диурез
век
кыддыеинн
кылдыеиндэн
диурез
Ижевск «Удмуртия» 2008
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)6
В27
Издание осуществлено
при финансовой поддержке
Федерально!! целевой программы
«Культура России»
Век Кылдысииа=Кылдысинлэн даурез / Пер. худ. текста с рус. яз. В. Л. Ши-
В27 банова. Ижевск: Удмуртия, 2008. 136 с.: ил. (На рус. и удм. яз.)
ISBN 978-5-7659-0496-1
J (cm рал ы юс место в каше занимает удмурл скин зное, на писанный на основе собранных М. .Худяко-
вым н его предшественниками фольклорных материалов.
ISIPs 978-5-7659-0496-1
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)6
( Розенберг Н., предисловие, статья, 2008
<	Шибанов В., перевод, предисловие, статья, 2008
с Домокош П„ статья. 2008
с Васильев С., статья, 2008
<	Копанева М., худ. оформление, 2008
Издательство «Удмуртия». 2008
Дорогой читатель!
С каждым новым поколением в культуре удмуртского народа
проявляется потребность воссоздания эпического наследия, утраченного,
казалось бы, навсегда. Постепенно проясняются связи между фольклорно-
мифологическими и эпическими текстами, записанными в разное время учеными
разных национальностей. Это русский М. Первухин, удмурт Г. Верещагин,
кряшен Б. Гаврилов, венгр Б. Мункачи.
Центральное место в этой книге занимает удмуртский эпос, написанный
на основе собранных М. Худяковым и его предшественниками фольклорных материалов.
Труд этого известного ученого и этнографа остался незавершенным,
так как в 1930-е годы его репрессировали. Только первая и вторая главы
эпоса сохранились
в перепечатанном автором виде, остальные в рукописном варианте и в черновиках.
Большую работу по восстановлению текста сделал фольклорист и поэт Д. Яшин,
он же в 1986 году опубликовал с краткими комментариями большую часть
худяковского эпоса в научном сборнике «Проблемы эпической традиции
удмуртского фольклора и литературы» (Устинов, 1986), не включив туда однако
финальных глав эпической поэмы. Эти главы, глубоко пессимистические по содержанию,
опубликованы в приложении монографии С. Васильева и В. Шибанова «Под тенью
Зэрпала» (Ижевск, 1997). В последние годы над худяковским эпосом много работает
ученый и поэт В. Ванюше в. Им сделан вольный перевод этой поэмы на удмуртский язык,
напечатанный отдельной книгой - «Дорвыжы» (Ижевск, 2004).
В данной книге текст эпоса впервые печатается в полном объеме на русском
и удмуртском языках. Перевод на удмуртский язык выполнил поэт-этнофутурист,
доцент Уд ГУ В. Шибанов.
В приложении опубликованы статьи П. Домокоша, П. Розенберг, С. Васильева
и В. Шибанова, в которых рассматриваются проблемы, связи фольклорной эпики
и национальных литератур финно-угорских народов, аксиологические ориентиры
современных и традиционных культур и, наконец, структурно-семантические основы
собственно эпической традиции. Круг этой проблематики может быть очерчен
очень кратко: современный человек и его связи с эпической традицией.
4
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В реализации этого проекта было абсолютно неизбежно содружество ученых
разных специальностей, поэта и художника данной книги М. Копаневой,
создавшей визуальный образ текста.
Фольклорно-эпическое наследие можно изучать во взаимодействии и на стыке
различных наук, науки и искусства, но вполне закономерна в этом процессе
приверэк енность к уже сложивишмся школам. В области фольклористики
в Удмуртии работают такие известные ученые, как В. Ванюшев. В. Владыкин,
Т. Владыкина, И. Калинин, В. Напольских и другие.
Авторский коллектив книги
выражает свою искреннюю признательность всем, кто способствовал претворению
этого проекта в жизнь.
Н. РОЗЕНБЕРГ, В. ШИБАНОВ
Часть первая
Михаил Худяков
Михаил Худяков
ПЕСНЬ
ОБ УДМУРТСКИХ БАТЫРАХ
УДМУРТ БАТЫРЪЁС СЯРЫСЬ
МАДЬЁС1
ВСТУПЛЕНИЕ
КУТСКОНЭЗ
В том краю, где реки быстры,
Где река Чепца синеет.
Где в лесах живут медведи,
Где отважно смелы люди,-
Там возникли эти песни -
Эти древние легенды,
Эти славные сказанья.
В том краю живут удмурты,
Племена Ватка2, Калмезов3
И народ Шудзя4 могучий.
Кытын шуръёс дырто жингрес,
Кытын Чупчи бызе чагыр,
Тэльын гондыр улэ данак,
Кытын кадык дйсьтйсь но сэзь,-
Отын кылдо та кырзанъёс
Та ваш кал а дауркылъёс,
Паймымонэсь кылбур мадьёс.
Отын улэ удмурт калык,
Ватка выжы, Калмез выжы,
Озьы и к сэзь Шудзя калык.
6
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Рядом с ними поселились
Чужеземные бигеры5,
Многочисленные поры6.
Все народы эти храбры,
Много подвигов свершили,
Много славы воспевают
В древних, дедовских преданьях.
И рассказывают старцы
Эти песни юным детям,
И под звуки звонких гусель
Эти славные примеры
Входят в душу молодежи,
Зажигают в ней отвагу,
Светлый пламень жажды славы,
Возбуждают подражанье
Древним доблестным героям.
Нош соосын артэ улэ
Сьбрлось лыктэм бигер калык,
Поръёс но трос ни тапалан.
Ваньзы ик дйсьтйсесь соос,
Батырлыко вормонъёссэс
Данъяськыса вералляло
Пересьёслэн мадьёсазы.
Со мадьёсты песятайёс
Пиналъёслы кылбурало,
Жингрес крезьёс шудэм улсын
Дано учыръёсты мадё.
Пуромытэм дйсьтон мылкыд
Пинал вире пыча пумен,
Данъяськонзэс улзытыса,
Пиналъёслэн дйсьтонзылы
Адзем карон мылкыд сётэ.
Эти песни мы слыхали
От столетнего Ожмега
Из Большой Докьи, из рода
Темно-серого медведя7.
Та мадьёсты милем вераз
Бадзым Докъя палась Ожмег,
Сю аресъем, воршудэзъя
Пурысь гондыр выжыосысь.
Песнь первая
ИНМАР, КЫЛДЫСИН
И КУАЗЬ
Времена, когда возникли
Сонм богов, земля и небо,
Скрыты в сумраке столетий,
Их не знает наша намять.
И когда возникли страны,
Где растут сосна и ели,
Где текут лесные реки,
Уже были и смотрели
На прекрасные долины.
На луга, леса и горы
Боги мудрости и света.
Нырыеетй мадь
ИНМАР, КЫЛДЫСИН
НО КУАЗЬ
Со вапумъёс, ку кылдйзы
Музъем, инбам но инмаръсс,
Даур ныдсы выйылэмын,
Тодэ у г л у ни вайыны.
Нош ку кылдо ни шаерьёс,
Кытын пужым но кыз будо,
Шуръёс ышо тэльёс пушкы,-
Соку учко ни вал уллань
Синмаськымон возьёс шоры,
Лудъёс, тэльёс, выръёс шоры
Визьмо но юг-юг инмаръёс.
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
.Было трое их прекрасных,
Дружных, как родные братья.
Добрых так, как мать для сына.
Эти боги были Инмар*,
Кылдысин9 и Куазь1'1, всех трое.
Соос вал куинь кузя, матысь
Вын-агайёс выллем; соос
Кызьы анай ионна пиез.
Тани со куиньёслэн нимзы -
Инмар но Кылдысин но Куазь.
Инмар бог лазури неба,
Бог прекрасного светила -
Благодетельного солнца.
Царь луны и звезд мерцанья.
Бог небесный, Инмар светлый,
Величавый бог - властитель,
Недоступный жизни бурям.
Вечно мудрый и спокойный,
С неба смотрящий на землю.
В знак того, что он на небе
Вечно в выси пребывает.
Мы ему приносим в жертву,
На огне их сожигая.
Дым от жертв восходит к небу,
Где Инмар его вдыхает
И моления людские
Благосклонно принимает.
В знак того, что он - бог выси.
Посвящены ему сосны,
У которых ветви кверху,
К синей солнечной лазури
Устремляются от наших
Зеленеющих просторов.
Так народ лесной удмуртов
Воздаст свои молитвы
Всеблагому властелину,
Богу Инмару святому.
Инмар со инлызлы кузё,
Соя ветлэ ачиз югдйсь -
Шуд-дэлетэз сётйсь шунды,
Толэзь но юг кизилиос.
Югыт Инмар. выли кужым,
Лыз инбамлэн кивалтйсез
Сое уг жугы улон тол,
Котьку лякыт но визьбуро
Инмысь учке музъем вылэ.
Инэз аслыз бырйиз бере,
Ялан вылын улэ бере,
Курбон но сётйськом солы,
Тылскем вылын сутылыса.
Со курбон чын инме тубе,
Зынъя сое Инмар, шокче -
Озьы калы к куриськонэз
Кылэ но берекет каре.
Аслыз инэз бырйиз шуыса,
Пужым луиз солэн пусэз:
Пужым вайёс жутско выллань
Юг шундыё инлыз пала,
Жутско ио кыстйсько соос
Вож вожектйсь кыралысен.
Нюлэсъёсысь удмурт кадык
Озь куриськс но вбсяське
Аслаз быдзым кузёезлы,
Сйё-даио Иимарезлы.
Кылдысин второй бог светлый.
Властелин земли широкой.
Царь всего, что населяет
Горы, лес, поля и воды.
Всех живых существ хозяин,
Крупных хищников и диких,
И полезных всех животных,
Кыксгйез со Кылдысин,
Кыралъсслэн со эксэйзы;
Ваньмыз, кинъёс нюлэсъёсын,
Муос, выръес, вуос вылын,
Вань лулосъёс сое кылзо -
Кыр пбйшуръёс, кышкыт сьосьёс,
Пайда вайись пьыльпыдоос,
Часть первая. Песнь первая. Нырысстй лижет. Нырысопн мадь
9
Нам привычных и домашних.
Он заботится о жизни
Всех растений - злаков хлебных,
И больших лесных деревьев,
И былинок жалких в поле.
Кылдысин хранит от порчи
Сосны, пихты, ели, дубы,
Клены, липы и березы,
Ольхи, осокорь, осины.
Сохраняет в поле злаки:
Рожь, овес, ячмень и полбу.
Коноплю и лен, и гречу,
Чтобы было чем питаться,
Чтобы был холст для одежды.
Щедрой благостной рукою
Он дары всем рассыпает,
Исправляет все изъяны,
Он все порчи выправляет,
Он вдувает трепет жизни
В усыпленную природу,
Как отец дает поддержку
Всем своим любимым детям.
Кылдысину, богу жизни,
Как земли всей властелину,
Наш народ лесной удмуртов
Жертвы тучные приносит,
Вглубь земли их зарывая.
Из деревьев многолистных
Кылдысину посвящаем
Мы веселую березу.
Белоствольная береза
Низко ветви опускает.
Их протягивает книзу
До земли зеленой самой,
Где укрыт отец всей жизни
Кылдысин, благой податель.
Третий бог из трех великих -
Куазь, бог воздуха и влаги,
Бог грозы, дождя и града,
Грома, молнии, зарницы.
Гуртын улйсь пудо-живот.
Озьы ик со улон сётэ
Будосъёслы - шепо юлы,
Тэльысь жужыт писпуослы,
Лудысь векчи нюжаослы.
Кылдысинмы уте черлэсь
Ньылпуосты, тыпыосты,
Беризьёсты, кызьпуосты,
Лулпуосты, пипуосты.
Лудысь юэз но со уте:
Йыды-зегез, сьбдчабеез,
Пышез, вазез но етйнэз,-
Мед калыклы сиён будоз,
Мед дйськутлы дэра луоз.
Аслаз шырыт киосыиыз
Со котькинлы дэлет сётэ,
Чигтэм шепез но тупатъя,
Чер-висёнэз поттэ, эмъя.
Инкуазь умме усён дыръя
Шокче солы улон кужым,
Озьы атай юрттэ, уте
Яратоно нылпиоссэ.
Улон сётйсь Кылдысинлы,
Музъем выллэн кузёезлы,
Нюлэсъёсысь удмурт калык
Бусьтыр курбонъёссэ сётэ,
Сюйлэн пушказ согылыса.
Куаро но писпуос пблысь
Кылдысинлэн пусэз луиз
Югыт будйсь шулдыр кызьпу.
Угось тбдь мугоро кызьпу
Уллань лэзе улвайёссэ,
Со вайёсты кужым кыске
Уллань, шокась музъем дорозь,
Кытчы ачиз но ватскемын
Утись-вордйсь Кылдысинмы.
Куиньметйез быдзым инмар -
Со Куазь. Солэн киыз улын
Омыр, зор-кот но сильтблъёс,
Гудыръямъёс, чилекъямъёс,
IO
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Бог зари, росы, туманов.
Он ведет своим желаньем
Вдоль по выси поднебесной
Облака из белой шерсти,
Заволакивает черной
Тучей небо, как завесой.
Он ветрами управляет,
Заставляет воздух легкий
Как в огне пылать багровом,
Когда день идет к закату.
Это он своею властью
Так все мудро устрояет,
Что конец бывает ночи,
После сумрака ночного
Наступает радость утра,
Небеса с зарей бледнеют,
Путь Инмару расчищая,
И из розовых туманов
Выплывает облик солнца.
Куазю, влаги властелину
И пространств воздушных легких,
Простирающихся всюду
Между небом и землею,
Древний наш народ удмуртов
Так приносит свои жертвы:
Их подвешивают в рощах
На ветвях дерев священных,
Чтоб они там находились
Между небом и землею,
Чтоб свободный влажный воздух
Обнимал их вольным ветром,
Чтобы Куазь те жертвы принял.
Куазю мы приносим жертву
Ныне - красную корову...
Лысву, пужмер, зардон но бус.
Со Куазь мылкыд косэмезъя
Инбам ултй нуллэ-улля
Тбдьы гоно пилемъёсты,
Куддыр, катанчиен сямен,
Инмез возъя свод пилемен.
Со кивалтэ котькуд тблэн,
Со быгатэ жыт омырез
Тылэз сямен гомзытыны,
Куке нунал пумен кысэ.
Со Куазь аслаз тбрлыкеныз
Визьмо но сак радъя ваньзэ,
Угось уйлэн вуэ пумыз,
Угось жомыт акшан сьбры
Лыктэ югыт шулдыр чукна,
Зардон бере инбам сактэ,
Сюрес дася со Инмарлы,
Соку лемлет бусъёс пушкысь
Потэ чебер тусъем шунды.
Куазьлы, котлэн кузёезлы,
Капчи омыр ыросъёслы,
Кудйз котыр-котыр вблме
Каръян музъем но ин вискы,
Вашкаласен удмурт калык
Курбон-мыжзэ сётэ озьы:
Мыжез нуо арамае,
Вбсяськоно лиспу вылэ,
Мед ошкыса улоз отын
Каръян музъем но ин вискын,
Мед эрико мускыт омыр
Тблъёсыныз нюлоз сое,
Куазьлы курбон басьтон понна.
Та дыръёсы Куазьлы курбон
Котьку сямен луэ горд скал...
И хотя Куазь - светлый, добрый,
Но его слегка боялись,
Как властителя природы,
Мрачных туч, грозы и града,
Как хозяина погоды;
И когда бывали грозы,
Югыт, небыт ке но Куазед,
Солэсь бжыт курдаллязы,
Угось кияз - инкуазь кужым,
Гудыриё пилем, йозор,
Куазьлэн шуак воштйськонэз;
Инмын дымбыр ке карылйз,
Часть первая. Песнь первая. Нырысетй люкет. Нырыеети лин)ь
Говорили: «Куазь гудыръя»,
Это значит «Куазь грохочет»;
А когда постигнет горе,
То шептали люди тихо:
«Видно, Куазю так угодно».
Он судьбою управляет,
Счастьем, бедами, здоровьем,
От него зависит, дать ли
Для сердец покой желанный,
Омрачить ли их кручиной,
Как затягивает небо
Куазь тяжелой черной тучей.
Из деревьев посвящает
Куазю наш народ удмуртов
Наши северные ели,
Простирающие ветви
Между небом и землею,
Не стремя далеко в выси,
Не спуская низко в землю.
Эти хмурые деревья
Любы-дороги для Куазя,
Лик имеющий суровый.
Так три дерева лесные
Боги избрали, как знаки
Их божественной природы:
Инмар - царственную сосну,
Кылдысин - живую зелень
Жизнерадостной березы,
Куазь - задумчивые ели,
Вдаль глядящие угрюмо.
Боги мудро разделили
Всю природу меж собою:
Инмар стал царем небесным,
Обитающим на солнце,
Кылдысин - земли зеленой,
Жившим средь лесных просторов,
Куазь - хозяином пространства
Между небом и землею.
Инмар - царь невозмутимый,
Величавый и спокойный,
Шуо вал: «Куазь гудыръяське»,
Иське, мылкыд солэн урод;
Куке вуэ ке куректон,
Адямиос шуо чалмыт:
«Куазьлы, шодске, озьы кулэ».
Со кивалтэ адзонэныд,
Шуд-кайгуэн, тазалыкен;
Куазьлэн мылкыдысьтыз потэ:
Каньыл луоз-а сюлэмад
Яке кайгу сое басьтоз,
Кызьы чокта со куддыръя
Инмез сьбдэсь пилемъёсын.
Дано писпуосмы пблысь
Куазьлы сйзиз удмурт калык
Уйпал нюлэсъёсысь кызэз,
Кудйз вблдэ улвайёссэ
Каръян музъем но ин вискы,
Выллань но сокем ик уг жут,
Уллань но сокем ик уг лэзь.
Та кунэрес чебер лиспу -
Куазьлэн лулыз-сюлэмызъя,
Угось ачиз но со кунэр.
Озьы та куинь писпуосты
Пус каризы инмаръёсмы
Кылчин лулзэс пусъён понна:
Инмар - эксэй кадь пужымез,
Кылдысинмы - вож кызьпуэз
Солэн улэп шулдыреныз,
Нош Куазь - азьлань учкись кызэз
Солэн сюлмо тусбуеныз.
Дунне радэз но инмаръёс
Визьмо люко ас куспазы:
Инмар инлы луэ эксэй,
Интыяське шунды вылэ,
Кылдысинлы луэ музъем,
Солэн дорез - паськыт тэльёс,
Куазьлы шеде паськыт дунне
Каръян музъем но ин вискы.
Инмар - силы, лякыт эксэй,
Лекъяськисьтэм, тэргаськисьтэм,
12
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Властелин над всей вселенной.
Кылдысин - земной, веселый,
Со счастливою улыбкой.
Всем дающий радость жизни.
Куазь - суровый и угрюмый.
Повелитель туч дождливых,
Судеб всех распределитель.
Трех мы чтим богов великих,
Им мы славу воспеваем,
Почитаем их, бессмертных,
Жертвы им приносим, мудрым,
Призываем их в молитвах!
Инсьбръёсын кузёяськись.
Кылдысинмы - улэп, шулдыр,
Шудо тусын пальпотыса,
Котьку сётэ улон кужым.
Куазь кунэрес но малпаськись,
Зор-пилемен кузёяськись,
Ваньзэ адзономес радъясь.
Куинь инмарлы оскиськомы,
Ушъян мадьёс кырзаськомы,
Пырак дырлы данъяськомы;
Сстылыса шырыт курбон,
Куриськиськом, вбсяськиськом!
Песнь вторая
ЗЭРПАЛЫ
Когда не было на свете
Ни полей ржаных, ни пашен,
Тогда не было ни слуху
О народе человечьем.
Были только великаны
Удивительного вида.
Имя им «зэрпалы» было;
Столь высоки были ростом
Те огромные зэрпалы",
Что лес был им по колено,
И шагали чрез деревья
Так, как будто по крапиве.
На главах они носили
Ш апки, слитые из бронзы,
Кыкепш мадь
ЗЭРПАЛЪЁС
Куке югыт дунне вылын
Ой вал на зег, ой вал лудъёс,
Соку оз год на вал нокин но
Адями выжы сярысь.
Нош улйллям гурезь жужда
Киё-пыдо бадзым муртъёс.
Зэрпал шуо вылэм ваньзэс;
Сыче бадзым вал зэрпалъёс,
Сыче жужыт вал мугорзы,-
Писиу вылэм пыдес чожозь,
Ветло вылэм нюлэсъёстй,
Будйсь пушнер полти сямен.
Йыре поно вылэм соос
Туйлэеь кисьтэм изьыосты,
14
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Колпаки-островерхушки,
Медью ноги закрывали.
Лапти обувью служили.
И теперь еще находят
Кости этих великанов
В глубине земли, в обрывах,
Когда вешнею водою
Размывает берег речек.
Эти кости изумляют
Своей мощною длиною
И своим огромным весом.
Иногда находят зубы
Весом более полпуда,
Это - зубы тех зэрпалов.
По стране лесной удмуртов
В разных местностях немало
Порассеяно курганов.
Те курганы происходят
Оттого, что великаны,
Проходя по тем равнинам
И шагая выше леса,
Вытряхали свои лапти
И выбрасывали землю,
Понабравшуюся в обувь.
Лапти были столь огромны,
И земли в них столько много,
Что холмы образовались,
Возникали там курганы.
Но зэрпалы были глупы
При своем великом росте,
Они были и не храбры,
Не воинственны, не смелы.
Не выказывали силы,
Крепкой воли не имели.
Разум их был недалекий,
Их порода не годилась
Для борьбы, для состязаний,
Для упорной, тяжкой битвы.
Эти глупые созданья
Не умели жить как надо,
Не возделывали пашни,
Изьы вылэм жужыт, йылсо;
Пыдзэс вато, пе, ыргонэн,
Пыдкутчанзы вылэм кутъёс.
Та дыръёсы но шедьтыло
Зэрпалъёслэсь збк лыоссэс
Музъем пушкысь, вукыремысь,
Куке тулыс вблске тудву,
Гылтэ шурлэсь ярдуръёссэ.
Паймымонэсь ик со лыос
Бадзым но кузь луэмзыя,
Шимес секыт кыскемзыя.
Нош куддыръя пиньёс шедё
Жыны пудлэсь секытэсьгес,
Соос - зэрпалъёслэн пиньзы.
Тэлё удмурт шаеръёсын
Пбртэм-пбртэм интыосын
Чем пумисько жужыт выръёс.
Со вырйылъёс кылдэмзыя
Озьы ик зэрпалъёс дырысь:
Мыно, пе, чошалъёс вылтй,
Тэльёс полти вамышъяло,
Пыдкуказы пыре ке сюй,
Пуксё, куртко, пе, пыдъёссэс,
Сюйзэс кисьто музъем вылэ.
Нош пыдкукъёс сыче збкесь,
Шедем жагез сыче уно,-
Курткем бере кыле гурезь -
Озьы кылдо со вырйылъёс.
Но зэрпалъёс вал нодтэмесь,
Мугоръёсын бадзым ке но,
Дйсьтйсьтэмесь но курдасесь,
Ожмаськыны толыктэмесь,
Кужымзыя но лябытэсь,
Мылкыдзыя но чигнасесь.
Визьзы но вакчигес вылэм:
Зэрпал выжы ой вал на дась
Нюръяськыны, чошатскыны,
Вормытозяз ожмаськыны.
Та толыктэм кыкпыдоос
Оз улэ на калык марда,
Эшшо оз гыре лудъёсты,
Часть первая. Песнь втирая. Нырысегй люкег. Кыкетилин)ь
15
Не засеивали хлебом
Никаких полян средь леса.
Не имели пасек с медом
И не знали пчел жужжащих,
Неустанных и полезных.
Те зэрпалы не умели
Разводить корову, лошадь,
Коз, свиней, овец и птицу:
Ни гусей, ни кур, ни уток.
Они также не умели
Лошадей впрягать в повозку
Иль верхом на конях мчаться,
Жили просто дикарями.
Не умели великаны
Строить изб себе из леса,
Лес им был бы непригоден,
Как для нас плоха солома.
Сосны, ели, как былинку,
Вырывали прямо с корнем
Без малейшего усилья
Те огромные зэрпалы.
Ни богов не почитали,
Ни своих умерших предков,
Жили вместе со зверями,
Не имея дум разумных.
Таковы зэрпалы были.
И когда возникли люди,
На земле еще царила
Слабоумная порода
Тех огромных великанов.
Постепенно нарождались
Люди - первые удмурты;
Люди были малы ростом
По сравненью с великаном,
Но их ум был крепким, ясным,
Были мускулы их сильны,
Смелой их была порода.
Раз зэрпал, идя по лесу,
Увидал в ветвях кого-то:
Тот долбил дупло на ели,
Эшшо бз кизелэ ю-нянь
Нюлэс пушкысь сайкосъёсы.
Эшшо бз тодэ чечыез,
Оз возе сюсь но мушъёсты,
Пайда вайись шбртчиосты.
Эшшо бз ворды на зэрпал
Скалэз, валэз, кечез, парсез,
Ыжез но тылобурдоез:
Чбж-курегез я зазегез.
Эшшо бз быгат на зэрпал
Вал кыткыны но юскыны,
Ужпи вылын ворттылыны,
Улйз калгись пбйшур музэн.
Гурезь жужда кыкпыдоос
Корка бз чупе коръёслэсь,
Угось нюлэс но соослы
Куро жыжы кадь гинэ вал.
Бадзым кызэз я пужымез
Выжыеныз ишкылйзы,
Шуг-секытэз тодылытэк,
Со бадзымесь гурезьмуртъёс.
Оз вбсяське инмаръёслы,
Оз куяське кулэмъёслы,
Пбйшуръёсын артэ соос
Сюлмаськытэк улылйзы.
Тин и сыче вал зэрпалъёс.
Адямиос кылдон вакыт
Музъем вылын кузёяськиз
Ай чапак со зэрпал выжы,
Гурезь жужда нодтэм калык.
Но тани вордйсько пумен
Адямиос - уд выжыос;
Зэрпалъёсын чошатыса,
Жуждалазы пичи гинэ,
Нош визьбурзы сайкыт но зол,
Нош сйльвирзы кужмо но юн,
Нош лулкыдзы - дйсьтйсь но сэзь.
Огпол зэрпал нюлэскысен
Адзиз тйрен адямиез,
Кудйз кызэ кора вал гырк
16
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРКЗ
Чтоб устроить пчелам улей.
Великан подумал, слыша
Стук о дерево, что это
Дятел клювом долбит елку.
Он нагнулся и огромной
Взял рукою человека.
Он в карман его положил
И понес к себе в жилище.
Дома мать была зэрпала;
Показав ей человека,
Великан сказал: «Смотри-ка,
Дятла я поймал... сегодня».
Мать, взглянув, тотчас узнала,
Что не дятел то, не птица,
Существо иной породы -
Человек, удмурт разумный.
Люди быстро размножались,
Зрели дети Кылдысина,
Приучались пашню сеять,
Привыкали к пчеловодству.
Незаметно для зэрпалов
Возрастал род человечий,
И не знали великаны,
Что настанет им погибель.
Только старая зэрналка,
Великанша, мать зэрпала,
Материнским сердцем чутким
Ту опасность угадала,
Поняла она тотчас же,
Как увидела удмурта.
Сыну так она сказала,
Так промолвила зэрпалу,
Покачавши головою:
«Отпусти его на волю,
Ведь не дятел то, не птица -
Это люди народились,
С ними биться не под силу.
Наша гибель скоро будет,
Не судьба нам жить на свете!»
Сын исполнил приказанье,
Старой матери веленье.
Муш уморто подман понна.
Зэрпал кылйз кораськемез,
Малпаз, кыче ке сизь, шбдске,
Кузь нырыныз гырккес кока.
Со мыкырскиз, збк киыныз
Адямиез басьтйз чеброс,
Понйз сое ас кисыяз,
Дораз возьматыны нуиз.
Гуртын мумиз вал зэрпаллэн;
Ас шедьтоссэ возьматыса,
Тазьы шуиз: «Тани, анай,
Сизез мон пумитай... туннэ».
Мумиз адзиз но валатскиз.
Та сизь бвбл, бурдо бвбл,
Выжыезъя мукет лулос,
Та - адями, визьмо удмурт.
Жог йылйзы адямиос,
Кылдысинлэн нылпиосыз,
Кизён ласянь, мушкан ласянь
Соос котьку вал кибашлы.
Оз шбдылэ зэрпалъёсыд,
Кызьы вблмиз калык выжы,
Оз тодэлэ гурезьмуртъёс:
Даурзылэн вуэ пумыз.
Та кышномурт-зэрпал гинэ,
Гурезьмуртлэн пересь мумиз,
Шбдйз анай сюлэменыз
Лушкем лыктйсь кышкытлыкез,
Соку ик ваньзэ со валаз,
Сизь-удмуртэз адземезъя.
Тазьы шуиз со пиезлы,
Аслаз нодтэм зэрпалэзлы,
Пурысь йырзэ шоналляса:
«Пие, тон лэзь сое кыре,
бвбл со сизь, тылобурдо -
Со адями; нюръяськыны
Соин уз тырмы кужыммы.
Жоген вуэ ни быронмы,
Жоген кошком та дуннеысь!»
Зэрпал пересь анаезлэн
Косэмезъя лэсьтйз ваньзэ,
Часть первая, Песнь втщшя. Нырысетй люкет. Кыкегнн лик)ь
17
Отпустил удмурта в поле,
Отпустил его на землю.
С той поры, почуяв гибель,
Предстоящие несчастья,
Удалился род зэрпалов
Из страны лесной Чепецкой
В край далекий и суровый,
Отдаленный, за горами,
Где пустынная равнина,
Где стоят всегда морозы,
Где земля покрыта снегом,
Жизнь печальна и уныла...
Люди в ту страну не ходят,
Жить гнушаются в пустынях,
А зэрпалы-великаны -
Существа без твердой воли -
В ту пустыню удалились.
Снявшись с мест своих привычных,
С берегов лесистой Вятки,
Великаны зашагали
В край на север, в край полночный.
Путь они туда держали,
Где бушует море мрака,
Где свирепствуют метели,
Где играет в небе сполох.
Зашагали выше леса
Чрез долины и овраги,
Наложив в свои котомки
Горы целые орехов.
С той поры в стране лесистой
Не видали великанов,
Не встречали тех зэрпалов,
Род их ту страну покинул,
Удалился он в пустыню,
В вековечное изгнанье.
Говорят, что в той пустыне
Род зэрпалов прекратился,
Что он вымер весь, исчезнув,
Так как нужно гам бороться
С страшной северной природой.
Говорят, зэрпалы жили
Адямиез лэзиз уллань,
Пуктйз музъем, бусы вылэ.
Со дырысен зэрпал выжы
Валаз: лыктэ эзель-бырон;
Со дырысен зэрпал выжы
Кошкиз Чупчи нюлэсъёсысь,
Кошкиз уйшор шаеръёсы,
Кыдёкысь гурезьёс сьбры,
Кытын такыр кадь чошалъёс,
Кытын ялан лымы по кын,
Музъем йбэн шобырскемын,
Улон мбзмыт но кунэрес...
Адямиос отчы уг ветло,
Тырттэм азе соос уг мыно,
Нош жужытэсь та зэрпалъёс,
Лябыт лулъёс но нодтэмъёс,
Тырттэм кыре интыясько.
Вордскем интыосысьтызы.
Ватка ярдур нюлэсъёсысь,
Жужыт муртъёс вамышъязы
Уйлэн дйняз, кезьыт пала.
Лёго соос сюресъёссэс,
Кытын зарезь позе жомыт,
Кытын сильтбл алекъяське,
Ин зарекъян гома инмын.
Спкъёс валлин вамышъязы,
Возьёс, вукыремъёс валлин,
Пельпум вылысь ныпъетазы
Трос пушмульы туйылыса.
Со дырысен нюлэсъёсысь
бз адзе ни зэрпалъёсты,
Гурезьмурто улэпъёсты,
Зэрпал выжы кошкиз татысь,
Бырйиз такыр дуинеосты,
Курадзонэ улляз ассэ.
Вералляло, со шаерын
Зэрпал выжы ышем-бырем,
Соос ваньзы пк кулйллям,
Уйпал кезьыт куазьлы пумит
Нюръяськыны быгатытэк.
Вералляло, со зэрпалъёс
2-6040
IX
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В том краю, пока в пустыню
Нс проникли также люди,
Род разумный, человечий.
Великаны не желали
Жить под игом человека,
Для борьбы же не имели
Ни догадки, ни уменья.
Понастроивши землянки,
Вырыв темные пещеры,
Удалились великаны
Навсегда во мрак подземный
И, засыпавши все ходы,
Там погибли, задохнувшись.
Так рассказывают люди,
Побывавшие в пустыне.
Ныне нет живых зэрпалов.
Нету больше великанов,
Лишь внутри земли встречают
Иногда большие кости,
Это - кости великанов,
Задохнувшихся в пещерах,
Погибавших под землею.
Так исчезла их порода,
Уступивши место людям!
Уй шаерыи, пе, улйллям,
Куке вуо со палъёсы
Дйсьтйсь визьмо адямиос.
Соос пумит кариськиллям
Адямилэсь кылзйськыны,
Пумитазы бен жутскыны
Овбл тырмем визь-толыксы.
Сюе корка копалляса,
Мур изгыркъёс кырылыса,
Вань зэрпалъёс ватскылйллям
Пырак дырлы сьбд пеймытэ.
Пырон бссэс чокталлямен,
Отчы ваньзы ик жокаллям.
Озьы мадё сюресчиос,
Уй кыр пала вуылэмъёс.
Али бвбл ни зэрпалъёс,
Алангасар кадь жужытъёс,
Музъем пушкысь гинэ куддыр
Шедьто бадзым кузь лыосты,
Со лыоссы - зэрпалъёслэн,
Сюй гыркъёсы жокамъёслэн,
Музъем пушкын кулэмъёслэн.
Озьы ышиз зэрпал выжы,
Инты сётйз - адямилы!
Песнь третья
ВЕК КЫЛДЫСИНА
С той поры, когда зэрпалы
Из страны ушли Чепецкой,
Тогда ею завладели
Племена людей разумных.
Растеклись они по лику
Всей земли лесной, прекрасной:
По горам и по долинам.
По вершинам и истокам,
По теченью рек красивых,
По широким мощным рекам.
Люди радостно селились,
Возникали их деревни.
Куииепш мадь
КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Соку, кукс зэрпал выжы
Чупчи ёросьёсысь кбчиз,
Та интыын кузё луо
Сюлмо, визьмо адямиос.
Соос волмо музъем ту ел эн
Котькуд чебер иптыосаз:
Выръёс но нёжалъёс кузя,
Шурьёс йылэ но усёиэ,
Жужыт чебер ярдуръёсы,
Паськыт бадзым шуръёс дуре.
Шумпотыса лэсьтйськизы,
Кылдылйзы чебер гуртъёс.
20
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Появился в нашем крае
Самый древний и могучий,
Доблестный народ удмуртов.
Вскоре добрые удмурты
Завладели той страною
И остались там навеки,
Навсегда в стране Челецкой.
Боги весело смотрели
С высоты своей небесной
На прекрасных и могучих,
Смелых предков человечьих.
Хотя ростом были меньше,
Чем высокие зэрпалы,
Но зато их разум светел,
Мысль людей была живая.
Инмар был их покровитель,
Всей вселенной вождь великий.
Кылдысин - отец-хранитель
И заботливый хозяин.
Даже Куазь, суровый ветер,
Разносивший бурю с градом,
Глядя изредка на землю,
Сквозь морщины улыбался.
Небо было к людям близко,
И по лестнице еловой
Можно было туда лазить,
Как в избе мы залезаем
Зимней стужей на полати,
Где всегда тепло, уютно.
Боги к людям подходили,
Разговор вели, беседу,
Совещались с стариками.
Если кто кого обидел,
Если кто-нибудь нуждался -
Все спешили прямо... к богу
Испросить себе совета,
Мудрых слов услышать божьих.
Боги всем давали помощь,
Просьбам всех они внимали,
Всех выслушивали долго
И вникали в нужды жизни.
Озьы асьме шаеръёсы
Вуиз тужгес но вашкала.
Силы но кышкасьтэм калык.
Жоген сюлмо удмуртъёсыд
Киултйзы вань ёросэз,
Пырак дырлы инъяськизы
Чупчи палась музъемъёсы.
Инмын улйсь инмаръёемы
Данъяськыса учко вылэм
Та чебересь но батыресь
Вашкалаысь кылдэмъёсты.
Соос жужыт ке но бвбл,
Зэрпалъёсын чошатыса,
Сайкыт визьмо вал со понна,
Улэп малпан вал синмазы.
Выль калыкез чаклаз Инмар,
Инсьбръёсын кузёяськись.
Нош Кылдысин, утись-вордйсь,
Соос сярысь сюлмаськылйз.
Лек Куазь но, сильтолэз жуткась,
Йбзор но гудыри вайись,
Музъем вылэ учкон дыръяз
Кисыръяса пальпотылйз.
Инбам мулы вал туж матын,
Ваё кызлэн тубат кузяз
Отчы луэ вал тубаны,
Кызьы кезьыт нуналъёсы
Тубылйськом сэндра вылэ,
Кытын котьку жикыт, шуныт.
Соку ветло вал инмаръёс
Калык полы вераськыны,
Пересьёсын кенешыны.
Кин ке обидемын дыръя,
Кылдэм сюлмаськонъёс дыръя -
Ваньмыз мечак инмар доры
Дыртэ вал визь-кенеш понна,
Инмар кылэз кылон понна.
Котьку юртто вал инмаръёс,
Кенеш яке визьбур сёто,
Ваньзэ ик валаны тыршо,
Ваньзэс кема-кема кылзо.
Часть первая. Песнь третья. Нырысстй люкет. Kyimetnii лшдь
21
Инмар милостиво к людям
Раскрывал премудрость мира.
Кылдысин, благой податель.
Как отец давал советы,
Он всегда был полн заботы,
Всем свою давал поддержку.
Иногда он шел на землю,
Чтобы видеть все на месте,
Чтобы были все довольны,
Чтобы не было ошибки.
Люди все его любили,
Как отца родного дети.
Он был радостен и светел,
Видя всех людей в довольстве,
Огорчался при невзгодах
И спешил исправить беды.
Люди, зная Кылдысина,
Угодить ему стремились,
Огорчать нечестным делом
Не решались Кылдысина.
Даже Куазь, всегда суровый -
Бог погоды, бурь и ветра,-
К людям был всегда приветлив
И, хотя журил за дело,
Вовремя давал он влагу,
Влагу, нужную для хлеба,
Не пускал ветров суровых,
Зимних бурь суровых, снежных.
Зимы были мягки, теплы,
Весны были все прекрасны.
Кылдысин - отец небесный,
Всех живущих покровитель
Позаботился о людях:
Научил пахать и сеять,
Научил растить их злаки,
Чтобы было чем питаться,
Чтобы люди хлеб вкушали.
Человеческое племя
В век счастливый Кылдысина
Не познало ни охоты,
Ни искусства войн и битвы,
Озьы Инмар адямилы
Усьтэ вал дуннелэсь эмзэ.
Бен Кылдысин, утись-вордйсь,
Юртсэ чаклась атай выллем,
Котьку сюлмаськонэн пачыл,
Котьку но юрттыны дыртэ.
Куддыр со инмысьтыз ваське,
Ваньзэ музъем вылысь чакла:
Мед аз кылдэ тэргаськонъёс,
Медаз луэ мыдлань ужъёс.
К алы к сое сюлмысь гажаз,
Ас атайзэ нылпи музэн.
Котьку шулдыр вал со, югыт,
Улон мынэ ке орызъя,
Юн жожоме, куке шекез
Адзе, дыртэ палэнтыны.
Кылдысинзэ гажаз бере,
Калык ваньзэ лэсьтйз соя,
Урод ужен лекатыны
бз дйсьтылэ Кылдысинэз.
Кунэрес Куазь но, лек инмар,
Тблэн, зорен кузёяськись,
Оз люкетыл адямилы,
Иназ лекъяськылйз ке но,
Дырыз дыръя сётъяз зор-кот,
Кудзэ витё кисьмась юос,
Оз лэзьылы кезьыт толэз,
Буйгатылйз лек сильтблэз.
Тол куазь небыт вал но шуныт,
Нош тулыс куазь шырыт-шулдыр.
Бен Кылдысин, утись-вордйсь,
Улэп лулосъёсты утись,
Данак сётйз адямилы:
Гырон-кизён ужез радъяз,
Ю-нянь будэтыны юрттйз,
Мед адями нянез сиёз,
Шудзэ нянен мед герзалоз.
Шудо-буро удмурт калык
Кылдысинлэн дауръёсаз
Оз тоды на пбйшуранэз,
Ожгар но ожмаськон ужез,
В1Ж КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛ311 ДАУРГЗ
Не умело быть жестоким.
Проливать кровь понапрасну.
На земле не знали денег,
Люди были все счастливы,
Так как нс было различий:
Тот бо( ат, а этот - беден.
Было братское желанье.
Чтобы всем жилось довольно,
Жизнью вдоволь наслаждались,
Кылдысина прославляли.
Не умели кушать мясо,
Вес питались только хлебом,
Медом, вкусными плодами.
Было все во изобильи
И всего всегда с избытком.
Люди жили так привольно,
И земли для всех хватало.
Молоко, блины и шаньги
Составляли пищу людям.
Масло ели ежедневно.
Поле было так просторно,
Что межей нс знали вовсе,
Между двух соседних пашен
Оставляли много места.
По пространствам между пашен
Кылдысин ходил нередко.
Он любил гулять близ поля,
Любовался урожаем.
Люди часто созерцали,
Как ходил высокий старец
В длинном белом одеяньи,
С длинной белой бородою.
Он смотрел на каждый колос,
Поднимал упавший стебель,
Выпрямлял те, что погнулись,
Колос, росший на дороге.
Обходил он осторожно.
При таком благом уходе
Рук любовных и отцовских
Были вечно урожаи,
Созревали летом дважды.
