошло совершенно противное. Не правительство возбудило вопрос о выкупе,
а общество. Здравый смысл и понимание восполнили в нем недостаток
опытности; оно быстро сообразило разницу между кредитными билетами
и выкупными процентными бумагами, поняло, что опасности, неразлучные
с неумеренным выпуском первых, не составляют принадлежности вторых.
Разумна ли в подобных обстоятельствах оппозиция со стороны Финансо-

Титульный-лист первого издания работы Н. А. Серно-Соловьевича «Окончатель
ное решение крестьянского вопроса»

112
H. A. Серно-Соловъевич
вой комиссии?.. Да и, наконец, в таких вопросах отделываться общими
местами нельзя. По какому случаю комиссия, бросив в лицо всем
сторонникам обязательного выкупа возражение, что их требование обличает
совершеннейшее незнание основных начал государственного кредита, что
внезапный выпуск громадного количества кредитных бумаг произвел бы
самые пагубные последствия и для всего внутреннего кредита, и для самих
землевладельцев,— не подкрепила своих слов ни статистическими
данными, ни финансовыми вычислениями? Она сочла достаточным сказать: «Эти
краткие указания не требуют, как кажется, подробного развития». Но если
это действительно могло казаться ей, не может быть, чтоб этим
удовлетворилось общественное мнение. Если б комиссия безусловно отвергала мысль
о выкупе, то и тогда только что приведенный отзыв ее нуждался бы в
доказательствах; но она, напротив того, горячо сочувствует выкупу, она
составила выкупной проект, по которому предполагается выпуск кредитных
бумаг, то есть та самая мера, которая признана ею, в известных размерах,
крайне пагубною. Где же пределы, разделяющие пагубность этой меры от
ее благодетельных последствий? Это жизненный вопрос. Зачем комиссия
не разъяснила его, зачем не сказала положительных цифр? Такою
недомолвкою она или подрывает свой собственный проект или уничтожает свое
возражение.
Кроме всех этих доводов, комиссия в заключение прибавляет еще
следующий: «Нужно ли распространяться о практических неудобствах
обязательного выкупа, примененного к таким обширным пространствам, в такой
массе имений и земель, которые вмещают в себе население в 20
миллионов?» 16 И давая себе мысленно ответ: «ненужно»,— не поясняет ничего
о неудобствах. Комиссия, вероятно, забыла, что громадное для одного
центра представляется вовсе не великим для множества центров.
Разумеется, если речь идет о том, чтоб централизировать всю выкупную
операцию в Петербурге и руководить ею оттуда до малейших подробностей,—
затруднения непреодолимы; но для отстранения этого неудобства есть
весьма простое средство: придать операции возможно большую
децентрализацию и возложить большую часть обязанностей центрального
выкупного учреждения на местные органы.
Вот все возражения Финансовой комиссии против обязательного
откупа.
На основании их она сочла себя в праве сделать заключение, что «общий
и одновременный обязательный выкуп был бы в настоящее время столь же
бесполезен и даже вреден, сколько невозможен в финансовом
отношении» 17. Мы разобрали эти возражения с первого до последнего, и ни одно
из них не выдержало критики. Такое заблуждение решительно
непостижимо. Если действиями комиссии руководила наложенная на нее
обязанность составить проект именно полюбовного, а отнюдь не обязательного
выкупа, то ей следовало или отказаться от подобной обязанности, или

Окончательное решение крестьянского вопроса
ИЗ
исполнить ее ex officio *, объяснив со своей стороны настоящее положение
вопроса.
Если она в самом деле думала, что финансовое положение служит
помехою общему выкупу, следовало пригласить к составлению проекта и
указанию средств произвести операцию тех, которые настаивали на
необходимости и возможности общей меры. Но им-то и зажимали рты.
IV
Ошибиться в общественном настроении относительно обязательного
выкупа не было возможности. Чем более разъяснялся крестьянский
вопрос, тем сильнее сознавало оно, что выкуп должен быть общею мерою.
Это убеждение зрело и усиливалось столь же быстро, как в первое время
развилась идея о выкупе. При обзоре комитетских положений оказалось,
что на стороне выкупа добровольного большее число комитетов; однако
нельзя было не заметить, что вопрос еще не вполне разъяснен; в иных
комитетах возникло разногласие, другие допускали в известных случаях
добровольный, а в других обязательный выкуп, прочие выразили свое
мнение неясно, хотя говорили о выкупе как об общей мере.
Прошло несколько времени, и положение совершенно изменилось. Сама
Финансовая комиссия, противница обязательного выкупа, подтверждает
это. Вот ее подлинные слова: «Из обзора проектов губернских положений
видно, что наибольшее число дворянских комитетов склонялось в пользу
выкупа добровольного; со времени же представления означенных проектов,
как явствует из отзывов членов губернских комитетов, число
приверженцев не только выкупа вообще, но и выкупа обязательного значительно
увеличилось» **.
Действительно, из 69 депутатов, бывших на стороне выкупа вообще,
58 желали, чтоб ему придали значение общей меры. В этом же смысле были
составлены, большею частию, всеподданнейшие адресы, представленные
дворянскими /собраниями некоторых губерний. Одного этого обстоятельства
было достаточно, чтоб решить вопрос в пользу обязательного выкупа.
Доводы, приведенные в защиту его, весьма многочисленны.
Финансовая комиссия сделала против некоторых из них поверхностные возражения,
другие предпочла обойти молчанием; но это не уменьшает их силы и
значения.
Все, что ни говорилось против срочно-обязанного положения и в пользу
выкупа, относится прямо и непосредственно к выкупу обязательному.
К добровольному выкупу это не может относиться потому, что он, в
сущности, не что иное, как признание и освящение срочно-обязанного поло-
* По должности, по обязанности (лат.).— Ред.
** Перъое изд. мат. Ред. ком., т. XI, ст. 132.
8 Н. А. Серно-Соловьевич

114
Я. А. Серно-Соловъевич
жения. Это так ясно, что даже не нуждается в пояснении. Все же доводы
в пользу выкупа клонились именно к тому, чтоб отстранить
срочно-обязанное положение, заменив его общею выкупною операциею, которая
осуществима только при обязательном выкупе. Финансовая комиссия
утверждает, что и обязательный выкуп не отстранил бы срочно-обязанного
периода, но такой взгляд неправилен. Всякий понимает, что ликвидация
крепостного права не могла совершиться внезапно, в одни сутки, что она
потребовала бы некоторого переходного времени, но между ним и срочно-
обязанным периодом — нет ничего общего. Разница и в принципе, и в
сроке, и в последствиях. Переходное время представляло бы собою
промежуток, необходимый для заключения счетов по старым отногпепиям и
устройства внешней формы нового порядка; срочно-обязанное положение есть
только ограничение и регулирование прежней помещичьей власти,
градация между крепостным правом и волею. Поэтому переходный период
должен был длиться весьма небольшой и притом определенный по времени
срок, а срочно-обязанный не может кончиться ранее нескольких лет,
нескольких десятков лет, если не будет прекращен обязательною мерою.
Переходное время и помещики, и крестьяне перенесли бы весьма охотно,
сознавая в нем необходимое условие окончательного решения вопроса и
притом решения, вполне удовлетворяющего их; срочно-обязанное
устанавливает между ними более неприязненные отношения, чем прежде.
Важнейшее преимущество обязательного выкупа, последствием
которого являются все другие,— это то, что он представляет 'собою вполне
организованную меру, исключающую всякую неопределительность,
окончательно решающую вопрос. При преобразованиях, глубоко затрогиваю-
щих всю народную жизнь, пересоздающих ее на законах, совершенно
противоположных существовавшим, самое сильное и самое законное желание
общества сократить до возможности затруднения и разладицу,
сопряженные с ломкою, перейти как можно скорей окончательно от старых порядков
к новым. Для стороны теряющей гораздо сноснее окончательно
рассчитаться с прошедшим, вывести баланс, вычислить потери, определить новые
средства и сообразно им устроить жизнь, чем, пользуясь остатком прежних
прав, жить в совершенной неизвестности о своем положения, естественно
преувеличивать потери, не знать, на что рассчитывать в будущем, и
разоряться, не имея возможности предпринять чего-либо решительного.
Губернские комитеты были совершенно правы, говоря, что
срочно-обязанный период будет потерянным временем для хозяйства. Для стороны
выигрывающей, быть может, еще томительнее этот период перехода и
ожидания, напоминающий все ненавистное прошлого, эти не вполне
осуществившиеся ожидания и постоянное опасение видеть свои надежды
обманутыми. Отмена крепостного права требует более определительности, чем
какая бы то ни было реформа. Крепостные отношения существовали
слишком долго и слишком глубоко въелись в народные понятия; для того, чтоб

Окончательное решение крестьянского вопроса
115
уничтожить их, надо разом отменить всякое право одного сословия на
другое, иначе неизбежен возврат прежних привычек, а с ним неизбежны
большие неприятности.
Вотчинная полиция, барщина с урочными положениями, оброки,
платимые помещику,— все это остатки крепостного права. Сохраненный в
законодательстве, принцип этот тем более проявится в жизни. Оставляв-
мые за помещиками права залога, продажи, покупки земель, населенных
1фестьянами, или их повинностей будут, в сущности, правами залога,
продажи, покупки крестьян. Юридические тонкости, дающие в теории
возможность отличать новые права от старых, исчезают на практике. Идея
разубедить крестьянина, что сегодняшняя издельная повинность не то, что
вчерашняя барщина, или что продажа его повинности не есть продажа его
самого — совершенный миф. Да и по принципу-то весьма трудно доказать,
чтоб крестьяне, не участвуя свободным согласием в сделках, предмет
которых их личные повинности, сделались лично свободными, полноправными.
При таких условиях, антагонизм неизбежен, и трудно предвидеть, каковы
будут исход и результаты его. Что может помочь при этом выкуп
добровольный, ставящий окончательную развязку общего вопроса в зависимость
от произвола всякого отдельного помещика? Ровно ничего. Поэтому-то
даже дворянство, в интересах которого был изобретен полюбовный выкуп,
не удовлетворилось им, а желало в большинстве более прочного решения.
Но его может дать только общая выкупная мера. Полюбовный выкуп —
это применение к крестьянскому вопросу экономического начала laissez
faire. На основании его всякая потребность должна родить средства для
удовлетворения ее; следовательно, и потребность выкупа должна дать
возможность осуществить его. Весьма вероятно, что так и случилось бы
во многих других странах. Быть может, и у нас произошло бы то же самое,
если б мы взросли при других общественных условиях, если б мы были
привычнее к самодеятельности, если б экономическое положение и вообще
обстановка были иные; таких «если б» можно насчитать до бесконечности.
Их-то и забывают экономисты; требуя добровольного выкупа, они
упускают из виду, что у нас недостает множества условий, необходимых для
правильного действия экономических законов, а взамен того существует
множество препятствий; что, кроме того, наш быт представляет элементы
совершенно своеобразные, которые не могли быть приняты в расчет при
выводе общих экономических законов, потому что были вовсе не известны
в других странах. Поэтому-то применение тех же самых законов часто
дает совершенно другие результаты у нас и в других странах. Предоставьте
выкупную операцию ее собственному развитию, когда она имеет уже
известную обстановку, обусловленную всем нашим бытом, когда право
решать «быть или не быть выкупу» принадлежит одной стороне, когда вместо
банков действуют присутствия,—и выкуп никогда не состоится, вместо
кредита общественного разовьется кредит сословный или монопольный,
8*

116
H. A. Серно-Соловъевич
вместо примирения интересов"явится антагонизм и эксплуатация. Других
результатов ждать нельзя. До какой степени это начало невмешательства
неприменимо в крестьянском деле, видно из того, что правительство, строго
следуя ему, не должно бы было вовсе вмешиваться в отношения
крепостных к помещикам, а предоставить этот вопрос его собственной судьбе.
К счастью, наше правительство следовало другой теории и само
приступило к отмене крепостного права. Всего естественнее было бы держаться
до конца той же системы и не предоставлять вопроса на произвол судьбы
или, вернее, помещиков, не разрешив его окончательно.
Ведь как не изворачивайся, а все нельзя отвертеться от дилеммы: или
крестьянский вопрос будет разрешен обязательным выкупом, или он
останется вовсе неразрешенным. Как ни очевидны выгоды выкупа и невыгоды
срочно-обязанного положения, как бы успешно не пошел добровольный
выкуп, а значительное число помещиков не приступит к нему. Это
неизбежно, потому что в многочисленном сословии, хотя бы и считающемся
передовым, непременно будут личности, заблуждающиеся, не понимающие
собственных интересов. С другой стороны, на том, что сделано до сих пор,
останавливаться нельзя,— преобразования необходимы; их должно быть
весьма много. Тем или другим путем, они совершатся непременно, потому
что ни один народ не может принять переходное состояние за постоянное.
Но всякое серьезное преобразование встретит сильнейшую помеху в этих
остатках прежних крепостных отношений. Сама необходимость заставит
принять меры для отстранения их. Таким образом, в сущности, между
Финансового комиссиею и ее противниками спор только о времени; она и сама
заметила это, но только не упомянула о громадных неудобствах, связанных
с проволочкою вопроса и о последствиях ее. Начало обязательности
неизбежно /в крестьянском деле, потому что это вопрос общегосударственный,
в котором участвуют интересы прямо противоположные. Предоставьте их
самим себе,— сильнейшая сторона непременно задавит слабейшую. Тут
обязательность так же естественна, как, например, в платеже податей.
Против этой мысли можно спорить, но противоречие ей всегда будет
опровергнуто логикою фактов. До сих пор в разрешении крестьянского вопроса
принцип обязательности играл главную роль. По срочно-обязанному
положению, для помещиков обязательно: освободить крестьян, наделить их
землею, продать им усадьбы, если не согласятся продать всего надела; для
крестьянина обязательно платить за надел установленные повинности.
Проект Финансовой комиссии, считаемый ею за проект добровольного
выкупа, основан на обязательности для крестьян покупки надела в случае
желания помещика продать его. Не замечательна ли эта несообразность:
отрицать принцип обязательности для обеих сторон и применить его же к
одной стороне? Если комиссия оправдывает обязательность относительно
крестьян тем, что для них выкуп не представляет никаких невыгод, то тем
более следовало применить это рассуждение к помещикам на основании

Окончательное решение крестьянского вопроса
117
объяснений самих членов губернских комитетов, утверждавших, что только
обязательный выкуп представляет справедливое и безобидное для
помещиков решение вопроса; что в обязательном выкупе нет и тени насилия,
заключающегося в обязательной отдаче крестьянам земли в пользование
я получении повинностей, определенных без их согласия, что здесь замена
одного дохода, ничем не обеспеченного, другим, гарантированным
правительством, и т. п. Если обе стороны желали обязательного выкупа (ниже
мы докажем, что крестьяне именно в нем видели освобождение) и
правительство признавало пользу его, то в интересах государства и
правительства было осуществление не добровольного, а именно обязательного выкупа.
Важнейшее практическое возрая^ение против обязательного выкупа
было до сих пор: недостаток финансовых средств правительства. Так как,
с одной стороны, всем известно неблестящее положение государственных
финансов, а с другой, с идеею обязательного выкупа связано понятие о
миллиарде вознаграждения помещикам, то всякое возражение умолкало
перед таким неотразимым, по-видимому, доводом, и никто не задавал себе
труда вычислить, каковы же должны быть финансовые средства
правительства для совершения выкупа.
- Мы уже сказали, что обязательный выкуп не потребовал бы от
правительства ровно никаких чрезвычайных средств; что принимая на себя в
этой операции роль посредника, оно только передает одной стороне деньги,
которые непременно выручит с другой, не тратя ровно ничего от своего
лица. Тем, кому это покажется невероятным, мы предложим вопрос: каких
жертв потребовала от правительства его гарантия акций Главного
общества железных дорог и некоторых других компаний? 18 Издержало ли оно
при этом хотя одну тысячу рублей? Всем известно, что нет. Совершенно
то же повторилось бы и с гарантиею платежей при обязательном выкупе.
А недоимки крестьян? — наверно возразят нам. Их или вовсе не было бы,
или они составили бы незначительную сумму, легко покрываемую частью
тех средств, которые даст отмена крепостного права. Недоимки
государственных крестьян за десятилетие 1848—1858 гг. составляют всего 2%
в год.
С освобождаемых крестьян платежи поступали бы еще точнее по той
простой причине, что они должны уменьшиться, сравнительно с прежними.
Если крестьяне неисправно вносят теперь оброки помещикам, то это
весьма просто объясняется 1) тем понятием, которое они составили себе о воле,
и 2) неизвестностию, что будет дальше.
В казну же они бы платили совершенно исправно. С этим согласится
всякий, знающий русского крестьянина.
Ниже мы докажем цифрами основательность наших соображений,
а пока заметим, что лучшим подтверждением их служит утверждение
проекта добровольного выкупа. Если бы для выкупной операции
действительно нужны были правительству чрезвычайные средства, ему несравнен-

118
H. А. Серно-Соловъевич
но труднее было решиться принять на себя посредничество в добровольном
выкупе, чем в обязательном по той простой причине, что при втором оно
знает заранее, на какую сумму простирается его гарантия, при первом же
никакие расчеты не могут быть сделаны благовременно, так как количество
выкупных сумм будет зависеть от количества помещиков, желающих
совершить выкупные сделки. Следовательно, при обязательном выкупе
правительство само руководит операциею, а при добровольном находится
в полной зависимости от обстоятельств случайных, управлять которыми,
и то в известной степени, можно не иначе, как затрудняя совершение
выкупных сделок — то есть противореча своим собственным целям. Отсюда
ясно, что если правительство решилось гарантировать добровольный
выкуп, то только потому, что для этого не нужно иметь чрезвычайных
средств; а следовательно, оно могло бы совершенно безопасно
гарантировать и общую выкупную операцию. Ио в таком случае выбор последней
был несравненно предпочтительнее. Она давала возможность приступить к
обширной финансовой реформе, необходимость которой ощущается с
каждым днем сильнее и сильнее; она сама была бы началом новой организации
кредита, породив целую систему банков; она дала бы движение громадному
неподвижному капиталу, то есть удовлетворила бы самой настоятельной
потребности торговой и промышленной России; наконец, и это главное,—
она, без сомнения, отстранила бы множество несчастий, уже
совершившихся и конца которых трудно предвидеть.
V
До обнародования высочайше утвержденных Положений спор между
добровольным и обязательным выкупом остался нерешенным. Первый
одержал верх в правительственной сфере; зато вые ее число сторонников
второго постоянно умножалось. Теперь вопрос уже решен окончательно,
с этим должен согласиться всякий, имеющий хотя искру добросовестности.
Прошло едва три месяца, а уже почти все, что говорили противники
добровольного выкупа с срочно-обязательным положением, совершилось
очью. В эти три несчастных месяца народ выстрадал столько горя, пролил
столько слез и крови, что ими залилась вся радость освобождения. Да,
недаром задумывался всякий раз мужик, говоря о предстоящей воле, недаром
заканчивал решительные надежды сомнением: «А бог-то весть, что-то еще
будет впереди, кабы не было хуже»,—недоверчиво покачивая головою на
уверения, что хуже быть не может. Он не мог обманываться, лучше всех
зная свое положение и свою обстановку. Не сладко началась для него воля.
Но тут рассуждения неуместны; факты, суровые, беспощадные, лучше
всего говорят за себя. Они известны всем; всякий читал их; но тем не
менее мы перепишем их из газет, потому что для полноты впечатления
необходимо иметь перед глазами полную картину.

Окончательное решение крестьянского вопроса
119
1. Казанская губерния. «Обнародование высочайше утвержденных
Положений вышедших из крепостной зависимости, встреченное вообще
крестьянами с желаемым спокойствием и благоразумием, вызвало, к
сожалению, в Казанской губернии беспорядки, вынудившие правительство
принять строгие меры для водворения спокойствия.
По получении Положений в деревнях Спасского уезда крестьяне,
разумея под освобождением их от крепостной зависимости совершенное
прекращение обязательных отношений к помещикам, обращались сперва для
прочтения и истолкования новых правил к помещикам, священникам и
местным властям; но видя, что объяснения сих лиц не удовлетворяют их
предположениям, и потому не доверяя им более, стали искать других чтецов.
Следствием сего явились толкователи из среды народа, которые,
собирая с крестьян деньги (?!), начали объяснять им Положения в превратном
виде и возбуждать крестьян к неповиновению. Один из таких
толкователей, крестьянин Спасского уезда с. Бездны, принадлежащей
Мусину-Пушкину, Антон Петров, приглашенный в деревню Волховскую для прочтения
Положений, искажая'смысл статей, объяснил крестьянам, что он доискался
в Положении чистой воли, которую будто бы до него многие видели, но
никто не мог понять и которая как нельзя более согласовалась с
ожиданием крестьян. Успев таким образом в течение двух дней совершенно
подчинить своему влиянию жителей сей деревни, Петров прибыл вместе с ними
в с. Бездну. Здесь он обратился сперва к сельскому священнику с
требованием дать им присягу в том, что они совершенно свободны, а после
решительного отказа со стороны последнего, начал призывать крестьян к
открытому нарушению порядка, внушил им не бояться угроз и не доверять
никаким распоряжениям и убеждениям властей, потому что они
подкуплены помещиками. Он вскоре успел привлечь на свою сторону не только
крестьян с. Бездны, но и окрестных деревень, обещал всем волю и давал
землю, назначая начальствующих лиц и говоря, что вскоре освободит
34 губернии.
С целию рассеять заблуждение крестьян и уговорить их к покорности
прибыли в Бездну уездный предводитель и командированный в Казанскую
губернию для содействия губернскому начальству при введении новых
Положений свиты его императорского высочества генерал-майор граф
Апраксин. Но предварительные меры увещевания не имели успеха.
Крестьяне на все убеждения отвечали криками «воля».
Упорство крестьян вынудило графа Апраксина двинуть в Бездну
воинскую команду силою в 231 человек. Крестьян же собралось до 5 тыс.
человек, и беспрестанно прибывали новые толпы даже из Самарской и
Симбирской губерний. Увещание крестьян и требование разойтись и выдать
Петрова остались тщетны; тогда сделано было несколько залпов, после
которых Антон Петров вышел с Положением, был взят, отдан под суд по
полевому уложению и расстрелян; убито крестьян 55, ранено 71.

120
H. A. Серно-Соловъевич
В настоящее время в Спаеском уезде порядок совершенно водворен и
случаев дальнейшего неповиновения не было» («С[еверная] п[чела]>>.
№107).
2. Самарская губерния. «Из уездов Николаевского и Новоузенского
получены были сведения о неисполнении повинностей со стороны крестьян
в имениях: графа Воронцова-Дашкова, князя Кочубея, гг. Устинова,
Львовой, Семевского и Жемчужникова. В поименованные уезды отправлялись
флигель-адыотант Гурко и один из чиновников особых поручений при
губернаторе. По дознанию на месте открылось, что возникшие
недоразумения были следствием неточного понимания Манифеста и неполучения
в некоторых местах (в марте месяце) Положений. По объяснению
крестьянам на сходках их нынешних и будущих отношений к помещикам
крестьяне вразумлялись и изъявляли готовность исполнять повинности на
основании прочитанных и объясненных им Положений.
Вместе с тем губернское начальство определило: что неправильности,
допущенные в некоторых селениях по наделу крестьян землею и по
обременению их тяжелыми уроками, должны быть отклоняемы помещиками и
управляющими. Затем для объяснения крестьянам Положения положило
командировать одного из членов присутствия и особого чиновника.
В Бугурусланском уезде в имении Дурасова крестьяне дурно работали
на барщине, а некоторые вовсе не выходили на работу; но по истолковании
им земским исправником их обязанностей и по наказании двух
подстрекателей порядок вполне восстановлен.
В Ставропольском уезде были волнения, вызванные непониманием
крестьянами новых отношений к прежним их владельцам и главным образом
лжетолкованием новых узаконений злонамеренными людьми.
Временнообязанные крестьяне. Шишковой и князя Дадьяна совершенно отказались
выходить на работу и по случаю открытия сельских обществ и волостей
не хотели приступить к выбору должностных лиц. Причиною
неповиновения было ложное толкование Положений удельным крестьянином
Сурковым. Увещание исправника .осталось без успеха. После
продолжительных, в течение нескольких часов, убеждений уездного предводителя
Тургенева крестьяне выбрали должностных лиц. Затем предводитель стал
объяснять им точный смысл Положений; в это время возвратились ездившие
в Казанскую губернию крестьяне и привезли весть о прекращении
тамошних беспорядков. Это обстоятельство еще более убедило крестьян, что
Сурков их обманывал. Таким образом, волнение было совершенно прекращено
и крестьяне приведены в полное повиновение.
Беспорядки, происходившие в упомянутых имениях, отразились на
имении гг. Обрезковых, Кршчкова, Наумова, но в весьма незначительном
размере и принятыми полицейскими мерами немедленно прекращены»
(«С[еверная] п[чела]>>, № 114).
3. Владимирская губерния. «Владимирского уезда в имении Нарышки-

Окончательное решение крестьянского вопроса
121
ной селе Рождествене с деревнями крестьяне отказались платить оброк
на том основании, что ими в конце минувшего и в начале настоящего года
было подано несколько жалоб на вотчинное управление. По всем жалобам
в iCBoe время было произведено местное дознание, и по распоряжению
помещицы те из них, которые оказались основательными, удовлетворены,
а бурмистр, на которого жаловались крестьяне, удален. Несмотря на это и
на сделанное выборным из крестьян в губернском по крестьянским делам
присутствии внушении со стороны губернатора вместе со свитой его
величества генерал-майором Сколковым, они остались при своем упорстве.
По введении в имение роты гарнизонного батальона, по объявлении
крестьянам, что они будут заставлены запахать землю строгостью военной
дисциплины и по полицейском наказании некоторых крестьян, оказавших
непослушание и грубость, крестьяне изъявили покорность и раскаяние в
своих поступках. Они немедленно начали приносить следующий с них
оброк и на другой день отправились на пашню.
Гороховского уезда в имении Кокошкина при открытии сельского
общества крестьяне обратились к уездному предводителю с просьбою сместить
бурмистра; получив отказ, они стали шуметь, грозя выкинуть бурмистра
из правления; предводитель предполагал взять одного из самых дерзких,
но сын этого крестьянина хотел броситься на предводителя и был
остановлен только становым приставом. В имение была введена воинская команда,
крестьяне приведены в повиновение и изъявили раскаяние. Виновные в
дерзостях предводителю преданы следствию, а дело о жалобах крестьян
на бурмистра предписано рассмотреть установленным порядком.
Судогодского уезда крестьяне с. Святцев помещицы Алалыкиной
совершенно отказались от исполнения законной барщины. Увещания станового
остались без успеха; убеждения исправника и предводителя крестьяне
приняли с угрозами. Неповиновение обнаружилось и в других смежных
имениях. Дабы прекратить волнение в самом начале, признано
необходимым ввести в имение Алалыкиной военную команду» («С[еверная] п[че-
ла]»,№ 117).
4. Симбирская губерния. «В Буинском уезде в селении Козловке г. Ар-
гамакова крестьяне вышли из повиновения и отказывались работать,
по приводе роты владимирского полка порядок был вполне восстановлен;
крестьяне успокоились, изъявили раскаяние и с готовностью исполняют
повинности. Сделано распоряжение о выводе военной команды.
В Сенгилеевском уезде в селе Шигонах помещицы Кротковой
крестьяне оказали неповиновение и на убеждения исправника отвечали, что никто
на работу не пойдет и что хотят выбрать сами старшин, а прежних
начальников слушаться не будут. Все это произошло вследствие ложного
толкования Манифеста, распространению которого особенно способствовал
крестьянин Трухлое. Так как меры убеждения не подействовали, то в имение
были введены две роты; крестьяне по взятии под караул Трухлова и нака-

122
H. A. Серно-Соловъевич
зании главных зачинщиков повиновались и изъявили полную покорность.
Трухлое наказан шпицрутенами.
.В Сызранском уезде беспорядки, бывшие в селе Большой Репьевке,
прекратились по приводе военной команды; крестьяне раскаиваются в
своих заблуждениях и совершенно успокоились. По строгому дознанию,
обнаружилось, что виновником волнения и беспорядков был отставной
солдат Федор Докукин, который предан суду. Военная команда из Репьев-
ки выведена ж отправлена в селения Головино, Лыневку и Шереметевку,
где крестьяне оказали непослушание.
В Корсунском уезде в селе Большом Станишном г. Языкова крестьяне
отказались исполнять работы, к чему их подстрекал уволенный из
кантонистов Григорьев, ложно толкуя Положения. На место командировали роту
Бутырского полка, о действиях же Григорьева производится строжайшее
дознание» («С[еверная] п[чела]>>, № 118).
5. Орловская губерния. «В Елецком уезде в имении Даниловых
крестьяне отказывались от исполнения лежащих на них повинностей, не хотели
слушать убеждений вотчинного начальства и земской полиции и делали
грубости сыну помещицы. В это имение отправлялся свиты его величества
генерал-майор граф Толь и была вызвана военная команда, при
содействии которой по полицейским наказаниям 10 человек порядок был
восстановлен, крестьяне же Петров и Марков, подстрекавшие остальных крестьян
к неповиновению, отправлены в тюремный замок, с преданием их суду.
В имении Стаховича крестьяне не хотели переселиться на новые места,
избранные помещиком; переселение это, по сделанному дознанию,
оказалось необходимым и совершенно согласным с правилами Положений.
Крестьянам сделано внушение о необходимости и законности их
переселения, но самое переселение приведется в исполнение, не прежде как
по исполнении со стороны помещика всех условий и правил,
установленных Положением.
Севского уезда в имении губернского предводителя Апраксина,
населенном слишком 7000 душ, крестьяне не хотели' ходить на работу и,
несмотря на все сделанные им убеждения, продолжали упорствовать. Была
вызвана военная команда; из числа более виновных 28 человек
подвергнуты полицейскому наказанию, а 4 скрывшихся, обвиняемых в
подстрекательстве, предписано отыскать и представить в земский суд для
поступления с ними по законам. После этого крестьяне обязались в точности
исполнять следующие с них повинности» («С[еверная] п[чела]», № 126).
6. Подольская губерния. «Волнение крестьян приняло было
значительные размеры в уездах; Винницком, Ольгопольском, Брацлавском, Гайсин-
ском, Ямполъском и Каменецком; в остальных уездах хотя и были
беспорядки, но они ограничивались весьма малым числом имений. Волнение,
беспорядки и недоумения коснулись 141 селения, в которых числится до
71 тыс. душ. Все случаи беспорядков были вызваны неправильным пони-

Окончательное решение крестьянского вопроса
123
манием крестьянами новых их отношений к прежним владельцам.
Крестьяне, с нетерпением ожидавшие свободы, представляли ее себе в совершенно
превратном виде, а потому всякий слух, оправдывавший их ожидания, был
принимаем ими легковерно. Правил нового Положения они в точности
не знали и при чтении никогда не дослушивали до конца, если то, что им
читалось, было не согласно с их понятиями. Спокойствие и порядок были
восстановляемы в одних селениях мерами внушения и объяснением
истинного смысла Положений, а в других для этого требовалось введение
военных команд для усиления нравственного влияния власти и только в редких
случаях наказание или арестование более виновных.
Сопротивление войскам было оказано только в одном селении Тима-
новке Ямполъского уезда временно обязанными крестьянами,
водворенными на земле графа Протасова-Бахметева. Виновные в сопротивлении
войскам в числе 9 человек преданы суду. Здесь наиболее важные волнения,
по значительности селений, были: Брацлавского уезда в с. Кирсановке
помещика Собанского, где для восстановления спокойствия по введении
■войск было наказано 28 человек; в Ольгопольском уезде в м. Жабокриче
помещика Бржозовского, где спокойствие было водворено без наказаний,
но волнение обратило на себя особенное внимание по вредному влиянию
на другие соседние имения, потому что в самое непродолжительное время
примеру этих крестьян последовали 9 селений, в которых, впрочем,
волнение прекратилось тотчас по усмирении м. Жабокрича, и, наконец, в
Винницком уезде в с. Большом Острожке, принадлежащем уездному
предводителю Пельковскому, признано было необходимым арестовать 6 человек;
после чего крестьяне повинились и просили только освободить
арестованных сотоварищей; 5 человек были освобождены, 6-й же более упорный
оставлен до времени в остроге.
В настоящее время (по донесению начальника губернии) спокойствие
и порядок водворены во всей губернии, исключая одного селения (Смелой
в Литинском уезде) » («С[еверная] п[чела]>>, № 126).
7. Черниговская губерния. «Нежинского уезда в селе Безугловке
помещиков Сидореижи и Глебовой вскоре после обнародования Манифеста,
в некоторых соседних имениях, обнаружились беспорядки и
неповиновение со стороны крестьян; на неоднократно повторенные убеждения
исправника крестьяне отвечали, что они готовы исполнять беспрекословно все
казенные повинности, но на помещиков работать не хотят. В имение по
введении военной команды прибыли начальник губернии и контр-адмирал
Унковский; на все убеждения их крестьяне повторяли, что на помещиков
работать не будут и не хотят. По наказании 9 человек крестьяне стали
изъявлять покорность, и в скором времени все были приведены в полное
повиновение закону. Для производства следствия назначена была
комиссия.
Новгородсеверского уезда в имениях помещика Судъенки (Каменской

124
H. A. Серно-Соловъевич
слободе и Крепидовке) крестьяне по прочтении им высочайшего
Манифеста совершенно отказались от исполнения в пользу помещика повинностей.
Командированный на место жандармский штаб-офицер вместе с
исправником старались вразумить крестьян, но они продолжали упорствовать,,
говоря, что если хотя на один час пойдут работать на помещика, то этим
они закрепостятся снова на веки веков. Примеру сих крестьян последовали
крестьяне имений: Тимкова, Канельского, Маевского, Юркевича, княгинь
Голицыных и некоторых мелкопоместных владельцев; буйств никаких не1
производили и продолжали исполнять натуральные земские повинностиг
но от исполнения изделъной повинности в пользу помещика упорно
отказывались. Затем вытребована команда, при помощи которой контр-адмирал
Унковский постепенно водворил порядок и повиновение во всех имениях,
в которых волновались крестьяне.
Конотопского уезда в имениях помещиков Покорского-Жоравко,
Тарковских, Морковича и Гамалея происходили такие же беспорядки, к
устранению которых также представилась необходимость вызвать воинскую
команду и подвергнуть наказанию наиболее строптивых.
Кролевецкого уезда в имениях помещиков Богаевских, вследствие
превратного толкования положений казаком Маяровским, которого крестьяне
наняли для чтения Положения, также происходили беспорядки, для
прекращения их нужно было прибегнуть к военной команде; Маяровский же
был арестован и предан суду.
Городницкого уезда в имении Церковище помещика Вакуринского
вышедшие из повиновения крестьяне встретили с явным упорством увещания
станового пристава и исправника. Поэтому в имение был командирован
жандармский штаб-офицер Шульговский и вытребована военная команда,.
по прибытии которой крестьяне изъявили полную покорность; из числа
более упорных двое были наказаны чрез полицию. Причина недоразумений
заключалась в том, что незадолго до объявления Положений помещик
позволил крестьянам по неимению важных работ обработывать только
по 2 дня в неделю, каковую льготу они хотели- удержать и на будущее
время после получения Положений. Кроме сего, были беспорядки в
имениях помещиц Дунин-Барковской и Свечиной. В имении же Дунин-Бар-
ковской явился крестьянин села Ивашковки г. Туманского по имени
Пинчук, назвавшийся мировым посредником, который приказал собрать
громаду и разъяснял им Положение, сменил приказчика и войтов, назначив
на их место новых. Он был арестован, но убежал. Окончательных сведений
о его поимке не получено.
Черниговского уезда в селе Андреевке помещика Ригельмана
крестьяне, внявши сперва словам станового пристава, потом снова отказались от
барщины, уверяя, что начальство сговорилось скрыть от них настоящие
права; но по легком наказании зачинщиков и после убеждений самого
помещика и его сын^ в имении водворен порядок. Беспорядки, происходив-

Окончательное решение крестьянского вопроса
125
шие в имениях Глинского, Воейкова, Дунин-Барковского, Лихачева и Мо-
лявки, устранены при помощи незначительных полицейских наказаний.
Глуховского уезда были беспорядки в имениях помещиков Кочубея и
Туманской. Исправник восстановил нарушенный порядок изъяснением
статей Положения.
Кроме того, происходили беспорядки в одном имении Новозыбковскоги
и в одном Мглинского уездов. За принятыми мерами, которые оказались
необходимыми как для водворения порядка, так и для удовлетворения
справедливых жалоб крестьян, спокойствие восстановлено и в этих двух
имениях» («С[еверная] п[чела]», № 130).
8. Пензенская губерния. («Вскоре по объявлении высочайшего
манифеста возникли при отправлении издельной повинности недоразумения и
затруднения, превратившиеся в трех уездах, Городищенском, Чембарском и
Керенском, в неповиновение.
В Городищенском уезде, в имениях Михайловского-Данилевского и Ду-
бенских крестьяне отказались от работ, сменили сотского (в имении Ду-
бенского), избрали из своей среды нового и грозили смертью становому
приставу за то, что он будто бы скрывал от них дарованную им полную
свободу. Но они скоро были приведены в повиновение земским исправником
при содействии военной команды.
В Чембарском уезде волнение возникло в ийениях графа Уварова и
потом быстро распространилось по соседним имениям Кожина, Веригина,
Воронина и Рахмановой. Крестьяне, собравшись в деревню Черноеай в
числе до 3000, требовали скрываемого будто бы от них указа, сменяли
старост и сотников и отказались от повиновения помещикам. Увещания
предводителя и исправника и приехавшего управляющего не имели успеха.
Когда же для помощи исправнику пришла рота солдат, крестьяне оказали
ей сопротивление, причем убито 3 и ранено 4 крестьянина. Волнение не
переставало распространяться и потому в Черногай отправился свиты его
величества генерал-майор Дренякин с двумя батальонами. По
требованию генерал-майора Дренякина к нему явились выборные от разных
деревень с изъявлением покорности и раскаяния. Причиною неповиновения
было ложное толкование Манифеста священником села Студенки
Померанцевым. Генерал-майор Дренякин арестовал 12 главных зачинщиков. Все
остальные жители Черногая, вовлеченные в проступки единственно по
заблуждению и искренно раскаявшиеся, были прощены; таким образом,
волнение в Черногае было прекращено.
В Керенском уезде центром волнения сделалось село Кандеевка
помещика Волкова; главным руководителем волнения был крестьянин Кожина
Леонтий Егорцев, принадлежащий к секте молоканов. Он приобрел
огромное влияние и доверенность крестьян, так что из соседних четырех уездов
Пензенской и Тамбовской губерний собралось к нему до 10 000
человек'. Обстоятельство это заставило генерал-майора Дренякина двинуться

126
В. А. Серно-Соловъевич
с войском из Черногая в Кандеевку. Так как увещания г.-м. Дренякина и
священника не имели успеха, то дано было три залпа по толпе в 1000
человек. Убито было 8 и ранено — 26 человек. Но это не произвело,
по-видимому, никакого влияния на крестьян. Упорство было следствием уверений
Егорцева, что если они выдержат три залпа, то получат волю. Тогда (!)
генерал-майор Дренякин сообразил, что можно отделить часть крестьян от
толпы; это и было сделано; захвачено 410 крестьян, остальные
разбежались. Захваченные крестьяне не просили о помиловании, но по-прежнему
кричали: «все до одного умрем, но не покоримся», и стали виниться
только тогда, к'огда приступлено было к наказанию главных зачинщиков.
Затем генерал-майор Дренякин оставался в Кандеевке и лично
распоряжался сельским управлением, приведением в порядок расстроенных работ в
толкованием крестьянам настоящего смысла новых положений.
Зачинщики были преданы суду и наказаны по мере вины. В настоящее время
спокойствие в Пензенской губернии водворилось повсеместно и полевые
работы производятся в должном порядке» («С[еверная] п[чела]>>, № 123).
9. С.-Петербургская губерния. «В С -Петербургском уезде в имениях
помещицы Кайдановой вскоре по объявлении положения крестьяне
отказались ходить на барщину. Убеждения не подействовали на крестьян, но
по вступлении военной команды в имение и арестовании пяти наиболее
буйных крестьян остальные пришли в должное повиновение. Вместе с тем
со стороны помещицы приняты меры к облегчению крестьян в
повинностях, согласно Положению. Арестованные крестьяне, по ходатайству
помещицы, освобождены.
В Лугском уезде в имениях помещиков Ермолова, Тирана, Бек, Дунин-
Марцинкевича, Огарева и Черкасова крестьяне отказались от работ, но
личное объяснение с крестьянами откомандированного на место
подполковника Квитницкого и деланные им внушения водворили в означенных
имениях совершенный порядок.
В Петергофском уезде в имении капитана Веймарна крестьяне
отказались от исполнения смешанной повинности, объявив, что они будут
платить оброку с тягла 30 руб., а что ни на какие работы ходить не
согласны. То же самое объявили крестьяне Лугского уезда в имении
помещика Тирана и, кроме того, на сходке, решили, что если кто осмелится
заплатить более 30 руб., тому они своим судом дадут 300 розог. Так как
увещания не могли преодолеть упорства крестьян, сделано было
распоряжение о командировании в каждое из сих имений по две роты. По
полученным затем сведениям, порядок в этих имениях водворен без
содействия военной команды» («С[еверная] п[чела]>>, № 122).
10. Ярославская губерния. «Ростовского уезда в имении помещика
Бабкина крестьяне отказались исполнять в пользу помещика повинности,
но убеждениями прибывшего на место флигель-адъютанта Дубельта
приведены к должному повиновению. В имении помещицы Филатьевой, кре-

Окончательное решение крестьянского вопроса
127
стьяне отказались от смешанной повинности; сделано было распоряжение
о вводе войск в имение; по последним известиям, порядок водворен и от
крестьян взята подписка в исправном отправлении повинностей
помещику.
В Угличском уезде в имении уездного предводителя Арнаутова
крестьяне не хотели отбывать смешанной повинности, также и крестьяне
имения г. Вечеслева; увещания предводителя и исправника не принесли
пользы. В имения эти отправлялся свиты его величества генерал-майор
Дубельт, и командирована команда. По последним известиям в имениях гг.
Вечеслева и Арнаутова водворен порядок.
Ростовского уезда в имении статс-секретаря князя Голицына между
крестьянами возникли недоразумения и беспорядки по поводу раскладки
земли и платимого оброка; большинство крестьян желало раскладки по
душам, остальные же по тяглам. В то же время они обнаружили
нежелание платить ту часть оброка, которая шла на содержание вотчинного
управления, а равно и работать на общественной запашке, причем делали
грубости и оказывали неповиновение управляющему. Старания исправника,
а равно командированного на место жандармского штаб-офицера
прекратить беспорядки мерами убеждения были бесполезны, вследствие чего было
сделано распоряжение о прибытии воинской команды. Между тем
последовало высочайшее разрешение о допущении мировых посредников к
исправлению должностей, а начальник губернии поручил ростовскому
мировому посреднику отправиться в имения князя Голицына и испытать
меры увещания. По полученным сведениям, доступное для крестьян
разъяснение их обязанностей и благоразумные меры внушения, принятые
посредником Полубояриновым, водворили в имении совершенное
спокойствие. Крестьяне составили приговор, в котором просят у помещика
прощения, и в присутствии мирового посредника извинялись перед
управляющим, а затем дали подписку в правильном отправлении повинностей
помещику. В принятии мер для прекращения возникших в Ярославской
губернии по некоторым уездам беспорядков принимал личное участие
бывший ярославский губернатор, князь Оболенский» («С[еверная] п[чела]>>,
№122).
11. Калужская губерния. «В Жиздринском уезде никаких особенных
беспорядков не было; возникали жалобы некоторых помещиков на
крестьян, но эти жалобы разобраны и удовлетворены. О порубках лесов были
две жалобы поверенного г. Каныпина, по которым сделано распоряжение
как о прекращении порубок, так и о производстве полицейского дознания
и формального следствия.
По раздаче крестьянам урочного положения они стали усерднее
заниматься полевыми работами. В одном только имении г-жи Корвовской,
населенном 56 душами временно-обязанных крестьян, помещица заявила,
что крестьяне не хотят обработывать господской земли и разошлись само-

128
Я. А. Серно-Соловьевич
вольно на заработки. В это имение командирован непременный заседатель
земского суда для восстановления должного порядка» («С[еверная] п[че-
ла]», №118).
«В Мещовспом уезде в селе Шеметеве помещицы Киселевской
крестьяне отказались от барщины и объявили исправнику, что они будут
платить только один оброк. Губернское присутствие поручило мировому
съезду на основании 111 статьи положения о губернских и уездных
учреждениях 19 рассмотреть положение крестьян и имения. По разъяснении
недоразумений и после некоторых облегчений, сделанных крестьянам со
стороны помещицы, порядок в имении был водворен и работы стали
производиться исправно.
В Медынском уезде в имениях князя и княгини Мещерских и гг. Мят-
лева, Панютина вследствие недоразумений относительно смешанной
повинности крестьяне отказались от полевых работ. В имения эти
отправлялся свиты его величества генерал-майор Казнаков.
В имении князей Мещерских за сделанным от помещика облегчением
для крестьян в издельной повинности порядок восстановлен, посев
ярового хлеба произведен и решение мирового посредника приведено в
исполнение в присутствии генерал-майора Казнакова; один только крестьянин
подвергнут полицейскому наказанию. В имении Панютина по разборе
дела мировыми посредниками недоразумения устранены и крестьяне
переведены на чистый оброк по обоюдному согласию их с помещиком; двое из
более упорных крестьян были наказаны через полицию. В' имении Мят-
левых (по донесению начальника губернии) порядок восстановляется по
одному объяснению крестьянам, командированным туда чиновником,
важности решений мирового посредника, об исполнении которых крестьяне
дают подписки» («Суеверная] п[чела]», № 130).
Кроме того, имеются сведения о подобных же более или менее важных
случаях в губерниях: 12. Витебской, 13. Костромской, 14. Псковской,
15. Тамбовской, 16. Смоленской, 17. Виленской, 18. Харьковской, 19.
Рязанской, 20. Гродненской и Орловской. Были также случаи беспорядков
в некоторых других губерниях, но они имели характер скорее
недоразумений, чем волнений, соединенных с прямым неисполнением закона.
Причины всех возникавших со стороны крестьян уклонений от исполнения
установленных правил были повсеместно почти одни и те же: неясное
понимание крестьянами новых Положений и неверное толкование закона
людьми невежественными, а иногда и злонамеренными» («С[еверная] п[чела]>>,
№ 143) *.
* Поело того как это было написано, газетами сообщено о беспорядках в
губерниях Ковенской, Екатеринославской, Тульской, Московской, Могилевской, Пермской,
Вологодской, Витебской, Киевской, Новгородской, Гродненской, Владимирской,
Тамбовской.

Окончательное решение крестьянского вопроса 129
Так вот она, воля-то! А что-то будет еще, когда начнутся отрезки
крестьянских земель, когда пройдут два года, а останутся и барщина и
оброки, то есть прежнее крепостное право?
VI
Этот мартиролог выписан из сообщенных газетами статей;
следовательно, если в нем есть неверности против действительности, то никак не
преувеличения страданий крестьян. С рутинной точки зрения, вероятно,
покажется, что во всех описанных случаях все происходило должным
порядком: виною всему буйство и дерзость крестьян, злонамеренные люди;
начальство и войско исполнили свой долг; виновные наказаны, права
собственности ограждены, спокойствие восстановлено, порядок
восторжествовал над анархией.
Несколько иным представится положение, рассматриваемое просто по-
человечески, только с здравым смыслом. Этот самый народ, которого
теперь расстреливают, гонят сквозь строй, секут, сажают в тюрьмы за
неповиновение, который почти по всей России отказывается выходить на
барщину и платить оброк,— в продолжение четырех лет ждал воли с
терпением п спокойствием, превосходившими самые смелые ожидания его
друзей, приводившими в изумление самых закоренелых недоброжелателей.
После этих четырех лет всякое обвинение народа в буйстве или
своеволии — клевета.
Не на народ падает ответственность за то, что теперь совершается в
России; он сделал все, зависевшее от него, для предотвращения этих
печальных событий; он с железным терпением ждал решения своей участи
и безропотно перенес отсрочку за отсрочкой, отдалявшие осуществление
надежды, в которой сосредоточилось все его бытие. Спокойствие и теперь
не было бы нарушено, если б развязка вопроса была такою, какою
следовало ей быть; если бы, другими словами, вопрос был решен окончательно.
.Вникните внимательно в описание беспорядков: всюду, решительно всюду
их приписывают тем же самым причинам — непониманию Манифеста,
ложному толкованию его,-превратному понятию крестьян о воле, о своих
правах и обязанностях. Всюду повторились те же явления: крестьяне
отказывались выходить-на барщину и платить оброк помещикам, просили
перемены старост и бурмистров, поставленных помещиками, жаловались на
притеснения от помещиков, обвиняли помещиков и начальства в скрытии
настоящего Манифеста, требовали чистой воли. Сомнения быть не может:
не дух своеволия и буйства и не невежество руководят ими. Воля, которую
им объявили, была не та, о которой шли слухи уже десятки лет, которой
ждали изо дня в день целых четыре года. Объявляемое Положение
противоречило их задушевным надеждам, их понятиям; противоречило
действительности. Их соседи, государственные крестьяне — вольные, и они не
отбывают барщины, не платят оброков господам, не имеют старост, постав-
9 А Н. Серно-Соловьевич

130
H. A. Серно-Соловъевич
ленных господами; они платят только государственные подати. Вот что
было идеалом воли для крепостных, вот что у них называлось чистою
волею. С этим не согласовалось объявленное им Положение, и они сочли,
что их обманывают местные власти, сговорившись с помещиками.
Противодействуя этому, крестьяне, по своим попятиям, стояли за правое дело;
это доказывается исходом всех беспорядков. Почти нигде не было
сопротивления войскам, одна рота одолевала 10 000 человек, которые
неподвижно стояли перед выстрелами, тогда как достаточно было с их стороны
одного движения, чтоб разнести в прах эту горсть солдат. Но крестьяне
не сопротивлялись, потому что действие войск служило для них
доказательством, что объявленное им Положение исходит действительно от
верховной власти. Присутствие войск везде восстановляло повиновение
помещикам, и этого отнюдь не следует приписывать влиянию физической силы
или страха. Русский мужик не отступит перед страхом смерти. В Кандеев-
ке даже взятые крестьяне не просили о помиловании, а говорили «все до
одного умрем, но не покоримся». Смирялись крестьяне перед войском
потому, что убеждались, что где войска, там и власть, а власти они всегда
повинуются. В некоторых местностях тех же результатов достигли и без
употребления войска, одним увещанием крестьян, и нет сомнения, что это
было возможно повсюду, если б только лица начальствующие умели
обращаться с народом, если б они не спешили действовать войсками. Если
ко всему этому присоединить повсеместность беспорядков и частный
характер их, то не может оставаться ни малейшего сомнения о причинах, их
породивших. Официально обнародованные сведения о беспорядках
касаются 29 губерний, но в них описаны только случаи, окончивавшиеся со
вмешательством властей. Если же принять во внимание все вообще случаи
неудовольствия охватывали чуть не целые губернии, как, например, в
Подольской, нигде они не принимали характера общего восстания, что
было бы неизбежно, если бы причиною беспорядков был дух буйства
или св'оеозолия. В городах нигде не было ни малейшего признака
беспокойств.
На всем огромном пространстве России впечатление, произведенное
ими на народ, было одинаково. И несмотря на это, ни на то, что частные
неудовольствия охватывали чуть не целые губернии, как, например, в
Подольской, нигде они не принимали характера общего восстания, что было
бы неизбежно, если бы причиною беспорядков был дух буйства или
своеволия. В городах нигде не было ни малейшего признака беспокойств.
Непонимание крестьянами Положения, ожидание иной воли никак не
может быть вменено им в вину, и то, что происходит теперь, не должно
быть ни для кого неожиданностью. Чтоб безусловно согласиться с этим,
стоит только припомнить приведенные в начале статьи отзывы губернских
комитетов. Ведь говорили же люди, знакомые с народом, что его не
удовлетворит срочно-обязанное положение, что он сочтет себя обманутым, что
тяжело отзовется для всей России срочно-обязанное время. Оттого, что это-

Окончательное решение крестьянского вопроса
131
му не придавали веры и значения, понятия народа не могли измениться.
Да, в сущности, и следовало ли им меняться?
Ведь то, что в официальных донесениях называется превратными
понятиями народа о воле, ни более ни менее как то же самое, чего
домогались в'се требовавшие обязательного выкупа, то есть желание прекращения
всяких обязательных отношений крестьян к помещикам, взимание с них
повинностей казною, вознаграждение ею помещиков. Вот чего требовали
ежедневно умножавшиеся сторонники обязательного выкупа и что народ
считал чистой волей. Далее не простирались его желания, и как бы
ликовала теперь вся Россия, если б они были осуществлены!
Неправильные отношения помещиков к крестьянам были также одною
из главных причин прискорбных событий. Если б помещики поняли свое
положение, если б они лично объявили крестьянам новый устав,
объяснили им сущность настоящих отношений, указали на срочность их, уверили
в своем желании приступить скорее к выкупу, предоставили выбрать своих
старост,—нет сомнения, что дело приняло бы совершенно иной оборот.
Вместо того значительная часть помещиков, даже постоянно живущих в
деревнях, разъехались, оставя имения и крестьян на произвол
управляющих, стали к народу в выжидательно-враждебное положение и при
малейших недоумениях спешили требовать военных команд. Мудрено ли, что
крестьяне заподозрели, что господа скрывают настоящую волю?
Теперь благоприятная минута безвозвратно пропущена дворянством,
и положение его, без сомнения, будет весьма затруднительно. На
исправное отбытие крестьянами повинностей, особенно барщины, рассчитывать
невозможно. Военною силою и полицейскими наказаниями может быть
восстановлен порядок, но хозяйство не устраивается такими мерами. Если
у помещика нет запасных денег,—он разорен; а их имеют весьма
немногие. Волею-неволею, он должен будет пользоваться всеми лазейками,
открытыми ему Положениями, и теснить крестьян; а это только усилит их
раздражение и недоимки и ввергнет всю Россию в безвыходные страдания.
VII
Единственным выходом из этого до крайности тяжелого положения все-
таки остается выкуп, мирно развязывающий оба сословия. На основании
Положения 19 февраля помещики имеют право приступить к нему, но в
настоящее время это право едва ли не останется мертвою буквою.
Положение разрешило выкуп, но не организировало его. Оно предполагает
совершение его порядком административным, тогда как он должен быть чисто
финансового операциею. Без правильной банковой системы, без открытия
банка в каждой губернии выкуп не сбыточен. Он возможен для людей
богатых и притом живущих в столицах, где легок сбыт выкупных бумаг,
но отнюдь не для людей недостаточных, которым наиболее нужны деньги.
9*

132
H. A. Серно-Соловъевич
Если не будет принято решительных мер, постановление о выкупе
будет иметь ту же участь, как и разрешение основывать земские банки 2(\
При настоящей обстановке могут быть только частные попытки выкупа;
общей меры быть не может: ни государству совершить, ни помещикам
принять ее нельзя. Государство к ней не приготовлено, а Положение не
приготовляет его. Центральное управление выкупною операцией)
предоставлено Положением на первое время сохранной казне, к составу которой
по делам выкупа присоединяются член от Министерства внутренних дел
и 2 депутата от дворянства; распоряжение на местах предоставлено
также на первое время губернским присутствиям. Для всякого,
сколько-нибудь понимающего дело, ясно, что громаднейшая в мире финансовая
операция не может совершиться таким порядком. Поэтому-то мы сказали, что
помещики принять ее не могут. Им предположено выдать выкупные
суммы большей частью свидетельствами, приносящими 5% и отчуждаемыми
крепостным порядком, а остальное 5%-ными банковыми билетами. Если
Петербург и Москва успели в последнее время освоиться с различными
кредитными бумагами, то никак нельзя сказать того же о всей России,
особенно о дальних внутренних губерниях. Можно представить себе,
каково будет положение помещика или помещицы, нуждающихся в деньгах
для преобразования хозяйств, если они получат свидетельства и 5%-ные
билеты, а вся операция будет сосредоточена в Петербурге, если не будет
учреждено местных банков. Выкупных свидетельств, приобретаемых
крепостным порядком, положительно никто покупать не станет: кому охота
затруднять себя всеми хлопотами крепостной купли, имея в виду, что при
необходимости сбыта придется продавать крепостным же порядком,
значит, рисковать не найти покупщиков? При таких затруднениях сбыта, при
конкуренции других правительственных 5%-ных бумаг, отчуждаемых
простой передачей из рук в руки, курс свидетельств непременно должен
сильно понизиться. Получение процентов, положим, будет обеспечено, но
это составит расчет для владельцев чисто оброчных имений, у которых
нет хозяйств; для владельцев же, имеющих свои запашки, необходим
капитал, то есть легкий сбыт выкупных бумаг. Но свидетельств им сбыть будет
невозможно при настоящих затруднительных денежных обстоятельствах.
Это не только поставит их самих в затруднительное положение, но и
отзовется крайне невыгодно на государственный кредит. Нужда в деньгах
и невозможность продать свидетельства заставит продавать во что бы
ни стало 5%-ные билеты. Но кому они могут продать и в губерниях?
В губерниях почти нет свободных капиталов, а кто имеет их, тот
непременно затратил уже в оборотах. Единственная надежда будет на кулаков
и срывщиков, которые, разумеется, будут понижать донельзя цены.
Весьма вероятно, что и столичные банкиры и аферисты не пропустят
благоприятного случая и будут посылать в губернии агентов для понижения
цен. На московской бирже кредитные бумаги, особенно акции, почти все-

Окончательное решение крестьянского вопроса
133
гда стоят несколько ниже, чем в Петербурге, и гораздо труднее сбываются.
Можно же вообразить себе, что будет делаться в губерниях, где к тому же
масса публики не имеет вовсе понятия о биржевых фокусах? Имея
понятие о губернии и о проделках биржевых аферистов, можно заранее
предсказать, что владельцы 5%-ных билетов останутся в страшной потере.
Если в Петербурге возможно такое явление, как последовательное
повышение и понижение акций Главного общества железных дорог в течение
нескольких недель на 1 руб. и IV2 руб. в день, то что же будет в
губернии? Пока выкупные бумаги будут явлением не общим, а случайным,
курс их будет зависеть от любого кулака или пройдохи-капиталиста;
всякий тревожный слух, всякая невыгодная продажа будут наводить
панический страх на все общество, подрывать всякое доверие к операции, по»
трясать государственный кредит, отдалять развязку вопроса.
Вести таким образом выкупную операцию значит ставить на карту
самые дорогие интересы России. Невознаградимая трата времени и
обстоятельств, которые повториться не могут,— вот естественные результаты
выкупа, разрешенного, но не организованного. Теперь мы могли бы со»
здать у себя кредит в таких размерах и на таких началах, которым
подобных нет нигде в целом мире; мы могли бы без потрясений, без жертв
осуществить долю того, к чему тщетно стремятся лучшие деятели Европы.
У нас под руками архимедов рычаг для создания правильного
экономического устройства,— и мы воспользуемся им для того, чтоб вместо
правильного кредита развить ажиотаж, усилить значение банкократии, отдать
Россию в кабалу денежному барству, созданному на развалинах
крепостного права, подчинить ее более прежнего чиновничеству, сделать ее
добычей привилегий, монополий, паразитизма, гнет которых переживет века,
а господство не уничтожится по указу. Это — с одной стороны. С другой,
повсеместное распространение событий, описанных в выдержках из газет.
Мы стоим теперь на одном из страшных перепутий, на которых судьбы
народов решаются на многие годы. Какая судьба ждет Россию, зависит в
значительной степени от того, придется ли целой стране подлаживаться
под рамки крестьянских Положений или же самые Положения
подвергнутся изменениям сообразно потребностям и понятиям народа.
VIII
В Положениях, писанных ради народа, для народа, все — от редакции
до содержания — чуждо и непонятно ему. Он должен был встретить на
каждом шагу противоречие своим понятиям, своим верованиям, своей
жизни.
Один из флигель-адъютантов доносит, что крестьяне не знают Поло-
жения и не дослушивают чтения до конца.
Да иначе и быть не может. Изучая эту кипу листов, решительно
теряешься в бездне ошибок, недомолвок, неясностей, крючков. Не только

134
H. A. Серно-Соловъевич
безграмотные крестьяне, сдми губернские присутствия не могут найтись
в этом лабиринте. Кто следит за ходом крестьянского дела, тот должен
знать, сколько уже возникло недоразумений и вопросов. А что еще будет
впереди! Дополнительных и пояснительных правил и циркуляров
последовало уже несколько десятков 21, а ведь до сих пор идут только
приготовительные работы; хозяйственные отношения еще не тронуты; еще
крестьяне считают себя господскими...
В Положениях заметно гораздо более знакомства с канцелярскими
порядками, чем с народом. А как он их не знает, то ему пришлось и еще
придется сильно поплатиться. Как возникло недоразумение о смешанной
повинности, вызвавшее огромное количество экзекуций? Крестьяне
читают в главе о приведении в действие Положений, что повинности
отбываются «или работою (барщиною), или деньгами (оброком)» —и на этом
основании отказываются отбывать и барщину и оброк вместе. На это им
отвечают присылкою военных команд, так как через несколько страниц,
в главе об оброке, есть примечание, в котором упомянуто о смешанной
повинности22. Один этот крючок уже сделал несметное множество
несчастных; а лишь только придется применять постановления о наделе и
повинностях, такие крючки встретятся на каждом шагу *.
Но крючки — дело неосторожной или неблагонамеренной редакции —
не главный недостаток; несравненно вреднее их неверность почти всех
основных начал, сделавшая до нельзя трудным и сложным самый ясный
и простой вопрос.
«Вся земля принадлежит помещику» сказало Положение и начало этим
бесконечный ряд ошибок. Признанное право пришлось тотчас же
нарушить, а затем необходимо было вознаградить или затушевать это
нарушение всевозможными обременениями и стеснениями крестьян. Все
постановления о наделе и повинностях узаконяют продолжение крепостного
права; чуть покажется намек на льготу крестьянам, тотчас следует
дополнение, перетягивающее весы в пользу помещика. Этого бы не было, если б
Положение признало крестьянскую землю принадлежностью крестьян,
что соответствовало бы и понятиям народа и требованиям справедливости.
Право народа на землю освящено первоначальным занятием, давностью
владения, фактическим пользованием, вековым трудом, общим сознанием.
Каждого из этих условий в отдельности достаточно, чтоб оправдать его и
с юридической, и с нравственной стороны. За право помещиков только
злоупотребление, да предрассудок господствующего сословия. На деле
помещики никогда не пользовались крестьянскою землею, не получали с
нее непосредственно никакого дохода, не распоряжались ею, даже не
посягали на нее, кроме редких случаев, всегда считавшихся крайними пре-
* Мы лично слышали от смышленых и грамотных крестьян, читавших
Положение, следующий отзыв: «Много горя придется вытерпеть народу от этой книги,
в ней так все путано, что без вины придется страдать».

Окончательное решение крестьянского вопроса 135
делами злоупотреблений помещичьей власти. Права их фактически
простирались на личность и повинности крестьян, но не на их землю. «Мы
господские, а земля наша»,— вот как определял крепостное право народ
на всем пространстве России. Само законодательство, постоянно
пристрастное к дворянству, втихомолку установившее в его пользу крепостное
право и не побоявшееся отнять у народа волю, не посмело коснуться его
права на землю. Оно дозволило помещикам насиловать его в частных
случаях, обращая крестьян в дворовые, но это самое дозволение есть
признание, что крестьянство и владение землею — понятия тождественные,
неразлучные. Крепостной, лишенный земли, переставал быть крестьянином,
отделялся от мира, вступал в особый разряд,— стало, крестьянину
принадлежит земля. Первым шагом законодательства к отмене крепостного
права было запрещение перечислять крестьян в дворовые,— опять-таки
признание права крестьянина на землю. Наконец, само Положение, отрицая
на словах это право, на деле признает его, отдавая крестьянам землю в бо-
стоянное пользование. О праве помещиков напоминает, правда,
отбывание крестьянами повинностей «за землю». Но как определены эти
повинности Положением? Не по стоимости, не по ценности, не по доходности
земель, а по произвольным нормам. Стало, они вовсе не за землю, а за
крепостное право. «Вся владеемая крестьянами земля принадлежит
крестьянам. Государство — то есть совокупность всех сословий,— виновное в
существовании крепостного права и выигрывающее от его отмены, должно
оказать пособие помещикам». Вот первое, коренное начало, которое
следовало принять при освобождении. Этим разрешалась вся задача
Хозяйственного отделения Редакционных комиссий; затем ему оставалось бы
вычислить, как велики могли быть повинности крестьян без
злоупотреблений помещичьей власти, от каких расходов освободит помещиков отмена
крепостного права и какое следует им пособие гуртом на губернию;
внутреннюю раскладку произвели бы они сами между собой. От Финансовой
комиссии потребовалось бы только знание своего дела для составления
плана общей финансовой операции. Все возражения ее против
обязательного выкупа отпадали бы сами собою.
Другое главное начало касалось устройства управления — внутренней
жизни народа. Тут придумывать было нечего: мир представлял это
устройство совершенно готовым. Оно пережило века, устояло против
всевозможных невзгод, сохранило народ среди рабства от растления; искажать его
было и неблагоразумно, и преступно. Административному отделению
оставалось: приняв мирское устройство за существующий факт, предоставить
ему развиваться самостоятельно, свободно от чиновничьего и помещичьего
влияний и определить отношения мира и округа к государству в случаях,
когда взаимные потребности приведут их в соприкосновение. Труд
Юридического отделения мог ограничиться постановлением: «со дня
обнародования Манифеста об освобождении бывшие крепостные люди всяких

136
H. A. Серно-Соловъевич
наименований пользуются всеми правами свободных сельских обывателей».
Совершенное непонимание народной жизни, неправильно определенные
поземельные отношения и чиновничьи привычки не позволили остаться
на этой почве. Народную жизнь подчинили до малейших частностей
регламенту, в котором на выдержку перемешаны частицы
парламентаризма, крепостного права, канцелярского порядка; ее окружили целым
амфитеатром началъств, из которых каждое — от старосты до губернского
присутствия — может, и конечно будет, мешать правильному развитию
йародных сил. Исключительно помещичье управление крепостного права
заменено управлением чиновничье-помещичьим. Безграничность прав
помещика-чиновника (мирового посредника), совокупности
помещиков-чиновников (мирового съезда), совокупности помещиков и чиновников
(губернского присутствия), с одной стороны, с другой — неограниченная
подчиненность мужиков-чиновников, старост и волостных старшин,
помещикам и мировым посредникам вполне выкупают для помещичьего начала
ограничения, сделанные в крепостном праве, а чиновничьему началу
открывают ворота в единственную среду, куда оно доселе с трудом
проникало с заднего хода. Все эти власти и по происхождению и по составу
своему, в большинстве случаев будут держать руку помещика или
исполнять его приказания, а жаловаться на них приходится им же самим.
Стало, крестьянину остается или беспрекословно повиноваться всем этим
господам, или идти в острог...
Право крестьян на землю и на устройство своего быта, обязанность
государства помочь помещикам — вот единственные основания, которые
следовало принять при решении крестьянского вопроса. Их указывали и
историческое развитие России, и государственная необходимость, и требования
справедливости. Если б их приняли, вопрос разрешился бы
откровенно, честно, справедливо. Прямо определилась бы сумма, следующая
помещикам от государства, и степень участия в платеже ее каждого сословия;
интересы помещиков были бы охранены, они избавились бы от всех
убытков, неприятностей и опасностей переходного состояния. Положение
выразилось бы в нескольких десятках правил, понятных народу,
соответствующих его ожиданиям, дающих простор народной жизни идти
размашисто и покойно, народным силам широко развиваться на воле. Не было
бы нужды прибегать к военным командам и полицейско-уголовным
наказаниям, ни выводить на сцену злонамеренных лжетолкователей и
превратные понятия о воле. Величайший экономический переворот в мире
совершился бы мирно и правильно, без клевет и без крови. Это была [бы]
настоящая, народная развязка вопроса.
Положение 19 февраля — развязка канцелярская; потому в нем всюду
противоречие или лукавство: земля, признанная собственностью
помещиков, отдана в постоянное пользование крестьян; личность крестьян
признана свободною безвозмездно,— а чтоб действительно освободиться, кре-

Окончательное решение крестьянского вопроса 137
стьяне должны заплатить выкупные суммы, в которых скрыта цена их
личности; правительство обязуется гарантировать выкуп, а
постановленные условия делают его невозможным на практике; крепостное право
объявлено отмененным,— оно только видоизменилось. Отменен один
призрак, уничтожено только название. Существо, права, последствия
крепостного права остались. Помещик остался вотчинником и полицейским
начальником — тем же барином; крестьянин по-прежнему плательщик
оброка, барщииник, крепостной; дворовый и батрак — обезземеленные
бобыли.
Но, сверх того, помещики раздразнены четырехлетними похвальбами
об уничтожении дорогого им права; раздражены тем, что признанное за
ними право собственности на всю землю нарушено, что их доходы ничем
не обеспечены. Крестьяне обмануты в своих ожиданиях, а быт их далеко
не улучшен. Рассчитать это не трудно. Льготы для барщинных крестьян:
отмена разных мелких даней, уменьшение женской барщины на один день
в неделю, незначительное уменьшение мужских зимних дней. Опустим
даже, что в некоторых местностях добавочных даней не было, женская
барщина и мужская зимою не требовались в трехдневном размере,—
стало, для них нет никаких льгот*; допустим, что для большинства — это
действительные облегчения, но сосчитаем и новые тягости. Лишение
всякого содействия помещиков в несчастных случаях, работы по урочным
Положениям, в составлении которых крестьяне не участвовали; установление
барщины за круговою порукою, обязанность отбывать дни за больных и
умерших; новая повинность за топливо; уменьшение во множестве случаев
наделов; расходы на содержание учреждений по крестьянскому делу, на
составление уставных грамот, на размежевание; содержание сельского
управления — все это новые тягости23. Кажется, не трудно рассчитать,
на какой стороне перевес. Важное улучшение составляет только
разрешение перехода с барщины на оброк, но когда-то еще придется им
воспользоваться? Уставные грамоты ранее двух лет не составятся; да еще, быть-
может, дадут отсрочку; а там надо объявить о переходе на оброк за год
вперед24. Много крови потечет еще до действительного освобождения от
барщины. Оброчным крестьянам еще тяжеле. У них всюду отрезка угодий
и почти нигде уменьшение повинностей. Почти нигде, потому что при
нормах, назначенных Положениями**, немного меньших высших
существующих оброков, губернским присутствиям дана власть возвышать и
эти нормы, по уважениям к которым можно подвести любое имение.
Стало, за общее правило можно принять, что существующие оброки не пони-
* Выше видно, что в Черниговской губернии вводили военную команду в имение,
где крестьяне хотели сохранить на будущее время предоставленную помещиком
льготу отработывать 2 дня в неделю.
** 24, 20, 18, 16 руб. сер. с тятла, если в нем 2 души, и 30, 25, 2272, 20 руб. сер.,
если — 12'72, что встретится чаще.

138
H. A. Серно-Соловъевич
зятся. Затем, повинность за лес, за заведения на господских землях, за
различные оброчные статьи, круговая порука, пеня за несвоевременный
взнос оброка, взносы на содержание учреждений по крестьянскому делу,
на окладные листы и т. п., отрезка зем'ель — составляют положительные
отягчения оброчных крестьян против прежнего25.
Короче, крестьянам в большинстве предстоит или увеличение
повинностей, или уменьшение наделов; иногда и то и другое вместе (считая
повинности господские, мирские, земские и казенные). Этого они теперь л
не подозревают; они узнают это через два года, по введении уставных
грамот, то есть когда, по их мнению, должна наступить полная воля.
Сверх того, тогда поймут и другую невзгоду, приготовленную
Положением: поземельное устройство, ведущее к пролетариату. От него до сих
пор спасало Россию общинное землевладение, основное начало
которого — наделение каждого взрослого работника. Откуда возьмут землю для
нового населения общины, наделенные Положением только по числу
наличных душ и притом произвюльным количеством, большею частью
меньшим существующего? Этот вопрос слишком важен: об нем стоило
подумать; обходя его, составители Положения рисковали будущностью целого
населения.
После всего этого понятен изумительный результат, к которому
привело Положение: все недовольны _им; обе стороны считают себя
обиженными. Не удивительно, что его приходится приводить в исполнение силою
оружия.
Недостатки Положения тем ощутительнее, что их нельзя исправить
поверхностными поправками, а на серьезные изменения рассчитывать
нечего. Без всякого сомнения, дело будет идти так же, как шло четыре
месяца. Центральные управления будут писать дополнительные
постановления, объяснительные циркуляры, осуждающие Положение сильнее
всевозможных критик, но вовсе не исправляющие его коренных недостатков,
а напротив, более и более усложняющие вопрос и окончательно сбивающие
с толку исполнителей. На местах участь народа будет зависеть от
вдохновения или личных симпатий губернаторов и мировых посредников;
составление уставных грамот отложится до крайнего срока; затем или отсрочит-
ся, или вызовет сильнейшие неудовольствия, потому что народ убежден,
что через два года он совсем развяжется с помещиками. Войска будут
гулять по всей России, разоряя и истребляя народ. Крестьяне тысячами
пойдут в остроги и в Сибирь.
Но ведь в подобном положении дела не могут долго оставаться.
Допустим даже, вопреки всем вероятиям, что крестьяне подчинятся
новому уставу с тою же апатнею, с какою переносили крепостное право,
что частные беспорядки будут прекращены и уставные грамоты
составятся. Этим не прекратится страшное бедствие, тяготеющее над Россией,
принимающее с каждым днем большие размеры,—экономический кризис.

Окончательное решение крестьянского вопроса
139
Отстранить его мог только такой общий, коренной переворот, как
освобождение целой трети населения. На это рассчитывали все страдающие
интересы. Но новое Положение не уменьшило, а усилило кризис;
вызванные им военные действия вконец разоряют народ. Несчастная развязка
этого вопроса убеждает, что ни на какие реформы надеяться нечего.
Государству остается на выбор: или, употребив все свои ресурсы,
спасти себя немедленной полною отменою крепостного права, или
подвергнуться в скором времени банкротству.
IX
Мы позволим себе представить здесь главные основания финансовой
операции, делающей возможною окончательную развязку крестьянского
вопроса и вместе с тем дающей материалы для коренного преобразования
нашей кредитной системы.
Проект этот смел, рутинеры сочтут его, без сомнения, слишком
дерзким. Но ведь положение таково, что спасти его можно только
чрезвычайными мерами.
Дерзким мы не считаем проект потому, что верим в силы России, в ее
будущность. Ее громадные ресурсы гибли до сих пор оттого, что им не было
простора, оттого, что их душили канцелярский порядок и пигмейские
рутинные меры. Дайте им волю,— для них не будет невозможного.
Что бы ни возражали против наших предположений, но того нельзя
отрицать, что они указывают путь для решения, без потрясений и насилий
трех капитальных и жгучих вопросов: освобождения крестьян, устройства
банков, отстранения недостатка капиталов. Разрешив их, Россия перейдет
кризис.
I. Выкупная операция сосредоточивается в учреждениях:
центральном, главном выкупном банке, и местных — губернских общественных
банках, учреждаемых в каждой губернии.
П. Главный выкупной банк имеет контрольно-регулирующий
характер. Он служит средоточием всех нитей выкупной операции; следит за
действиями губернских банков, разрешает возникающие между ними
недоумения. Получая от них годовые и полугодовые отчеты, составляет из
них общие отчеты, подлежащие публикации. Он не ведет никаких дел с
частными лицами, а только с губернскими банками как с юридическими
лицами и с государством, гарантирующим выкупную операцию. Поэтому
он не имеет капитала, а орудием его операций служит главная книга, в
которой открываются отдельные счеты государству, представителем которого
может быть государственный банк, и губернским банкам.
III. Губернские банки, банки в настоящем смысле слова и притом
банки общественные. Они должны быть совершенно самостоятельны в своих
действиях и вне зависимости от административной власти (иначе общество

140
H. A. Серно-Соловъевич
не будет иметь к ним доверия) ; контроль над их действиями принадлежит
главному банку.
IV. Управление ими вверяется правлению, в котором
председательствует лицо по назначению от правительства, а директоры — по избранию
от дворянства, купечества, городских обывателей, мещан, сельских
обывателей и временно-обязанных крестьян, по одному от каждого
разряда. Мещанам и крестьянам предоставляется избирать своими
представителями лиц как своего, так и других сословий. Для выборов
соединяются в губернском городе лица, избранные в губернском и уездных
городах, по одному от каждого города и сословия; крестьянские депутаты
избираются каждою волостною сходкою, и эти уполномоченные также
сбираются в губернском городе. Выбор директоров производится на
первый раз на два года; потом на год с правом переизбрания.
V. Правление каждого губернского банка выбирает пз своей среды
одного уполномоченного для участия в управлении главного банка.
Уполномоченные губернских банков съезжаются в Петербург и установляют
между собою очередь для участия в правлении банка, в котором правительство
также назначает своих представителей. Остальные уполномоченные
губернских банков возвращаются в свои губернии и съезжаются в Петербург
в определенное время для поверки действий главного банка.
VI. Действия банков сопровождаются возможно большею гласностью.
Балансы губернских банков публикуются сначала ежемесячно, потом
еженедельно в губернских ведомостях. Отчеты публикуются два раза в год
в губернских и столичных ведомостях. Главный банк публикует общие
отчеты по всем банкам. В губерниях могут быть учреждены на первое
время в виде опыта наблюдательные комитеты, также по выбору, которым
предоставлено будет ревизовать во всякое время кассу л книги банка.
VII. Выкупная операция совершится следующим порядком.
Предоставленное помещикам право требовать выкупа распространяется и на
крестьян. Если выкупа потребует помещик, то на основании ст. 66
Положения о выкупе, помещику выдается при полном наделе крестьян 4/б, а при
уменьшенном — 3Д выкупной суммы (то есть 80 или 75 коп. за рубль),
если же выкупа потребуют крестьяне, то помещик получает выкупную
сумму сполна. Предоставление крестьянам права требовать выкупа —
логическое следствие представленного им права переходить на оброк и
естественного права капитализировать оброчные платежи. Права помещика
нисколько не нарушаются: вместо оброка, ничем не обеспеченного, он
будет получать оброк, гарантированный банком. Порядок заявления
желания выкупных сделок остается совершенно тот же, как и по Положениям.
Обязанность поверки наделов и правильности показаний помещиков и
крестьян остается на губернских присутствиях и мировых посредниках.
Губернское присутствие передает банку документы, заявляющие желание-
выкупа и уставные грамоты в копии и в подлиннике.

Окончательное решение крестьянского вопроса
141
VIII. Следующие помещикам суммы местный банк выдает им частию
государственными процентными облигациями, частию наличными
деньгами или собственными билетами. Суммы, должные помещиками
кредитным установлениям, удерживаются банком вполне.
IX. Роль главного банка при этом следующая: он переводит в
губернские банки долги помещиков кредитным установлениям; заготовляет
выкупные облигации и препровождает в губернские банки требуемые ими
суммы выкупными облигациями, а известную часть наличными деньгами.
Как переведенные долги, так и выданные суммы он заносит в debet
подлежащего местного банка и в свой credit. Все произведенные губернскими
банками платежи по выдаче процентов или погашению облигаций он
заносит в книгу, ведя таким образом общий счет всей выкупной операции.
X. Наличные деньги получаются путем заграничного займа; сумма
займа, разумеется, не может быть определена точно частным человеком; но
можно считать его достаточным, если он составит такую сумму, чтоб
помещики получили наличными деньгами 5 % из капитала, следующего им
к выдаче за вычетом долга. Заем заключается по распоряжению
Министерства финансов, а по учреждении главного банка он заведует всеми
операциями и расчетами по этому займу. Для заключения его не надо
отступать ни перед какими пожертвованиями, потому что он необходим,
потому что выгоды его с лихвою вознаградят пожертвования. Нет
сомнения, что в настоящую минуту ни политическое, ни экономическое, ни
финансовое положение Европы не благоприятствуют заключению займа; но,
с другой стороны, производительное употребление его (о котором
необходимо точно разъяснить) и выгодные условия, по всему вероятию,
привлекут капиталы. Верных помещений теперь весьма мало вследствие
недоверия и к биржевой спекуляции, и к государственным займам, совершаемым
или для вооружений, или для покрытия бюджетных дефицитов,— во
всяком случае, для расходов непроизводительных. Успеху займа может
содействовать самый способ заключения его. Нам кажется, наилучшим будет не
предоставлять займа одному банкиру, не полагаться на одну страну, а
открыть подписку на заем разом в нескольких главных городах, по
добровольному курсу, с определением minimum, то есть, например, объявив
5%-ный заем по наименьшему курсу 80 за 100; конкуренция подписчиков
может поднять эту норму до 81 и 82 *. Несколько высший процент, уплата
процентов на местах и наличностью — вот условия, могущие сделать заем
успешным. Еще раз повторяем, он необходим, и потому не следует
отступать перед пожертвованиями. Мы, которые тратили и беспрестанно
тратим громадные суммы совершенно непроизводительно, имеем ли мы право
отступать перед жертвами, когда идет дело о благосостоянии России, о
спасении ее от разорения и великих бедствий?.. Первым немедленным
следствием займа будет возвышение нашего заграничного курса; значит тор-
* Разумеется, эти цифры примерные.

142
H. A. Серно-Соловъевич
говля наша тотчас же значительно выиграет. Вырученные займом деньги
разделятся на две части, одна поступит в главный выкупной банк,
другая в государственный банк, который, присоединив ее к фонду, тотчас
открывает размен кредитных билетов и ими уплачивает полученную часть
главному банку. Возвращение доверия к кредитным билетам — второе
следствие займа, важность этого не требует объяснений. Наконец, суммы
займа, поступая в губернии, делают возможною выкупную операцию.
Нужно ли еще после этого настаивать на необходимости и пользе его? *
XI. Облигации выпускаются по мере совершения выкупных сделок,
они на предъявителя в 50, 100, 500 и 1000 руб. каждая. Применяясь к
Положениям, они должны были бы быть 5%-ные,— но здесь мы предложим
изменение, нисколько не меняющее сущности дела, но важное для
обращения. Мы полагали бы назначить проценты по облигациям не 5, а 3,65%
со 100. Помещики ничего не потеряют, если им выдадут их по курсу 63
за 100, то есть за кажды 100 руб.— 137 руб. Например, тот, кому
следовало получить 10 000 руб. 5%-ными билетами, имел бы 500 руб. сер. в год;
получая облигации в 3,65%, будет иметь 13 700 руб.., дающих 500 руб.
25 коп. Единственное возражение, которое можно сделать этому
предложению: не повлияет ли понижение процентов на курс облигаций?
Разумеется, повлияет; но потому-то мы и предлагаем выдачу их по курсу не
100 за 100, а только 63 за 100. При этом курсе нет ровно никакого различия
между теми и другими облигациями, следовательно, если бы сверх
ожидания произошло еще некоторое понижение, то это значит, что и 5%-ные
облигации точно так же понизились бы. Курс кредитных бумаг зависит
от 1) условий самого рынка, 2) свойств бумаг, то есть от высоты
процента, удобоподвижности их и т. д., и 3) доверия к лицу, выпустившему их.
Первое и третье условия остаются совершенно тождественны в обоих
случаях, а относительно второго, очевидно, те и другие облигации находятся
совершенно в одинаковом положении: всякий покупщик поймет, чта
63 руб., дающие 3 руб. 65 коп., вполне соответствуют 100 руб., дающим
5 руб.; стало быть, всякие дальнейшие колебания'курсов будут
обусловливаться первым и третьим условиями, нисколько не зависящими от
величины процента. Если, напротив того, финансовые обстоятельства улучшатся,
то при возвышении курсов гораздо выгоднее иметь предполагаемые нами
облигации, так как возвышение будет непременно быстрее с 63, чем со
100 и, таким образом, капитал владельцев их увеличится.
Что касается до крестьянских платежей, то на них это понижение
процента облигаций, с соответственным понижением курса их, не будет иметь
ровно никакого влияния.
Выгоды, ожидаемые нами от предлагаемого понижения процентов,
* Ввиду таких последствий мы обходим другие, второстепенные, в присутствии
их, хотя сами по себе далеко не маловажные, например отклонение требований
продажи иностранцами за полцены Московской железной дороги и т. п.26

Окончательное решение крестьянского вопроса
143
двоякие: во-первых, процент 3,65 со 100 составляет ровно 1 коп. сер. в
день со 100 руб., а как мы предлагаем облигации в 50, 100, 500 и 1000 руб.
каждая, то купоны их будут стоить 72, 1, 5, 10 коп. в день и при таком
удобстве счета непременно будут обращаться отдельно от облигаций; это
будет громадным успехом в нашем денежном обращении; этим отстранится
недостаток в мелкой разменной монете, особенно чувствительный внутри
России; наконец, этим народ весьма скоро приучится к облигациям и
таким образом упрочится доверие к ним. Купоны, принимаемые в платежи
по податям, вероятно, будут поступать в значительном количестве в
казначейства, и таким образом сократится передвижение монеты или
кредитных билетов. Но при этом необходимо принять предосторожность для
упрощения расчетов между банками; надо, чтоб на каждой облигации и
купонах ее были штемпеля губернии, в которой она выпущена, это не
составляет ровно никакого затруднения. Во-вторых, такое понижение процента
может служить первым началом к действительному понижению процента
кредитных бумаг. Теперь нормальным процентом их сделался 5 со 100;
этот процент, очевидно, слишком высок, а по ходу обстоятельств можно
опасаться, что он сделается еще выше, если не положить этому прочной
преграды. Экономисты подчиняют норму процента различным
экономическим законам, изобилию или недостатку капиталов в стране, положению
кредита и т. п., это совершенно справедливо; но тут, как и вообще во всех
экономических проявлениях, нельзя не приписать некоторого влияния
привычке и рутине, особенно сильным у нас. Им-то и будет
противодействовать понижение процента по облигациям. Положим, что тут понижение
не действительное, а только номинальное. Но как вследствие выкупной
операции необходимо улучшится общее экономическое положение страны,
то курс облигаций будет повышаться, то есть понижение процента
сделается действительным, а между тем общество привыкнет к норм'е 3,65 за
100. Понижение процента (дешевизна ne денег, а капитала, в чем
громадная разница) — первый шаг к дешевизне жизни.
XII. Главный выкупной банк высылает облигации в губернии по
требованию губернских банков на основании представленных ведомостей. Он
не входит в рассмотрение выкупных сделок, окончательно утверждаемых
на местах. Но если из представленных ведомостей заметит
несоответственно высокую выкупную сумму, то обращает на это обстоятельство
внимание местного банка. Ведомости служат для контроля. Главный банк
отсылает губернским банкам" облигации в размере полной выкупной суммы, как
следующей к выдаче помещикам, так и удерживаемой банком за долги по
залогу имений. Но определенный процент звонкою монетою и кредитными
билетами рассчитывается только на сумму, следующую непосредственно
помещику.
XIII. Губернские общественные банки имеют назначение не только
служить посредниками выкупной операции, но и быть главными центрами.

144
H. A. Серно-Соловъевич
кредита в губернии. Независимо от выкупиой операции они занимаются
всеми операциями банков оборотных и вкладных, поземельного и личного
кредита.
XIV. Они выдают помещикам выкупные суммы облигациями и
деньгами, получают платежи крестьян из казначейств*; платят проценты по
облигациям, погашают облигации тиражом, дают под них ссуды своими
билетами и принимают их к учету. Сроки и размеры ссуд и учетный
процент определяются правлением.
XV. Суммы, оставшиеся в банке облигациями за долги под залог
имений, губернские банки употребляют на ссуды под залог домов и
недвижимых имений**. Так как помещики получат значительные капиталы и в
деньгах нуждаться не будут, то первенство в получении ссуд будет
принадлежать городским и сельским обывателям всяких наименований, а не
дворянству.
XVI. Фонд банков для прочих кредитных операций будет
составляться из ежегодных взносов всех жителей губернии. Размеры взносов
определяются правлением банка; они должны быть необременительны для
плательщиков и соразмерны с их состоянием. Имея этот доход, банки
выпускают под обеспечение его беспроцентные билеты в определенном
размере. Сверх того, гарантией билетов служит обязательство всех жителей
губернии принимать их. Годовые взносы хотя и составят новый налог, но,
во-первых, размеры его не велики, а, во-вторых, выгоды, доставляемые
банком, будут так значительны, что с избытком вознаградят за всякий
налог. Общее прекращение взносов постановляется правлением. Но жители
каждого города, каждой округи, каждой общины могут прекратить
взносы, устроив у себя общественный банк. Конечный идеал организации
банковой системы — устройство общественного банка в каждой округе или
общине.
XVII. Губернские общественные банки занимаются всеми банковыми
операциями: выпускают билеты, принимают вклады и суммы для
хранения, открывают текущие счеты, делают переводы, учитывают векселя,
выдают ссуды под залог недвижимости, кредитных бумаг, всяких
произведений и товаров и личного поручительства, превращают частные долговые
обязательства в банковые, принимают посредничество при распродаже
акций промышленных товариществ и выдаче дивидендов, совершают всякие
страховые операции, заводят ипотечные книги.
Чем более упрочится существование общественные банков, тем более
может расширяться круг их деятельности. Они могут открывать конторы
я иметь агентов в уездных городах и селах. Содействие труду должно быть
* Впоследствии банки могут принять на себя операцию сбора всех вообще
податей в губерния.
** Ссуды могут быть производимы или облигациями или банковыми билетами

Окончательное решение крестьянского вопроса
145
особенною задачею их; при этом, помня, что они банки общественные, они
должны отправлять свою обязанность на условиях возможно выгодных
для общества.
XVIII. Правление каждого банка составляет правила для своих
действий, правила печатаются. Они сообщаются главному банку, но не
нуждаются в его утверждении.
XIX. Банки содержатся из своих прибылей. За отчислением расходов
на операцию, из чистой прибыли отделяется известная доля в резервный
капитал, а остальная идет на чрезвычайное погашение выкупных
облигаций, производимое независимо от обыкновенного постоянного погашения.
Вот главные основания нашего проекта; начертание подробностей для
практического применения — дело второстепенное и далеко не трудное;
подробности могут изменяться, их обусловят местные обстоятельства.
О громадности значения и пользы общественных банков и их устройстве
мы не сочли возможным распространяться в статье, где главный предмет —
решение крестьянского вопроса. Они должны быть предметом особого,
самостоятельного исследования.
Точного вычисления размера выкупной операции мы, очевидно,
сделать не можем; составить его можно только по получении подробных
расчетов, сделанных на местах. Но зато мы можем сделать
приблизительное исчисление, приняв за основание нормы оброков и выкупных
сумм, определенные Положениями. Главное значение такого расчета будет
в том, что он наглядно докажет возможность совершения выкупной
операции. По Положению, оброки назначены в великороссийских,
новороссийских и белорусских губерниях по 10, 9 и 8 руб. с души * при высшем или
указном наделе; значит, выкупные суммы по 6%-ной капитализации
составят: если выкуп совершится по требованию крестьян — 1662/з, 150,
1337з руб., а если по требованию помещиков — 1337з, 120, 1062/з руб.
с души (то есть менее на 7б). На все крепостное население этих губерний
придется:
1-го разр. 772 376** душ по 166 2/з — 128 729 334 руб. по 133 Va — 102 983 467 руб.
2-го » 4 999 383 » » 150 —749 907 450 » » 120 —599 925 960 »
3-го » 1205 558 » » 133 Va —160 741 067 » » 106 2/з —128 592 854 »
Итого 6 977 317 душ 1039 377 851 руб. 831502 281 руб.
* 12-рублевый оброк в некоторых имениях Петербургской губернии мы не берем
в расчет по невозможности определить число крестьян, подлежащих ему; этот
незначительный пробел пополнится примерным возвышением общей выкупной суммы.
** Расчеты о числе душ составлены по Тройницкому «Крепостное население по
10-й народной переписи» 27.
10 н. А. Серно-Соловьевич

146
H. A. Серно-Соловъевич
В губерниях литовских, малороссийских, Киевской, Волынской,
Подольской с крепостным населением в 2 820 311 душ оброк назначен не ио>
душам, а по земле; следовательно, нет данных, чтоб сделать для них
вычисление выкупной суммы. Но чтоб не оставлять такого важного
пробела, мы сравним эти губернии в своих расчетах со 2-м (по Положению 3-м)
разрядом великороссийских губерний, в которых выкупные душевые
суммы 150 и 120 руб. Без сомнения, при этом расчете суммы выйдут выше-
действительных, так как нельзя предположить, чтоб в местностях, где не
малая часть населения обезземелена, средняя выкупная цифра могла
равняться с теми, где все население наделено землею. Таким образом
придется: с 2 820 311 душ по 150-423 046 650 руб.; по 120-338 437 320 руб.
В Сибири крепостного населения 2026 душ, в Закавказском крае —
269 969 душ. Принимая для них за норму 8-рублевый оброк, получим:
271994 душ по 1332/3 - 36 265 867 руб.; по 1062/з — 29 012 693 руб.
Сверх того считается крестьян, состоящих на условном крепостном
праве, 173 476 душ, заводских и фабричных 259124; крестьян различных
ведомств 19 350. Относя их также ко 2-му разряду, получим: 451 950 по
150 руб.—67 792 500; по 120—54 234 000 руб. Опять-таки суммы, по всему
вероятию, превышающие действительные.
Таким образом, общий итог выкупной суммы будет приблизительно:
1) С крестьян великорусских,
новороссийских и белорусских
губерний 6.,9771317 душ,
2) С крестьян литовских,
малороссийских, Киевской, Волынской,
Подольской губерний 2 820 311 »
3) СГкрестьянесибирских и
закавказских губерний 271 994 »
4) С крестьян фабричных и т. п. »451^950 »
В с е г о с 10 521 572 души
1) 1039 377 851 руб.— 8315021281 руб.
2) 423 046 650 » — 338 437 320 »
§3) 36 265 867 » — 29 012 693 »
4) 67 792 500 » — 54 234 000 »
от 1 566 482 868 до 1 253 186 294 руб.
Разумеется, суммы эти не могут считаться точными, но, но принятому
нами расчету, погрешность будет в нашу пользу, потому что
действительные суммы будут менее вычисленных нами.

Окончательное решение крестьянского вопроса t 147
Долгов кредитным установлениям по залогу имений числилось в
1859 году - 425 503 061 руб.
За вычетом этой суммы помещикам придется получить от 1140 979 807
до 827 683 233 руб. сер.
Но как, по нашему предположению, 5%-е облигации должны быть
заменены 3,65% по курсу 63 за 100, то этим подлежащие суммы
возвышаются до 1 563 142 330 — 1136 926 030 руб., в число которых помещикам
придется:
от 1484 985 214 до 1080 079 729 руб — облигациями в 3,65%
и от 78157116 — 56 856 301 » —наличными, вырученными займом.
1 563 142 330 — 1 136 926 030 руб.
Для округления счетов и избежания ошибки, положим, что сумма
выданных облигаций составит в первом случае 1500 млн., во втором
1100 млн., а сумма займа — 80 млн. Заем предположим по 6% за 100 (взяв
возможно высокий процент для избежания ошибки).
Сверх того придется выпустить еще облигаций на 582 939 194 руб., что
составит сумму помещичьих долгов кредитным установлениям, считая по
курсу 63 за 100. Этот капитал, как выше сказано, послужит банковым
фондом для ссуд под недвижимые имения, а проценты с него будут
уплачиваться губернскими банками государственному банку.
, Таким образом, годовой расход по выкупной операции будет
составлять:
Проценты по облигациям
помещиков, 3,65 % со 100 . . 54 750 000—40150 000 руб.
Погашения по ним, 1 % со 100 15 000 000—11 000 000 »
Проценты по облигациям за
долги по 3,65% со 100 . . 21277 280—21277 280 »
Проценты по заграничному
займу по 6% со 100 ... 4800000— 4800000 »
Итого 95 827 280—77 227 280 руб.
Значит, если бы во всех без исключения имениях выкуп совершился
по требованию крестьян, ежегодный расход простирался бы до
95 827 280 руб.; если бы всюду он совершился по требованию помещиков —
77 227 280 руб. Очевидно, на практике невозможно ни то, ни другое;
следовательно, надо принять среднюю пропорцию, при которой ежегодный
расход на выкуп составит 86 877 280 руб. сер.
Из предыдущих расчетов ясно, что в действительности он должен быть
менее, так как большая часть сумм нами преувеличена. Могут заметить,
10*

148
H. A. Серно-Соловъевич
что y нас пропущены две весьма важные статьи расхода: погашение
облигаций за долги кредитных установлений и погашение заграничного займа.
Во первая статья покроется процентами со ссуд, производимых этими
облигациями, предполагая, что заемщики будут платить за ссуды 5% (то
есть, 3,65% по облигациям, 1% погашения и 0,35% на расходы банка);
вторая не потребует постоянного определенного расхода; заем может
погашаться не тиражом, а покупкою фондов на бирже,— на это могут быть
ассигнованы остатки от крестьянских платежей, весьма значительные, как
сейчас увидим.
Единственный источник для покрытия расходов на выкупную
операцию — крестьянские платежи. Основываясь на приведенных выше
вычислениях, они дадут следующие суммы:
1) с 772 376 душ по 10 руб.— 7 723 760 руб.
2)» 8 271644 » » 9 » —74444 796 »
3)» 1477 552 » » 8 » —11820 416 »
Всего с 10 521 572 душ —93 988 972 руб.
Если бы платежи крестьян литовских, малороссийских, киевских,
подольских, волынских, фабричных, заводских, состоящих на условном
праве и принадлежащих различным ведомствам, оказались ниже, чем мы
предполагали, то пропорционально понижению платежей уменьшатся и
выкупные суммы, и ежегодные расходы на операцию; значит, отношение
между доходом и расходом останется то же.
Таким образом:
Общий ежегодный доход 93 988 972 руб.
Общий расход 86 877 280 »
Остаток . . . 7Л10 692 руб.
или более 127з%.
Мы видели выше, что недоимки в платежах государственных крестьян
за десятилетний период составляли в сложности всего 2 %.
Этот вывод дает нам право сделать заключение, что выкупная
операция в виде общей государственной меры не потребует от государства
никаких чрезвычайных расходов; что она возможна и удобоисполнима.
Быть может те, которые утверждали противное, держались своего
мнения потому, что никогда не давали себе труда сделать расчет издержек,
потребных на общий выкуп, и средств, доставляемых платежами крестьян.
По крайней мере до сих пор мы не знаем, чтобы правительство делало
подробные расчеты для выкупной операции.

Окончательное решение крестьянского вопроса
149
Приведенные цифры ясно показывают, что вознаграждение помещикам,
назначенное Положениями, безмерно велико, даже при сохранении за
крестьянами полных наделов. Эти выкупные суммы представляют
действительную, среднюю, даже хорошую стоимость имений в полном составе.
Если б мы имели в виду осуществление проекта, мы включили бы
в него следующие условия, составляющие необходимую принадлежность
окончательного решения крестьянского вопроса:
1) признание земли народною собственностью, следовательно, права
каждого на надел; и потому наделение угодьями батраков Западного края
и дворовых по их желанию, с содействием правительства
государственными имуществами;
2) предоставление мирскому устройству права развиваться без
регламентации и чиновничьего вмешательства;
3) сокращение выкупных норм сообразно с справедливостью;
4) уменьшение крестьянских платежей и пополнение этой убавки
сборами с других сословий.
При такой обстановке отмена помещичьего крепостного права могла
бы считаться вполне и справедливо совершенною.
Итак, общая выкупная операция необходима и возможна; результаты
ее неисчислимы. Это целый финансовый и экономический переворот,
глубокий, коренной; это начало устранения монополии и создания
общественного кредита; это заря громадного финансового могущества России. Если
этих условий недостаточно, чтоб подвинуть к окончательному решению
крестьянского вопроса, если не хватит энергии исправить очевидную
ошибку, точно так же, как не хватило понимания избегнуть ее,— значит,
настоящий общественный быт окончательно сгнил на корне и людям,
достаточно смелым, чтоб сознать это, ничего не остается делать, как собирать
силы для создания вместо него нового, лучшего порядка.

О ПРОЕКТЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ЗЕМСКИХ
ПОВИННОСТЕЙ
Комиссия для пересмотра существующей системы податей и сборов
обнародовала свои предположения о преобразовании земских
повинностей, приглашая общественное мнение высказаться по этому вопросу. Всем
известно, что почти все части нашего законодательства пересматриваются
теперь комиссиями, учрежденными при различных министерствах.
Податная комиссия принадлежит к числу тех из них, которые, руководясь
современными началами прогресса, не только делают публике любезность,
знакомя ее с своими проектами до их утверждения, но и приглашают
обсуждать их.
Такое направление, встреченное публикою в самом начале с горячим
сочувствием, возбуждало в ней живое участие, пока было новостью; но с
течением времени участие до того охладело, что часто публикуемые
проекты, касающиеся важнейших сторон общественной жизни, не удостоивают-
ся никакого ответа. Многие относят это к апатии общества, другие к его
необразованности, утверждая, что у нас нет компетентных специалистов.
Этот взгляд далеко не верен. Совершенно ошибочна мысль, что
необходимы невесть какие познания для того, чтоб обсудить удобна или нет
предположенная мера и сказать, какою бы следовало ей быть, чтоб неудобства
не существовали. Даже вовсе неграмотный и необразованный человек
сумеет сказать, что для него выгодно, и даже то, что дурно. Если проекты
комиссий не вызывают серьезных замечаний, то вероятно потому, что те,
которые могут сделать их, считают это неудобным, невозможным или
ненужным. По большей части их соображения правильны. Но бывают
случаи, когда небесполезно попытаться ответить на сделанный вызов и
сказать несколько слов о предложенном на обсуждение труде. К такому
исключению дает повод и проект о земских повинностях. Это не потому, что
предмет его особенно важен для народной жизни,— много было уже
составлено проектов о предметах столь же важных, как и земские
повинности. Тут дело не в сущности вопроса, а в достоинстве труда. Разбор тру-

О проекте преобразования земских повинностей
151
да, превосходящего по добросовестности составления и смелости суждений
все до сих пор написанное комиссиями, конечно интересен, давая мерку
результатов, получаемых при известной обстановке соединенными
усилиями научных познаний, практического знакомства с делом,
добросовестности, просвещенного направления,— словом, совокупностью условий,
требуемых от хорошего законодателя. Он особенно важен потому, что дело
ждет не об отдельной, изолированной мере и не о случайном, незначащем
учреждении. Преобразование земских повинностей — только один
параграф длинного списка законов и учреждений, к пересмотру которых
приступило теперь правительство. Этим определяется радиус разбора лучшего
из трудов комиссий. Впрочем, поспешим прибавить, что разбор этот вышел
далеко не так полон, как нам бы хотелось.
Податная комиссия приступила к преобразованию земских повинно-
€тей с очевидным желанием выполнить свою задачу вполне добросовестно.
Она не поверхностно коснулась вопроса, но заглянула в самую глубь его
ж, понимая, что для радикального излечения застаревшего недуга
необходимо знать породившие его причины, рассмотрела историческое
развитие земских повинностей и недостатки всех постановлений о них, прежних
л существующих. Убедясь в недостаточности действующего
законодательства по этому предмету и выставя его недостатки весьма ярко и
энергически, она обсудила общие основания правильного устройства земских
повинностей и, придерживаясь их, составила предположения будущей системы.
Из этого видно, что работу желали сделать основательно и понимали,
как взяться за нее. Но с самых первых строк доклада комиссии можно было
чувствовать, что задача ее такого рода, что и желанья справиться с нею,
и уменья взяться за дело будет недостаточно; что нужны такие условия,
которых комиссия дать не в состоянии.
«По смыслу наших законов,— начинает доклад,— земские повинности
должны бы были назначаться для удовлетворения потребностей земства,
которым признается все население губернии. Таким образом, земские
повинности занимают средину между государственными податями,
идущими на удовлетворение потребностей всего государства, и
общественными или мирскими повинностями, удовлетворяющими потребностям
общества или мира» 1. Прежде всего надо заметить, что наше законодательство
вовсе не дает точного определения земских повинностей. Вот подлинные
выражения устава: «Земскими повинностями признаются только те, коих
предметы означены в разделах II и III сего устава» (ст. I) 2. Указанные
разделы содержат десять страниц номенклатуры предметов земских
повинностей, отбываемых деньгами или натурою. Разумеется, тут нечего и
искать какой-нибудь определенной мысли и системы, самое разделение
этих повинностей на государственные, губернские и частные показывает,
что их быть не может. Вникая ближе в сущность предметов,
поименованных уставом, приходишь к убеждению, что к земским повинностям могут

152
H. A. Серно-Соловъевич
относиться все издержки, которые налагаются на народ сверх общих
податей.
Определение, которое дает земским повинностям комиссия, обозначает
совершенно верно их характер. Что может быть неопределеннее
«середины» между потребностями государства и общества? Что может быть
произвольнее ее там, где между различными сферами не существует никаких
разграничений?.. Отсюда последовательно вытекает вопрос, каким же
образом дать правильное устройство повинностям, идущим на удовлетворение
потребностей, возникающих вследствие различных административных
соображений? Ведь самое понятие земства — как оно встречается в
законе — понятие не естественное, а чисто условное. Законодательство,
применяясь к тому, что существует административно-полицейская
инстанция — губерния, произвело ее в хозяйственно-финансовую инстанцию,
собрало всех жителей губернии в одно собирательное целое, назвав его
первым попавшимся именем, уже означавшим другое, гораздо более
широкое понятие, и предписало им иметь общие потребности, то есть принять
на свой счет те издержки, которые на них будут возлагаться сверх общих
податей. Вот земские повинности. Неопределенные по самой начальной,
основной мысли, они, очевидно, не могли найти твердой точки в
практическом применении. Ведь потребности возникают, развиваются и
меняются самою жизнью; и только единство хозяйственных интересов может
обобщить или разграничить их, а не зеленая или желтая черта, проведенная
на плане. Всякая другая исходная точка будет неудовлетворительною.
Неужели можно серьезно верить, что, например, жители Елабуги, Мензе-
линска и Мамадыша, отстоящих каких-нибудь 50 верст друг от друга,
лежащих под одной широтой и на той же самой водяной системе, имеют
совершенно разнородные потребности на том основании, что принадлежат
к трем различным губерниям; а та же самая Елабуга имеет все общее
с причисленным к той же губернии гор. Каем, отстоящим верст на 500,
и лежащим 4 градусами севернее; а житель Кая опять не имеет ничего
общего с деревней Палатки, лежащей в нескольких, верстах, но
безвозвратно разделенной от него губернскими столбами. Или, взяв другую сторону,
что галичанин, плотничая круглый год в Петербурге, несет земскую тягу
потому, что у него есть общие потребности с жителями Галицкого уезда?..
Эти наудачу взятые примеры, так как их можно найти на каждом шагу?
не только дают возможность сделать оценку существующих
постановлений о земских повинностях, но и убеждают, что комиссия не в состоянии
вполне их исправить.
Обстоятельный разбор ее труда вполне подтвердит последнее
положение. Сделанный комиссиею исторический разбор показывает, что так
называемая система земских повинностей, подобно всем частям
существующего устройства, развивалась и создалась под влиянием весьма различных
начал.

