Гаэтано Моска
НАЧАЛА
ПОЛИТИЧЕСКОЙ
НАУКИ
RUI
SClence
RJ-SCIENCE.COM
Москва
2016
УДК 342.4(075.8)
ББК 67.400я73
М82
Книга опубликована при финансовой поддержке
Министерства иностранных дел Итальянской республики
Моска, Г.
М82	Начала политической науки : монография / Г. Моска ;
пер. с итал. Е.И. Темнов. — М. : Издательство «Русайнс», 2016. -
256 с.
ISBN 978-5-4365-0664-7
DOI 10.15216/978 978-5-4365-0664-7
Данное издание представляет собой первый перевод на русский
язык фундаментального труда итальянского ученого Гаэтано Моски
(1858-1941). Это - первая часть указанного труда, выходящая вслед за
уже увидевшими свет его произведениями - «Историей политических
доктрин» и работой под названием «Теорика правительств и парламент-
ское правление» (2015).
«Начала политической науки» впервые вышли в 1896 г. и сразу
привлекли внимание читающей публики, которое устойчиво сохраняется
по сей день. С переводом книги на русский язык отечественные любители
книги также получили возможность прикоснуться к классике. Название
книги очень точно отражает ее содержание, поскольку рассматривает во-
просы предмета и методологии, места и функциональных связей полити-
ки с иными научными направлениями: социологией, психологией, исто-
рией государства и права. Книга предстает лабораторией мысли, где раз-
рабатываются такие основополагающие сейчас понятия политической
науки, как «политический класс», «юридическая защита», «социальный
тип» и др. Автору свойственен не только критический анализ важнейших
идеологических течений его времени, но и прогнозы политических собы-
тий, сбывшихся, как показала история, спустя несколько десятилетий.
Книга рассчитана на всех, кто интересуется политикой и про-
фессионально занимается политическими исследованиями.
УДК 342.4(075.8)
ББК 67.400я73
ISBN 978-5-4365-0664-7	© РУСАЙНС, 2016
© Моска Г., 2016
© Темнов Е.И., пер., 2016
Оглавление
Напутное слово переводчика...................................4
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.................................................7
Глава первая. Метод политической науки.....................7
Глава вторая. Политический класс..........................45
Глава третья. Предварительные замечания...................61
Глава четвертая. Соотношение политического класса
и социального типа........................................75
Глава пятая. Юридическая защита............................87
Глава шестая. Полемика...................................111
Глава седьмая. Церкви, партии и секты....................132
Глава восьмая. Революции.................................161
Глава девятая. Постоянные армии..........................180
Глава десятая. Заключение................................194
3
НАПУТНОЕ СЛОВО ПЕРЕВОДЧИКА
Переводчик, собственно говоря, может ограничиться именно од-
ним словом, точнее, пожеланием — «В добрый час!», с учетом весьма
солидного веса представленного труда и его значительного содержа-
ния.
Тем не менее, ответим, что представленный на суд широкому и,
как раньше подчеркивалось, благожелательному читателю, русскоя-
зычный текст «Начал политической науки» Гаэтано Моски, при жизни
автора издавался трижды. Впервые это произошло еще в Итальянском
королевстве в 1896 г., затем в 1923 году с добавлением второй части в
издательстве братьев Бокка, там же в Турине, где в местном универси-
тете и разворачивалась науч но-педагогическая деятельность ученого.
Последняя прижизненная версия рукописи, отредактированная рукой
автора, уже в двух частях и в двух томах, увидела свет в Барском граде
— так называли на Руки город Бари, в издательском доме «Латерца» в
популярной серии «Библиотека современной культуры».
Затем последовали с некоторой периодичностью неоднократные
выпуски в разные годы с момента образования современного Итальян-
ского государства /1947/ вплоть до настоящего времени. Кстати, как раз
в 1947 году работе было предпослано немалое по объему и в целом
весьма положительное по оценке предисловие Бенедетто Кроче. В 1953
году такого же рода введение написал Норберто Боббио, хотя «Начала»
вышли в сокращенном варианте и с изменением названия / «Политиче-
ский класс» /. Высокое мнение выдающихся представителей отечествен-
ной философской и политико-правовой мысли, думается, основательно
скорректировали известную поначалу недооценку труда Моски совре-
менниками. Впрочем, превратности изменчивой издательской судьбы и
многознаменательность научного вклада Моски мы еще рассмотрим в
конце второй части книги. А сейчас, кратко о самом переводе.
Английский вариант перевода правил сам автор /1939/, перело-
жение на немецкий язык состоялось уже после Второй мировой войны
в 1950 г. Практически сразу же после первых публикаций были осуще-
ствлены переводы на все главные европейские языки. И только русская
версия главного произведения Моски дожидалась своего появления
ровно долгих сто двадцать /!/ лет. Успокоит ли в данном случае возбу-
жденные чувства любителей книги житейская мудрость — «лучше
поздно, чем никогда» - трудно сказать. Мы констатируем факт, не вда-
ваясь в причины, о которых внимательный читатель, закрыв послед-
нюю страницу, надеюсь, с сожалением, сможет составить собственное
4
представление. Впрочем, нет худа без добра и солидная историческая
дистанция здесь скорее помогает, чем противодействует точности в
суждениях.
Данный перевод создан с двухтомного издания «Политические
сочинения Гаэтано Моски», увидевшего свет в Турине в объединении
«УТЕТ» в 1982 году в серии «Классическая политика» под руково-
дством Луиджи Фирпо.
Переводчик и инициатор данного проекта должен отметить, не
без огорчения, что при его реализации пришлось идти на сокращение
представленного материала за счет снятия ряда разделов работы: по-
священия, предисловий, примечаний /буквенных и цифровых/, как
правило весьма обширных, приложения, индекса имен цитированных
авторов, насчитывающего ни много ни мало порядка восьми сотен /!/
пунктов. Такой научный аппарат увеличил бы масштаб предприятия
едва ли не вдвое.
С проблемой избыточного объема сталкивались при публикации
указанной книги многие, если не все издатели и решали ее по-разному.
В данном случае, как представляется, выход близок к оптимальному:
materia tractanda, оригинальный авторский текст никоем образом не
пострадал. Он не перекроен, не представлен обрывочно и у читателя
вполне может и должно сложиться целостное представление об автор-
ской позиции, его аргументации, подходах к исследованию. Немало-
важно и то, что книголюб имеет возможность предаваться чтению спо-
койно и без опаски, ибо в данном случае соблюдена юридическая чис-
тота и наличествует разрешение правообладателя. Фрагменты же из
произведений Моски, печатавшиеся некоторое время тому назад в со-
циологических журналах подпольно, представленные разрозненно и
вырванными из контекста, вместо ясного представления о предмете,
достигнут скорее противоположного эффекта.
Василий Андреевич Жуковский, поэт, учитель Пушкина, пере-
ложивший на русский язык «Одиссею» Гомера и, несомненно, знавший
толк в переводческом деле, говаривал так: «Переводчик в поэзии — со-
перник, а в прозе — раб». Замечание, несмотря на свой крайний риго-
ризм, но верное по существу, в полной мере относится и к прозе науч-
ной. Оно остается правилом и сейчас. Переводчик в своей каждоднев-
ной работе, длившейся целый год, следуя этому канону, решал некую
двуединую задачу: стремился, не впадая в рабство, быть как можно
ближе к тексту и передать истинный смысл подлинника — в традициях
так называемого «вольного перевода». Одновременно, ему нужно было
не упустить словесную форму оригинала — то есть иметь в виду «под-
5
строчный перевод», подыскивая русский эквивалент, не превращаясь
при этом в соперника автора. Удалось ли в полной мере передать,
транслируя на русский язык его мысль, академическую манеру выра-
жаться, стилистику южноитальянской речи /Моска родом из Палермо/
- судить читателю. Впрочем, интонационное богатства, ощущаемая за
строчками теплота голоса, ирония и юмор, а подчас и едкий сарказм,
переводимая и, иногда и не переводимая, игра слов — это уже элементы
«художественного перевода», хотя отчетливость и определенность в
науке должны стоять на первом месте. Именно поэтому, в необходи-
мых случаях переводчик давал краткие пояснения, касающиеся исто-
рических реалий, собственных имен редких персонажей, малоупотре-
бительных сейчас названий и т.п.
Вдумчивый читатель, уверен, и в наше неспокойное время нача-
ла XXI века найдет много полезного на этих страницах, написанных
больше ста лет назад, и поразится тому удивительному факту, что от-
правляясь в путешествие казалось бы в прошлое, он сделает не одно
открытие, направленное в самое актуальное настоящее. Итак, в добрый
путь!
Профессор Темнов Е.И.
6
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая. Метод политической науки
I. Происхождение и цели политической науки. - П.Почему она носит такое
наименование. - III.Экспериментальный метод и происхождение наук. -
IV.Различное применение данного метода. - У.Система, дающая преимуще-
ства физической среде в изучении политической науки. - VI.О преимущест-
ве северных народов над народами юга. - VII.Продолжение данного аргу-
мента. - VIII.Различные типы политической организации и различие клима-
та. - 1Х.Важность различий в строении почвы. - X.Система, указывающая
на зависимость политических феноменов от различий человеческих рас. -
XI.Высшие и низшие расы. - ХП.Дух рас. - XIII. Система эволюционизма
и борьба за существование. - XIV.Политический прогресс и физическое
улучшение человеческих рас. - XV.Краткое изложение эволюционистских
теорий. - XVI.Исторический метод, основанный на фундаментальной
идентичности тенденций и политических способностей больших человече-
ских рас. - XVIII.Возражения на данный счёт. - Х1Х.Условия, при которых
данный метод может быть применен наилучшим образом.
- XX. Развитие данной аргументации и заключение.
I.	На протяжении многих веков мыслители высказывают гипоте-
зу о том, что социальные явления, разворачивающиеся перед ними, не
являются простыми случайностями или проявлениями сверхъестест-
венной и всемогущей воли, но, скорее, являются результатом постоян-
ных психологических тенденций, определяющих деятельность челове-
ческих масс. Начиная с Аристотеля предпринимаются попытки от-
крыть законы и формы, регулирующие действие данных тенденций с
помощью науки, имеющей их в качестве объекта своего исследования
и получившей название политики.
В XVI и XVII вв. многие писатели, в особенности в Италии, изу-
чали политику, начиная с Макиавелли, который выступает наиболее
значительным из них. Однако, никто из них не старался выявить те
постоянные тенденции во всех человеческих обществах, которые мы
упомянули. Они не исследовали способы, с помощью которых один
человек или группа людей способны захватить высшую власть в дан-
ном обществе и отбить попытки тех, кто их пожелал бы сместить.
Речь идет о двух вещах, которые хотя и имеют некоторые точки
соприкосновения, остаются существенно отличными. Пример, как по-
лагаем, вполне убедительный, здесь более уместен, чем долгие рассуж-
дения. Политическая экономия изучает закономерности и постоянные
тенденции, регулирующие в обществе производство и распределение
7
богатства. Но это ни коем образом не равнозначно исследованию спо-
собов обогащения и сохранения богатства. Выдающийся экономист
может быть абсолютно неспособен к тому, чтобы войти в наследство.
Банкир, промышленник и даже спекулянт, имеющие самые поверхно-
стные представления об экономических законах, умеют вполне сносно
устраивать свои дела.
II.	В настоящее время исследования, начатые Аристотелем, зна-
чительно расширились и получили специализацию, породив спектр
политических наук. Предпринимавшиеся попытки их синтеза, сопос-
тавления и упорядочения их результатов, привели к появлению социо-
логии. Даже те, кто занимаются публичным правом, интерпретируя и
комментируя позитивное законодательство, почти всегда оказываются
вовлечёнными в исследование общих тенденций, лежащих в его осно-
ве. Историки, описывающие человеческие события, часто из их анали-
за пытаются вывести закономерности, их регулирующие и определяю-
щие. Именно так поступали в античности Полибий и Тацит, в XVI веке
Гвиччардини, а в XIX веке Маколей и Тэн. Философы, теологи, юри-
сты, ставившие прямо или косвенно целью своих изысканий совершен-
ствование человеческого общества и поэтому отмечавшие законы, его
регулирующие, могут вполне рассматриваться в известном смысле как
исследователи наук политических. Вот почему добрая половина чело-
веческого познания, огромная сумма интеллектуальных усилий, потра-
ченных человеком на изучение прошлого, на прогнозирование будуще-
го, на постижение своей собственной социальной и моральной приро-
ды, может быть определена как посвященная тому же.
Среди политических или социальных наук одно направление
достигло к настоящему времени такой научной зрелости, что по точно-
сти и обилию достигнутых результатов оставило позади себя все ос-
тальные. Мы имеем в виду политическую экономию.
В конце XVIII века некоторые авторитетные ученые выделили
явления, связанные с производством и распределением богатства из
других социальных феноменов. Рассматривая их таким образом, ис-
следователям удалось открыть многие закономерности или постоянные
психологические тенденции, которым они подчиняются. Вычленение
экономических явлений из других сторон общественного знания и в
особенности укоренившийся обычай рассматривать их как независи-
мых от других аспектов, предусматривающих организацию политиче-
ской власти, если с одной стороны, и объясняет быстрый прогресс по-
литической экономии, то с другой стороны, возможно, является глав-
ной причиной, по которой некоторые постулаты данной науки пока
8
ещё дискуссионны. Так что, скоординировав собственные наблюдения
с другими, связанными с теми или другими сторонами человеческой
психологии, политическая экономия сможет сделать новые, решитель-
ные шаги вперед.
Бесспорно, нельзя изучать направления развития и организацию
политической власти без учета результатов, достигнутых политической
экономией, этой родственной наукой, быстро достигшей зрелых высот.
Изучение упомянутых тенденций, очерчивающих рамки нашей
работы, мы называем политической наукой. Мы выбрали такое назва-
ние, потому что оно было первым в истории человеческого знания и
пока еще не вышло из употребления. Новый термин социология после
Огюста Конта одобренный многими писателями, не получил ещё пока
четкого и точного определения и в общем плане включает в себя все
общественные науки. Туда входят и экономика, и криминология, изу-
чающая преступность, в то время как существует только одна наука,
имеющая своей главной целью исследование феноменов, которые в
наиболее точном смысле и называются политическими.
III.	Та или иная наука всегда исходит из некоей системы наблю-
дений над определённым порядком явлений с особым прилежанием и
соответствующими методами, направленными на открытие неоспори-
мой истины, остающейся неведомой для обыденных и общих пред-
ставлений.
Математические науки предоставляют наиболее простой пример,
ярче всего бросающий свет на то, как идёт научный процесс. Аксиома
есть результат наблюдений, доступный всем, истинность которого бро-
сается в глаза даже несведущему. Учитывая и сопоставляя различные
аксиомы приходят к доказательству наиболее простых теорем. Потом,
используя истину, извлечённую из этих теорем и аксиом , подходят к
доказательству новых, более трудных теорем, истинность которых не
могут предугадать и доказать те, кто данными науками не занимается.
Аналогично происходит в физике и других естественных науках. Но в
них метод усложняется новыми элементами. Часто оказывается недос-
таточно сопоставлять простые отрывочные наблюдения дяя открытия
той или иной закономерности, которую назовём сложной, или невос-
принимаемой на первый взгляд. В большинстве случаев то, что в мате-
матике является аксиомой, достигается с помощью эксперимента или
многих длительных экспериментов; или же каким-то одним экспери-
ментом, но стоящим многих, когда используются специальные тонкие
методики людьми, в совершенстве ими владеющими. Истоки научных
исследований чаще всего связаны со счастливой гипотезой, которая
9
впоследствии доказывается экспериментально, анализом фактов, кото-
рые в свою очередь во многих отношениях объясняют последующие
результаты. Почти всегда длительный экспериментальный период с
ошибочными подходами, не позволяющими логически соединить дан-
ные, полученные по тем или иным отдельным позициям, несовершен-
ные методы наблюдения предшествуют подлинно научному этапу в
избранном направлении. Именно так, в течение долгих веков астроно-
мия и химия избавлялись от ошибок и фантазий астрологии и алхимии.
Только после того, как ум человеческий стал способным напряженно
работать над данным порядком вещей и был собран достаточный мате-
риал, усовершенствованы методы и инструменты наблюдения, вырабо-
талась интуиция и долгое терпение исследователей, стали высказы-
ваться счастливые гипотезы, упомянутые выше, и стала возможной
подлинная наука.
Из сказанного легко понятно, что для получения подлинно науч-
но-значимых результатов в отношении данного порядка явлений не-
достаточно придерживаться некоей системой наблюдений и опыта.
Френсис Бэкон впадал в иллюзию, как вероятно, многие современные
писатели и мыслители, рассматривая как абсолютные возможности
данной системы в открытии научных истин. В действительности, для
того, чтобы наблюдение фактов и опыт дали хорошие результаты, не-
обходимы упомянутые выше условия. Неудовлетворительно использо-
ванные факты, ошибочно проведенное исследование приведут к лож-
ным результатам, смогут придать оттенок основательности настоящим
нелепостям. По сути, астрология и алхимия, упомянутые выше, бази-
ровались на истинных или ложных наблюдениях и экспериментах. Од-
нако метод наблюдения, или лучше, угол зрения, с которого все объяс-
нялось и сопоставлялось, были глубоко ошибочными. Знаменитый в
XVI в. Мартин дель Рио написал книгу «Об исследовании магическо-
го» /как теоретическое обоснование обвинений в колдовстве — Т.Е./. Он
полагал, что основывается на наблюдении фактов, различая колдовство
любовное, неприязненное и снотворное. Он различал умения и приемы
ведьм и колдуний и полагал, что его изыскания действительно могут
способствовать их разоблачению и предохранению от волшебства.
Экономисты до Адама Смита тоже считали, что они придерживаются
наблюдаемых фактов, убеждавших в том, что богатство нации состоит
исключительно в деньгах и производстве, связанном с землей /течение
физиократов — Т.Е./. На повсеместно распространенные факты и при-
знаваемый всеми опыт полагался и дон Ферранте, ученый XVI в., пре-
красно описанный Мандзони /классик итальянского романизма — Т.Е./.
10
Основываясь на умственных рассуждениях, формально безупречно
логичных и позитивных, дон Ферранте пытался доказать невозмож-
ность заражения бубонной чумой.
IV.	Мы полагаем, что политическая наука пока еще на данный
момент не вошла полностью в подлинный научный период. Хотя уче-
ный может видеть в ней многие вещи, ускользающие из-под взора не-
сведущих. Тем более представляется невозможным предложить некую
совокупность непреложных истин, признаваемых всеми теми, кто
предпринимает исследование в данной области. Еще в меньшей степе-
ни можно утверждать, что надежный метод ее изучения принят повсе-
местно. Причин такого положения много, но мы пока не станем выска-
зываться по существу. Отметим только, что эти причины ни коем обра-
зом не связаны с нехваткой людей, размышляющих над политическими
событиями. Скорее, причина в большой сложности этих событий. В
особенности отметим почти полную невозможность до недавнего вре-
мени располагать достаточным количеством точных фактов, изучение
которых может привести к открытию законов и тенденций, регули-
рующих политическое устройство человеческого общества.
Мы полагаем своим долгом предпринять короткий экспресс ана-
лиз различных методов и систем идей, при всей их неполноте и недос-
таточности, используемых до настоящего времени в изучении полити-
ческой науки. Некоторые из них не являлись и не являются ничем
иным как более или менее философским, теологическим или рацио-
нальным оправданием определенных типов политической организации,
игравшими в течение веков важную роль в истории человечества. По-
скольку, как мы увидим позднее, одна из наиболее важных социальных
задач — объяснить, поддержать или низложить с помощью рациональ-
ной теории или сверхъестественной веры существующую форму прав-
ления. К политической науке предъявлялись требования обслужить те
типы общества, в которых господствовали сверхъестественные верова-
ния в душах людей, в которых осуществление политической власти
находило свое объяснение в воле богов или Бога. Есть и другая наука,
которая ту же самую власть оправдывает независимым и доброволь-
ным выражением свободной воли народа либо большинства индиви-
дов, входящих в общество. Займемся преимущественно двумя из всех
существующих систем и методов рассмотрения политики. Они имеют
более объективный и универсальный характер и имеют тенденцию
раскрывать закономерности, объясняющие наличие самых разных
форм политических режимов в мире.
11
Эти два метода таковы: тот, который указывает на зависимость
политических различий тех или иных обществ от разнообразия физи-
ческой среды и в особенности климата изучаемых стран, и другой, ко-
торый отмечает главным образом физические и, как следствие, психо-
логические отличия, наличествующие у разных человеческих рас. В
одном случае в общественных науках превалирует критерий физиче-
ской среды, в другом — критерий этнический или телесный, соматиче-
ский. И тот, и другой играют весьма важную роль в истории науки,
включая науку современную, обладая, по всей видимости, весьма пози-
тивным и экспериментальным характером, что освобождает нас от не-
обходимости подвергать рассмотрению их подлинную научную цен-
ность.
V.	Огромное число писателей, начиная с Геродота и Гиппократа,
вплоть до наших дней указывают на влияние климата на общественные
явления в целом и в особенности на явления политические. Многие
пытались это доказать и основывали на сей счет целые научные систе-
мы. Среди них первенствует Монтескье, наиболее решительно, чем
другие утверждавший господствующее влияние климата над мораль-
ными чувствами и политической организацией наций. «Приближаясь к
странам, расположенным на Юге, вы можете убедиться в том, что вы
удаляетесь от самой морали», - писал он в работе «О духе законов». В
другом месте той же работы он утверждает, что свобода несовместима
с жаркими странами, что она не процветает там, где зреют апельсины.
Другие писатели допускают, что цивилизация зародилась в жарких
странах, но утверждают, тем не менее, что ее центр тяжести постоянно
смещается на Север, где сейчас и расположены в политическом отно-
шении лучше организованные государства. Рассматривая данные дово-
ды, будет не лишним напомнить, что климат страны не зависит един-
ственно лишь от ее географической широты, но и от других обстоя-
тельств, таких как высота над уровнем моря, ее расположения, господ-
ствующих ветров и т.д. Необходимо также заметить, что физическая
среда не во всем зависит от климата, то есть от температурных и гид-
рометеорологических вариаций. Другие условия в неменьшей мере
воздействуют на нее, например, высокая или малая плотность населе-
ния, проживающего в той или иной местности, достигнутый уровень
обработки почвы, а также тип культуры, наиболее распространенный в
стране.
Не будем отрицать, что влияние климата на всю жизнь народа и
на политический строй, должно неуклонно снижаться с ростом циви-
лизации. Растительный мир без сомнения наиболее подвержен земным
12
и атмосферным неблагоприятным условиям. Растения, за исключением
тех, что выращены в оранжерее, почти абсолютно лишены средств реа-
гирования и защиты против внешних воздействий. Животные ощуща-
ют эту нехватку в меньшей мере, потому что реагирование и защита им
вполне возможна. Человек, даже дикий, оказывается незащищенным
еще меньше. Что касается средств обороны, он значительно превосхо-
дит животных. Ну, а в наилучшем положении оказывается человек ци-
вилизованный, располагающий такими средствами, которые позволяют
ему в наименьшей степени зависеть от влияния изменений климата.
Причем имеющиеся у него ресурсы каждодневно увеличиваются и со-
вершенствуются.
Сказанное, как представляется, позволяет сделать очевидное и
приемлемое заключение: первые великие цивилизации зародились в
местах, где природа предоставляла больше возможностей и создавала
меньше осложнений. В общем, первые цивилизации развивались в об-
ширных долинах с жарким климатом и с обилием воды, позволявшими
относительно легко выращивать зерновые, что было необходимо для
жизни больших человеческих сообществ в относительно небольших
пространствах.
Это заключение подтверждается данными истории. Последняя
показывает, что первые цивилизации возникли в долинах Нила, Ефра-
та, Ганга, Инда, на берегах Хуанхе, в местах, где имеются все физиче-
ские условия, приемлемые и дяя нас. Если однажды человеку удалось в
благоприятной обстановке своими силами покорить природу, то впо-
следствии ему это получалось совершить и в других местах, где приро-
да показала себя не столь благосклонной. В наши дни, за исключением
полярных районов или экваториальной зоны и некоторых других мест
с особенно неблагоприятными условиями — малярией или чрезмерно
сухим климатом, все остальные края являются или могут стать прием-
лемыми для заселения людьми.
VI.	Утверждение, по которому цивилизация всегда распростра-
няется с юга на север или лучше от жарких стран к странам холодным,
нам представляется одной из тех упрощенных формулировок, которые
претендуют с помощью одной единственной причины объяснить очень
сложные явления. Оно основывается на каком-то одном историческом
эпизоде, то есть на одном только периоде европейской цивилизации, к
тому же поверхностно изученном. Изучая географическую карту с по-
мощью аналогичного метода и обращая внимание, например, на север-
ную Германию или Сибирь, можно открыть закон, по которому все
реки текут с юга на север, поскольку в этих странах возвышенности
13
находятся на юге, а море на севере. Утверждение превращается в свою
противоположность, если мы возьмем юг России или Америки: там
реки текут с запада на восток. Истина же состоит в том, что реки, не
обращая никакого внимания на долготу и широту, текут всегда сверху
вниз, с горы или возвышенности к морю или озерам. Местность более
низкую можно рассматривать и как ту, которая имеет меньше препят-
ствий. Подобным же образом действует и закономерность, по которой
происходит распространение цивилизаций. Цивилизационное движе-
ние идет безразлично с севера на юг или с юга на север. Но всегда
предпочтение оказывается тому направлению, где встречается меньше
препятствий естественных и общественных, разумея под последними
столкновение с иной, первоначальной цивилизацией.
Фактически, китайская цивилизация, зародившаяся в централь-
ных провинциях Империи, распространяясь на север, была остановлена
безжизненными и холодными плоскогорьями центральной Азии, в то
время как на юг она смогла продвинуться не только на южные провин-
ции самого Китая, но и в Индокитай. Так же и индийская цивилизация,
встретив на севере почти неприступную стену Гималаев, распростра-
нилась с севера на юг до островов Цейлон и Ява. Египетская цивилиза-
ция распростиралась на север до тех пор, пока в северной Сирии не
натолкнулась на могущественную конфедерацию хеттов, то есть дру-
гую цивилизацию, а потом, наоборот, пошла главным образом на юг,
поднимаясь наверх по течению Нила. Персидская цивилизация, на-
следница древнейшей Месопотамии, распространилась от востока до
запада, по тому направлению, где встречала меньше естественных пре-
пятствий, пока не наткнулась на сопротивление цивилизации грече-
ской. В свою очередь цивилизация греко-римская, охватив весь бас-
сейн Средиземного моря, ограниченная на юге непроходимыми пусты-
нями, на востоке цивилизацией ориентальной, представленной импе-
рией парфян, а позже персов, направилась на север, пока не встретила
мало проходимые и сейчас леса и болота северной Германии и Шот-
ландии.
Равным образом, исламская цивилизация, зажатая на юге морем
и пустыней, должна была направляться на северо-запад. В средние века
европейская цивилизация, теснимая на юге цивилизацией арабов, за-
хвативших все южное побережье Средиземного моря, двинулась на
север, заняв Шотландию, северную Германию, Скандинавию и Поль-
шу. К настоящему времени европейская цивилизация расширилась по
всем направлениям, где бы ни располагались малозаселенные и легко
осваиваемые земли или народы с неразвитой цивилизацией, ожидаю-
14
щие тех, кто к ним придет. Добавим, что центр, главный очаг цивили-
зации, так же смещается в том или ином направлении, в соответствии с
упомянутой закономерностью. Страны, оказавшиеся на границе того
или иного типа человеческой культуры, по обыкновению, не являются
теми, где эта культура выглядит доминирующей. Когда европейская
цивилизация охватывала все Средиземноморье, Греция в собственном
смысле слова и южная Италия находились в центре цивилизационного
мира, были наиболее процветающими, наиболее образованными, наи-
более богатыми. Когда же они оказались авангардом на передовой,
противостоя исламскому миру, они пришли в упадок.
VII.	Весьма спорной, как представляется, выглядит гипотеза,
представляющая более высокой нравственность народов севера по
сравнению с народами юга. Мораль связана с целым комплексом ду-
шевных и умственных переживаний, касается стольких сторон пози-
тивных и негативных утверждений во внешних обстоятельствах, раз-
ворачивающихся в жизни людей, что весьма непросто определить, яв-
ляется ли тот или иной индивид потенциально моральнее другого. То
же суждение становится еще более трудным в отношении двух об-
ществ, двух групп населения, состоящих из огромного числа индиви-
дов. Статистические данные по такому вопросу не могут ничего ска-
зать, а часто говорят недостаточно, личные же мнения слишком субъ-
ективны и еще более ошибочны, чем статистика.
Грех, наиболее часто приписываемый южанам — сладострастие,
за северянами по обыкновению числится пьянство. Напротив, можно
наблюдать, что негры в Конго напиваются куда более постыдно, чем
русские крестьяне. Что касается вожделений, то думается, что тради-
ции и тип общественной организации, созданный каждым народом в
определенных исторических обстоятельствах, больше зависит от кли-
мата. Святой Владимир, князь, чье крещение сделало его руководите-
лем всей России, до обращения в христианство, имел больше налож-
ниц, чем калиф Гарун Аль-Рашид. Иван Грозный по своей жестокости
и любострастию спорил и превосходил Нерона, Гелиогабала и самых
свирепых султанов востока. В наши дни проституция в Лондоне, Па-
риже и Вене, возможно, превышает ту, что существовала в древнем
Вавилоне и Дели. В нынешней Европе наибольшее количество престу-
плений половой направленности достигло своего максимума в Герма-
нии и несколько снизилось в Бельгии, Франции, Австро-Венгрии. В
Италии по данным статистики этот показатель ближе к минимальным
значениям.
15
Многие социологи-криминалисты допускают в общем плане, что
на юге превалируют убийства, преступления против личности, припи-
сывая в то же время северу большое число преступлений против собст-
венности. Но Тарде и Колаянни /авторитетные ученые XIX в. — Т.Е./
убедительно показали, что соотношение различных видов преступно-
сти зависит не столько от климата, сколько от общественных условий,
которые могут сильно отличаться в разных районах одного и того же
государства. Верно, что в Соединенных Штатах Америки, во Франции,
а также Италии постоянно наблюдается преобладание преступлений
против жизни и здоровья на юге, над относительно большим числом
преступлений против собственности на севере. Но тот же Тарде дока-
зал, что во асех этих странах южные области в большей мере лишены
коммуникаций, дальше расположены от больших промышленных цен-
тров, от очагов современной цивилизации по сравнению с областями
севера. Иными словами, естественно, что форма криминального наси-
лия преобладает, независимо от климата, в странах малокультурных, в
то время как мошенничество и имущественная преступность более ха-
рактерны для развитых стран. Верно и то, что французские департа-
менты, где больше распространена насильственная преступность, рас-
положены на юге страны, но климат там достаточно прохладный из-за
горного рельефа. Это же характерно и дяя Италии. Базиликата, дающая
наибольшее число преступлений против жизни и здоровья, - это горная
местность с достаточно холодным климатом. Значительную часть года
покрыты снегом горные хребты Матезе, Гаргано и Силы и некоторые
коммуны на Сицилии, известные кровавыми разборками и бандитиз-
мом.
VIII.	Переходя ближе к политическим аспектам вопроса, отме-
тим, прежде чем выносить приговор южанам, неспособным к свободе,
необходимо условиться о точном и научном значении данного слова.
Если мы допускаем, что более свободной является та страна, где права
управляемых лучше защищены от самоуправства и всевластной воли
управляющих, мы должны согласиться с тем, что с этой точки зрения
политические институты холодных стран выглядят предпочтительнее,
чем в странах куда более теплых, таких, например, как Греция и Рим.
И, наоборот, произвол правящих, возрастающий в системе управления
можно обнаружить в самых холодных странах, таких как Россия. Сис-
тема конституционализма не пустила более глубоких корней в туман-
ной Англии, чем в Арагоне, Кастилии и на Сицилии. Я допускаю, что в
настоящее время различные виды представительного правления могут
рассматриваться как наиболее совершенные формы политического ре-
16
жима. Мы их находим действующими в Европе как на севере, так и на
юге и вне Европы. Возможно, в холодной Канаде они работают лучше,
чем на мысе Доброй Надежды, где климат совсем не жаркий, а весьма
умеренный.
Причина, по которой южане должны были бы менее подготовле-
ны к политическому режиму свободному и возвышенному, такова: у
южан меньше энергии физической и в особенности моральной и ин-
теллектуальной. Весьма распространено мнение, что северяне от при-
роды наделены превосходящей энергией, проявляющейся в работе, в
оружии, в науках, в стремлении покорить слабосильных южан. Но это
мнение столь же поверхностно и противоречит уже приведенным фак-
там. В действительности, цивилизации, возникшие и развившиеся в
жарком или вполне умеренном климате, нам оставили свидетельства
того, что передовая культура и невероятная энергия, показанная в тру-
де, могут совершать настоящие чудеса даже в те времена, когда люди
не имели в своем распоряжении машин, умножающих сейчас силы че-
ловека. Думается, что трудолюбие народа в большей степени, чем от
климата зависит от традиций, в значительной мере определяемых ис-
торическими событиями. В общем, традиции трудолюбия свойственны
народам античной цивилизации, достигшим в течение долгого времени
сельскохозяйственной стадии и, что важнее, пребывавшим также дли-
тельно в условиях мягкого политического режима, гарантировавшего
крестьянам хотя бы известную долю их собственных трудов. И, наобо-
рот, варварские или полуварварские народы, привыкшие жить или
мелким воровством, или охотой, имеют обыкновение вне войны пре-
бывать ленивыми и инертными. Таковыми описывает древних герман-
цев Тацит, таковы сейчас краснокожие в Северной Америке. Не слиш-
ком активны и калмыки, хотя они обитали и продолжают обитать в
районах весьма холодных. Напротив, очень трудолюбивы китайцы
южных провинций. С большим упорством работают египетские фелла-
хи. И если отсутствие крупной промышленности в южной части Евро-
пы породило и питает предубеждение, что тамошнее население не от-
личается трудолюбием, то те, кто хорошо знает этих людей, считает
такое обвинение совершенно не заслуживающим внимания.
Если мы допустим, что военное превосходство есть доказатель-
ство большей энергии, то в действительности трудно установить, то ли
северяне чаще побеждали и завоевывали южан, то ли сами в свою оче-
редь становились побежденными и завоеванными. Ни кто иной как
египтяне, то есть южане, в своем победном движении пересекли Азию
вплоть до гор Армении. Ассирийские воины, выходцы из местности с
17
самым умеренным климатом, хотя и отличались жестокостью, не мог-
ли не вызывать восхищения своей неукротимой энергией на войне.
Греки, тоже южный народ, сумели покорить всю западную Азию. Сво-
им оружием, колониями, торговлей, превосходством своего гения, они
эллинизировали всю восточную часть бассейна Средиземного моря и
большую часть моря Черного. Добавим и римлян, чьи легионы завое-
вали долины Дакии, прошли непроходимые леса Германии и проследо-
вали к питтам и каледонцам до самых отдаленных их мест обитания в
холодных и диких горах. Это итальянцы в средние века проявили не-
обычайную активность в военной, промышленной и торговой сфере.
Это испанцы — южане, знаменитые конкистадоры XVI века за менее,
чем полстолетия открыли, добрались и освоили большую часть Амери-
ки. Южанами были относительно англичан франке-норманны, после-
довавшие за Вильгельмом завоевателем, который за считанные годы
смог лишить собственности землевладельцев южных районов Велико-
британии и со шпагой в руках преследовал англичан вплоть до древне-
римской стены. Южанами в полном смысле слова были и арабы, кото-
рым удалось меньше, чем за один век упрочить свое владычество, на-
вязать свой язык, религию, цивилизацию столь громадной части мира,
которую, возможно, не смогли захватить и колонизировать англосаксы
в течение веков.
IX.	Различия в общественной организации, зависящие от очерта-
ния и рельефа земли, которые иногда рассматриваются как дополнение
к тому, что связано с разнообразием климата, оказываются возможно
более важными.
Действительно, нельзя отрицать, что более или менее гористый
или равнинный характер страны, ее расположение на оживленных пу-
тях коммуникации или вне их, являются обстоятельствами куда более
важными, чем повышенные или пониженные градусы от ее средней
термометрики. Но даже их важность нельзя преувеличивать до уровня
какого-то фатального закона. Некоторые топографические условия в
одних исторических периодах могут оказаться благоприятными, а в
других наоборот. Греция, когда вся Европа пребывала еще в бронзовом
веке и в самом начале века железного, находилась в исключительно
благоприятных условиях для того, чтобы стать первой цивилизованной
страной в этой части мира, потому что в отличие от иных стран поль-
зовалась преимущественным влиянием египетской и азиатских циви-
лизаций. В настоящее же время, с пересечением Суэцкого перешейка
можно утверждать, что Греция оказалась среди европейских госу-
дарств в самом неблагоприятном географическом положении: в отда-
18
лении от центра европейской культуры и от налаженных трансатлан-
тических и индийских торговых путей.
Другое, достаточно распространенное мнение настаивает обык-
новенно на превосходстве горцев над жителями равнин, которые почти
всегда оказываются завоеванными. Это мнение несколько более обос-
новано по сравнению с тем, что предписывает превосходство северным
народам. Если спорным остается утверждение, что холодный климат
более здоров, чем умеренный или жаркий, то кажется бесспорным, что
народы, живущие на возвышенностях более здоровы обитателей низин.
Более крепкое здоровье означает и более мощную физическую консти-
туцию и индивидуальную энергию. Но последняя не всегда соединяет-
ся с более сильной социальной организацией, от которой по сути и за-
висит, будет ли данный народ доминирующим или подчиненным. Сей-
час наиболее прочный политический организм, объединяющий и на-
правляющий усилия больших масс людей, легче зарождается и суще-
ствует на равнинах, нежели в горах. На Востоке мы видим, что черке-
сы, курды и албанцы часто индивидуально очень сильны и их отряды,
поступающие на службу сопредельным государствам, нередко стано-
вятся влиятельными и боеспособными, но Албания, Черкесия и Курди-
стан ни разу в истории не стали ядром больших независимых госу-
дарств. Напротив, они всегда входили в орбиту влияния больших поли-
тических организмов, формировавших их границы. Также и швейцар-
цы весьма важны персонально, как подразделения солдат наемников,
но Швейцария как нация никогда не обладала ощутимым весом в евро-
пейском балансе сил.
Вообще, в истории часто происходило так, что дерзкие отряды
горцев не столько завоевывали, сколько разрушали то, что было на
равнине. Еще чаще случалось так, что ответные меры жителей равнин
оказывались более успешными разрозненных нападок горцев, в ходе
которых те оказывались покоренными. Римляне захватили самнитов,
которым лишь несколько раз удавалось одерживать верх над Римом.
Отряды шотландских горцев эпизодически нападали и разоряли север-
ные районы Англии. Но равнинные англичане побеждали и отвоевыва-
ли куда более часто горную Шотландию и закончили тем, что укротили
мятежный дух и полностью ассимилировали шотландцев. Ни в коем
случае нельзя допустить, что обитатели равнин просто обречены на
нехватку энергии. Достаточно учесть, что голландцы, северные немцы,
русские, да и те же англичане — сплошь жители низко расположенных
равнин, чтобы понять, насколько необоснованно данное суждение.
19
X.	Метод, ставящий тип существующей политической организа-
ции в зависимость от расы, к которой принадлежит народ больше, чем
от достигнутого уровня гражданского прогресса, не столь традицио-
нен, чем тот, что делает арбитром всего климат. И другого быть не мо-
жет, поскольку антропология и сравнительная филология, на которых
основана научная классификация человеческих рас, науки весьма мо-
лодые. Французский хирург Пьер-Поль Брока и немецкий филолог
Якоб Гримм жили в девятнадцатом веке, в то время как достаточно
приблизительные знания о различии климата высказываются еще со
времен Геродота. Несмотря на позднее появление, этнографическое
направление в общественных науках становится господствующим. В
последние десятилетия девятнадцатого века различием существующих
рас пытаются объяснить всю историю человечества.
Упор делается на отличии рас высших от рас низших. Первым
приписывается цивилизация, мораль, способность соединяться в боль-
шие политические сообщества, сохраняя для других суровую и фа-
тальную судьбу исчезнуть перед высшими расами или быть приоб-
щенными к цивилизации после покорения. По меньшей мере допуска-
ется, что они могут жить и даже быть независимыми, не делая попыток
достичь того уровня культуры и совершенного социального и полити-
ческого порядка, которые свойственны только привилегированным
народам.
Ренан писал, что поэзия души, вера, свобода, честность, самопо-
жертвенность не появились бы в мире без двух великих рас, в извест-
ном смысле сформировавших человечество, то есть без расы арийской
и семитической. Де Гоби но утверждал, что центральным пунктом ис-
тории является тот, где находится группа белых — наиболее чистая,
наиболее интеллигентная, наиболее сильная. Жорж Лапуж доводит эту
доктрину до крайних последствий. Этот автор настаивает, что арийцы
не только раса самая моральная и высшая во всем, но в ней самой пре-
восходством обладают только индивиды, сохранившие в чистоте и не-
порочности свой арийский тип: те, кто высок, светловолос и длинного-
лов /долихоцефал/. Даже среди народов, которых принимают за индо-
германцев, эти индивиды составляют незначительное меньшинство,
растворенное средн большинства низких, черноволосых, короткоголо-
вых /брахицефалов/. Подлинные арийцы, более или менее многочис-
ленные среди англичан и североамериканцев, должны были бы стреми-
тельно уменьшаться в Германии, где их следовало бы искать только
среди высших классов, были бы чрезвычайно редки во Франции, а в
странах южной Европы казались бы явлением почти неизвестным.
20
Наряду с данной школой, утверждающей роковое, врожденное
превосходство некоторых человеческих рас, существует другая, впро-
чем, не слишком отличающаяся от первой. Она берет прямое начало от
теории Дарвина, влияние которой на общественные науки во второй
половине девятнадцатого века весьма широко. Спенсер — наиболее из-
вестный представитель данной школы, имеющий многих последовате-
лей. Не поддерживая неизбежное и постоянное преимущество одной
расы над другими, они однако верят, что любой социальный прогресс
происходил и происходит по причине, так называемой, природной и
сверхприродной эволюции. В соответствии со взглядами этой школы
внутри любого общества идет постоянная борьба за существование. В
этой борьбе наиболее сильные, лучшие индивиды, наиболее приспо-
собленные к среде, одерживают верх над слабыми и менее приспособ-
ленными. Сильные растут количественно быстрее, передавая в наслед-
ство своим детям те качества, которые обеспечили им победу. Такая же
борьба ведется и между обществами. В ходе данной борьбы общества
более прочно скомпонованные или составленные из более сильных
индивидов побеждают другие, менее счастливо одаренные. Захвачен-
ные в местоположении хуже приспособленном для своего развития,
эти общества оказываются приговоренными к вечному подчинению.
Не составляет большого труда найти существенную разницу
двух доктрин. Даже принимая во внимание теорию единого родства, то
есть, что все человеческие расы происходят из единого корня, ясно, что
все различия в их характерах чрезвычайно древни. Эти различия отме-
чены уже в самые давние времена, когда человек еще не вышел из ста-
дии дикости и был очень восприимчив к влиянию естественных аген-
тов, с которыми контактировал. Поэтому, придерживаясь строго этно-
логической теории, мы можем отметить, что с самого начала историче-
ской эпохи благородные расы уже имели те характерные черты, кото-
рые они сохранили почти неизменными. Теория же в собственном
смысле эволюционная, безусловно или с оговорками, допускает, что
борьба за существование, на практике проявила себя совсем недавно и
ей приписывается объяснение подъема и упадка многих наций и циви-
лизаций в течение всего исторического периода.
XI.	Прежде, чем говорить о приоритете или неполноценности
различных человеческих рас, необходимо определить значение терми-
на раса, который иногда понимают весьма широко, а иногда довольно
узко. Говорится о том, что раса белая, желтая и черная, указывая на
разнообразие человеческих видов, различаются не только языком, но и
вполне ощутимыми и значительными анатомическими особенностями.
21
Утверждается кроме того, что арийская раса и раса семитическая, яв-
ляющиеся подвидами белой расы, различаются языком, но обладают
очевидным физическим сходством. При этом подчеркивается также,
что раса латинская, германская, славянская выступают тремя подраз-
делениями арийской ветви белой расы. Хотя они говорят на разных
языках, но физиологически они связаны общим происхождением и фи-
зические их отличия минимальны до такой степени, что человек одной
расы может выглядеть как представитель расы другой. В данном слу-
чае, как и всегда, смешение слов и значений приводит к смешению
идей. Различие рас имеет смысл для того, чтобы объяснить некоторое
разнообразие цивилизаций и политического устройства белых и чер-
ных и в той же мере подтвердить эти особенности у латинов, герман-
цев и славян. Но в первом случае, очевидно, этнологический коэффи-
циент имеет большую важность, во втором же случае его значение ми-
нимально.
Кроме того, следует иметь в виду, что в историческом и доисто-
рическом периоде имели место частые перекрещивания и смешения в
особенности среди народов родственных рас. В последнем случае, по-
скольку физические различия породнившихся рас не столь важны и
легко ощутимы, то для целей классификации более важными, чем ха-
рактеристики анатомические, выступают общие филологические осо-
бенности. Но этот критерий — совсем не твердый и безошибочный.
Часто могло происходить и происходит, что два народа тесно родст-
венные по крови разговаривают на языках, имеющих очень дальние
филологические связи. И, наоборот, народы различных рас могут ис-
пользовать язык, диалекты, корни и грамматические структуры,
имеющие большое подобие. Если на первый взгляд утверждение ка-
жется неосновательным, то на этот счет существует множество приме-
ров и исторических обстоятельств, которые его убедительно подтвер-
ждают. Вообще, завоеванные народы, если они были менее цивилизо-
ванны, чем завоеватели, принимали их законы, искусство, культуру,
религию и часто заканчивали тем, что усваивали их язык.
Важно, и это твердо установленный факт, что расы наиболее
бедные, те, что антропологи называют более низкими — обитатели Ог-
ненной земли, коренные жители Австралии, бушмены и т.п., в физиче-
ском и интеллектуальном отношении ниже других. И эта недостаточ-
ность врожденная, она существовала всегда. Ее приписывают изоляции
мест проживания, скудности ресурсов, которыми они обладали, край-
ней нищете, которая является их следствием. Этот вопрос нелегок для
разрешения. Впрочем, эти расы составляют пусть небольшую, но часть
22
человечества, часть, которая быстро уменьшается под натиском белой
расы, за которой во многих местах проникает и желтая раса. Из чувства
справедливости следует признать, что процветание этих двух рас на
тех же самых землях, где аборигены влачат жалкое существование,
совсем не следует из их естественного превосходства, которым они
кичатся. Новые поселенцы несут с собой знаний, материальные сред-
ства, позволяющие им добывать достаточно средств существования на
тех почвах, где прежде почти ничего не произрастало. Веками австра-
лиец довольствовался выслеживанием кенгуру, охотой на птиц с буме-
рангом или, еще хуже, поеданием ящериц. И надо признать, что он не
имел возможности обеспечить себя семенами зерновых и других съе-
добных растений, отарами овец, имевшихся в английских колониях.
Еще труднее высказать окончательное суждение о неполноцен-
ности расы американских аборигенов и черной расы. С незапамятных
времен эти расы владеют обширнейшими территориями, на которых
могли бы развиваться мощные цивилизации. В Америке, Мексике, Пе-
ру, некоторых других районах существовали, и весьма давно, обшир-
ные империи. Их уровень культуры, к сожалению, мы не можем точно
определить, поскольку они потерпели крушение под ударами несколь-
ких сотен испанских авантюристов.
В Африке, в некоторых случаях черная раса политически объе-
динялась в большие империи, как это произошло, например, в Уганде.
Но никто не достиг той степени культуры, чтобы сравнить их со стра-
нами древности, основанными белой расой или расой желтой — китай-
ской империей, Вавилоном или Египтом при фараонах. Там цивилизи-
рующая раса не была черной. Поэтому, казалось бы, что как для аме-
риканских аборигенов, так и для негров могла бы быть установлена на
первый взгляд некоторая неполноценность.
Но если дела идут каким-то образом, это совсем не означает то-
го, что они необходимо должны и неизменно пойдут таким образом.
Сомнительно, что человек жил в третичном периоде, но наукой дока-
зан факт, что его древность восходит к началу периода четвертичного и
поэтому должна исчисляться не тысячами лет, но сотнями, а, может
быть, и тысячами столетий. Мы уже подчеркивали, что расы должны
были сформироваться в самые отдаленные эпохи и существовать дли-
тельные периоды. Существование расы в течение тридцати, сорока и
даже пятидесяти столетий прежде, чем она придет к значительному
уровню культуры не является непогрешимым доказательством ее есте-
ственного превосходства. Открытие и использование металла, вещь
более или менее доступная разным странам, наличие или отсутствие в
23
наличии растении или одомашненных животных, могут ускорить или
замедлить развитие цивилизации или поменять ход событий. Нельзя
отрицать, что если бы американские аборигены освоили обработку же-
леза или если бы европейцы открыли бы секрет пороха двумя столе-
тиями позже, то они не смогли бы так быстро и так полно разрушить
их политический организм. Не следует забывать, когда одна раса, дос-
тигшая зрелой культуры оказывается в контакте с иной расой, еще на-
ходящейся в варварстве, то она может снабдить последнюю неким ко-
личеством инструментов и сообщить им полезные знания, но может и
глубоко расстроить, если не остановить вообще ее естественное и
своеобразное развитие.
На деле белые не только почти повсеместно истребили или по-
работили американских индейцев, но используя алкоголь и работор-
говлю на века обрекли черную расу на бедность и одичание. Следует
признать, что европейская цивилизация до сих пор не только противо-
стояла, но и препятствовала всем усилиям негров и краснокожих стре-
миться к свободному естественному развитию.
Различные племена американской расы, как и полинезийцев, ав-
стралийцев и другие бедные человеческие расы упрекают в том, что
они не сумели выдержать контакта с белым человеком и быстро исчез-
ли по мере его продвижения. Правда же заключается в том, что белые
лишили цветные расы средств к существованию, прежде, чем они при-
выкли к использованию новых средств поддержания жизни, привне-
сенных самими белыми. Обыкновенно охотничьи угодья диких племен
захватываются и огромные пространства выводятся из промыслового
оборота прежде, чем аборигены приспособятся к ведению сельского
хозяйства. Кроме того, цивилизованные расы сообщают расам менее
цивилизованным, собственные болезни, до того как последние овладе-
ли методами их профилактики и лечения, которым научный прогресс и
длительный опыт мог бы их научить. Чахотка, сифилис, оспа могли бы
вероятно и среди нас вызвать такое же истребление, какое случается в
первобытном племени, если бы мы лечили эти болезни единственно
теми же средствами, которые находятся в распоряжении дикарей, то
есть никакими.
Может быть краснокожие и негры уступают белым как индиви-
ды? Хотя многие на этот вопрос скоропалительно и энергично ответят
утвердительно, кто-то с такой же готовностью и решимостью выска-
жется отрицательно. Нам же представляется затруднительно как ут-
верждать с полной уверенностью, так и отрицать.
24
Кто помнит начало колонизации Вирджинии, должен согласить-
ся с тем, что дочь Поваттана, вождя племени данной местности, ко
времени прихода белых, воспитанная и отзывчивая Покахонта, имела
такие задатки разума и сердца, которые нисколько не уступали душев-
ным качествам любой европейской девушки своего времени. Англий-
ский исследователь Г.Стэнли, хорошо знавший негров, никогда не вы-
сказывался об абсолютной отсталости африканской расы, более того,
он приводил немало примеров весьма разумных негров, не лишенных
моральных представлений, в особенности тех, кто получил образова-
ние вместе с белыми. Даже среди самых настоящих дикарей, лишь
слегка окультуренных, он находил какие-то незаурядные качества. Так,
в Конго негр подросток оказался хитрее опытного европейца перекуп-
щика своего товара, продав дешевую вещь за высокую цену. Амери-
канские аборигены, оказавшись среди белых и восприняв их культуру,
не преминули выдвинуть из своих рядов немало замечательных лично-
стей. Например, Гарсиласио дела Вега, ставший известным историком
или Бенито Хуарес — президентом Мексики в 1861 году. Негры в сход-
ных условиях выдвинули таких людей как Туссент Лувентюр, гаитян-
ский политик, Мортон, доктор теологии и гуманист, писатель Фирмин,
педагог Б. Вашингтон и другие. Мы, однако, должны заметить, что в
той или иной человеческой расе число выдающихся индивидуально-
стей не так много по отношению к числу людей, имеющих или имев-
ших возможность продвинуться в культурном обществе. Можно при-
нять во внимание замечание ученого епископа Г. Джорджа, что негри-
тянские дети в школе учатся также как и белые, они такие же бойкие и
смышленые до десяти-двенадцати лет. Но, как только они начинают
понимать, что принадлежат к расе, которую считают второсортной и
что дяя них уготована судьба повара или грузчика, они теряют интерес
к учебе и впадают в апатию. Нельзя отрицать, что в значительной час-
ти Америки цветные расцениваются неполноценными, необходимым
образом принадлежащими к низким слоям общества. Если эти классы
несут на себе несмываемую печать ущербности, ясно, что лишь очень
немногие их представители обладают необходимой энергией, чтобы
подняться в социальном статусе.
Во всяком случае, если и допустимо какое-то сомнение в воз-
можности поднять негров и американских индейцев к высотам цивили-
зации и более совершенному политическому устройству, то эта труд-
ность в меньшей мере относится к ариям или семитам. Она относится
ко всей монголоидной или желтой расе и расе смуглой, которая в Ин-
дии перемешана с расой арийской. В Китае, в южных провинциях, в
25
Индокитае, возможно, и в Японии все смешано с желтой расой. Сово-
купность указанных рас образует три четверти, а то и четыре пятых
всего человечества.
Китайцам удалось создать весьма своеобразную цивилизацию,
которая чудесным образом развивалась и еще более чудесно распро-
странялась. В значительной мере дочерью китайской цивилизации ока-
залась Япония и область Индокитая. Это влияние простирается через
туранскую расу на сумерийский народ, основателя наиболее древней
вавилонской цивилизации. Представляется, что смуглая раса является
прародительницей древнейшей цивилизации Элама и той автохтонной
цивилизации, которая вероятно существовала в Индии до прихода туда
арийцев. Египет должно быть обязан своей цивилизацией одной расе,
которую называют субсимтической или берберской. Нинивия, Сидон,
Иерусалим, Дамаск, вероятно также Сардиния принадлежали семитам.
Ну, а роль наиболее поздней цивилизации арабов мусульман и нет не-
обходимости подчеркивать.
XII.	Оставляя в стороне вопрос об абсолютном превосходстве
или неполноценности той или иной человеческой расы, многие пола-
гают, что каждая раса обладает особыми интеллектуальными и мо-
ральными качествами в соответствии с определенными общественны-
ми и политическими устройством, от которого ее дух или лучше то,
что называют самим гением расы, не позволяет ей далеко отдаляться.
Или отдавая дань преувеличению, что легко случается в данном вопро-
се, всегда указывают на общечеловеческое основание, существующее у
всех народов во все времена. Однако бесспорно, что не только раса, но
любая нация, область, город составляют особый тип, хотя и не везде в
одинаковой мере определенный и точный, этот тип включает совокуп-
ность идей, верований, мнений, чувств, обычаев и предубеждений, ко-
торые являются дяя каждой человеческой группы тем, что для любого
индивида представляют черты его лица.
Но это разнообразие типов есть, несомненно, разнообразие фи-
зическое: особенности расы, различной крови, текущей в жилах каж-
дой нации, если не искать объяснение в другом факте, более точном и
постоянном, вытекающим из наблюдений человеческой природы. Мы
имеем в виду миметизм, ту мощную психологическую силу, позво-
ляющую каждому индивиду воспринимать идеи, верования, чувства,
наиболее широко распространенные в среде его обитания. За исключе-
нием весьма редких исключений мы думаем, судим, верим так, как ду-
мает, судит, верит общество, в котором мы живем. Мы наблюдаем ве-
щи с той стороны, которая наиболее свойственна людям, нас окру-
26
жающим. Мы предъявляем к кому-то те моральные и интеллектуаль-
ные требования, которые наиболее распространены и почитаются в том
человеческом окружении, в котором они сформировались.
Единство морального и интеллектуального типа чётко просле-
живается в единении людей, у которых отсутствует какая-либо общ-
ность крови или расы. Достойный тому пример — католический клир.
Распространенный повсеместно, он постоянно сохраняет единообразие
в своих интеллектуальных и моральных привычках и даже в своих об-
лачениях. Этот феномен прослеживается еще более заметно на приме-
ре разных религиозных орденов. Очевидно замечательное подобие ие-
зуита итальянского иезуиту французскому, немецкому или английско-
му. Большое подобие присутствует в общем военном типе, присущем
почти всем большим европейским армиям. Некий бессмертный интел-
лектуальный, моральный тип присутствует даже в отдельных полках
милиции, военных школах. Он характерен и дяя гражданских коллед-
жей, где создавалась особая среда, своего рода психологическая обста-
новка, по своему формирующая всех, кто в ней оказался.
Сейчас трудно предположить каким образом великие нацио-
нальные сообщества или, лучше сказать, мощные психологические те-
чения, охватывавшие подчас всю цивилизацию или приверженцев той
или иной религии, формировались, существовали и часто исчезали с
мировой арены. Предпринять такое изучение означало бы начать ис-
следование всей цивилизованной части человечества. Пока мы можем
лишь с уверенностью утверждать, что исторические условия, разумеет-
ся, внесли свой вклад в становление различных интеллектуальных и
моральных сообществ, а новые условия смогли их в свою очередь су-
щественно изменить. Влияние общей крови и расы на становление раз-
личных моральных и интеллектуальных сообществ может оказаться, по
крайней мере в некоторых случаях, незначительными и трудно оцени-
мыми, даже когда этнический коэффициент выглядит на первый взгляд
предпочтительным. Так, приводят пример евреев, рассеянных в среде
других народов, но в течение веков чудесным образом сохранивших
свой национальный тип. Но здесь именно необходимо иметь в виду,
что выходцы из Израиля жили всегда морально отделёнными от насе-
ления, в среде которого находились и поэтому пребывали в особой
среде. Потомки еврейских семей, принявшие христианство или ислам
редко сохраняют длительно, на многие поколения, отличительные при-
знаки своих предков. Тот же еврей, не обращённый в другую, веру
лучше сохраняет свой особый тип там, где живёт более обособленно.
Еврей в Малороссии или Константинополе — значительно в большей
27
мере еврей, чем его единоверец родившийся и выросший в Италии или
во Франции, где от гетто не осталось памяти.
Китайцы, переехавшие в Америку также перенимают многие
стороны цивилизации белых, хотя в моральном отношении не меняют
своего типа. В Калифорнии и других местах они живут все вместе в
китайском окружении. В азиатской и европейской Турции жили и жи-
вут в одних и тех же городах турки, греки, армяне, евреи и французы,
но они не сформировали неких видоизмененных рас, поскольку не-
смотря на материальный контакт, морально остаются разделенными и
имеют свою среду общения. Заметим, что большая стойкость, с кото-
рой сохраняется английский национальный тип среди всех европей-
ских наций, есть следствие малой общительности англичан с местными
жителями. Она заставляет англичан, оказавшихся в чужой стране, об-
щаться друг с другом в некоем подобии британской среды.
Так называемый гений расы не является таким образом фаталь-
ным и необходимым, как можно себе представить. Мы допускаем, что
различные высшие расы, то есть способные создавать свою собствен-
ную, оригинальную цивилизацию, органически отличаются друг от
друга. Но это отличие не есть совокупность их естественных отличий,
которые исключительно и принципиально определили неодинаковость
социального типа, одобренного и принятого этими расами. Различие
между последними скорее состоит в разнообразии социальных контак-
тов и исторических обстоятельств, в которых не только раса, но и лю-
бая нация, любой общественный организм, предназначены судьбой
существовать.
XIII.	Проблема расы была бы закрыта уже сейчас, если бы все
согласились с допущением, что органические и психические допуще-
ния, видоизменяющие человеческую расу в течение длительного вре-
мени, например, двадцати или тридцати веков, не заслуживают серьез-
ного внимания в силу своей незначительности. Но помимо этой широ-
ко распространенной точки зрения, превалировавшей в недалёком
прошлом, существует по сей день и другая. Она основана на противо-
положных постулатах. Эта школа применяет к общественным наукам
доктрину Дарвина об эволюции видов. Дарвинизм утверждает, что ка-
ждая человеческая группа может за считанные века добиться значи-
тельного естественного улучшения, обеспечивающего политическое и
общественное совершенство.
Сейчас же, оставив в стороне обсуждение или отрицание учение
Дарвина об эволюции видов и даже допуская происхождение человека
от гипотетического человекообразного существа, одна деталь пред-
28
ставляется нам неоспоримой и очевидной с первого взгляда: знамени-
тая борьба за существование и естественный отбор как и её следствие,
в том виде, как она описана в растительном, животном мире и среди
диких людей, не существует в человеческом обществе, достигшем хотя
бы самой малой стадии цивилизации. Желание найти её там есть есте-
ственный результат необычайной судьбы дарвиновской теории в есте-
ственных науках, судьбы, которая должна приложить систематические
усилия для её широкого распространения. Всё это является результа-
том двусмысленности, смешением двух, существенно различных фак-
тов, хотя внешне они и имеют некоторую точку соприкосновения. Этот
контакт легко объясняет путаницу в умах людей, весьма настроенных в
пользу концепции эволюционизма. Объясняя в нескольких словах, речь
идёт о подмене борьбы за существование на борьбу за превосходство,
которая реально является постоянно действующим фактом во всех че-
ловеческих обществах от наиболее цивилизованных до едва вышедших
из состояния дикости.
Действительно, в борьбе между различными человеческими об-
ществами, победитель обыкновенно, почти как правило всегда, не ис-
требляет побеждённых, но подчиняет, ассимилирует их, навязывает им
свой тип цивилизации. На сегодняшний день в Европе и Америке вой-
на имеет своим результатом не что иное, как политическую гегемонию
нации , оказавшейся в военном отношении более сильной или захват
ею тех или иных провинций. Так же и в античности, когда Греция бо-
ролась с Персией, а Рим с Карфагеном иногда разрушалась политиче-
ская организация, национальное бытие побеждённых, но индивидуаль-
но, даже в худшем случае, их обращали преимущественно в рабов, но
не предавали мечу. Такие примеры, как захват Сагунта или Нумакции,
взятие Тира Александром Македонским или разрушение Карфагена,
остались немногими исключениями. Ассирийцы на Древнем Востоке,
монголы в средневековье чаще всего практиковали ужасающее истреб-
ление покорённых, но даже они использовали террор скорее как сред-
ство подчинения других народов, нежели как цель их полного уничто-
жения. Нельзя утверждать, что какой-то народ из-за их карательных
мер полностью физически исчез.
Если мы рассмотрим внутреннюю деятельность, происходящую
в рамках общества, то вскоре убедимся, что характер борьбы за пре-
восходство более очевиден, чем суть борьбы за существование. Сопер-
ничество людей в любой социальной группе ведётся за более высокие
посты, богатство, командные рычаги, за получение средств, дающих
возможность руководить по собственному усмотрению многими дру-
29
гимн сферами и людьми. Проигравшие, которых в этой борьбе, естест-
венно, больше, не уничтожаются, как требует того теория борьбы за
существование, не исчезают никуда, им не запрещают размножаться. У
них останутся незначительные материальные возможности и, в осо-
бенности, мало свободы и независимости. Вообще, можно сказать, что
в цивилизованных обществах низшие классы, далёкие от медленного
исчезновения по, так называемой, теории естественного отбора, более
плодовиты, чем высшие классы. Даже на самых последних ступенях
общества каждый мужчина имеет хлеб и женщину: хлеб чаще всего
чёрный и заработанный трудом, а женщина нередко симпатичная и
желанная.
Полигамию высших классов можно считать единственным аргу-
ментов в пользу принципа естественного отбора, применимого к обще-
ствам и варварским, и культурным. Но и это доказательство слабое
чрезвычайно, потому что многобрачию далеко не всегда соответствует
большая плодовитость. Чаще всего полигамны те общества, где на-
блюдается меньший социальный прогресс. Естественный отбор оказы-
вается недейственным больше всего там, где имеются лучшие средства
для его действия.
XVI. Сделав эти наблюдения, равнозначные предварительной
постановке вопроса, перейдём к другому порядку идей. Легко заме-
тить, что если бы прогресс расы или нации зависел главным образом от
естественного улучшения индивидов, их составляющих, то события в
мире должны были бы предстать весьма отличным от того, к чему мы
привыкли. Прогресс моральный, интеллектуальный и, следовательно,
социальный любого народа должен быть более медленным, но более
постоянным. Закон естественного отбора соединённый с законом на-
следственности должны позволять каждому поколению сделать шаг,
один только шаг вперёд по сравнению с предыдущим. Не должно было
бы происходить того, что мы часто наблюдаем, что некий народ всего
лишь за два-три поколения делает множество шагов вперёд, а подчас
пятится назад.
Однако подобные случаи головокружительного прогресса и
стремительного упадка настолько часты, что их нет необходимости
приводить. От Писистрата до Сократа не прошло и ста двадцати лет.
Но за этот период искусство, мысль, эллинистическая культура достиг-
ли такого неизмеримо огромного прогресса, что позволили превратить
население среднего, хотя и античного, уровня цивилизации в народ
Греции, который вписал в истории, человеческого прогресса самые
блестящие, самые содержательные и незабываемые страницы. Мы не
30
приводим здесь пример Рима, поскольку, по правде говоря, в его быст-
ром переходе от полуварварства к цивилизации очевидно весьма
большое эллинистическое влияние. Возрожденческая Италия, отделён-
ная от времени Данте всего лишь столетием, тем не менее за этот пе-
риод полностью преобразила художественные, моральные, научные
идеалы благодаря внутренней органической работе нации и средневе-
ковый человек изменился и исчез.
Рассмотрим Францию с середины XVII до середины XVIII века.
В начале этого периода ещё живы те, кто мог помнить Варфоломеев-
скую ночь, религиозные войны, Святую Лигу, двух королей - Генриха
III и Генриха IV, друг за другом погибшие от ножа фанатиков — это
факты, которые ещё не приобрели налёт древности. Должно быть и
свидетелей, на глазах которых эти события разыгрались, оставалось
немало. При взятии крепости Ля Рошель, последнего оплота гугенотов,
могли присутствовать люди, чей возраст едва перевалил за первую мо-
лодость — это последний эпизод выделенного нами периода. Вряд ли
кто-то решился бы тогда выразить свои сомнения в том, что существу-
ют духи и ведьмы. Только тридцать семь лет прошло со дня, когда бы-
ла сожжена как колдунья, жена маршала д’Анкре при Людовике XIII.
А веком спустя Монтескье — уже старик, Вольтер и Руссо уже взрос-
лые, Энциклопедия, хотя еще и не опубликованная, уже созрела в ин-
теллектуальном мире, Революция 1789 года в идеях, поверьях, обычаях
уже, можно сказать, совершилась. Не уходя далеко в поисках каких-то
отдалённых примеров, посмотрим на наиболее известные страны со-
временной Европы — Англию, Германию, Италию, Испанию. Интел-
лектуальная и моральная революция, совершившаяся в последнем
/XIX-Т.Е./ столетии у этих наций, если и стала последствием органиче-
ских изменений отдельных людей, составляющих эти нации, потребо-
вала бы по крайней мере не одну дюжину поколений.
С другой стороны, примеры быстрого упадка наций и цивилиза-
ций тоже нередки. Их пытаются объяснить вторжениями и разруше-
ниями варваров. При этом забывают, что для того, чтобы культурная
страна стала добычей варваров, она должна оказаться на последней
стадии истощения и дезорганизации как следствия моральной и поли-
тической распущенности. В противном случае большая цивилизация
всегда предполагает большее население и знания , и более мощные и
эффективные средства нападения и защиты. Китай был дважды завоё-
ван монголами и татарами. Индия оказывалась несколько раз захвачена
турками, татарами, афганцами, но китайская и индийская цивилизации
к моменту вторжений уже входили в период упадка.
31
В некоторых случаях этот спонтанный упадок цивилизованных
народов может быть математически точно определён. Все востоковеды
знают, что самая древняя из всех древнеегипетских цивилизаций, та,
что строила каналы на Ниле, изобрела иероглифическую письмен-
ность, построила грандиозные пирамиды, самопроизвольно потускнела
и исчезла так, что до сих пор невозможно найти тому никаких причин.
Там случались гражданские войны, это все, что известно, а потом мрак
и варварство. И лишь спустя четыре века, постепенно стала зарождать-
ся новая цивилизация.
Вавилония, бывшая в течение многих веков очагом цивилизации,
не была разрушена завоевателями — Киром, Дарием, Александром. Она
угасла и исчезла с мировой сцены в результате медленного истощения,
постепенного распада. Говорят, что Западную римскую империю раз-
рушили варвары. Но даже тот, кто знает историю посредственно, по-
нимает, что варвары захватили лишь труп; настолько великим ощу-
щался упадок в литературе, собственности, администрации, короче
говоря, во всех сферах римской цивилизации от Марка Аврелия до Ди-
оклетиана . В это время варвары совершали время от времени набеги
на отдельные провинции, но не утвердились ни в одной части империи.
Без каких-либо иностранных вторжений Испания во второй половине
XVII века выглядела лишь тенью той страны, которая веком раньше
возглавлялась Карлом V и была прославлена Сервантесом, Лопе де
Вегой, Франсиско Квеведой.
Все эти факты слабо, а лучше сказать, никак не подтверждают
теорию естественной и сверхъестественной эволюции и естественного
отбора. Основываясь на этой теории какой-то более цивилизованный
народ должен был бы стать ещё более чистым и совершенным в ходе
борьбы за существование, а с учетом наследственности должен был бы
приобрести явное преимущество над другими нациями в процессе мно-
говекового соперничества и непонятно, почему он мог бы его расте-
рять. Наоборот, мы видим нацию, группу народов то устремляющихся
в неудержимом порыве вперёд, то остающихся в растерянности и ни-
щете позади. В действительности, можно отметить, несмотря на все
перерывы и пробелы, движение к прогрессу, побуждающее человече-
ство стремиться вперёд. Современная цивилизация арийской расы ре-
ально превосходит все предшествующие цивилизации. Однако, необ-
ходимо осознавать, что любой народ, которому судьба предопределила
стать цивилизованным, шагал значительно более короткой дорогой и
потратил куда меньше сил для этого, потому что он унаследовал опыт
и позитивные знания всех предшествующих цивилизаций.
32
Ясно, что германцы времен Тацита за восемнадцать веков не
смогли бы развить столь недюжинные способности, чтобы основать
такие центры культуры как Лондон, Берлин, Нью-Йорк, если бы им
самим пришлось изобретать алфавитное письмо, первые основания в
математике и всю ту неизмеримую сокровищницу знаний, которую они
восприняли благодаря контактам с греками и римлянами. В свою оче-
редь ни цивилизация эллинов, ни римская цивилизация не смогли бы
так развиваться без проникновения древней восточной цивилизации,
которой обязаны знанием алфавита и первым рудиментам точных наук.
Следовательно, человеческая цивилизация прогрессирует не столько
благодаря естественному наследству, сколько научному наследию. По-
томки цивилизованного народа могут пребывать без развития или даже
скатиться снова к варварству, а исследования их отцов оказаться пло-
дотворными для нарождающейся цивилизации необразованных наро-
дов, нашедших благоприятные условия для восприятия этого полезно-
го источника.
Даже эволюционистами признаётся факт, что до арийской расы и
в особенности ее германской ветви, другие расы уже пришли к цивили-
зации. Но при этом они добавляют, что эти расы находились в упадке,
были без движения, устарели или, другими словами, исчерпали всю
сумму той моральной и интеллектуальной энергии, которой могли рас-
полагать. Представляется, что эта идея старения рас имеет эффект ана-
логии применительно к жизни отдельных людей и целых сообществ.
Однако, оставаясь на почве очевидных фактов, можно констатировать,
что общество всё время обновляется и каждое новое поколение обла-
дает своей силой молодости и общество в целом не может состариться
подобно человеку, когда его силы начинают убывать. И как нам из-
вестно, нигде не определено естественное различие между индивидами
в обществе прогрессирующем и клонящемся к упадку.
Депрессивные общества стареют, поскольку меняется тип обще-
ственной организации. Они стареют, ибо в них медленно развенчива-
ются религиозные верования, обычаи, предрассудки и традиции, на
которых основаны политические и социальные институты. Соотноше-
ние всех этих общественных элементов зависит от влияния новых ис-
торических факторов, с которыми народ может столкнуться. Но может
сказаться и фактор собственного медленного интеллектуального, мо-
рального и социального совершенствования, порожденного самим об-
ществом. Весьма рискованно утверждать, что изменения в физической
конституции расы могут прояснить картину.
33
Впрочем, вера в то, что все внеарийские цивилизации: египет-
ская, вавилонская, китайская древняя и современная были и остаются
одинаково неподвижными, нам представляется неким оптическим об-
маном, связанным с тем, что мы все рассматриваем весьма издалека.
Подобное случается в горах. Под голубым и сияющим небом Сицилии
издалека горы кажутся прекрасной лазурной стеной, противостоящей
зрителю и равномерно закрывающей ему горизонт, а подойдя ближе,
можно увидеть совсем другую картину. Каждая гора включает целый
маленький мир: подъемы и спуски, и всякого рода неожиданности. Тут
нет возможности рассказать даже очень кратко события, случившиеся
в Вавилоне, в Беотийском Тебе, Мемфисе, но изучение памятников
халдеев и египтян нам дает безошибочные знания о взлетах и падени-
ях, об упадке и периоде возрождения и прогресса — их было немало,
как на берегах Нила, так и на берегах Тигра и Евфрата. Верно, что ци-
вилизация Китая развивалась чудесным образом без перерыва тысячи
лет, но это не означает, что она была всегда одинаковой. Из того, что
мы знаем из китайской истории, позволяет нам утверждать, что поли-
тическая и общественная организация Поднебесной Империи претер-
пела в своем вековом развитии существенные изменения.