бз луылы лек йыркуро,
Юнме шорысь бз кисьты вир.
Но кин бз годы копьдонэз,
Иське, вапьмыз вал шудбуро,
Угось уг лу вал висъяны:
Таиз узыр, таиз куанер.
Агай-вынъсс кадь улйзы,
Ваньзэ басьтылйзы бусыыр,
Улонзылы шумиотйзы,
Кылдысинэз данъяллязы.
Соку бз сие на ейлез,
Но со понна жбк тыр вал нянь,
Ческыт чечы но емышъёс.
Кбттырымон сиськылйзы,
Сиен мултэс но кыльылйз.
Туж эрико улйз калык,
Музъем тырмиз котькудйзлы.
Мильым, иыжиськемъёс но йбл
Котты р л у и з адямилы,
Ну на л быдэ сиё вал вой.
Лудъёс сыче вал паськытэсь,
Гожъёс бз иуейылэ отчы,
Артысь кык анаос вискы
Кыле вал тырмымон инты.
Удысъссысь висъёс кузя
Чемысь ветлэ вал Кылдысин.
Солы кслыпе вал таче уж,
Данъяськылйз кисьмась юэн.
Калык учкиз кыдёкысен,
Кызьы ветлэ жужыт пересь
Югыт-тбдьы кузь дйськутэн,
Югыт-тбдьы но кузь тушо.
Пересь чакла котькуд шспез,
Жутэ выдэм модосъёсты,
Куасалсксмзэ шонертылэ,
Сюрсс азяз будйсь шеиез
Чсброс иалэнскыса ортче.
Сыче сюлмаськемен сэрен,
Вордйсь атай кадь тыршемеп,
Котьку ю-нянь будйз тыраз,
Гужем кык пол но кисьмалляз.
Часть первая. Песнь третья. Нырысетй люкст. Kywicinii лшдь
23
Люди богу подражали,
По стопам его ходили,
Часто в избу приглашали
Побеседовать о жизни.
Кылдысин их не гнушался
И сидел у них подолгу,
Обучал их разным знаньям,
Помогал добру и благу.
Так возникли все ремесла,
Вся сноровка, все уменья.
Кылдысин, отец живущих,
Научил ходить на лыжах,
Приручать животных диких,
Научил доить корову,
Как верхом на конях ездить
И как делать нужно сани.
Люди жили очень чисто,
Одевались все красиво:
В белоснежную холстину -
Кылдысину в подражанье.
Бог-отец, хозяин жизни,
Научил людей познанью,
Изобрел он знаки - пусы,
Слов различных начертанья.
Научил словам он новым:
«Лыдзыны», чч о значит чтенье,
«Гожтыны» писать те знаки;
Пусы делать на бересте,
Из бересты делать книги,
Иль вырезывать на досках,
На камнях или на скалах.
Котькин адзем кариз солэсь,
Кин ке ветл из сюрес кузяз,
Улон сярысь кснешыны
Ас корказы бтчаллязы.
Пумит уг лу вал Кылдысин,
Кема пуке вал куноын,
Портам тодон-валан сётэ,
Зечлы, бурлы со дышстэ.
Озьы кылдо уж бнеръёс,
Устолыклы быгатонъёс.
Утись-вордйсь Кылдысинлэсь
Дышо куасэн нискыланы,
Кыр пбйшурез пудо каро,
Скал кыскыны пумен кутско,
Валлэн вылаз пумен пуксё,
Дбдьы но уробо лэсьто.
Котькин улйз жикыт но дун,
Чебер-чылкыт дйсяськылйз:
Лымы кадь юг-юг дэраен,
Кылдысинлы синмаськыса.
Инмар-атай, жикыт кузс,
Тодосъёслы но дышетйз,
Озьы пусъёс со кылдытйз,
Кылэз гожтон эсэп сётйз.
Со дышетйз выль кылъёслы:
«Л ыдзиськыны» выль пусъёсъя,
«Гожъяськыны» со пусъёсын;
Кызьпу туе пусйылыса,
Солэсь книга кылдытыны,
Я пул вылэ гожъялляны,
Я чурытэсь изьёс вылэ.
Песнь четвертая
Ньылетй мадъ
УТРАЧЕННОЕ СЧАСТЬЕ
ЫШТЭМ ШУДБУР
Род людской разросся шире,
Стало всех народов больше,
Становилось жить теснее.
Поле к полю стало ближе,
Стали уже все дорожки.
Кылдысин ходить стал реже,
Заходить не стал в селенья,
Так как люди постепенно
Стали менее благими.
От чужих народов с Юга12,
От племен заморских дальних
Появились роскошь, деньги
И различные товары.
Нош адями выжы йылэ,
Кылдо, будо выль калыкъёс,
Улон-вылон луэ зоскыт.
Бусы борды лыктэ бусы,
Отын висъёс кылс сюбег.
Шергес ветлэ ни Кылдысин,
Уггес ни пыра гуртъёсы,
Адямиос но каньылля
Лул-сюлэмын уродмизы.
Лымшор палась калыкъёслэсь,
Зарезь дурысь мурт эльёслэсь
Вуиз коньдон, чилясь ваньбур,
Портам вузан арбериос.
Часть первая. Песнь четвертая. Нырысстй люкет. Ньылетн мадь
25
И когда узнали ценность
Бронзы, серебра и злата,
Люди стали много хуже,
Перестали быть счастливы.
Появилась краска «бусыр»13,
Привозимая из далей,
Из краев заморских южных.
Эта краска цвета зори,
Цвета полного заката,
Смесь багрово-алой крови
С голубой лазурью неба.
Краской «бусыр» стали красить
Ткани праздничной одежды,
Позабыли белоснежность
Кылдысина одеянья.
Роскошь жизни покорила
Род спокойный землепашцев,
Бывший некогда счастливым.
Появились лук и стрелы,
И мечи из тяжкой меди.
Кровь животных стала литься,
И тогда молосной пищей
Оскверняться стали люди.
Возникало рыболовство
И охотничье искусство.
С той поры есть стали мясо,
Мясо вкусное медведя,
Мясо белки и оленя,
Мясо овцы и коровы,
Мясо рябчика и гуся,
Утки, тетерева, зайца.
С той поры идет охотник,
По траве скользя бесшумно,
Осторожно пробираясь,
Вдаль поглядывая зорко.
В камышах его не видно,
По траве ползет змеею,
В чаще леса незаметно.
Лишь заметит он добычу,
Вдруг склоняется на землю
И ползет, как кошка, тихо.
Куке удмурт калык тодйз
Азвесь, зарни но туй дунэз,
Соку ик эсэпсэ ыштйз,
Шудзэ соку и к вунэтйз.
Пумен вблмиз бусйр буёл,
Кудзэ ваё вал кыдёкысь,
Зарезь дуръем шаеръёсысь.
Бусйр - шунды пуксён буёл,
Жыт инльбльлэн напчем буез,
Куке лемлет вир буёлэз
Сурад ке ин зангариен.
Со бусйрен буяллязы
Шулдыръяськон дйськутъёсты,
Вунэтйзы юг-тбдьыез -
Кылдысинлэсь дйсь тодметсэ.
Кильтрес вузэн тунсыкъяськон
Сбриз музъем гырисьёсты,
Шудбур пблын улйсьёсты.
Кылдйз пукыч но пукыч ньбл,
Кылдйз палаш нап ыргонлэсь.
Киськиз улэпъёслэн вирзы,
Пудо-ибйшур сйльлэсь сиён
Саптаз лулзэс калыкъёслэсь.
Кылдйз на чорыган онер,
Озьы ик пбйшуран тунсык.
Адямилы кбттыр луэ
Гондыръёслэн ческыт сйльзы,
Коньыослэн, пужейёслэн,
Ыжлэн, кечлэн но кунянлэн,
Лудзазеглэн но сялалэн,
Чбжлэн, турлэн но лудкечлэн.
Тйни мынэ со пбйшурась,
Турын пблтй гылзе лушкем,
Чеброс ортче куакъёс пблтй,
Лэчыт синмын учке азьлань.
Сое уд тодма шаш пблысь,
Со, кый выллем, турын пблын,
Нюлэс пушкын со адскисьтэм.
Нош пбйшурез адзиз ке, со
Музъем борды ик някырскоз,
Кескич кочыш кадь нюжтйськоз.
26
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
По следам его не видно,
Но сперва еще заметно,
Что трава слегка склонилась,
А затем все исчезает
Нет ни признака, ни звука
Человека на охоте.
Вдруг вдали услышать можно
Звук глухой его тетивы,
Свист стрелы, летящей быстро,
И паденье вниз на землю
От стрелы убитой птицы.
Долго ползает охотник,
Осторожность соблюдая.
Пробираясь через лужи,
Через пни перебираясь.
И охотник тот искусно
Подражает крику птицы,
Зовам рябчиков и уток.
Кылдысин, хранитель жизни,
Видя темные пороки,
Роскошь, деньги и убийства,
Огорчился и с печалью
Навсегда покинул землю.
Так, не видя Кылдысина,
Люди прежние благие
Постепенно позабыли
Мудрые его заветы.
Так его забыли люди.
Потеряли счастье в жизни,
Своего отца благого.
Подававшего им помощь.
С той поры лишились счастья.
Кылдысин сокрылся в недра,
В недра темные земные.
Прекратились урожаи,
Стали сильные морозы,
Стало меньше меда в ульях
И бесплоднее охота.
Огрубели быстро нравы,
Люди сильно обнаглели,
И тогда остатков счастья
Пытьыосыз солэн овбл.
Но тйни, со бжыт адске
Турын каллен някырскемъя,
Собре ваньмыз ыше-бырс,
Одйг тодмет, одйг куара но
Овбл ни со пбйшурасьлэн.
Но шуак кыдёкысь кылод
Пукыч каллэсь жонгетэмзэ,
Пукыч ньбллэсь шауламзэ,
Собре музъем вылэ усе
Ньблэн ыбем тылобурдо.
Кема ветлэ со ибйшурась
Лушкем, ассэ возьматытэк,
Пукись вутй иотэ шыпыт,
Лйял вамен ортче чеброс.
Куддыр тылобурдо сямен
Куара сётэ пбйшурасьмы,
Сяла сямен я чбж сямен.
Утись-вордйсь Кылдысинлы
Секыт вал адзыны ваньзэ:
Байлык, коньдон но виылон.
Со жожомиз но мбзмыса
Пырак кошкиз дунне вылысь.
Кылдысинзэ адзылытэк,
Куке но данлыко калык
Пумен кутскиз вунэтыны
Солэсь визьмо сйзёнъёссэ.
Озьы вунэтйзы сое.
Кыльытскизы улон шудтэк,
Кыльытскизы атыкайтэк,
Кудйз дыртэ вал юрттыны.
Шудбур ЫП1ИЗ дунне вылысь.
Нош Кылдысин, утись-вордйсь,
Пыдло музъем иушкы ватскиз.
Ю-нянь бз удалты ни зеч,
Шимес кутскиз кынтылыны,
Чечы но сюсьёсын синйз,
Пойшур но бжытгес шедиз.
Умой сямъёс уродмизы,
Адямиос ашкынйзы,
Соку шудлэсь пичильтыксэ но
Часть первая. Песнь чспшертая. Нырыссти люксг, Пьы1ешн .\ик)ь
27
Боги их лишить решили.
Небо было к людям близко,
И туда еще ходили
Люди менее дурные
Посоветоваться с богом,
Испросить себе прощенья.
Хлеб на нивах колосистый
Был в то время много выше,
На соломинке короткой
Был роскошный длинный колос.
Раз на праздник Збк Гербера14,
В праздник лета и веселья,
Собрались все люди в иоле,
Принесли с собой ребяток.
Было жарко в летний полдень:
Разморило ребятишек,
И немало заболело.
Чистоту соблюсть желая,
Стали женщины иные
Собирать пучки колосьев
И, детишек обтирая,
Осквернять дар Кылдысина.
Кылдысин, отец-хранитель,
Видя то неуваженье,
Очень сильно огорчился,
Повелел колосьям хлебным
Вверх расти одной соломой.
И лишь после он смягчился,
Наказание уменьшив,
Дав колосья небольшие
На концах соломы тонкой15.
Люди скромность позабыли,
Нравы прежние сменили,
И дурные их поступки
Продолжали совершаться.
Раз какая-то кенак
Поступила неучтиво,
Растирав пеленки, тут же
Их повесила на небо.
Тотчас чудо совершилось,
Небо вверх тогда поднялось,
Инмар налэнтыны мал паз.
Инбам мулы матын на вал,
Отчы нодлы адямиос
Куддыр тубаллязы на ай
Инмаръёсын кенешыны,
Сьблыкамзэс тазатыны.
Ю-няньёслэн шепсы соку
Данак гюллы кузьгес ай вал,
Вакчи куро-модос вылын
Узыр тысё будйз кузь шеп.
Но тайн Збк Гербер вуэм,
Гужем шулдыръяськои вакыт,
Калык лыктэм бусы дуре,
Сьбраз пиналъёсты ваем.
Окыт тупам гужем лымшор:
Данакезлэн нылпиослэн
Кбтсы курадзыны кутсксм.
Чылкытлыкез утён понна
Кудйз-огез нылкышноос
Покчизылэсь саптаськемзэ
Шепен чушылоно луэм,
Кылдысинэз мыскылляса.
Нош Кылдысин, утись-вордйсь,
Укылтэмъяськемез адзе,
Тужлэсь но ту ж вожез нота.
Озьы косэ со юослы
Буш куроен-нэ будыны.
бжыт бергес со буйгатске,
Пунэм бсьсэ пичиятэ,
Жужыт куро йылэ ПИЧИ,
Векчи тысё шепъёс кельтэ.
Калык возьытбурзэ ыштйз,
Азьвыл зеч сямъёссэ воштйз,
Урод но сьблыко ужъёс
Дугдылытэк ялан лэсьтйз.
Нош одйг иол одйг кенак
Оч карыса кадь дауртйз:
Нуны тэбстъёсты миськиз но
Инме куасьтйськыны понйз.
Соку ишан-адзон кутскиз:
Матысь инбам выллань жутскиз,
28
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
И навеки прекратилась
Связь меж небом и землею.
С той поры мы видим небо
В голубой его лазури
Высоко над головою,
Вечно вдаль туда стремимся.
Но достичь его не можем
И богов нс можем видеть.
Люди с ужасом смотрели
На утраченное счастье,
Горько слезы проливали,
Всем богам молились с верой,
В преступленьях сознавались,
Грешников клеймили строго,
Их сурово осуждали,
Их в несчастье упрекали.
Кылдысин, благой податель,
Сжалился над родом бедным,
Сердцем он любвеобильным
Пожалел людей ничтожных:
Сделал он чудесный ящик,
Натянул тугие струны,
Сделал звонкие он гусли -
Сделал крезь16 он многострунный.
Изобрел на утешенье
Людям жалким и греховным
Инструмент тот тонкозвучный
И послал то чудо людям
С голубой небес лазури,
Ввысь поднявшейся далеко.
Гусли тихо опустились
На толпу людей рыдавших,
Снизошли к ним прямо с неба.
Люди, ждавшие с надеждой,
Дар восприняли чудесный,
Дар благого Кылдысина.
Струны гусель зазвучали,
И с тех пор на крезь играют
Песен древние напевы.
Дар небесный Кылдысина
Послан нам в воспоминанье
Инэн но музъемен кусып
Пырак дауръёслы быриз.
Со дырысен адзиськомы
Инлэсь чагыр-зангаризэ
Иырмы вадьсысь вылын-вылын;
Ялан отчы кыстйськиськом,
Но вуэммы уг лу инме -
Жутскем инмаръёсмы доры.
Шуэрскыса учкиз калык
Ышись-бырись шудэз шоры,
Данак курыт синву кисьтйз,
Инмаръёслы вбсяськылйз,
Йыружъёссэ поттйз шара,
Йбнтэмасьёс вал судъямын,
Котыр ласянь ик каргамын,
Сьблык соос вылын луиз.
Кылдысинлы, утисьмылы,
Удмурт калык жальгес потйз,
Аслаз шырыт сюлэмыныз
Бакель кариз со калыкез:
Чашъем пулэсь со арбери
Лэсьтйз, кыскиз отчы сиос,
Озьы пбрмиз жингыро крезь -
Данак сиен крезьгур сётйсь.
Мискинь но сьблыко калык
Ожыт мед буйгалоз шуыса,
Малпаз чебер крезьгуранэз,
Ыстйз сое утись-вордйсь
Зангариё чагыр инмысь,
Кудйз выллань ни жутскемын.
Со крезь каллен лэзькиз уллань
Синвуаськись калык полы,
Васькиз мечак чагыр инмысь.
Калык возьмаз та кузьымез,
Шумпотыса сое кутйз --
Сйлы Кылдысинлэсь ужзэ.
Крезьысь сиос жингыртйзы,
Со дырысен крезен шудо
Вашкалаысь кырзанъёсты.
Кылдысинлэн синпелетэз
Тодэ вайытыны кулэ
Часть первая. Песнь четвертая.
Нырысетй люкет. Нвылети мадъ
29
О том времени далеком,
О прекрасных этих летах,
Когда небо было близко,
Было низко над землею,
Люди по небу ходили,
По путям небесным плыли,
Разговор вели с богами.
Когда струны гусель звучных
Нам поют напевы предков,
Эти звуки в душу льются,
Проникают в наше сердце.
Сердце тает, и невольно
Из очей польются слезы,
На душе бывает тихо.
Струны гуслей заставляют
Погружаться нас в забвенье,
Забывать о всем на свете.
Плакать только о минувшем,
О далеком светлом прошлом.
Молодые вспоминают
Годы детства золотые,
Беззаботность игр веселых.
Люди зрелые припомнят
Годы юности удалой,
Свои подвиги, отвагу,
Силу рук и меткость глаза,
Вспомнят прежние охоты
На медведей и на лосей.
Старики же унесутся
В даль веков, давно прошедших,
Вспомнят речи своих дедов,
Уж давно в земле лежащих.
Времена те были лучше,
Были больше урожаи,
Жизнь текла тогда счастливой,
Была проще, но прочнее.
Вспомнят все тогда невольно
Кылдысина, бога жизни,
Он печется неустанно
О несчастных жалких людях.
И невольно слезы льются,
Азьвыл зарни дауръёсмес,
Синмаськымон шудо дырез,
Куке инбам матын на вал,
Музъемысен ки сузьымон,
Калык тубаз инбам вылэ,
Ветлйз инмысь сюресъёстй,
Инмаръёсын кенешылйз.
Куке крезьысь жингрес снос
Вуж мадьёсты крезьгурало,
Со куараос сюлме пыро,
Лулэз-сюлмез шунто соос.
Сюлэм небзе, мыл потытэк
Синмысь ваське шуныт синву,
Бакель луэ соку гадьын.
Жингрес сиос соку косо
Зарни вбтэ выйтйськыны,
Вань туннэзэ вунэтыны,
Синвуосын малпаськыны
Шудо вашкалалык сярысь.
Егит калык тодаз вае
Ортчем зарни пинал дырзэ,
Сюлмаськытэк шудэмъёссэ.
Бадзымъёсыз тодэ ваё
Батыр но сэзь егит дырзэс,
Дйсьтонлыксэс, лэчыт синмо
Но юн кужмо вылылэмзэс,
Гондыр вылэ, койык вылэ
Пбйшураны ветлылэмзэс.
Нош пересьёс крезь шудэмъя
Валля дауръёсы кошко,
Сюе ватэм пересьёслэсь
Верамъёссэс тодэ ваё.
Со вакытъёс вал умойгес,
Соку ю-нянь вал узыргес,
Улон но вал шудо-буро -
Огшорыгем ке но, юнгес.
Крезь шудэмъя тодэ лыктэ
Утись-вордйсь Кылдысинмы,
Кудйз али но сюлмаське
Мискинь удмурт калык понна.
Ас эриказ синву потэ.
30
НЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫС ИНЛЭН ДАУРЕЗ
Орошают лица юных,
Молодых и старцев дряхлых.
Песня всех их заставляет
О далеком прошлом плакать,
О минувшем безвозвратно.
Пиналъёслэсь, егитъёслэсь,
Пересьёслэсь бамзэс коттэ.
Крезь гур озьы ббрдытыса
Вашкалалык сярысь вера,
Кудйз ышиз иырак дырлы.
Песнь пятая
ВОРШУД
Витетй мадь
ВОРШУД
Люди, видя, что лишились
Прежней жизни, столь прекрасной.
Стали горько сокрушаться,
О потерях сожалея.
Старики им говорили,
Как давным-давно когда-то
Кылдысин сходил на землю,
Жил среди людей счастливых,
Урожаи были лучше.
Было все тогда обильно.
Вспомнив бога Кылдысина,
Всех живых отца благого,
Порешили все удмурты
Куке удмурт калык вал аз,
Зарни даур быриз шуыса,
Туж кайгыриз со иумысен,
Бадзым ыштопъёссэ жаляз.
Пересь муртъёс мадьылйзы,
Кызьы кукс но кемалась
Инмысь ветлэ вал Кылдысин,
Шудо калык пблын улэ,
Кызьы ю-нянь вал умойгес,
Котьмар вал тырмымон бусьтыр.
Кылдысинэз бур карыса,
Улэпъёслэсь атыкайзэс,
Огпол удмурт калык мал паз
32
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
На кенеше17 всенародном
Вновь молиться Кылдысину,
Чтобы он сошел на землю.
Под священною березой.
Старой, белой и высокой,
Собралися все к моленью
На речной утес отвесный.
Были тут и земледельцы,
И охотники удмурты
Всех племен: Ватка, Калмезы
И народ старинной Шудзи.
Все они решили вместе
С той горы не расходиться
До тех пор, пока на землю
Не вернется бог-хранитель.
Много дней они стояли,
Напролет они молились
Дни и ночи с верой пылкой,
Много жертв ему заклали.
Кылдысин, отец-податель,
К людям сжалился, как к детям,
И спросил их: «Что вам надо?»
И они его просили
Вновь подняться к ним на землю
И пожить у них в селеньях,
Как он жил давно при предках.
Кылдысин ответил людям:
«Не могу придти на землю,
Так как дал я обещанье
Никогда не жить средь люда
И не властен обещанье
Изменить свое навеки!..»
Умоляли люди бога
Показаться хоть на время.
Удержать его замыслив
Силой, если он явится.
Кылдысин сказал вторично:
«Не могу вам показаться
Даже очень ненадолго,
Так как вид мой очень страшен,
И тотчас, меня увидев,
Вань кенеше бтчаськыны,
Вбсяськыса, Кылдысинэз
Музъем вылэ берыктыны.
Жужыт силы кызьпу улэ,
Кудйз пересь но юг-югыт,
Вбсяськыны люкаськизы
Шурлэн мечкыт из ярдураз.
Музъем ужась но пбйшурась -
Удмурт калык лыктйз ваньмыз:
Ватка выжы, Калмез выжы,
Шудзя эльысь но лыктйзы.
Кенешыса вераськизы:
Ноку уз кошке та ярысь,
Оз берытскы ке доразы
Утись-вордйсь Кылдысинзы.
Трос нуналъёс возьмаськизы,
Дугдылытэк восяськизы,
Нунал но уй, чукна но жыт,
Курбон но туж трос сётйзы.
Утись-вордйсь Кылдысинзы
бз чида ни, пиосызлы
Шуиз: «Мае возьмаськоды?»
Калык соку куриз солэсь,
Мед нош потоз калык азе,
Мед нош улоз гуртъёсазы,
Валля дауръёсы сямен.
Нош Кылдысин шуиз тазьы:
«Уг лу мынам музъем вылэ
Берытскеме, кылме сётй:
Уг ул ни, пой, калык пблын.
Таче сётэм кылме ноку
Мынам уг луы воштэме!..»
Адямиос тэльмыризы
бжыт дырлы коть потаны,
Нош возьматскиз ке, малпазы,
Кужмысь сое жегатозы.
Куара вуиз Кылдысинлэсь:
«Уг лу мынам возьматскеме
Вакчи-огви дырлы ке но,
Мынам тусы луиз шимес,
Адзытйськи ке, кышкаса
Часть первая. Песнь пятая. Нырысстй люкет. Bunicniii мадь
33
Вы умрете все от страха».
Вновь просили люди бога,
Чтоб явился ненадолго
Им не в собственном обличьи,
Но привычный чтобы принял
Он вид рябчика иль белки.
Тайно думали удмурты,
Как охотники лесные,
Что они его захватят
И удержат бога силой.
Кылдысин, благой хозяин,
Знал он тайные желанья,
Знал, что все они напрасны,
Так как он - их всех могучей.
Вняв усердному моленью,
Милосердных покровитель
Показался ненадолго
Грешным людям на обрыве.
На верху ветвей березы,
Под которой были люди,
Вдруг возникла, появилась
Белка в яркой красной шкурке.
Все охотники удмурты,
Вверх направив свои луки,
В белку вдруг пустили стрелы
И пронзили остриями.
Белка падала на землю,
Люди кверху протянули
Руки, ждавшие добычи,
Счастье было близко к людям.
Но еще не долетела
До земли, как обратилась
Белка в рябчика, а в руки
Лишь одна упала шкурка.
Рябчик в поле устремился,
Но охотники удмурты
Вновь прицелились в ту птицу,
Удалявшееся счастье.
Стрелы меткие догнали,
Нанесли удар смертельный.
Рябчик тотчас начал падать,
Татчы ваньды ик кулоды».
Нош куризы адямиос
бжыт дырлы коть потаны,
Мед тусбуйзэ соку ватоз,
Мед воштйськоз, сяла тусъем
Яке коньы тусъем пбрмоз.
Лушкем малпаськизы соос,
Тэльысь умой пбйшурасьёс,
Озьы пбрмиз ке, Кылчинэз
Одно ик кутозы кужмысь.
Нош Кылдысин, утись-вордйсь,
Тодйз лушкем малпанъёссэс,
Тодйз, юнме та тыршонзы,
Угось уз вормелэ сое.
Куриськемзэс, вбсяськемзэс
Инэ басьтйз но Кылдысин
Вакчи дырлы возьматйськиз
Калыкъёслы меч ярдурын.
Шуак кызьпу вайёс вылэ,
Кудйз улын пукиз калык,
Возьматйськиз, адзытйськиз
Яркыт-горд вылтусъем коньы.
Вань удмуртъёс-пбйшурасьёс
Пукычъёссэс берыктйзы
Коньы шоры но ньблъёсын
Ыбыштйзы, пешкытйзы.
Коньы усиз музъем вылэ,
Калык кизэ выллань жутйз
Кылдысинзэс кутон понна,
Шудзы матын вал соослэн.
Музэ оз вуы усьыса -
Коньы пбрмиз кырсялалы,
Возьмасьёслэн киосазы
Куэз-нэ коньылэн вуиз.
Сяла бусы пала лобзиз.
Нош удмуртъёс-пбйшурасьёс
Нош мсртазы пукычъёссэс
Лобзись шудзы - бурдо - шоры.
Пукыч ньблъёс мертчиськизы,
Улэп бз кельтэ сялаез.
Со нош ик усъыны кутскиз,
3—6040
34
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Но едва земли коснулся,
Как вспорхнул, взмахнув крылами,
Быстрый тетерев красивый...
За реку летела птица,
Счастье вновь им изменяло,
Но охотники удмурты
В третий раз пустили стрелы.
Снова луки натянулись,
Стрелы с визгом полетели.
Мертвый тетерев мгновенно
Бездыханным рухнул в воду.
Но едва воды коснулась
Птица счастья и желанья,
Как мгновенно превратилась
В рыбу - окуня речного.
Окунь быстро к дну ныряет
И скрывается в чертогах
Недр земных, где обитает
Кылдысин - податель жизни.
Так увидели удмурты
Превращенья Кылдысина -
В белку, рябчика лесного,
В птицу тетерева, рыбку,
Подобрали шкурку белки,
Шкурку красную в день летний,
Крылья рябчика лесного,
Перья тетерева взяли
И поймали рыбку в речке.
Мудрецы истолковали:
Эти вещи будут знаком
Воплощенья Кылдысина,
Будут символами счастья.
Видя их, мы будем помнить
О счастливых днях минувших,
Счаетьи, данного судьбою.
Эти символы напомнят
Век счастливый Кылдысина.
Эти вещи будут «воршуд»18,
«Воршуд» - это значит счастье:
Шкурка, крылья, перья, рыбка
Музэ оз вуы йотыса,
Бурдъёсыныз лопыртыса,
Чебер турлы берыктйськиз...
Шур сопала лобзиз бурдо,
Выльысь киысь кошкиз, пбяз.
Но удмуртъёс-пбйшурасьёс
Куинетйзэ мертаськизы.
Пукыч ньблъёс шиетыса
Турлэн сьбраз лобыштйзы.
Вием бурдо лулзылытэк
Соку ик ву вылэ усиз.
Но ву борды гинэ йбтйз
Шудлэн но осконлэн пусэз -
Со вакытэ ик ыбем тур
Пбрмиз шурын улйсь юшлы.
Со юш шурлэн пыдсаз зымиз,
Чаляк ватскиз музъем пыдсысь
Пеймыт сэрегъесы, кытын
Улйз-вылйз вал Кылдысин.
Озьы адзиз удмурт калык
Кылдысинлэсь пбртмаськемзэ,
Коньы, сяла луылэмзэ,
Тур но чорыг пбрмылэмзэ,
Коньы куэз утялтйзы,
Гужем куазен со горд куэз,
Сяла бурдэз но басьтйзы,
Озьы ик тылызэ турлэсь,
Шурысь чорыг кутйз кин ке.
Визьмо муртъёс валэктйзы:
Ваньмыз ик та арбериос,
Кылдысинлэн пбртмаськемез,-
Шудлэн-бурлэн тодметъёсыз.
Та пусъёсъя тодэ ваём
Азьвыл зарни дауръёсмес,
Адзонмыя гожтэм шудмес.
Пусъёс тодэ вайытозы
Кылдысинлэсь дауръёссэ.
Мед луозы соос «воршуд»,
Воршуд - мукет сямен, шудбур:
Чорыг, тылы но, бурд но ку -
Часть первая. //сснь пятня. Н ырысетй люкет. Внтспш лшдь
35
Будут символами счастья.
Талисман священный счастья
Будет вечно сохраняться
В каждом роде и селеньи,
В шалаше семейном каждом.
Счастье, данное удмуртам
Откровеньем Кылдысина,
Служит памятью о веке
Дней прекрасных, незабвенных,
Дней минувших и счастливых,
Дней, когда сияло солнце
Ярче, дольше над землею,
Дней, когда все были братья.
Наши предки, наши бабки,
Те, кто жили в век далекий,
В век счастливый Кылдысина,
Будут «воршудами» также.
Слово «воршуд» значит счастье;
Бабки были все счастливы,
Наши предки знали счастье.
Этих женщин могут люди
Почитать, как воршуд рода,
Могут их просить о счастье,
Поклоняться как богиням.
Каждый род имеет воршуд,
Воршуд - счастливого предка,
Воршуд - наш родоначальник,
Живший в годы Кылдысина.
Имя предка - имя рода
Из веков идет далеких,
Переходит к детям нашим,
В поколеньях друг от друга.
Талисман семейный счастья,
Символ предков отдаленных -
Это воршуд наш священный:
Шкурка, перья, крылья, рыбка.
Кто имеет в сердце мысли,
Тайно скрытые от взоров,
Иль желанья дорогие,
Иль заветные стремленья,
Шудлэн пусэз кадь луозы.
Быдзым шудлэн та дэмдорез
Пырак дырлы мед утиськоз
Котькуд гуртын но выжыын,
Котькудаз вбсяськон куалан.
Шудбур, кудзэ удмуртъёслы
Сётйз-сйзиз вал Кылдысин,
Тодэ вайытыса возе
Чебер, шудо, вунэтонтэм
Азьвыл ортчем нуналъёсты,
Куке шунды музъем вадьсын
Пиштйз золгес но кемагес,
Куке ваньмыз вал агай-вын.
Песятайёс, иесянайёс,
Кинъёс куке но улйзы
Кылдысинлэн дауръёсаз,
Озьы ик луозы воршуд.
Воршуд - мукет сямен, шудбур;
Песянайёс но вал шудо,
Шудэз тодо вал песяйёс.
Сыче кышноосты калык
Аслаз воршудэныз лыдъя,
Шудбур куро сычеослэсь,
Инмар муртлы кадь йыбыртто.
Котькуд выжы возе воршуд,
Шудо выжыысьтыз муртэз,
Воршуд - со выжыез инъясь,
Кудйз адзиз Кылдысинэз.
Воршуд нимъёс, выжы нимъёс
Валля дауръёсысь лыкто,
Бадзымъёслэсь пиналъёслы,
Дйньысь дйне соос выжо.
Семья шудлэн со дэмдорез,
Кул эм пересьёслэн пуссы,
Сйлы воршуд со асьмелэн:
Чорыг, тылы но бурд но ку.
Кинлэн сюлмаз бадзым малпаи,
Кудзэ ватэ мурт синъёслэсь.
Яке бурдъясь дуно мылкыд,
Яке зеч лэсьтыны тыршон,
36
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Их лелеет, их он любит,
Это воршуд, это - счастье.
Воршуд рода покровитель,
Предок, наш родоначальник,
Всем родным он помогает,
Кто «выжы»19 свой почитает -
Предков рода вспоминает.
Так возникла в людях вера
В то, что свет не угасает,
Что добро не все погибло,
Существует символ счастья.
Так познали веру люди
И, познавши, стали лучше.
Кылдысин, отец всей жизни,
Людям подал ту надежду,
Дал воршуд им символ счастья,
О счастливых предках память.
Кудзэ ас сюлэмаз шунтэ,-
Воршуд ваньмыз ик со, шудбур.
Воршуд - со выжыез утись,
Вашкалаен герзась инъет,
Ваньмыз матысьёслы юрттэ,
Кин ке ас выжызэ гажа,
Азьвыл улэмъёсты тодэ.
Озьы пумен юнмаз оскон,
Югыт дунне уз кыс шуыса,
Зечез оз быр на быдэсак,
Шудлэн пусэз эшшо улэп.
Удмуртъёслы кылдйз оскон,
Нош луизы соос зечгес,
Улон сётйсь Кылдысинмы
Нош улзытйз со осконэз,
Сётйз воршуд - шудлэсь пуссэ,
Шудо дырез тодэ ваён.
Песнь шестая
Kyamemii мадь
БАТЫРЫ ДОНДИНСКОГО
КРУГА
Племя западных удмуртов,
Что звалось Ватка и жило
По долинам реки Вятки,
Вдруг направилось к восходу,
Где восточные удмурты,
Иль Калмезы, обитали.
Расселились все удмурты
По рекам и по долинам,
По широким водам Вятки,
По Чепце по многоводной,
По извилистой Кильмези.
На Чепцу, на гору Солдырь20
Раз пришел удмурт могучий,
Богатырь Донды великий.
ДОНДЫКАР КОТЫРЫСЬ
БАТЫРЪЁС
Жытшор палась удмурт эльёс,
Ватка выжы, кудъёсызлэн
Ватка ёрос вал дор палзы,
Чукшор пала вамыштйзы.
Татын улйз Калмез выжы,
Чукшор палась удмурт калык.
Интыясько вал удмуртъёс
Шуръёс но тудвозьёс котыр,
Паськыт Ватка шурлэн дуртйз,
Данак вуо Чупчи кузя,
Позыръяськись Кильмезь кузя.
Чупчи дурысь Солдыр выре
Огпол вуиз удмурт батыр,
Со вал сйё-дано Донды.
38
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
У Донды два сына было:
Старший сын Идна-батыр был,
Младший сын - Гурья искусный.
Сын Идна - батыр известный -
Совершил дела большие,
Про которые удмурты
До сих пор поют сказанья
Под звучанье звонких гусель.
На горе Донды построил
Крепкий город Солдырь славный,
Укрепил его он валом,
Рвом его обвел глубоким.
Две реки Чепца и Пызеп -
Под горою слились вместе,
На мысу крутом, высоком
Городище возвышалось.
У Донды в его столице
Родились еще два сына:
Богатырь Весья и скоро -
Молодой князь Зуй прекрасный.
Край Донды обилен медом,
Деревень вдоль речек много,
Велики владенья князя,
Славен город главный Солдырь.
Основал Донды ряд новых
Городищ по речкам разным,
Роздал их в уделы детям.
Сам себе Донды в удел взял
Три селения окрестных:
Городище Дондыкар взял,
Дондыгурт деревню принял
И еще в удел оставил
Он Кляп гурт село большое.
В том селе Кляпгурте жили
Люди племени другого,
Покорил Донды их силой
И заставил их работать
На своих полях у кара.
Каждый день к Донды ходили
Побежденные работать,
Из Кляпгурта ежедневно
Кык пиосыз вал Дондылэн:
Идна батыр вал бадзымез,
Нош покчиез - шаплы Гурья.
Идна котьма ласянь батыр,
Лэсьтйз со бадзымесь ужъёс,
Соос сярысь удмурт калык
Али но мадьёссэ вера
Жингрес крезьёс шудэм улсын.
Та вырйылэ Донды пуктйз
Кужмо карзэ - Солдыркарзэ,
Со борддорен юнматэмын,
Гудзем гуэн котыртэмын.
Кытын Чупчи но Пызеп шур
Огазеясько, соос вискын
Жужыт но меч-меч вырйылын
Кужмо сылэ вал Солдыркар.
Шоркарысен ик Дондылэн
Эшшо вордскиз на кык пиез:
Батыр Весья но со бере
Зуй - кышкасьтэм визьмо пияш.
Донды палан уно чечы,
Шур котырын данак гуртъёс,
Торо киын - бадзым улос,
Шоркар сярысь вблме зеч кыл.
Донды портам шуръёс кузя
Эшшо выль каръёссэ лэсьтэ,
Сётэ будйсь ииосызлы.
Аслыз кариз тбро Донды
Ёросысьтыз куинь улосэз:
Уйшор палась Дондыкарез,
Артысь узыр Дондыгуртэз,
Сол эн и к киулаз луиз
Кляпгурт трос калыкъем улос.
Со Кляп гурты н ул э вы л эм
Мукет эль-выжыысь калык,
Донды кужмын вормиз сое,
Озьы бере, ужатылйз
Карез бордысь бусыосын.
Котькуд нунал Донды доры
Лыкто, ветл о вал ужасьёс,
Озьы со Кляпгуртысь калык
Часть первая. Песнь шестая. Нырысетй люкет. Kytnnemii мадь
39
Приезжали к Дондыкару.
Через речку по дороге
Проложили всюду гати,
И следы дороги древней
Уцелели там доселе.
Князь Идна, батыр известный,
Получил владенья к югу
От отцовского удела.
Солдырь город получил он,
Главный город при слиянье
Речки Пызепа с Чепцою.
Но Идна еще построил
Городище над Чепцою,
Он его столицей сделал,
Что назвали Иднакаром.
За рекою за Чепцою
Получил Идна уделом
Город Глазов, речку Сепыч
С городищем Сепычкаром,
Получил далеко к югу
Городище Идна-Зезьы.
Здесь конец его владений,
«Эезьы» значит ведь «ворота».
Сыновья Донды другие
Получили меньше брата,
Каждый лишь по городищу.
Младший сын Донды, Зуй-батыр,
Получил удел похуже
В северных лесистых дебрях,
При истоках Пызеп речки,
За селом Донды Кляпгуртом.
По Чепце Весьи владенья,
На восток от Иднакара.
Князь Гурья себе построил
Еще дальше городище,
По Чепце вверх по теченью.
Этот город на обрыве,
На горе стоит высокой
И зовется Гурьякаром,
Также «Гординым» зовется.
Сюрес лёгиз Дондыкаре.
Шурез, нюрез выжон понна
Лиспу вайлэсь лэсьтйз выжъёс,
Вуж сюреслэн бервылъёсыз
Туннэ дыре но шбдйсько.
Идна тбро, дано батыр,
Улон интыоссэ басьтйз
Атаезлэсь лымшор пала,
Улонниез луиз Солдыр -
Дано шоркар, кытын артэ
Пызеп но Чупчи шур вуо.
Идна жутйз Чупчи дуре
Эшшо но жужытгес карез,
Сое аслыз кариз шоркар,
Нимыз луиз нош - Иднакар.
Чупчи шурлэн тупалысьтыз
Солы шедиз дано Синкар,
Яке Глазкар, Сепыч шурен
Солы шедиз на Сепычкар,
Нош кыдёкын лымшор палан
Солы луиз Идна-Зезьы.
Татын вал тбрлыклэн гожез,
Угось зезьы - висъясь маке.
Мукетъёсыз Донды пиос
Бадзым оз басьтэ узырлык,
Быдэн карен гинэ луиз.
Покчиезлы, Зуй батырлы,
Музъем шедиз начарезгес:
Пыдлось уйшор нюлэсъёсын,
Пызеп шурлэн кутсконъёсаз,
Кляпгурт сьбрысь интыосын.
Весья возёс Чупчи кузя,
Иднакарлэн чукшор палаз.
Гурья батыр жутйз карзэ
Эшшо пыдло, Чупчи шурлэн
Кошкиз бызёнэзлы пумит.
Та кар сылэ жужыт ярын,
Мечкыт жутскись гурезь вылын,
Нимыз но Гурьякар солэн,
Сое ик Гордино шуо.
40
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
За уделами двух братьев,
Идна-багыра и Гурья,
Жили к югу и востоку
По рекам Чепце и Сепыч
Племена Селта с Узею.
Селтакар был город первых
На горе над Сепыч речкой.
Узякар, столица прочих,
На Чепце на горных кручах.
У узей еще был город,
Над Чепцой стоял он также,
Назывался он Карйылом.
Когда строились селенья,
Сыновей Донды уделы,
То кидали братья бревна
С городища в городище
За семь, за десять, за двадцать
Верст легко одной рукою.
Князь Гурья кидал свободно
В Весьякар большие бревна
Для постройки городища.
Князь Идна, силач великий,
Получал деревья с лету
От селтинцев, с Селтакара.
Силачи шутя кидались,
Перебрасывая бревна,
И летели над лесами.
Над Чепцою многоводной
Эти бревна, словно стрелы.