О проекте преобразования земских повинностей
153;
В древней до-петровской Руси под грубыми формами первобытной
простоты и отсутствия образованности действуют зародыши верных и
истинных начал, которые, быть может, привели бы к совершеннейшим формам
государственного устройства, если б не встретили различных
противодействий, и развивались правильно, отбрасывая все негодное. В те времена
все подати и повинности были двух родов: 1) царские и государственные
сборы деньгами и запасами, шедшие на удовлетворение потребностей
царя, двора и частию государства, и 2) повинности натуральные по разным
надобностям государственным и местным, но всегда выполняемые на
местах, местными средствами. Только повинности первого рода обращали на
себя внимание правительства; в назначение и отправление местных
повинностей оно не только не вмешивалось, но большею частию даже вовсе
не знало о их существовании; они вполне зависели от усмотрения самих
жителей или местных властей, большею частию выборных. С Петра
начинается крутой перелом во всей народной жизни,— стало, и в системе
повинностей. Центральная власть принимает в свое ведение отбывание местных
повинностей. Отличительный характер этой эпохи — обращение
значительной части местных повинностей в казенные или государственные. Таким
образом, к началу нынешнего столетия все государственное устройства
слагалось из двух элементов. С одной стороны — старинные народные
начала, стоявшие особняком, не слившиеся с началами государственными, но
подчиненные им и не двинувшиеся ни на шаг вперед в своем развитии
после петровского разгрома. С другой — господствующие начала,
выразившиеся в массе разнородных учреждений и законоположений, не имевших:
полного внутреннего единства. Результатом такого положения была такая
запутанность в системе повинностей, что существование их в прежнем
виде сделалось невозможным. Само правительство сознало это. Началось
новое преобразование государственного быта, быть может не менее
обширное петровского в мыслях преобразователей. В эту эпоху появляется
впервые название земских повинностей, означавшее повинности, отбываемые-
на местные потребности в пределах одной губернии всеми сословиями
вместе.
Понятно, что в то время не могло быть у нас ни равномерности и
определительности в отбывании повинностей, ни правильной раскладки, ни
учета в распоряжении сборами. Все эти понятия — приобретение новейшего^
времени — только что начинали получать право гражданства на
континенте Европы...
Действовавшие до тех пор старые начала имели силу и у нас и б ту
эпоху, о которой мы говорим. В 1802 году последовал высочайший указ,-
повелевавший «собрать точные сведения о всех повинностях, оценить,
и определить, сколько нужно сборов на каждую губернию, постановить им
единообразную раскладку и установить единообразное и общее для них.
положение»3. В силу этого указа и было обнародовано в 1805 году

154
H. A. Серно-Соловъевич
предварительное Положение "о земских повинностях4, разделявшее их на
ежегодные и единовременные; к первым отнесены были: содержание почт,
устройство казарм, их отопление и освещение и «прочие предметы»; ко
вторым — сборы на постройки или важные починки в зданиях,
содержимых от земли. Подобно всем преобразованиям того периода, Положение
о земских повинностях имело целью постепенно привести к отмене старых
начал и построенной из них системы централизации. Поэтому оно
предоставляло сословным представителям довольно значительное влияние на
составление смет, раскладку и расходование земских сборов. Но верное
идее постепенности, Положение 1805 года не имело решительного
характера, а было издано как временная мера. Вследствие этого оно, подобно
прочим преобразовательным планам того времени, не развилось вполне
и не только не достигло предположенных результатов, но совершенно
изменило своему характеру...
Положение 1805 года, изданное в виде временной меры и уже тогда
^признанное неудовлетворительным, действовало до 1851 года. Для
исправления его назначали несколько комитетов, и ни один не принес
положительных результатов. Каждый обнаруживал новые недостатки
существовавшей системы и, бракуя прежние предположения, предлагал свои
.изменения, оказывавшиеся в свою очередь недостаточными или
несостоятельными. В 1851 году составлен ныне действующий устав о земских
повинностях; но и ему послужило основанием прежнее Положение.
Независимо от разделения земских повинностей на денежные и'натуральные,
он разделил их на государственные, губернские и частные, смотря по тому,
лредназначаются ли они на удовлетворение потребностей, общих всем
^частям империи, одной губернии или одного сословия. Управление земски-
TvoT повинностями основано совершенно на тех же началах, которые лежат
в основании всего губернского устройства. Множество инстанций,
контролирующих одна другую, одна над другою начальствующих; коллегиальное
устройство заведующих земскими повинностями присутствий,
составленных частию из представителей дворянства и городских сословий, частию
из коронных чиновников как представителей интересов сельских жителей;
•фактическая подчиненность всего губернского управления повинностями
губернатору, председательствующему в особом присутствии и в комитете о
земских повинностях; стеснение круга действий и губернских инстанций,
и самого губернатора: во-первых, всевозможными ограничительными
постановлениями устава, во-вторых, целым рядом высших инстанций
всевозможных ведомств; влияние на возвышение смет и производство
расходов центральных управлений; отсутствие системы и единства в их
распоряжениях; восхождение всех дел по земским повинностям, до мельчайших
подробностей, до государственного совета...; нескончаемая переписка и
прогрессивное увеличение тягостей народа без существенного улучшения в
«его быте.

О проекте преобразования земских повинностей
155
Таков был исторический ход законодательства о земских повинностях
тна основании исторического обзора, представленного комиссиею. Самою
-красноречивою оценкою действующей системы земских повинностей слу-
«жат представленные комиссиею статистические данные. С 1814—16 по
1834 год сметная сумма сборов уменьшалась, но для земства не произошло
'облегчения, вследствие установления особого сбора на пути сообщения,
не вошедшего в смету. В 1834 году сборы увеличились на 77%, а с 1834
по 1861 год — на 242%'. Общая сумма денежных повинностей составляет
!более 23,5 млн. руб. сер.; она распределяется таким образом: 4 до 5%
падают на торговое сословие; 8—9% поземельного сбора; 86,5—88%
подушного сбора с податных сословий. Но эта сумма означает только денежный
сбор; стоимость натуральных повинностей в нее не входит. По
официальным сведениям, их оценивают в 80% всей суммы денежных сборов, то есть
около 19 млн. руб. сер. На деле они, вероятно, в несколько раз превысят
эту цифру и составляют самое тяжкое бремя для народа, падающее
преимущественно на классы, платящие подушный сбор. Заключение
комиссии об этой системе весьма решительно. Вот ее подлинные слова:
«Общее и совокупное соображение положительного законодательства
о земских повинностях, исторического развития этих повинностей и
статистических данных о них — приводит к заключению, что ни в один из
периодов их развития законоположения правительства не соответствовали
действительному значению земских повинностей в общей системе
государственного хозяйства и потому естественно повели за собой те вредные
последствия для земства, какие видны из историко-статистических дан-
лых.
С изданием в начале XIX века временных правил о земских
повинностях казалось, что правительство само сознало необходимость участия
сословий в исполнении земских повинностей, так как в состав учреждений
о сих повинностях назначены были и представители или депутаты от
земства; но дальнейший опыт показал незрелость и потому несостоятельность
сего сознания. Переводы многих издержек казны на земство, произвол в
составлении смет и раскладок в течение XIX столетия обязательно
доказывают преобладание правительственных властей над земством, и это
преобладание, хотя в меньшей уже мере, развито и в последнем уставе 1851 года,
ло которому распоряжение и контроль по земским повинностям оставлены
существенно под влиянием высших правительственных властей. Таким
образом, потерялся на практике всякий действительный характер земства,
повинности коего, смешанные с государственными и частными
потребностями, не имеют еще доныне законодательства, вполне соответствующего
их значению.
В настоящее время, за изданием нового Положения о крестьянах,
вышедших из крепостной зависимости, земство и его повинности еще более
обращают на себя внимание, по совершенному разъединению местных ин-

156
H. A. Серно-Соловъевич
тересов дворянства и сельских обывателей. После этого нельзя
сомневаться в том, что земские повинности безотлагательно требуют коренного, ра^
дикалъного преобразования для соблюдения как интересов правительства,
так и в особенности сословных» 5.
Это заключение служит лучшим подтверждением сказанного нами
вначале о добросовестности побуждений комиссии, но тем оканчиваются наши
похвалы этому труду...
Не входя в разбор соображений комиссии о началах, необходимых для
правильного устройства новой системы земских повинностей, мы пряма
приступим к ее заключению, составленному на основании этих
соображений.
Заключение состоит из 20 пунктов. Главные основания его
следующие. От нынешних земских повинностей отделятся государственные и
частные повинности. Первые войдут в состав общих государственных
податей, а именно — в общую систему сборов с торговли и промышленности
и прямых податей; вторые будут предоставлены непосредственному
управлению сословий, потребности которых ими удовлетворяются. Затем,
земские повинности будут составлять 1) денежные или натуральные
повинности на удовлетворение местных потребностей земства, то есть всего
населения губернии или уезда, и 2) натуральные повинности на
удовлетворение государственных потребностей. Последние оставляются на земстве
временно, впредь до обращения их, по ходатайству земским
хозяйственным учреждением, в общий государственный налог. Земские повинности
разделяются на губернские и уездные; все управление ими — составление
сме|Т, раскладка и расходование — предоставляется губернским и уездным
хозяйственным учреждениям. Составление проекта об этих учреждениях —
определение порядка расходования, отчетности, контроля и вообще
надзора за отправлением земских повинностей —составляют предметы,
подлежащие рассмотрению особой комиссии, образованной при Министерстве-
внутренних дел6. Влияние губернской правительственной власти на
составление смет предполагается ограничить единственно надзором затем,
чтобы при составлении их были (соблюдены законные условия. Назначение
предметов земских повинностей и избрание способов их удовлетворения
деньгами или натурою зависит от хозяйственных учреждений. Но как
некоторые предметы, составляя потребность местных жителей, имеют в то
же время государственное значение, то они должны составлять
обязательную земскую повинность. Источниками, на которые должны падать
земские повинности, должны быть все наличные средства общества: земли,
промышленные заведения, торговые капиталы, промышленные заработки
и т. п.
С отнесением государственных земских повинностей в общую сумму
государственных налогов не должно быть устранено участие местных
земских учреждений в рассмотрении смет на некоторые предметы расходов,

О проекте преобразования земских повинностей 157
входившие до сих пор в состав земских повинностей. Поэтому им следует
предоставить право рассматривать, по требованию правительства, сметы
и заявлять о местных нуждах. Сделанные ими замечания принимаются к
соображению при окончательном утверждении смет правительством.
Внутренняя раскладка в губернии государственных земских повинностей,
обращенных в прямые налоги, принадлежит тем же земским хозяйственным
учреждениям; на исполнение этих расходов им следует предоставить право
заявлять свои замечания правительству. Все производство в земских
учреждениях должно подлежать гласности.
Эти предположения комиссия заключила замечанием, что успеха всего
дела можно ожидать в таком только случае, когда с ее предположениями
будут соединены предположения Комиссии об устройстве земских
хозяйственных учреждений; почему необходимо, по взаимному соглашению
министров внутренних дел и финансов, дать означенным предположениям
однообразный и одновременный ход.
Мы думаем, что для успеха дела необходимы многие другие условия.
Чтоб правильно оценить степень удовлетворительности предположений
комиссии, нужно постоянно иметь в виду те побуждения, которые привели
ее к ним. Существующее законодательство о земских повинностях было
осуждено ею решительно и беевозвратно. Не ту или другую часть его, не
то или другое постановление нашла она неудовлетворительными; нет, она
осудила всю систему и произнесла безвозвратный приговор над ее
основными началами.
«Законоположения правительства,—сказала она,— не соответствовали
действительному значению земских повинностей в общей системе
государственного хозяйства и потому естественно повели за собою те вредные
последствия для земства, какие очевидны из историко-статистических
данных» 7. Строже и решительнее осудить всю существующую систему этих
повинностей невозможно, тем более, что доводом взяты не какие либо
теоретические воззрения, всегда допускающие и pro и contra,
меняющиеся с временем и обстоятельствами, а числовые данные, цифры — аргумент
положительный и неотразимый. Вывод, сделанный на основании этого
приговора, столь же энергичен, как и он сам: «после этого нельзя
сомневаться в том, что земские повинности требуют коренного, радикального
преобразования» 8.
Ничего лучшего и придумать невозможно. Но пойдя так далеко в отри-
дании существующего, обдумала ли комиссия зрело, что она делает?
Сообразила ли она и свое положение, и свои силы?.. Тот же самый приговор
имеет совершенно различное значение в устах правительства и общества
вследствие различия их положения и обязанностей. Первое, составляя одно
органическое целое, должно представлять одно начало, один принцип,—
второе слагается из множества разнородных элементов; первое в
совокупности солидарно с каждым отзывом каждого из своих органов,—напротив,

158
Й. А. Серно-Соловьевич
каждое мнение, исходящее из среды второго, служит только выражением:
личных убеждений лица или сферы, высказавшей их; первое повелевает,
второе повинуется. Стало, всякое порицание какого бы то ни было
законоположения, выраженное кем бы то ни было из среды общества, означает
только, что, по его личному мнению, то законоположение неудобно для
известной части общества, но затем не налагает на общество ни
ответственности за то, ни каких-либо прямых обязанностей; напротив,
порицание существующего правительственным органом влечет за собою
необходимость не только измешггь существующее, но изменить так, чтоб
действительно отстранить его недостатки. Если бы приведенный выше отзыв:,
о земских повинностях встретился, например, в нашей статье, он ни мало*
не обязывал бы нас составить какой бы то ни было, а тем более хороший,,
проект преобразования земских повинностей; но принадлежа
правительственной комиссии, он налагает на нее обязанность преобразовать земские
повинности на правильных началах, а обществу дает право быть весьма,
строгим в своих требованиях.
Комиссия выразила убеждение, что существующее законодательства
о земских повинностях требует безотлагательно коренного, радикального
преобразования; стало, новый проект должен отстранять все
существующие недостатки. Условности тут допускать нельзя. Посмотрим, достигает
ли этого новый проект. Капитальные и существенные недостатки
действующей системы земских повинностей заключаются в следующем: масса
населения несет повинности, идущие на предметы, не составляющие
существенных ее потребностей... Значит, чтоб отстранить эти неудобства,
нужно уменьшить настоящие повинности, сделать невозможным на будущее-
время неправильное увеличение их, обратить их на удовлетворение
существенных потребностей населений... дать жителям каждой местности
возможность определять, в чем их потребности и как удовлетворять им.
Из доклада комиссии можно вывести, что она согласна с этими
положениями. К ним стремится и заключение ее. Но стремиться и достигнуть —
далеко не однозначащие понятия,— всею разницею между ними именно^
и грешит проект. Он изменяет только внешний вид существующего
законодательства; недостатки его будут свойственны и новому порядку,
предполагаемому комиссиею.
В новом проекте два главных нововведения — изменение сущности
земских повинностей и новый порядок заведывания ими.
Первое заключается в отделении от земских повинностей сборов на
государственные и сословные потребности; второе в учреждении новых местг.
заведующих земскими повинностями, на основаниях, различных от
прежних...
Непомерное возвышение земских сборов, год от году возрастающих,—
вот первый капитальный недостаток существующей системы, на который
комиссия обратила внимание. Она приписала это явление ненормальному

О проекте преобразования земских повинностей
159>
положению государственных земских сборов в общей системе земских
повинностей. Местные власти, по словам ее, утратили всякое влияние на них,
круг их действий ограничился перепискою в сметы требований или
штатов различных ведомств. Контроль их сделался одною формальностью,
и назначение, и расходование этих сборов принадлежит центральным
управлениям... До сих пор рассуждения комиссии хороши, как и вообще
вся критическая часть ее труда. Но, чтоб отстранить указанные ею
недостатки, Податная комиссия не могла придумать ничего лучшего, как
перечислить сборы на государственные земские повинности из земских
повинностей в общие государственные подати. Вот к какому результату
пришли лица, решительно требовавшие коренного преобразования!
Высказав, что увеличение государственных земских сборов происходит
главнейше от слишком малого влияния на эти сборы земства и слишком
большого — центральных управлений, комиссия предлагает как
радикальное средство уничтожить последние остатки влияния земства и
предоставить сборы в безотчетное распоряжение центральных ведомств! И такое-
предположение идет от тех же лиц, которые только что доказали
несостоятельность и вредные последствия направления, думавшего прекратить
злоупотребления местных властей — подчинением их до крайних пределов-
центральному надзору! Чтоб понять размер значения предлагаемой
комиссией) меры, надо иметь в виду, что государственные земские сборы
составляют 4/б всей суммы денежных земских повинностей! Какое же
значение после этого могут иметь все ее рассуждения? К чему применятся
они, когда отделены 4/s существующих повинностей и относительно их
жители поставлены в положение более невыгодное, чем было доселе? Ведь
то влияние, которое комиссия думает предоставить земским хозяйственным
учреждениям на расходование этих сумм по поступлении их в общие
государственные доходы,— не более, как благая надежда, осуществление'
которой не зависит от комиссии. Если даже ее предположения будут
приняты целиком, права земских учреждений по этому отделу так шатко ж
неопределенно выражены самою комиссиею, что на практике они весьма
удобно могут быть приравнены к нулю любым ведомством. Стоит прочесть,,
в чем заключаются эти права, и сообразить отношения губернских
инстанций к центральным, чтоб не иметь никаких иллюзий о пространстве и силе-
этих прав. Это-те же самые номинальные принадлежности, которые
комиссия так сильно порицает в существующей системе, и даже еще меньше.
Интереснее всего, что комиссия считает обращение государственных
земских повинностей в общую систему налогов мерою столь существенною,
что и в своих соображениях в несколько приемов выставляет на вид ее-
достоинства. «Отделение государственных земских сборов от общих
налогов,— говорит она,— имело следующие неудобства: а) было несогласно с
свойством этого сбора, употребляемого на общие государственные
потребности и возлагаемого на общие силы государства; б) вело к увеличению ж

"160
H. A. Серно-Соловъевич
-запутанности счетоводства и переписки; в) было главною причиною
увеличения расходов, падающих на население, и неуравнительности
распределения налогов между производительными силами страны. И далее,
включением его в разряд общих государственных налогов дана будет возможность
привести этот налог в правильное отношение с прочими источниками
государственных доходов; всякое изменение его будет сообразно и соразмерно
с положением прочих налогов,— следовательно, налог этот приобретет
большее постоянство, правильность и уравнительность; все затруднительные
расчеты между казною и земством сами прекратятся; система финансов
будет значительно упрощена и приложение ее облегчено» 9. Спрашивается,
для кого и для чего это писано? Ведь достаточно иметь самое
поверхностное понятие о финансовой системе (а кто из читателей не знает ее?), *ггоб
уничтожить все эти доводы... Взамен этого мы противопоставим панегирику
комиссии следующие вопросы. Перечисление сборов на государственные
земские повинности в общие налоги — уменьшит ли итог этих сборов?
обратит ли их на более существенные потребности? перенесет ли их с наиболее
отягощенных земель на другие? воспрепятствует ли увеличению их на
будущее время? Здравый смысл каждого читателя даст ответ на эти
вопросы. Затем, мы уже не будем и входить в рассмотрение, насколько
существенно, что те же самые цифры попадут из одной книги в другую или
из двух в третью.
Кроме государственных повинностей, комиссия отделила от земских и
частные, предоставив их в полное распоряжение подлежащих сословий или
обществ, на основании особых о том постановлений. Это распоряжение
совершенно естественно; но чтобы оно имело действительное практическое
значение, нужно прежде всего, чтоб эти сословия и общества имели
положительную самостоятельность в своем хозяйственном управлении. Может
ли комиссия придать им ее? К тому же взаимные отношения сословий
необходимо должны будут измениться. Стало, и в частных потребностях
-их, и в способах удовлетворения им произошли такие перемены, что в
настоящее время никакое постановление об этом -нельзя считать прочным п
долговечным.
За отделением от земских повинностей этих двух отделов сумма их
составит менее 4 млн. руб. сер. денежными сборами, употребляемыми на
предметы, входящие теперь в разряд губернских повинностей. Размер
.этой суммы составит пределы деятельности новых земских хозяйственных
учреждений. Как видно, они не весьма широки — средним числом около
90 тыс. руб. сер. в год на губернию; но и эти узкие пределы еще стеснены
тем, что сборы на некоторые предметы будут, по закону, обязательны для
^земства; стало, их определит закон или подлежащее ведомство. В этом
отношении нам пока известен только принцип; о практическом
приложении его, то есть о предметах обязательных сборов и их размере, в проекте
.комиссии ничего не сказано. Значит, пока можно судить только о самом

О проекте преобразования земских повинностей
161
принципе; а он такого свойства, что как бы ограничено ни было первое его
применение, помещение его в уставе отнимает у земства всякую
самостоятельность и дает возможность увеличивать его повинности до
бесконечности. Комиссия объясняет в своих соображениях это постановление
всего двумя строками: к<но как некоторые предметы, составляя потребность
преимущественно местных жителей, имеют в то же время и
государственное значение, то такие предметы должны составлять обязательную земскую
повинность» 10. Такой шаткий и неопределенный аргумент доказывает, что
начало местного хозяйственного самоуправления, поборником которого
старается выказать себя комиссия, весьма непрочно сознано ею самою. Старьте
понятия против воли берут верх и стараются открыть себе лазейки,—
а каждая из них подкапывает непрочно положенные основания новых
начал.
Новые предположения дают, правда, земским учреждениям
возможность расширить круг своей деятельности, предоставив им определять
предметы земских повинностей; но так как самая тяжкая часть
настоящих сборов изъята из ведения этих учреждений, не может быть убавлена
ими, то всякое стремление их к расширению круга своей деятельности
отзовется для земства только увеличением существующих тягостей. Но если
значение новых земских учреждений и маловажно относительно денежных
сборов, то оно возвышается предоставлением им права распоряжаться
самою обременительною для народа частию земских повинностей —
натуральными повинностями. По статистическим сведениям официального
происхождения, ценность их менее общей суммы денежных земских
сборов; но всякий, имеющий понятие об этой разорительной системе, может
усумниться в точности подобных сведений.
Натуральные повинности — это государственная барщина, самый
тяжкий вид барщины. Комиссия знала свойства этих повинностей и желала
бы изменить их... Она не только ничего не сделала для изменения системы
натуральных повинностей, но даже принуждена была, приступя к ней,
отказаться от собственных начал, проводимых в другой части ее
предположений. Она оставила в ведении земских учреждений все натуральные
повинности, хотя и отнесла одни из них к потребностям всего государства,
другие к потребностям одного земства. Сознавая собственную
непоследовательность, она думала стушевать ее, говоря, что государственные
натуральные повинности остаются на земстве временно. Но разве то же самое
слово не было употреблено более полвека назад, когда впервые установля-
лись ныне действующие основания, уже в то время признанные
недостаточными? Опыт, кажется, должен был научить нас, что в деле
преобразования «временное» и «несостоятельное» — понятия тождественные. Тем
страннее встретить подобное начало в преобразовании, которое должно бы
быть коренным, радикальным. К довершению противоречия, комиссия,
желая, чтоб «временность» была как можно короче, сама упрочивает ее
11 H. А Серно-Соловьевич

162
H. A. Серно-Соловъевич
своими постановлениями. Временно остающиеся на земстве
государственные натуральные повинности слагаются с земства не иначе, как
обращением их, по ходатайству земских учреждений, в общий для всех губерний
государственный налог. Можно представить себе, как скоро совершится
подобное преобразование. Если комиссия, специально занимающаяся
земскими повинностями, учрежденная собственно для преобразования ихт
дошла только до постановления, что государственные натуральные
повинности остаются на прежнем основании,— хорошо будет преобразование
их обычным административным порядком! Любопытно выписать
параллельно постановлению комиссии о натуральных повинностях мнение,
выраженное о них в обзоре оснований проекта положения одного из
губернских комитетов по крестьянскому делу.
«Повинности казенные и земские отбываются деньгами и натурою.
Мы ввели в наше положение все ныне существующие повинности
натуральные, потому что постановление об отмене их обусловливается
коренными изменениями не только всей системы податей, но и многих частей
государственного управления и, требуя основательного обсуждения,
зависит от высших государственных соображений. Но не представляя своих
предположений о замене некоторых натуральных повинностей
денежными, мы считаем необходимым обратить внимание правительства на этот
важный предмет. Натуральные повинности представляют для
государственного хозяйства все невыгоды обязательного труда. Тяжелые для
крестьян, отбываемые поневоле и потому нерадиво, они убыточны для
государства и приносят выгоды только тем властям, которые наблюдают за
их отбыванием. Кто близко присматривался к жизни народа, тот знает,
как разорительны для него своею неравномерностью эти повинности и
к каким притеснениям и злоупотреблениям они дают повод. Повинность
постойная чрезвычайно неуравнительна вследствие беспрерывного
передвижения войск и произвола местных властей при распределении
постоя по селениям. Повинности подводная и дорожная дают повод к еще
большему произволу и злоупотреблениям; подводы нередко требуются в
количестве, превышающем действительную потребность; крестьян
отрывают от дела в самую рабочую пору, задерживают без надобности и часто
отпускают домой только по собрании дани; контрмарки же за подводы
не всегда выдаются крестьянам. Дорожные участки отводятся иногда за
несколько десятков верст; требование на работы делается часто без толка
и порядка; самое же исправление дорог этим способом обыкновенно
неудовлетворительно и равно тягостно и для тех, кем оно производится, и для
тех, кто им пользуется. Всякий вид натуральной повинности представляет
неисчислимые и неотвратимые поводы к угнетению и обиранию народа.
Правительство, сознав необходимость государственной реформы и
приступив к ней, поставило на первом плане замену обязательного труда
свободным в помещичьих хозяйствах. Но если эта мера есть несомненный

О проекте преобразования земских повинностей 163
залог развития благосостояния государства, то не вправе ли Россия
ожидать, рядом с отменою частного крепостного права, прекращения
крепостного права государственного, одна из самых тяжелых сторон которого
для народа проявляется в отбывании натуральных повинностей.
Переложение по возможности натуральных повинностей па деньги и подушного
оклада на землю должно быть основным элементом новой системы
налогов, которая необходимо должна заменить ныне действующую, не
соответствующую ни потребностям государства, ни началам, выработанным
наукою» *.
Можно ли иметь хотя тень сомнения, что отстранить и исправить эти
коренные государственные неудобства — будет решительно не по силам
отдельным губернским комиссиям или комитетам? Самые добросовестные
усилия их неизбежно рушатся перед неисправимыми поодиночке
органическими недостатками системы и останутся только бесполезными
памятниками их добрых стремлений... Это даже в том случае, если земские
учреждения действительно будут воодушевлены хорошими стремлениями.
Но ведь может встретиться и противное. Нам неизвестен не только образ
действий будущих земских хозяйственных учреждений и принципы,
которые будут руководить ими, но даже их личный состав. Если в них будут
преобладать сословия, не обремененные натуральными повинностями, а
интересы сословий, преимущественно отбывающих их, будут представляемы
их начальствами, едва ли масса населения получит много облегчений в
этом отношении от новых хозяйственных учреждений...
Вся остальная часть труда о заведывании будущими земскими
повинностями — составление смет, раскладка, расходование сумм, контроль и
т. п.—служит доказательством добрых желаний членов комиссий, и
только. Как она отнесется к делу, ни мы, ни сама комиссия сказать не может.
Все эти предположения относятся до хозяйственных учреждений,
проектируемых одной из комиссий, учрежденных при Министерстве внутренних
дел. Совпадут ли правила и постановление той комиссии с проектом
Податной комиссии, или нет, никто заранее определить не может. Это зависит
чисто от случая. Еще недавно были распубликованы два новых акцизных
устава, но совершенно различных но духу, по началам, по направлению. То
были произведения одного ведомства 12. Где же шансы, что произведения
различных ведомств будут однородны? Податная комиссия поняла это, она
закончила проект выражением желания, чтобы предположениям ее и
комиссии Министерства внутренних дел был дан однообразный и
одновременный ход. Неужели и это заключение — принадлежность коренной,
радикальной реформы, совершенной Податной комиссиею? Из уважения к
добросовестности стремлений комиссии мы старались всячески избегать
* «Обзор оснований выкупного и срочно-обязанного положений меньшинства
Калужского комитета», стр. 32, 33, 34 и.
11*

164
H. A. Серно-Соловъевич
резкости в суждениях о ее труде, старались заменить достоинствами его —
недостатки. Но тем не менее защитить ее окончательных предположений
нет возможности. Они не решают вопроса о земских повинностях, не дают
ему прочных оснований; они опять-таки временное переходное решение.
Поэтому, хотя по основным началам они значительно рознятся от
действующих постановлений о земских повинностях, но в практическом
применении окажутся столь же неудобны и стеснительны.
Они не уменьшают лежащих на народе тяжестей, не полагают предела
увеличения его повинностей, не защищают его от поборов и притеснений
местных властей, не отменяют натуральных повинностей, не дают земским
повинностям настоящего смысла. Затем, если они и принесут кой-какие
изменения к лучшему в губернском хозяйстве,— это будут улучшения,
просачивающиеся по капельке и не производящие в общем существенной
перемены. Но что же было делать комиссии, чтоб составить проект,
производящий в системе земских повинностей такую радикальную реформу,
которая была признана ею самою неизбежно-необходимою? Такая задача
не по силам комиссии...

МЫСЛИ ВСЛУХ
Разложение государственной системы, выражением которой служат в
политическом смысле крайняя централизация и пренебрежение массами,
в экономическом — эксплуатация их в пользу власти и ее служителей —
факт несомненный для всякого наблюдающего за ходом событий.
Необходимость и неизбежность разложения тоже несомненные и
бесспорные факты. Система, созданная по чужим образцам, основанная на
подавлении истинных народных начал и развитии начал, чуждых народу,
на угнетении всего народа ради династических соображений и выгод
небольшой привилегированной касты,— не могла быть прочною. Она носила
семена разложения в самой себе и могла держаться только при
беспощадной последовательности — при систематическом подавлении всякого
жизненного проявления. Малейшее ослабление ферулы 1 должно было,
естественно, нести к уничтожению всей системы.
Начавшееся разложение не может ни само остановиться, ни быть
остановлено до конечного пересоздания разлагающегося тела — это закон
естественный, стало, неотразимый. Всякая разлагающаяся частица
прежнего порядка умножает ту силу, под давлением которой началось
разложение, уменьшая в возрастающей прогрессии сопротивление этой силе.
Новый порядок вещей неизбежен,— весь вопрос в том, каким путем
он создастся и какие начала возьмут при нем верх.
Представитель старой системы — власть — первая нанесла ей
смертельный здаР и взялась за создание нового порядка. Но служа воплощением
того, против чего теперь действует, она поставила себя в
положение невозможное (и безвыходное). В литературе органы всех мнений
(кроме, разумеется, органов друзей г. Чичерина) 2 выражают недовольство
настоящим, стремятся создать свои собственные идеальчики. Но и
литература бессильна сама по себе создать новый порядок. Она лишена
возможности высказаться вполне. Она не в состоянии ни передать верно мнений
и стремлений народа, ни сообщить ему своих. Она выражает или начала
господствующего привилегированного класса, или стремления кучки людей

166
II Л. Серно-Соловъевич
честных, хороших, но незначительных по числу, не имеющих никаких
корней в народе и потому положительно бессильных. Грустно делать такое
сознание, но сделать его необходимо. Есть много людей самых
благонамеренных, добродушнейшим образом считающих литературу силою,
которою могут сделать что-либо существенное. Ища опоры в мнимой силе,
они отвлекаются от других путей, практических, действительных.
Привилегированные, по имуществу или воспитанию, классы бросаются
во все стороны, желая найти выход из положения, начинающегося
становиться и для них неловким. Но тут они сталкиваются с неумолимою
логикою исторической последовательности. Ложная система губит не только
тех, против кого направлена, в данную минуту, она обрушивается и на тех
кто употреблял ее как орудие. В течение веков привилегированные классы
считали выгодным поддерживать систему, первым и последним словом
которой была эксплуатация народа. Они систематически и последовательно
пролагали пропасть между собой и народом. Настала минута, когда
система сделалась невыгодною для них самих: им хочется изменить ее,— но
сами по себе они бессильны. Им хотелось бы опереться на силу, на народ,—
но он разделен от них ими же проложенною пропастью, их целым
привилегированным бытом. Трагикомическое положение, но вполне
заслуженное, неотразимо логическое. В настоящую минуту у привилегированных
классов не может быть даже утешения рассчитывать на содействие народа
по сравнительной аналогии положений. Они не могут сказать: «Если
тяжело нам, людям привилегий, людям господствующим, то положение народа,
нам подчиненного, на счет которого мы существуем, должно быть
невыносимо: стало, он поможет нам, если мы вздумаем изменить нынешнюю
систему».
Положение народа невыносимо дурно — это факт, но из этого далеко
еще не следует вывод, чтобы в данную минуту он дал руку помощи тем,
кого (глубоко) ненавидит, кому глубоко не доверяет, с кем не имеет ничего
общего. И он будет прав. Не убеждение, вошедшее в плоть и кровь, что
система дурна потому, что делала положение народа невыносимым,
заставило людей привилегий желать перемены системы, а опять-таки их
собственные личные интересы. Для громадного большинства их — народ дело
второстепенное. (Да они и не знают их.) Они 'говорят теперь: все для
народа — а заканчивают эту фразу: но не народом, забывая, что вторая
часть формулы и есть основание системы, об изменении которой хлопочут.
Стало, программа их будущей системы в сущности мало чем разнится от
настоящей. Формулою «все для народа, но не народом», ясно говорится
«мы не народ». А народ никогда не будет с тем, кто не он. Его здравый
смысл указывает ему, что те, которые хотят быть его благодетелями, не
знают и не любят его, а хотят только им пользоваться как орудием для
собственных выгод. Те только искренно хотят действовать за народ,
формула которых: «все для парода и только народом».

Мысли вслух
167
Но, может быть, и этим не осуществить своих честных стремлении.
Может быть, вся жизненность, вся энергия забиты в народе вековым
гнетом,— и он не более как задавленная, апатичная масса, свыкшаяся с
своим безотрадным бытом и неспособная ни к какому яшзненному
проявлению?
Нет, тысячу раз нет. Процесс обновления, начавшись, должен
проникнуть во все части организма. Это непреложный закон. И
действительно — все заколыхалось. Двия^ение проникает всюду; из слоев самых
неподвижных начинают раздаваться звуки новой жизни. В доказательствах
нет недостатка, всмотритесь в яшзнь — они явятся на каждом шагу.
В этом номере нашего журнала есть статья, великолепно
подтверждающая многие из высказанных нами положений. Она стоит особенного
внимания. Статья такого происхождения пока еще редкость в нашей
литературе. Автор ее — человек, не принадлежащий к привилегированным
классам: он мещанин. Он вовсе не имел в виду порицать существующий
порядок. Ему хотелось только изложить предположения, осуществление
которых, по его мнению, могло бы принести пользу обществу. По всему
видно, что ему хотелось придать статье самый примирительный характер,
что он верит в возможность постепенного улучшения. А между тем, против
воли автора, в каждой фразе слышен протест против существующего
порядка и безвозвратное осуждение его.
Холодом обдает, когда вчитываешься в эти безыскусственные, не
выработанные фразы. В них ясно видишь действительность — страшную и
безвыходную действительность. Всюду ложь, обман, нищета, насилие,
эксплуатация, отсутствие всякой возможности нравственного развития и
материального улучшения — вот быт мещан. «У многих зачастую пи куска
хлеба, ни дров полена... Потеряна вера даже в свое общественное
управление» 3,— вот положение класса, составляющего ядро городского
населения в государстве...
Всякий знает, что положение сельского населения не лучше. С раннего
детства до глубокой старости — суровый, бесконечный труд, еле-еле
доставляющий средства... на уплату податей. Вся жизнь, от поколения к
поколению,— томительное однообразие лишений, забыться от которых можно
только в кабаке.
Народ — умный, бойкий, смышленый, трудящийся до обременения,
живя в стране, обладающей громадными естественными богатствами, имея
поземельное устройство, делающее невозможным пролетариат,—доведен
до положения, граничащего с нищенством.
Вот конечные результаты системы, подавлявшей народные начала,
навязывавшей ему чуждое ему устройство.
Народ подчинялся этому порядку не потому, чтобы не мог создать
лучшего, а потому, что не чуял своей силы. Теперь он начинает ее чуять.
Времена приближаются...

168
H. A. Серно-Соловьевич
Они непременно наступят и дадут простор великому мирскому началу
развиваться во всех своих проявлениях.
Но каким это совершится путем, будет зависеть от того, в какой
степени лучшие люди привилегированных классов сознают тщету своих
привилегий, в какой степени они сумеют объединить свои стремления,
в какой мере искренно полюбят народ и сумеют доказать ему, что любят
его. Народ слишком много страдал и слишком практичен, чтоб верить
словам,— ему нужны дела, дела разумные и сильные.
Чем большая часть привилегированных классов поняла бы это и чем
чснее сознала бы это,— тем легче совершился бы (переворот) переход к
новому порядку.
Только дело в том, что история не ждет.

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ГОРОДСКИЕ ВЫБОРЫ
В странах образованных, где развиты общественная жизнь и
гражданственность, выборы — государственные, городские, общинные —
составляют событие для всего государства. За несколько недель до выборов
начинается избирательное движение. Журналы всех цветов подготовляют и
настраивают общественное мнение, клубы и политические ассоциации
усиливают пропаганду, партии совещаются о кандидатах. Вся страна с
нетерпением ждет списков, потому что каждое имя — программа. Общественный
пульс бьется до того сильно, общее внимание до того напряжено, что все
другие дела отходят на второй план. Это весьма естественно. Результат
выборов определяет систему управления на весь избирательный период,
представляет торжество в данной местности известных начал, поражение
начал противоположных. А как начала борющиеся в каждой местности те
же, которые разделяют жителей всей страны на противоположные лагери,
то победа или поражение на одном пункте ощущается одинаково сильна
повсюду. Чем развитее и самостоятельнее общество, тем менее зависит
результат выборов от случайностей. Там, где сознательно пользуются
своими правами, там каждый избиратель является на выборы с тем, чтоб
положить белый шар кандидатам своей партии, черный — кандидатам
противников. Начала, имеющие наиболее сторонников непременно возьмут
перевес,— и это почти всегда наперед известно. Бывает, конечно, что отсутствие
массы избирателей даст перевес партии в действительности менее сильной,
но это только доказывает, что сила энергии и деятельности может брать
верх над числительной силой. Бывают случаи, что подкупы,
мошенничества, административные насилия решают судьбу выборов,—но опять-таки
чем развитее народ и чем выше его благосостояние, тем ревнивее он
охраняет свои права, тем он безопаснее от подобных злоупотреблений. Там, где
гражданственность развита — в Швейцарии, например,— всеобщий
интерес, возбуждаемый выборами, до того силен, что в день баллотировки все
население, не выключая и иностранцев, с утра до вечера толпится в
избирательном зале. Тут уже, разумеется, не может быть речи о диктовке и

170
H. A. Серно-Соловьевич
i-ташептываньи имен, передергиваньи ящиков, фальшивом счете баллов и
тому подобных фокусах.
Совсем иное значение имеют выборы у нас. Даже и тени участия или
интереса не возбуждают они в самой среде, участвующей в выборах. О
лицах, не заинтересованных непосредственно, и говорить нечего. Кому,
например,— не говорим в России, но в Петербурге — было заранее
известно, что 17 марта начнутся выборы в С.-Петербургской городской общей
думе? Исключая домовладельцев-избирателей, уведомленных повестками
о наступлении срока выборов для возобновления личного состава
С.-Петербургской городской общей думы на трехлетие с 1862 —1864, да журнальных
вестовщиков, обязанных ex officio знать все городские новости и сплетни,—
едва ли кто подозревал об этом событии; мало того, лишь самая
незначительная часть столичного населения имеет ясное понятие о том, что за
учреждение С.-Петербургская общая дума, что она ведает, что может
сделать для общественного благосостояния.
А между тем этой думе по законам вверено главное наблюдение за
правильным движением городских доходов и расходов, попечение об
охранении порядка в городском хозяйстве и право ходатайства о пользах
и нуждах общественных. Другими словами, от думы зависит сделать
нашу городскую жизнь безопасною, удобною и приятною или наоборот.
Личная и имущественная безопасность, дешевизна, удобства и
приятности жизни — окажется, в этом сосредоточено все, что наиболее интересует
каждое отдельное лицо и целое общество, чего человек по природе своей
должен домогаться; всего этого мы не имеем, чувствуем и сознаем,
что не имеем, терпим и страждем от того... пишем и говорим об этом...
и только.
Не подлежит сомнению, что самое учреждение С.-Петербургской дум ^
в настоящем виде несовременно. Оно могло считаться крайне
прогрессивным и либеральным в эпоху своего возникновения, в 1846 году, но в
течение 15 лет и понятия, и требования жизни не оставались неподвижными 1.
Либеральное в то время будет отсталым теперь, если осталось на прежней
точке развития. Состоя из уполномоченных от домовладельцев 5 сословий
(дворян потомственных, дворян личных и почетных граждан, купцов,
мещан и ремесленников), избирающих своих представителей посословно,
раздвояясь на общую и распорядительную, С.-Петербургская городская
дума соединяет в себе все недостатки, всю рутину сословно-капиталисти-
ческого учреждения и вместо независимого представительного
установления становится почти канцелярским местом. Но если дума имеет все эти
недостатки, если они не исправились в течение 15 лет, кто виною тому?
Непосредственно несостоятельность самого общества; в сущности, общие
причины, обусловливающие эту несостоятельность. Петербургские
домовладельцы составляют числом тысячи,— в среде их можно считать сотнями
лиц, принадлежащих к так называемым высшим классам, лиц, занимаю-

Петербургские городские выборы
171
щих высшие государственные должности, лиц, независимых по своему
положению,— они владеют, в совокупности, десятками, быть может,
сотнями миллионов; они имеют в своих руках торговлю и промышленность
пункта, управляющего торговым и промышленным движением целого
государства. Каких же еще нужно элементов, чтоб составить
действительную силу? И что же, пе только ни разу, ни единого разу с.-петербургские
домовладельцы не проявили себя как сила, но они, по-видимому, и не
подозревают, что могут что-либо сделать.
Административно-бюрократическая опека ни мало не тяготила их. Они не только не пытались ослабить
ее, но, по-видимому, были весьма рады, чтоб опекуны делали за них сколь
можно более. При таком расположении городского общества, нисколько
не удивительно, что городское хозяйство велось по рутине и что
С.-Петербург отстал, относительно удобств жизни, даже от второстепенных городов
Западной и Средней Европы. В любом городке Англии, Бельгии, Германии,
Пруссии вы найдете прекрасное газовое освещение, хорошие мостовые,
удобные и дешевые экипажи, опрятные гостиницы и café, дешевый стол.
Всего этого у нас нет. Взамен того мы обладаем — масляными и
спиртовыми фонарями, с трудом освещающими свой собственный стеклянный
колпак; мостовыми, езда по которым сопряжена с опасностью для здоровья
и жизни; гостиницами, в которых приходится терпеть грязь, отравлять
себя или разоряться; полицией в многом неудовлетворительной. По
слишком долго было бы перечислять все прелести нашего столичного хозяйства.
Класс бедный и малодостаточный не имеет здесь ровно никаких жизненных
удобств; ежегодно возрастающая дороговизна непомерно гнетет его, ставя
в вопрос самое его существование. Но и достаточным людям столица не
представляет ничего, кроме скуки, разорительной дороговизны и
всевозможных неудобств. Городской думе все это отлично известно; ее члены
сами не избегают общих неудобств — только как люди достаточные, они
лично имеют более способов переносить их, а стоны тех, которые
действительно страждут, от них далеки. Что же сделала дума в течение 15-летнего
существования для улучшения городского хозяйства? Каким
общественным нуждам помогла она? улучшила ли насколько-нибудь общественное
благосостояние? На все это приходится дать отрицательный ответ.
Положим, в свое первое десятилетие она была объята общим паническим
страхом и сосредоточивала все свои помышления на чувстве
самосохранения2,—вероятно, готовя себя для будущих подвигов. Но затем наступила
пора возрождения] тысячи вопросов могли и должны были возникнуть,
многие действительно возникали. В каком из них инициатива
принадлежала С.-Петербургской думе? Которому высказала она действительное
сочувствие и содействие? Ни в каком, никакому. В ней постоянно
господствовало неизбежное, невозмутимое канцелярское затишье.
Одну действительно существенную меру привела дума в исполнение —
учреждение Городского кредитного общества3. Хотя и в этод/г деле

172
H. A. Серно-Соловъевич
инициатива мысли принадлежала литературе,— инициатива составления
примерного проекта Комиссии о земских банках, но, даже отдавая честь
этого учреждения думе, нельзя не принять в соображение, что оно служит
единственно интересам домовладельцев, а не всего населения столицы.
В последнее время почти до пресыщения говорилось и писалось об
апатии общества, о хладнокровии его к своим собственным интересам, о
необходимости серьезнее пользоваться своими правами и т. п. Были п более
вразумительные указания — акционерные разгромы. Нынешние выборы,
покажут, насколько все это подействовало на общество. А пока вот
некоторые данные, по которым можно судить, чего следует ждать от этих
выборов. Выборы в общественные городские должности совершаются
следующим порядком: домовладельцы, соединяющие в себе условия, требуемые
законом для того, чтоб быть избирателями (то есть достигшие 25-летнего>
возраста, неопороченные судом и т. д.), собираются в назначенный день
и час в думе по сословиям для выбора на трехлетие представителей или,
по официальному термину,— гласных. Каждое из 5 сословий избирает от
100 до 150 гласных. Эти гласные составляют общую думу и выбирают
членов распорядительной думы, депутатского собрания, старшин, городского
голову и всех других должностных лиц. Таким образом участие всех
домовладельцев в городском управлении проявляется только в выборе гласных.
Дело, как видно, необременительное, но капитальной важности. У нас оно
сводится на чистую формальность. Списки кандидатов в гласные
составляются депутатским собранием, то есть теми самыми лицами, срок
представительства которых оканчивается. Эти списки рассылаются
домовладельцам при повестках о собрании за три дня до собрания. В повестке
сказано, что каждый домовладелец может предлагать от себя кандидатов с тем,
что имена их должны быть доставлены в канцелярию думы непременно
за два дня до собрания,— стало, на другой день по получении повестки.
Правило это не соблюдается, и кандидаты предлагаются даже в самый день
выборов. В кандидаты могут быть предлагаемы и лица, уполномоченные от
домовладелиц,—это тоже сказано в повестке. Но'в рассылаемом при
повестке списке домовладельцев не поименованы ни домовладелицы, ни их
уполномоченные. Список последним составляется только в самый день
выборов. Спрашивается: каким же образом можно предложить их в
гласные, если непременным условием их кандидатства ставится сообщение их
имен в канцелярию думы за два дня до собрания? Положим, на деле и это>
непременное условие не соблюдается, предложения в кандидаты делаются
в самый день выборов до начала собрания; но не подтверждает ли все это,
что выборы — так, как они производятся теперь — не более как излишняя
формальность. Вся сила в кандидатском списке, составленном
депутатским собранием. Кто попал в этот список, тому и быть гласным; так что,,
в сущности, домовладельцам незачем бы и тревожиться съезжаться на
выборы. Большинство их, по-видимому, и придерживается этого мнения.

Петербургские городские выборы
173
В списке потомственных дворян-домовладельцев значится 544 имени.
Сколько именно домовладелиц-дворянок, мы не знаем, но, судя по
писанному списку, который нам случилось видеть в думе,— их значительное
количество. Для состоятельности собрания законом требуется присутствие
не менее одной трети лиц, имеющих право голоса. Городской секретарь при
открытии выборов объявил, что для состоятельности собрания нужно
присутствие 188 лиц, а что явилось на выборы 189. Цифра 189 говорит
красноречивее всего о значении, придаваемом домовладельцами выборам. Не
забудем притом, что здесь идет речь о сословии потомственных дворян,
сословии передовом, наиболее понимающем важность выборов и
составляющем в думе первое отделение, заправляющее всею думой. Эта цифра 189
тем замечательнее, что в списке кандидатов депутатского собрания значит-
€я 124 имени, да предложено в кандидаты избирателями 24 лица. Итого
148. Из этих 148 налицо было при выборах верных 120; таким образом,
избирателей, некандидатов могло быть на выборах не более 70 лиц. Но
будь вместо предполагаемых нами 70, 7 или 700 — для дела это было бы
решительно все равно. Прежние гласные, без сомнения, знают друг друга.
Им, стало быть, известно хотя в лицо большинство вновь предлагаемых
кандидатов (большая половина их — прежние гласные). Но большинству
остальных избирателей приходится положительно класть шары наугад.
При совершенном отсутствии у нас общественной жизни мы решительно
не знаем друг друга. Исключая двух, трех литературных деятелей, у нас
нет имен, которые служили бы программой,— да вообще и программ-то
у нас еще нет, по крайней мере программ, положительно высказанных,
применимых в практических вопросах и соединяющих около себя
известную силу. Поэтому личными свойствами при выборах мы не имеем
возможности руководиться. Главным руководством пока могут быть только
соображения вроде следующих: «Вы кому дадите свой голос: Андрею
Александровичу, или Петру Петровичу?» — «Разумеется, Андрею
Александровичу: прекраснейший человек — какие у него два дома, да к тому же
действительный статский советник. А Петр Петрович — это что такое —
помилуйте, титулярный советник, да еще, кажется, службу бросил».— «Ну,
так и я уж за Андрея Александровича. Должно быть, хороший человек».
Этими самыми соображениями руководилось и депутатское собрание,
составляя кандидатские списки, и избиратели, баллотируя кандидатов. В
числе 124 кандидатов, предложенных от думы, 60 военных, морских,
придворных и штатских генералов, не считая 16 статских советников, которые,
даст бог, в течение трех лет тоже сделаются генералами. Лиц
неслужащих — всего 8, и то отставные генералы и штаб-офицеры военной и
гражданской службы. Это тем более характерично, что несколько молодых
людей, каким-то чудом, вероятно в виде опыта, попавшие в гласные в
предшествовавшее трехлетие, не вошли в кандидатский список думы, а были
предложены избирателями.

174
H. A. Серно-Соловъевич
Без сомнения, генералы скорее всех удовлетворяют условию
«опытности в делах», требуемому законом от гласного. Но ведь нельзя же не
согласиться и с тем, что всякое дело, а тем более общественное хозяйство,
может идти успешно только тогда, когда заведующие им посвятят ему,
если не исключительно, то преимущественно, свой труд и время. А ведь
всякому известно, что у нас все служащие вообще, а генералы и
сановники в особенности, до того обременены высшими государственными
соображениями и другими делами, что им решительно некогда думать о
городском хозяйстве. По крайней мере настоящее положение его дает право
сделать подобное заключение. В предложении с.-петербургского военного
генерал-губернатора на имя исправляющего должность городского головы,
прочтенном при открытии выборов, ясно высказаны результаты
пятнадцатилетней деятельности думы. Похвалив в начале, разумеется, в виде
неизбежного приветствия деятельность думы, г. военный генерал-губернатор
пишет: «Впрочем, удовлетворительное развитие общественного
управления, на которое я сейчас указал, не доказывает еще, что управление это
достигло совершенства, за которым не остается ничего более желать...
Городские доходы в течение последних 15 лет увеличились, но увеличение это
во многом произошло от установления новых косвенных налогов, которые
тяжелым гнетом ложатся на многочисленный неимущий класс населения;
прежние же доходные статьи остаются во многом без улучшений
сообразно с текущим изменяющимся порядком вещей и не дают в городскую
казну того, что при некотором изменении могли бы дать. Многочисленные
должности в разных правительственных местах, замещаемые выборными
от городского общества, не имеют того полезного значения, которое, по
существу, должны бы иметь. Очень редко эти члены заявляют о своем
существовании... Вина этого неудовлетворительного порядка лежит главнейше
в том, что при назначении в должности по выборам деятельные и
способные члены нередко уклоняются под разными предлогами от городской
службы, предоставляя замещение их людьми, менее способными и
понятными. Вред оттого не подлежит сомнению» 4.
После этой выписки нам уже нечего прибавлять от себя о состоянии
городского хозяйства. Скажем только, что по теории вероятностей весьма
мало шансов, чтобы оно велось в предстоящем трехлетии на иных
основаниях, как прежде. Несмотря на то, что г. генерал-губернатор указывал
избирателям на важность городского самоуправления и убеждал их
говорить и действовать правдиво, прямо, с сознанием своего гражданского
долга, нынешние выборы гласных были обычным механическим шароката-
нием. Беспрестанно слышались разговоры такого рода: «Я никого не знаю,
а потому всем вкладу направо».— «Я никого не знаю, а потому кладу всем
налево».— «Решительно не знаешь, кому какой шар класть».
Множество избирателей разъехалось, не дождавшись конца собрания,
передав шары кому-нибудь из приятелей. По правде, благоразумнее труд-

Петербургские городские выборы
175
но было поступить тому, кто приехал в собрание, имея в тот день какие-
либо дела. Самым замечательным эпизодом дня по бывшим примерам был
завтрак.
Видев подобное настроение в самых важных из городских выборов, мы
и позволили себе сказать, что в предстоящем трехлетии в городском
управлении, вероятно, будут господствовать те же начала, как и в предыдущих.
Да и иначе и быть не может. Ведь не случайно же городское управление
шло порядком, названным г. генерал-губернатором неудовлетворительным.
Здравый смысл отрицает случайность. Неудовлетворительность порядка
обусловливалась известными причинами; стало, чтоб изменился порядок,
необходимо должны предварительно измениться порождавшие его
причины. Пока будут существовать эти причины, будет длиться и
неудовлетворительность. В предложении г. генерал-губернатора говорится, что вина
этого неудовлетворительного порядка лежит главнейше в том, что
деятельные и способные лица обыкновенно уклоняются от замещения должностей
по выборам, предоставляя их людям менее способным и полезным.
Вообще говоря, мы ничего не можем сказать, кроме хорошего, о предложении
г. генерал-губернатора на имя городского головы; в нем много верного и
дельного, много желания добра и пользы городскому управлению. Нам
кажется только, что причина неудовлетворительности порядка кроется
глубже, чем высказано в помянутом предложении.
Допустим пока, что дела городского управления действительно пошли
бы лучше, если бы способные и дельные люди не уклонялись от выборов.
Стало быть, для успеха дела нужно, чтоб такие люди перестали уклоняться
от службы по выборам. Зачем же они уклонялись до сих пор? Вот вопрос,
на который мы неминуемо наткнемся, лишь только пойдем по этому пути.
Если б речь шла о людях пустых, взбалмошных, недальновидных,—
можно было бы ответить: по глупости, по неспособности, по увлечению —
и много подобных причин можно было бы назвать. Но ведь тут говорится
о людях дельных и способных. Стало быть, их действиями руководят
причины дельные и разумные. Уклоняясь от общественной деятельности, они
пли не имели возможности, или считали бесполезным отдаться ей. Вот
мы уже и подошли к целому ряду положений, требующих обстоятельного и
долгого рассмотрения. Значит, мы имели основание полагать, что
причины неудовлетворительности порядка городского управления кроются
глубже, чем полагал г. генерал-губернатор. А между тем мы занялись пока
только одною стороною тезиса. Другая сторона несколько щекотливее.
Допуская, что порядок городского управления сделался бы более
удовлетворительным, если б не уклонялись от общественной службы люди дельные
и способные,— мы этим самым как бы утверждаем, что лица, до сих пор
принимавшие участие в общественной службе, не имеют желаемых нами
свойств. Но ведь мы указали выше состав кандидатского списка. Не
касаясь личностей, обратим внимание на то обстоятельство, что многие из

176
H. A. Серно-Соловъевич
этого списка занимают оолее'или менее важные государственные
должности. Вот опять договорились до того, что приходится замолчать, чтоб не
заговориться. Дело-то выходит не так просто, как казалось смаху. Нам
кажется, что оно скорее разъяснилось бы, если б подойти к нему с другой
стороны. В самом предложении г. генерал-губернатора есть место,
объясняющее одну из причин застоя в городском хозяйстве. Вот что говорит
предложение г. генерал-губернатора: «Правительство имеет за действиями
общества лишь некоторый контроль и в весьма немногих случаях признает
нужным вмешательство свое в дела общественные. Контроль этот и это
вмешательство могут быть еще более ограничены, когда все действия
городского самоуправления будут основаны на прочных началах неуклонной
законности и руководствоваться постоянным стремлением к общей пользе
и строгой справедливости. Никому не могут быть ближе известны
чьи-либо нужды, как тому, кто несет их тяготы; общество и отдельные сословия
только одни могут быть судьями своих общественных и сословных
потребностей» 5.
Из этого явствует вот что: над учреждением, предмет ведомства
которого общественные нужды и потребности, то есть дела, в которых лучший
судья, по мнению генерал-губернатора,— само общество, тяготели
вмешательство и контроль правительства. Эти вмешательство и контроль бьиш
незначительны, ограничены, говорит генерал-губернатор... Но не сам ли он
прибавляет, что они могут быть -«еще более ограничены»? Стало быть, они
были не совсем незначительны. Да и можно ли когда-либо считать
правительственное вмешательство и контроль незначительными? Даже в тех
странах, где взаимные отношения правительства и общества
разграничены гораздо точнее и определительнее, чем у нас, даже там нет никакой
возможности назначить границы вмешательству правительства, коль скоро
оно имеет возможность и силу вмешиваться; никакие усилия не в
состоянии определить этих границ и блюсти за ненарушимостью их, если
правильная общественная организация не положит им
органически-непреодолимого предела. При существующих основаниях общественного
устройства даже собственное сознание правительства, что его вмешательство
приносит вред, даже его желание ограничить свое вмешательство — не
более как мираж, самообольщение.
Рутина страшно сильна. Отделаться от нее только один способ —
разом и совершенно покончить с нею; иначе она не отвяжется и непременно
пересилит вас. Пятилетний опыт попыток всевозможных реформ путем
постепенности мог, кажется, убедить нас, насколько годен этот путь. Кто
в состоянии учиться по урокам опыта, тот должен уже был установиться
в мнении о настоящем практическом пути преобразований.
Возвращаясь специально к думе, заметим, что постепенное ослабление
правительственного контроля над нею, во-первых, невозможно, во-вторых,
было бы и недействительно. Оно не возможно потому, что вмешательство

Петербургские городские выборы
ill
правительства в дело городского управления — не изолированное явление,
которое можно видоизменять по желанию,— это одно из колец целой цепи;
расковывая кольцо, вы неминуемо разрываете цепь. А на ней держится
слишком много крайне важных интересов. Оно было бы недействительно,
потому что начала, определившие прежнюю степень контроля, легли в
основание всего учреждения. Ослабление контроля не изменит этих
оснований. Насколько они современны — показывают результаты учреждения.
Стало быть, все тот же заколдованный круг: характер учреждений
обусловливается развитием общества, для которого учреждения существуют;
развитие общества обусловлено характером учреждений, им управляющим.
Одно в зависимости от другого, другое от одного. А мы все надеемся, что
одно изменится, когда другое неподвижно.
Статья кончена. Теперь нас ждет неизбежно рутинный вопрос: что
же вы-то сами предлагаете? и мудрые рассуждения о легкости критики и
трудности искусства. Об этом мы поговорим когда-нибудь в другой раз.
12 И. 4. Серно-Соловьевич

ПРОЕКТ УЛОЖЕНИЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА II
(Для представлении при письме государю)
Положения общие
1
Верховная власль в России принадлежит государю императору, особа
которого считается священною и неприкосновенною. Порядок
престолонаследия определяется сообразно доселе действовавшим законам. Сумма на
содержание государя императора и августейшего дома определяется
ежегодно его величеством.
2
Верховная власть доставляет высшую степень в управлении
государством, под ее ведением действуют власти: законодательная,
исполнительная и судебная.
3
Основами действий всех этих властей должны быть: правда,
милосердие (справедливость), добросовестное исполнение законов, честность,
уважение к человеку, (свобода слова).
4
Законодательная власть принадлежит по всему государству Народному
собранию и по губерниям — Губернским собраниям.
5
Народное собрание и Губернские собрания состоят из выборных от
дворянства, городских и сельских обывателей.

Проект Уложения императора Александра II
179
6
В Народное собрание дворянство каждой губернии посылает от себя
по два выборных.
Городские жители по 1-му выборному — на каждые 50 000. Сельские
жители по 1-му —на каждые 100 000. NB (Выборы в Нар[одное] собр[ание]
на первое время могут быть произведены в Губ£ернских] собр[аниях].)
Губернское собрание состоит из 9 выборных от каждого уезда: 3 от
дворян, 3 от городских, 3 от сельских обывателей.
7
В Губернское собрание дворянство выбирает своих выборных тем же
порядком, каким производит выборы в настоящее время, а городские и
сельские жители порядком, указанным в особых инструкциях.
8
Выборы в Народное собрание производятся Губернским собранием
отдельно по сословиям.
Инструкция для городских выборов
Выборы от городских жителей происходят следующим порядком:
Столицы и губернские города, имеющие более 50 тыс[яч] жит[елей],
составляют каждый избирательный округ и посылают от себя выборных,
соответственно населению, по 1-му на 50 000.
Губернские и уездные города, имеющие менее 50 000 жителей,
соединяются в избирательные округа по стольку, чтобы их общее население
составило 50 000.
Предварительно избранию выборных избираются выборщики. Для сего
каждый город разделяется на избирательные участки, число которых
определяется населением.
В определенный день все обыватели участка, имеющие в городе
оседлость и достигшие совершеннолетия, сбираются в назначенное место и
выбирают выборщиков: в городах с населением более 100 тысяч по 1 на
1000; более 50 тысяч — по 2 на 1000, менее 50 тысяч — по 3 на 1000.
Тут же составляется список кандидатов в выборные. Выборщики
всего округа сходятся вместе и из назначенных кандидатов избирают одного
выборного (а в больших городах подлежащее число выборных) по
большинству голосов.
Участковыми и окружными выборами заправляют впервые лица, особо*
на сей предмет назначенные высочайшею властию, а впоследствии лица,
на которых эта обязанность будет возложена Народным собранием.
Выборы производятся шарами, закрытою баллотировкою. Они
должны быть совершенно свободны.
12*

180
H. A. Серно-Соловьевич
9
Выборный должен совмещать в себе следующие условия: быть
совершеннолетним; окончить курс: от дворян в высшем, от городских
обывателей в среднем, от сельских в низшем учебном заведении; не состоять на
государственной службе и не быть опороченным по суду.
10
Выборные избираются на три года.
11
Каждый выборный представляет только одно место. Выбывший по
какому бы ни было случаю заменяется другим.
12
Собрания открываются и закрываются по окончании года или срока
выборов государем.
13
Народное собрание, собравшись, выбирает 2 кандидатов на должности
председателя и вице-председателя и затем приступает к поверке выборов.
Председатель и вице-председатель утверждаются высочайшею властью.
Председатель, а в отсутствие его вице-председатель, представляет на
высочайшее утверждение решения Собрания.
14
По рассмотрении правильности выборов, Народное собрание
разделяется на комиссии по числу министерств.
15
Всякий вопрос, поступающий на рассмотрение Собрания,
предварительно обсуждается комиссиею и представляется Собранию ее докладчиком.
Члены комиссии, не согласившиеся с большинством, представляют свои
мнения.
16
На рассмотрение Собрания дела поступают:
1) по высочайшему повелению;

Проект Уложения императора Александра II
181
2) по представлению министров;
3) по представлению выборных как от Губернских собраний, так и от
своего лица.
17
Каждый город, каждая деревня имеют право входить в Собрание с
прошениями чрез посредство своих выборных.
18
Дела решаются по большинству голосов, При равенстве голос
председателя дает перевес. Министры присутствуют и подают голоса наравне с
выборными.
19
Подача голосов бывает или закрытая — шарами, или открытою
подачею. Собрание при каждом вопросе решает способ подачи голосов.
20
Ведению Собрания подлежат:
1. Постановление новых законов или отмена старых по всем частям
управления, касающихся всего государства.
2. Рассмотрение государственного бюджета и смет министерств.
3. Разрешение займов, выпуска кредитных билетов и установления
налогов.
4. Вопросы внешней политики, предоставленные Собранию
высочайшею волею.
5. Рассмотрение годовых отчетов министров.
6. Рассмотрение жалоб на министров, высших должностных лиц и на
действия губернских собраний.
7. Все дела, возлагаемые на него высочайшею властию.
8. Пересмотр прежних решений Нар[одного] собрания].
21
Заседания Собрания производятся публично. Отчеты о них печатаются.
22
С 15 мая по 15 августа заседаний не бывает.

182
H. A. Серно-Соловъевич
23
Высочайшая власть имеет право распустить во всякое время Собрание,
назначив тотчас же новые выборы.
24
Народное собрание сбирается в Москве, куда переносится и столица,—
для империи, в Варшаве — для Царства Польского, в Иркутске — для
Сибири, в Тифлисе — для Кавказа и Грузии, в Гельсингфорсе — для
Финляндии, в Риге — для Остзейских губерний. В Варшаве верховную власть
представляет вице-король, в Сибири, на Кавказе, в Финляндии и Остзейском
крае — наместники. Жителям Литовских губерний предоставляется
посылать депутатов или в Москву, или в Варшаву.
25
Выборные неприкосновенны, пока состоят в этом звании. Выборный
может быть лишен звания до истечения срока, на который выбран, только
по определению суда, за уголовное преступление.
26
Выборные получают содержание от пославших их поселений.
Губернское собрание
27
Губернское собрание в законодательном порядке ведает все вопросы,
касающиеся его губернии и не имеющие значения общегосударственных
вопросов.
28
Внутреннее устройство и порядок суждений в Губернских собраниях
тот же, что и в Народном собрании.
29
Подробное определение круга действий Народного и Губернских
собраний составит предмет особого закона.

Проект Уложения императора Александра II
183
Исполнительная власть
30
Исполнительная власть сосредоточивается: общая для всего
государства — в министерствах, местная — в Губернских собраниях и у
губернаторов.
31
Министерства суть следующие:
1. Народного просвещения (и благосостояния).
2. Финансов.
3. Торговли и промышленности и народного благосостояния.
4. Внутренних и духовных дел.
5. Иностранных дел.
6. Военное.
7. Морское.
Примечание. Управление дворами августейшего дома составляет
особое ведомство, непосредственно подведомственное высоч[айшим] особам.
Пути сообщения ведает Министерство торговли.
Почты — Министерство народного просвещения.
Государственных имуществ — Министерство финансов.
Государственный контроль, переходя к Собраниям, упраздняется.
32
Министры назначаются государем императором. (Они ответственные
перед Народным собранием.) Один из них носит звание первого министра
и председательствует в Совете министров.
33
Министры действуют на основании инструкций Народного собрания,
которому дают отчет в своих действиях. Инструкции определяют круг
действий и пространство власти каждого министра и состав министерства.
34
Каждое должностное лицо действует в силу законов и ответствует за
свои действия*
35
Каждый член Народного собрания имеет право просить у министра
объяснения в действиях и распоряжениях министерства.

184
H. A. Серно-Соловъевич
36
В губерниях исполнительная власть принадлежит Губернскому
собранию и губернатору; в городах — думам и головам, в волостях — волостным
сходам и волостным старостам, в селах — миру и деревенскому старосте.
37
Губернское собрание делится на комиссии по числу министерств, и
каждая комиссия ведает в губернии свои дела в круге, определенном законом.
38
Назначение в должности зависит от комиссии, увольнение — от
губернского собрания.
39
Органами министерств в губерниях служат:
Министерства финансов и народного благосостояния — общественный
банк; Министерства внутренних дел — губернатор. Все казенные училища
состоят в заведывании Министерства народного просвещения, а заведы-
вание училищами в губернии принадлежит ректору университета, когда
их нет — ректору гимназии. В ведении Военного министерства состоят все
военные силы.
40
Общественный банк производит все банковые операции, содействует
развитию торговли, промышленности и вообще народного благосостояния
и сбирает все подати. Банком управляют директоры по выбору
Губернского собрания. Круг действий банка определяется законом.
41
Общественное спокойствие и порядок охраняются народною стражею
и полицией по выбору местных жителей. Устройство народной стражи и
пространство власти полиции определяются особыми законами.
42
Директоры училищ выбираются Губернским собранием.
43
Судебная власть сосредоточивается в суде присяжных, действующем
как в уголовных, так и в гражданских делах.

Проект Уложения императора Александра II
185
Сверх того в каждой местности избираются жителями мировые
посредники, к которым тяжущиеся стороны имеют право обращаться за
разбирательством в делах гражданских и об обидах. Решение мирового
посредника, к которому обратились обе стороны, получает законную силу,
жалобы на него приносятся присяжным. Мировые посредники
избираются только из лиц, получивших высшее образование.
44
Присяжные чередуются из лиц, имеющих право быть избирателями.
45
Уголовные дела разбираются в месте совершения преступления, а
гражданские — в месте жительства истца, куда вызывается и ответчик.
46
Жалобы на репшния присяжных приносятся в губернский суд,
состоящий из выборных Губернским собранием.
47
- Высшая судебная инстанция — Судебный сенат, состоящий из лиц,
наполовину избранных Народным собранием, наполовину назначенных
верховною властию.
48
Смертная казнь безусловно отменяется.
49
Телесное наказание отменяется. Оно заменяется в подлежащих слу
чаях арестом или денежною пенею.
50
Верховная власть имеет право уменьшать меру наказаний,
положенную Судебным сенатом.
Общие права
51
Все русские люди, какого бы пола, чина, звания и состояния ни были,
равны перед законом и перед судом. Все они пользуются в равной степени

186
H. A. Серно-Соловъевич
покровительством законов, исполнять которые все должны в равной
степени.
Все они пользуются в одинаковой степени правами, в настоящем
уложении предоставленными.
52
Никто не может быть лишен свободы иначе, как по решению суда.
Уголовные преступники могут быть арестованы с тем, чтобы дела о них
были рассмотрены не далее как в течение 7 дней.
53
Всякий русский или водворившийся в России на постоянное житье
имеет право на владение 4 десятинами земли.
Отвод земли делается по сношении лица с подлежащим ведомством
народного благосостояния.
54
Всякий живущий в России имеет право беспрепятственно у
придерживаться своих религиозных верований и отправлять богослужение по
учению своей церкви.
55
Всякий имеет право беспрепятственно высказывать печатно свои
мнения.
56
Всякий обязан уплачивать налог по мере своих средств порядком,
постановленным в особом законе.
57
Рекрутская система изменяется добровольным поступлением в военную
службу за определенное вознаграждение.
В случае опасности от неприятеля все должны являться по призыву
на защиту отечества, по возможности с оружием.

Проект Уложения императора Александра II
187
58
Обязательные отношения крестьян к помещикам немедленно
прекращаются. Бывшие помещичьи крестьяне уравниваются.
Крестьяне удерживают за собой свои наделы и облагаются подушными
в казну соразмерно с повинностями государственных крестьян.
Размер и степень вознаграждения помещиков определяются Народным
•собранием.
59
Все подробности высказанных здесь начал будут обсуждены и развиты
Народным собранием немедленно по созвании его.

[ЕСЛИ БЫ СТРАДАНИЯ БЫЛИ ЯВЛЕНИЕМ ЕДИНИЧНЫМ...]
Если бы страдания были явлением единичным, исключительным,,
частные улучшения могли бы считаться действительными. Но бедствие
велико и повсеместно,— не тысячам, не сотням тысяч, а десяткам
миллионов наших братьев достались в удел ежедневные, безвыходные, не
имеющие конца лишения.
(Неужели такой порядок неизменен?) Почему это так? Почему в эпоху
прогресса, в эпоху развития образованности — это страшное унижение, эта
долгая агония громадного большинства населения?
Темная задача. Задача страшная. Потоки крови лились для ее
разрешения,— но не решили ее. Мыслители лишались над ней рассудка, железные
энергии надломливались. Почти две тысячи лет народы лежат
коленопреклоненные перед крестом, чтя в том, кто погиб на нем, спасителя мира.
И еще сколько страданий, сколько нравственной проказы, сколько
торжествующей несправедливости, сколько тирании, безнаказанно
пользующейся плодами злоупотреблений! Спаситель был — когда же придет спасение?
Но не отчаивайтесь. Закон прогресса непреложен.
Если он применим ко злу, он тем сильнее принадлежит протесту
против зла, протесту, проявляющемуся в бесконечном множестве видов,
протесту непоколебимому, громадному, общему, неодолимому.
Трудность задачи не должна пугать нас, если мы дружно, смело
примемся за ее решение.

НЕ ТРЕБУЕТ ЛИ НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ ЗНАНИИ
НОВОЙ НАУКИ?
Когда человеческая мысль потребовала полной ликвидации
средневековых заблуждений и глубочайшего отупения европейских народов, это
новое стремление было встречено общим враждебным недоверием и
клеветой. Люди, потребовавшие отчета от старых рутинных понятий и
осудившие их на вечную неподвижность, провозглашены были людьми опасными,
нарушителями общественного спокойствия. Их преследовала инквизиция
и папская власть, их смиряли костром и тюрьмой, над ними составлялись
торжественные суды и производились еще более торжественные казни.
Но благодаря именно этим гонениям смелость человеческого гения
возрастала и с упорством шла навстречу всем препятствиям. Чем сильнее было,
с одной стороны, давление на таких мыслителей, как Галилей, и на таких
фанатиков, как Савонарола1 и старые германские реформаторы2, тем,
с другой стороны, было сделано больше усилий преодолеть эту косную и
угнетающую силу. По общему механическому закону, оппозиция
увеличивалась по мере того, как противодействовало ей материальное насилие.
В наше время понято, что употреблять подобные меры против
прогресса идей — совершенно бесполезно, и потому только самое грубое
невежество еще рассчитывает на такие меры. С тем вместе понятно и то, что
истинная двигающая сила, устремленная к обновлению человеческой
жизни, заключается не в одном знании, а в той совокупной деятельности всех
прогрессивных элементов, которые составляют современную цивилизацию.
Знание, в самом лучшем смысле этого слова, указывает только на более
верные и ближайшие средства для достижения известных реформ,
подвигающих человечество вперед. Знанием можно пользоваться различно,
и смотря по тому, кто им пользуется, оно может быть действительным
благодеянием или действительным злом. Я убежден, например, что
абстрактная философия в руках обскурантов была величайшим орудием для
угнетения европейского ума... Недаром Наполеон I покровительствовал
идеологам и поощрял их занятия. Он очень хорошо знал, что пока люди будут

190
H. A. Серно-Соловъевич
оставаться в отвлеченных сферах мышления, под носом у них можно
совершать все, что угодно, не нарушая ни паразитного спокойствия их, не
возбуждая и негодования в их холодном, филистерском сердце.
Теперь для самого недалекого наблюдателя становится ясно, что такое
знание положительно хуже всякого незнания. Если наука стоит в борьбе
с действительными интересами человека и общественной его жизни, то она
без особенного огорчения для нас может отойти в область почтенного и
никому не нужного археологического мусора. Что, например, могло
произойти путного от такой науки, как геральдика? А между тем человек
ухитрился и эту дребедень возвести на степень систематического и
специального изучения. А мало ли придумано подобных наук или, вернее, много
ли в нашем обладании таких знаний, которых результаты имели бы в виду
строго-реальную сторону человеческих обществ? Вот почему и в наше
время наступает необходимость ликвидировать более половины недвижимых
имуществ человеческого ума и заменить их движимыми и живыми
приобретениями.
На каждый век и на каждое мыслящее поколение приходилось по своей
задаче. Задача нашего времени состоит в том, чтобы пересмотреть,
объяснить и привести в общее сознание идею общественной жизни, изменив ее
условия, насколько они полезны общечеловеческому благосостоянию.
Поэтому возникает потребность в новой, по преимуществу науке
общественной. Какова бы ни была судьба ее впоследствии, но она станет во главе
всего умственного движения и будет управлять ходом мировых событий.
Это так же верно, как верно и то, что средневековая схоластика не
воротится назад и не вытеснит собою новых понятий, завоеванных на ее
полусгнившем трупе. Попытки создать общественную науку, с ее всемирным и
чисто-практическим значением, уже давно начинают проявляться; с этою
целью составляются ученые конгрессы, съезды; обмен идей и наблюдений
становится быстрее и шире, но все это только одни попытки, которые дают
чувствовать, что потребность в новом знании действительно существует.
Потребность же эта вызывается изменением общечеловеческих
отношений, для которых старые понятия делаются неудовлетворительными, и
потому обновление научных начал, методов и приема наблюдений, пересмотр
и дополнение прежних выводов существенно необходимы. Благодаря тому,,
что современное естествознание сумело стать вразрез со старыми
рутинными приемами научного исследования и разорвало всякую связь с
метафизическими пошлостями, оно привлекло на свою сторону самые
энергические умы и стало лучше других наук удовлетворять требованиям
настоящего поколения. Я не сомневаюсь, что естественные науки в будущем
развитии человечества займут одно из первых мест, но напрасно думаег
наша молодежь, что на этом должна остановиться работа современного
мыслящего человека. Если естествознание ограничится одними научными
выводами, не имея в виду общественных вопросов,— оно попадет в ту же

О новой науке
191
филистерскую колею, в которую попала и отвлеченная философия. Вот
почему, мне кажется, между общественной наукой и естествознанием
должен произойти — и чем скорее, тем лучше — обмен главных сил их, то есть
одна может позаимствоваться у другого превосходным методом и дать емуу
в свою очередь, превосходные стремления...
Главный недостаток общественной науки заключается именно в
отсутствии правильного метода и той массы фактов, которые необходимы для
окончательной постройки ее. Самое точное из общественных знаний,
статистика, далеко еще не располагает средством, нужным для
удовлетворения громадных требований, предъявляемых новыми общественными
условиями. Статистические данные необходимы для удовлетворительного
решения важнейших политико-экономических и финансовых вопросов и, без
всякого сомнения, могли бы облегчить решение многих антропологических
задач. Но, как ни драгоценны заслуги некоторых деятелей этой науки, она
далека еще от положительных результатов; привести ее в такое
положение — труд, превышающий силы самых даровитых и энергических
личностей, отдельно взятых. Сравнительная статистика еще, можно сказать,
в зародышном состоянии. По мере ее развития, с одной стороны, все
рельефнее обрисовывается ее польза, с другой — оказывается, как
неудовлетворительна полнота ее, при которой она могла бы получить все свое
законное практическое влияние. Социальная экономия успела в новейшее
время облегчить некоторые из зол, причиненных меркантильною теориею,,
и приобретает все большее значение. Но едва ли можно ожидать, чтобы
она имела прочные основы. Большая часть ее обширной области — еще
terra incognita. Она не может указать почти ни одного окончательно и со
всех сторон решенного, ни одного бесспорного вопроса. Те немногие общие
истины, которыми она может похвалиться (напр., что всякая свободная
деятельность выгоднее несвободной), были скорее угаданы, чем доказаны
гениальными мыслителями. Только по мере практического приложения
этих истин накопляются доказательства в их пользу. Потому-то они и
применяются так медленно. Несмотря на осязательность доводов, противники:
все еще имеют возможность противополагать им те или другие
невыясненные факты и таким образом спутывать понятия. Но таких общих и в
высшей степени важных истин социальная экономия может выставить весьма
немного — может быть, две-три, и притом даже они не вполне
сформированы в точные законы, потому что из них сами экономисты подчас
допускают изъятия. Затем, даже важнейшие вопросы любимых отделов
экономистов — производство и потребление — не решены окончательно, в чем
нетрудно убедиться, сличив любых два или три политико-экономических
трактата. Что касается вопросов распределения богатства, то даже до
настоящего времени люди, вникающие в них с надлежащею смелостью и
глубиной, внушают страх и недоверие большинству экономистов. Наконец,
известно всякому, занимавшемуся этою наукою, что самая терминология

192
H. A. Серно-Соловьевич
ее, часто смешивающая под тем же словом разнородные понятия,
представляет на каждом шагу самые серьезные затруднения. При ближайшей
поверке оказывается, что самые сильные мыслители, работавшие над этой
наукой, не всегда преодолевали эти затруднения. Но и тут опять надо
сказать, что при всем добром желании экономистов, едва ли им удастся
двинуть вперед свою науку, пока они не будут иметь несравненно большую
массу материалов для своих выводов. Вся логика бесспорно первоклассных
современных мыслителей, стоящих во главе различных экономических
школ, не может пополнить пробелов, производимых недостатком
надлежащего количества фактов. Подобно всем органическим законам,
управляющим жизнью, экономические законы вернее всего могут быть открыты
рядом наблюдений. Конечно, иногда может удаваться открыть их и априо-
рически,— только и тут, как вообще, гораздо больше шансов против, чем
за. Это вполне подтверждается медленными успехами науки со времени
Адама Смита, несмотря на большое количество появившихся трактатов.
При таком состоянии политической экономии, чжсто-финансовые вопросы
сводятся на трескотню фраз, до того избитых, что жизнь и теория не имеют
никакой надобности справляться друг с другом.
Это как нельзя лучше выяснилось, между прочим, лозаннским
международным конгрессом о налогах (1860 г.) 3. Вместе с тем выяснилась и
беспомощность науки. Конгресс превосходно выполнил критическую часть
своей задачи, доказав нерациональность всех существующих налогов. Но
он не мог согласиться относительно какой-нибудь новой системы.
Большинство составилось посредством компромисса между двумя мнениями,
как будто бы дело шло о торжестве политической партии. Наконец, в
самых заключениях этого коалиционного большинства высказалось
недовольство против слабых политико-экономических познаний публики,
недовольство, которое в данном случае справедливо было бы направить против
недостатка положительных данных, имеющихся в распоряжении самой
политической экономии.
Обращаясь к сфере юридических наук, найдем то же самое.
Международное право гораздо сильнее в настоящую минуту практическими
представителями, чем теоретическими. Вопросы, стоящие в нем на очереди,
решаются обыкновенно с плеча, посредством условленных
дипломатических приемов, без всяких справок с действительными интересами народов.
Криминалисты до >сих пор еще не покидают усердных, но бесплодных
попыток создать удовлетворительную уголовную теорию; а между тем
правительства продолжают свои репрессалии, не вдаваясь в разбор юридических
тонкостей о разумности и справедливости наказаний. Усилпя почтенных
деятелей науки ясно доказывают необходимость реформ, но вместе с тем
заставляют сомневаться, чтобы их наука достигла существенных
результатов, пока не оставит своей метафизической почвы и не станет на более
прочные опоры. В то время как криминалисты тщетно придумывают фи-

О повой науке
Алексеевский* равелин. Здесь в каземате № 16 с 7 июля 1862 г. по 5 июпя1865г*
содержался Н. А. Серно-Соловьевич.
Фотография 1873 г.
Музей Революции Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС,
Ленинград
лософское оправдание установлению, быть может и неизбежному при
устарелых социальных отношениях, но во всяком случае
глубоко-оскорбительному для человечества по своему значению, глубоко-возмутительному по
своим непосредственным результатам, установлению, дающему людям на
выбор дилемму безнадежной испорченности или бесконечной глупости,—
втихомолку, почти незаметно для масс, совершается одно из
замечательнейших явлений новой цивилизации. Под это установление, под самые
основы патронирующей его науки подкапываются исследования,
по-видимому, совершенно чуждые ему. Естественные науки, укладывая
метафизику в архив ненужного хлама, колеблют в самых основах нынешние
уголовные теории. Столь же сильно колеблет цивилизация, во всех ее формах,
старинные гражданские отношения, покоящиеся на пресловутом юстинья-
новском кодексе4... Некоторые из этих отношений, чисто-юридического
характера, уже преобразованы практически у многих народов. В
короткое время они успели дать такую громадную массу данных в пользу этих
13
Н. А. Серно-Соловьевич

194
П. А. Серпо-Соловъевич
новых форм, что ов сфере гражданского права сомнения и споры о них
сделаются положительно невозможными, как скоро эти результаты будут
тщательно подобраны и приведены в систему. Напротив, все вопросы
гражданского права, касающиеся экономических отношений, принадлежат к
величайшим из спорных вопросов, занимающих человечество, и для
научного разъяснения их имеется еще чрезвычайно мало фактов.
Те же мысли можно применить и к некоторым другим наукам. Так,
например, упреки, сделанные истории незабвенным, так рано похищенным
у человечества автором «Истории цивилизации Англии» 5, безусловно
справедливы. Но, опять-таки, нельзя не сказать, что вполне основательные его
требования решительно невыполнимы, по отсутствию собранных данных.
Его собственный пример доказал, что попытка написать историю даже
одной страны —' как он понимал это дело — требует усилий, слишком
несоразмерных с настоящими условиями знания. А геройское
самопожертвование каждого отдельного мыслителя, подобного ему, составляет для
человечества слишком чувствительную утрату. О других науках не буду
упоминать4, ^тоб не увеличивать размеров статьи,— приведенных положений
достаточно для уяснения моей главной идеи. А идея эта состоит в том, что
в настоящее время понятия и отношения изменяются так быстро, а
возникающие из них требования становятся так велики, что общественная
наука не в, состоянии удовлетворить им при своих нынешних средствах.
От нее требуют законов, управляющих жизнью,— а она должна еще
заниматься черною работою собирания материалов, без которых нельзя
вывести ни одного положения. Весь материал, накопленный прежними
поколениями, оказывается недостаточным или неудовлетворительным. Его
приходится собирать по зернышкам из огромных куч разного негодного старья,
очевидно затрудняющего и замедляющего работу. Причиною этого,
конечно, коренное изменение понятий. То, чему прежние поколения придавали
первостепенное значение, считается нынешними совершенно нехорошим.
И потому в подонках старых обществ искать чего-нибудь поучительного
нет никакой надобности, разве только необходимо уловить нить явления,
например, такого, как пауперизм и рабство, которого корни лежат в
безобразных массах исторической ломки, происходившей в организации
человеческих отношений. Ясно, что, при подобной разнице воззрений,
прежнее время не могло приготовить материалов для решения важнейших
вопросов, нас занимающих. Это одно. Другое — не менее важное —
обстоятельство в том, что территориальные разграничения, которых держались
в большей части научных вопросов, оказываются слишком тесными;
законы, управляющие обществами, не могут быть выведены из наблюдений над
отдельными частицами обществ. А между тем общественная наука, хотя
и пробовала прилагать к некоторым из занимающих их вопросов
сравнительный метод, пользуясь данными, доставляемыми различными нациями,
но никогда не применяла его в надлежащей полноте; большею частью она

О новой науке
195
ограничивалась данными отрывочными, часто не разобранными
критически. Даже статистика, самая точная из общественных наук, а потому
действующая успешнее других, не дает материалов для решения многих
общественных вопросов, выдвигаемых на первый план развивающеюся цивили-
зациею,—каковы, например, вопросы о распределении богатства, о законах
рождения и смертности, прибыли и убыли народонаселении.
Кроме того, нельзя не обратить внимания на солидарность,
возрастающую между науками по мере их развития. Чем очевиднее становится их
значение для современных обществ, тем сильнее они должны опираться
одна на другую. Экономисту, историку становится решительно
невозможно продолжать своих исследований без знания, по крайней мере, главных
положений естественных наук. В свою очередь, их науки могли бы
значительно облегчить трудное дело естествоиспытателей, открывая законы,
управляющие обществами, или, по крайней мере, доставляя осмысленные
факты и достоверные данные. Взаимное содействие каждой из этих наук,
как я уже заметил выше, не только полезно, а положительно необходимо,
но по мере того, как этот круг принимает правильную форму, становится
ясно, что ему недостает центра.
Создание такой центральной и верховной науки было бы важно во всех
отношениях. Ее содержание определяется само собою, когда
присматриваешься к современному направлению и содержанию всех наук вообще.
Отвлеченные теории так изолгались и опошлели даже в глазах их лучших
представителей, что им никогда уже не поправить своего рухнувшегося
кредита. Научные исследования преимущественно имеют в виду живое
общество, со всеми его нуждами и потребностями. Между тем нет науки,
которая бы занималась этим предметом в его полном объеме, в его
многочисленных видоизменениях. Нет науки, которая изучала бы современный
организм живущих обществ в такой полноте, в какой мы желаем узнать его
у отживших обществ, изучая историю. Множество наук знакомят нас с era
различными частями, но его общий вид остается вне исследования.
Удивительно ли, что истории не удается восстановить его вполне за прежнее
время? Может ли быть вполне плодотворно изучение частей, когда целое
остается неизвестным? Да и может ли при таком условии это частичное
изучение быть вполне удовлетворительным? Физиология и теперь не
может похвалиться слишком большими успехами,— но что было бы с нею,
если бы она распалась на науку о мозге, науку о сердце, науку о желудке
и затем забыла бы, что совокупная деятельность всех этих отдельных
факторов образует живой организм? Одна такая мысль возбуждает
улыбку. Разве не менее странно, что общественные науки, изучая различные
части общественного организма, оставляют без внимания самый организм,,
самое общество, в котором проявляется совокупная деятельность этих
частей? Мысль немецких ученых, желавших иметь в статистике
«остановившуюся историю» или «покоящуюся действительность», была верна в
13*

196
H. A. Серно-Соловьевич
том смысле, что подобная наука действительно необходима. Но они
ошибались, желая обратить в такую науку статистику, имеющую свой
специальный круг исследований, в который нет возможности уместить всех
социальных вопросов.
Все это приводит к той мысли, что нынешнее развитие знаний требует
новой науки, науки об обществе (социологии). Она должна обнимать очерк
положения и размеров внешнего вида страны, ее социальный характер,
то есть все, могущее дать понятие о важнейших моментах общества:
развитие городской и сельской, местной или центральной жизни,— значит,
характер городов и сел, удобства сообщений, торговые и промышленные
центры; деление народа на сословия или касты (политическое и
юридическое деление) ; экономическое деление по занятиям; численные отношения
классов; внутренние числовые отношения по полу и возрасту, равновесие
половых отношений и политическая равноправность мужчин и женщин;
внутренний общественный быт: нравы, обычаи, предрассудки, одежда
и т. д.; размеры, характер производств и рабочая плата; валовой доход и
падающие на него налоги; способы взимания и употребления их (не с
финансовой, а с социальной точки зрения) ; правительственная организация,
образование и средства распространения его в массе, характер
преступлений и наказаний; степень образования и экономическое состояние
преступников.
Тому, кто не вникнет в сущность дела, подобная наука может с первого
взгляда показаться утопией или компиляцией данных из всех других наук.
Но человек мыслящий^ конечно, не сделает подобного возражения.
Бесспорно, каждая из современных наук должна будет доставить данные для
социологии. Но в ней все эти разрозненные части получат вид целого
общественного организма. Говоря иносказательно, социолог даст им душу,
вдохнет в них гений. Он будет1 относиться к географу, статистику, юристу,
политикоэконому почти так же, как физиолог к анатому. Он представит
географические местности, населенные живыми людьми, с их нравами,
обычаями, предрассудками, верованиями, добродетелями, пороками,—
словом, со всем тем, что рассудок так часто советует презирать и ненавидеть,
а сердце не может перестать любить. Он оживит цифры, раскрыв их
действительный смысл, рассказав их тайную, неотразимую и ужасную силу,
приподняв их покров, скрывающий песчинки наслаждений и горы
страданий и мук. Он снимет с подложных истин и общепринятых кумиров
лучезарный ореол правды, ослепляющий человечество, и заставит внимательно
рассмотреть их. Словом, он потребует полной ликвидации отживших
понятий и принятия новых, имеющих действительную ценность. Данные,
доставляемые другими науками, будут для него большею частью только
сырым материалом. Ему придется приводить их в систему, группировать,
дополнять, проверять, выводить их причины и последствия. Но
несравненно большую массу материала доставят ему непосредственные наблюдения

О новой науке
197
над общественною жизнью, свои и чужие. Тысячи житейских
подробностей, ускользающих от других наук или пренебрегаемых ими как мелочи,
пустяки, найдут себе место у него, как истинные сокровища. Помощью
их он, может быть, уяснит людям, что в жизни обществ, как в
природе, нельзя провести черты между великим и малым, ничтожным п
важным!
На труд, этот, конечно, потратится много сил и временп, прежде чем
достигнутся удовлетворительные результаты, но тут каждая минута
труда и каждая капля потраченной силы будут иметь полнейшее применение
к благосостоянию людей — этой первой и главной задаче человеческой
деятельности. Для нас, русских, этот труд тем легче, что за нами нет таких
преданий, с которыми бы стоило вести напряженную борьбу,—а перед
нами еще так много нетронутых вопросов, что разрешение их,
благодаря развитию общественной науки, примет более правильный и короткий
путь.
Весьма вероятно, что при достаточном развитии общественной науки
влияние ее на сродные ей науки обнаружится особенно сильно в двух
отношениях: излагая результаты наблюдений и выводя заключения из
сравнения целого ряда наблюдений, она будет наукою строго-опытною.
Весьма вероятно, что она укажет возможность сродным ей наукам усвоить
себе сравнительный метод. Это сильно помогло бы их развитию. Алриори-
ческий и гипотетический методы, которых держится большая часть пз них,
имеют неоспоримые достоинства; но употребляемые отдельно,, без контроля
более точных методов, они имеют бросающиеся в глаза недостатки: они
обыкновенно приводят к предвзятым результатам и не исключают
возможности одному гадательному предположению противопоставить другое.
Потому-то многие общественные и все философские науки и представляют
такое множество разноречивых систем, не приводящих к положительным
результатам и даже не обещающих их в далеком будущем. Только усвоив
себе точные методы, могут они надеяться разъяснить мало-помалу хаос
мнений и понятий. Во-вторых, можно надеяться, что социология ускорила
бы реформу в самом содержании некоторых из этих наук. Без всякого
сомнения, чем яснее люди будут понимать состав обществ и условия
жизни большинства, тем быстрее будут изменяться их нынешние понятия.
Очень может случиться, что правильное и подробное сравнение быта,
привычек, понятий образованных и необразованных, богатых и бедных,
трудящихся и привилегированных классов различных стран заставит изменить
многие из обиходных взглядов о племенных преимуществах, народных
свойствах, врожденных понятиях, различных экономических явлениях
и т. д. Во всяком случае, изменятся ли эти взгляды или укрепятся, их
можно будет проверить обширным сравнением, при котором будет видна
вся обстановка основных фактов. Еслрг статистика успела в короткое время
бросить свет на некоторые общественные и нравственные вопросы, над

198
H. A. Серно-Соловъевич
решением которых отвлеченное мышление напрасно трудилось целые века,
то общественная наука, вероятно, будет действовать еще успешнее в том
же смысле: при одинаково точном методе она обнимет не только большее
количество явлений, но обнимет их полнее, многостороннее.
Пришлось бы напгхсать очень много страниц, чтобы перечислить все
выгоды, которые могла бы доставить социология. Но их сразу оценит
всякий, кто вникнет в значение двух приведенных предположений. К ним
надо разве прибавить несколько соображений, относящихся, так сказать,
до экономии знаний. Громадное количество социологического материала
рассеяно в отдельных книгах и статьях, иногда научного, чаще чисто
литературного содержания. Для развития знаний он незаметно приносит свою
пользу и в этом виде. Но пока его не соберут в одно целое, он вовсе не
служит к изучению и открытию истории общих законов. Часть его
попадает в разные науки, где приводится в подкрепление каких-нибудь
отдельных, часто опровергающих друг друга положений; но еще больше
пропадает бесследно. Какое множество наблюдательных умов упражняет свои
силы в писании повестей и романов. Не спорю, многие из них имеют
весьма важное, даже общечеловеческое значение. Но, смотря на предмет с
точки зрения экономиста, невольно придаешь вопросу такой оборот: следует
ли радоваться обществу, имеющему вдоволь необработанной земли и
нуждающемуся в хлебе, когда лучшие работники обращаются к кондитерскому
производству? Громадная масса наблюдательной силы, искажаемая теперь
вымыслом и идущая в этом виде на увеселения досугов праздных людей,
могла бы послужить в общественной науке к уяснению вопросов, важных
для всего человечества. Очевидно также какое громадное количество труда
сберегла бы наука будущим поколениям.
Не думаю, чтоб было нужно долее настаивать на общечеловеческом
значении и пользе общественной науки. Трудно [ждать], чтобы ее стал
оспаривать сведущий и образованный человек. Главный вопрос в том,
как создать эту науку? Очевидно, громадность труда требует совокупных
усилий весьма значительного числа лиц. От каждой страны и от каждой
местности в стране потребуется много деятелей и разнороггных
специальных познаний. Поэтому новейшая мысль об основании ученых обществ,
съездов и о постоянном обмене идей всего лучше применяется к
разработке общественной науки.
Я вполне сознаю, что было бы и приличнее, и действительнее, если бы
заявление этой мысли сопровождалось хорошим социальным сочинением,
хотя бы по одной местности. К несчастью, хорошие мысли слишком часто
приходят людям, не имеющим никакой возможности осуществить их. А кто
имеет эту возможность, тому я могу предсказать и успех, и наслаждение
свежего и благотворного труда. Вот почему я обращаюсь к молодому
поколению и указываю ему превосходный исход его умственного непотизма и
шатания от одной идеи к другой... Облегчить людям их будущие страда-

О новой науке
199
ния должно быть большим наслаждением, но облегчить их силой ума и
науки есть вместе с тем и величайший подвиг.
Если до сих пор не создалась общественная наука, то это только
доказывает, что люди предшествовавших поколений не вполне сознавали
солидарность, связывающую все человечество, не вполне понимали, что его
существование управляется известными законами. Нынешние поколения
доразвились до такого понимания благодаря массе накопленных знаний,
и потому они могут создать эту науку.

НЕСКОЛЬКО РАЗМЫШЛЕНИЙ, ВЫЗВАННЫХ ПОУЧЕНИЕМ,
СЛЫШАННЫМ 8 СЕНТЯБРЯ
(Записано по приглашению отца протоиерея Полисадова)
Не касаясь чисто богословской части поучения, я изложу несколько
мыслей об одном затронутом им вопросе, величайшей практической
важности, вопросе общечеловеческом и вековом.
Поучение заключалось увещанием исполнить долг гражданина и
присоединить свои мольбы к единодушным мольбам всего народа об успехах
нашего оружия в восставшем крае. При этом красноречиво указано на
воодушевление и патриотизм всех сословий и особенно на трогательную
ревность простого народа.
Ежедневный опыт, к сожалению, показывает, что взгляды на
житейские отношения не всегда одинаковы у духовного п гражданина. Но,
казалось бы, в вопросе, о котором идет речь, разномыслие не должно бы иметь
места. Тут чувства истинного гражданина, то есть человека, сознательно
и просвещенно любящего отечество, должны бы совпадать с чувствами
и мыслями лиц, говорящих во имя религии, религии, опирающейся на дух
евангельского учения, проникнутой этим духом, служащей его живым
олицетворением. Такая религия и такое гражданское чувство, по моему
крайнему разумению, должны быть исполнены, в виду обстоятельств, о
которых идет речь, одним, только одним чувством: глубочайшим сокрушением.
Истинный гражданин — с политической точки зрения и по политическим
причинам,— истинный христианский пастырь — по религиозным
побуждениям — должны, кажется мне, горько, горько скорбеть о подобных
несчастиях и по мере сил содействовать прекращению их. Но воодушевление,
проявляющееся при подобных случаях в народе или возбуждаемое в нем,
способно только возвысить, а не уменьшить меру бедствий. То, что
обыкновенно выдают в таких случаях за патриотизм, есть искажение и
непонимание этого священного чувства. Это меха, раздувающие пламя. Для
болезни, возбужденной бушеванием страстей, заглушивших голоса любви и
рассудка, возбуждение этих страстей -- плохое врачевание. Если увлеченные

Страница рукописи «Несколько размышлений, вызванных поучением, слышанным
8 сентября».
Автограф. Хранится в Рукописном отделе Гос. библиотеки им. M. Е. Салтыкова-Щедрина.
Ленинград.

202
H. A. Серно-Соловъевич
страстями, государственные люди забывают в порыве борьбы религию,
человечность, справедливость и даже благо отечества, если невежественные
и немыслящие толпы предаются чисто зверским порывам,— то тем
священнее, тем важнее, по-моему, долг служителей алтаря и истинных
граждан озарять светом христианской любви, истины, разума, положение, в
котором страсти и льющаяся кровь способны произвести только кроваво-
непроницаемый мрак.
Не стану касаться здесь политической и гражданской сторон
несчастной, братоубийственной борьбы. Скажу только, что сведущему и
мыслящему человеку не трудно доказать, что каковы бы ни были ее ход и
исход — она была, есть и будет величайшим несчастием для отечества.
Россия не может ею 'ничего выиграть, но теряет громадно во всех отношениях.
Тут не может быть ни славы, ни выгоды. Если бы за каждую каплю
русской крови было пролито сто ведр польской и за каждую русскую копейку
потрачено сто рублей польских, то все эти потери братьев-врагов не только
не облегчат ни на одну драхму наших потерь,— но, напротив, сделают пх
тяжеле всею своею тяжестью. Против нашей крови и наших денег льется
кровь и тратятся деньги наших братьев, единоплеменного нам народа и
на вечные времена нашего непосредственного соседа. Тяжбы, подобные
нашим, не примиряются оружием. Оно может на время залить их кровью,—
но только для того, чтобы они возобновлялись с возрастающею яростью,
постоянно усиливаемою предыдущими потерями. Рассудок и история,
прошедшее и настоящее неотразимо доказывают правильность этого
положения. Таков, по-моему, в общих словах должен быть взгляд истинного
честного гражданина.
Сан духовного, думаю я, не исключает ни понятий, ни чувств
гражданских. Но если бы даже он ограничился исключительно религиозною
точкою зрения, как должен он относиться к подобному кровопролитию? Что
говорит Евангелие, что заповедал спаситель? Приказывал он,
благословлял, разрешал или хоть извинял ли когда-нибудь насильственное пролитие
крови? Никогда. Он высказался об этом вопросе положительно, неотразимо
ясно и притом в одну из торжественнейших минут своей жизни. Он
приказал взять в Гефсиманию два меча именно с тем, чтоб высказаться об этом
фатальном для человечества вопросе. Обнажался ли когда-нибудь меч за
более правое дело, как меч Петра? и заслужила ли ему правота его дела
похвалу или благословение? «Вложи меч в ножны, ибо вынимающий его
от него и погибнет»,— вот что было сказано ему. Знаю, что против этого
обыкновенно приводят примеры Ветхого завета, оправдывающие будто бы
войну. Но может ли перевесить весь Ветхий завет, в глазах церкви, единое
слово того, чье имя она приняла? Да или нет? Середины и компромисса
тут быть не может. По закону Моисея, следовало воздавать оком за око,
-зубом за зуб. По закону Иисуса, следует любить ненавидящих,
благословлять клянущих, подставлять десную, ударяющему по шуйце. Чьему уче-

Несколько размышлений 203
нию следует церковь — Моисея или Христа? По имени, я знаю, Христа.
Но отчего же дело доказывает противное? Конечно, из всех бичей,
которыми поражает себя человечество, самьгй ужасный, самый ненавистный и
самый противный духу христианского учения — война. Ею совершается не
одно или другое преступление, а все преступления вместе взятые и
притом в гигантских размерах. Оправдания ей никогда не может быть, потому
что в основании ее всегда лежат невежество, несправедливость, насилие,
властолюбие или честолюбие. Конечно, атакованный должен защищаться;
но нет сомнения, что при строго беспристрастном разборе всегда во всякой
войне виноваты страсти людей, власть имеющих, с каждой стороны. И
однако, когда, в какую эпоху духовенство — какого бы ни было
исповедания — восставало против войны вообще или против каждой начинаемой
войны в отдельности? Оно, столь богатое и щедрое громами против
преступлений, пороков и даже слабостей отдельных убогих, ничтожных
людишек, имело всегда — больно сказать — благословения для этого
колоссального преступления, для убийства, разбоя, грабежа, насилия,
возведенных в превосходную степень. Перед каждой резней оно воссылает моления,
после каждой удачной бойни благодарения — и к кому же? К тому, кого
зовут богом мира и любви, к тому, кто в самую скорбную минуту разлуки
горько упрекал одного из любимейших учеников за обнажение меча в его
же защиту? Неразумная толпа может верить в силу подобных молитв. Она
даже не соображает, что в те самые минуты, как она молит об
истреблении неприятелей,— они в свою очередь молят того же бога об истреблении
ее самой и что после каждой удачи — которых так много в каждой войне —
каждая сторона призывает бога в свидетели правоты своего дела.
Мыслящий человек не может не смотреть на это с глубоким сокрушением. Он
знает, что точно так же поступали и жрецы истуканов, и убежден, что если
только подобные кровавые молитвы доходят до бога, они должны гневить
и оскорблять его, будучи прямо противны и понятиям о существе бога и
всему учению Иисуса Христа.
Я не настолько наивен, чтоб предполагать, что духовенство могло бы
заставить вложить в ножны уже вынутые мечи, но, без всякого сомнения,
оно могло бы сильно содействовать, чтоб они реже вынимались. Если бы
оно следовало примеру Иисуса Христа и так же бесстрашно, как он,
служило истине, а не сильным мира сего,— его прямое призвание было бы
не благословлять проливающих кровь, а решительно и настойчиво
проповедовать, что кровопролитие во всяком случае грех перед богом и
преступление против людей. Когда бы две таких страшных силы, как авторитет
церкви и народное мнение, лежали всем своим грузом на весах мира, а не
войны, как было до сего дня, можно безошибочно утверждать, что все те,
в чьих руках лежат судьбы народов, вдесятеро крепче зануздывали бы свои
страсти, прежде чем посылать на бойню десятки и сотни тысяч
людей. *

204
H. A. Серно-Соловъевич
Людей, говорящих о всеобщем мире, называют утопистами. Но тот, кто
несколько знаком с историею развития мыслей, знает, что невежество во
все времена поносило и преследовало все, что выше его узкого понимания.
С другой стороны, тот, кто хоть бегло проследит судьбы человечества,
должен будет сознаться, что, сравнив настоящее с прошедшим, можно без
большого риска утверждать, что придет время, когда люди не будут
бичевать себя войнами. Тому назад несколько веков война считалась
благороднейшим занятием, чуть не назначением государств; одна война
прекращалась для того, чтоб смениться другою. Теперь уже на нее смотрят с ужасом
и отвращением как на несчастие, и десятки лет проходили для Европы
мирно. Эта благодетельная перемена — результат смягчения нравов —
произведена развитием знаний, распространением образования, деятельностью
ума, к которой церковь обыкновенно относится не дружелюбно, а скорее
враждебно. Я не настолько знаком с духовною литературою, чтоб
утверждать, что в среде духовенства различных исповеданий не было почтенных
личностей, смотревших на этот вопрос с истинно-христианской точки
зрения. Однако едва ли я ошибусь, сказав, что никогда никакое духовенство
(за исключением квакерской и, быть может, еще нескольких сект) не
противодействовало войне так систематически, неуклонно, энергически, как
это делала наука. Между тем круг действия науки едва ли простирается на
столько тысяч людей, сколько миллионов находятся под влиянием церкви.
Стало, духовенство имело всегда и в тысячу раз больше средств для
противодействия злу и могло бы получить в тысячу раз благоприятнейшие
результаты. Если наука, имея против себя и невежество масс и силу
сильных и послабление церкви, достигла в этом вопросе до нынешних
результатов,— как бы громадны были они, если бы церковь действовала бы в том
же духе! Но в то время как отдельные, малочисленные деятели науки,
движимые высокою любовью к человечеству, бесстрашно боролись против
этого зла,— духовенство или равнодушно смотрело на их усилия, или
действовало прямо против них, раздавая благословения воюющим. Оно
никогда не становилось на сторону слабых, как всегда поступал Иисус
Христос,— но постоянно держало сторону силы, прпкрывая своим авторитетом
ее несправедливости.
Конечно, ни один мыслящий человек не станет требовать от сословия,,
чтобы оно неизмеримо возвысилось над уровнем века. В те варварские
времена, когда епископы выезжали, закованные в железо на поле битвы,
когда фанатические монахи водили одну часть света истреблять другую,
когда Пересвету и Ослабе приходилось становиться в ряды Донского \
или даже позже, когда в течение 30 лет одна половина Европы истребляла
другую по поводу богословских разномыслей2, когда костры и пытки
инквизиции считались самыми убедительными аргументами,— в подобные
эпохи духовенству трудно было не быть апостолами войны и истребления.
Но по этому же нельзя допустить, чтобы оно, окоченев на одной точке, от-

Несколько размышлений
205
носилось по-прежнему к этому вопросу в XIX столетии, когда
человечество быстро идет вперед. Правда, коренная противоположность церкви и
науки в том, что принцип последней — постоянное совершенствованпе
своих начал, стало, непрерывное движение, тогда как принцип первой —
совершенство или неподвижность; но ведь в настоящем вопросе
основным началом церкви, кажется, должны бы быть любовь и мир, а не
ненависть и война.
В Западной Европе образование идет вперед такими быстрыми
шагами, что, вероятно, оно успеет в течение каких-нибудь ста лет даже без
содействия духовенства окончательно восстановить общественное мнение
против войн и таким образом сделает их невозможными, исключая случаев
всеобщей защиты слабых против угнетения сильных. У нас, напротив,
отношения науки к массе населения едва ли благоприятнее, чем было в
Европе в средние века. Между тем ни одно государство не могло бы в
такой степени содействовать водворению всеобщего мира, как Россия. Ей это
возможно и по политическому значению, и по географическому
положению, и по территориальным условиям. Но она не будет в состоянии сделать
ни одного шага к осуществлению такой великой роли, пока у ней в ногах
порабощенная Польша, мешающая ей двинуться вперед в каком бы ни
было отношении. Таким образом, и с общечеловеческой, и с христианской
точки зрения, как и с гражданско-патриотической, приходится оплакивать
несчастную борьбу и ее основную причину: несчастные отношения России
к Польше, установившиеся в грубые времена насилия и нисколько не
сообразные ни с духом века, ни с понятиями образованного мира, ни со
здравою политикою, ни с народными интересами, ни, наконец, с духом
христианства.
Церковь постоянно проповедует наложение оков на ум. Это легко
объясняется тем, что движение и неподвижность естественно противоположны
друг другу. Но странно, что церковь при этом не принимает в
соображение, что совершенные начала, представительницею которых она называет
себя,— но самой высоте своей могут быть вполне усвоены только высоко
развитыми умами. Невежество и ограниченность не способны
проникнуться высокими истинами, которые, при всей кажущейся простоте,
чрезвычайно трудно осуществимы на деле, требуя постоянной и неослабной
работы над собою. К такой работе люди, уровень которых низок, решительно
не способны. Потому и выходит, что большинство почти машинально
повторяет слова, не вникая в их смысл и не умея применить его к делу.
Оттого беспрестанно встречается, что люди безусловно принимающие каждый
догмат церковного учения, поступают вроде язычников и дикарей, — а,
напротив, люди оспаривающие весьма многое в этом учении, на практике
исповедуют важнейшие основы Христова учения. Но кого предпочтет иметь
другом благой и умный господин: того ли, кто говорит на каждое слово
«да, господи», и целует его руки, и падает в ноги, а отойдя на шаг,

206
H, A. Серно-Соловъевич
поступает во всем наперекор ему,— или постоянно спорящего с ним, но
всегда действующего в его духе? Кто знал закон лучше книжников, кто
точнее фарисеев исполнял каждую букву его? и как смотрел на них, как
отзывался о них Христос? А самарянка, вступившая с ним в прение, и
приведшая доводы, соответствовавшие духу его учения более, чем его
собственный ответ,— была отпущена с похвалою. С другой стороны, в притче о
страшном суде 3 никто не хвалится за то, что столько-то раз в день
молился или соблюдал столько то постов, и нпкто не порицается за
неисполнение этого. Там идет речь о насыщении голодных, одеянии нагих,
посещении страждущих и заключенных — то есть о делах практической любви
к человечеству, что и составляло главную отличительную черту Христова
учения от Моисеева.
Но чем более развивается ум человеческий, тем способнее становятся
люди достигать высокого идеала любви к человечеству. Вникните в учение
нынешних передовых мыслителей. Они поднялись до такой высоты, что;
их любовь не останавливается никакими пределами. В людях они видят
только братьев и практически доказывают свои чувства. Для их любви не-
составляет преграды ни различие званий, ни различие племен,
народностей, исповеданий, религий. Дальше этого нельзя идти. О такой любви
учил Христос. Но духовенство одним своим влиянием не только никого не'
доводило до подобных чувств,— оно в собственной своей среде едва ли
выставит много подобных примеров. Нечего и говорить о чувствах, с
которыми оно всегда относилось к нехристианам; но оно почти никогда не
относилось братски к христианам же, только другого исповедания, а христиан,
отделившихся от его исповедания, всегда считало за врагов или по
крайней мере обходилось с ними как с врагами. Таким образом, и выходит, что
хотя любовь к ближним была одним из существеннейших начал учения
Христа и хотя церковь постоянно проповедует это начало, но для масс
народов, стоящих под исключительным влиянием церкви, понятие
«ближний» сводится к весьма ограниченным размерам людей, соблюдающих оди-
накие обряды. Все остальное человечество эти массы считают скорее
врагами, чем братьями, и эти чувства донельзя способствуют войнам. Десятки
тысяч людей никогда не видавших друг друга, не только не сделавших
взаимно никакого зла, но просто никогда не имевших общих дел, с
неистовством устремляются друг на друга и истребляют себе подобных, как диких
зверей. Возможно ли бы было подобное явление при сознании, что эти
неизвестные люди те, кого Христос велел считать братьями?
Пока ум не был пробужден от вековой летаргии светом знания, война,
насильственное завладение чужими землями и даже целыми народами
составляли главную основу политики на всем земном шаре. Церковь всегда
смотрела снисходительно на такие явные завоевания. Никогда не говорила
она: «Петр, вложи меч в ножны». Проснувшийся ум не только без умолка
твердит это, но он уже начал осуществлять над невнимающими другую-

Несколько размышлений
207
часть изречения: «»вынимающий меч от меча и погибнет». Вникая в смысл
политических событий, нетрудно убедиться, что Европа вступила уже в
такой период развития, когда наступает время расчета за все старинные
насилия и неправды. В основание международных сношений, видимо,
ложатся начала человечности и справедливости, попиравшиеся
предыдущими веками. Но при таких началах прежние неправды не покроются
никакою давностью. Как бы Россия ни отнеслась к этим великим началам —
враждебно или дружелюбно, они во всяком случае возьмут верх в
образованном мире. России не перетянуть всей Европы, да и физическая сила
никогда не может устоять против нравственной. Но для благоденствия
самой России в высшей степени важно, явится ли она добровольно
последовательницею этих начал, или же будет вынуждена к тому силою
обстоятельств. Из нынешних 392 тысяч кв. миль пространства империи, не более
18 тысяч кв. миль составляли основное достояние русского народа. Все
остальное приобретено насильственными захватами в течение последних
четырех веков. Но из этих приобретений огромная часть совершенно
обрусела; другие части, сохраняя национальные особенности, соединены с
Россией) на условиях довольно благоприятных или же малочисленны и
разрозненны. Таким образом, Россия, явясь добровольно представительницею
начала международной справедливости, должна была бы отказаться от
владений, незначительных в сравнении с ее колоссальностью, и без которых
она была бы сильнее, чем теперь. А по применении этих же начал к ее
соседям (к чему неизбежно приведут обстоятельства) она сделалась бы в
короткое время сильнейшею из держав, следуя тем высоким началам во
внутренних делах. Напротив, придерживаясь упорно старинных начал
несправедливых захватов, она неизбежно навлечет на себя в более или менее
близком будущем столько бедствий и такое ослабление, что истинно
русскому сердцу больно подумать об этом. От потерь Крымской войны в
людях, деньгах, флоте, Севастополе, влиянии в Черном море — мы бог весть
когда еще оправимся. Но для человека, осмысливающего события, едва ли
не знаменательнее всех этих потерь потеря небольшой полосы земли. Это
первое вооруженное отнятие у России земель, приобретенных ею оружием
же. Пока в мире господствовала исключительно физическая сила,—
Россия приобретала. Как только начался перевес нравственных сил,— она
начала терять. Это факт огромной и печальной знаменательности. Между
тем пока наша тяжба с Польшей не порешена окончательно и справедливо,
гроза постоянно будет над нашими головами. Громовые тучи могли
безвредно пронестись сегодня, но пока будет существовать причина,
сбирающая их, гром может грянуть каждую минуту и поразить. Притом, как бы
ни силен был патриотизм, чувство справедливости всегда скажет, что
правда в этом несчастном вопросе всегда будет не на нашей стороне. Что за
дело, что другие творили, может, в свою очередь больше нашего
несправедливостей. Сто чужих неправд не сделают одной нашей — правдою. Если

208
H. A. Серно-Соловъевич
теперь льется русская кровь, "мы обязаны этим несправедливостям
предков, насильственно завладевших чужим достоянием. Чем больше крови
мы будем лить, чтоб удержать его, тем тяжеле придется рассчитываться
нашим потомкам, если только не нам же самим на старости лет. Я убежден,
что если бы Россия употребила людей и деньги, потраченные в последнее
столетие в польских войнах, на заселение собственных земель, она давно
имела бы внутри себя населенный край, не меньший Польши, там, где
теперь пустыри.
Любовь к отечеству во мне так сильна, что в ней я не уступлю
перевеса над собою ни одному человеку во всем русском народе. Но во мне
сильно и чувство справедливости, а сверх того вследствие своего уединения
я смотрю на вопрос без страсти, от которой нельзя остеречься никому,
разжигаемому беспрестанными известиями, толками и личным участием в
деле. Потому мысль об этой борьбе вызывает во мне, во всяком случае,
только кровавую скорбь. Слыша о наших неудачах, я скорблю как
русский; слыша о наших успехах, я сокрушаюсь как мыслящий человек,
знающий, что за них придется впоследствии расплачиваться сторицею. Если мы
будем побеждены,— это будет несчастие. Если мы победим,—это навлечет
на нас целый ряд несчастий в будущем. Побежденные — мы будем
обесславлены, победители — не приобретем славы, но возбудим против себя
общую ненависть. При такой страшной дилемме нельзя иметь никаких
чувств, кроме негодования против прежних ошибок и несправедливостей,
поставивших нас в подобное положение, и бесконечного желания, чтобы
мы не оставили подобного же положения потомкам. Но и самое желание
это растравляет сердце, потому что кажется безнадежным. Его мог бы
осуществить только спокойный рассудок, а среди возбужденных страстей
каждая крупинка рассудка столь же драгоценна и почти столь же редка,
как капля воды в спаленной зноем пустыне.