XV.	Шарль Летурно, французский социолог в своей книге «Эво-
люция морали» выводит прогресс человеческого общества из естест-
венного прогресса, по которому добрые поступки, расцениваемые как
полезные, оставляют след в мозгу и нервных центрах индивида. По-
вторяемый много раз этот след превращается в тенденцию постоянного
совершения такого поступка, а тенденция затем передается потомкам.
Остается только спросить, почему этот след не остается после поступ-
ков вредных или бесполезных. Но послушаем автора. Он пишет, «как
тела восприимчивые к фосфоресценции запоминают свет, так и нерв-
ная клетка запоминает свои внутренние движения, но бесконечно бо-
лее стойко и разнопланово. Любое действие, на которое реагирует
нервная клетка, ей оставляет своего рода функциональный остаток,
который в будущем позволяет его повторить или иногда вызвать. Со
временем это повторение становится все более простым и заканчивает-
ся естественно и автоматически. Нервная клетка приобретает, таким
образом, некую склонность, привычку, инстинкт, потребность». И, да-
лее: «нервные клетки по преимуществу суть механизмы оплодотворе-
ния. Любое проявление молекулярной активности на данном уровне
оставляет более или менее явный след, который может проявляться. С
достаточным повторением этих актов следы организуются, фиксиру-
ются, передаются по наследству. Каждому из этих следов соответству-
34
ет тенденция, наклонение, которое будет проявляться при удобном
случае и будет способствовать формированию того, что называется
характером. Необходимо иметь представление об этой общей картине,
если есть желание понять происхождение и эволюцию морали». И еще
далее, подтверждая дополнительно ту же мысль, он добавляет: «В сво-
их существенных чертах то, что этично, то и полезно и прогрессивно.
Поэтому однажды сформировавшись, отметившись в нервных центрах,
наклонности моральные или аморальные медленно исчезают тем же
путем, каким и появились. Но зачастую они могут снова появиться как
атавизм и тогда в среде малоцивилизованного общества возникают ти-
пы с моралью каменного века или, наоборот, героические типы среди
торговой цивилизации». Думается, что этих отрывков с избытком хва-
тает, чтобы составить довольно точное и осознанное представление об
основополагающей концепции автора. Кроме того, этих фрагментов
достаточно и для вполне ясного понимания аргументации всей этой
школы, которая антропологические науки кладет в основание социоло-
гии.
Однако, научные гипотезы, пусть очень яркие и смелые, имеют
ценность лишь будучи подтвержденными опытом или же демонстра-
цией фактов. В любом случае у нас сейчас нет желания обсуждать дос-
товерность этого естественного процесса, описанного в книге Летурно
так внятно и тщательно. Но факты всегда остаются фактами, они все-
гда имеют одинаковую научную ценность, касаются ли они изучения
нервных клеток, цвета волос и измерений черепов представителей раз-
ных рас, исследования сообщества животных или человеческой исто-
рии. Единственная возможная классификация между ними по степени
важности, это та, которая различает два их вида. Есть факты, добросо-
вестно установленные объективно, теми учеными, которые на их осно-
ве строят собственные теории и факты сомнительные, недобросовестно
установленные, на которых сказалось предвзятое влияние наблюдате-
ля. Вся история убедительно показывает, что прогресс человеческих
обществ не следует тем курсом, который отмечен теориями антрополо-
гической школы. Чтобы это было так, эти теории должны претерпеть
по крайней мере одно изменение. Они должны допустить, что цивили-
зованный или способный быть цивилизованным человек, который, по-
нятно, не появился на свет только вчера, накопил в своих нервных
клетках столько различных моральных впечатлений, что способен про-
являть противоположные склонности и привычки — как те, что ведут
общество к интеллектуальному, моральному и политическому прогрес-
су, так и те, что приносят распад и гибель.
35
XVI.	Но сведенная к этому антропологическая теория, теряет
всякую практическую ценность, она не учит и не может научить чему-
то, что нам еще неизвестно и в лучшем случае может лишь рассматри-
ваться как попытка сбора неких научных результатов по своему на-
правлению, каким бы трудным это направление не казалось. Истина
состоит в том, что никакой общий закон, описывающий организацию
человеческих обществ и разнообразие типов, их представляющих, не-
возможно открыть, основываясь исключительно на особенностях кли-
мата или расы. Поэтому невозможно приписать их улучшению или
естественному упадку прогресс или гибель наций.
Те, кто много путешествовал обыкновенно сходятся во мнении,
что люди несмотря на внешние различия одежд и привычек, в сущно-
сти психологически очень походят друг на друга. Те, кто много читали,
выносят из истории аналогичное убеждение в отношении различных
эпох человеческой цивилизации. Просматривая документы, информи-
рующие нас о том, как люди в иные времена чувствовали, думали, су-
ществовали, вывод, к которому приходишь всегда один — все это очень
похоже на нас. Это психологическое подобие, тот факт, что великие
расы, составляющие четыре пятых человечества, переживали самые
разнообразные периоды прогресса и упадка, дают возможность нам
выдвинуть гипотезу, которая связана и с негативными результатами
уже сделанного анализа. Мы полагаем, что как человек или целые че-
ловеческие расы проявляют постоянную тенденцию соединяться в об-
щество, таким же образом у них должно существовать психологически
сильное и постоянное стремление, побуждающее их к достижению все
более высокой ступени культуры и общественного прогресса. Это
стремление проявляется более или менее явно, иногда даже может пре-
рываться, по тому, как встречает более или менее благоприятные усло-
вия физического окружения, всю совокупность обстоятельств, которую
называют непредвиденным случаем, или потому как наталкивается на
сопротивление со стороны социальной среды, то есть иных психологи-
ческих стремлений также общих и постоянных.
По сути, это естественный процесс, хотя и более сложный, но
подобный тому, что происходит во всем животном и растительном ми-
ре. Растение имеет сильнейшее стремление к росту и размножению.
Это стремление может быть встречено благоприятно или враждебно
физической средой, сухим или влажным климатом, непредвиденным
случаем — порывом ветра или налетом птиц, которые могут распро-
странить или погубить его семена. Многое зависит и от качеств самого
растения: от большей или меньшей сопротивляемости случающимся
36
болезням. Подобный ход развития событий происходит и в иной сфере
социальной жизни, то есть в производстве общественного богатства.
Это производство имеет бесконечную тенденцию к росту, ограничен-
ную в большей или меньшей степени естественными трудностями и в
какой-то мере непредвиденным случаем, невежеством, чрезмерной
жадностью и человеческими предрассудками.
Человек не создает и не разрушает силы природы, но может изу-
чать их действие и направлять их в свою пользу. Точно так он действу-
ет в сельском хозяйстве, в мореходстве, в механике. Поэтому в этих
областях современная наука смогла достигнуть поистине замечатель-
ных результатов. Проверенный метод, конечно, не может быть каким-
то иным и в социальном знании. Именно он и принес весьма неплохие
плоды в политической экономии. Хотя не нужно скрывать, что в обще-
ственных науках в целом трудности, которые приходится преодолевать
куда более серьезные. Уже потому, что здесь не только более сложные
психологические законы или общие тенденции, свойственные челове-
ческим сообществам, требуют понимания и определения. Бесспорно,
что значительно легче наблюдать факты, происходящие вокруг нас,
чем те, что являются нашими действиями. Человеку проще изучать
явления в физике, химии или ботанике, чем собственные инстинкты и
страсти. Кроме того, следует признать, что необходимая объектив-
ность, требуемая для такого рода наблюдений остается привилегией
узкого круга исследователей с высоким интеллектуальным уровнем и
специальной подготовкой. И даже если при этом будут достигнуты
определенные научные результаты, остается весьма проблематичным
усовершенствовать на их основе политическую деятельность больших
человеческих сообществ.
XVII.	Какой бы не была в будущем практическая результатив-
ность политической науки, не подлежит сомнению, что прогресс дан-
ной дисциплины полностью основан на изучении социальных фактов, а
факты эти нельзя извлечь ниоткуда, кроме истории различных наций.
Иными словами, если политическая наука должна быть основана на
наблюдении и изучении политических фактов, то следует возвратиться
к старинному историческому методу.
Здесь возникают более или менее серьезные препятствия, на ко-
торых мы кратко остановимся.
Прежде всего, говорят, что многие авторы, начиная с Аристоте-
ля, продолжая Макиавелли и Монтескье, вплоть до наших дней, ис-
пользовали этот метод. Но несмотря на то, что их отдельные наблюде-
ния широко известны как основательные, как научно признанные ис-
тины, подлинной научной системы при этом еще не сложилось.
37
Об историческом методе в частности можно сказать то, что мы
уже говорили вообще о позитивном методе, а именно, для того, чтобы
достичь хороших результатов, он должен быть правильно применен.
Необходимым условием его правильного применения является широ-
кое и точное знание истории. Такой возможностью не располагал Ари-
стотель, ни Макиавелли, ни Монтескье, ни какой другой писатель, ко-
торый рассматривал лишь один прошедший век. Широкие обобщения
невозможно сделать без сбора огромного количества точно установ-
ленных и научно обоснованных фактов. Разумеется, в прошлых веках
не было недостатка в исторических знаниях, но касались они почти
исключительно отдельных периодов. Вплоть до начала прошлого /XIX
— Т.Е./ века имелись кое-какие представления о греко-римской цивили-
зации, об истории современных европейских наций, но о прошлом ос-
тального мнра сохранялись лишь смутные рассказы и неясные тради-
ции. Но даже те, ограниченные знания истории, которыми располагали
ученые, не были совершенными. Еще не развилось критическое на-
правление, не хватало терпения в анализе документов, детальной и
тщательной интерпретации надписей. Последние не только лучше
уточняют истинные причины действий великих исторических лично-
стей, но также дают возможность вскрыть особенности обычаев и тра-
диций народа, политическую и административную организацию обще-
ства, а это интересует политическую науку отнюдь не меньше, чем
личные подвиги великих военачальников и царей.
Точное знание физической географии, этнографии и сравнитель-
ной филологии, бросающие свет на происхождение и отношения кров-
ного родства; предыстория, которая выявила со всей очевидностью
период античности в истории рода человеческого и некоторых цивили-
заций, сейчас ушедших — это завоевания девятнадцатого века. В этом
же веке раскрыты, по крайней мере отчасти, секреты запутанной исто-
рии Китая, Японии и других наций Дальнего Востока, более тщательно
изучены памятники древней американской цивилизации. В этом веке
укоренился, наконец, обычай изучения данных сравнительной стати-
стики, облегчающих нам познание условий жизни далеких от нас на-
родов. Неоспорима разница: если раньше ученый в области общест-
венных наук мог рассчитывать только на интуицию, то сейчас он имеет
средства наблюдения в большом масштабе и инструменты и материалы
для доказательства своих положений.
Аристотель лишь поверхностно представлял себе историю вели-
ких азиатских монархий. Его познания ограничивались только тем, о
чем писали Геродот и Ксенофонт и тем, что он смог узнать от последо-
38
вателей Александра, которые мало что понимали в особенностях тех
стран, которые завоевывали. Поэтому, в сущности, иной политический
тип ему не был знаком, кроме греческого государства четвертого и пя-
того веков до Рождества Христова и мало или ничего он мог воспри-
нять об остальном мире. С учетом этих обстоятельств его «Политика»
представляет собой удивительный плод интеллектуальных усилий, а
его классификация форм правления на монархии, аристократии и де-
мократии, которую в настоящее время можно было бы расценить по-
верхностной и неполной, в те времена была лучшим из того, что мог
изобрести человеческий ум. Макиавелли в качестве модели исследова-
ния имел почти единственно государство итальянской коммуны конца
пятнадцатого века со своими альтернативами в виде тираний и анар-
хий, в которых власть завоевывалась и утрачивалась в результате хит-
рости и насилия и в этой игре побеждал тот, кто умел лучше обманы-
вать и решать вопрос последним ударом кинжала. Понятно, что такая
модель настолько поразила его сознание, что вынудила написать «Го-
сударя». Почти исключительное знание римской истории, в той мере,
какая была возможна в его время, а также больших современных мо-
нархий, которые чуть позже будут формироваться, объясняют появле-
ние его «Рассуждений», «Истории» и его писем. Монтескье не мог
знать историю Востока лучше, чем Аристотель, ни историю греков и
римлян глубже, чем Макиавелли. Более же основательные знания ис-
тории и институтов Франции, Англии и Германии по сравнению с дру-
гими странами и позволили ему выдвинуть свою теорию, в которой он
утверждал, что политическая свобода возможна лишь в странах с хо-
лодным климатом.
XVIII.	Другое возражение против исторического метода, не
столько обоснованное, сколько обманчиво искусственное, но кому-то
может показаться очень серьезным и даже непреодолимым. Эта точка
зрения основывается на утверждении малой достоверности историче-
ского материала. Говорится в общем плане, что все усилия историков
не приводят к раскрытию истины, что зачастую трудно утвердиться
точно в том, как реально развивались события, какие факты имели ме-
сто даже в этом году и в нашей городе и поэтому то, что происходило в
другие эпохи и в дальних странах воспринимается как вымысел. Нет
недостатка в указаниях на противоречия между отдельными историка-
ми, разоблачений то одного, то другого. Бушуют страсти, вдохновляе-
мые убеждением, что невозможна вообще никакая серьезная дедукция,
никакая подлинная наука, основанная на фактах, вызывающих боль-
шие сомнений.
39
Ответить на эти аргументы нетрудно. Прежде всего отметим
мимоходом, что современные факты мы не уточняем, когда они нас не
интересуют или у нас нет средств убедиться в их истинности, либо ко-
гда интерес существует, но они ему противоречат. Если бы этой труд-
ности не было, то любой, кто захотел, потратив немного времени и де-
нег, мог бы из массы версий, сплетен и «говорят» составить рано или
поздно приблизительную картину того, что реально произошло. Чем
древнее исторические факты, тем больше скрыты интересы, стремя-
щиеся исказить точное знание и, надо подчеркнуть, что историку необ-
ходимо немало терпения и времени для того, чтобы расчистить вокруг
фактов пространство для истины и необходимой объективности.
Другое замечание указывает на иную важную сторону, ею и зай-
мемся сейчас. Исторические факты, с которыми связывали и всегда
будут связывать наибольшую неопределенность, носят анекдотический
и биографический характер. Они могут представлять интерес для тще-
славия или выгоды человека, нации или партии. Они в основном и
приводят к ошибкам писателя, пусть и неосознанно, увлеченного стра-
стью к исследованию. К счастью, такого рода факты в меньшей степе-
ни интересуют аналитика политических наук. Для него не столько
важно выиграно ли сражение под руководством этого полководца или
другого или оправдано или нет какое-то политическое убийство. На-
против, есть другие факты, касающиеся типа и социальной организа-
ции разных народов и разных эпох. Именно они, а не другие, представ-
ляют интерес для историков. Взятые свободно, без партийного подхода
эти факты нам раскрывают истину, содержащуюся в документах и па-
мятниках. Вероятно, например, мы никогда не узнаем точно, когда жил
Гомер, в каком городе он родился, какими были обстоятельства его
жизни. Ценнее другое. Критику и литератору было бы важно узнать
даже самые мелкие детали, характеризующие личность автора «Илиа-
ды» и «Одиссеи». Политика же, изучающего психологический и соци-
альный мир, описанный этим великим мастером, пусть и несколько
приукрашенный его фантазией, интересуют реальности той эпохи, ко-
торая непосредственно предшествовала Гомеру. Никто точно не узна-
ет, в чем состояли ошибки и заслуги Фемистокла, как произносил свои
речи Перикл, на какую ногу прихрамывал Агесилай, какая порода со-
баки Алкивиада и масть коня Александра Великого, но бесспорно до-
казано, что в Элладе в период с шестого по четвертый век до рождест-
ва Христова, существовал определенные тип политической организа-
ции, о которой мы знаем достаточно много уже сейчас, а в будущем
узнаем еще больше, включая ее административную, экономическую и
военную структуру.
40
Никто никогда не узнает ничего детального из жизни египетско-
го фараона Хефрена из IV династии, несмотря на огромную пирамиду,
приказавшего ее построить для собственного упокоения. Никто не на-
пишет точной биографии Рамзеса II из XVIII династии, несмотря на
свидетельство писца Пентавра, воспевшего подвиги, настоящие и вы-
мышленные, своего начальника. Но никто не усомнится в существова-
нии на берегах Нила тридцать веков тому назад многочисленного, ор-
ганизованного, гражданского общества и в наличии человеческого ду-
ха, которому потребовались большие усилия, отмеченные терпением и
самобытностью, чтобы вырваться из варварства. Никто не ставит под
сомнение, что это общество, совершенствуясь в течение веков, вырабо-
тало религиозные верования, научные познания, а, кроме, настолько
удивительную административную и военную организацию, что ее
можно было бы сравнить с подобной организацией современных более
цивилизованных государств.
Можно сомневаться в том, насколько дурно выглядят Тиберий и
Нерон в описаниях Тацита, в какой мере увеличено слабоумие Клав-
дия, сладострастие Мессалины, любовь Калигулы к своему коню. Но
невозможно отрицать существование Римской Империи и возможность
императорам совершать злодейства и сумасшествия, которые в другие
времена и при других типах политической организации были бы не-
терпимыми. Не подлежит сомнению и то, что в первые века нашей эры
великая цивилизация политически объединенная в мощное государство
охватывала весь бассейн Средиземного моря. Об этом государстве мы
уже знаем многое, и еще глубже будем узнавать его законодательство,
разработанную организацию - финансовую, административную и во-
енную. Можно даже предположить, что Шакья-Муни это простой миф,
а Иисус Христос никогда не был распят, но никто не будет отрицать
наличие буддизма и христианства со своими догмами и моральными
принципами, им присущими. Никто никогда не сможет отрицать, что
эти две религии, с учетом их распространения и длительности сущест-
вования, должны отвечать чувствам и психологическим потребностям
больших человеческих масс.
XIX.	Итак, в заключение, для тех, кто считает допустимым, что
анекдоты и биографические детали могут влиять на историю народов,
мы скажем, что все это может дать весьма немного при открытии вели-
ких психологических законов, проявляющихся в жизни самих наций.
Эти законы раскрывают их деятельность в административных и юри-
дических институтах, религии, в соблюдении всех моральных и поли-
тических традиций разных народов, а следовательно, в том порядке
вещей, на котором мы и должны сосредоточить наше внимание.
41
В отношении этих фактов, мы полагаем, трудно и едва ли полез-
но устанавливать точные критерии предпочтения. В сущности любое
известие может оказаться очень интересным, касается ли оно древно-
сти или современности, или же институтов того или иного народа, по-
литически организованного, составляющего многочисленную массу и
достигшего определенной ступени цивилизации, позволяющую нам
воспринять его политические идеи. Если здесь уместна некая рекомен-
дация, она такова: надо избегать попыток извлекать все наблюдения
только лишь из одной группы политических организмов, принадлежа-
щих одному и тому же историческому периоду или представляющих
один и тот же или слабо отличающийся тип цивилизации. Спенсер, как
мы уже упоминали, в своей работе «Основные начала социологии» пы-
тался предостеречь ученых обществоведов от того, что он называл
«предрассудками». Последние, по его мнению, состоят в некоторых
обыкновениях человеческого духа, из-за чего исследователь воспри-
нимает социальные факты под узким, односторонним, субъективным
углом зрения, который и воспроизводит, разумеется, ошибочный ре-
зультат. И для того, чтобы освободиться от этого неудобства, недоста-
точно простого предупреждения об этой опасности, необходимо, чтобы
сам дух ученого был бы подготовлен к тому, чтобы избежать этой уг-
розы. В действительности, представление о предрассудках политиче-
ских, национальных, религиозных или антирелигиозных не избавляет
ученого от возможности остаться в плену у одного или нескольких из
бесчисленных предрассудков. Когда ученый применяет на практике
спенсеровскую теорию, не надо забывать, что он воспитан в представ-
лении о том, что именно данная форма правления способна возродить
человечество, что собственная нация есть первая во всей вселенной,
что его религия самая истинная, а подлинный общественный прогресс
требует уничтожения всех остальных религий. Единственное спасение
от подобного рода ошибок состоит в умении поднять собственный
критерий над представлениями и мнениями, наиболее распространен-
ными в рамках того времени и того социального и национального типа,
частью которого мы сами являемся. Что соответствует уже высказан-
ному положению: следует изучать многие факты общественной жизни,
знать глубоко и обширно историю не одного периода и не одного на-
рода, а, по возможности, всего человечества.
XX.	В наши дни или некоторое время тому назад в обществен-
ных науках, преобладало стремление рассматривать с особым тщанием
наиболее простые и примитивные политические организмы, те, что
свойственны диким племенам. Все обстоятельства с этим связанные
42
внимательно замечались и регистрировались. Отчеты путешественни-
ков, пребывавших у этих народов, приобретали особенное значение и
составляли содержание современных книг по социологии.
Мы не будем утверждать, что такого рода исследования полно-
стью бесполезны, поскольку трудно найти какое-либо выражение че-
ловеческого духа, которое оставалось бы полностью бесплодным. Но
нам представляется, что данный анализ не является самым подходя-
щим для серьезного вклада в общественную науку в целом и политиче-
скую науку в частности. И, прежде всего, заметим, что записки путе-
шественников, как правило, более субъективны, неопределенны и про-
тиворечивы, чем описания историков и менее всего подлежат контро-
лю и подтверждению документами и памятниками. Индивид, оказав-
шийся в среде людей, принадлежащих к цивилизации весьма отличной
от той, к которой он привык, обычно рассматривает их со специфиче-
ского угла зрения и поэтому легко впадает в заблуждения и ошибки.
Геродот, наиболее известный путешественник и наблюдатель древно-
сти и, как отмечается сейчас, аналитик серьезный и далеко не поверх-
ностный, тем не менее, многие вещи расценивал ошибочно, именно
потому, что привык к греческой цивилизации, не сумел объяснить не-
которые явления восточных цивилизаций. И если бы мы могли срав-
нить записи современных путешественников с подобными документа-
ми Геродота, то вряд ли бы нашли их более точными.
Во-вторых, и этот довод более весом, социальные факты следует
собирать исключительно в человеческих обществах. Последние не сле-
дует понимать как собрание нескольких семей. Это должно быть тем,
что обыкновенно называют народом, нацией, государством. Психоло-
гические силы социального масштаба не могут развиваться и не могут
найти свое воплощение иначе как в больших политических организ-
мах, то есть там, где существуют многочисленные союзы людей, еди-
ных в моральном и политическом смысле. В племени, примитивной
группе в полсотни человек политических проблем практически нет и,
следовательно, нет оснований политику их изучать.
Например, достаточно легко представить себе монархию в тако-
го рода примитивном племени, в котором наиболее сильный и ловкий
мужчина навязывает себя немногим соплеменникам. Но требуется куда
больше оснований для того, чтобы претендовать на установление по-
добного института в многомиллионном обществе, где один не может
утвердиться над всеобщностью других. Каким бы способным и энер-
гичным он не был, он легко найдет в массе народа тех, кто, хотя бы
потенциально, не менее способны и энергичны, чем он. Понятно, что
43
десяток или сотня индивидов, живущих вместе, остаются изолирован-
ными морально, если не материально, от остального мира, и представ-
ляют собой исключительную особенность морального типа, где живы
чувства племени и семьи. Но понимание этого нам едва ли поможет,
когда нужно найти объяснение тому, почему моральная идентичность,
живое национальное чувство существует в человеческих агломерациях,
насчитывающих десятки, а в случае с Россией или Китаем, сотню мил-
лионов людей, живущих почти всегда на больших расстояниях друг от
друга и в своем огромном большинстве лишенных каких-то персо-
нальных отношений при большой разнице в материальных условиях
жизни.
Говорят, что изучение малых политических общностей весьма
полезно, поскольку в них находятся зародыши всех тех общественных
органов, которые постепенно развиваются в обществах более обшир-
ных и продвинутых. Утверждают, что значительно легче изучать дан-
ный организм, когда он находится в зачаточном состоянии, нежели в
зрелом и сложном. Но сравнение, теперь уже такое частое, организа-
ции человеческого общества и условий жизни особей животного цар-
ства, вряд ли станет менее впечатляющим и уместным, чем в данном
случае. Это сравнение легко обратить против того тезиса, которым оно
и было вызвано. Думается, никакой зоолог не станет пытаться осве-
щать на основе изучения низших животных вопросы, касающиеся ана-
томии и физиологии теплокровных позвоночных. Что может дать на-
блюдение за простейшими одноклеточными организмами, полипами
для исследования системы кровообращения, уточнение функций серд-
ца, мозга, легких человека, высших животных.
Укажем и еще на один аргумент, наиболее важный из всех, что-
бы подчеркнуть доброкачественность, используемого нами историче-
ского метода. Этот аргумент состоит в добросовестном применении
данного метода, в практическом показе того, как используя все исто-
рические материалы, которые современная наука предоставляет в наше
распоряжение, может дать поистине научные результаты. Именно это
мы и постараемся сделать в следующих главах настоящей работы.
44
Глава вторая. Политический класс
I. Господство руководящего класса во всяком обществе. —
II. Политическая важность данного факта. — III. Преимущество
организованного меньшинства над большинством. — IV. Политические
силы. Воинская доблесть. —V. Богатство. — VI. Религиозные верования и
научная культура. — VII. Влияние наследства в политическом классе. —
VIII. Периоды стабильности и обновления политического класса.
I.	Среди тенденций и постоянных фактов, свойственных всем
политическим организмам, существует один, очевидность которого
может быть легко доказано всем. Во всех обществах, начиная с едва
развитых, едва подошедших к порогу цивилизации до наиболее куль-
турных и сильных, существуют два класса людей: правящих и управ-
ляемых. Первый всегда малочисленный, выполняет все политические
функции, монополизирует власть и пользуется всеми преимуществами,
находящимися в его распоряжении. Второй класс более многочислен-
ный, руководимый и управляемый первым более или менее законным
образом или же более или менее с помощью самоуправства и насилия,
снабжает первый класс, по крайней мере по всей видимости, матери-
альными средствами существования и всем необходимым для жизне-
деятельности политического организма.
На практике в жизни мы все признаем существование этого ру-
ководящего или политического класса, как мы его уже определили.
Действительно, мы знаем, что в нашей стране публичными делами ру-
ководит меньшинство влиятельных личностей, а большинство терпит
это правление охотно или без всякой охоты. Тоже самое происходит и
в близлежащих странах и мы почти не в состоянии представить в вооб-
ражаемой реальности что-то организованное иначе, некий мир, где бы
все на равных основаниях и без всякого соподчинения одному или
всем равным образом управляли общественными делами. И если в тео-
рии мы думаем по-другому, то это отчасти результат застарелых при-
вычек нашего сознания, а отчасти стремление придать чрезмерную
важность двум политическим фактам, чья кажимость превышает ре-
альность.
Первый из них состоит в несложной констатации, что в любом
политическом организме всегда есть личность, возглавляющая иерар-
хию всего политического класса и в руках у нее находится то, что на-
зывают браздами правления. Эта персона - не всегда та, что законно
держит высшую власть, Иногда рядом с королем или наследным импе-
ратором находится премьер-министр или камергер, имеющий на деле
45
большую власть, чем суверен или же вместо действующего президен-
та, управляет влиятельный политик, настоявший на его избрании. Ино-
гда в силу особых обстоятельств вместо одного оказываются два или
три человека, осуществляющих высшее управление.
Второй факт состоит также в простом представлении о том, что
каков бы ни был тип социальной организации, можно легко констати-
ровать, что давление недовольства масс управляемых, возбуждаемые
ими страсти могут оказывать определенное воздействие на направлен-
ность политического класса.
Но деятель, стоящий во главе государства не может им руково-
дить без поддержки политического класса, который заставляет уважать
и исполнять его приказы и если кому-то одному или нескольким ли-
цам, входящим в этот класс глава государства может показать весо-
мость своей власти, то конфликтовать с классом в целом или тем более
истребить его, он не в состоянии. Но, даже если это возможно, он дол-
жен будет срочно воссоздать другой класс, без которого его деятель-
ность будет парализована. С другой стороны, допуская, что недоволь-
ство масс сумеет свергнуть руководящий класс, то необходимым обра-
зом, как мы увидим, внутри самих масс формируется другое организо-
ванное меньшинство, готовое выполнять функции руководства. В ином
случае, любая организация или общественная структура будут разру-
шены.
II.	Наука исследует то, что составляет подлинное превосходство
политического класса, то есть разнообразие его строения, которое ис-
ключительно важно в определении политического типа, как и степени
цивилизации разных народов. Если придерживаться классификации
форм правления, которая в ходу еще сейчас, то получается, что Турция
и Россия были еще несколько десятилетий тому назад абсолютными
монархиями, Англия и Италия - монархиями конституционными, а
Франция и Соединенные Штаты относятся к категории республик. Та-
кая классификация основывается на том, что в первых двух странах
глава государства наследственный и номинально всемогущий, во вто-
рых - хоть и наследственный, но с властью и функциями ограничен-
ными, а в последнем случае глава государства избирается. Но такого
рода классификация - поверхностна.
Сразу же видно, что политическое устройство России и Турции
имеет мало общего, различен уровень цивилизации этих двух стран
или устройство их политических классов. Следуя тому же критерию,
мы обнаружим, что режим монархической Бельгии весьма схож с тем,
что существует в республиканской Франции, а не в монархической же
46
Англии. Важнейшие отличия имеются в политическом устройство
Соединенных Штатов и Франции, хотя они относятся к республикам.
Как мы увидим, последствия длительных привычек в рассужде-
ниях противостояли и противостоят научному прогрессу в данном от-
ношении. Отмеченная классификация, подразделяющая виды правле-
ния на абсолютные, ограниченные монархии и республики была пред-
ложена Монтескье. Она составлена на основе классического варианта
Аристотеля, который различал монархии, аристократии и демократии.
Начиная от Полибия до Монтескье многие авторы совершенствовали
аристотелевскую классификацию, развивая ее в теорию смешанного
правления. Позже, современное демократическое течение, идущее от
Руссо, утвердилось на мысли о том, что большинство граждан государ-
ства могут и, более того должны, участвовать в политической жизни.
Доктрина народного суверенитета импонирует еще многим людям,
несмотря на то, что современная наука выступает все более настойчиво
за сосуществование в каждом политическом организме и демократиче-
ского принципа, и принципа монархического, и аристократического.
Прямо сейчас мы не станем разоблачать данный тезис, поскольку это-
му посвящена вся книга. На нескольких страницах проблематично раз-
рушить систему идей в человеческом сознании, которая там основа-
тельно укоренилась. Лас Казас в своей книге о Христофоре Колумбе
написал правильные слова: подчас разубеждать значительно труднее,
чем убеждать.
III.	Ну, а пока считаем полезным ответить на одно возражение,
что можно было бы сделать исходя из нашего угла зрения. Легко вос-
принимается то, что одному невозможно управлять массой без под-
держки некоего меньшинства, присутствующего в этой массе. Куда
труднее допустить как постоянный и естественный факт то, что мень-
шинство командует большинством, а не наоборот. Но именно здесь мы
и встречаемся с одним из тех моментов, что характерен и для всех дру-
гих наук, когда первое представление о вещах противоречит их сущно-
сти. На деле имеет место фатальное доминирование организованного
меньшинства, подчиняющего единой команде неорганизованное боль-
шинство. Сила любого меньшинства непреодолима любым индивидом,
представляющим большинство, который обнаруживает себя одним
единственным перед лицом всей совокупности организованного мень-
шинства. И в то же время можно сказать, что эта совокупность и орга-
низована потому, что является меньшинством. Сотня тех, кто действу-
ет согласно и договорившись друг с другом одержат верх над тысячей
разобщенных, не связанных никаким согласием между собой. И в то
47
же время первым гораздо легче действовать совместно и добиться со-
гласия потому, что их сотня, а не тысяча.
Из этого факта легко выводится следующее умозаключение: чем
больше политическое сообщество, тем меньше пропорционально мо-
жет быть управляющее меньшинство относительно управляемого
большинства и тем труднее последнему организованно выступить про-
тив первого.
Помимо огромного преимущества, связанного с организацией,
правящее меньшинство обыкновенно состоит из индивидов, отличаю-
щихся от массы управляемых некоторыми качествами, дающими им
определенное превосходство - материальными, интеллектуальными, а
также моральными. Они могут быть наследниками тех, кто таковыми
качествами обладал. Иными словами, они должны иметь такие особен-
ности, истинные или мнимые, которые высоко оцениваются и могут
многому способствовать в обществе, в котором они живут.
IV.	В примитивных обществах, которые находятся только на
первой стадии своего становления, качество, позволяющее легче всего
войти в политический или руководящий класс, это военная доблесть.
Война, которая в обществах с продвинутой цивилизацией может рас-
сматриваться как чрезвычайное явление, может считаться почти обыч-
ным делом там, где только приступили к своему развитию. И те люди,
которые в ней показывают наилучшие результаты, без труда приобре-
тают превосходство над другими: храбрецы становятся вожаками. Это
факт повсеместный, но его проявления, сообразно обстоятельствам,
могут быть достаточно отличными.
Обычно господство воинственного класса над миролюбивым
большинством сводят к противопоставлению рас, к захвату боевым и
дерзким народом народа другого, относительно робкого и опасливого.
Иногда, действительно, все происходит именно так и у нас наготове
примеры Индии после вторжения ариев, Римской империи и герман-
ских народов, Мексики после завоевания ацтеков. Однако значительно
чаще в определенных общественных условиях мы констатируем обра-
зование воинственного и доминирующего класса также там, где абсо-
лютно никаких следов иностранного вторжения не существует. До тех
пор, пока племя живет исключительно охотой, тогда все соплеменники
просто становятся воинами, и кто-то командирами, естественно имею-
щими приоритет в племени, но это не ведет к формированию военного
класса, который угнетает и опекает в одно и то же время другой класс,
занимающийся мирным трудом. Но в той мере, в какой переходят от
охотничьей стадии к сельскохозяйственной и животноводческой, тогда
48
вместе с большим ростом населения и достижением большего порядка
в средствах социального воздействия, может зародиться более или ме-
нее четкое деление на два класса: одного, посвященного исключитель-
но сельскохозяйственной работе и другого, специализирующегося на
войне. Если это происходит, то неизбежно последний приобретает ма-
ло-помалу такое влияние над первым, что начинает его безнаказанно
подавлять.
Польша представляет собой характерный пример постепенного
превращения класса военного в класс абсолютно господствующий. В
самом начале у поляков было то устройство, которое было свойственно
всем славянским народам - там не существовало какого-либо отличия
между воинами и землепашцами или между знатью и крестьянством.
Однако, после того, как они укоренились в обширных долинах, где те-
кут Висла и Неман, поляки стали заниматься обработкой земли. В то
же время сохранялась постоянная необходимость вести боевые дейст-
вия против воинственных соседей. Вожди племен или воеводы сплоти-
лись вокруг определенного числа избранных лиц, которые занимались
исключительно и специально только оружием. Они подразделялись на
различные сельские коммуны, были, естественно, освобождены от
сельхозработ, но получали свою долю урожая, на которую как и другие
члены коммуны имели право. Вначале их положение не отличалось
особой четкостью. Случалось, что крестьяне предпочитали работать в
поле, чем идти воевать. Но постепенно утвердился порядок, по кото-
рому один класс привык заниматься оружием и военными делами, в то
время как другой - еще больше натирал мозоли плугом и лопатой. Во-
енные становились дворянами и господами, а крестьяне из товарищей
и братьев превращались в мужиков и слуг. Понемногу воинственные
господа, ранее получавшие свою долю как члены коммуны, увеличива-
ли свои требования вплоть до претензий на весь продукт, произведен-
ный коммуной, за исключением абсолютного минимума, необходимого
для существования самих землевладельцев. Когда последние пытались
бежать, их силой принуждали оставаться прикрепленными к земле,
приобретая таким образом самый настоящий статус крепостных.
Подобное развитие событий мы наблюдаем и в России. Там вои-
ны, составляющие дружину, то есть дружинники князя или правителя,
происходившего от Рюрика, также получали часть дохода от мира, или
сельской общины. Постепенно эта часть возрастала. Поскольку земли
было много, крестьяне предпочитали разбегаться. Царь Борис Годунов
в конце шестнадцатого века предоставил право дворянам удерживать
силой крестьян на земле, дав, таким образом, начало крепостничеству.
49
Хотя в России никогда вооруженная сила не состояла исключительно
из дворян. Мужики или простые люди шли на войну как рядовые чле-
ны дружины. С шестнадцатого века Иван IV Грозный образовал с по-
мощью стрельцов почти постоянный корпус войск, просуществовав-
ший вплоть до Петра Великого, заменившего его на полки, организо-
ванные по западно-европейскому типу. В полках, бывшие прежде дру-
жинники, объединенные на манер иностранцев, сформировали офицер-
ский корпус, а мужики образовали численный состав солдат.
Вообще, у всех народов только вошедших в стадию сельскохо-
зяйственную и относительно цивилизованную, мы встречаем как неиз-
менный факт, что класс по преимуществу военный соответствует клас-
су политическому или господствующему. Более того, в какой-то части
использование оружия остается привилегией исключительно данного
класса, как это произошло, например, в Индии или Польше. Обыкно-
венно же происходит так, что те, кто составляет управляющий класс
могут быть призваны, когда это необходимо, на службу, но всегда как
рядовые и в менее престижные части. Так, в Греции в период персид-
ских войн, граждане, принадлежащие к зажиточным и влиятельным
классам составляли избранные части всадников и гоплитов, бедняки
воевали вооруженные щитами и пращами, а рабы или же масса ремес-
ленников почти полностью отсутствовали в рядах армии. Весьма по-
хожий порядок мы находим в республиканском Риме в период до пер-
вой пунической войны и до Гая Мария, у галлов во время Юлия Цеза-
ря, в латинской и германской Европе в средневековье, в России, уже
процитированной, и у многих других народов.
V.	Как в России и Польше, так в Индии и средневековой Евро-
пе, повсеместно классы военные и господствующие захватывали в
свою почти исключительную собственность земли, которые в слабо
цивилизованных странах являлись самым главным источником про-
изводства общественного богатства. Впоследствии, по мере того как
прогрессирует цивилизация, увеличивается доходность этих земель и,
если благоприятствуют другие обстоятельства, может произойти
очень важная социальная трансформация. Меняется наиболее харак-
терный признак господствующего класса - военную доблесть заменя-
ет богатство, управляющие в большей степени богаты, нежели воин-
ственны и сильны.
Главное условие, необходимое для такого рода превращения
следующее: нужно, чтобы социальная организация видоизменилась
таким образом, чтобы публичная власть стала куда более эффективнее
власти частной. Иными словами, необходимо, чтобы частная собствен-
50
ность оказывалась вполне надежно защищена настоящей и практиче-
ской силой закона так, чтобы сделать ненужной защиту ее самим соб-
ственником. Это достигается чередой постепенных улучшений обще-
ственного порядка, на которых мы более подробно еще остановимся.
Результатом этих изменений является смена того типа политической
организации, который мы назовем Государство феодальное, на другой,
существенно отличный, который мы обозначим Государство бюрокра-
тическое. Можно сказать, что вплоть до настоящего времени эволю-
ция, о которой идет речь, в значительной мере облегчается распростра-
нением миролюбивых традиций и некоторых моральных обычаев, ко-
торые усваивает общество по мере укрепления цивилизации.
Однажды свершившись такая трансформация приводит к тому,
что политическая власть порождает богатство, а богатство - власть. В
относительно зрелом обществе, в котором индивидуальная сила при-
тормаживается силой коллективной, если могущественные как правило
богаты, то с другой стороны достаточно быть богатым, чтобы стать
могущественным. И, по истине, это неизбежно, когда запрещена воо-
руженная борьба, но остается разрешенной схватка с помощью денег и
лучшие места захватывает тот, у кого больше средств.
Однако, существуют государства с весьма продвинутой цивили-
зацией, основанные на моральных принципах, которые, как представ-
ляется, исключают преимущество богатства. Но это тот случай, когда
теоретические принципы находят ограниченное применение в практи-
ческой жизни. В Соединенных Штатах Америки, например, все власти
проистекают прямо или косвенно из результатов народных выборов и
голосование во всех штатах является всеобщим. Более того, демокра-
тия там не только в институтах, но, некоторым образом, в привычках.
Существует некая брезгливость богатых заниматься публичной дея-
тельностью и такое же брезгливое отвращение у бедных избирать бога-
тых на выборные должности. Это не меняет того положения, что бога-
тый значительно более влиятелен, чем бедный, потому, что может пла-
тить нищим чиновникам в публичной администрации. Это не отменяет
и того, что выборы проходят под звон долларов, что полностью, целые
парламенты штатов и многочисленные фракции Конгресса испытыва-
ют сильнейшее влияние мощных железнодорожных компаний и могу-
чих финансовых баронов. И там даже есть те, кто уверяет, что в неко-
торых штатах, при условии хорошей платы можно убить любого чело-
века при почти полной гарантии невиновности.
Также и в Китае, вплоть до недавнего времени правительство
формировалось на основе реального равенства, хотя и не был одобрен
51
принцип народных выборов. Известно, что ученые степени открывают
доступ к публичным должностям и что эти степени присуждаются в
случае сдачи экзаменов без учета факта рождения или наличия богат-
ства. Но несмотря на это зажиточный класс в Китае не слишком мно-
гочислен и богат, менее могуществен, чем в Соединенных Штатах
Америки, не менее верно и то, что он сумел в значительной степени
подорвать нормальное применение экзаменационной системы для за-
мещения высших постов в политике-административной иерархии. Час-
то мнение экзаменаторов продавливалось силой денег. Само прави-
тельство нередко за деньги продавало академические степени, допус-
кая к выполнению служебных обязанностей несведущих людей, в не-
которых случаях пробившихся наверх из самых низов общества.
Прежде, чем покончить с этими доводами, напомним, что во
всех странах мира иные средства социального влияния, такие как из-
вестность, высокая культура, специальные познания, высокие степени
в иерархии церковной, административной и военной приобретаются
всегда несравненно проще богатыми, чем бедными. Чтобы достичь
желаемого, первые должны пройти путь куда более короткий, чем вто-
рые, не учитывая того, что участок дороги, сбереженный для богатых,
для бедных почти всегда тяжелый и многотрудный.
VI.	В обществах, где религиозные верования весьма сильны, ми-
нистры культа образуют особый класс. Почти всегда там формируется
жреческая аристократия, владеющая более или менее значительным
богатством и политической властью. Выдающиеся примеры такого
рода в некоторые эпохи Древнего Египта, в брахмановской Индии,
средневековой Европе всем очевидны. Зачастую священники, помимо
выполнения религиозных обязанностей, обладали и юридическими
познаниями, научными данными и представляли собой интеллектуаль-
но наиболее высокий класс. Однако, сознательно или нет, но в жрече-
ской иерархии сплошь и рядом проявлялось стремление монополизи-
ровать знания с таким расчетом, чтобы осложнить использование ме-
тодов и процедур, позволявших эти знания получить. Действительно,
можно подозревать, что именно таковой была тенденция, по крайней
мере отчасти, затруднять распространение в стране демотического
/народного/ алфавита, несравненно более простого и легкого, чем ие-
роглифическая письменность. Друиды в Галлии, хотя и знали грече-
ский алфавит, не разрешали записывать свои весьма объемные свя-
щенные тексты, а заставляли своих воспитанников прилагать немалые
усилия, чтобы их учить на память. Тем же целям служит и длительное,
упорное использование мертвых языков, характерное и для древней
52
Халдеи, и Индии, и средневековой Европы. Иногда даже, так, как это
имело место в Индии, низшим классам было официально запрещено
чтение и знание священных книг.
Специальные познания и подлинная научная культура, освобож-
денные от какого-либо религиозного и священного покрова, преврати-
лись во влиятельную политическую силу лишь на весьма продвинутой
стадии цивилизации. И только с их помощью, они позволяют тем, кто
ими владеет, открыть вход в управляющий класс. Но, даже и в этом
случае, надо иметь в виду, что подлинную политическую ценность
имеет не сама по себе наука, а те практические меры, которые можно
осуществить на ее принципах на пользу обществу и государству. Ино-
гда требуется не столько механическое владение некими процедурами
приобретения высокой культуры, сколько реальная опытность, осно-
ванная на этом знании, которую можно констатировать и даже изме-
рить у кандидата на должность. Так в некоторые периоды древней ис-
тории Египта, профессия писца вела к публичным должностям, к вла-
сти, возможно также из-за того, что иероглифическая письменность
требовала продолжительных и терпеливых занятий. Аналогично и в
современном Китае знание огромного числа графических начертаний
китайской письменности сформировало культуру мандаринов. В со-
временной Европе и Америке класс, который занимается военным де-
лом, публичной администрацией, учреждениями и общественным
здравоохранением, внося в эти сферы достижения нынешней науки,
занимает заметное общественное и политической положение. В этих
странах, как и в античном Риме, наиболее привилегированной стано-
вится позиция юристов, которые знали сложнейшее законодательство,
общее для всех народов древней цивилизации. Эти знания ценились их
современниками особенно высоко, если сочетались с отточенным
красноречием.
Немало примеров, убеждающих в том, что в наиболее высокой
фракции политического класса длительная практика руководства воен-
ной и гражданской сферами общества, порождает и совершенствует
подлинное искусство управления, превосходящее узкий эмпиризм и
все то, что может предложить индивидуальный опыт. Именно тогда
формируется чиновничья аристократия, типа римского или венециан-
ского сената. Сюда же отнесем в известном отношении и английскую
аристократию, восхитившую Стюарта Милля. Из ее среды вышли не-
которые правительства, отличавшиеся зрелостью своих проектов, пре-
дусмотрительностью и постоянством их осуществления на практике.
Это искусство, конечно, не является политической наукой, но оно без
53
сомнения выступает предпосылкой осуществления некоторых ее по-
стулатов. Если это искусство утвердилось некоторым образом в опре-
деленном классе людей, долгое время выполнявшими политические
функции, то мы полагаем, что их знания никогда не послужат обыч-
ным критерием для открытия дороги тем, кто в силу своего социально-
го положения оставался лишенным этого знания.
VII.	В некоторых странах существуют наследственные касты.
Руководящий класс поэтому там исключительно узок, сокращен до
четкого количества семей и факт рождения выступает единственным
критерием, определяющим либо вхождение в этот класс, либо исклю-
чение из него. Примеров наследственных аристократий множество и
почти нет стран в истории древней цивилизации, где бы руководящий
класс в течение некоторого времени в той или иной степени на деле не
был наследственным. Наследственное дворянство мы находим в неко-
торые периоды в Китае, древнем Египте, в Индии, в Греции накануне
персидских войн, в античном Риме, у славян, латинов и германцев в
средние века, в Мексике времен открытия Америки, в Японии вплоть
до последних десятилетий.
По этому поводу выскажем два наблюдения. Первое: все поли-
тические классы имеют стремление становиться фактически, если не
по праву, наследственными. Все политические силы имеют то свойст-
во, которое в физике называется законом инерции, то есть тенденцией
оставаться тем и в таком состоянии, в каком они находятся. Военная
доблесть и имущественное положение поддерживаются в некоторых
семьях в соответствии с моральной традицией и результатом наследо-
вания. Практика занятия больших должностей, традиция и почти пред-
расположенность вести важные дела усваиваются значительно легче,
когда со всем этим коротко знакомятся с раннего возраста. Даже когда
ученые степени, научная культура, специальные навыки, приобретае-
мые через систему экзаменов и конкурсов, открывающих доступ к го-
сударственным постам, они не перечеркивают особого преимущества
тех, кто имеет, как говорят французы, превосходство уже занятых по-
зиций. Экзамены и конкурсы теоретически открыты для всех. В дейст-
вительности же, большинству не хватает средств, чтобы оплатить рас-
ходы в ходе длительной подготовки к испытаниям. Многим другим не
хватает отношений и родственных связей, которые позволяют человека
сразу поставить на путь истинный с возможностью избежать всех ко-
лебаний и ошибок, неизбежных, когда оказываешься в незнакомой
среде, где нет наставников и поддержки.
54
Второе наблюдение состоит в том, что когда мы видим, что в
стране утвердилась наследственная каста, монополизировавшая поли-
тическую власть, можно быть уверенным в том, что подобное состоя-
ние де юре имело в качестве своего пролога это состояние де факто.
Прежде, чем утвердить свое исключительное и наследственное право
на власть, семьи или могущественные касты должны держать очень
прочно в своих руках бразды правления, должны полностью заглушить
все политические силы своего времени и своего народа, в ином случае
их претензии такого рода вызовут протесты и острейшую борьбу.
Далее скажем о том, что наследственные аристократии часто
гордятся сверхъестественным происхождением или по крайней мере
отличным и превосходящим тот, что свойствен управляющим классам.
Такая претензия объясняется с помощью весьма важного социального
факта, которому мы посветим много места в следующей главе, по-
скольку любой управляющий класс пытается оправдать свою фактиче-
скую власть ссылкой на моральный принцип общего порядка. Правда,
в последнее время та же претензия подкрепляется опорой на научные
данные. Некоторые писатели, развивая и распространяя теории Дарви-
на, полагают, что высшие классы представляют собой наиболее разви-
тую степень общественной эволюции, а, следовательно, они по своей
естественной конституции лучше низших классов. Де Гобино, Гумпло-
вич и другие идут дальше и определенно утверждают положение, по
которому деление народов на профессиональные классы основано в
странах современной цивилизации на некоей этнической гетерогенно-
сти /разнородности/.
В истории известны достоинства и недостатки, порой весьма за-
метные, характеризующие эти аристократии, остающиеся исключи-
тельно закрытыми или максимально затрудняющими вхождение в этот
класс. Английское и немецкое дворянство вплоть до середины прошло-
го века полностью попадают под наше определение. Тем не менее,
учитывая данный факт и теории, преувеличивающие его значение,
можно выдвинуть все то же возражение - индивиды, составляющие
данные класс аристократии обязаны своими достоинствами не столько
крови, текущей в их жилах, сколько весьма обстоятельному образова-
нию, полученному ими, развившему в них интеллектуальные и мо-
ральные качества больше, по сравнению с другими.
Считается, что этого достаточно для объяснения превосходства
чисто интеллектуальных качеств, но не отличий в свойствах морально-
го характера, таких как сила воли, смелость, гордость, энергичность.
Но истина состоит в том, что общественное положение, семейные тра-
55
диции, обыкновения класса, в котором находимся, способствуют
большему или меньшему развитию отмеченных качеств значительно
сильнее, чем это часто предполагают. Если мы внимательно присмот-
римся к людям, поменявшим свое общественное положение в лучшую
или в худшую сторону и оказались вследствие этого в среде, сущест-
венно отличной от той, к которой привыкли, мы можем легко заметить,
что их интеллектуальные качества изменились ощутимо много меньше,
чем моральные особенности. Абстрактное мышление, расширяющее
кругозор, учеба, приобретенные знания дают много любому человеку,
если он не абсолютно глупый. Любой индивид, оставайся он простым
секретарем или достигни должности министра, произведенный в сер-
жанты или получивший звание генерала, будь он миллионером или
нищим, неизменно придерживается того интеллектуального уровня,
который ему сообщила природа. В то время как с изменением социаль-
ной ступени и уровня благосостояния, мы прекрасно видим, как гор-
дый становится покладистым, а услужливость превращается в надмен-
ность. Искренний и смелый характер в силу жестокой необходимости,
приучается лгать или не реже притворяться, а тот, кто склонялся к об-
ману и притворству может исправить себя, приобретая заманчивую
открытость и твердость характера. Верно и то, что тот, кто из верхов
общества оказался в его низах часто обретает смирение, жертвенность
и, возможно, активность, а тот, кто поднялся снизу в высокие сферы
начинает иногда с уважением относиться к чувствам справедливости и
равенства. Вообще, если значительно меняется в лучшую или худшую
сторону социальная позиция, человек должен быть исключительно за-
каленным, чтобы сохранить неизменным свой характер.
Военная храбрость, атакующий порыв, долготерпение в проти-
востоянии - это качества, которые часто и длительное время приписы-
вали монополии высших классов. Конечно, различия естественные и,
скажем, врожденные могут быть достаточно большими у того или ино-
го человека. Но наличие этих качеств, высоких или низких в среднем в
категориях многолюдных человеческих обществ, зависит в большей
мере от традиций и обычаев среды. Как правило, мы пренебрегаем
опасностью, лучше сказать, опасностью данного рода, когда близкие
люди, с которыми мы живем, говорят о ней с безразличием и остаются
спокойными и невозмутимыми перед лицом этой опасности. Действи-
тельно, многие робеют, естественно, перед пропастью, а горцы ее вос-
принимают бесстрашно, аналогичное случается с моряками в водной
стихии. То же самое происходит и с населением и классами, привык-
шим к военным схваткам, поддерживающим их боевой дух.
56
Верно также и то, что народы и социальные классы обыкновенно
отвыкшие от оружия, быстро приобретают указанный боевой дух, ока-
завшись там, где смелость и храбрость традиционны. Если позволить
себе метафору, то можно сказать, что будучи брошенными в некий че-
ловеческий плавильный котел, люди насквозь пропитываются теми
чувствами, которые им хотят передать. Подростков, похищенных у
ослабевших греков в Византии, Магомет II превращал в своих ужасных
янычар. Несчастный египетский феллах, долгими веками отученный от
оружия, терпеливый и забитый, привыкший получать побои от всех
угнетателей, будучи перемешенным с турками и албанцами Мехметом
Али, превратился в исправного солдата. Французское дворянство все-
гда гордилось великой славой своих блестящих подвигов, но в конце
восемнадцатого века эта доблесть отнюдь не в должной мере оказалась
свойственной буржуазии той же страны. Войны периода республики и
империи показали, что природа щедро наделила доблестью всех жите-
лей Франции, что простонародье и буржуазия не только могут быть
храбрыми сондатами, но, то, что считалось привилегией дворян, уме-
лыми офицерами.
VIII.	В заключение, если придерживаться идеи тех, кто настаи-
вает на исключительной силе принципа наследственности политиче-
ского класса, можно прийти к следствию, подобному тому, что мы уже
вывели в предыдущей главе нашей работы: политическая история че-
ловечества должна быть много проще, чем она есть. Если действитель-
но политический класс принадлежит некоей отличной расе, если его
способности доминировать передаются главным образом посредством
естественного наследования, то становится непонятным, почему, од-
нажды сформировавшись, этот класс приходит в упадок и теряет
власть. Широко известно, что качества, свойственные расе, весьма
стойки и прочны, что в соответствии с теорией эволюции, привычки,
приобретенные отцами наследуются детьми и последующими поколе-
ниями они только оттачиваются и совершенствуются. Потомки господ-
ствующих должны были бы постоянно становиться все более способ-
ными к господству, а другие классы должны были бы постепенно убе-
ждаться в уменьшении шансов сравниться с ними или их заменить.
Однако самого простого эксперимента достаточно для того, чтобы
убедиться, что все обстоит далеко не так.
Мы видим, что как только смещаются политические силы, ощу-
щается необходимость в том, чтобы новые подходы утвердились в
управлении государством, а старые потеряли свою важность или поя-
вились изменения в их очередности и расположении, тогда меняется и
57
способ формировабния политического класса. Если в обществе появля-
ется новый источник дохода, если выросла практическая ценность зна-
ния, если старую религию сменяет новая, нарождающаяся, если рас-
пространяется новая система идей, то одновременно с этим происходят
и ощутимые сдвиги в правящем классе. Более того, можно утверждать,
что вся история цивилизованного человечества воплощается в борьбе
двух тенденций. Одна из них проявляется в деятельности доминирую-
щих элементов, стремящихся прочно монополизировать политические
силы и передать наследственным путем все, находящееся в их владе-
нии, своим детям. Другая тенденция, которая также существует, на-
правлена на смещение старых сил и утверждение сил новых. Она нахо-
дит свое выражение в непрекращающемся процессе эндосмоса и эк-
зосмоса между высшим классом и некоторыми фракциями классов
низших. Политические классы неизменно приходят в упадок всякий
раз, когда уже не в состоянии проявлять те качества, благодаря кото-
рым они пришли к власти или когда больше не могут оказывать те со-
циальные услуги, на которые были раньше способны, или когда их ка-
чества и услуги потеряли всякое значение для той социальной среды, в
которой они живут. Так рухнула римская аристократия, когда переста-
ла выдвигать исключительно из своей среды высших армейских офи-
церов, администраторов республиканского уровня, губернаторов про-
винций. Упадку Венеции способствовало и то, что ее патриции пере-
стали быть капитанами галер и большую часть своей жизни уж не по-
свящали мореходству, торговле и военным сражениям.
В неорганической природе находим пример воздуха, в котором
существует стремление к неподвижности, производимая силой инер-
ции. Эта тенденция обычно побеждается другой тенденцией к его пе-
ремешиванию, в силу неравномерного распределения тепла. Две тен-
денции присутствуют по очереди и в различных частях нашей планеты,
производя либо спокойную погоду, либо ветер или бурю. Существен-
ной аналогии между этим примером и социальными феноменами, ко-
нечно, нет, она удобна лишь как формальное сравнение. Отметим, что
в человеческих обществах то превалирует тенденция к закрытости, не-
подвижности, так сказать, кристаллизации, политического класса, то
она имеет своим следствием более или менее быстрое его обновление.
Общества Востока, которые мы полагаем неподвижными, в дей-
ствительность таковыми были не всегда, поскольку в противном слу-
чае, как уже отмечалось, они не могли бы достичь такого прогресса,
неопровержимые следы которого они оставили. Куда более точным
является утверждение, что мы рассматриваем эти народы в период
58
кристаллизации их сил и политических классов. То же самое происхо-
дит и в тех обществах, которые по привычке называют себя состарив-
шимися. Там религиозные верования, научная культура, способы про-
изводства и распределения общественного богатства не претерпели за
долгие века никаких радикальных изменений. Там не прерывался и не
нарушался обычный ход жизни под материальным и интеллектуаль-
ным влиянием иностранных элементов. В этих обществах политиче-
ские силы всегда одни и те же. Класс, контролирующий эти силы, не-
оспоримо держит власть, она увековечивается в определенных фами-
лиях и наклонность к неподвижности разливается по всем социальным
стратам.
Так, в Индии установился кастовый режим строго после того,
как был заглушен буддизм. Так, в древнем Египте греки встретили на-
следственные касты, хотя мы знаем, что в периоды расцвета и обнов-
ления египетской цивилизации, наследственность постов и социальных
условий не существовала. Но, пример наиболее известный и возможно
более важный, общества, стремящегося к кристаллизации мы обнару-
живаем в тот период римской истории, называемый Поздней Импери-
ей, в который после нескольких веков почти полной социальной не-
подвижности, мы отмечаем все более четкое разграничение двух клас-
сов: одни класс крупных собственников и важных чиновников, а дру-
гой - класс рабов, колонов и плебеев. И, что более примечательно, это
положение установилось больше по традиции, чем по закону, наслед-
ственность в должностях и социальных условиях стала широко прак-
тиковаться в это время.
Но может произойти и обратное, что и имеет место в истории
наций, когда торговля с иностранцами, необходимость эмиграции, от-
крытия, войны создают новую нищету и новое богатство, распростра-
няют знания доселе неизвестные, способствуют проникновению новых
моральных течений, интеллектуальных и религиозных направлений.
Может случиться так, что благодаря медленной и тщательной внутрен-
ней переработке или под влиянием внешних неожиданных воздейст-
вий, или по этим двум причинам вместе, рождается новая наука или
возникает возврат и переоценка уже достигнутых старых научных дан-
ных, опрометчиво преданных забвению, но новые идеи и новые веро-
вания потрясают интеллектуальные традиции, на которых основыва-
лось подчинение масс. Тогда политический класс может оказаться по-
бежденным и даже полностью разрушенным. Возможно и иностранное
вторжение в дополнение ко всем, упомянутым обстоятельствам, и по-
литического класса лишают власти новые социальные страты, новые
59
политические силы. И, естественно, затем наступает период обновле-
ния, или если кому-то хочется так определить, революция. В течение
этого времени индивидуальные энергии находят хороший выход, а
наиболее пассионарные личности, наиболее активные, изворотливые,
смелые вполне могут с нижних ступеней социальной лестницы от-
крыть себе дорогу на ступени значительно более высокие.
Это движение, однажды начавшись, не может полностью и вне-
запно остановиться. Современные примеры убеждают - партии, не
представлявшие никого, но оказавшиеся на заметных позициях, вызы-
вают новые амбиции, новую алчность, новые энергии и молекулярное
обновление политического класса активно поддерживается до тех пор,
пока длительный период социальной стабильности его не замедляет.
Однако, постепенно лихорадочная встряска уступает место спокойно-
му состоянию. Психологическое поведение человека остается неиз-
менным. Те, кто вошел в состав политического класса усвоили корпо-
ративный дух, чувство исключительности, научились искусству кон-
центрировать в себя и в свою пользу качества и свойства, необходимые
для прихода к власти и для ее удержания. В конце концов, со временем
формируется по преимуществу консервативная сила. Эта сила, сила
привычки, из-за которой многие смиряются и остаются в низах, наобо-
рот, членам некоторых семей или привилегированных классов позво-
ляет приобрести уверенность в том, что якобы они обладают абсолют-
ным правом находиться наверху, приказывать и распоряжаться.
Несомненно, филантропу придет желание исследовать вопрос о
том, в какой из периодов человечество окажется в более счастливом
положении и меньше будет испытывать всяческие лишения. Это этап
спокойствия и социальной кристаллизации, на котором каждый должен
почти фатально находиться на той ступени социальной иерархии, ко-
торая определена с момента рождения? Или же это совершенно проти-
воположный этап - время обновления и революции, позволяющее всем
надеяться на более высокие статусы, а кому-то их даже достичь? По-
добного рода исследование было бы затруднительным, поскольку
нужно учесть многие условия и обстоятельства, а, возможно, здесь ска-
зался бы индивидуальный вкус исследователя. Поэтому мы хотели бы
хорошенько предостеречь от такого подхода. Даже если бы мы могли
получить бесспорные и надежные результаты, они едва ли послужили
некоей практической пользе. Надо иметь в виду, что спонтанный вы-
бор индивидов, то, что философы и теологи называли свободным суж-
дением, имел и всегда будет иметь малое или ничтожное влияние на
ускорение конца или зарождение начала какого-либо одного из рас-
сматриваемых исторических периодов.
60
Глава третья. Предварительные замечания
I.	Политическая формула. - II. Социальный тип. - III. Соотношение соци-
ального типа и универсальных религий. - IV. Эффективность указанных
религий. - V. Политическая формула и универсальные религии. -
VI. Феодальное государство и государство бюрократическое. -
VII. Различия, существующие между этими двумя типами
политического устроения. - VIII. Замечание в отношении
причин упадка бюрократического государства.
I.	Как мы уже подчеркнули в предыдущей главе, во всех общест-
вах, достаточно многочисленных и только что пришедших к известной
стадии культуры неизменно происходит или по крайней мере до на-
стоящего времени происходило так, что политический класс оправды-
вал свою власть не исключительно одним лишь фактическим владени-
ем, но попыткой подвести под это владение некую моральную и ле-
гальную базу, представляя ее как закономерное следствие доктрин и
верований широко распространенных и принятых в обществе. Так, на-
пример, в обществе глубоко пронизанном христианским духом, поли-
тический класс управляет по воле суверена, который, в свою очередь
царствует потому, что является помазанником Божиим. Также и в ма-
гометанском обществе политическая власть осуществляется непосред-
ственно во имя калифа или викария Пророка, или во имя того, кто по-
лучил от него инвеституру официально или по умолчанию. Китайские
мандарины управляли государством, потому, что предполагалось, что
они истолковывают волю Сына Неба, получившего от Неба мандат на
отеческое правление, в соответствии с правилами конфуцианской мо-
рали, народом ста семей. Сложная иерархия гражданских и военных
чиновников в Римской империи основывалась на воле императора, ко-
торый по крайней мере до Диоклетиана, получал предположительно
законно полномочия от Сената, как представителя римского народа, на
управление публичными делами. Власть всех законодателей, магистра-
тов и служащих в Соединенных Штатах Америки проистекает непо-
средственно или косвенно из голосования электората, предположи-
тельно выражающего суверенную волю народа.
Вот это юридическое и моральное основание, на котором в лю-
бом обществе покоится власть политического класса, есть то, что мы в
другой своей работа уже назвали и здесь будем называть, политиче-
ской формулой. Философы права ей дали в общем плане наименование
первоисточника суверенитета. Политическая формула едва ли будет
одной и той же в различных обществах и, наоборот, две или несколько
политических формул могут иметь очевидные точки соприкосновения
61
или некое фундаментальное подобие. Но это возможно только, когда
их исповедуют народы одного и того же типа цивилизации или, ис-
пользуя выражение, которое мы объясним чуть позже, принадлежит к
одному и тому же социальному типу. Различные политические форму-
лы, в зависимости от неодинаковой степени цивилизованности людей,
которые их разделяют, могут быть основаны или на сверхъестествен-
ной вере или на идеях, если и не позитивных, то на фактической реаль-
ности, по крайней мере представляющейся рациональной. Мы не гово-
рим о том, что как в первом, так и во втором случае, они отвечают на-
учной истине. Мы признаем, что никто никогда не видел подлинный
акт наделения Творцом некоторых привилегированных личностей или
семей от его имени руководить народами. Хотя внимательный наблю-
датель вполне может легко констатировать, что народные выборы, ка-
ким бы широким не было голосование, обычно не является выражени-
ем воли большинства.
Это не означает, что различные политические формулы не что
иное как вульгарное шарлатанство, непридуманное специально, чтобы
безо всяких к тому оснований заручиться подчинением масс и что
крупно ошибется тот, кто в них поверит. Истина же состоит в том, что
они соответствуют подлинным потребностям социальной природы че-
ловека. Эти, ощущаемые столь универсально, потребности управлять и
быть управляемыми не только посредством материальных и интеллек-
туальных сил, но также и моральных принципов, имеют несомненно
свою практическую сторону и реальную важность.
Спенсер писал, что божественное право короля было великим
предрассудком прошлых веков, а божественное право представитель-
ных собраний, избранных народным голосованием есть великий пред-
рассудок настоящего столетия. Тезис нельзя назвать ошибочным, но,
конечно, он не может претендовать на освещение всех сторон пробле-
мы. Нам представляется необходимым учитывать, может ли общество
быть управляемым без этих великих предрассудков, является ли эта
всеобщая иллюзия социальной силой, способной сцементировать един-
ство и политическую организацию народа и всех цивилизаций.
II.	Человечество делится на социальные группы, каждая из кото-
рых отличается от других верованиями, чувствами, традициями и ин-
тересами, свойственными ей. Индивиды, входящие в данные группы,
объединены между собой сознанием общего братства и отделены от
представителей других групп пристрастностью и настроениями более
или менее выраженными неприятия и отторжения. Как мы уже подчер-
кивали, политическая формула должна быть основана на особых веро-
62
ваниях, на наиболее сильных чувствах той социальной группы, в кото-
рой она существует или по крайней мере той фракции, которая облада-
ет политическим превосходством.
Феномен существования социальных групп, каждая из которых
имеет свои собственные характерные особенности и часто предпола-
гаемым абсолютным превосходством над другими, признается и изуча-
ется многими писателями и, знаменательно, теми из них, кто сейчас
рассматривает принцип национальности. Недавно Гумплович хорошо
подчеркнул важность этого принципа в политической науке или со-
циологии, который должен еще сказаться. Можно согласиться с терми-
ном, использованным автором для его определения, который он назвал
сингенизм, если это слово, соответствующее фундаментальным воз-
зрениям писателя, не делает упора на почти абсолютном превосходстве
этнического элемента или на объединении крови и расы в формирова-
нии любой социальной группы. Мы полагаем, что в некоторых прими-
тивных цивилизациях не столько общность крови, сколько сущест-
вующие воззрения, общая вера предков, часто появившиеся после того,
как этот социальный тип сформировался, смогут способствовать упро-
чению единства. Более того, мы полагаем, что современные антропо-
логические и филологические доктрины могут вызвать новое оживле-
ние антипатии между социальными группами и фракциями одной и той
же группы под простым предлогом различия рас. Потом, в действи-
тельности на становление группы или социального типа помимо более
или менее определенно установленной расовой близости, влияют мно-
гие другие элементы, которыми могут быть общность языка, религии,
интересов, частое общение, вызванное географическим положением.
Даже нет необходимости в том, чтобы все эти факторы были взаимо-
связаны. Общая история, жизнь, прожитая веками вместе с одними и
теми же или похожими событиями, вызывающая подобие моральных и
интеллектуальных привычек, страстей и воспоминаний, часто стано-
вится основным и главным элементом в становлении осознающего се-
бя социального типа.
Однажды состоявшись, такое становление, так, как мы его рас-
сматриваем в первой части данной работы, накладывает общую печать
на всех людей, это сообщество составляющих.Называется ли это вну-
шением, подражанием или просто воспитанием, неважно, но это тот
феномен, благодаря которому человек чувствует, верит, любит и нена-
видит так, как это делает общество, в котором он живет. Это тот фено-
мен, по которому мы суть христиане или евреи, магометане или будди-
сты, французы или итальянцы за исключением ничтожных исключе-
63
ний, по единственной причине, что таковыми были те, средн которых
мы родились и выросли.
III	. В первоначальный период истории любой цивилизованный
народ был неким оазисом посреди пустыни варварства, поэтому раз-
личные цивилизации имели весьма слабые возможности коммуника-
ции или их не существовало вообще. Таковы были условия в Древнем
Египте времен первых династий, то же самое характерно и дяя Китая
вплоть до самых недавних времен. Естественно, каждый социальный
тип отличался полной неповторимостью без какого-либо иностранного
влияния. Несмотря на то, что эта изоляция должна была бы дать мощ-
ный толчок каждому социальному типу к соединению в целостный по-
литический организм, мы видим однако, что до сих пор это движение
происходит рывками. Если воспользоваться уже приведенными приме-
рами, то отметим, что Китай эпохи Конфуция был разделен на множе-
ство феодальных государств, почти независимых друг от друга. В
Египте подчас мы видим различных местных царей в отдельных номах,
завоевавших полную независимость, в верхнем и нижнем Египте, слу-
чалось, складывались отдельные царства. Позднее в продвинутых ци-
вилизациях, сложных, таких как греческая, мы различаем по преиму-
ществу тенденцию противоположную той, о которой шла речь, то есть
тенденцию, побуждающую социальный тип разделяться на политиче-
ские организмы, почти всегда соперничающие между собой.
Действительно, гегемония, которую различные греческие госу-
дарства пытались установить над всеми эллинскими народами, была по
своей сути весьма далека от подлинного политического единства. Уси-
лия Афин, Спарты, беотийского Тебе, а потом Македонии, направлен-
ные на установление длительной и продуктивной гегемонии не имели
никогда полного успеха.
Подлинной характерной чертой многих народов древности и в
целом цивилизаций, которые мы называем примитивными по той при-
чине, что у них слабо ощущается влияние иностранных элементов, со-
стоит в простоте и единстве целостной системы идей и верований, на
которых основывалось существование народа и его политическая орга-
низация. Мы видим, что у данных народов политическая формула не
просто поддерживается религией, но полностью отождествляется с
ней. Бог был преимущественно национальным, он представлялся осо-
бым защитником территории и народа, опорой его политической орга-
низации. Народ существовал до тех пор, пока бог располагал силами,
достаточными для оказания ему помощи и, в свою очередь, бог оста-
вался живым пока здравствовал народ.
64
Евреи представляют собой пример, наиболее характерный того
народа, который организовался по предложенной модели, но не следу-
ет полагать, что в период процветания израильское и иудейское царст-
ва составляли исключение. Теми же обязанностями, что исполнял Яхве
в Иерусалиме, занимались Камос в Моабе, Мардук в Вавилоне, Ассур в
Нинивии, и Аммон в Тебе.
Как Бог Израился приказывал Сауиу, Давиду и Соломону сра-
жаться не на жизнь, а на смерть с аммонитами и филистимянами, так и
Аммон внушал египетским фараонам поражать варваров востока и за-
пада, так и Ассур побуждал правителей Нинивии к уничтожению ино-
странцев и предрекал им победу.
Однако, постепенно отношения между относительно цивилизо-
ванными народами становились более частыми. Происходит становле-
ние обширнейших империй и те не могут просто строиться на ассими-
ляции или полном уничтожении побежденных народов, но должны
удовлетвориться их простой зависимостью. Так, нередко победитель
шел на политический акт признания и поклонения богу побежденных.
Действительно, ассирийские цари, захватившие Вавилонию часто от-
давали почести Мардуку и, кажется, то же делал Кир. Александр Вели-
кий приносил жертвы Аммону и вообще всем божествам побежденных
народов, а римляне их всех поместили в свой пантеон. С этого момен-
та, когда появились длительные периоды мира и примирения нацио-
нального соперничества, следует стабилизация мощных политических
организмов и мы видим появление в мире относительно нового фено-
мена великих гуманистических и универсальных религий. Мировые
религии, не различая рас, языков, политических режимов стремятся
распространить влияние своих доктрин, не обращая внимания на раз-
личия, на всю территорию земли.
IV	. Буддизм, христианство и магометанство - три великие рели-
гии, тяготеющие к универсальному охвату, существуют в современном
мире. Всем трем свойственно понимание всего корпуса преимущест-
венно философских доктрин буддизма, догматического учения христи-
анства и магометанства. Каждая религия претендует на абсолютную
истину и предлагает себя в качестве надежного и безошибочного на-
ставника, что обеспечит всяческие блага в этой и будущей жизни. Об-
щая принадлежность к одной из этих религий составляет феноменаль-
ную связь народов, рассеянных и различающихся чрезвычайно и своей
расой, и языком; она предоставляет им общий и особый способ пони-
мания морали и жизни, а кроме того привычки и политические тради-
ции, хорошо знакомые им, способствующие становлению настоящего
65
социального типа, чьи характеристики часто настолько ярко выраже-
ны, настолько глубоки, что представляются почти неизгладимыми.