Поднимал силач огромный
Ствол, как будто дротик легкий,
И кидал его он в воздух.
Как стрелу пускал из лука.
И бревно, летя стрелою,
Быстро мчалось с силой страшной
И на землю упадало
За десятки верст оттуда,
Ударялось в землю глухо.
На Селтинском городище
Жили храбрые калмезы,
Силачи большие также.
Идна, Гурья батыръёслэн
Музъемъёссы котыръёсын -
Лымшор палан, чукшор палан
Чупчи, Сепыч шуръёс кузя -
Вал сьблтаос но узяос.
Сепыч дурысь каръёс пблын
Со Сьблтакар вал нырысез;
Узяослэн Узякарзы
Гурезь выре жутскиз чебер,
Мукет карзы на соослэн
Чупчи дуре ик инъяськиз,
Нимыз вал таизлэн Карйыл.
Ку Дондылэн пияшъёсыз
Лэсьтнськизы-жутйськизы,
Збк коръёсты лэзьяллязы
Одйг карысь мукет каре;
Сизьым но, дас но, кызь иськем
Одйг киын зйртылйзы.
Гурья батыр капчи лэзьяз
Збк коръёсты Весьякаре
Отын карзэс лэсьтон вакыт.
Идна тбро, кужмо батыр,
Сьблтакарысь лобись корез
Киосыныз дугдытылйз.
Шудон сямен кадь батыръёс
Збк коръёсын лэзьяськизы,
Лобаллязы тэльёс вадьсын,
Вблмыт Чупчи вуос вадьсын
Коръёс, пукыч ньблъёс музэн.
Жутэ вал кужымо батыр
Корез, шиё пучез сямен,
Лэзе вал инбаме сое
Пукыч ньбллэн жоглыкеныз.
Збк кор, пукыч ньбллы укшась,
Лобе кышкыт кужмын но жог,
Музъем борды шуккиськыкуз,
Отысь, дасо иськем сьбрысь,
Шуккиськемез ик чузъясъке.
Сьблтаослэн но каразы
Калмез выжы вал туж дйсьтйсь,
Батыръёссы вал бдыесь.
Часть первая. Песнь шестая. Нырысетй люкет. Куатепш мадь
41
к своим родичам калмезам
Приходили они в гости
На реку Кильмезь с Валою.
Коль Селте хотелось в гости,
Становился он тотчас же
На серебряные лыжи,
На волшебные полозья.
И серебряные лыжи
Тотчас в воздух поднимались
И несли с собой селтинца
Над полями и лугами.
В миг один переносился
Богатырь к своим калмезам,
Делал верст по сорок с лишним,
Селтакарцы часто в битвы
С Идна-батыром вступали,
И могучий князь Чепецкий
В них бросал большие гири.
Гири эти из железа
Были слиты, тяжки весом,
Пудов в сорок или больше.
Брал Идна-батыр ту гирю
И бросал одной рукою
За десяток верст далеко,
За Чепцу бросал он к югу.
Пролетала гиря князя
Над долиной и над лесом,
Будто камешек какой-то,
И вдруг падала на землю
С высоты той поднебесной
В середину городища
К удивлению селтинцев.
Гирю тотчас же другую
Князь Идна опять бросает
Еще далее, к Карйылу.
Над Чепцой летит та гиря,
Прямо вдоль ее долины,
Взвившись в небо мелкой точкой.
Три селения обширных
Миновавши, все три кара -
Весьякар и Гурьякар тот,
Чемысь ветло вал калмезъёс
Чыжы-выжыоссы дйне,
Кильмезь пала, Вало пала.
Шуом, Сьолта кунояны
Малпа ке, жегатэк поттэ
Азвесь куассэ но инъяське
Со паймытйсь ветлой вылэ.
Уд оскы но, азвесь куасъёс
Шуак жутско вал омыре,
Сьолта пиез нуо соос
Возьёс но бусыос вылтй.
Туж вакчи дыр куспын батыр
Калмезъёсыз доры вуэ
Ньыльдон но иськемъёс сьоры;
Куд-ог дыръя сьблтакаръёс
Иднаосын ожмаськизы,
Соку Чупчи батыр лэзьяз
Соос вылэ збк гираос.
Со гираос вал секытэсь,
Кебит кортлэсь кисьтылэмын,
Ньыльдон пудъем секталазы.
Идна батыр со гираез
Пал киыныз сэрпалтылйз
Дасо-дасо иськемъёсы,
Чупчи шурлэн лымшор палаз.
Лобе вал сэрпалтэм гира
Возьёс вылтй, тэльёс вылтй,
Туж огшоры кбльы выллем,
Чагыр инмын возьматскыса,
Шуак усе музъем вылэ
Сьблтаослэн карзы шоры,
Улйсьёсты паймытыса.
Нош мукетсэ збк гираез
Идна батыр лэзе эшшо
Кыдёкегес, Карйыл пала.
Чупчи вадьсы лобзе гира,
Солэн тудвозьёсыз вадьсы,
Инмын вишты гинэ адске.
Лобе со куинь каръёс вамен,
Солэп улаз кылё соку
Весьякарен Гурьякарен,
42
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
А затем и кар Узинский.
Гиря падала внезапно,
На Карйыл вдруг низвергалась.
С тяжким грохотом упавши,
Подскочивши над землею,
Изумляла всех калмезов.
Так швырялись предки наши
То бревном, то гирей тяжкой,
К удивлению потомков.
Были все они могучи,
Силы было слишком много,
И в избытке этой силы
В состязание вступали.
Собре узяослэн карзы,
Берло гира шбдтэк шорысь
Карйыл шоры ик гуштйське.
Гудыртыса усеменыз,
Музъем вылэ тэтчеменыз
Калмезъёсты шуэрскытэ.
Озьы соос лэзьяськизы
Секыт корен я гираен,
Туннэосты паймытыса.
Вань батыръёс вал кужмоесь,
Ды-кужымзы вал мертантэм,
Тыр кужымзэс возьматыса,
Озьы, пе, чошатскылйзы.
Вот однажды состязались
Сам Донды, старик могучий,
С сыном первенцем Идною.
В спор поставили залогом
Часть удела над Чепцою
Против Глазова, на горке.
Та борьба князей двух сильных
Продолжалась очень долго.
Спор грозил вничью остаться,
Но Донды, силач старинный,
Повалил Идну на землю,
Победил своего сына.
Убывает год от года
Сила с каждым поколеньем.
На горе Донды построил
Городище над Чепцою,
Он назвал его Утэмкар,
Против Глазова поставил.
Огпол нюръяськыны потэ
Ачиз кужмо пересь Донды
Нырысь пиез - Идна - вылэ.
Вормись муртлы луоз, шуо,
Чупчи дурысь чебер инты,
Кудйз али Глазкар пумит.
Батыръёслэн нюръяськонзы
Кема мынйз, со бырысал
Нокин но вормытэк, шуак
Кескич но амало Донды
Пизэ выдтйз музъем вылэ,
Озьы со Иднаез вормиз.
Арысь аре батыр кужым
Егит ёзвиосын синэ.
Гурезь вылэ, Чупчи дуре
Донды аслыз лэсьтйз выль кар,
Сое со Утэмкар нимаз,
Чапак со Глазкарлы пумит.
Князь Донды для сына Зуя
Выбрал девушку в невесты,
Выбрал он Эбгу снохою
Из Ватка -- большого рода.
Свадьбу весело справляли,
Поселился Зуй в уделе
Над истоком Пызеп-речки.
У Донды был самым младшим
Тани Донды Зуй пиезлы
Кышно кура Ватка палась,
Ватка палась Эбга луэ
Донды батырмылэн кенэз.
Жингрес ортчиз чебер сюан,
Егитъёслэн улоннизы
Пызеп шурлэн йылыз луиз.
Зуй Дондылэн вал покчиез,
Часть первая. Песнь шестая. Нырысегй люксг. Куатетймадь
43
Он и самым слабым сыном.
Князь Донды, старик могучий,
Был силач во цвете силы,
Победил Идну он даже.
Как силен был телом старый,
Так и душу сохранил он
Очень юную, живую.
А сноха Эбга прекрасна,
Молодушка так красива,
Нежны щечек очертанья,
Очи ясно голубые,
Как лазурь небесных далей,
Васильки как будто в поле.
Полюбил Донды внезапно,
Он влюбился в свою сношку,
Хочет он отбить от сына
Молодушку ту, ватканку.
Где же Зую молодому
Устоять Донды напротив?
Даже сам Идна могучий
Побежден отцом был старым.
Князь Донды Эбгу ласкает,
Снова юный, полный жизни,
Весь душой помолодевший.
И Эбга не устояла
Против чар своего свекра,
Сладки ей его подарки,
Золотые кольца манят,
Взор прельщают молодушки;
А шумящие подвески
С головами двух драконов,
Двух коней, двух лебединых,
С длинными цепями снизу,
Так звенящие красиво
На ходу при каждом шаге.
Эти звонкие подвески
Говорят нам о богатстве
Молодой своей хозяйки,
Охраняют звери цепко
От чужого злого глаза.
И еще Эбгу прельстили
Кужыменыз со вал начар.
Донды батыр, пересь ке но,
Сйльвиреныз сыче шаплы,
Ай Иднаез но со ворме.
Сйльвиреныз гинэ бвол,
Лул-сюлмыныз но ай кужмо,
Азьло выллем, егит но сэзь.
Эбга кенэз сыче чебер,
Вылтусыныз синмаськымон,
Ымнырыныз вожъяськымон,
Нош синъёсыз сыче чагыр,
Инмысь небыт инлыз выллем,
Лудысь зангариос выллем.
Донды кутйз но синмаськиз,
Эбга кензэ со яратйз,
Зуй пиезлэсь куззэ-палзэ
Аслыз со карыны малпаз.
Нош быгатоз-а егит Зуй
Бубиз пумит кариськыны,
Куке кужмо Идна батыр но
Погыртэмын вал пересен?
Донды ватка нылэн шудэ,
Вираз улон кужым пачыл,
Лул-сюлэмыз выльысь егит.
Эбга но Дондылы пумит
Оз быгаты кариськыны,
Кузьымъёсыз солэн дуно,
Зундэсъёсыз солэн зарни,
Ныллэсь синзэ палёмыто;
Нош чингыльтйсь ибырвесьёс
Кык драконлэн, кузо валлэн,
Кузо юсьлэн йыръёсыныз,
Уллань лэзькись жильыосын
Сыче чебер куара сёто
Котькуд вамыштэмлы быдэ.
Та чингыльтйсь чеберъянъёс
Ортчись егит кышномуртлэн
Узырлыкез сярысь вера,
Нош пбйшуръёс но бурдоос
Веднась лек синъёслэсь утё.
Эшшо кыско на Эбгаез
44
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Серьги с вставками из камня -
Драгоценного топаза.
Из различного кристалла.
Так подарками прельщает
Князь Донды свою княгиню,
Он сулит восторги ласки,
Неизвестные для сына.
И Эбга идет покорно,
К свекру в дом идет от мужа,
Изменяет Зую-князю,
Поддается чарам старца.
Муж ее князь Зуй Ионинский,
Затаив в груди обиду,
Думал так о неудаче:
«Пусть отец живет, как хочет,
Мне не быть ему судьею,
Я живу своим уделом,
У меня есть много дела,
И не буду я печальным
Из-за женщины неверной.
Стоит разве огорчаться
От измены глупой бабы?
Ей я шлю свое презренье,
На нее позор ложится».
Лишь Эбга о том узнала,
Маком щеки заалели,
Стыдно стало перед всеми,
Зуй отрекся от неверной.
Он теперь ее позорит
Перед всем честным народом.
Нет путей для женской мести,
Не сражаться же ведь бабе.
И идет Эбга ко князю,
К старику Донды подходит,
Просит помощи и мести.
Хоть старик во всем виновен,
Сыну мстить отец не может,
Из-за прихотей невесты
Не зовет бороться Зуя.
Князь Донды доволен сыном,
Что утешился он скоро,
Изэн йылъям пель угыос,
Отын чебер дуно топаз,
Олокыче но инзыос.
Озьы тбро чебераез
Кузьымъёсын алда Донды,
Шудбур но мусоян сйзе
Вордэм но пиезлэсь лушкем.
Эбга уг кариськы пумит,
Шыпыт лыктэ Дондыкаре,
Зуйлэн атаезлы сётске,
Мусо кылъёсызлы оске.
Нош Зуй тбро аслаз дораз
Жож йыркурез полы вые,
Тазьы куректыса маляа:
«Кызьы малпа, мед дауртоз
Озьы ик, мон судъясь овбл.
Мынам аслам улонние,
Мынам ас ужъёсы тырмыт,
Уз чигиськы мынам сюлмы
Муртэн калгись кышно сэрен.
Малы улом мон вожаса
Шузи кышно кушласькемлэсь?
Солы медло вань йыркуре,
Солы ик мед луоз возьыт».
Куке Эбга тае тодйз,
Быдэс со мак кадь льблектйз,
Возьыт луиз калык азьын,
Картэз ук куштйськиз солэсь.
Зуй мыскылля табре сое,
Кыре ик потыны возьыт.
Но пунэмзэ берыктыны
Эшшо уг дйсьты кышномурт.
Эбга мынэ Донды дйне,
Тброезлэсь куре юрттэт
Яке бсьсэ берыктыны.
Пересь вала: ачиз янгыш,
Но пиезлы со пунэмзэ
Уг берыкты кышно сэрен,
Уг бть Зуез жугиськыны.
Со шумпотэ пиез понна,
бз чигиськы но басылскиз,
Часть первая. Песнь шестая. Нырысети люкет. Куатетймадь
45
Из-за женщины не плачет,
От измены не горюет.
Так Эбга к себе уходит,
Возвращается в покои
От Донды, второго мужа,
Не нашедши в нем поддержки.
Да и как пойдет на сына
Старый князь, сам виноватый?
Тут Эбга в обиде мрачной
Замышляет злое дело,
В огорченье месть готовит
За позор свой справедливый.
Посылает к князю Зую
Хладнокровного злодея,
Тот предательским ударом
Убивает Зуя тут же.
Преждевременно у князя
Сердце биться перестало,
Так несчастливо сложились
Зуя годы молодые,
Жертвы хитрой женской мести.
Он любил Эбгу сначала,
Никогда не изменял ей:
Нет, не он Эбгу обидел,
Ведь ему зло причинили,
А теперь опять вторично
От жены князь Зуй страдает.
По долинам крик печальный,
Плач стоит над Пызеп-речкой,
Это умер Зуй несчастный
От руки убийц кровавых.
Весь народ в большом смущеньи,
Подозренья возникают,
Все указывают дружно,
Обвиняют все княгиню.
Тут Донды как бы очнулся:
Что же он, старик, наделал?
Он отбил жену от сына,
И теперь она убила
Князя Зуя молодого.
Был несчастный юный витязь
Кышно сэрен оз борды Зуй,
Оз куректы ваньмыз сэрен.
Озьы Эбга дораз бертэ,
Ас висъетаз шыпак пыре:
Оз, кыкетй картэз Донды
Ас бурд улаз оз кут сое.
Ачиз янгыш бере, кызьы-о
Пересь мыноз пиез пумит?
Соку жожен тырмем Эбга
Сьбд уж дася быдэстыны -
Вань йыркурзэ берыктыны
Таче мыскыллямзы понна.
Медъя но Зуй доры ыстэ
Лек сюлэмо йырвандйсез,
Соиз лушкем ватэм пуртеэ
Шуак поттэ но бышкалтэ.
Озьы дугдэ жугиськемысь
Зуй батырлэн зырдыт сюлмыз,
Озьы шуак уретйськиз
Мискинь Зуйлэн кизилиез
Нылкышнолэн бсез сэрен.
Зуй яратэ вал Эбгаез,
бз кушласькы мукетъёсын:
Урод бз лэсьты Эбгалы,
Ассэ обидизы сое;
Нош табере кыкетйзэ
Эбга сэрен лыктйз эзель.
Пызеп шурлэн котыръёсаз -
Ббрдэм но бпкелем куара,
Озьы мискинь Зуез вато,
Кудзэ лек йыружчи вандйз.
Калык полын огыр-бугыр,
Сьбд йыружлэсь мугзэ сэртто,
Ваньмыз ик Эбгаез шуо,
Солэн вылаз поно сьблык.
Донды али гинэ сайказ:
Мае со йыринтйз, пересь?
Кензэ ас пиезлэсь талаз,
Пересь сэрен ик табере
Эбга егит Зуез вниз.
Шудтэм вал адзонэз Зуйлэн,
46
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛ ЭН ДАУРЕЗ
Умный, вдумчивый правитель,
Он был тверд в своем несчастьи,
За жену не мстил отцу он.
Дело княжье справедливо
Исполнял он, не вступаясь
В месть за женскую измену.
И теперь не стало Зуя,
Нет теперь меньшого сына,
Нет прекрасного батыра,
Плачет сам Донды несчастный,
Упрекает он невестку,
Он корит ее жестоко,
Он винит Эбгу в убийстве.
Разлюбил Донды княгиню,
Не желает больше ласки,
Изгоняет из столицы,
Из палат своих тесовых.
Огорченная княгиня
Удаляется на запад
И основывает город
Над Чепцой, в уделе свекра,
Называет Эбгакаром.
Там живет она княгиней,
Окруженная друзьями,
Вспоминая жизнь, как сказку.
Князь Донды не вспоминает
Ту прекрасную княгиню,
Сам вовлек ее в убийство,
Был причиною разлада.
Свой удел Эбга имеет,
Князь Донды ей не мешает
Управлять ее землею.
Вот Эбга родила сына
И по древнему обряду
Привела к Донды младенца:
Тот, кто в роде самый старший,
Должен дать ребенку имя.
Князь Донды берет сердито
На руку того малютку
И дает ему он имя.
Ио кивалтйсь вал со визьмо,
Куректонзэ пушказ возиз,
Ось берыктон сое оз зйб.
Тбро ужзэ но радызъя,
Эсэпезъя лэсьтэ вал Зуй,
Кышноезлы пыриськытэк.
Иош табере овбл ни со,
Овбл ни покчиез пиез,
Овбл синмаськымон батыр -
Озьы ббрдэ шудтэм Донды,
Кензэ пыкылыны кутске,
Сое янгыш каре пересь,
Вылаз понэ сьбд йыружез.
Донды уг ярат ни сое,
Уг пот сое мусоямез,
Улля сое шоркарысьтыз,
Чебер кблан юртъёсысьтыз.
Мискинь Эбга кайгырыса
Кошке шундыпуксён пала,
Выль кар жутэ Чупчи дуре,
Донды улосвыллэн дураз,
Иош нимаське со Эбгакар.
Отын улэ тбро кышно,
Эшъёсыныз тодаз вае
Выжыкылын кадь улэмзэ.
Донды синмаськымон кензэ
Тодаз уг возь ни табере,
Ачиз кыскиз ук йыруже,
Ачиз сэрен эзель луиз.
Эбга шедьтйз аслыз улос,
Донды уг люкеты солы
Музъеменыз кивалтыны.
Тани вордске солэн пиез,
Эбга кылдэм сям-нергея
Вае пизэ Донды доры:
Выжыысьтыз тужгес пересь
Нимтул сётоз пиналзылы.
Донды батыр вож нуныез
Йыркуренгес кутэ кияз,
Нимтул быръе нунокезлы.
Ча£ть первая. Песнь шестая. Нырысетй люкег. Куатетй мадъ
47
Сына пасынок-младенец
Получил Чибиня имя,
Имя страшное, смешное,
Ведь «Чибинь» - комар ничтожный,
Человека так ругают,
Обозвать когда желают,
Показать неуваженье.
Дал Донды Чибиню землю
Для удела, в управленье,
Близ земли Эбги-княгини;
Там Чибинь построил город,
Чибинькар его названье.
Страшный гнев объял княгиню,
Как услышала решенье,
Как узнала имя сына.
Затаивши в сердце злобу
На злопамятность владыки,
Преступленье замышляет
Возмущенная княгиня.
Верно, нрав жестокий, пылкий
Был у тон Эбги-княгини,
У красавицы коварной.
Вновь убийц она послала
К старику Донды в столицу,
Чтоб убить второго князя,
Коего она любила,
Отомстить опять, вторично.
Так Эбга сгубила мужа,
Полюбив Донды когда-то,
Так теперь его погубит,
Принося мужчинам гибель.
Дни Донды к концу подходят,
И Эбги посланец тайный
Нож вонзает в сердце князя.
Испускает вздох последний
Князь Донды, великий старец,
Обессиленное тело
Вниз склоняется на землю.
Но едва упало навзничь
Тело мертвое владыки,
Как с земли тотчас взлетает
Ас пиезлэсь со сюрпизэ
Шуак Чибинь шуса нима.
Та ним - урод но серемес,
Угось чибинь - нымы-кибы,
Чибинь шуо адямиез,
Куке уг гажало сое,
Ултйямзы сое потэ.
Донды сётйз Чибинезлы
Музъем улос кивалтыны
Эбга музъемъёсын артэ;
Озьы Чибинь карзэ жутйз,
Солэн нимыз но Чибинькар.
Туж Эбгалэн потйз вожез
Пизэ тазьы ултйямлэсь,
Сыче нимтул сётэмзылэсь.
Свод малпанъёс вордско йыраз
Пересь кивалтйсьлы пумит,
Выльысь шудтэм кышно малпа
Быдэстыны кышкыт йыруж.
Шбдске, сыче лул-сюлэмыз
Эбга кузёкайлэн вылэм,
Чебер ке но вылтусызъя.
Выльысь йырвандйсез лэзе
Со шоркаре Донды доры,
Кыкетйзэ виён понна,
Кыкетйзэ яратонзэ,
Нош пунэмзэ берыктыса.
Озьы Эбга картсэ быдтйз,
Ку яратйз вал Дондыез,
Табре мукет воргоронлы
Лек кышномурт бырон вуттоз.
Пумаз вуэ пересь улон,
Ыстэм убир лушкем пуртсэ
Сюлмаз ик Дондылэн донге.
Берпуметй ползэ шокче
Донды батыр, быдзым пересь,
Вань кужымзэ ыштэм мугор
Каллен усе музъем вылэ.
Нош мугорыз батырмылэн
Гачол усе гинэ но, юсь
Музъем вылысь шуак лобзе,
48
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Белый лебедь шумнокрылый.
Распростерши свои крылья,
Он взлетает в выси неба,
Он скрывается в лазури,
Где живет Инмар, бог света.
Так Донды окончил годы,
Годы долгого правленья,
Был могучим, славным князем,
Справедливым для удмуртов.
Князь Донды и после смерти
Покровитель всех удмуртов,
Тех, которые доселе
Не забыли, помнят князя,
Молятся его воршуду.
В родовом священном чуме
Иногда изображенье
Встретить лебедя возможно,
То воршуд времен старинных -
Тех князей Дондинских символ.
Каждый год, когда весною
Распускаются деревья,
Тот священный воршуд-лебедь
Покидает чум священный
Чрез отверстие для дыма
В крыше, где очаг старинный.
Сорок дней живет на воле,
Облетает край родимый,
Где как раз приходит лето.
Все деревья зеленеют,
Распускается береза
И цветут ее сережки.
Все в лесу благоухает,
На полях цветы алеют,
Реки снова полноводны.
В эту пору счастье ближе,
Чем в другое время года,
Вся природа молодеет,
Глубже воздухом мы дышим,
Раздвигаются морщины
И улыбка с лиц не сходит.
Та пора напоминает
Тбдь бурдъёсын лопырскыса.
Юсь, бурдъёссэ вблъям бераз,
Инме туж кыдёке тубе,
Ыше инлэн чагырлыказ,
Кытын югыт Инмар улэ.
Тйни озьы Донды кошкиз
Дунне вылысь, удмуртъёслэн
Дано, кужмо кивалтйсьсы,
Со юн сылйз зэмлык понна.
Кулэм бераз но Дондыез,
Удмуртъёслэсь дурбасьтйсьсэс,
бз вунэтэ, туннэ дырозь
Тодэ ваё со батырез,
Вбсяськыло воршудэзлы.
Куд-ог воршуд куалаосысь
Туннэ но адзыны луэ
Тбдьы юсьлэсь тусъетъёссэ,
Со - вашкала дырысь воршуд,
Донды батыръёслэн пуссы.
Котькуд аре, куке тулыс
Вожектыны кутско куаръёс,
Со юсь, воршуд тылобурдо,
Вбсяськоно куалась лобе
Чынлы лэсьтэм липет пасьтй,
Кытын вашкала гур сылэ.
Ньыльдон нунал лоба кырын,
Учке вордскем шаеръёссэ,
Выль гужемлэсь матэктэмзэ.
Вож вожекто вань писпуос,
Чебертйське тбдьы кызьпу,
Сяськаяло угыосыз.
Тэльын ваньмыз улзе, сайка,
Возьёс вылын льбль сяськаос,
Шуръёс выльысь кошко пачыл.
Та вакытэ шудбур матын,
Арлэн мукет дыраз сярысь,
Инкуазь сайка, егитоме,
Шокаськомы но тыр гадьын,
Шонерскыло кисыриос,
Ымныр пальпотонэн шудэ.
Тулыс нош вайытэ тодэ
Часть первая. Песнь шестая. Нырысетй люкет. Куатстй.мидь
49
Нам счастливый век минувший,
Время бога Кылдысина,
Времена затем героев,
Сильных витязей отважных,
Всех великих и могучих.
Вспомним, что случилось дальше
После смерти Донды-князя,
Павшего от рук убийцы.
За него отмстили вскоре
Злой Эбге, коварства полной,
Возмутились все удмурты,
На нее пошли войною.
И коварная княгиня
Не могла сопротивляться.
Город был ее взят с бою,
А княгиня в плен живою.
Но не стали ее кровью
Обагрять удмурты руки.
На кенеше всенародном
Все в согласии решили
Сбросить с тех крутых утесов,
Где стоит Эбгакар город,
Ту коварную княгиню
В глубь Чепцы-реки холодной.
Так Эбга нашла могилу
В водяных чертогах влажных,
Умерла в реке прохладной.
Князь Идна стал главным князем
Над рекой Чепцою всею,
Над Ваткою и Калмезом.
Князь Идна ходил на лыжах,
Золотые лыжи были,
Быстро лыжи те носили,
В миг верст на двадцать и больше.
Если шел он на охоту,
Брал он лук с собой и стрелы,
Клал за пазуху ковригу
Хлеба только что из печки.
Хлеб остыть не мог быстрее,
Ортчем шудо вакытъёсты,
Кылдысинлэсь дауръёссэ,
Соку кылдэм батыръёсты -
Кужмоосты, даноосты,
Оды но еэзь ожчиосты.
Тодэ ваём, мар дуннеын
Донды бырем бере луиз,
Кудзэ лушкем вниз убир.
Жоген бсьсэ берыктйзы
Лек эрказмем кышномуртлы,
Быдэс калык жутскиз оже,
Эбга вылэ мынйз ожен.
Эбгакарлэн кузёкаез
Пумит оз быгат сылыны.
Карез ожен пезьгытйзы,
Эбга сюриз калык кие.
Озьы ке но кырсь виреныз
Кизэс бз поты саптамзы,
Вань калыкен кенешыса,
Отчаськемын вераськизы
Меч ярысен сэрпалтыны,
Кытын сылэ та Эбгакар,
Со эрказмем кышномуртэз
Чупчи шурлэн кезьыт вуаз.
Озь Эбгалы шайгу луиз
Вулэн жокыт мурдалаез,
Эбга кезьыт вуын быриз.
Идна батыр луиз тбро
Паськыт Чупчи шаеръёсын,
Ватка, Калмсз выжыосын.
Куасъёс вылын ветлйз Идна,
Со куасъёсыз вал зарнилэсь,
Соос жоглэсь жог нуллйзы
Вакчи виын кызь иськемозь.
Пбйшураны ке со мынэ,
Пукыч но ньблъёссэ кутэ,
Пияз понэ нянь сукыри,
Кудйз соку гинэ гурысь.
Пбсь нянь уг вуы сйяса,
4-6040
50
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Чем Идна на лыжах чудных,
Быстро бегая по лесу,
Достигал своего места,
Расставлял силки, ловушки,
Ставил на зверей капканы.
Князь на лошадь не садился,
На седле стоял ногами,
Так всегда он с грозным видом
Мчался прямо в бой с врагами,
Размахнувшись саблей острой.
Князь Идна богат чрезмерно,
Он живет в палатах светлых,
В шелк жена его одета,
Блещут золотом подвески,
На ходу звенят цепочки.
На столе в палатах княжьих
Вся посуда золотая.
Там пиры идут до ночи.
Долго жил Идна могучий,
Много лет владыка правил
И, когда почуял близость
Дней последних жизни долгой,
Он пошел из Иднакара,
На большую гору вышел.
А с горы той необъятной
Видны дали и просторы,
Вдалеке синеют горы,
Чащи леса голубые,
Зеленеют там долины,
И Чепцы блестят извивы,
На холмах стоят селенья,
Городища и деревни.
Князь Идна взял лук упругий,
Натянул четыре раза
И пустил четыре стрелы.
Стрелы скрылися из виду,
Далеко они летели
И упали на востоке,
На закате и на юге,
Север также посетили.
Князь Идна сказал заклятье,
Куке Идна куасэз вылын
Чаляк лобе нюлэсъёстй,
Вуэ ас пбйшураннияз,
Ты ре казьёс но пижныос,
Пбйшуръёслы пуктэ выос.
Идна оз пуксьыл вал вылэ
Энер вылын сылэ вал со,
Озьы лек вылтусын оже
Мынэ вал тушмонъёс вылэ,
Палашеныз шонаськыса.
Узыр улйз Идна батыр,
Юртъер висъетъёсыз паськыт,
Нош кышноез буртчин полый,
Вылаз зарни чеберъянъёс,
Жингыр каро ибырвесьёс.
Иднамылэн жбкъёс вылаз
Тусьты-пуньы зарниослэсь.
Шулдыръясько уйшор дырозь.
Кема улйз Идна батыр,
Пересьмытозь со кивалтйз.
Куке тбро ини шбдйз
Берпум улон нуналъёссэ,
Потйздано Иднакарысь,
Бадзым гурезь йылэ тубиз.
Со вырйылысь син сузёнтэм
Адско инвис но кыралъёс,
Лызпыр жутско пыдлось выръёс,
Чагыр вблмо бадзым тэльёс,
Вож вожекто паськыт возьёс,
Чилясь Чупчи чутыръяське,
Выръёс йылын каръёс, гуртъёс,
Отын улэ удмурт калык.
Нбзь пукычсэ кутйз Идна,
Ньыль пол кыскиз пукыч вужзэ,
Ньыль пукыч ньбл ыбиз вылэ.
Ньблъёс ышо синъёс улысь,
Туж кыдёке соос л обо
Улосвыллэн котькуд палаз:
Уйшор пала, чукшор пала,
Жытшор пала, лымшор пала.
Идна батыр вераз тункыл,
Часть первая. Песнь шестая. Нырысегй люкет. Кушает и мш)ь
----—----------------------::--------------------- 51
Повелел навек удмуртам,
Чтобы в том краю обширном,
До предела стрел полета
Всюду князя поминали,
Совершали куяськоны21.
И теперь в семье весною
Все удмурты вспоминают,
Все идут на городище,
Совершают куяськоны -
Возлиянья пивом, медом
Совершают в память предков
И поют о днях минувших,
В глубь веков летят мечтою.
Пырак косйз удмуртъёслы:
Та вань паськыт улосвылын,
Кытчы сузиз солэн ньблэз,
Медаз вуны торо муртсы,
Мед котьку но куяськозы.
Али но, вуыса тулыс,
Вань удмуртъёс тодэ ваё,
Дано Иднакаре мыно,
Куяськонзэс отчы нуо,
Я мусурен, я чечыен
Тодэ ваё пересьёсты,
Валляна дыр сярысь мадё,
Малпаназы отчы лобо.
Песнь седьмая
КАЛМЕЗСКИЕ БОГАТЫРИ
По Чепце плывут к востоку
Друг за другом, плот за плотом.
На плотах сидят удмурты:
Муж, жена, семья большая,
Сыновья, зятья и снохи.
Дочки, дети и внучата.
Вверх плывут в леса глухие,
Ищут новых поселений,
Расчищают лее да нивы.
Воздвигают снова избы,
Очаги возобновляют.
Так уходят в глушь лесную
С мест, где жили наши предки,
В поисках за новым счастьем.
Сизь ыметй мадь
КАЛМЕЗ БАТЫРЪЁС
Чупчи вылтй чукшор пала
Ббрсьысь борее тубо пуръёс,
Трос удмуртъёс пуко отын:
Картэн кышно, вапь семьязы,
Пизы, кензы, эмсспизы,
Нылпиоссы, пунокъсссы.
Выллань тубо свод тэльёсы,
Выль улонни соос шедьто,
Тэлез сайко, бусы гыро,
Лэсьто вылесь юртъсръёссэс,
Учогъёсысь жутске выль чын.
Озьы кошко сикъёс пушкы
Выжызылэн музъемысьтыз
Выль шудбурзэс шедьтон понна.
Часть первая. Песнь седьмая.
НырЫСС! Й люке'! . Си ihh 1ЛН'! НН М(1()Ь
53
у реки Чепцы холодной
Обитали два калмеза,
Жили два родные брата.
К ним пришли ватка с заката,
Здесь желая поселиться,
Близ реки Чепцы обильной.
Племена вступали в споры,
Кто жить должен в этом месте,
И калмезы соглашались
Допускать к себе пришельцев.
Но ватка, народ строптивый,
Не желали жить все вместе
И хотели, чтоб калмезы
Удалились жить отдельно.
Все пошли смотреть окрестность.
Обойти кругом владенья,
Ночь застала их в том месте,
Где сливаются две речки -
Узегвай, песчаный, мелкий,
И Парзи, речной, лесистый.
Тут они остановились
На ночлег заснуть в покое.
Брат один из двух калмезов
Спал спокойно, мирно, крепко,
А другой, предчувствий полный,
Спящим только притворился.
Он смотрел вокруг и видел,
Как ватка, их спутник пришлый,
Осторожно приподнялся,
К их прислушался дыханью.
Взял дубину и ударом
Поразил калмеза сильным.
Был убит калмез заснувший,
А другой вскочил мгновенно,
V ватка дубину отнял,
Обратил убийцу в бегство.
Утро раннее застало
Погребенье братом брата,
Где Узегвай нешумливый
Слился с речкою Парзею.
Совершивши возлиянье
Кезьыт Чупчи шурлэн дураз
Ул о вал кык калмез пи ос,
Выиэн агай вылэм соос.
Та интые вуэ ватка,
Татын ик улэмез потэ,
Узыр Чупчи шурлэн дураз.
Соос споръяськыны кутско,
Кин улыпы кулэ татын,
Калмез калык соглаш луэ,
Лыктэмъёсты лэзе до раз.
Но ваткаос ваменэсэсь,
Чошен уг поты улэмзы,
Соос сямен, калмез калык
Мед улыны кошкоз нимаз.
Чошен мыно эскерыны,
Котыр интыосты уч ко,
Уйин кемдо со интые,
Кытын кык шур вуэ артэ
Нюлэсъёстй бызись Парзи но
Лазег луо шур Узегвай.
Татчы инъяськизы соос
Уйзэ шутэтскыны понна.
Калмез вынъёс полысь огез
Колйз зйбыт, мур вбтаса,
Нош мукетыз шбдйськыса
Изем улэ аиалтйськиз.
Оз кол бере, со зеч адзиз,
Кызьы чошен лыктэм ватка
Каллен, лушкем гинэ жутскиз,
Возись шокамъёсты кылзйз,
Кияз зырзэ кутйз, СОИН
Кужмысь ик калмезэз шуккиз.
Озьы кулйз колись калмез.
Нош юлтошез тэтчиз шуак,
Зырзэ кырмиз ватка пилэеь,
Йыружчиез со пегзытйз.
Чукна сактоп дыръя а дек из,
Кызьы агай вынзэ ватэ
Узегвайлэн но Парзилэн
Огъя усён интыязы.
Сюйлэсь жутэм шайгу вылын
54
НЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
На могиле брата свежей.
Так калмез сказал заклятье:
«Пусть Узегвай катит воды,
А Парзи пусть льется кровью,
Пусть народ парзинский будет
Малочисленный, несчастный».
Сам калмез ушел оттуда
В направлении на полдень,
А в Парзях ватка селились,
О заклятии не зная.
Все парзипцы очень бедны,
Беспорядочны, сварливы,
Очень склонны к разным ссорам,
К воровству и пьянству, к тяжбам.
Так проклятие калмеза
Отзывается на роде
Тех, чей предок был убийца,
Руки чьи красны от крови.
От проклятий помогают
Совершенья возлияний
На могилах жертв невинных,
И в Парзях бывают часто
Куяськоны-поминанья.
От калмезова жилища
Уцелел лишь пень сосновый,
И его там почитают
Как остаток прежней жизни.
Больше нету там калмезов,
Все они с Чепцы широкой
Удалились к югу лесом,
Где текут Кильмезь с Валою.
Буре вайиз со юлтошсэ,
Тазьы со юриськиз соку:
«Мед Узегвай вуэн тырмоз,
Парзи вирен мед пачылмоз,
Мед Парзи пал калык луоз
бжытлыдъем, шудтэм, куанер».
Ачиз калмез кошкиз отысь
Лымшор пала, выль интые,
Нош Парзие вуэм калык
У г тод вал юриськон сярысь.
Вань парзиос туж куанересь,
Кылыктэмесь, ваменэсэсь,
Отын уг бырыл тэргаськон,
Юон, висён но лушкаськон.
Озь калмезлэн юриськемез
Ватка выжы вылэ шуккиз,
Кытысь вал адями виись,
Ассэ вирен сайтам курок.
Кышкыт юриськемлэсь юртто
Куяськонъёс но кисьтонъёс
Сьблыктэмесь шайёс вылын,
Соин ик Парзиын чемысь
Ортчытъяло куяськонъёс.
Нош калмезлэн юртъерысьтыз
Пужым лйял гинэ кылиз,
Сое сйлы-бурлы каро
Вуж улонлэсь пуссэ сямен.
Татын бвбл ни калмезъёс,
Соос ваньзы Чупчи дурысь
Лымшор пала вамыштйзы -
Кильмезь но Вало шур дуре.
Рассел ял ися удмурты
По лесам и по долинам,
Вдоль больших и малых речек.
По воде плоты поплыли,
На плотах сидели люди,
То удмурты расселялись,
К югу ехали калмезы.
По Вале вверх поднимался
Род докья могучий, храбрый
Котыр вблмиз удмурт калык
Нюлэсъёстй но кыръёстй,
Бадзым, пичи шуръёс кузя.
Шуръёс вылтй кошко пуръёс,
Пуръёс вылын адямиос,
Лымшор палась улон инты
Аслыз утча калмез калык.
Вало кузя калык тубе,
Со еэзь, кужмо докъя выжы
Часть первая. Песнь седьмая.
Нырысетй люкст. Сшьыметй мадь
Со своей княжной Докьею.
По Уве, вниз по теченью,
К югу с севера спускался
Род тукля - лесное племя.
На Вале-реке красивой
Поселился род докьинский.
Есть там место в прибережьи,
Сьбд-Толэс-Вордон зовется,
Значит, это нарожденье
Жеребенка черной масти.
Ведь в реке Вале глубокой
Жили кони водяные,
Кони черно-вороные,
С крыльями, как будто птицы.
По ночам из вод валинских
Выплывал князь-конь чудесный
Пощипать траву лужаек,
Пожевать цветов душистых.
Конь красивый, белоснежный,
С гривой белою волнистой,
На спине были, на ребрах
Пятна были черных точек.
А глубокий черный омут
Населен был, по рассказам,
Водяными существами,
Звали их «вумурты»22 люди.
Голова огромным шаром
На плечах у них сидела,
Волоса длины громадной,
Цвет зеленый, как у тины.
Студенисты были, рыхлы
Телеса их водяные,
А глаза без блеска света
Были тусклы, неподвижны.
Иногда вумурты шумно
Выплывали на поверхность
Вод Валы, и видны были
Хладнокровные созданья,
Безобразные уроды.
Конь чудесной белой масти
Заколдован был волшебно:
Докъя тбро кышноеныз.
Ува шурлэн бызёнэзъя
Уллань лымшор пала ваське
Тукля выжы - нюлэс калык.
Чебер Вало шурлэн дураз
Докъя выжы интыяськиз.
Отын вань паймымон инты,
Нимыз но Сьбд-Толэс-Вордон,
Иське, татын вордйськыло
Сьбд буёло сэзь чуньыос.
Угось Вало улосвылын
Уло вылэм мур вуосын
Сьбд буёло чилясь валъёс,
Тылобурдо кадь бурдоесь.
Уйшор уйин Вало вуысь
Потэ вал паймымон ужпи,
Нюр интыысь турын сие,
Йыръе ческыт сяськаосты.
Лымы кадь юг тбро ужпи
Тулкымъяськись изнэсъёсын,
Тыбыр вылаз, саур вылаз
Сьбд виштыос пазьгиськемын.
Нош Валоысь муресь кожъёс,
Пересьёслэн верамзыя,
Вуын улйсь лулосъёсын,
Вумуртъёсын тырмытэмын.
Йырыз со вумуртлэн вылэм
Збк туп кадь кузь чырты вылын,
Йырсиосыз кузьлэсь но кузь,
Вож вубуртчин кадь ик со вож.
Вуын сылмем мугоръёссы
Вумуртъёслэн тяпылесэсь,
Нош синъёссы жомыт но пож,
Уг чиляло, уг кырмышто.
Куддыр, жомбыль чашетыса,
Кыре пото вал вумуртъёс,
Вало дурысь соку адзод
Кезьыт виръем лулосъёсты,
Шимес тусъем мугоръёсты.
Нош Валоысь тбдьы валъёс
Ваньзы вылэм ведналлямын:
56
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Если бросите железо
В воду вы, когда на берег
Конь из вод валинеких вышел,
То не мог он возвратиться
Снова в влажную прохладу.
Вот однажды темной ночью
Дровосек один докьинский
Ночевать собрался было
На урочище том самом,
На валинском побережьи.