О МЕРАХ К УМНОЖЕНИЮ НАРОДНОГО БОГАТСТВА
И УЛУЧШЕНИЮ МАТЕРИАЛЬНЫХ УСЛОВИЙ НАРОДНОГО ТРУДА
В РОССИИ
Если научные истины имеют какое-нибудь значение, Россия может
быть самою богатою страною в Европе.
Наука о народном богатстве учит, что главный источник богатства
страны — производство, а главные элементы производства — труд и силы
или произведения природы, из которых важнейшая — земля.
Площадь одной Европейской России занимает около 57г млн. кв. верст;
площадь остальной Европы — без Турции — около 4 млн. кв. верст.
Население России почти равно по числу населению Франции и
Великобритании вместе взятых. К этому надо прибавить Азиатскую Россию со всею
неисчерпаемою громадою ее естественных средств.
Обладая в таких размерах главными условиями производства, Россия
может производить больше всех европейских государств, значит, быть
богаче их.
Теперь она — как и всегда было до сих пор — одно из самых бедных
государств.
Это мнение подтверждается: 1) материальным положением средних
классов и особенно всей массы рабочего населения; 2) незначительностью
внешней торговли, средняя цифра которой 1на жителя меньше, чем почти
во всех государствах; 3) меньшим против других больших государств
доходом казны пропорционально населению. В Англии государственный
доход средним числом с жителя с лишком в 3 раза, во Франции с лишком
в 2х12 раза больше, чем в России. Между тем известно, что русскому
народу труднее отбывать свои меньшие подати, чем французам и англичанам.
Это доказывается уже тем, что почти обычный источник покрытия
бюджетных дефицитов — внешние займы.
Все это, несомненно, признаки, что богатство России далеко не
соответствует ее естественным средствам.
В настоящее время это заслуживает самого серьезного внимания.
14 н. А. Серно-Соловьевич

210
H. A. Серно-Соловъевич
Государственные потребности растут с поразительною быстротою. По
Блокку1, в промежуток с 1828—62 гг. бюджет возвысился с 65 млн. до
290 млн. В два последние года налоги увеличились на 64 млн. руб. сер.
А судя по внутренним и внешним займам, есть основания полагать, что
ни один бюджет со времени Крымской войны не уравновешивался иначе,
как при помощи чрезвычайных ресурсов.
В переходную эпоху преобразований такое положение
государственных финансов представляет очевидные невыгоды. Оно необходимо
затрудняет преобразования. Оно вынуждает различные операции по
государственному кредиту, могущие иметь весьма неблагоприятные последствия
для общего экономического положения страны. Оно заставляет возвышать
и без того отбываемые с трудом налоги в такую пору, когда экономические
преобразования делают дорогим каждый лишний рубль в руках народа.
Увеличение народных средств не только желательно, но существенно
необходимо и потому, что существующие налоги, недостаточные для
потребностей правительства, отбываются ценою, страшнейшею самых
страшных жертв,— ценою ослабления физических, умственных и
нравственных сил народа. Громадная цифра питейного дохода возможна только под
условием непомерного пьянства. Если смотреть на дело с общечеловеческой
точки зрения, которая одна и есть широко-государственная, то отмену
откупов только тогда можно бы было считать реформою, вполне удавшеюся
и достигшею своих результатов, когда бы она имела следствием
значительное уменьшение питейного дохода. Казна бы не потеряла,—'это
уменьшение отозвалось бы увеличением других статей. Но народ выиграл бы много.
Если же акциз выбирает из народа такую же сумму, как откуп,— это,
скорей, печальное, чем отрадное явление. Отмена откупов — мера важная и
благодетельная во многих отношениях. Однако не следует до такой
степени увлекаться враждою к этой ложной и развратной системе, чтоб
забывать о неблагоприятных сторонах новой системы или даже считать
выгодою то, что, в сущности,— 'вред. В экономическом отношении бесспорно
и справедливо и выгодно, что барыши откупщиков разделятся теперь всею
массою продавцов питей. Но ведь, с другой стороны, эти барыши могут
чрезвычайно размножить класс людей, занимающихся этою торговлею,
что положительно невыгодно. Этим оторвется множество рук от
производительной деятельности и усилится класс людей, нравственность которого
вообще не считается высокою. Для массы же рабочего населения, в
сущности, нет разницы, попадут ли его деньги в карманы нескольких сот
откупщиков или* нескольких десятков тысяч кабачников.
Неумеренное потребление вина отнюдь не следует считать
доказательством зажиточности народа. Напротив, это положительный признак
бедности. Для всякого привыкшего анализировать причины и значение
общественных явлений это должно быть ясно. Факты из финансов других
государств вполне подтверждают это. Питейный налог существует во всех

О мерах к умножению народного богатства
211
больших государствах. Но он составляет в Пруссии — Vi7 всех доходов, во
Франции — 7э, в Австрии — Vz, в Англии — где пьет каждый и пьет
здорово — 7б. Судя по этому, можно принять, что если бы русский народ
уплачивал питейный налог от своих избытков, государственный доход доходил
бы по крайней мере до 650 млн. А как он почти наполовину меньше, то
очевидно, что народ пропивается. Это обычное следствие бедности.
Частными мерами, вроде возвышения акциза, нельзя устранить зло.
Можно опасаться, что такие меры скорее усилят его. Продавцам вина нет
необходимости возвышать цен. Они могут вернуть излишне уплаченные
суммы порчею качества водки. Это гораздо вернее приведет их к цели,
усилив пьянство. Да хотя бы цена и поднялась, этим только увеличится
расход и обеднение народа, а не уменьшится пьянство. Не хватит у пьяного
денег — он пропьет кафтан и шапку, соху и корову. Если бы пьянство
исцелялось высокою ценою вина, это зло давно было бы искоренено. Зло
имеет такие глубокие корни, что против него бессильны вообще все
прямые меры. Пресечь его можно только великими косвенными мерами:
развитием народного образования и благосостояния. Надо, чтоб народ стал
зажиточнее, чтоб ему не было нужды забываться водкой^ чтоб
производительный труд вознаграждался так же хорошо, как торговля водкой, чтоб
работник понял, что умеренное потребление так же полезно для его
организма, как неумеренное — ядовито *.
Третье обстоятельство, делающее особенно необходимыми меры к
увеличению народного богатства,— конкуренция, встречаемая Россиею во всех
отношениях со стороны западных государств. Они богаче России, и их
благосостояние растет гораздо быстрее. Отношения между народами
становятся с каждым годом теснее и теснее. Таким образом, Россия
оказывается в положении человека небогатого, принужденного жить на равной ноге
с богачами. Для народа тут те же невыгодные последствия, как для
частного лица. Против этого обыкновенно приводят, что купцу гораздо
выгоднее иметь богатую практику, чем бедную. Это бесспорно. Но бесспорно и то,
что если бы ему пришлось возвысить свои личные расходы до уровня
расходов богатых покупателей,— он неминуемо разорился бы. Неотразимая
сила обстоятельств ставит Россию именно в такое положение. Отсюда
роскошь, дороговизна, гибельные спекуляции, разорение.
Но как ни неудовлетворительно настоящее финансовое и
экономическое положение России, оно может быстро поправиться.
* Вое это показывает, как важно для государства, чтоб питейный доход не
составлял главного дохода. Пока казна будет извлекать главную сумму дохода из
потребления водки, интересы правительства будут в страшной противоположное ги. Ему,
с одной стороны, приходится желать уменьшения потребления, а с другой —
увеличения потребления. Оно должно стараться и об уменьшении пьянства, и об
увеличении доходов. Но уменьшение пьянства уменьшает главную статью дохода, а
увеличение этой статьи — увеличит пьянство.
14*

212
H. A. Серно-Соловъевич
Только существенное условие этого — понять и устранить причины,
мешавшие ей разбогатеть при всей громадности ее естественных средств.
Этих причин много. Но все, сколько их ни есть, приводятся к' одной
главной, непосредственной. Россия, при своих громадных средствах к
производству, не могла и не может до сего времени разбогатеть потому, что
ее производство поставлено в слишком невыгодные условия.
Эти невыгоды так велики, что всегда парализировали производство.
Оттого Россия далеко не производит того, что могла бы, а все
производимое производится так, что не может давать настоящих выгод.
Значит, развитие народного богатства возможно только при помощи
мер, которыми отстранится все стесняющее производство, вредящее ему,
и создадутся выгодные для него условия.
В последнее десятилетие в этом направлении сделано не мало. Однако
существующие результаты показывают, что остается сделать многое.
Чрезвычайная трудность положения заключается в том, что большею
частию следует пролагать совершенно новые пути. Невозможно
безусловно довериться ни одной из двух экономических теорий, ни системе
покровительства, ни системе невмешательства.
Не подлежит сомнению, что система государственной опеки или
покровительства, так долго господствовавшая в России, вредна и должна быть
оставлена. Но, с другой стороны, результаты, данные этою системою, так
пагубны, что нет возможности ограничиться одною отменою
существовавших стеснений народного труда. Во многих случаях необходимо создавать
новые благоприятные условия, что прямо противно системе
невмешательства, которой однако приходится следовать в ее главных основаниях. Часто
для успеха величайших мер надо, чтоб в той же самой мере являлись
следы обеих противоположных систем. Так было в крестьянском вопросе.
Опыт доказал, что обязательность выкупа земли была существенным
условием успеха реформы.
Лавировать между двойным рядом совершенно неизвестных рифов и
мелей этих двух систем — такая трудность, о которую может разбиться
величайшая государственная опытность. Тут мало и одних научных
знаний. Необходимы огромный такт, практичность, знание всех местных
условий и понимание духа народа.
Между тем у нас дело усложняется п в высшей степени затрудняется
старыми канцелярскими формами и бумажным делопроизводством, при-
спосабленными для неподвижного порядка, но совершенно негодящимися
для преобразований. Довольно вспомнить, что наши присутственные
места постоянно были одолеваемы громадою переписки и текущих дел.
Теперь к этому прибавилась не меньшая громада преобразований.
Наконец, дело преобразований лишено у нас силы, составляющей в
самых благоустроенных и цветущих государствах самое важное условие
совершенства реформ п успешного хода управления,— свободы печати.

О мерах к умноокению народного богатства
213
А между тем, как в России приходится среди подобных затруднений
создавать совершенно новые условия для народной деятельности, в других
государствах ей давно проложены более или менее широкие пути и весь
строй жизни все более и более приспособляется к доставлению ей новых
выгод.
После всего этого ясно, что до настоящей минуты нашему
производству невозможно соперничать с иностранным. Необходимо создать ему
особенно благоприятные условия и устранить все задерживающее его.
Иначе весь экономический быт государства попадет на путь
банкротства.
. Уловия, невыгодные для производства, могут быть группированы в
4 отдела: 1 — умственные, 2 — естественные, 3 — экономические, 4 —
политические.
Подробный разбор слишком расширил бы пределы статьи и не
соответствует ее прямой цели. Дело идет не о критике существующего, а об
указании мер, способных улучшить его.
Потому здесь обозначится только в общих словах главный характер
неудобств.
К умственным принадлежит кушнее^невежество народа. Это,
бесспорно, важнейшая причина неуспешности народного труда. Пока она не
устранена, все преобразования будут только вполовину действительны.
Невежество неизбежно сопровождается апатией и рутиной. В то время как
бесчисленные усовершенствования чуть не ежедневно расширяют круг
европейского производства, улучшают его условия и способы, наш народ
и в земледелии, и в промышленности, и в торговле следует первобытным
системам и рутинным путям. С экономической точки зрения этот упрек
заслуживает не только так называемый простой народ, но все классы.
В подтверждение можно бы привести бесчисленные сетования, что
громадные источники богатства остаются втуне, потому что мы, не зная своего
отечества, не знаем о их существовании или не умеем ими пользоваться.
Это обычный, неминуемый результат системы опеки.
Экономических неудобств много. Важнейшие: а) недостаточность
орудий или капиталов, составляющих вместе с землею и трудом третий
элемент производства; б) неизбежный результат этого — подавление труда
капиталом; в) отсутствие правильной организации кредита. Последняя
самая существенная, так как земля — самый прочный капитал — в
изобилии, и каждый работник может быть наделен ею. При правильной
организации кредита движимые капиталы явятся в изобилии.
К естественным причинам невыгодного положения народного труда
принадлежат главнейшие: громадность расстояний и редкость населения.
Оба эти неудобства могут быть до известной степени устранены. Когда
они изменятся к лучшему, Россия будет иметь на своей стороне
преимущества бесконечного разнообразия климата, почвы и произведений.

214
H. А. Серно-Соловъевич
Политические причины, многочисленные числом, весьма важны по
своим неблагоприятным результатам. Но никакой отдел условий не может
быть так легко изменен к лучшему, как этот. Все неудобства этого
разряда могут быть устранены,— как и созданы — одним повелением верховной
власти2. Напротив, многие из неудобств других отделов требуют для
своего устранения времени и совокупных усилий правительства и народа. Из
многих неудобств этого отдела весьма важны многочисленные остатки
системы опеки, задерживающие развитие народного труда,—
централизация, бюрократические формы администрации, недостатки сложной
системы податей и налогов, непропорционально большое количество
непроизводительных классов (особенно войска и чиновников), лежащее на
содержании бедных производительных классов.
В настоящую преобразовательную эпоху нет ничего важнее для
будущности России, как чтобы лица, имеющие влияние на ее судьбы, ясно
поняли характер и особенности ее экономического быта.
Россия по общему характеру своих учреждений и своего быта —
государство отсталое. Когда лучшие европейские писатели говорят, что она
во многом напоминает средневековую Европу, мы, к несчастию, не можем
опровергнуть этого фактами. Действительно, английский народ уже в
XVI столетии пользовался большими политическими правами, чем русский
в настоящую минуту. Общее состояние государства почти копия того, чем
была Франция 150 лет назад. Но в экономическом отношении эта
отсталость имеет одну драгоценную сторону. Может, благодаря ей русский
народ сохранил все особенности своего хозяйственного быта. Это
неоценимое преимущество.
Экономический быт Европы, несмотря на весь наружный блеск,
скрывает в себе язвы, может быть, зародыши разрушения. Лучшие писатели
всевозможных школ признают нынешние условия поземельной
собственности, труда и отношения капитала к труду — неправильными,
требующими коренных преобразований. Не говоря уже о стремлениях
различных социальных школ, частию непонятых, частию оклеветанных,—
лучший современный представитель экономической школы, Стюарт Милль,
требует новых условий для поземельной собственности и труда, требует
искусственной задержки размножению населения!3
Но то, что составляет идеалы всех этих писателей, идеалы, или не
вполне выясненные, или едва ли осуществимые в Европе,— то имеет живые
существующие основы в быте русского народа.
Эти великие русские учреждения — мир, артель, общинное
землевладение, круговая порука — не давали, правда, до сих пор всех своих благих
результатов. Виною — неблагоприятные государственные условия. Но этпм
народным учреждениям следует главнейше приписать, что русский народ
уцелел, несмотря на вековой гнет самой страшной обстановки, что он не
погиб, что ему предстоит будущность.

О мерах к умножению народного богатства
215
Пусть обстоятельства изменятся так, что русский крестьянин станет
познаниями в уровень с образованным европейцем,—тогда результаты
этих великих народных основ изумят мир громадностью.
Но если, под влиянием различных экономических теорий (имеющих в
себе много верных взглядов, но еще более не окончательно решенных
наукою или односторонних), наши преобразования будут только подрая^а-
нием, сколком с учреждений других государств,— самые жизненные
стороны народного быта незаметно, мало-помалу исчезнут под внешним
давлением чуждых им начал.
Это было бы величайшим, непоправимым несчастьем для России. Она
утратила бы ядро своей силы, сделавшись карикатурою Европы.
Там, в Европе, много хорошего и много негодного. Всем хорошим она
обязана развитию образования и свободы. Всем дурным — римскому праву,
феодальной системе, папской власти, системе опек, ложным теориям,
которым целые века следовали и отчасти следуют правительства.
Наш народ имел свои беды в своей истории. Но некоторых из
названных он не знал. В эпоху преобразований необходимо строжайше различать,
чему Европа обязана своим хорошим началам, чему — дурным. Надо
помнить, что наш быт, стоя на других основах, имеет другие потребности,
другие средства, другие силы.
Этот сжатый очерк дает понять, как трудна, сложна, громадна
задача — улучшить материальные условия народного труда, каких
постоянных, непрерывных, колоссальных усилий она требует от правительства
и народа. Надо разрушать и созидать; надо уметь среди общей
перестройки выбрать и сохранить истинные основания народного быта и на них
создать величественное, широкое, как Русь, здание; надо освободить труд и
управляющую им мысль от опеки и вместе с тем употребить всю силу
правительственных средств для доставления народной деятельности выгод и
пособий, превосходящих все, какими она пользуется в каком-либо другом
государстве; надо пропустить электрический ток сквозь всю народную
жизнь, надо заставить жить и мыслить этот могучий, несокрушимый, но
задремавший, обленившийся мыслью народ; надо, чтоб мертвенная
тишина степей и канцелярий сменилась несмолкающим стуком колес и машин
и живою, кипучею, плодотворною деятельностью.
Вот ряд мер, могущих если и не осуществить, то значительно
подвинуть ко всему этому.
1) Развитие народного образования. Это краеугольный камень. Тут
предстоит сделать слишком многое; потому надо дать полный простор
частной и общественной деятельности. Но на нее России еще долго нельзя
будет серьезно рассчитывать. Масса рабочего населения слишком бедна,
чтоб образовать себя на свои отдельные средства. На это нужны средства
всего государства. Расходы на народное образование должны занять в
бюджете первое место. Обучение для народа должно быть бесплатное.

216
Я. Л. Серно-Соловьевич
Кроме того, школы надо снабдить учителями, у которых дети могли бы
действительно чему-нибудь научиться. Мальчик 7 лет уже работник в
крестьянской семье. За него уже уплачена значительная сумма в податях.
Его время стоит денег. Обучение народа должно принять
преимущественно практически-техническое направление. Мы донельзя бедны рабочими-
специалистами, машинистами, техниками. Редкий завод, редкая машина
пускаются в России в ход без иностранной помощи. А между тем народ
от природы чрезвычайно способен ко всем этим занятиям. Но для них
недостаточно одной способности. Нужны положительные сведения.
Потому учреждение различных реальных, технологических школ один из
существеннейших вопросов для русской промышленности. Для них нужны
хорошие преподаватели. Без сомнения, они явятся, как скоро в них будет
потребность. Но сомнительно, чтоб их было много в настоящее время. Их
надо приготовить, а приготовиться они могут только за границей.
Обучение за границей может иметь две цели: теоретическую, для образования
преподавателей, и практическую, для усовершенствования различных
отраслей промышленности. Инспектор, живущий за границею, может
наблюдать за учащимися и, находясь в сношениях с фабрикантами и
заводчиками, оказывать существенное содействие не только посылаемым на
казенный счет, но и отправляющимся на свой счет, часто не знающим, куда
направиться и к кому обратиться. Источник для этого расхода может быть
открыт весьма легко. В И[мператорском] А[лександровском] лицее,
например, около 60 воспитанников содержатся на казенный счет. Каждый из них
стоит 600 руб. сер. в год. Это привилегированное заведение назначено для
воспитания богатых людей. С каждым выпуском кончают курс несколько
человек, воспитывавшихся на казенный счет. Если при новом приеме
заменять все или часть казенных вакансий своекоштными, на этп деньги
можно посылать по крайней мере столько же человек за границу. Таким
образом через 5 лет число посылаемых может возрасти от 50 до 60 человек
ежегодно. Другая мера, ведущая к той же цели,— сосредоточение всех
специальных заведений, подведомственных теперь различным ведомствам,
в Министерстве народного просвещения и преобразование их в заведения,
подобные политехнической школе, только открытые. Если семь или восемь
таких специальных заведений, находящихся в одном Петербурге,
преобразуются в четыре или пять открытых политехнических школ в разных
пунктах государства, это без всякого увеличения расходов будет иметь весьма
хорошие результаты для развития всех отраслей промышленности. Что
касается элементарного обучения, весьма удобно бы применить тут женский
труд. Этим одновременно найдутся личные средства для обучения и доста-
вится возможность самостоятельно трудиться множеству женщин. Можно
безошибочно утверждать, что в большинстве случаев учительницы
добросовестнее и лучше исполнят дело, чем уездные и приходские учителя. Так
как мужчине открыто множество путей к приобретению, а женщине, не

О мерах к умножению народного богатства
217
принадлежащей к рабочему классу, почти никаких, то учительницы всегда
могут быть развитее и с большими познаниями, чем учителя. Открывать
пути труду женщин — дело справедливости и правильного экономического
расчета. Женщины могут трудиться и потому имеют право на труд.
Признание этого права увеличивает вдвое производительную силу общества.
Трудно придумать занятие более соответственное женскому труду, как
первоначальное обучение. Это одно из материнских отправлений.
2) Развитие кредита учреждением общественных банков *. Основная
мысль весьма близка к комбинации, послужившей основой поземельному
кредиту. За основной капитал банков принимаются государственные и
общественные недвижимые имущества, и под их обеспечение предполагается
выпускать банковые ассигнации для пособия кредитом личному труду,
промышленности, земледелию, торговле. Количество их должно строго
соответствовать потребностям обращения. Государственный долг разлагается
на банки пропорционально их капиталу. Банк со своими уездными и
волостными конторами становится центром всех денежных операций
губернии. Мера эта колоссальная. Европа не имеет и не может иметь ничего-
подобного, так как в большей части европейских государств
государственные имущества давно растрачены, нигде нет общинного землевладения и
* Проект этой меры изложен в моей статье «План финансовой и хозяйственной
реформы» 4. Она так нова и так громадна, что необходимо встретит противников.
Если б была возможность, я готов защищать ее против кого угодно. Но большинство
людей, избегающих головной работы, встречая обширные, сложные ж непривычные
цля них соображения, имеют обыкновение отделываться от них словами: «утопия»,
«химера» и т. п. Эти слова имеют обыкновенное магическое действие. Чтоб
заблаговременно оградить от них свой труд, считаю необходимым привести
положительные факты, по которым можно судить о правильности моих взглядов в финансовых
и экономических вопросах. 1) Три попытки образования различных кредитных
учреждений были, казалось, близки к осуществлению: а) главное банковое ж торговое
общество в С.-Петербурге гг. Габера, Ганземана и Мюленса; б) земские банки по
проекту комиссии о них; в) акционерное общество недвижимого кредита в
С.-Петербурге, во главе которого стояли весьма значительные сановники и капиталисты. Уставы-
и проекты этих учреждений были утверждены и публикованы. Я доказывал печатно
их шаткость и неправильность их оснований 5. Обстоятельства оправдали мои
соображения: ни одна попытка не осуществилась. 2) При отмене откупной системы яу.
ратуя против нее, обращал, однако, внимание на опасность усиления пьянства6.
а) При отмене крепостного права я доказывал необходимость обязательного выкупа:
обстоятельства привели к тому, что это начало получило применение в некоторых
случаях 7. 41)' В 1001 г. я настаивал на необходимости займа в 100 млн. для решения
крестьянского вопроса. Мне возражали невозможностью такого займа. В начале
186i2 г. он был заключен, но для других целей 8. 5) Печальная участь, предстоящая
акционерным компаниям, была мною предсказана в эпоху их искусственного
процветания 9. 6) Напротив, С.-Петерб,[ургскому] городскому кредитному обществу,
основанному на начале взаимности, я предсказал успех в эпоху акционерного
кризиса 10. Если его бумаги пошли не довольно высоко — причиною общие экономические-
условия государства. Все же оно действует и, хорошо управляемое, может
действовать с отличным успехом при лучших обстоятельствах.

218
H. A. Серно-Соловъевич
начала круговой поруки. Это великое начало, разумеется,
освобожденное от бюрократических примесей, совершенно искажавших его
настоящий характер — самый непоколебимый фундамент для создания
правильного кредита. Из различных обществ поземельного кредита прочнейшими
признаются основанные на начале взаимной ответственности. Это опять
пример, что наука, совершенствуясь, приняла одно из начал, находящихся
у нашего народа налицо только в грубых, искаженных формах.
Предлагаемая мера даст возможность народному труду пользоваться
выгодами, равных которым ему нет в Европе. План составлен так
осторожно, что даже в случае неуспеха банка в той или другой местности, неудача
не будет иметь влияния ни для государственного кредита, ни для других
местностей, где дела будут вестись хорошо.
Мера даст целый ряд весьма важных последствий. Особенно
замечательны возможность упрощения системы податей и налогов и водворения
полной свободы торговли.
3) Упрощение системы податей и налогов. Основные мысли следующие.
По исчислении всех предстоящих государственных расходов, полная сумма
разложится на губернские общественные банки пропорционально
средствам губернии. Мерилом средств будут служить обороты банков. Банки
будут сами взимать подати и вносить их в казну или расходовать на местах
сообразно назначению. Прибыли банков пойдут в уплату налогов.
Остальную сумму план предлагает покрывать одним поимущественным налогом.
В основании этого лежит тот бесспорный факт, что всевозможные налоги
уплачиваются, в сущности, каждым или из доходов, или из капитала.
Проще брать их прямо из источника. Это вернейший способ, чтоб никто не был
отягощен свыше сил налогами, чтоб каждый содействовал нуждам
государства по мере своих средств. Все возражения, обыкновенно приводимые
против поимущественного налога, имелись в виду и устраняются планом:
при раскладке будут иметь голос сами плательщики, а общие суммы
платежей уездов и волостей определятся, как и платежи губерний, размером
оборотов уездных и волостных контор банка. Каждый капиталист, каждый
землевладелец, торговец, промышленник, фабрикант, рабочий необходимо
будут иметь дела с банком или конторой, пользоваться кредитом. Значит,
банку будут известны и средства, и исправность плательщиков, и он всегда
может оказывать им содействие. На первое время может быть сохранен и
питейный налог.
Предлагаемая система имела бы следующие результаты: 1) все
расходы по взиманию государственных доходов исчезнут; 2) в обыкновенное
время доходы всегда будут в равновесии с расходами; 3) труд,
промышленность, торговля освободятся от всех стеснений и ограничении, лежащих на
лих вследствие финансовых потребностей казны; 4) все предметы,
обложенные налогами, подешевеют; 5) исчезнут все незаконные поборы и
притеснения, неразлучные со всякою сложною системою налогов; 6) множе-

О мерах к умножению народного богатства
219
ство деяний, признаваемых преступными единственно по финансовым
соображениям, перестанут считаться преступлениями. Это поднимет и
народную нравственность, и промышленность.
4) Водворение свободы торговли. Наука и опыт давно уже доказали
важные выгоды свободы торговли. Если она до сих пор не сделалась
господствующим фактом, то только потому, что казне нужны деньги, а
таможенная система доставляет их. Предлагаемая система налогов
преодолевает это затруднение для России. Свобода торговли была бы новым
преимуществом для народной деятельности. Непосредственным следствием этой
меры было бы подешевление всех иностранных товаров. Еще важнее
расширение торговых сношений. Теперь вся наша заграничная торговля в
руках иностранцев или хотя русских подданных, но не природных
русских. По спискам в >«Видах внешней торговли за 1861 г.» и иностранная
торговля в руках 735 лиц; из них не более 110 русских имен, из которых
40 торгуют с Азией и 70 с Европой. Свобода торговли вместе с другими
предлагаемыми мерами оживит народную деятельность и приучит народ
к заграничным сношениям. Наконец, этою мерою уничтожится класс
контрабандистов. Сотни, может, тысячи людей, стоящих теперь вне закона,
обратятся в обыкновенных рабочих и торговцев.
Возражения, могущие встретиться со стороны протекционистов, уже
потому не могут иметь значения, что при осуществлении этого плана наша
промышленность станет в необыкновенно выгодные условия через
развитие кредита, упрощение системы налогов и отмену всяких стеснений.
Этою мерою Россия приобрела бы бессмертную славу и право на
благодарность всех народов.
Во всяком случае нельзя не видеть, что не далеко время, когда свобода
торговли водворится в Европе. Англия уже близка к ней. Стоит одному
государству объявить ее — сила обстоятельств приведет к тому же другие
государства. Теперь народ, допускающий, чтоб другой опередил его в
каком-либо важном экономическом отношении, становится его данником. По
этим соображениям России несравненно выгоднее взять инициативу в
таком важном вопросе, чем волею-неволею последовать примеру других
стран. Решись она подать пример, она имеет в своем распоряжении и
время, и возможность поставить свои финансы и промышленность в самые
благоприятные условия. Напротив, если она не возьмет инициативы, меры
будут иметь все невыгоды вынужденных действий.
5) Постройка в широких размерах железных дорог. Против пользы этой
меры не может быть возражений. Весь вопрос в том, где взять деньги?
Ответ — за границей, посредством огромного займа специально для этой
цели. Если есть возможность заключать займы для текущих расходов, для
постройки железных дорог деньги всегда найдутся — в Европе для
России, в Америке для Сибири. Для подобного предприятия высота процента
не должна останавливать. Уже теперь можно видеть, в каких размерах

220
H. A. Серно-Соловъевич
увеличивается движение по мере удлинения сетей. Можно назвать заем
большим займом железных дорог и обязаться обнародовать отчетность по
употреблению сумм. Успех займа тем вероятнее, что по существу цели
взнос суммы можно рассрочить на значительные периоды. Заем
в 600 млн. груб, даст средства построить по крайней мере 10 тыс. верст
железных дорог. Рассроченный на 5 лет, он потребовал бы от заемщиков
30 млн. каждые 3 месяца, полагая заем в 5% и 1% погашения. Платежи
России iB это пятилетие увеличивались бы ежегодно на 772 млн. руб. Если
открыть подписку и в России, можно принять, что по крайней мере
7з этой суммы придется на долю русских капиталов. При предлагаемой
системе постройки можно надеяться, что уже на 3-м году операции
затраченный капитал начнет давать некоторый доход.
Опыт доказал уже невыгоды постройки казною и акционерными
компаниями. Есть способ более правильный"и потому, вероятно, выгоднейший:
предоставлять постройку тем, кто наиболее заинтересован
ею,—губерниям и уездам, городским и сельским обществам, которые изъявят на то
желание. Теперь у них нет денег, и им самим не достать их. Правительство
окажет им содействие своим кредитом, сделавшись посредником между
ними и капиталистами. Правительству, распоряжающемуся доходами
всего государства, иностранный капиталист даст деньги,— городу Гжатску
или селу Иванову, наверно, нет. Но казне, получив деньги, нет ничего
легче, как ссужать ими городские н сельские общества. Таким образом,
одновременно поведется множество небольших линий; постройками будут
заведовать, так сказать, сами хозяева, непосредственно заинтересованные
успехом дела, линии поведутся всюду, где они нужны; а вся сумма
большого долга разложится на множество городов и волостей или общин.
Казна, не обременяя народа новыми налогами, даст ход гормадному
предприятию и приливу капиталов в Россию. Если бы некоторые отдельные
постройки и оказались неуспешными или убыточными, эти небольшие убытки не
составят большого обременения государству, ввиду громадных выгод
целого предприятия.
Такая постройка даст сильное движение всем отраслям народного
труда. Заем может весьма облегчить учреждение общественных банков. А если
они осуществятся, все операции и расчеты по постройке чрезвычайно
упростятся.
6) Колонизация иностранцев. Эта мера в широких размерах даст
рабочие руки и познания. Она весьма важна и в физиологическом отношении.
Привлечение иностранцев к нам возможно. Это доказывают ежегодные
переселения десятков тысяч в Америку. Переселяются не только в
Соединенные Штаты, которые, кроме земли, дают и свободные учреждения,—
переселяются в Бразилию. Россия по крайней мере ближе. Теперь в трое-
четверо суток можно попасть из Бельгии или сердца Германии в
центральные губернии России. До сих пор колонизация не давала, да и не могла

О мерах к умножению народного богатства
221
давать удовлетворительных результатов по двум причинам: чрезвычайно
невыгодным условиям народного труда и неудобствам и стеснениям в
образе жизни. Люди, оставляющие отечество, ищут лучшего. Россия во всех
отношениях представляла худшие условия. Очевидно, при этом не могло
быть и речи о правильной колонизации. Как скоро Россия представит
лучшие условия, излишек населения средней Европы естественно польется
к нам. Если бы предлагаемые меры были приняты, постройка железных
дорог, право пользования кредитом, свободная торговля откроют такое
обширное поле труду и возможность такого хорошего вознаграждения, что
прилив переселенцев должен быть весьма значителен. Колонизация
может принять не только сельский, но и городской характер.
7) Сбережение государственных имущесте. С некоторого времени у
нас возникла и, кажется, применяется в широких размерах теория
отчуждения государственных имуществ в частную собственность. Она, конечно,
весьма выгодна для лиц, внезапно обогащающихся таким путем. Но ничто
не может быть противнее истинным интересам государства. Отдавая
миллионы десятин в частную собственность немногих лиц, государство
растрачивает громадный капитал без всякой необходимости и без всякой пользы
для массы населения. Отчуждаемые земли большею частью скупаются
крупными капиталистами. Придет пора постройки железных дорог, эти
земли придется покупать, платя впятеро и вдесятеро. С каждым
десятилетием при увеличении населения и умножении благосостояния ценность
этих земель будет возрастать в огромных размерах *. За что же государству
без всякой нужды лишать себя этих сокровищ. И, наконец, где же
справедливость — обременяя будущие поколения громадными долгами,
вместе с тем растрачивать имущество, в сущности обеспечивающее эти долги
и могущее служить источником их погашения! Если так поступали
правительства других стран, их отчасти извиняет то, что это большею частию
делалось в отдаленные времена, когда не было долгов, экономические
понятия были совершенно ложны и слабость населения обесценила землю.
Однако теперь в каждом дельном сочинении можно найти жалобы и
сетования на это. Для России, имеющей в виду ошибки других стран,
повторение их непростительно. Нет спора, что всякое имущество
производительнее в частных руках, чем в казенном управлении. Без всякого сомнения,
правительство имеет право награждать служащих ему лиц. Но отсюда
еще не вытекает необходимости отчуждать земли. Несравненно
выгоднее, и в то же время правомернее, предоставлять их в пользование на
определенное число лет или хотя пожизненно. Право пользоваться доходом
* Достаточно вспомнить факты, приводимые Кольбом о Соединенных Штатах.
Земля, на которой стоит теперь город Чикаго, была продана в 1816 г. за тридцать
долларов; в 1®52 г. ее продажная ценность была 1 миллион долларов. На земле,
уступленной за одну лошадь, стоит гор. Цинциннати со 100 тыс. жителей. Земля гор.
Нью-Йорка и окрестностей, нзкогда проданная за 24 доллара, ценится теперь в
300 миллионов долларов 12.

222
H. A. Серно-Соловъевич
с нескольких тысяч десятин в течение нескольких лет, а особенно
пожизненно — весьма завидная милость. А государство по прошествии срока
получало бы обратно свою собственность. Возражение, что с пустопорожних
земель нельзя получать дохода, не заслуживает никакого внимания. Если
бы это было правда, продаваемые и жалуемые земли не находили бы
покупщиков. В таком случае и пожалование не имело бы никакого значения.
Если же земли скупаются единственно в видах возвышения цен на них, то
тем меньше основания отчуждать их. В таком случае выгоднее прямо
жаловать деньги, увеличивая бюджет. Так государство будет знать и
сколько жалуется, и то, что наградами воспользуются лица, получающие их.
Но чрезвычайно велико будет изумление России, когда через какие-
нибудь 25 лет какой-нибудь статистик объявит, что ценность жалованных
земель составляет столько-то сот миллионов, а земли находятся в руках
стольких-то бывших откупщиков, заплативших за них такую-то дробь
этой суммы!
При рассмотрении вопроса о государственных землях нельзя ни на
минуту упускать из вида следующих соображений: а) крестьяне
нуждаются в земле гораздо более, чем обыкновенно думают. В большей части
центральных, так называемых промышленных, губерний, где при крепостном
праве преобладала оброчная система,— крестьяне малоземельны; в
некоторых губерниях западной полосы земля плохого качества. Таким образом
тут значительный фонд населения, могущего воспользоваться
пустопорожними землями; б) через 20 лет этот фонд увеличится всею 'массою
бывших помещичьих крестьян. Им отводится надел по числу душ наличных.
Но население с каждым годом прибывает. Откуда возьмет мир землю для
новых тягол? Если государство хочет сохранить общинное землевладение,
если оно хочет сохранить себя от пролетариата, ему нужно будет
наделять землею весь прибавок населения; в) государственных земель может
потребовать развившаяся колонизация; г) проведение железных дорог
совершенно изменит относительную ценность земель. Самыми ценными
сделаются именно земли восточной полосы: одни по плодородию, другие по
своим лесным и минеральным богатствам.
Наконец, предполагаемый план учреждения общественных банков
показывает, какую громадную пользу можно извлечь из государственных
имуществ, сберегая их.
Жизнь государства измеряется не годами. При настоящем развитии,
цивилизации каждая мера должна быть оцениваема не только по
ближайшим результатам, но и по отдаленным последствиям.
8) Отмена гражданских чинов. О вредном влиянии этого учреждения
было слишком много писано и в нашей литературе, и в иностранных. Era
не существует нигде в Европе, откуда оно принесено к нам. Его невыгоды
давно уже обращали на себя внимание правительства. Известно, что
вопрос об отмене гражданских чинов возбуждался еще в царствование им-

О мерах к умножению народного богатства
223-
ператора Александра I. В 1830 г. проект об отмене чинов был уже одобрен
Государственным советом, и только внешние политические обстоятельства
помешали осуществлению его, остановив вообще все реформы,
предположенные Комитетом 6 декабря 1826 года. Затем в прошлое царствование
этот вопрос, как и вопрос об отмене крепостного права, был предметом
занятий нескольких комитетов.
На развитие народного богатства эта мера должна иметь очевидное
влияние. Ею постепенно уничтожится непроизводительный и
чрезвычайно обременительный для народа класс людей — чиновничество как особое
сословие. На службе и содержании государства останется столько лиц,
сколько существенно необходимо для потребностей службы. Эта перемена
совершится, конечно, не внезапно. Нынешние чиновники большею частью
чиновниками и умрут. Они не приготовлены ни к каким другим занятиям
и потому государству ничего не остается, как содержать их на жалованьи
или пенсии. Иначе они обратятся в самых беспомощных пролетариев.
Но отмена чинов даст совершенно иное направление воспитанию.
Теперь каждый родитель-чиновник предназначает все свое потомство в
чиновников и чиновниц. Каждый богатеющий купец и разночинец норовит своих
детей в чиновники. Каждый воспитывающийся в гражданском заведении
учится главным образом для получения чина и права поступления на
службу. А как для этого не нужно никаких специальных и даже никаких
прочных познаний, то большинство учащихся неспособно ни к какой
деятельности, кроме служебной. Вне службы оно не в состоянии прокормить себя.
А как места давно переполнены, то значительная часть чиновной
молодежи, в сущности, ничем не занимается. Это ведет к разорению и растрате
сил. Число гибнущих таким образом людей должно умножаться с каждым
выпуском из заведений... Только отмена чинов может совершить коренной
поворот в системе воспитания, главным основанием которого должна быть
мысль, что каждый, кроме общего образования, должен иметь
какую-нибудь специальность, должен быть способен к какому-нибудь
самостоятельному труду. Это придаст множество свежих сил народной
промышленности, а государству будут служить только люди, способные к этой
деятельности.
Для более полного успеха этой меры ее по тем же самым соображениям
необходимо распространить и на некоторую часть военных чинов, именно
на все ведомства, имеющие чисто гражданские занятия, как горное,
лесное, межевое, инженеров путей сообщения. Их занятия всюду считаются
чисто гражданскими. Россия уже пережила эпоху, когда военные мундиры
признавались мерою, способною облагородить и подвинуть ту или другую
часть. Теперь стало очевидно, что этого результата могут достичь только
основательные и серьезные познания.
Вот ряд мер, могущих весьма сильно содействовать умножению
народного богатства и улучшению материальных условий народного труда. Осу-

224
H. A. Серно-Соловъевич
ществление их не представляет никаких неодолимых затруднений. Ими
не нарушаются ничьи материальные интересы. Напротив, всем они
доставят льготы и удобства. Это лучшая система реформ.
Здесь оставлены в стороне: а) все вопросы политического характера
и б) нескончаемые прения о влиянии отсутствия звонкой монеты,
излишества или недостаточность кредитных билетов. Первые имеют самое
существенное влияние на развитие народного богатства, но о них здесь
неудобно распространяться. Вторые могут быть решены только на основании
положительных вычислений и полных данных. Их не существует, и
потому все рассуждения о колебаниях цен, падении курса бумажных денег —
более или менее гадательны.
Автор этой статьи имеет весьма определенные мнения о нашем
денежном обращении; но так как они слишком полемического свойства, то
удобнее здесь не упоминать о них. При том глубоком взгляде, который лежит
в основании статьи, вопрос о денежных знаках отходит на второй план.
Главная основа народного богатства: человек и его производство. Чем
энергичнее, сильнее умственно, нравственно и физически человек и чем лучше
вознаграждается его труд — тем больше он производит, тем богаче народ.
Старые истины — но которые всегда будут новыми.
Нужно ли разматывать весь клубок последствий предлагаемых мер?
Это вышла бы нить длиною во всю Русь. Всякий класс, всякая семья,
всякое лицо, какого бы звания и состояния ни было, непосредственно
заинтересованы развитием и успехами производства и правильным -его
распределением. От этого зависит всякий доход и всякий расход. Государство в
целом составе и каждый человек, отдельно взятый, могут существовать
только при ежедневно возобновляемом производстве трудящихся. От него
зависят количество, качество и цена всех предметов. Его размерам
пропорциональны доходы государства, значит — средства к существованию всех
служащих государству. Им же определяются размеры всевозможных
доходов, удобств или неудобств, приятностей или неприятностей жизни.
Весьма понятно, что если участок земли дает 300 мер хлеба, то, продавая
меру по 4 руб., владелец получит 1200 руб., если же при улучшенных
условиях тот же участок даст 400 мер, то при цене в 3 руб. 50 коп. доход будет
1400 руб.; казна, берущая, положим, десятую долю, получит вместо 120—
140 руб., а всякий покупатель сбережет 50 коп. с меры. Далее, часть,
получавшая на продовольствие 120 руб., покупала по прежней цене 30 мер,—
а теперь, купив их, будет иметь 15 руб. экономии. Эти 15 руб. во всяком
случае пойдут на покупку чего-нибудь, что не могло быть покупаемо
прежде и, значит, усилит оборот торговца. Усиление оборота даст возможность
понизить цену, ибо если он торговал в день на 15 руб. и брал 30%, то имел
4 руб. 50 коп. барыша, а если продаст на 30 руб., то при 20% получит
6 руб. барыша,— а покупщик купит вещь 10% дешевле. Но ведь не только
эта часть усилит покупку, а и казна, которая будет иметь остатка 20 руб.,

О мерах к умножению народного богатства
225
и производитель, доход которого увеличится, и всякий частный покупщик,
сберегший часть прежней цены. Стоит эти небольшие цифры помножить на
всю массу громадного производства государства, распространить на все
отрасли этого производства и вообразить все виды потребления, чтоб
понять результаты улучшения условий производства!
Пусть народному труду создадутся такие условия, чтоб каждый
работник имел ежедневно хороший кусок мяса и чарку доброй водки, имел
свой теплый угол, уделял хоть четверть суток умственным потребностям,
и золото явится, и пьянство уменьшится, и все разбогатеют. К этому ведут
предлагаемые меры, заложенные на любви к богатырю-народу,
построенные долгими думами о его настоящем, прошедшем, будущем.
7 июля 1864 г.
Особое пояснительное добавление
Чтоб нагляднее представить громадность результатов улучшенного
производства, выведу их полнее для приведенного в статье случая.
Участок земли давал 300 мер хлеба, по цене 4 руб., владельцу 1200 руб.
При лучших условиях — производство 400 мер, цена 3 руб. 50 коп., доход
1400. Налог 10% давал прежде 120 руб., теперь 140 руб. Дальнейшие
результаты:
А) Начальник части получает 120 руб. на продовольствие. При цене
в 4 руб. покупает 30 мер хлеба. При 3 руб. 50 коп. имеет 15 руб. экономии.
Если дела идут по рутине, общество не развито — ему ближе всего
обратить деньги в свою пользу, и, вероятно, они проиграются в карты или
истратятся непроизводительно. При улучшенных условиях, где всякое
отличие делается общеизвестным и потому поощряется, он обращает
деньги на покупку, положим мяса. Цена пуда, положим, 4 руб. Покупается
33Л пуда. Но торговец, вследствие усилившегося сбыта, может сбавить
цену и, если понимает свои интересы, непременно сбавит, ибо, чем дешевле
товар, тем большее число людей будет покупать*. Итак, он уступает 10%,
или 1 руб. 50 коп. На это покупается 150 огурцов. А как и тут по той же
причине уступка, то покупается еще соль. Значит, мясник, огородник,
продавец соли получили неожиданные барыши, а подчиненные, кроме
хлеба,— мясо, огурцы и соль. Известно, как важно влияние пищи на
здоровье. Если люди рабочие — они произведут не в пример больше.
Правительство, понимая все это, необходимо должно поощрить такого
начальника. А как мы видели, что оно получило 20 руб. лишних,— ближе
всего предоставить их ему. Значит, он вместо 15 руб. получит 20 руб. Но
такой человек сумеет дать деньгам дельное употребление. Он или отложит
* Например, сбыт 15 руб., батэыш 30% = 4 руб. 50 коп. При сбыте в 30 руб.,
барыш 20% = 6 руб.
15 н. А. Серно-Соловьевич

226
H. A. Серно-Соловъевич
их,— в таком случае в государстве образуется новое сбережение, или
употребит на что-нибудь полезное. Положим, 2 руб. в эмеритальную кассуг
2 руб.— новая книга по его части, на 2 руб. съездит в театр, на 5 руб. чаю,
сахару и табаку, чтобы потолковать несколько вечеров с двумя, тремя
друзьями, 2 руб. даст в какие-нибудь ученое и благотворительное
общество, на 6 руб. купит белья или каких-нибудь вещей, 1 руб. даст слуге.
Всякий из этих расходов доставит какую-нибудь сумму пользы, удовольствия
или прибыли.
Б) Производитель, как мы видели, увеличил свой доход на 200 руб. Из
них 20 руб. пошло в казну; положил 50 руб. на вознаграждение тех затрат,
при помощи которых увеличил производство (это могут быть проценты и
погашение в банк за капитал, занятый для покупки лучших орудий или
скота). Значит, ему останется чистыми 130 руб. Из них он часть
употребит на личные потребности и произведет такую же массу пользы, как
видели в предыдущем случае, а часть употребит на новые улучшения
производства. Значит, на следующий год он произведет, вместо 400 мер — 500 и,
продав по 3 руб. 25 коп., получит 1625 руб. Казна — 16272 руб. и опять
большая сумма выгод и в А, и в Б. Результаты будут тем значительнее,
чем значительнее сила производителя. Если это, например, мир или артель,
выгоды будут распадаться на большее и большее число лиц и средства к
производству будут возрастать сильнее и сильнее. Через несколько лет
для производства будет достаточна часть рабочих, а остальная молучит
возможность открыть новую отрасль производства,— например,
обрабатывать сырой материал, и будет иметь на это средства. Этим возрастание
богатства пойдет вдвое быстрее прежнего.
В) Весь ряд промышленников, ремесленников, торговцев, получивший,
как видели, прибыль от увеличения сбыта, получит еще выгоды от
удешевления продуктов, которые они должны покупать или для производства,-или
для личного потребления.
Вот какое громадное влияние на умножение благосостояния всех
классов общества может иметь улучшение условий производства. Но из этого
же очерка ясно, какая удивительная правильность должна быть в
общественных отношениях и как всякий должен понимать неразлучность своих
и общественных интересов, чтобы результаты вышли так хороши, как
могут быть. Если изо всей этой массы лиц одно намеренно или нечаянно
поступит неправильно, весь хороший результат парализован. Пусть
производитель удержит высокую цену,— его доход будет больше, но все
проиграют. Во-первых, такой человек наверно из 10 случаев в 9 кончит тем,
что промотается, во-вторых, все потянется за ним и все предметы будут
не дешеветь, а дорожать. То же случится, если торговец захочет
форсировать свои барыши или правительство даст неправильное употребление
доходу. Все экономические нервы общественной жизни так переплетены
между собой, что всякая неправильность производит общую путаницу.

[О ЗАКОНАХ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА]
Мои научные занятия и исследования привели меня к результатам,
имеющим всемирное значение. Я должен был прийти к заключению, что
историческою жизнью народов и всего человечества управляют
постоянные, неизменные законы, что неправильность и произвольность, которые
люди привыкли видеть в исторических событиях, только кажущиеся. Мы
считаем события случайными только потому, что не знаем законов, в силу
которых они совершаются. В действительности же всякое событие зависит
от целого ряда предшествовавших причин и само непременно вызовет
целый ряд последствий. И эти причины и следствия не случайные и не
произвольны, а необходимы вследствие тех пли других условий. Если
жизнь представляет нам явления, кажущиеся неправильными и
беспорядочными, причина этого — незнание законов и нарушение их. Всякое
нарушение влечет за собою кажущуюся неправильность, которая в физиче*
ском мире причиняет уродства, а и жизни — страдания как отдельным
людям, так и народам и всему человечеству. Счастие или несчастие
народов, успех или неуспех предприятий, процветание или упадок государств
зависят от неизменных законов. Есть круг причин, содействующих
правильному развитию, и круг других причин, препятствующих ему. Взаимное
действие их управляет ходом и исходом событий. Трудно, почти
невозможно, заметить и понять правильность общего движения истории, судя по
тому или другому отдельному событию. Сознать ее можно только изучая
жизнь человечества в тысячелетия и века. Если принять в соображение
всю громадность этой жизни, отдельные события окажутся в ней
микроскопическими точками, изучить которые можно только при значительном
усовершенствовании знаний. Но раз дойдя до знания законов, уже
нетрудно проверять их при отдельных явлениях.
Во избежание всяких недоразумений, я заранее оговариваюсь, что этим
я не утверждаю и не отрицаю никаких богословских положений. Я не
касаюсь того, на что наука не может дать ответа. Но, мне кажется, мысль
о всеобщей стройности и правильности явлений так высока и прекрасна,
15*

228
H. A. Серио-Соловьевич
что не может противоречить никакой религии. Только она не имеет ничего
общего с магометанским фатализмом или предопределением. Напротив,
законы существуют и последствия их неизбежны, но те или другие условия
жизни создадут себе люди, [это] зависит в значительной степени от их
знаний. Имея ум, они могут их приобретать.
К тому °же я утверждаю не что-либо необычное. Правильность в
системе мира — давно уже признанный факт. Астрономия благодаря гению
Коперника, Кеплера, Ньютона и других объяснила законы движения
небесных тел. Зная их, астроном почти безошибочно объясняет явления
прошедшие и настоящие, даже некоторые будущие. Земледелец, сеющий
рожь, знает, что он и пожнет рожь, а не другое растение. Он знает
приблизительно и время жатвы. Он не может заранее определить урожая,
потому что тот зависит от многих условий, которыми человек еще не
научился управлять. Однако опыт уже научил его обращать
неплодородную землю в плодородную, удобряя ее, а химия и агрономия преодолели
многие неблагоприятные условия. Моряка тысячи лет носили ветры, но он
открыл компас, научился строить винтовые суда и не только идет куда
следует, но может довольно верно определить время, которое пробудет в
пути. Почти каждый новый успех естественных наук представляет новые
доказательства постоянной правильности явлений внешнего мира. В
человеческих обществах было чрезвычайно трудно открыть ее вследствие
сложности управляющих причин и невозможности применения точных методов
при исследованиях. Однако Адам Смит показал, что в экономических
отношениях существует правильность. На этом основании он создал
политическую экономию, и хотя большая часть указанных им начал изменена или
подлежит изменению, его заслуга бессмертна. Но если есть правильность
во внешнем мире и некоторых общественных отношениях, весьма
естественно предположение, что она существует во всех человеческих
отношениях, но что знания людей были до сих пор недостаточны, чтоб открыть
ее. Тысячи лет жили люди и всегда земля обращалась вокруг солнца,
и только около 272 веков узнали это. Кровь обращалась в человеческом теле
с появлением человека на земле, а когда 200 лет назад Гарвей объявил
это, его сочли сумасшедшим. Сила тепла и электричества существовали от
века, а только в нынешнем столетии люди научились применять их к
машинам и телеграфам, и даже такой гений, как Наполеон, счел открытие
Фультона химерой. Дело в том, что знания передаются от поколения к
поколению, и только при известном накоплении их можно постепенно
доходить до высших знаний. Таким образом, только несколько лет назад
великий английский историк Бокль высказал мысль о правильности
исторического развития человечества, объяснив некоторые законы. Смерть прервала
аго бессмертный труд. Я нахожу возможным продолжить и дополнить его.
Я имею тем большее основание считать его основные положения верными,
что они сходятся в главных основаниях с другими, по-видимому, не извест-

О законах исторического развития человечества
229
ными ему исследованиями немецких ученых, и что я пришел к сходным
выводам при различном методе псследования.
Настаивать на важности такого открытия я считаю излишним. Всякий
сколько-нибудь просвещенный человек оценит ее. Если людям важно
знать законы внешних явлений,— каково же значение законов,
управляющих их собственными судьбами! Объяснение их — архимедов рычаг для
устранения бедствий и увеличения благосостояния. Не смею утверждать,
чтоб я мог дойти до объяснения всех этих законов: такое дело слишком
велико для одного человека, да и едва ли возможно при настоящем
состоянии знаний. Великим делом будет убедить людей, что законы есть, и
указать путь к исследованию их. Однако одно уяснение самому себе великих
истин указало мне возможность переисследовать экономические законы,
и я уже вижу возможность дать новые основания политической экономии.
Кроме того, это открытие ведет к созданию новых наук и дает ключ к
объяснению прошедших и настоящих событий. По мере занятий
выясняются новые истины.
Но знать истины для себя недостаточно. Недостаточно и просто
высказать их. Надо их доказать. Надо высказать их с такой массой доказательств,
чтоб нельзя было отвергнуть их. Это требует годов упорнейшего труда.
Я не отступил бы перед ним. Результаты слишком важны и велики, чтоб
ввиду их пугаться труда. Я не сомневаюсь в успешности исследований.
Я имею в виду соединить наведение и вывод, гипотетический метод и исто-
рико-статистическую проверку. Но, при непрочности своего положения,
я не имею возможности приступить к такому колоссальному труду. Чтоб
показать его громадность, я решился составить краткую программу,—и
оглавление одной первой части обнимает примерно до 20 печатных
страниц 1. Заглавия 20 глав я сообщаю ниже. Каждая из них может разрастись
до небольшого тома. Сущность своих исследований я мог бы изложить в
несколько месяцев. Но важные истины не могут являться в свет иначе,
как с известною обстановкою. А чтоб придать им ее, придется перечесть
сотни, может, тысячи томов и сделать нужные извлечения.
Не видя возможности приняться за такой труд при моем настоящем
положении^ я не счел возможным скрыть о своих умственных
исследованиях: дело идет не о моей личности или какой-нибудь мере, которую
правительство может счесть или не счесть удобною. Дело идет о предмете,
могущем составить славу России и достояние всего человечества.
Теперь нации соперничают между собою в силах ума и просвещения.
Славу умственных открытий великие западные народы оспаривают друг
у друга, как обладание городом или провинцией. Мне кажется
пришло время, когда и Россия перестает быть равнодушной к названиям
«необразованной» и «варварской», которые ей расточают европейские
ученые, знающие, ,как мало своего она вложила в общий фонд человеческих
знаний.

230
H. A. Серно-Соловъевич
Но сверх того, такое научное открытие — собственность не одной
страны, а всего человечества, собственность, слишком дорого ценимая
образованным миром, чтоб он остался благодарен за истребление ее.
Я имею мало причин быть благодарным своему отечеству. Не такова
в других странах участь людей, жизнь которые, подобно моей, была
стремлением к общему благу и гласного борьбою против злоупотреблений. Но я
не ропщу и не жалуюсь. Я многого лишен, но много и приобрел прибавкой
к своим способностям и познаниям. А настоящее открытие для меня
награда, какой никакая мирская власть не в силах дать. Так награждает только
Истина тех, кто ищет ее. Но я слишком люблю свое отечество и потому
не отказываюсь трудиться для его славы и пользы. Напротив, я обещаю
создать в несколько лет — если проживу — творение, которое не умрет.
Это много сказано, но верно. Для этого я ничего не прошу, кроме того,
чтоб у меня не отнимали возможности трудиться. Я готов и буду
трудиться, если бы даже для этого должен был покинул, отечество. Я согласен
передать свой план и свои мысли всякому русскому ученому, который
пожелает и будет в состоянии создать это творение.
Но если правительство не пожелает, чтоб Россия воспользовалась этим
приобретением, я прошу разрешения передать его какой-либо другой
стране и для того дозволения сообщить письменно результаты и способы своих
исследований кому-либо из европейских ученых, могущих по своим
занятиям и талантам воспользоваться ими. Мне было бы тем больнее такое
отчуждение, что один ич важных отделов труда обнимает исследование о
судьбах славян, объясняющее величие всемирной роли, предстоящей
России, и трудности ее положения — чего никакой иностранный писатель не
может исследовать удовлетворительно. Но во всяком случае, лучше отдать
достояние другим, чем дать ему погибнуть.
13 сентября 1864 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ ТРУДА
«О ЗАКОНАХ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ»
Часть 1
Основные начала
Глава I. Человек стремится к счастью. Почему же существуют
страдания и люди не успели устранить их в течение веков?
Глава II. Знания человека о себе, людях и внешнем мире не полны.
Глава III. Отношения людей между собой и к внешнему мргру не могли
быть правильны.

О законах исторического развития человечества 231
Глава IV. Страдания — необходимый результат незнания и
неправильных отношений.
Глава V. Элементы успехов в общественном развитии.
Глава VI. Закон круговых влияний.
Глава VII. Законы, объясненные Боклем.
Глава VIII. Люди не знали этих законов.
Глава IX. Историческое пояснение. Начало обществ. Древнейшие
государства.
Глава X. То же. Древняя Европа.
Глава XI. То же. Века варварства.
Тлава XII. То же. Возобновление прежнего развития в Европе.
Глава XIII. То же. Препятствия развитию.
Глава XIV. То же. Элементы успеха берут верх.
Глава XV. То же. Характер новой истории.
Глава XVI. То же. Судьбы славян. Великая роль России. Данные для
успеха и трудности.
Глава XVII. Настоящее — результат прошедшего.
Глава XVIII. Законы действовали.
Глава XIX. Системой мира, как и развитием человечества, правят
постоянные законы.
Глава XX. Практические выводы.

[ВО ИМЯ ПРАВДЫ И ВОЛИ...]
Во имя правды и воли и ради вечного благополучия всех и каждого.
Время, о котором давно писано и которого ждет народ, пришло. Мера
беззакония царя и его слуг, притеснителей народа, переполнилась.
Переполнилась мера народных страданий и народного терпения. Братья! У нас
нет ни правды, ни воли. Народ страдает и мучится, а начальство сосет его
кровь и тешится. Деньги, заработанные потом и кровью народа, идут для
потех и беззаконий царя и начальников. За правду гонят. Иа богатых и
сильных нет управы. Людьми играют, как мячиками, гоняют их без толка
из стороны в сторону.
Какая польза народу от податей, от солдатчины, от чиновников, от
царя, их судов и острогов, мучений и неправд, которые за них терпит
народ? Пользы никакой. Только мучения и грех.
Попы приказывают повиноваться царю и начальникам, потому что они,
перестав быть служителями божьими, сделались слугами царскими. Они
заботятся не о спасении народа, а о своих карманах. Они для своей пользы
морочат темный народ. Прочтите священные книги. В них сказано, что
царь был дан народу в наказание за беззакония и будет мучить народ,
пока народ не исправится. Прочтите евангелие. Так ли мы живем, как
заповедал Христос, как жили первые христиане?
У нас нет ничего, кроме беззаконий, и за то наши страдания
увеличиваются. Пусть старики скажут по совести, когда было лучше жить: теперь
или когда они сами и их отцы были молоды. Братья! довольно грешить и
страдать! Будет помогать беззакониям начальников. У них никакой силы,
кроме нашей. Мы сами помогаем им губить себя. В казне нет других денег,
кроме платимых народом в податях. У царя нет других солдат, кроме
данных обществами из своих же детей, братьев и отцов. Не народ живет
чиновниками, а чиновники — народом. Без них народу будет лучше и
вольнее.
Вся сила в народе. Братья! Встанем же дружно за правду и свою волю.
Теперь всем худо. С правдою и волею будет всем хорошо. Мужчины, жен-

Во имя правды и воли...
233
щины, дети, старые и молодые, помогай каждый, кто как может, святому
делу народного спасения и освобождения.
От сего дня не платить никаких податей, не ставить солдат. Ничем не
обижать друг друга. Жить как братья. Гнать казенных начальников и
выбирать промеж себя, куда нужно будет, правдивых и честных людей.
Кто не послушается и не исполнит этого, будет изменником народу.
Тому скорая и вечная гибель. Все его имение, у него отнимается и дается
лучшему. Целые села ж города погибнут от меча и огня, если не станут
за народ. Солдаты! Не идите против народа. В нем ваши братья и сестры,
жены и дети, родители и сродственники. Пусть каждый, кому велят
стрелять в народ, вспомнит, что ему от того нет никакой пользы и что другой
будет бить его жену, сестру и его мать. Солдаты! Ваша присяга царю, как
ваша служба ему,— невольная. Она грех и несчастье для вас самих. Идите
по домам. А кому люба служба — служите своим. С ними вам будет лучше
житье и гораздо больше жалованья.
Поляки! Вы, сосланные в Сибирь за вашу отчизну, вы, мученики за
волю, вы, всего лишенные тем же царем, который угнетает и русский
народ,— вы, побежденные только потому, что народ русский не понял и
не знал, за что вы бились,— встаньте дружно до одного человека вместе
с народом за отечество и волю.
Народ! Встань честно, смело и дружно за правду и волю!

DUBIA
ОТВЕТ «ВЕЛИКОРУССУ»
Каким бы чувством ни внушена мысль Великорусса, мы приветствуем
ее горячим сочувствием. Дело ли это юношеского пыла, возмущающего
чистые, не испорченные еще житейскою ложью натуры и увлекающего на
бой, несоразмерный силам, или же сознательно непримиримой ненависти
к позорному порядку, растлевающему Россию, ненависти, рассчитавшей
шансы, решившейся на смертельную борьбу,—во всяком случае оно
должно радовать каждого, сохранившего хотя одну живую струну, не
порванную подавленным существованием. Вольное печатное слово, 'сказанное в
Петербурге, в главном центре тайных й явных полиций, под носом у
Долгорукова и Шувалова, Игнатьева и Паткуля1, открытый вызов
самодержавию в самом пекле его; это лучший признак, что рабство начинает нас
тяготить, что самодержавие со всеми окружающими и охраняющими его
учреждениями — бессильно, что для энергической смелости у нас нет
невозможного. Это первый шаг к обузданию самовластия, первый шаг к
нашей воле.
Всякое действие, всякое распоряжение самодержавия свидетельствует
о его несостоятельности. Лучшие мысли, пройдя через сточные канавы его
ведомств, порождают самые черные дела. Оно само разрушает порядок,
обусловливавший его существование, не имея силы заменить его
чем-нибудь разумным. Не имея в самом себе прочных условий существования, оно
сильно отрицательно — апатией, бездействием, инерцией управляемых им,
и при такой обстановке может продержаться еще долго. Элементы,
враждебные бездарному правительству, накопляются с каждым днем; но они
ему не опасны, пока у них нет ни связи, ни единства, ни доверия к себе.
Соединить их и возбудить к совокупному действию — вот предстоящее нам
дело, без которого невозможны ни благосостояние, ни свобода, ни правда.
Время надежд и ожиданий прошло. Они оказались столь же
несостоятельны, как и правительство, в пользу которого возбудились. После уродливого

Ответ «Великоруссу»
235
решения крестьянского вопроса, выгодного только для чиновничества,
.а для всего государства гибельного, о них не может быть и речи. Теперь
наступила пора борьбы непрерывной, беспощадной, до последнего
издыхания враждебной силы.
«Великорусе» сознает неизбежность борьбы; он хочет подвинуть на нее
«общество». Но если он серьезно взялся за дело и хочет положительных
результатов, ему следует действовать несколько иначе. Надо обращаться
не к «обществу», а к народу, и не предлагать вопросов, а прямо
отправиться от положительного начала: что жить долее при настоящем порядке
невозможно, а лучшего быть не может, пока власть в царских руках.
Шевелить одержимое спячкой общество, конечно, не вредно,— но ведь
этим дела не сделаешь, а сентиментальничать да мямлить — теперь
некогда. «Общество» никогда не пойдет взаправду против правительства и
никогда не даст народу добровольно, чего тому нужно. «Общество» — это
помещики-чиновники, у которых одни начала, одни стремления с
правительством, общность интересов, общность преступлений; стало, серьезной
вражды быть не может, могут быть только размолвки о том, чтоб поровнее
делиться правом теснить и грабить народ. Да к тому же это общество точно
так же дрябло и бессильно, как правительство, которому оно постоянно
служило дворней. Оно в массе пропитано до мельчайших клеточек
организма черствым доктринерством, лакейским раболепием или развратно-
эгоистическими инстинктами; ему не обновить не только России, но и
самого себя. В его среде живое начало представляется незначительным
меньшинством, ему враждебным. Меньшинство по чувствам, принадлежит
к народу, но на деле не имеет с ним никакой связи. В этом все несчастье.
Добрые желания меньшинства бесполезны при его бессилии, и народу
недостает духа начинания, инициативы. Его мощь в отрицании; он знает,
чего не хочет, но не формулирует, чего надо. Он не подчинился петровской
ломке, но полтора века сопротивлялся ей чисто отрицательно; он не
требовал водки хорошей и дешевой, но бил кабаки с дорогою и дурною 2; он не
восставал, чтоб добыть себе волю, но по всей России отказывался
повиноваться Положению, узаконившему новое крепостное право. Надо, чтобы
меньшинство соединилось с народом, стало в его ряды, открыло ему все
преступления правительства и внушило правую ненависть. Если б такой
союз существовал раньше, не текла бы теперь понапрасну неповинная
кровь народная и не прошло бы правительству даром его преступное
лжеосвобождение. Но еще не все потеряно. Тупость самодержавия послужила
впрок, обратив против него силу, которая могла бы поддержать его всем
своим могуществом. Настоящее освобождение упрочило бы его на сотню
лет, позволив ему пренебречь всевозможными противниками.
Лжеосвобождение погубит его. С ребяческим доверием ждет обманутый народ через
два года полной воли и найдет — новое крепостное право. В этот
промежуток меньшинство должно сделать дело. Но как за него приняться? Как

236
H. A. Серно-Соловьевич
соединиться с народом — людям, не имеющим прочной связи даже промеж
себя? Ответ в самом вопросе. Все эти личности, родные по убеждениям,
по стремлениям, по вражде к существующему порядку, но разъединенные,
разбросанные одиноко по всей России, а потому бессильные, должны
дружно сплотиться в один союз, идущий к одной цели, действующий, как
один человек. Достигнув этого, уже не трудно будет сойтись с народом,
В союзе непременно найдутся люди, близкие ему, может люди из его
среды. Одного энергического человека, знающего народ и имеющего его-
доверие, достаточно, чтоб связать с ним сплоченное меньшинство. Для
образования союза нет другого пути, как составление тайных центров,
обществ, братств. Против них многие восстают, называя их средствами
устаревшими, отжившими... То малодушные трусы или равнодушные
эгоисты. Для страны, находящейся под вековым рабством, нет другого
средства сбросить иго, как тайные союзы. Они образуют бойцов, соединяют
силы, подготовляют движение; без них массы или не поднимутся, или,
поднявшись неподготовленные, не выдерживают борьбы с организованным
врагом. Назовите из целой истории хотя одно удавшееся народное
движение, совершенное без них, или одно, без них удавшееся? Таких примеров
не найдется. У нас обыкновенно ссылаются на неудачи 25 и 48 годов3.
Тут неудачи произошли не оттого, что тайные союзы вообще средства
негодные, а потому, что начала этих союзов были неверны. Для нас они
служат предостережением от двух важных ошибок: от попыток достичь чего-
либо силами одного общества без содействия народа и от отвлеченных
теорий, не имеющих корня в стране. Такие предостережения —
положительные приобретения в нашем деле.
Польза и сила союзов так очевидны, что на этом нечего и настаивать.
Тысяча самых решительных человек, взятых каждый отдельно,
разбросанных по городам и селам России, не знающих друг друга, считающих себя
одинокими, бесплодно мельчают и гибнут в массе мерзостей, даже не
пытаясь противиться им; соединенные в один союз, они проповедуют,
действуют, распространяют -свои убеждения, они — сила. Имея каждый сто
рублей, ни одни из них даже не подумает повредить ими правительству;
соединясь, они рае ом: становятся во главе ста тысяч, которыми можно кое-что
сделать.
Составлять союзы у нас легче, чем где-нибудь. Громадность расстояний,
пространство границ, простор населения затрудняют надзор, облегчают
возможность действовать и укрываться от преследования. Кроме того,
шпионство не в нашей натуре, само подлежащее чиновничество
занимается им нехотя и спустя рукава. Все это драгоценные условия для дела.
Говорят, что мы не умеем молчать и оттого существование тайных союзов
у нас невозможно. Но на чем основан такой приговор? Где были у нас
случаи заявить уменье молчать? А взгляните-ка на раскольников или на
мужиков при следствиях и допросах, вышибите-ка из них компрометируй

Ответ «Великоруссу»
237
ющее словцо! Нет, болтовни бояться нечего; там, где длинный язык ведет
е опасность собственную шкуру, всякий прикусит его. К тому же ведь нам
не в лесу пролагать дорогу. Стоит устроиться так, чтобы открытие одного
или нескольких центров не подвергло опасности всех,— вот и гарантия
против болтливости. Малочисленностью тоже смущаться нечего. Мы не
знаем своих сил, потому что не было случая проявить им себя. Из этого
еще не следует, чтоб не явилось людей, когда представится возможность
действовать, война родит героя. Да хотя бы сразу явилось и мало, беды
в том нет. Надо только, чтоб образовалось зерно; правительственные
сумасшествия, чиновничьи грабежи, помещичьи зверства не замедлят
превратить его в глыбу.
Перелистуйте наудачу «Колокол»: 115 офицеров, исключенных из
инженерной академии, расправа губернатора Смирнова в Ямбургском
уезде, варшавские убийства, безднинская резня, истязания на Пластуне,
предсмертные злодейства крепостного права, теснение университетов,
казацкие переселения, палачество Дренякина, распятие казацких бород,
истребления крестьян4... ведь каждое из подобных преступлений (а они
непременно будут повторяться до бесконечности) соединит против
правительства десятки, сотни людей, если только будут центры, к которым можно
прилепляться, и люди, сторожащие такие случаи, чтоб пользоваться не-
юстывшими чувствами отвращения, ненависти, жажды мести.
Раз начатую работу правительству не остановить. Что оно может
сделать? Удесятерить строгости, усилить цензурные беснования, прижать
университеты, водворить террор, осадное положение? Но ведь все это ни
мало не разрушает союзов, а напротив, способствует усилению их,
ожесточая всех. К тому же такие меры имеют значение только веденные
систематически, а для этого нужны известный закал и сила; правительство же
дрябло и бессильно во всем и для всего. Начнет ли оно преследовать
исключительно членов союза? Но опыт веков свидетельствует, что всякое
преследование усиливает преследуемую партию. Пострадавшие станут
мучениками, святыми, их страдания сделают для дела в сто раз более их
личных действий. Заключат их — они в заточении явятся гигантами в умах
единомышленников; сошлют — в местах ссылки найдутся люди для
проповеди, найдутся средства для бегства; казнят — каждая капля крови родит
мстителей. Если найдется несколько человек, которые отдадутся делу
всецело, с полным самоотвержением,— самовластию не устоять. А они
найдутся; конечно, не в «обществе», где за убеждения не рискуют и парою
рысаков, но в ограбленном, обманутом, доведенном до остервенения народе.
Тем, которые на всякую .смелую речь имеют наготове ответ: «У нас не на
что опереться», мы в свою очередь ответим: наша опора те несчетные
массы, которые, благодаря полутору века правительственного зверства,
распутства, помешательства, иезуитизма, террора, представляют градации от
апатии до безвыходного отчаяния, которым нечего ждать от этого порядка,

238
H. A. Серно-Соловъевич
нечего терять с ним, а остается только глубоко ненавидеть его. На эти
массы мы и обопремся.
Круг действий союзов должен быть так широк, чтоб всякий нашел себе
работу, Надо писать, писать много и понятно народу; заводить тайные
типографии, распространять печатанное в народе и войске; обучать
крестьян и солдат, заводить братства в полках, сближать солдат с народом,
войти в сношения с раскольниками, казаками, монахами, ввозить
заграничные издания, привлечь к себе как можно больше военных, извлекать
из коронной службы способных людей, давая им другие средства
существования, завести торговые и промышленные заведения и готовить
денежные и всякие средства.
Остается последний и главный вопрос. К чему стремиться союзу: к
конституции или к чему иному? За конституцию стало бы, вероятно, почти
все дворянство. Пусть конституции добиваются те, кому она может быть
полезна. Нам не следует ни помогать, ни мешать им теперь. Пусть они идут
своей дорогой, мы своей. Конституция лучше самодержавия тем, что при
ней будет больше простора для действия, если она принесет право собрания
и свободу печати. Мы не знаем, вызовет ли сила обстоятельств
конституцию, но мы знаем, что не она цель и последнее слово.
Наша цель — полное освобождение крестьян, право народа на землю,,
право его устроиться и управляться самим собою, освобождение и
свободный союз областей.
Баш.
Один из многих

ПИСЬМА
l
Н. С. КАШКИНУ
С.-Петербург, 18 августа 1859 г.
От души благодарю Вас, дорогой Николай Сергеевич, за милое
письмо Ваше: оно доставило мне много радости. Время, проведенное в
Калуге \ не изгладится из моего сердца ради того теплого, задушевного
кружка людей, с которыми я сроднился по чувствам и убеждениям и в котором
Вы занимали одно из первых мест. Крепко привязавшись ко всем Вам,
мне дорого Ваше расположение, и я желал бы, чтобы оно было так же
прочно, как и мое. Уезжая из Калуги, я предвидел, что буду скучать по
ней в Петербурге, и точно, не проходит дня, что я не вспоминал о нашем
житье-бытье.
Здесь страшная канитель: дело, по моему убеждению, идет плохо;
вряд ли выйдет что-либо путное. Я до сих пор еще не занимался по
Редакционной комиссии и, по всем вероятностям5 не буду заниматься,
потому сообщу Вам только то, что известно по слухам; но так как слухи эти
почти единогласны и подтверждаются журналами и отзывами людей,
находящихся у источника, то их и можно принять за достоверные. Главное
несчастие заключается в том, что нет ясной, установившейся идеи,
которая бы была проведена сквозь все дело: идут, сами не зная куда.
Результатом этого служит учреждение несметного множества комиссий2 по
разным предметам, главные начала занятий которых уже
предварительно предрешены и высочайше утверждены. Комиссии эти, как ни бьются,
ничего путн'ого придумать не в состоянии, потому что корень всего —
срочно-обязанное положение — ценз. Каждая комиссия надеется на
другую, но, в сущности, все убеждены, что ничего путного сделать нельзя
и только бьют на то, чтобы выбрать меньшее зло.
(На комитетЬкие положения обращают весьма мало внимания3, т. е.
из них берут только то, что подходит к заранее принятым идеям; кроме

240
H. A. Серно-Соловъевич
того, все до такой -степени заняты, что не все и читается — особенно, если
труд длинен. Однако Виктор Антонович4 успел дать нам обзор
оснований, еще писанный Бунге 5. Он отозвался мне, что ни один из комитетов,
требующих выкупа обязательного, не представил столь сильных доводов,
как наш, но... вопрос уже решен заранее против, и, кажется, делу не
помочь. Впрочем, выкуп добровольный имеет мало лартизанов и доводы
их не выдерживают критики; но противники их имеют слишком мало
в сравнении с ними энергии. Самарин и Черкасский 6 сильно стоят за
необходимость срочно-обязанного времени; сверх того, говорят, они на
отка1зались от розог; впрочем, Самарин болен и кажется сильно; я
слышал, что у него чуть ли не белая горячка. Партия Безобразова, Бланка
(не прочтите Бланки) сильно старается противодействовать
Редакционной комиссии; они составили адрес государю об отстранении чиновников
от крестьянского дела и предоставлении его одним дворянам; уже
собрано порядочное количество подписей и есть предположение, что адрес
пущен по России7. Роль депутатов от комитетов самая жалкая: им
зададут несколько вопросов, которые за спехом не вошли в программу:
одним словом, дело кончится чуть ли не одною проформою. До сих пор
их собралось еще очень мало, но Унков'ский тут8 и был сильно взбешен,
узнав в чем дело; когда же услыхал, что толкуют о круговой поруке,
объявил, что они ничего не смыслят. Вообще я слышу много сцен,
напоминающих наш комитет; к довершению сходства, уверяют, что в
комиссии две партии: умеренные либералы и красные (помните' Отт9) и что
красная партия берет верх, потому что ее поддерживает Ростовцев 10.
Однако до сих пор существовало трогательное согласие, но на днях
разразилась буря по вопросу о повинностях; примирить не было средств, но
тогда Р[остов1цев] напомнил об адресе, и это так магически подействовало,
что решили покончить все дело в четыре заседания. С Викт. Ант. [Арцн-
мовичем] я вижусь довольно часто; он только и думает, как бы убраться
отсюда. Из всего этого Вы можете понять, как мне здесь весело. В
настоящую минуту я работаю над уставом Главного банкового и торгового
общества, который хочется сильно [одно слово неразб.]. По всему видно, что
гг. Габер и К0 рассчитывают обобрать Россию в надежде, что никто не
понимает дела п; если еще не читали, обратите внимание на статью
Бунге об этом в № 176 «СПб. ведомостей]» 12.
Об Вашем деле 13 я не даю покоя В. А. [Арцимовичу]; впрочем, и он
с своей стороны сильно хлопочет об этом; надеемся, что удастся уладить
к 8 сентября] 14. Как бы я был рад увидать Вас поскорее. Передайте мой
сердечный поклон всем Оболенским, Жемчужниковым, Свистунову, Ба-
тенькову, Анне Михайловне и ее домашним, Трузсону, Скропышеву, Ра-
ко'вскому 15, скажите им, что я искренно благодарю их за расположение,
которым пользовался, и прошу сохранить обо мне хорошее
воспоминание. Евгению Петровичу [Оболенскому], пожалуйста, передайте, что я

H. С. Кашкину
241
доставил его письмо, но не был лжчно допущен, так как И. И. [Ростовцев]
«занимаются таким делом, что решительно никого не принимают, даже
доктора». Сделайте такое одолжение, дайте зпатт» Воейкову 16, что Арци-
мович вошел с представлением о вызове двух (т. е. 4-х 17) депутатов, что
я также говорил об этом с Ланским 18, но что никакого разрешения не
последовало. Дай бот, чтоб глаза Ваши скорей поправились и я мог
почаще получать от Вас известия. Вашим мое усерднейшее почтение. До
свидания, крепко обнимаю и целую Вас.
Душою Ваш Н. Серно-Соловъевич
Если П.19 не уехал, скажите, что я крепко целую. Кланяйтесь очень
К., я часто вспоминаю о наших прогулках,— это были приятные минуты.
Муромцев20 писал мне самое нежное письмо; он невыразимо
хандрит; у них в уезде страшные подлости. Если бы вздумали написать ему,
адресуйте до 4 септ, в г. Ельню, Смоленск[ой] губ., а потом на
Крюковскую станцию Московско-Варшавского] шоссе, Медыш[ското] у[езда].
Гнусные действия Извекова21 возымели действие,— его увольняют от
должности с причислением к департаменту. В. А. [Арцимович] просил,
чтоб его помиловали, но дело кажется решено. Карышев22 привез сына
в лицей, но на днях уезжает, о комитете не может равнодушно
вспомнить. Брат Ваш здоров.
Попросите Бегичева присылать мне журналы в 2 экз.23 и, если есть,
журнал 2 марта и 5 июня.
2
Н. С. КАШКИНУ
С.-Петербург. 18 сентября 1859 г.
Много было причин, дорогой Николай Сергеевич, заставивших меня
замедлить ответом на милое письмо Ваше: перемена квартиры и
неизбежные при этом хлопоты, бездна занятий и, наконец, желание сообщить
Вам положительные сведения о делах, нас столь живо интересующих;
и для этого надо было тщательно проверить множество ходивших здесь
разнородных слухов. 8-е возбуждало большие надежды 1. Называли
положительно тех лиц, из числа властителей судеб наших, которых звезды
должны были потухнуть или заблестеть новым блеском; ждали
безотчетно различных новых мер и т. д. Все это разрешилось ничем. Для меня это
тем грустнее, что я убежден был, что амнистия даст возможность
увидеться нам зимою. К несчастью, это не сбудется: все попытки В. А. [Арци-
мовича] около Ланского,— а он делал их неоднократно,— остались
тщетны. Решительно не могу понять этих комбинаций. Завтра он поедет к
Ланскому отпроситься на несколько времени в Калугу; я просил
J 6 Н. А. Серно-Соловьевич

242
H. A. Серно-Соловьевич
напомнить о Вас, но он сказал,» что надо покориться грустной
необходимости, а сделать ничего нельзя. Вы не поверите, как мне больно сообщать
Вам это, зная желание Ваше побывать в Петербурге, но несколько мирит
с этим то, что здесь мне самому такая скука, что с удовольствием покинул
бы егю. Мне говорили, что здесь Головинский ^ хлопочет о возвращении,
но также безуспешно» Но что значат эти наши разочарования в
сравнении с тем горьким, которое испытал 8-го народ. Крестьяне ждали
свободы, мало того, они были убеждены, что получат ее; я лично говорил об
этом человеками с десятью в разное время, и все дали положительный
и совершенно сходный ответ. Правительство, кажется, опасалось
движения. Из каждого полка было отряжено по батальону солдат, которые
ходили кучками между народом; я сам видел в Летнем саду массу
павловских солдат с ружьями. Говорят, что полицейским были розданы
револьверы, но верно ли это, не знаю. Вечером: на иллюминации давка
была невообразимая, и трудно было судить о настроении. Кажется,
государь остался доволен беззаботностью, с которою народ веселился. Но
на другой день уныние было поразительно — конечно, для того, кого это
занимает; большая часть, без сомнения, ничего не подозревает. Я много
говорил с крестьянами и заметил два оттенка: одни совершенно
обезнадежены, другие ожесточены.
Между тем дело подвигается не очень быстро: Редакционная]
комиссия] кончила соображения по проектам губерний первого приглашения^
но еще не приступила к остальным3. Не знаю, известно ли Вам, что
депутаты протестовали против того положения, в котором их поставили
здесь; к этому и относилась речь государя, напечатанная в газетах4. В
печати сделаны некоторые изменения, и пропуски. Именно, сказав, что
ожидает не противодействия, а содействия, государь обратился к
воронежскому Гагарину5, одному из ярых плантаторов со словами: «не так
ли, князь?», и, не дожидая ответа, сделал движение вперед; Гагарин
отвечал, что дворянство считает себя счастливым участвовать в разрешении
этого вопроса и что, несмотря на некоторое различие в воззрениях,
положениями комитетов уже пожертвовало 7з своего достояния. На это
государь сказал — одни говорят с усмешкой, другие со словами «будто бы»,—
я не желаю таких больших жертв и т. д.; так это напечатано в конце
речи. Финансовая комиссия составила в главных, еще не вполне
разработанных чертах начала выкупа: при объявлении свободы крестьяне
сохраняют в пользовании землю, ныне владеемую; положением определяется
maximum оброка; барщина удерживается не долее 2 лет. И владельцу,
и крестьянам предоставляется выразить желание продать или купить
землю, т. е. для выкупа достаточно согласия одной стороны. Платный оброк
капитализируется из 6%, чем и определяется выкупная сумма. Для
принятия заявления о желании приступить к выкупу должны быть учреж-
дены особые места. Выкупная сумма выдается частью облигациями в

Я, С Кашкищ
243
472%, частью именными свидетельствами в 5%. Долги опекунским
советам вычитаются и удерживаются. Барщинские имения не иначе могут
приступить к выкупу, как по переводе на оброчное положение. Комиссия
принимает за основание высоч[айшее] пов[еление], что выкуп должен быть
не обязательный, а добровольный, и приводит против первого
главнейшие следующие возражения: обязательный выкуп заставляет выпустить
внезапно массу бумажных знаков, что опасно и, кроме того, есть мера
насильственная и потому необходимо подрывающая доверие,
необходимое условие успеха всякой финансовой операции. Хотя я отдаю
предпочтение выкупу обязательному, отменяющему немедленно барщину, но'
отдаю полную справедливость добросовестности, с которою составлены-
соображения. Вообще добросовестность в высокой степени принадлежит'
Бунге, который сильно работает в этой комиссии. Самарин — уехал Ш
границу больной; у него был удар, говорили даже о белой горячке.
Впрочем, я видел его перед самым отъездом и ничего не заметил. Мы сошлись
у Кавелина 6, был также Черкасский; беседа была чрезвычайно
интересна. Черкасский во многом расходится с Самариным по вопросу об
общине. Кавелин же совершенно одних убеждений с Самариным; я вспомнил
о наших дебатах, которые повторились почти слово в слово. Мы
трактовали часа три. В министерстве я имел работу, чрезвычайно тоскливую
при тех условиях, которыми она обставлена, но делать нечего, другой
нет. Это именно свод комитетских постановлений, подготовка к докладу;
мне поручили № 5 адм. отд. о сельских сходках7. Погоняют
немилосердно и заботятся, чтобы было как можно короче. Я отдал свою работу и
даже не справляюсь о ее участи. Занимаюсь же предпочтительно
акционерными компаниями. Теперь работаю над «Сельским хозяином», в
котором были вопиющие злоупотребления директоров; хочется вывести на
свежую воду8. Кроме того, я взялся писать в «Журя[але] для
акционеров]» иностранную хронику; это очень интересное занятие, так как при»
ходится перечитывать множество журналов9.
Калуга назначена местопребыванием Шамиля, которому отпускается
на содержание 10 тыс. руб. в год. Какое впечатление произвело на Вдс
взятие его? Мне было крайне жаль его, но потом досадно на нет: такому
человеку не следовало отдаваться в руки живым 10.
Писал бы еще, но уже половина третьего, глаза слипаются от сна.
Что-то поделывается у Вас? Пожалуйста, пишите мне подробнее. Мне
говорили, что Вы теперь совсем здоровы; часто ли ездите в Калугу?
Пожалуйста, кланяйтесь от меня всем милым и друзьям. До свидания —
крепко жму руку.
Душевно любящий Вас
Н. С.
\б*

244
H. A. Серно-Соловъевич
3
H. С. КАШКИНУ
[С.-Петербург]. 10 октября 1859 г,
Письмо Ваше, дорогой Николай Сергеевич, подоспело как нельзя
более кстати; я собирался просить у Вас подробностей новой
возмутительной подлости; считая Щукина 1 вполне способным на нее, признаюсь, не
полагал в нем столько наглости. То, что Вы сообщаете, превосходит
всякую меру и требует возмездия. Я взбешен донельзя и решился отплатить
разом за все. Прилагаю копию с письма, посланного с нынешнею
почтою2; если требования мои не исполнятся, я опубликую Щукина. При
содействии Корша3, авось, это будет возможно. Вам всем не советую
делать esclandrée*; тейерь уже очевидно, что они ни перед чем не
остановятся; стоит ли рисковать чем-либо из-за мерзавцев! Мое положение
в этом отношении весьма выгодно, и будьте уверены, что я постараюсь
извлечь из него возможный бенефис.
Здесь решительно ничего нет путного. Финансы в отчаянном
положении: торговый и финансовый кризис идут рука об руку; трудно
предвидеть, куда придем мы. Прекращение Штиглицем 4 дел — новый удар
бирже и торговле; мы лишимся 50 млн., его ругают наповал, но, признаюсь,
мне кажется, что он поступил умно и осмотрительно, уйдя вовремя от
общего поражения. Чтобы дать Вам образчик управления нашими
торговыми предприятиями, посылаю свою статью об обществе «Сельский
хозяин» 5. Пожалуйста, сообщите ее при случае Андрею Васильевичу
[Оболенскому],— Байкав и Дезин его товарищи по Правоведению, пусть
полюбуется их действиями, припомните ему, как мы толковали об этом
обществе с Чудиным, его заседателем6. 15-tro общее собрание 7, я думаю,
что будет страшная свалка; статья произвела, кажется, порядочную
сенсацию. Но довольно об этом, перейдем к предмету более близкому
сердцу. Редакционные комиссии хотят кончить дело весьма скоро,— Бунге
говорил мне, что думают обнародовать положение к новому году, я
считаю это мифом: ведь положение должно пройти еще две инстанции:
комиссию Главного комитета и самый Главный комитет. В настоящее время
внимание обращено главнейше на западные инвентарные губернии, так
как в комиссиях присутствуют два эксперта из той местности: Залеский
и Ярошинский8. Первый был солдатом и прощен весьма недавно — это
уже хорошая рекомендация. Ярошинский председательствовал в
Киевской общей комиссии; его считали либералом, но на деле вышел
страшный «гасильник» (как здесь называют). После второго заседания в
хозяйственном отделении он формально жаловался Ростовцеву, что к нему
*Скандал (франц.).— Ред.

H. С. Кашкину
245
сильно пристают, особенно Черкасский. Иаков [Ростовцев] должен был
лично присутствовать в хозяйственном отделении, чтобы водворить
согласие. Первоначально предполагалось подвести западные губернии под
один уровень с великороссийскими, и в этом смысле рассмотрены
положения Витебское и Минское; но теперь заварилась каша. Убежденные
или устрашенные доводами Киевской и Виленской комиссии 9, решаются,
кажется, сохранить существующую систему хозяйства, т. е. разделение
крестьян на хозяев и работников, причем надел производится только на
хозяев; таким образом узаконяется состояние батрачества. По-моему, это
будет верховная несправедливость и капитальная ошибка; освобождение
с землею — вот коренной принцип реформы и уклоняться от него или
делать какие-либо изъятия отнюдь не следует. Если уже признано и
доказано, что крестьяне должны сделаться собственниками, где
справедливое основание лишать этого драгоценного права всю массу населения
западных губерний? Главнейшее возражение состоит в том, что не следует
ломать существующего порядка хозяйствования. Но я понимаю, что
существующий порядок должен быть удержан потому только, что народ
свыкся с ним и находит его удобным. Желал бы я видеть, как батрак
свыкнется со своим положением и признает его удобным? Сильно
хочется, да и следовало бы, написать кое-что об этом, но никак не могу
улучить свободного времени. А между тем соображений есть много;
несколько времени тому назад долго спорил с Залеским, который также стоит
за надел одним хозяевам. Не знаю, удалось ли разубедить его, но дело
в том, что последнее слово осталось за мной; все его доводы были
опровергнуты. Моя мысль, что можно даже не делать переделов, так как эти
хозяйства большею частью лежат отдельно одно от другого и заключают
до 20 дес. земли,— надо предоставить каждому живущему во дворе право
на равную часть; затем, на деле окажется, какой порядок более удобен
для народа; если настоящий хорош, то батраки, не обзаведенные
хозяйством, не затруднятся продать или сдать землю хозяевам, а сами или
останутся работать, или уйдут на заработки, по крайней мере все-таки
извлекут что-нибудь из земли и не будут в безусловной зависимости от
хозяев. Вообще я опасаюсь, что чем долее будут рассуждать, тем более
будут делать уступок, потому что плантаторская партия не теряет
энергии. Поговаривают о каком-то новом адресе-^гротесте.
Вчера принята хорошая мера: все мнения депутатов будут
печататься в числе 3 тыс. экземпляров для придания им гласности. Говорят,
между депутатами образуется сильная партия в пользу обязательного
выкупа. Хорошо, если бы это могло устроиться! Должен откровенно
сказать Вам, любезнейший Николай Сергеевич, что чем более
присматриваюсь к ходу дел, тем сильнее становится сожаление мое, что не Вы
приедете депутатом меньшинства. Я сильно боюсь, что Петр Николаевич
[Свистунов] не выдержит здесь и скоро утомится. Представьте себе,

246
H. A. Серно-Соловьевич
pa-днях было заседание «с препираниями», т. е. с участием депутатов,
длившееся семь часов! Ярославские депутаты требовали выкупа за
строения и не убеждались никакими доводами. С другой стороны, я вижу, что
Чертков 10 будет весьма опасен; очень может быть, что ему удастся
сгруппировать сильную плантаторскую оппозицию, а здесь обращают внимание
на каждый громкий ретроградный голос.
Мои личные занятия ограничиваются по-прежнему составлением
докладов. Первая моя работа, к величайшему моему изумлению, произвела
отличное впечатление. Соловьев11 сделался отменно любезен и
предложил избрать условия, на которых я желаю заниматься, тогда как сначала
решительно не мог добиться работы. Я долго не понимал, что могло им
понравиться; теперь, когда мне дали проверить доклад, составленный
другим, оказалось, что многие занимающиеся этим делом не считали
нужным прикладывать к нему особый труд и добросовестность.
Легко может быть, что мне придется поехать на некоторое время за
границу. Маменька больна, скучает и требует меня в Ахен. Именно
теперь это не совсем устраивает меня, но делать нечего; впрочем, я возьму
отпуск не долее 2-1ме1сячнопо. У меня большое горе — маленький сын
сестры при смерти, восемнадцать дней доктора борются с сильнейшим
тифом; бедная сестра, сама больная, совершенно измучилась;
сегодняшнюю ночь я взялся сменить ее; уже половина третьего, клонит ко сну,
но авось выдержу.
Пожалуйста, исследуйте, известны ли А. М. [Жемчужниковой-Арцимо-
вич] наши похождения. Это меня сильно занимает: надо знать, какой вид
изобразить пред В. А. [Арцимовичем]. Мне кажется, если нас подозревают,
лучше будет рассказать при удачном случае правду, которая лучше
предположений, которых не преминут делать. До свидания. Вашим и всем моим
калужским друзьям самый искренний поклон; убедительно прошу их не
забывать меня.
Крепко, сердечно жму руки всею душою Ваш
Я. С.
Merci за обзор.— Истории с [одно слово неразб.] я хорошенько не знаю,
но кажется, что ничего серьезного не было...
Что Шамиль? Если приедут его жены, опасаюсь не только за сердце
Ваше, но и за жизнь. Чем кончились уездные собрания и по какому
поводу они были?

H. С. Кашкину
247
4
H. С. КАШКИНУ
[С.-Петербург]. 8 ноября 1869 г.
Усиленные занятия не позволяют мне, дорогой Николай Сергеевич,
беседовать с Вами так часто, как бы хотелось. И теперь могу лишь
набросать несколько слов, на которые однако попрошу Вас ответить сколь
можно скорее. В «Московских ведомостях», № 227 и 228 (24 и 25 сент.)
помещен устав «Общества для пособия нуждающимся литераторам и
ученым». Я попал, благодаря Кавелину, в число учредителей, которых
всего 77. Сегодня у нас было собрание для выбора членов комитета;
состав следующий: председатель Егор Петрович Ковалевский, вице-предс.
Кавелин, секретарь Галахов, казначей Краевский, члены:
Чернышевский, Анненков, Е'вг. Ламанский, Тургенев, Заблопкий, Дружинин, Ду-
дышкин, Никитенко. Таким образом общество уже организовано и начнет
действовать 1.
Пожалуйста узнайте у Евг. Петр. [Оболенского] и Петра
Николаевича [Свистунова], кто из их сотоварищей были литераторы, остались ли
родные, нуждающиеся в пособиях, где и как отыскать их; Е. П. говорил
мне о родных Кондратия Федоровича Рылеева, попросите у него
подробных сведений; быть может, он укажет и на других. Ту же просьбу имею
и к Вам лично. Я убежден, что Вы окажете содействие в этом деле. Нет
сомнения, что лица, о которых Вы сообщите известия, получат помощь;
и в уставе сказано, что лучше помочь немногим лицам, но вполне.
Общество почтет большим счастьем начать таким образом свои действия2.
Кроме того, если в Калуге окажутся охотники или охотницы быть
членами общества, то сообщите мне имена их, и я со своей стороны
предложу их комитету. Член общества выбирает для ежегодных взносов одну
из следующих сумм: 10, 25, 50, 100, 200, 300 pi т. п. руб. сер.
Мое дело с «Сельским хозяином» произвело страшный фурор; в
общем собрании у меня была сильная стычка с Кокоревым и Бенардаки 3;
Ваши уроки в комитете принесли мне пользу; хотя я говорил гораздо
хуже, чем те, которых слушал ежедневно шость месяцев, но, как видно,
^акционеры не избалованы ораторами. Когда-нибудь сообщу Вам
подробнее об этом деле, теперь же скажу только, что акционеры в восторге,
публика повторяет слова акционеров, а я сам страшно недоволен и,
вероятно, никогда более не сунусь ни в одно акционерное дело:
акционеры — сущие бараны. Страшная общественная несостоятельность.
Наше дело двигается как черепаха. Депутаты первого приглашения
почти Bice разъехались. Ими поданы 3 адреса: об одном, 5 членов (Унков-
<ского, 2 ярославских и 2 харьковских), я уже писал Оболенскому 4,
другой — 18 членов: просьба, чтобы проект Редакционной] ком[иссии] был

248
H. A. Серно-Соловьевич
предоставлен на пересмотр депутатов и затем поступил бы в Гл[авный!
комитет: третий — симбирского депутата Шидловского — ругательства
против Редакционной комиссии; результаты их неизвестны, но вряд ли
выйдет что-нибудь5. Однако конфуз был сильный. Вообще разладица
жестокая; финансы в критическом положении, все потеряли голову и
действуют на-авоеь.
На письмо к Щукину получил ответ от Яновского 6, весьма дерзкий,
но за занятиями некогда было пока приняться за это дело; однако ни-
в каком случае не оставлю его.
До свидания, любезнейший Николай Сергеевич, с нетерпением буду
ждать ответа. Передайте мой задушевный поклон всем хорошим людям
в Калуге. Крепко жму руку.
Всею душою Ваш
Н. С.
Кажется между Францией и Англией война неизбежна; с той и
другой стороны делаются громадные приготовления7.
5
Н. С. КАШКЙНУ
[С.-Петербург]. 25 ноября 1869 е.
Душевно благодарю Вас, дорогой Николай Сергеевич, за письма от
14 и 17 ноября, известия от Вас всегда производят на меня самое
отрадное впечатление, обновляя в памяти много хороших часов, проведенных,
вместе, и доказывая, что люди, столь близкие мне по душе, сохраняют
еще об мне память,— потому, узнавая на адресе знакомую руку, с каким-
то сладостным чувством надламываю печать.
Сегодняшнее письмо, верно, удивит Вас, во всяком случае, покажет,,
что я не вполне разделяю взгляд Ваш, нарисовавший параллель между
нашими существованиями; вполне понимая «жажду деятельности, Вас
томящую, я далеко не нахожу свою столь заманчивою и привлекательноюг
как она Вам кажется. Знаете ли, с каким наслаждением я поменялся бы
с Вами, как бы был доволен прожить годик в деревне. Это не слова, не
фразы, даже не игра фантазии, а действительное убеждение, которое
считаю правильным, -и лучшее доказательство тому,— на днях подам в
отставку и еду за границу. Может быть, Вы скажете — какая же
разница: деревня и заграница! Но ведь я еду вовсе не для развлечений,
удовольствий, а просто, чтоб поучиться. Я займусь специально вопросом,
о податях и налогах, -которым в настоящее время занимаются во всей
Европе и над которым у нас можно будет поработать. Не знаю, в какой«
мере хватит сил, а хотелось бы что-нибудь сделать. Из этого Вы уже
можете заключить, дорогой Николай Сергеевич, что ход дел мне не по-

H. С. Кашкину
249»
нутру. Быть так преданным крестьянскому вопросу, как я, стоять почти
у источника и уйти, когда дело, по^идимому, приходит к развязке,—
конечно, тяжело. Признаюсь, я долго, долго колебался; жаль было
разочароваться: вера — чрезвычайно сладкое чувство, разбить которое куда
как больно. Потому я хватался за каждую соломинку, и если еду, то Вы
можете быть убеждены, что не жду ничего хорошего. Любить дело и
быть теперь здесь — значит беспрерывно страдать и томиться. Общий
характер — несостоятельность, непоследовательность, преобладание
бюрократизма, идут зажмуря глаза; ни у кого не достает силы поставить^
прямо вопрос: к чему же стремиться? Оттого сделанное сегодня
разрушается завтра; работают усердно, многие добросовестно, но при такой
системе только выбиваются из сил, не подвигаясь вперед; самые лучшие^
настойчивые начинают обескураживаться. Когда таково положение
людей действующих, представьте себе, каково должно быть нашему брату —
исполнителю приказаний. Сегодня написал в одном тоне, завтра велят
писать то же самое в противоположном; разумеется, возражаешь,
споришь; удавалось настоять на своем, потому что побуждение таких лиц,-
как Соловьев, совершенно чисто, но из всего этого выносишь убеждение,
что машина в полной дезорганизации: одни колеса уничтожают то, что
другие вырабатывают с беспримерным трудом. Депутаты вели себя
срамно во всех отношениях: они задержали вопрос на несколько месяцев-
status quo и произвели деморализацию во многих. И. И. [Ростовцев]
лишился значительной части энтузиазма и убеждает в необходимости
уступок дворянству. Не подумайте, пожалуйста, чтобы это было следствие
энергии депутатов: напротив того, они все время действовали вразлад;
ни в чем не соглашались, один противоречил другому; и это еще великое
счастье: они не поняли слабости противников, с другой стороны,
депутаты, хотевшие подвинуть вопрос, также не сумели порядком взяться за
него и сделали, по Вашему отменно удачному выражению, холостой
выстрел. Но положение до того шатко, что и холостые выстрелы привели в
совершенное смятение: до того растерялись, что перестали узнавать и
своих, и чужих, а с перепуга смешали всех в одну кучу. Кончилось тем,
что и Унковского, и Шидловскиго, крайний плантатор, отдали под надзор.
Вызовом вторых депутатов что-то медлят; признаюсь, сильно опасаюсь их~
при настоящем настроении умов такой господин, как Чертков, может
играть роль, если только сумеет; противная сторона должна действовать-
весьма энергически1. Поговорите об этом с Петр. Ник. [Свистуновым];
впрочем, носятся слухи, будто ни ему, ни Вам не дозволят приехать,
а предоставят меньшинству выбрать другого представителя 2. Уже была^
речь о возложении на помещиков вотчинной полиции со всеми ее
прерогативами! Это Вам хорошо обрисовывает le fond de la chose *. С другой
* Сущность дела (франц.).— Ред.