Можно даже сказать, что с появлением трех мировых религий стало
просматриваться четкое различие между типом социальным и типом
национальным, почти не имевшее место прежде. Действительно, одно
время имелась цивилизация египетская, халдейская, греческая, но не
цивилизация христианская или магометанская. Иными словами, не су-
ществовала совокупность народов, различающихся по языку и расе,
разделенных на многообразные политические организации, но единых
в своей вере, чувствах и общей культуре.
Магометанство по сравнению со всеми другими религиями, воз-
можно, оказало наиболее сильное влияние на своих верующих или
лучше сказать, на людей, родившихся в обществе, где эта религия ут-
вердилась. Христианство и древнееврейская религия были и до сих пор
являются наиболее пригодными моделями, позволяющими лепить, в
соответствии с определенными замыслом, сырую глину человеческого
духа. Наиболее мягким, но всегда очень продуктивным, оказывается
воздействие буддизма.
Следует отметить, что данные мировые религии со своими док-
тринами и строго организованной иерархией с одной стороны чудес-
ным образом служат делу братского сближения и уравнения верую-
щих, а с другой — выступают мощной изолирующей силой, разделяю-
щей население, придерживающегося различных вероисповеданий. Они
могут создать почти непреодолимую пропасть среди народов близких
по расе и языку, живущих в соседних странах или даже в одной мест-
ности. Религиозные различия делают почти невозможным объединение
населения, проживающего на балканском полуострове и на полуостро-
ве Индостан. Римляне показали поистине необычайную способность
ассимилировать подчиненные народы с учетом значительного проти-
водействия, проистекавшего от различной расы, языка, уровня культу-
ры. Но едва ли им удалось бы в равной степени преуспеть в этом, если
бы они натолкнулись на противодействие религии враждебной, нетер-
пимой и мощно организованной. Действительно, друическая религия у
галлов и в Британии, хотя и слабо организованная, оказывала извест-
ное сопротивление, иудеи, опустошенные и рассеянные, не были асси-
милированы. На севере Африки Риму удалось латинизировать и вклю-
чить в свою цивилизацию, по крайней мере до некоторой степени,
предков современных мавров, арабов, кабилов, но он оказался несо-
стоятельным перед лицом мусульманской религии, что сейчас про-
изошло с французами и итальянцами. Нумидийцы Йогурта и Такфари-
66
на не сумели обратиться с призывом к религиозным чувствам подобно
Абдель Кадеру в Алжире или Бу-Мазе в Оране. Как прекрасно отметил
Н.М. Карамзин православная вера не позволила Московии, находив-
шейся длительное время под монгольским игом, стать полностью ази-
атской. С другой стороны, хотя русские и показали себя мощными ас-
симиляторами в свою очередь и на просторах обширной России в
больших пропорциях перемешали финскую и монгольскую кровь с
кровью славянской, тем не менее, татарско-магометанское население
Казани, Астрахани и Крыма не было слито со всеми. Эти люди либо
эмигрировали, либо остались, образовав некий народ, подчиненный
власти царя, но вполне четко отличный, впрочем, от других его под-
данных. Аналогично в Китае, дети Небесной Империи смогли доста-
точно успешно подчинить обитателей южных провинций, отличавших-
ся своей расой и языком, но не Руи-Тзе — потомков тюркских племен,
тысячи лет населявших северо-западные районы самого Китая. Не-
смотря на то, что эти люди приняли язык и внешние проявления быта
самих китайцев, с которыми жили бок о бок вперемешку в одних и тех
же городах, тем не менее, им свойственна определенная моральная
изоляция магометанства, веры, усвоенной их отцами еще до перехода
ими через Великую Стену.
V.	С появлением мировых религий история человечества услож-
нилась новыми факторами. Мы уже видели, что еще до их появления,
социальный тип, несмотря на его стремление к единству, мог оказаться
разделенным на обособленные политические организмы. С учетом ука-
занных религий этот фактор стал более всеохватывающим и более не-
избежным, который смог породить то, что в Европе было определено
как борьба государства и церкви. Противостояние родилось главным
образом из того, что линия, направленная на единство социального
типа оставалась, но была осложнена весьма мощными силами. Затем
произошло то, что если с одной стороны политическая организация
постоянно стремилась оправдать свое существование положениями
господствующей религии, то с другой стороны сама религия пыталась
всегда утвердиться у политической власти, слиться с нею, сделать ее
инструментом достижения собственных целей и своего влияния.
В магометанских странах религия и политика оказались наибо-
лее тесно соединены. Глава исламского государства очень часто стано-
вился калифом одного из наиболее важных течений, на которые под-
разделяется ислам или же получал инвеституру, полномочия от кали-
фа. Верно и то, что за последние века эта инвеститура часто оказыва-
лась пустой формальностью, поскольку калиф, лишенный опоры на
67
светские силы, не мог противостоять более мощным оппонентам. Но
необходимо иметь в виду, что в период между упадком аббасидов в
Багдаде до момента появления обширной оттоманской империи уро-
вень мусульманской нетерпимости был значительно ниже сегодняшне-
го. Впоследствии, любая значительная революция или основание ново-
го государства в магометанских странах почти всегда сопровождалась
и оправдывалась новым религиозным расколом. Так произошло в
средние века, когда возникли новые империи альморавидов и альмоха-
дов. Тоже случилось и в девятнадцатом веке с выступлениями вахха-
битов и восстаниями, возглавлявшимися Махди в Хартуме и Ондурма-
ном в Марокко.
В Китае буддизм пребывал лояльно под защитой государства,
согласившегося его признавать и охранять ради низших классов насе-
ления, последователей этого культа. В Японии к буддизму относятся
терпимо, но сейчас правительство благосклонно настроено по отноше-
нию к старинной национальной религии синто. В Европе разнообраз-
ные христианские церкви существуют в очень непохожих условиях.
В России царь был главой ортодоксальной религии и авторитет
церкви практически совпадал с авторитетом государства, более того, в
глазах настоящего русского истинный подданный царя должен быть
ортодоксальным греком. Даже в протестантских странах господ-
ствующие традиции носят характер официальных в большей или
меньшей степени. Католицизм, после падения Римской империи, имел
и до сих пор имеет большую независимость. В средневековье он меч-
тал о подчинении светской власти во всех странах, входивших в орби-
ту католицизма и даже был момент, когда папа мог рассчитывать на
близкое осуществление широчайшего проекта объединения всего хри-
стианского мира, то есть всего социального типа, попадавшего прямо
или косвенно под его влияние. Сейчас же он действует в общем ком-
промиссами, оказывая поддержку светским властям и получая ее в от-
вет или же там и здесь в открытой борьбе с ними.
Политический организм, имеющий население, исповедующее
указанные мировые религии или разделенное на приверженцев тех или
иных течений одной из этих религий, должен иметь собственное юри-
дическое и моральное основание, на которое опирается его политиче-
ский класс. Он должен быть основан на национальных чувствах, дли-
тельной традиции автономии, на исторических воспоминаниях, на ве-
ковой преданности династии, короче, на чем-то своем особенном. На-
ряду с общим, общечеловеческим культом должен существовать, ска-
жем, некий национальный культ, более или менее совместимый и ско-
68
ординированный с первым. Обязанности, накладываемые обоими
культами часто должны выполняться совокупно одним и тем же чело-
веком. И в этой связи отметим, что далеко не всегда люди полностью
готовы принять принципы, которыми они вдохновляются в своем по-
ведении. Хотя на практике можно быть добрым католиком, оставаясь в
то же время хорошим немцем, итальянцем или французом и верно
сиужить протестантскому суверену или республике, провозгласившей
официальный антиклерикализм. Иногда можно быть и настоящим пат-
риотом и горячим социалистом, хотя социальная демократия, как като-
лицизм, в своей основе противоположна национальной обособленно-
сти. Но такое согласие возможно, когда страсти еще не кипят. Сила
логики убеждает в правоте англичан, когда в конце восемнадцатого
века они, полагая, что король есть глава англиканской церкви, а папе
должен подчиняться каждый настоящий католик, пришли к выводу,
что последний не может быть в то же время и настоящим англичани-
ном.
Когда существует более или менее скрытый антагонизм между
доктриной или религией, ориентированной на универсальное и всеоб-
щее и чувствами и традициями, поддерживающими партикуляризм
государства, просто необходимо, чтобы эти последние были по-
настоящему сильными, связанными с многообразными материальными
интересами и значительная часть руководящего класса была бы глубо-
ко пронизана ими сама и распространяла и поддерживала их в массах.
А когда эта часть политического класса еще и прочно организована,
она вполне может возглавить любые религиозные и доктринальные
течения, оказывающие влияние на общество, которым она руководит.
Но если эти чувства вялые, моральные и интеллектуальные силы не-
достаточны, их организация дефектна, а превалируют другие силы, то
государство становится игрушкой в политике религий и универсаль-
ных доктрин, например, католицизма или социальной демократии.
VI.	Прежде, чем продвигаться далее, полагаем полезным для бо-
лее ясного изложения последующего материала, сделать краткое заме-
чание относительно двух типов, на которые можно подразделить все
политические организмы. Эти два типа суть: феодальный и бюрокра-
тический.
Скажем сразу, что наша классификация не основана на теориях
существенных и неизменных. Потому, что мы не считаем, что здесь
действует некий психологический закон, специально для одного типа и
не свойственный другому. Более того, представляется, что оба типа
являются выражениями в разные моменты одной постоянной тенден-
69
ции, согласно которой политическая организация человеческого обще-
ства становится простой или более сложной в зависимости от того, как
любое общество постепенно увеличивает свой потенциал и совершен-
ствует свою цивилизацию. Второе из этих условий более необходимо и
имеет более общий характер, чем первое, поскольку, скажем откровен-
но, даже очень обширные государства могут быть организованы фео-
дальным образом. Действительно, бюрократическое государство не
становится таковым из-за того, что государство феодальное прогресси-
руя и развиваясь, делает свою организацию более сложной. Может
случиться и наоборот. Феодальное государство может возникнуть из
вполне бюрократизированного общества, которое из-за упадка цивили-
зации и, часто, разделенное на фрагменты, оказалось вынужденным
возвратиться к более простому и более примитивному политическому
порядку.
Исходя из этого, отметим, что под феодальным государством мы
понимаем такой тип политической организации, где все управленче-
ские функции — экономические, юридико-административные и воен-
ные осуществляются в совокупности одними и теми же людьми. В то-
же самое время государство составляется из небольших социальных
агрегатов, каждый из которых имеет все необходимые органы, вполне
достаточные для него. Средневековая Европа предоставляет нам наи-
более знакомый пример такого рода порядка, который мы поэтому и
назвали феодальным, но изучая историю других народов и читая рас-
сказы путешественников тех времен, мы можем легко прийти к выво-
ду, что этот тип весьма распространен. Правда, средневековый барон
был собственником земли, командиром воинов, судьей и администра-
тором своего феода, наслаждаясь в полной мере всеми видами власти.
Точно так же абиссинский рас осуществлял по-своему правосудие,
приказывал своим солдатам, собирал налоги или лишал крестьянина
всего того, что не было строго необходимо для поддержания его суще-
ствования. В некоторые периоды истории Древнего Египта хик или
местный губернатор наблюдал за рытьем каналов, руководил обработ-
кой земли, исправлял правосудие, принимал сборы, начальствовал у
военных. В Империи инков, в Перу кураса, староста своей деревни, в
соответствии со своим титулом управлял сельской коллективной соб-
ственностью, выполнял судебные функции и по требованию сына
Солнца возглавлял вооруженный отряд.
Сиучалось и так, что религиозные функции вершились одним и
тем же начальником, который руководил и другими сторонами обще-
ственной деятельности. Так происходило в европейском средневеко-
70
вье, когда аббаты и епископы были в то же время и феодалами. Можно
найти пример феодального порядка, когда, почти исключительный ис-
точник богатства слабо продвинутого общества, юридически не явля-
ется абсолютной собственностью управляющего класса. Поскольку
крестьяне не являются легально вассалами и рабами, а номинально
собственниками поля, которое они обрабатывают, то местный феодал и
его приближенные используют всю свою власть и вводят барщину,
налоги, оставляющие труженикам полей только то, что необходимо
для существования.
Ярко выраженный феодальный характер имеют и небольшие по-
литические организмы, в которых производство общественного богат-
ства основывается не на обработке земли, а на торговле и индустрии,
благодаря чему происходит слияние управленческих функций в поли-
тике и экономике у одних и тех же персон. Так, политические вожди
средневековых коммун одновременно были и руководителями ремес-
ленных и промышленных корпораций. Негоцианты Тира и Сидона, как
и их коллеги в Генуе и Венеции, в Бремене и Гамбурге заведовали бан-
ками и факториями, основанными в варварских странах, водили кораб-
ли, служившие порой для торговли, а то и для войны, стояли у власти в
своих городах. Так происходило в особенности, когда город жил от
морской торговли в осуществлении которой тот, кто управлял кораб-
лем торговым мог легко перейти к управлению в политике и военном
деле. А в другом месте, например, во Флоренции, где большую часть
дохода приносила индустрия и банки, руководящий класс быстро рас-
терял воинственные привычки и освободился от военного командова-
ния. Возможно отчасти благодаря этому торговая олигархия наслажда-
лась неспешной жизнью в достатке во Флоренции от времени изгнания
герцога афинского до Козимо Медичи.
VII.	В бюрократическом государстве совсем не обязательно со-
средоточение всех бюрократических функций у бюрократии. Она не
должна их все осуществлять. Более того, можно утверждать, что
вплоть до настоящего момента это происходит чрезвычайно редко. Мы
полагаем, что главная характерная черта этого типа социальной орга-
низации состоит в следующем факте: там, где такая организация суще-
ствует центральная власть изымает с помощью налогов значительную
долю общественного богатства и пускает ее на укрепление военной
организации прежде всего, а затем на выполнение более или менее
многочисленных гражданских функций. Поэтому общество тем больше
становится бюрократическим, чем больше растет количество чиновни-
ков, исполняющих публичные обязанности и живущих на жалование
от центрального правительства или местных властей.
71
В бюрократическом государстве специализация управленческих
функций гораздо выше, чем в государстве феодальном. Первое и самое
элементарное деление обязанностей то, что отделяет военный элемент
от направлений административных и судебных. Очевидно, что в бюро-
кратическом государстве дисциплина на всех уровнях административ-
ной и военной иерархии куда более обеспечена. Сравнение средневе-
кового графа, окруженного оруженосцами и вассалами, веками связан-
ными с его семьей и имеющими поддержку в виде продуктов с земель
синьора и современным префектом или генералом, одно единственное
телеграфное сообщение которого может одним махом сместить любую
власть и лишить жалованья любого чиновника, говорит само за себя В
феодальном же государстве требуется величайшая энергия, понимание
глубокого политического смысла от того или тех, кто стоит на самом
верху социальной лестницы, чтобы сохранять организованными, ком-
пактными, дисциплинированными, подчиняющимися единому приказу
различные социальные группы, которые склонны к распаду, автоно-
мии, и не случайно по истине, что очень часто со смертью авторитет-
ного вождя иссякает сила государства. Только мощное моральное
единство, принадлежность к грамотно устроенному социальному типу
может сохранить на длительное время политическое существование
феодально организованного народа; и, разумеется, потребуется хри-
стианство для обособления и сохранения автономии абиссинского на-
рода, окруженного со всех сторон язычниками и магометанами. Когда
же эта удерживающая сила действует вяло, когда феодальное государ-
ство контактирует с более прочно организованными народами, тогда
оно может быть очень легко поглощено другими. Оно погибнет в од-
ном из многих периодических кризисов, которым подвержена цен-
тральная власть в феодальном государстве. Наоборот, персональные
качества высшего руководителя в бюрократическом государстве влия-
ют относительно слабо на продолжительность его существования и
общество бюрократически организованное может сохранить свою ав-
тономию в случае отказа от прежней политической формулы или же
принять новую формулу в случае изменения, даже существенного, сво-
его социального типа.
VII	I. Бюрократическая организация не должна быть обязательно
акцентированной, в том смысле, который обычно придается этому вы-
ражению. Часто бюрократизация может сочетаться с широкой област-
ной автономией, как происходило, например, в Китае, где восемна-
дцать собственно китайских провинций имели широчайшую автоно-
мию таким образом, что из столицы любой из них решались почти все
местные дела.
72
Государства европейской цивилизации, даже наиболее децентра-
лизованные, все в большей или меньшей степени бюрократизованы.
Как мы уже высказывались, главная особенность бюрократического
организма такова: военные функции в нем и достаточно большое число
гражданских функций выполняются служащими на зарплате. Всем им
жалованье выплачивает центральное правительство или частично ме-
стные власти, находящиеся под известным контролем центра. Это де-
таль, не имеющая большой важности, которую ей часто приписывают.
В истории хватает примеров очень небольших политических ор-
ганизмов, которые, имея бюрократическую организацию, намеченную
еще лишь вчерне или не до конца устроенную на деле, показывали чу-
деса энергии во всех сферах человеческой деятельности. Эллинистиче-
ские города и итальянские средневековые коммуны являются общеиз-
вестными примерами. Когда же речь идет об обширных человеческих
организмах, растянувшихся на огромных территориях и включающих
многие миллионы жителей, думается, что только бюрократической
организации под силу объединить единым порывом эти огромные ре-
сурсы экономической, моральной, интеллектуальной энергии, с помо-
щью которой управляющий класс сможет глубоко изменить внутрен-
ние условия жизни общества и сделать более эффективными и мощ-
ными его выступления за пределами своих границ. Именно бюрократи-
зированный Египет в счастливые времена XVII и XVIII династий со
своей цивилизацией фараонов переживал один из своих блестящих
подъемов, а батальоны египтян с берегов Голубого Нила расширили
свои завоевания вплоть до подножий Кавказа. Сильнейшим образом
бюрократизирована была и Римская Империя, прочнейший социаль-
ный организм, который смог распространить греческую цивилизацию,
культуру и язык Италии на огромную часть мира, совершив дело ко-
лоссальной важности по ассимиляции многих народов. Бюрократиче-
ской была и Россия, которая несмотря на многие серьезные внутренние
изъяны, имела достаточно жизненных сил для своего продвижения на
огромные территории Азии.
Эти и многие другие примеры, которые легко найти, однозначно
указывают на одно весьма немаловажное обстоятельство. О нем мы
уже упоминали: мы не найдем в истории ни одного большого общест-
ва, в котором все направления человеческой деятельности были бы
полностью бюрократизированы. И это, вероятно, один из множества
примеров огромной сложности общественных законов, который убеж-
дает в том, что один тип политического порядка, приведший к хоро-
шим результатам, доведенный до некоей всеобъемлющей систематиза-
ции и распространения, где-то может оказаться неосуществимым и
73
вредоносным. Мы часто видим бюрократизированное правосудие, бю-
рократизированную администрацию. Таким великим бюрократизато-
ром был Наполеон, доведший до точки даже бюрократизацию образо-
вания и священническую католическую иерархию. Мы часто видим
созданные бюрократией шоссе, каналы, железные дороги, иницииро-
ванные ею публичные работы, способствующие производству общест-
венного богатства, но само производство мы не увидим никогда до
конца бюрократизированным. Представляется, что управление этой
чрезвычайно важной областью социальной деятельности слабо подда-
ется бюрократическому регулированию, как и некоторые другие на-
правления. Для класса, который и занимается производством, индиви-
дуальный заработок куда более действенный стимул, чем правительст-
венное жалованье.
Скажем более, имеются достаточно весомые признаки того, что
бюрократизация, распространенная на всё производство и распределе-
ние богатства может оказаться гибельной. Бюрократический режим, в
рамках которого происходит вся экономическая деятельность, и само
производство и отдельный трудящийся защищены от произвольной
конфискации со стороны сильных и могущественных. Производство
строго пресекает частную войну, предоставляет гарантированную
безопасность человеческой жизни и сохранность собственности. Точно
установленная квотированная часть, которую производитель платит на
цели социальной организации, позволяет ему спокойно распоряжаться
остальной продукцией. Таким образом, происходит накопление пуб-
личного и частного богатства, неизвестное варварским странам и более
примитивно организованным. Но может произойти, и происходит так,
что объем богатства, которое тратится на классы, выполняющие со-
всем не экономические функции, становится чрезмерным. Такое поло-
жение может складываться или из-за растущих претензий военного
класса и других бюрократов, или по причине войн и долгов, являю-
щихся их следствием. В этом случае налог, изымаемый из классов,
производителей богатства может возрасти до такого уровня, что значи-
тельно уменьшит конкретную рентабельность производства. Это отра-
зится неизбежно на производстве самой продукции. С уменьшением
богатства, тем же темпом будет расти эмиграция и сокращаться рож-
даемость и, в конце концов, произойдет истощение всего социального
организма. Именно такие, отмеченные нами, феномены ведут к упадку
бюрократических государств. Мы их отмечали в эпоху, непосредст-
венно следующую за мощным бюрократическим подъемом в древнем
Египте, а еще более ощутимо проявившимся во время падения Рим-
ской Империи.
74
Глава четвертая.
Соотношение политического класса
и социального типа
I.	Стремление организмов распространять свой собственный социальный
тип. - II. Сосуществование различных социальных типов в одном полити-
ческом организме. - III. Единство и различия социального типа в разнооб-
разных классах одного и того же народа. - IV. Соотношение между
различными обычаями и разнообразием политических типов. -
V. Психология простонародья. - VI. Последствия различий
социального типа плебса и руководящего класса.
I.	Мы уже знаем из предыдущей главы, что любой социальный
тип имеет тенденцию к объединению. А сейчас мы рассмотрим, как
любой политический организм, расширяясь, почти всегда стремится и
часто достигает усиления своего социального типа.
Это стремление, которое обнаруживается в самой отдаленной
древности, имело свое выражение в варварских, насильственных, но
эффективных военных захватах. У ассирийцев, например, было в моде
переселять завоеванное население. Последнее, лишенное силы родной
почвы, оказывалось рассеянным средн ассирийцев, людей другого духа
и национальности, с которыми вынуждено в конце концов соединяться.
В свою очередь в ряде случаев ассирийские колонии устраивались на
покоренных территориях. Аналогичным образом перуанские инки
имели обыкновение депортировать в массовом порядке завоеванные
дикие племена, чтобы было легче их одомашнить, привить им перуан-
скую культуру и слить другими подданными Сына Солнца. В средние
века Карл Великий, уничтожив большую часть саксонцев, расселил на
их территории многочисленные колонии франков. Несколько веков
спустя тевтонские рыцари, используя те же методы продвигали немец-
кий язык и христианскую религию от берегов Эльбы до устья Вислы и
Немана, ликвидировали местное население и устраивали на этих мес-
тах большие немецкие колонии.
В ряде случаев римляне использовали подобную тактику, но не
чрезмерно. Например, они никогда не прибегали к таким способам
применительно к весьма цивилизованным народам Востока, а также в
Галлии, в Испании, в Британии. В других районах Империя подчиняла
варваров в основном с помощью распространения языка и римского
права, литературы, греко-римской науки, убеждая таким образом в
преимуществах управления, основанном на вызывающей восхищение
организации и на принципах превосходящей культуры.
75
Вообще, религиозная пропаганда и основательнее продвинутая
культура — наиболее результативные способы ассимилирования завое-
ванного населения. Именно так, Мексика, Перу и другие южноамери-
канские страны всего лишь за несколько веков восприняли испанскую
и португальскую цивилизацию, хотя в своем большинстве были далеки
от иберийского происхождения.
II.	Однако, часто иной социальный тип выживает, по крайней
мере в течение нескольких веков, несмотря на все давление и господ-
ство завоевателей. В древнеперсидской империи персы-мидийцы, ог-
непоклонники составляли господствующий слой, их властитель, «царь
царей», господствовал над всеми правителями отдельных частей гро-
мадного государства. Но покоренное население, поддержанное сатра-
пами, древними туземными династиями, сохраняли неизменными свои
верования, обычаи, не меняли свой социальный тип на мидийский,
персидский. Более того, для некоторых народностей, расположенных к
тому же в центре империи, но защищенных труднопроходимой мест-
ностью и собственными воинственными традициями, подчинение ско-
рее было видимостью, чем реальностью. Таким образом, двор в Сузе
мог управлять огромной империей почти в течение двух веков с конца
царствования Дария I до вторжения Александра Великого и за исклю-
чением Египта в стране не отмечалось серьезных восстаний. И заме-
тим, значительно более сильные империи разрушались от первого
толчка из-за того, что подчиненные народы не проявляли никакой ре-
альной солидарности с главенствующим народом, их силы не были
соединены и сцементированы прочной административной и военной
организацией.
В других государствах можно найти социальные типы смешан-
ного вида. В Турции, например, до недавнего времени и сейчас в од-
ном и том же городе есть кварталы, где живут турки, греки, армяне,
евреи, а в сельской местности деревни турок османов граничат с посе-
лениями греков и болгар. В Индии совместно проживают брамины,
магометане, европейцы и люди, говорящие на фарси. Кажется, что
Восток вообще специализируется на том, чтобы быть музеем, в кото-
ром собраны фрагменты и остатки социальных типов, в других местах
ассимилированных и пропавших. Когда в каком-то государстве при-
сутствует такое смешение социальных типов политический класс дол-
жен почти исключительно состоять из господствующего типа и когда
это правило не соблюдается из-за малой численности или отсутствия
надлежащей моральной и интеллектуальной энергии, страна выглядит
больной, чреватой серьезными политическими возмущениями.
76
Британские колонизаторы в Индии в цивилизационном отноше-
нии пока превосходят местных, но их мало и они дают возможность
индусам помогать им в управлении, правосудии, армейской службе.
Если этот сектор публичных функций станет настолько важным, что
поставит под вопрос деятельность европейцев, то сомнительно, что
господство последних продлится долго.
Когда в государстве присутствуют в перемешанном виде раз-
личные социальные типы, неизбежно происходит так, что даже в под-
чиненных из них возникает класс, если не господствующий, то руково-
дящий. Кое-когда случается, что этот класс становится первым и по-
зволяет себе перенимать что-то от господствующего типа. Галльская
аристократия очень быстро романтизировалась. Через несколько поко-
лений она уже овладела классической и юридической культурой лати-
нян, выхлопотала римское гражданство, которое ей было без труда
предоставлено. Точно так же боснийские беги, чтобы не опуститься в
категорию угнетаемых райа и не лишиться своих владений после сра-
жения на Косовом Поле в 1389 г., приняли ислам. Но и в первом и во
втором случае, речь идет об аристократии невысокого уровня культу-
ры, которая не была наследницей памяти предков, их славной истории.
Чаще на деле традиции великого прошлого, сознание собственного
превосходства, отвращение к противоположному социальному типу
пересиливают индивидуальный интерес и тогда высшие классы народа
побежденного становятся наиболее неассимитируемым элементом.
Так, знатные греческие семьи в Константинополе почти никогда не
меняли свою веру на ислам. Современные копты, которые и сейчас
работают переписчиками и чиновниками, кажутся потомками старин-
нейшего класса писцов из Древнего Египта. Они продолжают оста-
ваться христианами, в то время как масса крестьян или феллахов вот
уже как несколько веков стали магометанами. Думается, что от пер-
сидской аристократии происходят современные гебры, до сих пор пре-
бывающие огнепоклонниками. Наиболее высокие касты в Индии
меньше всего переходят в ислам.
III	. А сейчас обратимся к общественному феномену менее оче-
видному, но, возможно, более существенному. Факт сосуществования
в одном политическом организме более, чем одного социального типа
можно обнаружить более или менее очевидным образом, даже в стра-
нах, представляющих собой на первый взгляд основательное социаль-
ное целое. Это происходит каждый раз, когда политическая формула,
на которой основывается руководящий класс данного общества, не
воспринята более низкими классами или же когда вся совокупность
77
верований, моральных и философских принципов, составляющих дан-
ную формулу, еще недостаточно проникла в более многочисленные и
менее высокие страты общества. То же самое происходит, когда при-
сутствует значительное различие традиций, культуры и обычаев, меж-
ду классом руководящим и руководимым.
Мы объясним это с помощью примеров. В Риме и античной Гре-
ции раб был полностью выведен из города, понимаемого как политиче-
ская и моральная целостность. Он не участвовал в национальном обра-
зовании, он не был заинтересован ни материально, ни морально в бла-
госостоянии государства. Индийский парий, стоявший вне какой-либо
касты, не имевший даже общих богов со своими угнетателями, изоли-
рованный полностью от остального населения, представлял собой
класс индивидов, морально отстраненных от того социального типа, в
котором он живет. Наоборот, евреи и другие народы древнего Востока,
как и чернорабочий и раб, рассматривались, будучи, так сказать, одна-
жды национализированы, как люди, осознающие идеи того общества, в
котором они живут. Внимательное воспитание чувств, идей и обычаев
низших классов, благодаря возможностям воцерковления, составляет
величайшую заслугу христианства и ислама, которым уподобляются с
большей или меньшей эффективностью современные европейские на-
ции.
Вообще, наиболее древние политические формулы, как совокуп-
ности верований и чувств, существуют на протяжении веков. Именно
им удается проникать в наиболее низкие страты человеческого обще-
ства. По другому происходит тогда, когда быстрое движение идей при-
водит в возбуждение более высокие классы или наиболее активные
интеллектуальные центры, находящиеся большей частью в крупных
городах. Более низкие классы и территории более отдаленные в этом
случае очень просто оказываются где-то в стороне и другие социаль-
ные типы начинают формироваться в данном случае в этом самом об-
ществе.
Большее или меньшее моральное единение всех общественных
классов объясняет силу или слабость политических организмов, кото-
рую они проявляют в определенные моменты истории. Известно, на-
пример, когда турецкая правительственная машина страдала от про-
дажности, нерадивости и полной неспособности, то всё — флот, армия,
финансы было охвачено недугом при правительстве Блистательной
Порты. Но в определенных обстоятельствах, когда полумесяцу угро-
жала опасность, турецкий народ показал такие примеры мощной энер-
гии, которые немыслимы и для некоторых куда более мощных в воен-
78
ном отношении европейских государств. Нищий низам, босой и обор-
ванный бесстрашно шел сражаться и погибать в окопах, редиф, по
приказу султана, покидавший свою лачугу, призванные на службу вер-
но понимали политическую формулу и были готовы отдать за нее жиз-
ни. Турецкие крестьяне в Анатолии, отличавшиеся и, возможно, отли-
чающиеся сейчас, глубокой и сильной верой в ислам, в Пророка, по-
ступали именно так. Вера, потребовавшая от них смертельной жертвы,
полностью совпадала с их умственной жизнью.
Несмотря на обычную посредственность собственных высших
офицеров /впрочем, в примечании автор несколько смягчает свою
оценку русских военачальников — Т.Е./, русский соядат оказался самым
упорным противником Наполеона. В знаменитой кампании в России
поражение вторгнувшейся армии больше, чем от холодов, возможно,
больше, чем от голода и дезертирства, было предопределено окружав-
шей и преследовавшей ее ненавистью, начиная от Витебска и на всем
протяжении русских земель. Эта ненависть воспламенила зловещую
энергию уничтожать провиант в пределах досягаемости вражеской ар-
мии, сжигать все города и деревни на пути его следования от Смолен-
ска до Москвы. Эта ненависть дала смелость генерал-губернатору Ф.В.
Ростопчину дать приказ о поджоге самой Москвы. И все потому, что
тогда русский мужик, Бог, царь, Святая Русь — все слились в нерастор-
жимом единстве веры и чувств, которыми с момента рождения они
были пронизаны и с детства привыкли уважать.
То же самое моральное единство раскрывает нам секрет других
примеров счастливого и почти чудодейственного сопротивления. Там
же, где этого единства нет — обнаруживается позорная слабость. Ван-
дея была сильна тем, что дворяне, приходские священники и крестьяне
имели одну и ту же веру, одни и те же чувства и настроения. Исключи-
тельно сильной была Испания в 1808 г., потому что испанский гранд и
последний пастух в равной мере испытывали ненависть к вторгнув-
шимся французам, захватчикам и атеистам. Испанцы были верны сво-
ему суверену и испытывали гордость от сознания того, что являлись
нацией смелой и независимой. И это единство чувств, несмотря на не-
умелость командиров и безграмотность регулярной армии, проливает
свет на чудеса, происходившие при обороне Сарагосы и Таррагоны и
окончательную победу, увенчавшую войну за независимость.
И наоборот, та же самая Испания показала чрезвычайную сла-
бость во время легитимистского вторжения французов в 1822 г., по-
скольку только часть высших классов понимала и ценила принцип
конституционной монархии, за который боролась. Этот лозунг был
79
непонятен остальной части высших классов и для массы народа. Сла-
босильным показал себя и Неаполь в 1798 и 1799 гт., несмотря на ин-
дивидуальные и коллективные образцы отчаянного мужества. В то
время как масса народа и большая часть высших классов, настроенные
в пользу законной монархии и католической веры, выступали резко
против французских якобинцев, незначительное меньшинство приви-
легированного слоя, ничтожное численно, но сильное продуманными,
активными и дерзкими действиями, полностью проигнорировало на-
строения своих соотечественников и примкнуло к французам. Из-за
этого предательства, а, может быть больше из-за постоянного подозре-
ния в предательстве, было дезорганизовано любое сопротивление: де-
морализована регулярная армия, не столь уж боеспособная сама по се-
бе. Менее решительными стали спонтанные выступления народа, кото-
рые без интеллигенции настоящей и мнимой, соединившейся с захват-
чиками, могли бы, возможно, привести к победе.
IV	. До этого мы почти исключительно делали акцент на разли-
чии религиозных верований и политических убеждений тех или иных
общественных слоев, а сейчас попытаемся выяснить насколько важны
отличия степени интеллектуальной культуры и разнообразие языка,
традиций и обычаев.
Мы привыкли допускать наличие некоей дистанции между клас-
сом, получившим более или менее глубокое литературное или научное
образование и классом, его не получившим вообще или получившим
частично. Это различие между гражданским сословием, имеющим
привычки и манеры благородного общества и многочисленной катего-
рией лиц этого лишенных. Мы можем вполне резонно полагать, что
данное отличие, настолько же глубокое, насколько и ярко выраженное,
существует во всех человеческих обществах и всегда существовало в
наших странах. Однако на магометанском Востоке указанное различие
проявляется не так отчетливо как у нас. В России, разительное отли-
чие, существовавшее до недавнего времени между теми, кого называли
интеллигенцией и мужиками, торговцами с длинными бородами, не
могло иметь место в эпоху Петра Великого, когда не существовало еще
университета, а бояре были почти такими же грубыми и невежествен-
ными, как и крестьяне. Также и в Западной Европе всего лишь два сто-
летия тому назад отличие интеллектуальной культуры от публичных и
частных традиций различных общественных классов было значительно
менее выражено, чем сейчас. Это отличие ощутимо проявилось лишь в
восемнадцатом и девятнадцатом веках. И, как ни странно на первый
взгляд, тем не менее совершенно точно, что это изменение нравов, от-
80
меченное многими писателями в разных странах, совпадает с зарожде-
нием и укреплением того течения идей и представлений, которое в об-
щем плане понимается под названием демократия, подчеркивая все
более вопиющее противоречие между имеющими хождение сейчас
теориями и их практическим воплощением.
В бюрократических обществах различие в уровнях образования
среди общественных классов может стать более рельефным, в то время
как в обществах феодального типа отдельные личности из руководяще-
го класса были рассеяны обыкновенно среди своих последователей,
жили в постоянном общении с ними и должны были быть, в некотором
смысле, их естественными вождями. Кому-то может показаться стран-
ным, что во времена средневековья, когда барон находился в среде
своих вассалов и обращался с ними весьма сурово, последние не поль-
зовались своим численным превосходством дяя собственного освобо-
ждения. Но это было не так просто, поскольку группа людей более
энергичных и лучше владеющих оружием, чем их подчиненные, всегда
была связана более или менее тесно с судьбой их синьора. Но, незави-
симо от этого соображения, необходимо иметь в виду другое, имеющее
весьма важное значение. Барон прекрасно знал лично каждого из своих
вассалов, у него имелся точно такой же образ мыслей, у него возникали
те же чувства и предрассудки, поддерживались те же традиции и ис-
пользовался тот же язык. Для них он выступал хозяином, иногда суро-
вым и деспотичным, но это был человек, которого они прекрасно по-
нимали, в чьих разговорах они могли принять участие, за столом кото-
рого, пусть и не на самых почетных местах, они присутствовали, а ино-
гда и совместно пьянствовали. Нужно хотя бы некоторое знание пси-
хологии простонародных классов для отчетливого понимания того,
насколько много эта очевидная фамильярность, коренящаяся в одина-
ковом образовании, воспитании или, если хотите, одинаковая грубость
и неотесанность манер, могли вынести и простить.
Фактически, первые крестьянские восстания вспыхивали не то-
гда, когда феодальный гнет оказался наиболее тягостным, а когда дво-
ряне научились ограничиваться своим кругом, научились галантностью
обхождения обуздывать грубые манеры, царившие в изолированных
замках. В этом отношении важно наблюдение Адами Мицкевича. По
его мнению, польское дворянство пользовалось популярностью среди
крестьян до тех пор, пока жило среди них. Земледельцы позволяли
шляхтичам даже лишать их куска хлеба, чтобы те могли купить коня и
роскошное оружие или для охоты или для того, чтобы наскочить с саб-
лей на турка или русского. Но когда французское образование дошло
81
до польского дворянства, когда шляхтичи научились давать балы по
примеру Версаля и проводили время танцуя минуэты, тогда крестьяне
и нобили раскололись на два народа и первые едва ли ощутимо под-
держивали вторых в войне, которая развернулась в конце восемнадца-
того века против иностранного вторжения. Аналогичным образом
кельтская аристократия в Ирландии, старинное дворянство, имевшие
почетные приставки О' или Мак к своим фамилиям, по мнению исто-
рика Маколея и других авторов, пользовались большим уважением
среди крестьян, чьи труды обеспечивали главе клана роскошь непритя-
зательного, но изобильного стола, а дочери которых порой пополняли
его сельский гарем. Эти нобили рассматривались почти как члены се-
мьи, они были, как говорится, с холопами одной крови, и, понятно, од-
них традиций, одних идей. И наоборот, самую крую ненависть питали
они к английскому собственнику, заменившему, местных господ, хотя
может быть он был и более умеренным и справедливым в своих требо-
ваниях, но он был чужаком-иностранцем, что проявлялось и в языке, и
в религии, и в обычаях. Он жил далеко и даже, если мог обосноваться
поблизости, вел себя обособленно, не поддерживая никаких отноше-
ний с крестьянами, за исключением самого необходимого, что сущест-
вует между хозяином и слугами.
V.	Человечеству свойственны чувства, индивидуально, возмож-
но, и незаметные, трудно поддающиеся анализу и еще больше опреде-
лению, но собранные вместе, представляющие внушительную силу,
которая может послужить предпосылкой весьма важных социальных
явлений. Тот, кто полагает, что человек руководствуется исключитель-
но материальным интересом, делает огромное обобщение, не имеющее
особой практической ценности, позволяющее судить о чем-то лишь в
черновом варианте. Тот, кто считает, что интерес выражается матери-
ально деньгами и измеряется лирами, есть человек бессердечный и не-
достаточно глубокомысленный, чтобы понять других людей. В дейст-
вительности, интерес для каждого понимается на свой вкус и на собст-
венный манер. Для многих это удовлетворение чувства собственного
достоинства или самолюбия, для кого-то большого или малого тщесла-
вия, личных капризов или обид. И такого рода интерес ценится выше
чисто материального довольства. Все это необходимо особенно учиты-
вать, когда приступаешь к изучению отношений между богатыми и
бедными, доминирующими и подчиненными или, лучше, между раз-
личными общественными классами. В сущности, когда первоначаль-
ные потребности в достаточной мере удовлетворены, то главным об-
стоятельством, порождающим и поддерживающим трение между раз-
82
ними общественными классами является не материальное различие, а
принадлежность к двум неодинаковым социальным слоям. По крайней
мере для части низших классов, в особенности дяя бедняков, может
вызывать горечь и злобу существование высшего общества, из которо-
го они исключены, общества, вход в которое не запрещен законом, ни
привилегиями происхождения. Вступлению в это общество препятст-
вует только одно — тоненькая ниточка, которую, тем не менее, чрезвы-
чайно трудно перешагнуть, это различие культуры, манер, социальных
привычек.
С древних времен отмечалось, что в любом городе и любом го-
сударстве существуют два враждующих слоя населения, постоянно
стоящих на стороже, ожидая любого вредительства с другой стороны:
это богатые и бедные. Нам представляется, что сейчас подобное ут-
верждение, обобщенное и возведенное в абсолют, может приниматься
во внимание лишь со множеством исключений и ограничений. В целом
бедные следуют за богатыми или, лучше, классы руководимые следу-
ют за руководящими, однажды проникнутые одними и теми же мне-
ниями и верованиями, не слишком отличаясь в своем моральном и ин-
теллектуальном воспитании. Простонародье выступает помощником
высших классов в борьбе против иностранцев, когда враг принадлежит
к социальному типу настолько отличному, что вызывает отвращение в
равной мере как у богатых, так и у бедных. Так, в Испании 1808 г. и
Вандее крестьяне и дворяне сражались вместе и первые не считали
возможным воспользоваться беспорядками и анархией, чтобы ограбить
дома вторых. Довольно редко случалось, чтобы бедные классы христи-
анской страны оставались безразличными по отношению к магометан-
скому нашествию, а еще реже беднота магометанской страны не воева-
ла против вторжения христиан.
Социальная демократия в центральной и западной Европе отно-
сится нейтрально к концепции национальности и провозглашает союз
пролетариев всех стран против капиталистов всего мира. Эти теории
возможно и имели бы некоторую практическую применимость, если
бы речь шла о борьбе немцев с французами или итальянцев с англича-
нами, народами, принадлежащими приблизительно к одному и тому же
типу цивилизации. Но если речь пойдет об отражении серьезного
вторжения татар или китайцев, то, думается, что большинство проле-
тариев, даже тех, у кого воспитано сильнейшее чувство коллективизма
со всем миром, охотно пошли бы на сотрудничество с руководящими
классами.
83
Кто много путешествовал, тот убедился в значимости одного
факта: очень часто бедняки из иной страны, как, впрочем, и богатые из
различных местностей, тесно сближаются между собой в большей сте-
пени, чем богатые и бедные одного государства. Но это происходит
лишь при условии существенного подобия традиций двух народов. Ес-
ли же расстояния значительные, а идеи и традиции необычны и новы,
то богатый и бедный одной и той же страны и даже просто соседних
стран, чувствуют между собой куда больше общего, чем к иностранцу
того же класса. Из чего следует вывод, что рано или поздно дело под-
ходит к такой точке, когда различие социального типа, к которому
принадлежит иностранец, становится значительно большим, чем меж-
классовые различия в одной стране.
VI.	Психологическая и интеллектуальная изоляция простонаро-
дья, ощутимый разрыв в культуре, вере, образовании и воспитании
разных общественных классов могут породить социальные явления,
представляющие, разумеется, интерес ученого политолога, но чрезвы-
чайно опасные для того общества, где они имеют место.
И прежде всего, как следствие указанной изоляции, в среде пле-
беев необходимым образом формируется свой руководящий класс,
часто противостоящий тому, который держит в своих руках власть за-
конную. Если плебейский руководящий класс хорошо организован, он
может вызвать серьезные затруднения у класса, официально руково-
дящего обществом. Во многих католических странах, например, мо-
ральное влияние на крестьян до сих пор почти полностью находится в
руках духовенства. К приходскому священнику крестьяне питают
большее доверие, чем к правительскому чиновнику. В других странах,
где народ видел в этом чиновнике и его начальнике, если не врагов, то
уж совсем неких иностранцев, наиболее энергичные и решительные
люди из народа подчас образовывали обширные и прочные ассоциа-
ции, которые устанавливали свои налоги, осуществляли правосудие от
своего имени, выстраивали свою иерархию, выдвигали своих предво-
дителей, учреждали признаваемые всеми суды. Если все происходит
так, то образуется настоящее государство в государстве, теневое пра-
вительство более устрашающее, заставляющее неукоснительно пови-
новаться. И если это правительство не более любимо, то более понят-
но, чем правительство законное.
Там, где одна из фракций политического класса обратилась к но-
вой политической формуле или по другим причинам, решила сместить
законное правительство, она имеет обыкновение опираться на под-
держку низших классов, которые легко ей следуют, будучи настроен-
84
ними враждебно или нейтрально по отношению к существующему
порядку вещей. Столь часто заключаемый союз показывает, что плебс
становится необходимым инструментом почти во всех восстаниях и
революциях, а во главе этих народных движений встают люди из выс-
ших социальных слоев. Случаются и противоположные примеры. Та
часть политического класса, которая держит власть в руках и противо-
стоит инновационным течениям, сама опирается на низшие классы,
остающиеся верными старым идеям и прежнему социальному типу.
Так происходило в Испании в период с 1822 до 1830 гг., в Неаполитан-
ском королевстве в 1799 и отчасти в 1860 г. В этих случаях отмечается
наличие правительств плебейских, несуразных и неумелых, прави-
тельств, которые по мнению английского премьер-министра Гладстона
создаются с позиций «отрицания Бога».
Но наиболее опасным среди последствий расхождения социаль-
ного типа среди тех или иных общественных классов и взаимной их
изоляции, неизбежно их сопровождающей, является утрата энергии
руководящими классами, в которых обнаруживается нехватка характе-
ров смелых, боевитых и, наоборот, множество индивидов расслаблен-
ных и пассивных. Мы уже видели, что в государстве феодального типа
такое положение почти немыслимо. Там, где общество разделено на
едва ли независимые фрагменты, вожди каждой составляющей просто
вынуждены быть энергичными. Собственное превосходство они дове-
ряют в большей степени своим же собственным моральным и матери-
альным силам, которые имеют возможность постоянно демонстриро-
вать свой приоритет в борьбе с окружающими соседями. Но когда об-
щественная организация продвинута, тогда превосходство культуры,
богатства и, особенно, связь со структурой руководящего класса, ис-
пользующего все преимущества бюрократической машины, - все это в
известной мере восполняет нехватку индивидуальной энергии. Таким
образом, может случиться так, что значительная часть управляющего
класса, в особенности та, которая задает тон в обществе, определяя его
интеллектуальное направление, откажется от общения с людьми из
низших классов, от прямого контакта с ними. И это условие представ-
ляется важным, поскольку легкомыслие и особого рода культура, абст-
рактная и относительная, вытесняют собой чувство реальности и под-
линное, точное знание человеческого характера. Людские души теряют
мужественность и стойкость и уступают место сентиментальным и
преувеличенно гуманистическим теориям, подчеркивающим врожден-
ную доброту человеческого рода, в особенности не испорченного куль-
турой. Они отдают абсолютное предпочтение в искусстве управления
85
мягким подходам и средствам убеждения, нежели жестокости и напо-
ру. И можно было бы поверить, как пишет Тэн, в то, что общественная
жизнь за века умерилась и умиротворилась, подобно тому, как бурные
воды реки смиряются мощными плотинами, а последние становятся
ненужными и могут быть убраны, поскольку сама река вполне успо-
коилась.
В эти ошибки политический класс впадает тем чаще, чем он бо-
лее закрыт дяя низших классов, если и не юридически, но боле дейст-
венно, по факту. Жизненные потребности, ежедневная и острая борьба
за хлеб, нехватка книжной культуры постоянно держат в тонусе имен-
но эти классы, пробуждая в них активность к сопротивлению, укрепляя
неистребимую суровость человеческой природы. В любом случае, до-
бавляется или нет к изоляции интеллектуальной и моральной, этот са-
мый коэффициент изоляции так сказать, материальной, несомненно
одно: когда руководящий класс выродился, в том смысле, в котором
мы это рассматривали, он теряет способность заботиться о своих делах
и делах общества, имевшего несчастье быть им руководимым. Тогда
политический режим падает от первого же более или менее сильного
удара извне или изнутри. Кто правит, не умея противостоять даже не-
большому волнению, то события, которые сильный и предусмотри-
тельный политический класс мог бы встретить с минимальными поте-
рями для богатства, человеческой крови и морального смысла, будут
приобретать характер социального катаклизма.
86
Глава пятая. Юридическая защита
I. Различные мнения в отношении прогресса в моральном смысле. -
II. Эволюционная школа. - III. Доктрина Бокля. Дисциплина в моральном
смысле. - IV. Влияние религиозных верований на дисциплину в моральном
смысле. - V. Влияние политической организации. - VI. Политическое
упрощенчество в отношении юридической защиты. - VII. Смешанное
правление. Дополнение к теории разделения властей Монтескье. -
VIII. Влияние разделения авторитета церкви от светской власти. -
IX. Влияние распределения богатства. - X. Представительство и равновесие
всех политических сил. - XI. Единство типа политического класса.
I.	Было бы не так уж и трудно установить, что такое моральное
чувство, поскольку речь идет о категории, которую все представляют и
понимают, что исключает необходимость какой-то формулировки, его
определяющей и описывающей. В любом случае мы скажем, что под
ней в общем плане понимают такую совокупность чувств, с помощью
которой естественная склонность человеческих индивидов может ис-
толковать собственные способности и поступки, удовлетворить собст-
венные аппетиты и желания, управлять и наслаждаться, будучи сдер-
живаема естественным состраданием из-за причиненного ущерба и
раздражения, которое могли бы испытывать другие люди. Случается,
что данное чувство поднимается до такой точки, что моральное удов-
летворение от обеспеченного удовольствия или пользы другим переси-
ливает материальную выгоду самому себе.
Когда идут на ограничение удовлетворения собственного удо-
вольствия ради жертвенности другим, это определяется как проявление
чувств сердечности по отношению к близким людям, обыкновенно до-
рогим нам: говорят, что это выражение симпатии. Когда оно вызвано
только уважением, проявляющимся к другим людям, даже иностран-
цам, даже врагам, это происходит только потому, что люди сейчас пока
не утратили наиболее тонкое и не столь распространенное чувство
справедливости. Идеализация или преувеличение значения этих чувств
конкретизируются известной формулой: люби своего ближнего, как
самого себя, не делай другому того, что не хотел бы, чтобы делали те-
бе. Данная заповедь имеет скорее значение дяя достижения морального
совершенства, которого никогда не достичь, нежели предстает практи-
ческим советом, применимым к реальной жизни. В действительности,
за исключением случаев проявления любви к матери и отцу, любой
индивид отдает предпочтение лучшему устройству собственных дел, а
значит, что он любит себя по крайней мере хотя бы немного больше,
чем других и относится к ним по-другому, чем к самому себе.
87
Вопрос о прогрессе или стабильности морального чувства отно-
сится к числу наиболее дискуссионных. Известный английский писа-
тель прошлого века Бокль, отметив, что этические принципы, наиболее
чистые и возвышенные уже были известны и провозглашались в обще-
стве в самой глубокой древности, утверждает, что прогресс человече-
ского общества может быть исключительно интеллектуальным и науч-
ным, но не моральным. К существенно отличным заключениям от это-
го мнения приходит многочисленная современная школа эволюциони-
стов. По мнению представителей данного направления моральное чув-
ство может и должно прогрессировать на благо борьбы за существова-
ние, в рамках которой внутри любого общества выживают по преиму-
ществу индивиды, имеющие наиболее сильные альтруистические чув-
ства, наиболее полезные социуму в целом и даже в борьбе различных
обществ выигрывают те из них, в которых потенциал этих чувств в
среднем выше и сильнее. Кратко рассмотрим обе доктрины в той мере,
которой было бы достаточно, чтобы убедиться в том, что ни одна из
них не может служить неопровержимой основой для выведения науч-
ных заключений. Начнем с последней доктрины, как наиболее разрабо-
танной и распространенной в настоящее время.
II.	Сначала напомним, что уже в первой главе нашей работы мы
высказывали свое убеждение в том, что борьбу за существование меж-
ду индивидами в обществе, достигнувшем самого незначительного
уровня культуры, следует понимать как борьбу за превосходство. Нам
представляется настоящим парадоксом провозглашенный так называе-
мыми позитивистами принцип, согласно которому в лоне любой соци-
альной группы или в ее наиболее высоких слоях, у молодежи, или, на-
против, среди уходящего старого поколения, должны присутствовать
личности, обладающие наиболее высокой моралью и, поэтому, наибо-
лее расположенные к альтруизму. Все, что по данному поводу мы мо-
жем допустить, и охотно допускаем, это то, что индивид, совершенно
лишенный морального чувства и не умеющий замаскировать своих
намерений, обязательно преодолеет все трудности, связанные с анти-
патией и отвращением, которые он вызывает у других. Хотя кое-когда
успехи в литературной, научной или политической сфере вынуждают
мир снисходительно отнестись даже к тем, кто абсолютно лишен мо-
рального чувства. Однако и человек самых высоких моральных конди-
ций оказывается в самых неблагоприятных условиях. В сущности, во
всех важных и мелких жизненных обстоятельствах он вынужден сра-
жаться совсем не равнозначным оружием. Большинство людей будут
использовать против него такие приемы, которые он может прекрасно
88
знать, но будет лишен возможности их применить. Большой урон по-
несет он, окруженный недоброжелательством, но еще больший — от
ловкого мошенника, умеющего мастерски замаскировать свое плутов-
ство. Действительно, мы можем быть в высшей степени добрыми поч-
ти не сознавая этого по естественной простоте души или сознательно
по великодушию сердца в непреодолимом отторжении зла и несгибае-
мой твердости характера, но только благодаря этому нельзя ни в ма-
лейшей степени полагать, что с помощью доброты можно достичь лег-
че всего собственных целей или того, что чаще всего понимается как
выдающееся достижение или успех в жизни. Утилитаризм, трактуемый
в данном смысле как основа морали, нам позволяет его определить не
иначе как лукавство лицемера или грезы глупца.
Таким образом становится ясно, что во всяких обществах, так
называемая эволюция и селекция лучших должна выражаться в посто-
янстве и многообразии типов средней моральности, которые лучше
всего пригодны к тому, что называют борьбой за существование. Борь-
ба за выживание или, точнее скажем, за превосходство, должна приво-
дить к выигрышу преимущественно те характеры, которые в любой
социальной среде представляют золотую середину морали. Однако нам
представляется, что даже с такого рода существенными изменениями,
теория эволюционистов едва ли может оказаться приемлемой, по-
скольку в любом случае она предполагает моральный элемент неиз-
менно важнейшим фактором по сравнению со всеми другими, опреде-
ляющими достижение или утрату тех целей, которые каждый индивид
ставит в своей жизни. Но практически так не бывает. Мы умолчим о
влиянии судьбы, которое может быть куда более значительным, чем
его обыкновенно представляют. Сюда же отнесем богатство или отсут-
ствие некоторых интеллектуальных качеств, как, например, острота
восприятия или тонкость наблюдения — все они много способствуют
тому, что человек оказывается на наиболее высоких ступенях социаль-
ной лестницы или пребывает где-то внизу. Но в особенности этому
способствуют другие качества, зависящие от закалки характера и,
строго говоря, не являющиеся ни интеллектуальными, ни моральными.
Это твердость намерений, уверенность в себе и прежде всего деятель-
ность. Более того, чтобы удостовериться в том, продвинулся ли чело-
век в жизни в том или ином обществе или нет, будет недостаточно од-
ного единственного критерия. Но все-таки, выделяя из многих самый
важный критерий, мы укажем на его деятельность, активность, на то,
как он ее употребил.
Один единственный аспект селекционистской теории мы можем
принять в качестве верного. Можно допустить, что в войне двух об-
89
ществ, при прочих равных условиях, должно одержать верх то, в кото-
ром люди в среднем обладают большим запасом морального чувства и
поэтому они более сплоченны, более доверяют друг другу, более спо-
собны на самоотверженность. Но это исключение скорее отрицает, чем
подтверждает главный тезис эволюционистов. Если в данном обществе
высокий средний уровень морального чувства не является следствием
присутствия лучших, даже допуская, что этот факт имеет место, его
нельзя объяснить никак иначе, как хорошей организацией самого об-
щества. Эти причины исторического происхождения выступают мощ-
ными аргументами против тех, кто общественные феномены объясняет
прежде всего мутацией социального организма и индивидуальной пси-
хологией.
III.	Несмотря на то, что теория Бокля недалека от нашего угла
зрения, мы не можем ее принять без модификаций или по крайней мере
без дополнений. Совершенно верно, что в очень древних обществах мы
находим правила и законы, обнаруживающие моральное чувство в са-
мой утонченной форме. В папирусах, оставшихся от двенадцатой еги-
петской династии содержатся заповеди почти равнозначные христиан-
ской и буддийской морали. Платоники и стоики греко-римского мира,
ессеи у иудеев — это представители высшей морали и многочисленные
следы ее можно легко обнаружить в цивилизации китайцев, индусов,
персов до нашей эры. Но необходимо отметить, что время, к которому
восходят упомянутые заветы — наиболее отдаленное и поэтому народы,
их выработавшие и принявшие, прошли самый длительный путь к сво-
ей цивилизации и своему моральному чувству. Если возможно сравне-
ние между моралью примитивного племени и моралью относительно
цивилизованного народа, за долгие века научившегося быть организо-
ванным в обширных и многонаселенных политических организмах, то
напрашивается аналогия в соотношении морали ребенка и взрослого.
Первая бессознательна, вторая — сознательна. В первом случае хоро-
шие и плохие инстинкты просто намечены, во втором — они полностью
развиты и зрелы. Подросток, как и дикарь, может совершить плохое и
даже очень плохое, но в его действиях всегда будет превалировать сле-
пой, животный порыв над расчетом и преднамерением. Они могут сде-
лать и что-то хорошее, даже не подозревая в нем деликатной правиль-
ности, осознанного самопожертвования, на которое способен человек
взрослый и цивилизованный.
Но воспитанный человек отличается от первобытного не только
большим разнообразием моральных и безнравственных инстинктов,
того, что некоторые криминалисты назвали бы противоимпульсом, ко-
торый их тормозит, несравненно более сильно и приобрел уже харак-
90
тер устойчивой традиции. В указанных обществах путем долгой и мед-
ленной разработки появились органы, работающие таким образом, что
в целом ряде публичных и частных отношений общественная мораль
блокирует проявления индивидуальной аморальности. Почти все пре-
красно понимают, если подходят к делу объективно и незаинтересо-
ванно, что данный поступок не соответствует чувству справедливости,
разделяемому всем обществом, в котором они живут. Но, конечно,
могло бы случиться так, что большинство людей совершит тот же по-
ступок под влиянием сильной страсти или личного интереса.
Сейчас общественное мнение, религия, закон и вся обществен-
ная организация, которая заставляет их соблюдать, являются выраже-
нием сознания большинства, которое в общем бесстрастно и бескоры-
стно противодействует эгоистическим устремлениям одного или не-
многих и в нужный момент дает правильное понимание справедливого
и честного. Судья — инструмент морального чувства для всех и он от
случая к случаю призывает к выполнению должного и пресекает вре-
доносные страсти и инстинкты любого.
Таким образом, не только в условиях продвинутой цивилизации
моральные инстинкты, такие как эгоистические страсти, зарождаются
и становятся более осознанными и глубокими. Но в обществе, чья по-
литическая организация порядком развита, а моральная дисциплина
очевидно крепка, достаточно многочисленные и специфичные эгои-
стические проявления с помощью взаимного контроля и воспрещения
становятся невозможными. Конечно, в любом обществе присутствует
относительно небольшое число людей заметно выделяющихся своим
нежеланием подчиняться общественной дисциплине. Одновременно
есть и те, кто сознателен, с твердым характером, для которых всякий
тормоз, удерживающий на правильном пути, будет излишним. Но ме-
жду этими двумя крайностями располагается большинство со средним
уровнем сознания. Последнее сознает ответственность за свои дейст-
вия перед другими, не являющимися его соучастниками, ни подчинен-
ными. Для этих людей страх понести наказание или ущерб выступает
эффективнейшим средством благополучного преодоления тысяч со-
блазнов нарушить моральный долг, которые практическая жизнь
обильно им предлагает.
Общественные механизмы, регулирующие эту дисциплину мо-
рального чувства формируют то, что мы называем юридической защи-
той. Сразу же отметим, что указанные механизмы не одинаково совер-
шенны во всех обществах. Более того, может случиться так, что обще-
ство продвинутое в научном и художественном смысле, остается в
данном отношении неполноценным. И может даже произойти так:
91
юридическая защита ослабевает и становится неэффективной в обще-
стве, которое прогрессирует в научном и экономическом отношении.
Кроме того, бесспорно, что грандиозная катастрофа, как, например,
длительная война или великая революция влекут за собой период со-
циального распада. Дисциплина эгоистических чувств снижается, тра-
диции долгое время их сдерживающие сотрясаются, животные ин-
стинкты, дремавшие, но не потухшие за продолжительный период ми-
ра и цивилизации, оживают с новой силой. Поэтому, если с одной сто-
роны — высокой культуре удается их скрыть, с другой стороны — они
становятся острыми и требовательными.
Таким образом, мы отмечаем, что иногда отряды авантюристов
из цивилизованных народов совместно с народами варварскими или в
социальном отношении индифферентными, полагающими себя не свя-
занными никакими моральными ограничениями, совершали преступ-
ления, которыми отличались испанские конкистадоры в Америке, Уор-
рен Гастингс и Роберт Клайв в Индии. Исходя из тех же критериев,
можно объяснить страшные эксцессы Трндцатилетней войны, Фран-
цузской революции, а сейчас и русской, и других гражданских войн.
IV.	Если мы посмотрим на главные народы, имевшие и имеющие
историю, то убедимся в том, что у них дисциплина морального чувства
поддерживается как религией, так и всей правовой сферой. С самого
начала практически у всех и до сих пор у многих народов гражданский
закон и религиозная проповедь слиты воедино и санкции, которыми
они сопровождаются всегда действуют вместе. В настоящее время в
странах европейской и китайской цивилизаций организация светская
или гражданская более или менее четко отделены от организации рели-
гиозной. Последней удается быть тем более результативной, чем силь-
нее вера, которую она поддерживает, первая же основывает свое воз-
действие на большем соответствии некоторым психологическим тен-
денциям, которые и следует нам рассмотреть.
Долгое время обсуждалось, является ли религиозная санкция,
будучи отделенной от мер политических, более действенной, может ли
быть страх перед преисподней на практике более сильным, чем тюрьма
и жандарм. Думается, что ответ точный и применимый ко всем случа-
ям, представленным в вопросе, весьма труден. Очевидно, что страна,
чья политическая организация слабая и примитивная, а вера религиоз-
ная — горячая и страстная, находится в существенно иных условиях,
чем другая страна, где религиозный энтузиазм еле теплится, а режим
политический, административный и судебный достаточно совершенен.
Ниже мы более подробно остановимся на плодотворности религиозной
92
этики в целом, но в любом случае уже сейчас можем утверждать, что
хотя религиозные наставления в большей мере, чем гражданские зако-
ны выражают моральное чувство во всех человеческих сообществах,
что бесспорно религии имеют и должны иметь известный практиче-
ский эффект, все-таки представляется по меньшей мере рискованным
мнение тех, кто хотел бы преувеличить важность этого влияния. Для
тех, кто настаивает на подобной точке зрения, должна, например, пока-
заться огромной разница в уровне морали между народом христиан-
ским и идолопоклонниками. Понятно, что если сравнивается граждан-
ский христианский народ с варварами, поклоняющимися идолам, мо-
ральный отрыв значителен. Но если мы возьмем два народа на одной и
той же ступени развития, но один из них принял христианство, а дру-
гой нет, то практически мы обнаружим, что ведут они себя примерно
одинаково или, по крайней мере, что разница в их образе действий не
так уж велика. Современные абиссинцы живой и показательный при-
мер в этом отношении. Если же мы сопоставим еще языческое общест-
во, но политически прекрасно отлаженное, допустим, времени Марка
Аврелия с обществом христианским, но дезорганизованным, описан-
ным скажем, Григорием Турским, то будет весьма сомнительно, что
такое сопоставление не окажется в пользу первого.
Поистине, в природе человека больше опасаться чего-то опреде-
ленного и близкого, хотя и маленького, чем куда большего, но неясно-
го и отдаленного. Для массы людей с сознанием обыденным, в момент,
когда жадность, любострастие или мстительность толкают их на гра-
беж, насилие или убийство, страх тюрьмы или виселицы представляет-
ся куда более грозным и в особенности неотвратимым, чем предупреж-
дение о возможных вечных страданиях. И, если это верно для вопию-
щих нарушений морального чувства, которые случаются лишь в мо-
менты особого накала страстей, то это еще более верно для случаев
мелких отступлений от заветов соблюдать равенство и справедливость,
куда мы можем вынужденно ввергаться под воздействием каждоднев-
ных собственных мелочных интересов и мимолетных капризов. Какой
моральный или религиозный закон не признает, что платить по долгам
есть дело справедливое и должное? Но мы должны сознаться, что мно-
гие добрые верующие уклонились бы от этого и нашли бы тысячи уло-
вок и предлогов для того, чтобы обмануть собственную совесть, если
бы не были вынуждены платить из-за страха общественного публично-
го порицания и в особенности принуждения судебного исполнителя.
Нет нужды в особо тонких представлениях, чтобы понять, что избие-
ние другого палкой дело, по меньше мере неправильное, однако при-
93
вычка поднимать руку на ближнего в моменты гнева действенно сдер-
живается только риском получить ответный удар, а так же грозящей
тюрьмой или штрафом.
К сожалению, мы видим, что существа наиболее слабые и боль-
ше всего нуждающиеся в защите, женщины и дети, именно те, кто
прежде других должны были бы быть оберегаемы религиозными и мо-
ральными чувствами, являются чаще всего жертвами мужской грубо-
сти. В очень религиозных странах, но таких, где низшие классы лише-
ны контроля со стороны классов высших, не считается чем-то чрезвы-
чайным, когда хозяева избивают слуг и вассалов.
Конечно, религиозная вера, как, впрочем, и патриотический эн-
тузиазм и политическая страстность могут в какие-то особо исключи-
тельные моменты породить мощные течения самоотверженности и са-
моотречения и подвигнуть массы на такие деяния, которые наблюдате-
лю, судящему тривиально о человеческой природе, представляются
почти сверхчеловеческими. Святые годы католиков, праздники возро-
ждения у протестантов, являются тому примерами, фактами того же
рода мы можем считать, широкое движение милосердия и любви, во-
одушевившее Умбрию во времена святого Франциска Ассизского, не-
сколько мимолетных дней Французской революции в первые месяцы
1789 г. и выступления в 1848 г. в Италии. Но возможность некоторых
чувств порождать подходящее возбуждение не должно нас вводить в
заблуждение относительно их реальных возможностей в обычной жиз-
ни людей. Да, жители целых городов в экстраординарные моменты
политического и религиозного подъема прощались со своим добром и
дарили его государству или церкви. Но никакая политическая органи-
зация не смогла бы существовать долго, если бы не ввела принуди-
тельные налоги, а церковь, когда смогла, не сделала бы обязательной
десятину.
Патриотические и еще больше религиозные чувства, в особенно-
сти, когда они объединяются в едином порыве, могут вызвать всеоб-
щие насильственные восстания. В каких-то случаях они поднимают
целиком население, чтобы с оружием в руках предпринять далекие и
рискованнейшие экспедиции, как, например, происходило во время
первых двух или трех крестовых походов. Но их недостаточно для
формирования крепких и боеспособных армий, готовых в любой мо-
мент оказаться там, где необходимо, за исключением тех народов, для
которых война есть обычное занятие, приносящее традиционный до-
ход. Отмеченные выше армии, в странах, где люди живут сельским
хозяйством, промышленностью, торговлей, являются продуктом стро-
94
гой общественной дисциплины, которая призывает каждого неукосни-
тельно выполнить свой долг и быть на службе в нужное время и в не-
обходимом качестве.
V. Ясно, что организация в полном смысле слова политическая,
устанавливающая характер отношений между классом управляющим и
управляемым и различными слоями и фракциями первого, является
фактором, способствующим прежде всего определению уровня совер-
шенства, которого может достичь юридическая защита народа. Честное
правительство, правительство истины и справедливости, подлинно ли-
беральное, как предполагал Гвиччардини — это лучшая гарантия того,
что права, которые в наиболее общем плане понимаются как частные,
то есть охрана собственности и жизни, будут надлежаще защищены.
Режим коррупированный, в котором может случиться так, что тот кто
командует, не важно от имени бога или народа, возводит свои пожела-
ния в закон, очевидно, будет неспособным выполнить данную миссию
и хотя официально он может провозглашать приемлемые и даже высо-
кие принципы, на практике они едва ли будут соблюдаться.
Здесь очевидно и даже банально, следующее наблюдение: отно-
шения между управляющими и управляемыми и различными катего-
риями первых строятся более или менее на принципах моральности и
справедливости, с учетом разницы стран и времени. Вряд ли кто-то
сразу не заметит различий в этом отношении между турецким прави-
тельством, во главе которого стояли паша и визирь, например, Маго-
мет Кепроль, Мустафа Байракдар, Али Тебе лен, владевшие по своей
прихоти всем, включая тела и жизни своих подданных и руководимых
ими верующих и правительством китайских мандаринов. Последние
должны были решать проблемы чиновничьей коррупции и для того,
чтобы обеспечить некую прибавку к своей зарплате и для того, чтобы в
случае вынесения смертного приговора должны были, если провинция
не попадала под действие чрезвычайного законодательства, переносить
процесс в Пекин, чтобы его пересмотреть в случае необходимости в
правильном направлении. Не менее очевидно и то, что современная
Россия управляется весьма отлично от Англии, где каждый персональ-
ный арест должен быть немедленно и самым тщательным образом под-
твержден легально. И, разумеется, нет сомнения в том, что большими
нациями западной и центральной Европы руководили и руководят
иначе как южноамериканскими республиками. Все эти чувствитель-
нейшие вариации в степени доброкачественности политического ре-
жима некоторыми истолковываются с предельной легкостью при по-
мощи расовых отличий.
95
В первой части нашей работы мы уже достаточно предметно об-
судили такой подход. Здесь же мы ограничимся напоминанием, что
указывать на недостатки расы бессмысленно тем народам, которые
сумели создать цивилизацию весьма высокого уровня и в свое время
обладали политической организацией, при которой юридическая защи-
та выглядела очень качественной даже по отношению к тем нациям,
которые в настоящее время ее превзошли. А кроме того, указанные
народы в своих частных отношениях совсем не обнаруживали той ор-
ганической неполноценности морального чувства, которая проявляется
только в решении публичных задач. Другие указывают на уровень ци-
вилизации и они без сомнения отчасти, только отчасти, правы. Мы от-
метим чуть позже, что трудно, если не сказать невозможно, чтобы об-
ширное и многонаселенное общество, такое как современная нация,
особенно преуспело в совершенствовании своей юридической защиты
без значительного развития в интеллектуальной и экономической сфе-
ре. Но часть отличается от целого. Случалось, многие народы наслаж-
дались периодом материального и интеллектуального благополучия, но
как бы уступая некоей фатальной силе, не могли отрешиться от того
типа политической организации, который оказывался неподходящим
для обеспечения подлинного прогресса морали управляющего класса.
Следовательно, то, что обычно называют цивилизацией, есть очевидно,
необходимое, но недостаточное условие истинного политического про-
гресса.
И, напротив, можно утверждать, что традиции весьма способст-
вуют тому, что уровень юридической защиты может подняться на зна-
чительную высоту к вящему удовлетворению народа, либо упасть в
своем несовершенстве, доставляя ему постоянные страдания. То есть,
без больших затруднений можно заметить, что было бы невозможно,
чтобы в течение одного или двух поколений современные персы, на-
пример, могли оказаться готовыми к тому режиму, который существу-
ет в Англии или современные нам англичане могли бы снизойти до тех
условий, в которых находятся до сих пор подданные шаха. Мы уже
привлекали внимание к тому факту, что моральные традиции меняются
ощутимо медленнее, чем интеллектуальные, но их изменение, хоть и
медленно, все-таки идет и оно может двигаться в хорошую или плохую
сторону. Если это так, то современные англичане явно не могли бы
терпеть такого короля, как Ричард III, лорда-канцлера как Френсис Бэ-
кон, судью типа Георга Джеффри, генерала, командующего войсками в
Шотландии, как Гр ахам де Клаверхауз и, возможно, даже лорда-
протектора такого, как Кромвель. В равной степени разумно предпо-
96
дожить, что Бернабо Висконти и Цезарь Борджа не могли бы стать со-
временниками нынешних итальянцев. Не менее верно и то, что короче,
чем за век римляне, чьей политической организацией, возможно луч-
шей в классической античности, восхищался Полибий, привыкли бы к
тирании Калигулы и Нерона или современные греки, потомки Аристи-
да, Перикла и Эпаминонда оказались бы под управлением в течение
долгих столетий византийских императоров. Бесспорно, что должны
быть причины, определяющие одни традиции среди других. Поэтому,
допуская, что различие политических режимов зависит от разнообра-
зия политических традиций, остается пока нерешенной проблема поис-
ка причин, из-за которых указанные традиции представлены в таком
многообразии.
В заключение, мы оказываемся перед великим психологическим
законом, который единственно может объяснить, почему моральные
инстинкты народа в большей или меньшей степени утверждаются и
развиваются в его политической организации. Этот закон в конце кон-
цов является ни чем иным, как выражением другого, еще более общего
закона уже представленного в начале данной главы. Он проливает свет
на эффект большего или меньшего морального сдерживания во всех
проявлениях общественной жизни.
VI. Абсолютный перевес только одной политической силы, гос-
подство единственной упрощенной концепции организации государст-
ва, строго логическое применение уникального принципа, пронизы-
вающего весь политический порядок — необходимые элементы любого
типа деспотизма, при этом неважно, основан ли он на божественном
праве или имеет в качестве своего основания народный суверенитет.