Утром лес рубить хотел он
И топор железный, твердый
Взял с собою он, конечно.
Ночью вдруг из вод валинеких
Выплывает конь прекрасный
Белоснежной чудной масти
С точками другого цвета.
Дровосек бросает в воду
Свой топор тогда железный,
И свершилось заклинанье,
Конь не может возвратиться.
Конь помчался вдоль речного,
Вдоль речного побережья,
До утра бежал он быстро,
Мчался вдоль Валы он к югу.
Рассветало, и докьинцы,
Встав, пошли в поля работать,
Видят вдруг коня речного,
Он устал по полю мчаться.
Пораженные чудесным
Тем видением, калмезы
Расставляют тотчас стражу,
Захватить его желают.
И в Уё-Докье селеньи
Удалось поймать калмезам
Лучезарную породу
Тех коней речных, прекрасных.
В Сьбд-Толэс-Вордоне вскоре
Родился еще чудесный
Жеребенок черной масти.
Эти кони «бурдо-валы»23 -
Шуре куштйд ке тон кортэз
Ужпи ш у рысь потом дыръя,
Ярдуръёстй гырдаллякуз,
Сол эн уз лу ни пы ремез
Верен вуысь гидкуаосаз.
Огпол, шуо, пеймыт уйин
Докъя палась нюлэс корась
Уйзэ оргчытыны малпам
Со паймымон интыосын,
Вало шурлэн ярдуръёсаз.
Чукна султэм бераз солы
Пу кораны кулэ бере,
Корт тир но ас сьбраз кутэм.
Уйин шуак Вало брысь
Потом синмаськымон ужпи,
Тбдьы лымы кадь буёло,
Пеймыт векчи виштыосын.
Нюлэс корась вуз куштэм
Сьбраз кутэм кортлэсь тйрзэ,
Веднам йылол соку зэмам:
Валлэн уг лу берытскемез.
Тбдьы ужпи ярдур кузя,
Ярдур кузя азьлань ворттэ,
Чук вуытозь со бызьылэ,
Туж жог лобе лымшор пала.
Сактэм бере докъя калык
Лудэ, пе, ужаны потэм,
Шуак адзем: шурысь ужпи
Ворттэ, жадем ни поръяса.
Адзонзылы шуэрскыса,
Чебер валлы синмаськыса,
Калмез калык сое малпам
Котыртыны но кутыны.
Озьы Уё-Докъя гуртын
Быгатйллям, пе, калмезъёс
Кортнэтаны югыт пиштйсь,
Вуын улйсь чебер валэз.
Жоген Сьбд-Толэс-Вордонын
Вордскем эшшо сыче ик вал,
Таиз чуньы чиль-сьбд вылэм.
Таче бурдо валъёсыныз,
Часть первая. Песнь седьмая. Нырысетй люкет. Сизьыметй мадь
57
Из породы той крылатой
Жили долго у докьинцев.
Были кони эти быстры,
Как по воздуху летали,
В миг они переносились
На десяток верст и больше.
Крылья видны были ночью
У коней речных крылатых,
Днем нельзя их было видеть.
Если ночью шел хозяин,
Отправлялся ночью в стойло,
То свистел он свистом громким,
Чтобы конь, свернувши крылья,
Спрятал их скорей под шерстью.
Раз хозяин бурдо-вала
Попоить его надумал
И вошел в конюшню ночью,
Позабывши громко свистнуть.
Лишь успел войти в конюшню,
Посмотрел на бурдо-вала --
В тот же миг исчезли крылья
И утратились навеки.
Отдаленные потомки
Тех коней речных чудесных
До сих пор живут, по слухам,
У людей Уё-Докьинских,
До сих пор отличны, быстры,
Но летать уже не могут,
Нету больше прежних крыльев.
Шурысь кылдэм выжыеныз
Кема данъяськылэм докъя.
Соос жоглэсь жог ветлйллям,
Омыретй кадь лобаллям,
Вакчи дырскын вуо вылэм
Дасо-дасо иськемъёсы.
Бурдзы уйин гинэ адске
Сыче бурдо ужпиослэн,
Чукна уг адско ни бурдъёс.
Уйин лыктэ ке кузёез
Гидкуаязы валъёсдоры,
Одно ик зол шултэ вылэм -
Мед вал кылоз но бурдъёссэ
Жоггес тыбыр пушказ ватоз.
Огпол кыче ке воргорон
Бурдо валзэ люктан понна
Гидаз мынэм уйшор уйин,
Нош шултыны ке вунэтэм.
Гидлэсь оссэ гинэ усьтэм,
Бурдо валзэ гинэ адзем -
Бурдъёс соку ик ышиллям,
Быриллямзы пырак дырлы.
Озьы ке но та валъёслэн
Мур кыдёкысь выжыоссы
Али но улэпесь, шуо,
Уё-Докъя котыръёсын,
Азьло кадь чебересь, жогесь,
Но лобамзы ини уг лу,
Угось бвбл ни бурдъёссы.
На Кильмези появились
Племена одновременно:
От Чепцы пришли калмезы,
В те края переселились,
А со стороны заката
Появилось племя поров -
Люди чуждого от речи,
От неведомого рода.
У калмезов в это время
Был Тутой, водитель славный.
Он привел свой род могучий
Кильмезь шурлэн дураз огдыр
Кык калыкъёс учырало:
Чупчи палась вуо татчы
Калмез выжыысь удмуртъёс,
Шундыпуксён палась татчы
Лыкто пор выжыысь муртъёс
Вераськемзы но валантэм,
Выжызыя но тодмотэм.
Калмезъёслэн со вакытэ
Азьветлйсьсы вылэм Тутой.
Тутой батыр ас калыксэ
58
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В лес дремучий и обширный,
К берегам Валы холодной.
В тот же лес пришли и поры,
Также им хотелось выбрать
Для своих селений место.
И они договорились
Спор решить свой состязаньем.
Кто сильнее, тот здесь будет
Со своим селиться родом,
Кто потерпит пораженье,
Тот уйдет в другие земли.
Вождь калмезов сильный, храбрый
Предложил батыру поров
Перебросить с силой кочку
Чрез Валу-реку ногою.
Предводитель поров вышел,
Изъявив свое согласье,
Но тихонько от Тутоя
Он подрезал свою кочку,
Не сдвигая ее с места.
Поров хитрый предводитель
Первый начал состязаться:
Пнул ногою в кочку смело,
Русло вмиг перелетевши,
На берег она упала.
Пнул Тутой другую кочку,
Кочку, большую размером,
И взвилась она высоко,
Чрез Валу перелетела
И упала в лес далеко.
Поров хитрый вождь, увидя
Превосходство сил Тутоя,
Повинился, что подрезал
Кочку прежде состязанья.
Так калмезы там остались,
Поселились в тех владеньях,
Поры сразу отступили
И опять ушли на запад.
А народ шудзя могучий,
Обитавший в странах этих,
Вайиз жомыт нюлэсъёсы,
Вало шурлэн ярдуръёсаз.
Поръёс но та нюлэсъёсы
Лыкто, соос но малпало
Татчы ик пуктыны гуртъёс.
Кык калыкъёс вераськизы
Жугиськытэк эчешыны.
Кин ке вормиз ке, со калык
Вало дуре интыяськоз,
Кин ке келяз споръяськонын,
Со кошконо луоз татысь.
Кужмо но сэзь калмез батыр
Пор батырен вераськизы
Вало дурысь вож мучъёсты
Пыдын кужмысь чыжылыны.
Пор калыклэн азьветлйсез
Соглаш луиз, азьлань потйз,
Куке Тутой уг учкы вал,
Лушкем гинэ мучез вандйз,
Интыысьтыз вырзытытэк.
Пор калыклэн кескич пиез
Нырысь кутскиз эчешыны:
Мучез чыжиз кобератэк,
Соиз лобиз но шур вамен
Мукет палась яре усиз.
Тутой мукет мучез чыжиз,
Чыжиз эшшо бадзымзэгес,
Соиз но вылйе жутскиз,
Вало вамен лобыштыса,
Пыдлось нюлэсъёсы усиз.
Соку кескич пор кивалтйсь
Валаз, Тутой золгес шуыса,
Со верано луиз: мучсэ
Азьвыл ик вандыса дасяз.
Озьы калмез калык кылем
Вало дуре, гуртъёс пуктэм,
Поръёс берытскиллям берлань,
Жытшор пала ик кошкиллям.
Нош данлыко шудзя выжы,
Кудйз улэм та ёросын,
Часть первая. Песнь седьмая.
Нырысетй люкет. ('тьымети мадь
59
При движении калмезов
Разделился на две части.
Ветвь одна ушла на север,
Заселила Коми-реку,
А другая - к югу, слившись
С сильным племенем удмуртов.
Знаем мы, среди удмуртов
Род шудзя на самом юге -
Это тех шудзей потомки.
Можно их узнать по лицам,
По одежде цвета «бусыр»24,
Уцелевших от прошедших
Тех времен, когда торговля
Доставляла краску с юга
Из заморских стран далеких.
Продвигаясь дальше к югу,
Шудзей встретили калмезы.
Богатырь Шудзя могучий
Взял две рослые березы,
Взял руками их верхушки,
Из земли их с корнем выдрал,
Вместе их связал как узел,
Положил их на дорогу,
По которой шли калмезы.
Лишь калмезы появились
Во владеньях этих шудзя,
То увидели березы,
Вместе связанные в узел.
Видя это, порешили
Удивленные калмезы,
Что с такими силачами,
Обитающими в крае,
Им одним никак не сладить,
Что идти туда не стоит.
Так калмезы повернули
Вдоль Валы к реке Кильмези.
Калмез калык вуэм бере
Кыклы вайяськыса кошкем,
Огез ваез уйшор пала, пе,
Коми шур дуре мынэм,
Мукет ваез - лымшор пала,
Удмуртъёсын ик огъяськем.
Шаермылэн лымшоръёсаз
Али но шудзяос уло,
Дйньзы - валля выжыосысь,
Ымнырзыя но мукетэсь,
Бусйр дйсья но висъясько,
Бусйр буёл, кудзэ соос
Утё азьвыл дауръёсысь,
Куке мынэ вал вуз карон
Зарезь дурысь шаеръёсын.
Лымшор пала мынйсь калмез
Пумитаське шудзяосын.
Кужмо но сэзь Шудзя батыр
Кутэ жужыт кызьпуосты,
Кырме йылзэс но музъемысь
Выжыеныз и к ишкалтэ,
Гердэн герза модосъёссэс,
Вблмыт понэ сюрес вылэ,
Кытй лыкто вал калмезъёс.
Куке калмез калык вуэ
Шудзяослэн музъемазы,
Адзе керттэм писпуосты,
Соос гердэн кадь герзамын.
Адзе тае но шуэрске,
Калмез калык шуэ аслыз:
Таче оды кужмоосты,
Та ёросын улйсьёсты,
Ноку уз ворме огназы,
Отчы уг яра мыныны.
Озь калмезъёс берытскизы
Вало кузя Кильмезь пала.
Песнь восьмая
БОРЬБА С ПОРАМИ25
У калмезов древних этих
Было три великих князя:
Князь Бурсин-Можга из Люка,
Князь Селта, его брат младший,
Сыновья Чуньы26 седого.
Третий князь - Бигра могучий -
Из Сезёла происходит.
Всюду род Можги могучей
Проникает как хозяин,
Велики его владенья.
Князь Можга-Бурсин могучий
Всех сильней среди калмезов,
Всех отважней средь удмуртов.
Покорил Учи он племя,
Тямысэтй мадь
ПОРЪЁСЫН НЮРЪЯСЬКОН
Та вашкала калмезъёслэн
Куинь бадзымесь вал торозы:
Люкысь батыр Бурсин-Можга,
Солэн выныз Сьолта батыр,
Кыксы и к Чуньы лэн пиез.
Куиньметйез - Бигра батыр,
Вордскемезъя Сезёл гуртысь.
Можга батыр выжыеныз
Кузё луиз та ёросын,
Паськыт солэн музъемъёсыз.
Дано Можга-Бурсин батыр
Вань калмезъёс полый кужмо,
Вань удмуртъёс полын сэзьгес.
Бурсин вормиз учаосты,
Часть первая. Песнь восьмая. Нырысегй jiiokci . 1'ямысinniмидь
61
Захватил его пределы.
Обложил Учу он данью.
Род Можга с Шудзей сражался,
Расселялся к югу также.
У Можги селений много:
Сям-Можга с Сюмси-Можгою,
Увавож - обширный город,
Где слилась Ува с Вал ого.
Дальше к югу расположен
Можгакар, село большое.
Все князья народ судили
По законам своих предков,
Справедливы были к людям.
Лишь война где начиналась,
Шли они в поход поспешно
Впереди людей отважных.
Незабвенны те герои,
Не угаснет память храбрых.
До сих пор поются песни
О князьях тех справедливых,
Об отваге и о силе
Их, всегда на бой готовых.
Восхваляя их деянья,
Старики подростков учат:
«Будьте вы, как те герои»,-
Говорят им постоянно.
О борьбе Можги-Бурсина,
О войне Селты поется
И о том, как князь Сезёльский
Храбро с порами сражался,
В них пускал из лука стрелы
Верст за восемьдесят с лишним.
Басьтйз узыр музъемъёссэс,
Выт тырыны косйз ваньзэс.
Шудзяосын но ожмаськиз
Лымшор пала мынон пумысь.
Та Бурсинлэн трос гуртъёсыз:
Сюмси-Можга но Сям-Можга,
Бадзым Увавожкар, кытын
Ува усе Вало шуре.
Эшшо лымшор котырынгес
Вань Можгакар, бадзым улос.
Та батыръес судъяллязы
Пересьёслэн катъёссыя,
Зол сылйзы зэмлык понна.
Куке ожгар ке кутскылйз,
Чал як дырто вал вуыны
Ожчиослэн азьпалазы.
Паймымонэсь со батыръёс,
Ноку уз вунэлэ соос.
Туннэ дырозь мадьёс мадё
Кужмо та батыръёс сярысь,
Сэзьзы но зэмлыксы сярысь,
Ожын кышкамтэзы сярысь.
Батыръёсты данъямзыя,
Улы вуисьёслы шуо:
«Сыче ик тырше луыны»,-
Пересь муртъёс вералляло.
Мадё, кызьы Можга-Бурсин,
Селта батыр ожмаськизы.
Кызьы Сезёл батыр жутскиз
Поръёс вылэ кббератэк,
Пукыч ньблзэ со лэзьылйз
Ог тямыстон иськем сьоры.
Облако плывет по небу,
По земле идет могучий,
За шесть верст слышна походка,
Шаг его колеблет землю.
Ото князь Можга шагает,
Собирается к походу
На врагов своих, на поров.
Пилем гылзе инбаметй,
Музъем вылтй ворттэ батыр,
Куать иеькемозь ик кылйське
Солэн зуркась вамышъямез.
Озьы Можга батыр мынэ,
Со дасяське сюрес вылэ
Тушмонъёсыз, поръёс пумит.
62
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
«Ты куда идешь, мой милый?» -
Говорит жена Бурсину.
«С порами сражаться, биться,
Порубиться с силачами».
«Не ходи, мой муж прекрасный!
Тело мощное изрубят,
Изуродуют ужасно,
Кровь живую уничтожат».
«Нет, идти мне надо очень,
Я пойду на бой с врагами,
Ты смотри туда, где буду,
Стану биться против поров.
Если плохо мне придется,
То пришли ко мне тотчас же
Саблю острую из теста27».
Так вскочил Можга на лошадь,
На коня буланой масти,
И помчался вдаль стрелою.
Скачет он на запад к порам,
На пути встречает речку,
Через мост лежит дорога.
Хитрецами были поры:
У моста большие сваи
Незаметно подпилили.
Князь Можга к реке примчался,
Через мост он ехать должен.
Конь буланый встал внезапно,
Он идти не хочет дальше.
Князь Можга его стегает,
Бьет его кнутом напрасно,
Желтый конь устал как будто,
Он идти не может больше.
Князь Можга с коня слезает,
Лошадь он берет другую,
Лошадь масти сивой, белой.
Белый конь идти не может,
Сивой лошади не сдвинешь,
Чует он, как и буланый,
Что таится здесь опасность,
Через мост им не проехать.
Но Можга, герой бесстрашный,
«Кытчы, Бурсин, дасяськиськод?»
Солэсь юа, пе, кышноез.
«Поръёс вылэ ожмаськыны,
Кужмоосын ёзнаськыны!»
«Эн мын, эн мын, мусо картэ,
Зеч мугордэ шормалозы,
Дуно йырдэ быдтылозы,
Улэп вирдэ кисьтылозы».
«Овбл, мон мыныны кулэ
Тушмон пумит ожмаськонэ,
Тон учкылы отчы, кытын
Мон жугисько лек поръёсын.
Шуге-леке вуи ке нош,
Тушмон луиз ке кужмогес,
Тон иллянь сабля лэзь мыным».
Озьы шуиз, Можга тэтчиз,
Пуксиз сари валэз вылэ,
Тюо сямен лобиз азьлань.
Жытшор палан поръёс дорын
Шур азьпалаз кемдйз солэн,
Со шур вамен выж лэсьтэмын.
Поръёс котьку вал кескичесь:
Бадзым выжлэсь юбооссэ
Соос лушкем вандылйллям.
Можга со шур дуре вуиз,
Выжез кулэ со потыны.
Но тып дугдйз выжлэн азяз
Чуж буёлъем сари валэз.
Можга юнме сое жуге
Чебер ныдъям сюлоеныз,
Кабзэ жуммем кадь, сари вал
Вамыш но азьлане уг мын.
Можга ваське валэз вылысь,
Со мукетыз вылэ пуксе,
Пуксе чукдор валэз вылэ.
Тбдьы изнэсоез но вал
Вамыш но азьлане уг мын,
Ш бдэ со, сари вал сямен ик,
Сое возьмась кышкытлыкез,
Уз пот, шбдэ со, выж вамен.
Можга батыр кышкась овбл,
Часть первая. Песнь восьмая.
Нырысетй люкет. Тяммоти ма<)ь
63
Рвется он на бой с врагами,
Он не чует хитрых поров.
Князь Можга вперед стремится,
В третий раз коня меняет
И в седло опять садится.
Лошадь пегая попалась,
Конь пятнистый, разноцветный.
Князь Можга кнутом ударил,
Конь взвился прыжком широким,
Прыгнул он на середину,
На середку прямо моста.
Гром послышался ужасный,
Раздался тотчас же грохот.
То не гром гремит над речкой,
Это рухнул мост великий,
Это сваи пали в воду,
Что подпилены врагами.
Князь Можга с конем пятнистым
Очутился тотчас в речке,
На глубоком месте самом.
Князь Можга, упавши в воду,
Понял вдруг свою ошибку,
Догадался он тотчас же,
Отчего не шли те кони,
Не хотели на мост выйти.
Он вскричал тогда с досадой:
«Пегой масти конь пригоден
Лишь тогда, когда нет больше
Лошадей другой породы.
Пусть на пегих ездят поры,
Для удмуртов это - гибель!2*»
Поры все спешат к Бурсину,
Все торопятся к батыру,
Вкруг его они столпились,
Муравьям подобны мелким,
Как букашки лезут кучей,
Облепили тело князя.
Тут Можга - батыр могучий -
Говорит оруженосцу:
«Ты ступай, иди скорее,
Поспеши к жене моей ты.
Дыртэ тушмонъёсыз вылэ,
Уг тод, поръёс татын шуыса.
Можга батыр азьлань дыртэ,
Куинетйзэ басьтэ валзэ,
Выльысь пуксе энер вылэ.
Таиз валэз солэн кучо,
Сьбд виштыё, кык буёло.
Можга шонтйз сюлоеныз,
Кучо валэз азьлань сётскиз,
Озьы пыриз со выж вылэ,
Выжлэн шораз ик со тэтчиз.
Зол гудыртэм кадь чузъяськиз,
Шимес куара вблмиз котыр.
Инмын уг гудыръя озьы,
Озьы куашказ шур вылысь выж,
Выж юбоос лачыртйзы,
Кудзэ лушкем вандйз тушмон.
Можга кучо валэныз чош
Соку ик шур вуэ усиз,
Тужгес но мур интыосаз.
Вуэ усем Можга батыр
Шуак валаз ас янгышсэ,
Соку ик валатскиз, малы
Азьлань бз мынэ валъёсыз,
Малы бз пыре выж вылэ.
Соку кеськиз со жожаса:
«Кучо валэн гсрзаськоно,
Овбл ни ке мукетъёсыз,
Музон выжыосысь валъёс.
Мед пор гинэ соин ворттоз,
Удмуртъёслы кучо - бырон!»
Поръёс дырто Можга доры,
Удмурт батыр вылэ пыро,
Со котыре тэбинисько,
Векчи кузьылиос сямен;
Пурзем нымы-кибы сямен,
Мугор бордаз лякиськыло.
Соку дано Можга батыр
Вера ыстон-косонэзлы:
«Чаляк тон мыны, юлтоше,
Тон дырты кышное доры,
64
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Пусть пошлет она с тобою
Саблю мне мою из теста».
Он под саблею из теста
Разумел клинок железный,
Привезенный от битеров
С берегов широкой Волги,
Тот клинок стальной, привозный,
С медной желтой рукоятью.
Недогадлива княгиня,
Поняла слова буквально,
Сделала из теста саблю
Весом так пудов в двенадцать.
Посылает князю саблю
Не стальную, а из теста,
Думает, исполнив точно
Все слова своего мужа,
Послушанье обнаружив,
Посодействовать победе.
Князь Можга напор враждебный
Сдерживал могучей силой
В ожиданьи сабли острой.
Прискакал назад посланец,
Тот его оруженосец,
От жены приносит саблю,
Саблю жалкую из теста.
Князь вступает в бой без сабли
Биться голыми руками.
Целый день сражался витязь,
Сутки бился непрерывно,
Головы врагов летели,
Как осенний частый дождик.
День второй сражался витязь,
Сутки двои дрался храбро,
Поров головы катились,
Как вилки капусты свежей.
Третий день сражался снова,
Третьи сутки длилась битва,
Князь Можга теряет силы,
Мощь его к концу подходит.
Тут батыр несчастный вскрикнул:
«О, безумная жена ты!
Али ик со тынад сьбрад
Мед иллянь сабляме лэзёз».
Иллянь шуыса вераз Бурсин
Кортлэсь лэсьтэм юн палашсэ,
Кудзэ бигер вузчи вуттйз
Солы паськыт Волга дурысь -
Коран пуртэз юн анданлэсь,
Ки кутонэз чуж ыргонлэсь.
Тбро кышно валатскымтэ,
Иллянь кылэз ыльнянь кожам,
Палаш пыжем со ыльняньлэсь
Дас кык пудлэеь но секытгес.
Тброезлы лэзе палаш,
Кортлэсь овбл, ыльняньлэсьсэ,
Кожа, умой со быдэстйз
Кузпалэзлэсь куронъёссэ,
Ваньзэ лэсьтйз косэмезъя,
Вормон дырез матэктытйз.
Можга батыр гольык киын
Тушмон зйбет пумит сылйз,
Лэчыт лек саблязэ возьмаз.
Тани лыктйз нуись-вайись,
Вордскем гуртэ келям ожчи,
Вайиз солы мискинь тйрлык -
Ияньлэсь пыжем бадзым палаш.
Батыр кутске ожмаськыны
Палашезтэк, гольык киын.
Быдэс нунал со жугиськиз,
Дугдылытэк чукна дырозь,
Тушмон йыръес лобылйзы,
Сйзьыл зор шапыкъёс сямен.
Кыкетйзэ но нуналзэ
Батыр бз ышты кужымзэ,
Порлэн йыръес лобылйзы,
Выль кубиста йыръёс сямен.
Куинетйяз но нуналаз
Можга жугиськыны кутскиз,
Но бдыез быре солэн,
Пумаз вуэ ни кужымез.
Соку шудтэм батыр кеськиз:
«Шузи но кышное мынам!
Часть первая. Песнь восьмая.
Нырысетй люкет. Тямыопш м(/<)ь
65
Если б поняла ты слово,
Не погиб бы я бесславно,
Не отдал бы тела тленью!»
Проклял он жену-княгиню,
Так сказал он перед смертью:
«Пусть удмурты непременно
Девушек берут безмужних,
Вдов нельзя брать себе в жены:
От вдовы-жены я гибну».
Он женат был на княгине,
Овдовевшей в первом браке,
Взял жену неосторожно.
Поры радостно вскричали,
Огласили воздух криком.
Ослабел Можга могучий,
Опустил бессильно руки.
Тут противники героя
Заковали крепко в цепи,
Пир устроили великий,
Любовались на добычу.
Пленник-князь смотрел печально
На ликующих победно.
Три несчастия случайных
Погубили силу князя:
Хитрость поров тех коварных,
Подрубивших сваи моста;
Глупость лошади двухцветной,
Не почуявшей опасность;
Недогадливость княгини,
В брак вступившей во вторичный.
Сам Можга, батыр отважный,
Слишком был неосторожен,
Слишком пылок был он сердцем,
Слишком был неустрашимым.
Он не знал про хитрость поров,
Про подвох коня пегого
И про глупость вдовых женщин.
Так погиб герой могучий,
Гордость всех удмуртов храбрых,
Тон валасал ке косэмме,
Тазьы бй бырысал юнме,
Ой сётысал мон улонме!»
Бурсин каргаз ас кышнозэ,
Тазьы вераз бырон азяз:
«Мед удмурт пи кышно басьтоз
Азьвыл бызьылымтэ нылэз,
Палкышноез басьтй но мон,
Бултыр сэрен ик бырисько».
Бурсин кышнояськем вылэм
Огназ кылем палкышноен,
Со пумысен малпаськытэк.
Поръёс шара шумпотйзы,
Шуш куараен кесяськизы.
Батыр Можга кабзэ лябзиз,
Уллань лэзиз со киоссэ.
Соку тушмон юн жильыен
Дурем-кортнам, пе, батырез,
Бадзым шулдыръяськон лэсьтэм,
Зол данъяськем вормеменыз.
Пленэ кутэм батыр мбзмыт
Учкем куанйсь поръёс шоры.
Куинь витьымтэ шорысь янгыш
Быдтйз ук вормонзэ солэсь:
Тушмонъёслэн кескич сямзы,
Куке выж юбоез вандо;
Кучо валлэн шузилыкез,
Кудйз кышкытлыкез бз шбд;
Эшшо бултыр кышноезлэн
Косэм кылзэ валамтэез.
Ачиз Бурсин-Можга батыр
Укыр ветлйз чакласькытэк,
Мултэс зырдыт вал сюлэмыз,
Мултэс дунъяз кышкамтэзэ.
Оз тод, поръёс кыче кескич,
Кыче уг шбдскы кучо вал,
Бултыр кышно кыче нодтэм.
Озьы быриз кужмо батыр,
Удмуртъёслэн данъяськонзы,
5-6040
66
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Пылкий и бесстрашный витязь.
Перед смертью обратился
С речью князь Можга к тем порам:
Он велел разрезать тело
И достать кишку оттуда.
Всем велел в кружок собраться,
Порам всем сойтись толпою,
Окружить себя кишкою,
Прикоснуться к ней руками.
Порам хитрым же, однако,
Страшно было так исполнить
Завещание Бурсина.
Не осмелившись все вместе
За кишку схватиться сразу,
Захотели знать зараней,
Что случиться с ними может,
И кишку сперва обвили
Вкруг столба больших размеров.
Столб тотчас поднялся к небу,
Несмотря на вес огромный,
Сила так была велика
И в кишке Можги-батыра.
Что же было б, если б поры
За нее взялись бы сразу:
Поднялись бы вверх внезапно
Иль исчезли совершенно?
Мы того теперь не знаем,
Знаем только силу князя
Непомерную, большую.
Поры взяли сердце князя,
Сердце храброго героя,
Печень пылкого батыра.
Съели сердце с тою целью,
Чтобы храбрость в них проникла,
На костре изжарив, сердце
Съели каждый по кусочку.
Также печени отведал
Каждый пор, чтоб быть подобным,
Пылким витязем отважным,
Чтобы быть неустрашимым.
Тело мощное сжигают,
Зырдыт но кышкасьтэм ожчи.
Бырон азяз со поръёслы
Берпум вераз на куронзэ:
Кбтсэ косйз вандылыны,
Сйтьсюлъёссэ поттылыны.
Косйз озьы ик ваньзэсты
Огчош люке люкаськыны,
Со сюлъёсын биниськыны,
С юл эз борды йбтйськыны.
Ксскич поръес кышкатскизы
Со куронэз быдэстыны,
Берпум курон со Бурсинлэн.
Ваньзы огчош люкаськыса,
Сюлзэ бз дйсьтэ кутыны;
Тодон понна, мар луысал,
Кутскысалзы ке со борды,
Поръёс нырысь ик со сюлэз
Юбо борды думылйзы.
Бадзым юбо шуак инме
Лобзиз, секыт ке но со вал,
Иське, жушаз но батырлэн
Сыче бадзым вал бдыез.
Мар луысал меда, зэмзэ,
Сюлэз ке кутысал тушмон:
Я инбаме-а лобзысал,
Я пыраклы-а ышысал?
Тае уд тод ни табере,
Огзэ гинэ тодйськомы,
Кыче кужмо вал со батыр.
Поръёс эшшо на поттйллям
Вием муртлэсь мус-сюлэмзэ,
Мус-сюлэмзэ батыр муртлэсь.
Ваньзы шбмто со сюлэмез,
Дйсьтйсь мед луозы шуыса,
Тылскем вылын пыжем бере
Котькин но пичиен веръя.
Муссэ но котькин веръялтэ,
Котькудйз пор: мед со луоз
Зырдыт удмурт ожчи выллем,
Сыче ик лек но кышкасьтэм.
Бурсин-Можга шбез суто,
Часть первая. Песнь восьмая.
Hbipbicci й люкст. Тямыснмйлшдь
67
Предают огню добычу,
Прах его по ветру веют,
Развевают по долинам.
Пепел князя землю кроет,
Покрывает все селенья,
Сохраняет силу эту
Вся земля калмезов храбрых.
Сила эта чудотворна,
Та земля непобедима.
Жуась тылэз соин сюдо,
Пеньзэ ыркыт тблъя лэзё,
Вблдо котыр ёросэтй.
Со пень вань музъеме пыча,
Вань каръёсы но гуртъёсы,
Озьы кужмо калмез калык
Уте батырезлэсь данзэ.
Сыче кужым син пбртматйсь,
Сыче музъем вормылонтэм.
Брат Можги Селта могучий
Ждал двенадцать суток брата.
Чует он, что с братом плохо,
Отправляется на поиск.
Хочет он на след Бурсина
Натолкнуться по расспросам
Про его большую шубу,
Шубу всю из горностаев.
Он так спрашивал повсюду:
«Не видал ли кто случайно
Горностаевую шубу?
Я свою оставил дома,
А уснуть хочу, покрывшись
Горностаевою шубой,
Так привык всегда спать дома,
Не могу уснуть без шубы».
Так доехал он до поров,
До богатой их столицы,
До селенья Мудрогурта.
Тут ему и дали шубу
Горностаевого меха,
И Селта узнал тотчас же
Шубу брата дорогого.
Но ведь поры хитроумны,
Догадались, кто к ним прибыл,
Селта-батыра узнали.
Ночью спать Селта лег в чуме29,
Поры ж стали думать, как бы
Извести, убить батыра.
Ночью поры оковали
Нюняезлэсь берытскемзэ
Сьолта дас кык нунал возьма.
Шбдэ, нюняеныз урод,
Сое потэ со утчаны.
Нош сюрессэ Бурсинэзлэсь
Со шедьтыны малпа визьмо -
Солэн шуба-дукесэзъя,
Бадзым чбжмер дйськутэзъя.
Сьолта юа вал котькинлэсь:
«Кин ке бз адзыл-а шуак
Чбжмер кулэсь вурем шуба?
Аслэсьтымзэ вунэтйськем,
Нош изьыны мон дышемын
Чбжмер куэн шобырскыса,
Пичи дырысь гуртысеным
Изем уг лу шубаетэк».
Озьы вуиз поръёс доры,
Узыр Мудро шоркаразы -
Мудро нимыз вал карзылэн.
Татын ик со кие шедиз
Чбжмер кулэсь вурем шуба,
Сьолта соку ик валатскиз,
Та дйсъкутэз - нюняезлэн.
Поръёс но кескичесь уго,
Шбдо но тодмало: татчы
Ачиз Сьолта батыр лыктэм.
Сьолта чумын колон дыръя
Кескич поръёс кенешиллям,
Кызьы, пе, виёно сое.
Чумез, солэсь бссэ уйскын
68
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Чум железом, дверь закрывши,
Чтоб Селта там задохнулся,
Не сумев оттуда выйти.
Так, попавшийся в ловушку,
Поутру Селта могучий
Встал и, дверь не отперевши,
Начал он ломиться в крышу.
Крышу чума своротил он,
Ужаснувши силой поров,
Вылез он тотчас на волю,
За предел селенья вышел.
Выйдя в поле, закидал он
Все селенье страшным снегом,
Напустив на поров вьюгу
И послав буран в Мудрогурт.
Поры тут не растерялись,
Из своих сугробов вышли,
Погнались за ним вдогонку.
Князь Селта бежал по лесу,
Обернулся он в медведя,
Чтоб следов его не знали,
Чтоб с пути погоня сбилась.
Одна дева шла на речку
С коромыслом за водою,
Увидала, что случилось
Превращение в медведя.
Рассказала дева людям,
Как батыр медведем ходит,
И погнались поры снова
За Селтою, за удмуртом.
Вот погоня настигает,
Вот убьют сейчас медведя,
На пенек Селта садится,
На сосны обрубок старый.
И с пенька тотчас же кверху
Поднялся могучей птицей,
Ястребом... взлетает к небу
Князь Селта, волшебник дивный.
Ястреб мощным взмахом крыльев
В Мудрогурт полет направил,
Он палит огнем селенье,
Корт эгесэн дурылйллям,
Мед жокаса быроз удмурт,
Чумысь медаз лу потэмез.
Нальык улэ сюриз шуыса
Вала Сьблта сайкам бераз,
Осэз уг луы усьтыны,
Озьы со липетэз жутэ.
Чум липетэз позыртыкуз,
Вань поръёсты шуэрскытйз,
Каньыл потйз со эрике,
Жоген карлэн сьбраз вуиз.
Луд вылысен Мудро вылэ
Шимес данак лымыосты
Сьблта ыстэ, со лымыез
Кужмо сильтблъёсын пелля.
Поръёс бз сётске кышканлы,
Лымы улысь потылйзы,
Сьбраз дырто уйиськыса.
Сьблта бызе нюлэсъёстй,
Шуак гондыр со кариське -
Мед ыштозы пытьыоссэ,
Мед сураськоз уйиськонзы.
Одйг нылмурт ву карнанэн
Вулы мынэ вал шур дуре,
Адзе со, кызьы син азьын
Кин ке но гондырлы пбрме.
Маде нылмурт ортчисьёслы,
Кызьы батыр гондыр луиз,
Поръёс выльысь уйиськизы
Удмурт сьбры, пбйшур сьбры.
Тани суто ини соос,
Котыртозы ни гондырез,
Сьблта лйял вылэ пуксе,
Вуж пужымлэн лйял вылаз.
Соку ик отысен выллань
Жутске кужмо тылобурдо -
Душес лобзе,- озьы Сьблта
Нош возьматэ пбртмаськонзэ.
Душес кужмо бурдъёсыныз
Выльысь кошке Мудро пала,
Жуась тылэз куя каре,
Часть первая. Песнь восьмая.
Нырысетй люке г. Тямысэпш мидь
69
Он дома испепеляет.
Совершивши этот подвиг,
Князь Селта домой вернулся.
Поры в ужасе и горе:
За Бурсина... отомстили.
Строят новые жилища,
Вновь селенье воздвигают,
Но Селта-батыр могучий
И второй раз все сжигает.
Победил он хитрых поров,
Отомстил он за Бурсина.
Поры в горе приуныли.
В третий раз селенье строят,
Все на том же пепелище,
Но опять на них войною
Князь Селта идет могучий.
Победил он снова поров,
Вновь он сжег у них селенье,
Не оставил даже следа,
Что здесь поры обитали.
Так не стало поров хитрых
С той поры близ Мудрогурта,
Отступили поры дальше
Вдоль реки Кильмезь на запад.
Долго жил Селта могучий,
Охраняя всех удмуртов,
Побеждая всех пришельцев.
После долгой славной жизни,
Убеленный сединами.
Умер князь Селта великий
В тихом благостном покое.
Много лет он долгих прожил,
Много пользы сделал людям,
И народ весь в горе плакал,
Безутешно повторяя:
«Уж не будет больше снова
Средь удмуртского народа
Силачей таких могучих,
Двух князей тех знаменитых,
Ваньзэ коркаосты сутэ.
Дано ужзэ лэсьтэм бераз
Сьблта вордскем палаз бертэ.
Поръёс тодо: таче эзель
Бурсин понна... вуизтазьы.
Выльысь поръёс лэсьто карзэс,
Выль коркаос, гидъёс жуто,-
Сьблта батыр выльысь лыктэ,
Кыкетйяз сутэ ваньзэ.
Кескич поръёс вормылэмын,
Бурсин понна вуиз та ось.
Жож мылкыдын пуко поръёс.
Куиньметйяз жуто карзэс,
Сутскем вылэ ик лэсьтйсько,
Выльысь лыктэ бадзым ожен,
Вырзе татчы Сьблта батыр;
Выльысь ворме тушмонъёсты,
Выльысь сутэ-быдтэ карзэс,
Одйг пытьы ке но уг кыль,
Татын поръёс вал шуыса.
Озьы ышо кескич поръёс
Мудро ёрос котыръёсысь,
Поръёс берлань берыктйсько
Кильмезь кузя жытшор пала.
Кема улйз Сьблта батыр,
Удмуртъёсты дано утиз,
Ваньзэ тушмонъёсты вормиз.
Ас даурзэ батыр улйз,
Тбдьы тушо луытозяз,
Озьы быдзым Сьблта кулйз
Шыпыт гинэ вордскем дораз.
Кема аръёс улытозяз,
Данак со зеч-пайда лэсьтйз;
Тброеныз люкиськоназ
Калык куректыса ббрдйз:
«Уз лу ни табере ноку
Дано удмурт калык пблын
Таче кужмо бакатыръёс,
Таче дано кык тброос,
70
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Сыновей Чуньы седого.
Никогда не станет больше
Храбрых витязей, подобных
Братьям двум Можге с Селтою,
Двум героям тем калмсзским».
Поры вглубь страны проникли,
Город был построен ими
У Кильмезского истока
И непрошенное племя
Завладело всей Кильмезью.
Город назван был Поркаром,
Близ него теперь селенье
Каравай-Пуд га зовется.
Но недолго жили поры
В глубине страны лесистой,
На калмезов нападая.
Собрались удмурты ратью.
Овладели городищем,
Город поров взяли с бою,
В сече поров одолели,
Так калмезы победили.
То урочище зовется
«Пор-ббрдон» до дней последних,
Значит, это «поров слезы».
До сих пор удмурты ходят
К валу города Поркара,
Ежегодно в память павших
Всех удмуртов храбрых в битве
Возлиянья совершают,
Совершают куриськоны.
После битвы Пор-ббрдонской
Бой вторичный совершился,
Битва главная, большая.
В этой битве спор решался,
Кто в том крае будет править,
Кто земли лесной хозяин,
Кто навек здесь поселится.
Меж Кильмезыо и Увою,
Чуньы пиос выллемъёсыз.
Ноку уз вордске ни татын
Сыче кужмо но сэзьёсыз,
Кыче вал Можгаен Сьолта,
Калмезъёслэн данъяськонзы».
Поръёс вуо шаерамы,
Бадзым карзэс пукто соос
Кильмезь шурлэн кутскон йылаз -
Озьы пумен бтьымтэос
Вань Кильмезьын луо кузё.
Выль улонзэс шуо Поркар,
Али солэн котыръёсаз
Сылэ ни Каравай-Пудга.
Кема бз кузёяськы пор
Та нюлэсо шаеръёсын,
Калмезъёсты пачкатыса.
Жутйськизы удмурт пиос,
Киултйзы со Поркарез,
Ожен куашкатйзы сое,
Ожчиосты сётскытйзы,
Озьы вормиз калмез калык.
Со ожмаськем интыосты
Шуо али но «Пор-ббрдон»,
Трос быриллям отын поръёс.
Та вакытэ но удмуртъёс
Арлы быдэ Поркар доры
Ветло, силы каро отын
Оже бырем удмуртъёсты,
Кисьтон лэсьто но вбсясько,
Куяськонъёс ортчытъяло.
Дано Пор-ббрдон ож бере
Эшшо вылэм кыкетйез,
Эшшо бадзымезгес ожгар.
Таяз ожын тодмо луэм,
Кин тапалан валтйсь луоз,
Кин кузёез нюлэсъёслэн,
Кин улыны кылёз татчы.
Кильмезь но Ува шор куспын,
Часть первая. Песнь восьмая. Нырысетй люкст. Тямыгмпймидь
71
Меж Селта-Кильмезь селеньем,
Меж Мултан-Туклёю новой,
Между Старою Моньёю
Разыгралася та битва.
Состязались два народа
И судьбу решали края.
Обе стороны сошлися
В темном лесе у поляны.
Поры натиском стремились
Одолеть удмуртов храбрых.
Подались удмурты в чащу,
Отступили в лес сосновый.
Поры заняли поляну,
Там рассыпались толпою.
Велся бой с ожесточеньем,
Натиск поров отражала
Часть удмуртов у опушки,
Стойко билась, очень храбро.
Сзади же удмурты тотчас,
В лес подавшись, обходили
Всю поляну незаметно,
В тыл к врагам зашли бесшумно,
Поров плотно окружили.
Вдруг стрельбой навесной сверху
Поров всех ввели в смущенье,
Их внезапно изумили.
Замешательство случилось
Между порами тотчас же;
В западню они попались,
Их удмурты окружили.
Луки сверху сыплют пули.