250
H. A. Серно-Соловъевич
стороны, Безобразова (Михаилу), представившего какой-то
отвратительный адрес о союзе власти с дворянством и стеснении литературы,
отставили от службы и выслали в деревню! В бесчисленных комиссиях дела
подвигаются крайне медленно или вовсе не подвигаются. Просто
безвыходное положение. Цензура, по просьбе Ковалевского3, взята от него и
будет составлять предмет особого ведомства под начальством барона
М. Корфа4. Между тем мысль развивается и берет свое; требования
становятся с каждым днем сильнее. Все это выработало во мне убеждение, что
оставаться теперь на службе, подавать руку направлению, которому не
сочувствуешь и в которое не веришь — решительно не следует. Что дела
пойдут к лучшему — в этом не может быть сомнения: старое здание, если
не будет разрушено, рухнет само; столбы сгнили и подрублены; но чтобы
воздвигать новое — нужны знания не поверхностные, а солидные,
прочные — каких у нас крайне мало. И потому всякий, приобретший их, хотя
в известной степени, пригодится и, может быть, очень скоро. Вот я
договорился. Но если надо было долго рассказывать, чтобы дойти до этого,—
то.подумайте, сколько надо было перечувствовать и перестрадать, чтобы
перемолоть все это в голове и сердце. Вследствие такой работы многие
понятия мои изменили оттенок. Вы поймете, конечно, что не об уступках
идет речь. Между прочим — как это должно порадовать Вас! —несколько
изменились и мысли об общине; я думаю, что если бы пришлось
потолковать, не было бы таких ожесточенных споров, как в Калуге; >другое
изменение — «Современнику» отдаю полное предпочтение перед «Русск[им]
вестником», говоря собственно о политике; Чернышевского ставлю
положительно во главе наших публицистов. То же решение, какое принял я;
от души рекомендую и Вам. Вы читаете много, но без определенной цели;
попробуйте взяться за какой-нибудь вопрос,—их столько, что затруднение
может быть только в выборе; при Ваших способностях Вы сделаете много
и хорошо, а между тем будет в жизни цель и занятие, какого лучше не
найти. Поверьте, я испытал это на себе, единственный способ действовать
безусловно по совести, единственная возможность оставаться честным
человеком, вполне быть независимым. А для Вас это гораздо легче, чем для
меня,— уже по материальным средствам. Как ни будь человек независим
по убеждениям, решителен, энергичен, но если он стоит в положении
зависимом/особенно от службы,— нет силы, которая бы устояла против
свинцового давления отношений; и чем шире становится в этом
направлении сфера деятельности, чем выше идешь по лестнице почестей, тем уже
становится ошейник, тем короче цепь, тем стесненнее свобода движений
и даже мысли. Людям не служащим, свободным это покажется дико,
непонятно,— но это горькая истина; вполне понимает ее только тот, кто
служит; даже служивший, но проведший несколько месяцев на воле,— не
всегда ясно представляет это; я сам в Калуге спорил с Алекс.
Михайловичем [Жемчужниковым], доказывая, что следует служить; я забыл, что

H. С. Кашкину
251
значит ходить ежедневно в канцелярию. Но теперь, по крайней мере,
убеждение настолько прочно, что устояло и против доводов начальства,
усиленно старавшегося доказать мне, что оставлять дела в настоящую минуту
не следует, и даже против возражений друзей, полагающих, что следует
дойти до степеней известных и для того оставаться на службе. Соловьеву
очень хотелось удержать меня. Не помню, писал ли я Вам, что по
возвращении моем из Калуги он был сильно предубежден против меня, так что
дал заметить это Виктору Антоновичу [Арцимовичу] и долго не поручал
никаких занятий; теперь, узнав мою работу, совершенно изменился ко мне,
так что на днях предстояло сделаться старшим редактором; с своей
стороны, узнав его поближе, я очень ценю его энергию, настойчивость и
убеждения; но, несмотря на все это, не убедился его доводами. Между прочим
сказал ему, что не верю в возможность разрешения крестьянского вопроса
иным путем, как 'выкупом, и потому считаю труды Редакционных]
комиссий] лишь тратою времени, на что он возражал, что сам не видит другого
исхода, как выкуп, что, по его мнению, он возможен теперь, потому что
финансы наши могут поправиться не прежде, как по отмене крепостного
права. К чему же писать эти фолианты? — спросил я, указывая на
«Труды» Редакционных] к[омиссий]. Из этого можете заключит^ что лучшие
члены сами не верят в свое дело. Соловьев предлагал не выходить в
отставку, но взять назад просьбу и ехать в отпуск, в том предположении, что за
границей может не понравиться и потому не следует разрывать связей;
что, наконец, всегда можно просить отставки из-за границы. Я едва не
сделал уступки, но устоял благодаря Виктору Антоновичу. Он сильно
сочувствует моему решению и, переговорив с ним, я убедился, что оставаться
на службе, взяв отпуск на какие-нибудь четыре месяца,— значит уступить.
Плана занятий я еще не составил вполне; положительно только, что
отправлюсь прямо в Ахен, где живет моя матушка; с ней пробуду несколько
недель, которые посвящу чтению,— а там увидим. Письма ко мне я
попрошу, дорогой Николай Сергеевич, адресовать по-прежнему в Петербург,
только на имя брата5. Замечания Ваши по делу напечатания возражения
Вашего на донос показало мне, что вступать в борьбу печатно не следует.
Во-первых, дело это столько же, и даже больше, Ваше как мое, во-вторых,
это только может раздражить против всех вас; усиление влияния Щукина
едва ли может быть принято в соображение: он или Чертков — ведь это
одно и то же, других кандидатов в губернские предводители, кажется, нет;
разве Ал. Ив. Яковлев6. За Щукина и по его поручению отвечал мне
Яновский довольно дерзко, стараясь доказать правильность действий своих
ссылкою на параграфы устава. Соглашаясь ничего не печатать против них,
я хотел однако отвести душу и потому с -прошлая) почтою отправил
Щукину письмо 7, от которого, полагаю, ему не поздоровится. Между прочим,
Яновский говорит от имени Щукина, что я всеми силами старался статьями
двоими порочить калужское дворянство (говорят, он приписывает мне

252
H. A. Серно-Соловъевич
статью Арсения Глебова в «Русск[ом] вестн|[ике]» 8, против этого я
возразил, что представитель дворянства, не исполняющий данного слова,
порочит свое сословие несравненно сильнее всяких статей, и т. п. Воображаю
себе его азарт.
На-днях кружок хороших людей в Калуге умножится новым членом.
Арцим[ович] взял чиновником особых поручений одного из товарищей
моего брата — Долгово-Сабурова9, я его знаю очень близко, потому что по>
выпуске их мы целый год жили вместе, и очень люблю; пожалуйста,
отрекомендуйте его вашим, Оболенским, Жемчужниковым; княгиня Наталья
Петровна 10 найдет себе в нем партнера. Мне хотелось бы, чтоб он
хорошенько пристроился как по привязанности к нему, так и потому, что
отчасти мои советы побудили его служить у Арцимовича. Кстати, если
будете в Калуге, поблагодарите Андрея Васильевича [Оболенского] за
письма, обещанные мне при моем отъезде, и которых до сих пор жду с
величайшим нетерпением. Я писал ему11, упрашивая ответить хоть
строчку о здоровье княгини, а он хоть бы полслова. Хоть бы сидя в Палате от
скуки, чиркая по бумаге, набросал две-три строчки.
Читая журналы за октябрь, Вы найдете в «Библиотеке» и
«Современнике» пространные описания моих похождений как акционера «Сельского
хозяина»; только заранее предупреждаю Вас не вполне доверять музе
Нового Поэта; Панаев, описывая различные увлечения, был до того увлечен
ими, что рассказал не только то, что происходило, но даже отчасти и то,
чего не было: так, напр[имер], объятия миллионера, отказ разнеженных
компанейщиков от ревизии и т. п.— все это не более как риторические
фигуры или плоды его воображения. Решительно не могу понять, что за
страсть у этих господ глумиться над всем 12.
Теперь перейду к делу, касающемуся лично Вас, любезнейший Николай
Сергеевич. Вчера еду домой и по обыкновению вступаю в беседу с
извозчиком. Откуда ты? — Рязанский, Егорьевского уезда.— Господский? —
Господский.— Чей? — Кашкина.' Слышав от Вас об этом имении, я с
большим любопытством повел беседу. Парень был молодой, бойкий и
смышленый. По его словам, им приходится тяжело; он с удовольствием вспоминал
о прежней барыне, при которой платили 20 руб. оброку и только выходили
на покос; теперь же платят 18 руб., все лето работают по 3 и 4 дня в
неделю; те, которые ходят на заработки, нанимают работника, и по его расчету
вся повинность им обходится более 50 руб. сер. с тягла. Это страшно много,
тем более, что земли, по словам извозчика, у крестьян немного. Он с
особенным увлечением говорил, как хорошо бы было, если б им отдали и
господскую землю; мы бы, говорит, тогда с охотою стали платить по 50 руб.
сер. с тягла, лишь бы от барщины освободиться; на управляющего сильно
жаловался и говорил: хоть бы господа сами приехали посмотреть, все
лучше было бы; а то предпрошлым летом приезжали молодые да всего одну
ночь проночевали. Я вспомнил о сделанном Вами празднике. Узнавши все

H. С. Кашкину
253
это, я сказал, что знаю Вас, что Вы люди хорошие и думаете, как бы
облегчить их, но не заводите новых порядков в ожидании освобождения, и
обещал написать Вам, что слышал. Последнее крайне порадовало его и
несколько раз напоминал он, прося не забыть. Войдите, если можно, в это
дело, любезнейший Николай Сергеевич, теперь же, кстати, времени у Вас
довольно.
Но пора и кончить. Задал же я сегодня работу Вашим глазам; но давно
уже хотелось высказаться Вам, да все не мог собраться с временем; и ведь
все-таки не высказал сотой доли того, что следовало бы.
Что поделывает К[арышев]? поклонитесь от меня; нет ли известий о
Щлемянникове]? часто вспоминаю былое; я им обязан за много приятных
минут. Бог ведает, когда и при каких обстоятельствах сойдемся мы опять
вместе!
Передайте самый дружеский поклон всем друзьям; скажите, что прошу
сохранить мне местечко в памяти.
Вас же самих крепко, крепко целую. До свидания, дорогой Николай
Сергеевич; где? когда? не знаю, но до свидания.
Всей душою Ваш
Н.С.
Я двинусь, лишь только выйдет отставка.
Несчастная сестра моя потеряла сына и сама не встает с постели. Этой
несчастной женщине, в двадцать три года, приходится страдать не по
силам.
6
Н. С. КАШКИНУ
Ахен. 4/16 мая 1860 г.
Полно Вам сердиться на меня, дорогой Николай Сергеевич, дайте
весточку о себе, о неизменно дорогих для меня калужских друзьях, о всем,
что у Вас делается. Сознаю вполне, что кругом виноват перед Вами своим
молчанием. Причины его до отъезда за границу Вы, конечно, знаете из
письма моего к Евгению Петровичу [Оболенскому]1; с тех пор
обстоятельства сложились так грустно, душа была так сильно встревожена, что не
мог ни писать, пи заниматься. Я живу в Ахене у больной, ежедневно
•слабеющей матушки, в Кельне лечилась сестра серьезно больная,
забитая всевозможными несчастиями; большая часть времени уходила в
разъездах между этими двумя городами. Быть свидетелем страданий двух
самых близких женщин, не знать, как разделить между ними попечения,—
страшно тяжело. Так продолжалось полтора месяца. Присоедините
совершенную перемену образа жизни, отсутствие всякой самостоятельной
деятельности, неизвестность происходящего в России, и Вы поймете, каково

254
H. A. Серно-Соловъевич
мне было. Я чувствовал, что тефяю энергию, а между тем вблизи ни одного
человека, убеждения которого сколько-нибудь подходили бы к нашим;
поделиться не с кем. Наконец, представилась возможность ехать. Я
отправился в Лондон и провел там две недели, вернулся освеженным,
бодрым, полным энергии более чем когда-либо2. В Лондоне застали меня
вести о смерти Ростовцева и последствиях. Новое назначение сперва
считал шуткою, потом был ошеломлен; наконец, преодолев неприятное
чувство и строго анализировав положение, пришел к убеждению, что не сле^
дует придавать вещам большую В1ажностъ, чем они имеют в
действительности3. Главное надо решить в самом себе вопрос: веришь ли в Россию,
в движение вперед, в собственные убеждения,— решить его положительно
или отрицательно, но не оставаться посредине. Я говорю по собственному
опыту; я был тревожен, беспокоен, метался во все стороны именно потому,
что этот вопрос оставался нерешенным; теперь я решил его, решил
положительно и сообразно этому определил образ действии.
Поэтому каждый день благословляю решимость ехать за границу. Если
близость дает возможность изучить некоторые подробности положения,,
на стороне отдаления то преимущество, что можно остаться
хладнокровным и, следовательно, беспристрастным; в центре движения уединиться
нельзя, непременно становишься человеком партий. Я три года сидел за
крестьянским вопросом, видел его развитие во всех фазах и только теперь
нахожу возможность проверить свой взгляд и убеждения. Общее
направление осталось то же, что и прежде, но многие важные подробности
выяснились. В отношении других вопросов понятия сформировались,
сложились определеннее; подробно писать об этом не стану, но скажу только,
что консерватизм не сделал во мне успехов. Вообще, если одиночество
и тяжело, но оно имеет ту хорошую сторону, что сильно развивает
способность мышления. Но самым важным для себя результатом поездки я
считаю практическое знакомство с Европою и личное с некоторыми
первостепенными личностями. В настоящее время вам, русским, необходимее
чем когда-либо иметь верное понятие о Европе. У лас все переделывается,
а при недостатке сильных самостоятельных деятелей самый
естественный, т. е. самый легкий путь,— заимствовать выработанное другими
странами; кажется, этот характер и принимают реформы — а по-моему это
будет одним из величайших наших несчастий. Я далеко не заражен
славянофильством,— но чтоб не понимать настоящего смысла вещей в Европе,
надо или не знать их, или быть лишенным всякого политического смысла.
Человек, сколько-нибудь присматривающийся к событиям и
анализирующий их, не может не видеть, что все основные начала европейской жизни,
все элементы западного общества быстро идут к разложению. Передовые
мыслители и неграмотные работники давали мне одинаковый ответ на
вопрос о настоящем положении: «Так длиться не может». Чем все это
разыграется, что выйдет, никто не знает; ни у кого даже нет комбинаций,-

H. С, Еашпину
255
потому что все они оказались неудовлетворительными; но перелом
необходим. Да вот Вам два лучшие образчика благосостояния Европы: Вы
знаете результаты баллотировки в Савойе4; быть может, Вы полагаете,
что их произвели интриги и насилие Наполеона, малодушие
Виктор-Эммануила5,—совсем нет: бедственное положение; Наполеон обещал прибавки
жалованья, работы, экономические улучшения, и страна отдалась ему;
голод преодолел национальное чувство; народ, упоенный успехами
свободы, подчинил себя деспотизму. Другой пример, пока известный немногим,
еще разительнее. Пруссия в экономическом отношении считается первым
государством Европы, в ней первое место принадлежит Рейнским
провинциям: по-видимому, народ благоденствует; приехав сюда, я сам был
обманут виденным благосостоянием 6. Представьте же себе, что вся масса
населения — рабочие классы — с удовольствием ждут нашествия Наполеона
и присоединения к Франции. Эти отзыовы я получал из разных мест. На
мои представления, что положение французов хуже, чем их, отвечали:
«Нам терять нечего, а так нет более сил выдерживать. Дороговизна
возрастает, работа уменьшается». Вообще думают, что настоящий порядок
не может долго длиться. Средние классы, напротив того, как нельзя
довольнее настоящим и враждебны всякой перемене.
Занятия заставили меня отложить на некоторое время окончание
письма, и в это время совершилось геройское действие, напоминающее древние
времена. Экспедиция Гарибальди вдвойне восхищает меня7. Во-первых,
люди такого закала не могут не освободить Италию, во-вторых, самое
явление таких людей среди общего нравственного растления служит
светлым залогом нового мира. Гарибальди и его спутники — люди того берега.
Вдумайтесь в ход событий: полторы тысячи человек бросают вызов всем
могуществам Европы, и ни одно не осмеливается открыто принять его, ни
одно не делает шага, чтобы остановить горсть храбрецов, которых
ненавидят и боятся. С другой стороны, английские рабочие собирают огромные
митинги, отказывают себе в куске хлеба, чтобы помочь незнакомым им
людям сбросить иго деспотизма. Все это знаменательные факты. Всюду
народ сочувствует итальянцам; даже во Франции заговорило ретивое,— при
ее нынешнем падении это много значит. Сию минуту принесли газету:
депеши необыкновенной влажности; сардинские войска с необычайной
поспешностью двигаются к римской границе; папские наемники подступают
к Романье. Пароход, шедший около Марсалы, видел на ней красное знамя,
Я твердо верю, что вся Италия будет свободна.
Но несмотря на громадный интерес событий, сердце рвется в Россию,
свои вопросы все же роднее общечеловеческих. Теперешнее направление
сокрушает меня: доктринаризм, очевидно, берет верх. Трудами Комиссии
о земских банках я крайне недоволен и послал уже Викт[ору]
Антоновичу] возражение. Земские банки остановят выкуп, разовьют акционерную
спекуляцию и дадут кредиту ложное направление: масса земледельческого

.256
H. A. Серно-Соловьевич
населения не воспользуется им 8. Теперь пишу статью о выкупе, которую
думаю напечатать в Лейпциге или Берлине 9. Возвращение свое я
полагаю ускорить: может быть, к зиме буду в Петербурге.
Пожалуйста, дорогой Ник[олай] Сергеевич], пишите, что у Вас
происходит; я ровно ничего не знаю; брат сообщает только петербургские]
новости, где плесень и застой; я убежден, что работа идет внутри. Какие
результаты выборов? Что делают члены меньшинства? Что дворяне и
крестьяне? Письма адресуйте на имя брата на Болып. Царскосельском
проспекте в соботв. доме, т. е. прежний адрес. Всем помнящим меня
сердечный поклон. Что Вы сами делаете и что имеете в виду? Все это лежит
у меня на сердце. Крепко, крепко обнимаю Вас и душевно желаю всего
лучшего.
Всей душою Ваш
//. С.
7
Н. П. ОГАРЕВУ
Ахен. 19 ноября 1860 г.
Дорогой друг! Решаясь писать Вам это письмо, я долго в;31вешивал все
данные за и против; следственно, оно дело не увлечения, не вспышки, не
сентиментальности, а серьезного зрелого размышления. Предвижу
могущие встретиться возражения и постараюсь заранее дать на них ответ;
•сознаю возможность неудовольствий, но не боюсь идти им навстречу,
исполняя то, что считаю долгом совести. Вы уже, конечно, догадались по
этому приступу, что речь идет о Наталье Алексеевне 1. Мне можно на
первых же порах заметить, что я мешаюсь не в свои дела, не имея на то
никакого права. Это весьма важное, если не единственное возражение против
меня, и потому я особенно налягу на него. Вы первый дали мне имя
друга, и я счел это не пустою фраеою, тем более, что уже давно, прежде чем
Вы даже знали о моем существовании, мы были свои по чувствам,
убеждениям и цели, достижение которой поставили главной задачей жизни; это
родство добровольное, по-моему, гораздо важнее случайного, по крайней
мере дает большие взаимные права и налагает труднейшие обязанности.
Вот мой первый довод. Второй, то что Ваше положение не подходит под
общую рамку. Вы сами и Ваша деятельность не принадлежат Вам одним;
у Вас в руках знамя, следственно Вы связаны ответственностью перед
всеми, которые пришли под это знамя. Эта ответственность простирается
не только на публичную, общественную жизнь, но и на частную,
домашнюю. Такой контроль был бы невыносим для людей старого берега, но
мы, пустившиеся вплавь, должны видеть в нем свою истинную силу и
одно из коренных оснований нового порядка. Мы разрушаем и создаем.

H. П. Огареву
257
следственно от нас могут требовать отчета и приверженцы старого и
друзья нового; нам могут верить только тогда, когда мы сами неуклонно
следуем тем правилам, которые хотим сделать господствующими. Но
рожденные в предрассудках, всосавшие их с молоком, воспитанные в них,
прожившие с ними молодость, мы невольно и часто не замечая того,
отклоняемся от пути: поэтому мы необходимо должны контролировать друг
друга, чтоб немедленно подать руку помощи в трудные минуты. Взвесьте,
дорогой друг, вое зти побуждения, разберите их пристально, разбейте —
чего всего нельзя сделать в письме — и Вы верно скажете, что я прав.
Вот что я передумал много раз, прежде чем принялся за перо; теперь
расскажу, что слышал, видел, перечувствовал, что привело меня к таким
мыслям.
На пути в Италию я узнал, что Наталья Алексеевна в Германии: это
нисколько не удивило меня, так как поездка могла быть объяснена многими
соображениями. Возвратись в Женеву, поехал к Фогту2. Там говорят мне,
что Н[аталья] А[лек!сеевна] в Берне^ что Вы зовете ее в Лондон, но она
упрямится. Это просто ошеломило меня: выбор Берна зимним
местопребыванием, в то время как Вы в Лондоне, не мог быть ровно ничем
объясним разумно, как семейной разладицей. Возможность последней, никогда
мне и в голову не приходившая, сотрясла меня до глубины души; высшего
несчастий и придумать трудно. Я положил себе при свидании с Н[атальей|
А[лексеевной] разубедить ее, доказать, какой триумф она доставляет
нашим врагам. Первая наша встреча была на террасе; сильно студило, она
дрожала в легоньком бурнусе. Зная уже, как я объясняю себе ее
присутствие в Берне, она принялась доказывать мне неосновательность моего
предположения и это с таким искусством и самообладанием, что
непременно достигла бы своей цели, если б была хоть малейшая возможность
логически объяснить совершенно противолотический факт; на все ее
доводы и уверения рассудок отвечал мне — это не так. Я ушел с прежним
убеждением, только уже не виня ее. Вечером пошел к ней — этого вечера
я долго не забуду. Если бы Вы могли быть невидимкой с нами, дорогой
друг, Вы крепко бы досадовали на себя. Сидя в этой комнате,
перегороженной надвое, я в какой-нибудь час измерил сердцем и головой сколько
должна тут страдать несчастная женщина. Она не только не жаловалась,
но, напротив, продолжала утреннюю роль, говоря, что вовсе не особенно
несчастна здесь, что разлука временная, что это послужит к лучшему
в будущем, что видит многие свои ошибки и т. п.,— но глаза изменяли ей
и несмотря на все ее усилия владеть собой, слеза беспрестанно
пробивалась сквозь ресницу. То, что Герцен писал императрице, а Вы относили
в Предисловии к VIII кн. «Голос[ов»] к государю3, я, перефразируя,
повторю Вам обоим: вдумайтесь радп всего в жизнь, на которую осуждена
теперь эта женщина, и дайте себе отчет, спрося только собственное
сердце, что она должна выстрадать в течение каждых суток. Дайте себе ясный
1 ' Н. А. Серно-Соловьевич

258
H. A. Серно-Соловъевич
отчет, умоляю Вас, что за невыносимая жизнь женщине, одной, в чужой
стороне, среда чужих! Нескончаемые, холодные, сырые дни тянутся
беспрерывной вереницей, принося один как и другой одиночество, тоску,
грусть, горе, физические лишения, душевные терзания, оскорбленное и
быть может оскорбляемое самолюбие. Да всех страданий и не перечтешь.
Будучи в Лондоне, я часто подмечал у вас обоих тоску по России...
Подумайте же, если: Вы, мужчины, погруженные в дело, имеющие призвание,
знающие, что каждый час Вашей работы приносит громадную пользу,
чувствуете, как зачастую щемит сердце,— что ж должна ощущать
женщина, оторванная от родины, дважды от семьи, одна, без призвания, без
всякого дела? Страшно подумать, если бы самому пришлось быть в таком
положении! Близость молодого Герцена4 — небольшой ресурс, так как
он занят с утра до ночи; фогтовская семья, бесспорно, великолепна, но все
же своей не заменит. К тому же, вероятно, Щаталья] А[лексеевна] и не
ищет особенно бывать с ними; для женщины в таком неестественном
положении должно быть невыносимо всякое постороннее общество, потому
что во всяком взоре она должна встретить или обвинение или
сожаление — и то, и другое равно оскорбительны. Вдобавок: незнакомый язык,
неизбежные пересуды и сплетни окружающих, быть может отражающиеся
в обращении,— право есть с чего сойти с ума! Я решительно не могу
придумать преступления, за которое можно было бы, при наших убеждениях,
осудить женщину на такие страдания. Разумеется, ни она не намекнула
мне, что страдает сверх сил, ни я не показал ей, что мне ябно ее
положение; но Вам, дорогой друг, не могу не сказать, что до сих пор не могу
вспомнить о подобной участи без того, чтобы сердце не наполнилось
горечью.
Возьмем теперь другую сторону медали. Конечно, для наших врагов
не может быть большего торжества [и] сильнейшей причины радоваться
и ликовать: у них в руках положительный факт, чтоб громить нас.
Отсутствие Щатальи] А[лексеевны] из Лондона разумеется не может остаться
тайною; сотням людей, посещающих Вас, оно непременно должно
броситься в глаза, да к тому же, если в обществе беспрестанно передаются
семейные и другие сплетни о людях неизвестных и ему совершенно
незнакомых, как же может быть, чтобы не знали, что происходит у Вас,
за которыми следят сотни тысяч глаз. В комментариях этому отъезду
недостатка не будет, те которые уже распускали о Вас тысячи нелепиц,
которые сторожат малейший повод, чтобы швырять в Вас каменьями и
грязью, разумеется, не упустят такого великолепного случая, тем более,
что, в сущности,— чуть только отсутствие Щатальи] А[лексеевны]
продлится несколько времени — невозможно и придумать никакого
вероподобного объяснения ему, как семейные неприятности. Пойдут
бесконечные отвратительные сплетни, действие которых будет тем сильнее, что
они будут опираться на факт. Черня лично Вас, будут клеветать и

H. П. Огареву
259
марать нашу общую святыню — наши убеждения и начала. И нам ровно
нечего будет отвечать, потому что при каждом слове будет приправа:
«Огарев бросил жену и ребенка», «жена Огарева не была в состоянии
выносить жизнь с ним» и т. п. Что ни возражай, как ни объясняй дело —
за них будет факт вашей разлуки.
Наконец — чтобы уже высказать Вам разом, дорогой друг, все что
так тяжело давит сердце — в тысячу раз больнее и гибельнее всех
возможных клевет и сплетен, то горькое и тяжелое чувство, которое должен
испытать каждый в нашем небольшом лагере, видя у вас семейную
разладицу. Я, по крайней мере, не знаю высшего несчастья. До тех пор,
пока мы непоколебимо верим друг в друга, нам не страшны никакие
обвинения, но как только в собственных сердцах пошатнется вера — все
пропало. А вера может пошатнуться, потому что пьедестал, на котором
Вы так чудно стоите, оббивается теперь не врагами, а Вами самими.
В семейных делах судей быть не может, но наверно всегда есть доля
вины на обоих сторонах; можем же ли мы равнодушно видеть, что всю
тяжесть неприятностей несет одна, слабейшая? Как бы вина ни была
велика, и наши социальные понятия, и исключительность положения,
и простое благоразумие предписывают снисхождение и великодушие для
того, чтоб быть последовательным и не доставить торжества врагам;
если же нет ничего особенно серьезного — такой образ действий был бы
непростителен даже людям деспотизма. Поверьте мне, дорогой друг,
если б даже право было безусловно на Вашей стороне, в глазах Ваших
друзей Вы не можете быть правы нравственно. Я сужу по себе. Конечно,
сильнее любить Вас, быть с Вами более заодно, как я,— невозможно.
И до чего меня коробит, как подумаю о Щаталье] А[лексеевне], я и
сказать не умею. Что же скажут другие, более или менее равнодушные?
Умоляю Вас во имя всего, что Вам дорого, во имя наших убеждений и
того дела, за которое Вы уже столько страдали и страдаете,—
прекратите это несчастное положение. Быть может, время еще не ушло, но оно
летит на крыльях — а чем дальше в лес, тем больше дров. К тому же,
по-моему, страданий было уже столько, что надо спешить не днями,
а часами, чтобы прекратить их.
Мне скоро пора домой, но, конечно, прежде возвращения увижусь с
Вами5; если хотите, Щаталья] А[лексеевна] могла бы возвратиться к Вам
со мной, мы условились бы съехаться в Париже. Как бы ни было, Ваш
ответ, пожалуйста, пришлите ей скорее: из этого письма Вы поймете,
до чего мне тяжело и до чего я люблю Вас. Не сомневаюсь, что сердце
и рассудок Ваши будут согласны со мной? Крепко, крепко жму руки.
Ваш
Н. Серно-Соловъевич
17*

260
H. A. Серно-Соловъевич
8
В. A. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧУ
[Петропавловская крепость, Алечсеевский равелин].
8 сентября [18]62
Отвечаю тебе, дорогой друг, на письмо от 7 сентября.
1. Доверенность посылаю1; я прибавил к ней право передачи
другому лицу: это необходимо на тот случай, если бы тебе пришлось по
чему-либо — 'отъезду, неохоте, болозни — поручить дела комуннибудь
другому. Кроме того, сколько мне помнится, у меня были две
доверенности по дому: одна на управление, другая на залог и продажу.
Справься, пожалуйста, в бумагах, так ли.
2. Приняв участие в конкурсе Власова2, изучи хорошенько свои
права и обязанности. Это ты найдешь в «Своде законов», т. XI, об
учреждении] Коммерческого суда. «Св[од] з[аконов]» есть в библиотеке.
Вообще, позволь мне дать тебе совет — при всяком доле обращаться к «Своду
з[аконов]» и прочитывать подлежащие статьи. Это на всю жизнь
принесет пользу.
3. Страховые деньги, действительно, внесены вперед по 1865 г. Полис
находится в правлении Городского] кредитного] общ[ества]. Кстати,
надо в'зять полисы на застрахованные мною во время пожаров магазин
и библиотеку. Все русские общества отказались принять на страх, и
потому пришлось обратиться в иностранные. Отказные документы
русских] общ[еств] надо сохранить. Квитанции иностранных] общ[еств]
частью у Пыпина3, частью, кажется, в моем сундуке. Агенты общ[еств]
помещаются в 1-м страховом] общ[естве]; в Петербургском] страховом]
общ[естве] или 2^го страхового] общ[ества] — надо взять 4 полиса.
4. Сдача помещения Крону возбудила во мне много дум. Что может
быть характеристичнее: 'закрытая читальня сменяется пивною.
Недостает, чтобы сняли мою квартиру под б ь!
Ведь одна — неизбежное дополнение другой (т. е. пивная и другое
заведение). Свимщики под пивную буквально осаждали меня, место для
них раздольное, но я упорно отказывал: ведь только слава, что пивная
или портерная,— в сущности, тот же кабак. Впрочем, тут действовали
чисто индивидуальные побуждения: меня коробила мысль об этом
страшном растлении народа, и я не хотел служить ому своим домом.
Признаюсь, я предпочел; бы другое торговое заведение не только при равных
условиях, но даже по той цене, 1за какую при мне ходила лавка, т. е.
400 руб. в год. Впрочем, я уже предоставил тебе быть полным хозяином.
Если не является других наемщиков на лавку, значит, ей придется долго
стоять пустою: это значит—боятся въехать в помещение, бывшее
запечатанным,— стало быть, «несчастное». В таком случае при нынешних

В. А. Серно-Соловъевичу
261
обстоятельствах придется волею-неволею впустить хоть пивную. Но во
всяком случае при этом пе игр ©мини принять следующие
предосторожности: 1) условливайся не с целовальником, а лично с Кроном, с
которым и заключи контракт, 2) контракт не дольше, как на год, 3) и притом
самый строжайший, т. е. не в смысле притеснения, а в том, чтоб
оградить свой дом от разврата. Справься в «Св[оде] зак[онов]>> с Уст[авом] об
акцизе питейном и Уст[авом] о благоустройстве и благочинии и не
отступай ни на йоту от требований закона. Недопущение девок, азартных игр,
буйства и т. п. непременно должно быть оговорено в контракте с
предоставлением владельцу права, в случае нарушения этих условий,
требовать смены сидельца, а потом отказать от квартиры ранее срока; 4) при
составлении контракта посоветуйся с кем-нибудь из знакомых
домовладельцев, имеющих в доме трактир или подобное заведение; 5) недурно
прислать мне черновой.
А самое главное, чтоб дворник держал ухо востро! Если подручный
пьет —смени его. Потолкуй с булочником нашим; не удастся ли ему
водворить в этой пивной немецкие порядки; он верно будет habitué *,
так как не раз пытался склонить меня в пользу пивной, говоря: «Das
kann ja doch sehr anständig werden» **. Пусть же постарается об
anständ'e.
5. В числе принадлежностей бывшей читальной не забудь газовый
аппарат. Если его не купит снимщик лавки, то пока в нем нет
надобности, пусть остается в его пользовании, но в контракте надо оговорить,
что он наша собственность, и в случае нужды как газомер, так и трубы
и рожки могут быть сняты нами. Стоимость этих аппаратов показана в
счете мастера, находящемся, вероятно, вместе с прочими счетами
книжной лавки в магазине.
6. Деньги, данные мусорщику, надо будет зачесть при расчете.
Сделай ему новый расчетный лист.
7. Облигация, вышедшая в тираж, если не ошибаюсь, принадлежит
к разряду сентябрьского срока — стало, % уже нельзя получить. При
случае уведоми меня о курсе облигаций и о твоих действиях по этой
операции.
8. В ответ о 280 р. % по Шлоссеру 4, боюсь ошибиться, не надеясь на
память. Насколько помню, эти 280 руб. должны быть взяты из денег за
проданного Шлос[сера] и обращены на уплату % в Гор[одское]
кредитное] общ[ество]. А может быть, эти деньги уже зачтены в счет по
Шлоссеру и, в таком случае, не требуют никакого распоряжения. Просмотрев
счета, ты увидишь, которое из двух предположений истинно. Шлос[сера]
для перевода получил, за что несказанно благодарен. Целый день сижу
* Завсегдатай (франц.).— Ред.
** «Ведь это может быть очень прилично» (нем.).— Ред,

262
H. A. Серно-Соловъевич
над ним, но результаты относительно количества работы пока не
соответствуют моим желаниям. Перевожу не более 8—10 печатных стр[аниц]
в день. Стало быть, полученные 200 стр. будут (готовы через S недели.
9. О «Бирж[евых] ведомостях]» я неточно выразился5: я именно и
подразумевал объявления. В маленькой комнате — сделать полки и,
если можно, без больших хлопот, заменить плиту маленькой железной
печью; шкаф мой можно вынести.
10. Пожалуйста, чтоб издания наши были хорошо просмотрены: в
детской книжке тьма орфографических] ошибок; я некоторые исправил, но
прочел бегло, «О пище» /надобно поторопить. Как только первые листы
пройдут через цензуру, надо заплатить переводчику 100 руб.6 В
первом письме писал о статьях Якушкина, которые должны быть изданы
под заглавием: Путевые письма, ч. 2-я. Условие с ним у Пыпина. Статьи
у меня в или на столе в магазине.— Все печатное: «Современник]»,
«Основа», «Сев[ерная] пч[ела]>>, «Современная] летоп[ись]>> — остальные
надо собрать, как я писал 7.
Вопросы твои далеко не пугают меня; напротив, они доказывают
мне, дорогой друг, не только крайнюю внимательность и истинную
братскую заботливость, но и отличную деятельность твою. Заботы о
делах сильнее всего тревожили меня,— теперь благодаря тебе я
совершенно покоен на этот счет. Зато же, как и благодарю тебя мысленно, каждый
день. Известие о маменьке весьма успокоило меня. Я совершенно здоров
и бодр духом. Обнимаю родных, еще раз сердечно благодарю тебя и
горячо, братски жму руку.
Твой
Николай Серно-Соловъевич
Скажи Пыпину, что как только начнется деятельная подписка на
«СПб. ведомости]», пусть производит конторщику тот же оклад, как
другому приказчику, т. е. 40 руб. в месяц, кушанье и чай.
Чрез какую контору посланы книги в Екатеринбургскую гимназию
и исправила ли компания Перевозчик путаницу с транспортами в Вятку
и Чернигов? и не упустили ли из виду написать туда?
9
ß. А. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧУ
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин].
5. VIII [18] 63 г.
Согласно обещанию, посылаю тебе, дорогой друг, несколько
образчиков моей поэзии. Жалею, что не могу послать «Детей», которые по-
моему, удались лучше всего. Это слишком длинно и только первый отдел

В. А. Серно-Соловъевичу
263
совсем отделан 1. Посмотрим, как ты найдешь небольшие стихотворения.
Ты не распространяй их; разве покажи кому-нибудь из приятелей, чтоб
произнести над ними суждение. Еще лучше, если вместо какого-нибудь
приятеля покажешь какой-нибудь приятельнице: в этом случае я
гораздо больше полагаюсь на женский вкус. Я попрошу тебя, дорогой друг,
сообщить мне приговор с полной откровенностью, нисколько не щадя
авторского самолюбия. Свои детища всегда милы: но это еще не 'значит,
чтобы другие нашли их такими же или чтобы они были действительно
хороши. Если бы я получил только один этот талант, мне конечно жаль
было бы зарыть его в землю. Но, к счастью, я могу выбирать; потому
мне крайне важно знать, чем преимущественно заниматься. Мне
показалось, что я могу писать хорошие стихи,— и я занялся поэзией,
отстранив на второй план финансовые вычисления, экономические работы,
переводы, так как писать стихи и приятнее и выгоднее: но только под
условием, чтобы они были хороши. Сегодня ты сообщил, что мою
финансовую статью находят хорошею2,— может, стихи найдут хуже ее, тогда
я двину их побоку и вернусь к цифрам. С тех времен как перестали
писать математические сочинения кухонно-латинскими стихами,
кажется ни одному стихотворцу не приходилось колебаться между такими
противоположными занятиями: было бы глупо променять кукушку на
ястреба, когда можешь сохранить обоих. Потому убедительно прошу
тебя, дорогой друг, о строжайшей, беспощадной справедливости. Крепко
обнимаю тебя и всех наших.
Твой
Н. Серно-Соловъевич
Потрудись мне прислать еще вина, только недорогого: я пью теперь
больше. Я считаю, что даже рублевое было бы слишком дорого для
ежедневного употребления.
10
В. А. СЕРНО-СОЛОВЪЕВИЧУ
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин].
17. VIII ]18]63 г.
Любезный друг. Вчера, передавая мне букет, ты мне сказал, что та,
кто его прислала, не велела называть себя, желая знать, угадаю ли я ее
имя. В ответ на это я, прийдя в свою тюрьму, написал прилагаемые
стихи, которые прошу передать по адресу1. Я наверно (Знаю, что не
ошибся и, конечно, в будущее свидание, т. е. 25-го, узнаю это
положительно. Разумеется, ты вручишь их лично и непосредственно и притом
потрудись сообщить, что о моих настоящих чувствах не следует судить

264
H. A. Серио-Соловъевич
по слабости стихов. Они вышли бы иначе, если бы я имел возможность
передать их лично из рук в руки или если бы они были также
выразительно немы, как цветы. У меня не страстная натура, но упорно
постоянная бо всех привязанностях, а время и страдания закаляют
чувства. С нетерпением буду ждать воскресенья.
Вчера я был рассеян и сказал не то, что следовало о предполагаемом
переводе. Вопрос не в том, переводить ли «Дон-Жуана» в стихах или в
прозе, а стоит ли переводить или нет, т. е. можно ли ждать, что книга
будет иметь успех? Что касается до способа перевода, то это зависит
единственно от того, достанет ли настолько поэтического таланта, чтобы
передать в стихах творение, названное Гете «безгранично гениальным» 2.
Да и независимо от таланта, нашим языком донельзя трудно
передавать байроновские мысли. Я уже сознал это на маленьком
стихотвореньице 3. Переведя его, нашел, что оно переведено Лермонтовым; по
сравнении оказалось, что только полстиха из 16 у нас сходны, но если
бы соединить мысли обоих переложений в одно, то и тогда не выразятся
все мысли, заключающиеся в 16 байроновских стихах. Впрочем, надо
прибавить, что Лермонтов написал свое, имея 17 лет.
Во всяком случае попробую переводить и в прозе и в стихах и
отработав несколько строф в обоих видах пришлю вам на суд. Сделать этот
перевод 'значило бы увековечить свое имя в русской литературе, потому
что это, по-моему, первое по достоинству поэтическое произведение в
целом мире. Но, наверно, заранее можно сказать, что я не кончу его —
уже потому, что в поэме 1975 осьмистрочных строф, а я не полагаю, чтоб
был в состоянии переводить стихами больше 5 в день4. К тому же чем
дальше, тем труднее становится для меяя, какая бы ни была работа по
изнурению физических сил. Вчера, например, я был так утомлен, что лег
в 9 часов,— а в результате все же заснул около 2, а проснулся в 6.
Конечно, это не нормальное положение: но следя постоянно за собой,
ясно замечаешь, что организм все более и более приближается к
состоянию, характеризующему дряхлость, именно возрастающая слабость в
течение дня и уменьшение сна ночью.
Вот и теперь пишу к тебе совсем усталый, а лягу и проворочаюсь с
боку на бок несколько часов.
Крепко обнимаю тебя, дорогой друг. Нашим искренний поклон, с
нетерпением буду ждать тебя.
Твой
Н. Серно-Соловъевич
Уведоми о получении письма. Я был прав: опять заснул в 3 часа,
а встал в 7.

А. И. Герцену и Е. П. Огареву
265
11
[А. И. ГЕРЦЕНУ и Н. П. ОГАРЕВУ]
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин.
Первая половина 1864 г.]
Я люблю вас, как любил; люблю все, что любил; ненавижу все, что
ненавидел. Но вы довольно знали меня, чтоб знать все это. Молот
изрядно колотит, но он бьет не стекло. Лишь бы физика вынесла, наши
дни придут 'еще. Временами грудь чувствовала прелести пенсильванской
системы 1, но теперь ничего; силы есть и будут. К личному положению
отношусь совершенно так же, как прежде, обсуживая возможность его.
На общее положение взгляд несколько изменился. Почва болотистее, чем
думалось. Она сдержала первый слой фундамента, а на втором все ушло
в трясину. Что же делать? Слабому — прийти в уныние, сильному
сказать: счастье, что трясина выказала себя на фундаменте, а не на
последнем этаже,—и приняться вбивать сваи. В клетке ничего не поделаешь:
однако изредка просунешь лапу да и цапнешь невзначай. Морят, думаю
по 2-м причинам: из политики, чтоб не поднимать лишнего шума, и в
надежде пронюхать что-нибудь от новых жертв. С вами поступил не
так, как бы хотел: да нечего делать. Пришлось быть Камнем, чтоб не
сделаться Осинником. Были и такие; только я от петухов не плачу,
а гадов <1придавливаю> отпихиваю ногой.
Гибель братьев разрывает мне сердце. Будь я на воле, я извергал бы
огненные проклятия. Лучшие из нас — молокососы перед ними, а толпа
так гнусно подла, что замарала бы самые ругательные слова. Я проклял
бы тот час, когда сделался атомом этого безмозгло-подлого народа, если
бы не верил в его будущность. Но и для нее теперь гораздо более могут
сделать глупость и подлость, чем ум и энергия,— к счастию, они у руля.
Перечтите последнюю главу 1-й части Бокля: вы увидите, что
причины группируются с поразительным сходством2. Дитя будет, но
должно созреть. Это досадно, но все же лучше иметь ребенка, чем ряд
выкидышей. Природа вещей не уступает своих прав. Но в умственном мире
ее можно заставить работать скорее или медленнее. Если мой тезка3 с
вами — жму ему руку и благословляю. Если видаете Осипа4 — самый
горячий поклон. Вас обнимаю так (крепко, как только умею, и возлагаю
на вас крепкие надежды: больше всего на время, потом на вас. Помните
и любите меня, как я вас.
Neros
Составил план общественного] банка 5, чреватый последствиями: фонд —
мобилизация имуществ; кредит — от личного (при поручительстве]) до
недвижимого], прибыль — в налог, остальной налог — один
поимущественный], т. с. доход и капит[ал] прогрессивно].

266
В. А. Серно-Соловъевич
12
[А. А. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧУ]
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин.
Первая половина июля 1864 г.]
. Бесценный, дорогой, навсегда любимейший друг!
Сегодня твое рождение! Все, что могу подарить,— несколько
задушевных строк. Желаю, чтоб они вышли крепительны. Нам надо
стойкости, обстоятельства лягают изо всех сил. Зато (кто из нас не ляжет под
ними, тот порядком закалится. На днях магазин должен лопнуть. Вся
семья останется почти не при чем и без всяких ресурсов к
приобретению *. Я, без сомнения, понтирую в каторгу. Но во мне с несчастиями
растут силы переносить их, что будет дальше, не знаю: но до сих пор
якорь крепок, хоть волны и бьют корабль со стороны на сторону. Заметь
это сравнение. Ровно год назад я говорил в стихах: «Весь год меня в
тюрьме морили, разбили бедную семью, чего могли — всего лишили,—
а тверд я, как утес, стою!» 2. Теперь сравнение с утесом было бы
хвастовством. Утверждающим независимость духа от материи я советовал
бы проверить свою теорию в одиночном заключении.
Развращающее влияние тюрьмы именно в том, что развитие
организма поставлено в ненормальные условия. Делай, что хочешь, силы
подтачиваются, весь расклеиваешься, и сила ума подавляется, как все
прочие. Бывают дни, что я не в состоянии думать. И вообще, чем
дольше, тем тяжелее становится для меня заключение. Порою просто
невыносимо. Но я берегу себя елико возможно. А как только чувствуешь себя
порядочно — ощущаешь энергию и мощь. Хуже всего для меня тревога
о семье. Но об этом распространяться нечего, не поможешь. Тебе я пою
старую тему: что в тебе есть все данные быть одним из лучших
публицистов — значит иметь средства жить. Недостает только навыка —
свойства приобретаемого — да решимости взять бумаги, исписать -ее и
послать в любую редакцию3. А то рекомендую как более прибыльную
статью — поэзию, особенно переводы. Это легко, и может дать хорошие
деньги. Собственным опытом до'знал, что это та же механика. Те же
условия, которые делают умным человеком, могут сделать и хорошим
стихотворцем, если специально заняться. Умственная гимнастика.
Я в жизнь не слагал двух рифм,— а дошел. Худы ли, хороши ли
стихи — вопрос не в том (чем дальше, тем более совершенствуешься),
главное, что я в несколько недель мог написать 5-актную драму в
стихах «Андроник» и перевести мистерию Байрона «Каин» (в 3 актах) 4.
Драма имеет недостатки первого произведения: я чувствую, что
следующую мог бы написать лучше. Но есть прекрасные сцены, например суд
где удалось отлично изобразить своих судей. Перевод же, кажется,

А. А. Серно-Соловъевичу
267
положительно хорош. Сама
вещь — колоссальная.
Лермонтовский «Демон» — ребенок
перед Люцифером. Если б обе эти
вещи не погибли в застенке, они
дали бы здоровый куш.
Заключение из всего этого — что ты
можешь приобретать тем же
способом, так как ты, при
равенстве прочих условий, сильно
превосходишь меня и живостью
ума и вкусом. А переводы
вдвоем составят и легкое и приятное
занятие 5.
Теперь о своем положении.
Вероятно, до тебя дойдут слухи
(как дошли до меня), что я
сильно повредил себе
рукоприкладством. Убедительно прошу
тебя, не обращай на них
никакого внимания. Это или
глубокомысленные соображения
доморощенных юристов или,
вернее, намеренно распускаемые
слухи для придания благовид-
А. А. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧ
Фотография 1860-х гг.
Воспроизводится по фототипии.
Государственный исторический музей,
Москва
ности приговору0.
Взвесь рассудительно массу следующих обстоятельств: меня и
Чернышевского] арестуют по высочайшему повелению вследствие доклада,
что взяты письма, «явно доказывающие намерение нарушить
общественное спокойствие» 7. Ч[ернышевского] до такой степени невозможно было
обвинить по письмам, что его отделили от общего дела и доконали
другим путем. Я при следствии отверг все до одного обвинения,— меня
поставили во главе. Сенату велено было определить, кого выпустить из
крепости, кого оставить,— меня оставили8. Всевозможные искажения
были сделаны. Дело, видимо, медлили решать. Письмам совершенно
превратно придано значение приглашения к возмущению. В одном сказано,
между прочим: «вам нельзя рисковать собой, ваша гибель будет иметь
страшно вредные последствия для общего дела» 9. Судья — Пинский,
делопроизводитель — Кузнецов. При начале рукоприкладства комендант
говорит мне: «если вас оставили в крепости, значит оправдаться
невозможно; рукоприкладство только повредит, я говорю по бывшим
примерам». Указ, предававший суду, обвинял в государственном
преступлении; очевидно, на 10 шансов не могло быть ни 1 в пользу оправдания.
Как же тут помочь или повредить себе? Но я был в таком настроении,

268
H. A. Серно-Соловъевич
что хотел защищаться, получив накануне весть о расстройстве
денежных дел. Что 'защита была хороша,— я видел из всего. Меня старались
поймать на словах, .искажали смысл. Пинский сказал: «После
словесного показания я считал, что дело у меня вот (сжав кулак),— а теперь
мы в прежней неизвестности».
Я требовал, чтоб ко мне применили указ, обещавший снисхождение
признавшимся, обнаружившим раскаяние и содействующим
обнаружению злоумышленников,— доказывая, что подхожу не под букву, а под
дух: они составили журнал, что во всех моих ответах «не оказалось ни
признания, ни раскаяния». Наконец, я до конца стоял на том, что
невинен во всем. Правда, был другой способ защиты: прямо и косвенно
свалить все на Сашу 10. Но это я считал слишком подлым. Желание
очистить его было одним из соображений, почему я объяснил свое
знакомство с Г[ерценом]. Подлые пути всегда ложны. Их выгоды мнимые,
в сущности за них всегда получаешь наказание. Ибо 1) он может быть
принужден обстоятельствами вернуться, 2) могли постановить не решать
дело до его возвращения; сколько тогда трансов и томлений, 3) могли
все-таки обвинить и набросить страшную тень на репутацию, 4) главное,
что для самого себя это послужило бы источником упреков и нарушило
мир с самим собой, что я считаю безусловно высшим из благ.
Моя система защиты основывалась на следующем.- Я сказал себе:
меня доконают во что бы ни стало. Ясно, что дело пошло на то, чтоб
истребить всех сколько-нибудь известных людей противного лагеря и в
этом направлении III отделение, Сенат, Государственный совет
действуют как один человек. Но против этого в самом праве есть оппозиция,
и я успел заметить, что между обеими партиями страшная вражда.
С другой стороны, само дело при сколько-нибудь добросовестном
разборе не представляет никаких матерьялов к обвинению. Потому я
разъяснял это обстоятельство, рассчитывая выпутать таким образом всех
только прикосновенных и вместе доказывая несостоятельность всей
системы. Попадись все мое писанье в руки одному порядочному человеку —
оборот всего дела мог быть иной. Но, очевидно, все заодно. А потому
всякие усилия бесплодны. Какие результаты дало знаменитое тверское
рукоприкладство? Осуждение. Прощение было уже независимо от
судебного хода и. Есть заветная фраза «по уликам и обстоятельствам
дела», которою можно повесить законным порядком кого угодно; забыл
привести, между прочим, слова Пинского: «Вы желаете своими ответами
свалить ответственность на Сенат—но мы свалили ее на вас», значит,
толковать об этом нечего. Надо по возможности устранять нелепые
толки. И кто же из читавших дело может высказать такое мнение, имея
в виду мою пользу? Вздор.
А впрочем, пусть говорят, что хотят. Я дошел уже до той выработки
себя, что единственный суд над моими поступками, имеющий для меня

л. А. Серно-Соловъевичу
269
значение,— мой собственный. Я же сам весьма доволен, что удалось
никого не замешать m пережить 2 года тюрьмы, оставшись самим собой.
Каторга меня ие пугает. С своим спокойным характером я уживусь
везде, я на нее смотрю как на школу, суровую, но могущую быть во многом
полезною. Главное, что я смотрю вперед с полным доверием. Делать
нечего. Закон силы против нас. Он неумолим и неотразим. Но имеющие
баланс в совою пользу доживают свой век,— мы начинаем свой. Они не
понимают этого и потому обстоятельства через 10 лет выведут нас на
арену. Ссылающие Ч['ерныпювского] — вымирают; бросающие цветы —
нарождаются 12. Я нянчу в уме отличную мысль: составить евангелие
свободы — изложение своих начал в полном объеме, построя все
отношения на 5 началах: свобода, знание, труд, любовь, счастие 13. Будь, что
будет, останемся верны себе и <будем> любить друг друга. Надеюсь,
ты не шелохнешься ни под каким предлогом. Всем сердечный поклон,
несчетно целую.
Если у тебя случаются грустные минуты — веди дневник:
великолепное средство. Я пользовался им, только чтобы испытать
действительность,— меня это воскрешало14. Необходршо прибавить несколько строк,
чтобы не смутить тебя. Сравнение с кораблем ни сколько не означает
колебании в направлении. В «Андронике» Цавелхос говорит:
Как ровно бьется сердце, ты покойно,
Ты праведно. Я бережно хранил
В себе »свой идеал, свою святыню,
И сохранил его до сей минуты,
Не сделав ни малейшей уступки
И не подавшись ни на пгаг назад!
Да, я могу геройски умереть
PI чистым победить!
Я недоволен только тем, что не могу сохранить равномерной
бодрости духа, не в состоянии отгонять какого-то неопределенного,
тоскливого чувства. Я приписываю это чисто физическим причинам,— потому
с нетерпением жду всякого решения, лишь бы высвободиться из тюрьмы.
Подумай, 2 года не слышать здравого слова, не обменяться здравою
мыслью. Самая светлая голова, с которой удалось поговорить в это
время,— поп 15. А я дознал, что разговор — одно из существеннейших
условий освежения и обновления мыслей — я думаю, посредством
возбуждения слуховых нервов. Кроме того, я часто колеблюсь, как держать себя.
Стоять ли упорно кремнем или, напротив, стараться облегчить свою
участь, действуя различными путями на гос[ударя]. Все соображения
объяснять долго. Если будет возможность, напишу историю дела. Но как
доводы меняются сообразно обстоятельствам, то подобные колебания дей-

270
Я. А. Серно-Соловъевич
ствуют дурно на состояние духа. Раз положение окончательно обрисуется
решением, водворится полнейшее спокойствие.
По моим соображениям, они твердо убеждены в существовании
какого-то заговора, считают, что не обнаружили его следствием и
тщательно стараются раскрыть. Сенат от себя посылал одного действительного
статского советника по всей России разыскивать следы. Теперь он
работает и в Петербурге. Каков он, можно судить из отзыва мне Кузнецова:
«Он отца родного повесит на 'законном основании». По виду
добродушнейший толстяк, он член гербового отделения, малоросс, фамилия —
Афонасенко.
Память у меня совсем ослабла,— все восстановится на свежем
воздухе, хоть и в кандалах. По словам Кузнецова, отправление и поездка
Мих[аила] Ил[ларионовича] прослежена до малейших подробностей и
весьма многие компрометированы16. Известно, что Щикюлай]
Васильевич] 17 писал статьи о Сибири.
Может матазин и уцелеет. Шл[оссер] 18 продолжается, я было думал,
что и он stop *. Теперь я покойнее. Скорей бы решение, чтобы
выбраться отсюда. Буду тверд. Как бы ни было, важную эпоху мы переживаем.
Придется ли нам свидеться или нет, не знаю, но помяни мои слова, что
конец этого столетия напомнит собой конец прошлого 19. Мне кажется,
на гволе я был бы в состоянии написать много хорошего. Еще раз, береги
себя. Будь здоров и по возможности счастлив.
13
А. Н. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧ
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин].
4/16 декабря 1864 г.
Милая, бесценная маменька! Через 9 дней Вы будете праздновать
рождество,— и для Вас придется двойной праздник. Быть может, мое
письмо успеет к сроку. Вы уже писали мне, что моя любовь и мои
мольбы приятный Вам подарок. Я мысленно посылаю их Вам каждый
день — посылаю и теперь от сердца, исполненного любви. Посылаю и.
стихи \ Я написал их сегодня, посвящая Вам, как праздничный подарок.
Если они доставят Вам несколько приятных минут — я буду счастлив.
Оба последних письма Ваших я получил и часто читаю и перечитываю
Pix. Я здоров, время провожу терпеливо, трудясь, читая, размышляя.
Будьте здоровы, будьте счастливы, милая маменька. Проведите приятно
предстоящие праздники. По Вашим дорогим письмам я вижу, что Ваша
горячая вера и любовь к богу дают Вам твердость и силы переносить
* Остановился (англ.).— Ред.

A. H. Серно-Соловъевичу
271
испытания. Это меня успокоивает, и я только молю, чтоб так всегда
оставалось, пока не придут лучшие дни. Передайте и г. Пастору мое
поздравление с праздниками и желание провести их приятно. Берегите
себя, маменька,— любите меня и молитесь. Несчетно, полный самой
нежной сыновней любви обнимаю и целую Вас, бесценную.
Ваш всем сердцем
Н. С.-С.
14
А. Н. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧ
[Петропавловская крепость, Алексеевский равелин],
3/15 апреля 1865 г.
Через два-три часа раздастся в церкви пение: Христос воскресе из
мертвых,— в былые годы Вы всегда были первая, милая, бесценная
маменька, с которою я христосовался. То же делаю и теперь, мысленно.
Сегодня утром я причастился, сегодня же получил Ваше дорогое
письмецо от 17/29 марта. Сначала поговорим о первом, как о важнейшем для
Вас. Прошлый год меня побудило говеть единственно желание утешить
Вас. Нынче я долго обдумывал и колебался. Странная у меня натура.
Нет человека мягче меня на ласку, просьбу и убеждение; нет
непоколебимее против гнета и гонения. Такие характеры не располагаются к
религии страданиями. Они находят утешения и силу в своих
убеждениях и сознании их высокости и правоты. Убеждения, за которые я
гоним, исповедуются в целом мире миллионами и десятками миллионов.
Гонимые в одних странах, они свободны в других, господствуют,
уважаются и славятся в третьих. Что им принадлежит будущее, в этом я
также уверен, как в том, что сижу запертой. Церковь, всюду твердая
союзница власти,— не дружелюбна свободным идеям. Я полагал, что
мне не следует присоединяться к ней причащением. Но вдумавшись
глубже в основные свойства веры и знаний, поразмыслив о значении и
влиянии веры в жизни, пришел к целому ряду новых мыслей. А чем
более читаю Евангелие, тем явственнее для меня, что, каковы бы ни
были мои взгляды на церковные догматы, задушевнейшие симпатии и
стремления мои чисто христианские. К этому присоединилось еще
множество различных доводов. Короче, я поборол в себе дух вражды и
приступил к причастию с младенческой простотой сердца и ума. Теперь
хотя и в скорбных обстоятельствах, встречаю великий праздник с
высокими и отрадными мыслями. Этот сын плотника, этот рожденный в
хлеве, этот гонимый, связанный, битый по ланитам, сеченый, выводимый
на позор, как возмутитель, казненный позорнейшей казнью и
отдавшийся в жертву из любви к людям, воскрес— богом, Христом и
спасителем сотен и сотен миллионов. А что сталось со всеми этими людьми

Отрывок из письма Н. А. Серно-Соловьевича матери от 3/15 апреля 1865 г.
Автограф.
Хранится в Рукописном отделе Гос библиотеки им. M. Е. Салтыкова-Щедрина.
Ленинград.

В. В. Ивашевой
'273
силы, богатства и власти: гегемонами, первосвященниками, фарисеями,
книжниками и всем их синедрионом? Их имена и прозвища уцелели для
вечного позора. Это истинно божественное правосудие.
Не писал я Вам, милая маменька, только потому, что Вам
необходимо свыкнуться с мыслью, что вскоре всякая переписка между нами
будет невозможна. Годы и годы пройдут, и Вы не будете иметь о мне
Hii слуху, ни духу, не будете 'знать, ни где я, ни даже существую ли.
Также и я о Вас. Более того, закон скажет, что все узы, соединявшие
меня с кем-либо, порваны; он запретит мне считать Вас матерью, Вам —
считать меня сыном. Не думайте, чтоб я шутил или говорил
фигурально; такой закон есть: эти слова надо принять в буквальном смысле.
Конечно, этим доказывается только злоба и неразумие людей. Я буду
любить, любить Вас по-прежнему и твердо уверен, что и Вы и все
любящие меня будут также любить меня, может еще больше. Но всякие
сношения между нами будут прерваны. Вероятно, это последнее
письмо *, которое Вы от меня получите,— если и не в жизни, то в долгие
годы. Не горюйте, не плачьте, не скорбите о мне. Я тверд и
мужественен; я так покоен духом, как едва ли может быть кто-нибудь из
преследующих меня. Суровая школа многому научила меня. Я нашел в себе
силу понять многие свои ошибки и сознаться самому себе в них. Но при
этом, проверив все свои убеждения, остался верен им, но возвысился
над всем, что было в них одностороннего, и из человека партии стал
просто человеком, другом истины, добра и людей. Вы как-то писали мне:
ах! когда ты напишешь мне: маменька, я христианин! Я Вам пишу
теперь: я недалек, чтоб стать им в самом высоком смысле этого слова.
Г. Пастору посылаю искренний поклон. О горе бедной Люмерен
скорблю самою сердечною скорбью. Передайте ей это вместе .с моим
сердечнейшим поклоном. Вас самих, бесценная, дорогая маменька,
несчетно обнимаю и на прощанье осыпаю нежнейшими ласками любящего
сына. Сколько бы тысяч верст нас не разделяли, для мыюли и чувства
нет расстояний. Я Вас буду любить как любил. Целую Вас еще и еще
Ваш сердечно
Н. Серно-Соловъевич
15
В. В. ИВАШЕВОЙ
30 XI [Щ65 г.
Вера Васильевна. Посылаю Вам оконченный перевод данной мне
четвертой части «Истории работничьих ассоциаций во Франции» Энглен-
дера 1. Потрудитесь передать его Владимиру] Онуфр[иевичу]2 и
похлопотать, чтоб этот труд не остался без вознаграждения.
1° H А Серно-Соловьевич

274
H. A. Серно-Соловьевич
Притом пришлите точный расчет, сколько получится за него, так
как я сам работал ассоциационным способом, диктуя товарищу, с
которым и должен поделиться возмездием. Подлинника не посылаю по трем
соображениям: 1-е, его можно достать в Петербурге; 2-е, я не перевел
приложений, думая, что можно или вовсе обойтись без них, или
напечатать их по-французски, как в немецк[ом] подлиннике. Если же
Владимир] 0[нуфриевич] найдет нужным перевести и их, то могу сделать
это, по Вашему уведомлению; 3-е, если позволят обстоятельства, напишу
о книге статью3, следовательно], мне еще нужен подлинник. Только у
меня нет 3-й части,— вышлите ее, если можно. Еще раз повторяю
сказанное прежде; следует тщательно проредактировать первые три части,
книга очень трудно переводима и по серьезности содержания и по своей
фразеологии,— а между тем книга важная, и в которой необходимы
точные термины. Мой перевод сделан так добросовестно, как только я
умел,— хотя много страниц переведено мною ночами, у изголовья
больной женщины, одной из многих, пошедших за мужьямЕЕ в ссылку. По
поправкам можно видеть, что перевод тщательно пересмотрен. Если Вы
получили письмо, посланное из Красноярска с портретами, Вы знаете,
что я отправился в Иркутск4. Приехав, постараюсь уведомить о своей
дальнейшей судьбе, если только слух о ней не дойдет до Вас ранее
каким-нибудь иным путем.
Легкое нездоровье или, вернее, непривычка к холоду — побудили
меня приостановиться на дороге и ввели в непредвиденные расходы. Хотя
у меня ж есть еще деньги, но я счел благоразумнее сделать заем. Если
получу просимые деньги — от 100 до 200 _, руб.,— уплатите за меня их,
адресовав Петру Ивановичу Кузнецову5 в Красноярск, и сделайте это
как можно скорее, не ожидая дальнейшего уведомления от меня. Сумма
долга будет стоять на поле первой страницы перевода под заглавием,
так как в настоящую минуту еще не знаю, сколько получу. При посылке
денег объясните, за кого уплачиваете, и просите уведомить меня или
Вас. Не извиняюсь, что делаю Вам столько хлопот, ни даже, что требую
денег, не осведомляясь, если ли они у Вас. Мне деньги очень нужны,
очень,— и Вы знаете, что я не мот. Вы не сочтете меня также
сибаритом, не умеющим переносить с достаточной твердостью лишений. Если
бы даже такая мысль на мгновение пришла Вам, обстоятельства скоро
разуверят Вас. По крайней мере, пишу с уверенностью, что больше не
придется тревожить Вас своими просьбами. Если бы так случилось, не
поминайте их и меня лихом. Вообще, что бы ни случилось, сохраните мне
свою дружбу. Для меня воспоминание о Вас всегда дорого.
Помните, расставаясь — мы оба недоумевали, откуда Вы получите
вести, с В[остока] или 3[апада]6. Теперь вопрос давно решен
окончательно и безвозвратно,— и, конечно, «он не напрасно подчинился самой
страшной судьбе, какая только может постигнуть человека». Помните
эти слова и носите их в себе.

И. Сулипскому
275
Всем, стоящим того, передайте мой сердечный привет,— кому в
особенности, мне нечего Вам говорить. Я постоянен и в привязанностях и
в ненавпстях. Живите жизнью, настоящею, живою, а не дремотным
прозябанием. Старайтесь помнить притчу о женихе и девах 7.
Прощайте. Я знаю, что Вы не забудете своего друга.
Вот Вам мои последние стихи, писанные еще на Оби8.
16
[ИОСАФУ СУЛИНСКОМУ]
[Канск. Декабрь 1865 г.]
Еду в Иркутск, где буду в 20-х числах января. Сделаю, что можно.
В случае полной невозможности, вернусь к Вам, когда потребуется.
Старайтесь, во что ни стало, приготовиться к концу Ф. !
В случае надобности обратитесь к Ермолаю Тимофеевичу Голубкову,
в собственном доме на Енисее, у соляных амбаров. Я его лично но знаю,
ни он меня, но это человек очень значительный у здешних староверов,
вообще расположенных к нам. Он может указать средства для переездов,
пересылок, пристанища. Прежде чем обратиться к нему, за каким-либо
делом, надо просто познакомиться с ним. Если не хотите сделать это
сами,— поручите Бн.2 Пусть он пойдет к Г[олубкову] с поклоном от
старика Антипа Никитина из Канска. Прилагаю4 при сем записку к
Б[еневоленскому] с наставлениями по1 этому делу. Посылаю Вам письмо
к Кузнецову3, где благодарю его за присланные деньги; это Вам случай
познакомиться с ним. Это человек, готовый на добрые дела. Знакомство
с ним может быть полезно. Если не желаете его, поручите доставку
письма 0.4 В письме не сказано, кто доставит, но просто: «с верной
оказией».
Я узнал, что О. имел основание прислать мне трубку5. Благодарю
его.
Приехав в Ир[кутск], постараюсь установить с Вами сношения. Если
не будет лучшего пути, то хоть по старому, через О. Письма,
адресованные Василию Семеновичу6, будут для старого вождя7, которому Вы
постарайтесь доставить их. Виделись ли с ним? Пока не получите
точного адреса, посылайте мне известия с каждою партиею.
Все, что есть у нас, посылается Вам, но не все удалось, что хотели
сделать. Известия из волостей благоприятны. Приняты меры, чтобы
проверить, насколько они верны.
Будьте здоровы и благополучны. Сердечно жму Вашу руку.
2S
Вырезанный лист для переписки на письме накладывать там, где
будет на поле знак.
18*

276
H. A. Серно-Соловъевич
17
[П. A. БЕНЕВОЛЕНСКОМУ]
[Канск. Декабрь 1865 г.]
Любезнейший П. А. 1 Постарайтесь познакомиться с Ермолаем
Тимофеевичем Голубковым, в собственном] д[оме], на Енисее, у соляных
амбаров. Подите к нему с поклоном от Антипа Шпштина из Канска,
полученным Вами чрез человека, знавшего его на пути от Тюмени к
Тобольску,— Михаила Ивановича. Если Г[олубков] хочет
удостовериться в этом человеке, пусть справится у Антипа Г.2, раскольник из
называющих себя христианами. Податель этой записки, с которым будьте в
самых лучших отношениях, скажет Вам, чего желательно от
знакомства с Г[олубковым]; я убежден, что Вы поведете это дело благоразумно
и умно и возьметесь за него с энергией. Не забудьте, что расколыгики
чрезвычайно недоверчивы. Разумеется, не скрывайте своего положения.
Оно хороший паспорт у этих людей. Но о своих религиозных взглядах —
ни слова; напротив, надо, сколько можно, войти в тон собеседников.
По-видимому, Г[олубков] теперь под следствием. В чем бы ни было дело,
старайтесь всеми силами помочь ему, но затроньте предмет настолько
искусно, чтобы он не заподозрил в Вас правительственного агента.
Сойдитесь и со столяром Фед. Вас. Ивановым, о котором я Вам говорил;
мне сдается, что он может быть очень полезен. Всем приятелям
дружеский привет. Крепко надеюсь на Вас.
Н.

ДОПОЛНЕНИЕ
ИЗ БЫЛОГО
Комедия в 5 действиях
Действующие лиц?:
Семен Васильевич В о з н и ц ы н, из практиков (по части наживы).
Анна Петровна, его жена.
Василий Семенович \
Сережа s их дгтет.
Ольга J
Лиза, небогатая девушка.
Басов, из нигилистов.
Д у л и и, его приятель.
Граф Е р ы г и н, приятель Василия Семеновича.
Князь II у с г о в с к и и, из инвалидов.
Паша, к у я н рка Л изы.
Матвей, куч^р.
Андре й'|
Иван ) ^
ДВЙСТВИЕ I
СЦЕНА 1-я
Комната Басова Заплесневшие стены, старый кожаный диван, три-четыре стула, стол, на нем и
на окне несколько книг. В углу старый чемодап.
Басов. Сережа.
Сережа. Отчего ж ты со мной жить не хочешь?
Басов. Нельзя.
Сережа. Вечно тот же ответ. Отчего нельзя?1
Басов. Гусь свинье — не товарищ.
Сережа. Кто же гусь?

278
H. A. Серно-Соловъевич
Б асов. Все равно. Смысл один.
Сережа. Неужели ты все еще в меня не веришь?
Б а с о в. Мало.
Сережа. Когда ты мне говорил это год назад, это было понятно. Я сам теперь
скажу то же о всяком без исключения из того круга,— даже о своей сестре Оле, хоть
люблю ее. Но ведь с тех пор ты видел меня почти каждый день; я совсем бросил
прежнюю жизнь. Она мне сделалась ненавистна. Ты ведь это знаешь.
Басов. Знаю, что тебе хочется стать человеком. Потому и пускаю к себе. Знаю
и то, что ты вырос на серебре и до сих пор ешь на нем. Шкуру, в которой родился,
труднее содрать, чем кажется.
Сере ж а. Я тебе сказал, что перееду — и перееду.
Басов. Я это год слышу.
Сереж а. Видишь, это страшно трудная вещь. Во-первых, я сознаюсь, трудно
в матерьяльном отношении, не о роскоши речь — это вздор. Я у тебя на хромом
стуле чувствую себя совеем иным человеком, как на своих туровских креслах. Мне
гадок, мне противен весь тот быт со всей его обстановкой. Да я чувствую себя
совершенно несостоятельным в практической жизни. Я 21 год жил под опекой и просто ни
за что приняться не умею. Вот почему мне трудно сделать то, на что я неизменно
решился в самом себе.
Басов. О чем же я и говорю.
Сережа. Да это не главное. Придется порвать все связи,— а мне они дороги,
я люблю их. Сценам и историям конца не будет. Они мне страшно тяжелы. Ведь
легко сказать переехать! Ты не можешь себе представить сколько с этим разных
отношений связано.
Б а с о в. Очень могу.
Сережа. Понятно, что родители не будут соглашаться. У них на эти вещи
взгляды совсем другие. Потом в родне и обществе сколько толков и пересуд. Отец
этого хуже смерти боится. А маменьке просто жаль .будет со мной расстаться. И мне
жаль. Ты не знаешь, какая это отличная женщина. Потом Оля,—мы с ней дружны.
Да по правде, она только во мне и находит поддержку. Оставь я ее одну,— ее совсем
закружат в этом омуте. Наконец, и Вася,— я все надеюсь, что его удастся на наш
берег перетащить. Видишь, мирно я не вижу возможности отделиться, а разрыв
слишком тяжел. Да он и противоречит моим понятиям об отношениях к родителям и
семье.
Басов. Я же тебе и говорю, что старую шкуру нелегко содрать.
Сере ж а. Подай ты мне руку, было бы легче. Теперь у меня нет никакого
сносного предлога. Какую я им причину выставлю? Я ничего не могу сказать, как то, что
презираю и ненавижу весь их быт. А это к чему поведет? На всякой ргрутой причине
они логически побьют меня. Я знаю, отец мне предложит' особую половину в своем
доме, и, в сущности, та же обстановка останется. Тут я на тебя сошлюсь,— мы вместе
серьезно занимаемся, на магистра хотим экзамен держать. Это для них понятный и
уважительный предлог. Наконец, если б дело до Полного разрыва дошло, его легче
перенести с тобой. Видишь, яс тобой совершенно искренно говорю.
Басов. Все это прекрасно, только жаль, что я в сотый раз слышу. В этих
разговорах время уходит.
Сережа. Да потому что я с тобой говорю прямо, а ты никогда не хочешь
высказаться и все уклончивыми ответами меня потчуешь. Ты ведь ни разу не высказал
мне серьезно своих доводов.
•Басов. Я полагаю, они сами собой ясны. Ты хочешь из пиона сделаться
репейником. Выходит, что это нельзя и что тебе и пионом не дурно быть. Я говорю —
оставайся им.
Сережа. Я же тебе говорю, что мне мое положение невыносимо. Мне стыдно
за себя, я всякую минуту страдаю в этом доме.

Из былого. Комедия в 5 действиях
279
Басов. А я тебе говорю, если бы было так, ты без дальних разговоров оставил
бы его.
Сережа. Да ты войди в мое положение.
Басов. Это опять пойдет сказка о белом быке.
Сережа. Знаешь, мне иногда после таких ответов приходит в голову, что все
твои великие начала — также одни слова. Когда доходит до дела и надо человеку
подать руку, ты не хочешь пальцем пошевельнуть. Тот же эгоизм, только в другом
платье.
Б а с о в. Если ты так думаешь, зачем общишься со мной? Может ты и прав.
Я говорю, гусь свинье не товарищ.
Сережа. Ну, пусть я для тебя ничего не значу. Я понимаю это чувство. Ты
меня считаешь человеком другого класса и не хочешь сделать исключения из своих
чувств ни ради чего. Но ведь тут дело не о мне одном. Лизу ты к своим причисляешь,
и ее счастье с этим связано. Я тебе не раз говорил свой план. Мы поселимся с тобой
в уютной квартирке. Поживем с месяц, устроимся, я попривыкну к хозяйству.
Женюсь на Лизе. У нас втроем маленький рай будет. Как хочешь, а по мне,— семейная
жизнь фундамент всего. Тут все общественные вопросы решаются. Если нет
семейного счастья,— ничего не будет. Подумай, какая прелесть. У нас свой кружок будет.
Оля будет к нам ходить. Кто знает, может, она тебе понравится. Может, и Вася к
нам примкнет. Мы заведем школу. Журнал будем издавать. Увидишь, не пройдет и
года, по нашему примеру группируется множество кружков. Неужели все это1 не
улыбается тебе. Надо иметь железное сердце.
Басов. Кончил?
Сережа. Ж от твоего упрямства весь этот рай пропадает. Лиза бедная
томится. Я бьюсь, как рыба об лед,— ты злишься. А что толку?
Б а с о в. Слушай, Возницын.
Сережа. Видишь, ты каков. Я прошу, не могу допроситься, чтоб ты меня звал
не по фамилии, а Сережей — неужли трудно?
Басов. Я теперь хочу тебе несколько серьезных слов сказать. Я в чужие дела
не люблю мешаться. Это, я полагаю, ты успел заметить.
Сережа. К несчастью, потому что под этим предлогом ты для другого не
хочешь шага сделать. Я говорю не о матерьяльных услугах,— тут ты готов, а о
нравственных. .
Басов. Я тебе очень благодарен за этот отзыв. Он оправдывает настоящее
вмешательство. Ты напрашиваешься на мои советы: слушай их. Я нахожу, что ты с
Лизой прескверную игру играешь.
Сережа. Как игру?
Басов. Так. Ты не желаешь ее обмануть. Это я думаю,— иначе не
разговаривал бы с тобой. Но ты ее обманешь, это верно.
Сережа. Этого я не ждал! Я думал, что ты лучше знаешь меня. Я раз, когда ты
меня упрекаешь в недостатке решимости. Я сознаюсь, ее у меня мало. Но в
благородстве, могу тебя уверить, не ниже тебя.
Б асов. Все это прекрасно. Всмотрись в дело. Куда ты ее ведешь?
Сережа. Кажется тебе также хорошо, как мне и ей, известно, что она будет
моей женой и что до тех пор наши отношения будут братски чисты.
Басов. Мне вот что известно, что ты больше полугода завлекаешь несчастную
девушку, раздражаешь ее воображение такими же бреднями, какие здесь строишь,
что вместо того, чтоб давно быть гувернанткой, она благодаря тебе не может
собраться экзамена держать и что когда ты ее бросишь — это черт знает что будет!
Сережа. Послушай, Басов. Это уж слишком.
Басов. Что слишком? Это единственный вероятный исход.
Сережа. Такой вероятный, что если бы ты семь месяцев назад согласился на
мое предложение, мы бы уже полгода были женаты.

280
H. A. Серно-Соловъевич
Б a g о в.. Вот подобные фразы и показывают мне, как ты глубоко сидишъ в
своей тине. Что я нянька тебе или костыль? Ведь это выходит, что я должен тебя в
кроватку уложить и одеяльцем накрыть. Ты год не можешь собраться такого плевого
дела сделать, как из квартиры в квартиру перебраться, а толкуешь о женитьбе на
девушке не своего круга! Поди — твоя родня её скорее"живьем изжарит, а ты будешь
смотреть и волосы на себе рвать. Я тебе говорю — ты ее к чему-нибудь скверному
приведешь.
Сережа. Прощай. Спасибо тебе.
Басов. Это что?
С е р е ж а. Ты прав. Я это чувствую. Я сегодня же объяснюсь с отцом и будь
что будет.
Б а с о в". Позволь. Это опять неразумно. Такие дела сгоряча не делаются. Это
все равно что на пари из пятого этажа прыгнуть.
Сережа. Ты мне сегодня много нового во мне открыл. Я за полчаса считал себя
лучшим, чем теперь. Я слишком, слишком долго медлил. Довольно. Ты прав. Тияа
втягивает меня. Я выберусь.
Басов. Во всяком случае советую тебе до разговора с отцом' часа два погулять.
Мороз — хороший советчик, когда есть где 0|богреться.
Сережа. Я прогуляюсь через площадку.
Басов. Это совершенно напрасно. Успеха в стычке тебе также легко ждать, как
мне стать Крезом. К чему тревожить ее? Да ты обдумай — я ваших домашних
отношений не знаю; может, вернее к матери обратиться, если ты в ней уверен. Она,
верно, лучше с отцом умеет говорить.
Сережа. Нет, раз я решился,— я прямо напролом. Заходи через час к Лизе,
если желаешь узнать. Прощай.
Басов. Ну, желаю успеха — только сомневаюсь.-
Сережа. А вот увидишь. (Уходит )
СЦЕНА 2-Я'
Столовая Возницыных.
Сидят за завтраком.
Семен Васильевич, Анна Петровна, Василий Семенович,
Ольга.
Семен Васильевич. А где Сергей? Его нынче по целым дням не видно.
Он и на службе не бывает.
Ольга. Он в университете лекции-слушает.
Василий Семенович. Пустой prétexte *.
Анна Петровна. Почему ты так думаешь, мой друг?
Василий Семенович. Я не думаю, а знаю, что говорю.
Ольга. Право, Вася, ты ошибаешься. Я наверно знаю.
Василий Семенович. Я тебе уж тысячу раз говорил, меня так не
называть. Вася да Вася — это страшное мещанство.
Ольга. Как же прикажешь? Ты мне все отрицательно говоришь, я жду
положительного приказа.
Василий Семен о в и ч. Мне видно тебя азбуке учить! Да кажется, что так.
Больше-то некому. Мало ли манеров: Василий Семенович, mon frère **,— ну, наконец,
Basile.
О ль г a. A m-r Basile — можно?
Василий Семенович. М-r, пожалуй, отчего же,— и это не дурно:
* Предлог (франц.).— Ред.
** Мой брат (франц.).— Ред.

Из былого. Комедия в 5 действиях
281
Ольга. А не лучше ли лорд BazïlunbiH?
Василий Семенович. Ты кажется надо мной остриться вздумала?
Анна Петровна. Полно вам из-за пустяков браниться.
Василий Семенович. Позвольте вам сказать, ma mère *, что это вовсе не
пустяки. Это весьма важная вещь. Она ведь и при чужих брякает. Она вовсе
держать себя не умеет.
Анна Петровна. Что ж, и нам с Семеном Васильевичем не прикажешь себя
Васей звать?
Василий Семенович. Вы другое дело. Вы и papa — пожилые люди. С вас
не будут строго взыскивать. На нее смотрят. Наконец, она может совсем в другой
круг попасть.
Семен Васильевич. Василий Семенович: правильно говорит. Учи ее,
братец, пожалуйста. А ты, Ольга, слушайся и не прекословь ему.
Василий Семенович. Это Сергей ее с толку сбивает.
Анна Петровна. Не хорошо, мой друг, что ты на брата клеплешь.
Семен Васильевич. Да, бишь, ты сказал претекст. Разве слышал что? '
Василий Семенович. Я хочу вам формально жаловаться на него. Я им
страшно недоволен.
Семен Васильевич. А что?
Василий Семенович. Он мне всю карьеру портит и даже наше имя
марает.
Анна Петровна. Ну уж этому я никогда не поверю.
Семен Васильевич. Позвольте, Анна Петровна!
Василий Семенович. Вы можете верить или не верить, сколько душе
угодно. Я говорю, как есть. Он — нигилист.
Анна Петровна. Напраслину на брата взводишь, Василий.
Семен Васильевич. Позвольте, Анна Петровна! Что же это такое значит,
Вася, то бишь Василий Семенович.
Ольга. Так глупенькие умных называют.
Семен Васильевич. Ольга !
Василий Семенович. Ну, mon père**, если ее так в обществе услышат,
я ни за что не ручаюсь. Нигилист — это бог знает что. Это самый последний сброд.
Это люди, которых ни в одно общество не пускают, да еще возмутители влридачу.
Анна Петровна. Пойдем, Оля. Я не хочу слышать, чтоб о моем сыне так
говорили. Стыдно, Василий.
Семен Васильевич. Радуйтесь,, Анна Петровна! радуйтесь,— ваше дело.
Анна Петровна. Пойдем, Оля.
Семен Васильевич. Извольте здесь оставаться!
Василий Семенович. Судите ж, каково мне; мне товарищи говорят: «твой
брат нигилист». Это ведь и на меня падает,
Семен Васильевич. Что нам с ним делать, Василий Семенович?
Василий Семенович. Надо подумать. Это весьма серьезно. Он, должно
быть, в страшной грязи вращается. Его ведь уж давно в порядочном обществе не
видно.
Семен Васильев и ч. Правда, сущая правда. Меня про него спрашивали.
Князь Петр Иванович! Срам! Не знаешь, ^что отвечать.
Василий Семенович. Сто раза два с такими господами встречали, при
которых надо за карманы держаться.,
Семен Васильевич. Ах ты господи, боже мой!
Ольга. Как это гадко!
* Мать (франц.).— Ред.
** Отец (франц.).— Ред.

282
H. A. Серно-Соловъевич
Василий Семенович. Да, вот вы князя 'Петра Ивановича назвали,— я
было совсем забыл. Он за какой-то весьма подозрительной студенткой волочится, и чуть
ли она не в доме князя живет.
Семен Васильевич. Какой студенткой? Это, то есть, тово...?
Василий Семенович. Да, только совершенно новый genre *. Это видите
один из плодов прогресса. Появились такие госпожи, которые по всем публичным
местам шляются и богатых женихов или хоть друзей ловят.
Семен Васильевич. Понимаю!
Ольга. Какая гадкая, гнусная клевета! Стыдитесь! Жаль, что Сережи нет. Он
бы вас славно отделал. Как это низко!
Семен Васильевич. Ты чего! Как ты смеешь так старшему брату
говорить! Да знаешь ли, за кого вступаешься?
Ольга. Очень знаю.
Семен Васильевич. Ты студенток знаешь! Анна Петровна!
(Помилосердуйте? Так вот вы как свою дочь воспитываете! Прекрасно! Очень хорошо! Ай да
мать! Ай да Анна Петровна. Моя дочь — студентка. Да я со свету вас обеих, сживу.)
Говори—где узнала.
Ольга. Напрасно вы сердитесь, papa. Тут ровно ничего дурного нет.
Семен Васильевич. Ничего дурного? Студенток! И ты смеешь говорить
ничего дурного! Слышишь Василий: ничего дурного в студентках! А! Да вы-то что,
Анна Петровна? Объясните ей, матушка, объясните. Я тебе говорю, сказывай где
узнала?
Ольга. В воскресной школе.
Василий Семенович. Как! она в воскресные школы ездит!
Семен Васильевич с ужасом смотрит.
Ольга. Ходит.
Василий Семенович. Ну, после этого...
Семен Васильевич (во все горло). Анна Петровна!
Ольга. Полноте, papa. Он вас просто морочит. Пойдемте, маменька.
Анна Петровна. Пойдем, мой друг.
, Хотят идти.
Семен Васильевич. Нет, не пойдем, а стойте, стойте! Это так не кончится.
Василий Семенович. Ради бога, чтоб об этих школах и помина не было.
Семен Васильевич. Слышите? Чтоб и помину не было. Ни помину. Да без
моего спроса ни на шаг из дому, ни мать, ни дочь, ни на шаг. Я вас приберу к
рукам. Да и не думайте, чтоб это так кончилось. Я еще произведу разбор.
Ольга. Пойдемте, maman.
Уходят.
Семен Васильевич. Что это за школы еще?
Василий Семенович. Все одной шайки. Нет,, вы их слабо держите.
Теперь не такое время. Вы сами знаете, на какую ногу наш дом становится. Этак все
пропадет. Просто ошельмуют. Долго ли?
Семен Васильевич. Голубчик, Вася... то бишь... ну, да мы одни теперь.
Христа ради надоумливай меня. Ты у меня одна надежда, сам зааешь — я о вас же
хлопочу. Целый день с делами — мне и невдомек. Сам говоришь, время какое — не
угонишься за воем.
Василий Семенович. Вы только слушайтесь меня во всем. По мне,
Сергей — главный коновод. Его зануздать — все пойдет как по маслу.
* Жанр, стиль (франц.).— Ред.

Ив былого. Комедия в 5 действиях
283
Семен (Васильевич. Ты уж придумай, Василий Семенович, что с ним
делать. Я на тебя полагаюсь. А у меня и от своих дел голова вкруг.
Василий Семенович. Только смотрите, ему не говорите, что от меня
слышали. Да и им велите язык прикусить.
Семен Васильевич. Ладно. А что, графа давно не видел?
Василий Семенович. Дня два не видал.
Семен Васильевич. Ты не неглижируй его, братец.
Василий Семенович. Думаю, сегодня заедет.
Семен [Васильевич. Ну, .а как на счет того, разговора не было?
Василий Семенович. Вы уж положитесь на меня. Взялся за дело — так
доведу до конца.
Семен Васильевич. Постарайся для сестры. Тут и для тебя польза.
Василий Семенович. Понятное дело. У него знаете, какие связи.
Семен 'Васильевич. А уж я их приструню. Ты бы, того,— на свою
половину пошел. Без тебя бы не приехал.
Василий Семенович {смотрит на часы). Нет, еще рано. Ну, до
свиданья. Да, вот, кстати, тут есть маленький счетец. {Вынимает бумагу).
Семен Васильевич. Ох 'братец! Времена плохие. {Смотрит счет.) Ой-ой-ой!
Разоряешь ты меня, Василий.
Василий Семенович. Нельзя, шоп père. Великие цели без расходов не
достигаются. Надо благодарить бога, что еще дешево отделываемся.
Семен Васильевич. Какой, брат, дешево. Последнее из меня
выколачиваешь.
Василий Семенович. Может, еще найдется.
Семен Васильевич. Ну, ступай, ступай. Я подумаю. Мне идти нужно.
Василий Семенович. Мне сегодня нужны.
Семен Васильевич. Ладно, ладно, я займу где-нибудь.
Василий Семенович. Когда же?
Семен Васильевич. Ужо занесу, коли достану. {Василий Семенович
уходит.) (Смотрит счет и качает головой,) Андрей!
Андрей {входя). Чаво изволите?
Семен Васильевич. Доложить, когда Сергей Семенович приедут.
Андрей. Пришедши.
Семен Васильевич. Экой пентюх! Пришедши, пришедши. Ты и при
чужих ляпнешь — пришедши! Чего зубы скалишь! Я те их повыбью. Чего стоишь?
Зови! Зови же, братец, Сергея Семеновича. Экой ты олух какой.
Андрей медленно уходит.
Входит Сережа.
Добро пожаловать!
Сере ж а {подходя к руке). Здравствуйте, папенька. Есть у вас полчаса
времени? Мне бы нужно было переговорить с вами.
Семен Васильевич. И мне нужно. До меня недобрые слухи о тебе
дошли. Прошу, чтоб этого не было. Где ты пропадаешь целые дни?
Сережа. Папенька, не всякому слуху верь.
Семен Васильевич. Я не на ветер говорю. Ты говорят стал, как бишь оно,
да, лигистом.
Сережа. Лигистом?
Семен Васильевич. Ну, ты ведь очень хорошо знаешь о чем речь. Нечего
глаза пялить. Лигистом или милистом — на одно выходит — сбродом, шушерой, да
еще бунтовщиком впридачу.
Сережа. Тут что-нибудь не так. Отложимте это, папенька.
Семен Васильевич. Нет, не отложимте.

284
H. A. Серно-Соловъевич
Ge ре ж a. Об этом еще будет время. У меня до вас гораздо важнейшее дело есть.
Я думаю жениться.
Семен Васильевич. Как жениться? В твои-то годы?
Сере ж а. Мне 22-й год.
Семен Васильевич. Нет, Сергей. Это ты пустяки затеял. Я в твои годы
и не думал о женитьбе, а в наше время раньше женились.
Сережа. Человек на человека не приходится, папенька. Иной — в 40 лет не
умнее ребенка.
Семен Васильевич. Василий Семенович старше тебя и тоже еще не
думает. Ты, чай, порядком и перебеситься не успел.
Сережа. Надеюсь и не буду беситься.
Семен Васильевич. Как же ты до сей поры мне ничего яе говорил?
Сережа. Я же вам теперь говорю.
Семен Васильевич. Постой — на ком же? Уже не на той ли студентке
вздумал?
Сере ж а. Какой студентке?
Семен Васильевич. Известно какой — публичной.
G е р-е ж а. Что вы, папенька! Бог о вами! Я с такими женщинами и. не знаюсь.
Семен Васильевич. То-то же! Я было думал. Так она порядочная
деву пек а?
Сере ж а. Уж конечно:
- - Семен Васильевич. Чьих же?
Сережа. Кто она? — Она сирота. Зовут ее Лизой, Лизаветой Николаевной.
Семен Васильевич. Ну, а фамилия?
Сережа. Фамилия? — а право, я и не спрашивал.
Семен Васильевич. Как! Жениться хочешь, а фамилии не знаешь?
Сережа. На что же мне фамилия? Ведь не фамилия мне женой будет.
Позвольте — Ступина, кажется, да, да, Ступина.
Семен Васильевич. Ступина? Не слыхивал я такой фамилии. Это, брат,
что-то не ладно. Сирота, говоришь? Кто ж ее родители были?
Сережа. Да должно быть, небогатые люди.
Семен Васильевич. Небогатые люди!
Сережа. Я подробно не расспрашивал. Знаю, что мать с год назад умерла.
Семен Васильевич. А порядочной девушкой называешь?
Сер е-ж а. Называю, потому что так есть; Она отличная, добрая, благородная
девушка.
Семен Васильевич. Так она дворянка?
С е р е ж а. Этого я, право, не знаю.
Семен Васильевич. Ты же говоришь благородная.
-Сережа. Я говорю о ее характере. Я ее с полгода знаю и виделся почти
каждый день. Я вам говорю с полною уверенностью, чго она будет мне отличною женой,
а вам превосходною дочерью.
Семен. Васильев и~ч. Как же — знаешь с полгода, а обстоятельно о
родстве не вызнал? Хочешь жену брать, а не знаешь, какого рода. Это ты, брат, верно в
романах начитался.
Се р ежа. Я старался узнать в ней то, что, по моим понятиям, для хорошей
жены нужно. О матери она часто говорила и всегда тепло и с любовью,— должно- быть,
была отличная женщина. Об отце как-то сказала, что мало знала его. Верно, рано
умер, я и не расспрашивал. Ее я хорошо знаю, а до родства, что мне за дело. .
Семен Васильевич. Как до родства что за дело! Выходит ты холопку и
дворянскую дочь на одну линию ставишь! Я говорю, эти книги к добру не приведут.
Ты лигист — решительный лигист.
Се ре ж а. Если б я смотрел на женщину, как на лошадь или собаку, я бы за-

Из былого. Комедия в 5 действиях
285
ботился о породе. Я смотрю иначе. Если ваша холопка стоит do уму, сердцу и по
знаниям, я ее поставлю не только в одну линию, à выше всякой княжеской дочери.
Семен Васильевич. Ну, я вижу, мы не столкуем с тобой. Мне некогда с
тобой о пустяках толковать. Вот мое слово: хочешь непременно жениться — у князь
Петра Ивановича две дочери есть, любую выбирай,—отдаст, я знаю. Приданого нет,
зато имя и родство,— денег я дам. Не то Остолопову барышню. Старик сказывал
500 душ в Орловской губернии дает, да после него тысячи две останутся. А эту
фанаберию ты из головы выбрось. (Встает.)
С -е р 'в ж а. Присядьте, папенька. Дело идет о всей будущности моей, Лизы и о
нашем семейном счастье. Для меня это не пустяки.
Семен Васильевич садится.
Я понимаю, что все это должно вам странным казаться. Выслушайте меня
терпеливо, не прерывая.
Семен Васильевич. Ты учить меня что ли вздумал, как говорить с тобой.
Курицу яйца учат.
Сереж а. Вам мой выбор и мои действия кажутся неосновательными,
вероятно, потому, что у нас различные взгляды на брак и вообще на жизнь. Я до сегодня
не знал вашего. У нас об этих предметах не бывает разговоров.
Семен Васильевич. Ты экзаменовать меня'что ли хочешь? Молод! Взгляд
на жизнь выдумал. Я шестой десяток живу и вещи не хуже твово понимаю. Делай,
что люди твово круга делают,— вот тебе и взгляд на жизнь. Умны больно хотите
быть.
Сережа. Если кругом меня делают мерзости,— я не хочу их делать. Я жены
себе не куплю и себя не продам. Никогда и никому!
Семен Васильевич. Ты кажется забываешь, с кем говоришь.
Сережа. Я думаю, вы до сих пор не имели причин на меня жаловаться. По
крайней мере я всегда старался хорошим сыном быть. Я два года вел светскую
жизнь, и она мне опротивела. Я в ней не находил ничего, кроме пошлости, пустоты,
разврата.
Семен Васильевич. Да что ты мне тут нотации читаешь!
Сережа. Я вам хочу рассказать свои понятия и чувства, чтобы объяснить, как
я сошелся с Лизой и почему уверен, что мы будем счастливы. Если <вам угодно, я ее
познакомлю с вами, и вы сами лучше ее оцените, чем с моих слов.
Семен Васильевич. И не думай, если не дворянского роду. Где ты-то
познакомился?
Сережа. В первый раз я ее увидел в публичной библиотеке.
Семен Васильевич. Так! Хороша должна быть, коли по публичным
библиотекам таскается. Говорю — студентка!
Сережа. Конечно, хороша. В публичную библиотеку не таскаются, а ходят
люди серьезно занимающиеся.
С е м © н Васильевич. Какая же такая эта библиотека?
Сере ж а. Публичная библиотека, Императорская публичная библиотека.
Семен Васильевич. А! Императорская! Ну, это другое дело. Так бы и
сказал.
Сере ж а. Ей встретилось греческое слово. Я сидел возле, она обратилась ко
мне. Так и познакомились. Потом я встретил ее на лекциях в университете.
Семен Васильевич. То-то ты повадился на лекции, да на лекции. Я ума не
приложу. Что за страсть на ученье нашла? Теперь ясно.
Сережа. Я ездил на лекции слушать их — кажется, ничего не может быть
яснее.
Семен Васильевич. Мало видно учился! А ее чего туда носило?
Сережа. Тоже лекции слушать. Она в гувернантки готовилась.
Семен Васильевич. А тебе в невесты попала? Знаем мы этих
гувернанток. Я говорю — студентка. И в воскресных школах бывает?

286
В. А. Серно-Соловъевич
С е р е ж а. Бывает.
Семен Васильевич. Ив доме князь Петра Ивановича живет.
Сережа. Она живет в доме Пустовокого.
Семен Васильевич. Так и есть! Провести меня вздумал, не на такого
напал.
С е р е ж а. Как провести вас?
Семен Васильевич. С такими женщинами не знаюсь. И Императорскую
библиотеку вклеил. Пустят ее в Императорскую библиотеку. Стыдись. Да чего и
ждать доброго.
Сережа. Я тут ровно ничего не понимаю.
Семен Васильевич. Я-то понимаю. На студентке вздумал жениться.
Станешь и теперь отпираться?
Сережа. Да что вам далось это слово.
Семен Васильевич. Ты мне отвечай, станешь ли отпираться, что на
студентке вздумал жениться?
Сережа. Тут, верно, какое-нибудь недоразумение — студентка это...
Семен Васильевич. Знаю, что это,— по публичным местам богатых
дураков ловят.
Сережа. Это уж совсем безобразно. Верно, вам какой-нибудь болван или
мерзавец наврал.
Семен Васильевич. Это мне твой старший брат сказал,— спасибо ему.
Сережа. Я знаю,— может, в их кругах и применили это название к таким
личностям. Ведь там не найдешь дна грязи. А вначале этим словом зависть, невежество
и глупость пытались осмеять лучших наших девушек.
Семен Васильевич. Лучших девушек?
Сережа. Да лучших — первых, понимаете, самых первых, какие есть в
России,— умных, образованных, чистых — словом, таких, как моя будущая жена и
какою я бы желал видеть мою сестру.
Семен Васильевич. Тут я уж ровно ничего не разберу. Один одно,
другой — другое. Ты же говорил, в гувернантки хотела.
Сережа. Хотела.
Семен Васильевич. Бедная?
Сережа. Бедная.
Семен Васильевич. Неизвестного роду?
Сережа. Неизвестного.
Семен Васильевич. Ну, и конец. Слушай, Сергей, если ты когда-нибудь
заикнешься об этом,— и ей да и тебе не сдобровать.
Сережа. Я люблю эту девушку, и она меня любит. Я ей дал слово и имею ее.
Между нами все кончено.
Семен Васильевич. Сергей, ты и не воображай мне противиться. Я вещи
понимаю. Сам был молод. Если ты наделал глупостей, можно поправить. Деньгами
все уладишь, я, так и быть, не поскуплюсь.
Сережа. Мне обидно от вас эту грязь слышать. Ваших денег мне ни копейки
не надо. Я найду средства жить. Я прошу только вашего согласия.
Семен Васильевич. Его-то ты никогда и не получишь.
Сережа. Взвесьте ваши слова. Мне было бы страшно тяжко выбирать, но я
не откажусь от Лизы. Я слишком ее люблю. Папенька, милый папенька,— я ведь
ничего у вас не прошу, одного слова.
Семен Васильевич. И думать не смей! чтоб я стал свое имя марать! Я
скорей соглашусь дочь за шушеру выдать — зятя поднять можно, а тут вечный позор.
Сережа. Если у вас есть хоть одно святое чувство, я во имя его прошу, молю
вас.
Семен" Васильевич. Думать не смей.
С е ре ж а. Папенька, в последний раз.

Из былого. Комедия в 5 действиях
287
Семен Васильевич. G глаз сгоню.
Сережа. Прощайте. {Быстро уходит.)
Семен Васильевич {следуя). Сергей! Сергей! Куда ты! Сергей!
С Ц Е H А 3-я
Комната Василия Семеновича
Василий Семенович сидит перед зеркалом и крутит усы. Звонок. Входит Е р ы г и н.
Ерыгин. Слышал новость?
Василий Семенович. Какую?
Ерыгин. Самая свежая, с иголочки и из верного источника. Новые формы
каски отменяются.
Василий Семенович. Что же будет?
Ерыгин. Еще не решено, только каски, наверно, побоку. Это хорошо.
Василий Семенович. Когда же кончатся все эти реформы?
Ерыгин. Говорят, только начинаются. Все изменят.
Василий Семенович. Хоть бы разом кончили. А то мямлят, мямлят,
надоело... Что ты вчера у Хохловых не был? М-11е Aimée говорила, ты ее на кадриль
звал?
Ерыгин. Думал быть. Да зашел к Дюсо, до обеда в биллиард, палил. Потом
к Берте отправился. Пришел туда Сухов и затащил к Козлу. Там до утра дулись.
Василий Семенович. Большая игра была?
Ерыгин. Порядочная. Я, как водится, продулся. А что, нынче на пикник едем?
Василий Семенович. Не знаю. Кто там будет?
Ерыгин. Говорят все. Да, кстати, Clémance желает с тобой познакомиться.
Василий Семенович. Врешь?
Ерыгин. Честное слово. Спрашивала меня намедни: «Qui est ce joli garçon?» * —
я обещал познакомить.
Василий Семенович. Так, конечно, едем. А что ж ее Theodore?
Ерыгин. Говорят, в трубу летит.
Василий Семенович. Так мы подождем.
Ерыгин. А чудная женщина — огонь!
Василий Семенович. Мы, брат, нынче, не увлекаемся. Считать умеем.
Ерыгин. Как знаешь. Я советую.
Василий Семенович. Хочешь, перекинем пока? Что даром тратить
золотое время?
Ерыгин. Пожалуй.
Василий Семенович звонит. Входит Иван.
Василий Семенович. Поставь стол.
Иван ставит и уходит.
{Берет Ерыгина за руки.) Ну, а как твои делишки?
Ерыгин. Хандра, братец. Карман чахнет. Надо жениться. А твои как?
Василий Семенович. Мои живут — благо мой' осел копит. Одно скверно:
каждую копейку канючить надо. Да я лихо оседлал его. Вытряхиваю. А ты серьезно
о графине подумываешь?
Ерыгин. Хочешь не хочешь — надо. Да подходящей не нахожу.
Василий Семенович. Хочешь сосватаю?
Ерыгин. Сестру, что ли? Она аппетитная штучка. Если солидное
приложение,— я не прочь.
.Василий Семенович. У нашего денег куры не клюют.
Ерыгин. Что ж, если здоровый куш чистоганом отсыплет,—можно. {Садятся
играть.) Зал о жишь ?
* Кто этот красивый мальчик? (франц.).— Ред.

288
H. A. Серно-Соловъевич
Василий Семенович. Нет, батоны.
Ерыгин. Ладно. (Снимает. Сдает.)
Василий Семенович. А что, по-твоему, здоровый куш?
Ерыгин. Да тысяч этак пятьсот.
Василий Семенович. Ну, это жирно.
Ерыгин. По нынешним ценам вовсе не жирно. Я за жеребца пять тысяч дал.
Сочти. А, впрочем, и на трехстах помирюсь. У меня десять карт.
Василий Семенович. Моих три фигуры.
Ерыгин. Нет, вчера был случай, представь себе. Мне пришло туз, король, дама
сам четверть, туз, король, дама сам четверть и туз, король две в относе. Сколько бы
играл?
Василий Семенович. В руке?
Ерыгин. За рукой.
Василий Семенович. Что ж, восемь.
Ерыгин. Я сыграл девять — без четырех.
Василий Семенович. Под перекрестный попал.
Ерыгин. Да.
Василий Семенович. Неужли же по второй фигуру клал?
Ерыгин. Я уж всякий расчет потерял, как бить начали... Ого, как здорово.
Это, кажется, твоего отца голое.
Слышен голос Семена Васильевича.
Василий Семенович. Он любит поорать. Верно, на людей что-нибудь.
Ерыгин. Сюда, кажется, идет.
Семен Васильевич (входя второпях). Беда, Василий! Ах, батюшки, граф.
Е р ы г и н. Здравствуйте, Семен Васильевич. Как можете?
Семен Васильевич. Ах, батюшки, извините. Я и не знал, что вы здесь!
Этакое горе.
Василий Семенович. Что же случилось?
Семен Васильевич. Сергей зарезал,— и во сне не снилось. Представьте
себе, мой Сергей... Да нет, уж лучше в другой раз. (Хочет уйти.)
Василий Семенович. Не церемоньтесь. Граф свой человек.
Семен Васильевич. Жениться вздумал. Представьте, граф,— жениться на
этой студентке. Ты правильно говорил Вася,— тьфу, Василий Семенович.
Василий Семенович. Я так и знал, что до этого дойдет (Ерыгину.) Это
мой братец Serge, я говорил тебе,— па той девчонке жениться вздумал.
Семен Васильевич. Убежал, как угорелый, от меня убежал. Как бы
вернуть Василий. Чего доброго, уж венчается.
Василий Семенович. Эти дела так скоро не.делаются.
Семен Васильевич. Как бы вернуть, как бы вернуть. Не съездишь ли за
ним, Василий Семенович. Верно, у ней теперь. Это та, та самая. В князь Петра
Ивановича доме живет. Съезди, голубчик, привези его.
Василий Семенович. Как же я, силою что ли его возьму?
Семен Васильевич. А что ж — силой. Конечно, силой, коли добром не
поедет. Возьмем полицию... мы ее, шельму, в смирительный дом упрячем.
Василий Семенович. Успокойтесь. Ничего из этого не будет. Преблаго-
получно вечером домой вернется. А на счет ее, конечно, можно будет меры взять.
Семен Васильевич. Право, я боюсь, женится — такой отчаянный.
Подумай, срам какой!
Василий Семенович. Да, пусть себе женится. Не вам,— ему срам, вы,
конечно, от него откажетесь. (Ерыгину в сторону): нам больше останется.
Семен Васильевич. Этакой случай! Этакой случай!
Ерыгин. Время такое, Семен Васильевич. Вы успокойтесь. Что попусту
тревожиться. Все уладится. Мы с Basil'eM придумаем что-нибудь.