При этом упомянутые элементы позволяют тому, кто держит в руках
власть широко использовать на благо собственных страстей преиму-
щества своего высокого положения. Когда те, кто стоят во главе управ-
ляющего класса и являются исключительными толкователями воли
Бога или народа и осуществляют суверенитет от их имени, то в обще-
стве, глубоко проникнутом религиозными верованиями или фантомами
демократии и когда других организованных общественных сил не су-
ществует, кроме тех, что представляют основание, на котором базиру-
ется господствующий национальный режим, тогда никакое сопротив-
ление невозможно, никакой эффективный режим немыслим, которые
могли бы умерить стремление злоупотреблять властью теми, кто воз-
главляет социальную иерархию.
Управляющий класс, тот, что может себе позволить делать все
именем суверена, подвергается настоящему моральному разложению.
97
Такого рода разложение свойственно всем людям, чьи действия сво-
бодны от тормозов и контроля, хотя обычно на них воздействует мне-
ние и позиция их окружения. Дисциплина подчиненных, заканчиваю-
щаяся безответственностью и всевластием человека или маленькой
группы людей, стоящих во главе иерархии всех функционеров, назы-
вают ли их царь, султан или комитет общественного спасения, сооб-
щают всей политической машине пороки, которые при абсолютизме
свойственны верхушке. На все это могут решиться, когда истолковы-
вается воля, настоящая или предполагаемая, того, кто полагает, что
имеет право все подчинять по единому знаку без возможности иметь
ясную картину всего и, конечно, без учета того, что свободная и беско-
рыстная совесть других могла бы контролировать его страсти и допу-
щенные ошибки.
Результаты такого рода систем очевидны и печальны. Мы пола-
гаем, что никто лучше русского Ф.М. Достоевского, который долго
жил среди аристократов и провел десять лет в ссылке в Сибири, не
описал с большей правдивостью и прочувственностью разложение ха-
рактера, которое абсолютная власть производит в людях, поэтому мы
не откажем себе в том, чтобы привести его слова: «Кто обладает неог-
раниченной властью над плотью и кровью себе подобного, кто спосо-
бен подавлять с бесчеловечным унижением другого, не может сопро-
тивляться желанию делать зло. Тирания есть традиция, которая стано-
вится болезнью. Лучший человек в мире может озвереть настолько, что
его не отличишь от хищника. Кровь опьяняет, дух становится воспри-
имчивым ко всему самому ненормальному, что только можно предста-
вить. Временами возможность заразиться ею угрожает всему народу и,
однако, общество, осуждающее официальных палачей, не осуждает
палачей при власти». Действительно, это своего рода моральное опья-
нение, отмеченное, кстати, некоторыми современными психиатрами,
объясняет эксцессы всемогущих и дает ключ к оценке криминальных
безумств некоторых римских императоров, Ивана IV и Петра Великого
в России, многих султанов на Востоке, Робеспьера и Барера, Карьера и
Лебона.
Нам могут возразить и сказать, что были суверены и абсолютно
хорошие, не в меньшей мере, чем случалось дурных и что в континен-
тальной Европе до недавнего появления конституционных и парламен-
тарных правительств, абсолютизм не произвел таких катастрофических
результатов, примеры которых мы привела. Мы же ответим тем, что
европейский постсредневековый абсолютизм совсем не прост, он сло-
жен. Даже власть Людовика XIV ощутимо сдерживалась до того вре-
98
мени, когда король был не кем иным, как первым из баронов, вековы-
ми привилегиями дворянства и провинций и в особенности отделением
более или менее значительным церкви от государства. Но в любом
случае, настолько богата и разнообразна природа человеческая, что мы
можем допустить, и это подтверждено историей, что некоторые лично-
сти могли полностью господствовать над своими страстями и сохра-
нять себя честными и чистыми, даже когда в течение долгого времени
они наделялись абсолютной властью. Но благотворное влияние этих
счастливых случайностей значительно меньше того, что ему обыкно-
венно приписывают. В стране, привыкшей на протяжении многих лет к
деспотическому режиму, масса тех, кто входит в политический класс,
усваивает обыкновение быть подобострастными и трусливыми с вы-
шестоящими и необходимым образом становится чванливой, самовла-
стной и угнетающей подчиненных. К несчастью, люди сделаны таким
образом, что чем больше капризов и самоуправства у тех, кто наверху,
тем, как обычно, тяжелее ложатся эти прихоти на плечи тех, кто под
ними, кто остается в их власти.
VII. В древности Полибий и некоторые другие писатели, отдавая
преимущество смешанному правлению монархии, аристократии и де-
мократии, интуитивно догадывались о законе, который мы изложили.
Действительно, в греческом государстве, древняя монархия опиралась
на сакральный характер и традицию, аристократия также представляла
традицию и обычно территориальную собственность, демократия ба-
зировалась на движимом богатстве, на числе, на пассионарности толпы
— все они являлись равнозначными политическими силами, чье уме-
ренное взаимодействие, когда никакая из них не превалировала над
другими, могло воплощать и воплощало такой тип политической орга-
низации, в котором юридическая защита в обычные времена была на-
дежно гарантирована. Также и в Риме в тот период, когда его консти-
туция так восхитила Полибия, мы находим сбалансированное влияние
крупной патрицианской собственности и мелкой собственности плебе-
ев с движимым имуществом всадником. Мы видим, как традиции ста-
ринных семей оптиматов, восходящих к Нуме, помогают им удержи-
вать свои владения перед лицом требований народа, интересами служ-
бы и растущего богатства плебейских фамилий. Мы обнаруживаем
указанные разнородные политические силы представленными в разно-
образных суверенных органах, объединенными и взаимно уравнове-
шенными таким образом, чтобы предстать Государством в юридиче-
ском смысле наиболее совершенным во все время античности.
В середине восемнадцатого века Монтескье, изучив английскую
конституцию, вывел доктрину, которая учит, что для того, чтобы стра-
99
на стала свободной, необходимо сдерживать власть, а осуществление
трех фундаментальных властей, которые он находил в любом государ-
стве, было доверена различным политическим органам. Но уже спе-
циалисты в конституционном праве показали, что полное разделение
трех властей, указанное Монтескье, не существует и совсем не обяза-
тельно, чтобы властей было именно три. Но, возможно, это и не глав-
ный недостаток доктрины Монтескье, недостаток, впрочем, свойствен-
ный многим писателям, обращавшимся к данной теории. Последние
обращали свой взор скорее к формальной стороне этой концепции,
вместо содержательной и политической. Они начисто забывают, что
политический орган, чтобы эффективно сдерживать действие другого,
должен представлять собой политическую силу, быть органом власти и
социального влияния, имеющим вес в обществе, сравнимый с органом,
подлежащим контролю.
И по этой причине, несмотря на букву Статутов и фундамен-
тальных Хартий, мы видим во многих парламентарных монархиях, что
глава государства, не поддержанный ни старыми традициями, ни пре-
стижем почти исчезнувшего божественного права, ни влиянием эконо-
мически продвинутых классов, бюрократии и армии, не имеет больших
возможностей уравновешивать действия избираемой палаты. Послед-
няя же опирается на представление о том, что она воплощает всеобщ-
ность граждан и объединяет в себе значительную массу традиций, ин-
тересов, стремлений и энергий. И поэтому в этих странах судебное ве-
домство, провозглашенное на словах одной из фундаментальных вла-
стей государства, фактически сведено до положения одной из бюро-
кратических ветвей, зависимой от кабинета, в свою очередь огляды-
вающегося на большинство выборной палаты. Суд теряет престиж и
независимость, не накапливает в себе моральной и интеллектуальной
энергии, достаточной для поднятия своего значения. И по той же при-
чине всегда высшая палата, состоящая из чиновников на отдыхе, из
депутатов, не способных к активной политической жизни, из предста-
вителей дворянства, чьим пожеланиям министерство считает необхо-
димым идти навстречу, не является удобной площадкой для поднятия
боевого духа или удовлетворения амбиций, а легко опускается на вто-
рую линию нижней палаты, находящейся рядом.
VIII.Элемент первый, и скажем, более того самый существенный
для возможности развития политического организма и обретения им
лучшей юридической защиты есть отделение светской власти от ду-
ховной. Или, иными словами, необходимо, чтобы принцип, на основе
которого осуществляется светская власть не имел бы ничего общего со
100
сферой священного и неизменного. Когда власть опирается на порядок
идей и верований, вне которого, как предписывается, не существует ни
истины, ни справедливости, то почти невозможно на практике этот по-
рядок обсуждать или сдерживать. Социальный прогресс в этом случае
может дойти до такой точки, когда различные власти работают сла-
женно и сдерживают друг друга, не нуждаясь в присутствии тех, кто
стоит выше в общественной иерархии. Относительная неподвижность
некоторых социальных типов и должна быть отнесена на счет той при-
чины, которую мы указали. Священный характер каст, например, на
протяжении многих веков препятствовал социально-политическому
развитию индийской цивилизации. При этом укажем, что в самом на-
чале она отметилась грандиозным прогрессом, иначе нельзя было бы
объяснить ее великие материальные и художественные достижения.
Последнее дает возможность предположить, что, впрочем подтвержда-
ется и недавними исследованиями, что разделение и обособление раз-
личных каст не всегда было столь жестким, как сейчас.
Магометанское общество также поражено подобной слабостью.
Этот факт, наблюдаемый многими, был основательно изучен Леруа-
Болье. Рассматривая татар магометян, живущих в России в Казани, Ас-
трахани, в Крыму, этот автор описывает их как людей зажиточных,
опрятных, склонных к занятию торговлей, но добавляет: «Истинный
недостаток ислама, подлинная причина его политической отсталости,
не в его догме, не в его морали, а в смешении духовного со светским,
религиозного закона с законом гражданским. Поскольку Коран это и
Библия и кодекс, а слова Пророка занимают место права, то законы и
обычаи раз и навсегда воспринимаются религией как священные и уже
из этого единственного факта вытекает необходимым образом, что ма-
гометанство — застывшая цивилизация». Чтобы дополнить этот анализ,
столь тонкий и справедливый, можно указать, что в тех странах, где
магометанское население независимо, суверен почти всегда исполняет
обязанности калифа или наместника Пророка или получает свои пол-
номочия, номинальные или реальные, от калифа и по этой причине
никто из верующих не может отказать ему в абсолютном послушании,
если тот не отрицает власть калифа как незаконную и не возбуждает
религиозную реформу.
Христианские народы смогли избежать опасности, отмеченной
Леруа-Больё. Им удалось создать светское государство благодаря ряду
благоприятных обстоятельств. Во-первых, Евангелие содержит немно-
го максим, которые могли быть непосредственно применимы к поли-
тической жизни. Во-вторых, не следует забывать, что католическая
101
церковь, несмотря на то, что всегда стремилась обладать решающей
ролью в политике, никогда не была способна полностью монополизи-
ровать политическую власть по двум весьма основательным причинам,
коренящимся в ее природе. Первая заключается в предписании целиба-
та для священников и монахов, а отсюда невозможность устанавливать
настоящие династии аббатов и суверенных епископов и в этом отно-
шении мы должны быть крайне благодарны Григорию VII. Вторая
причина состоит в том, что духовная миссия, несмотря на многочис-
ленные противоположные примеры, которые находим в воинственном
средневековье, по своей природе слабо совмещается с использованием
оружия. Завет, утверждающий, что церковь не приемлет крови, нико-
гда полностью не забывался, а во времена порядка и мира господство-
вал, поэтому в период между одиннадцатым и четырнадцатым веками
писатели гвельфы /сторонники папы — Т.Е./ наряду с верховенством
папы, допускали наличие императора, светского суверена, папского
инструмента и помощника. Наиболее полный деспотизм, помнится, мы
находим в Византии и России, где светские суверены сумели последо-
вательно подвести под свое управление духовную власть. Английские
же свободы во многом обязаны пуританам и другим нонконформистам.
IX.	После отделения власти светской от власти духовной наибо-
лее важными условиями становления сколько-нибудь совершенной
юридической защиты является то, как распределено в обществе богат-
ство и то, как организованы его вооруженные силы. И прежде всего
здесь следует провести различие между народами пока еще находящи-
мися в феодальном периоде и теми, кто уже обладает бюрократической
организацией.
В феодальном государстве монополия богатства, которая на ста-
дии цивилизации еще не слишком совершенна, выражается во владе-
нии землей и военном превосходстве, всё, как правило, присвоено гос-
подствующим классом. Такое положение дел, хотя и представляет не-
которые неудобства, никогда не вело к таким результатам, которые
могли бы быть характерны дяя более высокой социальной организа-
ции. Глава феодального государства мог нанести ущерб кому-то из
своих баронов, но никогда бы не мог стать абсолютным господином
всех своих феодалов. Последние, располагая определенной частью,
скажем так, публичной силы, могли бы всегда фактически воспользо-
ваться правом на сопротивление, которое в бюрократических государ-
ствах, если оно санкционировано, остается записанным в конституциях
и учебниках по публичному праву без какого-то практического эффек-
та. А также тирания отдельных баронов была ограничена в отношении
102
массы своих подданных, отчаяние которых могло вполне смениться
восстанием. Таким образом, во всех по-настоящему феодальных госу-
дарствах, порывы гнева и насилия руководителей обычно ощутимо
ограничиваются традициями. Например, известно, что абиссинцы и
особенно афганцы не выказывают и не выказывали слишком большого
повиновения своим начальникам и эмирам. То есть, мы видим, что
традиции и обычаи феодального режима могут умерять власть главы
государства, при всем том, что в эпоху Людовика XIV и Фридриха Ве-
ликого прусского европейская монархия могла быть вполне сопостав-
лена с политическими режимами, во главе которых стояли византий-
ские императоры и персидские шахи. И, наоборот, когда класс, имею-
щий монополию на богатство и военную силу обнаруживает свою
власть посредством бюрократической централизации и могучей посто-
янной армии, тогда имеет место деспотизм в своих самых худших про-
явлениях. Это варварская и примитивная форма правления, имеющая в
своем распоряжении инструменты продвинутой цивилизации, это —
железное ярмо, иго в руках грубых и безответственных. С таким режи-
мом трудно покончить, поскольку он укреплен опытными мастерами.
Всевластие постоянной армии — самая худшая форма политиче-
ского режима. Это настолько очевидный и известный факт, что мы не
станем его доказывать. Однако известно, что чрезмерная концентрация
богатства в одной фракции управляющего класса способствует дегра-
дации довольно совершенных политических институтов, таких, как,
например, римская республика. Законы и институты, гарантирующие
справедливость и права слабых, просто не могут быть эффективными,
когда богатство распределено таким образом, что перед лицом горстки
людей, владеющих землей и капиталами, находится огромное множе-
ство пролетариев, не имеющих никаких других средств, кроме собст-
венных рук, которые вынуждены обращаться к богатым, чтобы не уме-
реть с голоду с сегодня на завтра. В этих условиях выражение: закон
одинаков для всех, провозглашение прав человека и всеобщих выборов
суть ни что иное как ирония. И еще большая ирония утверждать, что
каждый плебей носит в своем мешке маршальский жезл, то есть, что он
может, когда придет его срок, стать капиталистом. И даже если допус-
тить, что кое-кто из них им станет, он не станет лучше в своей душе и в
своих поступках. Он будет более неутомимым, удачливым, но, воз-
можно, и более плутоватым, в то время как основная масса все равно
останется в подчинении у тех, кто наверху.
Нет оснований предаваться иллюзиям в отношении практиче-
ских последствий того режима, при котором управление экономиче-
103
ским производством, распределение полученного продукта и полити-
ческая власть неразрывно связаны и предоставлены одним и тем же
людям. Мы видим, что, в той мере, в какой государство принимает на
себя и распределяет большую часть задач публичной безопасности,
руководители политического класса располагают средствами сущест-
венного влияния и произвольного решения проблем своих подчинен-
ных и весьма легко освобождаются от контроля со стороны кого бы то
ни было. Нет тех, кто бы не знал, что наиболее важной причиной упад-
ка парламентаризма является огромное количество должностей, подря-
дов, публичных работ и других возможностей экономического поряд-
ка, которые управляющие могут распределить либо отдельным людям,
либо коллективам людей. Недостатки данного режима становятся тем
очевиднее, чем относительно в большей мере количество богатства
правительство и выборные местные структуры в своем распоряжении
имеют и распределяют. Именно здесь труднее всего добиться незави-
симой позиции и честного заработка без общения с публичной админи-
страцией. Если все инструменты производства находятся в руках пра-
вительства, чиновники, которые должны были бы им руководить и
распределять произведенное, превращаются в самоуправных вершите-
лей судеб и благосостояния всех. Никогда еще наиболее могуществен-
ная олигархия, наиболее разветвленная мафия не могли существовать в
обществе с передовой культурой. Когда все выгоды, моральные и ма-
териальные преимущества зависят от того, у кого в руках власть, нет
такой подлости, на которую не пошли бы для того, чтобы не угодить
этой власти. Точно также нет такого насилия и обмана, к которому не
прибегли бы, чтобы придти к власти или войти в небольшое число тех,
кто режет и раздает торт, вместо того, чтобы оказаться в громадном
большинстве тех, кто довольствуется полученной маленькой порцией.
Общество находится в более сносных условиях выстраивания
относительно лучшей политической организации, когда в нем сущест-
вует многочисленный класс, чья экономическая позиция почти что не-
зависима от тех, кто владеет высшей властью. Последняя в таком слу-
чае должна обеспечивать такой уровень благосостояния, который бу-
дет достаточным для того, чтобы посвящать часть времени на повыше-
ние культуры, привития интереса к публичному благу, укрепления ду-
ховных, скажем, почти аристократических, начал, которые только и
могут призвать людей к общественному служению без какого бы то ни
было иного удовлетворения кроме самоуважения. Во всех странах, где
в авангарде юридической защиты или как в просторечии именуют сво-
боды, стоял или стоит подобный класс, последняя всегда обеспечена.
104
Таковая присутствовала и в Риме, когда многочисленное про-
стонародье, состоявшее из мелких собственников, по причине непритя-
зательности времен, могло быть самодостаточным. Шаг за шагом, пле-
беи с упорством, вызывающим настоящее изумление, сумели завоевать
права полного гражданства. Подобное положение сложилось в Англии
в семнадцатом веке и существует до настоящего времени, поскольку и
в первом и во втором случае находились и находятся многочисленные
джентри, масса людей, составленная преимущественно из средних соб-
ственников, а сейчас из средних капиталистов, поставлявших и постав-
ляющих лучших людей в политический класс. В Соединенных Штатах
Америки класс зажиточных фермеров формирует лучшие политиче-
ские элементы. Такая же картина так или иначе характерна для всех
государств западной и центральной Европы. Там же, где по причине
низкой культуры, слабого образования, скромных материальных усло-
вий этот класс не дорос до своей миссии, парламентское правление,
как это могло бы случиться и при каком-то другом политическом ре-
жиме, порождает не самые лучшие плоды.
X.	Бесспорно, что с ростом культуры увеличивается численно
влияние моральных и материальных факторов, могущих превратиться
в политические силы. Наряду с недвижимой собственностью растет,
например, собственность движимая, как результат производства и тор-
говли, углубляются научные исследования, расширяются и приобрета-
ют важность занятия, имеющие в качестве своей основы научную
культуру, формируется новый общественный класс, который способен,
до определенной степени, уравновешивать материальный престиж бо-
гатых с моральным авторитетом священства. Взаимная толерантность,
как следствие продвинутой культуры, позволяет сосуществовать раз-
личным политическим и религиозным течениям, которые естествен-
ным образом поочередно контролируют друг друга и устанавливают
определенный баланс и в тоже время делают возможным публичное
обсуждение действий управляющих. Сама специализация публичных
функций позволяет проявляться и участвовать в управлении государст-
вом различным течениям.
И, тем не менее, следует заметить, что любая политическая сила,
чтобы она ценилась пропорционально своей настоящей важности,
должна быть необходимым образом организована, а для этого следует
учитывать различные условия, среди которых важнейшими выступают
время и традиция. Именно невнимание к последним порождает дисба-
ланс, наблюдаемый в разные эпохи и в разных странах между весомо-
стью класса в обществе и его прямым влиянием на правительство
105
страны. Помимо чего всегда существует некая политическая сила с
неистребимым стремлением подавлять, поглощать других и, таким об-
разом, нарушать законно установленное юридическое равновесие. Это
одинаково верно как для политических сил материального характера —
богатства и военного превосходства, так и для тех, что имеют мораль-
ную природу, например, великих религиозных течений и научных док-
трин. Каждое из данных течений претендует на монопольное облада-
ние истиной и справедливостью, каждому присуще ханжество и стрем-
ление к исключительности. И здесь неважно христиане ли это или ма-
гометане, священная ли основа этих течений или рационалистическая,
вдохновляются ли они непогрешимостью Папы или демократией, с
этой точки зрения они все в одинаковой мере пагубны. Каждая страна
и любое время имеет свое особое течение идей и вероучений, наиболее
сильное из которых оказывает давление на политический механизм и
стремится привести его в беспорядок. Но часто учитывается и вред,
наносимый течениями уже ослабленными, вышедшими из моды, они
клеймятся позором за ущерб, нанесенный ими чувству справедливости,
в то время, когда в упор не замечаются, или извиняются, или слабо по-
рицаются аналогичные повинности, которые популярное течение уже
понаделало или собирается сделать. Кричат и провозглашают, что сво-
бода уже достигнута, что буря прошла, в то время как она лишь смени-
ла направление и перед нами лишь метафора, изменение формы или
цвета.
В наши дни сила, которая больше всех стремится нарушить
юридическое равновесие — это социальная демократия. Среди матери-
альных сил есть та, которая может легче всего воздействовать на все
государственные власти и которой также легко нарушить, мы не гово-
рим нормы справедливости и равенства, но кое-когда непосредственно
точный текст закона. Эта сила — движимая собственность или по край-
ней мере та ее часть, которая мощно организована. Широкое развитие
кредита и банковской системы, могущественные акционерные компа-
нии, часто располагающие средствами коммуникации, распростра-
няющимися на огромные территории и целые государства, колоссаль-
ное увеличение государственного долга — привели к созданию за по-
следнюю сотню лет новых компаний, новых важных политических
элементов, чья мощная и всюду проникающая деятельность начинает
проявляться в больших государствах нового и старого света.
Относительная легкость организации движимой собственности,
возможность сконцентрировать управление значительной ее частью в
руках немногих людей помогают объяснить ее превосходство. Здесь
106
мы имеет один из многочисленных примеров превалирования органи-
зованного меньшинства над неорганизованным большинством. Самое
незначительное число индивидом может управлять всеми крупными
банками государства или всеми компаниями, осуществляющими же-
лезнодорожные и морские перевозки, или могут выступать арбитрами
в спорах акционерных обществ, имеющих касательство к оборонной
промышленности страны, такой как металлургия, или выполняют пуб-
личные работы, стоимость которых превышает финансовые возможно-
сти самых богатых правительств. Эти индивиды, управляющие сотня-
ми миллионов, располагают самыми разнообразными средствами, что-
бы обеспокоить или привлечь интересы весьма многих, чтобы запугать
и подкупить министров, депутатов, журналистов. И большая, без со-
мнения, часть национального капитала, занятая в многочисленных
средних и мелких производствах или рассеянная во множестве значи-
тельных и малых сбережений, едва ли может самым минимальным об-
разом повлиять на них. Замечено даже, что весомая часть банковского
капитала и акционерных промышленных компаний принадлежит как
правило мелким и средним акционерам, которые остаются не просто
совершенно пассивными, но частенько становятся первыми жертвами
своих патронов, которые в период кризиса и потерь умеют укрепить
свою судьбу и свое влияние.
XI.	И, наконец, отметим, что каким бы не был упрощенным по-
литический порядок, основанный на принципе абсолютизма, по кото-
рому весь политический класс организован в рамках одного типа, ему
будет трудно обеспечить участие в политической жизни всех социаль-
ных течений и еще более трудно гарантировать их взаимный контроль.
Это верно и тогда, когда власть доверена исключительно чиновникам,
предположительно назначенным государем и когда власть находится в
руках выборных функционеров, чей выбор, как говорится, принадле-
жит народу. А потому сдержки, которые демократия может преду-
смотреть для всех этих течений, государственными чиновниками и
многочисленными избранными функционерами, всегда оказываются
неэффективными и на практике никогда в полной мере не достигают
своих целей.
Административная история римской Империи снабжает нас под-
ходящим примером неспособности централизованной бюрократии су-
щественно сдерживать самою себя. Известно, что в самом начале как в
столице, так и в муниципиях, колониях и провинциальных городах су-
ществовало под началом Рима, республиканского или императорского,
то, что англичане называют самоуправлением, то есть публичные
107
функции исполнялись бесплатно представителями многочисленного
зажиточного класса. Становление Империи изменило прежний поря-
док. Должности, которые до этого в Риме были доверены эдилам и
цензорам, стали передаваться оплачиваемым чиновникам, которым
помогал многочисленный персонал, также находившийся на жалова-
нии. Так, забота о снабжении города продовольствием была возложена
на префекта съестных припасов, контроль за публичными работами —
на ответственного за дороги. За освещение в городе и за борьбу с по-
жарами отвечал свой префект, а порядок и безопасность в столице ох-
ранял городской префект. Очень скоро столичная система распростра-
нилась и на муниципии, постепенно потерявшими свою администра-
тивную автономию. Фактически, к концу первого века Империи, мож-
но констатировать ощутимое сокращение властных полномочий дуум-
виров и эдилов, на которых возлагалась муниципальная администрация
в отдельных городах, и которые постепенно замещались имперскими
служащими: юристами, наместниками, распорядителями или управ-
ляющими. Поскольку указанная эволюция продвигалась медленно, то
начиная с императора Нервы и Траяна с большими перерывами полно-
мочия выборных функционеров оказывались приостановленными и
передавались на известное время управляющему, подобному нашему
королевскому комиссару и в тоже самое время возрастали инспектор-
ская власть и служебные обязанности наместника, равнозначного в
нашем случае префекту. К концу второго века мы видим почти полную
ликвидацию муниципальной автономии и широчайшую, поглощаю-
щую все бюрократическую сеть, накрывшую всю Империю.
Одновременно оказалась в упадке зажиточная муниципальная
буржуазия, составлявшая сенатское сословие, участвовавшая некогда в
управлении городом, из среды которой и выходили те, кто исполнял
обязанности дуумвиров и эдилов. Жесткая бюрократическая централи-
зация во времена поздней Империи создала римское общество, со-
стоящее из чрезвычайно узкого класса крупных собственников и выс-
шего чиновничества и огромного по численности класса бедняков, ли-
шенных какого бы то ни было социального значения и несмотря на
свободный статус с рождения, опускавшихся до положения колонов. И
в этот период возникает весьма оригинальная структура, новый управ-
ленческий орган, выполнявший миссию защиты и охраны неимущих
классов от злоупотреблений верхов и бюрократии. Валентиниан I в 364
году учредил институт гражданского защитника с целью ограждения
городского плебса от превышающих свою власть чиновников и при-
теснений богатых, выступавших совместно. Новый орган должен был в
108
особенности следить за тем, чтобы жалобы бедняков были юридически
обоснованы и доходили до подножия трона. Однако эти усилия бюро-
кратического абсолютизма, направленные на собственную коррекцию
и контроль, несмотря на верные намерения законодателя, не смогли
достичь ощутимого результата. Античные проблемы не исчезли и при-
чины, которые вели Империю к распаду, продолжили свое роковое
действие.
В России бюрократический абсолютизм имел свои глубокие
корни в византийском влиянии и стал ощущаться в Киеве со времен
Владимира Великого и его последователей. Понятно, что он еще боль-
ше усилился во времена ужасного монгольского ига, начиная с трина-
дцатого века, но его последствия давали о себе знать еще в веке шест-
надцатом. В середине семнадцатого века царь Алексей Михайлович
создает знаменитую секретную канцелярию, специальную полицей-
скую структуру, подчинявшуюся непосредственно суверену с задачей
допытываться нет ли какого беспорядка или намерений смуты среди
высоких чинов и бояр, выступавших как единый класс. Сейчас это пе-
чально известное третье отделение, прямая и законная наследница сек-
ретной канцелярии, несколько раз номинально упраздненное, но на
деле всегда сохраняемое. Думается, что ей лучше, чем борьба с про-
дажностью и коррупцией русской бюрократии, удается подавление
инакомыслия, которым она занимается в масштабах всей страны.
В Соединенных Штатах Америки, наоборот, мы находим полное
бессилие демократии контролировать и ограничивать самою себя.
Нельзя отрицать того, что авторы конституции 1787 года стремились
сделать действенным механизм сдержек и противовесов, усовершенст-
вовать его применительно к различным властям и политическим орга-
нам. С учетом абсолютно демократического основания правления,
полного отсутствия какой-либо власти, прямо или опосредованно не
исходящей из народного голосования, даже трудно представить себе,
что-то лучшее. Но на деле Сенат, наделенный более обширными пол-
номочиями по сравнению с Высшей палатой любого европейского го-
сударства и основанный на все еще живых настроениях автономии от-
дельных штатов, выступает как орган, несомненно, очень авторитет-
ный. И даже не принимая это в расчет, президент страны значительно
превосходит вес правительства любой парламентской страны. Он поль-
зуется по своему усмотрению правом вето, он не может быть смещен
одним лишь голосованием нижней палаты. Своей личностью он во-
площает ответственность правительства за все как орган юридической
защиты. Коллективные структуры менее значительны и заняты по
109
большей части завоеванием симпатий депутатов и политиканов. Люди,
состоящие в них не страдают особо от тяжести персональной ответст-
венности, лежащей на их плечах. Конечно, следует отметить широту
полномочий и чувство личной ответственности, которые на самых вы-
соких должностях позволили в конце прошлого века некоторым прези-
дентам, таким как Джонсон, Хайес и Кливленд с упорством и мужест-
вом противостоять худшим устремлениям партий, которые их избрали.
Но это совершенство, которое назовем формальным, механизма
федерального правительства и правительств отдельных штатов не мо-
жет в полной мере устранить фундаментальный недостаток всего по-
литического и административного режима американского Союза. Этот
недостаток усиливается тенденцией, которая в период с 1820 по 1850
стала превалирующей, а сейчас превратилась в господствующую- Мы
имеем в виду всеобщее голосование, имеющее место почти во всех
штатах. Одна и та же категория избирателей отдает свои голоса на всех
выборах. Непосредственно избираемыми на временной основе оказы-
ваются судьи различных штатов, прежде назначавшиеся пожизненно,
что и делалось обычно соответствующими губернаторами. В таком же
духе электоральная клика беспрепятственно избирает федеральные и
местные власти. Губернаторы, судьи, парламент являются в сущности
инструментами одних и тех же течений, ставших абсолютными и без-
ответственными хозяевами всего государства. Американские полити-
каны, сделавшие своей профессией выборы, весьма преуспели в искус-
стве организации «ринга», то есть системы, посредством которой все
власти должны поочередно контролироваться и комплектоваться. Они
собирают электоральный комитет, закрытое и секретное собрание пар-
тийных лидеров дяя предварительного обсуждения предстоящих вы-
боров.
Конечно, могут возразить и сказать, что с системой всеобщего
голосования все политические силы и течения могут быть представле-
ны в управляющем класса пропорционально их численному влиянию,
что делает невозможным какому-то меньшинству монополизацию вла-
сти и ее использование по своему усмотрению. На это возражение,
представляющее сейчас популярную точку зрения, мы еще в полной
мере не ответили, что собираемся сделать в следующей главе.
110
Глава шестая. Полемика
I. Демократическая теория. - II. Соотношение представительного режима
и юридической защиты. - III. Значение так называемой деятельности
государства. - IV. Вопросы пределов подобной деятельности. -
V. Доктрина Конта о трех интеллектуальных и политических стадиях. -
VI. Политическая ценность параллелизма, установленного Контом. -
VII. Классификация государств Спенсера на военные и промышленные. -
VIII. Слабости и упущения данной классификации
I.	В предыдущих главах мы уже показали какими являются, ис-
ходя из нашего угла зрения, законы и постоянные тенденции, регули-
рующие жизнедеятельность человеческих обществ. И сейчас нам бу-
дет легче критиковать некоторые мнения и политические теории, по-
пулярные сейчас или некоторое время тому назад, которые, по нашему
мнению, отходят в большей или меньшей степени от упомянутых за-
конов. Среди доктрин о свободе и равенстве, в том смысле, в котором
это обыкновенно понимается сейчас, есть те, что в восемнадцатом ве-
ке выдвигались, в девятнадцатом созревали и претендовали на прак-
тическое применение и те, что в веке двадцатом, вероятно, будут
прочно забыты или потерпят радикальные изменения. Многие из ука-
занных доктрин резюмируют и конкретизируют концепцию, указы-
вающую на всеобщие выборы как основание любого типа правления.
Действительно, многие верят, что свободное, законное, эгалитарное
правительство будет таковым исключительно лишь на основе воли
большинства. Последнее с помощью своих голосов перенесет на опре-
деленное время свою власть на своих избранников. Несколько про-
шлых поколений и немалое число ученых и политических деятелей
сегодня все несовершенства правительств, основанных на началах
представительства приписывают неполному или искаженному приме-
нению данных принципов.
Столь широкая школа и столь распространенные представления
трудно критически разобрать на нескольких страницах, поэтому сей-
час мы не будем опровергать по всем правилам теории, на которых
основано всеобщее голосование. Впрочем, независимо от того, что мы
уже высказали по данному вопросу в настоящей работе и ранее напи-
санных трудах, мы просто выделим некоторые аргументы фундамен-
тального плана, которые могут наиболее серьезно угрожать основа-
нию того интеллектуального здания, на которое опирается постулат
всеобщего голосования. Таким образом, нам достаточно показать, что
предположение, по которому представительный орган считается из-
бранным большинством избирателей обыкновенно не соответствует
111
истине. Мы легко докажем наш тезис, основываясь на фактах, на
практических наблюдениях, имеющихся в наличии, проливающих
свет на то, как разворачивается электоральный процесс.
То, что происходит в других формах правления, когда организо-
ванное меньшинство господствует над неорганизованным большинст-
вом, в полной мере имеет место, несмотря на внешнюю видимость, и в
представительной системе. Когда говорят, что избиратели голосуют за
своего депутата, то используют выражение крайне неточное. Истина
же состоит в том, что депутат заставляет избирателей выбрать себя. И,
если эта фраза покажется слишком суровой или грубой, мы можем ее
смягчить, сказав, что его друзья делают так, чтобы его избрали. На
выборах, как и во всяких других проявлениях общественной жизни,
индивиды, имеющие волю, моральные, интеллектуальные и в особен-
ности материальные средства, чтобы господствовать над другими,
становятся первенствующими, чтобы ими командовать.
Политический мандат почти что уподобился мандату граждан-
скому, известному в частном праве. Но, в частных отношениях пере-
дача власти и полномочий всегда предполагает у мандата более широ-
кую возможность выбора мандатария. Сейчас же эта свобода выбора,
расцениваемая в теории как самая широкая, в практике политических
избирательных кампаний превратилась в ничто, стала насмешкой.
Действительно, если каждый избиратель отдает свой голос за канди-
дата по велению сердца в большинстве случаев не выйдет ничего дру-
гого, это абсолютно точно, кроме большого разброса голосов. Почти
невозможно, чтобы воля многих людей, не координированная и не
организованная, встретилась в спонтанном выборе одного индивида,
при том, что выбор может быть определен самыми разными крите-
риями и почти всегда субъективными. Чтобы обеспечить своему голо-
су хоть какую-то эффективность, каждый отдельный избиратель вы-
нужден ограничить свой выбор весьма узкими рамками двух-трех че-
ловек, имеющих некоторую вероятность победы. Указанная вероят-
ность имеется только у тех, как правило, кто поддержан группой, не-
ким комитетом, то есть организованным меньшинством, которое про-
двигает кандидата.
Мы уже достаточно подробно анализировали то, как формиру-
ются эти организационные меньшинства вокруг отдельных кандида-
тов или их групп. Сейчас достаточно вспомнить, что они образуются
под влиянием ценза, материальной заинтересованности, зависимости,
связанной с семьей, классом, сектой, политической партией. Хорошим
или плохим оказывается их состав, но бесспорно, что комитеты и де-
112
путаты, которые порой бывают их инструментами, а порой предводи-
телями и хозяевами, представляют организацию большого числа тече-
ний и социальных сил. Настоящий практический результат представи-
тельного режима поэтому - совсем не правительство большинства, а
участие лишь некоторого числа общественных течений в управлении
государством: влияние же и организацию многих иных политических
сил, абсолютистское государство, то есть управляемое только бюро-
кратией, оставляет инертными или исключает вовсе.
II.	Рассматривая соотношение представительного режима и
юридической защиты, можно выделить определенные отличия и сде-
лать некоторые наблюдения.
Верно то, что большое число избирателей пассивно, ибо они не
свободны в выборе своего представителя и обладают лишь весьма ог-
раниченным правом оптации между различными кандидатами. Но да-
же это право при всей его ограниченности, заставляет претендента
собирать вокруг себя силу, способную обеспечить ему перевес в со-
перничестве с тем или иным конкурентом. Поэтому предпринимаются
любые усилия, чтобы обольстить, осыпать обещаниями, привлечь
симпатии масс. Таким образом, некоторые чувства и настроения тол-
пы оказывают необходимое воздействие на настрой депутатов и рас-
сеянное эхо этих настроений или сильного недовольства может быть
непосредственно услышано в самых высоких сферах управляющих.
Можно возразить, что это влияние электорального большинства
минимально в отношении магистральных линий политической дея-
тельности, что оно проявляется в виде немногих вопросов общего ха-
рактера, и что в этих границах, даже при абсолютных режимах руко-
водящий класс должен учитывать настроения масс. Действительно,
самое деспотическое правительство должно действовать очень осмот-
рительно, когда оно задевает настроения, убеждения, предрассудки
большинства управляемых или когда оно собирается возложить на
него новые денежные поборы, которых прежде не было. Важность
такого рода осторожности возрастает еще больше, когда каждый де-
путат, голос которого столь полезен и нужен исполнительной власти,
вполне понимает, что недовольство толп народа может в любой мо-
мент вылиться в победу негодующего восстания.
Представительный режим может проявляться неоднозначно в за-
висимости от молекулярного состава электоральной массы. Если все
избиратели, влиятельные благодаря своему культурному уровню и об-
щественной позиции, входят в комитеты, и если вне таковых осталась
лишь масса бедных и неграмотных, то последняя не сможет с какой-то
113
долей продуктивности осуществлять свое право контроля и оптации и
в этом случае среди различных организованных меньшинств, соперни-
чающих на избирательном поле, неизбежно побеждает та, которая
больше тратит и больше обманывает.
Тоже самое происходит и в случае, когда внутри избирательного
корпуса находятся способные, экономически независимые люди, пред-
ставляющие ничтожное меньшинство, не имеющее никаких шансов
непосредственно влиять на голоса большинства. Поэтому, как это
обычно происходит в больших городах, эти люди не прибегают к ка-
ким-то действиям морального или материального свойства. Между
тем, когда в наличии имеются политические возможности прямого
влияния на голоса большинства и удается избежать действий комите-
тов и лиц, содействующих кандидату во время выборов, может слу-
читься так, что их контроль за процессом будет результативным. Вот
почему, сравнение заслуг и программ различных кандидатов будет от-
носительно серьезным и бесстрастным только когда электорат не ока-
жется полностью во власти тех, для кого выборы обычное занятие или
профессия.
Но самая настоящая моральная гарантия представительного
правления — в публичном обсуждении, проходящем на собраниях. На
них могут участвовать политические силы и элементы самого разного
толка и достаточно самого незначительного меньшинства, чтобы кон-
тролировать действия внушительного большинства и, главное, ограни-
чить всевластие бюрократической организации. Когда же собрания
помимо органов обсуждения и публичного диалога превращаются, как
это происходит в случае парламентского правления, в политический
организм, приобретающий престиж и всю законную власть, тогда, не-
смотря на сдерживающий характер публичных дискуссий, на всю ад-
министративную и судебную систему будет обрушена анонимная и
безответственная тирания тех элементов, которые превалируют на вы-
борах и говорят от имени народа. Так можно получить один из худших
типов политической организации, при которой будет страдать реальное
большинство общества.
В условиях почти исключительно представительного правления
референдум, при котором весь комплекс ненависти и любви, энтузиаз-
ма и неприязни, если они действительно распространены и универ-
сальны, может стать достаточно эффективным способом выявления
весьма близкого к реальности общественного мнения. Референдум мо-
жет быть реакцией против действий и инициатив управляющего мень-
шинства. Если речь не идет о том, чтобы делать какой-то выбор или
114
участвовать в некоем избрании, но только чтобы сказать «да» или
«нет» по вполне определенному вопросу, каждый отдельный голос не
может быть потерян и имеет свою практическую важность независимо
от любой организации и координации с той или иной сектой, партией
или комитетом. В тоже время с референдумом нельзя связывать демо-
кратический идеал правительства большинства, поскольку управлять
означает не только разрешить или запретить изменение конституции
или законодательства, но и руководить всем военным, финансовым,
судебным и административным механизмом или влиять на того, кто
его возглавляет. Если с одной стороны, референдум ограничивает
власть руководящего класса, то с другой, не менее верно и то, что он
может серьезно усложнить любое усовершенствование политического
механизма, в котором скорее заинтересован коррумпированный руко-
водящий класс, чем большинство управляемых.
III.	Обществоведы живо обсуждают вопрос о степени, большей
или меньшей, вторжения государства в дела социума. Мы попытаемся
доказать, что это не просто отдельный вопрос, а целый комплекс во-
просов и, что применяя подходы, изложенные в предыдущих главах,
мы сможем снять некоторые двусмысленности и недопонимания, за-
трудняющие правильное и точное осмысление феномена и препятст-
вующие приходу к надежным практическим выводам.
До сих пор чрезвычайно распространен тот взгляд, что государ-
ство и общество самостоятельны и независимы и часто противостоят
друг другу. Мы же полагаем, что прежде всего следует четко опреде-
лить, что мы понимаем под обществом, а что под государством. Оттал-
киваясь от положений кодексов и концепций административного пра-
ва, государство есть, несомненно, особое учреждение, способное к
юридической деятельности, представляющее всеобщие интересы и
управляющее государственным имуществом. Как таковое, государство
может вступать в конфликт интересов с частными физическими и юри-
дическими лицами. С политической точки зрения государство есть ни
что иное как организация всех социальных сил, имеющих политиче-
ское значение. Другими словами, государство представляет соединение
всех тех элементов в обществе, которые способны выполнять полити-
ческие функции, имеют и хотят участвовать в политике. Государство,
следовательно, есть результат их координации и их дисциплины.
Это подлинная точка зрения на государство поборников соци-
альных наук, хотя это грубое и опасное заблуждение, свойственное
нашему веку и затрудняющее верное понимание политических про-
блем. Это некая адвокатская тенденция рассматривать государство да-
115
же не с юридической, а с судейской точки зрения. Тогда как по нашему
мнению антагонизм между государством и обществом невозможен,
если мы рассматриваем государство как ту часть общества, которая
выполняет политическую функцию и тогда все вопросы, касающиеся
вторжения и невторжения государства приобретают иной аспект. То-
гда, вместо исследования того, какими должны быть границы деятель-
ности государства, следует вести поиск лучшего типа политической
организации, такого, который даст возможность всем элементам,
имеющим политический вес в данном обществе, быть более полезны-
ми, найти свою специализацию, лучше контролировать друг друга, со-
блюдать принцип индивидуальной ответственности при выполнении
своих обязанностей.
Мы понимаем, что когда имеются известные интеллектуальные
традиции, нелегко их быстро изменить и приспособиться к новым ме-
тодам наблюдения и к новому подходу в понимании данного аргумен-
та. Однако, сознаемся, что достаточно простого взгляда на возможную
практику применения той системы, которая нами представлена, чтобы
читатель ее родственно принял и отметил ее достоинства.
Например, когда противопоставляют деятельность государства
частной инициативе, нередко ограничиваются сравнением работы бю-
рократии с той, что демонстрируют другие руководящие элементы об-
щества. В некоторых случаях их активность, не оплачиваемая государ-
ством как своим служащим, может приобретать официальный харак-
тер. В обществе европейского типа, то есть бюрократизованном, бюро-
кратия не является государством, она лишь часть его. Поэтому, когда в
просторечии замечают, что в Италии, во Франции, в Германии и Рос-
сии государство делает все и захватывает все, это высказывание следу-
ет понимать в том смысле, что бюрократия итальянская, французская,
немецкая и российская имеет более широкие полномочия, чем в других
странах, например, в Англии. Так, когда упоминают знаменитое само-
управление английского народа, который управляется самим собой,
нет необходимости предполагать, как это можно было бы сделать из
буквального смысла высказывания, что в европейских странах италь-
янцы, французы, немцы и русские руководимы не национальными
элементами, что они доверили иностранцам важнейшие политические
и административные функции. Приведенное выражение надо просто
понимать так, что определенные обязанности, бесплатное осуществле-
ние которых в Англии доверено людям, назначенным избирателями
или правительством из числа местных дворян — их никуда нельзя пере-
водить без их согласия, выполняются в других европейских странах
бюрократией.
116
IV.	Мы уже показали, как происходит вторжение бюрократии и
законодательных собраний, обладающих высшей политической вла-
стью в некоторые сферы экономики и хозяйства, таких, как, например,
создание и эксплуатация крупных предприятий, эмиссионных банков.
Вполне можно убедиться в том, что руководство этой областью соци-
альной жизни никогда не было полностью бюрократизировано ни в
одном обществе, достигшем известного уровня культуры и благосос-
тояния. Это направление всегда доверялось максимально тем элемен-
там, которые, конечно, составляли часть управляющих сил общества и
поэтому являлись силами политическими, но не входили в кадровый
состав публичной администрации. Можно вспомнить и то, насколько
болезненным оказалось вторжение в целом для элементов, занимаю-
щихся собственно политическим управлением, то есть в сфере законо-
дательства, администрации и юрисдикции, в экономические дела и в
какой мере обнищание, которое ощутили некоторые современные на-
ции, явилось результатом подобного вторжения.
Вообще, те, кто хотел бы сократить и ограничить функции госу-
дарства, должны учесть простой и практический факт, а именно, что по
всем направлениям общественной жизни в образовании и культуре, в
благотворительности и управлении юстицией, в военной организации и
т.п., всегда необходима руководящая функция, которая должна быть
возложена на особый класс, имеющий необходимые навыки ее выпол-
нения.
И когда хотят полностью или частично лишить этих полномочий
бюрократию или избранные органы, то необходимо прежде убедиться
в том, что в обществе имеется категория людей, обладающая таковыми
навыками или соответствующей подготовкой как моральной, так и ин-
теллектуальной и достаточной экономической позицией, чтобы выпол-
нять новые обязанности. Но часто недостаточно простого наличия та-
ких людей, ибо их еще нужно выбрать, скоординировать их работу,
иначе эксперимент может не удасться и принести плачевные результа-
ты. Мы полагаем, например, что именно таковой явилась причина, по
которой институт присяжных заседателей оказался неэффективным во
многих странах европейского континента.
Так называемые народные заседатели представляют собой вме-
шательство чуждых социальных элементов в работу официальной ма-
гистратуры, управляющей уголовной юстицией. Их слишком много,
чтобы быть уверенным в их интеллектуальной и моральной подготовке
для исполнения таких обязанностей. Участие в данного рода ответст-
венной деятельности должно было бы вызвать такое самоуважение,
117
выработать такой корпоративный дух, такое чувство, скажем, почти
аристократизма, без которого немыслимо поднять средний характер
людей, коим поручено столь деликатное дело.
С другой стороны, те, кто выступает за большее вмешательство
государства, должны были бы подумать о точном и практическом зна-
чении данного выражения, освободив его от всего туманного, неопре-
деленного, скажем, даже магического и сверхъестественного. В наши
дни к вмешательству государства призывают те, кто против всех бед,
которые несет с собой частная конкуренция, те, кто рассчитывает, что
государство устранит алчность и похотливость наглого самовластия,
все эксцессы индивидуализма или, лучше сказать, эгоизма. Государст-
во, как инструмент права и морального прогресса, могло бы утешить
униженных и приструнить высокомерных. И, более того, государство,
среди сонма приземленных забот и частных интересов, должно было
бы пресекать всякие злоупотребления и беззакония, заботиться об
удовлетворении всяческих потребностей моральных и материальных и
направлять человечество по благоухающим цветами дорогам справед-
ливости и мира ко всеобщей гармонии.
Чтобы не впасть в эту глупую веру и не представлять государст-
во неким абстрактным образованием, стоящим где-то вне общества,
необходимо помнить, что оно фактически есть организация большой
части доминирующих элементов общества. Когда в нашем европей-
ском обществе говорят о деятельности государства, это выражение от-
носится к деятельности, которую осуществляют министры, депутаты,
служащие. Всем этим замечательным людям, чья активность может
быть стимулирована или сдержана чувствами ответственности, само-
дисциплины и корпоративного духа, свойственны все человеческие
способности и слабости. Все это выдающиеся личности, но, как и все
люди, они имеют глаза, которые при необходимости можно открыть и
закрыть, рот, который в зависимости от обстановки, может говорить,
молчать, а также и есть. Они могут портиться от надменности, неради-
вости, жадности и тщеславия, испытывать симпатию и антипатию,
дружбу и неприязнь. Им свойственны свои собственные страсти и ин-
тересы, средн которых, кстати, и стремление остаться на данном посту,
а при случае сменить его на более высокий.
V.	Невозможно или, по крайней мере, весьма затруднительно
критически откликнуться на все теории и доктрины, отклоняющиеся от
нашего способа видеть постоянные тенденции или законы, регули-
рующие организацию человеческого общества. Среди упомянутых
доктрин есть парочка, тесно связанных между собой и имеющих из-
118
вестное на сегодня распространение. Они представляются важными и
обойти их абсолютным молчанием мы не вправе. Мы имеем в виду
теории Конта и Спенсера. Первый, как известно, выделяет три стадии
исторического развития: теологическую, метафизическую и позитив-
ную, которым соответствует три различных общественных порядка:
военный, феодальный и индустриальный. Второй же просто делит все
государства на военные, основанные на принуждении и индустриаль-
ные, базирующиеся на контракте и свободном согласии тех, кто их со-
ставляет. По следам этих выдающихся социологов идут многие, кто, в
особенности в Италии, занимается общественно-политическими нау-
ками и делает из вышеприведенных концепций своего рода краеуголь-
ный камень для собственных построений и систем.
В общем плане классификация из трех интеллектуальных ста-
дий, предложенная Контом, думается, не вызывает больших нарека-
ний. Человек, конечно, может объяснить все феномены, как органиче-
ского, так и неорганического мира, включая социальные, основываясь
на явлениях сверхъестественных, на вмешательстве Бога или богов,
гениев, добродетельных или зловредных, творцов побед или пораже-
ний, изобилия или нищеты, здоровья или чумных эпидемий и этот пе-
риод у него называется теологическим. События можно так же объяс-
нить, полагаясь на первопричины, как результаты своего собственного
воображения или поверхностного, не связанного с фактами, наблюде-
ния, например, когда полагают, что все зависит от движения и распо-
ложения планет, влияющих на судьбы индивидов и целых наций или
когда ищут связь между настроением и здоровьем человеческого тела,
или когда видят причину общественного богатства народов единствен-
но и исключительно в количестве имеющегося в наличии драгоценного
металла. Все это признаки априористической или метафизической ста-
дии. И, наконец, объявляя об открытии подлинных первопричин явле-
ний, предпринимается их исследование с использованием строгой сис-
темы наблюдения, естественных законов их регулирующих, с под-
тверждением собственной правоты. Эта стадия — уже научная или по-
зитивная.
Возражения и критика системы Конта начинаются, когда хотят
установить точную и четкую хронологическую границу между различ-
ными человеческими обществами, применительно к одной из трех ука-
занных стадий. Ведь нельзя отрицать, что все три интеллектуальных
периода сосуществуют во всех человеческих обществах от наиболее
зрелых до тех, которые еще пока находятся, так сказать, на дикой ста-
дии. По существу, античная Греция дала Гиппократа и Аристотеля,
119
Рим — Лукреция, современная европейская цивилизация разработала
физику, химию, политическую экономию, изобрела телескоп и микро-
скоп, освоила электрическую энергию, открыла микробы, вызывающие
эпидемии и болезни. И, тем не менее, нельзя не признать, что в древно-
сти как в Афинах, так и в Риме, как в современных Париже и Берлине,
Лондоне и Нью-Йорке, большинство людей пребывали и продолжают
пребывать полностью в теологическом периоде или по крайней мере в
том, который называется метафизическим. Как будто не существовало
периода классической античности, когда люди не консультировались с
авгурами и оракулами, не приносили жертвы и не верили в предзнаме-
нования. Мы видим, что до сих пор религия составляет важнейшую
часть жизни наших современников и там, где она ослабевает, там воз-
никают самые мерзкие и абсурдные метафизические предрассудки со-
циальной демократии. А с другой стороны, дикарь, представляющий в
дереве и камне свой фетиш, уверенный в том, что родовой колдун мо-
жет вызвать дождь и отвратить молнию, не мог бы жить, не имея хотя
бы немногих действительно позитивных познаний. Когда он изучает
повадки птиц, когда учится различать следы, брать в расчет направле-
ние ветра, чтобы перехитрить и схватить зверя, он употребляет себе на
пользу собранные и сопоставленные между собой наблюдения свои и
своих предков, поэтому он действует с предписаниями самой настоя-
щей науки.
Но более того, как не трудно догадаться из приведенных приме-
ров, не только в одной и той же эпохе или у одного и того же народа
могут сосуществовать три интеллектуальных периода Конта, но даже в
одном и том же индивиде. Мы даже можем утверждать, что это есть
всеобщее правило и что примеров тому тысячи прямо перед глазами
всех, а исключения — незначительны. Кому не приходилось знакомится
с капитаном корабля, весьма верующим, принимающим за истину чу-
деса Мадонны Лурдской, в политике и экономических науках он нахо-
дится полностью на метафизической стадии, а когда случается заделы-
вать пробоину или осуществлять сложный маневр судна, он исходит из
критериев исключительно научных. Все или почти все врачи всего
лишь пару столетий тому назад, были исповедниками своих религий и
поэтому отнюдь не отрицали значения молитв и обетов при лечении
болезней. Кроме этого, при оценке функционирования различных ор-
ганов человеческого тела и в убеждении правильности самых простых
медицинских средств, они придерживались разнообразных, но вполне
метафизических представлений, в большой мере под влиянием Клав-
дия Галена и арабских врачей. В тоже время их нельзя упрекнуть в не-
120
достатке позитивных познаний, восходящих еще к Гиппократу, и по-
том, неуклонно разрабатывавшихся в течение ряда веков опытным пу-
тем, которые позволяли в ряде случаев предоставлять больным рацио-
нальное лечение. Аналогичным образом, молитвы Творцу, дарующему
победу и традиционное «Тебя, Господи, славим» как благодарение
Всевышнему раздавалось на полях сражений по всей Европе. Одиако
вскоре после Густава Адольфо, Туренна, Монтекукколи /XVI-XVII вв.
— Т.Е./ войны стали вести по очень даже научным правилам.
Ксенофонт, если взять конкретный пример, когда полагал, что
сон есть предупреждение богов, находился полностью в рамках теоло-
гического периода. В отношении формы земли, строения тел он выска-
зывал идеи, которые современные географы и химики совершенно
справедливо характеризуют как определенно метафизические. Но ко-
гда в проведении знаменитого отступления десяти тысяч греков, для
сохранения колонны главных сил, обремененных обозом со снаряже-
нием в условиях постоянных атак персидской кавалерии, он распоря-
дился выставить боковое охранение из двух линий легко вооруженных
бойцов, он действовал по таким правилам, которые, даже с учетом су-
ществовавшей тогда системы вооружений, признаются современными
военными тактиками вполне научными и позитивными. Тот же автор в
своей «Киропедии» показывает себя преимущественно теологом и ме-
тафизиком и превращается снова в позитивиста в трактате об искусстве
верховой езды, поскольку в этом описании он, как это сделал бы и наш
современник, свои советы выводил из изучения анатомической приро-
ды лошади.
VI.	Истина состоит в том, что в этом и во многих других случа-
ях, упрощенчество не подходит к наукам, изучающим психологию че-
ловека, организмы высших животных, полных противоположностей,
которые не всегда могут быть объяснены последовательно и логично.
И поэтому, даже когда верят и надеются, что Всевышний может вме-
шаться и подкрепить выдвинутый тезис, надо постоянно держать по-
рох сухим, то есть рассчитывать на содействие своего разума и опыта,
и опыта других. Единственный стоящий аргумент, который можно
привести в поддержку контовской классификации состоит в следую-
щем. Несмотря на то, что три интеллектуальные стадии сосуществуют
во всех человеческих обществах и даже могут быть прослежены у
большинства отдельных индивидов, тем не менее, они, в зависимости
от обстановки, могут в неравном соотношении присутствовать в раз-
граниченном виде. Это так, потому что народ может обладать доста-
точным запасом научных познаний бесспорно более высокого характе-
121
ра, чем другой и в зависимости от различных периодов своей истории
может значительно продвинуться или отстать. Нельзя отрицать и того,
что метафизические доктрины и сверхъестественные верования имеют
обыкновенно громадное воздействие и влияние на целые нации и от-
дельных людей, неискушенных в проблемах научной культуры. Све-
денная к этому, теория Конта очень напоминает другую, по правде ска-
зать, самую банальную: чем более продвинуто общество в научном
отношении, тем меньшее пространство остается для априористических
доктрин и тем меньше в нем влияние сверхъестественного.
Там, где концепция отца современной социологии все дальше
отходит от истины, там устанавливается некий параллелизм между
тремя интеллектуальными стадиями и тремя типами политической ор-
ганизации. То есть военная, феодальная и индустриальная стадии срав-
ниваются соответственно с молодостью, отрочеством и зрелостью че-
ловеческого общества.
Военная деятельность, то есть организация вооруженных сил для
защиты народа от внешних и внутренних угроз и, если хотите, по тому
как то диктуют интересы, предрассудки или страсти людские, для на-
падения является насущной необходимостью для всех человеческих
обществ. Большее или меньшее политическое преобладание военного
элемента зависит отчасти от причин, нами уже установленных ранее,
то есть от наличия или отсутствия в этом элементе политической силы
более или менее существенной и поглощаемой в большей или меньшей
степени другими уравновешивающими политическими силами. Здесь
отчасти действуют и другие причины, которые в благоприятный мо-
мент не замедлят сказаться. Во всяком случае, мы можем вполне опре-
деленно утверждать, что не видим необходимости в нерасторжимом
соединении, которое по Конту должно обязательно существовать, ме-
жду политическим превосходством милитаризма и превосходством
периода теологического в области интеллектуальной и моральной. Мы
скажем даже больше. Нам не кажется ни коим образом доказанным,
что тип организации, который цитируемый автор называет военным,
должен исключительно господствовать единственно в тех обществах,
которые находятся на первой стадии своего развития и, говоря языком
современных позитивистов, на стадии детства.
Эллинистическое общество, например, после Александра Вели-
кого очевидно было организовано в соответствии с тем типом, которые
некоторыми социологами характеризуется как военный. Республикан-
ские лиги в Греции в собственном смысле слова после македонского
завоевания, обладали политическим влиянием весьма ограниченным.
122
Вплоть до римского нашествия они находились в отношениях клиенте-
лы или в вассальной зависимости от могучих эллинизированных
царств в Египте, Сирии, в особенности, Македонии — самых настоящих
абсолютных военных монархий, основанных на мощи собственных
армий. И все же, именно в этот период греческое общество совсем не
находилось в положении детства или в периоде теологическом. Чуть
раньше этого времени оформились и расцвели философские школы,
оказавшие самое серьезное влияние на позитивную науку. Тоже можно
наблюдать и в римском обществе, когда после Цезаря утвердился им-
перский абсолютизм, поддержанный преторианцами и легионами.
Преобладание религиозных верований, горячей веры в народе,
неизбежно приводят к политическому господству священнического
класса. Сегодня последний далеко не всегда слит с военным классом,
не всегда ощущает с ним общность чувств и интересов. Тот же союз
трона и алтаря, имевший место в Европе в начале девятнадцатого века
в рамках Священного Союза, обязан своим появлением особым об-
стоятельствам, связанным с совместной угрозой рационалистического
и революционного течений. Но данный факт, разумеется, далекий от
того, чтобы его представлять всеобщим правилом или даже универ-
сальным законом, должен рассматриваться как один из многих пере-
ходных явлений, случающихся в истории. Конечно, нет недостатка и в
противоположных примерах. Легче всего их извлекать из истории Ин-
дии, в которой был период, когда каста брахманов боролась с кастой
военных. Есть пример и из Европы — соперничество папства и Импе-
рии.
Нам представляется, что невозможно найти какое-либо основан-
ное на фактах, подтверждение той части контовской доктрины, которая
выводит из преобладания метафизики в сфере человеческой мысли
господство феодальной системы в политическом порядке. Мы уже
убедились, что, называемая в просторечии феодальной, организация,
есть относительно простой политический тип, тот, который встречает-
ся относительно часто на начальном этапе больших человеческих об-
ществ и воспроизводится, когда большое бюрократическое государство
стоит накануне развала. Как бы то ни было прогресс политический не
всегда идет с прогрессом научным в ногу, как это доказывает история
Италии периода Ринашименто /XIX в. — Т.Е./, хотя можно допустить с
большими оговорками, что в целом, стадии политического примити-
визма или периода упадка и политического распада соответствуют со-
стоянию почти всеобщего невежества или периоду интеллектуальной
прострации. Но совершенно неизвестно, почему все это должно зави-
123
сеть от распространения метафизических или же теологических кон-
цепций. Так же нельзя и допустить того, что в ходе расцвета феодаль-
ного порядка научная активность должна обязательно сойти на нет.
Конфуций, живший в то время, когда Китай был организован по-
феодальному, без сомнения не был метафизиком. С другом стороны,
наука тривия и квадривия, как впрочем и другие культурные направле-
ния, совсем не поверхностные, неизвестны современным афганцам и
эфиопам.
Конт основывается на примере европейского средневековья. Это
время, разумеется, породило своих писателей метафизиков, точно так-
же как и классическая античность. Но желание перебросить из средне-
вековой мысли некий мост перехода от античной теологии к современ-
ной научной мысли — это концепция ошибочная. Точно также ошибоч-
ной является вера в то, что феодализм был органичной переходной по-
литической формой между древними жреческими империями и совре-
менным государством.
Достаточно почитать средневековых писателей, в особенности
тех, кто жил в промежутке между падением Западной римской Импе-
рии и периодом накануне Ринашименто, чтобы сразу понять насколько
средневековая мысль более глубокая, более конституционально теоло-
гическая по сравнению с мыслью античной. Эти писатели и их совре-
менники неизмеримо далеки от нас, совершенно непохожи на нас по
сравнению с современниками Аристотеля и Цицерона. Феодальный
порядок формировался и расцветал как раз в девятом и десятом веках,
когда постоянная угроза неурожая и нищеты, страх перед чумой, перед
частыми проявлениями божественных или дьявольских сил угнетали и
беспокоили людские умы. В это время демонический террор навсегда
вселился в эти бедные души, в которых из-за отсутствия малейшей
культуры, угасающего разума, склонного к чудесам, сверхъестествен-
ное становилось родным и насущным элементом, как глоток воздуха.
VII.	Остается показать, что и третье контовское соотношение
между индустриальным режимом и позитивной наукой является лож-
ным. Мы не говорим о том, почему в этой заключительной части кон-
цепция автора системы позитивной политики, не получила много от-
зывов. Может быть из-за больших отличий по сравнению со взглядами,
распространенными в прошлом поколении, а возможно не предложив
достаточных аргументов, несмотря на видимость научного метода, для
удовлетворения настроений и интересов, имеющих хождение сегодня.
Так или иначе, индустриализм по Конту есть тип общественной орга-
низации, в котором директивные функции доверены научному пози-
124
тивному священству, банковскому и промышленному патрициату, куда
представителям низшего класса весьма непросто проникнуть.
Почему автор, представляя данный случай, не забывает заме-
тить, что «священник подготавливает пролетариев к тому, чтобы они
не поддавались никаким призывам выйти из собственного класса, про-
тиворечащим величию народного долга и омрачающим справедливые
ожидания простых людей, передаваемые постыдными перебежчика-
ми». Итак, фундаментальная идея автора состоит в констатации того,
что все интеллектуальное и политическое движение конца восемнадца-
того и первой половины девятнадцатого века есть движение револю-
ционное. Оно имеет в качестве своего результата моральную и полити-
ческую анархию, происходящую из разрушения монотеистического
феодального режима, вместо которого ничего не удалось предложить.
Логично для данной точки зрения, что парламентский режим одно-
значно и жестко осужден Контом, как результат анархического перио-
да, в котором мы и пребываем. Сама представительная функция в со-
ответствии с которой низшие избирают высших трактуется данным
автором как революционная процедура.
Однако, остановимся на второй теории, упомянутой нами. Она
представляет собой модификацию доктрины своего учителя, которую
Спенсер, а после него многие другие современные социологи, воспри-
няли в стремлении классифицировать человеческие общества, разделив
их на два типа, представляющих государство военное и государство
промышленное.
Любая классификация должна основываться на совершенно оп-
ределенных и точных основаниях. Зная это, Спенсер не преминул пре-
дупредить, что хотя «в ходе общественной эволюции основания двух
типов перемешиваются, тем не менее, в теории как и в фактах можно
со всей определенностью изучать противоположности, различающие
каждую из двух организаций в их совершенном развитии». Сейчас,
рассматривая работу автора столь известного, прямо-таки прославлен-
ного, можно допустить, что он сам и является самым лучшим судьей
своего труда. Однако, нам хотелось большей ясности и четкости в пер-
вых двух главах «Начал социологии», в которых знаменитый писатель
профессионально, со знанием дела ведет речь о своем постулате. Мы
должны сознаться в том, что по нашей вине, мы еще не сформировали
полную концепцию идей, выдвинутых автором.
Фундаментальный критерий в классификации Спенсера выдви-
нут не только в двух указанных главах, он постоянно присутствует во
всех его произведениях и в работах его многочисленных последовате-
125
лей. Этот критерий таков: военное общество построено на подчинении,
осуществляемом управляющими над управляемыми. Индустриальное
общество базируется на контракте, на свободном согласии тех, кто в
него входит ни больше ни меньше как какое-нибудь литературное,
производственное или торговое сообщество, невозможное без свобод-
ного одобрения его членов. Мы просим прощения у всех, кто разделяет
его концепцию, но нам представляется и мы не можем в этом не соз-
наться, что данный критерий опирается на преимущественно априори-
стические предположения и не выдерживает проверки фактами. Мы
полагаем, что всякая политическая организация и спонтанна и одно-
временно принудительна. Спонтанна потому, что берет начало в при-
роде человеческой, как это было еще подмечено Аристотелем и в тоже
время принудительна, ибо это необходимо и человек не может жить
по-другому. Она естественна и, следовательно, спонтанна. Ясно, что
там, где есть люди, образуется общество. Где есть общество, появляет-
ся государство, то есть управляющее меньшинство и управляемое им
большинство.
Можно было бы возразить, что мы искусственно смещаем во-
прос в выгодном нам направлении и хотя существование социальной
организации есть факт естественный и необходимый там, где находят-
ся группы или сообщества людей, но могут иметь место и некоторые
государства, чьи порядки пользуются полным одобрением или по
крайней мере молчаливым согласием значительного большинства на-
селения, хотя для других государств это не характерно. Мы не отрица-
ем, что ситуация может быть именно такой, но не видим оснований
почему первые надо обязательно называть государствами индустри-
альными, а вторые — военными. В действительности согласие боль-
шинства при данной форме политического режима, зависит единствен-
но от того, что он основан на религиозных верованиях или на фило-
софских доктринах, принятых повсеместно, или же, говоря нашим
языком, зависит от распространения и крепости веры руководимого
класса в политическую формулу, с помощью которой управляющий
класс оправдывает свою власть. Сейчас эта вера в общем больше в тех
государствах, которые Спенсер находит среди военных со всеми теми
характеристиками, которыми он их наделяет. То есть это государства с
абсолютистским и самоуправным правлением, базирующемся на боже-
ственном праве.
В действительности, для восточных монархий свойственны заго-
воры против личности суверена, но вплоть до последнего времени ред-
ко проявлялось желание сменить форму правления. Среди народов со-
126
временной Европы турки и русские, за исключением незначительного
образованного меньшинства, находились в совершенной гармонии с
тем режимом, который существовал до середины прошлого века, в
полной единстве с политическим идеалом подавляющего большинства
нации. Впрочем, во всех варварских странах население может быть
недовольно руководителем или руководителями, но не представляет и
не желает другого, лучшего политического режима.
Стараясь быть максимально точным, отталкиваясь от процити-
рованных спенсеровских примеров и главы, следующей за теми, что
были приведены, где повествуется о прошлом и будущем политиче-
ских институтов, можно было бы заключить, что для него индустри-
альные государства являются таковыми, где правительство имеет
представительную базу или хотя бы те, где имеется тенденция не при-
знавать никакую другую власть законной, если она не проистекает из
народных собраний.
Несмотря на уже указанные огрехи, мы подчеркнем в целом и то,
что приведенное положение не является точной концепцией глубоко-
уважаемого автора. Иначе все его тома по социологии не служили бы
другой цели как укреплять данное течение идей, уже весьма распро-
страненное и даже провозглашенное радикальным; и в тоже время сам
Спенсер и его многочисленные последователи в большей или меньшей
мере его опровергают. Иными словами, они не могут игнорировать тот
факт, что выборная система была распространена в античной Греции и
Риме и даже среди древних германцев, которые неистово выбирали
своих вождей, поднимая их на щиты. Все эти народы, основываясь на
спенсеровских критериях, следовало бы относить к типу подчеркнуто
военному. Наконец, нельзя не напомнить этим высоким умам, что они
полностью проигнорировали те соображения, которые были высказаны
в других моих книгах и книгах других авторов, упомянутых в данной
главе. Эти замечания указывают на то, что участие народа в избира-
тельных собраниях не означает того, что он руководит правительством
и управляемый класс избирает класс управляющих. Это означает ско-
рее, что электоральная функция, если она имеет место в благоприятных
общественных условиях, равнозначна методу, с помощью которого
некоторые политические силы контролируют и ограничивают действия
других.
VIII.	Спенсер устанавливает и другие характеристики, свойст-
венные двум типам государств — военному и индустриальному, кото-
рые в той же мере представляются туманными и неопределенными.
Пишет он, например, что упадком милитаризма и относительным рос-
127
том индустриализма постепенно устанавливается такой общественный
порядок, при котором индивиды оказываются полезными государству,
а в другом случае государство действует на пользу индивидам. Это
тонкое различие, заставляющее вспомнить аналогичную разницу, об-
суждавшуюся некогда применительно к человеку — ум человеческий
существует на пользу остальному телу или тело существует ради поль-
зы разума. Кроме того, утверждается, что деятельность военного госу-
дарства — позитивная, регулирующая, в том смысле, что оно предписы-
вает всем не совершать запрещенные акты. Эти люди не могут взять в
толк, что не существует общественной организации, в которой руково-
дящее действие не было бы в одно и тоже время позитивным и нега-
тивным и, поскольку деятельность людей ограничивается с возраста-
нием негативной регламентации, то выходит, с учетом стеснения ин-
дивидуальной инициативы, почти тот же результат что и в случае из-
лишней позитивной регламентации.
Затем, некоторые характеристики военного государства, которые
перечисляет Спенсер, относятся к чрезмерно бюрократизированным
обществам, которые автор находит в древнем Перу, где государствен-
ные чиновники регламентировали разведение растений и распределяли
воду /вероятно, с целью орошения или же в местностях и в периоды
чрезмерной засухи/. Другие черты, наоборот, встречаются у тех наро-
дов, где общественная власть еще совсем недавно была или осталась
слабой и переживает период примитивной и грубой организации, кото-
рую мы считаем равнозначной порядку феодальному. В последнем
случае имеет место вендетта — личная месть, здесь многоуважаемый
автор полагает уместным ссылаться на авторитет Брантома, и находит
ее распространенной еще во Франции конца средневековья даже про-
тив церковников.
Там, где имеет место этот обычай и, следовательно, у всех вар-
варских народов, чья социальная организация существенно ослаблена,
естественно, личные качества весьма ценятся и это объясняет еще одна
характеристика, которую Спенсер приписывает военному обществу.
Добавим, что тоже самое происходит по различным причинам в обще-
стве, вынужденном вести оборонительные и наступательные войны и в
этих условиях, естественно, храбрость выступает единственным каче-
ством, обеспечивающим престиж и влияние, там, где грубость не по-
зволяет развернуться научным задаткам или сформироваться способ-
ностям и талантам в производственной сфере.
В заключение мы не можем умолчать о том, что тенденция, ко-
торую Спенсер относит на счет военных обществ, а именно жить соб-
128
ственными экономическими ресурсами, прибегая как можно меньше к
международной торговле, это скорее следствие изоляционизма и пред-
рассудков, существующих у многих народов. В действительности,
очень вероятно, что те племена, о которых пишет Спенсер как о типах
примитивных индустриальных обществ весьма мало получают от об-
мена с другими народами. До нынешних времен попытки протекцио-
низма, которые может быть и не так очевидны, менее сильны в индуст-
риальной Северной Америке, чем в военной Германии. Не забудем от-
метить и то, что едва ли достигнут много те, кто пожелали бы разли-
чать промышленные общества по степени достигнутого экономическо-
го развития или военные общества в зависимости от энергии и воинст-
венности, которая ими демонстрируется. Потому, что сам Спенсер
прямо или опосредованно предупреждает, что эти критерием поверх-
ностным, хотя и очень простым и легко воспринимаемым, можно пре-
небречь. Фактически, применительно к первой гипотезе, многоуважае-
мый автор не устает повторять, что «нельзя смешивать индустриальное
общество с обществом изобретательным и трудолюбивым» и что «об-
щественные отношения, характеризующие промышленный тип могут
сосуществовать с весьма ограниченной производительной деятельно-
стью». Что же касается второй, то Спенсер не хочет допустить, что
римская республика обладала организацией в большей мере военной,
чем индустриальной, в том смысле, который он придает этому выра-
жению, по сравнению с восточными империями, покоренными римля-
нами или что английские колонизаторы менее подходят для включения
в индустриальный тип, нежели завоеванные индусы.