Градом падают на землю,
Ранят голову и шею,
Пригвождают ноги к почве,
Лапти стрелами прибиты.
В бегство поры устремились,
В лес они бегут толпою
В беспорядке, с громким криком.
За деревьями удмурты
Поров тотчас же хватают.
Одйг ласянь Сьолта-Кильмезь,
Мукет ласянь Мултан-Тукля,
Музон ласянь ик Вуж Монья -
Сыче паськыт вылэм ож луд.
Эчешизы кык калыкъёс
Эльлы кузё луон понна.
Кык кужымъёс шуккиськиллям
Пеймыт тэльын, кушлэн дураз.
Поръёс кужмын удмуртъёсты
Пачкатоно кариськиллям.
Таос берлань ик чигналлям
Нюлэс пушкы, пужым яге.
Поръёс басьто нюлэс кушез,
Отчы котыр ик пазьгисько.
Ожгар эшшо но пуроме,
Тушмонъёслэсь лек зйбетсэс
Борддор кадь пыкыса возе
Удмуртъёслэн оглюкетсы.
Со вакытэ мукетъёсыз
Нюлэс пушкы пыро лушкем,
Лушкем ортчо нюлэс кушез,
Шуак кылдо мышпалазы,
Вань поръёсты котыртыса.
Шбдтэк шорысь котькуд ласянь
Вылысь усё пукыч ньолъес,
Поръёс кабзэ шуэрскемын.
Тушмон радъёс сураськизы,
У г вал ало ни ог-огзэс;
Соос ваньзы ни нальыкын,
Удмуртъёсын котыртэмын.
Инмысь лобо пукыч ньолъёс,
Шимес сильзор выллем усё,
Пыро йыре но чыртые,
Пыдэз соос кортчогало,
Кутъёс вылын - пукыч ньолъёс.
Поръёс чигно, поръёс пегзо,
Люкен ватско нюлэс пушкы,
Сураськыса, шуш куараен.
Куакъёс сьоры ватскем удмурт
Тушмонъёсты кырме пленэ.
72
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Поров девушки в неволе,
Увезли их в плен калмезы,
Заставляют ткать холстину,
Прясть кудель, кроить одежду.
У калмезов жизнь привольна.
Делать нечего хозяйкам.
Девки-мастерицы поров
Всю работу выполняют.
Тку г, прядут, в полях гнут спины,
Колосистый хлеб сжиная,
И поют родные песни,
Вспоминают про отчизну.
Так победа совершилась,
Край калмезов торжествует,
Поры изгнаны навеки
Из страны удмуртов храбрых.
Каждый год в четверг однажды
Перед праздником весенним
Перед Быдзым-Нунал30, ночью
Вспоминают эту битву.
«Пор кулон уй» ночь зовется,
«Поров смерти ночь» то значит.
Ежегодно все калмезы
Из Селтов, Зятцей, Мултана
В эту ночь боятся духов,
Душ погибших в битве поров.
Души павших злобно ходят,
Мстить стараются калмезам,
Ночью жадно ищут крови,
В двери ломятся к удмуртам,
Внутрь избы хотят проникнуть.
Чтобы это не случилось,
Все калмезы накануне
Ветки вереска втыкают
Над воротными столбами,
Над дверьми и у окошек,
Чтоб нечистых поров души,
Налетевшие как мухи,
Укололись бы об иглы,
Отскочили прочь от входа.
Пор нылъёсты ужатыны
Кужмысь ваё Калмез пала,
Дэра но дйсь куиськыто,
Черсйськыто, вуриськыто.
Майбыр улэ калмез калык,
Кышноослэн ужзы овбл,
Пор нылмуртъёс-усточиос
Ужез-пбрез лэсьто ваньзэ.
Куо, черсо но арало,
Шепо юэз утялтыло,
Нёжто анай кырзанъёссэс,
Вордскем палзэс тодэ ваё.
Озьы вуиз бадзым вормон,
Калмез палъёс шулдыръясько,
Поръёс пыраклы уллямын
Дано удмурт шаеръёсысь.
Арлы быдэ четверике,
Тулыс шулдыръяськон дыръя,
Быдзым Нунал вуон азьын
Тодэ ваё та лек ожез.
«Пор кулон уй» - таче нимын
Калык визьме пычаз со дыр.
Арлы быдэ вань калмезъёс -
Сьблта, Затча, Мултан палъёс
Та уй чакласькыса уло
Ожын бырем пор уртъёслэсь.
Урмем уртъёс соку калго,
Пунэм берыктэмзы потэ,
Вир утчало алекмыса,
бсъёс борды кечырскыло,
Туж пыремзы потэ юртэ.
Озьы медаз лу шуыса,
Азьласяньгее ик калмезъёс
Сусыпулэсь вож вайёссэ
Тыро капка вадесказы,
бсъёс но укноос вадьсы,
Угось лек поръёслэн уртсы
Кутъёс кадь лобонзы дыръя
Веньёс борды бышкалтйське,
Тэтче но бс дорысь пезьдэ.
Часть первая. Песнь восьмая. Нырысетй люкет. Тямысэтй мадь
73
Дымом вереска калмезы Все жилище обвевают.	Озьы ик сусыпу чынэн Корка пушсэ чындэ калмез.
Души поров хитроумных Не выносят дыма веток, Отгоняет вереск злобных...	Кескич порлэн лобась уртэз У г чида сусыпу чынэз, Сусыпу зын улля сое...
Песнь девятая
СВЯЩЕННАЯ КНИГА
Прежде люди были мудры,
Кылдысин был их наставник,
И могли ответить старцы
На различные вопросы,
Сколько б их не задавали.
Друг у друга все учились,
Как богам должно молиться,
Как судить людей преступных,
Как решать дела, не споря.
Люди быстро размножались,
Расселялись по деревням,
Расходясь по разным странам.
Раз в году они сходились
Все на праздник для моленья.
Укмыеэтй мадь
ВОСЬЛЫКО КНИГА
Азьвыл калык вал визьмогес,
Кылдысинлэсь со дышетскиз,
Юг пересьёс валэктылон
Шедьто вал вань юанъёслы,
Кыче гинэ медаз лу со.
Ог-огзылэсь дышетскизы,
Кызьы кулэ вбсяськыны,
Йыружчиез амаланы,
Ченгешонлэсь мозмытскыны.
Калык выжы чаляк йылйз,
Пумен гуртысь гуртэ волмиз,
Эльысь эле пазьгиськылйз.
Араз огпол нош огазе
Бадзым Восе люкаськылйз.
Часть первая. Песнь девятая. Нырысетй люке] . Ук.мьи эти мадь
75
И, чтоб суд свершить народный,
Приходили как на праздник
В кары западных удмуртов,
Где ватка живут родами.
Но прошли еще столетья,
Стали вдаль селиться люди,
И сходиться стало трудно
Всем в единственное место.
И тогда на сходке общей,
На кенеше порешили
Люди с общего согласья,
Так тогда постановили:
Чтобы ввек не позабылся
Всем богам молитв порядок,
Все молитвы и обряды,
Строй суда и справедливость,-
Записать порядок в книгу,
Сохранив ее навечно,
Жаждущим всем позволяя
Этой книгой поучиться.
Сделав книгу из бересты,
Старцы в книге начертали
Пусами31 молитв порядок,
И суда, и всех обрядов.
Книгу эту поместили
У ватка, в земле удмуртов,
И хранить ее велели
Старцу - древнему вбсясю.
Книга та всегда лежала
На высоком белом камне,
И восясь32, премудрый старец,
Всем читал ее желавшим...
Эти древние законы,
Все молитвы и обряды
Были писаны стихами
Очень складно и красиво.
Можно было их запомнить,
Научась читать по пусам.
Над рекой широкой Вяткой
Город был удмуртов главный,
На горе стоял высокой.
Кенеш но суд радъян понна
Шулдыр лыкто вал удмуртъёс
Жытшор палась вуж каръёсы,
Кытын улэ ватка выжы.
Но дауръёс кошко азьлань,
Калык кошке кыдёкегес,
Одйг азе люкаськылон
Шуггес луэ ни табере.
Соку бадзым бтчаськемын
Вераськизы кенеш дыръя,
Ваньмыз ик луизы соглаш,
Таче кыл кутйзы соос:
Мед аз вуны инмаръёслы
Вбсяськонлэн радэз ноку,
Куриськонъёс но йылолъёс,
Зэмлык но судъёслэн брзы,-
Нош со понна ваньзэ сое
Вбсь книгае гожтылоно
Пырак дырлы утён понна;
Мед котькин лыдзылоз сое.
Книга луоз кызьпу туйлэсь,
Отчы пусъёс пыр гожтозы
Вань вбсяськонъёслэсь радзэс,
Судлэсь но сямъёслэсь катсэс.
Со книгаез интыязы
Ватка палась калык доры,
Утиз но чаклалляз сое
Ваньзэ тодйсь пересь восясь.
Книга котьку кыллёз вылэм
Жужыт но тбдьы из вылын,
Пересь восясь чирдоз сое
Котькуд мылкыд карисезлы.
Со вашкала дырысь катъёс,
Куриськонъёс, вбсяськонъёс
Вольыт чебер кылбуръёсын
Ваньзы ик гожтэмын вылэм.
Кин ке вала ке пусъёсты,
Аслаз но лыдземез луоз.
Ватка шурлэн ярдуръёсаз
Удмуртъёслэн вал шоркарзы,
Сылйз жужыт гурезь йылын.
76
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В этом городе обширном
Древний чум33 стоял священный,
Все ватка туда сходились,
Приходили все калмезы.
Все удмурты приезжали,
Город был священным также,
Назывался Божьим градом.
В чуме том хранилась книга,
Книга древней нашей веры,
Где записаны молитвы,
Род богов, порядок жертвы,
Празднеств дни, поминки предков
И дела веков минувших.
Каждый год порою теплой
В день Гуждор34, в день первый лета
Собирались все удмурты
От востока и заката,
С севера и юга вместе,
В чум священный собирались,
Всем народом там молились,
Приносили жертвы вместе
За народ удмуртов славный,
Всех в молитвах вспоминали,
Всех людей ватка, калмезов,
Где б они тогда ни были.
Те молитвы были жарки,
Так усердны были жертвы,
И народ молился долго
О всеобщем мире, счастьи.
Век за веком проходили,
Совершались те моленья
Каждый год в начале лета,
В праздник тот Травы зеленой.
Но настали дни иные,
Злые годы наступили.
Раньше поры наступали
На калмезские владенья,
И борьбу вели удмурты
Непрерывную с врагами.
Хитроумны были поры,
Много храбрых погубили,
Та вашкала тбдьы карын
Сылэ вылэм Быдзым Ку ала,
Отчы лыкто вал калмезъёс,
Люкаськыло вал ваткаос,
Ваньмыз удмурт но выжыос,
Силы каро вал шоркарез,
Шуо вал: Инмарлэн карез.
Со куалаын ик утиськиз
Вашкалаысь выжы книга,
Кытын вал вбсяськон кылъёс,
Кыче курбон куре соиз
Яке таиз инмар, кызьы
Бур кароно пересьёсты.
Котькуд аре шуныт куазен
Гужем нунал, Гуждор дыръя
Вань удмуртъёс лыкто вылэм
Чукшор ласянь, жытшор ласянь,
Уйшор ласянь, лымшор ласянь
Татчы, Быдзым Куала пушкы;
Ваньзы чошен вбсяськиллям,
Чошен сётылйллям курбон
Дано удмурт калык понна,
Ваньзэс тодэ вайылйллям
Ваткаосты, калмезъёсты,
Кытын гинэ бвбл соос.
Куриськонъёс вылэм зырдыт,
Мыж-курбонъёс вылэм шырыт,
Калык кема вбсяськылэм
Огъя шудбур но эзь понна.
Даур воштэ, пе, даурез,
Но вбсяськон котьку ортче
Гужем кутскон нуналъёсы,
Вож турынэз вбсян дыръя.
Но вуизы мукет дыръёс,
Шимес аръёс матэктйзы.
Азьвыл поръёс жутскылйзы
Калмез улосвылъёс пумит,
Со бтьымтэ куноосын
Калык кужмо нюръяськылйз.
Туж кескичесь вал со поръёс,
Трос калыкез быдтылйзы,
Часть первая. Песнь девятая. Нырысетй люкет. Укмысэтй мадь
77
Захватили ряд селений,
Собрались здесь жить надолго,
Понастроили пор-каров,
Достигали до истоков
Отдаленных рек и речек.
Но среди калмезов храбрых
Были славные герои,
Победили поров в битвах,
Их прогнали прочь на запад.
Но теперь беда другая:
На Ватка пошли набеги.
Наступают племя дзючи35.
Племя дзючи беспощадно,
Их сердца жестоки страшно,
Их вожди неумолимы.
Как весной вода большая
Заливает все долины,
Как река, прорвав плотину,
Устремляется потоком,-
Так идут к востоку дзючи,
Наступают на удмуртов.
Не удержат их герои,
Силачи не остановят:
Все идут, идут без краю,
Без конца идут к востоку.
На плотах плывут удмурты,
Дзючи едут в лодках косных,
Ездим мы на волокушах,
Дзючи ездят на колесах.
Землю нашу занимают,
Проникают в наши села,
Лишь один где поселился,
Там селятся и другие.
Как грибы в бору сосновом
После ливня вырастают,
Так и дзючи прибывают,
Их ничем не остановишь.
Спорить с ними бесполезно,
Племя их неумолимо,
Наш закон они не знают,
Наш обычай им не нужен.
Трос гуртъёсты басьтылйзы,
Пырак потэ вал кылемзы.
Пор-каръёссэс жутылйзы,
Тати ортчись но шуръёслэн
Выжыосаз вуылйзы.
Соку калмез калык пблын
Вордско кужмо бакатыръёс,
Соос вормо тушмонъёсты,
Нош улляло жытшор пала.
Табре мукет вуиз эзель,
Ватка палэз синйылтйзы
Талань лыктйсь зуч выжыос.
Зуч выжыос ортчыт лекесь,
Сюлэмъёссы зырт кезьытэсь,
Кузёоссы жалясьтэмесь.
Кызьы тулыс бадзым тудву
Басьтэ паськыт тудвозьёсты,
Кызьы чыпетъёсты тйя но
Азьлань урдске бадзым тулкым,-
Озьы чукшор пала лыкто,
Удъёс вылэ лыкто зучъёс.
Татын уз юрттэ батыръёс,
Оды муртъёс пайдатэмесь:
Пумтэм-йылтэм, пумтэм-йылтэм
Лыкто чукшор пала зучъёс.
Пуръёс вылын уя удмурт,
Зучъёс гылзо пыжъёс вылын,
Суэриен кошке удмурт,
Зучъёс мыно питран вылын.
Соос басьто улосвылэз,
Уд гуртъёсы пыро чал як,
Огез ке улыны кутске,
Мукетъёсыз лыкто сумей.
Кызьы зорем бере губи
Шукрес ляльзе пужым ягын,
Озьы йыло зуч выжыос,
Сое уг лу дугдытыны.
Юнме соин споръяськыны,
Соин уд шедьты огъя кыл,
Асьме катэз зучъёс уг тодо,
Вуж сямъёсмес кылэм уг каро.
78
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Им нужны пушные звери,
Их меха влекут собольи,
Им нужна земля для пашни,
Мало им земли в отчизне.
Знают только про наживу,
Мысли только о цендорах.
Вера наша и святыни
Им не дороги, не святы,
Ничего не стоит дзючам
Осквернить и надругаться
Над священным нашим чумом,
Сжечь святыню для потехи.
Никогда в века былые
Ни один народ враждебный
Так еще не издевался
Над удмуртами лесными.
Поры были хитроумны,
В битвах им нельзя поверить,
Их набеги были страшны,
Крови много проливали,
Но святыни были целы,
Там никто не насмехался.
Дзючи кровь не проливают,
Расселяются без битвы,
Проникают постепенно,
В села входят незаметно,
Как змея вползает тихо.
Но обиды тяжелее,
Душу ранят, а не тело,
Отнимают у удмуртов
То, что им всего дороже.
По реке плывут по Вятке,
Разрушают Кошкар город,
Достигают Тырья града,
Где хранится книга в чуме.
Древний старец, жрец великий,
Книгу ту берет из чума,
Он спасти ее желает.
В длинном древнем одеяньи,
В длинной мантии широкой
Фиолетового цвета
Соос лыкто пбйшур кулы,
Низь куослы лыкто соос,
Зучлы кулэ гырон музъем,
Ас дорысез солы бжыт.
Солы кулэ капчи ваньбур,
Йыраз одйг малпан - цендор.
Асьме оскон но дунъетъёс
Солы номыр кадь ик бвбл,
Кббератэк со сапталоз,
Ултйялоз, сантэмалоз
Вбсяськылон куалаосмес
Яке сутоз шудон сямен.
Азьвыл огаз но дауре
Огез но тушмонась калык
Озьы бз ултйя на вал
Тэльын улйсь удмуртъёсты.
Поръёс сэзесь вал, кескичесь,
Ожъёс дыръя алдаськисесь,
Кышкыт лыкто вал выламы,
Данак кисьто калык вирез,
Но вбсяськон интыосты
бз ултйя, бз иса пор.
Зучъёс уг быдто калыкез,
Интыясько ожмаськытэк,
Шыпыт, шбдтэк шорысь вуо,
Выжы лэзё удмурт гуртэ,
Лушкем кыйёс сямен лыкто.
Но лул-сюлмез ке вбсь каре
Со уката но секытгес,
Угось соку тушмон тала
Луллэсь тужгес но дунозэ.
Зучъёс лыкто Ватка кузя,
Суто-быдто Кошкар карез,
Тани вуо Тырья каре,
Кытын книга кылле куалан.
Туно пересь, быдзым вбсясь,
Куалась басьтэ вбсь книгаез,
Сое со утьыны малпа.
Пересь вылэ вал дйсямын
Паськыт но кузь вурем дэра,
Буёлэзъя лемлет-чагыр
Часть первая. Песнь девятая. Нырысетй люкст. Ук.мыс >тнмадь
79
(В колпаке из белых ниток,
В длинном более аршина),
С разноцветной толстой кистью,
Как в чалме вкруг лба седого,
Шел восясь, старик великий,
С длинной белой бородою.
Он в руках держал подъятых
Высоко над головою
Книгу древних песнопений,
Книгу главную удмуртов.
Путь восясь к востоку правит,
Вдоль Чепцы идет он кверху.
Путь ему олень чудесный
Указует бегом быстрым.
Где олень свой бег окончит,
Там восясь построит снова
Чум священный всех удмуртов,
Там положит книгу пусов,
На очаг золу положит,
Огнь зажжет неугасимый.
Вот олень остановился,
Остров он избрал для чума
На реке Чепце студеной
Против Глазова, Утэма,
Во владеньях Идны-князя.
Здесь хранилась книга в чуме
Снова несколько столетий,
Но века еще промчались,
Годы быстро пролетели.
Дзючи стали нагло-дерзки,
В озорство опять пустились,
Захотели всех удмуртов
Обратить к своему богу.
Для чего им это надо,
Чтоб богов своих забыли,
Веру предков бы попрали
И по-новому молитвы
Стали бы читать удмурты,
Мы того понять не можем,
Догадаться не умеем.
Раньше мы того не знали,
(Йыраз тбдьы сйньысъёслэсь
Аршин кузьда жужыт изьы),
Трос буёлъем укоослэсь,
Йыраз чалма выллем чушкон
Озьы потйз быдзым восясь,
Тбдьы но кузь тушо пересь.
Кияз нуиз со жутыса
Учкисьёслэн йырзы вадьсын
Вужкатъёсты-кылбуръёсты,
Удмуртъёслэсь тор книгазэс.
Восясь кошкиз чукшор пала,
Чупчи кузя тубиз выллань.
Мынон сюрес нош возьматйз
Солы капчи бызись пужей.
Кытчы пбртмо пужей дугдоз,
Отчы ик пуктэмын луоз
Удмуртъёслэн выль куалазы,
Отын кыллёз пусо книга,
Со учоге вуж пень лыктоз,
Улзоз ноку кысйсьтэм тыл.
Тани пбртмо пужей дугдэ
Чупчи вылысь шормуч азе,
Татчы ик выль куала пуксе
Глазкар пумит, Утэм вадьсы,
Идна тбрлэн музъем вылаз.
Та куалаын ик трос аръёс
Книга улэ утиськыса,
Но вакытъёс азьлань ортчо,
Аръёс лобо ббрсьысь борее.
Зучъёс эшшо но убирмо,
Шузияськон шукке ваньзэс,
Уд калыкез зуч инмарлы
Вбсяськыны косо соос.
Нош мар мутен ёрто соос
Пересьёслэсь осконъёссэс,
Инмаръёссэс вунэтыны,
Малы ёрто удмуртъёсты
Музой сямен вбсяськыны -
Тае ум тодэ асьмеос,
Ум быгатэ валэктыны.
Азьвыл ом адзе тачезэ,
80
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Никогда и не бывало,
Чтобы силой заставляли
Нас оставить веру предков.
Это значит ведь забвенье
Древних предков поколений,
Тех воршудов в каждом роде,
Тех благих родоначальниц,
Что залогом служат счастью,
Что надежду зажигают.
Как забыть нам Кылдысина?
Кылдысин - благой податель,
Это бог, хранитель жизни.
Как забыть нам предков наших,
Не свершать им куяськоны?
Как язык родной оставить,
Как читать молитвы дзючей?
Как разрушить чум священный,
Как золу его развеять
С очага отцов и дедов?
Струны гусель пусть рыдают,
Плачут пусть удмуртов очи,
Ночь надвинулась глухая,
Мы не знаем ей исхода.
Знаем мы, что правды нету,
Что насилье правит жизнью,
Что былое счастье наше
Скрылось, может быть, навеки.
Дзючи все неумолимы,
Подбираются и к чуму,
Где хранится книга пусов,
В чум проникнуть их желанье,
Завладеть священной книгой,
Уничтожить ту святыню.
Надругаться над богами.
Древний старец, жрец великий,
Охранитель тайны, веры,
Знавший пусов всех значенье,
Прочитавший книгу песен,
Выбирает из удмуртов
Лучших юношей, умнейших -
Нокин бз косылы кужмысь,
Мед вунэтом шуыса ваньзэ
Пересьёслэсь осконъёссэс.
Озьы ке, быдэсак чиге
Валля выжыосын кусып,
Быре воршудъёсты гажан,
Кытысь кутске котькуд выжы,
Кытын шудмы инъяськемын,
Кытын тылзэ сётэ оскон.
Шат вунэтод Кылдысинэз?
Со -- утисьмы но вордйсьмы,
Со - улонэз сётйсь кужым.
Кызьы-о вашкалаослы
Уд куяськы, тодэ уд вай?
Кызьы анай кылдэ куштод,
Зуч вбсьёсты лыдзод шара?
Кызьы сэрттод куалаосты,
Пересьёслэн учогысьтыз
Пенез тблъя-буръя лэзёд?
Мед ббрдозы жингрес крезьёс,
Мед потозы синкылиос,
Угось вуо пеймыт уйёс,
Ум адзылэ ни югытэз.
Огзэ тодском: зэмлык бвбл,
Эриктэман кузёяське,
Азьло дыръя шедьтэм шудбур
Пырак дырлы ышоз, шбдске.
Зучъёс эшшо но убиресь,
Вуо Быдзым Куала доры,
Кытын кылле пусо книга;
Чуртнаськемзы потэ отчы,
Тор книгаез киултэмзы,
Инмаръёсты ултйяса,
Синпелетэз быдтылыны.
Визьмо пересь, быдзым вбсясь,
Оскон-вбськылъёсты утись,
Вань пусъёсты валась-тодйсь,
Кылбуръёсты трос пол лыдзись,
Тазьы каре: калык пблысь
Быръе тужгес визьмооссэ
Часть первая. Песнь девятая. Нырыссл и люкет. Укмыс инн мадь
81
Их числом двенадцать было.
Призывает в чум священный
Седовласый старец мудрый
Тех избранников прекрасных,
Им читает книгу пусов.
Он читал двенадцать суток,
Дни и ночи непрерывно,
Пел он древние сказанья,
Те за старцем повторяли.
И напевы впали в душу
Этим юношам избранным,
Заучив их без ошибки,
Познавали тайну веры.
Так, размноживши познанье,
Передал он тайну младшим.
На кенеш старик-хранитель
Весь народ созвал на остров.
После жертв богам обильных
Так сказал восясь народу,
Обратился с речью к людям:
«Миновало время счастья,
Дни прошли свободы нашей,
Всех удмуртов притесняют,
Дзючи все заполонили.
Заставляют нас покинуть
Веру предков наших славных.
Чтобы не было мучений,
Не лилась бы кровь за веру,
Не лились бы слезы наши,
Книгу веры уничтожим.
Пусть пришельцы это знают,
Принуждать не станут больше
Отступать от веры предков.
А в душе хранить мы станем
Наши древние обряды,
Наши песни и преданья.
Будем жить, как жили прежде».
Показал народу старец
Тайн хранителей двенадцать,
Знавших книгу древних пусов,
Дас кык кузя сгитъёсты;
Тбдьы тушо быдзым восясь
Куала пушкы люка ваньзэс
Со паймымои быръемъёсты,
Лыдзе гожъям пусъетъёсты.
Дас кык ну нал чоже лыдзе,
Нунал но уй дугдылытэк,
Лыдзе-кырза, нош егитъёс
Сьбраз ик верало шара.
Мадьёс пыро сюлэмазы
Дас кык быръем ег итъёслэн,
Ваньзэ тодо янгышъёстэк
Пусэн гожтэм вужкатъёсты.
Озь визьбурез уноятэ,
Егитъёслы кельтэ пересь.
Нош собе ре шормуч вылэ
Ваньзэ оте со кенеше.
Инмаръёслы шырыт курбон
Сётэ восясь, калыкъёслы
Таче кылын со вазиське:
«Шудлэн-бурлэн дырыз ортчиз,
Овбл ни эрико улон,
Удмурт калык пачкатэмын,
Ваньзэ зучъёс киултйзы.
Соос косо вунэтыны
Та вашкала осконъёсмсс.
Мозмом бадзым курадзонлэсь,
Вирмес ум кисьтэлэ юнме,
Мултэс ум кисьтэ синвуос -
Пусэн сутйм ке кпигамес.
Мед тодозы сое зучъёс,
Соку уз косэ ни выльысь
Вуж сямъёсмес вунэтыны.
Лул-сюлмамы утем-вордом
Вуж-вашкала осконъёсмсс,
Веранъёсмес но мадьёсмес.
Улом-вылом, азьвыл сямен».
Кенешчиос азе восясь
Поттйз дас кык пияшъёсты,
Кинъёс тодо пус книгаез,
6-6040
82
НЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫС ИНЛЭН ДАУРЕЗ
И спросил себе совета.
На кенеше всенародном
На том острове Чепецком
Так тогда постановили:
Будет пусть по слову старца.
Страшно было то мгновенье,
Слезы щеки орошали,
Навсегда народ удмуртов
Расставался с книгой древней.
В жертву нами приносилось
То, что было всех дороже,
Что священной было вещью
Для десятков поколений.
Седовласый старец тихо
Поднял книгу над народом,
Чтоб в последний раз взглянули
На святыню древних предков.
И свершилось! Книгу пусов
На очаг бросает старец,
Под котел священный чума,
Где варилось мясо жертвы.
И огонь неугасимый
Пожирает книгу веры,
И листы ее чернеют,
Загибается береста.
Так свершилось расставанье
Всех удмуртов с книгой древней,
С той святынею бесценной.
А двенадцать, знавших тайну,
Научили каждый снова
По двенадцати способных
И хранили веру предков.
Визь-нод куриз бтчамъёслэсь.
Вань калыклэн кенешоназ
Соку Чупчи шормуч вылын
Таче огъя кылэ вуо:
Шонер вера быдзым восясь.
Секыт но вбсь вал со вакыт,
Уно синву коттйз бамез,
Вань даурлы удмурт калык
Книгаеныз люкиськылйз.
Та вакытэ курбон луиз
Тужгес по дуноез маке,
Кудзэ выжыысь выжые
Сйё-дано кариз калык.
Тбдьы тушо быдзым восясь
Вылэ жутйз пус книгаез,
Берпум ползэ ваньмыз учкиз
Вашкалаысь синпель шоры.
Тйни со дыр! Пус книгаез
Жуась тылэ куштйз пересь,
Кытын бадзым пуртыосын
Инмаръёслы пбзиз курбон.
Соку ик учогысь тылскем
Си из пусэн гожъямъёсты,
Книга бамъёс сьбдэктйзы,
Кызьпу туйёс питырскизы.
Озь люкиськиз удмурт калык
Ас вашкала книгаеныз,
Тужгес дуно синпеленыз.
Нош дас кыкез визьмо пиос
Ас тодонзэс выжытйзы
Быдэн дас кык егитъёслы,
Вужкатъёсты утён понна.
Так опять мы возвратились
К устному преданью веры.
Как учили тайнам древним
В те века, когда не знали
Пусов, мудрых книжных знаков.
Вновь молитва шла без книги.
В старину сходились часто
На кенеше все удмурты,
Озьы выльысь берытскимы
Ымысь ыме веран сяме,
Кызьы утё вал визьбурез
Соку, куке эшшо нокин
Пус-гожтонэз уг тод на вал.
Нош книгатэк вбсяськыны
Кутским; азьвыл дауръёсы
Люкаськиськом вал кенеше,
Часть первая. Песнь ()евяншя. 11ырысс i й люкст, Укмыс tfitii м(ц)ь
83
Вместе жертвы приносили
И молились всем народом.
Старики тогда сверяли
Звенья древней устной веры,
Все ошибки исправляли,
Познавали все напевы.
Но теперь нельзя уж было
Всем народом без изъятья
Собираться вместе часто,
И слова позабывались,
Нарушались все законы.
В книге был закон судебный
И молитв порядок точный,
Ныне стало по-другому,
Стало все позабываться.
Кылдысин, владыка жизни,
Был разгневан на удмуртов
За забвенье древней веры,
Тех законов и напевов.
Наказал благой податель
Тем, что отнял и надежду
Написать другую книгу.
Начертать ее вторично.
Отнял он познанье пусов,
Затемнил значенье знаков,
Он лишил письма и чтенья,
Сделал глупыми удмуртов.
И никто теперь не может
Пусы, знаки родовые,
Начертать с глубоким смыслом,
Их собрать в слова и речи.
Точно бисер ожерелья
На песку рассыпан кем-то,
Так и пусы вместо речи
Знаком служат только рода.
Уно курбон сётылймы,
Ваньмы вбсяськылйм уртче.
Соку учко вал пересьёс:
Мыдлаиь медаз мыны вужкат,
Янгышъёсты тупатъяло,
Вуж мадьёсты тодэ ваё.
Нош табере уг лу ни вал
Ваньмыз удмурт калыкмылы
Одйг азе люкаськыны,
Веран мадьёс вунылйзы,
Тйяськизы валля катъёс.
Книга уте вал суд радэз,
Вбсяськонлэсь шонер брзэ,
Табре бз луы ни озьы,
Ваньмыз сураськыны кутскиз.
Утись-вордйсь Кылдысинмы
Иыркуръяськиз калык вылэ
Вужкатъёсты но мадьёсты
Мыдлань валэктылэм понна.
Йыркуреныз озьы кариз:
Медаз ни кыльы осконзы
Мукет книга но гожтыны,
Вужзэ тодэ вайытыны.
Вунэтытйз со пусъссты,
Пуштыроссэс пеймыт кариз,
Медаз ни лу лыдзись-гожъясь,
Нодтэм медло удмурт калык.
Нокин уг быгат ни ал и
Выжы нусэз но тамгаез
Мур валаса гожтылыны,
Бордысь борды герзалляны.
Кызьы чыртывесьысь марзан
Луо вылэ пазьгиськылэ,
Озьы ик кылемын пусъсс,
Выжыослэн тодметъёссы.
Песнь десятая
БУДУЩИЕ ВРЕМЕНА
Позабыв обряды предков,
Позабыв богам молитвы,
Перестав внимать старейшим,
Стали глупы ныне поди.
Если спросите удмурта
Вы о чем-нибудь, к примеру,
То ответить он не сможет.
Скажет только: «Я не знаю».
Знают меньше предков старых,
В старину умнее были,
Говорят теперь: «Нс знаю,
Я того не понимаю».
С каждым годом хуже, хуже,
Все глупеют люди всюду,
Каждый выдумать стремится
Дасэтй мадь
ВУОНО ВАПУМЪЁС
Вуж сямъёсты мыдлаиьтэмеи,
Восяськонэз вунэтэмен,
Пересьёсты гажамтэен,
Табре нодтэм луиз калык.
Али сётйд ке удмуртлы
Маке но огшоры юан,
Валэктыны уз быгат со,
«Уг тодйськы» гинэ шуоз.
Перссьёслэсь лябгес луим,
Азьвыл трослы вал визьмогес.
Али: «Уг валаськы, шуо,
У г тодйськы мон со сярысь».
Арысь аре уродэсьгес,
Нодтэм луо адямиос,
Выльзэ маке но малпало,
Часть первая. Песнь десятая. Нырысстй люкс iДас пай мадь
85
То, что вовсе не подходит.
Старики чему учили,
Все хорошее забыто,
Потеряли путь-дорогу,
Сбились с правильной тропинки.
В старину селенья были
Многолюдны и обширны,
Но когда в стране удмуртов
Появилось племя дзючей,
По лесам селиться стали,
Строить малые починки,
Городов не стало славных,
Всюду только деревеньки.
Дзючский князь заставил вскоре
Дань платить ему большую,
И удмурты слали белок
В чуждый край, чужому князю.
Белку с каждого окошка
Заплатить был должен каждый,
И тогда удмурты стали
Вместо окон делать дыры,
Делать малые отверстья,
В избах стало мало света.
Дзючей племя беспощадно,
Дань наложена на трубы,
На печные трубы дома.
И удмурты стали строить
Вместо труб курные избы,
Стали жить в дыму и грязи.
Становилось жить труднее,
Дань платить все тяжелее.
Честных дзючей было мало,
Больше все лжецы дрянные,
Собирали дань напрасно,
Не имея прав на это.
Каждый, кто приедет с шумом,
В сапогах, как князь богатый,
Собирает незаконно
Дань с неграмотных удмуртов.
Разговоры были плохи,
Языка не знали дзючей,
Кытчы уг тупа со кабзэ.
Пересьёслэн дышетэмзы,
Зечсы ваньмыз вунэтэмын,
Мынон сюрес ыштылэмын,
Шонерысьтыз кожылэмын.
Азьвыл удмурт улосъёсын
Паськыт, данак вал улйсез,
Но ку татысь шаеръёсы
Зуч выжыос инъяськизы,
Калык кошкиз нюлэсъёсы,
Починкаос со лэсьтылйз.
Дано каръёс тырттэммизы,
Кылдылйзы векчи гуртъёс.
Зуч кивалтйсь жоген коенз
Выт тырыны аслыз шукрес,
Коньы куэн тыриськылйз
Лыктэмъёслы удмурт калык.
Коньы кулэ вал тырыны
Юртысь котькуд укноосъя,
Соку укно интыосы
Калык лэсьтэ пичи пасьёс,
Югыт полна векчи висъёс,
Юртъер пушкын луэ жомыт.
Но зуч выжы буйгатскисьтэм,
Муръё вылэ пуктэ со выт,
Гурысь жутскнсь муръёослы.
Соку удмурт калык гурзэ
Муръёостэк гинэ лэсьтэ,
Коркан луэ жокыт но чын.
Улон ял ан луэ шуггсс,
Вытъёс нош ялап бадзымгсс.
С юл мо зучъёс вал туж ожыт,
Тросгес сурой алдаськисьёс,
Токма пюрысь окто вал вы г,
Асьсэ мылкыд каремзыя.
Кин кс лыктэ ке сапеген,
Кузё сямен куашетыса,
Дышетскымтэ удмуртъёслэсь
Орскчаса люка ни выт.
Вераськонъёс вал секытэсь,
Нокин уг годы зуч сямен,
86
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Возражать же бесполезно:
Быть в тюрьме никто не хочет.
По четыре раза в зиму
Приезжали к нам за данью,
Все терпеть должны мы были.
Все сносить без всяких жалоб.
Времена настали плохи,
Прежде жизнь была светлее.
Люди древние сильнее
Нас, своих потомков, были.
Первый род существ разумных
На земле был великаны,
Рост у них такой огромный,
Что леса колен не выше.
Люди после появились.
Рост их с палец великана,
Но для нас бы показались
Эти люди страшной силой.
Это витязи удмуртов,
Предки наши и герои,
Что кидали верст за сорок
Гири в сорок пуд и больше.
Небо было близко к людям,
Колос был с солому нашу,
Неизвестно было, что такое
Кровь пролить, убить, зарезать.
Из заморских стран далеких
Привозились шелк и жемчуг,
Жили в золоте и пили
Из сосудов драгоценных.
Наши предки знали пусы,
Были книги из бересты,
Города, дома большие,
Были светлые палаты.
С той поры века промчались,
Мы нс знаем дней счастливых,
Мы все тужим и тоскуем,
Мы всегда полны заботы.
«Тужики» - порода наша,
Мы в нужде живем и горе,
Знаем голод и болезни,
Пумит кариськыны кышкыт,
Пытсэт сьоры шедем уг пот.
Толскын ньыль пол лыктылйзы
Выт люканы урод зучъёс,
Ваньзэ кулэ вал чиданы,
Ненокинлы чагиськытэк.
Улон-вылон луиз шимес,
Азьвыл ваньмыз вал югытгес.
Валля дырысь адямиос
Алиослэсь вал кужмогес.
Нырысетй кыкпыдоос
Дунне вылын вал зэрпалъёс,
Соос сыче вал жужытэсь,
Нюлэс вал пыдесозязы.
Собре кылдо адямиос -
Зэрпал чиньы быдза гипэ,
Но туннала удмурт понна
Соос батыр кадь кужмоесь.
Удмуртъёслэн выжыоссы,
Соос зэмзэ вал батыръёс,
Ньыльдон иськем лэзьяллязы
Ньыльдон пудъем гираосты.
Инбам вал калыклы матын,
Али куро кузьда вал шеп,
Нокнн оз тод, мар со сыче
Вирез кисьтон, виён, вандон.
Зарезь дуро шаеръёсысь
Вуиз буртчин, вуиз марзан,
Вуиз зарни, сиськылйзы
Зарин тусьты-пуньыосысь.
Азьвыл тодо вал пусъёсты,
Кызьпу туйлэсь вал книгаос,
Карын юртъёс вал бадзымесь,
Вблмыт отын вал тбршоръёс.
Но ортчизы со дауръсс,
Шудлэн бвбл ни пытьыез.
Весь жблмаськом но мбзмиськом,
Весь тырмемын сюлмаськонэн.
«Жбломемъёс» - асьме выжы,
Кайгырыса улйськомы
Висён но кбтсюман пблын,
Часть первая. Песнь дееяншя. Нырысстй люкс ] . Дас :тш .ми<)ь
87
Преступленья и несчастья.
Впереди еще мрачнее,
Будет новая порода,
С муравьев те люди ростом,
«Пыжики» их имя будет.
Приподнять с земли былинку
Семеро с трудом возьмутся,
Пыжась еле через силу.
Им конями мыши будут.
Морды пыжиков свиные,
С длинной пастью безобразной.
Так погибнет постепенно
Человечья вся порода.
Мы пропели песни эти,
Эти древние сказанья,
Что певали наши деды
В старину, в былые годы.
Пусть те подвиги героев,
О которых пели струны,
Служат в жизни нам примером,
Старики пусть мудры будут,
Пусть отважны молодые,
Пусть удмурты помнят храбрость.
Силы доблестных батыров,
Пусть, внимая древним песням,
Станут лучше и добрее,
Пусть сойдет с лица тревога,
Пусть заботы унесутся,
Пусть в сердцах желанье будет
Сделать жизнь светлее, чище.
Жить по правде, жизнью предков,
Прославляя Кылдысина...
...Прослезившийся невольно
Будет с ясною душою...
Йыруж но куректон пушкын.
Нош азьпалан - эшшо шимес,
Кылдоз вылез калык выжы,
Кузьылиос выллем векчи,
«Пычкиськисьёс» нималозы.
Сизьым кузя нюжа борды
Жутон понна кутскылозы,
Мырдэм-мырдэм пычкиськыса.
Вал интые шыр кыткозы.
Пычкиськисьёс парсь ымныро,
Ымзы паськыт но туж юрзым.
Озьы быроз дунне вылысь
Адямилэн вань выжыез.
Ми мадимы та мадьёсты,
Та вашкала веранъёсты,
Кудзэ асьме песятайёс
Валля дыре кырзаллязы.
Мед ужъёссы батыръёслэн,
Кудзэ крезьёс жингыртйзы,
Адзем карой улзытозы.
Мед пересь мурт визьмо луоз,
Мед егит мурт дйсьтйсь луоз,
Мед удмуртъёс вожъяськозы
Батыръёслэн кужымзылы,
Вуж мадьёсты кылзйськыса,
Зеч сюлэмо кариськозы,
Мед ымнырысь курдан быроз,
Кайгыронъёс пазьгиськозы,
Мед сюлэмын мылкыд улзоз
Вань улонэз югдытыиы,
Вуж зэмлыклы вазиськыны,
Кылдысинэз данъялляса...
...Кин ас эрказ синвуаськоз,
Лулыз чылкыт луоз СОЛ эн...
88
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Примечания
1 Перевел на удмуртский язык В. Л. Шибанов.
•’Ватка древнее удмуртское племя, обитавшее на территории среднего течения Вя тки и в районе
устья реки Чепцы.
' К ал мез ы древнее удмуртское племя, обитавшее в бассейне реки Кильмезь.
4III удзя древний удмуртский род. По мнению М. Г. Худякова, восходит к чуди.
' Би гс р ы татары, тюркские племена.
Л1 о р ы марийцы. Д. А, Яшин считает, что в народном эпосе это нс марийцы в прямом значении, но
чужие иноязычные племена, близкие по религии к удмуртам.