Из былого. Комедия в 5 действиях
289
Семен Васильевич. Будьте благодетель! Все-таки сын. Не легко.
Василий Семенович: (ему особо). Даст бог, лучший найдется. А что,
деньги принесли?
Семен Васильевич. До денег ли мне теперь?
Василий Семенович. Мне сейчас нужно. Пойдемте-ка достать. Да мне
вам пару слов сказать надо. Посиди минутку, Ерыгин, я сейчас вернусь. (Уходит с
отцом.)
СЦЕНА 4-я
Комната Лизы. Небольшая, уютная, с цветами.
Лиза (сидит на диванчике и держит карточку Сережи). Милый Сережа! Как я
его люблю! Когда-то свадьба! Как мы будем счастливы. Я думаю, мало таких
счастливых на свете. А жалуются на жизнь! Как можно быть счастливым —и как мало
нужно! Что-то сказал отец? Как он долго.
Стучат. Лиза целует несколько раз портрет, прячет в карман и идет к двери.
Кто там?
За дверьми: Сосед.
Лиза отворяет. Входит Басов.
Лиза. Здравствуйте, Басов.
Басов. А вы еще одни?
Лиза. Жду. Не знаю, что с ним.
Б а с о в. Ну, нечего делать, побранимся пока.
Л и з а. Только я уж с вами не стану спорить.
Басов. Соглашаетесь?
Лиза. Никогда в жизни. Скорей умру. Что может быть выше чувства?
Басов. Я вам сказал — разум.
Лиза. Нет, нет и нет! Да я уж сказала, что не стану спорить. Вы — холодный,
ничего не понимаете. А знаете, я вчера нашла себе союзника, да еще какого?
Басов. Кого же?
Лиза. Сережа мне показал — Позу. Помните, как он говорит королеве, чтоб она
Не открывала мертвящему червю
Уму, давно прославленному, сердца —
Прекрасного цветка богов
Какая королева милашка! А Эболи! а-а! А впрочем, мне жаль ее. Бедная, она ведь
любила! А что вы про Позу скажете? 1
Басов. А как вы думаете, почему он погиб?
Лиза. Я думаю, ему не следовало с Филиппом сближаться. Он тотчас
загрязнился. Он все-таки лгал. Мне это жаль было.
Басов. Да и это правда. А главное время его еще не пришло.
Лиза. Чудный характер. Совершенный — Сережа!
Б асов. Похож! У нас есть Позы, есть высшие его умом — и все погибнут.
Лиза. Вы вечно что-нибудь злое.
Басов. Что делать!
Лиза. Оттого, что в вас чувства нет. Вы любви не знаете.
Басов. Я знаю сильнейшее чувство.
Лиза. Сильнее любви! Вот славно! Что еще выдумали?
Басов. Ненависть.
Лиза. Это на вас похоже. Только все же любовь сильнее. Неужели приятно
ненавидеть.
Басов. Нет.
Лиз а. Зачем же вы ненавидите?
19 н. А. Серно-Соловьевич

290
Я. А. Серно-Соловъевич
Басов. Зачем вы любите Сережу?
Лиза. Да его нельзя не любить. Я и желала бы, так не могла бы. Фу! Типун
мне на язык.
Басов. И мне нельзя.
Лиза. Кого же вы ненавидите?
Басов. Многое.
Лиза. Хотите, я вас вылечу? Вернейший рецепт — никак Сережа! Нет.— И как
дешев!
Басов. Какой же?
Лиза. Полюбите.
Басов. Я люблю.
Лиза. Любите и ненавидите?
Басов. Люблю и ненавижу.
Лиза. Вот странно! Это нельзя. Нет, вам кажется, что вы любите. Кого же вы
любите?
Б асов. Многих.
Лиза. Ну, это все равно, что никого. Постойте, после свадьбы я примусь вас
лечить.
Басов. Меня не вылечить даже и вашим средством, хоть оно сильное.
Лиза. Ах, я бы желала.
Басов. Если бы вас не рассердило', я бы сказал, что мне и на вас досадно
смотреть.
Лиза. Вы серьезно говорите?
Басов. Серьезно. Вы себя считаете счастливой?
Лиза. До небес.
Басов. Это и худо. Это вас мирит.
Лиза. А вы раз говорили, что ваш идеал общее счастье.
Б а с о в.. Потому-то я вам и говорю, что не следует мириться.
Лиза. Разве так худо жить?
Басов. Вам теперь кажется, что хорошо,— посмотрим, что вы скажете....
Лиза. Молчите — не смейте говорить. Мы по гроб будем счастливы. Да и з*
гробом,— я верю, что там есть счастье. Мы с ним и там будем счастливы.
Басов. Там — весьма сомнительно. Здесь — наверно нет.
Лиза. Говорите, что хотите,— я не суеверна. Да что вам за радость чужое
счастье разрушать?
Басов. Если вам неприятно, не буду.
Лиза. Пока мы друг друга любим, наше счастье никто не разрушит.
Басов. Желаю, чтоб оно было вечно.
Лиза. Так и будет.
Б а с о в.. Я и желаю.- Ну, а если его родные, например, не согласятся на
свадьбу?
Лиза. Это глупо! Что вам за охота меня дразнить? Никогда этого не может
быть. Он мне сказал, что уверен.
Басов. Ну, а если?
Лиза. Ну, без согласия обвенчаемся! Эка важность! Убирайтесь вон,— я не
буду вас пускать к нам после свадьбы.
Б а с о в. Вы этот народец не знаете.
Лиза. Я вам за это желаю, чтоб все были счастливы, а вы одни остались с
вашею ненавистью и мучились, как в аду, глядя на других.
Басов. Первое бы хорошо — только не время еще, а последнего и желать
нечего;
Лиза. За что> вы стали ненавидеть?
Б а с о в. Всего не перескажешь.
Лиза. Ну, а первая причина. Верно, была же.

Из былого. Комедия в 5 действиях
291
Басов. Что об этом.
Лиза. Нет, говорите. Это вам наказанье за то, что меня пугали. Ах, право,
Сережа — несносный! Как долго. Верно несчастная любовь?
Басов. Да.
Лиза. Я так и знала. Да нет, верно, другое. Расскажите, голубчик,
пожалуйста.
Б а с о в. Что вам теперь до чужих скорбей?
Лиза. Нет, мне захотелось что-нибудь печальное послушать. Не даром я была
весела. Расскажите, дружок.
Б а с о в. Когда вам захочется поненавидеть.
Лиза. Нет, теперь.
Басов. Я родился таким; я незаконный сын,— и раз вечером в нашем доме,
где мы жили, была богатая свадьба, а моя мать с горя и нужды умирала на чердаке;
я был ребенок... Ну, да будет! Старая песня!
Лиза. Бедная! Может ее жених на другой женился. И я незаконная. Неужли
все они гадкие?
Басов. Незаконные?
Лиза. Нет, те.
Басов. Для нас все.
Лиза. А как же Сережа?
Б а с о в«. Посмотрим, чем кончит.
Лиза. Нет, голубчик, не разрушайте моей веры в него.
Басов. Верьте пока верится. Это счастье. Только словам без дел не доверяйте.
Лиза. Неужли между ними нет хороших? Ведь они такие же люди?
Басов. Мало. Жизнь их уж так сложилась. Это омут. Кто в нем родился,— с
пеленок грабит. Что дальше, то больше. Самый лучший — вор.
Лиза. Как так? Я не понимаю.
Б а с о в. Очень просто. Богатый или вовее не трудится, или за каждый час
работы берет в десять, двадцать, ото, тысячу раз больше бедного и в каждый день тратит
то, что сделают 10, 100 и больше рабочих. А бедный одну десятую, одну сотую того,
что сделал. Так завелось — так и идет спокон века. Понятно?
Лиза. Да. Пришел — пришел. {Бежит отворять дверь.)
Входит Сережа.
Сережка, гадкий, как долго! Ай, что с тобой?
С е р е ж а. Ничего, мой друг, так.
Басов. Я сказал.
Лиза. Отказ?
Сережа. Дай мне успокоиться. (Садится.)
Лиза. Сережа, милый, не оставляй меня. Я не могу жиаь без тебя.
Сережа. Лиза, я уж сказал тебе! Ах, это ужасно.
Лиза. Дай мне слово, что ты меня не оставишь.
Сережа. Басов, куда ты?
Басов. Прогуляться.
Сережа. Не уходи.
Б а с о в. Я не охотник до патетичных сцен.
Лиза. Я вас не пущу. (Запирает дверь, берет ключ.)
Басов подходит к окну и барабанит пальцем.
Сере ж а. Скажи, что мне делать?
Басов. Тебе лучше знать.
Сере ж а. Нет никакой надежды!
Лиза. Сережа, я умру.
Сережа. Что мне делать, что мне делать!
19*

292
H. A. Серно-Соловъевич
Л ж з a. Басов, голубчик, посоветуйте ему.
Басов. Вы лучший советчик.
Сережа. Мне теперь негде преклонить голову.
Басов. Разве до того дошло?
Сережа. Я уже не вернусь в* тот дом.
Басов. Если бы так было — тогда еще не дурно.
Сережа смотрит на него с удивлением.
Лиза. Басов, я вас расцелую говорите еще.—
Басов. В моей комнате есть место.
Лиза {прыгая). Браво! Браво! вот отлично!
Сережа, Ах, как это тяжело! Я ни с маменькой, ни с Олей не простился.
Б а с о в. Вернись.
Сережа. Ты смеешься! Каково-то мне!
Басов. Теперь мне можно удалиться.
Сережа. Нет, пожалуйста, Басов.
Лиза {бросается к Басову и обнимает его). Басов, голубчик, какую вы прелесть
придумали! Сережа, 'бесценный мой, ненаглядный, как хорошо! Как хорошо! Мы
завтра же повенчаемся и здесь жить останемся. У меня две комнаты! Я так люблю эту
квартирку,— мне жаль ее было. Теперь мы останемся, и Басов рядом,— все как ты
хотел. Как отлично! Как отлично! Сережа, что ты скучен! Ах, я в восторге! Теперь
я могу свой секрет сказать. Мне было тяжело!, так тяжело, что ты богат,, а я бедная.
Теперь мы равны! теперь мы равны! Тра-ла-ла, тра-ла-ла, мы равны! мы равны!
{Кружится, подбегает к Сереже и целует его в голову.) Не смей быть скучен,
несносный Сережка. {Еще целует в голову.).
Б а сов. Так, так, пришпорьте его.
Лиза. Говори же что-нибудь.
С е р е ж а. А право, это хорошо.
Лиза. Да что нам до завтра ждать — женимся нынче и конец. Басов, сколько
свадьба стоит?
Б а с о в. Этого не знаю — должно быть не дешево.
Лиза. Я теперь богата — у меня 17 руб. есть. Будет? А то вы в займы дайте.
Есть у вас деньги?
Б а с о в. Пара рублей наберется. Да рублей шесть призанять можно. На 125 руб.
справитесь.
Сережа. Да у меня своих есть рублей пятьсот.
Лиза. Пятьсот! Ах ты Крез! Я никогда столько денег и не видала. Басов бегите
к попу.
Басов берет фуражку и направляется к двери.
Сережа. Постой! Лиза, отложим до завтра.
Лиза. Что отлагать, голубчик.
С е р е ж а. Видишь, я возьму оттуда кое-какие свои вещи и с маменькой и Олей
повидаюсь,— они ведь ничего не знают. Я с одним отцом говорил. Какие я
оскорбительные вещи от него слышал! Я его не считал таким. Бедная Оля, что-то с вей без
меня будет.
Лиза. Ах, как мне жаль ее душечку! Какая она чудная. Сережа, приведи ее
на свадьбу.
Сер еж а. Да, пустят ее.
Басов. Лизавета Николаевна, позвольте-ка ключ.
Сережа. Куда же ты?
Басов. К себе.
Сере ж а. Погоди немного.
Басов. Ты думаешь, у меня только и дела твою дребедень слушать.

Из былого. Комедия в 5 действиях
293
Лиза. Не смейте моего мужа обижать.
Б асов. Погодите, еще накушаетесь завтраков, пока женой сделаетесь.
Лиза, Сережа, прибей его.
С е р е ж а. А вдруг отец что-нибудь сделает? Он грозился. Оказал, что ни ей, ни
мне не сдобровать.
Лиза. Сережа, идем скорее в церковь.
С ережа. В такое время не венчают.
Лиз а. Неправда, во всякое время можно.
Сережа. Он может и после свадьбы. Лиза, мой ангел, я не за себя, а только за
тебя боюсь. Мало ли что< он может сделать.
Л и з а. Ах, мне страшно.
Басов. Что ты за дичь городишь. Что он может?
Сережа. 'Все может. Нас и не обвенчают без его согласия.
Б а сов. Ты совершеннолетний.
Сережа. Он отец. Без родительского согласия нельзя. Тут столько-
формальностей. Я и не знаю их.
Лиза. Неужли нельзя упросить его? Я сама к нему пойду. Пойдемте все
вместе. Басов пойдемте с нами. Я сейчас оденусь.
Б а о о в. Ну, я от вас не ждал такого вздора.
Лиза. Чем вздора? Отчего не идти? Сережа идти?
Сережа. Не знаю, милая. Попробуем. Только я мало надеюсь.
Лиза. А я много1. Что толковать,— я сумею упросить. Какое платье надеть,
Сережа?
Басов.. Этой нелепости вы не сделаете.
Лиза. Что вас слушать! Вы в сердечных делах ничего не смыслите. Сережа,
представим сначала. Ты будешь твой отец.
Б а с о в. Только выпустите меня сначала.
Лиз а. Посмотрите.
Басов. Знаете, это, наконец, скучно.
Лиза. Голубушка, Басочка, дружочек, останьтесь, посмотрите.
Б асов. Хорошо, только в таком случае уж и я на себя роль возьму. Возницын,
сколько у вас лакеев?
Сережа. Иван, Петя, Фома, Андрей, Перфилий, Влас, Мишка.
Б а с о в. Будет, будет,— я представляю сначала Мишку, который доложит о вас,
потом хоть Перфилья, который выпроводит, да кстати уж и отца, который вам
наговорит вещей, каких вам и на стороне не приходилось слышать,— хотите? Я тебе
говорю, Возницын, ты ее до всевозможных гадостей доведешь.
Сережа. Нет, Лиза, в самом деле тебе нельзя ;к отцу. Ведь он и мне насказал.
Лиза. Что ж мы тогда будем делать?
Сереж а. Видишь,— я лучше домой отправлюсь. Поговорю с маменькой.
Может, еще и уладится.
Басов. Ну, конечно! Оно и лучше.
Лиза. А вдруг тебя не выпустят! Нет, нет нет, я тебя ни за какие блага не
пущу туда. Они тебя не выпустят.
Сережа. Как не выпустят! Я в окно выпрыгну, а уйду.
Лиза. Ни за что! Ты расшибешься.
Б а с о в-. Арники- приложите.
Лиза. Молчите, несносный Басов.
Басов. Пора же, наконец, эту комедию кончить.
Сережа. Прощай, моя золотая.
Лиза. Не говори «прощай».
Сережа. До свиданья. Поцелуемся разок на прощанье.
Целуются, он ей шепчет: «Помолись за меня».
Ты не сердишься на меня Басов?

294
Я. А. Серно-Соловъевич
Басов. Я не первый день тебя знаю.
Звонок.
Лиза. Кто бы это? Куда я ключ девала.
Звонок сильнее. Лиза ищет ключ.
ДЕЙСТВИЕ II
СЦЕНА 1-я
Та же комната.
Те же.
Лиза. Насилу нашла. Кто там?
За дверью. Отворите.
Лиза (отворяя). Оля!
Ольга. Здесь Сережа? Да, Лиза, я не извиняюсь, что прихожу к вам без
церемоний.-Нам не до них. (Замечая Басова, останавливается.) Да это верно Басов! Ах,
извините, я привыкла вас так называть, М-г Басов.
Лиза. Как вы угадали?
Ольга. Еще бы не угадать. Я его почти наизусть знаю.
Сережа (обнимая ее). Олечка, ты вея дрожишь.
Ольга. Ничего, с непривычки, в первый раз случилось одной на извозчике
ехать. По лестнице скоро бежала,— отдохну, пройдет.
Басов (про себя). Уйти или нет — это что-то курьезно*, впрочем, одного поля
ягоды!
Сережа. Как это ты решилась?
Ольга. Сейчас расскажу. Лиза, позвольте мне у вас расположиться (Снимает
шляпку.)
Басов пробирается к двери.
Лиза. Басов, куда вы?
Ольга (Сереже). Познакомь нас.
Сережа. Басов, познакомься с моей сестрой. Это Оля. 1Вы друг с другом давно
заочно знакомы.
Басов молча кланяется.
Ольга. Да что мы знакомимся точно чужие. Дайте мне руку (Жмет.) Вот так.
Если вам время, не уходите, пожалуйста. Мы сходку сделаем. Надо поговорить.
Лиза. Присядьте же, Оля.
С е р е ж а. Что за «вы» — говорите друг другу «ты».
Ольга. Конечно, лучше.
Лиза. Меня нечего и спрашивать.
Ольга. М-г Басов. Позвольте и вас без моисея.
Басов. Это как вам будет угодно.
Ольга (смотрит на него с удивлением). Как мне будет угодно? Ну, пичего.
Однако времени нечего терять. И то пропустословили много. Сядем. Я живо расскажу,
зачем я. Тогда обсудим, что делать.
Сережа. Как же ты это решилась, Оля?
Ольга. А вот сейчас. У нас за завтраком была история. На вас обоих
насплетничали отцу.
С ере ж а. Так вот оно что! Теперь я понимаю.
Ольга. Не прерывай, Сережа, некогда. Я сгоряча чуть не выдала вашей
тайны, да к счастью не спохватились. Потом у вас было объяснение. Маменька
перепугалась. Тут пришел папенька. Ужасно кричал. Оказал, что жениться хочешь. Ушел,
опять приходил кричать, потом уехал. Маменька в отчаянии. Я должна была назвать
тебя, Лиза, и рассказать, что знаю. Это ее успокоило, а то папенька бог знает, что

Из былого. Комедия в 5 действиях
295
насказал. Я отпросилась сюда. Вы уж, верно, обсудили, что делать, только надо
сообразить вот что: папенька раздражен как никогда. О его согласии нечего и думать.
Он теперь поехал по своим знакомым генералам советоваться, что ему делать с вами.
Од, главное, на тебя хочет напуститься, Лиза.
Сережа. Я так и знал, я так и знал.
Лиза. Что ж он может со мной сделать?
Ольга. Это нам и надо узнать. Знает из вас кто-нибудь законы?
Лиза. Я ни одного.
Сережа. Я мало.
Ольга (Басову). А вы?
Басов. Кое-что смыслю.
Ольга. Кое-что я и сама смыслю. Только тут этого мало. Надо все смыслить.
Лиза. Как это ты, Оля, законы узнала?
Ольга. Читаю.
Лиза. Неужели? Должно быть прескучно!
Ольга. Если так взять и читать — смертельная. Десяти страниц не прочтешь.
Лиза. Как же ты?
Ольга. Мне (весело-. Я где-то прочла или слышала, что все законы оттого' в
пользу мужчин, что они одни сочиняют их, и подумала — может ли нам быть лучше,
когда мы даже не имеем понятия о законах. Вот купила себе и начала читать,
примечая, что за нас и что против.
Лиза. Что ж ты нашла?
Ольга. Все против. За нас только и есть, что муж обязан любить жену, как свое
тело.
Лиза. Ну, это ты шутишь. Этого не может быть в законе.
Ольга. Буквально. Муж обязан любить свою жену, как свое собственное тело.
Я статью запомнила — 106, первой части десятого' тома.
Лиза. И ты все законы прочла? Говорят, им конца нет!
Ольга. Где все! У меня только 9, '10, 15 томы, да я помаленьку и до остальных
доберусь.
Лиза. Сережа, зачем ты мне не говорил этого! Я также стану законы читать.
Сережа. Я сам в первый раз слышу. Ты мне и не говорила Оля?
Ольга. К слову не приходилось. Ах, мы только время тратим. Слушайте, я уж
вам все скажу. Нам придется сильно бороться. Кажется, за мной один господия
сватается.
Сережа. Как! Кто такой?
Ольга. Все равно.
Сережа. Скажи, Оля.
Ольга. Сережа, не прерывай. Я не имею времени. Я едва ли соглашусь. Это еще
более раздражит папеньку и он будет на вас вымещать. Я о себе вам говорю только
потому, что через это ваше положение ухудшается. Всякую надежду на него
отложить надо. О мне нечего говорить, надо мной он имеет полную власть — и
фактически и легально, как они говорят. Вы — другое дело. Ты, Сережа, совершеннолетний.
Над Лизой он никакой власти по закону не может иметь,— но можно и нарушать
закон. По-моему, прежде всего нам надо иметь на своей стороне какого-нибудь
отличного законника, чтоб самим противозаконного промаха не сделать.
Басов. Это верно. Законники у нас найдутся.
Ольга. Отлично. Сообразим силы.
Лиза. Нас больше.
Ольга. В их лагере главных лиц трое и у нас трое.
Сережа. Как трое, а Басов?
Ольга. Он союзная держава.
Сережа. Кто ж у них-то?
Ольга. Лорд, папенька и тот господин.

296
H. A. Серно-Соловъевич
Сережа. Какой лорд?
Ольга. Василий Семенович.
Сережа. Вася — еще неизвестно.
Ольга. Он-то и есть самый опасный. Бее него бы папеньке не устоять.
Союзников у них видимо-невидимо. Папенькины деньги, все его генералы и прочее старье,
лордовы товарищи, да вообще все светское общество,— у них родительская власть,
и законы в> их пользу.
Лиза. Ну, у нас теперь будем считать.
Ольга. У нас пока один верный союзник — Басов.
С е р ежа. А маменька.
Ольг а. Она еще нейтралитет. Если бы она примкнула к нам, наше дело сильно
бы поправилось. Из моих подруг очень, очень мало.
Лиза. У нас с Басовым целый воз.
Ольга. Это важно. Есть надежные.
Лиза. Вое.
Ольга. Еще не так плохо.
Лиза. Молодец, Оля. У нас еще Паша.
Ольга. Постойте, постойте — важного союзника забыли.
Лиза. Их?
Ольга. Нашего. Все наши девушки — все мои друзья.
Басов. Аза то у них лакеи, кучера, повара.
С е р е ж а. Мой Фома, верно, за нас и кучер Матвей.
Ольга. Если маменька будет ва нас, девушки всех их к «нам перетянут.
Б а с о в. А папенька всех их выгонит.
Лиза. Басов, iBbi вечно — худое.
Ольга. А новых мы опять к себе привлечем. Вот дворник, тот их.
Лиза. Дворник важное лицо.
Ольга. Он у нас страшный шпион. Да ничего. Будет вредить, я выживу. Зато
подручный и водовоз совсем наши. Можно бороться.
Лиза. Я бы желала лучше без войны. Ах, если б был мир! Как бы хорошо!
Ольга. И я бы желала. Да что ж если нельзя! Зло не от нас. Раз идет борьба,
надо бороться.
Сережа. Я и не знал, что ты такая воинственная.
Ольга. Я мирная. Только пусть не трогают меня и тех, кого я люблю.
Лиза. Ну, бороться, так бороться. Только, главное, друг за друга до последней
капли стоять.
Ольг а. Без этого и борьбы не может быть. Теперь, что делать? Я думаю, лучше
всего вам как можно скорее обвенчаться.
Лиза. И мы с Басовым так хотели, видешь Сережа какой ты? Оля лучше тебя.
Сережа. Я готов хоть сейчас.
Лиза. Нечего и рассуждать дальше... Нет, постой — законно ли это. Оля, как ты
думаешь?
Ольг а. То-то не знаю. Я как идти сюда, посмотрела в X том — там неясно.
Сказано — нельзя без согласия родителей. Да я думаю это только для девиц,— он
совершеннолетний. Я думаю, можно устроить. Да, он должен от своего начальства получить
разрешение,— он ведь служит. Ах, позвольте, позвольте — надо три недели ждать.
Лиза. Три недели!
Ольга. Окликать. Без этого нельзя.
Басов. Я и забыл об окликах. Впрочем, это время можно будет значительно
сократить.
Ольга. Надо разузнать. Значит, остается решить, как действовать в этот
промежуток, пустить ли в ход дипломатию или прямо открыть враждебные действия и
не показываться домой — это вопрос?
Лиза. Мой голос считайте за одно с Сережиным, куда он, туда и я.

Из былого. Комедия в 5 действиях
297"
Басов {подозрительно Ольге). А почвашему, как?
Ольга. Есть доводы за и против.
Б"а с о в. Какой странный случай.
Ольга. Не смейтесь. Скажите сами.
Басов. Послушаем сперва самого героя.
Ольга {вполголоса). Странно!
Сережа. Неужли Оля за тобой сватаются?
Ольга. Сережа, кончим сперва одно.
Бас о в. Впрочем, его мнение заранее известно.
Ольга. Однако вы своего не открываете.
Сережа. Это, Оля, он всегда в трудных случаях. Он только смеется.
Лиза. Ах Сережа, ты неправду говоришь. Не »нападай на него.
Б а с о в. Защитите. Решай, однако, Возницын. Время уходит. Я бы сам
действовал решительно. Тебе не могу советовать. Надо будет до конца выдержать характер.
Сережа. Я бы лучше выбрал миролюбивый исход.
Ольга. О миролюбивом, Сережа, нет и речи, надо выбирать между
уклончивым и решительным.
Лиза. Сережа, выбирай, как Басов бы сделал.
С е р е ж а. По мне, лучше не доводить до разрыва. Только притворяться — не
по мне.
Ольга. Зачем притворяться — можно вести переговоры и если они не
состоятся... {Смотрит на часы.) Ах, мне пора.
Лиза. -Погоди, душечка.
Ольга. Нельзя ни минуты. Маменьке беда будет. Мы сберемся вечером. А пока
разделение занятий. Басов — вы к своим книжникам1 ш фарисеям и разузнайте все,
сами знаете. Лиза — ты по духовной части. Сережа, проводишь меня домой и приходи
ровно в 6 часов поговорить с маменькой. Папенька спать уляжется. Тогда условимся*
как вечером собраться. {Басову.) Вы свободны?
Басов. Могу.
Ольга. Ну, до свиданья, Лиза.
Лиза. Всем из-за меня сколько хлопот. Спасибо, Олечка.
Целуются.
Ольга. Не унывай, Лиза.
Лиза. Чего мне унывать. Нас теперь много.
Прощаются. Уходят, кроме Лизы.
Паша {входя). Замешкалась я. Суп-то, чай, перекипел.
Лиза. Паша, сколько новостей — целый короб.
Паша. И у меня есть, да невеселые.
Лиза. Давай рассказывать. Постой, знаешь, где попы живут?
П а ш а. Уж не венчаться ли? Дай-тю бог, дай-то бог. Я было перепужалась.
Встретила их человека,— такие страсти рассказывал, упаси господи. Эх, покойница-
Марфа Ивановна не дожила. Эх, не дожила — то-то бы радость была. Бедная, бедная,
чай, на небесах душа молит.
Лиза. Где ж попы-то живут?
П а ш а. Попы в поповском доме — известно', в поповском. На то им и дом
поповский.
Лиза. Ты знаешь, где это?
Паша. Что ты, бог с тобой, мне поповского дома не знать. Как выйдешь
отсюда на леву руку, потом на праву, потом на леву, либо опять на праву,— тут и есть.
Да пойдем вместе — провожу. Как мне поповского дому не знать, я всех матушек:
знаю, у поноодарши всякий праздник бываю,, а уж с просвирней Федосьеп Парамо-

298
H. A. Серно-Соловъевич
новной — такие друзья, душа в душу. Когда свадьба-то? Да 'как вы без меня
покончили. Верно, Петро Митрич —кому другому?
Лиз а. Какая еще свадьба. Надо все порядки разузнать. Пойдем же скорей.
Паша. А коли порядки — зачем к попам? Как можно батюшку беспокоить. Без
них порядки разузнаем, все разузнаем. Сейчас сбегаю,— хочешь Федосью
Парамоновну сюда приведу, и пономаршу приведу, и дьячиху приведу — всех приведу, пойдут,
со всем удовольствием. Сама Настасья Тимофеевна пойдет, все разузнаем; зачем
батюгйку?
Лиза. 'Говорят, надо три недели оклику ждать.
П а ш а. Э, пустяки, какие три недели — в 'три дни выкликнут. Федосья
Парамоновна все для меня сделает, душу положит. Я бегом сбегаю — всех приоведу.
Лиза. Нет, Паша, погоди,— может это дело еще надо в секрете держать.
Паша. А, вот что ! Подержим, подержим. Секрет большое дело>.
Лиза. Вечером узнаем. Ты наверно знаешь, что в три дня можно?
Паша. Можно, можно, а вот я сбегаю.
Лиза. Только обо мне ничего не говори.
Паша. Зачем говорить, ничего не скажу. Я не люблю больших разговоров.
Лиза. И хорошенько разузнай всечвсе порядки.
Паша (уходя). Все разузнаю, все разузнаю.
СЦЕНА 2-Я
Гостиная Возницыных.
Анна Петровна. Ольга входит.
Анна Петровна. Ах, Оля, как ты долго. Сережу видела? Я так
беспокоилась.
Ольга. Все отлично. В 6 часов- Сережа сюда будет.
Анна Петровна. Слава богу! Я все боюсь, не интриганка ли какая-нибудь
эта девушка.
Ольга. Маменька, я вам ва нее, как за себя ручаюсь.
Анна П е т р о в н а. В людях легко ошибиться, Оля. Ты мало знаешь их.
Ольга. Вы меня бы назвали интриганкой?
Анна Петровна. Тебе нужды нет в интригах. Кто знает, какова бы ты была
в другом положении.
Ольга. Лиза — просто голубка передо мной.
Анна Петровна. Дай-то бог. Как это ты давно знала, а до сей поры ничего
не говорила мне?
Ольга. Я думала, зачем вам лишние тревоги делать. У вас и без того разве
.мало неприятностей?
Анна Петровна. Ах, правда, правда. Как ты ехала-то одна. Я о тебе
думала, думала, все сердце изныло.
Ольга. Сперва страшно было, не то, чтоб страшно, а как-то ужасно странно.
Все казалось, будто все смотрят на меня и узнают и что извозчик надо мной смеется.
Потом казалось, что он куда-нибудь завезет меня. А как привыкла,— ничего. Назад с
Сережей как ни в чем не бывало ехала. Теперь, куда хотите, одна поеду.
Анна Петровна. Ты у меня храбрая. Куда храбрее меня. Да это хорошо.
Мы много терпим от своей беспомощности. Что делать. Нас воспитали так, в натуру
вошло — и хочется быть твердой и видишь, как худо быть слабой, а не можешь. Ах,
Олечка, у меня и до тебя дело. Я тогда впопыхах о Сереже не успела и »сказать теб^
Семен Васильевич говорит, пора тебе замуж идти. Как ты, дружок, думаешь?
Ольга. Не знаю, маменька. За кого же?
Анна Петровна. Ты многих молодых людей видаешь. Может, кто-нибудь
тебе больше других нравится.

Из былого. Комедия в 5 действиях
299
Ольга. Никто.
Анна Петровна. Я, душечка, твоих тайн не хочу выведывать. Сама ты
внаешь,— я не такая мать. Я понимаю, что молодым людям нужна воля. Ты мне не
называй имени, а просто скажи, не лежит ли к кому-нибудь сердце больше других.
Ольга. Между ними, маменька, нельзя выбирать. Надо, чтоб сердце лежало или
ко всем или ни к кому. Все слепки один с другого. Только ноги да носы разные, да
гривы не одной масти.
Анна Петровна. Ай, как ты говоришь, Оля. (Нехорошо, мой друг. Я тебя не
только принуждать, даже уговаривать не стану выходить за человека, который не по
сердцу. Я не такая мать. Нас выдавали, говорили: «стерпишься — слюбишься». Я так
не говорю с тобой. Только ты девушка рассудительная. Сама знаешь — за
кого-нибудь надо же идти, старой девушке не веселое житье.
Ольга. Я ведь еще не бог знает какая старуха. Недавно девятнадцать
минуло.
Анна Петровна. Девичьи-то лета скоро уходят. Отцу жених больно
нравится. То есть он не жених еще, не знаю, и сватался ли формально. Подумай,
душечка. Ведь если Семен Васильевич вздумает что, да не по нем делается,— беда.
Особенно мне-то.
Ольга. Беды-то большой не может быть, маменька. Покричит, покричит,— ведь
я только. Что он может вам сделать,— ничего.
Анна Петровна. Ай-ай-ай. Какие у тебя страшные мысли, Оля. Я часто
думаю, чтоб это тебя к чему дурному не привело. Нехорошо, друг мой, про отца так
говорить. Отца уважать надо.
Ольга. Я разве что-нибудь худое сказала, маменька.
Анна Петровна. Ты говоришь,— отец ничего не может. Как не может? Все
может. Отец все может сделать. Он глава © доме, над всеми глава, и над мной и над
вами.
Ольга. Я ведь, маменька, это не из непокорности, а чтоб вас успокоить. Я
часто передумываю, может ли он вам и мне что-нибудь сделать. (Выходит — нет, ничего
не может, если мы только вместе с вами. Порознь все может, как прутики поломает,
не только он, даже Василий Семенович все может. А когда мы вместе,— ничего,
ничего не может.
Анна Петровна. Нет, Оля, ты уж пожалей меня. Мне и за Сережу.придется
терпеть, терпеть. А если ты станешь отцу противиться, он меня совсем со свету
оживет.
Ольга. Кто ж жених-то, маменька?
Анна Петровна. Ах, я и не сказала. Что ж, жених хороший.
Звонок.
Никак Семен Васильевич. Олечка, ты пожалей меня.
Ольга. Ну, хотите, маменька, мы вот как сделаем: вы Сереже в его деле
помогайте, .а уж за меня вам не будет неприятностей.
Анна Петровна. Я знаю, ты меня любишь! Никак, отец идет. Он имени не
велел мне сказывать. Сам хочет.
Ольга. Помогайте только Сереже.
Семен Васильевич {входя). Ольга, поищи-ка, я в кабинете табакерку
забыл.
Ольга уходит.
Говорили?
Анна Петровна. Говорила, Семен Васильевич.
Семен Васильевич. Не сказали, кто?
Анна Петровна. Нет.
Семен. Васильевич. То-то же. Вы должны мне во всем повиноваться.
Я глава в доме. Что ж она?
Анна Петровна. Кажется, ничего.

300
H. A. Серно-Соловъевич
Семен Васильевич. Эх вы, Анна Петровна! Ничего и сделать не умеете.
Кажется, ничего! Я же говорил толком приготовить. Сто лет живете, а ума не
наберетесь. Берегись, если перечить станет! Не сдобровать. А ту негодяйку я приберу к
рукам. Ольга идет. Ступайте к себе, я хочу с ней наедине (говорить.
Анна Петровна уходит.
Ольга (входя). Я не нашла.
Семен Васильевич (ощупывая себя). Э, да она у меня в кармане.
Садись, я с тобой поговорить хочу. Говорила тебе что-нибудь мать?
Ольга. О чем? Мы с маменькой о разных вещах говорили.
Семен Васильевич. Ни о чем особенном речи не было?
Ольга. Была речь и об особенном.
Семен Васильевич. О чем же, например?
Ольга. Вам ведь, папенька, все известно. Маменька со мной никогда иначе не
говорит как согласно вашим приказаниям.
Семен Васильевич. Гм! Я должен тебе сказать, что очень недоволен
тобой. Ты себя совсем не так ведешь, как я желал бы.
Ольга. Это верно по недоразумению, папенька. Как я могу вести себя не по
вашему желанию? Маменька мне всегда внушает, что вам надо во всем
повиноваться. Вы глава в доме.
Семен Васильевич. Говорит она тебе это?
Ольг а. Всегда, не дальше как сейчас говорила.
Семен Васильевич. Это она правильно говорит. Тебя Сергей с толку
сбивает. Я бы желал, чтоб ты с Василия Семеновича брала пример. Он понимает вещи.
Ты его больше держись.
Ольга. Что мне его держаться? Какой он мне пример?
Семен Васильевич. Ты мне не прекословь, а слушай, что я тебе
приказываю. Я говорю, в тебе бунтовской дух сидит.
Ольга. (Вы, папенька, не дали мне кончить. Я говорю, зачем мне держаться
Василии Семеновича, когда вы тут. Вы глава, и вещи не хуже его 'понимаете. Мне
лучше вас дер;жаться.
Семен Васильевич. Это ты правильно говоришь. Такие речи мне от тебя
приятно слышать. А я было думал утром, что мы совсем поссоримся.
Ольга. Я утром погорячилась. :Вы сами знаете, я человек не старый. Не
всякое слово обдумываешь. Как я могу с вами ссориться? Маменька мне внушает, что*
это грех. Да и какая мне1 выгода? Мне никакой выгоды нет, а уж про то я и не
говорю, что дочь должна отца своего, любить и почитать.
Семен Васильевич. Это ты хорошо, Оля, рассуждаешь, А то я свое боялся
в тебе Сергеева духа.
Ольга. Что Сергеев дух! Я вам скажу, папенька,, что в нем и духа-то никакого
нет.
Семен Васильевич. Тебе за него нечего вступаться, а то опять будем
ссориться. Ты этого не касайся. Тебе между мной и братьями нечего мешаться.
Держись меня. Ты это прекрасно сказала.
Ольга. Я от вас ни на шаг. Я только хотела вам объяснить, почему между
братьями контры.
Семен Васильевич. Говорю, не касайся этого. Думай о своих делах.
Ольга. Прежде всего.
Семен Васильевич. Я вижу с тобой можно говорить. Главное, не
выступай из моей воли. Я забочусь о твоем счастье. Что ты мне скажешь, если б я у тебя,,
например, насчет замужества спросил?
Ольга. Мне и дома не худо жить.
Семен Васильевич. Нельзя же тебе век в девках оставаться.
Ольга. Это мне и маменька говорит.
Семен Васильевич. Это всякий понимает. Я хочу слышать твои мысли.

Из былого. Комедия в 5 действиях
301
Ольга. Да как овы, папенька.
Семен Васильевич. Ты опять прекословишь. Пойми: коли я скажу, я
желаю,— ты исполнять должна. Я не хочу так круто вести. Я позволяю тебе самой
сказать, хочешь ли?
Ольга. А если бы я сказала: «нет».
Семен Васильевич. Ольга!
Ольга. Я этого не говорю. Это я в виде опыта. Я вам просто отвечу: мне
20-й год.
Семен Васильевич. А, это другое дело. Значит ты согласна.
Ольга. Мне не век же в девушках оставаться.
Семен Васильевич. Правильно.
Ольга. Только надо, чтоб жених был хорош и не просто хорош, а очень хорош.
Вы сами знаете, papa,— что я не могу за всякого пойти. Мне первый встречный не
•жених.
Семен Васильевич. Понятное дело. А как ты полагаешь, ведь не худо
графиней быть?
Ольга. Чем худо! Понятно, не худо, княгиней еще лучше.
Семен Васильевич. Гм! Конечно, княгиней; ну, да и графиней не худо.
Ольга. Не худо, а все княгиней лучше. А есть и светлейшие.
Семен Васильевич. Ну, ты не задирай так высоко голову.
Ольга. Я не задираю. Я вам только для примера говорю, что если бы кто
вздумал покупать жениха для титула, можно и выше графского купить.
Семен Васильевич. Ты это на счет чего1 говоришь?
Ольга. Это так только. Знаете в наших учебниках иногда говорится вот, для
примера. По-латине это называется: exempli gratia *. Я из учебника.
Семен Васильевич. Откуда ты латынь-то знаешь?
Ольга. Я, папенька, всего понемножку. Je prends mon bien où je le trouve **„
Семен Васильевич. Княгиней? Нет, это больно высоко.
Ольга. Люди говорят — для бога нет невозможного.
Семен Васильевич. А знаешь, за двумя зайцами погонишься — ни о1дного
не поймаешь. Один-то' почти у нас в руках.
О л ь га. Кто ж такой?
Семен Васильевич. Ну, да с тобой можно прямо говорить. Граф Ерыгин
сватается. Что скажешь?
Ольга. Ерыгин? — да я его совсем не знаю.
Семен Васильевич. Ерыгина-то? вот прекрасно! У нас же намедни
танцевала с ним.
Ольга. Я его два-три раза видела. Этого не довольно, чтоб замуж идти.
Семен Васильевич. Василий хорошо знает его. Прекрасный человек.
Ольга. Может, для Василья.
Семен Васильевич. И для него, и для тебя, и Для меня — для всех. Я тебе
лучшего мужа не желаю.
Ольга. Я вам не скажу ни да, ни нет. Надо будет мне ближе узнать его.
Семен Васильевич. Я от тебя и не требую ответа. Он еще и не делал
предложения. Это тебе говорится для того, чтоб знала, как себя держать с ним.
Василий Семенович правильно говорит, ты себя держать не умеешь.
Ольга. Я из этого еще ничего не узнала. Вы мне, папенька, подробные
наставления дайте.
Семен Васильевич. Подробные, подробные, это всякая девушка сама
должна понимать, как ей вести себя с человеком, который может мужем стать.
* Для примера (лат.).— Ред.
;* Я беру свое счастье там, где его нахожу (франц.).— Ред.

302
H. A. Серно-Соловъевич
Ольга. Это бы ж я поняла. Да только, как вы и Василий Семенович говорите,,
что я не умею держать себя,— я и боюсь, могу глупостей наделать. Может у вас есть
какие-нибудь виды ж соображения, а я испорчу все. Если бы я подробно знала их, я.
бы как-нибудь сумела повести себя. А то по незнанию можешь промах сделать.
'Семен Васильевич. А мать ничего не говорила?
Ольга. Маменька говорила, что вы желаете, чтоб я замуж шла.
Семен Васильевич. Ты и пойми. Я желаю, чтоб ты за него замуж пгла\
Значит, когда он у нас бывать будет,— ты к нему будь повнимательней, отличай его
против других. Да не то, чтоб очень, а так, тово, помаленьку. Ну, да этого
рассказывать нечего. Вы сами, женщины, должны знать, как.
Ольга. Он же не делал предложения, овы говорили.
Семен Васильевич. Не делал, да может вскоре сделать.
Ольга. То есть, другими «словами, я должна ему ловитву учинить.
. Семен Васильевич. Кто ж тебе говорит! Ты мои слова в дурную сто рек
ну толкуешь.
Ольга. Я не толкую, а по своей молодости и неопытности худо понимаю.
Потому ж прошу вас подробно наставить меня. Дети глупы. Не понимают всех
родительских намерений. Например, может вы хотите дать понять этому графу, что у вас
много денег.
Семен Васильевич. Что ты! что ты! С чего ты это взяла? Совсем я этого*
не хочу. Совсем не хочу.
Ольга. Значит, я должна дать ему понять, что у вас нет денег, чтоб он и не-
рассчитывал.
Семен Васильевич. Э матушка, ничего ты не понимаешь.
Ольга. Я же и говорю. Вы лучше прямо скажите: «я хочу того-то и того-ток
По крайней мере, я буду знать, что делать.
Семен Васильевич. А ты будешь ли поступать, как я желаю?
Ольг а. Вы ведь мой отец и голова в доме.
(Семен Васильевич. Ну, так и быть. Только смотри — делай, как я велю..
Князей выбрось из головы. Князья кусаются.
Ольга. Неужели, папенька?
Семен Васильевич. Э Ольга! Ну да, конечно, конечно. А насчет графа
дело верное. А кто знает, может, и он в1 князья попадет.
Ольга. Тогда и он кусаться станет, я боюсь. А, впрочем, может у него тогда и:
зубов не будет.
Семен Васильевич. Ребенок ты, Ольга, я вижу. Ну, видишь, Василий мне
сказал, что с ним дело верное; только, только — гм!
Ольга. Верно, слишком много приданого требует?
Семен Васильевич. То-то и беда.
Ольга. Неужели ж, папенька, вы хотите, чтоб я сама с ним торговаться стала?'
Это неприлично девушке.
Семен Васильевич. Э господи, ничего-то ты не понимаешь! Я вначале
думал было, что с тобой можно говорить, а теперь вижу, ты сущий ребенок.
Ольга. Со мной можно говорить. Только дело это совсем новое для меня. Вы,
мне, как ребенку, разжуйте и положите в рот. Тогда я жн&о смекну.
Семен Васильевич. Словом сказать, ты постарайся понравиться ему,
чтоб он тебя больше любил, если будет твоим мужем.
Ольга. И чтоб меньше приданого взял?
Семен Васильевич. О приданом не твоя забота. Ты только о любви думай.
Ольга. Мне же надо знать, если я должна сбивать цену, до какой цифры.
Семен Васильевич. Я тебе говорю, ты только о любви думай. Чем больше
полюбит, тем лучше.
Ольга. Это выходит, чем больше полюбит, тем^ меньше требовать будет. А вдруг-
так полюбит, что ничего не захочет брать?

Из былого. Комедия в 5 действиях
зоа
Семен Васильевич. Так глуп, я думаю, он не будет. А если бы, паче
чаяния, случилось,— я тебе спасибо скажу.
Ольга. Хорошо. Да приданое мне же идет. Значит, мне выгоднее, чтоб он как
можно больше- требовал.
Семен Васильевич {бьет себя в лоб). Экая оелина! Ольга, ты просто
пройдоха, я вижу.
Ольга. Какая пройдоха? Я даже этого слова не понимаю. Я вам сказала, что
вас держаться должна.
Семен Васильевич. Меня держаться — меня держаться! а сама бог
знает какие несообразности говоришь.
Ольга. Это точно несообразности. Я понимаю это.
Семен В а о и л ь е в и ч. Зачем же говоришь?
Ольга. Затем, чтоб показать вам, какая 'путаница может выйти, если вы со
мной не вполне 'откровенны будете. Раз я вас держусь, я должна понять, что мне
надо стараться, чтоб вы за мной меньше приданого дали. Вы — мой отец; тот будет
муж, а вы — все-таки отец. Он может меня бросить и мои деньги промотать, а вы
все-таки мой отец. У меня будет меньше, зато у вас — больше. Это я чувствую.
Семен Васильевич. Это ты, Оля, очень правильно рассудила.
Ольга. Так уж вы лучше прямо со мной говорите.
Семен Васильевич. Оно точно лучше. Я вижу ты понимаешь вещи.
Смотри же, только держись меня. Он сказал Василыо, что желает тысяч 300 получить.
Сто я могу дать, ну да именьишко какое-нибудь прикинуть. Больше — ни-ни. А
жених хороший. Родство знатное. Василий по службе много выиграть сможет и для
женитьбы ему хорошо. А может, и я найду свою пользу. Завтра он к нам будет, так
ты веди себя, как умная девушка.
Ольга. Теперь, по крайней мере, я все знаю. Только как бы не повредило, что
у нас в семье такие неприятности.
Семен Васильевич. Я приму меры.
Ольга. Что ж вы думаете сделать?
Семен Васильевич. Это я уж знаю.
Ольга. Я уж теперь не за Сережу, а за себя хлопочу. Вы устройте так,
папенька, чтоб об этом деле никаких слухов не было, пока мое не кончится. Знать на
эти вещи капризна. Чуть пойдут слухи и наше имя примешается, дело может
расстроиться.
Семен Васильевич. Правильно.
Ольга. У Сережи странный характер. Если ему наперекор идти — он рад на
ножи лезть, а мягкостью его можно куда угодно привести.
Семен Васильевич. Ты думаешь?
Ольга. Я его хорошо знаю. Да я вот что думаю. Наверно не знаю, а полагаю...
да нет лучше мне вам не говорить этого.
Семен Васильевич. Почему же. Скажи.
Ольга. Нет, вы на меня сердиться будете, может оно и не так.
Семен Васильевич. Коли что знаешь, говори.
Ольга. Видите... да нет впрочем.
Семен Васильевич. Экая ты — говори.
Ольга. Что ж, если я о своих интересах забочусь,— это ведь не худо.
Семен Васильевич. Конечно, конечно.
Ольга. Что Василий Семенович сердит на Сергея, это понятно, потому что
Сергей больше его знает и занимается. Когда Сергей нехорошо поступает, я его никогда
не стану защищать. Но может, и Василью желательно вас против него восстановить,
чтоб от вас деньги выманивать. Я не знаю,, так ли это, и никогда не стала бы вам
говорить. Но как дело теперь и меня касается, а в моих выгодах, чтоб у нас в семье был
мир,— я вам свои мысли и говорю прямо.
Семен Васильевич. Это ты хорошо делаешь. За это хвалю.

.304
H. A. Серно-Соловъевич
О л ьга. А с Сергеем все можно сделать, только бы не раздражать его. У него
.доброе и мягкое сердце.
Семен Васильевич. Это ты меня хорошо надоумила. Я впредь буду с
тобой советоваться. Только, чур, исполняй все, что я велю и не прекословь.
Ольга. Никогда в жизни.
Семен Васильевич. Ступай теперь к Анне Петровне, скажи, что я дово-
-лен тобой.
Ольга уходит,
Семен Васильевич {один). Это я ее ловко обработал. Куда бы Анне
Петровне! Плюха она у меня. Ну да зато у меня самого царь в голове. А женщине и
.незачем много ума. Ольга умница: и дело смекает и из повиновения не выходит.
Насчет Василья хорошо меня надоумила. Я и сам давно примечаю, что деньгу у
.меня выманивает.
Андрей {входя). Князь Пустовский приехавши.
Семен Васильевич. Проси, проси. {Спешит на веранду, принимает Пу-
стовского и усаживает.)
Семен Васильевич. Был я намедни у вас, ваше сиятельство.
Князь Пустовский. Очень, очень жалел, что дома не был. Так редко
удается побеседовать ,с вами, почтеннейший Семен Васильевич.
Семен Васильевич. Как княгиня в своем здоровье? княжны?
Пустовский. Что, батюшка, и спрашивать. Чего хорошего ждать в такое
.время? Сами знаете, какое время.
Семен Васильевич. Не говорите.
П у с т о в с к и й. Седьмой десяток кончаю, а не видал таких времен. Божусь
.вам, не видал.
Семен Васильевич. Тяжелое время.
Пустовский. Я одному дивлюсь, как еще живешь.
Семен Васильевич. Надо полагать, добром не кончится.
Пустовский. Где добром! О каком добре вы говорите! Какого добра ждать!
-Помилуйте. Взять, например, что' пишут! Видано ли!
Семен Васильевич. Я кроме объявлений, ничего и не читаю.
Пустовский. Прекрасно делаете.
Семен Васильевич. А ведь даже и туда дух прошел. Что кажется
объявления,— нет совсем не то, что в прежнее время.
Пуст овский. Верю. Нельзя не верить. Все одним духом пропитано.
Приказы возможности нет читать. Я не раз закаивался. Всю душу возмущает.
Семен Васильевич. Тсс.
Пустовский. Так и косят, так и косят — наповал; намедни 11 генералов
одним приказом, мой свояк в том числе попал. Я подумывал было, силы есть, отчего
гне послужить. Куда!, Косят да и только.
'Семен В а с и л ь е в'и ч. И к чему это только приведет.
Пустовский. А вот к чему приведет, прапорщики будут полками
командовать, а генералы улицы мести.
С е м е н Васильевич. Бог с вами, князь! Надо думать до этого не дойдет.
Пустовский. До гораздо худшего дойдет. До всего дойдет. До чего и
доходить. Слышали, чай, что у меня в имении случилось.
Семен Васильевич. Не довелось.
Пустовский. Как же это вы, батюшка, весь город говорит. Я в набат бью.
Такой диковинный случай, что кабы не с самим случилось, нельзя веры дать.
Взбунтовались, батюшка, у меня мужики, отказались на завод идги.
С е vm е н Васильевич. Тсс!
Пустовский. Позвольте, позвольте,—это что! Теперь этакие сюрпризы мы
.должны вздором считать. Лучшее впереди. Получаю я донесение от управителя. Шлю

Из былого. Комедия в 5 действиях
305
приказ главных бунтовщиков в кандалы заковать и в острог отправить. Хорошо-с.
Думаю не отписать ли губернатору, чтоб содействие оказал. Рассуждаю, и без того
должен, а все лучше. Отписал. Что же бы вы думали губернатор?
Семен Васильевич. Понятное дело, перепороть велел.
Пустовский. Да^с, Семен Васильевич, понятное, благодарю вас, понятное.
Полюбуйтесь, я с собой как редкость вожу. (Вынимает из кармана бумагу и дает.)
Семен Васильевич. Тсс. Скажите, пожалуйста.
Пустовский. Губернское присутствие!, видите, законные меры приняло,
предписало посреднику разбор произвести Как вам это понравится?
Семен Васильевич. Выходит, они вас на одну линию с мужичьем
поставили.
Пустовский. Именно! И вы думаете бестии не поймут этого? Как ни глупы,
смекнут.
Семен Васильевич. Из-за чего же у вас такая неприятность вышла?
Пустовский. Как вы еще спрашиваете? Все одного корня плоды. Это что
они там якобы предлог выводят, будто работы — не по положению. Это вздор, сущий
вздор. Вся причина — дух. И этот дух поощрение находит. Вот вам и причина. А у
вас смирно?
Семен Васильевич. В деревнях <еще смирно) — господь миловал. Да у
меня поре — хуже того. Дома бунт.
Пустовский. Э! Люди?
Семен Васильевич. Что люди! Людей при записке отправил в часть,
и вся недолга. Сын взбунтовался.
Пустовский. Полноте, Семен Васильевич! Они у вас такие прекрасные
молодые люди. Жена нахвалиться не может.
Семен Васильевич. Подите же! Сергей, Сергей, без ножа зарезал. На
какой-то шлюхе жениться вздумал.
Пустовский. Вы не допускайте этого! Как можно, помилуйте! Мало ли
прекрасных невест есть!
Семен Васильевич. Можно ли такое дело допустить?
Пустовский. А ведь я вам скажу, как вникнешь в эти дела поглубже, это
все от одного корня идет. Должно быть, какая-нибудь шайка есть, которая все эти
штуки выдумывает.
Семен Васильевич. Полагаете?
Пустовский. Непременно шайка. Это неспроста, тут план. Нас хотят с лица
земли стереть. Они все меры пускают в ход. Эти мезальянсы, видимо, к
ниспровержению благородного сословия клонятся. Это непременно задумано. Так ведь и во
Франции шло.
Семен Васильевич. Что вы?
Пустовский. Как же, а женитьба Фигаро! Все оттуда, и увидите — будет
поощряться, непременно будет поощряться.
Семен Васильевич. Это вы, князь, правильно изволите говорить. Я уж
приметил, что к тому дело клонится. Как получил нынче сюрприз этот,— думаю,
первым делом надо эту мерзавку куда-нибудь упрятать. Есть у меня разные
благодетели по этой части. Поехал по ним. Что ж вы думаете? Ничего, так-таки ничего.
Кто говорит, надо подумать, кто — время теперь не такое, кого дома не застал. Все к
одному.
П у о товский. Видимо, видимо.
Семен Васильевич. Батюшки, князь, я толкую, толкую, а вы-то лучше
всех мне и можете пособить.
Пустовский. Я? чем?
Семен Васильевич. У вас в доме и живет она.
Пустовский. Кто ж такая? ..
Семен Васильевич. Какая-то Ступина, говорят, сирота.
20 н. А. Серно-Соловьевич

306
Я. А. Серно-Соловъевич
П у с т о в с к ж й. Не знаю, может быть, может быть. У меня много разной
шушеры'живет. Коли хотите, велю" управителю справки навести.
Семен Васильевич. Домовый хозяин много может, особенно в вашем
качестве.
Пустовский. В прежнее время точно мог, а ныне ничего не может, ровно
ничего. И никакое качество не поможет. Все к одному. И жильцы перестали
платить. Не платят, что хотите — не платят. Просто коммунизм завелся. Рад-радехонек,
когда сам квартиру очистит. На свой счет перевозишь, и взять с него нечего. Еле
есть чем наготу прикрыть.
Семен Васильевич. И откуда вдруг такая бедность явилась? В прежнее
время не слыхать было.
П у с т о в с к и й. Вое' от одного корня.
Семен Васильевич. Думаете, и это тоже?
Пуст о веки й. Нельзя не думать. Весь мир знает, что и России не было
пролетариев..
Семен Васильевич. Это точно. Я, чай, у нас никто и слова такого не
слыхивал.
П у с т о в с к и й. Поживите, Семен Васильевич, не таких слов наслышитесь.
Богом вам божусь, русские книги с словарем читаю. Да и словарь не помогает,
потому ни в одном словаре и слов> таких не выищешь.
Семен Васильевич (махает рукой). Я с детьми не могу говорить.
Василий — еще туда-сюда, а у Сергея чаетехонько ровно ничего не разберешь. Как же,
. батюшка князь. Вы, чай, можете мне помочь.
П у с то в с к и й. Должен, Семен Васильевич, должен. Один одного
поддерживать не будем — вое пропадем.
Семен Васильевич. Сущая правда.
Пустовский. Особенно в таком деле. Не сегодня-завтра мои могут такую же
штуку выкинуть. Я вот что думаю, Вы бы своего сына на несколько времени отсюда
куда-нибудь, в деревню что ли, услали. Путешествие от этих глупостей — старое
средство. А мы тем временем найдем, как с ней распорядиться. Я велю управителю
в квартале что ли посоветоваться. В таких делах иногда мелкие червяки больше
больших бар могут.
Семен Васильевич. То есть просто облагодетельствовали вы меня, князь.
Подлинно золотой совет. Это сам господь принес вас ко мне!
Пустовский. Я всегда рад вам приятное сделать, почтеннейший Семен
Васильевич. С вами приятно и беседой душу отвесть. Знаю, и вы, коли нужно, не
откажете.
Семен Васильевич. Что- в моей моготе, как на себя полагайтесь.
Пустовский (вставая). Я к вам и сегодня собственно по делу.
Пройдемтесь-ка в кабинет. (Обнимает и говорит, медленно идя). Пустяки, совестно и
говорить, да такой случай подошел. На недельку тысяч десять — не откажите, батюшка.
Семен Васильевич. Василий мой разоряет, в конец разоряет. Последние
утром отдал.
Пустовский. Як первому числу оброки жду.
Уходят.
С Ц Е H А 3-я
У Лизы.
Лиза, Оля, Сережа входят.
Сережа. Басова нет?
Лиза. Он у себя работает. Сходи за ним.
Сережа уходит.

Из былого. Комедия в 5 действиях
307
Ольга {раздеваясь). Что нового, Лиза?
Лиза. Купила X том... Какая ты нарядная, Оля!
Ольга. Нельзя, я в гости поехала.
Лиза. Сколько тебе неприятностей за меня.
Ольга. Нимало. Не неприятности, а развлеченья — хоть я и не согласна, что
эгоизм главный двигатель наших действий.
Лиза. Как я рада! Олечка, поспорь с Басовым.
Ольга. Придется к слову, поспорю. Я знаю, мне могут быть неудовольствия,
да пока они придут,— сколько радостей. Я на это (время перестаю быть куклой.
Действую, думаю, чувствую, в этом и есть все наслаждение жизни. Я должна думать и о
ваших делах, и о том как попадать к тебе и как быть, если бы неприятности вышли.
Просто не видишь, как время летит. А какое волнение! Я думаю, и теперь сердце
бьется сильнее обыкновенного.
Лиза (прикладывает руку). Стучит.
Ольга. Это приятно, когда сохраняешь над собой власть и не впадаешь в
отчаяние. А это ведь навыком приобретается.
Лиза. А ведь тебе лгать приходится. Это не хорошо. Я бы не могла.
Ольга. Лжи я избегаю. Хитрить немножко, правда, иногда приходится. Да что
же делать? Это не моя вина. Я правду больше люблю и, где можно, не хитрю.
Например, хоть бы теперь — к тебе ехать. Утром маменька с радостью отпустила. А
теперь — ни за что. Будь она гоопожей в доме, велела бы запречь лошадей и все. А как
она боится папеньки и в нашем крупе считается чем-то ужасным девице на извозчике
одной, да еще вечером ехать,—она бы ни за что не решилась. Я знаю это и не
прошусь к тебе, а просто говорю: маменька, я с Сережей к подруге поеду. Разве я лгу?
Лиза. А вдруг твой папенька узнает, что ты ездила, и начнет расспрашивать.
Что тогда?
Ольга. Соображусь с обстоятельствами, буду уклоняться.
Лиза. Это нехорошо.
Ольга. Да что же делать? Кто виноват? Не я. Почему же мои братья имеют
право ходить и ездить куда вздумается — а я нет. Да и не одни братья. Разве ты
этого не делаешь?
Лиза. У меня никого нет. Когда жива была маменька, я тоже никуда без
спроса не ходила.
Ольга. Однако теперь же ходишь, и утром и вечером и куда вздумается — и
ничего худого не выходит. К чему же ведут эти запрещения? Точно будто родители
только для того и живут, чтоб держать дочерей в неволе.
Лиза. Ай, что ты говоришь.
Ольга. То, что есть. Разве я не невольница? И как освободиться? Идти
замуж — только одно и есть. Оттого все девушки так и жаждут замужества. Ведь все
они думают, что освободятся замужем от оков чужой власти. Я сама так думала,
когда была поглупее. Теперь знаю, что власть отца только сменится властью мужа.
Видишь, к какому страшному заключению это ведет. А как его избежать? Не думать,
превратиться в машину — вот. А раз подумала, не отгонишь мысли, когда всякая
минута жизни вызывает ее. Разве я могу не сравнивать мое положение и твое?
Лиза. Оля, чего, чего я не дала бы, чтоб была жива маменька. Я счастлива,
а только мне кажется, это счастье было бы гораздо полнее, будь она тут.
Ольга. А если бы она разлучала тебя с Сережей?
Лиза. Она бы не стала этого делать. Она сама так любила моего отца.
Ольга. Хорошо, если бы не стала — а если бы стала?
Лиза. Я этого себе представить не могу. Я бы тот час заболела, если бы от
меня Сережу взяли.
Ольга. Ты без отца росла и не испытала во всей полноте родительской власти
над собой. А главное, не знала всех предрассудков и нелепостей так называемого
общества. Я сама любила своих родителей, особенно маменьку. Только чувствую, что
20*

308
H, A. Серно-Соловьевич
могла бы любить их сто раз больше, если бы поменьше чувствовала над, собой их
опеку. По мне, часто от родителей зависит много или мало их любят, дети. Молодое
сердце всегда склонно любить.
Лиза. Неужели у тебя в'сегда такие мысли? Ты должна страшно мучиться с
ними.
Ольга. Сначала точно мучилась, а теперь ничего. Я рассудила, что никакими
мученьями ничего не поможешь и что ничего не помогут все разглагольствования и
писания господ вроде Басова и компании. Пока они свои новью порядки заведут —
никто из нас и в живых не останется. А между тем жизнь идет своим порядком, то
есть все по-старому. Я и стала думать, чем мы можем помочь себе.
Лиза. Расскажи, расскажи! Я сама часто об этом думаю.
Ольга. Я нашла, что мужчины потому господствуют над нами, что во всем
сильнее нас. И пока так будет, никогда наше положение не изменится. Смотри —
физически они сильнее нас; знаний у них больше—потому нам такое воспитание
дают. Законы в их пользу — они сами пишут их. Точно так же все нравы и обычаи —
они ими установлены как сильнейшими. Деньги их — которые нам достаются, от них
же, ни одна женщина еще не богатела своим честным трудом. Все управление в их
руках, значит — вся власть у них. Что же могут против этих условий разные
Басовы? Да разве и они искренно за нас?
Лиза. Может и искренно, да только каждый из них сознает свое превосходство
и относится к нам, как к слабым.
Ольга. В том-то и дело. Самое это заступничество показывает нашу слабость.
За сильных не заступаются: им помогают. А ведь по природе мы скорее выше их, чем
ниже. На их стороне только и есть то преимущество, что Адам был сотворен раньше
Евы. Да ведь нынешние Адамы часто после Ев родятся. Они гордятся тем, что на
войну ходят, защищают отечество'.
Лиза. Война — варварство, она не назначение общественной жизни.
Ольга. Да и что нас сделало 'бабами? Жизнь, все же жизнь. Прочти, что Тацит
или Гиббон 2 говорят о германских женщинах. Да и разве мало было героек —
отдельных личностей? Нет занятия, на которое бы мы не были способны и которым
бы действительно не занимались от землепашества до царствования и науки. Самый
тяжелый из взвешенных мозгов — принадлежал женщине. Все функции мужчин
доступны и нам, а сверх того нам доступны две невозможные для них. Если мы
угнетены, бессильны, ничтожны, ' глупы, невежественны — это вина не необходимости,
не естественных условий, а искусственных условий общественной жизни. А почему
жизнь сложилась так невыгодно для нас? Это объяснил правдивейший,
благороднейший и один из умнейших между ними 3. Потому что в основании всего
общественного строя лежит физическая сила. Физически они действительно сильнее нас. И весь
этот быт создан ничем иным, как (грубой силой. Злись- они сколько хотят,— это
правда. Да уж приближается царство ума, а с ним и наше освобождение.
Лиза. Да ведь и теперь есть много женщин, которые над мужчинами
властвуют.
Ольга. Это те, которые сильнее мужчин. Их много. Это и доказывает нашу
силу. Они только не дошли еще до понятия об общей связи всех женщин между
собой. Оттого они свое преобладание употребляют только для личных целей и зато в
конце концов остаются рабынями. Физически мы не будем сильнее мужчин, но мы
можем их осилить умом. Ум важнее. У нас больше такта. Надо побольше знаний.
Надо нам учиться больше и работать над собой. Я так и делаю и начинаю видеть, что
семейный деспотизм страшен только для слабых и глупых.
Л и;з а. Ведь и они люди.
Ольга. Люди. Да кто себе не умеет помочь, того мудрено спасти.
Лиза. А как ты думаешь, может Сережа быть деспотом?
Ольга. Всякий может, если ему подчиняться будут. Ты не давай ему
командовать над собой. ' ' ' - * - - -

Из былого. Комедия в 5 действиях 309
Л и з а. Да он и не умеет. Я боюсь, чтоб самой над ним не командовать. Нет,
у нас будет полное равенство.
Ольга. Лучше держи ухо востро. Не надейся, что не умеет. Только -начало
трудно. Раз первый шаг сделав, второй сам подойдет. Ты, главное, поменьше: люби
его.
Лиза. Ну нет, на это я ни за что не согласна.
Ольга. Я не так сказала. Не поменьше, а не знаю, как бы выразить,— чтоб и
другим чувствам, и рассудку место оставалось.
Лиза. Поди, поди! Ты теперь совеем, как Басов. Верно, ты ничего1 еще не
смыслишь в любви. Я бы желала вея в любовь превратиться. Вот бы счастье было! Пусть
лучше влаетвует. Я ни крупинки любви не отдам за всю власть над ним.
Ольга. Я о любви, правда, мало думала. Только мне кажется, тут что-нибудь да
не так.
Лиза. Так, все так — поверь. Ты этого не понимаешь. Этого нельзя ни
представить себе пока не испытала, ни объяснить. Надо испытывать! Где тут тяготиться
неволей. Тут только и желаешь, чтоб каждая твоя частица и каждая мысль
принадлежали тому человеку.
Ольга. Постой! Если это верно, значит у того человека должны быть такие же
мысли, если только он любит так же сильно. Значит, тогда никакой неволи и быть
не может.
Лиза. Когда об этом спокойно рассуждаешь, оно так выходит. А придет
любовь — совсем все иначе. Да погоди, сама когда-нибудь узнаешь.
Ольга. Молчи! Наши тираны идут. Им не нужно знать, что мы между собой
говорим;, пока мы еще должны бороться.
Лиза. Нет уж, Оля, извини. У меня е Сережей веяокая борьба кончена. Я
совершенно покорилась. Если у тебя будут от него тайны, не поверяй мне. Я от него
ничего не могу утаить.
Ольга. Я своих тайн никому, кроме себя, не поверяю. Да, впрочем у меня
никаких и нет. Одна всего. Да ту я могу им громко оказать: им не видать свободы, то
есть, настоящей,, пока мы не освободимся. Из наших соков и молока — их тело.
И наши понятия первые, всасывающиеся в их мозг.
Входят Басов, Сережа.
Сережа. Извините, я думаю вы соскучились без нас.
Ольга. Как же! Десять раз хотели бежать за вами.
С е р е ж а. Я так и думал, да заговорились о деле.
Лиз а. Не верь 'ей, Сережа. Мы превеселый разговор вели.
Сере ж а. О чем?
Л и з а. О многом. И о тебе было.
Ольг а. Лиза, нам некогда пустословить. Давайте о деле говорить. Сядем, и
всякий говори по порядку, что узнал и сделал. Лизая ты что?
Лиза. Можно будет через неделю обвенчаться, только надо в вашем приходе
окликать.
Ольга. Сама узнала?
Лиза. Нет, Паша.
Басов. Ну, хорош секрет.
Ольга. К чему ж ты оказала ей?
С е р е ж а. Что ты, Оля? Ты не знаешь Паши. Без нее ничего нельзя. А где она?
Л и з а. Я просила ее в гости сходить, чтоб она нам не мешала. Она хотела завтра
сюда всех своих приятельниц привести — просвирню, пономарпгу.
Басов. Отлично! Это значит завтра весь город будет вашу тайну знать.
Ольга. Этого я не знала. Досадно. Уверь ее, что все дело расстроилось.
. Лиза. Что ты! Как можно, Оля.

310
H. A. Серно-Соловъевич
Басов. Сглазит.
Лиза. Она и не доверит.
Ольга. Устрой, чтоб поверила. Не то в- самом деле расстроится.
Лиза. Как же я это сделаю?
Сережа. А ведь окликать надо же.
Ольга (бьет по столу). Это вы, m-r Басов меня с толку сбили. Конечно, все
равно..Нечего делать. Зови их и старайся в союзницы завербовать. Вы, m-r Басов.
С е р е ж а. Ты опять его с monsieur.
Ольга. Не мешай, Сережа. Вы нашли законников?
Басов. Нашел, только мало прока от них.
Сере ж а. Он сам засел за свод. И мы с Лизой примемся.
Ольга. У нас вот что. Сережа виделся с маменькой.
Сережа. Она за нас.
Ольга. Мешать не будет.
Сере ж а. Расскажи же теперь о своем деле. Ты говорила с папенькой.
Ольга. О моем теперь нечего. Вредить не будет вам.
Сережа. Расскажи.
Ольга. Кончим одно. У меня очень важные известия. Тебе, Лиза, необходимо
перебраться отсюда и как можно скорее.
Лиза. Это' зачем?
Ольга. Ваш домовый хозяин знаком с папенькой и был сегодня у него. Они,
почти наверно,, о вас говорили,— я по нескольким словам за обедом заключила. Для
нас это очень вредно.
Лиз а. Мне так жаль эту квартирку.
Б асов. Надо выехать.
Лиза. Нельзя ли остаться?
С ере ж а. Может, пустой страх.
Ольга. Я еще скажу тебя по секрету, Лиза. У этого князя есть дочки.
Лиза. Сережа, ты мне и не говорил, гадкий. Завтра же выеду. Отчего ты мне
не сказал, Сережа?
С е р е ж а. Я и забыл о их существовании.
Лиза (тихо). Правда?
Cepeoica кивает.
Ну, дай руку.
Ольга. Теперь приготовьтесь — я вам смертельный удар нанесу.
Сере ж а. С ней вместе я готов умереть.
Лиза. Сережа, мне с тобой по'жить хочется.
Он целует ее руку.
Ольга. Полно вам нежничать. При мне неприлично. Вот что. Тебя, Сережа,
папенька хочет в. деревню 'услать.
Лиза. Я его не пущу.
Ольга. Нет, это серьезно. Должно быть, его этот князь надоумил.
Лиза. Что за гадость, этот князь. Ты не поедешь, Сережа?
Сережа. Не поеду.
Басов. Ушлют.
Сережа. Посмотрим.
Ольга. Что ж ты думаешь делать?
Сережа. Еще не знаю, только ни за что не уеду.
Ольга. Надо знать, мой друг.
Б а с о в. Вступить в переговоры.
Лиза. Протянуть недельку и обвенчаться.
Ольга. Это чуть ли не самое лучшее. (Смотрит с торжеством на Басова.)

Из былого. Комедия в 5 действиях
311
Басов. Решайся, Возницын. Слышишь, как они согласно советуют.
Сережа. А ты же у себя говорил, что, если начнутся переговоры, свадьбе не
бывать.
Басов. В этом я положительно уверен.
Ольга. Что ж он сам тебе советовал?
Сережа. Взять из канцелярии свидетельство и обвенчаться не входя ни в
какие сношения, а не то написать отцу решительное письмо.
Ольга. Так бы, конечно, дело< скорей всего к концу пришло.
Лиза. Так и сделать.
Ольга. Я сомневаюсь, чтоб он на это решился.
Сережа. Я для Лизы на все решусь. Хотите, сейчас ж письмо напишу?
Басов. Откуда, брат, эта прыть у тебя?
Лиза. Что вы еще отвлекаете его? Пиши, Сережа.
С е р е ж а. Басов, я к тебе пойду.
Б а с о в>. Пойдем.
Лиза. Зачем же, Сережа? Разве ты не можешь у меня в той комнате писать?
Я буду приходить смотреть. И чаю напьешься.
Сережа. Хорошо, милая.
Басов (вставая). Совещание кончилось.
Лиза. Посидите с нами. Оля поспорит с вами.
Ольга. Где нам с такими учеными мужами спорить! Где нам бабам законы
писать! Мы должны молча подчиняться.
Басов. Ну вы-то, кажется, не подчинитесь.
Ольга. Вот глубокий сердцевед: второй раз видит и насквозь знает. Чтобы вам
публичные лекции психологии читать?
Лиза. Сережа, пусть они бранятся, .а мы пойдем с тобой. Я тебя провожу и
усажу писать.
Ольга. Уж и я с вами пойду. Посмотрю, как у тебя там, Лиза. А он пусть
наедине ответ обдумывает. (Уходит и останавливается в дверях.)
Басов. Возницын, ты у меня ночуешь?
Сережа. Как? Я домой поеду. Олю надо же проводить. Да и где у тебя?
Басов. Об где — нечего толковать. Ты на диване, я на чемодане. А если едешь
домой, к чему же письмо писать?
С е р е ж а. Правда, я и дома напишу.
Басов. Не то. Если домой едешь, ъ нем нужды не будет.
Лиза. Не слушай его, поди и напиши.
Б а с о в. Пусть упражнится. Полезно. А вы, Лизавета Николаевна, завтра
отправитесь квартиру искать? Если некогда, я схожу. Здесь вам не приходится
оставаться. Они вам всяких гадостей наделают.
Лиза. Пойдемте вместе.
Б а с о ». Так два трудовых дня пропадут.
Лиза. Мне хочется, чтобы вы опять были возле. Без вас скучно будет. Я вас
совсем своим братом считаю.
Басов. Найдете рядом комнату — съеду. Кому ж идти?
Лиза. Подождите. Поговорим, когда он сядет.
Басов. Нет, я иду. Ну, завтра увидимся. Прощайте.
Сережа. Как, ты уходишь? Ты хотел остаться.
Б а с о в. Нет, не хотел. У меня есть дела.
Ольга. Вы не на меня ли обиделись?
Б а с о в. За что?
Ольга. Нет, я думала, я может вам что-нибудь неприятное сказала?
Б а сов. Когда же? Мы почти и не говорили. Да я и не имею глупой привычки
обижаться. Просто у меня срочная работа
Ольга. Успели бы!

312
H. A. Серно-Соловъевич
Б a с о б. Если бы вы знали, что такое труд, не оказали бы этот человеку,
который в три месяца не выработает цены ваших сегодняшних тряпок. (Уходит.)
Ольга. Пойдем и мы Сережа. Дома напишешь.
Лиза. Погодд.
Ольга. Нет, нельзя. Домой надо. (Одевается.)
ДЕЙСТВИЕ III
СЦЕНА 1-я
Кабинет Семена Васильевича
Семен Васильевич. Василий Семенович.
Василий Семенович. Я имею сообщить вам весьма важные вещи. У нас
дома скверные дела делаются.
Семен Васильевич. Что ты? Что ты? Постой. Гм! Не нужно ли тебе
денег?
Василий Семенович. Денег? Кто от них отказывается. Есть у вас
лишние?
Семен Васильевич. Нет, это я к тому, что если нужно, знай — у меня нет.
Вчера князю должен был отказать. Ну?
Василий Семенович. Известно вам, что вчера после обеда Сергей был
дома и что они с Ольгой куда-то ездили вечером?
Семен Васильевич. В первый раз слышу. Быть этого не может. Я
запретил ей без моего позволения выезжать.
Василий Семенович. То, что я вам говорю, я знаю наверно. А по моим
соображениям, они никуда не могли ездить как к этой девчонке.
Семен Васильевич. Извини, Василий, я этому никогда в жизни не
поверю.
Василий Семенович. Приходится верить. Вы знаете, я не охотник до
разговоров с лакеями. Однако вчера я счел полезным приказать своему Ивану
наблюдать за людьми Сергея и вообще за всем, что у нас в доме происходит между
челядью.
Семен Васильевич. За это спасибо тебе. Это ты прекрасно придумал.
У князя Петра Ивановича мужики взбунтовались.
Василий Семенович. Нынче он и доложил мне, что я вам говорю, Ездили
они в санях. Одно это странно. Но главное, возьмите то,< что Сергей давно уж никуда
в обществе не показывается. И, наконец, если бы это была обыкновенная поездка в
гости, Ольга наверно попросилась бы у вас после утреннего запрещенья.
Семен Васильевич. Правильно. С каким кучером они ездили?
Василий Семенович. С Сергеевым Матвеем. Это страшный негодяй и
грубиян. Я вам не советую его держать. Я приказывал Ивану разузнать куда ездили.
Семен Васильевич. Что ж?
Василий Семенович. Не дознался. Лучше сами допросите.
Семен Васильевич. А вот постой. (Звонит.)
Входит А н д р ей.
Позвать Матвея кучера.
Василий Семенович. Это страшная вещь. Если она по таким местам
ездит, я сомневаюсь, чтоб вы нашли ей мужа.
Семен Васильевич. Постарайся, братец, чтоб до графа таких слухов не
дошло.
Василий Семенович. Пойдут слухи— в мешок не спрячешь.

Из былого. Комедия в 5 действиях
313
Сем'ен Васильевич. Это все Сергеевы дела. Я худо понимал его до сей
поры. Это разбойник, решительный разбойник. Как бишь ты его вчера называл?
Василий Семенович. Нигилист.
Семен Васильевич. Нигилист, нигилист. Правильно. Сущий нигилист.
Андрей (входя). Пришедши.
Семен Васильевич. Зови.
Матвей входит, Андрей слушает в дверях.
Семен Васильевич (Матвею). Куда вчера вечером молодого барина с
барышней возил?
Матвей молчит.
Глух ты? Куда возил?
Матвей. Не могу знать.
Семен Васильевич. Ты ез^ил?
Матвей. Е'здил я.
Семен Васильевич. Куда возил?
M а т BI е й. Не могу знать.
Василий Семенович бьет в лицо.
Не извольте драться.
Василий Семенович. Что! (Хочет ударить.)
Матвей обороняется.
Матвей. Не извольте драться. Зашибу.
Семен Васильевич. Ах ты разбойник! В кандалы закую.
Матвей. Моей вины ни в чем нет. Извольте приказать Василию Семеновичу
подержать руки.
Семен Васильевич. Твоей вины нет? Твоей вины нет! Я тебе покажу твою
вину! Куда возил, разбойник?
Матвей. Кабы я разбойник был, я бы по большим дорогам ходил.
Семен Васильевич. Я тебя в последний раз спрашиваю,, куда возил?
М\[атвей] молчит.
Василий Семенович. Что вы с ним разговариваете. Отправьте его в
часть.
Семен Васильевич. Нет, он мне ответит. Куда возил? (Наступает на-
него.)
Входят Ольга и Сережа.
Ты у меня узнаешь!
Матвей. Позвольте паспорт, Сергей Семенович.
Сережа (дает ему денег). Вот твой расчет, Матвей. Спасибо тебе, ты мне
хорошо служил. За паспортом ужо зайди. А будет в чем нужда, обращайся прямо ко-
мне.
Матвей. Благодарим покорно.
Семен Васильевич (с яростью). Отдай деньги.
Сережа. Вам, что ли? Я назад не возьму. Ступай, Матвей.
Матвей уходит.
Семен Васильевич (звонит). Воротить его. (Ходит.)
Андрей (возвращаясь). Не идет.
Семен Васильевич хочет бить его, он убегает.
Василий Семенович. Кажется, после этого никакого разговора здесь
быть не может.
Ольга. Напротив,, должен быть разговор, только мы подождем в той комнате.,
пока папенька успокоится.

314
H. А. Серно-Соловьевич
Семен Васильевич. Ты, Сергей, сию минуту из дому вон, и не смей
.мне на глаза казаться, а с тобой, матушка, я расправлюсь.
Ольга и Сережа уходят.
Спасибо тебе, Василий. Позови ко мне Анну Петровну, да и сам приходи, мы ее
зымуштруем.
Василий уходит.
Ольга с бутылкой и стаканом. Ставит их на стол и запирает дверь на задвижку.
Семен Васильевич. Тебя кто звал?
Ольга. Никто, папенька. Я хотела с вами о важном деле поговорить.
Семен Васильевич. Тебя позовут, когда нужно будет говорить с тобой.
Ступай.
Ольга. Если вам угодно, я уйду. А только зельтерскую воду здесь оставлю.
Семен Васильевич. Тебе говорят, ступай.
Ольга. Я уйду сейчас. Только вы, пожалуйста,, выпейте. Это вас успокоит.
-Знаете, нынче какое время. Всякие болезни ходят — особенно удар.
Семен Васильевич. Вы, я думаю, и ждете моей смерти.
Ольга. Если б ждала, не заботилась бы о вашем здоровье. Я и пришла вам
сказать, что вчера читала, что всякий раз как человек сердится, год его жизни
сокращается. А ударом так и мрут. Пожалуйста, выпейте. Это освежит. (Наливает.)
Семен Васильевич (пьет). Коли знаешь, зачем меня из себя выводишь?
(Пьет.)
Ольга. Не правда ли, освежило? Выпейте еще. (Наливает.) Я стараюсь вас
успокоить. А если другие вас сердят, не моя вина.
Семен Васильевич. Твое поведение причиной. Как ты смела вчера ездить
*без моего позволения.
Ольга. Если вам со мной не угодно говорить — я уйду. Вы теперь освежились.
Я хотела поговорить с вами не только как дочь с отцом, но и как с благомыслящим
^человеком,, понимающим вещи.
Семен Васильевич. Отвечай, как смела 'ездить без моего позволения?
Ольга. Если вам будет угодно меня выслушать, я вам все подробно объясню,
ж знаю,, что вы в моем поведении не найдете причин к неудовольствию.
Семен Васильевич. Где ты была вчера с Сергеем?
Ольга. Что я ездила — это правда, что я сделала это неспрооясь у вас — это я
нехорошо сделала. А что я это сделала для хороших целей — это и вы бы сказали,
если б я могла говорить с вами вполне по сердцу.
Семен Васильевич. Говори.
Ольг а. Позвольте вас просить припомнить ваши вчерашние наставления мне.
"Может я ошибаюсь, только мне кажется, что когда дело касается моего интереса и
«особенно когда вам и мне серьезные опасности грозят, я должна принимать все меры,
чтоб устранять их. Вы разрешите мне, папенька, так это или нет.
Семен Васильевич. Какие опасности! Ты сама их своим безрассудством
шавлекаешь.
Стучатся.
Ольга. Если прикажете, я отворю пойду.
Стучатся.
Только у меня есть вам сообщения огромной важности.
Семен Васильевич. Говори.
Ольга. Я не желаю замуж.
Семен Васильевич. Как, не желаешь?
Ольга. Я говорю это с одной стороны — то есть, что мне и дома хорошо. Я за
1вами, как у Христа за пазухой живу... С другой стороны мне 20-й год. Нынешние мо-

Из былого. Комедия в 5 действиях
315
лодые люди, вы их сами знаете, каковы они. Следовательно, послушная дочь
должна во всем на родителей полагаться.
Семен Васильевич. Ты, Ольга, тонкая бестия.
Ольга. Бог с вами, папенька! Какими вы меня именами браните. Дочери,
говорят, всегда в отцов бывают. Это вы сами себя порочите'.
Семен Васильевич. Продолжай, это я не к худому.
Ольга. Если я выйду за человека по вашему выбору, я получу ваше
благословение и приданое. Если бы я вздумала из повиновения вам выйти, я не получу ни
вашего благословения, ни приданого.
Семен Васильевич. Правильно.
Ольга. Молодые люди, которых я в свете видаю, все один на одного похожи.
Правда сказать, мало> в них хорошего.
Семен Васильевич. Это истинно.
Ольга. Ерыгин, он все-таки граф. О князьях вы мне не велели думать, а к тому
же сказали, что и граф может князем стать,, я и рассудила^ Что умная жена, да еще
с родительским благословением и приданым,, может не только мужа в князья
вывести, а и свое семейство — хоть и не в< князья. А ведь никто не знает, что впереди.
Семен Васильевич. Хитра, ты Ольга.
Ольга. Я правдива — и больше с ваших ,же слов говорю. Как все это- я
размыслила, думаю: хорошего жениха не надо из рук выпускать.
Семен Васильевич. Верно.
Ольга. Ерыгин не отойдет.
Семен Васильевич. Думаешь ты?
Ольга. Сами посудите, папенька — вы понимаете вещи. Он меня трех раз не
видел. Не влюбился же вдруг. А если бы влюбился, не стал бы на приданое намекать.
Значит, его цель — приданое.
Семен Васильевич. Ну отчего же, он и тебя любить может.
Ольга. Это так, что может. Люди говорят, женишься — слюбишься. Только мы
то с вами,, папенька, должны на вещи в их настоящем свете смотреть. Главный
предмет — приданое. Пока оно есть, он в ваших руках. Только теперь между вами бой
идет: ему хочется-от вас больше выжать, а вы старайтесь дать меньше.
Семен Васильевич. Это ты оставь, Ольга,— не девичье дело*.
Ольг а. Нельзя мне оставить. Слишком близко меня касается. Если б я была
интриганка какая, я бы в тайне его руку держала. Но я уж вам сказала, я буду вас
держаться. Потому и говорю. Он, видимо, будет на штуки пускаться. Это и ребенок
поймет,, что, если о девушке какие слухи пойдут, начнут говорить, что такой-то
сватался и разошлось,— родители рады будут всякие деньги дать. А человеку, который
из приданого сватается, того и нужно.
С е м е н Васильевич. Как же, знаешь это и так неосторожно ведешь себя.
Ольга. Я себя очень осторожно веду, и из-за меня никаких слухов> не может
выйти. А вот что вчера в одном доме говорили, что Ерыгин сватается за мной,— это
я наверно знаю.
Семен Васильевич. Говорили это? Где же?
Ольга. Не в том дело где, папенька,— главное, что говорили. Какую роль во
всем этом Василий играет, не знаю. Я о нем ничего худого не знаю, а хоть бы и
знала — не стала бы говорить. Ваших денежных отношений к нему я тоже не знаю. Про
них вам знать лучше. Мне только известно, что они с Ерыгиным закадычные друзья.
Для друга отцом родным пожертвуют. А о сестре и говорить нечего. Какие там у них
между собой ведутся счеты, я опять не знаю. Знаю одно: Ерыгин мне еще не муж,
а вы — отец. Когда он станет мужем, тогда увидим, что будет, а пока я вашими
интересами и своими не намерена рисковать для Васильевых и Ерыгинских.
Семен Васильевич. Продолжай, я тебя слушаю.
Ольга. Опять Сергей. Он мне брат, а его действий я не могу одобрить. Я это
£му в лицо скажу и говорила, что не так бы поступала. Но как бы я там ни думала о

316
H. A. CejfHo-Соловьевич
Василии и Сергее, для меня главное одно — чтоб у нас дома не было никаких
неприятностей. Это и .по сердцу и по выгодам своим. Сами скажите, какая приятность бра-.
ниться и ссориться? Да что приятность, при нынешнем воздухе рассерженный
человек как раз умрет.
Семен Васильевич. Умрет?
Ольга. По нынешнему воздуху — непременно.
Семен Васильевич. Что ж в воздухе такое особенное что ли нынче?
Ольга. Разве вы не замечаете, .какое нынче время?
Семен Васильевич. Как не замечать, очень замечаю. Воздух-то тут
причем? Разве от него все это?
Ольга. А то отчего же? Все от воздуха. Все болезни, и bi людях расстройство,
и вообще все — всему воздух начало. Это уж исследовано .теперь.
Семен В а с и л ь е в и ч. Ты это подлинно знаешь?
Ольга. Это всякий учащийся вам скажет.
Семен Васильевич. Это хорошо, что ты мне сказала. Стало< быть, и дух
этот оттуда же.
Ольга. Я вам говорю — все от воздуха. Он всему начало.
Семен Васильевич. Вот оно что.
Ольга. Если вам угодно, я когда-нибудь расскажу вам, как разные газы в
воздухе действуют.
Семен Васильевич. Это ты расскажи. Это мне любопытно узнать. В
ваших книгах пишут об этом?
Ольг а. Пишут. Только позвольте об этом в другое время. Я рада, что вы
успокоились.
Семен Васильевич. Спасибо тебе.
Ольга. Я должна ваше здоровье беречь. За вами мне хорошо жить, а за
братьями еще бог знает.
'Семен Васильевич. Правильно.
Ольга. Видите — взять давишнюю сцену. Хороша она? Какой прок в ней?
Семен Васильевич. Сергей — разбойник.
Ольга. Я вам вчера говорила, я его знаю. Если раздражить его, он, точно,
может разбойником стать. Хуже. А мягкотою его можете куда угодно привести.
Конечно, это вам неприятно было, что он сделал, а только оно к лучшему вышло.
. Семен Васильевич. Как к лучшему? И ты туда же.
Ольг а. Что он велел ему уйти, это хорошо, иначе бы вы до смерти
рассердились. Да и народ теперь знаете какой — бог знает, какая бы неприятность вышла.
Ведь этакий кучерина рассвирепеет — кто его удержит, ему заодно пропадать. Опять,
что деньги дал, тоже хорошо. Теперь он молчать будет, *а<то знаете какие бы слухи
пошли. Пожалуй, к тому и шло дело. Ведь уж Иван ОВасилья Семеновича
допрашивай куда мы ездили, а это по всему дому пошло. Такие слухи пойдут, нам всем срам
будет, а Ерыгин Hie триста тысяч — миллион потребует.
С е м е н В а с и л ь е в и ч. Так я и- дам.
Ольга. Что ж, свадьба расстроится. Мне ничего, мне не худо дома, да у вас же
на руках я останусь. А к чему истории? К чему людей мешать? Разве нельзя было
просто позвать и спросить? Да я и сама йришла бы к вам, я и теперь сама пришла.
Мне от вас нечего1 таиться. Я плохих дел не делаю, чтоб таиться.
Семен Васильев, и ч. Куда ж ты ездила?
Ольга. Я была с Сережей у его знакомой девушки.
Семен Васильевич. Так и есть. Ва'снлий прав. Как ты смела? Как смела?
Отвечай, как осмелилась в такие места ездить.
Ольга. По очень важной причине. И я думаю,, вы не похулите*, если моего
счастья желаете. Если б что худое было, я бы не стала говорить. Василий Семенович
верно не рассказывает вам, где бывает.
Семен Васильевич. Василий Семенович — мужчина, а ты девушка.

Из былого. Комедия в 5 действиях
317
Ольга. Если я худо сделала, вы о меня взыщите. Только я вам вот что скажу.
Ваш гнев только и может меня тронуть. Потому что я вас как отца почитаю. Иначе
он вам больше повредит, чем мне. Вы сердитесь, у вас кровь портится и удар может
быть. Это мне больно, а то я стою себе, в одно ухо впускаю, в другое выпускаю. Вот
и все. Бить вы меня не станете — стыдно. Запрете, буду книги читать. Отберете, буду
в голове повести и стихи сочинять. Головы не снимете. Я по любви к вам желаю,
чтобы вы не сердились.
Семен Васильевич. Ты, Ольга, тоже разбойница.
Ольга. Против злых и гадких — да. А вы сами вчера говорили, что хвалите
меня и будете со мной советоваться.
Семен Васильевич. Вчера я еще не знал всех твоих штук.
Ольга. А штуки вот в чем. Вы когда утром были встревожены после
разговора с Сергеем, пришли к маменьке и говорили как бы вернуть его. Вы были
огорчены, мне стало жаль и вас, и маменьку, и Сергея. Я и подумала: верно он у той
девушки,, дай схожу за ним. Меня только1 побранят, а может, я и ему и всем пользу
сделаю. Вы бы ведь не пустили меня, если б я попросилась, потому были
рассержены, так я, ничего не говоря, и пошла. Пошла, нашла его там и у(го)ворила вернуться.
Разве это худо?
Семей Васильевич. Чего ж ты вчера об этом не сказала.
Ольга. Это я худо сделала, да не знала, чтоб из этого неприятности вышли.
Семен Васильевич. Мать знала?
Ольг а. Маменька не знает и того, что я с вами теперь говорю. Потому
маменька женщина слабая и больная. Я больше по вас иду.
Семен В а с и л ь е в. и ч." Гм! А вечером?
'Ольг а. Вечером я хоть и не совсем хорошо сделала, а, думаю, не совсем! и
худо. У вас спроситься я не могла, хоть и знала, что вы пустили бы — потому поехала
как вы уехавши были. А маменьке просто сказала, что с Сережей к подруге еду.
Как вы вчера мне все сказали;, я и стала думать: как же я это стану делать. Это не
легкое дело. Для меня совсем новое., а научиться негде. Тут я и подумала: посмотрю,
как эта девушка с Сережей себя ведет, а кстати он же ведь [к] ней все равно
пойдет — лучше-, чтоб я тут была, не то он глупостей наделает. А это теперь невыгодно.
Семен Васильевич. Плут ты, Ольга, большой руки плут.
Ольг а. Вот и все, что я худого сделала, а по крайней мере ту девушку
вызнала.
Семен Васильевич. Какая ж она такая?
Ольг а. Она точно молодым людям нашего круга не пара. Это я и Сереже
говорила, а только худого в ней ничего нет, кроме только, что она небогатая. А она
скромная и честная девушка. Это тотчас видно. И Сережа мне слово дал, иначе я бы
и не поехала. Сама по себе она хорошая девушка. Да вам), папенька, лучше знать.
Вымогает ли у вас Сережа деньги? Ведь будь она худая, она бы уж разоряла его. Он
ее давно знает. Только то несчастье и есть, что они любят друг друга. А может, и это
еще счастье, потому, говорят, молодые люди должны любить. Вам это должно быть
лучше известно. Вы и теперь не старый человек, а были сами молоды. У Сережи
мягкое и привязчивое сердце. Привяжись он к дурной девушке, та и разорила бы
его, и дурным человеком сделала бы. Ведь он ваш сын, хоть вы и не довольны им.
А тут еще большой беды нет, что они любят друг друга.
Семен Васильевич. Ну, ступай. Я обо всем этом подумаю. Только знай,
я на тебя уж не полагаюсь. Вчера я тебе совсем верил, а сегодня только
вполовину.
Ольга. Это худо. Если вы мне не будете верить — наши дела пропадут. Вам
тяжело будет. Если Василий будет с Ерыгиным заодно, Сергей с той девушкой, а мы
с вами врозь — что будет? Там вам большие хлопоты, неприятности, может расходы,
и все-таки ничего не выйдет, а они женятся. А тут опять ничего не выйдет: или
разорят, или до большого приданого доведут. Вы старше и опытнее меня, больше людей

318
H. A. Серно-Соловъевич
видели — вам лучше разобрать, кого мне выгодное держаться. Я бы желала, чтобы
вы совсем на меня положились. ,
Семен Васильевич. А вот посмотрю, как с Ерыгиным дело поведешь.
Ольга. Я его желаю хорошо повести. Только, если вы той руки держаться
будете, вам пользы не будет.
Семен Васильевич. Ну, ступай, ступай. Я посмотрю. Смотри ужо, будь
с графом умна.
Ольга. Это первым делом. А как же с Сережей?
Семен Васильевич. Не твоя забота. Ты туда не мешайся, если себя
сберечь желаешь. Ступай, мне некогда.
Ольга уходит.
(Звонит. Входит слуга.) Василия Семеновича проси.
Слуга уходит.
Как тут быть? Просто ума не приложишь. У Василья точно могут быть с
Ерыгиным шашни. Это правильно. Сергей — как бишь Василий назвал? — словом, веры ему
никакой нельзя дать. Ольга — не разберешь, что она хорошо скажет, совсем
правильно', а бестия так из нее и выглядывает. Про Анну Петровну и говорить нечего — так
плоха, так плоха, ну ее совсем. А все лучше Василья держаться. Деньгу-то я
попридержать могу, благо надоумлен, а юн ближе, ближе к моему духу подходит. А вот
посмотрим — проэкзаменую я его порядком.
Василии Семенович (входя). Вы за мной посылали, я этому очень рад.
Нарочно дома остался. Признаюсь, меня поразило:, когда мне не отворили. Я вам
советую остерегаться Ольги. Это страшная шельма.
Семен Васильевич. Ты думаешь?
Василий Семенович. Я до сих пор не обращал на нее внимания, считал
пустою девчонкой, которою мать и Сергей управляют, но я вам скажу. Если ее по-
раскусить — это ого-го. Что вы думаете, ведь это она Сергея в кабинет привела.
Семен Васильевич. Э?
Василий Семенович. Мне Иван доложил. Она вас целою сетью интриг
опутала. Как только вы послали за кучером, ей было донесено прежде, чем ваш
приказ исполнили. Она тотчас и шмыгнула к Сергею.
Семен Васильевич. То-то она его> так славно защищала.
Василий Семе,нович. Если хотите быть спокойны, надо всю прислугу
сменить до одного человека, кроме моих людей. Ни на кого нельзя положиться.
С е м е н Васильевич. (Всех сгоню. Этого добра довольно.
Василий Семенович. Позвольте вас еще спросить, говорила она о своих
вчерашних похождениях?
Семен Васильевич. Все рассказала, я ее приструнил. Ты правильно
говорил. У этой студентки была. Да бишь, как ты Сергея-то называл?
Василий С е м е п о в и ч. Нигилистом.
Семен Васильевич. Хорошо!, нигилистом. Напиши, братец,, мне это на
записку.
Василий пишет.
Она и утром там была.
Василий Семенович. Это и я узнал. Пожалуйста, если мать будет вам
жаловаться, не обращайте внимания. Я ее слегка пришпорил. Нельзя. Так дочерей
невест не держат. Она ведь призналась мне, что сама утром пустила ее.
Семен Васильевич. Ох, шельма Ольга! Уверяла, что мать ничего не
знала. Ну, задам же я Анне Петровне!
Василий Семенович. Они все в заговоре, и мать, и Ольга, и Сергей
и люди. Да кто их знает, еще сколько их там. Вы смотрите, я вас предупреждал в
опять говорю:-это к страшным вещам приведет. Вы этих нигилистов не знаете.
Семен Васильевич. Точно, друг мой, не знаю.

Из былого. Комедия в 5 действиях
319>
Василий Семенович. Они все ниспровергнуть хотят, все власти и все-
поредки.
Семен Васильевич. Это мне вчера и князь Петр Иванович говорил.
Василий Семенович. Смотрите, что будет. Сергей женится тайком. Шь-
жалуй, и у Ольги какой-нибудь любовник завелся. Верно, не без того, так бы
девчонка не стала шнырять туда. Что за радость себе неприятности наживать! Увидите,,
и нам с вами не сдобровать. Эти люди на все способны. Весь дом заодно с ними. Как:
не стыдно, право, Анне Петровне. Кажется, не девочка!
Семен Васильевич. Слушай, Василий, у меня голова вкруг идет. Говори,,
что делать.
Василий Семенович. Сделать можно. Только надо действовать не
по-вашему. Будь моя воля в доме, я бы в три дня порядок водворил. Шелковыми всех бы.
сделал.
Семен Васильевич. Делай, голубчик, делай. Я препятствовать не буду..
Что хочешь, делай. Моих сил уж нет.
Василий Семенович. Не препятствовать — ничего' не значит. Если
хотите усмирить их, предоставьте мпе полную власть действовать, как я найду нужным
и надлежащие средства к тому, а сами оказывайте содействие. Увидите, как поведу
дело.
Семен Васильевич. И средства? Какие же средства, Василий?
Василий Семенович. Понятно, денежные. Без средств ничего не
сделаешь.
Семен Васильевич. У меня, брат, нынче денежные средства в весьма
критическом положении.
Василий Семенович. Как знаете. Вы желали моего мнения,— я вам
говорю его, указываю размеры зла и предлагаю меры. Не хотите — ваше дело. На меня
потом не пеняйте.
Семен Васильевич. Как же думаешь поступить, мой друг?
Василий Семенович. Весьма просто. Вы же сказали,, что ушлете Сергея..
Нечего мешкать, сегодня вон из города.
Семен Васильевич. Это и я хотел. Да как сделать?
Василий Семенович. За это я берусь. Вы только вторьте мне. Не
убеждением — так хитростью, не хитростью — так силой — надо сделать, сделаю.
Девчонку его я на себя беру, вы до нее не касайтесь. Ручаюсь, не женится, когда вернется..
Дом очистить, всю челядь сменить и скорей. С матерью вы управитесь.
Семен (Васильевич. Ее-то я приберу к рукам.
Василий Семенович. За Ольгой будем в четыре глаза смотреть. Да
накажите и дворнику — он мужик смышленый. А я Ивана своего выдрессирую. Пока
не даст Ерыгину слова, ни на шаг из дома без вас или без меня. Да я теперь на нее-
особое внимание обращу. Видите, как все просто.
Семен Васильевич. Спасибо, большое спасибо тебе, Василий Семенович.
Это подлинно, ты воскресил меня. Я на все это согласен, вполне согласен. Только на;
что ж тут средства?
Василий Семенович. Во-первых, Сергея надо отправить.
Семен Васильевич. Ну, это понятное дело.
Василий Семенович. А вы думаете с той девчонкой мало расходов
будет? Такие дела даром не делаются. Да вы не жалейте денег. Рассчитайте. Если
Ольга выйдет за Ерыгина да я хорошую партию сделаю — мы втройне: вы, я, да он
такой удой воздвигнем, что к нам реками золотое молоко потечет, а о чинах да
почестях я и не говорю. Плевое дело.
Семен Васильевич. Ты это, Василий, просто как Соломон рассудил.
Действуй, действуй. За расходы я отвечу. Только, право, голубчик, пощади мой карман.
Ей-ей,4 времена плохие.
Василий Семенович. Будьте спокойны. Я сию минуту отправлюсь, кудаз

320
H. A. Серно-Соловъевич
следует, a вы пошлите за подорожной, отпуск ему достаньте да начните в доме
порядок вводить. Сергея мы до обеда выпроводим. До свидания.
Семен Васильевич. Спасибо тебе, Василий, подлинно спасибо. Постой,
Василий. Василий, еще пару слов.
Следует за Василием Семеновичем.
СЦЕНА 2-я
У Лизы.
Лиза работает. С е р е ж а.
Сережа. Теперь я совсем твой, Лизеночек.
Лиза. Совсем, Сережа. Ты и сиди целый день у меня. К Басову только ночевать
ходи. Не сердись на меня, я рада. Мне ничего не надо, как чтоб ты был около
меня. Ты хоть не говори — делай свое дело:, только будь тут. Я поработаю, поработаю
и посмотрю на тебя. А тебе не скучно?
С е р е ж а. Нет, и мне хорошо с тобой. Мне жаль, что папенька рассердился. Да
что делать? По крайней мере я с маменькой простился и она не сердится на меня,
и на счет Оли я спокоен.
Лиза. Милочка Оля! А знаешь Сережа, я и сама не понимаю как это, только
точно я тебя еще больше люблю с тех пор, как она тут была. Мне бы хотелось и
твою маменьку увидеть.
Сережа. Верно, она с Олей будет к нам после свадьбы. Оля обещала.
Лиза. Оля сделает, что захочет. А наверно через неделю свадьба?
Сереж а. Наверно. Что теперь помешает? Мне совестно перед тобой, что я
такой нерешительный. Да что мне делать, копда у меня такое мягкое сердце? Я ведь
не за себя колеблюсь. В таком деле, где я могу одним собой жертвовать, нет никого
решительнее и бесстрашнее меня. А чуть разделятся интересы тех, кого я люблю,
я совсем слаб становлюсь. Я знаю это недостаток. Ты не досадуй на меня.
Лиза. Я тебя, Сережа, больше всего люблю за твое доброе сердце. Я часто об
этом думаю. А ты за что меня любишь?
Сережа. Я все в тебе люблю.
Лиза. Ну, поцелуемся разочек.
Целуются.
Сережа. У меня только и есть одно сильное желание тебя счастливой сделать.
Я не сержусь на папеньку, а удивляюсь ему. Как можно препятствовать чужому
счастью? И из-за чего? Право, я бы с радостью имя и фамилию переменил. А ты как
думаешь, Лиза, будем мы счастливы?
Л и '3 а. Только бы обвенчаться. Тог!да наверно будем. А до тех пор я все как-то
неспокойна.
Сережа. Всего неделька осталась. Теперь и выкликать надо в одной церкви.
Мы уж сами сходим к священнику, а не пошлем Пашу. А как насчет квартиры?
Лиза. Басов пошел смотреть. Ах, мне бы не хотелось отсюда. Я столько
времени любила тебя здесь. У меня каждое место на перечет, где ты какое слово сказал.
Сережа. Как-нибудь недельку протянем, а там можно будет и не съезжать.
Лиза. Как это нам давно не пришло в голову? Спасибо Басову.
Сережа. А ты, душечка, вместе с ним исправляйте меня от нерешительности.
Подсмеивайтесь чаще надо мной. Я думаю, это дурная привычка или, скорей,
непривычка к самостоятельности. Это воспитание наше! А кто знает? Может и
натура — только нет, вернее привычка. Я буду переделывать себя.
Лиза. Не сходить ли нам скорее к попу. Я спокойнее буду, когда это кончится-
Сережа. Сходим.
Лиза (одеваясь). Паша!
.Паша входит.

Из былого. Комедия в 5 действиях
321
Ты посиди, голубушка, дома, мы через полчасика воротимся.
Паша. Посижу, посижу. Отчего не посидеть? Куда ж идете-то?
Сережа. Прогуляться пойдем, а может, зайдем еще куданнибудь?
Паша. Погуляйте, погуляйте, с богом. Пущать, коли кто придет?
Лиза. Если кто из своих, пусть посидит.
Уходят.
Паша {одна). Эх не дожила Марфа то Ивановна, покойница. То-то бы
нарадовалась, то-то бы нарадовалась. Годика всего и не дотянула, сердечная. А уж как
любила, как любила. И то сказать, ласковитый ребенок Лиза-та наша. Бедная, бедная.
Чего, чего на своем веку не выжила. Ох, помаялась. Наш-то был не Сереже чета.
Куды! Этот словно божья овечка. Верно, материнскими молитвами Лизе такое
счастье, ничьими, как материнскими. Где отцу! Тот чай рам теперь в огне жарится.
И то поделом, ох поделом. Тяжел был на руку.
Звонок. Идет отворять.
Кого бог дал.
Василий Семенович {войдя). Лизавета Николаевна дома?
Паша. У шедши.
Василий Семенович. С Сережей?
Паша. Да вы то кто такой?
Василий Семенович. Я близкий им человек. Не признаете меня в лицо
ПраЬкоовья Кондратьевна?
Паша. Нет, батюшка, в первый раз вижу, как есть в первый.
Василий {вынумает деньги). Для первого знакомства вот вам на кофеек.
Василий Семенович {вынимает деньги). Для первого знакомства вот вам
на кофеек.
Паша. Что вы, сударь. Как это от чужого человека брать. Ни-ни.
Василий Семенович. Какой я чужой! Ближе то меня вряд ли кто и
будет вашей барышне. Я женихов брат. Берите без опасения.
Паша. Вот что. Благодарим покорно. Милости просим, милости просим.
Посидите минутку. Сейчас будут. Прогуляться пошли. Сейчас будут.
Василий Семенович. Посижу. А что;, у вас скоро свадьба?
Паша. Через неделю справим, через неделю.
Василий Семенович. Это хорошо. Вот я невесте подарочек привез. Не
знаю, как лучше — самому ли в руки отдать, или сюрпризом положить?
Паша. В руки, в руки, на платье, может, али платок?
Василий Семенович. А вот придет, посмотрим.
Паша. Вот, вот, вот, вот, вот. Чай дорого?
В а <с и л и й Семенович. Для другой бы дорого было, для нее ничего нет
дорогого. А много гостей на свадьбе будет?
Паша. Много будет, много. Всех друзей, приятелей созовем. Без гостей нельзя
свадьбу.
Василий Семенович. Кто ж друзья-то?
Паша. Петра Митрич — это уж первым делом.
Василий Семенович. Это кто?
Паша. Петр Митрич-то? Басов по фамилии. Сосед, рядом и живет с нами. Это
самый первеющий друг. Самый закадычный. Они с Ольгой Семеновной, пошли
господи здоровья, все дело сделали. Где бы Сереже, куды!
Василий Семенович. Так они с Ольгой, это сестрой-то?
Паша. Они, они батюшка.
Звонок.
Вот и наши. То-то ра!ды будут. То-то рады. {Отворяет.)
Входят Лиза и Сережа.
Сережа. Вася!
Василий Семенович. Представь меня Лизавете Николаевне.
21 Н. А. Серно-Соловьевич

322
H. A. Серно-Соловъевич
Сережа. Как ты здесь? Лиза, это мой брат.
Лиза молча кланяется. Паша уходит и подсматривает.
Василий Семенович. Лизавета Николаевна, простите мне эту смелость.
Цель моего посещения извиняет меня. Я здесь по поручению отца и имею
переговорить о весьма важных для всех нас делах. Во-первых, позвольте передать вам от его
имени эту безделушку. (Подает пакет.)
Лиза. Благодарю вас, только я не могу этого принять.
Василий Семенович. Почему же?
Лиза. Сережа знает, что я положила не брать до свадьбы никаких подарков,
даже от него, не толсько1 от родных.
Василий Семенович. Но это от отца.
Сережа. Она ведь сказала тебе.
Василий Семенович. Не везти же мне ему назад.
Лиза. Я бы просила вас покончить об этом предмете. Присядьте, пожалуйста.
Вы желаете говорить с ним одним или и со мной?
В а о и л и й Семенович, Дело касается нас всех. Начну с себя. Я узнал о
вашем предполагаемом браке вчера, как и найти родители. Я долго колебался, как
отнестись к нему. Мне было тяжело выбирать между тобой, Сережа, и отцом. Но
сегодня утром, после твоего отъезда произошли сцены, заставившие меня решиться.
Ты можешь безусловно рассчитывать на меня.
Сережа. Благодарствую, Вася. Видишь, Лиза, я всегда говорил, что Вася будет
за нас. Что же дома было?
Василий Семенович. Это мне неприятно рассказывать. И маменьке, и
сестре, и мне порядком досталось. Старик упрям и горяч. Даже Ольга ничего не
могла сделать. Наконец, мне удалось уломать его. Он обещал помириться с тобой и
согласиться на вашу свадьбу.
Сережа. Что ты!
Лиза. Какое счастье! Как мне благодарить вас?
Василий Семенович. А вы даже не хотели взять его подарка.
Л и з а. Нет, пожалуйста,, не говорите об этом. Мне это было бы страшно
тяжело.
Василий Семенович. Это страшно оскорбит старика. Сережа, ты ведь
знаешь его. Я бы на твоем месте убедил ее взять.
Сережа. Правда, возьми Лиза.
Лиза. Нет, не проси.
Василий Семенович. Вы для него не хотите принести этой небольшой
жертвы, тогда как ему придется принести для вас большую.
Лиза. Я для Сережи принесу всякую.
Василий Семенович. Вы приняли.
Сережа. Какую ж мне жертву?
Василий Семенович. Я не знаю, достанет ли в тебе мужества.
С ер еж а. Для Лизы достанет.
Василий Семенович. Я Лизавету Николаевну -вижу в первый раз, но
если бы знал ее, как ты,— у меня бы не хватило решимости. Чтоб поддержать тебя
скажу, что эта жертва будет разом и для нее, и для маменьки, и для Ольги
—наконец, и для отца, и для меня.
Сережа. Если все их интересы согласны, я не знаю жертвы, которой бы не
принес. Но ты меня готовишь точно' к чему-то ужасному.
Василий Семенович. Потому, что я понимаю любовь. Для всякого
другого это был бы пустяк, не стоящий разговора, для влюбленных — ужасно.
Лиза. Разлука?
Василий Семенович. Ровно на один месяц, чтоб соединиться навсегда.
Что ты скажешь, Сережа?
Лиза. Это невозможно, не может быть такого условия.