Независимо от этого и других возражений, которые можно вы-
двинуть против спенсеровской классификации, мы не можем отрицать,
скажем так, того, что в ней смутно угадывается немалая истина, хотя и
затененная двусмысленностями и спрятанная за ними. Ясно, что поми-
мо тех критериев и классификации, которые мы уже отметили и тех,
что мы были вынуждены отмести, многие другие можно вывести из
различных его утверждений, из всей совокупности его произведений и
в особенности из их общего духа. Из всего комплекса трудов этого ав-
тора нельзя не понять, что под военным государством он понимает то,
в котором юридическая защита менее развита, а под государством
промышленным — другое общество, где справедливость и обществен-
ная мораль в большинстве своем защищены лучше. Двусмысленность,
упомянутую выше, которая не позволила Спенсеру продвинуться
дальше в открытии научной истины, состоит в том, что он, озабочен-
ный тем фактом, что материальное насилие было и остается одним из
129
наиболее серьезных препятствий в осуществлении юридической защи-
ты, верил в тоже время, что война и необходимость военной организа-
ции являются источником всякого насилия.
Так, в концептуальном формулировании самой проблемы, сме-
шались причина и одно из ее следствий. Полагалось, что война есть
исключительный источник стремления, присущего человеческой при-
роду господствовать над себе подобными, в то время когда она есть не
что иное как одна из многих его проявлений. Сейчас эта тенденция во
внешних отношениях между народами, не может быть сдержана ни-
чем, кроме превосходства, все более внушительного правильно поня-
тых материальных интересов. В отношениях внутренних между пред-
ставителями одного народа, мы видели как это происходит, указанное
стремление до известной степени нейтрализуется только благодаря
многообразию всех политических сил, которые следует утвердить в
обществе и с помощью контроля, который они могут осуществлять
друг за другом.
В отношении того, что уже было написано по поводу этой важ-
ной аргументации, мы не видим ничего того, что можно было бы снять,
но зато остается много из того, что следовало бы добавить. Действи-
тельно, наша задача и состоит в том, чтобы проследить, каким образом
среди руководящих классов и политических группировок, именно та
фракция, которая представляет собой материальную силу, держащую в
руках оружие, способна не нарушать юридического равновесия в свою
пользу и не навязывать постоянно себя другим. Понятно, что вероят-
ность того, что может произойти есть постоянная угроза, которой под-
вержены все общества и в особенности те, что находятся на этапе бы-
строго обновления сил и политических формул. При этом анализ от-
ношений между военными порядками и юридической защитой, поиск
лучших методов для устранения указанной опасности, есть тема на-
столько трудоемкая, что ей мы посвятим специально следующую главу
нашей работы.
А сейчас мы просто отметим, что идеи Спенсера по данном про-
блеме, слабые стороны которой мы попытались осветить, в особенно-
сти генеральную систематику, не относятся к чисну тех, что могут
быть проверены непосредственно на практике, что более или менее
открыто, предполагал автор. Среди военных аспектов автор высказы-
вает свое предпочтение тем из них, где «солдат, добровольно оказав-
шийся в определенных условиях, участвует некоторым образом в вы-
полнении задач свободного рабочего» и верит, что такой порядок со-
вмещается с обществом, в котором «индустриальный тип уже утвер-
130
дился». Другими словами это означает, что данная фракция общества,
которая имеет большее расположение к военным делам, должна была
бы добровольно возложить на себя, возможно с компенсацией, поло-
женной и для других занятий в условиях рынка, обязанность военной
защиты от угроз внешних и внутренних. Пока же, как представляется
нам, а много раньше нас было ясно Макиавелли, а потом и многим
другим писателям, что, исключая особые и чрезвычайные обстоятель-
ства, именно эта система дает наихудшие результаты у народов с раз-
витой культурой. Она легче всего развивает в военном классе тенден-
цию покорять других и лишать их любой возможности эффективной
защиты и противостояния.
131
Глава седьмая. Церкви, партии и секты
I.	Инстинкт борьбы между человеческими сообществами. - II. Другие
составляющие религиозного и политического соперничества. -
III.	Качества основателей новых религий и политических доктрин. -
IV.	Руководящее ядро любой новой религии или политической доктрины. -
V. Переходные условия адаптации религиозных и политических доктрин
в разные исторические моменты. - VI. Постоянные условия их приспособ-
ления к человеческой природе. - VII. Соединение некоторых доктрин на
практике. - VIII. Стабильная организация руководящего ядра. -
IX.	Взаимовлияние благородных чувств и материальных интересов. -
X.	Системы привлечения масс и господства над ними. Эффективность
материальной силы. - XI. Другие способы достижения той же цели. -
XII. Заключение главы.
I.	Бюффон, содержавший некоторое количество ланей в парке,
рассказывает, что случайно открыл для себя непреложную истину: ока-
залось, что они относятся к двум разным видам и постоянно враждуют
между собой. Думается, что инстинкт, очень похожий на этот, свойст-
венен и людям. Они ощущают естественную склонность к борьбе, но
последняя только спорадически принимает характер индивидуальный,
то есть войны один на один. Даже воюя, человек продолжает оставать-
ся существом глубоко социальным. Поэтому мы видим, что люди
обычно образуют некие группировки, там есть вожди и рядовые. Люди,
составляющие такие группы связаны между собой отношениями брат-
ства и согласия и обрушивают на членов других группировок свой во-
инственный инстинкт.
Данное побуждение соединяться в боевые группы и воевать про-
тив других группировок есть первая база и основание, наиболее при-
митивное, внешней борьбы, случающейся между различными общест-
вами, разными фракциями, сектами, партиями и в известном смысле
между разными церквями, всякими их частями и еще более мелкими
подразделениями, возникающими в лоне самого общества и порож-
дающими моральную, а иногда и материальную борьбу. В примитив-
ном и небольшом обществе, отличающемся моральным и интеллекту-
альным единством, когда у всех людей одни и те же привычки, верова-
ния и предрассудки, тем не менее может быть достаточно одного ин-
дивида с противоположными, воинственными наклонностями для про-
буждения отмеченного инстинкта. Например, арабы и кабилы в Бербе-
рии имели одни и те же религиозные верования, один и тот же уровень
и тип интеллектуальной и моральной культуры и однако же когда они
не воевали против неверных в Алжире и в Тунисе, против турок в Три-
132
поли, против султана в Марокко, они постоянно воевали сами с собой.
Любая конфедерация племен восставала или открыто воевала против
соседней конфедерации. Внутри одной и той же конфедерации всегда
зрели разногласия и часто доходило до пороха в сражениях между
племенами, ее составляющими. Внутри же племени возникала враж-
дебность между теми и иными бедуинами и часто разделение проходи-
ло внутри самой семьи.
Случается, когда социальная среда не отличается величиной,
даже средн самых незначительных фракций населения, достаточно ци-
вилизованного, может вестись внутренняя борьба, без каких-либо оп-
равданий и ссылок на моральные и интеллектуальные различия враж-
дующих сторон или же, если эти отличия и заявляют о себе, то это
обычный предлог. Так, прозвание гвельфы и гибеллины означают ско-
рее некое наименование и обозначение, нежели причину и объяснение
внутренней борьбы в наших средневековых коммунах и тоже самое
можно сказать вообще об именах — либерал, клерикал, радикал, социа-
лист, которые принимали на себя люди из группировок, боровшихся за
власть в маленьких коммунах южной Италии вплоть до недавнего вре-
мени. В периоды особо глубокой интеллектуальной апатии, самые не-
основательные предлоги могут стать причиной достаточно жаркой
борьбы в обществе продвинутом и весьма многочисленном. В Визан-
тии, например, во времена Юстиниана и впоследствии две партии —
зеленых и синих нередко орошали кровью в ходе ожесточенных схва-
ток улицы города. А начало этому положило размежевание болельщи-
ков на ипподроме, переживавших за команды наездников, одетых в
куртки зеленого или синего цвета. Слабое отражение этой борьбы воз-
никло накануне 1848 года, когда в некоторых итальянских городах мо-
лодежь боролась за приоритет той или иной примадонны или звезды
балета.
II.	Прежде, чем отправиться дальше, откроем небольшие скобки
и дадим возможность проследить, как в малых обществах, так и в
больших, когда возникает необходимость сражаться, будь то соперни-
чество или внешняя война, она может быть в некотором роде легче
объяснена, чем в случае внутренних раздоров и гражданских схваток.
Внимательно рассматривая природу партий, сект, политических груп-
пировок, философских и религиозных направлений, действующих сре-
ди гражданских народов, мы можем сразу же отметить, что в этих
схватках к воинственному инстинкту сбиваться в банду и драться, что
само по себе примитивно и, если хотите, низко и жестоко, присоеди-
няются иные более сложные интеллектуальные и психологические
133
факторы. В обширных гражданских обществах, скрепленных помимо
моральных и интеллектуальных скреп, сильной и разветвленной поли-
тической организацией, имеется значительно большая возможность
свободы, действующей на чувства и склонной к отвлеченному мышле-
нию, чем в сообществах малочисленных и грубых. Поэтому у больших
народов политическая и религиозная борьба обусловлена множеством
идейных течений, утвердившихся среди людей, верований и настрое-
ний, этих «плавильных горнов» интеллектуального и морального по-
рядка, где переплавляются и закаляются убеждения и сознание каждо-
го индивида.
Так, мы видим, развивался буддизм в недрах брахманического
общества, профетизм, а впоследствии разные школы саддукеев и ессе-
ев, секта зилотов будоражила жизнь в Израиле. Манихейство, христи-
анство, митраический культ пользовались наибольшей популярностью
в греко-римском мире. Маздакизм процветал в Персии при сасанндах,
магометанство родилось в Аравии и быстро распространилось в Азии,
Африке и Европе. Совершенно такие же течения, хотя и приспособ-
ленные скорее к рационалистической природе современной европей-
ской цивилизации — это либерализм и радикализм девятнадцатого века.
Сюда же отнесем социал-демократию, которая, родившись почти од-
новременно с либерализмом, сумела надолго сохранить свое пропаган-
дистское воздействие, превратившись в один из наиболее важных ис-
торических факторов; она продолжает оставаться таковым и в двадца-
том веке. Наряду с упомянутыми направлениями, в истории цивилизо-
ванных народов легко найти и множество неглубоких течений, кото-
рые более или менее широко распространившись, приобрели известное
значение и все предоставили питательную среду для зарождения на-
строений раскола, борьбы, жертвенности и преследований, столь глу-
боко проникающих в сердца людей.
То, как зарождаются все эти доктрины, идейные течения, убеж-
дения и настроения, имеет некую постоянную составляющую, при-
дающую возникновению всех этих направлений некую общую состав-
ляющую. Человек, довольно слабое существо перед лицом своих соб-
ственных страстей и перед страстями других, эгоист часто сверх вся-
кой необходимости, обычно суетный и пустой, завистливый и мелоч-
ный, сохраняет, тем не менее, в масштабах людской всеобщности два
главных неистребимых стремления, два облагораживающих его чувст-
ва, его поднимающих и очищающих: поиск правды и жажда справед-
ливости. Этим двум стремлениям подчас он готов пожертвовать и
своими материальными интересами. Цивилизованный человек, куда
134
более сложный и тонкий по сравнению с дикарем и варваром, в неко-
торых случаях может подняться до самых больших высот понимания
изложенного.
На каком-то историческом этапе в обществе может появиться
человек, убежденный в том, что он может сказать кое-что новое для
поиска истины, выдвинуть более возвышенную доктрину, позволяю-
щую научить тому, как добиться большей справедливости. Этот инди-
вид есть лишь малое семечко, но при необходимых данных своего ха-
рактера, благоприятных условиях среды и других подходящих обстоя-
тельствах, он может как могучее дерево раскинуть свои ветви весьма
далеко.
III.	История не всегда сохраняет для нас детали биографии этих
основателей религий, общественно-политических школ, которые вы-
ступают в сущности как религиозные учения только лишенные своих
теологических элементов. О некоторых из них мы знаем немного, но,
например, нам знакомы Магомет, Лютер, Кальвин, в особенности Рус-
со, в такой степени, которая позволяет сделать некоторый анализ.
Фундаментальное качество, свойственное им всем состоит в глу-
бокой уверенности в собственной значительности или лучше в продук-
тивности своей деятельности. Верующие в Бога, они убеждены в том,
что Всемогущий поручил им реформировать религию и все человече-
ство. Понятно, что в их учениях не найти совершенного равновесия
всех сторон интеллектуальной и моральной жизни, но их нельзя рас-
сматривать и как каких-то безумцев, поскольку возникшее помеша-
тельство предполагает предварительное нормальное здоровье. Их же
рассматривали среди тех, кого называли оригиналами и экзальтиро-
ванными людьми. Они считались таковыми, поскольку приписывали
некоторым сторонам жизни или человеческой деятельности чрезмер-
ное значение, а все их бытие, все усилия, на которые они были способ-
ны, сводились к одному, ставка делалась на одну и ту же карту: попы-
таться достичь идеала в своем существовании, продвигаясь по необыч-
ной дороге, которую многие расценили бы нелепой. Однако очевидно,
кто полностью уравновесил свои способности, кто точно подсчитал
сколько потребуется усилий и средств для достижения заранее наме-
ченных целей, кто скромно судит о своих способностях, о продолжи-
тельности и результативности своих действий и взвешивает холодным
рассудком все за и против их возможного выхода, тот не предпримет
никогда ни одной самобытной и смелой инициативы и не совершит
никакого великого дела. Если бы все люди были трезвыми и взвешен-
ными, история мира была бы другой и, здесь следует сознаться, тоск-
ливо монотонной.
135
Фундаментальное качество главы партии, основателя секты или
религии и вообще любого пастыря народов, который хочет заставить
слушать самого себя и направлять общество в соответствии со своими
взглядами, это умение внушить другим личные убеждения и в особен-
ности собственные чувствования, сделать так, чтобы многие в своей
интеллектуальной и моральной жизни шли на жертву во имя провоз-
глашенных идеалов.
Эта способность передавать собственные чувства и страсти не
является общей для всех реформаторов. Те, у кого она отсутствует,
хотя и обладают выдающейся оригинальностью мысли и сознания, не
столь удачливы в практической жизни и часто попадают в категорию
тех, кто не имеет последователей, в разряд непонятых гениев, с трудом
избегающих насмешек.
И, наоборот, счастливые обладатели данной способности, умеют
не только вдохновить и апостолов и народные толпы своим энтузиаз-
мом и даже довести их до массового психоза, но и породить своего ро-
да почитание и благоговение собственной персоны, превращающейся в
объект культа, минимальное движение которой приобретает сугубую
важность, каждое слово которой становится бесспорной истиной, каж-
дый знак которой вызывает слепое повиновение. Вокруг таких персон
образуется экзальтированная обстановка, весьма заразительная, поро-
ждающая безрассудные и жертвенные поступки. Последних, разумеет-
ся, никто бы не совершал, находись люди в обычном, нормальном со-
стоянии.
Именно этим объясняется грандиозный успех проповедей, пред-
начертаний и небывалых предсказаний судьбы, которыми обладали,
например, в средневековье два совершенно непохожих человека в раз-
личных других делах, но абсолютно схожих в искусстве затронуть ду-
ши людей, как это делали св. Франциск Ассизский и Абеляр. Этим же
объясняется то, как Магомет оказался столь почитаемым своими сто-
ронниками и последователями, благоговейно сохраняющими в качест-
ве бесценной реликвии волоски из его бороды. Известно, что достаточ-
ным оказался один лишь его намек для того, чтобы были убиты его
наиболее опасные противники. Опять-таки этим же объясняется то,
почему никогда не было недостатка в смельчаках, готовых по одному
лишь знаку Мадзини приняться за самые рискованные и опасные зада-
ния и почему все попытки строительства практического коммунизма,
предпринятые в девятнадцатом веке Оуэном и Фурье, находили всегда
определенное число энтузиастов, готовых отдать на это свое состоя-
ние.
136
Когда кто-то из указанных основателей и вождей политических
или религиозных школ является также и военным, например, как Ян
Жижка ему удается внушить своим последователям уверенность в по-
беде и необычайную смелость.
Не следует искать в самобытном характере каждого из инициа-
торов этих идейных движений, какого-то особо тонкого морального
чувства, непременно проявляющегося во всех поступках в течение всей
жизни, - далеко не всегда мы его можем найти. Обеспокоенные исклю-
чительно одним — достижением собственного идеала, они были готовы
идти на страдания сами и вести на страдания других. Как правило, они
отличались высоким презрением или по крайней мере стойким безраз-
личием ко всему тому, что относят к ежедневным потребностям и не-
посредственным материальным жизненным интересам. Если они и не
высказывались публично, но в сердце поругивали простонародье,
увязшее в заботах, связанных с посевом, жатвой, сохранностью уро-
жая, потому что лелеяли мечту о том, что однажды вдруг утвердится
то, во что они свято верили: царство Бога или истины и справедливо-
сти, а потребности людей будут также легко удовлетворяться, как это
делают небесные птицы или морские рыбы. Если же они жили во вре-
мена, когда господствовал рационализм и по всей видимости позити-
визм, они не беспокоились об увеличении общественного богатства,
которое должно было бы произойти от одной только попытки осуще-
ствить провозглашенные идеалы.
Впрочем, в этом отношении следует различать три периода в
жизни любого великого реформатора.
В первом периоде рождается замысел доктрины и происходит ее
разработка в глубинах его сознания, здесь он может сосредоточиться
на постижении совершенной веры и, если его можно обвинить, то
только в фанатизме, но не в двурушничестве и шарлатанстве. Второй
этап начинается с проповедей и необходимость впечатлить других его
неизбежно толкает к тому, чтобы сгустить краски, а, следовательно, к
позе. Третий период начинается тогда, когда возникает счастливая
возможность воплощать на практике задуманные планы.
На данной последней стадии приходится сталкиваться в прямом
контакте со всеми несовершенствами и слабостями человеческой при-
роды и тут могут случиться моральные потери.
Все реформаторы в глубине своего сознания руководствуются
принципом — цель оправдывает средства; нельзя управлять людьми без
того, чтобы их хотя бы немножко не обманывать и так от одной сделки
с совестью к другой, вождь приходит к рубежу, представляющему не-
137
малую трудность даже для наиболее опытного психолога — отличить,
где заканчивается искреннее убеждение и где начинается представле-
ние, мошенничество и обман. Разумеется, в характере одного и того же
индивида могут проявляться самые разные моральные черты, как на-
пример, у Анфантина, второго высшего понтифика в сен-симонизме
или у Магомета, у которого нельзя отрицать искреннего и честного
стремления создать религию не столь грубую и материальную, что ис-
поведовалась арабами до него, и в тоже время очевидно, что в некото-
рых случаях отдельные стихи Корана, сообщенные ему архангелом
Гавриилом, оказались удобными для того, чтобы освободиться от ра-
нее принятых на себя обязательств и даже избавиться от соблюдения
некоторых моральных сдержек, установленных ранее принятыми нор-
мами.
IV.	Наряду с индивидом, тем, кто первым сформулировал новую
доктрину, всегда присутствует более или менее многочисленная груп-
па людей, непосредственно воспринявших слова учителя и глубоко
впечатлившихся ими. Каждый мессия должен иметь своих апостолов,
ему необходимо общество для всех проявлений своей моральной и ма-
териальной деятельности. Нет энтузиазма, если он не распространяет-
ся, нет никакой веры, если она не потрясает и не волнует никого, оста-
ваясь в длительной самоизоляции. Школа, церковь, братство, ложа,
обычное собрание, как ни назови, группу людей сподвижников, всегда
необходима. Эти люди одинаково чувствуют и думают, в одинаковой
степени подвержены энтузиазму, они пылают одной ненавистью, охва-
чены одной любовью. Они однозначно воспринимают жизнь, защища-
ют и развивают свои представления, возбуждаются ими и стараются
внедрить эти представления в характер каждого отдельного человека,
таким образом, чтобы они стали неизгладимыми.
Именно в этой руководящей группе обыкновенно первичная
концепция учителя развивается, уточняется, дополняется и становится
настоящей политической, религиозной или философской системой,
лишенной несообразностей или явных противоречий. Именно этой
группой поддерживается священное пламя пропаганды, если из жизни
уходит ее первый возвеститель. Из этого же ядра избирается путем ко-
оптации его последователь, которому доверяется будущее новой док-
трины. Каковы бы не были оригинальность взгляда, сила убеждения,
разработанность и утонченность пропаганды, все эти качества учителя
ничего не стоят, если до своей физической или моральной смерти он не
основал школу. И, наоборот, когда она есть и дыхание ее ощущается
энергичным и могучим, все дефекты и несовершенства, которые впо-
138
следствии могут вскрыться в доктрине первоавтора, могут быть посте-
пенно скорректированы или забыты, а пропаганда может оставаться
активной и продуктивной.
За пределами руководящего ядра находится толпа новообращен-
ных, но она, хотя и представляет собой элемент в количественном от-
ношении весьма существенный и снабжает церковь или политическую
партию силой материальной, а также экономической, интеллектуаль-
ной и моральной, есть фактор, не заслуживающий внимания для какой
бы то ни было политической или религиозной доктрины. Массы, с тру-
дом воспринявшие новую доктрину, с трудом потом ее оставляют и
когда такое происходит, это — вина руководящего ядра, пораженного
почти всегда безразличием и скептицизмом. Лучший способ заставить
верить — это быть глубоко убежденным, искусство пассионарности со-
стоит в том, чтобы быть самому по-настоящему пассионарным. Когда
священник не ощущает своей веры, народ становится безразличным и
принимает ту доктрину, которая имеет более ревностных поборников.
Если офицер не проникся военным духом, если он не готов отдать
жизнь за честь своего флага, солдат не будет биться, если сектант не
будет фанатично предан идее, он не сможет поднять народ на восста-
ние.
Если речь идет о доктринах или религиозных системах прошло-
го, появившихся давным-давно, основательно устоявшихся, сфера дей-
ствия которых уже четко утвердилась, то, как правило, сам факт рож-
дения записывает человека в ряды их последователей. В Германии или
Соединенных Штатах, например, почти всегда это католики, протес-
танты или иудеи, по тому, в какой семье, исповедующей эти религии,
родился человек. В Испании или Италии, сохраняющих одну религию,
почти всегда это католики. Если же в стране существуют различные
доктрины, еще на стадии формирования и активной пропаганды, взаи-
моконкурируя, то индивидуальный выбор обычного человека зависит
от стечения обстоятельств, отчасти случайных, отчасти от притяга-
тельности проводимой пропаганды. Во Франции и Италии молодой
человек может стать консерватором или радикальным социалистом по
тому, каким идеям привержен его отец, его профессор или товарищ,
оказывающий на него влияние в период, когда закладывается его ми-
ровоззрение. Это может быть книга, попавшая ему в руки, газета, кото-
рую он читает каждый день, в том возрасте, когда взгляд на мир только
уточняется и необходима определенность — кого любить, кого ненави-
деть, какую доктрину или какого деятеля. Этот выбор и становится
главным на всю жизнь. Впрочем, политические, религиозные или фи-
139
лософские убеждения для многих, в сущности, дело десятое, в особен-
ности, когда пролетела первая молодость и пришел возраст практиче-
ских занятий и дел. Тогда отчасти из-за лени и равнодушия, отчасти по
привычке и гипертрофированного самолюбия и, так сказать, особенно-
стей характера, если интересы радикально не меняются, очень часто
происходит пересмотр тех доктрин, которые вошли в сознание юноши
в момент душевного подъема и которым он посвятил изрядную долю
энергии и активной деятельности, ту самую, которую так называемые
порядочные люди тратят на поддержание своего собственного реноме.
Однако, из того факта, что индивидуальный выбор верований
или политического цвета может определить случай, не следует делать
вывод, что он и является главной причиной, влияющей на судьбу раз-
личных школ и религий. Есть доктрины, весьма удобные для распро-
странения, а другие нет. Существуют три фактора, от которых почти
исключительно зависит распространение политического или религиоз-
ного учения. Первый состоит в соответствии его конкретному истори-
ческому времени. Второй — в способности удовлетворять множеству
страстей, чувств и человеческих склонностей, в особенности наиболее
распространенным и укоренившимся в массах. Наконец, третий связан
с отлаженной организацией руководящего ядра, составленного из тех,
кто целенаправленно посвятил себя поддержанию и распространению
духа, на котором зиждится данная доктрина.
V.	Доктрина, приспособленная к данному историческому момен-
ту и данному обществу, должна соответствовать и степени зрелости
человеческого духа, достигнутой в данном обществе на данный мо-
мент. Монотеистическая религия триумфально утвердилась, когда ин-
теллект людей достаточно развился, для того, чтобы осознать, что все
естественные явления можно свести к единой причине и единой силе,
управляющей мирозданием. Рационализм может стать основанием
других доктрин, когда свободный анализ и результаты естественных и
исторических наук оспаривают религиозные постулаты и концепцию
Бога, созданного по образцу и подобию человека, который произволь-
но вмешивается в человеческие события, что представляется абсурд-
ным подавляющему числу разумных людей.
В те века, когда христианство стало распространяться в Римской
империи, практически все, христиане и язычники верили в сверхъесте-
ственное, в чудеса. Сверхъестественное языческое было грубым, непо-
следовательным и нелогичным, в то время как христианство, помимо
того, что лучше соответствовало потребностям человеческой природы,
было более систематизированным, менее ребяческим и оно одержало
140
верх. Лукиан, совершеннейший скептик, смеявшийся над всеми и над
язычниками и над христианами во втором веке нашей эры, составляет
исключение. Образованную публику того времени со своим средним
интеллектуальным уровнем лучше всего представляет Цельс, деист и
мистик, свято веривший в сверхъестественное и чудеса, который со
смехотворными нападками обрушивался на Ветхий и Новый Завет. Но,
поскольку столь многое допускалось этому рационалисту и что шест-
надцать веков спустя в других обстоятельствах получалось столь хо-
рошо совершать Вольтеру, можно было бы вполне согласиться с тем,
насколько легко удавались провокации смешных и постыдных выхо-
док, и детских потасовок, достойных сцен из жизни олимпийских бо-
гов. Очевидно, что уже давно классическое язычество не могло удовле-
творять ни чувствам, ни разуму людей и, как справедливо отметил Ре-
нан, если бы греко-римский мир не стал христианским, то обратился
бы к культу Митры или к какой-то азиатской еще более мистической
религии.
Подобным образом преуспел Руссо, перед ним гуманизм и ре-
формация, после него прогресс точных и естественных наук, наконец,
Вольтер и Энциклопедия развенчали весь христианский и средневеко-
вый мир, поскольку смогли предложить, если не разумное, то новое
рациональное объяснение политических институтов. Если мы рассмот-
рим жизнь Лютера или Магомета, то легко отметим, что Германия и
Аравия к тому моменту, когда они появились, были уже готовы при-
нять их доктрины. Человек, обладающий некоей культурой и в особен-
ности, если он не находится под давящим прессом материальной нуж-
ды, по общему правилу имеет стремление интересоваться некоторыми
возвышенными вещами, которые отчетливо представляют уровень со-
временного ему общества и пытается подняться над суетными забота-
ми жизни. Ясно, что в таких условиях новая доктрина имеет все шансы
обильно расцвести, поскольку упомянутое стремление людей не будет
находить условий для развития в рамках существующей политической
организации, ибо здесь нет выхода энтузиазму, амбициям, желанию
бороться или продвигаться вперед. Поэтому, например, христианство
вряд ли бы быстро распространилось, когда республиканский Рим
предлагал своим гражданам разрядить свои эмоции в избирательной
борьбе или во время его изнурительного противостояния с Карфаге-
ном, когда же наступил период мира в Империи, которая снизила накал
военных противостояний между нациями, предоставила выполнение
публичных функций только своим служащим, обеспечила длительный
этап безопасности и политического досуга, то для укоренения новой
141
религии лучших условий трудно представить. Подобным же образом
укрепление бюрократического государства восемнадцатого века, окон-
чание религиозных войн, формирование образованного и состоятель-
ного класса, лишенного возможности выполнять политические функ-
ции, привело к появлению нижнего слоя, где и зародилось сначала ли-
беральное движение, а потом и движение радикально социалистиче-
ское.
Уместно также допустить, что какая-то нация, скажем так, пси-
хологически истощена или наоборот, воодушевлена, или, что тоже са-
мое, представим народ, в собственном смысле слова, старый или моло-
дой. Когда общество в течение нескольких веков не претерпело ника-
ких глубоких политических потрясений, ни революций, но готово вый-
ти из своего длительного оцепенения, его легко удастся убедить в том,
что триумф новой доктрины, введение новой формы правления будут
означать начало новой эры, золотого времени или царства изобилия,
где все люди станут добрыми и счастливыми.
И, наоборот, после серии разрушительных переворотов, энтузи-
азм и вера, вдохновляющие новаторов, естественно, ощутимо умень-
шаются, а в массах распространяется скептицизм и усталость. Хотя,
указанное истощение веры и воодушевления не проходит совсем, как
это может показаться на первый взгляд. В значительной мере совеем не
исчезают под губительным влиянием разочарования все религиозные
доктрины, основанные на вере в сверхъестественное, на решении про-
блемы, касающейся первопричины мира, отсылающие к другой жизни
осуществление идеалов счастья и справедливости. Но даже идеи, пред-
ставляющиеся более позитивными, которые должны были бы принести
свои плоды в этой жизни, достаточно хорошо противостоят уничто-
жающему воздействию на них каждодневных фактов. В сущности, ил-
люзии сохраняются потому, что они свойственны почти подавляюще-
му числу людей. Иллюзия — потребность менее материальная, но не
менее ощущаемая многими. Иллюзии легко не уничтожаются до тех
пор, пока не заменяются новой системой идей. Иногда совершенно не-
возможно, даже подвергая страданиям, ужасным испытаниям, плодам
еще более устрашающих экспериментов, заставить разувериться целый
народ. Или, лучше сказать, расслабленность ощущается до тех пор,
пока живо поколение персонально разорявшееся и уничтожавшееся, но
потом, как только социальная энергия каким-то образом подкрепляет-
ся, если направление идей и воспитание чувств не меняется, то те же
самые иллюзии снова ведут людей к новым сражениям и новым несча-
стьям.
142
VI.	Свойство доктрины удовлетворять потребности человеческой
души зависит не только от времени и места, как уже было подчеркнуто,
но и от постоянных условий, от точных психологических законов, кото-
рые необходимо соблюдать. Более того, во втором случае следует быть
особенно внимательным, если хотят успеха новой политической или
религиозной доктрине. Об этом мы и собираемся вести речь.
По общему правилу система идей, верований, аффектов, чтобы
быть воспринятой широкими массами, должна удовлетворять наиболее
высоким духовным запросам, то есть провозглашать царство справед-
ливости и равенства в этом или другом мире, утверждать, что правед-
ники будут вознаграждены, а грешные наказаны, но в тоже время будет
неплохо, если доктрина даст некоторое удовлетворение зависти и той
обиде и унижению, которые всегда существуют по отношению силь-
ных и удачливых. Поэтому будет весьма уместным утверждение, что в
этой или иной жизни наступит такой момент, когда последние станут
первыми, а первые — последними. Успеху доктрины сильно способст-
вует и то, если она как-то упоминает о том, что надо спасать полезных
и кротких животных, ищущих от извечной борьбы и жизненных раз-
очарований смирения и комфорта в своих семьях и стаях. Будет полез-
но и даже необходимо, чтобы доктрина возбуждала, укрепляла и на-
правляла в нужном направлении дух самоотверженности и самопо-
жертвования, свойственный некоторым людям, но в ней же должно
оставаться и некоторое пространство для гордости и тщеславия.
Таким образом, сторонниками доктрины должен быть либо на-
род в целом или класс избранных, или по крайней мере те, кто пред-
ставляют истинный прогресс. Христианин, например, может с удовле-
творением думать о том, что живущие за пределами его веры все будут
осуждены и прокляты. Брахман должен радоваться тому, что он един-
ственный происходит из головы Брахмы и ему принадлежит высочай-
шая честь читать священные книги, буддист должен высоко ценить
привилегию оказаться в нирване, магометанин не без самодовольства
отметит, что только он один настоящий верующий, а все остальные
неверные собаки в этой жизни, обреченные на муки в жизни следую-
щей. Крайний социалист, наконец, должен быть убежден, что буржуа —
это гнилой эгоист или тупой и продажный баран, потому, что не дума-
ет как он. Так предполагается необходимость уважать самого себя и
свой культ или собственные убеждения и в тоже время презирать и
ненавидеть других.
От ненависти до борьбы — один шаг и, действительно, нет такой
политической секты или религиозного верования, которые его бы не
143
сделали и борьба эта может быть бескровной или кровопролитной в
зависимости от обстановки против любого, кто не разделяет провоз-
глашенные догмы. И если такая борьба совершенно не идет, а пропо-
ведь доктрины ведется умиротворяющее и смиренно — это знак ее сла-
бости и растущего риска в ее пропаганде. В борьбе находят питатель-
ную почву наименее благородные, но не менее распространенные в
сердце людском чувства и настроения: любовь к роскоши, страсть к
крови и женщинам, командирские амбиции и стремление господство-
вать.
Разумеется, нельзя выписать рецепт с точным указанием ингре-
диентов, который гарантирует удовлетворение всех человеческих уст-
ремлений при основании и стабильной деятельности политической
секты или религиозной доктрины, но можно утверждать вполне опре-
деленно, что для достижения этой цели необходимо соединение неко-
торого количества высоких чувств и низких страстей, драгоценного
металла и металла низкопробного, иначе сплав не будет качественным.
Любая доктрина не учитывающая в должной мере разные и противоре-
чивые качества масс, имеет слабое пропагандистское влияние и если
она хочет овладеть массами, она должна видоизменяться практически.
Смешение добра и зла чрезвычайно свойственно человеческой природе
и немного ценного и чистого металла должно присутствовать в сплаве,
представляющем и сборище злоумышленников, и мистическую секту
душегубов. В свою очередь малоценный металл должен войти в ком-
плекс настроений, испытываемых сообществом аскетов, готовых на
самопожертвование и группой героев. Очевидная нехватка одного из
двух элементов дает одни и тот же результат, препятствующий широ-
кому распространению доктрины или укреплению особой дисциплины,
которую требует данный институт от своих членов.
На деле всегда случалось и случается так, что образуется раз-
бойничья шайка, проповедующая грабежи, убийства и разрушения. Но
даже в этом случае, мы видим, что совершение этих преступлений рас-
цвечивается некоторой специфической политической или религиозной
доктриной, придающей этой банде оттенок не совсем уж презираемой.
Эта толика респектабельности несколько смягчает для других общение
с этой постыдной группировкой, а последней сообщает некий налет
морали, впрочем не спасающей ее и не оправдывающей ее коллектив-
ного мошенничества. Образчиков подобного толка объединений нема-
ло. Это, например, убийцы, омрачавшие в средние века обстановку
вокруг Сирии и Ирака, душители в Индии, воинствующие анархисты в
Европе и Америке и, возможно, некоторые тайные общества в Китае.
144
С другой стороны, мы видим ассоциации людей, в которых при-
нято отказываться от любого тщеславия, от любых удовольствий этого
мира и установлено правило полного самопожертвования и отрицания
собственной личности во имя сообщества или всего человечества. Ка-
толические монастыри и религиозные ордена — достаточно известные
иллюстрации такого свойства. Тамошние насельники это особые люди.
В силу специфических жизненных обстоятельств, или естественного
стремления к самоотверженности и смирению, они наиболее проник-
нуты сознанием необходимости выполнения своего священного долга,
но при всем этом нельзя сказать, что они совсем лишены и мирских
страстей — желания вызвать восхищение верующих, стремления вы-
двинуться в собственной среде или, может быть, еще более сильного
стремления выделиться на фоне других, конкурирующих структур. Все
это свойственно подобного рода ассоциациям, необходимо для их жиз-
ни и процветания.
Но в одном и другом случае, помимо констатации, что частица
добра всегда примешана ко злу, а некоторая крупица последнего слегка
отравляет хорошее, мы рассматривали группировки не слишком боль-
шие, те, что не включают всех членов обширного человеческого обще-
ства. Несмотря на все искусные оправдания преступлений, совершен-
ных шайками убийц и бандитов, они не воспринимаются иначе как са-
мые настоящие социальные болезни. На какое-то время этим объеди-
нениям удается терроризировать население даже больших районов, но
им никогда не удавалось отвратить многочисленный народ от своих
принципов. Также и монастырь всегда был исключением и там, где
монастырские правила распространялись и становились нормой жизни
для значительной части населения, они быстро вырождались. Одна из
христианских сект в апостольские времена постановила, чтобы каждый
верующий все свои доходы делал общим достоянием и пыталась рас-
пространить данный монастырский подход на всех христиан, однако
такое полное лишений существование привело ее к краху. Если ценно-
сти самоотверженности может разделять небольшое число избранных
людей, воспитанных в строгой дисциплине, тоже самое невозможно по
отношению к массе населения, где добро перемешано со злом, где да-
ют о себе знать самые разные страсти и настроения. Вот почему любая
попытка социального возрождения для проверки некоей доктрины,
должна быть применена к народу в целом, если найдется таковой для
подобного эксперимента.
VII.	И по этим причинам религия, чья мораль слишком возвы-
шенна, имеет наилучшие результаты, когда они достигаются с помо-
145
щью людей, ориентирующихся на идеалы добра, находящиеся за пре-
делами их возможностей. Поэтому на практике религиозные установ-
ления далеко не всегда скрупулезно соблюдаются. Постоянное столк-
новение религиозного верования с человеческой необходимостью, то-
го, что признается священным и соответствует божественному закону с
тем, что творится реально, составляет вечное противоречие, неизбеж-
ное лицемерие жизни многих народов и не только христианских. Неза-
долго до того, как христианство, благодаря Константину превратилось
в официальную религию римской Империи, праведный Лактанций
восклицал: «Если истинный Бог удостоил бы нас такой чести /то есть,
чтобы все восприняли христианство/, больше не было бы ни разногла-
сий, ни войн. Все люди были бы соединены узами неизменного чело-
веколюбия и милосердия, поскольку все считали бы друг друга брать-
ями, никто бы не интриговал и не подкарауливал ближнего, чтобы сде-
лать ему что-то плохое, каждый довольствовался бы малым и не суще-
ствовало бы хитрецов и бездельников. Какие благоприятные условия
создались бы для людей, поистине наступил бы золотой век в мире!».
Действительно, именно таким и должно быть мнение христианина,
убежденного в том, что каждый верующий должен осуществлять на
практике услышанное на проповеди, дух своего религиозного учения и
полагать возможным, чтобы все общество в целом могло бы соблюдать
данные установления, как это делали избранные души, жертвовавшие
своей жизнью, но не отрекавшиеся от своей веры во времена гонений
Диоклетиана. Если бы Лактанций жил всего лишь пятьюдесятью года-
ми позже, он наверное согласился бы с тем, что никакая религия не
может поднять ощутимо и быстро моральный уровень всего народа.
Если же возвратиться в средневековье, можно убедиться в том, что,
приспосабливаясь постоянно к изменяющимся историческим условиям
и нескончаемым потребностям человеческого духа, та же религия,
давшая стольких мучеников и миссионеров, оказалась вполне способ-
ной к тому, чтобы породить крестовые походы и инквизицию.
Магометане, в целом, соблюдают Коран более скрупулезно, чем
христиане Евангелие. Но это не только является следствием их более
истовой веры, но связано и с тем фактом, что предписания Магомета в
моральном отношении менее возвышенны и, следовательно, по чело-
вечески более осуществимы, чем заветы Христа. Те, кто исповедуют
ислам категорически отказываются от вина и от свинины, но человек,
который их никогда не пробовал не чувствует какого-то серьезного
ущерба, если он лишен данных продуктов. Супружеские измены также
более редки у сторонников ислама, чем у христиан, но развод у первых
146
значительно проще и Магомет разрешает иметь разных жен, не запре-
щает и покупать рабынь. Магометанам настоятельно рекомендуется
подавать милостыню единоверцам, оказывать им широкую помощь, но
при этом внушает им воевать против неверных, расценивает как заслу-
гу уничтожать их в сражениях и накладывать на них дань после битвы.
По сути, в Коране присутствуют предписания на любой вкус и остава-
ясь верным его букве и духу, можно направляться в рай многими ши-
рокими путями. Не следует забывать, что некоторые из положений,
вступающих в противоречие с одним из наиболее сильных и радикаль-
ных инстинктов человеческой природы, менее всего могут повлиять на
поведение мусульманина. Магомет обещает рай всем, кто пал на свя-
щенной войне. Каждый мусульманин должен вести себя строго в соот-
ветствии с предписаниями Корана. Всякий раз, когда армия мусульман
сражается с неверными, она должна победить или погибнуть до по-
следнего воина. И отдельные из сражающихся поступают по воле Про-
рока, но большинство предпочитает поражение смерти, хотя последняя
и сопровождается вечным блаженством.
Как правило, буддисты весьма ревностные последователи внеш-
них предписаний своей веры, но что касается практического их пре-
творения, они как и христиане умеют в случае затруднения полагаться
на волю небес. Предпоследним царем Бирмы был мудрец, проница-
тельный Меидумен. Помимо доброго управления своими подданными,
он очень увлекался религиозными и философскими дискуссиями и ни-
когда не упускал возможности пригласить в свою резиденцию образо-
ванных англичан и других просвещенных европейцев, державших свой
путь через Мандалаю, его столицу. В разговорах с ними он всегда ста-
рался поддержать приоритет буддийской морали над другими рели-
гиями и не упускал случая заметить, что поведение христиан обычно
не соответствует их религии. Он должно быть не стеснялся показать
своим собеседникам, каким образом англичане отобрали у него пред-
шественника изрядную часть территории его государства и насколько
это расходится с положениями Евангелия. Со своей стороны, будучи
воспитанником буддийских священников в монастыре, он был скрупу-
лезным исполнителем всех религиозных предписаний. При царском
дворе было строго настрого запрещено резать животных. Европейцы,
долгое время проживавшие там и с трудом выносившие овощную дие-
ту, были вынуждены тайком искать в лесах в дополнение к своему
скудному рациону птичьи яйца. И, разумеется, в целом мире не суще-
ствовало ни одной причины, это было совершенно немыслимо, отдать
приказ о смертной казни кого бы то ни было. Хотя если чье-либо при-
147
сутствие его слишком напрягало, тонкий и проницательный монарх
остроумно ограничивался репликой-вопросом к премьер-министру: «А
такой-то еще в этом мире?» И когда премьер наконец-то отвечал отри-
цательно, Мендумен благодушно и мягко улыбался. Он не нарушал
предписаний своей религии, это не мешало ему достигать своих целей,
то есть его душа опережала наступление той серии перевоплощений,
которую она должна была пройти для слияния с универсальной душой,
предсказанным буддийской доктриной.
Мужественная концепция стоиков почти не оставляла простран-
ства страстям, слабостям и человеческим чувствам. Именно поэтому
стоицизм ограничивал свое влияние лишь образованными слоями, мас-
сы остались полностью вне пределов его пропаганды. Таким образом,
стоическое направление могло способствовать формированию харак-
тера части представителей руководящего класса римской Империи. Без
сомнения, благодаря стоицизму в этот период появились умелые импе-
раторы, но с того момента, когда выпускники стоической школы пере-
стали сидеть на ступеньках трона, ее влияние полностью упало. Неспо-
собность к трансформации, догматизм и аффектация, поразившие соб-
ственно интеллектуальную и философскую часть стоицизма, привели к
тому, что он не смог отстоять империю римского мира в соревновании
с христианством, как он проиграл бы соперничество с мозаизмом, ис-
ламом и буддизмом.
Конечно, нельзя утверждать, что народу безразлично, какую ре-
лигию или политическую доктрину ему исповедовать. Трудно даже
утверждать, что практический эффект христианства точно такой как у
магометанства или социальной демократии. И, поэтому, бесспорно, что
некое верование может надолго определять ту или иную направлен-
ность человеческих чувств, последствия которого могут оказаться
ощутимыми. Но нам представляется в равной степени бесспорным и
то, что никакое верование не в состоянии существенным образом из-
менить человека по сравнению с тем, кто он есть. Говоря языком
обычных людей, далеких от языка ученых социологов, никакое из них
не сделает человека полностью во всем хорошим или абсолютно во
всем плохим, стопроцентным альтруистом или совершенно от начала
до конца эгоистом. Принятие этой моральной и аффектированной ус-
редненности, отражающей среднюю человеческую природу также бес-
спорно. Те, кто не хотят признавать эту истину, думается, облегчают
задачу тем, кто из относительной недейственности религиозных и по-
литических настроений, делает широковещательный вывод об их пол-
ной безрезультатен ности.
148
VIII.	Остается осветить вопрос об организации руководящего
ядра и об используемых им средствах и способах перевоспитания масс
или поддержания в них верности данному течению или доктрине. Если
вспомнит читатель, это третий из факторов, от которых зависит успех и
длительность существования любой религиозной или политической
системы.
Как мы уже убедились, первоначальное формирование руково-
дящего ядра новой политической или религиозной доктрины происхо-
дит путем спонтанной кооптации. В последующем его организация
базируется на том проявлении человеческого духа, о котором уже шла
речь и мы его назовем миметизмом. Он состоит в стремлении чувств,
страстей, верований человека вписываться в господствующие течения
среды, в которой он морально сформировался и воспитан. Вполне есте-
ственный факт, что среди достаточно культурного народа, известная
часть молодежи может вдохновляться тем, что считается истинным и
моральным, теми идеями, которые, по крайней мере внешне, выглядят
благородными и возвышенными, затрагивают судьбы народов и чело-
вечества в целом. Эти чувства и дух самоотречения и жертвенности,
являющийся их следствием, может остаться чисто потенциальным или
даже исчезнуть или наоборот, чудесно развиться в зависимости от то-
го, как его будут культивировать и дать совершенно противоположные
плоды.
У сына мелкого торговца, который общается с одними и теми же
покупателями и приказчиками в лавке отца, такого рода плоды, по-
видимому, будут иметь мало возможностей утвердиться и проявиться,
если не говорить как о редчайшем исключении о людях, которым уда-
ется воспитать самого себя. В то время как юноша, воспитанный с дет-
ства в строгих правилах и получивший образование в католической
семинарии, может стать миссионером, посвятившим всю свою жизнь
триумфу своей веры. Кто-то еще, родившийся в аристократической
семье, воспитанный в военном колледже, будет зачислен в полк млад-
шим лейтенантом и найдет там товарищей и начальников, проникну-
тых теми же убеждениями и будет считать своим первым и исключи-
тельным долгом подчиняться всю свою жизнь приказам суверена и при
необходимости отдать свою жизнь за него. Наконец, тот, кто с детства
вращался среди заговорщиков и революционеров, испытывавший вос-
торг и трепет от их рассказов о забастовках, баррикадах, облавах поли-
ции, будет взращен на трудах Руссо, Мадзини, Маркса и на минуту не
усомнится в священном характере борьбы против угнетения прави-
тельства, за революцию. Такой человек готов идти в тюрьму и на эша-
149
фот. Все это происходит потому, что существует однажды сформиро-
вавшаяся среда — церковно-католическая, или бюрократически-
милитаристская, или революционная. Человек, особенно молодой, не
обладающий исключительно высоким интеллектом или совсем уж низ-
кой душой, получает в этой среде те наклонности и то направление,
которые и становятся определяющими. Поэтому, в зависимости от слу-
чая в воспитаннике начнут развиваться именно эти задатки, а не дру-
гие, например, мятежный дух борьбы, а не стремление к пассивному
подчинению и жертвенности. Воспитание /французы бы сказали дрес-
сура/ может быть успешным, мы это подчеркивали, применительно к
молодым, а не к взрослым, к характерам пассионарным и энергичным,
нежели холодным, мелочным и расчетливым, к послушным и поклади-
стым, а не задиристым и драчливым, за исключением тех случаев, ко-
гда сама доктрина то ли из-за периода времени, то ли по своей сути,
направлена на насаждение и развитие инстинкта к восстанию.
Для полного слияния индивида со средой необходимо непремен-
ное условие: эта среда должна быть закрытой для всех внешних влия-
ний, чтобы никакое настроение, в особенности никакая идея, не имев-
шая отпечатка данной доктрины не могли туда проникнуть. На семи-
нар не должна попасть никакая книга, отмеченная в индексе запрещен-
ных, вся философия должна вмещаться в воззрения Фомы Аквинского,
культура ограничиваться теологией и патристикой, притчи, вызываю-
щие интерес и служащие удовлетворению любознательности молодых,
будут избираться исключительно из жизни мучеников и проповедни-
ков. В военном колледже будут повествовать о героическом поведении
великих полководцев, об овеянной славой собственной армии и дина-
стии. Образование и выучка будут направлены исключительно на то,
что необходимо для овладения воинским мастерством, для воспитания
высокой чести быть офицером, благородным человеком и верно слу-
жить королю и отечеству. На тайных сборищах революционеров не
будут говорить ни о чем, кроме как о грядущих победах и славе непо-
грешимого народа, о гнусности тиранов и их сателлитов, о жадности и
подлости буржуазии и будет запрещена книга, написанная вразрез с
духом и взглядами основоположников. Самый слабый проблеск бес-
пристрастности, тонкий лучик, высвечивающий другие моральные и
интеллектуальные миры, проникающий в эти закрытые среды, порож-
дает сомнения, колебания и шатания, дезертирство. Истинная, искрен-
няя, объективная история фактов, которая учит понимать и ценить лю-
дей независимо от их касты, религии или политической партии, кото-
рая обращает внимание только на их слабости и на их доблесть, кото-
150
рая учит и формирует потребность во внимательном наблюдении ре-
ального, должна быть абсолютно запрещена.
В сущности, речь не идет о настоящем дисбалансе духа, который
провоцирует среда у того или иного воспитанника, она просто предла-
гает не полную, а частичную картину жизни, тщательно пересмотрен-
ную, описанную и подкорректированную, которую неофит принимает
за полную и реальную. Если превалируют одни настроения, то вытес-
няются другие и если дается идея справедливого, честного, должного,
то не фундаментально ошибочная, но неполная. Надо признать, что
люди вполне уравновешенные, которые знают и оценивают все виды
занятий, признавая за каждым из них определенную важность, едва ли
посвятят всю свою жизнь и всю свою энергию какой-то одной частной
цели. Сила преувеличения и, если хотите, коллективной иллюзии соз-
дает великие факты истории и заставляет двигаться мир. Если бы хри-
стианин допустил, что и без крещения можно оставаться в равной мере
честным и что свою душу можно спасти и без собственной веры, то
погас бы проповеднический жар миссионеров и мучеников и христиан-
ство не превратилось в один из главных факторов человеческой исто-
рии. Если бы многие из революционных деятелей не были совершенно
убеждены, что назавтра после победы состояние общества не будет
фактически значительно улучшено, а сомневалось бы в отношении
вполне вероятного риска его серьезно ухудшить, их очень трудно было
бы затащить на баррикады. Нации, у которых вполне достаточно кри-
тического духа и настроенных /и в сущности справедливо/ критически
в отношении практических результатов, которые возможно принесет
новая доктрина, никогда не будут инициаторами масштабных социаль-
ных движений, а будут плестись в хвосте у тех, кто легко заражается
энтузиазмом. И, если хорошо посмотреть, тоже происходит и в среде
индивидов, составляющих тот же народ: более рефлексивные очень
часто оказываются подхваченными порывом более импульсивных. И
далеко не всегда происходит так, что здравомыслящие руководят бе-
зумными, а случается, что последние принуждают других составить им
компанию.
IX.	По окончании героического периода учреждения, периода
первоначальной пропаганды, иные соображения и интересы начинают
предъявлять свои права. Энтузиазм, дух жертвенности, единство
взглядов необходимы и достаточны для основания религий и полити-
ческих партий, но они недостаточны для их распространения и сохра-
нения на длительный срок. Тогда формирование руководящего ядра
меняется или, лучше сказать, завершается. Всегда оказывается, что
151
среди тех, кто его составляет есть чистые идеалисты, но возраст, когда
главенствует идеализм, проходит весьма быстро у большинства людей
и возникает потребность иметь что-то, что удовлетворило бы амбиции,
тщеславие, материальные потребности. Одним словом, наряду с цен-
тром идей и настроений, появляется необходимость создания центра
интересов.
И здесь мы снова вспоминаем теорию сплава из ценного металла
и металл простого, ту самую, которую мы использовали выше. В хо-
рошо организованном руководящем ядре все характеры должны найти
свое место: и те, кто готов пожертвовать собой и те, кто не прочь по-
эксплуатировать ближнего себе на пользу. Те, кто только кажутся мо-
гучими здесь соседствуют с действительно деловыми, не заботящими-
ся о популярности. Готовые идти на лишения перемешаны с любите-
лями наслаждаться радостями жизни. Все эти элементы сплавлены,
соподчинены воедино прочным авторитарным режимом. Каждый вхо-
дящий в это ядро знает, до тех пор, пока он будет сохранять верность
целому и направленности учреждения, все его потребности будут
удовлетворяться, а если будет восставать, то будет морально и матери-
ально сокрушен. Все эти элементы образуют такого рода социальные
организмы, противостоящие разнообразным историческим вызовам и
существующие нередко многие века.
И не случайно на ум сразу приходит католическая церковь, са-
мая прочная и самая типичная среди данных организмов. Невозможно
не восхититься, глядя на всю сложность и продуманность ее организа-
ции. Семинарист, послушник, сестра милосердия, миссионер, пропо-
ведник, нищенствующий монах, роскошествующий аббат, аристокра-
тический монастырь, приходской священник на селе, богатейший ар-
хиепископ, иногда как суверенный принцепс, кардинал, имеющий сво-
бодный доступ к премьер-министру. Папа, некоторое время в прошлом
один из самых могущественных среди светских суверенов — все они
имеют свое место и свое назначение. Историк Маколей отметил боль-
шое преимущество католицизма над протестантизмом, заключающееся
в следующем: когда внутри последнего рождается энергичный, нару-
шающий равновесие элемент, дело заканчивается всегда новым толко-
ванием Библии и образованием еще одной среди множества сект, на
которые и делится движение Реформации. Когда же такой индивид
появляется в католичестве, он прекрасно встраивается в систему и ста-
новится силовым элементом, предохраняющим его от разложения.
Одев монашескую рясу, и начав проповедовать, при наличии самобыт-
ного характера и горячего сердца в благоприятствующие времена,
152
можно стать святым, новым Франциском Ассизским и Игнатием Лойо-
лой. Этот пример, может быть слишком впечатляющий, нам указывает
на один из многочисленных приемов, с помощью которых католиче-
ская иерархия умеет обращать на пользу человеческие способности.
Говорят, что священнический целибат противоречит природе и,
вероятно, для определенного числа людей это серьезная жертва — ос-
таться без формальной семьи. Но с другой стороны, отметим, что толь-
ко такой ценой можно получить войско, лишенное частных страстей и
изолированное от остального общества. А для характеров, склонных к
супружеству, целибат не исключает некоторого материального возме-
щения. Многие полагают, что церковь вырождается, потеряла свою
силу и влияние, поскольку отошла от своих начал и перестала быть
единственной защитницей бодных. Но это мнение поверхностно и,
следовательно, ошибочно.
Возможно в двадцатом веке, когда все занимаются, интересуют-
ся или делают вид, что интересуются, неимущими классами, может
быть следует и Верховному Понтифику вспомнить о том, что он «раб
рабов Божиих». Но, если исключить некоторые переходные эпохи, ка-
толическая церковь стала не такой, какой была длительное время в зе-
ните славы. Она не была бы такой, сохранив себя лишь как институт,
действующий на благо бедняков и будучи популярной среди нищих.
Наоборот, она весьма проницательно нашла способ заставить оценить
свои усилия не только со стороны бедных, но и богатых. Первым она
предложила милостыню и утешение, вторых она завоевала великоле-
пием и искуплением грехов, обратив все к собственной славе и призна-
нию. Это хорошо продуманный выбор направления, но все враги церк-
ви — в то время, когда одна их часть упрекает ее за роскошь, а другая за
светстскость, - озабочены одним, в той мере, насколько это возможно,
понизить ее влияние, похитить ее богатства. Другое учреждение в не-
которых странах посвятило себя борьбе с католической церковью и
будет стараться обеспечить, насколько это возможно, персональное
удовлетворение и материальные выгоды своим последователям.
X.	При формировании руководящего ядра могут использоваться
самые разные системы завоевания масс и удержания их под влиянием
выдвинутой доктрины. Когда не существует серьезных внешних пре-
пятствий самой природе политической или религиозной системы, мо-
гут дать хорошие результаты как методы пропаганды на основе посте-
пенного убеждения и воспитания толпы, так и другие — с упором на
насилие. Насилие — может быть самый быстрый способ привить убеж-
дения и идеи, но, очевидно, дяя того, чтобы им воспользоваться нужно
быть сильным.
153
В девятнадцатом веке было распространено убеждение в том,
что сила и преследования не имеют значения в борьбе против доктрин,
основанных на правде, которым гарантировано будущее и их нет необ-
ходимости сравнивать с ошибочными, которым народная мудрость
вынесет свой справедливый приговор. Но, признаем откровенно, труд-
но найти мнение более ошибочное. Поскольку оно основано на весьма
поверхностном наблюдении и на еще большем незнании исторических
фактов из числа тех, что мы уже привели. Здесь потомки могут вдоволь
насмеяться за нашими спинами. Подобный способ рассуждать свойст-
вен всем партиям и сектам, еще не пришедшим к власти, это и понятно.
Защита собственного интереса заставляет придерживаться такого мне-
ния, но глупость становится очевидной, когда она принимается други-
ми. «Что есть истина?» - восклицал Пилат. И мы тоже начинаем с во-
проса, что есть истинная доктрина и доктрина ложная? Рассуждая
строго научно, даже наиболее распространенные религиозные доктри-
ны представляются ложными: магометанство, например, захватившее
изрядную часть мира, едва ли основано на научной истине. И поэтому
куда более точно сказать, что существуют доктрины, удовлетворяющие
чувства наиболее рассеянные и пустившие глубокие корни в сердцах
людей, а значит весьма популярные. Другие доктрины не обладают
вышеуказанными свойствами в полной мере и, следовательно, распро-
странены слабее, несмотря на то, что с интеллектуальной точки зрения
вполне приемлемы. И, если хотите, можно различать доктрины, чье
распространение благоприятно для интересов цивилизации и справед-
ливости, значительно увеличивает потенциал мира, морали, поднимает
благосостояние и доктрины, приводящие к противоположному резуль-
тату, хотя и не те, что представляют наименее распространенные ха-
рактеры. Например, мы полагаем, что социал-демократия отвечает бу-
дущему современной цивилизации, но приходится признавать, что она
основана на чувстве мести, зависти, жажде удовольствий. Эти качества
свойственны человеку, особенно современному, и тем не менее, было
бы большой ошибкой отрицать за социалистической доктриной могу-
чую силу пропаганды.
Вспомним примеры христианства, триумфально распространяв-
шегося несмотря на гонения или современного либерализма, одержав-
шего верх над тиранами, которые его пытались подавить. Они убеж-
дают только в том, что плохо проведенное преследование в целом со-
всем недостаточно и что возможны случаи, когда самой силы не хвата-
ет для того, чтобы остановить идейное течение. Но исключение не мо-
жет служить основанием общего принципа. Истина состоит в том, что
154
почти всегда, если преследование непродуманно, запоздало, проведено
с колебаниями и послаблениями, оно приводит к раскручиванию док-
трины. Преследование жесткое, энергичное, умное, поражающее док-
трину противников сразу же в момент появления — это лучший способ
борьбы с нею.
Христианство в Римской Империи было не всегда гонимо после-
довательно и повсеместно, были длительные периоды толерантности и
сами преследования оказывались частичными, ограничивались теми
или иными провинциями. И все окончательно завершилось его побе-
дой, когда император, державший в своих руках всю силу государства,
начал к ней благоволить. Подобным образом либеральная пропаганда
была не только не запрещена, но даже как бы находила поддержку со
стороны правительств с середины восемнадцатого века вплоть до
французской революции. Потом с ней боролись с перерывами и нико-
гда одновременно во всем европейском мире и все закончилось ее по-
бедой, когда сменились или были свергнуты с помощью внешних или
внутренних сил сами правительства.
Наряду с двумя приведенными примерами можно вспомнить и
ряд других, противоположного плана. Тоже христианство в самом на-
чале распространилось за пределы Римской Империи с большим тру-
дом. В Персии, например, оно не было принято, не только потому, что
встретило препятствие в лице национальной религии, но и потому, что
энергично преследовалось. Огнем и мечом Карл Великий в пределах
жизни одного поколения, утвердил христианство среди саксонцев.
Евангелизация Римской Империи потребовала века, но немногих лет
оказалось достаточно для нее во многих варварских странах, поскольку
однажды обращенные и короли, и гранды, и народ в массовом порядке
склонили свои головы при крещении. Таким же быстрым образом
крест был водружен в различных англо-саксонских королевствах, в
Польше, России, в скандинавских странах, в Литве. В семнадцатом
веке христианская религия была почти полностью уничтожена в Япо-
нии с помощью репрессий безжалостных и потому эффективных. Из-за
репрессий буддизм ушел из Индии, своей родины, маздеизм из Персии
времен Сассанидов, Бабизм из современной Персии, новая религия
тайпинов из Китая. Из-за преследований альбигойцы исчезли из юж-
ной Франции, магометанство и мозаизм искоренены в Испании и на
Сицилии. По сути, религиозная реформа не добилась успеха ни в какой
стране, где бы не была поддержана управляющими и в некоторых слу-
чаях победоносной революцией. Само стремительное распространение
христианства, приписываемое чуду, меркнет на фоне еще более быст-
155
рого разлета магометанства. Первое за три века распространилось по
всей территории Империи. Второе всего лишь за восемьдесят лет раз-
двинуло свои границы от Самарканда до Пиренеев. Первое полагалось
лишь на проповеди и убеждение, второе — преимущественно на кривую
турецкую саблю.
Впрочем, все политические партии и все религиозные верования
имеют тенденцию оказывать влияние на тех, кем они управляют и, ко-
гда это возможно, монополизировать управление. Этот факт есть луч-
ший аргумент для многих, кто, даже не признаваясь открыто, внутрен-
не убеждены, что наличие всех наиболее эффективных сил обществен-
ного организма, в особенности бюрократического государства, есть
лучший способ распространения и поддержки своих доктрин.
XI.	Независимо от наличия материальной силы, существуют и
другие способы, используемые различными религиями и политически-
ми партиями для привлечения масс, для сохранения над ними господ-
ства и эксплуатации их легковерия. Стоит присмотреться к тому, что
мы уже отметили, а именно, относительно необходимости и самим ос-
нователям учений и их доктринам быть приспособленными к некоей
моральной усредненности. Последователи любой религиозной или по-
литической системы стараются всегда детальным образом вскрыть
грехи противников, претендуя на то, что сами они чисты, но на деле,
все они, хотя и в разной мере, больше или меньше, испачканы той же
краской. По сути, как отмечалось, можно оставаться в высшей степени
моральным до тех пор, пока не общаешься с другими людьми и в осо-
бенности пока не приходится ими руководить, но когда нужно управ-
лять их поведением, тогда необходимо нажимать на все их чувстви-
тельные пружины, использовать все их слабости и, кто хотел бы огра-
ничиться призывом к их великодушным чувствам, будет очень скоро
побежден менее скрупулезным оппонентом. «Государства не управля-
ют молитвой «Отче наш», - утверждал Козимо де Медичи /отец отече-
ства/. Действительно, трудно руководить множеством, когда не знаешь
как при случае польстить страстям, удовлетворить фантазии и аппети-
ты, внушить страх.
Если хорошенько посмотреть, убеждаешься в том, что искусство
обольщения простого народа во всех странах и во все времена, всегда
имело и имеет до сих пор большое сходство, поскольку использует од-
но и те же людские слабости. Все религии, даже отрицающие сверхъ-
естественное, употребляют свой особый декламаторский стиль, на ко-
тором читаются проповеди, ведутся диалоги, даются наставления, все
разрабатывают ритуалы, поражающие внешней помпой и будоражащие
156
фантазию. Одни совершают процессии со свечами и пением литаний и
псалмов, другие — под красными знаменами и звуки марсельезы или,
исполняя гимн трудящихся.
Религии и политические партии одинаково отмечают тщеслав-
ных, создавая для них степени отличия, популярность, льготы и пре-
имущества и одинаково эксплуатируют простых, наивных, готовых на
жертвенность, стремящиеся к известности, чтобы создать мучеников, а
получив их, поддержать собственный культ, служащий также укрепле-
нию веры. Случается, в монастыре решают выбрать из монахов самого
глупого простофилю и выставить его как святого, приписав ему чудеса
и все это ради увеличения славы, а, следовательно, богатства и влияния
братства; все это прекрасно известно тем, кто устраивает комедию. В
наши дни секты и политические партии чрезвычайно преуспели в соз-
дании сверхчеловека, супергероя, легендарного характера, который не
обсуждается и служит той же цели поддержания блеска конгрегации,
обеспечивая богатство и власть хитрецам, ее составляющим. Когда
дядя граф /Г. Моска приводит эпизод из романа А. Мандзони «Обру-
ченные» - Т.Е./ напоминал провинциальному отцу Христофору о про-
делках капуцинов, совершенных в молодости, тот резко отвечал: «это
сила и слава облачения, которое, носящего это одеяния, делает совер-
шенно другим и заставляет говорить о себе целую вечность». Этот от-
вет, без сомнения, чисто монашеский, но работающий и на братские
партии и политические секты: лишь бы их сторонники оставались вер-
ными знамени, а их неблаговидные дела будут покрыты и прощены.
Для них, кто бы не надел облачение, оно делает его сразу же другим.
Этот комплекс притворства, поддельности и хитроумия, который
обычно подразумевается под словом иезуитство, присущ не только
последователям Лойолы; может быть им принадлежит только слава его
названия, поскольку они его скоординировали, усовершенствовали и
почти возвели в систему. Однако, дух иезуитства есть ни что иное как
раздутый до последних пределов дух сектантства. Все религии и поли-
тические партии каким бы ни был первоначально искренним их энту-
зиазм, предназначены вести людей к обозначенной цели и все они с
большим или меньшим воодушевлением используют приемы, анало-
гичные иезуитам, а подчас еще худшие. Цель оправдывает средства —
вот что обеспечивает успех во всех случаях всем политическим и соци-
альным системам.
Для всех партий и для всех культов свойственна привычка ви-
деть великих людей только воюющими в их собственных рядах, все
остальные — только мошенники или кретины. Как бы не повредил та-
157
кои подход, но сохраняется упорное молчание о заслугах тех, кто стоит
вне церкви или клики. Все сектанты практикуют лицемерное искусство
держать данное слово — формально или на бумаге, нарушая его по су-
ществу. Все овладели приемами искажения исторических фактов в
свою пользу. Все умеют находить простодушные и совестливые харак-
теры, способны снискать их доверие, вытрясти помощь и субсидии на
идею и на людей, их представляющих, их апостолов. Иезуиты исчезли,
но иезуитство осталось и достаточно поглядеть вокруг, чтобы убедить-
ся в том, что это правда.
XII.	Трудно предсказать день, когда борьба и соперничество ре-
лигий и различных партий должно закончиться. Это возможно только
когда весь цивилизованный мир будет принадлежать одному общест-
венному типу, единой религии и не будет разночтений в отношении
того, как достичь социального улучшения. Мы не принимаем теории
некоторых немецких авторов, указывающих на необходимость полити-
ческих партий, как отражающих разные тенденции, как настроения
различных возрастных периодов человека. Мы же может легко конста-
тировать, что любая новая религия, новое политическое направление,
даже достигшее некоторого успеха, обычно ведут к появлению новых
сект. Последние провоцируют новые диспуты и новые этапы борьбы и
воюют между собой с тем же ожесточением и свирепостью, которые
обращали против прежних религий и партий оппонентов. Многочис-
ленные схизмы и ереси, потрясающие христианство и магометанство,
как и другие религии, расколы, рождающиеся среди социал-
демократов, победа которых отнюдь не кажется закономерной, а, мо-
жет быть, и никогда не достижимой, порождают чрезвычайные труд-
ности в достижении той универсальности морального и интеллекту-
ального мира, о которой мы упомянули выше.
Впрочем, допуская даже, что эта перспектива может быть легко
достигнута, она не кажется желательной. До сих пор свобода думать,
наблюдать и судить спокойно и незаинтересованно людей и события
были возможны, как всегда подразумевалось некоторыми индивидами,
только в тех обществах, руководство которыми было доверено тем или
иным религиозным или политическим течениям. То же самое условие,
мы его рассматривали в пятой главе, необходимо и для поддержания
большего уровня справедливости в отношениях между управляющими
и управляемыми, обычно достойного сожаления с учетом несовершен-
ства человеческой природы, но повсеместно принимаемого за полити-
ческую свободу. В обществе, где нет выбора между несколькими поли-
тическими и религиозными течениями, поскольку лишь одно из них
158
господствует, индивидуальный и самостоятельный мыслитель должен
молчать и с учетом моральной и интеллектуальной монополии, без-
ошибочно присоединяться к тем политикам, которые представляют
единственную касту или политическую силу.
Базой современных масонских доктрин является уверенность в
том, что человеку свойственно стремление становиться физически, ин-
теллектуально и морально более здоровым и возвышенным и только
невежество и предрассудки, воспроизводящиеся догматическими рели-
гиями, его всегда отдаляли и продолжают отдалять от следования этой
дорогой. Это было бы для него наиболее естественно и положило ко-
нец преследованиям, кровопролитию, братоубийственной войне. Такой
способ видения не является, по нашему мнению, приемлемым. То, что
многими сейчас воспринимается как предрассудки, проявляющихся у
всех религий, не были внушены человеку из каких-то сверхчеловече-
ских источников, они были созданы самими людьми и в человеческой
природе нашли свое естественное место. Они далеко не единственно
ответственны за борьбу, резню и преследования, часто вызывавшиеся
людскими страстями, нежели преподанными им религиозными догма-
ми. Более того, мы полагаем, что ссылка на времена, на религиозный и
политический фанатизм не может снять, отметим беспристрастность
истории, известную долю индивидуальной вины за всякого рода экс-
цессы, поскольку почти во все времена, в каждой религии и доктрине,
каждый может и умеет найти ту тенденцию, которая вполне соответст-
вует его характеру. Вот почему магометанство не запретило Саладину
остаться гуманным и великодушным даже с неверными, а христианст-
во не смягчило жестокости Ричарда Львиное Сердце. Однако, это уда-
лось той же религии в отношении Симона ди Мон форта, Торквемады,
св. Фрациска Ассизского и святой Терезы. В одном и том же 1793 году,
когда жили и действовали Марат, Робеспьер и член конвента Каррьер,
в Нанте были утоплены тысячи детей из Вандеи, а раненый предводи-
тель вандеистов Боншамп, находясь на смертном одре просил оставить
жизнь и освободить четыре тысячи заключенных республиканцев, ко-
торых его сподвижники хотели расстрелять. Яростная борьба, пресле-
дования и бойня совершались во имя разных доктрин, не имевших ни-
каких оснований в сверхъестественном и провозглашавших свободу,
равенство и братство всех людей.
По истине, чувство, которое рождается самопроизвольно из ско-
рого и непредвзятого синтеза истории народов, это сострадание проти-
воречивой природе бедной человеческой расы, столь богатой на само-
отверженность готовой иногда даже на подвиг и на жертву. И в тоже
159
время любая более или менее предсказуемая, и даже непредсказуемая
по сути, попытка достичь некоторого морального, а, следовательно,
материального улучшения, сопровождается торможением ненависти,
обид и самых худших страстей. Трагична судьба людей, надеющихся
следовать добру, но в тоже время наталкивающихся на несчастье разо-
риться или преследоваться, еще за свое истолкование библейской дог-
мы. Они продолжают разоряться и преследоваться и сегодня во имя
царства свободы, равенства и братства и, возможно, будут продолжать
разоряться и преследоваться и приноситься в жертву самым жестоким
образом завтра, когда ради социальной демократии захотят очистить
мир от любого следа насилия и несправедливости.
160
Глава восьмая. Революции
I.	Характер революций в эллинистических городах-государствах
и в средневековых коммунах. - II. Гражданские войны в античном Риме,
феодальной Европе и магометанских странах. - III. Революции в Китае. -
IV. Восстания национального масштаба. - V. Крестьянские восстания
в Европе. -VI. Типичные революции современной Франции. -
VII. Условия победы подобных революций.
I.	Мы рассмотрели способы, с помощью которых формируются и
утверждаются идейные течения, движения чувств и страстей, которые
обыкновенно влияют на изменение направления развития общества.
Остается проанализировать каким образом этим течениям удается по-
рой материально утвердиться, используя силу, сменяя индивидов,
стоящих у власти и делая их представителями их принципиальных по-
ложений. Подобные изменения в обществе, достигшем некоторого
уровня своей организации, могут происходить по инициативе или с
согласия той его фракции, которой доверена защита всего политиче-
ского строя, владеющей, как правило, оружием монопольно. Указан-
ные мутации могут происходить также благодаря деятельности других
элементов и общественных сил, которым удалось одержать победу над
консервативными силами или по крайней мере их парализовать. Таким
образом, имеет место тот, достаточно часто встречающийся в истории
феномен, который обыкновенно называют революцией и который нам
сейчас и предстоит кратко обсудить.