Образ темпо-серого медведя, по мнению В. В. И анол неких, восходит к «Песни о Гай а вате» Лонгфел-
ло, гак как темно-серые медведи па территории Удмуртии не обитают.
КИ и мар бог неба. По мнению ученых, восходит к образу Ильмаринсна (см. карело-финский эпос
«Калевала»).
К ы л д ы с ин бог земли, урожая. Один из самых оригинальных образов удмуртской мифологии. Су-
ществует также мнении, ч го Кылдысин эго богиня, женское существо (А. Измайлова-Зуева).
К у а з ь бог погоды.
"Зэрпалы мифические существа огромного роста, великаны. По мнению Д. Яшина, зэрпалы (зэр +
нал), видимо, восходят к зырянам, которые в период распада общепермской общности ушли на север. Но,
возможно, «зэрпал» больше соотносится с «сьорнал» букв, «потусторонний, запредельный» (Т. Г. Вла-
дыкина).
‘ Археологи па территории удмуртских городищ находят такие вещи, которые производились в Сре-
диземноморье, причем в других археологических памятниках Поволжья и Приуралья эти товары пока нс
обнаружены.
!• Бус ы р (бусйр) фиолетовый.
,43бк Гербер праздник окончания весенних полевых работ, геры + бер (букв, плуг + после).
" По другим удмуртским сюжетам, длина колоса была определена Кылдысином как «доля собаки», го
есть длиной с носа собаки (ем. с. 94),
16К рез ь удмуртский национальный инструмент наподобие финского кантеле и русских гуслей.
' Кенеш собрание, совет, сходка.
Во рш уд от слов «вордыны» (создать. растить, воспитать) и «шуд» (счастье).
1,) В ы ж ы род, родс тво,
••"Со яд ы рь прежнее название Сордыр, как указано у Н. Первухина.
"Куяськон обряды поминовения предков.
’ В у М у р I водяной, дух воды.
;Бурдо~вал крылатый конь (бурд крыло, вал копь).
24См. примечание 13.
' М. Худяков использует здесь опубликованную Берпатом Мункачи в 1887 году легенду «Калмез бака-
тыръсс» («Калмсзскис богатыри»),
Ч у н ь ы жеребенок. Здесь: тотемное названье. Но можно проследить связь и с «бурдо-валами» (кры-
латыми конями) из Песни седьмой.
2 В тексте Б. Мункачи (1887) говорится об иллянь сабле, где значение и происхождение слова «иллянь»
до сих пор не ясно. Жена Бурей на поняла иллянь как «тесто» по звучанию иллянь и ыльняиь (букв, сырой
хлеб, тесто) очень близки.
•’*Пегий конь представитель тюркского мира (Т. Г. Владыкина). См.: Владыкина Т. Г. Удмуртский
фольклор. Ижевск, 1998. С, 185.
2*' Ч у м здесь: амбар для одежды, в летнее время служит также спальней (Д. Яшин).
1(1 Б ы д з ы м Н у и а л (букв, Великий День) праздник весны, соответствует русской Пасхе,
" П ус метка, родовой знак.
Часть первая. Песнь десятая. Нырысстй люки. Дасэтй мадь
89
32	В б с я с ь - жрец, руководящий молением.
33	Чум - здесь: помещение для проведения молений и хранения атрибутов языческих обрядов
(Д. Яшин).
34	Гу ж дор - праздник первой борозды.
•ЬД'ЗЮЧ, или зуч - русский, русские.
Часть вторая
ПО СЛЕДАМ ДРЕВНЕГО ЭПОСА
(из текстов XIX века)
Ниже даются некоторые удмуртские сюжеты фольклорно-мифологического содержания, которые
были записаны еще в XIX веке большей частью по-русски (почти все они так или иначе учтены М. Худяко-
вым при написании своей эпической поэмы).
Тексты взяты из следующих книг:
I.	Гаврилов Б. Произведения народной словесности, обряды и поверья вотяков Казанской и Вятской
губерний. Казань, 1880.
2.	Первухин //. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского уезда: В 5-ти эск. Эск. IV. Казань.
1889.
3,	Верещагин Г. Вотяки Сосновского края. СПб., 1886.
4.	Верещагин Г. Вотяки Сарапульского уезда Вятской губернии. СПб., 1889.
5.	Munkdesi В, Votjak nepkolteszeti hagyomanyok. Budapest. 1887.
Трудно оценить, каким материалом располагал М. Худяков в момент работы над своей эпической
поэмой, но его библиотека и теоретическая база, судя ио всему, были весьма основательными.
Для тех. кто знает язык и хочет познакомиться с подобными текстами на удмуртском языке, мы бы
порекомендовали, прежде всего, приложения из монографии Т. Г. Владыкиной «Удмуртский фольклор»
(Ижевск, 1998), где сюжеты разделены по жанру па мифологические предания и легендарные предания.
О сотворении мира
Вначале во всем свете ничего не было, кругом была одна вода. Инмар по этой воде
плавал на большой лодке. И решил он однажды сотворить землю и пригласил Шайта-
на. Инмар попросил Шайтана опуститься на дно и достать оттуда все, что он найдет.
Шайтан стал спускаться на дно1 . Спускался, спускался, никак дна достичь не может.
Встретился ему рак. «Ты куда?» - спрашивает его рак. «На дно спускаюсь, что ни най-
ду, во рту достану»,- отвечает Шайтан. «Что ты задумал! - воскликнул рак.- Я живу
здесь уже двенадцать лет, но дна еще не видывал». «Все равно спущусь»,- сказал Шай-
тан и начал опускаться дальше. Долго он опускался, наконец достиг дна и, захватив
ртом песок, вынырнул. Бог приказал ему рассыпать песок и строго-настрого наказал
не оставлять во рту ни песчинки. Шайтан послушался Инмара, но, подумав, почему
Чисть вторая. Но с.и’дим древнего моем
91
это Инмар не разрешил ему не оставлять и песчинки, утаил немного песка во рту. Рас-
сыпанная им по воде земля начала разрастаться, разрослась она и во рту Шайтана.
Увидев вздутые щеки Шайтана, Инмар приказал ему выплюнуть всю землю. Если бы
не было выплюнутой Шайтаном земли, она была бы везде ровная. А из того, что он
выплюнул, образовались большие горы.
Бернат Муикачи, 1887
Сотворение человека
Инмар задумал сотворить человека и вылепил из земли его тело, после чего должен
был идти на небо за душою. Между тем у Инмара был враг, Шайтан, завидовавший
всякому произведению Инмара, потому что все они были хороши, и старавшийся всех
их как-нибудь испортить. Предвидя покушение Шайтана испортить и тело человека,
Инмар поставил стеречь его собаку, которая в то время еще не имела на себе шерсти...
Как только Инмар ушел на небо,- сейчас же, действительно, явился Шайтан и кинулся
было, чтобы разломать на куски сделанную Инмаром куклу, но собака в свою очередь
кинулась на Шайтана и не подпустила его. Как он ни упрашивал собаку, чтобы та
выдала ему человеческое тело, собака наотрез отказалась; наконец Шайтан начал про-
сить собаку, чтобы она позволила ему подойти к телу хотя бы на такое расстояние, с
которого он мог бы плюнуть на это тело, чтобы сорвать свою досаду, но собака долго
не соглашалась и на это. Тогда Шайтан произвел мороз на земле, рассчитывая про-
гнать им собаку, но хотя той и стало очень холодно, однако она все-таки не отходила
от тела человека. Ша йтан снова начал уговаривать ее, обещая дать ей теплую шубу,
которая всегда будет защищать ее от сильных холодов зимою и от сильных жаров ле-
том, и наконец собака прельстилась этими обещаниями. Подумав про себя, что земле
ничего не сделается, если на нее и плюнуть, она позволила Шайтану оплевать чело-
веческое тело. Шайтан оплевал его, покрыл собаку шерстью и ушел. А так как слюна
Шайтана отвратительна и не могла быть уже ничем отмыта, поэтому Инмар, вернув-
шись и увидев, что сделал Шайтан, не захотел оставить в таком виде наружность чело-
века, не захотел также почему-то и сделать другое тело, а взял старую и вывернул всю
ее наизнанку. Вследствие этого теперь внутри человека и находится всякая нечистота, а
так как слюна Шайтана постоянно растет, то излишество ее и выходит наружу в форме
разного вида извержений.
Николай Первухин, 1889
Век Кылдысина
В старинные годы Кылдысин жил между людьми на земле, в такой же квале, и с
виду не отличался от людей ничем, кроме своего высокого роста. С длинными седыми
волосами, в белой длинной же одежде, в виде высокого старика, с постоянно веселою
92
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
улыбкою на губах, ходил Кылдысин по полям, которые возделывались удмуртами,
одетыми в такие же белые одежды, в которые он был одет и сам. Любимым местом его
прогулок были межи между земельными участками, а так как людей в то время было не
много, то у каждого земельные участки были очень велики, а нередко и целая деревня
имела участки общие, поэтому межи между наделами были длинны и широки. Проха-
живаясь по этим межам, Кылдысин осторожно обходил все хлебные колоски, которые
здесь случайно вырастали, а когда видел, что колосья упали от дождя или от тяжести
собственного зерна на землю, поднимал их своими руками и осторожно расправлял
их. При такой нежной заботливости Кылдысина земля постоянно давала роскошные
урожаи и люди были постоянно веселы, так как у них всего было вдоволь.
Но с течением времени число удмуртов умножилось, а при этом между ними раз-
вилась завистливость: начались земельные разделы да переделы, и земля распалась на
множество мелких участков, межи между которыми становились с каждым годом все
уже и уже, так как Кылдысин наконец перестал иметь возможность гулять по-прежне-
му, потому что теперь ему на каждом шагу по меже попадались под ноги колосья. Свой
белый костюм удмурты также изменили, начав окрашивать свои ткани в сине-фиоле-
товую (бусыр) краску. Тогда, разгневавшись на людей, Кылдысин ушел из среды их,
лишив землю ее прежнего плодородия, а людей - их прежнего благосостояния и радос-
ти.
Николай Нервухин, 1889
Воплощение Кылдысина
Ко всем народам уже приходили с неба разные боги (к русским - Иисус Христос,
к татарам - Магомет), а удмурты2, хотя и усердно молились своим богам, не могли,
однако, дозваться к себе Кылдысина, который давно когда-то жил на земле, но потом
отсюда ушел. Между тем они слыхали от стариков, что, когда Кылдысин жил на земле,
тогда и урожаи были несравненно обильнее, и охота за зверями и птицами была удач-
нее, так что вообще людям жилось гораздо лучше, нежели теперь. И вот один раз уд-
мурты, собравшись на моление на высоком берегу реки под большой старой березой,
всей деревней, где были и земледельцы, и охотники, порешили не расходиться до того
времени, пока не призовут Кылдысина вновь на землю.
Много жертв принесли они здесь; много дней и ночей молились они напролет,
пока Кылдысин, наконец смилостившийся над ними, не спросил: «Что им надо?» Уд-
мурты отвечали ему, что они просят его снова сойти на землю и пожить здесь, как он
жил при их дедах. «Не могу я сойти к вам,- отвечал им Кылдысин,- потому что раз дал
обещание никогда не жить на земле, то не властен теперь изменить этому обету». Тогда
удмурты стали умаливать его, чтобы он явился к ним хотя бы на самое короткое время,
рассчитывая, что они потом и силой заставят Кылдысина пожить подолее, лишь бы
только он явился между ними. Против этого Кылдысин возразил, что и ненадолго он
Часть вторая. По саедам древнего эпоса
93
не может явиться перед глазами людей, так как наружный вид его сделался настолько
страшен, что люди, увидя его, умрут со страха. В ответ на это удмурты начали упраши-
вать Кылдысина, чтобы он явился им не в своем виде, в виде какого-нибудь животного:
белки или рябчика и т. п. Такую форму для явления удмурты указывали не без расчета:
привыкнув охотиться именно за этими животными, они рассчитывали легче захватить
Кылдысина в привычной форме своей добычи, нежели в какой-либо другой.
Не знал ли Кылдысин об умыслах удмуртов, или и знал, но знал и то, что все их
зовы будут напрасны, как бы то ни было, он согласился исполнить горячее моление
своих поклонников, и на вершине березы, подле которой совершалось моление, вдруг
явилась очень красивая белка в красной (летней) шкурке. Стоявшие около дерева уд-
мурты-охотники думали не долго: они сейчас же прицелились и выстрелили из своих
луков так удачно, что белка, убитая наповал, покатилась по ветвям березы на землю;
но еще не коснулась последней, как на землю полетела одна беличья шкурка, а сама
белка обратилась в рябчика, который и потянул через поле к лесу. Снова подняли свои
луки опытные лесовальщики, и снова их меткие стрелы нанесли смертельный удар: ряб-
чик мертвым упал на землю, но при первом соприкосновении с последней вспорхнул
тетеревом, который быстрыми взмахами крыльев полетел через реку, чтобы спастись
от охотников. Но от молодцов-стрелков улететь не легко: луки снова натянулись, с виз-
гом помчались стрелы, и бездыханным падает тетерев на воду, где сейчас же превраща-
ется уже не в птицу и не в зверя из опасения новых ловких выстрелов, но в рыбу - оку-
ня, который по самому дну реки убегает в неведомое пространство: по одним словам,
на небо, а по словам других - в подземные чертоги.
Николай Первухин, 1889
Легенда о хлебных колосьях
В старинные годы хлеб на полях рос не в таком виде, каким мы его видим теперь:
он был и кустистее, и выше, а главное, соломины совсем почти не было, а во всю вы-
шину надземной части хлебного растения шел колос, начинающийся почти от самой
земли. Это было не только в век Кылдысина, но и долго после того, как он ушел с зем-
ли; было бы так, вероятно, и до сих пор, если бы не бабья глупость.
В каком-то селении на праздник «Збк Гербера» собрались в поле все жители дерев-
ни, и бабы принесли с собою своих маленьких ребятишек. Дни тогда стояли жаркие, и
большинство ребятишек страдало расстройством желудка. Желая соблюсти чистоту,
бабы стали срывать в поле целые пучки наливающихся колосьев и обтирать ими своих
ребятишек. Когда Кылдысин увидел такое неуважительное отношение к хлебным зер-
нам, которых он создатель и хранитель, он так разгневался, что повелел всем хлебным
растениям не произращать более ни одного зерна, но расти вверх пустыми соломина-
ми. Будучи так жестоко наказаны, люди стали горько плакать и приносить жертвы
Кылдысину; но Кылдысин уже не слушал просьб человека. В плачевных песнях начал
94
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
тогда человек выражать свое горе перед всеми животными и всею природою, пока на-
конец собака не сжалилась над людьми и не решилась выступить за них заступницею
перед Кылдысином.
«Когда ты творил колос, сказала она Кылдысину, ты между прочим творил его
и на мою долю, предназначая часть хлеба для моего пропитания. Что же я теперь тебе
сделала, что ты у меня отнял мой пай и заставляешь меня умирать с голоду?» Кыл-
дысин понял, что собака хлопочет не столько для своих выгод, сколько в интересах
человека, но, уже несколько смягченный раскаяниями людей и их жертвами, а вместе с
этим тронутый любовью собаки к человеку, снова велел хлебным растениям приносить
зерна, но только на самой верхушке соломины, колосом длиною не более собачьего
носа. С тех пор человек и получает от земли уже не свой пай, а собачью часть («пуны-
лэн люкетэз»).
Николай Первухин, 1889
Любимец Квазя
Когда-то в старые годы жил в одном селении удмурт, который с самых детских лет
не пропускал ни одного моленья, он всегда шел своевременно в лес и приносил с собою
с избытком то, что ему нужно было приносить для жертвы. За это все боги его очень
любили, но больше всех почему-то любил его Квазь.
В то лето стояла в той стране страшная заря и засуха, и что старики ни делали,
а дождь все не шел. Тогда этот удмурт решился попросить у самого Квазя немного
дождя на свои полосы. Взял он из дома гуся да утку и, придя под вечер в лес, принес
там как следует жертву Квазю, горячо помолился ему, съел птиц и сейчас же на месте
жертвоприношения лег спать. Ночью во сне является ему Квазь, будит его и говорит:
«Встань, мой любезный (яратоно)! Не печалься ни о чем! Твои полосы будут орошены
дождем». Встал удмурт, пошел домой; и, действительно, в то же утро дождь полил все
близкие к деревне полосы удмурта, но Квазь позабыл, какие именно полосы принад-
лежат мужику в дальних полях, и потому, явившись мужику опять во сне, приказал,
чтобы тот пришел в лес снова и указал, какие именно участки земли принадлежат ему
вдали от селения. Между тем мужик уже жалел, что только одни его полосы поливают-
ся дождем, а у родных его дождя не бывает, и, проснувшись, решился молить Квазя и
о полосах своих родственников.
Взяв с собою двух гусей и двух уток, он к ночи опять пошел в лес, принес там
жертву, помолился, перечислив в молитве не только свои полосы, но и полосы своих
родных, и опять лег спать на месте жертвоприношения. Квазь опять на заре разбудил
мужика и обещал исполнить его просьбу, а утром дождь полил все указанные удмур-
том в молитве полосы.
Тогда удмурту стало жаль и соседей, и он, ободренный двукратной удачей, опять
пошел в лес, принес Квазю еще больше гусей и уток, но, не смея прямо просить за чу-
Часть вторая. По следам древнего якни
95
жих, сказал богу, что тот полил еще не все полосы, а чтобы опять не вышло ошибки,
просил Квазя полить весь участок земли, принадлежащий деревне. Квазь понял его
хитрость, но ему понравилось доброе чувство, и дождь полил полосы всех соседей бла-
гочестивого мужика, так что не только одна семья, но и целая деревня избавилась от
засухи только потому, что один из среды умел угодить богу Квазю.
Николай Первухин, 1889
Легенды о богатырях Дондинского круга
В давно прошедшие годы на Сордыр откуда-то пришел жить богатырь-удмурт по
имени Донды, прибывший сюда с двумя сыновьями: Идна и Гурья. На Сордыре семья
Донды умножилась рождением ему еще нескольких сыновей, между которыми можно
указать Весья и Зуй. Сыновья эти подрастали, женились и наконец им стало уже тесно
жить на одном месте; тогда Донды пошел с младшими сыновьями вверх по небольшой
речке (с тех пор носящей его имя) и в верстах в пятнадцати к северо-западу основал
новую свою резиденцию, которая получила имя Донды-кар. Идна остался на отцовом
пепелище, а Гурья поднялся вверх по реке. Здесь всякий из них сделался владетельным
князем, но жизнь свою повели они разно: Гурья занялся главным образом земледели-
ем, Идна - охотою, а Донды - частью земледелием, а главное - промышленностью и
торговлею.
На новом месте Донды жил много лет. За одного из своих сыновей взял он ум-
ную и красивую девицу Эбгу и настолько полюбил свою молодую сноху, что сыновья
даже заподозрили его в противозаконной связи с нею и, исследовав хорошенько дела,
поссорились со стариком отцом и ушли от него все в разные стороны, где и основа-
ли новые города, крепости, на высоких угорах, невдалеке от какой-нибудь реки или
речки.
В тех местах, где они не находили гор, чтобы построить кар или крепость, там они
хватали рукою за пригорок, вытягивали его кверху до величины горы и на этой горе
поселялись со своими товарищами, такими же богатырями, как и сами князья. Они
проводили свое время в занятиях охотой, земледелием и промыслами и нередко ссори-
лись с соседними богатырями, сражаясь с ними перебрасыванием на соседнее городи-
ще целых бревен или больших железных гирь. Так, Гурья-карские богатыри перекиды-
вались с Весья-карскими богатырями бревнами, а с Балезинскими - сорокапудовыми
гирями. Идна-карские богатыри кидали гири в несколько десятков пудов в Сеныч-кар-
ских богатырей, а богатыри Селта-карские в свою очередь кидали бревна в Идна-кар-
ских богатырей, с которыми у них почему-то вражда бывала особенно часто.
Верст на восемь ниже Идна-кара по Чепце, в особом городе, жили также богатыри
(по всей вероятности, принадлежащие к дружине Донды). Эти богатыри раз поспорили
с богатырями Идна-карскими, что у них и силы больше, и луки лучше, чем у Идна-кар-
ских, и что поэтому они стреляют дальше, чем последние. А в то время Идна-карским
96
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
богатырям принадлежал земельный участок немного ниже по течению Чепцы, рядом
с земельными участками Дондинских богатырей. И побились богатыри между собою
о закладе на это место так: если Идна-карские богатыри выстрелят дальше, то Дондин-
ские им уступят свой город и уйдут на другое место; а если они выстрелят дальше Идна-
карских, то Идна-карские навеки уступают им свой земельный участок. В назначенный
день богатыри стрельнули каждый со своей горы по направлению к горе соперников,
но стрелы Идна-карских богатырей долетели только до половины расстояния между
горами, воткнувшись, впрочем, здесь в землю так сильно, что образовался пригорок
(ныне называемый «Вшивая горка»). Богатыри же Дондинские выстрелили так удачно,
что все стрелы их попали в сосны, росшие у Идна-карских стен. Таким образом, заклад
был выигран ими, и землю, полученную ими от Идна-карцев, они назвали «Утэм» (что
значит выигранный) и основали здесь новый «кар».
На другой стороне реки, за Чепцою, владения Идны граничили с Селта-каром в
деревне Верхне-Парзинской, Ключевской волости, одна возвышенность до сего време-
ни носит название «Идна-кар дзези» - т. е. Идна-карские ворота. Зимою Селта-карские
богатыри надевали на ноги серебряные лыжи для посещения богатырей «Кар-пла»3 у
деревни Карйильской, причем лыжи эти были так устроены, что они в один миг про-
бегали пространство верст до двадцати, заключающееся между этими двумя городи-
щами.
У Донды было два главных места поселения: Донды-кар и Донды-гурт, верстах в
шести одно от другого, и окрестные селения платили ему дань, отчасти произведения-
ми, а отчасти работою. До сего времени указывают близ Донды-кара следы старой до-
роги от Донды-кара к деревне Кляпгурт, жители которой будто бы ежедневно ходили
к Донды работать на его полях. Донды обыкновенно разъезжал на сивой лошади, чрез-
вычайно быстрой, сильной и легкой, которая могла перескочить через всякую реку, не
нуждаясь в мостах, и дожил до глубокой старости, когда его зарезали клевреты снохи
его Эбги. Но едва только Донды испустил последний вздох, как был Инмаром превра-
щен в белого лебедя и в этом образе до настоящего времени покровительствует всем
удмуртам, которые не забывают его поминать.
О судьбе Гурья, Весья и разных других сыновей Донды, а также и об их смерти
ничего нельзя сказать; известна только судьба Идны и Эбги. Идна, несмотря на свой
княжеский сан, жил очень просто, с одною бабою, в простой квале, и ежедневно ходил
на охоту, причем зимою отличался от прочих охотников тем, что надевал не деревян-
ные, а золотые лыжи. Когда он дожил до преклонного возраста, он вперед узнал, что
скоро придут русские, и, желая увековечить свое имя, произнес заклинание: взял самый
большой свой лук, четыре раза натягивал его как можно туже и выпустил четыре стре-
лы на четыре стороны света, сказав при этом: «Пусть имя мое будет вечно известно
и пользуется уважением внутри того места, которое я обстрелял своими стрелами!»
Идна дожил до появления русских в крае и, как князь своего народа, долго вел с ними
борьбу, скрываясь после неудачных битв в своем городе (Идна-каре), построенном на
высокой возвышенности при впадении в Чепцу реки Пызепа. Кроме этого города у
Час] ь вторая. Па c.’ieda.M древнего нюеи
97
него были и другие города, и он часто и без всякого страха переезжал из одного города
в другой благодаря своим трем лошадям: саврасой, вороной и пегой. Эти лошади были
так сильны, что могли пробегать в одну упряжку до двухсот верст без корма, и русским
очень долго не удавалось его схватить.
Но раз русские, узнав, по какой дороге должен ехать Идна, подпилили бревна, на
которых держался мост через одну реку, а сами сели засадой в кустах на берегу этой
реки. Идна действительно вскоре прискакал к этому месту на вороной лошади, но,
подъезжая к мосту, лошадь почуяла вражеский запах, поняла грозившую Идне опас-
ность и ни за что не хотела идти на мост. Идна долго бился с нею, потом пересел на сав-
расую лошадь, но и та также отказалась идти. Тогда Идна пересел на пегую лошадь, и
эта лошадь, не имея чутья своих подруг, беспрекословно помчала его через мост, ко-
торый разрушился прежде, чем Идна успел доскакать до середины. Схватили ли Идну
русские или он утонул в реке, не известно, но этот случай дал удмуртам повод составить
пословицу (поныне ими употребляемую), что «пегая лошадь может считаться лошадью
только при неимении других лошадей» («пегой вал валтэмлэсь вал»).
Сноха Донды, Эбга, жившая сначала после семейного разлада при Донды, через
приближенных лиц убила своего мужа, мстя ему за позорное обвинение в кровосмеше-
нии со свекром, и Донды, узнав об этом, прогнал ее от себя. Тогда она со своими при-
ближенными основала Эбга-кар, вероятно, на границе тогдашних владений Донды; но
и после этого она сохранила, по-видимому, некоторые сношения со своим свекром, так
как, когда через несколько лет ее вдовой жизни она, неизвестно от кого, родила сына,
то именно дед, Донды, был призван дать новорожденному имя. К крайнему гневу Эбги,
Донды назвал своего незаконного внука «Чибинь» (что по-вотски собственно значит
«комар», но в переносном смысле может значить: «ничтожный человек, человек, не
заслуживающий уважения»), дав ему в уделе участок земли подальше от своего города
и даже вдали от города его матери (где и возник Чибинь-кар). Возмущенная ли этим
именем или почему-либо другому, Эбга через своих клевретов зарезала старика своего
свекра, но тот, умирая, успел ее проклясть, присудить ей, чтобы она после своей смерти
вечно жила в сырых и темных подземельях Эбга-кара, выходя оттуда только один раз
в год. Сама Эбга в конце концов была утоплена в Чепце кем-то (по всей вероятности,
мстителями за смерть Донды), но, согласно с проклятием Донды, продолжает жить до
сих пор в Эбга-карской горе, только раз в год выходя оттуда на старую ветвистую елку
в одном белье, которое она и просушивает от сырости. О судьбе Чибиня и о других
богатырях этого круга не известно ничего.
Николай Первухин, 1889
Родоначальники вотского народа
Сначала удмурты населяли Вятскую страну, а потом, когда вытеснили их из Вят-
ской страны русские, они начали селиться в Глазовском уезде. Между ними особенно
7-6040
98
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
замечателен был в описываемой ныне автором стране Бехтемир, который стремился
со своими единомышленниками к реке Каме с целью переправиться за эту реку. Бех-
темиру сопутствовал богатырь Идна (Идна-батыр). Когда от русских не стало житья,
Бехтемир удалился в нынешнюю Шарканскую сторону, а богатырь Идна остался око-
ло нынешнего села Балезина Глазовского уезда. Иные смелые, притом сильные и бо-
гатые, переехали на житье за Каму. Шарканская же сторона, которая входит в Соснов-
ский край, оставалась не населенною.
В одно время понадобились царю солдаты, а солдат в те времена набирали не так,
как ныне: кого могли поймать, того и делали солдатом. В это страшное для удмуртов
время был за Камой-рекой, между прочим, один здоровый, крепкий телосложением
удмурт Ожмег из племени сурьма. Вдруг до ушей его дошла молва, что солдатчины
не миновать и ему, так как солдаз начали набирать из племени сурьма. Что делать?
Этот животрепещущий вопрос в несколько минут разрешает ворожец-туно, который
говорит, что ему, Ожмегу, нужно, не теряя времени, переправиться за реку Каму и там
предать себя воле судьбы; иначе ему солдатчины не миновать, а солдатчина в то время
была хуже горькой редьки. И вот, вооружившись для безопасности всеми нужными
орудиями, он отправился на перевоз к берегам реки Камы, а на берегу этой реки, где
находился перевоз, стояли перевозчики и сторожа; последние обязаны были хватать
всех беглецов из племени сурьма. Сторожа спросили его, из какого он племени. Ожмег
сказал, что он из племени пупъя, однако перевозчики не решались его переправить
за реку. Ожмег, видя приближающуюся опасность, пошел по берегу вниз но течению
реки и там нашел множество ободранных лык, из них сделал плотик и переправился
за реку; опасность миновала. Он сказал себе: «Пусть теперь меня называют пупъёй».
Слово «пупъя» происходит от вотского слова «пупы», что значит ободранное лыко,
то есть лутошки. Переплыв Каму, беглец Ожмег за неимением хлеба питался дудками
травы узьы-гумы (дудник, дягил). Пошел вверх по реке Вотке, получившей название от
слова вотяк, прошел около 50 верст от реки Камы и пристал на ночлег. Уснул и видит
во сне какого-то человека, который говорит ему, что он, Ожмег; должен остаться в
этих местах. Проснулся и начал размышлять о видении во сне. Думал долго - решился
поселиться на житье около реки Вотки. Выбрал в лесу удобное для поселения место и
построил шалаш, назвал его быдзым куала и начал молиться воображаемому божест-
ву Инву. И так он живет там, около Вотки.
Через несколько времени он пошел в лес и нашел там тропинку. Идет по этой тро-
пинке и встречается с неизвестным человеком - мужчиной, по одежде удмуртом. Раз-
говорились, неизвестный назвал себя Бехтемиром и между прочим сказал, что он из
племени боня, живет от жилища Ожмега в девяти верстах на месте, называемом Вуж
Пышты. Бехтемир предложил Ожмегу засватать за себя его дочь. Ожмег согласился и
пошел за Бехтемиром; взял его дочь и зажил.
Вот эти два удмурта суть родоначальники вотского народа в Шарканской сто-
роне Сосновского края, за исключением, конечно, тех, которые пришли из Малмыж-
ской и Глазовской сторон. От Бехтемира, по словам стариков, произошло 1000 душ, а
от Ожмега 500. В настоящее время шалаш Ожмега принадлежит удмуртам дер. Быги
ЧисJь тория, //о <дрсвнс.ч) пика
99
Шарканского прихода как племени его. В шалаше атом, сказывают, моленье соверша-
ется иначе, но каким образом не известно, так как вход в шалаш во время жертвопри-
ношения посторонним бывает недоступен. Там хранится будто бы и посуда, и одежда,
которые остались от Ожмега. Место жилища Бехтемира находится в полутора верстах
от починки Лялыпура. Оно более замечательно тем, что недалеко от него пролегает
древняя Арская дорога. Дорога эта, пролегая по цепям холмов и возвышенностей сис-
темы Уральских гор, идет из Казани на Ирбит через Сиву.
Григории Верещагин, 1886
Легенда Чортова городища (в ееле Балезине)
В старинные годы, когда русские еще не пришли в эту сторону, удмурты были
покорны своим князьям, и русским трудно было их покорить. Поэтому хитрые русские
придумали, являясь в эту сторону купцами, сначала поссорить народ с князьями. Так
было и в Узя (воршудное название рода, служащее и поныне у удмуртов для обозначе-
ния села Балезина). Здесь на горе, окруженной речками и непроходимыми болотами,
жил со своими приближенными какой-то князь (эксэй), собиравший весьма строго по-
дати с окрестных селений, но за это храбро предводительствовавший тогда, когда на
страну нападали неприятели. Сам князь, а также и его приближенные, были богатыри,
г. е. люди необыкновенно большого роста и необыкновенно большой силы. Кроме
того, князь этот имел способность предвидения и волхвования: его нельзя было никак
лишить жизни иначе, как только утопить его в воде. Подговариваемые русскими, уд-
мурты наконец рассердились на жестокость поборов, чинимых князем и его свитою, и
решили убигь их и за вл а де г ь их крепостью (кар), тем более, что они много слыхали о
богатствах, хранившихся в подземельях княжеского жилища, и очень хотели ими вос-
пользоваться, так как за последнее время стали беднеть.
Сговорившись между собою на тайных сходках, раз ночью они подступили к го-
роду князя, зажгли жилища и после долгой, упорной сечи схватили самого князя и уто-
пили его в соседней бо логи не. Но, когда еще только наступала опасность, князь успел
наложить зарок на те богатства, которые были скоплены в его подземельях, и какой
эго был зарок, никому до сих пор нс известно. Когда же его топили, тогда он предска-
зал, что нс пройдет 50-ти лег, как придет в эти края другой народ, который навсегда
покорит себе всех удмуртов.
Николай Первухин. /М9
Кайвап, Ондра-батыр и Завьял
Давным-давно, говорит предание, когда еще нс было и мысли об обосновании
Ижевского оружейного завода, когда Завьялове кую местность покрывали непроходи-
мые леса, около реки П озим и скрывались удмурты-язычники Кайвап и Ондра-батыр;
100
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
последний был кренкого телосложения, мускулист, имел богатырскую силу, почему
и получил прозвище батыр (богатырь). Вог этих двух удмуртов и привела судьба в
Завьяловскую сторону, и они начали между прочим заниматься рыболовством на реке
Позими, протекающей по Завьяловской волости. Рыбы в этой реке было множество,
так как в ней, может быть, прежде, до заселения края, не ступала нога человеческая, да
и теперь еще эта река славится рыбой.
В одно время Кайван с Ондрой-батыром рыбачили на реке Позими, и вдруг в это
время, видя их, подходит к ним мужик, по одежде русский, и просит их принять в свою
среду, чтобы жить вместе.
Кто ты такой и откуда? спрашивают русского мужика Кайван и Ондра-батыр,
которые знали по-русски хорошо, да и сам русский мужик немного знал по-вотски; а
вотская речь его им понравилась.
-	Я - русский; убежал от разбойников и заблудился в лесу. Зовут меня Завьялом,-
отвечал русский.
Чем ты занимался прежде?
-	Я покупал и менял на посуду кошек, то есть был кошкодером, как называют по-
купателей кошек русские. Вдруг напали на меня разбойники, и я едва спасся бегством.
Теперь совершенно не знаю, где я нахожусь. Примите меня к себе, будем жить дружно,
как родные братья; деваться мне некуда,- так говорил Завьял, упрашивая удмуртов
принять его в свою среду.
-	Ведь русак с вотяками не будет жить дружно,- предупреждают Кайван и Ондра-
батыр.
-	Зачем не дружно?! Все мы произошли от одного человека и должны быть брать-
ями друг другу, друг перед другом не должны гордиться.
Посоветовались Кайван с Ондрой-батыром и сказали:
-	Ну, ладно! Только дай нам клятву, что ты не будешь нас обманывать, а мы дадим
свою клятву, что тебя не будем обижать.
-	Ладно, пусть будет так! - говорит Завьял.
Завьял поклялся своей верой, что он не будет обманывать Кайвана и Ондру-баты-
ра, а эти поклялись своей верой, что они не будут обижать Завьяла.
-	Если я нарушу свою клятву, пусть меня Бог громом убьет,- сказал Завьял.
Если мы тебя, Завьяла, будем обижать, пусть нас отцы и деды (умершие) скрутят,
как нитку,- сказали Кайван и Ондра-батыр. <...>4
Григорий Верещагин, 1889
Легенда о книге
В старинные годы все удмурты жили в одной местности, причем старик от старика
научался и богам молиться, и суды судить. В то время народ был очень умен, так что
всякий степенный человек мог ответить на все, о чем бы его ни спрашивали. Но со вре-
Часть вторая. По соеда.м древнего ними
101
менем удмуртов народилось слишком много, поэтому они разделились и разошлись по
разным сторонам, сперва не особенно отдаленным, так что собирались по временам
все вместе молиться и даже на суд являлись в одно место, но потом расселились они
так широко, что сходиться вместе им стало нельзя, и старые люди не могли помогать
друг другу своими советами и указаниями. Тогда на кенеше постановили люди: для
того, чтобы не забыть порядок молитв и судопроизводства, записать эти порядки в
книгу и сохранить книгу на вечные времена, позволяя желающим по ней учиться. И
сделали они книгу, употребив вместо бумаги бересту и записав на берестяных листах
тамгами, как надо богам молиться и суд чинить над людьми. Положили они эту книгу
на высоком белом камне и посадили подле этого камня старика-жреца, чтобы он сте-
рег книгу.
Еще ранее написания книги люди уже не очень часто сходились на моление, но все
же старики, опасаясь забыть порядок службы, время от времени назначали обществен-
ные жертвоприношения; когда же была написана книга, таких опасений уже возни-
кать не могло, и на моления стали собираться чрезвычайно редко. Разгневанный этим
Инмар послал тогда на землю большую белую корову, которая во время сна жреца -
сторожа книги - подошла к белому камню и съела без остатка берестяную книгу, а
для того, чтобы удмурты не могли вновь написать такой же книги, Инмар отнял у них
знание тамг, которое они прежде имели, оставив у каждого на памяти лишь только его
собственную тамгу. С тех-то пор удмурты стали много глупее, чем были прежде: поза-
быв прежние обряды и молитвы и перестав слушать стариков, они уже на все вопросы
отвечают только: «уг тодскы! уг валаськы!» (не знаю! не понимаю!)
Николай Первухин, 1889
Легенда о книге (другой вариант)
У удмуртов был записан тамгами в берестяной книге порядок богослужения и
суда, и книга эта охранялась самым старшим и уважаемым жрецом до самого прихода
русских. Когда русские стали распространять христианство в этом крае, они особенно
сильно преследовали жрецов, и гогдгг сторож книги, опасаясь за ее хранение подвер-
гаться каким-нибудь мучениям со стороны русских, порешил ее сжечь, а чтобы сохра-
нить в памяти народа порядок молитв и суда, он призвал к себе 12 молодых учеников
и 12 дней и ночей читал им эту книгу, а они за ним пели, пока не выучили ее наизусть.
Книгу сжег он тайно от жрецов, а когда те узнали об ее исчезновении и стали спраши-
вать: как же люди будут молиться вперед без книги? тогда старик указал им па две-
надцать человек, им выученных, и сказал: «Каждый из этих двенадцати может легко
выучить еще двенадцать человек, а потому порядок молитв и суда теперь уже никогда
не позабудется».
Николай Первухин, 1889
102
ВТК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫС’ИIиг>11 ДЛУРГЗ
Девочка на Луне
Видел ли ты когда-нибудь на Луне в ясную погоду человека с ведром на коромыс-
ле? Старики об этом так рассказывают.
В далекие времена у одной девочки отец, после того как умерла мать, привел в
дом новую жену. Очень много горя принесла мачеха бедной девочке. Как-то в самые
крещенские морозы послала се мачеха рано утром на пруд за водой. Вышла девочка на
дорогу, вспомнила мать и горько заплакала. И решила она: чем так страдать, лучше с
жизнью расстаться! Как решила, гак и сделала.
Подошла к пруду и прыгнула в прорубь. А вода ее принимать не хочет, обратно
выталкивает. «О высокий светлый месяц, взмолилась в отчаянии бедная девочка.- Не-
ужели не замечаешь ты моей беды? Ведь даже вода меня к себе не берет?!» «Вижу», от-
ветил месяц и, словно пушинку, поднял девочку вместе с коромыслом на небо. С тех
пор видна зга девочка на Луне с коромыслом и ведрами.
Берпагп Мункачи, 1887
Вожо - страшнее мертвецов
Два молодых парня на святках поспорили между собою о том, где опаснее про-
вес г и ночь: на кладбище или в нежилой, покину гой избе? И решились идти в то место,
которое казалось каждому из них наиболее безопасным. Один пошел на кладбище,
закутался там крепко в шубу и лег спать, но перед полуночью услышал, что вокруг
него стал кто-то ходить, ездить и плясать. Однако он никого не видал, а потому не осо-
бенно испугался; но дождался на кладбище пения петуха, после которого все за тихло и
ничего не стало слышно. Тогда он встал и пошел к тому нежилому дому, куда ушел но-
чевать его товарищ. Подойдя к избе, он стал кликать того товарища по имени, прося,
чтобы гот к нему вышел. Вдруг он слышит ответ чьих-то нескольких чужих, страшных
голосов: «Погоди немножко! Мы еще не успели размотать кишкн твоего товарища!»
Услышав эго, парень понял, что ему отвечают «Вожо», и, едва не потеряв сам созна-
ния, опрометью кинулся от избы и бегом убежал домой, а другой парень так и погиб.
Николай Первухин, 1889
Бабка-повитуха у Ву-муртов и средство узнавать последних
Однажды у Ву-мурта жене пришло время родить, по она нс могла сразу разродить-
ся и начала мучиться. Пошел Ву-мурт искать повитуху н нашел какую-то одноглазую
старуху. Приводит он ее к воде и говорит ей: «Закрой свой глаз!» Старуха испугалась,
но повиновалась и, зажмурив глаз, пошла к Ву-мурту в избу. Когда в избе жена Ву-
мурта, при пособии бабушки, счастливо разродилась, то старуха взяла к себе на руки
ребенка, который у пес па руках и сделал невежливость. Старуха, пе будь проста, вы-
Часть вторая. JJo сгн’да.м древнего эпоса
103
мазала себе калом глаз, а Ву-мурт, дав ей денег, вывел ее прежним манером из своей
избы, и она пошла себе домой.
Один раз старуха увидела как бы знакомого человека на рынке, узнала в нем того
самого Ву-мурта, у которого она принимала ребенка, и начала с ним громко разгова-
ривать. Ву-мурт удивился и спросил ее, почему она его узнала? Старуха призналась,
что она вымазала себе глаз калом ребенка и стала благодаря этому узнавать Ву-мур-
тов. Ву-мурт испугался, думая, что через старуху его могут и другие узнавать, и, ткнув
пальцем в глаз старухи, выколол ей и последний глаз.
Николай Нерву хин, 1889
Богач и честолюбие Ву-мурта
У одного богача было очень много денег. Он загордился и не стал уважать Ву-мур-
та. А у этого богача жил очень хороший работник, которому богач вполне доверял и
которого он посылал всюду вместо себя.