Из былого. Комедия в 5 действиях 323
Василий Семенович. Я вам скажу его яснее. Сергей, ты лучше знамени»
наши семейные отношения и причуды отца. Он долго и упорно отбивался. Я сам был
сначала против вас. Наконец, вот на чем порешили. Он считает себя оскорбленным и
требует безусловного послушания как искупления. Вместе с тем, он говорит, что
любит тебя, желает твоего счастья и хочет увериться, что эта любовь —не вспышка, а
серьезное чувство, которое устоит против испытания. Чтоб получить его прощение и
согласие на брак, ты должен немедленно екать со мной домой и сегодня же
отправиться ровно на месяц в ближайшую деревню. Если откажешься, он не хочет и
слышать о тебе. Выбирай! Мы все умоляем тебя подвергнуться месячному испытанию.
Лиза. Сережа не соглашайся, мое сердце не верит. Таких испытаний не
может быть. К чему они?
Сере 1ж а. Слышишь, папенька хочет послушания.
Лиза. Не верь, не верь. Они хотят только нас разлучить.
Василий Семенович. Решай, как знаешь. Я наперед сказал, что у тебя
не хватит мужества.
Сережа. Лиза, какое страшное положение.
Лиза, Сережа, зачем нам разлучаться? Мало ли что может случиться в месяц.
Мы через неделю будем счастливы.
Василий Семенович. На это и не надейтесь. Старик ни за что не
допустит до свадьбы.
Лиза. Как он может не допустить?
Василий Семенович. С деньгами и связями все можно.
Лиза. Если ты меня хоть крошечку любишь, не соглашайся.
Василий Семенович. Вы малодушны. Подумайте, чем вы рискуете из-за
такой пустой вещи. Что значит месяц? Он может здесь захворать и пролежать
месяц. И из-за таких пустяков вы разрушаете счастье и свое, и его-, и всей нашей
семьи. Если он сего!дня не примирится с отцом, дом превратится В' ад для матери и
сестры, а вы навсегда проститесь с счастьем.
Сережа. Лиза, я думаю принять. Подумай, неужели для маменьки и Оли мы
не можем это сделать.
Лиза. Если бы все это было правда, прислали бы Олю, а не его.
Василий Семенович. На нее отец сердится за то,, что она вчера была
здесь, и у нее теперь свое важное дело.
Лиза. Душечка, милый Сережа, я тебя всем умоляю не соглашайся.
Василий Семенович. Знаете к чему это приведет? Вас развезут насильно,
и вы никогда не увидитесь, а вся семья будет вечно страдать за вас. Я ждал в тебе
больше чувств, Сережа, а вижу ты страшный эгоист.
Сережа. Лиза, решимся.
Лиза. Ни за что.
Василий Семенович. Мне очень жаль. Делать нечего. Вы сами всем
петлю надеваете. Прощайте. (Встает.)
Сережа. Погоди, Вася. Нельзя ли меньше месяца?
Василий Семенович. Не знаю. Отец сказал месяц. Но я думаю, можно
будет уломать. Ему, главное, хочется послушания. Попробуем.
Сережа. Я упрошу. Поедем.
Лиза. Сережа, подожди хоть Басова.
Василий Семенович. Я больше не имею времени ждать.
Лиза. Не езди, не езди.
Сережа. А если я с тобой поеду, мне дадут с ней проститься?
Василий Семенович. Нечего и опрашивать.
Лиза, Что нечего и спрашивать? Сережа, слушай, как он уклончиво говорит.
Василий Семенович. Вы ребенок.
Лиза. Дайте прямой ответ.
Василий Семенович. В каких угодно выражениях?
21*

324
Е. А. Серно-Соловъевич
Лиза. Дайте честное слово,,что он сегодня будет здесь.
Василий Семенович. В этом он должен дать слово. За себя — я даю.
Лиза. Не верь ему. Все это ложь. Мое сердце говорит мне.
Василий Семенович. Сергей, да или нет? Я еду. (Берется за дверь.)
Сережа. Да. Лиза я даже не прощаюсь с тобой.
Лиза. Я тебя заклинаю — вернись сегодня, не то мы не увидимся!
Василий, и Сер[гей] уходят. Лиза плачет.
СЦЕНА 3-я
Гостиная Возницыных.
Анна Петровна, Ольга, Семен Васильевич входит с гр. Ерыгиным.
С е м е н Васильевич. Я вас, граф, дамам предоставлю. Вы меня извините.
Сегодня, просто, голова вкруг идет от дел. Анна Петровна, на два слова.
Анна Петровна уходит с ним.
Граф Ерыгин (садясь, к Ольге). Comme il fait froid ce matin *.
Ольга. Сколько градусов?
Ерыгин. Было восемь, когда я из дому выехал.
Ольга. По чьему термометру?
Ерыгин. Да по моему.
Ольга. Я и не знала, что вы физик.
Ерыгин. Как физик.
Ольга. Чем же ваш отличается от Цельсия?
Ерыгин. Какого Цельсия?
Ольга. Вы разве не учились физике?
Ерыгин. Когда-то учился.
Ольга. Вы где воспитывались?
Е р ы г и н. В школе вместе с вашим братом.
Ольга. Образцовое заведение.
Ерыгин. В каком отношении?
Ольга. Во всех. Образцовых молодых людей готовит.
Ерыгин. Merci за комплимент.
Ольга. Развитых, сведущих, мыслящих. Вы в какой науке были сильнее всего?
Еры ги н. У меня во всех были хорошие баллы.
Ольга. Я думаю, в верховой езде.
Ерыгин. Как вы угадали? Или вам Basile сказал?
Ольга. Нет. У меня есть дар ясновидения. А после выпуска много занимались?
Ерыгин. Ездой-то? Да каждый день, несколько.
Ольга. Сколько ж примерно? Часа три или больше?
Ерыгин. Как случится. Весной на острова поедешь, целый вечер проездишь.
Ольга. Ну и зимой случается гарцевать, по Невскому или набережной?
Ерыгин. Иногда, перед обедом.
Ольга. Это для удовольствия или для возбуждения аппетита?
Ерыгин. Нет, для препровождения времени.
Ольга. А езда не отвлекает вас от других занятий.
Ерыгин. От каких?
Ольга. Мало ли у вас! Визиты, выезды, рестораны, пикники, балы разные,
карты.
Ерыгин. На все время найдется. Иногда не знаешь, как день убить.
Ольга. А никаких особенных занятий у вас нет?
Е р ы г и н. Какие же особенные?
* Как холодно сегодня утром. (Франц.).— Ред.

Из былого. Комедия в 5 действиях 325
Анна Петровна (входя). Извините, граф, Семен Васильевич задержал меня,
Е р ы г и н. М-11е Ольга так любезна, что с ней не видишь, как время летит.
Только с моей стороны не любезно, что все о мне разговор идет. Вы весело проводите
время, m-lle Ольга?
Ольга. И весело,, и скучно, как случится. Впрочем, скучно только тогда, когда
приходится быть с глупыми людьми. К счастью, у нас их почти совсем нет. Очень
мало-.
Ерыгин. Вы много выезокаете?
Ольга. Стараюсь как можно меньше, но нахожу, что слишком много.
Анна П е т р о в н >а . Она у меня домоседка.
Ерыгин. Вы разве не любите выездов!?
Ольга. Если бы любила, выезжала бы больше.
Ерыгин. Что ж вы любите?
Ольга. Все хорошее ж умное.
Анна Петровна. Она у меня читать охотница.
Е р ы г и н. Вы много читаете?
Ольга. Много. Теперь одни неучи могут обходиться без книг. А вы любите
читать?
Ерыгин. Как же. Очень люблю.
Ольга. Что ж вы читаете?
Ерыгин. Я?
Ольга. Да, вы.
Ерыгин. Да разное.
Ольга. Например?
Е р ы г и н. Ну, журналы.
Ольга. Какие же?
Е рыгин. Вот «Русский вестник». А вы что читаете?
Ольга. Журналы все просматриваю. Что хорошего в последней книге
«Русского вестника».
Е р ы г и н. Я, признаться, еще не успел прочитать
Ольга. A BI предпоследней?
Е рыг ин. Признаюсь, на эти вещи у меня страшно слабая память.
Ольга. Ну, «Отцы и дети», вы, конечно, читали.
Ерыгин. Еще бы.
Ольга. Я еще не читала.
Ерыгин. Прекрасная вещь.
Ольга. Расскажите содержание.
Е р ы г и н. Да это длинно.
Ольг а. Вы в нескольких -словах.
Ерыгин затрудняется.
Анна Петровна. Оля, граф верно не интересуется литературными
вопросами. Часто вы бываете в> театре, граф?
Е р ы г и н. Как же, особенно в балете.
Ольг a. Maman, вы самый интересный разговор прервали. М-г Ерыгин сказал,
что он любит читать. Кроме журналов, книг вы много читаете?
Ерыгин. Книг я мало. Некогда.
Ольга. Вы же сказали, что не знаете, как время убить.
Е р ы г и н. Да, иногда.
Ольга. Что ж, действительно мало или вовсе не читаете.
Ерыгин. Иногда случается.
Ольга. Что, например?
Ерыгин затрудняется.

326
H. A. Серно-Соловъевич
Анна Петровна. А что сама ты теперь читаешь?
Ольга. Две старые, но превосходные книги: «Der Kreislauf des Lebens» Моле-
шотта и «De la Justice» Прудона 4.
Ерыгин. Неужли бы такие книги читаете?
Ольга. Читаю, а что?
Ерыгин. Как же, Прудон — это страшные вещи, социализм.
Ольга. Какие же страшные? Поспоримте, я люблю спорить.
Ерыгин. Я не читал Прудона.
Ольга. Это< хорошо! Впрочем, чтоб с пользой читать этого великого писателя
на^о иметь очень сильную голову и навык думать.
Анна Петровна. Оля, что ты вое об ученых предметах.
Ольга. У нас одни вкусы с m-r Ерыгиньгм: оба любим умственные занятия.
Если ему скучно, можно переменить разговор. О чем вы любите говорить, m-r
Ерыгин?
Ерыгин. Я о всем люблю.
Иван (входя)'. Барыня, вас барин просит на половину Василья Семеновича.
Анна Петровна. Pardon, m-r Ерыгин. Оля, займи графа. (Уходит за
Иваном.)
Ерыгин. Будете вы в субботу у графини Марьи Петровны?
Ольга. Не думаю. (Звонит.)
Ерыгин. Жаль, я хотел ва'с на мазурку пригласить.
Входит слуга.
Ольга. Попросите, пожалуйста, Машу.
Слуга уходит.
Е р ы г и н. Так вы предпочитаете семейную жизнь?
Ольга. Я предпочитаю быть госложею своего времени и занятия.
Маша в дверях.
Извините, я вас на минуту оставлю. (Говорит с Машей и возвращается.)
Е р ы г и н. Признаюсь и мне надоело это бесцельное существование. Думаю
жениться.
Ольга. Для чего же вам жена?
Ерыгин. Как для чего?
Ольга. Так. Какую роль она будет играть при вас или вы при ней?
Ерыгин. Я хочу от жены много1 условий.
Ольга. Вам не трудно будет найти.
Ерыгин. Вы думаете?
Ольга. Убеждена.
Ерыгин. А чего вы от мужа желаете?
Ольга. Немногого: дурака, которого бы я могла за нос водить.
Е р ы г и н. Ну, вы не скоро найдете.
Ольга. Я сама так думала.
Маша в дверях.
Который час, m-r Ерыгин?
Ерыгин. Скоро три.
Ольга. Ах, как поздно.
Ерыгин. Вы спешите куда-нибудь?
Ольга. И очень.
Ерыгин. В таком случае, не смею вас задерживать. (Встает.)
Ольга. Мне очень жаль.
Ерыгин раскланивается и уходит.

Из былого. Комедия в 5 действиях
327
СЦЕНА 4-я
Комната Василия Семеновича.
Семен Васильевич. Василий Семенович. Сережа.
Семен Васильевич. Ты благодари Василья Семеновича. Кабы не он, я
бы тебя на глаза к себе не пустил.
Сережа. Он знает, что я ему очень благодарен.
Семен Васильевич. Так ты, тово, отправляйся в Ямбургскую деревню.
Я отпуск на четыре месяца тебе взял. Спасибо Ивану Петровичу.
Сережа. Как на четыре? Вася сказал — на месяц.
Семен Васильевич. Это на всякий случай. Может, самому 'Вздумается
остаться. Соседки хорошенькие есть.
Сережа. А когда я вернусь, вы точно позволите мне на Лизе жениться?
Семен Васильевич. Если ты только сам не переменишь мыслей.
Сережа. Я уж не переменю. Месяц — много. Вы убавьте, папенька.
Семен Васильевич. Ну нет, брат, извини. Я и на месяц-то только ради
Василья согласился.
Василий Семенович. Неужели и месяца не выдержит твоя любовь?
Сережа. В котором же часу ехать?
Семен Васильевич. Сейчас и ехать. Василий тебя за город проводит.
К обеду ему на!до> домой поспеть.
Сережа. Как, не простившись с Лизой? Я не поеду, не простившись с ней.
Семен Васильевич. Это ты, брат, пустое.
С е р е ж а. Как хотите, я не поеду. Вася, мы ведь оба дали ей слово.
Василий Семенович. Что ж делать, когда папенька не желает.
Позвольте ему, папенька, хоть для меня.
Семен Васильевич. Полагаешь, позволить?
Василий делает знак.
Сережа. Я скоро прощусь.
Семен Васильевич. Пора ведь в путь, Василий.
Сережа. Я не поеду, не простясь.
Семен В а с и л ь е в и ч. Не поедешь — повезут. Теперь ты у меня в руках.
Добром не хочешь — заставлю...
Сережа. Как хотите. Я не еду.
Семен Васильевич. Слушай, Сергей! Я долго разговаривать да
упрашивать не стану. Для тебя делают. Не хочешь — другим путем буду действовать.
Василий Семенович. Ты напишешь ей. Письма можешь хоть через меня
посылать.
Семен Васильевич. О письмах и думать нечего. Запрещаю, решительно
запрещаю.
Сережа. Я решительно не еду.
Василий Семенович. Пошлите за маменькой. Время уходит. Лошади
готовы.
Семен Васильевич выходит.
'Василий Семенович. Не противься, Сережа. Старик, как чурбан, упрям.
Все пропадет. Пожалей нас. Маменьке из^за тебя житья нет. Прощаньем не
поможешь, только тяжелее. Положись во всем на меня, я успокою Лизу и через недельку
верну тебя. Да хочешь вот что: мы по дороге заедем купить кольцо,— я и отвезу ей
от тебя.
Сережа. Это хорошо.
Василий Семенович. Это самое лучшее. Пожалей и ее бедную. Ты
думаешь, ей легко будет?
Сережа. Вася, Вася, как я ее оставлю?

328
H. A. Серно-Соловьевич
Василий Семенович. Долго ли месяц? Зато-то потом — подумай!
Неужели общее спокойствие не стоит такой жертвы.
Со ре ж а. А что если это обман?
-Василий Семенович. За кого ты нас считаешь? Даю тебе слово, что
отлично обработаю Лизино дело. Я вполне одобряю твой вкус.
Сережа. Вася, милый, вся моя надежда на тебя. Я тебя считаю честным
человеком. Да и с какой стати тебе разбивать чужое счастье?
Входят Семен Васильевич, Анна Петровна.
Маменька, маменька! Не оставьте Лизу.
Анна Петровна (утиращ глаза). Надолго ты, Сережа?
Сережа. Месяц.
Анна Петровна. Пиши, Сережа — да береги себя.
Сережа. Ее поберегите. Скажите, меня не обманут, маменька?
Анна Петровна. Семей Васильевич обещал мне, мой друг. Я думаю, он
сдержит слово.
Семен Васильевич. Ну, проститесь, да и в путь.
Сережа. Ас Олей?
Семен Васильевич. Она занята.
Василий Семенович. Пойдем, оденешься. Она подойдет к тому времени.
Сережа. Только я не поеду, не простившись с ней.
Семен Васильевич. Ты сделаешь, как я тебе велю.
Анна Петровна. Не браните хоть его на прощанье.
Семен Васильевич. Извольте молчать! Отправляйся одеваться, Сергей.
Сережа. Я и с Басовым не простился. Маменька, Вася, просите, чтоб меня
пустили проститься.
Семен Васильевич. Ступай одеваться.
Входит Ольга.
Се ре ж а. Оля!
Семен Васильевич. Ты зачем? Где граф?
Оля. Ушел.
'Семен Васильевич. Как ушел? Как ушел?
Ольга. Так, встал поклонился и ушел. Сережа, как ты здесь?
Сережа. Оля, Оля, прощай!
Ольг а. Куда ты?
Се режа. Разве ты не знаешь?
Ольга. Ничего.
Семен Васильевич. Ступай отсюда, Ольга. Анна Петровна уведите ее,
Сережа. Ты не знаешь? Я в деревню.
Ольга. Ты бросаешь Лизу?
Сережа. Папенька, Вася, почему она не знает?
Василий Семенович. Маменька, зачем вы ей не сказали?
Сережа. Это обман! Это обман!
Семен Васильевич. В последний раз говорю тебе — отправляйся.
Ольга. Сережа, что все это' значит?
'Василий Семенович. А вот что. Мы говорили с папенькой, он
соглашается на свадьбу с тем, чтоб Сере'жа месяц в деревне пробыл. Вы, может, и совсем ему
отдадите ее?
Семен Васильевич. Если буду им доволен.
Ольга. Сережа, этому трудно верить.
Василий Семенович. Ольга, ты забываешься! Трудно верить отцу?
Ольга. Я еще от папеньки ничего не слыхала. Я слышу только ваши слова.
Василий Семенович. Подтвердите их, папенька.

Из былого. Комедия в 5 действиях
329'
Семен Васильевич. Подтверждаю, конечно, подтверждаю.
Ольга. И вы даете свое отцовское слово, что через месяц он будет здесь и
получит ваше согласие на свадьбу с его Лизой?
Семен Васильевич. Как ты смеешь допрашивать своего отца?
Оль га. Сережа, не верь без этого слов'а.
Василий Семенович. Ольга, тебе- нечего мешаться не в свое дело.
Сергей получил папенькино слово, что согласие 'будет, если он останется при своем
намерении. Повторите им, папенька.
Семен Васильевич. Я оказал -и сто раз не буду повторять. Поезжай, Gep-
гей.
Ольга. Позвольте, если он не переменит намерения? Сере1жа, в этих словах
что-то такое страшное, что я боюсь и думать. Папенька, как вы так скоро изменили
свое намерение?
Семен Васильев!ч. Да ты что? Как смеешь меня допрашивать?
Захотел и изменил! Разве я обязан тебе отчетом? Вон отсюда! Анна Петровна, уведите
ее.
Ольга. И тебя не удивляет, Сережа, эта внезапная перемена?
С е р е ж а. Папеньку Вася упросил.
Ольга. Лорд Basilio! И ты ему веришь?
Семен Васильевич. Ольга,, добром уйди, пока не велел вывести.
Василий Семенович. Позвольте, папенька. Да он мне верит, он знает, ^что^
я был против его свадьбы и знает, что я упросил папеньку согласиться.
Ольга. Вы? Вы упросили за нигилиста и студентку? За госпожу, подбирающую'
мужей в публичных местах? И ты веришь, Сергей, этому человеку? Ах, я ведь и не
сказала тебе, как он называл твою невесту.
Сережа. Так это он?
Василий Семенович. Да я. Я еще не знал ее. Я мог ошибаться. Теперь,
когда я познакомился...
Ольга. Он познакомился! Сережа, мы в страшном доме! Если в тебе есть искра-
любви и чести не верь им.
Семен Васильевич звонит.
Василий Семенович. Папенька, что вы?
Семен Васильевич. Людей — вывести ее.
Василий С е м е н о-в< ич. Что вы! Ради бога!
Ольга быстро подходит к двери, запирает на ключ и кладет его в карман.
Ольга„ ты горячишься и забываешься. Девушке это простительно, но надо знать
меру. И'з-за чего ты суетишься? Дело весьма просто. Папенька обещал, что если он
послушается и не изменится, он волен через месяц жениться на этой девице. Если
ослушается, никогда на ней не женится. Папенька на это согласился с трудом. У
него слишком много причин противиться этому браку. О чем ты хлопочешь? Берешь ты
на себя ответственность за судьбу Лизы, если они будут разлучены?
Ольга. Маменька, неужели и вы в> этом гнусном заговоре?
Анна Петровна. Мой друг, Семен Васильевич дал слово. Семен Васильевич,
я не хочу думать, чтоб тут был обман?
Семен Васильевич. Ткмго уж молчи!
Василий Семенович (Ольге). Ты отвечай мне, берешь ли на себя
ответственность?
Ольга. Я отвечаю за одно — тут есть гнусные дела вашего изделья. Папенька,
неужели в вас нет ни отцовских, ни человеческих чувств?
Семен Васильевич. Я тебя прокляну, студентку!
О nvb г а. Сережа, ты слышишь все это и стоишь как истукан? Поди, ты не
любишь Лизы.

330
H. A. Серпо-Соловъевич
Сережа. Яне еду.
Василий Семенович. С ней нечего и говорить. Она ничего не понимает.
Сережа, ты не мальчик. Тебя не удержали мольбы и слезы Лизы, неужели собьют с
толку нелепости этой девушки.
Ольга. Лиза просила и ты поехал. Не поверил ее слезам, а поверил человеку,
называвшему ее уличной женщиной. Сережа, я тебя мало1 знала.
Сережа. Папенька, покончим это. Я не еду.
Семен Васильевич. Сергей!
Василий отводит его в сторону.
Ольга. И на что тебе было их согласие? Чье согласие 'захотел? Ты не знаешь,
что позоря твою Лизу, эти люди в то же время барышничали мной, хотели продать
меня скомороху, надув его при верной оказии? Зачем ты вернулся в этот дом? Ты
ушел из него чистым.
Семен В а с и л ь е в и ч. Анна Петровна!
Она подходит к нему.
Сережа. Неужели и маменька с ними заодно?
Ольга. Так же, как и ты.
Сережа. Я заодно с ними?
Ольга. А разве ты не оставляешь Лизу в жертву тому негодяю, которого я
должна называть братом? Постой, какая мысль! Будь готов! (Подходит незаметно к
двери, отворяет, зовет.) Сережа! (Берет его за руку, выводит, замыкает и говорит из-за
двери.) Совещайтесь, совещайтесь, лорд Basilio.
Семен Васильевич (ломится, звонит, перебегает от двери к звонку и
кричит). Держите, держите их!
ДЕЙСТВИЕ IV
СЦЕНА 1-я
Комната Сереяш.
Сережа пишет. Ольга входит в шляпке и пальто.
Ольга. Что ж ты, идем скорей.
Сережа. Нет, Оля, я не пойду.
Ольга. Как не пойдешь? Что это значит. Идем скорей! Лиза бедная уж все
глаза проплакала.
Сережа. Я не могу итти. Вот, отнеси ей эту записку.
Оль га. Что ж это, наконец?
Сережа. Сядь, Оля, и выслушай меня.
Ольга. Самое время. Пожалуй, они могут каждую минуту выйти. Бери шапку
и идем.
Сере ж а. Оля, во мне в этот час произошла страшная перемена. Точно все
перевернулось у меня внутри. Я теперь делаю первый самостоятельный и (решительный
шаг В' жизни.
Ольга. И величайшую из сделанных глупостей. Я тебя считала умнее.
Сережа. Я неизменно решился.
Ольга. Я за себя также решилась. Может через пять минут будет поздно.
Я иду — делай, как знаешь. Ты или дрянное жалкое существо, или бесчувственный
эгоист, если еще колеблешься.
Сережа. Пять минут, не больше, дай их мне! Оля, во имя нашей дружбы, во
имя Лизы! Оля, Оля, во мне Bice разбито. Если я уйду из этого дома,, это будет на-

Из былого. Комедия в 5 действиях
331
всегда. Я должен буду презирать и ненавидеть людей, бывших мне1 всего дороже на
свете. Что во мне останется, когда лучшее, что было, разобьется! Чем я буду. Может
ли Лиза быть счастлива с таким человеком?
Ольг а. Может, может. Идем скорей. Один ее поцелуй, и в тебе не останется
следа этих мыслей. Идем же.
Сер е-ж а. Нет, я слишком жил сердцем. Ты не знаешь, как оно глубоко
чувствовало. Такие удары не переносятся людьми, как я. Один из моих лучших идеалов
гибнет. Самые священные для меня имена носятся людьми... Неужели они хуже
таких, которым у меня доставало решимости не давать руки. Это ужасно: Сердце мое
рвется на части!
Ольга. Душечка, милый Сережа, расскажи нам все это у Лизы. Она сумеет
тебя утешить. Я ничего не умею сказать тебе.
Сережа. 'Нет, я сказал, что переродился в эти минуты. Мне надо увериться,
что мое неечастие непоправимо. Пусть они выкажут всю свою черноту, тогда я
найду в себе силу их ненавидеть,— я стану другим человеком. Все, что можно сделать
для их спасения, ,я сделаю. Не успею — моя совесть будет чиста и покойна. Я найду
в себе прежний мир.
Ольга. Горе слишком сильно в тебе, ты не способен рассуждать. Увидишь
Лизу, Басова, все пройдет.
Сережа. Месяц! Лиза принесет эту жертву для моего спокойствия, с
теперешними чувствами оно навсегда погибнет. Через месяц вернусь другим человеком, вы
меня не узнаете. Тогда я буду наверно знать, что думать о родных. Теперь только
страшное сомнение!
Ольга. Сомнение! Тебя обманывают, торгуют твоею сестрою, бесчестят твою
невесту, обнаруживают замыслы, которых назвать страшно, а ты сомневаешься!
Сере ж а. 'Они могут одуматься. Все это еще не наверно'.
Ольга. Не наверно, когда я знаю даже цену, за которую меня продают?
Сереж а. Через месяц мы все узнаем., много ли это! Он бы легко прошел, не
поспеши я говорить с папенькой.
Ольга. А ты уверен,, что через месяц найдешь Лизу такою, какою оставляешь?
Сережа. Я прошу ее быть твердой. Вы с Басовым побережете ее.
Ольга. А если она умрет от неприятностей?
Сережа. Нет, мое сердце спокойно за нее.
Ольга. Сходи хоть проститься.
С е р е ж а. Нет, я бы был не В' силах уйти оттуда.
Ольга. Ты не любишь, ты не любишь ее, ты обманывал себя и ее.
Сере ж а. Оля, ради всего, не раздирай мне сердца.
Ольга. Буду, буду. Ты не любишь, не любишь.
Сережа. Оля, мне больно.
Ольга. Я сама буду уговаривать ее разлюбить тебя. Ты ее не стоишь.
Сережа. Ты меня убьешь, а не поколеблешь. Дай мне' ключ.
Ольга (бросает на пол). На! Теперь и мне незачем идти.
Сережа. Сходи к ней, умоляю тебя, расскажи ей все.
Ольга. Зачем? Ты ее бросаешь, отдаешь в жертву.
Сережа. И ты против меня!
Ольга выходит.
Простись, простись хоть со мной. (Догоняет и обнимает ее.)
Ольга. Поди, ты не стоишь.
Сережа. Возьми записку. Береги Лизу! Оля, я страдаю!
Ольга вырывается v убегает.

332
H. A. Серно-Соловъевич
СЦЕНА 2-я
Кабинет Василия Семеновича.
Анна Петровна, Семен Васильевич;, Василий Семенович
запертые. Из соседней комнаты слышны голоса и смех прислуги.
Семен Васильевич. Этакая бестия! Этакая бестия! Ну Анна Петровна, дай
выйти!
Анна Петровна. Бог с вами, Семен Васильевич, я-то чем тут виновата?
Семен Васильевич. Взрастила разбойницу и еще спрашивает, чем
виновата! Как тебе это нравится, Василий? Опрашивает!
Слышен смех.
Смеются, мерзавцы! Погодите, голубчики, засмеетесь ужо! Дайте выйти, дайте
выйти! Ох, как смеяться будете. (Стучит во всю мочь.) Отворите, ракальи!
Голоса. За слесарем пошли, барин. Хи! хи! хи!
Василий Семенович. А! Какой срам! По всему городу пойдет.
Семен Васильевич (стучит). Отворите, бестии!
Голоса. Слесаря не могут сыскать, барин. (Хохот.)
Семен Васильевич. Смеются, шельмы! Погодите, Анна Петровна,
напляшетесь.
Василий Семенович. Никуда глаз нельзя будет показать! Славное вы
воспитание дали своей дочери, Анна Петровна, нечего сказать!
Анна Петровна. Ты бы хоть, Василий, перед матерью воздержался.
Довольно я и от Семена Васильевича слышу.
Семен Васильевич. Услышите,, матушка! Плясать будете — ват как
услышите, дайте выйти!
Василий Семенович. Обсудимте хоть пока, что нам с теми делать.
Семен Васильевич. Ну уж, сам придумывай! Это я по твоей милости в
трущобу попал. Вывози.
Василий Семенович. С какой стороны ни посмотри, все скверно.
Анна Петровна. Если бы вы только согласились, Семен Васильевич, на
свадьбу Сережи, ничего скверного бы не было. Не все ли равно, что теперь,, что через
месяц.
Семен Васильевич. Извольте молчать!
Анна Петровна. Почему же мне молчать в деле моего сына? Я мать.
Семен Васильевич. Потому что я не желаю вас слушать.
А н па П е т р о в н а. Хороший пример вы сыну показываете.
Семен Васильевич. И ты бунтовать!
Анна Петровна. Хорошего совета не хотите. Делайте, как знаете.
(Отходит и садится к окну.)
Василий Семенович. Теперь его оттуда пряником не выманишь. И та
верно удрала. Одно из двух; или от обоих отступиться, или на одного кого-нибудь
налечь. Ерыгина по мне выгоднее держаться. Я бы вот что советовал, разрешите
Сергею жениться и сошлите в деревню. А Ольгу объезжать примемся. Не подастся —
в монастырь. Так и дайте на выбор.
Семен Васильевич. Она, шельма, охотно замуж шла.
Василий Семенович. Надувала она вас.
Семен Васильевич. Меня, брат, не легко надуть. А Сергею не видать
моего согласия.
Василий Семенович. Теперь, пожалуй, и без него женится. Надо слухам
глотку 'заткнуть. Да и этим мы его с Ольгой разъединим. Поодиночке- легче
скрутить. А вам же все равно управляющему приходится жалованье платить. Конечно,
наследства лишите. Об этом и говорить нечего.

Из былого. Комедия в 5 действиях
333
Семен Васильевич. Понятное дело.
За дверью хохот и голоса. Барин, к овам какой-то граф приехавши —
прикажете принять? (Хохот).
Семен Васильевич. Дома нет! Говорите, разбойники, что дома нет!
Хохот.
Голоса. Швейцар сказал, что дома. (Хохот.)
Семен Васильевич. Ах ты господи! (Кричит.) Какой граф?
Хохот.
Василий Семенович. Это ведь они остриться, скоты.
Семен Васильевич (кричит). Постойте, мерзавцы! Дайте выйти!
Голо с а. Барин, Сергей Семенович просят, могут ли изойти.
Семен Васильевич. Постойте, скоты.
Люди разбегаются.
Голос Ивана. Это взаправду, Василий Семенович. Ей-богу взаправду. У них
ж ключ.
Василий Семенович'. Вот осел! (Кричит.) Пусть придет! Ну, mon père,
наши акции поднимаются.
Семен Васильевич. А вот он у меня будет знать.
Входит Сережа.
Ты что? Как смеешь мне на глаза являться! Василий, прибери-ка ключ.
Сережа. Если я пришел сюда, это не с тем, чтоб уйти.
Семен Васильев!ч. Звать тебя не хочу!
С аре ж а. Вы во мне видите совсем другого человека, как за час назад. Все, что
я слышал, перевернуло мой характер и мои понятия.
Семен Васильевич. Ну, это другое дело! Коли перестал быть тем...
(Ищет в кармане). Забыл записку, как бишь, Василий!
Василий Семенович. В чем же перемена, Сережа? Уже не жениться ли
раздумал?
Сережа. Этого никогда не будет.
Семен Васильевич. С глаз долой!
С е ре ж а. Вы же соглашались?
Семен Васильевич. Я тебе такое согласье пропишу!
Василий Семенович. Папенька соглашался под условием послушания
ж отъезда. Вольно тебе было слушаться этой сумасбродной девчонки.
Анна Петровна. Где Оля, Сережа?
Сереж а. Она ушла.
Семен Васильевич. Как ушла? Куда ушла?
Сере ж а. Этого я не знаю.
Семен Васильевич. Послать людей, привести ее! Слышите, Анна
Петровна!
Анна Петровна. Куда же прикажете? Сережа, мой друг, разве она не
сказала тебе?
Сережа. Я думаю к Лизе, только наверно не знаю. Папенька, маменька, Вася!
Я соглашаюсь на ваше желание, я уеду. Только на месяц, не больше. Вы ведь не
обманете меня!
Анна Петровна уходит.
Семен Васильевич. О женитьбе и думать не смей.
В а с'.и л и й С е м е н о в и ч. Mon père, вы ведь соглашались.

334
II. Л. Серно-Соловъевич
Семен Васильевич. Никогда я, братец, не соглашался. Это все твои
выдумки. В деревню можешь ехать, а о том, чтоб и помина не было.
Сере ж а. Зачем же мне ехать тогда?
Василий Семенович (про себя). Сошлись два осла. Положись на меня,
Сережа. Я не оставлю твоего дела.
'Сережа. Вася, я уж не могу тебе верить, как прежде. Но мне не хочется
думать, чтоб ты был так дурен. И за что тебе вредить нам? Что мы дурного тебе
сделали? Я тебя любил, >как самого себя!
Василий Семенович. Я считал тебя опытнее и проницательнее. Теперь
вижу, что ты совершенно подчинялся влиянию Ольги, а она тебя с толку обивает.
Сереж а. Я подчинялся влиянию своих собственных чувств и мыслей.
Папенька, мое сердце слишком возмущено.
Семен Васильевич. Это я всегда знал, что ты возмутитель.
Сережа. Скажите мне решительно,, как вы намерены поступить?
Семен Васильевич. Отчета от меня смеешь требовать? Я намерен лишить
тебя наследства!
Сережа. Бог с ним, с этим наследством! Мне и теперь противно за себя, что
я пользуюсь плодами чужого труда. Мне ненавистны все эти сокровища, скопляемые
подлостью и грабежами.
Семен Васильевич. Подлостью и грабежами! Как ты смеешь говорить
мне это? Какою подлостью и грабежами? Говори, какою?
Василий Семенович. Не хорошо, Сережа, с твоей стороны, говорить это
отцу.
Семен Васильевич. Молчи, Василий! Пусть он отвечает. Я хочу слышать,
какою подлостью и грабежами. Говори, негодяй?
Сережа. Это нас слишком далеко поведет.
Семен Васильевич. Я, по-твоему, подлец и грабитель?
Сережа. Я ведь это не о вас лично.
Семен Васильевич. Как не о мне? О ком же?
Сережа. Я вообще говорю.
Василий Семенович. Если вообще, значит ты и папеньку включаешь в
то число.
Семен Васильевич. Это ребенок поймет! Как смеешь отца грабителем и
подлецом называть! Отвечай, разбойник!
Сережа. Я вовсе не хотел этого сказать. Я вовсе не думаю этого.
Василий Семенович. Как же это? Говоришь, чего не думаешь? Ты ведь
ученый человек, не нам чета!
Семен Васильевич. К этому-то и ведет ученье, видимое дело! Ум за
разум заходит. Пошел вон, я тебя знать не хочу.
Сережа. Если я оскорбил вас, я прошу прощенья. Я вовсе не желал этого.
Иначе зачем бы мне возвращаться сюда?
Василий Семенович. Что ж ты хочешь сказать? Что от наследства
отказываешься?
С е р ежа. Я уж сказал, что мне его не нужно.
Семен Васильевич. Ну и убирайся.
Василий Семенович. Не думает ли и Ольга отказаться?
Семен Васильевич. У тебя только и есть на уме наследство, Василий.
Что ты с ним разговор заводишь? Я сказал, чтоб шел.
Василий Семенович (тихо Сереже). Ступай к матери, я один скорей
обработаю его. Говорю, положись на меня. (Жмет руку.)
Сережа уходит.
Семен Васильевич. Что ты там шептался с ним? Уж и ты не тянешь ла
на его руку?

Из былого. Комедия в 5 действиях
335
Василий Семенович. Я вижу мы с вами в великом заблуждении были.
Он просто глуп.
Семен Васильевич. Думаешь?
Василий С е.м е н о в и ч. Вы разве не слышали, какую он ахинею несет?
Семен Васильевич. Коли глуп, это еще слава богу. Глупость — от бога,
все лучше, чем гилинистом. ^
Василий Семенович. Нигилистом, mon père.
Семен Васильевич. Откуда вы, братец, этакие слова выкапываете.
Мне и князь Петр Иванович намедни жаловался. Русских книг, говорит, нельзя
читать.
Василий Семенович. Я вот что соображаю. Ведь такого дурака, как
Сергей, нам нельзя и допустить на девице из общества жениться.
Семен Васильевич. Я говорю,, его руку держишь. Наперед знай, меня не
проведешь.
Василий Семе.но вич. Какого лешего мне его руку держать. А дело в томг
что его всякая жена в лапы заберет и через него, пожалуй, вас доить будет.
Семен Васильевич. Это не легко.
Василий Семенович. Благо соглашается ехать, не держите. Посмотрим,
что скажет месяц. С этой девчонкой я попытаю счастья. Удастся — хорошо. Нет —
мы ее спровадим к нему в деревню. Что вы скажете?
Семен Васильевич. Это, выходит, по нем же выйдет. Лукавишь, Васл^
лий.
Василий Семенович. Едва ли она устоит. Наш брат умеет эти статьи об-
работывать. Я уж червячка подпустил. Дело-то вот в чем. Такой дурак не мог
управлять Ольгой. Значит, она им управляла. Выходит,, с ней труднее будет сладить.
Оставим его в покое, пока с той не справились. Вы теперь видите, что с денежной
стороны его нечего опасаться. На счет женитьбы также можете быть спокойны,
пока он в деревне^. Конечно, вы не можете простить ему оскорблений. Ну, в виде
наказанья можете продлить срок ссылки и составить акт о лишении наследства. Так он
будет у вас в руках.
Семен Васильевич, Ты не прост. Ну, а с Ольгой как?
Василий Семенович. Это трудная статья. Тут возни и хлопот страшно
много будет. Да и в успехе я начинаю сомневаться. Черт ее знает, что она с ним
говорила сегодня. Что-то больно скоро он ушел. Заметили вы это?
Семен Васильевич. Очень заметил. Я уж сам подумывал.
Василий Семенович. Граф — человек щекотливый. А Ольга не одна
невеста в городе. Да что, я думаю,, у вас с своими-то делами хлопот тьма.
Семен Васильевич. И не говори. (Махает рукой.)
Василий Семенович. Если вы согласны, я Ольгино дело поведу один.
Только вы их с матерью подчините в полную мою команду.
Семен Васильевич. Это я готов.
Василий Семенович. Да и будьте со мной нооткровеннее насчет ваших
обстоятельств.
Семен Васильевич. Худы, худы, мои обстоятельства.
Василий Семенович. Однако до какой степени?
Семен Васильевич. До такой степени, что утром встаешь, думаешь к
вечеру ничего не останется.
Василий Семенович. Разве у вас такие рискованные предприятия?
Семен Васильевич. Нынче нет верных предприятий. Не те времена.
Василий Семенович. Да у вас капиталы, собственно, где же помещены?
Семен Васильевич. Где хочешь помещай — все одно. Скоро никаких
капиталов не останется.
Василий С ем е и о в и ч. Ведь есть, однако, и довольно верные помещения —
пятипроцентные или металлические.

-336
H. A. Серно-Соловъевич
Семен Васильевич. .Ничего нет верного, ничего верного. Ты уж поверь
мне. Да это мы оставим. Об Ольге лучше подумай.
Василий Семенович. Если б вы мне открыли подлинные цифры.
Семен Васильевич (перебивает). Какие цифры! Что ты, братец, с своими
цифрами? Время теперь о цифрах думать. Я тебе говорю, скоро никаких цифр не
останется.
Василий Семенович. Сколько ж вы, наконец, даете за Ольгой?
Семен Васильевич. Чем меньше, тем лучше. Чем меньше, тем лучше. Это,
Василий, ты и сам можешь сообразить.
Василий Семенович. Дело в том, что я хотел вам весьма выгодную аферу
предложить.
Семен Васильевич. Выгодную? Какую же, например?
Василий Семенович. Я знаю, теперь графу нужны деньги.
Семен Васильевич. У меня решительно нет. .
Василий. Семенович. Сколько-нибудь найдется же. Если бы вы ему,
например, дали взаймы.
Семен Васильевич. Самому приходится занимать.
Василий Семенович. Вот бы вы, кстати, и на его пай призаняли.
Семен Васильевич. Оставим это, Василий. Мне теперь и некогда.
Василий Семенович. Пожалуй, под мое поручительство. Какую-нибудь
пустящую сумму. Во-первых — она могла бы вернуться к вам посредством
карточных или иных оборотов, во-вторых — он был бы у вас в руках, а я как поручитель
мог бы понукать его. Когда дело дойдет до брака, вы мо'жете долг вычесть из
приданого.
Семен Васильевич. На счет карточных и иных оборотов — это ты пустое.
• Никаких таких оборотов, не может быть. А пустящую сумму под документ оно точно
можно. Только, что тебе за расчет поручителем быть? Это что-то сомнительно'.
'"Василий Семенович. Вы возьмите, сколько я могу через* него выиграть?
Отчего же мне ему бездельной услуги не оказать?
Семен Васильевич. Нет, эта статья сомнительна. Ну, да я подумаю.
Сперва того дурака отправим.
Василий Семенович. Какую ж вы сумму полагаете?
Семен Васильевич. Того дурака отправим. (Уходит.)
СЦЕНА 3-я
У Лизы.
Лиза. Басов.
Лиза. Я ничего не понимаю, ничего не слышу. У меня ноет сердце.
Басов. Этому я верю. Может вам лучше одной остаться. Я уйду.
Лиза. Нет, не уходите, не уходите. Одной еще хуже. Неужели он уедет?
Басов. В этом почти нельзя сомневаться.
Лиза. Не простясь со мной! Он не гадкий, он хороший. Скажите, Басов, он
хороший?
Басо в. Если бы ему придать пару-другую граммов железа и фосфористых
соединений, мог бы человеком выйти.
Лиза. А теперь он разве не человек? Вы ведь были дружны с ним. Он и так
хороший.
Басов. Знаете, Лизавета Николаевна, посмотрите, какой чудный снег на
крыше лежит, нежный, чистый, мягкий, любо смотреть. А возьмите горсточку, принесите
сюда — слякоть да лужа останется. Положите под микроскоп — черт знает какую

Из былого. Комедия в 5 действиях
337
муть и скверность увидите. Эти Сережи с. первого взгляда хороши, да пока могут
лежать покойно при известной температуре. В деле — это порядочные слизни.
Лиза. Не браните его.
Б а о о в. Я не браню -г- определяю свойства. Разве можно бранить снег за то, что
он тает в тепле? Тут нет ни хорошего, ни худого безусловно. Это факт. Надо знать
его и соображаться с ним. Вот и все.
Лиза. Нет, Сережа — хороший, я его люблю.
Басов. Это с одной стороны. С другой — будет иначе. Вот в таких случаях
бесценны философские категории. Как .абстракт — он еще ничего себе, как абсолют —
совсем плох, опять с объективной точки — ничего, с субъективной — плохо. Вы не
сердитесь на меня. Ведь уж признанный факт, что я холодный эгоист. Я потому и
веду такой разговор. Меня ничто не может так утешить и даже распотешить, как
галиматья метафизической гимнастики. Вы мне прямо скажите. Я вижу вы что-то
задумались. Если вам приятнее другой раз-говор, я этот побоку.
Лиз а. Нет, нет, мне всего лучше о нем слушать.
Басов. Да я вам вещи-то неприятные о нем говорю.
Лиза. Это ничего. Этому я не верю, а все же его касается.
Басов. Ну, это хорошо. Я так и полагал.
Лиза. Вы мне скажите только, будет ли он меня любить, если уедет.
Б ас о в. Как вам сказать? Вы ведь уж признали, что по любовной части я
плохой знаток.
Лиза. Ничего, говорите.
Б а с о в. Тут опять приходится выводить на сцену одну и другую сторону. В
былые годы Люцифер объяснял Каину, что его любовь к Аде «пройдет как всякий
аппетит» 5.
Лиза. Молчите, не смейте мне таких гадостей говорить. Никогда наша любовь
не пройдет.
Б а с о в. Оно точно, гадко. Да что станете с природой делать. Не стоит на
одном месте, вертится кубарем — и знать никого не хочет.
Лиза. Да и какой же аппетит! Разве любовь аппетит?
Басов. Надо полагать, кое-что есть сходное. То есть этим я хочу сказать, что
любовь как аппетит — имя известного состояния организма. Ощущения, конечно,
различны. Потому-то и верно, что «разлука» или, вернее,, «поездка уносит любовь».
Как порастрясет порядком на перекладной или хоть в вагоне, да кругом каждую
минуту новые впечатления,— нервам, я полагаю, трудно остаться в прежнем
состоянии.
Лиза. Это я уж сколько раз от вас слышала, да не могу поверить. Что вы там
ни говорите о нервах, я очень хорошо чувствую, что любовь у меня в сердце.
Б асов. Это и подтверждает самым несомненным образом наш вегляд. Вы
должны чувствовать любовь не только в сердце', но и в голове, и повсюду. Раз нервы
возбуждены, мозг и сердце непременно должны выйти из нормального состояния.
Как-нибудь достану анатомический атлас и какой-нибудь физиологический трактат.
Пройдем подробно деятельность сердца, то есть насколько известно. По правде,
известно-то мало. О нервном электричестве едва азбуку проходим. А в нем большая
суть. Я вам вот что советую. Наблюдайте внимательно за своими ощущениями и
записывайте. Как умеете, все равно«. Это вас займет. Ведь двух мыслей разом мозг не
производит,— так во все время занятий горн не будет.
Лиза. А вернется он через месяц?
Б а с о в. Это все равно. Раз успели услать, все сделают. Вам надо ко всему быть
готовой.
Лиза. Я на,Олю надеюсь.
Б а с о в. Лучше не надеяться. Муки разочарования сильнее радостей надежды.
Лиза. Вы и в Олю не верите?,
22 н. А. Серно-Соловьевич

338
H. A. Серно-Соловъевич
Басов. При другой обстановке была бы порядочная девушка. Не чета брату.
Только трудно ждать из той среды что-нибудь порядочное.
Лиза. Почему ж вы сомневаетесь bi ней?
Б а с о в. Да, знаете, мало надежды, чтобы в помойной яме вдруг ананас вырос.
Лиза. Разве не может быть?
Басов. Чтоб ананас-то произрос? Не слыхал такого случая.
Лиза. Нет, чтоб там хорошая девушка была?
Басов. Крайне трудно. Впрочем, я к такому заключению пришел больше
помощью гипотетического метода. Опытов и наблюдений я мало делал.
Лиза. Я вас люблю за то, что вы прямо говорите, чего не знаете или не верно
знаете, иначе я бы не хотела быть с вами знакомой. Нет, я бы не хотела знать вас,
если б ваши слова заставляли меня изменять мои взгляды. Я бы чувствовала себя
неочастной. С вашей анатомией да анализом всякая вера должна исчезнуть — ив
людей и во все. А что за жизнь без веры? Без веры нет и любви. Они нераздельны.
Кого я люблю, в того верю, в кого верю, того люблю. Не старайтесь, голубчик Басов,
меня разочаровывать. Может, у меня это и мечты, да что мне в действительности,,
если она хуже!
Басов. Я уж вам не раз говорил, что я не католический поп, чтоб делать
прозелитов. Если ваши понятия удовлетворяют вас, и никто от того не страдает, храните
их. Да об этом, собственно!, и говорить нечего. Пока вам с ними не худо и они
отвечают вам на все вопросы — или, пожалуй, пока не ищете ответов,— вы не
перемените их. Окажется надобность, вы, добиваясь ответов, сами увидите их
несостоятельность и незаметно придете к другим. Я одного прошу, не поклоняйтесь своим
понятиям, как мощам. Ворочайте, рассматривайте, царапайте их со всех сторон, и чуть
окажется гниль — без церемоний в навоз. Однако мы к метафизике придвинулись.
Да ничего. А лучше пойдемте погулять.
Лиза. Что вам в Оле не нравится?
Б асов. Пока ничего худого не могу сказать,, мало знаю.
Лиза. Ведь Сережа столько говорил о ней.
Б а с о в*. Ну, по его отзывам, я не оценю человека. Разве мы не слыхали сто
раз, что он ее единственная поддержка? Она девушка неглупая и решительная — да
из скверной среды. В сердцевине должны быть черви. Правда, нынешнее время
способно реакцию возбудить, да едва ли. Что вы вдруг приуныли опять?
Лиза. Я было развлеклась немного, а как вспомнила — еще хуже стало.
Басов. Пойдемте погулять. Свежий воздух — недурной утешитель.
Лиза. Сходимте к их дому.
Б а с о в*. Куда хотите — только' лучше в< другую сторону.
Лиза. Отчего?
Басов. К чему искусственно усиливать впечатления, которые надо ослаблять
Звонят.
Лиза (вздрагивает и бежит). Нет;, это не он! (Отворяет.)
Ольга (входя). Лиза, душечка, я к тебе с отличными вестями.
Лиза. Одна!
Ольга. Не тревожься, дело не худо. Оно, может, даже хорошо. Так хорошо,, как
мы и не 'ждали.
Лиза. Говори скорей.
Ольга. Во-первых, я принесла тебе одну хорошую вещицу.
Лиза. Сережа что? что Сережа?
Ольга. Любит тебя и будет любить еще больше.
Лиза (обнимает ее). Мне больше ничего и не надо! Где же он?
Ольг а. Мысленно с тобой, телесно будет через месяц, еще раньше.
Лиза. Уехал?
Ольга. Ты его похвалишь, когда я все расскажу.

Из былого. Комедия, в 5 действиях
339
Лиза. Не простясь!
Ольга. Это лучше. Вот тебе письмецо.
Лиза. Он меня не любит! Мы не увидимся больше!
Ольга. Полно*, Лиза, он так мучился.
Лиза. Посиди — я не могу. Пойду поплакать. {Уходит.)
Оля следует.
Басов. Не ходите. Пусть выплачется. Это счастье, что слезы.
Ольга. Бедная!
Басов. Ваш брат дрянной человек.
Ольга. Не дрянной — слабый.
Б а с о в>. Это одно.
Ольга. Громадная разница.
Басов. Действительно громадная. Один всаживает вам нож с ругательствами,
другой — с соболезнованиями.
Ольга. С дрянным везде худо. Слабый может быть хорош, где большинство
хорошо.
Б а с о в.. Дело не в том, что может быть, а что есть.
Ольга. На кого пенять? Кто среда? Вы же. Вы себя считаете сильнее и лучше?
Зачем не предотвратили? Он каждый день у вас на глазах был. Прошедшее не
особенная мудрость критиковать. Управьтесь с будущим — вот сила. Впрочем, у него
теперь сильный кризис.
Басов. Их не мало было. Кончится, как другие.
Ольга. Нет, это сильный.
Басов. У него все сильные.
Ольга. В нем глубоки чувства.
Басов. Очень. Как высохшая лужа — еще глубже.
Ольга. Не будем браниться. Я не хочу. {Молчит.) Вы Лизу любите?
Басов. В каком качестве вы делаете этот вопрос.
Ольга. Как женщина.
Басов. Любопытная?
Ольга. Любознательная.
Б а с о в. Полезное свойство.
Ольга. И очень.
Б асов. Куда ваш брат уехал?
Ольга. Вы ее любите?
Б асов. Желал бы, чтоб она была счастлива. Куда ж он уехал?
Ольга. В деревню. А вы способны принести жертву для того, кого любите?
Басов. Я но приношу жертв.
Ольга. Вы не удивляйтесь моим вопросам.
Б асов. Мало чему удивляюсь.
Ольга. Я еще не встречала людей вашего образа мыслей и за глаза составила
себе другое понятие.
Басов. Бывает.
Ольга. Вы действительно не приносите жертв или думаете, что не приносите?
Басов. Это нераздельно.
Ольга. Я думаю, что вы ошибаетесь.
Басов. А я этого не думаю.
Ольга. Вы никогда ни в чем не ошибаетесь?
Басов. Есть латинское речение: человеку свойственно ошибаться.
Ольга. Вы человек?
Бас о в. Полагаю, нечто вроде.
Ольга. Значит, можете делать нечто вроде ошибки.
Б а с о в. Возможно.
22*

то
H. А. Серно-Соловъевич
Ольга. Я знаю эту теорию и сама временно увлекалась ею. Она несостоятельна
теоретически и вредна практически. Вспомните, что она привела Гоббса к
абсолютизму.
Басов. И Бентама к началу всеобщего счастья.
Ольга. Которое, по мнению Прудона, не что иное, как лицемерие. Бентам не
был лицемер, но если вы последовательно станете защищать и проводить в жизни
начало эгоизма, придете не к свободе,, равенству и братству, а к угнетению,
эксплуатации, истреблению,, что доказывает весь строй жизни 6.
Лиза (входя). О чем вы спорите?
Б а с о в. Поспорьте с нами, Лизавета Николаевна. Я по обыкновению защищаю
эгоизм.
Лиза. Конечно,, будете разбиты. Ни одному мужчине не устоять против двух
женщин. Я вас живым примером опровергну. Вы говорите жертв не приносят, а вы
думаете, со стороны Сережи не жертва отъезд?
Ольга. Страшная, ручаюсь. Я его видела, он правду говорил, что сердце у него
разрывалось.
Басов. Однако не разорвалось.
Лиза. А для меня разве не жертва? И лично мне никакого возмез'дия. А спроси
он сейчас, что делать? —сказав свои побуждения,— я бы не колеблясь сказала*:
поезжай... От этого слова у меня все перевернулось бы в груди.
Басов. А почему вы сказали бы поезжай?
Лиза. Потому, что для него' это лучше.
Б а с о в. Вы его любите'. Стало!, лучше будет и вам,- если и не теперь —
впоследствии. Надежда на это и определила решение.
Лиза. Ничуть. Я тут о себе и не думаю, только о нем. Кто знает, что может в
месяц случиться? Разве не может кто-нибудь из нас умереть? Где тогда
вознаграждение?
Басов-. Значит, расчет был ошибочен, а поступок неоснователен.t
Лиза. В том-то и дело, что там, где действуют. сильные чувства и страсти, ни
о каком расчете нет и помину.
Басов. Они только мешают правильному счету, усиливают .шансы ошибок —
вот и все.
Ольга. Дело в том,, что весь этот расчет —чистый вздор. По каким нормам
рассчитывать и как сравнивать разнородные величины? Какая денежная прибыль равна
удовольствию доставленному другу или какая степень страданий сильнее
наслаждения борьбы против деспотизма? А сравнивать приходится на каждом шагу ряды и
ряды несоизмеримых величин. Да и кто может иметь в виду все последствия каждого
данного случая, когда конца их вовсе нельзя определить? Значит, если кто и
начинает что рассчитывать, может быть в полной уверенности, что его счет неполон, а
если неполон — ошибочен. Легче высчитать день и число, в которые Иегова почил от
дел своих.
Лиза. Расчет эгоизма уж потому ошибочен,- что если всякий будет стремиться
к личной пользе,, он непременно встретит противниками всех. Тогда нет конца
вражды интересов!, и каждый может достигнуть своей выгоды, только тесня других. Так
ж делают все. Если же каждый станет жить для пользы других, для общей пользы —
всякий будет делать добро всем, m все ему. Тогда —общая любовь и счастие.
Ольга. Думать примирить интересы, ослабляя их,— как учит ваша теория —
такая же пагубная химера, как считать зло источником добра. Конечно, можно и
стремление к общему благу назвать эгоизмом — никто не мешает. Только с таким же
правом можно назвать человека устрицей, любовь —касторовым маслом, тюрьму —
арбузом, нос — кофейником — это еще ближе. Сомнительно, чтоб эта номенклатура
водворила большую ясность понятий. Я еще вот что скажу. При вере в гипотезу
будущего возмездия и наказания могла бы быть какая-нибудь узда эгоизму, но отрицая
ее и в то же время проповедуя эгоизм,— вы ко всем прочим страданиям .друзей чело-

Из былого. Комедия в- 5 действиях 341
вечеетва прибавляете название глупцов. Очевидно, если руководящее правило —
личная выгода, одни дураки могут подвергаться неприятностям, страданиям, а тем
более смерти для общего блага. Тогда да здравствуют деспоты и status quo!
Лиза. К счастью, жизнь идет своим чередом, смеясь над всеми теориями.
Сдавайтесь, Басов.
Б а с о В'. Таким бойцам я всегда сдаюсь.
Ольга. Знаешь, Лиза, напиши Сереже о нашей победе.^Поди-ка.
Лиза. Отлично. Он будет в восторге'. Да здравствует любовь к людям! Прочь
эгоизм? {Уходит.)
Ольга. Что вы теперь скажете мне на давишний вопрос?
Б а с о В'. То же, что и прежде.
Ольга. Хорошо. Я теперь знаю., как понимать. Если бы Лиза вас о чем-нибудь
попросила, сделаете?
Басов. Вероятно, невозможного не попросит.
Ольга. А если бы это было сопряжено с неприятностями для вас.
Басов. Смотря...
Ольга. А если вас попросит человек менее ее знакомый?
Басов. То же самое. Может разница будет в степенях. Отвлеченно это трудно
определить.
Ольга. Поезжайте за Сережей.
Басов. Трудно.
Ольга. Однако не невозможно.
Б а с о в. Почти.
Ольга. Быть может, Лиза скорей убедит вас. Вы предубеждены против меня?
Басов. Я вас слишком мало знаю.
Ольга. Однако, намедни вы мне сказали две вещи. Да верно вы забыли.
Б а с о в. Память у меня порядочная.
Ольга. Когда я вас еще не знала лично, я думала мы скоро сойдемся.
Басов. Я вообще человек мало общительный по характеру.
Ольга. Однако с Лизой вы довольно близки.
Б а с о в. Ее я давно знаю.
Ольга. Есть люди, с которыми после двух-трех раз — даже после первого
раза — встречаешься как со старыми друзьями.
Б асов. Говорят. Я мало таких знаю.
Ольг а. От нас или от них это зависит?
Б асов. «Этого я не знаю.
Ольга. А как думаете?
Б а с о в. Признаюсь, мало думаю о таких вопросах.
Ольга. Считаете праздными?
Басов. У кого есть время — отчего и не подумать, всякое умственное
упражнение полезно. У меня нет времени.
Ольга. Мы же теперь разговариваем. Я вас спрашиваю. Разве нет времени
подумать?
Басов. Я вам на вопрос ответил, что не знаю. Если хотите прибавлю, что считаю
все психологические вопросы неразрешимыми при настоящем состоянии знаний.
Ольга. Да много ли вообще разрешимых вопросов?
Басов. Жизнь всем дает какое-нибудь решение,, а теоретически абсолютных
теорий и совсем, пожалуй, нет.
Ольга. А какие вопросы вас больше всего интересуют?
Басов. Все.
Ольга. Это хорошо. И меня тоже. А как же вы отнеслись сейчас с таким
пренебрежением к моему?
Басов. Я вам заявил факт моего незнания. Если б кто-нибудь нашел решение,
я был бы очень рад узнать.

342
H. A. Серно-Соловъевич
Ольга. У вас доброе сердце?
Басов. Кровь накачивает изрядно.
Ольга. А вы науку уважаете?
Б асов. Смотря. Умные сочинения уважаю, глупые нет.
Ольга. Авторитеты не признаете?
Басов. Также, смотря. Много между ними мастеров мусорного цеха.
Ольга. Общепринятым 'предрассудкам не подчиняетесь?
Басов. Я вижу вы мне формальный экзамен делаете. Стараюсь не подчиняться.
Ольга. Мне хочется слышать, так ли я сама различные вопросы решаю.
Б асов. Похвальная цель.
Ольга. Зачем вы вчера так резко ответили мне?
Басов. Я сказал, что думал, и думаю, сказал правду.
Ольга. Мне жаль было, что вы так ушли. Хотелось поговорить с вами — да и
казалось, что я не заслуживала этого.
Басов. Мне трудно говорить приятные вам вещи. Вы совсем к другому языку
привыкли.
Ольга. Я ни к какому языку не привыкла. Мыслящей девушке так же трудно
привыкнуть к говору сорок и попугаев,, как и мыслящему мужчине. А говорить
языком каким бы мне хотелось — почти не приходится. Весь ваш труд в нежелании.
Я уверен, что мы могли бы говорить иначе. Но в вас слышен человек
предубежденный, и мне это жаль. Я вам прямо говорю.
Б а с о в. Может, относительно вас я и не прав. Только' в моей касте страшно
трудно быть оптимистом.
Ольга. Я не имею понятия о вашей жизни, кроме как из книг. Видя, что
кругом делается, понимаю, что вы можете быть озлоблены.
Б асов. Над этим озлоблением глумятся, гаерствуют. Может, оно вправду
проявляется в нас жалко, комично;,— только, право,, пройдет охота смеяться, как
выживешь все, скопляющее эту желчь. Да вот вам наш быт. Возьмите «Отцов и детей» и
подумайте пять минут — не над тургеневщиной, а над фактами, которые там найдете.
Кто нигилист? Человек, которого приходится убить в двадцатых годах жизни, убить
на научном исследовании? И такой человек принужден таскаться нахлебником по
людям, пошлую грязь и кислую сальность которых не могли ни прикрыть, ни
подсолить все благовония и пряности тургеневской москательни. Вот ведь что останется от
этой сатиры, если ее хорошенько проанализировать.
Ольг а. Это в сатире, а в действительности?
Б а с о в. Еще хуже. Тургенев ведь был из лучших у нас людей, а и он окрестил
нигилистом человека, едва дожившего до 20 лет и нашедшего смерть в своей науке.
Вот в какой среде мы живем. Непроходимые мозговые топи... И мы в самом деле
мрем, это факт. Не тиф от диссекции, воспаление от простуды или чахотка от
истомы — от этого уцелеешь. Мысль съест или тюрьма сгноит. Ведь ни одного дня не
пройдет без злобы, обид, ожесточения, всевозможных лишений и огорчений. Ведь изо
дня в день, с утра до ночи таскаешь на себе признаки нужды и бедности, а в себе
мысль об ограбленном труде, о быте, стоящем на несчетных, почти неисцелимых
гадостях. Работник, пролетарий тот хоть думает мало, а мы учимся как будто только
для того, чтобы сделать мысль страшнейшею из пыток. Куда я уйду от этих фаланг —
зачем? за что? — от которых печень съеживается и кровь чернеет. И один ответ:
хочешь жить — подли, ползай, лги, стань рабом, стань плутом. Отцы всю жизнь
продремали, не слыхав вопроса, какая разница между рабом и свободным? Им и был
сносен их будуар. В нас вопрос до спинного мозга въелся. Вот вам лекало жизни нашей.
Только и сносно, Korfta поговорить удается. Да слышите разговоры какие, если не
сдерживаешь себя.
Ольга. Не будем больше об этом. Тяжело. Я вас о предрассудках спрашивала.
Вы отвергаете. Есть же такие, что нельзя отвергнуть.
Басов. Таких нет.

Из былого. Комедия в 5 действиях
343
Ольга. Я пример представлю. Вы;, разумеется, признаете, что женщина должна
стоять в обществе на совершенно равной ноге с мужчиной. Меня, видите, женский
вопрос занимает. Положим, мужчина полюбил женщину, объясняется — это
общепринято. Вдруг бы женщина вздумала применить к себе это право — сказать
мужчине, что любит его. Можно это допустить? Что думать о такой женщине? Вы
задумались.
Б ас о в. Извините, мне посторонняя мысль пришла. Допустить это, конечно,
можно. Я думаю, такие случаи и бывают.
Ольга. Вы думаете?
Б а с о в. Они весьма возможны. Конечно, со стороны женщин, у которых
чувство берет верх над благоразумием. Но ведь это обоюдно, и благоразумный мужчина не
станет объясняться женщине, от которой не может ждать взаимности, тем более, что
формальные и прямые объяснения бывают, кажется, только в книгах и на сцене.
В жизни они во всяком случае являются в довольно поздний период, так я слышал.
Сам не знаток и не судья в этом деле.
Ольга. Однако вы предписываете благоразумие.
Басов. Оно везде необходимо.
Ольга. А в ием или в- понятии о нем — источники целой массы предрассудков.
Значит, вы не выдержали испытания. Другой пример. Да нет, довольно. Беру в
союзницы Лизу, будем просить вас ехать.
Басов. Позвольте теперь и мне сделать вам несколько вопросов.
Ольга. Позволяю.
Басов. Вы желаете ей добра?
Ольга. Желаю.
Б асов. Знаете, что она любит?
Ольга. Знаю.
Басов. Вероятно, слыхали что то, что называют несчастною любовью,—
тяжелое чувство?
Ольга. Возможно.
Басов. Знаете,, что ее любовь должна быть несчастной?
Ольга. Этого не знаю.
Б а с о В'. Зная свою родню, должны знать. Не лучше ли подумать, как развлечь,
рассеять это чувство, чем питать и возбуждать его?
Ольга. Это трудно, судя по ее словам. Да и будь я на его месте... Что вы
смеетесь?
Басов. Будь я Семирамидой7, что вы (думаете я бы сделал?
Ольга. Хорошо. Кончили вы свои вопросы?
Басов. На чем же вы теперь остановились?
Ольга. На чем и прежде.
Басов. Что вам за радость питать эту несчастную любовь?
Ольга. Мне никакой радости нет.
Басов. Зачем же вы хотите дать ей надежду?
Ольга. Я бы желала, чтоб так было.
Б а с о В'. Однако это несбыточное желание.
Ольга. А почему вы так убеждены, что оно несбыточно? Вам что за радость
разбивать ее сердце?
Басов. Знаете, Ольга Семеновна, лбом стены не перешибить.
Ольга. Что ж есть другие способы.
Б а с о в. Вот один, между прочим. Вы (желали быть на месте вашего брата —
оставайтесь сами собой. Если вам есть возможность действовать самостоятельно,
поезжайте с Лизой в деревню.
Ольга. Разве не все равно вы поедете или я? Результат тот же. Вам легче.
Поезжайте вы с Лизой. Подумайте. У меня и так горя сверх силы. Ах, что за вздор
я говорю. (Отходит.) Постойте, еще одно, последнее сказанье: может, мы не скоро

344
H. A. Серно-Соловъевич
увидимся опять. Люди ваших понятий сильно любят многих, это я знаю. А могут ли
они любить одного человека больше всех других?
Басов. Я думаю — могут.
Ольга. Вы это думаете?
Б а с о в. Даже наверно знаю. У меня есть два-три приятеля...
Ольга. Я совсем не о том... Лиза, ступай скорей сюда.
Лиза (из другой комнаты). Я еще письма не кончила.
Ольга. Потом кончишь. Иди скорей. Я сейчас уйду. Стучат.
Стук.
Лиза. Это Паша. (Идет отворять.)
Ольга (идет в ее комнату). Спроси лучше.
Лиза. Паша, ты?
Голос. Я, я, я.
Лиза отворяет, Паша входит.
Паша. А (вот я гостей, гостей веду.
Входят Е р ы г и н и Василий Семенович. Ольга запирается.
Василий Семенович (дает Паше бумажку). Вот, голубушка, расплатись
с извозчиком,, а остальные себе возьми.
Паша уходит.
Извините, Лизавета Николаевна, я ей маленькое поручение дал. Позвольте вам
представить — мой друг, граф Еръггин.
Лиза. Признаюсь, меня удивляет такое посещение.
Василий Семенович. Считайте нас своими. Я к вам с поручением от
брата. Да и у него здесь есть маленькое дельце. Только — нам бы нужна было
наедине с вами переговорить. (Смотрит нагло на Басова.)
Лиза. У нас, кажется, нет секретов. Это близкий приятель вашего брата и
мой — Басов. Басов, это брат Сергея Семеновича, а графа я вижу в первый раз. (Ва-
силью.) Если у вас есть что-нибудь сказать мне при вашем приятеле — вы это тем
более скажете при моем.
Василий Семенович. Дело такого свойства, что я просил бы его уйти,
хоть ,на время. Он, кажется, по соседству и живет.
Л и s а. Басов, я вас прошу не уходить.
Василий Семенович. Я полагаю ему придется выйти.
Басов обмеривает его.
Лиза. Я полагаю, если придется — так не ему. Я нахожу ваши поступки очень
странными.
Василий Семенович. Не судите преждевременно. Я сказал, у нас обоих
до вас дело.
Лиза. В таком случае потрудитесь сказать, что вам угодно. Я не располагаю
своим временем.
Василий Семенович. Вы не любезная хозяйка. Позвольте нам хоть
присесть.
Лиза. Что' вам от меня угодно?
Василий Семенович. Если этот господин не настолько деликатен...
Басов. Этот господин настолько неделикатен, что останется смотреть до чего
могут дойти наглости этих невежд.
В а с и л и ж Семенович. Советую вам быть осторожнее в ваших
выражениях, не то можете вылететь отсюда.
Лиза. Ради бога, Басов.

Из былого. Комедия в 5 действиях
345
Басов. Не тревожьтесь. Я вас уважаю, а собой владею. Уйдите лучше в ту
комнату.
Лиза. Господа, я прошу вас сказать, что вам надо и удалиться. Я слышала, что-
люди вашего круга позволяют себе многое, но это переходит всякие границы.
Ерыгин (Василию). Vous entendez. Allons nous en *.
Василий Семенович. Pas moi **.
Ерыгин. Au fait, elle n'est pas mal***.
Лиза. Пойдемте, Басов.
Идут к двери другой комнаты.
Василий Семенович. Я имею передать вам от брата кольцо.
Лиза. Прошу вас сию минуту уйти отсюда и, кстати,, унести ваш сверток.
{Пихает по столу.)
Василий Семенович. Мои подарки не отдаются назад, особенно
девушками.
Ерыгин хохочет.
Басов (подступая к Василию). Уйдите отсюда, не то плохим кончится.
Василий Семенович. Рук марать мы, конечно, не станем, а хотите фух-
телей отведать — получите.
Басов берет фуражку и идет.
Лиза. Басов, ради бога, не уходите.
Басов. Не бойтесь, я .вернусь. (Уходит.)
Василий Семенович. Оно безопаснее. Теперь нам удобнее говорить.
Сядем, Ерыгин. Присядьте;, обворожительная Лизавета Николаевна. Моя сестра здесь?'
Лиза. Я не стану с вами говорить. Прошу вас выйти. (Идет к двери..)
Василий Семенович. Не удаляйтесь от нас, теперь еще рано. Мы
последуем и туда. Верно, святилище невинности. (Идет к дверям. Лиза заслоняет.) Не
противьтесь. Придется впустить. Графу нужно мою сестру видеть.
Лиза. Граф,, если в вас есть хоть искра чести, уйдите и уведите этого человека.
Он верно пьян.
Е р ы г и н. Allons nous en ****. Я иду. (Лизе.) Извините, я вовсе не ждал таких
неприятностей.
Василий Семенович. Как хочешь, я остаюсь.
.Лиза. Граф, ради всего, уведите его, в вас же есть человечьи чувства.
Ерыгин. Идем, Возницын.
Василий Семенович. Что ты толкуешь? Сиди и смотри. Это лучше
балета. Душенька, Лизавета Николаевна, сходим туда. (Обнимает ее. Она дает ему
пощечину.) Это требует наказания. (Хочет обнять ее.)
Дверь раскрывается. Ольга отпихивает его. Лиза уходит. Дверь запирается.
Василий ломится.
Ерыгин. Дождался. Хорош балет. Я говорил не следует.
Василий Семенович. От женщины пощечина не обидна. Да мы
сквитаемся. Parole Sacrée ***** Назови меня подлецом, если она при тебе же не будет
целовать этой щеки.
* Вы слышите. Уйдемте (франц.).— Ред.
** Я не уйду, (франц.).
*** Действительно, она недурна (франц.).— Ред.
**** Уйдемте (франц.) — Ред.
***** Ей-богу! (франц.).— Ред.

346
//. А. Серно-Соловъевич
E p ы г и н. Хорошо, только уйДем отсюда. Мне вое это больяо не нравится.
Василий Семенович. Баба ты, что ли? Нет, я даром не уйду. Взялся за
.дело, не отстану.
Е р ы г и н. Чего ж тебе еще?
Василий Семенович. А вот чего. Ты говорил, сестра тебя дураком
назвала.
Е р ы г и н. Этого она мне прямо не говорила.
Василий Семенович. Вольно тебе не понимать. По ходу разговора ясно.
Это значит, она не намерена за тебя идти, а тем паче после нынешней сцены.
Расстроится это дело — мой кредит у нашего осла лопнет. Да сверх того, черт его зпает,
пожалуй, своими дурацкими аферами все спустит. Ведь как пробка глуп. Надо
спешить капиталы к рукам прибрать. Тебе, говоришь,, деньги до зарезу нужны. Добром
сестра не пойдет — надо заставить. Лучше нынешнего случая ты в сто лет не
дождешься.
Ерыгин. Послушай!
Василий Семенович. Ты не смущайся. Слишком далеко зайти не
дозволю. Не так глуп. А легкий скандальчик весьма безвреден. Да и все это девчонки
одного покроя. Пару раз чмокни хорошенько — сама на шею повиснет, да так, что не
•отдерешь.
Ерыгин. Ты я вижу философ.
Василий Семенович. Я, брат, решил все эти вопросы. La vie est courte il
faut en profiter *,— вот мой девиз. Ты только не робей. Я своим делом позаймусь, ты
•своим.
Ерыгин. Ты уж действуй один. Я удалюсь. По мне это порядочная гадость.
Да и куда тот еще пошел? (Идет к двери.) Ключа нет. Ты ведь видишь, какой это
отчаянный народ.
Василий Семенович. Вздор. Я по Сергею их знаю. Пригрози только —
сядут со страха. Я тебе говорю, курьезные сцены будут. Начнем сперва переговоры.
Не поддадутся — высадим дверь. Кажись, старовата. (Идет к той комнате.) Mesdames,
:мы просим мира. Впустите парламентера. Мы становимся на колени и целуем
кончики ваших ручек и ножек. Нет, видно, так прока не будет. Помоги-ка мне поналечь.
Ерыгин. Прощай, я ухожу. (Уходит.)
Василий Семенович. Трус! (Ломится.)
.Внешняя дверь раскрывается, входят Басов, Дулини несколько молодых людей.
Басов. Вон отсюда, негодяй!
Д у л и н. Нет, брат, я не даром пришел. К Басову его. Филимонов, валяй к двор-
вику за метлой.
Филимонов уходит.
Василий Семенович. Что вы господа,, помилуйте!
Д у л и н. Там поговорим. Марш!
Уводят его.
Лиза и Ольга выходят.
Лиза. Спасибо Басову, я почти онемела от страха.
Ольга. А у меня сердце екнуло, когда он ушел. Однако ты вся дрожишь. Ты не
■боишься ли одной остаться. Поедем ко мне.
Лиза. Что ты, Оля! Мне только нездоровится что-то. Как это ты, бедняжка,
■сколько неприятностей...
* Жизнь коротка —надо ею пользоваться. (Франц.).— Ред.

Из былого. Комедия в 5 действиях 347
Ольга. Я-то слажу. Ты береги себя. Да не держи у себя эту Пашу. Лучше
молодую возьми. Я попрошу Машу, она верно знает.
Лиза. Спасибо, Оля. Пожалуйста, заходи, когда можно.
Ольг а. Не обещаю. Теперь трудно будет. Если можно, конечно, приду. Да
разве ты не хочешь ехать?
Лиза. Как не хотеть? Да откуда мне денег взять?
Ольга. Я достану.
Лиза. Напишу ему. Что он скажет.
Ольга. Хорошо. Прощай. Поклонись Басову.
Лиза. Сто раз спасибо тебе.
Целуются. Ольга уходит.
Что-то нездоровится мне. Прощай, Сережа, не видеться уж нам. {Закрывает
лицо и уходит).
СЦЕНА 4-я
Комната Ольги.
Ольга. Семен Васильевич.
Семен Васильевич. Я тебя спрашиваю, как смела уйти? Как смела уйти?
Мне час что ли добиваться ответа? Отвечай, негодяйка.
Ольга. Прошу вас, отложите это объяснение до завтра.
Семен Васильевич. Ты мне ответишь сию минуту.
Ольга. Я больна и утомлена и, кроме глупостей и дерзостей, ничего не в
состоянии сказать. Завтра буду отвечать на что хотите.
Семен Васильевич. Знаю я эти болезни! Матери хочешь подражать.
Молода! Изволь отвечать.
Ольга. Я вас прошу ради вас самих — уйдите. Я не могу говорить сегодня.
Понимаете — не могу. (Садится к столу, облокачивая голову на руки.)
Семен Васильевич. Я тебя из дому выкину, коли не ответишь.
Молчание.
Слышишь, разбойница!
Молчание.
(Берет ее за руку.) Говори, Ольга, худо будет.
Ольга (вскакивая). Что вам надо!
Семен Васильевич (отступая). Что ты! Что ты!
Ольга. Я вам говорю, оставьте меня в покое до завтра. Вы видите, в каком я
состоянии! Даю честное слово, что не скажу сегодня ни слова. Кричите, как хотите,—
я больна. (Быстро ходит.)
Семен Васильевич. Слушай, Ольга! Ольга! Тебе говорят, Ольга! Ну,
постой, завтра рассчитаемся! (Уходит).
Ольга (одна). Что мне делать? Я его люблю. Любила как идеал, обманулась и
еще сильнее полюбила как человека. Я не знаю, какая сила в нем, только не могу
бороться с этим чувством. Оно сильнее меня. Себе я могу сознаться, перед собою
я не хитрю. Если б чем-нибудь, чем-нибудь вырвать это страшное чувство! Ничего
негл Мучится, страдать—больше ничего не остается. Муки подходят — я уже их
слышу, ощущаю. Тут, тут (берется за сердце) мне больно,, больно! Никакой
надежды. Ниоткуда. Он не полюбит, я это знаю. Он понял, и я поняла. Ольга Семеновна,
лбом стены не прошибить! Отчего бы ему не полюбить. Лиза — красивее меня, зато
я больше знаю. Да он и ее не любит. У этих людей другие страсти — не к женщинам.
Те сильнее. Я понимаю это. Мне нет надежды. Отчего у меня нет такой страсти?
Отчего? Отчего? Почем я знаю!

348
H. A. Серно-Соловъевич
Если б он хоть обходился со мной, как с ней. Нет, я бы не могла этого вынести.
Я бы .не могла проводить шутя целых часов вместе! И за что эти Базилии, Ерыгины
благоденствуют,, а мы мученики, страдальцы! Лиза, сколько ей впереди страданий!
А мне? У ней хоть друзья. Я одна. Говорить даже не с кем. Уйти, отсюда? Стены не
будет. Я могу, надо мной тирания бессильна. Ведь мы ей подчиняемся только пока
думаем, что должны повиноваться. Я этого не думаю. Отчего же я покоряюсь этому
чувству? Нет, буду бороться — до изнеможения...
А зачем бороться? для чего страдать? Учители, законники, книжники и фарисеи,
я вас спрашиваю всех, отвечайте мне, для чего? Жизнь для радостей и счастья.
Жизнь чистая, чудная, прелестная, как сама природа. Вы своею ложью, своим
тупоумием, своею подлостью превратили ее в вертеп зла и страданий. Он бы любил меня,
я знаю. Он бы не мог не любить, будь я свободна! Я раба — вот за что он не любит.
Я раба этих людей, этого дома, этих законов!, этого золота, этих тряпок. Прочь их!
Три месяца труда не купят этих тряпок, он сказал это. Это слово тут, в сердце, оно
прожгло меня. Не стану бороться с этим чувством, не поможет. Стану бороться
за свою свободу. Не хочу быть рабой и не буду. Буду свободна, буду любима, буду
счастлива!
ДЕЙСТВИЕ V
СЦЕНА 1-я
Комната в доме Возницыных.
С е м е н Васильевич. В а с и л и й Семенович в статском.
Семен Васильевич. Ошельмовал, в конец ошельмовал меня, Василий.
Василий Семенович. Чем упрекать, вам вознаградить меня следует. Я за
вас пострадал. Ради вашей пользы.
Семен Васильевич. Хороша польза! Глаз никуда нельзя показать. Да п
бог знает какие несообразности в городе говорят. Ходят слухи, будто они просто
выпороли тебя. Ср&м!
Василий Семенович. Это вое Ерыгинские подлости. Страшно обманулся
я в этом человеке. Через него и б полк прошло. Да и товарищи свиньи, никто не
поддержал. Если б всякого за такой вздор из полка исключали, скоро ни одного
офицера не оставалось бы.
С е м © н Васильевич. Так насчет порки вздор?
Василий Семенович. Чистейшая ложь. Говорю вам, Ерыгинские'
подлости. Как явилась эта подлая шайка — я за саблю, а он бежать. Вдвоем мы бы их
как капусту искрошили. Конечно, одному мне пришлось'отступить, да и то человек
пять с раскроенными мордами остались.
Семен Васильевич. Это другое дело, а то не приведи бог какое
безобразие.
Василий Семенович. Главное, не робейте, не падайте духом. ОВсе навер-
стается еще и с лихвою. Я в себе чувствую -необыкновенное призвание к
(коммерческим оборотам. Вам уж трудновато со всем справляться. Положитесь на меня.
Посмотрите, как годика через два все эти скоты будут передо мной хвостом вилять. Я им
всем на шею сяду, да буду кнутиком постегивать. А они ржать, а они ржать!
Семен Васильевич. Мало у меня надежды, Василий.
Василий Семенович. Вы поработали, пора вам на покой. Для такого
времени свежие силы нужны, новые деятели. Я эти дни лежал, все обдумал — катим за
границу. Вы там, где хотите, прохлаждайтесь, а я, заполучив от вас надлежащие
ресурсы, отправляюсь за бекасами. Есть некий богоспасаемый град Париж. Там я
намерен произойти два епециалитета, один по части охранения общественного
спокойствия, другой по части приумножения собственного благосостояния.

Из былого. Комедия в 5 действиях
349
'Се.мен Васильевич. Это ты, Василий, основательно придумал.
Василий Семенович. Дайте срок, такую основательность увидите, что
все будут рты разевать. Не скупитесь только,, у таких артистов стану брать уроки,
что у всех этих бестий в глазах зарябит.
Семен Васильевич. Это ты не худо выдумал. Подлинно, не худо.
Василий Семенович. Ну, мешкать нам нечего. Я пойду о< паспортах
хлопотать, да кое-какие раечетцы есть, а вы припасайте побольше верительных грамот
к двунадееяти коленам. Сергей нынче будет?
Семен Васильевич. Писал, будет.
Василий Семенович. Рад ехать?
Семен Васильевич. Не противится.
Василий Семенович. Я говорю,, пристращать — единственная система.
Ничего. Я его "в вояже повоепитаю. Золотой будет. Однако мне пора.
Семен Васильевич. Действуй, Василий. Да вели-ка Ольгу послать.
Василий Семенович уходит. Семен Васильевич ходит.
Входит Ольга в простом платье.
Семен В а с и л ь е в и ч. Это что?
Ольга. Что?
Семен Васильевич. В каком ты платье?
Ольга. В новом.
Семен Васильевич. Откуда ты такое платье взяла? В таких одни девки
ходят.
Ольга. Девка — это ведь начальный корень девушки. Значит, собственно, и
меня можно назвать девкой.
Семен Васильевич. Ступай, надень хорошее платье, и тогда явись ко
мне, а в такой дряни не смей мне на глаза казаться.
Ольга. Это отличное, лучших у меня нет.
Семен Васильевич: Как нет? Мало у тебя хороших вещей?
Ольга. Довольно, но все в этом роде.
Семен Васильевич. Ступай, надень хорошее шелковое платье.
Ольга. Таких у меня уже нет. Я сбыла все ненужные дорогие вещи.
Семен Васильевич. Как сбыла? Куда сбыла?
Ольга. Одни променяла на простенькие, другие продала, третьи девушкам
отдала.
Семен Васильевич. Мать знает?
Ольга. Я с маменькой условилась,, чтоб деньги, которые мне на наряды идут,
мне на руки давались. Я сама себе буду вещи покупать.
Семен Васильевич. Кто вам позволил такие условия делать? Как смели
без меня? Ты думаешь, я позволю деньги на такую дрянь изводить?
Ольга. Вам выгоднее будет. Десятой доли расходов не будет; Мне таких четыре
платья да год за глаза довольно, а они дешевле одного дорогого. Вам будет
экономия, а я себе' на приданое скоплю.
Семен Васильевич. Приданое — не твоя забота.
Ольга. Почему мне не позаботиться. Вы ведь говорите1, что времена плохи.
С е мен В а о и л ь е в и ч. Про это и говорить нечего, совсем плохи.
Ольга. Против роскоши все кричат и пишут, а лучше- ли оттого? Она со
всяким днем сильнее. Разве не так?
Семен Васильевич. Это правильно.
Ольга. А чего она стоит? Не денег одних! Она беспрестанно родит новые
потребности и'прихоти и делает нас их рабами. Чтоб сделать жене или дочери новое
платье, отцы и мужья подличают, унижаются, мошенничают, грабят.
Семен Васильев!ч.- Это ты оставь, Ольга.
Ольга. Не оставлю. А мы сами? Разве не продаем,, не развращаем себя за эти

350 H. A. Серно-Соловъевич
лоскутья? Бе одни несчастные женпгины продают и развращают себя за них. Вое мы,
вое поголовно. Это тряпье оковывает в пас ум, сердце, волю, вое — и самыми
тяжкими, самыми постыдными цепями. Я себя чувствую другою в этом ситце, чем в том
шелку. Я лучше, сильнее теперь. Не будь вокруг меня всей этой мишуры, я была вы
счастливее.
Семен Васильевич. Брось это, Ольга.
Ольга. А вы? Разве не были бы счастливее? Были бы. Если б счесть вое
неправды, обиды, несчастид, рождаемые каждою сотнею, идущею на этот вздор, и всю
массу радостей, которые могло бы создать их лучшее употребление,— не знаешь
чему больше дивиться: глупости ли людей, не понимающих сколько добровольно
теряют или малодушию, не имеющему силы отбросить от себя эту нечистоту. Об этом
толкуют, толкуют, да что пользы, если всякий живет по-старому. Я решилась жить
по-новому и буду. Не мешайте мне, вам ущерба не будет.
С е м е н Васильевич. Дома, пожалуй, ходи себе в чем хочешь. Оно, точно,,
полезно для расхода. При гостях изволь порядочно одеваться.
Ольга. Порядочно я буду и при гостях, и без них. Неряшество — гадко. А
особых прикрас для гостей не стану надевать. Это первая буква всей моей работы, чтоб
не делать ни при чужих, ни для чужих ничего такого, чего бы не сделала одна, и
делать при них все, что бы сделала без них.
Семен В а с и л ь е в и ч. Это ты сущий вздор выдумала.
Ольга. Не вздор. Да что об этом спорить. Вы оставьте меня действовать.
Увидите, все хорошо будет. Вам что? Лишь бы я вам лишнего изъяна не причиняла и
замуж меня сбыть.
Семен Васильевич. О Ерыгине теперь и думать нечего.
Ольга. Я о нем никогда серьезно и не думала. Да и вообще хочу вас просить,,
не трудитесь мне женихов приискивать. Из ваших ни один не будет иметь меня
женой. Это наверно.
Семен Васильевич. Ольга, придержи язык.
Ольга. Вам напрасные хлопоты. Я сама себе найду.
Семен Васильевич. Такой чумичкой будешь в люди показываться, не
найдешь.
Ольга. Напротив, так меня скорей отличат в обществе. Дураки смеяться
будут, умные заинтересуются. Впрочем, я на танцебесия больше не стану ездить.
Семен Васильевич. Какие танцебесия?
Ольга. Балы. Мы могли бы за цену одного — полгода веселых вечеров иметь,,
да вдобавок сохранить здоровье и себя, и будущих мужей воспитать. А от
нынешнего бала почти столько же удовольствия, как от бани с десятком груш.
Семен Васильевич. Ты, Ольга, нынче такие несообразности городишь, что
уши вянут. Ну, да верно ты еще не здорова. А я тебя Звал затем, что решил в
чужие края ехать, и нынче Сергею вернуться приказал. Так ты, тово, смотри, не
баламуть его.
Ольга. Вы одни едете?
Семен Васильевич. Как один? С какой радости мне одному тащиться?
Вас всех беру.
Ольга. Когда же?
Семен Васильевич. Это вам будет сказано.
Ольга. Хорошо.
Семен Васильевич. Что хорошо?
Ольга. Что знаю. Я вам больше не нужна?
Семен Васильевич. Матери ничего не смей говорить. Сам хочу объявить.
Ца и насчет Сергея помни. Постой, еще хочу у тебя распросить порядком, как
намедни с Васильем дело было. Никакого толка не доберешься.
Ольга. Я уж вас просила не говорить со мной об. этом.
Семен Васильевич. Я желаю знать.

Из былого. Комедия в 5 действиях
354
Ольга. Кажется, не такой радостный предмет, чтоб десять раз повторять.
Семен Васильевич. Это не так. Василий, «говорит, этого не было.
Ольга. Ну, если не было, для него же хуже. Пожалуй, повторится.
Семен Васильевич. Ты вздор не говори. Мы на счет того мерзавца меры
приняли. Да и ту упекем.
Ольга. Что ж вы сделали?
Семен Васильевич. Приголубят.
Анна Петровна {вбегает). Семен Васильевич, Семен Васильевич, Сережа!
приехал!
Семен Васильевич. Чего вы? Чего вы? Точно коза распрыгались.
Анна Петровна. Сережа приехал!
Семен Васильевич. Приехал так приехал, пусть сюда идет.
Входит Сережа.
Анна Петровна {обнимая). Сережа, голубчик, дай на тебя поглядеть.
Семен Васильевич. Анпа Петровна, уймитесь матушка! Ну, здорово,
Сергей. Как ты тово...
Сережа. Маменька! Папенька! Оля!
Целование.
Анна Петровна. Каким ты молодцом стал. Здоров ли, голубчик?
Сережа. Как вы все? Что Вася? Где он?
Семен Васильевич. Ну, рассказывай, брат, как там все.
Анна Петровна. Позвольте, Семен Васильевич. Он устал, бедный, Чего ты,.
Сережа, голубчик, хочешь, чайку или кофейку?
Сережа. Все равно,, маменька.
Анна Петровна. Скажи, дружок.
Семен Васильевич. Что вы лезете! Давайте, что есть. Все еще ума не
набрались.
Анна Петровна. Оля, вели дать. Нет постой, я уж сама лучше. Кофеек со>
сливочками, Сережа?
Семен Васильевич. Понятное дело. Эх вы, Анна Петровна!
Анна Петровна уходит.
Ты, брат, потолстел. Это хорошо-, И борода подросла.
Сережа. Все время не брился. Ты что, Оля? В каком ты платье?
Семен Васильевич. Дурит,, братец. Я на нее рукой махнул.
Сережа. Вася что?
Семен Васильевич. Василий — умник. Служебное безделье бросил. Хочет-
мне помогать. Спасибо ему. Ты его держись, Сергей.
Сережа. Молодец! Я ему много обязан, да и вам. Я совсем переродился в это-
время.
Семен Васильевич. Коли ту свою, как бишь оно, гилинистику бросил —
дело. Отдохни добро, да приходи ко мне, потолкуем. Да Ольгины бредни не слушай.
Василья держись. {Уходит.)
Сережа. Что ты, Оля? Какая невеселая? Скучала без меня? А я, признаюсь,.,
не видал, как время шло, так все ново было.
Ольга. Ты о Лизе и не спрашиваешь?
Сережа. Ах да, что она? Басов что?
Ольга. Она больна.
Сережа. Что с ней? Я ужо зайду туда.
Ольга. Право? {Идет.)
Сережа. Куда ты? посиди со мной?
Ольга. У меня есть дело- {Уходит.)

352
H. Л. Серно-Соловьевич
СЦЕНА Ъ-я
У Линзы.
Лиза {закутанная в платок, работает). Худо мне. А впереди — лучше и не
думать. Да хорошо, когда не думается. Начнет томить неотвязная мысль, чем ее
отгонишь? О чем ни станешь думать — все одно, все не весело. А давно ли? Мне казалось,
что нет счастливее меня на свете. Я думала, что это и не кончится. Как хороша
казалась тогда жизнь. А теперь! Если б можно было не думать или хоть позабыть!
И за что все это? Чем я виновата? Что сделала судьбе и людям бедная, никого не
обижавшая девушка? С Сережей я уж простилась. Мне и имя его воспоминать
больно и смотреть на все больно. Будь деньги, сейчас бы переехала. Тут все напоминает
о прежнем. Как он мне ответил на письмо! Сколько уверений в любви и как все
холодно! Нет, любящее сердце не обманется. Оно по нескольким строкам узнает свою
судьбу. Как он любил, казалось! Неужели Басов прав;, что тряска уносит любовь!
Жалкие мы тогда существа!
Ольга {входя). Как ты себя чувствуешь, Лиза?
Лиза. Плохо. А ты? Мы уж три дня не видались.
Ольга. Я сама прихворнула. Не нужно ли чего?
Лиза. Нет, благодарствуй. Спасибо им. Я почти не была одна. Все кто-нибудь
сидел.
О ль г а. Верно у тебя денег нет. Вот немного. {Кладет в рабочий ящик.)
Лиза. Нет, нет, я ни за что не возьму.
Ольга. Нам между собой об этом и говорить не приходится. Раз это зло
существует и из-за него бьют и грабят друг друга, мы должны делиться чем есть. Кому
нужнее, тот и хозяин. Я к тебе с худыми вестями.
Лиза. Говори. Я в короткое время ко всему привыкла.
Ольга. Самое худое сперва. Сережа приехал.
Лиза плачет, Ольга обнимает ее.
Я с ним мало говорила, только с двух слов увидела, что он очень изменился.
Второе, отец хочет, чтоб мы все за границу ехали. Третье, он что-то худое задумал.
Здоров Басов?
Лиза. Верно, скоро придет. Что ж он?
Ольга. Будет сюда.
Лиза. Будет? Когда?
Ольга. По мне, лучше, чтоб не был. Он, кажется, рад ехать и во всяком случае
уедет.
Лиза. Сердце мое! Сердце мое! Что ж, пусть не приезжает, скажи ему. И ты
едешь?
Ольга. Нет.
Лиза. Что ж ты сделаешь?
Ольга. Еще не знаю, только не поеду.
Входит Басов.
Лиза. Басов, Сережа приехал.
Б а с о в. Ну, как вы?
Лиза. И едет за границу, все они.
Басов {Ольге). И вы?
Ольга. Еще не онаю. Не было вам никаких неприятностей?
Басов. У меня их каждый день не мало.
Ольга. Нет, каких-нибудь особенных. Я боюсь. Отец что-то говорил сегодня.
Басов. Спасибо вам.
Ольга. За что?
Б а с о В'. Дайте руку.
Ольга. Руку возьмите. Только за что?

Из былого. Комедия в 5 действиях
353
Басов. Вы хорошая девушка. Пока прощайте.
Лиза. Куда?
Басов. Надо кое-что прибрать, на всякий случай. Успею кончить — приду.
А нет — прощайте.
Лиза. Басов, посмотрите, мы и не заметили, какое на ней плаггье.
Басов. Славное платьице. А впрочем, я в них не знаю толка. Вижу, что
красиво, а главное, кажется, не очень нарядно.
Лиза. Это ведь самое дешевое.
Басов. Она хорошая девушка. Однако мне нельзя копаться. Прощайте.
{Уходит.)
Лиза. Он в первый раз похвалил тебя. Прежде он не верил, что ты хорошая.
Это он переменил мнение, когда ты на прошлой неделе каждый день у меня сидела.
Только я не слышала, чтоб он так хвалил. У него «хорошая» много значит.
Ольга. За что он (руку взял? Я не понимаю.
Лиза. Ты сказала, что боишься за него.
Ольга. Когда? Я разве говорила?
Лиза. Сказала.
Ольга. Ну, ничего. Не унывай, Лиза. Все еще может поправиться. Что ты
скажешь, если б нам вместе жить, когда они уедут?
Лиза. Как бы я была рада! Только это невозможно. Тебя не пустят.
Ольга. А вот посмотрим. Я уйду теперь. Вернусь с ответом и, знаешь, приведу
Сережу.
Лиза. Нет, нет, зачем? Нет, Оля, не приводи, если сам не захочет.
Ольга. Кто знает? Счастье заразительно.
Лиза. Что с тобой? Какое счастье?
Ольга. Прощай, прошай! (Уходит.)
Лиза. (одна). Что с ней! Какое счастье? Кому теперь может быть счастье? Как
она вдруг повеселела. А какою скучною пришла. Что за причина? Пришел Басов,
она все еще была скучна. Неужели от его похвалы? Да уж не любит ли она его?
Любит. Конечно, любит, наверно любит. А он? Я никогда и не замечала. Верно
полюбит. Если хвалит — полюбит. Ах если б Сережа пришел! Как теперь близко счастье.
Только бы пришел! Олечка, душечка, приведи его! Пойду помолюсь. (Встает.)
Стучат. Входит Д у л и н.
Дулин. (входя). Басов взят.
Лиза. Как? Он сейчас был здесь.
Дулин. Взят!
Лиза. Это вздор. Его выпустят. Это неправда. Дулин, скажите, что это неправда.
Дулин. Что говорить!
Лиза. Его выпустят.
Дулин. Ждите. Нужен я вам на что-нибудь?
Лиза. Басов! Басов!
Дулин. Если нет, до свиданья. Ужо зайду, буду цел. (Уходит.)
Лиза. Басов! Басов! Бедная Оля! и я!
Входит Василий Семенович.
Что вам надо?
Василий Семенович. Рассчитаться. За вами маленький должок. Пришел
получить.
Лиза. Уйдите прочь!
Василий Семенович (смеется). Нет, душенька. Теперь Басовых-то ведь
нет, я принял меры.
Лиза. Уйдите.
Василий Семенович (подходя к ней). Вы не бойтесь, будьте только по-
любезнее. Кроме удовольствия, ничего вам не будет. Как вы, душенька, похудели.
23 н. А. Серно-Соловьевич

354
//. А. Серно-Соловьевич
Дул ж н (вбегая). Эту морду я вспомнил. (Берет его за руку.)
Лиза. Дулин, уведите его.
Д у л и н. Я не Басов — с лестницы сброшу!
Василий вырывается и убегает.
Я эту бестию на лестнице встретил. К счастью, признал. Запритесь поплотнее.
К вечеру переберусь на место Басова. Вас одних не приходится оставлять. Прощайте.
Лиза. Спасибо вам.
Жмут руки. Дулин уходит.
Басов! Басов! Нет, не бывать счастью.
СЦЕНА 3-я
Комната Сереяш.
Ольга. Сережа.
Ольг а. Ты не хочешь идти?
Сережа. Сама рассуди, Оля. Что пользы мне птти, если нельзя жениться. Ты
видишь это невозможно. Папенька не хочет.
Ольга. Что ж вы не подумали о папенькином хотенье, когда знакомились,
когда сватались, когда клялись и целовали ее?
Се р е ж а. Я тогда был неопытен. Теперь я иначе смотрю на вещи. Я стал
опытнее.
Ольга. Гадкий, дрянной человек.
Сере ж а. Ты думаешь, мне не жаль ее? Я бы бог знает что дал, чтоб она была
счастлива. У меня все сердце кровью обливается.
Ольга. У вас, я думаю, вместо крови какие-нибудь скверные помои. У таких
гнилых людишек не может быть настоящей крови. За что бедная Лиза полюбила
такое плюгавое существо! (Хочет уйти.)
С е режа. Постой Оля, я не хочу, чтоб ты была о мне такого мнения. Я пойду
с тобой. Только зачем, право?
Ольг а. Если итти, конечно, чтоб жениться. Оклик кончить можно хоть сегодня.
Сережа. Л что папенька скажет?
Ольга. Посечет, голубчик.
Сере ж а. Мы так хорошо сошлись теперь, и вдруг все расстроится.
Ольга. Что мне тратить тут время.
Сережа. Она больна, Оля?
Ольга. Я сто раз говорила —больна. Идете вы или нет? (Идет.)
Сережа. Постой, постой, Оля! Я иду. (Берет шляпу).
Входят Семен Васильевич, Василий Семенович.
Василий Семенович. Здорово, Сергей.
Сере ж а. Вася, здравствуй, как можешь? Ты в статском!
Семен Васильевич. Что ты с шляпой, Сергей. Идешь куда?
Сережа. Да, я хотел, так — к одному приятелю пройтись.
Василий Семенович. Если к Басову — не трудись. Замуравлен.
С е р е ж а. Как замуравлен?
Василий Семенович. Усажен в благопотребное место.
Ольга прикладывает руку к сердцу.
Сере ж а. Что это значит?
Василий Семенович. На него указано кому следует как на нарушителя
общественного спокойствия.

Из былого. Комедия в 5 действиях
355
Сережа. Не может быть!
Василий Семенович. Из вернейшего источника почерпнуто'.
Сережа. Да это вздор!
Василий Семенович. Вздор или нет, у него оказались кой-какие
книжечки и листочки, которые его 'препроводят, куда следует.
Семен Васильевич. На казенные хлеба.
Василий Семенович. С обручиками.
Семен Васильевич. Благодари бога, Сергей, из какого омута мы тебя
вытащили! Что с тобой, Ольга?
Ольга. Подлые, подлые люди! (Идет.)
Семен Васильевич. Куда?
Ольга. Прочь из этого дома! Я больше не имею ничего с ним общего. Я вам не
дочь, не сестра. Мера отвращения переполнилась. Я здесь видала глупость, низость,
подлость, грабеж и сносила. Видела, как меня продавали с аукциона,— и сносила.
Видела гнуснейшие вещи — и сносила. Довольно! Все связи порваны между нами!
Сережа. Я не ждал такой драмы.
Ольга. Это еще комедии. Драмы впереди. Глупость, гнусность и слабость
посеяли их семя — пожнут и плоды. Радуйтесь, вы разбили не одно сердце. Вы
сильны, можете продолжать свое дело, можете губить и меня и других, можете заставить
лить кровавьте слезы. Пробьет и ваш час. Придет день расчета.
Семен Васильевич. Грозить смеешь?
Василий Семенович. Ничего, мы примем законные меры.
Ольга. Принимайте. Сила и власть в ваших руках. Законы пока еще на вашей
стороне. Недолго. Уж зародилась сила, которой вам не купить, не замуровать.
Общественное мнение за меня, за нас. Оно растет, растет — и задавит вас со всеми
вашими гнусными делами. С мнением вам ничего не сделать. В вашем собственном
доме ваша дочь и сестра бросает вам в лицо слова правды. Клеймит ваши подлости,
Этот протест повторят тысячи лучших, благороднейших голосов. (Уходит.)
Василий Семенович. А мы примем законные меры.
Семен Васильевич. Правильно, Василий, законные меры. Закон за нас,
Сережа. Мне жаль ее!

ПРИЛОЖЕНИЯ

H. А. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧ
Николай Александрович: Серно-Соловьевич (1834—1866) был
представителем блестящей когорты революционеров эпохи падения
крепостного права, открывших собою разночинно-демократический этап
освободительного движения в России. «Один из лучших, весенних
провозвестников нового времени в Росши»1,— такими проникновенными словами
характеризовал его А. И. Герцен. Его высоко ценил Н. Г. Чернышевский.
Н. А. Серно-Соловьевич вписал свое имя в историю освободительной
борьбы второй половины XIX в. как публицист-демократ, горячо
откликавшийся на самые животрепещущие вопросы современности, и как
активный борец против самодержавия в эпоху формирования
революционного подполья в России. Он был одним из тех, кто поставил целью всей
своей жизни организацию борьбы за социальное преобразование России,
за претворение в реальное дело теоретических выводов революционных
учений. Как отмечал Н. В. Шелгунов, «в то время,— богатое людьми
смелыми, энергическими, решительными, людей почина было не особенно
много. К этим людям принадлежал Николай Серно-Соловьевич» 2.
Серно-Соловьевич прожил недолгую, но яркую и целеустремленную
жизнь. Сотрудничая в «Современнике» и других демократических
изданиях, -он в то же время явился одним из основателей и руководителей
тайного общества, вскоре принявшего название «Земля и воля». В годы
заточения в Алексеевском равелине, где он пробыл около трех лет, он
все же сумел сохранить связи с революционным подпольем.
Отправленный в сибирскую ссылку, Серно-Соловьевич и здесь принял участие в
подготовке восстания в Сибири, замышлявшегося русскими и польскими
революционерами.
Он был близок с Герценом и Огаревым, пробудившими в нем
протест против крепостничества и самодержавного гнета, с Чернышевским,
1 А. И. Г е р ц е н. Собр. соч. в 30 томах, т. XIX. М., 1960, стр. 59.
2 Н. В. Шелгунов. Воспоминания. М.—Пг., 1923, стр. 115.

360
И. Б. Володарский
заставившим его задуматься над вопросом о реальных путях
преобразования России, с Н. В. Шелгуновым, А. А. Слепцовым и многими другими
революционерами этого времени. В нем воплотились лучшие черты
«шестидесятника» — душевная чистота, бескорыстная преданность
поставленной цели, высокая принципиальность, ненависть к полумерам и
презрение ко всему колеблющемуся, шаткому, своекорыстному. Это нашло
отражение и в литературно-публицистических произведениях Серно-Со-
ловьевича, которые были для него таким же прямым делом во имя
революции, как и борьба за сплочение демократических сил русского
общества.
Н. А. Серно-Соловьевич родился 13(25) декабря 1834 г. в Петербурге.
Он был старшим сыном в семье чиновника военного министерства
А. П. Серно-Соловьевича, зачисленного вместе с семьей в дворянское
сословие за многолетнюю службу. Но это пожалование, происшедшее в
то время, когда Николаю было десять лет, не привело к существенным
переменам в жизни семьи: Серно-Соловьевичам, не обладавшим ни
родовыми, ни приобретенными имениями, средства к существованию, как и
прежде, доставлял лишь служебный заработок отца. Будущий
революционер был, в сущности, выходцем из той же разночинной среды, к
которой принадлежало большинство передовых деятелей его времени.
Рубеж сороковых — пятидесятых годов Герцен называл «свинцовой
эпохой» в истории России, когда всякое свежее слово, всякая неказенная
мысль карались как преступление. Александровский лицей, в котором
Н. Серно-Соловьевич после окончания в 1847 г. гимназии продолжал
образование (на казенный счет), готовил ответственных чиновников
крепостнического государственного аппарата и был в те годы одним из самых
консервативных учебных заведений, находясь под особым пристальным
вниманием официальных властей. Обладая незаурядными способностями,
Серно-Соловьевич в течение всех шести лет юбучения «выказывал
отличные успехи и примерную нравственность»,— как говорилось в лицейском
документе «О выпуске воспитанников» за 1853 г. Здесь он близко
сходится с некоторыми лицеистами, интересы которых, как и самого Серно-
Сюловьевича, выходили за рамки казенного образования. В числе этих
лицеистов были А. А. Черкесов, А. А. Слепцов, И. Г. Борщов, А. А.
Рихтер — впоследствии видные участники освободительного движения.
Серно-Соловьевича тяготил лицейский режим. Позднее, в поэме
«Исповедь», написанной в каземате Петропавловской крепости и отразившей
многие черты его биографии, вспоминая время юношеских лет, Серно-
Соловьевич называл его «печальным», оставившим «мрачный след» в его
сознании. Но, окончив лицей и вступив в самостоятельную жизнь,
18-летний Николай^Серно-Соловьевич был еще полон веры в незыблемость кре-

H. A, Серно-Соловъевич
361
постнических социально-политических порядков. Он признавался в поэме
«Исповедь»:
Как язвы, воли я боялся
И правду дерзостью считал.
Всему, что сильно, поклонялся,
А перед властью трепетал3.
Вскоре, однако, в его воззрениях происходят существенные сдвиги.
Большое влияние на формирование общественных взглядов молодого
Серно-Соловьевича оказала Крымская война. Ее ход с самого начала
обнаружил слабость крепостнической России. Особенно ярко обнажилась
отсталость крепостнической системы во время героической обороны
Севастополя. Эта тревожная пора и явилась для Серно-Соловьевича, по его
позднейшему признанию, временем быстрого созревания и развития
антикрепостнических убеждений.
Чувства патриотизма и национального достоинства, жгучей
ненависти к рабству и тирании руководили Серно-Солювьевичем, когда он в
поисках «истины» пытался понять пути борьбы за общественное
благополучие. Он мечтает об ином поприще, чем то, к которому его готовили семья
и лицей. Об этом периоде своих идейных исканий Серно-Соловьевич так
рассказывал в «Исповеди»:
Я в людях только братьев видел,
Бесстрашно истины искал,
Всем сердцем рабство ненавидел
PI тиранию презирал4.
И далее:
Дремал я праздно четверть века,
Но Севастополь застонал,
Тот стон скоробил человека.
Я гражданином русским стал!
С тех пор иная мне дорога,
Светила правды мне заря.
Оковы рабства у порога
Отцов, стряхнул я, говоря:
«Вперед! Вперед! Страна больная,
Тебе теперь принадлежу.
Вот жизнь моя: ее, родная,
Я за тебя не пощажу».
3Н. А. Серно-Соловьевич. Исповедь.— «Литературное наследство»,
т. 25/26, стр. 430.
4 Там же, стр. 430, 43ß.