Перевороты в небольших государствах, где не существует бюро-
кратической организации или она еще находится в зачаточном состоя-
нии, представляются во многом подобными тем, что имеют место в
огромных политических организмах. В классической античности, на-
пример, когда тиран становился властелином города-государства или
олигархия заменяла собой демократию, а часто когда свергались и ти-
ран и олигархи, речь шла о более или менее многочисленной клике,
которая, борясь за государство, заменяла его другим. Когда греческое
государство существовало в обычных условиях, весь управляющий
класс, то есть все те, кто не были рабами, ни постоянно проживающи-
ми там иностранцами, ни чернорабочими, полностью участвовал в
осуществлении политических функций. Когда устанавливался режим
тиранический, то есть олигархический, или режим выродившейся де-
мократии, называвшейся охлократией, тогда одна из фракций данного
класса узурпировала всю власть в ущерб другим, оказавшимся либо
убитыми, разоренными, либо отправленными в изгнание. В свою оче-
161
редь победившие должны были опасаться нападения побежденных,
которые, если им удавался переворот, поступали так же.
Таким образом, борьба проходила на основе силы и хитрости, с
подосланными убийцами и внезапными налетами. Противоборствую-
щие стороны часто прибегали к помощи иностранцев или наемников.
Одержав верх, победители занимали цитадель, отбирали оружие у тех,
кто не был их приспешником. Вооружение стоило недешево и не так
просто было его заменить. Весьма редко случалось, как, например, во
время переворота Пелопида и Эпаминонда в Беотии, Тимолеона в Си-
ракузах, окончившихся победой и установивших менее кровавый и
насильственный режим, но продолжился он лишь до тех пор, пока
ощущалось личное влияние лидера или до смерти инициатора выступ-
ления. Иногда группировке, захватившей власть, удавалось господ-
ствовать на протяжении более длительного периода, чем жизнь одного
поколения. Так произошло с Писистратндами и двумя Дионисиями.
Агафокл, один из худших тиранов греческого мира, пришедший к вла-
сти молодым, умер в преклонном возрасте при этом, как полагают, яд
прервал его долгое правление.
В итальянских коммунах, чья политическая организация напо-
минала классическую Грецию, продолжали жить традиции античного
эллинистического государства. Одна группировка во главе с синьором
изгоняла противников или убивала их, два дома соединялись в один;
часто надо было побеждать, чтобы не быть побежденным. Обычно две,
наиболее богатые и мощные семьи вели вооруженное противоборство
за превосходство в коммуне. Точно также как античные греки они опи-
рались, когда могли, на помощь иностранцев и наемников. Так, Тор-
риани и Висконти бились за обладание Миланом и эта сцена с неболь-
шими вариациями, игралась в коммунах поменьше. Перемирия, пере-
дышки, религиозное умиление, спровоцированное монахами и добры-
ми гражданами, как то, о котором рассказал благочестивый Дино Кам-
панье, не имели иного результата, кроме одноминутного успеха, а по-
том обстановка становилась еще хуже. Трудно вообразить более ко-
варные приемы, которые не использовали бы самые отъявленные бан-
диты, нападая на своих противников, особенно когда они были негото-
вы и незащищен ы.
В эпоху Возрождения обычаи стали чуть менее воинственными,
случаи сражений в чистом поле более редкими, но вероломство и преда-
тельство стали отработаны столь тонко, что за период долгого примене-
ния были подняты на уровень высокого искусства. В некоторых городах
превалировали так называемые гражданские методы. Во Флоренции,
162
например, могущественные дома, соединявшиеся родством, поддержи-
вали некоторое равновесие и сохраняли преобладающее положение, на-
полняя кошельки за счет своих клиентов /сегодня это делают с помощью
избирательных списков/. Это была политика торговой олигархии во гла-
ве с Альбицци, до тех пор, пока оставался жив Никколо дв Уццано. Этой
же линии придерживался Козимо дей Медичи со своими приближенны-
ми, хотя, при случае, они отлично знали как использовать и другие сред-
ства. В других местах, в Романье, Умбрии столкновения продолжались и
после 1500 г., как у настоящих разбойников. В Перудже семейство Одди
были изгнаны сторонниками Бальони, но возвратились и напали на них
ночью, те сражались в одних рубашках и одержали верх, а победив, по-
том устроили разборку среди своих. Оливеротто да Фермо стал во главе
синьории своего города зверски убив с помощью руководимой им банды
своего собственного дядю и других именитых граждан, пригласивших
его на дружеский ужин.
В гражданских противостояниях и в греческих городах, и в
итальянских коммунах гуманности оставалось мало места, преимуще-
ство обычно оставалось за более подготовленным и находчивым, более
быстрым и хитрым, за тем, кто умел лучше притворяться и меньше
страдал от угрызений совести. Даже неожиданный случай мог иметь
решающее значение в счастливом исходе предприятия и на этот счет
существует множество романтических эпизодов. Залаявшая собака,
пьянка, затеянная за час до или спустя, письмо, прочитанное во время
или оставшееся запечатанным до завтра, оказывались решающими для
успеха внезапного нападения. Так и происходило, когда Эпаминонда и
Пелопида приводили к власти в Беотии, а Арато в Сиционе. Отметим,
что гражданские противостояния, терзавшие греческие государства и
такие же катаклизмы, разрывавшие итальянские коммуны, ощутимо не
способствовали настоящим социально зрелым изменениям. Менялись
управляющие, но общество, как бы не одерживало победу, оставалось
организованным по-прежнему. Великие исторические события, элли-
нистическая наука и искусство, освобождение крепостных, артистиче-
ское и литературное возрождение — все развивалось независимо от
кровавых разборок, возмущавших жизнь Греции и Италии. Более того,
гражданские войны не могли повлиять иначе, как замедлить развитие,
и в этом они походили на войны с внешним врагом, на голод, эпиде-
мии, опустошавшие и отбрасывавшие страну, всегда препятствовали ее
экономическому и интеллектуальному развитию.
Какой бы ни была политическая наука, если она основана ис-
ключительно на наблюдении таких периодов, которые отмечены выше,
163
она не может не быть поверхностной и не страдать неполнотой. Имен-
но такой она проявляется в знаменитом произведении Макиавелли,
озаглавленном «Государь», чрезмерно опозоренном и чрезмерно вос-
хваленном, которому в любом случае придается гипертрофированная
важность. Сегодня внимательный наблюдатель, изучающий способы, с
помощью которых на бирже, в акционерных обществах и банках дела-
ются состояния или разоряются и рушатся частные судьбы, мог бы без
труда написать книгу об искусстве обогащения и, вероятно, дать сове-
ты как казаться честным и не быть им, как воровать и не попасть под
суд присяжных. И на фоне таких советов, наставления флорентийского
секретаря покажутся невинными басенками. Но такая работа не станет
вкладом в экономическую науку, точно также как искусство прихода к
власти и удержания ее в данных общественных условиях не является
наукой политической. Там речь не идет о науке, то есть о великих пси-
хологических законах, проявляющихся во всех значительных челове-
ческих обществах. Указания Макиавелли могли сгодиться вероятно
Людовику Моро или Цезарю Борджа, как, возможно, они служили
Дионисию, Агафоклу, Джасону ди Фере, бею Алжира, Али Тебелену и
Мехмету Али, восклицавшему, что Египет выставлен на аукцион и
должен достаться тому, кто потратит последние деньги и нанесет по-
следний удар саблей. Но для политических деятелей современной Ев-
ропы, а равно и для государственных мужей Римской республики они
принесли бы не слишком большую пользу. Хотя, во избежание недо-
умений, уместно признать, что прямота и честность, самоотвержен-
ность и добрая вера нигде и никогда не были и не будут качествами,
самыми необходимыми для достижения власти и ее удержания.
После того, что было отмечено, нет необходимости подчерки-
вать, что в современных государствах с весьма сложной организацией,
куда более обширных по сравнению с античными, опирающимися на
бюрократию и постоянную армию, невозможно совершить переворот с
помощью пары ударов кинжалом, внезапного нападения или засады.
Поэтому и современные революционеры, вдохновляясь старинными
классиками, считают их подсказки грубым анахронизмом. Впрочем,
это не означает, что прежние реминисценции действительно полно-
стью бесполезны, нет, они вполне подходят для разогрева мозгов мо-
лодых, нагнетания революционной атмосферы и вплоть до эпохи Воз-
рождения ловко использовались. Если цареубийство сейчас недоста-
точно для свержения правительства, то политическое убийство всегда
может вызвать возмущение в обществе, открыть террор в отношении
руководителей управляющего класса и спровоцировать ответные энер-
164
гичные меры. Поскольку почти все политические убийцы погибают
при исполнении своего замысла, они становятся мучениками за идею и
складывающийся вокруг них культ есть одно из наименее честных, но
не менее эффективных средств, поддержания уровня революционной
пропаганды.
II.	Республиканский Рим был в целом античным государством, в
котором юридическая защита оставалась надежно гарантированной и
поэтому гражданские столкновения случались менее кровопролитными
и более редкими. В ходе длительных противостояний между патри-
циями и плебеями происходили и потасовки на форуме, переходившие
подчас в рукопашные схватки, бывало, что банда злоумышленников
вдруг захватывала Капитолий, но в течение целых веков не находилось
никаких группировок, которые бы силой узурпировали власть, зверски
убивая и изгоняя своих противников. Когда были убиты Гракхи на не-
которое время традиционное проведение голосований запретили из-за
опасности кровопролития, а потом официально отменили решение на-
родных собраний, возлагавшее командование армии в Азии на Суллу.
Однако последний впервые в истории Рима, во главе своего войска
вошел в город. Легионы, длительное время воевавшие вне Италии,
приобретали характер постоянных армий и становились слепыми ору-
диями в руках своих военачальников. Регулярная армия воевала и в
гражданских войнах и победоносный ее предводитель в одной из по-
следних битв Октавиан Август навсегда изменил форму правления в
пользу принципа бюрократической и военной монархии. Начиная с
этого момента и впредь, солдатские командиры присвоили себе право
менять не только правительство, но и его главу.
В феодальной Европе и вообще во всех странах, организованных
феодальным образом, гражданская борьба и революция всегда приоб-
ретали и приобретают характер межфракционной войны баронов или
местных господ. Так происходило в Германии на выборах нового им-
ператора. В спешном порядке образовывались среди баронов и воль-
ных городов две партии по очереди нападавшие друг на друга, следуя
за выбранным ими сувереном, провозглашая его единственно легитим-
ным. В другом месте, на Сицилии в эпоху борьбы между дворянством
латинским и каталонским, противостоящие партии оспаривали при-
надлежность к персоне короля, или принца, или принцессы наследст-
венной, поскольку такое родство означало возможность находиться
под защитой легитимности самим и объявлять другую сторону измен-
никами и бунтовщиками. По аналогичным причинам во Франции бур-
гундцы и арманьяки оспаривали близость в персоне короля или дофи-
165
на. Иногда бароны сходились под знамена одной из враждующих ди-
настий, как это имело место в Англии во время войны Алой и Белой
Розы. Когда же всё или почти всё дворянство единодушно поднимается
против суверена, тогда революция совершается быстро, король по-
слушно низвергается и лишается власти. Последний случай нередок во
всех феодальных режимах, с известной периодичностью он происхо-
дил в Шотландии.
Точно также, как это случалось в греческих государствах и
итальянских коммунах, в междоусобной брани баронов с тем же коро-
лем, выигравшая сторона, когда это было возможно, лишала побеж-
денных феодов, которые распределялись между своими приверженца-
ми. Убийства и в особенности отравления происходили нечасто, если
побежденные не погибали на поле сражения, их ожидал топор палача.
Вся дворянская семья Кьяромонти погибла в Палермо на фатальном
помосте. На эшафоте и полях сражений закончила свои земные дни
почти вся старинная английская знать в ходе последовательных побед
и поражений между домами Йорков и Ланкастеров. Во Франции неко-
торые известные представители дома Арманьяков были злодейски уби-
ты, другие растерзаны в ходе плебейских возмущений в Париже, в
свою очередь расстался с жизнью и герцог Бургундии Иоанн Бес-
страшный.
В магометанских странах, не считая заговоров в гаремах, имев-
ших целью смещение и смерть одного султана и наделение властью
другого, революции в собственном смысле слова имели много общего
с борьбой, имевший место в феодальной Европе, но с другой стороны,
часто отличались признаками того движения, которое сейчас называют
социалистическим, но тогда было сокрытым и замаскированным под
видом религиозных реформ. Несмотря на усилия многих восточных и
африканских суверенов окружить себя военной защитой из завербо-
ванной постоянной армии, которые иногда оказываются успешными,
тем не менее, в массе мусульманского населения, в особенности живу-
щего в деревне и занимающегося скорее пастушеством, чем обработ-
кой земли, сохранилась издревле племенная организация. Последняя
делает вполне возможным выступление племенных вождей, подобно
тому, как европейские бароны оказывали поддержку претенденту на
трон или на права новой династии. В самом племени может появиться
новатор, притязающий привести ислам к первоначальной чистоте и
предрекающий новую религиозную реформу и если его пропаганда
имеет успех, происходит религиозная и социальная революция.
166
Поэтому в восточных и североафриканских странах нет классо-
вой борьбы между буржуазией и пролетариатом, которая может воз-
никнуть в современной Европе, а в течение столетий сохраняется глу-
хой антагонизм между бедными племенами, обитающими в горах или
пустыне, занимающимися разбоем, и племенами более состоятельны-
ми, живущими в плодородных долинах, а еще чаще между этими дву-
мя и изнеженным и богатым населением городов. Нельзя сказать, что
ислам не пытается возродить старинный дух равенства, отрицания бо-
гатства и удовольствий, который мы находим уже у некоторых евро-
пейских пророков, например, у Исайи или Амоса. Если Магомет не
говорил, что скорее верблюд пройдет через игольное ушко, чем бога-
тый попадет в рай, то он вполне явно выступал за простоту нравов, ра-
дости земной жизни, хотя и не ценил женщин и духи. Однажды, когда
ему представили восемьдесят всадников, посланников Бени-Кен де,
племени недавно обращенного в ислам в драгоценной экипировке и
дорогих шелках, он сразу же им заметил, что новая религия не разре-
шает роскошь и тем пришлось снять дорогие одежды. Второй калиф
Омер, завоевавший столько земель и столько сокровищ, обедал весьма
скромно прямо на земле, а когда умер, оставил своим наследникам всю
свою собственность — единственное одеяние и три драхмы денег.
Так, легко объяснимо, каким образом в Берберии в течение
одиннадцатого и двенадцатого веков были побеждены и лишены соб-
ственности древние арабские династии. Это сделала религиозная ре-
форма альморавидов, которая в свою очередь была заменена реформой
альмохаидов. В обоих случаях племена из пустыни и с гор распростра-
нили реформаторские доктрины и противопоставили их населению
более образованному и богатому, населявшему приморские города.
Очень похожие элементы можно найти и в деятельности секты вахха-
битов в Аравии и в судьбе махадизма в районах Верхнего Нила. Само
собой понятно, что древние сарацины, одно время хозяева богатых си-
рийских долин, плодородных земель в Персии и Египте, изрядно обо-
гатились. Они забыли о скромности сарабегонов или современников
Пророка, лично его знавших. Некоторые из них в старости показывали
пример роскоши, сравнимой с богатством калифов Омейядов из Дама-
ска, впоследствии превзойденного калифами Аббасидов из Багдада.
Так, даже в случае с альморавндами и альмохаидами, человеческая на-
тура легко одерживает верх над строгостью сектанской веры. Да и по-
следние по сути не являются исключением. Одно время роскошествуя
во дворцах Феса и Кордовы, они предали забвению простую и скром-
ную жизнь, которую практиковали и проповедовали, пребывая на су-
167
ровых плоскогорьях за Атласскими горами, наслаждаясь утонченным
восточным великолепием. Если махдисты и другие магометанские сек-
ты не предоставили точно таких же примеров, то это объясняется не-
расположением судьбы, бывшей до этого к ним благосклонной.
III	. В Китае революции и насильственные выступления случа-
лись нередко. Сейчас затруднительно оценить социальные причины
наиболее древних из них. Известно, что в Поднебесной Империи имели
место различные экономические и политические режимы. Из бывшего
вначале феодального государства, она превратилась в государство бю-
рократическое. В соответствии с данными изменениями должны были,
разумеется, меняться и мотивы и формы этих восстаний.
Известно одно — когда воспитание династии оказалось в глубо-
ком упадке, когда слабовольными властителями стали управлять жен-
щины или евнухи или время транжирилось в поисках напитка бессмер-
тия, а злоупотребления чиновников превысили все возможные преде-
лы, тогда какой-то оппозиционный правитель или некий смелый аван-
тюрист во главе отряда восставших, поддерживаемый всеобщим недо-
вольством, одерживает верх над правительственным войском, смещает
старую и учреждает новую династию. На несколько поколений ей хва-
тает запасенной энергии, но потом она ослабевает и снова проявляются
старые злоупотребления.
Частенько известные изменения в эту картину вносили случав-
шиеся вторжения варваров с севера и из Тибета. Когда же вся страна
целиком попадала под господство монголов, то как ответная реакция
постепенно созревал тот мощнейший национальный дух, который
столь характерен для народов древних цивилизаций. Так происходило
в Египте с нашествием гиксосов, и также в последующие века случи-
лось в Греции и Италии. К концу четырнадцатого века группа реши-
тельно настроенных энтузиастов во главе с буддийским монахом Ронг-
у подняло знамя восстания против монголов и было поддержано поры-
вом народного духа, всколыхнувшего весь Китай; им удалось изгнать
варваров за пределы великой стены, а Ронг-у стал основателем дина-
стии Мин, управлявшей страной до исхода семнадцатого века.
В течение всего девятнадцатого века Китай, превратившийся
почти полностью в бюрократизированное государство, стал ареной еще
одной революции. Последняя, хотя и неудавшаяся, заслуживает быть
упомянутой. И важна она своей аналогией с той, что посадила на трон
монаха Ронг-у. Вследствие того расстройства, которое учинили во всей
Империи войны с Англией, закончившиеся подписанием кабальных
договоров 1842 и 1844 гг., вспыхнуло восстание против иностранной
168
династии маньчжуров в районе Нанкина, древней столицы династии
Мин, сердца китайского национализма. Изгнание иностранцев и осно-
вание новой религии, в которой догмы христианства были причудливо
перемешаны и приспособлены к философским идеям и народным
предрассудкам китайцев, образовали моральную базу революции.
Школьный учитель, второразрядный литератор, человек не на своем
месте, откликавшийся на имя Ронг-Сиеу-Цзен стал у нее во главе. Во-
круг него сплотилась группа деятельных, интеллигентных, амбициоз-
ных людей. Но помощь, которую они оказывали была направлена ско-
рее на разработку религиозной и философской системы, нежели на ру-
ководство первыми выступлениями восставших.
Китайская бюрократическая машина оказалась глубоко потря-
сенной из-за ощутимых поражений и общей неразвитости по сравне-
нию с европейскими державами, в народе зрело недовольство, поэтому
первые успехи восставших долго ждать не пришлось. Войдя в Нанкин,
они в 1853 году объявили тай-пин, то есть эпоху всеобщего мира. Од-
новременно, Ронг-Сиеу-Цзен, человек явно не простой, был удостоен
звания Императора Поднебесной и провозглашен родоначальником
новой национальной династии. Однако, поскольку, в том числе и в Ки-
тае, необходимая грубая сила для успеха революции набирается из де-
классированных элементов общества, то рядовые армии, которая
должна была провозгласить всеобщий мир, рекрутировались по пре-
имуществу из дезертиров, преступников, бежавших от правосудия и,
вообще, из бродяг и босяков, кочующих бесцельно в больших городах,
как китайских, так и европейских. Очень скоро вожаки оказались бес-
помощными прекратить эксцессы своих последователей. Банды тайпи-
нов везде устраивали погромы, разорение и кровопролитие. Развитие
повстанческого движения уже стало подчиняться не политической
мысли, а сладострастным желаниям грабить и убивать. И страна, где
эта линия возобладала в полной мере ощутила все ужасы подлинной
анархии.
Новая война с Англией и Францией, разразившаяся в 1860 г. и
восстание магометан на северо-востоке страны на несколько лет про-
длили это положение, но как только китайское правительство, частич-
но разделавшись со своими затруднениями, смогло направить значи-
тельные силы против восставших, последние, окончательно потеряв к
тому времени поддержку населения, выродились в маленькую группу.
Нанкин был окружен. Почти все соратники первого призыва Ронг-
Сиеу-Циена погибли, а именно они могли бы помочь, обладая полити-
ческим видением и широтой взглядов. Сам руководитель, оказавшись,
169
окруженным толпой мародеров и предателей, отчаявшись в возможно-
стях сопротивляться, принял яд в своем дворце 30 июня 1864 года.
Двадцатью днями позже императорские войска завладели городом,
обезглавили сына покойного вождя восставших и безжалостно потопи-
ли в крови мятеж, который и сам пролил немало крови.
Итак, и в Поднебесной Империи, как и в магометанских странах,
как и на большей части Европы, совершенство политической концеп-
ции, во имя которой рождается революция, нарушается и почти полно-
стью теряется, как только начинается время ее практического осущест-
вления.
Еще одну точку соприкосновения движения тайпинов и европей-
ских восстаний можно найти в том факте, что и в Китае революцион-
ному выступлению предшествовала и его подготавливала деятельность
секретных обществ. Фактически, еще с восемнадцатого века в этом
направлении разворачивалась активность оккультных сообществ, раз-
жигавших высокий градус недовольства народа и его ненависть к ино-
странной династии. Эти общества пережили восстания, которые сами и
вызвали. Более того, данные структуры должны были организовать
убийство ряда европейцев, чтобы вызвать осложнения у пекинского
правительства в его отношениях с западными державами. По составу
эти группы включали, как это происходит и в куда более известных,
чем Китай, странах, и горячих, бескорыстных патриотов, и преступни-
ков, рассчитывающих, благодаря своим связям с сектантами, обрести
безнаказанность, и даже чиновников, полагавших возможным при слу-
чае сделать карьеру.
IV	. Среди европейских революций, особняком стоят те, что
представляют собой реакцию угнетенного народа против народа угне-
тателя. Таковым было восстание шведов против датчан при Густаве
Ваза, Голландии против Испании, той же Испании против Франции в
1808 году, Греции против Турции, Италии против Австрии, Польши
против России. Эти выступления напоминали больше внешние войны
между двумя народами, чем гражданские противоборства и они-то ока-
зывались среди тех, которые чаще всего удавались. Одиако сейчас, с
учетом мощных постоянных армий, восставшему народу, если он хо-
тел бы иметь большие шансы на победу, следует озаботиться пробле-
мой некоей пол у независимости, то есть, чтобы некоторая часть насе-
ления была бы хорошо организована в военном отношении.
В Испании в 1808 г., помимо знаменитых партизан — гуэрильяс,
активное участие на стороне восставших принимали части регулярной
армии. В Италии в 1848 г. пьемонтская армия сыграла решающую роль
170
в войне против иностранцев. Регулярные части Пьемонта вместе с со-
юзниками французами в 1859 г. нанесли противнику поражение, ре-
шившее судьбу полуострова. Также и Польша в 1830-1831 гг. почти в
течение целого года могла сражаться против русского колосса, благо-
даря наличию польской армии, присоединившейся к восставшим. Вы-
ступление 1863-1864 гг. разрозненных групп имело незначительный
успех и было подавлено малыми силами.
В тот же разряд революций следует поместить и конфликт Со-
единенных Штатов и Англии. Известно, что англо-американские коло-
нии пользовались даже до 1776 года широчайшей автономией. Так что
соединившись в Конфедерацию и провозгласив независимость, они
смогли легко, отчасти с помощью старой милиции различных штатов,
отчасти с участием волонтеров, создать вооруженные силы, способные
противостоять войскам, посланным матерью-метрополией на их по-
давление, а позже, с поддержкой Франции, добиться и полного осво-
бождения.
Когда разразилась английская революция 1643 года, Англия еще
не превратилась в бюрократическое государство и в распоряжении ко-
роля Карла I находилась весьма незначительная постоянная армия. Так
что с самого начала за парламент выступала коммунальная милиция,
поддержку короля возложили на свои плечи сельские дворяне, или ка-
валеры.
Последние были довольно умелыми во владении оружием и на
первых порах легко одерживали верх. Но как только Кромвель сумел
сформировать первый полк, а потом и постоянную и дисциплиниро-
ванную армию, то противостоять ей оказалось невозможно. И во главе
своих войск Лорд Протектор не только победил кавалеров, но и подчи-
нил Шотландию и Ирландию, поставил на свое место левеллеров и
стал абсолютным господином британских островов. Разумеется, па-
мять об этих фактах надолго оставила подозрительными англичан, сто-
ронников конституционных гарантий, в отношении постоянных войск.
Эти же воспоминания понуждали препятствовать любым попыткам
Карла II и Якова II набирать большую постоянную армию и стараться
поддерживать в боевом настроении милицию графств. Под влиянием
таких настроений и Вильгельм Оранский вынужден был с большим
сожалением отправить на континент свои старые голландские полки,
во главе которых он одержал победу над последним из Стюардов.
V.	Другой важный существенный феномен мы найдем в характе-
ристиках крестьянских восстаний, частенько случавшихся в различных
регионах Европы во второй половине восемнадцатого и в первой поло-
171
вине девятнадцатого века. Таковыми были, не считая тех, что разрази-
лись в России в начале царствования Екатерины II, те, что под предло-
гом восстановления на троне различных персон, выдававших себя за
царя Петра III, якобы избежавшего смерти, и испанское восстание 1808
года, в котором приняла участие вся нация, мощное восстание в Вандее
1793 года, выступление в Неаполе в 1799 году против партенопейской
республики или в Калабрии против Иосифа Бонапарте в 1808 г., в Ти-
роле в 1809 г. и различные волнения в Бискалье и Наварре.
Маколей, анализируя сельское восстание под руководством
Монмута в эпоху Якова II, отмечал, что оно стало возможным потому,
что в то время все крестьяне в Англии были немного военными. И,
действительно, ряд выступлений сельского населения состоялся лишь
потому, что народ привык к оружию или по причине охоты, или бан-
дитизма, или из-за семейной и местной вражды поддерживал навыки
ружейной стрельбы.
В России, упомянутые выступления, среди которых наиболее
значительным стало то, что возглавлял Пугачев, были следствием не-
нависти крестьян, казаков и всех бродяг и босяков, обитавших на воле
в степи, вызванной бюрократической централизацией, засильем немец-
ких чиновников, которые и были ее главными проводниками. Однако,
выступления носили всегда тот характер, который сейчас называют
лояльным, поскольку утверждалось, что настоящий царь находится с
ними, а царица, восседающая в Петербурге и Москве — узурпаторша,
захватившая власть.
Настроения, с одной стороны консервативные, с другой — на-
правленные против чрезмерного вмешательства государства, можно
найти во всех крестьянских выступлениях. И происходит это чаще все-
го, когда победившая партия новаторов во имя цивилизации и прогрес-
са, намеревается призывать к новым жертвам. Жители Вандеи, недо-
вольные Республикой из-за преследования, которым она подвергла их
приходских священников и тем более раздраженные казнью Людовика
XVI, поднялись на восстание в массовом порядке лишь в марте 1793
года, когда Конвент объявил о всеобщем призыве на военную службу.
Крестьяне Наполитано в 1799 году, оскорбленные новаторами, попи-
равшими их обычаи и верования, были обложены французскими вой-
сками данью и подвергались грабежам самым свирепым образом. В
Испании 1808 года в высшей степени оскорбленной в своей католиче-
ской вере и национальных чувствах, обоснованно опасались того, что
французские захватчики собираются вывезти из страны всю молодежь
в наручниках для зачисления ее в наполеоновские войска. В испанских
172
Бискалье и Наварре выступления вызывались в значительной мере за-
вистью, вызванной сохранявшимися льготами и преимуществами, по-
зволявшими снижать публичные налоги и сохранять почти независи-
мое местное управление.
Первоначально руководителями крестьянских восстаний оказы-
вались люди, в культурном отношении и социальном положении мало
чем отличавшиеся от самих крестьян. Прославленный испанец Фран-
ческо Хавьер Мина, воевавший против французских захватчиков, а
потом и против абсолютизма Фердинанда VII, был погонщиком мулов.
В Неаполитанском восстании к 1799 году единственным из руково-
дства был Джамбаттиста Родио, провинциальный адвокат, другие же:
Пронио, Маммоне, Нунцианте — мукомолы и унтер-офицеры. Андреа
Хоффер, глава тирольского восстания 1809 года владел остерией. На-
чальные выступления населения в Вандее возглавлялись парикмахером
Гастоном, извозчиком Кателино, лесником Стоффлетом. Одиако, если
высшие классы примыкали к восстанию, усиливая и сплачивая его, то
сразу появлялись другие вожди, более высокого социального статуса.
Именно так происходило в Вандее, где крестьяне обратились к своим
синьорам, сидящим в замках. Последние, естественно, колебались, по-
скольку понимали прекрасно трудности всего предприятия, но их убе-
дили и почти насильно поставили во главе. Так были вовлечены в дело
люди благородного происхождения Лескур, Боншам, Ларошжакквелин
и Чаретт. Последний, холодной, расчетливый, человек дела и неукро-
тимой энергии, сразу же объяснил, что ему должно следовать за руко-
водство кампанией. Он не пресекал эксцессы своих подчиненных,
смотрел сквозь пальцы на творимые ими расправы, чем немало ском-
прометировал свое имя, которое прочно срослось с причинами восста-
ния. Среди вождей сельских выступлений консервативной направлен-
ности есть только один, с которым его можно сравнить. Это — бискали-
ей Томас де Цумалакаррегий, верховный главнокомандующий первого
восстания карлистов /сторонников дона Карлоса Старшего, брата ко-
роля Фердинанда VII — Т.Е./, в прошлом мелкого провинциального по-
мещика.
Общий характер консервативных выступлений крестьян и мяте-
жей городского населения во имя свобод и прогресса, заключается в
следующем: какое бы короткое время они не продолжались, они всегда
немедленно порождают группы людей, находящих в этих событиях
вкус, свой интерес и стремление продолжать в них участвовать. Первое
движение может иметь видимость всеобщего, но очень скоро в массе
восставших выделяются те, кто однажды забросив свои обычные заня-
173
тия, теряют всякое желание к ним возвращаться, поскольку чувствуют
в себе зародившийся инстинкт к борьбе и страсть к авантюрам. Есть
люди, не имеющие задатков, позволяющих им выдвинуться в обычных
жизненных условиях, но буквально выносящих их наверх в чрезвычай-
ные моменты, например, гражданской войны. Такого рода тенденция
наблюдается, а исключения к ней подтверждают общее правило.
Так, мы видим, что после первой фазы наиболее грандиозного
вандейского восстания, оно закончилось ужасающим разгромом под
Савеней в декабре 1793 года. Однако, война продолжалась еще не-
сколько лет, поскольку вокруг вождей сформировались отряды реши-
тельных мужчин, не настроенных заниматься каким-либо иным делом,
кроме партизанской борьбы. Эта линия стала особенно явной, когда
революция находилась на полпути к успеху и именно в этот момент
Родио и Пронио вдруг произвели себя в генералы, а Нунцианте и
Маммоне признавали полковниками. Революционная закваска в Испа-
нии, накопившаяся в течение шести лет войны за независимость, обес-
печила продолжительное брожение умов и в последующих граждан-
ских войнах. Ядро восставших в них всегда составляли авантюристы,
рассчитывавшие на успех и продвижение, поэтому разные противобор-
ствующие стороны учреждали множество чинов и званий, присуждав-
шихся в нужное время и за службу, и за уход от нее.
VI.	Революции, представляющие собой наиболее необычные со-
циальные факты, как следствие, без сомнения, совершенно особенных
политических условий, разразились во Франции в девятнадцатом веке.
Они стали возможными из-за чрезмерной бюрократизации и других
особых обстоятельств, на которых мы кратко остановимся.
Мы не включаем в их число великую революцию 1789 года, ко-
торая явилась результатом подлинного разложения тех классов и поли-
тических сил, которые вплоть до этих событий руководили Францией.
Известно, что тогда администрация и армия, полностью дезорганизо-
ванные некомпетентностью национальной Ассамблеи, эмиграцией и
пропагандой клубов, в течение длительного времени не могли никого
заставить уважать какие бы то ни было решения правительства.
Власть, выпавшая из рук короля, не была подхвачена кабинетом, поль-
зовавшимся доверием Ассамблеи и попадала раз за разом к некоей сек-
те или даже одному лицу, которое сумело в определенный день при-
вести в Париж достаточную военную силу: будь то Лафайет во главе
национальной гвардии или Дантон с ремесленниками из предместья,
вооруженными пиками.
С этого момента стала проявляться тенденция, которая приобре-
тет наибольшую яркость в первой половине девятнадцатого века. Те,
174
кто руководили выступлениями всегда старались привлечь человека
или группу лиц, воплощавших собой символ или институт, которому
следовала Франция или по старинной традиции, или благодаря вере в
новые принципы. И однажды предприняв такую попытку, эти люди
становились хозяевами страны.
Так поступили восставшие 6 октября 1789 года, когда по коман-
де ворвались в Версаль и захватили короля. Упраздненная монархия
была против Национального Конвента, устраивавшего выступления,
подобные тому, что произошло 31 мая 1793 года, превратившее Ас-
самблею, олицетворявшую Францию, в рабу, терпящую удары париж-
ского сброда. Провинция пыталась как-то реагировать, но безуспешно,
поскольку армия оставалась верной приказам, приходившим из столи-
цы за подписью Конвента, хотя было общеизвестно, что он оказывался
вынужден это делать.
Все то же всеобщее молчаливое согласие в отношении всего, что
происходило внутри правительства много способствовало успеху госу-
дарственных переворотов, которых предостаточно случалось при Ди-
ректории вплоть до момента утверждения наполеоновской империи.
Но, возможно, еще более характерно то, что происходило в 1830,
1848 и 1870 гг. После более или менее длительного сражения, подчас и
не слишком значительного, с той частью войск, которые защищали в
столице здания, где размещались представительства высших властей,
еще признаваемых законными, огромная толпа, вооруженная и безо-
ружная вынуждала бежать суверенов и министров, распускала ассамб-
леи, поспешно и беспорядочно формировала правительство, пригласив
туда людей, более или менее известных в стране. Эти люди садились в
кресла прежних министров и почти всегда при содействии прежних
помощников, телеграфировали на всю Францию, что благодаря побе-
доносному народу они стали руководителями всей страны, а страна,
администрация и армия с готовностью им подчинялись. Кажется, что
рассказывается известная сказка про волшебную лампу Алладина, ко-
торая случайно или благодаря хитрости попала в руки самого простого
и необразованного парнишки и сразу же духи стали беспрекословно
служить ему и превратили его в самого богатого и могущественного
среди султанов Востока. И никто и не пытался спросить, как и почему
драгоценный талисман оказался у него.
Могут возразить, что в 1830 году правительство превратилось в
инструмент легитимистской партии, почти что вышедшей за границы
легальности, поскольку большинство французов было настроено реши-
тельно против проводимого политического курса. Значительная часть
175
войска колебалась и вообще никак не проявила себя в решительный
момент. Катастрофа 1870 года дополнительно проясняет ситуацию со
сменой правительства, имевшую место во Франции в это время. Но
никакая причина подобного рода не объясняет внезапную революцию
1848 года. Ни Палата депутатов и Сенат, ни бюрократия и армия не
испытывали симпатий к республиканскому правительству, большая
часть министерств также была против. В самом Париже национальная
гвардия в феврале колебалась, поскольку хотела только смещения ми-
нистерства Гизо. В последующие марте и апреле прошли революцион-
ные демонстрации. Однако, оказалось достаточно нескольких часов
растерянности, чтобы Луи Филипп, его семья и министры сбежали не
только из Парижа, но и из Франции, Палата и Сенат были распущены.
Временное правительство, члены которого прямо посреди бушующей
толпы были объявлены во дворце Бурбонов, приняло управление поли-
тикой Франции.
Гражданин Марк Коссндьер, днем раньше преследовавшийся
полицией, во главе группы восставших, с руками, грязными от пыли,
днем 24 февраля 1848 года отправился в префектуру полиции и начи-
ная с вечера того же дня стал ее начальником и директором. На сле-
дующее утро руководители всех служб заверили его в добросовестном
сотрудничестве и, хочешь — не хочешь, оставались верными своему
обещанию.
Луи Блан в предисловии к своей «Истории революции 1848 года»
утверждает, что Лун Филипп пал в основном потому, что сторонники
его поддерживали из-за интереса, а не по причине личной преданности.
По мнению этого автора, буржуазный король имел мало врагов, но мно-
гих заинтересованных в совместных делах, однако в момент опасности
он не нашел друга. Мы полагаем, что ценность этой причины весьма
ограничена. Едва ли все те, кто поддерживает данную форму правитель-
ства должны иметь личную привязанность или бескорыстную дружбу с
лицом, это правительство возглавляющим. Более того, эти чувства не
могут искренне проявляться ни у кого, кроме нескольких человек или
семей, находящихся с ним в известной близости. Политическая предан-
ность суверену или главе республики совсем другая вещь. Напротив, как
мы уже подчеркивали, главная причина внезапных революций во Фран-
ции — это чрезмерная бюрократическая централизация, усугубленная
парламентским режимом, добившимся того, что чиновники уже привык-
ли к чередованию начальников и смене направлений и по опыту узнали,
что соглашаясь с теми, кто наверху можно немало приобрести, а проти-
воречить им, означает куда больше потерять.
176
В условиях подобного режима, то, что было настоятельно необ-
ходимо подавляющей части армии, бюрократии и той части населения,
которая то ли по интересу, то ли по инстинкту жаждала порядка — это
подлинное правительство, не данное правительство; поскольку те, кто
фактически стоят у рычагов государственной машины, всегда находят
достаточно консервативных сил, готовых их поддержать и весь поли-
тический организм движется почти всегда как обычно, чья бы рука не
заставляла его действовать.
При подобной системе можно только отслеживать чередование
лиц, держащих в руках верховную власть, нежели фактическое поли-
тическое направление развития общества и существенные изменения
его руководящего класса, а этого не происходило во Франции и после
1830, и после 1848, и после 1870 гг. Даже если и было желание более
радикальных изменений, то сами управляющие, вышедшие из револю-
ции постарались их предотвратить, как это произошло в июне 1848 и
1871 гг., благодаря консервативным элементам, выступавшими и их
инструментами, и их господами.
Бесспорно, что сильное чувство легальности и легитимности су-
ществовавшего правительство затруднило бы пассивное подчинение
новому режиму, рожденному на баррикадах. Для того же, чтобы роди-
лись и утвердились такого рода чувства необходимы время и традиция.
Но во Франции все события до 1870 года происходили так стремитель-
но, что подобная традиция не могла укорениться. Наконец, следует
иметь в виду, что в девятнадцатом веке во Франции и на большей час-
ти Европы, революционное меньшинство сумело запастись симпатией
не только бедных и необразованных масс, но и, возможно, это принци-
пиально важно, тех классов, которые обладали некоей культурой. Все-
ми правдами и неправдами эти силы в течение трех четвертей века
втолковывали молодежи, что наиболее важные завоевания современ-
ной жизни достигнуты благодаря великой революции или с помощью
революции. При такого рода воспитании не приходится удивляться,
что все попытки и победы революционеров не отвергались с отвраще-
нием большинством, по крайней мере до того, пока они не угрожали и
не наносили серьезный ущерб материальным интересам. Естественно,
чувства, о которых ведем речь, должны быть более сильными и рас-
пространенными в тех странах, где те же правительства де факто или
де юре вышли из революции. Даже осуждая восстания в целом, там
должны прославлять эту хорошую революцию, святое восстание, от
которого оно и берет свое начало.
177
VII.	Один из наиболее важных факторов, благодаря которому
традиции и революционные страсти распространяются и поддержива-
ются во многих европейских странах, есть деятельность политических
обществ, особенно секретных. Именно в их среде проходят воспитание
руководящие группы, способные потом возбуждать настроения масс и
вести их к намеченной цели. Когда станет возможным написать бес-
страстно историю девятнадцатого века, в ней следует основательно
остановиться на причинах той эффективности, с которой многочислен-
ные секретные сообщества распространяют либеральные и демократи-
ческие идеи, оперативно и глубоко меняя интеллектуальные направле-
ния значительной части европейского общества. Если не учитывать
активную организованную и умело направляемую пропаганду, будет
трудно объяснить, каким образом определенные взгляды, бывшие в
конце восемнадцатого века достоянием литературных салонов и узких
кружков, какое-то десятилетие спустя, вдруг стали повторяться в са-
мых отдаленных деревнях людьми, явно не способными выработать их
благодаря собственной культуре.
Если в интеллектуальной и моральной подготовке революции
сообщества явные и секретные показали себя превосходно, то этого
совсем сказать нельзя применительно к тому, чтобы побудить массы к
немедленному выступлению, спровоцировать их подъем с оружием в
руках в данном месте и в установленное время, поскольку сейчас на
один удачный заговор или мятеж приходится десять неудавшихся.
Причина тому очевидна: чтобы запустить революцию недостаточно
иметь сбитых с толку людей, готовых на любой риск, их немало во
всех европейских городах, но необходима кооперация со значительны-
ми массами населения. Последние же не придут в движение, если не
будет какого-то серьезного толчка, изменившего их настроения, вы-
званного событиями, которые правительство не сумело или не могло
избежать, но в то же время на которые и революционные общества не в
состоянии повлиять, но могут умело использовать в свою пользу. Раз-
очарование большой надежды, быстрое ухудшение экономических ус-
ловий, поражение национальной армии или победоносное восстание в
соседней стране — это все события весьма удобные для сильнейшего
возбуждения большинства, уже подготовленного революционным вос-
питанием. Если руководящий штаб восставших надежно организован и
умеет воспользоваться моментом, то можно рассчитывать на успех, но
если наоборот, действие начинается без какого-то учета чрезвычайных
обстоятельств, их ждет неудача, как это произошло во Франции в 1832,
1834 и 1840 гг. Полиция, мало обеспокоенная обычной пропагандой
178
принципов и внимательно относящаяся только к предотвращению ан-
тигосударственных выступлений революционных группировок, доста-
точно легко узнает об их проектах и намерениях, поскольку засылает в
их среду своих информаторов и оценивает всю узость взглядов, харак-
терную и почти фатальную, свойственную всем существующим кон-
сервативным институтам.
Во Франции, Испании, да и в Италии немало городов, в которых
без особого труда можно увлечь народ на баррикады. Это одно из про-
явлений привычки и традиции населения, которое однажды поднялось
и с перестрелкой свалило существующее правительство и до сих пор
полагает, заразив этой верой по крайней мере последующее поколение,
что и сейчас вполне возможно повторить эту попытку с большими
шансами на успех, за исключением частых и кровавых поражений, ко-
торые не берутся в расчет. Добавим, что люди, побывавшие неодно-
кратно под огнем и получившие военные навыки, могут сражаться
весьма умело. Но, несмотря на все преимущества времени, места и об-
стоятельств, которыми может воспользоваться революционное движе-
ние, в наши дни при наличии мощных постоянных армий, особых
средств и вооружения, которые в случае необходимости могут пустить
в дело законные власти, никакое правительство не может быть сверг-
нуто силой. Это возможно лишь в том случае, если находящиеся в ру-
ководстве будут колебаться и раздумывать или, по крайней мере, будут
охвачены сильным страхом ответственности за кровавую репрессию.
Постоянные уступки, приказы и контрприказы, сомнения и нереши-
тельность тех, у кого в руках законная сила, которую необходимо ис-
пользовать — вот подлинные и самые действенные факторы положи-
тельного исхода революции, как говорит весьма поучительная история
февраля 1848 года. Ошибочная иллюзия полагает, что если на высоких
постах шатания и неуверенность, и боязнь скомпрометироваться, то
внизу можно найти офицеров, готовых принять эту ответственность на
себя, проявить энергичную инициативу с воодушевлением исполнять
двусмысленные и противоречивые приказы.
Ну, а сейчас остается проанализировать состояние постоянных
армий, есть ли условия, понижающие боеспособность этих сложных и
тонких механизмов, которые, не нарушая юридического равновесия
остальных общественных сил, остаются, при условии их разумного
использования, весьма эффективным инструментов в руках законного
правительства. Этому вопросу мы посвящаем следующую главу.
179
Глава девятая. Постоянные армии
I. Военная функция в примитивных цивилизациях. - II. Бюрократическое
государство и армии, военные и постоянные. - III. Преимущество обычное
политики над военным элементом. - IV. Причины, по которым это преиму-
щество сводилось на нет в странах европейской цивилизации. -
V. Практическая важность современных гражданских полицейских сил. -
VI. Классовые различия между рядовым и офицерским составом во многих
постоянных армиях. - VII. Мнения и предрассудки по поводу особых
воинственных наклонностей различных народов. - VIII. Постоянные армии,
война и будущее цивилизации европейского типа.
I. В диких или варварских странах, где экономическое производ-
ство неразвито, в случае войны, а это происходило достаточно часто,
все мужчины и подростки становились воинами. В примитивных об-
ществах существует кочевое пастушество или даже зачатки сельского
хозяйства и промышленности, но они не настолько развиты, чтобы
полностью поглотить всю человеческую активность. Всегда остается
достаточно времени и сил, чтобы поучаствовать в авантюристском на-
беге, который обещает быть занятием не только приятным, но и при-
быльным. Племена, о которых мы ведем речь, мирные занятия охотно
оставляют женщинам или вообще рабам, а мужчины преимущественно
отдаются охоте и войне.
Так происходило и происходит у всех народов, всех рас и в лю-
бой обстановке, когда создаются отмеченные условия. Так жили древ-
ние германцы и всего лишь несколько лет назад остатки краснокожих,
скифы классической древности, точно так живет и в настоящее время
часть негров во внутренней Африке, племена ариев, семитов или мон-
голов в наиболее труднодоступных районах Азии, сумевшие сохранить
фактически независимость.
Благоприятными условиями продолжения такого рода дел могут
быть наличие минимальных политических организмов, реальная авто-
номия того или иного малочисленного племени или небольшой дере-
вушки, которые могут затягивать войну, занимаясь воровством и напа-
дением на соседей.
Одиако, даже варварские племена будучи подчинены действую-
щему правительству, запретившему междусобойные войны, давно пре-
вратились в миролюбивые. Именно так произошло, например, в Азии,
где значительная часть кочевого населения подчинена китайскому пра-
вительству, с народами, располагающимися между Волгой и Уралом,
уже давно живущими под скипетром русского царя. И, наоборот, в
средневековье в Германии и Италии население, изрядно просвещенное,
180
культивировало довольно воинственные привычки, поскольку разде-
ленные на феоды и коммуны, практиковали между собой отношения,
основанные на кулачном праве.
Когда же формируются большие политические организмы, пусть
и зачаточные и несовершенные, и в особенности экономическое разви-
тие становится более ощутимым, война перестает быть занятием при-
быльным и военному ремеслу остается верен только особый класс. Он
видит основу своего благосостояния уже не в добыче и дани, наклады-
ваемой на поверженного противника, а в налогах, которые в разной
форме взимаются с мирных трудящихся той страны, которую военные
охраняют и защищают. Поскольку в период среднего развития цивили-
зации и культуры производство почти исключительно остается сель-
скохозяйственным, то военные или являются собственниками земель,
которые обрабатывают другие крестьяне или выступают как сборщики
тяжелых и обременительных налогов с работников. Так происходит в
течение всего примитивного периода классической античности, когда
господствующую и военную роль в городе-государстве играют единст-
венно собственники земли и такое положение проявляется особенно
четко во всех феодально организованных странах. Тот же порядок ха-
рактерен и для латинов и германцев в средние века и, собственно, для
славян, утвердившийся у них чуть позже, когда они отказались от ко-
чевого образа жизни и вполне определенно занялись обработкой земли.
В некоторых исторических отрезках то же присутствует в Китае, Япо-
нии, Индии. Последняя вошла в эту стадию в полной мере в эпоху
упадка и анархии, последовавшей за распадом империи Великих Мо-
голов. Аналогичное явление прослеживается в азиатской Турции, в
Афганистане и в периоды деградации, случавшейся между различными
историческими фазами древнейшей египетской цивилизации. Короче
говоря, такое положение свойственно всем обществам, еще не про-
стившимся с первой и наиболее грубой ступенью культуры. Но это же
может произойти и с большой нацией, достигшей высокой точки куль-
туры, но по каким-то внутренним или внешним причинам оказавшейся
в весьма трудных обстоятельствах разложения и распада, как это про-
изошло с Римской Империей.
П.Когда уровень цивилизации феодального государства возрас-
тает, в нем немедленно проявляется тенденция к централизации, а, зна-
чит, и к бюрократической организации, после того, как центральная
власть на постоянной основе освобождается от необходимости прибе-
гать к доброй воле малых политических организмов, входящих в со-
став государства. Добрая воля не всегда готова проявиться и не всегда
181
бескорыстна. Следовательно, для того, чтобы их дисциплинировать и
заставить подчиняться, необходимо запастись средствами, с помощью
которых можно было бы проводить свою волю в жизнь. Это — деньги
/сольди — Т.Е./ и солдаты. Так и создавались отряды наемников, подчи-
нявшихся напрямую главе государства. Этот столь естественный и по-
стоянный факт присутствует по крайней мере в зачаточном состоянии
во всех феодально организованных странах.
Всего лишь несколько лет тому назад абиссинский негус помимо
отрядов, присылавшихся каждым племенам, имел лично под своей ко-
мандой вооруженный отряд гвардейцев, подчиненных его персоне,
снабженных всем необходимым из того, что имелось в распоряжении
двора. В это подразделение при необходимости включались и домаш-
ние слуги, повара, конюхи, булочники. Все они следовали за импера-
тором и в случае возникновения опасности превращались в солдат.
Даже в Библии говорится о том, что костяк армии Давида и его
преемников составляли воины, делившие стол с царем, наемники с
Крита и филистимяне. Все эти люди отличались большим умением
владеть оружием. Они и подавили восстание, возглавлявшее Авесса-
ломом, несмотря на то что выступление было поддержано большинст-
вом народа. Ренан на этом основании утверждал, что такого рода ко-
манда вооруженных наемников, принятых на службу центральным
правительством, характерна только для семитских народов, отличав-
шихся настолько сильным семейным и родовым духом, что порой он
препятствовал необходимости подчиняться действующим законам го-
сударства и имел в виду прежде всего интересы собственного клана.
Однако, мы полагаем, что данный факт имел место везде, где социаль-
ная общность состоит из нескольких центров, имеющих в своем распо-
ряжении все необходимые органы, обеспечивающие независимое су-
ществование и, следовательно, готовые в любой момент восстать про-
тив центральных властей. Так английский король в средние века опла-
чивал услуги военных из Фландрии и Брабанта, король Франции окру-
жал себя наемниками из Швейцарии, итальянский синьор обеспечивал
жалованье завербованным из Германии. Все они подчинялись одной и
той же политической закономерности, которая вынуждала царя Иудеи
рассчитываться со служаками израильтянами и филистимянами, а
спустя много времени и багдадских халифов ставила перед необходи-
мостью ставить на довольствие турецкую гвардию.
По нашему представлению, только организаторский гений Рима
смог предложить столь совершенное решение проблемы гражданской
армии, набиравшейся из крупных и мелких собственников, бравших в
182
руки оружие только в случае необходимости и впоследствии плавно и
без потрясений перейти от нее к самой настоящей постоянной армии,
состоящей из солдат профессионалов. Хотя, вообще говоря, начало
постоянных армий следует искать в отрядах наемников, туземных или
иностранных, которых центральная власть содержала за свой счет,
чтобы иметь некую опору и поддержку ввиду угрозы других феодаль-
но организованных вооруженных сил. В некоторых случаях нацио-
нальность наемников определялась политическими причинами или
привычными предпочтениями, но наиболее общий критерий, которого
придерживались всегда, это — экономика: минимальный расход и мак-
симальная польза. Иными словами, приглашали наибольшее число
солдат за минимальную цену.
Всегда существовали страны, богатые населением и бедные ка-
питалами, в которых можно было задешево купить время и жизни лю-
дей, составлявших как правило, наиболее важные подразделения опла-
чиваемых воинских частей.
III.	Должным образом организованные наемники, местные или
иностранные, однажды превратившиеся в господствующую силу в
стране, всегда будут искать возможность утвердиться в этом качестве и
во всем обществе. Как и класс феодалов, обретя монополию на оружие,
они стали добиваться привилегий, чтобы жить не стесняясь в средст-
вах, а это возможно только за счет трудящихся, в особенности снизив
зависимость от высших политических властей. Чем более совершенной
оказывалась их организация, тем больше сказывалось их влияние и тем
больше это вело к дезорганизации военных сил всей нации.
Некоторые примеры в этом отношении знакомы всем. Не считая
преторианцев и легионы, которыми располагала Римская Империя, мы
можем утверждать, что каждый раз, когда правительству приходится
реагировать на феодальную анархию или по другим причинам, оно
создает подразделения постоянной армии, которыми впоследствии и
командует. Иван IV в России, чтобы не зависеть полностью от отрядов,
присылаемых боярами и управлять страной единолично, учредил кор-
пус регулярно оплачиваемых стрельцов, подчинявшихся напрямую
суверену. Очень скоро стрельцы стали возводить на трон и смещать с
трона царей, превратившись как бы в повелителей России. Петр Вели-
кий смог освободиться от этого давления лишь расстреляв и обезгла-
вив их не на одну тысячу. В Константинополе султаны тоже захотели
иметь милицию, на которую можно было бы полностью положиться и
которая могла бы успешно и безоговорочно воевать не только с невер-
ными, но и с арабскими и курдскими шейхами, албанскими и босний-
183
сками беками, туркменскими и татарскими ханами. Для этого состав
этих сил формировался из людей без роду и племени, воспитанных ис-
ключительно в поклонении исламу и падишаху. Эти янычары в мла-
денческом возрасте покупались или похищались из семей черкесов,
греков и других христианских народов и проходили соответствующую
подготовку. Однако спустя короткое время они уже ставили и смещали
султанов, став хозяевами в османской империи. Они задушили несча-
стного Селима III, попытавшегося ограничить их всевластие, а султан
Махмуд вынужден был покончить с ними и реорганизовать армию.
Константинопольские султаны могли бы поделиться бесценным
опытом с аббасидами в Багдаде. Последние, с самого начала девятого
века, а, возможно и раньше, чтобы иметь надежную военную силу, не
способную поднять знамя фатимндов или омеядов, в чем нередко были
замечены арабские войска, сформировали турецкую гвардию. Начиная
с халифа Мотасема эта гвардия обрела всемогущество и турецкие на-
емники наводнили Багдад преступлениями. Наследник Мутасема по
имени Батек, был турками низложен и заменен на брата Аль-
Мотавакеля. Впоследствии только за четыре года /866-870/ они ставили
и свергали еще трех калифов. Все это продолжалось до тех пор, пока
калиф Мотамед, после смерти Мусы, начальника турецкой гвардии,
сумел эту гвардию укротить и рассредоточить на границе с Корасаном
и Джунгарией, рассматривая поражение, которое она потерпела, как
собственную победу.
Отсюда вывод: история нас учит, что как правило класс, имею-
щий копье или ружье, приказывает другому классу, орудующему лопа-
той или челноком. Если общество настолько развилось, что экономи-
ческое производство потребовало огромное количество рук и мозгов,
гражданских людей, привыкших к мирным занятиям, то объявить
вдруг, что все являются солдатами, когда нет никакой военной органи-
зации, руководящего ядра военачальников, профессионально готовых к
снужбе, это означает на практике не иметь в угрожающий момент ни
одного воина, означает оставить густо населенную страну во власти
небольшой армии — национальной или иностранной, если она хорошо
обучена и отлажена. С другой стороны, воинское ремесло исключи-
тельно той части общества, которая к нему наиболее приспособлена и
охотно им бы занялась, что казалось бы естественно и очевидно и что
одобрялось многими народами в прошлом, таит в себе разнообразные и
серьезные неудобства. В дезорганизованном обществе, в любой дерев-
не появится банда людей, отвергающих терпеливую и методичную ра-
боту и имеющих склонность к авантюрам и насилию. И эта банда во
184
главе со своим вожаком будет тиранить без совести и чести мирных
тружеников. В обществе полуорганизованном наряду с указанными
шайками возникает господствующий класс, как полноправный хозяин
и господин всего богатства и политического влияния, как это уже име-
ло место в феодальном средневековье в западной Европе или с поль-
ской шляхтой до второй половины восемнадцатого века. В бюрократи-
ческом государстве с более сложной социальной организацией, посто-
янная армия, включающая в себя всех военных специалистов и готовая
подчиняться единому приказу, будет восприниматься достойно ос-
тальной частью социума.
Современный факт большой важности, характерный для всех
наций европейской цивилизации, - наличие мощных постоянных ар-
мий, выступающих надежным оплотом закона, подчиняющихся прика-
зам гражданских властей, политическая важность которых незначи-
тельна и проявляется косвенно, - этот факт, если когда-либо и имел
место в истории человечества, представляет собой счастливое исклю-
чение. Только традиция, выработанная рядом поколений, и забвение
прошлого делают указанный факт нормальным для нас, живущих в
конце девятнадцатого и начале двадцатого века, когда редкие исклю-
чения такого рода представляются в высшей мере странными. Но на
деле подобного результата удалось достичь только благодаря разумно-
му и существенному развитию тех чувств и настроений, на которых
основывается юридическая защита. Сыграли свою роль и исключи-
тельно благоприятные исторические условия, о которых мы кратко
напомним. Отметим, что возможны и другие исторические обстоятель-
ства, которые складываются сейчас. Они могут ослабить и нарушить
сложный и тонкий механизм современной армии, что могло бы при-
вести к другому типу военной организации, возможно более естест-
венному и простому, но более варварскому и менее приспособленному
к требованиям совершенной юридической защиты.
IV.	Неспешная историческая разработка привела к окончанию
средних веков, к становлению современных постоянных армий. В те-
чение всего пятнадцатого века, сначала во Франции, затем в других
странах Европы централизованная монархия, мать современного бю-
рократического государства, стала заменять феодальную милицию по-
стоянным войском. Если, начиная с этого момента Европа относитель-
но меньше страдала от восстаний и военных выступлений, то это об-
стоятельство следует отнести к тому факту, что указанное замещение
происходило, хотя и медленно и поэтапно. К концу средневековья ста-
новление европейских армий осложнялось множественностью и разно-
185
родиостью социальных элементов, которые в них были представлены и
требовали время от времени установления некоего баланса. Кавалерия
с давних исторических времен, о чем уже шла речь, формировалась из
представителей благородного сословия, глубоко впитавших в себя ари-
стократический и феодальный дух, однако находившихся на содержа-
нии короля, в то время как пехота представляла собой сборище аван-
тюристов из разных стран. Однако, постепенно кое-где начинают дове-
рять командование полками, а потом и пехотными ротами, дворянам,
по происхождению и природе весьма отличным от солдат. Хотя вплоть
до Людовика XIV, да и потом, продолжилась древняя практика, по ко-
торой синьор сам набирал эскадрон, полк или роту людей из своих
владений и уже с ними приходил на службу и королевское довольст-
вие. Всегда предполагалось, что в случае необходимости король может
созвать под свои знамена все дворянство страны.
Смешение различных социальных элементов и разнообразие на-
циональностей затрудняло армиям пятнадцатого и начала шестнадца-
того веков стать хозяевами тех государств, которым они служили. Но
одновременно с таким составом было нелегко поддерживать основную
дисциплину. В поговорку вошли выходки немецких ландскнехтов и
испанской солдатни, но, думается, что от них не далеко ушли их «бра-
тья по оружию» французы, швейцарцы или итальянцы, хорваты или
валлийцы. Достаточно почитать донесения дона Джованни австрийско-
го, сына Карла V, чтобы понять какая настойчивость и энергия требо-
валась от командующего и его офицеров обеспечивать хотя бы самую
минимальную собранность и порядок в войсках, подавлявших восста-
ние моров в Альпухарресе, располагавшихся на галерах в сражении
при Лепанто, служивших во время войны во Фландрии. В самом нача-
ле шестнадцатого века кардинал Хименес, услышав о том, что испан-
ская армия высаживается в Алжире, где впоследствии потерпит почти
полный разгром, воскликнул: «Хвала Господу, наконец-то Испания
освободилась от этих мерзавцев!» А в конце этого же века , среди не-
возможных вещей, которые Сервантес убеждал совершить приходско-
го священника и аптекаря из деревни, в которой родился сам рыцарь
Ламанческий, была и такая: надо, чтобы солдаты, набиравшиеся из
глубинки и направлявшиеся в порт дяя посадки на суда для следования
за границу, не грабили по дороге крестьян своих, соплеменников. Сто-
ит отметить и такого же рода «подвиги» солдатни из армий всех вое-
вавших стран в тридцатилетиюю войну. Одной из самых главных при-
чин, из-за которой в Англии сохранялась длительное время сугубая
осторожность в отношении постоянной армии, был страх перед раз-
186
гульной жизнью, которую вели профессиональные солдаты. При Якове
II насилиями и грабежами особо прославился английский полк, возвра-
тившийся восвояси после нескольких лет службы в Танжере под ко-
мандованием полковника Кирке. Поскольку полк выступал под знаме-
нем, где в качестве эмблемы красовался ангел, то это воинство имено-
вали с английским юмором «ангелами Кирке».
Дисциплина не улучшилась ранее конца семнадцатого века и
даже в веке восемнадцатом, когда оказался возможным почти повсеме-
стный переход от феодальной и гражданской милиции к самым на-
стоящим современным постоянным армиям.
Необходимость держать многих людей под ружьем и платить им
деньги, обеспечивающие их добровольный статус, привела к введению
призыва, сначала в некоторых европейских государствах, а потом эту
практику стали заимствовать и другие страны. Призыв был введен на
постоянной основе во Франции на первый же год после революции и
остался постоянным институтом в Империи и, с некоторой умеренно-
стью, при последующих правительствах. Пруссия оказалась первой
страной, где призывная кампания охватила все слои населения. Впо-
следствии, данная система прижилась и в других странах европейского
континента. С введением призыва солдатская масса перестала быть
скопищем никчемных авантюристов, но состояла теперь из рабочих и
крестьян, которые служили уже не много лет подряд, но после кратко-
временной службы, как правило, возвращались к своим прежним заня-
тиям. Офицеры, принадлежавшие по большей части к средней буржуа-
зии, призывались на службу только во время войны.
Только в Англии и Соединенных Штатах Америки сохранялась и
сохраняется старинная система набора солдат добровольцев, преиму-
щественно среди безработных, из бедных слоев общества. В этих двух
странах, в особенности в Америке, постоянные армии остаются в отно-
сительно небольших размерах. Такое положение объясняется геогра-
фическим расположением, тем что внешняя безопасность доверена
морским силам, в то время как внутренний порядок поддерживается
гражданской милицией и особенно многочисленной и хорошо органи-
зованной полицией. Тем не менее, в регулярной армии, в отличие от
европейских стран, сохраняется куда более четкое классовое различие
между офицерами и рядовой массой. И указанное различие ведет к то-
му, что первые, благодаря семейным связям, полученному образова-
нию, оказываются теснейшим образом связанными с тем меньшинст-
вом, которое по рождению, культуре и богатству, возглавляет социаль-
ную пирамиду.
187
V.	Практическая ценность американской гражданской милиции,
в той мере, в какой это можно заметить, весьма скромная. Сам Ва-
шингтон, говорил, что если бы он был приглашен под присягой отве-
тить на вопрос: «полезна ли или бесполезна милиция», то он бы не ко-
леблясь ответил, что она бесполезна. По сути, внешние войны, не ис-
ключая войну за независимость велись почти исключительно феде-
ральной армией, усиленной завербованными добровольцами, в случае
же внутренних беспорядков возникают большие сомнения в том, на
что милиция оказывалась более способной — укротить их или возбу-
дить. Милиция была не в состоянии предотвратить суды Линча, бас-
тующие ее рассеивали или договаривались с нею, как произошло в
1887 году и в ходе других, совсем недавних забастовок, порядок в ко-
торых восстанавливала федеральная армия. В любом случае, американ-
ская милиция послужила моделью и стала в некотором смысле мате-
рью европейской национальной гвардии, которой вплоть до 1870 года
придавалось большое значение, главным образом в достижении поли-
тических целей, в чем, как полагали, она могла бы пригодиться. Счита-
лось, что она может составить некий вооруженный корпус, который,
будучи освобожден от тупой службистики и нелепой муштры, охранял
бы парламентские институты от наскоков исполнительной власти,
опирающейся на постойное войско.
Начиная с великой французской революции, Мирабо обоснован-
но подчеркивал неудобства, связанные с образованием подобного кор-
пуса. Последний мог бы поддержать или подавить мятеж по настрое-
нию момента и выступить своего рода арбитром, вооруженным арбит-
ром между законными властями и революционерами. Несмотря на это,
в 1830 году при пересмотре конституции не был упущен случай ввести
в ее текст специальную статью, гласящую, что «конституция и все, ос-
вещаемые ею права, остаются доверенными патриотизму и смелости
национальной гвардии». Когда Гарибальди в 1860 году вошел в Не-
аполь, то для спасения замка св. Эльма, откуда вплоть до настоящего
времени королевские войска держат под прицелом своих орудий весь
город, он был вынужден обещать, что замок будет постоянно нахо-
диться под охраной неаполитанской национальной гвардии.
Во Франции, по правде сказать, деятельность национальной
гвардии не всегда была неэффективной. В 1832 и 1834 гг. и в июньские
дни 1848 года страх социализма вызвал настоящий порыв мужества в
мирной парижской буржуазии и национальная гвардия совместно с
армией подавляла мятеж. Одиако в феврале 1848 года, недовольная
министерством Гизо, и не понимая того, что сама устраивает револю -
188
цию, гвардия выступала враждебно по отношению к войскам, потом ее
охватили сомнения и инертность, так, что ее поведение стало самой
главное причиной падения монархии в июле. Впоследствии, она не су-
мела предотвратить государственный переворот 2 декабря 1851 года и
события 1970-71 гг., из-за того, что допустила в свои ряды рабочих со-
циалистов. Элементы беспорядка, как это часто бывает, оказались
мощнее сил порядка и гражданская милиция Парижа снабдила Комму-
ну преторианцами. В наши дни, частично по тому, что слабая эффек-
тивность и основательность этого института как показывает практика,
стали слишком очевидными, частично по тому, что каждый ремеслен-
ник профессионал или лавочник, торговец, отдав службе какое-то вре-
мя, теряет всякий энтузиазм и тягу к парадам и униформе, националь-
ная гвардия была распущена во всех больших странах Европы.
VI.	Прежде, чем сформулировать выводы по вопросу военной
организации современной Европы и по поводу ее отношения к юриди-
ческой защите, необходимо сделать еще два замечания.
Первое касается разделения военной силы на два класса, первый
из которых включает офицеров, почти всегда выходцев из политически
руководящего класса, имеющих образование и специальную подготов-
ку, начинающих свою службу с достаточно высоких должностей и зва-
ний, в то время как другой класс состоит из рядовых, унтер-
офицерского состава, кому затруднен доступ к высоким чинам. Ука-
занное различие, которое на первый взгляд может показаться условным
и произвольным, более или менее точно присутствует во всех больших
постоянных армиях разных стран и эпох, если они надлежащим обра-
зом организованы. Этот факт отмечается даже в древнем Египте. Па-
пирусы нас отсылают к далеким династиям, к тем временам, когда еги-
петская армия была могущественной. Они повествуют о том, что офи-
церы, командиры военных колесниц и пехотных подразделений прохо-
дили подготовку в специальных военных колледжах, где предметно
знакомились со всеми трудностями армейской жизни и обращению с
оружием. Чтобы быть зачисленным в эти заведения, необходимо было
платить, и не деньгами, которых тогда еще не существовало, а рабами
и лошадьми.
Тот же принцип существует и в современном Китае, где военное
начальство действует аналогично нашему производству в офицеры.
Претендент должен выдержать экзамены в присутствии провинциаль-
ного военного начальства и только потом, понучив некоторое звание
может быть направлен в войска в одну из восемнадцати китайских
провинций.
189
Особенно рельефно данный факт проявлялся в практике римских
легионов в последние века римской республики и в начале имперского
периода. Тогда длительное время сохранялось различие между комму-
нальной милицией и тем, что называлось конницей. Всадники начина-
ли службу в качестве контуберналов /сейчас сказали бы адъютантов/
консула или командира легиона. Такая служба впоследствии открывала
доступ к должности военного трибуна, командующего когортой и дру-
гим высоким чинам. Тот же, кто начинал свою карьеру простым солда-
том коммунальной милиции спустя два века /иронизирует Моска —
Т.Е./ мог претендовать на должность центуриатного примипила, как бы
держателя маршальского жезла в отношении сержантского состава.
Такого рода организация обеспечивала закрепление высших позиций в
армии за тем самым общественным классом, который занимал высшие
гражданские магистратуры и, обладая богатством и политической вла-
стью, составлял аристократию древнего Рима.
VII.	Другое замечание касается одного из наиболее распростра-
ненных мнений и предубеждений, в отношении того, что военные ка-
чества распределены между народами неравномерно: одни из них есте-
ственным образом трусливы и ленивы, другие же храбры и мужествен-
ны. Едва ли эти суеверия можно было бы принять за истину. Но одно-
временно представляется бесспорным, что более или менее воинствен-
ные наклонности народа, прочность и существующий тип военной ор-
ганизации составляют элементы, способствующие росту его военной
известности.
Истина состоит в том, что война, как и все опасные занятия, тре-
бует определенного навыка встретить ее со спокойствием и хладнокро-
вием. Когда такой навык отсутствует, он не может быть восполнен
чем-то иным, каким-то возбуждением, что возникает в редчайшие пе-
риоды жизни народа или чувством долга и чести в каком-то очень уз-
ком и избранном классе общества, этот навык должен быть взращен и
поддержан живым на протяжении всего времени благодаря своему
воспитанию. В гражданских нациях, которые в большинстве своем не
могут посвятить себя жестокой борьбе, военная организация должна
складываться с таким расчетом, чтобы выделить в массах незначитель-
ное меньшинство, склонное к такой борьбе или подготовленное к ней
особым воспитанием. Как уже было отмечено, это меньшинство будет
способно руководить рядовым составом, оказывать на него решающее
воздействие и учить его встречать со всей готовностью надвигающую-
ся опасность, от которой в противном случае они постарались бы ук-
лониться.
190
Организация, о которой идет речь, может быть более или менее
совершенной или отсутствовать вовсе, правящий класс может срод-
ниться с военным ремеслом, а может и воплощать его, могут возник-
нуть и возникают различные обстоятельства и поэтому, рассматривая
историю цивилизованных народов, мы убеждаемся в том, что все они
восхищались моментами военной славы и сокрушались периодами
слабости и материального упадка. Индийцы, неоднократно покоренные
и завоеванные турками, монголами, афганцами и персами, которые в
восемнадцатом веке подчинились нескольким тысячам англичан, были
тем же азиатским народом, кто доблестно противостоял Александру
Македонскому. Туземцы Египта в течение долгих веков пользовавшие-
ся известностью никудышных солдат, вербовались среди населения
районов нижнего Нила в войска Ахмеса и Тутмеса, чьи армии были в
те времена лучшими в мире. Начиная от Леонида до Александра Вели-
кого греки рассматривались как самые боеспособные солдаты, в эпоху
Ксенофонта они отзывались об обитателях Сирии и Месопотамии с
нескрываемым презрением, но с возникновением ислама семитические
народы Азии одержали верх и оставили не у дел мирное население,
подчинявшееся Византийской Империи. Итальянцы эпохи Ринашимен-
то /эпоха Возрождения — 14-16 вв. — прим. Т.Е./ оказались посредст-
венными солдатами, отвыкшими от настоящей войны, но их предки
составляли римские легионы, а во времена коммун показали достаточ-
ную боеспособность и спустя лишь столетие после Макиавелли, италь-
янские полки спорили в стойкости с испанскими в одном из последних
сражений тридцатилетней войны /битва при Рокруа 19 мая 1643 г. —
Т.Е./. Неаполитанцы, начисто лишенные трусости в прошлом, приоб-
рели эту славу скорее из-за нехватки сплоченности и морального един-
ства, которые впоследствии показывали в различных обстоятельствах.
Несмотря на нехватку личной доблести и в Испании и в России под
командой Наполеона I неаполитанцы показали себя неплохо.
VIII.	В наши дни сложилось негативное мнение в отношении
больших постоянных армий, приводятся доводы о том, что из-за них не
хватает рабочих рук фабрикам и сельскому хозяйству, что они де при-
вивают пороки молодежи и в особенности негодуют насчет невыноси-
мых трат, которым они являются причиной. Правда в том, что эти жа-
лобы распространяются теми элементами, которые во все времена
имели стремление утвердиться с помощью силы над остальным обще-
ством или теми, кто естественно или спонтанно почувствовал вкус к
военной профессии, но встречают препятствия в объяснении своих
стремлений, может быть и четно неосознанных, в рамках существую-
191
щей военной организации трудящихся и миролюбивых масс. Но также
верно и то, что необходимость, заставляющая различные европейские
нации заниматься организацией современных армий, связана сейчас с
все более широким эффектом применения тех принципов, которые
подрывают ее строение.
Сначала наполеоновские войны, потом в особенности война 1870
г. убедительно показали, что победу одерживают те нации, которые
мобилизовали и вооружили более многочисленные армии, которые
ввели, и это почти во всех европейских странах, столь широкую систе-
му обязательной военной службы, что сейчас подошли к такому рубе-
жу, что в случае необходимости могут призвать в ряды вооруженных
сил все годное для несения армейской службы население государства в
тридцать, сорок тысяч или большего числа жителей. Но чтобы сделать
возможным осуществление подобных планов, следовало бы, с одной
стороны, сократить продолжительность службы настолько, что воз-
никнут сомнения в том, что новобранцы будут иметь достаточно вре-
мени для овладения теми навыками, тем особым настроем, что отли-
чают солдата от всех остальных членов общества и которые по техни-
ческим и в особенности по политическим причинам не должны быть
утрачены. С другой стороны — необходимо повысить содержание лю-
дей настолько, чтобы обеспечить обновление оружия, амуниции. Все
это в огромных размерах увеличивает публичный долг, создающий
одну из самых существенных проблем многих современных стран, под
бременем которой некоторые, менее сильные экономически рискуют
погибнуть.