Раз он послал работника на мельницу молоть рожь. Тог поехал, засыпал рожь,
пустил колеса, а мельница не мелет да и только. Стал работник присматриваться, от-
чего это мельница не мелет, и видит, что Ву-мурт схватил руками за жернов и держит
его. Работник и спрашивает его: «Почему это ты не даешь мне молоть?» А Ву-мурт
отвечает: «Недам я тебе молоть! Ступай за хозяином!» Пошел работник домой и гово-
рит хозяину: «Не дает мне рожь молоть». Хозяин и спрашивает: «Да кто не дает-то?» -
«Ву-мурт не дает!» - «А почему не дает?» «Да не знаю! Послал меня к тебе. Говорит:
ступай за хозяином!»
Но хозяин и тут не пошел, а опять послал работника, и опять Ву-мур'г не дает ему
молоть. Работник вторично пошел за хозяином и наконец привез хозяина на мельницу.
Хозяин подошел к Ву-мурту и спрашивает его: «Здравствуй! Почему не даешь молоть
мою рожь?» А Ву-мурт и говорит: «Потому нс даю, что ты давно мне не кланялся; а
вот теперь пришел, поклонился, и я тебе позволяю молоть!» С этими словами мельница
пошла в ход.
Николай Первухин, 1889
Удмурт в битве Нюлэс-муртов и Ву-мурюв
Один бедный удмурт решился идти наниматься в работники и на дороге встретил
Нюлэс-мурта, который спросил его: «Куда ты идешь?» - «Иду-де наниматься в работ-
ники». Нюлэс-мурт говорит: «Ступай ко мне в работники!» Мужик отвечает: «Лад-
но!»
Тогда Нюлэс-мурт дал ему большую палку и говорит: «Ступай вот по этой дороге
через волок! Там ты найдешь избушку. Зайди в нее и дождись меня в ней!» Удмурт
104
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
послушался, нашел в лесу небольшую избушку, вошел в нее и сел здесь дожидать-
ся Нюлэс-мурта. Через некоторое время вернулся Нюлэс-мурт и говорит удмурту:
«Пойдем вместе с нами сражаться против Ву-муртов». - «Ладно»,- говорит работ-
ник. И пошли.
Нюлэс-мурты стали вырывать с корнями большие деревья и начали бить Ву-мур-
тов, которые частью кинулись в воду, а частью перебежали на другой берег реки. Ра-
ботник, колотивший Ву-муртов палкою, которую ему дал Нюлэс-мурт, этою же самою
палкою так сильно ударил по воде, что река расступилась на две части, так что можно
было перейти на другой берег. Когда Нюлэс-мурты побили всех Ву-муртов, хозяин уд-
мурта и говорит ему: «Ну, спасибо! Ты хорошо служил! Теперь можешь идти домой».
И дал ему лошадей доехать до дому, с тем, что когда он придет домой, то повернул бы
лошадей головы к лесу и свистнул, а они-де сами вернутся назад. Лишь только удмурт
сел на телегу, как лошади поднялись кверху и побежали очень быстро над деревьями к
дому работника, где и остановились. Работник слез, повернул их головою к лесу, как
сказал ему Нюлэс-мурт, свистнул, и лошади опять помчались так же скоро обратно
домой.
После этого удмурт начал постепенно богатеть.
Николай Нервухин, 1889
Молитва
Господи Инмаре, великий Инмаре, Инмар творящий и питающий, великий Инма-
ре, Аминь Инмаре.
Инмаре, великий Инмаре, прими нашу молитву, храни и питай нас теплыми дня-
ми, теплыми шубами-лошадьми (лошадь-шуба и наоборот употребляется вместо от-
дельного слова лошадь или шуба), Инмаре, великий Инмаре, Аминь Инмаре.
Дай нам, Инмаре, полные сараи, полные поля скотине, полные гумна хлеба, вели-
кий Инмаре, Аминь Инмаре.
Лошадь, на которой мы пашем, сделай жирною, посеянное нами взрасти хоро-
шо, рассеянное пятью пальцами уроди в тридцать соломин, Инмаре, великий Инмаре,
Аминь Инмаре.
Кланяюсь, принося Тебе в дар прежнюю благодать Твою, дай достаточно и новую
благодать свою и суди нам жить платя подать Великому Царю и кормя самих себя,
великий Инмаре, Аминь Инмаре.
Я грешен, Инмаре, великий Инмаре, не умею высказать всё (все свои нужды и
твои милости), Инмаре, но Ты прими то, что есть, Инмаре, великий Инмаре, Аминь
Инмаре.
Борис Гаврилов, 1880
Чисть вторая. По следом древнего ними
105
Разрушение куалы в г. Вятке
На том месте, где ныне находится город Вятка, прежде была удмуртская деревня с
общественною куалою (молитвенный шалаш). Когда удмурты были вытеснены оттуда
русскими, то и куалу решились разрушить. Много русских, собравшись, начали ломать
верх куалы, в это время вылетел из куалы голубь и полетел по направлению к церкви.
Пролетая мимо церкви, он как будто под влиянием какой-то невидимой силы подлетел
очень близко к стене церкви и, приставши к ней, остался так до тех пор, пока издох и
свалился на землю. Видевшие это удмурты заплакали, потому что это, по их мнению,
было предзнаменованием того, что русская вера притянет к себе удмуртов язычников и
убьет (уничтожит) их веру. Что и исполнилось, потому что между Глазовскими удмур-
тами (пришедшими из Вятки) теперь уже нет ни одного некрещеного.
Разрушающие же куалу русские подожгли ее снаружи, и как только огонь обхва-
тил здание, они все враз ослепли. Что с ними было дальше, выздоровели они или нет
не известно, только куала сгорела. Теперь на том месте площадь; строиться, говорят,
нельзя - не спокойно.
Борис Гаврилов, 1880
Примечания
1	Ученые доказали, что образ Шайтана в данном сюжете поздняя переработка архаического мифа. В
древности место Шайтана занимали водоплавающие птицы. «Мотив творения земли верховным богом и его
помощником, в роли которого выступает птица или младший браз' бога в облике птицы, заменяемый впос-
ледствии чертом, известен почти всем финно-угорским народам» (Перевозчикова Т. Послесловие // Мифы,
легенды и сказки удмуртского народа. Устинов, 1986. С. 202). См. также: Нипольских В. Как Вукузс стал
создателем суши. Ижевск, 1993. С. 22, и далее.
Официальное название удмуртов в XIX веке вотяки здесь и далее из этических соображений заме-
нено на современное официальное название.
3	Возможно, опеча тка названия Карйыл.
4	Далее, однако, описывается, как бывшие друзья ссорятся (прежде всего из-за женщины Кыш/юкеник),
и конфликт доходит до того, что «разъяренная толпа бросилась на Завьяла и туг же, в шалаше, задушила
его».
Часть третья
В мифологическом контексте
Петер Долижет (Будапешт)
ОБ ЭПОСЕ И ФОЛЬКЛОРЕ ФИННО-УГОРСКИХ НАРОДОВ1
Как я понимаю эпос как жанр? В моем восприятии эпос это, независимо от эпо-
хи, самое классическое, самое торжественное, самое универсальное литературное про-
изведение стихотворной формы, объединение в одно целое неба и земли, праздника
и будней, потустороннего мира и реальности, мечты и действительности, борьбы и
мира, любви и ненависти, труда и отдыха, серьезности и шутки; это - своеобразная эн-
циклопедия данного народа. В нашем случае «первый среди первых» это эпос финнов
«Калевала» (а также карелов и ижор). Эпосом, попыткой эпоса я считаю произведения
как объемом в несколько десятков тысяч строк, законченные и выглядящие закончен-
ными, так и начатые или оставшиеся в фрагменте; и не спорю с такими определениями
жанра, как «поэма», «эпическая поэма», «длинное стихотворение» и др. (эти слова в
каждом языке имеют свои семантические оттенки). Даже если длина определенного
стихотворения всего несколько сотен строк, в нем могла или может таиться возмож-
ность будущего эпоса.
Сам я занимаюсь эпосами финно-угорских народов уже сорок лет, прочитал как
минимум десять докладов на эту тему. Но эти доклады не одинаковы; радостное для
меня возрастание количества финно-угорских эносов, обогащение их проблематики
и литературы о них не позволяют мне лениться, заново возвращаться к вчерашним
своим тезисам. Нет для ученого более вдохновляющего, чем постоянное ощущение дей-
ствительности тенденций, давно им открытых. Другими словами, эпос является жи-
вым, возрождающимся, эффективным и значительным национальным и международ-
ным жанром мировой литературы, а в финно-угорских культурах особенно.
Свой краткий обзор начну с Югры. Югра для венгров означает «прародину», ту
прекрасную землю, где и сегодня проживают наши самые близкие родственники по
языку - манси и ханты. У мансийского народа первый венгерский исследователь, Антал
Регули, появился в 1843 году. А. Регули за короткое время освоил мансийский язык
Чисть грстья. В мифологическом контексте
107
и от своих учителей мансийского языка В. Н. Бахтиярова и П. Ф. Юркина записал
ценнейшие фольклорные тексты. В своих письмах, написанных Венгерской Академии
наук, он с восхищением говорит о разнообразных достоинствах этой поэзии. Хотя сло-
во «эпос» он нс использовал, по ощущается возможность существования эпоса. А че-
рез столетие блестящий поэт, переводчик, филолог Геза Кепеш «вскрыл» перспективу
эпоса на обско-угорском фольклорном материале. Его переводы на венгерский звучат
как фрагменты будущего мансийского эпоса. Огромный сборник фольклора (в состав-
лении Бэлы Кальмана) тоже мог бы выступить в роли вдохновителя этой мечты. Но
речь идет не только о мечтах! Вот уже несколько десятилетий я читаю и перечитываю
мансийскую поэму эпос Михаила Плотникова «Янгал-маа» («Тундра»), изданный
еще в 1933 году. Но есть у меня и другая надежда. Уже около сорока лет я знаком
со ставшим всемирно известным поэтом Югры Юваном Шесталовым. Его творчес-
тво невероятно широкое, тематически разноцветное, с размахом от «Запаха Земли» до
«Дыхания Космоса». Если кто, то он (с привлечением небольшой группы мансийских
филологов) действительно способен создать единый мансийский эпос на мансийском
языке. Только таким образом можно сохранить навечно мансийскую культуру и язык:
энциклопедией мансийской жизни.
Несколько слов об эпосе ханты. Из венгерских ученых опять-таки Антал Регули
тот, кто первым побывал, работал, собирал материал среди них. Он писал: «Удиви-
тельно, что этот народ самого крайнего Севера с таким жаром и вдохновением расска-
зывает о героических поступках своих богатырей. Герои этих поэм - древние витязи
народа, которые боролись с внешними врагами, как боги... Где найти в мире циви-
лизованный народ, который на словах и в делах оказывается более открытым и спра-
ведливым, чем манси и ханты?» По следам Антала Регули пошли великие собиратели,
выдающиеся ученые Йожеф Патаи, Серафим Патканов, Куста Карьялайнен, Хейкки
Паасонен, Вольфганг Штейниц, Николай Терешкин, Ева Шмидт. Каждый из них по-
нимал, что фиксирует бесценные тексты, но опубликовать их, проанализировать уже
не хватало жизни. То, что тут таится эпос, поняли поэты. В 2003 году я подарил хан-
ты-мансийским коллегам книгу венгра Арпада Земплени «Туранские песни», которая
содержит хантыйскую эпическую поэму «Месть». Более значительным является от-
крытие Гезы Кепеша, который говорит следующие слова: «...Тут бьет свежий источ-
ник чудесной лирической поэзии, колышется огромная река превосходной эпики». По
приглашению Финно-угорского общества Финляндии хантыйские рукописные тексты
Кусты Карьялайнена и Хейкки Паасонена были расшифрованы талантливой венгер-
ской специалисткой хантыйского языка Эдит Вереш. Среди текстов, собранных Паа-
соненом, она нашла эпическую песню в несколько тысяч строк («Свадебный поход»),
которую определила как эпос. Я был знаком со многими хантыйскими писателями и
поэтами. Но лишь после смерти Владимира Волдина (в 1971 г.) я узнал, что он оставил
за собой длинное стихотворение «Так Молупси», которое могло бы дорасти до эпоса.
Так обстоят дела с хантыйским материалом, при этом песни объемом в десятки тысяч
строк ждут своего открывателя.
108
ВЕК КЫЛДЫС ИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В плане собирания и изучения самодийского эпоса определяющими именами яв-
ляются не венгры, а финны и русские, а именно Матиас Кастрен, Кай Доннер, Тойво
Лехтисало, Б. О. Долгих, 3. Н. Куприянова, Н. М. Терещенко, Л. В. Хомич, Г. Д. Вер-
бов, самодийка Любовь Ненянг и др. (Почему столь много молодых ученых - как инос-
транцев, так и русских умирают здесь?!) Но давайте вернемся к эпосу, таящемуся в
тысячецветном фольклоре, к эпосу, который мы должны извлечь из этой богатой тка-
ни. Давайте взглянем на объемные двуязычные сборники Т. Лехтисало, 3. Н. Куприя-
новой или на одноязычные (но это, к сожалению, не язык оригинала) тома Б. О. Дол-
гих; с каким научным аппаратом они выпущены - сноски, предисловия, ноты мелодий!
Давайте обратимся к двум энецким сборникам Б. О. Долгих (к сожалению, только на
русском языке). Даже там открывается невероятный, удивительный мир. Была бы у
меня хоть капелька таланта поэта (но нету!), я бы уже составил план энецкого эпоса.
Подобные мысли возникают в связи с нганасанским фольклором, хотя и с ним можем
познакомиться только в русском изложении. В любом случае, неизвестность (может
быть, только недоступность) оригинальных текстов - существенный пробел, большой
недостаток. В этом плане селькупы - в гораздо лучшем положении: содержание их эпо-
са Кай Доннер издал в блестящем сжатом изложении на английском языке, но и тут
куда делся текст оригинала?
Ненецкий фольклор и литература относятся к числу самых сильных, самых жизне-
способных. Я был знаком и дружил с несколькими ненецкими поэтами и писателями:
Константином Истоминым, Леонидом Лапцуем, Василием Ледковым, Иваном Юганпе-
ликом, Прокопием Явтысаем. Знал о том, что в их творческих мастерских созревают ве-
ликие произведения, может быть, даже эпосы. Вспомним объемные стихи давно ушедше-
го от нас Леонида Лапцуя! Он понял умножающую силу и возможность эпоса, например,
в своих произведениях «Эдейка» и «Тёр», которыми он уже как бы стоял в воротах эпоса.
К сожалению, еще меньше могу сказать о, наверное, самом важном, самом значительном
в ненецкой фольклористике. Любовь Ненянг, росшая в мире фольклора, шаманских тра-
диций, будучи грамотным, публикующимся человеком, напечатала поэмы как на род-
ном языке, так и на русском; в последние свои годы она снова вернулась к своим бывшим
информантам, издавая ненецкий, нганасанский и энецкий материал. Наверно, имеются
или появятся наследники ее дела, продолжатели ее творческих замыслов.
Далее, я не могу не говорить о героическом достижении мордвы. Я считаю этот чу-
десный народ одной общностью (несмотря на разделение на эрзя и мокша), фольклор
которой не менее богатый, чем устное народное творчество финских или сибирских на-
родов. Взгляните хоть на огромное собрание А. А. Шахматова, десяток томов Хейкки
Паасонена, на двуязычную (мордовскую и русскую) серию мордовских фольклористов,
которая состоит уже из двадцати томов. В начале XX века у мордвы выступили, наряду
с отличными учеными, и многосторонние поэты, которые были знакомы, например, с
русским переводом «Калевалы», и под ее влиянием вели поиски по сохранению едино-
го мордовского эпоса. Дмитрий Морской, о котором сегодня почти не слышно, в 1926
году издал на русском языке поэму «Песня о мордве»; Яков Кулдуркаев, о котором
Часть третья, /?мифологическом контексте
109
тоже не часто вспоминают, в 1937 году на родном мордовском языке написал почти
что эпос «Эрмез». Эти произведения, как и сами авторы, исчезли в 1938 году. В сороко-
вые годы выступил талантливый, многосторонний Василий Радаев, который в 1960-м
создал на родном языке полноценное произведение «Сияжар», напечатанное на рус-
ском языке в 1973 году, а в 1984-м - и на венгерском, в переводе Марии Дуганчи. Вок-
руг эпоса возник спор, но он затих, когда в 1991 году - в год смерти В. Радаева - вышел
в свет его эпос «Песня о князе Тюштя» (на венгерском опубликован в 1999 г.). Однако
талантливые мордовские фольклористы этим не ограничились. Авторский коллектив
ученых и поэтов в 1994 году выпустил шедевр «Масторава» на языке эрзя; в 2001 году
он был напечатан на мокшанском языке, а в 2003 году и на русском. В составлении эпо-
са главная заслуга - Александра Марковича Шаронова; вряд ли будет преувеличением
считать его мордовским Лённротом. После «Калевалы» и эстонского «Калевипоэга»,
видимо, «Масторава» стала третьим полноценным финно-угорским эпосом.
Не могу не упомянуть интереснейшую попытку эпоса коми-зырян - «Биармию» ге-
ниального Каллистрата Жакова, составленную на русском языке в 1916 году. С тех пор
произведение переведено и на коми язык, двуязычное издание с предисловием прекрас-
ного фольклориста Анатолия Микушева опубликовано в 1993 году. Блестящий коми
ученый и поэт Василий Лыткин не только приступил к переводу на родной язык «Кале-
валы», но в своей поздней поэзии и пермяцкого богатыря Перу приблизил к эпосу.
Эпос марийцев «Ю гор но» («Путь заклинаний»), изданный на двух языках в 2002
году, я встретил с огромной радостью, и эпос вызвал всеобщее удивление в кругах
финно-угроведов. Это - стихотворное произведение на русском языке Анатолия Спи-
ридонова, переведенное на марийский язык А. Мокасвым. Интересен этот порядок
действий! Мой известный коллега, профессор Габор Берецки, владеющий марийским
языком, оценивает марийский вариант красочным, жизнеспособным.
Мне известно, что и у удмуртов тоже была попытка создания эпоса: ученый потря-
сающей глубины знаний Михаил Худяков составил его на русском языке в 1922 году, и
недавно он переведен В. Вангошевым на удмуртский язык. До чего мне хочется держать
в руках издание, где параллельно был бы дан худяковский эпос на русском и удмурт-
ском языках! Я знаком с рукописью Худякова, неоднократно писал о ней. Много над
эпосом работали также Фома Кузьмич Ермаков и Даниил Александрович Яшин.
Нужно говорить и о произведении сету-эстонцев «Пеко», саму историю возник-
новения которого можгго назвать необычной (его составили как бы по заказу). Речь
идет о «мировом рекорде» по сообщению фольклорной информации безграмотной
Аннэ Бабарна, от которой записаны тексты на фонографные валы в 150 000 строк, это
произведение она продиктовала своим сыновьям сначала старшему, когда ему было
19 лет, потом младшему возрастом 15 лет.
Попытка саамов создать сомнительной достоверности эпос «Полдень и полночь»,
изданный Андерсом Фьсллсром в 1876 году, мне кажется важной и ценной, заслужива-
ющей гораздо большего внимания со стороны специалистов саамской филологии, чем
получила до сих пор.
но
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
В заключение хочется сказать, как же обстоят дела с венгерским эпосом. Хотя вен-
гры по численности самый крупный финно-угорский народ, государственности кото-
рого более чем тысяча лет, литература и музыка которого известна во всем мире,- од-
нако древнего эпоса нет. Были попытки, мечта была сформулирована неоднократно
(из них самой известной является эссе Яноша Араня «О нашем наивном эпосе» в 1860-е
годы). Безуспешно ищем мы также и нашу так называемую древнюю поэзию. Однако я
был бы не прав, если бы не вспомнил имена таких выдающихся ученых, как Вильмош
Диосеги, Лайош Вардяш, Вильмош Фойт, Михай Хоппал, Иштван Пал Демень, ко-
торые, обладая огромнейшими знаниями, рассматривали этот вопрос, приближались
к его решению. Поэт Иштван Бэла в 1996 году создал сценическое действо, ораторий
«Волшебный олень», который заслуживаег особого внимания.
Мне кажется, что, несмотря на множество углубленных, остроумных исследова-
ний, нами еще не найдены корни родного эпоса, его дух и праобразы. А все это нахо-
дится здесь, о чем я только что говорил. Как древнее прошлое нашего языка мы можем
найти в родственных языках, так и в поэзии, эпосах родственных народов прячется
но неконкретно, неуловимо, в менталитете, силе воли, упорстве и неустанности поэтов
и ученых - ненаписанный, ненайденный венгерский национальный эпос.
Примечание
1 Статья составлена па материале выступлений Петера Домокоыа в Ханты-Мансийске (сентябрь
2004 г.).
С. Ф. Васильев, В. Л. Шибанов
НАЧАЛО НАЧАЛА1
Одна из характерных особенностей обработанных М. Г. Худяковым удмуртских
эпических сказаний четко очерченный утопический мир. В «Песни об удмуртских ба-
тырах» его описанию посвящена Песнь третья «Век Кылдысина», знаменующая собой
момент поворота от изображения этиологических процессов к изображению челове-
ческого общежития.
Мир людей в «Веке Кылдысина» предстает как нерасчлепенное единство2, не обла-
дающее четкими пространственными или временными границами3:
С той поры, когда зэрпалы
Из страны ушли Чепсцкой,
Тогда сю завладели
Племена людей разумных.
Растеклись они нолику
Всей земли лесной, прекрасной,..
Фактически, начало «Века Кылдысина» это начало утопии «золотого века», од-
ной из разновидностей утопии «времени»4. Помещенные в диахронную картину мира,
утопии «золотого века» оказываются отделены от любой современности, существуют
как замкнутые системы со своими правилами и законами. Суть их в идеализации
прошлого, идеализации такого состояния, когда мир был тождествен себе и не имел ге-
незиса. «Внсврсменность» утопии «времени» предполагает и неизменяемость простран-
ства, в котором нет места злу5 и которое имеет постоянный элементный состав. В «Веке
Кылдысина» утопическое пространство очерчено бассейном реки Чепцы и вбирает в
себя лес, горы, долины, реки. Здесь возникают деревни, засеиваются поля и т. д. идет
процесс окультуривания природы. Дальнейшее «деление» пространства связывается с
земледельческой культурой, при этом генерируются идеальные представления о крес-
тьянском быте: микрокосм приводится в идеальное соответствие с макрокосмом:
Боги весело смотрели <...>
На прекрасных и могучих.
Смелых предков человечьих.
112
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Что касается отношений, распространенных в утопическом мире, то, как полага-
ют исследователи, «в феноменологическом плане утопия занята одним - упразднением
отчуждения»6. Данное качество в «Веке Кылдысина» проявляется во всем многообра-
зии. В первую очередь следует отметить мотивы прозрачности, обеспечивающие обо-
зримость мира. Ср. метафору «Растеклись они по лику...», где понятие «они» (люди)
связывается с понятием «текучести», чем обеспечивается иллюзия проникновения
людей во все уголки земли. Обработка данного мотива предполагает и соответству-
ющую предикацию: «Боги смотрели», «Куазь... глядя издалека», «чтобы видеть», «лю-
боваться урожаем» и т. п. Обозреваемое пространство это пространство без тайн,
без «темных уголков»; смотреть его можно только с определенного возвышения, на-
пример, с неба; и Инмар, и Кылдысин, и Куазь - все смотрят на людей, любуясь их
жизнью. Панорамирование - неотъемлемая часть «Века Кылдысина». Характерно,
что ущербность зэрпалов заключается в том, что они, будучи великанами, не видели
реальности. Зэрпал, поймав человека, сообщил: «Смотри-ка, дятла я поймал сегод-
ня». Между тем люди
...ростом были меньше,
Чем высокие зэрпалы,
Но зато их разум светел.
Мысль людей была живая.
Меньшему ростом вменяются большие возможности прежде всего за счет «свет-
лого разума» и «живой мысли». «Светлое» и «живое» в данном случае соотносимы с
понятием «проницательности»: видеть можно не только глазами, но и разумом. Не
случайно они связаны с понятием «света», то есть того, что зримо. <...>
Другая группа мотивов, характерная для утопических текстов, в частности для
«Века Кылдысина», связана с идеей проницаемости. В удмуртских эпических сказаниях
это представлено через снятие отчуждения между людьми и небом:
Н обо бы л о к л юдя м бл и з к о,
И по лестнице еловой
Можно было туда лазить,
Как в избе мы залезаем
Зимней стужей на полати,
Где всегда тепло, уютно.
Приведенное сравнение не только сближает небесное и земное, но и предполагает
снятие границ между верхом и низом, божественным и человеческим, сферами жизни
богов и человеческим бытом. Поэтому Кылдысин - «отец-хранитель и заботливый хо-
зяин», который «любил гулять близ поля, любоваться урожаем».
«Обмен» божественного и человеческого протекает и в сфере духа:
Боги к людям подходили.
Разговор вели, беседу,
Совещались с стариками. <.. >
Часть третья. В мифологическом контексте
113
Инмар милостиво к людям
Раскрывал премудрость мира.
Ошибка воспринимается как зло, из мира исключается:
Иногда он шел на землю,
Чтобы видеть все на месте <...>
Чтобы нс было ошибки.
Раскрывая премудрость, боги, в первую очередь Кылдысин, выговаривают ее.
Слово богов - священно, обладает абсолютной ценностью, поэтому оно не отчужда-
ется от носителя через письменную речь7. Лишь в финале главы Кылдысин «изобре-
тает» знаки речи - «пусы», призванные аккумулировать и сохранять разрастающиеся
знания. Характерно, что в этом случае письменная речь оказывается доступной для
любого наблюдателя, ибо текстовое пространство вынесено для всеобщего обозрения:
«вырезывать на досках, на камнях или на скалах». Вообще, процесс обучения в «Веке
Кылдысина» предполагает максимальный контакт между учителем (богом) и ученика-
ми (людьми):
Кылдысин их не гнушался
И сидел у них подолгу,
Обучал их разным знаньям.
Помогал добру и благу.
Один из самых распространенных мотивов утопии - мотив изобилия, реализую-
щий себя в сфере производства как товаров, так и продуктов. Однако товарное изо-
билие характерно в большей мере для футурологических утопий8, тогда как утопия
«золотого века» акцентирует «гастрономическую» сферу:
Все питались только хлебом,
Медом, вкусными плодами <...>
Молоко, блины и шаньги
Составляли пищу людям,
Масло ели ежедневно.
Как видно, в основе пищевого рациона лежит растительная пища либо продукты
(молоко, масло), полученные в результате естественной переработки. Ср.:
Человеческое племя
В век счастливый Кылдысина
Нс познало ни охоты <...>
Нс умели кушать мясо.
Отсутствие мясных продуктов объясняется тем, что для их добычи требуется от-
нять от животных жизнь, иными словами, совершить отчуждение неотчуждаемого9.
8-6040
114
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
Между тем отчуждение в растительном мире протекает естественным путем: плоды
можно собирать и обрабатывать, ибо плод - естественное завершение жизненного
цикла растения10. Становится ясно, почему в «Век Кылдысина» человеческое племя не
знало
Ни искусства войн и битвы,
Нс умело быть жестоким,
Проливать кровь понапрасну.
Смерть не отчуждена от человека, ее просто не существует в этом мире1 ’, где «зимы
были мягки, теплы, весны были все прекрасны».
Редукция темы смерти позволяет говорить об идее вечного существования челове-
ческого рода, раз и навсегда заданного. Характерно, что речь идет не об индивиде, а о
целом роде, из которого индивид еще не выделился. Поэтому смерть отдельно взятого
человека как бы не существует, смерти подвержен только целый род (народ)12. Законо-
мерно, что в таком социуме индивид будет мыслить как большинство, а народ в целом
будет выступать как единый субъект, регламентирующий все нормы поведения и жиз-
недеятельности вплоть до моды.
В «Веке Кылдысина» моды как таковой не существует13, все люди одеты одина-
ково:
Одевались вес красиво
В белоснежную холстину,
Кылдысину в подражанье.
Одежда в данном случае - важнейший атрибут утопического универсума. С одной
стороны, ее белизна подчеркивает телесную и духовную чистоту, отсутствие злых на-
мерений, способствует узнаванию себя в «чужом», точнее, служит бесконечным про-
должением человеческого «я». С другой стороны, белизна - знак объединения с небом,
с богом. Ср.:
Люди часто созерцали,
Как ходил высокий старец
В длинном белом одеяньи,
С длинной белой бородою
Если говорить о социальном устройстве, заявленном в «Веке Кылдысина», то оно
как нельзя лучше соответствует идее неотчужденности. Так, мир удмуртов - мир целост-
ный, организованный по семейно-бытовому принципу:
Было братское желанье,
Чтобы всем жилось довольно,
Жизнью вдоволь наслаждались...
Люди - братья, во главе «братства» стоит Кылдысин, отец-хранитель, «отец, хо-
зяин жизни», «благой податель», «заботливый хозяин», «отец небесный, всех живущих
Часть третья. Н мифологическом контексте
115
покровитель». Парадигма «семейственности» столь слаба (отец дети - братья), что не
включает в себя разделение по половому признаку мужское/женское, тем самым обес-
печивая «однополость» (отсутствие отчуждения между мужским и женским) «доблест-
ного народа». Этим качеством объясняется специфика темы детства, представленной в
«Веке Кылдысина». Коль скоро мир людей - это мир детей (отец - Кылдысин), то впол-
не естественно, что продолжение человеческого рода оказывается затруднено: ребенок
не может участвовать в деторождении. Нарушение биологической процессуальное™
таким образом сигнализирует о гомогенности как природного, так и культурного ми-
ров, в принципе неотчуждаемых друг от друга.
Социальный мир удмуртов в «Веке Кылдысина» одним краем соприкасается с
биологическим, природным, другим - упирается в формы организации труда. Труд
здесь открыт, описан в пространственных терминах:
Поле было гак просторно,
Что межей не знали вовсе.
Между двух соседних пашен
Оставляли много места.
Впрочем, идея труда в эпосе не акцентируется, достаточно того, что
Было все во изобильи,
И всего всегда с достатком.
Люди жили так привольно,
И земли для них хватало. <...>
Были вечно урожаи,
Созревали летом дважды.
Мир изобилия людям дан изначально, он неотчуждаем, а потому бытиен. Соци-
ального зла, как различных субститутов труда (деньги, товар), быть не могло:
На земле не знали денег.
Люди были все счастливы,
Так как нс было различий:
Тот богат, а этот беден.
Таким образом, худяковский вариант удмуртской утопии «золотого века» концен-
трирует внимание на идее полноценности этической жизни людей, однако эта целост-
ность гарантирована отсутствием этической дискретности, противопоставления добра
и зла. Иными словами, ни один субъект «Века Кылдысина» не обладает самосознани-
ем14 и, следовательно, может быть приравнен к предметно-объектному миру.
Если классическая европейская утопия не предполагает генезиса и являет собой
стабильное, неизменяемое образование, данное раз и навсегда, то мир в «Веке Кылды-
сина», несмотря на свою статичность, обладает незначительной динамикой как экстен-
сионального, так и интенсионального планов (пространственные перемещения людей,
116
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫС ИНЛЭН ДАУРЕЗ
развитие ремесел, накопление познания, создание письменности и т. п.)15. Утопический
мир удмуртов оказывается внутренне противоречивым: порядок, утвержденный бога-
ми на земле, таит потенциальные возможности переделки, структурной переорганиза-
ции. По сути, само божественное провоцирует начало генезиса, эволюцию человечес-
кого общества. Подарив людям «слов различных начертанье», Кылдысин тем самым
развернул одну из возможностей хроногенетического постижения действительности16.
Для утопического «Века Кылдысина» это явилось источником разрушения. Кроме
того, изменилось пространство, населенное людьми:
Род людской разросся шире.
Стало всех народов больше,
Становилось жить теснее.
Поле к полю стало ближе.
Стали уже все дорожки.
Положенный пример экстенсивного освоения мира повлек и его внутреннюю пе-
рестройку17. Изменения коснулись фундаментальных основ утопического мироздания,
прежде всего - качества неотчуждаемости. В первую очередь нарушились вертикаль-
ные связи:
Кылдысин ходить стал реже.
Заходить не стал в селенья <...>
Навсегда покинул землю.
Характерно, что конец общения между небом и землей имеет причинно-следствен-
ное оформление, то есть предполагает генезис: если сначала
Небо было к людям близко,
И туда еще ходили
Люди менее дурные
Посоветоваться с богом.
то в финале отчуждение божественного и человеческого протекает в «пространствен-
ных терминах», кладет предел какой бы то ни было возможности установления кон-
тактов:
Небо вверх тогда поднялось,
И навеки прекратилась
Связь меж небом и землею.
Как видно, синкретический божественно-человеческий мир в процессе своего раз-
вития образует две новые противоположные друг другу сферы, каждая из которой
обладает самостоятельным бытием. Однако, если небесный мир «застывает» в своем
развитии, то мир земной, напротив, наращивает свою бытийность и, следовательно,
внутреннюю отчужденность.
Часть третья, В мифологическом контексте
117
Мир людей лишается простора («жить теснее», «ближе... стали все дорожки»),
становится менее прозрачным («позабыли белоснежность Кылдысина одеянья») и чис-
тым:
Краской «бусыр» стали красить
Ткани праздничной одежды.
Отчуждению подвергся и труд удмурта:
Появились роскошь, деньги
И различные товары.
Даже ссылка на неблагоприятное воздействие чужих народов с юга говорит не
только о негативном влиянии, но и об интенсификации торговли, установлении куль-
турных и иных контактов с «чужим» миром. В любом случае происходит идентифика-
ция «Я» и «не-Я», осмысление «Я» удмурта в феноменологическом плане и, следова-
тельно, обретение этнической психичности. Поскольку человеческий мир оказывается
миром авторитарным, постольку основные изменения в структуре эпического повест-
вования будут касаться формы его изображения. Ср. «нанизывание» автором смысло-
вых «блоков», разворачивающих описания каких-либо языческих культов, обрядов и
т. п., что дало формальный повод для сокращения эпоса. Если говорить о сокращении
этих «блоков» в Песни четвертой («Утраченное счастье»), то оно сигнализирует об эк-
спансии мотивов отчуждения. Ср. появление орудий убийства:
Появились лук и стрелы,
И мечи из тяжкой меди,
призванные отчуждать жизнь («Кровь животных стала литься...», «С той поры есть
стали мясо...»). Закономерно, что отчуждающийся от человека мир в своих глубинах
стал таить угрозу:
Прекратились урожаи,
Стали сильные морозы,
Стало меньше меда в ульях
И бесплоднее охота.
Соответственно, чтобы обеспечить свою жизнь, человек вынужден прибегать к до-
полнительным средствам, уловкам. Ср. развернутое описание охоты:
С той поры идет охотник,
По траве скользя бесшумно,
Осторожно пробираясь,
Вдаль поглядывая зорко.
Основным источником пищи становятся леса и водоемы1*, то есть пространства
непрозрачные, «темные», закрытые даже для распространения звука:
их
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
...а затем все исчезает
Нет ни признака, ни звука
Человека на охоте.
С другой стороны, неотчуждаемый труд землепашцев стал приносить меньше пло-
дов. Сначала Кылдысин «...повелел колосьям хлебным вверх расти одной соломой», а
затем дал «колосья небольшие на концах соломы тонкой». Как бы то ни было, умень-
шение плодородия автором связывается с наказанием - вредительством Кылдысина,
отчуждающего у удмуртов производительную мощь земли19.
Отчуждение коснулось и этической сферы, что выразилось в потере счастья («Люди
с ужасом смотрели на утраченное счастье»), в усилении недоброго, в уменьшении толе-
рантности («огрубели быстро нравы, люди сильно обнаглели»), а это, в свою очередь,
привело к забвению многих заповедей, данных богами.
В сущности, подавляющее большинство отмеченных особенностей регламентиро-
вано сменой идентификации - процессом, затронувшим все без исключения отношения
человека и окружающего мира. Действительно, в «Веке Кылдысина» люди идентифи-
цируют себя с Кылдысином, определяя его отцом, а себя - детьми, что не раз подчер-
кивается в тексте эпоса. Симбиотическое единство божественного и человеческого по-
казывает нерасчлененность, невыделенность человеческого социума, тесно связанного
родственными узами с Создателем.
Нарастание отчуждения разрушает модель «божественно-человеческой семьи»,
сферы неба и земли разделяются, что ведет к структурной перестройке мира удмуртов.
Если удмурты идентифицировали себя с божественным, небесным началом, то теперь -
с земным, «южным», вынесенным за пределы «семейного» пространства «чужим».
За счет смены идентификации человеческий мир удваивается, предполагая развитие
новых отношений уже не в системе человек-бог, а в системах человек-человек, чело-
век-объект. Этим объясняется обилие товаров, денег, роскоши и т. п., являющихся раз-
нообразными субститутами «чужого» мира. Мир предметов культурного обихода -
товаров - «затемнил» некогда «прозрачные» (открытые и прямые) отношения среди
удмуртов, и, как следствие, произошло «повреждение нравов», смена аксиологических
доминант. При этом точка зрения на ценностное отношение релятивизировалось. Если
с точки зрения прошлого мир удмуртов подвергся грехопадению, то с точки зрения
настоящего человеческий мир обрел свою человеческую (не божественную) культуру,
стал жить автономной жизнью. Между тем воспоминание о прошлом не исчезло, не
преобразовалось. Кылдысин, сжалившись над людьми, подарил им крезь:
Дар небесный Кылдысина
Послан нам в воспоминанье
О том времени далеком...
С другой стороны, неудачная попытка удмуртов обрести потерянное счастье (тема
охоты на Кылдысина в Песни пятой) неожиданно привела к созданию талисманов-то-
темов:
Часть третья. Й мифологическом контексте
119
Эти символы напомнят
Век счастливый Кылдысина.
Эти вещи будут «воршуд»,
«Воршуд» - это значит счастье:
Шкурка, крылья, перья, рыбка
Будут символами счастья.
Понятно, воршуд в данном случае будет служить восстановлению утерянных свя-
зей удмуртов с богом, являться знаком божественного на земле:
Так познали веру люди
И, познавши, стали лучше.
Кылдысин, отец всей жизни,
Людям подал ту надежду.
Дал воршуд им - символ счастья,
О счастливых предках память.
Обретение удмуртами крезя, воршуда оказывается принципиально важным. Эти
предметы не только и, может быть, не столько показатели связи с божественным ми-
ром, но субституты времени, ибо направляют внимание субъекта на триаду: прошлое
(утраченное счастье), настоящее (несовершенный мир) и будущее (надежда на возрож-
дение, обретение утерянного счастья). Так оказывается запущенной история удмур-
тов20.
Главнейшая особенность удмуртских эпических сказаний, обработанных М. Ху-
дяковым, заключается в том, что они, вразрез большинству известных эпических тра-
диций других народов, генерируют трагическую картину мира, во многом зависящую
от понимания мира как исторически необратимого. В таком мире у-топос наделяется
лишь временным бытием и может располагаться не где-то в пространстве, а только на
хронологической оси.
Функционально тексты, подобные «Песне о батырах...», являются трансляторами
архаических смыслов и генеративных поэтик в сферу литературы (искусства), при-
званную идеологизировать и историзировать культуру. Суть их - в снятии мифоло-
гической статики, включении мира референтов в семиотическую, логико-эпистемоло-
гическую генерации и, естественно, придании системе язык/действительность статуса
диахронной семиотической структуры. Становится ясно, почему понятийный универ-
сум «Песни о батырах...» будет нести в себе и «память» о мифе, и печать диахронных
трансформаций смысла.
С чего начинается история в эпосе М. Худякова? С двойного рождения21. Автор не
фиксирует, когда и из чего возник мир, процесс начинания мира погружен в небытие,
в «сумрак столетий». Однако мир появился (явился) и оказался заселен зэрпалами -
глупыми великанами, неприспособленными к жизни на земле. Несмотря на то, что
зэрпалы имели разум («Разум был их недалекий»), эти существа не обладали культуро-
генностью. Они
120
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫС ИНЛЭН ДАУТ
Нс умели жить, как надо.
Не возделывали пашни,
Не засеивали хлебом
Никаких полян средь леса <...>
Те зэрпалы пе умели
Разводить корову, лошадь,
Коз, свиней, овец и птицу...
Зэрпалы остановили свое развитие между полюсами разумного и неразумной
потустороннего22 и человеческого. Зэрпалы неудачный опыт рождения разумных с}
ществ, трикстеры Творца; их удел быть как вне человеческого мира, так и вне мира бс
жественного. Не случайно они уходят сначала на север, край мрака и холода, а затем
в преисподнюю:
Удалились великаны
Навсегда во мрак холодный
И, засыпавши все ходы,
Там погибли, задохнувшись.
Вытеснив зэрпалов («Так исчезла их порода, уступивши место людям»), на земл<
воцарилась человеческая «порода», то есть порода разумная, призванная организо
вать (упорядочить) Вселенную. Такой упорядоченный мир предстает в Песне третьей
разворачивающей счастливый «Век Кылдысина» - гармоничное бытие удмуртов сс
слабо очерченной социальной и психологической дискретностью. Появление человека
и упорядочивание мира - таковы мотивы второго рождения, после чего начинается
историзация универсума.
Типологически начало удмуртского эпоса Худякова соотносится с Библейскими
текстами23. Ср. синтагматику: рождение мира (рождение ангелов, в том числе и буду-
щего Люцифера) - рождение Адама и Евы - рай... - рождение Христа (второе рожде-
ние человечества, искупившего первородный грех) и т. д. В «Песни об удмуртских
батырах»: рождение мира - рождение зэрпалов - рождение удмуртов - утопический
мир (рай) - и т. д. Как видно, в логической последовательности рождение ангелов ти-
пологически соответствует рождению зэрпалов, где наибольший интерес представляет,
конечно, функциональная (а не аксиологическая!) параллель Люцифер/зэрпалы. И тот,
и другие - неудачные попытки творения; разум первого направлен на разрушение бо-
жественного мира, разум второго - «недалекий». Оба принадлежат миру природы, ха-
осу, холоду, являя собой признаки нелепости (ср. изображение черта24 или гигантские
размеры зэрпала). Удел обоих - быть изгнанными за пределы подлунного мира под
землю.
В отличие от Люцифера зэрпалы лишены злого начала и не несут угрозу людям.