362
И. Б. Володарский
На созревание демократических воззрений Серно-Соловьевича,
несомненно, оказала влияние передовая русская и зарубежная литература
и прежде всего произведения Герцена и Огарева. «Вы первый,— заявлял
Серно-Соловьевич в письме к Огареву 19 ноября 1860 г.,— дали мне имя
друга, и я счел это не пустою фразою, тем более, что уже давно, прежде
чем Вы даже знали о моем существовании, мы были свои по чувствам,
; убеждениям и цели, достижение которой поставили главной задачей
жизни» 5. Сочинения этих выдающихся мыслителей он стал внимательно
изучать еще в середине пятидесятых годов в петербургском кружке
М. В. Трубниковой, дочери декабриста В. П. Ивашева, известной
общественной деятельницы шестидесятых годов. В него, кроме братьев Н. А.
и А. А. Серно-Соловьевичей, а также младшей сестры М. В.
Трубниковой — В. В. Ивашевой, входили А. А. Черкесов, И. И. Шамшин, А. А.
Сабуров, братья Рихтер, Е. А. Шакеев и др.6 С этого времени идейные
искания Серно-Соловьевича все более приобретают социалистическую
окраску.
Резко отрицательное отношение вызывает у него ход подготовки
«крестьянской» реформы, начало которой положили известные царские
рескрипты в 1857 г. Назначенный после окончания лицея на службу в
государственную канцелярию, в отделение дел государственного секретаря
(на которое было возложено приведение в порядок документации
Секретного, а затем Главного комитета по крестьянскому делу), он * был хорошо
осведомлен о ходе подготовки реформы. В середине 1858 г. Серно-Со-
ло'вьевичем была составлена «Записка», в которой, по его выражению,
давался «очерк общего положения в государстве, очерк далеко не
светлый». Эта «Записка» была затем вручена им лично Александру II. В ней
Серно-Соловьевич указывал на то, что противники «крестьянского дела»
имеют «(много силы и власти» и были бы непрочь вовсе «отстранить этот
вопрос» или «разрешить его такими мерами, которые, быть может,
заставят сожалеть о крепостном состоянии» 7.
Явившаяся итогом напряженных раздумий, «Записка» ясно
свидетельствует о прочных антикрепостнических позициях ее автора. В ней
подчеркивается, что самые «дорогие интересы России сосредоточены в
настоящее время в крестьянском деле», и единственный выход из
переживаемого страной кризиса,— полагает Серно-Соловьевич,— это
немедленная и справедливая ликвидация крепостного права, «старого порядка,
причинившего столько зла нашему отечеству» 8.
5 Цитаты из писем Серно-Соловьевича, публикуемых в настоящем издании,
даются без ссылок на страницы.
6 См. В. В. Черкесова. Мария Васильевна Трубникова.— 1«Женское дело», № 112.
СПб., 11899, стр. 22.
7 Н. А. Серно-Соловьевич. [Записка об отмене крепостного права и
откупов].—Гос. библиотека им. В. И. Ленина, Отдел рукописей (РОБЛ), ф. 280, п. 11,
ед. хр. 52t, л. 8.
8 Там же, л. 5.

H. A. Серно-Соловъевич
363
В это время он, как и мноше представители русской демократии, в том
числе и издатели «Колокола», верил в коренное преобразование России
с помощью реформ, осуществляемых самодержавием под давлением
общественного мнения.
|«3апжжа» вызвала множество толков в бюрократических кругах. По
Петербургу распространились слухи, что за проявленную «дерзость» Сер-
но-Соловьевич будет помещен в сумасшедший дом. Однако Александр II,
который, по выражению Герцена, тогда еще «играл в либерализм», не
пошел на этот шаг. Тем не менее после подачи «Записки» дальнейшая
служба Серно-Соловьевича в государственной канцелярии стала
невозможной; в декабре 1858 г. Серно-Соловьев'ич был назначен в Земский
отдел Министерства внутренних дел и направлен в Калугу
делопроизводителем дворянского губернского комитета «по устройству быта
помещичьих крестьян». В работах Калужского комитета он участвовал в течение
первой половины 1859 г.
Здесь установились близкие отношения между ним pi
амнистированными декабристами — Г. С. Батеньковым, П. Н. Свистуновым, Е. П.
Оболенским pi особенно петрашевцем Н. С. Кашьжпым. Серно^Соловьевич
испытывал чувство глубокого уважения к этому «задушевному кружку
людей». Однако идейная близость между ним pi ветеранами
освободительной борьбы предшествующих десятилетий сохранялась недолго —
бывшие декабристы и петрашевцы в то время уже не считали
необходимым революционное преобразование России, у Н. Серно-Соловьевича же,
напротив, зарождались сомнения в эффективности мирных путей.
Александр Серно-Соловьевргч, выдающийся деятель русского освободительного
движения, раньше старшего брата разуверившийся в «революции
сверху», в одном из своих писем начала 1859 г. заметил, что Николай
«сильно зреет» 9.
В июле 1859 г. в связи с окончанием работ Калужского комитета
Н. А. СерночСоловьевич возвратился в Петербург на службу в Земхжий
отдел. С этого времени на его идейное развитие, наряду с
продолжающимся влиянием Герцена и Огарева, все более возрастающее воздействие
оказывают Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. В этом отношении
очень характерно его признание в одном вез писем к Капгкршу (25 ноября
1859 г.): «...„Современнику" отдаю полное предпочтение перед ,,Русск[им]
вестниксм", говоря собственно о политике; Чернышевского ставлю
положительно во главе наших публицистов». Это противопоставление
либеральному в то время журналу Каткова полр1тической лишш
«Современника» и солидаризация с ней показывает те сдвиги, которые происходшш
9 А. А. Серно-Соловьевич. Письмо И. И. Шамшину от 20 февраля 118150 г.,
См. М. Л© м к е. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов». СПб.,
1908, стр. 262.

364
И. Б. Володарский
в мировоззрении Серно-Соловьевича в годы революционной ситуации
в России.
Близкое знакомство Серно-Соловьевича с материалами готовившейся
реформы и закулисными интригами немало способствовало изживанию
либеральных иллюзий. «Ход дел мне не понутру...— делился он своими
впечатлениями с Кашкиным.— Между тем мысль развивается и берет
свое; требования становятся с каждым днем сильнее».
Все более утверждаясь в своих взглядах, Серно-Соловьевич счел
бессмысленным и противным гражданскому долгу оставаться на службе в
правительственных органах. В уже цитировавшемся письме Кашкину он
пишет: «...оставаться теперь на службе, подавать руку направлению,
которому не сочувствуешь и в которое не веришь, решительно не следует».
Наиболее существенной стороной идейной эволюции
Серно-Соловьевича явилось изменение его воззрений на народ. От интереса и
сочувствия к положению народных масс он все ближе подходил к пониманию
его решающей роли в юбщественном развитии, к признанию
правомерности революционных средств борьбы, справедливости действия самих масс
«снизу, насильственно» (как он пишет в своем «Проекте действительного
освобождения крестьян», наст, изд., стр. 7). В революции, правда,
Серно-Соловьевич видел в то время лишь один из возможных, но не
единственный путь прогрессивного общественно-исторического развития
страны.
Сделав решительный шаг в направлении к революционному
демократизму, Серно-Соловьевич тем не менее в те годы еще не вполне отказался
от надежды на «обещания и законы старого самодержавного
правительства» 10. Об этом свидетельствуют, например, его статьи, относящиеся
ко второй половине 1859 г., в которых он изобличал многочисленные
злоупотребления в акционерном обществе «Сельский хозяин», не связывая,
однако, отдельные пороки русской жизни с характером всего социально-
политического строя России. С острой критикой такого рода изобличений
выступил Н. А. Добролюбов, справедливо усмотревший в них проявление
либеральной тенденции.
Между тем в иностранных обозрениях, которые Н. А.
Серно-Соловьевич вел тогда в «Журнале для акционеров», он особенно останавливался
на фактах, свидетельствующих о нарастании освободительной борьбы за
рубежом, о сопротивлении народов, ставших жертвами колониального
грабежа Англии, Голландии, Франции, Испании. «В Китае, в Индии,
в Америке, в Африке,— писал Серно-Соловьевич,— всюду возникают
недоразумения между туземцами и европейцами, конечные результаты
которых далеко неизвестны» и.
10 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 13, стр. 34
11 Н. А. Серно-Соловьевич. Иностранная хроника.—«Журнал для
акционеров. Еженедельная газета», 8 октября 1859 г.

H. A. Серно-Соловъевич
365
В конце 1859 г. Серно-Соловьевич порывает с официальной службой
и решает посвятить себя общественной борьбе. «Главное,— писал он
4/16 мая 1860 г. Н. С. Кашкину,— надо решить в самом себе вопрос:
веришь ли в Россию, в движение вперед, в собственные убеждения,—
решить его положительно или отрицательно, но не оставаться посредине.
Я говорю по собственному опыту; я был тревожен, беспокоен, метался во
все стороны именно потому, что этот вопрос оставался нерешенным;
теперь я решил его, решил положительно и сообразно этому определил
образ действий».
Почти весь 1860 г. Серно-Соловьевич провел за границей — в
Германии, Англии, Франции, Бельгии, Италии и Швейцарии. Революционная
ситуация в России, борьба трудящихся масс европейских государств
против гнета капитала, а также нараставшее демократическое и
национально-освободительное движение — все это в огромной мере способствовало
углублению революционной направленности идейных воззрений Н. А. Сер-
но-Соловьевича.
С исключительным вниманием он продолжает следить за развитием
социально-политической и экономической мысли своего- времени. Он
проявляет живой интерес к судьбам славянских народов, их прошлому, их
общественной мысли, положению крестьянства. Его горячо волнует
положение западных славян, находившихся под гнетом монархической
Австрии и деспотической Турции. Его размышления на эти темы отрази-
лр1сь в брошюре, характеризующей отношение России к «восточному
вопросу», изданной им на французском языке12.
îlo его мнению, борьба итальянского народа за независимость
приобретала всеевропейское значение. Теперь отчетливее, чем прежде, он
связывает неизбежное утверждение национальной самостоятельности
Италии с победоносным исходом борьбы ее демократических сил.
«Экспедиция Гарибальди,— писал Серно-Соловьевич Н. С. Кашкину 4/16 мая
i860 г.,—вдвойне восхищает меня. Во-первых, люди такого закала не
могут не освободить Италию, во-вторых, самое явление таких людей
среди общего нравственного растления служит светлым залогом нового
мира... Я твердо верю, что вся Италия будет свободна». В числе
передовых деятелей европейских стран, с которыми у Серно-Соловьевича
завязываются личные отношения, были такие видные представители
итальянского демократического движения, как Джузеппе Маццини и Маури-
цио Квадрио.
Наблюдения над жизнью европейских стран обогатили
Серно-Соловьевича новым опытом. Будучи непримиримым врагом крепостничества, он
вместе с тем более последовательно, чем раньше, видит социальные
противоречия буржуазного общества. Считая, что в капиталистических
12 [Н. А. Серно-Соловьевич]. La Russie et la Question d'OTient. Paris, I860.

363
И. В. Володарский
странах Западной Европы коренные перемены становятся все более
неизбежными, он разоблачает политические устремления буржуазии,
мечтавшей об увековечении своего господства. «Средние классы,—
писал Серно-Соловьевич в том же письме,— напротив того, как нельзя
довольнее настоящим и враждебны всякой перемене».
Н. А. Серно-Соловьевич прекращает сотрудничество в либеральном
«Журнале для акционеров». В шрцеповских «Голосах из России»
появляется одно из наиболее значительных произведений Серно-Соловьеви-
ча — «Проект действительного освобождения крестьян». В этом
произведении он подвергает резкой критике помещичье-гкрепостнический строй,
«насилие, произвол, несправедливость», подвергает критике проект
реформы, подготовленный царским правительством и защищает демокра-
тическую программу решения крестьянского вопроса.
Настаивая на сохранении за крестьянами земель, находящихся в их
владении, на крестьянском самоуправлении, свободном от помещичьего
вмешательства, он выступает как принципиальный противник
дворянского выкупа, который предусматривался официальным проектом и
означал, по существу, ограбление крестьянских масс и сохранение во многом
отношений старого крепостнического общества. На вознаграждение по-
мепщки,— утверждал Серно-Соловьевич в «Проекте действительного
освобождения крестьян»,— «не имеют права: право на личность крестьян
было несправедливостью; прекращение же несправедливости не должно
сопровождаться вознаграждением того, кто пользовался ею:'иначе
несправедливость будет оправдана в принципе. Земля крестьянская
непосредственно не приносила помещикам никакого дохода. К тому же оценка
ее физически невозможна за першением данных для вычисления
стоимости труда и издержек крестьян, удобривших землю» (наст, изд., стр.
16—18). Одновременно он намечает в своем «Проекте» ряд важных и
необходимых, по его мнению, политических преобразований,
осуществление которых должно было привести к замене самодержавного правления
«правильным государственным устройством».
Вместе с тем в «Проекте» Серно-Соловьевич ем проводится мысль о
том, что освобождение крестьян с землею представляет собой
обязательное условие торжества «нового общественного порядка», т. е.
утверждения в России общднного социализма.
Еще в начале 1860 г., перед отъездом за границу, Серно-Соловьевич
становится сотрудником «Современника». Его первая статья «Разбор
трудов Комиссии для устройства земских банков» была опублргкована в
июльском номере журнала. В этой статье отчетливо проступает мысль,
что только решительная ломка существующих устоев приведет к
действительному социально-политическому преобразованию страны. Он
решительно высказывается против «полумер», сохраняющих основы
существующих отношений: «Переходные меры или, правильнее, полумеры

И. А. Серно-Соловъевич
367
могут быть оправдываемы разве в теории афоризмами; на практике
никогда... Опыт истории свидетельствует о всегдашней несостоятельности
полумер, неудаче их в применении. В основании Pix лежит шаткость и
нерешительность — самые вредные свойства для реформ; общество, для
которого они проектируются, всегда против них» (наст, изд., стр. 59). Так
началась борьба Н. А. Серно-Соловьевича с российским либерализмом.
В начале 1860 г. в Лондоне состоялось личное знакомство с Герценом
и Огаревым, с которыми у него установились тесные дружеские
отношения. «Я отправился в Лондон и провел там две недели,— сообщал он
Кашкину 4/16 мая 1860 г.,— вернулся освеженным, бодрым, полным
энергии более, чем когда-либо». А через несколько месяцев в письме к
Огареву 19 ноября 1860 г. Серно-Соловьевич заявлял: «...сильнее любить Вас,
быть с Вами более 'заодно, как я,— невозможно». В свою очередь
Н. А. Серно-Соловьевич произвел глубокое впечатление на «лондонских
пропагандистов». «Да! Это деятель, а может и организатор» 13,—
отзывался Огарев о Серно-Соловьевиче в письме к Герцену от 31 августа 1860 г.
Исторические судьбы родной страны, русского народа находились в
центре внимания Серно-С!оловьевича — публициста и общественного
деятеля. Именно горячее стремление принять более близкое участие в
общественно-политической борьбе, развертывавшейся в России, побудило его
ускорить свое возвращение в Петербург. Серно-Соловьевич вернулся из-
за границы, по-видимому, в конце декабря 1860 г.
Возвращение в Россию открывает новый период в публицистической
и революционно-практической деятельности Н. А. Серно-Соловьевича.
Его приезд в Петербург совпал с дальнейшим обострением
революционной ситуации в стране в связи с обнародованием «Положений» 19
февраля. Теперь в обстановке острых социальных столкновений, резкого
усиления крестьянского движения 'завершается становление революционно-
демократических убеждений Серно-Соловьевича. «Несчастная развязка
этого (крестьянского.— И. В.) вопроса,— утверждал он теперь в работе
,,Окончательное решение крестьянского вопроса" (наст, изд., стр. 138),—
убеждает, что ни на какие реформы надеяться нечего».
Чрезвычайно важную роль в преодолении Серно-Соловьевичем
либеральных иллюзий и окончательном утверждении на позициях
последовательного революционного демократизма сыграло его тесное общение
с Н. Г. Чернышевским. Несомненно, что Чернышевскому больше всего
импонировали в Серно-Соловьевиче его готовность к борьбе и
непримиримое отношение к полумерам. Уже в начале февраля 1861 г.
Чернышевский сообщал Добролюбову: «Порадуйтесь: я в закадычной дружбе с Ник.
Серно-Соловьевичем» 14.
13 «Русские пропилел», т. IV, М., 1917, стр. 23ö.
44 Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. кюч. в 15 томах, т. XIV. М,, Г949,
стр. 4123.

от
И. Б. Володарский
С этого времени Серно-Соловьевич становится одним из идеологов
революционно-демократического лагеря. Произведения Н. Серно-Соловье-
вича, публиковавшиеся в «Современнике», «Веке», на страницах
эмигрантской печати и выходившие отдельными изданиями, ва многом обогатили
передовую общественно-политическую, экономическую и философскую
мысль шестидесятых годов.
После Чернышевского и Добролюбова Серно-Соловьевич был,
несомненно, наиболее видным руководителем внутрирусского центра
освободительного движения. Значительна его роль в создании и руководстве
«Землей и волей», самого крупного революционного общества эпохи
падения крепостного права. Входя в руководящее ядро тайного общества,
сложившегося, как свидетельствует ряд источников, летом 1861 г.,
Серно-Соловьевич принимал самое живое участие в разработке программных
требований, тактики, организационных принципов общества. В 1861—-
1862 гг. он развивает энергичную деятельность по собиранию
революционных сил в Петербурге и в провинции. Вся эта работа проводилась Серно-
Соловьевичем в тесной связи с Н. Г. Чернышевским. «Николай
Гаврилович,— сообщает А. Слепцов (в передаче М. Лемке),— беседовал с А. и Н.
Серно-Соловьевичами, выслушал <их очень внимательно, с горевшими
глазами и неослабевавшим интересом... Чернышевский интересовался
работой нарождавшегося общества (тогда еще не имевшего названия) и при
свиданиях с бывшими у него братьями и со мной, всегда притом в
отсутствие своей жены, то подвергал критике наши очередные проекты, то
давал советы» 15.
Серно-Соловьевичу удается организовать под видом легальных
учреждений опорные пункты «Земли и воли», позволявшие вести
революционную пропаганду и конспиративную работу. Важное значение в этом
отношении имели книжный магазин и библиотека, открытые им в Петербурге
на Невском проспекте при содействии видных участников
освободительного движения — А. А. Слепцова, А. А. Серно-Соловьевича, И. Г. Бор-
щова, А. А. Черкесова. Здесь были сосредоточены издания прогрессивной
русской и зарубежной литературы, сочинения, в частности, В. Г.
Белинского, Н. А. Добролюбова, Н. П. Огарева, Т. Г. Шевченко, М. Л.
Михайлова. Как свидетельствует Николадзе, участник известных студенческих
волнений 1861 г.: «Штаб-квартирою студенчества по закрытии
университета стал книжный магазин и библиотека для чтения Н. А.
Серно-Соловьевича...». Сюда охотно стекалась революционно-настроенная
молодежь, имея возможность откровенно обсудить волновавшие ее вопросы.
«Тут мы имели возможность читать все что угодно... Здесь можно было
15 А. И. Герцен. Поли. собр. соч. и писем, под ред. М. К. Лемке, т. XVI. Пг.,
1920, стр. 75.

H. A. Серно-Соловьевич
369
узнать все политические и литературные новости, в печати не
появлявшиеся, видеть почти всех знаменитостей, а нередко и знакомиться с
ними» 16. Энергичное участие принимал Серно-Соловьевич в издательской
деятельности демократов-революционеров, в работе воскресных школ, в
создании периферийных очагов «Земли и воли».
Крупную роль сыграл Серно-Соловьевич и в упрочении
революционных связей между петербургским и лондонским центрами русского
освободительного движения. Этому в значительной степени способствовала
переписка с руководителями «Колокола», участие Герцена и Огарева в
осуществлении издательских замыслов Серно-Соловьевича, попытка
последнего издать в России произведения Герцена и т. д.
Н. А. Серно-Соловьевич, один из наиболее талантливых организаторов
революционно-демократиче'С'кого лагеря, был, по выражению Слепцова,
члена центрального комитета «Земли и воли», наряду с Чернышевским,
«душою» всей «освободительной работы после 19 февраля» 17.
Be удивительно, что царское правительство видело в Серно-Соловье-
виче опасного и непримиримого своего врага. Этим следует объяснить, что
реакция, резко усилившаяся в стране к середине 1862 г., один из первых
своих ударов направила против Н. А. Серно-Соловьевича.
Важно отметить, что В. И. Ленин в статье «Гонители земства и анни-
балы либерализма», указывая на многочисленные аресты политического
характера того времени, вслед за именем Чернышевского назвал имя
Н. А. Серно-Соловьевича 18.
Изъятые у возвращавшегося из^за границы П. А. Ветопшикова
письма Герцена, Огарева, Келысиева и других эмигрантов, адресованные к
разным лицам в Рюссии, в том числе и к Серно^Соловьевичу, послужили
поводом для его ареста. Заключение в крепость последовало 7 июля
1862 г., через несколько часов после ареста Чернышевского. Казематы
Алексеевскою равелина «поглотили в один день учителя и ученика» 19,—
писал позднее Утин.
В известном «процессе 32-х» («О лицах, обвиняемых в сношениях
с лондонскими пропагандистами») Серно-Соловьевич, бесспорно, был
главной фигурой. Недаром для многих современников весь процесс был
«делом Серно-Соловьевича». Процесс длился почти три года (несмотря
на отсутствие улик). Серно-Соловьевич держался с исключительной
стойкостью и выдержкой. Сознавая неотвратимость расправы царизма, он
16 Н. Николадз'е. Воспоминания о шестидесятых годах.— «Каторга и ссылка»,
1927, № 34, стр. 32i.
17 См. В. Б о г р а д. О мемуарах А. А. Слепцова.— «Литературное наследство»,
т. 67, стр. 670.
18 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 5, стр. 29.
^ Н. И. Ути н. А. А. Серно-Соловьевич.— «Литературное наследство», т. 67,
стр. 725.
24 н,- А. Серно-Соловьевич

370
И. Б. Володарский
рассматривал итога упорной» самозащиты как свою моральную победу.
«Что защита была хороша — я видел из всего»,— заявлял он в
конспиративном посьме А. А. Серно-Соловьевичу первой половины 1864 г. И
добавлял: «Я же сам весьма доволен, что удалось никого не замешать и
перевить два года тюрьмы, оставшись самим собой».
В. Петропавловской крепости он изыскивает все новые и новые
средства, которые позволили бы ему участвовать в освободительной борьбе.
Через брата, В. А. Серно^Соловьевича, и управляющего книжным
магазином землевольца, А. А. Рихтера, он продолжает поддерживать связи
с волей, с революционным подпольем. Эпистолярное наследие Серно-Со-
ловьевича и другие документы содержат свидетельства его
осведомленности о наиболее важных событиях общественной жизни этого времени
(в частности, о восстании в Польше, начавшемся в январе 1863 г.), а
также о деятельности «Земли и воли». Он пытался сохранить связь и с
русской революционной эмиграцией. Об этом говорят переправленные им
из крепости в первой половине 1864 г. конспиративные письма, одно —
к Герцену и Огареву, а другое — к брату Александру, находившемуся за
границей.
Серно-Соловьевич и в каземате продолжает свою литературную
деятельность. Здесь им были созданы яркие произведения по общественно-
политическим и экономическим вопросам, социологии, оригинальные
литературно-художественные произведения — стихи, драмы, осуществлены
многочисленные переводы.
К сожалению, многие сочинения Серно-Соловьеозича, написанные им
в крепости, до сих пор не обнаружены. Но произведения, которые
сохранились, показывают, что его революционные взгляды не только не были
поколеблены, но еще более углубились. Серно^Соловьевич сознавал, что
изменение обстановки в стране, вызванное наступлением реакции и
спадом демократического движения, отодвигает время наступления народной
революции. Но он по-прежнему твердо верил в ее неотвратимость.
«Главное, что я смотрю вперед с полным доверием. Делать нечего. Закон силы
против нас. Он неумолим и неотразим. Но имеющие баланс в свою пользу
доживают свой век,— мы начинаем свой. Они не понимают этого и
потому обстоятельства через 10 лет выведут нас на арену»,— утверждал он
в 1864 г. в цитировавшемся письме А. А. Серно-Соловьевичу. На
неизбежную пооеду демократической революции намекал он, когда писал
из каземата Петропавловской крепости Герцену и Огареву: «Дитя будет,,
но должно созреть».
Приговоренный к вечному поселению в Сибири, Серно-Соловьевич в
июне 1865 г. был отправлен по этапу к месту ссылки. Попытка
петербургских и польских революционеров организовать его побег не удалась. Еще
в пересыльной московской тюрьме Серно-Соловьевич завязал близкие
отношения с польскими революционерами, осужденными за участие в

H. A. Серно-Соловьевич
371
восстании 1863 г. Вскоре Серно-Соловьевич и его товарищи задумали
организовать революционное выступление в Сибири. Как свидетельствует
в своих воспоминаниях Пантелеев, в успехе восстания «Серно-Соловье-
вич не сомневался; он по дороге имел возможность вступить в сношение
с местными жителями и, по-видимому, вынес впечатление, что восстание
найдет поддержку и может повести не только к освобождению ссыльных,
но и вызовет революционное движение сначала в Сибири, а затем и в
России» 20.
Н. А. Серно-Соловьевич стал во главе руководящего центра,
готовившего восстание; он был основателем тайной организации в Красноярске.
Ему принадлежит прокламация «Во имя правды и воли и ради вечного
благополучия всех и каждого». В этом программном документе борьбы
он призывает к сплочению народные массы, солдат и политических
ссыльных в целях свержения царизма и установления в стране справедливого
социального строя. Прокламация заканчивается страстным призывом:
«Народ, встань честно, смело и дружно за правду и волю». ч
Своей деятельностью как в годы, предшествовавшие ссылке, так и в
период пребывания в Сибири Серно-Соловьевич во многом способствовал
развитию русско-польских революционных связей в начале шестидесятых
годов.,
Руководящий центр разрабатывал план восстания и предпринимал
деятельные меры к его практическому осуществлению. Однако в разгар
подготовки восстания члены центра были выданы провокатором и
арестованы.
Смерть избавила Н. А. Серно-Соловьевича от новых тяжких
репрессий. Он умер 14 февраля 1866 г. в Иркутске на тридцать втором году
жизни.
* * *
Идейные искания Н. А. Серно-Соловьевича отразились в его
публицистике.
Начиная с «Проекта действительного освобождения крестьян», он
проводит мысль, что система общественных отношений в России стала
тормозом и даже преградой для дальнейшего развития страны. Он подвергает
самой решительной критике крепостнический строй, в котором видит
главную причину экономической отсталости России и всех бедствий
народа. Однако до 1861 г., пока его вера в возможности самодержавия не была
окончательно разрушена, он относился к реформе как к одному из
предполагаемых (и даже более желательных) путей общественного
преобразования России. «Весь вопрос в том, сумеет ли настоящее правительство,—
20 Л. Ф. П а в т е л е е в. Воспоминания. М., 1958, стр. 567..
24*

372
И. Б. Володарский
писал Серно-Соловьевич в „Проекте действительного освобождения
крестьян",— повести Россию вперед путем мирным, предугадывая
потребности времени, само уступая народу свои привилегии; или же оно будет
упорствовать на том пути, которым идет теперь, который ведет народ
к совершению реформ путем насильственным» (наст, изд., стр. 51).
По-иному Серно-Соловьевич подходит к это1му вопросу после своего
возвращения из-за границы. В эти и в последующие годы его критика
самодержавно-помещичьего строя приобретает наибольшую зрелость,
особенно в таких произведениях, как «Размышления по поводу статьи
г. Шилля...», «Окончательное решение крестьянского вопроса», «О
проекте преобразования земских повинностей», «Петербургские городские
выборы» ,и др.
Он приходит к выводу, что в условиях самодержавия с его
бюрократическим механизмом управления и системой покровительства
помещикам невозможны никакие последовательные реформы. «Ни одно коренное
и дельное преобразование,— отмечал Серно-Соловьевич в работе
„Окончательное решение крестьянского вопроса",— невозможно у нас при
настоящем канцелярском порядке. Он неспособен и несостоятелен, он
анахронизм, он живучая руина, соприкосновение с которой мертвит и губит
самые лучшие мысли и планы. Ход и исход крестьянского вопроса и всех
предпринятых в последнее время реформ окончательно доказали это»
(наст, изд., стр. 92).
Ту же самую мысль Н. А. Серно-Соловьевич выразил в 1863 г. во
время заключения в Петропавловской крепости, когда подлинный характер
«крестьянской» реформы выявил себя на практике. «Вера в старую
систему,— писал он,— потрясена окончательно и безвозвратно. Она всеми
признана несостоятельною. Все многочисленные преобразования
клонятся к разрушению ее. Между тем она все еще господствует, только
лишенная всякого единства. В этом именно заключается главная причина
малого успеха шестилетних реформ. Или одною рукою разрушается то, что
поддерживается другою» 21. Для Серно-Соловьевича окончательно стало
ясно, что перед Россией откроются безграничные возможности
прогрессивного развития лишь с полным уничтожением царского строя. По
мысли Серно-Соловьевича, в России необходимо «изменить порядок, при
котором сокровища, лежа под спудом, тлели и уничтожались, и страна,
способная быть первою по благосостоянию, была одною из беднейших в
Европе» («Размышления по поводу статьи г. Шилля», наст, изд., стр. 70).
В своих политических взглядах Н. А. Серно-Соловьевич близко
подошел к верной оценке социальных основ самодержавия, скорее угадывая,
чем понимая его классовый характер. Он отмечал органическую связь
21 Сб. «Революционное движение 1860-х годов». М., 1932, стр. 5'5.

H. A. Серно-Соловъевич
373
царизма с помещичьим классом и приходил к заключению, что
революционное ниспровержение старого крепостнического общества невозможно
без одновременного уничтожения всей государственной системы.
«Характер учреждений,— заключает он статью «Петербургские городские
выборы»,— обусловливается развитием общества, для которого учреждения
существуют; развитие общества обусловлено характером учреждений, им
управляющим. Одно в зависимости от другого, другое от одного. А мы все
надеемся, что одно изменится, когда другое неподвижно» (наст, изд.,
стр. 177).
В момент наивысшего подъема общественного движения, когда
близость народного восстания казалась революционерам начала
шестидесятых годов наиболее очевидной, они придавали первостепенное значение
критике реформы 1861 г. Это, действительно, являлось необходимым
условием для разоблачения царизма и половинчатой позиции либералов, а
также способствовало сплочению демократических сил русского общества.
Н. А. Серно^Соловьевич посвятил критике реформы свои наиболее
значительные труды — «Проект действительного освобождения крестьян» и
«Окончательное решение крестьянского вопроса». Первый из них он
писал в период доработки проекта «Положений», второй — был закончен им
вскоре после их обнародования. В «Проекте» Н. А. Серно-Соловьевич
еще видит возможность воздействовать на ход реформы, критикуя ее
основные положения и противопоставляя им собственное радикальное
решение главных вопросов отмены крепостного права «сверху». Что же
касается «Окончательного решения крестьянского вопроса», то здесь он
подробно разбирает «Положения» и отношение к реформе широких масс
крестьянства с последовательно-демократических позиций.
Исходя из мысли, что земля является не помещичьей, а народной
собственностью, Серно-Ооловьевич раскрывает грабительский характер
реформы, показывает, что «Положения» предусматривали интересы
помещиков, а не крестьян, что выкуп скрывал за собой цену не только земли,
но и личности крепостного, что крестьянские наделы были значительно
уменьшены и т. д.
Это приводит Серно-Соловьевича к заключению: «Крепостное право
объявлено отмененным — оно только видоизменилось. Отменен один
призрак, уничтожено только название.-Существо, права, последствия
крепостного права остались. Помещик остался вотчинником и полицейским
начальником — тем же барином; крестьянин по-прежнему плательщик
оброка, барщинник, крепостной; дворовый и батрак — обезземеленные
бобыли» («(Окончательное решение крестьянского вопроса», наст, изд.,
стр. 136-137).
Демократической программой крестьянского освобождения,
пропагандировавшейся Серно-Соловьевичем, предусматривалось «признание земли
народной собственностью», полное устранение социального и политиче-

374
И. Б. Володарский
оного гнета, предоставление крестьянам самостоятельности как в
экономической, так и в общественной жизни, обязательное сохранение и
упрочение общины. Эта программа, объективно носившая
буржуазно-демократический характер, была в условиях России шестидесятых годов
глубоко революционной, выражавшей сокровенные чаяния крестьянской
демократии. Осуществление этой программы ставилось Серно-Соловьеви-
чем и его единомышленниками в прямую связь с необходимостью
решительной, революционной ломки царско-крепостнического строя.
В произведениях Серно-Соловьевича начиная с 1861 г. разностороннее
освещение находит основная проблема освободительного движения —
вопрос о революции, ее движущих силах, тактике, целях. Пропаганде идеи
народного восстания как единственного пути социальных преобразований
в интересах масс Серно-Соловьевич придавал важное значение. Свой труд
«Окончательное решение крестьянского вопроса» он завершает выводом
о необходимости революционного разрешения кризиса: «...настоящий
общественный быт окончательно сгнил на корне и людям, достаточно
смелым, чтоб сознать это, ничего не остается делать, как собирать силы
для создания вместо него нового, лучшего порядка» (наст, изд., стр. 149).
Важнейшая мысль Серно-Соловьевича состоит в признании того, что
революции представляют собой закономерное явление, обусловленное
развитием общества. В самом факте существования социального
неравенства, при котором массы подвергаются неимоверному гнету и
беспощадной эксплуатации, заключен, по его мнению, источник нарастания
массового революционного движения. Эту мысль Серно-Соловьевич
демонстрирует на примере Франции XVIII в., проводя параллель между ее
положением перед революцией и положением России после реформы. Он
писал: «Кто следил за событиями и знает общие исторические законы, тот
не может сомневаться, что дело шло, идет и, верно, будет идти обычным
путем, потому что те же причины всегда рождают те же следствия... Во
Франции переворот длился почти столетие, катастрофа последовала через
30 лет после смерти Людовика XIV, с которым умерла там старая
система. У нас события должны идти гораздо быстрее, так как общая
атмосфера в Европе теперь совсем другая; это видно, сличая явления,
повторяющиеся в общих чертах с поразительным сходством» 22.
С позиций последовательного демократизма решал Серно-Соловьевич
и вопрос о движущих силах предстоящей революции. В русском народе,
в многомиллионных массах крестьянства, сохранивших, несмотря на
вековой гнет и насилия, великую жизнеспособность и энергию, он видит
неисчерпаемые революционные возможности, главную общественную силу
грядущей революции. Основной упрек, который он бросает авторам изве-
22 Цит. по кн.: М. Лейке. Очерки освободительного движения «шестидесятых
годов», стр. 215, 217.

H. A. Серно-Соловъевич
375
стной прокламации «Великорусе», состоит в том, что они обращаются не
к народу, а к «образованным классам». В «Ответе „Великоруссу"»
(принадлежность которого Н. А. Серно-Соловьевичу, на наш взгляд,
несомненна, подробнее об этом см. в примечаниях) Серно-Соловьевич
обосновывает мысль о революционной самодеятельности народа, которую
вскоре с новой силой развивает в статье «Мысли вслух». Он гневно
осуждает утверждение либералов, будто народ лишь пассивная, инертная
масса, и подчеркивает, что народ подчинялся существовавшему порядку
«не потому, чтобы не мог создать лучшего, а потому, что не чуял своей
силы. Теперь он начинает ее чуять» («Мысли вслух», наст, изд., стр. 167).
Формулой «все для народа и только народом» Серно-Соловьевич
наиболее четко выразил основную идею революционно-демократического
этапа освободительной борьбы.
Серно-Соловьевич придавал существенное значение вопросу об
организационном объединении сил для практической подготовки революции.
Именно ему принадлежало первое открытое выступление в печати по
вопросу о создании тайного общества для борьбы с самодержавием. Он
подробно говорит об этом в «Ответе „Великоруссу4'»—в одном из
важнейших программных документов «Земли и воли». Тайное общество
мыслилось Серно-Соловьевичем как боевая всероссийская организация,
спаянная единством цели и действующая нелегально. «Тысяча самых
решительных человек,— писал он,— взятых каждый отдельно, разбросанных
по городам и селам России, не знающих друг друга, считающих себя
одршокими, бесплодно мельчают и гибнут в массе мерзостей, даже не
пытаясь противиться им; соединенные в один союз, они проповедуют,
действуют, распространяют свои убеждения, они — сила» (наст, изд.,
стр. 236). Одну из главных задач общества он видел в слиянии
революционной интеллигенции с народом. Но предварительным шагом к такому
слиянию, по его замыслу, должно было служить организационное
объединение меньшинства из «привилегированных классов», порвавшего со
своим сословием, а также выходцев из народа. Тайное общество, по
замыслу Серно-Соловьевича, должно было стать непременным условием
народного восстания, орудием его подготовки и действенного руководства.
Эти мысли высказывались им также в поэме «Дети», в драме «Из
былого», в конспиративном письме к Герцену и Огареву из Алексеевского
равелина. Он стремился осуществить их при создании подпольного
общества «Земля и воля», а также тайной организации в Сибири. Но
революцию как акт, преобразовывающий общественный строй России, по
мнению Серно-Соловьевича, должны были совершить сами народные массы.
Основную задачу крестьянской революции он видел в уничтожении
феодального землевладения и в превращении .земли в «народную
собственность» с общинным владением. В «Окончательном решении крестьянского
вопроса» указывается на теоретическую возможность решения узловой

376
И. Б. Володарский
социальной проблемы России «двумя способами: или общею выкупною
мерою, или топорами». Однако, развертывая в деталях проект
финансовой операции, Серно-Соловьевич одновременно показывает его
практическую неосуществимость при данном общественном порядке. Таким
образом, он подводит читателя к выводу, что единственным путем
социально-экономического преобразования страны является «путь топоров »,
т. е. народная революция.
В полном соответствии с этим строилась и политическая программа
Серно-Соловьевича, предусматривавшая свержение царизма, ликвидацию
дворянско-чиновничьего управления и замену его самоуправлением
народа. Касаясь в «Ответе „Великоруссу"» вопроса о конституции, он
отмечал ее ограниченный характер, хотя и признавал, что «при ней будет
больше простора для действий». Однако в момент роста крестьянского
движения ему представлялось, что конституционное движение уводит
революционеров в сторону от их прямой задачи, и он следующими словами
выразил свое отношение к дворянскому конституционному движению:
«За конституцию стало бы, вероятно, почти все дворянство. Пусть
конституции добиваются те, кому она может быть полезна, нам не следует
ни помогать, ни мешать им теперь». Конституционным замыслам он
противопоставлял в это время право народа «устроиться и управляться самим
собою» («Ответ „Великоруссу"», наст, изд., стр. 238).
Между тем, среди бумаг, изъятых у Серно^Ооловьевича при аресте,
был обнаружен типично конституционный документ, послуживший
поводом для искаженной характеристики взглядов демократа-революционера
в буржуазно-либеральной, а отчасти и в советской историографии. Этот
документ, составлявшийся Н. А. Серто-Соловьевичем в первой половине
1862 г., носит название «Проект Уложения императора Александра II»,
который, действительно, формально стоит как бы особняком среди
публицистических произведений Серно-Соловьевича и даже как будто
противоречит его отношению к конституции, выраженному в «Ответе
„Великоруссу"». Однако по своему содержанию он предвосхищает идею земского
собора, ставшую для революционного подполья знаменем борьбы с
самодержавием во второй половине 1862 г. и в 1863 г.
В области аграрно-крестьянских преобразований ,«Проект Уложения...»
предусматривал немедленное прекращение обязательных отношений
крестьян к помещикам с сохранением за крестьянами их земельных наделов
и с правом каждого подданного России на владение 4 десятинами земли,
которые должны были отводиться соответствующим правительственным
органом. Социальночполитические преобразования решались, исходя из
равенства всех перед законом, выборности суда, полиции, отмены
рекрутчины и т. д. Таким образом, перед нами целая программа
демократического преобразования политического строя России. Ее демократизм
подтверждается и системой управления и выборов в верховные органы вла-

H. A, Серно-Соловъевич
377
сти. Хотя «Проект Уложения...» объявляет, что верховная власть в
России принадлежит царю, но фактически управление страной передается
в руки народного собрания, осуществляющего -законодательные функции,
руководство финансами и внешней политикой, контроль над
исполнительной властью в лице министерств и губернских собраний. Подробно
разработанный план деятельности народного собрания, губернских органов
власти и министерств оставляет на долю царя лишь право назначения
министров (действующих, однако, по инструкции народного собрания) г
право роспуска народного собрания (но с немедленным назначением
новых выборов) и осуществления процедуры открытия и закрытия по
окончании срока народного собрания.
Демократический характер носит и система выборов в народное
собрание. Хотя она предусматривает отдельные выборы от дворянства,
городов и сельского населения, но, по существу, сословный принцип
используется СерночСоловьевичем для обеспечения за народными
представителями подавляющего большинства в народном собрании. По замыслу Сер-
но-Соловьевича, дворянство должно быть представлено в народном
собрании двумя выборными от каждой губернии, что составляло, в общем,,
не менее 90 человек, тогда как сельское население посылало бы одного
представителя от 100 000, т. е. более 500 человек. Приблизительное
равенство сословий сохраняется лишь в губернских собраниях. Кроме того,
для избираемых устанавливался образовательный (но не
имущественный) ценз: для дворян—высшее образование, для крестьян—низшее.
Все это должно было гарантировать народное собрание от крепостников
и привлечь в государственный орган более активных из массы крестьян,
чтобы крестьяне не оказались в народном собрании безгласными.
«Проект Уложения...», несомненно, отразил тактические замыслы
революционной демократии, обусловленные известным размахом
конституционного движения в стране и стремлением расширить движение против-
самодержавия, сохраняя в то же время основные идейные .позиции, а
главное — опору на народ.
Конституционный проект Серно-Соловьевича явно предназначался для
легального распространения. На это указывает составленное им письмо
на имя Александра II, которое предполагалось, по всей вероятности,
вручить одновременно с конституционным проектом.
Важно заметить и то, что «революционная партия» предусматривала
в своей тактике осуществление таких шагов, которые, как
свидетельствует видный участник освободительного движения шестидесятых годов
Н. Утин, должны были вынудить царизм «на новый ряд
компрометирующих, скандалящих и позорящих его мер» 23.
23 Д. И. Утин. Пропаганда и организация. Дело прошлое и дело нынешнее.—
«Народное дело», Женева, I860, № 2—3, стр. 31.

378
И. Б. Володарский
Принимая деятельное участие в разработке социально-политической
программы революционной демократии, Серно-Соловьевич уделял
большое внимание наитиональному вопросу, рассматривая
антикрепостнические и национально-освободительные цели борьбы в неразрывном
единстве. Основу разрешения национального вопроса Серно-Ооловьевич видел
в полном устранении национального гнета и установлении добровольного
союза между народами, населяющими Россию. В «стремлении к свободе
и восстановлению национальностей» он справедливо усматривал характер
века. «Эту силу нельзя сломить штыками. Ее можно некоторое время
задерживать страшно дорогою ценою, но только для того, чтобы в конце
концов поплатиться егце дороже»24,— утверждал Серно-Ооловьевич.
Его демократизм в национальном вопросе ярко проявился в
отношении к польскому восстанию, начавшемуся в январе 1863 г. В
публицистических работах (в частности, в «Нескольких размышлениях...»,
вошедших в настоящее издание), записках, литературно-художественных
произведениях, наконец, в конспиративных письмах из Алексеевского
равелина он выражает глубокую симпатию к восставшему польскому народу
и солидарность с ним. Отношение Н. А. Серно-^Ооловьевича к восстанию
1863 г. полностью совпадало с позицией Чернышевского и Герцена.
Известно, что А. И. Герцен, подчеркивая единство русской революционной
демократии по этому вопросу, писал: «Мы и люди, погибшие, как
Михайлов, узники, как Чернышевский и Серно-Сол[овьевич], мы —
единственные, на которых нет пятен крови» 25.
Отстаивая необходимость превращения России в свободное
государство, Серно-Ооловьевич указывал на то, что самодержавие («старая
система»), «как червь точит Россию. Все отдельные реформы бессильны
против громадной массы ежедневно увеличиваемого ею зла» 26.
Осуществление этой задачи он ставил в непосредственную связь с борьбой
народных масс против крепостничества и царизма, с победоносным
исходом крестьянской революции.
Передовые деятели эпохи, осуществлявшие идейную подготовку
крестьянской революции, уделяли большое внимание разоблачению
либерализма. Видную роль в этой борьбе сыграла и публицистика Серно-Соловь-
евича. Еще в 1859 г., когда Серно-Соловьевич не вполне освободился от
либеральных иллюзий, он тем не менее был убежденным противником
«полумер» и нерешительности, присущих либерализму. Так, анализируя
события, происходившие в Италии, он следующим образом
характеризовал представителей «серединной партии»: эта партия «не умела восполь-
24 Сб. «Революционное движение 1860-х годов», <стр. 57—58.
25 А. И. Герце н. Поли. собр. соч. и писем, под ред. М. К. Лемке, т. XVII. Пг.,
4920, стр. 144—145.
26 Сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 66—67;

H. A. Серно-Соловъевич
379
зоваться удобною минутою, не приготовила вовремя Центральную
Италию к борьбе и таким образом положительно доказала свою
неспособность стоять во шаве правления в решительную эпоху» 27.
В дальнейшем он еще больше приблизился к пониманию классовой
природы либерализма. В статье «Разбор трудов Комиссии для устройства
земских банков» (1860), говоря о важных сторонах экономической
программы русских либералов, Серно-Соловьевич показывает, что она идет
вразрез с потребностями угнетенного крестьянства, предусматривает лишь
такие преобразования, которые способны принести «благодеяния» только
«части народного хозяйства, то есть дворянскому, помещичьему
хозяйству» (наст, изд., стр. 65).
'В либералах, рядящихся в тогу «благодетелей» народа,
Серно-Соловьевич видит деятелей, которые в действительности озабочены лишь
удовлетворением интересов «привилегированных классов». Для них .«народ,—
писал он в статье ,,Мысли вслух",— дело второстепенное. Они говорят
теперь: все для народа, а заканчивают: но не народом... Стало, программа
их будущей системы в сущности мало чем разнится от настоящей.
Формулою „все для народа, но не народом" ясно говорится „мы не народ11. А
народ никогда не будет с тем, кто не он» (наст, изд., стр. 166). Нельзя, на
наш взгляд, не видеть идейного единства между постановкой вопроса
о либерализме, содержащейся в «Мыслях вслух», и той уничтожающей
критикой либерального «общества», которая дана в «Ответе „Великорус-
су"». «„Общество",— говорится здесь, — никогда не пойдет взаправду
против правительства и никогда не даст народу добровольно, чего тому
нужно. „Общество" — это помещики-чиновники, у которых одни начала, одни
стремления с правительством, общность интересов, общность
преступлений; стало, серьезной вражды быть не может, могут быть только
размолвки о том, чтоб поровнее делиться правом теснить и грабить народ.
Да к тому же это общество точно так же дрябло и бессильно, как
правительство, которому оно постоянно служило дворней» (наст, изд., стр. 235).
Критика российских либералов у СержнСоло1вьев!ича была тесно
связана с его отношением к капитализму. В пору своей политической
зрелости он видит более глубоко, чем прежде, социальное неравенство,
непримиримую противоположность инт ер ее сив народа и ^привилегированных
классов» буржуазного общества, которое, как и крепостнический строй,
обрекает трудящиеся массы на страдания и нищету. Серно-Соловьевич
писал в «Современнике» «...противоположность и враждебность
интересов капитала и труда; громадная сплошная масса рабочего населения,
вечно трудящегося и вечно нуждающегося, ничем не обеспеченного и
27 Н. А. Серно-Соловьевич. Иностранная хроника.— «Журнал для
акционеров^,'26 ноября 1859 г.

380
И. Б. Володарский
представляющего живое противоречие экономической гипотезе, будто
,,капитал есть накопленный труд",— вот в общих чертах физиономия
финансового и экономического положения, установившегося в Европе»
(«Размышления по поводу статьи г. Шилля», наст, изд., стр. 69).
Ратуя за победу такого общественного устройства, которое бы
основывалось «на сочетании интересов всего народа», Серно-Соловьевич стоял
на позициях русского утопического социализма. На развитие его
социалистических убеждений, отчетливо проявившихся уже в «Проекте
действительного освобождения крестьян», наряду с Герценом и Огаревым
большое влияние оказал Н. Г. Чернышевский. Именно под его
воздействием Серно-Соловьевич постепенно преодолевает свое скептическое
отношение к возможности утверждения социализма в Западной Европе.
Н. А. Серно-Соловьевич, как и его соратники по революционной
борьбе, был одушевлен верой в возможность перехода к социализму через
крестьянскую общину. По его мнению, именно община, явившаяся
результатом отсталости России, предоставляет благоприятные
экономические условия, которые делают возможным утверждение в России
социализма. Он писал: «Россия, по общему характеру своих учреждений и
своего быта,— государство отсталое. Когда лучшие европейские
писатели говорят, что она во многом напоминает средневековую Европу, мы, к
несчастию, не можем опровергнуть этого фактами. Действительно,
английский народ уже в 16-м столетии пользовался большими
политическими правами, чем русский в настоящую минуту. Общее состояние
государства почти копия того, чем была Франция 150 лет назад. Но в
экономическом отношении эта отсталость имеет одну драгоценную сторону. Может,
благодаря ей, русский народ сохранил все особенности своего
хозяйственного быта. Это неоценимое преимущество» (наст, изд., стр. 214). Община
и являлась, по мысли Серно-Соловьевича, этой «драгоценной стороной»
социально-экономических условий России.
Он считал, что община сыграла великую роль в исторических судьбах
русского народа. Она помогла ему уцелеть, сохранить свои творческие
силы, жизнедеятельность и энергию, «(несмотря на вековой гнет самой
страшной обстановки». И если община, наряду с другими учреждениями,
составляющими «живые существующие основы» будущего общества, не
раскрыла до сих пор всех своих возможностей, то причины этого,
полагает Серно-Соловьевич, кроются в политическом строе, господствуюгцем
в стране. «Эти великие русские учреждения,— писал Серно-Соловьевич
в работе ,,0 мерах к умножению народного богатства...",— мир, артель,
общинное землевладение, круговая порука — не давали, правда, до сих
пор всех своих благих результатов. Виною — неблагоприятные
государственные условия» (наст, изд., стр. 214).
Он был глубоко убежден, что лишь решительная ликвидация царизма
может дать «простор великому мирскому началу развиваться во всех сво-

H. A. Серно-Соловъевич
381
их проявлениях» («Мысли вслух», наст, изд., стр. 168).
«Социалистические мечтания» Серно^Соловыевича, чья деятельность протекала в эпоху
нераздельности демократизма и социализма, в эпоху, когда
революционная мысль в России еще не поднялась до научного понимания
действительных закономерностей общественного развития, содействовали
укреплению его демократических воззрений, окрыляя и воодушевляя его. Его
значение как мыслителя и политического деятеля состоит в том, что он,
подобно Чернышевскому и Добролюбову, осуществление своих
общественных идеалов связывал с крестьянской социалистической
революцией, которая, оставаясь утопией, была тем не менее самым решительным
лозунгом борьбы против самодержавия и крепостничества.
Социально-политические взгляды Н. А. Серно-Соловьевича были
неотделимы от его передовых материалистических убеждений. Один из
представителей философской материалистической традиции в России, он
видел в идеализме «абстрактную философию», оторванную от
жизненных потребностей народных масс, использовавшуюся силами реакции и
обскурантизма. «Я убежден, например,— писал Серно-Соловьевич в
работе ,,Не требует ли нынешнее состояние знаний новой науки?",— что
абстрактная философия в руках обскурантов была величайшим орудием
для угнетения европейского ума... Недаром Наполеон I
покровительствовал идеологам и поощрял их занятия. Он очень хорошо знал, что пока
люди будут оставаться в отвлеченных сферах мышления, под носом у них
можно совершать все, что угодно, не нарушая ни паразитного
спокойствия их, не возбуждая и негодования в их холодном, филистерском
сердце» (наст, изд., стр. 189—190).
Отмечая тесную зависимость между передовыми философскими
идеями и развитием естествознания, он утверждал, что современное
естествознание добилось серьезных положительных результатов только потому,
что оно прочно стало на материалистические позиции, разорвав «всякую
связь с метафизическими пошлостями». В то же время он подчеркивал,
что естествознание и впредь пойдет по пути прогресса, если неразрывно
будет связано с потребностями общества и жизнью народа. «Если
естествознание ограничится одними научными выводами, не имея в виду
общественных вопросов,— оно попадет в ту же филистерскую колею, в
которую попала и отвлеченная философия» (наст, изд., стр. 190—191),—
заявлял Серно-Соловьевич. Материалистическое философское учение
явилось теоретической основой его атеистических убеждений.
Однако в своих взглядах на исторический процесс Серно-Соловьевич,
как и все представители домарксистской социологии, оставался на
идеалистических позициях. Особый интерес к теоретическим проблемам
общественного развития он проявил в годы заключения в Алексеевском раве-
лице. В той же статье «Не требует ли нынешнее состояние знаний новой
науки?» Серно-Соловьевич развивает мысль о необходимости новой науки

382
И. Б. Володарский
об обществе — социологии, назначение которой, по его мнению, должно
состоять в том, чтобы исследовать живое общество, со всеми нуждами
и потребностями, присущими ему. «На каждый век и на каждое
мыслящее поколение,— говорится здесь,— приходилось по своей задаче. Задача
нашего времени состоит в том, чтобы пересмотреть, объяснить и
привести в общее соэнание идею общественной жизни, изменив ее условия,
насколько они полезны общечеловеческому благосостоянию. Поэтому
возникает потребность в новой, по преимуществу науке общественной» (наст,
изд., отр. 190).
Социалогические воззрения Серно-Соловьевича, идеалистические в
своей основе, опирались, однако, на признание объективного существования-
законов общественного развития. И хотя он, как и все революционеры-
шестидесятники, усматривал основую закономерность исторического
процесса в прогрессе человеческих знаний, тем не менее самые поиски
объективных закономерностей способствовали появлению
материалистических тенденций в его оценках общественных явлений. Это, например,
проявилось в признании антагонистичности противоречий между
имущими и неимущими, эксплуатируемыми и эксплуататорами. Такое же
значение первоначальной постановки вопроса имела и мысль о роли
народных масс как движущей силы общественного развития. Аналогичная
направленность наблюдается и в критике общественно-политического
строя России, реформы 1861 г., в разоблачении либерализма и т. д.
Серно-Соловьевич придавал большое значение передовой'теории в
освободительной борьбе. Все его разнообразное литературное творчество
пронизано горячим стремлением связать передовую общественную мысль
с деятельностью борющихся масс. «Если наука,— писал он в статье ,,Не
требует ли нынешнее состояние знаний новой науки?",— стоит в борьбе
с действительными интересами человека и общественной его жизни, то
она без особенного огорчения для нас может отойти в область почтенного
и никому не нужного археологического мусора».
'В другом месте той же статьи он так формулировал эту же мысль:
«Облегчить людям их будущие страдания должно быть большим
наслаждением, но облегчить их силой ума и науки есть вместе с тем и
величайший подвиг» (наст, изд., стр. 190, 198—199). Его работы 1863—1865 гг.,
посвященные теоретическим проблемам, как бы обобщали всю его
предыдущую литературную и практическую борьбу против «старого
режима» за революционное переустройство общества.
В Алекееевском равелине Серно-Соловьевич обращается и к
литературно-художественному творчеству. Его поэмы, стихи, драматические
произведения проникнуты теми же идеями освободительной борьбы.
В поэме «Исповедь» и в незаконченном стихотворении «Дети» он
пытался раскрыть духовный облик и процесс идейного возмужания
передовых людей его поколения, стремившихся к революционному
преобразованию России.

H. A. Серно-Соловъевич
383-
Привлеченный бунтарской и вольнолюбивой поэзией Байрона, Серно-
Соловьевич тогда же осуществляет перевод драмы Байрона «Каин».
В 1864—1865 гг. он создает крупные 'драматические произведения —
«Из былоопо», «Кто лучше?» и «Андроник» (последнее не обнаружено)..
Они относятся к числу самых ранних в русской литературе
драматических сочинений, отразивших наиболее жгучие проблемы эпохи первого^
демократического натиска на царизм.
В пьесе «Из былого», впервые публикуемой в настоящем издании
дана широкая картина общественной жизни русского общества конца
пятидесятых — начала шестидесятых годов. Серно-Соловьевич в живых
образах рисует неустрашимых борцов, беззаветно преданных интересам;
народа. Особенно выразителен в этом отношении образ Петра Басова.
Разночинец по происхождению, деятель революционного подполья, Басов
убежден, что недалеко то время, ж>гда в обществе исчезнет социальная
несправедливость и наступит, наконец, «общее счастье». Вся его жизнь
подчинена революционному долгу. Сила духа и целеустремленность
Басова позволяют поставить его в один ряд с героем Чернышевского,
«особенным человеком» — Рахметовым.
Наряду с этим Серно-Соловьевич в своей пьесе разоблачает
представителей сил, открыто противостоящих прогрессу и революции (граф Еры-
гин, князь Пустовский, Семен и Василий Возницыны), а также людей
колеблющихся, предпочитающих «уклончивые» средства решительным
формам борьбы и поэтому скатывающихся в лагерь реакции (Сергей Воз-
ницын).
Весьма знаменательна та уверенность, с которой герой Серно-Соловье-
вича говорит о беспочвенности надежд представителей демократического
движения, еще склонных верить в возможность мирных преобразований
сверху: «У нас есть свои Позы,— говорит Басов,— есть высшие его
умом,— и все погибнут». Здесь, несомненно, слышится и осуждение
Серно-Соловьевичем своих собственных былых надежд, когда он, подобно
герою драмы Шиллера «Дон Карлос», пытался говорить правду
Александру II и был назван за это Герценом «последним маркизом Позой».
Серно-Соловьевич показывает условия, в которых происходило
формирование взглядов революционеров, подчеркивая огромное воздействие
передовой демократической литературы, воскресных школ, публичных
лекций. Особенно интересным в этом отношении представляется образ
Олыги Во'зницыной, под влиянием Басова перешедшей в лагерь
революционных борцов и решительно порвавшей со средой, из которой она
вышла. В финале пьесы Ольга обращается к отцу и брату с глубоким
убеждением в своей правоте: «Сила и власть в ваших руках. Законы пока
еще на вашей стороне. Недолго. Уж зародилась сила, которой вам не
купить, не замуровать. Общественное мнение за меня, за нас. Оно растет^
растет — и задавит вас со всеми вашими гнусными делами. С мнением

384
И. Б. Володарский
вам ничего не сделать. В вашем собственном доме ваша дочь и сестра
бросает вам в лицо слова правды. Клеймит ваши подлости. Этот протест
повторят тысячи лучших, благороднейших голосов» (наст, изд., стр.355).
Раню оборвалась жизнь Н. А. СерночСоловьевича. Недолгим был и
период его активной литературной и политической деятельности. Но все
свои силы он отдал страстному исканию социальной правды, проделав
огромный путь в развитии своих социальнонполитических взглядов от
либеральных надежд до попытки прямого участия в вооруженной борьбе
против царизма.
Этот путь отражен в его литературном наследии. Однако значение его
публицистических и художественных произведений состоит не только в
том, что они рисуют облик замечательного борца-шестидесятника. Они
ценны для нас как отражение идейной борьбы этого времени — времени
одной из первых схваток революционеров с самодержавием.
Характеризуя историческое значение эпохи падения крепостного
права, В. И. Ленин писал о ее деятелях: «Революционеры 61-го года
остались одиночками pi потерпели, по-видимому, полное поражение. На деле
именно они были великими деятелями той эпохи, и чем дальше мы
отходим от нее, тем яснее нам их величие...» 28. К этой когорте борцов
принадлежал и Н. А. Серно-Соловьевич. Еопо имя по праву стоит рядом с
именами корифеев русской освободительной мысли и революционного
движения, основоположников крестьянского социализма —
Чернышевского, Добролюбова, Герцена и Огарева, выдающихся предшественников
марксизма в России.
* * *
Н. А. СерночСоловьевич оставил многообразное и довольно обширное
литературное наследие. При жизни автора его публицистические
произведения дечатались на страницах «Современника», «Русского слова»,
«Века», а также в изданиях Герцена и Огарева. Однако произведения,
увидевшие свет при жизни автора, ни разу впоследствии не пер
впечатывались и дошли до нас в этих единственных изданиях, ставших теперь
библиографической редкостью. Исключение составляют лишь статьи «Ответ
„Великоруссу"» и «Не требует ли нынешнее состояние знаний новой
науки?», которые были переизданы еще до революции. Некоторые материалы,
изъятые у Серно-Соловьевича дри аресте, и работы, написанные в
Петропавловской крепости, появились в печати спустя много лет после смерти
автора и более не переиздавались.
Последние публикации произведений Серно-Соловьевича относятся к
середине 30-х годов, не считая фрагмента [«Если бы страдания были
явлением единичным...»] и «Нескольких размышлений...». Будучи рассеянньг-
28 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 179.

H. A, Серно-Соловъевич
385
ми в различных изданиях, работы Серно-Содовьевнча оказались
малодоступными не только для широкого читателя, но и для исследователей
эпохи первой революционной ситуации в России. В подобном же состоянии
находилось и эпистолярное наследие Н. А. Серно-Соловьевича.
Публикуемые по мере нахождения, его письма появлялись в различных изданиях,
отделенных друг от друга многими годами и даже десятилетиями.
Из литературно-художественных произведений Н. А. Серно^Соловье-
вича советскому читателю стали известны лишь некоторые его
стихотворения. Между тем Серно-Соловьевич сшдал в крепости и оригинальные
драматические сочинения. Два из них («Из былого» и «Кто лучше?»),
обнаруженные в последние годы, до сих пор не публиковались.
Настоящее издание является первой попыткой систематизации
наиболее значительных произведений и эпистолярного наследия Н. А. Серно-
Соловьевича.
Некоторые письма и пьеса «Из былого» публикуются впервые.
Все материалы сгруппированы в два раздела — «Публицистика» и
«Письма»; внутри каждого из них материал расположен в
хронологической последовательности; если же установить дату написания не
представилось возможности,— по дате напечатания.
Произведения, подлинники которых обнаружены, как правило,
воспроизводятся по автографам. Цитаты, приводимые автором в его работах,
сверены с первоисточниками.
Вставки от редакции, а также Добавленный текст сокращенных
автором слов заключайся в квадратные скобки [ ].
Фразы или отдельные слова, зачеркнутые автором и восстановленные
в настоящем издании,— в угловые скобки ( ).
Явные опечатки в воспроизводимых текстах исправлены без оговорок.
Вое подчеркивания в тексте принадлежат автору.
В настоящем издании вошроизво'димый текст дается, как правило,
в современной орфографии.
И. Б. Володарский
25 н. А. 'Серно-Соловьевич

ПРИМЕЧАНИЯ
ПУБЛИЦИСТИКА
Проект действительного освобождения крестьян
Впервые работа опубликована без ' подписи в «Голосах из России», кн. VIII
(Лондон, Трюбнер, 1860, стр. 1—134), по тексту которой она и воспроизводится.
Датирована 15 июня 1860 г. Местонахождение рукописи неизвестно. Авторство Серно-
Соловьевича устанавливается на основании следующих данных.
Автор некролога А. А. Серно-Соловьевича (по справедливому предположению
Б. П. Козьмина, Н. И. Утин (1840?—1888), тесно связанный с братьями Серно-Со-
ловьевичами работой в революционном подполье) свидетельствует: «Одна из книжек
„Голосов из России" принадлежит также Н. Серно-Соловьевичу; он говорил в ней
о способах крестьянского освобождения и, между прочим, предлагал продажу
североамериканских русских владений Соединенным Штатам с назначением вырученной
суммы на увеличение капитала для государственного раздела между помещиками
и крестьянами» («Народное дело», 1869, N° 7—10, стр. 106). Упоминаемые
предложения содержатся в «Проекте действительного освобождения крестьян» (см. наст,
изд., стр. 40).
»«Проект действительного освобождения крестьян» и публикуемая в этом же
сборнике большая работа Н. Серно-Соловьевича «Окончательное решение
крестьянского вопроса» имеют текстуальное сходство, особенно в разделах, посвященных
критике материалов Редакционных комиссий и изложению проекта выкупной
операции, составленного СержнСоловьевичем.
В одном из писем Н. С. Кашкину из Петербурга осенью 1850 г. Серно-Соловье-
вич писал: «Сильно хочется, да и следовало бы написать кое-что об этом
(крестьянском вопросе.— Ред.), но никак не могу улучить свободного времени. А между тем
соображений есть много». 4/16 мая 1860 г., уже находясь за границей, он сообщал
тому же адресату: «Теперь пишу статью о выкупе...», очевидно, имея в виду
настоящую работу, в которой среди других проблем значительное внимание уделяется
вопросу о выкупе.
Предположение о принадлежности «Проекта...» перу Н. Серно-Соловьевича уже
высказывалось в исторической литературе, в частности в работе А. Корнилова
«Основные течения правительственной и общественной мысли во время разработки
крестьянской реформы» (в сб. «Освобождение крестьян. Деятели реформы». М., 1911,
стр. 51).
Об этом же как о неоспоримом факте .заявляли Б. П. Козьмин (см.
«Литературное наследство», т. 67, стр. 729) и Я. 3. Черняк (см. Н. П. Огарев. Избранные
социально-политические и философские произведения, т. IL M., 1956, стр. 562).

Проект действительного освобождения крестьян 387
«'Проект действительного 'освобождения крестьян» — первое крупное
произведение Н. Серно-Соловьевича, в котором подвергаются решительной критике
существующий самодержавно-крепостнический строй, а также готовящаяся «крестьянская»
реформа. Однако в нем еще сильно проявилась непоследовательность революционных
взглядов автора, его конституционные иллюзии.
1 СержнСоловьевич имеет в виду попытки урегулирования денежного
обращения и преобразования кредитной системы, предпринятые правительством в
обстановке жесточайших финансовых затруднений, порожденных кризисом крепостнической
системы. В этих целях были учреждены комиссии для выработки предложений о
преобразовании денежной и кредитной системы (29 мая 1659 г.), для устройства земских
банков (10 июля 1859 г.), по преобразованию учреждений земельного кредита (25
августа 111Э50 г.) и другие; произведена ликвидация ранее существовавших
государственных банков — коммерческого и заемного, замененных единым государственным
банком. В записке министра финансов А. М. Княжевича «О преобразованиях по
банковым установлениям» («С.-Петербургские сенатские ведомости», И сентября 1859)
была сформулирована программа дальнейших преобразований кредитных
учреждений.
Объективное значение осуществлявшихся преобразований состояло в том, что
они расчищали дорогу для развития капиталистических общественных отношений в
России. Подробнее об этом см.: С. Я. Боровой. Кредит и банки России, М., 1958,
стр. 274—282; И. Ф. Гиндин. Государственный банк и экономическая политика
царского правительства. М., 1960, стр. 24—'32.
2 Речь идет о рескрипте Александра II от 20 ноября 1857 г. виленскому генерал-
губернатору В. И. Назимову, которым разрешалась организация губернского
дворянского комитета для подготовки отмены крепостного права. Подобные рескрипты
затем были даны по всем губерниям Российской 'империи.
3 Редакционные комиссии были созданы в марте 1859 г. для рассмотрения
материалов, подготовленных губернскими комитетами, и составления проекта реформы;
находились в ведении Главного комитета по крестьянскому делу. Материалы
Редакционных комиссий, позже вышедшие отдельным изданием («Первое издание
материалов Редакционных комиссий для составления положений о крестьянах,
выходящих из крепостной зависимости», ч. I—III. СПб., 1859), рассылались депутатам от
губернских 'комитетов.
4 Депутаты «первого приглашения» — представители 21 губернского комитета,
прибывшие в Петербург 25 августа 1859 г. для представления правительству
дополнительных данных и ознакомления с проектом подготавливаемой реформы.
5 «О социализме Редакционных комиссий. Письма к председателю их генералу
Ростовцеву помещика Е. губернии». Берлин, 1860.
Брошюра издана анонимно Герсевановым Николаем Борисовичем (см. А. И.
Герцен. Полн. собр. соч. и писем, под ред. М. К. Лемке, т. IX. Пг., 1919, стр. 446—
447). '
6 Как следует из этого замечания, Серно-Соловьевич еще не понял подлинного
смысла борьбы между либералами и крепостниками, и именно в этой борьбе видел
центр тяжести в решении крестьянского вопроса. Вскрывая истинный смысл этих
разногласий, Ленин характеризовал их как «борьбу внутри господствующих
классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и
формы уступок. Либералы, также как и крепостники, стояли на почве признания
собственности и власти помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные
мысли об уничтожении этой собственности...» (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 17,
стр/96).
7 По, первоначальному проекту Редакционных комиссий, срочно-обязанный
период, в течение которого должны были завершиться соглашения на добровольной
25*

388
Примечания
основе между помещиками и крестьянами по вопросу о выкупе наделов,,
устанавливался на 12 лет.
8 Первоначально с проектами выкупа крестьянами земельных наделов
выступили в 1858 г. Нижегородский^ а затем Виленский и Ко венский губернские дворянские
комитеты. Выдвинутые в период, когда действовала правительственная программа,
исключавшая выкуп полевых наделов, эти проекты были отклонены («Первое
издание материалов Редакционных комиссий для составления положений о крестьянах,
выходящих из крепостной зависимости», ч. lDII: «Журнал общего присутствия
Редакционных комиссий), № 145, «Предварительные соображения о выкупе
поземельных угодий крестьянами, выходящими из крепостной зависимости», стр. 1—2).
9 Тверской губернский дворянский комитет, возглавляемый А. М. Унковским
{1828—1893), в 1858 г. вынес постановление об освобождении крестьян с землей на
условиях обязательного выкупа, что вызвало сильное недовольство правительства.
Однако в связи с наметившимся изменением 'правительственной программы,
Главный комитет 27 октября 1858 г. постановил: «Не стеснять Тверского дворянского
комитета в изыскании средств к предоставлению крестьянам по желанию помещиков
и полевой земли в собственность» («Первое издание материалов Редакционных
комиссий...», ч. Ш: «Журнал общего присутствия Редакционных комиссий», № 45,
«Предварительные соображения о выкупе поземельных угодий крестьянами,
выходящими из крепостной зависимости», стр. 2).
Характеристика постановления Тверского губернского комитета, неточно
воспроизводимая Н. Серно-Соловьевичем, содержится в «Отношении министра
внутренних дел от 29 декабря 1858 г. начальнику Астраханской губернии
(«Сборник постановлений по устройству быта помещичьих крестьян», вып. 2. СПб., 1859,
•стр. 17).
10 Разрешение Калужскому губернскому комитету о составлении выкупного
проекта было дано отношением министра внутренних дел начальнику Калужской
губернии от 11 марта 1859 г. («Сборник постановлений по устройству бкта
помещичьих крестьян», вып. 3. СПб., 1859, стр. 25).
11 Финансовая комиссия по крестьянскому делу была учреждена 27 апреля
1859 г. при Главном комитете. Позднее она вошла в состав Редакционных
комиссий. Серно-Соловьевич цитирует «Предварительные соображения о выкупе
поземельных угодий крестьянами, выходящими из крепостной зависимости», составленные
-Финансовой комиссией (см. «Первое издание материалов Редакционных комиссий...»,
ч. III: «Журнал общего присутствия Редакционных комиссий», № 45).
12 Имеются в виду предусматриваемые проектом реформы, так называемые
«уставные грамоты», определявшие размер полевого надела и повинности крестьян в
пользу помещиков. Для заключения уставных грамот, .составлявшихся самими
помещиками, отводился двухлетний срок.
13 Имеется в виду указ, изданный в 1797 г., в котором правительство Павла I
выражало пожелание, чтобы барщинные работы крестьян не превышали 3-х дней
в неделю. Это пожелание тне имело силы закона, ограничивающего эксплуатацию
крепостных.
14 Серно-Соловьевич намекает на широкое крестьянское движение,
развернувшееся в России в начале XVII века под предводительством И, И. Болотникова (ум.
1606).
15 Речь идет о проекте избрания крестьянами мирового судьи из среды местных
дворян-помещиков, в обязанности которого должно было войти разбирательство дел
помещика с «миром».
В материалах Редакционных комиссий указывалось также «на образование
сельских обществ, как на основание и начало будущего полицейского устройства
нынешних помещичьих крестьян» («Первое издание материалов Редакционных комиссий...»,
ч. I: «Журнал общего присутствия Редакционных комиссий», № 17, стр. 61—62;
ч. II: «Доклад административного отделения», № 1, стр. 5).

Проект действительного освобождения крестьян
389
16 'См. об этом «Первое издание материалов Редакционных 'комиссий...», ч. I:
«Приложения к журналу № 2-й», стр. 4, 86, 38.
17 Принцип обязательного выкупа крестьянами усадеб был сформулирован в
рескрипте Александра Ы виленекому губернатору iB. И. Назимову от 20 ноября 1867 г.
18 Имеется в виду безземельное «освобождение» крестьян Остзейского края
(Остляндской, Курляндской и Лифляндской губерний) в период 1816—1819 гг., а
также крестьян Королевства Польского в 10и2О годы XIX в.
19 Имеются в виду «инвентарные положения западных губерний», установленные
в 1847 г. и определявшие повинности 'крестьян в пользу помещика в зависимости от
размеров и качества используемого полевого на!дела. Введение инвентарей
сопровождалось дальнейшим обезземеливанием крестьянства.
20 «(Первое издание материалов Редакционных комиссий...», ч. II: «Доклад
хозяйственного отделения», № 8, стр. 73—74.
21 («Первое издание материалов Редакционных комиссий...», ч. IV: «Приложения к
инвентарным положениям западных губерний», стр. 153, 191.
22 iB западных губерниях крестьяне подразделялись на тягловых и пеших,
наделенных пахотной и сенокосной землей; огородников, наделенных только усадьбой
с огородом, и бобылей, не наделенных ни землей, ни усадьбой («Первое издание
материалов Редакционных комиссий...», ч. IV: «Инвентарные положения западных
губерний»).
23 Речь идет о предложении русского правительства в феврале 1859' г. созвать
общеевропейский конгресс с целью обсуждения острых (разногласий, возникших
между Францией и Австрией в связи с итальянским вопросом.. Конгресс не состоялся
в результате противодействия Англии и отказа Австрии участвовать в его работе*
(см. С. С. Татищев. Император Александр II, его жизнь и царствование, т. I. СПб..
1903, стр. 291).
24 iB связи с волнениями, охватившими население европейских территорий
(Босния, Герцеговина, Болгария, Македония и др.), подвластных Турции, и их жестоким
подавлением турецкими властями министр иностранных дел России А. М. Горчаков-
в мае I860 г. обратился с предложением к правительствам великих держав
предпринять совместные' действия для урегулирования обострившегося «восточного вопроса»
(см. С. С. Татищев. Император Александр И..., т. I, стр. 261—205). В ответ на это
министр иностранных дел Англии Джон Росселл в речи, произнесенной 20 мая 1860 г.
в парламенте, соглашаясь в целом с характеристикой положения «восточных
христиан», основной упор сделал на необходимости «обеспечения независимости Порты»
(«С.-Петербургские ведомости», 22 мая 1860).
25 Ревизии, упоминаемые Н. Серно-'Соловьевичем, проводились для исчисления
податных душ и носили фискальный характер. Ревизскими сказками назывались
списки лиц, подлежащих обложению подушной податью и отбыванию рекрутской
повинности. Манифест о проведении »9-й переписи был опубликован в ,1850 г.; 10-я
ревизия проходила с 1857 по 1859 г.
26 Н. А. 'Серно^Соловьевич 'имеет в виду свою работу в качестве
(делопроизводителя 'Калужского губернского комитета в первой половине 1859 г.
27 Пиль Роберт (1788—1850) — английский государственный деятель; будучи
премьер^инистром, он провел банковский акт, установивший твердую норму
металлического обеспечения банкнот (1844). Цитируется (речь Роберта Пиля в парламенте-
в мае 11844 г. QB переводе на русский язык см. П. Рамбаров. Банковский акт
Роберта Пиля 1844 г. СПб., 1875, стр. 157.
28 См. прим. № 1.
29 Речь идет о книге известного польского экономиста и философа Августа Ц
банковского. (il814—1894) «Du crédit et de la circulation». iB переводе, на русский язык
см.: '«Кредит и оборотные его средства. Сочинение графа Цешковского, члена
Краковской академии наук, перевод с 3-го французского издания под (ред. -К. СВ.
Трубникова с'его вступлением и биографическим очерком -'автора». СПб.," ИЭЭв.

390
Примечания
30 Имеется -ов виду брошюра венгерского буржуазного экономиста И. Е. Горна
(1825—1875) - Jgnatz-Eduard Horn. Beitrag zur russischen Finanzlage. Eine Stimme
aus Russland im Jahre 1859. Berlin, 1860. ((«Заметка ik финансовому положению
России. Голос из России в 1859 г.»).
31 Как следует из сказанного, уже в середине I860 г. 'существовало мнение о
Продаже Николаевскои 'железной дороги в частные руки. В начале 1861 г. с
подобным предложением обратилось к правительству Главное общество российских
железных дорог, образованное в 1857 г. преимущественно иностранными банкирами.
Первоначально ото предложение было отвергнуто, 'однако впоследствии (1868)
продажа Николаевской железной дороги действительно состоялась (см. И. С. Б л и ох.
Влияние железных дорог на экономическое состояние России, т. I. СПб., 18718, стр. 4).
32 Речь идет о территории Аляски, освоение которой русскими началось еще в
первой половине XVIII в.
В 17Ш г. в целях дальнейшего закрепления и освоения русских владений в
Северной Америке, а также в интересах развития торговли и промыслов была
учреждена Российско-американская акционерная компания, объединившая ранее
'конкурировавшие между собой частные купеческие компании. ,
В 1612 г. на побережье Калифорнии было создано укрепление Росс, имеющее
важное стратегическое и экономическое значение. Однако в 1840 от. оно было
ликвидировано. Влияние Российско-американской компании в указанных районах с
каждым годом падало.
Позднее в интересах экспансионистских кругов США и правящей верхушки
царской России русские североамериканские владения по договору '30 марта 1'867 г. были
проданы Соединенным Штатам Америки. Вскоре после продажи Аляски была
ликвидирована и Роесийсконамсрикаиекая компания (1868).
33 Условия заключения индийского займа более подробно охарактеризованы Сер-
»о-Соловьевичем в его финансовом обозрении «Иностранная хроника» («Журнал для
акционеров», 24 сентября 1859).
34 Речь идет о выпускавшихся Государственным (казначейством билетах,
приносящих определенный процент. Являясь разновидностью краткосрочных
государственных займов, билеты эти выпускались разрядами .(сериями). На каждый 'билет
начислялось 4,312% в год, оплата которых производилась в казначействах. Серии
пользовались популярностью, та'к как принимались казной по всем платежам.
Курс серий на рынке ценных бумаг постоянно держался на высоком уровне и
билеты продавались с определенной надбавкой, премией.
35 Серно-Соловьевич ссылается на работы: немецкого статистика Редена,
Фридриха Вильгельма Отто Людвига (1804—1857): F. W. Reden. Deutschland und das
übrige Europe. Handbuch der Bodens.— Bevölkerungs-, Erwerbs- und Verkehrs
Statistik; des Staatshaushalts und der Streitmacht. Wiesbaden, 1864, S. 18, 1040 («Германия
и остальная Европа. Статистический справочник земли, населения, промышленности
и средств сообщения; государственного бюджета и военных сил»); венгерского
статистика Горна, Игнаца Эдуарда: J. Е. Horn. Annuaire internationale du credit public
pour, 1860, Paris, 1860, ст|р.;248, 267, i(i«Ежегодник международного общественного
кредита за I860 г.»); и русского финансиста Ю. А. Гагемейотера (1806—1878),
рукописная записка 'которого не обнаружена.
36 В |рев1олюцио1нно-демократичеокой публицистике пятидесятых —
шестидесятых годов было распространено мнение, что .крепостное право установилось в
России в конце XVI в. в период правления Бориса Годунова. Эта точка зрения
разделялась и Н. Серно^Соловьевичем.
37 Н. Серно^Соловьевич намекает на многочисленные проекты освобождения
крестьян, принадлежавшие либеральным деятелям и в рукописных описках
распространявшиеся в либеральных кругах. За нанечатание в «Современнике» (1858 г., № 4)
извлечений из «Записки об освобождении крестьян в России» К. Д. Кавелина,
написанной еще 1855 г., последний был отстранен от должности воспитателя наследии-

Разбор трудов Комиссии по земским банкам
391
на. Несколько более радикальный в своих действиях А. М. Унковекий был подвергнут
опале за составленный тверским дворянством проект освобождения 'крестьян
посредством выкупа. Сам Серно-Соловьевич в 1858 г. за подачу записки Александру II был
перемещен по службе и отправлен из Петербурга в Калугу.
38 Речь идет о проекте М. М. Сперанского (1772—1830), составившего по
поручению Александра I «(Введение к Уложению государственных законов» (1®09).
В проескте, сохранявшем незыблемость устоев существующего строя — самодержавия
и крепостного права, делались, однако, попытки введения в России государственной
думы с четырехетепенными выборами от дворянства и «среднего сословия».
Проектировалось также разграничение 'законодательной, исполнительной и судебной
власти. Однако даже эта робкая попытка государственного преобразования вызвала
яростное сопротивление дворянства и послужила причиной отставки и ссылки Спе^-
ранского в 1812 г. В статье допущена опечатка: описываемые события имели место
не 40, а 60 лет назад.
39 Речь идет о созданном Николаем I 6 декабря 1826 г. (у Серно-Соловьевича
ошибочная датировка) особом секретном комитете, имевшем целью улучшение
системы государственного управления. 'Представленный Комитетом проект,
содержавший ряд Конкретных предложений в этой области, был одобрен Николаем I, но
утвердить его он не (решился.
Разбор трудов Комиссии для устройства
земских банков
Статья впервые опубликована в журнале «Современник», 1860, № 7, стр. 931—110,
за подписью Н. Серно-Соловьевича. Местонахождение рукописи не установлено.
Печатается по тексту «Современника».
Статья появилась в то время, когда Н. А. Серно-Соловьевич находился за
границей. В письме к Добролюбову от 2,3 июня 1860 г. Чернышевский сообщает о своем
намерении поместить указанную статью в одном из номеров «Современника»
(см. Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. XIV. М., 1'949, стр. 396).
Публикация статьи вызвала живой интерес у Огарева, который в своем письме к А. И.
Герцену писал. «...„Современник" оставляю себе, ибо нужен. В нем статья Сер[но]-
Сол[овьевича] о Комиссии земских банков — просто прелесть. Мы с (Ним до того
сочувствуем, что, кажется, говорим одним языком» (ом. Н. П. Огарев. Избранные
социальнонполитичеекие и философские произведения, т. Ы. М., 1966, стр. 444).
«Разбор трудов Комиссии для устройства земских банков» — первая статья
Серно-Соловьевич а, опубликованная им на страницах '«Современника». С этого времени
начинается его постоянное сотрудничество в журнале.
1 Комиссия для устройства земских банков была учреждена при Министерстве
финансов 10 июля 18i5'9 г. и в I860 г. выпустила свои «Труды», разбору которых
и посвящена статья СерночСоловьевича.
В состав Комиссии для устройства 'земских банков входили известные
экономисты, главным образом либерального направления-, и видные государственные
чиновники — В. А. Арцимович, В. П. Безобразов, П. X. Бунге, П. В. Вернадский,
А. П. Заблоцкий-Десятовский, А. И. Кошелев, Е. И. Ламанскии, Н. А. Милютин,
M X. Рейтерн и др.
2 Имеется в виду «Проект положения о земских кредитных обществах или
земских банках», опубликованный в «Трудах Комиссии,, высочайше учрежденной для
устройства земских банков,», т. I. СПб., 1860, стр. 4—226

392
Примечания
3 Цитируются (неточно) «Труды Комиссии, высочайше учрежденной для
устройства земских банков», т. I, стр. 7.
4 Laissez faire, laissez passer — «Не мешайте действовать!» (франц.). Принцип
буржуазной экономической политики, требующий невмешательства государственной
власти в экономическую деятельность предпринимателей.
5 СержнСоловьевич неточно цитирует соответствующее положение
«Объяснительной записки комиссии» (ем. «Труды Комиссии, высочайше учрежденной для
устройства земских банков», т. I, стр. IX).
6 Сер>жнСоловьевич, вероятно, имеет в виду П.-Ж. Прудона (1809—1866), с
которым он познакомился в начале 1860 г. во время своего пребывания за границей.
Молодой русский революционер произвел сильное впечатление на Прудона,
отозвавшегося о нем позднее в письме к Герцену как ю ^превосходном молодом человеке,
видеть и слышать которого было для меня большим удовольствием»
(.«Литературное наследство», т. 15, стр. 284). Приводимое Серно^Соловьевичем замечание о
будущности России неоднократно высказывалось Прудоном. В частности, весною
1861 г. в разговоре с посетившим его Л. Н. Толстым Прудон заявил: «...вам, (русским,
принадлежит будущность» (см. Л. Н. Толст о й. Поли. собр. соч., т. 8. М., 1936,
стр. 405).
7 Выдача ссуд под населенные имения была приостановлена высочайшим
повелением от 16 апреля 1859 г. («'С.-Петербургские сенатские ведомости», И сентября
1859 г.).
8 У Н. СернючСоловьевича здесь, как и в других случаях, при цитировании
«Трудов Комиссии...» имеются купюры.
9 Точнее: «Credit foncier de France» — «Французская компания поземельного
кредита».
10 Центральный земледельческий конгресс собирался ежегодно в Париже с
1844 по 1851 г. Доклады публиковались на французском языке.
11 См. на русском языке: А. Цеш-ковокий. Кредит и оборотные его -средства.
СПб., 1893.
Размышления по поводу статьи г. Шилля о государственном
или земском заемном банке
[Впервые статья напечатана в ^Современнике», 1861 г., № 6, стр. 263—290, за
подписью Н. СернонСоловьевича. Местонахождение рукописи неуетановлено.
Публикуется по тексту журнала «Современник». Поводом для статьи послужила работа ли-
берально^буржуазнош экономиста И. П. Шилля «Предположения об учреждения
русского государственного или земского заемного банка, как средства для наделения
России надлежащим имущественным (ипотечным) кредитом, для уплаты или
консолидации многих частных долгов и проч., а также и для устранения некоторых
наших государственнопфинансовых затруднений» («Северная пчела», И мая li861 г.).
Отдельным оттиском издана в том же году. Цензурное разрешение 20 мая.
Одной из важных задач этой, как и предыдущей статьи Н. Серно-Ооловьевича,
являлось разоблачение половинчатости экономической программы русского
буржуазно-дворянского либерализма, типичным представителем которого был И. Н. Шилль.
Публикуемая статья была с одобрением встречена и в редакции '«.Колокола».
В известном письме к Н. В. Шелгунову Н. П. Огарев писал: «В июньской кн[ижке]
„Современника" поместили по поводу статьи Шилля статью о государственном
банке. Прелесть!-Хоть и видно, что 'кой-где цензура мешала, но какое благородство
тона, определенность и ясность изложения! Просто — я его помянул, как мать сына,
с Таким удовольствием и любовью» >(Н. П. Огарев. Избранные
социально-политические и философские произведения, т. II. М., 1956, стр. 4M, 6117).

Размышления по поводу статьи г. Шилля
393
1 См. прим. 1 ск стать© «Проект действительного освобождения крестьян».
2 Речь идет о финансовых преобразованиях, проектировавшихся М. М.
Сперанским ,(ем. Манифест 2 февраля 1810 г. «О мерах к уменьшению государственных
долгов; о прекращении выпуска в оборот новых сумм ассигнациями и о
возвышении некоторых податей и пошлин».— «Полное собрание законов Российской
Империи». Собрание 1-е, т. 31. СПб., 1830, № 2411G). Однако намечавшиеся
финансово-кредитные планы Сперанского, как и многие другие меры, предлагавшиеся им по
реформированию 'государственного управления, вызвали сопротивление реакционно
настроенных дворянских кругов.
3 Имеются в виду финансовые меры, связанные с изъятием из обращения
некоторой части ассигнаций и заключением как внутренних, так и внешних еаймов.
Указанные меры были осуществлены Д. А. Гурьевым 1(1751—1826), министрам
финансов с 1810 по 18I231 г.
4 Канкрин Егор Францевич (1774—1845) — министр' финансов в 1823—1844 гг.
К числу наиболее существенных моментов, характеризовавших его финансовую
политику, относятся восстановление металлического денежного обращения в стране,
замена ассигнационных билетов кредитными, проведение системы протекционизма,
введение винных откупов.
5 Речь идет о русско-турецкой войне 1828—1820 гг., о польском восстании и
войне царизма с Польшей в 1830—1831 гг., об эпидемии холеры в 1830—31 гг. и так
называемых («холерных бунтах» в Новгородских военных поселениях в 1831 г.
6 Пари — специальный экономический термин, означающий курс ценных бумаг
(al pari), при котором цена биржевой бумаги равна ее номинальной ценности.
7 Имеется в виду Ламанский Евгений Иванович 1(182)5—11902)
—буржуазно-либеральный государственный деятель и финансист, принимавший участие в
деятельности комиссии для пересмотра вопроса о банках, учрежденной 29 мая 1869 г. Его
работы: «Исторический очерк денежного обращения в России с 1660—1817» (см.
«Сборник статистических сведений о России, издаваемый статистическим
отделением Императорского русского географического общества», кн. И, СПб., 1854) и
«Статистический обзор операций государственных кредитных установлений с 1817 до
настоящего времени». СПб., 1854.
8 См. предыдущее примечание.
9 В статье «Разбор трудов Комиссии для устройства земских банков».
10 См. прим. 7 к предыдущей статье.
11 Дисконт ,(discount) —процент, удерживаемый банком при учете векселя.
12 Ипотека — денежная ссуда, выдаваемая специальными ипотечными банками
под залог недвижимости, главным образом земли и городских строений. «Долг,
тяготеющий на земле, и называется ипотекой, закладной на землю» (К. Маркс. Избр.
произведения, т. 'I. М., 1952,, стр. 182'). Ипотечный кредит предполагает
осуществление повторных закладных при условии, что ценность недвижимости превышает
полученную под 13 а лог сумму.
13 |Это заявление Серво-Сюловьевича, несомненно, носит тактический характер
и продиктовано подцензурными условиями. В действительности решение
крестьянского вопроса СерноЧСоловьевич в это время свйзывал только с победоносной
народной революцией, что и было обосновано им в работе «Окончательное решение
крестьянского вопроса», писавшейся одновременно с комментируемой статьей и
опубликованной впоследствии в Берлине. В этой же работе подверглись его решительной
критике и .«Положения» 19- февраля, в том числе и предусмотренная ими выкупная
операция.
14 Н. А. Серно^Соловьевич привел в .исполнение свой замысел, но не в статье,
а в известной брошюре ^Окончательное решение крестьянского вопроса».
15 Неточно цитируется статья И. Н.. Шилля «Предположения об учреждений
русского государственного или земского заемного банка...», 'СПб., 1861, стр. 78 .и
стр. 80—$1.

394
Примечания,
16 Имеется .в виду Политико-экономический комитет, образованный в 1859 г. при
отделении статистики Русского географического общества. 'Прения по вопросу о
бумажных деньгах имели место па заседаниях 7 и 17 декабря 1860 г. (см. «Век»т
СПб., 1861, № 1).
17 Обсуждение упоминаемых вопросов происходило на заседаниях
Политико-экономического комитета 21 января и 8 февраля 1861 г. (см. «Бек», СПб., 1861, № 7 и
№10).
18 См. прим. '31 к статье «Проект действительного освобождения крестьян».
19 Банкоцетели — банковские бумаги, банкноты.
20 Лаж — изменение отношения курса металлических денег к бумажным,
вызванное обесценением последних.
21 Имеется в виду билонная система, предполагающая использование в
обращении наряду ю основными действующими деньгами также и разменную
металлическую монету, номинальная стоимость которой превосходит ее .реальную стоимость.
22 Мирес, Я{юлъ (1808—1871) —французский банкир^авантюрист, составивший
огромное состояние посредством биржевых спекуляций и арестованный в начале
1861 г. по обвинению в мошенничестве.
23 Намек на .акционерное Главное общество российских железных дорог,
которое в начальный период своего существования функционировало преимущественно
за счет французских инвестиций. Однако впоследствии иностранные 'акционеры,
получившие акции за бесценок, продали их русским капиталистам по повышенным
ценам ,(см. об этом П. И. Лнщенко. История народного хозяйства СССР, ч. II,
М., 1962, стр. 110).
24 Н. А. Серно^Соловьевич осуществил этот замысел в е-воем труде
«Окончательное решение крестьянского вопроса».
Окончательное решение крестьянского вопроса
Работа впервые опубликована в 1861 >г. в Берлине отдельной брошюрой
издателем Ф. Шнейдером за подписью Н. СерноиСоловьевича. Местонахождение рукописи
не установлено. Воспроизводится по тексту берлинского издания 1861 г. Писалась
Серно^Соловьевичем в первой половине 1861 т., предисловие к книге датировано
июнем того же года.
Первоначально Серно^Соловьевич предполагал, по-видимому, написать серию
статей для «Современника» с разбором «Положений» 1'9 февраля и проектом
выкупной операции. О подобных намерениях он упоминал в статье «Размышления по
поводу статьи г. Шилля о государственном или земском заемном банке» (см. прим. 14
и 24 к указанной работе). Невозможность подробного развития своих взглядов по
рассматриваемым вопросам в подцензурной печати принудила Серно-Соловьевича
напечатать брошюру в Берлине во время своего кратковременного пребывания за
границей в июле-сентябре 11861 г. Издание произведения глубокого революционного
содержания за полным именем автора угрожало ему преследованием со стороны
царских властей по возвращении на родину. Учитывая эту опасность, Герцен и Огарев,
по-видимому, убеждали Серно-Соловьевича остаться за границей. Об этом
свидетельствует, например, письмо Н. П. Огарева \к А. 1И. Герцену от 2 октября 1861 г.: «Была
ни была — я к Шнейдеру пустил записку, которая мне возвратится, если Серна
ускакала. Кажется, опасности нет. А мудрено! Я думаю, это мечта; ему нельзя отказать-
ся от возвращения, ибо подвиг закончился бы тем, что человек струсил. А куда бы
хотелось, чтоб мечта осуществилась. Сколько работы можно бы пустить в ход, работы
практичной, бьющей прямо по системе, по порядку вещей» (см. «Литературное
наследство», т. 39/40, стр. 396). Пренебрегая опасностью, Серно^Соловьевич
возвратился в Россию.
«Окончательное решение крестьянского вопроса» — самое крупное
произведение Н. Серно-Соловьевича, в котором с наибольшей полнотой изложены взгляды на

Окончательное решение крестьянского вопроса 395
решение главного вопроса эпохи — крестьянского вопроса. Ото (произведение,
несомненно, относится к числу программных документов формировавшегося тайного
революционного общества, нов же получившего наименование «Земля и воля». В
русских демократических кругах книга СержяСоловьевича получила исключительно
высокую оценку. А. И. Герцен ставил это произведение в ряд с самыми
замечательными документами (революционной мысли, отмечая, что оно положило начало «новой
эпохе заграничного русского слова» (см. А. И. Герцен. Собр. соч. в '30 томах,
т. XVL М., 11909, стр. 84). Н. Утин оценил это произведение Серно-Соловьевича как
открытое изобличение правительства (см. «Литературное наследство», т. 67,
стр. 722—7213).
1 См. об этом прим. 8, 9 и 10 к статье «Проект действительного освобождения
крестьян».
2 «Журналы Главного комитета по крестьянскому делу 1867—1859». СПб., 1860,
стр. 66. .
,3 Ростовцев Яков Иванович (18031—1860) — известный деятель «крестьянской»
реформы 1801 г., в 1857—'1859 гг. член Секретного и Главного комитета по
крестьянскому делу; о начала 18519 г. председатель Редакционных комиссий.
4 «Первое издание материалов Редакционных комиссий...», ч. I: «Извлечение
из всеподданнейших писем генерал-адъютанта Ростовцева», стр. 69—60, 41—42.
Впоследствии эти же цитаты были воспроизведены в> докладе Финансовой комиссии о
выкупе поземельных угодий крестьянами, выходящими из крепостной зависимости
(там же, ч. XI, стр. 30, 34).
5 Финансовая комиссия по крестьянскому делу была учреждена в апреле 1859 г.
при Главном комитете; позднее вошла в состав Редакционных комиссий.
6 Начиная со слов: «Причина этого лежит в самых началах, на которых
построена срочно-обязанная система», Серно-Соловьевич использует материалы
Редакционных комиссий, (цитируя их не дословно, а лишь передавая общий смысл отдельных
положений (см. «Первое издание материалов Редакционных комиссий...», ч. XI:
«Доклад о выкупе поземельных угодий крестьянами, выходящими из крепостной
зависимости», стр. 3—27).
7 Там же, стр. 131—132.
8 «Первое издание материалов Редакционных комиссий...», ч. III:
«Предварительные соображения о выкупе поземельных угодий крестьянами, выходящими
из крепостной зависимости», стр. 12—16. Первые три абзаца приводимого отрывка
представляют собой цитату из «Дополнения к статье „Ход и исход крестьянского
вопроса"» Я. Ростовцева, стр. 60 (там же, ч. 1).
9 «Первое издание материалов Редакционных комиссий...», т. XI, стр. 132.
10 Там же, стр. 184.
11 Там же.
12 Там же, стр. 136'.
13 Там же.
14 См. «Положение об улучшении быта помещичьих крестьян Калужской ry6eip-
нии. Проекты меньшинства пяти членов: Кашкина, Муромцева, Племянникова,
князя Оболенского и Свистунов а» [Б. м., б. д.].
15 См. «Первое издание материалов Редакционных комиссий...», т. XI, стр. 106—
113.
16 Там же, стр. 186.
17 Там же.
18 'Имеется в виду основанное в 1857 г. Главное общество [российских желееных
дорог, учредителями которого являлись главным образом иностранные капиталисты.
Правительственная гарантия акций учрежденного общества составила 5%.
19 «Положения 19 февраля 1864 года о крестьянах, вышедших из крепостной
зависимости». СПб., 1861, стр. 124

396
Примечания
20 Земские байки, проект основания которых разрабатывался специальной
комиссией еще в 4869 г., так и не были созданы
21 OB числе дополнительных пояснений и циркуляров были, например, такие:
Циркуляр № 19 от 15 апреля 1861 г. «О порядке обсуждения вопросов, возникающих
при (введении в действие Положений о крестьянах», сообщавший начальникам
губерний высочайшее повеление от ilO апреля 1861 г. (см. «Сборник правительственных
распоряжений по устройству быта крестья1н, выходящих из крепостной
зависимости», гг. И, ч. 1, СПб., 41864, стр. 4l2i3i; Циркуляр. № 219 от S мая 18614 г.. ;«Об издельной
повинности» |(там же, стр. 127); высочайшие повеления от ill мая 1861 г. «О
пояснении пункта 4-го правил для составления урочных положений в губерниях Вилен-
ской, Гродненской, Ковенской, Минской и части Витебской» '(там же., стр. 55) и «О
сроке летнего (полугодия .для (Крестьянских работ» (там же, стр. 56').
22 Упоминаются '«Правила о порядке приведения в действие положений о
крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», ст. 4, а также «Местное
положение о (Поземельном устройстве крестьян, водворенных на помещичьих землях в
губерниях Великороссийских, Новороссийских и Белорусских», стр. 165 и примечание
к ней (см. «Положения 19 февраля 18611 г. о 'крестьянах, вышедших из крепостной
зависимости»).
23 Серно-Соловъевич имеет в виду ст. 64, 167, 170 и другие «Общего положения
о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», '«Правила о порядке
приведения в действие положений о крестьянах...», а также соответствующие статьи
«местных положений», утвержденных для различных губерний (см. «Положения 19
февраля 4864 г. ...»}.
24 Ст. 236, 0Э9 «Местного положения о поземельном устройстве крестьян,
водворенных на помещичьих землях в губерниях Великороссийских, Новороссийских и
Белорусских» i(cm. там же).
25 iqt> 49, 915 245, 25 и другие «Местного положения о поземельном устройстве
крестьян, водворенных на помещичьих землях в губерниях Великороссийских,
Новороссийских и Белорусских»; ст. 164 «Общего1 положения о крестьянах, вышедших из
крепостной зависимости» (см. там же).
26 Ом. прим. 34 'к работе !«1Проект действительного освобождения крестьян».
27 «Крепостное население в России по 10-й народной переписи. Статистическое
исследование Д Тройницкото». СПб., 1864.
О проекте преобразования земских повинностей
Впервые опубликовано в журнале «Современник», 4861, № И, за подписью Н. Сер-
но-Соловьевича. Аштогра'ф статьи не обнаружен. Воспроизводится по тексту журнала
«Современник».
Среда экономических вопросов, привлекавших внимание Н. А. Серно-Соловье-
вича, был и вопрос о налогах. 26 ноября 4859 г. перед отъездом за границу он, делясь
своими планами, писал П. С. Кашкину: «Я займусь специально вопросом о податях
и налогах, которым в настоящее время 'занимаются во всей Европе и над которым
у нас можно будет поработать. Не знаю, в какой мере хватит сил, а хотелось бы
что-либудь сделать». Находясь за границей, Серню-Соловьевич принял участие в
работе международного конгресса о налогах, состоявшегося летом 4860 г. в Лозанне.
Непосредственным поводом для написания статьи послужило опубликование
материалов Комиссии для пересмотра системы податей и сборов, созданной царским
правительством в 1861 г. Анализируя материалы правительственной комиссии, Серно-
Соловьевич разоблачает грабит ель скую сущность предлагаемых комиссией мер по
отношению к крестьянству. . . .
1 «Труды Податной комиссии», ч. 65в. [Б. од., б. д.]: Доклад первого отделения
Комиссии^ высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов, № 4,
«Об устройстве земских повинностей», стр. 1. - -

Мысли вслух
397
2 «îQb-од .законов Российской Империи», т. IV, кн. 2. СПб., 1857, стр. 1.
3 Излагается содержание указа об устройстве земских повинностей от 24 июля
1802 г. (см. «Полное собрание 'законов Российской Империи». Собрание 1-е, т. 27.
ОПб., 1800, №20344).
4 Указом от 1 мая 1805 г. был учрежден в Сенате Комитет из сенаторов для
уравнения земских повинностей по всему государству. 2 мая 1805 г. обнародовано
«Предварительное положение о образе отправления существующих ныне -земских
денежных повинностей по каждой губернии до общего их уравнения по
государству» '(см. «'Полное собрание законов Российской Империи». Собрание 1-е, т. 28. СПб.,
1830, №21736, 21737).
5 Автор неточно цитирует «Труды Податной комиссии»,, ч. 65в: Доклад первого
отделения 'Комиссии, высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и
сборов, № 4, «Об устройстве земских повинностей», стр. 56„ 57, 58.
6 Серно^оловьевич имеет в виду образованную в марте 1859 г. при Министерстве
внутренних дел Комиссию о губернских и уездных учреждениях для разработки
проекта земской рефо'рмы под председательством П. А. Милютина.
7 1«Труды Податной комиссии», ч. 65в: Доклад первого отделения Комиссии,
высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов', № 4, «Об устройстве
земских повинностей», стр. 56.
8 Там же, стр. 58.
9 Там же:, стр.. 66—167.
10 Там же, стр. 09.
11 См. «Труды 1губерн1ских комитетов», т. 1, «Московская и Калужская губернии».
[Б. м.], 1850.
12 Имеются в виду составленные Министерством финансов и высочайше
утвержденные 4 июля 1861 г. .«Устав об акцизе с табаКа», вводившего известный контроль
за продажею и разводом сырого табака, основанием табачных фабрик и т. д. и
«Положение о трактирных заведениях (о питейном сборе)», по которому
предусматривалась ликвидация винных откупов, а продажа вина объявлялась 'Свободным
промыслом (см. .«Промышленность. Журнал мануфактур и торговли», СПб., 1861, № 1'9
(октябрь), стр. I—KXXVIII; № 20 (октябрь), стр. I—LXI).
«Мысли вслух»
Статья была впервые опубликована М. Лемке в журнале «Былое», 1906, № 9,
стр. 190—1*93, а затем перепечатана в его книге «Очерки освободительного
движения „шестидесятых годов"». СПб., 1908, со значительными отступлениями от текста
подлинника. Автограф статьи хранится в ЦГАОР,, ф. 112, оп. 1, д. № 50, лл. 228—235.
Рукопись представляет собой завершенный черновик работы, не датированный,
подписанный П. Серно-Соловьевичем. (Воспроизводится по автографу.
Статья была изъята жандармами вместе с другими бумагами Серно^Ооловьевича
при его аресте 7 июля 1862 г. Впоследствии в своих показаниях Серно-Соловьевич
писал: «Эта статья была мною написана для журнала „Век"... Статья не была
напечатана или потому, что была возвращена мне редакциею, или по случаю
прекращения „Века"» (см. М. Лемке. Очерки освободительного
«шестидесятых годов», стр. 146). Ее написание, почвидимому, относится к февралю-марту 1862 г.
В своих воспоминаниях П. В. Шелгунов утверждает, что Елисеев, входивший в
состав редакции журнала «Век»,, не принял какой-то статьи Н. Серно-Соловьевича
(см. Н. В. Шелгунов. Воспоминания. М.— Пг., 1023, стр. 34, 146). Водагояшо,
что именно эта статья, отличавшаяся своей революционной направленностью,
обострила политические разногласия внутри редакции, в которую входили и лица
либеральной ориентации. Выход из ее состава П. А. Серно-Соловьевича в начале
апреля 1862 г., возможно, был связан с этими разногласиями, из^за чего не была
напечатана и статья 1«Мысли вслух».

398
Примечания
1 Ферула (лат.) —гнетущий и бдительный надзор.
2 Чичерин Борис Николаевич (1828—1>904) —известный историк и публицист,
умеренный либерал, один из (наиболее ранних и откровенных врагов демократии.
Печатными органами охранительно-либерального направления, на которые указывает
Серно^Соловьевич, были газеты «Московские ведомости», «Баше время» и журнал
«Русский вестник».
3 Статья, на которую ссылается Н. Серно-Соловьевич, по-видимому, только
готовилась к печати и должна была Появиться в том же номере, что и «'Мысли вслух».
Однако ни та, ни другая статьи на страницах журнала «Век» не были
опубликованы.
Петербургские городские выборы
Статья опубликована в журнале «Бек», 1862, № 13—14, за подписью Н. Серно-
Соловьевича. Рукопись статьи не обнаружена. Воспроизводится по тексту журнала
«Век». Поводом для ее написания послужили очередные выборы в сословную Петер-
бургсокую думу, проходившие1 17 марта 18612! г.
Статья Серно^Соловъевича «Петербургские городские выборы» явилась
последним крупным публицистическим произведением, увидевшим свет до его ареста и
заточения в крепость.
1 Речь идет о .«Положении об общественном управлении С.-Петербурга»,
изданном в феврале 1846 г. и предусматривавшем расширение участия в местном
самоуправлении имущих слоев городского населения, особенно дворянского сословия.
Указанное «Положение...» с небольшими изменениями было введено в 1862 г. в
Москве, а в 18631 г.— в Одессе.
2 Автор намекает на последнее десятилетие царствования Николая I, отмеченное
резким усилением реакционного курса в области внутренней политики.
3 С.-Петербургское городское кредитное общество было основано в 1861 г. Его
устав утвержден в июле того же года (см. «Полное собрание законов Российской
империи», Собрание 2-е, т. 36. СПб., 1861, отделение 2-е, № 37199).
4 «Век», 1862, № 12, стр. 152.
5 Там же.
Проект
Уложения императора Александра II
Впервые опубликован М, Лем'ке в журнале «Былое», 1'906, № '9, стр. 181—189,
а затем перепечатан Лемкё ъ его «Очерках освободительного .движения
„шестидесятых годов"» с частичными отступлениями от текста подлинника. Автограф
хранится в ЦГАОР, ф. 112, он. 1, д. 50, лл. 97—104. Рукопись не имеет подписи и не
датирована. Воспроизводится по автографу.
Рукопись была изъята при аресте Серно-Соловьевича. Впоследствии в своих
показаниях он отмечал, что стал работать над «Проектом...» незадолго до заключения
в крепость (см. М. Лемке, Очерки..., стр. 144).
По-видимому, «Проект...» предполагалось направить Александру II в
сопровождении следующего письма Н. Серно-Соловьевича; незавершенный черновик которого
был найден жандармами в его бумагах и изъят при аресте,
«Ваше Императорское Величество.
Второй раз обращаюсь к Вам письменно — и теперь при совершенно иных
обстоятельствах, чем в первый ра,з.