Но это еще не все: военная машина, разрастающаяся в силу не-
обходимости, становится все более сложной и хрупкой, а руководство
ее функционированием во время мобилизации и войны чревато еще
более увеличивающимися трудностями. И здесь стоит спросить самих
себя — а возможна ли война сама по себе? Каждый день враждебных
действий, экономический ущерб и финансовые траты будут стоить ка-
ждой нации десятки миллионов. День, когда она будет объявлена, при-
ведет к сумятице и расстройству все дела и интересы каждой семьи,
всего общества. Экономические потери и моральные издержки, вы-
званные вооруженным противостоянием гражданских наций, удастся
устранить впоследствии только через шестьдесят или семьдесят лет и
еще сомнительно сохранится ли в новых поколениях тот военно-
патриотический дух, на основе чего и создаются современные армии и
который может оправдать огромные материальные затраты, вызванные
ими.
192
Когда рассмотренные настроения переживают упадок, а дли-
тельный период мира фактически запрещает или обессмысливает при-
чину существования постоянных армий, возрождается опасность, во-
енных настроений у других народов, других цивилизаций, имевших
или имеющих иное направление развития, чем европейские народы и
возможность обзавестись соответствующими методами и средствами
разрушения. И если эта опасность кому-то кажется слишком далекой и
химерической, никто не может отрицать, что среди самых европейских
народов всегда могут оказаться те, кто имеет разный характер — на-
сильственный и робкий, что возникнет противоречие интересов и
стремление установить собственное господство с помощью материаль-
ной силы. Что, если прекратится вдруг или ослабнет мощная организа-
ция, из-за чего монополия военного управления перейдет к категории
лиц, не имеющих к тому данных, воспрепятствуют ли они малым орга-
низациям сильных, наглых и неистовых притеснять миролюбивых и
слабых? И война, казалось бы ушедшая в мир преданий, не может ли
моментально возродиться в распрях и конфликтах между семьями, де-
ревнями и классами?
По сути, из тех сомнений, которые высказаны, можно сделать
одно заключение. Его мы опасаемся даже точно сформулировать, ибо
сама война в ее настоящей форме, причина стольких зол и мать такого
варварства, есть факт время от времени необходимый, для того, чтобы
не утратилось и то хорошее, что имеется в жизни современного евро-
пейского общества и оно не возвратилось бы к менее высокому типу
юридической защиты. Суровое и строгое заключение, которое, впро-
чем, не может быть иным как следствие человеческой природы, такой
сложной и противоречивой. Эту природу мы рассмотрели в конце
седьмой главы и убедились в том, что добро в историческом развитии
народов всегда фатально связано со злом, юридическое и моральное
совершенствование общества идет в ногу с разгулом страстей, самых
низких и эгоистических, а также наиболее грубых инстинктов.
193
Глава десятая. Заключение
I. Цель заключения. - II. Три проблемы современной жизни.
Религиозная проблема. - III. Будущее христианства. - IV. Христианство
и позитивная наука. - V. Политическая проблема. - VI. Критический анализ
парламентаризма. - VII. Реформы парламентаризма. - VIII. Какой могла бы
быть фундаментальная реформа. Препятствия, которые она встречает. -
IX. Социальная проблема. Происхождение социальной демократии.
Различные школы, на которые она подразделяется. - XI. Критический
анализ коллективизма. - XII. Справедливость в социальной организации. -
XIII. Критический анализ анархизма. - XIV. Классовая борьба. -
XV. Практические результаты социальной демократии. - XVI. Ее же
причины. - XVII. Возможности победы социальной демократии. -
XVIII. Средства и способы борьбы за нее. - XIX. Миссия политической науки
I.	Завершение настоящей работы было бы кратким и легким, ес-
ли бы мы могли ограничиться простым и суммарным перечислением
выдвинутых аргументов. Действительно, было бы достаточно вспом-
нить, что в первой главе мы изложили причины, по которым, как мы
полагаем, только изучение исторических фактов может открыть посто-
янные тенденции или законы, регулирующие организацию человече-
ских обществ, а в последующих главах мы попытались определить
природу и действие некоторых из данных законов. Мы хотели пред-
метно показать, что в любом человеческом сообществе, достигшем
определенной стадии культуры, существует руководящее меньшинст-
во, формирующееся разными способами, но всегда основанное на об-
ладании многообразными и действенными социальными рычагами, то
есть такими качествами и такими ценностями, которые, сообразно вре-
мени и месту, предоставляют людям ими владеющими или ими распо-
ряжающимися, моральный престиж, интеллектуальное и экономиче-
ское первенство и дают возможность управлять волей других. Мы так-
же старались пояснить, что политический режим любого общества ба-
зируется на комплексе верований, религиозных и философских прин-
ципах, свойственных данному обществу, на основе которых сущест-
вующий режим строится и получает свое объяснение. Последнее об-
стоятельство дало нам возможность заняться различными социальны-
ми типами. Данное различие проистекает главным образом из много-
образия упомянутых религиозных и философских систем или же поли-
тических формул, подразделяющих власть большей части человечест-
ва, которая достигла известного уровня культуры.
В данном разделе работы две позиции нам предоставляются осо-
бенно важными для научного и практического применения. Одна из
194
них связана с нашей попыткой показать, что лучшая юридическая за-
щита, наибольшее уважение морального чувства со стороны управ-
ляющих можно обеспечить только посредством участия в управлении
и взаимном контроле многообразных политических сил. Другая пози-
ция состоит в демонстрации, которая, как нам кажется, удалась, неспо-
собности той или иной философской или религиозной доктрины ради-
кально изменить на длительный период человеческую природу. Это
особенно видно, когда не ограничиваясь собственной пропагандой
среди малого числа избранных персон, возвышенных умов, она рас-
пространяется на самые широкие слои всего общества и претендует на
управление им на провозглашенных принципах, а без этого трудно
рассчитывать на большую практическую эффективность данного док-
тринального или религиозного направления.
Наконец, в восьмой и девятой главах рассматривается примене-
ние выдвинутых гипотез к столь широко распространенному в наше
время феномену как насильственные революции. Здесь же рассматри-
вается антипод означенного феномена — современные постоянные ар-
мии, чья организация препятствует той фракции общества, которая
могла бы с помощью вооруженной силы, утвердиться над другими со-
циальными силами.
Однако мы полагаем, что в последнем случае в силу сложности и
тонкости рассматриваемого материала, к нему следовало бы еще воз-
вратиться. Думается, что наш долг исследовать наиболее важные про-
блемы, с которыми сталкивается европейская цивилизация, в свете тех
принципов, которые были изложены. С одной стороны, мы точнее оп-
ределили природу данных проблем и сможем более свободно предло-
жить возможные их решения. С другой стороны, мы корректнее в на-
учном смысле сформируем собственную концепцию и еще раз осветим
практические последствия, которые из нее можно извлечь. Добавим,
что на проведение данного исследования мы были подвигнуты тем
стимулом, естественным и человеческим, действующим в одинаковой
мере как на читателя, так и на писателя, который побуждает нас вооб-
ще интересоваться фактами и событиями, происходящими вокруг нас,
в нашей стране, среди живущих поколений.
II.	Сразу скажем, что проблемы, которыми мы займемся суть
три. Прежде всего мы рассмотрим удастся ли существующим религи-
ям, имеющим догматическую основу, или уточним, различным течени-
ям христианства, пережить нынешние революционные течения и про-
тивостоять рационалистическим движениям, которые стараются по-
дорвать религиозную веру. Во-вторых, мы проанализируем, способна
195
ли господствующая избираемая политическая власть и в особенности
та система правления, которую в общем плане называют парламента-
ризмом, на длительное существование и в том случае, если необходи-
мым образом она будет вынуждена измениться и в каком направлении
она сможет или должна будет это сделать. И, наконец, мы бросим
взгляд на грядущее нашей цивилизации с учетом социальной демокра-
тии, этого грандиозного течения чувств и идей, заполонившего столько
стран Европы и Америки, которое с одной стороны выступает следст-
вием их самой недавней истории, а с другой — активнейшим фактором,
приближающим их будущее.
Первая группа вопросов на беглый взгляд представляется наибо-
лее легкой из представленных трех, но, конечно, это не так. Наоборот,
она содержит больше непредсказуемого и непонятного, чем вторая и
третья, которые так же сложны и внутренне связаны между собой. По-
этому сразу скажем, что готовый, четкий и точный ответ по первой
проблеме мы не даем и ограничимся выдвижением гипотезы и форму-
лированием осторожных предположений общего плана.
Многие с уверенностью утверждают, что наука убьет догму. Это
мнение, если не вдаваться в глубину, кажется приемлемым по разным
причинам. Действительно, нельзя отрицать, что физика, химия, геоло-
гия, а кроме того, предыстория и критика тех же исторических доку-
ментов, пробили брешь в массиве всего сверхъестественного, что со-
держится в Старом и Новом Завете, в наследии святых отцов. Более
того, даже если наука прямо не затрагивает религиозных верований,
ум, воспитанный на ее строгих постулатах и точных методах, должен
чувствовать ее бесстрастность, полную невозможность принять догма-
тические утверждения и доктрины как совершенно необоснованные.
С другом стороны, необходимо иметь в виду, что религиозные
верования никогда не отвечали на запросы нашего разума, но скорее на
потребности психологии, человеческих чувств и настроений. Если с
какой-то точки зрения их и можно рассматривать как иллюзии, то объ-
ективно нужно признать, что они поддерживаются скорее не видимо-
стью истины, сколько необходимостью заблуждаться, заложенной в
людях. Эта необходимость является всеобщей и настолько сильной,
что в некоторые моменты жизни индивиды могучего разума, привык-
шие к чувству реальности, подтвержденного позитивными исследова-
ниями, а часто и характера спокойного и уравновешенного, платили
религиозной вере весомую дань.
В связи с данной темой мы должны обратить особое внимание на
один феномен, приобретающий важное значение в католических стра-
196
нах, недооценка которого может обернуться ошибочными выводами.
Практика христианства в больших городах Франции и Испании, воз-
можно, в той же Германии, на севере Италии и Соединенных Штатах
Америки характеризуется сокращением числа приходов. Число ве-
рующих сокращается преимущественно среди простого народа, а не
среди тех классов, которые имеют определенную собственность и
культуру. Из этого, конечно, не следует делать вывод о том, что рацио-
налистическое и позитивное образование народных масс сделало
большой прогресс. Можно не только сомневаться в истинности рели-
гиозных доктрин, но и быть убежденным в том, что они все являются
историческими феноменами, удовлетворяющими внутренние потреб-
ности людей глубокого духовного характера.
Позитивное образование ума в ходе длительных штудий, при-
учает его мало-помалу не принимать на веру то, что научно не доказа-
но. В этом случае индивид, простившись с системой иллюзий, остается
настолько хорошо уравновешенным, что не чувствует необходимости
обрести другую систему, в особенности первую попавшуюся. Но
большинство неверующих простолюдинов и, необходимо сказать,
большое число неверующих образованных европейцев, по этому пути
не пришли к рационализму. Они не верят и высмеивают веру, только
потому, что выросли в такой среде, где их учили не верить и ерничать.
И в этих условиях ум человеческий, отвергающий христианство, как
веру, основанную на сверхъестественном, всегда будет готов воспри-
нять что-то другое, куда более грубое и вульгарное.
Рабочий из Парижа, Барселоны или Милана, батрак из Романьи
или мелкий коммерсант из Берлина — все они не утратили веры в про-
поведь, которую слышали, когда заходили или посещали молельный
дом или синагогу и слушали наставления протестантского пастора или
раввина. Но с таким же успехом, как они слепо внимают священнику,
они будут слепо выслушивать революционного агитатора. Все считают
себя способными находиться в авангарде цивилизации и иметь мозги,
готовые воспринять любые предрассудки и софизмы. Достигнутый
моральный и интеллектуальный уровень, далекий от просвещенного
позитивизма, представляет собой ни что иное, как вульгарный, чувст-
венный и деградирующий материализм или религиозный индифферен-
тизм. Прежде, чем смеяться над босяком и нищим, нерушимо верящим
в чудо превращения в жидкое состояние крови Христа в храме святого
Януария, следовало бы стать способными не принимать на веру вещи,
в равной мере абсурдные и несомненно значительно более губитель-
ные.
197
III.	Сейчас, при таком положении дел, когда в массовом созна-
нии превалирует, так сказать, совсем не органический позитивизм или
агностицизм, а вульгарный, заимствованный атеизм, когда ареал рели-
гиозных верований быстро сокращается, может так случиться, по
крайней мере через определенной время, то есть прежде, чем религи-
озное безразличие станет традиционным, что он сравнительно быстро
восстановит свои позиции. Так, вполне очень даже может случиться,
что социалистические доктрины и революционные инстинкты через
несколько поколений самым явным образом объявят о своем банкрот-
стве. Может также случиться, что к этому результату придут после
гражданской войны, после колоссальных моральных и экономических
страданий, значительно более жестоких, чем те, которые претерпело
поколение, вынесшее великую французскую революцию. Кроме того,
всякий знает, что христианство — религия трудных времен, нежели
времен процветающих. Считают, что без нее можно легко обойтись,
когда жизнь легкая и зажиточная, когда будущее представляется бле-
стящим и радостным, а материальные наслаждения не кончаются. Но,
наоборот, ощущается настоятельная необходимость в ее утешениях и
надеждах под ударами горьких разочарований и катастроф, когда нуж-
да и лишения пропитывают горечью сегодня и делают невыносимо
горьким завтра. Следует вспомнить, что триумфальный подъем веры
определенно имел место, когда высшие и средние классы античного
мира пережили ужасающую катастрофу, неописуемые страдания,
ставшие следствием варварских завоеваний и падения Западной рим-
ской Империи. В конце девятнадцатого века и в первые десятилетия
века двадцатого в борьбе и напрасных попытках социальных реформ
были потрачены значительные средства европейского капитала, погуб-
лены жизни многих людей, конечно же в это время случались расходы,
и немалые, на роскошь. Но следом наступила эпоха упадка, истощения
сил, относительной нищеты и он оказался благоприятным для того,
чтобы религиозные воззрения снова нашли отклик в душах простых
людей.
До сих пор в католических странах, особенно там, где католиче-
ская церковь пользуется большой автономией и претендует на более
широкое участие в делах государства, светские власти, с которыми
Папство находится в серьезном конфликте интересов, поощряют прямо
и опосредованно антирелигиозную пропаганду. Больше всего это ха-
рактерно для Франции первых лет июльской монархии и в некоторые
периоды Третьей республики, а также в Италии с момента прекраще-
ния светских властных полномочий Папы. Но было бы ошибочно при-
198
нимать эти эпизоды борьбы, порой случающиеся в жизни католических
народов, за самую суть их истории, предавая ей характер беспрерыв-
ных битв не на жизнь, а на смерть, без передышек и периодов длитель-
ного мира. В прошедшие века очень часто случалось, что после ожес-
точенного обсуждения той или иной проблемы, последняя теряла свою
остроту для двух сторон, участников спора, складывалась новая ситуа-
ция и достигалось, по крайней мере молчаливое, согласие. И нынешнее
молчаливое смирение католической церкви из числа тех, что много-
кратно происходило в ее длительной истории.
Едва ли возможно, чтобы как церковь, так и государство не по-
нимали, что в этой их взаимной борьбе выигрывал третий радующийся
— социальная демократия. Впрочем, это видит любой бесстрастный
наблюдатель, только только начавший разбираться в смысле политиче-
ских событий. Едва ли возможно, чтобы эти две великие силы, долгое
время действовавшие в известном согласии, не могли его продолжать
ко взаимной выгоде. И, кажется, что во Франции отмеченное нами
движение становится все более глубоким. Также и в Италии время
проявляет себя как лучший доктор и многие люди начинают понимать,
видя все более отчетливо, что с одной стороны, католицизм крепок и
просто так не разрушается, а с другой стороны, невозможно сломать
историю, то есть перечеркнуть те события, те годы, которые оставили
неизгладимый отпечаток и вынесли свой приговор. Прошло двадцать
семь лет /с 1870 г. до момента публикации первого издания «Начал» -
прим.пер. — Т.Е./, со дня, когда последние следы светской власти пап
исчезли и давным давно ее последние остатки не могут возродиться
своими собственными силами. Тот, кто живет в европейском мире,
особенно в итальянском мире, не хочет предаваться безосновательным
страхам, ни питаться необдуманными надеждами, должен ясно разли-
чать материальную невозможность реставрации данной власти. Все
заставляет предположить, что этот вопрос стоит среди тех вопросов,
которые двадцатый век не будет рассматривать, как и другие, может
быть, более новые, горячие и срочные.
IV.	По правде говоря, менее совместим разрыв между научным
позитивным методом и сверхъестественным и догматическим основа-
нием, характерным для всех религий, включая религию христианскую,
которое католицизм в последнее время особенно подчеркивает. Но,
будем иметь в виду, что вера — вещь древняя, а наука относительно
молодая. Ее первые проблески видны в Древнем Египте, Вавилоне,
брахманской Индии, в Китае. Но эти проблески не были скоординиро-
ваны, их почти всегда окружала мистика и прерывались они долгими
199
веками мрака. Более сильным оказался свет, исходивший из греко-
римской цивилизации, но и этот свет пришелся на упадок античного
мира. Новые вспышки заметны в блестящий период арабской цивили-
зации, оплодотворенной идеями, разработанными греками и персами
при сасанидах, но и эти озарения померкли под прогрессировавшей
варваризацией магометанского мира. Позитивная наука берет свое на-
чало в шестнадцатом веке как всеобщее основание цивилизации, как
результат нового исторического этапа. Ее развитие не останавливается
вплоть до восемнадцатого века в тех странах Европы, которые унасле-
довали и обогатили доктрины и познания, выработанные столькими
народами и цивилизациями. Сейчас противостояние между этой новой
общественной силой, стремящейся утвердиться и религией, пытаю-
щейся защититься и пытавшейся поначалу задушить в своих объятьях
новое течение, естественно и объяснимо. Первое время религия поры-
валась отрицать науку, а потом и предавать анафеме, достигнутые ею
результаты. Наука же в свою очередь приняла на себя особую миссию
разоблачать в глазах масс религиозные догмы.
Казалось нетерпимость охватила столько институтов и столько
людей, которые из-за невозможности взаимно освободиться от нее и
необходимости, являющейся ее следствием, существовать совместно,
вынуждены проникнуться сочувствием и снисхождением. Даже если
наука прямо или косвенно нападает на догму, то она действует на сво-
ем поле, отличном от религиозного. Научная мысль оказывает свое
влияние на рассудок людей, в то время как пространство религии — их
чувства. Первая воспринимается только малым числом индивидов,
имеющих способность и возможность вести насыщенную интеллекту-
альную жизнь, вторая — распространяет свое учение в массах. Конечно,
еще большая несовместимость, чем та, что существует между наукой и
религией, присутствует между двумя различными религиями, которым
приходится себя взаимно разоблачать и конкурировать на одной и той
же площадке. И все же мы видим, что не раз после длительной и ожес-
точенной борьбы, две религии, убедившись в невозможности одержать
верх, заканчивают взаимной толерантностью. Это происходило и про-
исходит повсеместно там, где католики и протестанты, христиане и
магометане, магометане и идолопоклонники мирно уживались и ужи-
ваются, подчас в одной и той же стране.
Но, возможно, Китай в этом отношении нам дает пример, выхо-
дящий за рамки нашего обсуждения. Там образованные и руководящие
классы следуют туманному деизму, который представляет собой самый
настоящий рациональный позитивизм, в то время как народ — буддист,
200
последователь религии Лао-Тзы или магометанин. Буддизм в извест-
ной мере тоже официально признан и власть формально участвует на
службах буддистов. Нечто подобное может произойти и в Европе.
Здесь мало вероятно, чтобы в ближайшем будущем новые религии
могли, мы не говорим родиться, но распространиться, поскольку раз-
личные течения христианства здесь прочно удерживают свое присут-
ствие. Если же рассуждать о будущем, то взаимная терпимость должна
была бы установиться между научным агностицизмом наиболее обра-
зованных индивидов и верованиями бедных и темных масс, а также и
большей частью зажиточного класса, который в силу разных причин:
пола, традиции, полученному воспитанию или темпераменту, не поте-
рял уважительного отношения к потребностям души.
Первые должны были бы понимать, что никакой общественной
пользы нет в их пропаганде неверия, среди тех, кто чувствует потреб-
ность верить или тех, кто слишком необразован, чтобы составить ори-
гинальное и собственное суждение насчет естественных и обществен-
ных проблем. С другой стороны, те, кто руководят христианским дви-
жением, и в особенности движением католическим, должны были бы
уже убедиться, и, хотя это убеждение, скажем прямо, непросто приоб-
рести, в том, что наука уже стала такой частью жизни современных
народов, что ее невозможно ни замолчать ни разрушить.
Решения, которые мы предложили, касающиеся современных
взаимоотношений Государства и Церкви, общества и догматических
религий, должны быть рассмотрены лишь как возможные. Но это не
означает того, что они просты и тем более вероятны.
Для того, чтобы они были восприняты, необходимо, чтобы сто-
роны, находящиеся в конфликте исходили из политического благора-
зумия. К сожалению, чаще всего берут верх страсти, обиды, фанатизм,
руководящие человеческими действиями. Не следует забывать и о том,
что в настоящее время течение социальной демократии превратилось в
настоящую религию, остро конкурирующую с религией христианской
и характеризующуюся полной несовместимостью с последней.
Более того, возможно, что в столкновении двух указанных тече-
ний не останется больше свободы, достаточной терпимости, для того
узенького общественного слоя, который еще существует и еще спосо-
бен сохранять независимость суждений в отношении решений по на-
зревшим социально-политическим проблемам. Жаль, что времена, ко-
гда можно выразить собственное мнение, не будучи рабом чьего-либо
фанатизма или навязываемых предрассудков, являются весьма редки-
ми в человеческой истории и продолжаются совсем недолго. Часто че-
201
ловеческие общества веками встроены в систему верований, которой
они жертвуют свободой обсуждать и думать или же эти общества не-
примиримо расколоты двумя разнородными течениями — доктриналь-
ным и религиозным, готовыми на все способы и приемы для достиже-
ния социального доминирования. Моменты мира и относительной то-
лерантности, в которые страсти хотя бы немного укрощены, а интел-
лект может со спокойствием наблюдать и рассуждать, являются по су-
ти счастливыми скобками, разделенными между собой длительными
периодами слепоты, исключительного фанатизма или неистовой борь-
бы и преследований.
И один из таких «периодов в скобках» может закончиться, что до-
казывается существующими типами цивилизаций, упадочными и обез-
движенными, хотя и здесь должны быть моменты, в которые человече-
ская мысль ощущает относительную свободу, иначе невозможно было
бы объяснить тот уровень интеллектуального прогресса, который все-
таки достигнут. И, оставаясь в Европе, можно вспомнить о том, что на-
чиная с Аристотеля до византизма, от блестящей цивилизации первых
веков римской Империи до восемнадцатого и девятнадцатого века, наи-
более продвинутые нации сумели преодолеть деградацию то медленную,
то быструю, этапы варварства, описанные многими от Григория Турско-
го и Павла Дьякона, до еще более низкой и депрессивной стадии, доку-
ментально засвидетельствованной в своей хронике Раулем Глабером
/французский монах и хронист XI в. — Т.Е./. И возвращаясь мысленно к
этим великим помутнениям человеческого разума, не давая прогнозов по
причине их очевидной трудности, в душе рождается грустное подозре-
ние о том, что настоящая эпоха может заместиться другой, когда каждый
индивид будет лишен возможности открыто и свободно исповедовать
или не исповедовать публично христианскую веру, когда произвольное
и искреннее выражение человеческих мыслей, полная независимость
научных исследований может быть ограничены необходимостью сохра-
нять необсуждавшимся тот социальный тип, который после долгих и
ожесточенных сражений, оказался победителем.
V.	С религиозным вопросом и особенно с темой будущего нашей
цивилизации перед лицом социальной демократии, связана вторая про-
блема, которой мы и намерены заняться. Она затрагивает кризис, пе-
реживаемый странами с представительным и, особенно, парламент-
ским правлением. Этот кризис сегодня ограничен областью идей и
мнений, а завтра он может разрастись в кризис фактов и определять
изменения реальные — постепенные или внезапные, в тех институтах,
которые управляют столь солидной частью Европы.
202
Мы начинаем с исследования действительности, не беря в расчет
новые социальные силы, утвердившиеся в восемнадцатом веке на ос-
нове производства новых богатств и их различных способов распреде-
ления, что привело к созданию среднего класса образованного и пре-
успевающего. Действительность же указывает на два интеллектуаль-
ных течения, породивших политические движения, увлекшие в свои
ряды в свою очередь почти все народы европейской цивилизации и
приведшие их к представительному, а часто и к парламентскому, прав-
лению. Первое течение основано на доктрине Монтескье, мы его назо-
вем либеральным. С помощью разделения властей оно стремилось по-
ставить барьер бюрократическому абсолютизму и мы уже видели, хотя
и не в полной мере, что эту систему идей нельзя назвать полностью
ошибочной. Второе — течение демократическое, чьим интеллектуаль-
ным отцом является бесспорно Руссо. Данное течение указывает на
народный суверенитет как на единственно законное основание любой
политической власти, на мандат управляющих от большинства граж-
дан, действенность которого зависит от предположения, что власть
будет осуществляться законным образом, от ее доброкачественности,
то есть от ее умения и расположенности удовлетворять интересы и
идеалы масс и проводить курс на повышение уровня их материальной,
интеллектуальной и моральной жизни. Или, как впоследствии мы по-
стараемся показать, это второе течение идей, судя по его последним
проявлениям и последствиям, является продуктом в определенной сте-
пени и социальной демократии.
Многочисленные возражения, выдвигаемые против представи-
тельной формы правления, в особенности против тех ее видов, которые
существуют благодаря широкой основе всеобщего голосования и чрез-
мерно большого политического веса того органа, которые принято на-
зывать нижней палатой, демократический идеал мог бы разделить, с
учетом существующих реалий, на три группы. Первая группа претен-
зий относится к болтовне и сплетням, это критика за медлительность и
оттяжки, за пустоту и никчемность тех вопросов, которыми занимают-
ся парламентские ассамблеи. Другая группа нареканий, можем это ут-
верждать на сегодняшний момент, более предметно обоснована, вы-
двигается по большей части социалистами и анархистами. Их можно
суммировать как обвинения в существовании несправедливой системы
распределения богатства, в том, что парламенты не представляют ин-
тересы и стремления большинства, а скорее пожелания богатых и ру-
ководящих классов. Наконец, третья группа жалоб, наиболее обосно-
ванная по сравнению с другими, касается злоупотреблений во вмеша-
203
тельстве, не столько Палаты как политического тела, сколько отдель-
ных депутатов в судебную систему, управление, в раздачу той огром-
ной части колоссального общественного богатства, которая в форме
налогов и сборов поглощается государством. Последнее ее распределя-
ет средн различных публичных служб, а другую часть, тоже значи-
тельную, концентрирует в банках и крупных промышленных спекуля-
тивных компаниях, в благотворительных фондах. И эта часть как пра-
вило не избегает влияния и попечения современных правительств.
Нет такого человека, который бы сразу же не заметил насколько
пагубно постоянное вмешательство, низкопробное делячество депута-
тов в нашем, сильнейшим образом бюрократизированном режиме, ко-
торому дано специальное название, новое, но уже одиозное, парламен-
таризма.
VI.	Врожденные недостатки дискуссии, в какой бы манере она не
велась — рабочий язык ассамблей, пустота многих обсуждений, в кото-
рых без труда можно увидеть выход мелких амбиций и такую же ме-
лочную любовь к самому себе, занимающих, тем не менее, куда более
значимое место, чем уважение публичного интереса, легкость необык-
новенная, с которой часто составляются, а то и компилируются новые
законы, обструкционизм, нередко затрудняющий проведение необхо-
димых мероприятий, та же ненормативная лексика, далеко не всегда
неоправданная — все это без сомнения тяжелые недостатки, но они мо-
гут показаться еще более нетерпимыми и значительными только тому,
кто убежден в том, что политический режим народа может существо-
вать будучи освобожденным от слабостей, свойственных человеческой
природе. Способность человека воспринимать благо, абсолютную
справедливость, лучший способ выполнить свой долг, огромная труд-
ность соизмерять собственные поступки со своими же представления-
ми о них, ведут к неизбежному следствию, что не существует государ-
ственного человека и формы правления, которые не могут быть объек-
том многочисленных цензурных ограничений и, с абстрактной точки
зрения, даже справедливых.
Единственный практический критерий для суждения как о лю-
дях, так и о политических режимах, это сравнение их с другими, в осо-
бенности с теми, кто им предшествовал и, когда это возможно, с теми,
кто им последовал. Оцененные таким образом, недостатки собраний,
дурные последствия, вызванные их контролем и участием во власти,
проявляющиеся во всех представительных режимах, включая консти-
туционные, возможно не так страшны в сравнении с неизбежным уро-
ном, в случае ликвидации представительных собраний или их полной
отменой.
204
Действительно, существующие общественные условия таковы,
что упразднение представительных собраний непременно вызвало бы
тот режим, который обыкновенно называют абсолютистским и кото-
рый, как мы понимаем, лучше бы рассматривать как исключительно
бюрократический, потому что он отличается, и это его главная харак-
терная черта, удалением из политической жизни всех политических
сил, всех социальных ценностей, не составляющих часть бюрократии
или же не подчиняющихся беспрекословно бюрократическим органам.
Конечно, мы не исключаем полностью, что постоянно растущее непри-
ятие парламентаризма и в особенности страх перед социальной демо-
кратией в большей мере там, где она приобретает характер, угрожаю-
щий революцией, могли бы толкнуть некоторые народы современной
Европы в сторону такого режима, но мы не можем согласиться с тем,
что это станет благом. Нет необходимости в долгом доказательстве
нашего тезиса, после того, как мы изложили свою позицию в главе пя-
той настоящей работы, где речь шла об опасностях и неудобствах аб-
солютного преобладания только одной политической силы, не подвер-
женной каким-либо ограничениям и исключенной из каких-либо дис-
куссий. Только привычка к практике публичных обсуждений всех ак-
тов правительства сможет не дать заметить с первого взгляда поверх-
ностному наблюдателю из молодого поколения, каков может быть мо-
ральный урон от ее отмены; урон, который сразу не проявился бы че-
редой посягательств на юридическую защиту, на справедливость, на
все то, что обычно называется свободой, посягательств несравненно
более вредоносных, чем все то, что вменяется в вину не просто, ска-
жем, представительным правительствам вообще, но и наименее пра-
вильным среди парламентарных правительств.
Возражения, которые выдвигают против представительной сис-
темы продвинутые социалисты и анархисты основываются на наблю-
дении изложенном нами еще в главе шестой настоящего тома, на том,
что, более того, сформулировано многими другими авторами, и прихо-
дится только удивляться тому, что все это еще больше не распростра-
нилось и продолжает внушать доверие. Речь идет об очевидном факте,
что члены представительной палаты почти никогда не избираются сво-
бодно и самопроизвольно большинством избирателей, поскольку по-
следние обладают лишь весьма ограниченной свободой оптации из
чрезвычайно узкого числа кандидатов со слабой вероятностью поло-
жительного исхода. Разумеется, это очевидное противоречие между
фактом и правом, между юридическим основанием политического
мандата и его практическим воплощением, это очевидная слабость лю-
205
бой представительной системы. Но указанная слабость может служить
важным аргументом против данной системы только тем, а их все еще
немало, кто трактует теорию народного суверенитета узко и строго так,
как ее описал Руссо и его последователи из демократической школы, а
именно, чтобы правительство в любом обществе образовывалось чис-
ленным большинством граждан. Но если, как мы полагаем, единствен-
но важной и возможной в условиях политического режима является
участие в нем всех политических сил, всех, кто имеет несомненные
задатки, которые, в данной время и у данного народа, определяют пре-
стиж и влияние классов и индивидов, тогда можно допустить, подобно
религии, которая, несмотря на малую правдоподобность своей догма-
тической стороны, с моральной точки зрения приносит добрые резуль-
таты, применение политической доктрины до тех пор, пока ее послед-
ствия улучшают юридическую защиту, хотя сама доктрина легко под-
вергается критике, исходя из позитивных критериев. Бесспорный факт
заключается в том, что представительная система предоставляет мно-
гообразным социальным силам возможность участвовать в политиче-
ском режиме, контролируя и ограничивая действия других обществен-
ных сил, то есть бюрократии. И, разумеется, если бы это были единст-
венные последствия и возможные применении доктрины народного
суверенитета, их можно было бы принять, признавая при этом все-таки
узость научной базы, того течения идей и представлений, которые она
порождает.
В этой связи указывается факт, что настоящее и подлинное
большинство имеет весьма ограниченное влияние на выбор представи-
телей, завися в этом отношении весьма серьезно от существующего
социального неравенства. Бесспорно, когда последнее имеет место, то
выбор избирателей, естественно, падает преимущественно на того, кто
с учетом данного неравенства предлагает меры, занимающие самые
высокие ступени социальной лестницы. Но даже, если гипотетически,
что по нашему мнению невозможно, высокая лестница будет уравнена
так, что превратится в некую горизонтальную плоскость, неизбежно
всегда останется преимущество организованного меньшинства перед
лицом неорганизованного большинства. Огромная множественность
избирателей поэтому постоянно вынуждена останавливать свой выбор
на тех кандидатах, которые поддержаны из-за предпочтений или инте-
ресов группами людей, активнее всего участвующих в политической
жизни.
Итак, наиболее основательное во всей этой критике, что более,
чем два десятилетия ведется против представительного правления, со-
206
стоит в злоупотреблениях и исключительном несовершенстве избира-
тельных процедур, что многим из них свойственно, особенно в перио-
ды упадка парламентаризма. Тот факт, где это практикуется, что из
состава палаты депутатов формируется министерство, руководящее
обширнейшей и всепоглощающей бюрократической машиной и другой
факт, еще более вопиющий, что председатель Совета министров и ми-
нистр остаются при своих должностях до тех пор, пока это сочтет не-
обходимым парламент — вот первые и главные причины тех недостат-
ков, на которые чаще всего идут жалобы. Именно они и приводят к
тому, что парламентские дискуссии по актам правительства и депутат-
ский контроль за деятельностью правительства, почти всегда извра-
щаются персональными амбициями и партийными интересами. Имен-
но из-за них естественное желание управляемых сделать что-то хоро-
шее постоянно встречает решительное несогласие, тоже вполне естест-
венное, реализовать собственный интерес, а профессиональное чувство
долга у министров и депутатов уравновешивается личной корыстью и
предпочтениями, оправданными и неоправданными. По той же причи-
не административная и судебная государственная машина в ходе
больших избирательных кампаний меняется, неся бюджетные затраты
и моральные издержки, а претензий какого-то влиятельного избирателя
к депутату, обязанного ему и министра, нуждающегося в депутате, ока-
зывается порой достаточно, чтобы забыть о всяком уважении к спра-
ведливости и закону. И, наконец, из-за этого постоянного, поддержи-
ваемого, вопиющего противоречия между долгом и интересом тех, кто
управляет и тех, кто должен сдерживать и оценивать действия прави-
тельства, сохраняются противоречия между бюрократией и избира-
тельным элементом, которые должны были бы взаимно контролиро-
вать себя, а на деле взаимно коррумпируются и перерождаются.
VII.	Прежде, чем рассматривать возможные средства лечения и
предлагать их к исправлению подобного состояния дел, стоит остано-
виться на мгновенье, чтобы представить, что случилось бы, если бы все
оставалось неизменным в течение известного периода времени, если
бы, например, за полвека ничего существенного не произошло в инсти-
тутах, управляющих столь значительной частью европейского общест-
ва и в них не возникли бы новые факторы, мощные настолько, чтобы
поставить заслон личным влияниям и случайностям судьбы. Предпола-
гая, что эта гипотеза могла бы осуществиться, что мало вероятно и мы
отвергаем эту возможность, хотя некоторое время тому назад у нее бы-
ло много сторонников, - сейчас их значительно меньше, мы допускаем,
что согласно ей парламентский институты имеют внутренние возмож-
207
ности восстанавливаться от тех недостатков, которые появились в са-
мом начале их деятельности. Однако, мы можем допустить, что ука-
занные недостатки понемногу устраняются естественным путем благо-
даря стабильности или кристаллизации политических воздействий, что
происходит во всех странах, в которых политический режим не менял-
ся длительное время под воздействием просачивания иностранных
влияний или благодаря внутренней работе идей и пристрастий. Дво-
рянские дети, представленные в парламенте, в банках и бюрократии
всегда без особого труда занимают места, на которых сидели их отцы и
образуют некий маленький мир, сообщество влиятельных семей, в ко-
торое весьма проблематично проникнуть новым людям. Происходит
то, что уже имело место в республиканском Риме, где различные поко-
ления наиболее заметных фамилий наследовали самые высокие долж-
ности. В Англии в восемнадцатом веке и в первые десятилетия века
девятнадцатого вплоть до реформы 1832 года и даже после нее выход-
цы из старинных парламентских родов возглавляли поочередно и оп-
позицию и кабинет. Они наиболее рельефно показали то, что сейчас
уже происходит во Франции и Италии, в странах, где представительная
система пока еще довольно молодая. Здесь мы тоже часто видим детей,
братьев, зятьев политических деятелей, получающих по наследству
должности от коллег своих родственников. Благодаря столь высокой
стабильности класса, осуществляющего политическое руководство
людям заслуженным и незнатного происхождения очень непросто вы-
двинуться вперед, но еще проблематичней это сделать для людей из
простонародья, получившим некоторую известность и начальный по-
литический опыт, но делающим еще только первые шаги, обостренно
чувствующим трудно выразимые желания народа. Время позволяет
забыть порочные истоки многих судеб и большого могущества, на ко-
торые шли их отцы, чтобы продвинуться. Но становится все более яв-
ственным противоречие между духом институтов и настроениями тех,
кто призван их представлять, и олигархией, правящей от имени низов и
не способной отказаться от использования недостойных приемов и ли-
цемерия в условиях любого парламентского режима и становящейся
все более далекой и чуждой чувствам и настроениям людей. Под наро-
дом же мы понимаем не только крестьян и рабочих, но и многочислен-
ные средние классы, усилиями которых в значительной мере развива-
ется экономическая и интеллектуальная жизнь страны.
Оставляя в стороне естественные изменения, диктуемые време-
нем, которые, как мы уже видели, представляют собой сомнительную
208
ценность, нам нетрудно представить те модификации существующих
сейчас институтов, которые смягчили бы недостатки парламентаризма.
Нет того, кто бы не видел насколько полезным было бы усиле-
ние гарантий независимости суда, обеспечивающих всем представите-
лям судебной власти во всех странах самую настоящую и подлинную
несменяемость должности и места работы, которая сейчас существует
только кое-где и поднимающих не на словах, а на деле их социальное
положение и престиж. Нет того, кто бы не видел, насколько полезной
было бы введении во Франции, в Италии и в других странах, системы
ответственности всех государственных служащих по образцу Герма-
нии таким образом, чтобы все публичные функционеры высокого
уровня отвечали бы за свои действия перед административными суда-
ми, независимыми в полной мере, и одновременно освобождающими
указанных чиновников от самоуправства министров и депутатов.
Можно было бы лучшим образом организовать финансовый кон-
троль. К сожалению, все эти меры, которые могли бы снизить тяжесть
симптомов неблагополучия, оставляют корни проблемы. Их трудно
осуществить из-за сопротивления господствующих элементов, высту-
пающих крестными отцами народного голосования, и которых обычно
называют демократами. Они молчаливо или открыто противодейству-
ют любым позитивным шагам во имя неприкосновенных принципов
национального суверенитета. Это происходит каждый раз, когда необ-
ходимо поднять роль и полномочия данных институтов, ограничиваю-
щих их всевластие.
Наиболее радикальным и действенным средством без сомнения,
с чем соглашаются многие, является возврат к конституционной сис-
теме, при которой парламентское правление окажется неким видоиз-
менением, а по мнению некоторых, и вырождением. Не будем скры-
вать, политическое движение, ведущее к данному результату, может
легко достичь его практического воплощения, потому что реально, от-
талкиваясь от буквы статутов и хартий, на основе которых базируется
юридическое здание современных правлений, зримо отсутствует какое-
то различие между режимом парламентским и режимом конституци-
онным. Наоборот, все тексты допускают существование исключитель-
но режимов конституционных, но не парламентских. Эта форма прав-
ления установилась не иначе, как на основе негласных соглашений,
заключенных по требованию общественного мнения и такого же мол-
чаливого согласия главы государства. Таким образом, достаточно из-
менения общественного мнения для возврата к более точному истолко-
ванию принципов, закрепленных Конституцией. Добавим, что утвер-
209
ждение некоторых о том, что парламентское правление в Англии про-
должалось чуть ли не веками, требует уточнения. В действительности
оно там началось чуть раньше середины восемнадцатого века и осуще-
ствлялось в соответствии с нормами, вызывающими сомнения у иссле-
дователей, если не в течение девятнадцатого века, то в особенности в
ходе царствования королевы Виктории и ее наследников.
Несмотря на это, согласимся с тем, что политическая эволюция в
данном смысле представляется весьма сомнительной возможностью.
Во Франции, в Италии и других парламентских странах европейского
континента функционирование всех политических институтов уже свя-
зано с предположением существования парламентского режима. Дис-
куссионным является вопрос о том, полезно ли прямо переходить от
абсолютистского бюрократического режима к режиму парламентско-
му, не делая остановку, вначале по крайней мере, на некоторое время
на простой конституционный период, но, поскольку события развива-
ются подобным образом, необходимо считаться с их последствиями.
Сейчас наиболее важное последствие теорий и политической практики,
характерное для многих стран Европы состоит в том, что палата депу-
татов, уверенная в том, что она может сместить кабинет всего лишь с
помощью своего вотума недоверия, не слишком обеспокоена необхо-
димостью ограничивать его власть и полномочия. Поскольку у нее ши-
рокие возможности во всем, что касается ресурсов, функций, вмеша-
тельства государства, она мало тревожится в отношении неприкосно-
венности своих прав, поскольку полагает, что тот, кто находится во
главе государства, может всегда воспользоваться инструментами сво-
его большинства.
С учетом сложившейся обстановки, очевидно, что быстрый пе-
реход от парламентского режима к конституционному в тех странах,
которые привыкли к первому из них, приведет к системе правления
более авторитарной и ограниченной по сравнению с той, что существу-
ет у наций, в которых чистый конституционализм никогда не подвер-
гался трансформации и функции всех властей всегда соответствовали
букве Основного статута. Не предаваясь иллюзиям, можно с достаточ-
ной степенью определенности утверждать, что подобного рода эволю-
ция, обезглавит Палату представителей, то есть устранит главное из ее
прерогатив и в тоже время сохранит нетронутой всепоглощающую бю-
рократическую организацию, все те средства и приемы коррупционных
действий, с помощью которых в настоящее время парламентские пра-
вительства умеют исказить результаты выборов. Все это приведет к
тому, что по крайней мере на долгое время пропадет самопроизволь-
210
ность действии, какая ни на есть политическая значимость парламента,
то есть приведет к режиму, очень напоминающему тот бюрократиче-
ский абсолютизм, пороки и несовершенства которого мы уже выше
рассмотрели. А кроме того, следует иметь в виду, что указанные изъя-
ны станут более ощутимыми, более прискорбными, и более тяжелыми.
Кабинет, если установится новая система, отойдет от парламентаризма,
что весьма вероятно, а, значит, будет склонен использовать коррупци-
онные схемы и лицемерие, свойственное ему с момента рождения.
VIII.	Наиболее эффективным и гарантированным способом уст-
ранения всех дефектов парламентаризма могла бы быть широкая и ор-
ганическая децентрализация, которая должна состоять не только в пе-
редаче полномочий от центральной бюрократии к бюрократии провин-
циальной и от палат национального парламента к местным выборным
органам, а наделение значительной части функций, выполняемых на-
циональным парламентом и выборными структурами на местах, тако-
му классу людей, которые по своей культуре и достатку обладают спо-
собностью, независимостью и общественным признанием, выделяю-
щим их из общей массы. Сейчас они полностью выключены из поли-
тической жизни, не выполняют публичных миссий. Им не удается или
они не хотят избираться депутатами или входить в состав провинци-
альных Советов или больших Коммун. Но только таким способом
можно смягчить недостатки парламентаризма или сделать менее рис-
кованным для социальных свобод переход от него к режиму конститу-
ционализма.
К тому, что мы уже отмечали, следует добавить, что ущербность
парламентского правления коренится, как правило, в незаконном вме-
шательстве бюрократии, в основном с помощью префектов, в процесс
формирования избирательных элементов на местном и центральном
уровнях и в таком же незаконном вмешательстве центральных избран-
ных элементов или депутатов в свою очередь в деятельность бюрокра-
тии.
Отсюда и проистекает недостойное делячество и лицемерная
торговля взаимной толерантностью и обоюдными льготами, представ-
ляющая собой настоящую язву некоторых европейских наций. Сейчас
этот круг невозможно преодолеть ввиду возрастающей власти бюро-
кратии или полномочий представительных структур. Выйти из пороч-
ного круга можно лишь признав новые политические элементы, новые
общественные силы на службу для выполнения публичных задач, со-
вершенствуя юридическую защиту, посредством участия в выполнении
социального долга всех тех людей, которые к этому способны. Это не
211
служащие по ставке, перемещаемые и продвигаемые по служебной
лестнице по усмотрению министра, они не должны ожидать подтвер-
ждения своей должности в зависимости от соотношения голосов, от
одобрения комитета или избирательных дельцов.
Во Франции, в Италии и других местах, в любой провинции или
департаменте, можно было бы осуществить высказанную идею, соста-
вить список лиц, имеющих университетский диплом, удовлетворяю-
щих требованиям ценза. Из них формируется особая категория функ-
ционеров, работающих безвозмездно. В эту группу могли бы попасть
все, кто хотел бы стать такого рода внештатником. Ради целей дости-
жения выравнивания социальных условий и ради естественного для
человека стремления получить общественное признание, эти люди
могли бы очень быстро сплотиться под воздействием корпоративного
духа и охотно бы посвятили часть своего времени на решение публич-
ных задач.
Среди лиц, входящих в данную категорию следует выбрать по
жребию или назначить пожизненно в зависимости от характера дела
мировых судей, сотрудников, редактирующих списки тех, кто участву-
ет в политических и коммунальных выборах и неких новых должност-
ных лиц, исполняющих обязанности уголовной полиции. Из того же
класса лиц должны быть избраны те, кто вошел бы в состав админист-
ративных судов первой инстанции, кто должен был бы заменить, там,
где они существуют, муниципальные управы, которые могут возглав-
ляться кадровыми магистрами. Тот же элемент мог бы и должен быть
представлен в советах префектуры.
Разумеется, мы не может в мельчайших деталях здесь изложить
всю систему реформ политических и административных институтов
европейского общества и высказываем лишь основополагающую идею.
Она, впрочем, не является исключительно нашей и обусловлена необ-
ходимостью реформ и разработкой того направления, которому, как
представляется, возможно и необходимо следовать. Мы не закрываем
глаза на трудности, которые возникнут срезу же с началом практиче-
ского осуществления наших идей. И более того, несмотря на всю их
сложность, считаем своим долгом дать их общий анализ.
Действительно, можно сказать, что существующий институт
присяжных заседателей организован в соответствии с тем методом,
который мы и защищали, но тем не менее результаты его работы не-
удовлетворительны и с каждым днем все больше его дискредитируют.
Но, прежде всего отметим, что обвинения против суда присяжных ве-
роятно преувеличены в том смысле, что недостатки, которые исключи-
212
тельно ему приписывают, являются по большей части результатом об-
щей тенденции времени, тенденции злоупотреблять смягчением ре-
прессий в отношении общей преступности. Рано или поздно данная
тенденция вызовет сильное противодействие. А кроме того, элементы,
то есть люди, входящие в состав суда присяжных далеко не исключи-
тельно те, на кого мы указали, их набирают из слишком широкого кон-
тингента. Базой этого института выступает большинство лиц с интел-
лектуальной и моральной подготовкой, недостаточной для выполнения
столь деликатной задачи.
Сейчас общественные организмы часто функционируют скверно
не потому, что лежащий в основе их деятельности принцип сущест-
венно ложен, но потому, что он неудовлетворительно применяется. Ну,
например, принцип, выдвинутый Макиавелли вполне верен. В соответ-
ствии с ним, вооруженная сила, защищающая порядок и независимость
государства должна состоять из его граждан. Именно они должны по
очереди нести службу, а не иностранцы или наемники, сделавшие
службу своей профессией. Но, в то время как грамотное и толковое
применение этого принципа привело к созданию современных посто-
янных армий, неорганичное и облегченное его осуществление даст ре-
зультаты, подобные тем, что были достигнуты ополчением, созданным
по указаниям флорентийского секретаря или тем, каких добилась на-
циональная гвардия, существовавшая в Италии до 1877 года.
Могут возразить, что складывание такого класса функционеров,
о котором мы ведем речь, - дело несколько искусственное и произ-
вольное. Мы не отрицаем, что для поверхностного наблюдателя крити-
ка может показаться справедливой, поскольку никакой человеческий
институт, никакой закон, не освобождает от необходимости устанавли-
вать некие границы, в которых можно усмотреть нечто искусственное
и условное. Но в нашей случае, если мы взглянем на сущность вещей,
все выглядит совсем наоборот. В наших обычаях и личных привычках
мы всегда делаем четкое различие между теми, кто обладает высокой
культурой и по своему экономическому положению принадлежит
высшему обществу и человеком бедным и необразованным и, если в
политическом отношении они измеряются общей меркой, это резуль-
тат того, что в нашем публичном порядке превалируют произвольные
и условные критерии. И, если есть что-то, что нас заставит удивиться,
то это политическая несостоятельность как класса, тех, кто обладает
вышеотмеченными качествами. Мы говорим мысленно как класс, по-
скольку физически почти ни в одной социальной страте мы не найдем
никого из числа тех, кто будучи вполне состоятельным и культурным,
213
занимал бы сколько-нибудь важные должности, например, депутатов,
советников провинциального или департаментского уровня, городско-
го головы, члена коммунального правления большого города. Беда за-
ключается в том, что эти люди оказались вне политики пройдя, за ред-
ким исключением, всю систему отбора наоборот. Эта система устраня-
ет с важных постов и должностей тех, кто не хочет или не может поку-
пать голоса избирателей. Она против тех, у кого характер слишком
возвышенный, чтобы жертвовать достоинством ради амбиций и слиш-
ком честный и порядочный, чтобы раздавать обещания без намерения
их выполнять или, если и выполнять, то только поступаясь ради лично-
го интереса общественной пользой.
Наиболее серьезным и наиболее реальным препятствием для
осуществления наших идей выступают имеющиеся экономические ус-
ловия во многих европейских странах. В восемнадцатом и первой по-
ловине девятнадцатого века английские джентри выполняли почти все
функции, похожие на те, которые мы хотим доверить классу, подобно-
му английскому нетитулованному мелкопоместному дворянству на
европейском континенте. Они исполняли обязанности на основе сис-
темы, аналогичной той, которую мы хотели бы ввести и в наших стра-
нах. Но, к сожалению, она, и хорошо, что мы сейчас об этом говорим,
под влиянием современных идей демократии много потеряла в своей
привлекательности за последний десятилетия даже по другую сторону
Ла Манша.
За последние столетия Англия стала относительно богатой стра-
ной, но еще пятьдесят лет назад техническое развитие не имело широ-
кого распространения в различных областях общественной жизни. По-
этому для достижения необходимого уровня престижа, индивиду было
достаточно некоего материального благополучия и известного мораль-
ного воспитания. Не было нужды, как сейчас, добавлять к этим факто-
рам почти обязательную высокую культуру. Сегодня это диктует время
и в особенности необходимость поддерживать собственное влияние,
может побудить более богатый класс, обладающий немалыми состоя-
ниями стряхнуть с себя традиционную лень, к чему было привлечено
внимание во многих странах, и прослушать университетские курсы. Но
этот класс был и остается чрезвычайно узким, его может быть недоста-
точно для замещения всех тех постов, которые мы перечислили, если к
нему не присоединится класс другой, среднезажиточный, обладающий
лишь честностью и порядочностью.
Между тем, данная социальная страта как раз та, которой труд-
нее поддерживать свой ранг, она подвержена, возможно больше, чем
214
другие, тяжелому и грозящему обнищанием воздействию существую-
щей налоговой системы. Поэтому во многих странах трудно сохранить
тот уровень экономического благосостояния, который позволит дос-
тичь утонченной культуры почти исключительно ради чувства собст-
венного достоинства, славы семьи или общественной пользы. Но дру-
гое дело, если преследуется цели преимущественно профессиональные
— здесь необходимы дипломы, свидетельствующие об овладении про-
фессиями, называемыми свободными.
До сегодняшнего дня с этой социальной проблемой можно было
бы мириться, но, еще большая сложность таится в разрастающемся
числе специальностей, толкающая этот класс к утомительному поиску
публичных рабочих мест. Их разнообразие под давлением претенден-
тов увеличивается не только в центральных, но и в местных админист-
рациях, что вынуждает к новым тратам и дает очередной повод к бю-
рократическому вмешательству. Поэтому образуется порочный круг из
взаимосвязанных причин и следствий, из-за которого разорение сред-
них собственников и средних вкладчиков по причине чрезмерных на-
логов, делает почти неизбежным новое увеличение бремени. Таким
образом, происходит превращение в карьерных функционеров тех са-
мых социальных элементов, которые в более процветающих странах
оставались бы свободными гражданами, осуществляющими самый
действенный контроль за работой бюрократии.
Но и экономические трудности можно было бы постепенно пре-
одолеть, если бы на формирование новой аристократии на широкой
основе нового многочисленного класса, который вобрал бы в себя все
моральные энергии и интеллектуальные силы нации и стал бы наибо-
лее действенным инструментом, уравновешивающим бюрократиче-
скую олигархию, вкупе с олигархией банковской и избирательной, не
влияла более мощная и менее подверженная поражению сила — демо-
кратическое течение. Остающееся сейчас весьма популярным, данное
направление отрицает легитимность любого политического действия,
любой прерогативы, если они не являются прямым или опосредован-
ным результатом народного голосования. Это течение, как мы уже
подчеркивали, мощно способствовало за последнюю сотню лет сниже-
нию активности английских джентри и передаче их полномочий из-
бранному элементу или бюрократии. Оно же использует всю свою на-
личную силу для того, чтобы не допустить эволюции в обратную сто-
рону на европейском континенте. Поэтому в сущности наибольшая
трудность в выборе средств лечения издержек парламентаризма за-
ключается полностью в интеллектуальных условиях существования
215
общества, покоящегося на системе парламентаризма, то есть в доктри-
нах и мнениях, более всего распространенных в нем. И поэтому, в по-
иске указанных средств, мы обнаруживаем себя перед лицом того по-
рядка идей и страстей, откуда берет свое начало социальная демокра-
тия.
IX.	Начиная анализ последнего и самого важного из аргументов,
о котором мы заявили, было бы оправданно вспомнить об истории. В
ряде религиозных и общественных движений, приобретших широкие
масштабы, с громадным трудом можно скрупулезно проследить и точ-
но определить роль основателя движения и его окружения в разработке
тех основ, на которых указанные движения развивались. Скажем
больше, далеко не просто выяснить первоначальную веру основопо-
ложников и их характеры, отличавшиеся с момента рождения рази-
тельными особенностями. Личность Шакья-Муни остается действи-
тельно, затемненной и смешанной с туманными и расплывчатыми буд-
дийскими легендами. Вероятно, никогда не предоставится возмож-
ность определить роль и значение Мани, первого основателя манихей-
ства, системы верований, предпринявшей в Персии в конце пятого века
своего рода попытку социальной революции. Но когда занялась заря
современного социализма, мы уже находились во времена достаточно
зрелые и в интеллектуальном отношении. В этот период новые доктри-
ны и личные воспоминания сразу же фиксировались и тиражировались
в печатных изданиях, публиковавшихся тысячными тиражами, которые
ни коем образом невозможно перечеркнуть и забыть. Поэтому возник-
новение современных реформаторских доктрин известно, его можно
проследить шаг за шагом. И, имея перед глазами их не столь далекое
зарождение, мы можем легко констатировать, что Вольтер со своими
последователями сыграл весомую роль в разрушении старинных по-
рядков, но в общем не указал на новые социальные системы, которые
могли бы заменить прежние, еще действующие. Поэтому подлинным
отцом настроений, чувств, того способа понимать и оценивать общест-
венную жизнь, которые имели в качестве практического последствия
зарождение и развитие социальной демократии, является бесспорно
Жан-Жак Руссо, что, впрочем, было подмечено кое-кем и раньше.
Разумеется, легко найти в Китае и Индии, в древнем Египте да-
же, у некоторых греческих и римских писателей, в сасанидской Пер-
сии, у пророков Израиля и святых отцов католической церкви, у сред-
невековых христианских ересиархов, у реформаторов магометанской
веры идеи, чувства, суждения, в отдельном виде фрагментов целых
систем верований, которые достойным удивления образом приближа-
216
ются к воззрениям современных социалистов. И это вполне естествен-
но, потому что представления, на которые опираются как собственно
социалистические школы в узком смысле слова, так и анархические
направления, отнюдь не являются исключительными для нынешних
европейских и американских поколений. А кроме того, применении
критического подхода в анализе современных социальных институтов,
с целью снабдить рациональной и систематической основой, по край-
ней мере внешним образом, объяснение указанных представлений есть
факт старинный и достаточно очевидный, который может иметь место
в любом обществе, подошедшем к определенному периоду зрелости.
Однако это не означает, что современный социализм проистека-
ет прямо непрерывно из какой-то из этих доктрин, наиболее близкой
ему, из этих доктрин, которые распускались как цветы в различных
частях света во времена отдаленные и не слишком и исчезли, оставив в
истории более или менее заметные следы от своей пропаганды. Ны-
нешние реформаторские школы как социалистические, так и анархиче-
ские, не примыкающие к какому-то религиозному принципу и имею-
щие исключительно рационалистическое основание, являются непро-
извольным порождением интеллектуальных и моральных условий во-
семнадцатого и девятнадцатого века. Их зародышем выступает док-
трина, провозглашающая, что человек по своей природе добр, но об-
щество делает его злым, забывая о том, что структура любого общества
является результатом соглашений и балансов сложнейших и разнооб-
разнейших человеческих инстинктов.
Первым, кто четко сформулировал данную доктрину, кто стал ее
самым выдающимся пропагандистом, был без сомнения женевский
философ. Впрочем, в его работах не только предстает вполне ясным
тезис, полагающий абсолютную справедливость основанием всех по-
литических институтов и поэтому осуждающий любое политическое и
экономическое неравенство. В его позиции легко узнаются те чувства
обиды и озлобления по отношению к баловням судьбы, богатым и вла-
стным, которые настолько прочно вошли в полемический багаж социа-
листов прошлых и сегодняшних поколений.
В книге о происхождении неравенства между людьми, Руссо вы-
сказывает мысли, оказавшиеся удивительно плодотворными и полу-
чившими свое дальнейшее развитие. Этот труд был опубликован в
1754 году, а всего лишь год спустя в 1755 году, принципы, изложенные
Руссо, нашли свое естественное продолжение в другой книге, долгое
время замалчиваемой, чье авторство частично приписывали Дидро, но
настоящим автором был малоизвестный тогда Морелли. В ней в общем
217
плане, но вполне четко прослеживаются фундаментальные линии со-
циальной реформы в коллективистском смысле. И подобным же обра-
зом за отмену частной собственности выступает в 1776 году другой
писатель, дяя своего времени достаточно известный и прославленный,
это аббат Мабли. Знаменитую же фразу Прудона о том, что собствен-
ность есть кража мы находим уже в произведении, увидевшем свет в
1778 году, принадлежащем перу Бриссо ди Варвиля, в будущем одного
из вождей партии жирондистов.
В прошлом много говорилось и обсуждается до сих пор вопрос о
том, были ли люди, руководившие французским революционным дви-
жением в конце XVIII века искренне верящими в социалистическую
доктрину. До 1848 года Луи Блан отвечал на этот вопрос утвердитель-
но , но Кинэ, основываясь главным образом на мемуарах члена конвен-
та Бодо, это отрицал. Нам же представляется очевидным, что социа-
лизм следует рассматривать как необходимое следствие чистой демо-
кратии, по крайней мере, если под демократией понимают отрицание
любого социального превосходства, не обусловленного свободным
согласием большинства. И в этом отношении мы не колеблясь , счита-
ем, что прав Сталь и неправ Токвиль и другие, кто не поддерживает
данный тезис. Мы говорили о том, что это следствие необходимое, но
это не значит, что оно немедленное. Более того, это естественно, что
требуется известное время между попыткой ввести абсолютное равен-
ство в политике и стремлением установить его в экономической сфере,
поскольку обыкновенно опыт учит, что первое может оказаться види-
мостью без поддержки второго.
В период между 1787 и 1795 гг. такого опыта недоставало. Кро-
ме того, социалистические доктрины переживали свое детство, не были
глубоко проработаны, конкретизированы в системы, имевшие хотя бы
внешне научную видимость. И в особенности, вожди революционного
действия, если они были военными, то стремились за пару лет из сер-
жантов стать генералами, а если начинали адвокатами и не кончали
жизнь на гильотине, то превращались в законодателей, проконсулов,
членов Комитета общественного спасения или, на худой конец, функ-
ционеров высокого ранга. Все они вместе с крестьянами находили
весьма полезным скупить собственность эмигрантов с помощью госу-
дарства за не имевшие никакой стоимости бумажные деньги. Теории,
которые официально господствовали в различных законодательных
ассамблеях и учредительных собраниях, современные социалисты на-
зывают индивидуалистическими и буржуазными. Если таковыми были
господствующие теории, то совсем иными оказались инстинкты и
218
страсти, которые они развязали. Если официально не была объявлена
война богатству и частной собственности в целом, то таковая велась, и
с большой эффективностью, против дореволюционных собственников
и богатых вообще. То есть, фактически заявления тогдашних револю-
ционеров совершенно соответствуют стремлениям как социалистов
понувековой давности, так и сегодняшних и подтверждения тому мож-
но процитировать в избытке.
Тем не менее, даже когда революционное движение находилось
в упадке, оно не оставляло попыток ввести абсолютное равенство, по-
ложить конец угнетению, привилегиям, посредством запрещения част-
ной собственности и концентрации всего богатства в руках государст-
ва. Это была цель, которую , как известно, провозгласил знаменитый
Гай Гракх Бабеф. Заговор равных, который он возглавлял, объединял
всех выживших якобинцев. В социалистических идеях, не забытых, как
мы видели, в конце прошлого века, они черпали жизненную силу рево-
люции, которая рисковала затухнуть в анархизме или цезаризме. Това-
рищем Бабефа, гильотинированным после раскрытия заговора в 1797
году был итальянец Буонаротги. Он стал соединяющим звеном между
социалистами восемнадцатого века и их коллегами первой половины
века девятнадцатого. Доктрина Бабёфа была подробно изложена им в
книге, появившейся в 1828 году, где недвусмысленно утверждалось,
что государство должно стать единственным собственником земли и
капитала.
Этот труд имел мощное влияние на интеллектуальное воспита-
ние всех тайных революционных кружков во Франции чуть раньше и
особенно после революции 1830 года, когда умы и сердца начали стре-
миться к радикальной реформе общества и создали впервые широкую
социалистическую среду. Несколькими годами до Буонаротти начали
появляться публикации Фурье и Сен-Симона, а в последующие за ре-
волюцией 1830 года десять или пятнадцать лет, социализм укрепился
трудами Пьера Леруа, Лун Блана, Прудона и более мелких звезд. И,
если мы будем внимательны, в цветущем богатстве реформаторских
идей, имевших место во Франции с 1820 по 1848 гг., мы найдем уже
отмеченные во всем их разнообразии концепции современного социа-
лизма. Действительно, там есть и легалитарный социализм Фурье, и
революционный социализм Блана, и зародыши анархической идеи
Прудона, а Буше уже предложил набросок христианского социализма.
Если же мы рассмотрим методы, которыми велась пропаганда, то от-
метим наделавшие много шуму уже тогда коллективистские романы
Кабе и Беллами.
219
X.	Внимательное чтение социалистических писателей предшест-
венников событий 1848 года, которыми были почти все французы, мо-
жет легко убедить нас в том, что они очень мало или почти ничего не
оставили из того, что следовало бы добавить немцам, появившимся
позже. Можно легко заметить, что Маркс лишь систематически развил
в строго логической форме, обладая более широкими познаниями
классической политической экономии и гегелевской философии, те
самые принципы, которые уже были высказаны до него Буонаротги,
Леруа, Бланом и в особенности Прудоном. Если это так, то не менее
верно и то, что современное социалистическое учение является фено-
меном куда более серьезным по сравнению с тем, что существовало
столетие тому назад. Его распространение значительно более широкое.
Если в прошлом оно было ограничено почти единственно большими
городами Франции, особенно Парижем, то сейчас социализм охватыва-
ет почти всю Европу, не затрагивая Соединенные Штаты Америки и
Австралию, поэтому можно утверждать, что он стал добром или злом
общим для всех народов европейской цивилизации. И гнубина его про-
никновения поражает не меньше, чем его рассеяние вширь. Вначале
революционные инстинкты и щедрые обещания являлись объектом и
целью просто демократического движения или стремления к нацио-
нальному возрождению в некоторых странах, но сейчас положение
иное. Представительные правительства на широкой основе существу-
ют повсеместно, а результатом представительного правления стали
разочарования в парламентаризме. Давно почти достигнуто итальяно-
немецкое единство, а польский вопрос может казаться печальным об-
разом уже разрешенным, все сконцентрированы на ожидании сущест-
венных реформ наличествующего общественного порядка.
Пришло то время, когда многие в мире ощущают жажду спра-
ведливости и питаются надеждой в скором времени ее утолить. Уже
нет больше мыслителя, человека с неравнодушным сердцем, который
«знает все случаи угнетения, случавшиеся под солнцем, видел слезы
угнетенных, не имевших своего утешителя, ни силы, способной вы-
рвать их из рук угнетателей» /авторская парафраза Экклезиаста — Т.Е./,
у которого с констатацией существования всеобщего зла соединяется
вера в возможность скорого спасения.
Вера первых христиан в скорое пришествие Царства Божия, где
исчезнет зло, и будет воздаяние праведникам, будут наказаны преступ-
ники, находит свое соответствие в убеждении, распространенном во
всех общественных слоях, что большая часть несправедливостей и не-
счастий, имеющихся в мире, зависит от способа организации общества
220
и что их вполне можно было бы избежать, если бы властьпредержащие
не были бы орудиями богатых и могущественных, а действовали ре-
ально в пользу слабых. Это убеждение уже завоевавшее столько умов и
воспламенившее столько сердец, настолько распространено, что пре-
вратилось в социальную проблему, неизбежно предполагающую в ско-
ром времени важные реформы права собственности, семьи, всей суще-
ствующей промышленной и капиталистической организации. Сюда
следует отнести и обещания управляющих и суверенов и даже их по-
пытки время от времени, способствующие созданию соответствующей
интеллектуальной и моральной среды, в которой воинствующий со-
циализм живет, процветает и распространяется.
В пользу этой среды, благодаря усилиям, наиболее известных и
уважаемых наставников, сформировались два многолюдных политиче-
ских направления, каждое из которых имеет свои цели, программы,
достаточно подробные и обоснованные доктрины, по сути две настоя-
щие Церкви. Одно течение состоит из сторонников коллективизма,
другое — из приверженцев анархизма. Подобно религиозным объеди-
нениям, оба течения стремятся к универсальному охвату сторонников
и если не рассылают миссионеров для обращения варваров, то ведут
энергичную пропаганду почти у всех народов европейской цивилиза-
ции. А применительно к одной из этих школ, именно коллективист-
ской, мы отмечаем, что несмотря на многочисленных отступников и
частые расколы, что свойственно всем молодым и полным сил орга-
низмам, вожди, вдохновители собираются на регулярные съезды — на-
циональные и международные и обсуждают догмы, дисциплину, ли-
нию поведения, которой партия должна придерживаться и устанавли-
вают нормы и методы, которые потом большинством безоговорочно
принимаются.
XI.	Изложить кратко постулаты коллективизма не так трудно.
Они достаточно хорошо известны людям даже с невысоким уровнем
культуры после того, как в течение ряда лет сторонников этой партии
стало так много, что они были представлены в парламентах Италии,
Франции и, в особенности Германии, где они приняли на себя назва-
ние, думается, наиболее точно подходящее для их обозначения, - соци-
альной демократии.
В соответствии с этой повсеместно признанной доктриной в ее
ортодоксальном варианте государство, которое представляет всю сово-
купность граждан, должно стать единственным собственником всех
средств производства, будут ли это капиталы в собственно смысле сло-
ва, машины или земли; должен быть единый производитель и единый
распределитель произведенной продукции.
221
Не являясь больше ни собственниками недвижимости, ни част-
ными капиталистами, все должны работать на благо всего общества в
целом, а общественный организм — заботиться обо всех или по заслу-
гам удовлетворять потребности каждого человека, как предписывает
более простое и более древнее правило или же с учетом проделанной
работы, как требует норма новая и более широко распространенная.
Вся государственная машина, организованная таким образом бу-
дет управляться и руководиться вождями, избранными в результате
всеобщего народного голосования. Руководители будут иметь обязан-
ность предписывать каждому то количество и качество работы, на ко-
торую он способен, они же должны следить за тем, чтобы результаты
труда и общественные средства не были растрачены или преступно
похищены. Одновременно, начальники обязаны следить, чтобы каждо-
му доставалось с соблюдением равенства и справедливости по распре-
делению та доля общественного богатства, которая необходима. Это
может быть продукт, произведенный собственным трудом, честно и
безошибочно подсчитанный. Кроме распределения по труду, возможно
распределение по потребностям, применительно к которым управляю-
щие с одинаковым беспристрастием разработают точные критерии.
Нам бы не хотелось сейчас говорить о гражданской войне, о на-
силиях, с которыми многие вполне оправданно связывают осуществле-
ние этой программы, что конечно же не приведет ни к чему иному, как
к обострению ненависти, обид и жадности и, разделив население на
победителей и побежденных и отдав вторых во власть первым, дало бы
выход самым разнузданным и мрачным из человеческих инстинктов.
Более того, мы допускаем, что данные реформы можно реализовать
вполне мирно и при полном всеобщем согласии, что вереница веков
уже заглушила последние отголоски эха братоубийственных войн, без
которых не происходит становление нового типа общественной орга-
низации. Мы допускаем еще больше, что производство и в целом об-
щественное богатство со становлением новой системы значительно не
падает и не уменьшается, как хотят того экономисты и чего как много-
кратно и неопровержимо доказано никогда не бывает. Мы готовы с
легкостью признать, что этическая сторона социальной проблемы
должна иметь абсолютное превосходство над стороной чисто экономи-
ческой и что для многих умов и многих сердец справедливо разделен-
ное немногое предпочтительнее многого, разделенного скверно. И по-
сле стольких допущений мы имеем право и должны поставить другой
вопрос, который мы назовем политическим. Политика — область наи-
более широкая, включающая в себя все, что только можно представить.
222
Политика есть спонтанный продукт синтетического анализа общест-
венных отношений любого порядка. Политика дает решения, которые
должны заинтересовать как ортодоксальных экономистов, так и социа-
листов, как капиталистов, так и рабочих, как богатых, так и бедных.
Политика есть первое, наиболее важное для всякого благородного
сердца, для всякого беспристрастного ума, для любого исследователя,
который без предвзятости и партийной принадлежности занимается
объективным изучением социального устройства, представляющего
наибольшее благо, которого можно достичь нашему бедному челове-
честву. Таким образом, у нас возникает право и долг спросить, будут
ли в новом мире, построенном по коммунистической или коллективи-
стской модели, находиться на более важном месте, чем сейчас, спра-
ведливость, истина, любовь, взаимная терпимость людей? Будут ли
сильные, которые стараются всегда быть наверху, менее угнетающими;
будут ли бедные, остающиеся всегда внизу, менее угнетаемыми? На
этот вопрос мы отвечаем вполне взвешенным «нет».
Однажды один неглупый человек нам сказал, что ученому, зани-
мающемуся историческими и политическими науками невозможно
точно предвидеть, что произойдет в будущем ближайшем и, в особен-
ности далеком, потому что в человеческом обществе и человеческих
делах всегда есть то, что относится к тому, что обычно называют не-
предвиденным случаем. Его никогда нельзя точно рассчитать. И, на-
оборот, очень хорошо можно предвидеть то, что не произойдет нико-
гда. Негативное исследование имеет прочное основание в сознании
человеческой природы, которая никогда не допустит, того чтобы что-
то реально осуществилось, что она совершенно отвергает. Вторая из
этих максим, нам представляется очень подходящей для данного слу-
чая. Ее применение не должно вызвать трудностей, поскольку в основ-
ном речь не идет о предсказании того, что произойдет, но не происхо-
дит, а о констатации того, что произошло и каждый день происходит.
Значительное большинство по опыту знает, что лучше остановиться на
том немногом что есть, чем верить во что-то, что неизвестно.
Фактически, коммунистическое и коллективистское общество,
без сомнения, будет управляться магистратами, избранными исключи-
тельно в ходе всеобщего голосования, а мы уже знаем, как работают
политические власти там, где они находятся почти исключительно в
руках так называемых посланников народа. Мы уже знаем, что голо-
сующее большинство имеет лишь право оптации из немногих возмож-
ных кандидатов и право контроля над ними, контроля нерегулярного,
ограниченного и неэффективного. Мы уже знаем, что выдвижение са-
223
мих кандидатов есть почти всегда дело организованного меньшинства,
занимающегося электоральной политикой профессионально или коми-
тетов, чьи интересы очень часто находятся в противоречии с интереса-
ми большинства. Мы уже в курсе того, какие ухищрения используются
недобросовестными людьми для фальсификации в свою пользу под-
счета голосов, сколько высказывается лжи, пустых обещаний, сколько
насилия случается в этой избирательной гонке.