Последнее обстоятельство может быть объяснено тем, что зэрпалы - существа, более
приближенные к человеку, чем небожители и Люцифер. Это первые «разумные» зем-
ные существа (ср. библейских «неразумных» Адама и Еву), хотя и несовершенные. Ср.
Часть третья. И мифо.логическом контексте
121
трудности, которые ожидали первых библейских людей на земле: «в поте лица твое-
го будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взял , ибо прах
ты и в прах возвратишься» (Быт.: 3, 19). Адам и Ева прокляты Творцом, но не то же
ли проклятие лежит на зэрпалах, трагически гибнущих в ледяных пустынях Севера?
В Библии первородный грех искуплен Христом; в удмуртском эпосе грех несовершен-
ства зэрпалов снят рождением человека. Таким образом, по Библии истинная история
начинается только после искупления греха Адама, а в удмуртском эпосе после воца-
рения безгрешных людей на берегах Чепцы. Характерно, что в «Песни о батырах...»
момент исторического присутствует по ходу смены зэрпалов человеком. Человечес-
кое утверждает себя, замещая монструозное, загоняя его вглубь, под землю25. Однако
первоначальный рудиментарный историзм сменился ахронностью «Века Кылдысина»:
настоящий запуск истории происходит только в результате разрушения райско-утопи-
ческого существования удмуртов.
Центральной в обоих текстах является идея божественной троицы, эмалирующая
человеческое бытие. В эпосе М. Худякова Инмара можно функционально соотнести с
Богом-духом, Куазя - с Богом-отцом, Кылдысина - с Богом-сыном, несущим людям
благо. В то же время за счет этиологичности эпоса, значительно редуцирующей мо-
тивы, показывается формирование темы веры (обретение воршуда). В обоих текстах
заявлена тема покинутого рая: в Библии это небесный рай, откуда изгоняются Адам и
Ева, в «Песни...» - некое утопическое пространство, гибель которого предначертана
временем. И там, и здесь присутствуют мотивы грехопадения, обусловившие начало
человеческой истории. В Библии это первородный грех, соитие Адама и Евы, осквер-
нение рая, или, говоря словами М. Бахтина, осквернение рая «телесным низом». В уд-
муртском эпосе:
Чисто ту со б j пост ь желая,
Стали женщины иные
Собирать пучки колосьев
И, детишек обтирая,
Осквернять дар Кылдысина.
Колос, зерно, хлеб дары Кылдысина, и низведение их в бытовом плане до средств
чистки - недопустимый грех. Более того, в акте чистки участвуют женщины и дети,
то есть субъекты, напрямую связанные е процессом рождения, иными словами с
телесным низом. Тема «нечистот» поддерживается также мотивами болезни, порчи
(«.. .разморило ребятишек, и немало заболело...»), а последние выводят к семантике не-
чистыхвыделений. Запрет на подобное - в качествесредства чистки использованиезсрна
регламентирован, по-видимому, еще и тем, что зерно «плод», семя, употребление
которого не по назначению может лишить удмуртов урожая (Кылдысин первоначаль-
но так и делает, заставляя злаки «вверх расти одной соломой»). С точки зрения бо-
жественного мироустройства семя призвано порождать: Афродита родилась «из крови
оскопленного Кроном Урана, которая попала в море и образовала пену»26. С точки
9-6040
122
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
зрения языческого нет ничего особенного в том, что растительное семя (зерно) будет
использовано для «лечения» человеческого плода (ребенка)27. Сказанное обретает под-
держку другим примером:
Раз какая-то кепак
Поступила неучтиво,
Выстирав пеленки, тут же
Их повесила на небо.
Пример снова акцентирует внимание на семантической цепочке: женское грязное/
чистое (плод) небо, повторяющей заданную выше тему осквернения. В удмуртском
эпосе, так же как и в Библии, люди лишаются «райской» жизни. Характерно, что в
обоих случаях перед нами разворачивается трагедия отчуждения «человеческого» от
«божественного», плода - от родителя. Дальнейший ход событий - собственно чело-
веческая история, причем и в Библии, и в «Песни...» смысл ее предопределен телеоло-
гичностъю. Напоследок приведем еще одну типологическую параллель, касающуюся
финальных сцен Библии и «Песни об удмуртских батырах».
Оба текста разворачивают картины конца света, причем если «Откровение Ио-
анна Богослова» акцентирует внимание на Страшном суде и последующем духовном
возрождении (жизнь после смерти), то удмуртский эпос говорит о тотальном уничто-
жении людей и гибели человеческого рода:
Впереди еще мрачнее,
Будет новая порода,
С муравьев те люди ростом,
«Пыжики» их имя будет.
Приподнять с земли былинку
Семеро с трудом возьмутся,
Пыжась еле через силу.
Им конями мыши будут.
Морды пыжиков свиные,
С длинной пастью безобразной.
Так погибнет постепенно
Человечья вся порода.
В обоих текстах показаны народы, несущие людям гибель: в «Откровении» это Гог
и Магог, в удмуртском эпосе-дзючи (зучъёс, русские):
Как грибы в бору сосновом
После ливня вырастаю! ,
Так и дзючи прибывают,
Их ничем не остановишь.
Спорить с ними бесполезно,
Племя их неумолимо,
Наш закон они не знают,
Часть третья. В мифологическом контексте
123
Наш обычай им не нужен.
Им нужны пушные звери,
Их меха влекут собольи.
Им нужна земля для пашни.
Мало им земли в отчизне.
Знают только про наживу,
Мысли только о цендорах.
Вера наша и святыни
Им не дороги, не святы,
Ничего не стоит дзючам
Осквернить и надругаться
Над священным нашим чумом,
Сжечь святыню для потехи.
И там, и здесь речь идет о «повреждении» истинной веры. Ср. в «Откровении»:
«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет
обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать
их на брань...» (Апок.: 20, 7). Ср. у Худякова:
И огонь неугасимый
Пожирает книгу веры,
И листы ее чернеют,
Загибается береста.
С определенной долей уверенности можно провести параллели метафор: книга
(лист)/вера; огонь: «...небо скрылось, свившись как свиток» (Апок.: 6, 14). Характерно,
что уступая дзючам и отказываясь проливать кровь за веру, удмурты поступили точно
так же, как в свое время поступили зэрпалы, уйдя на Север. Удмурты решают сохра-
нить веру в душе, то есть внутри себя, уничтожив священную книгу (в обоих случаях
представлен мотив исключения телесного, предметного из мира, перевод в память).
От зэрпалов остались только их знаки (курганы, кости, предания); книгу пусов же за-
учили двенадцать «умнейших» удмуртских юношей2*, отправившихся проповедовать
ее миру. Уничтожение священной книги - попытка людей вернуть историю назад, к
своим истокам, к устному слову и начать ее процесс снова. Это явное нарушение ус-
тановленного Богом порядка, в результате чего Кылдысин в гневе лишает удмуртов
«благодати» - памяти и письменности:
Отнял он познанья пусов,
Затемнил значенье знаков. <...>
И никто теперь не может
Пусы, знаки родовые,
Начертать с глубоким смыслом,
Их собрать в слова и речи.
Наказание, таким образом, отсекает возможность начать историю заново (не поз-
124
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
воляет развернуть альтернативу кроме той, которая заложена в истории). Действи-
тельно, ликвидация прошлого опыта оставляет удмуртов один на один с настоящим
и будущим. Учитывая потерю удмуртским миром аксиологических ориентиров (пись-
менная речь, знание и т. п.), становится ясной и невозможность полноценной коммуни-
кации внутри культуры со всеми вытекающими отсюда последствиями: дезинтеграция
народного целого, отчуждение прошлого, культурогенного, отчуждение веры и т. п.
Позабыв обряды предков,
Позабыв богам молитвы,
Перестав внимать старейшим.
Сзади глупы ныне люди.
Если спросите удмурта
Вы о чем-нибудь, к примеру.
То ответи гь он нс сможет,
Скажет только: «Я нс знаю».
В сущности, происходит национальная катастрофа, осмысляемая автором в апо-
калипсических терминах. Вот почему появление христианской веры идентифицируется
с внедрением чужого начала, которое несет русский мир, или, говоря языком Библии,
один из народов (Гог и Магог), обольщенных сатаной.
Таким образом, замещая и реинтерпретируя библейскую семантику29, удмуртский
эпос заявляет о новой - удмуртской - истории, отличной от истории любого другого
народа. Феноменологически это явилось индикатором обретения удмуртами нацио-
нального самосознания, причем эпос зафиксировал автоидентификацию историчес-
ких процессов, восходящих к оригинальным мифогенным структурам30. Как бы то ни
было, обработка Худяковым удмуртских эпических легенд стала отражением большо-
го процесса сотворения национальной истории, отмежеванием от «чужих» культурных
парадигм.
Травма, нанесенная «удмуртскому миру» первой мировой войной, революцией
1917 года и последующими событиями, для культуры оказалась более чем плодотвор-
ной. Главнейшее (но не единственное) ее следствие включение удмуртской культуры
в европейскую, аккумуляция многих российских и западноевропейских культурных
традиций.
Примечания
1 Публикуется по изданию: Васильев С. Ф.г Шибанов В. Л. Под тенью Зэрпала (дискурсивность, самосо-
знание и логика истории удмуртов). Ижевск, 1997. С. 5 20, 98 107.
? Об архаической псрасчлсненпости, синкретизме см.: Мелетинский Е. М Поэтика мифа. М., 1976.
С. 164 169.
'Речь идет о мифологическом времени, когда «события, имевшие место в определенный момент вре-
мени, существуют вне времени. Миф объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и будущее».
Часть третья. Примечании
125
Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1983. С. 186.
4 Из работ по классификации утопий см.: Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С. 77 97; ['анча-
ров С. А. Мифологическая образность литературной утопии // Литература и фольклор: Вопросы поэтики.
Волгоград. 1990. С. 39 48.
5 Характерно, что в момент появления людей персонифицированное зло всликаны-зэрпалы поки-
нули свои жилища и ушли на Север. О соотношении монструозного и злого, нетворческого начал, правда,
применительно к античной мифологии, см.: Голосввкер Я. Э. Сказания о тиганах. М.. 1993. С. 59 70. О ве-
ликанах как о враждебном народе пишет: Лсаинтои Г. А. Великаны // Мифы народов мира. М., 1991. Т. 1.
С. 228. Здесь же литература по вопросу.
"'Смирнов И. П. Петербургская утония // Анциферовские чтения. Л., 1989. 67 92.
7Об особом значении устной речи говорят и исследователи. Ср.: «...особо значимое в социальном оби-
ходе слово, каковым является судебное решение, нс подлежит письменному отчуждению от лица, ведущего
речь, должно быть только устным словом». Смирнов И. II. Петербургская утопия... С. 93.
х Чаще всего товар отчуждается от человека, поэтому в футурологических утопиях товаропроизвод-
ством занимаются «умные» машины, человек же только направляет их деятельность, т. е. стоит как бы вне
самого производства.
9 Ср.: «...занятие охотой, как дело, недостойное свободного человека, утопий цы подкинули мясни-
кам... Это искусство у них исполняют рабы. Утопийцы считают, что охота есть самая низменная сторона
этого занятия...». Мор Т. Утопия // Утопический роман XVI-XVII веков. М., 1971. С. 104.
И1Ср. характерную деталь: Кылдысин, покровитель земледелия, имеет длинную бороду символ про-
изводительной мощи: «...с длинной белой бородою...» Ср, силу библейского Самсона, заключенную в его
волосах. Ср. также интерпретацию славянского Волоса/Велеса: Успенский Б. А. Филологические разыскания
в области славянских древностей. М., 1982. С. 31 44.
" Ср. утопический мир Обломовки: «Все сулит гам покойную, долговременную жизнь до желтизны
волос и незаметную, сну подобную смерть... В последние пять лет из нескольких сот душ нс умер никто, нс
то что насильственною, даже естественной смертью. А если кто от старости или какой-нибудь застарелой
болезни и почил вечным сном, то там долго после гою не могли подивиться такому необыкновенному слу-
чаю». Гончаров И. А. Обломов. Л.. 1987. С. 80, 84.
12 Ср. медленное вымирание зэрпалов в далеких северных краях.
11 Набор любой одежды в классических утопиях весьма скуден. Ср.: «Цвет этого плаща одинаков на
всем острове, и при том эго естественный цвет шерсти... Но в полотне они принимают во внимание исклю-
чительную чистоту». Мор Т. Утопия // Утопический роман XVI XVII веков. М., 1971. С. 87. Жители Города
Солнца «одежду носят... белого цвета, и стирается она ежемесячно щелоком или мылом». Кампанелла Т.
Город Солнца. М., 1954. С. 59.
|4Ср.: «Утопический универсум это мир без психичности». Смирнов И. II. Петербургская утопия...
С. 95.
‘‘’Для большинства европейских утопий данные особенности мыслятся, как правило, в прошлом, в
предыстории утопического государства. Ср. историю создания утопического государства у Кабэ: Кии) )
Путешествие в Икарию. М., 1948. Т. 1. С. 154, и далее.
16 Как известно, любая письменная запись, развертываясь во времени, обладает качеством пропессуаль-
ности и одновременно отчуждает объект от субъекта, являясь к тому же субститутом дейсгви тельное ги.
17 Характер перестройки и направление се эволюции примени тельио к человеческой цивилизации блес-
тяще описан: Мчмфорд Л. Миф машины // У топия и утопическое мышление. М., 1991. С. 79 97.
,х Если для субъекта удмуртской фольклорной утопии характерен интерес к поверхности (водной, зем-
ной, небесной), то постисторичсский мир ин тересуется недрами, подводным миром, космосом и г. н. Цель
такого интереса - поиск дополнительных энергетических ресурсов.
19 Уменьшение плодородия метафора уменьшения рождающей силы матери-земли (удм. Му-Кылчпн,
Музъсм-Мумы). ее травмирование. Ср. одно из имен Кылдысина: Му-Кылчнн. Ряд исследователей полага-
ет, что Кылдысин это женщина. В. Напоиьеких проводит параллель между Кылдысином и мансийским
Калтась-эквс. покровительницей матерей, обращая внимание уже на внешнее звуковое сходство «кил/нись
126
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
кылЭысь». Подробнее см/ На польских В. В. Как Вукузс стал создателем суши. Ижевск, 1993. С. 110, 115.
20Строго говоря, субсгитуированис явилось лишь одной из причин развертывания истории: «Знак воз-
никает как знак недосягаемости истории в настоящем».- Смирнов И. И. Бытие и творчество. Марбург, 1990.
С. 34. Подробнее см. указанную работу: С. 28-39.
21 Ср. два вида креативности, инициированные Ветхим и Новым Заветами. Подробнее см.: Смир-
нов И. И. Бытие и творчество. Марбург, 1990. С. 53.
22 На принадлежность зэрпалов «иному» миру указывают их гигантские размеры. Ср. аналогичных ве-
ликанов Античности: Голосовкер Я. 3. Сказания о титанах. М., 1993. С. 5 -8.
21 Возможно, но згой причине, а также в силу русификации эпос М. Худякова не популярен среди уд-
муртских исследователей.
24 Монсгруозность свойственна и черту. Подробнее об этом см.: Амфитеатров А. В. Дьявол; Ор-
лов М. Н. История сношений человека с дьяволом. М., 1992. С. 34-67.
2-	В психоаналитическом плане монструозное будет являть собой бессознательное. Подробнее см.:
Юне К. Г. Психология бессознательного. М., 1994. С. 139-143.
* Лосев .1 Ф Афродита // Мифы народов мира: В 2-х т. М., 1991. Т. 1. С. 132.
27 Мотив семени, излечивающего семя (ребенка). Скорее всего, за этим скрыт архаический ритуал, при-
званный усилить плодородие.
2Х Явная параллель с двенадцатью христианскими апостолами.
24 Вопрос о соотношении глубинных семантических уровней Библии и «Песни об удмуртских батырах»
пока нс прояснен. Нс исключено, что в основе обоих текстов лежит единый генеративный «механизм», ха-
рактерный для эпического повествования вообще. Заметим также, что типологическая близость указанных
текстов не только не умаляет достоинства творения М. Худякова, но, напротив, позволяет говорить о неком
универсализме, преломлении общих законов творчества, а значит, и отражении истории в конкретном худо-
жественном произведении, в конкретном тексте.
1(1 Речь идет только о моделях и их трансформациях в тех или иных архаических структурах. Ср., напри-
мер, реконструкцию финно-угорских мифов, предложенную: Никольских В В. Как Вукузё стал создателем
суши. Ижевск, 1993. С. 126- 145.
Н. А. Розенберг
ИЗ ПРОФАННОГО ВРЕМЕНИ В САКРАЛЬНОЕ
(финно-угорская мифология в исследованиях ученых
последнего десятилетия)
В современной российской культурологии в последнее десятилетие формируется
новая область исторической культурологии - регионалистика/регионоведение. Воз-
никнув на пересечении археологии, истории, лингвистики, искусствоведения, региона-
листика расширила пределы исторической культурологии. Она обозначила иное, не-
жели прежде, представление о культурогенезе значительных культурно-исторических
областей нашей страны. Так, исходя из представления о целостном процессе этнокуль-
турогенеза применительно к древнему периоду истории финно-угров, регионалистика
стремится к полноте воссоздания и понимания основных модусов бытия - материаль-
ной, духовной, художественной культуры.
Эта методологическая позиция мировоззренчески обусловлена. Ценностно-смыс-
ловые основы этнических культур рассматриваются в соотнесении традиции и совре-
менности. Актуальность такого взгляда на мир этнических культур во многом способ-
ствовала рождению регионалистики как самостоятельного научного направления. Это
направление преодолевает в том числе и рамки таких устоявшихся областей комплекс-
ного знания, как финно-угроведение и тюркология. В регионалистике значим акцент
на кросскультурные исследования. У истоков этого направления стоят такие известные
ученые, как М. Каган, В. Массон, А. Гердт, Г. Лебедев, Л. Мосолова1.
Изменение аксиологических ориентиров, самого взгляда ученых на мир привело
к появлению целого ряда исследований, в которых было обозначено стремление к изу-
чению картины мира, образных систем этнических культур во взаимосвязи с мировоз-
зрением, мифологических систем, их происхождения и эволюции, воплощения мифа в
искусстве разных эпох. Понимание этнического в культуре, область его изучения, как
и жанры исследований, чрезвычайно расширились за последние 10-15 лет. Блестящий
пример кросскультурного исследования, в котором автор решительно заявил свое пра-
во на личностное видение исследуемых проблем,- это «Национальные образы мира.
Евразия» Георгия Гачева. В ряду исследований национального характера эта книга
12К
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
занимает совершенно особое место и выдержала не одно издание. Философия быта,
о которой пишет Гачев применительно к кочевым народам, горцам и земледельцам,
неуловимыми нитями связана со «Словами и вещами» Мишеля Фуко и с «Мифом. Ри-
зу ал ом. Символом. Образом» В. Н. Топорова.
Наши выдающиеся современники великолепно понимали, что им, «творцам тек-
ста... «голосу» места сего», предназначено осуществить «...прорыв сквозь безликую
инертность» в новое пространство культуры именно силой своего самосознания2.
Новая генерация исследователей в регионе тоже обозначила свою авторскую по-
зицию как в постановке исследовательской задачи, так и в стилистике текстов исследо-
ваний. Это широко известная среди специалистов книга «Как Вукузё стал создателем
суши» В. В. Напольских и «Под тенью Зэрпала» С. Ф. Васильева и В. Л. Шибанова3.
И если научная судьба первой вполне благополучна, так как реконструкция мифа
творения у древних прауральцев мифа о ныряющей птице,- осуществленная В. В. На-
польских, за десятилетие с момента выхода книги получила известность и признание,
то о второй книге этого не скажешь.
Речь в ней идет о новом понимании эпических текстов и о деконструкции утопи-
ческого пространства советского мифа в литературе и искусстве Удмуртии советского
времени. Эта книга тоже относится к числу часто упоминаемых и цитируемых, но поч-
ти каждое ее положение подвергалось если не грубому искажению, то резкой критике.
Смысл «...Зэрпала» может быть воспринят более точно и глубоко, если эту книгу
сопоставить с «Историей удмуртской литературы» П. Домокоша, в которой рассмат-
ривается жанрово-видовая природа удмуртской литературы и ее связи с фольклором, в
то время как «...Зэрпал» посвящен совсем иной задаче анализу дискурсивности сфе-
ры профессионального искусства. Процесс утраты искусством своей образотворчес-
кой способности в сталинскую эпоху произошел вследствие «...унификации многооб-
разия дискурсивности». Подчеркивая, что «мифогенные и тоталитарные структуры и
тоталитарное сознание обладают определенным изоморфизмом», авторы «...Зэрпала»
продолжают: «...удмуртский мир оказался в значительной степени мифологизирован-
ным, способным адаптировать и ренационализировать утопические конструкты, при-
внесенные русским миром... Удмуртия оказалась утопическим вкраплением в утопи-
ческом мире, утопией внутри утопии... историческое время подверглось негированию.
Время унифицировалось, все более мимикрируя под мифологическое»5.
Целью «...Зэрпала» является прояснение проблемы национального характера,
специфики национальной жизни. Поэтому в композиции исследования сопряжены на-
чала и концы культурной традиции. Культурные ценности эпохи золотого века, «Века
Кылдысина» - по тексту эпоса «Песнь об удмуртских батырах» - это идеальный этос,
но ни один субъект здесь не обладает самосознанием6. Утрата идеальных параметров
идентичности - возможности и права соотносить себя с Кылдысином, считать себя его
детьми - привела к смене идентификации и чертам трагической обреченности в мен-
тальности этноса. Предсказание трагического завершения истории народа содержится
в заключительной песни эпоса. Реальность и предсказание в определенном смысле сов-
Часть третья. В мифо логическом контексте
129
пали. Пространство сакрального оказалось почти утраченным. Поставленная в «.. .Зэр-
пале» проблема этноцентризма культуры советского времени обернулась проблемой
интолерантности и этнических конфликтов постсоветской эпохи.
Проблемг1 преодоления межэтнической напряженности, проявляющейся в разных
сферах культуры, проанализирована не только на уровне социокультурной политики
и практики межнациональных отношений, но и в этнокультурологии.
Культурологами отмечена повсеместная, но не вполне объяснимая особенность
финно-угорских культур нашего региона постсоветского времени. Это актуализация
традиционных обрядовых и поведенческих форм и на личностном, и на коллективном
уровнях. Явный поворот от профанного к сакральному осмысливается учеными раз-
ных специальностей далеко не однозначно.
Случайно ли, что в это время одна за другой выходят «Мифология коми», «Мифо-
логия хантов», «Удмуртская мифология». К этому же кругу можно отнести исследова-
ния Г. Е. Шкалиной «Традиционная культура народа мари». Мифологию мари автор
рассматривает как фундамент мировоззрения и поведенческих моделей. В подтвержде-
ние сложившегося в европейской науке представления о мари как о последнем язычес-
ком народе Европы, исследователь приводит мнение самих мари о целесообразности
возвращения языческих верований. Это мнение по данным соцопросов высказало чуть
больше 30% населения республики7. Неожиданной является устойчивость института
шаманизма, описанного Г. Е. Шкалиной во всех его ипостасях8.
В исследованиях Л. С. Ватиновой тщательно систематизированы наиболее значи-
мые явления художественной культуры саамов Кольского Заполярья9. Приверженность
этого народа к традиционному укладу и образу жизни автор во многом объясняет при-
родно-ландшафтными условиями Севера. Говоря об истоках этнической культурной
традиции, она возводит ее к образам искусства мезолита (V-III тыс. до н.э.).
Значение таких памятников, как лабиринты и монументальные камни-сейды
места отправления родовых культов вплоть до настоящего времени,- имеет общеми-
ровой характер. На материале монументального искусства, изобразительного и музы-
кального фольклора прослеживаются происхождение и эволюция космогонических и
этногонических мифов. Л. С. Вагинова считает, что глубинные слои ментальности саа-
мов полнее всего проявляются в песенном творчестве. Этот народ, по мнению исследо-
вательницы, до наших дней сохранил интуитивность восприятия действительности.
Наряду с исследованиями культурологическими как по своим целям и задачам,
так и по самой авторской позиции, учеными региона создано немало исследований,
которые написаны в области конкретной науки, но имеют прямое отношение к исто-
рической культурологии и регионалистике.
Реже всего в область отвлеченных умозаключений и выводов устремляются архео-
логи. Рассуждения о возможных мифологических смыслах или функциях ритуального
предмета, равно как и любой другой вещи, их не привлекают. Но стыковая область ар-
хеологии и искусства требует от исследователя умения понимать смыслы вещи-образа
и их интерпретировать. Иногда вещи упорно молчат, и для того, чтобы они заговори-
во
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУ[>ЕЗ
ли, нужна целая жизнь. Сборник научных трудов Е. И. Оятевой, посвященный пробле-
мам пермского звериного стиля, и есть непосредственный анализ мифопоэтического в
образах ритуальной бронзовой пластики зооантропоморфных изображений: медведь-
человек, лось-человек, птица-человек, образы близнечного и солярного круга10. Лишь
в исключительных случаях археологи обращаются к методологии искусствознания.
Отмечено, что Е. И. Оятева великолепно сочетает в своих исследованиях иконогра-
фический и иконологический методы. Но и эти рамки понимания вещи для нее узки.
Вещь рассматривается ею как текст культуры - с широким привлечением фольклорных
и этнографических параллелей. Именно потому реконструкция и систематизация фин-
но-пермской мифологии, проведенные исследовательницей, не только уникальны, но и
глубоко доказательны. Отточенная и безукоризненная методология, совершенное зна-
ние материала и художественное чутье делают этот сборник одним из достойнейших в
ряду работ ученых старшего поколения Государственного Эрмитажа.
По логике исследователя его начинает статья о проблеме реконструкции мировоз-
зрения, а завершает статья о металлургии как занятии, граничащем с магией.
В течение ряда лет труды известного этнографа В. Е. Владыкина посвящены про-
блемам удмуртской мифологии, ее связи с обрядово-ритуальной практикой и фоль-
клором. В качестве учебника используется одна из наиболее известных работ ученого
«Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов»11.
Эволюция образа мира в финно-пермской культурной традиции на материале уд-
муртского народного искусства исследована искусствоведом К. М. Климовым. Уче-
ный в монографии «Ансамбль как образная система в удмуртском народном искусстве
XIX-XX вв.» предлагает свою периодизацию искусства финно-пермских народов, на-
чиная от II тыс. до н.э. и завершая XIX XX вв., что является бесспорной инновацией в
отечественном искусствознании12.
Автор данной статьи в своих исследованиях исходит из иной научной посылки. В
книгах «Встреча всадника и землепашца» и «Прорубить окно в Азию» я стремилась к
осмыслению процесса сложения художественной культуры Поволжья и Приуралья во
взаимодействии этносов-автохтонов и этносов-мигрантов13. Мифология дает исследо-
вателю неисчерпаемый и многообразный материал. Это относится к явлениям взаи-
модействия индоариев и финно-угров, финно-угров и тюркских народов. Эволюция
мифов творения и зарождение мотива культурного героя в мифологии тюрков про-
исходила под перекрестным влиянием мифологии индоиранцев и финно-угров. Это
пример тройной корреляции в ходе процесса. Чрезвычайная устойчивость языческой
мифологии и ритуалов прослеживается мною как в Волжской Булгарии в эпоху ис-
ламизации и Золотоордынского государства, так и в период русской колонизации и
включения территорий, населенных финно-пермскими народами, в состав Российской
империи.
Постсоветское время принесло с собой не только парад суверенитетов, но и глу-
бокую перестройку пластов этнокультурного сознания, обострившуюся потребность в
этнической самоидентификации. Проявление памяти о золотом веке культуры, ее об-
Часть третья. Вмифологическом контексте
131
раз, равно как и сами мифологические первопредки в их зооантропоморфном, орнито-
морфном обликах, стали излюбленным мотивом творчества многих художников реги-
она. Рассматривать ли этот процесс как стремление утвердиться в настоящем, взывая к
прошлому, или это остро ощущаемая в искусстве и литературе потребность выстроить
целостность культурной традиции?
Важно другое. Течение этнофутуризма, создавая новые мифологические модели
на основе древнего культурного наследия, объединяет поиски художников и писате-
лей, музыкантов и режиссеров. Оно выполняет тем самым важную культуротворчес-
кую функцию.
Потребность все в новой и новой ремифологизации одними исследователями рас-
сматривается как адаптивное качество культуры, другими - как неизбежная самопре-
зентация этнической культуры в потоке всепоглощающей глобализации.
Можно ли считать, что именно мифогенные смыслы, образы, модели пронизыва-
ют и скрепляют в целое как традиционную, так и современную культуру финно-угор-
ских народов? Иначе говоря, что современная культура финно-угров традиционна?
До недавнего времени подчеркивалось, что финно-угорские народы нашего реги-
она по преимуществу сельские жители, и это способствует сохранению самобытных
особенностей их культур. Но сегодня общеизвестно, что около половины городского
населения региона - вчерашние выходцы из деревни и горожане в первом-втором по-
колении. Проблема третьей культуры, таким образом, очень актуальна для понимания
процессов сложения урбанистической традиции третьего тысячелетия.
Мы живем в полиэтничной ситуации поликонфессионального региона. Приведет
ли это к сложению мультикультурности? Какие ответы на эти вопросы можно найти в
исследованиях о мифологии?
Обратимся к исследованию Г. Е. Шкалиной. Она пишет об устойчивости родовых
институтов в культуре мари и особом месте, которое в наши дни занимает культ пред-
ков-богатырей, освободителей народа мари. Универсальный закон культуры мари,
как считает исследователь, в совместном поддержании установленного на земле ми-
ропорядка. Ритуальная практика --- дело жрецов и людей, управление космическими
силами и судьбой человека - дело богов. Неразрывность звеньев этого процесса - ос-
нова устойчивости миропорядка. «У народа мари,- пишет Г. Е. Шкалина,- такое ми-
ровоззрение и сегодня составляет его ментальную основу, определяет его отношение
к миру, распознавая в нем Добро и Зло»14. В Республике Марий Эл установлен празд-
ник, которого нет в других субъектах Федерации региона. Это всенародно отмечаемый
День марийского героя. Он празднуется 26 апреля ежегодно. В памяти о героическом
прошлом воедино связаны представления и о богатыре Чумбылате, о древних родона-
чальниках и событиях завоевания Казанского ханства Иваном Грозным, когда часть
народа пошла за поддержавшим русских Акпатыром (Акбаре), другая же - сражалась
против войск Ивана Грозного под предводительством князя Болтуша. Именно Бол-
туш и погиб 26 апреля 1556 года, обороняя Малмыж. Политические пристрастия этих
героев были противоположными. Но в память о них на местах их гибели совершаются
132
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
ежегодные массовые моления. Мари приходят и приезжают сюда из разных мест, хотя
погребения героев находятся на территории Кировской области.
«Мифология хантов» - издание, построенное таким образом, что позволяет по-
нять эволюцию мифологических представлений и традиционных ценностей одного из
самых своеобразных финно-угорских народов - народа оленеводов, охотников, ры-
боловов. В авторском коллективе - сами носители культурной традиции, и поэтому
содержание книги отличается богатством и многообразием материала, удивительной
яркостью и свежестью.
Мифогенное в культуре хантов продолжает бытовать как основа обыденного по-
ведения и ритуальной практики. Пережив христианизацию и советскую эпоху, «...тра-
диционные социальные связи в хантыйском обществе сохранились исключительно
благодаря тайникам семейной памяти»15. Семья и род остаются устойчивыми струк-
турами, поддерживающими традицию на всех уровнях культуры. Раскол хантыйского
общества в советское время был обусловлен неприятием того отношения к природе,
которое стало нормой хозяйствования. И в том числе ханты не получили ответа на
вопросы: «...Почему передовой вальщик леспромхоза вместо морального осуждения
получает повышенную зарплату? Почему запрещено каждому желающему ловить осет-
ра, стерлядь и нельму? Почему государственный план оправдывает любое отношение к
объектам промысла? Почему новая власть считает щуку рыбой, тогда как всем хантам
издавна известно, что это животное, которое в старости превращается в рогатое чудо-
вище мамонта?»16.
Социальные скрепы в культуре хантов держатся за счет традиционных норм ин-
теграции личности в коллектив семьи и рода. Отношения человек-общество обуслов-
лены традициями жизнеобеспечения, когда главенствуют связи между человеком и
природой. Ими обусловлены отношения человека и общества, человека и вещи17. Это
в значительной степени относится и к культуре российских саамов. Интегрируясь в
культуру, ребенок-хант воспитывался в системе реально функционирующей мифо-
логической традиции. Функции носителей мифологического знания выполняли ис-
полнители эпоса, песня-человек, настоящее и прошлое объяснял сон-человек, и даже
причина недомогания устанавливалась сказка-человеком’\ Велико значение шаманов
в хантыйском обществе, так как именно они реализуют связи между мирами духов-че-
ловека-богов.
Это традиционный институт в культуре народа-земледельца мари имеет сферу
распространения более узкую, чем в культуре кочевников-скотоводов хантов, однако
свидетельствует об устойчивости и прочности традиционной культуры.
Сегодня, когда мы говорим о кризисе общероссийской культурной идентичнос-
ти, важно понять, чем обусловлены проявления напряженности и интолерантности
в межэтнических отношениях. Можно ли говорить, что российские финно-угры,
имеющие локально-территориальное распространение, встроены внутрь общена-
циональной культуры подобно кукле-матрешке? Предсказание трагического конца
своей культуры, завершающее «Песнь об удмуртских батырах», удивительным обра-
Часть третья. В мифологическом контексте
133
зом созвучно современному, эсхатологическому по своей сути, фольклорному тексту
хантов.
«Старик говорит, что ханты хоронят головой на полуденную сторону, и если сде-
лать наоборот, то умершие с того света не возвращаются на этот свет, это значит - хан-
ты со временем вымрут. Хантов становится мало, потому что хоронят они по-русски,
но много слало машин и самолетов. Все машины вытягивают нефть. Постепенно от
земли останется только образ, тень, но если человек жив на том свете, то у земли нет
того света.
К тому времени от всех сейчас умирающих стариков останется только тень, маши-
ны и пароходы станут безжизненными, потому что в земле кончится нефть, как если
комары высосут кровь из человека. Русские будут обессилены без машин, потому что
они не умеют делать луки, ловушки на зверей, варить из чешуи клей и делать крепкую
тетиву для лука. После смерти от хантов останется тень, которая поведет на русских
тень пароходов и самолетов, а русские ничего не смогут сделать, потому что они хоро-
нят не по-хантыйски, их тени безжизненные: русские закапывают глубоко и дороги от-
туда нет. Ханты этим воспользуются и, как слопцом глухаря, придавят безжизненные
тени русских тенью пароходов и машин.
Тени пароходов и машин не смогут вернуться на этот свет, так как не будет нефти,
и они уплывут по Оби, как гробы, в царство мертвых, откуда нет дороги на этот свет.
Тогда с того света вернутся похороненные теперь старики, вернутся они младенцами
в свой род и увидят, что на земле нет никакого железа, только иногда можно будет
найти кусок для стрелы или сделать из него цепь. Тогда начнется жизнь как некогда
прежде...»19
И эти очевидные свидетельства отличий в системе ценностей русских и финно-уг-
ров, их ментальности обусловлены устойчивыми мифогенными структурами финно-
угорского этнического сознания.
Понимание инаковости другой культуры может прийти только через знание куль-
турной традиции народа-носителя этой культуры. И диалог, как форма сотрудничес-
тва, возможен только на основе понимания реально действующих институтов этничес-
ких культур.
Примечания
1 Каган М С Философия культуры. СПб.. 1996; Массон В, М. Палеолитическое общество Восточной
Европы //Археологические изыскания. Вып. 35. СПб., 1996; Лебедев Г. С. Основы рсгионалистики; формиро-
вание и эволюция историко-культурных зон. СПб., 1999; Мосолова Л. Теоретические основания исследова-
ния истории культуры регионов России //Истоки региональных культур России. СПб.. 2000. С. 4 16; Мосоло-
ва Л. Историография XX века о глобальном и региональном в развитии культуры. СПб.. 2002. С. 6 17.
-Топоров В. II. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995-
С. 5.
1 Напольеких В. В. Как Вукузё стал создателем суши. Ижевск, 1993; Васильев С. Ф., Шибанов В. Л. Под
тенью Зэрпала. Ижевск, 1997.
134
ВЕК КЫЛДЫСИНА. КЫЛДЫСИНЛЭН ДАУРЕЗ
* Васильев С. Ф.,	Шибанов В. Л. Указ.	соч.	С.	124.
"Васильев С. Фг,	Шибанов В. Л. Указ.	соч.	С.	122	124.
Васильев С. Ф.,	Шибанов В. Л. Указ.	соч.	С.	13.
1Шкалина Г. £. Традиционная культура и	современное самосознание народа мари: Авторсф. дисс. док-
тора культурологии /Моск. гос. ун-т культуры и искусств. Йошкар-Ола, 2003. С. 30.
4 Шкалина Г. Е. Указ. соч. С. 36 38.
* Ваганова ЛС. Художественная культура Кольского Заполярья. СПб., 2004.
w Оятева Е И. Искусство Прикамья по материалам художественной металлической пластики. Пермь,
2003.
" Владыкин В. Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск, 1994.
п Климов К. М. Ансамбль как образная система в удмуртском народном искусстве XIX - XX вв. Ижевск,
1999.
13	Розенберг Н. А. Встреча всадника и землепашца. Ижевск, 1998; Розенберг Н. А. Прорубить окно в
Азию. СПб. Ижевск, 2001.
14	Шкалина Г. Е. Указ. соч. С. 33.
15	Мифология хантов. Томск, 2000. С. 54.
16	Мифология хантов. С. 65.
17Мифология хантов. С. 58-59.
|к Мифология хантов. С. 89-90.
’^Мифология хантов. С. 76 77.
СОДЕРЖАНИЕ
П. Розенберг, В Шибанов. Дорогой читатель!.................................................3
Часть первая
Михаил Худяков. ПЕСНЬ ОБ УДМУРТСКИХ БАТЫРАХ
Михаил Худяков. УДМУРТ БАТЫРЪЁС СЯРЫСЬ МАДЬЁС
Вступление. Кутсконэз......................................................................5
Песнь первая. Инмар, Кылдысин и Куазь. Нырыеетй мадь. Инмар, Кылдысин по Куазь.............7
Песнь вторая. Зэрпалы. Кыкети мадь. Зэрпалъёс.............................................13
Песнь третья. Век Кылдысина. Куинетй мадь. Кылдысинлэн даурез.............................19
Песнь четвертая. Утраченное счастье. Ньылетй мадь. Ыштэм шудбур...........................24
Песнь пятая. Воршуд. Витетй мадь. Воршуд..................................................31
Песнь шестая. Батыры Дондинского круга. Куатетй мадь. Допдыкар котырысь батыръёс..........37
Песнь седьмая. Калмезские богатыри. Сизьымети мадь. Калмез батыръёс.......................52
Песнь восьмая. Борьба с порами. Тямыотй мадь. Поръёсын нюръяськон.........................60
Песнь девятая. Священная книга. Укмысзтй мадь. Вбсьлыко книга.............................74
Песнь десятая. Будущие времена. Дасэтй мадь. Вуоно вапумъёс ..............................84
Примечания................................................................................88
Часть вторая
ПО СЛЕДАМ ДРЕВНЕГО ЭПОСА
(из текстов XIX века)
Б. Мункачи. О сотворении мира.............................................................90
Н. Первухин. Сотворение человека .........................................................91
Н. Первухин. Век Кылдысина.................................................................
Н. Первухин. Воплощение Кылдысина ........................................................92
Н. Первухин. Легенда о хлебных колосьях ..................................................93
И. Первухин. Любимец Квазя................................................................94
Н. Нерву хин. Легенды о богатырях Дондинского круга.......................................95
Г. Верещагин. Родоначальники вотского народа..............................................97
И. Первухин. Легенда Чортова городища (в селе Балезинс)...................................99
Г. Верещагин. Кайван, Ондра-батыр и Завьял ................................................
Н. Первухин. Легенда о книге.............................................................100
Н. Первухин. Легенда о книге (другой вариант)............................................101
Б. Мункачи. Девочка на Луне..............................................................102
И. Первухин. Вожо - страшнее мертвецов.....................................................
И. Первухин. Бабка-повитуха у Ву-муртов и средство узнавать последних......................
Н. Первухин. Богач и честолюбие Ву-мурта.................................................103
Н. Первухин. Удмурт в битве Нюлэс-муртов и Ву-муртов ......................................
Б. Гаврилов. Молитва.....................................................................104
Б. Гаврилов. Разрушение куалы	в	г. Вятке.................................................105
Примечания.................................................................................—
Часть третья
В МИФОЛОГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
Нетер Домокот. Об люсе и фольклоре финио-yi орских народов ................................
Примечание................................................................................	.
С. Ф. Васильев, В. Л. Шибанов. Начало начала...............................................
Примечания............................................................  -..................
//. А. Розенберг. Из профанного времени в сакральное ......................................
Примечания.................................................................................
Литературно-художественное издание
ВЕК КЫЛДЫСИНА
На русском и удмуртском языках
Редактор С. В, Матвеев
Художник М. Копанева
Художественный редактор IO. И. Лобанов
Технический редактор
и оператор компьютерной верстки А. М. Егорова
Цифровая обработка иллюстративного материала II. Л. Яковлев
Корректоры Ю. В. Суранова, Р. Г. Тимирзянова
Подписано в печать 01.08,2008. Формат 70x90'/|6. Бумага офс. Гарни тура Таймс.
Печа ть офсетная. Усл. нсч. л. 9,95. Уч.-изд. л. 7,5. Тираж 1000 экз. Заказ № 6040.
ГУП «Книжное издательство «Удмуртия».
426051. г. Ижевск, ул. Пастухова. 13.
Тел./факс: (3412) 78-45-66. 78-79-07.
E-mail: udgiz@udm.net
htlp://udgiz. udm.net
Отпечатано в ОАО «Ижевская республиканская типография».
426051, г. Ижевск, ул. Пастухова, 13.