Проект Уложения Александра II
399
Почти 4 года — в сентябре 1858 г.— я подал Вам записку о крестьянском вопросе
ж вообще о положении дел в нашем отечестве *. Тогда еще только что был поднят
крестьянский вопрос — еще враги освобождения напрягали все усилия, чтоб оставить
крепостное право, а вся лучшая, мыслящая часть русского народа решительно
склонилась на сторону передового правительства. Единственною целью письма было
высказать Вашему Величеству с полной откровенностью положение дел и чувства,
одушевлявшие молодое поколение. Судя по резолюции Вашего Величества,
положенной на письме и объявленной мне по Вашей воле, письмо достигло цели. Вы
написали: «'Призовите его и поблагодарите его от моего имени. Скажите ему, что я не
только на него не сержусь, но и искренно благодарю за откровенное изложение
настоящего положения дел, хотя пылкость юношества и повела его, может быть,
слишком далеко. Пусть он не оставляет службы и, надеюсь, докажет свое усердие
и преданность. В этом молодом поколении много хорошего и истинно благородного.
Россия должна от него многого ожидать».
После этих слов прошло четыре года, и как многое изменилось!
Правительство дало полный простор тем началам, против которых Вы сами,
Государь, так благородно и энергически выступили,—и сделалось решительным
врагом тех, от кого, по (Вашему же отзыву, Россия должна многого ожидать».
Следует заметить, что 'Серно^Ооловьевич несколько изменил текст
«собственноручной заметки» царя, а ее концовку совершенно опустил. Резолюция завершалась
следующими словами: «В нашем молодом поколении есть много хорошего,, истинно
благородного; Россия должна многого ожидать от него, если только оно получит
надлежащее направление, потому что в ином случае может выйти совершенно
противное» (там же, л. 14).
Краткий анализ «Проекта Уложения...» см. в статье.
[Если бы страдания были явлением единичным...]
Документ впервые опубликован в> «Литературном наследстве», т. 67, стр. 745.
Автограф хранится в ЦГАОР, ф. 112, оп. 1, д. 50, лл. 2136—236 об. Печатается по,
тексту «Литературного наследства».
Публикуемый документ нредотавляет собой незавершенную рукопись без
подписи, даты и затлавия, изъятую во время ареста П. Серно-Ооловьевича.
Обнаруженная среди работ, написанных им накануне ареста, рукопись условно может быть
датирована апрелем — началом июля 1862 г.
Не требует ли нынешнее состояние знаний
новой науки?
Статья написана в Петропавловской крепости. Датирована 5 июля 1863 г.
Впервые опубликована в журнале .«Русское слово», il86ö г., № 1, стр. 125—136,
за подписью Н. Серно-Ооловьевича. Местонахождение рукописи неизвестно.
Воспроизводится по тексту «Русского слова». Публикуемая статья является единственной
из написанных в крепости работ, увидевшей свет при жизни ее автора, и
представляет громадный интерес для изучения социологических взглядов Серно-Соловьевича
*, Упоминаемая «Записка», копия которой хранится в Рукописном отделе Гос.
библиотеки им. В. И. Ленина, ф. 283, папка И, ед. хр. 52, была вручена Серно-Соло--
вьевичем царю 24 сентября 1858 г.

400
Примечания
1 Савонарола Джироламо (1МШ—11498) —итальянский религиозночполитиче-
ский реформатор, монах-доминиканец. По существу являлся главой республики,
установленной во Флоренции в результате восстания 1494 г. Осуществил ряд мер1 для
укрепления религии, а также отдельные социальные преобразования, снискавшие
ему популярность среди некоторых слоев населения, особенно буржуазии. Однако
узкий фанатизм Савонаролы и половинчатость его реформ оттолкнули от него
народные массы. Политика Савонаролы вызвала также резкое недовольство
аристократических кругов. !Всё это привело к вооруженному выступлению противников
Савонаролы, поддержанных римским папой. Реформатор был 'обвинен в ереси и сожжен
23 мая 1498 г.
2 Автор имеет в виду Мартина Лютера (1483—1546) и других деятелей
реформации в Германии.
3 .Имеется в виду международный кон-гросс, состоявшийся в Лозанне в I860 г.
и рассматривавший вопрос о (налогах. В работе конгресса приняли участие
представители Франции, 'Испании, Швейцарии, России и других стран, всего около 130
человек. Конгресс не носил официального характера и участие в нем предоставлялось
при уплате определенной суммы денег i(5 руб. сер.). Серно^Соловьевич,
находившийся в это время за границей, также принял в нем участие (см. «Указатель
политико-экономический», вып. 31. СПб., 1860, стр. 522—'523). Материалы конгресса
полностью опубликованы в Париже в ilSOl г. на французском языке (см. «Congrès
international de l'impôt. Théorie critique de l'impôt precede...». Paris. 1861).
4 Имеется в виду сборник императорских указов, изданных в Византии в 529 г.
в период царствования императора Юстиниана (483—565), вошедший впоследствии
составной частью в Свод гражданского права под общим названием «Corpus juris
civilis».
5 Речь вдет об английском буржуазном историке и социологе Вопле, Генри
Томасе (1821—1862), сочинения которого имели широкое распространение в России в
начале шестидесятых годов XIX в.
Несколько размышлений, вызванных поучением,
слышанным 8 сентября
(Записано по приглашению отца протоиерея Полисадова)
Статья была написана Серно-Соловьевичем в Петропавловской крепости в
сентябре 1863 г. Подлинник документа хранится в Рукописном отделе Гос. публичной
библиотеоЕШ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ф. А. Ф. Сорокина, раздел 1). Впервые
опубликована с некоторыми сокращениями в «Ежегоднике Музея истории религии
и атеизма»,, т. 4. М.—Л., ЮбО, стр. 295—301. В настоящем издании воспроизводится
по тексту подлинника.
Статья явилась ответом на «поучение» протоиерея Петропавловского собора
Полисадова, совмещавшего обязанности священнослужителя с функцией шпиона III
отделения и призывавшего Серно^Соловьевича присоединиться к молитве о победе
царской армии в Польше. -«Поучение» было зачитано 8 сентября 1803 г.
Воспользовавшись им как поводом для спора с представителем духовенства, Серно-Соловье-
вич оперировал его же оружием — догматами раннего христианства,, с помощью
'которых разоблачал реакционную роль официальной церкви. Одновременно он сфорл/гу-
лировал свое отношение к польскому национально-освободительному движению.
Интересна реакция на этот документ самого Полисадова. По его словам, все
сочинение Серно-Соловьевича проникнуто идеями «генерала от революции Герцена»
(ЦГАОР, ф. 109, оп. 1, 1-я эксп.,, 1862, д. ИЗО, ч. 54, л. 268).

О мерах к умножению народного богатства
401
Подробнее об отношениям Серно-Соловьевич а к польскому вопросу см. в статье:
«Н. А. Серно-Соловьевич и польское освободительное движение».— Сб.
«Русско-польские революционные связи 60-х годов и восстание I860 г.» М., ,10612.
1 Александр Пересвет и Роман Ослябя — иноки Троище^Сертиевской лавры,
принимавшие участие в Куликовской битве (1380).
2 Речь идет о войне '11018—1648 it., охватившей ряд европейских государств.
3 'Используемые здесь и выше евангелические тексты см. Евангелие от Матфея,
гл. 23; гл. 26, абз. 52; от Иоанна, гл. 4, аб;з. 1—29.
О мерах к умножению народного богатства
и улучшению материальных условий народного труда
в России
Статья написана в Петропавловской крепости. Датирована 7 июля 1864 г.
Передавая рукопись коменданту крепости Сорокину, Серно-Соловьевич просил вручить
ее брату |Владимиру Александровичу. Статья, однако, была задержана III
отделением; на рукописи имеется пометка «Хранить при делах» (см. ЦГАОР, оп. 1, ф. 109,
1-я зксп., 1862,, д. 2:30, ч. 54, л. 310 об.).
Впервые опубликована Е. Сафроновой в сборнике «Революционное движение
1860-х годов». М., 1932, стр. 78—99. Воспроизводится по автографу.
1 Блокп Мориц (1816—1901) — французский буржуазный экономист и статистик.
Серно-Соловьевич ссылается на его книгу «Сравнительное обозрение сил и богатства
Европейских государств», гл. IV. СПб., 1868, стр. 50—'99.
2 Налицо, несомненно, тактический прием, вызванный системой двойной
цензуры, которой подвергались рукописи узников Петропавловской крепости. О
нарочитости умеренного тона статьи, призванного еамаскировать подлинные политические
убеждения Серно-Соловьевича, свидетельствуют etro же слова, сказанные несколько
ниже: «Здесь оставлены в стороне... все вопросы политического характера. Первые
имеют самое существенное влияние на развитие народного богатства, но о них здесь
неудобно распространяться» (стр. 224 наст. изд.).
3 J. St. Mill. Principles of Political Economy. Ed. 2. London, 1849 (ср. Дж. Ст.
M и л л ь. Основания политической экономии, перевод Чернышевского,— Н. Г.. Ч е р-
нышевский. Поли. собр. соч. в 15 томах, т. IX, GVL, 1949, стр. 224—220, '308—
405). ■
Миллъ Джон Стюарт (1806—1873) —известный английский философ и
экономист, один из представителей буржуазной политической экономии, стремившихся,
по словам Маркса, «согласовать политическую экономию капиталистов с
притязаниями пролетариата, которых уже нельзя было игнорировать» (К. M а р к с. Капитал,
т. I, М., 19513, стр. 13). (В вопросах теории народонаселения Милль придерживался
взглядов Мальтуса'.
4 (Статья «План финансовой и хозяйственной реформы» написана в марте 1863 г.
в Петропавловской крепости и до сих пор"не обнаружена.
5 Имеются в виду статьи: 1) «Еще о Главном банковом и торговом обществе в
Петербурге» '((«(Московские ведомости», 3 сентября 1850); 2) («Разбор трудов Комиссии
для устройства земских банков» (см. наст, изд., стр. 53—67); 3) статья СерненСо-
ловьевича об Акционерном обществе недвижимого кредита не обнаружена.
6 Речь идет о статье, которая должна была появиться в февральском номере
«Современника» за 1861' г. и которая рассматривала «новые правила акцизной
продажи вина, доказывая, что они никуда не годятся» (Н. Г. Чернышевский.,
Поли. собр. соч., т. X1IV, Д1., 1949, стр. 423). Статья не была опубликована.
26 Н. А. Серно-Соловьевич

402
Примечания
7 Имеется в виду «Проект действительного освобождения крестьян» (см. наст,
изд., стр. 5—52),
8 О необходимости займа для проведения выкупной операции Серно-Соловьевич
писал в работе «Окончательное решение крестьянского вопроса» (см. наст. изд.,
стр. 93—149). Заключенный в начале 1862; г. заграничный заем на сумму 15 млн. ф.
стерлингов (94,3 млн. руб.) предназначался для восстановления металлического
обращения в стране, однако большая его часть была употреблена на сбалансирование
бюджета.
9 Имеются в виду статьи «Разбор трудов Комиссии для устройства земских
банков» и «Размышления по поводу статьи Г. Шилля о государственном или земском
заемном банке».
10 Речь идет о статье «Кредитные общества для городских домовладельцев» («С.-
Петербургские ведомости»,, 4 октября 1861 г.).
11 «(Государственная внешняя торговля в разных ее видах за 1861 год», разд. XLIL
СПб., 1862.
12 Колъб, Георг Фридрих (1800—1884) — немецкий статистик и политический
деятель демократического направления. Серно^Соловьевич цитирует книгу Кольба
«Руководство к сравнительной статистике», т. П. ОПб., 1862, стр. 239.
[О законах исторического развития
человечества]
Работа написана в Петропавловской крепости. Датирована 13 сентября 1864 г.
Впервые опубликована Е. Сафроновой в сборнике «Революционное движение
1860-х годов». М., 1932, стр. 73'—78. Печатается по автографу, хранящемуся в ЦГАОР,
ф. 109, оп. 1, 1-я эксп., 1862, д. 230, ч. 514, лл. 313—316.
В -Крепости ,Н. Серно^Соловьевич предполагал написать обширное исследование,
о законах исторического развития. Публикуемая рукопись представляет собой
краткое обоснование необходимости создания подобного труда. (К ней приложен перечень
глав первой части задуманной работы. Оба документа были направлены
комендантом крепости в Ш отделение специальным отношением. На отношении коменданта
имеется резолюция шефа жандармов Долгорукова: «Серно-Соловьевич может
заниматься составлением своего нового труда. 16 сентября [1864 г.]» (ЦГАОР, ф. 109,
оп. 1, 1-я эксп., д. 2130, ч. 54, л. 312). Направленная коменданту крепости, .рукопись
имела, согласно установленной форме, обращение: «Его превосходительству г-ну
коменданту Санкт-Петербургской крепости, генерал-лейтенанту и кавалеру Сорокину
Имею честь почтительнейше сообщить Вашему превосходительству следующее...»
Далее следовал текст (публикуемой рукописи.
Подробнее о философских и социологических взглядах Н. GepHo-Соловьевича
см. В. Л. Рома н е н к о. Мировоззрение Н. А. Серно^Соловьевича. М., 1964.
1 Упоминаемая Серно^Соловьевичем рукопись не обнаружена,
[Во имя правды и воли...]
Копия прокламации хранится в ЦГАОР, ф. 109, 1-я эксп., 1866, д. 38, ч. 3,
«О преступных замыслах поляков. По доносу о готовящемся восстании в Сибири
ссыльных поляков вместе с татарами», лл. 57—'58. Написана в конце 1865 — начале
1866 г. Впервые опубликована Н. Д. Шулуновым в «Литературном наследстве», т. 62,
стр. 564—565. Воспроизводится по копии. Подлинник не обнаружен.
Публикуемый документ представляет собой прокламацию, обращенную к народу,
войску и политическим ссыльным от имени руководящего центра восстания, гото-

Ответ «Великоруссу»
403
вившегося в Сибири русскими революционерами и ссыльными поляками. III
отделение, заславшее ов руководящий центр восстания провокатора (Ю. Сулимекого),
было осведомлено о ходе его подготовки. В одном из донесений из Красноярска от
11 февраля 1866 г. шефу жандармов говорится: «При сем представляю копии
(подлинные переданы управляющему Енисейской губернии): 1) Прокламации на
русском языке, сочиненной Серно^Соловьевичем...» (сб. «Восстание 1863 г. и руес'ко-
поль'ские революционные Связи 60-х годов». М., I960, стр. 658). Названным
документом устанавливается принадлежность прокламации перу Н. А. СеряочСоловьевича.
Dubia
Ответ «Великоруссу»
Напечатан в «Колоколе», л. 107, 15 сентября 1861 г. за подписью: «Ваш. Один
из многих». Вторично издан русскими революционными эмигрантами в «Летучих
листках». Гейдельберг, 1862. Перепечатан в «Материалах для истории
революционного движения в России 60-х гг.», приложение 21 к сб. «Государственные
преступления в России», под ред. Б. Базилевского. Париж, 1'905, стр. 34—S8, а затем М. Лемке
в «Очерках освободительного движения „шестидесятых годов"». ОПб., ,1908, стр'. 506—
510. Автограф статьи не обнаружен, воспроизводится по тексту «Колокола».
Непосредственным поводом для написания статьи явилось появление в
Петербурге в июле 1861 г. первого листка нелегальной прокламации «Великорусе».
В советской исторической 'литературе неоднократно высказывались
утверждения, что автогром этого документа является Н. А. Сер1ЖнСоловьевич. Однако в ряде
печатных (работ это мнение оспаривается. Между тем имеются веские основания
считать автором документа именно Н. А. Серно-Ооловьевича. Они заключаются в
следующем.
Видный участник политической борьбы 60-х годов, близкий друг Н.
Серно-Ооловьевича, выступивший вместе с ним в числе организаторов первой «Земли и
воли» — А. А. /Слепцов, свидетельствовал (в передаче М.. К. Лемке), что «Ответ
„Великоруссу"» писался Н. Серно-Соловъевичем ж что последний сыграл важную
роль в демократическом движении шестидесятых годов (см. А. И. Герце н. Полн.
собр. соч. и писем,, под ред. .ОД. К. Лемке, т. XVI. М., 1920, стр. 72). Учитывая
широкую осведомленность Слепцова в деятельности братьев Серно-Соловьевичей,
нельзя недооценива'ть значения сделанного им сообщения. Эта осведомленность
подтверждается обнаруженными в последнее время отрывками подлинных мемуаров
Слепцова, в которых содержится высокая оценка роли и значения Н. Серно^Соло-
вьевича в освободительной борьбе шестидесятых годов (см. «Литературное
наследство», т. 67, стр. 67Ü).
В письме Герцена к Огареву от ,1 сентября 1861 г. упоминается о некой статье
Серно^Соловъевича: «Статьи Сер'[нО'рСол[овьевича] я никак бы не напечатал... Смотри,
у меня есть инстинкт, и до сих пор всякий раз я, уступая, делал беду» (А. И.
Герцен. Полн. собр. соч. и писем, под ред. М. К. Лемке, т. XL M., 19!ll9i, стр. 2126).
Впервые мнение о том, что в этом письме идет речь об «Ответе „Великоруссу"»,, высказал
М. М. Клевенсвжй в (работе «Герцен-издатель и его сотрудники» («Литературное
наследство», т. 41/42, стр. 608). Это мнение подкрепляется редакционной ремаркой,
сопровождающей в «Колоколе» «Ответ „Великоруссу"». В ней говорится: «Статью эту
мы получили из России с настоятельной просьбой поместить ее. Если мы и не
совершенно согласны в частностях и форме, то все же от души приветствуем этот
живой призыв на живое дело. Мы давно думали о необходимости органического
сосредоточения сил. [но считали, что не от нас должна выйти инициатива, не из-за
границы, а из самой России. В следующем „Колоколе" мы скажем наше мнение о
великом деле, предлагаемом статьею и о самой статье.— Ред. ,Долокола"ъ.
26*

404
Примечания
Авторство H. СержПСоловьевича подтверждается также идейно-тематической
близостью «Ответа „Великорусеу"» и таких его работ, как «Окончательное решение
крестьянского вопроса» и 1«1Мысли вслух». Эта близость особенно наглядна в постановке
вопроса о роли народа в освободительной борьбе и в разоблачении идеологии и
тактики либерализма.
Я. 3. Черняк справедливо устанавливает близкое идейное и некоторое
текстуальное сходство «Ответа „Великорусеу" с письмом Н. Серно-Соловьевича к Герцену и
Огареву из равелина i(cm. «Литературное наследство», т. 62, стр. 555).
Наконец, из одного (сохранившегося жандармского документа следует, что
H А. Серно^Соловьевич, находясь еще в Калуге, подписывал свои статьи псевдонимом
«Один из многих» : («Литературное наследство», № 25/26, стр. 422). Эта же подпись
поставлена и под («Ответом „Великорусеу"».
Все приведенные выше соображения дают право считать автором этого
выдающегося революционного произведения Николая Александровича Серно^Соловье-
вича.
Для более точной датировки написания статьи необходимо иметь в виду
следующее. Первый листок «Вели'корусоа» появился в Петербурге в начале июля 1861 г.
(или в середине июля по новому стилю), в «Ответе „Великорусеу"» использован
материал, помещенный в л. 104 «Колокола» от 1 августа 1861 г.; наконец,
вышеупомянутое письмо Герцена к Огареву помечено 1 сентября 1861 г. Следовательно,
наиболее вероятно, что статья была написана в августе 1864 г.
'В 1861 г.— Долгоруков Василий Андреевич (1803—1868)—шеф жандармов и
главный начальник III отделения; Шувалов Петр Андреевич (1827—1889)
—управляющий III отделением, начальник штаба корпуса жандармов; Игнатьев Павел
Николаевич (1797—18719) —петербургский генерал-губернатор до 18611 г.; Паткулъ
Александр Владимирович (1817—1877) — петербургский обернполицмейотер.
2 Речь идет о широком крестьянском движении 1858—185'9 гг. против винных
откупов |(так называемые «питейные бунты»), носившем антикрепостнический
характер.
3 Имеется в виду разгром декабристов и поражение французской революции
1848 г. Декабристы, по мнению СернонСоловьевича, потерпели неудачу в результате
отсутствия у них связи с народом., источник же поражения революции 1848 г. он
видел в отвлеченности и неопределенности западноевропейских теорий утопического
социализма, лежавших в основе деятельности многих революционных обществ того
времени.
4 Имеются в виду следующие статьи в «Колоколе». А. И. Герцен. Сто
пятнадцать благородных офицеров (л. 92, 15 февраля 1861 г., стр. 769); [Д. П. Хрущов].
Нарвокая революция и рукопашный КаваньяК — Смирнов '(л. 81, 1 февраля '1861 г.,
стр. 7681) ; А. И. Герце н. 10 апреля 1861 г. и убийства в Варшаве (л. 96), 1'5 апреля
1861 г., стр. 805); А. И. Герцен. 1'2 апреля 1861т. (Апраксинские убийства) (л. 101,
15 июня 1861 г., стр. 848. Л. 102, 1 июля 1861 г., стр. 860) -, А. И. Г е р ц е ,н. Собственное
сознание о взрыве «Пластуна» (л. 90, И5 января 1861 г., стр. ТОО) ; А. И. Герце н.
[Храбрый Дренякин] (л. 104, 1 августа 1861 г., стр. 876), а также статьи, авторы
которых неустановлены: «Предсмертные злодейства помещичьего права» (л. 101, 15 июня
1861 г., стр. 849); «Петербургский университет» (л. 102, 1 июля .1861 г., стр. 856—858);
«Распятие казачьих бород» '(л. 104, 1 августа, 1861 г., стр. 876); «Депеши Дренякина»
(л. 103, 15 июня 1861 г., стр. 866).

Письма
405
ПИСЬМА
1
Первые шесть писем опубликованы в сборнике '«Революционное движение 1860-х
годов». M., I!9l3l2. Автографы хранятся ов Рукописном отделе Института русской
литературы АН СЮСР (Пушкинский дом). Адресованы Николаю 'Сергеевичу Кашкину
(1829—1914), петрашевцу, (амнистированному в 1856 г., проживавшему в Калуге,
члену Калужского губернского комитета. Воспроизводятся по автографам. Письма
Н. С. Кашкина к Серно-Соловьевичу не известны.
1 С январи по июль 1859 г. Серно^Соловьевич находился в Калуге, где занимал
должность делопроизводителя Калужского губернского комитета.
В июле этого же года он был переведен в Петербург, где продолжал службу
в Земском отделе Центрального статистического комитета Министерства внутренних
дел. Этот отдел, возглавляемый Н. А. Милютиным и Я. А. Соловьевым,
непосредственно 'занимался подготовкой материалов для Редакционных комиссий,
вырабатывавших прое'кт реформы. На него же была возложена обязанность
предварительного обсуждения проектов губернских: комитетов. Этим и объясняется широкая
осведомленность Серно-Соловьевича о ходе подготовки реформы.
Переписка с Н. С. Кашкиным началась с момента возвращения СержьСоловьеви-
ча в Петербург.
2 "К этому времени наряду с учреждениями, занимавшимися выработкой проекта
«крестьянской» реформы i (Главным 'Комитетом по крестьянскому делу и
находившимися в его составе Редакционными комиссиями), был образован ряд других комиссий,
с целью подготовки реформ в области хозяйства и управления (Комиссия для
пересмотра системы податей и пошлин, Комиссия для устройства земских банков,
Комиссия о губернских и уездных учреждениях и др.).
3 Имеются В' виду проекты губернских дворянских комитетов.
* Арцимович Виктор Антонович '(18120—1893) —калужский губернатор,
находившийся в это время в Петербурге.
5 Бунге Николай Христианович (182S—1895) —либеральный экономист,
принимавший участие в работах Финансовой комиссии.
Очевидно имеется в виду обзор предположений о выкупе в «Предварительных
соображениях о выкупе поземельных угодий крестьянами, выходящими из
крепостной зависимости», составленных Финансовой комиссией (см. «Журнал общего
присутствия комиссий № 45 от 25 августа 1859 г.» в .«Первом издании материалов
Редакционных комиссий...», т. «ТЫ. СПб., 1859).
6 Самарин Юрий Федорович (1819—1876); Черкасский Владимир Александрович
(1824—1878) —помещики-славянофилы, деятели реформы.
7 Безобразов Михаил Александрович; Бланк Григорий Борисович (18111Ц—1899) —
реакционные публицисты, наиболее видные представители так называемой
^плантаторской» партии. Упоминаемый адрес был составлен М. А. '.Безобразовым при участии
тамбовского помещика Бланка, воронежского губернского предводителя «дворянства
кн. Гагарина и других и подан царю в октябре 1859 г. Адрес был направлен против
Редакционных комиссий, деятельность которых, по мнению «его составителей,
ущемляла интересы помещиков, и отстаивал, по существу, сохранение крепостного права
и установление олигархической конституции с опорой 'самодержавной власти на
реакционные слои дворянства. За подачу записки, расходящейся с мероприятиями
правительства, Безобразов был уволен со /службы и удален из Петербурга.

406
Примечания
8 A. M. Унковский i( 1828—1893), будучи председателем Тверского губернского
комитета, находился в это (время в Петербурге в связи с вызовом депутатов
губернских дворянских комитетов так называемого «.первого приглашения».
9 Ott Оскар Федорович — член Калужского .губернского комитета.
10 Ростовцев Яков (Иаков) Иванович (1803—1860) —председатель Редакционных
комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной
зависимости.
11 Речь идет о проектировавшемся в 1859 г. Главном банковом и торговом
обществе в Петербурге, среди учредителей которого были* иностранные банкиры (Д. Га-
бер, Д. Ганземан, Мюленс). Устав этого общества был опубликован в
«С.-Петербургских сенатских ведомостях» 7 августа 1859 г. (приложение). Однако оно так и не
было создано. СержнСоловъевич говорит о своей работе над статьей .«Еще о Главном
банковом и торговом обществе в Петербурге» («Московские ведомости», 3 сентября
1859 г.).
12 Имеется в виду статья П. X. Бунте «'Главное банковое и торговое общество
в С.-Петербурге» («С.чПетербургские ведомости», 15 августа, 1859). Эта статья была
перепечатана в «С.-Петербургских ведомостях» из «Журнала для акционеров»
-за 1859.
13 Речь идет о разрешении въезда в Петербург Н. С. Капитану в качестве
представителя либерального «меньшинства» Калужского комитета. О получении этого
разрешения ходатайствовал В. А. Арцимович.
14 8 сентября — день рождения Николая, старшего сына Александра П. С этим
днем связывались надежды на некоторые послабления СО' стороны царского
правительства (амнистии и др.).
15 Оболенский Евгений Петрович (1796—1865) — декабрист; Оболенский Андрей
Васильевич (1824—1875) входил в состав пяти членов либерального «меньшинства»
Калужского губернского -комитета, председатель Калужской гражданской палаты;
Жемчужников Алексей Михайлович (1821—1908) — поэт, сотрудник «Современника»,
проживал в это время вместе с семьей в Калуге и находился в дружеских отношениях
с Н. А. Серно-Соловьевичем; Арцимович Анна Михайловна — жена В. А. Артемовича,
урожденная Жемчужяикова; Свистунов Петр Николаевич (1803—1889) — декабрист,
член Калужского губернского комитета; Батенъков Гавриил Степанович (1793—
I860) — декабрист; Трузсон П. П.—калужский губернский прокурор; Скропы-
шев Я. С.— чиновник особых поручений при В. А. Арцимовиче; Раковский — лицо
неустановленное .
16 Воейков Николай Владимирович — член Калужского губернского комитета.
17 К каждому депутату присоединялся и кандидат1.
18 Ланской Сергей Степанович (1787—1862) —министр внутренних дел с 1855 но
186И г., деятель «крестьянской» реформы.
19 Возможно, Племянников Аркадий Петрович, входивший в состав
«меньшинства» Калужского губернского комитета.
20 Муромцев Аркадий Алексеевич — член «меньшинства» Калужского
губернского комитета.
21 Из веко в —товарищ председателя Калужской уголовной палаты. В полемике
по поводу открытия в Калуге женской гимназии, имевшей место в первой половине
1859 г., занимал крайне реакционную позицию, разоблаченную Н. СержнСоловьеви-
чем в заметке, опубликованной в газете «Московские ведомости», 11 июня 1859 г. за
подписью «Один из многих».
22 Карышев Александр Федорович — член Калужского губернского комитета от
правительства.
23 Бегичев — неустановленное лицо. Имеются в виду журналы заседаний
Калужского губернского комитета.

Письма
407
1 См. прим. 12 к письму № 1.
2 Головинский Василий Андреевич — петрашевец, принимал участие в подготовке
реформы 1861 г. в Симбирской губернии.
3 Когда писалось это письмо, истекал первый период деятельности
Редакционных комиссий, в результате которого был составлен первоначальный про'вкт
реформы с использованием материалов, представленных губернскими комитетами,
завершившими свою работу. Представители етих губернских комитетов были вызваны в
Петербург для ознакомления с проектом и представления шоих замечаний.
Вызванные к 25 августа депутаты «первого приглашения» находились в столице вплоть до
октябри 1809 г.
4 Имеется в виду (речь Александра II, произнесенная им 4 сентября 1859 г.
перед депутатами «первого приглашения», выразившими недовольство проектом
реформы, составленным Редакционными комиссиями. В проекте, ш> их мнению, интересы
поместного дворянства были учтены недостаточно полно. Царь в своей речи заверил
представителей дворянских губернских комитетов, что при окончательной подготовке
проекта реформы будут учтены все их пожелания i(«С.-Петербургские ведомости»,
S сентября '1859 г.).
5 Гагарин Иван Васильевич — воронежский губернский предводитель дворянства
и председатель Воронежского комитета по крестьянскому делу.
6 Кавелин Константин Дмитриевич (1818—1885) — либеральный публицист,
историк и юрист.
7 Упоминается доклад административного отделения № 5. «Сельские сходы,
состав их, предметы ведомства и порядок решения на них дел» '(см. «Первое издание
материалов Редакционных комиссий...», ч. II: «Журнал общего присутствия
комиссий...», № 34 от 25 июля l'SoG г.).
8 «Сельский ^хозяин» — акционерное общество, возникшее в 1857 г. Разоблачению
злоупотреблений в этом обществе Серно-Соловьевич посвятил несколько статей
в «Журнале для акционеров» за 1859 г.
9 Серно-Соловьевич имеет в виду свои финансово-экономические обзоры в
еженедельном «Журнале для акционеров», помещавшиеся им с сентября 1859 г. по
февраль I860 г. Издателем журнала был iK. В. Трубников.
10 Шамиль (ок. 1798—1871) — возглавлял борьбу горцев Северного Кавказа против
царизма. Захваченный 25 августа 1859 г. после разгрома его армии царскими
войсками, он был отправлен на поселение в Калугу.
1. Щукин Федор Сергеевич — предводитель дворянства Калужской губернии,
ярый крепостник.
2. Копия письма Щукину.
«Милостивый государь Федор Сергеевич!
Получив окончательные журналы комитета и протест Яковлева, Потулова и
Жилина я был крайне изумлен, найдя не напечатанным воззрения гт. членов
меньшинства.
Уезжая из Калуги, не окончив печатания журналов, я представлял вашему
пр^ву, что если будет печататься протест, то необходимо напечатать и возражение
на него-
Это было положительно обещано Вами.
Члены Калужской губернской комиссии, крепостники.— Ре д.

408
Примечания
Поэтому, убежденный, что Вам неизвестен весьма неблаговидный поступок
Вашей канцелярии в отношении меньшинства,, я считаю обязанностью обратить
внимание в. прчва на это важное обстоятельство, напомнив притом данное мне
обещание.
Вместе с тем полагаю необходимым объяснить в. пркву, что, полагаясь на Ваше
слово,, я, с своей стороны, поручился им пред гг. членами меньшинства, что
возражение их будет напечатано.
Таким образом, я сам оказываюсь совершенно безвинно виноват пред ними; но,
не желая оставлять на себе незаслуженного укора, я решился прибегнуть к двум
средствам, посредством которых могу оправдаться: вторично обратиться к в. пр'-ву
с представлением о напечатании возражения бНги членов меньшинства, а затем,
в случае неисполнения сего, прибегнуть к гласности и печатно< принести свои
оправдания, объяснив подробно все обстоятельства дела.
Поэтому имею честь покорнейше просить в. пр-во уведомить меня о решении
Вашем по сему предмету.»
3 Ко$ш Валентин Федорович (1828—1895) — историк литературы, журналист
либерального направления, один из соредакторов «Moickobckïïx ведомостей», где в
1859 г. печатался Н. Серно-Соловьевич.
4 Штиглиц Александр Людвигович (1811-4—1804) — крупный банкир,
председатель С.-Петербургского биржевого комитета. В 18Э9 г. в связи с послевоенным
финансовым кризисом начал ликвидацию своих частных дел. Впоследствии^ 10 июня
1860 г., был назначен первым управляющим вновь созданного Государственного
банка.
5 Имеется в виду статья «Акционерное общество „Сельский хозяин'*»,
опубликованная в «Журнале для акционеров!», 8 октября 1859.
6 Байков и Дезин — члены правления общества «Сельский хозяин». Упоминаемое
Училище правоведения являлось закрытым учебным заведением, готовившим
чиновников дворянского государственного аппарата «по судебной части».
7 Имеется в виду собрание акционеров общества «Сельский хозяин», (которое
было перенесено с 15 на 30 октября 1859 г. (статья Н. Серно-Соловъевича
«Настоящая причина перенесения общего собрания акционеров „Сельского хозяина" с 15 на
30 октября».—"«Журнал для акционеров!», 15 октября 1859 г.).
8 Речь идет об О. Ярошинском, председателе Киевского дворянского комитета
и Общей комиссии по устройству быта помещичьих крестьян Киевской Подольской
и Волынской губерний и члене^экоперте 'Редакционных комиссий Б. Залеском,
настаивавших на наделении землей лишь крестьян, ведущих хозяйство. См. «Труды
губернских комитетов», т. 12, «Киевская, Волынская, Подольская губернии» [Б. м.],
1859; «(Соображения председателя общей комиссии О. Ярошинского по< предмету
выкупа крестьянами земли»; «Особое мнение члена-эксперта Редакционных комиссий
Б. Залеского на доклад хозяйственного отделения по отзывам членов губернских
комитетов!: № IV. Об особых правилах для литовских губерний и лифляндских уездов
Витебской губернии» |Б. м., б. д.]).
9 См., например, «Проект положения Виленекой общей комиссии об устройстве
и улучшении быта помещичьих крестьян губерний: Виленекой, Гродненской и Ковен-
ской», гл. II, § 10, гл. IV; «Обзор оснований, принятых Виленсмж) общею кюмиееиею
при составлении положения об улучшении быта помещичьих крестьян», стр. 43, 47,
57—58 («Проект Виленского, Гродненского и Ковенекого комитета» (Б. м., б. д.]).
10 Чертков Дмитрий Александрович—таруоекий уездный предводитель дворян-
ства* член Калужского губернского комитета, ярый крепостник.
11 Соловьев Яков Александрович (1820—18176) возглавлял Земский отдел
Министерства внутренних дел, видный либеральный деятель реформы 1861 г., член
Редакционных комиссий.

Письма
409
4
1 Ковалевский Егор Петрович (1811—1868) — писатель и общественный деятель,
брат Евграфа Петровича; Кавелин К. Д.— см. прим. 6 к письму 2i; Галахов Александр
Дмитриевич (1807—1892) — историк литературы, критик и -педагог; Краевский Андрей
Александрович (1810—1889) — журналист, издатель «Отечественных записок» (1839—
1867), «С.-Петербургских ведомостей» (1852—1863), с 1863 г.—«Голоса». Анненков
Павел Васильевич (1813—1887) — критик и историк литературы; Ламанский Е. П.—
см. прим. 7 к статье «Размышления по поводу статьи г. Шилля...», Заблоцкий-Деся-
товский Андрей Парфентьевич (1807—1881) — публицист, деятель «крестьянской»
реформы; Дружинин Александр Васильевич (1824—1864) — литературный критик,
беллетрист и переводчик; Дудышкин Степан Семенович (1820—1866) — журналист,
литературный критик; Никитенко Александр Васильевич (1805—1877) — историк
литературы, профессор Петербургского университета, цензор.
2 Впоследствии общество для пособия нуждающимся литераторам и ученым —
«Литературный фонд», как известно, действительно оказало материальную помощь
некоторым участникам освободительного движения (декабристу М. А. Бестужеву
и др.). Как видно из письма, Серно-Соловьевич наводил справки о бывших
декабристах и петрашевцах для оказания им и их близким материальной помощи. Его
стремление организовать деятельность «Литературного фонда» именно В' этом
направлении весьма характерно.
3 Упоминаемая в письме «стычка» связана с выступлением Серно-Соловьевич а
30 октября 1859 г. на собрании- акционеров против заправил «Сельского хозяина»,
злоупотребления в деятельности которого неоднократно разоблачались 'Оерно^Со-
ловъевичем в печати («Акционерное общество „Сельский хозяин". Ответ гг. Кокореву,
Байкову и фон Дезину». СПб., 1850; «Акционерное общество „Сельский хозяин"».—
«Журнал для акционеров», 8 октября 1859. Прибавление).
4 Письмо Н. Серно-СолОвьевича к Е. П. Оболенскому не обнаружено.
5 Упоминаемые адреса были поданы царю депутатами «первого приглашения»,
недовольными деятельностью Редакционных комиссий и той ограниченной ролью,
которая отводилась им в подготовке проекта реформы. В адресе 18 депутатов
выдвигалось требование представить на их рассмотрение окончательный проект реформы;
адрес 5 депутатов во главе с тверским предводителем дворянства А. М. Унковским
настаивал на проведении обязательного выкупа; симбирский помещик Шидловский
выступил с резкой критикой деятельности Редакционных комиссий и требованием
передать подготовку отмены крепостного права в другие руки, имея в виду
представителей наиболее реакционной части дворянства. За подачу адресов депутаты
получили выговоры, а Унковокий и Шидловский отданы под надзор губернаторов.
Однако впоследствии, при завершении (проекта (реформы, Редакционные комиссии
внесли ряд поправок в- угоду помещикам-крепостникам.
6 Яновский Семен Иванович —член Калужского губернского комитета.
7 Напряженные отношения между Англией и Францией в то время
заставляли многих предполагать, что война между этими державами неизбежна. Этого же
мнения придерживался тогда и Н. Серно-Соловьевич. В одной из своих статей он
писал: «Последние известия, сообщенные телеграфом, предсказывают неизбежность
войны между Англией и Францией. Вероятно, сердечное согласие было слишком
пламенно, чтобы быть продолжительным. Франция, испробовав силы над Россией
и Австрией, верно считает их достаточными, чтобы сразиться с вечным врагом.
Опять польется кровь, погибнут сотни тысяч людей; торговля и промышленность
остановятся! Многие не верит возможности этой войны и надеятся, что несогласия
устранятся. Надежды этих добрых людей едва ли основательны. Война с Англией
каждый день более и более становится для императора Наполеона жизненным
вопросом...» («Журнал для акционеров», 12 ноября 1869 г. «Иностранная хроника»). -

410
Примечания
5
1 .Речь идет о вызове депутатов так называемого «второго приглашения» от
25 губерний в феврале 1860 г. Опасения СержиСоловьевича оправ дались: мнения
этих депутатов о проекте реформы, представленном им для обсуждения, носили еще
более крепостнический характер, чем замечания депутатов «первого приглашения».
2 Имеется в виду предполагавшаяся поездка Н. С. Каш-кина в качестве делегата
от либерального «меньшинства» Калужского губернского комитета в Петербург.
Однако в связи с запрещением Н. С. Кашкину въезда в столицу представителем
«меньшинства» поехал А. В. Оболенский.
3 Ковалевский Евграф Петрович (1790—'1867) — в 1858—1861 гг. министр
народного просвещения.
4 Корф Модест Андреевич (1800—1872) — член Государственного Совета. Речь
идет об образовании самостоятельного управления цензуры и выделении его из
Министерства народного просвещения. Главное управление по делам книгопечатания,
начальником которого был назначен Корф, просуществовало в действительности
всего лишь несколько дней (см. М. Л е м к е. Эпоха цензурных реформ 18619—'1865 гг.
СПб., 1904, стр. 14—27).
5 Серно-Соловьевич Александр Александрович (1838—1869) — младший брат
Н. А. Серно^Соловьевича.
6 Яковлев А. И.— помещик Калужской губернии.
7 Письмо Серно^Соловьевича к Щукину не обнаружено.
8 Речь идет о статьях Н. А. Серно-Соловьевича «Ответ на письмо 18 калужских
дворян», «Письмо к редактору» в «Московских ведомостях» от 19 мая и 4*1 июня
1859 г., В' которых отстаивалась необходимость открытия женской гимназии в Калуге
и оспаривались мнения противников ее основания. Перу Арсения Глебов а
(псевдоним А. М. Жемчужникова) принадлежала статья «Письмо к редактору» («Русский
вестник», 1859, № 8).
9 Долгово-Сабуров Николай Павлович—лицейский товарищ А. А. Сврно-Со-
ловъевича.
10 Оболенская Наталья Петровна—сестра декабриста Е. П. Оболенского.
11 Упоминаемое письмо Н. Серно^Соловьевича не обнаружено.
12 Панаев Иван Иванович (литературный псевдоним «Новый поэт», 1812—1862) —
писатель, фельетонист, соредактор «Современника».
Речь идет о статьях в «Библиотеке для чтения» ('1859, ноябрь, раздел
«Современная русская летопись», стр. 26—53) и «Современнике» (1859, № И, «Заметки нового
поэта», стр. 131—148), посвященных собранию акционеров общества «Сельский
хозяин», -которое состоялось 80 октября 1859 г. Серно-Соловьевич выступил на этом
собрании с (разоблачением злоупотреблений учредителей акционерного общества
Кокорева, Бенардаки и др.
6
1 Письмо Серно-Соловьевича к Е. П. Оболенскому не обнаружено.
2 Речь идет о поездке Н. Серно-Соловьевича в Лондон к А. И. Герцену и
Н. П. Огареву, в конце февраля — начале марта I860 г.
3 Вместо умершего Я. 'И. Ростовцева председателем Редакционных комиссий но
выработке проекта реформы был назначен крайний реакционер В. П. Панин (1801—
1874).
4 Речь идет о видимости плебисцита, проведенного королем Сардинии Виктором-
Эммануилом в начале 1860 г. с целью отторжения от Сардинского королевства и
передачи Франции Савойи и Ниццы.

Письма
411
5 Виктор-Эммануил II (1820—1878) — король Сардинии (1849—1861), а затем
объединенной Италии (1861—1878).
6 Ошибочное впечатление, сложившееся у Н. Серно-Соловьевича, отражено в его
корреспонденции «Иностранная хроника», присланной им из Аахена и
опубликованной в «Журнале для акционеров», 10 февраля 1860 г.
7 Серно-Соловьевич говорит о знаменитом походе Гарибальди и его отряда в
Сицилию в I860 г., завершившемся освобождением Сицилии и Южной Италии от
чужеземного гнета.
8 Свои взгляды на проект основания земских банков Н. Серно-Соловьевич
впоследствии изложил в статьях: «Разбор трудов Комиссии для устройства земских
банков», «Размышления по поводу статьи г. Шилля о государственном или земском
заемном банке» (см. наст, изд., стр. 53—67, 68,—9Й).
9 Речь идет о работе «Проект действительного освобождения крестьян» (см.
наст, изд., стр. 5—'52).
Автограф письма хранится в Институте русской литературы АН СССР
(Пушкинском доме). Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», 41/42,
стр. 5313—536. Принадлежность письма Н. А. Серно-Соловьевичу и его адресат
установлены публикатором С. А. Переселенковым (см. там же, стр. 532—530). При
публикации допущены неточности. Воспроизводится в настоящем издании по
автографу.
Данное письмо не является единственным, полученным Огаревым от Николая
Серно-Соловьевича во время пребывания последнего за границей в I860 г. В письме
к Герцену, датированном 31 августа I860 г., Огарев извещал о получении письма от
Н. Серно-Соловьевича (см. «Русские пропилеи», т. IV. М., 1917, стр. 233). В другом
письме к Герцену, условно датируемом сентябрем 1860 г., Огарев сообщал: «Сегодня
милое письмо от Сер[но]-Сол1[овъевича]: кланяется тебе» («Литературное наследство»,
т. 39/4-0, стр. 382). Упомянутые Огаревым письма Серно-Соловьевича до сих пор не
обнаружены.
1 Тучкова-Огарева Наталья Алексеевна (1829—1913); в мае 1860 г. она с
годовалой дочерью Лизой выехала из Лондона и поселилась в Берне. В течение некоторого
времени Н. А. Тучкова отказывалась возвратиться в Англию, однако в конце I860 <г.
сна вновь приехала в Лондон.
2 Фогт Карл (1817—1895) — известный немецкий естествоиспытатель и
философ, находившийся в дружеских отношениях с семьей Герцена.
3 А. И. Герцен. Письмо к императрице Марии Александровне.— Поли. собр.
соч. в 30 томах, т. XIII. М., 1958, стр. 353—360; Н. П. Огарев. Предисловие к VIII
и IX 'кн. «Голосов из России».— «Избранные социально-политические и философские
произведения», т. И. М., 1956, стр. 60—62.
4 Герцен Александр Александрович (1839—1906) — старший сын А. И. Герцена,
шхо)див'ШИЙся в это время в Берне.
5 Н. Серно-Соловьевич действительно виделся с Огаревым и Герценом перед;
возвращением на родину в декабре 1860 г. Об этом свидетельствует письмо Прудона к
Герцену от 11 апреля 1801 г. (см. «Литературное наследство», т. 15, стр. 2(84).
Позднее в письме к Герцену, условно датируемом августом 1864 г., Огарев вспоминал, что
«СернонСоловьевич после свидания с ней (Тучковой-Огаревой.— Ред.) приезжал
обвинять меня в том, ч!то я ее преследую» («Литературное наследство», т. 39/40,
стр. 999).

412
Примечания
8
Печатается по автографу, хранящемуся в ЦГАОР, ф. 112, 1862, д. 51, лл. 442—
443. Адресовано брату — Владимиру Александровичу ^GepHo-Соловьевичу. Впервые
опубликовано М. Лемке в журнале «Былое», 1906, № 10, стр. 90—92l Впоследствии
перепечатано им же в книге «Очерки освободительного движения шестидесятых
годов"», СПб., 1908, стр. 94—97.
Написано в Петропавловской крепости и является первым дошедшим до нас из
заключения эпистолярным документом Н. 'Серно-Соловьевича. Подробнее о
деятельности Н. А. GepiHo-Соловьевича в годы заточения в Алекоеевоком1 равелине см. в сб.
«Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг.». М., 1960.
1 Речь идет о доверенности на ведение дел по книжному магазину и библиотеке,
основанных Н. А. Серно-Соловьевичем осенью 1861 г. и представлявших собою
важные легальные центры революционно^ропагандистской деятельности «Земли и в>о-
ли». Книжный магазин и библиотека были переведены на имя брата Владимира
Александровича, который осуществлял управление ими совместно с А. А. Рихтером.
Посланная Н. Серно-Соловьевичем доверенность не сохранилась. Впоследствии в
ноябре 1862 г. была оформлена «дарственная» на имя Владимира Серно^СоловЫеви-
ча, по которой магазин и библиотека перешли в собственность последнего. (ЦГАОР,
ф. 112, ол. 1, д. 54, лл. 440—442).
Находясь в заточении, Серно-'Соловьевич тем не менее продолжал оказывать
влияние на деятельность созданных им революционночпронагандиетских центров.
Этому в значительной мере способствовали свидания с В. А. Серно-Соловьевичем
и А. А. Рихтером (1837—1898).
2 Какой конкурс имеется в виду, выяснить не удалось.
3 Пыпин Сергей Николаевич — родственник Н. Г. Чернышевского, с, осени 1861 г.
работал в книжном магазине Н. Серно-Соловыевича.
4 Шлоссер Фридрих Кристоф (1776—1861) — немецкий историк буржуазно^де-
мюкратического направления. Имеется в виду работа над переводом книги Шлоссе-
ра («Всемирная история», который осуществлялся группой публицистов
«Современника», в том числе Н. Г. Чернышевским, Н. Серно-Соловьевичем и др. Эта работа
продолжалась и после ареста Чернышевского и Серно-Соловьевича. Последним, в
частности, были переведены 71-й и 10-й тома этого издания.
5 Очевидно, Н. Серно-Соловьевич писал 'брату о «Биржевых ведомостях» в
предыдущем письме, которое не обнаружено.
6 Детская книжка, о которой говорится в письме',— это «Дневник девочки» С. Бу-
ташевокой (С. Буткевич), готовившийся к изданию Н. А. СернснОоловьевичем. С
предисловием И,. С. Тургенева книжка вышла в свет в 1862 г.
«О пище» надобно поторопить... Речь идет об издававшейся Н.
Серно-Соловьевичем книге «Учение о пище, общепонятно изложенное Я. Молешоттом». В связи с
арестом Н. А. Серно-Соловьевича издание книги было завершено в 1863 г. его братом
Владимиром Александровичем.
7 Речь идет о Павле Ивановиче Якушкине (1020—1872) —известном русском
этнографе и фольклористе, который сотрудничал в «'Современнике» и печатался в
целом ряде других журналов демократического направления. Его статьи,
опубликованные^ ранее в разных журналах под общим названием «Путевые письма из
Новгородской и Псковской губерний»^ были изданы в 1860 г. Д. Е. Кожанчиковым, близким
к демократическим кругам. Серно-Соловьевич, по-видимому, предпринял
аналогичное издание как 2-ю часть «Путевых писем». В связи с арестом он не успел
завершить своего намерения.

Письма
413
9
Печатается по автографу, хранящемуся в ЦГАОР, ф. 109, 1-я эксп., 1862, д. 230,
ч. 54, лл. 223з—223з об. -Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», т. 26/26,
стр. 441.
Письмо написано в период заточения в Петропавловской крепости.
1 Упоминаемые Серно-Соловьевичем Стихотворения опубликованы в
«Литературном наследстве», т. 25/26. Прилагаемые стихи он заключает словами: «На сей раз
будет. Если понравится — мой голое еще не иссяк». Авто-граф поемы «Дети»
находится в ЦГАЛИ, ф. 12/13, оп. 1, ед. хр. 5; подробнее о его поэтическом творчестве см.
Н. Бельчиков. Стихи Н. А. Серно-Соловьевича.— «Литературный критик»,
19135, № 9.
2 Имеется в виду статья Н. ■Серно-Соловьевича «План финансовой и
хозяйственной реформы», -написанная в начале 1863 г. на 59 листах. Статья была направлена
комендантом крепости Сорокиным 26 марта 1863 г. в III отделение, а затем, судя по
письму, была передана Владимиру Серно-Соловъевичу. До сих пор статья не
найдена (ЦГАОР, ф,. 109, 1-я эксп., 1862, д. '230, ч. 54, л.л. 186, 187).
10
Печатается по автографу, хранящемуся в ЦГАОР, ф. 109, 1-я эксп., 1862, д. 230,
г. 54, лл. 223в — 223т. Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», т. 25/26
стр. 441—442. Письмо написано в Петропавловской крепости.
1 Упоминаемое стихотворение «Даме, приславшей букет» опубликовано' в
«Литературном наследстве», т. 25/26, стр. 438—440.
2 Имеется в виду статья Гете «„Don Juan" Байрона».
3 См. стихотворение «Из Байрона», опубликованное в «Литературном
наследстве», т. 25/26', стр. 437. По-видимому, имеются в виду стихотворения Д. Г. Байрона
«Стансы, написанные при оставлении Англии» и М. Ю. Лермонтова «К. Д.»
(подражание Байрону).
4 Удалось ли СернонОоловьевичу перевезти «Дон-Жуана» — неизвестно.
По-видимому, не удало1сь, так как в, архивах III отделения, где имеются сведения oi других
литературно-художественных произведениях, созданных Серно-Соловьевичем в
равелине, никаких следов этой рабо'ты нет. Впоследствии им был осуществлен перевод
мистерии Байрона «Каин» (ЦГАОР, ф. 95), оп. 21, ед. хр. 70).
11
Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», т. 62, стр. 5)60—561.
Датируется публикаторами предположительно первой половиной 1864 г. Печатается по
указанной публикации. Автограф из «пражскод коллекции» хранится в ЦГАЛИ,
ф. 2197, оп. 1, ед. хр. il94, лл. 8МЭ об.
Письмо не имеет обращения. Подпись — Neros — анаграмма первой части
фамилии Серно^оловъевича. Установление адресата и автора письма принадлежит
А. Р. Григоряну. Скрытый смысл письма, имеющего конспиративный характер,
расшифрован группой исследователей (Я. 3. Черняком, А. Р. Григоряном и др.) в
«Литературном наследстве», т. 62'. Их выводы и некоторые аргументы используются для
комментирования письма в настоящем издании.
Как установили эти исследователи, первые фразы письма имеют более глубокий
смысл, чем простое признание Н. А. Серно-Соловьевича в личной симпатии к Герцену

414
Примечания
и Огареву; по замыслу автора, они должны были служить подтверждением его
преданности делу революционной борьбы и незыблемости его убеждений. В
непосредственной связи с этими фразами находятся слова: «С вами поступил не так, как бы
хотел: да нечего делать. Пришлось быть Камнем, чтоб не сделаться Осинником» и
т. д. Под «Камнем» подразумевался апостол Петр (Петр по-гречески — камень), по
евангелнйекому преданию, трижды за ночь, пока не пропел петух, отрекшийся от
Христа и заплакавший от стыда за свою слабость; под «Осинником» — Иуда,
повесившийся на осине после своего предательства. СержнСоловьевич сравнивает себя с
апостолом Петром потому, /что будучи обвиненным в сношениях с лондонскими
пропагандистами, он сначала отрицал всякую с ними связь, а затем, вынужденный
неопровержимыми уликами признать свое с ними знакомство, отрекался от общности
взглядов, а не только деятельности. Словами «только я от петухов не плачу, а гадов
(придавливаю) отпихиваю ногой» Серно-Соловьевич давал понять, что он «отрекался»
от учителей не ради собственного спасения, а для того, чтобы не потянуть за собой
других участников движения. Говоря о «гадах», Серно-Соловьевич, очевидно1, имел в
виду тех лиц из числа привлекавшихся по делу о сношениях с лондонскими
пропагандистами, которые дали откровенные показания и предали своих товарищей по
борьбе.
Серно-Соловьевич высказывал вполне справедливое предположение, что
следствие по его делу намеренно затягивалось правительством, чтобы предотвратить
возможность какого-либо протеста извне («не поднимать лишнего шума»),— во-первых,
и в расчете получить от «новых жертв», т. е. дополнительно привлеченных к
следствию лиц, какие-либо сведения, обличающие' Серно-Соловьевича.
Ко времени написания письма Серно-Соловьевич находился в заключении около
двух лет и получал более или менее подробную информацию о том, что делалось в
революционном подполье. Этим можно объяснить его слова: «На общее положение
взгляд несколько изменился» и последующие. В связи с подавлением польского
восстания и неоправдавшимися надеждами на крестьянскую революцию от
освободительного движения отхлынула значительная часть колеблющихся элементов,
обнаруживших свою либеральную ограниченность в новой политической обстановке. Это
явление Серно-Соловьевич и охарактеризовал словами: «Почва оказалась болотист ееь чем
думалось». Слова: «Она сдержала первый слой фундамента», относились к
настроениям этих элементов в то время, когда они, считая царизм окончательно ослабевшим,
а крестьянскую революцию весьма серьезной угрозой, примыкали к движению, по
существу, лишь сдерживая революционный порыв масс и размах массового движения
(«пугачевщину»). В этих словах Серно-Соловьевича содержится его оценка «Земли и
воли», а в мысли о необходимости «вбивать сваи» — стремление идейным единством
укрепить последовательно революционную подпольную, организацию. Наконец, его
фраза: «В клетке ничего не поделаешь: однако изредка просунешь лапу да и
цапнешь невзначай», показывает, что, находясь в Алекееевеком равелине,
Серно-Соловьевич продолжал борьбу, возможно, что и чисто практическую,, и безусловно —
литературную. О последнем свидетельствуют написанные им в заключении
публицистические и художественные произведения.
Однако Серно-Соловьевич понимал, что революция в России не произошла не
столько из-за слабости и разнохарактерности революционной организации, сколько
из-за чисто объективных причин. Это им выражено в словах, имеющих в виду
грядущую революцию: «Дитя будет, но должно созреть», «Природа вещей не уступает
своих прав», «...возлагаю на вас крепкие надежды: больше всего на время, потом на вас».
В его возмущении покорностью, с которой «толпа» поддалась на антипольскую
пропаганду, звучала та же тоскующая любовь к своему прибитому нуждой и темнотой
народу, что и в известных словах Чернышевского о «нации рабов». Но так яке» как в
у Чернышевского, это возмущение не разрушало его веры е будущность русского
народа, которую он связывал с социалистическим преобразованием страны, правда,
еще основанном на общинной утопии. Говоря, что для этой будущности «больше мо-

Письма
415
гут сделать глупость и подлость», находящиеся у руля, чем «ум ж энергия», Серно-
Соловьевич имел в виду, что усиление реакции неизбежно приблизит революцию.
1 Под пенсильванской системой подразумевается одиночное заключение.
2 Имеется в виду книга Бокля «История цивилизации в Англии», первый том
которой заканчивается главой: «Ближайшие причины французской революции,
начиная с середины XVIII столетия». Серно^Соловъевич намекал на сходство
предреволюционной Франции и России эпохи падения крепостного права.
3 Под «тезкой» подразумевается Николай Утин, в начале мая I860 г. с помощью
Центрального комитета «Земли и воли» бежавший за границу от угрожавшего ему
ареста.
4 Осипом Герцен и Огарев в своей переписке именовали известного итальянского
революционера Джувеппе Маццини (1805—18712). П. А. 'СержнСоловьевич
познакомился с Маццини еще в I860 г. во время своего пребывания за границей.
Итальянский революционер проявлял живой интерес к судьбе Н. А. Серно-Соловьевича. С
тревогой справлялся о нем М'аццини в своих письмах к Н. А. Тучковой-Огаревой от
5 июня и 27 ноября 1865 г. (см. «Архив Н. А. и Н. П. Огаревых». М., 1930, стр. 24, 33).
5 Серно-Соловьевич должно быть имеет в виду свою статью «Планы финансовой
и хозяйственной реформы», написанную в равелине в марте 18160 г. (см. прим. 2 к
письму 9).
12
Печатается по копии, хранящейся в ЦГАОР, ф. 109, оп. 1, ед. хр. 2512, лл. 1—7.
Адресовано брату — А. А. Серно-Соловьевичу: Письмо написано в Петропавловской
крепости, предположительно в первой половине июля 1864 г. и носит
конспиративный характер. Впервые опубликовано с комментариями в «Литературном наследстве»
(т. '617, стр. 750—754) Г. Ф. Коган, установившей дату написания и адресата письма.
Этот комментарий частично использован и в настоящем издании.
1 Речь идет о книжном магазине, принадлежавшем Н. Серно-Соловьевичу и
переведенном им в связи с арестом на имя своего брата Владимира. К управлению
делами был привлечен также и А. А. Рихтер. К моменту написания письма положение
дел в магазине было чрезвычайно затруднительным (см. об этом записку А. А.
Серно-Соловьевича об его имущественном положении.— «Звенья», т. И. М.— Л., 1066,
стр. 409—414).
2 В дошедшем до нас поэтическом наследии П. Серно-Соловьевича подобная
строфа не встречается. Возможно, она является частью не известного нам стихотворения.
Можно также предположить, что она взята из чернового варианта поэмы «Исповедь».
В пользу последнего предположения говорит, например, то обстоятельство, что
время написания цитируемых СержнСоловьевичем стихов совпадает со временем
'создания поэмы «Исповедь», посланной Владимиру Серно-Соловьевичу с письмом от 5
августа 1803 г. Кроме того, приводимая строфа соответствует содержанию и
стихотворному размеру поэмы.
3 Замечание это свидетельствует о том, что А. А. Серно-Соловьевич до своей
эмиграции в конце июня 1862 г. (ЦГАОР, ф. 100, оп. 1, 1-я экон., 1862, д. 230, ч. 54, л. 4),
по-видимому, публицистической деятельностью не занимался. В годы эмиграции им
действительно были созданы публицистические произведения («Наши домашние
дела». Женева, 18671; «Миколка-публицист».— «Современность», № Ф, Женева, 1868
и др.).
4 Как следует из письма, «Андроник» является первым драматическим
произведением Н. Серно-Соловьевича. Перевод драмы Байрона «Каин» осуществлялся
одновременно с созданием «Андроника». Для датировки написания этих произведений
надо иметь в виду следующее: оа письме из крепости к брату Владимиру от 17 aBirycTa

416
Примечания
1863 г. Серно-Соловьевич сообщая о своем намерении осуществить перевод поэмы
Байрона .«Дон Жуан» (см. наст/изд., стр. 264). Однако ни в этом, ни в предыдущих
письмах не встречается упоминаний о работе над переводом «Каина».
Комментируемое письмо, в котором об «Андронике» и «Каине» говорится как о
завершенных произведениях, было перехвачено жандармами 20 июля 1864 г. Таким
образом, время создания обоих произведений можно предположительно датировать
первой половиной 1864 г. .29 апреля 18(65 г. рукопись драмы в числе других
литературно-художественных произведений была направлена комендантом крепости
Сорокиным в III отделение с просьбой Н. Серно^Соловьевича о передаче ее брату
(Владимиру Александровичу. На отношении Сорокина имеется резолюция III отделения:
«Так как приговор уже объявлен, исполнить желание Серно^Соловьевича». 80 апреля
181615 г. рукописи были направлены петербургскому полицмейстеру (ЦГАОР, ф. 109,
оп. 1, 1-я эксп., 181612, д. 230, ч. 54, лл. S46, 3(47). Дальнейшая судьба рукописи драмы
«Адроник» неизвестна.
Перебеленная рукопись перевода драмы Байрона «Каин» с подписью Н. Серно-
Соловьевич на титульном листе хранится в ЦГАОР, ф. 95, оп. 2, ед. хр. 70.
5 Н. Серно-Соловьевич, по-видимому, имеет в виду возможность совместных
переводов Александра Серно-Соловьевича ('1838—1860) с Л. П. Шелгуновой (183(2—1901).
В пользу такого предположения говорит следующее'. Еще в 18611—1862 гг. А. А.
Серно-Соловьевич, занимавшийся изданием «Всемирной истории» Ф. Шлоссера, привлек
Л. П. Шелгунову к работе над переводами. Последняя ов одном из писем сообщала
А. Сер'ЖИСоловьевичу: «Переводить я начала и думала, что трудно, однако' же нет,
нисколько» (М. Л е м к е. Очерки освободительного движения «шестидесятых
годов», стр. 98).
В начале 18164 г. Л. П. Шелгунова выехала за границу, где встретилась с
А. А. Серно-Соловьевичем. Здесь между ними установились близкие отношения,
которые не могли не быть известны Н. Серно-Соловьевичу.
b После того как дело Н. Серно^Соловьевича было рассмотрено в следственной
комиссии, оно в январе 1863 г. поступило в Сенат. 12 декабря 1868 т. Н.
Серно-Соловьевич был вызван для чтения сенатской записки по делу «о лицах, обвиняемых в
сношениях с лондонскими пропагандистами». Одновременно с чтением сенатской
записки он ознакомился с указом Александра II об освобождении из крепости тех
политических подсудимых, которые «покажут раскаяние».
Это послужило непосредственным поводом для нового тактического маневра,
предпринятого Серно-Соловьевичем. 18 декабря 1863 г. он обратился в Сенат с
просьбой разрешить ему приступить к рукоприкладству, т. е. к составлению развернутых
письменных показаний. В этих показаниях, имевших установленную законом форму
«всеподданнейших прошений», Серно-Соловьевич делает внешне «искренние»
признания, рассчитанные на возможное освобождение из каземата, и настаивает на
применении к нему указа Александра П. Убедившись в ходе чтения записки в
бесполезности отрицания некоторых очевидных фактов, как, например, своего знакомства
с Герценом и Огаревым, предоставления убежища |Кельсиеву и некоторых других,
Серно-Соловьевич отказался от тактики полного запирательства. Однако в своих
показаниях он приводил лишь такие факты, которые никому не могли повредить и по-
прежнему не раскрывали сущности дела.
Слухи о том, что «рукоприкладство» Серно^Соловьевича могло дать следствию
материалы обвинения, носили провокационный характер и распространялись с целью
придать видимость «законности» подготовляемому приговору.
7 Речь идет о письмах Герцена, Огарева, Келъсиева и Бакунина к разным лицам,
перехваченных III отделением в связи с арестом 5 июля 18612 г. П. А. Ветошникова
при возвращении из-за границы. Как известно, Серно-Соловьевичу предназначались
письма Н. П. Огарева, А. И. Герцена и В. И. Кельсиева. Серно-Соловьевич цитирует
доклад управляющего III отделения Потапова князю А. Ф. Голицыну от 9 июля
1862 г. (см. «Процесс Н. Г. Чернышевского». Саратов, 19Э9, стр. 42).

Письма
417
8 В связи с передачей дела из следственной комиссии в Сенат последнему было
предложено определить, кого из обвиняемых следует освободить из равелина. 2S
января I860 г. решением Сената было определено содержать Н. СернонСоловьевича в
крепости (ЦГАОР, ф. ИИ2, оп. .1, ед. хр. 516,, л. 12).
9 СержнСоловьевич приводит неточно выдержку из письма В. И. Кельсиева от
7 июля (е. ст.) 181612 -г. (см. М. Л емка Очерки освободительного движения
«шестидесятых годов», стр. 87).
10 Возле этой фразы помета на полях: «Брат его, Александр, находившийся за
границей». Это утверждение чиновников III отделения ошибочно, так как Александр
Серно-Соловьевич является адресатом настоящего письма. По мнению Г. Ф. Коган,
за этим именем скрывается А. А. Черкесов. Лицейский товарищ А. А. СержнСоловъе-
вича, А. А. Черкесов был видным участником революционного движения
шестидесятых годов. Связанный тесной дружбой с братьями Серно-Соловьевичами, Черкесов
принимал самое деятельное участие в организации книжного магазина Н. Серно-
Соловъевойча и в целом ряде других начинаний. Эмигрировав* за границу, он
находился в непосредственной близости с А. А. Серно-Соловьевичем и поддерживал
переписку с Н. А. СерночСоловьев'Ичем.
11 Имеется в виду адрес 13 тверских мировых посредников, стоявших за
обязательный выкуп крестьянских наделов при содействии государства и
неудовлетворенных «Положениями» 19 февраля. За отказ применять эти «Положения» и подачу
адреса на имя царя с критикой деятельности правительства в период проведения
«крестьянской» реформы они были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость.
Впоследствии они были приговорены к нескольким годам крепости и лишению неко-
торых прав состояния. Однако в связи со днем «тезоименитства» императрицы первая
часть приговора была отменена.
12 В момент совершения обрнда «гражданской казни» над Н. Г. Чернышевским
на Мытной площади в Петербурге 19 мая 186i4 г. М. П. Михаэлис (сестра Л. П. Шел-
гуновой) бросила к нему на помост букет цветов, за что была арестована. Это
упоминание свидетельствует об осведомленности Серно^Соловьевича в событиях,
происходивших за стенами Петропавловской крепости.
13 Привести в исполнение' свой замысел Н. Серно^Соловьевнчу, очевидно, не
удалось.
14 Дневник Н. А. Серно-Соловьевича не обнаружен.
15 Полисадов. Помета III отделения.
16 Против инициалов Мих. Ил. на письме помета III отделения—Михайлов.
Михайлов Михаил Ларионович (1829—il®6i5) —известный писатель-революционер,
поэт и переводчик, осужденный за написание и распространение прокламации
«К молодому поколению» на 6 лет каторжных работ и пожизненное поселение' в.
Сибири. В действительпости прокламация была написана Н. В. Шелгуновым.
Отправление Михайлова в Сибирь сопровождалось чрезвычайными предосторожностями, так
как жандармы опасались, что будет совершена попытка его освобождения. За
сочувственное отношение к Михайлову были арестованы и осуждены многие служащие
Тобольска.
Подробнее об этом см. сб. «Государственные преступления в России», под ред.
Б. Базилевского (В. Богучарского). Париж, 1905,, стр. 130— il 139 («Материалы для
истории революционного движения в России 60-х гг.», Приложение 2-е) ;
«Литературное наследство», т. 67, стр. 758.
17 Шелгунов. Помета III отделения.
Шелгунов Николай Васильевич (1824—il891) — выдающийся деятель
революционного движения шестидесятых годов, публицист. Вскоре после отправления в ссылку
М. Л. Михайлова вслед за ним выехали в Сибирь Н. В. и Л. П. Шелгуновы. К числу
написанных Шелгуновым в Сибири статей относится, например, «Гражданские
элементы Иркутского края» ([«Русское слово», I860, № 10).
27 н. А. Серно-Соловьевич

418
Примечания
18 Шлоссер. Помета III отделения.
Речь идет об издававшейся участниками революционно-освободительного
движения работе Шлоссера «Всемирная история».
19 Намек на революцию 1789—1794 гг. во Франции.
13
Печатается но фотокопии автографа, хранящегося в Рукописном отделе Гос.
библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Написано в Петропавловской крепости и
адресовано матери Анне Николаевне СернснСоловьевич. Публикуется впервые.
1 Автографы стихотворений хранятся в Рукописном отделении Гос. библиотеки
им. M. Е. Салтыкова-Щедрина.
14
Печатается по фотокопии автографа, хранящегося в Рукописном отделе Гос.
библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Публикуется впервые. Написано в
Петропавловской крепости.
1 Возможно, что это письмо к матери действительно оказалось последним.
Никаких материалов, подтверждающих переписку Н. Серно^Соловьеовича с матерью в
последующий период (из ссылки) вплоть до его смерти, не имеется.
15
Печатается по автографу, хранящемуся в ЦГАЛИ, ф. 1213, оп. 1, ед. хр. 6, лл. 1—2.
Написано по дороге в ссылку и адресовано Вере Васильевне Ивашевой (1838—?),
дочери декабриста В. П. Ивашева, сестре видной общественной деятельницы
шестидесятых годов М. В. Трубниковой '(18135—1899). С В. В. Ивашевой, близко стоявшей к
демократическим кругам, Н. Серно-Соловьевич был очень дружен на протяжении
многих лет. Письмо впервые опубликовано М. Лемке, с ошибочной датировкой и
серьезными неточностями, в журнале «Былое», 1906, № .12, стр. 199—200, а затем
перепечатано им же в книге «Очерки освободительного движения „шестидесятых
годов"». СПб,, 1908, стр. 225>—226.
В 1928 г. выдержки из этого письма были напечатаны О. К.
Булановой-Трубниковой в ее книге «Три поколения». М.— Л.„ 1928, стр. 8ß.
В настоящем издании датируется 30 ноября 1865 г., так как эта дата четко
проставлена на первой странице оригинала. Письмо, по всей вероятности, послано из
Канека во время следования в< Иркутск.
1 Sigmund Engländer. Geschichte der französischen Arbeiter Associationen.
Gamburg, 1864. («История французских рабочих объединений»).
2 В. О. Ковалевский (184Э—188Э) — известный палеонтолог, участник
общественного движения шестидесятых годов, связанный б это время по издательской
деятельности с К. В. Трубниковым. В. В. Ивашева была секретарем редакции газеты
«Биржевые ведомости», издававшейся К. В. Трубниковым.
3 Написал ли эту статью СердаьСоловьевич, неизвестно.
4 Письмо к В. В. Ивашевой, посланное из Красноярска, не обнаружено. После
прибытия 26 сентября 1865 г. этапным порядком в Красноярск, Серно^Соловьевич
был отправлен в Кежемскую волость Енисейского округа Енисейской губернии.
20 ноября он по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири был
переведен в Иркутскую губернию (ЦГАОР, ф. 109, 1-я эксп., 1865, д. 31, лл. 534, 587 об.).

Письма
419
5 Кузнецов Петр Иванович — потомственный почетный гражданин в городз
Красноярске, очевидно близкий к демократическим кругам.
6 Из этих слов видно, что первоначально существовал план побега Серно^Со-
ловьевича за границу; о замысле устройства этого побега известно кое-что из дела о
покушении 4 апреля 1866 г. на Александра II (см. «Покушение Каракозова», т. II.
М.—Л., 1930 стр. 244, i243^ Э1Й, 364, 354).
7 Евангельская притча, на которую ссылается Серно-Соловьевич, состоит в
следующем. Когда в полночь раздался крик: «Вот жених идет, выходите навстречу ему»,
только мудрые девы, заранее наполнившие маслом своп светильники, вошли с
женихами на брачный пир. Неразумные же девы не смогли встретить жениха, так как
«взяв светильники свои, не взяли с собой масла». Вывод, заключающий притчу:
«Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын
Человеческий». Образ «жениха» символизирует в данном случае революцию (см.
«Литературное наследство», т. 62, стр. 562). В словах СернонСоловъевича, обращенных к
товарищам по борьбе, содержится скрытый притчей призыв к постоянной и полной
готовности для непосредственного участия в борьбе за революционное
переустройство общества.
8 Стихи, приложенные к этому письму, неоднократно издавались. Последняя их
публикация сделана Н. Ф. Бельчиковым в «Литературном наследстве», т. 26/26,
стр. '440—441.
16
Печатается по копии, хранящейся в ЦГАОР, ф. 109, 1-я эксп., il86ß, д. 60, ч. 3,
лл. 55—5боб. Письмо не имеет обращения. Подпись — 2S. Впервые опубликовано в
«Литературном наследстве», т. 62, стр. 567. Н. Д. Шулуновым, указавшим на
принадлежность письма Серно-Соловьевичу. Предположительно датировано ред.
«Литературного наследства» декабрем 1865 г.
Принадлежность этого, как и следующего письма, Н. Серно-Соловьевичу
дополнительно подтверждается донесением из Красноярска шефу жандармов1, в котором
говорится: «Шленкер в Красноярске передал Сулимскому два письма от СержнСо-
ловьевича, одно к нему, Сулимскому, и другое к политическому ссыльному Петру
Беневоленскому, с наставлением, как привлечь к содействию заговорщикам
раскольников через „проживающего в Красноярске Антипа Голубина"», и далее в этом же
донесении: «При сем представляю копии (подлинники переданы управляющему
Енисейской губернии) : ...3) письма Серно-Соловьевича к Сулимскому и 4) записки Серно-
Соловьевича к Беневоленскому» (сб. «Восстание 1863 г. и русско^польские
революционные связи 60-х гг.». М.,, 4960, стр. 667—659).
Письмо написано во время пребывания Серно-Соловьевича в сибирской ссылке.
Адресат письма — Иосаф Сулинский (Юзеф Сулимский), являвшийся членом
руководящего центра по подготовке общесибирского вооруженного восстания и
оказавшийся провокатором.
1 Ф.— февраля. Помета жандармского управления г. Красноярска.
2 Бн.— Беневоленскому. Помета жандармского управления. Беневоленский Петр
Андреевич (1846—4895) —участник освободительного движения шестидесятых годов,
сосланный за революционную деятельность в Сибирь.
3 Кузнецов Петр Иванович — см. прим. 5 к письму 15.
4 О.— Освальду. Помета жандармского управления г. Красноярска.
Освальд Николай Николаевич —участник революционного движения
шестидесятых годов, сосланный в Сибирь.
5 Трубку.— Подзорную. Помета жандармского управления г. Красноярска.
27*

420
Примечания
6 Василий Семенович — неустановленное лицо.
7 Старый вождь — псевдоним Левандовского. Помета жандармского управления.
Левандовский Валентий — активный участник восстания 1663 г, в Польше, один
из руководителей подпольного центра по руководству народным восстанием в
Сибири.
17
Печатается по копии, хранящейся в ЦГАОР,, ф. 109, 1-я эксп., 1866;.д. 38, ч. 3,
л. 56, Подписано Н. Впервые опубликовано в «Литературном наследстве», т. 62,
стр. 56®. Письмо приблизительно датируется декабрем 1866 г. Так же', как и
предыдущее, носит конспиративный характер. Адресовано П. А. Беневоленскому.
1 П. А.— Беневоленский. Помета жандармского управления г. Красноярска.
2 Антип Г.— Голубин. Помета жандармского' управления г. Красноярска.
ДОПОЛНЕНИЕ
ИЗ БЫЛОГО
Комедия в 5 действиях
Перебеленная рукопись произведения с подписью Н. А. Серно^Соловьевича на
титульном листе хранится в ЦГАОР, ф. 96, оп. 2, ед. хр. 67. Публикуется впервые.
Текст воспроизводится по> автографу.
Комедия, написанная в Петропавловской крепости, а также драма «Кто лучше?»
были направлены Серно^Соловьевичём коменданту крепости Сорокину для передачи
брату (Владимиру Александровичу. 29 апреля 1865 г. Сорокин препроводил
полученные произведения в III отделение, которое распорядилось «исполнить (желание Сер-
но-Соловьевича, так как ему уже был объявлен приговор» (27 апреля 18)66 г.).
Полученные Владимиром Серно-Соловьевичем рукописи были направлены им редактору
журнала «Русское слово» Г. Е. Благосветлову (1824—1880)' со следующим письмом:
«Многоуважаемый Григорий Евламлиевич!
С подателем сего письма посылаю Вам согласно обещанию два стихотворения
брата Николая: «Кто лучше?» и «Из былого».
Продать их кому и на каких условиях предоставляю вполне Вам, как заблаго-
расоудите.
О получении;, как и «Каина», прошу почтить меня уведомлением.
Душевно преданный Вам
Вл. Серно-Соловъевич
24 марта 1866 г.».
(ЦГАОР, ф. 95, оп. 2, ед. хр. 66, л. 3).
При аресте Г. Е. Благосветлова в апреле 1866 г. в< числе других материалов была
изъята жандармами и рукопись Н. А. Серно-Соловьевича «Из былого», погребенная
впоследствии на десятилетия в делах III отделения.
Время написания произведения можно предположительно датировать второй
половиной 1816^4 — началом 1866 г. Подтверждением этого может служить предисловие
к драме «Кто лучше?», помеченное автором 22 марта 18615 г., где' о комедии «Ив
былого» говорится как о завершенном произведении (см. ЦГАОР,, ф. '96, оп. 2, ед. хр.
68, л. 1).

- Дополнение
421
1 Маркиз Поза, королева Елизавета Валуа, принцесса Эболи — действующие лица
драмы Ф. Шиллера «Дон-Карлос». Приведенную цитату см. Ф. Шиллер.
Сочинения, т. III. М.— Л., 1937, стр. 219—'220.
2 Тацит Публий Корнелий (р. ок. 55 — ум. ок. 120) — древнеримский историк и
политический деятель.
Гиббон Эдуард (1737—1794) — английский буржуазный историк.
3 Речь идет, вне всякого сомнения, о М. Л. Михайлове;, авторе многих статей об
эмансипации женщин (см., например, его статью «Женщина, их воспитание и
значение в семье и обществе».— М. Л. M и х а й л о в. Сочинения, т. III. М.,, 1958, стр. 369—
4311).
4 «Der Kreislauf des Lebens» (нем.) («Круговорот жизни») —сочинение Я. Моле-
шотта (18212—1093), немецкого физиолога, представителя вульгарного материализма.
«De la Justice» (франц.) («О справедливости») — сочинение П.-Ж. Прудона
(1809—1865) — французского публициста, экономиста и социолога, идеолога мелкой
буржуазии.
5 Люцифер, Каин, Ада — персонажи драмы Д. Байрона «Каин».
6 Гоббс Томас (1(588—1679) — английский философ-материалист.
Вентам Иеремия (17148—1832) —английский буржуазный правовед-моралист.
Идеолог буржуазного либерализма.
7 Семирамида — легендарная царица Ассирии, славившаяся своей красотой,
богатством и могуществом.

Публикуемый список произведений Н. А. Серно-Соловьевича включает все его
выявленное к настоящему времени литературное наследие. Сюда входят названия
работ, подписанных автором, а также анонимных или опубликованных под
псевдонимами произведений, принадлежность которых перу Н. А. Серно-Соловьевича
устанавливается рядом данных. В список вошли также работы Серно-Соловьевича, которые
до сих пор не найдены. Названия этих произведений отмечены *.
И. В. Володарский
18 58
[Записка об отмене крепостного1 права и откупов], врученная Серно-Соловьевичем
24 сентября 1858 г. Александру II. Копия хранится в Отделе рукописей Гос.
библиотеки им. В. И. Ленина, ф. 286', п. 11, ед. хр. 512.
1859
[Ответ на письмо 18 калужских дворян].— «Московские ведомости» от 19 мая.
Подпись: «Один из многих»..
Авторство устанавливается на основании писем Н. А. Серно-Соловьевича к
Н. С. Кашкину; см. также статью Н. Ф. Бельчикова в* «Литературном наследстве»,
т. 25/261, стр. 422.
Письмо к редактору.— «Московские ведомости» от И июня. Подпись: «Один из
многих».
Авторство устанавливается на основании тематической близости к предыдущему
документу.
Заметка.— «Московские ведомости» от 29 июля. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Еще о Главном банковом и торговом обществе в Петербурге.— «Московские
ведомости» от 3 сентября. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 24 сентября. Подпись:
Я. с.-с.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 1 октября. Подпись:
я. С.-С.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 8 октября. Подпись:
Я. С.-С.
Акционерное общество «Сельский хозяин».— «Журнал для акционеров» от 8
октября. Прибавление. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 15 октября. Подпись:
Я. С.-С.

Произведения Я. А, Серно-Соловьевича
423
Настоящая причина перенесения общего собрания акционеров «Сельского
хозяина» с 16 на 30 октября.— «Журнал для акционеров» от 15 октября. Напечатано
также в «1С.-Петербургских ведомостях», № 228 от 15 октября. Подпись: Я. Серно-Со-
ловьевич.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 212 октября. Подпись:
Я. с.-с.
Акционерное общество «Сельский хозяин». Ответ гг. (Кокореву, Байкову и фон-
Дезину. С.нПетербург, 185'9. Подпись: Я. Серно-Соловьевич.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров», от 5 ноября. Без подписи.
Авторство устанавливается идейно-тематической близостью с остальными
«Иностранными хрониками» Н. Серно-Соловьевича за 1859 г.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 12 ноября. Подпись:
я. С.-С.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 19 ноября. Подпись:
я. С.-С.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 26 ноября. Подпись:
Я. С.-С.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 21 декабря. Подпись:
Я. С.-С.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 9 декабря. Подпись:
Я. С.-С.
Иностранное обозрение.— «Журнал для 'акционеров», от 3.0 декабря. Без подписи.
В статье содержится указание на принадлежность данному автору и
предыдущей статьи.
186 0
Иностранное обозрение.— «Журнал для акционеров» от 18 января, Подпись:
Н. С.-С.
Иностранное обозрение.— «Журнал для акционеров» от 13 января. Без подписи.
Авторство устанавливается идейно-тематической близостью с остальными
«Иностранными хрониками» Н. Серно-Соловьевича.
Письмо к редактору.— «Московские ведомости» от 23 января. Подпись: Я. Серно-
Соловьевич.
Несколько слов по поводу спора гг. Смирнова и Перозио.— «Журнал для
акционеров» от 3 февраля. Подпись: Я. Серно-Соловьевич.
Иностранная хроника.— «Журнал для акционеров» от 10 февраля. Подпись:
Я. С.-С.
Проект действительного освобождения крестьян.— «Голоса из России», кн. VIII.
Лондон, стр. 1—134. Без подписи.
Авторство Н. А. Серно-Соловьевича устанавливается данными, приведенными в
примечаниях, см. наст, изд., стр. 3$6.
Разбор трудов (Комиссии для устройства земских банков.— «Современник»,, т. 82,
№ 7, июль, «Современное обозрение»,, стр. 93—1110. Подпись: Я. Серно-Соловьевич.
La Russie et la Question d'Orient. Paris, 1860, p. 1—32. Без подписи.
Авторство установлено И. Е. Баренбаумом в работе «Н. А. Серно-Соловьевич.
Очерк книготорговой и книгоиздательской деятельности». М„ 1961, стр. 2(2.
* (О новых правилах акцизной продажи вина].
Статья упоминается Н. Г. Чернышевским. См..Поли. собр. соч.,, т. XIV. М., 1949,
стр. 423.
18Ö-1
Ссудные кассы для дворовых людей. (К издателю «Северной
пчелы»).—«Северная пчела», от б> апреля. Подпись: Я. Серно-Соловьевич.

424
Примечания
[О поземельной собственности и о выкупе]. Речь на заседании
Политико-экономического комитета «Русского географического общества» 8 апреля 1861 г.— «Век»,
№ 33.
Размышления по поводу статьи г. Шилля о государственном или земском
заемном банке1. «Современник», т. 87„ № 6, июнь, «Современное обозрение», стр. 263—290.
Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Для физиологии воскресных школ (К издателю «Северной пчелы»).— «Северная
пчела» от 1 июля. Подпись: Н. Серно-Соловъевич.
Окончательное решение крестьянского вопроса, Берлин, 186)1, III + 84 стр.
Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Ответ «Великоруссу» — «Колокол», от 15 сентября. Подпись: «Ваш. Один из
многих».
Авторство Н. А. Сер'НонСоловьев'Ича устанавливается данными, приведенными в
примечаниях, см. наст, изд., стр. 403—404.
Кредитные общества для городских домовладельцев, (по поводу предстоящего
общего собрания в четверг,. 51 октября, в 'СПб. городском кредитном обществе).—
«С.пПетербургекие ведомости» от 4 октября. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Переиздана отдельным оттиском,, СПб.,, тип. Иосафата Огризко. Ценз. разр. 10
октября 18611 г.
Первое общее собрание СПб. городского кредитного общества. «С.-Петербургские
ведомости» от 12 октября. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
О проекте преобразования земских повинностей.— «Современник», т. -90, № И,
ноябрь, «Современное обозрение», стр. 1—18. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
[О гласности в финансовом управлении]. Речь на заседании
Политико-экономического комитета «Русского географического общества» 4 декабря 1861 г. — «Записки
Русского географического общества». СПб., 1862, кн. 121, стр. 62—66.
* [Акционерное общество недвижимого кредита в С.-Петербурге].
Упоминается Н. А. Серно-Соловьевичем в работе «О мерах к умножению
народного богатства и улучшению материальных условий народного- труда в России».
Выписки из высочайше утвержденных «Положений о крестьянах, вышедших из
крепостной зависимости, - о повинностях крестьян для великороссийских губерний».
СПб., 1861, стр. 7(4. Подпись составителя: Серно-Соловъевич.
1862
Книжный магазин и библиотека .для чтения Н. А. Серно-Соловьевича.—
«Московские ведомости» от 1 марта. Приложение. Подпись: Я. Серно-Соловъевич.
Петербургские городские выборы.— «Век», № 13—14, стр. I'T^j— 178', Подпись:
Я. Серно-Соловъевич.
Проект Уложения императора Александра IL— Опубликовано М. Лемке: «Былое»,
1906, № 9, стр. 181—189; переиздано: М. Лемке. Очерки освободительного движения
«шестидесятых годов». СПб., 1908J, стр. 51—50.
Мысли вслух.— Опубликовано М. Лемке: «Былое»|, 1006, № 9|, стр. 190—193;
переиздано: М. Лемке-. Очерки освободительного движения..., стр. 60—63.
Крепостники грамотности. Подписи: А. Слепцов, И. Серно-Соловъевич.—
Опубликовано М. Лемке: «Былое», 1'906«, Als 9, стр. 193—1194; переиздано: М. Лемке. Очерки
освободительного движения..., стр. 63—64.
Городские выборы.— Опубликовано М. Л е м к е. Очерки освободительного
движения..., стр. 480—485.
{'Если бы страдания были явлением единичным].— Опубликовано И. Б.
Володарским: «Литературное наследство», т. 67, стр. 745.

Произведения H. А, Серно-Соловъевича
425
По поводу пожара. (К издателю «Северной пчелы»).—«Северная пчела» от
25 мая. Подпись: Н. Серно-Соловъевич.
Еще по поводу пожаров.— «Биржевые ведомости», № И'11 от 3)1 мая. Подпись:
В. Серно-Соловъевич. Перепечатано в «Северной пчеле», от 1 июня.
По поводу предстоящего общего собрания в Городском кредитном обществе.—
«Биржевые ведомости» от 6 июня. Подпись: Н. Серно-Соловъевич.
1 8 6 '3
* План финансовой и хозяйственной реформы.
Упоминается в сб. «Революционное движение '1860-х годов», под ред. Б. П. Козь-
мина и Б. И. Горева. М., 1932; стр. 46.
[Россия должна решительно сделаться свободным государством].— Сб.
«Революционное движение 1860нх годов», стр. 513—6121.
Проект общих мыслей манифеста, приспособленного к языку, разумеемому
народом.— Сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 62—63.
{Дополнение к статье: Россия должна решительно сделаться свободным
государством].— Сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 63—67.
* Метафизический взгляд на криминалистов.
Упоминается в сб. «Революционное движение 18160-х годов», стр. 46.
* Статистический очерк нашей внешней торговли.
Упоминается в сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 461.
* Межевые педагоги и наше время.
Упоминается в сб. «Революционное движение 1860нх годов», стр. 46.
Не требует ли нынешнее состояние знаний новой науки? — «Русское слово», 1865,
№ 1, стр. 125—136. Подпись: И. Серно-Соловъевич. Переиздано М. Л е м к е. Очерки
освободительного движения..., стр. 496—505.
Песня. (Стихотворение).— «Литературное наследство», т. 25/26, стр. 426 х.
Птенцы. (Стихотворение).—«Литературное наследство», т. 25/26, стр. 426—429.
Исповедь. (Поэма).— «Литературное наследство», т. 25/26, стр. 420—438.
Бедность, горе, забота, (Стихотворение).—«Литературное наследство», т. 25/26,
стр. 4313—434.
Басня.— «Литературное наследство», т. 25/26,, стр. 434—437'.
Из Байрона.— «Литературное наследство», т. 25/26, стр. 437—438.
Даме, приславшей букет. (Стихотворение).—«Литературное наследство», т. 25/26,
стр. 438—440.
Дети. (Поэма).—ЦГАЛИ, ф. 1213, он. 1, ед. хр. 5. [Незавершенный автограф].
Несколько размышлений, вызванных поучением., слышанным 8 сентября.
Записано по приглашению отца протоиерея Полисадова.— Опубликовано И. Е. Баренбау-
мом с небольшими купюрами: «Ежегодник Музея истории религии и атеизма», т. 4,
М.—Л., 1960, стр. 295—301.
il 8 6 4
* [Дополнение к статье: План финансовой и хозяйственной реформы].
Упоминается в сб. «Революционное движение- 18160-х годов», стр. 46.
0 мерах к умножению народного богатства и улучшению материальных условий
народного труда в России.— Сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 78—99.
[О законах исторического развития человечества].— Сб. «Революционное
движение 11860-х годов», стр. 73—78.
1 Стихотворения, указанные в списке произведений, опубликованы Н. Ф. Бельчи-
ковым.

426
Примечания
Над Вифлеемом засияла... (Стихотворение).— Автограф в Рукописном отдел©
Гос. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (г. Ленинград).
Дедушке и другим именинникам. (Стихотворение).—Автограф в Рукописном
отделе Гос. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (г. Ленинград).
* Андроник. Драматическое стихотворение в 5 действиях.
Упоминается в сб. «Революционное движение 1860-х годов», стр. 49.
Из былого. Комедия в 5 действиях.— Автограф в ЦГАОР, ф. 95, оп. 2, ед. хр. 67.
18 6'5
Кто лучше? Драматическое стихотворение в 5 действиях.— Автограф в ЦГАОР,
ф. 95, оп. 2, ед. хр. 68'.
'Пусть другие здесь пишут стихи...— М. К. Л е м к е. Очерки освободительного
движения..., стр. 98. Последняя публикация: «Литературное наследство», т. 25/26,
стр. 440—441.
[Во имя правды и воли...].— «Литературное наследство», т. 62, стр. 564—565.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН*
Александр I 52, 223, 991
Александр И 1718, 179, ИЭ1, 183, 186, 187,
362, 363, 376, 377, 383', 387, 389, 391, 398,
406, 407, 416, 419, 422, 424
Анненков П. В. 247, 4Ш
Апраксин А. С. 119
Апраксин В. В. 123
Арцимович А. М. (Жемчужникова А. М.)
24Ю1 246* 406
Арцимович В. А. 240, 241, 246, 251, 252,
255, 391, 405, 406
Афонасенко 270
Базилевский Б.— см. Богучарский В.
Банков А. М. 244, 408, 409, 423
Байрон Джордж Гордон 266, 383>, 413,
415, 416, 421, 425
Бакунин М. А. 416
Баренбаум И. Е. 423, 425
Батеньков Г. С. 240, 363, 406
Бегичев 241, 4016
Безобразов В. П. 891
Безобразов М. А. 240, 40(5
Белинский В. Г. 368
Бельчиков Н. Ф. 413, 419, 422, 425
Бенардаки Д. Е. 247, 410
Беневоленский П. А. 276, 276, 419, 420
Бентам Иеремия 340, 421
Бестужев М. А. 409
Благосветлов Г. Е. 420
Бланк Г. Б. 240, 405
Бланки Луи Огюст 240
Блиох И. С. 890
Блокк Мориц 210, 4ЮИ
Боград В. Э. 369
Богучарский В. (Базилевский Б.) 408,
417
Бокль Генри Томас 228, 231, 265, 400, 415
Болотников И. И. 388
Боровой С. Я. 387
Борщов И. Г. 360', 368
Буланова-Трубникова О. К. 418
Бунге Н. X. 240, 243, 244, 391, 406, 406
Буташевская С.— см. Буткевич С.
Буткевич С. 412
Вернадский И. В. 391
Ветошников П. А. 369, 416
Виктор-Эммануилл II 255, 410, 411
Власов 260
Воейков Н. В. 241, 406
Володарский И. Б. 386, 422, 424
Габер Давид 217, 240, 406
Гагарин И. В. 242, 406, 407
Гагемейстер Ю. А. 49, 390
Галахов А. Д. 247, 409
Галилей Галилео 189
Гамбаров П. 389
Ганземан Давид 217, 406
Гарвей Уильям 228
Гарибальди Джузеппе.266', 365, 411
Герсеванов Н. Б. 387
Герцен А. А. 258, 41Г
Герцен А. И. 257, 265, 268, 369, 860', 362,
36Ö1, 367—370, 374, 378, 380, 383, 384, 387,
391, 392, 394, 395, 400, 40Ô, 404, 410—
418s 415, 416
* Часть имен, приводимых в работе Н. А. Серно-Соловьевича «Окончательное
решение крестьянского вопроса» (ем. стр. 92—149) по газете «Северная пчела», в
указатель не включена.
Указатель составлен Г. А. Кайковой.

428
Указатель имен
Герцен Е. А. (Лиза) 411
Гете Иоганн Вольфганг 264, 418
Гиббон Эдуард 308, 421
Гиндин И. Ф. 387
Гладстон Уильям Юарт 48
Глебов А. 252:, 410
Гоббс Томас 340, 421
Годунов Борис 51, 390
Голицын А. Ф. 416
Головинский В. А. 242, 407
Голубин А. 2176, 419, 420
Голубков Е. Т. 275', 276
Горев Б. И. 425
Горн Игнац Эдуард 49, 390
Горчаков А. М. 389
Григорян А. Р. 413
Гурьев Д. А. 398
Дезин 244, 408, 409, 42i3
Добролюбов Н. А. 363, 364, 367, 368, 381,
384, 391, 410
Долгово-Сабуров Н. П. 262
Долгоруков В. А. 234, 402, 404
Докукин Ф. 12i2
Донской Дмитрий 204
Дренякин А. М. 125, 126*, 404
Дружинин А. В. 247, 409
Дудышкин С. С. 247, 409
Егорцев Л. 125, 126
Елисеев Г. 3. 397
Жемчужников А. М. 406, 410
Жемчужникова А. М.— см. Арцимович
А. М.
Жилин 407
Заблоцкий-Десятовский А. П. 247, 391,
409
Залеский Бронислав 244, 245, 408
Иванов Ф. В. 276
Ивашев В. П. 362, 418
Ивашева В. В. 273, 36!2, 418 -
Игнатьев П. Н. 284, 404
Извеков 241, 406
Кавеньяк (Каваньяк) Годфруа 404
Кавелин К. Д. 243, 247, 390», 407, 409
Канкрин Е. Ф. 71
Каракозов Д. В. 419
Карышев А. Ф. 241, 253, 406
Катков M. Н. 363
Кашкия Н. С. 239, 241, 248—245, 247—
249, 251—253, 255, 256, 363-365, 386,
. 395, 396, 405, 406,, 410, 4212
Квадрио Маурицио 365
Кельсиев В. И. 869, 416, 417
Кеплер Иоганн 228
Клевенский M. М. 4013
Княжевич А. М. 387
Ковалевский В. О. 273, 274, 418
Ковалевский Е. П. 247, 409
Ковалевский Евгр. П. 409, 410
Коган Г. Ф. 415, 417
Кожанчиков Д. Е. 41:2
Козьмия Б. П. Ш, 425
Кокорев В. А. 247, 409, 410, 423
Кольб Георг Фридрих 221, 402
Коперник Николай 2218
Корнилов А. А. 886
Корф М. А. 410
Корш В. Ф. 244, 408
Кошелев А. И. 391
Краевский А. А. 247, 409
Крон 260', 261
Кузнецов 267, 270
Кузнецов П. И. 274, 275, 419
Ламанский Е. И. 247, 391, 398, 409
Ланской С. С. 241, 406
Левандовский Валентий 4201
Лемке М. К. 363, 368, 874, 378, 3817, 397,
398, 403, 410, 412, 416—418, 424—426
Ленин В. И. 364, 369, 384, 387
Лермонтов М. Ю. 264, 413
Людовик XIV 374
Лютерн Мартин 400'
Лященко П. И. 394
Мальтус Томас Роберт 401
Мария Александровна (им.) 411
Маркс Карл 393, 401
Маццини Джузеппе 265, 365, 415
Милль Джон Стюарт 214, 401
Милютин Н. А. 391, 397, 405
Мирес Жюль 90, 394
Михайлов М. Л. 270, 368, 378, 417, 421
Михаэлис М. П. 417
Молешотт Якоб 326, 412, 421
Муромцев А. А. 241, 395; 406
Мюленс 217, 406
Назимов В. И. 387, 389
Наполеон I Бонапарт 48, d89, 228, 381,
409
Наполеон III 265
Никитепко А. В. 247, 409

Указатель имен
429
Никитин А. 276, 276
Николадзе Н. Я. 368., 369
Николай I 52, 301, 308
Николай Александрович (в. кн.,
наследник) 406
Ньютон Исаак 2126
Оболенская Н. П. 252, 410
Оболенский А. В. 244, 252, 305, 406, 410
Оболенский Е. П. 240^, (247, 253, 363., 406,
409, 410
Огарев Н. П. 256, 257, 259, 265, 359, 362,
363, 367—370, 374, 380, 384, 386, 391,
392', 394, 403. 404, 410—412, 414—417
Огризко И. П. 424
Освальд H. H. 27i5, 419
Осип (см. Маццини)
Ослабя Р. 204, 401.
Ott О. Ф. 240', 406
Павел I 388
Панаев И. И. 252, 410
Панин В. Н. 410
Пантелеев Л. Ф. 371
Паткуль А. В. 234, 404
Пересвет А. 204, 401
Переселенков С. А. 411
Перозио Н. П. 423
Петр I 153
Петров А. МО
Пиль Роберт 35', 389
Пинский М. М. (Карниолин-Пинский
M. М.) 267, 2618
Племянников А. П. 253, 395,-406
Полисадов В. П. 200, 400', 417, 425
Потапов А. Л. 416
Потулов Д. Н. 407
Прудон Пьер Жозеф 326, 3401, 392, 411, 421
Пыпин С. Н. 260, 262, 4И2
Раковский 240, 406
Реден Фридрих Вильгельм 49, 390
Рейтерн М. X. 301
Рихтер А. А. 360, 362, 370, 412, 415
Романенко В. И. 4Û2
Россел Джон 389
Ростовцев Я. И. 96, 240, 241, 244, 245, 249,
254, 3817, 305, 406, 410
Рылеев К. Ф. 247
Сабуров А. А. 362
Савонарола Джироламо 180, 4О0
Самарин Ю. Ф. 240', 243, 405
Сафонова Е. 401', 402
Свистунов П. Н. 240', 245', 247, 249, 363,
305, 406
Серно-Соловьевич А. А. 266, 267, 362, 363,
368—370, 386, 410, 415,-417, 427
Серно-Соловьевич А. Н. 2170, 271, 418
Серно-Соловьевич А. П. 360
Серно-Соловьевич В. А. 260—263, 370', 401,
412, 413, 415, 416, 420
Скропышев Я. С. 240, 406
Слепцов А. А. 860', 368, 360, 4013, 424
Смирнов И. А. 423
Смирнов Н. М. 237, 404
Смит Адам 192, 228
Соловьев Я. А. 246, 249, 291, 405', 408
Сорокин А. Ф. 400—402, 413, 416, 420
Сперанский М. М. 301, 393
Сулинский И. (Сулимский Юзеф) 275,
403, 410
Татищев С. С. 380
Тацит Публий Корнелий 300, 421
Толстой Л. Н. 302
Тройницкий А. Г. 145, 396
Трубников К. В. 389, 407, 418
Трубникова М. В. 362, 418
Трузсон Н. П. 240, 406
Трюбнер Н. 386
Тургенев И. С. 247, 342, 412
Тучкова-Огарева Н. А. 256, 259, 411, 415
Унковский А. М. 240, 247, 249, 388, 301,
406, 400
Утии Н. И. 360, 377, 386, 305, 415
Фогт Карл 257, 411
Фультон Роберт 228
Хругцов Д. П. 404
Цельсий Андерс 324
Цешковский Август 36, 44, 67, 380, 302
Черкасский В. А. 240, 243, 245, 405
Черкесов А. А. 2618, 360', 368, 417
Черке'сова В. В.— см. Ивашева В. В.
Чернышевский И. Г. 247, 267, 269, 359,
363, 367—360, 378, 380', 381, 383, 384,
391, 401, 412, 414, 416, 417, 423
Черняк Я. 3. 386, 404, 413
Чертков Д. А. 246, 240, 254, 408
Чичерин Б. Н. 1615, 308
Чудин 244
Шакеев Е. А. 862
Шамиль 243>, 246, 407

430
Указатель имен
Шамшин И. И. 362, 3G3
Шевченко Т. Г. 366
Шелгунов Н. В. 270, 369, 360, 392, 897,
417
Шелгунова Л. П. 416, 417
Шидловский Д. М. 24$, 249, 409
Шиллер Иоганн Фридрих 383, 421
Шиллъ И. Н. 68, 69, 71, 73—75, 77—81,
88—86, 87, во—91, 872, 380, 392, 394, 402,
400, 411, 424
Шленкер Юзеф 419
Шлоссер Фридрих Христиан 261, 270,
412, 416, 418
Шнейдер Фердинанд 394
Штиглиц А. Л. 244, 408
Шувалов П. А. 234, 404
Шулунов Н: Д. 402, 419
Щукин Ф. С. 244, 248, 251, 407, 410
Энглендер Зигмунд 273-, 4И8
Юстиниан I 400
Яковлев А. И. 251, 407, 410
Якушкин П. И. 262, 412
Яновский 248, 2й1, 409
Ярошинский О. 244', 408

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
H. А. Серно-Соловъевич. Фотография хранится в Гос. историческом музее.
Москва. (Фронтиспис)
Н. А. Серно-Соловъевич. Фотография конца 1850—начала 1860-х гг.
Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР. Москва ... 17
Титульный лист издания «Голоса из России», где была напечатана статья
Серно-Соловъевича «Проект действительного освобождения крестьян». . . 37
Титульный лист первого издания работы П. А. Серно-Соловъевича
«Окончательное решение крестьянского вопроса» 111
Алексеевский равелин. Фотография 1873 г., хранится в Музее Революции
Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Ленинград 193
Страница рукописи «Несколько размышлений, вызванных поучением,
слышанным 8 сентября». Автограф. Хранится в Рукописном отделе Г ос,
библиотеки им. M. Е. Салтыкова-Щедрина. Ленинград 201
А. А. Серно-Соловъевич. Фотография хранится в Государственном
историческом музее Москва . 267
Отрывок из письма Н. А. Серно-Соловъевича матери от 3/15 апреля 1865 г.
Автограф. Хранится в Рукописном отделе Гос. библиотеки им. M. Е.
Салтыкова-Щедрина. Ленинград 272

СОДЕРЖАНИЕ
П«у блицистика
Проект действительного освобождения крестьян 5
Разбор трудов Комиссии для устройства земских банков 53
Размышления по поводу статьи г. Шилля о государственном или земском
заемном банке 68
Окончательное решение крестьянского вопроса 92
О проекте преобразования земских повинностей 150
Мысли в!слух 165
Петербургские городские выборы 169
Проект Уложения императора Александра II 178
[Если бы страдания были явлением единичным...] 188
Не требует ли нынешнее состояние знаний новой науки? 189
Несколько размышлений, вызванных поучением, слышанным 8 сентября . . . 200
О мерах к умножению народного богатства и улучшению материальных
условий народного труда в России 209
[О законах исторического развития человечества] 227
[Во имя правды и воли...] 232
Dubia. Ответ «Великороссу» 234
Письма
1. Н. С. Кашкину (18 августа 1859 г.) 239
2. Н. С. Кашкину (48 сентября 1859 г.) 241
3. Н. С. Кашкину (10 октября 1859 г.) 244
4. Н. С. Кашкину (8 ноября 1859 г.) 247
5. Н. С. Кашкину (25 ноября 1859 г.) 248
6. Н. С. Кашкину (4/16 мая 1860 г.) 253
7. Н. П. Огареву (19 ноября 1860 г.) 256
8. В. А. Серно-Соловьевичу (8 сентября 1862 г.) 260
9. В. А. Серно-Соловьевичу (5 августа 1863 г.) 262
10. В. А. Серно-Соловьевичу (17 августа ,1'863 г.) 263
И. {А. И. Герцену и Н. П. Огареву] [первая половина 1864 г.] 265
12. [А. А. СерночСоловьевичу] (первая половина июля 1864 г.] . 266
13. А. Н. Серно-^оловьевич (4/16 декабря 1864 г.) 270
14. А. Н. Серно-Соловьевич (3/15 апреля 1865 г.) 271
15. В. В. Ивашевой (30 ноября 1865 г.) 273
16. [И. ;Сулинскому] [декабрь 1865 г.] 275
17. [П. А. Беневоленскому] {декабрь 1865 г.] . . . , 276
Дополнение
Из былого. Комедия в 5 действиях 277
прило ЖЕНИЯ
И. Б. Володарский. Н. А. СершьСоловьевич 359
Примечания (составители И. В. Володарский ж Г. А. Каиков а) 386
Произведения Н. А. ОержнСоловьевича (составитель И. Б. Володарский) . . 422
Указатель имен : (составитель Г. А. Кайкова) 427
Список иллюстраций 431
Н. А. Серно-Соловьевич
Публицистика. Письма
Утверждено к печати Редколлегией серии «Литературные памятники»
Редактор Издательства Э. С. Виленская Технический редактор Т. В. Полякова
Художник В. П. Рафальский
РИСО АН СССР № 16-152В. Сдано в набор 26/1 1963 г. Подписано к печати 9/IV- 1963 г. Формат
70x90Vie. Печ. л. 27-4-1 вкл.-Усл. печ. л. 31,59. Уч.-издат л. 31(30,9+1 вкл.) Тираж 5000 экз.
Изд. № 988. Тип. зак. № 1628
Цена 2 руб.
Издательство Академии наук СССР Москва, Б-62, Подсосенский пер., 21
2-я типография Издательства АН СССР, Москва, Г-Э9, Шубинский пер., 10

ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ

Страница
132
147 .
197
251
279
355
401
402
407
407
414
Строка
7 сн.
И св.
18 св.
10 сн.
14 сн.
4 сн.
18 ев Л
23 св. f
3 св.
1 сн.
23 сн.
Напечатано
и
56 856 301
срочные
вас
раз
повторяют
Е. Сафроновой
прим. 12
Калужской губернской
комиссии
фундамента,
Должно быть
их
N56 846 301
сродные
нас
рад
повторят
Е. Сафоновой
прим. 14
Калужского губернского
комитета
фундамента...
H.A. Серно-Соловьевич. Публицистика. Письма.