Коммунисты и коллективисты могут возразить, что все это про-
исходит, потому что имеет место существующая капиталистическая
организация, потому, что латифундисты и собственники громадного
движимого имущества имеют тысячи прямых и непрямых способов
купить голоса бедных или принудить их проголосовать «как нужно».
Денежные тузы пользуются возможностью исказить результаты все-
общего голосования и гарантировать свое политическое превосходст-
во. Именно для того, чтобы избежать этих вышеперечисленных нега-
тивных явлений и необходимо, даже если бы не существовало других
причин, радикально изменить общественное устройство. Те, кто рас-
суждают подобным образом забывают, однако, одну деталь, исключить
которую, как нам кажется, было бы неправильно. Забывают то, что да-
же в обществе, организованном так, как они хотели бы, всегда будут
те, кто будут управлять общественным богатством и будет огромная
масса управляемых и надо будет удовлетворительно решать вопрос о
той его части, которую им следует предоставить. Так, управляющие
социальной республикой, которые одновременно станут и политиче-
скими лидерами, без сомнения превратятся в персон куда более могу-
щественных, чем современные министры и миллионеры.
Человек, обладающий полномочиями принуждать других к дан-
ной работе и устанавливать размер вознаграждения, морального и ма-
териального удовлетворения, которое должно соответствовать прове-
денной работе, в той мере, в какой он сдерживается законами и регла-
ментами, все равно будет относиться деспотически к своим братьям и
всегда сможет склонить в свою пользу их совесть и их волю.
Вся ложь, низость, насилие и взяточничество, которые сейчас
служат не только цели искажения результатов народного волеизъявле-
ния, но и используются для продвижения на публичном поприще или
просто для добывания денег быстро и без особой щепетильности, при
коллективистском режиме будут все брошены на достижение постов в
управлении общественным предприятием. Едина и одинакова цель у
всех жадных, хитрых, насильников и злодеев, одинаковым является
стремление использовать интриги и создавать группировки, дейст-
224
вующие в ущерб тем, кто имеет характер мягкий, правильный и добро-
порядочный. И сравнение все будет в пользу общества существующе-
го, поскольку разрушение множественности политических сил, разли-
чий способов и путей достижения общественного признания, положит
конец всякой независимости, любой возможности взаимного контроля.
Сейчас по крайней мере любой чиновник не боится миллионера, ква-
лифицированный рабочий, который умеет заработать на жизнь своими
руками, не видит угроз со стороны начальника цеха, депутата или ми-
нистра. Собственник, промышленник или профессионал занимают
приличное положение и могут с высоко поднятой головой смотреть на
любые государственные власти и на всех латифундистов и финансовых
баронов всего мира. При коллективистском режиме никто не сможет
чем-то заняться не будучи подчинен тем, кто им управляет. Только эти
последние смогут распределять льготы, хлеб, радость и боль в жизни.
Единая тирания, всеохватная и всепоглощающая ляжет своей тяжестью
на всех. Могущественные на этой земле станут абсолютными хозяева-
ми всего и независимое слово тех, кто их не боится и ничьи упования
не смогут сдержать никаких эксцессов.
Генри Джордж, автор книги «Прогресс и бедность» часто приво-
дит отрывок из Вед, где говорится о том, что и горделивые слоны и
белые парасоли /в буддизме зонт — это один из восьми знаков счастья —
Т.Е./, которые вышивают золотыми нитями, - это все плоды частной
собственности земли. Сегодня же, когда цивилизация достигла более
утонченных форм, а жизнь приобрела большое разнообразие, богатство
и власть могут обеспечить себе отнюдь не только слонов и парасоли,
но такие привилегии, которые позволяют добиться интеллектуальных
преимуществ, материальных выгод, удовлетворения тщеславия и само-
любия, распоряжаясь волей других и оставаясь независимыми от кого-
либо. Вожди коммунистической или коллективистской республики
будут как никогда тиранически повелевать волей других людей, распо-
ряжаясь ограничениями и льготами, наслаждаясь лицемерно, но в рав-
ной степени преизобильно и материальным благополучием и мораль-
ным триумфом, которые сейчас являются достоянием властьпредер-
жащих и миллионеров. Точно также как они, и даже больше чем по-
следние, они могут унижать достоинство других людей и покушаться
на честь женщин.
XII.	Силы социалистических и анархических доктрин по боль-
шей части находится не в позитивной, а в негативной аргументации, то
есть в критике острой, мелочной, беспощадной, существующих поряд-
ков.
225
То, что распределение богатства, так, как это делалось в про-
шлом и как делается в наше время, рассматриваемое с точки зрения
абсолютной справедливости, имеет некие пределы для многих и вызы-
вает серьезную критику, отражающую порой вопиющую несправедли-
вость, есть очевидный факт, доказывать который нам представляется
сущей банальностью. По истине, не требуется острейшего ума Прудо-
на, ни долгих, алгебраических дедукций Маркса, для того, чтобы дока-
зывать то, что само происходит на глазах у всех, даже если это наблю-
дение будет поверхностным и непрофессиональным. Очевидно и дру-
гое, уровень индивидуального потребления жизненных ресурсов не
отвечает, мы не говорит уровню бедности, но трудовым затратам, не-
обходимым для производства продукта. В экономической жизни про-
исходит то, что мы каждый день наблюдаем в жизни политической, в
жизни научной, короче, во всех сферах общественной деятельности:
успех почти никогда не соответствует заслугам. Между услугой, ока-
зываемой индивидом обществу и отдачей, которую он получает, всегда
существует кричащее несоответствие.
Сражаться за социализм, стараясь отрицать или просто пре-
уменьшать истинность того факта, который мы отметили, равнозначно
тому, чтобы отказываясь от того, в чем мы уверены, предлагать худ-
шее. Ортодоксальные экономисты, которые иногда делали попытки
показать, что частная собственность на землю и капиталы не только
необходима или полезна для общественного бытия, но и полностью
отвечает абсолютным требованиям морали и справедливости, вызыва-
ет, как нам кажется, обоснованную критику. Их тезис, который во все
времена воспринимался с трудом, почти безнадежно, достиг очевидной
абсурдности в переживаемое нами время, когда все знают, каким обра-
зом чаще всего создаются большие состояния.
Все те, что можно и нужно противопоставить демократической
критике социалистов собирается в некую истину, ее мы уже высказы-
вали. Она может показаться жесткой, но она полезна и моральна, она
громко и постоянно повторяется. Эта истина состоит в констатации
того, что не может быть общественной организации, основанной ис-
ключительно лишь на чувстве справедливости, а чего-то еще больше и
не требуется. Естественно, складывается так, что каждый индивид в
своей частной и публичной деятельности руководствуется исключи-
тельно чувством справедливости, но к этому добавляются его страсти,
его нужды, его интересы. Только тот, кто уходит от мира, кто отрицает
любое стремление к богатству и власти, всю мирскую тщету, чтобы
выразить свою собственную личность, может обольщаться тем, что все
226
его действия продиктованы исключительно чувством справедливости.
Однако деятельный человек в политике или бизнесе, будь он коммер-
сантом или собственником, профессионалом или рабочим, священни-
ком любой религии или апостолом социализма, стремится всегда дос-
тичь успеха. Его поведение поэтому будет всегда соглашением, осоз-
нанным или неосознанным, между чувством справедливости и его ин-
тересом. Желание с такого рода чувствами сконструировать тип соци-
альной организации во всем соответствующей идеалу справедливости,
который человек может мысленно представить, но не сумеет осущест-
вить, есть утопия, которая в некоторых обстоятельствах может стать
опасной. А именно, когда ей удастся соединить известное количество
интеллектуальных и моральных сил для достижения цели, находящей-
ся далеко от истины и день, когда такое может произойти не окажется
ничем иным, как триумфом худших и неудобством и разочарованием
лучших.
Ученые доктора социализма утверждают, что все или по крайней
мере большая часть несовершенств человеческой натуры, несправед-
ливостей, творимых сейчас под солнцем, не являются следствием есте-
ственных условий человеческой этики, но скорее результатом воздей-
ствия на нее существующей буржуазной организации. Один из этих
докторов, в своей последней работе /Моска приводит выдержки из
книги А.Бебеля «Женщина и социализм» - Т.Е./, ясно говорит о том,
что «изменив общественные условия, в соответствии с целями, провоз-
глашаемыми социализмом, мы добьемся глубокой трансформации че-
ловеческой природы».
Мы вряд ли ошибаемся, предположив, что современные рефор-
маторы воспроизводят снова старый афоризм Руссо, который утвер-
ждал, что человек рождается хорошим, а общество его делает плохим.
Чтобы безусловно принять это мнение, необходимо допустить, что об-
щество не является результатом естественной и спонтанной деятельно-
сти людей, а образовалось благодаря влиянию нечеловеческих или
сверхчеловеческих сил, устранивших или исказивших добро, велико-
душие, благородство, что является врожденным для Адамовского пле-
мени. Мы же не думаем, что современные социалисты считают суще-
ствующую общественную организацию приспособленной для ответа
только на инстинкты других рас, иных человеческих поколений, чье
моральное чувство значительно ниже, чем то, что свойственно нынеш-
ним людям. Последние, будучи благородными и воспитанными, почув-
ствовали бы настоятельную необходимость также допустить, что уже
достигнутый уровень морального прогресса должен был бы основа-
227
тельно понизить, а не повысить, недостатки и неприятности буржуаз-
ной организации.
Однако, этого, очевидно, не произошло. Люди не стали, учиты-
вая то, что утверждают социалисты, менее эгоистичными и жестоко-
сердными. Поэтому, если бы противоположное было истинным, если
бы один атом собственной пользы часто не имел бы такой же вес как
великая сумма интересов и достоинства других, если бы все общество
в своей огромном большинстве состоящее из людей справедливых и
сострадательных, натур правильных и цельных, как было по нраву
Господу Израиля и как понравилось бы, разумеется, господам Марксу
и Энгельсу, конечно были бы сведены к минимуму все пагубные про-
явления грабительского капитализма и отчаянной конкуренции, кото-
рые по мнению упомянутых авторов, проявлялись с таким редким мас-
терством.
Более позитивная интерпретация, которую сегодня можно дать
старой доктрине Руссо, характерна для многих из тех, кто находится в
рядах борцов партии коллективистов или анархистов. Они действи-
тельно полагают, что их работа по естественному отбору существенно
затрудняется и извращается в условиях существующего буржуазного
общества и что их деятельность сможет свободно развиваться и при-
нести свои благотворные результаты, только когда реализуются их
программы, которые имеют отличия в зависимости от той или иной
реформаторской школы. Рассуждая таким образом, становится ясно,
что продается надежда, которая ни в коем случае не может быть зара-
нее осуществлена, ибо рассчитана на моральный прогресс, возможный
и достижимый, как утверждается, в будущем для строительства нового
типа общественной организации, что как бы уже достигнуто, но полно-
стью заработает только когда в полной мере осуществится. И в конце
концов не получится ничего иного, как повторение, только в масшта-
бах более значительных и разрушительных, ошибок и пороков совре-
менного парламентаризма.
Но в сущности, если объективно и бесстрастно присмотреться к
опыту истории, то можно заметить, как мы уже сделали в седьмой гла-
ве настоящей работы, что довольно трудно изменить ощутимо средний
моральный уровень всего народа, уже достигшего определенной сту-
пени цивилизации. Воздействие, которое различные типы обществен-
ной и политической организации могут оказать на такого рода моди-
фикацию, разумеется, меньше того, на что рассчитывают нынешние
новаторы. Кроме того, история на протяжении веков учит, что всякий
раз, когда это влияние сказывается благоприятным образом, влияние
228
индивидуального или коллективного субъекта, держащего власть уме-
ряется и контролируется другими независимыми лицами, имеющими
интересы, не совпадающие с интересами контролируемых. Вот почему
необходимо и обязательно, чтобы существовало политическое много-
образие и разнообразные пути достижения общественного положения,
а различные политические силы были представлены в управлении го-
сударством. Коллективизм и коммунизм, как и все доктрины, основан-
ные на страстях и слепой вере масс, стремятся разрушить упомянутое
разнообразие политических сил. Они низводят всю власть в руки тех,
кого выбрал народ, упраздняя в добавок индивидуальную собствен-
ность, которая во всех зрелых обществах часто означает независимость
и престиж, автономию от государственных чиновников. Эти доктрины
не могут привести ни к чему иному, как к снижению уровня юридиче-
ской защиты, то есть, выражаясь простым и понятным языком, к тира-
нии управляющих над управляемыми. Эта тирания всегда появлялась
как практический результат всяких упрощенческих политических док-
трин, которые, не обращая внимания на чрезвычайную сложность че-
ловеческой природы, пытаются приспособить общественное устройст-
во к одной только однобокой и исключающей все остальное концеп-
ции. Эти доктрины стремятся все построить на одном исключительном
принципе, будь то воля Божья, истолкованная Его земными наместни-
ками или воля народа, проводимая в жизнь посредством народных
представителей.
Конечно, в известной мере здоровая политическая доктрина мо-
жет предложить законодательные средства и наметить направление,
способное сократить масштабы социальной несправедливости; в той
же мере механизмы юридической защиты могут умерить злоупотреб-
ления людей, наделенных публичной властью, однако вся польза от
реформ, вдохновленных этими критериями, слишком мала по сравне-
нию с эрой счастья, равенства и всеобщей справедливости, которые
различные социалистические школы ясно или завуалировано обещают
своим последователям. Указанная польза соответствует немногим и
сомнительным годам относительного физического здоровья, которое
совестливый врач может, с необходимыми оговорками гарантировать
своим клиентам. Результат поистине очень скромный с учетом каждо-
дневного соблюдения всех гигиенических правил, в особенности если
его сравнить с готовым и безотказно действующим средством против
всех болезней, обеспечивающим почти столетнюю жизнь в виде элик-
сира, прописанного шарлатаном.
229
Мы искренне просим прощения за близкое сравнение, которое с
моральной точки зрения не применимо к людям, которые добросовест-
но выдвигают свои идеи, но заметим, что было бы прекрасно, если бы
врач продемонстрировал бесполезность эликсира, а шарлатан поклялся
бы не изобретать больше ничего подобного, но занялся изготовлением
такого средства, которое реально могло бы помочь людям. Мы увере-
ны, что врач ответил бы именно потому, что ему известна вся слож-
ность и многообразие патологических проявлений и многообразие
причин, негативно влияющих на тонкий человеческий организм. Он
никогда не будет претендовать на попытку найти единое и универсаль-
ное средство от всех болезней, а если бы он этим занялся, то сразу же
опустился бы на уровень обманщика.
XIII.	Анархисты, как мы уже отмечали, строят свою разруши-
тельную критику существующих институтов на основе тех же стра-
стей, на основе того же порядка соображений и идей, которые состав-
ляют основу коллективистской пропаганды, с одной только разницей,
что с самого начала показали себя более неистовыми и буйными, а
иногда просто-таки свирепыми не только в своих поступках, но и в
своей полемике. Но в провозглашаемых идеалах они существенно от-
личаются от всех социалистических школ. В то время как последние,
фактически, для того, чтобы уничтожить или хотя бы значительно сни-
зить порог несправедливости и вопиющего неравенства, на что жалу-
ются во всем мире, хотят перестроить, пусть даже и радикально, суще-
ствующие общественные устои, то анархисты, мудро рассуждая, на-
стаивают на разрушении любой общественной организации, поскольку
вне зависимости от ее типа в любой из них сохраняется диспаритет в
условиях жизни людей и продолжает сосуществовать властители и
подвластные, или, как они выражаются, эксплуататоры и эксплуати-
руемые. Они поступают так, как если бы кто-то, убедившись, что са-
мый благонравный образ жизни не может обеспечить совершенного и
крепкого здоровья, прибегает как к самому надежному средству от лю-
бой болезни, к суициду.
Наиболее строгие и последовательные сторонники отца всех со-
временных новаторов Ж-Ж.Руссо, приверженцы анархии полагают, что
поскольку с самого начала организованное общество есть рассадник
всяческих злоупотреблений, то с последним нет иного способа распра-
виться, кроме как полного разрушения человеческого сообщества и
возвращения, таким образом, к естественному состоянию. Но рассуж-
дая так, они повторяют, может быть неосознанно, ошибку своего маэ-
стро, поскольку истина состоит в том, что естественное состояние че-
230
ловека, как, впрочем и многих животных, не является индивидуальной
изоляцией, но обществом, которое может быть более или менее много-
численным, более или менее организованным. Предполагать, что такой
общественный акт, столь легко устанавливаемый, что люди живут со-
вместно, обусловлен интересами или хитроумием немногих, есть идея,
которую можно определить, и мы здесь не первые, как абсурдную и
детскую. Аристотель, живший за двадцать один век до женевского фи-
лософа и романиста имел бесконечно более ясное и точное представ-
ление об истинной природе человека, когда писал, что люди суть су-
щества политические. Интеллектуальные способности греческого мыс-
лителя, вероятно, никогда не реагировали на разного рода возмущения
и не были подвержены ни капризам самолюбия, ни литературного тще-
славия. Можно дополнительно предположить, что защита македонских
суверенов или умение ограничивать свои потребности, заставили его
закалить свой характер и сдерживать свое раздражение, находясь ря-
дом с людьми часто легкомысленными, подчас болтливыми и почти
всегда высокопоставленными.
Допустим, что гипотеза анархистов осуществилась, что разру-
шена существующая система общественной организации, что исчезли
нации и правительства, вместе с постоянными армиями, бюрократией,
палатами депутатов, в особенности пропали полиция и тюрьма, однако
всегда остается необходимость жить, а поэтому использовать земли и
другие средства производства, никуда не девается оружие и предпри-
имчивые персонажи и смельчаки, настроенные воспользоваться этим
оружием, чтобы поработить других. С учетом указанных обстоя-
тельств, без промедления будут возникать небольшие социальные
группировки, в которых многие будут работать, а немногие, вооружен-
ные и организованные, которые их то ли раздевают, то ли охраняют, но
в любом случае сидят на их плечах. То есть все возвратится к тому ти-
пу простейшей примитивной организации, в котором любая группа
вооруженных людей становится абсолютным хозяином куска земли и
тех, кто ее обрабатывает, поскольку сумели ее захватить и оборонить с
помощью своего оружия. Это тот тип, который мы назвали феодаль-
ным. То есть произойдет то, что происходило в Европе, когда разложе-
ние империи Карла Великого привело к появлению стольких социаль-
ных образований, которые сохранились еще со времен падения Рим-
ской империи. Подобное же происходило и в Индии с ослаблением
потомков Великого Могола. Это же ожидает любое общество с про-
двинутой культурой, которое в силу внутренних или внешних причин,
раскалывается и распадается.
231
Разумеется, сильные и смелые, не имеющие ничего, что можно
было бы потерять, пользуются преимуществом в такого рода событиях.
Они получают превосходство в политической силе только благодаря
насилию и личным качествам. Однако им угрожает огромное большин-
ство миролюбивых людей, может быть девяносто процентов населе-
ния, которые господству кулака предпочитают даже не самую совер-
шенную социальную справедливость, но немного спокойствия и безо-
пасность вместе с уверенностью, что им достанется хотя бы часть про-
изведенного ими продукта.
Чтобы не плодить несбыточных надежд, мы должны помимо
всего заметить, что результаты, которые триумф анархических идей
нас понудит достичь, не придут за несколько лет или в течение жизни
нескольких поколений. Потребуются многие века, для того, чтобы от
варварства перейти к существующему уровню цивилизации; это имеет
значение, поскольку общество теряет традиции гражданственности и
возвращается в состояние относительного варварства, в положение
племен, живущих охотой, рыбалкой или кочевым животноводством, и
тогда потребуется еще больше времени. Такое время необходимо, что-
бы старая и плотно населенная Европа уменьшилась в своем составе
раз в двадцать, не говоря уже о том, что поборники анархизма помимо
уничтожения буржуазии и, как они выражаются, ее попутчиков и аген-
тов, не могут не репрессировать жесточайшим образом и огромное
большинство эксплуатируемых, о судьбе которых сейчас проливается
столько слез.
XIV.	Общей доктриной для всех новаторских партий, будь то
анархисты или просто социалисты, является идея так называемой клас-
совой борьбы. Это учение, развернутое достаточно широко впервые
еще Марксом, выступает излюбленным боевым конем всех, кто напа-
дает на устои современного общества. Данное обстоятельство вынуж-
дает нас высказаться по этому поводу.
Прежде всего отметим, что указанная концепция основана на не-
полном, одностороннем и тенденциозном анализе истории. Теория пы-
тается доказать, что вся деятельность цивилизованного общества до
настоящего времени сводилась к усилиям господствующих классов
закрепиться у власти и использовать ее на собственное благо и попыт-
кам бедных и простых классов стряхнуть с себя навешанное крмо. Мы
находим у всех народов в прошлом весьма убедительные факты обще-
ственной жизни, которые не могут быть восприняты истинным обра-
зом, будучи написанными бедными красками в данной картине. На-
пример, борьба греков против Персии, Рима против Карфагена, небы-
232
валое распространение христианства и магометанства, крестовые по-
ходы, само возрождение итальянской нации, которая, как убеждал
весьма проницательный и ученейший экономист, обязано якобы эко-
номическим факторам, произошло на самом деле благодаря влиянию,
оказывавшемуся поэтами и романистами.
Переходя затем к гражданским противостояниям, которые пре-
имущественно определяются ими как проявления классовой борьбы,
заметим, что даже и в этом пункте данный социальный феномен осве-
щается социалистами неверным светом, однобоко и, значит, ошибочно.
Время от времени мы находим в истории примеры насильственных
восстаний наиболее бедных классов или их каких-то фракций. Тако-
выми отметились выступления илотов в Спарте, рабов в Риме. Это жа-
керия во Франции, крестьянские возмущения и выступления горнора-
бочих, разразившееся в прошлые века в Германии, в Англии, а также в
России. Все они были вызваны или необыкновенным угнетением, по-
настоящему невыносимым, или, что чаще случалось, неустроенностью
государства, в котором с самого начала инсургенты всегда оставались
чужаками. Последние расценивали как подарок удобный момент за-
пастись оружием и начать собственную организацию. В любом случае
совершенно определенно, что все движения, в которых принимали
участие исключительно классы, живущие ручным трудом, начинались
всегда относительно легко, но жестоко подавлялись и почти никогда не
способствовали стабильному улучшению условий жизни этих классов.
Единственные выступления, кровопролитные или бескровные, которые
в качестве результата привели к практическому изменению социаль-
ных порядков и в особенности в составе руководящих классов, оказа-
лись теми, где новые элементы влияния и новые политические силы,
рожденные в лоне управляющего класса, представляющие в численном
отношении его небольшую фракцию, добились участия в управлении
государством, которого, как они полагали, и, возможно, так и имело
место, были несправедливо лишены.
Именно так и происходило с наиболее зажиточными семьями
римского народа. Исключенные из консульства и других должностей,
они завязали в пятом и четвертом веках до нашей эры борьбу с древ-
ним патрициатом, которая имела своим результатом изменение состава
руководящего класса, сделав его более широким, подчиняющимся кри-
терию ценза, а не просто факту рождения. И уже этот класс сформиро-
вал благородное сословие последних веков Республики. Именно так и
случилось во Франбции, когда третье сословие, которое в восемнадца-
том веке приобрело богатство, культуру и заинтересованное отноше-
233
ине к высшему управлению, сравнимое с тем, что имела знать, после
революции получило открытый доступ ко всем публичным постам. И
если верно то, что в одном и другом случае масса управляемых стала
пользоваться преимуществами более надежной юридической защиты,
то это происходило потому, что эти новые силы, ради осуществления
своих намерений, должны были выдвигать принципы социальной
пользы и справедливости, реализация которых непосредственно рабо-
тала на них, но благоприятно сказывалась и на самых простых и бед-
ных членах гражданского сообщества. Конечно, нельзя не признать,
что отмеченное выше — всего лишь один из множества способов, с по-
мощь которых возникают новые инструменты социального воздейст-
вия, позволяющие улучшить и сделать более сбалансированными от-
ношения между управляющими и управляемыми. Однако, это не озна-
чает того, что если что случилось или могло случиться, то вся масса
управляемых, не юридически, а фактически может быть поставлена на
один уровень с управляющим меньшинством, что исчезнет всякое раз-
личие между теми, кого социалисты называют классом эксплуататоров
и классом эксплуатируемых.
Остается рассмотреть, насколько точным определяется данное
социальное деление, о котором столько пишут, убеждая в том, что па-
разитирующий класс никак не способствует развитию производства,
повышению общественного благосостояния, наслаждаясь лучшей до-
лей, в то время как другой класс все делает, все производит и едва име-
ет необходимое для жизни, а часто лишен и этого. Несмотря на полную
изоляцию, как часто делают экономисты и их противники социалисты,
феноменов, касающихся производства и распределения богатства от
всех других социальных фактов, этот способ рассмотрения может
вполне соответствовать истине. Если верно то, что именно капитал, а
не капиталист, обеспечивает рабочим средства и возможности продук-
тивной работы и если не менее верно и то, что именно земля, а не ее
собственник, необходима крестьянину, то нельзя отрицать, что инди-
вид, собравший в своих руках достаточное количество средства и су-
мевший направить их на цели производства и собственник, знающий
как продуктивно руководить сельскохозяйственным производством, не
выполняют по-настоящему никакой социальной роли, не увеличивают
объемы производства и общественного богатства. Вполне справедливо,
что эта социальная служба требует вознаграждения. И если сейчас мы
соединим все общественные феномены, если обратив внимание на то,
что производство богатства теснейшим образом связано с уровнем
культуры, достигнутым страной, с доброкачественностью ее политиче-
234
ского и административного порядка, то тогда обвинения в паразитизме,
с легкостью необыкновенной бросаемые всему руководящему классу,
состоящему из собственников, капиталистов, индустриалов, служащих,
профессионалов, всех тех, кто, короче, не живет ручным трудом, нам
представляется в высшей степени несправедливыми и выдвигаемыми
только теми, кто руководствуется самым слепым предубеждением.
Сейчас, когда фактически крупная промышленность и сельско-
хозяйственное производство каждодневно требуют использования на-
учных данных, когда экономика в значительной мере основана на по-
ставках из самых дальних стран, что невозможно без объединения лю-
дей в большие нации под управлением грамотно организованных пра-
вительств, было бы абсурдно утверждать, что все это есть результат
деятельности рабочих и ручного труда и все законно должно принад-
лежать им. Несправедливо забывать усилия того класса, который под-
держивает мир и порядок, руководит всей политической и экономиче-
ской деятельностью, сохраняет и развивает высокую научную культуру
и создает возможности того, чтобы громадные человеческие массы
жили и сотрудничали друг с другом. С позиций полной справедливости
нельзя отрицать право данного класса на известную долю произведен-
ной продукции, как для поддержания своего материального статуса,
так и для сохранения и развития собственного интеллектуального и
морального превосходства. Так или иначе, ясно, что без кооперации
разнорабочих с указанным классом, последний обречен на упадок, а,
возможно, и на исчезновение, как очевидно и другое — без руководяще-
го элемента работники ручного труда опустятся до состояния варвар-
ства, что вызовет немыслимое сокращение экономического производ-
ства и, следовательно, колоссальное ухудшение их морального и мате-
риального положения. По этому поводу самая давняя лекция по социо-
логии о взаимосвязи частей человеческого тела и желудка, прочитан-
ная Менением Агриппой около двадцати четырех веков тому назад
перед римским плебсом, собравшимся на Священной Горе, остается
наилучшим ответом, раскрывающим суть вещей.
То, что должны признать все и никто не смеет отрицать, это тот
факт, что в высших классах находится порядочное число паразитов или
эксплуататоров, которые живут в свое удовольствие, много потребля-
ют, не оказывая обществу никаких услуг ни в управлении, ни в испол-
нении. Там есть те, кто пользуясь удобством своего положения, полу-
чают вознаграждение своих усилий неизмеримо превышающее свои
реальные заслуги. Об этих элементах мы уже писали в пятой главе на-
стоящей работы, где речь шла о тех социальных силах, которые всегда
235
стремятся, злоупотребляя своими возможностями, разрушить юриди-
ческое равновесие, обратив все в свою пользу. Если мы не ошибаемся,
упоминались как особенно опасные в этом отношении банкиры, неко-
торые крупные промышленники и спекулянты и вообще те, кто собра-
ли в один кулак огромные суммы движимого капитала. Однако, отме-
чая эту эксплуатацию, имеющую место во многих странах, исполь-
зующую протекционистские тарифы, а в других случаях банковские
привилегии, мы должны согласиться с тем, что эти меры осуществля-
ются как в ущерб трудящемуся классу, так и во вред наиболее мощным
факторам правящего класса. А также и последний в своем большинстве
платит дань своей слабости и незнанию, принося жертвы, идущие на
пользу незначительному числу лиц.
Впрочем, паразиты и эксплуататоры существуют во всех стратах
общества, как и на всех ступенях экономической и иерархической ле-
стницы оказываются эксплуатируемые. Эксплуататор тот, кто живет в
роскоши, играет на деньги, кутит, растрачивая таким образом наслед-
ственный капитал, а эксплуатируемый тот, кто честно скопил его
своими трудами, вложил в него много сил, почти ничего не тратя на
себя. Эксплуататором является тот политический деятель, который за-
няв высокий пост, воспользовавшись простотой народа, позволившего
себя обмануть льстивыми посулами, купив совесть себе подобных, ис-
пользовал их самые низкие качества и слабости, а эксплуатируемый —
тот государственный муж, кто вместо показных эффектов и аплодис-
ментов, стремится к реальной пользе управляемых и в любой момент
готов оставить свою должность, если убеждается в том, что ее больше
не сможет обеспечить. Эксплуататор — тот служащий, кто занял свое
место, обманув экзаменаторов или будучи замешан в темные дело с
политиками, карабкается по карьерной лестница, льстя начальству, не
столько выполняя свой служебный долг, сколько имитируя некую дея-
тельность, а эксплуатируемым оказывается его коллега, который дела-
ет. .. все в точности наоборот.
Эксплуататор — солдат, исчезающий в момент опасности и появ-
ляющийся, когда вручают медали или раздают вознаграждение, а его
товарищ по оружию — эксплуатируемый, ибо он встречает смерть, по-
лучает ранения, не думая о возможности прослыть героем, требовать
повышения по службе и денежных пособий на всю оставшуюся жизнь.
Эксплуататорами выступают крестьяне и, в особенности рабочие, если
они ленивы, порочны, бесчестны, если с детства паразитировали на
трудолюбивых родителях, а потом на добросовестных сотрудниках,
бессовестно пользуясь их помощью, взамен награждая их болтовней и
236
пустыми советами. Они продолжают оставаться паразитами хозяев,
вымажживая у них оплату за плохо и неполно сделанную работу и час-
то заканчивают свое паразитическое существование в тюрьме уже на
иждивении всего общества. Эксплуатируемые — все работники ручного
труда, которые без лишних слов, сознательно выполняют свой долг,
никогда не избегая трудностей и тягот бытия, живут терпя нужду и
лишения без возможности выбраться из бедности или скопить хотя бы
что-то на старость. Эксплуататор тот, кто мысленно оставаясь холостя-
ком, покушается на честь других женщин, а эксплуатируемый — тот
кто, обремененный заботами и ответственностью семейной жизни с
законной супругой, становится мишенью коварных интриг первого.
Наконец, эксплуататором может стать и ученый, если он добился ка-
федры, написав книгу, рассчитанную на положительный отзыв своих
критиков или приобрел популярность и стал знаменитым благодаря
своим творениям, созданным в угоду толпе, льстиво обольщаясь стра-
стями дня. Эксплуатируемый ученый работает ради любви к истине,
существенно теряя в своей популярности и понижая свое положение,
по сравнению с тем, которое он мог бы занимать, если бы не был столь
честным в своих исследованиях.
Одно время эксплуатируемых называли добрыми, честными, об-
ходительными, смелыми, трудолюбивыми и благовоспитанными, экс-
плуататоров же считали порочными, бездельниками, трусливыми, ин-
триганами, мерзавцами и преступниками. Называли так, как желали и,
возможно, в том нет большой беды, когда только эти два определения
вмещают в себя все перечисленные качества, когда синтезируются
многообразные свойства, характерные для двух классов, которыми мы
занимаемся. Они всегда существовали и, к сожалению, всегда будут
оставаться в мире. Важно иметь в виду, что хотя бедных и несчастных
эксплуатируемых больше всего в низших классах, их вполне достаточ-
но и в классах средних и высоких. В неменьшей мере нельзя отрицать
наличие самоотверженности и ответственности в руководящем мень-
шинстве, без чего немыслима жизнь гражданского сообщества.
XV.	Остается рассмотреть и убедиться в том, сможет ли это ши-
рокое течение идей и страстей, обозначаемое в целом как социализм,
не основанное на точном учете общественных законов, стремящееся к
идеалу, которого невозможно достичь, не меняя радикально природу
человека, хотя бы практически улучшить моральные, а, следовательно,
и материальные условия жизни большинства. Его действие в этом слу-
чае было бы благотворным и его можно было бы сравнить с влиянием
других коллективных иллюзорных мировоззрений. Последние стре-
237
мятся сделать людей более добрыми, более взаимотерпимыми, менее
нетерпеливыми перед лицом несправедливостей мира. Они пытаются,
поскольку это возможно, смягчить тяготы существования тех, кто пре-
бывает на последних ступенях экономической лестницы и тем самым
способствуют укреплению социальной сплоченности общества. Одна-
ко общий вывод, который можно вывести вплоть до настоящего мо-
мента из нашего исследования, оказывается совсем не позитивным.
Общеизвестно, что все книги, помимо интеллектуального воз-
действия, благодаря изложению доктрин, в них содержащихся и спосо-
бу, с помощью которого до читателя доводятся те или иные проблемы
человеческой жизни, влияют на книголюба и морально. Последнее за-
висит от страстей и чувств, которым авторы сознательно или бессозна-
тельно могут себя перевозбудить или суметь их сдержать. Если мы
начнем с этой точки зрения анализировать произведения наиболее из-
вестных докторов социализма и в особенности те из них, которые вы-
шли в свет во второй половине девятнадцатого века и более широко
известны, то легко найдем, что слабые дуновения мира, любви, обще-
ственного согласия веют из работ Йоханна Родбертуса, Карла Вин-
кельблеха и в большей мере Генриха Джорджа. В них ненависть к
сильным пересиливается благородным и мягкосердечным сострадани-
ем к слабым. Но в других, более многочисленных книгах, не говоря о
работах Бакунина, более популярных у народа и ортодоксальных, на-
пример у Маркса, господствующим чувством, помимо сухости и глу-
бокомыслия, при помощи которых он ведет научный поиск, выступает
неприязнь к богатому и могущественному. Эту антипатию он выражает
постоянно с иронией, сарказмом и резкими выпадами. В его работах
капиталист всегда расценивается и рисуется человеком как бы другой
расы, с другой кровью, ни коем образом непохожим на бедняка, по-
скольку имеет свои собственные и основательные слабости и достоин-
ства, проявляющиеся совершенно по другому, уже потому, что для не-
го другими являются и окружающая среда, и искушения, и трудности
жизни. Маркс изображает богача как соперника, как врага, как опасное
и вредное существо, угнетателя, деградирующего и заставляющего де-
градировать других, чья гибель только и может сделать возможным
собственное освобождение и спасение.
Несомненно, что столь широкое и сложное движение как соци-
альная демократия не может быть основано только на добрых инстинк-
тах человеческой природы. Мы считаем естественным и необходимым,
что наряду с чувством справедливости и стремлением к лучшему об-
ществу, находят свою пищу и низкие страсти, дикие и антисоциальные
238
настроения. Зло состоит в том, что именно для последнего рода пере-
живаний социалистические доктрины предоставляют наиболее обшир-
ную и плодородную почву, где они могут размножаться и пышно про-
израстать. Они учат бедняка, что богач роскошествует, присвоив пло-
ды его тяжелейшего труда, которые похищены с помощью искусствен-
ной организации общества, основанного на насилии и обмане. Эта ве-
ра, насаждаемая в сознание всех людей, не являющимися абсолютно
благородными и чистыми, служит чудесным образом тому, что оправ-
дывает дух восстания, жажду получения материальных выгод, бого-
хульство, ненависть, сквернословие. Эта доктрина питает чувство мес-
ти и инстинктивной зависти к тем, кто обладает естественным и соци-
альным превосходством, к тому, что только длительная привычка и
убеждение в том, что лишь необходимые и неизбежные факты могут
быть приняты повсеместно и безусловно.
Неоспоримая слабость всего социалистического движения за-
ключается в чрезмерной материализации концепции человеческого
счастья и, следовательно, социальной справедливости. Социалисты
сначала избыточно идеализировали человека, полагая его лучше, чем
он есть и приписывая общественному устройству большую часть гре-
хов и слабостей, внутренне присущих человеческой природе, но потом
они понизили социальную оценку своих последователей, полагая или
заставляя полагать, что богатство неотделимо от наслаждения, а бед-
ность фатально связана со страданием. Читая их книги и слушая их
речи, представляется, что личное счастье в точности пропорционально
количеству имеющихся денег. Выдвинутые доводы, полемически
удобные для всех новаторов, представляют кажущуюся несправедли-
вость еще большей, чем она существует реально в нынешнем общест-
ве, но это не соответствует истине, поскольку, к счастью, дела обстоят
по-другому. Хотя возможность поддерживать тот уровень жизни, к
которому мы привыкли и в особенности уверенность в завтрашнем дне
являются обязательными условиями определенного благосостояния,
однако не менее верно и то, что на личное счастье оказывают влияние
многие другие объективные и субъективные факторы. По сути, кто
добр и имеет благоразумный характер может быть вполне удовлетво-
рен тем, что у кого-то больше богатства и выше социальное положение
и признание, обыкновенно исходящее от общества, того, кто первый
явно недооценен наряду с внутренним удовлетворением своей совести,
будет одним из элементов, составляющих его большее счастье.
Другие доктрины, иные верования, оказавшись перед тяжелой и
мучительной проблемой жизни, в которой справедливое и доброе часто
239
погибает, а несправедливость и злодейство процветает, решают ее по-
разному и отлично от того, на что претендует социализм. Стоики, на-
пример, не имевшие возможности избавить мир от боли, призывали
своих адептов ее мужественно переносить — не имевшие материальных
средств, чтобы обеспечить ими всех нуждающихся, они внушали пре-
зрение к тем, кто демонстративно пользовался богатством. То же пре-
небрежение к плотскому, к материальному благу мы находим в самом
начале и в последующие периоды распространения горячей христиан-
ской веры. И если верно, что чрезмерность в этом направлении могла
привести к мистицизму, а отчужденность от мира и жизни порождала
характеры более благородные и склонные к самопожертвованию, то не
менее верно и то, что наставление такого рода не только морально бо-
лее возвышенно, но и более практично по сравнению с диаметрально
противоположным, проповедуемым в целом социалистами. То, чему
учат они имеет своим следствием моментальную утрату наиболее вы-
соких чувств и переживаний, свойственных человеческой природе.
Вообще, равенство и стремление к абсолютной справедливости
не первый раз провозглашаются в мире. Их можно проповедовать
только опираясь на любовь, терпимость, взаимное сочувствие и снис-
ходительность, но они могут также провозглашаться с призывом к не-
нависти и насилию. Можно требовать от богатого и сильного, чтобы он
воспринимал бедного и несчастного как своего брата, но можно заста-
вить поверить бедного и несчастного в то, что богатый и сильный — это
его враг. Первый подход тот, которому следовал Христос, апостолы,
Св. Франциск Ассизский, которые говорили богатым: «дайте!». Вто-
рым путем идет большинство современных социалистов, которые рас-
писывая роскошную жизнь богатых как результат похищенного труда
бедных, прямо и недвусмысленно внушают им: «возьмите!». Нет того,
кто бы не видел существенную разницу данных методов, которая на
практике может привести к непредсказуемым последствиям.
XVI. После столь детального анализа нет необходимости надол-
го останавливаться на причинах распространения социалистического
течения. Читатель видимо уже понял, что причина причин, о чем мы и
пишем во всех разделах настоящей работы, состоит в интеллектуаль-
ном направлении века, проявляющемся в доктринах, рассматривающих
организацию общества, превалирующие на сей счет подходы во взгля-
дах людей среднего слоя и даже высокой культуры на законы, регули-
рующие политические отношения. Естественно, эта первая причина
приобретает впоследствии разные формы, порождает многочисленные
вторичные причины, которые рассматриваются некоторыми писателя-
240
ми достаточно полно. Мы коснемся лишь некоторых из этих работ,
важность которых еще не оценена, хотя они этого заслуживают. Тем не
менее, часто они рассматривают видимость, а также реальное неблаго-
получие морального смысла, нежели ошибочность различий и мнений.
Существует теснейшая связь во всем, что касается социального уст-
ройства между областью моральной и интеллектуальной и часто про-
исходит так, что ложное направление в спекулятивной сфере, неверная
оценка природы и общественных тенденций, на практике приводят к
искаженной моральной позиции, и чтобы сделать людей более сговор-
чивыми и безответными, получают снижение уровня наиболее благо-
родных инстинктов и , как следствие, падение среднего уровня качест-
ва характеров и сознания.
Например, одна из непосредственных причин, важнейший пока-
затель результативности социалистической пропаганды — это расшире-
ние политических выборов, лучше, всеобщих выборов, как следствие
признания принципов радикальной школы и логики демократии, одоб-
ренных в Америке и почти во всей Европе. Сегодня голосование на
столь широкой базе может оказаться опасным, как ожидают и опаса-
ются многие, не только потому, что предоставив право пролетариям
контролировать процесс опускания бюллетеней в урны, но из-за воз-
можности формирования их представителями большинства в полити-
ческих ассамблеях. Хотя по существу, при любой избирательной сис-
теме, преимущество остается всегда за классом более могуществен-
ным, чем многочисленным, но дяя пуще гарантированной победы над
соперниками, кандидаты преимущественно вынуждены учитывать на-
родные настроения и предрассудки. И этот учет может легко превра-
титься в символ веры и обещания, основанный на постулатах социа-
лизма. Понятно, что система приводит к тому, что характеры наиболее
здоровые, искренние и энергичные преимущественно удаляются от
политической жизни, что соглашательство и моральное умолчание
становятся все более делом заурядным. В качестве конечного результа-
та происходит умственная и моральная деградация тех, кто составляет
лагерь так называемых консерваторов.
Другой очень важный элемент в разработках социалистических
партий — это революционная традиция, остающаяся еще живой в ла-
тинских странах, в которых руководящие классы делают все, чтобы
она процветала и сохранялась. Как отмечает Виллетард /французский
писатель второй половины XIX века — прим. Т. Е./ и как мы подчерки-
вали в восьмой главе настоящего труда, во Франции всего лишь не-
сколько лет тому назад, возможно лишь за исключением клерикал-
241
законников, консервативные интересы оставались в одиночестве, а
господствующий размах приобрели революционные идеи, причем ин-
спирированные не в частных образовательных структурах, а офици-
ально. И тоже самое можно сказать об Италии последних десятилетий.
Известно, что молодежи свойственна необходимость вдохнов-
ляться неким примером перед глазами, воплощающим идеал истины и
совершенства. Эту модель многие ищут, насколько возможно, дяя того,
чтобы ей соответствовать. Такой моделью дяя современных молодых
людей вот уже которое время как в Италии, так и за Альпами не явля-
ется и не может быть рыцарь, готовый погибнуть за честь своей дамы
сердца, за свою веру и за своего короля. Еще меньше таковым героем
может оказаться функционер, магистрат, военный — строгий ревнитель
закона и приказа. Этим образцом в чистом виде и без всяких прикрас
выступает человек действия — революционер. Он во имя свободы и ра-
венства сражается с тиранами, восстает против существующих властей.
Побежденный, он бесстрашно выносит преследования, а став победи-
телем — разрушает эту власть и заменяет ее.
После того, как тщательно взращена симпатия к восстающим,
после того, как внедрено в сознание, что все, чтобы они не творили,
является благородным и великодушным, естественно, чувства и мысли
нового поколения будут склоняться к этой доктрине, которая может
оправдать и представить необходимым восстание. После того, как была
приступом взята Бастилия, а швейцарцы Карла X были изгнаны из
Лувра, а вскорости за этим обретено единство Италии с правительст-
вом, отрицавшим Бога, беспристрастная память и бунтарский дух ста-
ли выступать против тех институтов, которые появились в ходе про-
шлых революций и против тех людей, которые их возглавляют и кото-
рые и были этими прежними революционерами.
Представляется естественным и очевидным по известном раз-
мышлении, что отчасти из-за несовершенства, свойственного любому
политическому режиму, отчасти из-за их внутренней слабости, новые
институты не смогли удовлетворить возлагавшиеся на них надежды
общественного возрождения, а старые заговорщики и революционеры,
ставшие государственными деятелями и правителями народа, оказа-
лись людьми, несвободными от ошибок и прегрешений. Так обстоят
дела. И можно ли удивляться тому, что молодые, считающие возмож-
ной радикальную реформу общества, надеющиеся с ней приобрести
политический вес, захвачены социалистической доктриной? Многие,
кому присущи благородство, активность, широта души и амбициоз-
ность в этом поколении, готовы воспринять наследие старших.
242
Среди мало-мальски культурных людей приобрело популярность
выражение Макиавелли, который писал о том, чтобы сохранить или
укрепить старые институты, необходимо чаще возвращаться к их исто-
кам. Читая историю монгольских князей, потомков Чингисхана, мы
находим другое правило, которое может иметь смысл диаметрально
противоположный высказыванию флорентийского секретаря и оно
представляется более верным, поскольку применимо к куда большему
числу практических случаев. Так, согласно историкам, Иелиули-
Гутсай, премьер-министр Октая, сына Чингисхана, имел обыкновение
частенько повторять своему господину и патрону: «Ваша империя бы-
ла завоевана на лошади, но нельзя управлять ею, оставаясь на лошади».
Никто не сможет отрицать политической проницательности монголь-
ского министра, поскольку, действительно, и это мы можем легко до-
казать, способы, с помощью которых сохраняются государства, рели-
гии и политические партии, чувства и страсти, культивируемые для
этой цели, зачастую весьма отличаются от тех, что использовались во
время их основания.
Возвращаясь к нашему случаю, мы легко соглашаемся с тем, что
новое государство, новый политический режим могут быть вполне ос-
нованы с помощью революции, мы даже допускаем, что в некоторых
случаях это необходимо. Однако, совершенно ясно, что никакое госу-
дарство не укрепляется, никакой режим не сохраняется, если в нем
продолжает оставаться революционный дух и еще хуже, если люди,
держащие в руках власть продолжаю этот дух возбуждать, вместо того,
чтобы воспитывать те чувства и настроения, тот способ видения, кото-
рый ему абсолютно противоположен.
Прежде чем покончить с данной аргументацией, напомним по-
путно, что существуют и другие причины, несомненно способствую-
щие пропаганде социализма. Они широко рассмотрены другими авто-
рами. Таковыми являются внезапное обогащение многих спекулянтов,
почти всегда с помощью бесчестных махинаций, наиболее вызываю-
щие траты ради приобретения незаслуженного и несправедливого по-
литического влияния, это может проявляться и в вульгарной, бьющей в
глаза роскоши, оскорбляющей честность среднего класса и глубоко
травмирующей самых бедных. Впрочем, поветрие времени ведет к ум-
ножению данного зла и во время, когда проповедуется равенство, де-
мократия, одинаковые права для всех людей. Кажется еще никогда не
проявлялся вопиющий общественный дисбаланс в обладании матери-
альными благами, никогда еще богатство, неважно как приобретенное,
не служило ключом, открывающим все двери, никогда еще оно так ту-
поумно и демонстративно не выставлялось напоказ.
243
Другие факторы, работающие на социализм — это необдуманная
война против религиозных чувств верующих, публичная и частная
бедность, вызванная непомерными налогами и, в особенности, зло-
употребление неплатежами и многочисленные непроизводительные
расходы. Сюда же отнесем известную безнравственность управляю-
щих, несправедливость и тщеславие парламентаризма, интриганство
людей, ощущающих себя не на своем месте, получивших свою долж-
ность благодаря несовершенствам существующего порядка в среднем и
высшем образовании. Наконец, свою роль в этом перечислении играет
укоренившийся обычай использовать давление на общественное мне-
ние и на правительство для получения концессий на монопольных ус-
ловиях или права не облагать пошлиной так называемых защитников
национальной промышленности и сельского хозяйства. Благодаря чему
находит свое оправдание какая-то иная форма социализма, вероятно
худшая, которая заставит государственную власть использовать на
благо одних сверхбогатых за счет всех остальных. Известно, что пре-
небрежение гигиеническими нормами, нехватка здорового жилья, чис-
той воды, отсутствие надлежащих условий, если и не приведут к появ-
лению бацилл холеры, то весьма ослабят человеческий организм, за-
труднят защиту против болезни, не прекратят распространение заразы
и развитие эпидемии. Аналогичным образом все факторы, которые мы
перечислили, все акты дурного управления, если и не связаны напря-
мую с ответственностью за инициирование интеллектуальной инфек-
ции, называемой социализмом, то, несомненно, увеличивают градус
недовольства и уменьшают таким образом естественное сопротивление
общества, способствуют ее распространению. Поэтому было бы очень
полезно посоветовать управляющим классам соблюдать более строгую
социальную гигиену, что означает избавление от старых ошибок. К
сожалению, советы легко давать, но трудно выполнять. Чтобы этот
совет был воспринят и исполнен на практике, эти классы должны были
бы подняться на более высокий моральный уровень, быть предусмот-
рительными и способными на большее, чем это они демонстрируют во
многих странах.
XVII.	Среди тех, кто сегодня следит с определенным интересом
за развитием публичной жизни в Европе и Америке, очень немного
тех, кто не задается вопросом о том, будет ли социальная демократия
иметь успех в более или менее близком будущем.
Мы искренне сознаемся, что многие, даже не испытывающие
симпатий к социалистическим доктринам и не имеющие никакого ин-
тереса в их поддержке, тем не менее, склонны ответить утвердительно
на поставленный вопрос и это есть результат интеллектуального вос-
244
питания, благодаря которому большая часть людей известного уровня
культуры привыкла рассматривать историю человечества как непре-
рывную дорогу, ведущую к осуществлению тех идей, которые сейчас
считаются широко продвинутыми. Слепая вера в предначертанный
успех собственной программы, неизбежный в более или менее близком
будущем, есть самая свойственная всем сторонникам коллективизма и
анархизма черта. Она составляет огромный потенциал силы, служащий
им такой же поддержкой, какую ощущали первые христиане, веруя в
скорый приход царства Божия или в будущую жизнь. Действительно,
как и те, полагавшиеся на Божественное откровение, бесстрашно шли
на жертвы, так и нынешние новаторы добровольно выносят неприят-
ности, лишения, преследования и когда им случаются какие-то страда-
ния, они заранее предвкушают радость от безусловной, и как считают
многие из них, скорой победы.
С учетом того, что было исследовано, думается никто не будет
удивляться тому, что мы решительно подтвердим, что даже если гипо-
тетически коллективисты и анархисты окажутся успешными в каких-то
государствах и захватят политическую власть, в любом случае осуще-
ствление их эгалитарной программы окажется невозможным, посколь-
ку постулаты коллективизма, коммунизма и анархизма никогда не смо-
гут иметь практического воплощения, если они захотят достигнуть аб-
солютного равенства. Однако, остается рассмотреть, какова вероят-
ность реализации гипотезы, которую мы отметили. Простая попытка,
продолжающаяся который год утвердить, например, коллективистские
теории, если и не заменит собой постоянные законы, которые в конеч-
ном итоге всегда оправдываются, то тяжело отразится на судьбе поко-
ления, над которым этот эксперимент и будет осуществляться. Это по-
коление, сбитое с толку между революцией и неизбежной реакцией,
будет вынуждено в любом случае возвратиться к типу правительства
более авторитарному, по сравнению с тем, к которому мы привыкли и
необходимым образом вынести понижение уровня юридической защи-
ты и настоящее крушение морального и материального положения. Все
это через несколько веков возможно будет с интересом изучаться и
может быть послужит любопытным показательным случаем социаль-
ной патологии, но пока он причинит неисчислимые страдания тем, кто
станет его свидетелем или жертвой.
Поставленный таким образом вопрос не относится к таким, ко-
торые можно разрешить вполне определенно и точно, поскольку мож-
но привести множество факторов «за» и «против» временного триумфа
социальной революции и эти факторы весьма отличаются от государ-
245
ства к государству в Европе, а тем более там, где нужно учитывать
английский и американские колонии.
Конечно, предпринять попытку установления коллективизма
сложнее, чем свергнуть наиболее прочную из царствующих династий.
Не следует забывать, что в современном общественном устройстве
имеются два рычага, которые использует обыкновенно всякое прави-
тельство, ведущее за собой нацию, - это бюрократия и постоянная ар-
мия. Как мы уже отмечали в восьмой главе, в предыдущих революци-
ях, за исключением великой Французской революции, менялся наезд-
ник, но с поводьями ничего не происходило, они продолжали исправно
служить.
Если вдруг побеждает великая социальная революция, то до-
вольно сомнительно, что существующий корпус чиновников и офице-
ров сможет выполнять свои функции, а еще более сомнительно, что
победители найдут свой персонал, способный их заменить. При без-
действии обычных государственных органов, наступит период анар-
хии, из которого неизвестно что может выйти, но который даже на
мгновенье нельзя было бы представить образцом коллективизма.
Существующее устройство общества обладает значительными
силами сопротивления, значимость которых еще не проверена экспе-
риментально. Неисчислимо количество людей и интересов, чья судьба
связана с существующим господствующим сейчас режимом. Банкиры,
коммерсанты, промышленники, служащие государственные и частные,
обладатели права публичного кредита, депозитарии сбережений, даже
небольших, собственники большие и самые маленькие образуют мно-
гочисленную армию, чьи бойцы даже если лично симпатизируют иде-
ям социального равенства, когда речь идет о долгосрочных проектах
общего плана, конечно, начинают думать совсем наоборот, когда на их
глазах происходит их исполнение, угрожающее их интересам.
Отметим, что правительство в какие-то моменты может монопо-
лизировать весьма эффективные средства, которыми являются почта,
телеграф, железные дороги, что оно располагает миллионами в пуб-
личных кассах без ущерба для тех, кто в этот опасный момент мог бы
предоставить правительству банковские ресурсы и принудительный
курс валюты. В конце концов в распоряжении правительства находится
полиция и постоянная армия, если они еще не дезорганизованы уступ-
ками, сделанными демократическому духу и когда остаются твердыми
и решительно настроенными могут, даже если их численный состав
сократился, всегда подавить любую попытку вооруженного выступле-
ния.
246
С другой стороны, всегда нужно учитывать постоянную пропа-
ганду, ведущуюся во всех слоях населения, даже там, где должно было
бы сохраняться лояльное отношение к существующему режиму. Про-
паганда социальной демократии, если и не достигает цели полного об-
ращения людей определенного возраста и социального положения, то
заставляет усомниться в справедливости собственных действий многих
из тех, кто в силу собственного интереса или по долгу службы должен
был бы противостоять новому революционному течению. В угрожаю-
щий момент это заставит колебаться многих из тех, кто должен оста-
новить это движение. Указанные колебания могут стать важным фак-
тором поражения, особенно если все происходит на фоне медленного
разлагающего действия всех органов государства, действующего в
парламентском режиме. А как можно требовать твердости при угрозе,
скрупулезной и добросовестной службы без нерешительности и по-
слаблений от бюрократической машины, привыкшей к меняющимся
произвольным решениям сменяющих друг друга министров, префектов
и офицеров полиции, периодически замещаемых уполномоченными в
избирательных кампаниях? Какие уверения могут дать люди, которые
почти по долгу службы, не должны иметь настоящей верности и ува-
жения ни к какому принципу, ни к какому человеку, кто должен сего-
дня противостоять тому, кому он подчинился вчера и чье главное уме-
ние должно заключаться в том, чтобы не слишком ссориться с сего-
дняшним начальником, чтобы не впасть в немилость начальнику зав-
трашнему? Таким манером можно воспитать изворотливых эквилибри-
стов, способных больше всего реагировать на обычные эпизоды адми-
нистративной жизни, но они не способны ни на пунктуальную испол-
нительность, ни на смелые инициативы. Тем более у них не будет та-
ланта и духу принять на себя тяжелую ответственность. Им будет не
хватать твердости мысли или сердца, столь редких у людей, привык-
ших к соглашательству и уловкам, а это — важнейшее качество высших
правительственных чиновников в особые периоды назревающей рево-
люции.
Что особенно трудно в предсказании революции — это сроки,
день, в который она разразится /что по нашему мнению совсем не обя-
зательно должно произойти/. Эта дата не будет определена ни вождями
социальной демократии, ни теми людьми, которые будут находиться в
правительстве разных государств. Это будет следствием или невольной
ошибкой управляющих, или спонтанных спровоцированных событий,
которым никто не сможет воспрепятствовать и которые произведут в
данном обществе величайшие потрясения и волнения. Сейчас мы не
247
знаем и не может знать, представится ли такой случай и окажется ли в
это время революционная партия способной действовать и будут ли
для выступления наилучшие условия, то есть чтобы ее силы были пре-
дельно организованы, а силы противника относительно дезорганизова-
ны. С другой стороны, необходимо держать в уме, если благоприятный
момент для начала революции затягивается, это будет опасно для са-
мих революционеров. Потому, что долгое время поддерживать в мас-
сах любую агитацию, когда не делается каких-то конкретных усилий,
которые позволили бы массам надеяться на достижение тех идеалов, на
что и направлена сама агитация. Так, во Франции и некоторых других
странах, где сохранялась привычка и традиция вооруженной борьбы,
они полностью утратились и ощущается нехватка авторитетных вожа-
ков, с опытом, приобретенным в предыдущих сражениях, которые
могли бы грамотно руководить ходом будущей революции.
В конце концов личная доблесть или ее отсутствие у людей,
держащих в своих руках высшую власть в крупных государствах Ев-
ропы и Америки на момент, когда разыгрывается решающая партия,
если, конечно, она будет разыграна, станет фактором далеко не безраз-
личным для победы или поражения революционной социальной демо-
кратии.
XVIII.	В любом случае ясно, что даже если удастся избежать на-
сильственного варианта событий, благодаря присутствию партии, ска-
жем, эволюционистов, находящейся среди новаторов, предпочитающей
не прибегать ни сейчас, ни впоследствии к тем или иным формам воо-
руженной борьбы, социальная демократия не прекратит оставаться на-
сильственным агентом, разлагающим современное общество. До тех
пор, пока данная доктрина не будет побеждена, существующий поря-
док вещей будет постоянно оставаться в состоянии нестабильного рав-
новесия и не будет надежно сохранен по большей части материальной
силой. Последней будет достаточно для каждодневного противодейст-
вия насильственной катастрофе, которая может разразиться, но она не
в состоянии придать общественному консорциуму, то моральное един-
ство, которое и обеспечивает прочный порядок. Вот почему представ-
ляется бесспорным, что европейская цивилизация, если она будет вы-
нуждена в продолжении длительного времени стоять на собственной
защите от поползновений социалистических течений, только по одно-
му этому должна будет пасть. И это падение будет проявляться тем
больше, чем больше будет уступок, соглашений и почти что догово-
ренностей, как мы увидим в недалеком будущем, когда будет одобрена
всеохватная система насилия и сопротивления. Для поддержания по-
248
следней придется отказаться от доброй части своих идеалов, свернуть
свободу мысли и принять новый тип правительства, означающий ре-
альное снижение защиты справедливости и юридической защиты.
Лекарственных средств, которые можно рекомендовать много и
большую часть из них нельзя отвергать, но даже лучшие из них, хотя и
увеличивают, как мы уже отмечали, силу сопротивляемости больного,
не искореняют подлинную причину болезни. О фармации такого рода я
уже высказывался выше, и нет нужды останавливаться на ней снова.
Если растет национальная экономика, уменьшаются налоги, если ста-
новится более справедливым и эффективным правосудие, если прихо-
дит конец всяческим злоупотреблениям и они исчезают, то, конечно,
для общества это неоценимое благо. Но социальная демократия, жаж-
дущая абсолютного равенства и абсолютной справедливости, которых
никогда невозможно добиться, из-за этого не разоружится и не простит
буржуазное общество, только потому, что оно созналось частично в
своих прегрешениях и раскаялось; поэтому, в отличие от христианско-
го Бога, настоящий социалист на фоне современного экономического
положения хочет смерти покаявшегося, а не его переубеждения и об-
ращения его живого в свою веру.
Второй вид лекарственных средств, на которые сильно рассчи-
тывают государственные мужи и некоторые современные суверены,
состоит во вмешательстве государства с целью санации или снижения
уровня нес праве дяивости и страданий, во многих случаях существую-
щих из-за экономического индивидуализма, безжалостной конкурен-
ции собственников и крупных промышленников. Результатом всего
наступает нищета и неуверенность в завтрашнем дне наемных рабочих.
По этому поводу мы тоже высказывались достаточно подробно в шес-
той главе настоящего труда. Мы уже говорили в частности, что это не
только социальная проблема, таких проблем много, и в зависимости от
конкретного случая вмешательство государства, то есть бюрократии и
других руководящих классов, может быть оправдано или отвергнуто.
Конечно, есть примеры, в которых это вмешательство, использованное
умело и уверенно, может быть принято, как происходит с ограничени-
ем некоторых видов работ для женщин и подростков. Но мы не будем
отрицать, что в том, что касается милосердия, социального обеспече-
ния или взаимопомощи их современное состояние неудовлетворитель-
но. Между государством и большими административными округами,
которые слишком велики и гражданином нет никаких промежуточных
звеньев. Индивид оказывается забытым, он исчезает. Современная се-
249
мья сведена к максимальной простоте. К минимальному возможному
выражению, в которой даже братья чувствуют необходимость помо-
гать своим родственникам. В древности у нас бытовали корпорации,
братства и цеха по профессиям. Они существовали и в средневековье и
впоследствии. Подобного рода организмы можно обнаружить и сейчас
во всех других цивилизациях. Они накладывали определенные обязан-
ности на своих членов. Но одновременно там признавались и извест-
ные права. В особенности запрещалось бросать на произвол судьбы
работника или целую семью, пораженную внезапным несчастьем и
находящуюся в отчаянном положении. Понятно, что с этой точки зре-
ния какие-то вещи следует исправить, для чего может быть было бы
достаточно правительству предоставить свободу развитию событий
для восстановления этих форм естественной солидарности людей,
главным условием для формирования которой является длительный
период стабильности и в жизни населения и в состоянии экономиче-
ских интересов.
Совсем другое происходит тогда, когда речь идет о так называе-
мом вмешательстве государства. Многие полагают, что это прямое
воздействие на распределение богатства. Государство, избавляя по-
средством налогов, богатых от излишка, передает его бедным. Этот
тезис, с симпатией встречаемый консерваторами, как и многочислен-
нейшей партией так называемых сочувствующих социализму, то есть
тех, кто прямо не записан в коллективистскую или анархистскую пар-
тию, формирует благоприятную среду для деятельности новаторов.
Этот тезис поистине опасен. Не надо притворяться. Эта мера, приме-
няемая в широких масштабах, тяжело отразится на капитале или пре-
тендуя, например, на определенном способе возделывания почвы, убь-
ет то, что французы называют дойной коровой, то есть резко понизит
производство богатства и, следовательно, увеличит нищету и недо-
вольство всех слоев общества. Введение данной системы не приведет к
всеобщему коллективизму, не уничтожит социальное неравенство, ос-
тавив таким образом новаторам возможность всегда требовать чего-то
существенного, но дезорганизует полностью всю экономику общества,
называемого буржуазным и нарушит вообще его функционирование.
То, что сторонники Маркса настаивают на применении, как переход-
ной мере, данной системы — естественно и логично, поскольку она сама
по себе может привести общество к желанию пойти на коллективист-
ский эксперимент. Но кажется очень странным, что те, кто не разделя-
ет этой теории, надеются их нейтрализовать и опровергнуть, путем
250
ухудшения экономических условии всех и ставя всех в условия ожида-
ния коллективистских усовершенствований.
Социализм христианский, а впоследствии в особенности католи-
ческий, расценивается в конечном счете многими как вполне приемле-
мое и подходящее средство нейтрализовать атеиста, будь он материа-
листом и революционером, и их следует похвалить за их усилия в этом
направлении, усилия не вполне безрезультативные, которые они дела-
ли и делают. Однако полностью полагаться с безграничной верой на
эту деятельность не следует. Как мы уже отмечали, христианство и
социализм, несмотря на то, что оба течения действуют в сфере спра-
ведливого и идеального, что так распространено среди людей, однако
вынужденных жить в мире, переполненном низостями и злодейством,
создателями которых они сами и являются, опираются на разные чув-
ства. И последние в двух доктринах совсем не одинаковы. Их методы
пропаганды, их стремления также существенно разнятся. У низ разная
интеллектуальная среда, необходимая для их существования. Основой
христианства является вера в сверхъестественное, в Бога, который ви-
дит слезы несчастных, их утешает в этой жизни и награждает в жизни
будущей. Социализм, рожденный рационалистической философией
прошлого века, базируется на материалистических учениях, доказы-
вающих, что все счастье состоит в удовлетворении инстинктов и зем-
ных страстей. Поэтому это два растения весьма различного вида, кото-
рые успешно оспаривают друг у друга соки земли, но которым невоз-
можно даже пытаться делать взаимные прививки. Поэтому напрасна
надежда на то, что христианская ветка, привитая к социалистическому
стволу, может принести другие плоды, устранив их терпкий вкус, все
их вредные свойства, превратив их в сладкие и целебные. Христиан-
ский социализм не есть и не может быть другим, как новое имя, при-
крепленное к старой вещи — христианскому милосердию. Он без со-
мнения может сослужить еще великую службу европейскому общест-
ву, но потребует полностью покончить с атеистическим и революци-
онным социализмом, когда мир проникнется христианским духом в
той мере, в какой он был, оставаясь менее образованным, в средние
века.
XIX.	В существующих условиях европейской цивилизации,
средством, которое может подсечь зло под корень, которое, отведя в
сторону живительные соки, питающие дерево, вынудит его засохнуть,
это средство иное. Социальная демократия, такая, какой, мы надеемся,
достаточно подробно ее разобрали, это болезнь преимущественно ин-
251
теллектуальная, это болезнь нашего века. И если она смогла найти бла-
гоприятную моральную среду, подготовленную всеми злодеяниями и
обидами, высокомерием и алчностью, которые являются необходимым
следствием длительного периода революций и судьбоносных сдвигов,
с которыми они неразрывно связаны, и если ей пошло на пользу раз-
очарование от парламентской демократии, которая должна была про-
возгласить царство равенства и справедливости в мире, но так скверно
исполнила свои обязанности, то происхождение новой доктрины сле-
дует искать в данной системе идей, которая по сути является логиче-
ским следствием того, чем вдохновлялась чистая античная демократия.
Вера в возможность того, что управление исходит из большин-
ства, убежденность в некоррумпированности этого большинства, неко-
лебимая уверенность в том, что люди, освобожденные в своих дейст-
виях от любого принципа авторитета, если он не базируется на согла-
сии большинства, от любых предрассудков — аристократических, мо-
нархических или религиозных, могут провозгласить такой политиче-
ский режим, который больше всего отвечает всеобщим интересам и
справедливости, сформировали тот комплекс идей и настроений, кото-
рый боролся и борется с христианской верой народа и выступает глав-
ным препятствием для компромисса с церковью. Тот же порядок идей
и настроений выработала парламентская демократия, что и препятст-
вует применить к парламентаризму радикальные средства оздоровле-
ния и тот же порядок неотвратимо ведет его к социализму и в конце
концов к анархии.
Опыт показывает, что простое политическое равенство, обнару-
живаемое во всеобщих выборах, не дает равенства на деле и закрепляет
первенство определенного класса и определенных социальных влия-
ний. Естественно и логично, что изобретается система, разрушающая
неравенство в частных судьбах, ставящая в сходные условия тех, кто
желая руководить обществом, требует народного голосования. Как по-
кажет более зрелый опыт или просто подскажет интуиция, даже и в
этом случае напрасно ожидать правительство, которое будет искрен-
ним выражением воли большинства и еще меньше инструментом абсо-
лютной справедливости. И тогда возникнет последний доступный по-
ниманию метафизический концепт, который вряд ли сможет рассчиты-
вать на осуществление. Это доктрина с жаром отстаивающая заверше-
ние каких-либо типов общественной организации, доктрина анархии.
Таким образом, истина состоит в том, что демократическая док-
трина, оказавшая неоспоримые услуги цивилизации и воплотившаяся в
252
представительную систему, модель которой мы можем найти в Анг-
лии, способствовала осуществлению самых серьезных улучшений в
юридической защите, достигнутых благодаря процедуре свободного
обсуждения, принятой в стольких странах Европы, но в тоже время с
этой доктриной мы пришли к завершающему логическому заключе-
нию, а именно, что принципы, на которых она основана, доведенные до
своих крайних последствий, приводят к дезорганизации и упадку тех
стран, в которых они превалируют. И это необходимо так. Потому, что
данная доктрина псевдо-научного характера, в сущности совершенно
априористична. Ее предпосылки совершенно не подтверждаются фак-
тами, поскольку в человеческих обществах абсолютное равенство ни-
когда не существовало, а политическая власть не была и никогда не
будет основана на согласии, выраженном большинством. Она всегда
осуществлялась и будет осуществляться организованным меньшинст-
вом, которое имело и будет иметь средства, позволяющие, в зависимо-
сти от времени, навязать свое превосходство большинству. И мы уже
убеждались, что только продуманная организация и большое число
благоприятных исторических обстоятельств могут сделать это превос-
ходство руководящего класса менее тяжелым и злосчастным.
Ренан писал, что Римская Империя смогла остановить пропаган-
ду христианства лишь при одном условии — распространяя позитивные
знание естественных наук, которое только одно могло развить чувство
реальности. Лишь ясно показывая, что в сфере естественных фактов
наш мир подчиняется неизменным законам, удалось выкорчевать из
человеческого рассудка веру в чудеса и постоянное вмешательство
сверхъестественного. Но тогда естественные науки находились еще в
зародышевом состоянии и христианство оказалось сильнее. Сейчас, в
том мире, в котором мы живем, социализм может быть остановлен
только при том условии, что позитивная политическая наука в общест-
венной сфере полностью отбросит современные априористские и ме-
тафизические методы, то есть если открытие и показ великих постоян-
ных законов, проявляющихся во всех человеческих обществах, дока-
жут невозможность применения демократических концепций. При
этом условии и только при это условии интеллектуальные классы смо-
гут полностью освободиться от воздействия социальной демократии и
сформировать непреодолимое для нее препятствие.
Пока же тот или иной постулат социалистов изучается учеными
обществоведами и в особенности экономистами, таким образом, что
вскрывается их какая-то очевидная фальшь. Но этого недостаточно,
253
потому что это все равно, что разоблачить одно или несколько чудес,
не разрушая веры в возможность чудес. Целостной системе метафизи-
ки следует противопоставить целостную позитивную систему. Один
уважаемый ученый /Моска ссылается на юриста-криминолога Рафаэля
Гарофало — Т.Е./ недавно отмечал: «в высшем образовании ошибочным
положениям марксизма необходимо противопоставить теорию полити-
ческой экономии и позитивной социологии, чтобы молодые умы не
оставались во власти химер, представленных как последние достиже-
ния науки». Мудрые и справедливые слова, но пока в них больше со-
держится похвального намерения, чем указания на скорые и эффектив-
ные средства борьбы. Действительно, превосходное дело изучение по-
литэкономии, но недостаточное для изгнания из головы химер, о кото-
рых говорится. Поскольку эта дисциплина, детально исследующая за-
коны производства и распределения богатства, но она еще не посвяще-
на изучению других отношений, с другими законами, которые объяс-
няют их действие на политическую организацию общества; потому что
экономисты не занимаются наблюдением за теми верованиями, теми
коллективными иллюзиями, которые могут превратиться в данном об-
ществе во всеобщие и определить собой значительную часть истории
мира, известно ведь, что человек живет не хлебом единым. Что же ка-
сается позитивной социологии процитированной выше, уважаемый
автор нам дает понять, что данная наука еще себя не проявила, по
крайней мере в своих основных направлениях, как зрелая и бесспорная.
Нам представляется, что во второй половине девятнадцатого века и в
первые десятилетия века двадцатого конкуренцию социал-
демократической метафизике составляют только другие системы, на-
зывающие себя позитивными, но остающиеся в равной степени мета-
физическими, которые еще менее сопоставимы с реальной жизнью лю-
дей и еще менее восприимчивы к практическому применению. Между
различными метафизическими направлениями очевидно преимущество
остается за теми, которые нучше умеют потакать наиболее общим и
живым страстям.
Итак, трудной остается задача политической науки. И эта труд-
ность еще больше возрастет, потому что истина, открытие которой яв-
ляется ее главной миссией, едва ли будет восприниматься в целом бла-
госклонно, поскольку будет раздражать и шокировать многие страсти и
многие интересы. И поэтому весьма вероятно, что несмотря на тради-
цию свободной дискуссии, отличающую наше время, распространение
новых результатов научных исследований однажды встретит такие
254
препятствия, что немало затормозит прогресс в других областях зна-
ния. Нет больших оснований верить, что новейшие доктрины найдут
поддержку в правительстве, в руководящих классах, которые должны
были бы их приветствовать. Поскольку интересы разного рода любят
полемику, но не бесстрастную глубокую дискуссию и поддерживают
только ту теорию, которая служит непосредственно достижению част-
ной цели, оправдывает человека, поддерживает данное правительство
или партию. Это не относится к той теории, которая принесет практи-
ческие последствия только в момент достаточно далекий и в интересах
всего общества. И если наука все-таки одержит победу, она будет до-
быта, как впрочем и всегда, благодаря сознанию и совести честных
ученых, для которых выше всяких соображений, остается долг искать и
излагать истину.